Богатый [Анатолий Евгеньевич Величковский] (fb2) читать постранично

Анатолий Величковский Богатый

I

Выйдя из темного подвала на свет Божий, от блеска политых водой тротуаров Богатый ослеп. На перекрестке горел солнечный пожар, пучки лучей били из окон и витрин. Над ущельем улицы ярко сияла утренняя синева неба, синева безусловно праздничная.

Привыкнув к свету, Богатый, по своему обычаю, стал присматриваться к окружающему. Ему очень хотелось, уже давно хотелось, встретить на своем пути подходящий случай, нечто вроде первой ступеньки, став на которую, он мог бы подниматься все выше и выше в поисках благ жизни. Самые же блага жизни он считал единственной целью своего существования.

Весь город состоял из цифр и написанных огненными буквами слов. Богатый шел и читал надписи, ему импонировали названья фирм, банков, фамилии выдающихся фабрикантов. Это чтение было его единственным чтением.

Он подошел к тумбе с афишами, желая прочесть, где в каких театрах и кинематографах выступают новые знаменитости.

Сначала он не обратил внимания на пеструю афишу с изображением призового столба, лошадей с вытянутыми шеями, жокеев в разноцветных камзолах. Но вдруг некий толчок заставил его как бы проснуться и уже наяву иначе взглянуть на афишу.

— Будет ливень, — шепнул кто-то в самое ухо Богатого. Он оглянулся, но шепнувшего не увидел. Однако дальнейшее развернулось уже само собой без всякой посторонней помощи.

Быстро пробежав несколько кварталов, Богатый вошел в гараж и нанял небольшой, но вместительный грузовичок. Не без огорчения Богатый смотрел, как его кровные деньги перешли в карман гаражиста.

— Никто так быстро не меняет своих убеждений, как вы, — думал Богатый, садясь за руль, — вам, дорогие мои, все равно, кого подкупать, кого баловать могуществом; будь демократ, социалист, монархист, диктатор, зверь, черт, вам денежки — безразлично, но вам нужен оборот, без оборота вы — дрянь, мертвечина, бумага.

Нужный Богатому склад старьевщика был по случаю праздника заперт, но Богатый знал, где найти хозяина.

— Как тебе живется, старина? — крикнул Богатый, входя в угловое «бистро».

— А! а! — удивился старьевщик, поворачивая голову и глядя на вошедшего с явным недружелюбием. Но Богатый так радостно улыбался, так дружелюбно обнял его кожаную куртку, что старьевщику стало неловко.

— Ну, а ты как? — спросил он для того, чтобы отвязаться.

— Я как всегда: постепенно! — воскликнул Богатый с чрезвычайной готовностью.

— Прежде всего выпьем, старина! — сказал Богатый и заказал новую порцию пива. За кружкой отношения стали налаживаться. Поговорив о том о сем, о марках автомобилей, о политике, о здоровье жены, детях, Богатый перешел к делу: — Твоих зонтиков никто не берет, а я все куплю, — сказал он. Старьевщик, зная за Богатым немало мелких грешков, подумал, что тут что-то неладно и ощетинился.

— Зачем они тебе? — спросил он с подозрительностью много раз обманутого.

— Да так, просто, по старой дружбе, хочу тебе помочь, старина!

— Видно разбогател? — полувраждебно спросил старьевщик.

Вместо ответа Богатый вынул из кармана деньги и помахал ими перед носом приятеля.

— Серьезно, значит?

— Да, вполне, идем грузить, — предложил Богатый, и, наскоро допив пиво, приятели вышли на улицу.

Товар был взвешен, причем Богатый незаметно ногой придерживал весы так, что выгадал в свою пользу несколько килограмм. При расчете Богатый заплатил только две трети назначенной суммы, остальное обещал доплатить, если дело выгорит. Но старьевщик и так было доволен. Зонтики, собранные на помойках, у него на складе только гнили и воняли.

* * *

Пользуясь чудесной погодой, из города выехали тучи автомобилей. Иные направлялись в леса, иные в горы, иные к морю, но были и такие, что ехали на скачки.

К ипподрому подкатывали и набитые битком автобусы, да и от вокзала через горку тянулась цепочка пешеходов.

Флаги развевались над деревянной трибуной, над судейской башней, флажки разных цветов украшали столбы стартов. Белые ленты на белых колышках, обозначающие скаковую дорожку, трепетали над яркой темно-зеленой травой. На холмике цвел куст черемухи. В траве, мыльными пузырьками, белел пух одуванчиков. Желтели и голубели полевые цветы. И над всем этим сияло солнце, горячее, чистое, оно накаляло крыши, травы, столбики, до чего ни дотронься, все было горячим, все пахло солнцем, все сверкало в глазах так, что уцелевшая на траве росинка, казалась сияющим огромным изумрудом.

Богатый, как торговец, въехал на грузовике в пелюзу, вместе с торговцами прохладительными напитками и всякой снедью.

Он прикрыл свой товар брезентом, а сам пошел к воротам, остановился и смотрел, как валом валит народ.

На нем был черный фрак, добытый из сорного ящика во время службы у старьевщика, широкополая шляпа такого же происхождения, желтые брюки и сандалии на босу ногу. Самым страшным были вот именно эти босые ноги, вернее лапы с огромными ногтями, с вывернутыми в