Школа [Яцек Дукай] (fb2) читать постранично, страница - 27

приспособить свой разум к абсолютно любым новым условиям, и принять их подсознательно — потому-то и дети. Как можно меньше возрастом. Оптимальный возраст — это лет десять — двенадцать, что является результатом согласования двух противоречащих друг другу требований: максимального поглощения и пластичности разума наряду с ментальными способностями, с умом. Никто из более старших уже не обладает шансами столь инстинктивно и во всей полноте понять Чужих. В конце концов, позвольте, что прибегну к несколько неверной аналогии — языки мы лучше всего учим именно в детстве.

Гость: — Но… как вы этого не поймете? Ведь это же дети.

Девка: — Дети. А что это означает? Этот период человеческой жизни — детство — обрел особое, чуть ли не метафизическое значение всего лишь несколько сотен лет тому назад. Ранее, веками и тысячелетиями, дети были просто людьми небольшого роста, временно умственно неполноценными, по причине возраста обладающими небольшим жизненным опытом, следовательно, более беззащитными — вот и все. Их не уберегали перед миром, не обманывали, для их потребностей не создавали отдельной, фальшивой реальности детства; они жили в точно такой же жестокой и ничего не прощающей действительности взрослых. Вы же рассуждаете критериями девятнадцатого века. Вот Пуньо бы вас научил. Детство — это искусственное состояние, вынужденное к существованию по причине неестественно комфортных внешних условий. Пройдитесь по любым трущобам.

Гость: — Вы в это верите?

Девка: — Что же, это одно из стандартных оправданий. Они сами его нам подсунули. Мы принимаем данную теорию, потому что она согласуется с практикой. И теперь ограничиваем наш набор лицами, происхождение и жизнеописание которых похоже на Пуньо.

Гость: — Но ведь на самом деле, вам важно лишь то, что подобные дети легче подчиняются вашей воле?

Девка: — Ни в коем случае. Именно они, эти Пуньо, могут, вопреки всему, сохранить свою собственную волю. Волю к выживанию, стремлению пережить, победить нас. Возможно, что даже гордость, если можно оценить это именно так. Другие отказываются сотрудничать, ломаются психически, им либо все равно, либо же оказываются слишком уж детьми. Кроме того, это уже проблема статистики. У нас должен быть относительно большой выбор, чтобы отобрать по-настоящему способных. Но ведь не можем же мы похищать детей у матерей, что ни говори, закон есть закон, мы действуем в его рамках, в полнейшем согласии с обязательным правом, мистер секретарь. Посему, такие как Пуньо для нас просто идеальны. Говоря по правде, мы еще не до конца понимаем, что является причиной, что как раз они… как бы это сказать…

Гость: — Лучше уже ничего не говорите.

СЕЙЧАС

Сейчас, именно теперь, через мгновение, через момент. Произойдет. Пуньо стоит посреди Транзитного Зала номер два и своими закрытыми не-глазами видит хаос вокруг себя. Стены герметичной Транзитной Камеры, в которой его закрыли, изготовлены из броневого материала с прозрачностью стекла, но для него это не имеет значения, равно как и факт, что внутри она освещена ослепительно белым светом, а весь остальной Зал тонет в темноте; кого-нибудь иного этот свет и вправду бы ослепил, но не Пуньо, не Пуньо. Он видит красные круги горячих прожекторов, но гораздо больше внимания он посвящает воспринимаемым его не-глазами рентгеновским лучам. За Камерой до сих пор царит хаос, хотя, по крайней мере тут не безумствуют силы разбуженных откормышей-телекинетиков из Зала номер один. Откормыши из второго зала недвижно полулежат в своих сетчатых, похожих на коляски креслах, широким кругом опоясывающим Камеру; этих кресел двенадцать, столько же и экстрасенсов в них. Все спят, хотя никто из них не видит снов. Они все гораздо моложе Пуньо, это дети, которым нет и десяти лет — голые, костлявые, с телами, деформированными словно после какой-то чудовищной костной болезни, со скотскими черепами, лицами дебилов — но это не болезнь, все это их гены, сопряженные с другими, ответственными за их ужасно увеличенные парапсихологические способности. У кого-то из них слюна течет из раскрытого рта; медсестра тут же стирает ее приготовленным платочком. Их мозги просверлены тысячами тонких ножек стекланно-пластмассово-металлических насекомых, присевших на их головах, живущих с экстрасенсами в симбиозе. Видениями мест, куда откормыши силой собственных разумов переносят из Камеры мертвые грузы и людей, управляет суперкомпьютер Транзитной Станции; он же заведует самой волей экстрасенсов, которые сами по себе не были бы в состоянии действовать с соблюдением точности время и места, необходимой для безошибочного переноса живого организма на тысячи световых лет, не говоря уже о том, чтобы сделать это вместе, в одном акте объединенной воли. В компьютере зарегистрированы наборы координат, соответствующих каждой из точек пространства, куда когда-либо совершалась переброска; он неустанно обновляет эти координаты, внося поправки,