Тревожные галсы [Александр Михайлович Золототрубов] (fb2) читать постранично, страница - 3

стоит памятник партизанам, погибшим в гражданскую войну, рядом — обелиск героям, что храбро сражались с фашистами. Я люблю свой Зеленый Дол и думала, что милее его нет на свете. Но вот приехала сюда, на далекий и седой Мурман, и скажу вам, ребята, вошел он в мое сердце, как входит первая любовь...»

Нет, подумала Наташа, про любовь им говорить рано. Она скажет, что попала в чудесную страну, страну полуночного солнца, где царствует полярная ночь. Раньше Мурман называли краем непуганых птиц. Архангельский генерал-губернатор маркиз де Траверсэ писал, что здесь могли «жить два петуха да три курицы». А теперь это жемчужина Советского Заполярья, построены большие заводы, выросли города. В нашем краю сто тысяч озер. Отсюда начинается Великий Северный морской путь, и первым узнал этот путь Ломоносов. Родившись в Архангельской губернии, он с десяти лет до двенадцати рыбачил с отцом на Мурмане. Ходил Михайло сначала в зуйках, наживлял и перебирал ярусы, варил уху, чинил сети. А потом стал знаменитым на весь мир...

Мысли Наташи прервал стук в дверь. Она вскочила — Сергей! Уткнулась лицом в его шинель, да так и застыла на пороге.

— Ты совсем дома не бываешь, — тихо сказала она.

— Что, может, отставку дашь? — усмехнулся Сергей.

— Глупый...

Он снял мокрый плащ, повесил его, присел на диван. Она села напротив и пристально смотрела на мужа, будто хотела что-то разглядеть на его лице. Ей было грустно оттого, что Сергей редко приходит домой, в душе она жалела его, потому что знала: службу на корабле он любит и делать свое дело вполсилы не может. Оттого, видно, и редко приходит домой.

— Не знаю, как ты, но я по тебе очень скучаю, — призналась Наташа. — Когда сын дома, как-то легче, а теперь одна я в четырех стенах. Хотя бы позвонил, а?

Он усмехнулся, не глядя на нее:

— Откуда звонить-то? В море всю эту неделю находились.

Она с мольбой поглядела на мужа:

— Может, в отпуск поедем? Апрель на Кубани теплый, солнечный. Сейчас там весна в разгаре. Ну, чего молчишь?

Сергей сказал, что отпуск ему сейчас никто не даст — вот-вот начнутся на флоте учения и ему, минеру, дел на корабле по горло.

— И ты, пожалуйста, больше об этом разговор не веди, — нахмурился Сергей. — Скажи лучше, как там Олег?

Наташа сообщила, что вчера поздно ночью говорила с матерью по телефону. Скучает сынок, но здоров, кушает хорошо.

— Может, возьмем его сюда? — осторожно спросила Наташа. — Если в отпуск поедем осенью, то одна я совсем зачахну.

«Не зачахнешь, и нечего слезы лить», — едва не вырвалось у Сергея. Но сказал о другом:

— Ты ведь работаешь, а я на корабле? — Он заглянул в шкаф. — Где моя бритва?

Она насторожилась:

— Ты опять уходишь?

— Ухожу. Срочно, понимаешь. Я должен быть к часу ночи, а уже десять минут первого. Собери мне, пожалуйста, чемоданчик. А я пока побреюсь.

Он побрился и теперь поправлял перед зеркалом галстук. Она подошла к нему так близко, что у себя за спиной он услышал ее дыхание. Он догадался, что она хочет о чем-то его спросить, но почему-то не решается. Наконец услышал:

— Сережа, тебя Вера спрашивала.

Услышав это имя, Кесарев внезапно покраснел, в груди тяжко шевельнулось сердце. Стараясь не выдать своего волнения, которое мигом заполнило все его существо, он, не оборачиваясь, спросил:

— Когда? Она ведь уехала?..

— Вчера звонила.

— Странно... — Помолчав, добавил: — Если еще спросит обо мне, скажи, чтобы больше не звонила.

Наташа посмотрела на него с усмешкой на тонких губах, наклонила голову, отчего закачались в ушах золотые сережки. С нескрываемым упреком сказала:

— Ты сам ей скажи. Сам...

«Так просил, так просил не звонить сюда, а она все же решилась, — горько усмехнулся в душе Кесарев. — Нет, я этого так не оставлю. Вернусь с моря, схожу к ней и все выскажу».

Он думал так, хотя сам в это не верил. И теперь, услышав о том, что Вера приехала, ему не терпелось поскорее увидеть ее, спросить, как провела свой отпуск (о том, что она ездила в отпуск, Кесареву сказал Петр Грачев; месяц назад он был в гостях у ее отца капитана «Горбуши» Серова). Кесарев будто наяву увидел смеющееся лицо Веры, огненно-черные глаза и тихий, вкрадчивый голос: «Ты спрашиваешь, люблю ли я Бориса? Эх, Сережа... Что мне оставалось делать? С тобой поссорилась, походила одна, скучно стало, я и выскочила за Алмазова. Счастлива ли? Если честно — я жалею, что тебя потеряла». Она просила Сергея не ходить к ней, забыть ее, даже однажды пристыдила его. «Это же подло, Сергей, — говорила она. — У тебя есть жена, ребенок, а ты протоптал дорожку к моему дому. Я боюсь, и за себя, и за тебя...» Перед отъездом в отпуск он пришел проводить ее, но она не открыла ему дверь. В ту ночь лил густой дождь, Сергей весь промок, пока добрался в город, постучался к ней, но она так и не открыла ему. Сказала из-за двери: «Я не могу. Я дала себе слово... Ты пойми, что я так жить не могу. Это нечестно и подло...»

«И все же я схожу к ней», — подумал сейчас Кесарев.

Наташа вытерла тряпкой чемодан, на котором осела пыль. Она спокойно делала