Дж Б Ш, модель 5 (fb2) читать постранично, страница - 3

памятник понятиям, я - филигранные барельефы мысли, я - электронная одержимость загадками философии и бытия. Вы любите понятия. Я - их вместилище. Вы любите, когда в ваших снах есть движение. Я двигаюсь. Вы любите болтовню и краснобайство. Я - непревзойденный краснобай и болтун. Вместе мы разжевываем Альфу Центавра и выплевываем всечеловеческие мифы. Мы мусолим во рту хвост кометы Галлея и мучим Конскую Голову2, пока она не закричит не своим голосом: "Дядя!" и не перестанет противиться нашей воле творить. Вы любите библиотеки. Я - библиотека. Пощекочите мне бока, и я изрыгну мелвилловского Кита, Призрачный Фонтан3 и все прочее. Пощекочите мне ухо, и своим языком я выстрою "Республику" Платона, вы будете управлять ею и в ней жить. Вы любите игрушки. Я - Игрушка с большой буквы, чудесная забава, заложенный в компьютер...

- ...друг, - договорил тихо Уиллис.

Не пламя, а тепло было во взгляде, которым ответил ему мистер Шоу.

- Друг, - повторил за Уиллисом он.

Уиллис повернулся, собираясь уйти, но остановился и посмотрел снова на странную старческую фигуру, сидевшую в полутьме, прислонившись к стене склада.

- Я... боюсь уходить. Иногда мне кажется, будто с вами может что-то случиться.

- Я уцелею, - задиристо сказал Шоу, - если вы предупредите своего капитана, что приближается огромный метеорный рой. Нужно, чтобы он изменил курс на несколько сот тысяч миль. Договорились?

- Договорились.

Но все равно Уиллис не уходил.

- Мистер Шоу, - проговорил он наконец, - чем вы заняты, когда мы, остальные, спим?

- Чем занят? Ну и вопрос! Слушаю камертон. Потом пишу симфонии, которые слышу только я.

Уиллис исчез.

В темноте, один, старик уронил голову на грудь. Улей темных пчел ласково загудел под его сладким, как мед, дыханием.

Четырьмя часами позднее Уиллис, уже после вахты, вошел на цыпочках в свою каюту.

Там, в полумраке, его ждал рот.

Рот Клайва. Этот рот облизал языком губы и зашептал:

- Говорят все до единого, что ты ведешь себя как дурак, ходишь к интеллектуальным мощам, которым уже двести лет, - ты ходишь, ты. Господи, да ведь завтра придет психомедик и сделает рентгеновский снимок твоей глупой башки!

- Лучше это, чем то, что делаете вы каждую ночь с вечера до утра.

- Мы занимаемся собой.

- Тогда почему вы мешаете заниматься собою мне?

- Потому что твое поведение противоестественно, - язык обежал губы. Нам тебя не хватает. Вчера вечером мы свалили посреди бесильни в кучу все роскошные игрушки и...

- Я не хочу этого слушать!

- Тогда, - сказал рот, - не спуститься ли мне к твоему другу, старому джентльмену, и не рассказать ли все ему?

- Не смей даже подходить к нему!

- Может, и подойду, - губы в полумраке двигались. - Стоять все время около него ты не будешь. А что если в одну из ближайших ночей, когда ты будешь крепко спать, кто-нибудь с ним... что-нибудь сделает? Сделает из его электронного мозга яичницу-болтунью, и тогда вместе "Святой Иоанны" ты услышишь от него водевили. Вот так-то. Подумай. Дорога длинная. Людям скучно. Такая шутка - да они миллион дадут, только бы увидеть, как ты лезешь на стенку. Поразмысли, Чарли. Давай играть с нами.

Закрытые глаза Уиллиса метнули пламя.

- Если хоть кто-нибудь дотронется до мистера Шоу, пусть пеняет на себя - убью!

Впившись зубами в свою сжатую в кулак руку, он резко повернулся на бок.

Рот Клайва все еще двигался в полутьме.

- Убьешь? Ну-ну. Жаль. Приятных снов.

Через час, оглушив себя двумя таблетками, Уиллис провалился в сон.

Среди ночи ему приснилось, что сжигают на костре добрую святую Иоанну, а потом охваченная пламенем девушка вдруг превратилась в старика, крепко связанного веревками и лозами, но стоически переносящего муки. Борода старика была огненно-красной еще до того, как пламя ее достигло, а ясные голубые глаза, не видя огня, неотступно и яростно смотрели в Вечность.

- Отрекись! - закричал чей-то голос. - Признайся и отрекись!

- Признаваться не в чем, следовательно, нет нужды в отречении, негромко сказал старик.

Языки пламени, подобно обезумевшим горящим мышам, прыгали вверх по его телу.

- Мистер Шоу! - не своим голосом закричал Уиллис.

Миг - и он проснулся.

Мистер Шоу!

В каюте царило молчание. Клайв спал.

На лице его была улыбка.

Такая, что Уиллис вскрикнул и отпрянул назад. Оделся. Бросился вон из каюты.

Как осенний лист, плавно падал он по трубе, старея и тяжелея с каждым невыносимо долгим мгновением.

В том углу склада, где "спал" старик, царила мертвая тишина.

Уиллис наклонился. Его руки дрожали. Наконец он дотронулся до старика.

- Сэр?..

Тот не пошевельнулся. Не ощетинилась борода. Не зажглись голубым пламенем глаза. И не открылся извергнуть благопристойные кощунства рот...

- О, мистер Шоу! - простонал Уиллис. - Вы мертвы, о Боже, на самом деле мертвы!

О машине говорили, что она мертва, когда она не могла вымолвить ни слова, когда у нее не рождались электрические мысли, когда она не двигалась. Грезы и философские системы, леденея, покоились теперь в сомкнутых устах старика.