Бельмесов [Аркадий Тимофеевич Аверченко] (fb2) читать постранично, страница - 2
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
За длинным столом, покрытым синим сукном, сидело пятеро. Посредине любезный старик с белой звездой, а справа от него торжественный, свеже-накрахмаленный Бельмесов, Иван Демьяныч. Я вскользь осмотрел остальных и скромно уселся сбоку на стул. Солнце бегало золотыми зайчиками по столу, по потолку и по круглым стриженным головенкам учеников. В открытое окно заглядывали темнозеленые ветки старых деревьев и приветливо, ободрительно кивали детям: «ничего, мол. Всё на свет перемелется — мука будет. Бодритесь, детки…» — Кувшинников, Иван, — сказал Бельмесов. А подойди к нам сюда, Иван Кувшинников … Вот так. — Сколько будет пятью-шесть, Кувшинников, а? — Тридцать. — Правильно, молодец. Ну, а сколько будет, если помножить пять деревьев на шесть лошадей? Мучительная складка перерезала загорелый лоб Кувшинникова Ивана. — Пять деревьев на шесть лошадей? Тоже тридцать. — Правильно. Но тридцать — чего? Молчал Кувшинников. — Ну, чего же — тридцать? Тридцать деревьев или тридцать лошадей? У Кувшинникова зашевелились губы, волосы на голове и даже уши тихо затрепетали. — Тридцать… лошадей. — А куда же девались деревья? — иронически прищурился Бельмесов. — Не хорошо, тезка, не хорошо… Было всего шесть лошадей, было пять деревьев и вдруг — на тебе! — тридцать лошадей и ни одного де рева… Куда же ты их дел?! С кашей съел или лодку себе из них сделал? Кто-то на задней парте печально хихикнул. В смехе слышалось тоскливое предчувствие собственной гибели. Ободренный успехом своей остроты, Иван Демьяныч продолжал: — Или ты думаешь, что из пяти деревьев выйдут двадцать четыре лошади? Ну, хорошо: я тебе дам одно дерево — сделай ты мне из него четыре лошади. Тебе это, очевидно, легко, Кувшинников, Иван, а? Что ж ты молчишь, Иван, а? Печально, печально. Плохо твое дело, Иван. Ступай, брат! — Я знаю, — тоскливо промямлил Кувшинников. — Я учил. — Верю, милый. Учил, но как? Плохо учил. Бессмысленно. Без рассуждения. Садись, брать, Иван. Кулебякин, Илья! Ну… ты нам скажешь, что такое дробь? Дробью называется часть какого-нибудь числа. Да? Ты так думаешь? Ну, а если я набью ружье дробью, это будет часть какого числа? — То дробь не такая, — улыбнулся бледными губами Кулебякин. — То другая. — Откуда же ты знаешь, о какой дроби я тебя спросил? Может быть, я тебя спросил о ружейной дроби? Вот если бы ты был, Кулебякин, умнее, ты бы спросил: о какой дроби я хочу знать: о простой или арифметической?… И на мой утвердительный ответ, что — о последней — ты должен был ответить: «арифметической дробью называется — и так далее»… Ну, теперь скажи ты нам, какие бывают дроби? — Простые бывают дроби, — вздохнул обескураженный Кулебякин, — а также десятичные. — А еще? Какая еще бывает дробь, а? Ну, скажи-ка? — Больше нет, — развел руками Кулебякин, будто искренно сожалея, что не может удовлетворить еще какой-нибудь дробью ненасытного экзаменатора. — Да? Больше нет? А вот если человек танцует, и ногами дробь выделывает — это как же? По твоему, не дробь? Видишь ли что, мой милый… Ты, может быть, и знаешь арифметику, но русского языка нашего великого, разнообразного и могучего русского языка — ты не знаешь. И это нам всем печально. Ступай, брать, Кулебякин, и на свободе кое о чем подумай, брат, Кулебякин. Лысенко! Воть ты, Лысенко, Кондратий, скажешь нам, что тебе известно о цепном правиле? Ты знаешь цепное правило? — Знаю. — Очень хорошо-с. Ну, а цепное исключение тебе известно? Лысенко метнул в сторону товарищей испуганным глазом и, повесив голову, умолк. — Ну, что же ты, Лысенко? Ведь говорят
Последние комментарии
9 часов 40 минут назад
16 часов 3 минут назад
16 часов 11 минут назад
16 часов 39 минут назад
16 часов 43 минут назад
16 часов 43 минут назад