До Михайловского не дотягивает. Тема интересная, но язык тяжеловат.
2 Potapych
Хрюкнула свинья, из недостраны, с искусственным языком, самым большим достижением которой - самый большой трезубец из сала. А чем ты можешь похвастаться, ну кроме участия в ВОВ на стороне Гитлера, расстрела евреев в Бабьем Яру и Волыньской резни?.
Прочитал первую книгу и часть второй. Скукота, для меня ничего интересно. 90% текста - разбор интриг, написанных по детски. ГГ практически ничему не учится и непонятно, что хочет, так как вовсе не человек, а высший демон, всё что надо достаёт по "щучьему велению". Я лично вообще не понимаю, зачем высшему демону нужны люди и зачем им открывать свои тайны. Живётся ему лучше в нечеловеческом мире. С этой точки зрения весь сюжет - туповат от
подробнее ...
начала до конца, так как ГГ стремится всеми силами, что бы ему прищемили яйца и посадили в клетку. Глупостей в книге тоже выше крыши, так как писать не о чем. Например ГГ продаёт плохенький меч демонов, но который якобы лучше на порядок мечей людей, так как им можно убить демона и тут же не в первый раз покупает меч людей. Спрашивается на хрена ему нужны железки, не могущие убить демонов? Тут же рассказывается, что поисковики собирают демонический метал, так как из него можно изготовить оружие против демонов. Однако почему то самый сильный поисковый отряд вооружён простым железом, который в поединке с полудеманом не может поцарапать противника. В общем автор пишет полную чушь, лишь бы что ли бо писать, не заботясь о смысле написанного. Сплошная лапша и противоречия уже написанному.
понял, что они ели яичницу. На их вилках все еще были видны ее остатки. И это после того, как я бегал через всю пристань до телефона… Лесли с шумом поднялся, забыв попросить вторую чашку чая. Ему было стыдно. Элла стояла ко мне спиной, и я выругался на нее про себя. Через минуту она тоже поднялась на палубу, забрав с собой ребенка, и я доедал свой завтрак один.
Мы все находились на палубе, когда приехала «скорая». Это была машина новой модели, обтекаемой формы. Люди в ней тоже выглядели солидно. Двое полицейских прибыли одновременно. Один из них был сержантом, и Лесли выбрался на берег, чтобы поговорить с ним. Джим, ребенок, сел на перевернутое ведро на носу баржи, чтобы лучше все видеть. Он ел яблоко. Я все еще не мог прийти в себя. Сел на люк и ждал. Я смотрел на отражавшийся в воде быкообразный силуэт буксира, который шел вверх по течению. На том берегу окружённый подъемными кранами и строительными лесами стоял корабль. «Уплыть бы отсюда на таком корабле, — подумал я. — Прочь. В Монтевидео, Макао, куда угодно. Какого черта я здесь делаю? Проклятый Север». Было еще рано и только начинало светать, но над крышами уже собиралось облако прозрачного дыма.
Затем на причал приехала «скорая», и санитары поднялись на баржу. Я показал им, где лежало спрятанное под мешками тело, и отошел в сторону. Я снова думал о мертвой женщине, яичнице и соли, и на меня нагоняла тоску мысль о том, что это было начало дня, а не конец. Все дни были похожи один на другой, как бусины на нитке. Только работа на барже и разговоры с Лесли. Я ведь редко когда говорил с Эллой. Казалось, она меня недолюбливала, накатывало такое ощущение, что она мирится с моим присутствием только из-за мужа: необходимое зло этот наемный работник.
И тогда я увидел, как Элла развешивает белье на корме.
Я часто видел, как она это делает раньше, но это никогда не производило на меня такого впечатления. Я привык думать о ней, как о жене Лесли (вечно орущей на него за что-нибудь или с издевкой называющей его мистер Всемогущий), а не как о женщине, которая способна привлечь другого мужчину. Это никогда не приходило мне в голову.
Но вот она стояла спиной ко мне, изо всех сил пытаясь не оборачиваться, притворяясь, что ее не волнует происходящее: ни ребята со «скорой», ни все остальное. И я вдруг понял, что смотрю на нее другими глазами.
Она была полной женщиной, не старше тридцати пяти с подтянутыми ягодицами и широкими бедрами, и на ней было облегающее зеленое шерстяное платье, которое задиралось выше колен, когда она тянулась вверх, чтобы развесить белье на веревку, а её розовые щиколотки при этом выскакивали из туфель.
Да, она была полной, но ее талия была стройной, как, впрочем, и ноги, и вдруг я понял, что мне нравится ее крепкое сочное тело. Я наблюдал за ней и представлял, как она идет ночью по парку, немного торопливо стуча каблучками, а ее полные белые икры движутся прямо передо мной, как светляки в темноте. Я даже мог представить мягкий звук от соприкосновения ее ляжек. Когда она тянулась вверх, ее ягодицы напрягались, а шерстяное платье подчеркивало их форму, потом она опускалась, нагибалась вниз и отжимала воду со следующей вещи.
Вдруг она обернулась. Любопытство взяло верх, и она увидела, что я на нее смотрю. Казалось, она была озадачена. Она слегка покраснела, может быть, вспоминая яичницу, а потом очень быстро вернулась к работе.
Сержант полиции записывал что-то в маленький черный блокнот, иногда облизывая огрызок карандаша, а другой коп с открытым ртом смотрел на тех, кто нес носилки, причем последние, казалось, не торопились. Они положили свою ношу на набережную и вопросительно смотрели на сержанта полиции.
Тот подошел и заглянул под простыню, которую накинули на тело. Кто-то сплюнул. Я снова отвернулся.
Краем глаза я наблюдал за движением ног Эллы.
Четверо взявшихся неизвестно откуда мальчишек (из тех, что вечно слоняются по пустырям, приходят поглазеть на похороны или дорожные происшествия) наблюдали за происходившим с расстояния около 5 ярдов. Они стояли там почти с самого начала. Теперь тот полицейский, что постарше, подошел к ним и велел уйти.
С неохотой они отошли не так далеко и остановились. Они хихикали и перешептывались, а потом завопили на подававшего им знаки полицейского и убежали. Но опять же недалеко. Только за угол сарая на другом конце набережной. И я видел, как они высовывают головы из-за угла, карабкаясь друг на друга, чтобы все увидеть. Помню, у одного из них были огненно-рыжие волосы.
Ребята со «скорой» снова подняли носилки, но один из них споткнулся. Голая белая нога выскочила из-под простыни и стала волочиться по земле. Я взглянул на Эллу. Она все видела. Она была напугана и одновременно заворожена этой сценой. Не могла оторвать от нее глаз.
«Эй!» — сказал санитар, который шел позади. Они снова опустили носилки, кто-то из впереди идущих повернулся и спрятал ногу обратно, все это он проделал так, как будто ему было стыдно.
А потом они подняли
Последние комментарии
2 дней 4 часов назад
2 дней 5 часов назад
2 дней 5 часов назад
2 дней 5 часов назад
2 дней 7 часов назад
2 дней 7 часов назад