Искатель. 1972. Выпуск № 05 [Александр Петрович Казанцев] (fb2) читать постранично, страница - 5

использовать все крепкое и все прекрасное. Прошлое никогда не мешает настоящему и будущему, если оно служит хотя бы одному человеку, не мешая другим. А если оно к тому же приносит пользу всем, так такое прошлое можно только холить и поддерживать.

И разве плохо, черт возьми, чувствовать себя вот таким сильным, могучим и разумно властным? Нет! Это не только не плохо. Это замечательно!

* * *

Андрей разогнулся, посмотрел, как, наращивая скорость, валится древняя, вся в белых потеках старческой смолы, с подсохшей ростовой верхушкой, суковатая ель, как она поднимает тучи поблескивающей звериными глазами снежной пыли, и ощутил, как под ногами вздрогнула, как от взрыва, земля, и понял: работать ему уже не хочется. Радость, наслаждение предельно простой и в то же время предельно разумной жизнью, видимо, кончается. Ему опять хочется игры и страданий ищущего ума, взлетов и просчетов.

Но в этот раз он быстро справился с собой и поднял взгляд, чтобы отыскать очередное, выбракованное им дерево. И тут он увидел на вершине елки белку. Подняв хвост вопросительным знаком, она быстро и смешно терла мордочку лапкой и что-то бормотала.

Андрей прислушался. Теперь это бормотание не показалось ему брюзжанием. В нем слышалось что-то жалобное, просящее, и он с интересом и еще непонятной, неизвестно откуда взявшейся тревогой стал всматриваться в зверька.

Белка терла носик только одной лапкой, а другую держала на отлете, как попудрившаяся женщина держит пуховку, рассматривая себя в зеркало.

— Ты на что жалуешься? — спросил Андрей и полез в карман за папиросой.

Но воздух был так густ, пахуч и остер, что курить расхотелось.

Белка неуловимо быстро повернулась к нему всем телом, и ее глаза-бусинки вспыхнули и погасли. Она опустила лапки и стала принюхиваться, словно ожидая, что Андрей закурит.

В этом принюхивании, в напряженности ее маленького дымчатого с коричневатостью тельца было столько стремительной осмысленности, что Андрею на мгновение показалось, что белка разумна, что с ней можно говорить обыкновенными человеческими словами и она поймет их.

Он мягко, расслабленно улыбнулся и, вздернув голову почти так, как это делала белка, когда она принюхивалась, с ворчливой ласковостью спросил:

— Ну что ты, дурочка? Тоже чувствуешь пургу?

Белка возмущенно фыркнула и сразу, как спущенная с тетивы, распластала свое ловкое тельце в воздухе. Огромный пушистый хвост обдуло встречным воздухом, и он стал тоньше.

Она упала на соседнюю ель, но почему-то не смогла удержаться на ее заваленной снегом ветке и скатилась вниз. Ей вслед посыпался неторопливый снегопад. Он подогнул нижнюю, тоже заваленную снегом ветку, и она, выпрямляясь, стряхнула свой груз. Теперь белку влекла маленькая, ослепительно белая, крупчато-сухая лавинка. Андрей невольно подался к елке, чтобы помочь белке, но рассмеялся — уж кто-кто, а она и сама справится с веселой бедой.

Белка и в самом деле справилась. Она выскочила из лавины и, обиженно, рассерженно фыркая, помчалась по деревьям в тайгу.

— До чего ж мила… — вслух сказал Андрей и, улыбаясь, все-таки закурил.

Дым висел плотно и чуждо, и от этого курить опять расхотелось. Он отшвырнул папиросу и взялся за следующее дерево.

К ранней ночи он разделался и со второй делянкой. Борис последним рейсом под светом бортовых прожекторов стрелевал наработанное и поднял в воздух.

Мороз накалялся. Деревья стреляли уже не гулко, как обычно, а звонко. От острого, морозного воздуха иногда перехватывало дыхание, но холод подстегивал: белье стало влажным от пота, и сейчас мороз добирался до тела.

Андрей перешел на бег.

* * *

На плитке, установленной на вечернюю программу, стояли горячий кофе, антрекоты с кровью и жгучей, вызывающей слезы аджикой. Андрей поужинал и, когда наливал кофе, вдруг понял, что очень устал. Мускулы тихонько, но в общем-то приятно ныли. Обветренные, обожженные морозом губы, ноздри и даже веки набрякли и жгли.

Аджика вызвала испарину на затылке и темечке, и ему захотелось спать. Но он встал, включил внутренние телевиды и проверил, как ведут себя лоси. Они стояли в помещениях и жевали корм. На дальних полянах возле стогов сена и веток сжались в кучи дикие козы. Они били копытцами и лизали брошенные в снег глыбы соли.

Странно, почему биологи не заинтересуются этой закономерностью: каждый раз, когда приближается пурга, козы обязательно приходят к глыбам соли-лизунца. Соль, видимо, помогает им переносить испытания ветром и снегом.

Через несколько часов, когда по вершинкам деревьев пройдется первый ветерок — жгучий, как аджика, и вкрадчиво ласковый, как звук электролы, — козы уйдут в только им известные лощинки пережидать пургу.

Как это важно — не вмешиваться в жизнь зверья. Помогать ему в трудную минуту, но не вмешиваться. Древние, проверенные предками инстинкты сделают больше, чем самая добрая забота.

Хозяйство Андрея Сырцова, как и должно было быть, находилось в