Берегись ястреба [Андрэ Мэри Нортон] (fb2) читать постранично, страница - 74

руки, и Тирта видит, что у него между широко расставленными пальцами перепонки.

Он вытянул руки, словно ожидал, что в них что-то должны положить. Ему не нужно вслух высказывать свое требование: ему нужно то, что вместе открыли Нирель и она.

— Время пришло, — Губы его не шевелятся, но слова звучат в тишине. Потому что хотя вокруг по-прежнему густой плащ темноты, но в нем не видно вспышек, не слышно звуков битвы.

— Я… Ястреб… — На Тирту словно навалилась огромная тяжесть, ей приходится говорить с большими паузами, переводя дух после каждого слова, — Ты умрешь… — ответил он с тем же равнодушием, которое она ощутила в Нинутре. — Твоя смерть может быть быстрой и легкой. Но может быть и по-другому…

— Я… Ястреб… Лорд и леди… они хранители…

— Лорд? — в этом слове звучит насмешка. — Я не вижу никакого лорда. Здесь только бродяга, солдат без герба и хозяина…

— Я избираю его по праву…

Какое-то время Рейн не отвечал. Тирта знала, что он смотрит на Ниреля. И словно это написано в воздухе перед ними, она знает, что сделает Рейн, что он уже делает. Он призывает на помощь древние верования и обычаи, все предрассудки народа Ниреля, презрение и недоверие к женщинам, живущие в памяти и сознании этого мужчины. Рейн пытается положить конец их союзу. Она не может участвовать в этой битве — это битва одного Ниреля. И, может быть, она уже проиграна.

Но его ладонь остается на ее руке, и свет от меча, зажатого в когте, озаряет это соединение.

Что вызвал Рейн в Ниреле? Тирта обнаружила, что не может этого почувствовать, как не может помочь Нирелю в битве. Может ли служить клятва меча оружием в таком бою?

— Глупец, тогда умри!

Рейн повернул ладони. Он больше не ждет дара.

Пальцы его согнуты. И по всему ее телу пробегает боль, огонь пожирает тело дюйм за дюймом. Она пытается сдержать крик и думает, долго ли сможет сдерживаться. Пусть Нирель разожмет руку, пусть тот, другой, уйдет. Он победил.

Свиток, который продолжал парить над ларцом, хотя никакого ветра нет, вдруг начал извиваться.

Сквозь туман боли Тирта увидела, как он меняется.

Свиток приобретает форму птицы — не серой птицы, которая была посланцем Нинутры. Нет, эта птица темнее, у нее черные перья.

Темный поднял руки, чтобы отогнать птицу. И тут коготь, рядом с ее телом, тоже двинулся. Сверкнул в воздухе меч Силы, найденный в месте смерти, и в этом своем полете стал светиться еще ярче. Меч ударил в темную грудь того, кто угрожал.

Последовала вспышка — красного и черного, если это можно считать цветами пламени. Тирту ослепило это столкновение сил, этот невероятный блеск.

Она почувствовала, как оживает ее тело, оживает в боли. Плоть Ниреля рядом с ее плотью, обжигающая и мучительная, они вместе давят на крышку ларца, закрывают его. Тирта дернулась в последнем приступе боли и так закричала, словно готова была разорвать горло.

* * *

Сонное удовлетворение, ощущение, что все в мире правильно. В каком мире? Где? Она умерла. Может ли мертвец ощущать биение сердца, глубоко дышать ароматным воздухом? Нет никакой боли, есть только…

Тирта медленно открыла глаза. Ее лицо освещено солнцем, солнцем начала лета. За всю свою трудную жизнь она не чувствовала себя более сильной и живой. Как будто действительно умерла, а теперь воскресла к новой жизни. У нее целое и здоровое тело.

Инстинктивно она пустила в ход чувства целителя, и теперь убеждена в этом. Никаких сломанных костей, никакого вреда. Она излечилась!

Она лежит в странном месте — в круглом углублении, заполненном красной грязью, которая пахнет знакомыми ей травами. Слышен какой-то звук. Тирта посмотрела на себя. Грязь облепила ее и засохла, превратилась в корку. На этой грязи сидит птица и клювом отбивает корку. Птица? Это сокол, черный и сильный. И стоит он на двух лапах!

Рядом с ней кто-то шевельнулся. Она быстро повернула голову. К ней склонился Нирель, как делал, когда они вместе открывали ларец. Никакой засохшей крови на нем нет, вообще не видно ран. Его худое лицо лишено шрамов. Он тоже снимает корку, снимает двумя руками! Исчез грубый коготь, все его десять пальцев заняты работой.

Она ахнула, и он улыбнулся. Ей казалось, что такая улыбка невозможна на его лице, которое она теперь так хорошо знает. Нирель поднял свою возрожденную руку, расставил пальцы, сжал их, снова расставил.

— Это… — Ее охватило удивление перед этим чудом и перед собственным выздоровлением, и от удивления она утратила дар речи.

— Это колдовство, — сказал он с легкой насмешкой, и она подумала, что кто-то другой поселился в теле Ниреля. Но потом взглянула в его глаза — глаза сокола — и поняла, что это не так. — Колдовство Эскора. Ты долго служила ему, леди, и Эскор помог нам.

Она вспомнила.

— Ларец!

— Больше нет обета Ястреба, — сказал он ей, снимая вновь обретенными пальцами длинную полоску глины. — Та, что наложила колдовство, сняла его. Когда-то, когда на эту землю упала тень, ларец был оставлен на хранение