Черненькие штучечки [Лора Белоиван] (fb2) читать постранично, страница - 3

ради мне вешаться?!

— Меня ради, — хня села на крышку стола и свесила ноги.

— Да кто ты такое?!

— Я — твоя хня.

— Да мало ли было у меня хни! — презрительно сказала Елена Игоревна.

— Я твоя последняя хня, — с нажимом ответила хня.

— Такая маленькая, — Елена Игоревна недоверчиво посмотрела на хню.

— Последняя всегда маленькая, — резонно заметила хня, — ладно, хватит базарить, давай вешайся уже.

— Да пшла ты в пень, — возмутилась Елена Игоревна, — стану я вешаться из-за такой хни.

— Станешь, станешь, — зловеще прошипела хня и, подпрыгнув, ловко вцепилась Елене Игоревне в горло.

— Пидораска какая, — разозлилась Елена Игоревна и, схватив хню за косы, оторвала её от себя. Хня болталась в воздухе, беспомощно дрыгала ножками и брызгала слюной. Елена Игоревна раскрутила хню и выбросила её в открытое окно. Удара об асфальт она не услышала, но полегчало заметно. Захотелось еще чуть-чуть выпить.

Сантехник без имени сидел у себя дома и шумно возился, чтобы привлечь внимание. Ему было ужасно и невыносимо. Неосознанно желалось коньяку. На полу лежали веревка, мыло и крюк от люстры. Сообщество родственных предметов навевали мысли о минус-солипсизме, и сантехник их думал. Еще можно было поговорить с какой-нибудь интеллигентной женщиной, но такую он знал лишь одну. Она жила этажом выше и каждый раз при встрече презрительно харкала ему под ноги. Следовало признать, что жизнь не удалась.

Балансируя на грани вечных мытарств, сантехник глянул в раскрытое окно и остолбенел. На подоконнике, свесив ножки, сидела маленькая хня и нагло лыбилась прямо ему в глаза.

— Сколько время? — спросила хня, почесывая промежность.

— Такая маленькая, а такая бесстыжая, — укорил сантехник хню.

— Ты не базарь, а вешайся побыстрее, — сказала хня, перестав улабаться.

— Да-да, я сейчас… — молвил сантехник, покорно передвигая по полу родственные предметы. Ему оставалось сделать всего пять движений, когда в дверном замке послышался скрежет.

— Кто? — спросил он на лету с надеждой в голосе.

— Конь в пальто, — ответили с лестницы и сердце сантехника счастливо оборвалось.

— Моя хня к вам не залетала? — спросила верхняя Елена Игоревна.

— Так эта ваша? — извинился сантехник, — а я её за свою принял.

— Моя, — кивнула Елена Игоревна и от неё вкусно потянуло коньяком, — отдайте мне её, она мне нужна.

— Конечно-конечно, — сказал сантехник, нюхая Елену Игоревну.

Они зашли в комнату и огляделись в поисках маленькой хни. Той нигде не было.

— Давно хотел вас спросить, — сказал сантехник, — верно ли поступал Давид Юм, полагавший, что все знания приходят к человеку исключительно эмпирическим путём?

— Заткнись, паскуда, — зарделась Елена Игоревна и прижала лицо к сантехникову плечу.

Прошло сколько-нибудь времени. Отзанимался своим рассвет. Наступил на горло чьей-то песне новый июньский день. Соседские дети, поделив асфальт на кривые квадраты, играли в непристойные игры. За ними со второго этажа наблюдал добрый грузин. Весь утыканный шампурами, он танцевал на своём балконе лезгинку, честными порциями нанизываясь на стальные сабельки. Елена Игоревна и Сантехник, улыбаясь друг другу, свертывали из бумаги мессершмитты, рисовали на них свастики и отпускали в полёт. Самолётиков становилось всё больше и больше, скоро они заслонили собой всё небо, детей на асфальте и доброго грузина.

Стало темно.

Так началась Вторая мировая война.

Ь

Ольга Владимировна сидела голой жопой на Полярной звезде и курила сигарету, стряхивая пепел на Млечный путь. Саднил палец, порезанный накануне об кухонный нож, и было сильно холодно. Особенно замерзли задница, ляжки снизу и коленки, но сочувствия ждать не приходилось — если кто и был в этот час в космосе, кроме Ольги Владимировны, то уж наверняка выбрал себе звезду потеплее.

Одиночество, невежество и бытовой травматизм — скучная доля учительниц младших классов. Ольга Владимировна всякий раз спасалась одинаковым способом: выходила голышом на балкон, отыскивала в ночном небе звезду, полагаемую ею Полярной и, соответственно, холодной, и представляла себя сидящей на ней верхом. После получаса вселенского одиночества она возвращалась в квартиру, напускала ванну горячей воды с пеной, и одиночество земное уже не казалось таким невыносимым. Во всяком случае, не мёрзла жопа. Да и вообще, всё становилось не так уж плохо. И пошел он сам на хуй белым мелом по коричневой доске, этот будущий зэк Сережа Воловик, тварь, гадёныш, маленький скот, чтоб он сдох от ветрянки, заразив перед смертью половину 3-го «Б».

Конечно, всё зависит от подготовки. Например, если внезапно посмотреть на изображение древнегреческой амфоры, расколотой по всей высоте, то в неподготовленную голову может прийти совершенно неприличная аналогия, которую дополнит переданный непрофессиональными каракулями орнамент,