Риск. Молодинская битва [Геннадий Андреевич Ананьев] (fb2) читать постранично, страница - 2

все пшиком.

Нельзя упускать из виду и то, что в Казани сидит царев воевода, еще и посол его, так разве они станут ротозейничать. Ополчат^[13] они при нужде и своих ратников, и казанцев, подготовив достойную встречу алчным братьям Гиреям. Да и мордва, чуваши, черемисы и эрзя не переметнутся к крымцам. Давно они не нарушают присяги, которую дали русскому царю. Вот и получается, не пустопорожняя ли вся эта тревога?

Впрочем, обузой не станут ни смола, ни поленницы дров для костров под котлами кипящими, ни запас оружия и доспехов.

Думать, однако же, можешь что угодно, твоя голова — твои мысли, но волю князя исполняй с усердием. Особенно наказ лазутить^[14] Поле. И не только Бакаев, Бахмутский и Сенной шляхи, но даже Ногайский^[15] и степные малоезженные дороги через Усмань на Теткжов и Казань. Не близкий свет. Даже пары недель для таких разъездов маловато будет. А сменять велено на местах. Но что делать, если князем велено!

До дюжины разъездов лазутили в Поле, сменяя друг друга, но пока ничего тревожного они не приносили. Дворяне ждали, с каким словом пришлет князь к ним гонца, в душе опасаясь, как бы не поступило от него повеления послать к нему всю большую дружину. Обычно же как бывает: ты советуешь — тебе и исполнять. Велит царь идти князю в помощь средневолжским городам, дадут под начало полк-другой, но и про дружину прикажут не забывать.

Однако шли дни, а вестей от князя не было. Впрочем, они и не могли прийти, ибо пока что бился князь Иван Воротынский головой о стену непонимания. Ни царь, ни Дума его не поддержали, хотя вроде бы все он сделал по уму.

Не заехав даже в свой дом переодеться, поспешил князь в Кремль.

На Красной площади людишки ротозейничают, ратники, при оружии и в доспехах, стоят не шелохнувшись. Оберегают проделанный в людском разноцветье широкий проход от Фроловских ворот в сторону Неглинки.

«Послов, стало быть, принимает Василий Иванович, князь великий», — определил Воротынский и заколебался: стоит ли своим появлением нарушать пристойный порядок приема послов? Не вызовет ли у послов его появление в доспехах догадки какой? Не перегодить ли?

Оно, конечно, лучше бы перегодить, только сподручно ли ему, удельному князю, ближнему слуге цареву, думному боярину, торчать у входа во дворец с придворной челядью. Все, однако, сложилось ладно. Едва миновал он Архангельский собор, осенивши себя крестным знамением, как увидел послов, спускавшихся по Красному крыльцу в сопровождении дьяка Посольской избы.^[16]

«Ишь ты, из думных никого. Не вышло, значит, доброго ряда», — подумал князь.

Рынды,^[17] в белоснежных атласных ферязях^[18] с серебряными петлицами на груди и золотой цепью наперекрест, не преградили князю дорогу парадными топориками, но и не поклонились, не шелохнулись, когда он Цроходил. Князь миновал этих истуканов, замерших по обе стороны парадной двери, словно сделавшихся составной частью ее.

В Золотой палате тоже все привычно празднично. На лавках, похожие на нахохлившихся клуш, восседали думные бояре. В мехах дорогих, в бархате, шитом золотом и усыпанном жемчугами. Головы боярские украшали высокие горлатные шапки,^[19] а руки, унизанные перстнями, чинно покоились на коленях. За спинами боярскими возвышались рынды с поднятыми, словно в замахе, серебряными топориками, в своей белоснежной одежде похожие на ангелов, оберегающих трон, на котором восседал, еще более бояр расперившийся мехами и бархатом в золоте, жемчуге и самоцветах, царь Василий Иванович. Размашисто перекрестившись на образ, висевший на стене близ трона государя, поклонился князь Воротынский поясно государю, коснувшись рукой наборного, пола, и молвил:

— Челом бью, государь. Дело срочное привело меня к тебе в доспехах ратных.

— Садись. Место твое в Думе всегда свободно.

И в самом деле, между князьями Вельскими и Одоевскими оставалась пустота на лавке. Почетное место. От трона недалеко. По породе. По отчеству. Владимировичи^[20] они, оттого и место знатное.

Прошел к своему законному месту князь Воротынский, но не сел. Спросил, вновь поклонившись:

— Дозволь, государь, слово молвить. Несчетно коней сменил, спеша с вестью тревожной. Прямо с седла и — к тебе, великий князь.

— Вот и передохни малое время, пока мы по послам литовским приговор приговорим.

Умостился на лавке князь и только теперь почувствовал, что торжественность в палате насупленная. Обидели послы, выходит, великого князя и Думу, и пока, как понял Воротынский, еще не выплеснулась наружу та обида, не начался суд да ряд. Утихомиривали гнев бояре, чтобы сгоряча не наговорить лишнего, а чтобы мудро и чинно вести речи.

— Ну, что скажете, бояре? — обратился к Думе царь, тоже, видимо, уже начавший успокаиваться и, как обычно, принявший какое-то решение, но желающий