Дело жизни Хуана Диаса [Рэй Дуглас Брэдбери] (fb2) читать постранично, страница - 2

пока Филомена отдаст долг. Я терпеливый.

— Так потерпи еще. — Рикардо дотронулся до сгорбленной спины склонившегося над могилой человека.

— Начальник. — Могильщик сделал паузу, пот стекал с его лица прямо на лопату — Это ведь моя страна — страна мертвых. И они мне ничего не говорят, никто не говорит. Моей страной управляет лопата, этот стальной разум. Я не люблю, когда сюда приходят живые и разговаривают, нарушают молчание, ведь я его здесь установил и оберегаю. Разве я вам диктую, как управлять полицией? А значит, спокойной ночи. — И он снова принялся за работу.

— Неужели перед лицом Господа Бога, — сказал Рикардо, стоя прямо и прижав кулаки к бокам, — этой женщины и ее сына ты осмелишься осквернить последнее ложе их мужа и отца?

— Не последнее и тем более не его, это место я сдал им в аренду. — Он высоко вскинул лопату, в ней отразился лунный свет. — Я не просил мать и сына наблюдать за этим печальным событием. И послушайте, Рикардо, начальник полиции. Однажды ведь и вы умрете, и я буду вас хоронить. Запомните — я. Вы будете у меня в руках. И тогда, о тогда…

— Что тогда? — закричал Рикардо. — Ты что, собака, мне угрожаешь?

— Я копаю. — Человек быстро исчез в глубине могилы, а за него в холодном свете говорила теперь лопата. Она повторяла: — Доброй ночи, сеньор, сеньора, nino [мальчик — исп.]. Доброй ночи.

У двери глиняного домика Рикардо погладил кузину по голове и потрепал по щеке.

— Филомена, о Господи!

— Ты сделал что мог.

— Он ужасный. Когда я умру, он надругается над моим беспомощным телом! Да, бросит меня в могилу вверх ногами или подвесит за волосы в дальнем, невидимом углу катакомбы! Знает, что всех нас когда-нибудь заполучит, вот и пользуется. Доброй ночи, Филомена, хотя нет, ночь не может быть доброй.

Он вышел наружу.

Войдя к себе, Филомена села и, окруженная детьми, спрятала голову в колени.

Во второй половине следующего дня, когда солнце уже начало садиться, дети с пронзительными визгами бежали за Филепе. Он упал, а они его окружили и стали смеяться:

— Филепе, Филепе, а мы твоего отца сегодня видели, правда!

— Где? — спрашивали они себя и тут же отвечали: — В катакомбе!

— До чего ленивый — стоит там и стоит.

— И позабыл про работу.

— И даже не разговаривает. Ох уж этот Хуан Диас!

Филепе стоял под жарким солнцем и дрожал всем телом, а горячие слезы катились из его широких и ничего не видящих глаз.

Филомена была дома и все слышала — ей будто нож в самое сердце всадили. Она прижалась к холодной стене, и волны воспоминаний стали ее захлестывать.

В последний месяц жизни Хуан, мучившийся болями и кашлем, весь в испарине, только глядел на грубый потолок над соломенным матрасом и шептал:

— Ну что я за человек, если мои дети и жена голодают, а? И что это за смерть — смерть в постели?

— Тихо. — Своей прохладной рукой она закрыла его пылающий рот, и тогда он начал говорить сквозь ее пальцы:

— Что принес нам брак? Голод и болезни — и больше ничего. О Господи, ты же хорошая женщина, а я покидаю тебя, не оставив денег даже на собственные похороны!

А потом он сжал губы, что-то выкрикнул в темноту и, взяв ее руки в свои, долго держал их в теплом сиянии свечи, в яростном экстазе давая обеты:

— Филомена, послушай, я тебе помогу. Не сумел защитить тебя при жизни — сделаю это после смерти. Не кормил — скоро буду приносить в дом еду. Пусть я был бедный, но умру — и больше бедным не буду. Это я наверняка знаю, будь уверена. После смерти я буду работать и сделаю очень многое. Не бойся. Поцелуй маленьких. Филомена, Филомена…

А потом сделал глубокий вдох, последний раз с трудом глотнул воздух, как человек, который хочет нырнуть, и плавно, не дыша, ушел под воду, будто испытывал себя на прочность вечностью. Они долго ждали, когда пойдут пузыри, но их не было, и на поверхности жизни он так и не появился. Его тело лежало на матрасе, словно сделанный из воска плод — яблоко, которое невозможно было надкусить…

И его положили в сухую землю, которая, как огромный рот, поглотила его, впитала влагу его жизни, высушила, как древнюю рукопись, и в конце концов превратила в мумию, светлую, словно солома. Сухой стебель — вот-вот его унесет осенний ветер.

С тех пор эта мысль не покидала Филомену — чем она будет кормить своих осиротевших детей, когда Хуан, лежа в блестящем серебристом ящике, превратился в коричневый креп; как ей увеличить длину их костей, как вырастить им зубы, чтобы они улыбались, как сделать розовыми их щеки.

Дети на улице снова закричали, бросаясь на Филепе. Филомена посмотрела на вершину холма — там стояли туристские автобусы, приезжавшие из Америки. Их пассажиры даже сейчас платили по одному песо этому мрачному человеку с лопатой — платили только за то, чтобы войти в катакомбу и посмотреть на стоящих там мертвецов. Чтобы увидеть, что высушенная земля и горячий ветер делают в этом городе с каждым его жителем.

Филомена наблюдала за автобусами, а голос Хуана шептал: