Заря советского правосудия [А. Клингер] (fb2) читать постранично
- Заря советского правосудия (и.с. Из архива русской революции) 527 Кб, 245с. скачать: (fb2) - (исправленную) читать: (полностью) - (постранично) - А. Клингер - С. Кобяков - Н. Майер
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (92) »
Заря советского правосудия
Бесправие было вначале
«Когда я начинал эту книгу в 1958 году, — пишет Александр Солженицын, открывая „Архипелаг Гулаг“, — мне неизвестны были ничьи мемуары или художественные произведения о лагерях». Мария Голдовская, постановщица фильма «Власть соловецкая», сделанного тридцать лет спустя, признает, что важнейшим источником для нее был «Архипелаг Гулаг». А между тем, с начала 20-х годов писались и публиковались — за рубежами страны — воспоминания, свидетельства, описания советского «правосудия», в том числе свидетельские показания о лагерях. Немало этих документов опубликовал «Архив русской революции», издаваемый с 1921 по 1930 годы (опубликовано 20 томов) И. В. Гессеном. В предлагаемый читателю сборник вошли воспоминания, рассказывающие о рождении советского правосудия — «красного суда», наркомата «красной» юстиции, о первом острове будущего Архипелага — Соловецком лагере особого назначения. Защитник (как стали называть адвокатов) Сергей Кобяков изображает ужасающую галерею портретов палачей — от Крыленко до Карклина, от Елены Размирович до Петерса, обезумевших от крови, потерявших человеческий облик, и их жертв — людей, не понимающих, что с ними случилось. Воспоминания адвоката Н. Майера, пошедшего служить большевикам 18 февраля 1918 года, носят рефлективный характер. Их автор объясняет поступление на работу в комиссариат юстиции прежде всего желанием понять, «почему кучка большевиков похитила государственную власть так легко, как Иван-царевич спящую красавицу». Свидетельство Н. Майера представляет особый интерес, ибо, начав службу в Петрограде, он продолжил ее в провинции (Торжок, Тверь), внимательно наблюдая — сквозь призму уголовных дел — крестьянскую жизнь России после Октябрьского переворота. Н. Майер констатирует: «3а последние годы русская деревня пережила два потрясающих момента, каждый из которых имеет неисчерпаемое историческое значение, предопределяя в долготу веков судьбы русского крестьянства. Первым моментом было получение сверх той земли, что была у крестьянина, и всей остальной; вторым — отнятие из его обладания не только вновь приобретенной, но и вообще всей земли, в том числе и той, которая у него была раньше… Крестьянину досталось одно лишь национализированное тело, неспособное на взаимность, на одну четверть его, на три четверти чужое». Сегодняшний читатель может оценить излишнюю оптимистичность пророчества автора воспоминаний: «Можно сказать с уверенностью, что медовый месяц еще предстоит крестьянству и что он не уступит его ни коммунизму, ни кому-нибудь другому… Сфинкс собирается заговорить, и слово его будет слышно всему миру». Записки А. Клингера о Соловках, написанные в 1925 году после бегства автора из лагеря, не были первым свидетельством о крупнейшем концлагере 20-х годов, но — наиболее полным. А. Клингер намеренно устранился из рассказа, не говоря ничего о себе — тем более впечатляет его свидетельство о неизвестной ранее в России форме репрессии, его портреты надзирателей-садистов (на Соловках это были синонимы), портреты бесчисленных жертв. Соловки начались в 1923 году, когда на острова стали прибывать заключенные из других северных концентрационных лагерей — Архангельского, Холмогорского, Пертоминского. Автор воспоминаний, желавший ознакомить общественное мнение всех стран с действительной картиной быта и режима в т. н. «местах заключения Особого Назначения», подчеркивает специфический характер «Соловков» по сравнению с обычными тюрьмами: полнейшая оторванность заключенных от внешнего мира, ничем не ограничиваемый произвол ГПУ, попытки тюремной администрации эксплуатацией труда заключенных достичь чуть ли не самоокупаемости лагерей. А. Клингер говорит «Соловецкая каторга», не подозревая еще, что официально Соловки назывались концлагерем и что слову этому предстояла великая карьера в XX веке. Концентрационные лагеря, как особая, неизвестная России форма репрессии, рождаются летом 1918 года. Но термин родился в 1898 году на Кубе, где испанцы собирали в концлагеря враждебное население, затем в 1901 году их опытом воспользовались англичане во время войны с бурами: они стали собирать враждебное население в специальных лагерях, которые и получили название концентрационных. Словечко подхватили немцы, называвшие так лагеря для военнопленных. Характерной чертой концлагерей было их внесудебное использование (никто из помещаемых за проволоку не совершил преступления, не был осужден судом), а также то, что объектом репрессий было всегда некоренное население: кубинцы — для испанцев, буры — для англичан, пленные — для немцев. Советские концлагеря были предназначены для коренных жителей страны. Что не мешало, конечно, как рассказывает А. Клингер, отправлять на Соловки иностранцев, оказавшихся по тем или иным причинам в пределах досягаемости ВЧК и ГПУ. Заря советского правосудия, о которой рассказывают авторы- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (92) »
Последние комментарии