Из дневника боксёра [Виктор Викторович Конецкий] (fb2) читать постранично
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (4) »
В.В. Конецкий Из дневника боксёра
Утром в воскресенье Клавдия Агафоновна: — Аполлон, киса моя, идём гулять! Принёс поводок и намордник. Унизительно. Но привык. Приучили, вернее. Вышли на двор. Запахи сырых дров, сосулек, подвальной гнилой пряности и тысяча других. Вздрогнул от радости предвкушения встречи с Хильдой — немецкой овчаркой из пятой квартиры. На дровяной поленнице лежали и грелись на солнышке кошка Мурка и кот Барсик. Не хотел ссориться. Но Мурка: — Эй, сукин сын, не жмёт тебе намордник? Сделал вид, что не расслышал. — А что, ему ещё может жать? — спросил у Мурки Барсик. Смолчал. Так славно пахло весной! Снег сошёл. Клавдия Агафоновна отцепила от поводка. На гранитной тумбе написал кое-что. — Интересно, — сказала Машка, — зачем он каждый раз поднимает ногу, а? — А что ему ещё поднимать? — спросил Барсик. Хотел залаять. Не смог — намордник. Делал и делал вид, что наплевать. — Криволапый друг человека оглох от студня по двадцать восемь копеек или от овсяной каши, — сказала Мурка. — И чего он всегда нюни распускает? — А что ему ещё распускать? — спросил Барсик. Никакой особой вражды с ними не может быть. Коты, кошки — твари не думающие, не анализирующие жизненный опыт. А мы, боксёры, всю жизнь тем и занимаемся, что доходим до сути вещей. Клавдия Агафоновна, например, обнаруживает во мне достоевщину. И потому при бессоннице читает мне вслух «Преступление и наказание». Зажжёт розовый торшер, челюсти положит в хрустальный бокал и шепелявит: «Аполлончик, мой маленький, подойди сюда!» Слезаю с кресла. Иду. Стараюсь не стучать когтями по паркету. Клавдия Агафоновна: — Умненький ты мой, киса ты моя! Непонятно. Почему я — киса? Кладу морду на одеяло, стараюсь не очень выпускать слюни. Моргаю на лампочку в торшере. Клавдия Агафоновна начинает читать. Сразу чешется брюхо. Блох нет. Так, наверное, какой-то атавизм, но чешется ужасно. Терплю. Из деликатности. До того хочется полязгать зубами в брюхе — всё бы отдал. Клавдия Агафоновна шамкает: «…ошибки и недоумения ума исчезают скорее и бесследнее, чем ошибки сердца. Ошибка сердца есть вещь страшно важная: это есть уже заражённый дух иногда и во всей нации, несущий с собой иногда такую степень слепоты…» Вдруг какая-то потусторонняя сила сгибает пополам. И я на брюхе — лязг, лязг, лязг… Беру себя в лапы и опять кладу морду на одеяло. Слушаю. Ночь поздняя. От уличного фонаря в оконном стекле блики качаются. По полу от дверей — холодом. Клавдия Агафоновна читает и читает. В некоторых местах приостанавливается и легонько стучит мне по лбу пальцем. Делаю вид, что доставляет удовольствие стоять ночью у её кровати и чесать брюхо только в перерыве между главами. Ещё повиливаю хвостом. Вернее, кочерыжкой. Сам хвост зачем-то отхватили в раннем детстве и, как грузчики из овощной лавки объясняют, по самую завязку. Да, о чём я? О том, какая пакость случилась утром в воскресенье. Итак, написал кое-что для Хильды на гранитной тумбе у ворот и побежал к водосточной трубе. Там оставляет информацию для меня Ральф — бульдог адмирала в отставке. Возле трубы почему-то очень вкусно пахло борщом. Выяснил, что давеча Ральфу прищемило дверью лифта ухо. Было грустно за Ральфа, когда я бежал к фонарному столбу. — Ну, чего ты всё-таки нюни опять распустил, тяжеловес непрофессиональный? — с глупой издёвкой спросила Мурка. И Барсик, и Мурка-Машка всегда говорят гадости. А мне только один раз удалось спихнуть Барсика с перил в канал. Был, конечно, в наморднике. Подобрался сзади и ударил его лбом в зад. Он и мяукнуть не успел. Летел в воду, как белка, — весь растопырился. Минут пять купался, пока под мостом ниже по течению не выплыл. Тогда у меня сработала так называемая ценностно-экспрессивная функция, представляющая как бы активный эквивалент защитной функции. И я, как забулдыга-дворняга, утвердил свою личность путём навязывания кошкам своей системы социальных установок. Употребляю такие обороты потому, что Клавдия Агафоновна — педиатр по трудновоспитуемым детям и до самой пенсии интересовалась современной психологией. Я, например, знаю, что и человек, имеющий враждебную установку к кошкам, обязательно опрокинет стул, на котором кошка устроилась. Другими словами, как только у такого человека возникает стимул — кошка, — в нём обязательно должна вспыхнуть агрессивная реакция. И у меня тогда вспыхнула. Глупо. И стыдно. Кошек надо давить презрением. Помню, пришёл к Клавдии Агафоновне знаменитый профессор, посмотрел на меня и говорит ей: — Разрешите, я обращусь к Аполлону с вопросом? — Пожалуйста. Он мне: — Аполлон, вы очень умная собака. Это видно по вашим глазам. Скажите, пожалуйста, как вы выражаете своё мнение другой особи? Я приветливо повилял в ответ кочерыжкой.- 1
- 2
- 3
- . . .
- последняя (4) »
Последние комментарии
1 день 7 часов назад
1 день 8 часов назад
1 день 9 часов назад
1 день 20 часов назад
1 день 20 часов назад
1 день 21 часов назад