Шедевр [Джоанна Белл] (fb2) читать постранично

Джоанна Белл Шедевр

1

Иван Павлович задумчиво посмотрел на картину и потом в окно. На картине был изображен пригорок, на пригорке — береза. Береза была такая большая, что тень от ее раскидистых ветвей закрывала пятнами почти всю лужайку на пригорке, лишь немного не доходя до тропинки. Тропинка бежала по солнышку от старого кладбища, угадываемого за кустами у березы, сначала на зрителя, а потом поворачивала за пригорок куда-то вниз, к речке и дальше к деревенским домам. Крыша первого дома, стоявшего у реки, виднелась сразу за пригорком. В картине была немного нарушена перспектива, но зато солнечные пятна на лужайке в березовой тени были великолепны, почти как у великих импрессионистов.

Такой же пейзаж Иван Павлович наблюдал из школьного окна, но с одним отличием: сейчас была осень, и солнечных пятен на лужайке не было. Иван Павлович отложил картину к другим двум, лежавшим на его учительском столе. Он взял молоток, примерился по расстоянию и решительными ударами стал забивать гвоздь в стену.

На стук молотка тут же в класс заглянул вездесущий Николай Антонович, директор школы.

— Добрый день, Иван Павлович. Что это вы тут делаете? Что это вы вдруг вздумали в стены гвозди забивать? Мы детей за порчу имущества ругаем, а тут учитель, так сказать, сам негативный пример подаёт. — Николай Антонович возмущённо-насмешливо развёл руками.

— Здравствуйте, Николай Антонович. Я не порчу стены, а хочу повесить на них вот эти картины. Хочу украсить стены класса, — спокойно ответил молодой учитель, и развернувшись, указал молотком на стопку картин на столе. — Раз уж вы дали мне дополнительную ставку учителя рисования, я желаю, чтобы у ребят хоть какой-то художественный вкус развивался.

— Вы желаете! — фыркнул директор. — Ну-с, покажите, что у вас тут? Он, словно ледокол, неумолимо двинулся у учительскому столу.

Старческими дрожащими руками он приподнял одну картину за другой, задержав взгляд на каждой не больше пары секунд, и, уже не глядя на них, небрежно сложил обратно в стопку.

— И вот этой мазнёй вы хотите развить вкус у детей? Его можно развить, голубчик мой, картинами Васнецова, Левитана, Репина, — голос директора важно, как будто тот держал речь на трибуне, произносил известные имена. — А не вот такими "шедеврами". Последнее слово в предложении он произнёс, скривив губы, как если бы попробовал на вкус что-то неприятное, ткнув при этом дрожащим пухлым указательным пальцем в стопку картин.

— Помилуйте, Николай Антонович, — Иван Павлович спокойно выдержал недовольный взгляд начальства, — какая же это мазня?

Год на фронте и пять лет на комсомольской стройке научили молодого педагога отстаивать свое мнение, но с умом.

— Это работы выпускника нашей школы, Петра Завьялова, он сейчас уехал в область, поступать в художественный техникум, а вот эти три работы школе оставил, — мягким спокойным тоном продолжил он, добавив нотки гордости в слова, которые произносил. Директор качнул седой головой и набрал воздуха в лёгкие, чтобы возразить со всей вескостью, но Иван Павлович опередил его:

— И потом, Николай Антонович, где же мы возьмём репродукции этих картин? Вы же сами говорили на последнем педсовете, что бюджет маленький, что район не выделяет дополнительных средств школе и что нужно выискивать внутренние резервы. А вы посмотрите, какие обшарпанные в классе стены, а вот на этой стене вообще трещина. Оба окинули взглядом унылый кабинет с пустыми окнами и старыми деревянными партами грязно-зеленого цвета, соединёнными со скамейками и имевшими откидные крышки для портфелей и круглые дырки для чернильниц.

— Вижу, голубчик, вижу. Но что поделать? — Николай Антонович обреченно выдохнул набранный воздух.

— Как что? Для начала повесим эти картины, а потом появятся деньги, купим репродукции настоящих шедевров.

— Вы бы, голубчик, хоть с более опытными товарищами посоветовались сначала. — Не унимался директор, управленец ещё довоенной закалки. — Вы до школы где работали? На стройке! А учителем у нас в школе, считай, без году недееееля, — тянул слова директор, хитро прищурив глаз, словно делился величайшим открытием в своей жизни, — ещё только пятый гоооод.

— Не пятый, а шестой, Николай Антонович, — снова спокойно возразил учитель. — И не ещё, а УЖЕ, — добавил он и многозначительно посмотрел на директора. И на все-то у этого молодого фронтовика есть свое мнение. Ну никак он не вписывается в старую систему Николая Антоновича.

— Ну что же вешайте ваши картины. Посмотрим… чем всё закончится.

2

Седоватый учитель, энергичный мужчина средних лет, держа в руках высокую пирамиду контурных карт, тетрадей по истории и альбомов для рисования, вошёл в класс, придерживая ускользающую дверь локтем. Чтобы всё не рассыпалось, ему пришлось неловко скрючиться, неся эту Пизанскую башню к своему столу. Сгрузив свою ношу и даже сохранив некое подобие