Последний сон [Майя Анатольевна Зинченко] (fb2) читать онлайн

Майя Анатольевна Зинченко Последний сон

Глава 1

Одинокая фигура замерла на краю продуваемой холодным ветром пристани. Неподвижная, она почти незаметна среди потоков дождя, щедро льющихся с неба. Темно-серые волны разбиваются о каменные плиты, море штормит, ветер размазывает о мокрый камень бледные комья взбитой пены. Совсем недавно здесь плавали утлые рыбацкие лодки, тихоходные прогулочные катера, роскошные яхты, но теперь море пусто до самого горизонта.

Взгляд незнакомца прикован к черным камням, выступающим из воды, окруженных вечным белым водоворотом. В прибое мерещатся извивающиеся щупальца, измазанные серой тиной, но это лишь наваждение. В небе блестят отсветы молний. Все ближе и ближе. В воздухе с запоздалым ворчанием проносится протяжный раскат грома. Погруженный в себя, мыслитель не обращает внимания ни на молнии, ни на свист ветра, ни на волны, разбивающиеся у его ног. На пристани один за другим зажигаются фонари, мерцая тусклыми желтыми огнями. Среди бушующей стихии они наводят на неуместные мысли о благополучном и постоянном пристанище.

Что-то пронеслось рядом, едва коснувшись щеки. Мужчина удивленно посмотрел вниз. Желтый конверт из плотной бумаги упал прямо в руки. Осторожно перевернув его скованными от холода пальцами, он не обнаружил адреса. Бумага насквозь промокла, но еще сохранила форму. Конверт не был запечатан, поэтому он аккуратно приподнял уголок и обнаружил внутри вложенный лист — совершенно чистый.

Капли дождя попадая на бумагу, оставляли на ней чернильные разводы, как будто размывая скрытые строки. Чернильное пятно стремительно расползалось в стороны. Мужчина прищурился, в попытке разобрать проступающие буквы, но тут порыв ветра вырвал послание из рук. Он должен был крепче держать его! Белый листок сделал прощальный вираж и исчез в темно-сером море. Потеря ничтожного клочка бумаги причинила ему сильную боль. Застонав, он схватился за ткань пальто, пытаясь справиться с невыносимым жжением в груди.

Ничего не помогает, мужчина задыхается и падает на бок обессиленный. «Если я здесь умру, никто никогда не найдет меня», — мелькает пугающая мысль. Дождь смешивается со слезами на лице. Темнота окутывает причал и к нему возвращаются воспоминания, давно похороненные и забытые.

Сквозь завывание ветра и плеск волн доносится мерное тиканье. Едва слышное, оно приближается, заглушая свист ветра. Невидимые часы разрезают мерцающий свет фонарей, отблеск молний, всплеск волн. Мир пронизан единым ритмом…

…Он с трудом разлепил веки. Прямо перед ним блестел тонкий серебряный циферблат часов. Часы шли, секундная стрелка продолжала неизбежный бег по кругу. Со стоном мужчина перевернулся на спину, чтобы дать отдых онемевшей руке. Обычно он снимал часы перед сном, но не в этот раз. Вероятно, этой ночью они уберегли его от сердечного приступа.

Часто моргая, он глубоко вдохнул с некоторой опаской, чувствуя, как постепенно спадает напряжение и скованность. Вместо легкомысленных грез, щедро обещанных ему, его снова унесло в тоскливые места. Нет, это не были кошмары в прямом смысле, но и приятными подобные сны назвать нельзя. Всякий раз после пробуждения его подушка была промокшей от слез, а во рту стояла горечь.

Широко, с наслаждением зевнув, он нащупал открытый блокнот и карандаш у изголовья дивана. Нужно записать сон, пока видение еще было в памяти. «Море, причал, ветер, гроза», вывел он мелким убористым почерком, почти не глядя на написанное. Добавил «птица, голубь?», покачал головой в сомнениях и решительно вычеркнул последние слова. Как было уже не раз, детали сна растаяли наяву.

До раздражающего звонка будильника было еще полтора часа. Не глядя сунув ноги в тапочки, он направился в ванную, шаркая ногами как столетний старик. Проспал почти девять часов, но все равно чувствовал себя уставшим. Всему виной старый жесткий диван. А может дело в подушке? Неправильный наклон головы, пережатые сосуды в шее или что-то подобное. Вдруг это болезнь и тело таким образом пытается послать ему сигнал? Эта мысль не на шутку взволновала его.

Окончательно проснувшись, мужчина тщательно брился, раздумывая над возможными симптомами болезни. Когда тебе за сорок ни в чем нельзя быть полностью уверенным и прежде всего в своем теле. Последнее посещение врача было пустой формальностью, но вдруг недуг уже внутри, затаился, ждет своего часа? Прежде ему не приходилось всерьез жаловаться на здоровье. Травма колена во время игры, сломанная рука, воспаление легких перенесенное в раннем детстве, вот и все отметки в личном деле. Так ничего и не решив по поводу возможной болезни, он аккуратно сбрил узкую полоску щетины под носом.

Его взгляд упал на яркую открытку, воткнутую за край зеркала — подарок коллеги на день рождения. На ней был изображен милый до тошноты зайчик в окружении цветов. Внизу надпись от руки: «Лоуренс! Больше улыбайся! Тебе так идет улыбка!». Не лучшее место для подобного подарка, края открытки уже потеряли форму от сырости, но зеркало было только в ванной комнате, а оно было необходимо, если он собирался следовать совету. Лоуренс вытер остатки пены с щеки.

Он широко растянул в улыбке тонкие губы, стараясь добиться непринужденности. На него приветливо смотрел худощавый мужчина, сверкая яркими голубыми глазами. Малозаметные морщинки, редкая, почти невидимая седина в темно-каштановых волосах, прямой нос, остро очерченные скулы. Обаятельный человек, душа компании, весельчак, дамский угодник, способный очаровать любого.

Улыбка продержалась недолго. Лоуренс позволил себе снова стать собой. Губы сомкнулись в тонкую линию, нос заострился, глаза посерели, утратив яркий цвет. Теперь это было лицо безжалостного судьи, выносящего смертельный приговор. Или преподавателя математики, ставящего минимальный балл на экзамене. Внимание подобного человека неприятно и опасно. Коллега, к своему стыду Лоуренс не помнил ее имени, была права. Улыбка ему безусловно шла, но в ней было что-то откровенно фальшивое.

На кухне было прохладно из-за широких щелей в оконной раме, но о новом окне можно было только мечтать. Лоуренс приготовил и без спешки выпил чашку чая с молоком наслаждаясь каждым глотком. Высокий табурет у окна — идеальное место, чтобы наблюдать за прохожими на улице, самому оставаясь невидимым. К его досаде тополь, росший близко к дому, за последний год сильно разросся и стал закрывать весь обзор. Еще год или два и с его привычкой незримого наблюдателя придется распрощаться.

«Время завтракать», подумал он лениво. Обычное равнодушие к еде объясняло его худобу. Перекусив сухим куском сыра и яблоком, Лоуренс вымыл посуду и стал готовится к выходу.

Это была его любимая часть утра. Каким бы ни было настроение Лоуренса, он всегда тщательно одевался. Время летело незаметно, когда он подбирал себе наряд на день. Сочетание фасонов, материалов, расцветок… Должно быть внутри него отчаянно скучал кутюрье. Все, кто был с ним близко знаком, признавали, что у Лоуренса прекрасный вкус. То, как он сочетал жилеты, рубашки, шейные платки и перчатки, вызывало у людей, знающих толк в красивой одежде, неприкрытую зависть. Коллеги были уверены, что он тратит на наряды весь свой оклад, но на самом деле это было не так. Действительно, Лоуренс не жалел денег на качественные вещи, но траты с лихвой окупались бережным отношением. Один и тот же костюм служил ему десять лет, то же самое касалось любимых туфель.

Летом он предпочитал носить светлые тона, поэтому остановил выбор на голубом цвете. Все детали утреннего гардероба обязательно подбирались в тон друг другу. Лоуренс позволил себе лишь одну единственную деталь, привлекающую внимание — маленькую желтую бутоньерку в петлице. Чистая рубашка, которую он забрал вчера из прачечной, пахла горными травами. Лоуренс вдохнул горький аромат. Ему захотелось провести этот летний день в парке, наблюдая за облаками. Может быть пойти к пруду и покормить уток… Но это было невозможно, придется ждать выходного.

В который раз пожалев, что в его маленькой однокомнатной квартире нет места для большого напольного зеркала, Лоуренс направился в ванную. Критически осмотрел себя и как всегда остался доволен. Взяв портфель с бумагами и рабочий пропуск, он покинул квартиру, тщательно закрыв дверь. Щелкнул автоматический замок. В полутемном коридоре пахло затхлостью и подгорелым луком, у подножия лестницы лежал мусор. Нахмурившись, Лоуренс переступил через яичную скорлупу и разбросанные упаковки из-под соусов.

Дом, в котором он уже несколько лет снимал квартиру, был лишь условно благополучным. К счастью, у крыльца дома никого не было, поэтому в этот раз ему удалось избежать обмена любезностей с другими жильцами. Они находили своего соседа очень милым, вежливым собеседником, с которым приятно перекинуться добрым словом, но Лоуренс никогда не был любителем вести светскую болтовню.

До здания Конторы в центре города, в которой приходилось сидеть с девяти до шести вечера, было сорок минут ходьбы быстрым шагом. Среди коллег его отдела Лоуренс был единственным, который добирался на работу пешком. Остальные давно пересели на личный транспорт, предпочитая тратить время в затяжных пробках.

Уверенно шагая по хорошо знакомому маршруту, Лоуренс размышлял о недавнем сне. Все детали стерлись из памяти, но он готов был поклясться, что видел данный сон не в первый раз. У него было стойкое ощущение, что все это уже происходило с ним много раз…

Навязчивые повторяющиеся видения — признак психического нездоровья, опасная вещь, которая может привести к потере работы. Не то, чтобы он дорожил своим скучным местом в Конторе, но благодаря ей он исправно оплачивал счета. Контора не потерпит в своих рядах человека ненадежного, а его последние тесты на психологическую стабильность уже привлекли нежелательное внимание. К ним в отдел приходил человек из Комитета по поводу результатов. Женщина в серой мешковатой униформе с незапоминающимся лицом вкрадчиво расспрашивала о его настроении, планах и распорядке дня. В тот раз он использовал на ней свое обаяние и к счастью успешно, но, если ситуация с тестами повториться, за него возьмутся всерьез.

Рейтинг благонадежности Лоуренса всегда был ниже, чем у женатых коллег. Считалось, что одиночки более склонны к пьянству, болтливости и самоубийствам. Пока что он получал дополнительные очки за пунктуальность и аккуратность, которые выравнивали рейтинг, но ему нужно быть осторожным.

Когда Лоуренс только начал работать в Конторе, то благодаря приятным манерам, чувству юмора, безукоризненным костюмам и отсутствию обручального кольца, сразу же стал идеальным кандидатом в мужья. Однако годы шли, а его редкие свидания так и не переросли во что-то более серьезное. Брак без любви ему претил. Лоуренс прослыл чудаком, хотя и безобидным — отстраненный одиночка, не желающий идти на компромиссы с совестью.

Огромное серое здание в высоту более тридцати этажей служило прекрасным ориентиром. Это было рабочее место тысяч серых, невыразительных людей. Начиная с раннего утра они в одинаковых машинах непрерывным потоком заезжали на подземную парковку, которая, как утверждалось была бездонной, а вечером цепочкой выезжали из здания, торопясь попасть домой. Туда и обратно, шесть дней в неделю, с получасовым перерывом на обед.

Лоуренс с опаской посмотрел на ближайшие машины, надеясь никого не встретить из коллег, и пошел к двери проходной. Раньше за полупрозрачным стеклом сидел дежурный, но несколько лет назад его заменил автомат. Над проходной висела медная табличка с плохо различимым лозунгом: «Всякий имеет право на интеллектуальную свободу!» Эти слова вызывали в нем внутреннее отторжение. Он видел в них обратный смысл, зловещее предупреждение.

Вставив карточку, Лоуренс миновал вертушку и оказался на охраняемой территории. Поднимаясь в лифте на десятый этаж, мужчина сделал глубокий вдох и изобразил на лице дежурную благожелательную улыбку. Если повезет, она останется приклеенной к нему до самого вечера.

Его рабочее место было у окна — единственная привилегия, полученная им за годы старательного труда. Отсюда открывался вид на прямой как стрела проспект, где по шестиполосной дороге медленно ехали машины в безнадежной попытке вырваться из утреннего затора. На столе нет ничего лишнего. Никто никогда не мог точно сказать, работает ли сегодня Лоуренс или отсутствует по болезни. Бумаги подшиты, текущие дела пронумерованы, карандаши заточены. Ни следа цветов, семейных фотографий или остатков обеда. Лоуренс сел за стол, посмотрел в окно. «Как хорошо, что мы не живем вечно», — промелькнула мысль. — «Иначе мы были бы навеки заключены в наши тела без возможности их покинуть».

Он открыл ящик для межведомственной почты. Внутри лежал желтый конверт. Лоуренс задумчиво взглянул на него, словно видел прежде и это имело какое-то значение. Но нет, желтый цвет ему привиделся — конверт был стандартного кремового цвета, на нем значился треугольный штамп департамента сплоченности. Письмо было от Тони, заместителя начальника департамента, и его друга. Отбросив всякий официальный тон, Тони сердечно приглашал его на ужин в следующее воскресенье.

* * *

Пожилой мужчина, гордый обладатель роскошных седых усов, то и дело прерывал чтение, чтобы посмотреть на гостя поверх очков и ободряюще дружески улыбнуться. Лоуренс невольно поежился. Он чувствовал себя голым под этим внимательным изучающим взглядом практикующего сновидца. Обычно ему удавалось сохранять невозмутимость, но не тогда, когда Тони читал его записи. Словно острый скальпель скользит по телу, препарируя нутро.

Лоуренс давно дружил с Тони, человеком множества увлечений. Чем тот только не занимался! Коллекционировал бабочек, ездил в археологические экспедиции, играл на тромбоне… Теперь им овладела новая страсть — он серьезно погрузился в изучение сновидений. Еще одно безобидное, но основательное хобби, которое будет забыто, как только Тони добьется значительных результатов. А Тони был из тех упрямых людей, которые всегда добиваются результатов. Подтверждением этому служила прекрасно обставленная просторная квартира, о которой Лоуренс мог только мечтать, регулярные повышения по службе, красавица-жена и двое очаровательных детей.

Несмотря на двадцатилетнюю разницу в возрасте и служебном положении, Тони и Лоренс были хорошими друзьями. Тони импонировали вежливость, ум и такт Лоуренса. Поэтому видя, как с каждым днем растет его нервозность и печаль, он уговорил друга попробовать некоторые практики из арсенала сновидцев, обещая, что они помогут ему обрести покой и почувствовать себя лучше.

— Очень интересно, очень интересно… — протяжно протянул Тони низким приятным голосом. Кресло жалобно заскрипело под его грузным телом.

— Что именно, мой друг? Мои орфографические ошибки? — нервно пошутил Лоуренс, делая маленький глоток остывшего кофе.

Он не был любителем этого напитка, предпочитая чай, но на встречах после ужина всегда пил кофе из уважения к другу, который был заядлым кофеманом.

— То, что ты так упорно пытаешься скрыть от меня.

— Я ничего не скрываю, — запротестовал Лоуренс, невольно покрываясь испариной. — Каждый сон описан. Кое-что коротко, признаю, но я старался.

— О, конечно же я не имею в виду, что ты скрыл от меня что-то умышленно. Ни в коем случае! — Тони покачал головой.

— Тогда мог бы ты объяснить подробнее, что имеешь ввиду?

— Мне кажется… Нет, я уверен, что ты решил утаить сам от себя важные детали. От себя бодрствующего.

— А разве так бывает? — засомневался Лоуренс. — Зачем мне что-то скрывать от себя?

— Чего только не бывает в нашей жизни, — уклончиво ответил Тони, — особенно, если речь идет о чем-то… травмирующем, о воспоминании, которое мы бы хотели забыть. Пойми меня правильно, — он сделал паузу, подбирая слова, — начинающему сновидцу важно уловить взаимосвязь между снами, поэтому мы ведем подробные записи. Но эта связь, — он потряс шелестящей стопкой листов, — здесь отсутствует!

— Возможно ли, что я уникальный случай? — серьезно предположил Лоуренс. — Смотрю бессмысленные сны без всяких связей и для меня это в порядке вещей.

— Один, два… Но не десятки, — Тони покачал головой и отложил записи Лоуренса в сторону. — Что-то делает тебе больно, и я хочу узнать, что именно. Ради твоего же блага.

— И каким образом? Надеюсь, ты не собираешься меня пытать?

— Если бы это помогло… — рассмеялся Тони. — Для работы с подсознанием есть способы и получше. И я не имею в виду лекарственные средства. Помнишь, как тебе понравилась наша маленькая игра?

— В ассоциации?

— Да. Если ты не против.

Лоуренс не был против. Тони уже однажды опробовал на нем этот метод и его простота пришлась ему по душе. Тони перечислял различные предметы и явления, а Лоуренс должен был без промедления назвать первое, что придет в голову. Медлить, обдумывать ответы запрещалось.

— Тогда допивай свой кофе и начнем, — скомандовал хозяин, потирая руки в предвкушении.

Он приготовил чистый лист бумаги, наточил карандаш и приготовился записывать. Лоуренс пересел с дивана в удобное мягкое кресло напротив стола, расслабив узел галстука. Тони отточенным движением раскрутил перед ним маленькую блестящую юлу. Она с мерным жужжанием пару раз подпрыгнула и завертелась на месте.

— Паук, — начал Тони глубоким проникновенным голосом.

— Паутина. — Лоуренс не мигая смотрел на блестящий бок волчка.

— Ладонь.

— Рука, — подопытный чувствовал, как расслабляется, проваливается куда-то глубоко, позволяя сознанию плыть по течению образов. Это было блаженством.

— Смех. — Тони прикусил кончик усов от усердия, делая пометки карандашом.

— Радость.

— Свобода.

— Крылья.

Судя по тому, что беседа шла без запинки, Лоуренс отвечал правильно. Хотя в этой игре не было правильного ответа как такового. Можно было бесконечно играть словами, и, если не повезет, так и не найти искомого. Но спустя три десятка слов, Тони случайно на что-то наткнулся.

— Погода.

— Шторм.

— Дом.

— Пустой.

— Рот.

— Закрыт. — Рука Тони на секунду дрогнула, но он продолжил писать.

— Улыбка.

— Замерла.

— Сердце.

— Мертво.

Сновидец отложил карандаш и остановил юлу. Лоуренс заторможено моргнул, сбитый с толку внезапной тишиной, а осознав свои последние слова, опустил голову. Он пожалел, что выпил кофе. Его сердце колотилось, словно норовя выпрыгнуть из груди.

— На этом мы закончим, — голос Тони был мягок, — Друг мой, тебе плохо?

— Не знаю, — сдавленно ответил тот. — Как будто нормально.

— Ты очень бледен. Хочешь водички?

— Нет, благодарю.

В воздухе повисло неловкое молчание. Тони вздохнул и подпер рукой щеку. Кресло заскрипело.

— О таких вещах обычно не принято спрашивать прямо, но я все же рискну. Не потерял ли ты недавно близкого человека?

— Нет! — Лоуренс категорически мотнул головой по-прежнему избегая смотреть другу в глаза.

— Как же мне трактовать твои слова? Помоги мне.

— Я… — он пожал плечами. — В моей жизни без перемен. Не знаю, почему я так сказал. Отчего такой недоверчивый взгляд?

— Ты плачешь.

Лоуренс осторожно прикоснулся к лицу и удивленно одернул руку. Пальцы были влажными.

— Можешь описать сейчас свои чувства?

— Смятение.

— То, что ты встретил во сне, продолжает тебя мучать наяву… Это очень серьезно, — Тони достал с полки коробку с салфетками и придвинул к нему.

— Я всего лишь хочу видеть приятные сны, — устало признался Лоуренс, промакивая глаза.

— Тебе нужно повернуться лицом к своим страхам. Принять их открыто, чтобы в момент пробуждения помнить о чем они. Может быть наяву тебе это вовсе покажется пустяком.

— Или я могу отказаться от осознанных сновидений. Буду пить снотворное, как другие люди и нормально себя чувствовать. Давай признаем, что сновидец из меня не получился и забудем об этом.

— О, нельзя бросать дело только потому, что появились некоторые трудности. Лекарства от бессонницы превратят тебя в бездушный автомат. — Тони покачал головой. — Друг мой, я понимаю, что ты устал. Ты пришел ко мне за помощью, но пока я не очень-то помог. Скорее наоборот. В свою защиту хочу сказать, что у меня в начале тоже не все получалось… — Он доверительно наклонился вперед. — Меня преследовал кошмар. Рассказать о нем?

— Только если это не будет неприятно для тебя, — Лоуренс был рад сменить тему.

На самом деле сейчас он бы с большим удовольствием ушел домой, но уходить так внезапно было невежливо. Тони мог подумать, что он рассердился на него и стал бы волноваться.

— Теперь мне легко об этом говорить, так как дело прошлое, — начал сновидец. — Это было три года назад, когда я только-только осваивался в мире снов. Ознакомился с нужной литературой, освоил дыхательные упражнения. Еще кофе? Нет? А я себе налью чашечку. Только не говори Элизабет, она в заговоре с моим врачом и запретила мне пить больше двух чашек в день.

— Тогда может лучше не стоит? Налить сока? — Лоуренс с готовностью потянулся за кувшином.

— Я знаю свою норму, — усмехнулся в усы Тони, берясь за керамический кофейник. — Так вот… После маленьких успехов, ко мне пришел кошмарный сон. Он принял вид огромной черной твари, похожей на волка. Зверь гнался за мной и неизменно настигал. В момент, когда его громадные клыки смыкались на мне, разрывая на куски, я просыпался в ужасе.

— Да, неприятно, — поежился Лоуренс.

— Это еще очень мягко сказано, — заметил Тони. — Только представь, в любой прекрасный милый сон врывается огромная тварь и гоняет тебя как кролика до изнеможения перед тем как сожрать. Я просыпался в холодном поту и боялся вновь уснуть. Потерял аппетит, сбросил десять килограммов. Ты тогда уезжал в командировку и не видел, в какую дряхлую развалину я превратился. Элизабет пыталась положить меня в больницу на обследование, опасаясь, что я серьезно болен. К счастью, до этого не дошло. В какой-то момент, мне это надоело. Внутри словно щелкнуло, я решил не больше не бежать.

— Вот так просто?

— Да. Я понимаю, что во сне мы более иррациональны, чем наяву, но ложась спать, я всерьез пожелал, что хочу встретиться с зверем. И он пришел. В тот раз я не убежал, а повернулся к нему лицом и успел рассмотреть его внимательно.

— И… — Лоуренс приподнял бровь в ожидании. Он вдруг осознал, что ему действительно интересно, чем все закончится.

— И зверь перекусил меня пополам! — Тони театрально щелкнул пальцами.

— Ах, ну я не это рассчитывал услышать.

— Да, он перекусил, но после этого мой страх прошел, потому что я уже знал, чего ждать. Каждый последующий сон зверь становился все меньше и меньше. Он уже не гнался за мной, а просто был рядом. Я привык к нему и в какой-то момент зверь исчез и с тех пор я больше его не встречал. Не думаю, что он когда-нибудь вернется.

— Так что именно ты советуешь мне сделать?

— Подожди пару минут, я составлю инструкцию.

Тони всегда подходил к делам обстоятельно. Инструкции не пугали Лоуренса. Он привык жить по инструкциям и планам. Если бы он верил в высшие силы, то не сомневался в том, что у тех на него точно есть план.

* * *

Тишина в маленькой комнате, служившей гостиной, кабинетом и спальней, была оглушающей. Сначала было слышно, как тикают часы, но в какой-то момент тиканье без остатка растворилось в чернильной темноте. Единственное окно занавешено плотными шторами. Ни один луч света с улицы не может нарушить покой спящего.

Будучи ребенком Лоуренс боялся темноты. Став взрослым привык к ней. Он лежал на жестком диване и смотрел широко распахнутыми глазами в никуда, закинув руки в замок за голову. Волосы мокрые после контрастного душа, тело полностью обнажено. Уголок простыни стыдливо прикрывает живот и пах, хотя в комнате кроме него никого нет. Тони посоветовал изменить телесные ощущения и избавиться от пижамы. Лоуренс скрепя сердце согласился и теперь чувствовал себя неудобно. Он любил пижамы, они придавали ему чувство защищенности. «А что, если в доме вдруг случится пожар?» подумал Лоуренс, представляя, как выбегает на улицу, пропахший гарью, обожженный и совершенно голый. Ни капли достоинства.

Он сделал глубокий вдох и выдох, постаравшись, чтобы выдох был в два раза длиннее вдоха. Дыхательные упражнения — важная часть подготовки к осознанным сновидением. Не переставая правильно дышать, Лоуренс начал мысленный отсчет. Дойдя до десяти, он тихо сказал, что не боится правды и готов ее принять. И снова повторил счет. Это тоже был один из советов Тони. Его друг надеялся, что, проговаривая слова вслух, он подготовит себя к любым неожиданностям.

В какой-то момент это перестало иметь значение. Все изменилось. Тьма стала обычным ранним утром. Была зима, но Лоуренс не чувствовал холода, хотя был одет в одно только пальто, наброшенное на пижаму. Он сидел на скамейке, стоящей прямо на побережье, трогая босыми ногами мелкую гальку. Перед ним простиралось серое безмятежное море. Желтый луч рассветного солнца пробивался сквозь облака.

Хорошо было просто быть, ничего не желая. Словно пустое место приняло очертания человека, облачившись в его одежды. Солнечный луч, то появлялся, то исчезал среди туч — единственное, что оживляло пейзаж, не считая легкой ряби волн. Он поискал плоские камешки и нашел один — обкатанную водой гальку черную с белыми полосками. Размахнувшись, Лоренс закинул ее подальше. Раздался тройной всплеск до того, как камень окончательно ушел под воду.

Что-то уткнулось ему в грудь, причиняя дискомфорт. Удивившись, мужчина достал из внутреннего кармана пальто сложенный вдвое конверт из плотной желтой бумаги. Адреса не было, но на конверте стояло его имя, выведенное уверенным почерком.

Конверт не был запечатан, но он не торопился открывать его, лишь медленно провел пальцем по жесткому краю, задумчиво склонив голову. Эта вещь странным образом волновала его. В воздухе запахло морем, где-то закричали чайки. Холодная влажная галька неприятно холодила босые ноги. Мир наполнился звуками, ощущениями, ведь жизнь возможна лишь когда конверт в его руках. Лоуренс поднес уголок к лицу. Бумага пахла смесью сладких и горьких ароматов, словно кто-то смешал дорогой парфюм с лекарствами. Решившись, он открыл конверт и нарочито спокойно, медленно вынул вложенное в него письмо.

Крепко держа лист, он развернул его. В конце концов, он имел на это полное право, ведь на конверте стояло его имя!

— «Это мое обещание», — шепотом прочел Лоренс написанные слова. И повторил с нежностью. — Это мое обещание.

Больше ничего. Нет подписи. Он перевернул лист — пусто. Кто бы не написал ему это послание, он был немногословен. Лоуренс вернул лист обратно в конверт и аккуратно сложив, засунул за край пижамы, поближе к бешено стучащему сердцу. Он был уверен, что там ему самое место. Никто не сможет отнять у него письмо.

Где-то запела певчая птица. Ее трели принесли оттепель в этот зимний день. Облака разошлись, открыв бледное зимнее солнце. Лоуренс ощутил, как боль от давней потери заполняет его тело целиком без остатка, но прочитанные им несколько слов вселяли надежду. Слабую как звучавшая трель.

— Это мое обещание… — прошептал он, не имея ни малейшего понятия, кто и что ему обещает.

Сейчас это было не важно. Главное, он понял, что не один. Ни здесь, ни где-либо еще. Он настоящий, он существует на самом деле. Конверт с его именем — доказательство. Ради этого можно выдержать любую боль.

Сделав усилие, он встал со скамейки и пошел вдоль берега, осторожно ступая босыми ступнями. Время бездействия прошло…

Тьма вернулась. Лоуренс приоткрыл глаза. Еще не до конца проснувшись он уже шарил в поисках блокнота. Прикусив карандаш, мужчина сосредоточился и быстро написал на чистой странице: «Море, берег, раннее утро… Желтый конверт, письмо!» Начинающий сновидец был очень взволнован этим внезапным прогрессом. Такого с ним прежде не случалось. Тони будет доволен, когда узнает.

Лоуренс был уверен, что прежде встречал во снах желтый конверт, но раньше почему-то всегда забывал о нем. Что это могло значить? Поколебавшись, он добавил к записям: «Я чувствовал себя слабым, больным и опустошенным. Было плохо, но послание, которое я держал в руках, успокоило меня.» Подумав, он решил все же не показывать эту запись другу. Слишком личное.

Было раннее утро понедельника. Впереди ждала утомительная рабочая неделя, но Лоуренс не видел смысла идти в Контору. Все равно сегодня он не способен выполнять обязанности. Решено! Вместо того, чтобы скучать за рабочим столом, сверяя данные или целый день пялиться в окно, наблюдая за машинами, он отправится гулять, а свое отсутствие объяснит болезнью, помрачением рассудка или еще чем-нибудь. «Просто удивительно с какой легкостью я решил совершить первый прогул в своей жизни» — подумал Лоуренс с воодушевлением.

Без аппетита позавтракав черствым сэндвичем с огурцом, он сделал пару глотков чая. Его мысли блуждали далеко. Привычный утренний ритуал выполнялся механически. Он помыл посуду, убрал постель, побрился, оделся. Лоуренс очнулся, только когда повязывал на шею легкомысленный шейный платок салатного цвета.

— Почему нет? — пробормотал он, критически посмотрев сочетается ли платок и летний кремовый костюм. — Я же пойду в парк.

Захватив портфель и шляпу, он вышел из квартиры. Пробежав по лестнице вниз, Лоуренс, не сбавляя скорости выскочил из подъезда, словно за ним гнались грабители. На перекрестке, на миг поколебавшись, решительно повернул в сторону парка. Идти туда было около получаса. Все встреченные прохожие шли навстречу.

«Конечно же, они идут на работу.» — мелькнула беспокойная мысль. — «Я единственный бездельник в городе». Что сказать, если его остановит патруль? Праздношатающиеся вне закона. Хотя может его и не остановят, ведь он выглядит прилично: костюм, портфель, шляпа. Словно вышел по важному делу. Если все-таки начнут спрашивать, придется соврать о здоровье. Пожаловаться на сердце или что-то в этом роде. Он придумал детальный план на случай встречи с патрулем.

К счастью, опасения не оправдались. В парке было тихо и безлюдно, как он всегда в тайне желал. Густая тень от липы давала надежную защиту от солнца. День обещал быть жарким, но от воды веяло прохладно. Лоуренс присел на краешек кованной скамейки, стоящей у самой кромки пруда. Он наслаждался неожиданно обретенной свободой. В портфеле лежало немного сухого печенья, которым он рассчитывал поделиться с утками.

— Лучшие шутки получаются у тех, чье сердце кровоточит, — пробормотал он, внезапно вспомнив строчку из старой пьесы.

Шурша пакетом, мужчина отломил кусочек печенья, бросив подплывающей птице. Печенье исчезло в мгновенье ока.

— Когда люди смеются над моими шутками, я не чувствую радости, — доверительно сообщил ей Лоуренс. — Ах, им весело, и может показаться, что и мне тоже, но даже когда я смеюсь, то знаю, что это игра и только. Я шучу, чтобы звуками смеха заполнить пустоту.

Утка выжидающе ждала следующий кусочек печенья, внимательно следя за руками. Она желала лишь заполнить пустоту желудка. Вскоре к ней присоединились товарищи, селезень оттеснил ее, нетерпеливо захлопав крыльями. Птицы были равнодушны к тому, что с ними беседует грустный мужчина немного за сорок. В рабочие дни их редко кормили по утрам, поэтому они были рады изменению расписания.

— Конторе нужен только повод, чтобы распрощаться со мной… — пробормотал Лоуренс, продолжая крошить печенье в воду. — Они его ищут, я уверен. Мой прогул — достаточный повод. Возьмут кого-нибудь молодого, энергичного и перспективного. А меня отправят мести улицы. Хотя если мне доверят уборку парка, — он пожал плечами, — это будет не так уж и плохо.

Тони неоднократно предлагал перевестись к нему в отдел, но Лоуренс всякий раз превращал предложение в шутку, справедливо полагая, что это испортит их хорошие отношения. Он не знал каков Тони начальник и не хотел знать.

Отряхнув брюки от крошек, Лоуренс полез в нагрудной карман за конвертом, чтобы перечитать послание и удивился, когда не нашел его. А потом удивился повторно — ведь письмо ему приснилось, а он вел себя так, словно оно было реально.

— Забавно… Это точно понравится Тони, — проворчал он.

Лоуренс не мог объяснить, почему увиденное в последнем сне так сильно его взволновало. Нет, объяснений-то было много, но все они не выдерживали критики. Определенно, он обязан увидеть сон о письме снова. Не в этом ли смысл жизни сновидца — видеть во сне желаемое?

Время летело незаметно, к полудню жара усилилась. Стало душно. Пар поднимался от серебристой глади озера, блестящие стрекозы летали в его потоках. Мимо Лоуренса, пыхтя протопал еж, задев туфель иголками. Мужчина так долго сидел без движения, что зверь перестал считать его угрозой. Лоуренс с интересом смотрел как еж жадно лакает воду. Он любил животных — они не пытались казаться тем, чем не являлись.

Наступило обеденное время, парк начал наполняться посетителями — счастливцами, которым повезло работать неподалеку. Они могли позволить себе съесть сухой сэндвич и выпить теплый чай в тени деревьев, наблюдая за природой, а не сидя за серым столом в общей столовой. Лоуренс понял, что проголодался. Он еще немного побродил по парку, разминая затекшие ноги и, чувствуя себя совершенно бесполезным, отправился в Контору. Больше ему некуда было идти.

По дороге на работу, Лоуренс вообразил множество ужасных вещей, связанных с возможным разоблачением и позорным увольнением, но никто не заметил его отсутствия. Он вернулся как раз к концу обеда, сел за свой стол вместе со всеми. Не чувствуя на себе осуждающих взглядов, Лоуренс облегченно перевел дух. На столе, кроме стопки графиков, которых нужно было посмотреть сегодня, лежал предмет, завернутый в коричневую бумагу. Он узнал почерк Тони. Это было необычно. Его друг всегда слал только письма, а это была самая настоящая посылка.

Сгорая от нетерпения, Лоуренс развернул бумагу и обнаружил внутри коробочку с красками и пару новых кисточек в придачу. К краскам прилагалась записка: «Элизабет передает горячий привет и эти краски. Дети забросили рисование, а тебе будет полезно воскресить старые привычки. Ты же любишь рисовать.»

Движимый любопытством Лоуренс заглянул в коробочку. Продолговатые квадратики акварели были испачканы, в трещинах, но почти не тронуты и если дать им шанс… Он задумчиво покрутил кисточку в руках.

— Лоуренс! А вот и ты! Я боялась, что мы разминемся! Где-ты пропадал весь обед?

В воздухе узнаваемо запахло розами и жасмином. Это была Карен. Если бы Лоуренс попробовал описать ее одним словом, он выбрал бы эпитет «жизнерадостная». Никто не видел Карен в плохом расположении духа. Их скучный, тихий роман длился всего пару месяцев и с тех пор прошло больше пяти лет. Карен за это время успела удачно выйти замуж за своего начальника, оставить работу секретаря и родить ребенка.

Однажды, выпив чуть больше положенного на дружеской встрече старых коллег, Карен искренне поблагодарила Лоуренса, что он не стал делать ей предложения. Если бы он настаивал на женитьбе, у нее не хватило бы духу ему отказать, и они были бы несчастны, а так он лишь подтолкнул ее будущего мужа, снедаемого ревностью, к активным действиям. Лоуренс до сих пор не придумал достойного ответа на ее слова.

— Здравствуй, дорогая! — он поспешно встал и вежливо обнял ее. — Рад тебя видеть. Прекрасно выглядишь.

— Я заскочила на минутку. Нужно было кое-что отдать Долорес. Ты же знаешь какая она… — Карен преувеличенно закатила глаза. — Ей бы только ворчать и придираться.

Он понятия не имел, о какой Долорес идет речь, но по старой привычке закивал, стараясь выглядеть максимально дружелюбно.

— Ты все такой же, — она тепло улыбнулась. — Очень красивый костюм. А что это такое? — Карен кивнула на стол. — Это же краски? Какая прелесть! У тебя появилось новое хобби?

— Возможно. Это Тони прислал. Хочет, чтобы я выпустил на волю своего внутреннего художника.

— Вы по-прежнему друзья? Чудесно! Чем больше друзей, тем лучше. Ты обязательно должен заглянуть к нам на ужин. Поболтаем как в старые добрые времена.

— Спасибо за приглашение, но не думаю, что это уместно, — честно сказал Лоуренс. — Твой муж ясно дал понять, что…

— О, неужели подобная ерунда разрушит нашу дружбу? — перебила Карен, призывно подняла бровь и понизила голос до шепота. — Ты можешь заглянуть, когда Дерек будет в отъезде.

— Не хочу быть невежливым, но это прозвучало немного…

— Ах, это просто шутка, не смущайся! Я все понимаю, — она рассмеялась. — А как насчет новогодней вечеринки? Дерек получил повышение и обещал устроить грандиозный праздник. Мы собираемся арендовать большой загородный дом с садом и фонтаном. Хочется чего-то необычного.

— Не сомневаюсь, что вечеринка будет незабываемой.

— Мы собираемся позвать самых дорогих друзей. Да-да, я имею в виду тебя, — она постучала пальчиком по его груди, — чтобы веселиться до утра. Будет шикарно.

— Но сейчас еще лето…

— Такие вещи планируются заранее, верно? В любом случае, ты в списке приглашенных! Я не приму отказа, так что не пытайся меня отговорить. Можешь захватить с собой кого-нибудь. — Карен кокетливо подмигнула.

— Я это учту, — благодарно кивнул Лоуренс. — В крайнем случае, приду с кошкой соседки. Чем не пара?

— Лучше с соседкой, без кошки.

— О, нет, это леди весьма мила, но ей скоро будет девяносто, я еще не настолько отчаялся, — он улыбнулся.

— Хорошо, дорогой. Жаль, времени нет, мне нужно бежать…

Карен легко чмокнула его в щеку и исчезла. Лоуренс сел обратно, как обычно чувствуя себя сбитым с толку. Он хорошо относился к Карен и не сказал бы о ней ни одного дурного слова, но в очередной раз убедился, что она не была той самой дамой сердца, ради которой стоило просыпаться по утрам.

* * *

В течении месяца Лоуренс испортил множество акварельной бумаги и выпил рекордное количество чая. Живопись не давалась. Он пытался воскресить былые навыки, но краски растекались, выходя за карандашный набросок, смешиваясь в грязно-серое пятно. В итоге он сдался и перестал пытаться нарисовать что-то осознанное, сложное, существующее в реальном мире. Никаких больше картинок с натуры или копирования открыток. Он стал рисовать сны и тут случилось чудо — его посетило вдохновение.

Сначала это были просто фрагменты. Причал, бурное море, рассветное небо, солнечные лучи, едва пробивающиеся сквозь тяжелые тучи. Из фрагментов складывалась единая история. Выбрав всего три цвета: синий, красный и желтый, Лоуренс изобразил море, мелкую гальку на берегу и желтый конверт. Последнему он посвятил несколько рисунков, стараясь передать не только форму и цвет, но и то ощущение теплоты и покоя, которое он испытал, касаясь его. Все удачные, по мнению Лоуренса, рисунки шли в особую папку. Ему нравилось пересматривать их перед сном.

Как сновидец он значительно продвинулся. Ему стали чаще сниться спокойные, унылые, как сама жизнь, сны. Это приносило желанный отдых телу, он почувствовал себя лучше. Подушка больше не мокла от пролитых слез. Несколько раз ему даже удалось управлять сном — он смог снова увидеть желанный конверт. И хотя Лоуренс больше не открывал его, но и не выпускал из рук. Сновидец нашел свою тихую гавань, но на нее уже надвигалась буря, приход которой он предчувствовал, изображая в картинах.

Мирное течение жизни было грубо нарушено обычным осенним утром. Едва Лоуренс вошел в здание Конторы, как столкнулся в дверях с Элизабет, женой Тони. Было неожиданно видеть ее одну без мужа в этих стенах. Она выглядела измученной и постаревшей. Обычно Элизабет много внимания уделяла своему внешнему виду, но сегодня на ней было помятое платье. Едва заметив Лоуренса, она тяжело вздохнула, отводя взгляд.

— Элизабет, здравствуй. — Он не на шутку встревожился. — Что-то случилось?

— Ты еще не знаешь… Тебе не сказали. Прости, я совсем забыла.

— Не знаю о чем?

— Тони умер. Позапрошлой ночью.

Лоуренс ничего не ответил. Ему показалось, что он неправильно расслышал.

— Доктор не успел. — Элизабет покачала головой. — Сердечный приступ.

Ошеломленный, Лоуренс не мог в это поверить. Такие люди как его друг не умирают. Нет, с годами они бронзовеют, застывают в своих креслах и отправляются на площадь или в сквер как памятники. Тони жив. Но зачем Элизабет решила так жестоко пошутить над ним?

Измученный вид Элизабет, к сожалению, говорил об обратном.

— Что я могу, — его голос дрогнул, — сделать для тебя? Тебе нужна помощь?

— Ах, милый Лоуренс… — она на мгновение закрыла глаза, собираясь с мыслями. — Проводи меня к машине.

— Конечно. — Он предложил ей локоть в качестве опоры и повел к выходу.

— Ты приехала одна?

— Нет, меня привез Гарольд. Он сейчас у меня вместо шофера. Ты помнишь моего брата?

— Да, пересекались как-то. Как дети?

— У мамы. Еще не осознали, что произошло. Не знаю, что будет с нами. Все как в тумане. Впереди так много дел. Нет-нет, — она пресекла его порыв, — ты с этим не поможешь. Речь о документах, разных справках. Секретариат пообещал оказать содействие. Я за этим сюда и приехала.

— Мне так жаль… — горько сказал Лоуренс.

— Знаю, вы были хорошими друзьями, — Элизабет кивнула. — Как странно говорить о Тони в прошедшем времени… Ты конечно будешь на похоронах? В следующий вторник. Его родня должна успеть приехать.

— Обязательно.

— Хорошо.

Больше Элизабет не проронила ни слова. Он привел ее к машине, помог сесть и ободряюще кивнул Гарольду. Тот сразу же завел двигатель, они тронулись. Лоуренс какое-то время смотрел вслед, а затем медленно побрел обратно. Весть о смерти Тони быстро разнесется по этажам любителями посплетничать. Кого-то она обрадует, кого-то опечалит. Он же, если закроет глаза, может представить, что его друг по-прежнему жив и все это ему приснилось. Кошмар, который настиг сновидца и над которым он посмеется при пробуждении.

Следующие дни Лоуренс плохо помнил. Должно быть он что-то ел, ходил на службу, отбывая за столом положенные часы, как заведенный автомат. Затем были похороны. Он в строгом черном костюме помогает рассадить гостей, придерживает кому-то двери, подвигает стулья. Лиц не видно, вместо них расплывчатые образы, сливающиеся в один. Когда нужно, он понимающе кивает, на лице маска сосредоточенности и скорби. Лоуренс плохо выглядит, слишком бледен и худ, а значит служит идеальным украшением этого печального вечера. Он тих, полезен,предупредителен. Родственники умершего считают его родней Элизабет, родственники Элизабет — родственником со стороны Тони. Потом были прощальные речи, толпы коллег с работы и вот, внезапно все закончилось, он один на своей кухне. На столе стопка из нескольких книг, завещанная ему Тони — итог многолетней дружбы.

Он перебирает книги. Все посвящены снам. В одном из увесистых томов, он замечает тонкую тетрадку, вложенную в середину как закладка. От начала и до конца она содержит подробные упражнения для практикующего сновидца. Каждое снабжено пометками Тони.

— Интересно, мертвые могут видеть сны? — спрашивает вслух Лоуренс и вздыхает.

Сейчас он сам был не живее мертвеца. Начиная с того дня, как он узнал о смерти Тони, он больше не видел или не помнил снов. Вместо них была черная стена отделяющая вечер от утра. Если бы он был любителем спиртного, это было бы идеальное время, чтобы начать пить. Но Лоуренс редко пил что-то крепче чая. В шкафчике одиноко стояла начатая в прошлом году бутылка хереса. «Для гостей», как он любил повторять.

Контора не могла оставить его состояние без внимания и Лоуренса направили к специалисту из Комитета. Тот факт, что в этот раз он лично должен был прийти на обязательную беседу, а не пришли к нему, не сулил ничего хорошего, однако отказаться он не мог. Ожидая в холодной, полной сквозняков приемной, Лоуренс чувствовал себя преступником. Ему казалось, что каждый встречный с презрением смотрит на него, выискивая признаки неблагонадежности на лице. Когда подошло назначенное время и над дверью замигала лампочка, он поспешно вошел, лишь бы скрыться от осуждающих взглядов.

Кабинет был обставлен очень скудно. Широкий массивный стол, стул для посетителя с жесткой спинкой, кадка в углу с искусственным растением — все выдержано в серых тонах. Лоуренс тихо пробормотал приветствие, назвался и опустился на стул. Специалист по психологическому аудиту внимательно взглянула на него поверх очков. Ее наряд был копией наряда ее коллеги, которая прежде опрашивала Лоуренса. Аудитор была одета в такой же бесформенный серый костюм, словно намеревалась слиться с обстановкой, но сама женщина была вполне симпатичной.

— В первый раз здесь, не так ли?

— Да. Раньше были тесты.

— Беспокоиться не о чем. Я здесь не для того, чтобы навредить. Могу я обращаться по имени?

— Конечно, — Лоуренс скрестил руки на груди.

— Хорошо. Не хочу быть грубой, но свое имя я не называю, так как действую в рамках служебной инструкции.

— Все в порядке, — он кивнул.

— Лоуренс, что привело тебя к нам? — она вытащила из папки досье, и не открывая, положила перед собой.

— Разве в моем деле…

— Нет-нет, я предпочитаю услышать твое мнение. Тебе же лучше знать, чем постороннему человеку, который писал этот отчет.

— Полагаю, меня расстроила смерть друга, — осторожно ответил он.

— Полагаешь, но ты не уверен?

— Это просто оборот речи… — Лоуренс пожал плечами.

— Сейчас ты можешь говорить о его смерти или тебе неприятно?

— Могу.

— Как долго вы дружили?

— Несколько лет, — уклончиво ответил он.

— Твои родители живы?

— Нет.

— Другие члены семьи?

— Нет, я одинок. Ни близких друзей, ни жены, ни подруги, — честно ответил Лоуренс.

— Спасибо за откровенность. Честность очень важна, — Аудитор что-то черкнула в блокноте. — Есть ли у тебя жалобы на то, как устроен рабочий процесс в твоем отделе? Хотел бы что-нибудь изменить?

— Нет, меня все устраивает.

— Что ты думаешь о коллегах?

— О, они милые люди.

— Никаких конфликтов?

— Нет, все мирно.

— Они тоже отзываются о тебе очень хорошо, но похоже, ты ни с кем из них не сблизился. Почему?

— Нет совместных интересов. Кроме работы, разумеется.

— А с твоим другом были общие интересы?

— Да, он был увлекающимся человеком. Очень харизматичным.

— Расскажи о нем. Как часто вы общались?

Лоуренс сначала неохотно, а потом все более воодушевляясь, поделился деталями встреч с Тони. Описал их совместные ужины, рассказал о многочисленных увлечениях друга, даже упомянул о мелочах: о пристрастии друга к кофе и мармеладу, о маленьких секретах от жены, о привычке Тони заводить волчок во время их вечерних бесед. Аудитор слушала внимательно, не перебивая. Когда он выдохся, она мягко сказала:

— Все мы со временем теряем друзей по естественным причинам. Кого-то раньше, кого-то позже. Смерть была внезапной?

— Очень. Вероятно, это и выбило меня из привычного ритма жизни.

— Веришь ли ты в жизнь после смерти?

— Не могу сказать наверняка. Не потому что не хочу, просто я не знаю. Хочется верить, что все это, — он развел руками, — имеет смысл.

— Жизнь определенно имеет смысл. Ты все еще можешь получать удовольствие от жизни, если позволишь себе это. Есть ли у тебя любимое занятие?

— Я иногда рисую, — признался Лоуренс. — Но как любитель, не более.

— Рисование — это замечательно, — кивнула аудитор. — В следующий раз на встречу захвати с собой рисунки.

— В следующий раз? — он не смог скрыть своего разочарования. — И сколько планируется всего встреч?

— Сколько потребуется, пока я не приму решение. Вот, возьми, — аудитор с невозмутимым видом протянула ему бланк, — заполни дома опросник и верни мне.

— Это все? Мне можно уйти?

— Если хочешь, тебя не держат насильно. — Она сняла очки и устало потерла глаза. — Однако, ты можешь остаться и поговорить со мной. У нас еще есть время.

— Я не имею ни малейшего понятия о чем говорить… — признался Лоуренс.

— Даже если я дам честное слово, что сказанное тобой никак не повлияет на мое решение и не попадет ни в один отчет? По-прежнему нет? — Аудитор подняла бровь. — Ты не похож на человека, описанного в досье. В той части, где о тебе говорят как о сотруднике, у которого наготове всегда уместная шутка.

— Люди склонны преувеличивать.

— С этим можно соглашаться или не соглашаться, но над этим стоит подумать. Лоуренс, всем нам иногда нужна помощь, и я здесь, чтобы помочь тебе. — Она сделала паузу, но Лоуренс так ничего не ответил. — Увидимся на следующей неделе.

— До свидания.

Сновидец покинул кабинет в смешанных чувствах. Тот факт, что ему придется прийти еще раз испортило и без того скверное настроение. С другой стороны, когда в последний раз кто-либо, кроме Тони, интересовался его мнением? Даже если это было только для того, чтобы выяснить, не принесет ли он Конторе неприятностей. Аудитор хочет посмотреть его рисунки. Что ж, он их покажет, в них нет ничего дурного.

На улице начался противный холодный дождь, какой бывает только осенью, а у него не было зонта. Он попробовал поймать такси, но все они были разобраны более расторопными и менее вежливыми желающими. Вздохнув, он поднял воротник пальто и побрел домой. Капли дождя забарабанили по полям шляпы. Если заболеть воспалением легких, то скоропостижная кончина станет решением всех проблем. Может быть тогда он отправится туда, куда ушел его друг. Внезапно Лоуренсу пришла в голову мысль, что каждый год он проживает день своей будущей смерти и не подозревает об этом.

Перед следующей встречей с аудитором Лоуренс тщательно готовился. Он провел больше часа репетируя перед зеркалом вежливую и приятную улыбку. Аккуратно заполнил опросник, честно ответив на все провокационные вопросы о том, желал ли он когда-нибудь смерти коллег или руководства. Тщательно оделся, следя за тем, чтобы наряд нельзя было назвать мрачным или излишне вызывающим — неброская середина, вот в чем он нуждался. Перебрал акварельные работы и взял наиболее приятные глазу. Он должен произвести хорошее впечатление, показать прогресс с прошлой встречи и тогда его оставят в покое.

Но когда он переступил порог кабинета аудитора, вся его уверенность в себе улетучилась под пристальным взглядом женщины в сером костюме. Она видела его притворство насквозь. Сколько ей лет? Не больше пятидесяти. Сколько из них она провела здесь, наблюдая за неудачниками вроде него? Минимум двадцать. У него нет шансов.

— Лоуренс, рада, что ты не забыл о нашей встрече.

— Я принес рисунки и ответил на вопросы, — он с готовностью зашуршал перед ней бланком.

Аудитор с вежливым кивком приняла его подношения. Опросник ее не заинтересовал, а вот рисунки были изучены внимательно. Перебирая содержимое папки, она посмотрела их все и вернула хозяину.

— Спасибо. У тебя талант. Думал ли ты стать профессиональным художником?

— О, нет, я не гожусь для такого. Я рисовал, когда был юнцом, слишком поздно начинать все с начала.

— Даже если это приносит удовольствие?

— Думаю, если я стану заниматься этим профессионально, то останусь с пустыми карманами. Я не смог бы рисовать на заказ.

Аудитор смотрела как он складывает папку обратно портфель. Лоуренс должен был признать, что не чувствует в ней враждебности.

— На твоих рисунках часто изображено море. Тебе нравиться бывать на побережье?

— Ни разу там не был. — Он со стыдом покачал головой. — Видел только на картинах. Хотел поехать в отпуск, но все как-то не складывалось.

— Изображено очень натурально, — похвалила аудитор. — Значит, это место срисовано с открытки?

— Нет, это из моего сна, — нехотя признался Лоуренс.

— Тебе снится море?

— Иногда. А еще у меня было много синей краски, поэтому я решил нарисовать его. Это плохо?

— Самовыражение не может быть чем-то плохим. Рисунки не датированы, но полагаю, среди них нет новых?

— Я не рисовал со смерти друга. Не до этого было.

— Понимаю. Что скажешь, если я посоветую продолжить рисование?

— Это будет непросто, хотя я могу попробовать.

— Но… — она выжидательно подняла бровь.

— Для новых рисунков нужно вдохновение, а его получить сейчас не так-то просто.

— Как думаешь, я могу помочь тебе с этим?

— Беседы с аудитором… Для меня это новый опыт. Однако я чувствую себя лучше по сравнению с прошлой неделей.

— И что же изменилось?

Лоуренс сделал то, что претило его натуре — солгал. Для того, чтобы обмануть аудитора или потому, что правда его пугала, он и сам не знал.

— Мое настроение улучшилось. Тоска немного отступила, — он вложил максимум убедительности в голос и сам себе не поверил.

— Тоска какого рода?

Видя, что он замешкался с ответом, аудитор понимающе кивнула.

— Не торопись. Расскажи об этом, но для начала, пожалуйста, посмотри сюда.

Аудитор достала из ящика стола маленький черный метроном. На конце стрелки виднелся блестящий металлический шарик. Она поставила метроном перед Лоуренсом, легко тронула стрелку. Та лениво качнулась вправо до щелчка и в обратную сторону.

— Следи за движением шарика, — попросила аудитор и благожелательно улыбнулась.

Это было несложно. Стук метронома и движение стрелки сразу же заворожили его. Лоуренс чувствовал, как проваливается в мягкую теплую темноту, в особое место между сном и явью. Голос аудитора стал приглушенным. Он слышал, как она просит расслабиться и рассказать о причине тоски.

И он все рассказал намного больше, чем собирался. Лоуренс никогда не планировал ни с кем делиться своей тайной, тем более с аудитором, но начав говорить уже не мог умолкнуть. Словно плотина, выстраиваемая десятилетиями, треснула и потоки черной горькой воды хлынули наружу в этот дивный мир.

Хотя Лоуренс упорно отрицал, что с ним что-то не так, во всяком случае, если задать этот вопрос прямо, это не отменяло того факта, что с ранних лет он отличался от остальных. Чаще других детей он бывал поглощен мыслями, не обращая внимания на веселую возню сверстников. Он был тихим, грустным мальчиком, который мог внезапно прекратить игру и долго пристально вглядываться в лица прохожих. Словно кого-то безуспешно искал.

Его родителям это было по душе. Они радовались, что у них растет серьезный сын, не подозревая, что на самом деле творится у него внутри. «Посмотрите, в такие моменты он выглядит совсем как взрослый!» — хвасталась мать. Лоуренс рос и его тоска тоже росла, вытесняя другие чувства. Он не стал мрачным брюзгой, наоборот, но его натура приобрела болезненную двойственность. Снаружи это был приятный собеседник, знающий, что и когда сказать, умеющий пошутить. Внутри — безмолвный одиночка. Он не мог жить полноценной жизнью.

С годами Лоуренс постепенно разобрался в себе и понял причину душевных мук: любовь всей его жизни мертва. Его обожаемая любимая жена умерла еще до его рождения, в настоящей жизни он обречен на одиночество. Фактически Лоуренс был вечно скорбящим безутешным вдовцом. Эта ситуация не имела решения, время шло, он страдал от разбитого сердца. Последний год был особенно тяжелым. Поэтому Лоуренс сблизился с Тони и решил принять его помощь.

Аудитор была опытным специалистом, ей часто приходилось быть свидетелем печальных историй. Только благодаря этому она сохранила спокойствие, выслушивая откровения Лоуренса, методично продолжая задавать наводящие вопросы погруженному в транс мужчине. Поразительно, насколько восприимчив оказался ее пациент. Как часто его друг пользовался этим и с какой целью?

Она невозмутимо смотрела как катятся слезы из широко распахнутых голубых глаз человека, вспоминающего жену, с которой он никогда не был знаком, и понимала, что ей достался непростой случай. Если следовать служебной инструкции, то с Лоуренсом нужно провести пару сеансов и попрощаться, ведь его причуды не мешали работе: он не был склонен к пиромании, самоубийству на рабочем месте или к агрессии. Да, он бы продолжил страдать, но в задачу Комитета не входит делать сотрудников счастливым. Эффективными — да, но не более того. А Лоуренс, при всей своей душевной боли, был весьма эффективным. Об этом кричал его выглаженный костюм без единого пятна, гладковыбритый подбородок, бланк опросника, аккуратно заполненный убористым почерком без пропусков и помарок.

Однако, смотря на неподдельное страдание этого потерянного в фантазиях мужчины, аудитор чувствовала себя не такой отстраненной и деловой как обычно. Внутри нее росло профессиональное беспокойство, ей захотелось помочь не для галочки, ради соблюдения показателей, а на самом деле. Она расспросила о его интересах, распорядке дня, не забывая делать подробные заметки, намереваясь на их основе построить карту дальнейшего лечения. Заметив, что отведенное на встречу время уже истекло, аудитор нехотя остановила метроном.

— Большое спасибо, на сегодня достаточно, — ее голос звучал мягко, обволакивая Лоуренса как покрывало. — Как ты себя чувствуешь?

— Неплохо, только очень хочется спать, — он вздохнул, расправляя плечи. — Я ничего не делал, но так устал.

— Ты помнишь содержание нашей беседы?

— К сожалению, — он несмело поднял на нее глаза, готовясь к худшему. — Я… Звучал странно?

— Ничего из того, что было сказано, не выйдет за эти стены, — пообещала она. — Ты не хотел обсуждать то, что тебя тревожит?

— Я ни с кем не говорил об этом прямо.

— Даже с твоим другом?

— Ему я намекал, не более того. Уверен, если бы я сказал, как есть, он был бы обеспокоен моим здоровьем.

— Ты считаешь, что твой рассказ признак душевного нездоровья?

— Думаю, если бы я был по-настоящему нездоров, то за десятки лет болезнь бы обязательно прогрессировала, — осторожно заметил он. — Однако я этого не наблюдаю. Просто еще один грустный человек в нашем городе. Мне было бы легче, если бы… — Лоуренс умолк, оборвав себя на полуслове.

— Да?

— Знай я имя человека, которому доверил свои самые сокровенные тайны, мне было бы не так страшно.

— А тебе сейчас страшно?

— Да, — Лоуренс кивнул. — Очень. Как в детстве, когда меня заперли в кладовке в полной темноте, за то, что я разбил фарфоровое блюдо матери. Нет, это только моя проблема. Я, как вы можете видеть, склонен к преувеличениям.

— Это противоречит инструкциям, — спокойно ответила она, внутренне удивившись, что этот поразительный человек говорил правду даже не находясь под внушением.

— Я ни в коем случае не настаиваю, — поспешно пояснил он.

— Ты можешь называть меня Мари, — аудитор решила, что в терапевтических целях дать опору в виде имени будет полезно.

— О… Спасибо, — он несмело улыбнулся, не зная, настоящее ли это имя или нет. — Я действительно благодарен, Мари.

— Наше время истекло, но я жду тебя снова.

— Конечно, — он вскочил, неловко перехватив портфель за ручку.

— Считаю нашу сегодняшнюю встречу продуктивной, — аудитор выглядела довольной. — Для тебя есть задание — попробуй снова рисовать. Через силу, даже если не хочется. Начни с малого.

— Хорошо.

Лоуренс попрощался и вежливо кивнув, аккуратно закрыл дверь. Обернувшись он нос к носу столкнулся с угрюмым человеком, которому пришлось ждать своей очереди. Пожилой мужчина, не скрывая своего недовольства сверлил его подозрительным взглядом, после чего снова уставился на лампочку вызова над дверью. Лоуренс поспешил по коридору, спиной чувствуя его неодобрение. Зайдя в гардероб, он обменял номерок на пальто и шляпу. На мгновение ему показалось, что гардеробщица ошиблась и дала ему чужие вещи.

День был пасмурный, темнело рано, но он захотел пройтись пешком, чтобы проветрить голову. Затянувшаяся встреча измотала его. Зачем он рассказал о том, что чувствует себя вдовцом? Какой глупый поступок! Мари теперь считает его сумасшедшим. Почему он собирался произвести хорошее впечатление, а в итоге выставил себя безумцем? Хранить тайну столько лет и разболтать все на второй встрече с аудитором! Не зря эти тихие люди в серой униформе вызывали у него опасение. Лоуренс пытался припомнить детали разговора, но они ускользали от него, скрытые за мерным стуком метронома.

Вернувшись домой, он решил принять ванну, чтобы расслабиться. К счастью, в последнее время проблем с напором воды не было. Добавив пару капель лавандового масла, он подождал, пока ванна наполнится наполовину и со стоном погрузился в воду. Конечно, использовать таким образом горячую воду было настоящим расточительством, но Лоуренс чувствовал, что сегодня ему это жизненно необходимо. Ванна была короткой, ноги, если их выпрямить, приходилось задирать вверх и класть на плитку, но все же это было лучше, чем сломанный душ в прошлой квартире.

Тепло приятно расслабляло напряженные мышцы. Он погрузился с головой и вынырнул с шумным фырканьем. Лоуренс устал: от бессмысленной работы, от скучной жизни, от неумения держать язык за зубами. А больше всего от себя самого совершенно бесполезного, скованного по рукам и ногам дурным настроением.

В голове мелькнула жалкая мысль о том, чтобы снова нырнуть и остаться под водой навсегда, но он отмахнулся от нее. Он не был самоубийцей. Да, иногда он раздумывал о разных способах, но последствия смерти неэстетичны… Когда он представлял, как его тело находит какой-нибудь случайный человек, или хуже того — ребенок, то понимал, что никогда не сделает этого. Он жил, руководствуясь простым жизненным правилом: поступай с людьми так, как хочешь, чтобы они поступали с тобой. Лоуренс не хотел бы найти полуразложившийся труп.

Аромат лаванды, усиленный горячими парами, навевал сонливость. Упираясь ногами в стену, чтобы ненароком не съехать в воду, он прикрыл глаза…

…Дует пронизывающий ветер. Мелкий, как крупа, снег срывается с неба, босые ноги по щиколотку погружены в морскую воду, но ему не холодно. Вокруг знакомый пейзаж. Сколько раз он уже был здесь? Сделав несколько шагов, он вдруг понимает, что на нем нет брюк, только жилетка, надетая на голое тело, и пиджак.

Несколько белых точек у горизонта превратились в птиц. Лоуренс проследил за их полетом к берегу. Все побережье застроено аккуратными красивыми коттеджами. Ах, как хотелось бы, чтобы один из них был его! Он всегда хотел жить на берегу, дышать свежим морским воздухом, наблюдать за восхитительными рассветами и закатами… Лоуренс пошел к берегу, но сколько он не старался, тот не становился ближе. Он остановился в недоумении. Наверное, он не мог выйти на сушу, потому что неприлично одет. Это следовало исправить. Мужчина ловко обвязал пиджак вокруг бедер. Желтый конверт выпал из внутреннего кармана, но Лоуренс успел подхватить его у самой воды.

Его драгоценный конверт, как он только мог забыть о нем! Расплывшись в радостной улыбке, Лоуренс погладил желтую бумагу. Его имя на лицевой стороне выглядело странно. Он присмотрелся, пытаясь понять разницу. Ах, вот оно что — прежде имя было написано уверенным, красивым почерком, а теперь все буквы стояли вкривь и вкось, словно человеку, писавшему их, было больно.

Это не на шутку встревожило Лоуренса. Он поспешно развернул послание и вскрикнул от неожиданности. В этот раз лист был исписан от начала до конца. Почерк ужасен, неразборчив, строчки наползают друг на друга, но ему все же удалось понять смысл разрозненных фраз. Нежный голос из прошлого, искаженный болью, просил его быть сильным и не горевать, обещая встретиться с ним снова. На глаза навернулись непрошенные слезы, продолжать чтение стало невозможно. Он зажмурился, мелко дрожа и прижимая драгоценное послание к груди.

Лоуренс вспомнил: его жена, радость всей жизни, драгоценный друг, написала ему письмо. Перед глазами пронеслось размытое видение их спальни, пропитанной горьким запахом лекарств, пустая застеленная кровать, столик для письма, где среди беспорядочно сложенных книг и газет, он нашел желтый конверт со своим именем. Это были ее последние слова к нему, ведь она умерла накануне…

…Вскрикнув, он очнулся, взметнув фонтан брызг и сразу же уйдя под воду. Цепляясь за скользкие борта ванной, Лоуренс вынырнул, натужно хрипя и кашляя. Здесь, в мире неспящих, у него не существовало ни жены, ни письма, это был мир бессмысленных разговоров и бесконечной скуки. Детали сна рассеялись, но в этот раз Лоуренс помнил, от кого получил конверт и при каких обстоятельствах. Дрожа от холода, он неуклюже выбрался из ледяной воды. Сколько времени он спал? Завернувшись в полотенце и то и дело натужно кашляя, Лоуренс решил выпить чего-нибудь горячего.

Опустошив большую чашку крепкого чая, мужчина сгорбившись сидел на табурете, поджав худые длинные ноги и уставившись немигающим взглядом на блестящую чайную ложку. На душе было неспокойно. Почему он должен страдать во сне и наяву? Где приятные сны? Каким чудесным был бы сон о том, что у него есть живая жена, они счастливо живут в домике на побережье. Должно быть эта прекрасная леди в самом деле была необыкновенным человеком, если он так тоскует по ней. Но он не помнит, какой она была. Ни имени, ни голоса, ни цвета глаз. Все, что у него есть — это многолетняя тоска и послание, в которой его любимая обещает встретиться с ним снова.

Лоуренс задумался. Какая-то важная идея будоражила его разум, скользя среди мыслей, но никак не желая оформиться во что-то конкретное. Бросив полотенце в корзину для белья, он надел теплую мягкую пижаму. Была глубокая ночь, но ему было не до сна. Лоуренс включил маленькую настольную лампу, сел за стол. Если мысль не желает приходить, ей стоило помочь.

Он принялся чертить на блокнотном листе различные геометрические фигуры, как всегда делал, когда не мог сосредоточиться. И сам того не ожидая набросал план спальни, увиденной во сне. Воодушевленный, добавил еще пару набросков, затем взялся рисовать домики на берегу. Изображения не были детализированными, но узнаваемыми. Полоска побережья, скрытая легкой дымкой, птицы, летящие над морем, аккуратные коттеджи… Рисовать было легко. Он сделал именно то, о чем его просила аудитор. Интересно, Мари — ее настоящее имя? Что же, теперь он сможет показать ей рисунки.

Лоуренс поежился, припоминая неловкие подробности разговора. Сейчас ему было стыдно за подобную откровенность. Он поделился самым сокровенным, обнажил внутреннее «я», а это куда страшнее телесного обнажения. Однако это была его единственная тайна, больше нечего скрывать. Будет ли Мари к нему снисходительна или обо всем уже стало известно руководству?

Рациональная сторона натуры в итоге победила творческую. Лоуренс прекратил зарисовки и взял чистый лист. То и дело покусывая от нетерпения кончик карандаша, он написал: «С ранних лет ощущаю беспокойство. Чувствую потерю другого человека, словно я вдовец. Отношения не складываются. Не женат. Перевалило за сорок лет, но карьеру так и не построил. Неудачник. Кошмары. Просыпаюсь в слезах. Обращаюсь за помощью к другу, который практикует осознанные сны. Тони начинает обучение. Благодаря методикам сновидцев вижу другие сны. Повторяется сон о желтом конверте. От кого конверт не знаю. По совету друга начинаю рисовать. Смерть друга. Нервный срыв. Очень плохо сплю. Не вижу снов. Не рисую. Получаю направление на психологический аудит. Аудитор вызывает на откровенность. Признаюсь в том, что давно мучает. Рассказываю о Тони, о своей жизни, о том, что ощущаю себя вдовцом. Важный сон с новыми подробностями. Узнаю, почему так важен желтый конверт. Вижу дома на берегу, вспоминаю, как выглядит общая с женой спальня. После пробуждения помню об этом.»

Перечитав написанное, Лоуренс дописал в самом вверху листа еще строки и обвел их: «Живу вместе с женой в красивом доме на побережье. Любимая умирает от болезни. Оставляет мне письмо, где обещает, что мы встретимся снова. Это происходит со мной в другой жизни. В прошлой или будущей — не знаю.»

Глядя на записи, Лоуренс почувствовал себя увереннее. Конечно, этот лист не стоило показывать аудитору, какой бы понимающей она не казалась. Одно дело беседы и совсем другое — обличающие улики, которые можно подшить к делу. Однако само наличие записей говорило о том, что он взял дело в свои руки и не собирается сдаваться. Он будет бороться за себя, за свой рассудок, за свое будущее. Пока он писал у него появилась интересная теория, которую стоило проверить.

* * *

Аудитор добавила синюю ленту в прическу, что было значительным отклонением от инструкций, но сегодня был день ее рождения и хотелось праздника. Четверо человек успешно пробыли положенное время, еще четверо обязаны были появиться в течение дня. Очень редко встречу с ней пропускали без действительно уважительной причины ведь, всем известно, что представителей Комитета опасно игнорировать.

Прежде Мари ощущала восторг от того, что работает на Комитет, но с годами однообразные дни в окружении серых стен в компании нервных, испуганных людей, поумерили ее пыл. Однако прихода Лоуренса она ждала с воодушевлением. Мари отдавала себе отчет в том, что попала под его природное обаяние, но так как она осознавала этот факт, а Лоуренс никогда не пытался ею манипулировать, аудитор не видела в этом ничего дурного. Редко ее посещали столь вежливые люди с безупречным вкусом в одежде и приятным мягким голосом.

Они провели вместе уже пять встреч. Сегодня планировалась шестая — последняя в этом году, но не вообще. У них наметился прогресс и Мари собиралась довести дело до конца. Лоуренс охотно шел на контакт, без колебаний отвечая на вопросы, даже если они касались болезненных тем. Он признавал, что у него есть проблемы. Аудитор снова погрузила его в транс, чтобы проверить искренность, но ответы остались прежними.

Бросив взгляд на настенные часы, Мари нажала на кнопку вызова спрятанную под столом. Спустя мгновение, точный как всегда, в дверном проеме показался Лоуренс. Мари знаком показал на стул, зная, что без приглашения он никогда не сядет, считая это дурным тоном. Лоуренс признался, что в его воспитании много внимания уделялось правилам этикета. Первоначально она отнеслась к этому недоверчиво, пока ей не понадобилось кое-что взять с полки, и она не встала из-за стола. Лоуренс сразу поднялся, потому что, как он объяснил позже, сидеть в присутствии женщины было дурным тоном. Мари поинтересовалась, каким образом с таким подходом он работает в общем зале, где множество женщин встают и садятся, когда им вздумается, на что получила ответ, что там действуют совсем другие правила и в этом случае он может сидеть. Ей никогда не понять логики этикета.

— Как самочувствие? — аудитор внимательно всматривалась в его лицо, привычно ища следы слез, нервных потрясений и бессонницы.

— Хорошо, спасибо. Зимняя простуда в этом году обходит меня стороной. Ах… — он понимающе качнул головой, — не это имелось в виду.

— Да, речь о твоем психическом состоянии.

— Я в полном порядке. Иногда я чувствую то, что можно назвать легкой меланхолией, но не более того. Со мной что-то не так? — Лоуренс забеспокоился.

— Обычный вопрос для этого времени года. У многих портиться настроение в преддверии новогодних праздников, когда приходится подводить итоги.

— Вот в чем дело… — он задумчиво кивнул. — Праздник принято проводить в окружении семьи и друзей, поэтому если их нет, то это может расстраивать. Но для меня это никогда не было проблемой. — Лоуренс посмотрел на нее ясными голубыми глазами. — Хоть я и чувствую себя одиноким, это не оказывает на меня фактического влияния.

— И как ты планируешь встретить Новый год?

— Меня пригласили на вечеринку. Хозяйка вечера, моя бывшая коллега, планирует нечто грандиозное.

— И ты придешь?

— Да, я обещал. Будет некрасиво, если я вдруг исчезну и за столом будет пустовать мое место.

— Хорошо. — Мари ощутила облегчение, узнав, что Лоуренс не будет один в эти праздничные дни.

— Эта лента очень красивая. Синий цвет тебе идет.

Аудитор удивленно подняла бровь. Прежде Лоуренс не делал ей комплименты. Однако прежде она не вносила изменений в свой облик.

— Просто факт, — он скромно улыбнулся. — Я не пытаюсь переступить границу дозволенного. Иначе попросил бы пойти со мной на праздник.

— У тебя нет пары?

— Слишком много желающих на это место… — пошутил Лоуренс. — В последнее время я был очень занят и не успел завязать отношения.

— Как считаешь, тот факт, что ты обязан посещать аудитора, мешает этому? Твоим возможным отношениям?

— Даже если это и так, я бы не променял наши беседы на гипотетические отношения.

Она предложила ему развить мысль.

— Мне кажется, я всегда видел мучительные сны. Тяжело переживал происходящее в них, ничего не помня после пробуждения, — он заговорил сбивчиво, быстро, словно боясь не успеть рассказать. — Наяву оставалось лишь горькое послевкусие. Сейчас, когда я пытаюсь с этим работать, я запоминаю сны, могу говорить о них, и на их место приходят другие, не такие ужасные. Одно тянет за собой другое. Моя проблема будет исчерпана, когда не останется больше забытых снов. А для этого мне нужно продолжать приходить сюда и рассказывать о том, что со мной происходит.

Лоуренс предпочитал называть свое расстройство проблемой, но никогда болезнью. Мари сделала пометку в блокноте, чтобы позже поразмышлять о причинах этого факта.

— Интересное наблюдение.

— Благодарю.

— Ты думал о природе снов? О том, что их вызвало?

— О, неоднократно. Только у меня так и нет логичного ответа, отчего пятилетнему мальчику может присниться сон о смерти его жены с которой он не был знаком. Может быть в практике такое уже встречалось?

— Я не могу обсуждать другие случаи, — Мари покачала головой. — А даже если бы и могла, это нас бы ни к чему не привело. Чем бы ты хотел поделиться сегодня?

— У меня есть новые рисунки. — Лоуренс с готовностью достал из портфеля папку. — Я видел приятный сон.

— Снова дом на побережье?

— Да. Теперь я заглянул в другие места — на кухню и в сад на заднем дворе. Сад небольшой, очень уютный. Еще я видел комнату на верхнем этаже. В ней есть большое панорамное окно откуда прекрасно видно море. Хотя летом там душно, если окна закрыты.

— В твоем сне была летняя пора? — Мари внимательно изучала карандашные наброски, тщетно ища любые странности, но рисунки были совершенно нормальны.

— Да, жаркое лето. Может быть август. В саду все цвело, но я не очень хорошо разбираюсь в цветах. Узнал только розы. — Лоуренс нашел нужный рисунок. — Вот они. Вьются по ограде. Что скажите?

— Здесь много интересных деталей, — сказала аудитор, заметив женские вещи — гребень на столике и перекинутую шаль, через спинку стула.

— Да, сон был очень ясный и повторялся дважды. Я даже сейчас вижу убранство дома, если закрою глаза.

— Что ты чувствовал?

— Безмятежность. Я приготовил себе чай и пошел в сад, чтобы побыть на свежем воздухе. Летний сон об этом месте отличается от зимнего, — Лоуренс задумался. — Он легкий, приятный, в нем еще ничего не произошло. Словно моя жена… — его голос дрогнул, — жива, просто вышла ненадолго куда-то, но обязательно вернется.

Лоуренс умолк, сжав тонкие губы в едва заметную линию. Самообладание изменило ему, он разрыдался, стыдливо пряча лицо в ладонях. Мари терпеливо ждала. Он пытался что-то сказать, но не мог. Спустя некоторое время, использовав ворох салфеток, Лоуренс взял себя в руки.

— Прошу прощения. Я надеялся сегодня избежать подобного.

— Проявление чувств — не повод для извинений, — мягко напомнила аудитор.

— Всякий раз, когда я представляю ее, не говорю отвлеченно, а именно представляю ее как человека, меня словно накрывает волной. Ничего не могу с этим поделать.

— Ты узнал ее имя?

— Нет, это по-прежнему загадка. Ее имя и облик пока скрыты от меня…

— Как думаешь, почему?

— Я пока не готов узнать ее имя, но это изменится со временем. Как в случае, когда появились новые строки на послании. Однако я уверен, что чувствовал ее запах. Не телесный, а какой-то парфюм, что ассоциируется с ней.

— Можешь описать запах подробнее?

— Пахло приятно, но я в этом дилетант. Это важно?

— Запахи могут многое рассказать, они служат путеводной картой по нашему прошлому. Например, запах свежей выпечки напоминает нам дом, а запах цветущей липы о летнем отдыхе. Что-нибудь еще ассоциируется с этим запахом?

— Ничего. — Лоуренс задумался. — Он связан только с ней.

— У тебя есть предположение, где находится дом, который тебе снится?

— Кроме того, что он стоит на побережье? Нет, я не знаю, что это за место. Рядом стоят похожие домики, так что я думаю это какой-то маленький курортный городок. Там нет поблизости большого порта или чего-то подобного. Иногда я думаю взять отпуск на несколько дней и поехать к морю. Нет, не для того, чтобы искать дом, — он смущенно усмехнулся, — маловероятно, что я его найду. Просто мне захотелось проверить свои ощущения — правда ли море такое же наяву как во сне?

— Смена обстановки — это хорошее решение, — одобрила Мари. — Ты можешь завязать в своем путешествии интересные знакомства.

— Ах, я не собирался знакомиться. Надеялся лишь порисовать на свежем воздухе. Одинокий никем не признанный художник-любитель.

Их дальнейшая беседа протекала непринужденно. Лоуренс больше не касался темы снов, зато подробно описал свои рабочие будни и даже пошутил по этому поводу. Это была простая шутка, но Мари была ей рада. Лучше простая шутка выздоравливающего, чем изощренная ирония измученного больного. Когда время приема подошло к концу, Мари задала несколько обязательных вопросов из предновогоднего опросника — сегодня на них отвечали все посетители. Лоуренс отвечал с улыбкой. Перед уходом он сердечно пожелал ей хорошо провести праздник, словно перед ним был не аудитор, а давняя подруга.

Глава 2

Загородный дом был больше, чем он предполагал. Три этажа, двадцать спален, гостиная, способная вместить десятки людей, зал для танцев. К дому примыкал прекрасный парк с оранжереей, а перед главным входом красовался фонтан. Все это дорогостоящее великолепие было освещено сотнями разноцветных ламп. Не дом, а настоящий дворец. Лоуренс был ошеломлен открывшейся картиной. Разительный контраст по сравнению с маленьким коттеджем на побережье.

Перед главным входом было припарковано множество дорогих автомобилей, поэтому таксист был вынужден высадить Лоуренса на повороте. Водитель пробормотал извинения, упомянув об опасении застрять при развороте и поцарапать другие машины. К счастью, снега выпало немного, дорожки были расчищены, поэтому ни туфли, ни брюки Лоуренс не испортил.

— Карен превзошла саму себя, — заметил он, осматривая окрестности, не торопясь влиться в шумное веселое сборище — из открытых окон доносились громкие голоса, смех и звуки музыки. — Интересно, во сколько эта роскошь обошлась Дереку?

В глубине души Лоуренс надеялся, что ему удастся избежать общества мужа Карен. Они не враждовали с Дереком открыто, но тот был беспричинно ревнив, а Карен любила играть на этом, создавая неловкие ситуации. Переминаясь с ноги на ногу, сжимая в пальцах холодное приглашение, Лоуренс с тоской подумал, что предпочел бы прийти на прием с той, кто занимает его сны. Он представил, как она стоит подле него в вечернем платье, кутаясь в накидку и сжимая в руках сумочку. Ее лицо по-прежнему было скрыто непроницаемой тенью неизвестности, но он ни на секунду не сомневался, что оно прекрасно.

Тяжелая, украшенная резьбой дверь широко распахнулась. В проеме стояли двое подвыпивших мужчин. В руках у них было по бокалу с виски. На секунду они удивленно уставились на Лоуренса, а затем с радостным смехом пожали ему руки. Оба работали в отделе финансов и были завсегдатаями вечеринок.

— Ты все же решил прийти, дружище!

— Как видите, — Лоуренс с усмешкой помахал перед ними приглашением. — Невозможно было устоять.

— Эта штука тебе здесь это не понадобиться… Здесь ужасная неразбериха с обслугой.

— Представь себе, — возмущенно поддакнул второй, — нам пришлось самим наливать себе выпивку!

— И мы в этом преуспели как видишь, — ухмыльнулся первый.

Они оставили его в покое, но пока Лоуренс искал, куда пристроить шляпу, в прихожей появились еще гости. Он не помнил их имен, но как это часто бывало, они узнали его и были рады видеть. Вдруг как по волшебству возникла девушка в униформе, отобрала вещи и исчезла в неизвестном направлении. Лоуренс подумал, что, если он захочет сбежать с вечера незамеченным пораньше, ему будет непросто найти пальто.

Вместе с остальными, он вошел в общий зал заставленный банкетными столами. У дальней стены на маленькой сцене пританцовывая в ритм музыки ненавязчиво пела какая-то девица. Пианист за роялем то и дело сердечно улыбался в ее сторону. Пристальное внимание остальных музыкантов было приковано к фуршетному столу, заполненному закусками и шампанским, но играли они хорошо. Приличия требовали, чтобы гость поприветствовал хозяев дома и поэтому Лоуренс отправился на их поиски.

Дерек и Карен стояли возле большой чаши с пуншем и выглядели довольными, беседуя с надутыми от собственной значимости людьми из руководства Конторы. Не стоило мешать их общению со столь важными людьми. Лоуренс лениво подумал, что если бы он захотел повышения, то лучшего момента и представить себе нельзя было. Собственно, праздничная вечеринка для этого и затевалась. Именно здесь принимались судьбоносные решения, а не в отделе кадров.

До нового года оставалось пару часов. Он взял несколько закусок выглядящих знакомо, яблочный сок, и устроился за столиком у стены, чтобы хорошо видеть сцену и остальных гостей. Неспешная песня ему даже понравилась, хотя он никак не мог разобрать слова. Певица откланялась, ее проводили бурными овациями. Музыка изменилась, став более энергичной. Пришло время танцев. Зал быстро заполнился танцующими парами. Лоуренс молился, чтобы никто не вздумал втянуть его в это дело. Персонал ловко лавировал между гостями, обновляя закуски. Освещение немного приглушили, и Лоуренс пропустил момент, когда какой-то услужливый официант заменил его пустой бокал из-под сока на шампанское.

Наблюдая за танцующими, Лоуренс чувствовал себя чужим, словно все это веселье предназначалось не для него. В голове нарастал назойливый гул. Какая-то женщина, не рассчитав сил в танце, потеряла равновесие и упала прямо ему на колени.

— Извините, — прошептала она, застенчиво взмахнув ресницами.

— Не волнуйтесь, ничего страшного.

— Меня зовут Ингрид, — она прижалась к нему. От нее ощутимо несло спиртным. — Вы из какого отдела? Танцуете?

— Нет, простите, — он вежливо, но настойчиво передал новую знакомую в руки ее партнера.

Пока танцы были в разгаре оставаться в зале было небезопасно. Лоуренс вышел в коридор, чтобы отдышаться. Не без помощи персонала отыскав уборную, которая была больше, чем вся его квартира, он с наслаждением умылся и пригладил расческой волосы. Возвращаться в душную атмосферу зала не хотелось. Ведомый любопытством, он решил исследовать дом, не желая упускать шанс посмотреть на столь богатую обстановку. Лоуренс заглядывал в комнаты, только если двери были распахнуты. Он не хотел рисковать, нарушая чье-то уединение.

Дорогая отделка комнат, изысканный, хотя и не самый современный интерьер, оставляли ощущение то ли музея, то ли театра. Лоуренс прежде не видел ничего подобного. Интересно, каково это постоянно жить в таком месте? Не будет ли одиноко и страшно по ночам? Хотя никто не может жить в таком большом доме один, чтобы его содержать в приличном виде нужен целый штат прислуги.

Неожиданно Лоуренс обнаружил библиотеку. Книги на полках выстроились ровными рядами до самого потолка, пушистый ковер приглушал шаги, удобные мягкие кресла так и манили присесть. Здесь даже был камин, хотя и не зажженный. И что самое невероятное, библиотека была совершенно пуста. Лоуренс замер, очарованный этим зрелищем.

— Что за прекрасное место, — выдохнул он, аккуратно прикоснувшись книжным корешкам.

В углу притаилась бронзовая скульптура, изображающая речную нимфу. Кто-то поставил на ее вытянутые руки поднос с напитками. Лоуренс решил, что это знак свыше. Взяв бокал, он налил себе немного хереса. Выбрав наугад книгу, сновидец с комфортом устроился в мягком кресле, с удовольствием опустив ноги на мягкий пуфик. Ему достался сборник романтической поэзии. Автор был незнаком, но Лоуренса это не огорчило. Он смаковал вино и впервые за много дней по-настоящему наслаждался жизнью. Когда донеслись громкие крики, радостно отсчитывающие цифры в обратном порядке, он только пожал плечами.

— С новым годом, Лоуренс, — пробормотал он.

Не было силы, которая могла бы вытащить его из кресла. Он подумал обо всех этих шумных подвыпивших навязчивых людях, веселящихся в душном зале, и тяжело вздохнул. Лоуренс мог лишь надеяться, что судьба над ним смилостивиться и никто не захочет почитать в эту новогоднюю ночь.

Лениво листая страницы и широко зевая, он погружался в пучину любовных переживаний неизвестного поэта. Как это часто бывает в поэзии на пути любви стояло множество препятствий. Двое сердец никак не могли соединиться вместе, чтобы забиться, наконец, в унисон. Этому мешало все — недруги, природная стихия, безжалостный быт. Стихи были не слишком удачны, но к счастью хороший херес помогал это игнорировать.

Сидеть в мягком кресле было чудесно. Желтый рассеянный свет торшера напоминал о доме, от книги исходил знакомый приятный аромат. Лоуренс принюхался и пролистал несколько страниц. Ближе к концу книги обнаружилась засушенная веточка лаванды, используемая вместо закладки. Должно быть прежде книгу читал романтичный человек. Лоуренс поднес веточку к лицу, вдыхая горько-сладкий запах, и сомкнул веки…

…Солнце ярко освещало спальню, но он не замечал этого, погруженный в свои мысли. Он пытался придумать хоть какой-то план, но тщетно. Он не знал, что ему дальше делать. Сколько времени прошло с тех пор, как он вернулся сюда? Казалось, он уже целую вечность сидит на кровати и смотрит на фото в рамках, стоящих на комоде. Маленькие кусочки чудесных воспоминаний, навсегда ставшие прошлым.

Что ж, из любого положения есть выход. Устало поднявшись, он открыл шкаф. Дверца скрипнула. На верхней полке пылился потертый кожаный чемодан, с которым он когда-то приехал. Положив его на покрывало, он откинул крышку. Звякнули пряжки. Бессмысленно брать много вещей. Возможно костюм, пару рубашек, белье… Платок, которые она вышила для него. Он повяжет его на шею и не станет снимать до самого конца. Туда, куда он отправляется, вещи не нужны. Главное, чтобы отъезд выглядел естественно, не возбуждал подозрений. Ведь он не хочет причинять лишнего беспокойства, верно?

Его худые костлявые руки, покрытые старческими пятнами, дрожали. Он не мог заставить себя сложить рубашки как следует. Вдруг в дверь постучали.

— Роберт? Ты здесь?

Голос Кристины. Он запаниковал и замешкался с ответом. Дверь отворилась, в спальню вошла женщина, одетая в черное платье. Черный цвет ей не шел. Она выглядела усталой.

— Роберт, ты… — тут она заметила раскрытый чемодан. — Что случилось? — женщина обеспокоенно нахмурилась. — Ты уезжаешь?

— Да, — признался он. Отпираться было бессмысленно.

— Почему?

— Я… просто уезжаю.

— Вот значит как… — пробормотал она.

— Да, думаю, это единственно правильное решение. — Он спрятал предательски дрожащие руки в карманы, но она все равно заметила.

— И куда ты поедешь? — она обогнула кровать и подошла к нему вплотную, пытаясь поймать взгляд.

— Куда-нибудь… Может быть к морю, — прошептал он севшим голосом.

— Роберт, мы только похоронили маму, и ты тоже хочешь нас бросить? — она ждала ответа, но он молча отвернулся. — Ты собирался уехать тайком? Если бы я не вошла сейчас, то чтобы обнаружила вечером — пустую комнату?

— Я оставил бы письмо! — запротестовал он. — Клянусь! Я бы не стал исчезать без объяснений.

— Конечно, это как раз то, что я ожидала получить, — расстроено отмахнулась она. — Письмо. После всех этих лет, что ты прожил с нами.

— Кристина, я жил здесь только из-за твоей мамы. Ты же понимаешь. Теперь ее нет и мне тут больше не место.

— Что это все значит? Почему не место? Роберт, куда ты поедешь, у тебя же нет ни гроша. — Кристина вздохнула и грустно добавила. — Это твоя комната.

— И я провел в ней прекрасные пять лет, девочка. Мне лишь жаль, что я встретил твою маму так поздно, но я все равно бесконечно благодарен за эти пять лет, — прошептал он. — Я был одинокий грустный старик и только благодаря твоей маме понял, что жизнь стоит того, чтобы ее прожить.

— Мама очень любила тебя, это правда. Вы были лучшей парой, что я когда-либо встречала. Она бы не хотела, чтобы ты уходил от нас.

— Кристина, для вас я просто человек с улицы, не член семьи, не родственник…

— Ты говоришь глупости, Роберт! Мы любим тебя! Пусть мамы больше нет, но ты есть! Это твой дом, твоя комната и так будет всегда.

В искреннем порыве Кристина обняла его, крепко сжав в объятиях. Он обнял в ответ. Кристина заплакала. И он тоже. Как странно, а ведь он был уверен, что слез у него больше не осталось, что все они были уже выплаканы за последние месяцы. Пока его душили рыдания, он чувствовал успокаивающую руку Кристины на своей спине.

— Мама просила тебе кое-что передать, когда все закончиться. Вот, — она достала из сумочки запечатанный конверт и вручила ему. — Лично в руки. Прости, я не сразу вспомнила о нем.

— Спасибо.

Он прижал конверт к сердцу…

…Кто-то тряс его за плечо.

— Лоуренс, проснись. Эй, Лоуренс!

Нехотя открыв глаза, он поднял голову. Над ним склонился Дерек. Его костюм был помят, на рукаве не хватало запонки.

— Ты в порядке?

— Да, спасибо, — остатки сна развеялись.

Лоуренс попробовал подняться, но со стоном рухнул обратно.

— Уже утро. — В подтверждении слов Дерек решительно отодвинул тяжелые шторы, залив библиотеку светом. — Зря ты уснул в кресле, спина будет болеть.

— Ты прав… Извини, что не поздоровался, когда приехал. Не хотел мешать тебе общаться с боссами.

— О, надеюсь им понравилось все это, — Дерек театрально закатил глаза, разведя руки.

— Вы с Карен устроили отличный праздник.

— Это в основном заслуга Карен. Она у меня организатор, я лишь скромно выполнял ее поручения и оплачивал счета, — он усмехнулся. — Гости уже разъезжаются. Ты, насколько помню, без машины. Если хочешь, могу вызвать такси. Не думай, что я тебя прогоняю… — Дерек пригладил волосы на затылке, как всегда делал, когда чувствовал себя неловко. — Можешь задержаться и попить с нами кофе на кухне.

— Нет-нет, такси — это то, что нужно. Пора домой.

— Хорошо, — удовлетворенно кивнув, Дерек потянулся к телефону. — Много вчера выпил?

— Самую малость, — Лоуренс бросил взгляд на пустой бокал из-под хереса. — Я не любитель выпивки.

— К сожалению, не все у нас знают свою норму, поэтому первый день нового года, — он вздохнул, — встречают с похмельем.

Пока Дерек пытался вызвать такси, что было непростой задачей в послепраздничное утро, Лоуренс отправился в уборную, чтобы привести себя в порядок. Умывшись, он тщательно прополоскал рот, мечтая о зубной щетке. Большое зеркало над раковиной в тяжелой бронзовой раме было роскошным. Лоуренс приосанился, прилежно пригладив волосы, раздумывая о том, что ему снилось.

Жаль, что во сне он не видел себя в зеркале. Как он выглядел, когда был стариком Робертом? Лоуренс воскресил в памяти образ высохших, покрытых пятнами рук и сравнил со своими. Руки Роберта выглядели иначе. Значит, ему приснился сон о ком-то другом. Этому бедолаге тоже не повезло, ведь Роберт собирался пойти куда глаза глядят и сделать большую глупость, если он правильно понял его мысли. А все оттого, что его любимая умерла. Он встретил ее на закате жизни и провел с ней несколько лет, пока смерть не забрала ее.

Лоуренс вздохнул. Извечный вопрос: отчего его избранница или не существует, или жива только в прошлом? Однако, вдруг это вовсе неважно? Он застыл, пораженный догадкой. Может, имеет значение лишь тот факт, что даже будучи стариком, он смог встретить ее и они провели время вдвоем? Это давало призрачную надежду на будущее.

Сердце Лоуренса забилось быстрее. У них все еще мог быть шанс. Разве не в этом смысл обещания? «Мы обязательно встретимся снова.» Но где, как? В реальности или во сне? Пока сны дали ему больше информации, чем реальная жизнь. Нужно снова перечитать заметки Тони. До этого он был старательным, но не слишком прилежным учеником. Именно так он и поступит! В первый день нового года он дает себе обещание встретиться с любимой, чего бы ему это не стоило.

В дверях появился Дерек.

— Мне удалось! Такси будет через десять минут, — сообщил он радостную весть.

Лоуренс поблагодарил его. Ему не терпелось вернуться к домой.

* * *

Чайный магазин напоминал антикварную лавку и аптеку одновременно. Стеллажи до самого потолка заставлены вычурными жестяными и стеклянными банками, разных расцветок и форм. В них хранятся сотни сортов чая со всего мира и стоят они весьма недешево. От интенсивности ароматов у посетителей с непривычки кружится голова. Словно в насмешку на прилавке лежит маленькая жестяная коробочка, наполненная жареными зернами кофе. Предполагается, что если клиент перестал ощущать запах любимого чая, то аромат зерен поможет вернуть обоняние.

За прилавком работает молодая красивая девушка, одетая в фирменный зеленый передник и чепец. Ее руки умело взвешивают на аптекарских весах чайные листья, добавляя и убавляя маленькие гирьки. Она быстро обслужила клиента и попрощавшись с ним, сосредоточила внимание на Лоуренсе. Он не был частым посетителем, но продавщица помнила его и искренне улыбнулась. Если другие покупатели были придирчивыми ценителями чая, иногда слишком придирчивыми на ее взгляд, то с этим мужчиной никогда не было проблем.

— Добрый день. Рады видеть вас в нашем магазине, — скороговоркой произнесла она заученную фразу. — Желаете как обычно? Пятьдесят грамм… — ее руки привычно потянулись к банке с одним из самых популярных сортов.

— Нет-нет, спасибо, но не сегодня. — Лоуренс жестом остановил ее. — Мне лестно, что вы запомнили мои предпочтения, однако у меня еще не исчерпался запас чая. Я пришел за советом.

— За советом… — на мгновение у нее мелькнуло подозрение, что посетитель, оставшись с ней наедине, позволит себе лишние вольности, но стоило только взглянуть на его открытое, честное лицо, как она тут же устыдилась своих мыслей. — Конечно, чем могу помочь? Что вас интересует?

— Мне нужен лавандовый чай. Такой существует? — спросил он, не слишком веря в удачу.

— Минуточку. — Продавщица достала из-под прилавка внушительную книгу в кожаном переплете. — Сейчас посмотрим… — Она открыла ее на нужной букве и пробежалась по строчкам. — Есть травяная смесь с лавандой. Кроме лаванды содержит ромашку, хмель и мяту. Подойдет? Лаванда сама по себе горькая, если вам нужна только она, то лучше приобрести аптечный сбор.

— Могу я взглянуть на смесь?

— Конечно. Я сейчас ее достану. — Девушка подвинула стремянку и шустро взлетела под самый потолок. Сняв с верхней полки банку, она аккуратно вытерла с нее пыль. — Травы свежие, но травяные сборы не пользуются такой же популярностью как черный или зеленый чай, — в ее голосе звучали извиняющиеся нотки. — Прошу.

Она открыла банку и поставила перед покупателем. Банка доверху была заполнена мелко нарезанными травами. Лоуренс осторожно понюхал. В нос ударил горький аромат лаванды с ромашкой, вынудив закашляться.

— О, да… — он смущенно вернул банку обратно на прилавок. — Очень сильный запах! Мне подходит. Взвесьте грамм семьдесят.

— Хорошо. — Девушка приготовила бумажный пакет и потянулась за чайными щипцами. — Заваривать три-пять минут. Чайная ложка на одну чашку. Вызывает сонливость. — Она сверилась с книгой. — Осторожно принимать при повышенном давлении. Вы для себя берете или в подарок?

— Для себя. С давлением у меня все в порядке.

— Я должна предупредить, мы не хотим терять любимых клиентов, — она улыбнулась, перевязывая пакет ленточкой. — Что-нибудь еще возьмете? Может быть зеленый чай? Он придает бодрость. Или есть новинка — белый чай с ароматом лимона. Для истинных ценителей.

— Благодарю, как-нибудь в другой раз.

— Я все же дам вам образец, — она прибавила к его покупке маленький пакетик. — Это бесплатно, в подарок от магазина.

Таким образом Лоуренс стал обладателем ароматной лавандовой смеси. Он не мог не заметить, что всякий раз, когда он засыпал, вдыхая аромат лаванды, его сон был ярким и на удивление содержательным. Если лаванда была ключом к тому, чтобы видеть сны, в которых он нуждался, сновидец был готов пить отвар из нее литрами.

Шел седьмой день нового года. Светало поздно, темнело рано, Лоуренс уходил на работу и возвращался в полной темноте. К счастью улицы были хорошо освещены. Свет фонарей, отраженный выпавшим недавно снегом, скрашивал зимний пейзаж. Укрывая лицо шарфом от холодного ветра, Лоуренс скучал по теплому лету, зеленым деревьям в парке. Иногда, когда работать становилось особенно невыносимо, он думал об отпуске. Мысль о поездке на побережье привлекала его все больше.

Вернувшись домой, Лоуренс снял пальто и поставил на огонь чайник. На кухонном столе лежали в беспорядке раскрытые книги и тетради сновидца, которые он не успел убрать утром. Он читал их все одновременно, делая собственные пометки. Кое-что Лоуренс уже запомнил наизусть, кое с чем был категорически не согласен, так как это не работало, но в целом он был доволен тем, как продвигается изучение снов. Приняв душ, съев скромный ужин, состоявший из сэндвича с маслом и сыром, он заварил желанный чай.

Лоуренс с комфортом устроился на диване, завернувшись в теплое покрывало. Рядом с ним наготове лежит блокнот и рисунки дома на побережье. Пары ароматного лавандового чая навевают спокойствие. Сделав несколько глотков, сновидец представил во всех подробностях дом на берегу и сад. Не забывая правильно дышать, он видел растения в период цветения в разгар лета: декоративные камни, покрытые мхом, рядом с которыми растут красные и белые цветы. Над ними с жужжанием вьются пчелы. Жарко, солнце припекает. От трав идет пряный аромат, от чего его голова становится тяжелой. Лоуренс медленно опустил голову на подушку…

…Над зарослями шалфея медленно кружит пушистый шмель, угольно-черный, не считая ярко-оранжевого пятна. Шмель не торопится, и он следит за его полетом с ленивым интересом. Мысль о том, чтобы работать в такое прекрасное воскресное утро вызывает внутреннее сопротивление. Он обещал расчистить дальний уголок сада под новые посадки, но это могло подождать до вечера. Тем более, что вчера он закончил красить беседку, а значит его нельзя было назвать бездельником.

На столе лежит свежая утренняя газета, но из-за жары он не читает, используя ее вместо веера. Над головой яркое-синее небо без единого облачка. Сняв белоснежную кепку, он бросает ее на стол и вытирает платком пот. Даже здесь, в тени зонтика, немилосердно припекает, а ведь еще далеко до полудня.

— Я вернулась! — доносится со стороны дома приглушенный голос. — Ты где?

— В саду! — Он вскакивает, неуклюже задевая и роняя складное кресло.

— Если не очень занят, то помоги мне.

Его не нужно просить дважды. Он перепрыгивает через пустые горшки и садовый инвентарь и несется в дом, сердце бьется в предвкушении, как всегда перед встречей с ней. На кухне, спиной к нему, стоит женщина. На первый взгляд обычная женщина каких тысячи, но в ней заключен смысл его жизни. Она неторопливо раскладывает на столе покупки, завернутые в пищевую бумагу, не подозревая, что он рядом — замер в дверном проеме. Он смотрит с жадностью, не желая упускать малейшую деталь. Легкое летнее платье облегает ее фигуру, короткие рукава открывают белые предплечья и точеные кисти с изящными пальцами. Такими родными и такими незнакомыми.

— Неужели я женат на богине? — вырывается у него, вызывая взрыв смеха с ее стороны.

— О, да! Я именно такая. Представь только как тебе повезло! А теперь отнеси эти божественные крупы в кладовку. В награду получишь кое-что особенное. Хочешь? — не оборачиваясь, она протягивает ему спелый персик.

Он берет фрукт и не удержавшись склоняется, целуя пальцы. У нее нежная кожа, пахнущая знакомым парфюмом. Что это — мыло, крем?

— Мы всего пару часов не виделись, — в ее голосе слышится улыбка.

— Целую вечность… — шепчет он, опускаясь на колени и прижимаясь к ней.

Она гладит его по волосам, рука касается очень нежно. Сколько лет они вдвоем? Девятнадцать? Он точно знает число лет, прожитых вместе. Только после встречи с ней он начал жить, до этого просто существовал — без цели, без смысла. Ему страшно поднять голову и увидеть ее лицо. Несомненно, как только это случится, все исчезнет: сад, дом, она… Останется только он — в пустоте, один.

— Что случилось, дорогой? — его настроение передалось ей, она обеспокоенно пытается поднять его с колен, но он только крепче прижимается, прячась в ткани платья. — Тебя что-то расстроило?

— Нет, что ты… я не расстроен. Я счастлив. Я рад, что ты есть, — его противоречивая натура лжет и говорит правду одновременно. — Давай никогда не расставаться?

— Мы всегда будем вместе. — Она нежно целует его макушку. — Обещаю.

И в тот же миг его руки становятся пусты. Тишина оглушительна. Он замирает, удивленно моргая. Где он, что произошло? Вне всякого сомнения, он по-прежнему у себя дома на кухне. Кто-то недавно прибрался здесь — должно быть приходила экономка. На столе сиротливо стоит недопитая чашка холодного чая. Значит, он пил чай, задремал на стуле и видел чудесный сон о прежних временах… Он бы все отдал, чтобы оказаться там снова, вернуться в то чудесное лето.

За окном пасмурное зимнее утро — идеальное время для прогулки. К счастью, он тепло одет. Осталось только надвинуть на глаза шляпу и распахнуть парадную дверь. По щекам бьет колючий ветер на миг отвлекая от горестных мыслей, но неприметная черная машина возвращает к реальности. Гробовщик не входит в число его друзей. А вообще, бывают ли у гробовщика друзья или только клиенты? Так или иначе, все станут его клиентами. Он обходит машину и идет к морю…

…Лоуренс постепенно проснулся. В голове мешанина из образов, на лице как приклеенная застыла счастливая улыбка. Сегодня подушка суха, нет повода для слез. Его метод сработал, он наконец-то встретил ее! Хочется петь и смеяться, но Лоуренс тянется к блокноту и дотошно записывает все, что с ним случилось. Когда ничего полезного больше вспомнить не удается, мужчина ложится на спину и закрывает глаза.

Прежде ему не снились двойные сны. Конечно, как всякий работающий человек, встающий по часам, он видел сон о повторяющемся пробуждении, когда тебе сниться, что ты проснулся, но на самом деле ты спишь и снова просыпаешься, чтобы решить, что в этот раз точно проснулся и так несколько раз подряд. Однако сюжет прошлого сна был особенным — он видел единый сон, разделенный временным промежутком. Сначала было лето, то самое, которое он хотел увидеть, как сновидец, затем зима, которую он видеть не хотел, но в реальности которой оказался, будучи в тот момент уверенным, что пережитое им летом — несбыточная греза измученного вдовца.

Завтра у него снова встреча с аудитором. Интересно, порадует ли ее его прогресс? Лоуренс всякий раз волновался, перед тем как зайти к ней в кабинет, опасаясь обнаружить там исполнителей со смирительной рубашкой наготове. Конечно, это были пустые домыслы. Подобные меры применялись только для опасных больных, которые могли навредить кому-нибудь, а он, по всеобщему признанию, был безобиднее ягненка.

Лоуренс попытался вспомнить, когда он поступал скверно по отношению к другим, но на ум пришел только «ужасный проступок» вроде умышленного игнорирования соседей, чтобы не ввязываться в бессмысленный разговор и тому подобная чепуха. Ах да, совсем недавно он почти прогулял работу… Но так как его рабочие обязанности совершенно бессмысленны, то и вреда он этим не нанес, верно? Может быть от этого наоборот была польза, ведь он перевел в тот день меньше бумаги, чем обычно.

Совершив привычный утренний ритуал — душ, бритье, чистка зубов, Лоуренс занялся завтраком. Приготовив омлет, налил чашку чая — обычного, без лаванды. Сделав глоток, он вдруг осознал, что почти счастлив. Это было первое утро за много лет, когда он не был безутешным вдовцом, ведь его жена жива и он получил этому подтверждение. Время, проведенное вместе с ней, сделало его другим человеком.

С удовольствием съев последний кусочек омлета, он потянулся за альбомом. Творческий порыв искал выход. Спустя пару минут перед ним лежал карандашный набросок: изящный женский силуэт. Лицо в тени, выделяются только пряди волос, в протянутой руке лежит персик. Лоуренс удовлетворенно вздохнул, ему удалось передать ее образ.

Он погладил рисунок. Хотелось нырнуть в него с головой, остаться в этом нарисованном мире навсегда. Все твердят о ценности свободы, но кому она нужна, когда ты одинок? Он бы не задумываясь променял свободу на вечное заключение с ней. Лоуренс расправил плечи и потянулся. Стоило подписать рисунок, но как именно? Что лучше: «Моя жена» или «Любимая», а может просто — «Она», ведь и так понятно о ком идет речь? Сновидец так и не смог выбрать.

* * *

Не было ничего сложного в том, чтобы войти в «Изысканный вкус» и попросить помощи у одной из милых девушек в фирменном наряде. «Изысканный вкус» особенное место. Самый большой и роскошный магазин косметики и парфюмерии в городе. Мужчины здесь могли выбрать подарок для жены или подруги, но Лоуренс все равно чувствовал себя неловко. Он переминался с ноги на ногу, поглядывая на освещенную витрину, ожидая пока поток посетителей иссякнет. Заметив, как одна работница что-то шепчет другой, лукаво поглядывая на него, он все же решился войти.

— Добрый вечер! — к нему тут же подошла одна из насмешниц, но теперь она была предельно серьезна и подчеркнуто вежлива.

Он мельком взглянул на нее — ярко-рыжая девица, чьи медные пряди выбивались из-под фирменного платка. Нос и щеки усыпаны крупными веснушками, замаскированные слоями тонального крема.

— Добрый вечер, — смущенно ответил Лоуренс, изучая рассеянным взглядом разнообразие товаров, выставленных в витринах.

— Меня зовут Ванесса. Я здесь, чтобы помочь вам. У нас широкий ассортимент товаров, — продолжила девушка, видя его явные затруднения. — Вы бывали у нас раньше?

— Нет, не доводилось.

— Тогда позвольте я покажу вам наши сокровища. — Она протянула руку. — Прошу, давайте ваше пальто. У нас тепло.

Лоуренс безропотно подчинился, отметив, что в магазине действительно жарко. Продавщицы бросили на него испытывающий взгляд. В своем дорогом костюме он выглядел как человек, который может стать ценным клиентом.

— Прошу за мной. — Ванесса не спеша пошла вперед. — В этом отделе у нас средства для тела и лица. А здесь можно найти все, что нужно по уходу за волосами, а дальше располагается парфюмерия. — Девушка продефилировала к свободной витрине и элегантно указала на выставленные стеклянные пузырьки. — Как видите у нас представлены как новинки, так и классические средства, проверенные временем. Все самого высшего качества. Если пожелаете, можете выпить кофе и почитать газету в уголке отдыха — это наш спасительный островок для мужчин, которые пришли сюда с подругами, — она понизила голос и заговорщицки подмигнула ему.

— Благодарю, обойдемся без кофе. У вас действительно большой выбор, надеюсь вы поможете. Есть запах, который мне очень нравится, но я не знаю его название. Это не обязательно парфюм, — поспешно добавил Лоуренс, — это может быть крем или мыло…

— Вы почувствовали его на другом человеке и хотите подобрать похожий?

— Да!

— Я поняла вас. В таком случае, предлагаю сыграть в игру «Горячо-холодно». Все что вам нужно это выбрать из предложенных ароматов. — Она взяла с полки пузырек, подняла крышечку и протянула Лоуренсу. — Что думаете?

— О, нет… — он отшатнулся от сильного запаха гвоздики. — Это был легкий аромат. Этот совсем не похож.

— А как вам этот вариант? — Ванесса протягивает ему другой пузырек.

— Это жасмин? — он был не уверен. — Уже лучше, но не то.

— Запах ближе к знойно-летнему или прохладно-зимнему?

— Как холодная весна.

— Ага… — протянула она задумчиво и перешла к другой витрине.

В течение часа он оценил больше трех десятков вариантов, каждый раз сопровождая комментарием. У него кружилась голова, но ничего похожего на искомый аромат он так и не обнаружил.

— На коже аромат может раскрыться иначе, — осторожно заметила девушка. — Если бы здесь был человек, которому предназначается запах, мы бы быстрее подобрали…

— Давайте я куплю несколько образцов, а она выберет сама, — предложил Лоуренс к большому облегчению Ванессы, которая боялась, что он из тех клиентов, которые отнимают время, но ничего не покупают.

— Отлично, упакую их как подарок.

Не глядя он приобрел четыре бесполезных флакончика, оставив в кассе большую часть своей зарплаты. «Изысканный вкус» могли позволить себе только состоятельные клиенты. Покидая магазин Лоуренс чувствовал себя глупо. Зачем он пришел? Если бы не цена, он оставил бы покупку в ближайшей урне, но ему казалось кощунством выбросить красиво упакованный, дорогой товар. А даже если бы он отыскал искомый аромат, то что дальше? Лоуренс представил, как выливает духи на подушку в тщетной надежде создать имитацию присутствия, и стыдливо опустил голову. Аудитору ни к чему знать об этой покупке, иначе она решит, что он теряет связь с реальностью. Зависимости от лавандового чая уже достаточно.

Последующие несколько ночей он не видел никаких сновидений, несмотря на все предпринятые ухищрения. В книге для сновидцев утверждалось, что перерыв — это нормальное явление и беспокоится не о чем, но Лоуренс все равно волновался. Рекомендации по возвращению сновидений предлагали навести порядок в реальной жизни. Речь в большей степени шла об отношениях, но так как у него их не было, то Лоуренс сделал что мог: убрал в квартире, выбросил старые вещи и отсортировал скопившиеся рисунки. Покупка из «Изысканного вкуса» снова попалась ему на глаза, поэтому он положил ее в портфель, чтобы подарить анонимно коллеге.

Специально придя на работу раньше обычного, он остановил выбор на Марте, молодой веселой девушке. Для нее было в порядке вещей получать подарки, к тому же рабочее место Марты располагалось в укромном месте, частично скрытое за кадкой с фикусом. Лоуренс оставил сверток на столе.

День тянулся долго. Лоуренс чаще смотрел в окно, чем в документы, но ему было безразлично. Он должен сдать рабочий минимум к концу дня, а прочее не имеет значения. Если прежде дни жизни отделяли друг от друга короткие промежутки сна, то теперь все было наоборот.

Едва дождавшись обеденного перерыва, он поднялся в кафетерий, расположенный этажом выше. Обычный обед, сэндвич с огурцом и яблоко, был забыт дома, поэтому пришлось выбирать из ограниченного ассортимента кафетерия. Лоуренс привык к простой пище, но даже по его меркам еда здесь была безвкусной: каша, тушеные овощи, подозрительная на вид котлета и пресный соус. Сидя за столиком в одиночестве, Лоуренс, как часто бывало в последние дни, представил, что на самом деле он ожидает жену, которая ненадолго отошла. Он подумал, как было бы чудесно работать в одном отделе с любимым человеком, а потом идти обратно домой, чтобы провести время вдвоем, понимая друг друга без слов, с одного взгляда… Пустой стул напротив насмехался над Лоуренсом.

После обеда сновидец обнаружил на столе аккуратный бумажный сверток, перевязанный лентой. Это его насторожило — с тех пор как умер Тони никто не посылал ему подарки. Он развернул бумагу: внутри лежала изящная серебряная зажигалка, бережно завернутая в шелковый платок. Ни следа записки. Лоуренс ничего не понимал. Щелкнув крышкой, он завороженно уставился на синий огонек. Вещь была дорогой, ручной работы и похоже, старинной. В нижней части зажигалки, в обрамлении диковинных листьев и цветов, стояло клеймо мастера. С чего бы кому-то делать такой ценный подарок? Он ведь даже не курил.

Подняв голову, он быстро огляделся, ища человека, наблюдающего за его реакцией. Но никто не выказывал к нему особого интереса, все было как обычно. Пожав плечами, Лоуренс убрал зажигалку в ящик стола. Пускай эта загадка остается неразгаданной. Заточив карандаш, он нехотя принялся за отчет.

За окном стремительно стемнело. Начался снегопад. По прямому как стрела проспекту одна за другой поехали громоздкие снегоуборочные машины. К концу рабочего дня снега выпало так много, что по колено засыпало пешеходные дорожки, которые, в отличии от автомобильных дорог, никто не убирал. Лоуренс с тоской представил сколько времени ему придется потратить, чтобы добраться домой. В голове мелькнула заманчивая мысль остаться в конторе на ночь, но так как здесь не было запаса лавандового чая, это было неприемлемо.

Когда Лоуренс вошел в лифт и уже потянулся к панели управления, к нему в кабину вбежал еще один пассажир. Это был Винсент из отдела качества. Лоуренс вежливо кивнул ему и нажал на кнопку. Они были ровесниками и знали друг друга несколько лет, но общались в основном по рабочим вопросам и не были близкими друзьями, поэтому Лоуренс удивился, когда Винсент предложил подвезти его домой.

— Снегопад не прекращается. Идти пешком сейчас — сущее самоубийство! — с жаром убеждал он.

— Веский аргумент, — улыбнулся Лоуренс, колеблясь. Принять неожиданное предложение было заманчиво. — Но разве тебе не в другую сторону?

— Нет, мне по пути. Сегодня нужно заехать еще в одно место, так что твой дом как раз по дороге.

— Раз так, принимаю предложение. Спасибо.

Лифт приехал на нижний этаж паркинга. Парковка уже была полупустой. Винсент пошел первым, спеша к своему месту. Сев в автомобиль, ничем не отличавшийся от десятков других, он открыл дверь пассажиру. В салоне было холодно, пахло свежей хвоей. Несколько минут, пока Винсент прогревал мотор, они болтали о всяких пустяках. Лоуренс завороженно смотрел как он ритмично постукивает тонкими длинными пальцами по рулю и задавался вопросом, умеет ли Винсент играть на рояле.

Покинув паркинг, их машина с гордым рычанием влилась в общий гудящий поток. Движение на дороге было медленным, но без пробок. Из-за подтаявшего снега колеса скользили, водители осторожничали. Винсент включил обогреватель.

— Сейчас будет теплее, — пообещал он и добавил словно невзначай. — Кстати, спасибо за подарок. Обязательно попробую, только не в рабочее время. Как только наступит выходной… Ты не обидишься, если я не стану использовать их в будние дни?

— Что ты имеешь в виду? — не понял Лоуренс.

— Все в порядке, — руки Винсента, сжимающие руль, побелели. — Нечего опасаться. Думаю, честность — лучшая стратегия. Ты мне нравишься. Уже давно. Не хочу торопить тебя и ничего особенного не жду, не подумай, пожалуйста, что я оказываю давление или что-то такое… — он затараторил, ломающимся от неловкости голосом, избегая смотреть на ошеломленного пассажира. — Но лучше открыто признаться, потому что я и не надеялся, что ты обратишь на меня внимание, однако если есть шанс на взаимность…

— Подожди, — до Лоуренса дошел смысл его слов. — Ты говоришь о нас? Предлагаешь отношения?

— А ты этого не хочешь? — Винсент побледнел от огорчения. — Я думал, раз ты сделал мне дорогой подарок, то предлагаешь что-то серьезное…

— Ты про духи? — запоздало догадался Лоуренс. — Значит, зажигалка была от тебя?

— Да. Тебе не понравилась? Я был так рад, что мне захотелось срочно подарить что-то в ответ, что-нибудь стоящее и это самая приличная вещь, которая у меня была. Хотя я знаю, что ты не куришь. Это не очень умно — подарить зажигалку некурящему… Извини, это был необдуманный порыв.

— Боюсь, произошла ошибка. — Лоуренс тоже считал, что честность — лучшая стратегия, ему было неприятно видеть, как Винсент, которому он не желал зла, закапывает себя все глубже. — Я думал, что оставил подарок Марте. Я не ухаживаю за ней, просто у меня были дорогие духи, которые мне не нужны, и я не хотел их выбрасывать. Я надеялся, что, если подарю их анонимно, Марта просто порадуется подарку и найдет ему применение.

— Я видел, как ты поставил их на мой стол, — сказал Винсент после паузы. — Неделю назад мы поменялись с Мартой местами. Значит… Я поторопился с выводами. О! — он со стоном опустил голову на руль, зажмурившись.

Лоуренс внутренне порадовался, что машины в потоке двигались не быстрее улитки, иначе они наверняка бы угодили в аварию.

— Это недоразумение, — осторожно признал Лоуренс.

— Целиком моя вина, — глухо ответил Винсент, беря себя в руки и бросая угрюмый взгляд на дорогу. — Прошу прощения за то, что посмел обвинить в противоестественных наклонностях. Буду очень признателен, если не станешь подавать жалобу.

Винсент угодил в щекотливое положение. Однополая любовь не поощрялась, ее существование старательно игнорировали и замалчивали, а в стенах Конторы подобные отношения вовсе были под запретом. Достаточно одного доноса, чтобы Винсент потерял работу. При этом лицемерные руководители сами не гнушались подобными развлечениями. Когда-то давно, еще будучи неопытным молодым человеком, Лоуренс привлек к себе их внимание. Под благовидным предлогом его пригласили на ужин, где он оказался в компании симпатичных юношей. После ужина на них пришли посмотреть пожилые мужчины из руководства Конторы. Они сулили им всевозможные блага за продолжение более близкого знакомства. Лоуренс отказался и сразу же ушел, но его еще долго преследовало неприятное чувство. Главным образом потому, что он не мог никому рассказать об этом — ему бы не поверили, а если бы и поверили, то возложили бы на него всю вину за происходящее.

Хотя Лоуренс не находил свой пол привлекательным, он не считал себя достойным вешать ярлыки на таких как Винсент, кто желал обычных отношений, но был вынужден скрываться в лицемерном обществе. Поэтому он успокаивающе похлопал коллегу по плечу.

— Не нужно волноваться. Никаких жалоб не будет. Как я уже сказал — это было просто досадное недоразумение.

— Хорошо, — все еще напряженно ответил тот.

— К тому же, я по-прежнему рассчитываю, что ты довезешь меня до дома, раз уж вызвался, — добавил Лоуренс миролюбиво. — Тебе же на самом деле не нужно ехать в этом направлении?

— Нет, — признался Винсент. — Просто нужен был предлог, чтобы поговорить наедине. Хотя я рад, что тебе не придется морозить ноги. Приношу искренние извинения, что затронул столь неприятную тему.

— Дело не в этом. Я удивлен, что мы вообще оказались в этой ситуации, ведь я был уверен, что никогда не давал повода думать… — Лоуренс замолчал, не зная как закончить фразу, но Винсент понял.

— Ты всегда аккуратный, вежливый, одет со вкусом. Но не женат, постоянной подруги нет. Я надеялся, что женщины в твоей жизни — это просто прикрытие. Может, не только прикрытие, но ведь бывают случаи, когда человеку нравятся и женщины, и мужчины. — Винсент вздохнул. — Это жалкие оправдания. Я подумал, что у меня есть шанс и потерял голову, выдав желаемое за действительное. Если хочешь, я переведусь на другой этаж и тебе не придется меня видеть.

— Не нужно. Меня это не беспокоит.

Лоуренс присмотрелся к Винсенту. Что он в принципе знал о об этом человеке? Ничем не примечательный мужчина в сером костюме и пальто, рядовой винтик в механизме Конторы, исправно выполняющий работу. Обладатель стандартного авто, стандартного жилья. Даже стрижка и аккуратные усы — копия с обложки журнала «Образцовый работник». Приятный, добродушный человек, и как оказалось, очень одинокий, если ухватился за столь призрачный шанс. Они были похожи в своем желании получить невозможное.

— Здесь свернуть? — Винсент подъехал к перекрестку. — Или дальше?

— Мой дом уже рядом, но тебе к нему сейчас не проехать. Никто не чистит проезды. Высади у знака, пожалуйста.

— Как пожелаешь.

Автомобиль мягко притормозил у обочины.

— Спасибо, что подвез.

— Почему ты не возьмешь себе машину?

— Люблю ходить пешком. Надеюсь, ты не против, если мы будем просто друзьями? — Лоуренс протянул руку. — Хорошего вечера.

— И тебе хорошего вечера. — Винсент поспешил ответить крепким рукопожатием не до конца веря, что ситуация разрешилась без последствий.

— Вот и славно, — улыбнулся Лоуренс, чувствуя, как между ними испаряется недавняя неловкость.

Он вышел из машины, легко хлопнув дверью. После теплого салона зимний ветер пронизывал до костей. Лоуренс брел по сугробам, ощущая, как с каждым шагом снег забивается все глубже в ботинки. Он размышлял об истории с Винсентом в которую угодил благодаря своей невнимательности. Как он мог не заметить, что это больше не стол Марты? Ведь на нем не было ни открыток, ни разноцветных наклеек. Погруженный в мысли о сновидениях, он стал легкомысленно относится к реальности.

Подходя к дому по старой привычке нашел окна своей квартиры — темные и пустые, как всегда. Какая-то добрая душа раскидала снег, расчистив дорожку к подъезду. Продрогший Лоуренс, чтобы согреться, побежал вверх по лестнице. Дома, оказавшись на кухне, первым делом поставил чайник. Интересно, как проводит вечера Винсент? У каждого свой способ скрасить одиночество. Наверное, слушает вечерние новости и курит. Кстати, нужно обязательно вернуть ему зажигалку.

Несмотря на все доводы разума, Лоуренс выпил двойную порцию лавандового чая этим вечером. Он был рад, что долгий день, полный скуки и неловкости, наконец закончился. Завернувшись в одеяло, он погрузился в крепкий сон…

…Парк по воскресеньям всегда полон людей, поэтому они любили приходить сюда в будние дни, пользуясь привилегией стариков, которые слишком пожилые, чтобы работать, но еще достаточно подвижные, чтобы гулять. Он медленно вел ее по дорожкам, усыпанным золотыми листьями, галантно подставив локоть, на который она с благодарностью опиралась. Несколько дней назад была годовщина их знакомства и он был переполнен счастьем, не желая ничего, кроме того, чтобы дышать с ней одним воздухом.

— Роберт, как ты думаешь, у людей должны быть тайны? — ее голос звучал задумчиво.

— Конечно, — он погладил пальцы, сжимающие его руку. — Так жить интересней. Но только если это не мучительные тайны. Я за тайны приятные и увлекательные.

— Ты во всем хочешь видеть лишь хорошее! — она покачала головой, тряхнув короткими седыми кудрями. — И как ты только дожил до своих лет? Не отвечай, это риторический вопрос.

— Ты хочешь поговорить о чем-то? — встревожился он, но как всегда попытался обратить тревогу в шутку. — Неужели еще один поклонник? И он красивей меня?

— Я бы тебе рассказала, но не знаю, как ты это воспримешь. Вдруг расстроишься? Ты у меня такой… — она пыталась подобрать слово, — чувствительный.

— Чтобы ты не рассказала, это не изменит моего отношения к тебе, — тихо, но уверенно сказал он. — Ну же, не томи, иначе я начну представлять всевозможные ужасы.

— Это случилось давно. Просто эпизод из жизни. Довольно странный, если подумать. Я им не горжусь, но и не стыжусь.

— Присядем?

Он повел ее в сторону лавочки, откуда было видно пруд и мраморную беседку. Присев, они прижались друг к другу. Солнце спряталось за облаком, но Роберту рядом с ней было по-прежнему тепло. Она какое-то время молчала, собираясь с мыслями.

— После рождения дочери у меня был сложный период. Мне настолько опротивела жизнь, что я едва не покончила с собой. Представляешь? Чуть было не кинулась с моста в реку, но прохожий помешал. В итоге я решила, что надо что-то менять и оставила дочь… Нет, не пугайся, я отдала ее своей матери, а она была заботливой ответственной бабушкой. Я, конечно, не самая лучшая мать, но не жестокий человек… В общем, я уехала. Села в поезд идущий к морю. Покинула вагон я уже как мужчина — в шикарном синем костюме и модной шляпе. Ты шокирован?

— Удивлен и заинтригован, — признался Роберт. — Где ты взяла костюм?

— Купила в магазине готовой одежды. Соврала, что подарок для мужа, но у нас один размер, потому я должна его примерить. Неужели ты подумал, что я украла вещи у пассажира?

— Нет, ни в коем случае!

— Я бы не стала опускаться до кражи. — Она чопорно хлопнула его по пальцам и ухмыльнулась. — Ах, я была очаровательным мужчиной.

— Могу себе представить.

— Нет, это вряд ли. Это сейчас я бесформенный бочонок с опухшими ногами и обвисшей грудью, а в те годы… О, я была прекрасна. У меня хранится карточка, где я позирую в мужском облике. Напомни обязательно показать ее, когда вернемся домой.

— Хорошо, дорогая. Что же ты делала будучи мужчиной?

— Развлекалась. О, как я развлекалась! Пила джин, ходила в кино на вечерние сеансы, ухлестывала за официантками, работающими в прибрежных кафе. Одна из них, рыжеволосая хохотушка, мне нравилась больше остальных.

— Постой-ка, ты хочешь сказать, что встречалась с девушкой? — он не мог скрыть удивления.

— Конечно, я же была мужчиной. А какой мужчина упустит шанс провести время с красоткой? — она шутливо толкнула его в бок. — Но мы не заходили дальше поцелуев и прогулок по парку. Все было очень прилично. Прямо как у нас с тобой.

— Невероятно. И она не догадалась, что ты женщина?

— Откуда мне знать? Может, — она заговорщицки понизила голос, — ее устраивал именно такой поворот. Женщины сложные создания.

— Это я уже понял. И что дальше?

— Мы приятно провели несколько недель. Я ухаживала по всем правилам: цветы, походы в кино, пикник на берегу. Денег не жалела, но дама моего сердца этого стоила, она была очаровательна. Даже жаль немного, что все закончилось с моим отъездом. Хотя я обещала написать, но конечно же, не писала. Курортные романы не длятся долго, ты же знаешь.

— Я не знаю, у меня не было курортных романов, — жалобно отозвался Роберт.

— И зря. — Она нежно поцеловала его впалую щеку. — Тогда бы ты мог сейчас рассказать мне о них.

— Все эти годы я просто готовился к встрече с тобой. Мне было не до свиданий.

— Это очень мило, Роберт, но немножко неправдоподобно. — Она тепло улыбнулась. — Кстати, на прощание моя пассия сделала чудесный подарок, который служит мне по сей день. Ты его видел. Помнишь зажигалку на каминной полке?

Роберт напряг память. На каминной полке стояло множество безделушек, которые ему нравились. Старинные часы, отстающие на полчаса, забавные фарфоровые статуэтки, миниатюрная ваза, полная засушенных цветов, канделябр без свечей и серебряная зажигалка, украшенная причудливым рисунком из листьев.

— Помню, красивая вещь.

— Мне было неудобно ее брать, все же чистое серебро довольно дорогое, но получить сам подарок было приятно. Я хранила зажигалку все эти годы в память о том приключении.

— Ты больше не возвращалась туда?

— Никогда. Когда кризис миновал и приключение закончилось, я вернулась домой одетая в женский наряд.

— Очень интересная история, — задумчиво сказал он. — Спасибо, что поделилась со мной.

— У меня есть и другие… Когда-нибудь ты их узнаешь. А я услышу твои?

— Тебе достался скучный мужчина, — признался он. — Боюсь, узнав мои тайны, ты станешь смеяться.

— Нет, не стану.

— Я не люблю гусей. Они очень пугают меня, когда шипят!

— Гусей? О, Роберт! — она расхохоталась.

— Все как я и говорил — ты смеешься. Однако они действительно ужасны, — он жалобно простонал. — У них есть зубы внутри клюва!

Словно в насмешку над ним несколько птиц, по виду толстые серые гуси, вразвалочку вышлина берег пруда и пощипывая траву, направились в их сторону…

…Он проснулся со звоном будильника. За окном брезжил рассвет. Лоуренс механически нашарил блокнот и карандаш. Сегодняшний сон был успешным. Лавандовый чай снова не подвел. Сновидец погрузился не в мешанину разрозненных образов, а в цельное повествование, очень доброе по своей сути. Это был мир Роберта: счастливого, довольного жизнью старика, который больше не был одинок.

Карандаш скрипел, упрямо выводя на бумаге строчку за строчкой. Лоуренс снова не разглядел лица любимой, но было понятно, что она не была той же женщиной, что из сна о доме на побережье. Кто была эта пожилая дама с загадочным прошлом? Даже проснувшись он не мог думать о ней отвлеченно, просто как о старушке, а лишь как о любимой женщине. Он был предвзят. Чьи это были мысли, его или Роберта?

Подойдя к описанию зажигалки, Лоуренс замер встревоженный. Зажигалка из воспоминаний Роберта была очень похожа на ту, что ему подарил Винсент! Как такое возможно? Память решила сыграть с ним злую шутку. Вероятно, он был так потрясен событиями вечера, что вплел в сон детали из настоящего.

Лоуренс отложил блокнот и занялся обычными утренними делами, но мысль о странном совпадении не давала ему покоя. Из-за этого он все утро был рассеян — сжег тост, разбил яйцо, порезался во время бритья. Глядя на розовую пену, окрашенную кровью, сновидец подумал, что завтра ему идти к Мари и аудитор наверняка поинтересуется причиной пореза. Она была внимательным человеком, в чем он убеждался неоднократно. Сомнения по поводу зажигалки необходимо было разрешить сегодня же.

Снегопад прекратился еще ночью. Уборщики трудились все утро, поэтому, когда Лоуренс вышел на главную улицу, тротуары уже частично расчистили. Потратив на дорогу в Контору всего лишь на десять минут больше обычного, он прошел через проходную и поднялся на десятый этаж, переминаясь в лифте с ноги на ногу от нетерпения. Ему необходимо было срочно поговорить с Винсентом.

Сотрудники постепенно приходили, оживленно обсуждая вчерашний снегопад, но стол Винсента пока пустовал. Заняв свое место, Лоуренс первым делал проверил ящик — зажигалка лежала там, где он ее оставил. По-крайней мере она не была плодом его воображения. Лоуренс внимательно изучил подарок Винсента. Теперь ему стало казаться, что она отличается от той, что видел Роберт. Было немного странно сверять внешний вид реальной вещи с воспоминаниями человека, который ему снился, но таков уж путь сновидца.

Крайняя дверь справа отворилась, из кабинета вышел секретарь с кипой не подшитых бумаг, и сразу же направился к Лоуренсу.

— Доброе утро, — пробормотал он невнятно, удерживая карандаш зубами. — Все это нужно посмотреть до четырех часов, — он выложил на стол стопку документов.

— О… — Лоуренс и не пытался скрыть свое разочарование. — И тебе доброе утро.

— Знаю-знаю, это много, но сегодня Вайс и Морейн не придут, так что придется тебе взять их работу. Это временные трудности. Посмотри хотя бы бегло, — в голосе секретаря послышались умоляющие нотки. — Ты наш лучший специалист по этой теме.

— Ты умеешь уговорить, — вздохнул Лоуренс. — А что с ними случилось? Заболели?

— Хуже. Врезались вчера друг в друга, когда выезжали с парковки. Вайс разбил лоб, Морейн повредил плечо. Сегодня их будут приводить в порядок, но завтра они обещали прийти.

Секретарь засеменил дальше, выискивая новую жертву. Лоуренс со вздохом принялся за работу. Он просидел за бумагами несколько часов, но когда подошло время обеда, спохватился. Сделав пометку, сновидец отложил документ.

Винсент, спрятанный от любопытных глаз за фикусом, выглядел невыспавшимся, но больше ничего в нем не напоминало о вчерашнем происшествии. Он выглядел погруженным в работу, однако, стоило ему заметить Лоуренса, тотчас отложил отчет. Они поздоровались как старые друзья.

— Как добрался домой вчера?

— Без происшествий. Зато, как я слышал, Вайс разбил машину Морейна на выезде. К счастью, оба отделались ушибами.

— Теперь мне придется делать их работу, — пожаловался Лоуренс. — Ты еще не обедал?

— Нет. Составить компанию?

— Да, пожалуйста.

Они поднялись в кафетерий и успели занять столик у окна. Никто не любит садиться в центре зала или рядом со стойкой раздачи, где за спиной постоянно кто-то суетиться и заглядывает в тарелку. Обедать часто ходили парами, поэтому они не вызывали подозрений. Коробки с обедами раскрыты, сэндвичи с сыром и тунцом лежат на тарелках. Лоуренс положил перед Винсентом зажигалку:

— Прекрасная вещь, но должна вернуться к законному хозяину.

— Может, оставишь себе в знак дружбы? — предложил Винсент.

— Если бы я курил, так бы и сделал, — рассмеялся Лоуренс, принимаясь за еду. — Как давно у тебя эта зажигалка? Она выглядит старинной.

— Так и есть, — кивнул Винсент, с любовью поглаживая серебряные узоры на крышке. — Она принадлежала еще моей бабушке.

— Она курила?

— О, да… Курила, водила машину, объездила всю страну с театральной труппой. Очень интересная была женщина. Жаль, я ее совсем не помню.

— У тебя бабушка актриса? Поразительно!

— Была ею время от времени. Так и не стала известной, хотя была близка к этому. Когда родилась моя мать, ей пришлось оставить карьеру. Но из-за ее актерского прошлого у меня до сих пор множество знакомых в театральной среде: актеры, режиссеры, работники сцены. Представляешь, мне до сих пор шлют приглашения на премьеры!

— Звучит восхитительно. Не тянуло продолжить традицию? Все мои предки, — пояснил Лоуренс, — были очень скучными людьми. Управляющие, клерки, бухгалтера и прочее. Очень необычно встретить кого-то, кто выбивается из нашей среды.

— Признаюсь, иногда у меня было такое желание… Хотелось завернуться в плащ, выбрать звучный псевдоним, и присоединиться к труппе. Роберт, мой дед, говорил, что я унаследовал от нее артистическую манеру говорить и двигаться, — Винсент театрально приподнял одну бровь. — Ну как?

— В этом что-то есть, — согласился Лоуренс, ощущая, как внутри все замерло при упоминании имени дедушки. — Считаю, он был прав. Он тоже был актером?

— Нет, простым служащим. Фактически, он не был моим дедом, он познакомился с бабушкой, когда они оба были уже пожилыми, но он остался жить с нами после ее смерти. От него я узнал все о бабушке и ее жизни. Он был восхитительным рассказчиком. Неужели в твоей семье в самом деле не было никого интересного?

— Только я, — серьезно Лоуренс, думая над услышанным и пытаясь сохранить безразличное выражение лица.

— А, ты поймал меня! — рассмеялся Винсент. — Я не это имел в виду.

— Это правда. Вся моя родня была обычная. К счастью, они уже мертвы, и я свободен от прошлого. Это не грустное напоминание, просто факт, — поспешил он успокоить друга.

— Как скажешь, — Винсент доел сэндвич с тунцом. — У меня есть свежее печенье. Будешь?

— С удовольствием попробую. Сейчас принесу чай.

Лоуренс пошел к раздаче. Он взял две чашки, аккуратно наполнил их свежим горячим чаем, захватил молочник и сахарницу. Вернувшись, осторожно расставил все на столике перед коллегой. Дважды долив немного молока себе в чай, он подвинул сахарницу Винсенту.

— Странно, — тихо сказал тот, — раньше я не думал об этом…

— О чем же?

— Не пойми меня превратно, но ты напоминаешь мне деда.

— Мне стоит гордиться? — ничего не выражающим тоном поинтересовался Лоуренс.

— Он был мне очень дорог. — Винсент пригладил усы заученным жестом. — Роберт был хорошим человеком. Добрым, вежливым, аккуратным. Всегда тщательно одевался: обязательно шейный платок, жилетка, пиджак, даже если не собирался никуда идти. И вот так же как ты доливал молоко в чай.

Звякнула чашка. Лоуренс сцепил руки, скрывая от собеседника дрожащие пальцы. Реальность на мгновение утратила четкость. Если прежде можно было убедить себя, что все это — лишь невероятное совпадение, то тот факт, что Винсент сам отметил их схожесть, игнорировать было невозможно. Лоуренс заставил себя сесть прямо, сделав вид, что полностью сосредоточился на чае и печенье. Было необходимо перевести разговор на другую тему.

— Хм, очень неплохо, — признал он, пробуя кусочек песочной выпечки. — Необычный вкус.

— Спасибо, — щеки Винсента покрыл румянец. — Это из-за апельсиновой цедры и корицы.

— Ты сам его сделал?

— Да, люблю готовить.

— Где взял рецепт?

— Придумал несколько лет назад.

— Всегда поражался людям, которые любят готовить, — честно признался Лоуренс. — Если все, что ты печешь, так же вкусно, то ты зря теряешь время в Конторе. Можешь открывать кондитерскую, от клиентов отбоя не будет.

— Подумаю над этим, — усмехнулся Винсент, допивая чай.

В кафетерии стало людно. На обед времени было мало, приходилось торопиться. Они убрали грязную посуду и освободили столик. На их место сразу же сел нервный мужчина из отдела кадров.

После обеда настроение Винсента заметно улучшилось. Он не подозревал какую бурю в разуме Лоуренса породил его безобидный рассказ о прошлом. Наоборот, он был уверен, что обед прошел в легкой непринужденной обстановке. У осторожного стеснительного Винсента было немного друзей, поэтому он ценил дружбу Лоуренса, даже если не мог рассчитывать на большее. Прошлую ночь он провел мучительно, лежа без сна, опасаясь, что Лоуренс подобно остальным станет его сторониться. В жизни Винсента уже бывали моменты, когда узнавший правду демонстративно игнорировал его или же отравлял жизнь другим способом. К счастью, его новый друг оказался хорошим человеком.

* * *

Лоуренс сидел за столом на привычном месте у окна, выходящего на проспект, и в тоже время не был полностью убежден, что стол и окно существует. Ощущения, посылаемые телом, казались не настоящими. Как будто его накрыли незримым колпаком и теперь между ним и остальным миром образовалась непреодолимая преграда.

Вчера он рассказал об этом аудитору. Мари похвалила его за то, что он обращает внимание на свое состояние, но развивать эту тему отчего-то не стала. Вместо этого они поверхностно прошлись по рядовым вопросам. Лоуренсу удалось утаить, что действительно не давало ему покоя. В конце встречи Мари провела короткий тест и по итогам сообщила, что их встречи были очень успешны и следующий раз будет заключительным. Лоуренс поверил бы ей, если бы перед этим, ожидая приема, не услышал, как сотрудницы Комитета эмоционально обсуждали грядущие сокращения штата и увеличение рабочих нагрузок. Как бы Мари не хотела ему помочь, она должна следовать плану.

В библиотеке, куда Лоуренс зашел после работы, он отыскал книгу ученого, сторонника теории о том, что мозг человека — уникальный орган, который существует и в прошлом, и в настоящем, и в будущем одновременно. Рассуждения ученого привели к тому, что вещие сны — не мистика, а вполне обыденная вещь, потому что мозг формирует в сны наиболее яркие и эмоционально важные моменты нашей жизни. Книга была небольшой по объему, в мягкой обложке, и не вызывала доверия.

Лоуренс взял ее на работу, чтобы дочитать во время перерыва. Теперь она стыдливо лежала прикрытая прошлогодней ведомостью. Книга не объясняла, как мог он и Роберт существовать одновременно, ведь они с Винсентом были ровесниками, а значит, когда Лоуренсу было десять, Роберт был еще жив. В данный момент Лоуренс не считал себя Робертом, но во сне он был им целиком и полностью. Воспитанный скучными людьми без воображения, Лоуренс не обладал мистическим складом ума, поэтому пытался мыслить логически, учитывая только факты, а факты упрямо твердили, что он пытается найти объяснение невозможным вещам и, вероятно, отравляет свой разум крепкими настойками лаванды.

Может он обладает способностью проживать во сне жизни похожих на него людей? Даже не взирая на то, что те давно мертвы. Вдруг этой способностью обладают все люди, просто не придают этому значения, так как сны забываются? В который раз Лоуренс пожалел, что Тони нет рядом. Если бы он был жив, они могли бы разобраться в этом вместе. Он прикоснулся к чему-то выходящему за рамки обычного, но не знал, что с этим делать.

Бумаги продолжали копиться, стопка с непросмотренными документами все росла, а он не мог заставить себя работать. Сидел, замерев как статуя, с карандашом, занесенным над бессмысленным графиком. Есть ли место для такого как Лоуренс — неопытного сновидца, неудовлетворенного жизнью служащего, которому ничего неинтересно? Приятные мгновения снов, украденных из чужих жизней, приносили лишь кратковременное облегчение. В блеклой реальности настоящего — холодной, сырой и однообразной, он был очень несчастен.

— Знаешь, дорогуша, тебе нужно в отпуск.

Лоуренс поднял глаза. Перед ним стояла Полли, старейшая служащая на этом этаже. Ей было под восемьдесят, это была невозмутимая, добродушная женщина, несколько навязчивая, но скорее от скуки, чем злонамеренно. Она относилась ко всем с материнской заботой. Своих детей у нее не было, всю жизнь Полли посвятила Конторе, поэтому продолжала работать, даже выйдя на пенсию. В виду возраста ее старалась не нагружать, поэтому теперь она присматривала за порядком на этаже, следила, чтобы дежурный чайник всегда был горячий и у всех было в достатке бумаги, карандашей и скрепок.

— Что, простите? — невнятно спросил Лоуренс.

— Я уже не первый час за тобой наблюдаю, — поделилась Полли. — Уж извини, мой мальчик, но ты спишь наяву. Сидишь без движения как парковое изваяние.

— Вы правы, — согласился он, устало потирая глаза. — Сложно сосредоточиться.

— У тебя больной вид, — голос Полли был полон сочувствия. — Принести тебе чашечку чая? — она была из тех женщин, которые считают, что не существует недуга, который не может вылечить чай и ложка яблочного джема.

— Нет, я порядке. — Лоуренс вымученно улыбнулся. — Спасибо.

Он надеялся, что она уйдет, но от Полли было не так-то легко отделаться.

— Больно видеть, как ты тут чахнешь за столом. Давай пойдешь домой, а я скажу всем, что ты приболел? Поспишь как следует, а завтра напишешь заявление на отпуск и поедешь к морю хоть на пару деньков.

— К морю? — в глазах Лоуренса забрезжила искра жизни.

— На побережье всегда теплее, чем здесь. Я как-то была там весной, мне понравилось: воздух чистый, волны шуршат у берега, чайки в облаках. В кафе официанты не как у нас, молодые вертлявые юнцы, а отставные моряки — крепкие ребята. Чай принесут, и шутку расскажут. М… — она мечтательно покачала головой, прикрыв глаза. — А летом еще раз съездишь, как потеплеет. Будешь купаться, лежать под зонтиком, пить сок из высоких бокалов.

— Я не умею плавать, — внезапно признался Лоуренс. — Никогда не покидал город.

— Какой ужас! — она всплеснула пухлыми руками. — Что же ты тут делал?

— Жил.

— Разве это жизнь? Работа — дом, дом — работа. Скука смертная. Неудивительно, что тебе дурно без свежего воздуха. Пара-тройка дней у моря сделают тебя другим человеком.

— Спасибо, я подумаю над этим заманчивым предложением, — честно пообещал Лоуренс и сделал вид, что сосредоточился на работе.

— Что тут думать, нужно ехать, — проворчала Полли, но намек поняла и ушла к себе.

Как только скрылась из вида, Лоуренс положил карандаш и повернулся к окну, откинувшись на спинку. В наступивших сумерках свет от фар машин превратился в исполинского змея, растянувшегося по прямой до самого горизонта. Змей медленно полз вперед, по его спине пробегала цепочка красно-желтых огней. Лоуренс представил, как ступает по берегу, а холодная морская вода украдкой касается его ступней. Было заманчиво попробовать что-то новое.

Заманчиво, но… Вдруг он не найдет дом на побережье? Или, что еще страшнее, найдет. Встретит в доме самого себя одетого в пальто, в кармане которого спрятан желтый конверт с последней волей жены. Думать об этом было жутко. Лоуренсу пришлось прибегнуть к дыхательным упражнениям сновидцев, чтобы вернуть самообладание. Что его пугает? Будущее? Нет, он больше не маленький мальчик, боящийся темноты. Он смело шагнет в самое темное место как бы страшно ему не было.

Положив перед собой чистый лист бумаги, он взял ручку. Откладывать на завтра больше не имело смысла, у него не было этого самого «завтра». Через десять минут перед ним лежало заявление на отпуск написанное по всем правилам бюрократического искусства. Лоуренс оставил пустые места для дат, чтобы вписать их позднее, после одобрения отдела кадров. Заявление приняла усталая дерганная секретарь, заверив, что завтра, самое позднее послезавтра, отпуск одобрят. По правилам сотрудники должны уведомлять о планах заранее, минимум за месяц, но поскольку он просил короткий отдых и это было впервые за долгое время, ему пойдут навстречу.

Лоуренс решительно отодвинул документы и принялся за составление списка вещей для поездки. Особое внимание уделялось мелочам вроде зубной щетки и запасу лавандового чая. Ему пришла в голову идея захватить с собой бумагу и краски. Бродить по пляжу в одиночестве разглядывая чужие дома будет подозрительно, но если он начнет рисовать, то сможет осмотреться, не привлекая внимания. Что обычно носят художники — берет? У Лоуренса не было берета. Придется обойтись шляпой. Он подумал о подходящей для такого случая одежде и тут же вспомнил, что у него нет сумки или чемодана. Только портфель, но он слишком мал, чтобы туда можно было положить сменный костюм и пару рубашек, не говоря уже об акварельной бумаге и красках.

Покупать чемодан ради нескольких дней отпуска было затратно, но ничего не поделаешь. Лоуренс не мог одолжить его, так как не хотел никому говорить, что он собирается уехать. Это была очень личная поездка — только он, море и надежда на перемены к лучшему. У секретаря лежало расписание поездов на это полугодие. К морю ходил удобный прямой поезд, идущий от центрального вокзала вечером и приезжающий на станцию утром. У него будет достаточно времени, чтобы найти себе подходящую гостиницу и снять номер. Лоуренс был уверен, что без проблем найдет свободное место, ведь сейчас не сезон и отдыхающих немного.

С работы он ушел раньше обычного, избегая смотреть на стопку незаконченных дел. Завтра он обязательно разберет их, но сегодня ему нужно успеть в магазин. Лоуренсу повезло, он успел перед самым закрытием. Потратив все деньги, что у него были с собой, сновидец стал счастливым обладателем вместительной дорожной сумки с двумя внутренними отделениями и несколькими карманами поменьше. Дома Лоуренс с гордостью поставил пахнущую кожей покупку в центр комнаты. Следующую неделю он посвятит работе, оформлению документов, встрече с аудитором, покупке недостающих мелочей. К счастью, приближался желанный день зарплаты и ему не придется экономить, нужно только отложить сумму на оплату аренды.

Сев на краешек дивана, Лоуренс смотрел на сумку и все еще не мог поверить в собственную смелость. Не привиделось ли ему? Утром он не помышлял об этом, а вечером уже готов отправиться в путешествие.

— Мари должна быть довольна, — Лоуренс потер затекшую шею. — Ее труд не был напрасным. Словно по учебнику: проблемный человек перестает докучать и отправляется на побережье. Море как символ душевного здоровья и перемен.

Слишком устав, чтобы полноценного ужинать, Лоуренс принял душ, выпил чая и лег спать. Сумку на ночь пришлось запереть в шкафчике на кухне. Запах свежей кожи оказался чересчур интенсивным. В этот раз Лоуренс не использовал никаких дополнительных техник сновидцев. Голова была тяжелой, тело словно наполнили свинцом. Он сразу же уснул, как только закрыл глаза…

…Мягко. Тихо. Удобно лежать. В бархатной темноте с трудом можно различить очертания предметов, хорошо видно только вазу на столике. На нее падает узкая полоска желтоватого цвета — свет от уличного фонаря пробивается сквозь шторы. В углу угадываются очертания парусника. Это прекрасная модель с множеством мелких деталей, которую он склеил в прошлом году, стоит на шкафу под самым потолком. Жарко. Раскрывшись, он сразу почувствовал облегчение. Воздух приятно холодит левую ногу. Он не один. Женщина в его объятиях пошевелилась. Она протянула руку и обняла его, крепко прижавшись. Ее голова лежит у него на груди. Дыхание тихое и размеренное. Приступ кашля, мучивший ее весь вечер, наконец прошел и она может мирно спать.

Отчего он проснулся? Из-за жары или по другой причине? Не имеет значения, сейчас нет ничего более важного, чем держать ее в объятиях. Он осторожно дотронулся до жены, погладил по затылку, перебирая мягкие волнистые пряди. Касаться ее было настоящим удовольствием. Как раньше он жил без этого?

— Почему не спишь? — спросила она шепотом.

— Разбудил? Извини, — он легко поцеловал ее, вдохнув аромат волос. Ему было совестно.

— Что-то случилось? — она всегда чутко чувствовала его настроение. — Что тебя беспокоит?

— Глупости всякие. Мысли.

— Скажи мне, — она накрыла его руку своей.

— Хм… хотел бы я остановить время. Чтобы всегда было сейчас и никогда не было завтра.

— Почему?

— Завтра может принести что-то неприятное.

— Или приятное.

— Лучше, чем сейчас быть просто не может.

— Все же предпочитаю верить в лучшее, — сказала она, меняя положение, устраиваясь удобней. — Не спишь, потому что боишься будущего?

— Да, — честно признался он. — Меня напугал твой кашель. Ты замужем за человеком, который боится многих вещей и ни в чем не уверен.

— Это не новость, — улыбнулась она и потянувшись вперед чмокнула его в кончик носа. — Не волнуйся, я чувствую себя прекрасно. Надеюсь, во мне ты не сомневаешься?

— Ты единственная, в ком я полностью уверен.

Он должен замолчать, чтобы дать ей уснуть, но чувство тревоги не дает это сделать. Волнение растет, словно некто внутри него умоляет продлить момент как можно дольше.

— Можно включить свет? — вдруг попросил он.

— Конечно, — она тут же спряталась под одеялом.

Щелкнул выключатель маленького бра, висящего на стене. При свете спальня перестала казаться таинственным волшебным местом, став прозаичной маленькой комнатой. Он прищурился, хоть свет и не был ярким. Жена лежала завернутая в свою половину одеяла как в кокон.

— Позволь посмотреть на тебя, — прошептал он.

— Что я получу взамен? — ее голос был приглушен, но он уловил улыбку.

— Тысячу поцелуев. Если захочешь, — он не был уверен, что предложил достойную плату.

— Десять тысяч, — попросила она, выныривая наружу.

Ее серые глаза смотрели на него насмешливо и любяще. Ее взгляд — это единственное, что он хотел. Им овладело удивительное чувство целостности. Тоска, годами воющая внутри, подавилась собственным криком и умолкла.

— Ты сегодня сам не свой… — она села и не отрывая взгляда, погладила по голове. — Не волнуйся, все будет хорошо.

Он хотел рассказать ей, что чувствует, но не мог. У него не было голоса, разрешено только смотреть, но не говорить. Но он не был расстроен, наоборот! После стольких лет лишений это было прекрасно. Видеть ее и что еще важнее — быть ей увиденным! Только бы продлить этот момент подольше…

…Лоуренс проснулся от звонка будильника. Лежа без движения, сновидец безучастно слушал раздражающий перевозвон. Сон закончился, как и все хорошее в его мире. Выключив будильник, Лоуренс привычным движением открыл блокнот, но вместо того, чтобы описать сон, принялся лихорадочно зарисовывать ускользающий образ. Проклятая память лишила его множества деталей, но главное сокровище — ее глаза, он сохранил. Внимательный, умный, теплый взгляд, смотрящий прямо в сердце, знающий его лучше, чем он сам знал себя.

В этот раз он достиг много: не только увидел жену, но и смог повлиять на события сна. Лоуренс готов был поклясться, что это по его желанию мужчина включил свет в спальне, благодаря чему он смог увидеть ее лицо. Если он прав, то перешел на следующий этап управления снами — теперь не только вызывает желаемый сон, но и может управлять им. И хоть это был единственный раз, но все с чего-то начинается. Лоуренс прижал к груди блокнот. Он продолжит работать в этом направлении. Если дело только в его воле — этого у него в избытке.

* * *

Поезд приятно удивил. Огромная железная машина, сверкающая лампами, едко пахнущая мазутом и железом, внутри оказалась очень комфортабельной. Каждый вагон разделен на маленькие чистые комнаты-купе с мягкими удобными диванами. На окнах бархатные занавеси, на полу коврики, приглушающие шаг. Для читающих пассажиров предусмотрены лампы под шелковым абажуром. Было тесно, но по-домашнему уютно.

Лоуренс испытал детский восторг глядя на необычную обстановку. Его поразило круглое зеркало в тяжелой медной оправе в уборной, вышитые скатерти на столике, темно-синяя форма проводника, сияющая двумя десятками латунных гравированных пуговиц. Проводник любезно помог ему освоиться, показал куда поместить чемодан, объяснил, как пройти в вагон ресторан. Он был добр с Лоуренсом и тот не преминул поблагодарить его, дав щедрые чаевые, от чего проводник подобрел еще больше, бормоча что-то о подкупе должностного лица при исполнении, но спрятав монеты в мгновенье ока.

В это время года поезд был полупустым и проводник намекнул, что может перевести Лоуренса в более роскошное купе за отдельную плату, но услышал лишь вежливый отказ и заверения, что все и так отлично. В купе с Лоуренсом ехал еще один пассажир — пожилой мужчина, обладатель внушительных старомодных усов, покрытых лаком. Он напоминал доктора, не в последнюю очередь потому, что вез с собой кожаный саквояж, пропахший лекарствами.

Лоуренс сходил в ресторан выпить чашку чая, пока проводник стелил ему постель, а когда вернулся, застал соседа накрытым одеялом по грудь, погруженного в чтение какого-то научного журнала. Лоуренс тоже разделся и лег. Он не был уверен, что сможет заснуть в новой обстановке, да еще с незнакомым человеком рядом. Сновидец не догадался захватить с собой газету или книгу, поэтому просто смотрел в потолок, прислушиваясь к мерному перестуку колес.

— Если хотите, могу одолжить журнал. — Сосед разгадал его затруднения.

— О, вы очень любезны. У вас есть еще один?

— Несколько. Что предпочитаете: «Передовик фармакологии» или «Мир орнитолога»?

— Второй, пожалуйста.

— Меня зовут Джонс, — сосед протянул руку.

— Очень приятно, Лоуренс. Спасибо за журнал. Вы доктор?

— Хм, что же меня выдало… — Джонс усмехнулся. — Неужели усы? Моя жена считает, что они кричат о том, кто я есть. Да, доктор, но сейчас в отпуске. Еду проведать сестру, живущую на побережье. Совмещаю приятное с полезным, так сказать. А вы?

— Отпуск на несколько дней. Никогда прежде не был в тех местах. Хочу нарисовать море.

— О, вы художник? — обрадовался Джонс.

— Любитель. Работаю в Конторе, рисую для удовольствия.

— Рисование — это прекрасно. Люблю, когда у человека есть хобби. Мое хобби — наблюдение за птицами. Я вожу с собой бинокль и иногда мне удается заметить поистине редкие экземпляры. Побережье хорошо подходит любителю птиц. Вы рисуете птиц?

— Немного. Делал наброски уток в парке. Интересный журнал, — заметил Лоуренс, листая страницы.

— Интересней «Передовика фармакологии» — это точно. В нем есть редкие фото. Говорите, в первый раз на побережье… Уже выбрали, где остановитесь?

— Нет, если честно. Собирался сначала осмотреться.

— Тогда мой долг предложить «Синюю бухту». Комфортабельные меблированные комнаты с первоклассным обслуживанием. Утром подают вкуснейший завтрак. Коттедж найти легко — сверните направо, как выйдите со станции, и пройдите до конца улицы. Дом стоит на самом берегу.

— Вы там уже бывали?

— Да, — усмехнулся доктор. — Я жил там неоднократно. Если говорить откровенно, то «Синей бухтой» владеет моя сестра. Сейчас не сезон, поэтому я, как добрый брат, обязан ей помочь найти постояльца. Не переживайте, это действительно хорошее место. Если повезет, сможете получить комнату с видом на море по цене обычной.

— Ого, какая неприкрытая реклама… — рассмеялся Лоуренс. — Хорошо, я принимаю ваше предложение.

— Отлично. Тогда утром пойдем вместе. — Джонс выглядел довольным. — Уверяю, вы не пожалеете.

Оба погрузились в чтение, хотя Лоуренс с большим интересом разглядывал картинки не особо углубляясь в текст. Статьи были рассчитаны на более искушенного читателя, чем он, на человека, который мог отличить одну серую пичужку от ее близнеца. Лоуренс любил природу, зверей и птиц, но его знания были ограничены общими сведениями: птицы зимой улетают на юг и несут яйца, а некоторые, как утки из парка, еще и отлично плавают.

Последняя страница журнала была посвящена письмам читателей. Некоторые были забавными. Некая мадам Шик жаловалась, что в ее кормушку для птиц висящую в саду регулярно забираются белки, пугают птиц и съедают их корм. Редакция в шутливой манере посоветовала повесить вторую кормушку — исключительно для белок, чтобы в саду воцарился мир. Другой читатель уверял, что воробьи говорят с ним на особом языке, который понимает только он один. Редакция настоятельно рекомендовала обратиться к доктору, если вдруг пернатые друзья станут советовать что-то плохое.

Под шуршание страниц и перестук колес, Лоуренс почувствовал, как им овладевает дрема. Неприлично широко зевнув, он отложил журнал, выключил лампу и накрылся с головой одеялом. Доктор последовал его примеру и тоже погасил свет. Фонари, то и дело мелькавшие за окном, периодически освещали купе, по которому проносились длинные резкие тени. Лоуренс принялся считать их, но сбился уже на пятой, тени расплылись, увеличились…

…Воздух вагона-ресторана пропитан приятными ароматами свежей выпечки. Она села на место, залитое солнцем и счастливо улыбнулась. Он хотел расцеловать ее милое лицо, но сдержался. Нужно подождать возвращения в купе.

— Что за чудесный запах? Я очень голодна.

— Неудивительно, мы же не успели позавтракать.

— И пообедать.

Рядом сидел человек, напоминающий бухгалтера: короткая стрижка, очки, серый костюм. Бухгалтер методично резал котлету. Никто не обратил бы на него внимания, если бы он не царапал ножом дно тарелки, вызывая неприятный скрежет. Официант болтал о чем-то с молоденькой проводницей, опираясь обеими локтями о стойку, но как только увидел поднятую руку, тотчас подошел.

— Доброе день. Что желаете?

— Что это так вкусно пахнет?

— Десерт от шефа. Штрудель с яблоками, корицей и шариком мороженого.

— Я хочу это! — ее глаза загорелись. — Давай закажем?

— Два штруделя, пожалуйста. — Он не смог сдержать улыбки. — И чай.

— Что-нибудь еще?

— Пока все, спасибо, но меню мы оставим.

Официант понимающе кивнул и удалился.

— Ты доволен поездкой? — она протянула руку и накрыла его пальцы.

— Доволен, что мы успели на поезд, — пошутил он. — Если бы не ты, я бы до сих пор стоял посреди гостиной в нижнем белье и искал зубную щетку.

— Всегда мечтала поехать на побережье, — она мечтательно покачала головой. — До сих пор не вериться, что мы решились на это.

— Ты это заслужила, — он стыдливо опустил глаза. — Прости, что оказался негодным мужем, который не в состоянии обеспечить тебя должным образом.

— Ах, перестань. У всех бывают черные полосы. Времена непростые.

— У нас они затянулись по моей вине, — он шумно вздохнул. — Мне действительно жаль, Элейн.

— Все наладиться, я верю в тебя. — Тон ее голоса не допускал возражений. — Ты еще купишь нам дом у моря.

Официант принес заказ. Горячий штрудель, присыпанный сахарной пудрой, украшенный листиком мяты. Рядом таял белоснежный шарик мороженного. Пока разливали чай, он наблюдал как жена отрезает кусочек штруделя. Пробуя, она в наслаждении прикрыла глаза, с удовольствием качая головой.

— Чудесно.

Облик любимой растворился в луче света, падающего из окна, смешавшись с цветными пятнами, ее голос утонул в стуке колес…

— Мне правда жаль лишать вас сна, но мы скоро будем на месте, — Лоуренса легко, но настойчиво тряс за плечо доктор Джонс.

Сновидец по привычке потянулся за блокнотом. Ударившись рукой о стену купе, он удивленно заморгал, осознав, что не у себя дома.

— Спасибо, что разбудили, — невнятно поблагодарил Лоуренс.

— Пойду выпью чашку утреннего чая в ресторане, пока они не закрылись. Если хотите, можете присоединиться ко мне.

— Конечно, сейчас подойду.

Джонс тактично удалился, оставив Лоуренсу возможность привести себя в порядок. Одеваясь, сновидец беспрестанно повторял вслух сладкое как вода жизни имя.

— Элейн, Элейн, Элейн…

С каждым сном он узнает о ней немного больше. Сначала облик, теперь имя. Частицы их совместной жизни. Сны невероятно щедры. Может от того, что он движется в верном направлении? Раньше он думал, что они всегда жили у моря, но оказывается это было не так. Они приехали туда уже будучи взрослыми людьми.

Несмотря на раннее пробуждение и непривычную обстановку, Лоуренс пребывал в приподнятом настроении. Ему не терпелось оказаться на побережье. Уложив волосы щеткой, он отправился в вагон-ресторан, где Джонс протянул ему чашку чая. Лоуренс с сожалением подумал о прекрасном штруделе, которую ему так и не довелось попробовать.

— Сейчас раннее утро, все кафе на набережной закрыты до десяти, но нам повезло. Сестра всегда готовит полноценный завтрак к моему приезду. Надеюсь, — доктор шутливо погрозил пальцем, — вы не передумали остановиться в «Синей бухте»?

— Нет, что вы… — усмехнулся Лоуренс. — Я бы не посмел. Расскажите о городе. Что в нем есть интересного, кроме моря, разумеется?

— Хвалят рыбалку, но сам я не рыбак, так что… — Джонс развел руками. — Еще там есть яхт-клуб. Любители парусного спорта от него в восторге.

— Но яхты у вас тоже нет?

— Нет, — рассмеялся доктор. — Я не могу себе позволить даже маленькую лодку. Моя практика маленькая. Зато сестра удачно вышла замуж. «Синяя бухта» принадлежала ее мужу, так что ей повезло ее унаследовать.

— Унаследовать? То есть…

— Она уже два года как вдова. Ей непросто, но она справляется. — Джонс допил чай. — Мы подъезжаем. Смотрите!

Лоуренс поспешно посмотрел в окно. Было прекрасное безоблачное утро. Поезд не торопясь объезжал холм. На горизонте показалась темно-синяя полоса моря. Солнце, отражаясь от водной глади, слепило глаза.

— Нравится?

— Не знаю, — осторожно ответил Лоуренс. — По-моему, я немного разочарован.

— В первый раз так бывает. Сейчас стоит штиль и вода не впечатляет, — усмехнулся доктор. — Но как-то раз я оказался на берегу в шторм и смог оценить дикое очарование моря по достоинству. И конечно же простудился в тот вечер.

— Надеюсь, шторма все же не будет.

— Как знать. В это время года шторма не редкость.

Поезд замедлил ход, впереди показалось приземистое здание станции. Они вернулись в купе за вещами. Выйдя на перрон, Лоуренс поежился от холодного ветра.

— Прошу за мной! — Джонс пошел вперед, указывая дорогу.

Лоуренс с интересом крутил головой, стараясь запомнить детали. Городок был маленький, но красивый. Весной и летом он утопал в цветах, о чем свидетельствовали многочисленные клумбы и миниатюрные розарии, укрытые сетками. Старинные двухэтажные дома стояли так плотно друг к другу, что сложно было точно определить, где заканчивается один дом и начинается другой. Вывески над магазинами и кафе были древними, со стертыми, плохо читаемыми названиями. В нескольких кварталах от станции возвышалась башня ратуши.

Джонс повел по узкой улице, ведущей к морю, попутно показывая интересные места.

— Вот этот паб рекомендую. Он с виду неказистый, но там подают отлично светлое пиво, а к ним жареные креветки. Любите пиво?

— Только в компании. Я не любитель спиртного, — признался Лоуренс. — Но креветок хотелось бы попробовать.

— А я не против пропустить кружку-другую, если есть настроение. Кстати, видите вон те белые ставни на углу? — не дожидаясь ответа Лоуренса, доктор продолжил. — В этом ресторане подают самые лучшие морские деликатесы. Обязательно попробуйте там рапаны тушенные в сливочно-чесночном соусе. Рапаны нужно есть свежими, поэтому их не возят в город. А вот… — он на миг остановился и ткнул пальцем куда в сторону берега, — уже видно коттедж. Осталось недолго.

Лоуренс с удовольствием дышал полной грудью, наслаждаясь свежим, соленым морским воздухом, чья резкость в сто крат была лучше маслянистой приторности пропитанного выхлопными парами воздуха его города. Мощенная брусчаткой улица поблескивала на солнце. Чем ближе они спускались к берегу, тем становилось теплее. Даже в тени переулков не было видно снега. Редкие прохожие приветственно приподнимали шляпы и дружелюбно махали им. Лоуренс поймал себя на мысли, что сейчас его реальность похожа на сбывшейся сон.

Коттедж «Синяя бухта» стоял на углу улицы, которая тянулась вдоль набережной. От воды его отделяло всего пара десятков метров. Это было трехэтажное здание, окрашенное белой краской. Дом был старым, но выглядел ухоженным, хотя крыша требовала починки, а ставни покраски. Из трубы вился дымок. На невысоком заборе висела табличка с названием коттеджа и надписью: «Сдаются комнаты».

— Я не был здесь весь год, — извиняющимся тоном сказал Джонс. — Кое-что требует ремонта, конечно, но внутри все в полном порядке.

— Почему он называется «Синяя бухта»?

— Прихоть прежних владельцев, — доктор пожал плечами, отворяя скрипучую калитку. — Местные просто обожают бухты. Вам встретятся голубая, желтая, зеленая бухты… И так далее.

Джонс решительно пересек дорожку и постучал. Прошло меньше минуты и дверь распахнулась. В проеме стояла высокая худощавая женщина сурового вида, обладающая заметным сходством с Джонсом, одетая в черное платье строгого покроя и серый передник.

— С приездом! Ты как всегда точен. — Она радушно обняла брата и тут же с интересом посмотрела на гостя.

— Мейбл, дорогая! Рад тебя видеть в добром здравии. Это Лоуренс, мой новый друг с которым я познакомился в поезде. Ему нужна комната на несколько дней.

— Здравствуйте, — Лоуренс приветливо улыбнулся и галантно поклонившись, легко пожал ей руку. Мейбл не привычная к подобному, смущенно отвела глаза.

— Вам повезло. У нас есть несколько свободных комнат. — Хозяйка пропустила их вперед и закрыла дверь. — Хотите комнату с видом на море?

— Наверное, — настала очередь Лоуренса смущаться.

— Он в первый раз, — пояснил доктор.

— Тогда говорю, как есть. Плюсы — прекрасный вид, шум прибоя. Говорят, он успокаивает и усыпляет. Минусы — крики чаек могут быть весьма раздражающие, особенно ранним утром. Когда ветер дует, в комнате прохладно. В первый раз все хотят вид на море, во второй раз берут комнату с окном в сад.

— Тогда я тоже последую традиции, — улыбнулся Лоуренс.

— Хорошо. Нам наверх, — она указала на крутую лестницу, отполированную до блеска.

— Мейбл, тебе нужна какая-нибудь помощь? — спросил доктор, вешая шляпу на вешалку в виде оленьих рогов.

— Нет, ступай в гостиную. Там уже накрыто.

Поднявшись на второй этаж, хозяйка отворила покрытую затейливой резьбой дверь, и благосклонным кивком пригласила Лоуренса осмотреть комнату. Он шагнул вперед. Перед ним была кровать с медными высокими ножками, на которой лежали большие и маленькие расшитые шелком подушки. Она была такой огромной, что невольно притягивала взгляд, поэтому постоялец не сразу заметил антикварный комод прошлого столетия и кованую печь в углу. Письменный стол стоял вплотную к окну, за которым виднелась бесконечная водная гладь. В комнате царила идеальная чистота.

— Мне нравится, — честно сказал Лоуренс. — Я бы хотел у вас остаться. Я уезжаю в воскресенье.

— Хорошо. — Мейбл сухо кивнула, но глаза ее радостно заблестели. — В оплату также входят завтрак и ужин. Будете сейчас завтракать с нами?

— Это было бы чудесно. Я проголодался.

— Тогда спускайтесь через десять минут. Подготовлю для вас место и приборы.

— Простите, как мне к вам обращаться?

— Просто по имени, — ответила хозяйка, закрывая дверь.

Лоренс прошелся по скрипучему полу, сел на кровать. Было непривычно мягко. Какие сны будут сниться на этой кровати? Мейбл показалась ему приятной женщиной, но похоже ее дело и впрямь идет не слишком хорошо. В доме было очень тихо, вешалка вопиюще пуста. Не похоже, чтобы здесь обитали другие постояльцы.

Спустившись в гостиную, Лоуренс обнаружил, что его подозрения верны. На столе стояли три прибора. Джонс опустился на колени перед камином, занятый розжигом.

— Поторопись, пожалуйста. — Мейбл протянула брату свернутый журнал для растопки.

— Что? Нет, только не этот! — он в ужасе замахал рукой.

— Почему? Он старый.

— Там прекрасная статья о миграции трясогузок!

— Мы ждем! — хозяйка сделала ударение на первое слово.

Доктор со вздохом вырвал несколько листов, поджег их и кинул на растопку. Закрыв решетку, он с ворчанием поднялся с колен, отряхивая брюки.

— Садитесь, — Мейбл села посередине и указал Лоуренсу место справа от себя. — Здесь овсянка, — она подняла крышку кастрюльки, откуда повалил пар. — А тут жареный бекон и яйца, фасоль в томате и сосиски. На десерт будет яблочный пирог.

— Вот это другое дело! — обрадовался Джонс, тут же забыв про досадную потерю журнала. — Спасибо за вкусности, — поблагодарил он сестру, энергично намазывая тост маслом.

Они приступили к завтраку. К удивлению Лоуренса, он съел не меньше доктора. Видимо так проявил себя морской климат, вызывающий аппетит, о котором он был столько наслышан. Мейбл была молчалива, зато ее брат говорил за них троих. Завтрак привел доктора в отличное настроение. Он обсудил погоду, пожаловался на высокую стоимость угля для отопления, похвалил вкус сосисок и мармелада, одобрил новые занавеси в гостиной. Когда они перешли к чаю, Лоуренсу стало казаться, что он тоже родственник, который приехал погостить после долгого отсутствия. Может быть, двоюродный брат. Между ними не чувствовалось той неловкости, которая бывает между незнакомыми людьми.

Вернувшись после завтрака в свою комнату, Лоуренс сменил рубашку и отправился на прогулку. С замиранием сердца, сновидец закрыл калитку. Глубоко вздохнув, развернулся, и зашагал прямо к морю. Под ногами хрустел мелкий гравий, воздух пах солью и водорослями. Удивительно, но это не сон, он действительно был на побережье. Вода пенилась, мягко омывая гальку. Лоуренс огляделся. На горизонте, на фоне светлого утреннего неба, виднелись темные силуэты грузовых барж. Сновидец медленно повернул голову: дома, вытянувшихся вдоль побережья, не были похож на те, что он видел во сне.

Лоуренс ощутил разочарование. Он твердил себе,что едет к морю ради заслуженного отдыха и только, но в глубине сердца не переставал надеяться, что стоит ему выйти из поезда, как все уладится само собой — найдется тот самый дом и жизнь чудесным образом наполнится смыслом. А теперь он не знал, что делать, у него не было плана. С чего он вообще взял, что это именно тот город на побережье, который ему нужен?

Заложив руки за спину, сгорбившись, Лоуренс бесцельно побрел вдоль берега. У него оставался запас лавандового чая и он был намерен принять его весь сегодня ночью, заснув под шум прибоя. Может быть хоть таким образом он станет ближе к любимой.

Через какое-то время его уединение было нарушено чумазым мальчишкой в клетчатой кепке и больших галошах. Он подбежал к Лоуренсу с гордостью протягивая свою добычу.

— Гляди, какие огромные у меня устрицы! Я сам поймал!

— Действительно, — согласился Лоуренс, рассмотрев серых моллюсков в руках мальчика.

— Тоже их ищешь?

— Нет, просто гуляю.

— Купишь? Устрицы свеженькие, еще пищат. Только выловил. Если купишь, мне не придется нести их в ресторан.

— Думаешь, я предложу лучшую цену?

— Не, дело не в цене. Ну, не только в цене, — тотчас поправил мальчишка. — Просто ресторан высоко, мне лень туда подниматься.

— Спасибо, но я устрицы не люблю. Однако, ты можешь помочь мне кое в чем другом. — Лоуренс поспешно полез в карман. — Ты хорошо знаешь город?

— Я тут всю жизнь живу, все девять лет, — мальчишка надулся от гордости. — Лучше меня никто не знает.

— Видел ли ты когда-нибудь такие дома? — Лоуренс протянул лист с рисунком, затаив дыхание.

Мальчик внимательно изучил его, прикусив нижнюю губу.

— Может и видел, а тебе зачем? — он с подозрением посмотрел на Лоуренса.

— Я художник и хотел бы их нарисовать. Сделать не набросок, а по-настоящему.

— А чем те дома не нравятся? — мальчик махнул рукой в сторону коттеджей.

— Нравятся, но мне нужны другие.

— Есть похожее место, могу показать, — признался ловец устриц. — Ты в самом деле художник, а не грабитель? Бабушка говорит, что на дома заглядываются грабители.

— Клянусь, я не грабитель. Не веришь? У меня кисточки есть.

— Ладно, тогда покажу после обеда. Мне нужно отдать улов, пока он не протух.

— Я остановился в «Синей бухте». Приходи к калитке к двум часам.

— А, так ты живешь в том коттедже… Меня зовут Эрик, — мальчик серьезно, совсем по-взрослому протянул руку.

Сновидец представился и крепко пожал липкие, перепачканные грязью пальцы. Мальчик довольно ухмыльнулся и убежал. Лоуренс возобновил прогулку. Шаг за шагом, сновидец шел вдоль побережья, носком переворачивая пустые раковины, пугая маленьких черных крабов. Когда бессмысленная ходьба его утомила, он присел на скамейку, глядя на волны с белыми гребешками. Их шелест наводил на размышления.

На одной из встреч Мари высказала предположение, что его прочная фиксация на умершей жене — это побег от действительности, вызванный страхом перед реальными отношениями с женщинами. Постепенно аудитор подвела его к этой мысли. Лоуренс не спорил, он действительно боялся женщин, но страх был иного рода. Сновидец боялся сделать неверный выбор, провести жизнь с чужим человеком. Нельзя связать себя с кем-то, кто тебе не более чем знакомый, когда есть та, которой ты предназначен. Лоуренс неосознанно пошарил во внутреннем кармане, ожидая найти там желтый конверт. Вместо него пальцы нащупали мятый билет на поезд.

Лоуренс замерз и побрел обратно в коттедж. По дороге на глаза попался симпатичный ресторанчик. Хорошее место, чтобы перекусить блюдом местной кухни — пирогом с жареной тюлькой. Хозяйка заведения была приятно удивлена, увидев новое лицо в тихий сезон. Вернувшись к «Синей бухте», Лоуренс услышал, как с ним вежливо поздоровались. Он огляделся: у ограды, скрытая кустом сирени, стояла хрупкая старушка в пушистой синей кофте до колен. Она попросила передать Мейбл, что вернет журнал о вязании не позднее вторника. Старушка обращалась с Лоуренсом как с давним знакомым. Должно быть уже все вокруг знали, кто он и на сколько дней приехал.

В коттедже было пусто, ни доктора, ни его сестру Лоуренс не встретил. Записки он не нашел, стало быть, они отлучились ненадолго. Постоялец удивился тому, что дверь оставили открытой, но должно быть здесь так было принято.

Отогревшись у камина, сновидец выглянул в условленное время наружу. Эрик уже ждал его, в нетерпении крутясь возле калитки.

— Ох, ну наконец-то… — пробурчал проводник и тут же взвизгнул от восторга, глядя на протянутую пригоршню конфет. — Вот это дело!

— Не ешь все сразу, — попросил Лоуренс.

— Мне можно, я уже обедал, — ответил Эрик с набитым ртом. От него пахло рыбой и шоколадом. — Пошли.

Мальчик уверенно шагал по дорожке, Лоуренс едва поспевал за ним. Эрик вел его вдоль берега. Волны с шелестом омывали гладкие камни. Чайки затеяли драку из-за мусора, оглашая воздух истошными криками, но Эрик не обращал на них внимания. Мальчик расправился с конфетами, прилежно сложил обертки, и спрятал в карман. Путь лежал через яхт-клуб, рыбацкий причал, ресторанчики, площадку для танцев и спортивное поле. После конфет Эрик болтал без умолку, взяв на себя роль радушного гида. Сладкое завоевало его расположение прочнее, чем любые деньги. Несколько раз Лоуренс видел других приезжих — без сомнения влюбленных парочек, решивших провести медовый месяц на берегу.

Постепенно кафе и рестораны сменились похожими друг на друга коттеджами. Это была окраина городка, дальше рос только лес. Лоуренс невольно замедлил шаг и достал рисунок, рассматривая дома перед ним. Если это то место, то как понять, какой дом тот самый?

— Мы пришли, — важно сообщил мальчик.

— Ты прав, место очень похоже, — признал сновидец, — но почему все дома выглядят заброшенными? Краска на фасаде облупилась, сады не ухоженные…

— В это время года здесь никто не живет. Они сдаются на лето. Будешь рисовать?

— У меня же с собой ничего нет, — признался Лоуренс, разведя руками. — Вернусь сюда завтра утром.

— Жалко. Я хотел посмотреть, как ты будешь рисовать. Смотри, тот дом выглядит жилым. Из трубы идет дым, — заметил Эрик. — Я замерз. Пойду, попрошу у них горячего какао.

— Разве так можно? Без предупреждения…

— Не спросишь, не узнаешь. Глупо упускать возможность выпить какао.

Дом был небольшим, но ухоженным. Кусты подрезаны, ставни покрыты слоем свежей краски. Эрик распахнул калитку, в два прыжка оказался у входной двери, и уверенно постучал. Лоуренс замешкался, оставаясь позади. Ему казалось неправильным беспокоить людей по пустякам. Эрик снова занес руку, но опустить не успел. Дверь резко отворилась, на пороге показался очень худой, бледный пожилой мужчина, чей подбородок был покрыт недельной щетиной. Потертый старый кардиган висел на его хрупких плечах как на вешалке, брюки были неоднократно заштопаны, как и воротник полинявшей рубашки. Только вязаная шапочка выглядела относительно новой.

— Добрый день. Мы проходили неподалеку и очень замерзли. У вас найдется чашка какао для путешественников? — протараторил мальчик.

— Что? — оторопел на миг хозяин. — Ах, путешественники… Очень рад, очень рад, — повторил он, расплываясь в теплой улыбке. — Заходите, у меня редко бывают гости. Вас двое или еще кто-то есть?

— Двое.

— Это хорошо, что двое. Я заварил свежий чай и нам его как раз хватит на троих. Конечно, если вы пьете чай, молодой человек, — он ласково посмотрел на Эрика. — Потому что какао у меня нет.

— Чай сойдет, — милостиво согласился мальчик.

Лоуренс поздоровался с хозяином. Ему по-прежнему было неловко, что они навязались незнакомому человеку. С другой стороны, приморский городок явно жил по собственным правилам радушия отличным от правил большого города.

Попав внутрь, сновидец осмотрелся. Внутреннее убранство дома кричало о бедности владельца. Сколько-нибудь дорогие вещи отсутствовали, в комнатах царила стерильная чистота. Судя по наличию одной пары обуви в прихожей, больше здесь никто не жил, хотя на стене висело несколько портретов красивой молодой женщины.

— Мое имя Артур, — представился хозяин, садясь за стол и наливая воду. — Я здесь сторож. А вы как тут оказались? Гуляете?

— Он художник, — сказал мальчик, грея руки о чашку с кипятком.

Художник-любитель, — поспешил пояснить Лоуренс. — Приехал на несколько дней. Хочу порисовать с натуры.

— А, художник… чудненько, — благодушно закивал мужчина. — Когда-то я и сам рисовал… Вот, возьмите печенье, — он подвинул блюдце, — молока у меня нет, к сожалению.

— Спасибо. Извините, мы вам не помешали?

— Нет, я рад компании, — старик вздохнул. — Действительно, рад. Теперь здесь так тихо. Раньше мы жили вдвоем, я и моя жена. Но она, — он сделал паузу, прикрыв серые глаза, — умерла три года назад и теперь я один. Дел у меня немного, как понимаете. А вы приехали из города, да?

— Угадали, прежде я не был на побережье, — признался Лоуренс.

— И что думаете про наш маленький сонный курорт?

— Интересное место.

— Прозвучало не очень лестно, — Артур усмехнулся. — Но мы постараемся стать лучше.

Артур жил скромно и тихо. Развлечений было немного: соседний магазинчик бесплатно снабжал его газетами недельной давности, а еще было радио с их развлекательной вечерней программой. Изголодавшись по общению, старик расспрашивал Лоуренса о жизни в большом городе, засыпая его вопросами. Как только взрослые завели привычные нудные разговоры, Эрик помрачнел. Он уже доел печенье и теперь беспокойно ерзал на своем месте.

— Мне пора домой! — наконец заявил он, вскакивая со стула.

— О, так скоро! — расстроился Артур. — Надеюсь, ты согрелся.

— Да, спасибо.

— Благодарим за гостеприимство, — Лоуренс поднялся.

— Тоже уходите?

— Да, я должен отвести мальчика обратно.

— Между прочим, это я тебя сюда привел, а не ты меня, — проворчал Эрик из прихожей, натягивая галоши. — Мне не нужен провожатый.

— А я хотел дать тебе еще конфет на дорожку… — деланно пожал плечами Лоуренс с удовольствием наблюдая как у мальчишки загорелись глаза.

— Вы придете сюда завтра, чтобы порисовать? — с плохо скрываемой надеждой спросил Артур. — Обязательно заходите ко мне. Выпьем чая.

Лоуренс с легкостью дал согласие, намереваясь как следует расспросить Артура о людях, живущих на этой улице. Сторож должен знать владельцев.

Погода испортилась. Ревущие волны, бегущие по небу рваные серые облака, колючий ветер, обжигающий лицо, понравились Лоуренсу, хотя путь обратно стал нелегким. В хорошем настроении, полный радостных предчувствий, он вернулся в коттедж. Эрик, получив заслуженную оплату, ушел с довольным видом.

Сновидец был рад найти хозяев дома. Джонс читал в гостиной, уютно устроившись у зажженного камина, Мейбл была занята приготовлением ужина. Она что-то напевала вполголоса. Узнав новости о журнале вязания, хозяйка лишь отмахнулась.

— Марта не возвращает журнал с прошлого года. У нее ухудшилось зрение, но она очень упорна. Уверена, к лету она все же закончит кофту, что ей так приглянулась. Как прогулка? Ветер сегодня разгулялся.

— Очень хорошо, здесь красивые места. Завтра я опять пойду гулять.

— Если погода позволит, — резонно заметила Мейбл. — Ветер уж поднялся сильный, слышите, как воет? Ночью будет холодно, так что советую уже сейчас заняться печкой. Ужин через час.

Поднявшись к себе, Лоуренс вынужден был признать, что хозяйка права. Ветер дул прямо в окно, отчего воздух в комнате стал ледяным. Он просунул руку под одеяло — простынь была невозможно холодной. Опустившись на колени перед маленькой кованой печкой, Лоуренс наполнил ее углем из серебряного ведерка. Сложив щепки колодцем, он поджег растопку. Тяга была сильной, растопка разгоралась быстро. Лоуренс со скрежетом закрыл дверцу и неловко встал с колен. Давно ему не приходилось заниматься подобным делом.

Время до ужина сновидец занял тем, что приготовил принадлежности для рисования. Альбом для набросков и карандаши сложил в холщовую сумку. В ней еще оставалось место для будущего провианта. Если он собирался как следует расспросить Артура, следовало побеспокоиться об обеде заранее. Не стоило злоупотреблять гостеприимством хозяина и опустошать его и без того скудные запасы.

Ужин прошел превосходно. В камине весело трещали поленья, перекрывая завывания ветра в дымоходе. Жареная камбала, тушеная с овощами, превзошла ожидания Лоуренса, который уже и забыл, когда ел что-то настолько вкусное. Джонс тоже удивленно поднял брови, откусив первый кусочек. Судя по его реакции, Мейбл постаралась именно для постояльца. Это было приятно и в тоже время смущало.

Лоуренс рассказал о своих планах на следующее утро, чем вызвал полное одобрение доктора. Джонс предложил отправиться вместе с ним, так как его интересовала колония крачек, обосновавшаяся неподалеку.

— Если не будет слишком ветрено, — предупредил Джонс. — Если погода еще ухудшится, советую остаться в коттедже. Мне бы не хотелось, чтобы с вами что-то случилось.

После ужина, обеспокоенный его словами, Лоуренс ворочался с боку на бок в мягкой постели, прислушиваясь к вою за окном. Печка немного прогрела комнату, но все равно было прохладно. Сновидец устало закрыл глаза, моля о милых сердцу сновидениях. Чернота обрушилась на него и тут же отступила как ни в чем не бывало. Он не пил лавандовый чай. Ночь прошла в пустую.

К счастью, утро было пасмурным и как ни странно безветренным. Его страхи не оправдались. Море все еще волновалось, высоко вздымая волны, но и только. Лоуренс едва успел одеться как в дверь постучали. Джон просил поторопиться, их ждал завтрак. Поспешно приведя себя в порядок, сновидец обнаружил, что Джон уже поел и отправился собирать вещи, зато Мейбл ожидала его, даже не прикоснувшись к своей порции.

— У вас есть дети? — вдруг спросила она, подвигая к нему блюдо с горячей овсянкой. — Летом здесь для них отличный климат.

— Что вы… — он отрицательно покачал головой. — Я даже не женат.

— Простите мою бестактность. Я думала, все работники Конторы рано обзаводятся семьей.

— Это правда, но мне не повезло найти ту единственную, — честно признался Лоуренс. — А это ваш муж? — он кивком показал на фотографию, стоящую на маленьком столике.

— Да, Джерри, мир его праху. Сложный был человек, но хороший. Все принимал близко к сердцу, это его и сгубило. Сердечный приступ, — пояснила Мейбл.

— Мои соболезнования.

— Ах, время лечит. Жаль, у нас не было детей. Ничего не поделаешь, такова жизнь. — Она засуетилась. — Собрать вам сэндвичи к обеду? Брат свои уже получил. Не позволяйте ему тянуть вас на скалы к птицам или еще куда-то. Это опасно. Он увлекающийся человек, и как все все они, немножко эгоист.

— Я не полезу на скалы, обещаю. В моих планах только прогулка и наброски с натуры. Может быть еще загляну поболтать к сторожу, с которым познакомился вчера.

— О, в таком случае упакую сэндвичи и для вашего друга.

— Большое спасибо, — Лоуренс действительно был благодарен.

Закончив завтракать и собирать сумки, они с доктором вышли на улицу. Лоуренс взглянул на небо. Сквозь серые облака иногда проглядывал солнечный луч.

— Через пару часов проясниться, — пообещал Джонс, просматривая окрестности в бинокль. — Пойдемте, птицы ждать не будут.

Они направились по мощеной дорожке вдоль берега. Каждый встречный приветствовал Джонса и мило улыбаясь желал удачной охоты.

— Я тысячу раз им говорил, что не занимаюсь охотой и ловлей птиц! — пожаловаться доктор. — А они надо мной насмехаются. Для них я чудак, который зря тратит свое время. Люди здесь хорошие, но… — он возмущенно махнул рукой.

— Представляю, что тогда они думают о художнике.

— Э нет… Художников здесь уважают. У каждого в доме обязательно висит морской пейзаж, как будто им мало наблюдать его за окном. Зато орнитологи практически вне закона.

— Вы сгущаете краски.

— Может быть, — доктор немного успокоился. — Но из-за такого отношения мне приходится молчать о своих наблюдения. Только дети меня понимают. В них еще не пропала любознательность.

— А вы пробовали публиковаться в журнале?

— Да, я иногда посылаю им свои заметки, и они их печатают, — Джонс не скрывал гордости. — Небольшие заметки, но это кое-что да значит. Может, нарисуете мне птичек с натуры?

— К сожалению, мои возможности ограничиваются только утками и то, не очень похоже.

— Да, я помню, вы уже говорили, но тогда я решил, что из скромности. Очень жаль. — Джонс снова поднял бинокль и уставился куда-то в небо. — Представляете, однажды в этих местах я повстречал очень редкую птицу — рыбного филина.

— Не знал, что такой бывает. Разве они не живут в лесу?

— Рыбные филины предпочитают побережье. Великолепный экземпляр! Я заметил его, когда он шел по берегу, высматривая добычу. Птица умеет летать, но из-за немалых размеров предпочитает ходить пешком. Ковыляет в вразвалочку. — Доктор комично изобразил походку птицы. — Издалека в точь-в-точь как оживший валун. Если увидите вдруг на берегу этого красавца, зовите меня!

— Непременно, — пообещал Лоуренс.

К тому времени как показались коттеджи, сновидец успел услышать множество разнообразных фактов о птицах и порядком устал от них. Поэтому, когда Джонс, наконец, пошел дальше искать колонию крачек, Лоуренс облегченно вздохнул. Идти в гости к Артуру было рано, поэтому он решил попробовать что-нибудь нарисовать. Улицу от берега отделял широкий и высокий парапет. Удобно устроившись на нем, сновидец вытащил бумагу и карандаши.

Первым делом Лоуренс изобразил ряд домов как есть, не сосредотачиваясь ни на одном из них конкретно. Закончив, он сравнил получившийся набросок с рисунком, который сделал по памяти сразу после пробуждения. Выглядело похоже. Не все детали совпадали, но дерево, растущее у одной из калиток и очертание крыльца крайнего дома, было практически копией. Довольный этим, он принялся рисовать дома по порядку один за другим, пытаясь представить себя внутри здания. Может быть у Артура как у сторожа есть ключи, если не от входных дверей, то хотя бы от калиток заднего двора. Лоуренс хорошо запомнил сад из сна. Вдруг ему удастся попасть туда?

Коттеджи рисовать было легко, они не требовали детального сходства. Достаточно правильно передать перспективу, отобразить тени и вот новый набросок готов.

Замерзнув, сидя на холодных камнях, Лоуренс решил сделать перерыв и прошелся по дорожке, словно невзначай останавливаясь у калиток. Он вспомнил, как в одном из снов вышел из дома, чтобы прогуляться: это было холодное пасмурное утро, и черная машина — катафалк, стоящая на обочине, была практически незаметна. Дома здесь расположены плотно друг к другу, но, если в его сне была машина, значит где-то должен быть достаточно широкий заезд с дороги, чтобы она могла проехать. Сновидец осмотрелся и не найдя ничего подходящего, огорчился. Артур нашел его, угрюмо изучающим наброски. Старик обрадованно помахал рукой, но заметив грустное выражение лица Лоуренса, смутился.

— Добрый день. Что-то случилось? — в голосе Артура звучала неприкрытая тревога.

— Ах, не обращайте внимания… Расстроился из-за рисунков. Мне кажется, сегодня не мой день.

— Можно мне взглянуть? — старик протянул руку.

Лоуренс вручил ему работы, обратив внимание на забавные вязанные перчатки без пальцев, которые носил сторож. Распустившиеся петли были аккуратно зашиты, отчего казалось, будто поверхность перчатки покрыта сложным узором.

— Очень талантливо, — похвалил Артур. — Сразу узнается наша улица.

— Вы упомянули, что тоже рисовали. Покажите мне свои картины?

— Если пожелаете, но я всегда был предвзят… — старик усмехнулся. — Я влюбился и рисовал только жену. Хотите чашку чая?

— Да, она была бы кстати, — кивнул Лоуренс. — И я захватил сэндвичи на обед. Буду рад, если вы разделите их со мной.

— О, право не стоило… — засуетился Артур, но тень облегчения пробежала по его лицу.

Лоуренс убрал наброски в сумку и пошел за сторожем в его дом. Хозяин времени не терял: недавно провел влажную уборку, помыл окна. Артуру хотелось, чтобы жилище предстало перед его новым другом в наилучшем виде. На огне уже грелся чайник, а на столе гордо стояла вазочка с печеньем. Лоуренс первым делом разложил на фарфоровом блюде сэндвичи. К счастью, Мейбл не поскупилась и дала их с запасом.

— Посмотрим, что тут. Ага, вареное яйцо и кресс-салат. А еще мягкий сыр и копченый лосось.

— Выглядит очень аппетитно! Где взяли такую вкуснятину? — Артур восторженно взирал на сэндвичи. — В кафе на побережье в основном жареная тюлька в качестве начинки.

— За это нужно поблагодарить мою хозяйку, у которой я снимаю комнату. Щедрая женщина.

— Долгих лет ей жизни. Хотите посмотреть рисунки сейчас или после чая?

— Лучше после, а то чай остынет. Давайте перекусим.

Артур согласно закивал и аккуратно взял ближайший к нему сэндвич. Лоуренс специально положил сэндвичи потолще ближе к хозяину. После бритья лицо сторожа стало еще более изможденным. Может быть это единственный полноценный прием пищи, который он мог позволить себе сегодня.

Болтая о пустяках, Лоуренс постепенно подвел разговор к жильцам, живущим по соседству. Так он узнал, что некоторые дома были построены больше полувека назад и теперь пустуют, потому что старые владельцы умерли, а новые не хотят жить на побережье в это время года.

— Иногда они приезжают на несколько дней большой компанией. Закатывают шумные вечеринки до утра, распивают спиртное, разбивая бутылки прямо на пляже и уезжают обратно, оставляя после себя много мусора, — Артур не скрывал своего неодобрения.

— Но ведь не все жильцы такие.

— К счастью, нет. Просто я помню другие времена, когда здесь жили мои друзья. Все ушло, — Артур вздохнул.

— А есть ли здесь дом с садом… — Лоуренс покопался среди набросков. — Вот таким.

— Может быть… — сторож прищурился. — Так сразу и не скажешь, все сады, разбитые на заднем дворе похожи друг на друга как близнецы. Хотя эту беседку я вроде бы где-то видел. А что в этом саду особенного?

— Друзья моих родителей жили где-то на побережье. Может быть здесь. Я был бы рад найти их дом.

— Как звали ваших друзей?

— Ее имя Элейн, а его имя я не помню. Они были семейной парой, без детей и очень дружны. Их дом стоял прямо на берегу. Родители рассказывали мне о них и их доме, но тогда я был ребенком и мало запомнил. А сейчас подумал, вдруг это то самое место?

— Они должно быть уже пожилые люди.

— Элейн уже умерла, а что стало с ее мужем мне неизвестно.

— Если хотите, я могу показать три дома, где жили женщины с этим именем, — предложил Артур, делая большой глоток чая. — Я тут всех знаю. То есть знал, — поправился он. — А откуда у вас набросок сада?

— Зарисовал со старой фотографии, оставшейся от родителей, — вынужденно соврал Лоуренс. — Ради практики.

— Я тоже срисовал с картинок и фотографий, пока не встретил жену.

Они доели. После обеда Лоуренс отчего-то пребывал в необычайно умиротворенном настроении, словно выпил три чашки чая с лавандой.

— Прошу за мной, — старик вытер руки салфеткой и несмело улыбнулся.

Артур повел его наверх. Он поднялся на второй этаж по узкой скрипучей лестнице. Остановился у первой двери, выкрашенной белой краской, и испытывающе посмотрел на гостя.

— Это может показаться странным, но думаю, что вы поймете. Моя жена была для меня всем.

Слова прозвучали несколько зловеще, но, когда старик открыл дверь, Лоуренс не увидел в комнате, погруженной в полумрак, ничего пугающего. Старенький комод с медными ручками, деревянная кровать, зеркало в тяжелой оправе. Флакончик духов в виде лебедя на тумбочке, резной гребень. Домашний халат сложен у изголовья кровати, у комода стоят мягкие женские тапочки, расшитые цветами. На стенах развешены многочисленные портреты. Некоторые нарисованы акварелью, но в основном карандашом и углем.

Артур прошел к окну, отдернул тяжелые кремовые шторы, чтобы впустить в комнату больше света. Закрыв глаза, он медленно вдыхал воздух, наполненный запахом пудры, духов и пыли.

— Чудесные работы, — честно сказал Лоуренс, рассматривая рисунки. — Столько деталей, какие точные, уверенные штрихи. Вы очень хорошо передали характер. Мне жаль, что я не знал вашу жену. Она выглядит счастливой.

— О, уверен, она бы вам понравилась… Чудесный человек. Веселый, бескорыстный, умный. Любила искусство во всех его проявлениях. Я стал серьезно рисовать, чтобы произвести на нее впечатление. Однажды она показала мне наброски художника, полученные от него в благодарность за какую-то услугу, вот я и решил, что могу не хуже. И это сработало! — он тепло улыбнулся воспоминаниям.

Лоуренс изучал рисунки. Некоторые пожелтели, стали хрупкими, другие выглядели новыми, словно нарисованные вчера, но лицо женщины, изображенной на них не несло отпечатка времени. Артур наблюдал за его реакцией склонив голову.

— Какой портрет самый любимый? — спросил Лоуренс.

— Я не в силах выбрать, — улыбнулся хозяин. — Должно быть вам любопытно, почему на всех работах моя любимая жена выглядит так молодо?

— Угадали.

— Это от того, что я видел ее только такой. Она смеялась, говорила, что я ей немилосердно льщу, но это правда. Для меня она всегда была молода и красива. Словно с первого момента нашей встречи ее облик был навеки выжжен в моем сердце.

Когда Артур задернул шторы обратно и зажег восковые свечи, стоящие на комоде, комната, полная замерших во времени вещей, превратилась в святилище.

— Добрые люди советовали избавиться от вещей, но я не смог. — Артур развел руками. — Как можно? В них ее частица. Даже когда дела пошли не очень хорошо, я ничего не продал. И не продам. Иногда, — он осторожно присел на краешек кровати, — я прихожу сюда, чтобы посидеть час-другой, представляя, что она все еще жива, просто вышла ненадолго. Сладкая безнадежная фантазия.

— От чего умерла ваша жена?

— Двухсторонняя пневмония. Болезнь протекала тяжело и в итоге сердце не выдержало. Я был с ней той ночью, когда это случилось.

— Мне очень жаль.

— Это была самая долгая ночь в моей жизни, которая так и не закончилась. Как странно, что счастливые моменты проходят быстро, а ужасные становятся вечностью. Иногда рассвет не наступает. — Артур открыл тумбочку и показал гостю маленький синий блокнот. — Сюда я записываю все, что мне хочется сказать ей. Взгляните.

— Это слишком личное, — воспротивился Лоуренс.

— Вы первый человек, которому я показываю эту комнату, — признался Артур.

— Чем же я это заслужил? — Лоуренс присел на покрывало рядом с ним.

— Ваш голос, облик кажутся такими… родными. Такое чувство, что мы всегда были знакомы. Словно вы мой старый друг, — голос старика стал задумчив. — Как только я увидел вас у моего порога, то подумал — вот тот человек, с которым я могу быть откровенным. Я ошибся? Ах, можете не отвечать. Пережитое горе обострило мои чувства. Вы мало говорите о себе, но я уверен, что вы тоже глядите в бездну. — Артур испытывающе посмотрел на него. — Кого вы потеряли?

— Это сложно объяснить, — вздохнул Лоуренс. — Близкого человека, которого ближе не было и не будет, но я никогда с ним не встречался. Однако надежда еще есть.

— Вы провидец? — удивился Артур. — Видите будущее?

— Нет, ничего подобного. Представьте, — Лоуренс сделал паузу, — что вами владеет ощущение, будто вы расстались с человеком, но в действительности вы никогда не были с ним знакомы. Вы ничего не знаете о нем. Все, что есть — только боль утраты и тоска. И так я ощущал себя всю мою одинокую жизнь.

— Ой, — Артур испуганно прикрыл рот руками, — словно скорбящий вдовец, который никогда не был женат.

— Вы поняли… — прошептал Лоуренс изумленно.

— Мне очень жаль, что вам приходится жить с незаживающей раной в груди вместо сердца, — печально покачал головой старик.

— Все не так ужасно. То есть так было, — поправился Лоуренс, — только до того момента, как я начал видеть сны.

— Что вы имеете в виду?

— Друг научил меня основам практик сновидцев, — пояснил он. — Во сне постепенно, кусочек за кусочком прежняя жизнь, в которой есть она, возвращается. Только вот не все сны приятные. Иногда это кошмары — я проживаю события после ее смерти. А иногда я нигде не могу найти ее, и бесцельно брожу, пока не проснусь.

— Невероятно… Я не хочу сказать, что не верю вам, — успокоил Артур, — но это звучит волшебно.

— Сны привели меня сюда. Я видел городок на берегу, тихую улицу, коттеджи, чьи окна выходили на море, и захотел коснуться их наяву. Я знаю, что не найду здесь любимую, но сама мысль о том, что она могла быть здесь — ходить по тем же камням, что и я, видеть тот же пляж…

Он умолк, смахивая непрошенные слезы. Артур вздохнул. Одной рукой он нежно коснулся шелковой полы халата жены, а другой приобнял всхлипывающего Лоуренса.

— Мы оба смотрим в бездну, — тихо сказал он. — Она черна, вечна, но она одна, а нас двое. Бездне с нами не справиться.

— Никогда, — согласился Лоуренс, успокаиваясь. Тщательно вытерев лицо носовым платком, он перевел дух.

— Ее звали Элейн, да? Сад, что вы ищите не был срисован с фотографии, — догадался Артур.

— Верно.

— Тогда чего же мы ждем? Давайте обойдем каждый дом! — старик вскочил полный решимости. — Осмотрим каждый сад, если понадобиться. Только вот, — он бросил на него встревоженный взгляд, — что будет потом?

— Не имею ни малейшего понятия, — признался Лоуренс. — Прежде моя жизнь была распланирована, я люблю строить планы, но теперь плана нет. Я не знаю, что найду, потому что не знаю, что именно ищу.

— Вы ищите свою жизнь, потому что без любви в нас нет жизни, — с жаром сказал Артур. — Когда моя жена умерла, жизнь ушла из меня. Билось ли мое сердце? Не уверен. — Он задумчиво потер подбородок. — Я стал мертвецом, хоть и выглядел как человек. Ничто не трогало меня, не радовало, все, что я мог делать — это ждать смерти. В черный миг слабости я думал покончить с собой, но это было бы невероятной несправедливостью по отношению к тому несчастному, кто нашел бы меня.

— Вы были наполнены смертью, — понимающе кивнул Лоуренс. — И что же наполняет ваше сердце сейчас?

— Смирение. Когда придет срок, мы снова будем вместе. — Артур с любовью посмотрел на портрет перед собой. — Но это не значит, что смирение подходит вам. Вы должны бороться за свою любовь.

— Сновидцы идут особым путем.

— Вот и пойдемте. Мы отыщем дом из ваших снов, — хозяин потушил свечи.

Артур послал нежный воздушный поцелуй портретам. Аккуратно прикрыв дверь спальни, он стоял в скорбном молчании. Артур покидал застывший, теплый мир его драгоценной жены и возвращался в холодную реальность, в которой для него не было места. Лоуренс разделял его чувства. Они вышли на улицу. После полумрака прихожей яркий солнечный свет резал глаза. Сновидец прищурился, глядя в небо. Тучи разошлись. Над головой носились чайки, оглашая воздух торжественными криками.

— Итак, нас интересуют три дома, — сторож помахал внушительной связкой ключей на медном кольце. — У меня есть доступ к каждому заднему двору на этой улице и соответственно к саду.

— На улице больше никто не живет?

— Только одна семья, но они уехали на свадьбу в другой город и вернуться не раньше, чем через неделю. Не волнуйтесь, нам никто не помешает. Только прошу вас ничего не трогать.

Артур уверенно пошел вперед, ведя за собой Лоуренса. Обогнув первый дом, они свернули к калиткам, ведущим в сад. Высокие изгороди, отделяющие частные владения, чередовались с низкими. Пройдя немного по дорожке, сторож остановился у каменной стены, полностью увитой плющом. Звякнув ключом, он отпер калитку.

— Стоит проверить. Хозяйку звали Элейн.

— Нет, не то место, — сказал Лоуренс, едва заглянув во двор. — В дом ведет двухстворчатая дверь, а там была обычная, узкая, в одну створку. Этого нет на рисунке, — пояснил он, — но я хорошо помню.

— Детали очень важны, — понимающе кивнул Артур, запирая замок обратно. Похожая история повторилась еще дважды. Предложенные сторожем сады не подошли.

— Вы сказали, что видели беседку, — Лоуренс ухватился за призрачный шанс. — Можете вспомнить где?

— Дайте-ка мне минутку, — Артур нахмурился, прикрыв глаза. — Белая маленькая беседка, увитая розами. Где же она была? — Старик проверил один сад, затем другой и призывно помахал Лоуренсу.

— О, я не верю своим глазам! Мы нашли! Это то самое место!

— Вы уверены?

— Да! Абсолютно! — Лоуренс с мальчишеским с ликованием бегал по дорожкам, усыпанными прошлогодними листьями. — Вот беседка, здесь стоял столик, за которым я сидел, этот участок был разбит под шалфей, а здесь висела кормушка для птиц!

— Я рад за вас, — Артур с облегчением улыбнулся.

— Кто владеет домом?

— Мужчина лет пятидесяти. Я не слишком хорошо его знаю, он купил дом пять лет назад. Приезжает сюда летом, но не живет постоянно.

— Мы можем войти внутрь? — прошептал Лоуренс, чувствуя себя преступником. — Обещаю ничего не испортить и не оставлять следов.

— Если я скажу нет, неужели это вас остановит?

— Мне бы не хотелось нарушать закон и к тому же вы сторож…

— Было бы очень глупо развернуться и уйти сейчас, — Артур зазвенел ключами, выбирая нужный.

С замком пришлось повозиться. Он заедал, но старик был настойчив. Дверь бесшумно отворилась. Лоуренс с замиранием сердца вошел. Убранство дома было иным, чем он помнил, но расположение комнат полностью совпадало. Без сомнения, это был тот самый коттедж, что являлся к нему во снах. Он осмотрел кухню, гостиную, поднялся на второй этаж, стараясь ни к чему не притрагиваться. Это было обычное холостяцкое жилище человека, любящего собак и рыбалку, о чем свидетельствовали многочисленные журналы на эти темы.

Лоуренс остановился у полки, наполовину заполненной книгами. Хозяин начал расставлять их, но так и не закончил, оставив в коробке возле кресла. Внимание сновидца привлекла одна из книг, а точнее желтая закладка среди ее страниц. Руки сами потянулись за ней. Он поднял книгу из коробки, раскрыл. На пол с шуршанием выпал желтый конверт. Пальцы Лоуренса дрожали, но он все же успел поймать его. Конверт был старым, мятым, с загнутыми уголками. Тот самый желтый конверт, с которого все началось. Сновидец несмело заглянул внутрь и потерял сознание.

Глава 3

Мокрая ткань неприятно холодит лоб, струйки едко пахнущей жидкости стекают по вискам, заставляя поморщиться.

— Очнулся! — шепчет женский голос с облегчением.

Лоуренс с трудом разомкнул веки и увидел склонившуюся над ними Мейбл. Женщина выглядела уставшей. Она держала плошку от которого несло уксусом. Ее брат бесцеремонно, но аккуратно приподнял веко Лоуренса.

— Что происходит? — хрипло спросил Лоуренс, пытаясь отстраниться.

— Наконец-то! — Джонс обрадованно улыбнулся кривой нервной ухмылкой. — Вам стало лучше!

— Где я? Что случилось? — Лоуренс наконец осознал, что лежит на перине в своей комнате в доме Мейбл.

— Поговорим позже, когда вы окрепните. Вы нездоровы и заставили нас сильно волноваться. И не спорьте! — добавил он, видя, что Лоуренс порывается что-то сказать. — Здесь я доктор.

— Хотите чего-нибудь? — мягко спросила Мейбл.

— Воды, — попросил несчастный.

Сделав пару глотков, Лоуренс обессиленно рухнул на подушки. Сознание прояснилось, но он чувствовал себя скверно. Сил совсем не было, словно после долгой изматывающей болезни.

— Сейчас вам ничего не угрожает. Поспите, все образуется.

Лоуренса не пришлось долго упрашивать. Стоило сомкнуть веки как мир исчез и вернулся только на следующий день, рано утром. От жажды у него пересохли и потрескались губы. К счастью, на столике стоял стакан воды. Пахло камфорой и растираниями. Откинув одеяло, Лоуренс медленно опустил ноги на пол. Затекшее тело не слушалось. Привычным жестом приглаживая волосы, он обнаружил за ухом болезненную ссадину.

Сновидец был одет в просторную ночную рубашку, которая, судя по размеру, принадлежала Джонсу. Его одежда, вычищенная и аккуратно сложенная, обнаружилась на стуле. Значит, он каким-то образом оказался в коттедже, его уложили в кровать и лечили. Было стыдно от того, что чужие люди были вынуждены им заниматься, но он надеялся, что переодевал его все же Джонс, а не Мейбл. Кое-как справившись с брюками и рубашкой, Лоуренс пошатываясь спустился в гостиную. Ему нужны были ответы.

Мейбл накрывала на стол к завтраку. Увидев его в проеме, она негодующе всплеснула руками.

— Что вы делаете! Вы слишком слабы, чтобы вставать с постели.

— Уверяю вас, я намного лучше себя чувствую. Несомненно, благодаря вашим заботам. — Голос Лоуренса был тих, но глаза смотрели ясно. — Оставаться в постели было бы непростительно.

— Раз так, то садись. Вы едва на ногах стоите.

— Что со мной произошло?

— Вы ударились головой. Мой брат нашел вас. Вас принесли сюда, но вы так и не пришли в себя, вам не становилось лучше. Началась лихорадка, бред. Мы опасались худшего.

— Как долго я болел? — задумчиво спросил Лоуренс, ощупывая заросший щетиной подбородок.

— Неделю.

Эта новость взволновала его. Он не вернулся домой, как собирался, пропустил работу, никто не знает, что с ним случилось. Однако, подумав, Лоуренс признал, что волнение было ненастоящее, скорее для приличия. По большому счету ему было все равно, что сейчас происходит в городе и Конторе.

Джонс принес поднос с чаем. Взглянув на Лоуренса, он укоризненно покачал головой, но промолчал. Только когда постоялец выпил чашку горячего чая и охотно съел тост с джемом, доктор спросил:

— И как вы чувствуете себя сегодня?

— Неплохо, как видите. У меня проснулся аппетит.

— Это чудесно, — согласился Джонс. — Один из признаков выздоровления. Признаюсь, вы заставили нас волноваться. В первый раз вижу такое в своей практике. Страдаете какими-то наследственными болезнями?

— Нет, я всегда был здоровым человеком для своего возраста. Если честно, то я не понимаю, как это случилось. Последнее, что я помню — это как Артур, сторож, показывал мне сад… Кстати, где он? Это Артур позвал на помощь?

— Хм… — глубокомысленно промычал Джонс прищурившись, его теплый дружеский взгляд тут же стал холодным и изучающим.

— Что случилось? — напрягся Лоуренс, невольно коснувшись ссадины на голове.

На мгновенье перед ним мелькнуло воображаемое видение сторожа, коварно бьющего его по голове, но оно тут же исчезло как неправдоподобное. Кто угодно, но не этот милый человек. Возможно, ему тоже угрожает опасность.

— Я нашел вас без сознания на берегу, когда возвращался домой. На голове у вас была глубокая кровавая ссадина, вы не приходили в сознание, несмотря на все мои усилия. Я позвал на помощь соседей, мы перенесли вас в дом.

— Считаете, меня кто-то ударил?

— Нет, я так не думаю. Уверен, травма на голове появилась после падения. Я внимательно осмотрел парапет, на нем осталась кровь. По какой-то причине вы вдруг потеряли сознание. Возможно во время рисования…

— Но я не рисовал в тот момент, я был с Артуром, — перебил Лоуренс.

— Вы упоминали в бреду некого Артура, — спокойно заметил доктор, — но на той улице никто не знает человека с таким именем. Я расспросил соседей.

— Каких еще соседей? — удивился Лоуренс. — Улица пустует, там никто не живет кроме сторожа.

— Почему? — настал черед Джона удивляться. — Эти коттеджи новые, их недавно построили, с чего им пустовать?

— То есть, вы уверены, что они заселены? Но я никого не видел… — сновидец ошеломленно умолк.

— Уверен. Благодаря неравнодушным людям, что там живут, мы смогли принести вас обратно.

— Постойте, как же такое возможно? Не только я видел Артура, но и Эрик, мальчик, который был моим гидом.

— Какой мальчик?

— Я встретил его на берегу, когда он собирал устрицы. Он показал мне город и привел на ту улицу. Ему девять лет.

— Насколько мне известно, ни у кого из соседей не живет мальчик с таким именем такого возраста, — обеспокоенно сказала Мейбл.

Лоуренс расстроенно замолчал, избегая смотреть на брата с сестрой. Он не понимал, что происходит. Артур и Эрик были обычными людьми, они радовались, грустили, пили чай, ели сэндвичи и конфеты, а теперь его убеждают, что они оба лишь плод его воображения, выдумка воспаленного сознания. Догадавшись, о чем он думает, Джонс заметил:

— Мы верим, что вы видели этих людей и для вас они существуют. Во время лихорадочного бреда больные погружаются в особое состояние сознания, причудливо переплетая реальность с выдумкой. Мне уже доводилось видеть подобное. Однако, и я хочу подчеркнуть это, я не считаю вас сумасшедшим или человеком, слова которого не заслуживают доверия. Уверяю вас, вы придете в себя через несколько дней. Сознание проясниться, не сомневайтесь.

— Я хочу снова побывать там, чтобы убедиться во всем лично.

— Хорошая мысль, — похвалил доктор. — Это быстрее всего развеет ваши сомнения. Но пока я запрещаю вам такие далекие и утомительные прогулки. Останьтесь здесь под присмотром хотя бы несколько дней.

— Мне жаль, что я стал причиной стольких неудобств. Я благодарен за все, что вы для меня сделали и оплачу все расходы.

— Ах, за эти дни мы стали одной большой семьей, — усмехнулся Джонс. — Не беспокойтесь об этом.

— Никаких неудобств, — покачала головой Мейбл, в глазах которой застыло странное выражение. — Вы стали мне как брат.

— Если вы не против, — Лоуренс поднялся в смущении, — мне бы хотелось немного отдохнуть.

Джонс помог ему преодолеть лестницу. Когда за сновидцем закрылась дверь, он обмяк и закрыл глаза. После услышанного хотелось побыть одному. Слишком много вопросов без ответов крутилось в его усталом разуме. Он чувствовал, как где-то глубоко внутри него нарастает старательно подавляемая истерика. А что, если умение управлять снами извлекло из сновидений тени, сплетя их с реальностью? У Лоуренса не было причин считать, что его сейчас обманывают. Объяснение Джонса было логичным, но все же как он мог выдумать любовь Эрика к шоколаду или рисунки Артура…

Кстати о рисунках. Где они? Лоуренс бросился к столу, лихорадочно перебирая вещи. Холщовая сумка обнаружилась под кроватью. Не вставая с колен, он высыпал содержимое на пол. Карандаши со стуком покатились в разные стороны. Папка для бумаг была полна помятых и запачканных грязью листов. Как пустых, так и использованных — с небрежными набросками улицы и побережья. Вдруг из середины стопки, словно осенний лист, вылетел желтый конверт с потертыми краями. Тот самый,который он нашел в доме, куда его отвел Артур. Лоуренс вцепился в конверт, не веря своим глазам. Вот доказательство!

Сновидец прижал конверт к груди и засмеялся нервным смехом. Где он сейчас, сон ли это или явь? Кто даст ответ? Не выпуская драгоценный конверт из рук, он рухнул в постель. Его снова лихорадило, то ли от болезни, то ли от страха за будущее. Лоуренс больше не мог доверять глазам и рассудку. Ни здесь, ни во сне. Его желание контролировать сны привело к тому, что он перестал контролировать реальность. Не имея сил сопротивляться болезненной дремоте, Лоуренс провалился в забытье.

Громкий стук. За окном глубокая ночь. Сколько же часов он спал?

— Войдите! — хрипло крикнул Лоуренс.

— Я не помешаю? — в комнату осторожно заглянула Мейбл.

— Нисколько, я просто отдыхаю.

— У меня для вас чай, — она звякнула подносом. — Как себя чувствуете?

— Неплохо, спасибо. Я практически здоров. — Он приподнялся, опершись о подушки. — Чувствую себя привилегированным постояльцем.

— Ах, это для меня сущие пустяки, — Мейбл присела на стул и передала ему полную до краев чашку.

Он не спеша сделал глоток. Горячий ароматный напиток пришелся как нельзя кстати. Все это время хозяйка молчала. Когда Лоуренс протянул чашку, она поставила ее обратно на поднос, но осталась сидеть. Мейбл что-то тревожило, и он решил ей помочь.

— Хотите о чем-то поговорить?

— Есть кое-что… По поводу мальчика о котором вы рассказывали.

— Мы же условились, что это плод моего воображения, — осторожно напомнил Лоуренс.

— На этом настаивает мой брат, но не я. Узнаете кого-нибудь на этой фотографии? — она вынула из кармана передника старую фотографию на которой были запечатлены мальчики в одинаковой форме.

— Ничего не вижу, мне нужно больше света.

Мейбл с готовностью подвинула лампу, не сводя с постояльца испытывающего взгляда. Лоуренс изучил фотографию. Мальчишки выглядели довольными. Некоторые дурачились, другие пытались быть преувеличенно серьезными, чтобы хорошо получиться на снимке. В центре среди толпы детей стоял молодой мужчина, одетый в костюм-тройку. Он улыбался. Похоже, дети и их учитель только что закончили учебный год.

— Это ваш муж, Джерри, — догадался Лоуренс, показывая на человека в центре.

— Да, он любил заниматься с детьми, — Мейбл тепло улыбнулась, вспоминая. — Вел дополнительные задания как приглашенный воспитатель.

Мальчик, стоящий с краю и пытающийся стянуть кепку со своего товарища, был ни кем иным как Эриком. Или его близнецом, уж очень поразительным было сходство. Сновидец прикусил губу, чувствуя, как на лбу выступает испарина. Если судить по возрасту Джерри, этой фотографии было минимум лет тридцать. Сказать об этом Мейбл или промолчать? А может, Мейбл уже догадалась?

— Я вас не осуждаю, — прошептала она, склоняясь к постели. — Обещаю, все, что вы скажите, останется между нами.

— Расскажите об этом мальчике, — попросил Лоуренс, показав на Эрика.

— Это был один из подопечных моего мужа. Обычный мальчишка. Если бы вырос, ушел бы в море, став рыбаком.

— Что с ним случилось? — Лоуренс догадывался, каким будет ответ.

— Несчастный случай. Погиб в ловушке для крабов во время прилива. Ему было десять.

— Мне очень жаль, — пробормотал он, не в силах вычеркнуть из памяти радостное лицо Эрика, перемазанное шоколадом.

— Это его вы видели?

— Я не верю в призраков и подобные вещи, — покачал головой Лоуренс, возвращая снимок. — Не знаю, кого я видел. Это был обычный мальчик, собирающий устриц. Он уплетал конфеты и хотел выпить горячего какао.

— Это был Эрик, — уверенно сказала хозяйка. — Давайте-ка я кое-что поясню. — Она вздохнула, нервно потерев ладони друг об друга. — Вы могли подумать, что я поддерживаю брата, но это не так. Он считает, что раз он человек науки, доктор, то понимает все на свете, однако… — Мейбл нахмурилась, — есть множество вещей, которые ни он, ни другие люди не могут объяснить.

— Я никогда не считал, что понимаю этот мир.

— Подобное прежде с вами случалось?

— Нет, — Лоуренс отрицательно качнул головой, — я бы заметил. Хотя… — он задумался. — Если бы не несчастный случай и моя болезнь, я бы до сих пор считал, что видел обычного мальчика.

— Однажды у меня останавливался гость, это было как раз после смерти Джерри, который объяснил, что некоторые люди чувствуют более тонко и способны видеть мир иначе. Не думайте, что я выжила из ума…

— И в мыслях не было! — поспешил успокоить ее Лоуренс.

— Вы художник, оттого и видите больше, чем другие. — Мейбл встала. — Не бойтесь того, что видели. Только не говорите о нашем разговоре никому и особенно моему брату. Он хороший человек, я очень его люблю, но подобные разговоры вызывают у него чрезмерное беспокойство, а это приводит к несварению.

Она ушла, оставив Лоуренса обдумывать ее слова. Если Мейбл права и он общался с мальчиком, который в настоящее время умер, то возможно Артур тоже мертв. Однако ему ли удивляться? Не он ли во снах переживал чужие жизни, был счастливым мужем Элейн, и не менее счастливым стариком по имени Роберт? Но в те разы реальность и сон были отделены друг от друга, а теперь он обладает желтым конвертом из снов и не знает к какому миру принадлежит.

Несмотря на поздний час, Лоуренс знал, что ему не удастся больше уснуть. Покрутившись в кровати, он поднялся, чтобы открыть окно, впустить в комнату немного холодного воздуха. Высоко в небе светил убывающий месяц. Серебряные волны лениво плескались о берег. Вид моря, шум волн были умиротворяющими. Завернувшись в одеяло, Лоуренс сел на стул и расслабился, представляя себя маленькой пушинкой, парящей где-то между небом и землей. Полезная техника сновидцев, позволяющая успокоить разум. Перед глазами то и дело, всплывали нечеткие образы Артура, Эрика, Элейн, машущей ему рукой и счастливо улыбающейся.

Неужели это он когда-то работал в Конторе, жил в маленькой квартире и кормил уток в парке? Его больше не беспокоило мнение коллег или последствия лихорадки.

Лоуренс не знал, что будет завтра.

* * *

Улица изменилась. Там, где прежде лежал пустырь, обнесенный высоким забором, теперь строился коттедж, за ним протянулась широкая объездная дорога, а по другую сторону от нее находилась спортивная площадка. Всего этого не существовало в прошлый раз, но Лоуренс не стал настаивать на этом прискорбном факте в присутствии Джонса. Доктор любезно, но весьма настойчиво вызвался сопровождать его в этой прогулке.

Сновидец осмотрелся. Коттеджи выглядели обжитыми. На берегу играли дети, у парапета лежал брошенный трехколесный велосипед, на веревках сушилось белье, хлопающее на ветру. Калитки и ставни сверкали свежей краской. Разительный контраст по сравнению с пустой улицей. Прогулка утомила Лоуренса, но он не подавал виду, чтобы не беспокоить Джонса.

— Вы нашли крачек?

— Нашел, — счастливо улыбнулся доктор. — За холмом живет целая колония. Хотите посмотреть на них? Конечно, не сейчас, а когда вам станет лучше.

— Я не против, но мой отпуск и так затянулся, — признался Лоуренс. — На работе меня уже ждут. — Он стал у дома сторожа, пытаясь выдумать благовидный предлог, чтобы заглянуть туда.

— Собираетесь нас покинуть? — огорчился Джонс. — Разумно ли в вашем состоянии? Нет, я не имею в виду, что у вас не хватит сил, чтобы доехать на поезде, но возвращаться на работу определенно еще рано. Отдохните хотя бы неделю.

— Но как же…

— Мы можем позвонить и рассказать вашим коллегам о случившимся. Вы же не думаете, что в нашей глуши нет телефона? — он усмехнулся. — На обратном пути зайдем на почту и позвоним оттуда.

В этот момент открылась дверь дома сторожа.

— Я могу чем-нибудь помочь? — поинтересовался приятный женский голос.

Лоуренс повернулся на звук и опешил. Это была жена Артура. Или вернее, его будущая жена — сейчас она была совсем молодой девушкой, моложе, чем на рисунках Артура. Пока ошеломленный сновидец пытался осмыслить это, став похожим на рыбу, вытащенную на берег, его спутник любезно поздоровался с девушкой.

— Вы стояли у дверей так долго, что я решила, что вам нужна помощь… — поспешила объяснить она, пытливо рассматривая Лоуренса. — Ах, вы же тот мужчина, которому стало плохо! Я вас вспомнила.

— Простите за причиненное беспокойство, — ответил Лоуренс заученной фразой, не сводя с нее взгляда. — Признаюсь, мне стыдно, что все так обернулось.

— Не извиняйтесь, вы были нездоровы. Мы с соседями волновались за вас. Рада видеть, что все обошлось. Вы же художник?

— Просто скромный любитель.

— В тот день я нашла на берегу несколько прекрасных рисунков, должно быть они ваши. Подождите, я сейчас верну их.

— Не стоит… — но она уже скрылась в доме.

— Неловкий момент, да? — Джонс потер руки, чтобы согреться. — Я ее вспомнил, добрая душа. Одной из первых вызвалась мне помочь.

— Ах, может быть вы все же зайдете? — девушка снова появилась в дверях. — Не стойте на ветру.

— Нет-нет, все в порядке, — засуетился Лоуренс, не желая вмешиваться в ее жизнь. — Рисунки оставьте себе, если они пришлись вам по душе. В знак признательности. В крайнем случае, будет чем растопить камин в холодный вечер.

— Вы слишком строги к себе, — рассмеялась она, но потом стала серьезной, хотя в уголках ее глазах по-прежнему пряталась улыбка. — Спасибо. Обещаю, я буду хранить их.

Лоуренс вежливо кивнул и вцепившись доктору в руку, потащил прочь от дома. Больше всего он боялся что-то испортить своим присутствием. На ум пришли слова Артура о том, как его жена показывала ему наброски художника, подаренные в благодарность за услугу. Лоуренс не мог отделаться от ощущения, что знает имя этого злополучного художника.

— Куда мы так торопимся? — Джонс не скрывал удивления.

— Обратно. Голова еще побаливает.

— Хорошо, — безропотно согласился доктор. — Вы уже решили насчет телефонного звонка? Заглянем на почту?

— Да, можно. Позвоню в отдел кадров, пусть оформят мне больничный.

— Если нужно, я могу подписать его.

— Вы взяли с собой на отдых бланки? — удивился Лоуренс.

— Почта маленького прибрежного городка может продать вам любые официальные бланки, — заговорщицки подмигнул доктор, пригладив усы. — Незаполненные, разумеется.

Почта располагалась в полуподвальном помещении старого здания. Снаружи ничто не выдавало ее местонахождения. Не было ни вывески, ни знака — только обычная дверь, выкрашенная зеленой краской и углубленное окошко с зелеными ставнями. Лоуренс никогда бы не нашел ее один. Приемная была маленькой, в ней царил полумрак, пахло сургучом, паклей и старым деревом. На стенах висели старые морские карты. В глубине помещения пряталась конторка за стеклом. Рядом с ней высилась допотопная телефонная будка.

— Почему нет вывески, зачем такая секретность? — удивился Лоуренс.

— Сюда ходят только местные. Приезжим почта не нужна.

— Даже позвонить?

— Телефон есть и на станции, — отмахнулся Джонс.

— А как же марки, сувенирные открытки…

— Их можно купить в магазинчиках и там же бросить в почтовый ящик. Как я уже сказал, это место только для своих и на это есть причины. — Доктор нагнулся к окошечку конторки и постучал, привлекая внимание.

В соседней комнате раздались шаги, заскрипела дверь. За конторкой показался служащий. Худощавый мужчина средних лет был одет в черную выглаженную форму, носил очки в тонкой оправе и манерами напоминал школьного учителя. Тонкие, изящные пальцы почтмейстера были перепачканы чернилами.

— А, это вы доктор! — узнал он Джонса. — Давно не заглядывали. Вы со спутником?

— Добрый день, Генри. Это Лоуренс, постоялец Мейбл. Нам нужен разговор с городом. Можно устроить?

— Конечно. Минутку.

Генри на секунду скрылся под прилавком. Раздались щелчки.

— Готово, можете начинать, — он вынырнул обратно и кивнул в сторону телефонной будки.

Лоуренс послушно вошел внутрь. Как только тяжелая дверь будки закрылась, внешние звуки исчезли. Звукоизоляция была отменной. Сновидец мог видеть Джонса, наклонившегося к почтмейстеру, но не слышал ни слова из того, о чем они говорили. Генри радостно ухмыляясь, протянул доктору бутылку спиртного.

— Контрабанда, — пробормотал Лоуренс. — Неудивительно. Чем еще заниматься в маленьком городе у моря? Прибыльное дополнение к ловле устриц.

Он переключил внимание на громоздкий черный аппарат старше него самого. Сновидец с некоторой опаской снял трубку. Лязгнул рычаг, но телефон, не взирая на древность, работал исправно. Он попросил телефонистку связаться с городом и назвал номер отдела кадров. Через пару минут связь установили, и Лоуренс услышал усталый голос секретаря. Расписав в красках ситуацию, в которой он оказался, Лоуренс получил освобождение до конца недели в счет больничного. Повесив трубку, он облегченно вздохнул. Одной маленькой проблемой в его жизни стало меньше.

— Сколько с меня? — спросил сновидец, выйдя из будки.

— Я уже рассчитался, — махнул рукой Джонс.

Генри утвердительно кивнул, пристально наблюдая за незнакомцем поверх очков. Лоуренс невольно поежился под его изучающим взглядом. Ему стало казаться, что он очутился среди злоумышленников, участвующих в каком-то криминальном сговоре.

— Еще что-нибудь нужно? — вежливо спросил почтмейстер, не сводя холодного немигающего взгляда. — Мы отправляем посылки по всей стране.

— Спасибо, как-нибудь в другой раз. — Доктор взялся за изрядно потяжелевший саквояж. — Лоуренсу нужен отдых, но я загляну к тебе ближе к вечеру.

— По пятницам мы по-прежнему играем в карты. Присоединишься?

— Скорее всего.

— А вы играете? — обратился Генри к Лоуренсу.

— Нет, не умею. Извините.

— Жаль, жаль… я так надеялся увидеть новое лицо за карточным столом. — Почтмейстер подмигнул ему. — Что ж, хорошего дня.

Когда они вышли на улицу, щурясь от яркого солнечного света, Лоуренс признался себе, что это было самое странное почтовое отделение, которое ему доводилось видеть.

— Все в порядке? Смогли дозвониться? — Джонс кряхтя переложил саквояж в другую руку.

— Да, получил еще неделю свободы.

— Бланк у меня. Заполню его перед вашим отъездом.

— Я ваш должник, доктор.

— Ловлю на слове. Теперь нарисуете мне пару птичек? В качестве одолжения.

— Я попробую, — сдался сновидец и сменил тему. — Скажите, а почтмейстер давно тут работает?

— Лет десять. До этого он был офицером, но получил травму колена и вышел в отставку, теперь работает скромным служащим. По выходным дает уроки музыки детям в клубе.

— А по пятницам играет в карты. И скорее всего шутя раздевает игроков прямо-таки до белья.

— Удивительный человек, правда? — рассмеялся Джонс. — Он может нагнать жути, но это потому что вы новичок и он к вам присматривается. Наш Генри не любит сюрпризов.

— Я мог позвонить со станции, если было нужно сохранить в тайне ваше маленькое предприятие, — спокойно сказал Лоуренс.

— А я сохранил, — с достоинством сказал Джонс. — Вы ничего не видели, а все остальное досужие домыслы. Зато, могу вас уверить, в скором времени мы побалуем себя прекрасным ромовым кексом по особому рецепту Мейбл.

Лоуренс ничего не имел против ромового кекса. Возвратившись в «Синюю бухту», он оставил доктора в гостиной инспектировать контрабандное приобретение, а сам поднялся к себе. Пока они гуляли, Мейбл успела прибрать в его комнате, сменить постельное белье, взбить подушки.

Сев за письменный стол, подперев голову руками, он устремив задумчивый взгляд в окно, в морскую даль. Недавно сновидец побывал во снах старика, провел время с умершим к настоящему времени мальчиком и имел поучительную беседу с человеком, который в будущем станет художником и сторожем, а сейчас был просто молодым парнем, который понятия не имел о том, кто такой Лоуренс. Сны и явь, прошлое и будущее совершенно перепутались.

Лоуренс украдкой скосил глаза на конверт, лежащий рядом. Если конверт сейчас выглядит старым, значит ли это, что то, что он видел во сне с Элейн уже стало прошлым, и ему не стоит опасаться встречи с любимой в том доме? Еще одна загадка. Прежде ему казалось, что его жизнь размеренна и скучна. Как он может надеяться вернуться к прежней жизни и работе в Конторе после всего, что с ним случилось?

Встреча с будущей женой Артура оставила после себя горькое послевкусие. Он разговаривал с ней, зная, каким будет конец: ее комната станет святилищем, муж превратиться в бледную тень себя прежнего. Хотя, раз ее ждала счастливая жизнь с любимым человеком в доме у моря, это была не такая уж и плохая участь. Никто не живет вечно.

Сновидец накрыл конверт ладонью. Ему было страшно возвращаться в коттедж, который он так упорно искал. Вряд ли любимая Элейн оставляя письмо, прося успокоиться и не горевать, обещая встретиться снова, имела в виду встречу подобным образом. Она говорила об их совместном будущем, но где оно, как его отыскать и реально ли оно?

Лоуренс почувствовал, как у него снова разболелась голова. Раньше он не страдал мигренями, но все бывает в первый раз. В дверь осторожно постучали.

— Не заперто, — отозвался он.

— Отдыхаете? — Мейбл приоткрыла дверь. — Ланч готов. Если хотите, могу принести сюда.

— Спасибо, вы очень добры, — искренне сказал Лоуренс, вставая при ее появлении, — но я еще не голоден. Я ценю, что вы для меня делаете, и хочу сказать, что приятно удивлен таким обращением. Я ничем не заслужил подобного.

Строгие черты лица хозяйки смягчились. Она отвела взгляд, беззвучно шевеля губами, не осмеливаясь озвучить, что ее тревожило.

— Вам есть, что добавить? — Лоуренс приподнял бровь.

Хозяйка тихо прикрыла дверь и подошла к постояльцу. Женщина была высокой, почти одного роста с ним.

— У нас маленький городок. Событий мало. Приливы-отливы, зима-лето, — она повела плечами, словно извинялась перед ним за это. — В коттедж приезжают разные люди, некоторые приятные, некоторые — не очень, но чаще всего коттедж пустует, особенно в холодные месяцы. Ваше появление в «Синей бухте» для меня как чудесный подарок, как глоток воздуха. И я не имею в виду оплату за комнату, у меня достаточно сбережений, чтобы не бедствовать. Я знаю, что вы тонко чувствующий человек… С особым уникальным взглядом на мир. — Он вздохнула. — Я думала о вас с момента вашего приезда.

В сознании Лоуренса промелькнуло видение, как он, оттолкнув Мейбл, бежит к двери, кубарем скатывается с лестницы и покидает коттедж, уносясь в сторону станции со всех ног. Конечно же, он этого не сделал, это было бы верхом грубости, но ему было очень неловко и неуютно под ее грустным взглядом. В воздухе повисла продолжительная пауза. Мейбл, наконец, осознала, как двояко звучат ее слова и испуганно прикрыла рот рукой.

— У меня к вам не романтический интерес! — всполошилась вдова. — Вы очень приятный мужчина, без всякого преувеличения, но я не питаю к вам чувств подобного рода.

— Так в чем же дело? — Лоуренс немного успокоился.

— Может быть вам удастся поговорить с Джерри? — она затаила дыхание. — Если вы разговаривали с Эриком, то в этом нет ничего невозможного. Если это случиться, скажите ему, что он был для меня всем. Мы не успели попрощаться перед тем как он ушел… — она умолкла.

— Почему бы и нет, — пожал плечами сновидец и тут ему в голову пришла идея. — А лучше вы сами скажите. Напишите письмо, запечатайте, а я передам послание вашему мужу, если встречу его.

— Вы можете так сделать? — удивилась хозяйка.

— Уверен, что смогу, — твердо сказал Лоуренс, бросив быстрый взгляд на конверт на столе.

— Тогда я немедленно напишу письмо.

— Я не гарантирую, что встречусь с ним, — Лоуренс предостерегающе поднял палец. — Может быть эта неделя пройдет как обычно. Не хочу внушать напрасную надежду.

— Меня это полностью устраивает.

— И не пишите ничего, что может его взволновать, — спохватился сновидец, опасаясь, что послание, если его удастся передать, может вызвать сердечный приступ у Джерри и он косвенно станет виновником его гибели.

— Да-да, я поняла, — хозяйка немного испуганно, но вместе с тем с явным воодушевлением попятилась к двери, комкая в руках передник. — Лоуренс, не говорите моему брату…

— Ни слова, — он покачал головой. — Это будет наша с вами тайна.

Мейбл вышла, Лоуренс снова сел за стол. Зачем он ввязался в это? Из милосердия, из желания пощадить чувства хозяйки, не иначе. Головная боль по-прежнему беспокоила, сновидец решил отвлечься. Почему бы не воспользоваться любезным предложением Мейбл и не перекусить? Время ланча.

Тишину гостиной нарушал только треск поленьев в камине. Джонс уже пообедал и удалился по делам. Видимо, снова наблюдать за птицами. Бинокля на обычном месте не было, как и трости для ходьбы.

На подносе лежали сэндвичи с огурцом. Лоуренс взял один и откусил кусочек. Сэндвич был идеален — в меру соленый, хрустящий, с приятным сливочным послевкусием. Он напоминал о днях, которые юный Лоуренс проводил в школьной библиотеке. Художественный талант часто выручал его, освобождая от необходимости присутствовать на уроках. В уютном закутке, где было место только для старого стола, он рисовал плакат к очередной выставке в то время как его товарищи корпели над задачами. Не желая отрываться от любимого занятия, вместо полноценного обеда в столовой, он поедал сэндвичи с огурцами — такими же вкусными, как и этот.

Мейбл вошла как тень и молча подала ему синий запечатанный конверт. Лоуренс так же молча как ни в чем не бывало спрятал конверт в карман.

— Скажите, вы хорошо знаете Генри? — спросил он, берясь за второй сэндвич.

— Почтмейстера? Да. Его все знают.

— От него мне немного не по себе, — признался Лоуренс.

— Для друзей он прекрасный человек, а для врагов… — она пожала плечами. — У Генри нет врагов, если вы понимаете меня. С ним легко ладить, он хороший друг, много делает для города. Только если предложит сыграть с ним в карты — не соглашайтесь. Мой глупый брат однажды проиграл месячное жалование. Правда Генри, — добавила Мейбл, — надо отдать ему должное, позволил брату отыграться и вернул половину.

— Я слышал, что они будут снова играть в эту пятницу.

— Спасибо за предупреждение, — Мейбл поджала губы. — Уж я прослежу, чтобы кое-кто провел вечер пятницы дома.

— Все же странно, что контрабандист и шулер снискал такую добрую славу.

— Это наш контрабандист и шулер. К тому же, полезно иметь такого человека в городе. С тех пор как Генри обосновался в наших краях, мы забыли о ворах, грабителях и прочем сброде. Он всех извел под корень. Теперь никто двери не запирает. Какой еще прибрежный городок может похвастаться подобным?

— А, так Генри выполняет роль полиции?

— Неофициально, конечно. Полиция у нас в основном занимается поиском потерянных вещей. Если вы потеряли перчатки, то не стоит беспокоить Генри по этому поводу, он рассердится, если его отвлекать по пустякам. А вот когда случается что-то серьезное, стоит обратиться к почтмейстеру, он непременно поможет.

— Поразительно, — покачал головой Лоуренс. — Чем больше я узнаю о вашем городке, тем больше он мне нравится.

— Так переезжайте, — воодушевилась хозяйка.

— Увы, зарплата служащего в Конторе оставляет желать лучшего. Я не могу позволить себе дом на побережье.

— Я могу сдать вам комнату за полцены. Бросьте работу в Конторе, займитесь серьезно рисованием и живите с продаж картин приезжим. У вас талант, не сомневаюсь, вы быстро станете знаменитым.

Мейбл говорила так уверенно, что посеяла зерна сомнений в душе Лоуренса. Он даже позволил себе обдумать эту мысль. Сновидец представил, как сдает ключи квартирной хозяйке, берет тяжелый чемодан с вещами и отправляется на вокзал, чтобы навсегда уехать из города, в котором провел всю свою жизнь. Фантастическая идея. Скорее всего, несмотря на весь энтузиазм Мейбл, он быстро потратит имеющиеся накопления, его рисунки не будут продаваться, и он закончит тем, что попросит Генри найти ему работу: что-нибудь не слишком законное. Это в лучшем случае, а в худшем — оставшись на мели начнет пить, украдет лодку и, обливаясь слезами в пьяном угаре, перевернется в море, утонет, где-нибудь за волнорезом.

— Отчего вы вдруг погрустнели? — встревоженно спросила хозяйка.

— Да вот думаю, холодная ли в море вода… — уклончиво ответил Лоуренс. — Когда открывается купальный сезон?

— В конце мая. Когда стоит штиль вода хорошо прогревается на мелководье.

— Тогда я вернусь сюда летом. Хотелось бы научиться плавать.

— Если хотите, я оставлю за вами комнату. Конечно, если вы все еще предпочтете вид на море…

— Посмотрим, — улыбнулся Лоуренс. — Не хочу загадывать.

Они немного посидели, наслаждаясь теплом камина. Затем Мейбл достала из-под кресла корзинку с незаконченным вязанием и принялась творить особую магию с мотком пряжи. Лоуренс на цыпочках вышел в прихожую и отправился на прогулку, пока еще не совсем стемнело.

На набережной ему приглянулось маленькое, уютное кафе. Он просто не мог пройти мимо, когда увидел аккуратные скатерти в крупную красно-белую клетку. К большой радости в меню кафе обнаружилось множество видов чая. Заказав фирменный чай с травами, Лоуренс сел за столик в центре зала. Вскоре ему принесли запотевший заварник из прозрачного стекла до верху наполненный зеленым отваром. Сверху на нем стояло маленькое блюдце с золотистым медом.

Лоуренс налил чашку до краев и не спеша принялся смаковать напиток, изучая заведение. В кафе был всего один зал. Низкий потолок и стены обшиты темными деревянными панелями, заставляя казаться и без того небольшое помещение еще меньше. На стенах висели маленькие картины в рамках, покрытые стеклом. Лоуренс присмотрелся: внутри лежали бумажные листки, исписанные мелким почерком.

— Стихи, — пояснила официантка, заметив его интерес. — Когда-то это кафе было излюбленным местом отдыха известного поэта.

— И что с ним стало?

— Не знаю, это давно было, я тогда еще была маленькой девочкой. Полагаю, — она пожала плечами, — он умер от старости.

Лоуренс прошелся по залу, читая стихотворения, но они ему показались слишком заумными. Если бы он стал известным художником, то его акварели тоже висели бы на этих стенах и посетители, спустя сто лет, воротили бы от них нос.

Чай был вкусным, заварник опустел незаметно. Скрипнула дверь, вошел посетитель — молодой мужчина в серой форме посыльного. Он доброжелательно кивнул Лоуренсу и постучал по прилавку монеткой, привлекая к себе внимание. Официантка, занятая чтением женского журнала, посмотрела на него и улыбнулась.

— А я уж думала, что ты сегодня не придешь. Мне нужно кое-что собрать. Подождешь десять минут?

— Конечно, — ответил тот, снимая фуражку и приглаживая непослушные вихры. — Можно мне чаю?

— Да, наливай, — она скрылась из вида.

Посыльный налил полную чашку кипятка и, держа в руках чайник, подошел к Лоуренсу.

— Вам долить еще? — спросил он.

— Если не трудно. — Лоуренс поднял крышечку заварника.

— Я Артур, — дружелюбно представился посыльный, но в этом не было нужды, сновидец его уже узнал.

— Какой все-таки маленький городок, — прошептал он в сердцах.

— Что, простите?

— Прекрасный вечер, — громче сказал Лоуренс, пытаясь казаться беспристрастным и не желая называть собственное имя. — Присаживайтесь. Хотите мед?

— Не откажусь, — оживился посыльный, занимая стул рядом. — У меня из-за всей этой беготни к вечеру просыпается поистине лошадиный аппетит. Я не видел вас прежде. На отдыхе?

— Да, дышу свежим воздухом.

— Иногда, особенно ближе к ночи, воздух становится слишком свежим, — усмехнулся Артур. — Прямо-таки ледяным.

— Мне нравится. Очень бодрит.

Артур сделал большой глоток чая, закусил медом и в наслаждении прикрыл глаза. Лоуренс смотрел на этого подвижного человека, на чьем гладком лице еще не отпечатались прожитые годы и не хотел верить, что еще совсем недавно говорил с его пожилой версией. Они так разительно отличались, словно две стороны одной монеты. Одна веселая, радостно смотрящая в будущую жизнь, энергичная, а другая тусклая, изможденная, полная горькой скорби.

— Ждете кого-нибудь? — поинтересовался Артур.

— Истинную любовь… — грустно пошутил Лоуренс, качая головой. — Нет, я сюда случайно зашел, просто убиваю время до ужина.

— А, любовь… Я бы тоже с вами посидел, если бы это сработало, — рассмеялся посыльный. — Увы, я одинок.

— Это ненадолго. Скоро все измениться.

— О, мне нравиться убежденность, с которой вы это говорите.

— Это правда. Вы встретите человека, которого будете любить всю жизнь, и он будет любить вас.

— Спасибо на добром слове, дружище. — Артур весело подмигнул, ничуть не поверив его словам.

— Здесь все накладные и чеки за месяц. — Официантка вернулась, сжимая в руках пухлый бумажный пакет.

— Уже бегу!

Посыльный, схватив пакет, растворился в вечерних сумерках, оставив Лоуренса в меланхоличном настроении размышлять о вечном. Вскоре в кафе пришла группа молодых людей, шумная, немного на подпитии, вынудив сновидца ретироваться.

Ежась от холода, Лоуренс поднял воротник, сунул руки в карманы. Самым разумным решением было бы вернутся в коттедж, съесть ужин и как следует выспаться, но он больше не чувствовал себя разумным человеком. Из чистого упрямства сновидец сидел на скамейке на берегу подставляя лицо холодному ветру. Этот город не был местом, где царит логика, разум, планирование, объективная реальность. И что вообще понимать под объективной реальностью? Для него, Лоуренса, она включала его собственную жизнь, а также прошлое и будущее других людей. Как подобное описать, чем измерить? По факту все это существует только в его голове, а есть ли что-то другое — неизвестно. У него нет инструментов для достоверной оценки того, что происходит с миром, когда он, Лоуренс, закрывает глаза.

Ветер пробирал до костей. Если он снова заболеет, о нем позаботиться Мейбл, у хозяйки коттеджа добрая душа, а если станет совсем плохо и он умрет, то… что ж, никто не рождается бессмертным. Облака на секунду разошлись, показав желтый жирный месяц низко висящий над горизонтом. Желтая дорожка от него протянулась по волнам.

— Какой необычный вид, — пробормотал Лоуренс.

— Поддерживаю. Ночь сегодня волшебная. — На скамейку присел незнакомец, поставив между ними картонный ящик, перевязанный веревкой. — Не бойтесь, — он примиряюще поднял руки в черных перчатках. — У меня нет намерений вредить вам.

Тень шляпы скрывала его лицо, но вот блеснула тонкая оправа очков на прямом носу, показались резко очерченные скулы. Лоуренс узнал Генри, но это его не слишком успокоило. Он чувствовал, что этот человек был не тем, за кого себя выдавал. Словно почтмейстер был сжатой пружиной, готовой распрямиться в любой момент сметая все на своем пути. Генри подождал ответной реплики, но Лоуренс молчал.

— Вы мне не рады?

— Я не расположен сейчас к беседе, но это общественное место, — пожал плечами Лоуренс.

— Постараюсь не занимать много времени, но поговорить все же придется. Я не могу игнорировать случившееся. Наш добрый доктор нарушил врачебную тайну, — Генри расслабленно откинулся на спинку, подставляя лицо редким соленым брызгам. — Самую малость нарушил, но этого достаточно, чтобы понять, кто вы такой.

— Что же он вам рассказал? — напрягся Лоуренс.

— Его рассказ — собрание нелепостей, если не видеть полной картины. — Генри сделал паузу, снимая перчатки и пряча их во внутренний карман. — Вы — сновидец. — Почтмейстер не обвинял, только констатировал факт. — Будете отрицать?

— Не вижу смысла. Это не противозаконно.

— Вот и славно, сэкономите нам обоим время.

— У меня такое чувство, что вы знаете обо мне намного больше, чем я о вас. Это не очень-то честно.

— Постараюсь кое-что прояснить. Для сновидцев наш город представляет особый интерес. Это уникальное место, которые открывает многочисленные возможности. Однако и город, и его жители под моей защитой. Я не позволю им вредить. Может показаться, что я обычный почтмейстер, но вы же понимаете, что это не единственная моя роль, верно? — стекла очков блеснули. — Поэтому я обязан узнать причину, которая привела вас сюда.

— А если я откажусь назвать ее?

— Мне придется принять меры. Я стану вашей тенью. Днем… и ночью. Вам бы хотелось видеть сны с моим участием? Это могут быть весьма неприятные сны.

— Вы тоже сновидец? — спросил Лоуренс, игнорируя его открытую угрозу.

— Можно и так сказать, — уклончиво ответил Генри, — доставая словно из ниоткуда колоду карт.

Его белоснежные, отмытые от чернил пальцы, без устали тасовали карты с поразительной скоростью. Белый пушистый мотылек на черном фоне, изображенный на рубашке, вился вокруг запястий словно живой.

— Меня предупреждали не играть с вами, — беззлобно заметил Лоуренс.

— О, великая слава, опережающая меня… — ухмыльнулся почтмейстер, протягивая колоду. — Выберите карту.

— Зачем?

— Нет никакого подвоха. Просто хочу проверить одну теорию.

Лоуренс вздохнул и, немного поколебавшись, вытащил карту из середины. Он перевернул ее — карта была белой, без рисунка. Генри, казалось, нисколько этому не удивился.

— Еще две, — терпеливо попросил он.

Лоуренс сделал как было сказано. Обе карты оказались пустыми.

— Здесь что-то не так… Покажите колоду, — попросил Лоуренс.

Генри послушно перевернул колоду и показал лицевую сторону карт, все они были с затейливыми черно-белыми рисунками.

— Я вытащил пустышки. Для чего нужны такие карты? — Лоуренс вернул карты владельцу.

— У меня в колоде нет пустых карт, но они стали таковыми, как только вы к ним прикоснулись. — Генри продемонстрировал их снова — пустые карты исчезли словно по волшебству.

— Вы меня разыгрываете.

— Я не фокусник, — обиженно фыркнул почтмейстер. — Карты — вещь серьезная.

— Значит, я снова сплю. — Лоуренс задумчиво посмотрел на желтый отсвет месяца. — А что в коробке?

— Посылка. — Генри похлопал по крышке. — Собираюсь отнести ее адресату.

— Надеюсь, там не отрезанная голова или что-то в этом роде.

— Какая у вас мрачная фантазия. Это просто роликовые коньки, подарок на день рождения мальчишке, который будет стоить ему молочных зубов, зато подарит бесценные часы веселья. Так почему вы все же приехали сюда? Не упражняться же в живописи, в самом деле. Хотя, признаю, у вас есть талант, на этом берегу я видел работы намного хуже.

— Это личная причина, о которой вам знать необязательно, — Лоуренс нахмурился, недоумевая, когда почтмейстер мог познакомиться с его рисунками. Неужели снова непрошенная услуга от Джонса?

— Я могу хранить тайны. Намного лучше, чем остальные, — Генри словно читал его мысли.

— Вам не о чем беспокоиться. Я не собираюсь причинять вред городу и горожанам.

— Вы можете причинить вред из лучших побуждений. Шаг там, фраза здесь, измените настоящее, прошлое и ущерб нанесен. Я уверен, что вы добрый человек, но от этого еще хуже. Вам захочется исправить несправедливость, а где мы в итоге окажемся, если начнем все исправлять? Говорю исходя из собственного печального опыта.

— Что вы имеете в виду?

— Возьмем людей, с которыми вы уже установили связь. Эрик и Артур. Если спасти Эрика из крабовой ловушки, не дать ему умереть в детстве, Артур никогда не встретиться со своей женой и их чудесная светлая любовь не состоится, — медленно, со значением сказал Генри. — А это будет трагедия.

— Вряд ли кому-то навредит, если я нарисую пару рисунков и выпью чаю в кафе, — нервно ответил Лоуренс, лихорадочно обдумывая последние слова почтмейстера.

— А если ускорить ваш отъезд, то риск и вовсе можно свести к минимуму.

Лоуренс задумался. События, которые никогда не произойдут… В словах Генри был какой-то скрытый подтекст. Почтмейстер снова проверял его. И если проверка с картами была явной, то сейчас он действовал более тонко.

— Значит, Эрик должен умереть, чтобы смог родиться Артур таким, каким мы его знаем. Это один и тот же человек.

— Вы проницательны, — похвалил Генри. — Не знаю, к добру или к худу.

— Я прав?

Почтмейстер кивнул.

— Подумать только, Эрик сам выбрал дом Артура и напросился к нему в гости погреться… — мрачно сказал Лоуренс, чувствуя, как начинается и усиливается болезненная пульсация головы на месте ссадины.

— Теперь это уже не кажется случайным событием, да? — в голосе почтмейстера звучала горькая насмешка. — В любом случае, невозможная вещь не произошла бы, если бы вы не вмешались. Именно ваше присутствие запустило цепь событий.

— Я приехал, потому что меня позвали, — признался Лоуренс. — Это мой город у моря, где меня ждут и где я был счастлив. Я видел сны о нем.

— Интересно… — Генри снова вынул карты, перетасовал и вытащил три из них, не показывая Лоуренсу. — Нет, снова ничего, — расстроенно пробормотал он себе под нос. — И что же, ваши ожидания оправдались?

— Не знаю. Со мной столько всего произошло…

— Езжайте домой, возвращайтесь к прежней скучной жизни, где все понятно. Где есть только настоящее, стабильная работа, предсказуемый отдых.

— Бессмысленная жизнь.

— Зато безопасная. Для всех. Ну, как хотите… Свой долг я выполнил, вы предупреждены, а дальше сами решайте.

— Все-таки кто вы?

— Просто Генри, почтмейстер. — Он отвесил шутливый поклон. — Контрабандист и учитель музыки. Как и вы, способен коснуться прошлого и будущего, но для города я всегда останусь чужаком.

— И как вы только миритесь с туристами в сезон отпусков?

— Легко. Сколько среди них сновидцев? Ноль. Люди гуляют, купаются, вкусно едят, спят мертвецким сном, ничего не замечают. Для них существует только один город, одно время, одна реальность. Кстати, чуть было не забыл… Отдавайте! — он протянул руку властным жестом человека, не привыкшего к отказам.

— Что? — Лоуренс недоумевающе уставился на него.

— Письмо! Что за глупая мысль вручить его Джерри! Вы представляете, что он об этом подумает?

На секунду Лоуренс решил, что Генри хочет забрать его драгоценное письмо, но почтмейстера интересовало послание Мейбл.

— Откуда вы о нем узнали?

— У меня свои источники, — загадочно ответил почтмейстер. — Я собираюсь его уничтожить. Мейбл скажите, что виделись с Джерри, он прочел ее послание и был очень тронут. А лучше ничего не говорите.

— Моя хозяйка о вас хорошо отзывалась. — Лоуренс нехотя расстался с синим конвертом. — Надеюсь, вы не обманите ее доверие.

— Это невозможно, — покачал головой Генри, надевая перчатки.

Конверт вспыхнул в его руке сам собой, рассыпался мелким пеплом, который унес ветер. Не прощаясь, почтмейстер пристроил посылку подмышку и пошел в сторону лодочной станции. Лоуренс тоже поднялся. От холода тело одеревенело. Сновидец неуклюже сделал несколько шагов, притопывая ногами, держась за спинку скамейки. После того как ушел Генри стало легче дышать. Почтмейстер вызывал у него тревогу. Опасный человек, но не лишенный мрачного очарования.

Лоуренс отправился в коттедж ужинать, обдумывая по пути недавнюю беседу. Интересно, угроза Генри проникнуть в его сны реальна или позерство? Если он обладает подобными возможностями, то превосходит всех сновидцев в этом мастерстве. Хотя, кто знает, какие возможности открывает этот город? В любом случае, он, Лоуренс, не собирается отступать. Хотя бы потому, что ему некуда. Он здесь, чтобы отыскать Элейн, и если местные могут проживать свои жизни под разными личинами, то возможно Элейн неподалеку, какое бы имя она не носила.

Лоуренс остановился, всматриваясь в лица проходящих мимо гуляк.

— Мы обязательно встретимся снова, — прошептал он, тщетно пытаясь отыскать Элейн среди незнакомок.

В «Синюю бухту» он вернулся замерзший, мучимый головной болью, полный уныния и тоски. Мейбл, чувствуя его дурное настроение, не задавала лишних вопросов, молча отнесла ужин. Лоуренс без аппетита поел и лег спать.

* * *

Это было захватывающее. И почему столь блестящая идея взять лодку, чтобы пройтись под парусом пришла к нему только сейчас? Ведь он не раз видел отдыхающих, развлекающихся подобным образом, слышал, как они с восторгом обсуждают прогулку.

На берегу казалось, что ветер слабый, но стоило выйти в море, как он наполнил парус и лодка устремилась вперед, подобно молнии. Нос, разрезающий волны, то задирался вверх, то снова уходил вниз, вынуждая их хвататься за борта. Рулевой, их старый друг, лихо развернул судно, окатив визжащих пассажиров солеными брызгами с ног до головы.

— Смотри! Уже виден наш дом! — восторженно воскликнула она, прижимая к голове соломенную шляпку. — Как быстро доплыли!

— Причаливаем? — пошутил он. — Чай и кексы ждут нас.

— Нет, рано! Я еще не вся промокла.

— Это легко исправить! — крикнул рулевой со смехом.

Лодка снова развернулась и понеслась по волнам. Он чувствовал себя огромной птицей, переполненный ощущением полной свободы и абсолютного всемогущества. Он должен запомнить этот момент навсегда. Жаркое солнце, серо-зеленое море, пахнущий солью ветер…

Неожиданно раздался свист лопнувшей веревки и испуганный вскрик. Он обернулся, что-то мелькнуло перед глазами. Болезненный удар, рывок, на миг все замерло. Над ним смыкается зеленая вода. Тишина оглушает, отрезая его от мира живых. На зеленом фоне зловеще чернеет вытянутая раковина диковинного моллюска. Это лодка, но до нее не доплыть. Холодная вода сжимает в безжалостных тисках. Становится темнее. Он закрывает глаза от страха. Его путешествие закончилось. Спросит ли кто-нибудь на той стороне, было ли это приятное путешествие?..

…Лоуренс проснулся тяжело дыша, мокрый от пота. Все еще находясь во власти кошмара сновидец не сразу осознал, кто он и как оказался в своей постели. Лоуренс лежал поперек кровати, наполовину задушенный простыней. Руки затекли. Со стоном освободившись, он сел. За окном брезжил рассвет.

Отбросив простынь, Лоуренс кое-как доковылял до стола, отодвинул штору и со страхом уставился на спокойную серую полосу воды. Место, ставшее ему могилой. Он впервые пережил во сне смерть и это потрясло его. Физическая боль притупилась, но мука угасающего сознания, осознающего безнадежность своего положения, все еще оставалась с ним. Не в силах справиться с этим, сновидец беззвучно зарыдал.

Море осталось безразличным к его горю.

Немного придя в себя, выполнив серию дыхательных упражнений, Лоуренс понял, что кроме пережитого во сне, его еще кое-что сильно беспокоит. Было слишком тихо. Он присмотрелся к кромке воды. Она была неправильной…Вода застыла без движения, словно налитая в блюдце — без намека на волны, пену. В небе белела маленькая изломанная фигурка.

— Чайка… — прошептал он с ужасом.

Птица висела без движения в воздухе словно чучело на лесках в музее. А может это и было чучело? На пирсе не было ни души. Никто не возвращался после ночного лова. Лодки стояли пустыми.

Охваченный мрачным предчувствием, Лоуренс второпях оделся, не удосуживаясь застегнуть рубашку или надеть носки. В два прыжка миновав лестницу, схватил с вешалки в прихожей пальто, набросил на плечи, и выскочил из дома. Здесь он остановился, резко обернулся и посмотрел в окна коттеджа — ни движения. Дом был пуст. Сновидец сделал один робкий шаг, еще один, прислушиваясь к звукам, но не услышал ничего. Ни собачьего лая, ни крика чаек, ни звона колокольчика молочника.

Из-за ограды торчали обрезанные черенки роз, готовые превратится в пышные кусты к лету. Лоуренс осторожно притронулся к ним. Тошнотворное чувство гадливости охватило его, словно он потрогал что-то мертвое, если не по виду, то по своей сути. Он отдернул руку, пытаясь вытереть пальцы о пальто.

Ветра не было, воздух был неподвижен. Он медленно прошелся по набережной, встречая застывших в странных позах птиц, насекомых, зверей. Кафе уже открыто, дверь приветливо распахнута, на стойке стоит холодная чашка чая, но нет и следа людей. Он поискал глазами птицу, которую видел из окна, но не нашел ее.

Лоуренс почувствовал невероятную усталость. Сгорбившись, сновидец опустил голову. Как раз во вовремя, чтобы заметить молодого петушка, бегущего по камням параллельно замершей кромке воды. Эта была молодая птица, рябого окраса. На фоне гальки петушка было легко потерять из виду, если бы не скорость, с которой он двигался. Обрадованный живому существу, Лоуренс поспешил за ним.

Петушок нервно оглянулся и ускорил бег, спасаясь от преследователя.

— Я не причиню тебе зла! — крикнул Лоуренс.

Погоня продолжалась долго. Сновидец совершенно запыхался, пытаясь нагнать птицу, но как только он приближался, наклоняясь, чтобы схватить ее, она ловко ускользала из рук в последнее мгновение. Наконец петушок резко свернул в сторону, юркнул в проулок между домами и исчез.

— Проклятье! — сипло прохрипел Лоуренс, пытаясь отдышаться.

Он огляделся, пытаясь понять, куда его занесло. Место было знакомым. Определенно, он когда-то бывал на этой улице. С порывом ветра в глаза попал песок, он проморгался, вытирая набежавшие слезы. Перед ним высился дом, знакомый ему до мелочей. Именно в нем он прожил множество счастливых лет с женой. Движимый любопытством, Лоуренс спустился по дорожке к входу. К его удивлению дверь была приоткрыта.

Осторожно толкнув ее, он вошел внутрь, не зная, стоит ли дать о себе знать, громким возгласом или лучше промолчать. Так ничего и не решив, он оказался в скромно обставленной прихожей. При виде женской обуви у него сильнее забилось сердце. Он снял с вешалки женский плащ и прижал к груди, вдыхая запах. Аромат, узнаваемый из тысячи. Ее плащ. Борясь с желанием забрать его с собой как трофей, Лоуренс повесил плащ обратно.

В гостиной царил беспорядок, кресло у камина перевернуто, книги раскинуты по полу, фигурки птиц, стоявшие на каминной полке, разбиты. Из-за тяжелой зеленой гардины, не пропускающей солнечный свет, торчала мужская туфля. Забыв, как дышать от волнения, Лоуренс шагнул к окну, стараясь не наступать на осколки и медленно отодвинул ткань.

Никого. Туфля пуста. Он осмотрелся в поисках второй и обнаружил ее в камине. Что произошло? Где хозяева дома и почему в комнате царит бедлам? Он продолжил беглый осмотр. Кухня и ванная оказались нетронуты, в них все находилось на своих местах, но на втором этаже картина была печальной.

В спальне, пропитанный неприятным сладковатым запахом, стоял пустой шкаф с раскрытыми створками. На полу бесформенным ворохом лежало разбросанное постельное белье. На одной из подушек обнаружились засохшие пятна крови.

Встревоженный, сновидец заметался по комнате. Неужели здесь произошло преступление? Где его жена? Он отбросил одеяло, перевернул простыни. На полу нашелся скомканный платок с вышитой монограммой. Платок был еще влажный, когда Лоуренс поднял его. Удушливый химический запах витавший в воздухе стал сильнее. Золотые нити вышивки расплылись перед глазами сновидца. Его тело обмякло, он покачнулся и медленно осел на пол.

* * *

Лоуренс проснулся с сильной головной болью. Его мутило, во рту стоял неприятный металлический привкус, словно он надышался выхлопными парами. Едва раскрыв слезящиеся глаза, он с трудом сел на кровати. Обрывки прошедшего кошмара улетучивались из памяти, но он обязан был его записать. На секунду сновидец подумал, что возможно все еще спит и отвесил себе пощечину. Она получилась весьма болезненной, а потому убедительной.

Борясь с тошнотой, Лоуренс взял чистый лист. Слова, едва оформившись в сознании, торопливо переносились на бумагу. Два неприятных сна: первый о морской прогулке и собственной гибели, второй о пропаже всего живого в городе, о найденной крови на подушке и чувстве, что случилось что-то непоправимое. Если первый сон был записан парой предложений, то второй изложен значительно более подробно. Периодически Лоуренс бросал быстрый взгляд в окно, чтобы удостоверится в том, что город живет обычной жизнью, а морские волны по-прежнему мягко шурша набегают на берег.

Спрятав записи под пресс-папье, Лоуренс поежился. От холода пол стал ледяным, а он был босиком. Из настенного зеркала на него смотрел грустный изможденный мужчина с запавшими глазами. Нужно было поскорее привести себя в надлежащий вид. Мытье и бритье немного улучшили внешность, но не душевное самочувствие. Он по-прежнему ощущал себя старым и больным. Из головы никак не желали уходить угрозы Генри. Неужели ночные кошмары его рук дело?

Сновидец захватил заметки и спустился в гостиную. После обмена привычными утренними любезностями, Лоуренс вежливо отказался от завтрака, заявив, что хочет совершить прогулку на пустой желудок. Ему хотелось как можно скорее проверить дом на берегу, убедиться самому, что опасность выдумана, что кровь — это лишь фантазия воспаленного разума.

Утро было чудесным — солнечным, теплым. Он насладился бы им, если бы не был так взволнован. Быстро шагая по уже знакомой дороге, не обращая внимания на приветствия прохожих, Лоуренс сразу свернул к коттеджу. На стук в заветную дверь никто не ответил. Он прижался лицом к стеклу, пытаясь разглядеть обстановку в доме, но его ждало разочарование. Дом был пуст — ни мебели, ни личных вещей.

Парадная дверь была заперта. Сновидец попробовал зайти с черного входа. В этот раз удача улыбнулась ему, дверь отворилась, стоило лишь толкнуть ее. Лоуренс странным образом чувствовал себя в доме как хозяин, а не незваный гость. Сколько прекрасных моментов он провел и проведет в этих стенах. Пусть даже в другом теле.

Счастливые времена, проходящие слишком быстро… После смерти Элейн в доме не останется уголка, который не слышал бы его рыданий.

Обыскав коттедж сверху донизу, Лоуренс не нашел ничего, кроме строительного мусора, оставшегося после рабочих. Сев на нижнюю ступеньку лестницы, сновидец достал заметки и перечитал их дважды, надеясь отыскать подсказку к происходящему. Безрезультатно.

Признав свое поражение, но по-прежнему встревоженный, Лоуренс ушел. Ему нужна была помощь. Найти путь к почте среди извилистых улочек без провожатого оказалось сложнее, чем он думал. Трижды сновидец сворачивал не в ту сторону, возвращаясь обратно к набережной, но упрямого, въедливого служащего Конторы не так-то просто одолеть. Он методично обследовал все переулки и наконец увидел искомые ставни, выкрашенные зеленой краской.

Отделение почты, погруженное в полумрак, пустовало: ни посетителей, ни почтмейстера. Сновидец подошел к конторке и постучал также, как это делал Джонс. Лоуренс не был до конца уверен, что манера стучать что-то значит, но вдруг это особый знак?

Прошло немного времени, скрипнула дверь, мелькнула худощавая тень и за конторкой показался почтмейстер, как всегда безукоризненно одетый в черную форму. Если он и удивился, увидев Лоуренса, то не подал вида. Вежливо кивнув, он протер очки платком и вопросительно посмотрел:

— Хотите заказать телефонный разговор?

— Нет.

— Тогда чем могу быть полезен?

— Хочу задать вам вопрос. Могу я рассчитывать на честный ответ?

— Да, — просто сказал Генри, усаживаясь на стул и принимаясь полировать тяжелую латунную печать.

— Я провел тяжелую ночь. Вы выполнили свою угрозу? — мрачно спросил Лоуренс, которого взбесил нарочито невозмутимый вид почтмейстера.

В этот момент он мечтал вытащить Генри из-за конторки и вытрясти из него всю правду. Хотя, помня о прошлом почтмейстера, переходить к физическому воздействию с его стороны было бы глупой идеей.

— Ах, вы имеете в виду мое обещание сделать ваши сны неприятными… Нет, я ничего не предпринимал, — покачал головой Генри. — Если бы это был я, вы бы меня не спрашивали, а знали это точно. Я честный человек и веду открытую игру.

Лоуренс ему поверил. Весь его задор улетучился в один момент, сновидец устало опустился на стул для посетителей, не имея ни малейшего понятия, что делать дальше.

— Что произошло? — мягко спросил Генри, откладывая печать в сторону. — Вы очень плохо выглядите. — Он открыл дверцу конторки и поманил Лоуренса. — Проходите.

Почтмейстер провел его в соседнюю комнату, которая служила складом и кабинетом одновременно. Полуподвальное окно давало достаточно света. У стены стояли поставленные друг на друга ящики с элитным спиртным. Рядом лежали посылки, измазанные сургучом от потекших штемпелей. В углу стояли большие напольные весы. У противоположной стены располагался массивный письменный стол, кожаное кресло и старенький диван, накрытый клетчатым пледом.

— Я отвлекаю от работы, — Лоуренс показал на посылки.

— Нет, сейчас у меня перерыв. Как раз собирался перекусить, надеюсь, вы присоединитесь ко мне.

Генри настойчиво усадил его в кресло, а сам занял неудобный на вид стул с жесткой спинкой. На столе стоял поднос с единственным блюдом, накрытым крышкой. Почтмейстер снял ее, с гордостью продемонстрировав содержимое: горячий омлет с жаренными колбасками.

— Ешьте! Все ваше. — он протянул Лоуренсу вилку тоном, не терпящим возражений. — Я знаю, что вы не завтракали.

— Откуда?

— Вас мучили кошмары, вынудившие вас встать рано и в спешке одеться. Вы были расстроены, нервничали, поэтому на жилете пуговицы смещены на ряд выше. Затем вы где-то долго бродили, судя по состоянии брюк и обуви. Видимо, выясняя детали сна, но так ничего и не добившись, пришли ко мне. Не вижу в этой схеме полноценного завтрака, — Генри налил чай из термоса и протянул гостю чашку. — Однако, отдаю вам должное, вы все же нашли время побриться.

— Лавандовый? — удивился Лоуренс, принюхиваясь.

— Конечно, — ухмыльнулся почтмейстер. — Самый лучший чай на свете.

Колбаса пахла невероятно аппетитно. В желудке Лоуренса предательски заурчало. Он отбросил всякие предрассудки и жадно принялся за еду. Омлет был прямо-таки воздушным и таял во рту. Неужели его приготовил сам Генри?

— Расскажите, что снилось сегодня, — почтмейстер, напряженный, как пантера перед броском, наблюдал за ним поверх очков.

Вместо ответа Лоуренс протянул ему утренние записи. Ему было нечего терять. При виде запутанных, написанных в спешке строк, почтмейстер приподнял бровь.

— Какая удача, что работая здесь, я привык разбирать любой почерк, — проворчал он, углубляясь в чтение.

К тому времени, когда Лоуренс допил чай, Генри прочел его заметки. Он достал из ящика стола ребристый карандаш и принялся катать его между ладонями, погруженный в раздумья.

— И какой будет вердикт? — не выдержал Лоуренс затянувшегося молчания.

— Вы всегда ведете записи после пробуждения?

— Если есть такая возможность.

— И честно описываете происходящее не пытаясь приукрасить?

— Стараюсь быть объективным.

— Первый сон неприятный, однако я не нахожу в нем ничего необычного. А вот второй весьма примечателен. Да вы и сами это понимаете, если записали его столь подробно. Сегодня утром, после пробуждения, вы чувствовали себя странно? Слабость, неприятный привкус во рту, головная боль?

— Да, все так и было.

— Хм… Вы уверены, что дом из сна находится в этом городе? Может, просто похож?

— Уверен, — Лоуренс был тверд.

— Значит, вы как-то связаны с домом и его жильцами, но описание расплывчато, а мне бы хотелось более ясного понимания. Почему этот дом так важен?

Лоуренс ждал этого вопроса. Если бы не страх, поселившийся внутри, он бы никогда не открылся Генри, но кровавые пятна по-прежнему стояли у него перед глазами. Сновидец признался во всем. Рассказал об удивительном конверте, преследующем его, об одиночестве, о снах о доме на берегу, и о единственной женщине в его жизни. Он говорил, говорил… Сначала тихо, невнятно, затем с большим чувством, поддавшись нахлынувшим эмоциям. И хотя комната ничем не напоминала кабинет аудитора, на какой-то момент ему показалось, что он сидит на приеме у Мари. Не хватало только мерного стука метронома. Рассказ получился длинным, но почтмейстер ни разу не перебил.

— Спасибо за откровенность. Я ценю честность. Многое прояснилось, — подытожил он, когда Лоуренс наконец умолк. — Я догадывался, что вы можете быть жителем города. Вернее, одна из ваших личностей станет им, если хронология ваших снов верна.

— Что мне делать с тем, что я видел? Сегодня утром я приходил туда, но дом пуст, в нем еще никто не живет. Если я видел последствия… — голос Лоуренса предательски дрогнул, — преступления, вы сможете предотвратить его?

— Не я видел сон, — покачал головой Генри.

— Но ведь что-то нужно делать!

— Вы не понимаете… Вот, выберите три карты, — в руках почтмейстера как по волшебству возникла знакомая колода.

— Опять эта игра… — Лоуренс недовольно нахмурился, но карты выбрал.

— Снова пустышки, — разочарованно вздохнул Генри, демонстрируя белые карточки. — Это ответ на ваш вопрос. Вы и ваша деятельность здесь — неизвестная переменная, которая не поддается моему контролю. Поэтому я хотел, чтобы вы уехали. Чтобы жизнь в городе была такой, какой должна быть: предсказуемой, управляемой, простой.

— А если я уеду сейчас? Или уже слишком поздно? — севшим голосом предложил Лоуренс.

— И вы сможете спокойно жить с мыслью, что с вашей избранницей случилось что-то ужасное? Не думаю, — покачал головой почтмейстер. — Сны нередко общаются с нами языком символов, но кровь — это всегда тревожный знак.

— С этим я согласен. Кровь никак не идет у меня из головы. — Лоуренс потер виски. — Однако я видел сны о времени после ее кончины. Смерть ее была обычной, естественной, а до этого момента мы никогда не расставались.

За стеной донесся настойчивый стук. Генри извинился и ушел поприветствовать посетителя. Лоуренс бросил взгляд в угол и неожиданно обнаружил там незамеченное прежде чучело странной птицы. Птица была крупной, размером с ворона, покрытая длинными перьями, окрашенными в темно-серый цвет Крепкий клюв у основания блестел иссиня-черным, а кончик оранжевым. Почтмейстер вернулся, молча взял две бутылки спиртного из ящика и снова вышел. Лоуренс снова взглянул на чучело. Вдруг оно открыло ярко-желтые глаза и угрюмо уставилось в ответ. Птица оказалась живой, хоть и изрядно потрепанной.

— Продолжим. Я запер дверь, теперь нам никто не помешает, — пообещал Генри и, проследив взволнованный взгляд гостя, усмехнулся. — Вижу, вас заинтересовал мой питомец, — он почесал птицу у основания клюва, отчего та закрыла глаза в блаженстве. — Подобрал с перебитым крылом пять лет назад. Надеялся, что улетит, когда станет здоров, но этот ленивый приятель предпочел сон свободе. Наш город влияет даже на таких созданий, — Генри позволил себе легкий смешок, но глаза его оставались серьезными. — Что вас больше всего поразило в недавнем сне? — он снова сел на стул. — Не испугало, а именно удивило?

— Пустота. Город был похож на театральные декорации, когда сцена уже готова, но актеров еще нет. Или уже нет.

— Мне нравится это сравнение, — похвалил почтмейстер. — Очень точное, на самом деле. Сны как театр… А сновидец — зритель, приглашенный участвовать в пьесе. Он поднимается на сцену, хотя для него не написана роль, импровизирует, влияет на сюжет. Или не влияет, если достаточно осторожен и готов остаться на втором плане, принять роль безмолвного статиста. И нет вреда, пока такой зритель один. Остальные актеры сумеют подстроить свою игру под него. А если зрителей больше и они не желают играть по правилам?

— Вмешался другой сновидец? Почему же вы его не обнаружили?

— Его нет в городе — уверяю вас, — покачал головой почтмейстер. — Он может быть где угодно.

— Я опасаюсь худшего — похищения. Или… — Лоуренс не договорил, не желая озвучить самые страшные предположения.

— Похищение вероятно, — согласился Генри, сохраняя стоическое спокойствие. — А что до убийства, то ведь вы не нашли тело.

— Я и представить не мог, что сновидцы могут быть преступниками.

— Это характеризует вас как хорошего человека с благими намерениями. Как считаете, злоумышленник попал в ваш сон случайно или намеренно? Не думайте о нем как о мужчине. Не забывайте, это может быть женщина, даже ребенок, если он талантлив.

— Это не случайность.

— Почему?

— В ней смысл моей жизни. Неужели можно забрать смысл жизни случайно? Уверен, не обошлось без злого умысла.

— Тогда будем исходить из этого. Знаете, что странно? Дом, о котором вы рассказали, всегда пустует. И сейчас, и в будущем. На этот адрес не приходит почта. Ни посылок, ни писем, ни даже открыток к праздникам. А вы утверждаете, что в будущем будете жить там с женой. Я не говорю, что это неправда, но вероятно, знаете об этом только вы. Для остальных этот дом неизменно пуст.

— Это звучит ужасно… — Лоуренс огорченно прикусил губу. — Постойте! Ведь я же нашел в этом доме желтый конверт. Тот самый конверт, который каким-то чудом оказался у меня в руках после пробуждения. Разве это не доказательство реальности будущего?

— И где же он теперь?

Лоуренс лихорадочно зашарил по карманам пальто. Конверт лежал во внутреннем кармане, сложенный вдвое.

— Вот он! — он протянул его почтмейстеру в качестве доказательства.

— Интересно… — сказал Генри, сняв очки и используя их на манер лупы. — Вы уверены, что сейчас держите его?

— Да! Вот же он! — Лоуренс недоуменно помахал конвертом перед лицом почтмейстера.

— Поразительно. Я ничего не вижу, но чувствую колыхание воздуха.

— Вы серьезно?

— Какие же тут шутки, — устало вздохнул Генри, снова принимаясь катать карандаш между ладонями. — Берегите конверт. Если некий сновидец изменил ваше будущее, эта вещь может стать ключом к его возвращению. Не зря же с него все началось. Лишившись конверта, связующего звена между вами и женой, вы можете все забыть, потому что нельзя помнить того, что не произошло.

— Я не хочу ничего забывать, — Лоуренс поежился.

— Это уже произошло однажды с вами, не так ли? Вы забыли ее. Вы прожили десятки лет, не помня о любимом человеке, плывя по течению как сухая ветка в потоке жизни. От вас как от пары остались только невнятные отголоски.

— Но мне было больно…

— Потому что маленькая часть вашего сознания знала, что что-то идет неправильно. Однако, — Генри поднял указательный палец вверх, призывая к вниманию, — я уверен, что худшее еще не свершилось. Ваша избранница пообещала встретиться с вами, и сила ее желания была так сильна, что она все равно смогла достучаться до вас. Она еще жива.

— Вы даете мне надежду, — Лоуренс промокнул платком испарину со лба. — Но почему она связалась со мной, а не с другим мной в будущем, который станет ее мужем?

— Не знаю, — пожал плечами Генри, — может он тоже услышал ее и пытается отыскать, или не может услышать, потому что его больше не существует, а может вы были столь несчастны, что стали идеальным адресатом для ее послания. Для снов нет разницы между прошлым и будущем.

— Мне до сих пор не по себе от мысли, что мне снится будущее, — признался Лоуренс. — В голове не укладывается. Я едва свыкся с тем, что может приснится прошлая жизнь, но сон о будущем принять тяжелее. А уж забрать из сна конверт и получить его в реальном мире — это до сих пор выглядит как чудо.

— Насколько хорошо вы знаете что представляют из себя сновидцы? — нахмурился Генри.

— Я любитель. — Лоуренс почувствовал, что краснеет. — В начале у меня был учитель, но он умер, потом я учился по книгам. Экспериментировал с ароматами, чаем.

— Полагаю, вы учились управлять наполнением сна, чтобы получить приятные грезы?

— Да, с этого я начал.

— Все с этого начинают, — неодобрительно проворчал почтмейстер. — В погоне за приятными переживаниями люди вмешиваются во сны, не понимая их сути.

То, каким тоном он это сказал, создало у Лоуренса ощущение, что к людям почтмейстер себя не причисляет. Подумав, Генри достал из ящика стола лист бумаги. В центре листа крупно вывел карандашом «Сон», отведя от него в стороны три луча.

— Так время ощущается человеком: прошлое, настоящее, будущее, — пояснил он. — Специально не подписываю, чтобы вы не думали, что одно важнее другого или начинается раньше другого, так как все они пребывают одновременно. Их различие как таковое существует только для того, кто смотрит. Здесь реальность, — он перевернул лист и подписал. — Которая также имеет прошлое, настоящее и будущее для того, кто в ней находится. Сны и реальность являются одним целым. Однако, оттого что они словно находятся на разных сторонах, когда мы спим, то не помним реальную жизнь, а после пробуждения забываем сны, какими бы подробными и яркими они нам не казались. Это понятно?

— Весьма наглядная демонстрация, — уклончиво ответил Лоуренс, которому ничего не было понятно, но он боялся рассердить своего единственного союзника в этом запутанном деле. — Если время не имеет значения и все существует одновременно, значит, я могу встретить свои прошлые и будущие личности в одном месте в реальности?

— Да, хотя подобное событие крайне маловероятно. Но так может случится под влиянием внешних факторов, как произошло с Артуром и Эриком.

— Я прошу прощения за тот случай…

— Сейчас уже не важно, я доволен тем, что вы осознали серьезность последствий своего вмешательства. Во сне каждому человеку доступны сны остальных его личностей. Словно это единый большой сон. Покрывало, что соткали все Лоуренсы одновременно, как бы они себя не называли в других жизнях.

— Звучит волшебно… — Лоуренс попытался осознать сказанное, но это было нелегко.

— Не думайте, что это просто и доступно каждому. В реальном мире вы возьмете карту и можете быть уверены, что доберетесь до нужного места. Во снах нет карт, нет путеводителя. Сны постоянно претерпевают изменения. Некоторые люди более восприимчивы к снам, другие менее. Навык этот можно развивать, но он имеет свои пределы.

— А как в это вписывается город? Что делает это место особенным?

— Смотрите! — Генри скомкал лист и кинул на стол. — Это наш город. Реальность, сон, времена переплетены в нем прямо сейчас. Они касаются гранями. Деятельность сновидца может быть разрушительна как… как этот карандаш, — он взял карандаш и проткнул им комок бумаги, после чего развернул лист, продемонстрировав гостю несколько дырок. — Видите, пустые места теперь есть как в реальности, так и во снах. Они влияют друг на друга.

— Но вы же сами сказали, что тот, кто стоит за похищением, не находится в городе.

— И я по-прежнему уверен в этом, но и вам ведь снились сны об этом доме до того, как вы приехали сюда.

— Только потому, что Элейн хотела жить здесь. Я готов отправится за ней хоть на край света.

— И какой мы можем сделать из этого вывод?

— Другой сновидец… — Лоуренс испуганно посмотрел на почтмейстера. — Тоже связан с Элейн?

— С ней, с вами, с домом, — почтмейстер подышал на линзы очков и аккуратно протер носовым платком. — Поэтому я и спросил, считаете ли вы, что злоумышленник попал в ваш сон случайно? Ваш категоричный ответ говорит о том, что вы тоже чувствуете эту связь, хоть и не осознаете ее.

— Откуда вы столько знаете о снах? — осмелился полюбопытствовать Лоуренс.

— Из книг, — в голосе Генри сквозила насмешка. — Из очень древних книг. Честно говоря, я люблю скрывать за туманом свое прошлое, поэтому не ждите от меня прямых ответов… Однако, что касается вашего дела, я намерен предложить свою помощь.

— Каким образом?

— Стать вашим наставником.

— Зачем вам это делать? Я думал, вы не питаете ко мне теплых чувств.

— Но я никогда не желал вам зла, и сегодня предложил пальмовую ветвь — свой завтрак. Кто-то посмел нарушить установленный порядок в моем городе. И хоть сон ваш и тут мои руки связаны, но этот город — мой, а значит, я в полном праве вмешаться всеми возможными способами. Вы принимаете мое предложение?

— А разве у меня есть выбор?

— Можете уехать домой. Рваная рана, полученная городом, затянется. Вы проживете еще десяток лет без всякой цели, а потом в один из дней вас просто не станет. Исчезните. Выбор есть всегда.

— Я бы исчез, если бы это вернуло Элейн, путь даже не для меня, для кого-то другого, — признался Лоуренс.

— Считаете себя недостойным счастья? — Генри протянул руку и нежно почесал дремавшую птицу. — Об этом был ваш первый сон. В момент наибольшей радости, вы наказали себя смертью. — Он с задумчивым видом облизал нижнюю губу. — Что ж, решено, жду вас завтра утром после завтрака. Начнем обучение.

— Почему не сегодня?

— Вам нужен отдых. Поужинайте, погуляйте по берегу ни о чем не беспокоясь. Зайдите в аптеку — она за поворотом, купите снотворное. Если будут просить рецепт, скажите, что от меня. Проспите всю ночь без нежелательных сновидений, гарантирую. — Почтмейстер встал, давая понять, что разговор окончен.

Лоуренс поспешно поднялся вслед. Он не выпускал из рук конверт, свое единственное сокровище. Идея воспользоваться снотворным пришлась по вкусу сновидцу. Несмотря на сумятицу, творящуюся в голове, встреча с Генри дала ему надежду.

* * *

Прогулка на свежем воздухе и сытный поздний обед пошли Лоуренсу на пользу. Он чувствовал себя лучше. Даже сделал набросок чайки для Джонса. Доктор, если и был недоволен его работой, тщательно это скрывал, расхваливая несчастную птицу на все лады, отчего Лоуренсу стало неловко.

Ближе к вечеру, выйдя на набережную для прогулки, глядя на зажигающиеся фонари, он вспомнил, что забыл купить снотворное. Сновидец поспешил в аптеку, надеясь успеть до закрытия. К счастью, та работала допоздна. Аптека делила помещение с книжным магазинчиком, который уже был закрыт к его приходу. Лоуренс пришел как раз в тот момент, когда фармацевт выходила из-за прилавка, собираясь гасить свет.

— Прошу прощения! — выпалил он, вбегая внутрь. — Можете помочь?

— Закрыто. — Усталым тоном сказала полная пожилая женщина, но присмотревшись к Лоуренсу, смягчилась. — Что стряслось? Если что-то серьезное, лучше послать за доктором.

— Мне нужно снотворное, — ответил Лоуренс и добавил слова, обладающие в этом городе особой силой. — Я от Генри. Он сказал зайти к вам.

— О, ну вряд ли он имел в виду сделать это ночью… — она в преувеличенном негодовании закатила глаза, но все же вернулась за прилавок. — Только снотворное и все?

— Да, только его. Извините, пожалуйста. Я сожалею, что задержал вас.

— Да-да… — пробормотала она, достав из-под прилавка маленькую картонную коробку, полную конвертиков из вощеной бумаги. — Надо же, все закончились! — женщина быстро перебрала пальцами порошки. — Подождите минутку.

Фармацевт скрылась в подсобном помещении. Лоуренс воспользовался паузой, чтобы осмотреться. Лекарства и околомедицинские средства, стоявшие на полках, его мало интересовали в отличии от содержимого книжного магазина. Свет в этой части помещения был потушен, но он сумел рассмотреть лежавшие на прилавке журналы в ярких обложках, свежие газеты, развивающие книжки для самых маленьких читателей. На полках повыше стояли книги — новые и в потертых переплетах.

Лоуренс прищурился, пытаясь разобрать названия. Это была обычная художественная литература, которую встретишь в любом провинциальном магазине. На нижней полке стояло несколько справочников и самоучителей. Ничего интересного. Бросив скучающий взгляд на прилавок, он заметил у кассы стопку неразобранных книг без ценников. Название верхней было «Ищущий», без указания автора. Черная обложка книги, на переднем плане которой нарисован тонкий побег цветущей лаванды, сразу привлекла его внимание. Заинтригованный, Лоуренс взял книгу. Она была в твердом, хотя и потрепанном переплете, который знал лучшие времена.

Став под лампой, он открыл книгу наугад и прочел: «…не мог указать ему дорогу в каменный монастырь, одиноко стоявший на холодном, продуваемом дикими ветрами, высоком Безымянного плато. На эту высоту не осмеливались забираться даже дикие немые охотники, живущие в гниющих деревнях у подножия, не боящиеся богов, но страшащихся нарушить уединение таинственного обитателя холодной каменной обители. В бурю над монастырем сверкали молнии и над плато разносился хриплый безумный смех. Никто не видел обитателя монастыря при свете дня, но ходили слухи, что носит он только шелковые одеяния, его лицо всегда скрыто маской, заглянуть под которую…»

— Ваше снотворное. — Фармацевт вернулась, протягивая пакетик. — Принимать за полчаса перед сном, запивать теплой водой. Порошок горчит, можете добавить мед в воду.

— Спасибо, — поблагодарил Лоуренс, расплачиваясь. — Можно купить эту книгу? Я взял ее из стопки у кассы. Не знаю, сколько она стоит.

— Фредди только рад будет, если купите. — Она задумалась. — Поищите отметки на первых страницах. Там Фредди обычно проставляет цену. Оставьте деньги на тарелочке возле кассы, а завтра я скажу ему, что это оплата за книгу. Может еще что-нибудь купите? Только не читайте долго, если собираетесь пить снотворное.

— Нет, мне этой хватит.

Лоуренс сделал как было сказано. Мелочь звякнула о тарелку. Покинув аптеку вместе с фармацевтом, он пожелал ей доброй ночи, а сам поспешил вернуться в коттедж. Вечером, плотно поужинав, сновидец с комфортом сидел у камина, потягивая херес и читая книгу, в пол уха слушая пространные рассказы Джонса. После нескольких рюмок хереса на доктора накатывала легкая меланхолия, с которой он ненавязчиво делился со всеми. Мейбл, поглощенная вязанием, лишь качала головой время от времени. Она была готова слушать его рассказы сколько угодно, лишь бы Джонс был дома и не играл в карты.

«Ищущий» оказался необычным романом, презирающим законы любого жанра. Невозможно было сказать, что случится с персонажами на следующей странице. Странствия главного героя по фантастическим местам, смертельно опасным, но вместе с тем обладающим особой притягательной красотой, уводили его все дальше от родного дома в погоне за неназванной целью. Лоуренс увлекся чтением, на какой-то миг забыл свои страхи и печали. Сюрреализм повествования завораживал, приковывая внимание. Не раз отважный герой попадал в лапы к чудовищным существам, желающим его смерти, но всегда умудрялся ускользнуть благодаря своей храбрости и смекалке.

Наконец, наступил момент, когда герой встретился с жутким существом, живущем на высоком, покрытом льдом плато. В бесформенных одеждах, в шелковой маске, под которой угадывался острый птичий клюв, существо восседало на каменном троне в огромном пустом зале монастыря. Оно обладало знаниями о тайной стороне мира. Существо согласилось стать учителем главного героя, а взамен захотело забрать его имя. Герой согласился, но лишенный имени, потерял волю и стал рабом. Однако существо выполнило уговор и раскрыло герою самые постыдные секреты вселенной.

На этом интересном месте Лоуренс был вынужден прервать чтение. Часы пробили одиннадцать. Часто зевая, он запил горький порошок снотворного, и отправился готовиться ко сну. Сновидец был спокоен за главного героя. Судя по количеству непрочитанных страниц, тот найдет выход из безнадежного, как кажется на первый взгляд, положения. Лоуренс искренне надеялся, что эта книга была не из тех, что заканчивается смертью полюбившегося персонажа. Это было бы вопиющей несправедливостью по отношению к читателю. В реальной жизни и так каждая история, рассказанная до конца, заканчивается смертью, зачем еще читать о подобном?

Погас свет, Лоуренс провалился в глубокий сон, едва голова коснулась подушки. На следующее утро он встал в хорошем настроении. Голова не болела. Мысли о крови не беспокоили. Он попытался вспомнить, снилось ли ему что-либо, но в памяти не осталось воспоминаний.

Размяв затекшие мышцы во время легкой разминки, сновидец привел себя в порядок, тщательно оделся и спустился для завтрака. Мейбл как раз накрывала на стол. Увидев постояльца в добром здравии, она радостно улыбнулась.

— Доброе утро. Какие планы на сегодня? Собираетесь на прогулку?

— Да, сразу как поем. Хочу пройтись по городу. А где Джонс? — Мейбл не поставила прибор на его место.

— Еще не вставал и насколько я знаю своего брата, до полудня мы его не увидим. Последние три рюмки хереса вчера были лишними.

— О, мне очень жаль.

— С другой стороны, — философски пожала плечами Мейбл, — он доктор, ему виднее каким лекарством лечиться.

Завтрак был вкусным, беседа приятной, но Лоуренс не стал с этим затягивать. Ему не терпелось узнать, что ему приготовил почтмейстер. Выйдя из дома, сновидец сразу же отправился на почту быстрым шагом, переходящим в бег. Удивительно, но дверь почты была заперта. На окошке за стеклом виднелась записка с одним словом «Занят». На всякий случай Лоуренс подергал дверную ручку.

— Я занят, — сверху донесся нетерпеливый голос почтмейстера. — Видели записку?

— Доброе утро. — Лоуренс поднял голову, встретившись взглядом с Генри, который смотрел на него из окна второго этажа.

— А, это вы… а я уж подумал какой-то глупый злодей пытается выломать дверь. Сейчас я спущусь.

Через минуту соседняя дверь открылась. Генри призывно махнул рукой, приглашая войти. В домашней одежде он выглядел совсем иначе. Лоуренс по достоинству оценил дорогой бордовый халат с вышивкой и домашние туфли с загнутыми носками.

— Вы здесь живете? — удивился Лоуренс.

— Дом принадлежит мне целиком. Удобно, правда? — почтмейстер посторонился. — На почту можно попасть прямо из моих личных апартаментов, — он указал на маленькую дверь. — Но нам наверх, — он принялся подниматься по скрипучей узкой винтовой лестнице, не дожидаясь, пока Лоуренс снимет пальто. — Как спалось?

— Я последовал вашему совету и выпил снотворное.

— Отлично. Сегодня вы выглядите лучше, стали другим человеком. В хорошем смысле этого слова.

Обстановка дома свидетельствовала о том, что хозяин любит читать, обладает вкусом и у него достаточно средств, чтобы окружить себя дорогими вещами. В центре гостиной обнаружился зажженный кальян, у окна, частично занавешенном тяжелыми зелеными портьерами, стоял столик с резными шахматами. Стены занимали многочисленные полки с книгами в дорогих кожаных переплетах.

Лоуренс невольно вспомнил особняк, в котором встретил новый год. Атмосфера была похожая. Генри с довольным вздохом опустился в мягкое кресло и повелительным жестом указал на второе. В руке у него словно по волшебству оказалась кальянная трубка с мундштуком из слоновой кости. Почтмейстер с удовольствием затянулся, медленно выдохнул невидимый дым и прищурил глаза.

— Курите? — лениво спросил хозяин.

— Нет, не люблю запах табака.

— Придется курить, — почтмейстер усмехнулся. — К счастью, это не табак.

— Это… — Лоуренс принюхался. — Лаванда!

— Не только, но лаванда присутствует. Я сам создал смесь, опытным путем. Осмотритесь, если хотите. Я же вижу, что вам любопытно.

Вещи способны многое рассказать о владельце. На полках были выставлены модели парусников, столь тщательно собранные, что оказали бы честь любому музею. Под ними располагался массивный фонограф с валиками для записи. Журнальный столик практически исчез из-виду под грудой газет и журналов. На вешалке у двери висела черная шелковая накидка, шелковая маска и птичий клюв на ремешках. Лоуренс вздрогнул. Невольно напрашивалась ассоциация с жутким существом из книги, живущим в чертогах безымянного монастыря.

— Что вы так удивленно рассматриваете? — Генри проследил его взгляд. — А, мой костюм? Это я готовлюсь к вечеру после выступления. Концерт, посвященный чему-то там… Я не вникал. Буду аккомпанировать, дети — петь.

— На чем играете?

— На рояле, а мои юные подопечные на моих нервах, — вздохнул мужчина. — Специально выбрал себе костюм с маской, чтобы никто не видел моего красного от стыда лица. — Генри глубоко затянулся. — Перед тем как начнем, у вас есть вопросы?

— Чему вы хотите меня научить?

— Как быть сновидцем. Сейчас вы подобны человеку, который попал в бурную реку. Беднягу несет течение, бросает об острые камни, выбивая из него дух. Ему едва хватает сил, чтобы держаться на плаву, но он обязательно захлебнется — это лишь вопрос времени. А я, — он легко ткнул мундштуком себя в грудь, — дам вам лодку и весло, чтобы вы плыли по реке со всем достоинством, присущим человеку. У вас конверт с собой?

— Да, — Лоуренс поспешно нашарил конверт во внутреннем кармане. — Я с ним не расстаюсь.

— Он может понадобиться.

Генри встал, полностью зашторил окно, принес графин. Выпив полный стакан воды, он предложил гостю, но тот отрицательно покачал головой.

— Значит позже. Курение вызывает жажду. — Хозяин со вздохом опустился в кресло. — Вы восприимчивы к гипнозу?

— Мой аудитор сказала, что я внушаемый человек. Она использовала метроном, а до этого Тони, мой прежний учитель, применял детский волчок. Мне нужно всего пару минут, чтобы потерять контроль.

— Это хорошая новость.

— Вы собираетесь меня загипнотизировать. Зачем?

— У нас нет времени, мой друг, ждать пока вы своими руками построите лодку для путешествия, поэтому я одолжу вам свою. С помощью гипноза мы минуем утомительные вехи обучения и перейдем к сути.

— Но я… — Лоуренс заерзал в кресле. — Это же значит, что вы… что я буду беззащитен.

— Все еще опасаетесь меня? Можете не отвечать, — Генри пожал плечами. — Такой уж я произвожу эффект.

— Ни в коем случае не хочу, чтобы вы думали, что я заранее подозреваю вас в чем-то… — побледнел Лоуренс. — Просто я не смогу расслабиться, если буду нервничать.

— Если хотите, можем записать нашу встречу. — Почтмейстер кивнул в сторону фонографа. — Все, что я скажу вам, будет записано в реальном времени. Таким образом, вы сможете быть уверены, что не произойдет ничего… неподобающего. Позже сможете прослушать запись.

Предложение воодушевило Лоуренса, он благодарно кивнул Генри. Тот немного поколдовал над фонографом, достал новый валик, пощелкал переключателями. Вставив в кальян вторую трубку, протянул ее гостю.

— Делайте короткие затяжки с перерывами. Неглубоко, иначе будет тошнить, — предупредил он.

Лоуренс осторожно затянулся. Когда-то давно в молодости он, поддавшись веянию моды, безуспешно пробовал курить сигареты, но минусов от курения было много, а плюс только один — было чем занять руки в моменты ожидания. Однако вкус вдыхаемой смеси не был похож на едкий привкус табака. Во рту появился приятный мятный холод, фруктовая сладость, перебивающая горечь лаванды. Пожалуй, это было не так уж и плохо. Он снова затянулся и попытался расслабиться. Генри щелкнул переключателем, запуская фонограф.

— Запись первая. — Он наклонил рупор в их сторону, чтобы получить лучший звук. — Итак, Лоуренс, сейчас я погружу вас в измененное состояние сознание. Вы даете на это согласие?

— Да, — просто ответил сновидец, чувствуя, как тяжелеет голова. — Вверяю себя в ваши руки.

— О, какой слог… — Генри усмехнулся. — Энергичным движением он зажег спичку и перед Лоуренсом заплясал желтый огонек свечи. — Смотрите на пламя и слушайте мой голос. Я буду считать в обратном порядке от десяти до одного. Когда я скажу один, вы окажетесь в особом месте между сном и явью. Вы не сможете видеть меня, но будете слышать, что я вам говорю и сможете отвечать на мои вопросы. Так будет до тех пор, пока я не прикажу вам вернуться.

Лоуренс смотрел на пламя, послушно куря кальян. С каждым новым вдохом прохладной смеси, он становился все более апатичным. Стены комнаты терялись в полумраке, расплываясь и дрожа. Потрескивание свечи, тихое жужжание фонографа, приглушенный голос Генри, мерно считающий числа. Казалось, обратный отсчет доносится со всех сторон. Лоуренс пропустил момент, когда хозяин досчитал до одного. Огонек свечи внезапно исчез, стало темно, но он не успел испугаться, так как оказался на знакомом побережье.

Стоял прекрасный солнечный день. Лоуренс прикрыл глаза рукой и прищурился, вглядываясь в горизонт.

— Что вы видите? — голос Генри был словно дополнение его собственных мыслей и звучал по-дружески приветливо.

— Берег, море. Солнце, летящих чаек.

— Обернитесь.

Лоуренс послушно обернулся. Перед ним возвышался дом. Белый уютный коттедж превратился в огромное здание в сотню этажей, который нависал над ним как скала.

— Я вхожу внутрь, — он толкнул приоткрытую входную дверь. — Здесь все по-прежнему. В прихожей висят ее вещи.

— Идите в гостиную, — приказал бестелесный голос.

Сновидец повернул. Это была обычная комната полная старой мебели, но обставленная с уютом. Пара кресел у камина, книжная полка, пластинки… На столике стоит начатая чашка чая.

— Чай еще теплый. — он прикоснулся к чашке. — Ни следа беспорядка.

— Хорошо. Поднимайтесь на второй этаж.

Сновидец послушно пошел по лестнице. Как только он занес ногу над ступенькой, послышался смех. Торжествующий, сочащийся горечью и злобой. Лоуренс замер, прислушиваясь. Смех доносился сверху.

— В доме чужак, — прошептал он, чувствуя, как липкий страх овладевает его телом.

— Поспеши. Нужно попасть в спальню.

Лоуренс, сжав кулаки, посмотрел вверх. Лестница стала намного длиннее, чем была раньше. Перед ним лежали тысячи ступеней.

— Лестница бесконечна! — сновидец беспомощно сделал шаг назад.

— Вы управляете здесь всем, это ваш сон, — напомнил Генри. —Так выглядит ваш страх, но медлить нельзя. Вспомните о брызгах крови.

Это подстегнуло Лоуренса. Смех повторился, но он больше не имел власти над ним. Лестница приняла обычный вид, он преодолел все ступени в два прыжка, и ворвался в спальню. Окно было заколочено. В комнате витал удушливый запах химикатов. Вещи разбросаны, постельное белье перевернуто. На подушке свежие пятна еще не успевшей впитаться крови.

— Я опоздал! — закричал он в отчаянии. — Она пропала!

— Осмотритесь. — Генри был спокоен. — Есть ли что-то необычное?

— Да! — на ковре виднелись отпечатки мужских ботинок. — Здесь чужие следы.

— Куда они ведут?

— В кладовку. — Лоуренс подбежал туда, рывком распахнул дверь, и снова оказался в спальне. Сбитый с толку, он тем не менее сделал это еще раз, и еще, но всякий раз оказывался в прежнем месте.

— Я не могу покинуть комнату, — его голос дрожал от отчаяния, — стоит мне пересечь порог как я…

— Продолжите осмотр, — перебил Генри. — Нужно найти вещь, которой там быть не должно.

Лоуренс отшвырнул покрывало, быстро перетрусил вещи одну за другой, поднял простынь. Ничего. Бросившись на пол, заглянул под кровать и сразу увидел это в углу — платок, расшитый золотыми нитями.

— Нашел.

— Отлично. Забирайте.

— Ужасный запах… — Лоуренс приподнял платок двумя пальцами. — Пропитан химикатами.

— Осторожно! Задержите дыхание. Уберите его в карман и уходите.

— Я не могу оставить Элейн! Она в опасности!

— Ее здесь нет, это всего лишь воспоминание, а вам пора возвращаться. — Голос звучал нетерпеливо. — Воздух в спальне отравлен.

Содрогаясь от омерзения, сновидец спрятал еще влажный платок в карман пиджака и направился в темный коридор, но стоило переступить порог, как он снова вернулся в спальню.

— Это место не отпускает меня, — сказал Лоуренс.

— Нет, это ты не хочешь уходить. Это чувство вины, но Элейн так не помочь. Хм… Если будить насильно, потеряем улику… А если попробовать… — Бестелесный голос неразборчиво бормотал, раздумывая вслух.

— Что мне делать? — Лоуренс чувствовал, как ноги наливаются свинцом. Не удержавшись, он упал на колени, хватаясь за кровать. — Мне плохо.

— Доставайте конверт, — решился Генри.

Лоуренс немедленно выполнил приказ. Взяв конверт в руку, он обнаружил, что его лицевая сторона девственно чиста — имя исчезло. Это до смерти напугало сновидца. Он поспешно заглянул внутрь, но там тоже было пусто. В животном ужасе, он попытался подняться с колен… И проснулся.

— Осторожней.

Генри крепко удерживал его, не давая встать с кресла. Хватка у него была стальная. Лоуренс тяжело дышал. Осознав себя и благодарно кивнув почтмейстеру, он откинулся на спинку, прекратив всякое сопротивление. Хозяин выключил фонограф, раскрыл шторы и распахнул окно, впустив солнце и свежий воздух.

— Отдышитесь. — Генри взял со стола поднос и протянул гостю. — Выкладывайте сюда добычу.

Лоуренс, немного поколебавшись, опустил руку и с удивленным видом достал из кармана платок, расшитый золотой монограммой. Он вопросительно посмотрел на Генри, ожидая объяснений.

— Эксперимент увенчался успехом. Я не был уверен, что удастся заполучить эту вещь с первого раза, но вы оказались талантливым сновидцем, почти не делали ошибок, сумели совладать с эмоциями, — пояснил Генри с довольным видом. — Вести вас было одно удовольствие. — Заложив руки за спину, он принялся мерить шагами комнату. — Эта вещь принадлежит похитителю. Пропитана каким-то одурманивающим составом, чтобы лишить человека сопротивления.

— На нем вышита монограмма. — Лоуренс брезгливо отогнул край.

— Интересно… — почтмейстер склонился над тканью, изучая узор. — Очень интересно. Как вы себя чувствуете?

— Тошнит. И хочется пить. — Сновидец налил полный стакан воды и выпил залпом. Рука дрожала. — А в целом я в порядке.

— Итак, это было весьма продуктивное утро. — Генри снова опустился в кресло.

— Вы довольны?

— Вполне.

— Сколько времени я спал?

— Чуть больше часа. Хотите послушать? — Почтмейстер махнул рукой в сторону исписанных валиков фонографа.

— Может быть потом. Я и так помню все, что происходило. Не ожидал, что все будет так, как это было. — Лоуренс устало потер лоб, снова налил воды и осушил стакан одним глотком. — Эти разговоры про лодку, которую вы мне одолжите меня сбили с толку… Почему-то я представлял, что действительно буду плыть в лодке.

— Лодка — это метафора. Прежде всего вам нужно научиться контролировать сон. Быть в нем режиссером, а не зрителем. А так как вы обладаете задатками хорошего сновидца, я уверен, это случится в скором времени.

— Как скоро?

— Скоро, — Генри был уклончив. — Лучше сосредоточьтесь на платке. Данная вещь способна многое рассказать о бывшем владельце. — Почтмейстер задумчиво уставился на находку. — Как думаете, что за человек ею владел?

— Психопат, похититель невинных женщин из их спален?

— Кроме этого. Отбросьте эмоции, думайте.

— Странно, что платок вы видите, а конверт от Элейн — нет.

— Его владелец в данный момент более реальная личность, чем вы или ваша избранница, как бы жестоко это не звучало. Сосредоточьтесь.

— Хорошо, попробую. — Лоуренс нахмурился, пытаясь мыслить логически и беспристрастно. — Это мужчина. Весьма обеспеченный, если судить по тонкому, но прочному материалу. И вышивка… Никто не вышивает в наше время золотые монограммы на платках!

— Верно.

— Значит, можно предположить, что он из эпохи, где подобное в порядке вещей. Или он поклонник старины, окруживший себя антиквариатом. Этот человек разбирается в науках. В химии так точно. — Сновидец осторожно принюхался. — От платка все еще несет какой-то гадостью. Монограмма складывается в букву или символ, но из-за обилия завитушек не могу разобрать. Что еще сказать… Вряд ли он старый и дряхлый, раз справился с сопротивляющейся женщиной. Кроме того, — голос Лоуренса стал тише, — я на самом деле теперь не думаю, что кровь на подушке принадлежала Элейн. Это его кровь. Наверное, она укусила его или ударила, когда он пытался одурманить ее, а она боролась с ним.

— Данное предположение вас не успокоило?

— Вовсе нет. Теперь меня пугает, что он может заставить ее заплатить за это. — Лоуренс с вызовом посмотрел на Генри. — А что вы можете рассказать о владельце?

Почтмейстер достал знакомую черную колоду с белым пушистым мотыльком на рубашке. Карты заструились между пальцев, при этом Генри не спускал глаз с платка. Внезапно остановившись, он сдал три карты подряд, положив их рубашками вверх.

— Эта колода обладает какими-то особенными свойствами? — осторожно поинтересовался Лоуренс, помня, что почтмейстер не любит рассказывать о себе.

— Это инструмент, только и всего. Помогает видеть ясно.

Генри перевернул первую карту. Она отличалась от привычных игровых карт. Не было цифр и масти, только красивая цветная картинка. Лоуренс присмотрелся к ней. Это был прекрасный буйвол с сияющей звездой между рогами. Раскаленные добела копыта оставляли цепочку огненных следов по растрескавшейся земле.

— Одаренный человек большого ума. Знает о своем превосходстве над другими. Упрям. Имея цель, не остановится ни перед чем, — растолковал Генри, переворачивая вторую карту.

На ней была изображена человеческая фигура в грязных шелковых одеждах желтого цвета с маской на лице. Сидящая на каменном троне она склонилась над пустой шахматной доской. Ее ногу оплетал толстый шип, пронзивший мышцы в нескольких местах. На темном горизонте вспыхивали кривые молнии.

— Скрытен, предпочитает манипуляции тайной борьбе. Ищет тайные знания, желая обмануть судьбу. Жесток к себе и к другим.

Третья карта была кроваво-красной. В центре находилась мужская человеческая голова без тела. Ее глаза были закрыты, а рот зашит.

— Хм… — пробормотал Генри обеспокоенно. — Человек страстный, эмоциональный, хотя и привык скрывать это. — В этот момент на лбу головы открылся третий глаз — серый, с зрачком не толще булавочной головки, гневно взглянул на Генри, и картинка с карты исчезла. В то же мгновение пропали рисунки с других карт.

Генри оторопело уставился на пустые белоснежные прямоугольники, словно не мог поверить в случившееся.

— Что произошло? — разволновался Лоуренс.

— Против нас играет опытный сновидец. Редкое такое вижу, — признал почтмейстер. — Он почувствовал, что я его изучаю и скрыл себя. Однако, он не знает, кто я. Что ж… у нас все равно есть козырь в рукаве.

— Какой?

— Вы! О вас он ничего узнать не может и мы это используем.

— А можно с помощью карт узнать, что сейчас происходит с Элейн? Где она?

— Выяснить, где и когда — это уже ваша задача. Карты могут раскрыть внутреннюю суть вашей избранницы. Хотите узнать? — он молниеносно перетасовал карты. — Даже если не понравится результат?

— Почему он может не понравиться?

— Вдруг окажется, что ваш идеал — двуличная особа? А если она подстроила свое похищение и на самом деле ушла добровольно?

— Нет! — возмущению Лоуренс не было предела. — Она не стала бы… Она… — его губы задрожали от гнева. — Это какая-то проверка?

— Просто вопрос, — Генри пожал плечами. — У меня нет намерения вас обидеть. Сосредоточьтесь на ее облике, на лучших моментах, проведенных вместе и тяните карты.

Смотря на почтмейстера с подозрением, Лоуренс медленно вытащил карты рубашками вниз. На первой было изображено звездное небо, на второй — серебряное зеркало, накрытое полупрозрачной вуалью, на поверхности которого проходила широкая трещина, на третьей — руки, сцепленные в замок, правая рука покрыта кровавыми порезами.

— Умный человек, творческий, с фантазией. Привыкла контролировать свои чувства, скрывать от других, опасаясь предательства. Готова оказать всяческую поддержку тому, кого считает достойным, пойти ради него на любые жертвы.

— Я же говорил, что не она здесь злодейка!

— Ваш противник тоже не злодей. То есть в этой ситуации он ведет себя именно так, — поспешно пояснил почтмейстер, — но в целом встречаются люди и похуже.

— Он может причинить вред Элейн?

— Только если его вынудят обстоятельства. По своей же прихоти — вряд ли. Жестокость сама по себе бессмысленна, а он не выносит бессмысленность.

Лоуренс ощутил, как к горлу подкатывает тошнота. Сновидец прокашлялся, но тошнота лишь усилилась. На ладонь капнула капля крови из носа.

— Прижмите покрепче и запрокиньте голову. — Генри дал свой платок. — Это явный знак, что пора заканчивать. Ступайте к себе, хорошенько отдохните.

— Я не могу отдыхать, пока Элейн в руках этого человека, — Лоуренс закрыл глаза от усталости.

— От вас сейчас нет никакой пользы. Кроме того, мне нужно подготовиться. Нам противостоит опытный сновидец — это может затруднить преследование.

Лоуренс позволил себе пару минут отдыха. Затем, все острее чувствуя нетерпение хозяина, встал. Генри проводил его к двери, то ли из вежливости, то ли из нежелания пускать гостя в другие комнаты, в которые он мог случайно или намеренно заглянуть. Надевая шляпу, Лоуренс спросил:

— А если бы вы тянули карты, что на них было бы изображено?

— Безобидные картинки, — губы Генри растянулись в ухмылке, обнажив острые белоснежные зубы, придавая сходство с акулой. — Жду вас завтра утром.

В который раз Лоуренс был рад, что загадочный почтмейстер на его стороне. Каким бы умным и умелым не был человек, похитивший Элейн, ему предстояло столкнуться с коварным безжалостным хищником. Сам Лоуренс был кем угодно, но не хищником, но ради Элейн он тоже собирался стать им.

Остаток дня включал в себя вкусный обед, прогулку по пляжу с Джонсом. Он нарисовал для доктора несколько набросков крачек, чтобы того порадовать. Джонс еще страдал от утреннего недомогания, вызванного любовью к хересу. Доктор часто морщился и с кислым видом жаловался на слишком яркий свет и невыносимый грохот волн. Лоуренса это устраивало. Словоохотливость Джонса избавляла его от необходимости говорить самому.

Сновидец кивал, слушая вполуха доктора, размышлял над чудесами, что случилось с ним сегодня. Внезапно в голове возникла заманчивая мысль: почему бы не отправиться в сон снова, до того, как похититель настигнет Элейн? Почему бы не предупредить похищение? Простота решения вызвала у него досаду на собственную глупость. Жаль, он не догадался сказать Генри об этом сразу. Что вынуждена терпеть Элейн, пока он медлит? На какие муки он обрекает ее своим бездействием? Лоуренс проклинал себя последними словами.

Ближе к вечеру погода переменилась, подул сильный порывистый ветер. Измотанному Лоуренсу, закутанному в теплое одеяло, этой ночью снова ничего не снилось, несмотря на то, что в этот раз он обошелся без снотворного.

Глава 4

Они не стали включать фонограф. Почтмейстер засыпал благоухающую смесь в кальян, завесил окна плотными шторами, зажег свечи. В его гибкой паучьей фигуре что-то изменилось. Он казался выше. Черты лица заострились, в глазах застыл лихорадочный блеск. Лоуренс задавался вопросом, спал ли почтмейстер, но спросить прямо не решался. Только что у них произошла размолвка. Лоуренс предложил отправиться в сон, чтобы предотвратить похищение Элейн, чем вызывал у Генри приступ горького смеха. Потом почтмейстер нахмурился, назвал его глупым человеком, и раздраженно махнув рукой, заявил, что не собирается обсуждать подобную чушь. С тех пор в гостиной повисла напряженная тишина.

Раскурив кальян, Генри аккуратно разложил красные угольки на чаше и сделал несколько затяжек. Запахло лавандой. Смежив веки, он медленно выдохнул и примирительно сказал, не раскрывая глаз:

— Прошу меня простить. Я был резок.

— Если я сказал глупость, объясните хотя бы, почему.

— Хорошо, — Генри сделал еще одну затяжку и протянул вторую трубку гостю. — В настоящий момент мы точно знаем, что наш враг сделает, когда и как. А если мы поступим как вы предлагаете — войдем в сон до того, как он похитил Элейн, то как вы думаете, что он предпримет? С учетом того, что нам успели показать карты. Поразмыслите как следует.

— Обнаружит нас, попытается скрыться и, если ему это удастся, нападет снова, когда она будет беззащитна.

— В каком месте?

— Не знаю, — Лоуренс сокрушенно пожал плечами.

— Вот именно! — воскликнул почтмейстер. — Он выбирает, где и когда напасть, у него преимущество.

— А почему не задержать его, когда он только попадает в дом?

— И что дальше делать? Связать его, чтобы держать в вашем сне вечно, убить?

— А что из этого доступно? — осторожно поинтересовался Лоуренс.

— Ничего. Он просто проснется. И вы проснетесь. Это опытный сновидец.

— Хочу прояснить правильно ли я понимаю ситуацию… Наши сны с Элейн переплетены, потому что мы всегда были вместе так или иначе. Разные тела, времена — не имеет значение, это давало нам возможность видеть один сон на двоих. Конечно, каждый сон со своей точки зрения. Похититель забрал Элейн из нашего общего сна в свой, и это изменило связи между мной и Элейн здесь, в реальности. Поэтому, ее сейчас тут нет, но вероятно, она есть где-то в другом месте, но уже… рядом с ним? Ведь их сны, или смею сказать, кошмары, по крайней мере с ее стороны, теперь переплетены.

— В целом все так и есть.

— Помешать этому я не могу?

— Нет. Он все равно добьется своего так или иначе, если решил ее похитить.

— Тогда какой смысл? — устало спросил Лоуренс. — Я обречен на одинокое существование. На серую жизнь и неизбежное забвение.

— Будь вы один, так бы и было. Но вы не один. У меня есть план.

— В который вы не торопитесь меня посвящать, — фыркнул сновидец, затягиваясь.

— У меня много планов, они часто меняются, — отмахнулся почтмейстер. — Сейчас план заключается в том, чтобы вернуться в ваш сон и добыть там кое-что важное. Помните, вы сказали, что кровь на подушке не принадлежит Элейн? Я склонен с этим согласиться. Имея личную вещь и кровь этого человека, — глаза Генри сверкнули в предвкушении, — мы сможем выяснить его местоположение. То есть его снов, конечно же, но для меня это одно и тоже.

— А если мы ошиблись и это ее кровь?

— Что ж, тем лучше, отправимся по ее следу.

— Звучит хорошо, — немного приободрился Лоуренс. — Почему же вы не сказали мне забрать подушку в прошлый раз?

— Я не был уверен, что получится, — признался почтмейстер. — Все же достать из мира снов нечто материальное — это непростая задача даже для меня. Платок казался более легкой целью. Если бы наш враг не был столь умелым сновидцем, я бы выяснил где он с помощью карт, но увы… Настраивайтесь на путешествие, — Генри облизал тонкие губы. — Представьте обстановку спальни, брызги крови. Смотрите на пламя, а я начну отсчет.

В этот раз все произошло очень быстро. Для Лоуренса это выглядело так, словно в гостиной почтмейстера внезапно зажгли тысячи ярких свечей и она превратилась в знакомую спальню. Сновидец стоял в ворохе покрывал, в эпицентре беспорядка, пытаясь понять, что он забыл здесь.

— И вот я в спальне. Что делать? — пробормотал он.

— Ищите следы крови! — раздался нетерпеливый голос Генри.

Ахнув, Лоуренс вспомнил о цели и бросился к кровати. Как только в руки попала окровавленная подушка, он резким движением снял с нее наволочку и, скомкав, положил в карман.

— Готово.

— А теперь просыпайтесь.

Властному голосу почтмейстера сопротивляться было невозможно. Свет в спальне померк, сменившись полумраком гостиной.

— Это невероятно! — воскликнул Лоуренс, придя в себя. — Сколько прошло времени?

— Десять минут, — ответил Генри одергивая шторы.

— Невероятно, — повторил он, качая головой. — Только закрыл глаза, открыл и вот я уже там. — Сновидец протянул наволочку. Почтмейстер разгладил ее и с подозрением уставился на пятна.

— Очень хорошо. Он попался! Свежая кровь. Мужская.

— Как вы это определили? — удивился сновидец.

— По запаху. Я сейчас вернусь.

Хозяин спешно покинул гостиную, прихватив с собой наволочку. Лоуренс слышал, как он поднимается наверх по лестнице, как поворачивается ключ в замке, как скрипит межкомнатная дверь. Был большой соблазн последовать за ним, но это было очень невежливо и, Лоуренс был в этом уверен, опасно. Тайны такого человека как Генри должны оставаться тайнами.

Сновидец ждал возвращения хозяина, и чтобы скоротать время размышлял, каким должно быть прибыльным был контрабандный бизнес, если судить по дому почтмейстера. Он сравнивал окружающую роскошь со обстановкой своей убогой съемной квартиры, теперь такой далекой и нереальной. Самой дорогой вещью в его квартире, за которую ему никогда не было стыдно, был шкаф, наполненный прекрасными костюмами.

Мысль о костюмах пришла в голову не случайно. Лоуренса раздражала необходимость ходить в одной и той же дорожной одежде который день. Он горько усмехнулся. Человеческую природу не переделать — на кону стоит жизнь его и Элейн, их счастье, а он недоволен тем, что не может сменить жилет.

Когда Генри вернулся, неся в руках большую оббитую черным сукном коробку, его гость, преуспевший в самобичевании, пребывал в скверном расположении духа.

— Что вас расстроило? — спросил почтмейстер, чутко реагируя на его настроение.

— Моя собственная глупость, — нехотя ответил Лоуренс. — Что в коробке?

— Переносная лаборатория. Давно ею не пользовался, думал уже не пригодиться.

Хозяин открыл коробку. Внутри находилось множество стеклянных пробирок, маленькая горелка, пузатые колбы с длинным змеевиком, бумажные конверты, полные дурно пахнущих порошков.

— Для чего все это?

— Хочу отделить кровь от ткани, чтобы ваш сон не мешал.

— Я не знал, что вы разбираетесь в химии.

— Всякий, кто в состоянии собрать приличный самогонный аппарат, в ней разбирается, — проворчал Генри, выставляя штативы. — Вам не интересно?

— Я всегда был далек от этого, — признался Лоуренс. — Не любил учиться, но с удовольствием посмотрю.

— А мне казалось, что в Конторе работают люди определенного склада. Все ваши расчеты и графики требуют крепкой базы…

— И все же там работает немало случайных людей вроде меня.

— Дорожите своим местом? — Генри аккуратно отрезал кусочек окровавленной ткани и положил в пробирку.

— Уже нет. Раньше боялся потерять работу, теперь мне все равно.

— Однако в Контору все равно позвонили.

— Не люблю доставлять беспокойство, — объяснил Лоуренс. — В отделе кадров могли подумать, что со мной что-то случилось.

— А разве им есть до вас дело? Уволили бы задним числом, место отдали другому. — Почтмейстер включил горелку.

— Да, скорее всего так бы и было. — Сновидец не строил особых иллюзий насчет своей персоны. — Но на моем этаже есть несколько человек, которые знают меня лично… я бы не хотел, чтобы они волновались. А если вы исчезнете, горожане будут волноваться?

— С ума сойдут, — усмехнулся Генри, не спуская внимательного взгляда с шипящей горелки. — Шум, гам, зубовный скрежет и стенания обеспечены. Вы бы не узнали город.

Лоуренс не знал, шутит он или говорит серьезно. Он предпочел не выяснять, сосредоточившись на наблюдении за действиями почтмейстера. Тот ловко управлялся с пробирками, и Лоуренс мог представить, что тоже принимает участие в эксперименте. Путем последовательных манипуляций кровь растворили в жидкости, лишнюю жидкость испарили, а остатки в виде крупиц порошка высыпали в маленький конверт.

— Готово! — Генри торжествующе ухмыльнулся. — Теперь наш похититель узнает каково это быть добычей, а не хищником.

— Что вы намерены делать?

— Я выслежу его для вас, а дальше… — почтмейстер задумался. — Дальше вы вольны делать, что угодно.

— Но что именно мне делать? Нужен план.

— Что именно вы хотите от меня услышать? Это же сны. — Голос Генри был полон укора. — Будете действовать по обстоятельствам. Положитесь на чутье сновидца. Оно у вас развитей, чем вам кажется.

— Моя противник более опытный сновидец чем я.

— Это не означает, что нужно настраиваться на неудачу.

— Может, дадите хотя бы совет? Как вы бы поступили на моем месте?

— Я бы не стал выбивать входную дверь и бить в колокола. Изучите человека, посмотрите, чем он живет, что его волнует. Будьте безмолвным наблюдателем, деревом в лесу, тенью в толпе. Понимаю, это сложно, ведь сейчас вам хочется только одного — взять на абордаж его судно, вызволить из трюма возлюбленную, поджечь вражеские паруса и отплыть домой с триумфом.

— Если я буду вести себя незаметно, он не догадается о моем присутствии?

— Ваш сон просочится в его. Возможно, он почувствует, что за ним наблюдают, но не будет знать когда, где и кто. Это не так как с картами. А теперь идите домой, мне еще нужно кое-что сделать с нашей находкой. — Он взял из стопки журналов тонкую тетрадь и бросил Лоуренсу в руки. — Почитайте перед вечерним сном. Да и вообще почитайте, там для вас найдется множество полезных вещей.

— Хорошо. Когда прийти снова?

— В личных встречах больше нет нужды. Я свяжусь другим способом, как только узнаю его местонахождение. Постараюсь сегодня, обещаю.

Лоуренс хотел поблагодарить Генри за помощь, но вдруг очутился на улице, уже полностью одетый. Сновидец оторопел. Если бы не тетрадь, крепко сжатая в руке, он бы решил, что страдает галлюцинациями. У почтмейстера определенно был самый эффективный способ выпроваживать гостей.

Пожав плечами, Лоуренс решил сделать вид, что все в порядке. Неожиданно у него появилось свободное время, которое можно потратить. Например, выпить чая, чтобы избавиться от привкуса кальянной смеси. На соседней улице он заприметил кафе с красивой вывеской и отправился туда. Зайдя внутрь, Лоуренс застыл в удивлении.

Сновидец словно перенесся в настоящий замок. Владельцы постарались на славу, пытаясь добиться сходства. Стены, обшитые резными панелями из мореного дуба, были украшены рогами разных животных — косуль, оленей, баранов. В канделябрах торчали оплывшие свечи. Огромный камин в углу, закрытый кованной решеткой, мог вместить себя целого быка. На стенах висели шелковые гобелены, изображающие кровавые сцены охоты. Зал был пуст, несмотря на звон колокольчика к посетителю никто не вышел, хотя из внутренних помещений несло дразнящим запахом специй.

Сновидец выбрал столик с красной скатертью, украшенный миниатюрной вазой с засушенными полевыми цветами. Перед тем как открыть тетрадь Генри он внимательно осмотрел ее, ожидая подвоха, но это была обычная ученическая тетрадь для письма без названия в бумажной обложке темно-голубого цвета. Ее страницы были исписаны темно-синими чернилами каллиграфическим убористым почерком. Лоуренс даже закусил губу от досады, глядя на ровные красивые буквы.

Тетрадь содержала краткие описания снов с советами по контролю и по перемещению. Все заметки были структурированы, изложены понятным языком, прочитав их всего раз, Лоуренс сразу же запоминал прочитанное. Это было настоящее сокровище.

Забыв обо всем, сновидец прочел несколько страниц не отрываясь, когда наконец заметил, что он не один. Над ним возвышался высокий темноволосый мужчина аристократической внешности, одетый в костюм-тройку старого покроя. На плечах мужчины лежал тяжелый черный плащ, через руку было перекинуто белоснежное льняное полотенце. Сколько он там стоял — неизвестно.

— Что будете заказывать? — поинтересовался мужчина низким голосом, когда понял, что его обнаружили.

— Не знаю, у вас есть меню? — спросил Лоуренс, с изумлением рассматривая официанта.

— Пожалуйста. — Перед ним тут же возникла папка из красной кожи. — В первый раз в нашем заведении? — в голосе официанта проскользнули нотки сомнения.

— Да. Что-то не так? Этот столик занят?

— Все в порядке. Вы близкий друг Генри, я прав? — официант коротким кивком указал на записи. — Очень узнаваемый почерк.

— Да, это его тетрадь.

— Что ж… Раз так, то вы желанный гость здесь. — Он слегка поклонился. — Ознакомьтесь с меню, я скоро вернусь, чтобы принять заказ. Все за счет заведения.

— В этом нет необходимости! — разволновался Лоуренс. — Я собирался заплатить… — он умолк, видя, что официант уже скрылся за портьерой.

Ему было неприятно использовать свое знакомство с всесильным почтмейстером таким образом. Лоуренс поймал себя на малодушном желании сбежать, но подобное поведение было недостойно взрослого мужчины, каким он себя считал.

Вздохнув, он открыл меню. В отличии от других мест, специализировавшийся на дарах моря, здесь предлагался большой выбор мясных блюд и соусов к ним. Была даже экзотика вроде мяса дикого вепря. Возможно, ему повезло найти единственное заведение подобного типа в городе. Лоуренсу совсем не хотелось мяса, каким бы изысканным оно ни было, поэтому он остановил свой выбор на тыквенно-кабачковых котлетах с гарниром из грибов в сливочном соусе.

Официант вернулся через пять минут. Когда он бесшумно вышел из тени и склонился над гостем в ожидании, Лоуренс вздрогнул. Услышав заказ клиента, официант удивленно приподнял бровь.

— Прекрасный выбор, но я бы хотел обратить ваше внимание на свежее жаркое из оленины. Или, может вас заинтересует вырезка с трюфелем? Ни с чем несравнимый вкус.

— Не сомневаюсь, но я не стану менять заказ, — заупрямился Лоуренс.

— Как пожелаете. Что будете пить? — видя его затруднения, официант принялся перечислять. — В ассортименте сухие и сладкие вина, джин, виски, херес…

— А есть что-нибудь безалкогольное? — перебил Лоуренс, понимая, что сейчас ему скорее всего назовут все содержимое необъятного погреба Генри.

— Конечно. Вода, морс, сок, молоко.

— Томатный сок, пожалуйста.

Официант забрал меню, украдкой бросив на посетителя тяжелый взгляд, словно укоряя за столь примитивный заказ. Оставшись один, Лоуренс почувствовал себя спокойнее. Мрачная аура этого человека действовала ему на нервы. Сновидец возобновил чтение, погрузившись в захватывающий мир правил и рекомендаций. Здесь он был в своей стихии. Почтмейстер оказался прирожденным учителем и мастером слова. Он был точен, прямолинеен как стрела, не оставлял места для двусмысленности. Если бы тетрадь появилась у него с самого начала, он бы добился намного большего.

Теперь Лоуренс не сомневался, что у него есть шансы против захватчика. Он больше не чувствовал себя слабым и глупым. Ощущая значительные внутренние перемены, сновидец был поражен, как простые строки смогли вселить в него уверенность за столь короткий срок.

Запахло котлетами и пряными травами. Официант появился с подносом рядом со столиком всей позой выражая неодобрение. Лоуренсу стало неловко, он спрятал тетрадь. На ее месте тут же оказалась тарелка с парой аппетитных котлет, в окружении грибного гарнира, пропитанного нежным сливочным соусом. Томатный сок был подан в высоком запотевшем бокале.

Еда оказалась отменной. Лоуренс не мог пожаловаться на то, как готовила Мейбл, но перед ним было настоящий кулинарный шедевр, которому он воздал по достоинству. С ноткой легкой грусти, жуя последний кусочек тающей во рту котлеты, он вдруг подумал о Винсенте. Этому человеку было не место в Конторе, он был рожден, чтобы блистать на сцене или владеть изысканным рестораном на берегу моря, а может быть изящно совмещать и то, и другое одновременно.

Как было бы чудесно прожить с Элейн счастливую жизнь здесь, в этом городе. В сумерках, на фоне кроваво-фиолетового заката посетить вместе с ней ресторан на берегу, принадлежащий Винсенту. Пробовать новые блюда, обсуждать новости, шутить, наслаждаться каждой минутой, зная, что подобных приятных вечеров будет столько, сколько они захотят и неважно как быстро летит время, как быстро надвигается ночь.

— Желаете еще что-нибудь? — спросил официант, выведя его из состояния глубокой задумчивости.

— Нет, спасибо, — покачал головой Лоуренс. — Передайте мое восхищение повару. Я никогда не ел ничего вкуснее.

— Благодарю, мне приятно это слышать.

— О, так вы еще и повар?

— Официант, повар и владелец, — по угрюмому лицу пробежала легкая усмешка. — Един в трех лицах.

— Это не создает затруднений?

— Нисколько. Здесь мало посетителей.

— Как жаль… — искренне сказал Лоуренс. — Еда отменная и сама обстановка очень необычная. Почему нет посетителей? Тихий сезон?

— Вы действительно не понимаете? — озадаченно спросил мужчина, но встретившись с бесхитростным взглядом гостя, утомленно вздохнул. — Ничего. Я здесь не для того, чтобы объяснять.

— Почему бы и нет? Вы же сами сказали, что не слишком заняты.

— Пару минут выделю, так и быть, — сжалился он. — Это место только для сновидцев. — Официант опустился на соседний стул. — Неужели вы ничего не заподозрили, когда вошли сюда? — он широко развел руки, словно пытаясь объять весь зал.

— Немного удивился, когда увидел эту роскошь. Не ожидаешь подобного от маленького кафе в приморском городе.

— А, так вы зашли оттуда…

— Разве мы сейчас не там? — Лоуренс бросил обеспокоенный взгляд за окно, но вместо городской улочки увидел лишь серый туман такой плотный, что за ним не было ничего. — О… Значит, мы в настоящем замке, да? — запоздало догадался он. — А за окном… Что это? Облако?

— Восхитительно точное наблюдение. Да, мы высоко в горах. Когда вы сказали, что знаете Генри, я решил, что вы более опытны, чем кажетесь… Здесь мало посетителей, талантливый новичок вроде вас и вовсе редкость.

— Я же смогу вернуться обратно в город? — Лоуренс не сводил напряженного взгляда с серой клубящейся массы за окном.

— Вы окажетесь там, как только переступите порог, — успокоил собеседник. — На этот счет нисколько не волнуйтесь.

— Для чего существует это место? Или я не должен спрашивать?

— Если не спрашивать, то никогда не узнаешь ответ. Это взаимовыгодное предприятие. Сновидцы приходят сюда, чтобы съесть блюдо, исполняющее желание, я же получаю с них причитающуюся плату.

— Это невозможно. То есть простите меня, пожалуйста, если это прозвучало грубо, но вы сами слышите, как это невероятно звучит?

— Невозможно открыть дверь кафе на тихой улочке, перешагнуть порог и оказаться в банкетном зале старого замка на вершине горы, — веско сказал владелец.

— Но я ничего не желал, — запротестовал Лоуренс. — Хотя и было очень вкусно.

— Так ли ничего? Осмелюсь не согласиться. Вы пожелали дружеского тепла, принятия, участия, любви, привязанности в компании близких друзей. Должен сказать, посетители редко загадывают столь бескорыстные желания.

— Да, я вспомнил, что думал об этом, — признание далось Лоуренсу нелегко, словно в этом было что-то постыдное. — И это сбудется?

— Желание исполниться так или иначе, но о подробностях не спрашивайте. Детали не важны, они зыбки как дым над костром.

— И какова плата за подобное чудо? — спросил сновидец, внутренне холодея от страха. — Вряд ли деньги.

— Плата разная. Услуги. Жизненная сила. Принимаю все ее виды. Не беспокойтесь, так как вы друг Генри, то свободны от любой оплаты.

— Хорошо. — Он облегченно выдохнул и снова заволновался. — Это не навредит Генри? Чем ему придется платить за меня?

Мужчина мгновенье сверлил его немигающим голодным взглядом хищника, затем оглушительно расхохотался запрокинув голову. Отголоски жуткого смеха отразились от стен, заставив задрожать пламя свечей.

— Не знаю, что именно вам известно о Генри, но очевидно, что для вас он действительно добрый друг, если опасаетесь, что есть что-либо способное навредить ему. Навредить Генри… — повторил он, покачивая головой и посмеиваясь. — Хотел бы я на это посмотреть. У нас свои расчеты, мы платим друг другу разными услугами.

— Теперь я понимаю. — Лоуренс ничего не понимал, но чувствовал, что должен что-то сказать. Ему хотелось уйти как можно скорее. — Мне пора. Благодарю за прекрасный обед и обслуживание. Хорошего вам дня.

Сновидец протянул руку для прощального рукопожатия. Официант с некоторым удивлением пожал ее, словно это было для него в новинку. Лоуренс покинул обеденный зал, стараясь вести себя естественно и не сорваться на бег. Порог он пересек с крепко зажмуренными глазами, но как только дверь закрылась за спиной, по шуму ставень, цоканью каблуков по мостовой и крикам чаек он понял, что вернулся в город. Облегченно выдохнув, Лоуренс обернулся. Перед ним был вход в обычное кафе: на двери следы облупившейся краски, медная ручка истерта от частого использования, на витражном стекле маленькая трещина, скрытая замазкой. Ничто не намекало на загадочный обеденный зал и его необычного владельца по ту сторону.

Кем в самом деле был этот странный человек? Правая рука Лоуренса все еще была ледяной после его рукопожатия. Он никогда не встречал людей с такими холодными руками. Странный мужчина и странное место.

Всегда ли, открывая обычную дверь, он найдет там то, что ожидает? Сновидец пытался не думать о том, что его желание может в самом деле исполниться, но мысли неизменно возвращалась к этой сладкой фантазии. Ему казалось, что он чувствует запахи, поднимающиеся от изысканных блюд, слышит шелест платья Элейн, поскрипывание стула…

Лоуренс вздрогнул, очнувшись от манящего наваждения. Было холодно. Солнце садилось, надвигались сумерки. Опустошенный, он побрел в «Синюю бухту» по тихим улочкам, окрашенным в кроваво-красный цвет. Поднялся ветер, было слышно, как волны с ревом разбивались о причал, рассыпаясь миллионами брызг.

Коттедж был погружен в темноту. На подносе, стоящем на столике у вешалки, постоялец обнаружил две записки. Одна от Мейбл, которая предупреждала, что может задержаться, так как ушла к некой Эмме, вторая от Джонса, которого вызвали к тяжелому больному. Последняя записка была написано в явной спешке, Лоуренс едва разобрал ее.

Не расположенный к общению, сновидец порадовался одиночеству. Поднявшись к себе, он продолжил чтение тетради Генри, но когда синие строчки стали расплываться перед глазами, отложил ее в сторону и лег, не расстилая постель. Вытянулся поверх одеяла, положив руки за голову. Ветви деревьев скрипели от порывов ветра, открытые ставни стучали о стену. И вдруг к этому тревожному стуку добавился еще один — осознанный и очень настойчивый. Сновидец пытался игнорировать его, но стук повторился, за окном мелькнула темная тень.

Лоуренс бросился к окну. Снаружи летала птица. Заметив сновидца, она уставилась на него ярко-желтыми глазами и призывно крикнула, широко раскрыв клюв. Он поспешил открыть окно. Питомец Генри тут же влетел внутрь, тяжело приземлившись на стол. Птица протестующе хрипло закряхтела, выражая негодование нерасторопностью человека, заставившего ее мерзнуть под холодным ветром.

— У тебя послание от хозяина? — спросил сновидец, когда она немного успокоилась. — И как ты только узнала в какое окно нужно стучать?

Если он ожидал, что птица заговорит, то просчитался. Она лишь смотрела на него подозрительным взглядом. Лоуренс заметил футляр, привязанный к лапке.

— Можно посмотреть? — он медленно протянул руку, опасаясь острого клюва. — Помнишь меня? Я не причиню тебе вреда. — Птица была недовольна, но позволила забрать футляр.

Открыв его, он достал записку от почтмейстера: «Получилось! Прочти раздел о якорях. Образы: лес, вечер, осень, пшеничное поле, дом на холме, стены, покрытые влажным мхом, занавеси из багровой парчи. Удачи!».

— Это все?

— Гха! — ответила птица, наклонив голову.

В ее немигающих желтых глазах читалась насмешка. Шумно захлопав крыльями, разметав бумаги и собственные перья, птица в два прыжка подскочила к окну и вылетела наружу.

— Что ж, и на этом спасибо, — пробормотал Лоуренс, глядя ей вслед.

Решив, что сегодня он вполне обойдется без ужина, сновидец переоделся в пижаму и, дрожа от холода, лег в постель. Одеяло не грело. Запоздало сновидец подумал, что нужно разжечь огонь, но было лень вставать и он оставил все как есть. К холоду можно привыкнуть.

Раздел о якорях в тетради занимал всего полстраницы, но автор заключил текст в рамочку, чтобы подчеркнуть его важность. В теории якоря представляли собой ключевые фрагменты сна. Представив их в определенном порядке можно было войти в конкретное сновидение. Генри писал, что он никогда не ошибался и всегда оказывался там, где планировал, но у Лоуренса были определенные сомнения на свой счет. Прежде он практиковал нечто подобное, хотя думал лишь о двух-трех образах, но у него ничего не получалось. Чем метод Генри лучше? Может, в дополнительной детализации?

Лоуренс послушно перечитал содержимое записки и закрыл глаза, представляя осенний лес в вечерних сумерках. Небо с одного края кроваво-красное, с другого темно-серое. На фоне темного небосвода пшеничное поле похоже на золотое море. Деревья шумят, роняя бурые листья. Последние лучи солнца освещают макушки елей, отражаются в мутных стеклах старого дома, стоящего на крутом холме. Это большой дом в несколько этажей. Прежде его владельцы снискали богатство и славу, но те времена давно прошли. Фундамент дома и северная стена покрыты влажным темно-зеленым мхом. Он вплотную подбирается к старым резным ставням. Одно из окон открыто, ветер дует внутрь, колыхая тяжелые парчовые занавеси багрового цвета.

Сновидец осознал, что стоит на холодной земле. С одной стороны простирается лес, с другой — пшеничное поле, а впереди возвышается холм, который пересекает заброшенная дорога, ведущая к старому дому. Его охватило странное чувство. Хотя видение выглядело реальным, он не мог отделаться от ощущения, что смотрит на детально написанную картину. Он был здесь зрителем, не участником.

«Значит, вот на что это похоже», подумал Лоуренс, «я в чужом сне. Если сон чужой, почему мне кажется, что я видел его прежде?» Действительно, дом на холме, лес и поле, были ему знакомы, словно он бывал тут когда-то очень давно, может быть в далеком детстве. Он оглянулся — позади него простиралась излучина реки, на правом берегу которой раскинулся городок. Над рекой поднимался туман. Мирная скучная картина.

Сновидец медленно побрел вверх по холму. Колючая трава шуршала под ногами. Очевидно, что хотя дом и находится в упадке, он все же обитаем. Крыльцо было недавно вычищено, из печной трубы вился дымок. Лоуренс попытался заглянуть в окна, но те были слишком высоко. Побродив вокруг, он все же поднялся по ступенькам и прижался ухом к дверной щели. Изнутри не доносилось ни звука. Сновидец осторожно потянул на себя медное кольцо, помня о совете Генри действовать тихо, не привлекая лишнего внимания.

Дверь поддалась сразу же, он проскользнул в проем, вдыхая сырой воздух, пропахший затхлостью. Вестибюль был просторным, хорошо обставленным. Очевидно, кто бы не жил здесь, у него был хороший вкус и все еще имелись деньги, иначе бы он уже продал дорогие изысканные картины, висевшие повсюду.

Куда же идти дальше? Роскошная резная лестница выглядела заманчиво. Лоуренс на цыпочках, утопая в пушистом красном ковре с длинным ворсом, поднялся по ней. К его огорчению, все двери на втором этаже были закрыты, а на полу виднелся толстый слой пыли. Здесь давно никто не бывал.

Внизу раздался пронзительный скрип и торопливые шаги. Осторожно выглянув из-за перил, Лоуренс успел заметить человека, спешащего по коридору. Тот был явно чем-то недоволен. Сновидец выждал минуту и последовал за ним прямо в библиотеку — просторную комнату с высокими книжными шкафами до самого потолка. Здесь царил беспорядок. Раскрытые книги лежали на столе, диване, полу, брошенные как попало. На верхней ступеньке стремянки, в неудобной позе скрючился хозяин дома, держа в руках раскрытый фолиант.

Лоуренс, затаившись в дверном проеме, изучал незнакомца. Мужчина был средних лет, хорошо сложен. Одет небрежно: в коричневые облегающие брюки, белую рубашку и старомодный сюртук из зеленого бархата. Несколько светлых прядей волос закрывали лицо. Привычным движением он пригладил их назад, открыв прямой нос и тонкие, презрительно сжатые бледные губы. Его кисти были крупными, с изящными, длинными пальцами как у человека искусства. Неужели перед ним и есть презренный похититель?

— Чушь! — гневно воскликнул хозяин, в раздражении швырнув книгу, и тут же взяв с полки другую.

Книга с громким стуком упала прямо под ноги Лоуренса, заставив его застыть, в ожидании гневного окрика, но присутствие незваного гостя было проигнорировано. Или хозяин не видел его, или ему было все равно. Книга раскрылась на странице с печатью домашней библиотеки. «Собственность сэра Эдварда», прочел сновидец, «Полный медицинский справочник, издание 2-е, дополненное». Другие книги на полутоже относились преимущественно к медицине.

— Нет! — еще один том был отброшен на пол вслед за справочником. — Все это ерунда! Как они могут утверждать подобное, не проверив на практике?

Мужчина в раздражении спрыгнул со стремянки и принялся мерить шагами библиотеку, заложив руки за спину. Погруженный в мысли, он метался туда-сюда, не обращая внимания на мятые страницы у себя под ногами. Его недовольное бормотание прерывалось, когда он резко замирал, словно прислушиваясь к внутреннему голосу. Хозяин по-прежнему не обращал ни малейшего внимания на Лоуренса, из чего тот сделал вывод, что для него он был невидим.

Послышалось чихание, легкий вздох и стук по дереву. В библиотеку заглянула пожилая служанка, держащая пустой серебряный поднос.

— Прикажете подавать обед, сэр? — спросила она безразличным тоном.

— Что? — мужчина удивленно уставился на нее.

— Обед, сэр Эдвард, — терпеливо повторила она. — Вы отказались обедать и сказали спросить насчет него позже.

— Не беспокойте меня. Ни сегодня, ни завтра, никогда! — рявкнул он.

— Хорошо.

Служанка развернулась и пошла прочь. Судя по ее флегматичному виду резкий ответ не был редкостью. Она была так близко к Лоуренсу, что задела его полой жесткого накрахмаленного передника. Как только ее шаги стихли, Эдвард снова возобновил нервную ходьбу. Оказавшись напротив окна, он остановился, оперся руками о подоконник, опустив голову. Послышался тихий вздох. Лоуренс, уверенный в своей невидимости, стал рядом, пытаясь разобрать слова.

— Нельзя сдаваться… — едва слышно прошептал Эдвард. — Сдаются только неудачники. Я смогу это сделать. У меня есть план, а это уже половина успеха.

Хозяин дома был не в самом лучшем состоянии. Трехдневная щетина, темные круги под глазами, покусанные, потрескавшиеся губы. Не такого человека ожидал встретить Лоуренс. Где самоуверенный хохочущий мерзавец, похитивший Элейн? И где сама Элейн? Лоуренс не ощущал ее присутствия.

Тем временем Эдвард, устало потирая шею, опустился в кресло с высокой спинкой, предварительно с сиденья лежащие там книги. Тяжело вздохнув, он спрятал лицо в ладонях. Его плечи задрожали. Сновидец отвел взгляд. Неловко было наблюдать за тем как плачет взрослый мужчина, пусть даже и враг. Наконец, слезы Эдварда иссякли. Его серые глаза с зрачками, похожими на булавочные головки, смотрели печально, но плотно сжатые в полоску губы, свидетельствовали о том, что отступать он не намерен.

— Если будет нужно, — твердо сказал он хриплым голосом, — я попробую снова. И снова. Столько раз, сколько потребуется.

Мелькнул платок, убирающий с лица влагу. Лоуренс мог поклясться, что подобный платок он уже видел. Эдвард взял пару книг со соседнего столика и быстрым шагом направился к дверям. Сновидец едва успевал за ним. Дом по-прежнему был пуст и тих, ни следа прислуги или других членов семьи. Если бы Лоуренс сам не видел служанку, он был бы уверен, что они совершенно одни.

Коридор резко повернул в сторону, приведя их к лестнице. Под ней обнаружился неглубокий спуск в несколько ступеней. Эдвард достал связку ключей и открыл маленькую, обитую темным деревом дверь. Внутри было темно. Лоуренс поспешно проскользнул мимо хозяина.

Эдвард повернул рычаг, огоньки газа осветили помещение. Это была большая комната без окон, разделенная ширмами на части. В углу стоял массивный письменный стол, погребенный под бумагами. Сверху них лежала тарелка с надкушенным куском обветренного сыра. Рядом высилась грифельная доска, исписанная формулами. В другой части комнаты несколько тумб, сдвинутых вместе, образовывали рабочее место химика. Здесь было множество блестящих стеклянных колб разного размера и формы, горелки, змеевики и прочие неизвестные Лоуренсу приспособления. Еще одна ширма отделяла лабораторию от клеток с зверями и птицами.

Эдвард закрыл дверь на засов, бросил книги на стол и пошел к животным. Сунув руку в клетку, он достал оттуда пару упитанных крыс. Зверьки похоже были совсем ручными. Погладив их, он вернул зверей обратно, затем проверил остальных питомцев. Сменил каждому воду, насыпал корма. Какая-то птичка попыталась удрать, когда открылась дверца, но была осторожно поймана и возвращена обратно. Наблюдая за его взаимодействием с животными, Лоуренс был приятно удивлен. Когда он увидел, куда направляется хозяин дома, его сердце неприятно сжалось, он ожидал обнаружить в этом полуподвальном помещении ужасные вещи, а не кабинет с зоосадом. Чем же здесь занимался Эдвард?

Вскоре он получил ответил на вопрос. В дальнем углу на каталке находился длинный прямоугольный короб, накрытый парусиной. Эдвард снял куртку, закатал рукава рубашки выше локтя. Под парусиной оказался ящик со стеклянными стенками. Заполненный мутной зеленовато-желтой жидкостью, он содержал обнаженное человеческое тело.

Сновидец ошеломленно смотрел на стеклянный гроб. Человек внутри был небольшого роста, лишенный волос, с невыразительными чертами лица. Его грудная клетка была вскрыта, по бокам все еще торчали рукояти хирургического расширителя. Рана притягивала взгляд. Лоуренс с усилием заставил себя оторваться от созерцания этого жуткого зрелища. Глубоко вздохнув, справившись с тошнотой, он возобновил наблюдение. С телом что-то было не так: где пупок, где гениталии? Если бы не торчащие ребра, человека можно было бы перепутать с манекеном в ателье.

Эдвард открыл люк в полу. Послышалось журчание воды. Покрутив ручку каталки, он опустил ее ниже. Убрав крышку в сторону, мужчина вынул инструменты из раны, вытащил тело и опустил в отверстие. Сразу же послышался всплеск. Переведя дух, Эдвард захлопнул крышку люка, деловито вытер руки полотенцем. Он был спокоен и сосредоточен, вероятно делая подобное не в первый раз. Сев за стол, мужчина открыл журнал и принялся писать. Лоуренс зашел к нему сзади и прочел из-за плеча прыгающие строчки: «Образец?27. Недееспособен. Жизненные функции прекращены спустя 6 дней 8 часов после начала сердцебиения. Причина смерти — многочисленные аневризмы, аномалии внутренних органов. Утилизирован.»

— Прощай, двадцать седьмой, — пробормотал Эдвард, ставя галочку и переворачивая страницу. — Добро пожаловать, двадцать восьмой. Какой дефект станет причиной твоей смерти? Скоро мы это узнаем.

Черкнув еще несколько строк, он оставил журнал в покое и направился к дальней стене комнаты, увешанной плакатами, изображающими нервную и кровеносную систему человека. За самым большим из них обнаружилась потайная дверь, которая открывалась ключом из связки Эдварда. Оказавшись внутри Лоуренс невольно поежился. Помещение напоминало морг и хирургическое отделение одновременно. Несколько пустых каталок, накрытых простынями, шкаф для реагентов, медицинские инструменты, мокнущие в раковине. Стойка для капельниц, ведра для отходов. Эдвард переоделся в рабочую одежду — белый халат и кожаный передник, тщательно вымыл руки и принялся смешивать жидкости, наливая их по несколько капель в плоские прозрачные чашки.

Настенный стеллаж до самого потолка был заставлен большими банками. В мутном растворе, от которого исходил неприятный химический запах, плавали деформированные зародыши уродливого вида. Лоуренс решил получше рассмотреть гротескных существ пока Эдвард был занят опытом. Этикетки на стенках свидетельствовали, что перед ним зародыши кролика, ящерицы, голубя, жабы, человека, но если бы не надписи, он никогда бы не догадался, кто из них кто. Все они обладали дополнительными парами конечностей, голов, глаз, жабр, хвостов. Ближайший к нему уродец дернулся и открыл мутный глаз, заставив сновидца отшатнуться в ужасе. Зародыши в пробирках все еще были живы!..

…Лоуренс проснулся, жадно хватая ртом воздух. На языке остался мерзкий привкус химикатов от которого мутило. Он судорожно вздохнул, борясь с отвращением. Кисло-сладкий привкус постепенно сменился горечью. Сновидец принялся нехотя одеваться. Он чувствовал себя полностью разбитым, не только физически, но и морально. Ему удалось побывать во сне похитителя, но это ни на шаг не приблизило его к Элейн. Лоуренс записал сон, скорее по привычки, чем из необходимости, так как все прекрасно помнил.

В гостиной снова никого не было, но на столе он нашел накрытый завтрак, оставленный для него и записку-извинение от Мейбл о том, что она ушла на ярмарку. «Что ж, мне снова везет, буду есть в одиночестве», подумал Лоуренс, поднимая крышку подноса. Его ждала еще теплая яичница, бекон, тосты с маслом и поджаренная колбаса. Съев все до последней крошки, он отнес грязную посуду на кухню и, раз уж в последнее время они обменивались записками, написал Мейбл, поблагодарив ее за завтрак и предупредив, что собирается пойти гулять.

Утро было холодным. Лоуренс одной рукой поднял воротник пальто, другой придерживал шляпу, чтобы ее не снесло ветром. Он пошел на почту, надеясь встретиться с Генри, но дверь почты оказалась закрытой. Сновидец постучал во все двери, подергал за ручки. Он наделал достаточно шуму, чтобы в доме напротив открылось окно, из которого высунулась старушка, прижимающая к груди пушистую белую кошку.

— Наш Генри на репетиции, — сказала она, немного шепелявя.

— А когда вернется, подскажите?

— Как знать… — она покачала головой. — Вряд ли раньше обеда.

— Спасибо. А где проходит репетиция?

— В театре, конечно же, — она закатила глаза, поражаясь необразованности незнакомца.

Лоуренс отправился на поиски театра, искренне удивляясь тому факту, что в маленьком городе есть подобное заведение. Ему казалось, что содержать театр может позволить себе только большой город, в котором толпы состоятельных людей не знают, чем занять себя по вечерам. Сам Лоуренс прежде никогда не был в театре, так как Контора не одобряла столь легкомысленного времяпровождения. Исключение составляли только специально одобренные пьесы, но смотреть их было бы невыносимо скучно.

Помощник пекаря указал направление и, мастерски заговорив зубы, продал ему свежую выпечку. Лоуренс с удивлением обнаружил в руках бумажный пакет, полный пончиков, но было уже поздно. Он не был голоден, но не устоял перед соблазном попробовать один. Пончик оказался превосходным, полным смородинового джема.

Театр располагался в старом двухэтажном здании. На дверях висела аляповатая нарисованная от руки афиша, сообщающая о скором концерте. Лоуренс вытер платком липкие руки, перемазанные сахарной пудрой, и вошел внутрь, радуясь возможности укрыться от пронизывающего ветра. Фойе театра в начале показалось очень темным, но когда глаза привыкли к полумраку, он обнаружил, что стоит в маленьком уютном зале. Слева размещалась пустующая стойка кассира, справа — кожаный диван и столик, заваленный театральными программками. На стенах висели афиши. Некоторые были очень старые. Ему показалось, что на одной из них он узнал бабушку Винсента в молодости. Возможно, она приезжала сюда с гастролями. Афиша поновее привлекла его внимание — на ней была изображена женщина в роскошном вечернем платье и в бархатной маске. Лица было не разглядеть, но в фигуре актрисы было что-то смутно знакомое. Пьеса называлась «Незнакомка».

В глубине приглушенно заиграла музыка. Лоуренс пошел в направлении звука. Нежная ласковая мелодия привела его в концертный зал. На хорошо освещенной сцене стоял роскошный черной рояль, за которым сидел почтмейстер. Вокруг инструмента толпились дети разного возраста. Отыграв вступление, Генри дал знак и дети слаженно затянули песню. Лоуренс знал ее, она была о человеке, чье сердце похитила колдунья. Несчастный искал пропажу везде: высоко в горах, в морских пещерах, в тысяче чужих стран, но когда он потерял всякую надежду, оказалось, что его сердце всегда лежало на пороге его дома. Это была грустная песня, потому что она намекала на смерть главного героя.

«Странный выбор песни», подумал Лоуренс, «разве детям интересны такие темы?». Но когда музыка стихла, ребята выглядели очень довольными. Генри повернул голову и посмотрел прямо на сновидца.

— Что это вы там притаились? Идите сюда, раз пришли. — Он махнул ему рукой. — Как вам выступление?

— Хорошо, — честно ответил Лоуренс, поднимаясь на сцену.

— Слышите, дети? Хорошо, но не отлично! — стекла очков почтмейстера насмешливо сверкнули. — Так что старайтесь лучше. А сейчас сделаем пятиминутный перерыв. — Предложение было воспринято с энтузиазмом, его подопечные с радостными криками разбежались по сцене.

— Хотите? — Лоуренс, чувствуя себя неуместно на сцене, протянул почтмейстеру пакет с пончиками.

— Что это? — Генри с подозрением заглянул внутрь. — А, еда… Чудно-чудно. — Взяв один, он отдал пакет мальчику рядом. — Поделись с друзьями. Пойдемте, — жадно жуя пончик, Генри встал из-за рояля и поманил Лоуренса за собой.

Они отошли в угол сцены за кулисы, подальше от шумящих детей, затеявших игру. Почтмейстер смерил сновидца изучающим взглядом, выжидающе подняв одну бровь. Лоуренс коротко пересказал события прошлой ночи. Он не узнавал собственный голос. Тот звучал зло, словно обиженный на весь белый свет, что было недалеко от истины.

— Ее там не было! — воскликнул сновидец.

— И что вы хотите от меня? — проворчал Генри.

— Помощи. Объяснений. Это вы направили меня в тот сон!

— Да, потому что я хорош в этом деле, — спокойно ответил почтмейстер. — Я узнал, куда ее увели, но я не мог вам сказать в какое «когда». Сны вне нашего понимания времени, помните?

Лоуренс помнил, но это его категорически не устраивало. Он хотел ясности.

— Что мне делать?

— Попробуйте снова. Это место важно для него, туда ведут все следы. В одном из снов она отыщется.

— И как долго мне искать? Снов могут быть десятки, сотни!

— В вашем распоряжении все время мира. Неужели опыт был настолько неприятным? Судя по вашему рассказу, вы не столкнулись ни с чем необычным.

— Этот человек сумасшедший. Я видел в его лаборатории мерзкие вещи.

— В лабораториях ученых, — пожал плечами почтмейстер, — немало мерзких вещей.

— Живых человеческих эмбрионов? — возмущенно прошипел Лоуренс.

— Я вас не узнаю, — покачал головой почтмейстер. — Вы слишком остро реагируете на невинные детали. Это лаборатория, а не камера пыток, в конце концов.

— Откуда мне знать, к чему приведет извращенная фантазия этого так называемого ученого? Что за ужасы он собирается сделать и какое место в его отвратительном плане отведено Элейн? Он же ее похитил не для того, чтобы… Чтобы… — он не нашелся, что сказать.

Его гневная тирада была заглушена пронзительным детским плачем. Старая доска сцены не выдержала прыжков чересчур резвой девочки и проломилась. Ребенок остался цел, но изрядно испугался.

— Мне нужно продолжать репетицию, пока мои чересчур резвые ребята не разнесли театр на части, — заметил Генри. — Попрошу вас не обращаться ко мне по пустякам. А это, — он поднял указательный палец, — самый что ни есть пустяк. Я дал вам ключ и дверь, дальше — ваша работа. И спасибо за пончик. — Он утешающе похлопал сновидца по плечу.

— Я побывал в замке, — вдруг вспомнил Лоуренс. — Вчера я зашел в кафе, а вместо этого попал в обеденный зал старого замка.

— Хм… — Генри замер. — Что-нибудь заказали?

— Да. И владелец сказал, что мне не нужно платить, так как я ваш друг. Не то, чтобы я всем рассказывал о нашем знакомстве, но он увидел тетрадь, что вы мне дали и узнал почерк… Я решил, вы должны знать об этом.

— Без проблем, — почтмейстер правильно понял его затруднения. — Для меня это пустяки. Как вы там оказались? Вы не искали замок намерено?

— Нет, я был уверен, что дверь ведет в кафе.

— Какая ирония! — ухмыльнулся Генри. — Иные сновидцы десятки лет пытаются попасть к нашему дорогому другу, чтобы отведать его экзотических блюд, а вы просто открываете дверь и переступаете порог.

— Неужели столь много людей хотят исполнений желаний подобным образом?

— О, люди на все готовы, когда речь идет об исполнении их желаний. Кстати, что за блюда вы заказали?

— Котлеты из тыквы и кабачков. И сок.

— А что-нибудь мясное?

— Нет, ничего.

— И ни кусочка мяса? — почтмейстер расхохотался. — Представляю выражение его лица! Лоуренс, вы полны сюрпризов…

Генри, продолжая посмеиваться, сел обратно за рояль. Как только его пальцы коснулись клавиш, юные дарования прекратили возню и сгрудились вокруг инструмента. Они кидали заинтересованные взгляды на чужака, но молчали. Их пристальное внимание заставило Лоуренса почувствовать себя экзотическим экспонатом на выставке. Чувствуя неловкость, он поспешно покинул освещенную сцену. В полумраке зрительного зала было спокойнее. Снова полилась приятная музыка. Дети запели. В этот раз песня была сновидцу незнакома.

Стоило выйти на улицу, как ледяной ветер, несмотря на ярко светившее солнце, мгновенно выдул из него накопленное тепло. Лоуренс поежился и поискал место, где можно было бы выпить чего-нибудь горячего, но на этой улице размещалась только закрытая до лета лавка сувениров. Сновидец прошел дальше до перекрестка. На углу висела старая чеканная вывеска, изображающая чашку. Окна заведения были недавно вымытыми и украшены симпатичными белыми занавесками. Он заглянул внутрь — это была классическая чайная, полная посетителей. «Если сюда ходят местные», подумал сновидец, «значит это приличное заведение».

Лоуренс переступил порог с опаской, еще свежи были воспоминания о вчерашнем приключении, но в этот раз все обошлось. Его встретило маленькое теплое помещение, полное запахов чая и сладкой сдобы. Круглые столики и деревянные стулья знавали лучшие времена, как и старенькая посуда, но все сияло чистотой.

— Добрый день! — пожилая официантка в белом накрахмаленном переднике помахала ему за стойкой. — У нас есть для вас местечко.

Местечко было всего одно — за маленьким столиком, стоящим вплотную к стене, за которым уже сидел полный человек, с круглым, розовым лицом, маленькими аккуратными усами под носом, уплетающий за обе щеки бисквиты и пончики в глазури. Лоуренс, оставив пальто на вешалке у прилавка, послушно сел на указанное место, вежливо кивнув соседу. Тот постарался подвинуться, но с его габаритами это было непросто.

— Я вас прежде тут не видел, — заметил толстяк. — Турист?

— Художник, — ответил Лоуренс, а сам подумал, что это очень смелое заявление.

— Творческий человек, чудесно! Простите, но это вам стало плохо на берегу несколько дней назад? Ах, не смущайтесь. Маленький город, здесь все друг друга знают. Слухи быстро разносятся. Как птички. — Он добродушно подмигнул ему и впился зубами в новый пончик, брызнув заварным кремом прямо на рукав Лоуренса. — Извините великодушно мои ужасные манеры! — толстяк поспешно вытер крем салфеткой. — Очень жаль, надеюсь пятна не останется.

— Ничего страшного, — отмахнулся сновидец, завороженно наблюдая как толстяк расправляется со сладким тестом.

— Нет, не думайте, что я обжора, который потакает своим страстям, — вздохнул тот с полным ртом. — Я вынужден поддерживать форму. Из-за работы.

— И кем вы работаете?

— Смех и веселье, вот моя стезя. Организовываю досуг, так сказать. Никто не станет приглашать на вечеринку худого скучного человека от которого за милю несет грустью. Всем подавай смешного толстяка. Только он может так неуклюже и забавно одновременно сесть на собственную шляпу. Нет, я не жалуюсь, мне нравится моя работа.

— А вот и я! Готова принять заказ, — к ним сквозь ряды протиснулась официантка. — Сегодня у нас праздник. У моей внучки день рождения, поэтому к чаю прилагается один бесплатный десерт.

— Передайте ей мои поздравления. Я буду только чай, пожалуйста, — попросил Лоуренс. — На ваш выбор.

— Не волнуйтесь, мне не нужны все сладости этой чайной, — пошутил сосед. — Вы тоже можете их попробовать.

— У нас очень вкусные пирожные, — официантка предприняла еще одну попытку. — С клубникой.

— Нисколько не сомневаюсь в этом, но я просто хочу согреться. Спасибо.

Хрустя накрахмаленным передником, женщина забрала с соседнего столика пустые тарелки и вскоре вернулась с готовым чаем для Лоуренса. Сновидец вдохнул аромат и сделал большой глоток. Вкус был отменным.

— Ветреный сегодня денек, — заметил толстяк, аккуратно промакивая губы. — А для человека моих габаритов, у которого все тело как гигантский парус… — он взмахнул кистями, словно крыльями, делая вид, что отрывается от земли. — Хорошо, что ветер дует в сторону моего дома. Простите, если я много болтаю. Может, вы искали уединения, а я лезу к вам с разговорами.

— Почему вы решили, что мне нужно уединение?

— У вас грустное лицо. Вы улыбаетесь, но если присмотреться, то за улыбкой можно увидеть улыбку наоборот. Я грусть чую. Это у меня профессиональное. Хотите покажу фокус? Может, он вас развеселит немного… — и не дожидаясь ответа, показал сновидцу пухлую ладонь. — Видите, в руке ничего нет. А теперь? — он сжал пальцы в кулак и накинул сверху салфетку. — Раз, два, три! — салфетка слетела с руки. Между пальцев была зажата миниатюрная роза.

— Ловко! — похвалил Лоуренс.

— Это вам — в подарок. Извините, что цветок, а не бутылка хереса или чего покрепче. Обычно, я этот фокус показываю дамам, — рассмеялся толстяк. — Но раз у вас есть миленький цветок, порадуйте свою даму сердца.

— Увы, моя дама сердца сейчас очень далеко отсюда. — Лоуренс отпил еще глоток чая.

— Мне понятна ваша грусть. Не расстраивайтесь, чем ночь темнее, тем ярче солнце.

С этими словами толстяк поднялся, неуклюжий словно морж, вставший на задние ласты, и любезно кивнув посетителям, отплыл в сторону прилавка. Расплатившись, он завернулся в широченный серый плащ, и боком вышел из чайной. Несмотря на обилие людей после его ухода стало пусто.

Охваченный меланхоличным настроением, Лоуренс выпил две чашки чаю. Он выпил бы и третью, но ему уже хотелось в туалет, а он стеснялся пользоваться им в незнакомом месте. Нужно было возвращаться в коттедж.

«Синяя бухта» встретила запахом ванили. Этим вечером Мейбл принимала участие в благотворительном сборе средств и должна была испечь множество пышек с творогом и изюмом. Занятая кухонными хлопотами, она не заметила возвращения постояльца. Лоуренс крадучись, как заправский грабитель, поднялся к себе. Ни одна ступенька не скрипнула под его ногой.

Налив в блюдце воды, он бережно положил туда розу. Нежные лепестки только начинали распускаться. Если бы он не был одинок, то обязательно вывел бы новый сорт роз — для нее. И назвал бы в ее честь. Каково это, быть садовником? Прекрасная альтернатива бессмысленной работе в безликих помещениях Конторы. Лоуренс знал, что по внутренним документам у работников нет имен, только зашифрованные номера, ведь так проще вести учет. У персонала, занимающегося черной низкооплачиваемой работой, эти номера нанесены на черные комбинезоны белой типографской краской на груди и спине. И хотя он никогда не носил эту ужасную черную робу, в худшие дни жизни ему казалось, что она проглядывает из-под всех его прекрасных костюмов.

Лоуренс не помнил какой наступил день недели, после обморока он совершенно в них запутался. Время в этом странном месте шло иначе. В один момент он был уверен, что жил здесь всегда, в другой — что приехал только вчера. Он то и дело переживал воспоминания, которые с ним никогда не происходили и, если он потерпит неудачу, не произойдут.

Сновидец перечитал некоторые разделы записей Генри, особенно раздел о якорях, освежил в памяти содержимое записки с ключом ко сну Эдварда. Ему предстояло новое путешествие в сон этого странного человека. Теперь он точно знал, что метод почтмейстера работает, хотя и не так, как ему бы хотелось.

Лоуренс устроился как можно удобнее, укрыл ноги одеялом. Закрыл глаза, представляя во всех деталях пшеничное поле, лес и дом, стоящий на верхушке холма. Его он видел очень отчетливо. Почему он решил, что дом старый и запущенный? Нет, хоть дому и было немало лет, здание было в хорошем состоянии. Кое-где по северной стене полз мох, но с ним успешно боролись. Резные ставни на первом этаже были совсем новыми. Клумбы, разбитые перед входом, засажены прекрасными астрами.

Распахнулась входная дверь. На крыльцо выбежал мальчик лет десяти. Ребенок забежал за угол дома, осторожно выглядывая оттуда, явно кого-то поджидая. Спустя минуту на пороге показалась дородная служанка. В ее руках были ножницы для стрижки и полотенце.

— Господин Эдвард! — позвала она, тяжело отдуваясь. — Вернитесь! — она подождала, прислушиваясь, но тщетно. — Ох, за что мне это наказание.

— Что за шум? — на крыльце появился пожилой слуга в черной ливрее, выправкой напоминающий военного.

— Эдвард снова не дает себя подстричь. — Служанка щелкнула ножницами.

— Господин должен выглядеть наилучшим образом перед встречей с опекуном, — напомнил слуга.

— Может вернешь его обратно? Он только тебя слушает.

— Я попробую, — мужчина привычным движением пригладил усы. — Или в дом.

Служанку долго упрашивать не нужно было. Слуга, прихрамывая, спустился с крыльца. Посмотрел на небо скучающим взглядом, завел руки за спину.

— Господин Эдвард, я знаю, что вы рядом. Подойдите ко мне, — сказал он, словно ни к кому не обращаясь, но мальчик услышал.

Поколебавшись, ребенок все же вышел вперед, остановившись от слуги на безопасном расстоянии, чтобы тот не мог его схватить, но старый слуга и не собирался этого делать.

— Сегодня вечером сыро, а вы слишком легко одеты для вечерней прогулки, — заметил он, скользнув неодобрительным взглядом по рубашке и штанам мальчика, которые составляли весь его гардероб. — Не хотите вернуться в дом и одеться по погоде?

— Пожалуй, откажусь, — хмуро ответил мальчик, сверкая ясными серыми глазами. — К тому же я не чувствую холода. Со мной Джефф! Он меня греет. — В доказательство он вынул из-за пазухи сонную серую крысу.

— О, я должен был догадаться, что вы не один, а с другом. Хорошо, давайте прогуляемся. Как насчет прогулки к старому клену? — и не дожидаясь ответа, слуга пошел, прихрамывая по дорожке в сторону леса.

— Можно и прогуляться, — пожал плечами Эдвард, пряча крысу обратно.

Лоуренс последовал за ними, внутренне недоумевая, зачем ему видеть детские годы Эдварда. Здесь не может быть Элейн, какой ему прок от этого сна?

Старый клен рос на краю леса. К нему вела малозаметная тропинка. Листья клена, окрашенные в красный и желтый, выделялись на фоне еще зеленых дубов. У подножия лежала деревянная колода, служившая сидением, отполированная от частого использования. Мальчик и слуга сели на нее одновременно. Слуга достал кисет с табаком и принялся неспешно набивать трубку.

— Вы с Джеффом навсегда сбежали из дома или все же планируете вернуться к ужину?

— Еще не решил, — вздохнул Эдвард, пиная камешек.

— Завтра приезжает ваш опекун.

— Я знаю. Ему нечего здесь делать.

— Это его долг. Когда он получил опеку над вами, он поклялся, что будет заботиться о вас.

— Он мне не отец и не мать, — нахмурился Эдвард. — Я знаю, зачем я ему нужен. Ради денег.

— Да, ваш отец оставил вам значительное состояние, — согласился слуга, раскуривая трубку. — И вы сможете распоряжаться им, когда достигнете совершеннолетия. А пока вы должны найти общий язык с опекуном.

— И как же? — подозрительно прищурился мальчик.

— Хм, — слуга выдохнул сизое облачко дыма. — Господин Гарольд любит шумную городскую жизнь. Он уехал из наших краев много лет назад и никогда не возвращался, но… — тут он покачал головой. — Ваш опекун человек ответственный, поэтому приезжает ради вас. Если он обнаружит, что его подопечный нуждается в заботе, то будет вынужден остаться здесь надолго и терпеть нашу скучную жизнь или же отправит вас в частный пансион, а сам уедет в город.

— А если обнаружит, что подопечный не нуждается, — догадался Эдвард, — то оставит меня в покое?

— В таком случае, он может решить, что юному господину наш воздух только на пользу, а выписанные из города учителя лучше частного пансиона.

— Ты поможешь мне его убедить? — глаза мальчика загорелись.

— Боюсь, это в ваших руках. Завтра вы должны стать образцом благоразумия и хороших манер, чтобы показать себя с лучшей стороны.

— Значит, придется-таки постричься и принять ванну, — вздохнул Эдвард и вдруг встревоженно посмотрел на слугу. — Что-то не так… С Джеффом.

Он спешно вытащил крысу и приложил к уху. Та не подавала признаков жизни. Эдвард подышал на нее, потер бока, но тельце зверька оставалось безжизненным.

— Так бывает. Его жизненный путь подошел к концу, вот и все, — мягко сказал слуга.

— Это моя вина? — лицо Эдварда выражало неподдельную скорбь. — Я плохо заботился о нем?

— Уверен, он прожил отличную крысиную жизнь, но эти звери не живут долго.

— Да, — кивнул мальчик, вытирая слезы. — Все меня оставляют. Мама, отец, мои друзья, — он нежно погладил крысиное тельце.

— Они будут ждать тебя на небесах.

— Разве на небесах найдется место для Джеффа? — Эдвард глубоко задумался. — Нет, мне сказали, что для крыс нет места на небесах. Я хочу, чтобы он вернулся ко мне.

— Это невозможно.

— Почему?

— Так устроена наша жизнь.

— И никто не может с этим ничего сделать?

— Нет.

— Значит, я буду первым. — Эдвард бережно передал крысу слуге. — Закопай его в саду, под розовым кустом. Там, где растут самые большие розовые цветы. Так, я буду всегда знать, где он.

— Как скажите, господин.

Эдвард поежился, затем с гордо вскинутой головой и прямой спиной отправился обратно в дом. Слуга с кряхтением, последовал за ним, дымя трубкой. Лоуренс, бывший безмолвным свидетелем этой странной сцены, почувствовал, что настроение мальчика передалось ему. Сон Эдварда проник в него, заразил одиночеством, холодом и скукой.

Неожиданно и мальчик, и слуга исчезли, как полуденный мираж. Остался только дом на холме. Тропинка, по которой шел Лоуренс, заросла. Он оглянулся. Клен, под кроной которого недавно сидели люди, сгорел. От него остался только обугленный остов, торчащий как больной зуб. Налетел порыв ветра, лес недовольно зашумел, теряя листья.

Сновидец поспешил на холм. Судя по состоянию дома, прошли десятки лет. Мох уже захватил северную часть, скрыв под собой всю стену. Первая ступенька крыльца полностью разрушилась, остальные были не в лучшем состоянии. Клумбы поросли бурьяном.

Лоуренс сразу же направился в лабораторию, ожидая найти там хозяина дома. Дверь, ведущая туда была заперта, но двери для сновидца не были преградой. Чужой сон — податливый вязкий материал, который сохраняет форму, только пока ты этого хочешь. Он протиснулся сквозь толщу двери и обнаружил Эдварда, сидевшего за столом и изучающим записи. Мужчина выглядел старше, чем в их первую встречу: появились морщины, шевелюра утратила пышность, виски покрылись серебром, но внимательные глаза смотрели все так же пытливо.

Помещение претерпело значительные изменения. Ширмы были убраны. Там, где прежде жили животные, теперь стояли многочисленные закрытые ящики. Грифельная доска разрисована концентрическими кругами и алхимическими символами, показавшимися сновидцу смутно знакомыми. В центре стоял большой стол, накрытый красной скатертью, на которой лежали диковинные предметы. Бегло осмотрев их, сновидец узнал только серебряный волчок, зеркало, колокольчик. О назначении остальных вещей он мог только догадываться. Лоуренс осмотрел крышку люка. Кольцо было ржавым. Не похоже, чтобы им часто пользовались.

Выглянув из-за спины Эдварда, он прочел последние строки журнала, что тот держал в руках: «Образец?87. Жизнеспособен. Совершенный экземпляр женского тела с физической точки зрения. Не обладает собственной волей. Утилизирован.» Последнее слово было несколько раз яростно подчеркнуто с такой силой, что перо порвало бумагу. Когда были написаны эти слова было неизвестно, но чернила успели поблекнуть, из чего сновидец сделал вывод, что прошло несколько лет.

Сам автор этих строк сейчас был совершенно спокоен. Эдвард вытащил из-под стола пустую коробку, сгреб туда все бумаги, не забыв положить сверху журнал, и понес ее в соседний зал. Похоже, он принял важное решение. Зал превратился из подпольного морга в храм. Ни каталок, ни медицинских инструментов, ни зародышей в бутылях, ни шкафов с реагентами. Вместо них многочисленные свечи, толстые, с человеческую руку, перемежались с гирляндами из засушенных цветов, тонкие нити серебряных цепочек, с привязанными к ним колокольчиками, протянулись под потолком. В центре зала возвышался алтарь, собранный из деревянных ящиков и накрытый расшитым гобеленом. На нем, скрытая под белоснежным шелком, стояла картина.

При видя алтаря сердце Лоуренса забилось чаще. Затаив дыхание, он смотрел как Эдвард суетиться возле него. С мерзким металлическим скрежетом ученый притащил из угла комнаты жаровню, высыпал в нее содержимое коробки. Взяв свечу, поднес огонек к журналу. Тот весело затрещал, пожирая многолетний труд жизни Эдварда. Затем ученый сдернул шелковое покрывало, открывая нарисованный углем женский портрет. Рисовал хирург, не художник, изображение было выполнено схематично, с излишним вниманием к деталям, так рисуют мышцы и сухожилия в анатомическом атласе. Возможно, оттого и женщина, обладая от природы обычной внешностью на портрете не выглядела красавицей. Но что значит внешность, когда ее внимательные глаза смотрели Лоуренсу прямо в душу!

Это была она. Именно ее он искал всю жизнь, ее присутствие наполняло красками его мрачное серое существование, принося с собой успокоение и уверенность. Она воплощала собой все, чего он когда-либо по-настоящему желал. Даже просто смотреть на нее было наградой, знать, что она существует, пусть даже не здесь и не сейчас.

Эдвард опустился на колени перед алтарем. Ученый не отрываясь смотрел на картину. Отблески желтого пламени пробегали по его бледному, усталому лицу. Едкий дым от сожженных кожаных переплетов поднимался к потолку уходя через решетку вентиляции. Лоуренс под влиянием порыва опустился на колени рядом с ним. Кое в чем его враг был прав — безусловно она заслуживала преклонения. Ее присутствие, пусть даже и созданное рукой Эдварда, на миг уняло вечную тоску сновидца.

— Дорогая моя, я понял, в чем ошибка, — неожиданно сказал Эдвард дрожащим, ломким голосом. — Я хотел создать твой отпечаток, твою копию. Хотел создать тебе замену — это невозможно. — Он умолк, собираясь с духом. — Я был глуп и самонадеян. Но! — он поднял вверх указательный палец, выпрямившись как струна. — Теперь я знаю, что делать. Одиночество — не приговор. — Он потянулся к портрету, но замер в нерешительности. — Мы обязательно будем вместе. Теперь я нашел способ. Только нужно все продумать… — он с болезненным усилием поднялся с колен, скрестил руки на груди и замер, глядя на пламя.

Лоуренс почувствовал непреодолимое желание разбить Эдварду голову. Находиться так близко, видеть, как он планирует преступление и не быть в состоянии ему помешать — невыносимо. Этот мерзкий человек возомнил, что Элейн будет принадлежать ему! Может, его удастся задушить? Сновидец в деталях представил, как подкрадывается сзади и накидывает пояс на шею ученого, к счастью, они одного роста и телосложения, так что с этим проблем не будет, и преодолевая сопротивление Эдварда, валит его на пол, сжимая пояс до тех пор, пока лицо врага не становится синим. Как и следовало ожидать, Лоуренса замутило от этих мыслей. Нет, даже сейчас он не способен на такое… Ему нужно вернуть Элейн, но после того, как этот безумец похитит ее. Судя всему ученый не собирается делать с ней ничего плохо. Ей не угрожает опасность, она не разделит участь зародышей в колбах. По крайней мере, Лоуренсу очень хотелось в это верить.

Эдвард дождался пока содержимое жаровни полностью прогорит. Со вздохом досады, шепча слова сожаления, он накинул на портрет покрывало и вернулся в кабинет. Вынув из ящика стола колоду карт, он тщательно перетасовал их и, выбрав три, положил перед собой рубашкой вверх. Рисунок на картах был в духе Эдварда: на черном фоне сочащееся кровью человеческое сердце. Лоуренс не имел ни малейшего понятия, откуда у него уверенность, что сердце именно человеческое, а не бычье или свиное. Он просто знал это.

Лоуренсу хотел посмотреть, что за карты выпали Эдварду, но фигура ученого поблекла, очертания предметов вокруг заколебались, словно марево в полдень, превращаясь в нечто иное. Сновидец обнаружил стоящим себя в просторной комнате у открытого окна, выходящего в сторону леса. Старый клен, в кроваво-огненном убранстве из листьев, по-прежнему растет на своем месте, огонь еще не коснулся его.

Лоуренс видел новый сон Эдварда. Несомненно, это снова его прошлое, но как далеко? Сновидец уловил закономерность в снах, где ему удалось побывать. Все они были так или иначе связаны с идеей, которая в итоге привела Эдварда к проникновению в его сон, поэтому он терпеливо ждал развязки.

Лоуренс сделал круг, изучая комнату. В углу, под пыльным балдахином стоит кровать с неубранной постелью. Простынь скомкана и сброшена на пол. Книги по естественным наукам, в потертых переплетах, сложены на столе, рабочие тетради подшиты. Над столом на широкой полке хранится оружие — шпаги и пистолеты, но не похоже, чтобы ими когда-либо пользовались. Вместо картин на стенах висят подробные географические карты. Вырезанные из дерева и отлитые из олова фигурки людей и животных занимают все свободное место большого шкафа без створок, рядом с которым стоит открытый сундучок, полный красок, кистей и безликих, еще не раскрашенных человечков.

Послышались шаги. Эдвард, еще юноша — долговязый и неловкий, застыл в недоумении в дверном проеме. Лоуренс решил, что его присутствие наконец раскрыто, но парень лишь о чем-то задумался. Быстрым шагом он направился к окну, чтобы полностью закрыть его, отрезав комнату от звуков вечернего леса. К удивлению Лоуренса, который думал об Эдварде только как о целеустремленном ученом, лишенном других интересов, юноша достал из-под кровати ящик, оказавшимся раскладным театром. Стоило поднять крышку, как ящик превращался в детальную модель с раздвижной сценой, зрительным залом, сменными декорациями, созданными из ткани, дерева и плотной окрашенной бумаги, склеенной в несколько слоев.

Эдвард вытащил театр в центр комнаты, зажег две лампы и поставил их по бокам от сцены. Взял фигурки из шкафа и посадил их в кресла зрительного зала. Среди зрителей кроме людей оказалась и животные — розовая свинка и рябой пони, взятые с фермы. Юноша расставил актеров и принялся декламировать разными голосами, двигая человечков в соответствии с сюжетом пьесы. Лоуренс следил за выражением лица молодого человека. Тому доставляло явное удовольствие это представление. Он обращался с актерами и реквизитом очень аккуратно, должно быть все это он сделал своими руками.

Пьеса шла своим чередом. Неожиданно, в середине второго акта Эдвард умолк, не договорив реплику. Он пристально смотрел на девушку в пышном голубом платье. Повинуясь внутреннему порыву, Эдвард резко опустил занавес.

— Представление окончено, — объявил юноша, пряча фигурку в кулаке. — Зрители могут расходиться. Случилось непредвиденное, исполнители главных ролей умерли от неизвестной болезни, а найти им замену не представляется возможным.

Он покачал головой, разочарованно вздыхая. Потер нахмуренный лоб.

— Отчего я веду себя так странно? — прошептал Эдвард. — Передо мной лежит весь мир, а я живу в этом старом, пропахшем гнилью доме, словно столетний затворник. А ведь я богат, знатен, умен, хорош собой. Рядом нет никого, кто бы мешал мне жить — ни родни, ни соседей. Мне принадлежат все земли до самого горизонта.

Он лег на спину, распластав руки и ноги как гигантская морская звезда. Стукнул каблуком туфли, потеребил волосы, устраиваясь на полу.

— Где же моя радость сердца? — спросил юноша, глядя в потолок. — Что со мной не так? Милая девушка, свежая как весенний цветок, готова на все ради встреч со мной. Она умоляет о повторном свидании, а что делаю я? Пф… — он раздраженно фыркнул. — Конечно же, остаюсь холоден к ее мольбам. Телесные удовольствия так и не разбудили во мне страсть, о которой я столько читал. Что она значит для меня? Эксперимент. Я даже не запомнил ее имени. Однако, — он резко сел, обводя беспокойным взглядом комнату, — это не значит, что я не могу чувствовать! Прямо сейчас тоска душит меня. Словно кто-то, кого я любил больше жизни, вдруг исчез и больше никогда не вернется… Почему подобное случилось со мной? Зачем горевать по кому-то, с кем никогда не встречался? Я не болен, я не сошел с ума. Почему я тоскую о невозможном?

Лоуренс знал ответы на эти вопросы. Когда он был молод, то сам задавал их себе, поэтому хорошо понимал, что чувствует Эдвард. Юноша был мертвецом с горячим бьющимся сердцем. Разница между ними была в том, что Лоуренс смирился со своей участью и не пытался исправить судьбу, пока она сама не нашла его во снах, а Эдвард, к его большом сожалению, продолжил борьбу.

Сновидец безучастно смотрел как его будущий враг катается по полу в исступлении молотя по паркету кулаками. Метания Эдварда привели к неизбежному. Обессиленный, он свернулся калачиком, поджав колени. Молодой человек был очень несчастен и не зная, что за ним наблюдают, не скрывал этого. Его рыдания и всхлипы звучали все тише, превратившись в тихий стон. Лоуренс вдруг осознал, что не питает к Эдварду ненависти. Никто не заслуживает таких страданий, что выпали на их долю. Он был бы рад, если бы Эдвард нашел свою любовь, но не за его, Лоуренса счет. Нельзя быть счастливым, делая другого несчастным.

Эдвард затих. Комната задрожала, расплываясь в цветное месиво. Сон Эдварда медленно, словно нехотя распадался на части. Лоуренс зажмурился, готовясь к неизбежной смене обстановки. По коже пробежал теплый ветерок, послышалась нежная птичья трель. Когда сновидец открыл глаза, то поразился яркости красок солнечного дня. Это был его собственный сон. Вернее, один из снов, принадлежавших иной личности. Какая-то часть его знала, что он другой человек с иным именем, но вместе с тем он помнил, что его на самом деле зовут Лоуренс, он сновидец, и это давало определенную свободу в действиях.

По воздуху плыли волны горького аромата дикорастущих трав, оставляя на языке едкое послевкусие. Он опирался рукой о капот автомобиля цвета морской волны. Капот раскалился как печка. Это была его машина, он специально купил ее для поездки. Дорогое удовольствие, но комфорт того стоил. На пассажирском сиденье скучала женщина средних лет, сдвинув на затылок широкополую белуюшляпку. Развернув карту, она крутила ее в разные стороны. Сняв солнечные очки и закусив кончик дужки, женщина лениво водила пальцем по цветным линиям. Она носила короткую стрижку-каре, ее голубые глаза смотрели насмешливо из-под черной челки. Его спутница не была похожа на Элейн и в то же время вне всякого сомнения была ею.

— Твой вердикт, дорогая?

— Мы безнадежно потерялись, — в ее голосе не было ни тени беспокойства. — Но у нас есть полбака, чтобы доехать куда-нибудь, так что я не думаю, что нас ждет бесславная смерть от жажды.

— У нас еще есть персики, — напомнил он.

— После персиков еще больше захочется пить. Тем более, — она усмехнулась, — я бы не хотела привлечь ос.

— Думаешь, они здесь есть? — Он сел за руль, переводя дух, чувствуя, как капли пота стекают по шее.

— Конечно, — женщина вздохнула. — Сейчас мы на природе, на их территории.

— Мы в машине, это наша территория, — возразил он и не выдержав, наклонился, чтобы поцеловать ее.

Это было желание Лоуренса. Тоска все еще окутывали его сердце как саван, а он так сильно хотел почувствовать себя живым. Карта мешала, он отбросил ее на заднее сидение, не разрывая поцелуй. Наконец, почувствовав, что задыхается, он прижался к ней, уткнувшись в изгиб шеи. Ему хотелось остаться так навечно. Лежать, замерев, как раненное животное, с бешено стучащим сердцем, вдыхая сладкий аромат ее кожи.

— Знаешь, что мне в тебе нравится? — она погладила его по голове.

— Нет… — он смущенно улыбнулся. — Ум и красота?

— Это конечно тоже, но я имела в виду другое — твою непредсказуемость. Мы знакомы с тобой много лет, но ты все еще продолжаешь меня удивлять.

— Ты когда-нибудь представляла себе жизнь без меня?

— Что было бы, если бы мы с тобой не встретились? — уточнила она.

— Да.

— Нет, — она отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза. — А ты?

— А я представлял. Ужасная судьба. Ты лучшее, что случилось в моей жизни.

— Если это извинение за то, что ты пропустил поворот, то я тебя уже простила. Давай все-таки поедем дальше, пока окончательно не изжарились на солнцепеке.

— Мы в отпуске, нам положено немного поджариться. — Он нежно поцеловал ее в висок, заводя двигатель.

Машина, утробно урча, мягко тронулась с места, стоило лишь коснуться зажигания. Ветерок во время езды приятно остужал кожу. Дорога была ровной как стрела, по обочинам росли апельсиновые деревья. Справа простирались возделанные поля, слева, сквозь фруктовые деревья виднелся океан. Идеальное место для отдыха с любимым человеком. Лоуренс наслаждался сном.

— Извини, я тебя обманула, — призналась она.

— Хм? — он делал вид, что ему все равно, но сам перестал дышать.

— На самом деле, я тоже думала об этом. Представляла, какой была бы моя жизнь без тебя.

— И что получилось?

— Думаю, я бы вышла замуж за другого, но вряд ли брак был бы удачным.

— Ты бы не стала выходить замуж за плохого человека.

— Несомненно, я бы выбрала кого-нибудь доброго, приятного, надежного, и вероятно даже убедила бы себя, что люблю его, но ведь часто случается так, что люди просто не подходят друг к другу. Уверена, спустя какое-то время мы бы все равно разошлись, и я продолжила бы одинокое существование в ожидании тебя.

— А как ты узнала, что я именно тот самый — единственный и неповторимый?

— Когда мы впервые встретились, я почувствовала, что мы были с тобой уже знакомы в прошлом. Словно ты и я — давние друзья.

— Ты не говорила этого прежде.

— Все бывает в первый раз, — она пожала плечами.

— Значит, мы были просто друзья? Но ведь давние друзья — это не тоже самое, что любовники.

— Конечно, не то же самое. Это важнее. Когда муж и жена только любовники, их притяжение друг к другу основано лишь на физическом влечении, брак недолговечен. Он закончится, как только исчезнет страсть. Представь, как грустно стареть, осознавая, что рядом с тобой чужой человек.

— Очень грустно, — согласился он, аккуратно поворачивая.

Дорога устремилась к океану. Они ехали к побережью, спускаясь с ровного как стол плато. Апельсиновые деревья сменились виноградниками. Где-то здесь зрела лоза, которой через десяток лет предстояло стать хересом на их праздничном столе.

— А что ты почувствовал, когда впервые встретил меня?

— Тепло, — честно ответил Лоуренс и его ответ полностью совпадал с ответом его второго я, в чьем сне он находился. — Но не летнюю духоту, как сейчас, а нежное, приятное тепло, идущее откуда-то из груди. Ты — особенная. Я хочу провести с тобой жизнь. И следующую, и еще одну. Все жизни.

— Звучит как болезненная зависимость, — она иронично приподняла бровь, копируя выражение лица известного врача по психическим болезням.

— Одержимость.

— Да, подходит. Мы одержимы друг другом.

— И это чудесно! — они оба весело рассмеялись.

— Если прежде мы уже встречались и были парой, значит, когда мы умрем и родимся вновь, то снова встретимся. Люблю стабильные отношения.

— Хорошо, если бы при этом мы были одного возраста, — заметила она. — Представляешь неловкость при встрече, когда тебе три года, а мне шестьдесят?

— Или мне семьдесят, а тебе год? Да, это несколько усложнило бы дело. Пришлось бы срочно умирать и рождаться снова, чтобы уравнять разницу в возрасте.

Из-за поворота показался высокий скалистый мыс. Его основание скрывалось в бурлящем белом океане, а над верхушкой зависло маленькое облачко. Он остановил машину, чтобы полюбоваться видом. Тень от раскидистого вечнозеленого дуба давала защиту от жары. Они вышли из машины.

— Красиво, — пробормотала она, с удовольствием вдыхая соленый океанский воздух. — И пахнет эвкалиптом. Поразительно. Думаю, мы обязательно должны купить домик у моря. Где-нибудь в маленьком тихом городке, где все друг друга знают.

— Мы купим такой дом, — пообещал Лоуренс, накрывая ее пальцы ладонью.

— И мы проживем в нем немало прекрасных лет. Разобьем чудесный сад, посадим розы. Построим домик для птиц — миниатюрную башню под остроконечной крышей. Двор всегда будет полон птичьих трелей. А когда настанет пора расставаться, — она пристально посмотрела на него, — ты отпустишь меня без сожалений, потому что знаешь, что мы встретимся снова, когда придет наше время.

— Встретимся снова… — словно эхо повторил он ее слова. — Ах, дорогая… — Лоуренс чувствовал, что должен ей все рассказать, но не знал, как это сделать. — Как же я отыщу тебя?

— Так же, как ты нашел меня в этот раз.

— Ты так уверенно говоришь это. А если я забуду о нас? — он с беспокойством покачал головой. — Буду бесцельно проживать дни, томиться в тоске, не зная причины?

— Однажды ты все вспомнишь, — она потянулась к нему шепча в ухо, словно это был секрет, предназначенный только для них двоих. — Тебе присниться яростное бушующее море, холодный ливень, неистово хлещущий каменную пристань, отблески молний на горизонте. Но самое главное — тебе присниться желтый конверт. Ты откроешь его и все поймешь. Ты найдешь меня.

Ее глаза поблекли, потеряв цвет, она постарела, похудела, сгорбилась, и в тот же миг снова стала девочкой. Светлые волосы подростка отросли до плеч, потемнели, сменились тяжелыми седыми локонами. Жара стала нестерпимой, стрекот цикад оглушал, перед глазами завертелся калейдоскоп из цветных пятен…

…Сновидец проснулся со стоном, весь в поту от сжигающего кожу жара. Он снова был один, а значит в реальном мире. Осознав это, Лоуренс тяжело вздохнул. Остатки сна еще не успели полностью развеяться, когда он встал с мятой постели. Неприятно было признавать, но он оказался нерадивым учеником, не оправдавшим доверия.

— Я невероятный глупец! — выругался он в сердцах.

Как жаль, что его любимой достался тугодум без воображения, иначе ей бы не пришлось без конца слать ему подсказки. Она прямо сказала, что нужно делать, если они потеряются. Связующая нить всегда была у него в руках, а он упорно ее игнорировал. Конверт от нее, которым он так дорожил, не просто весточка, отправленная сквозь сны — это ключ.

* * *

Быть сновидцем означает быть человеком, которого сложно удивить. В мире снов возможно что угодно, как хорошее, так и плохое. Однако Лоуренс все же в глубине сердца считал, что с добрыми людьми хорошее случается чаще, а себя он несомненно причислял к добрым людям, поэтому, когда на внутренней стороне желтого конверта, бережно хранимого им все это время, он обнаружил ноты, то посчитал это хорошим знаком. В конце концов, у него не было выбора.

Лоуренс аккуратно разрезал конверт и развернул лист. Язык музыки многими ценится выше языка слов за его честность. К сожалению, в этой области сновидец был совершенно неграмотен, его знаний хватило лишь на то, чтобы понять, что он видит ноты, но не более того, а значит, ему снова придется потревожить Генри.

Почта была снова закрыта, но к счастью почтмейстер был столь примечательной личностью, что Лоуренсу подсказали, где его искать. Генри отдыхал в одном из маленьких пабов на побережье. Перед почтмейстером стояла наполовину полная кружка светлого пива и тарелочка с фисташками. Рядом на салфетке лежали очки. Генри выглядел довольным жизнью и даже появление незваного гостя не смогло испортить ему настроение.

— Как успехи? — мягко спросил он, жестом указывая на стул рядом с собой.

— Узнал кое-что интересное. Есть прогресс. — Лоуренс удивленно покачал головой. — Никогда бы не подумал, что вы станете пить простое пиво в пабе, имея собственную внушительную коллекцию напитков.

— Во-первых, пиво не простое, а отличное. — заметил Генри. — Во-вторых — коллекция напитков, как вы ее называете — это товар. Что же я за контрабандист-то такой буду, если стану сам выпивать то, что привожу? А в-третьих, я не люблю пить один. Мой пернатый питомец не в счет.

— Вы кого-то ждете? — тихо спросил Лоуренс. Ему стало совестно, что он мешал личной жизни почтмейстера. — Прошу прощения, что досаждаю вам снова…

— Все нормально. Я никого не жду. Я имел в виду, что предпочитаю выпить вот так, — он развел руки, не выпуская при этом кружку и широко ухмыльнулся. — В маленьком уютном пабе, среди людей, которые знают меня и которых знаю я. — Он сделал большой глоток, зажмурился от удовольствия и махнул бармену. — Барри, налей моему другу.

Перед Лоуренсом как по волшебству возникла запотевшая кружка полная холодного пшеничного пива. Из вежливости он сделал глоток. Пиво было в самом деле хорошее — свежее, с горчинкой и приятным послевкусием.

— Итак… — Генри сделал приглашающий жест.

Сновидец рассказал свою историю наблюдая с облегчением, как почтмейстер одобрительно кивает. Удивить Генри не получилось, но по крайней мере фатальных ошибок он не совершил. В конце рассказа Лоуренс с видом победителя выложил на стол бывший конверт.

— Судя по тому как вы с любовью разглаживаете нечто, лежащее на столе, передо мной те самые ноты? — спросил Генри. — Вы же понимаете, что я по-прежнему их не вижу?

— Я мог бы переписать их на обычный лист.

— В точности?

— Да. Я начертил немало бессмысленных графиков в Конторе, — не без гордости сказал Лоуренс.

— Тогда почему вы не сделали этого, перед тем как прийти ко мне? — задал логичный вопрос почтмейстер, заставив сновидца покраснеть.

— Потому что я забыл, что вы не видите конверт, — признался он. — У меня нет при себе ничего. Я оставил альбом и карандаши в коттедже.

— Барри! — Генри позвал бармена. — У тебя есть бумага и карандаш? Мы собираемся сочинять музыку. Не удивляйся… Нам это необходимо после кружки пива.

Бармен невозмутимо кивнул и через пару минут несколько листов бумаги вместе с цветными карандашами лежали на столе. Кончики карандашей погрыз ребенок. Лоуренс взял синий и уверенно нарисовал пять ровных полосок, а затем странного вида закорючку, в котором любой музыкант узнал бы скрипичный ключ. Генри одобрительно хмыкнул, признавая, что получилось похоже. Воодушевленный, сновидец продолжил, хотя это было не так-то просто для неопытного человека, даже обладающим цепким взглядом служащего.

Вечерело, в паб прибывали новые люди, но Лоуренс их не замечал, сосредоточенный на работе. Должно быть со стороны он выглядел странно, водя пальцем по пустому столу, но он об этом не думал. Взмокнув от напряжения, он рисовал одну ноту за другой.

— Интересно, и что в итоге получилось?! — Генри в нетерпении выхватил лист из-под рук и надел очки. Пробежав глазами строки, он хмыкнул. — Вы точно все перенесли?

— Все до последнего значка!

— Эта мелодия довольно интересна на мой взгляд. Хотите послушать?

— Конечно!

Лоуренс думал, что им придется отправиться в театр, но к счастью, в пабе было пианино. Маленькое, старое, неизвестной марки, с укороченной клавиатурой. Инструмент, на который поставили горшок с цветами, находился здесь для создания атмосферы и не использовался по назначению, но почтмейстер уверил, что тот в полном порядке.

— О, я так и знал, что этим закончиться! — недовольно взревел Барри, когда увидел Генри за пианино.

— Дай нам пару минут, — попросил почтмейстер.

— Он расстроен. Вы распугаете посетителей, — пробурчал бармен и скрылся за стойкой.

Почтмейстер поставил листок на держатель и сыграл одной рукой. Эта была приятная, простая мелодия в минорном тоне. Слишком простая, по мнению Генри, потому он добавил к ней аккомпанемент.

— Что скажешь? — он повернулся к сновидцу.

Тот стоял ни жив, ни мертв, бледный как полотно. С первых же нот музыка зазвучала в нем. Как он посмел забыть ее? Старое воспоминание ожило перед внутренним взором Лоуренса: он поднимается по лестнице и видит Элейн, сидящую за столом у окна, она разбирает почту и напевает мелодию без слов. В одной руке нож для писем, в другой — только что открытое послание от дальней родственницы, полное поздравительных карточек. Рядом чашка с недопитым чаем. В вазе стоят розы из их сада.

— Что за чудесные звуки я слышу? — спросил он, наклоняясь и целуя ее в макушку.

— Так… глупая мелодия привязалась… — она покраснела.

— Как называется, кто ее написал? По-моему, я никогда ее прежде не слышал.

— Никак не называется, — она пожала плечами.

— Почему?

— Потому что я еще не придумала название.

— Это твоя музыка? — он восхищенно улыбнулся, но не удивился. Она прекрасно играла на фортепиано и разбиралась во всем музыкальном. — Здорово! Мне очень нравится.

— Правда? — в силу природной скромности Элейн не считала, что обладает талантом. — Если нет, можешь сказать честно, я не обижусь.

— Клянусь, звучит чудесно. Тебе стоит ее записать.

— Хорошо, я так и сделаю. — Она отложила нож и потянулась за карандашом, стоящем в стаканчике.

Новая пачка писчей бумаги была завернута в грубый плотный лист желтого цвета. Элейн взяла его, разгладила. Уверенно начертила нотный стан и задумалась.

— Почему не возьмешь хорошую бумагу?

— Вот еще… Незачем тратить ее на такие глупости! — проворчала она.

— Это не глупости, — вздохнул он с досадой, но ее было не переубедить.

Она сочиняла, подпевая, качая головой в такт, то и дело бросая на него лукавый взгляд. Он принес ей печенье и свежий чай. Позже Лоуренс часто слышал, как она напевает эту мелодию. В такие моменты он шутливо спрашивал, как же называется эта прекрасная композиция и кто ее автор, вызывая невольную улыбку на лице жены…

— …меня слышите? Лоуренс? — почтмейстер легко потряс его за плечо.

— Да, я в порядке, — он кивнул. — Эту мелодию сочинила Элейн.

— Так я и думал. У нее есть название?

— «Воспоминание», — Лоуренс смахнул слезу. — Она назвала ее так. Музыка может служить ключом?

— Все может им стать. А музыка… — Генри глубоко вздохнул. — Прозвучавшая однажды, она не умолкает больше никогда. Даже если ее некому услышать. Хотите сыграю еще раз?

— Не нужно, — сновидец покачал головой, закрывая глаза. — Теперь она здесь. — Он постучал по груди.

Мелодия звучала внутри, отзвуки фортепиано становились сладкими птичьими трелями и превращались в ее голос. Дойдя до конца, мелодия начиналась снова. И снова, и снова — замкнувшись в круг. Лоуренс представил, как незадолго до кончины она берет лист с записанной мелодией, складывает его в форме конверта, пишет прощальное письмо…

— Нам пора! Время подышать свежим воздухом.

Почтмейстер подхватил рыдающего сновидца под локоть и потащил к выходу. На улице он набросил ему на плечи пальто и сунул в руку салфетку. Пока Лоуренс приходил в себя, Генри стоял, заложив руки за спину, смотря на полную луну. Ее свет освещал берег, набережную, лодки, вытащенные на берег для ремонта. Мужчины не сговариваясь присели на ближайшую скамейку. Стоял прилив, волны мерно шелестели у самых ног.

— Должно быть, это приятное чувство, — заметил почтмейстер.

— Да, — сновидец не стал спорить. Не теперь, когда музыка звучала в нем.

— Мне доводилось быть свидетелем чистых гармоничных отношений, однако должен признать ваши в самом деле особенные. — Почтмейстер подышал на линзы очков и медленно протер их. — Хм, вы чем-то обеспокоены? Что такое?

— Кое-что занимает мои мысли.

— Спрашивайте, — почтмейстер потер ладони.

— Когда я верну Элейн в наш совместный сон, что произойдет со мной после пробуждения? В настоящий момент я здесь только потому, что приехал из-за тоски по ней. А если в моей жизни все станет как должно быть, то исчезнет сама причина для приезда. Что тогда будет со мной настоящим? Я, тот который разговаривает с вами в данный момент, исчезну?

— Не знаю.

— Не знаете или не хотите сказать? Я спрашиваю не из-за боязни за себя. Чтобы вы не сказали, я все равно отправлюсь за ней. Мне просто любопытно.

— Я не знаю, Лоуренс. Как вы или я можем быть уверены, что действительно настоящее? Посмотрите на эту лунную дорожку. Прямая как стрела, сотканная из серебра, она ведет к острову, чьи берега скрыты в тумане. Прищурившись, я могу разглядеть его очертания, линию берега, и кажется, нет, я уверен, что даже вижу цветущий яблоневый сад, растущий на холмах.

— Похоже на чудесный сон.

— Вот именно, — сказал Генри со значением, не спуская мечтательного взгляда с манящего горизонта. — Это может быть сон. Мы никогда не узнаем наверняка.

— Если все вдруг изменится после сегодняшней ночи, и мы больше не увидимся… К добру или к худу, — он пожал плечами. — Я очень признателен за вашу помощь и терпение. Спасибо за все.

Они пожали руки. Лоуренс, под звуки только ему слышимой музыки, отправился в коттедж, оставив Генри любоваться ночным пейзажем под шепот волн.

* * *

В этот раз все было иначе. Несомненно, он попал в тоже место — он узнал холм, большой ветшающий дом, заросший мхом до самой крыши, лес, поле, но время года и дня изменилось — не привычный осенний вечер, полный красных и желтых красок, а раннее зимнее утро, промозглое и ветреное.

Лоуренс услышал музыку, доносящуюся до него с порывами ветра. Окно на третьем этаже было распахнуто, кто-то играл на фортепиано. Сновидец поспешил к дому. В морозном воздухе закружились снежинки. Склон холма стремительно побелел, по нему протянулась цепочка темных извилистых следов.

Дом выглядел заброшенным, от клумб остались лишь земляные холмики, поросшие прошлогодним бурьяном, краска на ставнях облупилась, водосток забился листьями. Если бы не музыка, льющаяся сверху, можно было подумать, что он пустует. В спешке сновидец поскользнулся на крыльце и упал, пребольно ударившись бедром. Шипя от боли, неловко поднялся, опираясь о дверную ручку. Интересно, если в столь реалистичном сне сломать ногу, что произойдет с телом в реальности? Это не хотелось проверять.

Парадный вход оставался закрытым, несмотря на все его усилия. К счастью Лоуренс вовремя вспомнил о прежнем опыте проникновения сквозь запертые двери. Вязкая, податливая масса сна окутала его и отпустила. Внутри было темно и тихо. Музыка едва слышна. Сновидец подавил невольное желание вернуться наружу к нежным знакомым звукам.

Прислуги не было. Толстый слой пыли покрывал все вокруг. Прихрамывая, Лоуренс поднялся по лестнице на третий этаж, прямиком в музыкальную комнату. В ней едва умещались два кресла, узкий диванчик, обитый зеленым ситцем. На столике в углу лежал старый футляр для скрипки. У открытого окна стояло фортепиано из темно-коричневого дерева. За инструментом сидел хозяин дома, нежно касаясь клавиш. Как только сновидец вошел, Эдвард перестал играть.

— Время пришло… — тихо сказал он, оборачиваясь, чтобы взглянуть Лоуренсу в глаза. — Давно я тебя жду, грязный лжец.

— Ты меня видишь? — запоздало догадался он, не обращая внимания на нелестный эпитет.

— И слышу, — Эдвард пригладил седые редкие волосы характерным жестом. — Для меня это не составляет никакого труда.

Лоуренса встретил больной, хрупкий старик. Нос и скулы Эдварда заострились, сделав изможденное лицо похожим на гротескную маску, но глаза по-прежнему смотрели ясно.

— Где она? — Лоуренс сжал кулаки балансируя между досадой и яростью. Он чувствовал себя обманутым. Услышав музыку, он был уверен, что встретится здесь с Элейн.

— А если я не отвечу, что сделаешь? Изобьешь до смерти? — с насмешкой спросил Эдвард с усилием вставая со скамейки и направляясь к нему.

Каждый шаг давался ему с трудом, даже несмотря на то, что он опирался на трость. Прежде они были одного роста, но годы сделали свое дело и теперь Эдвард был на полголовы ниже.

— Начинай! — он ткнул сновидца в грудь концом трости. — Бей, что есть силы.

Лоуренс схватил трость и отшвырнул в сторону. В нем кипела ярость, о которой он и не подозревал. Будь Эдвард моложе, он бы не раздумывая ударил его, но бить немощного старика было не в его характере даже во сне.

— Можешь встретиться со мной, когда я буду на тридцать лет моложе, — словно прочтя его мысли издевательски предложил Эдвард.

Лоуренс с рычанием схватил его за грудки и приложил об стену.

— Где она?! — прошипел он. — Где ты ее держишь?! Я превращу твой сон в кошмар!

— Чей кошмар? — едва слышно выдохнул Эдвард, пытаясь дышать полной грудью и не пытаясь вырваться из хватки. — Мой или твой?

Он смотрел с вызовом, сжав сухие губы в тонкую едва заметную полоску. Кипя от бессилия Лоуренс и отшвырнул его от себя.

— Я переверну здесь каждый камень, но найду ее, мерзкая свинья!

— Правильно, я поступил бы так же… — согласился хозяин, тяжело дыша и безуспешно пытаясь подняться. — Она того стоит. Да, что там… она стоит всего. О, моя дорогая… — он не смог сдержать стон сожаления.

— Что это значит? — с подозрением спросил Лоуренс, борясь с тем, чтобы не отвесить Эдварду пинка.

— Пришла пора. Я отведу тебя к ней, — старик кое-как встал, опираясь о стену. Его шатало. — Проклятье!

Лоуренс нехотя подал ему трость. Почему Эдвард столь стар и немощен? Ведь сновидец может изменить свое тело во сне и снова стать молодым. Неужели это ловушка, чтобы усыпить его бдительность или вызвать жалость? Но в стоне Эдварда не было ни тона фальши. А что, если он умышленно выбрал облик старика, чтобы наказать себя? Сновидец в недоумении смотрел как Эдвард волочит ноги, медленно продвигаясь по коридору.

Лоуренс поежился, его била дрожь. Казалось, он слышит голос любимой, но это было лишь наваждение. Отголоски Элейн витали по коридорам мертвого особняка словно призраки.

— Откуда ты знаешь мелодию, что играл перед моим приходом?

— Она написала ее, — признался Эдвард. — Прекрасная чудесная мелодия… Эта была наша музыка.

— Ваша? Она написала ее для меня!

Эдвард ничего не ответил, качая головой. Его лицо посерело, руки покрылись синюшными пятнами от лопнувших вен. За последние несколько минут он прибавил десяток лет. На лестнице старик в нерешительности остановился, его качало и если бы не перила, то он рухнул бы вниз.

— Она там, — прошептал старик и Лоуренс сразу же понял о каком месте речь. — Дверь заперта, но если ты сумел попасть в дом, для тебя это не препятствие. Иди, не буду задерживать тебя.

— Ну уж нет, я не собираюсь упускать тебя из виду! — он подхватил старика на руки, тот весил не больше пушинки.

Лестничные пролеты промелькнули в один миг, Лоуренс направился по знакомому пути. Резкий поворот темного коридора, спуск в несколько стертых ступеней к маленькой двери, ведущей в лабораторию. Дверь была открыта, сновидец переступил порог продолжая держать Эдварда на руках, словно ребенка.

Щелкнул выключатель. Помещение стало значительно больше, хозяин дома избавился от перегородки, объединив две комнаты в один большой зол. Не было больше ни книг, ни письменного стола, ни шкафа с реагентами. Осталась только платформа, установленная в центре, на которой стоял ящик с прозрачными стеклянными стенками. Внутри лежало тело. Лоуренс почувствовал тошноту.

— Она… — прошептал он.

— Да, — шепотом в тон ему ответил Эдвард, становясь на ноги. — Моя любимая жена.

Они приблизились к платформе в трагическом молчании. Внутри лежала пожилая, но еще не старая женщина, одетая в красивое синее платье. Черты ее лица были знакомы, хоть и отличались от тех, что хранились в памяти Лоуренса. В руках женщины был маленький букет голубых цветов. Могло показаться, что она мирно спит, если бы не жидкость, покрывавшая тело.

— Ты убил ее?

— Что? — Эдвард бросил на него ошалевший взгляд. — Как можно?! Она смысл моей жизни!

— Что тогда случилась? Она покончила с собой?

— Она умерла… — старик сгорбился. — Болезнь ее забрала. А я не смог ничего сделать. Все мои знания бесполезны… Зачем я живу? Только из страха, что никогда не увижу ее снова, если убью себя. Вдруг это разлучит нас навеки в будущем? — он испуганно покачал головой. — Она просила меня быть сильным, и я сделал, как она хотела, но ты знаешь, как я на самом деле слаб. Бывает, мне снятся сны о нас. Такие чудесные сны…

Горько рыдая, старик сполз вниз по стенке ящика. Лоуренс смотрел на безмятежное лицо женщины в контейнере, не зная, как быть дальше. В голове царила звенящая пустота. Он вспомнил, как также стоял над постелью в их доме, когда Элейн умерла. Единственное воспоминание, связанное с ней, которое он ненавидел.

— Я умираю, — прохрипел Эдвард. — Место в контейнере рядом с ней… для меня. Умоляю, открой.

В самом деле ящик был достаточно широк, чтобы вместить двух человек. Лоуренс посмотрел на старика. Жизнь уходила из него. Сновидец щелкнул металлическими зажимами и откинул тяжелую стеклянную крышку. Помог забраться Эдварду на платформу. Старик высох, его глаза запали, помутнели, кисти скрючились, словно птичьи лапы. Эдвард из последних сил перегнулся через край ящика с обожанием смотря на ту, которую он столько лет хранил в неприкосновенности.

— Мы всегда будем вместе, — прошептал он, погружаясь в жидкость.

Глаза Эдварда закрылись, пальцы, сжимающий борт, разжались. Он был мертв, медленно опускаясь на дно ящика рядом с любимой. Рябь пробежала по поверхности и успокоилась.

Лоуренс не знал, сколько он так простоял, смотря на закономерный итог любой жизни. Лица мужчины и женщины были безмятежны. Должно быть это был последний сон Эдварда, потому что пространство вокруг стало бледнеть и таять, только присутствие сновидца мешало ему исчезнуть окончательно.

— Ничего не получилось, но я попробую снова. И снова. Столько раз, сколько потребуется, — решился Лоуренс, сжимая губы.

Эхо его слов отразилось от стен многократно и пролилось холодным дождем. Сновидец вздрогнул от неожиданности. Окружающий сон растаял, из-под него поступил новый — как первый цветок из-под снега. Дождь лил как из ведра, превращая снег в мокрое месиво. Его снова окружал порядком надоевший пейзаж: лес, поле, холм с особняком.

— Когда все закончится, это место будет являться мне в кошмарах, — проворчал Лоуренс с трудом переставляя ноги по грязи. — Если у этого вообще есть конец. Возможно, — он смахнул капли дождя с лица, — я обречен бродить по снам Эдварда до конца моего рассудка.

Перед тем как оказаться здесь, сновидец представил, как Элейн играет их мелодию, но музыки из дома не доносилась, сколько Лоуренс не прислушивался. Возможно, всему виной дождь, успокаивал он себя, медленно поднимаясь по холму. Он пытался изменить погоду, но потерпел неудачу. Дождь был основной этого сна, его настроением. Убери воду, льющуюся потоками с серого бездонного неба, и сон исчезнет.

Входная дверь была приоткрыта достаточно, чтобы в нее могла протиснуться кошка. Лоуренс проскользнул внутрь, оставляя мокрые следы на дорогих коврах. Внутри было чисто, прислуга еще не покинула это место. На столике для перчаток стояла ваза с засушенными цветами. Он наклонился, почувствовав исходящий от них аромат. Ее запах. Он узнал бы его из тысячи.

Лоуренс прошелся по дому, прислушиваясь. Прислуга размытыми тенями мелькала то тут, то там, не замечая его. Дверь в лабораторию была заперта, висячий замок уже начал ржаветь. Похоже, Эдвард забросил свои сомнительные эксперименты. Лоуренс решил проверить библиотеку. Здесь по-прежнему стояли книжные шкафы до потолка, удобные кресла с высокими спинками. Камин был растоплен. Уютная комната, в которой приятно провести время в ненастный день.

Эдвард занимал ближайшее к двери кресло. Ему было около шестидесяти, со вкусом одетый, аккуратно причесанный и гладковыбритый, он прекрасно выглядел. Женщина в небесно-голубом платье, сидящая в соседнем кресле, выглядела под стать ему. Она пила чай из маленькой фарфоровой чашки.

— Я же говорил, дорогая, что у нас будет гость, — сказал Эдвард, приветственно кивая Лоуренсу. — Чаю?

На столике стояла третья чашка. Его ждали. В молчании, на негнущихся ногах сновидец подошел ближе, не сводя широко открытых глаз с хозяйки дома. Она выглядела иначе, чем он помнил. Похожа и не похожа одновременно. Но вот она улыбнулась, и он узнал улыбку. Неужели это ее безжизненное тело он видел совсем недавно в стеклянном ящике?

— Элейн! — он бросился к ней, упал на колени и нежно взяв ее руку, прижал к щеке. — Я нашел тебя!

— О, боюсь ты ошибся… — она мягко, но настойчиво освободилась от его хватки, — это не мое имя. Однако, друг мой, ты промок и замерз. Садись у камина, выпей чаю. Он еще горячий. — Она протянула ему чашку.

— Что ты с ней сделал? — Лоуренс вопреки желанию опустился в свободное кресло, подчиняясь ее воле. Похоже, этот сон в большей степени принадлежал ей, а не Эдварду.

— Ничего, — Эдвард развел руками и усмехнулся. Он выглядел счастливым. — Ты, насколько мне известно, никогда не был знаком с моей женой, хотя она и может тебе напоминать кое-кого.

— Дорогой, не морочь бедняге голову. Неужели тебе не жаль его? — женщина тепло взглянула на Лоуренса, и он тотчас растаял. — Мы должны объяснить тебе, что произошло.

— Ты в самом деле стала его женой? — неверяще спросил сновидец.

— Конечно, а как иначе? Это же мой Эдвард! Каждая минута проведенная вместе бесценна для нас.

— Он удерживает тебя силой?

— Эдвард, — она с притворной строгостью повернулась к мужу. — Что ты натворил такого, чтобы заслужить такую репутацию?

— Много чего, но я тебе все рассказал, — тотчас отозвался он, нежно целуя ее пальцы. — Ты знаешь все о моем прошлом.

— Ты не был хорошим человеком, — признала она без осуждения.

— Но не был и плохим, — возразил Эдвард с гордостью. — Я человек науки.

— Речь совсем не об этом, — она погрозила пальцем.

— Ты права, дорогая, — он кивнул. — Прежде чем продолжить этот разговор, я должен понять, как много ты знаешь, — обратился хозяин к сновидцу.

— Друг мой, расскажи, что привело тебя сюда, — видя затруднение Лоуренса попросила женщина и снова он не мог ей противиться.

— Этот человек похитил мою жену. Вернее, — сновидец запнулся, подбирая слова, — Эдвард проник в сон того, кем я был или буду и похитил его жену.

— А где же сам рассерженный и горящей праведной яростью муж? Почему вместо него ты?

— Не знаю, — честно ответил сновидец. — Прежде я видел сны его глазами, но мы с ним не встречались ни во сне, ни наяву.

— И хорошо. Если бы сейчас вошел еще один, тут была бы полная неразбериха… — проворчал Эдвард.

— А я всегда рада гостям! — улыбнулась она и тут же нахмурилась. — Но я хочу, чтобы ты знал, что я не одобряю твоего поступка! Ни во сне, ни наяву нельзя похищать людей.

— Я извинился. Кроме того, все же получилось! — хозяин поворошил угли в камине и добавил туда парочку поленьев из стопки. — Однако, похищение действительно произошло. В свою защиту скажу, что я был доведен до отчаяния одиночеством. Нет, не перебивай меня! — он погрозил пальцем, видя возмущение на лице гостя. — Тебе будет возможность высказаться позже, а пока выслушай мою историю. Сначала я обратился к прикладной науке, но несмотря на тайны, которые она раскрыла, это ни на шаг не приблизило меня к желаемому. В моей груди зияла кровоточащая бездна, которая с годами становилась все шире. Так было пока прекрасная незнакомка не явилась ко мне во сне. — Он сделал глоток из чашки. — Богиня, чье существование наполняло мою жизнь смыслом. В моей реальности ее не существовало и мне пришлось искать в грезах. Так я открыл взаимное влияние сна и реального мира: важные события, происходящие во сне, при должном старании сновидца, происходят в реальности! Это было гениальное открытие!

— Эдвард, будь скромнее.

— Не вижу причин быть скромным. Скромность украшает лишь глупцов, но ради тебя, дорогая, я буду вести себя тише, — он усмехнулся. — Не буду утомлять ненужными подробностями. Скажу только, что однажды, после множества попыток, мне удалось проникнуть в сон о городке на берегу моря, где стоял маленький дом. Совершенно невзрачный домишко, подходящий больше для прислуги, но меня это не смутило. Я обыскал дом, вошел в спальню. За что прошу меня простить, — он потупил взгляд, — я предпочел бы не нарушать уединение дамы в такой момент, но моя цель… В общем, я одурманил ее и перенес в свой сон.

— На подушке осталась твоя кровь, — Лоуренс мрачно сверлил его тяжелым взглядом.

— Да, дурман подействовал не так быстро, как я надеялся и мой нос пострадал! — Эдвард заулыбался как мальчишка. — Еще немного и я оставил бы там не только кровь, но и все зубы. Клянусь, я не причинил ей никакого вреда и не защищался, пока она колотила меня.

— Я бы поступила точно так же, — заметила хозяйка дома. — Чего ты ожидал, ворвавшись в спальню?

— Да, дорогая, ты права, и я ничуть не рассердился за разбитый нос. Так вот… Придя в себя в моем доме, Элейн сменила гнев на милость.

— Чушь, — фыркнул Лоуренс. — Я не верю в это.

— Это случилось не сразу. Сначала она требовала вернуть ее, но я валялся в ногах как презренный червь, умоляя лишь выслушать меня. В конце концов, Элейн уступила моим просьбам.

— С чего бы ей это делать?

— Ты в самом деле не понимаешь… — Эдвард склонил голову. — Подумай хорошенько… Я не хочу говорить тебе, ты должен понять сам. Что ты чувствуешь, глядя на мою прекрасную жену?

— Я… — Лоуренс устремил потерянный тоскливый взгляд на женщину рядом с ним. — Она… у меня перехватывает дыхание. Это не описать словами.

— Но ведь это же не Элейн, верно? Не та женщина, за которой ты пришел, не та, что предназначена тебе, но вместе с тем вы оба чувствуете между вами неразрывную связь. Это так, дорогая? — он повернулся к жене.

Вместо ответа она ласково накрыла начавшие дрожать пальцы Лоуренса.

— Почему же так происходит? — Эдвард сложил пальцы в треугольник, напустив задумчивый вид.

Лоуренс не был глупцом. Он представил многочисленные перерождения себя, живущие под разными именами. Объединенные снами, все они ждут встречи со своей женщиной, но каждое перерождение Элейн будет мило их сердцу. И если он, чувствует связь с женой Эдварда, то и Элейн, могла почувствовать связь с Эдвардом, а это значит, что он и Эдвард….

— Проклятье! — простонал Лоуренс. — Ты моя версия.

— А ты моя, — проворчал Эдвард. — Мы квиты. Удивительно, что ты игнорировал этот факт так долго. Как я мог прийти в сон к Элейн, если бы не видел его, как и ты? Как бы ты пришел в мой сон, в конце концов?

— Мы совсем не похожи! — возмущенно воскликнул Лоуренс вскакивая.

— Я так не думаю, — ученый поднялся и стал напротив.

Одного роста, одного телосложения, схожие черты лица, цвет глаз, одинаковые манеры. Оба напоминали натянутые пружины, готовые сорваться в любой момент. Хозяйка дома положила руки им на плечи, отчего мужчины одновременно расслабились.

— Не спорьте, — мягко сказала она. — Вы не конкуренты друг другу. Каждый из вас прекрасен по-своему. Вы один человек, плывущий по бесконечной реке жизни, примиряющий разные роли. Эдвард, продолжай.

Она усадила присмиревших мужчин обратно на их места.

— Мне было нужно, чтобы Элейн провела у меня какое-то время, пока не изменится реальность, — сказал Эдвард. — Я ей все объяснил, и она согласилась. Мы притворились, словно она моя невеста, а я ее преданный жених.

— Она тебя пожалела, — вздохнул Лоуренс. — Интересно, показывал ли ты ей содержимое лаборатории?

— Зачем лишний раз беспокоить нежную душу подобными вещами? Важно лишь то, что спустя какое-то время моя судьба вошла в правильно русло. В реальности появилась она… — он поцеловал руку жены. — Наша встреча выглядела как случайность. Через городок проезжал экипаж, запряженный двойкой. Обычное дело, но лошади вдруг чего-то испугались и понесли прямо в реку, а я всех спас.

— Эдвард спас только меня, — пояснила хозяйка. — Кучер и остальные пассажиры остались в реке, их спасали горожане. К счастью, никто не погиб.

— Когда я понял, кого вытащил из воды, то едва не лишился чувств.

— А что случилось с Элейн? — Лоуренс закусил губу от нетерпения.

— Вернулась к себе. Я открыл ей путь обратно в ее сон. Для умелого сновидца вроде меня это простая задача.

— Ты же понимаешь, что я могу проверить твои слова?

— Поэтому я совершенно честен с тобой. Оттого мне непонятна причина, по которой ты меня столь настырно преследуешь. Я знаю, что ты скачешь по моим снам как… — Эдвард хотел сказать нечто грубое, но присутствие жены заставило его выбирать слова. — …как непрошенный гость.

— Элейн так и не вернулась.

В библиотеке воцарилось гнетущее молчание. В мертвой тишине комнаты шум дождевых капель извне звучал как барабанная дробь.

— Дорогой?

— Я отправил Элейн обратно, клянусь! — напускная уверенность Эдварда сменилась неподдельным беспокойством. — Она была в полном порядке, когда я попрощался с ней.

— Вы больше не виделись?

— Не было необходимости, ведь я теперь счастлив.

— Эдвард говорит правду, — вынесла вердикт хозяйка. — По крайней мере, он сам в это верит.

— Где же Элейн? — прошептал Лоуренс, спрятав лицо в ладонях.

На него волной накатила мерзкая тошнота. Вопрошающие голоса сливались в монотонный гул, теряясь в шуме дождя под треск поленьев. Лоуренс съежился в кресле. Жизненная сила покинула его. Каким-то образом он знал, что Эдвард не солгал, но это означало лишь одно — след Элейн потерян. Зачем продолжать мучительную погоню? Не всем суждено найти счастье даже на короткий миг. Он сделал все, что мог. Остается только видеть вечные сны без сновидений. Один бесконечный черный сон, в котором он когда-нибудь растворится, обратившись в ничто. Подходящая участь для такого скучного, бесполезного человека как он.

— Вернись к нам, — ласковый женский голос вытащил сновидца из бездны.

Лоуренс обнаружил себя стоящим у окна. Ее рука переплетена с его. По плечу ободряюще похлопывают. Это дело рук Эдварда, с лица которого не сходит обеспокоенное выражение.

— Мы поможем. Ведь так, Эдвард?

— Да, дорогая, — немедленно отзывается он.

— Хорошо. Будьте рассудительны, прошу вас. Разберитесь с этим, а мне пришла пора удалиться.

Женщина оставляет легкий согревающий поцелуй на виске Лоуренса, нежно целует мужа и покидает их. Как только она исчезает в дверях, ученый поворачивается к гостю. Он снова уверен в себе. Серо-голубые глаза поблескивают, в них читается вызов.

— Предлагаю объединить наши силы, — эти слова даются ему непросто, но беспокойство за судьбу Элейн перевешивает.

— Согласен.

— Ответь мне на вопрос, — Эдвард понизил голос, словно опасаясь, что их могут подслушать. — Как много ты видел?

— О чем речь?

— Меня беспокоит будущее. Моей дорогой жене с недавних пор нездоровиться. Она слабеет с каждым днем. У нее появился кашель. Слишком частый даже для этих ненастных дней. Тебе что-нибудь известно об этом?

— Почему сам не узнаешь?

— Мне страшно. Я не хочу знать, но я должен знать! — шипит Эдвард, бледнея от волнения. — Все ведь обойдется, да? Мы будем вместе до самого конца?

Перед глазами сновидца мелькнуло видение стеклянного ящика, мертвых супругов внутри. Муж оберегает жену, сжимая в вечных объятиях.

— Будете, — слово вырвалось у него, оставляя неприятный привкус горечи на языке.

— Хорошо… — с облегчением выдохнул ученый. — Значит, я зря беспокоюсь.

Старик, которым спустя годы стал Эдвард, обозвал Лоуренса грязным лжецом. Теперь он знал, чем заслужил это, но сказать ученому правду сейчас, означало лишиться его помощи, а он не мог себе этого позволить. И все же, какой причудливый жизненный поворот: его враг вдруг стал союзником.

— Как ты намерен помочь?

— У тебя с собой карты? — вопросом на вопрос ответил Эдвард и сновидец сразу же понял, о каких картах идет речь.

— Нет? — Эдвард не скрывал удивления. — Я был уверен, что ты шпионил за мной с помощью карт.

— Мне помог другой сновидец. Я в этом деле новичок, — признался Лоуренс. — Без знаний.

— Неопытность не порок, — решительно возразил ученый, словно защищая его. — Все с чего-то начинают. Для новичка ты далеко продвинулся.

Эдвард вынул из шкатулки на каминной полки черную колоду.

— Давно я их не раскладывал…

— Откуда ты взял карты?

— Создал по старинному рецепту, добавив в чернила собственную кровь. — Он нежно провел пальцем по изображения сердца на рубашке. — Карты работают только если их сделать самому. Самое поразительное в том, что я не знаю, что на них изображено. Да, обложка — это моя работа, но лицевую сторону я оставил нетронутой. Но стоит мне вытянуть карту, каждый раз там другой рисунок. Или, — он постучал пальцем по карте, — мне только кажется, что там есть рисунок, но на самом деле их поверхность пуста.

— Как же узнать наверняка?

— Никак. Это не имеет значения. Главное то, как ты интерпретируешь полученную картинку.

Они сели на пол перед камином. По телу расходилось приятное тепло под мерный стук дождя и оранжевые сполохи пламени. Ровно посерединемежду ними Эдвард положил колоду.

— Ты часто видел сны других перерождений? — спросил Лоуренс.

— Иногда я смотрел на странные миры глазами старика, иногда глазами ребенка. А ты?

— Я тоже. Если ты видел их, то видел и других женщин. Отчего ты выбрал среди всех женщин именно Элейн?

— Меня притягивало к ней как мотылька. — Эдвард потер сухие ладони. — Это сложно объяснить простыми словами, но я попробую. Представь бесконечную картинную галерею, где висят тысячи картин. Ты можешь разглядеть очертания рам и даже различить лица на портретах, но только одна картина освещена свечами. В отличии от других женщин, я словно видел ее своими глазами, а не через сон другого. Элейн была одинока и с ней рядом не было никого.

— Почему так случилось? Куда пропала моя версия? — сновидец озадаченно потер переносицу — Я не понимаю. Разве такое вообще возможно?

— Я говорю правду, — в голосе Эдварда звучала обида.

— Это не упрек. Признаюсь, мне осталось не так много времени, — Лоуренс примирительно развел руки, — хотя здесь, во снах это понятие не имеет смысла. Не хочется об этом сейчас упоминать, но если мы не поторопимся, если Элейн не вернется, я просто исчезну. Не велика потеря, конечно, но это моя жизнь.

— О… — ученый был обескуражен. — Клянусь, я не знал, к чему это приведет.

— А если бы знал, разве это остановило тебя?

— Нет, — честно ответил Эдвард. — Но уверяю, меня бы мучила совесть.

— Раскладывай карты, — вздохнул сновидец.

— Это должен сделать ты. — Он аккуратно подвинул колоду. — Думай об Элейн, о том, как найти путь к ней и тяни три карты.

Лоуренс послушно сделал как было сказано. Он вспомнил мелодию, что связывала их, аромат ее волос и кожи, ее взгляд. Это помогло бороться с холодным страхом, сковавшим его, едва он коснулся карт. Мягкий вкрадчивый шепот зазвучал из-под половиц, тени сгустились, протянув к нему длинные изломанные лапы, напоминая, что сны — это не только сладкие грезы, но и невыносимые, выматывающие нутро кошмары. Серые тени цепко держали за щиколотки, пригвоздив к полу, но он делал вид, что их не существует.

Первая картинка — черная непроглядная мгла в центре которой светит маленькая голубая звездочка. Вторая — ажурная птичья клетка, висящая на кусте, покрытом сухими листьями. Вокруг нее маленькие клетки, сделанные из разных материалов. Все пустые и закрытые. Дверца первой клетки тоже заперта, внутри подвешен золотой ключ. Третья — стол, накрытый красной скатертью, заставленный мясными блюдами. На стол падает тень мужчины без головного убора.

Эдвард склонился над картами, вытащив лупу. Лоуренс не стал делал вид, что он что-то в этом понимает.

— Что все это значит? — спросил он, когда молчание ученого затянулась.

— Элейн жива — это факт, — мгновенное отозвался тот, но напускная живость голоса не смогла обмануть Лоуренса.

— Она в опасности, в беде?

— Не знаю. Возможно. Она борется из последних сил. Первая карта — это она в недавнем прошлом с ее точки зрения. Вторая — это ее настоящее. Клетка символизирует сон, откуда она пришла — сейчас она пуста и закрыта изнутри. Что-то не пускает Элейн обратно. Третья карта — будущее, подсказка к тому, как ей помочь.

— Как что-то может помешать Элейн попасть обратно?

— У меня есть теория, — осторожно сказал ученый, — что с человеком, который видел сны о ней произошло какое-то несчастье. Обрати внимание на маленькие клетки-сны. — Эдвард постучал краем лупы по карте. — Все они заперты, ключ есть только в центральной.

— Объясни третью картинку, — у Лоуренса были дела поважнее, чем интерес к неподтвержденным теориям, которые еще больше запутывали его.

— Я в затруднении. Кто-то весьма богатый накрыл стол в ожидании гостей, но столовых приборов нет, потому их количество неизвестно. Изобилие мяса, зловещая тень… Это выглядит тревожно, но не говорит мне ни о чем конкретном. А тебе?

— Этот образ мне знаком… — Лоуренсу на ум пришел загадочный владелец заведения, где он имел удовольствие отобедать отменными тыквенно-кабачковыми котлетами. Тень могла принадлежать ему. — Есть одно особенное место, куда могут попасть только сновидцы.

Он подробно рассказал о своем посещении банкетного зала замка. Эдвард никогда прежде не слышал о блюдах, исполняющих желания, и отнесся к этому с изрядной долей скептицизма.

— Ты уверен, что замок действительно существует, а не привиделся тебе вследствие отравления несвежими моллюсками или чем ты там привык питаться на побережье?

Положа руку на сердце, Лоуренс не был уверен. Но хозяин замка пообещал ему, что его желание сбудется и ему этого было достаточно.

— Тогда тебе нужно снова отправиться туда и действовать по обстоятельствам, — пожал плечами Эдвард.

— Может, попробуем посмотреть еще один расклад?

Хозяин безропотно перетасовал колоду и протянул гостю. Тот выбрал три карты. На этот раз на всех них были изображены мясные деликатесы — жареные колбаски, запеченная утка, свиная рулька. На каждое блюдо падала мужская тень.

— Это издевательство! — поморщился Эдвард.

— Зато ответ предельно ясен.

— Ты знаешь, как туда попасть?

— Буду открывать все двери какие найду и надеяться, что за одной из них окажется нужный зал, — пожал плечами Лоуренс. — У тебя есть способ получше?

— Попробуй сделать это отсюда. Во сне что-либо найти проще, чем искать проход в реальном мире.

— Но ведь это твой сон.

— А ты сновидец. Для тебя любой сон — идеальный строительный материал. Если ты захочешь, чтобы там был замок, — он указал пальцем на дверь, — он там будет.

Уверенность ученого передалась его гостью. Лоуренс поднялся и глубоко вздохнул как перед прыжком в воду.

— Запомни каждое мгновение счастья с ней, — посоветовал он бывшему противнику. — Для этого мы живем.

Развернувшись, он побежал к двери, но не успел коснуться ее, как все исчезло. Вокруг была беспросветная мгла, полная вкрадчивого шепота, извивающихся фиолетовых щупалец, пахнущих горячей кровью. Он зажмурился от страха, закрыл уши, но звуки расстроенного фортепиано, щебет птиц, смешанные с звуками прибоя и эхом стука каблуков все же были слышны. Раздался протяжный гудок и медленный, но нарастающий перестук колес. От перрона уезжал поезд. Сновидцу стало казаться, что он лежит на полке в купе, но когда он осмелился открыть глаза, то обнаружил себя на холодном каменном полу.

Он был не один. Над ним возвышался высокий темноволосый мужчина, одетый в прекрасно сшитый костюм-тройку. Внешность и манеры человека были идеальны, но сквозь превосходную изысканную оболочку проглядывало нутро голодного хищника.

* * *

Внушительные напольные часы, облицованные черным мрамором, раздражающе тикали. Обычно этот звук успокаивает, но на циферблате не было стрелок, поэтому теперь он звучал словно насмешка. Какая польза от подобного изобретения? Когда сновидец повторно бросил взгляд на часы, то увидел, что исчезли не только стрелки, но и сами часовые отметки. Циферблат был девственно чист. Нелепая вещь.

Риск никогда не привлекал Лоуренса. Он не играл в карты, не делал ставки на скачках, не заключал пари. В этот раз, вопреки своей натуре, он рискнул — захотел получить ответы от хозяина неуловимого места, но не учел, что тот может быть весьма недоволен подобным вторжением в свою жизнь. И теперь настало время расплаты за самоуверенность.

Лоуренс, обездвиженный по рукам и ногам волей хозяина, покорно ждал своей участи. Владелец замка угрюмо изучал нарушителя спокойствия. Внутри этого мрачного мужчины шел некий внутренний монолог, отчего голод то разгорался в его бездонных черных глазах, то угасал. Лоуренс молчал, так как уже убедился, что любые слова бесполезны. Его или не слышали, или не желали слышать. Сначала он обрадовался, увидев хозяина, затем испытал животный ужас, разглядев в нем темное губительно начало. Сон превратился в кошмар, но даже самый продолжительный кошмар может в итоге наскучить. Лоуренс смирился и просто ждал развязки.

Хозяин облизнулся, блеснув острыми зубами, и наклонился. По коже Лоуренса пробежал неприятный холодок, волосы на затылке встали дыбом. Он был блюдом дня в меню — изысканным, дорогим и желанным.

— Съедите живьем? — шепотом спросил сновидец, нарушив тишину.

Что-то липкое, гладкое и невыносимо ледяное коснулось шеи. «Язык!» догадался Лоуренс, содрогаясь от ужаса. Он запретил себе закрывать глаза. Нет места страху для такого как он. Элейн ждет от него помощи, он не имеет права бояться. Мысль о Элейн придала храбрости.

Липкий холод проник под кожу. На плечо сновидца опустилась рука и сжала с большой силой. Еще немного и захрустят кости.

— Подкрадываться ко мне… Ошибка. — Низкий глухой голос хозяина пробирал насквозь.

— Прошу прощения, — испуганно отозвался Лоуренс. — Я намеревался поговорить с вами и не желал застать вас врасплох.

— Меня невозможно застать врасплох, — возразил тот.

Внезапно давление на сновидца ослабло. Он был свободен. От неожиданности Лоуренс едва не вскочил, но удержался от резких движений, не желая раздражать хозяина, чьи пальцы, увенчанные длинными, острыми как бритва когтями, все еще покоились на его плече. Возможно, его съедят позже.

— Что тебе нужно?

С поистине аристократическим величием, хозяин махнул полой черного плаща с красного подкладкой и опустился на резной стул с прямой спинкой, появившийся из ниоткуда. Сном он управлял мастерски.

— Кто вы на самом деле? — набрался смелости Лоуренс. — Ведь не человек?

— Вы дали мне много имен. Можешь называть меня Эрл. И жив ты только потому, что твое желание еще не исполнилось. В противном случае… — он плотоядно облизнулся.

— Почему же вы не съели меня в первый раз?

— Есть разница между клиентом и нарушителем, — веско сказал Эрл, медленно наклоняясь вперед, распространяя вокруг себя запахи земли, гнилых листьев и затхлой воды. — Повторю вопрос. Что тебе нужно?

— Меня привели сюда карты.

— Это не ответ.

— Пожалуй, я начну с начала…

И Лоуренс рассказал жуткому существу о своих поисках Элейн. Неизвестно сколько он потратил на это времени, часы с пустым циферблатом насмехались над ним, но к концу длинного монолога сновидец совсем выдохся. Было странно описывать то, что случилось с ним и Элейн сухими короткими словами, словно читать скучную инструкцию к лекарству, но иначе под пристальным жадным взглядом Эрла не получалось. Его присутствие высасывало всякую жизнь как из самого Лоуренса, так и из его рассказа.

— А раз карты указывают на меня, — уточнил Эрл ленивым голосом, — ты решил, что лучший способ задать интересующие вопросы, это прийти ко мне не через дверь, а вот так… — он взмахнул когтями наотмашь, со свистом разрезав воздух.

— Это было необдуманное, спонтанное решение, — признал Лоуренс. — Но раз я уже здесь, прошу, проявите великодушие и помогите.

— Вот что происходит, когда человек слишком много на себя берет, — заметил Эрл, неодобрительно качая головой. — Я сразу понял, что с тобой все не так, как только ты сделал заказ. Кабачки вместо мяса… — недовольно проворчал он, вставая и начиная медленно кружить вокруг Лоуренса, словно акула почуявшая кровь. — Однако, есть в тебе что-то очаровательное, утонченное, интересное, — признался он, резко останавливаясь. — Ты располагаешь к себе. Даже немного жаль, что ты… — Эрл оборвал фразу.

Хлопнув в ладоши, он изменил обстановку. Теперь их окружал сад, заросший черными высохшими растениями. Тусклый свет не мог согреть воздух. Лоуренс поежился. На краю сада стояла большая каменная скамья, обращенная к ограде. Часть ограды была разобрана, за ней открывался фантастический вид на покрытое инеем морское побережье. Эрл удобно устроился на скамье, зорко вглядываясь в замерзшие волны.

— Люблю это место, — неожиданно признался он и на мгновенье сквозь чудовищную натуру проступило что-то человеческое.

— Что случилось с садом? — вежливо спросил сновидец, рассматривая хрупкие черные цветки, застывшие в причудливых позах.

— Это сад не в привычном человеческом понимании, а лишь его идея. То, что остается от сада после того, как он отцветет, покроется бурьяном, сгниет, а вместо него построят отхожее место.

Его слова нашли болезненный отклик в душе Лоуренса. Он вспомнил, как помогал Элейн копать ямки для будущих розовых кустов. Она всегда находила лучшие места. Растения быстро превращались из невзрачных сухих палок в прекрасные пышные кусты, усеянными бутонами. Над ними всегда кружились бабочки и пчелы. Теплыми летними вечерами аромат плыл над садом… Элейн читала в беседке и напевала мелодию. Сновидец прикрыл глаза. Можно ли уснуть во сне? Он бы хотел этого, лишь бы навсегда остаться в том моменте. Запах цветов, прикосновение ее рук. Их переплетенное дыхание.

— Прекрасное воспоминание. Неужели его было совсем не жаль? — неожиданно спросил Эрл.

— О чем вы? — не понял сновидец, вырванный из сладкой грезы, но ответа так и не получил.

Лоуренса ничуть не удивило, что Эрлу было известно, о чем он думает. Это создание обладало могуществом, которое выходило за рамки его скудного воображения. Что стало с садом после того как Элейн умерла? Он не помнил. Наверное, розы заросли бурьяном и погибли. Без Элейн ничего не могло расти как прежде.

По большому счету он плохо помнил вообще все, что было после ее смерти. Только конверт, ярким желтым пятном вспыхивал на задворках сознания.

— Подождите! — Лоуренс выпрямился, стряхнув с себя наваждение. — Я пришел сюда с конкретной целью — узнать, почему карты указали на вас. Не время предаваться воспоминаниям. Вы можете помочь?

— Зачем?

— Чтобы все исправить! Чтобы… — у него перехватило дыхание. — Чтобы мое желание смогло осуществиться! Это случится, только если Элейн вернется обратно в свой сон, откуда она исчезла. Вернется в дом на берегу!

— Уговор есть уговор, — согласился Эрл, не сводя затуманенного взгляда с темно-серых волн, — но не в моей власти это изменить.

— А в чьей же?

— Однажды на моем пороге появился человек. Как и многие до него, он желал так сильно, что одна из открытых дверей привела ко мне. Испив лавандовой воды, он попросил, чтобы женщина, которую ты ищешь, никогда не приходила в его жизнь. Пожелал забыть все, что с ней связано. — Эрл развел руками. — Это было исполнено. Найди этого человека, заставь изменить желание и тогда женщина вернется.

— Человек? Это не может быть человек! Кто это чудовище? — скрипнул зубами Лоуренс. — Как его найти? Где?

— В месте, где все началось.

Эрл встал. Кровавая шелковая подкладка плаща облизнула острые колени хозяина как гигантский язык. Облик Эрла постепенно темнел и мутнел, растворяясь в воздухе, оставляя сновидца одного в плену неприятных предчувствий. Мертвые растения сада осыпались черным пеплом. Хрупкие крупинки закружились вокруг изящной урны из белого мрамора, складываясь в сложный узор. Лоуренс не мог оторвать от нее взгляда. Какой-то внутренний импульс заставил наклониться, дрожащей рукой приподнять крышку. Частицы пепла тут же устремились внутрь, словно тонкие черные змейки.

— В месте, где все началось, — повторил Лоуренс слова Эрла, наблюдая как крупицы заполняют погребальную урну.

Не имело значения в каком направлении идти, однако его тянуло в сторону побережья. Миновав ограду, Лоуренс покинул вязкий сон Эрла. В этот раз он не думал о том, чтобы встретиться с Элейн. Он всем сердцем желал найти виновника. Переход из одного сна в другой прошел незаметно и легко. В этот раз не было ни шепота, ни жадных плотоядных щупалец.

Море, берег, холодное зимнее утро. Нет дождя или снега, но есть ледяной ветер, сбивающий дыхание. Серая вода пришла в движение. Волны накатывались на галечный пляж, неся на загривке клочья грязно-белой пены. Сновидец поежился. Странное чувство. Как будто недавно что-то случилось, но он не мог вспомнить, что именно. Что-то было не так. Он осмотрел себя. Ботинки, брюки, пальто… Теплые, добротные вещи. Он не помнил, откуда они у него. Подарок, случайная покупка?

По берегу ветер нес какую-то скомканную бумажку, обрывок газеты или что-то в этом роде. Он наклонился и не глядя сунул ее в карман, чтобы выкинуть позже. На его берегу не было места мусору. Любимый дом, в котором он провел столько прекрасных лет, выглядел заброшенным. Замерзнув под пронизывающим ветром, он пошел туда. Гравий знакомо захрустел под подошвами.

Внутри дома стояла мертвая тишина. Он разделся, повесил пальто на вешалку в прихожей. В гостиной было холодно, камин давно не разжигали. Сновидец поднялся по скрипучей лестнице на третий этаж. Здесь, под самой крышей, была комната с панорамным окном, откуда открывался чудесный вид на море. Это место служило кабинетом, библиотекой и мастерской одновременно. По бокам располагались книжные полки, заставленные художественными романами и справочниками. У стены лежали несколько полотен без рам с искусно нарисованными пейзажами. На столе у окна сохли склеенные модели парусников. Одна из моделей, окруженная баночками с воском, обрезками дерева, проволоки и пеньки, была собрана до конца.

В шкафу висела старая одежда, которую не жалко было испачкать клеем или краской. Открыв дверцу, он в страхе отшатнулся, встретившись с собственным отражением, и тихо рассмеялся, поражаясь собственной глупости. Как можно было забыть о зеркале? Отражение расплывалось. Сновидец прищурился, близоруко моргнув, похлопал руками по карманам. В одном из них нашлись очки. Надев их, он замер в немом изумлении. Из зеркала на него смотрел почтмейстер.

Сон о белом коттедже на берегу моря принадлежал Генри.

* * *

Некоторые вещи невозможно понять, если находится рядом с ними. Чем дольше в них всматриваешься, касаешься, тем больше они расплываются, теряют очертания и форму. Однако, стоит отойти на пару шагов назад, изменить угол зрения и тайное становится явным. В какой-то мере, во всяком случае. Ни одну загадку нельзя разгадать окончательно.

Лоуренс задавался бесполезным вопросом о том, почему он был настолько слеп и сразу не понял, что сны об Элейн, которыми он так дорожил, принадлежали Генри? Во сне он не видел своего отражения и Элейн никогда не обращалась к нему по имени, но ведь он видел руки. Они были буквально перед его глазами. Как можно их не узнать? Но во сне такие детали кажутся мелочью, на которую не обращаешь внимания.

Существо, называющее себя Эрлом, сказало, что Генри пожелал забыть об Элейн. Можно ли верить этому? Лоуренс прислушался к внутреннему чутью и вынужден был признать, что нет основания считать иначе. Однако, это не укладывалось в голове Лоуренса. Человек из сна обожал Элейн всем сердцем, она была для него самой жизнью. Что заставило его загадать такое страшное желание?

Сновидец вспоминал все, что он узнал о Генри. Почтмейстер был заметной фигурой в городе, его любили, но был ли он счастлив? Больше было похоже на то, что своей постоянной занятостью, Генри заполнял пустоту о которой сам не знал. Иначе зачем ему было приезжать сюда? Ведь это была мечта Элейн жить в доме у моря.

Лоуренс гулял по городу в надежде разобраться в мыслях. В руке у него был сэндвич, сделанный Мейбл. Хозяйка, встревоженная измученным видом постояльца, предложила составить компанию во время прогулки, но сновидец категорически отказался, сославшись на дела личного характера. Ему было необходимо подумать, а делать это было лучше в одиночестве. Он бесцельно бродил по городу, то вверх, то вниз по улицам. В итоге ноги привели Лоуренса на железнодорожную станцию прямо к пустующей скамейке для посетителей. Он посмотрел на нее и пожал плечами. Присев, сновидец съел сэндвич, лишенный вкуса. Утренний поезд только что отъехал, в воздухе еще пахло гарью и машинным маслом.

Генри загадал желание навсегда забыть об Элейн, и она исчезла из его жизни и снов. В этой реальности они никогда не встречались. Не покупали дом на берегу, не разбивали сад, не высаживали розы. Он всегда был один. Если бы Генри знал, к каким ужасным последствиям это приведет, сделал бы он это снова? Интересно, что сейчас делает Элейн? Может ли существовать Элейн без Генри, или они возможны только вдвоем? Конечно, может. Проживает одинокую грустную жизнь. Или не одинокую, но оттого не менее грустную. Если опыт сновидца и научил чему-то Лоуренса, так это тому, что они не могут быть счастливы поодиночке, где бы и когда бы они не находились.

Необходимо откровенно поговорить с Генри, но как это сделать, если он ничего не помнит? Генри не узнал музыку, которую написала для них Элейн, желтый конверт для него не существовал. Он помогал Лоуренсу просто из сострадания. Или нет? Вдруг он все же почувствовал, что Лоуренс для него не просто приезжий?

Сновидец прошелся по перрону. Служащий станции в старенькой, но чистой синей форме со сверкающими медными пуговицами, вышел к нему и доброжелательно сообщил, что следующий поезд прибудет поздно вечером. В его руках был термос с чаем. Он предложил чашечку Лоуренсу, обратившись к нему по имени. «Действительно, маленький городок, где все знают друг друга.» — подумал сновидец, попивая горячий чай и слушая болтовню нового приятеля по имени Марвин. По крайней мере, так было написано на его нагрудном знаке.

— Как думаете, сегодня пойдет дождь? — спросил служащий.

— Это было бы некстати. Я не захватил зонтик.

— О, у меня есть несколько, — оживился Марвин. — Их часто забывают на станции. Я держу зонтики в камере хранения какое-то время, на всякий случай, а потом отношу в кладовку. Когда кому-нибудь нужен зонтик, он просто приходит ко мне.

— Неужели никто не возвращается за ними?

— Ни разу такого не было. Люди отдыхают, а потом едут домой. Зачем им зонтик? Так что скажите? Подберете себе что-нибудь?

— Нет, спасибо. Надеюсь, дождя не будет.

— У меня есть и другие вещи. Чего только не забывают… — Марвин покачал головой. — Впору магазин открывать.

— Так откройте.

— О, так же нельзя. Это незаконно. Я государственный служащий.

— Нежели? — Лоуренс изобразил удивление. — А на почте я видел вполне приличный магазин спиртного.

— Так это же почта Генри! — отмахнулся Марвин. — Ему никто не указ.

— Почему?

— Потому, что это Генри. Он всегда таким был. Уж я знаю, о чем говорю. Я ведь первый человек, кого он встретил, когда приехал, — доверительно сообщил Марин.

— Неужели? — навострил уши Лоуренс. — И каким же он тогда был?

— Самым грустным человеком в мире и в тоже время самым самоуверенным, — рассмеялся Марвин. — Это было поздней осенью. Несколько дней шел дождь. Было холодно. Я видел, как он стоит на перроне в мокром плаще, один, с потертым старым чемоданчиком, и предложил помощь. А Генри сказал, что с ним все в порядке, просто он сошел на нашей станции случайно. Представляете? Как можно случайно сойти на нашей станции? А Генри тут же предложил сыграть партию в карты.

— Вы сыграли?

— Конечно! Проиграл половину жалования. Правда, он потом дал мне отыграться, и я смог вернуть большую часть. Хорошо, что сердце у него доброе.

— Играть с Генри безнадежная затея.

— Тогда-то я этого не знал, — усмехнулся Марвин. — Я конечно, был наслышан о нечестных игроках, но они обычно приезжали только в курортный сезон и обдирали богатеньких туристов. К счастью с тех пор, как здесь поселился Генри, их больше нет. Знаете, как говорят: где плавает крупная рыба, там мелкой рыбешке делать нечего. — Рассмеялся Марвин, доливая чай. — У нас теперь никакого криминала. За игрой Генри рассказал, что никого в городе не знает и спросил, нет ли здесь какой-нибудь работы. У нас как раз Колин на пенсию собирался, ему за восемьдесят уже было, так что я посоветовал Генри попытать счастья на почте.

— А, вот значит почему он стал почтмейстером.

— Да, чистая случайность. Нам с ним повезло.

— Интересно, отчего Генри не женился… — забросил наживку Лоуренс.

— Кто знает? — Марвин пожал плечами и немного понизил голос как бывалый сплетник. — Он вежлив, обходителен. А с дамами, прямо скажем, галантен до невозможности. Наши красавицы выплакали по нему все слезы. Почта пропахла их пирогами, ведь как еще женщина в наших краях может выразить свою симпатию? Да все без толку… он так никого и не выбрал. Хотя Генри человек состоятельный и женское общество любит. Да и к детишкам добр, постоянно с ними возится. — Марвин покачал головой в раздумьях. — Ходили слухи, что у него могла быть семья в другом городе, но я думаю, это все чушь. Уже десять лет прошло, как он живет здесь. Отлучается, только чтобы товар привезти. Нет таких жен, чтобы стала такое терпеть.

— Согласен, — кивнул Лоуренс.

— А что вы здесь делаете? — полюбопытствовал Марвин. — Ищите местечко, где порисовать?

— Бесцельно гуляю. Надеялся проветрить голову, но пока что-то не очень получается.

— А что приключилось-то? Доверьтесь старому станционному служащему. Я может не самый умный человек на земле, но чего только не видел.

— Представьте, что есть некая проблема, но вы не знаете, как ее решить. Чтобы вы сделали в таком случае?

— Может ее не решать? Бывает все само как-то образуется.

— Так нельзя. Если не решать, все станет хуже.

— Тогда, — Марвин задумчиво потер подбородок, — если я не могу решить, нужно найти того, кто решит за меня.

— А если такого человека не существует?

— В этом случае, мне придется самому стать таким человеком, хотя бы на время. Когда я был маленьким мальчиком и бабушка посылала меня принести что-нибудь из погреба, где не было света, зато в избытке было пауков и мокриц, я представлял себе, что в погреб спускаюсь на самом деле не я, а герой моего детства — бесстрашный капитан Рыжая борода.

— Помогало?

— О да! — Марвин одернул форму, смахнув несуществующие пылинки. — Воображение поистине творит чудеса.

— Интересная идея, — признал сновидец, думая о своем, — стать кем-то другим, чтобы сделать работу, которую сам не можешь сделать.

Вдохновленный этой мыслью, Лоуренс попрощался со служащим и отправился на поиски уютного кафе, в котором он мог бы скоротать остаток дня. Постепенно в его голове вырисовывался план дальнейших действий. Когда план был продуман до мелочей, ему захотелось порадовать Джонса, и отблагодарить его за заботу о здоровье. Он зашел в магазинчик для творчества, купил прекрасный альбом для рисования и несколько карандашей. Пообедав в маленьком кафе, сновидец отправился на скалистый берег, где гнездилась колония крачек. Остаток солнечного дня он провел, наблюдая за повадками птиц и делая зарисовки. Некоторые наброски получились весьма недурно.

Возвращаясь в «Синюю бухту», Лоуренс заметил Генри. Почтмейстер сидел в пустой рыбацкой лодке, вытащенной на берег для покраски. С ним был спутник — молодой рыбак, рассказывающий какую-то веселую историю, хохоча и оживленно жестикулируя. Лоуренс обошел их стороной. Сейчас он ничем не мог помочь Генри.

Окна коттеджа светились приятным желтым светом. Брат с сестрой были дома. Когда Лоуренс вручил доктору альбом с зарисовками его любимых птиц, тот расторгался и попросил разрешения использовать их в качестве иллюстрации к его будущей статье. Лоуренс не был против. Джонс тут же разлил херес по бокалам, предлагая отметить их сотрудничество. Сновидец не стал разочаровывать доктора, они немного выпили. Мейбл подала вкуснейший ужин, после которого последовало несколько веселых партий в «Змеи и лестницы». Вечер прошел превосходно.

Готовясь ко сну, Лоуренс чувствовал себя отважным капитаном, собирающимся отплыть в неизведанные края. Что ждет за горизонтом? Откроет ли он новые земли, найдет сокровища или будет сожран морскими чудовищами? Элейн выбрала его не случайно, она знала, что он справиться с любыми трудностями так или иначе.

Сновидец взбил подушки, уютно устроился под мягким одеялом. Пришло время действовать. Очевидно, что Генри не станет слушать его ни во сне, ни в реальности. Ни один мужчина не сможет убедить его, но что, если с ним поговорит женщина? И не просто женщина, а специально обученный специалист, который вызовет его на откровенность, побудит рассказать о причинах столь жестокого желания. У Лоуренса есть опыт общения с аудитором, понимание, как они работают, а значит, он может воссоздать для Генри нечто похожее. Это должно сработать, особенно, если аудитор примет облик Элейн.

Лоуренс смежил веки, сделал глубокий медленный вдох и выдох, мысленно воссоздавая нужный образ. Настоящая сила сновидца не в том, чтобы дрейфовать между снами, а в том, чтобы самому создавать их. Нужно представить безопасное комфортное место…

…В теплом солнечном луче, пронзающем воздух сквозь неплотно задернутые зеленые шторы, медленно кружились пылинки. Было тихо. Она сделала глоток горького лавандового чая. За закрытой дверью послышался звук, словно кто-то взялся за ручку, но не решался повернуть ее. Была почти половина второго, перерыв подходил к концу.

— Входи! — попросила она, со стуком отставляя пустую чашку.

— Вот и я. — Генри вошел озираясь, сжимая пачку исписанных листов.

Он был тих, задумчив, словно не до конца понимал, где находится. Генри был уже пожилым человеком, но еще не стариком. Чуть больше морщин на лице, седины в волосах, но походка по-прежнему уверенная. На нем были серые брюки со стрелками, небесно-голубая рубашка со стоячим воротником, серый шелковый жилет и шейный платок желтого цвета.

— Пунктуальность — прекрасная черта. Садись. — Она показала на мягкое кресло, обитое бордовым велюром. — Как прошел день?

— Сложно сказать, — уклончиво ответил он. — Вроде бы неплохо, но я чувствую себя странно.

— Что ты имеешь в виду?

— Как будто я — это не я, а кто-то другой… — он покрутил головой и спросил голосом, полным сомнений. — Разве я не должен быть в другом месте?

— Ты можешь уйти в любой момент, если захочешь. Хочешь уйти?

— Пожалуй, нет, — он покачал головой. — Это приятное место. Спокойное. Прости, не хочу показаться грубым, но кто ты? Я не помню твоего имени.

— Мы старые друзья.

— Как давно мы знакомы? Мне кажется, что давно, но я не уверен наверняка.

— Целую вечность. Я здесь, чтобы помочь тебе, — она улыбнулась и показала на бумаги. — Что это там у тебя?

— А, это… — он с удивлением посмотрел на записи, словно увидел их впервые. — Похоже, что я вел дневник. Хочешь взглянуть?

— Конечно, ты ведь отличный писатель.

Она бегло просмотрела страницы. От начала и до конца их покрывала одна и та же фраза: «Мы обязательно встретимся снова». Сотни одинаковых предложений, написанных уверенным убористым почерком.

— Это выглядит так, словно кое-что тебя беспокоит… — она аккуратно отложила записи в сторону.

— Нет, все в порядке. — Генри покачал головой, смахивая с манжеты рубашки несуществующую нитку.

— Будешь чай?

— Лавандовый? — он принюхался.

— Да.

— Нет, спасибо, не хочу больше его пить. Не здесь. Он горький словно разведенные слезы. Можно мне печенье?

Она подвинула тарелку с золотистым песочным печеньем. Генри осторожно взял одно, откусил кусочек.

— Когда-то у меня жила канарейка. Маленькая желтая птичка. Очень забавная. Насыплю в плошку зерна, перемешаю с крошками печенья, а она прыгает вокруг и выбирает самое вкусное.

— Что стало с птичкой?

— Улетела. — Он пожал плечами, избегая говорить о смерти. — Куда улетают канарейки, когда приходит время? Домой.

— У меня для тебя подарок, — она достала небольшую картонную коробку, когда он закончил с печеньем. — Угадаешь, что в ней?

— Нет, но надеюсь, что-то хорошее. — Генри несмело улыбнулся.

— Прошу, — она подвинула коробку поближе.

Он снял крышку и вытащил маленький черный метроном, стрелка которого была увенчана блестящим шариком.

— Ух, ты… Какая странная штука, — пробормотал он, осматривая ее со всех сторон. — А что она делает?

Она легко тронула стрелку. Та лениво качнулась вправо до щелчка и в обратную сторону. Тик-так.

— Это для музыкантов! — вспомнил Генри. — Я видел эту вещь, с ее помощью отсчитывают ритм. Мне бы хотелось научиться играть.

— Метроном. У него много достоинств. Следи за шариком, — мягко попросила она.

— Забавно… — Генри откинулся на спину, не спускал глаз со стрелки. — В этом в самом деле что-то есть.

Напряжение уходило из его тела, мужчина постепенно расслабился. Мерный стук и дыхание Генри зазвучали в унисон. Он сложил руки в замок и мечтательно улыбнулся, обводя комнату остекленевшим взглядом.

— Ты в безопасном комфортном месте. Тебе легко дышится. Ты слушаешь мой голос и можешь отвечать на вопросы. Ты меня понимаешь?

— Да, — ответил он приглушенным голосом.

Генри не спал. Да и можно ли уснуть во сне? Лоуренс, приняв облик Элейн, внимательно наблюдал за ним. Он не ожидал, что Генри, столь опытный сновидец, позволит с такой легкостью изменить свой сон. Хотя реплика о метрономе наводила на мысль, что Лоуренсу удалось отыскать Генри не знающего о сновидцах и не обладающем свободным временем, чтобы научиться играть на фортепиано. Это был тот Генри, который все же встретил Элейн. Именно его сны о белом доме на берегу, об ухоженном саде, о поездке в вагоне-ресторане подарили Лоуренсу смысл жизни.

Он с благодарностью посмотрел на человека в кресле. Все, что он делает, он делает ради них обоих.

— Представь себе самый счастливый момент в своей жизни.

— Готово. Представил. — Губы Генри медленно разошлись в улыбке, он прикрыл глаза.

— Можешь описать мне его?

— С радостью, — Генри оживился. Его манеры изменились, теперь это был молодой человек. — Я полностью счастлив. Меня переполняет радость, нет, она распирает меня так сильно, что я вот-вот лопну. — Он счастливо рассмеялся. — Но, конечно же, этого не произойдет.

— Чем вызвано такое сильное чувство?

— Не чем, а кем, — Генри покачал головой, поправляя. — Я всегда был неуверен в себе. Меня охватывал страх, когда я думал о том, кто я есть. Мне казалось, что я жалкий и никчемный, но теперь, когда она ответила мне взаимностью, вся моя неуверенность, страхи испарились без следа. Это сделало меня таким счастливым, как никогда раньше.

— Кто же эта прекрасная незнакомка?

— Ах, в самом деле прекрасная… Даже будучи поэтом, я не смог бы воздать должное ее красоте. Чудесная, восхитительная…. Но незнакомка? Нет, ничего подобного. Когда мы встретились впервые, это не была случайная встреча двух незнакомцев, — он вдруг умолк, над чем-то раздумывая.

— А что же это было?

— Встреча двух любящих сердец после долгой разлуки. Я посмотрел на нее и понял, что больше никогда не буду один, — Генри с облегчением вздохнул полной грудью. — Замечательное чувство.

— Как же ее зовут?

— Элейн, — тотчас отозвался он. — Моя Элейн.

— Давай перенесемся на десять лет позже. Ты по-прежнему счастлив?

— Вполне. Элейн теперь моя жена. Что еще может желать человек? — он нахмурился.

— Чем же ты недоволен?

— Я жалею, что не могу дать ей все, что она заслуживает. Мы живем бедно, практически на грани потери достоинства. Это целиком моя вина. И хотя она не корит меня за это, я чувствую себя скверно из-за этого. — Генри поежился словно от холода, потер ладони друг от друга. — Мы плохо питаемся, она болеет. Я не ожидаю перемен к лучшему.

— Перенесемся снова на несколько лет вперед. Что ты чувствуешь?

— Жизнь идет своим чередом. Все хорошо, — он расправил плечи. — Элейн меня поддерживает, я не сбился с пути. Она сказала мне верить в себя. И я верил! Наше финансовое положение улучшилось. Мы даже купили свой дом! — в его голосе послышались нотки ликования. — Настоящий дом на берегу моря, как она хотела. Городок, в котором мы живем, совсем крошечный, но нам нравится. Жители приветливы. Весной мы займемся садом. Элейн уж знает, как он должен выглядеть.

— Весной? Какое же сейчас время года?

— Зима. Мне нравится зима. Я люблю холод. Можно сидеть у зажженного камина и читать. Или гулять по пляжу, когда никого больше нет. Можно гулять долго-долго, зная, что всегда вернешься в теплый дом, чтобы выпить горячего чая. Если очень холодно, так холодно, что даже волны застывают, я остаюсь дома. Рисую или собираю модели парусников. Элейн мне помогает. Она не делает модели, просто сидит рядом и читает журнал, но с ней мне очень спокойно. Когда она рядом, я не делаю ошибок. Все получается с первого раза. — Генри довольно кивал в такт своим словам.

— Тебе нужно перенестись еще на десять лет вперед. Можешь?

— Да, — Генри нервно заерзал на стуле и прибавил жалостливо, — мне плохо.

— Почему?

— Я не хочу об этом говорить.

— Пожалуйста, сделай это ради меня. Это важно. Что ты чувствуешь?

— Беспокойство. Боль. Непрекращающуюся тревогу. — Его лицо подернулось от гнева. — Моя жена больна, а я ничего не могу сделать! Она медленно угасает, уверяя меня, что с ней все в порядке, но это ложь, — Генри нервно закашлялся. — Элейн говорит, что это не имеет значения и ведет себя так, словно ничего не происходит! Но она, — прошептал он в ужасе, — больше не может встать с постели.

— Ее смотрел врач?

— Конечно! Ее смотрели лучшие врачи! — он сжал кулаки. — Они бесполезны, не могут помочь. Это неизлечимо. Элейн запретила мне говорить о ее болезни! Как она может быть такой жестокой?

— Ты рассержен на нее?

— Да, — он согласно кивнул. — Это несправедливо по отношению к нам. Только я никогда не показываю, что сержусь, не хочу, чтобы она волновалась. Когда я рассержен, я иду в сарай в дальнем уголке сада, запираюсь в нем и плачу. А когда устаю плакать, вспоминаю, как мало времени у нас осталось, бегу обратно в дом в нашу спальню. Проскальзываю внутрь тихо-тихо, опускаюсь на колени у постели и слушаю ее тяжелое дыхание. Из-за лекарств она все время спит, но по крайней мере Элейн по-прежнему со мной.

Лоуренс чувствовал себя ужасно, переживая страдание Генри. Он презирал себя за то, что собирался сделать с ними обоими.

— А теперь, — мнимая аудитор, сделала глубокий вздох, — расскажи, что с тобой происходит спустя год.

Плечи Генри опустились, он съежился, постарел. Его лицо стало похоже на застывшую морщинистую маску. Какое-то время он не двигался. С трудом разомкнув губы, произнес с заметным усилием сухим трескучим голосом.

— Меня нет.

— Объясни, что ты имеешь в виду.

— Элейн умерла. Я умер вместе с ней. Теперь меня нет. Кто-то другой бодрствует вместо меня, говорит от моего имени.

Слишком близко к дню ее смерти. Генри настолько расстроен, что не может мыслить здраво.

— Пропустим еще год.

— Я опустошен, — он немного выпрямился, но живости в голосе не прибавилось. — Ненавижу зиму. Зимой берег серый, небо серое, море застыло, ничего не происходит. Кто-то сказал, что я должен уехать. Глупость. Я остался в доме, где каждая деталь напоминает о ней. Только сколько бы я не открывал дверей, ее за ними нет. Ее нигде нет. И не может быть. Это убивает меня, но я не умираю. Почему я умираю с каждой открытой дверью, но никак не умру? Я схожу с ума. Зачем мне жить? Я не помню, кем я был. Мне плохо! — вскрикнул Генри в отчаянье, обхватив плечи и начав раскачиваться. Он плакал.

— Посмотрим, что было дальше, — сказала аудитор дрожащим голосом. — Что происходит с тобой через два года?

— Я работаю, отдыхаю. Жизнь идет своим чередом. — Генри выпрямился. Морщины на лице разгладились. — Простая жизнь, простые чувства. Не думаю о прошлом или будущем. Есть только сейчас.

— Нет, слишком далеко… — пробормотал Лоуренс на мгновенье выходя из роли. — Твоя жизнь сильно изменилась в течении этих двух лет.

— Да, — признал Генри.

— В чем причина этой перемены?

— Однажды я перестал различать разницу между жизнью и смертью, — его голос стал очень тихим, — я отправился за Элейн. Когда открыл дверь спальни, оказался не в спальне, а в незнакомом месте.

Поняв истинное значение его слов, Лоуренс похолодел. Значит, тоска Генри стала настолько невыносима, что он попытался покончить с собой. Находясь на грани смерти, он оказался в замке Эрла.

— Я видел столы, — продолжил Генри, — роскошную посуду. В канделябрах горели свечи. Тысячи свечей. Все было готово к приходу гостей. Я думал, что помешал торжеству и хотел уйти, но хозяин был добр ко мне. Он предложил поесть, но мне ничего не хотелось. Чтобы не обижать его, я попросил воды. Он подал ее в высоком запотевшем стакане. Очень горькая вода… Как мои воспоминания. Что выбрать — любить, радоваться, страдать или никогда не любить и жить без страданий? Каждый светлый момент жизни омрачен ужасом ее последних часов… И я подумал, — Генри тяжело задышал, задыхаясь. — Я подумал, — повторил он, — что нам с Элейн стоило вовсе не встречаться. Не знать друг друга. Прожить жизни порознь, без страданий. И в тот же момент мне стало легче. Больше не было больно. Словно человека, который страдал, из меня вынули. Он ушел, а я… проснулся.

Вот значит, как Генри это себе представлял. Лоуренс потер подбородок, качая головой. К счастью, пациент пребывал в своем внутреннем мире и не обращал на него внимания. Рассказ Генри дополнял его собственные предположения. Кроме одной детали: сновидец помнил обрывки десятков снов, где он стоял на берегу, сжимая в руках желтый конверт, написанный покойной женой. Содержимое письма, слова Элейн, сказанные в нем, оказали на него огромное влияние, придали сил, но Генри ни разу не упоминал о нем. Почему?

— После смерти Элейн ты нашел ее послание, упакованное в плотный конверт из бумаги желтого цвета?

— Нет. Ни записки, ни письма, ни последних слов на запотевшем стекле. Я искал.

Ритмичный стук метронома сопровождался обоюдным тягостным молчанием.

— Хорошо. Теперь ты свободен.

Он остановил метроном. Генри в удивлении заморгал, приходя в себя. Дело было сделано, Лоуренс позволил себе отпустить их обоих.

Глава 5

Утро для Лоуренса началось рано, он встал едва рассвело. Сновидец побрился, тщательно оделся, спустился к хлопочущей по хозяйству Мейбл. Помог накрыть на стол. Доктор вернулся с прогулки в благодушном настроении. Они мирно позавтракали втроем. Намазывая булочку джемом, Лоуренс изучал брата с сестрой. Обычные люди, приветливые, дружелюбные. Как давно он живет у них и в каком статусе? Прошлое стало туманным. Он по-прежнему постоялец или уже друг семьи? Он не помнил, чтобы платил за комнату, и казалось, что жил в коттедже всегда.

Кто он вообще такой, если подумать как следует? По словам Генри, когда он пожелал никогда не встречаться с Элейн, от него отделился человек, забравший всю боль. Во сне сновидец не придал этому значения, но проснувшись, с ужасом понял, что знает имя этого несчастного.

Будет ли ондостаточно смелым, чтобы признать, что имя этого человека — Лоуренс? Маленький мальчик, ощущающий себя вдовцом, не знающий радости, вырос, приехал в город у моря, чтобы найти ответы на мучавшие его вопросы. Он загадка, парадокс, который не должен существовать. Возможно именно поэтому с ним происходят все эти странные, трудные для понимания вещи.

Сновидец допил чай. Прошлое сновиденье было очень познавательным, давало пищу для ума. Ему было жизненно необходимо описать полученные сведения, чтобы успокоить разум. Он захватил блокнот и пошел на набережную. Погода была чудесная. Море спокойное, ветер легкий и теплый. На плитах у воды играли мальчишки, в небе летали чайки, оглашая воздух резкими криками.

Что такое сны на самом деле? Сложный вопрос. Первична реальность, порождающая сны, или из бесформенного месива сновидений возникает реальный мир? Почему у живущих в сновидениях есть своя воля? Не раз участники выходили за прописанные сном рамки, вели себя как реальные люди. И что за странные эти создания — сновидцы… Если есть тот, кто может входить в сны и изменять их, то почему бы не появиться созданию из сна, который сможет менять реальный мир? Это бы объяснило невероятные возможности Эрла, от которого исходила аура кошмара.

Лоуренс прилежно склонился над листом. Сначала он писал, но почти сразу бросил это бесперспективное занятие, решив, что проще рисовать забавных маленьких человечков, подписав их как Генри, Лоуренс и Элейн. Если рисовать человечков, а не описывать словами все те страшные вещи, которые ему открылись, занятие становится милой забавой и только.

Сначала появилась семейная пара — Генри Первый и Элейн Первая. Именно Генри Первого Лоуренс вызвал на откровенность с помощью гипноза прошлой ночью. На рисунке они шли с женой вместе рука об руку, затем Элейн исчезла. Убитый горем Генри Первый встретился с Эрлом и вычеркнул Элейн из своей жизни. Это привело к парадоксу — появлению двух новых людей: Лоуренса и Генри Второго. Генри Второго знают теперь как почтмейстера, контрабандиста, полезного во всех смыслах человека. Лоуренса знают как скучного служащего Конторы. И немножко художника. Они оба не встречались с Элейн, но если Генри Второй живет один, потому что таково было желание Генри Первого, то Лоуренс — всего лишь альтернативная копия Генри Второго. Он живет мыслями об Элейн, воплощая собой тоску и горе Генри Первого об умершей жене.

Здесь Лоуренс прекратил рисовать, закусив предательски дрожащую губу. Очень хотелось пожалеть себя, но вместо этого он пошел в кафе и купил пирожные себе и мальчишкам, играющим рядом. Они с восторгом приняли щедрое угощение. Перемазанные кремом, дети вприпрыжку побежали по пирсу, продолжая игру. Лоуренс наблюдал за ними с некоторым облегчением. Сновидец взял кофе без сахара, чтобы перебить приторную сладость пирожных, и занял столик возле окна. На следующей странице он нарисовал Элейн Вторую, одиноко идущую одну без пары. Где она? Что сейчас делает?

Лоуренс дорисовал рядом с собой конверт с письмом от Элейн. Если бы Генри Первый нашел его, то не предпринял бы попытку покончить с собой и не загадал свое страшное желание. Почему же он не нашел послание? Оно было случайно потеряно или Элейн вовсе его не оставила? В словах Генри Второго проскользнула неприкрытая неприязнь по отношению к Элейн. Перед тем как разложить карты, он назвал ее двуличной особой, как будто она подвела его. Конечно, Генри Второй ничего не помнил об Элейн, но ведь чувства — это не память, как Лоуренс уже убедился на собственном опыте.

Сновидец провел стрелочку от конверта в своих руках к Элейн Первой, а от нее к Генри Первому. Это породило дополнительную жизненную линию включающую в себя новую пару: Генри Третьего и его возлюбленную. Они шли вместе, но теперь, когда Элейн исчезла, в руках Генри оставался конверт и он продолжал свой путь не встречаясь с Эрлом. Эта линия исключала появление Лоуренса, как отдельной личности, но сновидец не чувствовал сожаления. Было бы о ком жалеть, в самом деле… Зато теперь можно было не сомневаться, что сны о доме на берегу принадлежали именно Генри Третьему, получившему послание от любимой жены, благодаря которому он нашел в себе силы жить дальше и не решился наложить на себя руки.

Все три линии с трудом укладывались в его голове. Лоуренс выпил еще одну чашку кофе, чтобы сосредоточиться. Не каждый день осознаешь, что действуешь в снах кого-то, кто будет существовать лишь потенциально. Все эти выкрутасы снов без будущего и прошлого действовали сновидцу на нервы. Как в эту картину вписывался Эдвард? Вероятно, когда Генри Первый загадал желание, то вычеркнул себя и из совместных снов с Элейн. Сны постепенно растворялись, в итоге Элейн Первая осталась без своего Генри и это притянуло к ней Эдварда. Он забрал ее и вернул обратно, до того как она сумела осознать, что произошло, но так как сны Генри Первого уже изменились, в них не оказалось для нее места.

Что же с ней случилось потом? Она послала весточку Лоуренсу, пробудив его сознание, запертое в буднях скучных дней? Может быть у его любимой тоже есть навыки сновидца и сейчас ее безутешные версии путешествуют по снам, пытаясь исправить катастрофическую ошибку своего глупого мужа?

Лоуренс застонал, на миг прикрыв глаза. Все это было чересчур сложно. И не решало проблемы появления желтого конверта. Должно же быть какое-то логичное объяснение тому факту, почему конверт попал именно к нему в своем материальном воплощении. Возможно, когда Элейн не смогла проникнуть в их совместные с Генри сны, Лоуренс понадобился ей в качестве курьера?

— Вот, дорогуша! — перед ним неожиданно возникла тарелка с пышным горячим пончиком, обильно покрытым сахарной пудрой. — Кофе взял, а пончик забыл… — добродушно проворчала хозяйка, качая головой.

— Извините, но я не заказывал…

— Сегодня у нас правило — покупаешь второй кофе и получаешь пончик в подарок. Отказы не принимаются. Ты же не хочешь меня обидеть? Разве у меня плохие пончики? — она нахмурилась.

— Спасибо, выглядит вкусно, — сдался Лоуренс, будучи не в силах спорить.

— Так-то лучше. А ты художник Мейбл? — хозяйка широко улыбнулась, ткнув пальцем в блокнот.

— Я ее постоялец, — уточнил он.

— Ах, как похоже-то получилось! Сразу видно — талант! — она одобрительно зацокала языком.

— Что? — не понял Лоуренс и только сейчас обнаружил, что размышляя над превратностями снов, бессознательно рисовал Элейн. — Вы видели эту женщину? — спросил он ошеломленно.

— Конечно, дорогуша. Эта актриса приезжала в прошлом году. Ставили «Незнакомку». Такой красивый был спектакль! Я с дочкой на него трижды ходила. Наш город небольшой, зимой здесь немного развлечений, но театр у нас приличный.

— Я нарисовал ненамеренно, просто задумался… — признался сновидец, покрываясь холодным потом. — А как имя актрисы? Извините, я не особый знаток театра.

— Хм, дай-ка вспомню… — женщина задумалась. — Это какой-то псевдоним. Я в программке видела, но память уже не та. А вот на лица у меня память хорошая. Дочка мне место в первом ряду брала, так что я ее хорошо рассмотрела.

— Большое спасибо! — выпалил Лоуренс, вскакивая с места. — Мне пора! Извините!

В последний момент схватив пончик, мужчина благодарно кивнул хозяйке, стремглав покидая кафе.

— Творческий человек. Они все со странностями… — Она философски пожала плечами и принялась вытирать сахарную пудру со столика.

Лоуренс со всех ног бежал к театру на ходу проглотив сладкое угощение. Он вспомнил, что видел афишу «Незнакомки» в фойе. В тот момент актриса показалась ему знакомой, но маска закрывала лицо, и он прошел мимо. Охваченный трепетом, сновидец пробежал весь путь к театру без заминки, несмотря на то, что пришлось подниматься вверх по склону. К счастью, театр был открыт, внутри шла влажная уборка. Было слышно, как уборщик двигает ведро в коридоре и насвистывает.

Тяжело дыша, Лоуренс бросился к афише. Чем больше он всматривался в женский силуэт, тем больше укреплялся во мнении, что не ошибся. До боли знакомые изгибы, поворот головы… Но несмотря на это, он по-прежнему колебался, боясь узнать имена участников пьесы. Послышалось шарканье, приближался уборщик. Сновидцу смертельно не хотелось, чтобы кто-то увидел его в этот уязвимый момент. Он заставил себя прочесть имя ведущей актрисы, написанное крупнее остальных.

Лоуренс понял, что должен немедленно позвонить.

* * *

Если почтмейстер и был удивлен видом задыхающегося раскрасневшегося Лоуренса, то не подал виду. Невозмутимо кивнув на просьбу о звонке, он ткнул указательным пальцем в телефонную будку, а сам вернулся к прерванному разговору с пожилой женщиной у которой дочь выходила замуж. Семья в честь торжества планировала заказать большое количество отличного спиртного и Генри обещал устроить все в лучшем виде.

Внутрь будки было так тихо, что Лоуренс в первое мгновение был оглушен грохотом собственного сердца. Схватив трубку, он дождался, когда на другом конце послышался сонный голос телефонистки и попросил связать его с Конторой, назвав телефон дежурного по этажу. Почти сразу в трубке раздался голос Полли.

— Добрый день! — с облегчением выдохнул сновидец, радуясь возможности поговорить с кем-то знакомым.

— Лоуренс, неужели это ты? — Полли его сразу узнала. — О, как я рада, что ты позвонил! Ты в порядке? Как твое здоровье?

— Все в порядке, спасибо. Можно мне поговорить с Винсентом?

— Да, конечно, сейчас позову. Побудь на линии.

Потянулись томительные минуты ожидания. Держа тяжелую трубку у уха Лоуренс прислонился лбом к холодному стеклу дверцы и закрыл глаза. Голос Винсента вырвал его из области грез.

— Лоуренс? — в голосе мужчины звучало удивление, казалось он ожидал, что станет жертвой дурной шутки.

— Да, Винсент, это действительно я, — улыбнулся сновидец, представляя выражение лица друга. — Как дела на службе?

— О, я уже подумал, что Полли показалось! У меня все прекрасно: унылые рабочие часы, унылые перерывы на обед, — он вздохнул. — И все в таком духе. Как проходит твой отпуск? Ты здоров? — в голосе Винсента проскользнули нотки беспокойства.

— Да-да, и я, и море — мы в полном порядке, — рассмеялся Лоуренс. — Я звоню тебе, потому что мне очень нужен твой совет.

— Правильно, междугородние звонки — дорогое удовольствие, поэтому сразу к делу, — похвалил Винсент. — Чем могу помочь?

— Помнишь, ты как-то упомянул, что у тебя до сих пор много знакомых в театральных кругах. Если я хочу найти человека — актрису, как мне это сделать?

— Для начала нужно знать ее имя, чтобы искать, — резонно заметил Винсент. — Или хотя бы пьесу, где она играет или играла.

— Ее имя Элейн, она играла главную роль в пьесе под названием «Незнакомка». Приезжала в прошлом году с труппой сюда, в этот город. Говорят, спектакль был хорошо принят.

— В таком случае найти ее будет несложно, — обнадежил друг. — Если тебе срочно, могу сделать пару звонков прямо сейчас и навести о ней справки.

— Да, пожалуйста. — Лоуренс старался звучать безразлично, но Винсент все понял.

— В таком случае, подожди у телефона, пока я выясняю… Ты откуда звонишь? Дай мне номер для ответного звонка.

Внутри будки был приклеен листочек с номером, написанный чернилами. Лоуренс поспешно продиктовал его. Винсент попросил никуда не уходить и обещал выяснить все в течение часа. Положив трубку, сновидец облизал губы и вытер пот со лба. Внутри было душно. Он выглянул наружу. Генри провожал пожилую посетительницу к выходу. Она цепко держала его за локоть, находясь в самом благодушном расположении духа. Видимо, ей удалось выторговать у почтмейстера немалую скидку.

— Просто жду ответного звонка, — объяснил Лоуренс Генри, когда тот повернулся к нему. — Я назвал номер, тот, что на стене. Он верный?

— Да. Я собирался перекусить, составите компанию?

— Нет, спасибо. Извините. — Лоуренс вытер потные ладони о брюки. — Лучше подожду здесь.

— Важный звонок?

— Да. Очень.

Генри скользнул по нему цепким колючим взглядом, но не став больше расспрашивать, зашел за конторку.

— Хочу заплатить за звонок, пока не забыл. — Лоуренс поспешно вытащил мятую купюру и положил перед почтмейстером. — Этого хватит?

— Вполне, — купюра тотчас исчезла, словно ее и не было.

— В прошлом году вы были на пьесе «Незнакомка»? Она шла в вашем театре.

— Почему спрашиваете? — Генри посмотрел на него с подозрением.

— Да просто так… Хозяйка кафе, где подают бесплатно пончики и ватрушки к кофе, ее очень хвалила. Говорила, что ходила на пьесу несколько раз.

— А… — почтмейстер немного расслабился. — Хотел пойти, но времени не было. Подвернулось выгодное дело и меня не было в городе весь месяц. Посмотрю в следующий раз. Думаю, та труппа еще приедет.

— Конечно, — согласился Лоуренс, уверенный, что если в актерском составе будет Элейн, то для Генри снова подвернется выгодное дело, вынуждающее его уехать.

— Как сны? Есть новости?

— Пока ничего определенного, — пожал плечами Лоуренс. — Решил сосредоточиться на реальной жизни.

Генри кивнул, делая вид, что его это мало волнует и с гордо поднятой головой ушел, оставив посетителя в одиночестве. Лоуренс с досадой посмотрел ему вслед, чувствуя себя отвратительно. Он знал, что только что обидел Генри своей скрытностью, но что он мог сказать? «Добрый день, Генри, вы — и только вы, источник всех моих проблем. Хотя, что же это я… Нет, не вы — ведь вы тоже жертва в каком-то смысле, а тот, кто был вместо вас ранее, тот, кто пожелал в миг отчаяния катастрофическую вещь для нас обоих. И я намерен это исправить любой ценой».

Когда ждешь, время тянется непростительно медленно. Лоуренс пялился на допотопную будку, пока не заслезились глаза. Сможет ли ему помочь Винсент? Вряд ли труппа, разъезжающая по маленьким приморским городкам так уж знаменита. Сновидец мало понимал в мире искусства, но знал, что известные актеры играют в главном театре и это на них приезжают посмотреть, а не наоборот. А если Винсент скажет, что не знает, где она? Что ее след затерялся, или что ее никогда не было, а он все выдумал. Или того хуже — это просто совпадение, это не его Элейн. Разве мало женщин с таким именем?

Мучения Лоуренса прервал приглушенный телефонный звонок. Он бросился в внутрь, срывая трубку с аппарата.

— Да?!

— Лоуренс? Наконец-то! В первый раз меня соединило с какой-то старушкой, которая долго морочила мне голову, — проворчал Винсент. — У меня хорошие новости. Труппа, в которой работает твоя актриса, сейчас у нас и останется здесь до конца сезона. Знаешь театр на Липовой аллее? Красивое желтое здание с колоннами.

— О, Винсент! Да, знаю! Спасибо! — камень свалился с души Лоуренса. — Я твой вечный должник!

— Тогда будешь мне должен ужин, как приедешь, — рассмеялся Винсент.

— А как мне попасть в театр? То есть я, конечно, куплю билет на спектакль, но я бы хотел поговорить именно с ней.

— Просто зайди в гримерку после представления.

— Меня пропустят?

— Лоуренс, актеры — это обычные люди, как мы с тобой. Конечно пропустят, если будешь вести себя прилично. Хотя тот Лоуренс, которого я знаю, по-другому и не умеет, так что я за него спокоен. На самом деле я думаю никто не обратит на тебя внимания за кулисами. Обычно всем не до этого. О, нет… — в голосе Винсента зазвучали нотки сожаления и досады, — сюда направляется начальство. Вынужден идти.

— Да, конечно. Извини, что отвлекаю от работы, — заволновался Лоуренс. — Увидимся.

Он положил трубку и прикрыл глаза, не веря своему счастью. Элейн сейчас в его городе, какая поразительная удача! И какая ирония! Сновидец выскользнул из будки, качая головой. На всякий случай, не доверяя собственной памяти, сделал пометку в блокноте, что следует искать театр на Липовой аллее. Подумав, Лоуренс вырвал следующую страничку, написав на ней прощальную записку для Генри, благодаря того за понимание и желая всяческих благ.

Если он поторопиться, то успеет на вечерний поезд. Настало время покинуть этот странный город, где произошло столько необыкновенных вещей. Лоуренс поспешил в коттедж, чтобы предупредить Мейбл о своем отъезде.

* * *

Дверца шкафа были распахнуты, одежда в беспорядке лежала на диване и стульях. Галстуки, шейные платки, рубашки — все перемешалось. До начала представления оставалось всего три часа, а он по-прежнему не был одет. Заветный билет в театр — тоненький листочек желтоватой бумаги, лежал на видном месте на столе кухни. Проклиная свою нерешительность, Лоуренс все еще выбирал наряд, в котором ему предстоит показаться перед Элейн, ведь первое впечатление очень важно. Это должен быть лучший костюм, но что значит лучший в его ситуации? К своему стыду, он ничего не знает о ее предпочтениях. Что ей понравиться, а что оттолкнет? Должна ли это быть дорогая вещь или наоборот, что-то более обыденное, но внушающее доверие?

— Глупый Лоуренс, если не знаешь, как поступить, придерживайся проверенной классики! — сказал он строгим тоном, подражая голосу своей матери.

Попытка подбодрить себя увенчалась успехом. Когда он потянулся за голубой рубашкой и темно-синим шелковым жилетом, его пальцы почти не дрожали. Образ приличного мужчины завершил синий шейный платок и костюм строгого покроя такого же цвета.

— Надеюсь, я не буду выглядеть слишком уныло во всем этом, — проворчал он, застегивая запонки перед зеркалом в ванной.

Несмотря на бледность, вызванную волнением и бессонной ночью, Лоуренс по-прежнему был хорош собой. Он зашел подстричься сегодня утром и впервые жизни остался доволен результатом. Сновидец осторожно улыбнулся отражению в чертах которого угадывались лица Генри и Эдварда. Сегодня Лоуренс поставил свое сердце на кон без всякой надежды на успех, но отчего-то по-прежнему надеялся. Все случилось настолько быстро, что он не верил в полной мере в происходящее. Как получилось, что он так долго и безуспешно пытался добиться внимания Элейн во снах, а сегодня едет к ней на встречу наяву?

Уже сидя в такси, Лоуренс понял, что так и не придумал достойного повода для встречи. Придется импровизировать, хотя спонтанность никогда не было его сильной стороной. В кармане лежал билет на спектакль, название которого он не запомнил. Таксист что-то говорил, пока они медленно ехали в неизбежной в это время дня пробке, Лоуренс вежливо кивал, но понятия не имел о чем был разговор.

Театр на Липовой аллее был внушительным старым зданием, построенным в классическом стиле. По обеим сторонам от входа стояли стенды под стеклом с афишами. Тяжелая, обитая бронзой, дверь в фойе была широко распахнута. Внутри горел свет, зал постепенно наполнялся посетителями. Лоуренс вошел внутрь, чувствуя себя неловко и неуместно посреди веселой беззаботной толпы незнакомцев. Полная пожилая женщина в униформе, окинув его опытным взглядом, безошибочно определила в Лоуренса новичка. Она тотчас очутилась рядом с ним, умудряясь двигаться очень быстро несмотря на свои немалые габариты.

— Вам нужно сдать верхнюю одежду в гардероб. Вы один или ожидаете кого-нибудь?

— Один.

— Получите номерок, приходите ко мне. Я проведу вас в зал, покажу ваше место. Гардероб там, — она указала на арочный вход, наполовину скрытый бархатной портьерой.

— Спасибо, — Лоуренс последовал ее совету.

Сжимая потными пальцами медный треугольник с номером, нервный посетитель последовал за работницей театра. Она повела его на второй этаж, в одну из лож.

— Буфет справа от вас, туалет слева в конце коридора. Сейчас дадут первый звонок. После третьего звонка начнется представление, выходить из ложи без нужды не рекомендуется. Желаете приобрести программку? — тон ее голоса не допускал возражений.

Конечно же Лоуренс купил все, что у нее было, к немалому удовольствию своего гида. Как только он занял свое место, прозвучал первый звонок. Зрительный зал начал заполняться зрителями. Вокруг было много темно-красного цвета — тяжелый занавес, закрывающий сцену, обивка мягких кресел, ковровые дорожки между проходами. Под потолком висела роскошная хрустальная люстра.

В ложу вошла старомодно одетая пожилая семейная пара. Они приветливо кивнули Лоуренсу и сели на свои места рядом с ним, переговариваясь вполголоса. Женщина, достала из сумочки маленький бинокль и положила перед собой. Сновидец подумал, что неплохо было бы иметь такой же, но возвращаться в фойе не хотелось. Лоуренс пролистал рекламные проспекты и программу, но не обнаружил ничего интересного. Не считая того факта, что он наконец узнал, что представление называется «Двойное свидание» и это комедия в двух актах.

Прозвучал второй звонок. Шума в зале прибавилось, все стремились занять свои места. Второй ряд в ложе тоже не пустовал. Лоуренс слышал, как зрители садятся, но не обернулся. Он пытался взять места ближе к сцене, но к сожалению, эти билеты были уже раскуплены. С другой стороны, в партере ему было бы жутковато. Ведь с такого расстояния Элейн могла увидеть его прямо со сцены, а он не хотел встречаться с ней среди толпы.

Прозвучал третий звонок. Свет стал тускнеть, разговоры стихли. Сжав кулаки, Лоуренс подался вперед. Занавес оставался закрытым, послышались аплодисменты, сначала робкие, затем смелее. Зрители рукоплескали, намекая артистам, что они их уже заждались. Свет в зале полностью погас, занавес разошелся в стороны, открывая декорации маленькой уютной чайной. Актеры уже сидели на своих местах. Началось представление.

Лоуренс не следил за сюжетом пьесы. Как только на сцене появилась Элейн, остальной мир перестал для него существовать. Он сразу же узнал ее. Вцепившись в подлокотники, мужчина неотрывно следил за женщиной в белом платье. Подспудно Лоуренс ожидал звездопада, оглушающих фанфар или хотя бы землетрясения в момент, когда он поймет, что не ошибся и действительно видит ее, но ничего этого не было. Элейн шла по сцене легкой походкой словно ожившая греза в лучах софитов. Богиня среди простых смертных — других актеров, что были для нее лишь фоном. «Неужели они не замечают, насколько она совершенна, — удивлялся про себя Лоуренс. — Почему они относятся к ней как к обычному человеку?»

На сцене происходило что-то веселое, зал то и дело взрывался смехом в ответ на действия актеров. Мужчины и женщины бурно выясняли отношения, скрывались за декорациями в глубине сцены, громко произносили многозначительные реплики, преувеличенно жестикулируя. Такое поведение вряд ли встретишь в реальной жизни, но здесь и сейчас оно было уместно. Лоуренс до крови прикусил губу, но заметил это только когда кровь потекла по подбородку. Он спешно прижал платок к лицу. Так не годиться, нужно успокоиться, взять себя в руки. У него нет права все испортить.

Неожиданно на сцене все застыли, зазвучала танцевальная музыка и занавес закрылся, скрывая Элейн. В зрительном зале зажегся яркий свет, наступил антракт. Люди внизу зашумели, спеша к выходу, чтобы успеть в буфет. Лоуренс ошеломленно крутил головой.

— Прошу прощения, это был первый акт? Я имею в виду весь? — спросил он соседку, открывшую программку.

— Да. — Она посмотрела на него поверх очков. — А что вас смущает?

— Мне он показался коротким.

— Ах, это потому что пьеса хорошая. — Она улыбнулась. — Вам понравилось?

— Это лучшее, что я видел в своей жизни, — честно ответил Лоуренс, никогда прежде не бывавший на представлении.

Жажда вынудила его покинуть ложу. Буфет был уже занят толпой страждущих, наслаждающихся шампанским, хересом и канапе, но Лоуренс сумел протиснуться между ними к столику и налить стакан воды из графина. К счастью, она была бесплатна и ему не пришлось стоять в очереди, чтобы расплатиться. Смочив пересохшее горло и переведя дух, он вернулся обратно.

В руках посетителей он заметил букеты. Роскошные, обычные, скромные, все как один завернутые в хрустящую подарочную бумагу и украшенные лентами. «Может и мне нужно было купить цветы?» — запоздало подумал Лоуренс, но тут же отмахнулся от этой мысли. Он здесь не для этого. Букеты, подарки и прочая мишура — это для поклонников. Не хотелось бы, чтобы Элейн ошибочно отнесла его к этой легкомысленной братии.

Антракт пролетел незаметно, звонки прозвучали один за другим. Зал погрузился в полумрак, занавес с шуршанием пополз в сторону открывая сцену. Теперь на ней стоял дом, чей картонный фасад был разрисован ползущим плющом. На втором этаже находилось открытое окно с выходом на балкон. Внизу стояли деревянные скамейки. Задник изображал закат — ярко-оранжевое солнце тонуло в синем море. Скрипнула дверь, на балкон вышла Элейн. Взмахнув платком она с тоской спросила, глядя в полумрак зала:

— Где же ты, мой любимый? Как долго еще ждать тебя!?

Конечно, это были просто строки пьесы, да и тон, с которым они были сказаны был нарочито преувеличенным и ироничным, но одного человека они поразили в самое сердце. Давясь набегающими слезами, Лоуренс понял, что это будет сложнее, чем он себе представлял. Актеры старались изо всех сил развлечь публику, зал взорвался хохотом, сновидец с усилием растянул губы в улыбке. Он настолько привык не выделяться в толпе, что даже сейчас пытался сделать вид, что слезы — это следствие смеха.

Когда обилие шуток и комичных положений вызванных сюжетной путаницей увеличилось, Лоуренс понял, что представление близиться к финалу. И вот громко заиграла радостная музыка. Актеры застыли в нелепых позах, занавес закрылся и тут же открылся снова. Теперь актеры выходили по одному, кланялись зрителям, которые вскакивали с мест оглашая зал беспрестанными аплодисментами. Лоуренс тоже поднялся — синхронно с соседями по ложе. И так же щедро раздавал аплодисменты, безотрывно глядя как улыбается и кланяется Элейн. Миг, больше подходящий для сна, чем для реальной жизни, но, как и всякий хороший сон, он закончился до того, как он успел им насладиться.

В зале зажегся свет, актеры поклонились в последний раз, приняв подношения в виде цветов, и скрылись за кулисами. Как только Элейн исчезла из вида, Лоуренс ощутил, как приятное тепло в груди сменяется ледяным холодом. Зрители расходились, а он продолжал стоять, всматриваясь в подрагивающий занавес, в нелепой надежде, что она вернется.

— С вами все в порядке? — сердобольная соседка осторожно коснулась его локтя.

— Да, я в порядке. Задумался. Хорошая пьеса.

Пожилая пара понимающе улыбнулась и удалилась. Лоуренс последовал следом, спустился на первый этаж. Ему нужно было попасть за кулисы, но он слабо представлял, как это сделать. Где же секретная дверь, отделяющая скучный серый мир усталых людей от волшебного мира полного разноцветного грима и париков? Винсент уверял, что попасть туда легче простого. Он даже пытался объяснить, как туда пройти, но Лоуренс запомнил только, что ему нужно спуститься вниз по лестнице и куда-то свернуть.

— Простите. Как мне пройти за кулисы? — он решился попросить помощи у тощей высокой женщины строгого вида, носящей театральную униформу с достоинством богини.

— А вам зачем? — она смерила его подозрительным взглядом, но добротный дорогой костюм и располагающее открытое лицо Лоуренса как всегда сыграли свою роль, заставив ее смягчиться. Кроме того, он был трезв, в его руках не было ни цветов, ни вина.

— Мне нужно встретиться с актрисой, пока она не ушла домой, — честно признался сновидец.

— Идите за мной.

Она быстро пошла по залу. Лоуренс покорно следовал за ней, пытаясь не потерять в толчее ее худую спину в черном костюме. Свернув в боковой коридор, проводница толкнула дверь, на которой висела табличка «Служебный вход».

— Третья дверь слева. Это женская гримерная.

— Спасибо, — он кивнул и поспешил по коридору.

На самом деле это ему только казалось, что он спешит, на самом деле его шаги становились все более робкими. К двери гримерной он подошел крадучись, борясь с недостойным желанием заглянуть в замочную скважину. Оттуда слышались приглушенные женские голоса. Лоуренс топтался у дверей в нерешительности и только звук приближающихся шагов заставил его нервно постучать.

— Войдите! — раздался бодрый женский голос.

Он толкнул дверь и вошел в ярко освещенную по сравнению с полу темным коридором комнату, вытянутую как вагон поезда. На него смотрели сразу несколько женщин. Некоторые сидели за столиками, удаляя остатки грима. Другие переодевались, нисколько не стесняясь незнакомого мужчины. Заметив, что женщины не одеты, Лоуренс сразу же отвернулся, уставившись куда-то в стык стены и зеркала.

— Прошу прощения, что помешал. Мне нужно увидеть Элейн. Она здесь?

— Элейн, к тебе посетитель, — повысила голос одна из актрис. — Проходите. И закройте дверь, дует же.

Лоуренс сделал несколько шагов, стараясь не глазеть на полуобнаженных женщин. Голоса вокруг доносились приглушенно, словно он погрузился под воду. Время замедлилось. В своих фантазиях он представлял, что они с Элейн будут одни, а не в столь многочисленной компании, но отступать было поздно. В спину ему донеслись смешки, актрис позабавила его робость, больше подходящая подростку, чем взрослому мужчине.

Элейн сидела перед зеркалом в углу комнаты, торопливо расчесывая волосы.

— Вы ко мне? По какому вопросу? — она бросила вопросительный взгляд в зеркало и замерла, увидев в отражении бледное лицо Лоуренса.

Изящная рука, с длинными тонкими пальцами, сжимающими расческу, застыла. Одно мгновение она не дышала, не спуская с него настороженного стеклянного взгляда. Затем Элейн медленно положила расческу на столик. По ее реакции Лоуренс понял — она узнала его и теперь боится поверить, что их встреча реальна. Она боится ошибиться. Элейн медленно повернулась. В ее взгляде читались мольба и вызов.

— Добрый вечер, — он первым нарушил молчание. — Мне нужно поговорить с вами.

— Прошу вас, — она нервно развела руки призывая продолжать.

Было странно общаться столь официальным тоном, но здесь, в окружении других людей они не могли иначе. Это нужно было исправить.

— Это личный разговор. Я бы хотел поговорить наедине.

— Ого! Элейн, осторожнее! — вмешалась актриса, натягивающая чулки. — Это не просто поклонник, а мужчина с намерениями. — Ее голос был полон сарказма и зависти.

— Вы не представились, — Элейн с досадой отмахнулась от слов коллеги.

— Да. Извините, но я назову имя позже.

— Хорошо… — она задумалась, не сводя с него напряженного взгляда. — Мы могли бы поговорить.

— Это долгий разговор, — в горле у него пересохло, язык ворочался еле-еле. — Давайте поужинаем? Я заказал на вечер столик в «Централе». — Последнее уточнение он сделал специально. Ресторан «Централь» был известным респектабельным заведением с высокими ценами.

— Вы правы, так удобнее. Ужин будет очень кстати, — тотчас согласилась Элейн. — Подождите меня в коридоре. Я буду готова через десять минут.

Лоуренс кивнул. На самом деле это больше напоминало поклон, но по крайней мере он не бросился навзничь к ее ногам, что делало честь его самообладанию. Неловко пошатываясь и задевая мебель, сновидец покинул гримерную, закрыл дверь и оперся о холодную стену. Он сам не верил в то, что только что случилось. «Я говорил с ней! — пронеслось у него в голове. — Говорил наяву, это не бред моего воображения, нас слышали другие! — и тут же новая мысль пронзила его. — А что если она на самом деле не хочет встречи и сейчас уйдет через другой выход? Вдруг это был предлог, чтобы избавиться от меня?»

Он чуть было не ринулся обратно, но вовремя вспомнил, что в комнате не было других дверей или окон. Однако, театр полон обмана как на сцене, так и за кулисами. Вдруг потайной ход скрывается за зеркалом или в полу есть скрытый люк? Лоуренса бросило в жар. Нет, женщина его мечты не поступила бы с ним так жестоко. С кем угодно, но не с ним. Но слишком живое воображение продолжало пугать его и только появление Элейн положило конец мучениям.

Его избранница была одета неброско: в темное шерстяное платье, пальто, скромная сумочка. Актрисы, даже талантливые, не богаты.

— Я готова, — просто сказала она, пытаясь замаскировать внутренне смятение.

— Элейн… — он протянул руки. — Это я. Наконец-то я нашел тебя.

Медленно, словно боясь спугнуть дикую птицу, Лоуренс осторожно обнял ее, прижал к груди. Элейн также осторожно обняла в ответ. Они стояли, наслаждаясь дыханием друг друга. Не нужно было слов, теперь в их жизни все было правильно. Сводящая с ума тоска, терзающая их с рождения, утихла. В пустом холодном коридоре театра Лоуренс почувствовал себя полностью счастливым.

— Как только я взглянула на тебя, то поняла, что мы уже знакомы… — прошептала Элейн отстраняясь, заглядывая в глаза. — Мы ведь встречались, верно? Когда-то очень давно.

— Верно, — признал Лоуренс, целуя кончики ее пальцев, но больше ничего не успел добавить — за соседней дверью послышались быстрые шаги. — Пойдем. — Он увлек ее к выходу.

— Ты в самом деле собираешься в ресторан?

— Да. Я предположил, — тут он смутился, — что после выступления ты можешь быть голодна. Ты не против ужина со мной?

— Да, я хочу поужинать. А как тебе пьеса? Понравилась?

— Не знаю, — Лоуренс покраснел. — Я не особо следил за сюжетом, если честно. Я смотрел только на тебя.

— О, понимаю… — она рассмеялась и спросила. — А ты пришел в театр в одном костюме?

Они стояли посреди фойе. Элейн легким кивком указала в сторону гардероба. Лоуренс совершенно забыл о пальто. Когда он подал гардеробщице номерок, та посмотрела на мужчину с укоризной. Его одежда была последней.

Оказавшись на улице Лоуренс понял, что совсем не чувствует холода, присутствие Элейн согревало его. Поймав такси, сновидец открыл перед ней дверь и сел рядом на заднее сиденье.

— В «Централь», пожалуйста, — попросил он водителя.

Такси мягко тронулось, шурша шинами. Не сговариваясь, они переплели пальцы.

— Мне почему-то всегда казалось, что ты приедешь на машине, — задумчиво заметила Элейн.

— У меня нет машины. Я не умею водить. — покраснев, Лоуренс покачал головой.

— Это неважно, — усмехнувшись, она только крепче сжала его руку.

Но это было важно. Элейн только предстоит узнать настолько он не соответствует ее ожиданиям. Он был лишь частью Генри и, надо признать, не слишком значительной. Кто такой Лоуренс? Обычный человек с обычным прошлым, которому достался лишь хороший вкус, талант к живописи и чувствительное сердце, полное сомнений. Все остальные полезные качества остались у Генри.

Элейн почувствовал перемену, произошедшую в его настроении.

— Что случилось? — она ласково коснулась щеки.

— Я никогда не увлекался театром. Ты простишь меня за это? Сегодня было первое представление, которое я посетил.

— Ах, а ведь я специально стала актрисой, — она шутливо шлепнула по руке. — Серьезно, мне казалось, что так тебе легче будет меня найти.

— Я не сразу понял, как искать. Жил скучной одинокой жизнью.

— Чем ты занимаешься?

— Работаю… Обещаю, все расскажу за ужином.

Ресторан «Централь» располагался в старинном здании с высокими потолками. Хрусталь, фрески, красные ковры с мягким ворсом, рояль, уютные столики в отдельных кабинках, дающие приватность и комфорт, обслуживание на высшем уровне. В заведении царила особая атмосфера больших денег. Чтобы получить здесь столик Лоуренсу пришлось попросить Карен, которая подключила связи своего высокопоставленного мужа. Конечно, встреча с Элейн могла произойти и в менее претенциозном месте, да хоть на лавочке в парке, но Лоуренсу хотелось показать, что он ценит ее. Элейн была достойна только лучшего.

Их столик располагался в углу зала, где их никто не мог видеть, а музыка была почти не слышна, что Лоуренса полностью устраивало. Они сделали заказ, официант появился и снова пропал, двигаясь бесшумно словно тень.

— Ты хочешь впечатлить меня? — Элейн улыбнулась, кокетливо смотря на него сквозь бокал с шампанским.

Лоуренс чувствовал, что тает под этим пристальным умным взглядом. Он мог бы молчать весь вечер, она уже знала все его мысли и чувства.

— Да… — он прокашлялся. — Хочу. На самом деле я не богат, не занимаю видного положения в обществе. Я простой служащий в Конторе.

— Вряд ли это можно считать недостатком, — сказала она. — Это лишь свидетельствует о том, что ты честный человек. Я бы больше удивилась, если бы ты вдруг оказался владельцем несметных богатств.

— Нет, увы, — он пожал плечами. — Я тот, кто есть.

— Ты так и не сказал, как твое имя.

— Лоуренс. Всего лишь, Лоуренс.

— Почему всего лишь?

Принесли заказ. Сновидец сделал большой глоток воды. Ему было жарко. Элейн спокойно ждала ответ.

— Хотелось бы мне носить другое имя, — выдавил он наконец.

— У тебя красивое имя.

Она дипломатично ничего не стала добавлять. Возможно в ее снах у него просто не было определенного имени.

— Я люблю тебя, — вдруг вырвалось у него. — Это ничего не изменит, какую бы жизнь я не жил.

— Лоуренс… — нежно прошептала она. — Меня беспокоит то, как ты это говоришь. Как будто нам что-то мешает. Ты в порядке? Я имею в виду не скрываешься от закона, не умираешь от неизлечимой болезни…

— Нет, ничего такого.

— Женат?

— Нет. И никогда не был. А ты?

— Была замужем. Давно. Развелась, детей нет. — Элейн вздохнула. — Я не сразу поняла, кто я и кто мне нужен.

— Я тоже. Мы не особо торопились, верно? — он горько усмехнулся.

— Так и есть. Сколько тебе лет?

— Немного за сорок.

— Значит, я старше тебя. Мне уже пятьдесят, — она покачала головой. — Однако я не теряла надежды.

— Годы — это неважно, — Лоуренс нахмурился. — Ты прекрасно выглядишь. Или дело в другом? Ты нездорова? — он взволнованно подался вперед.

— Со мной все в порядке. И зачем я только об этом упомянула? Странно говорить о возрасте на первом свидании, но я нервничаю.

— По тебе это незаметно.

— Надеюсь, иначе я плохая актриса.

— А по мне заметно?

— Да, очень. Уж извини, — она тепло улыбнулась.

Мелькнула тень, официант спросил не нужно ли им еще что-нибудь. Они отослали его и принялись за еду. Лоуренс механически жевал, не чувствуя вкуса пищи. Все его внимание было сосредоточено на Элейн. Он находил в наблюдении за ней изысканное удовольствие. Каждый ее жест был совершенством. Он обожал ее.

— Если ты никогда не был в театре, почему все же пришел на представление?

— Это долгая история. Мне приснился прекрасный сон, в котором у нас был дом на побережье. После раздумий, я взял отпуск и отправился в город у моря. Там я нарисовал твой портрет, его случайно увидела работница кафе и сказала, что я изобразил актрису из пьесы, которая шла в их театре.

— Ах, речь, наверное, о «Незнакомке»! У меня была в ней главная роль.

— Ты права. Потом я сделал пару звонков и узнал, где ты играешь сейчас. Так я оказался в театре, — он пожал плечами.

— Нам обоим очень повезло, что ты талантливый художник, — рассмеялась она.

Они продолжали разговаривать, осторожно выясняя детали жизни друг друга. Это было похоже на медленный танец, где пара кружиться по бальному залу, только вместо натертого мастикой паркета выступало их прошлое. Два незнакомых человека, которые не виделись до сегодняшнего дня, были ближе друг другу чем кто-либо в этом мире.

Постепенно Лоуренс расслабился. Теперь они непринужденно болтали. В основном рассказывала Элейн, ее театральное прошлое было очень насыщенным. Вряд ли нашелся бы городок, в котором она не побывала с гастролями. Такая кочевая жизнь очень утомляла, поэтому она все чаще оставалась в местном театре, играя небольшие роли в пьесах. Элейн было неприятно вспоминать о неудачном браке, поэтому Лоуренс тактично обходил стороной эту тему. Плавно перейдя к десерту, они обнаружили, что у них похожее чувство юмора и тут уж Лоуренс постарался на славу, шутки сыпались из него одна за другой. Мысленно он клялся, что обязательно расскажет Элейн о роли снов в его жизни, но не сегодня. Они заслужили провести этот вечер легко и приятно.

Ужин закончился около полуночи. Они уходили из ресторана последними. Лоуренс расплатился с официантом, оставив щедрые чаевые. В такие моменты он жалел, что не богат и не может позволить себе ужин в «Централе» на постоянной основе.

— Теперь моя очередь платить за такси, — сказала Элейн тоном не допускающим воображений, когда они покинули ресторан.

— А куда мы едем? — смутился Лоуренс.

— Зависит от того, какие у тебя планы на вечер, — она призывно подняла бровь. И тут же невольно зевнула, чем вызвала взрыв смеха у обоих.

— Я сейчас спрошу не романтичную вещь — ты хочешь спать? — он обнял ее за плечи.

— Увы, у меня был длинный день, — кивнула она, вздыхая. — Но это был чудесный день. Лучший в моей жизни.

— Тогда можно отвести тебя домой, и мы снова встретимся завтра. Хотя, если честно, это совсем не то, что я хочу.

— Чего же ты хочешь?

— Никогда с тобой не расставаться, — просто ответил Лоуренс. — Это все, что мне нужно.

— Тогда поехали ко мне. Я буду спать, а ты, как верный страж, будешь стоять у изголовья дивана и охранять мой сон.

— Сделаю все, что прикажет моя дама сердца.

Несмотря на поздний час возле ресторана всегда дежурило несколько такси, поэтому они без труда нашли машину. Ехать было недалеко. Элейн снимала квартиру в старом доме, рядом с парком. Они поднялись в обнимку по узкой лестнице на третий этаж. Скрипнул замок, Элейн открыла дверь. Прихожую залило теплым желтым светом.

— Прошу прощения за бардак, — весело сказала она, — я не ждала гостей.

— И это ты называешь бардаком? — возмутился Лоуренс, осматривая уютную, чистую квартиру. — Ничуть не похоже. Какое счастье, что мы не поехали ко мне, тогда бы ты увидела настоящий ужас. Я собирался в спешке, разбросал вещи и все оставил как есть, боясь опоздать в театр.

— Что же такое я бы там увидела, что могло повергнуть меня в шок? — спросила Элейн с наслаждением избавляясь от узких туфель и обувая пушистые домашние тапочки. — То, чего я не видела за годы гастролей, проживая вместе со взбалмошными коллегами?

— Сдаюсь, мне их не превзойти.

В ее квартире было всего две комнаты — гостиная и спальня, обставленные старой, но еще крепкой мебелью. Кухня была крохотная, даже меньше чем у Лоуренса.

— Хочешь чего-нибудь выпить на сон грядущий? — предложила Элейн, аккуратно вешая его пиджак на тремпель.

— Только если ты будешь, но на самом деле мне не хочется.

— Тогда обойдемся, — она снова сладко зевнула. — Пойдем скорее спать.

Он помог разложить диван и с некоторым смущением раздевался, пока она стелила постель. Все его чувства говорили о том, что ониженаты много лет и стесняться нечего, но память упорно твердила, что он знает эту женщину всего несколько часов. У него еще никогда не было таких стремительных отношений.

— Лоуренс, если тебе нужно в ванну, то она за той дверью, — Элейн дипломатично указала направление.

Он воспользовался возможностью и ретировался, плотно закрыв дверь. Здесь у него была минутка, чтобы перевести дух и собраться с мыслями. Подумать только — это ее ванна! Вот ее полотенце, халат, шампунь. Прежде он и не мог мечтать, чтобы оказаться в ее квартире! Сновидец ожидал увидеть множество пузырьков с косметикой, но в шкафчике у зеркала стояло только необходимое. Элейн не любила излишеств. На полке, рядом с зубным порошком, его внимание привлек стеклянный флакончик. Из любопытства Лоуренс открыл флакон и ощутил тот самый аромат, который безуспешно искал в парфюмерном магазине. Аромат любви, понимания, принятия. К досаде сновидца, на флаконе не было этикетки с названием. Лоуренс поставил его обратно, плеснув в лицо холодной водой.

Раздевшись, сновидец аккуратно сложил вещи, и крадучись вышел из ванны. В спальне царил полумрак. На диване, освещенная полоской лунного света, лежала Элейн. Ее глаза были закрыты. Лоуренс осторожно лег рядом, обняв женщину. Все было как во сне.

— Стоило того, чтобы ждать, — сонно пробормотала она, прижимаясь поближе.

— Да, — он нежно поцеловал ее в висок, наслаждаясь теплом. — Спокойной ночи, любимая.

Лоуренс пообещал себе, что не будет спать и запомнит каждый миг этой чудесной ночи, но сновидцу было так хорошо, а день был столь богат на переживания, что совсем скоро он нарушил обещание…

…Он стоял посреди гостиной, охваченный плохим предчувствием. Было тихо. Угли в камине погасли. Изо рта при выдохе вырвалось облачко белого пара. Часы остановились, секундная стрелка подрагивала туда-сюда, но не двигалась. Он хотел что-то сделать, но не помнил, что именно. Так бывает, когда зайдя в комнату, забываешь, зачем пришел. Постояв в нерешительности, он развернулся и медленно поднялся по лестнице. Дверь в спальню приоткрыта. Перешагнув порог, он словно попал в аптеку: воздух пропитан едким запахом лекарств.

Утро выдалось пасмурным, шторы задернуты, поэтому в комнате видны только силуэты. Она лежит на кровати, на ее прекрасном лице застыло умиротворенное выражение. Тонкие, изящные руки сложены на груди поверх покрывала. Она словно спит, но увы, это не сон. Он вспомнил как сам закрыл ей веки несколько часов назад. Часов? Или это были дни, а может годы? Он медленно приблизился к кровати, беззвучно приклонил колени, уткнувшись лбом в холодное застывшее запястье…

— Лоуренс, проснись! — его мягко, но настойчиво трясли.

— Что? — сновидец не сразу понял, где он. — Элейн! — мужчина бросился к ней, всхлипывая. — Это ты! — он прижался к ее груди — лишь бы услышать долгожданный стук сердца.

— Ты рыдал и разбудил меня. Что за ужасы тебе снились?

— Прости, я не хотел тебя будить… — прошептал он, спешно вытирая лицо.

— Я не сержусь, все равно уже утро, — она ободряюще поцеловала его макушку. — Приснился кошмар?

— Да, — признал Лоуренс. — Но теперь все в порядке. Все хорошо.

— Поделишься?

— Я… Нет, не думаю. Это тяжело. Извини за то, что испортил утро. Честное слово, я планировал разбудить тебя иначе, более приятным способом.

— Не думай об этом… Мне и так приятно. Ты — все, что мне нужно. Много лет рядом со мной никого не было и мне нравятся произошедшие перемены, — объяснила она и добавила, чутко ощущая его дискомфорт. — Ты не должен переживать о том, что я видела тебя плачущим. В актерской среде все плачут — и женщины, и мужчины. Повышенная эмоциональность — это признак мастерства.

— Может, мне стоит стать актером? — он криво усмехнулся. — Самым скучным, неловким и неубедительным актером в мире.

— Дорогой, ты слишком строг к себе. У тебя отличное чувство юмора. Уверена, в комедиях ты был бы бесподобен. — Она вздохнула. — Сегодня у меня выходной, так что я вольна делать, что угодно. — Элейн тактично сменила тему. — Какие у тебя планы?

— Я тоже свободен, — соврал Лоуренс, поднимаясь.

— В будний день? — она не скрывала своих подозрений. — А как же работа в Конторе?

— Не желаю тратить ни минуты времени на службу, если могу провести его с тобой.

— Это не повредит тебе?

— Не знаю, — он пожал плечами. — Наверное, нет. А если и повредит, то у меня есть план. Я стану писать картины. Прекрасные пейзажи оживут под моей рукой. Стану известным художником, разбогатею и куплю для нас домик на побережье.

— Звучит чудесно, — она улыбнулась. — Белый коттедж с садом, в котором станут жить птицы, что будут будить нас по утрам своими трелями. А что ты делаешь?

— Одеваюсь. У меня для тебя кое-что есть, — он спешно заправил рубашку в брюки и застегнул жилет.

Пригладив пятерней волосы, Лоуренс встал на одно колено и протянул руку.

— Элейн… — Он глубоко вздохнул, собираясь с духом. — Прошу, стань моей женой. — В его раскрытой ладони лежало тонкое золотое кольцо, которое он купил накануне. — Я люблю тебя всем сердцем и хочу быть только с тобой. Это ничто и никогда не изменит.

Она с улыбкой взяла кольцо и поцеловала взволнованного, раскрасневшегося мужчину.

— Я согласна.

— Правда? — он неверяще смотрел на нее, внутренне ожидая, что в самый последний момент Элейн все же откажется и его чудесный мир грез обернется кошмаром.

Он собирался сделать предложение еще вчера вечером в ресторане, но не нашел подходящего момента.

— Конечно. Разве у нас может быть иначе? Мы всегда будем вместе. Я люблю тебя.

— О! — Все тревоги Лоуренса остались позади. — Я тебя обожаю! И теперь, — он принялся осыпать ее беспорядочными поцелуями, — у меня есть полное право соблазнить свою невесту. — Он замер, ища одобрения в ее глазах. — Как тебе такая идея?

— Помнишь, я говорила, что у меня свободен весь день… — Элейн лукаво улыбнулась, подвигаясь и освобождая место рядом с собой. — Если уж ты решил пропустить службу, то можешь провести время с пользой, пробуя меня соблазнить.

— Только пробуя? — возмутился он.

— Ты все-таки пока жених, а не муж. Может быть тебе не хватит опыта, — она коварно подмигнула, прикусив нижнюю губу.

Конечно же, Лоуренс не стал терпеть эти недостойные намеки и со всей тщательностью доказал, что его невеста в корне неправа в данном вопросе. День проведенный вдвоем пролетел для них как один миг. Лоуренс позабыл об ужасном видении. Чтобы не ждало его в будущем, у него была живая невеста — здесь и сейчас. Он был совершенно счастлив.

* * *

Систематическое пренебрежение работой в Конторе не прошло незамеченным. Руководство могло закрыть глаза на многое, но не на постоянные отлучки и опоздания. По итогам последних недель он совершенно не справлялся с задачами. Какое-то время Лоуренсу прощали пробелы в расписании в счет его былых заслуг, но всему приходит конец. Когда он снова не явился на работу во вторник и среду, в четверг его вызвали для серьезного разговора в кабинет, застеленный красным ковром. Сновидец только успел сесть на свое место, как к нему подошел заместитель начальника с многозначительным видом.

— Вас вызывают на этаж, — сказал он буравя жертву глазами и ткнув указательным пальцем для большей важности в потолок, словно речь шла о кафетерии над ними.

Лоуренс воспринял новость спокойно, ему было все равно. Он поднялся наверх, прошел по длинному пустому коридору. Миновал без задержек секретаря — его ждали, и ступил на территорию подлости и интриг, отмеченную красным ворсом. Единственное окно в кабинете было зашторено. Мягко шагая, он остановился у длинного массивного стола.

— Добрый день. Вы меня вызывали? — спросил он, просто чтобы не молчать.

— Да, садитесь.

Ему указали на стул с жесткой спинкой. Рядом стояло мягкое кресло для желанных гостей, но его ему не предложили. Чтобы бы сделал Генри? Конечно же, сел туда, где удобнее. Но он не Генри и никогда им не будет. Лоуренс опустился на стул. Темный силуэт напротив него полистал какие-то бумаги в папке. Затянулся сигаретой и отложил ее на край пепельницы, выпустив струю вонючего дыма.

— Похоже, что вы не справляетесь с делами. Ваш рейтинг опустился до… минимально приемлемого уровня. Как вы это объясните?

— Личные причины. Я собираюсь жениться.

— Это хорошо! — кивнул силуэт, немного оживилась. — Это можно понять. Мы приветствуем подобное, поздравляю. Кто ваша избранница? Она работает вместе с вами?

— К счастью, она не работает на Контору. Она театральная актриса.

Воцарилась пауза. Люди искусства с их постоянными разъездами, отсутствием регулярного заработка, и многочисленными связями с неблагонадежными гражданами были ужасной партией для работника Конторы. Хуже было бы только связаться с женщиной легкого поведения. Если бы он занимал руководящий пост, на это могли бы закрыть глаза как на причуду, но для рядового сотрудника не было такой привилегии. Лоуренс слышал, как его и без того низкий рейтинг падает в пропасть, пробивает ее и устремляется еще глубже. Но это не имело значения, он гордился будущей женой и ее талантом.

— Она прекрасный человек, — спокойно сказал он, выдержав тяжелый взгляд начальника.

— Понятно, — сигарета снова оказался у того в зубах. — Что ж, больше вас не задерживаю. Можете идти.

Лоуренс так и сделал. Вернувшись к себе, он собрал личные вещи, которых и так было немного, навел порядок в текущих делах, чтобы передать их приемнику в лучшем виде. Во время перерыва сновидец встретился с Винсентом и попросил пообедать вместе. Когда они пили чай, Лоуренс как ни в чем не бывало сообщил, что скоро жениться. Новость ошеломила Винсента.

— Это чудесно! Хотя, признаюсь, несколько неожиданно! — он отставил недопитую чашку в сторону. — Очень рад за тебя. И кто она? Я ее знаю?

— Это Элейн. Актриса.

— О… — Винсент от удивления прикрыл рот рукой. — Вы ведь недавно познакомились…

— Да.

— И сразу женитесь?

— Мы любим друг друга, — просто ответил Лоуренс. — К чему откладывать?

— Невероятно, — бормотал Винсент, качая головой. — В хорошем смысле, я имею в виду. Ты кому-нибудь уже сказал? — он понизил голос.

— Начальство уже знает. Специально рассказал.

— И как там восприняли новость?

— Думаю, мне нужно искать другое место, — честно признался Лоуренс. — Пока приказа нет, но это дело времени.

— Мне жаль, — Винсент изменился в лице. — Ты мой единственный друг здесь.

— Мы друзья, — улыбнулся Лоуренс. — И будем ими, где бы я не работал. Все к лучшему.

— Меня радует твое настроение. Когда свадьба?

— В следующем месяце. С точной датой определимся, когда Элейн договорится с дублершей. Пышного торжества не будет, просто распишемся и потом отметим в ресторане в узком кругу. У нас обоих нет родственников, поэтому Элейн пригласит своих друзей, а я приглашаю тебя.

— Почту за честь, — Винсент стал предельно серьезен. — Я очень тронут. Решили, куда поедете после свадьбы? Где проведете отпуск?

— Ох, в нынешней ситуации мы вряд ли сможем себе это позволить… Разве что сходим в парк поесть мороженного. — Рассмеялся Лоуренс. — Это неважно, мы и так счастливы.

— Если вдруг возникнут финансовые трудности, знаешь, временные сложности… — замялся Винсент, нервно комкая салфетку, — можешь на меня рассчитывать.

— Спасибо, — Лоуренс кивнул с улыбкой. — Только никому не говори о моих планах, ладно?

— Я патентованный специалист по хранению секретов. Еще раз поздравляю, — Винсент отсалютовал чашкой. — Мне будет очень интересно познакомиться с необыкновенной женщиной, которой удалось-таки заполучить такого закоренелого холостяка.

Когда Лоуренс вернулся на свое место, то обнаружил на столе конверт без подписи. Раньше подобное вызвало бы у него трепет, но теперь он не почувствовал ничего кроме раздражения. Руководство Конторы стало слишком предсказуемым. Внутри лежал стандартный бланк увольнения, который следовало подписать. Его имя напечатали с ошибкой.

— Быстро же вы работаете, когда захотите, — проворчал Лоуренс.

У него было два дня, чтобы передать дела, обойти все отделы, поставить печати, получить подписи и забрать причитающиеся ему выплаты. После чего он был свободен. Лоуренс не стал медлить и отправился в отдел кадров. Новость о том, что Лоуренса увольняют прошла практически незамеченной. Кое-кто покачал головой с досадой, кто-то пожал плечами, а пара человек подали заявку, чтобы занять его место у окна, но в основном всем было безразлично.

Этим вечером Элейн допоздна была занята в театре. Лоуренс приехал к восьми и ждал ее возле гримерки. Теперь он знал сюда дорогу и больше не волновался, сталкиваясь с работниками сцены в узких темных коридорах. Театр живет сплетнями, поэтому все уже знали, что он жених Элейн и относились к нему как к старому знакомому.

Гримерку одна за другой покидали усталые актрисы. Лоуренс покинул свой наблюдательный пункт на стуле за плохо нарисованным задником. Он приветливо кивал женщинам, ощущая на себе цепкий изучающий взгляд. Его дорогой костюм, красивое лицо и приятные манеры наводили их на мысль о том, что Элейн вытащила золотой билет. Она не торопилась переубеждать коллег в обратном.

— Дорогой! Прости, я задержалась.

Элейн выпорхнула из дверей гримерки и поцеловала, оказавшись в его объятиях. Лоуренс облегченно выдохнул, закрывая глаза. Он ждал этого момента весь день. Было мучительно оставлять Элейн одну на такой долгий срок, но оттого более сладким был миг воссоединения.

— Пойдем домой, — просто сказала она.

— Очень устала?

— Немного. Взяли стажера, а он совсем не справляется, в итоге светит куда-угодно, только не на сцену. Кое-кто очень бурно отмечал вчера день рождения и ему пришлось срочно искать замену. Я зацепилась за гвоздь, распорола юбку, хорошо хоть не ногу, завтра меня ждет заслуженный нагоняй от костюмера. — Она рассмеялась. — Обычный день в театре.

— Тебе необходим легкий ужин, теплая ванна и массаж с лавандовым маслом.

— Ох, звучит слишком прекрасно, чтобы быть правдой, — простонала она.

— Я прослежу, чтобы это стало реальностью. Пойдем пешком или взять такси?

— Пешком, конечно. Здесь недалеко, заодно подышим воздухом. Через двадцать минут будем дома.

На самом деле идти было больше получаса и то, только в том случае, если срезать путь через стоянку, но Лоуренс не стал спорить. Как-то само получилось, что теперь он постоянно ночевал у нее, а к себе заходил всего пару раз, только чтобы взять вещи.

Они свернули на аллею, освещенную желтыми фонарями. Весь день шел дождь, прекратившийся только к вечеру. Искусственный свет отражался в многочисленных лужах.

— А как прошел твой день?

— Хорошо.

— Да? — она с подозрением подняла бровь, почувствовав неладное.

— Меня уволили, — тотчас признался Лоуренс.

— Из-за меня? — расстроилась Элейн. — Брак с актрисой — клеймо на служащем.

— Нет, что ты! Дело не в этом! — он покрепче прижимал ее к себе. — Просто в последнее время я регулярно прогуливал. Откровенно говоря, работать там мне никогда не нравилось. Я рад, что ухожу. Обещаю, что вскоре найду что-нибудь другое. У меня есть пара идей. Попытаю счастья в торговле.

— А как же твой план писать картины?

— Это не приносит доход, в начале, по крайней мере. А нам сейчас нужны деньги.

— Я могу взять утренние роли и репетиторство…

— Нет, никаких дополнительных часов по утрам, — серьезно сказал Лоуренс. — Ты и так слишком много работаешь.

Элейн только вздохнула. Она действительно смертельно уставала, возвращаясь домой совершенно опустошенной. Но теперь рядом был Лоуренс, заботившийся о ней. Ее жизнь наполнилась смыслом.

— Когда мне было очень-очень трудно, по разным причинам, я не сдавалась, потому что знала, что ты существуешь, — откровенно сказала она. — Да, я не имела понятия, кто ты и где ты, и увидимся ли мы в скором времени, но я знала, что ты здесь, — Элейн неопределенно взмахнула рукой, — в этом мире. Это придавало мне сил открывать глаза, вставать с постели, а иногда просто дышать…

— Дорогая, — он растроганно поцеловал ее пальцы.

— Когда-нибудь настанет момент, когда мы не будем вместе, но это не имеет значения, потому что и ты, и я знаем, что мы обязательно встретимся снова.

— Это правда… — прошептал Лоуренс, пытаясь игнорировать неприятное щемящее чувство в груди.

Это давала знать о себе нечистая совесть. Она изводила его с каждым днем все сильнее, ведь он так и не рассказал ни о конверте, ни о своих исключительных талантах сновидца. С момента встречи с Элейн он панически боялся разрушить их хрупкое счастье. Днем, глядя в ее прекрасные глаза, Лоуренс не желал ничего другого кроме как смотреть в них, но с приходом ночи реальность растворялась в фиолетовых дрожащих тенях, уступая место повторяющемуся кошмару.

Он был одержим одним и тем же жутким сном — дом на берегу, одиночество, холодное тело умершей жены. Закрывая глаза, он каждый раз переживал заново тоску и боль несчастного вдовца. Ничего нельзя было изменить, он был заперт во сне, не мог оттуда убежать, как не старался. А ведь он смел называть себя сновидцем! Просыпаясь, Лоуренс обнимал теплую живую женщину, тщетно пытаясь убедить себя, что это обычный кошмар и ничего более. С каждым разом сон становился все более продолжительным. Лоуренс знал, что это лишь дело времени, когда он станет безмолвным участником самоубийства, ведь его роковой сон — это видение бедного страдальца, который так и не получил спасительное послание.

Его беспокойство передалось Элейн. Он будил ее плачем и криками, но на все расспросы отмалчивался, не желая беспокоить ее правдой. Близился день свадьбы, но с каждым утром Элейн выглядела все более подавленной. Это разбивало Лоуренсу сердце, он знал, что так долго продолжаться не сможет.

Придя в квартиру, сновидец сразу же поставил греться чайник. Окна на кухне были старые, из щелей дул пронизывающий сырой ветер, было холодно. За прошедшие дни Лоуренс освоился в квартире Элейн и чувствовал себя как дома. Теперь в коридоре его встречали знакомые домашние туфли, а в шкафу висел теплый халат, словно он жил здесь всегда.

— Подумав, я решила отказаться от ужина, — сказал Элейн, появляясь в проеме.

— Совсем? — расстроился он, откладывая нож для масла. — Может, хотя бы чай?

— Может быть. Но ты ужинай, если хочешь.

— Нет, без компании не интересно. Да я и не голоден.

— Дорогой, — она обвела его шею руками, смотря прямо в глаза. — Ты плохо выглядишь. Меня это беспокоит.

— Да? — он провел рукой по подбородку. — Сейчас же побреюсь.

— Не в этом смысле, — Элейн покачала головой. — Здесь все как всегда идеально. Я имею в виду, что ты выглядишь как… Попробую объяснить. Несколько лет назад с нами работал человек по имени Макс. Он гастролировал вместе с труппой, занимался разным мелким ремонтом. Не пил, был приятным в общении.

— Пока все выглядит довольно невинно. Подозреваю, сейчас последует что-то плохое.

— А ты догадлив… Его сотрудничество с театром было прикрытием. На самом деле, путешествуя по стране он сбывал наркотики среди обеспеченной молодежи. Потом сорвался и сам стал принимать их, врать опасным людям на которых работал. В общем, для Макса все закончилось плохо. Так вот, выражение твоего лица очень напоминает его, когда мы виделись с ним в последний раз.

— И что это значит? — осторожно спросил Лоуренс. — Я никогда не принимал наркотики. У меня одна зависимость — это ты. И чай, конечно.

— Никогда и не думала подозревать тебя в подобном. Я вспомнила Макса, потому что у тебя лицо человека у которого большие проблемы. И дело тут не в потере работы. Не пытайся сделать Контору виноватой, — Элейн погрозила пальцем.

— Не стану. — Он отвел взгляд.

— Будешь и дальше отмалчиваться?

— Дорогая, что ты хочешь, чтобы я сделал? Я готов. Только ты устала, я бы не хотел утомить тебя еще больше.

— Не настолько я устала, чтобы прервать допрос, — ее голос звучал шутливо, но глаза смотрели серьезно. — Лоуренс, поговори со мной. Я на твоей стороне, ты можешь мне доверять. Я не хочу на тебя давить, но и делать вид, что все в порядке, тоже не могу.

— Ты полностью права, — он вздохнул. — Прости мою нерешительность. Ты, наверное, уже догадалась, что я не самый отважный человек.

— Ты все же решился зайти ко мне в гримерку после представления — это тебя полностью оправдывает. И все же мне бы не хотелось, чтобы наша совместная жизнь началась с недосказанности.

— Тогда обещай в ближайший выходной съездить ко мне на квартиру, — попросил Лоуренс, отрезая себе путь к отступлению. — . Я должен тебе кое-что показать. И нет, это не труп хозяйки в ванной как ты могла бы вдруг подумать по моему зловещему тону.

— Договорились. — Элейн примирительно поцеловала его в кончик носа. — Это связано с твоими кошмарами?

— Косвенно. Чаю? — Лоуренс потянулся за чайником, умоляюще смотря на нее.

— Одну чашку, — она милостиво позволила сменить тему. — Только без сахара. У нас остался ежевичный джем?

— Да, еще есть треть баночки, — он заглянул под крышку.

Вечер прошел мирно. Чтобы разрядить обстановку Элейн рассказывала о театральной жизни. С ней и коллегами происходило множество веселых историй.

— Ты когда-нибудь жалела о том, что стала актрисой? — спросил Лоуренс, намазывая для нее булочку маслом.

— О, всякий раз, когда шла домой пешком под дождем. И когда приходилось репетировать в ледяном зале без отопления. А чаще всего, когда получала оплату, после выступления, — рассмеялась она. — Эта профессия, как и всякая другая, полна разочарований. Многие не выдерживают постоянных разъездов. Это самое тяжелое. Сегодня ты в одном городе, завтра в другом. В дороге должен выучить свою роль и еще пару ролей на всякий случай, если придется быть дублером. Постоянная сырость, плохие условия и пренебрежение, — она вздохнула. — Если ты серьезно связан с театром, то семья страдает.

— А как же обожание публики, овации, знаки внимания от поклонников?

— Этого тоже было немало, не стану отрицать, но во всем важен баланс, — Элейн вздохнула. — Свое сорокалетие я праздновала в компании коллег. У нас был контракт на весь год и по условиям контракта мы играли в провинции. В итоге работали практически за еду. На праздничном столе был ломтик сыра, тарелка с квашенной капустой и бутылка отличного вина, которую кто-то стащил из кабинета управляющего. Эта бесконечная нищета утомляла, хотя местная публика принимала нас очень тепло. После одного их представлений нам подарили живую курицу-несушку! Представляешь? — она расхохоталась. — Занавес падает, мы выходим на поклон, а дежурный вместе с цветами приносит клетку, в которой сидит маленькая рябая курочка с запиской «От благодарного поклонника».

— И что же вы сделали с таким необычным подарком? — губы Лоуренса невольно разъехались в улыбке.

— Птица оказалось ручной. Мы ее кормили, курочка исправно несла яйца — все были довольны. Когда вернулись в город, отдали ее одному из техников, у его тетки была ферма. А у тебя на работе случалось что-нибудь необычное?

— Иногда в кафетерии не было очереди во время перерыва. Это очень необычно. А если серьезно, в Конторе всегда было скучно, однообразно. Одинаковые машины у служащих, одинаковая мебель и много одинаковых папок с документами, которые носят туда-сюда.

— А как же все эти слухи о закрытых вечеринках для своих с девушками и спиртным?

— Меня на такие вечеринки не приглашали. Хотя… Прошлый новый год я встречал в настоящем поместье. Дорогая выпивка, кожаная мебель, вышколенная прислуга, повсюду тяжелый запах больших денег и грязных сделок.

— Звучит очень мило… Ты много пил, танцевал и делал что-нибудь неприличное?

— Мне строила глазки какая-то нетрезвая девица, но я сбежал от нее в библиотеку и в итоге заснул в кресле после рюмки хереса, — сконфуженно признался Лоуренс. — А как ты встретила новый год?

— Дома под пледом с книгой и хересом.

— Значит, мы встретили его одинаково — в окружении книг и хереса.

Она встала, чтобы убрать со стола, но он поймал ее и усадил на колени, прижав к себе. Элейн была такой легкой и хрупкой, что он боялся сжать сильнее руки, чтобы не сделать ей больно. Если бы он мог слиться с ней в единое целое, нашел бы он покой, нашли ли бы они его оба? Жить вот так — вечно встречаться и терять друг друга, это благословение или проклятие?

— Лоуренс…

— Да, дорогая? — пробормотал он, погруженный в раздумья.

— Поедем к тебе завтра? Не будем ждать выходного.

— У тебя же в полдень должна быть репетиция?

— Обойдутся. Ты важнее.

— Хорошо, поедем утром.

Этой ночью Лоуренс проспал без сновидений, зато проснулся со странным чувством обреченности и облегчения. Должно быть так себя ощущают приговоренные к смертной казни, точно зная время ее свершения. Бесшумно покинув постель, чтобы не потревожить Элейн, он отправился в ванную. Стоя под обжигающим душем в облаках водяного пара, он пытался придумать план, как рассказать о своем прошлом и при этом не выглядеть сумасшедшим. Упоминать ли о встречах с аудитором? Конечно, Элейн не осудит его за это, но это выглядело как слабость, а ему так не хотелось быть слабым в ее глазах… Он должен быть сильным, уверенным в себе, служить опорой в любых ситуациях. Конечно, он постарается ради нее, даже если придется измениться и стать тем, кем он никогда не был. Стоит ли рассказывать о том, что Генри рядом, всего в нескольких часах езды?

Если Элейн поверит в его рассказ о снах, вдруг она захочет увидеться с ним? А если почтмейстер понравится ей? Ведь Генри нравится абсолютно всем благодаря своему обаянию, силе духа, изворотливости. Он суровый, беспринципный, умный, талантливый. Если его полюбили в городе, то может полюбить и Элейн… Это обеспокоило Лоуренса не на шутку, но тут он вспомнил, что по условиям сделки с Эрлом Генри с Элейн не могут встретиться, для них просто не представится такого случая. Это его немного успокоило.

Когда Лоуренс появился на кухне, тщательно вытираясь пушистым полотенцем, то неожиданно обнаружил на столе горячий завтрак: яичницу и пару тостов с маслом. Элейн сидела на стуле, читая газету и попивая травяной чай из любимой чашки. Халат она накинула прямо поверх короткой ночной рубашки, добавив в свой образ нотку уязвимости и домашнего уюта.

— Я и не знала, что собираюсь замуж за тюленя, — Элейн насмешливо и с преувеличением закатила глаза. — Думала, ты там вечно будешь. Уже хотела предпринять спасательную экспедицию. Все в порядке?

— Доброе утро, — он поцеловал ее. — В будущем я был бы совсем не против спасательной экспедиции, если у тебя вдруг возникнет такое желание.

— Хорошо, учту. Ешь, пока не остыло.

— Что пишут?

— Разные сплетни, — она нахмурилась, — как обычно. Зато на последней странице есть схема вязки весьма привлекательного джемпера. — Элейн показала картинку. — Нужно купить пряжи. Какой цвет предпочитаешь?

— Синий.

— Могла бы и сама догадаться, — вздохнула она. — Может, попробуем небесно-голубой?

— Хорошо, попробуем, — покладисто согласился Лоуренс, хрустя тостом. — Все, что захочешь, дорогая.

— Звучит как-то подозрительно, — она прищурилась.

— Хороший муж должен всегда соглашаться со своей женой.

— Да, но ведь мы еще не женаты.

— Считай это репетицией, — он подмигнул.

— Значит ли это, что ты сделаешь все, о чем я тебя попрошу? — Элейн коварно улыбнулась.

— Да, — Лоуренс тут же опустился на колени и склонив голову, поцеловал ее запястья. — Моя жизнь, мое время — твои, ты можешь распоряжаться ими как хочешь.

— Твоя жизнь принадлежит только тебе, — мягко возразила она. — Иначе получится, что я держу тебя в рабстве. Мне нужен кто-то равный — партнер, друг, любимый, но не раб.

— А если я не смогу стать равным тебе? — грустно спросил Лоуренс.

— Почему не сможешь?

— А почему одни рождаются красивыми, а другие обычными? — вопросом на вопрос ответил он, пожимая плечами.

— Хм… — она принялась внимательно рассматривать его, пристально изучая лицо.

— Что ты делаешь? — шепотом спросил он.

— Изучаю, как выглядит мужская хандра. Занимательное зрелище, если честно. Смесь страха, неуверенности, желания сетовать на горькую судьбу. И все это приправлено намерением ничего не менять. — Она обняла его, успокаивающе поглаживая по спине. — Такое с каждым случается, дорогой. Это пройдет.

Элейн понимала его лучше, чем он сам себя понимал. Как всегда.

— Может, никуда не пойдем?

— Ты обещал.

— Я должен был попробовать, — вздохнул Лоуренс. — Тогда одевайся. Прогноз погоды предупреждал о дожде во второй половине дня. Я возьму зонтик.

— Если будет потоп, просто останемся у тебя.

Лоуренс представил, как они вдвоем безуспешно пытаются уснуть на его жестком диване и решил, что оставаться у него — плохая идея. К счастью, он вскоре избавиться от необходимости называть эту маленькую и неудобную квартиру своей. Они решили, что после женитьбы он переедет к Элейн. Для его вещей в ее шкафу уже были выделены полки.

К дому Лоуренса они приехали на автобусе, такси для них было непозволительной роскошью. Элейн уже была у него, когда они зашли погреться и выпить чаю после прогулки в парке, поэтому знала дорогу. К счастью, в будний день у подъезда никого не было, чтобы поинтересоваться у Лоуренса, кем ему приходится Элейн и почему он не в Конторе в рабочее время.

Зайдя в квартиру, Элейн сразу прошла в комнату, села на диван, и сложив руки на коленях, выжидающе посмотрела на него. Лоуренс укутал ее мягким пледом в крупную клетку, принес из кладовки большую коробку, в которой хранил наследство Тони и большую часть своих рисунков, и поставил перед ней.

— Только не делай поспешных выводов, — попросил Лоуренс. — Мой рассказ может показаться… — он сделала паузу, подбирая слово, — необычным, но связь между нами сама по себе необычна. Для начала, я хочу тебе показать свои снимки. — Он протянул ей альбом с наклеенными в нем карточками.

— О, какой ты здесь милый!

Это были черно-белые изображения пухлого младенца в платье с оборками. Он улыбался беззубым ртом, самозабвенно облизывая погремушку. Под снимками было написано «Лоуренс младший, три месяца».

— Так ты младший? — удивилась Элейн.

— Да, моего отца тоже звали Лоуренс, — он вздохнул. — Я же говорил, что мои родители были очень практичными. А вот фото, где мне год.

На следующем снимке ребенок с длинными до плеч локонами прижимал к себе мягкую игрушку. Его лицо было серьезным.

— Почему у тебя такие длинные волосы?

— Отец хотел дочку, — пошутил Лоуренс. — На самом деле их не стригли до года в связи с семейной традицией, связанной с каким-то там суевериями.

— Вот тебе и практичные родители…

— Одно другому не мешало, как видишь.

Следующее фото было снято во время какого-то праздника. Лоуренса одели в нарядный костюмчик, на голове красовалась большая белая шляпа как у взрослых. На снимке ему не больше трех лет, рядом стоят другие дети на пару лет старше. Они дурачатся, смеются и только Лоуренс предельно серьезен. У него задумчиво-печальный взгляд человека, который видел слишком много.

Как смогла убедиться Элейн, просматривая остальные снимки, этот взгляд был на всех фото. Мальчик вырос, закончил школу, колледж. После выпускного был только один снимок: на берегу заросшего осокой пруда Лоуренс играет с собакой. Молодой мужчина выглядит довольным жизнью, улыбается, гладя пса, но глаза все же выдают его — они не веселы.

— Что с тобой случилось? Почему на всех снимках ты грустный?

— Представь себе мальчика, — Лоуренс сел рядом, чтобы чувствовать тепло ее тела, — который безуспешно ищет то, что лично он никогда не терял. Он не может никому рассказать о своих чувствах, потому что знает, что его не поймут. Годы идут, мальчик растет, понимая, что с ним все не так, как должно быть. Он чувствует, что когда-то был женат, но его любимая жена умерла еще до его рождения и теперь он вдовец навеки.

— Твои слова разбивают мне сердце… — Элейн пришла в ужас от его истории. — Неужели ты чувствовал это с самого детства?

— Ты же видела снимки, — просто ответил Лоуренс. — Но не надо жалеть меня, ведь я не знал другой жизни. Конечно, я не сразу понял, что за тоска грызет меня, но когда осознал, уже в более взрослом возрасте, это объяснило, почему мне не удается построить долговременных отношений с женщинами, несмотря на все свое природное обаяние. Я ведь обаятелен? — он усмехнулся, пытаясь разрядить обстановку.

— Очень, — подтвердила Элейн. — Но почему это случилось с тобой? Я ведь росла обычным ребенком. Ждала чего-то подсознательно, никак не могла определиться с тем, чего хочу, видела странные повторяющиеся сны, но так сильно не страдала как ты.

— А я разгадал эту загадку, — в его голосе прозвучали нотки гордости. — Хотя это и было непросто. Моему состоянию нашлось логичное объяснение, но не буду забегать вперед. Ты упомянула, что тебе снились повторяющиеся сны. Мне тоже. Вернее, сны снились разные, но в них часто повторялись одни и те же детали, и особенно одна, — он поднял указательный палец, призывая к вниманию, — которая наполняла меня печалью, ужасом и восторгом, но которую я никак не мог вспомнить после пробуждения — конверт, сделанный из желтой плотной бумаги…

И Лоуренс рассказал про конверт, подкрепляя свои слова старыми записями и рисунками. В этот момент у него в голове мелькнула пугающая мысль, что вероятно, он все-таки сошел с ума и по-прежнему находится на приеме аудитора, погруженный в гипнотическую дрему, а вся дальнейшая жизнь ему привиделась. С другой стороны, если галлюцинации породили такое чудо как Элейн, то какая разница? Тут он заметил на ноге невесты тонкую стрелку, грозящую полностью испортить чулок. Эта маленькая деталь — признак несовершенства нашего мира, как ни странно порадовала Лоуренса, потому что свидетельствовала в пользу реальности.

Элейн внимательно слушала о его первых попытках управлениях снами, подбадривающего кивая. Лоуренс сопровождал рассказ набросками, сделанными после пробуждения. Дружбе с Тони, их совместным опытам и поискам, пришлось уделить особое внимание, как и его смерти. Говорить об этом ему было неприятно, но терпимо.

— Его смерть очень повлияла на меня, — признал Лоуренс. — Я перестал запоминать сны, на работе стал апатичным и вялым, больше чем обычно. В Конторе это заметили. Меня направили на обследование к специалисту по психологическому аудиту. — Он смущенно опустил взгляд. — Я был в шаге от того, чтобы получить в дело отметку «Неблагонадежный».

— Мне не приходилось бывать на таких приемах, но говорят, аудитор может помочь разобраться в себе. Ты пошел туда?

— Да, я боялся потерять работу, если ослушаюсь. В итоге все оказалось не так и страшно. Мы много разговаривали, — Лоуренс неопределенно плечами. — Аудитор оказалась приятной женщиной. Похоже, она всерьез пыталась мне помочь. Я снова стал видеть сны, рисовать, ко мне даже вернулось некое прежнее подобие жизни. Она хвалила мои рисунки и поддержала желание увидеть наяву дом на побережье. Я ведь прежде никогда не путешествовал.

— У тебя действительно изумительные работы, — призналась Элейн. — Полностью с ней согласна.

— Спасибо, — он покраснел от удовольствия, даже простая похвала от нее имела над ним огромную власть. — А теперь я зачитаю тебе кое-что. — Лоуренс собрался с духом. — Это отрывок из моих записей: «Важный сон с новыми подробностями… Живу вместе с женой в красивом доме на побережье. Любимая умирает от болезни. Оставляет мне письмо, где обещает, что мы встретимся снова. Это происходит со мной в другой жизни. В прошлой или будущей — не знаю.»

— Речь идет обо мне? — Элейн достала из стопки рисунков свой портрет. Сходство было полным.

— Да, — не стал отпираться Лоуренс. — О тебе и нашем доме на берегу. Мы прожили вдвоем долгую счастливую жизнь. Я понял, что видел не просто сны, а некое отражение настоящей жизни, которая случилась со мной или только случиться. И я видел ее всегда, даже когда был ребенком. Мне снилась жизнь взрослого мужчины, но стоило проснуться, как память о ней исчезала. И только став сновидцем, хоть и начинающим, я смог сохранить воспоминания после пробуждения. Я не слишком утомил тебя этой историей? — он неловко взмахнул руками. — Может, сделаем перерыв?

Элейн заверила, что не нуждается в перерыве и попросила продолжать. Она выглядела взволнованной, ее глаза заинтересованно блестели. Это подбодрило Лоуренса. Он рассказал о множестве снов, где был другим человеком, но с ним рядом всегда была женщина, которую он обожал. Как бы она не выглядела и какое бы имя не носила, он всегда узнавал ее. Остро переживая одиночество наяву, Лоуренс в этих снах находил то, что ему так недоставало.

— А теперь, — он сделал паузу, — перейдем к странностям, которые начались со мной, когда я приехал в город у моря. Мой первый отпуск оказался совсем не таким, как я ожидал. Я-то всего лишь рассчитывал отыскать коттедж, который мне снился, а в итоге стал участником поразительных событий…

Лоуренс рассказал о Генри. Он старался честно описать эту яркую личность, полную противоречий: шулер, почтмейстер, контрабандист, и в тоже настолько хороший человек, что жители всего города доверяют ему учить их детей музыке и пению. А еще опытный сновидец, обладающий картами, механизм действия которых так и остался загадкой, человек, имеющий особые отношения с некой зловещей сущностью по имени Эрл.

— Поразительный мужчина, — заметила Элейн.

— Да, так и есть. Сначала Генри отнесся ко мне с подозрением, мы не очень ладили, но в дальнейшем вроде как подружились, и он решил мне помочь. От Генри я узнал о природе снов, о том, что по сути нет ни будущего, ни прошлого, есть только одномоментное сейчас и для реальности, и для сна. О том, что все изменения происходит одновременно, что мы можем встретить в реальности самих себя проживающих другую жизнь. Хоть такая встреча и маловероятна. Знаю-знаю, это звучит очень фантастично.

— Это звучит интересно, — поправила она. — Я никогда о подобном не задумывалась. Но в этом есть определенный смысл. Значит, Генри стал твоим учителем?

— Ему пришлось. Нам нужно было в короткие сроки сделать из меня настоящего сновидца. Я обнаружил, что сон о доме на побережье изменился. В ней больше не было моей жены, ее похитили.

— Меня похитили? — Элейн взволнованно всплеснула руками.

— Твою версию, но не пугайся, я нашел похитителя. У него не было злого умысла. Им оказался… — Лоуренс вздохнул. — В общем, это была не совсем адекватная версия меня, которая настолько устала от одиночества, что решила забрать любимую женщину из чужого сна и поместить в свой, чтобы таким образом изменить реальность. Он думал, что это отличная идея.

— И у него получилось это сделать? — ахнула Элейн.

— Да, я даже видел их вместе, когда отправился на поиски. Эдвард совершенно невозможный тип, но не дурак. Даже больше, он блестящий ученый, хотя его методы… Неважно. Главное, что он тоже опытный сновидец. Похоже, многие мои версии к этому склонны.

— Получается, пока моя версия была во сне этого человека и снилась ему, это… как бы сказать, притянуло к нему в реальности настоящую женщину?

— Именно так и было.

— И тогда реальность, в которой появилась вторая женщина, тоже повлияла на сон. И во сне Эдварда стало две версии меня, когда ты в него пришел?

— Нет, к моменту моего прихода была только вторая женщина — та, что была с ним в реальности.

— Что же стало с первой? Ты вернул ее обратно?

Лоуренс боялся этого вопроса. Нехотя, он покачал головой.

— Не смог. К тому времени тот сон настолько изменился, что она уже не могла вернуться. Я так и не встретился с ней.

— Человек не может бесследно исчезнуть.

— Моя дорогая, она не исчезла и где-то безусловно существует, но она исчезла из сна о доме на берегу.

— Сдаюсь. Я ничего не понимаю, — призналась Элейн и, несмотря на плед, зябко поежилась. — Все эти версии меня и тебя… Я же здесь, с тобой.

— Похоже, ты замерзла. Давай я заварю нам горячего чаю, — предложил он и не дожидаясь ответа убежал на кухню.

Пока он звенел посудой, Элейн с интересом изучала альбомы с рисунками. Лоуренс обмолвился, что собирается стать консультантом в каком-то пафосном торговом доме элитных вин. Благодаря интеллигентной внешности и мягкому голосу, он располагал к себе, внушая доверие — идеальные качества для человека, продающего вино, бутылка которого стоит больше, чем его трехмесячный оклад. Но глядя на прекрасные наброски пейзажей, домов и животных Элейн поняла, что совершенно не хочет, чтобы Лоуренс там работал. Он был слишком талантлив для этого. Может, для него найдется место в театре? Хотя бы помощником декоратора на первое время. Оклад скромный, но работа творческая и тогда они смогут проводить время вместе.

Лоуренс принес поднос с чаем и вазочкой, полной печенья.

— Какой приятный запах… — она потянула носом. — Лавандовый?

— Нет, что-ты, те запасы у меня закончились. Это обычный чай с добавлением ромашки и еще чего-то.

— Спасибо, очень кстати, — она отпила глоток. — Так почему же моя версия исчезла из твоего сна?

— Сон был не мой. Да, он мне не раз снился, но я видел его глазами другого человека.

Лоуренс сделал большой глоток горячего чая для храбрости и сбивчиво, поспешно, словно у него было мало времени, выложил свою версию произошедшего. Сновидец рассказал о трагическом самоубийстве Генри Первого, который никогда не получал посмертное послание от жены. Попав в сети Эрла, Генри загадал роковое желание и таким образом вычеркнул Элейн из своей жизни, что привело к появлению двух новых человек: его — Лоуренса, и Генри Второго.

В этот момент Элейн умоляюще подняла руку.

— Подожди… ты хочешь сказать, что почтмейстер, с которым ты познакомился в отпуске — это тоже ты?

— Мы практически близнецы внешне, но у нас разный характер и отношение к жизни.

— Хотела бы я его увидеть.

— Невозможно. Из-за желания Генри Первого вы не можете встретиться с его нынешней версией. Случая просто не представится. Даже если ты поедешь к нему специально, он в этот момент уедет на другой конец света.

— Но почему тогда мы встретились с тобой?

— Потому что я — Лоуренс, а не Генри, — мягко ответил он. — Мы две части человека, который прежде был целым, но во мне малая часть Генри, та самая, от которой он так сильно желал избавиться — его горе по умершей жене. Тоска, слезы и печаль, ставшиечеловеком.

— Звучит так, будто ты считаешь себя мусором, — Элейн нахмурилась, видя, как он пожимает плечами. — Почему Генри не смирился со смертью? Как можно перечеркнуть все то хорошее, что было и может случиться?

— Все дело в моменте. Несмотря ни на что, я его хорошо понимаю, — признался Лоуренс. — Ты спрашивала причину моих кошмаров. Вот она: каждую ночь мне снится, что я — это Генри в тот самый день, когда… — горло свело судорогой, он сглотнул с усилием, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. — Мне холодно, страшно и одиноко. От боли невозможно дышать, невозможно существовать. Зачем жить в мире, где уже никогда не будет тебя?

— Ах, дорогой… — она обняла его, протягивая носовой платок, который он принял с благодарностью. — Теперь все хорошо, я здесь. Мы вместе.

— В этой реальности, да. Но когда я засыпаю… — он тяжело вздохнул. — Я существую только потому, что Генри воспротивился закономерному ходу вещей и сделал то, что делать был не должен. Будь в его руках спасительное послание, он нашел бы в себе силы продолжать жить.

— И мы снова вернулись к конверту из желтой бумаги.

— Он невероятно важен!

— Ты говоришь, что смог перенести его в реальный мир. Ты можешь показать конверт сейчас? — просила Элейн. — Вдруг, я все же смогу его увидеть.

— Он среди бумаг, — Лоуренс указал пальцем. — Я сложил его, привел в прежний вид.

— Не вижу, — она непонимающе подняла блокноты один за другим. — Ты меня разыгрываешь?

— И в мыслях не было, — он вытащил конверт, лежащий для сохранности в толстой книге.

— У тебя в руке ничего нет, — ее голос был полон разочарования.

— Ты уверена? — он взмахнул конвертом и Элейн невольно прикрыла глаза от потока ветра.

— Я не вижу его, но чувствую! — ахнула она удивленно и протянула руку.

Изящные женские пальцы прошли сквозь плотную бумагу, та стала таять, словно весенний лед.

— О нет… — Лоуренс поднес конверт к глазам. В его руках он стал прежним.

— Что случилось?

— Все в порядке, дорогая. Протяни руку, я положу его тебе на ладонь.

Стоило бумаге коснуться ее кожи, как конверт принялся таять. Лоуренс забрал его.

— Ты что-нибудь почувствовала? Вес, текстуру?

— Нет, ничего, — Элейн покачала головой.

— Он становится прозрачным, как только ты его касаешься. А в моих руках снова обретает форму и цвет.

— Возможно так и должно быть. Он же взят из твоего сна и принадлежит только тебе. Что об этом пишут в книгах сновидцев?

— Боюсь, что этот раздел придется написать мне самому.

— Ты первый, кому удалось это сделать?

— Я не знаю о других, — осторожно ответил Лоуренс. — Может это обычное дело и поэтому об этом не пишут.

— Нет ничего плохого в том, чтобы быть особенным.

Лоуренс хотел возразить, сказать, что он особенный, только когда она рядом с ним, но не стал. Вместо этого спрятал конверт обратно в книгу.

— Тебя не беспокоит, что тебе досталась только маленькая часть того человека, которого ты заслуживаешь? — осторожно спросил сновидец.

— Меня — нет, но это беспокоит тебя, иначе бы ты не завел разговор об этом. Давай поговорим откровенно. Я открою тебе свою сердце, а ты мне свое. — Элейн взяла его за руку.

— Ты боишься чего-нибудь? — спросил Лоуренс.

— Только потерять тебя. Остальное меня не страшит. Жизнь, смерть, жизненные невзгоды не имеют значения.

— Генри подходит тебе больше меня. Он очень яркий человек. Как и ты.

— Может этот человек и более разносторонний, — осторожно заметила Элейн, — но его моральные качества под большим вопросом. Тебе досталось самое главное — доброе сердце.

— И неуверенность.

— И неуверенность, — согласилась она. — А чего ты боишься?

— Потерять тебя. Увидеть твою смерть. Сделать тебя несчастной.

— А есть хоть что-то не связанное со мной?

— Меня страшит сон Генри. Каждой ночью я продвигаюсь по нему чуть дальше. Я не знаю, что будет, когда он убьет себя. Умру ли я в реальном мире?

— А есть такая возможность? — она побледнела.

— Мне кажется еще чуть-чуть, и я навсегда останусь там, — прошептал он. — Неоднократно я пробовал проснуться, изменить сон, сделать хоть что-нибудь, но ничего не получается. Я заперт в нем.

— Как давно тебе снится этот кошмар?

— С тех пор как мы встретились. Словно наказание за то, что я посмел нарушить установленный ход вещей.

— Неужели ничего нельзя сделать? — Элейн не привыкла сдаваться. — Давай обратимся к доктору, он порекомендует снотворное или успокоительные капли. Пойдем сейчас? Мы еще успеем на прием.

— Я думал об этом, но снотворное не поможет. Из-за него я не буду помнить кошмар после пробуждения, но каждую ночь я все равно буду туда возвращаться. Иногда я думаю, что это меня наказывает нечистая совесть за то, я скрыл от тебя важную часть своего прошлого. Однако в настоящий момент ты знаешь все, что известно мне, за исключением маловажных деталей. — Он потер переносицу, собираясь с духом. — Обойдемся без доктора. Уверен, ты сможешь помочь мне и все изменить.

— Что именно изменить? — настороженно спросила она, невольно выпрямившись.

— Став сновидцем, ты будешь видеть сны своих версий также, как и я. Где-то существует Элейн, которая не смогла попасть в сон Генри, потому что он закрылся от нее, порвав всякую связь между ними, но ты все еще можешь увидеть отголосок того сна. Пусть тебе присниться дом у моря. — Лоуренс показал рисунок коттеджа. — Приснится Генри. Присниться послание в желтом конверте и тогда он получит его. Этим ты спасешь Генри от гибели.

— И уничтожу тебя, — сурово подытожила она, недовольно поджав губы. — Наше реальное настоящее и будущее. Ведь если я все изменю, то ты не появишься. Мы не встретимся.

— Но появится настоящий Генри, — он нежно поцеловал ее пальцы, — достойный человек, чья натура будут пребывать в идеальном балансе. У него будет моя внешность, мое чувство юмора и моя любовь к тебе. Ты встретишь его, вы проживете долгую счастливую жизнь. А потом, когда твой путь подойдет к концу… Он останется жив и не попадет к Эрлу на крючок. Порочный круг будет разорван. Эрл… Вне сомнения львиная доля негативных качеств Генри в настоящем времени взращена Эрлом. Это он оказал на него дурное влияние.

— Что он вообще такое?

— Не имею ни малейшего понятия. Если бы у ночного кошмара было тело, он выглядел бы как Эрл. Это опасный хищник, для которого люди — добыча, но вместе с тем он умен, у него есть свой кодекс чести, поэтому он выполняет обязательства.

— А зачем ему держать ресторан и вкусно готовить? Это приманка?

— Вероятно. Хотя многие сновидцы, движимые низменными страстями, идут к нему осознанно, намереваясь заключить выгодную сделку. Я же попал случайно, не заказал ни кусочка мяса, не пожелал ничего дурного. Меня не одолевали плохие мысли, только желание любви. Я не хотел никому навредить, — он сделала паузу. — Эрлу со мной было скучно. Так что насчет моего предложения попробовать стать сновидцем?

— Ты предлагаешь мне практически убийство, — с горечью сказала она. — Это не решение. Я не хочу это делать.

— На тебе не будет вины, я десятки лет был мертв. Забыл о тебе, не искал встречи. Зачем я жил? Сухой лист, сорванный с дерева и только послание, проникнувшее в сны, пробудило меня. Элейн, пойми, если не будет послания, наша встреча станет невозможна. Мы встретились только потому, что я прошел весь этот путь шаг за шагом: конверт — изучение снов — поездка к морю — знакомство с Эрлом — портрет — афиша в театре. Если убрать конверт, меня здесь не будет.

— Но ты есть здесь и сейчас!

— Да… — он кивнул.

— Это значит, что я все же согласилась! — ахнула она. — Парадокс. Существование послания не дает Генри покончить с собой и в тоже время исключает твое появление. Однако именно оно привело тебя ко мне, чтобы ты помог посланию появиться.

— Это моя миссия. В первый раз в жизни мне предоставляется шанс сделать что-то важное. Когда Генри раскладывал карты, мне всегда выпадали пустышки. Белые пустые карточки, на которых ничего не нарисовано… Он назвал меня неизвестной переменной, которая не поддается контролю. Это можно трактовать как пустую карту, а можно… — он усмехнулся, — как джокер.

— Значит, ты уже все для себя решил. А как же мы настоящие?

— Я не могу тебя заставить, могу только попросить. — Лоуренс поцеловал Элейн в висок. — Мы двое очень странные существа. Люди пробуют разные варианты отношений, женятся, разводятся, а мы…

— Мы тоже женимся и разводимся, — напомнила она. — Мы не рождаемся со знанием, что где-то нас ждет идеальный человек, с которым мы будем счастливы. Это приходит со временем.

— Да, прости, я не подумал, — он виновато склонил голову.

— И все же… несмотря на все доводы, я не думаю, что это имеет смысл.

— Ты не веришь мне?

— Почему же? Верю, — она ободряюще похлопала его по спине. — Но не думаю, что смогу быть сновидцем. Мне никогда не снились по-настоящему осознанные сны.

— Это навык, которому можно научиться. Ты талантлива и с легкостью освоишься.

— Спасибо, что веришь в меня, дорогой, но есть сомнения, что я покажу достойный результат, если это приведет к твоей смерти.

— Отсутствие результата тоже приведет к ней.

— Ты же не знаешь наверняка, — она покачала головой. — Ведь ты прожил эти годы.

— Элейн… — он сел на пол у ее ног, положив голову на колени. — Я не хочу обманывать тебя. Ты думаешь, что я полноценный человек, но это не так. Я могу исчезнуть в любой момент.

— Как и каждый из нас, — возразила она. — Я могу выйти из дома и попасть под машину. Меня не станет.

— Нет, не говори этого, — он в страхе закрыл глаза. — Если я стану свидетелем твоей смерти здесь, я сойду с ума. Хватит и того, что каждую ночь…

Он замолчал. Что сказать? Дорогая, мои сны наполнены твоей смертью. Когда я бодрствую, это кажется пустяком, ведь ты рядом, но стоит закрыть глаза и я снова окружен одиночеством. Если бы я мог не спать, бодрствовать вечно, я бы отказался от снов, но я бессилен…

— Лоуренс, что же нам делать?

— Из нас двоих ты мудрее.

— Не перекладывай на меня ответственность за наши жизни. Это нечестно. Мы должны придумать совместное решение. — Элейн напряженно размышляла, сосредоточенно смотря в одну точку и неосознанно поглаживая Лоуренса по голове. — Что насчет ближайших планов? Мы все еще вместе?

— В каком смысле? — он испуганно посмотрел на нее. — Конечно. Как может быть иначе?

— Своим рассказом ты значительно усложнил нашу и без того непростую жизнь. Может показаться, что ты сделал это специально, чтобы я передумала и отказалась выходить за тебя замуж.

Лоуренс похолодел. Он не подумал, как это может выглядеть с ее точки зрения. Чего он ожидал, выкладывая все эти неприятные факты? Теперь это выглядело так, словно он пытается уйти от ответственности, но хочет сделать это ее руками. Вот болван!

— Нет! И думать не смей об этом! Я женюсь на тебе, даже если мне придется похитить тебя и насильно везти к регистратору.

— Но ты же собирался в любой момент исчезнуть, — возразила она. — Вдруг ты сделаешь это прямо там?

— Я действительно мастер все усложнять, — проворчал Лоуренс недовольно. — Наши ближайшие планы остаются без изменений, хорошо? Если они и будут меняться, то только в лучшую сторону. Например, когда я найду ничейную сумку, набитую наличными, мы позволим себе провести медовый месяц, где-нибудь в роскошном месте.

— А как же твой кошмар? Чего мне ждать сегодня ночью?

— Что-нибудь придумаю, — криво усмехнулся Лоуренс, пытаясь звучать бодро. — Ты попробуешь управлять снами?

— Могу попытаться, но ничего не гарантирую. Сны никогда не влияли на меня так сильно как на тебя. Я принадлежу реальному миру.

— Спасибо, — он поцеловал ее.

— За что?

— За то, что согласилась попробовать, — воодушевленный, Лоуренс принялся ходить по комнате, потирая руки. — Я отберу лучшие материалы. Вот, посмотри… — он нашел в стопке темно-голубую ученическую тетрадь и дал Элейн.

— Ах, какой чудесный почерк! — восхитилась она, проведя пальцем по строкам, написанными темно-синими чернилами.

— Соглашусь, приятно читать. Содержание и вовсе на вес золота.

— Это ведь не ты писал. Чьи это заметки — твоего друга Тони?

— Нет, это написал Генри.

Элейн ничего не сказала, но Лоуренс знал, что ничто, написанное Генри, не ускользнет от ее внимания.

— А что будет, если я вдруг встречусь с Эрлом? — спросила она невзначай, листая тетрадь.

— Зачем тебе с ним встречаться? — встревожился сновидец.

— Я не собираюсь, — она посмотрела на него, — но вдруг это произойдет случайно? Когда стану сновидцем как ты.

— Если вдруг окажешься на его территории, стоит извиниться за вторжение и уйти. Он оценит вежливость. Ничего не заказывай, ничего не желай, потому что плата за это будет непомерно высока. — Лоуренсу стало очень неуютно при мысли, что Элейн может оказаться в руках этого чудовища. Настолько неуютно, что захотелось сменить тему. — Погода на улице прекрасная. Погуляем? — солнечный луч очень кстати проник сквозь занавески.

— Зря брал зонтик. — Она проследила его взгляд.

— Если бы не взял, сейчас точно лило бы как из ведра. В квартале отсюда есть пекарня, в которой выпекают очень маленькие вкусные пирожки с разными начинками, — он показал размер пальцами. — Тебе понравятся. Можем набрать два десятка и пойти в парк.

— Ты хочешь поссорить меня с моим костюмером. Я и так с трудом влезаю в платья.

— Это неслыханное преувеличение! — он критическим взглядом окинул ее худую фигуру, без намека на полноту.

Элейн демонстративно отложила тетрадь Генри в сторону, словно подчеркивая, что тема со снами на сегодня закрыта. Погода стояла чудесная: солнечная и безветренная, без намека на дождь. Они провели этот день замечательно, пообедав и погуляв в парке, затем вернулись обратно в квартиру Элейн.

Глава 6

Регистрация прошла быстро и буднично. Они не стали заказывать торжественную церемонию в зале с красной ковровой дорожкой. Элейн категорически отказалась, чтобы не тратить лишние средства. Поэтому им просто выдали бланк на плотной шероховатой бумаге, который они заполнили печатными буквами, после чего по очереди оставили свои подписи.

— Поздравляю, — сухо сказала регистратор, проставляя печати. — Брак заключен. Теперь вы муж и жена, обладаете правами и обязанностями законных супругов.

Ее серое землистое лицо ничего не выражало. За день ей приходилось регистрировать три десятка браков.

— Спасибо за вашу помощь, — вежливо поблагодарил Лоуренс, забирая документ.

Регистратор скользнула по нему скучающим взглядом. На миг в ней зародилась искорка интереса к симпатичному мужчине, но тут же погасла. За дверями зала регистрации томилось еще несколько человек, ожидающих своей очереди заключить брак. Новоиспеченные супруги торопливо вышли, пропуская следующую пару.

В конце коридора их ждали друзья. Винсент разговаривал с Ингой, которая была давней подругой Элейн и тоже актрисой. Лоуренс с довольной усмешкой помахал перед ними свидетельством о браке.

— Дорогая! — Инга с искренним криком восторга крепко обняла подругу. — Я так рада!

— Поздравляю! — Винсент пожал Питеру руку. — Как ощущения?

— Он в восторге, — ответил Элейн вместо мужа, чем вызвала общий смех.

— Всего две минуты как женат и уже потерял право голоса, — улыбнулся Лоуренс. — Но я не против, — он приобнял жену и нежно поцеловал в висок.

— У меня есть для вас подарок, — лукаво подмигнула Инга, протягивая незапечатанный конверт.

— И у меня тоже! — засуетился Винсент, протягивая похожий конверт.

— Вы что, сговорились? — Лоуренс с шутливым подозрением посмотрел на конверты.

— Нам их сейчас открывать или лучше дома? — спросила Элейн с интересом.

— Мой откройте дома, — попросила Инга.

— Мой тоже, — кивнул Винсент.

— Спасибо, друзья, — искренне поблагодарил Лоуренс, пряча подарки во внутренний карман пиджака. — Проголодались? Наш ждет столик.

Они поспешили к заранее заказанному такси, припаркованному на углу улицы. Лоуренс не выпускал руку Элейн. Бросал взволнованные взгляды в ее сторону, краснея, ощущая себя влюбленным как никогда прежде. Ему все-же удалось осуществить мечту. Он женат на любимой женщине и это невероятно. Не кто-то другой, а он — Лоуренс! Больше он никогда не будет один! Если это не победа, то что тогда? Элейн довольно улыбалась, видя его опьяневший от восторга взгляд. В силу профессии она лучше контролировала эмоции, не позволяя другим читать себя как открытую книгу.

Ресторан был небольшим, по-домашнему уютным. Здесь царило красное дерево и бархат. В глубине зала стояло пианино, невидимый музыкант играл на нем незатейливые приятные мелодии, не мешая посетителям общаться друг с другом.

Винсент сразу же заказал игристого вина, чтобы отпраздновать как полагается. Тосты следовали один за другим. В приятной компании за дружеской беседой время летело незаметно. Спустя несколько часов они уже были изрядно захмелевшие, что, впрочем, не мешало им вести себя по-прежнему пристойно. Заканчивать вечер не хотелось.

— Слышите? — внезапно сказала Элейн, привлекая их внимание.

— Что слышим? — удивился Винсент.

— Музыкант больше не играет.

— Да? Наверное, домой ушел, уже поздно.

— Или у него перерыв, — невпопад хихикнула Инга, окуная креветку в соус. — Они должны играть до последнего посетителя.

— Ты так думаешь? А я вот сомневаюсь, — возразил Винсент. — Обычно у нанятых музыкантов оплата почасовая. Отыграл сколько положено и был таков. Думаю, все же, что он ушел домой.

— Хм… Очень хочется сделать одну шалость, — Элейн заговорщицки подмигнула друзьям и выскользнула из-за стола.

Прежде чем Лоуренс понял, что задумала его жена, она скрылась за ширмой и спустя мгновение до него донеслись первые звуки знакомой мелодии. Их музыка. Он застыл, завороженный.

— Неужели это Элейн играет? — шепотом спросил Винсент.

— Она отличная пианистка, — призналась Инга.

— Красивая мелодия, да, Лоуренс?

Сновидец не отвечал, потерянный в звуках, растворившись в моменте, он смотрел внутрь себя невидящим взглядом, потерянный в прошлом и настоящем. Когда мелодия отзвучала, Элейн вернулась к столу как ни в чем не бывало.

— Дорогой, что случилось? — она испуганно смахнула с его щеки слезы.

— Очень красиво, — прошептал он. — Лучшее, что я когда-либо слышал.

— Рада, что тебе понравилось, но не стоит так…

— Это все алкоголь, — проворчал Винсент со вздохом. — Он делает мужчин чувствительными. Откуда это прекрасное произведение?

— Мое собственное сочинение. Мы планировали использовать его в постановке, когда моя героиня должна была играть на фортепиано, но не сложилось.

— Нужно обязательно опубликовать его в каком-нибудь сборнике. Будет популярным!

— Нет, я бы не хотела популярности. Это слишком личное.

— Тогда его можно выпустить маленьким тиражом. Совсем маленьким, для узкого круга, так сказать… Для друзей. Еще вина?

Элейн и Инга синхронно прикрыли бокалы рукой и рассмеялись. Застолье все же подошло к концу. Время было позднее. Пока Лоуренс расплачивался, Винсент вызвался проводить Ингу домой.

— Лучше ей не слишком рассчитывать на моего друга, — пробормотал Лоуренс, как только их такси тронулось.

— Инга его уже раскусила, но она любит внимание, а твой друг, — Элейн положила голову ему на плечо, — очень милый и галантный, поэтому Инга хорошо проведет время.

— Как она догадалась? — спросил Лоуренс, которого позабавило ее определение Винсента как милого и галантного, с учетом того, что тот приходился внуком одной из ее версий.

— Дорогой, мы же работаем в театре. В нашей среде люди с предпочтениями как у Винсента — обычное дело.

Дома Лоуренс вспомнил про подаренные конверты. Сгорая от любопытства, он открыл их и показал Элейн: в обоих оказалась крупная сумма наличных.

— Какое счастье, что наши друзья взрослые практичные люди! — обрадовалась она. — Не стали дарить всякие глупости, которые собирают пыль на полке.

— Нам нужно было пригласить больше друзей, — улыбнулся он. — Здесь хватит на поездку.

— Медовый месяц?

— Скорее медовая неделя, но почему бы и нет? Куда бы ты хотела поехать?

— О, я же была практически везде… — она задумалась.

— Тогда ты работала, а я предлагаю тебе отдохнуть в отличной компании.

— Хорошо, давай поедем к морю. — Элейн посмотрела на одну из его акварелей, которой она украсила стену. — На следующей неделе. У меня есть пара свободных дней, а на остальные меня подменят.

— Тогда я завтра же возьму билеты! — Лоуренс лавировал между стопками коробками, которые еще не успел разобрать после переезда, пробираясь к шкафу, чтобы повесить пиджак. — А где остановимся? Частный коттедж или гостиница?

— Все равно. Надо не забыть взять свидетельство о браке, чтобы не было проблем с поселением в один номер. Мы же теперь муж и жена.

— А кем еще мы можем быть? — деланно возмутился Лоуренс.

Элейн лукаво улыбнулась, но ничего не ответила. Она слишком устала, чтобы продолжать беседу. Вместо этого она просто поцеловала мужа.

* * *

Их брак по сути ничего не изменил. Дни были наполнены гармонией двух любящих людей, ночи — дрожью, страхом, холодным липким потом. Кошмар не отпускал Лоуренса: он снова переживал жизнь Генри, погруженного в бездну отчаяния. Украдкой сновидец все же выпил снотворный порошок, но желаемого результата не добился. На следующее утро он проснулся измотанный, разбитый, не помня содержания прошлой ночи, но его лицо снова было мокрым от слез. Элейн с тревогой следила за состоянием мужа, но что она могла сделать? Лоуренс не хотел волновать ее, говорил, что с ним все будет в порядке, он найдет выход, но это была неправда.

Вечером накануне долгожданного отъезда Лоуренс был тих и задумчив. Весь день перебирая книги и тетради, посвященные сновидениям, сновидец составлял подробный план для Элейн, отмечая, что и как изучать, на что стоит обратить внимание в первую очередь, а чем можно пренебречь, дотошно сопровождая все подробными комментариями. Он сидел за кухонным столом, погруженный в заметки, пока Элейн готовила ужин.

— Скажи, а как ты поняла, что я — тот самый? — неожиданно спросил он.

— Когда?

— В гримерке.

— Просто взглянула. Ты же как-то понял, что я — та самая, — Элейн развела руками.

— Но я видел тебя неоднократно во сне. Даже нарисовал. А по твоим словам мой облик был всегда для тебя чем-то… неопределенным. То есть, это вряд ли был конкретный цвет глаз или волос, так?

— Ты прав, — она задумалась. — Хотя кое-какие детали все же были. Я знала, что ты немного выше меня, худощав, гладко выбрит. Ах, — Элейн прижала руки к груди. — Я поняла! Это твой голос! Мягкий приятный тембр, который я узнаю из тысячи! Когда ты вошел в гримерку, я услышала, как ты что-то спросил и в начале решила, что мне показалось, но когда я увидела твое отражение в зеркале, я уже знала, что это ты.

— Значит, мой голос звучит по-особенному, — улыбнулся Лоуренс, освобождая стол от книг, чтобы можно было поставить тарелки. — Тогда я постараюсь болтать чаще.

— Вот и договорились!

Они поужинали и легли спать. Их ждал ранний подъем на утренний поезд. Посреди ночи Элейн проснулась, встревоженная. Она прислушалась и поняла, что в спальне слишком тихо.

Лоуренс не дышал. Точка невозврата была пройдена, сновидец больше не мог вырваться из кошмара, но выражение его лица было спокойным, даже умиротворенным, словно последний сон был милостив к нему. Элейн неверяще смотрела на человека, который был смыслом ее жизни. Не желая мириться со случившимся, она тщетно тормошила мужа, зовя по имени. Когда это не помогло, Элейн бросилась за помощью, но доктор лишь констатировал смерть.

— Остановка сердца, — буднично пробормотал пожилой грузный мужчина, заполняя бланк.

— Нет! Лоуренс же совершенно здоров! — она говорила о муже в настоящем времени, не осознавая, что он больше не принадлежит настоящему. — Он даже не курит! — Элейн с ужасом смотрела, как доктор небрежно накрывает холодное тело Лоуренса простыней.

— Иногда так бывает, — доктор сдержанно пожал плечами. — Рискованный возраст. Вот, держите. — Он отдал ей заранее проштампованный бланк. — Предъявите эту бумагу, чтобы получить свидетельство о смерти. С ним вы сможете похоронить мужа.

— Похоронить мужа? — словно эхо повторила Элейн его слова, глядя в пустоту.

— У вас есть кто-нибудь, кто может побыть сейчас с вами? — взгляд доктора смягчился. Ему постоянно приходилось быть свидетелем того, как рушилась чья-то жизнь, но в этот раз застывшее страдание в глазах женщины было столь глубоким, что доктор решил выйти за рамки профессиональных обязанностей. — Ваши дети или родители… Может, сестра?

— У меня есть подруга.

— Хорошо, обязательно позвоните ей, пусть приедет, чтобы вы не оставались одни.

Элейн так и сделала. Она не могла ясно мыслить и не помнила, как связалась с Ингой, но та вскоре приехала и была с ней весь день, не отходя ни на шаг. Внезапная смерть Лоуренса и для нее стала шоком.

Потом было много поездок, встреч с незнакомыми людьми — у всех одинаково-серые не запоминающиеся лица. Это казалось дурным, затянувшимся сном, который вспоминается на следующее утро лишь фрагментами. Как будто перед глазами мелькают черно-белые снимки, запечатленные неумелым фотографом, когда композиция смазана и люди всегда не в фокусе.

На этом снимке Элейн успокаивает Винсента. Он сжался в комок, сидя на шатком стуле, пытаясь не плакать. А на этом Винсент сам поддерживает ее под локоть, помогая сесть в его машину — она прижимает к себе жестяную урну, которую ни на мгновенье не выпускает из рук. Инга и Винсент все время рядом, но приходит момент, когда она благодарит их за помощь и остается одна. Теперь в квартире снова тихо, слышно лишь тиканье часов.

Элейн очнулась. Было холодно, страшно, одиноко, больно. Сейчас она в полной мере поняла, что чувствовал ее муж, когда описывал кошмар, в котором проводил ночи. Зачем ей жить в мире, в котором нет и больше никогда не будет Лоуренса? Конечно, есть другие версии ее и его, но они предназначены друг для друга, а для Элейн здесь и сейчас никогда больше не будет пары. Не считать же возможным вариантом неуловимого почтмейстера, который имеет общую внешность с Лоуренсом, но не имеет его золотого сердца.

— Я вдова, — прошептала она. — Какие горькие слова. Дорогой мой Лоуренс жил с этой горечью с самого рождения.

Будь у Элейн более чувствительная натура, линия ее судьбы оборвалась бы трагически прямо сейчас, но она привыкла жить в реальности и крепко стоять на ногах, несмотря на все невзгоды, коих в ее жизни было немало. Первый ранний брак был ужасным, роковая ошибка, стоившая ей нескольких лет жизни, второй поздний брак был счастливым, но мимолетным. Она позволила себе как следует поплакать, но когда слезы высохли, Элейн была полна решимости выполнить данное обещание. Не зря же Лоуренс накануне гибели составил для нее план занятий.

На кухонном столе ее ждали стопки книг и тетради с заметками. Следующий театральный сезон она пропускает, поэтому у нее много свободного времени. Элейн всегда была прилежной ученицей. Когда она получала роль, даже самую маленькую, то обязательно заучивала все реплики и в итоге знала пьесу целиком. Заточив карандаш и раскрыв тетрадь, она приступила к чтению. Заметки Лоуренса были прочитаны первыми, затем наступил черед записей почтмейстера. Однако, если с пониманием прочитанного проблем не было, то с применением на практике возникли сложности.

Как увидеть необходимый сон, если не видишь снов вовсе? Элейн перепробовала множество разных способов: использовала лавандовое мыло, пила лавандовый чай, принимала лавандовые ванны, но все это ни на шаг не приблизило ее к цели. Она лишь крепко спала до самого утра, а то, что ей снилось было настоящей нелепицей. В записях Лоуренса было предположение, что триггером к раскрытию способностей сновидца может послужить любая вещь или запах. Элейн вспомнила, что во время гастролей особенно интересные сны ей снились тогда, когда окна ее комнаты выходили на побережье. Звук волн успокаивал, принося с собой красочные дивные образы. Она ухватилась за эту возможность.

На следующий же день, благодаря совету знакомого звукорежиссера, Элейн направилась в специальный магазинчик на окраине города, где приобрела пластинку с записью. На одной стороне пластинки были записаны звуки летнего леса — шелест деревьев, птичьи трели, а на другой — шум прибоя. Тем же вечером, благодаря старому, видавшему виды, проигрывателю, он засыпала под мерный рокот моря.

В спальне мягко горел ночник. Элейн думала о своей жизни, о превратностях актерской карьеры, о встрече с Лоуренсом, о доме, где она могла бы жить с ним, о том, что теперь у ее изголовья всегда лежит блокнот, карандаш и серебряные часы ее мужа…

…В саду было прохладно. Она взяла со столика бокал с яблочным соком и с довольным вздохом откинулась на спинку плетеного кресла. Сегодня выходной, можно насладиться заслуженным покоем. Густые цветущие розовые кусты скрывали ее от любопытных глаз. Розы так обильно разрослись в этом году, что к беседке стало сложно подойти, не наткнувшись на лозы, но она упорно тянула с подвязкой. У ног лежала большая черная собака. Мирная тихая картина…

Как только Элейн открыла глаза, то тут же схватила карандаш. Нужно было в точности записать увиденное. Это был первый яркий сон за долгое время! Такой реалистичный, как будто недавнее воспоминание — все в точности, как рассказывал Лоуренс. Воодушевленная успехом, следующим вечером Элейн в точности повторила ритуал. «Сладких снов», — сказала она самой себе, запуская проигрыватель, и устраиваясь под одеялом.

…Ветерок обдувал ее руку, выставленную в окно автомобиля. На пассажирском сиденье стояла накрытая платком изящная птичья клетка. Внутри сидела маленькая желтая птичка — подарок, который она купила для мужа. Конечно, немного странно покупать на юбилей что-то подобное, но он сам просил необычный подарок. Раз он так сильно любит птиц, то должен быть доволен. Дорога петляла, заставляя сбросить скорость. Места безлюдные, вокруг только склоны гор, поросшие эвкалиптом. Густой воздух пропитан их резким целебным ароматом. Она поправила солнцезащитные очки и мягко повернула…

Проснувшись, Элейн почувствовала горечь эвкалипта на языке. Кожа рук была горячей, словно ее все еще согревало жаркое летнее солнце.

— Поразительно… — пробормотала она, тяжело дыша.

Прилежно записав увиденное, Элейн пошла в ванну, чтобы освежиться. Из головы никак не выходила мысль, что она должна покормить канарейку, но ведь она никогда не держала птиц! Ей захотелось вернуться обратно в видение. Было приятно ехать по дороге в окружении красивых мест на встречу к любимому человеку и везти ему подарок. В этом сне у нее было будущее, которого больше не было в ее маленькой жизни.

Элейн практически ни с кем не общалась. Она мало гуляла, в основном ходила в магазин, чтобы купить продукты, а по возвращении домой выполняла обязательный ритуал с пластинкой и много спала. Инга беспокоилась за нее, но Элейн сумела убедить подругу, что в полном порядке и осенью снова вернется к работе.

— Как у тебя с деньгами? — рискнула спросить Инга, зайдя к ней в гости на чай. — Если тебе что-то нужно…

— Не волнуйся. У меня достаточно сбережений, чтобы продержаться до следующего сезона. Или меня уже отправили на театральное кладбище? — безразлично поинтересовалась Элейн.

— Нет, что ты! Клайв сказал, что придержит место для тебя в любом случае. Только он не знает, захочешь ли ты получить роль в комедии…

— Нам достался очень чувствительный режиссер, — уголки губ Элейн дернулись в усмешке. — Напомни ему, что после развода я блестяще исполнила роль в «Розе».

— Да, чем грустнее жизнь, тем на сцене безудержней веселье, — согласилась Инга. — Какие планы на завтра? Может, погуляем? Сходим в кафе. Погода стоит хорошая.

— Спасибо, но мне сейчас не хочется. Я занята.

— Чем же? У тебя новое увлечение? — Инга с любопытством оглянулась, но кухня, где они сидели, выглядело как обычно.

— Лоуренс оставил мне книги про то, как управлять снами, я тоже решила попробовать.

— Ах, осознанные сновидения! Да, это может быть интересно, — Инга успокоилась и потеряла интерес — по ее мнению новое увлечение не представляло опасности.

Элейн не представляла, как раньше ей удавалось засыпать в тишине. Теперь, стоило услышать шелест волн, как ее веки сами смыкались, а голова склонялась к подушке. Звуки моря действовали безотказно, унося ее в красочный водоворот, фрагментов чужих жизней. Иногда сны повторялись, но не слишком часто. Ни один из них нельзя было назвать кошмарным или хотя бы тяжелым, все они в равной степени были приятными.

В ее обучении наметился прогресс, когда за одну ночь она смогла увидеть несколько снов один за другим. Но вместе с тем Элейн все больше тревожила ее неспособность влиять на содержание сна — везде она была безвольным наблюдателем и не больше. Ей никак не удавалось встретиться с мужем. Она ехала к нему на встречу, ждала в спальне, встречала на остановке после работы, ее мужчина всегда был рядом, но недостаточно близко, чтобы посмотреть на него, обнять, сказать ему все те добрые слова, что она собиралась сказать Лоуренсу. Как это изменить Элейн не знала.

Проведя недели в бесплодных попытках повлиять на ситуацию, она неожиданно нашла билеты, которые купил Лоуренс для поездки. Тихое отчаяние сменилось надеждой. Глядя на бесполезные кусочки картона, Элейн сказала:

— Будем считать это добрым знаком. Мне советовали сменить обстановку, не запираться в себе, что ж… Я так и сделаю. Дорогой, ты одобряешь мое решение?

Она вопросительно взглянула на жестяную банку с содержимым которой так и не смогла расстаться. Будь у нее в собственности дом с садом, она закопала бы ее в саду, под розовым кустом, но увы, сада не было. Как и собственного дома, авто, пианино или сотен других бесполезных вещей, которыми она обладала во снах. Не то, чтобы Элейн всерьез ждала, что Лоуренс ответит. Но когда она обращалась к нему, словно он был рядом, ей становилось чуть-чуть легче.

На следующий день она взяла билет на поезд, идущий к морю. Курортный сезон все еще был в разгаре, но ей невероятно повезло. Прямо перед ней какой-то несостоявшийся пассажир сдал свой билет, и она выкупила его место. Элейн, привыкшая путешествовать налегке, не стала брать много вещей, только самое необходимое. Все уместилось в дорожный саквояж. Предупредив Ингу о внезапных переменах в планах, она с легким сердцем отправилась в путешествие.

Поезд тронулся, увозя ее в неизвестность. Пассажиры глазели по сторонам, дремали, в предвкушения долгожданного отпуска радостно посмеивались, но никто не обращал внимания на грустную женщину, одиноко сидящую у окна. Ночь прошла мирно. Элейн не стала завтракать, только торопливо выпила чашку чая. Когда поезд подъезжая к станции, замедлил ход, она уже была собрана, в нетерпении сжимая ручку саквояжа. Город у моря почти не изменился с того раза, как она была здесь. Все такой же маленький, душный, только теперь узкие улочки были заполнены толпой галдящих туристов. Зимой, без разношерстной толпы, это место ей понравилось больше.

«Что делать, если я не найду, где остановиться на ночь? — мелькнула у нее испуганная мысль. — Тогда мне придется спать на пирсе. С другой стороны, это может быть не так уж и плохо. Сейчас тепло, а я буду так близко к морю, как это возможно. Вдруг мне даже удастся переночевать в лодке?» Но ее безумным фантазиям не суждено было сбыться. В первом же кафе на побережье, куда она зашла передохнуть, вывесили табличку «Сдается комната». Предыдущие жильцы: семейная пара и двое активных детей, прямо сейчас уезжали домой. Хозяйка кафе, уставшая от создаваемого ими шума, с нескрываемым облегчением сдала освободившуюся комнату взрослой одинокой женщине.

— Мне невероятно везет, — удивилась Элейн, стоя в общем коридоре и сжимая в руках заветный ключ от комнаты. — Неужели это твое влияние, дорогой?

— Вы что-то сказали? — в дверях напротив показался другой постоялец. С его лица не сходило недоуменное выражение.

— Простите. Я говорила с мужем, — честно призналась она и поспешила скрылась в своей комнате.

Обстановка была скудной — пара раздельных кроватей, старый шкаф и маленький столик для письма, но актрисе во время гастролей приходилось жить в условиях и похуже. Постель была свежей, а остальное ее не волновало. Элейн переоделась, открыла окно, выходящее на пляж. В комнату сразу же ворвался теплый ветерок, принеся с собой звуки улицы. Человеческие голоса заглушали шум волн, но она знала, что к вечеру все измениться.

Элейн отправилась на прогулку. По рассказам Лоуренса этот город был очень необычным местом, но его возвышенная творческая натура во всем видела необычное. Чтобы делал Лоуренс, будь он сейчас рядом? Наверняка бы шутил, рассказывая забавные истории. А еще обращал внимание на необычные постройки, смешные выходки птиц, нелепые вывески. Его бы все восхищало. То и дело, он предлагал бы где-нибудь остановиться, чтобы она могла отдохнуть. В представлении Лоуренса, Элейн была хрупким нежным цветком, который следовало оберегать. Ей очень не хватало его заботы.

Она бродила по улицам без цели, без смысла, пока не устала. Люди вокруг были такими же приезжими, как и она. Их легко было узнать по расслабленным позам, вызывающе яркой одежде. Местные жители же все как один спешили. Им было не до праздных разговоров. Они стремились успеть заработать как можно больше в течение сезона, поэтому их походка была образцом целеустремленности, а выражение лица — фальшивой доброжелательности. Элейн старательно делала вид, что не замечает ищущие взгляды продавцов. Лишь один раз она уступила своему правилу и купила фруктовый леденец с лотка у девочки с золотистыми локонами. Сердце Элейн не устояло. У девочки были такие же ясные голубые глаза, как у ее мужа.

Когда Элейн оказалась рядом с театром, то медленно обошла его по кругу. От скуки изучила старые афиши, то и дело встречая знакомые имена. В этом месяце представлений не было. Повернув за угол, Элейн, движимая каким-то смутным чувством, вдруг обернулась. В этот момент дверь театра отворилась и в проеме показался человек в черной униформе служащего. Она ошеломленно охнула, увидев его и поспешно прикрыла рот рукой. Мужчина, похожий на Лоуренса словно двойник, закрыл дверь, звеня связкой тяжелых ключей, и быстрым пружинистым шагом отправился по своим делам.

Элейн тут же последовала следом, стараясь держаться на расстоянии, чтобы не выдать себя. Он не обернулся. «Должно быть, это и есть Генри! — догадалась она, не выпуская из виду высокую худощавую фигуру. — Почтмейстер, о котором рассказывал Лоуренс». Ей очень хотелось окликнуть мужчину, завязать разговор, но она этого не сделала. Несмотря на явное внешнее сходство, он все же отличался от ее милого Лоуренса. И дело было не в манере держаться, привычке чеканить шаг или потирать ладонь — все это мелочи. В нем не было той теплоты, света и мягкости, что излучал ее муж, зато было в избытке холода, темноты и цинизма. Опасный человек, способный на все, хотя и не несущий в себе изначального зла.

«Бедный Генри,» — пробормотала Элейн, провожая глазами знакомый силуэт, скрывшийся в дверном проеме. Ей стало его жаль. В поиске чего этот человек приехал сюда, зачем продолжает жить в этом городе, чего подсознательно ждет? Что произойдет, если она постучит в его дверь? Нет, конечно же она этого не сделает — это абсурд. Элейн решительно развернулась и пошла в противоположном направлении. Ее ничто не связывало с этим человеком. Она не увидела, как занавеска на втором этаже дрогнула. Мужчина, стоявший у окна, изучал снующих по улице людей, выглядя весьма обеспокоенным. Почтмейстер чувствовал себя неуютно, но не мог понять причины. Так и не обнаружив ничего интересного, Генри пожал плечами и задернул занавеску.

Элейн решила, что с нее хватит на сегодня прогулок и зашла пообедать в кафе. Так как как заведение было далеко от пляжа, посетителей здесь было меньше и цены вполне вменяемые. Она села за дальний столик, со вздохом вытянув ноги. Оглянувшись украдкой, сняла туфли. Прошли те времена, когда она могла гулять часами и не чувствовать усталости.

— Желаете отведать наше фирменное блюдо? — жизнерадостная официантка протянула меню — тонкий лист серый бумаги с написанными не нем от руки названиями.

— Конечно, — Элейн не стала спорить. — Ради него я и пришла.

Официантка еще раз улыбнулась и исчезла. Вскоре перед посетительницей появилось блюдо, накрытое полукруглой крышкой. Она подняла ее и отшатнулась от облака горячего пара.

— Осторожно! — предупредила девушка, звеня соусницей. — Не обожгитесь.

Фирменным блюдом оказались мидии, запеченные с рисом. Щедро полив кушанье острым соусом, Элейн попробовала. С момента смерти Лоуренса вся еда была для нее безвкусна. И этот раз не стал исключением. Если бы с ней была Инга, она бы наверняка оценила блюдо, она обожала морепродукты. Жаль, что подруга не могла поехать из-за плотного графика. Ничего, зато с ней всегда будет Лоуренс. Никто не сможет отнять у нее мужа.

Элейн скосила глаза на соседний стул и словно невзначай подвинула тарелку в сторону. Почему бы и не представить, что он сидит рядом? В этом нет ничего дурного.

— Это вам! Комплимент от заведения! — официантка поставила на стол маленькую вазочку с салатом из авокадо.

— Спасибо.

— Извините, что не принесла сразу! Я сегодня такая несобранная, — девушка хихикнула. — Скажите, пожалуйста, — она наклонилась к Элейн и спросила громким шепотом, — а вы случайно, — тут она покраснела, — не актриса? В прошлом году шла пьеса «Незнакомка», нам она очень понравилась. Вы очень похожи на актрису главной роли…

— Да, это я, вы узнали меня, — сразу сдалась Элейн.

— Ах, как чудесно! — девушка захлопала в ладоши. — Можно взять автограф? Для мамы. Ее зовут Маргарет. — Она протянула блокнот и карандаш.

Элейн нечасто приходилось давать автографы. За всю карьеру в театре, наверное, не больше двадцати раз. Обычно все ограничивалось букетом цветов в день премьеры или коробкой конфет. Поэтому неожиданная встреча с поклонницей удивила и порадовала. Получив желанный автограф, официантка обрадованно взвизгнула и убежала за стойку. Посетители посмотрели на Элейн с интересом. Нечасто рядом с тобой обедаетзнаменитость.

Элейн с невозмутимым видом продолжила ковырять рис вилкой. Когда принесли напитки и счет, то оказалось, что он уже оплачен.

— За счет заведения! — подмигнула девушка. — Большое вам спасибо. Обязательно приходите еще.

Элейн не стала спорить и благодарно кивнула. Если провидению угодно бесплатно накормить ее обедом, так тому и быть. Конечно, она не собиралась этим злоупотреблять, но мысль, что ее мастерство не совсем бесполезно, согревала сердце. Лоуренс был прав, этот город мог удивить. Воодушевившись, Элейн с нетерпением ждала прихода ночи. Спустившись к набережной, она купила шарик мороженного. Все скамейки с видом на море были заняты влюбленными парочками, поэтому она села на краешек парапета. Сегодня было тихий день, лодки едва покачивались на волнах. Кое-кто даже купался.

Это место в набросках Лоуренса встречалось несколько раз. Лодки, чайки, фонарь и море. Когда работник крематория, заполняя формуляр спросил, кем работал умерший, Винсент сказал, что служащим, но Элейн перебила его и Лоуренса записали как художника. Теперь они оба были людьми искусства. Простая формальность, верно? Только не для нее.

Когда она вернется домой, то обязательно устроит в театральном вестибюле выставку лучших работ Лоуренса. Вход будет свободный. Администрация театра наверняка пойдет навстречу, ведь это привлечет посетителей. Жаль, что у Лоуренса не так уж много картин, которые подходят для выставки. Или наброски на блокнотных листах тоже считаются? Может, если их собрать вместе… Элейн задумалась, размышляя, как лучше представить публике наследие мужа.

Ночь опускалась на город. Пляж опустел, люди переместились за столики в кафе. Ветер принес с собой желанную свежесть, которой так не хватало днем. Какой-то молодой человек пригласил Элейн выпить с ним чашечку кофе. Он был навеселе, но разговаривал вежливо и держался с достоинством, какое бывает только у людей осознающих, что они не совсем трезвы. Элейн вежливо отказалась и поспешила уйти. Жизнь продолжалась, но ей было не до спонтанных свиданий.

Вернувшись в комнату, она открыла саквояж, осторожно достала оттуда жестяную банку, поставила ее на стол и стала ждать глубокой ночи. Очень кстати в ванной обнаружилась книга. Это был бульварный роман в мягкой обложке, но все же лучше, чем ничего. Погрузившись в надуманные жизненные перипетии героев, она скоротала время. Когда кофе закрылись, а на набережной не осталось никого, кроме сторожей, Элейн выключила свет, взяла банку и крадучись вышла наружу.

На пристани было безлюдно. Очертания лодок в мягком серебристом свете луны выглядели волшебно. Первоначально Элейн хотела сделать это на рассвете, но Лоуренс был сновидцем, поэтому ночь ему подходила больше. Она медленно шла по пирсу, прижимая банку к груди. Пришло время прощаться. Это была одна из целей ее приезда сюда. Слишком тяжело было держать прах Лоуренса в квартире.

Конец пирса, далеко выдающийся в море, зарос водорослями и был покрыт ракушками. Боясь поскользнуться, Элейн ступала осторожно. В ее голове мелькало назойливое видение, как ее нога соскальзывает, она падает, ударяется головой о каменную плиту и без сознания погружается в холодные воды. Все глубже и глубже, туда, где нет света. Как ни странно, видение ее успокоило. В мыслях о скорой смерти было что-то невыразимо приятное. Никто не знает, что она здесь и не придет на помощь.

Став спиной к ветру, Элейн открыла банку и одним движением развеяла прах над морем. Он смешался с водой, растаяв в ней. Остались только маленькие частицы пепла, приставшие к ее пальцам.

— Прощай, дорогой, — сказала она едва слышно. — Обещаю тебе, это временная разлука.

Постояв несколько минут в молчании, Элейн пошла обратно. Особо резвая волна догнала ее, окатив холодной водой ноги ниже колен. Опустив пустую банку в мусорный бак у пирса, она вернулась в комнату, чувствуя себя древней старухой.

Раздеваясь, Элейн не стала зажигать свет, ее глаза привыкли к полумраку. Неприятно засыпать одной в незнакомом новом месте. За годы гастролей она так и не привыкла к этому. Волны плескались совсем рядом, совсем непохожие на запись, что она слушала дома. Интересно, что теперь делает почтмейстер? Мирно спит или в спешке собирает вещи, подчиняясь непреодолимому порыву уехать?

Воспоминания о прошедшем дне стали спутанными. Молодой человек, встреченный на пляже и предложивший кофе, почему-то обрел облик Лоуренса. Или все-таки Генри? Она не узнает точно, пока тот не улыбнется, а он предельно серьезен и смотрит с укором. Глаза сами закрываются. Волны шумят.

…Плохо освещенный серый коридор, в углах скрываются тени. Она идет в потоке усталых людей. Шаг за шагом. Впереди только серые спины, позади серые лица. Вдруг звонит звонок. Все вокруг спешно расходятся по сторонам. Двери хлопают, она остается одна. Коридор кажется бесконечным, ей страшно. Свет меркнет…

…Дом красив только снаружи. Внутри стены и потолок покрыты копотью, свисающей безобразными хлопьями. Она медленно проводит по стене рукой в перчатке, морщась смотрит на черную отметину на ладони.

— Он сгорел, вы знали? — говорит рабочий, одетый в синюю спецовку. — До тла. Построили на пепелище новый, но старая гарь все равно просачивается.

— Почему?

— Дом проклят. С этим ничего не поделаешь. Хотя, можно покрасить, конечно, но будет запах…. Будете красить?

Она чувствовала, что это не поможет. С проклятьем ей не сладить…

…Над очагом висит котелок, в котором булькает жидкость. От варева поднимается пар. Что еще она собиралась положить? Какой-то важный ингредиент, без которого ничего не получится. На большом кухонном столе стоят пузырьки из темного стекла и блюдце с грибами. В пузырьках яды, грибы — бледные поганки. В котелке ее последняя трапеза. Сегодня день, когда она отравит себя…

…Обессиленная, она сидит на старом, покрытом пылью диване. Время уходит, она чувствует, как морщинами и старческими пятнами покрывается кожа, как становятся хрупкими кости. Но под этими пятнами и морщинами, она по-прежнему молода, неужели никто не замечает ее красоту?

— Как давно это продолжается? — напротив нее сидит женщина в серой униформе. Ее лицо незнакомо.

— Что, простите?

— Речь о ваших фантазиях. Помните, мы говорили о том, что вы придумали себе идеального мужчину, который ждет вас.

— Придумала? — она хочет встать, но крепко связана по рукам и ногам. — Он существует! Отпустите меня!

— Не стоит так волноваться, это для вашей же безопасности. — Голос женщины звучит угрожающе. — Оставьте попытки выбраться! Мы уже проходили с вами через это.

— Зачем я здесь?

— Повторяйте за мной: «Я всегда буду одна…» — женщина наклоняется, от нее пахнет смертью. — Или вы хотите, чтобы стало хуже? Повторяйте!

Связанные руки жжет огнем, на глазах наворачиваются слезы разочарования и бессилия. Она одна в этом страшном месте, никто не войдет в дверь, не разрежет путы, не спасет ее…

Элейн проснулась с криком, задыхаясь от ужаса. За окном краснел рассвет, в дверь настойчиво стучали. Она услышала обеспокоенный мужской голос:

— Вы в порядке? Что случилось?

— Ничего! — поспешно крикнула Элейн.

Она встала, набросив халат. Щелкнул замок, в узком проеме показался взъерошенный мужчина, одетый в мятую пижаму.

— Простите, что разбудила, — извинилась Элейн. — Мне приснился кошмар.

— Вы так ужасно кричали… Я решил, что на вас напали, — признался постоялец с тревогой всматриваясь в ее заплаканное лицо. — С вами точно все хорошо?

Она быстро кивнула, не найдя сил ответить. Вымученно улыбнувшись, Элейн закрыла дверь. Нет, нельзя быть в порядке после такой кошмарной ночи. Пошатываясь, она кое-как добралась до кровати. Рука легла на подушку — та была мокрой от слез. Значит, вот таков удел сновидца? Совсем не похоже на то, что ей обещали. Почему она видела эти ужасные сны: полные горечи, пронизанные ощущением неотвратимой беды? Приезжая сюда, она надеялась найти желанный покой, но стало только хуже.

— Ах, Лоуренс, что мне делать… — простонала она, пряча лицо в ладонях.

Элейн больше не пыталась уснуть. Вместо этого она умылась и причесалась, пытаясь насколько это возможно игнорировать уставшую несчастную женщину в зеркале. Едва снаружи послышался шум открываемых дверей и ставень, она спустилась, чтобы позавтракать. В ее сумочке лежали несколько набросков города, которые сделал Лоуренс.

— Горячий бутерброд и кофе, пожалуйста, — попросила она заспанного официанта.

Элейн была единственной посетительницей. Утренний прилив принес с собой прохладный ветерок, заставив ее поежиться и пересесть внутрь кафе, поближе к теплу кухни. Когда на столе появилась тарелка с горячим бутербродом и чашка с кофе, она протянула официанту рисунок.

— Можете помочь? Знаете, где это?

— Уверены, что это здесь? — парень задумался.

— Абсолютно. Мой муж нарисовал эти дома в прошлый приезд.

— Почему же он сам вам не сказал, где искать это место?

— Он сказал, что это где-то на берегу, — Элейн смущенно улыбнулась, — но я плохо ориентируюсь в городе.

— Тогда должно быть вам нужна улица, идущая вдоль побережья. Точнее не скажу, уж простите, дома для меня все одинаковые. Идите в ту сторону, — он махнул рукой, — не пропустите.

Элейн поблагодарила официанта и сделала глоток пресного кофе. Вернулся бы вкус, если бы рядом сидел Лоуренс? Его присутствие все вокруг делало лучше. Стоит признать, что до судьбоносной встречи в гримерке, Элейн не жила, а пребывала в летаргическом сне. Только увидев в зеркале желанное отражение, она сделала первый вдох в своей жизни.

Прогулка ранним утром имеет свои преимущества. Еще не жарко, нет толп отдыхающих, все спят в уютных постелях или попивают чай сидя на веранде. Элейн не спеша шла вдоль побережья по узкой дорожке. Миновав яхт-клуб, рыбацкий причал и несколько ресторанов, она вышла к огороженной флажками танцевальной площадке. Дальше виднелось спортивное поле. Она знала, что на верном пути, все было именно так, как рассказывал Лоуренс. Вскоре череда кафе сменилась коттеджами. Элейн достала рисунки Лоуренса, чтобы не пропустить нужный дом.

Сомнений быть не могло, перед ней коттедж, виденный ее с десяток раз в разных ракурсах. Лоуренс часто рисовал его. На улице не было ни души. Элейн повернулась, чтобы взглянуть на море. Оно было спокойным, с едва заметными белыми барашками. Какой невероятный контраст с ее чувствами. Внутри нее бушевал ураган сомнений и отчаяния. Зачем она пришла сюда?

Элейн посмотрела на окна второго этажа, где располагалась спальня. Ей нужно попасть туда. Может быть, если заснуть в той спальне, она сможет наконец контролировать сны? Какой бы странной не казалась эта идея, она придала ей сил. Женщина посмотрела по сторонам и уверенно прошла по дорожке к входной двери. «Если там кто-то есть, то я попрошу разрешения осмотреть дом, — подумала она, пряча рисунки в сумочку. — А если никого нет, я все равно окажусь внутри. Может, будет открыто окно или черный ход, или…» Но ей не пришлось нарушать закон. Она постучала и дверь распахнулась сама. Удивленно моргнув, Элейн на мгновенье замешкалась, но все же шагнула внутрь.

Оказавшись в полутемном коридоре, Элейн не сразу разглядела удивительное убранство дома. Резные панели из мореного дуба, полированные рога животных, бархат… Откуда вся эта роскошь? Снаружи дом казался таким простым. Она с удивлением посмотрела на большой тяжелый канделябр, покрытый воском. Сделав несколько шагов, Элейн оказалась в огромной гостиной, украшенной шелковыми гобеленами, на которых были вытканы сюжеты охоты: за белоснежным оленем гонится огромный черный волк, кошка в прыжке ловит птицу, всадник, закованный в латы, преследует какого-то невиданного зверя. В углу нашлось место огромному закопченному камину. В центре гостиной стоял стол, накрытый красной скатертью. Рядом с ним стоял один единственный стул с высокой мягкой спинкой.

Элейн медленно обошла гостиную, рассматривая гобелены и поражаясь размерам зала, которые был намного больше, чем это было возможно.

— Присаживайтесь, — позади нее раздался низкий спокойный голос.

Элейн испуганно обернулась. В проеме стоял высокий темноволосый мужчина. Его гладковыбритое лицо несло на себе отпечаток власти, как бывает у тех, кто привык с рождения приказывать. В гостиной было тепло, но на плечах хозяина лежал тяжелый плащ. Белоснежное льняное полотенце было небрежно переброшено через руку.

— Здравствуйте, — сказала Элейн нервно. — Извините, что я без приглашения. Я стучала. Вы владелец?

— Я хозяин этого места, — ответил мужчина с легким поклоном и подойдя к столу, отодвинул для нее стул, приглашая сесть.

Удивленная, она не могла отказать ему и присела на краешек.

— Что будете заказывать? — поинтересовался мужчина, положив перед ней папку из красной кожи.

— Что это? — удивилась она.

— Меню.

— Разве это… — Элейн осеклась, не закончив предложение.

Ее осенило. Когда Лоуренс описывал замок, она представляла себе его иначе. Живое воображение Лоуренса сделало это место ужасающим, но приземленный взгляд Элейн не находил в обстановке ничего сверхъестественного. Наоборот, она замечала вполне обыденные вещи: пыль на старом бархате, распущенные нити, свисающие неровной бахромой на гобелене, пятнышко на скатерти и прочие изъяны. Однако хозяин, обладающий пугающим животным магнетизмом, действительно был опасен.

— Я должна уточнить у вас одну деталь… — Элейн вздохнула, собираясь с духом. — Скажите, что это за место?

— Здесь вы отведаете самые изысканные блюда, — хозяин сделал приглашающий знак рукой и открыл меню. — Любые деликатесы на ваш выбор. Стоит только пожелать, я приготовлю их для вас.

— Вы знаете мое имя? — рискнула она.

— Да, — он задумчиво скользнул по ее телу хищным взглядом. — Предпочитаете, чтобы я обращался к вам по имени?

— Если угодно, но прежде скажите свое, будьте так любезны.

— Вы уже знаете мое имя, — мужчина улыбнулся, обнажив острые белые зубы, и склонился в галантном поклоне. — Зовите меня Эрл. Если хотите, я приду позже. Дам вам время выбрать.

— Боюсь, с недавних пор я не чувствую вкуса, — честно сказала Элейн. — Будет кощунством отдать блюда, над которыми вы потрудились, той, кто не в состоянии оценить их совершенство.

— Хм… — он в сомнении склонился над ней, шумно втянув носом воздух. — Это правда. Ваша сущность пропитана горькой смесью: утрата, сожаление, безысходность, боль. Это помешает вам наслаждаться едой, но я могу помочь.

— Неужели? — прошептала она, стараясь не смотреть в голодные глаза существа, игнорируя холод, пробежавший по коже.

— Или вы хотите, чтобы стало хуже? — вопросом на вопрос ответил он.

Элейн вспомнила свой недавний кошмар, где прозвучали эти же слова с той же интонацией. Неужели Эрл был причиной кошмаров? Она зажмурилась, взывая к своей внутренней смелости, а когда открыла глаза, то обнаружила, что хозяин невозмутимо стоит у дальней стены.

— В мои намерения не входит пугать гостей, — объяснил он. — Вам нечего бояться.

— Значит, я могу уйти? — она встала.

— Если пожелаете, но мне жаль терять клиента. Позвольте, я вам кое-что покажу.

Он поманил ее, а сам скрылся за портьерой. В том, как он двигался было что-то паучье. Элейн подавила в себе желание бежать и последовала за хозяином. Отодвинув бархатный занавес, она обнаружила того стоящим в дальнем конце узкого прохода, вырубленного в толще необработанного камня. Эрл распахнул дверь позади себя и скрылся внутри. Элейн последовала за ним и оказалась в комнате без окон.

Это место можно было назвать кабинетом, здесь был стол и стулья с прямыми высокими спинками. Особое внимание обращали на себя большие напольные часы, облицованные черным мрамором. Часы шли, но циферблат их был пустым, лишенным стрелок и часовых отметок. Хозяин сел за стол и указал на стул напротив.

Как только она села, он достал из складок плаща стакан, наполненный мутной красной жидкостью и поставил перед ней.

— Что это? — осторожно спросила Элейн.

— Решение вашей проблемы. Вы не можете есть, но один глоток и к вам снова вернется вкус к жизни.

— И сколько мне это будет стоить?

— О, — Эрл ухмыльнулся змеиной улыбкой, — считайте, что это комплимент от заведения.

Она не поверила ему.

— Такой же, как вы дали Генри? — рискнула спросить она.

— У меня был гость с таким именем, — признал хозяин. — Он неважно себя чувствовал. Я помог ему.

— Называете это помощью? — прошептала Элейн. — Он потерял себя.

— Он получил именно то, в чем нуждался в тот момент, — возразил Эрл. — Похоже, вы подозреваете меня в злом умысле, но вы ошибаетесь. — Он подвинул стакан вперед. — Один глоток и будете избавлены от горя.

— Каким образом? Забуду о нем?

Хозяин пожал плечами.

— Нет, это меня не устраивает. Я не хочу ничего забывать. — Она сжала губы и нахмурилась. — Зачем вы наслали кошмары?

— А зачем вы пытались нарушить условие сделки, зная о ней? — в тон ей ответил Эрл, не спуская с нее тяжелого взгляда.

— Я не заключала никакой сделки.

— Генри пожелал никогда с вами не встречаться, а вы умышленно его преследовали…

— Только чтобы убедиться, что он существует. У меня не было намерения говорить с ним.

— И только поэтому я был к вам милосерден, — он практически прошипел последнее слово, — и послал своих слуг, а не пришел лично. Считайте это предупреждением. Не желаете пить? — Эрл успокоился и иронично изогнул бровь.

— Нет.

— Воля ваша. Существует два типа гостей. Одни не хотят ничего знать, другие хотят знать все. Как насчет того, чтобы стать настоящим сновидцем?

Быстрым движением руки он смахнул стакан на пол. Элейн напряглась, ожидая, что тот разлетится на сотни осколков, но стакан исчез, не коснувшись пола. Эрл достал из кармана коробочку из красного дерева, отливающую лаком.

— Снимите крышку. — Приказал он. — Нет?

Он поддел крышку ногтем. Та легко поддалась, с щелчком повернувшись на скрытых петлях. Внутри, на черной бархатной обивке, лежала колода карт. Рисунок на рубашке едва заметно двигался, пульсируя: фиолетовый водоворот, подсвеченный изнутри всполохами молний.

— У вас есть талант, но с картами вы достигните большего.

— Лоуренс обошелся без карт, — она покачала головой. — И я обойдусь.

— Это лишь инструмент из мира снов, — заметил Эрл. — Будь у Лоуренса колода сновидца, он прожил бы дольше.

— Почему же вы не предложили их ему?

— Пустая трата сил, — хозяин покачал головой. — Тот, кто среди изобилия искусно приготовленной дичи выбирает гарнир, никогда не возьмет карты.

— Значит, вы считаете, что я могла бы их взять?

— О да, у вас горячая кровь. — Элейн ощущала, как по ее коже скользит его блуждающий хищный взгляд. — Вы будете бежать так долго, как только сможете, хотя и не овладеете сном в полной мере. Видите, я с вами предельно честен.

— Значит, у меня нет выхода?

— Почему же? — он невозмутимо сложил пальцы в треугольник. — Выход есть, он за вашей спиной. Я делаю предложение и ни к чему не принуждаю.

Элейн представила, как покидает это странное место и его жуткого хозяина, возвращаясь к одинокой пустой жизни. Неудачница, приоткрывшая завесу тайны существования и сбежавшая, устрашенная увиденным. Что ее ждет в реальном мире? Только старость, полная сожалений. Элейн уже знала, что не уйдет, что пойдет до конца каким бы он ни был.

— У меня нет желания управлять снами. Мне нужно лишь послать весточку.

Эрл заинтересованно наклонил голову, выжидая.

— Мне нужно, чтобы Генри, как бы его не звали, где бы и когда бы он не жил, получил мое послание. Каждый Генри, оставшийся без Элейн, падающий в пучину беспросветного отчаяния, должен знать, что жизнь стоит того, чтобы прожить ее до конца, ведь одиночество не бесконечно для тех, кому суждено всегда быть вместе. Это не нарушит вашу предыдущую сделку?

— Я следую условиям сделки только когда она заключена. Если жизненные линии будет переписаны, я заключу другую сделку, вот и все. Мне неважно с кем вести дела, — пожал плечами хозяин. — Главное, что вы готовы положить на другую чашу весов. Готовы ли вы платить?

— У меня ничего нет, — тихо сказала Элейн.

— Есть. Если не желаете служить мне, иногда оказывая взаимовыгодные услуги, — он выразительно посмотрел в сторону колоды, — то платите жизненной силой. Своей, конечно же, — добавил он, предвосхищая ее вопрос.

— И сколько вы хотите? — в ее голосе слышалось облегчение. Элейн никогда бы не согласилась принести в жертву других людей.

— Немного, — Эрл плотоядно облизнулся, — равносильно нескольким годам вашей жизни. Может быть лет пять… Семь…

— Мои годы в обмен на послания?

— Ваши годы в обмен на одно послание для Генри. — Он покачал указательным пальцем. — Если хотите, чтобы каждая его личность получила весточку, то другие ваши личности должны будут заплатить за это. — Эрл умолк, наблюдая за тем, как гостья напряженно размышляет.

— Не спешите, подумайте. Время, — он с усмешкой взглянул на часы без циферблата, — у нас есть.

Элейн показалось, что она слышит тихий грустный голос Лоуренса: «Мы встретились только потому, что я прошел весь этот путь шаг за шагом: конверт — изучение снов — поездка к морю — знакомство с Эрлом — портрет — афиша в театре. Если убрать конверт, меня здесь не будет.» Если она сейчас откажется, то Лоуренс никогда не получит послание от нее, а значит они не встретятся, она не узнает о судьбе Генри и умрет в одиночестве. Что может быть хуже этого?

— Лоуренс тоже должен получить письмо.

— Я знал, что вы об этом попросите. Хорошо. — Эрл кивнул. — И, хотя он не оригинальная личность, хоть и упорная, отдаю ему должное, я усилю действие вашего послания к Генри, чтобы оно дошло отголоском до Лоуренса в его версии реальности.

— В таком случае… — она сделала глубокий вздох и несмело кивнула.

— Принимаете условия сделки? — Эрл прищурился, моментально превратившись из голодного пожирателя в расчетливого холодного законника. — Годы жизни в обмен на послание. Возврат будет невозможен.

— Я согласна. Как это произойдет? — Элейн пристально смотрела на него.

— Это просто. Закажите блюдо, напиток…

— Можно воды?

— Как пожелаете.

Взмах руки и в его длинных аристократических пальцах возник хрустальный бокал, наполненный до краев. Эрл бережно передал его прямо ей в руки. Хрусталь был холодным. Она поднесла бокал к губам и замерла.

— Что не так? — глаза хозяина тревожно блеснули.

— Размышляю о парадоксе. Генри покончил с собой оставшись один раньше срока. А я специально лишаю себя нескольких лет жизни, чтобы помешать ему это сделать, но ведь именно моя ранняя смерть и была причиной его отчаяния.

— Зато благодаря вам появится чудесное послание. А годы… — он пожал плечами. — Считайте это платой за притяжение друг к другу. В какой сон ни войди, — он закатил глаза в напускном негодовании, — там окажетесь вы двое. Вы ведь тоже парадокс, понимаете? Другие люди с радостью перемешивают сны друг с другом и только вы всегда вместе.

Элейн больше не колебалась. Страх оставался, поселившись на дне ее сердца, но тревога покинула ее, позволив сделать один решительный глоток. Вкус воды был обычным — ни горьким, ни затхлым. Просто прохладная вода, которую принимаешь как должное и без которой не можешь прожить.

— А теперь спите, — ласково прошептал хозяин, забирая стакан из ее ослабевших пальцев. — Наслаждайтесь последним сном.

Веки Элейн отяжелели и закрылись, она медленно провалилась в мягкую, теплую темноту, по бесконечным просторам которой разносилось мерное тиканье. То громче, то тише, словно волна за волной, набегающие на берег, словно биение сердца. Темнота, пронизанная единым ритмом…

…Погруженная в полумрак спальня, воздух пропитан горечью, на прикроватном столике пузырьки с бесполезными лекарствами. День на исходе, луч проникает сквозь шторы, освещая стол. Ее дыхание хриплое, сердцебиение неровное, она очень слаба. С каждым днем сил остается все меньше. Ей не увидеть весну. Хочется закрыть глаза и забыться тяжелым сном, но луч света, падая на желтый лист бумаги, вызывает в памяти воспоминания, и она встает. Медленно, делая частые остановки, чтобы перевести дух, пожилая женщина, высохшая от недуга, опускается на стул, стоящий рядом со столиком для письма. Муж практически не оставляет ее одну, но сегодня он вынужден уйти и у нее в запасе есть несколько часов.

Рука тянется к желтому листу. Когда-то давно она записала на нем прекрасную мелодию, которую сейчас не может вспомнить. Пришло время старой бумаге послужить для другой цели. Ее пальцы мелко дрожат, но движения как всегда аккуратны и точны. Немного клея и лист превратился в конверт. Она берет ручку… Строки неровные, наползают друг на друга, боль затрудняет письмо, но она лишь пишет крупнее, чтобы муж мог прочесть написанное. Чтобы не случилось дальше, он не должен забыть, что их расставание — это лишь миг неопределенности перед обязательной встречей.

— Это мое обещание, — хрипло шепчет она, прикрывая глаза от боли.

Свернув письмо, она вкладывает его в конверт. На лицевой стороне старательно выводит имя мужа и прячет конверт между книг и газет месячной давности. Он не должен найти его до того, как ее не станет.

— Всему свое время, — в изнеможении она откидывается на спинку стула, наполненная радостным чувством выполненного долга.

Все же ей стоит вернуться в постель до того, как вернется муж, но женщина так устала, что ей хочется умереть прямо сейчас. «Нет, он не должен увидеть меня сидящей здесь, — думает она, — нужно сохранить хоть немного достоинства.» Она опускается на кровать, замирает, слушая тиканье часов, погружаясь в забытье…

…Послание в желтом конверте было всегда: в виде настоящего письма, в виде идеи или сна о ней. Оно часто менялось, принимая причудливые формы: от листа бумаги и фразы на запотевшем стекле до птичьей трели.

Всякий раз, когда ее время истекало и она оставляла его одного, тонущего в бездонном омуте скорби, он получал от нее весть — спасительную точку опоры, которая становилась центром его маленького мира вплоть до последней минуты его жизни. И во сне, и наяву, он знал, что она сдержит свое обещание.

Эпилог

Весеннее утро было ясным. Люди, спешащие по делам, невольно замедлились, наслаждаясь первым по настоящему теплым днем после затяжной зимы. Они шли, с удовольствием греясь под солнечными лучами. Ласковый ветерок обдувал их лица. Куртки и пальто были расстегнуты, шарфы свернуты.

Внезапно налетевшие свинцовые тучи стали для всех полной неожиданностью. Небо в мгновенье ока затянуло облаками до самого горизонта. Где-то вдалеке заворчал гром, пошел холодный дождь, вскоре перешедший в настоящий ливень.

Автобусная остановка, где только что толпились десятки будущих пассажиров, стала стремительно пустеть. Одни поспешно садились в такси или автобус, другие, решив, что здоровье дороже и на работе вполне обойдутся без них, отправились домой сушить вещи. Водитель старого автобуса забрал последних самых стойких ожидающих.

Отъезжая, он не заметил бегущую женщину, которая кричала ему, махая рукой, прося подождать. Автобус словно в насмешку закрыл перед ней двери и уехал. И хотя вряд ли это было сделано намеренно, женщина проводила его взглядом полным досады. Дождь припустил еще сильнее. Она полностью промокла и чувствовала, что замерзает. Оглушительно чихнув, потянулась за платком, но тут над ее головой вдруг появился большой черный зонт, закрыв от дождя.

— Будьте здоровы! Так-то лучше, — с усмешкой сказал кто-то позади нее. — Не дадим непогоде нас сломить!

Это был приятный мужской голос, уверенный в себе, но мягкий, с нотками иронии, как у человека, привыкшего часто шутить. Он ошеломил ее, заставив сердце ускоренно биться. Этот голос не раз был ее спутником в снах с самого детства. Прежде ей уже казалось, что она слышала его наяву, но всякий раз ошибалась. Неужели и в этот раз она ослышалась?

— Спасибо, — вежливо ответила она, медленно и с опаской оборачиваясь, боясь разочароваться.

Перед ней стоял высокий худощавый мужчина в идеально сшитом темно-синем костюме. Дружелюбно растянув в улыбке тонкие губы, он приподнял шляпу в приветствии, открыв аккуратно подстриженные темно-каштановые волосы. Его яркие голубые глаза сверкнули. Он знал, что хорошо выглядит и нравится женщинам. Однако, как только она обернулась, он смутился. Он ожидал увидеть обычного человека, а вместо этого встретил совершенство. Он не был готов к этому.

— Простите, — мужчина покраснел, в смущении отступив немного назад. — Я не хотел навязываться.

— Ничего страшного, ваш зонт сейчас очень кстати. — Она промокнула лицо платком, убирая со лба пряди волос, потемневшие от влаги. — Как вы узнали, что будет дождь?

— Я всегда ношу с собой зонт, — признался мужчина. — На всякий случай. Наконец-то он пригодился.

Возникла неловкая пауза, какая бывает между двумя воспитанными людьми. Они не спускали друг с друга пытливых заинтересованных взглядов, словно собираясь спросить о чем-то, но никак не решаясь. Оба чувствовали, что происходит нечто важное.

— Знаете, у меня возникло ощущение, словно я вас где-то уже встречал, — наконец предположил он, перекладывая зонт в другую руку. — Что скажите?

— У меня такое же ощущение, — кинула она. — Может быть мы видели здесь друг друга прежде? Я прихожу на остановку каждое утро.

— Возможно, — поспешно кивнул мужчина, хотя это было неправдой, сегодня он оказался в этой части города совершенно случайно. — Меня зовут Генри. Однако вас это ни к чему не обязывает, можете не называть свое имя, если не хотите, — поспешно добавил он.

— Элейн, — ответила она просто и снова оглушительно чихнула, успев прикрыться платком. — Простите.

— Будьте здоровы, — механически ответил Генри и нахмурился. — Так не годится, вы совсем промокли и на грани того, чтобы серьезно простудиться. Вам нужно срочно согреться.

— И что же вы предлагаете? — она бросила взгляд на дорогу. Ни автобуса, ни машин не было видно. Улица словно вымерла.

— Вон там на углу, — он прищурился, указывая пальцем направление, — есть кафе, где мы выпьем по чашке горячего чая, а потом придумаем как дальше быть. Не может же дождь идти вечно. — Генри галантно предложил ей руку. — Пойдемте?

— Хорошо, — Элейн улыбнулась.

В кафе было тепло, тихо и по-домашнему уютно. Кроме них внутри не оказалось посетителей, ничто не мешало им наслаждаться обществом друг друга. Еще до того, как они допили свою первую чашку, Элейн убедилась, что именно чудесный голос Генри она слышала во сне, а Генри понял, что Элейн воплощает в себе все, что он когда-либо желал найти в другом человеке. Преисполненные счастья, они боялись спугнуть внезапную удачу, мысленно благодаря весенний дождь, который так внезапно соединил их судьбы.

Жизнь непредсказуема, но что касается дальнейшего будущего, Генри и Элейн правы, чтобы с ними не произошло, они не расстанутся никогда.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Эпилог