Десять тезисов о любви к Сталину [Григорий Борисович Юдин] (fb2) читать онлайн
- Десять тезисов о любви к Сталину 74 Кб, 6с. скачать: (fb2) читать: (полностью) - (постранично) - Григорий Борисович Юдин
Данный материал (книга) создан автором(-ами) «Григорий Борисович Юдин» выполняющим(-и) функции иностранного агента. Возрастное ограничение 18+
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Юдин Г. Десять тезисов о любви к Сталину
Поскольку разговор об опросе Левада-Центра о Сталине не утихает уже несколько дней, имеет смысл кое-что пояснить.
Всем, кто занимается опросами, хорошо известно, что как спросишь, такой ответ и получишь. Нет, это не всё равно, как спрашивать «об одном и том же», потому что никакого «одного и того же» не существует, на самом деле разные вопросы измеряют совершенно разные вещи. Методология социологического исследования – большая дисциплина, которую на соответствующих факультетах изучают несколько лет, не на первом году обучения, и не все справляются. Идея о том, что «каждому понятно, как задать вопрос», настолько же идиотская, как идея о том, что каждому понятно, как вырезать аппендикс. Конструировать работающий вопрос – это профессиональный навык, который встроен в общую систему профессионального знания, и бесконечная история с вопросами про Сталина это подтверждает. Существует несколько правил формулировки вопроса, которые нельзя нарушать. Заданный Левада-центром вопрос «КАК ВЫ ДУМАЕТЕ, ОПРАВДАНЫ ЛИ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ЖЕРТВЫ, КОТОРЫЕ ПОНЕС СОВЕТСКИЙ НАРОД В СТАЛИНСКУЮ ЭПОХУ, ВЕЛИКИМИ ЦЕЛЯМИ И РЕЗУЛЬТАТАМИ, КОТОРЫЕ БЫЛИ ДОСТИГНУТЫ В КРАТЧАЙШИЙ СРОК?», безграмотен, потому что нарушает три правила для вопросов в массовых опросах.
Правило 1: Шкала ответов всегда должна быть симметричной. Главная ошибка кроется не в вопросе, а в ответе (из-за чего на неё мало кто обратил внимание). В этом вопросе Левада-центр дал три варианта, два из которых являются формами ответа «Да, оправданы» («определённо да» и «в какой-то мере да»), и только один – ответом «Нет, не оправданы» («нет, их ничем нельзя оправдать»). Так делать никогда нельзя, это подталкивает респондента к ответу и смещает шкалу. То, что ранее люди преимущественно выбирали единственный ответ «Нет» против двух ответов «Да», говорит об очень сильной нормативности этого ответа. Как сформулировать корректно? Например, включить вариант «Трудно сказать» в качестве средней позиции (не путать с «Затрудняюсь ответить»!). И – сенсационная гипотеза – если бы этот вариант существовал, в него свалилось бы до 40% респондентов. О том, почему я так думаю, чуть ниже.
Правило 2: Вопрос должен измерять только один параметр: в нём не может быть больше одного основания. Что, если я не согласен с тем, что в сталинскую эпоху были достигнуты великие цели и результаты? С тем, что они были достигнуты в кратчайший срок? Если я считаю, что великие результаты достигали одни, а жертвы приносили другие? Если я не в курсе, что были какие-то особые жертвы (такие люди тоже есть в большом количестве)? Этот вопрос содержит с десяток вопросов, и чтобы респондент понял его так же, как исследователь, у них должно быть абсолютно одинаковое мировоззрение. Это, разумеется, не так.
Правило 3: Вопрос должен быть абсолютно однозначен и ясен для респондента. В данном случае вопрос сформулирован громоздко и содержит в себе несколько неоднозначных слов. Домохозяйка, наскоро отвечающая интервьюеру на пороге квартиры – это не профессор истории, она не обязана разбираться во всех тонкостях отечественной истории. Например, совершенно непонятно, о каких жертвах идёт речь. О жертвах войны? Жертвах репрессий? Мы вообще проверили, различают ли респонденты эти вещи, как они соотносятся для них?
Собственно, коллеги из ЛЦ неслучайно сами признают, что им этот вопрос не нравится. Они это сообщили после возмущения специалистов. И тут начали открываться удивительные вещи. Оказывается, с этим вопросом проводился эксперимент. Часть респондентов получила вопрос в формулировке «КАК ВЫ ДУМАЕТЕ, ОПРАВДАНЫ ЛИ ЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ЖЕРТВЫ, КОТОРЫЕ ПОНЕС СОВЕТСКИЙ НАРОД В СТАЛИНСКУЮ ЭПОХУ?» Распределение ответов оказалось сходным, и был сделан вывод, что старая формулировка работает хорошо.
Эксперимент имеет явные проблемы с внутренней валидностью. Если в предыдущей формулировке по интонации ещё можно было догадаться, что речь идёт о «цене репрессий», то в этой вопрос просто теряет смысл. В сталинскую эпоху 27 миллионов советских людей погибло на войне. Как можно сказать, оправдано это или нет? Конечно, агрессия нацистов, которая привела к гибели людей, ничем не может быть оправдана. И конечно, раз эти люди принесли стране победу, их гибель в каком-то смысле оправдана. Эти варианты ничем не противоречат друг к другу.
Как правильно отмечает Иван Бабицкий, если бы люди не начали возмущаться формулировкой вопроса, мы бы, видимо, так никогда и не узнали, что 1638 опрошенных на самом деле получали два совершенно разных вопроса. И из того, что проценты ответов на эти вопросы совпали, делается странный вывод, что разницы в формулировке нет и можно вообще не сообщать аудитории, что половина респондентов отвечала на другой вопрос.
Проблема, на самом деле, не в методологии, а в идеологии. Левада-центр не может не видеть этих возражений – там работают квалифицированные коллеги, которые прекрасно понимают, что вопрос надо просто выкинуть. Однако они не могут справиться с желанием провести со своими респондентами «тест Сталина», чтобы вывести на свет их тоталитарную сущность, обнаружить жуткий Народ-Сталин. Потому что в ЛЦ смотрят на мир через призму довольно странной и противоречивой схемы «человека советского». Смысл этой схемы, грубо говоря, в том, что в России был, есть и будет тоталитаризм, ничего другого тут быть не может, за исключением коротких перерывов. Эта схема плоха тем, что пользуется теми представлениями о стране, которые выработало поколение Юрия Левады, и накладывает их на совершенно иные исторические обстоятельства. Она живёт прошлым и не даёт в упор заметить, что мы живём в совершенно другом политическом режиме, с совершенно другими проблемами и вызовами – хотя для этого достаточно выглянуть в окно. Неудивительно, что поколение диссидентов инстинктивно выбирает тот способ отношения к государству, который помогал ему выжить полвека назад. Удивительно, что это удаётся выдавать за «социологию».
Политический вред от этих вопросов состоит в том, что они полностью повторяют мировоззрение нынешних российских реакционных властей. Они навязывают всем нам выбор между «развитием страны» и «человеческой жизнью» — как будто этот выбор действительно существует. Именно так смотрят на жизнь в российских элитах, и это раз за разом повторяет Левада-центр. Смелости его команды в условиях мощного пресса необходимо воздать должное. Однако основная претензия к Левада-центру состоит в том, что, будучи финансово независимым от властей, он полностью зависим от них интеллектуально и идеологически.
Занятный аргумент, который прозвучал в последние дни, состоит в том, что «какая разница, что там опросы показывают – неужели без опросов не видно всенародной любви к Сталину?» Левада-центр к этому добавляет, что у нас, мол, и другие вопросы есть, и там тоже сплошной Сталин по всем фронтам.
Так вот, нет, ничего такого без опросов не видно. Видно, что образ Сталина активно используется госпропагандой, которая эксплуатирует тот общеизвестный факт, что слово «Сталин» ассоциируется со словом «порядок». Большинство сталинских мероприятий инициируется и финансово поддерживается сверху, структуры Мединского тут стараются. При этом в последние годы вообще наблюдается рост числа низовых памятников и инициатив (это то, что мы фиксируем в своих исследованиях как подъём «второй памяти», негосударственной) – из них Сталину посвящена ничтожная часть, просто на них всегда обращают внимание.
Опросы в России обычно замеряют умение респондентов повторять вчерашнюю пропаганду, и со Сталиным это особенно очевидно.
Ладно, с опросами всё ясно – а как, в конце концов, обстоит дело собственно с памятью о Сталине? Сложно и неоднозначно. В последнее время в российской исторической памяти происходит целый ряд любопытных сдвигов. Если говорить о тенденциях, то главное – это усталость от исторических войн. За последние тридцать лет мы пережили несколько резких движений маятника – от полного отрицания советского прошлого до возведения его в культ. Они не дали никакого успокоения – всегда есть вторая сторона, у которой своя убедительная правда. Поэтому люди устают от этого и всё чаще склонны занимать примирительную позицию – «давайте помнить и то, и это»; «это часть нашей истории, её нужно уважать». Дарья Хлевнюк называет это «нейтральной историей».
Это полностью относится и к Сталину. Если завтра выключить облучатель, то отношение к Сталину стабилизируется на взвешенном уровне «мы выиграли войну и изменили страну, но по разным причинам погибло множество людей». Любой опрос, который прижимает респондента к стенке («да или нет?»), обречён упустить эту тенденцию. Поэтому меня не удивляет, что доминирующие оценки в опросах ЛЦ по Сталину – «безразлично» и «с уважением». Надо просто понимать, что за ними стоит.
Собственно, социология тем и отличается от опросов общественного мнения, что задаёт вопрос о том, что значит та или иная речевая реакция данного человека на данный вопрос в данных обстоятельствах. В каждом из нас нет встроенного «уровня любви к Сталину», который можно было бы измерить. «Любовь к Сталину» не существует отдельно от опросов об этой любви, которые постоянно попадают в одну и ту же болевую точку. Дело в том, что трудно сказать, есть ли в России любовь к Сталину – но зато совершенно точно есть люди, которые очень хотят верить, что в России есть любовь к Сталину. Так им проще жить.
Эхо Москвы 2019.04.19 21:04
Последние комментарии
6 часов 11 минут назад
11 часов 15 минут назад
19 часов 4 минут назад
21 часов 34 минут назад
21 часов 42 минут назад
2 дней 8 часов назад