Зараза (СИ) [Элеонора Лазарева] (fb2) читать онлайн

Annotation

По миру гуляет зараза под названием ковид. Да уж какой по счету, все сбились с ног или с ума, черт его знает! Но косит направо и налево, не считаясь с современными возможностями медицины.

Паника! Что творит она, люди пока не знают, но что может человек в этом хаосе они вскоре поймут и очень огорчатся, что человек человеку тут будет не друг, товарищ и брат, а враг, при том, смертельный.

И все-таки есть в нем что-то, что в таких страшных условиях проявляется, как самые главные черты Человечества — доброта, сила, взаимовыручка и конечно же любовь.

Это и спасает нашу группу самых разных людей, которая стремиться вырваться из города, уже накрывшегося пеленой вируса….Маленькая группа женщин, мужчин и детей. Они хотят вырваться из плена зараженного города в село, где живут родители героини…

Элеонора Лазарева

Глава Первая. "В далекий край товарищ улетает…"

Глава Вторая. "Усталость забыта, колышется чад…"

Глава Третья."…погоня, погоня в горячей крови"

Глава Четвертая. "И в какой стороне я не буду, по какой не пройду я траве, друга я никогда не забуду…"

Глава Пятая."…и нет нам покоя, гори, но живи…"

Глава Шестая. "А я лечу, лечу, снова я лечу. Эх! И одно слово я кричу…"

Глава Седьмая. "Забота у нас такая, забота наша простая…"

Глава Восьмая. "И он уехал, оставив мене воспоминания…"

Глава Девятая. "Пускай нам с тобой обоим беда грозит за бедою…"

Глава Десятая. "Дороги вдаль зовут и нет конца и края…"

Глава Одиннадцатая. "Вместе весело шагать…"

Глава Двенадцатая. "Мы едем-едем-едем в далекие края…"

Глава Тринадцатая. "Эх, дороги, пыль да туман…"

Глава Четырнадцатая. "Степь да степь кругом, путь далек лежит…"

Глава Пятнадцатая. "Не думай, что все пропели, что бури все отгремели…"

Глава Шестнадцатая. "Последний бой, он трудный самый…"

Элеонора Лазарева

Зараза

Глава Первая. "В далекий край товарищ улетает…"

От АВТОРА.

Всем, кто погиб от ЗАРАЗЫ коронавируса, посвящается этот роман.

Всем им — Царствие Небесное!

А нас, Господи, спаси и сохрани!

Пробуждение было сложным. Вчера хорошо отпраздновали мой отходняк в отпуск. Были все, даже бабы из бухгалтерии. Вот уж, не ожидала, что, оказывается, они ко мне относились по-особому, как призналась за третьей рюмкой водки, главная из них, стареющая дама, после бальзаковского возраста. Я была в фаворе у начальства и вот получается, еще и у них?

— Похвально, Константин!

— Отлично, Григорий!

За что только, догадайся сама, как говорится. Да и ладненько. Главное чтобы отпускные, как она и обещалась, выплатить сегодня же после обеда. И это есть хорошо, потому что в голове набат, во рту кака, на душе …а что это у нас на душе или в дУше?

— Ах, мой милый Августин, Августин!

Я еле доползла до ванной комнаты и стукнула в дверь. Она открылась и передо мной картина, что называется «Не ждали!» Опустив глаза вниз, начала осмотр. Вначале ноги, затем голая жопа, такая же спина.

— Картина маслом, — пронеслось в голове. — Приплыли три дощечки и с ними два пера.

— Ребята! — протянула я блеющим голосом. — Вы скоро? А? Надо бы под душик? А то мне за отпускными еще…

— Скоро, — бросил один через плечо.

— Ха, — прикрыв дверь, хмыкнула и враз отрезвела, — И как они сюда попали? Что, спали со мной или все же не спали?

То, что там были мои друзья, поняла не сразу. Вот что значит «перепел», то есть перепой. А так хорошо начиналось, красиво, культурно. Потом были здравицы в мою честь, как самого одаренного корреспондента радио и самого рейтингового. А мой голос — это голос самой области, где вещала каждое утро.

— Доброе утро, дорогие земляки! — собезьянничала сама с себя и сплюнула. — ТТТ, все будет потом…потом… Сегодня я в Израиль, на Мертвое море, лечить свои кости и по-женски. Доктор Людмилка мне советовала упорно, как врач и как близкая подруженция. Самолет ночью, билеты заказаны, рейс чартерный, четыре часа и вот я «в далекий край товарищ улетает».

Через час, я и мои неожиданные ночующие друзья, сидели за кухонным столом и, давясь от смеха, вспоминали нашу вечеринку и что там происходило. Особенно с шефами. А их было двое и все мне объяснились в симпатии и даже предлагали …

— А что предлагали? Вот, убей, не помню! — радовалась я. — А то настроение быстро погаснет. Пусть и душа пропоет «Алилуйя!». Все-все-все! Все оставим здесь и с чистыми помыслами вперед на святую землю трех религий. И еще Мертвого моря-я-я-я! Эх, где моя не пропадала!

Уже к часу моего отъезда все дела были утрясены: отпускные получены ПОЛНОСТЬЮ! Ура! Ключ от квартиры, «где деньги лежат» передан в надежные подругины руки вместе с желтым толстым котом Иосифом, просто Юзиком, и моими роскошными азалиями на подоконнике. Теперь можно и в «дорога, дорога, нас в дальние дали зовет, быть может до счастья осталось немного, быть может один поворот!»

Такси подъехало вовремя, и уже через час я ступила на плитки пола местного аэровокзала.

Уже поредел поток пассажиров перед стойкой регистрации билетов и багажа. Сдав свой тощенький баульчик, прихватив сумку после прохода воротами — воротами, прошла в зал ожидания, но не села, а пошлындала по киоскам дьюти-фри. Купила журнальчик со сканвордами, для коротания времени в полете, небольшой пузырек коньяка пять звезд, вроде бы, и, пристроившись на последний ряд, начала фронтальный обзор сидящих в зальце. Народу было немного. Думаю, что на две трети салона. Народ разный и по возрасту и по прикидам. В общем — обычные пассажиры. И тут я, вся из себя туристка-туристка! Екарный бабай! Они так себе, а я вся «в белом», то есть на улице местная поздняя осень, а на мне белые штаны! И шлепки, правда, поднадела-таки носочки, правда тоже белые. А еще белая майка под кожаной курткой и в сумке белая бейсболка. Ну, не хочется мне толкаться в туалете, перед посадкой для переодеваний, да еще тащить пакет с одежкой, той что до и той что после. Хочу свободы во всем!

Самолет летел уже два часа. За это время нас успели покормить ужас чем и ужас в ночь! И напоить. Предлагали соки-воду. Я попросила у девчонок, пройдя в хвост салона, чашку с крепким кофе. Обещалась приплатить, если что. Но они сначала удивились, но потом хохотнули, когда я намекнула на мои вчерашние проводы и сегодняшнее состояние не стояния. Не жадничая, налили полную кружку. Добравшись до своего места у окна, откинула столик и достала свой флакон с коньяком. Плеснула, не жалея, и приникла, как страждущий в пустыне. Откинувшись на кресло, прикрыла глаза. За окном было темно, также приглушен свет и в салоне. Многие спали, даже слышался в тишине одинокий храп. Я вздохнула и допила остатки. Устроившись поудобнее, подложила подушку и накрылась тонким пледом.

— Надо тоже всхрапнуть пару раз, — подумала, уже уплывая в сон.

Проснулась от толчка. Надо мной склонилась вчерашняя хохотушка стюардесса. Я даже запомнила, как ее звать, кажется, Настя.

— Вставай страна! — улыбнулась она. — Скоро посадка.

Я похлопала глазами, улыбаясь в ответ и потянулась, зевая.

— А не хило поспалось, — и принялась быстро собираться.

Когда выходила из самолета, то уже на трапе поняла, что мы в жаркой стране. Воздух был плотным. И сразу же захотелось раздеться. Сняв куртку, запихнула ее в пакет.

— Ну, здравствуй, Израиль! — хмыкнула я и сбежала по трапу, встроившись в колонну российских пассажиров, направлявшихся к входу в здание аэровокзала аэропорта Бен-Гурион.

Прошла визовый пропуск, затем багаж, и вот я стою на парапете со множеством машин и частных и такси. Хватаю баульчик и спешу в сторону местных извозчиков.

Подхожу к первому попавшемуся и говорю по-английски.

— Свободен?

Тот кивает в ответ.

— Мне в Камаран. Мертвое море. Сколько проезд.

Он показал на пальцах. Видимо плохо говорил, хорошо еще, что хоть понимал.

— Годится, — кивнула я и тот, выскочив, с улыбкой во всю свою еврейскую физию, отобрал у меня баульчик и, открыв багажник, закинул туда и еще показал на мою вместительную сумку и пакет. Пакет отдала, а сумка со мной.

Ехали долго. За это время таксист дважды останавливался для туалета и отдыха в придорожных кафе и один на дозаправку. Я любовалась проносящимися пейзажами и набиралась впечатлений для рассказов своим по приезде. Меня поразило удачное сочетание Азии и Европы. И Восток и Запад. Классно! Мне нравилось! Еще и в силу воспитания, я была интернационалистом. Мне главное, чтобы человек был не сволочью. А так хоть белый в клеточку, хоть черный в полосочку.

Таксист был своим в доску. Вначале нашей поездки только молчал, но потом разговорился, и оказалось, вот это номер! что он русский еврей! и прекрасно говорит на нашем родном. И пока ехали, рассказал, что живет с матерью и маленьким братом-инвалидом, что работает, купив лицензию и если им не хватает, подрабатывает еще и в местном продуктовом магазинчике. Они попали в Израиль с последней плановой выездкой, или как здесь говорят с последней алиёй. Он был мал, языка не знали, устраивались трудно. Мать тянулась из всех сил. И теперь, по истечении почти двадцати лет, есть и квартира, и работа и еще один маленький брат-аутист. Мать родила его от мужчины, которого любила, и хотя тот вынужден был жениться на своей, но помогает до сих пор. А когда сказал, из какого города они выехали, я попросила его остановиться. Он удивился и притормозил на обочине. Выйдя из машины, поманила его и, хлопнув по плечам, рассмеялась.

— Ну, здорово, земляк! Я тоже оттуда!

Тот смотрел и не понимал, то ли я шучу, то ли правда, так и есть.

— Шутите? — осторожно спросил он, заглядывая в глаза.

— Нет-нет! — засмеялась открыто. — Так и есть. Вот, что значит попасть пальцем в небо!

Тот хохотнул недоверчиво, а потом заторопился с вопросами. Я обещала на все ответить по пути. Эйтан, так его звали, открыл мне дверь и пригласил в салон. Сел и включил знакомый русский шансон. Пел Басков о любви. Я его не очень-то люблю, и вообще мне нравятся совсем другие певцы, но было интересно слышать русскую речь, знакомую мелодию и видеть чужой антураж за окном.

Вскоре мы подъезжали к воротам комплекса. Тут он продиктовал свой номер телефона и взял с меня обязательство через десять моих дней отдыха, вызвать его и тот отвезет меня вначале к себе домой для знакомства с матерью, а потом и в аэропорт. Я обещала. На том и расстались. И заплатила ему больше, чем тот просил, хотя он и отказывался, но я понимала, что парень содержал семью и это очень не просто. В свои тридцать два, я тоже хлебнула и замужества, и престарелых родителей. И всех содержала сама. Муж занимался менеджментом в инете, сами понимаете, что это такое, а родители пенсионеры. Поэтому хорошему молодому парню не жалко и переплатить, если есть чем. А у меня было. Так почему же не дать? И даже как-то легче стало. На душе.

Подхватив баул, шагнула в ворота.

Глава Вторая. "Усталость забыта, колышется чад…"

Прошло семь радужных дней моего комфортного отдыха, полного впечатлений и даже приятного, ни к чему не обязывающего, знакомства. Один стареющий английский джентльмен решил поучить меня языку британцев. Азы я знала и неплохо, закончив факультет иняза, могла читать, писать и немного болтать. Ему же было интересно расспрашивать меня о такой далекой и таинственной стране России. Почему далекой? Потому что эта его Британия у черта на куличках, а почему таинственной, так это после сталинской стены. Тайна за семью замками. Вот так и болтали, коротая время. Ему нравилась я своей раскрепощённостью и дружелюбием, мне он вежливостью и тактом. Что называется, нашли друг друга. И все бы хорошо, но в одном расходились. Он считал, что наш Президент довлеет над страной и пытается подмять под себя, я же пыталась ему доказать, что Россию трудно сломать, а тем более подмять. Она, как та пружина, сожмется да как вдарит! Этого ли не понимать нашему главе. А он дураком никогда не был. Дураки не выдержат столько сроков. Как говорится «кто впрягся, тот и тянет».

Как-то мой англичанин не пришел на завтрак, а это было для него законом. Я удивилась и отправилась в его крыло. Спросив сидевшего за ресепшеном служку, узнала, что тот никуда не выходил, ключ не сдавал. Попросила трубку и по внутреннему позвонила ему в номер. Не скоро тот поднял свою. Я поинтересовалась его здоровьем, а он как-то судорожно попросил подняться к нему в номер. Я удивилась, но предупредив дежурного, поднялась на восьмой этаж. Комната была рядом с лифтом, и у открытой двери уже стоял мужчина и махал мне рукой. Поздоровавшись, прошла внутрь и остановилась в небольшой гостиной его двухкомнатного номера. Большая панель телевизора светилась на стене и приглушенный голос диктора что-то говорил. Англичанин пригласил сесть и увеличил звук. Женщина на экране говорила о пандемии! Вот он, коронавирус, во всей своей красе! Почему-то он мутировал и теперь поражал молниеносно, давая, как говорится, на завещание всего три дня. Паника охватывала британские острова. Кадры менялись и показывали то кричащую с плакатами толпу в масках, то разбитые витрины аптек и отделов с лекарствами в супермаркетах. Полиция и уже даже войска самообороны, пытались наводить порядок, но им это плохо удавалось.

— Вот, моя милая Надин, — так он называл меня на английский лад. — Видите, что происходит. А вот сейчас еще.

И он начал переключать с канала на канал. Азия, Европа, Америка…Везде паника…паника…столпотворения.

Я сидела в ступоре. Все казалось это каким-то фантастическим сериалом. Нет, я знала, что этот вирус ползет по миру, но не так же апокалиптически! И сейчас видела и соотносила с действительностью.

— А как в России? И в Израиле? — обратила к нему свое помертвевшее лицо.

— Так же, — пожал тот плечами. — Сейчас вопрос — что делать нам? Здесь и сейчас? Теперь я склоняюсь к тому, что надо уезжать, пока не закрыли входящие полеты в Британию. Из Израиля, сказали, выпускают все самолеты. Не впускают. Только на вылет. Я собираюсь. Заказ моего вылета на сегодня не отменен. Советую и вам, Надин, поторопиться. Скоро и здесь будет жарко. А на том, простите меня, буду собираться, мое такси прибудет через полчаса. Я рад был нашему знакомству, и если все закончится хорошо, то вот вам мой адрес. Думаю, что можем еще встретиться. Если Бог позволит, — добавил он тоскливо и склонился над моей протянутой рукой. Поцеловав пальцы, пожал их и отпустил.

Я повернулась и вышла из его номера на прямых ногах. У меня был странный столбняк — ног и мозгов. Кое-как прошла в свой номер и рухнула на кровать. Надо все это переварить. Потом опомнилась и включила панель своего телевизора, набрав русский канал. Там тоже шли плохие новости, только без видео, пока только диктор. Картинка сменилась на зал, без зрителей и с несколькими знатоками, которые перебивая друг друга доказывали, что это все паника с запада и нет никакой пандемии. Они приводили какие-то доказательства, а передо мной вставали кадры английской ВВС.

Я подскочила, как от укуса.

— Надо лететь домой! Только вот мой самолет будет лишь через два дня, — бормотала, как сумасшедшая и села вновь, огорошенная собственной мыслью. — Только через два дня. А что делать сейчас?

Прислушалась к шуму в коридорах. Подошла и слегка отворила дверь. По ним быстро шагали и почти бежали люди с чемоданами, баулами, сумками. Я пошла следом. В фойе скапливался шумевший народ, раздавались резкие голоса и даже крики. Бегали местные служители, постоянно работали лифты и из их автоматических ртов выбегали и выходили мужчины и женщины, дети и старые люди. У всех на лицах была написана растерянность и даже страх. Местные служители разговаривали с постояльцами, кого-то уговаривали, кого-то упрашивали. Люди громко общались по смартам, кричали и размахивали руками, требовали, взывали, угрожали. Некоторые выбегали из здания и автоматические двери на фотоэлементах служители поставили на запор, чтобы народ не бился в стекло при каждом торможении перед ними.

Паника накатывала неотвратимо. Еще немного и огромный комплекс просто взорвется от количества обезумевших людей. Автобусы, стоявшие недалеко, брали приступом. То тут, то там слышались возмущенные крики и отчаянные визги. Автомобили отъезжали полные до невозможного.

Я бросилась в свою комнату и начала судорожно скидывать свои вещи на кровать. Кидала все, что попадалось под руку, потом вдруг остановилась. Вот! Такси! И начала искать ту записку с телефоном Эйтана, что привез меня сюда. Наконец его обнаружила и глубоко вздохнув, набрала цифры. Пошли краткие гудки. Занято. Потом снова. Занято. И еще раз. Тот же результат. Чувствую, как сердце начинает замирать. Присела на кровать.

— Так, — прошептала себе, — спокойно! Сейчас ты вновь наберешь и будешь это делать, пока он не откликнется. Если «занято», значит, он на линии.

Я набирала еще минут десять. И вот услышала знакомый голос.

— Алло!

— Эйтан! Это я, Надежда, из России. Ты помнишь меня?

Тишина. Потом взволнованный голос.

— Вы где, Надежда? Я ждал вашего звонка.

— Я там же, куда ты меня и отвозил. Еще в гостинице. Можешь приехать за мной?

— Да-да. Обязательно. Выезжаю через полчаса. Буду у вас к вечеру. И ваш номер отразился на моем смарте. Я сам позвоню и скажу куда подойти. Вероятно, и там сейчас плохо с транспортом. У нас тут просто бои идут за них. Ждите.

Я выключила трубку и вздохнула с облегчением. Он приедет. Теперь можно спокойно все обдумать и собраться. И кстати, как там с обедом? «Война войной, а обед по расписанию», вспомнила я присказку и впервые за это время усмехнулась. Спустившись на этаж, прошла в буфет и увидела его пустым, только за стойкой стояли местные официанты парень и, с заплаканными глазами, девушка. Он что-то тихо ей говорил, обняв за плечи, а она кивала его словам. Я подошла к стойке.

— Можете чем-то меня угостить, пожалуйста, — слегка прислонилась к краю витрины.

Они повернулись и посмотрели на меня так, будто я попросила у них луну с неба. Потом опомнились и девушка, вытирая фартуком глаза, подала мне меню, а парень ушел в кухню. Выбрав пару легких закусок, заказала еще тарелку разных бутербродов и две больших бутылки воды. Она вначале удивилась и тут же, будто что вспомнив, кивнула, понимающе. Я уже доедала, как вошли еще несколько человек. Они нервозно сделали заказ, и присели недалеко от стойки. Видимо тоже, как и я, что-то с собой на вынос.

Расплатившись, я задержала руку официантки:

— Не волнуйся, милая, все будет хорошо. Вот увидишь.

Та посмотрела красивыми черными глазами и кивнула, смутившись. Потом попросила пока не уходить и быстро побежала в кухню. Через две минуты, она поставила передо мной пакет с чем-то внутри.

— Это вам, гверет. Я вам верю.

Я поблагодарила ее и кивнула парню, что вышел и смотрел на нас. Он также кивнул в ответ. Подхватив пакеты, прошла в свою комнату. Осмотрела подаренный. Там стоял большой пластиковый контейнер с целой закопченной курицей. Даже без холодильника, она сможет быть съедобной двое суток, и еще лежали четыре лепешки мацы. Пресный хлеб. Они даже высушенные были съедобны. Мысленно поблагодарила милую девушку и ее парня, пожелав им выйти живыми из этой беды.

В комнате потихоньку собралась, сложив свои немногочисленные пожитки, и присела на кровать, переключая каналы. Эфир был полон разнообразных слухов и картинок. Чему верить, чему нет, каждый решал для себя сам. Потом вдруг вспомнила про своих стариков, что жили в дальнем селе, в домике, что поближе к природе и тишине. Они разводили кроликов и птицу, чтобы не сидеть без дела, и немного копались в огороде. Я часто, особенно в последнее время, наведывалась к ним, привозила все, что те просили, начиная от лекарств и до кормов для живности. И хотя там плохо ловился сигнал, попыталась позвонить, включив свой смарт. И тут увидела, как многие хотели меня услышать. Номера…номера…А вот и номер родителей. Они тоже пытались ко мне дозвониться. И правда, время подошло, как мы и договаривались, когда надо было включать свой телефон. Я набрала их, и тут же услышала встревоженный голос отца.

— Надежда! — чуть ли не кричал он. — Ты где? Мы обзвонились. А ты молчишь. Когда обратно? Срочно вылетай. У нас тут скоро закроют все аэропорты.

— Успокойтесь! — стараясь перекричать своего папу, бывшего командира спецназа. — Скоро уже вылетаю. Сегодня выезжаю в Тель-Авив. Там узнаю расписание. Мой рейс через два дня, на третий. Теперь отключаюсь. Буду звонить сама. Передай маме, чтоб за меня не волноваться, поняли?

— Ты там не геройствуй, — заворчал отец. — А то я тебя знаю. Кинешься кому-нибудь помогать и не дай Бог, упустишь рейс. Поняла? Выполнять!

— Есть выполнять, товарищ полковник! — отчеканила я и выключила смарт. Деньги надо экономить.

Эйтан приехал почти вечером. Уже стало темнеть и я начала волноваться. И когда мое терпение было на исходе, и я уже хотела набрать его номер, у меня в руках он зазвенел.

— Надежда? Это Эйтан. Я приехал. Еле спрятался от толпы. Выходите в центральные ворота, дойдете до пропускного пункта и поверните направо. Пройдете несколько шагов. Там будет невысокий забор, перелезьте через него и пройдите сквозь кусты. Я рядом стою, к ним вплотную. Жду.

Я посмотрела на гудящую трубку и хмыкнула.

— Детектив, однако.

Бросив ее на постель, быстро схватила баул за ручку, сумку через плечо, выключила свет и щелкнула замком двери. Еле дождалась лифта. Спустилась и пошла по указанному маршруту. Добралась до заборчика и поняла, что кусты там растут сразу же за ним и где может быть проход, не знаю. Решила наугад, где пожиже, хотя уже в темноте плохо различим и сам заборчик. Перекинула баул, потом подпрыгнула и перекинулась сама, прямо на ветки кустарника. Чувствую, что зацепилась майкой. Рванула. Послышался треск и мой русский мат:

— Да е….твою мать!

И тут же мужской голос.

— Надежда, это вы?

— Да это я, Эйтан. Найди меня.

Почувствовала рядом руку и подала свою. Раздвинулись кусты, и небольшой фонарик слабо освещал лицо парня. Он вытащил меня, потом мой баул и быстро побежал к стоящему недалеко автомобилю. Открыв дверцу, бросил в салон вещи и сел на свое место. Когда тот заводил машину, то мы увидели в свете фар, как бежал навстречу мужчина и махал в отчаянии руками. Эйтан ругнулся, но начал двигаться. Я придержала его рукой.

— Подожди немного. Кажется, я его знаю. У него беременная жена. Видимо мы, последняя их надежда, раз он бросается под колеса.

Приоткрыв двери, крикнула по-английски.

— Где ваша жена?

Тот остановился в изумлении, потом опомнился и махнул рукой назад.

— Она там, около здания. Ей совсем плохо. Умоляю, подвезите нас. Тут совсем недалеко. Я заплачу.

— Давай за ней, — повернулась я к Эйтану. — Я посторожу.

Тот посмотрел на меня, потом кивнул и выскочил. Подбежав к мужчине, он что-то ему сказал на иврите, и они повернулись и побежали обратно к воротам. Я ждала, выключив мотор, но сама пересела на водительское кресло. Мне был знаком этот ВМW предпоследней модели, такие шлындали и по нашим дорогам. Если что, то сразу же заведу и вперед. Потом пересядем. Еще вспомнила о бауле на заднем сидении. Выскочила, открыла багажник и кинула его туда, и только опустилась вновь на шоферское сидение, как услышала крик Эйтана.

— Надежда, заводи!

Я завела, включив свет. По дороге быстро шли двое мужчин и держали на сплетенных руках женщину. Их лица были в поту и сосредоточены. Открыла двери заднего сидения и помогла сесть женщине. Эйтан вскочил на переднее и пристегнулся. Я тоже. Машина заурчала и он нажал на педаль. Она взревела и поехала. И тут мы увидели, как бегут люди, машут руками, кричат. Но Эйтан сжав губы, объезжал их и гудел клаксоном. Наконец мы вырвались на затемненное шоссе. Повернув за внешнюю ограду, выехали на автостраду, и он вжал педаль. Машина загудев, начала набирать скорость.

Глава Третья."…погоня, погоня в горячей крови"

Проехали совсем немного, как услышали громкий голос сидящего сзади молодого мужчины.

— Остановитесь, пожалуйста. Кажется мы рожаем.

Его голос ломался от отчаяния. Эйтан выехал на бордюр, и, не выключив мотор, дал свет в салон. Женщина лежала на груди у мужа и тихо стонала, прикрыв глаза. Я вышла наружу, дернула дверцу заднего сидения со стороны ног женщины, заглянув, потрогала ее за руку. Она приоткрыла глаза.

— Сильно болит? — спросила по-английски.

— Она не понимает, — откликнулся муж, — но мне говорит не очень. Она может терпеть, я знаю. И что же делать? До первого медпункта еще час езды.

— Почему же не остались в гостинице? — удивилась. — Там бы ей оказали нормальную помощь.

— Понимаете, — ответил, приглушив голос, — все это началось совсем недавно. А так нам еще почти два месяца до родов. И тут вот это.

Он посмотрел на жену, и потом поднял на меня умоляющие глаза.

— Как ей помочь? Скажите, что надо делать?

— Что делать я не знаю, как помочь тоже. Остается только одно — вам следить за женой и спрашивать ее о состоянии, а тебе Эйтан поторопиться. Может, еще успеем доставить в лечебницу, раз она недалеко. В путь.

И закрыла дверцу. Пристегнувшись ремнями, вспомнила, что даже не спросила, как их зовут. Спросила у Эйтана. Тот тоже не знал. Повернулась к мужчине.

— Как ваше имя и жены?

— А? — очнулся тот и открыл глаза.

— Ваше имя? И жены? — повторила я.

И сквозь шум мотора услышала.

— Мое — Ариэль, а жена — Шарель.

— Ну, вот познакомились, — усмехнулась я и тут же услышала хмыканье Эйтана.

— Ты что? — нагнулась к нему.

— У меня так зовут братишку. А мать Елена, что в переводе тоже Шарель. Вот так случай, — улыбнулся он.

Потом что-то сказал на иврите. Мужчина радостно откликнулся и Эйтан перевел, что тот тоже приятно удивлен и верит, что в такой связи у них все будет хорошо. Я кивнула и прикрыла глаза. И незаметно провалилась в сон. Проснулась от тормоза машины.

— Что случилось? — спросила сонно.

— Кажется, рожает Шарель, — проговорил сквозь зубы Эйтан.

Я повернулась к паре. Женщина уже стонала громко, а у мужа дрожали губы.

— Что будем делать? — еле выговорил он.

— Что-что…будем рожать, вот что, — бросила я и вылезла на обочину. Открыла дверь.

— Вот что, Ариэль, давай оставляй ее там, а сам вылезай. Доставайте ребята из моего баула бутылки с водой и если есть у вас что-то спиртное, нож, огонь, пеленки или чистые тряпки. А еще какую-то шелковую нитку надо или ткань.

Закинув с трудом ноги на сидение и приподняв ее голову, я принялась стаскивать с нее штаны для беременных. Потом приказала Ариэлю придерживать ей голову и переводить мои команды. А пока разбирала все, что приготовили мужчины, и что лежало на моем сидении.

— А вы можете принимать роды? — спросил тихо Эйтан, наклонившись ко мне.

— Нет, конечно, — так же тихо ответила я, — Но часто видела на экране. Думаю, что не так сложно, если само, по природе. Если с осложнением, то тогда худо. Машины, что проносят мимо, не остановишь, вертолет не вызовешь. Он же пытался, верно?

Эйтан кивнул.

— Звонки не доходят.

Я хмыкнула.

— Понятно. Что же, спасение утопающих, дело рук самих утопающих.

И тут вспомнила слова отца, о вляпывании в историю. Да, это про меня. И услышала громкий стон роженицы. Быстро ополоснула руки водой, что полил Эйтан, потом подал мне чистое полотенце.

— Спиртного нет, — констатировала и пошла к женщине, держа руки перед собой, как держат их хирурги перед операцией.

Пощупала живот, подложила чистое полотенце, посмотрела на бледное лицо мужа.

— Эй! — кивнула ему. — Не обмирай. Ты мне нужен живой. Кто будет переводить?

Тот глубоко вздохнул и принялся одной рукой гладить жене волосы и целовать в висок, другая поддерживала ее плечи. Тут она вновь застонала, а потом закричала, выгибаясь. И я увидела, как показалась что-то темное у неё между ног. Я как-то помогала своей подруженции докторице в родах ее йоркширской суки. И хотя подруга была врачом, не могла смотреть в болящие глаза своей любимицы, и мне пришлось работать за нее, при ее подсказках. Все прошло хорошо. Но там была собака, а здесь человек рождается, хотя какая разница. Все то же самое, только больше в размерах.

— Тужься! — крикнула, увидев, как показавшаяся головка скрылась.

Ариэль что-то проговорил ей на иврите, и она натужилась. Я, подправляя потихоньку за плечики, вытянула дитя из лона матери. Быстро завернув в полотенце, отрезала прокаленным Эйтаном ножом пуповину, предварительно затянув ее в сантиметре от животика шелковой ниткой. Ее вытянули из шарелевской блузки. Прочистила носовые проходы ватными палочками и, перевернув на животик, головой вниз, хлопнула по попке. Раз, другой и тот как-то всхлипнул и запищал, тоненько, как щеночек. Да и он сам был очень маленький, с мое предплечье. Это была девочка. Вновь завернув, положила на грудь, улыбающейся сквозь слезы, женщине. Ариэль смотрел удивленно и радостно, что все обошлось и, что лежащий кулёчик, его дочка. Дождалась последа, нажав на живот, и это всё потом закопал Эйтан, спустившись с обочины. Вымыв руки, поговорив с женщиной о самочувствии, села на сидение и уже устало откинулась на спинку переднего кресла. Эйтан сел за руль. Я видела, как подрагивают у него пальцы. Видимо тоже волновался.

Я положила руку ему на плечо.

— Все нормально, — сказала по-русски. — Я читала молитвы. Бог помог. Теперь вперед и без остановок.

Он кивнул и завел машину. Через час мы остановились у медпункта в каком-то пригороде. Я даже не успела прочесть название. Позвонив в дверь, Ариэль ввел свою жену с ребенком и через минуту вернулся за вещами.

— Шарель благодарит вас всех и спрашивает, можно ли нам назвать дочку вашим именем?

Я усмехнулась.

— Можно. Я — Надежда. Это по-русски. А как будет на иврите? — обратилась к Эйтану.

— Тиква, — улыбнулся тот.

Ариэль тоже понял и заулыбался.

— Мы будем вас помнить и молить за вас Бога. Всегда. Спасибо!

Он ушел, а мы продолжили наш путь.

Уже светало.

Впереди еще двое суток до отлета.

Глава Четвертая. "И в какой стороне я не буду, по какой не пройду я траве, друга я никогда не забуду…"

Через час пути остановились перекусить и оправиться.

Уже светало. Съехали в придорожный мотель, и зашли в кафе. Там было пусто, и только в высоком кресле дремал официант. Услышав перезвон металлических пластин у входа, встрепенулся и встал. Я махнула ему рукой не тревожиться и прошла к первому столу. Поставив сумку и пакет с ездой, поинтересовалась туалетом. Тот показал рукой и вновь устроился в кресле, наблюдая за нами с интересом. Эйтан поговорил с ним на иврите. Тот что-то эмоционально говорил и размахивал рукой, а парень кивал. Официант встал и куда-то ушел. Ушел и Эйтан. Скорее всего, в туалет. Я разложила бутерброды на салфетки и поставила два пластиковых стакана, что прихватила еще из гостиничного буфета. Появился официант и в руках у него были две кружки с чем-то горячим. Потом поняла, что Эйтан попросил для нас сварить кофе. Мы позавтракали, заплатили и прошли к машине.

— О чем ты говорил с ним? — спросила я, пристегиваясь ремнем.

— Он тоже озабочен этой пандемией. Спрашивал, что знаю об этом и верю ли, что то все, что говорят, правда. У них все съехали, мотель стоит пустой. Уехал даже хозяин. А его оставил. Но ему некуда деваться, вот и сидит один. Не знает, чего ждать. Спрашивал, знаем ли мы больше того, что говорят по телевизору.

— И что ты ответил?

— Сказал, что сам не видел больных и их смерти, но панику рассмотрел. Спросил про вас. Я сказал, что туристка из России. Скоро улетит назад. Он позавидовал.

— Почему? — удивилась я.

— Не знаю, но думаю, что на вашем канале нет такой паники.

— Это не говорит о том, что ее нет вообще, милый мой. Если не показывают прямо, то либо боятся всеобщей, либо не считают необходимой такую информацию давать людям. Как бы чего не вышло. "Не дразни лихо пока оно тихо". Знаешь такие русские поговорки?

Тот кивнул. Мы замолчали, думая о своем. Потом Эйтан включил радио на иврите. Мужской голос вещал очень эмоционально.

— О чем говорят? — задала вопрос.

— А-а! — отмахнулся он, — Как уберечь себя от заразы. Все это мы уже знаем с весны. Еще тогда все кричали про карантин. А потом всё открыли. Как сейчас люди должны реагировать на их советы? — хмыкнул и выключил радио.

В салоне воцарилась тишина. Мы снова замолчали. Так и доехали до окраин спальника Тель-Авива. Он правил по улицам города и тот напоминал кадры из фильмов-ужасов. Кругом валялись какие-то вещи, картонки от продуктов, летали бумаги и их обрывки. Магазины стояли либо с закрытыми металлическими жалюзями, либо с разбитыми витринами и вывороченными дверьми. Людей не было. И только слышались вдалеке сирены скорых и звуки полицейских машин. Кроме того были слышны приказы, произносимые металлическими голосами.

— Что они говорят? — спросила, прислушиваясь к интонациям голоса.

— Просят не выходить из дома, стараться сообщать об обнаружении мертвых тел, ждать медперсонал при каждом признаке у себя высокой температуры.

Я тяжело вздохнула. Машина вдруг свернула за угол и остановилась на невидимой парковке у пятиэтажного дома. Стоянка была небольшой, всего на четыре машины и ее с трех сторон закрывали здания похожие на госучереждения. То есть без признаков жизни. Я обратила на это внимание, и Эйтан сказал, что здесь можно ее хорошо прятать, что тот и делал.

— Сплошь и рядом угоняют машины. Вскрывают и угоняют. Можно подумать, что от заразы можно спрятаться, — сказал он зло.

Мы вышли из салона, и, прихватив свою сумку, двинулась вслед на парнем. Вошли в один из подъездов и взошли на пятый этаж. Он нажал звонок двери. Послышался женский вопросительный голос. Эйтан ответил, и тут же рывком распахнулась дверь, и я увидела встревоженные глаза женщины чуть старше меня. С криком — Эйтан! она бросилась ему на шею и заговорила на иврите. Потом заметила и меня.

— О, простите! — и махнула рукой, приглашая жестом войти.

Я вошла в квартиру среднестатистического гражданина Израиля. Снаружи видела эти здания-коробки из светлого кирпича с плоскими крышами и специальными устройствами. Когда спрашивала об этом у Эйтана, то он рассказал, что это не только телеантенны и интернет, но и солнечные батареи для подогрева воды в квартирах. Конечно, здесь ведь много солнца. Так почему его и не использовать. Познакомилась и с хозяйкой и с ее маленьким сыном, худеньким пятилетним мальчиком, совсем не похожим на израильтянина, скорее на русского еврея, если так можно сказать, с кудрявой головой, большими черными глазами и белой кожей. Здесь все были смуглыми и очень отличались от европейских евреев. Примеси арабских кровей были заметны.

Накормив нас обычной жареной картошкой и котлетами, Лена рассказала об ужасе, что творится вот уже несколько дней. Магазины закрыты, медмашину не вызвать.

— Несколько дней назад она и соседка обнаружили у них на площадке мертвого мужчину. Пытались дозвониться, чтобы его забрали, но не смогли. Потом дозвонились к Эйтану, и тот просто остановил на дороге скорую и уговорил их, почти силком, поставив свою машину не давая тем проехать.

Они вывезли тело, а она еще долго не могла успокоиться. Боится за детей. Особенно за Эйтана. Ведь только он один все делает для них, подвергая свою жизнь опасности каждый день. И она отвернулась, скрывая слезы. Рядом к ней стоял, прижавшись к плечу, маленький Ариэль с испуганными глазами. Тут я услышала русскую речь. Это Эйтан переключил телевизор на русский канал. Лена поднялась и я за ней. Мы прошли в гостиную, и присели на красивые кожаные диваны. Вообще, обстановка их квартиры, по нашим меркам, довольно зажиточная. Сама квартира на три спальни плюс гостиная, большая кухня, раздельная ванна с душевой кабиной и туалет. Коридоры с встроенными стенными шкафами. Все аккуратно, солидно и уютно. Огромные окна-стены закрыты жалюзи. Висят легкие прозрачные шторы. Много домашних девайсов и гаджетов в каждой комнате и на кухне. Живи и радуйся! И вот на тебе!

Русская диктор вещала российские новости, а я думала, как мне отсюда убраться по-здорову, и как можно быстрей. Новости были сглаженными и обычными для успокоения народа. Как и всегда.

Вдруг Лена поманила меня на кухню, оставив мальчиков в комнате. Прикрыв дверь, присела рядом за кухонный стол.

— Я хотела с вами поговорить и попросить совета, — начала она принизив голос и оглянувшись на дверь, будто боялась, что ее могут услышать.

Я напряглась. Чувствует моя нюха, что дело серьезное.

— Хочу увести детей на родину. Я там родилась, и Эйтан тоже там родился. Все было бы ничего, но вот Ариэль. Да и мы не оформили еще двойного гражданства. Все думала, что успеется. Но я узнавала, что можно это сделать, только времени уже нет. Я не успеваю по всем позициям. Ты можешь нам помочь?

— Каким образом? — мои брови поползли вверх.

— Своими связями.

— Это как? — не поняла я.

— Вы все работники СМИ друг другу помогаете, я знаю, и друг друга знаете. У вас могут быть свои везде, даже в русском консульстве в Тель-Авиве. У меня есть деньги и машина Эйтана. То есть мобильность и средства имеются.

— Я даже не знаю, — протянула я, глядя в ее напряженное лицо, — У меня нет таких знакомых здесь. Я же не с центрального телевидения. С областного коммерческого радио, всего-то.

— Но неужели так и никого! — она заломила в отчаянии руки, — Когда мой сын сказал, что вы из моего города, я поняла, что сама судьба дает нам спасение в вашем лице.

— Но почему именно в Россию? Как понимаешь и там полно этой заразы. Но еще там нет такого обслуживания, как здесь. Может вам стоит его здесь пережить?

— Ты не понимаешь! — она отчаянно зашептала. — Израиль маленькая страна и вскоре будет поражена полностью. Тут некуда бежать. Места просто нет. А Россия огромная. Там можно годами прятаться и никто тебя не найдет, особенно эта зараза. У меня там уже никого нет. Но есть подруга, которая обещала помочь, скрывшись в глубинке. Пойми, мне надо спасти детей. И я умаляю тебя, если есть возможность помочь улететь, то помоги.

— А Эйтан знает о твоем плане? — спросила я, глядя ей в глаза.

— Неужели все его слова и дела были направлены только на то, чтобы я согласилась помочь, а не потому, что меня надо было просто вывезти оттуда и отправить на аэродром? — пришла гадкая мыслишка. Стало как-то неприятно.

— Нет-нет! — заторопилась она, оглядываясь на дверь, — Нет, он не знает. Наоборот, когда я намекнула ему о том, что надо лететь в Россию, то он убеждал меня, что здесь будет лучше переждать эпидемию. Но ты же понимаешь, что нужна изоляция, хотя бы на лет пять-семь, чтобы зараза успела собрать свои плоды и мне не хочется быть на том месте. Но тебя он уважает и прислушается. Прошу тебя, помоги! У меня уже сил нет думать об этом и ждать смерть за дверью.

Она прикрыла лицо ладонями, и плечи начали вздрагивать от беззвучных рыданий.

— Успокойся, Лена, — я поднялась и налила ей воды. — Давай я подумаю, что могу сделать для вас.

Она взяла дрожащей одной рукой стакан, другой вытирала слезы, катившиеся по щекам. Потом еще раз оглянулась на дверь.

— Только, прошу, не говори пока Эйтану. Если как-то сможешь помочь, то тогда попробуем его убедить. А то он и так на меня сердится. Говорит, что останется здесь, что Россию не знает, а если я хочу, то могу улетать без него. А как я полечу? — она замотала головой. — Конечно останусь. Но вот Арэлька. А если что случится с нами? Конечно, есть отец. Но он занят своей семьей. Там тоже дети и там тоже проблемы. Но он подписал все бумаги ему на выезд. Так и сделал, когда я рассказала ему о своих планах.

Я смотрела на эту худенькую женщину и думала, сколько мужества нужно, чтобы выдержать те испытания, что выпали на ее долю. А тут еще и эта зараза! Ведь только начало все налаживаться! Как в дальнейшем рассказала она, по приезду в страну, долго бедствовали без языка. Потом все устроились потихоньку. Родители помогали много. И вот уже три года, как похоронила их и осталась одна. Правда мужчины не оставляют, и сын вырос, отслужил в армии, получил лицензию на такси. И квартиру дали. Только устроились жить. Эх! Трудна ты женская доля.

Мы пили с ней сначала кофе, потом перешли на вино. Она угощала, как землячку. Увидев, как слипаются у меня глаза,проводила в свою спальню, уговаривая, что она все равно спит с малышом. Я, наконец, вытянула ноги и расслабилась. Закрыв глаза, думала, как помочь. И тут вспомнила, как познакомилась на учебе в Москве с одной молодой разбитной бабенкой с Русского радио. Вера, по-моему. Она как-то привязалась ко мне и дала свой номер телефона, обещала помогать, если что. А вообще, звала перебираться в столицу, уговаривала, что там большие перспективы и я со своим радийным багажом, наградами и знанием языка очень даже могу неплохо устроиться. Но куда мне от мужа-менеждера, родителей, подруженции и привычного коллектива? Но телефон должен быть в записной книжке.

И я решительно достала свой смарт.

Глава Пятая."…и нет нам покоя, гори, но живи…"

Долго листала и, наконец, нашла. Обратила внимание, что у меня, оказывается, полно знакомых и друзей, которым я могла звонить и даже наведываться в гости на просторах огромной России. Но сейчас мне нужен был только один номер и он есть у меня.

— Так, — прикидывала я, — если начну звонить со своего, то тут же закончится мой роуминг. Если взять Ленин, то звонки будут падать на него. И тогда на время он мой.

Я нашла ее на кухне, где она готовила ужин. Показала жестом на телефон свой и ее. Она сначала посмотрела удивленно, но поняв, просияла и вынесла его мне. Оглянувшись, взяла смарт и закрылась в спальне. Выдохнула воздух и набрала номер Верки. Пошли гудки. Я было уже засомневалась в правильности набранного, как щелкнуло, и послышался женский голос:

— Алло.

Это была она самая, Вера-Верунчик, сумасшедше веселая бабенка, чуть моложе меня.

— Вера, тебя беспокоит Надежда из Н-ска. Помнишь мен?

Молчание. Потом взрыв:

— Ах! Надюшка! Это ты? Ты где? Откуда звонишь? Номер странный, по-моему Израиль?

— Подожди-подожди, — пыталась ее остановить, — я к тебе с делом. И да, я в Израиле.

— Что там делаешь? У тебя командировка?

— Нет, — улыбалась я, — я тут на отдыхе.

— Ни фига себе, нашла, где отдыхать! — свистнула в телефон. — Там сейчас жопа! Слышала ведь?

— Подожди, Вер, я поэтому и звоню, — прикрыла рукой свой рот и подошла к окну. — От вас здесь есть кто из корреспондентов? Или знаешь кого из спецкоров местных?

— Зачем тебе, Надь, случилось что? — в ее голосе послышалась тревога.

— Надо очень. Так есть?

— Дай подумать, — замолчала она. — Да, есть! — заорала прямо в ухо. — Там один знакомый моего друга, местный. Наш спецкор. Как же его зовут? Подожди, — замычала она. — Ах, вспомнила. Симеон? Точно. Симеон. Я еще смеялась, а почему не Семен. Так проще. Так вот могу спросить у своего. Он с ним переговорит, и тебе перезвоню. Этот номер?

— Да, — ответила я. — Только мне надо быстро.

— Когда?

— Еще вчера, Вер.

Та замолчала, переваривая услышанное.

— Я скоро. Жди.

И отключилась. Ну вот, начало положено. Теперь потихоньку будем ползти. А времени совсем нет. Только один день — завтра и на всё про всё. Уже послезавтра вечером мой отлет. Я посмотрела на темный дисплей и положила его рядом. Почти уснула, когда раздалась звонкая трель. Открыла глаза и не поняла, что это такое. Потом увидела рядом мигающий экран и схватила смарт.

— Да, — хрипло каркнула и откашлялась. — Слушаю.

— Надь, это ты? — послышался Веркин голос.

— Да, Вер, я.

— Значит так по твоему вопросу. Записывай телефон. Скажешь, что ты от Каземира, то есть это мой хахаль. Он с ним созвонился. Сказал кто ты, и почему там и что у тебя к нему есть дело. Всё. Звони, ежели что. Целую. Смотри не заразись. ТТТ! — И отключилась.

Я посмотрела на местный номер и набрала его. Занято. Села на постели, пригладила волосы и вновь набрала. Пошли длинные гудки. Потом услышала красивый баритон.

— Я слушаю.

— Здравствуйте, Симеон, это вам звонит Надежда от Казамира.

— А-а, — протянул. — Да-да. Слушаю вас Надежда. Чем могу помочь?

— У меня вопрос-вопросов.

— Давайте, — хмыкнул он.

И я кратко пересказала ему историю моих земляков и теперешнюю загвоздку с паспортами и визами.

— Что требуется от меня? — спросил он.

— Есть ли выход на наше консульство здесь, в Тель-Авиве?

— Здесь нет. Есть в Иерусалиме.

— О! — тоскливо протянула я. — Это далеко.

— А вы где сейчас?

Назвала пригород. Тот хмыкнул и обещал позвонить через час.

И снова ожидание.

Я опять прилегла, но уже спать не хотелось, только тело ломило, и слегка болела голова.

— Что со мной? — встрепенулась, вскочив на ноги. — А вдруг зараза?

Принялась ощупывать лоб, посчитала пульс. Нет, просто устала. Целые сутки одни нервотрепки. А теперь и эта проблема.

Вновь прилегла.

Трель.

— Да, — вижу номер Симеона.

— Надежда? — спросил и продолжил. — Я по вашему вопросу нашел человека, который примет вас завтра в девять по адресу, который вышлю СМС. Возьмите все документы, какие есть, чтобы подтвердить российское рождение. А по поводу малыша, там решите, как он скажет. Кстати. А когда вылет вашего рейса?

Я назвала. Он присвистнул.

— Тогда вам надо еще и билеты на тот рейс?

— У меня есть, а вот моим землякам нужны. Два взрослых и один детский. Сможете?

— Давайте завтра, как получите положительный результат. Позвоните. Постараюсь помочь. До завтра, Надежда.

— Спасибо вам, Симеон, век вас не забуду.

— Ловлю на слове, — хохотнул он и выключил телефон.

Я махнула рукой.

— Ез!

Вышла на кухню. Лена смотрела на меня вопросительно и ожидающе. Я кивнула. Она поняла и просияла. И тут же присела на стул.

— Ноги не держат, — проговорила она и губы ее дрожали.

Присев рядом рассказала в пол голоса обо всем. Завтра надо ехать в Тель-Авив и делать все бумаги. И везти должен Эйтан. Она прикусила губу. Я похлопала ее по плечу.

— Я сама с ним поговорю, — и пошла в гостиную.

Парень лежал на диване и щелкал каналами. Увидев меня, присел.

— Мне надо с тобой поговорить, Эйтан. Серьезно.

Мы говорили, спорили, доказывали. Наши голоса повышались и замолкали. Но меня же недаром звали «лучшим голосом области» и плюс мой жизненный опыт тридцатидвухлетней женщины против двадцатилетнего парня! Я его переспорила, и он со мной согласился. Нехотя. Но дал слово, что будет делать все, что нужно для своих родных.

Утром я поднялась легко. Чувствовала себя выспавшейся и готовой в бой. Адреналин зашкаливал, и я знала такое свое состояние — я была готова к борьбе. Все сели в машину к Эйтану — я впереди, Лена с сыном сзади. Когда попыталась предложить ей сюда пересесть, та замахала руками.

— Нет-нет. Я с Арелем на заднее сидение. Еще его надо пристегивать.

— Неужели полиции больше делать нечего, как смотреть, пристегнуты ли дети? — думала я, покачивая головой.

Ехали по центральным улицам, потом по отличному шоссе. Народу было немного, то есть машин, а пешеходов, практически, единицы и то бегом, будто за ними кто-то гнался. Даже Эйтан отметил, что раньше в это время тут были бешенные пробки. Все стремились попасть вовремя на работу. Теперь же никто никуда не стремился. Карантин. И вообще — пандемия или по нашему, зараза. Черт бы ее побрал!

По ходу я рассматривала архитектуру второй столицы Израиля или, как ее называли, торгово-представительской. Настоящий современный западный стиль: высокие башни в сотни этажей со стеклянными окнами, легкие виадуки над перекрестками, фонтаны и скверы. Все дышало покоем, но было почти безжизненно.

— Скоро и этот город будет мертвым, — набежала странная мысль.

Меня аж передернуло от осознания увиденного. Как в страшном кино. Жуть!

Подъехали по нужному адресу и хором прошли через фото ворота.

Как и что происходило, трудно описать. Даже здесь никуда без нашего "расейского" чиновничьего бардака. Пришлось даже два раза набирать номер Симеона. А что делать? Завтра мой рейс. Сегодня должны все утрясти. Наконец, в последнем кабинете, сказали прийти через три часа и получить долгожданные документы.

Мы вышли на крыльцо. Усталость читалась на лице Елены. По-видимому, она так и не заснула этой ночью. Прошли в машину, и Эйтан повез нас на пляж. Это я попросила его. А что же получается, была рядом, но так и не увидела Средиземного моря? Поняв меня, Эйтан хмыкнул и погнал машину по шоссе.

— Ты куда это? — окликнула его Лена. — Пляжи же рядом.

— Има, — кивнул он в зеркало переднего вида, — я отвезу вас на мое место. Пусть Надежда увидит настоящее море и даже искупается, если захочет.

— Она захочет, — заулыбалась и хлопнула его по плечу.

Море было прекрасным. Оно спокойно катило на берег волны и с шипением уходило обратно. И ему было все равно, что происходит у людей. Они сами виноваты и теперь получают сполна. «И будет по делам вашим…» вспомнились слова из Евангелия.

Но отбросив все земное, я предалась морскому. Плавала хорошо. Пригодились навыки с молодости — речка, потом часто бассейн. Окунувшись в морскую пену, бросилась в накатывающую волну. Она подняла меня, потом опустила и отпустила, слегка покачивая на поверхности, будто баюкала и, перевернувшись на спину, я закрыла глаза.

— «Ах, море-море, волна под облака», — пела я вслух. — Ах, море-море, не может жить не может жить без моряка».

Это были самые счастливые часы за последнее время.

— Спасибо тебе! Больше я тебя не увижу, — вздохнула я, посмотрев вдаль, туда, где сливалось в одну линию горизонта вода и небо.

Через три часа мы были у комнаты, где и получили все нужные документы. Среднего возраста мужчина что-то буркнул вроде поздравления со вторым гражданством и что Родина ждет их.

— Ага, — хмыкала я, — очень даже ждет не дождется. Если бы не Симеон.

И я заулыбалась, вспоминая его бархатный голос.

Как все радисты, голоса меня цепляли. И, странное дело, не всегда совпадали с представлением возраста и внешности. Природа — Мать наша! Она еще и не на те выкрутасы способна.

— Ладно, — шикнула на себя, — Раскатала губы! Чай не курорт, чтоб романы крутить.

И вздохнув, позвонила, чтобы вновь услышать этот мужской красивый голос.

— Симеон, это вновь я, — хмыкнула в смарт. — Еще не надоела?

— Еще нет, — ответил этот удивительный голос. — Теперь понимаю, что надо заказать билеты?

— Хотелось бы, — ответила просяще мягко.

Я тоже могла, когда надо, голосом кружева плести. А что? Муж объелся груш, ушел к молодой и даже ребенка завел, а я «одинока и желаю познакомиться». Хотя, какое сейчас знакомство! Зараза кругом! Тьфу, пакость! И домой-домой! Нах хаус, как говорят немцы.

— Надежда, — послышался тот самый голос, — вы еще там?

— Да-да, простите, задумалась.

— Значит так. Я уже приобрел билеты на всех.

— Вот это новость! — вскричала я.

— И еще одна. Я вылетаю вместе с вами.

Я прибалдела.

— Не поняла? — хихикнула. — Это что, шутка такая?

— Нет, увы. Меня отзывают в Москву. Но уже ни один московский аэродром не принимает. И не выпускает. Даже чартера нет на Израиль. Только на вылет. Так что приобрел билеты на ваш рейс и лечу к вам, пока еще можно. Потом буду добираться в столицу.

— Фьють! — свистнула я. — Велком! Добро пожаловать! Встретимся в аэропорту?

— Обязательно.

— А как я вас узнаю?

— Я буду стоять у стойки регистрации за час и держать в руках…Чтобы держать в руках? Как вы думаете, Надежда?

— Хм, — хмыкнула я, — Газету «Правда».

И засмеялась.

— Отлично! — засмеялся и он. — Буду вас ждать. Не опаздывайте.

— Спасибо Вам, Симеон, еще раз и храни вас Бог, — сказала я с чувством.

— Спасибо на добром слове.

И отключился. Я схлопнула крышку телефона. За это время этот девайс так прижился ко мне или я к нему, что не заметила, как сунула в свою сумку. Потом опомнилась и полезла вытаскивать, но Лена остановила руку.

— Не надо, Надежда. Он еще понадобится вам. Мне некому звонить. Подруг не завела, а у приятелей по работе много своих дел. Еще раньше так порешали, звонить только в крайнем случае. И как мы летим? Когда?

— Ха, — хихикнула я, — всё замечательно. Вы летите со мной.

— Как? — вскричали разом Лена с Эйтаном.

— А вот так.

И рассказала им историю нашего спасителя. Они охали, ахали, но улыбки уже не покидали их лица.

Двинулись в обратный путь, собираться в дальнюю дорогу.

Глава Шестая. "А я лечу, лечу, снова я лечу. Эх! И одно слово я кричу…"

Собирались долго. Что взять с собой, если едешь неизвестно куда и неизвестно на сколько? Знания страны искажены долгим проживанием здесь. Россия не Израиль. Там зимой очень холодно, а лето коротко. Поэтому сошлись на том, что приближаются морозы и необходимы теплые вещи. Все остальное уже в России. И еще долго уговаривала, не верить пропаганде, что, мол, там того, что здесь есть, нету.

— У нас есть все, — смеялась я, — как в Греции.

Почему в Греции, они не поняли, но все же приняли мои слова и вновь пересмотрели свой гардероб. Сошлись на варианте двух чемоданов и сумки на колесиках, куда собирались сложить наипервейшие вещи, если что случится с багажом. Я узнала о погоде у нас, когда позвонила отцу, сказала, что завтра вылетаем, что как прибуду домой, то сразу же сообщу. Кое-что он рассказал о положении в области и городе, только то, что говорили по телевидению и местному радио. Паники пока не наблюдалось, но тревожность чувствовалась во всем, даже у них в селе. Разговоры и скупка предметов первой необходимости, как-то соли и спичек. Почему именно это, сама удивлялась. Но нашему народу виднее, у него колоссальный опыт военного времени. А еще звали к себе, отсидеться, да и им будет спокойнее, когда я рядом. Я обещала подумать.

Спала беспокойно, без конца просыпалась. Утро наступило для нас в полдень. Вот и все по-видимому не спали, как и я.

— Уснули только под утро, — как призналась Лена. И тут же засуетилась нас кормить, собирать продукты, необходимые в поездке, остальные в мусор.

Эйтан полез на крышу, отключать бойлерную с горячей водой, а Елена снимала с окон занавески, скатывала в рулоны постельные принадлежности, прятала в мешки одежду, закрывая все в стенные шкафы. С помощью Эйтана сдвигали в угол мебель и все накрывали простынями, снимали картины, убирали вещи, украшавшие совсем недавно эту уютную квартиру. Складывали в коробки кухонные приборы, детские игрушки и книжки. Кое-что Арелька взял с собой, положив в свой яркий маленький рюкзачок.

Когда почти все было собрано, то квартира напоминала будущий переезд. Так, усмехаясь, говорила тоскливо Елена, глядя на свой домашний скарб и вздыхала. И ее можно понять — только начали жить, только что сделали ремонт и все теперь бросали. Смогут ли когда вернуться?

Время поджимало. Перекусив, засобирались окончательно. Отключили электричество, воду и газ, закрыли жалюзи, вынесли мусор. Присели на дорожку. На лицах моих земляков было написано страдание. Я понимала их — они покидали родное гнездо и уходили в неизвестность.

Машина вскоре была загружена, и мы двинулись в аэропорт Бен-Гурион. Наш рейс через три часа.

— Как-то там будет?

Смотрели последние израильские новости, и они не радовали. Уже пошла основательная паника. Еще вчера, когда ехали в Тель-Авив, дороги были почти пусты, а сегодня изумлял поток машин, направляющийся в сторону аэропорта, и чем ближе мы продвигались к нему, тем чаще приходилось останавливаться, пережидая странные затычки. В одном случае, когда стояли уже более двадцати минут, Эйтан прошел вперед и наткнулся на разборки хозяев столкнувшихся машин. В нее втягивалось все больше и больше людей. Толпа орала, грозилась и уже дралась. Вернувшись, Эйтан попытался протиснуться между боковыми потоками и повернул в сторону и назад.

— Ты это куда? — спросила я, не поняв его маневра.

— Я знаю, как проехать обходным путем, — ответил тот, крутя баранку и оглядываясь назад. — Недаром работал здесь целый год. Чтобы занять место впереди некоторых таксистов, приходилось ловчить. И так вот узнал, как можно проехать, помимо основной дороги.

Но мы были не одни такие умные, за нами пристроились еще две машины — то ли поняли наш маневр, то ли сами знали дорогу. Хотя все знаки с машины были убраны, еще до поездки за мной.

Когда я спросила зачем, то он ответил скупо:

— Иначе народ просто выскакивал мне навстречу, прямо под колеса. Всем нужна была эта машина.

Ехали мы медленно, объезжая какие-то здания, гаражи. Потом появился странный забор, за ним поле.

— Что это? — указала я на него.

— Это уже край летного поля. Значит, скоро приедем.

Я посмотрела в боковое зеркало. Машины упорно двигались за нами.

— Тоже на вокзал, — поняла я.

Опять показалась вереница машин, но они хотя бы двигались. Неторопливо, но все же. Объехать было невозможно.

Узкий проезд, огороженный ангарами, — как рассказал Эйтан.

Я забеспокоилась, время уходило стремительно. А еще надо было добраться до стойки регистрации и встретиться в Симеоном. У него были их билеты.

— Не волнуйтесь, — сказал Эйтан, увидев мои ёрзания. — Тут уже недалеко. Скоро прибудем.

И он был прав. Машины начали двигаться быстрее, разъезжаясь и обгоняя друг друга. Эйтан выехал в боковой проезд, и вскоре показалась огромная привокзальная площадь, забитая машинами, автобусами, людьми с вещами и без. Уже даже сквозь окна слышался многоголосый гул. Въехав в какой-то закуток, он выключил мотор. Все замерли.

— Приехали, — выдохнул он, — можно выходить.

Сам провел любовно по рулю и со вздохом выдернул ключ, предварительно открыв багажник. Мы выбрались и взялись вытаскивать вещи. Эйтан хлопнул крышкой и положил на неё руки, склонив голову. Он прощался со своей подругой-кормилицей.

— Как я его понимала! — Сама водила и любила свою «Дэу» шку, как любовно называла.

Положила руку на плечо:

— Хватит, — похлопала легко. — Будет еще в твоей жизни и ни одна машина. Она ведь просто железка, а тебе надо думать о своей семье. Вперед.

Он встряхнул головой и подхватил чемоданы. Мы двинулись за ним — Елена с Ареликом и я со своим баульчиком. Он лихо проходил между скопившимся народом, потом завернул за угол здания, и мы уткнулись в ворота, оказавшиеся запертыми. Но Эйтан постучал носком ботинка и тут же из будки выглянул парень в куртке охраны. Эйтан махнул ему рукой и тот подошел. Они о чем-то тихо поговорили, и Эйтан протянул ему денежную бумажку. Быстро спрятав ту в карман, он открыл одну створку, и мы дружно пробежали за Эйтаном. Он прошел еще раз за угол и толкнул дверь. Она была не заперта. Вошли в небольшое помещение и из него в узкий коридор. Было гулко от наших ног. Сюда даже не пробивался шум вокзала, а он должен быть сильным. Повернув еще раз, Эйтан с трудом толкнул тяжелую дверь, и мы тут же поняли, что теперь попали в сам аэропорт.

Звук был ошеломляющим! Нам даже пришлось кричать друг другу. Эйтан приказал не теряться и держаться рядом. Елена уцепилась за его куртку, прижав к себе малыша и сумку, я же прихватила ее за пояс плаща. Таким образом, без конца спотыкаясь и останавливаясь, протискивались сквозь ревущую толпу раздраженных, охваченных страхами, людей, шли дальше. Не перекрывая крики и визги, еле слышался голос диктора, делающего объявления.

Эйтан ввел нас в боковой проход, и мы встали в тесноте движущей дорожки. Я протиснулась к нему вплотную и спросила куда едем. Тот ответил, что к той стойке регистрации и таможенного досмотра, что сообщил по телефону Симеон, когда мы еще ехали в машине. Там должны были с ним встретиться.

Сейчас, глядя на эту волнующуюся толпу, я с сомнением думала, сможем ли с Симеоном не столько узнать друг друга, сколько нам сейчас протиснуться к самой стойке. Но мои сомнения пропали сразу, как только увидела спокойно работающих служащих аэропорта и медленно двигающихся людей.

— Теперь бы понять, где наш спаситель и узнать его, — думала я, оглядывая мужчин, и глядя по сторонам.

Но не находила того, кто должен быть с газетой. И уже отчаялась. Видя мое расстроенное лицо, Елена сама начала нервничать и о чем-то спрашивать сына, но тот только отмахивался. Потом, не выдержав, приблизилась ко мне.

— Его нет? — ее лицо выражало тревогу.

Я покачала головой.

— Не вижу. Но не волнуйся, он сам нас найдет, если захочет.

Телефон не отвечал — то ли он не слышал, то ли его уже нет. А вот об этом не хотелось и думать. Но тревожность возрастала по мере приближения к пропуску перед регистрацией. У входа в загородку со столами таможенников, вдруг образовался затор. Нам было не видно, но слышен крик и потом еще множество голосов. Эйтан дернулся смотреть, но Елена удержала его.

— Нет-нет! — просила она, умаляющее глядя на него. — Не надо. Там и без тебя разберутся.

— Ну вот, — хмыкнула я. — Вот и началось. А то на тебе — спокойствие и порядок. А как же паника при посадке? Все должно быть, как в кино.

И кутерьма уже волной захватывала наш поток, подкатываясь и к нам. Эйтан отодвинул всех нас к стойкам, и загородился чемоданами.

— Не выходите из-за них, — спокойно сказал он. — Если что, ныряйте под стойки.

Сам же прижал к себе мать и завел за спину Арэля. Волна и крики приближались. Вдруг меня потеснил мужчина, прижав спиной к своей груди.

— А вот и я, Надежда, — услышала тот самый голос, и сердце забилось от радости, и я попыталась обернуться. — Тихо, не дергайся. Сейчас пропустим самое интересное.

О чем он говорил, я не поняла, так как мимо с воплями и проклятиями пробиралась группа из двух полицейских, которые тащили упирающегося мужчину и вцепившуюся в них орущую, растрепанную женщину средних лет. Что там произошло, так и не поняла. Толпа смешалась, нарушился порядок, и люди начали толкаться и возмущаться, не пропуская других. Но мы все же продвигались уже под напором двУх мужчин. Второго я все так же не видела, только в спину, но и этот обзор мне понравился — широкие плечи, обтянутые кожаной курткой, через плечо кофр, в руках сумка и один из наших чемоданов. Мы с силой жались к ним и старались не отстать. Наконец прорвались к входу. Эйтан отставил чемодан в сторону и принялся вытягивать нас по очереди из скопившейся толпы. Ему помогал Симеон и еще полицейский, который отталкивал других, мешавших нам пройти. Как я потом поняла, когда мы уже спокойно пошли далее к столам, тот полицейский также Эйтану был знаком, кто нас вытаскивал. Они пожали друг другу руки и расстались. Видимо и это было полезным знакомством. Многие здесь долго работали вместе и знали друг друга уже в лицо.

И, наконец, я рассмотрела нашего сообщника. Симеон точно был евреем, самым точным его описанием: рыжеволос, зеленоглаз, высок ростом и, по-видимому, крепок физически. Это я поняла по его жесткой груди, хотя и стояла спиной. Он тоже рассматривал меня, и я ему понравилась. Глаз наметан. Я, как и всякая опытная женщина, знала, когда нравлюсь или нет мужчине, который так смотрит в мои серые, как некоторые говорили, стальные глаза. Как и у отца. Его боялись, но уважали за ум, храбрость и выдержку. А я всегда старалась быть на него похожей. Спортзал, бассейн и еще научилась стрелять. По молодости решила идти в школу ФСБ, но не взяли, как-то по здоровью.

— Уж не по-женски ли! — потом смеялась я. И, закончив иняз, подрядилась в СМИ, на радио. Так там и осталась. И теперь не жалею.

Я протянула Симеону руку и почувствовала ответное крепкое, но осторожное пожатие, будто тот пытался не сделать больно. Я поняла и улыбнулась. Потом случилось неожиданное — он вдруг качнулся ко мне резко, и прижав к себе, шепнул, поцеловав ухо:

— Рад познакомиться, — и тут же слегка оттолкнул.

— Ничего себе, — подумала я, так и не поняв его жеста. — И как это понимать?

А потом стало уже некогда с этим разбираться.

Таможенники тоже мало копались в наших вещах, так как им уже было невмоготу, слишком большой наплыв пассажиров. Осмотрели только один чемодан и то, лишь открыли и тут же закрыли. Собравшись в кучку, мы потопали в зал накопления. С большими трудами, сквозь гомонящую толпу, что двигалась также с шумом и криками, телефонными звонками и руганью, наши мужчины прокладывали путь. Эйтан шел впереди, а мы с Симеоном уже сзади. Он отталкивал в стороны тех, кто пытался протиснуться между нами. Вскоре добрались до стойки регистрации билетов и багажа. Симеон и я встали первыми, собрав все остальные документы, и он же общался на иврите с девушками-регистраторшами. Они тоже были замотанными и уставшими и уже почти не смотрели ни на наши лица, ни на весы. Сдав багаж, мы уже полностью свободные пошли к накопителю своего рейса.

По дороге я расспрашивала Симеона, как он нас нашел и как понял, что это мы. Он засмеялся.

— Я вас вычислил.

— Это как же?

— Две женщины, примерно одного возраста, молодой парень и малыш. К тому же стоят в очереди в правильном рукаве. И еще. Одна из них очень красивая, — и приобнял меня за плечи.

Я хмыкнула. Насчет «красивая» можно поспорить, я бы сказала, что их две, если что. Елена тоже была хороша собой. Невысокая, хрупкая, с копной каштановых волос, смуглая с огромными карими глазами, она выделялась, и многие мужчины оборачивались. На меня же меньше. Выше среднего роста, крепкая фигура, с короткой стрижкой и холодными глазами, не каждому мужчине была по нраву. Мои ребята говорили мне, что я «хороший парень и друг». И тут вдруг?

— Ладно, проехали!

В накопители было не протолкнуться. Как сказал Симеон, когда брал билеты, то уже их оставалось совсем немного. Да и мы будем сидеть в разных местах. Только два билета вместе. Туда и посадим Елену с малышом и Эйтана. А мы, как уж получится. Я привычно оглядела зал. В основном были наши, русские пассажиры. Но видела и еврейской наружности и даже азиатской.

— Китайцы что ли? — подумала я. — Может действительно, им теперь с нами куда ближе к своим.

— Почему так много выезжающих, как ты думаешь? — спросила Симеона, когда мы отошли в сторону и прижались к стене. Сидела только Лена с малышом на руках. Ей отдал свое место пожилой мужчина.

— Здесь много туристов. Прибывают из разных стран. А сейчас все бегут обратно. Говорят, что лучше всего встречать свою кончину на родине. — Он криво усмехнулся.

— А ты, тогда, почему в Москву? Ты же местный. Или нет?

— Там моя родина тоже, — вздохнул он. — Там могилы моих предков. А здесь я только работал.

Я понимающе кивнула. Скоро объявили посадку и все потянулись к выходу. Там уже стояли автобусы с открытыми дверями. Шли медленно, так как кроме регистраторов, стояли медики, которые проверяли температуру аппаратом, приставляя его ко лбу. Пока все было нормально. И вдруг крик и замешательство. Толпа шарахнулась, и закричали падающие. Их сминали в сторону. Симеон привстав на цыпочки, посмотрел поверх голов.

— Что-то с пассажиром. Видимо не очень хорошо. Наверно кто-то с температурой. Давайте отойдем.

И подтолкнул нас к стене, прикрыв собой. Все срочно натягивали маски, которые давно висели под подбородком. Образовался круг и в центре мы увидели двух женщин, азиатской наружности, в масках. Одна что-то доказывала одному медику и плакала, а другая медик в это время что-то громко и резко говорила в телефон.

— Вызывает медгруппу, — обронил Эйтан. — Сейчас прибудут. Видно одна из них заражена. Или просто температурит.

Через минут десять вбежали одетые в прозрачные комбинезоны с масками и в перчатках четверо мужчин и, подхватив упирающихся женщин, повели их из зала. Вскоре вновь началась проверка и толпа поредела. Мы шли почти последними. Я шла и молилась, шла и молилась:

— Только бы все прошло нормально!

И конечно же, нам не повезло — у малыша Ариэля было тридцать семь! И вроде бы не страшно, ан, нет!

Елена заплакала, прижав к себе испуганного мальчишку, Эйтан что-то говорил на иврите, убеждал медиков. К нему присоединился и Симеон, даже вытащил свое удостоверение спец корреспондента из Москвы, но все было напрасно. Нас подвинули в сторону. Прошли, обогнув нас, опасаясь, как прокаженных, другие пассажиры. Автобусы скоро закроют двери и нам конец!

И тут я увидела знакомую стюардессу. Она уже выходила из стеклянных ворот здания.

— Настя! — закричала я и бросилась к ней. — Помоги, умаляю!

Она остановилась и удивленно вгляделась в лицо. И узнала меня.

— О! — воскликнула она. — Вставай страна!

Я закивала.

— Что случилось? — Она показала кивком на моих: на плачущую Елену, понурого Эйтана и жмущегося к матери Арэля, а с ними и расстроенного Симеона.

Я кратко поведала историю и умолила ее помочь. Она помолчала, потом качнула головой.

— Хорошо, я сейчас.

Через пять минут вернулась вместе с мужчиной в летном костюме. Как я потом узнала, это был второй пилот, и он вместе с Настей присматривал за пассажирами и багажом. Он подошел к старшему группы и о чем-то с ним поговорил. Тот пожал плечами и махнул рукой, мол, как знаешь и подписал все наши бумаги. Пилот крикнул: — Все за мной! — и пошел к выходу. Мы быстро бросились за ним. Подбежали к открытым дверям, и мужчины затолкали нас на заднюю площадку. Еще немного и мы покинем эту страну. У трапа тоже толпились. Всем хотелось побыстрее сесть на свои места. Первыми прошли пилот с Настей. Мы встали в конце. Вскоре показалась наша спасительница.

— Проходите на первые места с одной и другой стороны, — сказала она нам. — Люди садятся, где кто устроился. Без мест. Народу много.

Я поблагодарила ее за всё. Салон был полон. Стоял гул от голосов. Мы сели по двое: я и Семион, Эйтан с Еленой и малышом на руках. Двери закрылись и командир, представившись, приказал всем пристегнуться. Вскоре загудели моторы и началась рулёжка по лётному полю. Самолет замер, через мгновение взревели двигатели, и машина поехала по взлетной полосе. Еще немного и я, выглядывая в окно, уже увидела уплывающую под крыльями землю.

— Прощай, Израиль! — прошептала я.

Глава Седьмая. "Забота у нас такая, забота наша простая…"

Мы летели уже два часа. Нас только поили, и как сказала Настя на мой вопрос, будут ли кормить, что запрет на еду во всех портах. Кроме запечатанных бутылок и пакетов со сладостями. Можно кушать свое, если у нас нет, то она может поделиться. Я отказалась, сказав, что есть с собой, но если та принесет нам по кипятку и чашки для кофе, то буду благодарна.

— Какие благодарности между земляками, — засмеялась она. — А я вас узнала сразу, еще тогда, в первый рейс. Этот ваш голос по радио?

Я кивнула и улыбнулась.

Вот, где пригодилась и моя популярность, кто бы мог подумать! Эту фразу я часто повторяла при своих выступлениях. Вот она и запомнила.

Вскоре мы ели ту самую копченую курицу и пили кофе из пакетиков. Сходив в туалет по очереди, сели отдыхать. Я смотрела в окно, Симеон изредка на меня, Эйтан дремал, а Арелька спал на коленях матери. Елена померила ему температуру. Её не было! Потом еще раз. Тот же результат. Она обратилась к Насте, если будут какие-то жалобы пассажиров на их присутствие, то говорить, что температуры нет, просто малыш был сильно испуган и нервы сдали. Тем более что он инвалид-аутист, а они подвержены сильным стрессам.

Но требований никаких не было, все спокойно летели домой.

И мне бы успокоиться! Ага! Как же!

Вдруг из хвоста самолета, там, где расположились стюардессы, Настя быстро прошла в кабину к пилотам. Через минуту она шла обратно, и на лице ее читалось напряжение. Потом включился микрофон и раздался спокойный голос командира.

— Внимание пассажиров! Говорит командир. Прошу пристегнуться, убрать все вещи из под ног и голов, взять детей на колени. Мы не падаем, и с машиной все нормально. Предстоит некоторая корректировка курса, и вместе с ней возникнут воздушные ямы. Если станет плохо, обратитесь к стюардессам. Вверху на панели есть кнопка вызова. Все будет хорошо.

И отключился.

— Что случилось? — наклонился к нам Эйтан. — Надежда, вы можете узнать у вашей знакомой стюардессы?

— Я попробую, — и, отстегнув пояс, пробралась между креслами в хвост самолета. Дорога была известна.

На Настю я наткнулась сразу же. Та хотела выйти в салон.

— Настя, — придержала ее за руку, — что случилось? Мы падаем?

— Нет-нет! — охнула она. — Но не очень хорошо. Дело в том, что мы поменяли курс. Сейчас идем над Ираном и потом над морем. Нас не пропускает Турция по обычному маршруту. Этот же эшелон пилоту почти не знаком, поэтому он будет осуществлять корректировку курса по ходу полета.

— А что это значит?

— А это значит воздушные ямы, заваливание на крыло, и даже резкое изменение высоты. Поэтому, вот тебе несколько пакетов и давай на место. Около кабины пилотов, там, где сидите, будет меньше ощущаться колебаний. Больше в хвостовой части. Вот еще вам пледы и подушки.

Я поблагодарила ее и вышла с вещами. На меня смотрели пассажиры настороженно, будто я что-то сделала не то. Пледы и подушки передала Елене для Ареля и еще пакеты. Себе тоже оставила. Черт его знает, когда Бог спит! Пригодится!

Так и случилось. Самолет болтало, трясло, он попадал в воздушные ямы и мы падали, как в лифте, потом поднимался, и у нас закладывало уши. В салоне сначала были слышны вскрики, а потом и они пропали. Многим было просто некогда — их тошнило. Настя с подругой то и дело выбегали по вызовам, пронося новые пакеты и воду в пластиковых бутылках. В салоне почувствовался запашок рвоты. Наши приятели тоже не выдержали. Арелика начало тошнить сразу же, и Елена постоянно меняла салфетки на его лбу и подносила пакеты. Он откинулся на руки Эйтана и лежал бледный с закрытыми глазами. Вскоре начало тошнить и саму Лену. Симеон забрал малыша, и я теперь занималась им, а Эйтан помогал матери.

— Ты как? — все спрашивал меня Симеон, глядя на мое раскрасневшееся лицо.

— Я нормально, — отмахивалась и снова мочила салфетку водой и прикладывала ко лбу Арелика. Он дышал коротко, отрывисто, был бледный и холодный. Симеон кутал его в плед и прижимал к себе. Я смотрела, как нежно он заботится о ребенке и удивлялась, почему мы встретились только сейчас. Может быть, у нас что-нибудь и получилось. Но потом, вспомнив свой диагноз, вздыхала и вновь мочила салфетку.

Раздался голос первого пилота, и он успокоил нас тем, что мы, наконец, встали на путь и скоро уже будем дома. Самолет выправился, и летели уже спокойно. Елене стало лучше, и они забрали уснувшего мальчика к себе. Стюардессы прошлись по ряду и собрали в большой черный мешок все отходы после нашего страдания. Постепенно уже слышались нормальные голоса и даже смех, видимо был отходняк после страха. Я привалилась к плечу Симеона. Он убрал подлокотник, разделяющий наши кресла, и прижал к себе за плечи.

— Поспи, — прошептал он, прижавшись губами к моему виску. Я лежала с закрытыми глазами и млела от его рук, мягких губ, запаха.

— Что это? — думала я. — Неужели и меня пробило? Неужели права моя подруженция, которая заталкивала меня на тот курорт, что, мол, там я найду свое счастье? А я смеялась! Вот так всегда и бывает. Только ему надо в Москву, а я остаюсь. Хотя, кто теперь знает, где найдешь и где потеряешь. Хаос, еб твою кочерыжку!

Через час мы приземлились в нашем городе. Все захлОпали, как обычно в таких случаях. И еще раз, когда вышли пилоты и пошли на выход. Мы тоже собрались. Выходили последними. Насте сказала, что если понадоблюсь, то может обращаться в любое время и передала заранее написанный на салфетке свой номер телефона. Из вещей отсутствовал один из чемоданов и мой баульчик. Я обещалась постараться пробить информацию уже завтра. А сейчас домой…домой…

Все залезли в одно такси и двинулись ко мне. Они не возражали, так как было еще очень ранее утро, и все вопросы будем решать завтра, как сказала я.

— У меня большая трехкомнатная квартира и я там одна, так как родители живут в селе. А муж объелся груш. Комнат и кроватей хватает. К тому же подруга обещала забить холодильник к моему приезду, так что голодными не останемся.

— Надеюсь, вы нормальной ориентации, — смеялась я, когда стелила мужчинам в гостиной на большом диване. — А то, смотрите, могу и на полу постелить.

Симеон хохотнул, а Эйтан смутился:

— Я могу и на полу.

— Ничего, не боись, парень, — хлопнул тот его по плечу. — Я пристаю только к девушкам. При том к очень красивым.

Пожав плечами, Эйтан вздохнул и перебросил подушку в ноги. Потом начал раздеваться. Я прошла на кухню, где хозяйничала Елена. Она мыла посуду, после нашего то ли ужина, то ли завтрака.

— Малыш уснул? — спросила я, наливая себе чай.

— Да, укачался сразу же. Спасибо, тебе, Надежда. Только зачем спальню родителей. Как-то неудобно.

— А где же еще? — хмыкнула я. — Не в своей же комнате. А там и кровать шире. Иди, ложись сама, поспи. Да и Арелька может проснуться.

Она улыбнулась и, пожелав нам спокойной ночи, ушла. Мы остались вдвоем с Симеоном.

— Знаешь, — начал тот, облокотившись на стол локтями, — я звонил своим в Москву. Они советовали отправляться поездом. Поможешь?

— Конечно, — и поставила пустую кружку в раковину. — Все завтра или уже сегодня. Я спать. А ты?

— Я еще посижу, можно?

— Как хочешь, — пожала плечами и посмотрела ему в глаза.

Он выдержал мой взгляд.

Я лежала, приглушив свет, и не могла заснуть, ворочаясь с боку на бок. Потом услышала, как открылась моя дверь и кто-то вошел. Повернулась. Симеон присел ко мне на кровать.

— Не прогонишь? — склонился к моему лицу.

— Нет.

И притянула к своим губам.

Глава Восьмая. "И он уехал, оставив мене воспоминания…"

Я проснулась на плече мужчины. Приподнявшись на локоть, взглянула на его спокойное лицо. Теперь, когда он так близко, смогла рассмотреть и темно-рыжие, с медным оттенком волосы, крупный нос с резко очерченными ноздрями, красивые мягкие губы. Брови четкие, в цвет волос и такие же ресницы. Я осторожно провела пальцем по бровям, носу, губам. И тут он прихватил его, а потом взметнулась рука и прижала к себе. Я отстранилась. Увидела его глаза. Они были зелеными, нет, темно-зелеными и зрачок увеличен. Значит адреналин еще бушует в нем. Поиграв в гляделки, вновь притянул и перевернул меня на спину.

— Ты зачем-то меня разбудила. И я правильно понял?

Я кивнула.

Склонившись, принялся целовать. Он был мягким, нежным, но настойчивым. И мне это нравилось. Я ответила. А потом мы просто забыли про всех и про всё.

* * *

— Можешь остаться? — спросила, присаживаясь на кровать и вытирая голову после душа.

Он снова притянул к себе, сдергивая с меня полотенце и халат. Я приникла к его губам, потом оттолкнула. Поправив одежду, подняла полотенце.

— Скорее всего, нет, — спокойно сказал он. — Надо торопиться. Есть еще неотложные дела. Но мы будем созваниваться? Да, моя хорошая?

И он так это сказал, своим красивым голосом, что мурашки побежали, и я дернула плечом, как от озноба.

— Да, конечно, — сухо сказала я. — Иди, душ пока свободен.

Зашла за дверцу шкафа и переоделась в свою обычную форму: джинсы, майка, полувер.

— После завтрака съезжу и закажу тебе билеты. Давай паспорт.

Симеон поднялся и, не стесняясь своей наготы, залез в свою сумку. Я смотрела на его крепкий зад и длинные ноги и сама себе завидовала.

— Этот мужчина мой. И еще будет моим несколько ночей. Я так хочу. Думаю, что и он будет не против.

Выйдя на кухню, увидела хлопотавшую у плиты Лену.

— Доброе утро! — чуть не сказала «страна». — Что поднялась? Поспала бы еще?

— Доброе, — ответила та, оглядываясь через плечо. — Арелю варю кашу. А ты будешь?

— О, нет! Еще чего не хватало. Мне бы кофе. И пару бутеров.

— Сварить?

— Нет, что ты, — встала рядом, — я сама.

Когда уже допивала свой кофе, вышел Симеон. Принюхался.

— Мне тоже кофе, — кивнул Елене, — пожалуйста.

— Сейчас сварю, — засуетилась она. — Вам с сахаром?

— Да, люблю сладкий. Я отчаянный сладкоежка, — и выразительно посмотрел на меня.

Я чуть не поперхнулась. Закашлялась.

— Бутерброды нарежешь сам, — кивнула ему нахолодильник, — а я пошла.

— Ты куда? — вскинулась Елена. — Надо бы поговорить.

— Буду скоро. Не скучайте. Если вдруг заявится одна очаровательная докторица по имени Людмила, скажите и ей, что буду скоро. Если что, телефон при мне. А вам, — обратилась к Елене, — для связи, в коридоре стоит городская трубка. Можешь носить ее в кармане.

Симеон очаровательно улыбнулся, показывая мне свои белые крупные зубы.

— Надо забежать в магазин и купить нашим мужчинам одноразовые бритвы, — пометила себе на ум, обратив внимание на его отросшую щетину.

Сбежав по лестнице, выскочила из подъезда и поняла, что погода, что называется "бабье лето" в разгаре. Золотом начало основательно покрывать некоторые деревья, а кусты уже показывали свои оголенные ветки. Народу было уже достаточно во дворе, когда я нашла свою «Дэу» шку. Смела с нее опавшие с дерева листья и вставила ключ. Мотор завелся.

Доехала до агентства, где пыталась купить билет до Москвы. Ага! Так меня тут и ждали! Билетов нет, аж на две недели вперед. Позвонила Симеону, спросила, готов ли тот ждать, получила отрицательный ответ.

— Так, будем решать проблему постепенно снизу вверх.

Позвонила шефу. Тот, как только услышал мой голос, и осведомился здесь ли, потребовал срочно явиться перед его светлые очи. Я ответила, что пока не отоспалась, так как только что прилетела и явлюсь только завтра. Он потребовал честного слова и спросил, зачем звоню. Я кратко объяснила. Обещал дать информацию через десять минут.

— Вот обожаю я нашего главного! Что только не попроси — ответ один, «позвоню через десять минут». Его так и зовут за глаза — «десять минут».

Сижу в машине, жду. Включила свою любимую родную волну. Светка с Максом шпарят о чем-то явно медицинском. Прислушалась. Советы, как рядиться, как лечиться, и сиди дома и не высовывайся. Потом пошла реклама, конечно же, лекарств и шансон про «дороги».

— Вот-вот, — думала я, — с одной дороги на другую. Как-то там мои?

И стукнула себя по лбу. Им-то я и не позвонила, балда. Тут же набрала номер. Гудки. А тут звонит шеф.

— Значит так, страна, — назвал меня моим прозвищем, — с билетами натяг. Можем только через неделю.

— Уже ближе, — хмыкнула я. — Пока можно отставить? Я узнаю и перезвоню.

— Давай.

— Есть через неделю, — говорю уже с Симеоном.

Тот тоскливо:

— Поздно. Еще ехать сутки.

— Да что такое, что не может ждать? — вспыхнула я,

— Вот достанешь билет, тогда расскажу, — мурлыкнул и отключился.

— Вот, гад! — засмеялась я. — Скрытничаешь? Ладно-ладно. Будет тебе билет на завтра.

И тут звонок от отца.

— Папа, я приехала, дома уже. И у меня сразу вопрос. Можешь через свою контору достать билет один на завтра в Москву?

Слышу, как хмыкнул отец.

— Ты вся в меня, Здравствуй, вначале.

— Ой, прости, пап, замоталась. Как вы там с мамой? Не болеете?

— Не дождешься, и это во-первых. А во-вторых к чему такая срочность?

— Не к чему, а кому. Давай я тебе, потом все расскажу. Как сделаю дела, сяду с чашкой кофе на кухне и по порядочку, как учил. А?

— Хорошо, дочь, убедила. Отключаюсь. Жди.

Я просидела еще двадцать минут.

— Что-то уж тяжело идет, — вздыхала я, — раз так долго. «Тяжела ты, шапка Мономаха!»

И тут звонок. Отец.

— Значит так. Едешь в нашу кассу и говоришь, что от генерала Охтина заказ на один до Москвы в мягкий вагон. На завтра.

— Папа! — вскрикнула. — Ты, мой герой!

— Хотелось бы, — буркнул он. — Жду рассказ про всё и всех.

Я завела свою «Дэу» шку и рванула на вокзал. Все пошло, как по маслу. Завтра на десять Москвы, нижняя полка, мягкий вагон. До Москвы. Возбужденная позвонила шефу, отменила свой заказ, еще раз подтвердила, что буду завтра к обеду и поехала по магазинам за мелочевкой для мужчин. Дома только женские штучки.

Подъехала к подъезду и вбежала на свой родной четвертый этаж. Дверь не заперта. Вхожу и застаю теплую компанию — все в кухне за столом плюс моя подруженция и на полу мой толстый Юзик ластится к Арелику. А тот отворачивается и смеется.

— Я вам не помешаю? — спрашиваю, и все поворачиваются в мою сторону.

И дружное:

— Надюша!

— Это я, господа присяжные заседатели. Прошу всех встать. Суд идет!

Подруженция Люська подскочив, чмокнула в щеку, а Симеон подвинул мне стул, приглашая садиться. Стол готов к празднику. Все, что Елена наготовила, плюс мой торт и еще одна бутылка вина.

— Наливай, — провозглашаю я Симеону и беру бокал. — Друзья мои…

Все замерли. Я посмотрела на всех, обвела их, притихших, взглядом. И крикнула:

— Я вернулась!

Потом были рассказы, обмен мнениями, даже слезы.

— Но это всё уже позади, Слава Богу, — завершает наше повествование Людмила и провозглашает за любовь.

Все согласны. Мы выходим на балкон покурить. Конечно, курит только подруга, а я с ней так, поболтать, посекретничать.

— Это он? — спрашивает она меня после первой затяжки.

— Он, — млею я. — А как ты поняла?

— А чего тут не понять, — хмыкает она. — Я же не слепая и вижу ваши взгляды. Если бы нас сейчас тут не было, вы бы давно уже лежали друг на друге. Или стояли?

Она смотрит с прищуром.

— Ох, все тебе надо знать! — шлепаю ее по плечу. — Можно как угодно. Только бы с ним. Мяу-у-у! Мур-мур!

И потянулась, как кошка.

— Вот-вот, — констатирует она, — кошка ты и есть. А он хорош, что и говорить. Огонь во всем. Только медленный, но сильный. Даже внешне. И в тебя влюбле-е-ен!

— Ой, ну скажешь тоже, влюблен! Это когда же? Еще и суток не прошло, как знакомы, а ты… Просто я ему нравлюсь. А он мне. И у нас был классный секс. И всё.

— Ой, не пускайте слюни мне на кофточку! — засмеялась она, толкая меня в бок. — А то я не понимаю в мужиках! Хватай, девочка. Это твой шанс. И ничего мне не говори.

— Да, — шиплю сквозь зубы. — И то, что бесплодна, тоже? А ты говоришь ШАНС!

Она замолчала и, докурив сигарету, подвела черту.

— Не каждому мужику нужны дети. А вот живая баба — каждому. Почти. Я не беру твоих друзей. Им не нужна. Если только, как друг.

Она сделала круглые глаза, и мы засмеялись.

— О чем тут заболтались наши прелестные дамы? Мы там скучаем без вас, — промурлыкал своим красивым баритоном Симеон, открывая двери балкона.

— Ладно, я оставляю вас и убегаю. У меня смена в больнице. Кот доставлен, продукты видела. Всё. Всех целую и пока. Пойду прощаться с другими. Звони.

И наскоро поцеловав меня в щеку, вышла с балкона. Вскоре хлопнула входная дверь. Симеон прижал к себе и нашел мои губы. Долго не отпускал.

— Ах, как я теперь без него? — чуть не заплакала и вновь приникла уже сама, находя его рот.

— И, что скажешь, моя хорошая? — прижал к себе спиной, поглаживая мою грудь.

— Завтра. Ты едешь завтра. Поезд в десять Москвы или в двенадцать по-нашему. Рад?

— Не-а! — целуя меня за ухом, потом в шею. — Не хочется уезжать от тебя.

— Так в чем же дело? Могу перезаказать. Поедешь через неделю?

— Нет. Мне надо быть там через три дня. То есть завтра плюс сутки. Проезд плюс сутки туда-сюда. На всякий случай запас.

— А теперь рассказывай, что за спешка, — повернулась и отошла к стене.

— Через три дня у меня суд.

Я опешила.

— То есть?

— Ой, не так сказал, — хохотнул он. — Развод. Вот так правильно. И надо быть обязательно. Неофициально мы разошлись еще год назад. Я подал на развод, и уже заседание откладывалось несколько раз. Она требует раздел моей квартиры. Бьет на то, что все делится по истечении трех лет замужества. Я не буду этого делать. Она моих родителей и дедов-прадедов. Дадена была моему прадеду еще в тридцатые. Будешь в Москве, иди на Остоженку выбери там самый красивый дом. Это и будет моим домом. Вот сейчас и буду добиваться отклонения ее претензий. У меня хороший адвокат, мой приятель. Он известен в столице. И у него будет только один день. Срочно улетает в Канаду. Там какие-то дела. Вот почему я должен уехать. Но, поверь, мне очень не хочется.

Я молчала, слушая его и понимая, как мне близка эта тема. У самой развод был достаточно сложным. Правда я отдала ему нашу квартиру, когда тот объявил, что его любовница на сносях. Они срочно женятся и куда им? Снимать квартиру дорого, она продавец и сейчас будет сидеть в отпуске, он получает время от времени. Я оставила им всё, забрала только свои вещи и старенькую «Дэу» шку, что купила еще до свадьбы.

Мы присоединились к Елене и Эйтану. Они уже убрали со стола и приготовились к чаю с тортом. Арелика положили спать вместе с котом, так как они уже подружились. Вероятно, сегодня мой толстый предатель будет спать с новым фаворитом.

Пили чай и Елена рассказала, что позвонила своей бывшей подружке еще по юным годам, с которой поддерживала телефонную связь и не виделась уже двадцать лет и поняла, что ее, видимо, ждали в отпуск, а не со своими бедами. Своих предостаточно. При том, что сейчас творится в мире, да и тут полная напряженка.

— Извинилась, что ничем не может помочь, так как сама уезжает к матери на село и увозит туда своих детей. Боится. Да и её можно понять.

Она поникла и водила по столу ладонью, будто собирая крошки. Эйтан сидел с отсутствующим взглядом. На его лице читалось:

— Я так и знал.

— Думаю, — продолжила она, тяжело вздохнув, — что нам надо снимать квартиру и как-то устраиваться здесь.

— Значит так, мои дорогие земляки, — медленно произнесла и прихлопнула по столу рукой. — Ничего не надо делать. Живите здесь. Завтра я провожаю Симеона и займусь вами. Придумаем, что можно сделать. Договорились?

Елена посмотрела на меня с надеждой и кивнула:

— Договорились.

Я увидела, что и даже Эйтан как-то оттаял, посветлел лицом и принялся наливать всем чай. Видимо, разговор с матерью был серьезным. Опять пошли рассказы про прошлые годы, про земляков и общих знакомых. Оказалось, что наш город-миллионник большая деревня. Куда ни плюнь, попадешь в знакомого или знакомого знакомых.

Потом мы ушли с Симеоном в комнату и там забрались в постель. У нас была только ночь впереди, а хотелось многого. Время от времени я просыпалась и слышала, как гремит посудой Лена и шикает на Арелика, как переключает каналы Эйтан. А у меня на уме был только Симеон и его отъезд.

И вот мы стоим у вагона, и он держит меня в своих объятиях. Слова не нужны. Просто страшно сейчас оставаться одной на платформе.

Голос диктора и его губы.

— Я вернусь, — шепчет он, и я понимаю, что ждать мне придется долго.

Глава Девятая. "Пускай нам с тобой обоим беда грозит за бедою…"

После проводов Симеона, пошла к своей машине. Около нее, переминались с ноги на ногу, двое азиатской наружности.

— Свободна? — спрашивает один, среднего возраста. — Хорошо заплатим.

Я обалдела. Со мной такое впервые. Нет, я подвозила иногда стоящих на обочинах детей или женщин до города, когда ездила к своим в село, но вот так, как таксист, впервые.

— А куда? — улыбнулась я, начиная игру.

— На центральный рынок.

Я знала, что это недалеко от моей работы, но хотелось покуражится, поднять настроение.

— Сколько даете?

Он озвучил сумму.

— В валюте?

Они опешили:

— Нет, в рублях.

— Не-а, — протянула, открывая дверцу. — Тогда вдвое увеличивай.

Они посовещались и кивнули.

— Согласны.

— Валяйте, — и открыла им заднюю дверь.

Они уселись, я пристегнулась и мы поехали. Рассматривая их в переднее зеркало, видела какую-то озабоченность на лицах.

— Верно плохо идет торговля, уважаемые? — задаю вопрос, не оборачиваясь.

— Не-ет! — отвечает помоложе. — Просто провожали своих в Москву.

— Вот как, — подумала я и кивнула. — А зачем, если не секрет?

— Какой секрет! — эмоционально начал постарше. — Они уехали за родными. Говорят, в Москве уже на улицах люди падают от заразы.

— Вот так и падают? — хмыкнула я. — Может все выдумки. Откуда вы знаете?

— Как откуда, — выкрикнул старший, — а ну посмотри сюда!

И подает свой смарт с фото. Хорошо, что остановились на «красный». Я уставилась на жуткий кадр, потом пролистала. Снова и снова и снова. Машинами запружены улицы, магазины закрыты. Чувствуется, страшная паника охватывает бегущих людей, которых останавливает кадр. Они бегут от кашляющих кровью прохожих. Некоторые корчатся на тротуарах и даже на проезжей части. Кадры с мертвыми. Много мертвых женщин, стриков, детей! И это в Москве!

— А туда поехал Симеон! Только что его проводила, — ахаю я.

Мне уже гудят машины сзади, а я все пролистываю и пролистываю фото. После того, как старший выхватывает из рук телефон и что-то кричит, указывая назад, я очнулась и вдавила педаль. Машина рванула с места. Потихоньку успокоилась, просто взяла себя в руки. Довезла азиатов до рынка и попросила переслать фото на мой телефон. Они сделали это. Денег с них не взяла. Поехала к себе на работу. Взлетела в кабинет шефа, не обращая внимания на окрик секретарши.

— Ты только посмотри! — закричала я, протягивая ему смарт с фото. — В Москве уже паника и смерти вокруг!

— Так, — поднимается шеф и хватает меня за руки. — Остановись, Надежда, охолонись. Я не один, если ты не видишь. Все по порядку. Давай, я сейчас закончу дело, а потом займусь тобой. Лады?

И повернул меня, выпроваживая из кабинета. Я вылетела и застыла посередине приемной. Не обращая внимание на секретаршу и ее вопросы, начала искать номер Симеоно. Набрала. Пока не доступен. Побежала к своим в кабинет, но не застала, почти все удалились на обед. Сидел только оператор. Он был в наушниках и что микшировал, записывал или монтировал. На мое появление поднял палец и покачал головой, мол, не мешай. Я присела за свой стол и включила комп.

— Должны ведь быть в инете какие-то кадры! — сердилась я. — Надо поискать.

И я нашла. В свободном доступе есть и даже видео. Надела наушники. Да-а, это что-то! Мертвые и падающие просто на глазах. И бегут…бегут, кругом паника! А у нас пока ничего? Или что-то уже есть? Снова звоню. Гудки, потом мой бархатный баритон.

— Слушаю тебя, моя хорошая.

— Симеон возвращайся, тебе не надо в Москву! Там уже нет спокойствия, там начинается паника и у меня есть кадры и даже видео. Сейчас вышлю.

— Постой, — слышу его спокойный голос. — Не надо высылать. Я все знаю.

— Когда? — кричу я. — Я только что увидела и совершенно случайно.

— Еще вчера, — его голос был уже печальным. — Не хотел тебе говорить. Мне мои с работы прислали. Не хотел расстраивать и знал, что будешь уговаривать. А у меня мягкое сердце. Мог и согласиться.

— Ты уехал еще совсем недалеко, — уже умаляла его. — Возвращайся. Прошу тебя!

Я заплакала.

— Вот, — услышала его тревогу в словах, — я так и знал и поэтому молчал. Не надо, Надежда, вытри слезы. Я обещал, я так и сделаю. Как только приеду, тут же возьму билет к тебе обратно и даже сообщу дату приезда и номер поезда. Хорошо? Только не плачь, хорошая моя.

Я кивала и всхлипывала.

— Я буду тебя ждать, чтобы не случилось, слышишь?

— Слышу….

Потом пи-пи-пи…:

— Абонент временно отсутствует.

— Гадство! — бросила смарт на стол. — Опять зона недосягаемости.

Замолчала и вдруг меня обуял страх от мысли, а что если отключат сотовую связь, да и вообще любую? Как же мы созвонимся?

— Нет-нет-нет! — гнала от себя ужасные мысли. — Не надо думать о плохом. Буду думать о хорошем. Вот о своих родных. Вчера не позвонила отцу, как обещала. Буду сегодня на связи обязательно. А то вдруг… — и сердце сжалось.

— Симеон!

Шеф сам пришел и присел за стол.

— Я видел и знаю, что творится вокруг. У нас пока паника не набрала силу, но ожидаем её. Вот как раз был у меня представитель городского Совета по Чрезвычайным ситуациям. Мы обсуждали сетку нового вещания. Москва отдала нам всё своё время. Теперь на нашем канале только мы. А это круглые сутки, ты не забыла? Так что хватит отпуска, завтра выходи с утра, как обычно. Сейчас тебе на комп сбросят материалы. Работай. Подготовишь все, можешь уходить.

Я кивнула.

— Хорошо. Поняла. Только чем будем заполнять пустоты?

— Выбирай сама, только без надрыва и паники. Все спокойно и деловито. Даже если поднесут к эфиру какие-то супер новости. Понятно? Надежда? Ау? Ты где витаешь?

Очнулась.

— Да-да, поняла, жду материалы.

Я звонила Симеону до самой ночи. Но «абонент недоступен».

А вечером за столом с моими, теперь их так называю, рассказывала о последних новостях. Елена ахала и порывалась плакать, Эйтан хмурился и молчал. Уверив их, что никогда не брошу, что они мне стали как родные, проводила их отдыхать, а сама заперлась в кухне и набрала номер отца. Он откликнулся сразу, как будто держал телефон в руке. Рассказала ему все с самого начала, как услышала новости ВВС и по сегодняшний разговор с шефом. Не сказала только о своем отношении к Симеону. Да он, скорее всего и так понял. Больно старательно я обходила эту тему. Спрашивала, как поступить, что делать. Ведь теперь на мне лежит ответственность и за моих израильских друзей. А там испуганная женщина, молодой человек, не знающий Россию и малыш-инвалид. Отец обещал подумать и на завтра отложить разговор.

Следующий день был весь в работе, разговорах и спорах с коллегами. Строились самые страшные прогнозы, делились самыми разнообразными слухами. Но все ещё не совсем верили в пандемию. Были встречи с медиками, телепередачи, но Президент еще не выступал, и ЧП по стране не объявлялось, хотя новости по количеству зараженных и умерших увеличивались с каждым днем. Комп старался, выкладывая цифры.

Вечером, ужиная, я рассказывала новые слухи, смягчая их. Но все равно прорывалось отчаяние и страх от неизвестности. Как могла, успокаивала, хотя уже и сама дергалась. Вскоре позвонил отец.

— Значит такие дела, дочка, — начал хмуро, чеканя фразы. — Ты покидаешь город и приезжаешь сюда.

— Но папа, — перебиваю его, — а как же моя работа и еще эти мои люди?

— Я говорю, а ты слушаешь! — крикнул отец.

И тот я поняла, что все очень плохо, раз так вдруг поднял он на меня голос.

— Слухи о ЧП подтвердились и по моим каналам. Скоро будет объявлено по стране. Через каких-то час два. Пусть работает телевизор. Это первое. Второе. После могут отключить и связь, но обещали здесь держать, на сколько смогут. Так что может получиться, что мы не будем общаться. Третье. Я скинул тебе номер моего человека, он объяснит тебе все, что нужно сделать. Слушай его и делай. Понятно. Следующее. Если твои евреи захотят, могут приехать с тобой. Места хватит всем. И учти, теперь от тебя будет зависеть ваша жизнь. В городе медики уже не справляются. Уже организовываются санитарные машины по вывозу и захоронению мертвых. Скажи своим, чтобы из дома никуда. Вам же на работе выдадут спец одежду и респираторы. Как только объявят ЧП уже по городу, тут же снимайтесь с места и сюда. Связь держим постоянно. Завтра в это время. Соблюдайте правила гигиены. Все, иди. Скоро выступление Президента. Мы с мамой любим тебя и ждем. Не подведи меня, дочь!

И выключил телефон.

Я тупо смотрела на потухший экран и все еще не могла очухаться. Тут вдруг услышала голос Эйтана. Он звал меня. Прошла в гостиную. На диване сидели Лена с Арэлем и стоял Эйтан с пультом в руках. Махнув рукой на экран, где застыла картинка с Кремлем, он сказал, что сейчас выступит Президент со специальным сообщением. Я уже знала с каким. Присела рядом.

Президент объявил Чрезвычайное Положение по всей стране.

Это был конец.

**********************************

Дорогие мои читатели!

Очень бы хотелось услышать Ваше мнение о романе. Не стесняйтесь, пишите. Это конечно не боевик, но все же я пыталась сделать приключения приближенные к возможной действительности. Это только начало, а скоро будет и страшно. Нет, здесь не будет зомби и крови, но будут самые жестокие враги человечества — сами люди.

Думаю, что следующие главы будут еще интереснее.

Не жалейте ни лайков, ни времени, ни наград. Все приветствуется порознь и вместе.

Спасибо!

Глава Десятая. "Дороги вдаль зовут и нет конца и края…"

Лена плакала. Я приобняла ее за плечи.

— Слушайте сюда, — сказала спокойно. — Мы уедем к моим родным в село. Там глушь и дом стоит на отшибе. Там и переждем эту проблему, если так можно сказать. Звонил мой отец и предлагает и вам ехать со мной. Если желаете. Или можете остаться здесь и жить в этой квартире.

— Нет-нет, — заговорила быстро Лена, вытирая слезы, — мы с тобой, куда бы ты не поехала. У нас нет никого здесь и вся надежда на тебя. Вот и каламбур получился, — улыбнулась сквозь слезы, — надежда на Надежду.

— Тогда слушайте меня. Из дома никуда. Ни шагу. Двери открывать только на мой голос. И больше никому, чтобы там не случилось. Эйтан, ты понял? Тебе верховная власть в этой квартире, когда меня нет.

Тот кивнул.

— Завтра отец даст свои наставления, как и что делать. И еще. Я привезу вам вещи, что нашлись в авиапорту. А сейчас успокаиваетесь и ложитесь спать. Мы вместе уже преодолели одну ступень, выехали из Израиля. Теперь следующая — едем в глушь, подальше от заразы., как ты и хотела, Лена.

Она улыбнулась сквозь слезы и кивнула.

Они ушли, попрощавшись, а я еще долго сидела на кухне и все набирала и набирала номер Симеона. Но все было напрасно.

Когда утром заглянула в свой смарт, то увидела СМС от отца. Там был только номер телефона и имя Николай Иванович. И всё.

— Узнаю своего отца, — буркнула я и набрала номер.

Тут же откликнулся мужской голос. Не молодой, поняла сразу.

— Николай Иванович? Это Надежда. Я от…

— Знаю, — перебивает меня. — Вам надо приехать ко мне сегодня. Когда сможете, позвоните и я сообщу куда подъехать. У вас же автомобиль?

— Да, — отвечаю я, подчиняясь его голосу.

— Значит, до нашей встречи вам ехать всего полчаса. Жду.

И отключился.

— Ох, уж эти мне таинственные мужчины! — хмыкнула я и тут же вспомнила, что так же делал и Симеон и вздохнула.

На работе, обсудив выступление Главы государства и наше положение, поделились мыслями о своих думах и возможностях. Многие сходились к тому, что надо уезжать из города, запасаться продуктами и бежать. Только куда? Выносились всякие предположения. Большинство говорили о Сибири, где можно затеряться на долгие годы. Другие разбивали их, утверждая, что городские не подготовлены к такой жизни и погибнут, как только закончатся те продукты, что смогут взять с собой. В общем, идей было много. И еще больше потухших глаз.

Позвонила Николаю Ивановичу уже после работы. Он назвал место. Я примерно знала, где это. Через полчаса езды показались глухие строения похожие на ангары. Завернув к одному из них с четкой цифрой на фронтоне, остановилась, осветив ворота. Открылась дверь, и вышел коренастый мужчина в камуфляже. Приставив козырьком ко лбу руку, вгляделся в подъехавшую машину. Поняв, кто, он махнул рукой. Я прошла за ним в дверь ангара и замерла. Передо мной было огромное помещение с многочисленными стеллажами аж до потолка. Метров под двадцать, ввысь, а то и более. Кругом стояли, лежали коробки, ящики, свернутые в кольца тросы и проволока, кары-погрузчики и сбоку увидела военный УАЗик с камуфляжной расцветкой с багажником наверху. Он поманил меня к нему.

— Вот это ваша машина, на которой вы уедите к себе. Она рассчитана на шесть пассажиров, можно даже взять и десять, но там посмотрите. Основная часть кузова будет полностью загружена необходимыми вам вещами. Полковник знает, какими. К ней прикрепим квасную бочку, перекрашенную. В ней будет дизельное топливо для генератора. Для этой машины будут поставлены дополнительно шесть канистр по тридцать литров. Итого в трое больше полной заправки. Они отгорожены от салона металлической стенкой. Если вдруг пожар, то можно сбросить, включив вот этот тумблер.

Он показал мне все это, уже сидя в кабине. Рассказывал и показывал, а я думала, кто поведет. Я не умею, Эйтан тоже. Надо бы поучиться и разобраться.

— Вот вам ключи от входа и выхода из ангара. Машина будет готова в любое удобное для вас время.

— Я не поняла, уточните — это же я сама могу приехать, открыть ваш ангар и вывести машину? И меня никто не остановит?

— Нет, — утвердил мои слова. — Ваш номер и есть «проезд всюду». У меня всё. Остальные вопросы к полковнику.

Поняла, что получила все указания и откланялась. Теперь надо звонить и отчитываться и заодно задать пару вопросов.

Сидя на постели, перед сном, позвонила отцу и пересказала свой поход и встречу с Николаем Ивановичем. Он одобрил всё и подтвердил мой таинственный выезд.

— Ещё я вышлю тебе список вещей, которые ты купишь сама в городе. Завтра будет объявлено Чрезвычайное положение уже у нас. Так что все сделай до часа пик, то есть до комендантского, десяти вечера. Завтра же произойдет частичное отключение электроэнергии. Не пугайся, запасись фонарями и свечами. Я высылаю тебе список и жду вас не позднее, чем через сутки после вашего роспуска с работы. Не тяните время. Ты знаешь себя, как можешь притягивать неприятности. Целуем и ждем.

На следующее утро мне принесли информацию об объявлении ЧП у нас в области и правилах поведения горожан. Передав бразды работы в руки следующих дежурных журналистов, прыгнула в машину и бросилась к дому, предварительно позвонив Эйтану. Он был мне нужен, как рабсила. Он уже стоял у подъезда, когда я подъехала. Запрыгнув, быстро пристегнулся.

— Вот что значит дисциплина, — подумала я, наблюдая за его автоматически привычными движениями. — А я так и не привыкла.

Заехав в уже почти заполненную площадку под остановку машин, мы прошли на базу, где продавалось все от шнурков до мини тракторов. Кстати, один такой был у отца в селе. Он им пахал землю под картошку.

Мы покупали все по списку. Я складывала, а Эйтан таскал за мной огромную тележку. Ему было все интересно. Он говорил, что у них тоже есть такие магазины, но здесь они просто огромные. Потом складывали пакеты в багажник и возвращались, складывали и вновь возвращались. Полные, все отвезли домой. Там опять складывали в коробки и обвязывали скотчем. Это все были промтовары. Продовольствие покупали уже к вечеру в ближайшем супермаркете при огромных очередях. Уже чувствовалось раздражение и мандраж, как покупателей, так и обслуги. Часто раздавались недовольные вскрики и русский мат. Пока народ еще держал себя в руках, но это уже чувствовалось ненадолго. Скупали все подряд. Просто сметали с полок. Домой ехали уставшие и довольные, что все успели до комендантского часа.

А дома застала картину, что называется, приплыли. В кухне за столом сидели двое, моя заплаканная подруженция и молоденькая девушка с испуганным взглядом больших синих глаз. Я обалдела! На мой вопрос, что случилось, она рассказала, что в их больнице уже просто нет места для больных, палаты переполнены, люди лежат в коридорах и просто на полу. Санитары устали выносить мертвых и загружать в труповозку. Теперь их даже не кремируют, а просто вываливают в огромный ров за городом и присыпают известкой, как животных. Не хватает медработников — одни умерли, другие сбежали. Вот она со своей девочкой соседкой и прибежала ко мне, советоваться, что же делать.

— А что у девочки, нет родителей? — спросила, оглядев худенькую светловолосую девчушку лет семнадцати с йорком подруженции на руках.

— Нет теперь у нее родителей, — качнула головой Людмила. — Оленька осталась сиротой. Сегодня скончалась ее мать. Отца нет. Осталась одна и пришла ко мне. Я же не могу ее бросить, Надежда. Что же делать? Ты можешь сказать?

И она всхлипнула.

— Так, прекратить слезы. Все утрясем завтра. А сейчас в постель и спать всем. Лена, можно Эйтан ляжет с вами? Там большая постель, а этих девушек я положу в гостиной.

— Да-да, — закивала Лена. — Конечно. Он ляжет с нами. Мы привычные. Часто так бывало и раньше.

Простившись, ушли в спальню, где уже спал малыш. Оля пристроила притихшего йорка на постель и сама начала раздеваться. Мы с Людмилой ушли на кухню.

— Ну, а теперь рассказывай, — налила нам чай.

Обхватив ладонями горячие стенки кружки, она рассказала еще более страшную правду. Лекарств нет, скорые, переоборудованы под труповозки, уже подбирают людей и на улицах.

— А самое главное, — зашептала она, — всего только три дня дается человеку после заражения. Но когда оно это заражение произойдет, никто не может определить. И еще подтвердилось, что чем моложе человек, тем легче болеет и даже может выздороветь или совсем не заразиться. Так что дети до какого-то возраста почти не подвержены заразе. И что это за зараза такая? А? Как ты думаешь? Как будто кто-то все делает, вычищая планету от пожилых людей. Абсурд просто! А кто же будет учить молодежь, воспитывать, передавать опыт и знания? Я сломала себе голову. Мысли просто ужасные и даже страшные. Может это инопланетная зараза, или специально запущенная нашими, земными сволочами? Вот что хочешь, то и думай.

Она замолчала, прихлебывая чай.

— А еще слышала, что будут разгонять теперь скопления народа, где больше четырех. Как теперь в магазины идти? Аптеки закрываются, все сметается и там.

Я рассказала о сегодняшней своей поездке на базу. И еще о нашем отъезде к отцу. Она вытаращилась на меня и замолчала.

— Мы едем с тобой, — выдала она. — И попробуй только отказать, прокляну!

Я засмеялась и хлопнула ее по руке.

— Сама хотела тебе предложить. А теперь о девочке. Ее, как понимаю, берем с собой?

— А куда? — скривилась она. — Не на улицу же. Она сама ко мне пришла и села у порога, понимаешь. Села и молчит. Я ей что случилось, а она смотрит на меня с испугом и молчит. Еле отпоила.

— Теперь о деле. У тебя есть возможность собрать что-то из лекарств и мелочей типа тонометров, хиругических вещичек, термометров и что еще нужно для оказания медпомощи? Ты же врач, тебе ли мне советовать.

Она молча смотрела на меня, а потом кивнула.

— Есть. Завтра оставляю девчонку здесь, сама лечу домой собирать вещи, потом в больницу. Ты заедешь за мной, как только сможешь. Перевезем все к тебе. Здесь будет наша база.

И я вспомнила о том ангаре и машине с прицепом. Теперь нас будет шестеро.

Глава Одиннадцатая. "Вместе весело шагать…"

После утренней смены нас собрали в актовом зале и шеф объявил, что мы свободны в выборе посещать работу или нет. Кто будет уезжать или откажется приходить, должны отметиться у кадровика. Жалование выплатят немедленно вместе с трудовой книжкой. Когда все закончится и можно будет вернуться, всех возьмут обратно на свои же рабочие места.

— Можно вопрос? — поднял руку один из моих «голубых дружков». — А если все уйдут, кто будет вещать?

— Тогда попрощаемся и закроемся. Еще есть вопросы? Нет вопросов. Всем желаю здоровья и дай нам Бог! — закончил свое выступление шеф.

Лицо его было печальным.

— Надежда, — остановил меня в коридоре, — ты куда-то собираешься?

— Пока никуда, — повела я плечом. — Но есть возможность и я, вероятно, уеду.

— К отцу? — спросил тихо.

— Да, — удивилась я его интонации.

— Вот какое дело, — он подтянул меня к окну и облокотился на подоконник. — Если поедешь, не найдется ли у тебя место для моего оболтуса и его парня? Я не смогу уехать. Жена не транспортабельна, а за сына боюсь. Насколько известно, он является твоим другом?

— Да, является, — хмыкнула, вспомнив их за тем еще занятием в моем душе. — А что они сами? Может, не захотят?

— Еще как хотят, только стесняются тебя спросить, да и отца твоего боятся.

— Ну, да, — подумала я, мой папа не признает нетрадиционную ориентацию. — Пусть подойдут ко мне и мы переговорим.

Он сжал мои руки.

— Спасибо.

— Да пока не за что, — пожала я плечами.

0н ушел, а я осталась стоять и прикидывать, как будем размещаться в той машине. Как будто слышала, что может и десять взять с собой. А груз? И еще ребенок и кот с собакой. Итого уже получается восемь.

— Что ж, — вздохнула я, — в тесноте да не в обиде. И эти прихвостни пригодятся. Все же мужики. Ну, по крайней мере, один из них точно.

Они подошли, когда я им сама позвонила. На лицах само смирение. Ах, мой милый Августин…!

— Значит так, милые мои, папка все рассказал и я вас беру. Только сейчас вы идите со мной. Мне нужна рабсила.

Они закивали и, подталкивая друг друга, спустились к машине. Через полчаса мы заваливали в багажник две коробки с красными крестами, оранжевый чемоданчик работника скорой и мешок еще с чем-то. Потом подъехали к квартире Людмилы, и ребята снесли две большие сумки с вещами. Она закрыла квартиру и перекрестила свою дверь. Спустилась в машину и, вздыхая, тихо что-то бормотала под нос. Наверно молилась.

Ребят подвезла к дому, приказав быть готовыми в любой момент и много вещей не брать, только необходимое, направила машину домой. Эйтан помог оттащить всё в квартиру, и теперь гостиная напоминала небольшой склад. Поужинав, разбрелись по своим комнатам.

Я сидела на кровати и держала на коленях подушку, ту, на которой спал Симеон. Я не переставал ему звонить и все также «абонент недоступен». Позвонила отцу и рассказала про Людмилу и девочку соседку. Отец одобрил их кандидатуры, врач нужен их маленькой коммуне.

* * *

Уже прошла почти неделя, как я пыталась дозвониться до Симеона. Тоска съедала сердце и если бы не мои заботы о тех, кто сейчас спал в других комнатах и кто еще ожидал, то я бы отчаялась вовсе. Конечно, уехала бы к своим, но там было бы просто невыносимо.

— Боже, пошли мне хоть какую-то весточку о нем! — взмолилась я и, уткнувшись в подушку с его запахом, разревелась.

Дни летели с бешеной скоростью. Уже на улицах стало страшно находиться после восьми, а не только после десяти. И вновь я читала сообщения горсовета о сокращении дня и увеличении комендантского часа с восьми вечера. Рано утром, проезжая по улицам, видела картину, как из фильмов-катастроф, только это были улицы моего города, только это происходило здесь и сейчас: разбитые витрины, разграбленные магазины, кругом мусор, который уже мочил холодный осенний дождь. Хмурое небо добавляло в копилку безнадеги еще и свои «прелести» в виде тяжелых дождевых туч, сквозь которые уже давно не пробивалось солнце.

В квартире было зябко, и мы включили обогреватели. Слава Богу, еще работало электричество, но еще не топили. И будут ли неизвестно. Скоро середина осени и после Покрова может лечь даже снег. Надо думать о выезде, да и отец торопит. А я по-прежнему все вызваниваю и тяну время. Сердце подсказывает, что он должен объявиться, что просто обязан это сделать. Для нас обоих.

Сегодня ночью слышались звуки выстрелов. Ну, не фейерверки же! Очень даже похоже. Вначале, не обратила внимание, потом прислушалась и ахнула, вспомнив, что по улицам уже ездили бронетранспортеры военных патрулей. И еще частые звуки сирен скорой или пожарных. Где-то что-то даже горело. Хаос! Полный абзац!

И что теперь делать? Мои уже сидят на вещах и вопросительные их взгляды мне не нравятся. Осуждают или боятся? Меня или моей нерешительности? И то и другое отвратительно. И все это, Симеон, и мысли только о нем.

Я зарылась в подушку. Вдруг раздается звонок. Уже далеко за полночь. Кто же может быть? Мазнула по плоскости.

— Да, — чуть прохрипела. — Слушаю.

— Надежда? — услышала мужской голос.

— Да, я, — сердце чуть не выскочило, но потом вспомнила, что это голос моего бывшего мужа.

— Что тебе, Виктор?

— Прости, что звоню так поздно, но прошу тебя помочь и это срочно.

Слышу рядом какие-то отрывистые команды, потом звук сирены, какие-то крики.

— Говори, Виктор, что случилось и где ты?

— Надюша, — его голос срывался и был слабым, почти истеричным. — Меня забрали на улице. Я вроде заражен и упал на улице. Меня подобрали и везут в ту зону, о чем ты говорила.

Да, я рассказывала горожанам о зоне изоляции зараженных. Если кто сам чувствует или кого-то увидел, смело звонить по такому номеру и за ним приедут тут же. И еще они подбирали упавших на улице.

— Да, понимаю, и мне жаль.

— Надя, моя жена умерла, я изолирован, мне дали телефон только из-за того, что в квартире осталась наша дочка. Она очень мала и не выживет одна. Прошу тебя, вывези ее и возьми с собой. Она не заражена и даже нет никаких признаков. Умоляю и клянусь, что и Там, буду молиться за тебя. Мне не к кому обратиться. Осталась только ты. Очень надеюсь на твое доброе сердце. Спаси мою девочку!

И он заплакал. Мои руки затряслись, и я, проглотив комок в горле, прохрипела:

— Успокойся, Виктор, я обязательно заберу ее. Вот прямо сейчас и поеду. Увезу к своим в село. Ты знаешь, где это. Если все получится, и ты здоров, пробирайся туда.

— Спасибо, — его уже было еле слышно, и он отключился.

Я сидела замерев, всё еще осмысливая произошедшее. Опомнившись, принялась быстро одеваться.

— Так, надо ехать в свою бывшую квартиру. Срочно. Ключи от нее еще есть. Только на улице же патруль? Что же делать? Тут недалеко, — уже строила путь, — попробую задворками.

Вышла из комнаты и наткнулась на удивленное лицо Людмилы.

— Ты это куда собралась? — зашипела она.

— Виктор заражен, его подобрали на улице. Марита умерла и Танюшка осталась одна в квартире. Надо срочно забрать. Я поеду, а ты тут сдерживай народ. Поняла.

Та ахнула и схватила меня за рукав куртки.

— Никуда ты не поедешь одна! — повысила голос. — Жди меня. Я оденусь и поеду с тобой. Ишь, чего придумала! Джеймс Бонд несчастный! Одна! Жди или сейчас всех разбужу!

— Ладно-ладно, — зашипела на нее. — Не ори. Собирайся быстрее. Поможешь, ежели что.

И пока ее ждала, вышла Елена.

— Вы это куда? — округлила от удивления глаза. — Слышу ваши голоса и вот встала.

— Мы скоро будем, Лена, — проговорила тихо, обнимая ее за плечи. — Не волнуйся. Тут недалеко. Надо забрать из пустой квартиры маленького ребенка. Понимаешь?

Она кивнула, но до нее все же не доходило.

— А как же вы…Там же патруль!

— А мы задворками, задворками. Помнишь, как ехали в аэропорт там, в Израиле и Эйтан нас вез так же, зная запасной путь. А здесь этот путь знаю я. И если Бог милостив, будем дома уже через полчаса. Не волнуйся. Все будет окей.

Она вновь кивнула, закутываясь в ворот халата. Ждала, пока одевалась Люська и перекрестила нас, как только мы открыли двери.

Машину теперь я оставляла у подъезда, и поэтому быстро забрались в салон.

— Пристегнись, — бросила ей негромко, — могут быть гонки… с препятствиями. — И вывела машину на пустую улицу.

Окна домов были темны, и редкие фонари освещали дорогу. Я ехала в середине, поглядывая назад в переднее зеркало. Пока все было тихо. Людмила сидела напряженная, как стрела и вглядываясь то вперед, то в боковое зеркало. Вскоре я свернула в узкую улочку, которая вела мимо гаражей. Там было глухо и темно, и только свет фар машины освещал путь впереди. Еще немного и я выеду на прямую к моему бывшему дому. А там уже широкая дорога.

И вдруг прямо под колеса бросился мужчина, подняв одну руку, требуя остановки. На груди его висел …автомат! Но это был не патруль, в этом я точно убеждена.

— Значит бандит! — мелькнула мысль. — Надо уходить!

— Держись! — вскрикнула Люське и вжала педаль.

Машина взревела, и я поехала прямо на стоявшего мужика среди дороги. Как это у меня вышло, сама потом не могла понять, но тот успел отскочить, а мы вырвались. На полном ходу я рванула руль, поворачивая на широкое шоссе, что вело уже к пригороду, то есть спальнику города, где и находилась наша бывшая квартира. Машину занесло, но я вывернула руль и, продолжала все еще давить на педаль. Видимо адреналин от страха, зашкаливал. И тут услышала крики Людмилы:

— Надя, тише, тише! Ты слышишь! Надя! Мы уехали! Все нормально! Надя!

Я отпустила педаль и повернулась к ней.

— Все хорошо, Надя! Все нормально! — уговаривала она меня, поглаживая по плечу.

class="book">Я кивнула и расслабилась, вывернув машину на обочину и выключив двигатель. Я не могла ехать, руки дрожали, пальцы занемели. Людмила поняла и потихоньку помогала разжимать пальцы с руля один за другим, а я смотрела на это и не понимала, что она делает, только слышала ее голос.

— Тише, тише, моя родная! Сейчас мы поможем пальчикам и погреем их. Ишь, как заледенели. Все будет хорошо. Слышишь, Надюшка, все будет просто отлично. И никого мы не раздавили и никто за нами не гонится.

Слушая ее тихий голос, я отходила и уже совсем успокоилась. Вздохнула и отвела ее руки.

— Все, спасибо, я теперь сама.

— Вот и замечательно! Еще раз вдохнула-выдохнула и в путь. Нас ждет маленькая девочка.

Я так и сделала. Повернула ключ и завела мотор. Он заурчал, и мы потихоньку снялись с места. Вскоре показались темные девятиэтажки. Около поворота горел одинокий фонарь. Мы свернули и попали во двор. Выключив мотор прислушались. Было тихо.

— Я пойду туда одна, а ты сиди и карауль машину, — прошептала Людмиле, — и если что, смотри на окна. Я махну, если нужна будет помощь. Дверь оставлю открытой.

Она кивнула:

— Будь осторожна!

— Постараюсь! — бросила я в ответ.

Открыв ключом подъезд, поняла, что света нет, и включила фонарик, что обязательно теперь брала с собой, как раньше телефон. Свет отключали неожиданно, веерно, а уж ночью обязательно. Остановилась перед лифтом, потом опомнилась, что и он отключен и побежала на третий этаж по боковой лестнице. И вот она бывшая моя дверь. Прислушалась. Там было тихо. Руки затряслись, и я еле попала в замочную скважину. Открыла и поняла, что без света, с одним фонариком, будет сложно найти ребенка. Но пошла медленно, освещая углы и стены. Открыла ванную, высветила даже под ней. Пусто. Прошла далее и решила позвать.

— Танюша! — прошла далее в комнату. — Ты где, моя милая? Танюша! Это я, тетя Надо!

Она так меня назвала, когда ей сказали, как меня зовут. Та и произнесла: — Тетя Надо!

Еще все тогда засмеялись. "Надо же" была моей присказкой.

Я вновь поискала по гостиной и вышла в коридор, когда услышала писк. Прислушалась. Он исходил из спальни. Открыла дверь и увидела закутавшееся в одеяло тельце, откуда выглядывали только глаза. Испуганные глаза ребенка.

— Танюшка! — бросилась я к ней. — Это я, тетя Надо! Ты узнаешь меня?

Присела на край и протянула руку. Она в испуге дернулась в сторону.

— Ну-ну, девочка моя, успокойся, — мягко отвела одеяло в сторону. — Я это я, посмотри. Меня послал к тебе папа Витя.

Она откинула часть покрывала с лица:

— Поедем к папе?

— Нет, моя милая, папа в больнице. Мы поедем ко мне, помнишь мой дом?

Она кивнула.

— Во-от! Потом папа нам обязательно позвонит, и мы встретимся. Поехали?

Она вновь кивнула. Я откинув одеяло, увидела, что та полностью одета, даже в сапожках. Посадила ее и вновь прикрыла одеялом.

— Посиди, я сейчас позову нашу тетю Люсю, помнишь ее?

Она вновь кивнула.

— Мы соберем вещи твои и поедем.

— И папины, тоже? — прошептала она.

Я остановилась и сердце сжалось.

— Нет, папа сам за ними приедет. Ведь я не знаю, что ему нужно, верно?

— Да, — вновь прошептала она, — папа знает сам.

— Ну, вот видишь, а сейчас посиди.

Я подошла к окну и помахала на улицу фонарем. Увидев, что открылась дверь и Людмила вышла, еще раз помахала. И она рванула к подъезду.

— Сейчас ворвется и мне отвесит, — тоскливо подумала я и пошла навстречу.

Так и случилось. Она вытаращилась на меня, потом опомнилась, поняв, что все нормально и выдала:

— Ну ты даешь, мать! Еще одна такая выходка и в вашей группе будет на одного члена меньше.

Я виноватым голосом подтвердила свою неразумность, но это же впервые у меня. Она прошла со мной в комнату и увидела сидящую Танюшку. Подсела.

— Ну, ты как, ребенок?

Та пожала плечиками:

— Я ничего. Только папа заболел, а мама умерла. И мне было очень холодно.

Мы с Людмилой всхлипнули одновременно. Помолчали успокаиваясь.

— Ну, ничего, — похлопала она по ее ручке, — папка выздоровеет, а ты к нам. Там познакомишься с мальчиком. Его зовут Ареэль и он настоящий мужчина. Смело можешь ему доверять. И еще там ждут тебя Юзик и моя Ляля. Сейчас мы соберем твои вещи и поедем, хорошо?

— Да, хорошо, — прошептала она. — Я давно не видела Юзика. Он уже стал большим?

— И толстым, — проложила я и начала собирать ее вещи, оглядывая полки.

Мне было трудно понять, что с собой надо брать, ведь не было опыта с детьми, но при подсказке Людмилы и некоторых спорах, мы собрали большую сумку. И еще маленький рюкзак, примерно такой же, как и у Арелика, и Танюшка положила в него своих кукол, пару книжек с карандашами и альбомом. Людмила спускалась вниз с Танюшкой на руках, а я закрыла двери и пошла за ними. Перед выходными дверьми, остановила их и осторожно выглянула. И была права. Около машины стоял полицейский УАЗ и один уже вылезал наружу. Он был в полном камуфляже в броннике и с автоматом. Подошел к машине, заглянул внутрь и попробовал дверцы. Они были закрыты. Потом прошел к водителю, и они о чем-то говорили.

— Что там? — выдохнула Людмила.

— Патруль, ешкин кот! — прошептала я.

— Что будем делать?

— Ждать и надеяться, — хмыкнула и приникла к дверной щели.

— Как хорошо, что не выскочили сразу! — думала я, все еще приглядываясь и прислушиваясь к происходящему. — Кто-то позвонил! — сплюнула, — Вот суки!

Подумав все же смекнула:

— Но может подумали, что грабеж? Всякое сегодня бывает. Вот и боятся.

Мы стояли еще немного, пока патруль, так ничего и не обнаружив, уехал. Вышли, опасаясь, что тот вернется, загрузили багажник, пристегнулись, и я завела машину. Доехали уже спокойно, без приключений. Выбрала другой маршрут, чуть более длинный, но спокойный.

Глава Двенадцатая. "Мы едем-едем-едем в далекие края…"

Мы вошли и увидели, что Елена с Эйтаном сидели на кухне и ждали нас, так как чайник был горячим и сварена каша для Танюшки.

— Вот, что значит опыт женский, — подумала я, благодаря её.

Она сразу взяла над ней опеку, отстранив нас, и мы радостно согласились. Ей видней. Пока она ее раздевала, умывала и кормила, успела все у нее узнать и как зовут и что с ней произошло. Танюшка охотно рассказывала, наивно веря словам этой мягкой и милой женщины с ласковым именем Елена. Она так ее и назвала. И когда уже глаза девчушки начали слипаться, приказала Эйтану отнести ее в спальню к спящему Арелю и самому ложиться рядом. Танюшка охотно пошла на руки парню, вероятно еще и потому, что тот был немного похож на Виктора, так же черноволос и черноглаз. Подняв легкое тельце, Эйтан нам кивнул и ушел. Мы остались втроем за столом, и я рассказала Лене наше приключение, иногда перебиваемое вставками Людмилы. А потом, Лена попросила отдать ей ее бывший пелефон, как они называли смарт на израильский лад. Он не работает здесь, но она хотела бы его заправить, так как там было много чего личного, начиная с номеров и кончая фото и видео их жизни там, в Израиле. Я кивнула и принесла. Она подсоединила к сети включила его и ахнула!

— Надя! — вскрикнула она. — Посмотри. Там полно номеров от Симеона! Не отвеченых звонков!

— Где?

Я резко подскочила и бросилась к ней, выхватывая гаджет из рук. И точно! Было много, очень много звонков! Как я не догадалась, осмотреть ее телефон! Ведь он знал только ее номер! Свой местный не успела дать, а городской он и вовсе не знал. Да и когда! Все произошло в считанные дни, и мы не смогли сосредоточиться на таком нужном деле. Но у него был номер Лены, а я про тот телефон забыла. Он же не был тут нужен, так и лежал в сумке мертвый. А как же мой номер, когда я звонила ему при отъезде? Он же должен был отразиться?

Я попыталась звонить, но там уже что-то отвечали сначала на иврите, потом по-английски и я поняла, что «сорри», но номер не доступен. Я аж задохнулась от отчаяния и разревелась. Женщины кинулись меня успокаивать. Людмила накапала валерьянки, Лена подала чаю. Они заставили присесть и по очереди пытались втолковать, что раз звонил, значит жив. А последний был только три дня назад. Значит, помнит и ищет. Я успокаивалась, слушая их речи. Да и сама уже понимала, что никто не виноват. Случилась неразбериха и это все очень плохо. Где он, что с ним?

Утром решили все закончить и уже отчаливать туда, где их ждали и где они уже не будут бояться за свои жизни.

Сегодня на работе я была в последний раз. Нас осталось очень мало, единицы. И в последний раз я выходила в эфир. Рассказала новости по городу, напомнила адреса и телефоны, куда надо обратиться при необходимости и попросила земляков простить нас, так как мы закрываемся.

— Но есть надежда, что все закончится благополучно, и вы вновь услышите мой голос: — Доброе утро, страна, и мои дорогие земляки!

Всхлипнув, щелкнула тумблером.

— «Прощай, любимый город, уходим завтра в море…" — послышалась песня.

Потом я позвонила шефу и объявила ему, чтобы ребята ожидали нас уже с утра и были наготове. Потом рассказала о нашем прощании и моих планах. Обещала при возможности, давать весточку о нашем проживании, так как на этих оболтусов надеяться нечего. Пожелала ему и его жене здоровья. Он как-то всхлипнул и тут же откашлялся.

— Да-да. Я тоже желаю вам доехать благополучно и там ждать перемен. прощайте и не поминайте лихом!

Сказал, что помог собрать кое-что из радийных запасов. На память. На вопрос, что это, он хмыкнул и сказал, что ребята потом покажут. В общем, мы расстались, можно сказать, душевно. Помахав оставшимся оператору и охране, спустилась с этажа и села в машину. Стукнула по рулю и опустила подбородок на сцепленные руки.

— Завтра покинем этот город. Что-то нас ждет?

Я задумалась и только опомнилась, когда почувствовала зуммер телефона в кармане. Теперь я его переключила именно в такое положение и везде носила с собой, даже, когда сидела перед микрофоном. Мало ли что. Подхватив из кармана, посмотрела на номер. Не знаю такой, но провела пальцем по дисплею.

— Слушаю.

— Это я, Надюша.

Я замерла.

— Нет-нет, не может быть…Это глюки от усталости…Кто? — захрипела я.

— Это твой несчастный Симеон, моя хорошая.

И тут до меня дошло. Как? Я даже не узнала его, самый красивый баритон на свете. Да я просто уже и не ждала.

— Это ты?

— Я, я, моя хорошая.

— Ты где?

— Совсем рядом с тобой. Как раз по тому адресу, что ты только что говорила по радио. Я услышал и попросил у одного товарища трубку, и он разрешил. Приезжай, нужна твоя помощь. ВсЁ, не могу говорить. Всё потом.

Я бросила смарт на сидение и включила мотор. Машина взревела, и я сорвалась с места. Как доехала и как меня не остановили, я не знаю, но уже через полчаса стучалась в ворота. Вышел охранник.

— Что надо? — лениво спросил он.

— Мне надо вашего главного из охраны или проводите меня прямо к начальнику зоны. Я журналист с местного радио. Не узнаете?

Тот пожал плечами, но подошел ближе.

— Как же? — улыбнулась я. — А сейчас: «Доброе утро, страна!» — сказала я.

Тот хлопнул себя по ляжкам.

— Вот это да! Это же вы, Надежда!

— Я, дорогой! И пусти меня к начальнику, срочно.

Тот закивал, улыбаясь, и открыл ворота, все приговаривая:

— Вот расскажу ребятам, что разговаривал со «страной» и ведь не поверят.

— В следующий раз выйду в эфир и скажу, чтобы поверили. Как тебя звать-то, служивый?

— Федором, страна, Федей.

— Вот так и скажу, что, мол, верьте Федору, что он правду говорит всегда.

Так разговаривая, он довел меня до следующих ворот и, поговорив со следующим охранником, передал с рук на руки, как говорится. Тот повел меня в прозрачный переход и большую палатку. У входа тоже что-то сказал охране. Тот, повернув вбок голову, осмотрел меня и кивнул. Махнул рукой, приглашая идти за ним. Придержав меня около небольшого полога, приоткрыл его.

— Товарищ командир, тут к вам журналист. Говорит по срочному делу.

— Давай, — услышала я, и мне показалось, что где-то уже слышала этот голос.

Я вошла. Конечно! Как я могла забыть! Передо мной стоял …Николай Иванович, собственной персоной!

И он улыбался.

— В чем проблема, девочка? Что привело тебя сюда?

— Так это вы тот самый «страшный дядька», кто не выпускает наших земляков до полного выздоровления? — засмеялась я.

Были такие слухи, что у ворот стоят самый страшный спецназ, который возглавляет жутко упрямый «дядька», которого ничего не прошибает ни слезы, ни ругань, ни просьбы о милости к уже, в общем-то, выздоровевшим людям.

— Так что там у тебя за дело?

И я рассказала ему о своем женихе. Он позвал ординарца и приказал его отыскать.

— Садись, передохни, а то вон раскраснелась вся. Если он здоров, то не задержу, выпущу, но с условием, что завтра же выедешь. Поняла? А то мне полковник уже всю плешь проел.

Я обещала, как только, так сразу, тем более и хотела выехать завтра. Вот только жениха и ждала.

Через некоторое время ординарец прокричал, можно ли войти и за ним вошел…Симеон. Я не узнала его. Сильно похудел, одежда с чужого плеча, видимо здесь выдают, но глаза радостно смотрят на меня. Я бросилась к нему на грудь и затихла. Он прижимал к себе, целовал в висок и шептал:

— Все хорошо, Надюша, все хорошо. Теперь мы вместе. Все хорошо.

— Молодые люди, — услышала покашливание Николая Ивановича, — мы вам не мешаем, случайно? — И рассмеялся. — Давайте уже идите домой. И чтоб завтра фьють…к отцу. И передавай ему, как смогу, то прибуду. Он в курсе. Поняла?

— Есть, товарищ командир! — я приложила к виску ладонь. — Разрешите идти?

— Идите. Что б завтра вас здесь не было, — прокричал он вслед, — Проверю.

* * *

Через два часа мы все сидели за столом и Симеон, после душа и домашней сытной еды, рассказывал о своих мытарствах.

— После того, как мы в последний раз переговорили, и наш разговор прервался, я пытался снова и снова. Потом сосед попросил дать ему позвонить, и как-то случайно стер твой номер телефона, что отразился. Не знаю, но может быть и мой аппарат испортился, но я пытался теперь звонить только на Еленин, что был зафиксирован в памяти еще с Израиля. Но тот был отключен. Потом мы проехали Самару, и я уже давно спал, как вскочил мой сосед и разбудил меня. Он сказал, что поезд остановили какие-то бандиты, и что он будет уходить, так как слышал, что банды грабят и убивают всех не русской внешности, или кто им не нраву, других же делают рабами на каких-то своих базах. И если я не хочу такой участи, то могу идти с ним. Я был ошарашен. Но тот долго не ждал, быстро собрался. Я все-таки решил ему поверить. В конце концов поезд-то стоит, нужно проверить и самому.

Мы сошли с другой стороны, его нам открыла проводница и посоветовала сначала лезть под вагон, а потом, если все спокойно, бежать до первой ямы и падать туда до утра.

— Здесь есть населенный пункт, и он недалеко, километров десять. Там уже можно и позвонить и сесть на проходящий в ту или иную сторону, — скороговоркой говорила она. А про банду сказала, что их останавливают уже второй раз. Было туда, теперь, видимо, ждали обратно.

— По графику работают, гады! — и она сплюнула. — А вы ребятки бегите, вас они сразу шлепнут. В рабах оставляют только европейской наружности. А вы и так на них не походите.

И действительно я-то еврей, а сосед то ли китаец, то ли японец. А оказался просто бурят, как потом признался. Но здоровый, почти с меня ростом. И не скажешь, что азиат.

Мы спрыгнули и нырнули под вагон, легли между рельсов. Он наблюдал с одной стороны, я с другой. И так пролежали почти три часа. Замерзли знатно. Не лето. Это хорошо, что ты мне сунула свитер, а я еще и сопротивлялся! Он меня и спасал часто после этого. Бандиты захватили весь поезд. И когда ажиотаж спал, и братва, груженая узлами и людьми схлынула, мы поползли с Айдаром, как представился, в сторону от состава. Вскоре попали в какие-то кусты и заползли за них. Балки или ямы пока не было. Решили там отсидеться. Он вытащил из своей сумки мне еще жилет, когда понял, что для этой погоды, я совсем легко одет. И все-таки было холодно. Сидели прижавшись спина к спине и дрожали. Даже заснуть было невозможно. Потом стало светать и мы поползи посмотреть, что и где. Поезд все еще стоял, и мы решились проверить, а вдруг еще можно сесть и потом отправиться дальше. Вроде никого не было, и мы дернули дверь нашего вагона. Она была закрыта. Решили постучать. Вначале тихо, потом сильнее. Послышалось какое-то бормотанье, и дверь распахнулась. На пороге стоял бородатый мужик в камуфляже с автоматом наперевес. Как увидел Айдара, что-то выкрикнул и нажал на гашетку. Он умер сразу, а я спрятался под вагон. Потом пополз между рельсами. Тот мужик не понял, что нас было двое и это спасло меня и то, что он полез первым. Будто сама судьба меня охраняла или моя Надюша.

Он посмотрел на меня и глотнул горячего чая. Потом продолжил рассказывать.

— Не знаю, сколько полз, меня, словно гнали и гнали вперед. Остановился, когда уже просто упал лицом в шпалы без сил. И в это время услышал, как свистнул паровоз и вагоны, дрогнув, пошли. Я вжался всем телом и прикрыл руками голову. Меня обдавало теплом и какой-то жидкостью, похожей на мазут. Пахло мерзко. Состав ушел, и я остался все еще лежать. Прислушался и поднял голову. Было уже намного виднее, чем когда мы только приблизились к поезду. Поднял голову и огляделся. Тихо. Потом привстал и встал в полный рост, когда понял, что уже никого нет. А потом увидел их. Тела людей. В основном мужчин. Но были и женщины. Лучше не буду говорить какие.

Тут он как-то всхлипнул или вздохнул. И продолжил через паузу:

— Они были мертвы. Все. Я проверял. Все, как один. И их было много. Мы, когда лежали почти не слышали выстрелов, так, иногда, видимо их убивали в вагонах, а потом просто выбрасывали. Я такое и представить себе не мог. Понимаю войну, понимаю теракт, но чтобы просто людей ехавших и в вагонах! Страшно.

Тут он вновь ухватился за кружку, жадно хлебнул и громко откашлялся.

— Я перетащил Айдара в яму, которая нашлась при свете, почти рядом и закидал его тело камнем и кустами. Закопать не мог. Нечем. Забрал его куртку теплую и документы. Надо отослать и рассказать, где похоронен».

Он снова глотнул чай и сморщился.

— Потом я шел неделю. Обходил городки и большие села, притормаживал лишь у околиц и покупал что продадут. Благо у меня были деньги. И потом они были и в портмоне Айдара. Это я потом обнаружил. Так и шел. И уже прошел большую половину пути, как наткнулся на еще одну группу, человек в десять, с автоматами, в камуфляжах. Это тоже были из той же породы грабителей. Их вожак принял меня за цыгана. Я решил так представиться. Еще Айдар, там, в вагоне, когда собирались, как-то обмолвился, что могу сойти за него.

— Уж больно морда у тебя, смазливая, — сказал он.

Здесь меня приняли и пока не трогали. Я прошел с ними почти до вашего города, когда нас окружил спецназ, и всех покосили без разбору. Видимо был такой приказ, я это понял потом. Залег между корней высокой ели и молился. Пули летали так близко, что казалось еще немного, еще чуть-чуть и всё, не увижу я мою Наденьку!

Он улыбнулся и притянул меня к себе на колени. Я же, давно об этом мечтала.

— А потом, когда все умолкло, сам вышел с поднятыми руками и прокричал, что пленник и что спецкор Московского радио. Полоснув вверх из автомата, видимо для острастки, приказали падать на колени. Взяли документы, и повели к руководителю. Там представился и рассказал свою историю. Они определили меня на проверку в медблок. А тут как раз чуть поднялась температура, то ли от стресса, то ли все-таки простыл. И вот оказался в той зоне, из которой меня и вытащила моя Надя, "зоне предварительного заключения! как смеются живущие там люди и называют уже «ЗаПаЗ-ухой». А получилось странно. Я же не слышал твоего голоса по радио. А тут, как молотом стукнуло. Ты! Выпросил телефон и дозвонился до вашего оператора и тот сказал твой сотовый. Вот так всё и произошло. И я опять с вами. Чему ужасно рад!

Он прижал меня и уткнулся в шею. Я обняла его. Все молчали. Картина окончательного беспредела и человеческого зверства вставала перед глазами. Хотя и здесь полно страшных примеров. Зараза поражала не только тела, она поражала души людей. Одни становились зверьми, другие святыми.

Я рассказала ему о наших приключениях и о том, что он вовремя успел, завтра мы уезжаем в село к моему отцу.

— А сегодня всем спать, — сказала, вставая с колен Симеона. — Едем после завтрака. Еще много дел. И хотелось добраться до места за сутки. Тем более, что придется ехать даже в ночь.

Лена спокойно пожелала доброй ночи, а Люська подмигнула.

— Завидуй молча! — прошептала я губами.

Та театрально вздохнула и ушла в комнату.

Я подтянула Симеона к себе, и тот неистово впился в мои губы.

— Как же долго я о тебе мечтал и тосковал!

Эта ночь была самой мирной и самой чувственной.

Глава Тринадцатая. "Эх, дороги, пыль да туман…"

Проснулась от стука в дверь.

— Надежда! — послышался голос Елены.

Я подскочила.

— Ты куда? — проснулся Симеон.

— Я сейчас, — накидывая халат, проговорила вполголоса.

Отворив дверь, увидела встревоженное лицо женщины.

— Там стучат. Я не открываю. Что делать?

— А сколько время?

— Полшестого, — раздался за спиной голос Симеона. — Что такое?

— Там стучат, — еще раз проговорила Лена почти шепотом.

Симеон подошел к двери.

— Кто? — спросил, вглядываясь в глазок.

Там было темно и ничего не видно.

— Можно Надежду? — послышался мужской голос.

— А вы кто? — спросил вновь и прислушался, приникнув к двери.

— Я — Виктор, Надин муж, то есть бывший муж. Попросите, пожалуйста, Надю.

— Открывай, Симеон. Это Виктор, — бросилась я к двери.

— Постой, — отвел мои руки. — А чем докажите, что вы Виктор?

В это время там что-то зажужжало, захрипело.

— Слушаю, командир, — раздался другой мужской голос.

Вновь захрипело, и послышался еще, какой-то мужской, с придыханием, будто через рацию.

— Нет, еще не открыли. Прием.

Вновь хриплый голос.

— Есть.

— Откройте, Надежда, — услышали они и притихли. — Я от Николая Ивановича. Сопровождаю Виктора.

— Открывай! — скомандовала я, решительно отстраняя Симеона от двери.

Загремели засовы, и я распахнула дверь. На меня смотрело измученное лицо моего бывшего. Рядом стоял крепкий воин в камуфляже, с респиратором на подбородке и с автоматом за плечом.

— Заходите, — потеснила я своих в коридоре.

Виктор, поддерживаемый солдатом, вошел, держась за стену. Тут его перехватил Симеон и Елена.

— Ведите в мою спальню. Он здоров? Что с ним? И закройте двери, наконец, — обратилась к воину.

Тот отпустил локоть Виктора и его повели, поддерживая с двух сторон.

— Нет, он просто ослаб после лечения. Он не заражен и не был. Его подобрал патруль на улице и привез на контрольный пункт. Там определили физическое и моральное истощение. Лечили чем-то, не знаю. А сейчас, вот, это вас, командир. Он все расскажет. — И подал рацию.

— Пройдемте на кухню, — кивнула я воину и отжала кнопку.

— Это Николай Иванович? Прием.

— Он самый, — раздался слегка хриплый знакомый голос. — Если слышу тебя, то мои добрались. А теперь слушай внимательно. На город идет большая банда, хорошо вооруженная и даже есть легкий вертолет, видимо взяли у полиции. Нас собирают в другом месте, и мы уходим. Распускаем всех, кто более-менее может ходить. Не зараженных. Зараженные, остаются на местах под присмотром медперсонала. Надеемся, что их обойдут стороной. Хотя, кто их знает. Отправил к тебе свой патруль. Уходите срочно. У вас в запасе всего три часа. Потом мы оставляем город. Прием.

Я стояла в ступоре.

— Прием, — послышался требовательный голос.

— Командир, — кивнул мне воин.

— Да-да, — опомнилась я. — Я поняла. Николай Иванович, а можно ваши ребята мне немного помогут? Прием.

— Что надо? Прием.

— Надо привезти моих еще двоих и сопроводить нас к ангару. Прием.

— Адрес скажи и они привезут. А ехать не надо. Выгляни в окно. Все стоит уже рядом. Дай рацию моему солдату. Прием.

Я передала ему рацию и услышала команду о сотрудничестве и сопровождении по указанному маршруту. Уже все выходили на кухню, кроме детей. Елена начала готовить завтрак, Симеон с Эйтаном занимались туалетом, Людмила осматривала Виктора, дети пока спали. А солдат уехал по адресу, где должен забрать моих ребят. Я им позвонила и приказала дожидаться сопровождение. Потом прошла в спальню. Виктор лежал на кровати и был очень бледен.

— Как он? — спросила тихо у Людмилы.

— Вполне здоров, только бы надо еще полежать, но, как понимаю нет времени. Сейчас сделаю ему укол стимуляции, и он немного придаст сил.

— Добраться бы до машины. Там что-то придумаем.

Она кивнула и вышла. Я присела рядом. Виктор открыл глаза.

— Ты как?

— Ничего. Спасибо. И я страшно благодарен за Танюшку. Мне немного рассказала Люся, как вы ее забирали. Я, наверно, виноват, что сорвал тебя среди ночи, но сама понимаешь, что может четырехлетний ребенок, один, в пустой квартире.

— Ладно, проехали. Все же нормально обошлось.

— Да, — вздохнул он. — И все же еще раз спасибо большое и если бы не ты…

У него задрожали губы и он отвернулся. Я погладила его руку и встала. Надо было готовиться к выезду. Быстро переоделась и тут вошла Людмила, уже одетая, со шприцом в руке. Присела на кровать и, оголив ему предплечье, сделала укол.

— Полежи чуток, — похлопала его по руке. — Скоро вновь прибудут силы. А мы скоро на выезд? — обратила ко мне взгляд.

— Как позавтракаем, дождемся еще ребят, так и поедем.

— Что это за воины? — кивнула на дверь.

— Из отряда по охране спец зоны. Это тот, что охранял перемещенных людей с улиц и домов. Потом их сортировали. Больше там содержались с непонятными симптомами. Вот как Симеон.

— И что теперь? Они уходят? — ахнула она. — А как же больные?

— Я знаю, что их распустили. Боятся, что банда расстреляет всех подряд. А так если и умрут, то и так умрут. Другие же, не заразившиеся, могут и спастись. Нет уже порядка в городе. Они последние, кто сдерживает их и нам приказано убираться срочно. Вот патруль нас и сопроводит. Правда, недолго. Да хоть так. Дальше уже сами.

В это время послышались шум и голоса. Это прибыли ребята. Я вышла в коридор. Они выглядели не очень, были испуганы и несколько пришиблены. Как потом рассказали, растерялись и не сразу поняли, хотя и готовы к поездке. На вопрос голодны ли, ответили, что не успели, но выпили бы только кофе. Воин ушел вниз и понес первые коробки, за ним начали передавать вещи внизу стоящим ребятам. К ним присоединился Эйтан и потом Симеон. Пока они выносили под моим руководством коробки и сумки, Людмила с Ольгой сворачивали одеяла и подушки, завязывая их в тюки, а Елена кормила полусонных детей и животных на кухне. Потом отправила их в комнату, а Танюшка кинулась к отцу, как только услышала, что он здесь. Она сидела рядом с ним и радостно повествовала о своем новом друге Арелике, о толстом Юзике и славной йорке Ляле. Тех вскоре определили в переноски и тоже вынесли в машину. Возвращаясь, мужчины по очереди заходили в кухню и ели наскоро приготовленные бутерброды и пили чай-кофе. Лена вытаскивала из холодильника последние продукты и складывала в небольшую переносную сумку-холодильник, наливала в термос кипяток. Я с удовольствием, уже с самого приезда, передала ей все домашнее хозяйство, так как самой было некогда, а у нее хорошо получалось. Поела и я, быстро умяв бутерброд с кофе. Уже начали спускаться по одному к машине. Женщины спустились с детьми, Виктор шел уже самостоятельно, а я последняя. Оглядев квартиру и проверив отключение воды, газа и электричества, присела на дорожку.

— Может в последний раз, — вздохнула я. — Прощайте родные стены. — И быстро вышла, закрыв двери на все замки.

Спускаясь, обратила внимание, как приоткрывались некоторые двери соседей. Видимо любопытство было сильнее заразы. Забралась на переднее сидение рядом с Симеоном, который будет вести наш УАЗ. Еще вчера мы распределяли роли в предстоящей поездке. За рулем будут Симеон и Эйтан, как самые умелые водители, Елена по хозяйству, Людмила медицинскую часть взяла на себя, Ольгу определили смотреть за детьми и животными, ребят на разные подхваты, ну а я главный штурман и во всем первая ответчица. Сопровождавший воин приказал всем надеть бронники, что лежали уже приготовленные на сидении, респираторы. При выходе из машины, детей при случае тоже укутать бронежилетами. И еще четыре автомата и два пистолета с магазинами. А еще две рации. Одна с Николаем Ивановичем, другая, по приближению к цели, с отцом.

— На всякий случай. Так приказал майор, — улыбнулся солдат.

Симеон и Эйтан забрали автоматы, так как служили в армии, один пистолет отдала Людмиле и себе взяла автомат и пистолет. Умела стрелять из того и другого, спасибо отцу. Еще один автомат забрал Виктор, который учился в универе и там была военная кафедра. Бывал на сборах, как и все, кто был военнообязанным и знал оружие не понаслышке. И Людмила, как медик тоже умела стрелять.

— Ну, — громко сказала, поворачиваясь к сидящим сзади трем мужчинам, трем женщинам и двоим детям. — Господи, благослови! Вперед!

Перекрестилась и услышала, как забормотали что-то мои женщины, да и ребята как-то встрепенулись. Сопровождающая нас патрульная машина начала движение, и мы двинулись за ней. Я выглянула из окна и посмотрела на окна дома. Кое-где уже зажегся свет. На часах было семь утра. Еще час до окончания комендантского часа.

Мы ехали по темным улицам, и уже не светили фонари. Их выключили сразу же, как последний отряд покинул покинул охраняемую зону, открыв ворота и объяснив находившимся там людям о новом положении в городе. Советовал всем разойтись по домам и стараться не выходить без надобности.

Город оставался один на один с бандитами и заразой.

— Что-то будет нехорошо, — вздохнула я и внимательно приглядывалась к картине за окном.

Когда-то освещенные проспекты фонарями и рекламами, огнями машин и окнами домов, сегодня были темны и молчаливы. Город замер и затих, в предчувствии грозящей неизвестной беды. Даже не слышались сигналы полицейских и санитарных машин, только иногда и очень далеко отзвуки пожарных, черные дымы и красноватые всполохи окрашивающие светлеющее осеннее небо. Вероятно, уже подступали к городу вооруженные отряды и что-то жгли по дороге.

Мы уходили в другую сторону, и наш путь не был обычным, по которому я всегда ездила к отцу. Теперь мы ехали по более извилистому, обходному, и мне мало известному. Карта лежала в старинном лётном планшете, еще советских времен, с плексигласовой вставкой. Под ней легко читался маршрут, и я внимательно приглядывалась к нему. Проехав около часа пути, патруль остановился. Из него вышел наш знакомый сопровождающий и поднял руку. Мы остановились и подошли с Симеоном.

— Мы уходим вправо, — сказал он, — вам же прямо и потом по маршруту. Связь держите по рации. Приказ майора. Если будут какие-то вопросы к нему тоже. Если сможем, то поможем. У меня всё. В добрый путь, — и улыбнулся, отдав честь. — Рад был знакомству.

Он повернулся, и я закричала ему в спину:

— А как вас зовут, солдат?

— Лейтенант Иванов, — потом помолчал. — Андреем меня зовут.

Взмахнул на прощанье рукой и побежал к машине. Вскоре она рванула с места и скрылась за поворотом.

Мы остались одни под сереющим осенним небом на основной трассе Москва — Владивосток. Теперь уходили в сторону, в сторону от города, от цивилизации.

От заразы!

Глава Четырнадцатая. "Степь да степь кругом, путь далек лежит…"

Мы уже час как ехали. В салоне было тепло и некоторые спали. Людмила, облокотившись на спинку моего сидения, тихонько переговаривалась со мной. Она сетовала, что не могла остаться с больными, и ее гложет совесть. Ведь давала клятву Гиппократа. Я успокаивала и пеняла ей, что нам без нее будет тяжело, а мы ведь живые и главное родные ей люди. Она соглашалась как-то вяло и вздыхала. Симеон, слушая ее сентенции, ухмылялся и вставлял свои подначки, чем расстраивал ее еще больше. Я била его по плечу и советовала придержать язык.

— Или потом зацелую, — шепнула, прислонившись к его плечу.

Он соглашался на такое наказание и подмигивал Людмиле. Сидевшие рядом с ней ребята и Ольга, фыркали и усмехались. Сзади них Виктор разговаривал потихоньку с Леной. На коленях у них спали дети, а Эйтан сидел рядом с матерью и смотрел с любопытством в окно. Он начинал знакомиться со своей родиной, землей его предков, где родился, но вырос и жил в другой стране и даже ее защищал, когда находился в армии.

А за окном тянулись поля с оставленным урожаем подсолнечника, пшеницы, проса. Некогда и некому было заниматься их уборкой. Все летело в тар-тарары, в связи с заражением. Осенний дождичек поливал отдельные небольшие стога сена, что еще были приготовлены с лета и иногда попадались брошенные тракторы на пустых полях, комбайны и грузовые машины.

— Видимо закончился бензин, — с грустью констатировала я. — Да и кому это теперь нужно, — тоскливо глядела на остановившуюся жизнь за окном. — И кто теперь нас будет кормить?

Посмотрев на карту, предупредила Симеона и всех в салоне, приготовиться к поселку, который будет у нас на пути. Дорога лежала сквозь него и мы, волей-неволей, должны по ней проехать.

— Будем надеяться, что здесь спокойно, — пробормотала я.

Уже совсем расцвело. Показалась окраина городка с его одноэтажными домиками, полисадниками и огородами. Над трубами уютно вился дымок. Виднелись недалеко бродившие по полю коровы и козы. Все дышало спокойствием и умиротворением, будто и не было над всеми беды. Машина ехала по дороге и уже показались в стороне стоящие трехэтажные дома, первые магазины, почта-телеграф, киоски и люди, спешащие по своим делам. Складывалось впечатление, что мы попали в прошлое, прошлое без заражения, без смертей.

— Неужели сюда еще не дошла зараза? — спросил Симеон, вглядываясь в картины за окнами.

— Не знаю, — медленно проговорила, также рассматривая окружающее. — А в общем не очень-то и надо. Проезжаем не останавливаясь.

Не ускоряясь, мы въехали уже в середину городка, как через дорогу пробежала черная кошка. Симеон затормозил. Все качнулись вперед. От толчка проснулись дети, залаяла собачка и фыркнул кот.

— Тьфу, ты, черт! — выругался он и нажал педаль сцепления.

— Стой! — придержала его за рукав. — Надо дождаться, чтобы кто-то другой проехал, а потом и мы.

— Значит, кто-то другой пусть получит, то что предназначалось нам? — хмыкнул Симеон.

— Кто-то другой, к твоему сведению, не видел кота, и ему ничего не будет, а вот ты даже затормозил, значит нужно обождать, — припечатала его по плечу.

— Да что тут говорить, — подтянулась к разговору Люська. — Надо просто поплевать через левое плечо и вперед.

— Ага, — ответили, улыбаясь, ребята. — Как раз на нас.

— А на вас можно было бы и поплевать, — продолжила перепалку подруга, — все чище бы стало.

Ребята посмотрели на нее внимательно, обиделись и отвернулись. Она поняла, что перегнула палку и попросила прощения.

— Ладно, — прервала я их странную пикировку. — Давай газуй, — кивнула Симеону. — Бог не выдаст — свинья не съест. А то еще не хватало обид здесь. Проехали.

Симеон только собрался нажимать педаль, как раздался резкий визг тормозов, и откуда-то вылетела машина. На полном ходу она делает крутой разворот и врезается в фонарный столб. За ней с воем летит полицейская машина и тоже круто тормозит. Первая машина со смятым кузовом, вторая с двумя полицейскими рядом, а мы в шоке. Потом очнулась Людмила. Вот что значит врач — он и в Африке медик.

— Сумку! — кричит она, оборачиваясь назад к Елене.

Та быстро наклоняется за спинку сидения и выхватывает оранжевый баул. Людмила спешно натягивает перчатки и выскакивает из машины. За ней я, за мной Симеон.

— Эйтан! — кричит он. — Садись за руль и будь готов.

Тот кивает и пересаживается на место водителя. Мы подбегаем за Людмилой, которая уже отталкивает полицейских.

— Пустите, я врач.

Они сторонятся с удивлением, ведь еще даже сами не поняли, а тут уже медицина в полный рост. Людмила наклоняется над мужчиной, голова которого лежит на руле и щупает пульс на шее. Потом вытаскивает руку и щупает еще раз на запястье, потом вновь голову. Вдруг слышит голос окровавленного мужчины и смотрит в открытые глаза, полные ужаса и боли:

— Уходите…здесь…ужас…

Потом голова снова падает. Люська вновь прикладывает пальцы к шее.

— Он мертв, — констатирует она.

Один из полицейских кивает как-будто бы даже облегченно.

— Очень хорошо.

— Что это значит? — строго спрашивает она, глядя в простоватое лицо местного представителя власти.

— А вы точно врач?

Она кивает:

— Точно на сто процентов.

— Тогда поймете, — сплевывает он в сторону. — Он с заразой. Пытался сбежать. Теперь никого не заразит.

— А кто сказал, что с заразой? Кто определил?

— Наш доктор, — вскинул тот брови в удивлении, будто странно для него, что кто-то не знает их доктора.

— Надо же, какой спец выискался. А мы в городе так и не смогли определять, что это грипп или зараза. А он тут, оказывается, влет. И как же его зовут, вашего вундеркинда?

— Доктор Василь Василич Ишмухамедов. Он у нас уже тридцать лет врачует и всё на свете знает. Даже многих вылечил. А вот этот, дурак, сбежал.

— Всё, я поняла, — хмыкает Людмила. — Если он, то тогда конечно. Ему привет и здоровья.

Собирает сумку, снимает перчатки и натягивает респиратор. Потом прихватывает меня под руку и тащит к машине. Я упираюсь.

— Что это? Как это называть?

— Всё потом расскажу. Давай скорее поехали. Давай заводи! — машет она выглядывающему в окно Эйтану.

Открывает дверь, заталкивает меня на сидение и оборачивается к Симеону.

— Давай быстрей, кончай там разговаривать, опаздываем! — кричит она и машет тому рукой.

Я ничего не понимаю и смотрю на нее удивленно.

— Надо срочно уходить. Срочно.

И запрыгивает сама, после того, как за ней садится и Симеон на место Эйтана. Тот уже завел и теперь жмет на педаль. Машина трогается. И тут оборачивается первый полицейский, что рассказывал про местного доктора и что-то кричит и машет рукой. Эйтан собирается приторамаживать.

— Гони! — вдруг истерично кричит Люська.

Эйтан подчиняясь ее голосу давит на педаль. Машина взревела и рванула вперед.

— Не останавливайся! — вновь кричит она Эйтану.

Тот вцепившись в руль, напряженно всматривается на дорогу. Город. Могут идти люди, машины, животные. Видно, как он взвинчен.

— Да что случилось? — уже кричу ей я.

Она испуганно вглядывается в боковое зеркало, что рядом со мной. Я тоже смотрю и вижу, как за нами уже едет нам знакомая полицейская машина и уже включена сирена. Эйтан смотрит на меня.

— Гони, — киваю я.

Машина набирает ход. Вот уже окраина, и мы выскакиваем на грунтовую дорогу. Полицейские отстают. Из машины выходит один и долго смотрит вслед, пока мы не удаляемся довольно далеко. Эйтан снижает скорость.

— Прямо? — кивает на дорогу.

— Пока прямо.

Поворачиваюсь вновь к напряженной Людмиле.

— Ты можешь объяснить, что произошло?

— Мы чуть не вляпались все вместе в одно гадкое дело. Этот доктор, так называемый, — скривилась она, — сумасшедший ученый. Когда-то он все пороги оббил и уже стал притчей во языцех, когда доказывал, что можно победить грипп, притом любой, если пересаживать мозжечок здоровой обезьяны в мозг больного. Сначала от него отмахивались, а потом просто посадили в больницу для умалишенных, когда узнали, что он намеривался сделать такую операцию больному ребенку.Хорошо, что хватились вовремя. Ребенка отвезли в область и вылечили, а его лишили всех дипломов и наложили запрет на врачевание. И вот видишь, теперь объявился. Нам рассказали, как только всё заварилось, уже никто не торопился им заниматься. Свои бы дела разгрести. Но потом мы узнали, что он все-таки проделывал свои попытки врачевать таким образом. А тем более сейчас, когда пошла пандемия. Только вот вместо обезьян использовал здоровых людей. И не своих жителей, сволочь. Боится расправы.

— А как же свои власти? — задала законный вопрос. — Они же должны знать? Должны принять меры?

— Да кому это сейчас нужно! — воскликнула она. — Власти эти либо дома закрылись, либо смылись куда-нибудь. Им есть дело до граждан? Тем более не своих.

— А полиция тут при чем? Они-то каким образом к нему?

— Так говорят, что на его прикорме служат. Кому-то из них высших помог справиться с заразой. Хотя я больше, чем уверена, что был простой грипп или ОРВИ. Симптомы одинаковы. И конечно без трепанации черепа. А тот ему уже по гроб обязан. Вот и отлавливают чужих по дороге или заезжающих. Иногда просто заманивают.

— Да-да, — вмешался Симеон. — Меня тот все спрашивал, кто мы такие и куда путь держим. Обещал, если здесь остановимся, то и даже развлечения по полной.

— Вот, что я говорю! — обрадовалась поддержке Люська. — И обратили внимание, что при такой картине аварии, не было любопытствующих. Никого. Мы стояли одни среди центра! А мужик, видимо, просто сбежал, вырвался от них. Да вот, неудачно. То-то мне перед смертью сказал уходить и про ужас. Но это все-таки лучше, чем под ножом сумасшедшего. Прости, Господи!

И она провела ладонями по лицу, будто снимала отчаяние. Потом продолжила.

— Они бы и нас задержали, но увидели бронники и кобуру пистолета у Симеона и поняли, что не потянут, против вооруженных мужиков, хотя и рванули за нами. А начинать стрелять нам не следует. Даже их. Вот того, так называемого доктора бы… и то… Пусть судит Господь, а не мы.

— Просто Голливудские ужастики! — подытожила рассказ Ольга.

Все сидели почти в ступоре, переваривая Люськины слова. Даже не верилось, что в наш двадцать первый век и такое. Дальше ехали в молчании. Постепенно приходили в себя.

— Ты как? — спросила я у Эйтана, который сидел как натянутая струна.

— Я — нормально, — ответил в пол голоса. — Только как представил своих …там у того психа…

Он передернул плечами и сжал так зубы, что заходили желваки.

Ехали еще два часа. В салоне потихоньку возобновились разговоры. Дети не сидят долго на месте. И все устали.

— Надо бы остановиться, а? Надежда? — спросила в спину Елена.

— Эйтан! — тронула его за плечо. — Вон, видишь пологий спуск? Там и съезжай с дороги. Заедем за те кусты и встанем. Давай.

Он кивнул и свернул с дороги. Остановились и вышли, разминать ноги. С Симеоном обошли машину, он побил по скатам, и осмотрел ее вокруг, а я вышла на дорогу и посмотрела назад и вперед. Потом присела на брошенное кем-то ржавое, прохудившееся ведро и достала планшет. Сверилась с ним и прикинула, что до следующего населенного пункта еще не близко и даже обрадовалась. После сегодняшнего уж больно не хотелось во что-то вляпываться.

— А ты говоришь, черная кошка! Да если бы не она, то неизвестно чтобы было! А так мои опасения были не напрасны. Жалко только того мужика. Он-то проехал не зная, и то… Нет! Хочешь, верь, хочешь не верь! — жаловалась я Людмиле. Та только зло ухмылялась.

Подошел Симеон и, подняв меня на ноги, повел за кусты. Людмила притворно заохала и улыбнулась.

Спрятавшись от любопытных глаза, Симеон обнял, прижав к себе, нашел мои губы.

— Я все мечтал о вот этом моменте, пока ехали, — прошептал мне в лицо, и еще раз мы поцеловались. Потом присели в траву. Я начала проглядывать планшетку.

— Сколько до нашего основного бивуака осталось? — спросил, отстраняя меня и выхватывая её из рук.

— Я думаю, что километров через пятьдесят, если все пойдет хорошо. Впереди еще один населенный пункт, правда, в стороне. А потом только по прямой. Часа на четыре езды.

— А сколько же до твоего отца? — спросил, разглядывая маршрут. — Что так далеко?

— Да нет, не очень, — отмахнулась я, — километров триста. Раньше я проезжала за три с половиной часа, а сейчас мы колесим, едем дальними дорогами, в обход. Это в три раза больше.

— Эх, ничего себе! — свистнул Симеон. — Это ж почти около тысячи кэмэ!

— Ну, да, около того, зато без забот.

— Ага! — хмыкнул тот, вспоминая сегодняшний. — Совсем без забот!

— А это все издержки заразы! — отпарировала я.

— Ах, издержки! — он положил планшет на ведро. — Иди-ка сюда! — И рванул ко мне. Я засмеялась и отстранилась в сторону, но он все равно поймал, и мы целовались уже исступленно.

Вернулись к своим. Они разложили на пожухлой траве раскладной стол и поставили термос и одноразовые тарелки и стаканы. Елена выкладывала на них бутерброды, что наделала еще с вечера, и кормила детей, посадив их на походные раскладные стульчики. Достала из сумки-холодильник йогурты и налила чай со сгущенным молоком. Ребятишки дружно ели и покрикивали на тут же вертевшихся под ногами кота и собаку. Их тоже выпустили сделать все свои делишки и накормить.

Симеоном взял по пакетику с кофе и стаканы, а я наложила несколько бутербродов. Людмила сидела на подножке машины и курила. Ребятки гуляли вдоль кустов и о чем-то спорили, Эйтан держал стакан перед Ольгой, а она тарелку с бутербродами. Они улыбались друг другу и переговаривались отдельными фразами, а Виктор помогал Елене с детьми.

Я смотрела на нашу компанию и поняла, что не прошло и половины суток нашей эпопеи, как все разбились на пары. И это радовало. Даже наши малыши были в паре и еще мой кот и Люськина Ляля. А вот сама подруженция, пока одна.

— Ну, ничего, — думала я, видя, как она зажгла вторую сигарету подряд, — найдем мы и тебе пару, дай время.

Глава Пятнадцатая. "Не думай, что все пропели, что бури все отгремели…"

Мы уже в дороге третий час. Деревушка, что была по курсу, оказалась далеко от основной дороги. Поэтому не представляла никакого препятствия, и, вообще, началось повышение. Мы въезжали в Уральские горы. Уже темнело, надо было искать место стоянки. Устраиваться основательно и осмотрительно. И хоть нам на пути не попадались крутые бандиты, но никто не застрахован от просто бандитов или халявщиков на чужое добро. Хорошо, что нас было много и мужчины вооружены. Да и мы, если придется, не подкачаем. Но когда с нами дети, и мы в степи, считай как вошь на лысине, то становится как-то не совсем уютно. Тем более у нас нет никакого опыта в этом мероприятии. От слова «совсем». Есть только чуть-чуть у Симеона и то больше страха. Волнения присутствовали, но я старалась их гнать. Говорят же, не думай и не притянешь к себе.

Нашли неплохую балочку, поставили машину боком и развернули две небольшие палатки на шестерых, то есть по трое в одной. Решили так: я, Людмила, Ольга, в другой Симеон и двое ребят Митька и Витька, как я их звала. Виктор с Танюшкой и Елена с Ареликом в салоне, а Эйтан решил сидеть на переднем сидении кабины, так как выпала его очередь дежурить. Потом будут меняться с мужчинами из палатки. Поужинали, разведя костер и сварив горячую пищу, потом сидели вокруг пекли картошку и пили чай.

Стемнело и подул ветер. Мы кутались в одеяла, что нашли в коробке, которые уже были в машине, как и многое другое, что пригодилось в дороге. Эти вещи нам показал лейтенант Иванов, еще тогда, когда выдавал оружие. Другие ящики и коробки, что были оклеены скотчем, просил передать товарищу полковнику, то есть моему отцу. что там находилось, я не знала да и незачем было узнавать, все равно потом отец и так расскажет.

Вот в этих солдатских или спецназовских одеялах мы и сидели около огня.

— Только твоей гитары не хватает, дружище, — обронил Витька. — Прям, как в турпоходе.

Митька хмыкнул.

— Забыл дома. Как-то не подумал.

Я фыркнула:

— Вы, смотрю, совсем обалдели. Или не понимаете исключительность момента?

— Ой, да ладно тебе, Надюш! — хмыкнула Людмила. — Они же шутят. Клоуны, — фыркнула она, скривившись. — Дуболомы! А не дай Бог заметят огонь, а вы еще тут и музыку. Вот так с музыкой тебя и притопчут. Хотя вам-то будет и ничё!

— Людмила да что с тобой? — одернула ее. — Что не скажешь, то злость так и пышет от тебя.

— Думаю, — протянул мстительно Митька, — у нее давно мужика не было.

— Зато у тебя он есть, — огрызнулась она.

— Да, есть, — припечатал тот.

— Ну, и молчи в тряпочку!

— Может, хватит собачиться? А? — вскипела я. — Что-то не то происходит с вами. Как с цепи сорвались. А нам еще ехать и ехать. Нехорошо трепать нервы на отдыхе. Давайте-ка всем спать.

Людмила фыркнула и ушла в палатку. Ребята тоже смылись. Мы остались с Симеоном одни.

— Что это с ней? — кивнул в сторону. — Она после того случая какая-то вздернутая. Злая какая-то.

— Да нет, она баба классная. Переживает, что пришлось уехать и бросить больных. Ее ведь не так учили, и еще этот случай. Ну, и завидует, конечно, немного. Все ж по парам как-то, а она выходит одна. Это трудно переживать женщине, при том, что от нее недавно ушел ее гражданский муж. Тоже врач. Ушел плохо, с раздраем по полной, с оскорблениями. Вот она и бесится. Ничего, пройдет. Она отходчивая и веселая. Еще увидишь.

Симеон прижал к себе, и мы укрылись одним одеялом. Я села у него между ног, и он гладил и целовал меня. Потом мы разошлись. Надо было отдохнуть. Впереди незнакомые дороги еще на целые сутки.

* * *

Как прошло дежурство, я не знаю. Но спала крепко, несмотря на то, что была одета и в спальном мешке.

— Утро добрым не бывает, — щелкала я зубами, от холода.

Потом разошлась и помогала, как могла, Елене с завтраками и сборами в дорогу. Перед тем, как нам сесть в машину, собрала всех на доклад о планах на продолжение пути.

— Ехать нам осталось сутки, — начала я, оглядывая наш небольшой отряд. — К утру следующего дня есть вероятность, что мы достигнем нашей цели. Хочу сказать, что судя по проложенному маршруту, каких-то опасностей не должно быть, крупных населенных пунктов тоже. Есть пару таких же городков, как мы проехали вчера, но дорога идет рядом, слегка задевая окраины. Поэтому будьте готовы, но не бойтесь. Остановки будут три. Каждая по мере необходимости. Теперь вопросы. Слушаю.

Все молчали, только переглядывались.

— Тогда я еще вот о чем. Если возникнет какая-то заварушка, прошу не геройствовать. Наше дело бежать или ехать и как можно скорее. Даже если будут стоять «по обочинам мертвые с косами», мы смотрим только вперед. Понятно?

— Понятно, — пожал плечами Витек, — что уж непонятного. Только Надь, у нас всего один автомат с Митькой. Может, отдашь свой пистолет? Так, на всякий случай. Все ж спокойнее. Тебе же зачем столько. А?

— Хорошо. Передам, если что. Надеюсь, не придется. У меня все. По коням.

Все принялись рассаживаться по своим местам. За рулем сейчас сидел Эйтан, а к вечеру сядет Симеон. Так они договорились. Я перекрестилась, и парень завел мотор. Натужно гудя, мы выползли из балки и вновь поехали по проселочной граверной дороге. Если бы не дождик, что моросил время от времени, то за нами стоял бы столб пыли. А так дорога была прибита водой, но пока не развезло, хотя ухабов было достаточно и мы частенько считали и их и кочки. Эйтан ругался на иврите и нервничал. Не привык к таким дорогам.

— Это тебе не Израиль, с его автобанами! Это Расея, дружок! У нас нет дорог, у нас только направления! — Так посмеивалась я над парнем, пытаясь его «утешить».

Впереди дорога поднимается «медленно в гору», и начинается петляние. Машина гудит. Едем уже три часа. Дети капризничают, да и мы уже устали. Делаем первую остановку, ненадолго, только чтобы оправиться и промялись дети и животные, а также расслабился водитель. Через полчаса едем дальше. Теперь идет спуск и вновь поворот, и мы выезжаем прямо в ложбину, где раскинулся небольшой городок и огромный открытый карьер по добыче бурого угля. Дорога обходит сам городок и подходит ближе к карьеру. Он давно уже не эксплуатируется полностью, лишь частично, но люди как-то живут, чем-то перебиваются.

Мы едем по объездной дороге не одни, появляются и грузовые машины и легковые и поэтому подозрения не вызываем. Разве только окраской. Но багажник с грузом завешенный брезентом и перетянутый веревками, добавляет нам вид перевозки домашнего скарба и плюс зеленая бадья на фаркопе сзади. Едем с обычной скоростью, пытаясь не привлекать внимания. Но на выезде, нам вдруг перекрывают дорогу две легковые машины. Эйтан напрягся:

— Что будем делать, Надежда?

Смотрю на преграду и вокруг. Объехать невозможно. С одной стороны глубокая колея, с другой столбики ограждения.

— Хорошо встали, — цежу сквозь зубы. — Не проехать. Знать не в первый раз. Сволочи!

И оборачиваюсь в салон.

— Приготовить оружие. Детей в броню. Если что под ноги. Будем прорываться. Останавливайся.

Эйтан остановился. Теперь хорошо вижу еще троих. Они сидят по машинам с открытыми дверями. Один из тех, кто остановил, подходит расслабленной походочкой ближе к окну Эйтана.

— Привет! — улыбается щербатым ртом. — Куда путь держим?

— А в чем дело, товарищ? — спрашиваю я, наклоняясь через Эйтана.

— Да вот, просим поделиться бензином.

— Самим не хватает, — мурлыкаю по-женски мягко. — Нам бы доехать. У нас дети. Боимся остаться посреди дороги.

— Так в чем дело, — вступает тот в мою игру, и, понимая, что говорить надо со мной, переходит на мою сторону. — Может пойдешь со мной, красавица. Тогда и всё будет для тебя.

Понимаю, что наткнулись на местную братву. Она может быть вооружена. Здесь же имеется и вооруженная полиция. Понимаю, что с проезжих, берут с каждого плату горючим.

— Сколько надо? — спрашиваю улыбаясь.

— Да вот заправить обе тачки и по одной канистре. Видишь, мы не хапуги, какие-то, последнее не отбираем, а у тебя ой, как много.

— Нам и ехать далеко. И ты заберешь у детей? — пытаюсь взять его на жалость.

Но кто-кто, а уж они-то никого не жалеют, кроме самих себя.

— Так не всё, — ухмыляется тот, — оставим на молочишко. Если что, недалеко уедешь. Найдем скоро.

— Мы подумаем.

— Хорошо, — осклабился он. — Пять минут.

И ушел. Я повернулась к своим.

— Что делать? — спрашиваю. — Если начнем отливать, отберут все и вывернут наизнанку. Выход один — пробиваться с боем.

— Можем постращать? — высказывается Симеон. — Если выйдем с автоматами и в бронниках. А потом только «выноси брат ноги».

— Хорошо. Пусть так. Детей на пол, Ольга тоже. Выходим я, Симеон и Витька. Эйтан наготове и доставай автомат.

Я открыла дверь и спрыгнула. Смотрю, у того, что вел переговоры глаза стали как плошки, рот открыт. Это он увидел мой бронник и автомат наперевес. Потом выпрыгнули в снаряжении еще двое с автоматами, и Эйтан выставил свой в окно.

Картина почти по Гоголю — застыли в разных позах. Подхожу ближе к щербатому.

— Быстро машину убрали. И я считаю до трех. Три, два, один, — загибаю я пальцы. — Время пошло.

Сидящий за рулем, той, которая была на нашей стороне, выворачивается и уезжает вперед. За ним двигается Эйтан, не убирая автомат, потом Симеон подталкивает меня на свое место заднего сидения, вскакивает за мной Витька и двери захлопывает за собой Симеон. Старт с места. Машина взревев, набирает скорость. Вскоре отрываемся и летим на пределе, пока не заканчивается асфальт. Снова грунтовка и Эйтан сбрасывает скорость до обычной, как и было раньше.

Мы взрываемся криком.

— Урааа! Наша взяла!

— Тише, вы! — кричит Елена, прижимая испуганного Ариэля к груди. — Совсем детей напугали. А как я-то испугалась. Боже мой, и что же это творится! Люди потеряли свой человеческий облик. Я еще помню с 90-х. До сих пор страх остался. Неужели все возвращается?

— Я слабо помню то время, — хмыкнула, прижимаясь плечом к Симеону, — ребенком была, но родители рассказывали. Только я думаю, что сейчас еще и зараза примешалась. Никто не застрахован, что завтра не умрет. Вот и слетают с катушек. Особенно те, кто вот в таких мелких поселках дорвался до власти. Скорее всего и полиции уже давно нет в таких местах. Так что, у нас есть еще один такой населенный пункт. Будем бдительны.

Едем ещё два часа. Уже успокоились и опять пересели в обычный порядок. Скоро остановились, пора было перекусить и вообще немного походить ногами. Затекают в сидячем положении не только они, но и мозги. Надо было бы обговорить эту ситуацию и приготовиться к следующей. Хотя, кто знает, что может случиться.

А дорога все дальше ведет, и мы уходим вглубь отрогов Урала. Начинаются заросли густых кустов и одинокие колки березок с золотым ореолом осеннего флера. Опять съезжаем с обочины и располагаемся уже ближе к деревцам. Дети с восторгом бегают с собачкой, и она радостно лает, ощущая свободу, а котище мой растянулся на опавшей листве и лениво наблюдает за орущей группой.

Солнце светит ярко и довольно жарко становится. Ребята снимают бронники и куртки, а Витька так разделся до майки. Мы тоже поснимали свои тяжелые жилеты и помогали Елене с приготовлением еды. Костер не стали затевать, пили горячий из термоса чай и бутерброды. Все разбрелись кто куда.

Я прилегла на грудь Симеону, растянувшегося на травке под березкой. Тот лежал с закрытыми глазами и, казалось, дремал. Виктор с Леной суетились по хозяйству, а Людмила прилегла рядом с нами.

— Хорошо-то как! — лениво протянула она, откинувшись на спину. — Смотрю в это голубое небо и стараюсь забыть, что где-то там зараза и бандиты, горе и смерть.

Молчим, наслаждаясь спокойным временем.

— А вот скажите, ребята, — она приподнялась, облокотившись на локоть, — чем там вы будете заниматься, когда приедем на Надькино ранчо? Сельским хозяйством? Будем сеять-жать- пахать? Или заведем коровушек? — она хмыкнула. — Только я доить не умею, и пахать тоже. И вообще в сельском деле полный ноль. Учтите.

Я рассмеялась.

— Ой, моя ты подруженция, да кто же заставит тебя этим делом заниматься? У тебя есть свой фронт работ — медицина. Вот построим тебе лечебницу и будешь ты и главврач, и врач и медсестра и даже санитарка. Во, сколько сразу работы. Запаришься еще. А сельское хозяйство оставим Митьке с Витькой. Они сельхозакадемию зря, что ли заканчивали?

— Ой, да из этих мальчиков агрономы-зоотехники, как из меня балерина, — фыркнула она презрительно.

— Нууу, не знаю, — протянула я. — Может хоть что-то осталось в головах. Хоть и теория. Все ж пригодится. Там посмотрим.

И мы помолчали.

Вскоре надо было садиться в кабину и в путь. Бронники надели вновь и приготовились основательно, распределив роли и пересаживаясь, чтобы быстро положить детей на пол и лечь всем, кто не будет стрелять, а это Елене и Ольге. Они поняли и кивнули. Дорога поднималась «медленно в гору», машина шла ходко. Все замолкли, некоторые лениво дремали, спали и дети на руках.

Шло время. За следующим поворотом показался городок, что рассыпался домами по возвышенностям и уходил в низину. Я напряглась. Эйтан вцепился в руль и настороженно вглядывался в подступающую населенную местность.

— Да, уж! С некоторых пор мы уже начинаем людей бояться. Дожили, ети её мать! — ругалась я вслух.

Все вздернулись и даже дети проснулись, заерзали, захныкали. Родители их потихоньку уговаривали, а у меня душа свернулась от жалости:

— Дети-то за что страдают?

— Эйтан, — я положила руку ему на плечо, — не волнуйся. Мы это уже проходили и не раз. Средь бела дня не будут нападать, понимают, что проезжающие могут быть и с оружием. Да и где тут банды? Встретили бы на въезде и при том они не прячутся. Если что, то такие же, как и в том городке, местные халявщики. Успокойся.

— Может, поменяемся? — кликнул ему Симеон. — Я поведу.

— Нет, — отмахнулся парень, — тебе еще в ночь, так что я выдержу.

Елена всхлипнула. Я обернулась и покачала головой, мол, что ты тревожишь его. Та кивнула и закрыла глаза. Виктор погладил ее по плечу, успокаивая.

— Да, — хмыкнула я, глядя на эту идиллию, — может у них все и сладится. Кто знает. Ему нужна слабая женщина, и он сам хочет заботиться о ней. Вот почему не смог со мной, я его просто давила. И еще ребенок нужен был. А я…

Вздохнула и отвернулась, надо думать о другом, а меня всё тянет на эмоции.

Вгляделась. Городок словно вымер. Было тихо и даже нигде не виделись ни животные, ни птица, только жиденькие дымки над некоторыми домами. Дорога тянулась вдоль по окраине, не задевая улиц, только и были видны неубранные кое-где огороды и стояли побитые дождями стожки сена. Не было видно ни людей, ни машин. Будто бы вымер или же замер городишко.

— Как бы не перед бурей, — подумала я, вцепившись в кресло. Пальцы заледенели от напряжения.

Но наши опасения были напрасны. Мы спокойно проследовали и выехали на следующий холм, потом завернули за поворот. Вновь перед нами была пустая дорога и уже по сторонам начались лесные массивы. Они были расцвечены осенними красками, от которых не оторвать взгляда. Небо голубое с белыми барашками облаков, лес в багряном уборе, солнце светит мягко и воздух, хоть ложкой ешь. Всё это располагало к спокойствию и мы, глубоко вздохнув, наконец, расслабились. Впереди уже не было таких проходов. Маршрут шел мимо населения и это радовало.

Глава Шестнадцатая. "Последний бой, он трудный самый…"

Мы успокоились и даже повеселели. Солнце закатывалось за лес. Вечерело. Проехали еще три часа и решили остановиться и оглядеться на предмет отдыха и ужина. Потом уже будет некогда, надо ехать всю ночь. А сейчас размяться и поужинать. Следующий прием пищи хотелось осуществлять уже дома, в тепле и за столом.

Опять съехали с обочины на полянку, окруженную невысокими кустами. Быстро расположились. Все хлопотали за сооружением места под ужин и развели костерок для приготовления горячего. Елена с Виктором суетились у костра, ребята помогали им, Людмила с Симеоном разбрелись по округе, собирая хворост, а Ольга с Эйтаном о чем-то говорили, стоя в сторонке. Все как-то расслабились и слышались отдельные вскрики и даже смех. И только дети, сидели нахохлившись на стульчиках, видно устали и от поездки и от неудобств в пути. Их даже не отвлекала Ляля, что бегала и лаяла то на них, то на Юзека, приглашая к играм, но детские ножки отталкивали ее нехотя, а кот сторонился и уходил к столам, где уже выкладывалась еда.

Я отошла от них к кустам и отвернувшись, глядела на закат. Листочки на ветках слегка дрожали от колебания воздуха, и мне казалось, что так же подрагивала и я, прислушиваясь к себе. Что-то тяготило меня, какое-то нехорошее предчувствие. Та еще моя нюха, чего я всегда не любила в себе. Вздрогнула, когда почувствовала руки Симеона. Он приник к моему уху.

— Что с тобой, хорошая моя? — поцеловал в шею. — Что-то чувствуешь? Брось. Уже всё прошли, и теперь еще один переход и мы дома.

Я повела плечом.

— Нехорошо на сердце, будто чую беду, только откуда, не знаю, но она рядом.

Он резко развернул к себе и наклонился над моим лицом.

— А ну-ка посмотри на меня, — тихо сказал он.

Я подняла голову и заглянула в его вдруг потемневшие зеленые глаза.

— Что может такого произойти, когда кругом никого нет, даже деревушки. Одни горы, леса и поля.

— Я не знаю, — вздохнула и высвободилась из его рук.

Отошла в сторону и принялась машинально обрывать листочки с веток.

— Понимаешь, — повернулась к нему, — я верю своему предчувствию и оно меня не обманывает никогда.

— Ну, и что говорит твоя «нюха»? — спросил усмехаясь.

— Говорит, что будьте начеку.

— Будем, — улыбнулся он. — А теперь иди ко мне. И перестань хмуриться, тебе это не идет.

Обняв, прижал к себе. Так мы и стояли, пока не услышали голос Елены, чтобы шли к столу.

Всё убрав после себя и даже зарыв остатки костра, потихоньку собирались к машине. Эйтан ловил собачку, а Ольга, смеясь, закрывала кота в переноску, дети уже оживились и бегали в догонялки вокруг машины, их пытались поймать Митька с Витькой от чего те визжали от восторга. Я наблюдала эту картину и мрачнела всё больше. Наконец все устроились в салоне, и я залезла последняя. Обернувшись, пожурила ребят и Людмилу, что не надели жилеты, но ребята рассмеялись, а Люська махнула рукой.

— Ой, отстань, подруга! Так надоело тяжесть таскать. Скоро уже приедем. Осталось всего ничего и все будет хорошо.

— Твои слова, да Богу в уши, — прошептала я на ее слова и отвернулась.

Выехали на дорогу и тронулись в путь. Дорога опять шла в гору, и машина ехала медленно. А там опять поворот за поворотом и все ввысь. Горы, хоть и старые, и все же возвышенность. Сумерки сгущались и уже проступали на небе первые звезды. В салоне было тихо.

Многие уже дремали, когда из-за поворота на нас выехала грузовая машина. Эйтан дал по тормозам, и машина пошла юзом. Все проснулись тут же.

— Что случилось! — вскрикнула Елена.

И тут уж было не до ответов. Я поняла, что моя чуйка была права, и мы попались и при том круто. Машина была военной, из последних моделей с плотным брезентовым тентом. Она тоже ушла в сторону и тормозила. Я крикнула Эйтану, чтобы он выравнивал машину и продолжал ехать. Тот ругался вслух и давил на педали. Машина взревела, и мы покатили дальше. Я оглянулась и увидела, как разворачивался по узкой горной дороге тяжелый ГАЗ, и теперь поняла, что так просто они не отстанут. Это уже не те деревенские халявщики, это банда, хорошо оснащенная и, возможно, хорошо вооруженная. Мы ехали медленно, так как дорога шла в гору, да еще и фаркоп с бадьей тормозил. Машина надрывалась, а прибавить скорость не мог, иначе мотор заглохнет и тогда нам будет плохо.

Я сдержано говорила ему в поддержку и утешение:

— Все хорошо, Эйтан, ты молодец. Не спеши. Они еще только разворачиваются. Машина у них тяжелая и им надо время, а мы успеем, и скоро будет спуск. Там и оторвемся.

Уже все встревожились. Детей закутали в жилеты и спустили на пол, Ольга села к ним, Симеон переместился к ребятам, потеснив Людмилу в середину. Она приготовила санитарный чемоданчик и пистолет.

— Елена, — прокричала я, — если что, падай на пол! Виктор, ты отвечаешь за женщин и детей. Всем приготовиться к возможной резкой остановке, если начнется пальба. Будем рассыпаться по местности и прятаться.

И тут захрипело у меня во внутреннем кармане куртки. Я вздрогнула и тут же поняла и обрадовалась — рация! Как же я про нее забыла! Вот сейчас-то она была очень даже нужна! Выхватив из кармана, нажала кнопку:

— Слушает Надежда. Прием.

— Это папа, дочь, — услышала я родной голос. — Вы где? Прием.

— Папа, — закричала я, — мы в тридцати километрах от тебя и у нас в хвосте военный грузовик. Прием.

— Что делает? Прием.

— Пока только развернулся и следует за нами. Это могут быть свои? Прием.

— Нет, дочь, — услышала я тревогу в голосе отца, — это враги. Вам надо оторваться и как можно дальше. Если начнут стрелять, тут же остановись и сообщи мне место вашего нахождения. Будем пробиваться. Будь осторожна. Прием.

— Все поняла. Я так и говорила. А кто это? Прием.

— Это другая бригада, и она идет в обход по области. Хорошо вооружена. Постарайтесь уцелеть. Мы уже выдвигаемся вам навстречу. Прием.

Я сообщила наши координаты и повернулась к своим.

— Слышали! — радостно крикнула. — Отец сказал, что выручит нас. И будем делать всё, как он сказал. Поняли?

Повернулась к Эйтану.

— Все будет хорошо. Давай вперед и не бойся.

— Я и не боюсь. Только страшно за своих, — прошептал он сквозь сжатые зубы.

Машина нас нагоняла. Включили фары и мигали ими, показывая остановиться. Мы ехали, не снижая скорости. И тут я услышала частый стук.

— Ложись! — крикнул Симеон в салон.

Я поняла, что по нам открыли огонь. Мы не могли останавливаться, иначе съедем в обрыв. Надо выбираться. Автоматные очереди уже участились. Стреляли по колесам прицепа. Он пока загораживал нас от пуль. И тут услышали, как выстрелили его скаты, и наша машина потяжелела и затормозила.

Эйтан выругался вслух и заорал, что надо отцеплять цистерну иначе она утащит нас вниз. А там уже было не хило высоты.

— Что будем делать? — кричала я в салон.

— Надо отцеплять ее, — откликнулся Симеон. — Эйтан прав. Она уже тяжелит машину.

— Как! — кричала я сквозь вой мотора. — Останавливаться?

— Нет, — покачал головой он, — только на ходу.

— Как это на ходу?

— Надо пробраться назад и спустившись вниз отцепить фаркоп.

— Кто должен пойти?

— Я пойду, — откликнулся Симеон. — Я предложил, мне и идти. Но нужен еще подстраховщик, чтобы придерживать меня. Кто? — обернулся он в салон.

— Я пойду, — после недолгого молчания сказал Витек. — Больше некому.

Симеон кивнул.

— Значит так, слушай меня. Ты, как самый легкий, будешь снимать фаркоп с машины, я буду тебя держать за ноги. Как только снимешь, втащу и мы двинемся обратно. Понял? — Тот кивнул.

Я потеряла дар речи, сидела, прижав руки к груди, и смотрела на Симеона.

Он подмигнул:

— Все будет хорошо, поверь. Эйтан не глуши мотор. Езжай в том же темпе. Как оторвем прицеп, тогда и прибавишь скорость. Понял?

— Понял! — крикнул тот.

Они открыли окно и полезли вверх, хватаясь за решетки багажника и веревки. Сначала вылез Витек, за ним Симеон. С вражеской машины увидели их и перестали стрелять. Потом вновь возобновили. Пока это был одиночный автомат, что стрелял короткими очередями. Мужики передвигались по багажу, хватаясь за веревки и подпрыгивая вместе с машиной на неровностях дороги. И уже полез вниз головой Витек и принялся откручивать ручкой винт и поднимать рычаг соединения с машиной. Откинув последнюю цепочку, он прокричал втягивать его обратно. Прицеп начал отставать и машина полегчала. Мы уже вздохнули свободно, как услышали крик Симеона.

— Витька!

Я увидела в боковое зеркало, как упал он на дорогу и не встал.

— Тормози! — закричала я Эйтану.

Тот ударил по тормозам. Все закричали разом. Послышался сверху удар, и я поняла, что это упал Симеон.

И снова его крик:

— Не тормози!

Я вновь выглянула и увидела наш прицеп и как в него врезалась ехавшая за нами машина. Раздался взрыв, и огонь даже затронул и нас.

— Гони! — крикнула я Эйтану.

Он выжал сцепление. Мотор взревел и пополз вверх на последнем издыхании. Вниз мы уже спускались быстро и в полном молчании. Остановились на обочине. Услышала, как спрыгнул Симеон и забрался в салон. Он был бледен.

— ВитькА больше нет, — как-то отстранено сказал он.

Я зажмурилась, а потом уставилась на Эйтана. Тот слегка подрагивал. Сзади слышался какой-то скулеж. Это выл Митька.

— Как все случилось? — выдохнула я, поворачиваясь к Симеону.

— Мы всё сделали и я его уже втянул. А тут очередь и пуля попала ему в голову. Он падал вниз и я не смог его удержать. Все произошло так быстро, что я понял лишь тогда, когда увидел его там, на дороге. А потом сразу взрыв. Как раз на том самом месте.

И он замолчал. Митька взвыл.

— Людмила, да помоги же ему! — вскрикнула я. — Дай что-то успокаивающее.

Та закивала и полезла в сумку. Достала ампулу и вскрыла ее. Елена подала пластиковый стаканчик и налила воды. Вытряхнув содержимое, она поднесла его ко рту Митьки.

— Выпей! — крикнула ему.

Тот взглянул на нее и открыл рот. Она схватила его за шею и влила в трясущиеся губы.

— Успокойся, парень, — гладила его по лицу. — Все пройдет… все пройдет…успокойся.

Постояв немного, услышала треск рации. Схватила ее и отжала кнопку.

— Здесь Надежда. Прием.

— Это майор Иванов. Я от полковника. Как вы там? Прием.

— А папа? — встревожилась я. — Прием.

— Я вместо него. У него нормально. Вы где? Прием.

— Мы в точке, — и я назвала координаты, взглянув в карту. — У нас ЧП. Нападение чужой машины. Взорвана цистерна. Той машины больше нет. А у нас погиб один человек. Прием.

— Жаль человека. Координаты принял. Впереди у вас скопление некоторых сил. Будьте осторожны. Действуйте по плану. Мы уже рядом. Прием.

— Вас поняла. Будем действовать по плану. Только быстрее, Николай Иванович. Нам очень страшно. Прием.

— Держитесь. Отбой.

Рация пискнула и затихла. Я положила ее в карман. Обернулась к сидящим в салоне:

— Всё слышали? Будем двигаться. Мертвых оплачем позже. Эйтан, заводи.

Мы ехали по пустой дороге. Темнело быстро. Эйтан включил фары. Теперь мы спускались. Вдали показались огни последней деревушки. Она была далеко в стороне. Я положила руку на локоть Эйтана.

— Останови машину и выключи свет. Иди к своим, а Симеон сядет на место водителя. С тебя на сегодня достаточно.

Он вздохнул облегченно, забрал автомат и спрыгнул. Обошел и влез на сидение к матери и Арелю. Симеон забрался в кресло и повернулся ко мне.

— Что будем делать? Майор сказал, что где-то тут рядом бандиты. Не в той ли деревушке? — и махнул рукой в сторону.

— Не знаю, — покачала головой с тоской в голосе.

— Надо что-то делать, товарищ командир, — хмыкнул он, — нельзя тут стоять. Может быть рядом охрана.

— Майор сказал, что и они почти рядом. Будем прорываться, если что. Как получится, но надо вперед идти к ним навстречу. Поехали.

Симеон кивнул и завел мотор. Машина чихнула пару раз и поехала, набирая скорость. Фары уже светили в полную силу, так как мрак подобрался близко, но все еще видно было и впереди и по краям. Небо темнело медленно и было чистым без облаков.

— Завтра будет хорошая погода, — почему-то мелькнула мысль и я усмехнулась. — Только увидим ли мы ее, — и вздохнула.

Симеон повернулся ко мне и подмигнул. Я слабо улыбнулась.

И тут мы увидели впереди мигающие огни и еще какие-то загородки. Симеон резко затормозил и выключил свет.

— Всё, — выдохнул он, — дорога перекрыта. Ехать некуда.

Я оцепенела от страха и потеряла дар речи. Поняла, что это точно конец. Нам не уйти. Выхватила рацию.

— Надежда вызывает Иванова. Прием.

Тишина. Только хрип и треск. И так несколько раз.

— Хватит, Надюша, — вытащил он рацию из моих холодных пальцев. — Он нас не слышит. Либо глушат, либо горный массив. Но он же сказал ждать. Будем надеяться. А сейчас предлагаю по одному выходить и прятаться, кто как сможет. Главное дети. Будем стараться их защитить. А теперь все внимательно смотрят на меня.

Он повернулся в салон.

— В связи с тем, что служили в армии только я и Эйтан, правда, в разных, но там и там принцип один — защита населения от врага, мы делимся на два отряда. Один возглавляет Эйтан и отводит свой в тыл. Мы же, я, Надя, Виктор и Людмила остаемся в прикрытии, если случится принять бой. Всем прятаться основательно, просто зарываться в землю. Найди балку, яму, щель, слышишь Эйтан, и прячь их там. Переговоры светом фонаря. Две вспышки подряд — враг рядом, три — это мы рядом, один с перерывом — все свободно, можно выходить. Запомнил?

— Запомнил, — кивнул Эйтан, и начали тихо выходить из машины.

Людмила прихватила сумку с медикаментами, а Елена с водой. Животных не оставили в машине, их выпустили на волю. Авось, не пропадут. По крайней мере, останутся в живых.

— Куда с собой! Будем надеяться, что их-то пощадят. Хотя, кто их знает. Но сейчас надо спасать людей, — думала я, двигаясь в полусогнутом виде за такими же спинами своих друзей.

Вскоре я возблагодарила небеса, что мы вовремя ушли, уже слышались возбужденные мужские голоса у нашей машины. Мы быстро двигались, пытаясь найти хоть какую-то расщелину, где спрятать детей. И тут услышали, что они начали нас искать, перекрикивая друг друга. Потом послышался голос через рупор.

— Внимание, внимание! Мы знаем, что вы покинули автомобиль и пытаетесь спрятаться. Выходите с поднятыми руками, и мы оставим вас в живых. Пощадите своих детей! Надеюсь на ваше благоразумие. Повторяю.

— Ты слышала? — проговорил в пол голоса Симеон. — Судя по всему, они многое знают и попытаются нас пленить, чтобы выторговать себе жизнь за наш счет. Видимо наши их здорово прижали где-то. И они слышали твои переговоры по рации. Сейчас пойдут на приступ. И я хочу тебе сказать, что я люблю тебя, моя хорошая, и буду любить даже тАм, — он прижал меня к себе.

Я приникла к его плечу и всхлипнула.

— Я тоже люблю тебя. И если мы останемся живы, то ты на мне женишься.

— Так и будет, обещаю, — и, повернув, впился в мои губы. Мы целовались просто отчаянно, понимая, что это может быть в последний раз.

— Ребята, — проговорил Симеон, чуть повышая голос, — здесь и примем бой. Спасибо за вашу дружбу.

— И тебе спасибо, — ответили все в разнобой.

— А сейчас, огонь! — вскрикнул он и нажал на гешетку автомата.

Я тоже начала стрелять короткими очередями, как и учил отец, и уже не думала, что за нами придут и нам помогут, я думала, что за нами дети и я их буду защищать до конца. Услышала, как ойкнул Виктор, видимо задело, как матерился и менял магазин Симеон. У меня тоже заканчивались патроны. Вытащила свой запас и, сменив, вновь стреляла и стреляла. Пули щелкали вокруг, и я меняла позиции, перекатываясь через себя и вновь стреляла. Сколько прошло времени, не знаю, но услышала взрывы и увидела огненные всполохи. Остановилась и прислушалась. Там, где-то, шел настоящий бой. А наш закончился. Больше здесь уже никто не стрелял. Я оглянулась. Симеона рядом не было. Вскочила резко.

— Симеон, — вскрикнула, — ты где?

Услышала стон. Включила фонарик и осветила его. Он лежал как-то боком и стонал. Подскочила и повернула его на спину.

— Что? — срываясь, выговорила. — Где ранен?

Он открыл глаза.

— А это ты, моя хорошая. Нет, я не ранен, если чуть зацепило. Бронник спас. Сильный удар в сердце, аж задохнулся. А где все? Живы? И что происходит?

— Где не знаю пока, живы ли тоже, что происходит непонятно. Ясно только одно, что нас оставили пока. Сможешь подняться? Надо найти своих.

Он поднимался тяжело, опираясь на меня, и мы двинулись вглубь балки, освещая путь фонариком. Уже было совсем темно. Я мигнула три раза, мне ответили. Подошли и увидели, что все живы и сидят под густыми кустами. Елена прижимает к себе детей, укутанных в жилеты, Виктор сидит рядом, сжимая автомат с перетянутой бинтом ногой, Ольга перевязывает Эйтану плечо, а вот Людмила сидит в стороне на коленях и тихо воет над кем-то. Этим кем-то был Митька, и он был мертв.

Я подошла и положила руку ей на плечо:

— Люсь, очнись, ты нам нужна, — потрясла ее.

Она смахнула мою руку и продолжала качаться и выть сквозь зубы. Я присела рядом.

— Расскажи, — взяла ее кисть и повернула к себе.

Она остановилась:

— Он спас мне жизнь, понимаешь, Надя. Он спас меня, — ее зубы стучали от озноба.

— Как?

— Я перевязывала Виктора, когда почувствовала, как он набросил на меня свою жилетку. Я свою отдала детям. У них же была всего одна на двоих. Во-от. А потом услышала автоматную очередь совсем рядом и его крик:

— Гады!

Я прикрыла Виктора, упав на него, а Митька вскоре упал рядом. Кинулась к нему, но было поздно. Очередь через всю грудь. Понимаешь! Он же прикрыл меня своим бронником, а сам…

И она зарыдала, закрыв ладонями лицо. Я погладила ее по руке.

— Что же делать, Люсь, на войне, как на войне. Тут тоже умирают и тебе ли не знать.

— А потом я наклонилась над ним, и он попросил меня, его поцеловать, — проложила она, всхлипывая. — Сказал, что ни разу не целовался с женщинами. Представляешь! Ни разу не целовался! Я его поцеловала, а он сказал, что в следующей жизни обязательно встретит меня и поцелует уже сам. И умер. У меня на руках. Надя, он умер на моих руках!

И она вновь зарыдала.

Я сидела рядом и молчала. Я думала, что вот они, эти странные ребята со странными желаниями, которых считали пропащими и даже сторонились их, оказались самыми настоящими мужиками, сильными духом и телом. Защитниками. Не даром говорится, что «не судите да не судимы будите».

И вотперед нами те, другие, что взяли в руки оружие против своих же земляков, в это страшное время, когда зараза косит людей направо и налево. Неужели, все человеческое в них погибло вместе с болезнью? Неужели осталась только жажда власти и звериная сущность?

Зло порождает зло, а за ней идет смерть. И только любовь спасает людей, она же спасет нас и от эпидемии.

Любовь, спасет мир!

И тут вновь зашипела, затрещала рация. Я отжала кнопку.

— Надежда у аппарата. Прием.

— Это я, папа. Вы живы? Прием.

— Да, папа, живы, но не все. Прием.

— Мы рядом. Выходите. Отбой.

Конец Первой книги