Конец кошмара [SWFan] (fb2) читать онлайн

Конец кошмара

1. Н

Я свалился на стул, который показался мне мелковатым, и щёлкнул пальцами. В следующую секунду передо мной появился дневник Натаниэля, который я заблаговременно превратил в своё сокровище.

К счастью, в этот раз мне не пришлось искать свечку. Видимо, Натаниэль уже вырос из фазы, когда обязательно нужно делать свои записи невидимыми чернилами. Белые страницы покрывали отчётливые синеватые завитушки:

«Обращаюсь к тебе, о, почивший».

Я заранее оставил ему записку, в которой просил, чтобы он вёл свои записи в том числе и для меня, чтобы мне было проще разобраться в происходящем во время своего следующего «пробуждения».

'Три дня прошло с тех пор, как мы, велением высшей воли, спаслись с острова, которые отныне будет зваться Гробницей Королей; всё это время мы следовали на запад. Не было никаких сомнений, что теперь, когда лорды моря потеряли своих повелителей, конфедерация попытается это использовать, и что считанные дни оставались до момента, когда огромные стальные корабли начнут рассекать воды Четвёртого моря…

…Занятно читать историю, которая уже состоялась, «в процессе». Первые несколько десятков страниц, несколько месяцев из жизни Натаниэля после моего прошлого визита представляли собой попытки собрать разрозненные пиратские флотилии и дать отпор Конфедерации.

Сперва они направились в стан Короля Литургии. После смерти своего дяди у Крисс больше не было причин скрывать свою личность, и она смогла открыто заявить о своих правах на престол. Разумеется, заполучить последний было непросто. У неё были соперники, другие претенденты. Были те, кто сомневался в её притязаниях. И тем не менее посильная помощь Натаниэля, а также её собственный «пробивной» характер позволили ей стать новой императрицей.

Теперь главное было удержать эту власть, что, опять же, было проблематично перед лицом флотилии конфедератов. Последовало несколько сражений. Конфедерация использовала свои новые корабли; пираты старались применять сокровище, которых у них было несколько больше, поскольку они проживали в более опасных водах четвёртого и третьего морей. В эти дни пригодился обильный запас песка Лайма, который я оставил Натаниэлю. Последний сердечно благодарил меня за этот прощальный подарок. Если бы не он, может быть, дело закончилось самым печальным образом…

В итоге конфликт разрешился внезапно. Дело в том, что в один момент уровень моря стал стремительно расти. Он возрастал и раньше, но сразу после происшествия на злополучной «Гробнице Королей» скорость подъёма увеличилась в десятки раз. У меня было несколько предположений по этому поводу; сперва, однако, следует дочитать рассказ Натаниэля.

Вскоре стало ясно, что такими темпами море уже в самое ближайшее время поглотит всю оставшуюся сушу. В стане Конфедерации начались раздоры. Ведь они представляли собой альянс наиболее удачных стран прежнего мира, которым повезло избежать затопления. Теперь же число свободных «мест» в этой игре стало сокращаться. Первое время адмиралтейству ещё удавалось поддерживать подобие единства, но затем Конфедерация стала распадаться на различные флотилии, которые воевали не с пиратами, но друг с другом.

Это было и благом, и проклятием.

Первое — потому что пираты смогли выдохнуть спокойно.

Второе — потому что последние клочки сухи действительно погружались в морские пучины. Более того, начали расползаться всевозможные странности. Вскоре монстров, гигантских осьминогов, черепах и медуз, которые могли наэлектризовать воду на расстоянии сотен километров, стали замечать в границах Пятого, Шестого и даже Седьмого моря; то и дело находили корабли-призраки — обыкновенные торговые суда, которые следовали безопасному маршруту, и всё равно потеряли команду — она испарилась, — за исключением юнги, который закрылся в трюме, и, как безумец, сидел обнимая колени и повторял единственную фразу: «серый туман».

Следовало что-нибудь сделать, и срочно. Иначе в ближайшее время мир мог стать попросту необитаемым. Но что? Ответ был более чем очевидным.

Вскоре остатки адмиралтейства, пираты и прочие фракции забыли раздоры и вложили все свои ресурсы, чтобы собрать великую экспедицию, которая должна была устремится в самое сердце Семи Морей. Туда, где, по расчётам древних находилась проклятая дверь. Это было путешествие в один конец; путешествие в сердце бездны, от которого зависела судьба всего мира.

Кто же стал капитаном этой отчаянной экспедиции?

Разумеется, его величество Натаниэль Тибериус Фердинанд!

Вернее, его бывшее величество.

Некоторое время Натаниэль действительно был императором, причём не пиратским, а настоящим — сразу после того, как женился на Крисс, которая наследовала корону своего отца.

Потом они расстались.

Бывает.

Именно после этого Натаниэль снова располнел.

Трагичная история, особенно в его собственном переложении. Впрочем, они остались хорошими друзьями, и Натаниэль, — конкретно эти строчки читать было болезненно, настолько явно сквозили они отчаянием, — надеялся возвратить свою любовь. Сразу после своего героического возвращения с безумной миссии в сердце бездны.

На этом моменте его записи плавно превращались в моё текущее окружение. Натаниэль расписывал остров, на котором находился прямо сейчас, — небольшой клочок земли, который в своё время был в десяти раз больше, на самой границе Третьего моря, — где он и его флотилия загружали последние припасы, данное поместье, садик, в котором я проснулся и прочие приготовления.

Теперь и слова дворецкого обрели для меня смысл. Всё было почти готово. Наше отбытие, прыжок в бездну, ожидалось в самое ближайшее время. Теперь оставалось только ждать и надеяться на лучшее, на благоприятный исход одиссеи, от которой зависела судьба всего мира.

Я кивнул, закрыл книжку и откинулся на спинку стула.

2. брюква 1

Я кивнул, закрыл книжку и откинулся на спинку стула.

Затем поднялся на ноги, позвал дворецкого и попросил, чтобы последний принёс несколько десятков пустых бутылок. Когда указания было исполнено, я стал методично наполнять их песком лайма.

В данный момент у меня было не так и много вариантов. Мне действительно следовало спасти этот мир прежде чем делаться его «Божеством». Собственно, статус великого спасителя будем отличным подспорьем в этом отношении. К тому же у меня было смутное предположение, что великий потоп случился не просто так. Что в этом прослеживалось влияние одного из них. В таком случае мне обязательно нужно было его остановить. Сделать это будет непросто, а потому следовало заранее совершить все возможные приготовления.

После этого я временно покинул телесную оболочку. Мир немного помутнел, но и только. Он всё ещё был довольно чётким. Я стал пробовать всевозможные заклятия: первого круга, второго, третьего… но довольно скоро прекратил это занятие.

Я заметил, а вернее сказать почувствовал, как моя мана постепенно разрушает материальный барьер этого мира. Колдовать здесь — всё равно что отбивать чечётку посреди заледеневшего озера. В мае. Магия шла наперекор глубинным законам данного измерения. Обстоятельство печальное, но закономерное.

Я снова вернулся в Натаниэля и решил использовать во время грядущей экспедиции только местные средства — сокровища.

Последних, кстати говоря, было великое множество. Ради такой экспедиции со всего мира собрали самые ценные артефакты. Разумеется, многие не захотели их отдавать — ибо даже перед угрозой неминуемой кончины человек не в состоянии побороть свою жадность, — а другие, которые считались менее полезными, были заранее переработаны в песок лайма, и тем не менее трюм флагманского корабля Тиберия превратился в настоящую сокровищницу, ознакомиться с содержанием которой я смогу после начала экспедиции.

Оставалось только немного подождать. Ну а до тех пор… Хм.

Заняться зарядкой?..

…

…

…

Вечером я снова вышел на прогулку — тропическая ночь, ветер, белые звёзды, — а утром следующего дня наши корабли вышли в открытое море. Провожали без фанфар. Все церемонии были уже проведены. Данный остров представлял собой исключительно пункт дозаправки, даром, что последний.

Я стоял на корме Тиберия и наблюдал, как этот клочок земли постепенно скрывается за горизонтом; затем посмотрел по сторонам, на два других корабля, которые нас сопровождали, Гамут и Альфонс, испуская в небо клубы белого пара… Собственно, как и сам Тиберий, который за последние годы превратился в пароход. Не бронированный монитор, — последние были ещё слишком несовершенны, чтобы пережить такое продолжительное плавание, — но тоже ничего. Некоторое время он мог идти на угольной тяге.

— Ветер попутный, капитан. Перейдём на паруса? — спросил Дэвид, который смиренно стоял у меня за спиной.

— Давайте. Не будем расходовать уголь без особенной нужды.

Он кивнул и отправился на нижнюю палубу.

Я же достал золочёную подзорную трубу, отвинтил, проверил, чтобы внутри она была набита, как трубка, зелёным песком, и стал методично осматривать линию горизонта.

Данное сокровище позволяло видеть на расстоянии нескольких десятков километров. Незаменимая вещица, хотя и довольно простая по своей сути. Мы приближались к пределам Третьего моря, а значит любая «аномалия» представляла смертельную опасность. Нам следовало сторониться всего, что казалось необычным.

Поэтому не только я разглядывал горизонт. Все матросы на верхней палубе Тиберия то и дело щурились на море. Атмосфера на корабле царила предельно напряжённая, и напряжение это возрастало с каждым днём.

Однако через неделю мы так и не встретили ничего странного.

Иной раз отсутствие неприятностей там, где они, казалось бы, неминуемы, может насторожить сильнее чем собственно сама проблема. Спокойствие в залог — дурное спокойствие. В один момент я даже стал прохаживаться по кораблю в образе фантома и проверять психическое состояние команды, закрывая особенно широкие синие вихри — чисто на всякий случай, чтобы одним за матросов не завладел призрак древнего пирата.

Именно поэтому явление первой «странности» на третью неделю нашего путешествия, когда мы находились примерно посредине Третьего моря, было большим облегчением.

Дело было в полдень. Я сидел на верхней палубе на бамбуковом стуле, переваривал ланч и наслаждался качкой и своей морской болезнью, когда один из матросов вскрикнул. Все остальные немедленно повернулись и направили на него свои подзорные трубы; затем проследили за направлением его собственной и уставились на море. Я тоже последовал примеру и заметил небольшой, совершенно белый остров, похожий на кочку.

Некоторые время все мы пристально смотрели на него.

Остров не шевелился.

Важное замечание — особенно в этих водах.

Спустя некоторое время он скрылся за пределами горизонта. Матросы постояли ещё с минуту в напряжённой тишине, затем выдохнули и стали обсуждаться эту странную «передрягу». Наконец и я, который ещё продолжительное время разглядывал белую кляксу в свою особенную подзорную трубу, выдохнул и позволил себе расслабиться.

Нам повезло. Наверное… На самом деле вовсе не всякая странность из тех, которые обитают в Семи морях, представляет опасность. Они представляют её довольно часто, но вообще это совсем необязательно. Собственно, не все порождения и проявления кошмара действительно опасны. Все они понижают стабильность измерения, но вовсе не обязательно представляют прямую угрозу его обитателям. Напротив, некоторые из них могут быть довольно полезны. Взять меня, например. Я — очень полезен. Иной раз странный белый остров — просто странный белый остров, и не более того.

Иной же…

Нет.

На следующий день, не успел я занять своё привычное место на верхней палубе, как один из матросов снова воскликнул. Все опять обернулись… и увидели тот же остров. Почти. Теперь на нём появилась совершенно белая пальма.

Матросы переглянулись и посмотрели на меня. Помявшись — были мысли пальнуть в него из пушки… крамольные мысли, разумеется, никогда не стоит провоцировать такие вещи, — я сказал держать прежний курс и не обращать внимания на это… пока что.

А на следующее утро мой завтрак оборвал робкий стук. На пороге моей каюте стоял матрос.

— Капитан, там…

— Такое?

Мы вместе проследовали наверх. Все наблюдатели к этому времени столпились у правого борта и пристально смотрели на белую точку. Это был тот самый остров, только теперь возле пальмы появилась большой красный крест, из тех, которые рисуют на пиратских картах.

— Что нам делать, капитан? — спросил один из матросов с длинной белой бородой. В глазах у него, впрочем, как и у всех остальных, читался испуг. Очевидно, что никто не имел ни малейшего желания проверять, что представляет собой таинственный «клад».

— Ничего, — сказал я и сразу заметил, как матросы немного расслабились. — Пока что…

Следовало ещё немного пронаблюдать за развитием ситуации.

На следующий день все уже ждали появления таинственного острова. И он действительно появился. Теперь на пальме висела деревянная табличка с нарисованной на ней стрелкой, которая указывала на крестик.

Но вовсе не это было самое неприятное.

Остров… стал ближе.

Причём в два раза.

Причём на следующий день, — стрелок стало больше дюжины, и все они были покрыты сверкающими гирляндами, — до него остался всего один километр.

Было совершенно очевидно, что мы не может и дальше игнорировать эту проблему.

Такими темпами остров может пойти на таран.

Вариант был только один: проверить, что именно там находится и так настойчиво зазывает «на себя посмотреть». Вот только делать это было предельно опасно. Разумеется, я собирался взять данную обязанность на себя, ибо единственный мог оказать сопротивление кошмару, однако брать на это дело Натаниэля было совсем необязательно.

Последний был капитаном данной экспедиции; если мы его потеряем, это было страшный моральный удар. Благо, к этому времени на корабле хватало людей с достаточным уровнем психической нестабильности, чтобы стать моим носителем.

Я выбрал мужчину средних лет, снарядил его и отправил на разведывательную миссию. Когда лодочку с ним спускали на воду, я завладел его телом и уже сам стал грести в сторону белого острова.

Остальные матросы стояли на верхней палубе и провожали меня взволнованными взглядами.

Остров был неподвижным. Это было довольно странно, потому что вскоре я обнаружил, что называть его «островом» было неправильно. Нет, выглядел он действительно как остров, — в представлении ребёнка, которого попросили нарисовать последний на уроке изобразительного искусства, — однако у него не было подводной части. Он просто лежал посреди моря, совершенно плоский, точно вырез в пространстве.

По этой же причине причалить на него оказалось проблематично. Потребовалось некоторое время, чтобы я смог затянуть лодку на его белую поверхность. После этого я сделал глубокий вдох, схватил лопату и пристально посмотрел на красный крест, на который указывала добрая дюжина стрелок.

Ну-с… Да благословят меня Золотые крылья.

Я вонзил лопату в землю и стал копать. Вернее, попытался, потому что не успела железка углубиться даже на один сантиметров, как я немедленно нащупал нечто твёрдое. Тогда я просто сгрёб тончайший слой белой земли и достал из прямоугольного отверстия маленький сундук. Он был деревянным, но… таинственным образом казался пластмассовым. Словно детская игрушка.

Я открыл его — без особенных фанфар, к этому моменту мне уже надоело испытывать напряжение — и увидел внутри клочок бумаги. Записку. Я взял её и прочитал:

«Привет».

Это всё.

Я повернул записку. На другой стороне была уже более продолжительная надпись:

3. брюква 2

Я открыл его — без особенных фанфар, к этому моменту мне уже надоело испытывать напряжение — и увидел внутри клочок бумаги. Записку. Я взял её и прочитал:

«Привет».

Это всё.

Я перевернул записку. На другой стороне была уже более продолжительная надпись:

'Попали как-то моряк, матрос и фермер на необитаемый остров. Ну моряк и говорит: давайте вы построите нам плот, я поведу его в море и выведу нас отсюда. Кивают. Потом матрос говорит фермеру: давай ты построишь нам плот, а я буду короче грести, когда всё будет готово.

Ничего не поделаешь. Пришлось фермеру строить плот. Да только не умел он этого делать, поэтому вырастил огромную брюкву и решил, что это — отличный плот.

Ну остальные почесали репу и думают, ну и пусть.

Сели на брюкву и поплыли. Плывут, плывут и вдруг понимают, что есть хочется. Ну стали есть брюкву. Едят, едят, а она меж тем кончается, и вода всё прибывает, и понимают, что таким боком они свой плот съедят. Ну тогда моряк и говорит матросу: слушай, ну ты моряк, я матрос, от нас в море много пользы, а фермер на что? Выбросим. Сговорились они так, встали посреди ночи и выбросили фермера в открытое море. Последний сразу утонул, и тут — брюква тоже стала стремительно погружаться под воду. Моряк и матрос закричали, заорали и спросили её: брюква, брюква, почему ты тонешь. А брюква им отвечает: потому что я — домашняя.

Конец'.

Конец.

Я прочитал записку трижды.

Затем положил её назад в сундук, закрыл его, сунул в отверстие в земле и сел на лодку. Когда меня снова подобрали на корабль, матросы немедленно окружили меня и стали спрашивать, что же представляет собой таинственный клад?

Я открыл рот, закрыл, помотал головой и побрёл на среднюю палубу.

После этого таинственный остров больше не появлялся, и дальнейшее путешествие до границы Третьего моря мы провели в относительном спокойствии.

Очень относительном, потому что время от времени мне всё равно приходилось использовать всевозможные сокровища, чтобы преодолеть, например, огромный ледник, который поднимался прямо из морской пучины, либо же отделаться от нарвала, рог которого испускал разряды электричества.

Все эти преграды были неприятными, даже опасными, но по меньшей мере понятными, что уже делало их предпочтительнее неизвестного.

…Сам я, например, при любых обстоятельствах предпочту увидеть среди морского горизонта очередного кракена, нежели гигантскую брюкву.

Матросы разделяли мои предпочтения. Тем паче, что непрестанная борьба против всевозможных ненастий действовала на них успокаивающим образом. Лучше иметь перед глазами явную угрозу, нежели томиться в муках неизвестности. Многие думали, что, пока на пути у нас продолжают возникать монстры и прочие преграды, нам не может встретиться ничего действительно «странного».

Это было не совсем верно, конечно, но даже иллюзия спокойствия на самом деле лучше, чем непрестанная тревога.

И всё же блаженство, даже бурное, не может длиться вечно.

Я сидел в своей каюте и читал записные книжки Натаниэля, когда в дверь постучали.

— Открыто.

Дверь отворилась. На пороге стоял матрос. При виде беспокойного лица последнего, — нет, не просто беспокойного, в беспокойстве не было ничего дурного, но растерянного, — я понял, что случилось нечто действительно серьёзное.

— Капитан, там…

— Такое?

— Да, там… другие корабли. Только… не совсем другие.

Не совсем?

Он кивнул и повёл меня на верхнюю палубу, где уже столпились люди.

В этом не было ничего удивительного, ибо хотя на первый взгляд другой корабль посреди моря представлял собой явление намного менее странное, нежели белый остров, встретить его здесь, в этих водах было чрезвычайно необычно. Ведь мы находились на самой границе Третьего моря. Ещё даже до начала второго великого потопа сюда захаживали только редкие исследовательские экспедиции — сейчас же мы, с высокой вероятностью, представляли собой единственную флотилию на расстоянии многих сотен ли.

И тем не менее мы встретили другой корабль.

На самом деле даже в этом не было бы ничего необычного, если сам корабль был необычным — если его команду составляли призраки, или скелеты, или если это был и не корабль вовсе, но гигантский зверь, который таким образом пытается заманить в своё брюхо любопытных мореплавателей. В данном случае, однако, корабль, а вернее тройка кораблей казались совершенно обычными.

Почти.

— Это… Капитан… это же…

— Знаю, — ответил я, поднимая подзорную трубу.

Это был Тиберий.

Слева от него Граф, справа — Гамут.

Грубо говоря, это была наша флотилия.

Это была точная копия нашей флотилии, которая двигалась прямо нам навстречу.

Волнение команды было понятным. Увидеть своего двойника — дурная примета. Некоторое время все молчали; на верхней палубе неумолимо нарастало напряжение. Мне явно следовало что-нибудь сказать, чтобы его развеять, однако в этот момент я пристально смотрел в подзорную трубу. В последнюю я прекрасно видел не только сами корабли, но также людей, которые находились на борту. Их лица были для меня знакомы. Все они были моими матросами. Многие из них стояли сейчас рядом со мной. Более того, в один момент я заметил фигуру Натаниэля, который тоже разглядывал меня в свою трубу, которая была точной копией моей собственной.

На секунду внутри меня зародилась смутная надежда, что это была простая иллюзия. Отражение огромного зеркала. Я вскинул руку, чтобы это проверить, и другой Натаниэль сделал похожий жест.

Не такой же.

Похожий.

Мы помахали друг другу.

Затем другой Натаниэль опустил подзорную трубу — я свою не опускал, — и что-то сказал своему Дэвиду. Последний кивнул. После этого я невольно сделал глубокий вдох и помотал головой.

— Что будем делать, капитан? — спросил Дэвид.

Мы уже приблизились на достаточное расстояние, чтобы даже простые матросы могли рассмотреть свои копии. Некоторые показывали на них пальцами; другие хлопали своих друзей по плечу и говорили, что видят их там, на другом корабле.

Наши суда продолжали своё неумолимое сближение. Следовало принять меры — хотя бы для того, чтобы избежать столкновения.

— Смените курс… и продолжайте наблюдение. Затем… попробуем с ними поговорить.

Дэвид кивнул, хотя на лице его читалось явное сомнение. Логично. До сих пор мы старались избегать странные встречи посреди моря. И при иных обстоятельствах я бы действительно приказал Тиберию и всем остальным просто миновать наши копии, однако…

Если наши суда действительно были совершенно одинаковы, нам представлялась уникальная возможность. Ведь у них тоже мог быть запас песка Лайма и сокровища…

Это было рискованно. И всё же я не был конфедератом, чтобы избегать любой опасности; золотой розе — золотые шипы.

К тому же моя копия, если только наши суждения были совершенно одинаковы, мыслила похожим образом. Мы не успели дописать собственное приглашение, как они отправили своё.

После этого оставалось только определится с местом встречи.

Можно было устроить её на лодке, но говорить в таких условиях было неудобно.

В итоге мы вспомнили давнюю традицию Лордов моря и подбросили монету. В этот раз Богиня удачи отвернулась от меня, ибо в итоге нашей встрече предстояло состояться на другом Тиберии.

Я вооружился, взял пистолет пару сокровищ, оставил Дэвиду несколько указаний, что делать пока меня не будет, и сел на лодку.

Другой Натаниэль встретил меня, стоило мне подняться на борт. Мы немедленно стали друг друга рассматривать с той бестактностью и вниманием, с которыми человек обыкновенно разглядывает собственное отражение в зеркале.

Его матросы… странно говорить такое, когда их лица были мне предельно знакомы… стояли у него за спиной и растерянно моргали.

— Проследуем в мою каюту? — спросила наконец моя копия.

— Давайте, — кивнул я.

Он дал сигнал своим матросам оставаться на месте, я сделал знак собственной команде, и вместе мы стали спускаться на среднюю палубу.

И снова мне пришлось напомнить себе, что это был другой Тиберий, и что нельзя расслабляться, — несмотря на огромное желание это сделать, вызванное пагубной привычкой.

Даже моя, «его» каюта были почти идентичны.

Другой Натаниэль прикрыл дверь, и между нами повисла тишина.

Наконец он прокашлялся и спросил:

— Лучший фильм Николаса Кейджа?..

Я нахмурился.

— Кого?

И что такое «фильм»?

Он кивнул:

— Ты знаешь, кто такой Фантазм?

— Нет, — ответил я.

Странное имя.

— Как тебя зовут? — наконец спросила моя копия.

— Натаниэль Тибериус Фердинанд!

— Я меня — Алексей, — сказал мужчина, присаживаясь за деревянный стол. — И похоже, что копия здесь — именно ты…

…

…

…

4. вместе!

Я внимательно посмотрел на лицо Натаниэля. Последнее немного изменилось после моего откровения, но довольно скоро он опять собрался и даже принял защитную позу.

Собственно, это было ожидаемо. По всей видимости, он действительно являлся точной копией того самого Натаниэля, моего носителя, а значит представлял собой, или по крайней мере думал, что представляет, — вопрос наличия сознания и мыслительного процесса у порождения кошмара оставался открытым, — маститого капитана, который не раз встречал странные происшествия во время своих путешествий.

— Склонен не согласиться.

— Пускай.

Я пожал плечами.

На самом деле некоторое время я серьёзно волновался, что Натаниэль правильно ответит на мой вопрос, и тогда окажется, что внутри него находились мои воспоминания — другой Алексей. Это было бы… довольно странно. Благо, таинственная аномалия, которая сотворила зеркальное отражение нашей экспедиции, по всей видимости была не в состоянии скопировать одного из Них. В смысле, одного из Нас.

Значит, именно этот Натаниэль был копией.

А потому на повестке теперь был другой вопрос:

Что мне теперь делать?

С одной стороны, мы могли просто развести наши корабли в разные стороны и сделать вид, что ничего этого не было. С другой, аномалия могла повести себя непредвиденным образом. Она могла быть опасной, даже вредоносной — в таком случае от неё следовало избавиться и как можно скорее.

Наконец происходящее можно было использовать. Если они действительно представляли собой совершенную копию, возможно в трюме у них находились сокровища. Песка лайма у нас было достаточно, но вот заиметь себе по второму экземпляру некоторых особенно ценных артефактов было бы приятно.

Впрочем, сперва следовало лучше разобраться в природе данного создания.

Всё это время мы с Натаниэлем пристально смотрели друг на друга.

Наконец я покинул свою оболочку и попытался проверить, что представляет собой копия в мире серого тумана.

На первый взгляд она и Натаниэль были совершенно идентичны.

На первый.

У копии не было синего вихря в районе головы; следовательно, я не мог использовать её в качестве носителя.

Жаль. Было бы удобно, — и хитро, — временно завладеть её телом, вернуться на другой Тиберий и пометить все сокровища.

Теперь данное предприятие представлялось проблематичным.

Вообще на данный момент я обладал достаточной концентрацией серого тумана, чтобы сделать сокровище «своим» даже в образе фантома, однако для этого мне придётся приложить определённые усилия, что неминуемо приблизит момент, когда мне придётся оставить Натаниэля. Делать это до того, как наша экспедиция исполнит свою миссию, было опасно; я мог использовать силу веры, но последняя приведёт к стремительному разрушению границ данного пространства, да и вряд ли у меня получится призвать её в этот мир.

Поэтому…

— Натаниэль, — сказал я. — Как насчёт объединить наши усилия?

— Объединить? Вы предлагаете сотрудничать? — спросил Натаниэль подозрительным голосом.

— Верно. Твоя команда тоже хочешь добраться до сердца моря и закрыть ту самую дверь, так? В этом состоит ваша миссия?

Толстый мужчина на секунду замялся, затем уверенно посмотрел на меня и кивнул.

— И моя. Наша. На ваших кораблях есть сокровища и песок лайма, и на наших они тоже есть. Воевать за них совершенно бессмысленно. Поэтому я предлагаю сотрудничать. Вместе нам будет проще пробиться, — на этом момент я едва сдержал усмешку, — через всякие странности.

Натаниэль задумался на секунду, затем спросил:

— Как я могу вам доверять?

— Так же, как и себе. Шутка, — прибавил я, когда последний намеревался возразить. — Никак. Поэтому мы придумаем определённые правила. Будем держаться на расстоянии и только изредка обмениваться информацией. Если нам будут встречаться одни и те же преграды, мы будем давать советы, как их преодолеть, ну или просто их расписывать. Действовать вместе будем только в самом крайнем случае… согласен?

Натаниэль прищурился.

Он всё ещё был задумчивым, и тем не менее его ответ был мне уже известен.

— Дельное предложение. Пускай. Однако нам необходимо более подробно обсудить и расписать условия нашей сделки. В случае нарушения последней мы имеем полное право перестать отправлять вам письма.

Я кивнул:

— Пускай.

После этого я достал листок бумаги, и некоторые время мы с Натаниэлем расписывали правила нашего «сотрудничества». Последний был умеренно осторожным, немного высокомерным, а временами — храбрым. Когда я спросил его, между делом, почему Крисс его бросила, он весь насупился и кажется едва сдержался, чтобы не вызвать меня на дуэль.

Забавно. В некоторых отношениях он совершенно не изменился.

Наконец мы условились о всех подробностях, — на это потребовалось определённое время, а потому в один момент нам обоим пришлось подняться на верхнюю палубу, чтобы показать, что всё в порядке, —и разошлись.

После этого корабли стали постепенно расходиться в разные стороны, всё равно оставаясь в пределах видимости моей — и его — особенных подзорных труб.

Я вернулся в свою каюту и уже собирался приступить к прочим делам, а вернее безделью, как вдруг на пороге заявился Дэвид.

— Что такое?

— Эм, капитан, — начал он неуверенным голосом. — Помните, как нам пришлось брать на абордаж галеон Чёрного принца? И как вам тогда прострелили руку?..

— Помню ли… — я прищурился и уже собирался ответить, как вдруг в моей голове мелькнула вспышка. — Хочешь проверить, я ли на это на самом деле? Бессмысленно. Копия обладает тем же набором воспоминаний.

— Просто предосторожность, — извинился Дэвид, ещё немного помялся и удалился за дверь.

Затем вернулся.

— А когда…

— Нет, не помню.

Он снова кивнул и вышел в коридор.

Я же откинулся на спинку стула, который издал при этом протяжный скрип, и прыснул.

А вот это сейчас было опасно… Ясное дело я не помнил ни чёрного, ни белого, ни серо-буро-малинового принца. У меня были на это причины, которые, между прочим, и делали меня тем самым Натаниэлем/Алексеем/т. д., но Дэвид, как и прочие матросы, этого не знали, а потому для них моя «забывчивость» могла показаться предельно подозрительной. Скорее всего они и дальше продолжат меня допытывать, задавая между делом такие на первый взгляд совершенно невинные вопросы.

Ха… Надеюсь, в ближайшие пару дней я всё же смогу поговорить с душой изначального Натаниэля.

Иначе это будет совершенно невыносимо.

…

…

…

Наше путешествие продолжалось — только теперь у нас появилась компания.

Довольно скоро стало понятно, что изначальные условия нашего договора с другим Тиберием были недостаточно полными, — такое случается, когда сотрудничество обсуждают до, собственно, его полноценного начала, — а потому стали появляться всевозможные правки и дополнения.

Первая касалась добычи. Третье море представляло собой не только чрезвычайно опасное место — ещё здесь можно было найти великое множество удивительных вещей, в том числе сокровищ. Однажды нам попался остров, на одной из пальм на берегу которого сиял удивительный кокос. Достаточно было бросить в него единственную песчинку песка лайма, и на протяжении нескольких дней запас его сока становился бесконечным (подробности обнаружения данного удивительного свойства оставлю за кадром).

И сразу возникла дилемма.

Именно мы нашли кокос.

Однако наши копии первыми обнаружили сам остров.

Более того, понесли некоторые потери, когда использовали собственный артефакт, чтобы проверить, насколько безопасно было высаживаться на берег.

Последовали новые обсуждение, не очень напряжённые, потому что никому из нас не хотелось создавать себе лишние проблемы, когда перед нами стояла такая важная для выживания всего мира миссия, — впрочем, будет предельно комично, и символично, если человечество погибнет потому, что его величайшие герои перестреляли друг друга за кокос, — и в итоге решено было использовать очередность.

Каждый раз, когда мы сталкивались с некой опасностью, либо наоборот, натыкались на что-нибудь, что обещало большую удачу, только одна из наших экспедиций, если только не было нужды в совместных действиях, двигалась вперёд. После этого она отравляла сообщение, в котором расписывала природу препятствия и что конкретно нужно делать, чтобы его преодолеть.

Таким образом мы стремительно преодолевали странное и опасное Третье море.

Впрочем, немногие из нас действительно ждали прибытия на место. Все понимали, что Второе море, которое не смог пересечь ещё ни один корабль, будет ещё более опасным; поэтому моряки в равной степени хотели скорейшего завершения экспедиция и боялись каждого пройденного километра.

В таком состоянии время всегда течёт с невероятной быстротой.

Даже если тебе совершенно нечего делать.

Как мне, например.

Дни и ночи я бродил по верхней палубе в лучах палящего солнце или в мерном сиянии звёздного света, либо сидел в каюте Натаниэля с зажжённой свечкой и читал журналы прочих экспедиций, которые пытались добраться до Сердца Семи Морей. Таких было немного. Не экспедиций, но именно журналов, и почти все они расписывали только начальные этапы путешествия.

Приятное исключение составлял бортовой журнала корабля под названием Грюнвальд, который добрался аж до середины Второго моря. Исключением он был потому, что его журнал представлял собой парное сокровище. Всё, что было записано в одной его версии, немедленно переносилось на другую. Именно поэтому, хотя корабль в итоге так и не смог вернуться, нам было известно великое множество подробностей его злосчастного путешествия.

5. пожар, приглашение

Приятное исключение составлял бортовой журнал корабля под названием Грюнвальд, который добрался аж до середины Второго моря. Исключением он был потому, что его журнал представлял собой парное сокровище. Всё, что было записано в одной его версии, немедленно переносилось на другую. Именно поэтому, хотя корабль в итоге так и не смог вернуться, нам было известно великое множество подробностей его злосчастного путешествия.

Некоторые странности мы и сами встречали в ходе нашей экспедиции — огромных осьминогов, например, которые представляли собой местную фауну, — другие были случайными. В конечном итоге, если верить записям его капитана, моряки Грюнвальда бросились в море. Просто так. С их стороны это было совершенно спонтанное решение, вызванное таинственным помутнением рассудка. Некоторые офицеры закрылись в своих каютах и пытались противиться пагубному желанию «плавать», но, судя по тому, что именно на этом моменте записи обрывались, план оказался не самым удачным.

Наибольший интерес для меня представляла не кончина Грюнвальда, но другое, предшествующие оной злоключение, которое экспедиция — казалось бы — смогла преодолеть.

В один момент на горизонте стала заметная серая дымка.

За считанные минуты она превратилась в плотный заслон, который накрыл флагманский корабль и спрятал прочие суда сопровождения.

Через тридцать минут серый туман развеялся, но — и это было самое странное, — на верхней палубе появился запечатанный конверт. Его открыли. Внутри лежал листок бумаги. На нём было нечто записано, однако никто не смог прочитать эту запись. На всякий случай, капитан срисовал её в свой журнал:

'Приглашение.

Дорогой А.

Вы пригашаетесь на наше чаепития. Пароль: «Ветер». Будем рады принять вас в нашем обыденном месте. Искренне ваш (зачёркнуто)'.

Кто такой «А»?

С моей стороны это был предельно глупый вопрос.

Ведь таинственная надпись была сделана кириллицей…

…

…

…

Граница между морями, особенно начиная с Третьего, была сугубо иллюзорной. Её провели там, где, на глаз, странности и ненастья становились особенно неистовы.

Впрочем, по всей видимости глаз это был довольно острый, ибо на границе Второго моря нас действительно настигла страшная преграда…

Море было бурным, неспокойным; в небе нависали плотные тучи. Я сидел на бамбуковом стуле и чувствовал крепчающий ветер в своей чёрной шевелюре, когда сверху мелькнула белая птица. Последняя была посланницей, с помощью которой мы и наши копии передавали письма.

Через несколько минут за моей спиной показался Дэвид. Его лицо, бледное в сиянии крепчающего шторма, было беспокойным.

— Капитан, они… У них проблемы.

— Какие?

— … Серьёзные.

Я нахмурился.

Серьёзные… Наши копия были полезны хотя бы потому, что обладали не только тем же арсеналом сокровищ, что и мы сами, но также похожими способностями и характером. Если у них возникли серьёзные проблемы, значит и мы, с высокой вероятностью, не сможем избежать последние. Нет, конечно у нас была одна козырная карта — прошу любит и жаловать, — но в данный момент и данном мире мои способности носили предельно ограниченный характер.

— Что случилось? — спросил я мрачным голосом.

Дэвид набрал побольше воздуха в лёгкие и заговорил.

По мере его рассказа выражение моего лица стремительно менялось. От пристального до растерянного и наконец предельно серьёзного. В один момент я схватил подзорную трубу и посмотрел на тройку кораблей на расстоянии двадцати километров, которые покачивались среди бушующего моря.

Над ними поднимались струйки чёрного дыма.

Случился пожар.

Но не простой.

Любому моряку известно, сколь великую опасность представляет огонь среди открытого моря. Поэтому к нему относятся с предельной щепетильностью. Редко он выходит за пределы кухни или машинного отсека, ибо единственная искра может причинить великое множество проблем.

Так и случилось. На одном из кораблей флотилии наших двойников вспыхнула искра. Разгорелось пламя. Его собирались немедля потушить, но сразу встретили проблему: оно не хотело гаснуть. Они вылили одно ведро, второе, третье; попытались засыпать огонь песком и заложить камнями, но всё это оказалось бесполезным. Пламя продолжало разгораться, неторопливо пожирая деревянную обшивку.

Стало ясно, что природа его была волшебной. Они провели эксперимент: подожгли листок бумаги и бросили в бочку. Бумажка продолжала гореть, даже когда её намеренно погрузили под воду. Более того, сама бочка загорелась, и в итоге её пришлось в срочном порядке выбрасывать в море.

А пожар меж тем неумолимо расползался; коридоры на второй палубе заволакивал едкий чёрный дым.

По приказу Натаниэля все горящие свечи и прочие источники пламени на всех кораблях немедленно сбросили в море; сам он спустился в трюм и достал несколько сокровищ, которые могли помочь при текущих обстоятельствах. Все они, однако, оказались бесполезны. Казалось, сама природа этого пламени была в том, чтобы быть не погашаемым.

Выбора не было. Пришлось проводить эвакуацию. В подзорную трубу мне было видно, как наши двойники постепенно оставляют один из кораблей на лодках, которые сильно покачиваются среди беспокойного тёмного моря. Всё это время матросы у меня за спиной вытаскивали на верхнюю палубу всевозможные свечи и канделябры и выбрасывали за борт. Не все. Только горящие. Возможно, это явление носило временный характер или простиралось только на определённую территорию. В таком случае…

Бах.

Вдруг мои мысли прервал не очень громкий… но ставшийся пронзительный в немедленно воцарившемся после него молчании грохот. Я повернулся — со скрипом — и посмотрел на юнгу, который стоял перед упавшим канделябром, на котором горела единственная свечка…

Дул ветер.

Шумели волны.

Некоторое время матросы были совершенно неподвижны.

Наконец я пришёл в себя и прохрипел:

— Вырубите горящие доски топором.

Тишина.

— Живо!

Матросы вздрогнули и немедленно приступили к работе.

6. Альфонс

Тишина.

— Живо!

Матросы вздрогнули и немедленно приступили к работе.

Несколько минут спустя на верхней палубе Тиберия появилось небольшое отверстие, чтобы заделать которое уже несли из трюма запасные доски. Я снова свалился на бамбуковый стул и глубоко вздохнул. Нам повезло, что проблему заметили днём, а не вечером или ночью. Иначе у нас могли быть большие проблемы.

Впрочем, — я снова посмотрел на пару кораблей, которые двигались дальше по горизонту, и на другой, оставшийся, который постепенно пожирало алое пламя, — лишь отчасти.

Сегодня мы понесли первые потери.

А ведь самая «странная» часть нашего пути ещё только начиналась…

…

За первой потерей последовала вторая, а потом и третья.

Следующая затронула нашу собственную флотилию и была довольно прозаичной. В один момент в ясном небе вспыхнула молния, ударила Гамут, один из кораблей сопровождения, и образовала в его ошибке глубокую дыру. И хотя сперва у нас получилось её заделать, — для этого я использовал артефакт, маленькие крылья, которые позволял временно приподнять корабль над водой, — вскоре стало понятно, что через отверстие проникла целая армия водяных термитов. Омерзительных созданий, которые могут за одну ночь сделать корабль совершенно непригодным для восстановления.

Выбора не было. Команду распределили между Тиберием и другим судном, а Гамут оставили на поедание.

Следующая утрата снова была за нами.

Причём сама её природа была немыслимой, почти безумной. Однажды судно просто… исчезло. Пропало среди бела дня. Разумеется, Тиберий немедленно бросился на поиски, но все наши попытки оказались тщетны. Наконец я использовал артефакт, который позволял найти любую вещь, если только знаешь, как она выглядит. Он представлял собой небольшую фарфоровую собачку. Я наполнил её песком и, поглаживая, представил пропавший корабль. Зверёк вздрогнул и немедленно вскочил на свои лапы.

Мы находились на верхней палубе. Все ожидали, что собака устремится в море, но вместо этого она повернула и побежала на лестницу.Удивленные матросы проследовали прямо за ней, в длинный коридор и до дверей моей каюты. Я открыл её, собачка немедленно бросилась внутрь и стала лаять на картину, которая висела на стене. Последняя сразу показалась мне чрезвычайно необычной — хотя бы по той простой причине, что раньше в моей каюте не было никаких картин.

Полотно представляло собой корабль посреди спокойного моря. Это был он — Альфонс. Наше пропавшее судно. Я присмотрелся к нему и обнаружил на верхней палубе матросов, которые рассеянно смотрели на морскую гладь…

Последовали разнообразные попытки «достать» злополучное судно — но всё это было бесполезно. Последнее превратилось в обыкновенную картину. Если и был некий способ вернуться его в трёхмерный мир, для этого, очевидно, требовалось некое сокровище.

В итоге я пометил картину своей туманностью, намереваясь провести с ней пару другую экспериментов в доме на берегу, если Натаниэль и остальные так и не смогу ничего придумать, когда вернутся со своей экспедиции…

Поправка: если они вернутся со своей экспедиции. Шансы на успех последней и тем более успешное возвращение каждый день неумолимо понижались. Если бы не наши копии, которые в некотором роде повысили их в два раза, мы уже потеряли бы три корабля; и это при том, что до сих пор мы были относительно везучи. Некоторые экспедиции, про которые я читал, не добирались даже до границы Третьего моря.

Мы же прямо сейчас продвигались по Второму.

Вместе с тем мы приближались к действительно неизведанной территории. В прежние времена были корабли, пускай и считанные единицы, которые проходили по краешку Второго моря и даже пытались составить примерную карту последнего и расписать его природу, — занятие настолько же бессмысленное, как попытка составить облачный атлас, — но вот Первое было совершенно неизведанным. Оно было сугубо умозрительным. Серое пятно посреди карты мироздания. Нам была уготована роль первооткрывателей.

Если, разумеется, мы вообще сможем до него добраться…

Однажды утром я сидел на бамбуковом стуле и смотрел на море, как вдруг заметил странную вещь. Первые несколько секунд я не совсем понимал, в чём конкретно состояла данная странность, пока не заметил: наши копии стояли на месте.

Я посмотрел на пару кораблей на горизонте, но с последними, на первый взгляд, было всё нормально.

Тогда я поднялся, приказал замедлить ход, и отправил птицу, спросить, что случилось.

Мы ожидали до самого вечера и уже собирались обсудить дальнейшие действия, как вдруг один из мужчин вскинул руку и показал на небо. В следующее мгновение среди синеватого небосвода таки показалась белая птица. Она спикировала вниз и присела на мою руку.

Я отвязал бумажку, которая была привязана к её лапке, развернул и прочитал:

«Спереди лабиринт. Природа неизвестна. Проверь журнал Грюнвальда».

Журнал Грюнвальда?

Так называлась записная книжка, которая осталась от корабля, который добрался до Второго моря, но так и не смог вернуться назад. Это был артефакт, удивительная природа которого заключилась в том, что всё, что было записано в одной копии, немедленно переносилось на другую. До сих пор считалось, что данное сокровище потеряло свои свойства после того, как исчезла его парная версия, но теперь…

Ха.

Хитро.

Я приказал матросам держаться заданного курса и направился в свою каюту. Затем взял журнал и принялся читать. Моё предположение оказалось верным. После «приглашения» появилась новая запись, сделанная уже привычным для моего глаза извилистым почерком Натаниэля.

'Пишу здесь, ибо это наиболее удобный и, быть может, теперь единственный доступный нам способ общения. Мы, Тиберий и Гамут, оказались в лабиринте. Объяснять его природу — задача тяжкая, нетривиальная. А потому сперва я приведу для тебя, моя копия, цифры. С момента, как мы зашли в лабиринт, мы преодолели расстояние в несколько десятков километров…

Ты спросишь, как такое возможно?'

Спрошу.

'Я отвечу. Впервые мы осознали природу данного лабиринта благодаря звёздам. Разумеется, тебе, моя копия, знакомы методы морской навигации, и ты понимаешь, что с помощью звёздного неба можно осознать не только своё положение в пространстве, но и пройденное расстояние, которые, впрочем, представляют собой равноценные понятия.

Сперва мы думали, что проблема была именно в звёздах. В достаточной степени распространённое явление, ибо небо в этих морях бывает едва ли не более изменчивым, нежели вода. Ты, верно, помнишь, как однажды исчезло солнце, или как мы увидели огромный облачный замок, который благожелательно спустил лестницу, чтобы мы, при желании, которого, конечно, не было ни у тебя, ни у меня, могли в него забраться.

И всё же это было неприятно; без звёздного неба мы были совершенно слепы. Мы были подобны игрушке, кораблю, заключённому в бутылку. Кто знает, как долго это могло продолжаться, и всё же в один момент звёзды наконец пришли в движение. Груз упал с наших сердец, но лишь затем, чтобы повиснуть снова, стократ более тяжкий…

7. преграда

Мы хотели сразу сообщить вам о своей находке и отправили несколько птиц, но лишь некоторые из них смогли вернуться, и ни одна так и не доставила наше послание. Я подозревал, что с вами случилось неладное, или напротив, что вы, миражи, наконец развеялись в лучах срединного солнца, но затем звёзды снова застыли, и тогда мы поняли, что с нами происходит.

Ещё прежде, чем случилось первое замирание, один из матросов Гамута сообщил, что в один момент Тиберий вдруг «сузился». Замер среди бушующего моря, хотя его паруса всё ещё наполнял попутный ветер. Данный феномен продолжался совсем недолго, после чего всё возвратилось к нормальному состоянию, однако я запомнил данное происшествие. Я провёл испытание и приказал развернуть корабли. Когда мы возвратились на примерное место, где матрос наблюдал происшествия, мы обнаружили посреди моря незримую границу, за пределами которой корабли «сужались». Даже не так: где они становились необычайно медлительными. На первый и отстранённый взгляд, ибо для самих себя они казались совершенно в порядке.

Наконец я понял, что именно с нами происходит. Дело было в расстоянии. Последнее сжималось и расширялось. Снизу я привожу схему моего понимания происходящего…'

Снизу находился рисунок, линия, возле которого была цифра: 5 см = 5 км километров. Посредине этой линии размещались две точки, расстояние между. Возле них тоже были цифра: 2 см = 50 км.

Более чем наглядная демонстрация. По всей видимости, другой Тиберий попал в странную зону «расширенного пространства», где некоторые участки оставались нормальными, а другие становились такими протяжёнными, будто карту увеличили в десятки раз.

Более того, в своих дальнейших записях Натаниэль говорил, что вскоре осознал истинную природу данного места: это был лабиринт. Лабиринт, преградой в котором служило расстояние.

С нашей точки зрения другой Тиберий находился всего в тридцати или сорока километрах, но сам он преодолел значительно большее расстояние.

Это… было не самое приятное известие.

Натаниэль писал, что попытается понять истинную природу данного лабиринта и составить примерную карту последнего, и что до тех пор советует нам держаться на расстоянии. С его стороны это был разумный совет.

Вскоре в дневнике действительно появилась и стала разрастаться карта. Судя по всему, Натаниэль выбрал наиболее разумную тактику и решил «на ощупь» проверять протяжённость предстоящего маршрута. Когда последний удлинялся, он возвращался назад и искал другую «точку входа».

Дело это было муторным и довольно утомительным; вскоре он стал использовать своё первое сокровище: стеклянную сферу. Однако последняя требовала огромное количество песка лайма, особенно теперь, когда появилась необходимость перемещаться на такие огромные расстояния.

В один момент стало понятно, что тащить таким образом два корабля было совершенно нецелесообразно. Следовало ограничиться единственным судном.

Вскоре мои матросы заметили на горизонте Гамут. Вернее сказать, его копию. Последний вернулся в нормальные воды, в то время как флагманское судно продолжало кропотливо пробираться через запутанные морские лабиринты.

Наконец Натаниэль написал, что, кажется, они таки нашли из него выход. Я немедленно скопировал его карту и передал её нашему навигатору, после чего Тиберий устремился вперёд на всех парусах.

Нам всё равно пришлось потратить некоторое количество песка лайма, — ибо Тиберий почти всё время своего путешествия находился посреди неба, — и тем не менее всё это время я пополнял запасы последнего, используя ресурсы своего тумана, а потому к моменту, когда мы снова заметили другой Тиберий, что случилось довольно скоро, ибо всякий лабиринт превращается в обыкновенную извилистую дорожку, когда у тебя есть карта, наши запасы лишь немного уступали тем, которые хранились в трюме в самом начале нашего путешествия.

В свою очередь у другого Тиберия нехватка была значительное более серьёзной, настолько, что, когда мы поравнялись, Натаниэль изъявил желание со мной поговорить.

Беседа наша происходила в полдень, на его корабле — футбольные правила, после первого тайма команды меняются воротами. Некоторое время Натаниэль расхаживал по своей каюте, затем бросил на меня мрачный и пристальный взгляд и сказал:

— Стреляться будем на лодках.

— А?

…Мои ожидания от данной беседы были несколько другими. Я думал, что он будет просить одолжить немного драгоценного песка, поскольку свой ему пришлось израсходовать на прохождение лабиринта, и даже собирался согласиться на его просьбу, хотя бы потому, что для такого гордого человека, каким был Натаниэль, она была чрезвычайно унизительной, но у последнего очевидно были другие мысли.

— Вы, моя копия, — сказал он, — прекрасно понимаете, что в данный момент именно песок, не корабль, представляет для нас наибольшую ценность; если бы не он и не сокровища, мы бы никогда не смогли добраться настолько далеко. И тем не менее мои запасы почти иссякли. Ваши, думаю, тоже.

Тиберий — большое судно. Он может уместить и мою, и вашу команду. Нам следует объединить наши запасы песка и уничтожить либо наши, либо ваши сокровища, чтобы ещё немного их пополнить. Но кто из нас пойдёт на эту жертву? Вы, копия, должны понимать, что у корабля может быть только один капитан. Именно поэтому я предлагаю стреляться. Победить заберёт всё и, я надеюсь, это позволит ему добраться до Сердца Семи Морей, — произнёс Натаниэль.

Я медленно кивнул.

Действительно, в иных обстоятельствах его предложение было бы логичным.

Сейчас… Хм. С одной стороны, я бы мог поделиться с ним собственным песком; с другой, мои запасы тоже нельзя было назвать бесконечными, и к тому же я не совсем мог доверять ему, своей копии (вернее сказать копии Натаниэля). Что если всё это был хитрый план? Вероятность этого была не слишком высокой, но смертоносной.

— Вы будете робеть? — спросил Натаниэль. — В таком случае я забираю назад своё предложение. Робкий капитан никогда не сможет осуществить эту миссию.

— Нет, — ответил я погодя. — Не буду.

— Тогда…

— Я прикажу доставить вам на корабль три кило песка лайма.

Натаниэль нахмурился.

— Это не все наши запасы. Всего у нас осталось ещё девять килограмм.

— Откуда?

— Пусть это будет моей тайной, Натаниэль. Можете считать это благодарностью за то, что провели нас через этот лабиринт.

— Я просто исполнял условия нашего договора, — насупился Натаниэль.

Он принадлежал к тому типу людей, которые не любят «принимать подачки».

Я покачал головой и сказал:

— Вы правильно сказали. У нас одна миссия: мы должны добраться до Сердца Семи Морей. Чем больше кораблей принимает участие в данном предприятии, тем лучше, верно?

— Верно, но…

Он явно собирался возразить, но в итоге замялся и промолчал.

Натаниэль был гордым человеком, и в тоже время он понимал, что иной раз ради корабля и команды следует поступиться гордыней; в этом и многих других отношениях он сильно повзрослел с момента нашей первой встречи.

После передачи песка наше плавание продолжилось в привычном темпе, который знаменовали собой бури, ненастья и прочие естественные и не очень морские преграды; некоторые из них были довольно опасными. В один момент Дэвид сообщил мне, что наши запасы воды неожиданно… исчезли. Испарились. Повара хотели набрать немного для готовки, как вдруг обнаружили, что бочки были совершенно пустыми. Смерть от жажды посреди моря — штука весьма распространённая. Благо, в этом отношении нам повезло, и матросы, хотя и не сказать, что совсем безболезненно, перешли на кокосовый сок.

В остальном всё было относительно спокойным.

Каждый вечер я, Дэвид, судовой врач и корабельная горничная (данную должность Натаниэль придумал самостоятельно) собирались у меня в каюте и играли в карты. К этому времени мне уже совершенно надоело днями напролёт смотреть в потолок. Всё же я совершенно не создан для морской жизни. Собственно, почему я всегда предпочитал круизу — поезд.

Изначально я вообще намеревался пригласить на партию в покер второго Натаниэля и второго Дэвида, но затем прикинул и решил, что смотреться это будет, пожалуй, слишком странно.

Играли мы на вино, запасы которого в тайном ящичке Натаниэля стремительно подходили к своему завершению, отчего каждая партия становилась всё более неистовой. По крайней мере со стороны врача, который был алкаш, и горничной, которую я вообще никогда не видел трезвой; Дэвид же был отпетый трезвенник, и когда выигрывал, что случалось довольно редко, ибо конкретно мне он всегда поддавался, смиренно возвращал бутылку на место.

Был вечер, и наша игра находилась в самом разгаре, когда в деревянную дверь в очередной уже раз прозвучал тревожный стук.

— Сейчас проверю, капитан, — сказал Дэвид и немедленно поднялся.

Горничная стала поглядывать на его карты.

Врач — тоже.

Я откинулся на спинку кресла и вздохнул.

Ни минуты спокойствия…

Не скучно, и на том спасибо.

Вскоре Дэвид вернулся. Меня он звать не стал, и вообще ничего не сказал касательно таинственного донесения, отчего я сделал вывод, что последнее было совершенно незначительным. Тем не менее, лишняя осторожность никогда не повредит, а потому я спросил его:

— Что-то случилось?

— Нет, капитан. Просто мы перешли границу Первого моря.

Я кивнул.

На самом деле это было знаменательное событие.

До сих пор ни один корабль не смог добраться до Первого моря и вернуться.

Разумеется, все эти границы были условными, ибо серый туман распространялся и распространял нестабильность постепенно, а не рывками; тем не менее, именно эта умозрительность делала их наиболее опасным — ведь она представляла собой силу веры. Если люди верили, что за красной чертой Первого моря таилась величайшая опасность, — значит, так оно и было.

В ближайшее время нас ожида…

Тук-тук-тук!

— …

…Накаркал.

8. Тесей

…Накаркал.

В этот раз Дэвид сообщи мне о том, что заметили матросы. Более того, мне пришлось срочно подниматься на верхнюю палубу, чтобы посмотреть на «это» своими глазами.

Поднявшись по лестнице, я сразу увидел посреди горизонта длинную песчаную линию. Это была земля. Не просто небольшой остров, великое множество которых встречались нам за время нашего путешествия, но полноценный материк, судя по тому, что даже на таком расстоянии и глядя в свою особенную подзорную трубу, я не видел, чтобы он хотя бы самую малость загибался.

Таинственная «земля» была совершенно плоской и представляла собой ровную линию.

Впрочем, видали мы и более странные участки суши. Не имеет смысла размышлять о природе последней; в этих водах ничего не имеет смысла. Главное понять, что нам теперь делать.

Я отправил послание другому Натаниэля, после чего мы развернули наши корабли и направились в разные стороны; вскоре, однако, стало ясно, что таинственный материк простирается на многие километры. Обогнуть его было невозможно. Тогда мы вернулись на точку сбора и устроили совет, на котором я, Натаниэль, Дэвид, Дэвид и ещё несколько других офицеров и навигаторов обсудили варианты.

Можно было снова использовать стеклянную сферу, но если песок закончится в процессе перелёта, у нас будут большие проблемы… Можно было, также, оставить корабли на берегу и отправиться пешком, но что если мы снова встретим открытое море? Придётся тащить лодки, а это было непросто — особенно если набить их всевозможными припасами. Было несколько сокровищ, которые могли упростить данное дело, но они, опять же, требовали драгоценный песок, без которого мы будем совершенно беззащитны…

Натаниэль снова предложи вручить нам свои запасы. Я задумался.

С одной стороны, он и его команда действительно могли остаться здесь и караулить наши корабли; с другой, было совершенно неизвестно, что именно встретит нас во время пешего путешествия. Возможно, нам пригодятся рабочие руки.

Ещё я мог использовать силу Фантома.

Например, призвать моего СТРАЖА.

И нет, я вовсе не забыл про него; проблема в том, что ему, как и прочим сокровищам, нужна была подпитка.

Я обнаружил это во время своих многочисленных экспериментов. В других мирах сокровищам из Мира Натаниэля не требовался песок лайма. Они питались напрямую силой серого тумана. Здесь, однако, были свои, особенные правила. Даже на Булаве Звездомаха появилось отверстие для песочка, и, хотя я не мог сказать, как долго наши запасы смогут подпитывать железного титана, у меня были большие сомнения, что мы успеем пересечь за данный промежуток песчаные дюны.

А жаль.

Было бы забавно посмотреть на лица моряков, когда бы они увидели, как железный монстр тащит Тиберий у себя над головой.

Можно ещё попробовать сделать наши лодки моими сокровищами сновидения, но это… Стоп.

Я прищурился.

Затем откинулся на спинку стула и стал барабанить пяткой по полу — привычка Натаниэля, которая проявляла себя, когда последнему приходила некая великолепная идея.

— Что-то придумали, капитан?

— Что-то придумали, капитан?

Одновременно спросили Дэвид и Дэвид. Затем один из них, треуголка которого была одетой набекрень — отличительный знак, который мы выбрали, чтобы различать наши копии, — неловко прокашлялся и покосился на копию Натаниэля.

— Возможно… — ответил я напряжённым голосом.

У меня действительно была идея. Немного безумная, но, теоретически, рабочая.

А почему бы мне не сделать своим Сокровищем Сновидения… весь Тиберий? Звучит невероятно, но ведь я смог превратить в последнее моего СТРАЖА, так? Почему же это не мог сработать с кораблём?

Что вообще может и не может быть моим сокровищем? Могу я сделать им целую планету? Материк? Луну? Город? Булава, например, состоит из двух частей, и тем не менее считается за один предмет.

Собственно, кем считается? Мной? Отчасти. А ещё — другими людьми. Ведь именно они формируют своей верой пространство серого тумана.

Некоторые вещи представляются нам совершенно незначительными, другие — важными; некоторые вещи представляются нам монолитными, другие — раздельными.

Можно вспомнить знаменитую басню про корабль Тесея, который греки отстраивали каждый раз, когда в нём изнашивалась одна или другая часть. В один момент в нём ничего не осталось от изначального судна. Можно ли, в таком случае, назвать его тем же кораблём?

Отчасти.

Главное, что неизменным остаётся наше представление о нём — образ, который формирует пространство серого тумана.

Впрочем, хватит пространных размышлений.

Всякую теорию надо проверять на практике.

Я вздохнул, сосредоточился и стал пропитывать силой серого тумана пол у себя под ногами; затем распространил её на стены, окна, дверь и потолок; в один момент в моём сознании возник расплывчатые образ целого корабля. Я видел его со стороны и в то же время изнутри; даже не просто видел, нет, я его чувствовал, причём не только своим сердцем, но сердцами всех членов его команды.

Я видел пушки, за которыми ухаживал пушкарь, видел снасти, видел верёвки, видел кухню, в которой работал повар, я знал название всех ножей, с которыми он управлялся, хотя прежде их никогда не видел, я видел угольную комнату, я чихал и задыхался, я видел спальню, я видел сны, я видел успокоение, я видел тревогу, я видел мачту, я видел запись, которую я, или нет, или кто-то другой тайно сделал на одной из досок посреди трюма, я видел золотые монеты, спрятанные под кроватью, я видел Тиберий, я видел весь Тиберий, я видел его сотню раз, я видел его отражение в сотне зеркал, которые представляли собой человеческие души, и в каждом из них он бы немного другим, разным, я…

9. пришли

Я видел пушки, за которыми ухаживал пушкарь, видел снасти, видел верёвки, видел кухню, в которой работал повар, я знал название всех ножей, с которыми он управлялся, хотя прежде их никогда не видел, я видел угольную комнату, я чихал и задыхался, я видел спальню, я видел сны, я видел успокоение, я видел тревогу, я видел мачту, я видел запись, которую я, или нет, или кто-то другой тайно сделал на одной из досок посреди трюма, я видел золотые монеты, спрятанные под кроватью, я видел Тиберий, я видел весь Тиберий, я видел его сотню раз, я видел его отражение в сотне зеркал, которые представляли собой человеческие души, и в каждом из них он бы немного другим, разным, я…

Вздохнул.

Нет.

В смысле: да, это действительно возможно, но проблема в том, что Тиберий представлял огромную значимость для обитателей этого мира — имел особенный вес в пространстве серого тумана. Чтобы сделать его своим сокровищем, мне придётся потратить огромное количество усилий, которые и так были на вес золота, учитывая, что я стремительно подбирался к моменту, когда мне придётся оставить данное измерение.

Проклятье, неужели не было других вариантов?..

Я задумался и невольно вспомнил серебристый коробок, — сокровище, с помощью которого капитан Серебряной Звезды поместил в другое пространство целый остров. Использовать его, к сожалению, было слишком опасно. Ведь внутри находилось пространство серого тумана. Если Тиберий пропитается последним, у нас будут большие проблемы. Жаль не было другого похожего сокровищ…

Не успел я закончить свою мысль, как перед глазами у меня мелькнула картина, которая висела в каюте капитана.

Стоп. А что если…

— Нужно кое-что проверить, — сказал я голосом, в котором определённо звучали взволнованные нотки.

Уже вскоре я вернулся в свою каюту, освещённые пламенем свечей, и посмотрел на картину.

Когда Альфонс впервые растворился внутри последней, мы всячески пытались его достать — ничего не получилось. В итоге я сделал картину своим сокровищем сновидения, намереваясь продолжить опыты в доме на берегу, но теперь…

Теперь у меня появилась одна идея.

Я взял бутылку, наполненную зеленоватым песочком, а затем брызнул блестящую горсть прямо на полотно. Песок исчез. Испарился. А уже в следующее мгновение нарисованный корабль медленно пришёл в движение, рассекая волны и рисуя на моих губах триумфальную улыбку…

Совсем скоро я уже стоял на песчаном берегу, в окружении матросов, которые набивали лодки припасами и прикручивали к ним колёса, и рассматривал картину, на которой был не один, но три корабля: Тиберий, Альфонс и другой Тиберий.

Удивительное дело, но самое сложное было даже не поместить наши корабли в картину, но убедить другого Натаниэля, чтобы он позволил провернуть это с его судном…

Сперва эта миссия казалась мне совершенно невыполнимой — для капитана его корабль иной раз бывает важнее целого мира. Лишь благодаря железному аргументу: либо он оставляет корабль на моё попечительство, либо мы сами пойдём спасать мир и заберём себе всю славу, — я смог заставить его пойти на эту титаническую жертву. И даже так вскоре он забрал картину себе.

Я был не против, ведь последняя уже была моим сокровищем сновидения.

Теперь же нам предстояло пешее путешествие.

Матросы схватили верёвки, вдохнули, прокашлялись, поморщились от слепящего солнца и потащили лодки в сторону песчаного горизонта…

Перед нами простиралась настоящая пустыня… Почти. На самом деле место это было довольно странное. Песок действительно был прямо как в пустыни, и в то же время сама земля была необычайно ровной; здесь не было гор, расщелин, впадин — безымянный континент не знал ровным счетом никаких неровностей ландшафта.

Вернее, прежде безымянный.

Натаниэль — другой — почти сразу потребовал назвать его «Тиберий».

Мой Натаниэль, который к этому времени стал проявлять первые признаки собственного пробуждения, которые выражались в некоторых повадках моего тела и случайных мыслях, которые мелькали в моём сердце, настаивал на «Фердинандии»; спор вполне мог закончиться дуэлью на пистолетах, если бы я не предложить разрешить его потом, по завершению нашей миссии.

И так на смену морю пришли песчаные просторы. Вскоре морская черта исчезла за горизонтом, и всюду, куда ни глянь, стали простираться только безграничные выцветшие дюны.

Погода была… Терпимой. Температура воздуха казалась весенней, и даже яркое солнце было не особенно палящим. Впрочем, тащить лодки всё равно было тяжко — несколько раз я даже брал на себя эту обязанность, чтобы поднять моральный дух команды и немного сбросить лишний вес, но спустя пару километров все мои мышцы пробирала болезненная ломка.

Только вереницы следов за нашими спинами и звёзды над головой говорили о том, что мы неумолимо приближаемся к нашей цели.

…Если она вообще существует. С недавних пор внутри меня стали зарождаться определённые сомнения. До сих пор единственным аргументом в пользу «Теории Двери» было совпадения примерного местоположения, где её выбросили, и Сердцем Семи Морей. Но что если те записи были поддельными? Если кто-то решил разыграть забавную шутку? Если нечто иное было источником великого потопа? Было по меньшей мере странно, что в самом сердце последнего мы обнаружили песчаный материк.

И даже если это действительно была та самая дверь — что дальше?

Этот вопрос давил на наши плечи едва ли не сильнее, чем груз, который мы тащили за нашими спинами.

Чем синее небо высоко над головой…

Сама пустыня тоже была не особенно приветливой. Мы всё ещё находились в точке наибольшей нестабильности мироздания; впервые мы вспомнили об этом, когда посреди ночи сгустился серый туман, из которого стали раздаваться ужасающие крики. Матросы до самого рассвета несли караул с ружьями наперевес, а потом, сонные, снова потащили лодки.

И мы тащили. Когда в небе сияло солнце, когда на нём загорались звёзды, с полным желудком, с пустым желудком, весёлые, печальные, растерянные, уверенные, рассудительные, безумные и предельно одинокие здесь, в самом сердце и в то же время за пределами известного мира; мы неумолимо продвигались вперёд, и мы…

Пришли.

10. море

Пришли.

Это случилось внезапно. И скучно. Каждую ночь я проверял наше местоположение с помощью секстанта, после чего отмечал его на карте. Мои метки представляли собой вереницу чёрных крестиков, которые неумолимо подбирались к красному кружочку — сердцу.

Я всегда был терпеливым человеком, и в то же время невольно считал каждый метр, который приближал нас к нашей цели; когда же мы прибыли на место, там ничего не было. Сплошная пустыня.

Самое неприятное было в том, что, если бы здесь действительно что-то было, мы определённо заметили бы это на приличном расстоянии, учитывая совершенную плоскость окружающего ландшафта.

Мы ничего не нашли даже когда сократили примерный радиус искомой точки до нескольких сотен метров.

Неужели наша экспедиция провалились?

Неужели все теории были ошибочными, и легенда про таинственную дверь представляла собой не более чем забавную (теперь уже не очень) байку?

Я покосился на своих матросов. Пустые глаза на их бледных и обветренных лицах смотрели прямо на меня.

Я помялся, задумался и наконец…

— Будем копать, — сказал Натаниэль.

Я посмотрел на его грузную фигуру.

— Будем копать, — повторил Натаниэль Тибериус Фердинанд, вышел вперёд, сбросил песок, который лежал у него на плечах, и топнул. — Тут.

Все молчали.

— Франц, тебе ведь приходилось рыть колодцы, так? — спросил Натаниэль.

— Да, капитан… — ответил сутулый молодой человек.

— Ум, — повторила его копия.

— Хорошо. Будете руководить работой. Чего стоим? Доставайте лопаты, поднимайте палатки — за работу, живо! — махнул Натаниэль, и сразу несколько человек вздрогнули и стали приниматься за работу.

— Согласны с моим решением, капитан? — спросил меня Натаниэль.

— … Согласен. За работу, — сказал я и невольно хмыкнул.

Мне вдруг вспомнился образ, который предстал передо мной, когда я впервые читал журнал Натаниэля; тогда последний был простым мальчишкой, которого едва не вздёрнула его собственная команда. Я бы хотел сказать, что с тех пор он совершенно изменился, но… нет. И не потому, что передо мной была его копия, хотя мой, настоящий Натаниэля, судя по тому, как трепетало его сердце, намеревался сказать то же самое; Натаниэль не изменился. Просто избавился от всего дурного и оставил только хорошее, что было в его характере.

И это сделало его прекрасным капитаном.

После этого мы стали копать. В том числе я. В том числе другой Натаниэль. Мы работали не покладая рук, пока на небе не стали пробиваться звёзды, после чего передали лопаты сменным рабочим и задремали только для того, чтобы с первыми лучами солнца снова взяться за работу.

Это был долгий, кропотливый, чрезвычайно утомительный процесс; песок был твёрдым, но рыхлым; нам приходилось выгребать целые горы, чтобы не бояться, что он обрушиться на наши спины. Мы были осторожны, методичны и отчаянны.

И мы… победили.

Моя смена уже закончилась, и я лежал на покрывале, давая телу Натаниэля заслуженный отдых, когда услышал радостный крик. Я немедленно поднялся и направился в сторону котлована.

Последний освещали многочисленные фонари, и вокруг стоял уже привычный для меня запах китового жира.

Один из рабочих обеими руками держался за лопату и с выражением безумной радости на лице смотрел на землю.

— Что случилось? — спросил его другой.

Мужчина покрутил головой, посмотрел на взволнованные лица, которые стремительно собирались вокруг него, открыл рот, сглотнул и показал на землю.

После этого раздался новый крик, а затем другой, третий… Я тоже присмотрелся и почувствовал, как меня пронзает радостный трепет.

Мужчина показывал на клочок земли… но не простой, а «мокрый».

Вскоре крики привлекли внимание спящих. Последние стали просыпаться, после чего я и глазом не успел моргнуть, как все мы с бешенством стали зарываться в мокрую почву.

Этот порыв, однако, был скороспешным; с первыми лучами солнца почти все мы валялись совершенно уставшие, — сам я сидел на краю котлована и пил чай, который приготовил Дэвид, — в то время как работы оставалось ещё довольно много, но это был прогресс, ощутимый прогресс, и это было самое важное.

После этого мы стали трудиться ещё быстрее. И осторожнее — никто не хотел провалиться под воду. Земля у нас под ногами становилась всё более мокрой, в ней пробивались ручейки, и наконец мы смогли пробиться к морю — пробить огромную лунку в непроницаемые чёрные воды.

Сперва мы стали спускать туда фонари, однако занятие это оказалось бессмысленным. Мрак простирался в безграничные глубины. Тем не менее, судя по тому, как раскачивались наши верёвки, там, снизу, пробегал сильный поток.

Быть может, тот самый, который мы искали.

Был только один способ в этом убедиться.

Наша экспедиция была опасной, но вовсе не безумной. Мы заранее придумали, что будем делать, если найдём проклятую дверь.

Дайвинг в пределах этого мира находился в зачаточном состоянии. Здесь существовали громоздкие костюмы, наподобие тех, в которых расхаживала команда капитана Немо, но ещё не было кислородных баллонов, которые позволяли бы длительное время находиться под водой. Благо, для этой цели у меня имелся особенный коробок, в котором с некоторой периодичностью появлялись чайные листья, позволяющие достаточно долго задерживать дыхание.

Наблюдая за тем, как матросы собирают бронзовый костюм, я стал думать, кто именно отправится в первую в своём роде глубоководную экспедицию?

Сперва я не хотел отправлять туда Натаниэля. Его жизнь была необычайно важной для нашего путешествия. Тем не менее, по рассеянному стремлению, которое трепетало у меня в груди, и тому, как другой Натаниэль поглядывал на свой пистолет, я понял, что именно он желает стать первым в истории аквалангистом.

Наконец я смог убедить свою копию, что в хрониках нашей экспедиции в любом случае будет стоять его имя, и только так выиграл себе правой первой (возможно неудачной) попытки.

Матросы нарядили меня в костюм, хорошенько обмазали маслом, привязали верёвку и спустили под воду.

11. в

Сперва я не хотел отправлять туда Натаниэля. Его жизнь была необычайно важной для нашего путешествия. Тем не менее, по рассеянному стремлению, которое трепетало у меня в груди, и тому, как другой Натаниэль поглядывал на свой пистолет, я понял, что именно он желает стать первым в истории аквалангистом.

Наконец я смог убедить свою копию, что в хрониках нашей экспедиции в любом случае будет стоять его имя, и только так выиграл себе правой первой (возможно неудачной) попытки.

Матросы нарядили меня в костюм, хорошенько обмазали маслом, привязали верёвку и спустили под воду.

Первое погружение было мимолётным и требовалось только для того, чтобы выяснить, как работает наш «агрегат».

Всё прошло успешно. На второй раз мне вручили особенный фонарь, который горел даже под водой, и стали спускать на самое морское дно.

Впервые оказавшись внутри подводного костюма, я невольно испытал лёгкий приступ клаустрофобии. Он был чрезвычайно тесным и представлял собой тяжкую ношу. Голову повернуть в нём было невозможно, а потому я мог только наблюдать, как маленькое стеклышко, оконце, из которого я наблюдал за окружающим пространством, словно принцесса, заточённая на вершине каменной башни, стремительно заволакивают чёрные пучины.

Выбора не было. Я закрыл глаза и предоставил своё тело на попечительство верёвке.

Воцарилась тишина, нарушаемая только лёгким металлическим эхом.

Я знал, сколько примерно занимает процесс погружения, и всё же есть огромная разница между тем, чтобы стоять с часами там, наверху, и неторопливо погружаться в тёмную бездну — чувствовать, как чёрный мороз проникает через резину и меховые прокладки, прогрызает плоть и обволакивает твои кости.

Думать я был не в состоянии. Снаружи и внутри меня воцарилась мертвенная тишина, и продолжалась до тех пор, пока не раздался лёгкий «Тук», после чего я ощутил сперва толчок, а затем твёрдую почву у себя под ногами.

Я открыл глаза и медленно, словно ржавая кукла, выставил перед собой фонарь, от которого поднимались сверкающие пузырьки.

Последний осветил несколько метров гладкой песчаной поверхности, но не более того — за ними простирался кромешный мрак. Я посмотрел по сторонам, на что потребовались определённые усилия, и направился вперёд.

Я прошёл примерно полсотни метров, на что потребовались огромные усилия, прежде чем понял, что моя тактика была совершенно бессмысленной.

Нельзя просто идти в случайном направлении. Это бред. Но что ещё я мог придумать? Использовать игрушечные собачку я был не в состоянии. Для этого требовалось знать, как выглядит искомый предмет…

Я задумался и вдруг почувствовал лёгкий трепет на пальцах своей правой руки. Даже не так: трепет этот был всегда, но только сейчас я впервые обратил на него внимание. Что это? Ветер? Нет. Под водой не бывает ветра. Это было…

«Течение».

И тут в моей голове точно вспыхнула молния.

Я стремительно — насколько позволяли доспехи — повернулся и направился в сторону течения. Последнее становилось всё сильнее и сильнее по мере моего продвижения, и вместе с ним внутри меня крепчала уверенность в правильности моего предположения. Наконец в кромешной темноте стали выступать очертания; сперва мутные и неразборчивые, вскоре они превратились в горизонтальные прямоугольник.

Дверь.

Самую обыкновенную приоткрытую дверь, которая лежала боком посреди песка. С обеих сторон от неё крепились камни, балласт, верно приделанный для того, чтобы она точно ушла на морское дно.

Я вздохнул.

В этот момент мне показалось, что в груди у меня зазвенели мириады серебристых колокольчиков.

Наше путешествия, этот безумный прыжок в неизвестность увенчался успехом. Я… нет, мы, все мы, Натаниэль и все остальные стояли перед лицом легенды; мы нашли её, и вместе с тем сами превратились в живые легенды.

Впрочем, хватит пафосного бреда. Нельзя расслабляться. Теперь мне предстояло самое сложное.

Я сглотнул и пристально посмотрел на проклятую дверь, как ковбой на другого ковбоя перед началом дуэли.

Между нами было не более тридцати метров; тем не менее, они представляли едва ли не большую опасность, чем все прочие моря вместе взятые.

Я чувствовал себя минёром. В руках у меня были щипцы. Передо мной — взрывное устройство.

Наконец я поставил фонарь на землю и стал обходить дверь с правой стороны.

То и дело я проверял силу течения кончиками пальцев. Последнее было достаточно сильным, чтобы свалить меня на землю, но едва ли могло погрузить под воду целый мир. Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Дверь определённо обладала магической природой.

Приблизившись на расстояние вытянутой руки, я пощупал дверной проём. Его пронзала лёгкая вибрация. Дверь уходила внутрь. Следовательно, чтобы её закрыть, нужно было пройти на другую сторону.

Это было опасно.

Очень опасно.

Именно поэтому я не собирался брать туда Натаниэля.

На таком расстоянии я вполне мог оставить его тело и самостоятельно пробраться в таинственное туманное море.

Я сделал глубокий вдох и уже приготовился погрузиться под воду, когда из дверного проёма возникал сморщенная белая рука. За ней показалась другая, а затем и лицо с маленькими чёрными точками на месте глаз и огромной зубастой улыбкой.

Вестник!

Я немедленно отпрянул и едва не упал, согбенный тяжестью своего костюма; монстр смотрел на меня и улыбался. Он всегда улыбался, и в то же время теперь его улыбка была иная — как никогда жестокая и самодовольная. Наконец он повернулся, посмотрел наверх и медленно открыл свою зубастую пасть. Даже на расстоянии я почувствовал, как вода начинает обращать в неистовый водоворот.

Я немедленно посмотрел наверх, через другое стёклышко, сделанное на макушке моего шлема.

Прежде сверху тянулся плотный слой песка, но вот по нему, словно молнии, побежали белые трещины. Они множились и разрастались с невероятной быстротой. Всего за несколько мгновений сверху посыпались сперва небольшие, а затем огромные песчаные глыбы. Море завихрилось, забурлило, как будто я попал из обычной воды в газировку. Течение становилось всё сильнее. Я чувствовал себя посреди торнадо, и, если бы не тяжесть моего костюма, едва ли бы я смог удержаться на ногах.

В моей голове побежали расчёты.

12. судно

В моей голове побежали расчёты.

Что мне теперь делать?

Вернуться на поверхность?

Я мог это сделать с помощью метки, однако нельзя было оставлять Натаниэля наедине с этой тварью; тем не менее, если я не вернусь, вся наша экспедиция провалится под воду…

Я чувствовал бешеный трепет в груди Натаниэля. Последний требовал, чтобы я немедленно направился наверх. Я замялся, затем шагнул вперёд, вызвал булаву Звездомаха и со всей силы ударил монстра по голове. Удал получится медлительным и жалким, и даже когда шипы наконец вонзились в бледную макушку, на черепушке монстра появилось всего несколько трещин.

Нет, это не сработает. Нужно найти другой способ — но какой?

В моей голове немедленно промчались мириады вариантов. Большинство из них были для меня закрыты. Я не мог использовать силу веры в пределах этого мира, ибо это неминуемо приведёт к разрушению материального барьера.

Наконец я заскрипел зубами и вытянул руку, после чего в моих пальцах появилась маленькая серебристая табакерка.

— Проваливай… отродье! — прохрипел я, Натаниэль, мы вместе, и открыл её.

Вестник дрогнул и превратился в облако серого тумана, которое табакерка засосала внутрь.

Я немедленно посмотрел наверх.

Вихрь исчез, но тёмный небосвод продолжал трещать по швам и сыпаться под воду.

Я сосредоточился и снова обнаружил себя на поверхности. Прежде ровную песчаную гладь покрывали мириады больший и маленьких трещин. Песок плавал и провалился под воду, как плотная ледяная кора, когда пригреет солнце. Люди в ужасе смотрели по сторонам. Они были совершенно беспомощны перед лицом неистовой природы.

Я вскинул руку, и прямо возле нашего лагеря возникло и стало обретать очертания огромное серое облако; за несколько мгновений последнее превратилось в массивное трёхъярусное судно, которое продавило песчаную поверхность и с грохотом ударилось о воду.

— На корабль, живо! — крикнул я растерянным матросам.

— Все на борт! — одновременно прокричал другой Натаниэль.

После этого он и Дэвид стали руководить матросами, которые резво запрыгивали на лодки.

Я кивнул, возвратился в Натаниэля под водой, оставил его тело и направился в дверной проём.

В метре от последнего я замер и посмотрел назад, на высокую фигуру, облачённую в круглый бронзовый шлем и освещённую светом единственного фонаря; я не мог рассмотреть лицо Натаниэля — последнее представляло собой чёрный омут в отблесках плотного стекла, — но вот он медленно приподнял свою правую руку. Я кивнул, повернулся и устремился в неизвестность…

С другой стороны меня встретило то же море, только более спокойное.

Я повернулся, нащупал дверь, — было темно, и я едва мог рассмотреть свои собственные руки, — и закрыл. После этого последние колебания прекратились, и вокруг меня стремительно сгустилось слепящее спокойствие.

Сперва я намеревался пропитать дверь своей туманностью, но случилась странная вещь… Стоило её закрыть, и последняя исчезла. Я помахал руками, подрыгал ногами, ничего не нащупал, помотал головой и поплыл наверх.

Поверхность оказалась удивительно близко. Я вытянул голову, поправил мокрыеволосы, которые налипали на мои глаза, и осмотрелся.

В тех немногих записях, которые оставили обитатели Мира Натаниэля, море с другой стороны дверного проёма расписывалось, как чистая водная гладь, над которой витают густые вихри серого тумана. Всё было так… но не совсем. Плотность серого тумана определяет уровень твоей Стабилизации. Обыкновенный обитатель материального плана действительно не смог бы ничего разобрать — я же прекрасно видел огромный лайнер, красноватый корпус которого возвышался всего в сорока метрах у меня перед глазами.

Что ж, это было ожидаемо.

За дверью действительно находилось то самое море, вид на которое открывался с террасы дома на берегу.

Последний должен быть… справа, так?

Я уже собирался пуститься вплавь, как вдруг услышал железный лязг, резко повернулся и увидел, что с корабля спустили тонкую ржавую лестницу.

…Это было приглашение?

Спасибо, обойдусь.

Я прыснул и направился в сторону, где должен был находиться берег. Вскоре, однако, внутри меня стала нарастать тревога. Берега… не было. Совсем. Передо мной открывалось безграничное море. Я напрягся и поплыл в другую сторону, но и там ничего не обнаружил. Тогда я вернулся на первоначальное место и вспомнил, что в своё время видел корабль не только с террасы, но и в мире серебряной табакерки.

Значит его положение не было статичным…

Я прикусил губы, вызывал компас, включил второй режим и посмотрел на стрелку. Последняя неторопливо повернулась и показала на корабль.

Причём прямо на ржавую лестницу.

Проклятье… Ладно.

Не то чтобы у меня было так уж много вариантов…

Подъём оказался довольно продолжительным. Забравшись на борт, я посмотрел по сторонам. Всё вокруг было пустым и неподвижным, и даже серый туман не клубился, а точно застыл среди пространства.

Мой взгляд опустился на дверь, за которую в своё время пытались пробраться другие капитаны. Последняя была закрыта. Я приблизился и потянул за вентиль — не поддаётся.

Тогда…

— Ветер.

Скрип!

Вентиль резко закрутился, после чего дверь медленно, прямо как в ужастике, приоткрыла свою бездонную чёрную пасть.

Я принюхался.

Пахло ржавчиной и сталью.

Тогда я прочитал заклятие, вызвал небольшой огонёк и направился в железный коридор.

На первый взгляд последний был настолько непримечательным, насколько вообще может быть непримечательным коридор заброшенного судна, которое, казалось, приподняли из морских пучин. Слева и справа мелькали двери, но все они были закрыты. Сверху смотрели нерабочие лампочки. Только мой шаг нарушал совершенную тишину этого места.

Я спускался всё глубже и глубже в проржавелые недра этого судна, как вдруг заметил, что одна из дверей была приоткрыта. Зайдя внутрь, я сразу почувствовал нечто неладное, и лишь погодя осознал, что шаг мой стал совершенно беззвучным. Я посмотрел вниз и увидел плотный зелёный ковёр.

Я направил ещё немного маны в огонёк, последний вспыхнул и светлым карандашом подчеркнул все детали окружающего помещения.

Это был… бар. Наполовину. Наполовину — игральная комната.

13. следующему из нас

Это был… бар. Наполовину. Наполовину — игральная комната.

Слева тянулась потёртая барная стойка. Против неё стояло несколько высоких барных стульев, ещё немного дальше — покерный стол. Прямо над ним, на потолке, словно скрученный мёртвый паук, висела чёрная лампа без лампочек; несколько других крепились на обитые зелёным бархатом стены.

Всё это было пыльным и грязным, с отчётливой печатью запустения.

В один момент мой взгляд зацепился за картину, которая висела в дальнем конце помещения.

Я приблизился и рассмотрел её более пристально.

Она изображала эту же комнату, только чистую, новую и… «людную».

В некотором смысле.

За барной стойкой стоял человек… вернее, половина человека, облачённый в чёрный костюм и плотные кожаные перчатки. На табуретке перед ним сидела маленькая девочка в сером платье, светлые волосы которой завязывал розовый бантик. Справа от неё восседал ужасающий клочок мяса, самого разного: свежего, гнилого, жаренного, варёного, сырого, копчёного, вяленого и сырокопчёного, птицы, рыбы, свиньи, коровы и человека; перед девочкой стояла кружка пива; перед мясом: стеклянным стаканчик с мороженным и маленькой серебристой ложечкой.

Покерный стол занимала дудочка. Дудочки. Шесть штук, которые сидели на разных стульях и тасовали карты. В роли крупье у них выступал плюшевый кролик.

Я пристально смотрел на эту картину, как вдруг услышал щелчок, за которым последовал звук работающего граммофона. Я немедленно повернулся и обнаружил, что прежде тёмная и пыльная комната совершенно преобразилась.

За барной стойкой действительно сидела девочка и «мясо». Первая обеими руками держала пенистую кружку; второй черпал мороженное серебристой ложкой. Дудочки раскладывали карты. Одна из них курила трубку, другая — самокрутку, третья — сигарету, четвёртая — кубинскую сигару, а пятая — шестую дудку, плотно нашпигованную табаком. Все они выпускали плотные облака серого тумана…

Никто из них не обращал на меня внимания.

Играла весёлая музыка.

Все были заняты своими делами.

Наконец одна из дудок вскинула свою маленькую ручку, похожую на музыкальную ноту, и показала на пустующий стул:

— Эй, новенький, давай к нам!

В это же время на меня покосилась одним глазом девочка, которая, опрокинув голову, хлебала из огромной кружки размером как собственное тельце.

Когда я присел на свободное место, плюшевый кролик хмуро посмотрел на меня своими стеклянными глазами.

— Не обращай внимания, ду, — заметила дудка. — Здесь он тебя не тронет. Особое место, сам понимаешь.

Я кивнул и посмотрел на свои карты.

Все они изображали маленькие дудочки.

— Роял-стрит, — сказала дудка, открывая собственную руку. — Собственно, мы уже давно хотели с тобой поговорить, Алекс. Но ты всё время прятался и ноги уносил, так что пятки сверкали.

— Между прочим, это совершенно невежливо, — прибавила другая дудка глубоким голосом.

— Дуу… — кивнула самая маленькая, набитая табаком.

— Тише! — возмутилась первая. Не обращая на них внимания, Алекс, они сумасшедшие.

Вообще правил у нас не так и много: делай что хочешь, твори что хочешь, и ду-ду, и ду-ду. Можешь подбирать пустые миры и те, в которых уже сидит кто-то другой. Правда это сложно и бессмысленно. Ну и не трогай те, в которых прямо сейчас происходят дуэли. Хотя если хочется, можно и туда. Кстати, бинго, — заявила дудка и показала листок бумаги, на котором все соты, дудки, были обведены красными кружками.

— Впрочем, всё это всё равно скоро закончится. Мы, как бы, давно занимаемся этим делом, и нам немного надоело. Поэтому мы решили провести финальный турнир. Сойдёмся на ринге и помашем кулаками. Победитель заберёт миры всех остальных и станет королём вселенной. Всяко лучше, чем и дальше бодаться в этой песочнице. Пон, — заметила дудка и показала свою идеальную колоду для маджонга.

Но вообще ты не кипятись, Алекс. Ещё парочку миров ты поглотить успеешь. А может хватит и одного, кто его знает. У тебя ведь голова чистая, у меня вот вообще место неё — дудка. Так что особенного преимущества за нами не будет. Некоторые из нас вообще не хотят этой победы. Просто проигрывать мы тоже не умеем, сам понимаешь.

— Не совсем, — ответил я, стараясь сохранять настолько спокойный тон, насколько это возможно, когда перед тобой простирается огромный капкан.

— Поймёшь, — махнула дудка. — Сам я стараюсь относиться к этому не слишком серьёзно. Видишь мясо. Эй, мясо! Помахай!

…Махает…

Вот ему вообще всё равно. Завидую. А у меня так, немного дудит в голове. Впрочем, я тебя понимаю. Как раз тебе нужно относиться к этому делу предельно серьёзно. 21.

Я кивнул.

— … Ну ещё такой советик, Алекс. Мы же как устроены. Все мы немного «того». Мясо думает, что он мясо, безымянная никогда не может вспомнить собственное имя, кролик постоянно опаздывает, я так вообще, — он посмотрел прямо на меня, — дудка.

…Ты среди нас ещё нормальный. Поэтому большинство миров уже находятся на твоей волне. Тебе просто нужно подравнять эту настройку и… Сечёшь?

— Отчасти, — сказал я. — Вы хотите изменить вселенную, а я хочу её сохранить.

— Не, — помотала дудка. — Мы не «хотим» её изменить, Алекс. Ну как, некоторые хотят, но суть не в этом. Вселенную меняет серый. Мы просто проецируем своё понимание последней. Мы психи, Алекс. Для нас это, — он показал рукой на собрание, — «нормально». Как для тебя нормально текущее положение вещей. Смекаешь?

— Да. Но если так, почему ты назвал себя и остальных сумасшедшими?

— Пытаясь вжиться в твою шкуру, — развела дудками дудка. — Так-то для меня ты — тоже сумасшедший. Просто я пытаюсь смотреть на себя, как если бы ты смотрел на меня.

Я хмыкнул.

— Спасибо.

— Всегда пожалуйста, — кивнула дудка и выбросила два кубика — шестёрками наверх.

— И когда начнётся этот «великий турнир»?

— Скажем. Про это можешь не волноваться. Лучше сосредоточься на том, чтобы стать сильнее. Сейчас ты ещё довольно хилый.

— Спасибо, — сказал я и немедленно прибавил: — Уно.

Дудка задумчиво посмотрел на мои карты. На меня. Опять на карты.

Наконец она медленно кивнула.

Я поднялся и направился на выход.

Таинственным образом я был уверен, что, стоит мне подняться на верхнюю палубу… нет, стоит мне выйти за дверь, и я немедленно вернусь в дом на берегу.

Я был в шаге от порога, когда дудка окликнула меня:

— Эй, Алекс.

Я повернулся.

Она всё ещё смотрела на карты.

— Береги её.

— Кого?

— Сам знаешь, — махнула дудка.

Я кивнул.

Потом замялся… я был уверен, что ответ мне совершенно не понравится… и спросил:

— Почему тебя это волнует?

— Если… — заговорила дудка после продолжительной паузы, сохраняя прежнюю позу и пристально глядя на бархатный зелёный стол, — у тебя опять ничего не получится, не забудь вернуть булаву на место.

Я прищурился.

— … Следующему из нас она может пригодиться.

…

…

14. не так

Вернувшись в дом на берегу, я понял, что не помню, как именно сюда вернулся. Не потому что в моей памяти случился провал, отнюдь, все события в ней были представлены в чётком хронологическом порядке, и всё же в тот самый момент, когда я вышел из барной комнаты, весь мир накрыл плотный серый туман, и когда он развеялся, я уже стоял здесь, посреди зала и справа от кушетки.

Я повернулся и бросил внимательный взгляд на лайнер, на верхней палубе которого мерцал неизменный огонёк.

Вдруг я понял, что снова забыл проверить, что именно представляет собой последний. Я не проверил это в первый раз, когда вместе с другими капитанами поднялся на борт, не проверил и второй. Почему?

Был и другой, не менее важный вопрос. Ещё тогда, в браной комнате я обратил внимание, что среди Них не было человека с лошадиной головой. Того самого, который «дождь там, где его не может быть». Была безымянная, была дудочка, был запах мяса, был кролик, была половина человека, но его, дождя, не было.

При мысли об этом я снова вспомнил фиолетовый мир и труп с вырванным сердцем, лежавший возле алого ручья.

Надо было спросить про него дудку… Впрочем, что-то мне подсказывало, что Он тоже не знал ответа; в этом и многих других отношениях Мы были (не) удивительно похожи…

Я вздохнул, развалился на кушетке и стал рассеянно глядеть на потолок. Не могу сказать, как долго я находился в этом состоянии; просто в один момент я повернул голову и посмотрел на девушку с необычайно длинными светлыми волосами, одетую в медицинский халат, которая сидела рядом со мной.

— С добрым утром.

Х повернула голову и обратила на меня свои глаза, напоминавшие туманные воронки.

— Сейчас. не. утро… Я-ма-то.

— Уверена?

Она посмотрел на террасу и медленно помотала головой.

— Ну, как тебе здесь нравится? — спросил я, выпрямляя спину и сам невольно осматривая своё жилище.

— Слишком… пусто… — ответила Х.

— Хм. А так? — спросил я и вызвал Стеклянную сферу, сокровище Натаниэля, после чего поставил её на столик возле кушетки.

— Лучше.

— Можешь приносить сюда что захочешь. Обставь это место, как тебе удобно.

Х кивнула.

Её лицо напоминало маску — потому ли, что она не привыкла выражать свои чувства, или потому что такой у неё был характер, однако я — не смею утверждать наверняка, конечно, — примерно научился разбирать что она думает по завихрениям тумана у неё в глазах.

С недавних пор каждая моя экспедиция превратилась в полноценное приключение, после которого я чувствовал если не физическую усталость, то по меньшей мере душевное изнеможение; собственно, почему каждый раз по возвращению я проваливался на диван, подняться с которого мне стоило не меньших усилий, чем выбраться из подземной тюрьмы (как в последнем Батмане от Нолана).

Поэтому я был совсем не против поболтать, — пускай мой собеседник был и не самым разговорчивым «человеком».

— Как поживает Куросаки?

— Хорошо.

— Мурасаки?

— Хорошо.

— Остальные?

— Хорошо.

— А ты?

Х замолчала.

Ответила:

— Недавно… я попробовала… бургер с яйцом…

— И как?

— Яйцо… пережарили…

— Бывает. Сам ненавижу, когда такое происходит.

После этого я провёл для неё небольшую экскурсию, сделал несколько наставлений — не выходить на улицу, не смотреться в обломки зеркала, не читать мои записи и не стрелять себе в лицо из пистолета, — попрощался и снова направился в подвал.

Спустившись по лестнице, я остановился и стал задумчиво разглядывать тёмную кишку у себя перед глазами.

Следовало выбрать новый мир для посещений. Но какой? Всего у меня было два варианты: в одном из них туман был густым; портал в другой открывался прямо на глазах и на данный момент был высотой в полтора метра и шириной в тридцать сантиметров.

После некоторых размышления я пришёл к выводу… что между ними не было совершенно никакой разницы. В любом случае с другой стороны меня поджидала неизвестность. Поэтому я решил направиться в первый из миров — и потому что он был первым, и потому что туннель туда был немного шире, а значит мне не придётся раздирать свои плечи о каменные стенки.

Сперва меня встретило внутренне убранство мумифицированной глотки; затем последняя выпрямилась и превратилась в узкий забетонированный коридор. В мой нос ударил характерный запах старого подъезда, и когда я наконец выбрался на открытое пространство, то попал в обыкновенную подворотню.

Справа, прислонившись к кирпичной стенке стояли мусорные баки. Один из них дёрнулся, и наружу показалась рыжая кошка. Она посмотрела на меня своими глазами, похожими на голубые блюдца и, поджав хвост, стала старательно разрывать когтями чёрный мусорный пакет.

Пространство дальше десяти метров расплывалось в гуще серого тумана.

Я посмотрел по сторонам и задумался.

Прежде я всегда искал носителя; теперь, однако, у меня было собственное Сердце, собственный вес в пределах кошмара, а потому я мог не волноваться, что последний будет оказывать на меня негативное влияние. Так почему бы сперва не осмотреться в образе фантома? Тем паче, что мир вокруг был относительно чётким: как в туманное деревенское утро.

Я направился вперёд, дошёл до конца подворотни и остановился на панели перед проезжей частью. Передо мной, возникая из тумана и снова растворяясь в серой гуще, мелькали машины. Я сделал глубокий вдох и невольно удивился, что воздух не был влажным и прохладным — на секунду мне показалось, что я стою посреди самого обыкновенного города в самое обыкновенное пасмурное утро.

Странное чувство бесцельности.

…И немного неумолимой модальности зримого, да, не без этого.

Я посмотрел по сторонам, наблюдая за многочисленными прохожими, которые вздрагивали, когда проходили меня насквозь, и отметил про себя, что едва ли не половина из них носила в голове синеватые воронки.

Чего и следовало ожидать: современное общество так устроено, чтобы воспитывать безумцев.

В один момент взгляд мой зацепился за красную неоновую вывеску, алевшую среди тумана. Я перешёл дорогу, прищурился и попытался прочитать название — не вышло. Тогда я достал монокль и попробовал ещё раз:

«У Фрица»

Хорошее название.

Я зашёл в ресторан, осмотрелся и заметил мужчину в роговых очках у дальнего столика, читающего газету. Воронка у него в голове разрасталась прямо на глазах. Я приблизился и коснулся её указательным пальцем.

Миг спустя за окном загремели машины; я помотал головой и обнаружил себя в самой заурядной американской забегаловке. Официантка, девушка в клетчатом наряде, стояла за стойкой и лениво теребила свои кудрявые волосы. Клиенты напряжённо пили кофе.

Я подобрал собственную чашку, сделал глоток — гадость — поставил, устроился на кресле и принялся читать газету.

'Последние новости!

Скандальный прокурор Грюнвальд собирается баллотироваться в президенты!

Распри между Торговым союзом и Перевозчичьей Фирмой «Белая Звезда» продолжаются!

Новая жертва таинственного убийцы «Чёрной метки». Почему полиция бессильна? Читайте аналитику эксперта по криминалистике!

Только здесь и только сейчас (а также каждый понедельник, вторник, среду, четверг и пятницу) — уникальное предложение, просто позвоните по номеру +375293184239, и вы получите промокод на…'

И так далее, и тому подобное… В один момент я заметил, что каждый раз, когда взгляд мой пробегал по очередному названию, сокращению или слову, написанному с большой буквы, то не только понимал его значение, но и всю подноготную; прежде я оперировал только на одном уровне: сознание носителя выступала для меня в роли своеобразного переводчика. Теперь, однако, я намного лучше управлялся с природой серого тумана и мог проникнуть в более глубокие дебри его подсознания.

Каждое непонятное слово содержало для меня небольшую, большую и огромную (в зависимости от уровня моей концентрации) сноску, благодаря которым в моей голове довольно скоро сформировался примерный образ окружающего мира.

Последний действительно напоминал мой собственный, разве что был немного меньше; вместо сотни разных стран здесь заправлял единственный «Союз», власть в котором делил Парламент и всевозможные государственные бюро и Корпорации.

Это не значит, что на весь мир был единственная язык и одна культура. Раньше здесь тоже существовали разные страны. Просто постепенно все они сошлись воедино.

Прямо сейчас я находился в городе под названием «Вин-дори» — это был огромный мегаполис, напоминающий Нью-Йорк и занимающий похожую макро-финансовую нишу. Впрочем, моему носителю нужно было в другой городок, «Ван-дори», что в 120 милях на север отсюда, которые он собирался преодолеть на самолёте (намечалось важное рабочее совещание).

Мне посещать данное собрание не было особого смысла; поэтому я оставил его тело и снова принял свою призрачную форму.

Наблюдая за тем, как мужчина вздрогнул, посмотрел на часы, вскочил и немедленно бросился на выход, едва не сбивая с ног других посетителей и растворяясь в гуще сером тумане, я задумался, что мне теперь делать.

Читая воспоминания своего носителя, я не обнаружил никаких признаков порождений кошмара.

Следовательно, вера местных обитателей либо была размазана по всей протяжённости местного легендариума и проявляла себя в различных мелочах — неудаче, которая возникала, если дорогу тебе перейдёт чёрный кот, или постоянно пропадающих парных носках, — либо напротив, сосредоточено в чём-то одном, настолько огромном и значительном, что простой человек не мог даже помыслить, что «это» было странным.

Я уже собирался выйти на очередной прогулку и поискать признаки странного и непонятно на улице — великолепное времяпрепровождение, ничего не скажешь, — как вдруг мой взгляд зацепился за столик, за которым я сидел.

В то же мгновение я почувствовал лёгкий холодок

Это было странное, призрачное чувство, из тех, которые возникают раньше, нежели мы в полной мере осознаём причину последних; это была слепая, звериная тревога; это было ощущение, что что-то.

было.

не.

так.

15. видят

Это было странное, призрачное чувство, из тех, которые возникают раньше, нежели мы в полной мере осознаём причину последних; это была слепая, звериная тревога; это было ощущение, что что-то.

было.

не.

так.

…Но что?

Я задумался. Опыт всех моих многочисленных экспедицией подсказывал, что в этом совершенно обыкновенном столике в совершенно обыкновенной забегаловке на котором стояла совершенно обыкновенная наполовину пустая кофейная чашка что-то было не так.

Я прищурился.

Затем обвёл глазами других посетителей, которые входили, выходили и заказывали кофе, официантку, которая наконец вернулась к работе и теперь разносила подносы и убирала пустые кружки, и вдруг «понял», и понимания пронзило меня, как разряд электричества, который немедленно накалил все мои нервы.

Эту чашку никто не прибрал…

Мой носитель сбежал довольно давно, и тем не менее за ним никто не убирал. Убирали за другими. Причём некоторые из тех, за кем убирали, пришли уже после того, как мужчина выбежал за дверь (он расплатился? Не знаю. Нет.) Почему?

Потому что место всё ещё было занято.

Кем?

Мной.

Все эти люди не просто ощущают моё присутствие, они меня «видят»:

Офисная дама сидит за столиком возле окна и напряжённо рассматривает моё отражение; другая молодая девушка уже трижды припудрила носик и теперь разглядывает меня в своё зеркальце; люди в окнах скользят по мне глазами, не останавливаясь, не замедляясь, продолжая отыгрывать безучастную толпу.

Я сделал глубокий вдох, поднялся и невозмутимо направился на выход, старательно делая вид, что ничего не замечаю. Прямо в дверном проёме передо мной появился грузный мужчина. Я прошёл через него, и когда вышел на улицу, последний откровенно уставился на мою спину.

Всё вокруг оставалось прежним, пешеходы и машины были на месте, и всё же я больше не чувствовал себя, как маленький мальчик посреди песочницы — сам себе я напоминал зверя, перед которым простирается больше дюжины капканов.

В один момент мой взгляд едва не встретился с маленький девочкой, которая шла за руку со своей мамой и уплетала мороженное. В последний миг я сделал вид, что просто задумался и смотрю в пустоту перед собой.

После этого я перешёл дорогу и уже собирался немедленно вернуться в подворотню, но в итоге замялся; некоторые звери кусают только тогда, когда жертва пытается вырваться из пасти. Будет подозрительно, если я немедленно пойду на выход. Можно броситься бежать… но что если я не успею? Тогда я определённо привлеку Их внимание.

Проклятье, и почему я не подумал оставить метку на входе… Ну как, подумал, но приберёг пальцы. Как там гласила поговорка? Скупой платит дважды? За один мизинец ты будешь расплачиваться всем своим телом, Алексей.

Был и другой вариант: призвать силу веры, превратиться в золотого дракона и броситься вызов… этому.

Я сжал кулак.

Разжал.

…Нет. Слишком опасно. В мире Ямато сила веры была неподалёку; здесь же мне придётся самостоятельно разбить границу материального пространства. На это потребуются усилия, которые сразу поставят меня в невыгодное положение относительно моего противника. На чужой доске не стоит играть даже в шашки, не говоря уже о том, чтобы устраивать битву в пределах чужого мира.

Что же делать… Знаю.

Я вскинул руку, лёгким движением отрезал себе указательный палец и неторопливо направился в подворотню. Там я осмотрелся, заметил туннель — благо, последний никуда не делся, — деловито разметил палец перед ним, небрежно повернулся… а затем со всех ног устремился в узкий бетонный коридор.

В моей голове заиграла боевая музыка. Миг спустя раздался ужасающий трепет. Не смея повернуться, я знал, что за мной устроили погоню. Вскоре сами стенки коридора задрожали и стали сжиматься. Я немедленно прочитал заклятие и уменьшился до размеров карлика, ребёнка и наконец миниатюрного человечка, на спине у которого распустились золотистые крылья.

Я превратился в птицу, летящую по коридору. И всё равно ужасная сила у меня за спиной неумолимо приближалась. Стены вокруг меня уже разгорались разрушительным светом, как вдруг разошлись в разные стороны, и я понял, что вернулся в подвал.

Мне захотелось выдохнуть, расслабиться, свалиться на землю — я не посмел этого сделать, но только повернулся и щёлкнул пальцами.

Трещина, внутри которой разгорался белый свет — точно туннель, по которому приближался поезд, — немедленно покрылась плотной золотой корой. Последняя стала трескаться прямо на глазах, и всё же здесь, в доме на берегу, я мог больше не сдерживать силу своего тумана. Я вытянул руку, и мои ногти превратились в золотистые чешуйки. Барьер вспыхнул с утроенной силой, земля у меня под ногами заходила ходуном, а затем всё прекратилось, и повисла тишина.

Сперва я стоял неподвижно и следил за ровным сиянием золотистого барьера.

Затем выдохнул, резко почувствовал сильнейшую усталость во всём своём эфемерном теле, повернулся и проковылял на выход.

Я забрался по ступенькам (один… два… три…), вернулся в зальную комнату и свалился на кушетку.

— С возвращением… Ямато… — проговорила Х, которая сидела рядом, продолжая смотреть в пустоту перед собой.

Я показал ей большой палец.

Ладно…

На сегодня, пожалуй, хватит.

Я снова посоветовал Х быть предельно осторожной, после некоторых размышлений вручил ей собственный палец, чтобы мочь в любой момент прийти на помощь, и отправился напрямик в свою комнату, где свалился на кровать и немедленно заснул…

…

16. счастье

…

…

…

— …

— …

— …

— …

— … И как это понимать?

—... А, в смысле мама ещё спит!

— Я знаю.

— И проснётся только через час. Наверное.

— Или полтора. Знаю. Это не объясняет, что ты делаешь в моей постели, — спросил я Таню, которая прямо сейчас сидела на мне, точно собачка на своём хозяине, — даром что была одета и между нами было покрывало.

— Решила разбудить своего дядю, — весело ответила девушка.

— Для этого не обязательно забираться в мою кровать.

Таня сделала лицо, как будто для неё эта новость была невероятным откровением.

— Не пучь глаза, выпадут.

Девушка спрыгнула и наигранно вздохнула:

— А я надеялась, что дядя перестанет быть трусом и наконец воспользуется своей податливой племянницей…

— Сейчас он воспользуется правом выставить тебя за дверь. Брысь, не то останешься без завтрака.

— Пока-пока!

Я проводил её взглядом до коридора, покачал головой и снова рухнул на подушку.

…Интересно, все женщины становятся более храбрыми (отчаянными) в присутствии конкурентки? В любом случае Аня была конкурентом дочки только за моё внимание. Она явно не могла претендовать на то, чтобы стать моей любовницей. В смысле, Таня тоже не могла, но…

Пф. Ладно. Хватит об этом.

Такими темпами и сбрендить можно.

В дудочку, там, превратиться, а то и хуже.

Я поднялся и стал неторопливо одеваться…

…

…

…

Сегодня в программе развлечений: поход за грибами. Семейное предприятие. Удивительным образом, предложила его именно Аня. Ей хотелось найти некий особенный гриб, который, по словам её гуру, позволял поправить «чакры». Таня разумеется съязвила на эту тему, и не раз, и не два, и не три пока мы ехали в машине до ближайшего леса, но мать её была непробиваемой, да и самой девушке, которая сперва относилась к этому делу с предельным скептицизмом, стало интересно, и уже вскоре она лезла с ножиком под каждое дерево.

Надо ли говорить, что, когда мы закончили, мне пришлось выдрать из неё парочку клещей?..

— Ай.

— Терпи.

В свою очередь Аня своих выдирала деловито и самостоятельно.

Под конец на заднем сидении машины расположились три корзины. Первая из них была наполовину набита съедобными грибами. Во второй грибы составляли полноценную горку, венчал которую деловитый мухомор. Наконец в третьей лежал единственный гриб: лисичка.

Очень красивая.

Умный человек без подписи сможет догадаться о принадлежности каждой из корзинок.

По возвращению домой Аня завалилась спать, — у неё была сиеста, — так что в итоге мы с Таней в одиночку уселись на кухне перебирать грибы.

В один момент девушка стала мычать:

— Ду… ду… ду-ду-ду…

Меня передёрнуло, и я посмотрел прямо на неё.

— Что? — спросила Таня и тоже прищурилась.

— Ничего, — сказал я и перевёл дыхание.

Новое правило в доме: никаких дудочек.

Ближе к вечеру к нам присоединилась Аня. Вернее, КО МНЕ присоединилась Аня. Тане всё это дело давно надоело, и теперь она просто мешалась под ногами и смотрела телевизор. И снова удивительный контраст: Аня работала медленно, но методично, и могла поддерживать такой темп сколько угодно; она бы работала всю ночь, в сиянии звёзд, чтобы не жечь электричество, если бы я сам не советовал ей укладываться спать.

— Ладно, — сказала она просто и отложила ножик.

После этого я ретировался в свою комнату. Завидев тёмные очертания кровати, я вдруг вспомнил, что именно представляла собой моя жизнь, и невольно хмыкнул; весь этот день, за редкими исключениями, я не вспоминал ни дом на берегу, ни Их, ни кошмар, ни другие миры и особенно серый туман. И мне искренне хотелось, чтобы всё это продолжалось дольше; чтобы все мои приключения действительно были просто дурным сновидением.

Возможно, именно поэтому я долгое время не мог заснуть и просто смотрел на потолок. На лампочки, белые как катаракта. Наконец я сделал глубокий вдох, расслабился, смирился и погрузился в дрёму…

…

…

…

— Давай поиграем… Я-ма-то…

Я посмотрел на Х, которая протягивала мне набор для игры в шахматы (детский) и кивнул:

— Ладно.

Минуту спустя мы сидели посреди зала и переставляли фигуры.

— Кстати, а сколько времени обычно проходит между моими визитами? — спросил я, задумчиво двигая коня.

— Прошло… три дня…

Я кивнул.

Как ни странно, до сих пор разные миры сохраняли примерно одинаковую скорость течения времени, хотя мой предшественник в своих записях и говорил, что последняя была случайной. Впрочем, в том же Файране время наоборот неумолимо ускорялось после каждого моего визита. Возможно он, Фантазм, сам не знал, как это работает. Или здесь была некая система, чтобы понять природу которой нужно провести сложнейший математический расчёт…

— Твой… ход…

— А, да. Шах и мат.

Х молча уставилась на доску.

— Реванш?

Она кивнула.

— Ладно, но только в другой раз. Дела. Сама понимаешь.

Она кивнула.

…Как очень недовольная механическая кукла, после чего стала задумчиво разглядывать фигуры на шахматной доске.

Возможно с моей стороны было немного неправильно заканчивать партию так быстро… Она ведь просто хотела поиграть… Ну… пусть. Когда вернусь, устроим с ней полноценный турнир. А это так: «завтрака».

И кстати говоря, откуда я собрался возвращаться?

Я спустился по лестнице и посмотрел в тёмную вереницу коридоров.

В первую очередь я проверил свою печать — последняя была на месте. На всякий случай, я сделал её ещё немного крепче, после чего серьёзно задумался.

17. луи

Я спустился по лестнице и посмотрел в тёмную вереницу коридоров.

В первую очередь я проверил свою печать — последняя была на месте. На всякий случай, я сделал её ещё немного крепче, после чего серьёзно задумался.

Всего у меня было три варианта:

Проведать Золотые крылья и посмотреть, как там прохлаждаются (ха) Знаменосцы.

Снова навестить Натаниэля, мир которого должен был сильно измениться после того, как исчезла проклятая дверь.

Проверить новую трещину, которая сделалась ещё немного шире, так что теперь я мог пролезть в неё, не сгибая спину (только шею).

Я прикинул и наконец направился к новоявленной трещине. Всё равно очерёдность не имела особого значения; если же это действительно был новорождённым мир, следует попробовать закрепиться в нём прежде, чем это сделает один из Них.

Туннель оказался на удивление длинным, сильно длиннее, чем все остальные. В один момент стенки его переменились и стали напоминать панели из хорошего тёмного дерева. Когда же я наконец выбрался наружу, то попал в очень маленькую комнату, в которой мне действительно пришлось согнуть свою спину.

Что это? Мир карликов?

Нет… Вскоре я заметил туманные очертания человека, который сидел передо мной. Тогда я снова осмотрелся, заметил столик, сидение напротив, почувствовал лёгкую вибрацию у себя под ногами и понял, что нахожусь внутри кареты.

Более того, прямо в голове моего единственного попутчика разрастался заметный синеватый вихрь.

Это заставило меня насторожиться.

В «том» мире тоже был много потенциальных носителей. Проблема в том, что это была ловушка.

На всякий случай, я провёл рукой прямо перед лицом неизвестного, но последний ничего не заметил. Даже спрятанное за туманной дымкой, лицо его казалось задумчивым и предельно сосредоточенным.

Наконец я выглянул наружу, посмотрел на кучера, который обладал образцовым психическим здоровьем, пожал плечами и всё же захватил тело пассажира.

Когда туман развеялся, я обнаружил себя в салоне кареты с бархатными красными стенками. На другом кресле лежал кожаный саквояж. Я посмотрел на него и на собственные руки. Последние были сморщенными и очень бледными, почти белыми.

На мне были длинные кавалерийские штаны и бархатный пиджак, из переднего кармана которого торчала искусственная роза. Седые волосы были длинными. Старое лицо — бритым.

Занятно… по всей видимости, в этот раз я превратился в старика. Я хмыкнул… и вдруг почувствовал лёгкий укол в районе языка. Удивлённый, я открыл рот и осторожно ощупал свои зубы. Мои клыки были необычайно длинными — намного длиннее, чем полагается обычному человеку.

Неужели я был…

И тут карета наехала на кочку, и салон пронзила сильная дрожь. Я дёрнулся в сторону, палец, которым я ощупывал свои правый верхний зуб, дрогнул… и отломал последний.

Я прокашлялся и растерянно посмотрел на длинный звериный клык, который лежал на моей побелённой ладони. Именно так: побелённой. Капельки слюны размыли краску, и оказалось, что всё это время мои руки покрывал обыкновенный мел.

Что здесь происходит?..

Иной раз, чтобы понять человека достаточно посмотреть на его вещи.

Я притянул саквояж, открыл и стал методично проверять его содержимое. Внутри я обнаружил зелёную коробочку, в которой лежали накладные зубы, баночку с мелом, розы, кровавые колбочки, духи с запахом лаванды, маленькую статуэтку и парик…

Что всё это значит? У меня было несколько предположений, но действительную информацию предоставила записная книжка в кожаном переплете. К сожалению, последняя была новой (мистер дневник шестидесяти лет), и потому расписаны были только первые несколько страниц. Тем не менее, благодаря своей новоявленной способности «вгрызаться» в память своего носителя, я примерно понял, кто он такой и чем вообще занимается.

Знакомьтесь — Луи Леон, который также выступает под именем Граф Тур-филе, Риккардо Басмани, Герцог Туль, Фердинанд де ла Мурле и ещё дюжиной других; известнейший в мире философ, исследователь, путешественник, ловец приведений, охотник на вампиров, вампир, экзорцист, волшебник, алхимик, член тайного ордена, один из сильных мира сего, или же, выражаясь более простонародным языком, обыкновенный шарлатан.

Вот уже тридцать семь лет, с тех самых пор, как его выгнали из знаменитого столичного университета Королевства Бачус (которое несколько напоминало Францию восемнадцатого века с лёгким налётом ренессанса и барокко) за то, что он переспал с женой преподавателя (даром, что не стали кастрировать, о, бедный Абеляр), он скитается по свету, пользуется своим обрывочным, и всё же высшим образованием и разводит простофиль; в число последних иной раз входили всевозможные графы и лорды, и всё же Луи Леон всегда был слишком расточительным и слишком любил светскую жизнь, чтобы сколотить себе состояние, а потому промышлял своим опасным делом даже в своём текущем возрасте.

Прямо сейчас он был на пути в загородное поместье юной герцогине Талии Мансур. Девочке было всего шестнадцать, и всё же она являлась полноправной владелицей огромного наследства. Лёгкая мишень — и при том довольно странная. Помешанная, причём на одной конкретной теме — «вампирах». Вымышленным кровопийцах, которые обитают только в сказках и дешёвых романах…

Юная девушка тратила огромные деньги, скупая всевозможные «артефакты» тёмного народа, — кольца, ожерелья и розарии, изготовители которых иной раз даже чурались использовать настоящие рубины, и пытаясь встретить вампира. Снова и снова она приглашала в своё поместье всевозможных шарлатанов и платила им круглые суммы, которые, впрочем, были подобны укусу комарика на фоне безмерных каземат её семьи…

18. тали

Сперва высшее общество столицы считала всё это мимолётным помешательством; девушка слишком рано наследовала своё состояние, и последнее вскружило её голову. Ребёнок забавлялся. В этом не было ничего страшного. Некоторые собирали картины, другие ожерелья или сокровища древних, а некоторые, особенно маленькие девочки, пытались отыскать вампира.

Тем не менее, несмотря на все неминуемые разочарования, юная герцогиня с течением времени становилась всё более упорной. Вскоре люди утратили свою благожелательность и стали говорить, что девушка свихнулась, и что ей срочно следует найти себе мужа или по меньшей мере любовника.

Самой же Тали было всё равно; не обращая внимания на людскую молву, она продолжала продвигаться к своей цели.

С точки зрения Луи, она представляла собой идеальную жертву.

Для старого шарлатана обобрать её было делом чести.

Именно поэтому он «принарядился» и ответил на приглашение юной герцогини, которая готова была встретиться с каждым, кто претендовал на принадлежность к тёмной расе.

Встреча была назначена на вечер — разумеется — и должна была состояться в пределах её загородного поместья. Именно туда сейчас продвигалась, попрыгивая на кочках малой западной дороги, моя карета. Время было двадцать два тридцать три. Прибытия ожидалось через десять минут. Нельзя было терять ни единой секунды.

Я достал баночку с клейкой субстанцией и стал приделывать на место отломанного новый «клык».

В данный момент у меня было три варианта: встретиться с безумной герцогиней, отменить нашу встречи или оставить Луи и найти себе другого носителя. Первый казался наиболее перспективным.

Луи был довольно занимательным персонажем. У него было немного друзей, но были связи. Больше всего про монстров вам расскажут не сами монстры, но те, кто ими притворяется. Пытаясь создать образ достоверного вампира, волшебника и так далее, он изучил самые разнообразные легенды относительно последних — мне предстояло сделать то же самое, если я хотел выяснить, где в пределах этого мира обитают порождения кошмара.

Мне больше не нужно было поглощать туманность; тем не менее, я мог «настроить их на свою волну» как говорила дудочка. Это будет намного проще, нежели с нуля воспитывать силу веры обитателей данного измерения. Последнее предполагало создание собственной религии или узурпацию местной. Можно было найти верховного жрица, заявить, что скоро явится Золотой дракон и так далее, и тому подобное… Вариантов было великое множество, и Луи прекрасно подходил в качестве, так сказать, «первичного исследовательского зонда».

Вторая причина была уже в самой герцогине. Если девочка действительно так отчаянно собирала все сведения, которые касались вампиров, возможно, она действительно нашла что-нибудь стоящее. Не обязательное связанное именно с вампирами, но просто мифического свойства. Простой человек мог не заметить подлинную природу своей находки, но я был не простой человек, и сразу почувствую предмет, в котором находится серый туман.

Я кивнул, развалился на бархатных сидениях и стал бездумно слушать топот копыт и ветер, который доносились за деревянными стенками.

Через двадцать минут снаружи раздался крик. Мы прибыли на место. Я открыл дверь и вышел в ночь.

Карета стояла перед воротами обширного загородного поместья. В темноте виднелся только фасад, но место было роскошное, почти замок, на заднем дворике которого располагались сад, конюшня, тропинка для прогулок, усыпанная дроблёными ракушками и так далее, и тому подобное.

Перед воротами стояла процессия из трёх человек. Двое из них, рослые и костные мужчины, державшие перед собою фонари, были, очевидно, слуги; между ними стоял и недобро поглядывал в мою сторону седой дворецкий.

— Господин Леон, я так полагаю? — спросил он недовольным голосом.

— Собственной персоной. А вы? — ответил я, надевая и сразу снимая шляпу.

— Моё имя не имеет значения. Идёмте. Герцогиня ожидает вас в приёмной…

Дворецкий повернулся и проследовал за чугунные ворота.

Всё это время он и прочие слуги бросали на меня неодобрительные взгляды. Я был более чем уверен, что некоторые из них раздумывали, насколько целесообразным будет прихлопнуть меня прямо тут и выбросить в канаву, после чего сделать вид, что «господин вампир» потерялся посреди дороги.

На самом деле подобное поведение — и явное неодобрение — были похвальны.

У юной герцогини были верные слуги, которым надоело, что их госпожу постоянно дурят шарлатаны.

…Впрочем, всё равно немного неприятно, когда взгляды тычут тебя, как вилы.

Стараясь не замечать не самое приветливое отношение окружающих, я прошёл в помещение и проследовал через коридоры в приёмную. Последняя представляла собой просторный зал с камином и софой. Освещение было скудное. На столе посреди комнаты горела единственная свечка.

— Герцогиня удостоит вас своим присутствием, когда сочтёт нужным. Жди… — не успел дворецкий договорить, как с противоположного конца помещения прозвенел приятный голос:

— Он тут⁈

Дверь открылась, вспыхнул свет, мелькнула тень, и секунду спустя в сиянии свечки возникла молодая девушка. Её длинные волосы сливались с чёрным платьем. Вечерним. Бальным. С высоким декольте, которое казалось для неё слишком взрослым. Лицо её было чистым и красивым. Тёмные глазки мерцали пламенем свечи и неподдельным интересом.

— Госпожа, вы…

— Оставь нас наедине, Брюс. Я желаю поговорить с сиром Леоном, — прикрыв глаза сказала девушка.

Получилось немного наиграно.

Дворецкий вздохнул, помотал головой, бросил в мою сторону предупреждающий взгляд и вышел за дверь.

Я уже припоминал этикет для общений с представительней чистейших голубых кровей, как вдруг девушка сама сделала реверанс, — её чёрные волосы при этом упали на длинную лебединую шейку, — опустила глаза и сказала глубоким томным голосом:

— Герцогиня Мансур приветствует вас, сир Леон.

19. вампирим!

— Герцогиня Мансур приветствует вас, месье Леон.

— Рад встречи, ваше Высочество, — сказал я с лёгкой улыбкой. Девушка кивнула… затем ещё раз, более грациозно, и замялась.

— Вы… можете присесть, если хотите, если… если желаете.

— Я не против, — ответил я и опустился в бархатное кресло.

Последнее было очень удобным.

Повисла неловкая тишина. Очевидно, что я представлял для девушки огромный интерес, и в то же время смотреть на меня было предельно неловко, а потому её сверкающие чёрные глазки бегали по всему помещению. Смущение бывает заразительным. Я выдавил улыбку и спросил:

— Что же, выше Высочество. Почему же вы хотели меня видеть?

— Я… — Талия замялась. — Эм… Господин Леон, вы… Не желаете что-нибудь выпить после вашего путешествия?

Прозвучал этот вопрос совершенно неестественно.

— Я не против, — ответил я, и потому что у меня действительно пересохло горло, и потому что мне хотелось посмотреть, что именно придумала юная герцогиня.

Последняя быстро кивнула, и секунду спустя на столе появилась бокал, наколенный красной жидкостью. Я взял его, покрутил в руках и принюхался — вино с лёгкими нотками чего-то не очень приятного… хм… знаю.

Кровь.

Причём не человеческая, но звериная.

Сперва я сам удивился, что смог разобрать природу настолько тонкого аромата — это было всё равно что узнать симфонию по единственной ноте, — но затем понял, что причина была в моей особенной природе. В данном случае себя проявила персоналия Золотого дракона. Последний обладал невероятным нюхом. Данное, а также некоторые другие его свойства перенеслись на мою душу, после чего последняя изменила мою новоявленную оболочку.

Занятно…

Я напряг силу своего тумана, ещё раз принюхался и поставил бокал на стол.

— Занимательно, очень занимательно, госпожа Талия, — сказал я с лёгкой улыбкой, разглядывая напряжённую девушку. — Тем не менее, смею заверить, что представители моего народа предпочитают человеческую, а не свиную кровь. При иных обстоятельствах я мог бы счесть ваши действия за величайшее оскорбление.

Талия сморгнула, растерялась, а затем так быстро и густо покраснела от волнения, что на секунду я всерьёз заволновался о её самочувствии.

— П-п-прошу прощения, мес… сир… господин Леон! Я… это сделал Брюс, я говорила ему, что не надо… эм… Прошу, сделайте меня вампиром! — воскликнула девушка, зажмурилась и протянула свою беленькую ручку.

Я посмотрел на её дрожащие ресницы, покачал головой и уже раздумывал, что бы такое ответить, как вдруг почувствовал лёгкий трепет у себя в душе.

А это ещё что такое?

Я задумался, сосредоточился и вдруг понял, что последний представлял собой силу веры, только невероятно слабую, почти незаметную. Это была вера не целого народа в своего бога, но единственного человека.

Тогда я снова посмотрел на трепещущую девушку.

Это была её вера.

Прежде я никогда не заметил бы нечто подобное, однако теперь я намного лучше разбирался в устройстве собственной души; более того, я намного лучше управлялся с последней. Я сосредоточился, и секунду спустя мои накладные зубы снова отпали — им на смену пришли настоящие. Когда мой взгляд снова обратился на напряжённую девушку, я вдруг явственно услышал, как дрожит её сердце и как разливается по венам кровь.

Внутри меня пробудился голод.

Я встал. Приблизился.

Талия затрепетала.

Я взял её руку… и неторопливо опустил.

Девушка растерянно приоткрыла веки.

— Ваше Высочество, — сказал я с улыбкой. — Я не могу просто сделать вас одной из нас.

— Почему? Я… не подхожу?

— Не в этом дело. Просто сперва мне нужно значить причину. Вы должны понимать, что такие вещи не происходят просто так.

— А, д-да, конечно. Эм…

Девушка замялась.

Очевидно, что ей не очень хотелось говорить, почему она хотела стать вампиром — особенно совершенному незнакомцу.

— Впрочем, — прибавил я. — Причина должна быть не только у вас, моя дорога, но и у меня.

— Я заплачу! — немедленно заявила девушка. — Хотите тысячу золотых? или две? Нет, прости сир Леон, я попрошу Брюса подготовить десять тысяч… — проговорила девушка и уже собиралась выйти из комнаты, но я придержал её на месте.

— Ох нет, я не говорю про деньги, — сказал я презрительным тоном.

Было немного неловко забирать такую сумму (при упоминании которой сердце Леона забилось с невероятной быстротой) у богатой, но всё же юной девушки.

…К тому же я был более чем уверен, что, если Брюс и остальные слуги узнают, что «месье вампир» собирается унести десять тысяч, провожать меня будут огненными стрелами.

— П-просите, — неловко пролепетала Талия.

— Не волнуйтесь, ваше Высочество. Деньги действительно не имеют особого значения.

— Но вы же просили…

— Свою изначальную цену, — сказал я, приподнимая палец, — я назвал с единственной целью проверить силу вашего стремление встретить представителя моего народа. Вы доказали свою решимость. Теперь же я могу затребовать реальную плату: одолжение.

— Одолжение? — растерянно проговорила девушка и посмотрела на меня своими большими чёрными глазами.

Я кивнул.

Просить деньги было бессмысленно. Нет, разумеется мне совсем не помешают ресурсы, но данный мир находился на той стадии развития, на которой последние имеют второстепенное значение относительно титула человека. Его происхождения. Герцогиня Талия была в первую очередь аристократом, полноправным членом верховной палаты своего королевства; у неё были не только земли и ресурсы, но и реальная власть. И даже связи. Впрочем, только старые, семейные. Сама девушка была не очень общительной особой.

Если я хотел распространить своё влияние в пределах этого мира, мне нужно было использовать её положение.

— Я сделаю всё что угодно! — закивала Талия.

И снова мне стало немного неловко.

Сам не знаю почему.

Я говорил правду, и всё равно ощущение было такое, будто я обманываю бедного ребёнка.

20. учитель

Если я хотел распространить своё влияние в пределах этого мира, мне нужно было использовать её положение.

— Я сделаю всё что угодно! — закивала Талия.

И снова мне стало немного неловко.

Сам не знаю почему.

Я говорил правду, и всё равно ощущение было такое, будто я обманываю бедного ребёнка.

Я помотал головой и сказал:

— Очень хорошо. В первую очередь нам следует придать нашим отношениям официальную форму. У вас есть учитель? Если да — избавьтесь от него. Я возьму на себя эту роль. У меня есть некоторые познания в музыке, а потому поддерживать данную ширму будет несложно.

Вы вели себя очень опрометчиво во время своих поисков. Вам сильно повезло, что вы нашли именно меня. Другой представитель нашего народа на моём месте мог быть намного менее благожелательным, если вы меня понимаете. Вы ходили по лезвию бритвы, моя дорогая, по острию клыка — впредь вам следует быть намного осторожней.

Талия серьёзно кивнула.

Она была похожа на школьницу, которая внимательно слушает лекцию своего преподавателя.

После этого я попросил посмотреть на коллекцию так называемых «артефактов», который девушка собирала всё это время. Талия провела меня в особенную комнату, наполовину музей, наполовину свалку. Намётанный взгляд Луи сразу распознал, что всё это были фальшивки, причём низкопробные. Сам я тоже не заметил никаких признаков серого тумана, хотя внимательно всё осмотрел и пощупал.

Всё это время Тали стояла на входе, сцепив руки и взволнованно наблюдая за моими действиями, словно ребёнок с творческой жилкой, который ожидал оценки за своё сочинение.

И снова мне стало неловко; я не мог сказать, что всё это было сущим барахлом, а потому, помявшись, взял единственное колечко с красным камнем и наполнил его силой своего тумана. Секунду спустя повеяло кровью, и сама стекляшка замелькала быстрым красным блеском.

Сперва я подумал, что перестарался. Она стала похожа не столько на артефакт, сколько детскую игрушку. Тем не менее, по всей видимости в этом мире не существовало последних, ибо когда я посмотрел в глаза Тали, последние сверкали ослепительным блеском.

— Интересна находка, моя дорога, — сказал я задумчивым голосом. — В этом кольце таится душа древнего вампира…

— П-правда? Но я надевала его и замачивала кровью и ничего не случилось…

Кровью? Своей? Я прищурился и заметил тонкие белые линии на пальцах девушки.

— … Разумеется. Ведь сами вы — человек… пока человек. Нужно быть представителем нашей расы, чтобы пробудить истинную силу данного артефакта.

Тали понимающе кивнула.

После этого, окрылённый вдохновением, я сказал несколько хвалебных слов касательно портрета на стене, который изображал седого старца на типичном фоне 18-го века (глобус, балкон, штора). Я назвал его могущественным вампиром, который использовал портрет как свой «кристраж».

— Ах, — воскликнула Талия. — Так дядя Вернон был вампиром⁈

…Это был мой просак.

— Кхм, видимо так…

— Но ведь он, эм… умер от чахотки…

— Симулировал смерть, моя дорогая, и не более того. Многие вампиры ведут не только вечную, но и смертную жизнь. Когда же последняя достигает своего предела или просто начинает излишне докучать, они оставляют данное обличие и уходят в ночь. Впрочем, судя по тому, в каком состоянии находится данный кристраж, вечная жизнь тоже оставила его владельца.

— Вот как… — понимающе кивнула Тали.

Фух.

Выкрутился.

После этого я решил не рисковать и сказал, что все прочие артефакты представляли собой бесполезные безделушки. Тали, как ни странно, было всё равно. По всей видимости, девушка давно смирилась, что её обманывали все, кому не лень; она была вовсе не глупая и задавала верные вопросы. Лишь некая непонятная страсть заставляла её снова и снова наступать на одни и те же грабли. Почему? С чего ей так страстно хотелось сделаться вампиром?

Я сделал себе заметку изучить её прошлое.

Дело полезное, если между нами действительно намечается продолжительное сотрудничество.

После этого мы обсудили моё будущее положение. Тали обещала всё подготовить и освободить одну из комнат в своём поместье, самую лучшую. В данном мире и в данную эпоху было вполне нормально, если учитель проживал в поместье своей ученицы, особенно если последнее было настолько пространным.

Я обещал собрать свои вещи и вернуться на рассвете.

— Рассвете? Но ведь… — удивилась Тали.

— Вампиры бояться света? Верно, моя дорога, но только самые слабые. Другие, более древние, не просто не бояться солнца, но бросают ему вызов.

— Ох… — понимающе кивнула Талия.

Я не стал напрямую называть себя сильным и древним вампиром.

Но намёк был вполне понятным.

После этого Тали хотела ещё немного поговорить — у девушки было великое множество вопросов касательно вампиров вообще и меня конкретно, — но я решил оставить их для нашей следующей встречи. И потому что мне хотелось сохранить загадку и оставить девушку в определённом нетерпении, и потому что я заметил, что шаги в коридоре становятся всё более частыми, а значит слуги начали волноваться, что их госпожа слишком долго находится в компании вампира, и потому что мне явно не помешает сперва придумать стройную легенду — практика показала, что я был неважный импровизатор.

Наконец позвали дворецкого. Последний старался сохранять равнодушие в присутствии своей госпожи и всё равно смотрел на меня с явным недовольством, которое стало ещё сильнее, когда Тали заявила, что я — её новый учитель.

Брюс опешил, задумался; передо мной снова замаячила перспектива канавы.

Наконец, скрипя зубами, он кивнул и обещал подготовить всё необходимое.

21. вера

Брюс опешил, задумался; передо мной снова замаячила перспектива канавы.

Наконец, скрипя зубами, он кивнул и обещал подготовить всё необходимое.

Вскоре я выбрался из поместья и поехал в своей бричке в направлении города.

У Леона никогда не было постоянного жилища, но было великое множество съёмных квартир. В данный момент он снимал дом в самом центре столице. Последний стоил внушительный сумму и нужен был с единственной целью создания достоверного образа. На самом деле Леон мог позволить его всего на месяц, и на это требовался весь его текущий капитал; мошенник сделал большую ставку на Талию Мансур.

И не прогадал.

По прибытию на место я провёл быструю ревизию своего имущества и приказ слуге, чтобы последний приготовился с первыми лучами солнца перевезти всё самое необходимое в поместье герцогини.

Собственно, самих вещей было немного. Леон прекрасно усвоил, что в его профессии нужно уметь в любой момент сорваться с места. Все его настоящие ценности хранились в особенных ячейках в государственном банке, которая из которых была закреплена за одним из его псевдонимов. Мне ещё предстояло проверить, что именно мошенник считал своим ценнейшим сокровищем, однако уже сейчас настрой мой был довольно пессимистичным.

Коллекция Тали, хотя и довольно обширная, не обнаружила никаких артефактов. А ведь девушка заплатила приличную сумму, собирая этот хлам. Среди откровенных подделок зачесались некоторые действительно старинные вещи, но даже они представляли в лучшем случае исторический интерес.

Моя собственная чуйка тоже заметила, что весь этот мир казался удивительно тихим. Пустым. Овладевая силой серого тумана, я постепенно учился замечать мельчайшие его колебания. В разных мирах они выражали себя по-разному. Иной раз это была гремящая симфония, иной — единственная назойливая нота, иной — гонг, сотрясающий сердце.

Но здесь вообще ничего не было. Серый туман был спокойным, как безветренно море — или вода, набранная в ванну.

Вполне может быть, что на данный момент я был единственным проявлением кошмара в пределах данного измерения. Может быть именно поэтому местная туманность была такой покладистой. Стоило немного сосредоточиться, и я мог настроить себя на веру в сердце любого человека — так в тихой комнате можно расслышать каждую пылинку.

Один из моих слуг, судя по воспоминаниям Леона, был необычайно суеверным человеком. Так, например, он верил, что, если разбить зеркало, тебя ожидает страшное несчастье (вообще занятное, что похожее поверье существовало в пределах моего собственного мира… если он был моим, разумеется). В качестве эксперимента я разбил у него на глазах маленькое зеркальце. Лицо человека немедленно побледнело, и я немедленно почувствовал лёгкую вибрацию у себя на сердце. Я знал, что, стоит мне сосредоточиться и «развернуть» последнюю, и она немедленно обретёт материальный свойства.

Впрочем, весьма ограниченные.

Я не мог выпустить всю свою туманность — это неминуемо привело бы к разрушению материальной границы данного измерения. Сила веры одного из местных обитателей позволяла сгладить данный момент, но не более того, да и возможности её были весьма ограничены. Моё «невезение» закончилось бы единственным прищемлённым пальцем; вампиризм, который мне даровала Тали (забавный поворот), выражался в немного заострённых клыках и лёгкой, но терпимой жажде, хотя я был вполне уверен, что сама девушка приписывала вампирам и более удивительные силы.

Веры одного человека недостаточно, чтобы поменять весь мир.

Божество не может быть божеством, если у него один единственный верующий.

Чтобы действительно поменять природу мироздания, нужны миллионы.

Получалась занятная ситуация.

Зачем вообще я заявился в этот мир?

За верой.

Чтобы получить последнюю, мне нужно было либо очень искусно врать, либо творить невероятные вещи. Но мои волшебные силы были весьма ограничены, и чтобы снять данное ограничение, мне, опять же, нужна была местная вера. Это был даже не замкнутый круг, но спираль, которая стремилась в небеса; чем больше у меня будет веры, тем проще мне будет зарабатывать веру — всё предельно логично.

Интереса ради, утром я сходил в ближайшую церковь. Местная религия напоминала католичество, разве что священники носили чёрное, храмы, по традиции, даже днём освещались мириадами свечей, и звали божество «Первый».

Сидя на каменной лавочке и слушая проповедь священника, который рассказывал те банальные вещи, которые можно найти в любой мировой религии, я снова попытался нащупать силу веры — у меня не получилось.

Почему?

Потому что последняя была направлена на другую сущность. В пустоту, если быть конкретней, ибо, судя по Стабильности этого мира, Первый не имел физического воплощение.

Это было прискорбное открытие.

Значит я не мог просто узурпировать местную религию.

Вернее, мог, но сделать это будет не просто. Мне придётся изобразить мессию и заставить людей поверить в свои невероятные силы. Я мог сделаться паразитом на теле местной веры, но не более того, причём делать это было чрезвычайно опасно, ибо высока вероятность, что, если я покажу свои острые зубки и сделаю волшебный трюк, меня не на святой престол посадят, но швырнут в костёр.

Именно поэтому следовало быть предельно осторожным. Мне требовалось влияние. Ресурсы. Всё это я мог заполучить благодаря Таил. Положение учителя герцогини было намного более престижным, нежели странствующего шарлатана, и к тому же, если только я правильно разыграю свои карты, я смогу использовать безграничные сокровища её семьи…

…С её позволения, разумеется.

Получить последнее было довольно просто. Мне всего лишь нужно было обратить её в вампира.

Само по себе это дело, однако, было спорным. Сам я был не против носить бремя вампиризма. В основном потому, что, после обретения последнего тело Леона стало намного здоровее и находиться в нём сделалось более приятно. Но вот обращать других… было неправильно. Даже с их собственного позволения. В конце концов, Тали было всего шестнадцать. Не знаю, какой в королевстве был возраст согласия на становление монстром-кровопийцей, но девушка явно немного недобирал.

Почему вообще она хотела сделаться вампиром?

22. угроза

Вряд ли Тали просто прочитала книжку про вампиров и решила отрастить себе острые зубы. В её возрасте страсти бывают горячими, но и выгорают они довольно быстро. В своих поисках девушка проявляла терпение и методичность, явно несвойственные мимолётному стремлению. Нет, здесь было нечто иное — но что?

Я перечитал досье, которое Леон составил на девушку. Последнее было довольно скромным. Про Талию Мансур ходили разнообразные слухи, но все они касались её увлечения, а не причины последнего. Тали никогда не посещала светские вечера, не танцевала на балу; она была нелюдимой с того самого момента, как её родители погибли в результате несчастного случая (карета, ливень, высокий утёс) и она, тогда ещё маленькая девочка, стала владелицей огромного наследства.

Я задумался.

Затем схватил журнал, в котором Леон, — последний всегда был методичным человеком, профессионалом своего дела, — расписал всевозможные легенды про вампиров. Для этого ему пришлось перелистать целую гору литературы — научные исследования (в области фольклора), бредни криптозоологов, теории заговора и любовные романы (Жена Вампира, Девушка Вампира, Приёмная Дочь Вампира, Сводная Сестра Вампира, Вампир и Я и так далее и тому подобное… некоторые названия я видел на книжной полке Тали).

Вампиры питались человеческой кровью, боялись солнца, жили сотню и больше лет, владели тёмным волшебством, видели призраков, не отражались в зеркале, страдали алергией на чеснок, владели гипнозом в отношении представителей противоположного пола и повелевали армиями мёртвых.

Моё внимание зацепилось за фразу: «видели призраков».

А что если именно эта способность занимала Тали? И всё это время бедная девочка просто хотела снова поговорить со своими родителями?

Странно, конечно, что для этого она решила стать именно вампиром, а не экзорцистом, но теория была занятной. Хотя и сугубо умозрительной. Чтобы понять настоящую причину, нужно было спросить девушку. Пронаблюдать за ней. Загипнотизировать.

Перебирая все эти варианты, я уселся в карету и снова отправился в дорогу.

В сиянии утреннего солнца поместье Мансур предстало мне во всём своём великолепии; это был не дом, но полноценный замок, выполненный в стиле Людовика ХVI.

В этот раз Тали встретила меня прямо у дверей. Девушка и её прислуга стояли на каменном пороге между мраморными колоннами.

— Приветствую, месье Леон, — сказала Тали, старательно сдерживая своё волнение.

— И вам доброе утро, ваше высочество.

— Желайте присоединиться к нашему завтраку? В-в смысле, я хотела сказать… — девушка замялась.

Её слуги сгорали от смущения.

Я мысленно улыбнулся и ответил:

— Я бы с радостью, ваше высочество, но я уже поел сегодня утром. Обойдусь чашкой чая.

— Поели?.. Ах, конечно! Брюс, приготовь месье Леону чай.

— … Как пожелаете, ваше высочество, — кивнул дворецкий, продолжая пилить меня своим леденящим взглядом.

После этого мы проследовали в обеденную комнату. В сиянии прозрачного утреннего света поместье казалось совершенно иным, нежели прошлой ночью, когда коридоры его освещали редкие свечки. Теперь здесь кипела жизнь, сновали слуги, и все они, даже нижайшие поварята, бросали на меня неодобрительные взгляды; некоторые шептались у меня за спиной, и я, благодаря своему заострённому слуху, прекрасно слышал их пересуды.

Всё это говорило о том, что Талия была популярной хозяйкой. У неё был занятный характер. Нельзя сказать, что она была особенно доброй со своими слугами, в том смысле, что она не тараторила спасибо и пожалуйста каждый раз, когда ей подавали чай, и в то же время вела она себя с ними удивительно фамильярно. Как будто они были не слуги, но знакомые. Она знала их поимённо, никого не ругала и, кажется, не могла даже представить, что может запросто велеть отвесить любому из них сотню ударов плёткой. Она не считала себя «выше» — вот что было самое важное, за что прислуга дорожила своей госпожой.

…Поэтому, и ещё потому что она была красивой молодой девушкой, конечно.

Чай был вкусным; после завтрака Тали хотела проводить меня в мою комнату, но Брюс, дворецкий, заметил, что сейчас по расписанию у неё была утренняя прогулка. Девушка замялась, растерялась; я сказал, что всё нормально и мне в любом случае сперва нужно расставить свои вещи. В свою очередь наш первый «урок» можно провести в районе двенадцати часов.

После этого я и Брюс вышли в коридор.

Дворецкий вызвался лично показать «месье Леону» его покои.

Он провёл меня на третий этаж и открыл дверь в конце коридора напротив лестницы. Я ступил в комнату и сразу обратил внимание, что последняя была на удивление тёмной. На высоких окнах висели плотные красные шторы. Все предметы немного размывались в царившей полутьме. Я заметил двуспальную кровать, ковёр, книжную полку, бронзовую статуэтку на мраморном пьедестале, которая изображала, по всей видимости, одного из древних королей этого государства, и ещё одну дверь, за которой находилась…

— Ванна, — мрачно сказал Брюс.

Я кивнул.

Дворецкий молча стоял в дверном проёме, пока я осматривал свои новые покои. В один момент стало понятно, что избежать разговора было невозможно. Тем не менее, начинать его первым было ниже моего достоинства, а потому я вальяжно развалился на зелёной кушетке и сказал бесцветным голосом:

— Очень хорошо. Вы свободны, Брюс.

При звуке своего имени, произнесённого моими устами, мужчина поморщился.

— Видимо вам следует напомнить, — сказал он и прищурился, — что, несмотря на положение гостя герцогини, «месье» Леон, вы не можете отдавать мне приказания.

— Я не гость, но учитель.

— И чему вы собираетесь учить?

— Музыке.

— Вы в ней разбираетесь?

— Весьма.

— Вы можете сыграть Шестую Симфонию Рабле?

— Разумеется.

— Назовите первые три ноты.

— До, ре, ми.

— Это неверно.

— Герцогиня считает иначе.

— Герцогиня — образованная девушка.

— Теперь я отвечаю за её образование.

— Вы — шарлатан.

— Спасибо.

Брюс насупился:

— Будьте уверены, я не позволю вам использовать герцогиню для собственной наживы. Ваше место не здесь, но в тюрьме, и поверьте, рано или поздно вы окажитесь за решёткой.

С этими словами он развернулся и вышел за дверь.

Я проводил его улыбкой.

На самом деле угроза была серьёзной. Главный дворецкий обладал огромным влиянием на прислугу и мог запросто испортить мою жизнь, но… скажем так, вампиры были не совсем «живыми» существами и могли об этом особенно не волноваться. В худшем случае он просто отравит мою еду — но я мало того, что услышу запах отравы, так последняя к тому же будет совершенно бесполезной.

Сейчас меня занимали намного более глобальные вопросы.

Всю ночь я размышлял сперва о своём положении, а затем о том, что мне, собственно, делать.

На самом деле ответ был очевидным.

Мне нужно было стать божеством этого мира.

23. очевидное

Либо — легендарным героем. Мне нужно, чтобы в меня верили, и чем больше, тем лучше.

Всего было несколько вариантов, как этого добиться.

Например, основать собственный культ, назваться мессией и начать постепенно распространять новую веру.

Это был самый простой, опасный и глупый способ. Ведь в пределах этого мира уже была своя популярная религия, и, хотя времена беспощадной инквизиции остались в далеком прошлом, последняя всё равно обладал огромным влиянием, и высшим её чинам вряд ли понравится наличие конкурента. Они могли надавить на правительство, и тогда у меня возникнут серьёзные проблемы.

Если просто ходить по свету и говорить всем встречным, что ты, дескать, божество, рано или поздно обязательно забредёшь в сумасшедший дом.

Поэтому сперва новоявленный культ необходимо сделать тайным. И записывать в него не простых крестьян, но сильных мира сего, — тех, кто обладает властью.

Мне нужно сотворить собственную масонскую ложу, и лишь когда наше влияние станет поистине монументальным, и в рядах нашей организации будут числиться короли и лорды, — лишь тогда мы явимся на свет и покорим его.

Однако вряд ли благородные лорды решат забавы ради вступить в клуб по интересам, созданный обыкновенным шарлатаном. Нет, это конечно возможно, были прецеденты, просто нужно обладать достаточной харизмой, однако было у меня несколько вариантов, как упростить данное дело.

Первый: Тали. Девушка была представительницей знатного рода. При желании, она могла заполучить огромное влияние. Ей просто нужно было начать хотя бы изредка появляться на людях, и она запросто соберёт собственную клику. Разумеется, найдутся те, кто, напротив, попытается использовать молодую герцогиню, но я об этом позабочусь.

Второй: мой вампиризм.

Сперва я намеревался использовать последний только в той мере, в которой он был интересен Тали, но затем пришёл к выводу, что сам по себе этот навык тоже был чрезвычайно полезным. Из него можно было сделать своеобразную верёвку, которая позволит мне связать воедино будущих членов моего тайного клуба.

Если все они будут вампирами, это обеспечит верность, неприкосновенность нашей тайны и заодно поможет мне закрепить моё положение. Ни один герцог не станет задаваться вопросом, почему он должен слушать старого шарлатана, если последний окажется вампиром.

Так что да. Решено. Я буду древним и таинственным кровопийцей, который собирает собственную клику.

Но будет ли вампиром Тали?..

Я посмотрел на девушку, которая, покусывая губы, сидела рядом со мной на кушетке. Она пришла минуту назад, когда я расхаживал по комнате и предавался размышлениям. Пришло время нашего первого урока; с точки зрения Тали, последний явно предполагал «укус».

Но… Даже не знаю. Делать из неё вампира как-то неправильно.

Немного помявшись, я завёл разговор следующим образом:

— Полагаю, вы ожидаете своего обращения, ваше Высочество?

— Ах, нет, я… Н-наверное, — сперва замялась, а затем кивнула Тали.

— В таком случае приношу извинения, но я не собираюсь делать вас вампиром… В ближайшее время, — прибавил я, когда девушка широко открыла свои чёрные глазки.

— Но по…

— Почему? Очень просто. Вам всего шестнадцать.

— А?

— Видите ли, — сказал я, откидываясь на кушетку. — Представители моего народа в момент своего обращения проходят через процесс кристаллизации. Их телесная оболочка перестаёт меняться. Не только стареть, но и взрослеть. Я был знаком с одним вампиром, которому было больше трёх сотен лет и который выглядел, как маленький мальчик. Надо ли говорить, что подобная форма причиняла ему страшное неудобство? Если вы перестанете меняться в столь юном возрасте, моя дорогая, могут возникнуть вопросы. Подозрения. Толки. Всё то, отчего я с радость хотел бы вас избавить. Понимаете?

Тали неуверенно кивнула.

— К тому же я не могу позволить, чтобы столь чарующий цветок застыл, так и не раскрывши свой бутон…

— Ах! — девушка отвернулась; её белые щёчки ущипнул румянец.

— Поэтому давайте подождём. Всего несколько лет. Тем паче, что, если всё пройдёт по плану, к этому времени носить наше бремя станет намного проще.

— Плану?

Я многозначительно улыбнулся.

— Если… это необходимо, — после непродолжительной паузы кивнула Тали.

Сперва девушка казалась немного расстроенной, но почти сразу оправилась и стала задавать вопросы. Это было немного странно. С одной стороны, она была невероятной упёртой в своём желании сделаться вампиром, с другой — необычайно терпеливой. Это говорило о том, что у неё был определённая план, конкретная причина, почему она хотела себе острые зубки.

Мы приступили к лекции. Прежде чем стать вампиром, Тали необходимо было узнать, что именно представляет собой наша раса. Сперва я попросил её поделиться собственным представлением о природе тёмного народа, а затем стал поправлять и комментировать. При этом я постоянно обращал внимание на лёгкий трепет, который пронизывал мою душу, аки человек, который одним глазом коситься на навигатор, чтобы не попасть в тупик.

По мере того, как менялось представление Тали о вампирах, изменялись и мои собственные свойства. И здесь необходимо сделать несколько важных оговорок. Если бы я был простым вампиром, простым порождением кошмара, а не Владыкой, моя форма оставалась бы неизменной несмотря на перемену в характере веры. Здесь можно вспомнить Вечный хлад — после того, как порождения кошмара обретает свою материальную форму, последняя становится статичной. Исключения, опять же, составляют Владыки, которые обладают властью над природой своего тумана.

Также я не мог приписать себе божественные силы, ибо вера одного человека была предельно ограниченной. В данный момент я был созданием Первого с половиной ранга. Нет, разумеется я всегда мог разрушить материальную границу этого мира и обрести поистине Божественную мощь, но это было чревато мириадами неприятнейших последствий.

Изменить природу вампиров я тоже был не в состоянии. По крайней мере радикальным образом. Последние представляли собой устоявшийся культурный образ. Тали была «моей» единственной верующей, но сами по себе вампиры были довольно популярны. Если бы не это, я бы не смог обрести даже те немногие силы, которыми владею сейчас.

Тем не менее, я мог менять детали. Ведь даже самые рьяные почитатели тёмной расы не имели единого мнения о всех свойствах последней. Собственно, именно поэтому у меня получилось приписать «древним и могущественным» вампирам иммунитет к солнечному свету.

Теперь я добавил ещё несколько деталей.

Сперва я уточнил, что вампир может обходиться единственной чашкой крови в неделю.

Затем стал закрывать свои слабые места.

Вампиры действительно не любили чеснок, но лишь потому, что последний вызывал у нас лёгкую аллергическую реакцию; осиновый кол в сердце — это опасно, да, но только если не успеешь достать его в первую минуту и так далее, и тому подобное… Я пытался приписать себе способность превращаться в летучую мышь, но это, видимо, было уже за гранью.

24. праздник

Когда пришло время рассказать про устройство нашего общества, я предложил сделать паузу, после чего стала задавать уже свои вопросы.

Я спросил Тали, где и когда намечается следующий званый ужин, бал или другое мероприятие, на котором обязательно соберутся представители высшего общество со всего королевства.

Девушка нахмурилась и вскоре припомнила, что, кажется, Брюс говорил про скорый день рождения королевы, праздновать который собираются в столице.

Я сразу понял, что это был мой шанс. Всеми правдами и неправдами мне нужно было пробраться на это мероприятие. Я сказал об этом Тали; та позвонила в колокольчик, после чего незамедлительно, — даже, пожалуй, слишком быстро, — явился Брюс. В присутствии своей госпожи последний не смел проявляться в моём отношении откровенную враждебность.

Тали спросила его, можно ли мне сопровождать её на праздник. Старик растерялся, нахмурился — он явно не знал, стоит ему обрадоваться, что девушка всё же решила оставить свою золотую клетку и навестить общество прочих размалёванных птичек, или напрячься потому, что подвигнул её на это (как? для чего?) я — шарлатан.

Его метания отразились на лице мимолётной переменой выражения, как на тех картинках, которые меняются в зависимости от угла просмотра.

Наконец он заявил, что это было возможно, и что знатные особы довольно часто посещают королевские праздники с многочисленной свитой; некоторые, например, берут туда своих дворецких…

— Благодарю, — сказала Тали.

Брюс ещё некоторое время мялся в дверном проходе и наконец поморщился и вышел.

После этого я и Тали ещё немного поговорили и условились, что наши уроки будут проходить каждый день в это же время — по крайней мере до начала праздника, который намечался через две недели.

С этого момента моя жизнь ступила в размеренную колею. Утром мы с Тали выходили на прогулку, в полдень я рассказывал ей свои лекции, а затем сидел у себя в комнате, раздвинув плотные красные шторы, и листал (читать не было нужды, главное было просто «припомнить» знания моего носителя) всевозможные книги, которые касались истории этого мира. Познания Леона были обширными — как и полагается шарлатану. Он мог назвать едва ли не каждого дворянина в королевстве и перечислить его личностные качества; на некоторых из них у него и вовсе были составлены подробные досье, которые оказались довольно полезны, когда я взялся за разработку своего «плана».

Последний я держал в строжайшей тайне у себя в голове, ибо вскоре заметил, что каждый раз, когда в моей комнате совершали уборку, некоторые вещи перемещались на один или два сантиметра. Некоторое время я даже подумывал оставить капкан для назойливой служанки, но затем благоразумно рассудил, что это будет несправедливо, ведь последняя просто исполняла приказания своего «начальства».

Вообще Брюс не особенно мне докучал. Ведь тогда бы он расстроил саму Тали. Дворецкий просто решил за мной приглядывать.

А время шло. Неумолимо.

Однажды вечером я нарядился в красный жилет и вышел на улицу, где посреди тропинки дожидалась роскошная картера — лакированный чёрный коробок, запряжённый тройкой пегих лошадей. Ещё через пару минут на пороге показалась Тали. Девушка была в длинном, волнистом чёрное платье с подкладками в районе плеч; ей длинная светлая шейка была открыта; на ней, на золотой цепочке, висел и переливался в сиянии закатного неба кровавый рубин.

— Вы просто великолепны, Тали, — сказал я, забираясь в карету.

— Благодарю, — смущённо кивнула девушка, присаживаясь на своё место.

С недавних пор мы перестали использовать «ваше Высочество» и «месье Леон». Наши отношения стали более фамильярными. Хотя Талия немного растерялась, когда я впервые назвал её «Тали». На самом деле я и сам не заметил, как стал обращаться к ней у себя в голове именно таким образом. Я хотел извиниться, но девушка сказала, что совсем не против.

В карете висела тусклая, бархатная тишина; Тали казалась напряжённой и щёлкала своими длинными розовыми ноготками. Накануне я поведал ей свой план — это было необходимо. Ей была подготовлена определённая роль. Хотя, конечно, я чувствовал себя немного виноватым, что поставил девушку в такое положение.

— Не волнуйтесь; я обещаю, что всё пройдёт наилучшим образом.

— Я не… Я знаю, — сперва воскликнула, а затем сделала глубокий вдох и более приглушённым голосом сказала Тали.

Королевский дворец формально находился в столице, однако на самом деле располагался на некотором отдалении от городской застройки. К нему существовало несколько подъездов, некоторые из которых пролегали по просёлочным дорогам, как бы огибая город. Именно поэтому на всём протяжении поездки снаружи царила тишина, нарушаемая только скрипом колёс о песчаную гальку, и только под самый конец я услышал оживлённые голоса и топот множества копыт.

— Прибыли, ваш высочество… — сказал кучер.

Я кивнул, вышел, взял руку Тали и помог ей выбраться из кареты.

Затем повернулся и стал смотреть по сторонам.

Мы находились на своеобразной стоянке, со всех сторон окружённой высокими хвойными деревьями. На данный момент на ней размещалось больше дюжины карет, глянцевые крыши которых переливались в маслянистом свете фонарей. Они напоминали конфеты, которые ребёнок достал из пачки и разложил в несколько рядов.

Людей было много. Мужчины и женщины в нарядных платьях усеивали мощёную площадку. Они общались, кланялись друг другу и смеялись.

Было темно, и ближайший фонарь находился на некотором отдалении, а потому наше появление не привлекло особого внимания.

До поры до времени, разумеется.

— Что, идёмте, — сказал я, высматривая тропинку среди деревьев, на которую тянулись все остальные.

Стоило нам влиться в человеческий поток, и со всех сторон немедля зазвучали пересуды:

— Вы слышали? Канцлер предлагает снова поднять расходы на содержание консорта её Величества.

— На сколько?

— Пять тысяч самбре.

— В прошлый раз было семь. Мельчаем.

— Всякому известно, что от богатства королевского двора зависит престиж всего государства.

— Совершенно не согласен. Настоящее достояние королевства — его лорды. Монарх — вишенка на торте.

— Это феодализм.

— Всяко лучше допотопной деспотии.

— Канцлер обещает, что в этот раз средства будут взяты счёт новых налогов.

— Именно это и есть самое страшное. Как думаете, почему наши земли вообще приносят доходы? За счёт производства! Семь акров, на которых расположена моя виноделья, стоят больше, чем семьсот километров в северной пустыне; новые акцизы на вино ударят меня сильнее, нежели обыкновенная «подать».

— Давайте лучше поговорим про праздник. В этом году намечаются необычные гости.

— Ох, и кого же её Величество заполучили в этот раз? Тигра? Жирафа? Гиппопотама?

— Нет; во-первых, потому что все они были в прошлом году.

— Тигра я не помню.

— Вы просто не изучали свой гуляш. Я говорю про людей.

— Ах да… я слышал, что в этом году праздник собирается навестить посол Бармингтон. С его стороны было величайшей грубостью отсутствовать на протяжении трёх последних лет.

— Его можно извинить. Наши страны находились в состоянии войны.

— Да разве это повод?

— Для некоторых; к тому же я говорю не про него. Герцогиня Мансур намеревается присутствовать.

— Неужели? Та самая затворница?

25. собственно, план

— Неужели? Та самая затворница?

— Безумная девчонка. После смерти родителей она совершенно потеряла разум.

— Говорят, что лорд Бомонд собирается сделать её своей женой.

— Выгодный союз.

— Но невозможный, если она действительно безумна.

— Печальное обстоятельства, не правда ли?

Слушая все эти я пересуды, я между делом поглядывал на Тали. Но девушка оставалась удивительно спокойной и, казалось, вообще не замечала сплетни — она обладала необычайной силой воли.

Наконец, за очередным поворотом тропинки, усыпанной дроблёными ракушками и речной галькой, показалась мраморная арка, перед которая стояла группа из трёх человек в чёрных костюмах. Лица их скрывали звериные маски.

— Великая честь приветствовать достопочтенных гостей её Величества… — сказал «Лев». — Сегодня, в этот день, когда все мы собрались чествовать прекрасную звезду, что спустилась на бренную землю с небосвода дабы озарить наши сердца своим чарующим сиянием, вас ожидают три сюрприза… позвольте же представить первый из них! — мужчина беззвучно щёлкнул пальцами в белых перчатках, после чего другой открыл высокий сундук и достал из него карнавальную маску.

— Добро пожаловать на маскарад! — воскликнул глашатай. — Подходите одни, в парах, в сопровождении своей свиты, называйте своё имя и титул, и вы получите маску.

Поднялся ропот. Некоторые старики ворчали, но все остальные, особенно девушки, нашли данное мероприятие чрезвычайно занимательным. Вскоре образовалась очередь, и люди один за другим стали принимать свои маски. Меня и Тали, опять же, никто не замечал; было темно, стояли мы почти в самом конце, и девушка так долго не появлялась на людях, что никто не знал, как она, собственно, выглядит.

Тали досталась маска чёрной вороны; себе я попросил летучую мышь. Когда мы прошли через арку, тропинка совершила последний поворот и вышла на просторный дворик.

Слева от него, аки стена, бежал фасад роскошного дворца; справа стояли столы, накрытые всевозможными яствами; посредине площади находились три фонтана, первый и третий из которых испускали молоко и вино соответственно, а второй — воду. Ещё немного дальше начиналась другая тропинка, которая, насколько я помню по картам, уводила в сад.

Людей было много. Они пили, ели, общались и сидели на каменных скамейках. Формальным началом праздника должно было послужить явление королевы. По крайней мере так было написано в брошюре, которую прислали с приглашением, и в то же время в ней совсем не упоминался так называемый «маскарад», а значит нас могли ожидать и другие сюрпризы.

— Волнуетесь, моя дорогая? — спросил я Тали.

— Нет… немного, — ответиладевушка.

— Пока это возможно, будем действовать согласно плану.

Тали кивнула, сделала глубокой вдох и направилась в толпу.

Я проводил взглядом её изящную тонкую спинку и стал смотреть по сторонам.

Сперва я собирался постепенно заразить всё высшее сословия нашего славного королевства вампиризмом, но потом задумался: зачем? Зачем тратить на это время? Чем неторопливо карабкаться на гору, почему бы сразу не запрыгнуть на вершину, особенно если такая возможность маячит прямо перед глазами?

Именно так.

Я собирался обратить королеву.

В плане формы правления королевство Бачус представляло собой нечто среднее между Англией и Францией восемнадцатого века. С одной стороны, существовал парламент, — генеральные штаты, — верхняя палата которого, состоявшая сугубо из лордов, имела огромное влияние на политику нашего государства; с другой, её Величество им совсем не уступали. Это была Дуалистичная монархия. Двуглавый змей. На одной чаше весов находился королевский двор, на другой — парламент. Весы эти пребывали в дрожащем равноденствии.

Так почему бы сразу не попытаться поймать самую большую рыбку?

Разве что сам процесс обращения сулил определённые трудности. Все мои попытки намекнуть Тали, что вампир может обратиться человека с помощью касания или взгляда оказались безрезультатны. Это было закономерно. «Вампирский укус» был устоявшимся культурным элементом. Тем не менее, кусаться на людях было по меньшей мере неприлично. Особенно когда речь идёт о царственной особе — за такое могут запросто послать на гильотину. Нужно было подгадать момент и остаться наедине с её Величеством, а это, опять же, требовало тщательно продуманного плана.

Добрую неделю я лежал на кушетке и перебирал варианты; наконец я решил использовать Тали. Герцогиня Мансур наследовала не только земли и безмерные богатства, но и нечто намного более важное: деревянное кресло в зале парламента.

До сих пор Тали редко и лишь по особенной нужде навещала его заседания. Поэтому её считали представителем так называемой нейтральной фракции, которая стояла на перепутье между роялистами и «кликой вольного дворянства». Как ни странное, такое «обособленное» положение даровало девушке немалую власть, ибо довольно часто именно её голос становился решающим.

Обе фракции желали заполучить её на свою сторону.

Поэтому королева наверняка согласится, если девушка попросит поговорить в приватной обстановке. Обыкновенно, провернуть такое тайно — а королеве было выгодно, чтобы никто не знал о том, что её фракция стала ещё немного сильнее, — было бы невозможно. Но сейчас, во время праздника, никто не заметит, если её Величество на пару минут выйдет погулять по саду и «случайно» повстречает герцогиню.

На это не обратят внимания даже её собственные слуги и телохранители, присутствие которых было неминуемо на любой другой, даже приватной встрече, если последняя была назначена заранее, а не произошла «спонтанно».

В некотором смысле, я использовал Тали в качестве приманки.

Это было неправильно, конечно, но это был наш единственный вариант.

Сейчас нам оставалось только дождаться королевы. Тали ей намекнёт, что собирается прогуляться в саду, возле старого фонтана; я в это время займу выжидательную позицию. Когда пара останется наедине, я совершу нападение.

Сразу после укуса королева потеряет сознание. После этого праздник подойдёт к своему завершению, а ещё через некоторое время я отправлю её Величество записку, в которой перечислю симптомы её новоявленной «болезни». После этого у неё не будет выбора, кроме как встретиться со мною лично.

План простой, логичный и чертовски опасный.

26. план

Но иначе никак.

Продолжая поглядывать на Тали, я направился в сторону скамеек. Некоторые из них находились на возвышенности, а потому с них открывался прекрасный вид на всю площадку. Я поднялся по ступенькам, сел и стал задумчиво разглядывать собрание в роскошных костюмах и масках. Мужчины носили разноцветное, женщины — только чёрное, однако их наряды, следуя самой современной моде, были украшены драгоценными камнями.

Я находился в одиночестве. Никто не пытался подойти и завязать со мною разговор. Сперва мне показалось это странным, но затем я посмотрел по сторонам и обнаружил, что все скамейки правого ряда были занятны необщительного вида стариками; по всей видимости, если тебе за шестьдесят, ты имеешь полное право сесть в сторонке и недовольно сверлить глазами молодых. Один старик одобрительно кивнул в мою сторону, когда наши глаза пересеклись. Я совершил ответный жест и снова посмотрел на площадку.

Вскоре я убедился, что мои волнения за Тали были беспочвенны. Сперва она действительно казалась немного деревянной, видимо потому что не привыкла находиться на подобного рода мероприятиях, однако приспосабливалась девушка прямо на глазах.

Чего и следовало ожидать, с другой стороны. Она всегда была смышлёной.

В тот самый момент, когда мне стало казаться, что вступительная часть праздника немного затянулась, вдруг заиграла музыка, и все замолчали. На пороге дворца, который представлял собой несколько широких мраморных ступеньках, показались человек в чёрном костюме и его помощники, — те самые, которые встретили нас перед аркой.

Мужчина вскинул руки, хлопнул и заговорил:

— Дамы и господа! Позвольте снова приветствовать вас на дне рождения нашего сиятельного Величество. Позвольте сделать объявление. Как уже было сказано, формальное начало праздника назначено на момент прибытия её Величество… Оно случилось! Именно так! Королева среди вас! Прекрасный брильянт притаился среди прочих драгоценностей. Найдётся ли такой знаток, который распознает его блеск?.. Второй сюрприз — это игра, дамы и господа. Найдите королеву, назовите королеву, и вы получите третий…

Не успел он договорить, как поднялся ропот. Сперва собравшиеся растерялись, но затем стали с интересом смотреть по сторонам. Все девушки были в масках и чёрных платьях; кроме самых молодых и старых, любая женщина могла оказаться королевой. У её Величества были золотистые кудри, но что если на праздник она явилась в парике?..

Игра действительно была чрезвычайно занимательной, и многие, особенно девушки и молодые люди, приступили к ней с огромным интересом.

В свою очередь в моей голове немедленно загремели шестерёнки.

Если мы сможем выйти на королеву именно сейчас, поговорить с ней в приватной обстановке будет намного проще; с другой стороны, если у нас ничего не получится, мы можем потерять свой единственный шанс.

Что если по завершению игры утомлённая королева решит удалиться? Рисковать и надеется на лучшее, особенно когда на горизонте маячит последний «сюрприз», было опасно. Нет, нужно найти королеву — но как это сделать?

Я стал разглядывать собравшихся. Как и полагается вампиру, я обладал необычайным зрением и прекрасно видел в темноте. Тем не менее, королева находилась в маскировке, и вскоре я понял, что просто пялиться в толпу было бессмысленно. Люди постоянно перемещались. Уследить за ними было невозможно.

Тогда я цокнул языком и направился к Тали.

Девушка стояла возле столика, накрытого белой скатертью, на которой стояли бокалы с разноцветными винами. Заметив моё появление, она быстро поклонилась.

— Планы изменились, моя дорогая, — сказал я приглушённым голосом. — Сперва нам придётся найти Величество. Вы хорошо помните черты последней?..

Потому ли, что такой была привычна Леона, или роль сыграла моя собственная предосторожность, но перед началом нашей операции я не только посмотрел на портрет королевы, но также изучил её черты и повадки.

Ей было тридцать лет. Она была умеренно красивой. Глаза её были голубыми, золотистые волосы — волнистыми. Голос её был как для женщины низким, характер — суровым… С виду, ибо в личной жизни она привыкла забавляться, как маленькая девочка. Собственно, все эти «сюрпризы», которая она устроила на свой день рождения были проявлениями именно этой черты её характера.

Здоровье у неё было образцовым за одним исключением. Ещё в детстве её Величество сбросила лошадь и едва не раздавила. Всё обошлось, но с тех пор королева немного хромала на правую ногу. Иная на её месте запретила бы даже упоминать этот свой изъян, но её Величество наоборот шутила, что однажды её станут называть «Эмилия Хромая».

Впрочем, хромота эта была настолько лёгкой, что заметить её через пышное платье было почти невозможно. Особенно если королева будет стоять на месте.

Что же делать?

Я задумался.

— … Есть один способ.

Тали сморгнула, всем своим видом показывая, что внимательно меня слушает.

— Если мы не в состоянии найти королеву сами… Нам нужно сделать так, чтобы она нашла нас.

Ловить золотую рыбку руками бессмысленно; в этом деле требуется удочка и наживка.

— Королева обладает живым, любопытным характером. Если начнёт происходить что-нибудь особенно интересное, она определённое захочет посмотреть поближе.

— Но ведь и остальные… — растерялась Тали.

— Захотят посмотреть, верно. Знаете, Тали, когда охотники ставят капкан на медведя, они настраивают его таким образом, чтобы ни одна лесная мышь не смогла привести его в действо… Думаю, я знаю, что нам нужно сделать…

Я наклонился и прошептал Тали свой план. Глаза девушки расширилась, и когда я отстранился, её руки немедленно схватили ближайший бокал.

— Поняли?..

— Д-да, но…

— Отлично. Приступаем немедленно.

— Прямо сейчас⁈

— Чем дольше мы тянем, тем выше вероятность, что кто-нибудь другой найдёт королеву. В конце концов, многие здесь знают её лично. В этом отношении у них есть явное преимущество.

Тали быстро кивнула. Она казалась необычайно взволнованной, и когда я отправился на место, она выпила бокал до дна.

Я прошёл в сад, завернул за живую изгородь и остановился возле старого фонтана. В данный момент здесь никого не было, хотя, судя по запаху духов, временами люди сюда всё-таки захаживали.

Так. Что теперь? Обставить всё драматично? С помощью обеденного ножика, например? Нет… если обстоятельства будут слишком гротескными, это отпугнёт если не саму королеву, то её телохранителей.

Я подобрал живописное место, вздохнул, свалился на землю и закрыл глаза.

Поза была не самая удобная, но натуралистичная.

Уже вскоре я услышал две пары лёгких женских ножек. Они возникли у меня за спиной с другой стороны фонтана, обошли его кругом и уже брели на выход, как вдруг одна из них заметила меня и вскрикнула:

— Ах! С сами всё в порядке?..

Я молча, в кровь, прикусил язык.

Девушки отпрянули. Затем одна из них попыталась приблизиться. Сперва я слышал её неровный шаг; затем почувствовал духи и тепло её тела, когда она протянула свою дрожащую ручку. Только она коснулась моего плеча кончиками пальцев, как я немедленно рухнул на бок и открыл рот — слюна и кровь закапали на землю.

— Кья! — вскрикнули девушки и бросились бежать.

На моих губах в это время держалась лёгкая улыбка.

Не прошло и десяти минут, как на тропинке зазвучали шуги. Показалась целая процессия из нескольких мужчин и женщин, которые держались у них за спинами и старательно, стоя на носочках, выглядывали меня через высокие плечи. Я и сам внимательно разглядывал их своими приоткрытыми и неподвижными глазами. Наконец мужчина в очках приблизился, присел на корточки и померял мой пульс; в ту же секунду лицо его стало мрачным. Он приподнялся, поправил воротник и сказал серьёзным голосом:

— Он мёртв.

Толпа зароптала.

— Убийство! — драматично воскликнул чей-то голос.

Шум усилился.

— Сомневаюсь, — быстро добавил мужчина в очках. — На его теле нет никаких признаков внешних повреждений. По всей видимости, он умер по естественным причинам.

— А что, если его отправили? — бойким голосом спросила молодая черноволосая девушка.

27. сработало

— А что, если его отправили? — бойким голосом спросила молодая черноволосая девушка.

И снова все заволновались.

— Вряд ли. От него совершенно не пахнет алкоголем.

— Но разве не могли подсыпать отраву в его окорок? Или куропатку? — предположил немного скрюченный старик.

— Нет, — сказал мужчина не очень громким, но уверенным голосом, предрекая приступ страха среди любителей куропатки. — Крепкая пища замедляет действие отравы. Тогда бы он физически не мог отравиться насмерть за столь короткий промежуток.

Лично мне эти доводы показались довольно надуманными, но на всех остальных, кроме, пожалуй, тех, кто действительно разбирался в отраве, но признаваться в этом разумеется не собирался, произвели впечатление; вскоре все успокоились и заключили, что причиной смерти неизвестного был инфаркт.

Хотя стойте, почему неизвестного? Ведь все собравшиеся были важные люди, лорды. Смерть любого из них была трагедией государственного масштаба. Следовало немедленно выяснить личность почившего!

— Кто это?

— Проверьте!

— Ох, только бы не лорд Бомонд… Мне кажется, у него был похожий костюм…

Мужчина поправил очки и снял с меня маску. Снова зашуршали юбки. Все стали протискиваться вперёд, стараясь посмотреть на моё лицо. Да только было темно, единственным источником света служили трепещущие фонари, и понять, кто я такой, было почти невозможно — в том числе потому, что меня никто не знал. Лу Леон был не лорд и не дворецкий, но обыкновенный шарлатан — однако прямо сейчас он представлял собой загадку.

— Кто это?

— Не знаю.

— Видите его лицо?

— Лорд Бомонд!

— Что?

— Ах, вы тут! Слава богу…

Ближе всех находился мужчина в очках. Он прищурился, рассмотрел мою маску и наконец выпрямился и покачал головой:

— Вероятно, это чей-то слуга… Необходимо провести более тщательный осмотр.

Он махнул рукой, и сразу показалось несколько официантов, которые прежде разносили напитки. Они приподняли меня на руки и перенесли на ближайшую скамейку. Между делом мужчина в очках просил собравшихся проверить свою прислугу, после чего заявил, что с этого момента сад закрыт для посещения.

Все стали расходиться и уносить вместе с собой оживлённую беседу. Страх исчез, на смену ему пришёл неподдельный интерес. Логично было предположить, что почивший был из числи прислуги — но это было скучно и рушило прекрасную историю про таинственного мертвеца, которого обнаружили посреди сада.

Некоторое время мой чуткий слух ещё улавливал всевозможные пересуды; затем повисла тишина. Ночь была безветренная. В прорезях между рваной шалью облаков сверкали редкие звёзды. Я лежал на скамейке под сенью высокого дерева и разглядывал его красноватые листья, которые обретали совершенно особенный цвет в сиянии лунного света, когда рядом зазвучали шаги. Мои веки закрылись. Шаги были тихими и немного неровным. Вскоре к ним прибавился ванильный аромат. Затем — нежное женское дыхание.

В тот самый момент, когда его дуновение, словно призрачная длань, прошлась по моей скуле, я открыл глаза.

Повисла тишина.

Женщина стояла на месте и с интересом рассматривала меня своими светлыми глазами.

— С днём рождения, ваше Величество.

— Благодарю, — ответила женщина, поправляя свои крашеные рыжие волосы.

На ней было чёрное, немного простенькое детское платье, которое, тем не менее, облегало и подчёркивало её совсем недетскую грудь.

Я приподнялся, поклонился. Королева встретила мой поклон с невозмутимостью царственной особы.

— Занимательный трюк, — с улыбкой заметила женщина. — Я слышала, что восточные мистики могут замедлять биение собственного сердца; или вы приняли некий отвар, который позволил вам притвориться мёртвым?

— Не то и не другое, ваше Величество. Всё намного проще. Я — вампир.

— Настоящий?

— Самый настоящий.

— И вы можете это доказать, месье «вампир»?

— Разумеется. Сядьте.

Королева села рядом со мной. Вблизи её глаза показались мне ослепительными среди ночного полумрака, и в то же время взгляд у них был рассеянный. На протяжении последней недели я видел подобное выражение множество раз на лицах горничных поместья Мансур — пока тренировался использовать гипноз.

С его помощью нельзя было превратить девушку в безвольную куклу, однако слова мои становились для неё необычайно убедительными. При этом, однако, мне приходилось постоянно сохранять зрительный контакт.

Однако была у этой силы и светлая… а вернее темная сторона. После завершения гипноза женщина ничего не забывала, и в то же время не считала, что её контролировали. Напротив, она была уверенна, что все поступки, сделанные под моим внушением, он совершала по своей собственной воле; она могла жалеть о содеянном, но винила в нём только себя.

— Так вы не верите, что я вампир?

— Нет.

— Хотите, чтобы я вам это доказал?

— Если сможете, — улыбнулась королева.

Я положил руку на её шею и выпустил зубы. Королева была покорной. Я спросил её:

— Вы правда этого хотите?

— Да.

— Почему?

— Мне кажется, это будет интересно.

Я кивнул, придвинулся вперёд и одним движением вонзил в зубы в трепещущую венку. В это же время я обхватил женщину обеими руками. Правильное решение. В следующую секунду она стала брыкаться, её тело схватила болезненная дрожь, губы открылись, а секунду спустя снова были закрыты моей ладонью.

Комары впрыскивают в свою жертву особенный токсин, который не позволяет ей ощутить укус. Вампирам легенды приписали похожую силу. Только в нашем случае она вызывала не забвенье, но блаженство.

Сперва королева пыталась оттолкнуть меня — бесполезно, моё тело обладало сверхчеловеческой силой; затем обхватила меня обеими руками и попыталась ещё глубже вонзил мои клыки в свою шею; судороги боли стали трепетом блаженства; мне всё равно приходилось держать ладонь у неё на губах, но теперь я закрывал не крик, но сладкий стон.

Со временем удерживать её становилось всё сложнее; королева не теряла силы, нет, она их обретала, и в один момент они вышли за пределы человеческих возможностей.

28. Д

Тут я понял, что совершенно забыл приписать «древним вампирам» большую физическую силу, чем та, которой обладали новорождённые. Просчёт серьёзный. Объятия королевы стали железными. Мне пришлось напрячь мою шею, чтобы она на раздробила мой позвоночник. Запах крови, ванильных духов и женского тела смешался воедино и вонзился в мой нос.

Наконец я стал усиленно выпивать её кровь. Подход оказался верным. Хватка королевы постепенно расслабилась. Я уловил момент, отпрянул и перевёл дыхание. Лицо женщины было бледными и потерянным. Свет в её глазах потерял фокусировку. Она казалась пьяной и немного покачивалась. Её рот, который я прикрывал ладонью, теперь был вымазан помадой.

Я достал платочек, придвинулся, вытер её губы, — всё это время женщина просто наблюдала за моими действиями, — и сказал:

— На сегодня всё, ваше Величество. Теперь вы вернётесь во дворец, скажете, что вам дурно, и отправитесь в свои покои. Не забудьте задвинуть шторы; когда соберетесь выйти на улицу, оденьтесь плотнее и возьмите зонтик. Касание солнца будет не смертельным, но болезненным.

Ранним утром отправите приглашение в поместье Мансур, — прибавил я, надевая на женщину маску (чёрной львицы). — Нам с вами есть о чём поговорить.

Женщина приподнялась, заковыляла, остановилась, кивнула.

Проводить её? Нет. Будет подозрительно. Я дождался, когда она исчезнет за поворотом, и отправился через безлюдный сад на выход из поместья. Перемахнув через стену, я оказался в роще и ещё через десять минут вышел на сельскую дорогу. Найдя глазами указательный знак, я прильнул к нему спиной и стал ждать.

Вскоре на дороге показались кареты — блестящий караван запряжённых коробков. Между делом я снял маску и жилет чтобы узнать меня было невозможно — будет по меньшей мере странно, если недавний труп увидят возле дороги, смиренно ожидающим такси. Наконец я заметил карету Тали и помахал кучеру. Не успел я протиснуться в салон, как девушка спросила:

— Получилось?

Её лицо было и тёплым, и бледным в маслянистом сиянии единственной свечки.

— Вероятно; если всё пойдёт по плану, уже завтра её Величество отправит официальное приглашение.

Тали выдохнула.

Сперва я думал, что девушка начнёт завидовать королеве — ведь последняя уже стала вампиром, в то время как ей всё ещё надо было ждать, — но Тали снова удивила меня своим необыкновенным терпением. Она никуда не торопилась. Если нужно подождать — она готова подождать.

Впрочем, я уже не был уверен, как долго продлится её ожидание.

Сразу после того, как я обратил королеву, на меня нахлынула дремота; по всей видимости, материальным границам этого мира не понравилось, что я стал заниматься распространением вампиризма. А может сам процесс был необычайно утомительным. В любом случае я чувствовал, что в ближайшее время мне придётся вернуться в дом на берегу.

Перед этим, однако, следовало провести определённые приготовления.

По возвращению в поместье я, зевая, поднялся в свою комнату, свалился на кушетку, закрыл глаза и попытался связаться с Луи. Мои носители всегда просыпаются по мере того, как засыпает моё собственное сознание, так что вскоре между нами состоялся продолжительный диалог.

Луи Леон полностью соответствовал моим представлениям; грубо говоря, он был старый шарлатан. Впрочем, пусть. Он идеально подходил на роль моего протеже и что самое главное был достаточно разумным, чтоб повиноваться «духу древнего вампира», который завладел его телом.

Я оставил ему несколько распоряжений; в процессе разговора он сам предложил тройку занимательных идей. Луи был если не прирождённый, то опытный мошенник, так что я с чистой совестью мог сделать из него своего дублёра.

При этом я велел, чтобы он ничего не делал с Тали. Моё предупреждение — угрозу — он воспринял предельно серьёзно.

Наконец я вернулся в дом на берегу.

Пока я поднимался по лестнице, все мои мысли были занятными дальнейшими планами; но потом я зашёл в зальную комнату, и они отошли на второй план:

— Давай поиграем… Я-ма-то, — сказала Х, которая сидела перед шахматной доской и пристально смотрела на меня своими серыми глазами…

В итоге наша партия… а вернее семнадцать партий, турнир, продолжался добрых два часа. Не потому что Х оказывала отчаянное сопротивление, нет, играть с ней было даже проще, чем с компьютерной программой, которую поставили на минимальную сложность (провели лоботомию), но потому что после каждого поражения требовала реванш.

Наконец, когда вероятность того, что наш турнир, который сперва игрался до двух побед, а затем до трёх, четырёх и так далее когда-либо закончится стала стремительно снижаться, я сделал именно то, что взрослый человек всегда должен делать, когда играет с ребёнком — стал поддаваться. Не явно, нет, если бы я просто проиграл, Х всё равно была бы недовольной; я попытался устроить с ней напряжённую партию и уступил победу в последний момент. Это было утомительно, и всё же тусклый радостный блеск в сером омуте её глаз представлял собой лучшую награду за мои старания.

Наконец я сказал, что у меня были дела, и оставил Х самостоятельно разбирать стенограммы наших партий — в один момент я стал записывать их на листочке.

Кстати, это не было отговоркой. Я правда чувствовал в себя силы, чтобы навестить ещё один мир. Только какой?

Вообще у меня было два варианта: Мир Ямато и Мир Пирайи. После определённых размышлений, я решил отправиться в последний, так как положение дел в первом мне регулярно докладывала Х.

Пройдя через туннель, я обнаружил, что пещеру, — теперь я видел её предельно ясно, — покрывает тонкая ледяная корочка. Сперва я заволновался, у меня возникли самые мрачные предположения, но затем решил не делать поспешных выводов и облачился в своё железное тело.

Я обнаружил себя посреди просторного зала, очень похожего на тот, в который попал в начале прошлого визита; с потолка свисала металлическая цепь. Я уже собирался потянуть за неё, но затем удержал себя, взмахнул крыльями и одним движением забрался на обозревательную площадку.

В следующую секунду вокруг меня и до самого горизонта протянулся громадный город. Тысячи каменных зданий, сплетённых вереницами улиц, простиралась в голубые дали. Среди застройки — примерно шестнадцатого века, с некоторыми средневековыми и античными элементами, — заметно выделялись огромные храмы. Над каждым из них возвышалась башня, металлическая крыша которой сверкала в лучах пасмурного солнца.

29. Т?

Я мог отчётливо увидеть в них своё искривлённое отражение.

Я посмотрел на него, затем на людей, которые топтали мощёные улицы. Почти все они были одеты в меховые одежды… и снова я заволновался, но затем посмотрел на солнце на границе горизонта, сделала глубокий вдох прохладного, но вовсе не морозного воздуха, выцепил глазами дерево посреди сада на заднем дворике роскошного поместья, листья которого были красными, как пожар, и понял, что стояла… осень.

Я помотал головой, — ветер засвистел, разрезаясь о мои чешуйки, — и поспешил спуститься в зальную комнату. Будет неловко, если меня заметят. По старой привычке могут потребовать речь, а я её даже не репетировал.

После этого я закрыл глаза и стал прочёсывать воспоминания Золотых крыльев. В этот раз они представляли собой не просто вереницу образов, — рваную киноплёнку, — но чёткую, подписанную хронологию. Дракон намеренно упорядочил свою память, чтобы мне было проще разобраться в происходящем.

Спасибо.

Впрочем, событий было не так уж и много. Триста лет прошло после великой войны против порождений вечного хлада. Всё это время Знаменосцы оставались в своей ледяной темнице. В свою очередь люди строились и развивались под мудрым предводительством золотого дракона. Случались войны, конфликты и прочие великие потрясения, — Золотые крылья старались не вмешиваться в каждый аспект человеческой жизни, — но все они были незначительны на фоне битвы за выживание человеческой расы. Время от времени голову поднимали культисты, которые хотели возродить Безумного Императора Распрея и освободить Знаменосцев — но все эти попытки, стоило им перейти определённую границу, сразу пресекались.

Мир нельзя было назвать спокойным — прямо сейчас гремела торговая война между западным и восточным континентом, — и в то же время не было такой силы, которая могла разрушить саму реальность. Здесь не было… кошмара.

Кроме меня, разумеется.

Стабильность этого мира продолжала понижаться. Это было неминуемо. Ничто не может остановить распространение кошмара. И в то же время он сохранял привычную форму, потому что вся сила веры была направлена в меня.

Впрочем, сложно сказать, что случится, когда Мир Пирайи целиком окажется внутри Зоны Кошмара. В данный момент мы находились в состоянии баланса между изначальной материальной субстанцией и пространством, определяемым человеческой психикой. Когда чаша весов начнёт, — уже начинает — клониться в сторону последнего, мне, вероятно, придётся поддерживать даже простейшие причинно-следственные связи.

Посмотрим.

Сейчас… делать мне было особенно нечего. Я мог бы уничтожить порождения вечного хлада, но зачем? Знаменосцы служили монументами, которые лучше любых других поддерживали веру в Золотые крылья. Волей-неволей уверуешь, когда на горизонте маячат стометровые ледяные монстры. Да и вероятность, что найдётся безумец, которые попробует их освободить, была минимальной. Ибо хотя в пределах этого мира уже появились первые маги Восьмого ранга и даже один Девятого, их было совсем немного, это раз, все они были воспитанниками моего храма, это два, и наконец, если они попытаются что-нибудь сделать, их остановят Золотые крылья собственной персоной.

Всё было в порядке.

Пещера, прежняя обитель Золотых крыльев, покрывалась ледяной корочкой по причине дурной погоды и не более того.

Так что можно считать, что в пределах этого мира я уже выполнил свою миссию.

Можно было возвращаться в дом на берегу… Впрочем, перед этим я решил немного более тщательно прочесать воспоминания Золотых крыльев. Так, на всякий случай.

Стоило мне прикрыть веки, и передо мной стали проноситься годы; они были довольно однообразными. Золотые крылья редко покидали пределы своего святилища. Дракон превратился в религиозную фигуру, которая лишь изредка давала советы и разрешала споры между мирскими королями. Разговаривать с драконом разрешалось немногим избранным (потому что вера, направленная на эфемерную фигуру, всегда будет немного сильнее) включая Первого жрица/жрицу.

Наконец я вспомнил девочку, Таму, которую спас от Вечного хлада. Немного странно волноваться о судьбе единственного человека, когда на твоих крыльях зиждется судьба целой расы, но ничего не поделаешь — личное всегда кажется важнее, чем общее.

Я попытался разыскать про неё информацию. Как ни странно, у меня не получилось, хотя Золотые крылья прекрасно помнили имя и лицо каждого служителя своего храма. Тогда я решил спросил их напрямую (это как использовать ИИ-помощник внутри поисковика):

— Что стало с девочкой, которую я тогда спас? С Тамой?

«Не знаю» — ответили Золотые крылья (не с помощью слов, но чистым и незамутнённым смыслом).

Неожиданный ответ.

— Ты не следил за ней?

«Я её не знаю», — новый импульс.

— В каком смысле не знаешь? — спросил я и прищурился.

«Я не помню ребёнка по имени Тама».

У меня появилось дурное предчувствие.

— Ты записываешь мои воспоминания?

«Да».

— Покажи мне, что случилось на сорок седьмой день вторжений Белого Хлада.

Следующая вспышка представляла собой визуальный образ. Сперва я сидел внутри храма; затем пришли жрец и молодой генерал, и мы обсудили стратегию предстоящего сражения. Наконец я отправился на разведку. Снизу стали проносится заснеженные долины, которые становились всё более гладкими и белыми по мере того, как я приближался к армии Вечного хлада. Наконец, на обратном пути, я заметил маленькую черную точку на земле. Я приземлился возле дорожного тракта, наполовину затопленного снегом, и увидел маленькую девочку. У неё были светлые волосы и пухлый носик.

Девочка лежала посреди сугроба; её личико было таким бледным, что казалось кукольным. С её ресниц свисали маленькие льдинки.

Она была мертва.

Я открыл глаза и немедленно прищурился. Помещение наполнил глухой металлический звон — это моё сердце гремело о грудную клетку. Что это значит? Это был другой ребёнок. У Тамы были светлые волосы. У девочки, которую вспомнили Золотые крылья, они были светлые. Она была мертва. Но как такое возможно?

Я задумался, стал вспоминать лицо Тамы, голос, повадки. Вдруг у меня появилось ощущение дежавю. Я нахмурился и вдруг…

«Принцесса Табира…»

Мои веки открылись, а железные когти вонзились в каменный пол с такой лёгкостью, будто последний был сделан из топлёного масла…

Мне вспомнилась странная девочка, которую я встретил, когда в теле гоблина пробирался в тронный зал Распрея. Она была одета совершенно иначе, волосы её были длинными, а не короткими, глаза синими, похожими на море во время бури… С первого взгляда это были разные люди, и всё же, если присмотреться, между ней и Тамой становилось заметным неопровержимое сходство…

30. натаниэль, адмирал

Кто такой этот ребёнок? Один из Них? И почему (О)на меня преследует?

Я задумался и помотал головой.

Ладно. Пусть. По крайней мере теперь я буду настороже. Если мне снова попадётся эта девочка, нас ожидает длинный разговор…

Наконец я оставил Золотые крылья и вернулся в дом на берегу. Теперь мне оставалось только повидать Натаниэля.

Я протиснулся в его мир, осмотрел уже привычный трюм Тиберия, — в данный момент, судя по отсутствию вибрации, корабль находился посреди сухого дока, — и щёлкнул пальцами.

В следующее мгновение я обнаружил себя на кресле посреди просторного кабинета. Слева и справа возвышались книжные полки; спереди простирался лакированный стол; когда я повернулся, то увидел высокое окно с видом на оживлённую площадь.

Но всё это не имело значения.

Я сделал глубокий вдох и медленно посмотрел на свой живот

Последний был… средним. Натаниэль снова сбросил немного веса и теперь по крайней мере помещался в кресле и мог сидеть за столом, не опасаясь подвинуть его в сторону, но при этом ему всё равно было далеко до своей наиболее мускулистой формы… Вообще есть у меня подозрения, что все эти трансформации имели прямую корреляцию с его любовной жизнью.

Мускулистым он стал, когда находился в отношениях с Крисс.

Толстым — когда она его бросила.

Теперь… даже не знаю. Надо почитать.

Я открыл первую полочку и достал знакомую книгу.

Это был не судовой журнал, но особенный дневник, который Натаниэль писал специально для меня.

Сразу после успеха своей экспедиции Натаниэль и другой Натаниэль погрузились на свои корабли и вместе отправились назад. Обратная дорога тоже была невероятно опасной — им до сих пор встречались ужасные монстры — и тем не менее постепенно всех этих странных и ужасающих явлений становилось всё меньше и меньше.

В один момент исчез даже другой Натаниэль… Впрочем, исчез — немного неправильное слово.

Однажды Натаниэль проснулся и понял, что в голове у него находятся воспоминания своей копии. А может копия проснулась и поглотила воспоминания моего Натаниэля. То же самое случилось и с командой. Корабли сошлись воедино, и понять, кто из них был настоящим, а кто — тенью, вызванной таинственной силой внутренних морей, стало совершенно невозможно. После этого матросы шутили, что на самом деле проделали свою экспедицию дважды.

Когда же они вернулись в заселённые земли, первое время их чествовали как героев. Чествовали самого Натаниэля — величайшего капитана и короля пиратов. Но праздник был непродолжительным. Несмотря на успех экспедиции, больше половины суши, которая ещё пару лет назад была пригодна для проживания, оказалась под водой. Пираты, местные короли и остатки конфедерации чокнулись за своё спасения, а потом немедленно схватили ножи и пистолеты. Разгорелась не великая — для великой больше не было ресурсов, — но отчаянная война; за каждый маленький, каменистый островок проливалось достаточно крови, чтобы спустить его в морские пучины.

Другой на месте Натаниэля мог пасть в отчаяние и решить, что всё было зря, и что мир всё равно уже не спасти, но последний был умелым и решительным капитаном; а ещё — пиратом. Поэтому он сразу бросил почти всех своих союзников, отказался возвращать многочисленные сокровища, которые находились в трюме Тиберия — и обильный запас песка лайма, который я ему оставил, — приказал поднять знамёна собственной фракции и устремился в битву.

Некоторое время он даже был противником Крисс, которая, будучи императрицей, тоже стремилась получить земли и ресурсы для своего народа. Но потом они помирились — было драматично — и уже вместе и довольно стремительно стали уничтожать своих конкурентов. Единственную серьёзную опасность представляли остатки адмиралтейства Конфедерации. Война с ними продолжалась целый год, и, вероятно, если человечество сможет выдержать все испытания, которые выпали на его долю, однажды про неё напишут длинный исторический роман.

В итоге Натаниэль и Крисс одержали победу. И поженились. Крисс стала императрицей нового мира (правда не абсолютной), Натаниэль — лордом, консортом и великим адмиралом. Виделась пара довольно редко. Дел было невпроворот. Великая война унесла множество жизней и освободила много места, и всё равно приходилось тщательно распределять ресурсы, чтобы хватило для каждой островной деревушки.

Пираты тоже никуда не делись. Правда теперь стрелка повернулась в другую сторону, и уже бывшие конфедераты строили тайные базы на задворках Семи Морей и чинили разбой, в то время как великий адмирал Натаниэль то и дело отправлял против них карательные экспедиции. Называли себя новоявленные пираты «силами республиканского сопротивления» против диктатуры безумной императрицы и её «жирной и кровожадной ищейки», но сути это особо не меняет.

Это была извечная битва менее успешных против более успешных.

Продолжалась она уже несколько лет. В это время Натаниэль не только сидел в своём офисе и проводил заседания адмиралтейства, но несколько раз самостоятельно выходил на Тиберии в открытое море.

Его, кстати говоря, снова усовершенствовали по последнему слову техники, снабдив паровыми турбинами и новомодными пушками. Всё это стоило огромных денег в условиях тотальной нехватки ресурсов, и тем не менее теперь Тиберий был едва ли не самым опасным и быстроходным судном в пределах ближайших трёх морей. Разумеется, он всё равно уступал цельнометаллическим титанам, которые строились в последние годы конфедерации, но последние в большинстве своём стояли посреди сухого дока. В мире не было столько угля, чтобы поддерживать их в постоянной боеготовности.

…По крайней мере согласно официальной версии. На самом деле было одно сокровище, которое позволяло превращать камни в уголь (а медь — в золото), но это была государственная тайна. К тому же чтобы использовать последнее требовался драгоценный песок лайма…

Я отметил про себя данный момент.

У меня было смутное ощущение, что данная информация окажется полезной.

Кстати, Натаниэль бы не единственным, кто наконец остепенился. Дэвид тоже женился — самое время, — на горничной, которая прежде служила на Тиберии. Теперь он был не первым помощником, но секретарём Натаниэля и занимал важную государственную должность. В море они почти не выходили. Как ни крути — женатая и морская жизнь несовместимы. Даже редкие карательные экспедиции, которые Натаниэль совершал самостоятельно, были не более чем проявлением ребячества. А так жена, Крисс, держала его в ежовых рукавицах.

Кстати говоря, возможно, именно поэтому она в своё время его бросила.

Возможно, таким образом она хотела перехватить пальму первенства в их отношениях.

По крайней мере сам Натаниэль серьёзно рассматривал подобную вероятность…

Я покачал головой, закрыл записную книжку и задумался.

31. план

Я покачал головой, закрыл записную книжку и задумался.

Затем снова осмотрел кабинет.

Забавно, конечно, как всё обернулось. Больше десяти лет прошло с момента нашей первой встречи. Тогда я помог Натаниэлю и выручил его из передряги, и всё же большую часть времени он мог полагаться только на самого себя; он сам прошёл весь путь от избалованного мальчишки, который мечтал сделаться пиратом, до спасителя мира, короля и адмирала. В некотором смысле, его история подошла к своему завершению. Жизнь его находилась в той фазе, когда можно с чистой совестью развалиться на кушетке и прожигать годами набранный жирок… Впрочем, в случае Натаниэля жир, скорее всего, будет только набираться.

Мир тоже находился в относительно приемлемом состоянии. Да, суши было немного, а ресурсов — ещё меньше и явно недостаточно для созданий технологически развитой цивилизации, так что с большой вероятностью в ближайшие несколько сотен лет многие технологии будут забыты (деревьев для создания галеонов уже не хватало), а ещё через тысячу останется только горстка островных деревушек, жители которых будут промышлять рыболовством, а в пасмурные дни, когда море содрогается от бури, рассказывать легенды про великого капитана На Ту Ни Эл, который спас весь мир от великого потопа… На даже и в этом состоянии, о котором мечтают радикальные примитивисты, человечества останется и сохранится.

И кто знает, возможно, ещё через сотню тысяч лет у людей появятся жабры, и они вернутся в море, замкнув тем самым великую петлю, которую начали их предки, когда впервые выползли на сушу… Если, разумеется, мир к этому времени ещё не растворится в гуще серого тумана.

А он растворится.

Это было неминуемо.

Я закрыл дверь, но стабильность измерения всё равно продолжала понижаться, хотя и более медленно. Это был естественный процесс, который затрагивал каждое измерение. Остановить туман нельзя — зато можно попытаться подчинить его своей воле.

Я нажал на кнопку на столе, и через пару минут в кабинет зашёл молодой светловолосый офицер.

— Слушаю, господин адмирал.

— Я собираюсь временно отлучиться. Подготовьте карету.

— Как скажете, господин адмирал. Куда собираетесь?

Поговорить нужно с Крисс, так что…

— Во дворец.

…

…

…

Тридцать минут спустя я уже сидел на кушетке в дальнем конце просторного зала и смотрел по сторонам.

Когда я заявился во дворец, оказалось, что Крисс не было на месте. Собственно, это было логично. Всё своё время императрица проводила в доме правительства, слушая многочисленные заседания парламента, на которых обсуждались налоги на сушёные водоросли, закон о нелегальной добыче морской соли, рыбные пошлины и прочие чрезвычайно важные вопросы.

Я уже собирался отправиться прямо туда, когда пришло сообщение, что заседание закончилось, — безрезультатно, рыбные пошлины так просто не решаются, — и её Величество собирается в ближайшее время вернуться во дворец. Тогда я снова свалился на кушетку и сидел так до момента, когда дверь приоткрылась, и в комнату зашла неизвестная женщина, по виду секретарша… Лишь погодя, по взгляду, я понял, что это была Крисс.

Я знал, что она изменилась, но не мог себе даже представить, что перемены эти были такого характера. Я ожидал увидеть её в прежнем судовом наряде, в крайнем случае — в пышном королевском платье. На самом же деле на ней были белые панталоны и шёлковая рубашка с серебристыми пуговицами; волосы её были завязаны заколкой, а на лице блестели круглые очки.

На первый взгляд она была похожа на обыкновенную секретаршу с поправкой на реалии восемнадцатого века.

Девушка бросилась на меня удивлённый взгляд; потом усмехнулась, и я понял, что это действительно была Крисс.

«Соскучился?» — спросила она руками.

Я рассеянно кивнул.

Затем помотал головой и сказал:

— Если ты про Натаниэля, то да, немного.

Улыбка исчезла. Крисс нахмурилась.

«Это ты?»

Я кивнул.

«Что-то случилось?»

— Отчасти. Скажем так, есть у меня одно предложение.

«Какое?»

Я хотел предложить, чтобы она села, но Крисс казалась такой напряжённой, что наверняка отказалась бы от моего предложения.

Тогда я сказал:

— Я хочу стать богом.

…

…

…

Идея была достаточно простой. Обыкновенно, стабильность понижается постепенно, так чтоновоявленная туманность успевает обрести форму под воздействием силы веры.

Но здесь всё было иначе.

Уникальная особенность этого мира состояла в том, что большая часть здешнего тумана была «бесхозной».

Некоторое время сюда поступала чистейшая туманность в образе воды с другой стороны дверного проёма. Вера за ней не поспевала. У неё не было времени чтобы приписать ей определённые свойства. Именно поэтому, чем ближе мы подбирались к Сердцу Семи Морей, тем более странные и опасные нам встречались явления, хотя обыкновенно туманность распределяется равномерно по всей протяжённости мироздания; именно поэтом странные явления не имели конкретную форму.

В мире Файрана они представляли собой создания местного легендариума.

В Мире Ямато — НИСов.

В Мире Пирайи это были порождения вечного хлада и так далее, и тому подобное. Здесь же туман принимал самые разные, иной раз безумные и бессмысленные обличья. Это была не фантазия, но то болезненное состояние между реальностью и дрёмой, когда сны сменяются с невероятной быстротой, а перед глазами мелькают всевозможные бредни.

Поэтому, если в мире появится новая религия, которая завладеет человеческими сердцами, она сможет достаточно быстро впитать силу «бесхозного» тумана и обрести материальность. Сами люди тоже обнищали и находились в состоянии отчаяния, в котором они готовы были ухватиться за любую, даже самую хрупкую соломинку.

Нечто похожее было в Мире Ямато перед вторжением Вестника.

Тогда мне удалось воспользоваться происходящим и стал единоличным божеством и «Стражем» данного измерения. Почему бы не попробовать ещё раз? Для этого мне нужна была поддержка. В Мире Ямато я использовал телевизор и средства массовой информации. Здесь мне тоже потребуется помощь государственной машины.

То бишь Крисс, всемирной императрицы.

Всё это я рассказ девушке без обиняков. Хранить тайны больше не имело смысла. Я поведал ей про серый туман, дом на берегу, свои силы и свою природу и так далее, и тому подобное; не стал говорить только про Них, так как они могли воспользоваться этим знанием, точно крючком, закрепиться и притянуть себя в этот мир, и своё собственное прошлое в лице Фантазмагорикуса.

Крисс слушала внимательно и всё время хмурилась.

По завершению рассказа повисла тишина.

32. план!

В другой комнате загремели часы, оповещая о том, что наступил обед.

Наконец Крисс приподняла руки:

«Натаниэль об этом знает?»

— Теперь — да.

Она кивнула, опустила голову и задумалась.

«Напоминает сделку с дьяволом», — с мрачным видом заметила она через некоторое время.

Я кивнул.

Крисс всегда была осторожной. Дерзкой, решительной, но осторожной. Особенно теперь, когда дело касалось судьбы её страны. Разумеется, она не могла принять такое решение сходу. Я уже стал придумывать всевозможные аргументы, когда девушка заявила, что собирается подумать в одиночестве, сказала, что встретит меня вечером, и велела возвращаться на работу.

Ничего не поделаешь. Я сел в карету и снова отправился в адмиралтейство, где целый день перебирал бумажки. Занятие было не самое веселое. Ничего удивительного, что Натаниэль разбавлял его охотой на конфедератов. Вечером я вернулся во дворец и встретился с Крисс во время ужина. Последняя даже не притронулась к своей жареной форели, но сразу посмотрела на меня, — и сложно сказать, что именно блестело в этот момент, очки, отражая сияние свечей, или её глаза, — и сказала:

«Я согласна».

Я кивнул, расслабился и откинулся на спинку стула.

Теперь оставалось только придумать, как именно мне превратиться в божество. Просто заявить, что я, Натаниэль Тибериус Фердинанд — бог, будет немного неправильно. Я бы, например, в такое не поверил. И вообще это было ненужно. В мире Ямато я был не божеством, но невероятно сильным Стражем, который смог остановить даже непобедимого Вестника.

Самое главное было в том, чтобы как можно больше людей поверили, что ты обладаешь невероятной силой. В этом мире добиться этого было немного проблематично. Здешние люди не обладали никакими сверхъестественными способностями. Я даже не мог использовать магию, чтобы это поменять.

Что же делать?

Хороший вопрос.

А теперь поставим его несколько иначе.

Кто именно должен обладать этой силой?

Натаниэль?

Нет.

Последний был моим носителем, но не более того. Собственно, в Мире Ямато вовсе не сама девушка стала «Божественным Стражем всего Человечества»… нет, она была довольно популярной и, по словам Х, у неё даже был собственный фан-клуб… но настоящим героем всё это время был её СТРАЖ. Именно благодаря стальному великану я впервые преодолел границу Десятого ранга.

Именно так.

«Я».

Носитель был не более чем средством моего взаимодействия с окружающим миром. Сосредотачивая веру, я сосредотачивал её в первую очередь на самом себе. Я был паразитом, который высасывают веру у своего носителя; в то же время, ничто не мешает мне самому стать объектом преклонения. Возможно, это будет даже более эффективно… а может быть и нет, но это, конечно, мы ещё посмотрим.

Что ж, получается, нам нужно разгонять легенду про призрак древнего пирата, который сидит внутри Натаниэля и на самом деле является покровителем семи морей?.. Можно. Однако с высокой вероятностью высшие чины новоявленной империи и даже обычные образованные люди решат, что императрица и первый адмирал попросту свихнулись.

Конфедераты обрадуются.

В кой-то веки их бредни про безумную парочку на троне окажутся правдивы.

Так что нет. Нужно было придумать что-нибудь другое. Правдивая версия в данном случае была наименее правдоподобной…

Хм… В Мире Ямато я использовал СТРАЖА… Почему? Потому что у меня самого был СТРАЖ, логично, а ещё потому, что последние и так обладали невероятной силой. Раньше я об этом не задумался, но вообще убедить людей в существовании экспериментального СТРАЖА, который может остановить Вестника, было довольно легко по той простой причине, что последняя находилась в рамках здравого смысла этого мира.

А что было здравым смыслом здесь?

Сокровища.

Таинственные артефакты, которые могут менять природу реальности.

Именно сокровище, одно единственное, вызвало великий потоп, который поставил человечество на грань вымирания… но что если найдётся другой артефакт? Такой, который сможет всё исправить? Что если для этого артефакта найдётся безграничный запас песка лайма и что если он… будет разумным?

Когда я пересказал свою идею Крисс, последняя задумчиво кивнула. Действительно, они могли сделать вид, что нашли сокровище, которое может обратить последствия великого потопа. Правда, чтобы в это поверили, нужно будет предоставить доказательства.

Я задумался и предложил сперва показать огромную кучку песка лайма. В свою очередь природу самого сокровища до поры до времени следовало сделать тайной и только отметить, что последнее всегда носит при себе, а может и внутри себя великий адмирал Натаниэль Тибериус Фердинанд.

Крисс кивнула.

Затем оскалилась своей золотистой улыбкой и отметила, что люди определённо в это поверят, ведь Натаниэль был очень даже «вместительным».

Ну да. Ещё больше материала для бюро пропаганды конфедерации, которое и так в последние годы превратилось в главным мировой производитель шуточек про лишний вес.

После этого мы обсудили прочие детали нашего плана и приступили к работе. Дело это было долгое и кропотливое. Сперва нужно было подготовить приличный запас песка лайма. Для этого я трудился день и ночь, только и делая, что заполняя бутылки.

Крисс тоже не сидела на месте. Она продолжала исполнять все обязанности, положенные императрице, и между делом настраивала машину пропаганды. Чтобы план сработал, нужно было сделать так, чтобы весь мир узнал о нём и поверил в него в кратчайшие сроки.

Всё это продолжалось целый месяц. Затем устроили конфедерацию. Во время срочного заседания парламента её Величество императрица Христиана Монтгомери-Скот и её консорт, великий адмирал, спаситель и герой Натаниэль Т. Ф. заявили сперва парламенту и правительству, а затем и всему миру, когда их речь разлетелась вместе с газетами по многочисленным островам Семи Морей, что было найдено удивительное сокровище, которое можно обратить последствия великого потопа…

Более того, его нашли уже давно, однако до сих пор оно представляло собой государственную тайну, ибо правительству требовалось время, чтобы накопить достаточный запас песка лайма, чтобы его можно было незамедлительно использовать.

Сам запас тоже продемонстрировали. Только очевидцам, к сожалению, ибо до сих пор не изобрели фотографию, однако журналисты в деталях расписывали склады, заваленные бутылками изумрудного песка, которые «отчасти напоминали столетние винные погреба», а штатные художники редакций рисовали зарисовки.

33. Пора!

Вскоре новость распространилась по всему миру — правительство использовало собственные корабли, чтобы доставить газеты как можно быстрее. Нельзя было выйти на улицу, чтобы не услышать взволнованные и радостные разговоры. Сперва в них ещё звучали сомнения, — опять же, бюро пропаганды конфедерации знает своё дело, — но затем про них забыли, когда стала маячить не призрачная, но вполне реальная выгода.

Правительство стало продавать землю, которая до сих пор находилась под водой. За умеренную, реалистичную и в то же время необычайно выгодную цену. Подводная (временно) земля стоила намного дешевле чем та, которая находилась на суше. Особенно если последняя была плодородной или на ней находились ценные минералы.

Многие люди стали тратить все свои сбережения в надежде стать землевладельцами. Некоторые набирали для этого дела кредиты. Это было прекрасно. Таким образом, они связали своё будущее с успехом грядущего предприятия. Самая влиятельная богиня — богиня удачи, ибо нет человека, который молился бы сильнее, чем азартный игрок после того, как сделал ставку.

Бездомным и вовсе клочок земли раздавили забесплатно и даже обещали небольшую лачужку за счёт государства.

При этом мы совсем не торопились. Мы назначили точную дату великой реконкисты, но последняя была умеренно отдалённой. Нужно было ещё немного поварить людей в их собственных мечтах и грёзах; сделать так, чтобы они сгорали от нетерпения, и всё время подбрасывать им новые и новые косточки. Например, плановый государственный бюджет на следующий год, едва ли не половину которого собирались отвести под застройку новоявленных земель; или новость о создании Имперской Железнодорожной Компании, треть акций которой принадлежала государству, а ещё две трети — частным инвесторам.

Надо или говорить, что успех данной фирмы напрямую зависел от нашего плана?

Судьбоносный момент неумолимо приближался. Азарт, выгода, отчаяние и надежда — все они смешались воедино и превратились в гремящую симфонию, которая полностью захватило пространство общественного дискурса. К тому времени, когда остатки конфедерации пришли в себя и стали вести ответную пропаганду, было уже слишком поздно. Крики их пропагандистов напоминали комариный писк. Они раздражали. Многие люди уже поставили жизни на успех данного предприятия, и последнее, что они хотели слышать, это то, что оно может провалиться.

Сам я всё это время сидел у себя в кабинете, наполнял песком бутылки и временами открывал окно и пытался расслышать разговоры, которые происходили на улице. В тот момент, когда единственной темой уличной беседы стало возрождение цивилизации и сокровище господина Натаниэля, я понял, что момент настал.

Через некоторое время мы снова переговорили с Крисс, после чего я приказал погрузить запасы драгоценного песка на Тиберий и подготовиться к отплытию.

Дорога была довольно близкая.

К этому времени над поверхностью воды оставались только те регионы, которые в прежние времена представляли собой горы и возвышенности. За многие годы у них появилась береговая линия, которая, однако, бежала на перегонки с постоянно возрастающим уровнем моря. Поэтому «изначальных» островов, тех, которые были таковыми ещё до начала великого потопа, почти не осталось, а значит почти любой клочок земли, если только заглянуть под воду, оказывался выпирающей «морщинкой» затонувшего континента.

Тиберий обогнул столичный архипелаг и причалил возле небольшого мыса, который в прежние времена, верно, представлял собой горный утёс. До самого горизонта простирались разноцветные палатки. На траве сидели журналисты. Богатые люди восседали на стульях и пригорках — они заранее выкупили себе лучшие места — в то время как бедняки теснились у подножия, откуда, правда, всё равно открывался прекрасный вид на всё происходящее.

Мы заранее старались подобрать такое место, где можно было уместить как можно больше народа.

Ведь именно они, люди и сила веры определяли успех или неуспех моего плана.

Встретили меня громогласными овациями; я принял их, как и подобает благородному человеку, который уже давно занимает важную руководящую должность.

Затем я поднялся на самый высокий холмик, на котором, в окружении прислуги и ряженных, как индюки, министров стояла Крисс. На ней была прежняя шелковая рубашка, в серебристых пуговицах которой переливалось безоблачное голубое небо, но вместо кавалерийских штанов появилась длинная белая юбка; волосы её были завязаны, однако за спиной подрагивал на ветру длинный золотистый хвостик.

— Прекрасно выглядите, ваше Величество, — сказал я с лёгкой улыбкой.

Крисс бросила на меня скучающий взгляд.

«Готов?»

Я кивнул и сделал несколько простых движений пальцами правой руки.

Во время официальных собраний Крисс общалась с помощью блокнота и глашатого. Тем не менее, большинство министров всё равно худо-бедно понимали язык жестов, который использовала императрица. Поэтому для лично-публичного общения она и Натаниэль придумали особенный, зашифрованный подвид последнего, который знали только она, он и я — обладатель его воспоминаний.

«Да».

«Справишься?»

«Возможно».

Она прыснула и махнула рукой. К ней немедленно подошёл мужчина в красном жилете и передал золотистую ручку и записную книжку; Крисс сделала надписью. Мужчина поклонился, повернулся в сторону народа, взял медную трубу и прогремел зычным голосом, который немедленно устремился в небесную высь:

— ЕЁ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО ХРИСТИАНА МОНТГОМЕРИ-СКОТ…

Все разговоры притихли.

Повисла тишина.

— … ВЕЛИТ ГОСПОДИНУ НАТАНИЭЛЮ, АДМИРАЛУ, ГЕРОЮ И СВОЕМУ КОНСОРТУ… ПРИСТУПАТЬ К ИСПОЛНЕНИЮ ВОЛИ СВОЕЙ, А ИМЕННО ПРЕКРАЩЕНИЮ ПОСЛЕДСТВИЙ ЗЛОЧАСТНОГО ЗАТОПЛЕНИЯ.

— Как скажете, ваше Величество, — я ответил я не менее громким голосом, — глашатай между делом вытянул в мою сторону свой рупор, — поклонился, немного опустив голову, как полагается консорту, и стал неторопливо идти в сторону мыса…

34. последний вариант

— Как скажете, ваше Величество, — я ответил я не менее громким голосом, — глашатай между делом вытянул в мою сторону свой рупор, — поклонился, немного опустив голову, как полагается консорту, и стал неторопливо идти в сторону мыса…

На мне были сосредоточены многочисленные взгляды, когда я спускался на землю. Все затаили дыхание, и к тому моменту, когда я встал перед огороженной насыпью зеленоватого песка, царила тишина, нарушаемая только шелестом воды и порывами морского ветра.

Я положил руку на зелёную горку, которая представлял собой не только мои, но вообще все мировые запасы драгоценного песка, и закрыл глаза.

Вот и всё.

Ключевой момент настал.

Песок лайма был топливом (твёрдым). Чтобы зажечь его, мне нужно было выбить искру веры, а затем облечь её в правильную форму.

Я сосредоточился и вспомнил самый первый раз, когда в мире Ямато принял форму Золотого дракона; затем попытался настроиться на молитвы и веру окружающих людей.

Я ощущал её и прежде. Было бы странно, если бы наша пропаганда не принесла результата, и моя внутренняя туманность действительно гнулась под влиянием человеческой надежды, однако до сих пор нажим её был призрачным, иллюзорным, и ухватиться за него было сложнее, чем за мираж на пустынном горизонте.

Это была ещё одна причина, почему мы решили назначить конкретную дату и устроить из неё представление.

Прямо сейчас сила веры была наиболее активной.

С другой стороны, это было опасно. Ведь если у меня ничего не получится, в следующий «судьбоносный день» никто не поверит. У меня был один единственный шанс, упустить который было нельзя ни в коем случае.

Вскоре я смог нащупать тонкие росточки веры. Они напоминали клочки еды, которые застревают между зубами и за которые пытаешься ухватиться сперва языком, а затем зубочисткой.

Сделать это было непросто. От меня требовалось предельное сосредоточение. Однако в данном случае первый шаг был самым сложным, и когда я наконец ощутил, как душа моя начинает меняться, я выдохнул и приоткрыл глаза.

Вокруг зазвучали восторженные крики.

Зелёная горка у меня перед глазами вспыхнула и стала таять. Вместе с тем задрожала земля. Её колебания становились всё сильнее и сильнее, с каждой секундой набирали децибелы. Наконец раздался плеск, и десятки тысяч глаз обратились на море.

Бескрайняя вода вихрилась, вздрагивала, расходилась; она металась в разные стороны перед явлением неминуемого, и наконец в её закипающей гуще стали проявляться и сгущаться очертания земли…

Крики сделались громче, вера стала ещё сильнее, и я почувствовал себя Моисеем из многочисленных экранизаций библейской истории. Только теперь происходящее передо мной представляло собой не плоскую картинку, нет — всем своим телом я ощущал трепет и хлёсткие удары солёных капель.

Внутри меня тоже закипали радостные чувства, правда, не могу сказать, были они мои собственные или же Натаниэля. И вдруг трещина. Тревога. Мой взгляд обратился на зелёную гору. Последняя уменьшилась почти наполовину и продолжала сжиматься всё быстрее и быстрее. Вскоре и другие люди — внимание которых я не столько замечал, сколько чувствовал — стали обращать на неё взволнованные взгляды.

Что если песок лайма закончится?

Придётся начинать всё заново?

Но ведь здесь уже — думали многие — были собраны многолетние запасы. Чтобы накопить ещё одну такую гору уйдут десятилетия…

Я вздрогнул и помотал головой, стараясь выбросить чужие мысли. Потом задумался. Момент действительно был прекрасным. Нельзя было его упускать. Ведь если я не смогу завладеть верой этого мира прямо сейчас, в следующий раз это может попытаться сделать один из Них…

Я прикусил губы.

Зелёная гора сократилась на две трети.

Оставалось ещё тридцать секунд.

Неужели придётся…

Двадцать.

Нет, слишком опасно…

Десять.

Девять

Пять.

Четыре.

Три.

Два.

Один.

…Последняя песчинка вздрогнула и лопнула, обратившись струйкой зеленоватого дыма.

К этому времени море испещряли только редкие каменистые утёсы. Большая часть суши оставалась под водой.

Повисла тишина.

Все рассеянно смотрели на морской горизонт.

Вдруг раздался крик:

— Сокровище Королей!

Великий алмаз!

Краеугольный камень бытия!

Молим!

Я кричал не просто так, но в рупор, который сделал своим сокровищем сновидения. Мой крик разносился по всей протяжённости утеса, устремляясь в море обыкновенное и человеческое.

На меня стали обращаться растерянные взгляды. Затем люди стали если не догадываться, то чувствовать, что происходит, и вот уже первые бедняки, — а также те, кто неминуемо станет бедняком в случае провала нашего предприятия, — начали падать на колени и молить вместе со мной:

— Сокровище королей!

Великий Алмаз!..

Краеугольный камень бытия!

Молим!

Молим!

Молим!

Ничего не менялось. Море всё ещё раскачивалось, и волны его разбивались об утёсы, но уровень воды не понижался. Некоторые закрыли глаза, не смея смотреть на происходящее, но продолжая повторять молитву, всё громче и громче, так, словно хотели, чтобы их услышали на небесах.

Мы были подобны людям, выброшенным на необитаемый остров, которые завидели корабль далеко на горизонте и начали бегать, прыгать, кричать во всё горло, как не кричали никогда, как не знали, что вообще могут кричать, разрывая свои голосовые связки, и море трепетало, но не более того.

Призрачный корабль удалялся в сторону горизонта, обрекая на многие годы заточения на тщедушном клочке земли.

Некоторые падали на колени.

Другие смотрели в сторону моря как заворожённые и, верно, размышляли, а не прыгнуть ли с утёса?.. Не разбираться, не забыться и покончить навсегда…

…Фух.

Время пришло.

В тот самый момент, когда отчаяние и надежда достигли своего апогея, я вытянул палец и стал медленно вести его перед собой.

Сперва ничего не происходило.

Затем прямо посреди воздуха появилась небольшая трещинка, из которой стал разливаться серый туман…

35. выбор

Несколько секунд назад я разрушил материальную границу этого мира. Изначально, я не хотел этого делать. Это был чрезвычайно рискованный план, ибо хотя я получил неограниченный источник туманности, проблема была в том, чтобы держать её под контролем. Каждая капля тумана неумолимо размывала черту между реальностью и дрёмой.

Требовалась великая сила, чтобы направить её в нужное русло.

Именно для этого мне нужна была вера.

Туман был топливом.

Я — машиной.

Вера — дорогой.

Впрочем, даже на самой широкой трассе оставалась вероятность, что водитель не справится с управлением и свалится… нет, не в канаву. По сторонам этой дороги простиралась кромешная чёрная бездна.

Я сосредоточился, напрягся; вскоре в моих руках образовался и вспыхнул небольшой алмаз. Блеск его становился всё ярче и ярче, море закипало, а земля поднималась всё выше и выше…

Я понял, что ещё немного, и всё получится. Более того, в один момент я почувствовал удивительную силу. Моя воля и вера обитателей этого мира стали сливаться воедино. Вскоре между ними совсем не осталось разницы, и я осознал, что сам, по своему желанию приподнимаю землю. Я сделался настолько же всесильным, как в своём воображение. Дорога становилась всё шире и шире и наконец превратилась в безграничный полигон.

Я мог сделать всё что угодно.

Отпустить море? Легко. И почему бы заодно не превратить землю в эдемские кущи? Я представил себе это, и немедленно рыхлый песок, что простирался до самого горизонта, превратился в плодородный чернозём, через который стали пробиваться деревья и прочие травы. Они росли как на ускоренной перемотке; за считанные секунды белые цветы превращались в красные яблоки, правильные и красивые, как на картинке.

Среди деревьев раскрывались мириады тюльпанов — целое море, от которого исходил не обыкновенный землистый и терпкий, но сладкий, приятный, немного ванильный аромат.

Я посмотрел на небо, и с него немедленно исчезли тучи. День стал ослепительным и ясным.

Затем взгляд мой обратился уже на самих людей, которые стояли на краю утёса и смотрели вниз, на прекрасные заросли. Среди них были старые, больные, немощные — всё это я мог запросто исправить. Мне стоило только пожелать, и я мог немедленно искоренить все пороки этого мира. Я мог сделать людей прекрасными и снаружи, и внутри. Всё дурное я мог уничтожить, а всё наилучшее сделать ещё более прекрасным.

Мне стоило только пожелать, и каждый человек обретёт великую силу и сможет сворачивать горы. Не будет более нужды, боли, страха; останется только вечный свет и безграничное блаженство.

Это было легко.

Ведь этот мир представлял собой не более чем плод моего воображения.

Ибо я — Кошма…

Натаниэль.

Шок.

Вдруг, за одну секунду, передо мной промелькнули мириады образов:

Заледеневший корабль.

Дневник.

Девочка с выбитыми зубами.

Книжные полки.

Команда.

Море.

Пистолеты.

Сабли

Сражения.

Пушки.

Пальмы.

Ненастья.

Бури.

Приключения…

Тиберий и его капитан, Натаниэль Тибериус Фердинанд, который стоит на мачте и смотрит на пространное море. Последнее скрывает великую опасность; его бороздят всевозможные монстры и головорезы, и в то же время… в то же время он, Натаниэль, никогда не променял бы ни его, ни солёный ветер, что развевает золотистые волосы девушки, которая сидит перед ним на бамбуковом стуле.

Я сделал глубокий вдох… и щёлкнул пальцами.

В ту же секунду райский кущи растворились, и на смену им выступила песчаная, покрытая ракушками и каралами земля, которые стала медленно погружаться под воду.

Мои глаза прояснились.

Это… Было близко. Ещё немного, и я… Впрочем, сейчас не время заниматься рефлексией.

Я снова напрягся и опустил уровень воды настолько, чтобы суши было примерно в два раза больше, чем когда я впервые стал Натаниэлем. Большая часть мира всё ещё оставалась под водой, но теперь жить в нём станет намного проще. Число ресурсов и пахотных земель заметно увеличится. В качестве бонуса я сделал новые земли более плодородными, исправляя последствия их многолетнего нахождения среди солёной воды.

На горизонте образовался длинный остров — море между ним и утёсом, на котором я стоял, превратилось в пролив. Я посмотрел на него, повернулся и обвёл глазами собравшихся. Многие люди стояли на коленях. Некоторые, закрыв глаза, читали молитвы. Другие постепенно приходили в чувства. Не радость, но величайшее потрясение в этот момент владело человеческими душами.

На пару секунд все они увидели картину рая.

Некоторые посчитают его простым видением; другие — знамением небес, после чего придумают или привяжут к нему новую религию.

С этого дня в пределах этого мира появится легенда про великий алмаз, сокровище королей, краеугольный камень бытия — одновременно сокровище и божество, которое может исполнить всякое желание и провести тебя к земле обетованной.

Уже сейчас я чувствовал, как ростки новоявленной веры пробиваются в коллективном бессознательном и меняют форму моей и вообще всей мировой туманности.

Наконец мой взгляд обратился на трещину в пространстве.

Последняя стремительно закрывалась.

Я вздохнул, со смешенным чувствами наблюдая за тем, как растворяются последние струйки серого тумана. При желании я мог бы… Впрочем, пусть. Я помотал головой. Подумаю об этом после.

Я выпрямил спину и стал подниматься на холм. Во время подъёма я почувствовал сильную усталость. Всё мое тело ломило той особенной ломкой, которая возникает, когда хочешь спать. Я бы свалился на землю, если бы в один момент меня на поддержали слуги. Они помогли мне забраться наверх и посадили на скрипучий стул.

Несколько секунд спустя из тёмной дымки, которая постепенно сгущалась у меня перед глазами, показалась Крисс.

«В порядке?»

Я кивнул.

На самом деле моя слабость и сонливость были искусственного характера. Я сам запечатал свои силы, чтобы материальный барьер этого мира не подвергся ещё большему заражению. В данный момент моя душа была пропитана туманом, она была радиоактивной. Мне пришлось поставить вокруг неё защитные стенки, которые, однако, мешали мне управлять телом Натаниэля.

Пора возвращаться.

— Мне… пора, — сказал я. Шевелить языком было тяжко, как если бы во рту у меня лежал слизняк.

Крисс кивнула, помедлила и сказала:

«Спасибо».

Я выдавил улыбку и хотел ответить «пожалуйста»… Но не смог. Тело становилось всё более вязким, окружающим мир стремительно размывался, и наконец я открыл глаза и обнаружил себя среди серого тумана. Я приподнялся, посмотрел на вихристые тени людей, на море, и наконец сосредоточился на пальце и вернулся в дом на берегу.

36. иное

Когда я вернулся в дом на берегу, Х уже не было на месте. Я глянул на шахматную доску, что стояла на деревянном столике, присел на кушетку и задумался.

Взгляд мой, как обычно, обратился на корабль, на котором мелькал загадочный свет.

Вид последнего таинственным образом успокаивал меня и позволял собраться с мыслями.

Их было довольно много.

Сегодня я стоял на границе смертоносного обрыва. Не только в прямом значении, но и в переносном. Ещё немного, и я превратился бы в кошмар — сделался монстром, безумцем, от становления которым меня предостерегал предшественник, и чтобы не допустить которое он стёр мои (свои) воспоминания и сказал защищать миры, несмотря на то, что действительно отвадить туман было невозможно.

Нужно это было для того, чтобы я научился ценить материальную реальность такой, какой она была на самом деле и не пытался проецировать на неё свои желания. Я мог запросто построить из мира Натаниэля утопию, но тогда между мной и всеми остальными не было бы никакой разницы. Все они, Владыки Кошмара, проецируют на вселенную свои безумные желания, и хотя мои собственные казались мне предельно логичными… Дудка правильно сказала, что это было не более чем моё собственное представление.

Все Они… нет, Мы, каждый из нас считает свои иллюзии правильными, «логичными», но реальный мир совсем другой, и если я хочу сохранить именно реальностью, мне нужно стремиться оставить её неизменной.

В этом была идеология моего предшественника.

Да и моя, пожалуй, тоже.

Кстати говоря — моя взгляд снова сосредоточился на корабле — спасибо Дудке. Совет оказался дельным.

Впрочем, чего и следовало ожидать от моей ипостаси.

Я ещё немного посидел на кушетке, уже не столько размышляя, сколько перебирая разнообразные мысли, поднялся и направился в спальню. На сегодня с меня определённо хватит. И потому что душа моя всё ещё была пропитана туман, была «радиоактивной», отчего мне было опасно совершать новые экспедиции, и потому что я банально утомился и мне хотелось, хотя бы чуточку, вздремнуть.

В какой-то момент я заволновался, что снова забреду в странный лес под фиолетовым небом и с «ра-ди-о-баш-ней…» Но, благо, всё обошлось, и я спокойно добрался до своей кровати, свалился на матрас и погрузился в дрёму…

…

…

…

Сегодня в программе семейных развлечений — озеро.

Последнее находилось всего в нескольких часах езды, что, однако, совсем не мешало Тане в прежние времена постоянно жаловаться и спрашивать, когда мы наконец прибудем на место; теперь, однако, то ли потому, что девочка повзрослела, то ли потому, что хотела казаться взрослой, но за всё время поездки она не сказала ни единого слова, словно кукла, брошенная на заднее сидение. И лишь когда я припарковался, она немедленно вышла из машины — уже в купальнике, кожа белая как мел в лучах палящего солнца, — и стала ходить вокруг озера, время от времени забираясь на песчаные утёсы и качая головой.

Когда я спросил, чем она занимается, Таня ответила, что пытается подобрать хорошее место, чтобы прыгнуть в воду с разбега.

— Ноги сломаешь.

— Будешь катать меня на инвалидном кресле? — просила девушка.

— Нет.

После этого я проверил зарядку на телефоне — чтобы можно было в любой момент вызвать скорую помощь или в крайнем случае ритуальную службу.

Аня в этом время постелила себе полотенце. Её кожа тоже была очень светлой, хотя и с тусклым, как закат, румянцем. В этом плане мать и дочь были довольно похожи. Обе быстро обгорали, после чего денно и нощно жаловались на солнечные ожоги, а потом, с наступлением осени, немедленно сбрасывали загар и снова становились беленькими, как ощипанные курицы.

Впрочем, у меня были похожие проблема.

Семейная черта.

Через некоторое время Аня попросила намазать свою спину кремом для загара. Сразу за ней подоспела Таня.

— Ты же всегда говорила, что на тебя эти крема не работают.

— А вдруг? — поглядывая в сторону пространно ответила девушка.

Я вздохнул. Таня, немого покраснев, опустилась на полотенце. Она казалась удивительно тонкой в таком положении, как спичка. Её лопатки напряглись и приподнялись как маленькие крылышки, когда мои пальцы коснулись её бархатной и немного тёплой кожи. Вдруг я понял, что с её спиной… было всё в порядке. Хотя совсем недавно она вызывала у меня сильнейшую тревогу. Почему всё изменилось? Я задумался, напрягся; в моей голове прозвучал писклявый голос:

«Мы ей всё расскажем, Алекс…»

Тогда дудочка казалась мне ужасающим монстром… Собственно, предположение было довольно метким, однако затем, в ходе нашей последней беседы, Д. напротив попросил меня приглядывать за Таней. Почему? Нет, я знаю почему. Причина была очевидной. Но суть не в этом. Почему изначально Д. пытался ей навредить?

Если, собственно, пытался.

Возможно, у нас просто было разное понимание того, что правильно, а что нет. С точки зрения Д. именно я был психом — тем самым кошмаром, который мешает воцарению всамделишной утопии. В свою очередь его собственные действия были предельно логичными. Возможно, всё это время Д. пытался защитить Таню, да только единственный способ, с помощью которого он мог это сделать, был… или по крайней мере казался мне вредоносным.

Впрочем, был и другой вариант.

Что всё это время Д. действительно защищал Таню… от меня. Ведь был момент, — представить его сейчас, в ясных лучах полуденного солнца, было почти невозможно, — когда я раздумывал о том, чтобы её… Поэтому он хотел напомнить мне, кто я такой на самом деле — «Мы ей всё расскажем, Алекс…»

Большой вопрос, кто здесь настоящий монстр.

Наконец была ещё одна версия. Что всё это время Д. действительно защищал Таню от некой другой, чужеродной силы.

В таком случае его слова приобретали несколько иное значение. Д. не просто просил меня приглядывать за Таней, но говорил, что забота о ней — теперь моих рук дело.

Но тогда возникал другой вопрос.

Что именно представляет собой таинственная другая угроза?..

37. мальчик

Но в таком случае что именно представляет собой таинственная другая угроза?..

— Эм…

— Что такое?

Я немедленно и с тревогой посмотрел на Таню, которая лежала передо мной на полотенце.

— Ничего! Я не против!

— … А.

И тут я понял, что, пока предавался размышлениям, руки мои продолжали механически втирать крем в её теперь уже совсем покрасневшую спинку.

Я цокнул языком, щёлкнул её по лбу (Ай!) и уселся на песок. После этого Таня стала активно пытаться затащить меня в озеро. Я сопротивлялся.

Вдруг мне вспомнился похожий случай; мы с Аней тогда были детьми. Дело было на речке. И сидел на берегу возле камышей и смотрел на быстротечные воды. Взрослые носились возле мангала. Сильно пахло шашлыком (с лёгкими уксусными нотками). Аня — она тогда была заметно выше, — заметила меня и решила заставить искупаться. Я отнекивался — сам не знаю, почему, кажется, в тот момент в моей голове свежи были воспоминания о неких паразитах, которые обитают среди водоёмов и проникают в твои уши. Я рассказал про них Ане. Последняя серьёзно кивнула, а потом всё равно потащила меня в сторону воды…

Если так подумать, я никогда не умел оказать ей должного сопротивления.

— Ладно. Пошли.

Таня вспыхнула улыбкой.

— Так ты научилась плавать? — спросил я, когда мы продвигались в сторону озера.

— Немного. На спине.

— На спине не считается.

— Как будто ты умеешь, — насупилась Таня.

— Немного умею. Меня твоя мама научила.

— Хм… — недовольно промычала Таня, а потом вдруг заявила: — Давай кто быстрее на другой берег.

Я прищурился.

Другой берег был довольно далеко.

Настолько, что, пожалуй, быстрее было соорудить плот, чем плыть туда самостоятельно.

— Утонешь.

— Ты спасёшь меня, — заявила Таня.

— В этом твой план?

— Ну… ещё нахлебаться воды, и чтобы ты сделал мне искусственное дыхание, — прибавила она, поглядывая в сторону.

Я покачал головой:

— Если будешь хлебать здешнюю воду, сразу отправишься в реанимацию.

В итоге мне удалось уговорить Таню отказаться от своей безумной затеи. Вместо этого мы устроили небольшой урок плавания; на воде она действительно держалась неплохо, но стоило ей начать дрыгать руками или ногами, и сразу вспоминались сцены из старых фильмов, в которых герои попадают в зыбучие пески и всеми своими действиями только ещё глубже зарывают себя под землю; пришлось хорошенько повозиться, чтобы показать ей правильные движения.

Сперва она покраснела, когда я взял её за руку, но затем привыкла и уже вскоре активно работала ногами, стараясь удержаться самостоятельно.

Наконец я предложил сделать перерыв, и мы вернулись на берег.

Погода была знойная. Временами солнце накрывали редкие облака, но это была мимолётная отдушина, после которой пламенный диск, казалось, разгорался с ещё большей силой. Некоторое время я сидел на полотенце и наблюдал за Таней, которая бродила по берегу, подбирая расплющенные камушки и пытаясь запустить их таким образом, чтобы они хотя бы два или три раза ударились о поверхность воды. Я сам научил её этому приёму. Увидел по телевизору, почитал в интернете и долго тренировался. В школьные времена это был мой «коронный».

В один момент дунул удивительно прохладный ветер. Зашумели деревья. Мой взгляд обратился на рощу, которая была совсем неподалёку. На входе в неё начиналась тропинка, которая через несколько метров терялась среди однотипных деревьев.

Вдруг я заметил ребёнка. Он мелькнул и сразу пропал среди берёз. Я нахмурился и приподнялся. День был рабочий, а потому озеро оставалось почти безлюдным. Я видел машины, которые серебрились на другом берегу, однако наш был почти пустынным. Как сюда попал ребёнок? Потерялся? Это было опасно. Его может схватить леший или водяной, и тогда…

Хотя стоп.

Вдруг на моих губах появилась горькая улыбка.

О чём я вообще думаю?

Ребёнок? Который мелькает среди деревьев и заманивает меня в чащу? Можно сколько угодно пытаться придумать для этого логичное оправдание, но вмешательства кошмара здесь было очевидным. Наверное, один из Них решил поиграть. Что ж, пускай. Давай поиграем. Теперь я вас больше не боюсь.

Я поднялся и уже было направился на тропинку, как вдруг остановился снова посмотрел на Таню. В этот самый момент она запустила камушек таким образом, что последний совершил аж три прыжка. Её личико засияло улыбкой.

…А что если это, чем бы оно ни было, пыталось не заманить меня, но увести подальше?.. Увести в другое место и оставить её беззащитной?

Я засомневался; «береги её» — снова прозвучало в моей голове. Наконец я вздохнул, последний раз посмотрел на чащу, где между берёзами стоял ребёнок… черноволосый мальчик, голубые глаза которого смотрели прямо на меня… повернулся и тяжко опустился на своё полотенце.

Последующий день прошёл совершенно непримечательно. Обед, ужин, вечером — кино. Во время сеанса Аня постоянно залипала в свой телефон, и Таня, я уверен, могла много чего сказать по этому поводу, будь она в состоянии оторваться от экрана.

Да и сам я не был особенно сосредоточенным.

Снова и снова мне вспоминался ребёнок, виденный посреди рощи.

Вдруг я понял, что он казался мне таинственно знакомым.

Я видел его и прежде… и в то же время не мог вспомнить, где. Для меня это было довольно странно. Я обладал удивительной фотографической памятью, и хотя в большинстве своём мои воспоминания были отсортированы даже хуже, чем фотографии на старом компьютере, я всё равно должен был мочь распознать уже виденный образ.

И тем не менее этот мальчик вызывал у меня только смутное ощущение узнавания и не более того. Интересно, так работает память у простых людей?

Я пытался вспомнить его весь вечер и добрую половину ночи, пока валялся на покрывалах, и наконец, сам того не замечая, заснул…

Проснувшись, я ещё некоторое время лежал неподвижно. Затем приподнялся, потянулся и уже собирался направиться к туннелю с другой стороны ящика с одеждой… как вдруг вид окружающего пространства заставил меня остановиться.

На первый взгляд я находился в своей комнате. Я всегда попадал сюда, когда погружался в дрёму, и все же теперь она переменилась, и перемена была настолько разительной, что, когда я понял, в чём она состояла, то сильно удивился, что не заметил этого сразу.

38. пропажа

Я посмотрел на окно.

Через щель посреди шторы пробивался ясный свет.

У меня появилось зловещее предчувствие. Я медленно приблизился к ней — собственный шаг при этом казался мне необычайно громким, — и подвинул штору кончиками пальцев. Поморщился. Прищурился. На улице было светло. За окном простиралась сплошная пустыня наподобие Сахары.

Я завесил штору и повернулся.

Ну ладно… Главное сейчас — это сохранять спокойствие.

Я направился к ящику с одеждой и подвинул его в сторону. За ним находилась сплошная стена. Отверстие исчезло.

Что происходит? Я снова попал в странный мир, как тот лес под фиолетовым небом?

Немного помявшись, я вышел в коридор и побрёл на кухню. Окна последней тоже выводили на пустыню, более того, одно из них было всегда приоткрыто, — и заклеено москитной сеткой, — и прямо сейчас из него задувал песчаный ветер; на подоконнике лежал неровный слой желтоватого песочка.

Я взял щепотку последнего и растёр между указательным и большим пальцем. Тёплый, грубый… обычный песок. И всё остальное тоже казалось удивительно обычным и реальным. В смысле, я давно уже не видел нормальные сны, но было очевидно, что это был никакой не сон и что всё это происходило на самом деле.

Но почему?

Я присел и откинулся на спинку стула.

Затем цокнул языком.

В прежние времена данное «происшествие» наверняка вызвало бы у меня тревогу, желание немедленно понять и разобраться, но теперь… Теперь всё это было в рамках привычного. Я регулярно оказывался неизвестно где, как и почему. На данный момент у меня не было никаких предположений, что именно здесь происходит, однако я был вполне уверен, что рано или поздно всё станет на свои места.

Впрочем, слишком уверенным быть тоже не стоит.

Дело всё ещё могло быть довольно опасным.

Я медленно кивнул и снова посмотрел на пустыню. В это же время в моей голове постепенно формировалась очерёдность действий. Сперва следует проверить, могу ли я использовать магию и прочие силы — Золотых крыльев, например. Затем обшарить дом. Если внутри ничего не найдётся, придётся выйти на улицу.

Кстати говоря, в пустыне легко потеряться. Интересно, могу ли я призвать компас и прочие артефакты?..

Я вытянул руку и уже собирался сосредоточиться на булаве, как вдруг за спиной у меня раздался шорох. Я вскочил, — ножки стула заскрипели о кафельную плитку, — повернулся. В следующую секунду моёсердце, которое ещё секунду назад было совершенно спокойным, забилось с неистовой силой. Я смотрел на неё и не мог поверить своим глазам. Уверенность, которую я испытывал ещё секунду назад, моя вера в собственные силы, которая напоминала твёрдую почву у меня под ногами, треснула, рассыпалась, и я почувствовал, как стремительно пикирую в чёрную бездну.

Посреди коридора, приобнимая правую руку, стояла…

— Дядя?..

…Таня.

…

— Дядя? — неуверенно спросила Таня.

Её лицо было растерянным и бледным.

В свою очередь внутри меня гремела буря. Появление девушки совершенно выбило меня из колеи, и некоторое время я не знал, что ответить, и лишь когда Таня стала казаться напуганной и нерешительной, мои губы сами прошептали:

— Да.

— Привет, — сказала она тихим голосом и выдавила жалкую улыбку. Глаза её то и дело косились на пустыню за окном.

— Это… сон?

— Наверное, — ответил я растерянным голосом.

Таня понимающе кивнула. Затем присела против меня и посмотрела на стол. Приподняла голову, — при этом всё равно казалось, что на ней давит незримый вес — опять улыбнулась и посмотрела в сторону.

Наконец я понял, что смотрю на неё не отрываясь, откинулся на спинку стула и снова глянул на пустыню. Теперь последняя казалась особенно душной, мёртвой и при этом…

— Занятный сон, — сказал я, не зная зачем и для чего.

Таня кивнула:

— Ага!

Голос её был нарочито бодрым.

У меня стало покалывать на сердце.

Нет, так дальше нельзя. Нужно взять себя в руки. Разумеется, она понимает, что это никакой не сон и серьёзно волнуется. В такие моменты взрослый человек должен быть уверенной опорой для ребёнка. Или по крайней мере не вести себя как подозрительный маньяк.

— Ладно, — сказал я нарочито громким голосом и положил руки в карманы.

Таня немедленно посмотрела прямо на меня.

— Здесь два варианта. Либо это действительно сон, мой или твой, либо мой дом действительно перенесло в пустыню. Страховка, насколько я понимаю, покрывать такие не собирается, а значит разбираться нам придётся самостоятельно.

— Л-ладно, — кивнула девушка.

— Сперва… — я задумался. На самом деле я не знал, что нам следует делать «сперва». — Нужно… проверить Аню. Она тоже попала в этот сон, ты смотрела?

Таня помотала головой.

— Тогда пошли, — сказал я и приподнялся. Раздался скрип. Затем стук. Таня вскочила вместе со мной и опрокинула стул.

— Упс… — выдавила она улыбку.

— … Ничего. Держись за мной, ясно?

— Ум!

Мы направились в спальню для гостей. Шторы последней были задёрнуты, и в помещении царил тусклый, тихий полумрак, который всегда обволакивает тебя, когда входишь утром в комнату, в которой ещё кто-то спит. Я посмотрел на кровать и вздохнул. Пусто. Одной проблемой меньше. Однако затем присмотрелся и почувствовал ещё один укол прямо на сердце.

На кровати действительно никого не было, но зато лежало смятое покрывало. Ани здесь не было сейчас, но вполне может быть, что она пропала уже после того, как дом перенесло в это странное место…

Я замялся и посмотрел на Таню.

Последняя прикусила губы.

Очевидно, она тоже понимала всю мрачную подоплёку нашего открытия. Значит скрывать её не имело смысла. Можно было сделать вид, что всё в порядке, однако никогда не стоит закапывать тревогу в глубинах своего сердца; вытягивать занозы бывает болезненно, но всяко предпочтительней, чем позволить им беспрерывно теребить твою плоть.

— Ладно, — сказал я, вздыхая и снова обращая на себя внимание Тани. — Новая задача. Сперва найдём твою мать, если она тоже сюда попала, а потом разберёмся, что вообще представляет собой это место. Договорились?

— Да! — немедленно кивнула Таня.

После этого мы осмотрели комнату и проверили окна. Они были закрыты и с другой стороны завалены песком. Следовательно, их никто не открывал…

39. следы

Я вернулся в коридор.

Таня проследовала за мной.

После этого я предложил проверить прочие комнаты. Быстрее было бы заниматься этим раздельно, но Таня явно не хотела отходить от меня на слишком большое расстояние и вообще упускать меня из виду. К этому времени она пришла в себя и даже пыталась шутить обо всём происходящем, но всё равно была бледной и всё время держалась возле меня, заплетаясь под ногами, как напуганная собачка.

Пришлось постараться, чтобы незаметно от неё сунуть руку в карман и вызвать компас.

Фух… По крайней мере эта моя способность ещё работает.

После этого я хотел проверить магию, но проговорить «Амонус Гранде» и устроить светошоу так, чтобы Таня этого не заметила, было довольно проблематично.

Были у меня мысли ничего от неё не прятать, но продемонстрировать Тане мои волшебные способности, а затем проговорить нечто бредовое, чтобы она точно убедилась, что просто видит сон, но затем я немного подумал и решил, что делать это было опасно. Всё происходящее казалось удивительно реальным; я бы не поверил, что это сон, даже если бы за дверью притаился розовый слоник. А потому высока вероятность, что, если начну вести себя как сумасшедший, тем самым я только напугаю Таню.

Был и другой вариант: использовать мои силы в качестве доказательства и рассказать ей правду. Про кошмар, Их, и т.д. Но это, опять же, несло за собой огромные риски.

Наконец можно было выдумать другую складную историю, но заниматься этим прямо сейчас было немного проблематично. Я никогда не считал себя заправским импровизатором. Мне удалось обмануть Тали и немногим ранее Натаниэля, но лишь потому, что первая хотела быть обманутой, а второй, как мне кажется, давно уже подозревал, что странный дух, который временами берёт контроль над его телом, никакой не призрак древнего пирата.

К тому же всё это сулило той ещё головной болью, если… нет, когда мы отсюда выберемся.

Поэтому, чем придумывать сказки, чтобы объяснить происходящее, лучше я просто буду вести себя как подобает взрослому человеку и служить уверенной опорой для ребёнка перед лицом неизвестного.

Наконец я уловил момент, когда мы стояли в прихожей и Таня нервно смотрела на закрытую дверь.

— Нужно в туалет?

— … А?

— Можно и в пустыне, конечно, но дома удобней.

Она помотала головой.

— А мне нужно. Скоро вернусь.

С этими словами я быстро прошёл в ванную и закрыл за собой дверь. Затем вздохнул, вытянул руку и прошептал:

— Амонус гранде.

На моей ладони мелькнул тусклый огонёк.

Ну ладно. Оно работает. По крайней мере я не был совершенно беззащитными.

Я попробовал усилить заклятие и вскоре ощутил перед собой незримую преграду. Я нахмурился. Нечто подобное я уже ощущал в Мире Ямато, где материальный барьер был настолько крепким, что я не мог использовать магию выше определённого ранга.

Здесь (где?) тоже имело место нечто подобное, только ещё более выраженное, и я серьёзно сомневался, что смогу разрушить материальный барьер этого мира, даже если использую силу веры. На данный момент мои способности дотягивали только до Третьего ранга.

Неприятное открытие, ничего не скажешь.

Я достал компас и переключил его на режим для поиска порталов.

Стрелочка немедленно повернулась.

Я запомнил направление, в которое она показывала, затем действительно воспользовался туалетом и вышел в коридор. Стоило мне открыть дверь, как раздался шорох. Таня отпрянула и неловко улыбнулась. Я мысленно вздохнул и сказал:

— Пошли.

Когда мы вышли на порог, перед нами стали простираться пространные дюны. Песчаные волны бежали до самого горизонта, переливаясь в чистое безоблачное небо; мир казался одновременно миниатюрным и бесконечным.

— Можем нам подготовиться?.. — неуверенно спросила Таня.

— В смысле?

Она тыкнула себя в живот.

— … Может.

Мы вернулись в прихожую и закрыли дверь. Затем набрали еды из холодильника и стали обшаривать кладовку, на полочках которой лежали всевозможные безделушки, которые имеют свойства скапливаться у людей, доход которых превышает их потребности.

— И которые страдают кризисом среднего возраста, — быстро прибавила Таня.

— И у них, да.

Наконец я взял листочек и предложил нам с Таней записывать самые необходимые вещи для выживания в пустыне. Не знаю, насколько это было целесообразно, и насколько пустыня на улице действительно была нормальной и земной, но по крайней мере это занятие должно было помочь отвлечь её от мрачных мыслей.

— … И ещё бейсбольную биту.

— Зачем?

— Отбиваться от скорпионов.

— Тогда лучше клюшку для гольфа.

Наконец мы собрали дорожную сумку, плотно оделись, — чтобы не обгореть от палящего солнца, которое уже постепенно приподнимало температуру в пределах моего дома, и ещё потому что ночи в пустыне бывают довольно холодными, — и отправились в нашу экспедицию.

Прямо за скрипучим от песка порогом находился небольшой пригорок. Мы забрались на него и стали смотреть по сторонам. Однотипная пустыня простиралась в безграничные дали. Ни один кактус не разбавлял уныние местного пейзажа.

Я достал компас. Стрелка показывала налево.

— Пошли.

— Эм, — замялась Таня, когда я уже собирался спуститься вниз.

— Что такое?

— Может, поискать следы?..

— Следы?

— … Её.

— А, ну да, не помешает, — я кивнул и невольно отметил про себя, что формально нашей первостепенной задачей было найти Аню… хотя почему формально? Я задумался. Почему-то всё это время я не испытывал особенной тревоги за последнюю. Наверное, причина была в том, что я не верил, что Аня действительно могла находиться в пределах этого мира.

В конце концов, в пользу данной теории было всего два аргумента.

Первый: смятые покрывала.

Однако она могла смять их ещё до момента переноса.

Второй: если перенесло меня и Таню, значит, наверное, и её тоже.

Впрочем, нельзя забывать, что я и Таня были, скажем так, «особенными» существами. Я представлял собой кошмар, Таня — плод моего воображения, и, хотя Аню тоже можно было считать последним, — как, наверное, и добрую половину моего мира к этому моменту, — она всегда была более… обычной.

Лицо Тани представляло собой чёрную бездну, когда я смотрел на неё в зеркало.

В свою очередь Аня всегда оставалась относительно нормальной. Да и дудка, насколько я помню, просила меня приглядывать именно за Таней. Она говорила мне беречь «её», а не «их». Почему — не знаю. Возможно, она действительно была особенной; возможно в ней сквозили воспоминания Фантазмагорикуса; возможно была другая, до сих пор непонятная для меня причина, но в любом случае я невольно вскинул брови, когда, пройдя на веранду с обратной стороны дома, действительно заметил следы на песке…

40. варианты

Я покосился на Таню. Последняя тоже заметила следы. Мы переглянулись. Ничего не говоря, я прошёл несколько метров по следу. Тот был умеренно чётким, хотя местами уже засыпанным песком. Он поднимался на холм и стремился в совершенно другом направлении, чем то, куда показывал компас и где, теоретически, мог находиться портал.

Я остановился и задумался.

Внутри меня снова бушевала буря.

Неужели Аня тоже попала в этот мир? Может быть, но это было вовсе не единственное моё предположение. Следы мог оставить другой человек… или не человек, но существо, которое намеренно пыталось меня запутать, заманить и… поиграть.

Я цокнул языком.

На самом деле при данных обстоятельствах у меня было не так и много вариантов. И не только потому что со мной была Таня, с точки зрения которой у это проблемы было единственное возможное решение. Сам я тоже не собирался рисковать, если Ане грозила хотя бы малейшая опасность. Так что да, выбора нет.

— … Надеюсь, твоя мать забрела не слишком далеко.

— Она может, — наигранно вздохнула Таня.

Я усмехнулся.

Надеюсь, мой смешок не показался слишком нервным.

С недавних пор у меня появился опыт путешествия по пустыне, правда в Мире Натаниэля она была менее знойной и более плоской. Здесь же у нас на пути постоянно возникали большие и малые пригорки, забираться на которые было весьма утомительно, ибо ноги постоянно утопали среди золотистого песка. Для меня это была не более чем назойливая неприятность, ибо всё это время меня подпитывала туманность, которая даровала моей оболочке силы, значительно превосходящие обычного человека, но для Тани, и без того хрупкой девушки, каждый холмик служил серьёзным испытанием.

Она старалась не подавать виду, но её пожирала усталость; каждый раз, когда мы преодолевали очередную вершину, я поглядывал на неё и замечал всё сильнее дрожащие коленки.

Несмотря на свою активную натуру, Таню никогда нельзя было назвать особенно спортивной. Забавное сочетание. Когда мы выходили на прогулки, она всегда бежала вперёд лишь для того, чтобы на обратной дороге увещать меня взять себя на руки. И не только потому что… потому. Теперь, однако, она ни слова не смела проронить о своей усталости, но, поджав губы, смиренно переносила все препятствия и бледнела прямо на глазах.

Наконец я сам изобразил изнеможение, потёр колени и предложил сделать перерыв. Таня помялась, кивнула и, скрывая облегчения, упала на песок.

Мы говорили, шутили, смотрели по сторонам и всё время поглядывали на следы на песке, которые уводили всё дальше и дальше в бескрайнюю пустыню.

В один момент я заметил неладное. В отличие от нас, которые временами оставляли на песке отпечатки нижней половины своего тела, «Аня» шла вперёд и только вперёд. За всё время она ни разу не остановилась, не присела, не повернула; вереница её следов представляла собой непрерывную пунктирную линию.

Это было подозрительно. Предельно подозрительно.

— Мама может весь день ходить по магазинам, — наигранно вздохнула Таня.

Я кивнул.

Действительно. Может. И всё равно это было предельно странно, как и то, что следы вели в противоположном направлении относительно того, в котором находился портал.

Я изучил след более пристально. Он был совсем невыразительным. У Ани вообще были ботинки с такой подошвой? Вроде приехала она в туфлях, а потом стала надевать мои шлёпанцы — помню это потому, что, после её появления они стали постоянно исчезать.

Следовательно… ха… Нет, не помню. Возможно у неё была другая обувь, возможно у меня была другая обувь, которую она откопала в кладовке — это не важно. Даже если я точно вспомню, что в моём доме не было ботинок с такой подошвой — что дальше? Прекратим идти по ложному следу? Повернём? Я не могу. До сих пор, пока существовала хотя бы малейшая вероятность, что это была именно она, что некий монстр, «фантом» захватил её тело и теперь беспрерывно шёл вперёд — мне всё равно придётся идти по этому следу, даже если он ведёт меня в откровенную ловушку.

Проблема в другом.

Мой взгляд снова покосился на Таню, которая, сжимая губы, поглаживала свои ноги.

Что если прямо сейчас я веду её на верную… Хватит ли у меня сил, чтобы защитить её? И даже если да, даже если был в уверен на 99.9%, как и в случае с Аней единственная доля риска был непозволительной.

Но что я мог? Вернуть её домой? Не получится. Оставлять её в одиночестве было ещё более опасно. Отнести в сторону портала? Последний мог находится за тридевять земель, и тогда я только потеряю время, которое, может статься, было необходимо для спасения Ани.

В данный момент я стоял перед лицом самой ужасной дилеммы, которую только можно себя представить.

Я прищурился на палящее солнце у себя над головой.

На секунду мне показалось, что последнее улыбается издевательской улыбкой. Что некто, Нечто намерено поставило меня в такое положение, более того, специально сделав так, чтобы выбор не казался слишком явным, и чтобы каждое решение сулило только определённую вероятность, что всё пройдёт хорошо или… нет.

Кто бы это ни был, я не собирался играть по его правилам.

Поэтому я задумался.

Нужно было сделать что-нибудь такое, что поможет мне вырваться из этой западни. Если партия зашла в тупик, если тебя заставляют пожертвовать ключевой фигурой, всегда можно просто взять и перевернуть игральную доску, а потом со всей силой шибануть своего противника ей по голове.

В данный момент в моём распоряжении был не самый сильный, но достаточно обширный арсенал. Я мог использовать магию до Третьего круга включительно, мог сделаться воином Третьего ранга, который был значительно сильнее обычного человека, и наконец мог применить любое из моих многочисленных сокровищ.

Например, СТРАЖА.

41. решение

Например, СТРАЖА.

Всесильного стального великана.

С его помощью я мог превратить пустыню в песочницу. Разве что у Тани появится много вопросов, если я действительно сделаю нечто подобное. И ещё мне может просто не хватить туманности. СТРАЖИ были довольно прожорливы. В мире Натаниэля в качестве источника энергии можно было использовать песок лайма; в мире Ямато СТРАЖИ представляли собой своеобразных НИСов, внутри которых изначально находились трещины в другое измерение, которые, однако, оставались запечатаны, пока их не приоткрывал «заражённый» пилот.

Вряд ли я смогу запустить СТРАЖА в своём текущем теле и с моими нынешними силами. Всё же материальный барьер этого мира был слишком твёрдым, прямо как…

Стоп.

Я замер.

Сморгнул.

Материальный барьер был слишком твёрдым… прямо как в моём собственном мире.

А что если это не мой дом перенесло в другой мир, но моя собственная родная Земля переменилась? Тогда понятно, почему не было трещины с другой стороны шкафчика с одежкой и почему я не мог покинуть свою оболочку — потому что всё это время я находился в своём мире внутри своего первоначального тела.

Никто не перебрасывал меня в другое измерение.

Изменениям подверглось моё собственное.

Но почему?

Нет, глупый вопрос. Причина была очевидной. По мере понижения Стабильности все миры проходят через определённые метаморфозы. Вопрос в другом: почему всё происходящее казалось мне, и Тане, странным? Обычно я не мог определить перемены, вызванные спонтанными понижением Стабильности; что бы ни происходило с миром, последний всегда казался мне естественным и закономерным.

Но теперь всё было иначе. Не только я, но и Таня считали всё происходящее предельно странным.

Были ли раньше такие претенденты?

Хм… Да, были.

Когда в Мире Ямато появились первые НИСы.

Когда королевство Небелы уничтожил Вестник.

Когда туман не просто следовал за местной верой конкретной мира, но когда его направлял один из Них. Один из Нас. Если Владыка кошмара намеренно изменял природу мироздания, местные жители мира могли это заметить.

Следовательно, — я посмотрел по сторонам, чувствуя на коже лица порывы сухого ветра, — всё происходящее не было спонтанным происшествием. Один из Них устроил для меня ловушку. Однако зачем было делать её такой запутанной и странной? Почему бы просто меня не уничтожить?

Может потому, что он не мог этого сделать? Убить меня довольно сложно. В конце концов я тоже — Владыка кошмара. Поэтому противник решил нанести удар в наиболее уязвимую точку. Он попытался подточить моё психическое состояние. Для этого он перенёс сюда, в том числе, Таню. Когда я впервые увидел её, то действительно почувствовал сильнейшую тревогу, которая почти выбила меня из колеи. С этой же целью Он создал трещину, зная, что я обнаружу последнюю с помощью компаса, а затем оставил следы, которые вели в противоположном направлении.

Всё это он сделал с единственной целью надавить на мою психику.

Ведь это был единственный способ уничтожить другого Владыку — посеять в его сердце семена тревоги и сомнения, и когда они начнут прорастать, разрыхляя фундамент его души и покрывая её многочисленными трещинами, поглотить его, как пережёванное мясо.

Сделать его частью самого себя.

И своего безумия.

Чем больше я размышлял об этой теории, тем сильнее становилась моя вера в неё, и когда я в следующий раз посмотрел на песчаный горизонт, мне уже не казалось, что пустыня была совершенно безлюдной. Теперь от неё исходило незримое давление, точно каждая из триллионов песчинок превратилась в маленький глаз, который смотрит прямо на меня.

Я прищурился.

По мере того, как картина происходящего становилась всё более чёткой, в голове у меня формировался план. Он был рискованным. Разрушительным. Безумным. И тем не менее в данный момент у меня не было иного выбора. Тварь посмела просунуть руку через дверцу моего мира? Пускай. Сперва я открою её нараспашку, а потом захлопну с такой силой, что переломаю Ему все пальцы.

И для начала…

— Таня.

Девушка встрепенулась и посмотрела на меня.

— Амонус гранде, — проговорил я и показал на неё указательным пальцем.

Таня растерянно наклонила голову, после чего её веки стали стремительно слипаться. Она качнулась и свалилась на песок. Я подобрал её и положил в более удобную позу. Продолжительность заклятие «сон» — кстати, кажется, это первый раз, когда я использовал его на ком-то кроме своего носителя, — зависела от силы мага. Таня должна была проспать по меньшей мере несколько часов — более чем достаточно для реализации моего плана.

После этого я поднялся, потёр руки, сосредоточился — в таких делах нужна предельная концентрация, ибо любая ошибка может привести к самым пагубным последствиям, — и наконец вытянул руку и вызвал серебристую табакерку.

Это был тот самый артефакт, который в своё время перенёс остров, на котором происходило собрание пиратов, в другой мир — в самое сердце Законы кошмара.

С его помощью можно было переместить довольно обширный участок суши в другую реальность.

Мой противник, кем бы он ни был, не мог изменить весь мир — собственно, почему я до сих пор ощущал настолько сильную материальную границу. Нет, он поменял только часть последнего, и вполне может быть, что у этой пустыни, на создания которой он потратил немало сил, желая от меня избавиться, были определённые пределы, а значит…

Начинаем.

Я сосредоточился и направил в табакерку свою волю. В следующую секунду мир вокруг меня стал стремительно меняться. Я стоял на месте, на твёрдой поверхности, и всё равно ощущение было такое, будто под ногами у меня распростёрлась бездна. С виду ничего не изменилось, и лишь постепенно голубое небо стали заволакивать струи серого тумана.

Я немедленно вернул Таню в изначальную реальность и сосредоточился на образе Золотого дракона в своём сердце; в руках у меня появился сверкающий алмаз, сокровище королей, краеугольный камень бытия. Сперва первый и второй напоминали полые формы, но затем в них устремились вихри тумана, наполняя и дарую сперва физическую оболочку, а потому и великую Божественную силу.

Песок вокруг меня затрепетал, засиял, стал золотистым; на моей спине раскрылись огромные крылья. Серая энергия наполняла меня изнутри, и вместе с ней моя воля крепла и расходилась за пределы моего тела; алмаз сиял всё более пронзительно. С его помощью я мог превратить пустыню в цветущий сад. Вместо этого я взмахнул крылья, поднялся в небеса и окинул землю пронзительным взглядом, разглядывая каждую песчинку на расстоянии многих сотен километров.

42. поиски

Я проследил до конца вереницу следов, за которой мы следовали всё это время. Последняя бежала ещё пару километров и наконец обрывалась посреди песка… хотя нет, не совсем обрывалась. Она продолжалась сама по себе, как будто по пустыне шёл невидимый человек.

Это была ловушка.

Тогда я посмотрел в сторону портала. Там действительно проглядывалась туманная трещина, которая, однако, была такой узкой, что в неё едва ли можно было просунуть руку.

Можно себе представить мои чувства, если бы действительно направился в одном из этих направлений и увидел все эти «сюрпризы». Таинственный архитектор этого мира спланировал всё таким образом, чтобы любой выбор под конец показался мне ошибочным и вызвал у меня наибольшее отчаяние.

Что тут сказать? Повезло, что я оказался слишком умным, чтобы плясать под его «д».

Я прищурился и стал осматривать каждый метр пространной дюны, которую стремительно заволакивали серые вихри.

Где же она?

Вот.

Нашёл.

Неподалёку посреди песка сидела женщина в пижаме. Я приземлился прямо перед ней. Аня смотрела в пустоту, и в зрачках у неё вихрились туманные спиральки.

Я коснулся её плеча и направил в неё собственную туманность.

После этого я почувствовал, будто с моего сердца свалился тяжкий груз. Всё происходящее — мир, пустыня, след и Аня с Таней, которые оказались здесь вместе со мной — всё это было сделано с единственной целью подточить моё психическое состояние. Заставить меня волноваться, сомневаться, бояться; именно поэтому противник не стал сразу вредить Ане и Тане. Ведь тогда бы ярость напротив помогла скрепить мою душу воедино.

Чтобы избежать подобного развития событий, он попытался сделать так, чтобы именно я был виновен в её смерти. Оставить её посреди пустыни в зоне моей досягаемости и не трогать, чтобы я не мог никого винить, кроме самого себя.

Я приподнял Аню на руки и снова вызвал серебряную табакерку. Я намеревался немедленно покинуть как этот мир, как вдруг завихрился туман, и я почувствовал перед собой странное «присутствие». Секунду спустя я понял, что с трудом припоминаю собственное имя. Как будто в моей голове перерезали пару проводов. Я забыл, что именно собирался сделать и почему в руках у меня вдруг появилась серебряная табакерка.

Я растерянно посмотрел на неё.

Может, её подбросил враг? Я уже собирался от неё избавиться, как вдруг из табакерки хлынула странная сила, и всё сразу прояснилось. Я немедленно понял свойства данного артефакта, после чего, не теряя ни секунды, использовал его и переместился в первоначальный мир.

Пустыня исчезла, туман развеялся; я оказался среди зелёного поля. Слева, в ясном свете рассветного неба, проглядывалась берёзовая роща, перед которой пролегала трасса.

Я посмотрел на Аню, проверил её пульс, убедился, что всё в порядке, и присел на землю.

…Фух.

Мой взгляд обратился на табакерку.

Под конец враг использовал свою силу и заставил меня забыть, что именно представляет собой данный артефакт. Благо, сокровища из Мира Натаниэля всего сообщают принцип своей работы, если пропитаешь их туманом. Противник этого не знал. В этом была его ошибка. Я сделал «странную табакерку» своей, всё понял и смог вернуться в свой собственный мир.

…Вообще технически пустыня тоже представляла собой мой мир, просто изменившихся под воздействием силы моего противника… но это так — детали.

Кстати, кто именно устроил эту ловушку? Мясо? Кролик? Безымянная?

Некоторое время я размышлял над этим вопросом, аки детектив перед стеной, на которой наклеены фотографии подозреваемых; затем поднялся, подобрал Аню и отправился на поиски Тани.

Противник больше не мог оказывать влияние на мой мир. Местная материальная граница была такой крепкой, что для этого ему потребуются внушительные силы, которые он уже потратил на создание пустыни… однако сама по себе моя реальность тоже была не совсем безопасной.

Совсем НЕ безопасной.

Следовало найти её и как можно скорее.

Я брёл по зелёному лугу, когда в кармане Ани зазвенел телефон. Сработал будильник. 10 часов. Пора просыпаться. Я быстро выключил последний и посмотрел на Аню. Её глаза приоткрылись.

— Доброе утро.

— Доброе.

— Где мы?

— Амонус гра… — собирался я прочитать заклятие и снова погрузить её в сон, но в последнюю секунду удержал себя.

Нельзя слишком часто применять магию на людях. У этого бывают негативные последствия. В Мире Ямато, например, заклятия поднимали степень заражения человека. Теперь это было неважно, ибо тот мир находился «в моей юрисдикции», но Землю, как показала практика, я не контролировал, а потому делать Аню уязвимой для потустороннего влияния было опасно.

— Можешь ходить? — спросил я.

Она кивнула.

Я поставил её на землю, готовый в любой момент придержать, однако Аня действительно прекрасно держалась на ногах. Она посмотрела по сторонам, затем на меня и спросила:

— Где мы?

— Долгая история.

— Таня?

— Ищу.

Она кивнула.

— Пошли.

— Куда? — спросил я рассеянным голосом.

Она поправила чёлку, — ей всегда нравилось держать свой лоб открытым, — и ответила:

— Искать.

И мы пошли. Сперва я чувствовал некоторую растерянность, что было немного странно, ибо при текущих обстоятельствах именно Аня должна была ощущать себя потерянной, однако последняя напротив казалась удивительно спокойной и уверенно шла по траве навстречу ветру.

Она не стала задавать вопросы, паниковать; не стала расспрашивать меня, что происходит, хотя я теперь не мог разграть карту взаимного непонимания. Нет, ей было известно, что я знаю все ответы, и тем не менее она не стала меня о них допытывать.

Сейчас перед нами стояла намного более важная задача — найти Таню.

Вскоре я и сам выбросил все тревоги и попытки объясниться у себя из головы и сосредоточился на поисках.

Я стал припоминать, где именно оставил девушку прежде чем полетел на поиски Ани. Не то чтобы я умел мастерски ориентироваться на местности, однако тогда я поднялся в небеса над пустыней и увидел её как на ладони, а потому этот вид навеки отпечатался в моей памяти.

Теперь мне просто нужно было спроецировать песчаные дюны на заросшее травою поле и определить, где мы сами находимся в его пределах.

Звучит сложней чем кажется на самом деле; определив примерное направление, я побрёл на поиски моей драгоценной племянницы.

43. нашли

Аня спросила, нет ли у девушки телефона. Я задумался, но вспомнить данный момент был не в состоянии. Тогда она сама попыталась позвонить: Бип Бип Бип…

— Не отвечает, — сказала Аня. — Может, попробуешь со своего?

— А смысл? — спросил я, но всё равно ощупал свои карманы на предмет телефона — безуспешно.

— Иногда она не отвечает мне из вредности, — спокойно сказала Аня.

— Сомневаюсь, что у нас сейчас такой случай… Она тебя любит, кстати, — прибавил я погодя, сам не знаю почему.

Аня кивнула. Мы пошли дальше.

В прошлый раз я смог преодолеть это же расстояние единственным взмахом золотистых крыльев. Теперь же, когда пришлось проходить его пешком, я понял, насколько оно на самом деле было внушительным.

Время от времени я поглядывал на Аню. Последняя шла вперёд и как будто совершенно не знала усталости. Не мудрено. Она может целый день слоняться по магазинам, примеряя всевозможные туфельки и шляпки.

Мы перешли трассу, прошли мимо заправки и вскоре оказались на дороге, которая вела в деревню (агрогородок), где располагался (раньше) мой дом. Знакомые места немного сконфузили моё восприятие пространства, и мне пришлось остановиться, чтобы ещё раз прикинуть, где находилась Таня.

Через тридцать минут мы приподнялись на возвышенность с прекрасным видом на кукурузное поле с одной стороны и пшеничное с другой. Мы повернули налево, прошли переулками через деревню, мимо нескольких коз и вольера с будкой, из которой, звеня цепью, выскочила и залаяла собака, и наконец попали на улицу, засыпанную галькой. С правой стороны выстроились дорогие частые дома; слева до самого горизонта простиралось море пшеницы.

По морю пробегала светлая рябь. Я прищурился и заметил зелёный островок посреди золотистого простора, в центре которого торчала не пальма, но липа. Она махала своими ветвями аки Робинзон, который пытается привлечь внимание мимоидущего корабля.

Именно там, в зеленоватом тенёчке, свернувшись калачиком среди травы и корней лежала Таня.

Дул ветер. По её телу пробегали светлые пятна. Глаза её были закрыты, и только ресницы временами подрагивали, вспыхивая в проблесках мелькающего солнца.

— Неудобная поза, — заметила Аня.

Я кивнул.

Таня дремала под воздействием моего заклятия, однако снимать его прямо сейчас казалось неправильным.

Я наклонился и приподнял её на руки.

— Пошли? — спросила Аня.

— Пошли.

Мы вернулись в деревню, — собака продолжала лаять, — и вскоре прибыли на место, где раньше стоял мой дом.

Ключевое слово — раньше.

Теперь на его месте простиралась зелёная лужайка.

Не самое приятное развитие событий; сильно сомневаюсь, что страховка покрывает случаи спонтанного исчезновения недвижимости в другую реальность.

Кстати, занятный момент: соседские дома оставались невредимы, хотя совсем недавно вместо них была пустыня.

Наверное, было это потому, что враг не столько изменил мою реальность, сколько приписал к ней своеобразное дополнительное пространство, второй слой, после чего переместил туда мой дом и больше ничего.

Видимо, сделать это было проще, нежели менять уже существующее пространство.

Что ж, полезная информация, если однажды я сам попробую провернуть нечто подобное. Прямо сейчас, правда, от неё было немного проку.

Я всё ещё был бездомным.

Теоретически, можно было попробовать достать только мой дом из табакерки и больше ничего. В конце концов, если из неё можно вытянуть конкретного человека, ничто не мешает достать здание или определённые участок земли.

В своё время Король Серебряной Звезды не знал все свойства данного артефакта, а потому считал, что невозможно покинуть мир внутри табакерки и при этом не достать всё остальное, что находится внутри неё. В этом не было ничего удивительного. Многие сокровища из Мира Натаниэля обладают самыми разными свойствами, обнаружить которые иной раз бывает проблематично. Благо, мои собственные силы позволяли мне сразу понять природу артефакта, если я пропитаю его своим туманом.

Собственно, если бы не это, последняя атака моего противника была бы намного более опасной. Если бы я действительно забыл, что представляет собой табакерка, то, быть может, так и остался бы заперт внутри Зоны Кошмара.

Кстати про неё…

Я помотал головой.

Даже если достать дом действительно было возможно, это было мягко говоря опасно. Противник наверняка ожидал, что я попытаюсь вернуть свою недвижимость, а потому пропитал все его стены силой своего тумана. Сделал его всё равно что радиоактивным.

Так что…

— Не против, если я погощу у тебя некоторое время?..

— Нет, — просто ответила Аня. — Если это не опасно.

— Опасно? А…

И тут я заметил, что последняя смотрит на Таню, которую я держал у себя на руках.

Опасно… А что если это действительно было опасно? Что если именно я поставил их в смертельную опасность?

Я рассеянно потёр переносицу и вдруг почувствовал тёплую нежность у себя на плече.

Я повернулся, посмотрел на Аню, которая похлопала меня, как бы говоря, что всё в порядке, и невольно выдавил улыбку.

Ладно. Не стоит загоняться. Не знаю, что насчёт вины, однако сейчас мне в любом случае следовало держаться к ним как можно ближе. Ведь без меня Аня и Таня будут совершенно беззащитны перед лицом противника.

Я был источником проблемы и в то же время её единственным решением.

Не говоря уже о том, что Дудка советовала мне «беречь её». И хотя я не мог совершенно доверять этому создания, чисто с логической точки зрения сам факт, что Д. знал про неё и про то, насколько она важна для меня говорил о том, что пытаться уберечь мою сестру и племянницу просто отдалившись от них было бессмысленно.

44. переезд

Пытаться уберечь мою сестру и племянницу просто отдалившись от них было бессмысленно.

Между глазами у них уже алели снайперские точки.

Поэтому мне напротив нужно было держаться к ним как можно ближе, чтобы в любой момент мочь заградить их собственным телом.

Всё это, хотя и довольно обтекаемым образом, я поведал Ане. Нам ещё предстоял настоящий разговор на данную тему, однако его решено было (мной) отложить до более подходящего времени.

После этого мы сели в машину, — благо, последняя никуда не исчезла, — и поехали сперва на заправку, а затем — в город.

Время от времени я поглядывал в салонное зеркальце на Таню, которая лежала на заднем сидении положив голову на колени своей мамы. Лицо девочки всё ещё представляло собой чёрную бездну, однако теперь она была… даже не знаю… Привычной? Мне она казалась просто маской.

Вдруг у меня перед глазами мелькнул образ: ночь, королевская спальня, лежу, положив голову на колени жены, и смотрю в потолок. Его украшает мозаика, совершенно неразличимая среди ночного полумрака.

Я сморгнул.

Иллюзия исчезла.

Спереди расстилалась трасса, с обеих сторон обрамлённая высокими хвойными деревьями.

Я сделал глубокий вдох и крепче схватился за руль.

Когда мы пересекли городскую черту Таня заёрзала, затем приоткрыла глаза и приподнялась.

— Доброе утро, — сказала Аня.

Девочка стала рассеянно смотреть по сторонам.

— Эм… А где…

— Утечка газа, — сказал я механическим голосом.

— А?

— И ещё там какие-то проблемы в котельной. Пришлось временно выехать из дому. Ты спала как убитая и ничего не заметила.

Таня сморгнула.

Затем недоверчиво посмотрела на меня, на свою мать, которая тоже была совершенно невозмутимой, и наконец спросила:

— А пустыня?

— Какая пустыня?

— … Мне приснилась… кажется.

Я кивнул.

Когда что-то происходит прямо у тебя перед глазами, довольно сложно представить, что это — сон. Именно поэтому мне всегда казалось совершенно неправдоподобным, когда герои всевозможных книжек и фильмов пытаются оправдать происходящие с ними странности обыкновенным сновидением.

Сам я, например, никогда не предполагал в реальной жизни, что просто вижу сон.

За исключением тех моментов, когда действительно спал, конечно.

Тем не менее, память работает несколько иначе. Между воспоминаниями о сновидениях и воспоминаниями о реальных событиях нет особенной разницы; и те, и другие представляют собой расплывчатые, немного эфемерные образы. По прошествии определённого времени они и вовсе начинают сливаться воедино, и различать их тогда позволяет только логика.

Именно поэтому…

— Неправда, — сказала Таня.

…

— … В смысле неправда?

— Не верю.

— В смысле не веришь?

— Вы врёте, — сложив руки на груди заявила девочка.

Я повернулся и посмотрел на неё через плечо. Она казалась немного взволнованной и неуверенной.

Мы с Аней переглянулись.

И вдруг…

— Шутка, — сказала Таня.

— А?

— В смысле, я… верю, да, — проговорила она рассеянным голосом.

Я растерялся и даже не заметил, как загорелся зелёный свет, пока стоявшая сзади машина не стала отчаянно бибикать; тогда я нажал на педаль газа и задумался.

Шутка? Серьёзно? Нет конечно. Ясное дело, Таня не поверила в эту историю. Более того, у неё была дюжина причин, чтобы этого не делать — наше поведение и вправду было предельно подозрительным, — и всё же она готова была сделать вид, что поверила. Готова была притвориться. Почему? Потому что волновалась. Потому что не хотела создавать проблем. Потому что понимала, что нам, «мне» будет проще, если она поверит.

Я почувствовал лёгкое покалывание у себя на сердце.

Я пытался заботиться о Тане, быть для неё отеческой фигурой, а в итоге ей самой приходится подавлять ради меня свои страхи и тревоги, и это…

Бах!

Раздался грохот, машина подпрыгнула; я схватился за руль и понял, что наехал на лежачего полицейского. Таня дёрнулась, Аня поправила свои растрёпанные волосы.

Фух.

Ладно…

…Сейчас явно не самое подходящее время, чтобы предаваться размышлениям.

Я выбросил шальные мысли и сосредоточился на дороге.

Аня и Таня проживали в новенькой многоэтажке в центре города. Выйдя из машины, я сунул ключи в карман и вдруг понял, что мой телефон и кредитная карточка прямо сейчас находились в другой реальности; а значит я был совершенно нищим пока не пройду утомительную процедуру верификации в ближайшем отделении своего банка.

Впрочем, памятуя, что представляет собой последняя, возможно лучше рискнуть и совершить небольшую экспедицию в Зону Кошмара — вполне может быть, что это будет менее губительно для моей психики.

В итоге Аня сама заплатила в продуктовом, после чего, с двумя пакетами в руках (моих), мы стали подниматься на двенадцатый этаж.

Вообще я не помню, когда последний раз навещал свою сестру. Когда селишься в загородном доме и привыкаешь к сладкому запаху деревенского навоза, любые вылазки в человейники превращаются в настоящую пытку. Тем паче, что в этой квартире обитали две женщины, что делало её похожей на миниатюрное минное поле.

До сих пор помню, как в детстве я регулярно находил в туалете…

Впрочем, не будем об этом.

Мне ещё хотелось оттянуть момент «серьёзного разговора», который намечался между мной и Аней, и в то же время я понимал, что откладывать его таким образом можно было бесконечно.

Иной раз лучше сразу отстреляться, а потом… будь что будет.

Впрочем, подходить к этому дело необдуманно тоже неправильно. Опасно. Я предложил устроить нашу беседу после ужина, намереваясь до этого момента заранее придумать, что именно собираюсь говорить. Однако стоило мне свалиться на кушетку и закрыть глаза, как на меня вдруг навалилась неподъёмная усталость.

Вскоре я заметил, что воцарилось молчание; Аня и Таня старались не шуметь пока разбирали вещи, после чего тактично ретировались в свои комнаты.

Затем тишина сгустилась и стала проникать в моё сознание. Я понял, что погружаюсь в дрёму, и не успел обдумать, насколько правильно и своевременно это было в контексте всего происходящего, когда моё сознание, точно железный шарик, зависший на краю обрыва, проехало последний миллиметр и со свистом устремилось в небытие…

45. склеп

Окружение в Зоне кошмара не зависит от того, где засыпает твоё материальное тело… Так и запишем.

Я осмотрел свою спальню и невольно испытал облегчение, когда увидел кромешный мрак с другой стороны задвинутой шторы. Немного странное чувство, учитывая, где я сейчас нахожусь и что происходит, но так устроен человек, что привычное, пускай и безумное, ему приятней, нежели «нормальное», однако нежданное.

Кстати, впору задуматься, что вообще представляет собой это место? Когда я покидаю тела носителей в других мирах, я остаюсь на том же месте, пускай и более приближенном к Зоне Кошмара. Здесь всё было не так. Почему?

Я задумался и вспомнил странную субурбию, в которой раньше проживала Х, и которая была проявлением её подсознания. Наверное, в моём случае действовал похожий принцип; следовательно, трещина в Зону кошмара находилась прямо у меня в голове.

…Возможно, впредь мне следует прикрывать её шкафчиком для одежды — чисто на всякий случай.

С этой мыслью я вернулся в дом наберегу, увидел, что Х не было на месте, и сразу направился в подвал.

Послед недолгих метаний я направился в Мир Тали. Последний был единственный доступным на данный момент измерением, где я ещё не был божеством. Следовало наверстать.

Пока я пробирался через узкий туннель, мной завладело волнение. Сколько времени прошло с моего последнего визита? Неделя? месяц? год? Жаль, но контролировать данный момент я был не в состоянии. Тогда бы я попытался найти баланс, чтобы одновременно сохранить контроль и не тратить годы собственной жизни.

Выбравшись из туннеля, я обнаружил себя внутри кареты. Последняя стояла на месте. Я сосредоточился на пальце, и туман у меня перед глазами сменился кромешной чернотой.

Я поморгал.

Ничего не изменилось.

Я попытался выпрямить руки и обнаружил, что с обеих сторон меня поджимают узкие стенки. Я постучал по ним костяшками пальцев и услышал характерный деревянный стук. Затем попытался приподняться и ударился головой о потолок.

Тогда я глубоко вдохнул, первый раз с момента моего пробуждения, и ненужный, ибо совершенно не чувствовал у себя потребность в дыхании, тем паче, что воздух был спёртым и неприятным, приподнял руки и надавил на крышку. С моей стороны потребовалось усилие, превосходящее способности обычного человека, прежде чем препятствие съехало в сторону и мир у меня перед глазами прояснился.

Я приподнялся и посмотрел на своё ложе.

Чего и следовало ожидать: это был гроб. Хороший, каменный, обитый изнутри деревянным пластинами и с плотной крышкой, которая грохнулась на землю, когда я стал приподниматься на ноги.

Вокруг меня простирался каменный склеп, освещённый единственной свечкой. Её тусклый огонёк разбавлял окружающий мрак примерно также, как десертная ложечка молока разбавляет полную чашку густого забористого кофе.

Осматриваясь по сторонам, я вдруг почувствовал сильную боль в районе живота. Я приподнял свой белоснежный саван и увидел широкую рану, которая скорее подошла бы мертвецу, чем живому человеку. Казалось, в мой живот зарядили картечью.

Видимо, Луи попал в серьёзную передрягу пока меня не было. Я помотал головой и уже собирался погрузиться в его воспоминания, когда в коридоре за каменной стеной зазвучали шаги. Я посмотрел на дверной проём. Дверь скрипнула, отворилась, и в комнату зашла молодая служанка, из тех, которые в изобилии населяют сельские трактиры. У неё были волосы цветы молодой пшеницы, белая кожа и больше детские глаза, в которых отражался игривый огонёк свечи, которую она держала своей тоненькой рукой.

Свечка вздрогнула, когда девушка меня увидела, и на секунду по всему помещению забегали многочисленные тени. Сперва я подумал, что в её глазах я был мертвец, восставший из могилы, но видимо это было не так, ибо вскоре служанка пришла в себя и стала извиняться:

— Ах, г-господин Леон, прошу прощения, если я… если я задержалась, я…

— Ты пришла вовремя, Эстель, — ответила я, и сам не заметил, как с моих губ слетело её имя.

Девушка быстро кивнул. Затем неуверенно спросила:

— Тогда мне… начинать?

— Начинать?

Она прикусила губы и приобняла свою левую руку. Последняя привлекла моё внимание, точно магнит. Ладонь служанки были забинтована; от неё доносился сладкий запах, который заставлял содрогаться всё моё естество. Наконец я увидел серебристый ножик, мелькавший у неё на поясе в горячем сиянии свечи, и «понял».

— Не стоит… В данный момент я не голоден. Лучше принеси мне мою одежду.

— Х-хорошо, как скажите, — с лёгким облечением сказала Эстель и едва ли не бегом выскочила в коридор.

Через десять минут она вернулась и принесла жилетку и штаны. Я хотел одеться самостоятельно, однако вскоре почувствовал предельную слабость, которая пронизывала мои мышцы. Мне с трудом удавалось держаться на ногах, собственные пальцы меня не слушались. Я смог снять белоснежный саван, но справиться с грубыми пуговицами образца восемнадцатого века оказалось выше моих сил.

Впрочем, для Эстель с её раненой рукой они тоже представляли определённую преграду, а потому следующие несколько минут оказались для нас предельно неловкими.

Когда девушка стала прямо передо мной, я отчётливо услышал, как стучит её сердце, разгоняя по венам шумящую кровь. После этого острые клыки стали упираться в мои губы.

Наконец одевшись, я направился в коридор. Эстель побрела за мной, подчёркивая своей свечкой мою сутулую тень.

Через некоторое время мы прошли в другой, более просторный зал этого подземелья, в котором тоже располагались каменные гробы…

46. «орден света»

Через некоторое время мы прошли в другой, более просторный зал, в котором тоже располагались каменные гробы. К этому времени я уже догадался, что именно представляет собой это подземелье — склеп.

Главный зал был обставлен достаточно удобно. Здесь были стул, стол, на котором лежали всевозможные бумаги, а также перо и чернильница, тусклая свечка и сундук с одеждой и припасами. В общем, всё необходимое для создания полноценной тайной базы, наподобие тех, в которых угнетённые с начала времён прятались от своих угнетателей.

И всё же, что именно случилось, что Леон оказался в таком прискорбном положении? И где Тали?

Стоило мне вспомнить юную девушку с длинными чёрными волосами, и я почувствовал болезненное покалывание на сердце. Я присел за стол и серьёзно задумался; затем стал разглядывать бумаги.

Я не мог сразу прочитать воспоминания своего носителя, если последний обладал свои характером и был чем-то большим, нежели моим протеже. Мне нужны были зацепки, ниточки, потянув за которые я смогу приподнять пространную сеть воспоминаний; именно поэтому в конце своего прошлого визита я наказал Луи вести дневник.

Одна проблема: теперь эта книжка представляла огромную ценность; нельзя было допустить, чтобы она попала в чужие руки, а потому Леон закономерно попытался её спрятать.

Куда?

Я перелистал бумаги; затем откинулся на спинку стула и задумался. С Натаниэлем было проще. Последний всегда оставлял свой журнал в первой полочке слева своего рабочего стола.

Я покосился на Эстель, которая в это время усердно вытирала пыль с могильного камня, стараясь не смотреть на своего господина.

Вдруг в моей голове сверкнула искра.

Я поднялся, подошёл к третьей могиле с правой стороны, подвинул громоздкую каменную крышку и достал изнутри записную книжку.

С выражением триумфа на лице я вернулся за стол и погрузился в чтение.

И так; с момента моего прошлого визита прошло пять лет. Не так и плохо, на самом деле.

Период это был довольно насыщенный. Леон истово исполнял мои наставления. Он вообще довольно трепетно обращался к моей персоне в своих записях, считая меня могущественным и опасным призраком древнего вампира. В самом начале он спрашивался, как ему следует обращаться к моей персоне: «ваше святейшество» или «ваше темнейшество»? Последний вариант он взял из книжки про вампиров и применял без толики иронии.

Ожидаемо от мошенника и лизоблюда. Зато стиль письма у него был более информативный, чем цветастая проза раннего Натаниэля.

Собственно, что случилось за последние пять лет? Много чего. Первые золотые годы прошли относительно неплохо. Леон использовал своё новоявленное влияние на королеву и постепенно расширял свою вампирскую клику. Он был избирателен и обращал только тех, кто действительно был достоин обращения, и всегда ставив во главу угла лояльность своих пешек.

Он был достаточно опытным человеком, чтобы не пытаться сделать королеву своей любовницей, несмотря на сверкающую возможность подобного развития событий. Он предпочитал оставаться для неё таинственной и возвышенной фигурой, ибо понимал, что женщины намного чаще верны своему гуру, нежели мужчине; любовь — слишком сильное чувство, которое от ненависти отделяет единственная тонкая граница.

Леон старательно культивировал именно возвышенный образ — и добился успеха. Он даже придумал всевозможные ритуалы, призванные сплотить свой новоявленный кружок. Чего и следовало ожидать от старого мошенника — у него действительно имелся талант, чтобы стать образцовым предводителем культа.

За первые три года его секта вышла на мировую арену, сперва распространившись за пределы столицы, а затем и в другие государства. Но затем случилась странная вещь.

У неё появились конкуренты.

Это были другие вампиры. Менее собранные, дикие твари, которые нападали на крестьян и совершенно не заботились о соблюдении маскарада. Леон, сам растерянным происходящим и ощущавший на себе вопрошающие взгляды подчинённых, придумал оправдание, что это, дескать, другой старинный вампир строит против них свои козни и посылает собственных пешек.

В итоге данная отговорка оказалась даже слишком правдоподобной.

Казалось, таинственные «другие» действительно пытаются испортить им репутацию. Они приходили вечером, врывались в дома и пили кровь матерей, пока отцы и дети в ужасе и отчаянии пытались отлепить огромного бессмертного москита от женщины, которая бледнела прямо на глазах; они были глупыми, неразумными и бесконечно кровожадными.

И вот, пока правительство пыталось представить всё происходящее как страшную болезнь, человеческое бешенство, появилась другая группировка, которая стала называть происходящее тем, чем оно было на самом деле — нападением вампиров. Народные массы больше склонялись к последней версии. Она была не такая страшная. В эту эпоху чумы боялись больше, чем бессмертных кровопийц.

Потом случилось несколько примечательных и горячо обсуждаемых происшествий, когда очередное нападения зубастого монстра вдруг предотвращали люди в длинных белых мантиях, и наконец во всех городах и деревнях стали появляться объявления, в которых так называемый «Орден Света» набирал воинов для борьбы против порождений ночи.

Они рассказывали про ужасную опасность, которую представляют кровопийцы, и о том, как важно бороться против вампирической угрозы.

Ряды ордена стали возрастать в геометрической прогрессии. Молодые люди мечтали проявить себя в священной войне против монстров. Затем Орден, волей случая, спас семью влиятельного дворянина, защитил небольшой город от полномасштабного вторжения и наконец заимел политическое влияние. Его силы росли с невероятной быстрой; его стала поддерживать местная церковь, и к тому моменту, когда правительство опомнилось и догадалось, что необходимо нечто предпринять, было уже слишком поздно.

47. коллапс

Чем дольше ты откладываешь болезненную операцию, тем большую она представляет опасность.

Королева собиралась использовать тайную полицию чтобы уничтожить орден, однако на это ей нужно было разрешение своего тёмного владыки, Леона, слово которого было решающим во всех делах вампирского толка. В свою очередь последний был умелый шарлатан, но ему явно не хватало политической и тиранической хватки, чтобы пресечь эту проблему на корню. Он позволил ей вырасти в дерево достаточно высокое, чтобы с его ветки можно было свесить верёвку с узелком.

Наконец новоявленный орден стал охотится на только на диких вампиров, но и представителей нашей собственной фракции. Последняя в большинстве своём состояла из наивысшего дворянства, а потому это был рубикон, граница, и сам факт, что паладины ордена посмели перейти последний, и что простые люди, народ, их в этом поддержал, говорил о том, что проблема перешла в крайне запущенную стадию.

Когда орден ворвался к настоящему аристократу (пускай и вампиру) и устроил показательную казнь прямо на заднем дворике его поместья, случился политический кризис. В правительстве были те (наша фракция) кто говорил, что это было совершенно неправильно, и что следует немедленно покарать преступников наиболее жестоким образом; с другой стороны, представители более народной фракции утверждали, что «обращённого» дворянина больше нельзя считать человек и вообще живым существом, ибо у вампиров, как показала практика, не бьётся сердце, а потому в крайнем случае мы имели дела с непристойным поведением в отношении умершего.

Некоторое время положение дел спасала королева. Она всегда была решительной женщиной и обладала огромным влиянием на политику своего государства. Тем не менее, власть ордена распространялась за его пределы. Всего через два года после первого своего появления они смогли заполучить поддержку нескольких прочих герцогов и королей, благодаря которым казна ордена смогла потягаться с казной полноценного государства. Их ресурсы были почти безграничны, и сами они использовали их без всякого стеснения, всюду пытаясь протянуть свои щупальца.

Королева была последним препятствием у них на пути.

Они решили от неё избавиться.

Как?

С помощью революции.

На очередном заседании парламента приспешники ордена предложили закон, согласно которому каждого человека обязательно нужно было проверить на вампиризм. Королева наложила вето на это предложение. Тогда в зал совещаний неожиданно прибежал взволнованный посланник. Он принёс страшную весть: вокруг здания парламента собираются вооруженные люди!

Королевская стража проявила себя прекрасным образом, и то же время противник, паладины ордена, обладали нечеловеческими силами, так что вскоре они были перебиты, и королева попала в плен.

Когда же армия и гвардия узнали обо всём произошедшем и собирались выдвинутся на место, пришло новое известие, которое немедленно взбудоражило народные массы.

Королева была вампиром!

Монстром!

Кровопийцей!

Более того, немедленно нашлись служанки, которые стали клясться, что женщина на регулярной основе потребляет человеческую кровь. Столичный епископ, — друг ордена, — сразу заявил о своей поддержке. К нему присоединились многие влиятельные аристократы. Известные врач заметил, что данное создание уже нельзя считать её Величеством, и что перед ними монстр, который завладел её телом.

Оставались и верные люди, и всё же они были совершенно не готовы к столь стремительному развитию событий. Некоторые генералы, которые попытались повести свои армии в столицу, вдруг столкнулись с угрозой с другой стороны границы. Войска соседней империи воспользовались замешательством и попытались их задержать.

У них получилось.

Тем паче, что события в столице развивались настолько стремительно, что даже марширующие солдаты едва ли могли успеть на помощь; это был длинный, длинный день, хотя бы потому, что костры горели так ярко, что никто не заметил, как наступила и пролетела ночь.

А теперь вопрос: чем занимался сам Леон? Будучи предводителем вампирской клики, он всё это время скрывал свою личность. Лишь немногие знали, кто он такой и где проживает. Одним из них была королева, которая с началом революции попала в плен. Леона охватила паника. У него было всего два варианта: действовать незамедлительно, пытаясь дать отпор противнику, истинные силы которого оставались неизвестны, или спрятаться, залечь на дно и подождать более подходящего момента.

Разумеется, Луи с его характером предпочёл второй. Всё это время он проживал в поместье Мансур, оставаясь учителем заметно повзрослевшей Тали. Последнее находилось неподалёку от столицы. Луи решил сам и приказал остальным ретироваться к побережью, на запад королевства, где уже начинали собираться силы роялистов под командованием одного знатного герцога, тоже вампира.

Некоторые действительно смогли сбежать, но сам Леон оказался в западне. В один момент на пути кареты, в которой он и Тали обсуждали свои дальнейшие планы, появилась фигура в белой мантии — символ того самого ордена. Более того, конкретно белый цвет знаменовал наивысший чин последнего — Верховного магистра.

К этому времени Леон, благодаря остаткам моей туманности, действительно обрёл силы древнего вампира. Он владел некоторыми таинственными чарами и телом не уступал воину Третьего ранга. В пределах мира, где не было прочих сверхъестественных созданий, он был почти непобедим.

Почти.

Магистр оказался монстром. Их битва была неистовой. В итоге Леон получил страшную рану и бежал. Более того, ему пришлось оставить Тали, которую захватили представители ордена…

После этого ему удалось найти убежище здесь — на кладбище посреди старинного склепа. Выбраться из столичного региона у него не получилось — последний превратился в логово мятежников. Тем не менее, со временем ему удалось выйти на связь со своими союзниками: тем самым герцогом Бурже, который собирал остатки армии для усмирений восставших.

В это же время на помощь Луи подоспела Эстель. Последняя была обыкновенной служанкой и притом человеком — вампиры использовали таких слуг как термос, чтобы хранить в нём тёплую кровь. С её помощью Леон смог хотя бы немного поправится.

С тех пор прошла неделя.

Страшная, неистовая, бурая, потрясающая до глубины души неделя.

На западе велись отчаянные сражения.

В столице проходили казни. Каждые несколько дней, когда Леон просыпался после своей продолжительной и болезненной дрёмы, он читал длинный список, в которыми были записаны имена почивших.

Я стиснул зубы и посмотрел на самую свежую бумажку

48. мы

Я стиснул зубы и посмотрел на самую свежую бумажку. Развернул. Пробежал глазами. Вздохнул.

Граф Монтье.

Герцогиня Буа

Герцог Леван

…

…

Всё.

Королевы не было; Тали — тоже.

Первая считалась слишком важной фигурой: для неё собирались устроить показательный процесс. В свою очередь Тали на данный момент была простым человеком. За последние годы Леон, следуя моим указаниям, так и обратил её в вампира. Теперь это было её спасением… но только временным. Совсем недавно новое правительство, марионетка ордена, заявило, что собирается разобраться не только с вампирами, но также и приспешниками последних, которые повернулись спиной к собственной расе, и наказания их обещает быть особенно жестоким.

Всё ещё требовалось некоторое время, чтобы народные массы могли принять существование предателей и достаточно их возненавидеть. Но это было вопросом времени. Сейчас ордену ещё нужна была поддержка народа и старого дворянства, однако потом, после воцарения тоталитарной теократии чистки приобретут промышленный характер.

Я цокнул языком и осмотрел тёмные каменные своды, под которыми Леон скрывался от своих преследователей; точно крыса, которую загнали в подземную норку. Не то чтобы я осуждал его, отнюдь — он совершил ряд непростительных ошибок, но все они, в общем, соответствовали его характеру, — и всё равно меня наполняла неприятная фрустрация.

Особенно из-за того, что случилось с Тали.

Прямо сейчас её держали в похожей темнице. Возможно пытали, пытаясь выбить имена остальных вампиров. Каждый день к ней захаживал палач; каждый день на её теле возникали новые синяки, ушибы, порезы… При мысли об этом я почувствовал вспышку гневу, но уже вскоре заставил себя успокоиться и начал думать, что мне теперь делать.

Спасти Тали будет непросто. Особенно сейчас, когда мои собственные силы и силы моей фракции были настолько подкошены.

Я пощупал кончиками пальцев рваную рану у себя на животе; затем вспомнил сражение против Великого магистра. Последний встретил Леона и Тали посреди дороги — высокий мужчина, закутанный в белую мантию, на руках и поясе которого переливались серебристые обручи.

Леону пришлось использовать все свои силы «древнего вампира», чтобы сбежать от этого монстра.

Монстра, да. Он бросился на меня словно вихрь. Удары его были обжигающими, а физическая сила не уступала воину Четвёртого ранга.

Неужели всё это время в пределах этого мира существовали сверхъестественные создания? Может быть, и всё равно это было немного странно. Почему они проявили себя только сейчас? Почему скрывали своё существование? И почему решили использовать все свои ресурсы только чтобы уничтожить Леона и прочих вампиров, хотя последние, исполняя мои заветы, тщательно скрывали своё существование и никого не убивали?

Способности «паладинов» тоже были подозрительными.

Казалось, все они были сосредоточены именно на противодействии вампирам.

Хм… Может, они появились спонтанно? На каждое действие есть противодействие; возможно, что, вместе с появлением вампиров сами законы мироздания вывели «охотников»?

Нет.

Такие вещи определяет человеческая вера. Даже когда орден представлял собой совершенно неизвестную организацию, его представители уже обладали необычайной силой.

Может ли сверхъестественная сущность появиться из тумана сама по себе? По крайней мере я не мог вспомнить ни одного похожего прецеден…

Стоп.

Мог. Запросто. Более того, я мог вспомнить целую дюжину.

Когда Вестник уничтожил Королевство Небелы.

Когда в Мире Ямато стали появляться НИСы.

Когда я сам впервые прибыл в этот мир и сотворил первого вампира, используя собственную туманность…

Обыкновенно, последняя действительно просто принимала форму, которую ей задавала вера, но были те, кто мог подчинить её собственной Воле — сильные миры сего, которые обитали в сердце бури. Владыки кошмара.

Они.

Мы.

Я криво улыбнулся.

По всей видимости, пока меня не было, в этот мир пробрался другой владыка. Он заметил мой небольшой вампирский проект и решил его уничтожить, для чего сотворил собственную фракцию сверхъестественных созданий, «охотников», которые должны были истребить вампирскую напасть и спасти от неё род человеческий.

Разумеется, столь благородная цель была всего лишь предлогом чтобы выдворить меня из этого мира.

У меня перед глазами возникла огромная шахматная доска. Сперва я просто перемещал фигуры, не особенно задумываясь о последствиях и продвигаясь к своей цели, но вот передо мной появился неизвестный противник и стал двигать собственную армию — более того, первым же своим ходом он лишил меня половины пешек и поставил «Шах»; любое неверное движение с моей стороны, и он превратится в «Мат».

Противник прекрасно использовал фактор неожиданности.

Если бы я знал, что подобное может произойти, я бы… Впрочем, пусть.

Я вздохнул.

Самое неприятное, что в этот раз другой Владыка решил отыгрывать героя; мне же, добровольно и необдуманно, досталась роль злодея.

Возможно мне изначально следовало выбрать более привлекательное амплуа, нежели вампиры. Теперь на это не было времени. Пока я буду пытаться «сменить квалификацию», мой противник полностью завладеет сердцами обитателей этого мира, подчинив себе их веру и туманность. А значит мне нужно выигрывать эту партию, используя свои текущие силы.

Если это вообще возможно.

Потому что честно говоря, я без понятия, что мне теперь делать.

Прежде я всегда пытался заполучить народную поддержку (в мире Пирайи, Ямато и т.д.) но как ни посмотри, монстры-кровопийцы были намного менее привлекательны, чем бравые стражи человечества.

Ладно. Ничего не поделаешь. Значит в этот раз придётся сосредоточиться на материальной стороне вопроса. Всё же этом мир ещё не скатился в зону кошмара, и материальные границы здесь были достаточной крепкими. Если я не смогу уничтожить противника в духовном противостоянии, придётся разобраться с ним по старинке.

Ликвидировать его «физически».

49. в логово зверя

Ликвидировать его «физически».

Но для этого мне понадобится план.

Наши с Леоном силы были примерно равны, но в отличие от последнего я мог использовать магию, пускай и в пределах Третьего ранга, и всевозможные артефакты. К тому же я был намного более опытным воином, так что теоретически у меня были шансы победить таинственного Магистра.

Теоретически.

Всякую теорию нужно проверять на практике.

К тому же прямо сейчас на стороне Магистра имелась целая армия из паладинов и простых солдат, которых он поднимал на дело революции.

А значит у меня было два варианта.

Во-первых, можно было попробовать ретироваться и начать собирать собственные силы. Именно этим занимался герцог Бурже, который поднимал армию роялистов на западе страны. Все же далеко не все готовы были смириться с революцией и правлением «фанатичного сброда», как называла орден пропаганда старого режима. Другие страны тоже были не сильно довольны происходящим. Некоторые из них прежде поддерживали орден, но даже они, я уверен, не могли не содрогнуться при известии, что последний собирался устроить судебный процесс над королевой (приговор которого был уже предрешённым).

При определённым стечении обстоятельств всё это могло превратиться в мировой пожар, великую войну, которая сотрясёт добрую половину континента.

Однако на всё это требовалось драгоценное время.

В свою очередь другой вариант предполагал незамедлительное вмешательство. В его пользу был один весомый аргумент: Тали.

Стоило мне прикрыть глаза, и передо мной немедленно возникала наша последняя встреча. Тали бросилась на защиту своего учителя даже несмотря на то, что была совершенно бессильной перед лицом ужасающего монстра в белоснежной мантии. Даже Леон, старый шарлатан, вспоминая об этом, а затем представляя девушку посреди сырой темницы чувствовал покалывание на сердце.

Я же и вовсе был хорошим человеком, а потому не мог сидеть сложа руки.

Нужно было спасти её и как можно скорее.

Я уверенно кивнул, а затем почувствовал резкую боль. Мой взгляд опустился на рваную рану у меня на животе.

Ах да, совсем забыл… в своём текущем состоянии я был мягко говоря не самой эффективной боевой единицей.

Я вздохнул, развесил руки и откинулся на спинку стула.

Ладно. Пусть. Что бы я не планировал сделать, мне в любом случае сперва нужно пробраться в столицу. Причём сделать это следует как можно скорее, пока революционное правительство не успело взять под контроль неразбериху.

— Эстель, — сказал я.

— С-слушаю! — вздрогнула и повернулась девушка.

— Принеси мой саквояж.

Девушка выполнила поручение, после чего я попросил её выйти за дверь, а сам приступил к работе.

Когда через тридцать минут Эстель вернулась, она сразу остолбенела и отпрянула.

— К-кто вы? — спросила она испуганным голосом.

Я улыбнулась и ответил:

— Не узнаешь меня?

— Господин Леон? — неуверенно пробормотала Эстель и уставилась на меня своими большими карими глазами. Моё необычайно острое зрение заметило в них отражение тридцатилетнего широколобого мужчины с длинной косматой бородой. На первый взгляд между ним и прошлым Луи не было совершенно ничего общего; даже мне нужно было присмотреться, чтобы заметить некоторые детали, которые просвечивали сквозь искусный грим. Простой человек никогда меня не узнает — особенно если единственным его ориентиром будут кривые портреты, развешанные по улицам столицы.

Луи всегда умел маскироваться. Я унаследовал этот навык и немного усовершенствовал его с помощью магии. Получилось, судя по реакции Эстель, совсем неплохо. Тем я мог не опасаться, что меня поймает стража или паладины ордена.

В крайнем случае можно было использовать заклятие гипноза. Последний имел ограниченное воздействие, но вполне себе мог сконфузить простого человека. «Это не тот вампир, которого вы ищете» — и все дела.

С фальшивыми документами проблем не будет — у Луи была целая коллекция. Так что теперь оставалось только придумать план, однако этим можно было заняться прямо в дороге.

— Собирайся, Эстель. Мы выдвигаемся немедленно.

— Выдвигаемся? Куда? — растерялась девушка.

— В логово зверя.

…

…

…

— Документы.

— Прошу.

— Бартоломе Жерар… Нарвал?

— Именно так.

— А вы?

— Э-эстель.

— Дочь?

— Моя жена.

— … Так?

— Ум (смущённо кивает).

— Хм… Проходите.

И мы прошли. Эстель следовала прямо за мной и катила чемодан, колёсики которого гремели о каменную кладку. Столица была старинным городом; когда бродишь по её многочисленных узким переулкам, невольно возникает ощущение, будто пробираешься через коридоры времени в далекое прошлое.

Более того, прямо как в средневековые времена периметр города охраняли стражники.

С каждым днём городской заслон крепчал, и в то же время всё больше и больше людей стремились пробраться внутрь. Некоторые были торговцами, которые тащили всевозможные товары, столь необходимые в условиях «необходимых в текущих условиях» ограничений, другие были родственниками тех, кто находился внутри города и хотел воссоединиться со своими семьями в столько трудный и опасный час.

Попасть в город было намного легче, чем выбраться наружу. Пропускали вообще всех людей с документами, выпускали — никого. Официальная причина заключалась в том, что новое правительство искало вампиров и их пособников; неофициальная была в том, что столица была единственным городом, который орден контролировал целиком и полностью, и только здесь он мог пополнять свои ряды. Было бы неудобно, если бы человеческие ресурсы просто взяли и сбежали.

Собственно, не успели мы пройти и пары улиц, как на глаза нам попалось несколько человек в белой форме, которые сопровождали группу лиц в сторону барака.

Один из них повернулся и оценивающе посмотрел прямо на меня.

50. казнь

Один из них повернулся и оценивающе посмотрел прямо на меня.

Я придвинулся к Эстель, поправил шляпу и постарался придать своему лицу как можно более болезненный вид:

— Кхе… кхе…

Отыгрывать чахоточного было утомительно, и сперва я подумывал нарядиться старушкой, но в саквояже Леона не нашлось подходящего грима и платья.

После этого я стал внимательно смотреть по сторонам.

Первый и самый лёгкий этап нашего плана прошёл успешно. Пришло время для второго, который состоял из трёх частей:

1. Спасти Тали.

2. Спасти Елизавету (Королеву).

3. Схватить и допросить Великого магистра.

Последнее нужно было сделать потому, что с высокой вероятностью именно через Магистра действовал другой Владыка. Если я хотел разделаться с ним здесь и сейчас, мне нужно было узнать, что именно он собой представляет и найти способ отрезать его от этого мира. Впрочем, сделать это будет непросто. Я не помнил всех подробностей схватки между Магистром и Леоном, ибо сам Луи считал эти воспоминания предельно болезненными. Стоило ему припомнить фигуру в белой мантии, и по спине у него пробегали мурашки.

Именно поэтому за лидера культистов я собирался взяться в последнюю очередь, когда Тали уже будет в безопасности.

Сперва, правда, следовало её найти.

На первый взгляд в этом не было ничего сложного. Орден открыто заявлял, что все преступники находятся в столичной тюрьме. И в то же время это запросто мог быть обман. Ловушка. Ту же королеву давно уже никто не видел, королевскую прислугу разогнали, и теперь за ней смотрели паладины ордена.

Поэтому в первую очередь мне следует раздобыть достоверную информацию.

Пока я размышлял об этом, неподалёку зазвучали взволнованные крики. Я вскинул голову и немедленно напрягся. Секунду спустя я разобрал конкретные слова и немедленно почувствовал холодок у себя на сердце.

В этот же момент толпа пришла в движение и стала просачиваться через узкие улочки, сотрясая последние беспорядочным грохотом своих деревянных башмаков. Я и Эстель обнаружили себя в самой гуще человеческого потока. Девушка была обескуражена, и мне пришлось схватить её за руку и повести по течению, чтобы она не упала и не была раздавлена в происходящей толкучке.

Её нежная ладонь была намного теплее моей собственной, и я чувствовал, как под её тонкой, почти прозрачной кожей пульсирует живая и горячая кровь.

Девушка на секунду покраснела, но уже вскоре её лицо потеряло всякие краски, когда она увидела, что происходит и куда именно собираются люди. Несколько минут спустя мы вышли на просторную площадь. Посреди неё располагался эшафот. На нём стоял глашатай в окружении паладинов ордена, облачённых в жёлтые мантии.

Рядом находилась тюремная карета.

В один момент её двери приоткрылись, и наружу показалась необычайно худощавая женщина… кажется. Кажется потому, что лицо её прятал серый мешок. Её вели за верёвку, крепко привязанную к шее. Единственной открытой частью её тела были босые ноги; стоило им оказаться в сиянии утреннего солнца, как они задрожали и стали дымиться.

Женщина упала на колени, раздался приглушённый стон; пленители, не обращая внимания на её страдания, сильнее потянули за верёвку.

Каждый шаг болезненной дрожью отзывался во всём её теле, и к тому моменту, когда её притащил на эшафот, покрасневшая кожа стала слезать с её ног как после продолжительного пребывания в кипячёной воде.

Все, кто был на площади, — мужчины, женщины и дети, — смотрели на происходящее с умеренным интересом. Для них это было привычное представление. Сериал, который постоянно крутят по телевизору.

Когда женщина упала на деревянный доски, на эшафот поднялся мужчина в чёрной мантии — священник.

— Спрашиваю Вас последний раз, — проговорил он глубоким и певучим тоном проповедника. — Вы готовы исповедаться в своих грехах?..

Женщина помялась и кивнула. Священник сложил руки, повернулся и с непроницаемым выражением на лице уступил своё место палачу, который стал деловито закреплять её голову в колодки. В это время глашатай прочитал имя приговорённой:

— Графиня Руа Де’мон, заражённая тёмными силами, обрекается на очищение небесным светом…

Лишь тогда она принялась брыкаться, но была к этому времени настолько обессиленной, что её попытки вырваться напоминали конвульсии.

Наконец палач развязал верёвку и одним движением сорвал мешок. На секунду женщина попыталась удержать его зубами — бессмысленно. Вскоре её бледное, орошённое капельками пота лицо открылось солнцу.

Я увидел его всего на секунду, после чего его немедленно скрыла завеса плотного серого дыма; раздался крик, повеяло горелым мясом. Кожа у неё на лице вскипела и быстро закапала на деревянные доски. Воцарилось молчание. Великая толпа пристально наблюдала за происходящим. В глазах у людей не было триумфа, не было страха, но только неподдельный интерес наподобие того, с которым заворожённый ребёнок смотрит на улитку, когда посыпает её солью.

Время замедлилось. Почти остановилось. Это была не казнь, но долгая, мучительная пытка. Процесс умерщвления растянулся на минуты, каждая из которых казалась бесконечной.

Вдруг меня схватили за руку. Я вздрогнул, повернулся и увидел, что это была Эстель. Вид её бледного лица привёл меня в чувства. Я прищурился и стал внимательно смотреть по сторонам.

Помочь Руа я был не в состоянии.

Я мог только наблюдать за её медленными умиранием и слушать крики, которым, казалось, не было конца.

Лишь когда прекратились последние конвульсии, — видимо потому что у неё остановилось сердце, — палач приоткрыл колодки и бросил её труп в заранее приготовленный ящик.

В этот момент я снова заметил её лицо, и перед глазами у меня мелькнул образ. Леон знал эту женщину. Она была его подругой. Однажды они вмести пили вино сидя на заднем дворике её поместья. Она пыталась его совратить. У неё был необычный, но приятный гортанный смех.

Крышка гроба закрылась.

Казнь закончилась, и люди стали неторопливо расходиться.

И только я стоял на месте и продолжал следить за эшафотом. Только взгляд мой был направлен вовсе не на палача-паладина, — которого я всё равно запомнил, — но священника в чёрной робе, который поднимался в карету. Когда она пришла в движение, я быстро направился за ней.

51. укус

Согласно старинному закону, приговорённому на смерть позволяют исповедаться. Исповедь происходит в приватной обстановке, если только заключённый не проявляет чрезмерного упорства. В данном случае священник говорил про «третий раз». Значит, до этого момента женщине предлагали излить душу по меньшей мере дважды. Где? Её возили в церковь? Нет, слишком проблематично. Скорее всего они вызывали самого священника — вызывали в ту самую тюрьму, в которой держали вампиров.

Сперва я волновался, что наше преследование заметят, однако вскоре стало понятно, что скрывать направление, в котором двигалась карета, никто не собирался. Её колёса гремели по неровной кладке старинных улиц пока не выехали на людную площадь, посреди которой возвышалось грандиозное здание столичного собора.

Священник вышел и прошёл через массивные каменные врата в помещение.

Двери за ним оставались открыты.

Любой желающий мог посетить обитель Божью и прочитать молитву.

Я воспользовался приглашением и осмотрел внутреннее убранство собора. Для посетителей — которых было великое множество согбенно сидящих на каменных скамейках — был открыт просторный зал, чёрные камни которого обливали светом многочисленные свечи. Священники время от времени использовали незаметную дверь в другом конце помещения возле алтаря, которая, насколько я понимаю, вела в их комнаты и опочивальни.

Я подвинул шляпу и стал задумчиво потирать накладные усы.

Всего у меня было два варианта.

Можно либо попытаться напрямую узнать у священника, где заключены вампиры, либо дождаться приезда кареты, которая должна была отвести его на место, и проследовать за ней. И так, и так я в лучшем случае доберусь до фасада темницы. Если противник не был сущим идиотом, — а до сих пор он действовал довольно разумно, — тюрьму охраняли. И не простые солдаты, а паладины. Сражаться с ордой последний в моём текущем состоянии будет немного проблематично.

Что же мне делать?

Я задумался… и вдруг понял, что был ещё один вариант. Предельно безумный и предельно рискованный, который, однако, мог принести мне наибольшую выгоду.

Я кивнул и ещё некоторое время просидел в согбенной позе, пока не закончилась молитва. Затем позволил толпе вывести себя на соборную площадь и присел на скамейку. Рассеянная Эстель усеялась рядом со мной. Я посмотрел на девушку. Нужно будет подыскать для неё подходящее место и…

Вздох.

…Использовать по назначению.

Найти не забитый постоялый двор оказалось проблематично; за маленькую комнатку пришлось заплатить двадцатикратную цену. Благо, я предвидел подобное развитие событий и взял внушительную денежную сумму.

Когда мы разместились в своей комнатушке, и Эстель закончила раскладывать вещи, между нами повисла неловкая тишина. Девушка присела на единственную (одиночную) кровать и посмотрела на свои сложенные на коленях руки. Я и сам немного замялся и наконец, поскрипывая сердцем, кивнул:

— Давай, Эстель.

Девушка кивнула, и на лице её, как ни странно, отразилось облегчение. Она положила на кровать свои беленькие перчатки и стала развязывать забинтованную ладонь, открывая длинную красную рану.

Почему я взял Эстель на столь опасную миссию? Потому что моему телу, телу Леона, нужна была человеческая кровь; не столько для пропитания (древние вампиры могли обходиться без еды многие недели), сколько для выздоровления после страшной раны, которую он получил в схватке против Великого магистра. Если бы не свежая кровь, которой снабжала его Эстель на протяжении последней недели, я бы едва ли смог подняться на ноги.

И поскольку я не знал, — и до сих пор не знаю, — сколько времени мне придётся провести в столице, мне пришлось взять девушку с собой. Можно было охотиться на местных жителей, но это было опасно и неправильно. В своё время я строго наказал Тали, Леону и всем остальными, чтобы они старались забирать чужую кровь на добровольной основе. Мы были добрыми и пушистыми вампирами, и потому преследование со стороны ордена было совершенно необоснованным.

И поскольку уже сегодня намечалась опасная операция, мне следовало направиться на неё с полным желудком.

Эстель достала из саквояжа серебристый ножик и антисептик, набрала побольше воздуха в лёгкие и уже собиралась вскрыть свою рану, когда я вспомнил одни момент и сказал:

— Постой, Эстель.

— Господин Леон?..

— Есть менее болезненный способ.

Когда я формировал образ вампира, я старался приписать последнему самые полезные свойства, которые встречались в местных легендах и литературе. Тот же вампирский укус я сделал совершенно гигиеничным и безболезненным. В этом плане мы напоминали комаров, которые наполняют свою жертву обезболивающим, — только без неприятного последствия в лице чесотки. Более того, вампирский укус способствовал скорому заживлению раны и даже приносил своей жертве удовольствие.

До недавнего времени Леон находился в спячке, а потому Эстель приходилось самостоятельно резать свою ладонь и выжимать кровь на его пыльные серые губы. Но теперь можно было использовать более традиционный способ.

— Ах… Н-не нужно, господин Леон, — смущённо проговорила девушка.

— Не волнуйся; ты совершенно ничего не почувствуешь, — ответил я с добродушной улыбкой.

Нет, я не идиот. Я прекрасно понимал, почему она смущалась. Мне самому было неловко кусать молодую двадцатилетнюю девушку. И тем не менее смущение было мимолётным, а польза укуса — постоянной. В конце концов, мне было неприятно смотреть, как она постоянно морщится, случайно хватая чемодан или прочие вещи своей пораненной рукой.

Поэтому я натянул доброжелательную улыбку и попытался сделать вид, что не вижу в этом деле совершенно ничего предосудительного и даже не понимаю её смущение. Мне казалось, что это был самый верный способ избавиться от последнего… но вполне может быть, что сейчас я напоминал старого извращенца.

Эстель ещё немного помялась и наконец поддалась на мои увещания и протянула руку.

Я кивнул, выпустил клыки и уже собирался взяться за дело… Как вдруг остановился и покачал головой.

— Нет…

— Нет? — удивилась девушка.

— Мой укус не оставит рану, и всё же некоторое время после него могут быть заметны отпечатки…

52. операция

Мне вспомнилось донесение, в котором говорилось, что многие вампиры выдали себя не потому, что горели на солнце, — всё же данная проблема не проявляла себе, если ты не был особенно голодным (и пользовался кремом от загара), — но потому что во время погрома орден обнаружил красные метки у прислуги.

Да… Если так подумать, когда у нас проверяли документы, стражник бросил внимательный взгляд на наши шеи. Тогда я не стал придавать этому значения, потому что нам, собственно, было нечего бояться, но теперь чуть не попал в просак.

Я посмотрел на Эстель.

Последняя носила осеннее платье. На первый взгляд мы могли ни о чём не беспокоится, но что если стражник решит закатать ей рукава? Нет, нужнобыло подобрать более укромное место для укуса, такое, на которое не станут смотреть ни при каких обстоятельствах…

Всё это я рассказал Эстель. По завершению моего рассказа девушка была краснее красной ручки. Наконец я попросил её повернуться, помог стянуть платье с верхней половины тела, затем краешек сорочки, и наконец наклонился и надкусил её… плечо.

Эстель вздрогнул, у неё подкосились ноги. Мне пришлось придержать её за талию, и я почувствовал под своими пальцами её трепещущую бархатную плоть.

В этом положении мы находились немногим более минуты, после чего я медленно «отлип».

— С-сколько ещё, господин Леон?.. — промычала девушка.

— Уже всё, — ответила я, вытирая губы шёлковым платком.

— Всё? — удивилась Эстель и распахнула глазки. Она растерянно потрогала метку у себя на плече. Последняя представляла собой две красные точки. Потом девушка развязала свою забинтованную руку и обнаружила, что на месте пореза осталась только красная клякса. Перед укусом она так сильно сжала кулачки, что невольно стала выжимать кровь из своего ранения.

— Было не больно? — спросил я с лёгкой улыбкой, передавая ей платок.

— Нет, — рассеянно пробормотала девушка. Затем повернулась, поклонилась и сказала мне:

— Б-благодарю.

— Ничего. Моя горничная всегда должна находится в абсолютном здравии. И всё же ты потеряла много крови. Сейчас ты не чувствуешь этого из-за токсина, который я пустил в твой кровоток, но вскоре у тебя может начать кружиться голова. Я бы советовал тебе прилечь… так что можешь пока не одеваться.

— Оде… ах! Х-хорошо, — Эстель пришла в себя и только сейчас заметила, что всё ещё находится в одной сорочке. Она сразу покраснела, накрыла свою полную грудь обеими руками и уставилась на пол.

Ну ладно. Смущать её, конечно, весело, но во всём нужно знать меру. Я оставил ей пару наставлений, вышел за дверь и стал пускаться на первый этаж.

После этого я вернулся на храмовую площадь, присел на скамейку и стал ждать, пристально разглядывая проезжающие кареты. Процесс это был нервирующий. Чтобы мой план сработал, мне нужно было провернуть его посреди ночи, после наступления комендантского часа. А для этого было необходимо, чтобы священника тоже забрали примерно в это же время. У меня были причины полагать, что именно так оно и будет — исповедь традиционно происходила на рассвете перед казнью, — но предосторожность всё равно не помешает.

Время всегда кажется особенно медленным, если балансируешь на лезвии бритвы. Целую вечность спустя, когда небо стало более жёлтым, чем голубым, собор наконец испустил последних почитателей и медленно закрыл свои каменные ставни.

Я немедленно поднялся со скамейки и направился в ближайший переулок, где простоял до темноты.

Когда вспыхнули первые звёзды, я покинул своё убежище и стал пробираться в сторону собора. Вампиры не могли превращаться в летучих мышей и прочих тварей — для такой метаморфозы нужна была концентрация тумана на уровне примерно Пятого ранга, — но всё равно обладали звериной грацией и прекрасно могли видеть в темноте. Я перемахнул через высокую стену и пробрался через тёмный сад на заднем дворике собора внутрь помещения.

Затем остановился посреди освещённого свечками каменного коридора, прислушался и побрёл вперёд.

Остальное было делом техники.

Через двадцать минут я, облачённый в чёрную робу (настоящий владелец который дремал связанный у себя под кроватью) вышел встречать ту самую карету, которая должна была отвести меня на место исповеди.

— Заходите, ваше Святейшество, — приоткрывая дверцу сказал желторобый паладин.

Я принял приглашение и приподнялся в бархатный салон.

Молодой человек прикрыл за мной дверь, и карета, покачиваясь, пришла в движение.

Первое время я старательно запоминал повороты, которые мы совершали, но затем прикинул и понял, что в этом не было особенного смысла. Завязывать мне глаза никто не собирался, так что по прибытию в тюрьму я запросто смогу определить её местоположение просто посмотрев на карту.

Более того, когда карета через некоторое время выехала загород, у меня появилось лёгкое чувство дежавю. Оно становилось всё сильнее по мере нашего приближения, и наконец, за пару минут до остановки, я понял, куда мы направляемся.

— Приехали, ваше Святейшество, — раздался голос.

Я приоткрыл дверь и посмотрел по сторонам.

Мои лёгкие наполнил прохладный воздух ночного леса.

Мы находились на стоянке для экипажей возле того самого дворца, в котором королева несколько лет назад справляла день рождения.

— Идёмте, — сказал паладин.

Я проследовал за ним на тёмную тропинку.

Вскоре у меня появилась лёгкая тревога. А что, если это была не обычная тюрьма? В смысле, не та, в которой содержали вообще всех вампиров, но именно королевская? Нет. Вряд ли. Королеву явно не собирались просто казнить. Орден несколько раз говорил о том, что собирается устроить для неё показательный процесс. Значит исповедовать её сейчас не имело особенного смысла.

С другой стороны… может, это была всего лишь одна из тюрем? И на самом деле их было несколько? Неприятный будет поворот. Особенно если конкретной в этой тюрьме не будет Тали.

В конце тропинки нас встретило ещё несколько паладинов. У одного из на поясе сверкал золотистый обруч.

— Приветствую, братья, — сказал молодой человек, который меня сопровождал.

— Приветствую, брат.

— Я привёл его святейшество.

— Вижу, брат, — сказал опоясанный мужчина и отвесил мне сдержанный поклон. — Признаюсь, — прибавил он немного погодя, — я никогда не понимал, почему эти отродья заслуживают отпущения грехов. Разве эти бездушные монстры могут считаться людьми?.. а вы что скажите об этом, святой отец?.. — с этими словами он посмотрел прямо на меня.

53. проникновение

Я мысленно ругнулся и ответил:

— … Эти монстра некогда были людьми, и грехи я отпускаю именно человеку, а не созданию, в которое он превратился.

— Ох! — воскликнул предводитель стражи. — Я раньше не думал об этом… Благодарю, ваше Святейшество. Ясной свечой своей мысли вы развеяли мрак моих заблуждений. Я бы хотел продолжить нашу беседу, но не буду задерживать вас, прошу, проходите.

Я выдохнул, и мы прошли на площадку перед фасадом. В прошлый раз тут играла музыка и ютилось великое множество людей в пёстрых нарядах — теперь здесь царили тишина и запустение. Мы поднялись по широким мраморных ступеням и зашли в помещение.

И сразу всё переменилось, и мне открылась картина, которая немедленно заставила меня напрячься.

— Приветствую брат.

— Приветствую.

— Хвала магистру!

— Хвала!

Люди,

люди, люди, люди… Люди были на лестницах, люди были в коридорах. Они были повсюду. Весь дворец содрогался от шагов и голосов. Казалось, я зашёл на биржу в самый разгар финансового кризиса. Некоторые были одеты в простые мундиры белого цвета или придворные ливреи, но многие носили жёлтые робы паладинов.

Но даже не это было самое важное. Стоило мне ступить за порог, и по спине у меня побежали мурашки. Вампиры обладали необычайно острыми, почти звериными инстинктами и могли чувствовать опасность. Я был уверен, что в пределах дворца находится человек, создание, которое представляет для меня настоящую угрозу.

— Идёмте, ваше святейшество, — сказал молодой человек, который всё это время меня сопровождал. Я пришёл в себя и последовал за ним. Когда мы стали подниматься на второй этаж, я снова задумался о том, почему здесь так много людей. Судя по выкрикам, которые требовали такие-то бумаги или просили такую-то печать, это была не простая тюрьма, но своеобразная военная база.

На самом деле логично. Дворец был огромным и находился неподалёку от столицы. Из него можно было сделать замечательный офис и барак. И тюрьму. Ведь на самом деле вампиров было немного, и все они были представителями высшего сословия. Держать их в обыкновенной темнице было бессмысленно — и расточительно. Они обладали невероятной силой, а значит для них следовало подобрать подобающего тюремщика. Едва ли орден мог выделить свои силы, столь драгоценные в такие времена, для охраны дюжины пленников, когда можно просто разместить последних у себя на главной базе.

Логично?

Логично.

Вот только для меня это была серьёзная проблема. Сбежать отсюда вместе с Тали и королевой будет мягко говоря проблематично.

Мы прошли в коридор на пятом этаже, многочисленные лакированные двери с левой стороны которого сторожили охранники. Остановившись у четвертой дверцы, мой гид повернулся и сказал:

— Будьте осторожны, ваше Святейшество. Мы пустили кровь этим созданиям, и тем не менее они всё ещё обладают необычайной силой. Постарайтесь держаться от них на расстоянии.

Я кивнул.

Паладин приоткрыл дверь и пропустил меня в золочёную спальню.

Справа стояла кровать с балдахином; напротив неё находился столик и висело на стене круглое зеркальце. В другом конце помещения на кушетке сидел молодой блондин в красном камзоле с большими серебристыми пуговицами. Заметив меня, он дёрнулся и немедленно прижался к стенке.

Раздался щелчок, и дверь у меня за спиной захлопнулась.

— Я… я ничего не делал, правда, правда… — забормотал молодой человек. При этом было заметно, как сверкают его длинные заострённые клыки. В этом не было ничего удивительного. Судя по бледному цвету лица, его длительное время держали на диете и несколько раз пускали кровь. Движения его, хотя и резкие, казались вязкими. Рошель — в моей голове мелькнуло имя молодого человека, — напоминал голодного, отчаянного, но обессиленного зверя.

Я приблизился к нему. Заметив это, он сильнее вжался в стену, покрытую обоями с узором из многочисленных золотистых лилий.

— Рошель, — сказал я хриплым голосом.

— Простите, святой отец, я… я всё расскажу, правда…

Я вздохнул и покачал головой.

— Рошель, посмотри в зеркало.

— В зеркало? — удивился молодой человек, и всё же смиренно исполнил моё приказания. В этот момент я затянул правый рукав своей длинной чёрной мантии. Рошель увидел, что у моей руки не было отражения, и округлил глаза.

Только сильнейшие вампиры не отражались в зеркалах.

— Святой отец, в-вы…

— Тише, — сказал я и вытянул перед губами указательный палец.

Рошель немедленно прикусил губы, причём с такой силой, что нечаянно пустил кровь.

— Вот что мы сделаем, — я сказал я, присаживаясь рядом на кушетке. — Сейчас ты расскажешь мне, как здесь всё устроено, а потом я попытаюсь спасти тебя и остальных. Понял?

— О-остальных? Но это…

— Понял? — я посмотрел прямо на него.

Он вздрогнул и закивал головой.

Затем немного помялся, положил руки на колени, перевёл дыхание и заговорил:

— Здесь… Нас привезли сюда в разное время. Некоторых раньше, некоторых потом. Я слышал, как вели остальных. Потом пытался постукивать по стенам, но они заметили это и сказали, что, если я ещё раз попробую так сделать, они меня следующим казнят…

— Следующим… Ты знаешь, в какой порядке вас ведут на казнь?

Нужно было узнать, сколько у меня времени, прежде чем настанет черёд Тали.

— Нет. Меня вообще отсюда не выпускают. Я ничего не знаю. Только, эм, иногда слышу, что говорят в коридоре. У меня хороший слух.

— Как у всякого вампира.

— Ну да…

— И что ты слышал?

— М-много разного.

— Они упоминали королеву?

— Конечно.

Я напрягся и спросил:

— Она здесь?

54. план

— Кажется… Но в другом крыле.

— Хорошо.

Действительно хорошо. Значит она была совсем рядом. Проблема в том, что даже то небольшое расстояние, которое нас отделяло, преодолеть будет крайне проблематично.

— … А что насчёт Талии? — спросил я.

— Талии?

— Герцогини Мансур.

— П-про неё я ничего не слышал.

Я цокнул языком.

Тали была простым человеком. А ещё — герцогиней. Приближённой тайного лидера вампирской клики. Она могла быть и здесь, и в обычной человеческой тюрьме, и в совершенно другом месте. Мне нужно было прочесать весь дворец, чтобы в этом убедится, но сделать это я был не в состоянии. Даже в образе фантома, ибо здешний туман был таким густым, что я её просто не узнаю. Можно

было попробовать подчинить себе местного клерка, но даже так едва ли у меня получится освободить Тали.

Я находился в самом сердце вражеского улья. Единственное неверное движение, и на меня сразу набросятся мириады пчёл.

Что же мне делать?

С моими текущими силами справится с такой армией у меня не получится. Прочие вампиры вроде Рошеля были обескровлены. А ведь где-то в пределах дворца находилось создание, само присутствие которого ледяным дыханием обдувало моё сердце.

Я опустил голову и серьёзно задумался.

Главная проблема в том, что материальные границы этого мира были слишком плотными. При иных обстоятельствах это было даже хорошо, но сейчас они сжимали меня, словно путы. Если бы я только мог… Стоп.

Вдруг передо мною вспыхнул свет.

А затем ещё раз, когда я достал из кармана серебристую табакерку…

…

…

…

А теперь сходу попробуем перечислить все проблемы, которые сопутствуют этому плану. Если я переброшу поместье в Зону Кошмара, я переброшу туда ВСЕХ обитателей последнего. Включая вампиров. Включая королеву. Включая Тали. Все они окажутся в смертельной опасности. Тем паче, что сами паладины могут попробовать «ликвидировать» своих пленников от греха подальше, если заметят неладное. Это было предельно рискованное предприятие. Поэтому и действовать мне придётся стремительно. Нужно будет найти королеву, Тали и всех остальных и немедленно сбежать.

В том числе ради моей собственной безопасности. Даже для меня Зона Кошмара представляла огромную опасность. Я мог повелевать тамошним туманом посредством веры, но и мои противники, другие Владыки, тоже. Более того, они были намного сильнее. Их власть простиралась на мириады миров — моя же ограничивалась горсткой. Я был светлячком на фоне пылающего солнца — разрушительной плеяды.

Но выбора не было. Вернее, был: ничего не делать. Просто оставить королеву и Тали и сбежать. Но для меня это был неприемлемый вариант.

— Что это? — с интересом разглядывая табакерку спросил Рошель.

— Ничего особенного, — ответил её и приоткрыл серебристую крышку.

В следующую секунду я почувствовал лёгкий толчок.

Потом — ничего.

Я посмотрел по сторонам. На первый взгляд ничего не изменилось. Собственно, так и должно быть. Материальная граница разрушается быстро, но постепенно. Когда я перенёс кусочек собственного мира, я смог сразу использовать все свои силы, но лишь потому, что в пределах пустыни материальная граница уже была подточена влиянием чужого тумана. Здесь нужно было немного подождать.

К тому же я поместил в табакерку несколько квадратных километров. Даже охранники, которые стояли на границе поместья, сразу ничего не заметят. Сейчас перед ними только начинал сгущаться серый туман.

И всё же я чувствовал, как своеобразная стена, которая всё это время сдерживала мои силы, начинает рассыпаться.

Я кивнул и приподнялся.

— Рошель, — сказал я уверенным голосом.

— Слушаю! — кивнул последний и смиренно, как школьник, положил руки на колени.

— Мы устроим побег.

— Побег? — его глаза округлились. — Когда?

— Прямо сейчас.

— А?

— Для этого тебе нужно в точности исполнять мои приказы, даже те, которые покажутся тебе странными. И не задавать вопросов. Сперва делаешь, затем думаешь. А лучше вообще не думай. Понял?

— Д-да! — взволнованно кивнул Рошель и растрепал свои золотистые волосы.

— Хорошо, тогда… — сказал я, повернулся и хотел посмотреть на дверь, когда мой взгляд зацепился за стену. Ещё прежде, чем я понял, на что именно смотрю, меня пронзила тревога.

На стене висело зеркало.

Я заметил его и раньше, но тогда оно было круглым, а теперь сделалось овальным и деревянным.

Теперь это было «то самое» зеркало.

Я криво улыбнулся.

Начинается…

ОНИ уже здесь.

Стоило мне подумать об этом, как в коридоре раздался крик. Рошель вскочил и испуганно посмотрел на дверь

Я вскинул руку, показывая, чтобы он молчал. Крик повторился. Затем ещё раз. Это был бешеный, отчаянный рёв умирающего человека. Когда он притих, я приблизился к дверному проёму, стараясь не смотреть на зеркало, приоткрыл дверь и посмотрел в коридор.

Пусто.

Я распахнул дверь и стал смотреть по сторонам.

Не было крови, не было следов борьбы. Вообще ничего. Казалось, стражники просто испарились.

Я встал возле окна. На секунду могло показаться, что стекло медленно запотевало, хотя на самом деле за ним сгущалась дымка серого тумана.

— Куда они… исчезли? — рассеянно спросил Рошель.

— Не задавать вопросов, — ответил я, продолжая щуриться в окно.

— А, слушаюсь… — пробормотал он приглушённым голосом.

— Идём.

Остановившись возле одной из комнат, я вдруг подумал, что могли исчезнуть не только охранники, но и заключённые. Я напрягся и открыл дверь. Пусто. Затем немного присмотрелся и заметил рыжие локоны, которые торчали из-под кровати. Опустившись на колени, я резко приподнял длинное покрывало.

— Я-я кусаюсь! — испуганно пробормотала молодая девушка в зелёном платье, что пряталась под кроватью, и показала свои длинные зубки.

55. первая

— Я тоже, — ответил я спокойным голосом и выпустил клыки.

— А?

— Привет, — неуверенно сказал Рошель, присаживаясь на корточки.

Глаза девушки округлились.

— Рошель? — спросила она, быстро выползая из-под кровати.

— П-привет, Катрина.

— Что ты тут делаешь?

— Эм… долгая история.

— Я бы не сказал, — заметил я спокойным голосом, пока девушка приподнималась на ноги и поправляла своё зелёное платье; на меня она поглядывала с интересом и опаской.

— Вы знакомы? — спросил я.

— Катрина моя невеста, — смущённо сказал Рошель.

Последняя пожала плечами.

После этого я задал ей все те же вопросы, которые задавал Рошелю, но девушка знала не больше своего жениха.

— Пускай… Держитесь рядом и следуйте за мной, — сказал я и направился в коридор.

— Постойте, а вы?.. — следуя за мной спросила девушка.

Немного помявшись, я повернулся и ответил:

— Зовите меня Бран. Господин Леон отправил меня, чтобы я вызволил вас и всех остальных из этой тюрьмы.

При прочих равных всегда лучше скрывать свою истинную личность. А вернее сказать личность своего тела. Просто на всякий случай.

— Господин Леон! — почти одновременно воскликнули Рошель и Катрина. Глаза их загорелись ясным светом, который развеял последние сомнения; казалось, в одну секунду они превратились в пару верных собачонок.

— Теперь вы мне доверяете?

— Р-разумеется, — сказал Рошель.

— Хорошо. Если будете следовать за мной выполнять мои указания, мы выберемся отсюда. Всё. Идёмте.

После этого мы вышли в коридор и уже было направились к следующей комнате, как вдруг за нашими спинами раздался топот. Я немедленно повернулся и увидел, как лестничный пролёт наполняют паладины в жёлтых мантиях. Их было не меньше десятка. Некоторые держали длинные сабли, другие — мушкеты. В мой нос ударил сильный запах чеснока. Катрина поморщилась, Рошель, который стоял рядом, звонко чихнул, тем самым привлекая внимание отряда.

— Назад! — крикнул я и чуть ли не за шкирку затянул пару в комнату и захлопнул дверь. В ту же секунду раздался выстрел, за которым последовал приближающийся топот. Я уже подумывал о том, чтобы спрятаться под кроватью, как вдруг топот, который приближался с правой стороны коридора, неожиданно пробежал мимо нашей комнаты и устремился налево.

Они не стали проверять наше укрытие.

Но почему?

Неужели они нас не заметили? Нет. Был выстрел, а в один момент я и вовсе посмотрел прямо в глаза одного из паладинов. Но тогда почему? Я задумался… и вдруг с другой стороны коридора раздался бешеный крик. Рошель, который стоял прямо у меня за спиной, вздрогнул и отпрянул; Катрина прикусила губы.

Крик затих почти моментально.

Вместе с ним притихли шаги.

Воцарилась тишина.

Я уже собирался приоткрыть дверь, как вдруг меня пронзило осознание. Стоп… а что если паладины вовсе не собиралась нас проследовать? Что если мы просто попались им на пути, и бежали они не потому, что хотели нас поймать, но потому что сами не хотели быть пойманы… чем-то?

Чем-то, что прямо сейчас находится прямо за дверью…

Стоило мне подумать об этом, как в последнюю раздался стук. Не грохот, но именно лёгкое, размеренное, очень вежливое постукивание, от которого у меня сразу заледенела кровь.

Я стиснул зубы и покосился на своих подопечным.

Рошель попятился; Катрина вопрошающе посмотрела на дверь и на меня.

Стук повторился. Он был ровным и не очень настойчивым, создавая образ старого вежливого почтальона.

Я почувствовал сильнейший порыв открыть дверь и посмотреть, что находится с другой стороны — немедленно подавил его и посмотрел на Рошеля и Катрину. Последние тоже дёрнулись вперёд, но, чувствуя мой строгий взгляд, встали на месте. Очень вовремя, потому что в этот самый момент стук прекратился, и на смену ему пришёл густой кровавый смрад с нотками едкой кислинки, которую испускают человеческие внутренности.

И снова Рошель и Катрина двинулись вперёд; и снова я остановил их с помощью гипноза. Для них, изголодавшихся, кровь напоминала самый сладостный дурман.

Даже мне было непросто сохранять здравие рассудка.

И так, что мне теперь делать? Выходить в коридор нельзя. Слишком опасно. В то же время сидеть на месте и ждать у моря погоды тоже не вариант. Тали, королева и остальные вампиры находились в смертельной опасности. Мне нужно было найти способ добраться до них… Знаю.

Я повернулся и посмотрел на стену, которая отделяла эту комнату и смежную. Постучал по ней. Затем достал булаву и ударил, после чего стена немедленно исчезла.

— За мной, — сказал я будущей супружеской паре, которая испуганно и удивлённо наблюдала за всем происходящим. После этого мы стремительно проверили все прочие комнаты на этом этаже. В некоторых мы находили вампиров. Многие из них тоже почуяли запах и попытались выбраться в коридор, но двери, к счастью, были закрыты.

Когда мы дошли до последней комнаты, я повернулся и окинул взглядом свой новоявленный отряд. В нём было около дюжины человек, но Тали и королеву мы так и не встретили. Тем не менее, мне удалось раздобыть о них некоторую информацию. Один из вампиров, старый граф, заявил, что слышал, как паладины поминали её величество; в свою очередь другой припомнил, что примерно через день после того, как на Луи устроили засаду, и Тали попала в плен, в дворец привезли очередного пленника.

Возможно это была она.

Возможно — кто-то другой.

В любом случае нам следовало продолжить поиски на других этажах, на которых вероятность встретить паладинов была намного выше.

Поэтому лучше мне было заняться этим в одиночку. Всё же вампиры, представителями дворянства, могли сыграть важную роль в условиях происходящей гражданской войны. Использовать их в качестве пушечного мяса было расточительно, а приглядывать за ними — довольно проблематично.

Сперва я немного опасался возвращать их всех в реальный мир — там тоже было довольно опасно, — но затем рассудил, что, во-первых, орден едва ли мог так быстро отреагировать на исчезновение целого дворца и отправить сюда армию, а во-вторых, — ни одна опасность не могла сравниться с той, что обитала здесь, в Сердце Кошмара…

56. тали

Ни одна опасность не могла сравниться с той, что обитала здесь, в Сердце Кошмара…

Поэтому я решил выбросить их из табакерки, объясняя происходящее особенно вампирской магией. Впрочем, они всё равно перепугались, наблюдая за тем, как сородичи исчезают прямо на глазах.

Когда настал черёд Катрины, последняя сперва замялась, а потом сделала реверанс и сказала:

— Позвольте нам остаться с вами, сир Бран…

— Нам? — перепугался Рошель.

— … Мы хотим помочь вам найти её величество, — проговорила девушка, опуская голову.

Я собирался отвергнуть её предложение, но потом задумался. Возможно мне действительно не помешает несколько помощников… Их можно будет использовать в качестве приманки, чтобы выманить противника, или для разведки, чтобы они первые проверяли особенно подозрительные комнаты.

…Нет, я не плохой человек. Но на войне как на войне.

К тому же мои собственные силы всё ещё были ограничены. Моя туманность возрастала, однако уйдёт некоторое время, прежде чем материальная граница совсем развеется, и я доберусь до предела своих способностей. Рошель и Катрина обладали силами второго ранга и были умеренно полезны.

— Ладно, — сказал я сухим голосом.

Рошель заметно приуныл.

Катрина благодарственно кивнула.

После этого я наклонился и попытался услышать, что происходит на нижнем этаже. Тишина. Комната была пустой. Я кивнул, пробил отверстие посреди пола и спрыгнул вниз.

Приземлился я прямо на кровать — немудрено, в комнате их было около дюжины. Видимо, её использовали как барак. Мы обшарили помещение, наши небольшой арсенал, в котором хранились ружья и пистолеты, после чего я пробил очередную стену.

И так мы стали стремительно перемещаться через многочисленные хоромы летнего дворца. Не все комнаты были пустыми. Иногда нам попадались люди. Все они испытывали огромное удивление, когда стена у них за спиной неожиданно «исчезала»; затем, замечая мою церковную мантию, они пытались спросить, что происходит, как вдруг немедленно теряли сознание.

Между делом Рошель и Катрина по моему приказу нарядились в жёлтые мантии (для маскировки) и утолили свою жажду. Их лица оставались немного бледными — как и полагается вампирам, — но в глазах появился рубиновый блеск.

Впрочем, главной преградой у нас на пути были вовсе не простые люди, но «безумие». В один момент мы прошли больше дюжины комнат, прежде чем я заметил некоторые детали, которые говорили о том, что всё это время мы ходили по кругу — пришлось искать выход из петляющего лабиринта; затем мы попали в помещение, вдоль и поперёк заставленное зеркалами. «Теми» зеркалами. Я сразу приказал, чтобы Рошель и Катрина закрыли глаза, а сам в это время заметил половинку человеку в маленьком зеркальце, которое немедленно разбил.

Туман становился всё гуще; безумие набирало обороты. Мы встречали мёртвых паладинов, которые не понимали, что мертвы, мы встречали безумцев, которые, распластавшись на земле или свернувшись калачиков твердили о том, что скоро, совсем скоро сюда прибудет Вестник…

Рошель в ужасе смотрел на всё происходящее; Катрина — тоже, и в то же время в глазах молодой девушки сверкали заинтересованные нотки. Всё происходящее я объяснял особенной вампирской магией, древним проклятием, которое наложил на дворец господин Леон — ибо разумеется подобная сила была подвластная только настоящему древнему вампиру; в один момент девушка спросила меня:

— Сир Бран, можете сказать, насколько древним должен быть вампир, чтобы обрести столь удивительную силу?..

— По меньшей мере триста лет.

— Там много? — печально вздохнула девушка. — Моему роду всего двести сорок семь…

— Моему триста семнадцать, — заметил Рошель. — Интересно, господни Леон знал моего пра-пра-пра…

— Тихо, — сказал я и вскинул руку.

Говорливая пара немедленно замолчала.

Мы шли по коридору, когда за поворотом раздался шум. Зазвучали шаги. Человеческие (важное замечание). Они были быстрыми и немного неровными. Они играли по моему позвоночнику, как по цимбалам, вызывая неуловимое электрическое дежавю. Наконец шаги повернули, и…

— Ах!

Перед нами показалась молодая женщина. У неё была светлая кожа и гладкие чёрные волосы. Одета она была в потрёпанное чёрное платье, которое облегало чёрную талию. Её светлые руки прятали перчатки. Глаза её сверкали, как обсидиан.

В них отразилось удивление, затем испуг; она отпрянула и уже хотела броситься назад, когда я крикнул:

— Стой! — без напускной хрипотцы, но своим обыкновенным голосом.

Девушка остановилась.

Сморгнула.

— Вы… — проговорила она, щурясь на «паладинов», которые стояли слева и справа от меня.

Я приподнял капюшон и многозначительно кивнул.

Тали сразу обо всём догадалась и выдохнула через свои блестящие розовато-красные губки. Она уже собиралась приблизиться, как вдруг невидимая рука схватила и стиснула моё сердце; в один момент я почувствовал невероятную опасность.

— Сто… — хотел я крикнуть Тали и не успел. Раздался грохот, пол у неё под ногами треснулась, и показалась бледная мускулистая рука, которая схватила девушку за ногу и затащила под землю.

Я стиснул зубы и немедленно бросился за ней. Мелькнула вспышка. Я почувствовал боль и знакомое едкое жжение в районе живота, после чего немедленно отпрянул.

Секунду спустя я рухнул на землю, восстановил равновесие и стал быстро смотреть по сторонам.

Вокруг меня простирался золотистый бальный зал. В прежние времена здесь играли оркестры. Теперь единственный шум производило моё гремящее сердце. Я пристально посмотрел на противника, рослую фигуру в белоснежной мантии, которая находилась в пяти метрах от меня. На поясе у него переливались золотистые обручи. Правую руку магистр держал перед собой, сжимая раскалённый кулак, которым едва не прожёг отверстие у меня в животе; другой рукой он придерживал за шею Тали.

Ноги девушки отчаянно барахтались в нескольких сантиметрах над землёй. Светлое лицо покраснело. Дыхание стало хриплым и прерывистым. Было очевидно, что, стоит моему противнику хотя бы немного надавить, и…

57. другой

Я выбросил эти мысли у себя из головы и прищурился.

Вокруг магистра исходили волны раскалённого белого света. Даже на расстояние нескольких метров я чувствовал, как они разъедают мою кожу. Это была особенная, вредоносная для вампиров энергия, которую использовал орден.

Физическая сила магистра находилась в районе четвёртого ранга; в то же время благодаря этой энергии он приближался к пятому. В свою очередь Леон обладал силами третьего и плеядой трюков, которые, судя по его воспоминаниям, против паладинов были бесполезны. Это был неравный бой. Тем более, что у противника был заложник.

Я быстро покосился на потолок.

Рошель и Катрина всё ещё находились на верхнем этаже. Можно было использовать их в качестве приманки, отвлекающего манёвра, но это…

Не успел я закончить свою мысль, как магистр бросился в мою сторону.

Казалось, в меня устремился раскалённый астероид. Я ринулся назад, но противник был намного быстрее. Его фигура становилась всё ближе и ближе, и по мере его приближения сильнее становился жар, который разъедал и просачивался под мою кожу.

Пять метров.

Четыре.

Три…

На секунду я заметил шанс провести ответную атаку, но сразу отбросил его, когда увидел Тали. Магистр использовал её как живой щит. Стоит мне приблизиться и попробовать ударить, и он выставит её перед собой.

Два метра…

— Амонус гранде!

Я прокричал заклятие, и в ту же секунду мускулистое тело моего противника остановилось. Он замер всего на мгновение, после чего вскинул голову и немедленно сбросил заклятие гипноза, но этой паузы было вполне достаточно, чтобы я достал спрятанный за пазухой пистолет и выстрелил ему в голову.

Вспыхнуло чёрное облако. В мои ноздри вонзился едкий запах пороха. Я прокашлялся и уже собирался бросится за Тали, но затем остановил себя, отбежал на пару метров и стал пристально следить за своим магистром.

Его фигура стояла на месте.

Когда дым немного развеялся, я невольно стиснул зубы. Выстрел попал в цель. Чёрная пуля вонзилась прямо между глаз магистра, но не смогла пробить его переносицу и, словно чёрный прыщ, застряла посреди ореола покрасневшей и обугленной кожи.

Глаза монстра — это был монстр — сияли разрушительным золотистым светом. Он шагнул вперёд, и я почувствовал, как затрепетала земля у меня под ногами. Раздался щелчок. Пуля выскользнула наружу и звякнула о мраморный пол, по которому немедленно побежали трещины, когда магистр сделал ещё один шаг. Он приближался медленно, неумолимо, и силы его продолжали расти, а золотистое сияние становилось всё ярче и всё более обжигающим… Но почему?

Почему он становится сильнее?

Ответ был очевидным.

По той же причине, по которой спадали незримые оковы внутри моей собственной души. Мы находились в пространстве серого тумана, который стремительно разъедал и пропитывал материю, заброшенную сюда посредством табакерки. Если бы магистр был простым человеком, который использовал некое особенное проявление тумана, его силы были бы ограничены. Вместо этого он подчинял себе энергию окружающего пространства.

Для этого нужно быть особенным создание.

Как я.

Как Они.

Я посмотрел прямо в глаза мужчины; там, за ясным золотистым светом, медленно вихрились тусклые воронки серого тумана…

Рослое тело великого магистра было не более чем сосудом, носителем, внутри которого находился Владыка кошмара.

Стоило мне подумать об этом, как на мясистых губах мужчины показалась улыбка. Он приблизился за считанный секунды и ударил меня в живот. Я оказался посреди воздуха, а затем грохнулся прямо на рояль:

Брям!

Инструмент едва не разлетался на куски. Разрывая кожу, я вырвался из вереницы струн и посмотрел на Магистра. Последний приближался, — неторопливо, неминуемо, словно намеренно пытаясь поселить в моём сердце семена ужаса и отчаяния…

Он мог никуда не торопится. Даже несмотря на то, что оба мы были Владыками, сила моего противника росли быстрее. На самом деле все Владыки кошмара, которых я встретил тогда на корабле, были старше и сильнее. Их влияние распространялось на множество миров. В сравнении с ними, «моими предшественниками», я был светлячком на фоне ослепительного солнца.

У меня было определённо преимущество в моих собственных мирах и в пределах материального плана бытия, но здесь, в самом сердце Кошмара, я был абсолютно беззащитным.

Что мне теперь делать?

Бежать. Бежать, пока это ещё было возможно. Ведь рано или поздно магистр, Он, станет настолько силён, что я не смогу даже использовать табакерку в его присутствии. И тогда не только Леон, но моя собственная душа окажется в смертельной опасности, — на грани беспросветной бездны…

Противник это понимал.

Именно поэтому одной рукой он продолжал придерживать Тали.

Он использовал её как живой щит и приманку. Он знал или по крайней мере догадывался про нашу связь и продолжал держаться за девушку, не позволяя мне сбежать.

Хитрый ублюдок.

Я снова посмотрел в его глаза, в которых вихрился серый туман.

Затем сделал глубокий вдох, наполняя лёгкие тусклой сероватой дымкой, которая постепенно разъедала помещение, и задумался.

Когда сражаешься против другого Владыки, самое важное — сохранять спокойствие. Стоить проявить любую тревогу, даже мельчайшую прореху в психике, и он попробует просунуть в неё свои щупальцами, как осьминог, способный пролезать даже в самые тонкие трещины.

Меж тем противник снова ускорился. Я бросился в сторону, одновременно продумывая варианты. Враг становился всё сильнее и сильнее. Мои силы тоже возрастали, но только до определённого предела. Что же мне делать? А что если я…

58. победа, чья?

Вдруг я вспомнил тёмный силуэт посреди зеркала.

А что если снова попробовать трюк, который я провернул, когда он пытался завладеть моим телом? Клин клином вышибают. Тогда я использовал дудочку. Что если мне снова попробовать приманить другого владыку? Или двух? Или трёх? Можно устроить между ними полноценную королевскую битву, но… Нет. Слишком опасно.

Мой взгляд снова обратился на Тали, которая потеряла сознание и тряпичной куклой висела в руках магистра.

Когда сражаются титаны, в первую очередь страдают простые люди. Даже у меня едва ли получится выбраться и целым из такой передряги; если девушка окажется в эпицентре Их сражения, с ней может случится нечто намного страшнее смерти.

А магистр меж тем снова ударил. Его кулак полетел прямо на меня и вдруг ускорился. Я немедленно выставил перед собой булаву, раздался грохот, сильный толчок пронзил мою спину, и когда я пришёл в себя, то уже съезжал по стене в другом конце бального зала.

Я качнул головой и посмотрел на противника. Последний размял свою левую руку, а затем снова стал приближаться в мою сторону. Разница в нашей силе неумолимо возрастала. Мне нужно было принять решение и как можно скорее.

Ладно.

Была ни была.

Я сделал глубокий вдох и бросился вперёд. Сухие губы моего противника приподнялись в странной, «пустой» улыбке — так улыбаются маски и аниматронные куклы.

Десять метров.

Пять.

Один.

Я занёс кулак и ударил. Магистр стоял неподвижно. Он запросто мог остановить удар или отбросить меня в сторону, но делать этого не собирался. Он понимал, что я не в состоянии его ранить, и хотел мне это продемонстрировать; хотел показать мне моё бессилие перед лицом превосходящей силы и тем самым ещё глубже загнать в моё сердце клин отчаяния.

Его улыбка оставалась неподвижной до того момента, когда моя рука и его живот соприкоснулись. А затем всё переменилось. Он вздрогнул, попытался остановить меня, но было поздно. В моей другой руке вспыхнула серебристая табакерка, мир вздрогнул, переменился, и я вонзил руку в его размягчённую плоть.

Мои когти вонзились на несколько сантиметров. Затем я почувствовал жар, словно передо мной резко вспыхнуло солнце, и толчок, который отбросил меня на пару метров. Моё тело вспыхнуло, как будто меня опустили в чан с кипячёной водой, и я почувствовал, как с него сползает кожа, но удержался на ногах.

А потом усмехнулся.

Отчасти это был нервный смех.

Отчасти — триумфальный.

Сработало… Вышло. Получилось.

Когда я понял, что сражаться в Зоне Кошмара бессмысленно, я принял единственное верное решение и немедленно вернул дворец в материальную реальность. В ту же секунду я почувствовал давление, как будто на горло мне упала наковальня. Мои силы, которые к этому момент приближались к Пятому рангу, снова опустились до Третьего. Но и противник мой стал значительно слабее. Я воспользовался его замешательством и нанёс удар.

Теперь с моих заострённых, крепких как сталь ногтей стекала кровь. На груди у магистра растекалось красное пятно. Я хотел пронзить его сердце… не получилось. Тем не менее, я сильно потрепал последнее и перерезал по меньшей мере одни клапан. Мой враг шатнулся, прокашлялся, затем приподнял голову и яростно посмотрел на меня своими сверкающими золотистыми глазами.

Неожиданная атака с моей стороны немного подточила его силы; тем не менее, разница между нами всё равно была огромной.

Когда противник снова стал приближался, я прокричал:

— Амонус гранде!

Я применил заклятие гипноза. Магистр вздрогнул и встал на месте, — всего на секунду, но этого было достаточно, чтобы я успел достать другой пистолет (всего их было две штуки у меня за поясом, как у пирата) и сделать выстрел.

Вампиры обладают необычайной сноровкой. Сперва мне пришлось немного пристреляется, но теперь чёрная пуля попала прямо в правый глаз мужчины. Его зрачок лопнул и разлетелся на куски, словно кровавая бомбочка.

После этого я повернулся и побежал назад.

Вскоре мой враг пришёл в себя, и за спиной у меня стремительно загремели шаги.

Грохот становился всё ближе. Расстояние между нами сокращалось. Я повернулся и крикнул:

— Пли!

В этот момент за спиной у магистра прозвучали два хлопка. Краем глаза я заметил Рошеля и Катрину, которые сидели на краю дыры посреди потолка и держали ружья. Они выстрелили одновременно и попали, или по крайней мере один из них попал прямо в затылок магистра.

С такого расстояния и с таким оружием они могли его разве что немного поцарапать. А ещё — отвлечь, и к тому моменту, когда мой противник пришёл в себя и вскинул голову, на что ему потребовалось меньше секунды, в него уже летела сверкающая булава.

Она попала ему в колено, раздался взрыв, и последнее разлетелось на кровавые ошмётки с маленькими кусочками дроблёных костей. Магистр немедленно рухнул на землю; я подбежал к нему и снова замахнулся булавой, в этот раз целясь прямо по виску, как вдруг на пути моего удара появилось белое личико Тали.

Он попытался использовать её как живой щит.

Одновременно с этим он вытянул свою мускулистую руку, намереваясь схватить за меня за ногу и прибить меня к земле. Между нашими силами всё ещё пролегала огромная пропасть. Если он меня схватит — мне конец. Определённо.

Бежать было поздно. Мне нужно было убить его здесь и сейчас, и я мог это сделать, ибо Тали не представляла серьёзную преграду. Я знал, что булава запросто пробьёт её голову насквозь, после чего раздробит висок магистра. Победа была у меня в руках, — но это была победа ценой жизни Тали.

Я стиснул зубы, и когда между девушкой и булавой оставались считанные миллиметры, моё оружие исчезло.

Магистр немедленно схватил мою ногу и стиснул с такой силой, что затрещали кости. Его единственный глаз вспыхнул ярким золотистым светом… но триумф его был непродолжительным.

Булава, моё «сокровище», появилась в другой моей руке. Я нанёс ударил, и череп мужчины разлетелся на куски. В мой нос ударил запах крои и мозговой жидкости.

Последняя обладает своеобразным ароматом.

Кто не знает — не поймёт.

59. итог

Обезглавленное тело мужчины ещё некоторое время оставалось неподвижным и наконец громко рухнуло на землю.

Оно едва не придавило Тали, но в последнюю секунду я вырвал девушку из его мёртвого — теперь уже во всех смыслах этого слова — хвата.

Вот и всё…

Я перевёл дыхание.

Последняя минута потребовала от меня невероятного напряжения. На первый взгляд я провернул свой план гладко и чисто, однако любая ошибка с моей стороны могла оказаться смертельной. О таких вещах редко размышляешь «в процессе», но в итоге тебя одолевает безмерная усталость. Больше всего мне сейчас хотелось свалится на кресло и выпить хорошего вина… последнее желание, впрочем, принадлежало телу самого Леона.

Я почувствовал нежное дыхание на своей шее и посмотрел на Тали, которую придерживал за плечи. Глаза девушки были закрыты. Она потеряла сознание. Магистр двигался так быстро, что запросто мог вызвать у неё небольшое сотрясение.

Я осторожно приподнял её на руки и крикнул своим помощникам. Рошель и Катрина немного помялись, и наконец девушка первая спрыгнула с дыры в потолке иприземлилась на пол. Рошель последовал прямо за ней.

— С мисс Мансур всё в порядке, сир Бран? — приближаясь спросила Катрина.

— В порядке. Скоро она должна прийти в чувства, — ответил я, краем глаза поглядывая на длинные тёмные ресницы девушки у себя на руках, которые каждый раз немного подрагивали, когда её тело пронзало нежное дыхание.

Наконец я передал её на руки Катрине, вернулся и осмотрел почившего магистра. Присев на корточки, я заглянул в его глазное яблоко, которое, вместе с кусочком черепа, валялась в метре от тела. Серовато-золотистая дымка развеялась, и теперь стало заметно, что первоначального его зрачки были зелёного цвета.

Я уничтожил оболочку своего противника, но не более того. Радостное сияние на лицах Рошеля и Катрины было преждевременным. Настоящий враг мог вернуться в любую секунду. Единственный способ его остановить, — это дождаться, когда силы его иссякнут, и материальные границы этого мира выдавят его наружу.

Впрочем, был ещё один вариант.

Я мог покинуть носителя и дать бой своему противнику в пространстве Серого тумана.

Однако это будет бессмысленно. Здесь, на материальном плане бытия у меня ещё были некоторые шансы, но «там» он раздавит меня щелчком пальца.

Так что теперь я был заперт в теле Леона… Впрочем, опять же, только на некоторое время. Я пришёл в этот мир позже своего противника, а значит материальная граница прогонит его отсюда раньше. Мне просто нужно было дождаться момента, когда я больше не смогу здесь находится, и тогда, теоретически, я смогу безопасно вернуться в дом на берегу.

Теоретически…

Я приподнялся и поправил свою мантию.

Противник явно будет стараться вырвать меня из моей оболочки. Уничтожить последнюю. Благо, его главное оружие я только что уничтожил.

Магистр был силён, но причиной тому была его собственная сила. Если не использовать веру, единственная душа не может выйти за пределы десятого ранга, на котором находился я, и на котором, следовательно, находилась душа моего противника. Использовать веру в пределах этого мира с его текущим уровнем Стабильности было невозможно. А значит ни Я, ни Он не могли искусственно поднять силу своего носителя выше заданного предела, который находился в районе Третьего ранга.

Впрочем, на Его стороне могли быть другие сильные паладины, не говоря уже о чудесных сокровищах… Мне следовало быть предельно осторожным.

Да и битва за судьбу этого мира ещё продолжалась. Я пытался захватить его с помощью вампиров — мой враг создал орден паладинов для борьбы с последними. Сегодня орден потерял своего лидера, и нам нужно было это использовать. Я прочитал заклятие и восстановил голову магистра, — получилось умеренно неплохо, хотя он всё ещё был одноглазым, — после чего приказ Рошелю приподнять его тело.

Рошель явно не обрадовался своему задания, но жаловаться не стать.

После этого мы вышли из бального зала в коридор.

По дороге нам встречались другие люди. С некоторыми мы разбирались сразу, другие уже были мертвыми, причём иной раз определить причину смерти было довольно проблематично; третьи просто лежали на земле свернувшись калачиком или не моргая смотрели в потолок.

Касание кошмара редко проходило бесследно.

Я снова заволновался за королеву. Мой план поставил её и Тали в огромную опасность. В следующий раз нужно трижды подумать, прежде чем использовать табакерку.

Наконец мы нашли клерка, который сохранил подобие здравого рассудка. Он спрятался в шкафу. Я достал его и заставил рассказать, что королеву держат на первом этаже в комнате для гостей. Рошель неплохо разбирался в устройстве дворца и вскоре привёл нас к этому месту.

Я перевёл дыхание, прочитал заклятие, чтобы взломать замок, и открыл дверь.

Фух… Пронесло.

На просторной кровати с белоснежным балдахином сидела женщина, облачённая в чёрное ночное платье. Королева немедленно встала и бросила на нашу компанию сперва строгий, а затем удивлённый взгляд.

— Доброе утро, ваше Величество.

После этого мы выбрались из дворца и направились к саду, возле которого нас ожидали другие вампиры. На этом первый этап моего плана подошёл к своему завершению. Теперь оставалось только придумать, что дальше.

Изначально я собирался сбежать за пределы столицы и направится на запад, чтобы встретить силы роялистов, которые собирались на побережье. У королевы, однако, было другое предложение:

— Необходимо использовать данное происшествие, — сказала женщина подобающим монарху голосом и спокойным, расчётливым взглядом посмотрела на почившего магистра.

60. вопрос

Орден удивительно быстро захватил столицу, но именно поэтому не смог подавить все очаги сопротивления. К тому же его собственные силы были ограничены. Ему приходилось держать армию на западе, где собирались роялисты, и на востоке, возле границы, где стояли регулярные войска. При этом столица представляла собой город с населением более чем в полтора миллиона человек, контролировать который было совсем непросто.

Именно поэтому ордену приходилось использовать местные органы правопорядка через формальный декрет, который выписал парламент, и даже остатки королевской гвардии, самые верные офицеры которой находились за решёткой.

Если их освободить, а затем использовать влияние королевы, чтобы выиграть народную поддержку… Теоретически, мы могли зарезать гидру, прежде чем последняя вырастит себе новую голову.

Буквально.

Это был рискованный план. Ради него нам придётся остаться в столице. Зато если у нас всё получится, гражданская война, которая обещала затянуться на пару лет, а потом и вовсе перекинуться в другие страны, может закончится здесь и сейчас. Вместе с ней мог закончится «Орден», который создал мой противник, и тогда все усилия последнего пойдут насмарку.

Что ж, почему бы и нет.

Когда ещё у нас появится такая возможность?

— Нам ведь нужно спросить господина Леона… так? — неуверенно проговорил Рошель, когда мы закончили обсуждать подробности нашего плана.

Все закивали. Действительно, мнение «господина Леона» имело огромное значение. Последний были мудрым и таинственным вампиром и наверняка примет наиболее правильное решение.

— Сир Бран, как быстро вы можете связаться с господином Леоном? — быстро спросила Катрина.

— Незамедлительно.

— Незамедлительно?

Я кивнул, снял капюшон и одним движением стёр грим, который покрывал моё лицо. В ту же секунду зазвучали удивленные вскрики:

— Господин Леон!

Даже королева вскинула брови.

Я посмотрел на неё и улыбнулся привычной «Леоновской» улыбкой:

— Ваш план мне кажется предельно разумным, ваше Величество. Я готов оказать вам любую необходимую поддержку.

— Благодарю. Ваша помощь будет для нас бесценной, — сказала женщина и самую малость кивнула головой.

После этого мы стали планировать детали. В один момент я дёрнулся и сказал:

— Прошу прощения, но мне придётся на некоторое время отлучится…

Я посмотрел по сторонам, заметил высокую живую изгородь и направился в сторону сада. Последний совершенно не изменился с момента моего прошлого визита. Вскоре я пришёл на небольшую площадку, где в своё время обратил королеву, и положил Тали на скамейку. Через несколько секунд ресницы девушки затрепетали, и глаза медленно приоткрылись. Сперва она казалась немного сонной, но, по своему обыкновению, быстро оживилась и приняла сидячую позу.

— Учитель?

— Именно так. С пробуждением.

Тали немного взволнованно посмотрела по сторонам, но потом достаточно быстро успокоилась. Она всегда была умной и видимо смогла представить примерную череду событий, которая привела нас в это место.

— С её Величеством всё в порядке? — спросила девушка.

— Разумеется. Королева жива и здорова.

— Хорошо…

Тали облегчённо вздохнула.

— А ваше самочувствие?.. — спросил я.

— Всё в порядке. Только кружится голова, — ответила девушка.

— Это пройдёт.

Она кивнула.

— Возможно даже быстрее, чем вы можете себе представить.

— Быстрее?..

— Тали, — сказал я после некоторой паузы. — Через несколько недель вам исполнится двадцать один год, верно?

— Да… Ах!

Тали широко открыла свои тёмные глаза.

— … Сперва я намеревался дождаться вашего дня рождения, и всё же иной раз следует быть немного более спонтанным. Особенно в такую прекрасную ночь, — заметил я, поглядывая на заросли вокруг и фонтан, в котором струились яркие звёзды. — Тем не менее, сперва я бы хотел, чтобы вы ответили мне на один вопрос.

— Вопрос? — постепенно приходя в себя спросила Тали.

— Именно так. Вы всё ещё хотите стать вампиром?

— Да, — сразу ответила девушка.

Её чёрные глаза сияли уверенным светом, без намёка на сомнения.

Я спросил:

— Почему?

На самом деле меня уже давно занимал этот вопрос. В своё время Тали отчаянно хотела стать вампиром. Ради этого она испортила свою репутацию и потратила целое состояние. Можно было подумать, что девушка была обычным ребёнком, который перечитал книжек на вампирскую тематику, или нечто в этом роде, и тем не менее её упорство было слишком продолжительным, чтобы считать всё это мимолётным увлечением. Даже когда я сказал, что ей придётся подождать несколько лет, прежде чем я проведу ритуал обращения, она восприняла это удивительно спокойно. Неразумные детские желания редко бывают настолько устойчивы. Следовательно, Тали преследовала конкретную и разумную цель.

Спрашивать про неё во время нашей первой встречи было неправильно. Как, собственно, и обращать девушку. Но с тех пор прошло пять лет, и с моей стороны будет грубо не сдержать обещание, хотя сперва мне всё же хотелось бы узнать конкретную причину.

Сперва я думал, что Тали будет сомневаться. Что это было нечто сугубо личное. Что мне придётся проявить джентельменское терпение, пока девушка будет собираться с мыслями… но нет. Она ответила без промедления:

— Потому что я хочу жить вечно.

— Вот как? — я удивился и на секунду потерял свою утончённую интонацию.

— Да, — с лёгким смущением кивнула девушка.

— Что ж, весьма валидная причина…

— Благодарю. Я… могу уточнить, если желаете.

— Разумеется, — ответил я с улыбкой.

Тали сложила руки на коленях и, смотря перед собой и в то же время назад, в прошлое, медленно заговорила…

Она рассказала мне про своих родителей, которые были не сказать, чтобы прекрасными людьми, но добрыми и отзывчивыми. Они любили свою дочь и друг друга. У них случались перепалки. Случались дурные, мрачные моменты, когда мать поднималась на второй этаж и запиралась в своей комнате, а отец стремительно собирался на охоту, постоянно забывая сапоги или ружьё, — и всё же они всегда мирились. Они были счастливы — они были счастливы до того момента, пока трагедия резко не перечеркнула их переплетённые жизни…

61. битва за город

Родители Тали погибли, когда их карета упала в канаву.

В этой истории не были никакой интриги, никакой загадки, и тем не менее этой простой, ничем непримечательной кроме своего трагизма смерти было достаточно, чтобы Тали испытала сильнейшее потрясение. Она не могла поверить, что жизнь может просто закончится. Резко, бесцеремонно, без особенных фанфар. Не подойти к завершению, пройдя через все необходимые стадии, — завязка, кульминация и развязка, — но просто оборваться на полуслове. Для девушки это было сродни удару молнии, который рассёк её на две половины.

Именно тогда она впервые задумалась о бессмертие. А ещё о том, чтобы вечно оставаться молодой. Не потому что хотела вечной красоты, но потому что старость…

— Неприятная… и болезненная.

Старики постоянно всё забывают, у них скрепят кости, болит спина, болят ноги, а ещё они медлительны как слизни…

— Ах, но не вы, господин Леон, — поспешно вставила девушка.

Я поморщился, но сохранил улыбку.

В общем, Тали хотела сохранить свою молодость. Поэтому она стала искать варианты, как это сделать. В один момент девушка провела дедукцию и пришла к выводу, что надежнее всего будет попытаться сделаться вампиром. Ещё можно было попробовать найти эликсир бессмертия, философский камень, но, чтобы проверить действенность последнего ей пришлось бы дождаться, собственно, своей старости.

К тому же многие шарлатаны продавали в качестве последнего обыкновенную ртуть, употребление которой было опасно для здоровья.

В свою очередь с вампирами сразу было всё понятно.

После укуса ты немедленно обретал удивительные силы.

Нет, конечно оставалась вероятность чем-нибудь заразиться… но Тали логично предположила, что шарлатан не станет её кусать. Вот и всё.

— Вот почему… — немного неловко сказала девушка.

Я медленно кивнул.

Честно говоря, меня немного удивил такой… логичный ответ. Я думал, что здесь была некая драма или трагичная история, например, про человека, который называл себя вампиром и оставил сильнейшее впечатление на душу молодой Тали, или почившую подругу детства, с которой они играли в вампиров, и ради которой Талия решила стать настоящим кровопийцей…

Реальная причина оказалась намного более… прозаичной.

Видимо девушка заметила мою растерянность, ибо вскоре заволновалась и сказала:

— Если вы считаете эту причину неправильной, учитель, я…

— Вовсе нет, — сказал я и попытался взять себя в руки. — Напротив, теперь я абсолютно уверен, что вы достойны пройти обращение, мисс Тали.

Собственно, почему бы и нет. Кажется, всё это время я относился к этому делу слишком серьёзно. Хотя на самом деле в том варианте, в котором я сотворил вампиров этого мира, не было ничего дурного. Да, были некоторые минусы, например, невозможность находится на солнце, но через пару сотен лет, когда Тали станет древним вампиром, они исчезнут.

Впрочем, даже сейчас она могла просто использовать крем для загара.

— Повернитесь, — попросил я девушку.

Она кивнула и развернула для меня свою изящную шейку. После этого я немного подвинул краешек её платья и вонзил в белое бархатное плечико свои острые зубы. Тали вздрогнула. Я готов был придержать её, но в этом не было нужды. Девушка сохранила равновесие и даже не согнула спину.

Как и во время потребления крови, во время обращения в тело жертвы вводится токсин. Только в последнем случае он содержит особенный компонент, который приводит к трансформации. Последняя происходила незамедлительно, хотя и вызывала определённую усталость. Когда Тали приподняла голову, она уже была вампиром.

— Вот и всё, — сказал я, достал платок и стёр красные капли, которые остались у неё на плече.

— Поздравлю.

Девушка кивнула и поправила платье. Затем она встала, повернулась в мою сторону и хотела отвесить благодарственный поклон, но едва не свалилась на землю. Я придержал её и посадил на скамейку. Тали, пошатываясь, стала потирать глаза.

— Некоторое время вы будете чувствовать слабость и лёгкое головокружение. Это пройдёт, но пока что вам следует расслабиться.

— Хорошо… — кивнула девушка. — Благодарю вас…

После этого мы ещё некоторое время посидели на месте. Наконец Тали пришла и в себя, и я, придерживая девушку за руку, провёл её к остальным.

Наконец я сказал собравшимся приступить к исполнению нашего плана. Сперва необходимо было связаться с верными людьми, которые прятались в качестве спящих агентов; затем освободить всех остальных, кто находился в городской тюрьме, и заодно отправить сообщение на запад, чтобы силы роялистов под командованием герцога Бурже немедленно выступили нам на помощь.

Ночь,

война,

…ещё только начинается.

…

…

Для начала мы отправились на нашу новую оперативную базу. Использовать летний дворец в качестве последней было слишком опасно. Я был вполне уверен, что, как только паладины обнаружили его пропажу, они отправили сюда целую армию, чтобы найти своего магистра. Нам следовало убираться и как можно скорее.

Что мы, собственно, и сделали.

В итоге в качестве штаба мы выбрали уже знакомое мне поместье рода Мансур. Последнее находилось неподалёку от столицы, и в его окрестностях проживала многочисленная прислуга и крестьяне, которые должны были превратиться в первичный костяк нашей армии.

После того как мы разместились в пределах поместья (между делом я снова представился Брюсу, дворецкому, правда теперь он несколько иначе воспринял моё заявление о том, что я был древним вампиром), я стал отправлять аристократов собирать свою вотчину.

Сперва думал приказать им прийти на безопасную точку сбора, но затем рассудил, что излишняя концентрация сил позволит противнику быстрее понять и отреагировать на наши действия. Поэтому я сказал новоявленному ополчению сразу отправиться прямо на место генерального сражения — в тюрьму.

62. иначе

На карте наша армия представляла собой больше дюжины небольших отрядов, который проникали в город с разных направлений. С одной стороны, они были уязвимы. С другой, у противника, который и так не отличался особенно хорошей организацией, попросту не было времени, чтобы отреагировать на каждый.

Потери с нашей стороны были неминуемы, и в то же время некоторые из нас должны были явиться на место событий и дать генеральное сражение возле тюрьмы, которая представляла собой полноценную крепость. Собственно, в прежние времена это действительно была крепость, старый замок, который использовали в качестве оборонительного сооружения, и который затем решили превратить в темницу.

Когда пришли первые сообщения о том, что возле тюрьмы начинается сражение, я собрался, взял Тали и немедленно стал выдвигаться на место событий. Вообще генералу не полагается лично бросаться в сражение, но у нас был особенный случай. Я представлял собой не только лидера, но и сильнейшую боевую единицу. А ещё у меня (Леона) были прекрасные актёрские способности; я даже обладал навыком чревовещателя, который сильно пригодился, когда я сделал вид, что мы не убили Магистра, но что последний находится у нас в плену.

На паладинов этот трюк не сработал — они были образцовыми культистами и готовы были сражаться до конца, — но простые люди и солдаты дрогнули и стали сомневаться. Когда же сама королева сделала официальное заявление с вершины каменной цитадели, чаша весов таки склонилась в нашу сторону.

Впрочем, даже тогда я оставался осторожным.

Больше всего я боялся не восставших, но другого Владыку. Последний мог оказаться кем угодно и когда угодно. В первую очередь он хотел уничтожить мою телесную оболочку, чтобы растерзать меня в мире серого тумана, но помешать нашим действиям он тоже явно будет не против.

Благо, то ли потому что у него не получилось подобрать правильного момента, то ли потому что он восстановил свои силы, но за время сражения за столичную тюрьму он себя не проявил.

После победы в этой битве мы смогли пополнить нашу армию роялистами и прочими неугодными новоявленной революции. Вооружить её было несколько более проблематично. В тюрьме запрещалось хранить оружие. Поэтому следующая битва намечалась возле казармы, где противник собирал свои потрёпанные, но ещё многочисленные силы.

За ней должна была последовать третья, четвёртая, пятая… Это была долгая, очень долгая ночь.

Даже я, бессмертный вампир, чувствовал себя уставшим, когда встречал восходи с балкона парламентарного дворца…

Я стоял и наблюдал за солнцем, которое поднималось на горизонте пространного и старинного города. Утренний ветер приносил самые разнообразные запахи. Обыкновенно они были неприятными, — города восемнадцатого века в принципе не отличались своими ароматическими свойствами, — но время от времени в них пробивались нотки пороха и дыма. В один момент я заметил вспышку в отдалении, затем услышал оттянутый грохот, — видимо, взорвался очередной арсенал.

Я повернулся и прошёл в помещение.

Прямо сейчас я находился в кабинете тайного советника. Последний был удобным и в то же время непримечательным. Я присел на кушетку из красного бархата и стал лениво перебирать бумаги.

Вообще последние — удивительная вещь. Когда мы только начинали нашу операцию, нам вообще не нужны были никакие документы. Тем не менее, стоило нам захватить здание столичного парламента вместе с королевской бухгалтерией, и они сами стали плодиться с невероятной быстротой. Причём на первый взгляд все эти отчёты были чрезвычайно важными и требовали незамедлительного внимания.

Я цокнул языком и откинулся на спинку.

В первую очередь следовало решить вопрос нашей репутации; орден сильно её испортил, когда заявил, что королева и остальные дворяне — вампиры. И проблема в том, что я не мог просто опровергнуть данное заявление. Сделать это было довольно просто, — достаточно показать её величество на солнце, крем для загара творит чудеса, — а затем приказать стражникам бить палками каждого, кто посмеет сомневаться в её человечности.

Но для меня это было невыгодно. Мне, как Владыке кошмара, напротив следовало развивать идею вампиризма. В то же время почитать вампиров намного сложнее, чем Божественного дракона или благородных СТРАЖЕЙ, защитников человечества. Как ни посмотри, мы — монстры.

Вообще я совершил большую ошибку, когда решит отыгрывать именно вампира. Я сделал это необдуманно, потому что конкретно тогда эта роль показалась мне наиболее простой, и теперь мне приходилось пожинать горькие плоды моей нерасторопности.

«Сменить специализацию» я тоже был не в состоянии. Мне бы хотелось подобрать более подходящую мифическую фигуру, — с удовольствием стал бы отыгрывать ангела или алхимика, или великого волшебника, который строит магократию, — но теперь, когда в этот мир проник другой Владыка кошмара, сделать это было невозможно. Мы, Наша вера, уже находились в противостоянии. Мы стояли на вершине мировой колонны и пытались сбросить друг друга вниз.

Делать шаг назад при таких обстоятельствах — довольно опрометчиво.

Мне следовало развивать именно вампирскую тематику. Другой Владыка это понимал. Именно поэтому он сотворил свой орден, а затем попытался выставить вампиров в дурном свете. А ведь мои вампиры были хорошими. Мы никого не убивали и пили кровь только по разрешению. Многие дворянские клубы творили куда более страшные бесчинства. И тем не менее я сильно сомневаюсь, что общественность поверит в эту историю после всего произошедшего и после многочисленных вампирских атак, который у(под)строил орден.

Я цокнул языком.

Чрезвычайно неприятное чувство, знать, что ты прав, но при этом понимать, что в твою правоту никто не поверит…

Можно было пойти ва-банк и попытаться превратить вообще всех людей в вампиров. Хотя нет. Тогда человечество достаточно быстро вымрет с голоду… хм… а если половину? Или четверть? Мне следовало смотреть на вещи не с сиюминутной, но исторической перспективы. Тогда у человечества появятся две касты. Одна из них будет обладать необычайной силой и при этом будет совершенно зависима от другой. Так себе вариант. Рано или поздно разгорится великая война, простые люди окажутся на грани истребления, вампиры начнут создавать фермы, чтобы выращивать последних… Хороший фильм, но повторять его в реальности, пускай и другой — не самая разумная идея.

А если…

Тук.

Мои мысли прервал немного неуверенный стук. Я принюхался и сразу узнал «человека» с другой стороны.

— Входите, входите.

Дверь приоткрылась, и на пороге показалась девушка в чёрном платье.

— Здравствуйте, господин Леон, — сказала Тали и сделала мне реверанс. — Я вам не мешаю?..

— Вовсе нет. Хотя я немного удивлён. Я думал, что вы поспите немного дольше. Как ваше самочувствие?

Лицо Тали было немного бледнее обычного, но в глазах мелькал едва заметный красный блеск.

— Хорошо. Я просто хотела поблагодарить вас, господин Леон, — отводя глаза в сторону сказала Тали.

— Ох, не стоит. Я всего лишь исполнил данное вам обещание.

— Даже если так… — проговорила девушка, после чего неуверенно шагнула вперёд и поклонилась.

— Что ж, если вы настаиваете… Я принимаю вашу благодарность.

— Нет, я… я бы хотела поблагодарить вас иначе.

— Иначе?

63. сосуд

Я немного удивился и неожиданно почувствовал, что происходит нечто совершенно неправильное. Внутри меня натянулась звенящая струна тревоги. Я пристально посмотрел на Тали и вдруг понял, что с ней было что-то не так. Секунду спустя девушка шагнула вперёд, сокращая дистанцию между нами до нескольких метров, и схватила шнурок, который свисал справа от неё. И тогда я наконец понял, в чём была проблема. Её платье развязано, и стоило Тали немного потянуть, как верхняя его половину съехала в сторону.

Моему взгляду немедленно открылась белоснежная кожа. Тонкая, почти прозрачная, через которую проглядывались трепещущие голубоватые венки, и посреди которой краснели две розовые точки.

Меня ошеломило всего на секунду, но этого было достаточно. Тали двинулась вперёд, и её белая кожа соприкоснулась с моей собственной через шёлковую рубашку. Я почувствовал упругую выпуклость, почувствовал жар и не успел прийти в себя, как вдруг свалился на софу. А затем на мне стала извиваться бархатная анаконда, движения которой вызывали онемение в моих мышцах.

Силой я вернул себе ясность сознания и посмотрел перед собой, но даже это не помогло мне собраться. На секунду я увидел прекрасное белоснежное лицо, водопады чёрных волос и ниже — мягкую грудь, которая упиралась в мою собственную. Затем красные глаза снова вспыхнули, блестящие розовые губы приоткрылись, и лёгкая трепещущая боль пронзила мою шею, словно по ней провели раскалённым лезвием.

Передо мной мелькнули чёрные волосы… и вдруг всё переменилось, и на секунду я увидел черноволосую девушку с хвостиком, которая улыбалась ослепительной улыбкой.

В ту же секунду моё сознание прояснилось; я схватил Тали за оголённые плечи, мягкие, как мука, и попытался отбросить её в сторону. У меня не получилось. Девушка обрела невероятную силу и придавила меня к дивану. Её зубы заострились и пронзили мою шею. Последовала вспышка боли, а затем омерзительный чавкающий и хрустящий звук.

Она не просто пила мою кровь.

Девушка намеренно вгрызалась в моё тело, перегрызая сонную артерию и прогрызаю дорогу к моей гортани. У меня перед глазами побелело, затем потемнело; я резко повернулся и рухнул на пол. Теперь я находился сверху и давил на Тали своим телом, но этого было и близко недостаточно, чтобы сбросить её плотоядную хватку. Она пожирала меня как дикий зверь. Я немедленно выхватил булаву и уже собирался размозжить её голову, но в последнюю секунду остановился. Нет, я не могу этого сделать.

С моей стороны это было всего секундное замешательство, но уже вскоре я услышал хруст. Поле моего зрения накренилось. Тали обхватила меня обеими руками и стала разгрызать мою гортань. Кровь брызнула на мои губы. Я прохрипел:

— Амонус гранде!

Тали замешкалась, но это было ненадолго. В данный момент девушка обладала силами по меньшей мере Третьего ранга, а значит заклятие гипноза могло остановить её всего на несколько секунд. И тем не менее этого было достаточно. Как только её хватка на моём горле немного ослабла, я немедленно ринулся назад и поднялся на ноги.

Кровь хлестала из моей шеи и разливалась на пушистый ковёр. Перед глазами набухали тёмные пятна. А меж тем Тали пришла в себя и вскочила на ноги. Я заметил в её руке пистолет и бросился в сторону в ту же секунду, в которую раздался выстрел. Кровавый смрад перемешался с запахом пороха и наполнил мои ноздри.

Вспыхнуло серое облако.

Я знал, что за ним притаился зверь, который готов был набросится на меня в любую секунду, и силы которого ничем не уступали моим собственным.

Наконец я заметил движение и немедленно выстрелил из собственного пистолета.

Попал?

Да.

Я услышал характерный «шлюп», который происходит, когда пуля вонзается в живую плоть.

Древние вампиры, — а силы Тали сейчас были сравнимы с моими собственными благодаря созданию, которое подчинило себе её тело, — по природе своей были довольно крепкими, но пулю остановить мы не в состоянии.

Тем не менее, даже выстрел прямо в глазницу едва ли сможет убить её или меня. Только немного ранить. Сам я целился в шею, но куда попал — без понятия.

Я пристально разглядывал серое пороховое облако. Последнее ослепило меня всего на пару секунд, но в сражении между двумя сверхъестественными созданиями они были сродни минутам.

Всё это время в моей шее пульсировала ужасающая боль. Я знал, что, если сейчас посмотрюсь в зеркало… то ничего не увижу, потому что был вампиром, но если я бы смог посмотреть на своё отражение, мне предстала бы тошнотворная картина. Под конец Тали откровенно отрывала от меня куски плоти. Она едва не прокусила мою кость. Ещё немного, и я бы не смог подняться на ноги. Даже сейчас я немного пошатывался, и что самое неприятное — из моей раны непрестанно хлестала кровь.

Для вампира кровь имеет, как это ни странно, немного меньшее значение, чем для простого человека. Обескровленные люди умирают. Вампиры погружаются в спячку. Тем не менее, сейчас последняя была для меня равноценна смерти. Я чувствовал, как вместе с тёплой жидкостью из меня струятся мои силы. В моём сознании стремительно сгущались тучи. С каждой секундой я становился слабее своего противника. Мне нужно было закончить эту битву, и как можно скорее.

Тяжкая задача.

Сейчас я не мог гарантировать даже свою победу.

Наконец я заметил шелест с другой стороны приоткрытой двери в коридор. Я уже собирался ринуться в погоню, как вдруг Тали выскочила на середину комнаты и вытянула пистолет. На миг я подумал, что она не сможет выстрелить, потому что оружие было однозарядным, но уже в следующее мгновение внутри ствола мелькнула вспышка.

64. беспощадным

В мой живот пришёлся сильный удар, как будто в него… выстрелили из пистолета. Да, походящее сравнение. И несмотря на это я бросился вперёд. Затягивать сражение было опасно. Мне нужно было закончить всё здесь и сейчас.

Мой противник не собирался отступать. Несмотря на отверстие немного выше ключицы, из которого хлестала кровь, Тали находилась в лучшем самочувствии и была сильнее. Я и сам это понимал и вдвойне убедился, когда она приблизилась с такой быстротой, что я этого почти не заметил.

Девушка выбросила руку в моё горло. Возможно она хотела схватить его и свернуть мне шею, возможно — пробить его насквозь. Её пальцы были уже совсем рядом, когда я прокричал про себя: «Амонус гранде»!

В следующую секунду нечто обволокло и стиснула мою гортань. Но это была вовсе не рука Тали, но заклятие Третьего ранга — деревянная кожа. Пальцы Тали вонзилась в неё на пару миллиметров и застряли. Я немедленно воспользовался этой заминкой и, прежде чем она успела вырваться, со всей силой зарядил ей булавой по плечу.

В этот момент я запросто мог ударить её по голову.

Совершенно не обязательно, что мой удар попал бы в цель, но зато я мог бы закончить нашу битву здесь и сейчас.

Я не стал этого делать.

Почему?

Потому что идиот.

Плечо Тали разлетелось на мельчайшие осколки, но при этом её другая, свободная рука вонзилась в мой живот. В нём и так была небольшая дырка, которую оставила пуля. Тали вонзила в неё свои заострённые ногти и запросто, словно воздушный шарик, проколола мой желудок.

Меня немедленно скрутило, и тем не менее я не позволил боли и слабости взять над собой верх. Действовать нужно было здесь и сейчас.

Булава Звездомаха обладает удивительным свойством.

Ей не нужно «замахиваться». Достаточно притронуться к своей цели, и последняя разлетится на куски.

Я всё ещё мог коснуться головы Тали.

Это был мой единственный шанс.

Ведь если я сейчас проиграю, если Леон погибнет, мне придётся оставить тело своего носителя. И тогда я вернусь в пространство серого тумана, где противник немедленно растерзает мою душу.

Я сражался не только ради этого тела.

Я сражался ради самого себя.

И всей вселенной.

Мне нужно было победить, даже если ради этого мне придётся быть беспощад…

Щёлк.

…

…Алекс.

Всё произошло за считанные секунды.

Сперва я увидел тёмную королевскую спальню и черноволосую женщину, которая, словно прекрасная жемчужина, была ослепительна даже на белоснежных покрывалах. Она смотрела своими ясными голубыми глазами прямо на меня…

Затем всё переменилось, и я увидел эти же глаза, залитые капельками слёз и сверкающими гневом. Женщина держалась на расстоянии от меня и придерживали за плечи маленького мальчика. Они смотрели на меня. Испуганные глаза ребёнка тоже были синим, но другими, более тёмными, как море во время бури.

И вдруг вспыхнуло пламя. Мать и сын превратились два обугленных скелета. Их глазницы заполонило пламя. Они всё ещё обнимали друг друга, а я стоял перед ним и чувствовал, как жар и пепел неумолимо опаляют мою плоть…

Беспощадным, — прошептали мои губы, покрытые слоем серого пепла.

Я. должен. быть. б. е. с. п. о. щ. а…

Вспышка.

Я повернулся и посмотрел на девочку, которая сидела рядом со мной на диване. Её тёмные глаза отражали телевизор. Она смотрела его как заворожённая, не двигаясь и почти не моргая, и казалось, что я запросто могу посмотреть весь фильм в её зрачках.

Когда пробежали титры, девушка, всё ещё немного ошеломлённая, повернулась и посмотрела прямо на меня.

Я держал руки на её хрупкой белой шейке.

— Дядя?.. — рассеянно проговорила Таня.

Я чувствовал её трепещущие венки, чувствие биение её сердце, чувствовал, как тонкие косточки извиваются под моими пальцами… Мне стоило приложить малейшее усилие, повернуть и всё закончится. И тогда я сделаю то, что должен. Спасу себя. Спасу мир. Стану

Беспощадным.

…Я запросто мог ударить Тали булавой по голове и размозжить её череп. Тогда бы я победил. Леон был серьёзно ранен, но вампир мог достаточно быстро восстановить свои силы. Мне просто нужно было выпить кровь, — хотя бы даже трупа самой Тали, — и вскоре я был бы на ногах. Пусть это будет мне уроком. В следующий раз нужно быть осторожней. Возможно мне и вовсе следует спрятаться до момента, когда я точно буду уверен, что моему противнику пришлось оставить материальную реальность… Это вызовет некоторые проблемы среди вампиров, но и пусть. Моя собственная жизнь была важнее. В конце концов, от меня зависела судьба вселённой. Я не могу раскидываться ею почём зря.

Ни ради целого мира.

Ни ради одной единственной девушки.

Верно?

Верно.

И тем не менее в последнюю секунду я заставил булаву исчезнуть. Затем, не теряя времени, я оставил свою оболочку и ринулся в мир серого тумана. Сражаться в теле Леона в его текущем состоянии было бессмысленно. Мой единственный мизерный шанс был в том, чтобы попробовать сбежать из этого мира быстрее, чем противник успеет меня поймать.

Впрочем, особой надежды на это у меня не было, и уже вскоре я убедился, что мои мрачные прогнозы были оправданы.

Стоило вокруг меня сгустится серому туману, и я почувствовал «присутствие», которое немедленно разрослось до необозримого масштаба. Словно передо мной резко выросла гора… Нет, словно передо мной выросла целая вселенная, единственная тень которой давила на меня, как Эверест. Я не мог пошевелится. Не мог даже дёрнуться в её присутствии.

Я попытался сосредоточиться на своём пальце, но это было бессмысленно. Я прекрасно понимал, что, даже если вернусь прямо к порталу, который вёл в дом на берегу, пройти в него у меня не получится. Ведь его уже закрыли щупальца этого сознания. Они закрыли собой весь мир. Казалось, монстр заполонил собой абсолютно всё пространство данного измерения, а затем набросился прямо на меня…

65. или нет

Я стиснул зубы и вызвал в своём сознании образ Золотого дракона. Затем я обратился в СТРАЖА — стального титана — но всё это было бесполезно и даровало мне лишь мимолётную отдушину. В меня устремились потоки веры из трёх миров, но перед лицом моего противника они были словно весенние ручейки на фоне бушующего моря.

Я чувствовал давление не только снаружи, но и внутри, в своём сознании. Это было странное, немного удивительное чувство. Как будто мои мысли исчезали, не успевая завершится, и на смену им приходили другие; точно сама реальность, сами воспоминания, которые хранились в моей голове, проходили невиданную трансформацию.

Мне требовалось всё больше и больше веры, чтобы поддерживать хотя бы подобие стабильности внутри своего сознания.

В один момент я увидел половину человека. Мне следовало догадаться, что это был Он. Он стоял прямо передо мной. Он стоял слева от меня. Он представлял собой половину моего тела, которая постепенно пожирала другую. А может всё было наоборот. Может быть всё это время это Я был паразитом, от которого Мне (Ему) нужно было избавиться.

Я не понимал. Я не мог определиться. Потоки моей веры становились всё более обрывочными. Теперь они напоминали вспышки, которые время от времени, — каждую секунду, каждые две секунды, каждые три секунды, — зажигали моё сознание. А потом затухали. И каждый раз, когда происходила такая вспышка, я чувствовал, как в меня зарываются огромные серые щупальца. Каждый раз они становились всё больше. Каждый раз они всё глубже забуривались в мои воспоминания.

Вспышка,

Вспышка,

Вспышка,

Смех.

Кто это смеётся? Я? Потому что совершил такой глупый просчёт? Потому что пожертвовал своей жизнью и всей вселенной ради ничего? Или он? Или это была его издёвка?

Вспышка.

Хе… хе-хе… хе…

А ведь Я мог этого не делать… но Я (Ты) сделал… и зачем? Просто так? Глупец! Идиот! Ведь она всё равно умрёт. Он (Я) всё равно её убьёт. Кто бы мог подумать, что Я так быстро проиграю.

Знаю… знаю! Он сохранит Моё сознание. Всего на пару секунд, чтобы Я своими глазами увидели, как Он (Я) разрываю её на куски…

Будет смешно, правда?

Будет забавно, правда?

Тогда Ты (Я) почувствуешь настоящее отчаяние…

…В следующую секунду снова пришла ясность, и я понял, что именно со мной происходит. Смех, издёвки… всё это мой враг использовать, чтобы выбить меня из колеи. Он пропитывал ими моё сознание и тем самым делал его более удобным для поглощения. В этом плане он напоминал одно из тех созданий, которые пропитывают свою жертву желудочным соком ещё прежде, чем её проглатывают.

Впрочем, с некоторой точки зрения он меня уже проглотил.

Я ничего не видел и не слышал. Моя душа превратилась в маленькую керосиновую лампу, которая опускалась в пучину бушующего океана. Уже совсем скоро масло, вера, закончится, и огонёк погаснет.

Мне нужно было использовать это мгновение ясности, чтобы найти выход из своего положения… но что я мог? Мой противник был силён. Даже сильнее, чем я предполагал изначально. Я чувствовал за ним вес тысячи миров; я чувствовал за ним тысячелетия. На фоне этого созданиями мои собственные силы были совершенно ничтожны…

Возможно, у Меня изначального не было ни единого шанса на победу. Возможно, Я пришёл слишком поздно. Мои «предшественники» давно поделили между собой пространство серого тумана и теперь боролись за титул главного безумца. Каждый из них держал увесистый кусок пирога, я — единственную крошку.

Возможно всё это происходило не в первый раз.

Сколько из нас побывало в доме на берегу?

Сколькие из нас стали Владыками кошмара? Сперва я думал, что не больше дюжины, но теперь у меня появились сомнения. Что если нас были сотни? Тысячи? Десятки тысяч? Год за годом мы пожирали друг друга, и теперь остались только самые сильные и упитанные… и я. Последний отголосок, последняя песчинка в часах, которые, секунда за секундой, отмеряли больше миллиона лет.

Ещё раз, зачем Я об этом думаю?

Может потому что Он внушает мне все эти мысли?

Может Он хочет показать мне, что сопротивление бессмысленно? Что мне стоит расслабиться и позволить Ему поглотить Моё сознание?

Странно.

Если бы Он был совершенно уверен в своих силах, Он бы не стал так отчаянно пытаться подавить мою веру. Неужели Он чего-то боится? Неужели есть некая вероятность, некий минимальный шанс, что я смогу освободиться?

Нет…

Он просто не хочет заработать себе несварение.

Впрочем, прибавляет Он, у меня действительно был шанс.

Великая война продолжает уже так долго, что время больше не имеет в ней ни малейшего значения. А значит Я действительно мог обрести достаточную силу, чтобы сравняться с Ними. Но Я не справился. У Меня не получилось, и теперь Меня ожидает верная смерть.

И снова моё сознание погружается в чёрную пучину. Я вижу Тали, я вижу свою жену, я вижу свою сестру, я вижу… Таню.

Неужели я совершил ошибку? Неужели мне следовало быть беспощадным? Тогда, будь у меня ещё один шанс, я бы изменил своё решение?

Нет.

Ответ вспыхнул в моей душе словно последний, тусклый, едва заметный огонёк.

Нет.

Даже если это правильно.

Нет.

Даже если необходимо.

Нет.

Даже если это единственный способ спасти мир.

Нет.

Почему?

Потому что я не хочу больше разрушать. Ничего… и никогда.

Это были обрывочные, мимолётные мысли, которые медленно и неумолимо, словно искры, опускались на тёмные воды бушующего моря.

Я был уверен, что они погаснут в любую секунду, и вместе с ними исчезнет моя душа. И вот они опустились под воду, и тут…

66. вера

И вдруг я почувствовал трепет, после чего мои мысли стали разгораться всё ярче и ярче. Я хочу спасти мир. Я хочу спасти Тали. Я хочу спасти Таню. Я не собираюсь приносить жертвы. Я не собираюсь делать выбор.

Искры моего сознания вспыхнули и замелькали. Словно золотистые звезды разгорались они среди тёмного моря, пронзая его чёрные гущи своим ослепительным светом. Вместе с ними образы стали проноситься у меня перед глазами. Я увидел кабинет моего предшественника. Я увидел его записную книжку. Я увидел извилистые чёрные буквы на пожелтевшей от времени странице:

«Испытание… Выбор».

Затем всё переменилось, и я снова увидел Тали. Девушка сидела на коленях перед моим потрёпанным телом и разливали горькие слёзы… Кажется, это был первый раз, когда я и Леон видели, чтобы она плакала. В ярком сиянии свечей её слёзы обретали рубиновый лоск.

И снова всё переменилось. Всё менялось с невероятной быстротой. Я увидел старика, который стоял на вершине волшебной академии и наблюдал последние секунды своего мира. Я услышал его просьбу. Я увидел девушку с непомерно длинными волосами, которая лежала на больничной койке, а затем открыла веки, приподнялась и посмотрела на меня своимитуманными глазами. Я увидел золотистого дракона, крылья которого рассекали чистый небосвод. Я увидел другие сцены. Их были десятки. Сотни. Тысячи. Миллионы. Я увидел самые разнообразные миры, обитатели которых ели, пли, спали, гуляли и заводили детей. Вели свои обыденные жизни.

И все они верили.

В божество или его отсутствие, в науку или высшие силы, в справедливость, правду, дружбу, любовь и то, что всё определённо будет хорошо или по меньшей мере нормально. Последняя вера была почти незаметной, и в то же время вездесущей. Все они верили в нормальное. Все они верили в то, что их миры обладают определённым смыслом. Все они верили, что всё было, как оно было, что всё так, как оно есть, и что всё будет, как оно будет. Это была простейшая вера, которая объединяла все разумные создания; это был каркас, который пронзал и скреплял стенки мироздания.

И сейчас, на единственный миг, я смог прикоснуться к этой вере.

Я не собираюсь приносить жертвы.

Я не собираюсь разрушать.

Я хочу оставить всё как оно есть…

Наконец я увидел последнюю маленькую искру, которая опускалась на поверхность бушующего моря. Вот она прикоснулось к нему, и весь великий чёрный океан вспыхнул… и заревел от боли.

Когда я пришёл в себя, то услышал ужасающий крик. Не теряя ни секунды, я протянул руки и схватил противника за горло. Половина человека оказалась у меня в руках. Теперь я увидел, что именно он собой представляет: желание. Он хотел захватить моё сознание и сознание всех живых и разумных созданий по вселенной. Возможно, таким образом он хотел заполнить пустоту внутри себя. Возможно он считал, что мир будет совершенным, если все станут частью единого целого. Возможно он просто был голоден. Возможно у него был странный фетиш. Мне было всё равно. Я не собирался разбираться в сознании безумца.

Я сильнее надавил на его шею. Мои руки покрылись яркой золотистой чешуёй. Он ревел и пытался вырваться, отчего удерживать его было всё сложнее и сложнее. Всё это время я чувствовал великую веру, которая пронзала моё сознание, и в то же время она не была моей собственной. Она была похожа на радиосигнал, на который ты настроился случайно, и который так и норовит рассыпаться под влиянием помех.

У меня было два варианта.

Повернуться и сбежать, либо…

Я сосредоточился и позволил новоявленной вере пропитать моё сознание. Мои руки вспыхнули ещё ярче. Теперь они напоминали раскалённое золото. Монстр отчаянно пытался вырваться на свободу. Казалось, мне приходилось удерживать бешеную реку. Снова и снова он отправлял в моё сознание многочисленные образы, пытался сбить меня столку, заставить сомневаться, подорвать связь, которая царила между мной и этой вездесущей верой.

Но для этого он открывал мне самого себя. Пытаясь прорваться к моей психике, он расчехлял передо мной своё собственное сознание и своё безумие. И я давил на него, я сжимал его всё крепче и крепче, пока его озлобленный рёв не превратился в отчаянный крик.

В один момент я заметил, что он больше не пытается на меня давить. Напротив, он понял, что зашёл слишком далеко, и теперь пытался закрыться. Вырваться. Сбежать. И снова передо мной встал выбора. И снова я принял решение незамедлительно. Я вскинул руку, а затем вонзил прямо в его трепещущее сердце.

На самом деле все мои действия были не более чем отражениями более сложного психологического процесса. Сражения между Владыками кошмара происходили на более глубоком уровне, нежели материальный и даже тот, из которого состоял серый туман. В первую очередь это было психологическое противостояние.

Когда я приблизил руку к его сердцу, на меня нахлынуло совершенное безумие. Он снова попытался захватить моё сознание. Он пожирал меня словно неистовая буря. Он старался убедить Меня, что это была ловушка. Что всё это время Я был его марионеткой. Что моя победа была иллюзорной, и что Он даровал мне её, даровал мне иллюзию надежды с единственной целью раздавить меня раз и навсегда; чтобы человек разбился в лепёшку, нужно сперва поднять его на гору.

Я не обращал внимания на его истеричный смех, и вскоре он прекратился, когда я схватил, а затем стиснул его трепещущее сердце. Тогда я снова услышал рёв, а затем почувствовал, как передо мной поднимается последняя, самая неистовая волна безумия. Я приготовился встретить её, но в этот самый момент сила веры, которая всё это время мне поддерживала, наконец выскользнула у меня из рук…

67. и помощь

С самого начала она не была моей собственной. Мне просто повезло на неё настроиться. С моей стороны это была огромная удача, но даже у неё были свои пределы.

Я мысленно вздохнул и разжал свои сверкающие пальцы. В следующую секунду монстр вырвался на волю, а затем исчез. Если бы Он задержался ещё на некоторое время, то, вероятно, мог устроить мне серьёзные проблемы, но я знал, что Он не станет этого делать.

Наши чувства всё ещё были немного связаны, и прямо сейчас он испытывал неистовый ужас…

Когда он просочился через портал в другую реальность, я опустил голову и посмотрел на своё тело. Золотистое сияние стремительно тускнело. Я закрыл глаза и снова попытался сосредоточиться на вере, которая тоже выветривалась из моего сознания, но сделать это оказалось непросто. Теперь она казалась мне туманной, словно нечаянно забытая мысль или сон, которые тускнеет в лучах восходящего солнца.

Мне сильно повезло, что я смог поймать её в самую необходимую секунду, но я был совершенно не уверен, что смогу сделать это ещё раз. Более того, я был уверен, что у меня НЕ получится этого сделать. По крайней мере прямо сейчас.

Если бы «человек-половинка» вернулся, или передо мной появился другой Владыка, Они был запросто смогли поглотить моё сознание.

Мне следовало как можно быстрее вернуться в материальную оболочку.

Я посмотрел вниз и увидел Леона, распластавшегося на земле. Рядом с ним проглядывались туманные очертания девушки, которая сидела на коленях. Я протянул руку, туман развеялся, и светлое личико вспыхнуло мириадами слёз.

Я посмотрел на него, на красные глаза, на розовые щёчки, на покусанные губы и невольно вспомнил Таню. Если так подумать, она и Тали были немного похожи. Может, именно поэтому я решил спасти её несмотря ни на что? Забавно, если так. В некотором смысле я был помешан на своей племяннице. Случайной девушке достаточно было проявить хотя бы малейшее сходство с последней, и я сразу готов был уничтожить ради неё Вселенную.

У нас были не самые здоровые отношения…

Я вздохнул и почувствовал болезненную дрожь во всём своём теле. Тали вздрогнула вместе со мной. Её блестящие заплаканные глаза стали широкими, как у ребенка.

— Господин… Леон?.. — проговорила девушка.

— Всё в порядке… кх… почти…

Чувство было такое, будто в мои лёгкие засыпали битое стекло. Интересно почему? Насколько я помню, главная рана находилась в районе живота… Наверное, особенности вампирской биологии. Забавно, что я, творец вампиром, не имею ни малейшего понятия как мы, собственно, устроены.

Я прокашлялся и попытался приподняться. У меня получилось, хотя и со скрипом. Талия отпрянула и прикусила губы. Она смотрела на меня как на хрупкую вазу, которая раскачивается на высоком пьедестале. Она едва не бросилась на помощь, когда я поскользнулся на кровавой луже, но я вовремя придержал себя за ближайшую софу и присел.

Фух…

Ну, встать с неё у меня сегодня точно не получится.

Я посмотрел на Тали немного мутными глазами и выдавил улыбку. Тем самым я хотел успокоить девушку и показать, что всё в порядке, но мои действия возымели обратный эффект. Тали вздрогнул и покосилась в сторону. Я невольно глянул в сторону зеркала, надеясь оценить своё состояние, но ничего не увидел.

Иной раз быть вампиром — довольно проблематично…

Я покачал головой, — голова закружилась, — и попросил Тали, чтобы она скорее доставила свежую кровь. После того как мы захватили дворец, нашлось множество человек, которые готовы были предоставить её по собственной воле. Мы могли питаться пленниками, но это было немного неправильно и плохо повлияло бы на имидж «добрых вампиров», который я хотел построить.

Тали быстро кивнули и уже хотела броситься в коридор, когда моя голова на секунду прояснилась, и я сказал ей:

— Стойте…

Девушка немедленно повернулась и сцепила руки, нервно покалывая подушечки пальцем своими заострёнными и кровавыми ногтями.

— Сперва стоить одеться…

— А… А! Да, хорошо, конечно, — затараторила Тали и только сейчас заметила, что выше пояса была совершенно голой. Её наготу немного прикрывали кровавые разводы, но только немного. Девушка могла бы смутиться, но сейчас её, видимо, занимали более тревожные мысли. Она быстро поправила своё платье и, всё ещё кровавая, аки злодей ужастика, выбежала в коридор.

Я выдохнул и опрокинул голову.

На самом деле у меня всё ещё было много дел. Даже очень. Мне нужно было понять, что именно я тогда сделал, что позволило мне завладеть столь могущественной верой, нужно было это повторить, нужно было оставаться осторожным, если противник попробует вернуться или на смену ему придёт другой Владыка кошмара, нужно было проследить, чтобы наша борьба против мятежников прошла успешно… дел было много, очень много, и тем не менее я хотел использовать те немногие минуты спокойствия, которые выдались мне прямо сейчас, и которые постепенно таяли по мере того, как окровавленная Тали бежала по коридору, чтобы немного отдохнуть…

Вскоре Тали вернулась и принесла сразу несколько баночек с тёплой, ещё не свернувшейся кровью. С ней подоспели Рошель, Катрина и ещё несколько обеспокоенных человек. Даже моя горничная, Эстель, которая стала предлагать мне свою собственную кровь. Когда я немного пришёл в себя, они отпустили цепь, на которой, точно бешеную собаку, держали своё любопытство, и стали спрашивать, что именно со мной произошло.

Тали в этот момент рассеянно ретировалась в сторону.

68. вот как

Я прокашлялся и ответил, что виной всему была особенная вампирская магия: другой древний вампир завладел телом Талии и заставил её на меня наброситься.

Все удивились.

— Другой древний вампир… но зачем ему это? — рассеяно спросил Рошель.

Все остальные задавались этим же вопросом.

— Нельзя прожить несколько сотен лет и не нажить себе нескольких врагов. Вы помните, что некоторое время орден использовал других, диких вампиров, чтобы испортить нашу репутацию?.. — заметил я уставшим голосом.

Можно было сказать, что сам Орден применил некую особенную силу, чтобы подчинить сознание Тали, но в таком случае я приписал бы своему противнику слишком опасную способность. Намного логичнее было обыграть происходящее в свою пользу и сделать вид, что только мы, вампиры, умели делать такие вещи.

После этого я заявил, что во время нашей схватки ранил душу своего противника, так что последний едва ли мог повторить своё нападение; затем я повторил Тали, что она была совершенно невиновата, и что любой мог оказаться на её месте. Более того, я прибавил, что именно благодаря сопротивлению, которое девушка оказывала душе моего противника, я смог избежать особенно страшного ранения… Это было не совсем так, но хотелось приподнять её настроение. По крайней мере Катрина (а затем и Рошель, на которого она бросила строгий взгляд) в это поверили и отвесили Тали благодарный поклон.

После этого мы обсудили текущую обстановку. Сражение против армии восставших ещё продолжалось, однако на западе силы герцога Бурже смогли прорвать дезорганизованные рубежи паладинов. С его поддержкой наша победа станет вопросом времени.

Это было хорошо, потому что после недавнего сражения я чувствовал невероятную усталость. В первую очередь битва против другого Владыки потрепала мою душу. Я мог восстановиться, разумеется, но сделать это в условиях непрестанного давления со стороны материального барьера было немного проблематично. Песочные часы разбились, и теперь мне следовало поскорее вернуться в дом на берегу. Поэтому я дал несколько последних увещаний, в том числе самому Леону, присутствие которого становилось всё более вещественным в моём сознании, и уже собирался погрузиться в дрёму, как вдруг заметил Тали.

Все остальные вышли в коридор, и только девушка, опустив голову и покусывая губы, оставалась на месте.

— Вас что-то беспокоит, Тали? — спросил я немного хриплым голосом.

— Я хотела ещё раз попросить у вас прощения, господин Леон, — на одном дыхании сказала девушка.

— Не стоит; как я уже говорил, в этом нет вашей вины. Напротив, именно сила вашего духа позволила мне одолеть моего противника.

Я лукавил, но не совсем. Действительно, если бы на месте Тали был кто-либо другой, едва ли бы я испытал такие же сомнения, прежде чем размозжить его голову. Я добрый человек, но собственную жизнь люблю больше, чем чужую. Тем не менее, в таком случае я не смог бы ранить своего противника, и не почувствовал бы силу веры, которая наполнила меня во время битвы.

Последняя имела огромное значение. Возможно, это был мой единственный шанс на победу против Них… Так что в некотором смысле Тали повысила вероятность выживания вселенной.

Девушка смиренно кивнула, после чего поклонилась:

— И всё же я благодарна вам всем сердцем и душой.

Я кивнул:

— Пускай… Но право, надеюсь в этот раз вы обойдётесь словесной благодарностью.

— Слове… Разумеется! — Тали сморгнула, а потом видимо вспоминала, что представляла собой её прошлая «благодарность», и немедленно опустила глаза на землю.

Девушка снова поклонилась и вышла за дверь.

Я покачал головой, усмехнулся и закрыл глаза, позволяя своему сознанию погрузится в неизбежную дрёму…

…

В доме на берегу меня встретила Х и сразу взглядом показала на шахматную доску. Ничего не поделаешь, я принял её предложение, и на протяжении нескольких партий мы обсуждали положение дел в Мире Ямато, а также её собственную и (мою собственную) жизнь.

Время ускорилось, и с момента моего прошлого визита прошёл почти целый год. Мир немного оправился после Вторжения вестника. Экономика всё ещё оставляла желать лучшего, и пройдёт немало времени, прежде чем люди смогут очистить материк от радиационного и химического заражения, но по крайней мере они планировали это сделать. По крайней мере теперь у них появилась надежда.

Х тяжко было найти себя в человеческом общество. Люди смотрели на неё с подозрением. Тем не менее, у неё были друзья. Например, Мурасаки, которая навещала её почти каждый день и даже научила её плавать, и Ямато… По правде сказать, слышать про неё было немного странно. Я провёл в её сознании довольно много времени так что мы, как бы, были знакомы, и в то же время мы ни разу не говорили с глазу на глаз. Возможно это следует исправить… но потом. Сейчас я был слишком потрёпан, чтобы устраивать очередную экспедицию — пускай даже в свой собственный мир.

В один момент темы для разговора подошли к завершению. Мы продолжали играть. Шестую партию, седьмую, восьмую… В один момент я понял, что проигрываю. Это несколько привело меня в чувства. Я быстро исправил положение, поставил мат и глубоко вздохнул.

Ладно. Хватит оттягивать неминуемое. Всё равно рано или поздно мне придётся вернуться в свой мир. Лучше сразу выпить горькое лекарство и не теребить себе нервы.

Мы сыграли последнюю партию (ничья), после чего я поднялся и сказал:

— Ну, я пошёл.

Х посмотрел на меня и медленно кивнула. Туманные спиральки в её глазах медленно кружились.

— Удачи… Ямато.

69. странность

Я улыбнулся кривой улыбкой:

— Спасибо.

Явно не помешает.

Наконец я отправился в свою комнату. Мелькнула идея выйти из дому и снова посмотрел на лес под фиолетовым небом, но я сдержал себя и свалился на кровать.

Вскоре я почувствовал, как моё сознание неумолимо, словно песчинка, попавшая в водоворот, закручивается в глубокую дрёму…

Проснулся я в полутьме, и сперва подумал, что ещё стояла ночь, — всё же заснул я в несколько необычное время, — но затем посмотрел в сторону окна и увидел утренний свет, который пробивался через трещину в шторах. Не моих. Других. И квартира была другая. Я лежал посреди зальной комнаты своей сестры.

Я приподнялся, поставил ноги на ковёр и проверил время на телефоне:

06:41.

Рано. Даже для меня. Может, ещё чутка вздремнуть?.. Нет, сейчас это было опасно, и вообще странным образом я чувствовал, что прекрасно выспался.

Я приподнялся и направился на кухню. Последняя находилась совсем рядом — от зальной комнаты её отделяла только барная стойка, которая служила в качестве своеобразной перегородки.

В холодильнике нашлись все продукты, которые мы купили после переезда. Недолго думая, я достал пачку яиц и стал готовить яичницу. Для завтрака было ещё рановато, но мне всё равно хотелось занять руки и по совместительству желудок.

Наконец я поел — было вкусно — и откинулся на спинку стула.

Вообще сейчас отличное время, чтобы подумать, что именно я собираюсь рассказать Ане и Тане. Я обещал поведать правду, но ведь её тоже сперва следует облечь в удобоваримую форму; некоторые предпочитают порошок, другие — таблетки. И ещё такой вопрос: что именно мне следует рассказать? Не то чтобы я хотел что-то утаить, просто некоторые моменты, вроде моего прошлого в лице Безумного императора, им знать совсем необязательно.

«Кстати говоря, вы — реинкарнация моей жены и сына, которых я сжёг на костре».

Не самая приятная тема для обсуждения.

К тому же Таня наверняка спросит, кто она — жена или сын?

Не очень хочется переводить разговор в ЭТО русло.

В итоге даже сам процесс планирования будущего разговора оказался предельно болезненным.

В один момент я решил сделать перерыва и добрые двадцать минут просто смотрел в пустоту перед собой, пока не услышал скрип. Я повернулся и увидел, как двери спальни приоткрылись, и в зальную комнату вышла Таня. Её волосы были развязаны, глаза — заспаны. На ней была белая майка и трусы, и больше ничего. Совершенно меня не замечая, она, понурив плечи, лениво побрела вперёд.

Я наблюдал.

Таня пересекла зал, зашла в ванную, вышла, пошла назад и уже стояла возле софы, как вдруг остановилась и прищурилась сперва на приоткрытую штору, а затем — прямо на меня.

Повисла тишина.

Несколько секунд мы просто смотрели друг на друга. Тёмные глаза Тани немного расширились. Наконец она покраснела и с криком: «Кья, извращенец!», — бросила в меня подушку и убежала назад в свою комнату и захлопнула дверь.

Подушка приземлилась посреди кухни.

Я подобрал её и снова положил на софу. Потом задумался. На самом деле Таня повела себя немного странно… В смысле, разве она не должна была сказать нечто вроде: «Привет, дядя!» не обращая внимания на свою не самую презентабельную внешность, или сразу попросить меня завязать свои волосы? Странно. Очень странно. У меня появилось дурное предчувствие, которое стало ещё сильнее, когда через пару минут Таня снова показалась из своей комнаты.

Её волосы уже были завязаны, хотя и неряшливо, что говорило о том, что завязала она их самостоятельно (почему?). На ней всё ещё была майка, но другая, не такая помятая, и домашние шорты. Не говоря ни слова, девушка прошла на кухню и присела за стол.

Повисла тишина.

Странно… Очень странно.

Обычно в это время она говорила нечто вроде «Привет, дядя!» или «С добрым утром!» Но теперь Таня молчала. Добрую минуту я наблюдал за тем, как она тыкает в телефон, пока девушка не пробурчала:

— Когда завтрак?

— Проголодалась?

— Просто время такое, — немного недовольно ответила Таня.

Чувствуя смутные сомнения, я стал возле сковородки, при этом продолжая краем глаза поглядывать на девушку. Обычно она сама косилась на меня в такие моменты, но сейчас Таня разглядывала стол, стул, картину на стене и магнитики на холодильнике, совершенно не обращая на меня внимания… Даже когда я поставил перед ней готовую яичницу, она в первую очередь посмотрела именно в тарелку:

— Недостаточно солёно, — пожаловалась Таня.

Я передал соль.

— И мала перца.

Затем перцемолку.

Девушка насыпала того и другого и стала поедать яичницу.

В один момент она нахмурилась, посмотрела на меня и спросила:

— Чего пялишься?

— Любуюсь своей красивой племянницей, — ответил я механическим голосом.

Таня вздрогнула и на секунду покраснела.

— В-вот как…

Но затем резко помотала головой и прохрипела:

— Извращенец…

Меня точно молнией ударило, но в этот же момент у меня стали зарождаться подозрения, что именно происходит. А что, если… нет, не может быть. Но если… Есть только один способ проверить мою теорию.

Я резко поднялся и прошёл к Тане. Девушка вздрогнула на своём стуле.

— Чего? — спросила она, отворачиваясь в сторону.

— Таня, — сказал я глубоким голосом. — Посмотри на меня.

Она (со скрипом) повернула голову, и я немедленно посмотрел в её большие чёрные глаза.

Затем, ничего не говоря, я стал медленно наклонять к ней свою голову. Таня вся затрепетала. Затрепетали её мягкие розовые губы. Я делал вид, что целился именно в них (на самом деле намереваясь в последнюю секунду поцеловать её в лоб), и между нами оставалось всего несколько сантиметров, как вдруг раздался щелчок, и в другом конце зальной комнаты приоткрылась дверь. Я хотел немедленно отпрянуть, но Таня оказалась быстрее. Девушка бросилась назад и немедленно полетала на пол вместе со своим стулом. Я тут же попытался схватить её на руки, и у меня получилось, но затем сам стул перевернулся и врезался в мои колени. Вместе с ним перевернулся весь мир.

В следующую секунду я уже лежал посреди пола; сверху доносились испуганные крики: «—Дядя? Дядя!!…», а в районе моего затылка разливалась липкая и жгучая субстанция.

Было… больно.

…

…

70. ответ

Двадцать минут спустя я лежал на диване и уныло поглаживал пропитанный зелёнкой пластырь, который Аня прилепила на мою шишку. После этого ей срочно пришлось направиться в налоговую, — единственная причина, почему она проснулась так рано утром, — и в данный момент мы с Таней были в квартире в полном одиночестве. Девочка сидела на кресле возле софы и с виноватым видом теребила пальцы.

Я вздохнул и сказал:

— Ты здесь не причём.

— Знаю! — резко отозвалась Таня. — Это целиком и полностью твоя вина.

— …

Я вздохнул и потёр переносицу.

— И всё-таки… — я цокнул языком. — Что это такое было?..

— В смысле? — удивилась Таня.

— Твоё поведение.

— А, эм… — девушка неловко улыбнулась, приподняв голову, но продолжая избегать моего взгляда. — Просто я подумала, что, если образ прилипчивой племянницы не работает, можно притвориться недотрогой, которая тебя ненавидит. Чтобы дядя заволновался и сам попытался пойти на сближение.

— …

— У меня получилось, — быстро прибавила Таня.

— Даже очень.

Её щёки покраснели.

— Ладно, — я вздохнул. — Просто больше не так не делай, договорились?

Таня приоткрыла губы… закрыла.

— Договорились?

— …

— Таня?

— Нет, — прошептала девушка.

— Почему?

Я сложил руки у себя на груди и вдруг, к своему удивлению понял, что испытываю раздражение.

— Потому что, — ответила Таня.

— Что значит «потому что?»

— Мне надоело.

— Что?

Она поджала губы и опустила голову. Прямо как маленькая девочка, которая не хочет продолжать разговор. Хотя, казалось бы, ей было уже четырнадцать (скоро пятнадцать) лет.

— Таня…

— Я расскажу.

— Говори.

— Не тебе. Я про другое.

У меня появилось дурное предчувствие, а в голове немедленно пронеслись мириады вариантов, что именно она может «рассказать».

— Я расскажу, что ты мне нравишься, и что я тебя люблю.

— … И кому ты это расскажешь?

— Маме.

Я опешил.

— И классному руководителю. И всем друзьями. Запишу видео и выложу в интернет.

— … Интересный план. Начнёт с того, что у тебя нет никаких друзей.

— Как будто у тебя они есть, — буркнула Таня.

Туше.

— Во-вторых, хочешь, чтобы меня посадили?

— Ты ничего со мной не сделал. Тебя не… посадят. Я говорю только про свои чувства.

— Зачем?

Таня поёрзала на кресле, немного выпрямила сгорбленную спину, продолжая, однако, избегать моего взгляда, и заговорила:

— Потому что тебя это волнует.

Я сморгнул.

— Что про меня думают другие люди, общество… и моё будущее, — прибавила она состоятельным голосом. — Поэтому, если я расскажу всю правду… больше этой проблемы не будет.

«Отвисла челюсть».

Я давно встречал это выражение в различных книгах и всегда считал дурацким, давно истёртым штампом, которые не имеет ни малейшего отношения к реальности. Нечто вроде живота, который урчит, когда герой литературного произведения испытывает голод (хотя в действительности это скорее признак несварения). Но теперь всё изменилось. Теперь я действительно почувствовал, будто у меня отвисла челюсть. Будто мне её сломали, и она в любой момент может свалиться на мои колени.

В этот момент все мои тревоги — судьба мира, вселенной, Они, моё прошлое, — стали напоминать дурной сон перед лицом беспощадной реальности; перед лицом четырнадцатилетней девочки, которая говорила уверенным голосом, и при этом не смела посмотреть в мои глаза и до белизны в костяшках сжимала собственные коленки.

Наконец я мотнул головой, пришёл в себя и сказал:

— Таня это… Это не главное…

— А что главное?

— Ну, для начала…

— Ты меня любишь?

И снова бах. Только я стал подниматься на ноги (фигурально), как девушка зарядила мне ногой по коленке.

— Не как племянницу, — быстро прибавила Таня. — Или сестру, или дочь. Ты любишь меня по-настоящему? Как женщину?

Я поморщился. Таня смотрела своими большими чёрными глазами прямо на меня. Вид её личика, одновременно уверенного и отчаянного, словно полоснул меня по сердцу.

Я прикусил губы.

Я не мог отшутиться, не мог соврать; теперь — особенно теперь — это было неправильно.

Она требовала ответа.

В этот момент я сам почувствовал себя четырнадцатилетним ребёнком, который столкнулся с величайшим кризисом в своей жизни.

Мой взгляд невольно обратился на дверь. И почему Аня так долго возится? Могла бы вернуться. Прямо сейчас. Прямо в эту самую секунду. Если она это сделает, я всю свою жизнь буду ей благодарен.

Но шли секунды, и дверь оставалась закрыта. Я был лицом к лицу с Таней, которая, не мигая и сжимая коленки, требовала от меня ответа.

Что же мне сказать? Что вообще нужно говорить в такой ситуации, чтобы… нет. Я остановил себя. Всё это время я пытался подобрать правильный, единственный верный ответ, который вернёт происходящее в привычное русло. Но может быть это было неправильно? Может всё это время я обманывал и мучал Таню? Может я сам был виноват, потому что до этого момента ни разу не ответил на её вопрос? И поэтому, сам того не замечая, я лелеял в ней надежду?

Передо мной мелькнули тысячи картин. В некоторых я завязывал волосы девочке, которая, понурив голову, сидела передо мной. В других она улыбалась мне ослепительной улыбкой, по которой пробегали лесные тени, или, не отрывая взгляда, смотрела телевизор.

Тысячи картин. Тысяча и один образ. Пляж, лес, ванна; дом, улица, дорога; склеп, тень, ангел; сквер, пепел, Костёр. Два обожжённых трупа, которые обнимают друг друга среди пепелища… Все эти образы мелькнули передо мной и стиснули моё сердце с такой силой, из него, казалось, брызнула горькая кровь. У меня пересохло в горле. Мне потребовалось чудовищное усилие, чтобы сдержать себя и не вздохнуть. И всё это время Таня смотрела прямо на меня. Не отрываясь, не моргая, продолжая отчаянно зарываться ногтями в свои колени. Внутри меня гремела буря, но я не мог даже представить волнение, которое она испытывала… при том что переносила она его намного лучше.

Тут я понял, что сам избегаю смотреть на девушку. Я вздохнул, обращая на неё взгляд, и ответил…

71. ответ 2

— Таня… — проговорил я.

— Да или нет.

— Ладно. Я… Я не люблю тебя как женщину.

В последнюю секунду мои глаза обратились в сторону.

Я смотрел в лицо бездны, но теперь не мог встретить взгляд четырнадцатилетней девочки.

Я мог закончить прямо на этом, но чувствовал ничтожное желание оправдаться, а потому продолжил говорить:

— Я никогда не испытывал к тебе… такие чувства. Я люблю тебя, но люблю тебя как… Ладно, будет глупо, если я скажу «племянницу». Просто люблю. Знаешь, я помню, когда я тебя встретил. Это немного странно, но я действительно помню. Это было через несколько недель после твоего рождения. Ты лежала в люльке. Такой маленький белый комочек. Родители, мои родители, непрестанно следили за тобой. Я помогал им. Я всегда был ответственным ребёнком…

Я помню, что ты мне тогда напоминала тамогочи. Кормишь, укачиваешь тебя, раз два, раз два… Я пытался представить, что ты вырастишь и станешь настоящим человеком, но сделать это было непросто… А потом ты действительно выросла. Я помню тебя шестилетнюю. Восьмилетнюю. Я помню, когда пришёл с родителями в квартиру, в которой ты проживала с Аней на рождество, и оставил подарок тебе под подушкой. Я помню, когда ты впервые стала называть меня «дядей».

Я не помню, когда я тебя полюбил, но это была не та любовь, которую ты хочешь. Наверное, так отец любит свою дочь. Ради тебя я готов даже прыгнуть под автобус. Для меня ты семья. Самая важная, но… нет. Я не вижу в тебе женщину, хотя ради тебя я готов бросить любую из них.

Когда ты впервые попыталась соблазнить меня, я испугался. Но не потому что не знал, что мне делать, а потому что беспокоился за тебя. Я не мог сказать тебе твёрдое нет, потому что не мог ранить твои чувства… Теперь я понимаю, что совершил ошибку. Прости.

Тишина.

Я не мог приподнять взгляд и посмотреть на Таню. Страшнее всего мне было увидеть слёзы. Горькие слёзы, которые разливались по её светлому личику. И в то же время просто сидеть на месте и смотреть на свои руки было мучительно. Казалось, время растягивается, словно натянутая резинка, и с каждой секундой неумолимо приближается к моменту, когда ей придётся лопнуть.

Наконец Таня заговорила:

— А отец… может поцеловать свою дочь?

Я резко посмотрел на неё.

Девушка сложила руки на коленях и косилась в сторону.

— Хотя бы в щёку…

— В щёку… можно.

— Вот как. Хорошо, — быстро пробормотала и кивнула Таня. — Тогда…

Она встала, неловко приблизилась и повернула голову. Я приподнялся. Таня покраснела. Я наклонил голову и прижал свои пересохшие губы к её щеке. Я почувствовал, как она вздрогнула и почти отпрянула, но удержала себя.

— С-спасибо.

— Незачто, — ответил я растерянным голосом.

— На самом деле я не против, если ты, эм… будешь моим…

Я кивнул.

— Хотя всё равно немного обидно, но я потерплю. Я уже взрослая, — прибавила девочка. — Ты же не думал, что я заплачу или закачу истерику?

— Мне кажется, ты закатила…

— Не считается! Ну ладно, — наиграно вздохнула Таня. — Пойду в свою комнату. Мне нужно немного прийти в себя.

С этими словами она прошла к себе и закрыла дверь.

Затем открыла, неловко прокашлялась и спросила:

— Можно я буду называть тебя «папа»?

Я быстро замотал головой.

— Хм. Ну и ладно. Дядя мне больше нравится, — высунув язык сказала Таня и захлопнула дверь.

Я вздохнул и свалился на софу.

В этот самый момент раздался щелчок, и в прихожей показалась Аня.

— Ты слышала?

— Да.

— И с каких пор ты об этом знаешь?

— Что она в тебя влюбилась? С самого начала.

— Правда? — удивился я.

— Я её мать.

— Хм… Ну да. Точно.

— Ты всё сделал правильно.

— Надеюсь.

— Если бы ты признался ей в любви, я бы вызвала полицию.

— Я не педофил.

— Да, тебе нравятся постарше.

— А ты откуда знаешь?

— Я твоя сестра.

Я прыснул.

— … Хочешь прогуляться? — поправляя волосы спросила Аня.

— Нет. Пусть это будет моим наказанием, — ответил я, продолжая разглядывать закрытую комнату Тани, из которой доносились и полоскали меня по сердцу звуки жалобного рыдания…

…

…

…

Придя в себя, Таня первым делом направилась в ванную — помыть заплаканное личико, — и по возвращению в зал уже давила улыбку. Мне при этом всё ещё было немного неловко. Я снова был один, — собственно, Ане всё ещё нужно было сходить в налоговую. Таня, верно заметив моё смущение, сказала:

— Нужно плакать, если тебя отвергают. Это формальность. А вообще я в порядке.

— Правда? — спросил я наигранно подозрительным голосом.

Она показала мне большой палец.

Я вздохнул.

— … К тому же всегда можно попробовать ещё раз.

И напрягся.

— Через пару лет, чтобы это не было слишком странно, — быстро прибавила Таня.

— … Удачи.

Она кивнула.

— Кстати, дядя…

— Что ещё?

— А мы правда были в той пустыне? И куда делся твой дом?

— А…

Совсем забыл. Нам ведь ещё предстоял «этот» разговор. Я вздохнул и посмотрел на кухню.

— Напомни, где твоя мать хранила алкоголь?..

…

В итоге судьбоносную беседу решено было отложить до момента, когда вернётся Аня. Это позволило мне немного собраться с мыслями. Как ни странное, душевное потрясение, те «американские горки», через которые протащила мою душу Таня, привели меня в своеобразное состояние катарсиса, в котором я смог достаточно спокойно подойти к решению этого вопроса.

Именно поэтому, когда Аня наконец вернулась, я просто рассказал ей и Тане правду.

72. детали

Я рассказал Ане и Тане правду.

Не всю. Я не стал говорить про их собственные прошлые жизни (оправдывая это тем, что всё ещё был не уверен касательно подробностей), и не стал детально расписывать Их природу и мои приключения в других мирах… и не только потому что некоторое время мне пришлось провести в образе школьницы. Просто в этом не было смысла.

В остальном они узнали правду: что существует некий Кошмар, и что я на самом деле был одной из многочисленных инкарнаций древнего и безумного короля, который поклялся сберечь Мультивселенную, для чего я путешествую между различными мирами, принимая разнообразные оболочки и обретая божественную мощь, и между делом стараюсь не свихнуться, как это сделали мои предшественники, которые стали частью, «Владыками» кошмара.

Под конец я прибавил, что в ближайшее время намечается последняя битва, которая решит судьбу мироздания, и что вся эта история, видимо, подходит к своему завершению, но когда это будет, и что случится после — я не имею ни малейшего понятия.

Как-то так.

По завершению моей тирады повисла тишина.

— Я верю, — сказала Таня. — Правда.

…Странным образом, это заявление только подкосило мою веру в собственный рассказ.

Может, мне действительно не помешает проверится в психушке?..

— Алекс, — сказала Аня.

— Что?

— Ты можешь использовать свои силы тут?

— Тут? В смысле, в пределах этого мира?

Я задумался.

Ну да. Могу. Теоретически.

Однажды я попытался это сделать, но меня остановил слишком крепкий материальный барьер. С тех пор мои силы подросли, да и сам барьер немного размылся, так что теоретически я мог использовать магию. Просто это было немного опасно.

Даже мельчайшие проявления тумана негативно влияли на стабильность измерения.

…Впрочем, было у меня такое ощущение, что, если я вслух озвучу свои опасения, уровень доверия к моему рассказу стремительно сойдёт на нет. Тогда я буду казаться одним из тех «владельцев телекинеза», которые совершенно точно могут погнуть ложку, но только не сегодня и не на камеру, потому что Юпитер.

— Можно попробовать, — сказал я и вытянул руку.

Девушки немедленно посмотрели на мою ладонь. Таня — с интересном. Аня — пристально.

Так, какое бы подобрать заклятие… что-нибудь простое и наглядное… знаю.

Я выдохнул:

— Амонус гранде…

На самом деле я запросто мог использовать невербальную магию, но к этому делу мне хотелось подойти более основательно.

Только первые слова слетели с моего языка, как энергия моей души завихрилась и пришла в движение. В этот же момент я почувствовал присутствие материального барьера. Последний напоминал комочек посреди моего горла. Я стал давить на него, пока крупицы туманности не хлынули наружу.

В ту же секунду на моей руке вспыхнул тусклый огонёк.

Раздался треск.

Таня дёрнулась и подвинула стул; затем прикусила губы и приблизилась. Девушка разглядывала струйку пламени между моими пальцами глазами скептика, который хочет понять, как именно устроен волшебный трюк. В один момент она приблизилась настолько, что у меня появился соблазн устроить небольшую шутку… хм… почему бы и нет? В следующую секунду пламя резко вспыхнуло и набросилось прямо на её чёрные волосы:

— Кья! — вскрикнула Таня и бросилась в сторону раковины.

Меж тем Аня наклонила голову и провела пальцами перед огоньком.

— Не горячий, — заметила женщина.

— Да, это иллюзия. Но всё равно наглядно, правда?

— … Очень, — буркнула Таня, хватая бумажное полотенце и приглаживая мокрые волосы.

После этой демонстрации стало понятно, что сперва они не совсем верили в моё рассказ, а теперь поверили.

Таня сразу оживилась и стала задавать множество вопросов: что представляют собой другие миры, правда ли, что я был королём, можно ли в таком случае считать её принцессой и так далее… Я отвечал правдиво, но без лишних подробностей. Ей, однако, хотелось знать как можно больше. Её чрезвычайно занимали мои экспедиции и те образы, которые мне приходилось примерять.

Приходилось ли мне становиться животным? Да. А птицей? Отчасти. Насекомым? Нет. Женщиной?

На этом моменте я тактично перевёл разговор в другое русло и предложил продемонстрировать мои сокровища. Тогда же Аня посмотрела на часы и попросила, чтобы мы освободили зальную комнату — пришло время для её полуденной медитации.

Ничего не поделаешь. Таня хотела, чтобы мы ретировались в её комнату, но я сделал встречное предложение: выйти на улицу и прогуляться. Погода была хорошая, так что почему бы и нет?

Уже вскоре мы обсуждали природу Мультивселенной, сидя на скамейке возле детской площадки.

Всё это казалось немного странным… почти нереальным. Неужели я действительно всё им рассказал? Впору задуматься, не представляет ли собой происходящее просто очередной безумный сон. Может у меня не получилось победить Владыку, который напал на меня в мире вампиров, и прямо сейчас он просто показывает мне иллюзию, одновременно пожирая мою душу?

Занятная теория.

Я сделал глоток из баночки колы.

— Гадость, — сказала Таня.

— Зато без сахара.

— Поэтому и гадость.

Я пожал плечами и бросил банку в каменную урну.

— Дядя… — вдруг проговорила Таня серьёзным голосом.

— Хм?

— А ты… Ничего.

— Что ничего? Выкладывай.

— Ни-че-го, — повторила Таня и посмотрела в сторону.

Ничего так ни-че-го.

Мы ещё немного погуляли, а затем вернулись в квартиру. По возвращению Аня спросила меня, что именно я собираюсь делать.

— С чем?

— Домом.

— А…

Действительно, хороший вопрос… Вообще у меня оставались определённые накопления, да и заработок был неплохой, пускай и не самый стабильный, так что я мог снимать квартиру… но всё равно потеря жилища была неприятной.

73. спокойствие

И тем не менее мне всё равно следует хорошенько поразмыслить, что я собираюсь делать со своей жизнью в пределах этого мира. Ведь она ещё не закончилась. Более того, если у меня всё получится, и я действительно одолею всех Остальных… тогда всё — как странно об этом думать — вернётся на круги своя.

Я снова буду жить своей обыкновенной (правда не совсем) жизнью с моими обыкновенными (отчасти) сестрой и племянницей. Возможно я даже буду отмечать мою будущую победу. Устрою праздник. Или повешу на стену картину, или диплом, вроде, «Владыка кошмара № 1 во Вселенной»…

Знаю, не стоит говорить «гоп», пока не перепрыгнешь, и тем не менее у меня было такое ощущение, что мне напротив следует как можно больше думать о том, что будет «после». Какой мир я собираюсь построить. Ведь именно это лежало в основе моей… нет… Нашей идеологии. Все Мы стремились перестроить реальность по своему разумению. Даже Я, который хотел оставить всё как есть, тоже имел своё видение — именно в нём и заключалась сила моей души, моё стремление.

Чем отчётливее я буду понимать, чего именно хочу добиться, и чем сильнее будет у меня желание увидеть мир именно таким, тем выше будут мои шансы.

Прежде я этого не понимал; все мои мысли были занятны самим сражением. Я думал, как мне победить, но совершенно не размышлял о последствиях своей победы. Это была дорога в никуда, и мне следует быть благодарным, что Аня и Таня вовремя удержали меня за шкирку.

Спасибо.

Я похлопал Таню по голове.

— Хе-хе… Ещё.

Похлопал ещё раз.

— Ещё.

И ещё раз.

— А можно ещё немно…

— Нет.

…

День подходил к своему завершению. Вечером мы решили посмотреть кино. Аня была не против — в основном потому что собиралась вздремнуть вместе с нами на диване, — но Таня подошла к выбору фильма предельно серьёзно. Она понимала, что провожает меня в решающую битву за судьбу мироздания, и хотела подобрать подходящую для такого случая картину.

Разумеется, выбирать приходилось именно мне, в то время как она просто давала (или нет) своё одобрение:

— Новая надежда?

— Звёздные войны нужно смотреть все сразу.

— Матрица?

— Главный герой в конце умер, не хочу.

— Гладиатор?

— Там тоже.

— Спойлер, — заметила Аня.

— Фильму двадцать лет, переживёшь… Выход дракона?

— И там.

— Неправда.

— Все равно жалко Брюса Ли.

— Есть такое… Тч. Есть у тебя свои предложения?..

Таня задумчиво нахмурилась и покачала головой.

— Может посмотрим комедию? — неожиданно предложила Аня.

— Комедию?

— После них хорошо спиться.

— Да?

Никогда не замечал.

Тем не менее, идея мне показалась интересной, и вскоре мы стали перебирать разнообразные комедийные фильмы, классические и не очень. Аня настаивала на индийской комедии и желательной современной. Я, скажу честно, не фанат. Таня хотела американскую. Наконец мы обнаружили, что всем нам нравятся старые французские фильмы и остановились на Розовой пантере (первой, классической).

Отличное кино, чтобы проводить Героя на битву с мировым кошмаром.

Между делом Таня приготовила нам ужин (сама вызвалась, потому что «герою не престало готовить самостоятельно»). Мы поели и стали собираться ко сну. Время было ещё ранее, но Аня была уставшей и хотела скорее завалиться спасть. Когда я спросил её, чтоименно она такое делала, чтобы так утомиться, она ответила, что делала «что-то», а это уже больше, чем её обыкновенное «ничего».

…Иной раз мама и дочка были удивительно похожи.

Я накрыл диван запасным покрывалом и уже раздевался, когда услышал стук.

Я посмотрел на входную дверь; затем повернулся и глянул на комнату Тани.

Тук! тук! тук! — раздавалось с другой стороны.

Я достал телефон и написал ей в мессенджер:

«Зачем стучишь?»

Пользователь «Таня» пишет ответ…

«Тук».

Я цокнул языком и направился в её комнату. По мере моего приближения стук прекратился, и на смену ему пришли характерные звуки девушки, которая резко бросилась назад и запрыгнула на кровать. Когда я открыл дверь, Таня стремительно закутывалась в одеяло.

— Привет. Пришёл пожелать мне доброй ночи? — спросила она с улыбкой.

— Судя по всему, — ответил я уставшим голосом. — Сладких снов.

Таня кивнула.

— Ну я пошё…

Она прокашлялась и похлопала краешек кровати.

При этом её светлые щёчки тронул румянец.

Ха… Ладно. Ничего не поделаешь.

— Можно? — спросил я, продолжая шарады и показывая на кровать.

Таня кивнула и самодовольно улыбнулась.

Я присел на место и бросил на неё уставший взгляд:

— Но без «этого», ладно? Ты обещала.

— Помню, — с необычайно серьёзным выражением лица кивнула девушка.

— Ну что, почитать тебе сказку?..

Несколько секунд Таня, казалось, серьёзно обдумывала моё предложение. Затем нахмурилась:

— Я не ребёнок.

— Знаю.

— И не твоя дочь. Даже если у тебя на это фетиш.

— … Конкретно эту часть моей тирады можно и забыть, — сказал я, уже сам начиная чувствовать себя немного неловко. — Так что?

— Эм… можем просто поговорить, — неловко сказала Таня.

Поговорить… а. Так вот что здесь происходит.

— Поговорить… могу рассказать тебе ещё немного про другие миры, если хочешь.

— Давай, — обрадовалась Таня и немного более удобно устроилась под одеялом.

Я стал припоминать. На самом деле у меня было столько, если так можно выразиться «приключений», что пересказать их за одну беседу было невозможно. Материала было более чем достаточно, даже если исключить те моменты, которые не могли пройти цензуру.

74. пора

Я рассказал Тане про девушку, которую пытались принести в жертву чешуйчатому богу, и который сделал её своим пророком, про Безумного императора, что мечтал заполучить бессмертие, и про великую битву против Белого хлада, который могущественный Золотой дракон (Я) сперва запечатал, а затем уничтожил; я рассказал про заурядного аристократа, который мечтал сделаться пиратом, и в итоге исполнил свою мечту, а между делом вернул трон потерянной принцессе и спас мир от великого потопа; я рассказал про горстку детей немногим старше её собственного возраста, которых заставили сражаться против ужасающих монстров, и которые несмотря ни на что не потеряли себя, выстояли и победили… У меня было ещё много историй: про последнего Архимага или наследницу империи, которой случайная нежить помогла найти упокоение, однако на всё это не было времени.

Пора ложиться спать.

— Может ещё десять минут? — попросил Таня.

— Нет.

— Пятнадцать.

— Нет.

— Хм… Тридцать!

— … Это не так работает.

Я покачал головой и уже было приподнялся, как вдруг меня схватили за руку. Я повернулся и уже собирался сказать Тане, что мне, между прочим, тоже нужно спать, иначе некому будет спасать вселенную, как вдруг заметил её глаза и замолчал.

Таня была напугана.

Почему?

Она чего-то боялась? Но… ах. Нет. Стоп. Это был не испуг. Это была тревога.

За меня.

Я вздохнул, присел на кровать и погладил её мягкие волосы.

— Волнуешься?

— Конечно, — отворачивая взгляд буркнула девочка. — Не каждый день провожаешь человека на битву против вселенского ужаса.

— Если я проиграю, то вселенная будет уничтожена, так что можешь не волноваться. Либо я вернусь, либо ты не заметишь моего отсутствия.

Таня выдавила кислую улыбку:

— Обнадёживает…

И тем не менее довод, видимо, оказался действенным; её тревога немного притупилась.

— Но ты вернёшься, так?.. — немного более тихим голосом спросила Таня.

— Разумеется.

«Хм», — кивнула девушка.

— Что, не будешь просить меня сделать клятву? На мизинце, например.

Таня деловито сложила руки:

— Это клише.

— Есть такое. Закрой глаза.

Она удивилась; потом закрыла.

Я наклонился и нежно коснулся губами её лба.

— Ах…

— Спокойной ночи, Таня.

…

Когда я вышел за дверь, посреди зала царила полутьма. Кое-как пробираясь через незнакомую комнату, я добрался до дивана и свалился на покрывала.

Фух… Вот всё. Теперь мне просто нужно заснуть. Не самая тривиальная задача как показала практика, и тем не менее с тех пор, как я впервые нашёл дом на берегу, с этим обыкновенно не было никаких проблем. И вот я уже погружался в густую дрёму, как вдруг зазвенел телефон. Я приподнял его и закатил глаза:

«Отправитель: Аня»

«тук-тук».

…

Я почувствовал некоторое облегчение, когда поднялся из подвала и увидел, что Х не было на месте. Не то чтобы мне была неприятна её компания, — напротив, она была интересная собеседница, хотя и не всегда умела выражать свои мысли, а иной раз напротив делала это слишком прямолинейно, — но прямо сейчас мне хотелось подумать в одиночестве.

С этой целью я свалился на софу и посмотрел на корабль среди туманного горизонта, на палубе которого мелькал таинственный свет.

В последнее время я привык размышлять, наблюдая за последним. В некотором смысле он приводил меня в подходящее настроение; и действительно, я и сам не заметил, как уже вскоре стал методично разбирать вопросы, которые вот целую вечность (именно так ощущался этот день, одновременно мимолётный и бескрайний) маячили на фоне моего сознания.

В первую очередь я вспомнил схватку против человека-половинки. Моё положение казалось безнадёжным, но в последний момент я заполучил… нет, настроился на некую таинственную веру, которая даровала мне великую силу. После этого я почти забыл, что представляла собой последняя. В моих воспоминаниях сохранился только призрачный образ, вроде чувства, которое оставляют сновидения, после того как развеиваются в сиянии восходящего солнца.

И теперь мне снова нужно было его нащупать; нужно было понять, что именно я тогда сделал, и попробовать это повторить. Сейчас это был мой единственный шанс в сражении против них, которое намечалось уже совсем… Стоп.

Я выпрямил спину.

Совсем скоро, да, но почему? Почему я так уверен, что последняя битва должна случится в ближайшее… Нет, не в ближайшее время. Сегодня. Мне об этом никто не говорил. Никто не предупреждал меня. Тогда почему я…

Щёлк.

«И когда начнётся этот „великий турнир“?»

«Скажем так, про это можешь не волноваться…»

Я цокнул языком.

…Что ж, меня действительно предупредили. Теперь остаётся только попытаться подготовиться… Если это вообще возможно.

На самом деле у меня была зацепка касательно того, что именно тогда случилось. Дудка в своё время рассказывал нечто подобное. Когда я спросил у Него, если ли у меня хоть какие-то шансы, учитывая, что все Остальные накапливали свои силы миллионы лет, Он сказал, что да, имеются, ведь у Меня было важное преимущество.

Я всё ещё не был сумасшедшим.

Каждый из них пытался перестроить реальность по своему образу и подобию.

В то же время я пытался сохранить её первоначальное обличие.

Именно поэтому, теоретически, на моей стороне было бесконечное множество миров, которые ещё не успело затронуть влияние кошмара…

Теоретически.

На самом деле мне крупно повезло, когда я смог настроить себя на эту веру. На это было несколько причин: и моё собственное психическое состояние в тот конкретный момент, и близость другого Владыки, который выступал как бы на контрасте нормального, и мир, в котором я находился, и моё положение и так далее и тому подобное… Звезды сошлись невероятно удачливым образом и, честно говоря, я не мог представить, что мне нужно сделать, чтобы это повторить.

75. мозаика

Вернее, мог, но это было чрезвычайно опасно.

Мне нужно было снова сразиться с одним из Них. На самом деле в этом не было ничего сложного. Наше грандиозное сражение за судьбу вселенной намечалось в самое ближайшее время. Проблема в том, что у меня была единственная попытка, и в случае провала… попробовать снова уже не получится.

Можно было расспросить об этом дудочку — он всегда казался мне дружелюбным — но… нет. Доверять ему было слишком опасно. Спасибо за дельные советы, но Он всё ещё был моим противником. Он тоже хотел захватить и перестроить вселенную.

Но зачем тогда Он помогал мне? Чтобы использовать меня и разделаться со своими конкурентами? А может это был один большой эксперимент? Или нет? Или не было никакой причины?

Собственно, безумцам они бывают не нужны.

Я задумался, стараясь вспомнить мельчайшие детали тогдашнего противостояния. Что ещё может послужить зацепкой? Вера, вера… а что насчёт моей собственной веры? Она была ничтожной, и в то же время её нельзя было назвать совершенно бесполезной. Она позволила мне продержаться, пока я настраивался на ту самую великую Веру с большой буквы.

Вообще если так подумать, мне и раньше приходилось сражаться с «человеком половинкой». Нашу первую битву мой Предшественник, Фантазмагорикус, намеренно подстроил, чтобы испытать мои силы. Наверное. Кто его знает, на самом деле.

Я вздохнул и отправился в кабинет, чтобы снова перечитать дневник. Особенного смысла в этом не было, благодаря своей фотографической памяти я наизусть помнил его содержание, и всё же я надеялся найти хоть какую-нибудь зацепку.

В итоге мои надежды оказались разбиты. Ничего удивительного. Вполне может быть, что я уже продвинулся дальше своего предшественника в понимании того, как работает Зона кошмара. Размышляя об этом и перелистывая потрёпанную книжку, я вдруг почувствовал приступ вдохновения. Я взял чернила, перо, открыл дневник на чистой странице и приступил к работе.

Старательно припоминая, что уже было записано, я перечислил свои новые открытия. При этом я старался следовать стилю моего предшественника, чтобы новые записи не казались инородными, и чтобы «следующий» — надеюсь его не будет — не испытывал бесполезных подозрений.

В своё время я был очень подозрительным.

И не зря.

Когда работа была закончена, я закрыл дневник, положил его в третью полку и откинулся на спинку стула. Так я просидел примерно с минуту, собираясь с мыслями, после чего направился в подвал.

Именно собственная вера позволила мне продержаться достаточно, чтобы настроиться на мировую. Если постепенно катить снежок по снегу, он превратится в огромный снежный ком. Но если первоначальная снежинка была слишком маленькой, он развалится ещё прежде, чем успеет прокатиться хотя бы пару сантиметров. Здесь действовал похожий принцип. Моя душа, моя вера, была сердцевиной, без которой ничего не получится.

Сперва я намеревался сразу отправиться в Мир Тали (я оставил несколько указаний на прощание, но работы всё равно было достаточно), но затем немного подумал и решил проверить все прочие миры. Самое время провести ревизию. Может статься, это был мой последний шанс.

Муки выбора, а затем ноги сами повели меня в мир Пирайи.

Я протиснулся в расщелину и оказался посреди пещеры. Вид последней, накрытой тонкой, как иней, белой дымкой немедленно вызывал у меня лёгкое чувство ностальгии. Я посмотрел по сторонам, вздохнул и щёлкнул пальцами.

В следующую секунду моё тело стало обретать иные, намного более громоздкие очертания.

Я выпрямил свою длинную шею, топнул когтистыми лапами и приоткрыл глаза.

Я обнаружил себя посреди круглой комнаты. Высокие — даже по моим меркам, — стены покрывала узорчатая мозаика. Сперва она казалась мне декоративной; затем я стал разбирать в ней конкретные образы: золотого дракона, ледяных титанов с треугольной головой, девушку, которая стояла в конце храма и читала проповедать и так далее.

Примерно понимая, что здесь происходит, я нашёл глазами начало мозаики и принялся читать.

Первые несколько метров картины изображали своеобразную идиллию: ясное небо, солнце и зелёные поля.

Затем, постепенно, начинались горы.

Множество человек — художник изобразил их маленькими точками — пробирались через запутанные каменные лабиринты. Некоторые падали и разбивались насмерть. Другие оставались брошенные посреди дороги. Остальные продирались дальше, чтобы в один момент, на вершине высокой горы встретить огромного дракона. Последний был путеводной звездой, которая отделяла горную гряду и прекрасную долину.

Посреди последней находился город; город у подножия горы, обитатели которого — те же точки — никогда не забывали приносить подношения своему спасителю. И однажды он поблагодарил их за усердие, ибо с вершины горы спускалась особенная, золотая точка, за которой тянулись просторные поля, усеянные пшеницей, кузницы, инструменты и торговые караваны… И в небесах над всем этим сияло не солнце, но великий, теперь уже золотой дракон.

В один момент на пути прекрасного простора мелькнула преграда — огромная коронованная статуя… И тем не менее она уже была уничтожена. Огромная трещина рассекала её на две половины. В этом плане художник постарался: не просто нарисовал разлом, но именно выбил его посреди каменной стены и монумента.

А затем снова бежали поля, по которым маршировали солдаты в золотой броне (оставляя за собой, опять же, только свет и процветание) и прекрасные церквушки, которые сияли точно звёзды и так далее… В один момент всё это обрывалось, и мозаику заволакивал чистый белый цвет. На секунду я предположил, что художник не успел закончить свою работу, но затем белизна стала обретать очертания и превратилась в титана с пирамидальной головой…

76. прощальная записка

Перед ним находился другой титан, третий, четвёртый; они шли ровным строем и несли за собой ослепительную белизну, и вдруг предпоследний в этом ряду упал на колени, а последний превратился в белоснежный кубик, за которым вспыхнули золотые крылья… С этого момента снова побежали золотистые поля, между которыми возвышались всё более величественные города. Иной раз мелькали более конкретные образы: старик в длинной мантии, которые передаёт свой посох юной девушке и так далее…

По мере того, как мои глаза приближались к завершению панорамы, внутри меня стал разгораться интерес. Красочная летопись приближалась к промежутку после моего последнего визита. Я снова увидел ту самую долину, на которой чёрные точки построили первый город. Наполовину она была заснеженной, а на другую переливалась яркими красками. Я увидел новые инструменты и корабли. Я увидел больше дюжины человек, которые передавали друг другу золотистые мантии. Я увидел луну и звёзды, а затем…

Здесь художник снова проявил свою творческую жилку. Картина плавно переходила в эдемские кущи, с которых всё и начиналось, но затем поворачивала (становилась трёхмерной) и, в сиянии не солнца, но золотого дракона, простиралась в вечность.

Я оторвался от картины и посмотрел наверх.

Прямо надо мной находилось круглое отверстие посреди купола, из которого доносился грохот оживлённого города.

Я собирался взлететь и посмотреть, что именно он собой представляет… Но затем остановил себя. Делать это было немного неправильно. Я неминуемо привлеку внимание, устрою сцену, заставлю моих поданных и верующих волноваться… Оно того не стоит, учитывая, что можно было просто прочитать недавние воспоминания Золотых крыльев.

Так я и сделал, и убедившись, что всё было в порядке, бросил последний взгляд на шумное голубое небо, посреди которого как раз в этот момент лавировал дирижабль, закрыл глаза и погрузился в дрёму…

Следующим на очереди был мир Натаниэля.

Проснувшись посреди кровати, я посмотрел по сторонам. Было пусто.

Я вздохнул, приподнялся и стал осматривать комнату.

Последняя была небольшой, но уютной. Не королевская спальная, но и не корабельная каюта. Мои ноги сами собой нашли бамбуковые сандали, после чего я встал и вышел на улицу.

В ту же секунду мои лёгкие наполнил запах моря, смешанный с палитрой тропического леса. Вокруг простирался ухоженный зелёный дворик, за которым спускалась тонкая блестящая тропинка, видимо сделанная из дроблёных ракушек. Она пронзала лес и простиралась прямо к морю, перед которым белела извилистая полоска пляжа.

Некоторое время я стоял на месте, опираясь обеими руками на белый забор и разглядывал ритмичные волны в сиянии лунного света.

Затем я вернулся в помещение, вытянул ящик из шуфлядки возле кровати и достал потрёпанную записную книжку. Читать в темноте было немного проблематично. Я снова вышел на улицу, присел на траву и подставил страницы звёздному свету.

«Благодарю,» — засеребрились буквы в сиянии луны. — «за всё, что Ты сделал для меня и моей родины. Я знаю, что у Тебя были свои интересы, но это умаляет моей благодарности».

'Теперь я понимаю, что моя давняя мечта была глупа и безумна; разумный человек никогда бы не стал делать ничего подобного. Лишь невероятная удача помогла мне исполнить все мои начинания, и тем не менее, даже если бы я знал, что её не будет на моей стороне, я бы всё равно выбрал эту дорогу, путь, ведущий в море.

Ты спас меня и стал моим наставником. Ты преподал мне важный урок. Я никогда не забуду ни его, ни соратников, которых встретил за время наших странствий, ни врагов, ни океан.

Даже будь в моей жизни ещё один путь, быть может, более продолжительный, я бы не стал его выбирать.

Я знаю, что ты всегда считал меня многословным, а потому закончу кратко: я благодарю тебя и желаю тебе попутного ветра в твоём собственном путешествии. Ты помог мне спасти мой мир, и я желаю Тебе спасти твой.

P. S. Если можешь, верни Крисс способность говорить.

P. P. S. И позволь нам встретиться ещё раз.

Натаниэль Тибериус Септим, 23.06'

Под конец читать стало сложнее. Мои тонкие белые руки задрожали, а в глазах стали собираться слёзы. Я вздохнул, протёр лицо и поправил свои длинные золотистые волосы.

Обыкновенно мой носитель находился в глубокой спячке первое время после того, как я завладевал его телом, но видимо слишком сильные чувства могли пробудить дремлющую душу. Я чувствовал, что Крисс была в сознании. Наши мысли, наше зрение и наши чувства были едины.

Я отложил книжку в сторону, на траву, освещённую серебристым лунным светом, и спросил её, как это случилось. Она ответила, что несколько лет назад Натаниэль обнаружил признаки одной смертельной болезни. После этого он стал стремительно чахнуть — по крайней мере в телесном плане. Его душа воспринимала это стоически, даже философски. Он стал больше читать и чаще отправляться в морские экспедиции.

Конкретную эту запись он сделал перед своим последним путешествием и велел никому её не читать, даже ей, Крисс, до «Его» возвращения. Крисс знала, кто Он (Я) был таком. Тем не менее, она не сдержала обещание. Она прочитала письмо больше дюжины раз, она знала наизусть его содержание, и теперь она проклинала себя за это, ибо все эти годы, которые прошли с его смерти, она терзала себя в ожидании моего возвращения.

Я немного подождал, чтобы душа Крисс успокоилась, а затем проговорил:

— Я могу вернуть тебе речь…

Мне всё равно.

— Что касается второй просьбы… ты действительно этого хочешь?

Да.

Я кивнул и вытянул руку, вызывая силу веры.

«Ритуал призыва души умершего, 31-я странница учебника Некромантии».

В тот момент, когда перед нами стал формироваться прозрачный фантом, я быстро отправил Крисс всю необходимую информацию о том, как работает данное заклятие, затем бросил прощальный взгляд на море, в котором серебрился, размываясь, лунный диск, и оставил её тело.

Последним, что я увидел, была спина девушки с длинными золотыми волосами на фоне чистого звёздного неба; затем передо мной сгустился серый туман…

77. ято

Следующей на очереди была Ямато. Я чувствовал определённую тревогу после прошлого визита, когда протискивался через каменный туннель, и тем не менее на другом конце последнего меня встретила всё та же привычная розовая комната с узором из белых облачков.

Я вздохнул и посмотрел на волосы, которые торчали из-под одеяла; затем на часы, которые стояли на тумбочке возле кровати. К этому времени я запросто мог видеть через пелену тумана и знал, что до момента, когда сработает будильник, оставалось всего несколько минут.

Что ж, в таком случае мне нужно поспешить…

Я вытянул руку, отбросил тёплое одеяло и нажал на будильник ровно за мгновение до момента, когда последний собирался разразиться своим ужасающим писком.

Фух…

После этого я приподнялся, посмотрел по сторонам и снова убедился, что ничего не изменилось. Наконец я быстро оделся — теперь данное предприятие не представляло для меня особенных проблем, даже колготки, — причесал волосы, завязал себе хвостик, присел за стол и открыл «Мистер Дневник Старшей Школы».

К моему удивлению, записи в последнем были довольно редкими. В своё время Ямато расписывала едва ли не каждый день — теперь она ограничивалась только краткими заметками.

Я откинулся на спинку стула и стал задумчиво поглаживать свой гладенький подбородок, когда в дверь неожиданно постучали. Я вздрогнул и повернулся:

— Ямато? Ты проснулась?

— Д-да, мама! — выпалил я.

— Ты оделась? Давай быстрее, а то опоздаешь на автобус…

— Уже иду.

Я быстро поднялся, посмотрел в зеркало, поправил юбку и рубашку и вышел за дверь. Когда я прошёл на кухню, меня встретила удивительная картина: на столе стояла тарелка со свежей яичницей, а за плитой возилась низенькая шатенка.

Это была мама Ямато.

…Мамато.

(Прошу прощения.)

Некоторое время я наблюдай за ней; затем женщина заметила мой взгляд и спросила:

— Что-то не так, Ямато?

— Нет, нет, всё в порядке, — ответил её и машинально покосился в сторону — смотреть ей в глаза было немного неловко.

После этого я присел за стол. Яичница была хорошая. По крайней мере Ямато она пришлась по вкусу, хотя мне показалась недостаточно солёной. Когда я направился в прихожую, мама вдруг остановила меня:

— Ямато, а почему ты надела летнюю форму?..

— Летнюю? — я растерянно посмотрел на свой наряд.

— Опять забыла… Переоденься… нет, уже нет времени. Надень куртку потеплее и шарф, и бегом!

Бегом так бегом. Я схватил розовый пуховик, белый шарфик, надел тёплые ботинки и вышел на улицу.

Стоило мне шагнуть за порог, как под ногами у меня раздался скрип.

Это был снег.

Сама дорога была чистой, но всё вокруг — крыши, дворик и утёс, который сдерживал морские волны, — покрывал пухлый слог чистого снега. Я сделал глубокий вдох. Воздух был прохладным, но не морозным. Шарф был, пожалуй, лишним при такой погоде, и если бы я был в своём теле, я бы его снял, но рисковать здоровьем Ямато мне не хотелось.

Я посмотрел по сторонам, затем на металлический шпиль, который возвышался на горизонте, и наконец повернулся и побрёл на остановку.

Дом Ямато находился почти на конечной, а потому первое время я ехал в школьном автобусе в полном одиночестве. Тем не менее, с каждой новой остановкой он постепенно заполнялся, и когда за окном замаячила наша школа, мне пришлось протискиваться, чтобы выйти на бордюр. Под конец я и вовсе спрыгнул на последний. Это была ошибка. Стоял гололёд. Я поскользнулся и едва не свалился на землю, как вдруг меня придержали за руки, после чего взволнованный голос спросил:

— Т-ты в порядке?

Я сморгнул и посмотрел на девушку, которая стояла передо мной. У неё были короткие (до подбородка) чёрные волосы, в которых переливался фиолетовых отблеск, и тонкие, но мягкие розовые губы. Её светлые щёки покрывал зимний румянец.

Мурасаки, одетая в куртку и варежки, беспокойно смотрели на меня своими чёрными глазами.

— Да, — ответил я. — В порядке.

Девушка неуверенно кивнула, отпустила меня и сказала:

— Будь осторожней… ладно?

Я улыбнулся и показал ей большой палец.

Мурасаки вздохнул и поправила мой шарфик:

— Пошли.

По дороге между нами завязался разговор. Совершенно бессмысленный, из тех, которые обычно бывают между подругами по дороге в школу. Юки рассказывала о том, как проходит её подготовка к ближайшему турниру по плаванию, как это сложно в такую погоду посреди зимы и так далее…

Размышляя, когда же мне рассказать о том, что в данный момент телом её подруги повелевает ужасающий монстр из другого измерения, я проследовал за ней на школьный дворик.

Сперва я думал, что мы направимся в сторону нашего барака, но Мурасаки повела меня в главное здание.

Если так подумать, последний раз я навещал последнее в свой самый первый школьный день. На пороге я остановился, повернулся и посмотрел на заснеженный дворик, по которому шагали прочие школьники. На секунду я как будто заметил среди них низкую девушку с ясными глазами и волнистыми чёрными волосами. Она посмотрела на меня. Улыбнулась. Я сморгнул. Иллюзия исчезла.

— Что такое? — приоткрывая дверь спросила Мурасаки.

— Ничего… идём.

В школе нам пришлось разделиться. Мурасаки и Ямато учились в разных классах. Тем не менее, в классной комнате мне встретилось другое знакомое лицо. За партой возле окна, вытянув ноги, сидел парень в школьной форме с подстриженными чёрными волосами.

Сперва я не понял, кто это такой. Он просто показался мне немного знакомым. Поэтому я приблизился и стал внимательно его разглядывать. Вскоре парень (прежде задумчивый) заметил мои действия, повернулся и рассеянно сморгнул:

— Кирияма?.. — спросил я его напряжённым голосом.

78. свет 1

— Что? — спросил Кирияма.

— Ты постригся.

Он сразу, как по рефлексу, протянул руки к своим волосам и поджал губы. В этот момент я отчётливо представил помпадур у него на голове и понял, что это действительно был Кирияма… если Кирияму без дурацкой причёски вообще можно считать Кириямой.

— Да нет, — нехотя ответил парень.

Видима постригся он уже довольно давно.

Хотя сердечный шрам ещё не закрылся.

Я вздохнул, похлопал его по плечу, чем вызвал ещё большее недоумение, и присел за свою парту. Определить последнюю было несложно. Стоило немного расслабиться, и тело Ямато самостоятельно потянулось к нужному месту.

Ещё через пару минут двери кабинета приоткрылись, и зашёл учитель. Первым уроком была математика. Я вздохнул, достал ручку, тетрадку и приступил к работе.

Мелькали мысли ретироваться из Ямато, по крайней мере пока не прозвенит последний звонок, чтобы не портить столь важный в этом возрасте образовательный процесс, но затем меня захватила школьная ностальгия, и я предпочёл остаться. Тем паче, что сегодня был некий праздник, а потому — сокращённый рабочий день.

Во время обеденного перерыва Кирияма поднялся и пошёл на выход из кабинета. Я наблюдал за ним. В дверях парень остановился, повернулся и посмотрел на меня:

— Идёшь?

Я кивнул и приподнялся.

По дороге он сунул руки в карманы и разговорился. Он жаловался на своих сестёр, которые на выходных заставили сводить себя в кино (при том что фильм ему, кажется, понравился), на учёбу, которая действовала на нервы (хотя совсем недавно я прекрасно видел, как смиренно он сидит на уроке и записывает каждое слово учителя) и так далее. Когда он признался, что подумывает записаться в секцию по боксу, я пристально посмотрел на него. Кирияма смутился и спросил:

— Ч-что?

— … Будешь подглядывать за парнями в раздевалке?

Он немедленно побледнел и замотал головой.

— Шучу, — сказал я и усмехнулся.

Когда парень пришёл в себя, он замялся и как будто хотел спросить меня о чём-то, но в этот самый момент мы встретили Мурасаки, которая дожидалась нас возле столовой. После этого все вместе мы прошли в просторный и светлый обеденный зал.

— А где Мацуя? — спросил я, когда все мы уселись за один столик.

— Приболел, нет? — удивился Кирияма.

Мурасаки бросила на меня подозрительный взгляд.

— А, да, конечно, — кивнул я, поглядывая в сторону.

Пара неуверенно переглянулась.

— Догадались? — спросил я, пристально разглядывая одного и другого.

— О чём? — повторил Кирияма.

— Ах, ты!.. — тут же воскликнула Мурасаки, а затем поджала губы.

Я кивнул.

Мурасаки сглотнула, выпрямила спину и положила руки на колени, как примерная ученица. Кирияма ничего не понимал и растерянно хлопал глазами.

Я вздохнул и дёрнул себя за конский хвостик.

— А, — тут же воскликнул парень. — Ты…

— Надесико, давно не виделись.

— Что-то случилось? — с тревогой прошептала Мурасаки.

— Именно так. Вам предстоит последняя, самая сложная миссия по спасению реальности… Шутка, — я улыбнулся и откинулся на спинку стула, продолжая с интересом смотреть за их реакцией.

— Просто выдалась свободная минутка, и захотелось проведать, как вы тут поживаете. Х про меня не рассказывала?

— Говорила. Немного, — ответила Мурасаки.

— Ну да, говорит она немного… Так что, сходим к Мацуя после занятий?

— Зачем? — растерялся Кирияма.

Мурасаки бросила на него укоризненный взгляд, а затем и сама замялась.

— Всегда нужно навещать больного друга. Принести ему куриного супа, т.д., т.п., или вас дела?

— Мне… мне сегодня нужно сходить к маме в диспансер, — неуверенно проговорила Мурасаки.

— Вот как… С ней всё в порядке?

Мурасаки на секунду замялась, но затем кивнула. Как мне показалось — искренне.

— Отец ей помогает, — ответила девушка. — Я тоже… пытаюсь, — прибавила она смущённым голосом.

— Молодец.

Мурасаки отвернулась и покраснела.

Кирияма между тем старательно делал вид, что не слышит нашего разговора. Я повернулся к нему и спросил:

— А у тебя что?

— Я в порядке, — ответил он машинально.

Я усмехнулся:

— Дел никаких нету?

— Нет. То есть… Кирико, сестра, просила сводить в магазин.

— Ну ладно, — я наигранно вздохнул. — Хорошие вы друзья, конечно… Шучу, — прибавил я, когда они уже собирались начать оправдываться. — С Мацуя всё будет в порядке. А вы молоды, кстати говоря. Именно ради этого вы сражались, верно? Ради нормальной жизни.

Получилось немного слащаво, но вообще посыл был верным. Мурасаки и Кирияма неуверенно кивнули. Затем Мурасаки кивнула ещё раз, посильнее; Кирияма это заметил и повторил. Я улыбнулся и откинулся на спинку стула:

— Так что там у нас сегодня на обед? Кирияма.

— А? — встрепенулся парень.

— Очередь — там.

— …

…

Вторая половина школьного дня прошла непримечательно. Я учился и болтал с друзьями на переменах… Ну как с друзьями. Кирияма и Мурасаки явно было немного неловко в моей компании. Они воспринимали меня как намного более старшую фигуру. На самом деле это тоже было неплохо. С их точки зрения я был ужасающим монстром из другого измерения, так что даже такое отношение было, своего рода, проявлением приязни. А ещё это было довольно забавно. В один момент я сказал Кирияма, что мне надоело учиться, и я собираюсь превратить нашего учителя в лягушку в начале следующего урока.

Парень растерялся, перепугался и сразу побежал просить совета у Мурасаки, после чего они устроили дипломатическую миссию, которая всячески старалась убедить меня, что делать «Это» будет совершенно неправильно.

Ещё я заставил Кирияма сбегать в кафетерий и купить мне пакетик сока. Трижды.

В общем, к тому моменту, когда прозвенел последний звонок, и наша троица вышла на дворик, мои драгоценные друзья выглядели совершенно уставшими. Более того, теперь они серьёзно раздумывали о том, чтобы составить мне компанию, видимо потому что боялись, что я устрою глобальный катаклизм. Мне пришлось постараться, чтобы убедить их, что всё будет в порядке.

Наконец я поймал автобус и поехал в сторону дома Мацуя.

79. свет 2

Возможно приходить просто так, без предупреждения, было немного невежливо… но кто виноват, что в этом мире до сих пор не изобрели коммерческие телефоны?

Когда я шёл по ухабистому тротуару, на глаза мне попался тот самый старик, который в своё время подсказал мне дорогу. Он стоял на веранде своего дома, прибирая снег.

— День добрый! — крикнул я и помахал.

Старик посмотрел вниз, заметил меня и улыбнулся:

— О, добрый, добрый… В гости идёте? К Мацуя?

— Ага.

— Хм… тогда понятно, почему парнишка в последнее время такой весёлый.

— Весёлый?

— Да. Раньше он всегда казался таким напряжённым, задумчивым, а недавно как будто расслабился наконец… И теперь я знаю, почему, — хитрым голосом заметил старик. — Раз ему повезло найти такую девушку…

Я не стал поправлять его и говорить, что Ямато НЕ была девушкой Мацуя, перекинулся ещё парой слов и последовал дальше.

Вскоре я поднялся на порог дома Мацуя и постучал.

Между делом я задумался о том, насколько мелким был последний (действительно, не дом, а домик). Разве спасителю человечества не должны были предоставить более престижную квартиру? Впрочем, зная Мацуя, он вполне себе мог отказаться. В таком случае нужно будет научить его уму-разуму — а то разве непонятно, что Нанако было бы намного удобнее совершать прогулки в менее холмистой местности?..

Пока я размышлял об этом, с другой стороны дверного проёма зазвучали приглушённые голоса:

— Сейчас открою. (Мацуя)

— Я сама. Больные должны соблюдать постельный режим. (Нанако)

— Но… (Мацуя)

— Цыц. (Нанако)

Раздался приближающийся шорох, а затем щелчок. Когда дверь приоткрылась, я увидел Нанако, которая сидела на пороге и протягивала руку.

Девочка меньше всего изменилась с нашей последней встречи. Хотя, казалось бы, в этом возрасте должны происходить самые заметные перемены. Она стала немного выше (самую малость, так что очевидно, что быть высокой ей уже не суждено) и немного менее бледной. Её волосы все ещё были завязаны в косички. Прямо сейчас на ней был свитер с длинной шейкой, на котором был выгравирован кривенький рисунок медвежонка.

Девочка немного удивилась, когда заметила меня, а затем сразу улыбнулась своей привычной уверенной улыбкой:

— Ямато! Привет.

— Привет.

— Ты к брату?

— Ну да, но вообще к вам обоим; просто захотелось навестить.

Нанако кивнула и подвинулась в сторону, мол, проходи.

— Кто там? — раздался приглушённый и очень серьёзный голос Мацуя.

— Сюрприз, — прыснула Нанако и бросила на меня задумчивый взгляд.

После этого я разулся и вместе с Нанако направился в зальную комнату. Последняя немного переменилась. На месте старого телевизора находился другой, в полтора раза больше, но тоже пузатый.

Если так подумать, все коммерческие телевизоры, которые я видел в этом мире были как будто из девяностых, в то время как военные использовали намного более современные и даже футуристичные технологии. То же самое можно было сказать и про другие вещи… Хм… А что если именно в этом заключался ответ на мой давнишний вопрос? Очевидно, что жители этого мира запросто могли сделать даже мобильные телефоны — просто данная технология находилась под правительственным запретом.

Интересная теория.

Мацуя лежал не в зале, но посреди смежной с ним спальной комнаты. Парень с ног и до самой шеи был закутан в оделяло. Заметив меня, он вскинул свои толстые брови и уже собирался приподняться, однако Нанако бросила на него строгий взгляд, сложила руки и сказала:

— Больным нельзя напрягаться.

— Но…

— Нет. Не хватало ещё, чтобы ты заразил Ямато.

Мацуя помялся и всё же опустил голову на подушку.

Меж тем Нанако предложила мне присесть за стол (низкий), а затем наклонилась и прошептала:

— С ним всё в порядке.

— Правда? — ответил я аналогичным шёпотом.

— Ум. Простудился, но таких толстолобых простуда сразу отпускает. Температура прошла ещё вчера. Просто… — в глазах Нанако появился хитрый блеск. — Когда у меня простуда, он всегда кутает меня в десять одеял и даже окно не открывает. Пришло время расплаты.

Затем она отодвинулась и с невинной улыбкой проговорила:

— Хочешь куриного супа, Ямато? У нас его ещё много. Как раз погрею новую тарелку для моего нерадивого брата.

Я услышал шорох и посмотрел на Мацуя, который при слове «куриный суп» заметно побледнел; затем покосился в сторону раковины, в которой башенкой громоздилось больше полдюжины тарелок…

— Почему бы и нет? — сказал я, улыбаясь сиятельной улыбкой…

…

Как ни крути, у Нанако было большое сердце. В один момент она всё же позволила своему брату присоединиться к нашей беседе за столом. Говорили про самое разное. Про учёбу, школьные кружки (Нанако настоятельно советовала брату заняться спортом, чтобы не пропадала врождённая выносливость; Мацуя рассеянно отнекивался, не желая называть реальную причину отказа, которая, верно, заключалась в том, что ему не хотелось тратить драгоценное время, которое он мог использовать, ухаживая за своей сестрой) и так далее.

Спрашивали и про меня. Вернее, Ямато; отвечать на такие вопросы было проблематично. Я мог бы заглянуть в её воспоминания, но копаться в голове семнадцатилетней (кстати, с днём рождения, исполнилось всего неделю назад) девочки было немного неловко.

Поэтому отвечал я наобум, а то и вовсе рассказывал про самого себя. Со временем Мацуя стал бросать на меня удивлённые, а затем подозрительные взгляды. Неужели догадался? Пока я размышлял, говорить ему или нет, Нанако неожиданно спросила:

— Так ты… другая Ямато?

80. свет 3

Я посмотрел на девочку с некоторым удивлением:

— Верно… Тебе Мацуя рассказал про меня?

— Нет, он умеет держать язык за зубами, — заявила Нанако и бросила недовольный взгляд на своего брата. — Я сама догадалась, а потом спросила тебя… В смысле, Ямато. Тебя ведь зовут Надесико, так?

— Вроде того. А вы, значит, встречались с Ямато пока меня не было?

— Она заходит время от времени. Мы подруги.

Вообще я сразу заметила, что она вела себя немного не так, как во время нашей первой встречи… В смысле, не как ты, — припоминая рассказывала Нанако. — Сперва я думала, что у неё расстройство личности, но затем она всё мне рассказа, а Кен подтвердил.

— Хм. Могу себе представить этот разговор.

Вообще удивительно, что Ямато больше никому не проболталась… или проболталась? Впрочем, пусть. После победы над Вестником хранить этот секрет больше не имеет особого смысла. Главное, чтобы Куросаки мог подстраховать её от психушки.

— Это ведь ты меня спасла, когда появился НИС? — неожиданно спросила Нанако. — Я помню, что мне тогда приснился… сон. Я уж думала, что стану одной из них, а затем проснулась посреди бункера.

— Ну да. Кстати, было сложно. Поэтому надеюсь на компенсацию.

— Компенсацию?

— Ещё одну тарелку супа, пожалуйста.

— Можно, — улыбнулась Нанако, после чего мрачно посмотрела на Мацуя:

— Ты ведь тоже хочешь добавки, так, братик?..

После этого мы проговорили ещё тридцать минут, — Нанако было интересно узнать, что именно представляет собой жизнь порождения другого измерения, и она, кажется, нашла забавным, когда узнала, что последняя не сильно отличается от её собственной, — а после вышли на прогулку.

Мацуя оставили дома. Он давно уже выздоровел, но Нанако всё равно настаивала, что ему ещё рано было выходить на улицу. Возможно таким образом она хотела расквитаться за его собственную гиперопеку, а может действительно за него беспокоилась, ничем не отличаясь в этом плане от своего брата.

Когда Мацуя попробовал перечить, Нанако использовала железный аргумент:

— Сиди тут, нам с Надесико предстоит женский разговор.

Парень заткнула. За дверь он провожал нас, точно нервная, но послушная собачка своего хозяина.

— Точно не холодно? — спросила я Нанако, когда выкатил её коляску на тротуар.

— Нет.

— Неправо, налево?

— Хм… налево.

Я кивнул и покатил коляску в указанном направлении. По дороге между нами снова завязалась беседа на разнообразные темы, которую, однако, постоянно прерывали приветствия прохожих:

— Нанако? Как поживаешь?

— Отлично!

— Добрый день, Нанако!

— И вам!

— Кто это с тобой? Родственница?

— Не совсем.

— Неужто Мацуя нашёл себе девушку?

— ПФ!

— Смотрю ты популярная, — заметил я, когда мы вышли на менее оживлённый участок дороги.

— Семья из девочки-инвалидки и заботливого брата. Мы прямо магнит для жалости, — вздохнула Нанако.

— Правда? А, по-моему, дело в твоём характере.

— Не без этого, — с наигранно высокомерной улыбкой ответила девочка.

Когда она заговорила про свою инвалидность, я не заметил у неё на лице даже мельчайшей тени горечи. Это сделало мои размышления ещё более тяжкими, и следующую половину дороги я провёл в задумчивой тишине. Нанако, верно, заметила моё настроение, и тоже стала молча разглядывать заснеженный мир.

В один момент спереди зазвучали оживлённые крики. Мы ещё немного проехали и увидели слева небольшую детскую площадку: качели, песочницу, засыпанную снегом, целого снеговика и ещё одного «в процессе»; дети резвились, бросались снежками и строили белые замки.

Нанако рассеянно посмотрела на них.

Я остановил коляску.

Один ребёнок свалился прямо в сугроб, секунду спустя приподнялся и, потирая покрасневшее лицо, схватил снежок и бросился в погоню за обидчиком.

В этот момент я раскрыл немного подмороженные губы Ямато и спросил:

— Нанако, хочешь я верну тебе возможность ходить?

Девочка вздрогнула, а затем спросила сухим голосом:

— А в обмен?

— Ничего. Просто так.

Это была неправда.

К этому времени я запросто умел нарушать законы мироздания — по крайней мере в тех мирах, где был повелителем. Иногда мне было удобнее делать это с помощью уже освоенных навыков, например, магии (как тогда с Натаниэлем), но при этом все мои «чудеса» нарушали стабильность конкретного мира… и моего рассудка.

На первый взгляд может показаться, что мои соперники, Они, Владыки кошмара были безумцами, которые хотят уничтожить вселенную — на самом деле они хотели сделать её «совершенной». Перестроить по своему разумению. Я же хотел сохранить её в первозданном обличие, а значит с моей стороны было по меньшей мере странно нарушать естественный порядок вещей.

Драконы, вампиры и так далее были необходимым злом, которое позволяло мне поместить мир в сферу моего влияния. В то же время исцеление бедной девочки было сугубо эгоистичным поступком. А ведь именно эгоизм был Их главнойотличительной чертой.

В своё время я отказался приносить жертвы ради спасения мира. Это был правильный ответ. Но теперь передо мной стояла другая дилемма. Теперь я мог нарушить законы мира, чтобы «исправить» последний, как это делали Они. Возникает закономерный вопрос: почему бы не пойти ещё дальше? Почему бы не исцелить вообще всех калек? Не выправить мировую несправедливость? Почему бы не сделать мир… лучше?

Зачем я продолжаю следовать постулатам своего безумного предшественника?

Нет, Они тоже были неправы, но только потому что Их представление касательно идеального мир было неправильным. У меня же всё получится как надо. Я сделаю его действительно правильным, совершенным, я…

Но это была склизкая дорожка.

Возможно мне следует остановиться, удержать себя, пока ещё была такая возможность.

…Впрочем, раз я уже сделал предложение, забирать его назад будет совершено неправильно:

— Хочешь?

— … Да.

Я медленно кивнул, приподнял руку и попытался щёлкнуть пальцами. Не получилось. На мне всё ещё были перчатки, и вместо «щёлк» раздался шершавый шелест, вместе с которым разлетелись налипшие на ткань снежинки.

Я услышал быстрый вздох и посмотрел на Нанако.

Через меховые штаны девочки резко протянулись и затрепетали беленькие ножки.

— Не вставай, нужно найти тебе обу…

Не успел я договорить, как девочка резко потянулась вперёд и секунду спустя уже стояла посреди белоснежного снега. Стояла неуверенно, неровно, как будто находилась на огромной высоте.

Я хотел остановить её, но в последний момент удержал себя.

Нанако глубоко вдохнула, сотрясая своё дрожащее тельце, и шагнула вперёд. Затем ещё раз. Затем ещё раз… Она шла неуверенно, словно младенец, который впервые пытается ходить.

Наконец она упала коленями на снег.

Я направился к ней, намереваясь приподнять её на ноги, и замер, когда услышал всхлип. Нанако дрожала. Всё сильнее и сильнее, и причиной тому был совсем не холод. Наконец она вскинула голову и заревела, обливаясь мириадами сверкающих слёз…

81. встреча

После этого у меня оставалось совсем немного дел в Мире Ямато, хотя и довольно важных.

Ради них я съездил в главное министерство. На пропускном пункте перед ним у меня возникли некоторые проблемы. По всей видимости пропуск Ямато аннулировали, когда она перестала быть Стражем, и охранники ни в какую не хотели пускать меня на территорию. Пришлось прыгать и размахивать руками перед камерой, прежде чем пришёл приказ проводить меня в здание.

На пороге последнего меня встретили растрёпанные тёмные волосы, очки, белая рубашка и невыносимая улыбка

— Добрый день, мисс Надесико, — сказал Куросаки. — Что-то случилось?

— Плановая проверка.

— Понимаю. Желайте пройти в мой кабинет?

Я кивнул.

Не то чтобы Куросаки был особенно приятным собеседником — каждый раз, когда мы говорили, у меня было такое ощущение, будто в ногах у меня извивается ядовитая змея, — но зато он прекрасно разбирался в том, что происходит на политической арене этого мира.

По прибытию в его кабинет я перешёл сразу к делу и спросил, что случилось за время моего отсутствия. Он улыбнулся и заговорил. Рассказ получился долгий. Для начала, НИСы действительно перестали появляться после нашей победы над Вестником. Как, собственно, и заражённые. Теперь человек мог сколько угодно смотреть на злополучную фотографию или слушать проклятую запись и ему ничего не будет.

Даже те заражённые, которые находились в искусственной коме — которых Мицубиси хотел использовать для своего теракта, — теперь проснулись. Некоторое время велись дебаты касательно того, насколько безопасно было возвращать их в нормальное общество, но доктор Сигеру положила им конец, когда заявила, что теперь они совершенно безопасны.

— Кстати говоря, она хотела с вами поговорить, — улыбнулся Куросаки.

Я вспомнил женщину с фиолетовыми волосами, которая ставила безумные эксперименты, и криво улыбнулся.

— Может быть в другой раз… Х она тоже изучает?

— Разумеется. Впрочем, мы не позволяем ей заходить слишком далеко. Мисс «Х» находится под нашей опекой, и мы стараемся выполнять любые её поручения… Вы знали, что недавно она попросила нанять себя учителя для игры в шахматы?

— …

Кх.

— Желаете навесить её? Сейчас она спит.

— Спит?

Значит находится в доме на берегу…

Я покачал головой и спросил про Киёко и её младенца, Таро. Они тоже были в порядок, сейчас проживали на тайной квартире и находились под защитой правительства.

На самом деле я всё ещё был не уверен, что мне делать с Киёко. Ведь она совершила настоящий теракт. По её вине погибло много невинных — включая Икари. Я не хотел её убивать, и всё равно она должна была понести наказание. Некоторое время я думал о том, чтобы лишить её родительских прав и найти для Таро другую семью, но вспоминая о том, как она заботилась о своём сыне, когда была рабыней Мицубиси, я не мог заставить себя это сделать.

Иной раз не бывает сугубо правильного решения.

Проще не думать об этом. И, честно говоря, я был в достаточной степени эгоистом, чтобы мочь себе это позволить.

На этом наш разговор подошёл к завершению. Куросаки предложил свозить меня домой, но я отказался. В данный момент Ямато жила обычной жизнью. Соседи явно будут судачить, если однажды на улице их милого пригорода покажется чёрный государственный автомобиль.

Можно было, конечно, попросить обычную машину… но этот вариант пришёл мне голову, когда я уже стоял посреди людного автобуса.

…Бывает.

Вернувшись домой, я повесил куртку на крючок, разулся и сразу прошёл в свою комнату… вернее, в комнату Ямато, где свалился на кровать. Я запечатал свои силы, чтобы не нарушать Стабильность этого мира, и теперь чувствовал себя предельно уставшим.

С минуту я просто лежал, упираясь лицом в подушку.

Затем повернулся, посмотрел на потолок и закрыл глаза.

Секунду спустя я оказался посреди кромешной черноты.

Это было пространство моей души.

Я сосредоточился, и посреди него проявилась юная девушка с длинными розовыми волосами. Когда я щёлкнул ей по лбу, она растерянно приоткрыла веки.

— Доброе утро, Ямато.

Я видел её лицо десятки раз, когда смотрелся в зеркало, но тогда оно представляло собой маску на моём собственном. В то же время теперь за разливами розовых волос и голубыми глазами передо мной находилась настоящая Ямато — её чистая, незамутнённая душа.

Она удивлённо посмотрела по сторонам. Затем на меня.

— Ты…

— Надесико.

Ямато кивнула.

Важное замечание. В данный момент я всё ещё находился в образе «Надесико», то бишь Ямато с конским хвостиком. Мне казалось, что ей будет несколько проще принять меня в таком амплуа, нежели если бы я предстал перед ней в образе почти тридцатилетнего мужчины.

В последнем случае я мог оставить ей душевную травму.

— Здравствуйте… нет, здравствуй, — смущённо проговорила девушка.

Я кивнул.

Ямато помялась и проговорила:

— Спасибо…

— За что?

Она рассеянно приоткрыла губы, как будто не зная, с чего начать.

Я усмехнулся:

— Мы друзья, Ямато. Ненужно благодарностей.

Ямато рассеяно кивнула, помялась и заговорила.

Обо всём. Про свою жизнь, учёбу, родителей, своих друзей и так далее и тому подобное… она сильно смущалась, но при этом всегда была разговорчивой девушкой. Прямо как закрытая бутылка газировки. Если её потрясти, а затем открыть, пена ударит прямо до потолка. В один момент она даже смутилась, что рассказывает только про саму себя, и стала расспрашивать меня про мою собственную жизнь. Причём с большим интересом. Ведь с её точки зрения я был таинственным обитателем другого измерения.

82. похищение

— И-извини, если у тебя нет семьи…

— Да нет, есть, — ответил я, после чего рассказал про Аню, Таню и даже моих родителей.

Было неловко. Ямато слушала с таким вниманием, как будто каждая моя фраза была на вес золота.

— Я бы хотела с ними встретиться, — неловко проговорила девушка.

— … Я подумаю, как это можно устроить.

Но устраивать не буду. Наверное. Вообще сложно сказать «нет», когда на тебя смотрят такими щенячьими глазами.

Наконец пришла пора прощаться. На самом деле я ожидал, что во время нашей первой встречи произойдёт более состоятельный и судьбоносный разговор, но в итоге мы просто болтали про всякие глупости… впрочем, наверное, так и надо. Друзья не должны устраивать драму. Они должны разговаривать на простые и приятные темы и просто получать удовольствие. Я попрощался и уже хотел возвращаться, как вдруг Ямато сказала:

— Надесико…

— Хм?

— Эм… Удачи. Я верю, что у тебя всё получится, — сложив руки проговорила девушка и посмотрела на меня своими ясными голубыми глазами.

— Конечно, — ответил я и щёлкнул пальцами.

Секунду спустя вокруг меня сгустился плотный серый туман.

Вернувшись в подвал, я направился не как изначально планировал в Мир Тали, но в жилую комнату. Я ожидал увидеть Х — ведь если последняя заснула в своём собственном мире, значит, наверное, она снова пришла в гости.

Тем не менее, когда я поднялся по ступенькам и открыл дверь, мне предстала совершенно пустая комната. На секунду я заволновался и быстро посмотрел по сторонам, пытаясь найти картину, тумбочку, которой раньше не было, или любой другой признак, что это был «не тот дом».

Ничего.

Странно.

Куда она могла запропаститься?

У меня появилось дурное предчувствие. Я посмотрел на дверь, помялся, открыл её вышел на порог. Затем обошёл весь дом, надеясь найти следы. Их не было. Только мои собственные ноги оставляли всё новые вереницы отпечатков на песке.

Наконец я вернулся в помещение и задумался. Что происходит? Продолжая тревожно расхаживать из стороны в сторону, я решил составить перечень вариантов:

В лучшем случае она просто оставила телесную оболочку и теперь бродила в образе фантома в пределах собственного мира. Почему бы и нет? Звучит как занимательное хобби. В своё время она постоянно этим занималась. Может захотела вспомнить былое или заглянуть в раздевалку местной футбольной команды.

Возможно она действительно пришла навестить меня, а затем спустилась в подвал и направилась в один из миров, которые я прежде исследовал. С другой стороны, я предупреждал её, что делать это было предельно опасно. Х не стала бы заниматься настолько безрассудными вещами. По крайней мере если на это не было причины.

Тогда… может её заставили пройти в портал? Может он появился прямо у неё перед глазами? Может он бросился за ней в погоню?.. Мой предшественник расписывал нечто подобное. Меня сразу захватил сильнейшая тревога, как вдруг…

Стоп.

Тревога!

Я резко повернулся и посмотрел на корабль, мачта которого неподвижной глыбой вырывалась из туманного моря.

Всё это время они были здесь… Всё это время они наблюдали за мной. Они не могли пройти в здание без моего разрешения — благодаря оборонительным рубежам, которые оставил мой предшественник, или потому что здесь были особенные правила, — и тем не менее они меня видели. Они знали, как часто мы встречались с Х — что я заботился о ней. Я её оберегал. И теперь, если с ней что-нибудь случится, это неминуемо подкосит моё психическое самочувствие.

Прямо как тогда, когда один из Них пытался угрожать Ане и Тане. Они не могли просто напасть на меня, и в то же время, когда сражаются Владыки кошмара, состояние души и рассудка играет важнейшую роль.

Последняя битва была уже совсем скоро.

Сейчас был идеальный момент, чтобы подкосить моё самочувствие и посеять семена тревоги в моём сердце.

Проклятье!

Я замахнулся и со всей силы пнул столик, так что последний врезался в окно и вызвал звенящую вибрацию. Почему я этого не предвидел? Это было очевидно. Я должен был сказать Х ни в коем случае не выходить за пределы своего мира. Нет, там на неё давил материальный барьер… Тогда я должен был её сопровождать. Я должен был попросить её остаться здесь, в этом комнате. Тут она была в безопасности. Я этого не сделал. Не подумал. Проклятый идиот.

Ладно. Хватит. Нужно успокоиться. Нет смысла… вернее, нет. Есть смысл корить себя, но сейчас намного важнее придумать, что мне теперь делать.

Нужно найти Х и как можно скорее.

Или… или напротив. Нужно смириться с тем, что она погибла. Что я её больше не увижу. Мне нужно успокоиться и принять свою потерю, чтобы последняя не повлияла на моё психическое состояние во время последней битвы. Но… ха.

Этот вариант я даже рассматривать не собираюсь.

Я криво улыбнулся, а затем сосредоточился.

Сперва нужно понять, где именно пропала Х. Сделать это было несложно. В пределах своего мира она находилась в безопасности, потому что это был Мой мир. Я был местным Божеством. Ни Вестник, ни даже один из Них не мог туда проникнуть. Вернее, мог, но я сразу бы это заметил.

Дом на берегу тоже был в безопасности… Наверное. Мой предшественник разместил здесь всевозможные защитные формации, и в то же время я был не уверен, насколько они были эффективны против Них. Несколько раз у Них получалось сюда проникнуть. Через зеркало, например, или когда я вызвал дудочку. С другой стороны, и тот, и другой раз произошли с моего позволения или позволения моего предшественника.

Учитывая мстительный характер Половинчатого человека, последний наверняка попытался бы добить меня после того, как я разбил его зеркало. Он не стал этого делать, даже несмотря на то, что дом на берегу находился в Зоне Кошмара, где у него была почти безграничная власть. Следовательно, это место действительно было безопасным: и для меня, и для Х.

Но тогда где она пропала?

Думай, думай… Сперва ей следовало покинуть собственный мир, затем пройти через туннель, который… стоп! Точно!

83. похищение 2

Я снова вспомнил случай, когда случайно попал в «другой дом». Когда именно я свернул не туда? В туннеле. Последний находился на перепутье и представлял собой тропинку, которая пролегала между мирами. В большинстве своём туннели были стабильны, и в то же время, когда дело касается тумана, Стабильность — штука довольно эфемерная.

Возможно, один из Них перевёл рельсы в тот самый момент, когда Х совершала своё путешествие. Тогда…

Я немедленно повернулся и бросился в подвал; минуту спустя я карабкался по туннелю в Мир Ямато.

…Не так и просто создать новый туннель из Зоны кошмара. В противном случае Мы могли бы запросто попасть в любой из миров. Чтобы проложить дорогу, мостик, требовалось потратить определённые усилия, и подобного рода стройка не могла пройти бесследно.

Я закрыл глаза, сосредоточился и попытался нащупать разлом.

Вскоре у меня перед глазами нарисовался образ извилистого туннеля, подвешенного среди безграничного серого тумана.

Где же она, где же… Здесь.

Наконец я заметил развилку, а вернее сказать руины последней, которые рассыпались прямо на глазах, превращаясь в струйки серого тумана. Я немедленно открыл глаза, направился на место и пощупал стену. Она показалась мне немного рыхлой, но при этом я чувствовал, как с каждой секундой она становится всё крепче и крепче. Рана постепенно затягивалась, возвращая материальный барьер к его первозданному состоянию.

Я выхватил булаву и ударил по степе. Последняя исчезла. За ней показался ещё один туннель, правда очень потрёпанный. Местами осыпаясь и превращаясь в серый туман, он казался совершенно ненадёжным.

Впрочем, замялся я вовсе не поэтому. Если один из нас сотворил эту развилку, значит, я мог использовать собственную силу веры, чтобы сделать её более стабильной. В этом не было ничего сложного. Проблема в том, что именно ожидает меня в конце этой тропинки.

Скорее всего, это была ловушка. У меня будут серьёзные проблемы, если она ведёт меня в мир одного из Них. Однажды я уже забрёл в такой — тот самый город, где за мной наблюдали прохожие, — и едва сбежал, и то лишь потому, что мне удалось обмануть своего противника.

Логичнее было бы забыть про Х и даже не пытаться её спасти.

Я не собирался этого делать.

Но, ради приличия, давайте придумаем логичную причину, почему:

Совсем недавно при таких же обстоятельствах — когда я пошёл на риск и решил спасти девушку несмотря ни на что, — у меня получилось коснуться той великой, безграничной веры, которая пронизывая все разумные создания. Может быть теперь у меня получится это повторить?

Я прыснул и шагнул в тёмный коридор, который развалился прямо на глазах.

Вскоре мне действительно пришлось напрячь свою веру, чтобы сделать последний более стабильным. Кстати говоря, а что если это была очередная уловка моего противника? Возможно, он заранее постарался сделать проход нестабильным, чтобы мне пришлось потратить драгоценную веру, пока я буду к нему добираться.

С этого момента я стал экономить свои силы, стараясь пробираться на своих двоих и перепрыгивать расщелины.

Между делом я размышлял о том, что именно буду делать, если на другом конце туннеля меня действительно поджидала ловушка.

Можно попробовать немедленно сбежать — с помощью табакерки, например. Но сперва мне следовало найти Х. Мой противник наверняка спрятал её за семью печатями. Наверняка, он попробует измотать меня, пока я буду к ней добираться, или хуже, попытается…

Хлюп!

— П-п-простите, хлю… но вы наступили на моё лицо, хлю…

Я вздрогнул и немедленно отпрянул.

В один момент каменный туннель переменился. Теперь вокруг меня сжимались влажные, покрытые тонкой мембраной стенки желудка; в мой нос ударил ужасающий кровавый смрад. Если бы я представлял собой нечто более телесное, чем эфемерный фантом, меня бы тут же вывернуло наизнанку.

Я остановил себя в тот самый момент, когда хотел перевести дыхание, и стал смотреть по сторонам.

Было светло. Источник света представляли собой многочисленные маленькие насекомые, которые сидели на стенах. Они напоминали светлячков. Сперва мне казалось, что они просто карабкаются по стенам, но затем я различил тихий, но вездесущий чавкающий звук. У меня сразу появилось предположение, что именно здесь происходит, но прежде чем я успел оформить его в своём сознании, мой взгляд обратился на лицо у меня под ногами.

Оно было человеческим.

Отчасти.

Обыкновенно у людей бывает кожа — её не было. Более того, посреди красной плоти проглядывались многочисленные рваные дырочки, через которые карабкались те самые насекомые.

— Благодарю, тьфу, — сказало лицо и выплюнуло очередного светлячка, который удерживал зубками и лапками кусочек мяса. — Вы пришли за дамой?

— Да, — ответил я после продолжительной паузы.

— В таком случае мне велено было передать… Тьфу! Что вам следует идти вперёд и только вперёд. Впрочем, если хотите осмотреться, вы можете повернуть в любом направлении, вам этого никто не запрещает. Будьте, тьфу! уверены, — вы находитесь в абсолютной безопасности. Тьфу!

Я рассеянно кивнул и снова посмотрел в коридор перед собой. Казалось, последний становился всё шире и шире по мере того, как светлячки подгрызали его мясистые стенки и перегрызали сосуды. Наконец, переступая лицо («ох, благодарю»), я пошёл вперёд.

Сперва передо мной простирался всё тот же мясистый туннель, стенки которого пожирали, быстро мигая, светлячки. Некоторые из них пытались садиться на мои руки, но случалось это редко, и даже тогда они не могли пробиться через мою кожу своими маленькими зубками и быстро теряли интерес.

Через некоторое время стенки мясного коридора стали расходиться в разные стороны. В этот же момент в глаза мне ударил ослепительный свет. Я остановился и зажмурился. Когда же моё зрение привыкло, я увидел…

84. мясо

Я остановился и зажмурился. Когда моё зрение привыкло, я понял, что из горла попал в пространный желудок.

Всюду виднелись большие и малые бассейны с бурлящей жидкостью, которая представляла собой, судя по едкому запаху, смесь крови и желудочного сока. Тут и там копошились светлячки. Иной раз они собирались в человеческие силуэты… вернее сказать, они так плотно покрывали человеческие тела, что разобрать даже миллиметр кожи становилось невозможно.

Некоторые люди висели на стенах, подвешенные многочисленными красными и синеватыми трубками. Я говорю «люди», но правильнее будет сказать «части людей»: руки, ноги, головы, черепа, с которых как будто наждачкой стёрли кожу, и так далее и тому подобное. Это была свалка человечины; это был огромный человеческий завод, который перерабатывал… и производил.

Продвигаясь вперёд и переступая лужи, в которых копошились ушные раковины, я постепенно стал замечать мясные наросты. Некоторые из них были бесформенными; другие постепенно обретали форму и наконец третьи начинали сливаться с общей массой «человечины».

В один момент на глаза мне попалась ямка, из которой исходил ослепительный свет. Повинуясь пагубному интересу, я заглянул внутрь и увидел мириады светлячков, которые немного отличались от всех остальных. Их животы были набиты до отвала, настолько, что, стоило им пошевелиться, и они сразу взрывались, и вокруг разлетались кровавые ошмётки. Они стекали вниз и просачивались через многочисленные красные и голубоватые трубы.

Я снова приподнял голову и посмотрел по сторонам.

В этот момент я как будто увидел предложение во всей полноте, начиная от заглавной буквы и заканчивая точкой. Всё в этом мире было взаимосвязано. Всё представляло собой цельную и бессмысленную систему. Светлячки пожирали человеческую плоть, взрывались и производили новую. Вечный круговорот жизни, доведённый до своего абсолютного предела. И что самое главное, самое удивительное: все они были счастливы.

Я видел целые стены, которые покрывали, точно маски, живые человеческие лица. Даже когда их пожирали, на них читалась не агония, но предельное, наркотическое счастье.

На секунду мне даже показалось, что я их понимаю. Что я… нет. Нельзя. Нельзя об этом думать. Я помотал головой, прогоняя мысли, которые вместе с этим запахом просачивались в мою голову.

Я хотел перевести дыхание, но удержал себя, стиснул зубы и побрёл вперёд.

Не знаю, как долго продолжалось моё шествие. Сама концепция времени здесь казалась иллюзорной. Передо мной простирались самые невероятные, ужасающие пейзажи, которые неизменно передавали одну и ту же идею неизменного цикла. Того самого, который заведовал природой, но здесь, в пределах этого мира, был низведён к своей простейшей основе. Мне представлялся желудок, который пожирает — и рождает — сам себя. Я находился внутри него. Дни. Недели. Много лет.

Иной раз я думал, что это никогда не закончится.

Иной раз я вообще забывал, что существуют другие миры; что вообще может быть мир кроме этого. Я об этом забыл и вспомнил в тот самый момент, когда протягивал к своим губам кусочек плоти. Я немедленно бросил его на землю. Он стал недовольно извиваться, требуя, чтоб я засунул его в свой желудок.

Я переступил его и пошёл дальше.

В один момент я заметил красный холм посреди кровавого моря. Затем присмотрелся и понял, что это был Он.

«Мясо».

Куриное, свиное, говяжье, рыбье и человеческое — жареное, варёное и совершенно сырое и кровоточащее; собранное воедино и рассматривающее меня простыми карими глазами.

Я встал на берегу и посмотрел на него.

Непрестанные булькающие, хлюпающие и хрустящие звуки, которые сопровождали моё шествие, притихли, и воцарилась тишина. Через несколько секунд отрылся мясной кокон неподалёку, и показалась Х. Девушка была невредима. Пока что. Она приподнялась и посмотрела на меня своими серыми глазами.

— Он… меня не трогал, — сказала она.

Я кивнул.

— Он забрал меня… потому что это был… единственный способ привести тебя сюда. Чтобы ты посмотрел… и увидел его мир своими глазами.

Он считает… что здесь всё правильно. Именно так, как оно должно быть.

Все миры представляют собой неизменный цикл… мы пожираем… нас пожирают… он просто убрал всё лишнее… — с этими словами девушка и Мясо, Которое, аки холм, возвышалось у неё над головой, посмотрели по сторонам. Я проследил за их взглядом и увидел многочисленные кости, лица, руки, ноги и прочие кусочки тел, которые впитывали и поглощали друг друга, и в которые вгрызались многочисленные светлячки. Все они трепетали, но это был не болезненный, но радостный трепет.

— В этом мире приятно не только пожирать… но также приятно, когда тебя пожирают… потому что когда нас пожирают… мы тоже пожираем… именно это делает Его мир осмысленным. Именно это… дарует счастье. Это хороший мир. Он старался, когда его делал. Он считает его идеальным, и он бы… хотел убедить тебя в этом, — сказала Х.

Убедить…

Действительно, Его карие глаза казались мне удивительно честными. Как будто своим взглядом Он просил меня послушать и принять свою точку зрения.

И если я не захочу этого делать, Он всё равно не станет пытаться Нас тут удержать. Нужно всего лишь попросить, и Он сразу, своими силами откроет портал в дом на берегу.

На фоне других Владык Он действительно казался особенно доброжелательным. На секунду мне даже захотелось спросить, почему он выбрал именно такой мир в качестве своего идеала.

85. правда

Я удержал себя

В этом не было смысла.

Более того, это было опасно. Ведь если я действительно проникнусь Его идеями, появится закономерный вопрос: а зачем, собственно, с ним сражаться? Почему бы не позволить ему одержать победу в Нашем противостоянии и построить мясную утопию? Разве плохо, если вселенная будет именно такой?

Я посмотрел вниз, на лицо, выпирающее из песка, которое пожирали светлячки. Это была гротескная, ужасающая картина, и в то же время в его глазах читалось выражение экстаза. Счастья. Потому что и это лицо, и все прочие трепещущие руки и ноги — все они были счастливы. Никто из них не знал ничего лишнего. Они пожирали и их пожирали. Идеальный цикл. Так почему бы действительно не…

Щёлк.

Вдруг, на долю секунды, бесформенное лицо стало напоминать мне Таню.

Я вздрогнул.

Иллюзия развеялась.

А вместе с ним и дымка, которая покрывала мой рассудок.

— … Возможно ты прав, — ответил я спокойным голосом. — Может быть этот мир действительно будет лучше, чем тот, который есть прямо сейчас. Но я всё равно предпочитаю именно его.

Мясо неподвижно разглядывал меня своими — и моими, ведь они одинаковыми — глазами.

Наконец он издал краткий хлюпающий звук.

— Он говорит…

— Я знаю. Пошли.

Х бросила последний взгляд на мясную гору у себя за спиной и пошла вперёд. Стоило ей сделать первый шаг в кровавое озеро, как под ногами у неё показались белые зверины, а может и человеческие рёбра, которые превратились в своеобразный мостик. Она прошло по нему на другой берег и встала передо мной.

Мясо в этот момент прикрыл свои веки, и перед нами появилась деревянная дверь. Я открыл её и увидел широкий каменный туннель. Даже не разглядывая последний, я почувствовал, что он ведёт в дом на берегу.

— Спасибо.

— Он говорит… что не нужно его благодарить. Когда придёт время, он будет сражаться… без пощады.

— Я знаю, — ответил я спокойным голосом. — Идём.

Х постояла на месте, а затем протянула мне свою беленькую руку. Я взялся за неё, последний раз посмотрел на просторы мясного горизонта, прошёл в туннель и прикрыл за нами дверь…

…

Вернувшись в дом на берегу, я выдохнул и развалился на диване. Х неподвижно стояла на месте. Судя по тому, как вихрились серые спиральки у неё в глазах, она размышляла.

— Я не знаю, правильно ли поступаю, — сказал я, обращая на себя её взгляд.

— А ты что думаешь? Можно построить лучший мир?

— … Никто не может решать… какой мир… будем лучшим, — ответила девушка.

— Скучный ответ.

— …

— Но правильный.

Сам я руководствовался немного другой логикой, но и эта сгодится.

После этого я предупредил Х, чтобы она никуда не выходила — по крайней мере до завершения последней битвы. В этот раз нам повезло, но, если бы её похитила менее доброжелательная сущность, всё могло бы закончиться совершенно иначе. Девушка невозмутимо кивнула, а затем посмотрела на стол.

Там стояли шахматы.

Я вздохнул:

— Одну партию, не больше. Договорились?..

…

После этого я совершил непродолжительную экспедицию в мир Тали. Мне следовало поторопиться, а потому я не мог оставаться там слишком долго. Благо, в этом не было нужды.

С моего прошлого визита прошло семь лет. Срок небольшой, но и не маленький. Всё это время Леон, а вместе с ним и королева, и все прочие вампиры истово исполняли мои указания.

В прошлый раз передо мной стояла серьёзная проблема. Мне нужно было разрушить репутацию ордена и вместе с тем заставить людей почитать вампиров. Сделать это было непросто. Я рассматривал различные варианты, и в итоге выбрал самый безумный.

Может быть причиной была усталость, которую я испытывал, когда давал все эти указания, или же битва против «Него» потрепала мою душу сильнее, чем я предполагал, но теперь выбранная мной стратегия казалась мне совершено сумасшедшей.

Я, Леон, потребовал рассказать правду.

О том, что все мы — включая королеву — действительно были вампирами, но добрыми, которые никогда не поглощали человеческую кровь без разрешения; что всё это время Орден пытался нас подставить, отправляя собственных «низших» вампиров, чтобы устраивать нападения на простой народ и так далее…

Теперь в моей голове мелькали туманные воспоминания, что королева и все остальные казались чрезвычайно рассеянными, когда я всё это рассказывал.

Наверное, они думали, что я был немного не в себе после нападения и хотели подождать, чтобы я поправился и дал более логичные приказы… Тем не менее к этому времени моим (своим) телом уже завладела душа Леона, который в принципе не смел идти против моих приказов, даже самых неразумных.

Повод задуматься о том, что делать его таким раболепным было немного неправильно.

И вот, на протяжении всех этих лет королевский двор только и делал, что рассказывал правду.

Чем всё это обернулось?

По правде говоря, узнавать ответ на этот вопрос мне было немного страшно…

Я ожидал увидеть пепелище на месте столицы и королевского дворца. Я ошибался. Когда я облёк себя в тело Леона, — последний в это время находился в поместье Тали, откуда проводил все свои операции, аки серый кардинал, — то не заметил ничего необычного.

Я немедленно приказал принести бумаги и отчёты и стал разбираться, что именно случилось, пока меня не было; вскоре передо мной протянулась вереница удивительных открытий.

Оказывается, всё было совершено нормально… Нет, первые несколько месяцев и даже лет после того, как открылась правда, ещё происходили народные волнения и даже восстания, но затем люди стали постепенно привыкать к происходящему. Они смирились с тем, что существуют вампиры — у нас даже появились сторонники, причём добровольные, которые величали нас Высшей расой и желали обрести нашу силу, — смирились, что королева была вампиром, приняли на веру, что именно Орден был зачинщиком кровавых беспорядков и так далее и тому подобное…

Сперва я не мог в это поверить.

Нет, разумеется на нашей стороне была явная и тайная полиция, которая старательно пресекала дискриминацию против вампиров (кстати, именно я предложил такую формулировку происходящего) но всё равно люди были удивительно спокойны. Им было удивительно всё равно на то, что ими повелевают кровожадные монстры.

…Или не удивительно?

Возможно, всё это время я неправильно воспринимал происходящее, и на самом деле заурядному человеку совершенно всё равно, кто именно заседает в правительстве — такие же люди, монстры или ужасающий кошмар из другого измерения. Главное, чтобы была еда, вода и крыша над головой. Может быть всевозможные фанаты конспирологии не боятся, что ими повелевают пришельцы с Нибиру —нет, они надеются на это, потому что в таком случае ужасающая в своей бессмысленности жизнь будет хотя бы немного более осмысленной…

86. игра

Занятная мысль.

При этом, разумеется, мы тоже прилагали усилия, чтобы предупредить беспорядки. Королевский двор имеет огромный опыт по части пропаганды. За последние семь лет множество именитых философов приводили разнообразные аргументы, почему именно вампиры должны находиться в правящих кругах, и почему это есть наиболее благостный и сообразный природе порядок вещей…

Как итог, каждый раз, когда мы отправляли дипломата за границу, ему предлагали свежую кровь. Не делать это считалось попросту невежливым; некоторые королевские семьи и вовсе официально просили нас, чтобы мы их обратили.

Мы были не против. С одним условием. Все обращённые обязаны были принять веру в Алое Божество — древнего прародителя вампиров.

Одно дело, заставить людей поверить, что вампиры существуют, и совсем другое заполучить эту веру в мои руки. Я использовал проверенную тактику и представил себя в качестве Божественной фигуры (Леон стал моим верховным жрецом и проповедником).

Сперва мне поклонялись только другие вампиры; затем — простые люди. Некоторую опасность представляла местная религия этого мира, но последняя уже целый век теряла своё влияние. Здешний мир находился на уровне развития примерно семнадцатого века. Церковь не могла потягаться с государством, а после недавних событий, во время которых она поддержала орден, древняя религия и вовсе надорвала свои последние силы.

Священники могли только наблюдать, как их паства неумолимо собирается под крыльями (чёрными, без перьев) новоявленного Божества…

Внутри меня постепенно накапливалась вера.

Я даже мог начать исполнять молитвы… Но в этом не было особенного смысла. Данный мир был достаточно развит, чтобы местные обитатели готовы были уверовать в бога без необходимости последнему творить чудеса.

Мои знакомые тоже не жаловались. Первое время у королевы было много дел, — после неудачного восстания она стала абсолютным монархом, так что некоторые даже предполагали одну большую конспирацию, — но с недавних пор стала возвращаться к своему прежнему, более декадентскому образу жизни.

Тали исполнила свою мечту и стала бессмертной. А ведь ещё совсем недавно над ней потешались и считали неразумным ребёнком. Теперь же все её завистники рассыпятся в прах, в то время как она и дальше будет вести свою вечную жизнь.

Сперва девушка не знала, что именно с ней делать, но затем стала заниматься государственной работой. Благодаря влиянию Леона, круг её ближайших знакомых постепенно расширялся. Временами к ней захаживали Рошель и Катрина, которые поженились и теперь ожидали второго ребёнка.

Кстати говоря, дети вампиров были не вампирами, но простыми людьми. Впрочем, их всегда можно было обратить (если, разумеется, они сами захотят после достижения сознательного возраста).

Так что да. Всё было в порядке.

Некоторое время я подумывал о том, чтобы провести последнюю, прощальную беседу с Тали… но затем понял, что в таком случае подразумевалось, что я не собираюсь возвращаться.

Я собираюсь.

Сразу после того, как стану единоличным Владыкой кошмара.

С этой мыслью я вернулся в дом на берегу.

Вот всё. Приготовления подошли к своему завершению. Можно было написать завещание, но, скажем так, обойдёмся.

Я попросил Х ретироваться в кабинет, затем свалился на софу и стал смотреть на корабль посреди туманного моря и огонёк, непрестанно мелькающий на верхней палубе. Динь, динь, динь… последний неумолимо, словно трещина, которая становится всё шире и шире, обращаясь в бездну, заволакивал моё сознание. В один момент он вспыхнул особенно ярко, и когда мелькнул опять, я выпрямил спину и посмотрел по сторонам.

Вокруг простиралось чёрное пространство, посреди которого были расставлены одинаковые деревянные стулья. Сперва все они были пустыми. Затем, один за другим, на них стали появляться Они.

— О, привет, новенький, — помахала рукой, похожей на музыкальную ноту, дудочка.

— Сама пунктуальность, — язвительно заметил белый кролик, разглядывая меня своими стеклянными глазами.

Мясо заметно уменьшился, чтобы помешаться посреди стула, и всё равно его карие глаза казались немного больше обычных человеческих.

Безымянная сразу поправила своё голубое платье.

Половинчатый человек сидел своеобразным образом: повернувшись боком к спинке стула.

— Все в сборе? — спросил Кролик, хмурясь и разглядывая наши лица своими голубыми стеклянными глазами, за которыми проглядывались красные огоньки.

Я посмотрел по сторонам. Все стулья были занятны. Вдруг мне вспомнился человек с лошадиной головой, но я немедленно отбросил эти мысли.

— Хорошо, — прохрипел кролик и прокашлялся. — В таком случае сперва я бы хотел…

— Скучно, скучно, скуууу~чно, — вдруг продудела дудка. — Сразу к делу.

Половинчатый человек кивнул.

Мясо молчал. Безымянная — тоже.

— Хм, — раздражённой хмыкнул кролик. — Первое правило: победитель будет только Один. Если кто-нибудь из Вас желает уступить свою кандидатуру, пусть немедленно поднимет лапку.

Тишина.

Никто не поднимал.

Дудочка сделала вид, будто собирается поднять небольшую мохнатую лапку, которая неожиданно появилась у неё в руке, но затем столь же наигранно передумала.

— Второе правило: победитель будет выбран по итогу игры. Мы могли бы устроить открытое противостояние, однако на это потребуется слишком много времени, и многие считают данный подход слишком…

— Сложным, ду… И скучным, ду… И унылым, ду…

— Именно так. В первую очередь игра позволит каждому из Вас отразить первичную и незамутнённую суть вашей веры. Для этого все мы обязуется отделить сердцевину нашей души и отправить её в нейтральное, заранее обустроенное пространство, в котором каждый из Нас проявит свои наилучшие качества, которые, в свою очередь, позволят Ему добиться победы… Все меня поняли? — проговорил кролик особенно быстрым голосом, словно опасаясь, чтобы его опять не перебили.

Мы… нет, Все и Я кивнули.

— Хорошо. В таком случае: приступаем.

— Вопрос! Вопрос! Вопрос! — вскинув руку (ноту) заговорила дудочка.

— … Слушаю, — раздражённой сказал кролик.

— А что если один из Нас… Ты, например, не захочет признавать поражение? И вызовет свою веру в нейтральное пространство (прямо как Ты собираешься?) Мы (особенно Ты) можем это сделать довольно быстро.

— Можем, — согласился кролик, а затем прищурился. — В таком случае Мы обязуемся собрать наши силы и уничтожить нарушителя.

— Хитро.

— Логично.

— Коварно, — сказали три дудочки.

— И это тоже… хм… А если Нас останется только двое?

— Двое?

— Мы ведь будем выбывать постепенно, ду? Когда Нас останется только двое, ну, Я и Он, — с этими словами дудка показала на другую дудку, которая сидела на стуле неподалёку (Та помахала). — Что тогда? Вместе наброситься не получится.

— … Тогда у Нас будет два варианта: либо продолжить игру и следовать правилам до конца… Либо закончить последнюю, — приподнимая голову сказал кролик, — И сразиться, используя все наши силы.

— Ду… Я бы выбрал второй вариант, — заявила дудочка.

— Не сомневаюсь, — мрачно ответил кролик.

— Тогда почему сразу не сразиться?

— Можешь… если хочешь, — раздражённо ответил кролик, и я заметил, как посреди его головы открывается новый, настоящий глаз…

— Нет, — неожиданно раздался голос, прямо как из граммофона. Я посмотрел на Безымянную. Девочка наклонила голову и сказала:

— Играть интересней.

— Ду?.. — проговорила дудочка, в руках у которой к этому времени уже появился автомат (в форме дудочки). — Ду… Наверное!

Автомат исчез.

Кролик хмыкнул. Его настоящий глаз медленно закрылся. После этого он поправил воротник, включая бабочку, прокашлялся и сказал:

— В таком случае приступаем… Незамедлительно.

Щёлк.

87. Бог

Туман.

…Серые вихри простирались у меня перед глазами, когда я приоткрыл свои веки.

Я находился посреди целого моря серого тумана. На секунду мне показалось, что я попал в некий мир с высокой Стабильностью. Нечто подобное я уже испытывал, когда впервые оказался в мире Натаниэля и не видел дальше собственного носа.

Затем я понял, что здесь всё было немного не так. Туман не просто «покрывал» окружающие вещи. Их не было. Абсолютная пустота простиралась во все стороны, закручивая в себя серые вихри.

Где я? В зоне кошмара? Нет. Последняя была бесконечной, а у этого места были границы, хотя и отдалённые. Постепенно распространяя веру и прощупывая окружающее пространство, я начал понимать природу этого мира. О представлял собой своеобразную песочницу из серого тумана.

За границами последней находились другие миры, в которых правили Они. Перемещаться между ними было невозможно… пока что. Пространственные стенки постепенно разлагались. В один момент мы неминуемо встретимся. Собственно, именно для подготовки к этому моменту Нам и предоставили данное пространство.

Я снова посмотрел по сторонам.

У каждого из Нас в своём распоряжении было ограниченное количество тумана, своеобразной глины, из которой мы могли сделать всё что угодно. Превратить его в оружие, сотворить армию или немедленно впитать в своё сердце… и тем не менее логичнее всего было попытаться ещё немного помножить его количество.

Я прикинул, как это будет, и вытянул руку, напрягая силу веры. В ту же секунду туман у меня перед глазами завихрился, как будто в порывах сильного ветра. Постепенно, он стал собираться в единственной точке. Она становилась всё гуще и гуще, пока не превратилась в матовый серый шарик.

Я взялся за него и покрутил у себя перед глазами.

Затем повесил посреди пространства и увеличил до размеров футбольного меча. После этого я сделал из тумана кисточку и стал рисовать: горы, реки, моря, леса и зелёные равнины… С каждой минутой шарик обретал всё более прекрасные очертания, пока не превратился в маленькую голубую планету. После этого я щёлкнул пальцам и зажёг возле него золотистую точку, солнце, а затем крутанул шар, чтобы светило равномерно разливало свет.

Были у меня мысли заставить крутиться именно солнце… Но пусть. Всё равно геоцентризма у нас будет более чем достаточно.

После этого я некоторое время разглядывал новоявленную планету. Затем бродил по ней на своих собственных ногах. Когда я замечал нечто странное: тишину посреди леса или подозрительно гладкое море, — я добавлял цикад, чтобы они шумели на закате, или ветер, чтобы появились волны. Таким образом я старался нарисовать полноценную живую реальность.Настраивать экосистему, геологию и так далее было ненужно. В пространстве серого тумана всё это не имеет значения. Форма здесь равноценна содержанию.

Наконец, когда площадка была готова, я начал добавлять людей…

Или нелюдей. Можно было придумать любую расу. Можно было сделать особенный вид, специально заточенный на быстрое размножение и производство силы веры… Но в моём случае это будет неправильно. Моя идеология и стремления заключились в том, чтобы сохранять предельную нормальность. Чтобы ничего не менялось и было, как оно было всегда и везде.

Я щёлкнул пальцами, после чего на всей протяжённости новоявленной планеты, — последняя была немного меньше Земли, примерно, как Луна, — стали появляться маленькие человечки.

Интересно, можно считать это нарушением прав человека? Клонирование находится под запретом, но что насчёт создания человека «из ничего»?

Философский вопрос.

Я махнул рукой, и рассеянные люди, — некоторые из них оказались посреди пустыни, другие среди зелёных долин или заледенелой тундры, — вздрогнули и стали неторопливо разбредаться в разные стороны. Сперва мне следовало промотать немного времени, чтобы мои подопечные могли создать полноценную цивилизацию.

Это был медитативный процесс.

Наполовину зелёный (светлая сторона), наполовину тёмный шарик стремительно крутился у меня перед глазами.

Наконец я заметил, что на тёмной стороне начинают мелькать едва заметные точки. Я замедлил течение времени, присмотрелся и увидел большие костры, возле которых сидели заросшие люди в набедренных повязках.

Они смотрели на пламя с раболепным трепетом, как на своё божество. Большая часть племени дремала в палатках, сделанных из веток и звериных шкур, однако некоторые стояли на страже огня и постоянно подкидывали новые деревяшки, опасаясь, чтобы последний не погас.

Некоторые племена были ещё хитрее. Они переносили раскалённые угольки в пещеры, туда, где их не могли потревожить капли с неба. Со временем они сами перебирались в расщелины посреди скалы и начинали рисовать на стенах разнообразные узоры: то, что видели, то, что хотели видеть, и то, что привиделось им ночью во время сновидений.

Я понял, что момент настал.

Однажды посреди ночи, когда почти всё племя дремало, завернутое в звериные шкуры, и только несколько стражников караулили пламя, последнее вдруг стало стремительно гаснуть. Охранники встрепенулись. Сонная дымка, которая тонкой пеленой висела у них на глазах, немедленно развеялась. Они стали подбрасывать сухие палки, но это оказалось бессмысленно. Костёр неумолимо уменьшался. Стражники закричали. Стали просыпаться остальные. Старейшина вырвался вперёд, достал небольшой мешочек и бросил прямо в огонь. На секунду пламя вспыхнуло немного ярче… а затем снова стало стремительно гаснуть.

Собравшихся охватил ужас. Затем отчаяние. Они падали на землю. Рвали волосы у себя на голове. Вырывали бороды и бросали в огонь, но всё это было бесполезно. Вскоре осталась единственная маленькая искра. К этому времени всё племя в отчаянии валялось на земле, как вдруг раздался голос:

«Слушайте!»

Все вздрогнули и посмотрели на искру.

«И внимайте!» повторил голос, после чего искра стала золотистой.

«Ибо я ваш Создатель»

«Ваш покровитель!»

«Ваш Бог!»

С каждым словом, — не все из которых они знали, но все понимали, сердцем чувствуя смысл, — люди трепетали всё сильнее и сильнее.

«Я сделал вам великий дар… но я могу его отнять. Я щедрый. Но требовательный. Я суров. Но справедлив. Я требую, чтобы вы приносили мне жертвы. Я требую, чтобы вы молились на меня. Я требую, чтобы вы помнили, что обязаны мне всем, и тогда…» после этих слов пламя, уже не красное, но золотистое, стало разгораться всё ярче и ярче и за считанные секунды превзошло размеры предыдущего костра.

«…Тогда вы получите новые, ещё более великолепные дары… Ибо я суров, но справедлив, ибо я требовательный, но щедрый, ибо я —ваш Бог!»

В одну секунду пламя достигло каменного потолка, а затем вернулось к своему первоначальному состоянию. И тем не менее люди ещё долгое время лобызали землю перед ним, не смея приподняться на ноги.

88. развитие

Подобные картины можно было наблюдать не только в этой пещере, но вообще на всех больших и малых первобытных стоянках. На протяжении нескольких дней — следовало подобрать правильный, самый драматичный момент, — десятки тысяч людей увидели и поверили в Божество.

После этого они стали изображать последнее, придумывая для Меня разнообразные обличия. Некоторые из них были вполне харизматичным, вроде огненной птицы или обезьяны. Люди строили монументы и святилища, приносили жертвы, молились

Религия — пологий горный склон. Человечество — снежок. Достаточно его немного подтолкнуться, и он станет катиться вниз, всё быстрее и быстрее, постепенно наращивая вокруг себя всё более плотные слои снега (в этой метафоре — культуры).

Вскоре стали появляться шаманы, которые сперва лучше всех, а затем единственные понимали, как именно можно достучаться до Повелителя Солнца/Призрака Огненной Луны/Пылающей Обезьяны и т.д. Люди по природе своей хотят стать монополистами, и нет монополии более привлекательной, чем монополия на человеческие души.

Я не мешал происходящему, ведь пытаясь сохранить свою власть, религиозная каста поддерживала мою веру и даже выполняла роль моих посланников среди простого народа. Мне просто нужно было время от времени направлять им вещие сны и прочие знамения, чтобы они не сбивались с «праведного пути» слишком сильно.

Так я открывал людям всё новые технологии: обработку дерева и почвы, животноводство, селекцию и так далее. Разумеется, можно было подождать, чтобы они сами дошли до всего этого… но на самом деле нет. На самом деле моё время было довольно ограниченным. Мне нужно было как можно скорее превратить мой народ, моё творение в развитое и многочисленное общество, чтобы получить от него как можно больше силы веры.

Время от времени я рассматривал вихри серого тумана у себя над головой. Мои противники тоже не сидели без дела. Они готовились. Создавали собственные матрицы веры, ожидая неминуемого момента, когда стенки между нашими мирами треснут, и последние начнут сходиться воедино.

Сходиться, смешиваться, поглощать… В этом противостоянии выживет и уцелеет лишь сильнейший.

Мои творения наглядно демонстрировали данную концепцию. Различные племена были разбросаны на приличном расстоянии, но со временем, благодаря миграции, всё равно стали встречаться — и сливаться.

Некоторые слияния происходили мирным путем. Другие — военным. Появились города-доминионы, в подчинении которых находились племена и деревушки. Они зарождались, процветали, распространяя своё влияние, а затем неумолимо чахли и превращались в пыльные руины. И тем не менее цивилизация не может исчезнуть окончательно. Каждый раз, когда очередная Вавилонская башня рассыпается под собственным весом, она превращается в фундамент, благодаря которому будущие поколения смогут подняться ещё немного выше.

Это был естественный процесс, расписывать который не имеет смысла. Намного больше меня занимало сопряжении религии. В период античности нетерпение в этом отношении встречалось довольно редко. Различные народы уважали чужие Божества или по крайней мере их боялись. В моём случае Бог был один единственный, но многоликий.

Иногда на эту тему возникали споры. Даже кровопролитные. Тем не менее, благодаря моему вмешательству, разнообразные веры стали постепенно превращаться в единую организованную религию, учение которой гласило, что многочисленные Божества — Лунные Попугаи и Крокодилы, Пожирающие Звёзды — появились из Первородного пламени.

Все они заслуживали дары и почитание, и все они были масками, за которыми пылал первозданный огонь. Со временем его влияние становилось всё сильнее и сильнее, в то время как прочие Божества и Духи приобретали более местный характер.

Нечто подобное происходило в Европе в раннем средневековье, когда ритуалы, посвящённые разнообразным божествам, стали превращаться в праздники христианских святых. В моём творение всё это произошло ещё раньше. Мир находился в районе бронзового века, когда появилась вера Первородного пламени. У неё был собственный великий храм, который располагался в пределах большого города, расположенного в дельте плодородной реки. Городу было несколько сотен лет, назывался он А’Чех и представлял уже третью свою итерацию — два предыдущих государства, которые находились на этих землях, рассыпались в потоках беспощадного времени.

В этот раз всё обещало быть совершенно иначе.

Мирская, царская власть А’Чеха стала уступать религиозной.

Сперва я сомневался, насколько правильным было такое развитие событий. История показывает, что религия, которая берёт бразды правления в свои руки, довольно часто прекращает быть религией и превращается в обыкновенную светскую власть.

Можно было вмешаться, чтобы этого не допустить, но в итоге я позволил истории развиваться своим чередом. Вера Первородного пламени не просто так заполучила своё влияние. Причиной были наставления и технологии, которыми я делился с её жрицами, — тайна обработки бронзы и железа, акведуки и так далее, — поэтому это, в некотором смысле, был естественный процесс.

Хотя с этого момента я действительно немного ограничил своё влияние.

Всё же моя главная цель состояла не в том, чтобы направить человеческий народ к свету и процветанию, и даже не в том, чтобы держать его в ежовых рукавицах, выжимая силу веры, нет, — мне нужно было создать устойчивое в своей идеологической основе общество. Устойчивую форму для моей веры, моей туманности, — а для этого обитатели зелёного шарика должны были пройти через некоторые испытания. Что меня не убивает, делает меня сильнее… Если человек, или общество, совсем не знает потрясений, у него не будет столь необходимого опыта, чтобы их преодолеть.

Сперва жрицы и мистики подчинили себе город — А’Чех. Затем стали укреплять свою власть над многочисленными вассальными племенами и кланами, которые проживали на окраинах последнего. А затем появился особенно амбициозный верховный жрец, который стал расширять границы новоявленной империи.

Впервые гвардейцы города, облачённые в бронзовые маски, которые, точно пламя, сияли в лучах тропического солнца, отправились воевать за пределы родных земель. Они стали покрывать саванны и равнины отпечатками своих кожаных сандалий. Строить корабли и отправляться в плавание по великой реке, которая пересекала материк.

Иногда им встречались сильные противники, и тогда гремели страшные войны.

Иногда воины А’Чеха терпели поражения, но затем собирали новые силы и пытались ещё раз, снова и снова, проявляя если не умение, то выдержку, которую даровала истинная вера.

Мир был не очень большим, а потому всего за несколько сотен лет империя Первородного пламени (новое название А’Чеха) подчинила себе больше двух третий населённых территорий. Все остальные либо находились слишком далеко от метрополии, либо представляли собой примитивные племена, которые попросту не стоили усилий, которые следовало затратить на консолидацию империи.

89. забвение

Мои ожидания оказались оправданы, и вскоре великий жрец Первородного пламени стал, помимо всего прочего, называть себя Вечным Императором Вечного Города. Зная, чем всё это может обернуться, я временами творил чудеса — заставлял звёзды загораться красным, как угольки, и так далее, — чтобы император помнил своё место. Он помнил и на протяжении многих поколений вместе со своими наследниками смиренно приносили мне дары и жертвы.

Исторический процесс шёл своим чередом. Случались восстания, потрясения, дворцовые перевороты. На смену золотому веку приходил период упадка, из руин которого постепенно возводился новый промежуток процветания.

Некоторые королевские династии непрерывно существуют больше тысячи лет. К этому времени сама идея о том, что они могут закончиться, становится немыслимой, и вскоре восставшие уже не смеют посягаться на священный престол. Они готовы повелевать правительством, армией и так далее, но символ власти остаётся непреступным. Именно этого я пытался добиться (между делом сопрягая власть и религию) — у меня получилось.

Получилось в последний момент, потому что стенки, которые защищали моё пространство, становились всё более тонкими.

Наконец, впервые за тысячу лет и несколько часов по меркам моего собственного восприятия, я посмотрел на серые вихри у себя над головой. Секунду спустя они пришли в движение. Пасмурная граница размывалась, открывая не ясное голубое небо, но чёрную непроглядную бездну…

Наша война ещё только начиналась.

…

Я ожидал, что всё случится моментально, и граница треснет, как стекло под напором ужасающего ветра, после чего разразится неистовая буря, однако на деле всё было не так, и это оказался постепенный процесс.

Их влияние просачивалось крупица за крупицей, и мне пришлось хорошенько присмотреться, чтобы его заметить. Причём первое время я всё ещё был не уверен. Всё же популярность мясных блюд в зажиточные времени и изобретение духовых инструментов едва ли можно считать железными доказательствами, и лишь когда стала распространяться таинственная болезнь, по причине которой люди забывали собственные имена, Я понял, что момент настал.

Сперва Они влияли на меня, мой мир и мою веру — взаимосвязанный триумвират — опосредованно; как радиация, которая распространяется во все стороны и задевает тебя не потому что хочет, а потому что ты находишься слишком близко. Но затем стенки разрушились достаточно, чтобы Я не только мог почувствовать каждого из Них, но смог повлиять на Них самостоятельно.

Я оказался перед выбором: пойти в атаку (на кого?) или засесть в глухую оборону.

В первом случае на моей стороне была инициатива.

В свою очередь вторая тактика несколько больше подходила моей собственной философии. Ведь я проповедовал нормальность, а значит мне намного проще было подавлять Безумие на своей собственной территории.

А ещё у меня не было выбора, ведь пока я раздумывал на меня уже совершили нападение.

Сперва «забвению» подвергались жители диких племён, которые проживали вдали от больших городов и веры Первородного пламени, но затем, постепенно, болезнь стала распространяться и на истовых верующих.

У заболевания было несколько стадий.

Сперва человек забывал случайные мысли.

Затем: знакомых, друзей, родных…

Наконец он превращался в странное создание, которое всё ещё было в состоянии выполнять любую, даже сложную, требующую мастерства работу, но которое ничего не помнило. Каждый день воспоминания больных стирались. Они жили в подобие безвременья, в клетке, стенками которой выступала их память, а вернее её отсутствие. Они видели только необходимое для собственного выживания, а всё остальное как бы лавировало мимо их воспоминаний, погружаясь в серый туман.

Сами больные не считали, что болеют. Напротив, все они находились в похожем, очень умиротворённом состоянии. С одной стороны, они были адекватными и даже создавали иллюзию нормальности, если смотреть со стороны; с другой, они не узнавали собственных детей. И ладно дети, они забывали нечто намного важнее: свою веру в Первородное пламя.

Лечить «забвение» пытались по-разному. Использовали настойки, которые укрепляли память, записывали свои жизни, просили постоянно себе напоминать, резали собственные руки, дабы боль служила непрестанным напоминанием, а то и вовсе сжигали заражённых на костре, соединяя последних с Первородным пламенем.

Многие приносили молитвы, чтобы я вернул их родственников, потерянных в бездне забвения, и я действительно мог это сделать… но не торопился.

Сперва я хотел разобраться в природе происходящего и понять, что именно планирует Безымянная (очевидно, что это было именно её рук дело).

У каждого из Нас был собственный взгляд на мироздание, который Мы считали единственным верным. Проникая в мой мир, источник моей веры, Безымянная пыталась отравить его семенами своей идеологии. Следовательно, если я действительно хотел победить, мне нужно было осознать её мировоззрение и разрушить его на фундаментальном уровне.

В некотором смысле наша битва представляла собой философские дебаты.

Моё творение выступало своеобразной площадной, на которой каждый из нас мог продемонстрировать своё идеальное представление о том, как именно должна выглядеть реальность.

На моей стороне было то преимущество, что я был создателем этого мира, а значит местные обитали и даже законы бытия изначально придерживались именно моей идеологии, но это не значит, что последняя не могла быть разрушена под напором неоспоримых аргументов.

Про туман тоже не стоит забывать. Я и Безымянная оба могли творить чудеса, однако на это расходовалась драгоценная энергия, которую следовало припасти на крайний случай.

Поэтому Безымянная вряд ли станет лишать вообще всех людей воспоминаний. Я смогу её остановить, если она попытается. Цель её, однако, состояла не в этом, а в том, чтобы сделать свою идеологию наиболее привлекательной. Чтобы люди сами хотели потерять воспоминания, чтобы они видели эту версию мира — в которой никто ничего не помнит, ни дурного, ни хорошего, но просто существует в моменте, в маленьком шарике текущего дня и текущего мгновений среди затуманенного бытия, — наиболее привлекательной.

И действительно, если сперва люди противились забвению и считали его хуже смерти, вскоре в этой уверенности появились первые трещины. Как ни странно, первыми поддавались именно те, кто прежде ненавидел и боялся болезнь сильнее всего, а именно забытые родственники Тех, кто уже заразился.

Сложно представить себе их мучения: их родные и близкие не только перестали понимать, кто они такие — мужья забыли своих жён, отцы детей и так далее — но при этом были живы. Осязаемы. Точно телесные призраки, которых каждый день видишь у себя перед глазами, и которые, точно фантомные боли, постоянно теребят рану твоей утраты.

Для многих это было невыносимо. Были случаи, когда «забытые» убивали познавших забвение родных, после чего сами накладывали на себя руки.

Но был и другой, ещё более простой способ избавиться от боли.

Наблюдая за потерявшими память, многие замечали, что те, по сути, были счастливы. Они не знали забот, ни о чём не тревожились, жили только здесь и сейчас. И тогда они думали: почему бы и нет?

И вместе с этой мыслью в их сознании пробивались первые семена забвения…

90. лечение

Затем этого стали добавиться не только те, кто потерял родных в лучах ослепительного Забвения, но вообще каждый, кого терзали болезненные воспоминания. Обездоленные, отвергнутые, опечаленные — все они стремились вкусить этот сладкий лотос.

Появились мудрецы, которые говорили, что именно образ жизни «Забывших» следует считать единственным верным. Они утверждали, что это была вовсе не болезнь, но дар Первородного пламени, которое сжигало тяжкий груз воспоминаний; что все люди должны стремиться к этому новому, светлому и беззаботному братству.

Человек по природе своей боится боли, страданий. Поэтому сама идея того, чтобы избавиться от них раз и навсегда казалась ему бесконечно привлекательной… и в то же время есть у него и другой великий страх: страх Перемен. На каждого, кто мечтает забыться, находились те, кто готов был его за это повесить.

Кто бы мог подумать, что на моей стороне будут сражаться самые толстолобые слои общества.

Впрочем, не только страх заставлял их избегать Забвения. Один Жрец расписывал, что, если слишком долго наблюдать за теми, кто потерял воспоминания, в сердце начинает просачиваться странное чувство… почти отвращение, вроде того, которое испытываешь перед лицом омерзительного насекомого.

Некоторые сравнивали их с детьми… это было неверно. В понимании этого Жреца они походили на животных, причём самых примитивных. Они могли говорить, строить фразы, создавать иллюзию общения, но почти никогда этого не делали, потому что им было нечего сообщить своему ближнему. Они были пустыми.

Женатые, потеряв воспоминания, сразу забывали свою любовь, но при этом продолжали исполнять привычную ежедневную рутину: лежать на солнце, спать, готовить, выносить мусор и труп собственного сына, если последний начинал источать зловоние.

Всё это произвело такое сильное впечатление на Жреца, что в итоге последний придумал полноценную идеологию на основе того, что единственное, что имеет ценность в сердце человека, это его воспоминания, что без них мы даже не звери, но песок, прах, который поднимается и опускается в порывах ветра сиюминутных желаний.

Не сказать, что я был с ним совершенно согласен, но посыл был верным. Насколько верным, что я самостоятельно начать стирать этому Жрецу воспоминания, и лишь когда он и его паства — учение постепенно набирало сторонников, — уже успели отчаяться, остановился, предстал перед ним в образе пылающего дракона (во сне, это отнимало меньше силы веры) и вернул ему память.

В этот момент сердце Учителя исполнилось великое решимостью.

Три дня и три ночи он читал молитвы… я даже заволновался, что таким образом он сам сведёт себя в могилу, и драгоценная вера, которую я потратил на исполнение своего плана пойдёт насмарку, однако на четвёртый день он всё-таки открыл пыльные двери своей кельи, а затем приказал ученикам поведать всему миру о своём чудесном исцелении, включая тот факт, что последнее произошло по велению Первородного пламени.

Его слова привели к великим потрясениям. Некоторые не верили, что он вообще терял помять, предполагая один большой обман, но другие, которые сомневались, напротив восприняли это как решающий аргумент. Люди поняли, что забвение было не даром, но проклятием, и стали усиленно молиться, чтобы избавить себя от последнего. Идеология сторонников забвения оказалась подорвана… В том числе тем фактом, что потерянные воспоминания могут вернуться.

Они готовы были броситься в бездну, но лишь потому, что были уверены, в безопасности её чёрного покроя. Если же это было не так… значит, в забвении просто не было смысла.

Таким образом мне удалось подорвать влияние Безымянной.

Это была не абсолютная победа, но уверенный шаг по направлению к последней.

При этом я понимал, что мой противник был умён и явно хранил ещё две или три козырные карты. Я готовился ответить ударом на удар… но в этот самый момент произошла монументальная перемена.

Как будто бы звезда неожиданно погасла, после чего весь мир стал немного более тусклым.

Сперва не понимая, что именно случилось. Я смотрел по сторонам, размышлял, пытался разобраться и наконец посмотрел на небо и «понял».

Один из Них, из Нас, погиб.

Это было неминуемо. Гремела война. Не только между мной и Безменной, но между всеми Нами. И вот, в одном таком противостоянии кто-то одержал победу, а кто-то потерпел поражение.

Я уже хотел сосредоточиться, чтобы понять, кто именно погиб, но затем понял, что делать это было опасно. Если слишком пристально смотреть в звёздную бездну, можно запросто оступиться и свалиться. У Меня была собственная война. И всё же я отметил, что Нас — Дудочки, Мяса, Половинки, Кролика и Безымянной, — сделалось на одного меньше.

Меж тем в моём собственном мире — который представлял собой отражение моей веры и души — возникла патовая ситуация. Всё ещё были те, кто воспринимал Забвение как лекарство от всех мирских невзгод, но в большинстве своём люди противились последнему и воспринимали его как страшную напасть. Подавляющее большинство молилось о том, чтобы я, Первородное пламя, избавил их от этого недуга.

Вскоре их молитвы были услышаны.

К заболевшим стали возвращаться воспоминания.

Безымянная всё ещё могла распространять свою заразу, но по мере того, как люди отворачивались от её идеологии, делать это для Неё становилось всё сложнее и сложнее; мне же напротив становилось всё проще и проще от неё избавляться.

На самом деле Её запасы превосходили мои собственные в миллионы раз… но только не здесь. В пределах этого мира, игровой площадки, которую мы себя устроили, наши силы были равны и ограничены, и теперь, если Безымянная попытается надавить, она проиграет.

Её силы иссякнут, и тогда Я запросто смогу Её поглотить.

Некоторые из Них всё равно могли пойти на риск, однако Безымянная, несмотря на всю свою решимость, была осторожной.

Вскоре болезнь исчезла, и вместе с тем растворилось Её «присутствие» в пределах моей реальности. Я мог бы отправиться в преследование, совершить контратаку — теперь, когда Безымянная была потрёпана после собственного неудачного нападения был идеальный момент, чтобы это провернуть, — но воздержался.

Моя идеология изначально подразумевала глухую оборону. Я хотел оставить всё как есть, сохранить реальности её первоначальный облик.

Поэтому, когда Безымянная исчезла, я перевёл дух и стал готовиться к следующему нападению.

Между делом я поглядывал в небеса и следил за прочими схватками. Некоторые из Нас выбрали оборонительный подход. Другие сразу бросились в атаку. Безымянная была потрёпана после нашей битвы, а потому, видимо, представлялась им лёгкой мишенью.

Вскоре на Её собственный мир совершили нападение…

91. второй контакт

Безымянная была решительной, но осторожной.

Она ретировалась из моего мира прежде, чем успела потратить серьёзные силы, а потому смогла отразить нападение на свою реальность

На этом всё остановилось.

Никто не воевал. Все мы сидели на месте и старательно укрепляли свои силы. Некоторые проводили разведку. Я и сам временами поглядывал в небеса, но больше внимания обращал на землю. Чтобы ещё немного обезопасить свою реальность, я создал «Священное писание», дабы никто не мог извратить веру Первородного пламени.

Вообще организованные религии довольно часто придумывают всевозможные оправдания, чтобы пойти поперёк своим собственным догматам, но книжка всё равно должна была представлять если не цепи, то магнит, который не позволит им слишком сильно сбиться с правильной тропинки.

В свою очередь, чтобы распространить книгу среди простого народа мне следовало помочь обитателям моего мира изобрести печатные станки, мануфактуры… Дел было невпроворот.

Главное было не зайти слишком далеко и начать эпоху просвещения и рационализма. С одной стороны, это был естественный процесс и мешать ему было неправильно, а с другой религиозное общество обычно бывает несколько более устойчивым перед лицом всевозможных потрясений.

Кстати говоря, будет неприятно, если кто-нибудь из моих противников… Впрочем, нет, лучше даже не думать об этом. Кто знает, может они умеют читать мысли — не будем подкидывать им идеи.

Статус-кво продолжался почти сотню лет. Повод задуматься, почему бы нам просто на разделить сферы влияния и жить в мире и согласии. К сожалению, Мы, Владыки, были устроены несколько иначе. Сама Наша природа не позволяла Нам этого сделать.

В один момент разгорелась новая битва. Сперва она напоминала отдалённый огонёк, искру, чтобы заметить которую следовало всматриваться в темноту бесконечного пространства, но с каждой секундой становилась всё более яростной. Вскоре я понял, почувствовал, кто именно сражается. Это были Кролик и Безымянная. Я даже увидел крупицы их боя:

Пустыню, в которой были закопаны мириады плюшевых кроликов; сотни людей, которые, склонив голову, бредут сами не зная куда, старательно пытаясь вспомнить свои имена и находя последние на бирках с гравюрой кролика, которые вышиты у них прямо на затылке, и так далее.

Наблюдая за всем происходящим, я вдруг заметил музыкальный магазин. За витриной последнего сидела на красной подушке медная дудочка. Она посмотрела на меня и помахала рукой, похожей на ноту.

В этот же момент я отрезал себя от этого мира и открыл глаза.

После этого я снова сосредоточился на собственной реальности. Иной раз они проникали тайно. Чем раньше у меня получится заметить признаки Вторжения, тем проще мне будет отразить последнее.

И действительно, вскоре я обнаружил неладное… Что-то.

Однажды, наблюдая за ритуалами, которые совершали мои жрицы, и молитвами, которые приносили простые люди, у меня стало возникать ощущение неправильности всего происходящего.

Можно было списать его на простую тревогу — мои нервы давно уже находились в плачевном состоянии, — но нет… Всё это было подозрительно. Я прищурился и продолжил наблюдать, временами проводя эксперименты: делая пророчества, исполняя молитвы и выполняя прочие свои божественные обязанности.

Со временем стало появляться чувство отчуждённости. В прежние времена я чувствовал каждую молитву — теперь некоторые из них стали проноситься мимо моей души. Жрицы и простые люди сжигали подношения на ритуальных кострах, но всё равно не могли до меня достучаться: казалось, между мной и моим творением запотевает плотное стекло…

Что происходит?

Хороший вопрос.

В первую очередь мне нужно было разобраться, что именно пытается сделать мой противник. И определить, кто Он такой, разумеется.

Безымянную и Кролика мы сразу вычёркиваем. Они были безумными, но достаточно осторожными, чтобы не нападать на меня во время собственного противостояния.

Оставались Дудочка, Мясо и Половинчатый человек.

Одного из них недавно поглотили, кстати говоря, и поскольку я недавно видел Дудку своими глазами, поглощёнными были либо Мясо, либо Половинка.

Кто же на меня напал? На первый взгляд перемены касались только меня самого. В пределах моего мира ничего не изме…

Стоп!

В моей голове мелькнула искра.

Либо ничего не изменилось, либо я просто не заметил перемены. Но как такое возможно, если мир был отражением моей веры и моей идеологии? А может я перестал понимать, что именно представляет собой последняя? Перестал осознавать, что представляет собой моё собственное Я, потому что у него появилась новая, тёмная грань?

В этот момент за моей спиной точно мелькнула молния и осветила опухоль в образе человека в костюме и перчатках, которая всё это время разрасталась на моём затылке…

…

Это был Он.

Половинчатый.

Они не могли действительно спрятаться. Каждый из Них был проявлением своей идеологии. И если я заметил нечто неладное, хотя на первый взгляд ничего не изменилось, значит, проблема была в моём собственном восприятии. Значит противник сделал нечто, что заставило меня самого поверить, будто с реальностью было всё в порядке. Только Половинчатый был способен на такое. Он был паразитом, который сливался с твоим сознанием, после чего ты переставал понимать, где Ты, а где — Он.

В данном случае всё было ещё более запущено.

Он не просто пытался поглотить меня самого, но и мой мир, который был проявлением моей идеологии.

Вот что здесь происходит… Но что мне теперь делать?

Чтобы избавиться от Половинки, мне нужно в первую очередь его прочувствовать; нужно отделить эту опухоль, этого паразита от живой материи. Прежде сделать это было довольно просто, ибо он всегда пытался поглотить моё сознание, а последнее было достаточно целостным, чтобы я мог почувствовать неладное. Но теперь он пытался завладеть миром, который я сотворил.

Значит, сперва мне нужно было обнаружить следы его вмешательства.

Я наклонился стал осматривать свой мир божественным взором.

Я не мог знать, что было моих рук дело, а что представляло собой его вкрапления. Я не помнил разницу между тем и другим. Мне просто нужно было догадаться.

Благо, у меня были некоторые ориентиры. Сердцевина моей идеологии, кажется, оставалась неизменной. Я хотел, чтобы мир не менялся под воздействием серого тумана, и чтобы ни один безумец (включая меня самого) не мог перестроить его по своему разумению. Следовательно, мне нужно было найти нечто такое, что шло наперекор данному принципу.

В первую очередь мой взгляд обратился на веру Первородного пламени. С помощью последней я общался с обитателями моего мира, а значит она была наиболее репрезентативной в плане моего влияния и моей идеологии.

На данный момент — 783 год по местному календарю с момента моего последнего явление, которое оказалось особенно запоминающимся, поскольку я тогда раскрыл секрет сталеварения, — уже весь мир объединился под эгидой единой теократической империи.

92. зеркало

Я невольно задумался о том, что данную систему нельзя было назвать особенной эффективной. Ведь, по сути, все мирские чины, кроме самых нижних, занимали священники, которые забирались по карьерной лестнице не благодаря своим управленческим способностям, но силой своего религиозного рвения.

…А затем ещё немного подумал и понял, что даже это было неверно, и на самом деле власть забирали себе те, кто умел налаживать связи и давать взятки, а значит этот мир ничем не отличался от любого другого.

Уровень технологического развития Империи Первородного Пламени был неровным. Некоторые захудалые деревни только-только выходили из палеолита, в то время как в городах уже развивались мануфактуры и книгопечатание.

Можно было это поправить, но сейчас важнее было найти неурядицу, неточность.

Сделать это было непросто, ведь передо мной простирался целый мир.

Всё это время я чувствовал себя как Дамокл, над головой которого раскачивается острый меч; впрочем, вернее будет сказать, что где-то на моём теле прилипла незримая пиявка, которая неумолимо выкачивала мою кровь. С каждой секундой бездна становилась всё ближе и ближе. Внутри меня нарастала тревога. Я перестал обращать внимание на битву, которая происходила в небесах между другими Владыками, и полностью сосредоточился на своём творении.

Тысячи образов проносились у меня перед глазами: семьи, которые сидели у домашнего очага, жрицы, которые совершали ритуалы, рабочие в шахтах, лодочки посреди протяжённой гавани и так далее… Я искал и всё никак не мог найти драгоценную зацепку.

Наконец я решил изменить свою тактику и стал вспоминать прошлые встречи с Половинчатым человеком. Если я не мог найти ошибку в своей собственной идеологии, мне нужно было понять, в чём состояла Его.

Я закрыл глаза и сосредоточился.

Среди всех Остальных, именно с ним я встречался чаще всего. Несколько раз он пытался проникнуть в моё сознание. Несколько раз он пытался поглотить меня, благодаря чему я достаточно насмотрелся на его желудок. Теоретически, я должен был знать, чего именно он хочет добиться.

Я знал.

Он хотел поглотить.

Кого?

Всех.

Он мечтал сделать все разумные существа частью самого себя. Именно поэтому, теоретически, найти его было несложно. Он должен был превратиться в плотоядного монстра или нечто в этом роде. Проблема в том, что ничего подобного в моём мире не было, а значит на самом деле его идеология была сложнее, чем могло показаться на первый взгляд.

В Мире Тали Он сотворил орден паладинов, который имел сугубо «реактивную» идеологию. Половинчатый человек пытался использовать его, чтобы истребить меня и вампиров и не более того.

Это было немного странно. Даже если у него была конкретная цель, Он, как и все Остальные, был безумцем. В Его действиях всё равно должен был прослеживаться Его собственный взгляд на мироздание.

Общее, общее… мне нужно было найти красную нить, которая пронизывала наши встречи. Мне нужно было посмотреть на свой мир, на себя, мне нужно было посмотреться… в Зеркало!

В этот момент у меня перед глазами засеребрилась вереница картин:

Высокое зеркало в деревянной раме посреди пустой комнаты.

Зеркало в моей ванной.

Зеркало в Мире Тали.

Каждый раз он появлялся с помощью зеркал… Более того, странности с Таней, окровавленные бритвы, спина и так далее стали происходить именно после появления этого зеркало. Почему я раньше этого не заметил? Неважно. Я щёлкнул пальцами и немедленно оказался посреди спальной комнаты, которая, судя по богатому убранству, принадлежала некому аристократу.

Я посмотрел в бронзовое зеркало, которое висело на стене. В нём я увидел собственное… и все другие отражения.

Женщины.

Мужчины.

Старики.

Старухи.

Дети.

Я увидел мириады лиц, которые смотрели на себя и на меня. И это было логично. Предельно логично. Ведь зеркала испокон веков, с того самого момента, когда первые люди заметили своё отражение в лужах после дождя, представляла собой портал в коллективный разум всего человечества.

Некоторые расписывали последний, как обитель Первородного пламени, в котором человеческие души плавятся и сливаются воедино; многие говорили, что, после смерти все люди возвращаются в этот огонь и соединяются со своими предками и предками их предков, делаясь частью великого божества. Мудрецы искали в зеркалах ответы на вопросы бытия. Существовали десятки пророчеств, которые расписывали прекрасный мир, который воцарится на земле, когда пламя, что таится в зеркале, вырвется наружу…

Всё это казалось мне предельно логичным, как будто именно Я был автором это легенды.

Поэтому следующие мои действия были довольно рискованными.

Если я совершу ошибку и уничтожу часть своего творения, своей идеологии, думая, что это был Он, то тем самым сделаю себя ещё слабее перед лицом Его пожирающей силы.

Я замялся.

Но всего на секунду.

Потом замахнулся и со всей силы ударил по зеркалу. Мой кулак находился в считанных миллиметрах от последнего, и я уже представлял, как оно лопнет на мириады сверкающих осколков, как вдруг из бронзового омута вытянулась рука в чёрной кожаной перчатке и стиснула моё запястье.

Я не успел отреагировать, когда в следующую секунду он потянул меня внутрь. Миг спустя наши руки стали сливаться воедино, и я перестал понимать, где Я, где Он, где внутренняя сторона зеркала, а где наружная.

Я стиснул зубы и, хватаясь за последний образ реальности, который всё ещё мелькал у меня перед глазами, рванула назад… и вперёд.

Я вскинул голову и ударил прямо по зеркалу.

Раздался звон.

Треск.

И болезненный рёв…

…

93. вместе

Мир разлетелся на мириады бронзовых осколков — вместе с ним треснуло Моё и Его сознание. Мы столкнулись и превратились в сверкающую пыль, в которой переливались и смешивались Наши мысли.

Это было странное, немного нелепое состояние. Мы были как два алкоголика, которые во время потасовки свалились друг на друга, и теперь один из них (Я) отчаянно пытался отцепиться, а другой удержать его на месте и повалить на землю.

Наконец я заставил себя собраться. Мы находились в пределах моего мира, и, хотя Половинчатый человек пытался подчинить его своей воле, преимущество всё ещё было на моей стороны. Я вырвался на свободу — он бросился за мной. Фигурально. За мной устремились его мысли. Идеи. Наваждения.

Чего именно он пытался добиться?

Полноты.

Совершенства.

В его мире все люди будут едины. Все они будут представлять собой грани великого целого. Всякие споры между ними будет решать безграничный и многоликий коллектив. А потому не будет войн. Не будет раздора. Только мир и безграничное блаженство.

Разумеется, его Коллектив не потерпит ренегатов. Они будут поглощены, перемолоты… Но это было для их собственного блага. Только так они обретут неподдельное счастье.

Передо мной нарисовался странный образ.

На секунду человек в костюме показался мне… ребёнком. Маленьким обиженным мальчиком, который сидит на корточках, играясь с многогранным кристаллом, и видит, пытается представить внутри него идеальный мир.

Затем иллюзия развеялась, и передо мной разверзлась монструозная бездна.

Я немедленно напряг свою веру. Как тогда, с Безымянной, мне нужно было найти те аспекты моего мира, которые не хотели слияния. На первый взгляд Половинчатый человек был опаснее. Он действовал более агрессивно — на самом деле таким образом он ставил себя в уязвимое положение. Он был подобен дикому зверю, монстру, который бездумно бросается на свою жертву, даже если в руках последней — дробовик. Мне просто нужно было сохранить спокойствие, прицелиться и нажать на курок.

Секунду спустя передо мной стали проноситься образы, люди:

Ребёнок, который прячется под одеялом.

Поэт, который бежит за вдохновеньем в горы.

Странник, который ищет спокойствие среди природы.

Любовники, которые мечтают сбежать от целого мира и даже от самих себя, ибо любовь не терпит правды…

Каждый из них, точно выстрел, пробивал шкуру чёрного зверя, его глаженный костюм, и выбивал из него всё более отчаянный рёв.

Наконец монстр остановился и стал извиваться точно огромный чёрный слизень, которого бросили в морскую воду.

— В этом… ваша проблема, — прохрипел я, разглядывая его трепещущую тушу, в которой краснели ошмётки моего собственного тела. — Вы пытаетесь проецировать свой взгляд на мир и считаете его единственным верным, в то время как существуют другие люди… Ваши миры, утопии, которые хотите построить… Они…

Он вздрогнул, и вдруг перед ним вспыхнули тысячи зеркал. Однако, не успели в них проявиться отражения, как они стали плавиться в языках золотистого пламени, которое загорелось на моей ладони.

— … Все эти утопии не отличаются от камер в сумасшедшем доме. В них нет места для других людей. Только для вас и для ваших фантазий…

Пламя веры разгоралось всё ярче и ярче. Чёрная жижа плавилась прямо на глазах. Наконец в ней стали проглядываться человеческие очертания. Сперва я подумал, что это было очередное зеркало, но затем присмотрелся и понял, что это был он. В самом сердце Половинчатого человека, в Сердце кошмара находился он.

Фантазмагорикус.

Логично. Все мы были его производными.

Безумный король посмотрел на меня своими тёмными глазами, в которых отражалось золотистое пламя, и произнёс:

— Я предлагаю лучший мир.

— …

— Без войн, без конфликтов… Люди останутся… разными… но при этом будут знать, слышать, понимать друг друга…

— Не все на это согласны.

— Они неправы.

— Не нам решать.

— …

Он замолчал.

Спорить с ним было полезно. Опасно, но полезно. Вся Наша суть заключалась именно в безумной вере в правильность нашего мировоззрения. Поэтому, если получится её разрушить, Мы станем беззащитными. Половинчатого человека это касалось в первую очередь, ибо, проникая и поглощая чужое сознание, он подрывал, в том числе, своё собственное.

Я вытянул руку, и в ней появиласьпылающая булава. В последнюю секунду у меня промелькнули сомнения. В данный момент Половинчатый представлял собой мою точную копию… Что если это действительно был Я, Моя душа? Что если это был его последний, самый смертоносный трюк, и сейчас Я собирался проломить свой собственный череп?

Ха… Есть только одни способ ответить на этот вопрос.

Я замахнулся и уже хотел со всей силы ударить его по голове… как вдруг остановился и протянул руку:

— Если так боишься непонимания, — сказал я. — Стань мной. Я пойму тебя.

Он посмотрел на меня своими глазами, которые напоминали чёрные бездны, приоткрыл губы, помялся и вздохнул:

— Пусть…

В его голосе звучало облегчение, как будто он был тысячелетним старцем, который наконец нашёл упокоение.

Секунду спустя его фигура стала рассыпаться в порывах призрачного ветра, превращаясь в чёрные вихри, которые проникали в моё сознание.

Больше всего Он… Мы боялись, что нас не поймут. Боялись конфликтов между людьми и надеялись разрешить последние, если все люди станут частью единого целого. Но при этом Он совершенно не думал про других. Его волновали только собственные страхи и желания. Он был эгоистом и теперь просто довёл свой эгоизм до предела. Ему стало всё равно на всех остальных. Он… Мы решили искать собственное благо.

Чёрные вихри, которые наполняли мою душу, состояли из мириадов песчинок, в каждой из которых были спрятаны тысячи лет воспоминаний. Стоило мне сосредоточиться, и я мог понять, как именно Мой предшественник обрёл своё безумие. Ведь раньше он был таким же, как и Я. Он тоже путешествовал между мирами и хотел остановить кошмар. А затем свернул не туда. Почему? Это была целая история. Это была трагедия длинной в десятки тысяч лет.

Возможно, причиной тому было время.

Возможно, я тоже захотел бы «исправить» мироздание, если бы воевал за него на протяжении тысячелетий. В таком случае мне повезло, что Они решили начать последнюю битву так скоро после моего пробуждения.

Я опустил руку, растираясь между пальцем чёрный песок, и прищурился на серый небосвод.

Другая битва тоже подходила к своему завершению.

Через вихри серого тумана проглядывалась огромная мышечная и мохнатая масса с головой плюшевого кролика, который стоял на коленях перед сотней тысяч маленьких девочек в розовых и голубых платьях.

Безымянные смотрели на него мутными серыми глазами.

В один момент они вскинули свои маленькие ручки и щёлкнули пальцами.

От кролика немедленно стали отваливаться массивные куски полти. Последний свалился на четвереньки, сотрясая грохотом целый материк, и издал ужасающий рёв. Его глаза покраснели; он вертел головой, как дикий зверь, связанный цепью, которая стремительно становится раскалённой.

Безымянная победила. Ей оставалось только закрепить свою победу. Она вытянула ручку, и тут в глазах кролика загорелся красный свет…

94. последняя битва

В ту же секунду по ногтям Безымянной побежали красные трещины.

Они стали распространяться на окружающее пространства, словно ссадины на теле человека, заболевшего цингой. Секунду спустя они раскрылись, и в мир устремились многие миллиарды кроликов.

Я немедленно посмотрел по сторонам и увидел, что в пределах моего мира тоже пробегают трещины. Границы пространства, нашей игровой площадки, трещали по швам. Там, где шёл дождь, капли превращались в кроликов, падали и разбивались в кровавые ошмётки.

Он всё-таки нарушил правила…

Я цокнул языком.

Кто бы мог подумать, что среди безумцев найдутся такие, кто не захочет признавать поражение… Кролик проиграл и теперь пытался призвать свою первозданную веру. Если наша игровая площадка напоминала подобие снежного шарика, то последняя была самой настоящей лавиной.

Я немедленно вызвал собственную веру, превращаясь в дракона, а затем окружил свой мир золистым пламенем.

Если бы кролик набросился на меня, я бы не продержался и секунды.

Благо, последний сосредоточился на Безымянной.

Последняя тоже прищурилась, и в зрачках у неё замелькали мириады миров, обитатели которых стали направлять свои глаза, накрытые туманной дымкой, в небеса…

Перед началом нашего «турнира» мы условились, что никто из нас не будет использовать собственную веру. Иначе битва была бы слишком продолжительной. Когда сражаются повелители вселенной, их противостояние рискует затянуться и стать… слишком скучным.

Для меня эти правила были предельно выгодными, поскольку в моём распоряжении и так находилось всего несколько миров.

В то же время Остальные в любой момент могли их нарушить, если будут находиться на грани поражения.

Мясо и Половинчатый человек проиграли честно. В случае последнего это, во многом, было потому, что я подточил его веру в собственную идеологию.

Кролик проигрывать на захотел.

Вскоре вокруг моего мира вспыхнул золотистый барьер. Он был чрезвычайно тонким, как поверхность икринки, но лучше уж так, чем вообще без ничего.

Я почувствовал новые вспышки в небесах, новые волны безумия. Они стремительно пронизывали мир, и вскоре сам себе я показался тонкой бутылочкой, которую выбросили в море, охваченное бурей. Дудочка тоже присоединилась к битве. Если один из нас нарушил правила, другие обязались задавить его совместными усилиями. Возможно, кролик надеялся, что теперь, когда у него осталось всего два настоящих противника (меня не считаем), он всё равно победит; возможно, это был шаг отчаяния. Неважно. Мне было опасно даже наблюдать за этой схваткой, ураганом безумия, а потому я зарылся с головой в песок, точно страус, в смутной надежде, что буря обойдёт меня стороной.

Не знаю, как долго я провёл в этом состоянии. Время потеряло для меня смысл. Только в моём мире происходили заметные перемены. То и дело на него попадали брызги, капельки безумия, которые находили в пределах материальной реальности разнообразные ужасающие проявления. Иногда они просто нарушали законы пространства и времени, — так появились различные «проклятые», запретные места, вроде дверей, которые вели в ту же комнату, но в далеком прошлом и так далее; иной раз они превращались в монстров, обитавших под кроватью или в сновидениях, или предметны, наделённые невероятной силой, например, плюшевую игрушку, которая постепенно пожирала ребёнка и занимала его место, или дерево, на котором росли воспоминания.

Все эти таинственные происшествия следовало держать в тайне от простого населения, ведь чем больше ты про Них знаешь, тем проще Им забраться в твою голову.

Одновременно с этим аномалии следовало изолировать и поместить под охрану. По возможности уничтожить.

С этой целью я оставил новое пророчество, в котором велел создать сообразный тайный орден, который будет заниматься такими вещами. Сперва я думал наделить его членов особенными силами, но затем понял, что они были Стражами своего мира и нормальности, а значит должны использовать только свои обыкновенные человеческие способности.

Так началась многолетняя закулисная война против крупиц безумия, которые стремились поглотить мироздание, пустив в него свои корни. В ней были герои и злодеи; отважные солдаты и безумцы, которые стремились уничтожить всё у себя на пути. Проливались кровавые реки, проливались тысячи слёз…

Когда всё закончилось, и я приподнял голову, покидая свой маленький кокон, мне предстало безграничное пространство серого тумана.

Я больше не чувствовал ни кролика, ни Безымянную.

Только Его.

Я встал и направился в серую дымку.

Туман как бы сгущался, Стабилизировался у меня под ногами, образуя твёрдую поверхность, после чего сразу рассыпался, стоило мне сделать ещё один шаг.

Я шёл целую вечность, и наконец передо мной нарисовался расплывчатый человеческий силуэт. Секунду спустя он превратился в маленькую бронзовую дудочку, которая сидела на скамейке из тумана.

Я присел рядом.

Повисла тишина.

— Я победил, — сказала Дудка.

Я кивнул.

— Я набросился на пушистого и Безымянную, когда они были на пределе своих сил, и поглотил. Они потрепали Меня… но Я выиграл.

— Вижу.

— Тебя Я тоже победил.

— …

— Я честный, Алекс, но не очень. Теперь никто не сможет меня остановить, если Я нарушу правила нашей игры. Ду.

— А Я? — спросила другая дудочка, которая неожиданно появилась справа от меня.

— И ты.

— Ду… — грустно пропела дудочка и опустила голову.

— Так что да. Победа за мной. Поздравляешь? Нет? Понимаю. Мне тоже не нравится. Последняя битва должна быть грандиозной. Схватка двух равных противников. А теперь всё наоборот, и чтобы закончить, Мне нужно раздавить тебя, как беспомощную мышку, Алекс. Поставить, шлёп, кровавую точку.

Уныло всё это, ду. Такими темпами превращусь в саксофон и заиграю Джаз.

— Зачем ты её спас? — спросил я.

Дудочка промолчала.

— Когда половинка…

— Ду, мне всегда нравились имена, которые ты для нас придумал: кролик, половинка, ДУДКА… Мимо. Знаешь, а ведь у меня есть титул. Говорить не будут — неловко.

— … Когда он пытался завладеть Таней, чтобы подкосить мою душу, ты вмешался и помешал ему. Почему?

— …

— А затем просил меня, чтобы я её берёг.

— … Хитро. Пытаешься подкосить мою веру? Ничего у тебя не выйдет, Алекс, ду. Я не буду отвечать на такие вопросы без моего адвоката.

— Я тут, ду, — сказала дудка в офисном костюме, которая сидела немного дальше на заметно удлинившейся скамейке.

— … Ну ладно, уговорил. Знаешь, я тоже сентиментальный. У меня тоже была Таня… Правда, немного другая. Каждый раз воспоминания про них, про жену и сына Фантазмагорикуса, находят разные воплощения. Иногда они превращаются в одного человека. Иногда: в двух. Трёх. Тысячу… Иногда они просто преследуют нас, точно призраки.

Призраки…

Мне вспомнились многочисленные встречи с девочкой, глаза которой сияли, как буря.

— … Страшно, правда? Все мы Фантазмагорикус, а значит у каждого из нас была собственная Она. Безумный император сотню раз начинал заново, пытаясь спасти мир от серого тумана, и каждый раз сходил с ума, превращаясь в Меня, или половинку, или кролика… а затем начинал опять, снова и снова…

Свою Таню я потерял. Было грустно. Теперь же мне просто захотелось подсобить. Временно. Всё равно я потом превращу её в дудку. Забавно, правда?

— Я бы не сказал.

— Я тоже, — мрачно прохрипела дудка. — Ещё вопросы? Давай, у нас целая вечность впереди. Или нет, ду, — заметила дудка и посмотрела на мои пальцы, которые стремительно превращались в маленькие дудочки.

Я кивнул и сказал:

— Тогда последний вопрос…

— У тебя ещё есть время на три или четыре, но давай последний.

— Почему ты дудка?

95. предпоследняя

— Ду?

Дудочка удивлённо наклонила голову.

— У всех остальных были причины. Мясо хотел, чтобы весь мир познал телесное удовольствие. Безымянная хотела забвения. Половника хотел создать человеческую общность, сделать людей частью самого себя и тем самым разрушить границы между ними.

— Мне всегда нравились твои тирады, Ду, очень образно.

— А чего хочешь ты?

— А чего хочешь Ты? — одновременно со мной сказала другая дудка в охотничьей шляпе и показала курительной дудкой на дудку.

Повисли тишина.

Наконец дудка (главная) наклонила голову и ответила:

— Вообще… я хочу быть дудкой.

— И всё? — удивился я.

— Ду, — пожимая плечами ответила дудка. — Мы психи, Алекс, а не философы. Иногда мы просто ку-ку, в смысле, ду-ду.

— … Ясно.

— Благодарю. Кстати, если хочешь ещё говорить, говори быстрее. Совсем скоро ты станешь дудкой.

Я кивнул.

— Ты хочешь, чтобы Таня тоже стала одной из Вас?

— …

— Ты мог превратить её, я прав? Когда впервые появился Половинка. Ты не стал. Даже если ты хочешь…

— Дудеть.

— … Даже если ты этого хочешь, ты оберегаешь её от своего безумия.

— И что? — немного раздражённо спросила дудка. — Делаю как хочу. Я псих, мне можно.

— Уверен?

— Ду.

Я мельком посмотрел на свои руки. Теперь не только пальцы, но сами ладони постепенно становились золотистыми и заворачивались в трубочки. Я чувствовал, как в них струится воздух, превращаясь в протяжённый свист.

Времени оставалось всё меньше и меньше. С одной стороны, я пытался подкосить своими вопросами идеологию дудки; с другой, отчаянно пытался настроиться на великую веру, которая спасла меня в битве против Половинчатого человека в мире Тали. Я пытался сделать это с самого начала нашей «игры» и даже превратил свой мир в своеобразную антенну для этого.

Моё творение было предельно нормальным и заурядным, а потому должно было представлять собой своеобразную путеводную нить к безграничной нормальности.

Я был уже близко. У меня почти получилось её нащупать. Мне просто нужно было ещё немного времени.

— Если ты псих, — сказал я, стараясь сохранять размеренный голос, не позволяя ему превратиться в свист, — почему ты не хочешь этого исправить?

— Ду? — удивлённо посмотрела на меня дудка.

— Психи обычно верят в собственное помешательство. Если они этого не делают, значит, они не совсем безумны.

— Хм… Иногда — раздражённо сцепляя своим маленькие ручки (До Ре) заговорила дудка, — ты бываешь очень душным, Алекс. Ду.

— Ду? — спросил я и вдруг понял, что мои губы тоже завертелись, заблестели и стали превращаться в маленькую дудочку.

— Ду; всё дело в абсурдизме. Я псих, и в то же время моё безумие тоже представляет собой философию, просто безумную, и не философию, но просто безумие.

— Но… ду… ты… ду… говори… ду… что у тебя нет… ду… филоду…

— Ду, но в этом и суть, Алекс! Я много чего говорил. Я псих. Поэтому я говорю то, что не имеет смысл, и ду то, что имеет смысл, но тоже не имеет смысла. Понимаешь?

— Ду… просто… прячешься.

— Прячусь? — нахмурилась дудка.

— Ты… ду… не псих… Ду… ты ду… себя… ду… просто потому что ты… потерял, нет, убил свою Таню.

— … Знаешь, Алекс, — сказала дудочка после продолжительной паузы голосом, в котором больше не было свиста, но который напомнил мне голос обыкновенного человека. — Мне надоел этот разговор.

В ту же секунду раздался трепет, и тысячи миниатюрный дудочек стали покрывать моё тело, изрыгая плоть и кровь и издавая ужасающий рёв. Дудочка протянула свою ноту, собираясь коснуться моего лица, и тут…

— Мне тоже, — сказал я и схватил её за руку.

В ту же секунду мириады дудочек, в которые изгибалось моё тело, выпрямились и загорелись золотистой чешуёй. А затем и она стала разлетаться на куски, открывая обыкновенную человеческую кожу. Внутри и вокруг меня вспыхнула безграничная вера, которая пронизывала все разумные создания; дудочка покрылась мириадами трещин, но затем её глаза… да, у неё были глаза, огромные, незримые, которые простирались на мириады миров… вспыхнули, и раздался ужасающий рёв.

Мир затрепетал, вихри серого тумана стали пронизывать реальность, я вскинул руку и ударил булавой в самую пучину бездны.

В последнюю секунду у меня перед глазами мелькнули Ямато, Натаниэль, Принцесса, Пирайя, Крис, Леон, Тали, Аня, Таня… и тысячи других.

Секунда прошла.

И протянулась вечность.

…

…

…

96. Конец

— Татьяна?

— А?

— Читайте абзац.

— Хорошо… Эм… А на какой странице, ещё раз?..

Утро. Классная комната. Дети сидят за партами и читают (по очереди) текст. Старая учительница качает головой и говорит:

— Следующий.

Таня цокает языком, снова подпирает подбородок ладонью и смотрит на ясное голубое небо за окном.

Зевает.

В конце урока она хватает портфель и выходит в коридор. Другие дети общаются, ругаются, смеются — Таня сидит в своём телефоне и лениво листает последние новости.

Не то чтобы у неё не было подружек, — не было, но суть не в этом, — просто сегодня она проснулась в особенном меланхоличном настроении и ей хотелось немного побыть в одиночестве.

Именно поэтому, во время большой перемены, которую знаменовал собой обеденный перерыв, она решила не спускаться в столовую, — из которой всё равно разило молочным супом, — но стала подниматься наверх, наперекор всем прочим детям.

Наконец она миновала четвёртый этаж, перевела дыхание и присела на рюкзак, высунув ноги через перила.

Некоторое время она смотрела на школьников, которые толпились на ступеньках, неторопливо сползая вниз; когда лестничный пролёт освободился, Таня сунула руку в карман за телефоном, как вдруг за спиной у неё раздался скрип.

Она резко повернулась, звонко и больно ударяя коленки, поморщилась, а придя в себя увидела, что дверь на крышу приоткрылась.

Призрак?

Нет.

Обыкновенный ветер.

Таня помялась, затем хмыкнула и перешагнула за порог; потом закрыла дверь и повернулась, пробегая глазами синеву окружающего пространства.

Воздух на крыше немного отличался от того, который был в помещении и просто на улице. Он казался напряжённым и свободным. Возможно, причиной тому была высота, хотя скорее всего, думала Таня, ей это просто кажется.

Она достала пакетик апельсинового сока, воткнула трубочку и присела на рюкзак. И стала сидеть: смотреть на небо, на высотки, которые возвышались за пределами школьного дворика, на облака, которые напоминали огромный ледник, и чувствовать ветер на своей коже.

Ещё три урока, размышлял девушка. Потом свобода. Она пойдёт домой, зайдёт в магазин, покачается на качелях во дворике своего дома — в первую очередь для образа, а не развлечения… в общем, будет жить обыкновенной жизнью обыкновенной пятнадцатилетней…

Нет… Прошу прощения. Шестнадцатилетней школьницы.

Кажется, я забыл про её день рождения.

Сложно всё упомнить в моём текущем состоянии.

Я вздохнул, закрыл глаза, открыл, и в следующую секунду ветреная крыша сменилась на просторный кабинет. Со всех сторон последнего стояли книжные полки, на которых размещались занятные приспособления — корабли в бутылках, разноцветные шарики и так далее. В дальнем конце помещения находился деревянный стол, за которым сидел старик. Наклонив голову, он работал над неким документом, но вот его взгляд приподнялся, вертикальные зрачки стали ещё немного уже, а на губах появилась лёгкая улыбка.

Я повернулся, посмотрел на гостя… нет, гостью, которая приоткрыла дверь и прошла в кабинет, и сморгнул.

Следующий образ: Ямато бойко тянет руку на уроке.

Следующий образ: Тали неловко пытается играть на пианино.

Следующий образ: Крисс стоит на вершине утёса возле могилы, а рядом с ней…

Следующий образ, следующий, следующий… они сменялись с головокружительной быстротой — картины безграничной вселенной, которую невозможно было уместить в единственном сознании.

Смотреть слишком пристально было опасно. Ведь прямо сейчас все они находились только у меня в голове. Все они были подобны моему воображению, а последнее имеет свойство меняться от малейшего напряжения воли…

Прямо себя у меня ещё получалось подавлять её разрушительную силу, но совсем скоро это станет невозможно. И тогда мир снова изменился. Развалится. Треснет.

Благо, был один способ этого избежать, но сперва…

Я снова сосредоточился, и постепенно мириады картин, которые проносились у меня перед глазами, вновь обрели очертания крыши под ясными голубыми небеса. Таня стиснула пакетик и положила в рюкзак. Затем проверила время на своём телефоне. До начала урока оставалось всего несколько минут. Она наигранно вздохнула и пошла назад.

Девушка открывала железную дверь, когда за спиной у неё…

— Обернись.

— А?

Она повернулась и рассеянно уставилась на безлюдную белую крышу.

Никого.

Только ветер свистит через решётки парапета.

Таня помялась и спросила:

— Вы призрак?

Тишина.

— Бу! — крикнула Таня.

Тишина.

Девушка пожала плечами, вернулась в помещения и закрыла за собою и передо мною дверь.

Тук.

Я вздохнул, посмотрел в небесную бездну и медленно прилёг на крышу.

Вот и всё.

Действительно, есть один способ не позволить моей воле поглотить мироздание. Верный и немного забавный.

…Дул ветер.

Тянулись облака.

Дети собирались на уроки.

Перемещались стрелки часов.

Девочка бежала по лестнице, протирая слёзы, которые неожиданно выступили у неё на глазах.

Я медленно.

Медленно.

Погружался в сон…

…

…

…

Конец.

…

…

…

?

1231902912838130120384210203991203895012

1231902912838130120384210203991203895012

Кроны хвойных деревьев простираются в фиолетовое небо.

Я смотрю наверх; затем вокруг себя, на чёрные стволы.

Я снова здесь… но где? Передо мной ручей; за ним насыпь; на ней чернеют хвои; между ними проглядывается холм и строение на вершине:

Башня.

Последняя загадка.

Я переступил через ручей и стал подниматься наверх. Тропинка была ухабистой и тернистой. Иной раз она вынуждала карабкаться, и мне приходилось подбирать упавшие ветки, используя последние, как трость. Они быстро ломались и в то же время позволяли мне забраться ещё немного выше.

Наконец, преодолев особенно высокий склон, я оказался на мощёной дорожке, которая, образуя золотое сечение, заворачивала вокруг горы и поднималась прямо к радиобашне. Я мог запросто срезать, сократить дорогу, но в итоге решил не торопиться и, соблюдая ритуалы этого места, прошёл по тропинке.

Башня была закрыта. Дверную ручку пронизывала тёплая вибрация. Я потянул за неё, и дверь приоткрылась.

С другой стороны находился обыкновенный зал, заставленный всевозможной аппаратурой. А ещё: люди.

Почти.

Возле окна стояли Ямато и Натаниэль.

Левее от них: скелет, который держал на руках младенца.

Маленькая ящерка сидела на пульте управления, за которым сидел Луи.

Все они смотрели на меня.

— Ты понял? — спросила Ямато.

— Вспомнил? — спросил Леон.

— Ты знаешь? — спросил Натаниэль.

— 1231902912838130120384210203991203895012…

— Именно столько раз, — проскрипел скелет, — повторяется цикл.

— Цикл? — спросил я.

— Энтропия, — сказала Ямато.

— Энтропия…

Вдруг передо мной мелькнула женщина с фиолетовыми волосами. Доктор Сигеру говорила об этом. Энтропия. Материальный барьер. Разложение. Разница…

— Естественный процесс, — сказал Леон.

— Мир серого тумана… мир сознания и материальная реальность не имеют различия.

Сперва существует единая реальность, которую поддерживает коллективное сознание… постепенно, частное (фантазии конкретных разумных созданий, точки наблюдения, Кот Шредингера) начинает преобладать. Энтропия разъедает материальную реальность, превращая её в серый туман. В сером тумане возникают сильные индивидуальные сознания, которые пытаются перестроить его по своему разумению. Владыки Кошмара. Когда среди них остаётся только один, он превращается вселенную в новый цельный мир, которую поддерживает коллективное сознание; постепенно, частное (фантазии конкретных разумных созданий, точки наблюдения, Кот Шредингера) начинают преобладать… Всё это происходило уже…

— 1231902912838130120384210203991203895012… и более раз.

— Вот как…

Я задумчиво кивнул.

Когда я победил дудочку, я стал единоличным владыкой кошмара и правителем серого тумана. После этого я обнаружил, что моя воля начинает поглощать реальность. Окружающий мир сливался с моей фантазией. Поэтому я стёр воспоминания про себя всем живущим (ибо чем меньше ты знаешь про кошмар, тем меньше вероятность его потревожить) и погрузился в сон, пытаясь усыпить собственную волю, чтобы реальность, за которую я боролся, в которой Таня свою вела обыкновенную жизнь, сохранила целостность.

Видимо, рано или поздно меня снова ожидало разложения на серый туман, как и первичную реальность 1231… раз назад.

— А это место? — спросил я.

— Убежище.

— Обитель.

— Свалка.

— Все мы сотворили новый мир, но затем наше сознание распалось вместе с энтропией серого тумана. Мы есть осколки. Воспоминания. Призраки.

— И я так полагаю, вы уже пытались остановить энтропию?

— Да. Это невозможно. Пока ты спишь, ты модулируешь реальность и сознание прочих разумных существ в своём сознании. Постепенно, они обретают всё большую власть. Твоё сознание раскалывается на части, образуя серый туман…

— А если проснутся, мир будет уничтожен, ведь он находится у меня в голове… — сказал я, присаживаясь на кресло.

— Верно.

— Верно.

— Верно.

— Верно.

— Верно.

— Ха… А сами вы почему не пробовали просыпаться?

— Это…

— … к тебе вопрос.

— Мы всего лишь…

— … осколки твоего сознания.

— Хороший аргумент… Значит, теперь мне снова нужно выбрать? В… какой там? 123+ раз?

Никто не ответил, но все смотрели прямо на меня. Они показали на пульт управления. С одной его стороны была белая кнопка: «Спать», с другой чёрная: «Проснуться».

Тяжкий выбор.

Дремать, пока энтропия снова не уничтожит реальность через пару сотен тысяч лет (неторопливый процесс), или уничтожить её самостоятельно, собрав всю мою волю и проснувшись после вечной дрёмы… Куда?

Я посидел, покрутился на кресле, затем поднялся, подошёл к пульту управления…

…И нажал.

Зона кошмара, или

Исток бытия на границе всего сущего

Конец

Nota bene

Книга предоставлена Цокольным этажом, где можно скачать и другие книги.

Сайт заблокирован в России, поэтому доступ к сайту через VPN. Можете воспользоваться Censor Tracker или Антизапретом.

У нас есть Telegram-бот, о котором подробнее можно узнать на сайте в Ответах.

* * *

Если вам понравилась книга, наградите автора лайком и донатом:

Конец кошмара

Оглавление

1. Н

2. брюква 1

3. брюква 2

4. вместе!

5. пожар, приглашение

6. Альфонс

7. преграда

8. Тесей

9. пришли

10. море

11. в

12. судно

13. следующему из нас

14. не так

15. видят

16. счастье

17. луи

18. тали

19. вампирим!

20. учитель

21. вера

22. угроза

23. очевидное

24. праздник

25. собственно, план

26. план

27. сработало

28. Д

29. Т?

30. натаниэль, адмирал

31. план

32. план!

33. Пора!

34. последний вариант

35. выбор

36. иное

37. мальчик

38. пропажа

39. следы

40. варианты

41. решение

42. поиски

43. нашли

44. переезд

45. склеп

46. «орден света»

47. коллапс

48. мы

49. в логово зверя

50. казнь

51. укус

52. операция

53. проникновение

54. план

55. первая

56. тали

57. другой

58. победа, чья?

59. итог

60. вопрос

61. битва за город

62. иначе

63. сосуд

64. беспощадным

65. или нет

66. вера

67. и помощь

68. вот как

69. странность

70. ответ

71. ответ 2

72. детали

73. спокойствие

74. пора

75. мозаика

76. прощальная записка

77. ято

78. свет 1

79. свет 2

80. свет 3

81. встреча

82. похищение

83. похищение 2

84. мясо

85. правда

86. игра

87. Бог

88. развитие

89. забвение

90. лечение

91. второй контакт

92. зеркало

93. вместе

94. последняя битва

95. предпоследняя

96. Конец

1231902912838130120384210203991203895012

Nota bene