Опасные приключения попаданки [Аннэт Хорол] (fb2) читать онлайн

Аннэт Хорол Опасные приключения попаданки

Глава 1

Я сходила с ума. Определенно точно я бы уже съехала с катушек, если бы не рисунки на стене. Их оставили бывшие узницы самой ужасной тюрьмы на свете. Тюрьмы, где готовили шпионов для слежки за королями и их свитой. “Они” следили за великими зодчими и учеными, координировали строительство пирамид, дворцов, будущих чудес света. Вы думаете, что такие умы как Архимед или Аристотель сами до всего додумались? Ха, как бы не так!

Но, как и у матери Терезы, у матери-корпорации были слишком длинные руки и жестокие законы, поэтому несколько жизней заключенных не имели никакого значения. Они покупали у государственной тюрьмы подходящих кандидатур и перемещали их сознания в тела людей, живших в то время, которое им требовалось.

То, что неподготовленные узники из двадцать первого века часто не справлялись и погибали в чуждом для них мире, никого ровным счетом не интересовало.

Под такую программу попала и я. Несколько дней я сидела в заключении и молилась о своей душе, понимая, что скоро окажусь в каком-нибудь темном средневековье, где меня посадят на кол или раздавят повозками телеги.

Ха-ха, какой бесславный конец.

В своем мире я всегда была неудачницей, но здесь хотя бы я знала, как добыть кусок хлеба. А там что? Этому не учат. Лохински — профессор со смешной фамилией и седыми буклями — сказал, что они не зря выбрали меня, мол, у меня больше навыков выживания среди бродяг, чем у подготовленного шпиона, состоящего на службе. Ведь те вскормлены и выхолены в домашних условиях, а в чуждом мире просто не смогут выжить — ведь с собой в чужое тело нельзя взять ни золота, ни инструментов. Лишь то, что в голове. А там у меня была пустота — я с безнадежностью смотрела на рисунки тех, кто томился в тюремной лаборатории до меня и рисовал острием вилки круги с точками.

Острые предметы здесь воспрещались — видимо, случались попытки обороны, а может и чего похуже — например, желания почикать себя этой вилочкой. Лично я бы сейчас предпочла именно это, чем оказаться черт знает где.

Микрофон захрипел.

— Зинаида! Время пришло, — это был профессор Лохински. — Готовься. Сейчас благоприятное время, чтобы переместиться в новое тело. Наши точнометры настроены и готовы к передаче информации.

Я вскочила и бросилась на прутья решетки.

— Лохински, мать твою! Ты обещал, что проинструктируешь, куда меня сунут и дашь пару полезных советов!

Манерами речи я не особо обладала, да и тюряжная жизнь, перемежающаяся с бродяжничеством не способствовала чистоте лексикона, поэтому тут же на Лохински обрушился поток грязных ругательств с моей стороны.

— Зинаида, а ну прекрати бушевать! Сейчас вколю тебе галоперидол, и очнешься ты в новом теле сама не своя, а там нужно будет ориентироваться быстро. Обещал — расскажу.

— Дай хоть сигаретку выкурить перед казнью, — взмолилась я, но ответа не последовало.

Замок на решетке открылся, и я увидела в неверном свете желтой лампы две тюремные формы — охранники были настолько громадные, что их головы терялись где-то в темноте наверху, а я лишь видела широкие плечи и натруженные руки, которым бесполезно было сопротивляться.

Они молча подхватили меня и поволокли. Я попыталась сопротивляться, но тут же почувствовала боль — один из охранников слишком сильно сжал мою руку чуть выше локтя.

— Отпусти, гад. Больно же! Да и синяк будет!

— Потерпишь, скоро все равно костюмчик поменяешь, — заржал он, и второй ему поддакнул. Я случайно увидела свое отражение в холодном металле одной из запертых камер: тощая, лысая, изможденная от недостатка еды и солнечного света, старуха. От этого мне еще больше хотелось завыть. Ну какая из меня шпионка за секретами — меня сразу в канаву закинут. Нет ни единого шанса. Ну почему именно я?

Я поняла. Сопротивляться бессмысленно. Расслабившись, я обмякла в их руках, мои носки еле дотрагивались до дощатого пола, голова свесилась, а они продолжали волочь меня как куклу.

Наконец они втолкнули меня в тесную комнатушку с большим страшным стулом и закрыли дверь. Профессор Лохински мгновенно вколол мне лекарство, от которого я почувствовала себя сонно и лениво.

— Садись, — профессор был мягок и доброжелателен. Он пристегнул к моей лысой голове обруч, приговаривая. — Извини, Зинаида. Я знаю, что ты чувствуешь, но нам запрещено раскрывать детали операции до последнего момента в целях секретности. Поэтому у нас есть пару минут до того, как тебя перекинет в восемнадцатый век Франции.

— Франция? — изумилась я. — Вы в своем уме? Я ничего о ней не знаю. Ничего-шеньки. Я в школе букварь скурила, а на уроках истории изучала основы макияжа.

— Не волнуйся, — профессор продолжал пристегивать меня и присоединять какие-то проводки. — Язык ты будешь понимать как свой. Кроме того, мы пока сами мало что знаем. То, что написано в исторических книгах — блеф. Ну, например, ты могла себе представить, что в тот век официально разрешено было колдовство?

— Колдовство? — сонно переспросила я. — То есть там будут ведьмы?

Лохински покачал головой.

— Это нам предстоит узнать. Помни о своем задании: тебе нужно найти главного смутьяна. Того, кто восстанет против короля Людовика. Известно лишь то, что он из приближенных к королевской знати и, скорее всего, один из братьев де Сад.

— Подождите…

— У нас мало времени. Просто слушай, — голос Лохински вдруг стал отдаляться. — Ты должна найти этих братьев и втесаться в доверие, получить доказательства. Революция, которая произойдет, поменяет весь ход истории — вплоть до уничтожения религии. Церковь — вот та структура, с помощью которой мы все контролируем. Когда ты выйдешь на связь, я расскажу тебе, как найти доверенных лиц. Они тебе помогут.

— А Тамара тоже там?

Теперь я видела лишь темноту, словно лежала с закрытыми глазами, хотя они точно были открыты.

— Возможно, если не нарвалась на неприятности, но она утеряла свой амулет. Держи свой при себе. Это единственное устройство, с помощью которого ты сможешь вернуться и держать со мной связь. И помни о задании — постарайся выжить и найти человека, который недоволен властью в стране. Он точно там будет….

— Значит, я буду кем-то другим? Не самой собой? — слабо спросила я, почти не шевеля губами.

— Нет, но тут как повезет — это будет точно кто-то рядом с семьей Де Сад — нашими основными подозреваемыми.

— В смысле как повезет? А если меня перебросит в тело собаки? — возмутилась я, но уже во сне…

Неужели меня и правда может бросить в тело собаки или лошади? Что же тогда я буду делать?

Я даже слышала собачье дыхание — горячее и влажное оно обжигало мой нос, щеки и лоб. Ну вот — я теперь пес и буду копошиться в помоях, выискивая доказательства.

Становилось слишком шумно. Откуда в тюремной камере столько людей?

— Ка-знить! Ка-знить!

Шум нарастал. Я открыла глаза — огромный черный пес дружелюбно облизывал мне лицо, а я лежала на каком-то деревянном помосте в крайне неудобной позе.

— Тьфу, уберись от меня! — крикнула я псу и тут же испугалась. Голос был не мой — он звучал гортаннее и глуше. Из-за неудобной позы моя рука затекла, и я тут же попыталась ее переместить. Почувствовав боль, я поняла, что случайно дернула свои же волосы. Боже мой, у меня волосы? Да еще какой-то невообразимой длины. Я приподнялась на одной руке, одновременно второй прикрывая глаза. Солнце нещадно слепило, и я пыталась понять, что происходит вокруг.

Ка-знить!

Пылала вокруг толпа. Я услышала лязг металла. Еще не до конца осознав мысль, я обернулась и увидела его — огромный палач в красной накидке мерно точил топор недалеко от меня. Он не обращал на меня никакого внимания и делал свое дело. Я же в страхе бросилась куда-то в сторону и тут же упала — левую ногу опоясывала цепь. Вокруг меня бесновалась толпа, состоящая, в основном, из мужчин и, почему-то, детей.

Они все были одеты были одинаково — грязно-белые льняные рубахи, холщовые штаны. Многие из них периодически снимали матерчатую кепку и утирали ей пот со лба, другие радостно улюлюкали, глядя на меня, некоторые детишки грызли лепешки.

Среди толпы я заметила несколько мужчин и в более дорогой одежде, которая сразу же отличала их от толпы. Черно-красные кителя, расшитые золотом рубахи, на одном мужчине и вовсе был какой-то красочный узорный котелок — единственный в своем экземпляре. Они выглядели, как праздные зеваки, собравшиеся посмотреть на представление.

— Помогите! — заорала я и в горле мгновенно пересохло. От страха сердце со страшной скоростью сжималось в груди. — Вы не понимаете. Я не должна тут быть… Меня случайно сюда сунули…

Я орала, но с каждым словом лишь распаляла толпу. Послышались выкрики:

— Она сумасшедшая. Отрубить ей голову!

Я кинулась в другую сторону, попыталась ладошками скинуть кандалы с себя, но все было без толку.

Вдруг в толпе послышались вскрики.

— Расступись! Маркиз идет!

Я сразу же повернула голову и обомлела. Вперед толпы вышел высокий чуть смугловатый мужчина с зелеными раскосыми глазами. Черные как смоль волосы были забраны назад в хвост. Прямой ровный подбородок, точеные скулы, красивый прямой нос — его черты лица были словно прорисованы по шаблону. Широкие плечи расправлены и в целом вид у него был как у… маркиза. На поясе у него висела шпага в ножнах. Он остановился и посмотрел прямо мне в глаза, чуть прищурившись. Я поняла, что это мой последний шанс, бросилась к нему и упала в ноги. Правда, оказавшись все равно чуть выше из-за высоты деревянного помоста.

— Господин, сир, как там вас… смилуйтесь, прошу вас! Я все объясню. Моей вины тут нет…

— Как там вас? — он поднял одну бровь, и в его голосе послышалось отвращение. — Как же ты глупа, словно гусыня. Ты украла мое золото и еще требуешь простить тебя?

— Золото? — изумилась я, вдруг вспомнив, что тело ведь не мое и, судя по всему, меня выбросило в какую-то воровку. Я была ошарашена. — Прошу прощения, я все объясню, только не убивайте!

Наверное, я выглядела жалко, но мне было все равно, я хотела жить. Хоть много раз в жизни я не ценила ее, но сейчас я клялась, что пересмотрю свои взгляды, больше не буду буянить и вообще начну вести праведный образ.

— Прошу, прошу, прошу, — молила я одними губами. По щекам текли слезы и смешивались с горечью моей судьбы.

Он смотрел прямо на меня и в его холодных отражениях-блюдцах я не видела ни капли жалости — напротив, мне показалось, в них мелькнул дьявольский огонек. Он взирал так спокойно, почти не мигая и ему совсем не было меня жаль — такую беззащитную и плачущую, стоящую у самой кромки своей жизни. Ему нужно было всего лишь протянуть мне руку. Ведь наверняка в его силах было помиловать меня.

— Сир, неужели вам не жалко человеческую жизнь? Я отработаю — я буду убирать, прислуживать, что скажете…

— Мне ни к чему такая голодранка, — левая сторона его красивых губ даже немного приподнялась в усмешке. Какой же он холодный айсберг! Сволочь!

Мои глаза распухли от слез, но я не обращала на это внимания, катаясь по деревянному помосту, путаясь в длинных волосах и каком-то белом тряпье, в которое я была укутана. Это оказалось длинное платье, похожее на ночную сорочку, со слишком открытым декольте, хотя последнее сейчас меня волновало меньше всего.

Тем временем палач наточил топор и, закинув его на плечо, насвистывая, пошел ко мне. Я затаила дыхание. Вот и пришла моя смерть! В момент шока я испытала нечто вроде чувства стыда — умирать со слезами на глазах не хотелось.

В последний раз взглянула на знатного синьора из толпы. Мне показалось или у того на миг проклюнулись эмоции? Брови были нахмурены, сам смотрел исподлобья. Я представила, как палач отрубит мою голову, и она прикатится к ногам этого красавчика.

Умора!

Как же я его сейчас ненавидела. Я смотрела прямо в его глаза и шептала лишь: “Ненавижу, ненавижу”. Наверное, он был немного шокирован — видимо, не привык что какие-то воровки из отребья так смотрят на знатного вельможу. Хотелось что-то сказать ему напоследок, сделать неприятно.

— Я тебя проклинаю! — вдруг заорала я, что есть мочи. — И вас всех!

Толпа испуганно отступила. Хах, видимо, они действительно подумали, что я ведьма! Палач кивком головы кивнул мне на бревно. Я с омерзением увидела серо-бурые разводы на нем, и меня чуть не вывернуло наизнанку. В шее появилась боль — она пока что была мифической, но слишком реальной — я даже почесала это место, как вдруг нащупала медальон.

— Лохински! Вытащите меня отсюда! Немедленно! — заорала я в амулет.

Но он был холоден и беззвучен. Все, это был конец. Напоследок я крикнула в устройство передачи: "Ты не Лохински, а Лоховински! Пусть тебя черти заберут!"

“Ну все!”. В изнеможении я села на краю помоста. Пусть тащат меня сами к плахе, если хотят. Толпа вновь зароптала, а кто-то выкрикнул:

— Сжечь ведьму!

— Сжечь! — послышался гомон, однако, его перекрыла более сильная звуковая волна. Сначала я не поняла, откуда исходит звук, но, повернувшись, я увидела как из-за деревянной круглой арки, ведущей внутрь городка, выбегает свора разгневанных людей, одетых в самое разное одеяние.

По внешнему виду было понятно, что это простой люд — одежда самая обычная, такая же, как и у толчеи у помоста, в руках вилы, ножи, у кого-то деревянные кирки. По одиночке они не представляли угрозы — дородные дюжие неповоротливые мужики не смогли бы совладать с бравыми красно-белыми кителями — однако, огромная масса смела практически все на своем пути.

Я стояла на помосте и видела, как люд сражался с кителями и побеждал. Черноволосый незнакомец исчез, предварительно пару раз мелькнув в толпе — он отражал удары со всех сторон, но вскоре я его потеряла из виду. Палач смылся моментально, прыгнув в ближайшую подворотню сразу за фруктами. Я же осталась словно раненый зверь в клетке — привязанная металлической цепью к колышку — я не могла отойти ни на метр. Мне оставалось лишь ждать своей участи.

Вдруг один дородный детина из толпы с измазанным кровью лицом обратил на меня внимание. Словно в замедленной съемке, я видела как он поднял глаза, затем руку с топором, после чего тут же понесся на меня. От страха я закричала и закрыла лицо руками.

Глава 2

— Эй, мисс, вы Люку Бурого знаете? — мрачный детина склонился надо мной, и я почувствовала страшную вонь пота и грязи, сдобно приправленную медным запахом крови — возможно, не его.

Медленно я убрала ладони и взглянула на него. Он нависал прямо надо мной, словно грозовая туча, и разглядывал декольте. В каком-то безумном порыве я постаралась запахнуться поплотнее, на что он заржал:

— Не стесняйтесь. Чего я там не видел! — и тут же добавил, — а пойдемте со мной, госпиталь Святого Мартина даст вам чашку горячего супу и краюху хлеба. Вы совсем видимо изголодались, они перед казнью никогда не кормят.

Мужик поднял топор прямо надо мной и я подумала, что сейчас он отрубит мне ногу, однако, ломик пришелся аккурат по металлической цепи. Та, взвизгнув и изрыгнув сноп искр, рассыпалась на несколько звеньев. На ноге все еще оставался металлический остов, но я могла с ним перемещаться, во всяком случае, мне не нужно сейчас умирать, а это уже хорошо!

Я повернулась к детине и в сердцах крикнула:

— Спасибо тебе от души!

Он кивнул и бросил:

— Давайте я помогу, мисс. Здесь вам не место!

Он подхватил меня за талию и помог спуститься с помоста, оттолкнув дерущуюся парочку, одним из которых был знатный господин в цветастом котелке. Это был тот самый мужчина, который пять минут назад стоял в толпе и собирался развлечься моей казнью. Мужик, с которым он дрался, ловко нанес ему по голове удар ломиком и месье упал. Я же отвернулась, не желая видеть подробности, лишь прошептав: “Боже, в какую мясорубку ты отправил меня, Лохински?!”

— В первый раз попадаете на побоище? — усмехнулся мятежник, услышав мой бубнеж.

— Да, — честно призналась я. — Я вообще не желала этого всего видеть.

— Такая жизнь. Сегодня ты живешь, а завтра умираешь, — философски произнес он.

До арки оставалось несколько шагов, мы нырнули внутрь и очутились в узкой улочке между двух высоких беленых заборов. Тут и там были раскиданы корзины с фруктами — торговцы в спешке убегали. Кое-где полусидя или лежа валялись раненые и убитые. Слышались стоны.

— Давайте-ка уберемся отсюда быстрее, — сказал детина. — скоро здесь будет куча гвардейцев. Они никого не пощадят. А Люка Бурый поможет спрятаться.

Последние слова детина пробулькал, и я в удивлении оглянулась на него — как вдруг стрела прошелестела прямо возле кончика моего носа и ушла в стену, отрикошетив от нее. Детина широко раскрыл глаза и успел прошептать умирающим голосом: “Беги”, как еще одна острая палка вонзилась ему в спину и он упал, похожий на дикообраза — в спине у него уже торчало две стрелы.

Я оглянулась, посмотрев наверх. Тот самый зеленоглазый демон! Он стоял на верхушке и целился прямо в меня. Его лицо было измазано сажей, а на щеке виднелась кровь, но глаза также блистали зеленым огнем. Когда я отбывала наказание в тюрьме, то Томка учила меня всяким интересным приемам — например, нападению, обороне, а еще она научила меня как быстро ориентироваться в драке. И сейчас я просто готова была целовать ей ноги, ведь не успела эта зараза выпустить в меня стрелу, как я скоординировалась, словно заправский ниндзя, и перекатилась в сторону. Стрела попала в брусчатку, вновь отрекошетив в мою сторону.

— Ты что делаешь, идиот? — со страхом завопила я. — Я тебя прирежу, гад!

Однако, напыщенный индюк улыбнулся и вновь достал стрелу, вложил ее в тетиву. Видимо, с луком он умел обращаться не так хорошо, как с мечом, потому что у меня была секунда, чтобы доскакать до круглого поворота и укрыться за ним. Напоследок я показала ему средний палец.

— На, вот! Держи, на! Как тебе такое? — впрочем наслаждалась я своей победой не слишком долго. Мерзавец выпустил стрелу и она вновь прошелестела мимо меня, на этот раз задев палец. Я тут же прижала его к себе и скривилась от боли.

— Что, куропатка, получила? — закричал он победно, увидев нанесенный мне урон. — Беги, беги. От меня не убежишь.

Мне хотелось сказать ему многое, но время поджимало. Мой спаситель говорил, что скоро сюда прибудут гвардейцы и мне следовало бежать. Бросив гневный взгляд на черноволосого, я шмыгнула в небольшие заросли. И вовремя — тут же со всех сторон послышался топот копыт — на место сражения прибывала королевская кавалерия.

Прошло, наверное, часа два, или три, пока все успокоилось, а главное мое сердце перестало стучать как сумасшедшее. После того, как я вбежала в заросли, минут пятнадцать я продиралась через них, будучи уверенной, что зеленоглазый демон гонится за мной по пятам, чтобы убить. Я бы неслась и дальше, если бы не дерзкий пенек, который скрывался под листвой. Через него-то я и перелетела словно птица, плюхнулась на землю, больно при этом ударившись ребром.

Прошло несколько минут, прежде чем я решилась на глубокий вдох и перешла из скрюченного положения в относительно прямое. Я доползла до ближайшего дерева и оперлась на него спиной. Надо мной проплывали голубовато-серые облака мира, о котором я ничего не знала. В какой-то момент я почувствовала себя самым одиноким человеком на земле и заплакала.

Пришло понимание, что я оказалась в такой ситуации только благодаря моему образу жизни, и сейчас мне не поможет никто. В принципе у меня был выбор — можно было пойти утопиться в ближайшей реке, которая журчала совсем недалеко от меня, или же попробовать выбраться в люди и найти этого Люку Бурого в госпитале Святого Мартина.

Всхлипнув, я утерла здоровой ладонью лицо и двинулась к реке. Ребро все еще побаливало, но палец почти перестал кровоточить, в основном, потому, что я плотно его обмотала куском платья. Впрочем, все это ушло на дальний план, когда я подошла ближе к воде и стала перед ней на четвереньки, чтобы дотянуться до кромки. Несмотря на грязное лицо, в некоторых местах обмазанное собственной кровью из пальца. Несмотря на спутанные нечесаные грязные волосы. Несмотря ни на что. На меня смотрела дивной красоты девушка. Это была вовсе не тощая пигалица — тюремная зэчка, а миловидная барышня с чуть впалыми от недоедания щеками, но все-таки достаточно круглыми чертами лица, наливными губами и голубыми огромными глазами, обрамленными в каскад черных ресниц.

— Нифига себе! — присвистнула я и тут же оглянулась, испугавшись собственного голоса. Хоть я уже привыкла к нему, но жаргонные словечки совсем не подходили этой барышне, которая смотрела на нее в отражении.

Я умылась и даже постаралась начесать пятерней волосы, что сделать не удалось — слишком кудрявые и пушистые они были. Тогда я скрутила два колобка на голове и постаралась закрепить прядями. Из-за раненого мизинца это удалось не сразу, но все-таки это было лучше, чем ходить лохудрой.

“Ладно, Зинаида, где наша не пропадала” — мне вдруг захотелось петь и плясать — я была такой ладной и симпатичной, правда в следующий миг вдруг вспомнила о синьоре, который попытался меня убить. Красота — это не самый лучший подарок девушке-бродяге во Франции восемнадцатого века.

Почти целый час я блуждала по лесу в поисках троп. Один раз мне довелось даже наткнуться на красноватые ягоды, но питаться ими я не рискнула. Медальон тоже не работал, чтобы связаться с Лохински и попросить помощи с определением ягод. Так что, я просто шла вперед, надеясь, что получится найти помощь.

В своих мыслях я, кажется, брела целую вечность, как вдруг их прервал топот лошадей. Я замерла и чуть было не бросилась в кусты — что, если меня ищет тот демон? И прицепился же он. Жадный скряга — из-за золотой монеты так издеваться над девушкой.

Подойдя чуть ближе я поняла, что здесь проходит дорога и достаточно людно, чтобы можно было затеряться в толпе. Помедлив несколько минут, я поняла, что выхода у меня все равно нет, к тому же я ужасно голодна.

Приговаривая проклятия, адресованные Лохински, я вышла, гордо держа голову.

— Эй, красота. Ты откуда такое чудо? — донеслось позади. Какой-то малоприятный мужик с усами и бородой, переворачивая тюки с соломой, обращался ко мне.

— Иди-иди, голодранка, на мужа-то моего не глянь! — прикрикнула толстая женщина в засаленном чепце, из-под которого торчали несколько грязных прядей неопределенного цвета. Она перебирала гнилые овощи, затем вытерла руки о фартук и злобно глянула на меня.

— Сдался мне ваш муж! — нахмурила я брови.

— Ты чего сказала? — женщина поднялась во весь рост и я увидела, какие у нее широкие плечи и натруженные ладони.

— Я ищу госпиталь святого Мартина. Он далеко? — обратилась я к мужчине. Тот облокотился на колено и задумался, вместо него ответила жена.

— Это в соседнем городишке, в глубине леса. Вали давай подобру — поздорову, — я явно ей не понравилась. А вот ее мужу даже весьма. Он протянул мне бурдюк и я с удовольствием хлебнула воды. Она была ужасной на вкус, с привкусом болотной тины, но это была хотя бы вода. Я показала мужчине большой палец вверх — класс, а он недоуменно посмотрел.

— Это значит, все супер!

— Что? — не понял он.

— Все отлично, спасибо за воду! — терпеливо пояснила я, отдавая бурдюк с водой.

Слева проехала повозка на тощем ишаке. На ней сидел широкоплечий хмурый мужчина в годах. Я заметила, как он осматривает меня с ног до головы.

В принципе, я уже жалела о своем решении выйти к людям — с запозданием подумав о том, что сперва можно было найти какую-нибудь ферму или дом — выкрасть хотя бы нормальную одежку, а не это бесстыдство.

— Ладно, приятно было с вами побеседовать, — бросила я недовольной крестьянке, и пошла вперед, напоследок оглянувшись на мужика — он складывал из большого пальца “супер”, а жена больно махнула его по плечу.

Соломенные лапти передавливали ноги и в одном месте образовалась болючая мозоль. В этом мире явно не стремились к комфорту женщин.

Я шла туда же, куда вела меня толпа, периодически разряжаясь сальными замечаниями в мой адрес. А пару раз меня даже ущипнули за пятую точку и довольно ощутимо. Я лишь бурчала в ответ: “Уроды”, даже не пытаясь сопротивляться. Вот бы мне сейчас нож! Томка научила меня неплохо владеть ножом — во всяком случае, я могла бы защищать себя, только где же его тут добыть.

Уже почти стемнело, и я лишь думала о том, что ночевать мне предстоит в лесу. Но, судя по всему, бог был милостив ко мне. Идя за людскими стайками, я обратила внимание, куда они меня привели. Вдалеке завиднелось одноэтажное длинное здание, напоминающее барак. Но самое главное — оттуда пахло жареной едой и там было много света! Подойдя поближе, я убедилась, что там действительно можно поесть — это была харчевня. Осталось придумать лишь, как добыть еду. Это же было так легко!

Глава 3

Сразу у входа в харчевню, под большим берестяным навесом, располагалась жаровня, посередине которой славно крутился уже подрумяненный кабан. При виде этого лакомства я сглотнула слюни, представив как вгрызаюсь в сочный кусок мяса, а уж мясо я ела очень давно — в тюрьме нам давали какую-то крупяную баланду с запахом консервов.

Возле кабана крутился, судя по всему, хозяин харчевни — он поливал мясо пивом и периодически ворошил горячие камни. Сама харчевня внутри была уставлена парой десятков грубых, наспех сколоченных столов и скамеек, полных люда в серых, коричневых рубахах, зачастую покрытых пятнами. Видимо, простолюдины любили приходить сюда сразу после тяжелого дня.

Часть столов стояло на улице. Чуть дальше паслись несколько коней, щипавших траву у изгороди. Бородатые мужики громко беседовали, обсуждая последние новости: волнения в городах, Людовика, урожай и бог весть еще что. Среди них изредка попадались и женщины, судя по поведению, не самых моральных принципов. Одеты они были в бархатные темно-красные платья с синими подвязанными нагрудниками, а ноги украшали деревянные симпатичные башмачки. У некоторых на голову был водружен чепец, другие предпочитали вовсе не покрывать волосы, засунув за ухо какой-нибудь красивый живой цветок. Они подсаживались к мужчинам, чуть приобнимая за шею, и те угощали их пивом и кашей.

Я чертыхнулась про себя — становиться женщиной легкого поведения мне хотелось меньше всего, поэтому мне нужен был план. Однако, до плана никакого додуматься мне не удалось, как сзади послышался голос:

— Ты, наверное, проголодалась? — от резкого тона я вздрогнула и обернулась. Там стоял тот самый малоприятный мужичок, который угощал меня бурдюком с водой. Его маленькие глазки бегали по сторонам, словно он задумал что-то своровать. Надеюсь, не меня!

— Опять ты! — досадно прошипела я. — Еще не хватало мне ссориться с твоей женушкой. Кстати, где она?

Но женушки не было — видимо, в злачные места приличным женщинам путь был закрыт. Он еще раз воровато оглянулся, и я поняла, в каком незавидном положении я оказалась — с этой стороны харчевни подступал темный лес, внутри было полно людей, но под горячительными напитками они так громко болтали, что услышать меня было бы тяжело. Конечно, я могу крикнуть, но что это изменит? Вероятно, насилие здесь в рамках нормы.

— Пойдем со мной в лесок, красота, а? За водичку-то нужно отблагодарить, — натужно зашептал мужичок, — я же знаю, ты по этим делам. Беглая куртизанка, небось? Да? В наших-то краях такие красавицы не водятся, видимо, со знатью водилась, а потом натворила дел. Я прав?

Все это время, пока простолюдин изрыгал мерзкие слова из своего рта, он постепенно подходил ко мне, выставив одну лапищу в сторону, а второй трогал свою подвязку на штанах.

— Я закричу, — голос был слишком спокоен и ровен, но я знала, что это от страха. Прав был Лохински, когда предупреждал, что здесь придется держать ухо востро. Я начала оглядываться в поисках предмета, которым можно было бы себя защитить, но, как назло, ни одного камешка не валялось рядом.

— Кричи, — он хмыкнул, — только закон на моей стороне. Может и не только я присоединюсь к пиршеству, а? Как думаешь?

Я почти ощущала его горячее мерзкое дыхание. Он подходил все ближе и ближе, а лапа его нацелилась на мою полуоткрытую грудь. И тут я решилась — действовать нужно было быстро. Изо всех сил я двинула его в пах, да так, что он изогнулся с ревом раненого вола.

— Сволочь! — зашипел насильник и кинулся на меня. Мне удалось увернуться и он упал, скрючившись, на траву. Теперь я оказалась в западне: с одной стороны стоял дощатый забор, с другой — харчевня. Выбора у меня не оставалось. Пока он пытался встать, я подтянулась на руках и забралась на широкий камень, с которого легко дотянулась до окна. Мне повезло, что в этом веке не придумали никаких решеток и окон, поэтому я легко протиснулась через узкое отверстие, служащее окном, и очутилась внутри.

Гомон мгновенно замер и все уставились на меня. Сразу под окном с внутренней стороны стоял длинный стол, за которым сидели пятеро мужчин, одетых в зеленые и красные камзолы, расшитые золотом. От страха я чуть не споткнулась, но тут же приподняла свое рваное платье, обнажив натертые ноги, и элегантно прошлась вдоль гряды тарелок и чашек в конец стола, стараясь не грохнуться на земляной пол

.— Разрешите? — раздался вдруг голос слева. Один из мужчин, сидевших за столом, зачарованно смотрел на меня снизу широко раскрытыми глазами, — мадемуазель, должно быть, имела вескую причину, чтобы попасть сюда таким необычным способом?

Он слегка поклонился и подал руку. Мужчина был молод, свеж и чисто выбрит. Его белокурые локоны лежали аккуратно зачесанными назад в длинный хвост, а серые глаза смотрели дружелюбно и с любопытством.

Я прочистила горло, подняла голову повыше и кончиком пальцев взялась за его теплую ладонь:

— Мадемуазель Жюстина, — назвала я первое попавшееся имя, которое мне вспомнилось.

Он помог мне спуститься.

— Маркиз Де сад. Анатоль Де Сад, — он еще раз поклонился и поцеловал руку, не отрывая взгляд от лица. Я заметила, что он ни разу не посмотрел на мою грудь, хотя видок у меня был еще тот.

— Де сад? — до меня вдруг дошло. — Де сад? Тот самый…

— Тот самый…Наша семья довольно популярна, но не думал, что вызову такое удивление.

— Ешкин, — я прикрыла рот рукой.

Значит, я попала по адресу. Главное — теперь не упустить рыбку с крючка.

— Вы не здешняя? А впрочем…, — он вдруг засуетился, — вы наверное голодны?

— Да, наверное, это заметно, но я действительно устала и проголодалась.

Постепенно крестьяне продолжали заниматься своими делами — есть и пить, лишь иногда поглядывая на меня. Зато здешние женщины смотрели на меня с явной злобой так, что это заметил даже Анатоль.

— Вы не из числа их компании.

— В первый раз здесь. Проездом. Меня ограбили, поэтому я в таком виде, — соврала я. Не говорить же ему правду?

— Ох, иногда люди бывают довольно жестокими, надеюсь, вы не пострадали? — спросил он участливо, предлагая сесть возле него.

Остальные мужчины за столом были более холодны — они лишь вежливо кивнули мне и продолжили общение между собой.

"Ах ты сволочь!" — я услышала грозный рык, не успев присесть на предложенное место. Мужик, который напал на меня, ворвался внутрь харчевни и был полон желания убивать. Я прижалась задом к столу и глянула на Анатоля в надежде, что тот меня защитит. Конечно, я оказалась права. Анатоль выступил вперед, коснувшись пояса — из под чуть распахнутой полы камзола я увидела кобуру и торчащий оттуда револьвер.

Мужик в дверях выглядел зло, от пота его волосы прилипли ко лбу — хотя после заката солнца довольно похолодало, но кровь в нем бурно кипела. Еще бы! Какая-то мадемуазелька двинула его в пах — попрала мужское самолюбие.

При взгляде на Анатоля, простолюдин поостыл, бросив:

— Уже успела себе защитничка найти! — с этими словами он удалился из харчевни.

— Ну вот, он ушел, все закончилось благополучно, — Анатоль повернулся ко мне и еще раз пригласил сесть. Повторять дважды не пришлось. Я нырнула за стол и набросилась на куриную ножку, лежавшую ко мне ближе всего.

Из-за того, что места было мало, нам пришлось потесниться, а я оказалась зажата между Анатолем и его провожатым. Из обрывков разговора я сделала вывод, что это нечто вроде охраны, во всяком случае несколько раз прозвучала фраза: “в этой части лютуют бунты, крестьяне недовольны, здесь может быть опасно для вас, сир”, на что Анатоль только отмахивался.

Я с набитым ртом промычала:

— Это самая вкусная курица, которую я ела!

Мужчина неспеша грыз лепешку и посматривал на меня, иногда улыбаясь чему-то своему. Вдруг он заметил мой перевязанный палец, когда я подняла руку, чтобы с удобством обгрызть косточку.

— Вы ранены? У меня есть мазь травницы, которая отлично помогает при небольших ранах. Она в моих вещах, привязанных к лошади.

— Вы очень благородны, Анатоль.

Один из сопровожатых странно на меня взглянул и произнес:

— Вам следует употреблять обращение Ваше сиятельство или же Ваша милость.

— Оставьте эти правила этикета для королевских дворов, мой милый друг, — Анатоль улыбнулся и его серые глаза заискрили.

Внезапно толпа загалдела и все обратили внимание на вход харчевни. Там стоял хозяин с куском дымящейся кабанятины. Я заулыбалась и подскочила.

— Аве мария, — крикнула я. — Аве Мария!

Но отведать кабанятины не удалось. Внезапно послышался глухой удар и хозяин харчевни удивленно оглянулся и тут же упал. Дымящийся кусок мяса отлетел в сторону, разбрызгивая жирные пятна. Все замолкли. В харчевню медленно вошел мужик, который напал на меня, прямо за ним стоял высокий бородач, одетый в синий выцветший камзол — судя по всему, украденный у кого-то из знати. А еще сзади целая толпа крестьян, вооруженных разного вида оружием — вилами, кирками, копьями.

— Е-мае, — воскликнула тихо я, и схватилась сзади за Анатоля. Тот отодвинул меня назад и медленно достал револьвер.

— Господа, — сказал он, — что вам нужно? Давайте разберемся по хорошему. Сегодня прекрасный вечер и хорошая погода для драки.

Мужик прошел несколько шагов и с отвращением сплюнул. Затем произнес.

— Ваша, так называемая королевская знать, не делает ничего, чтобы помогать нам. Наших людей убивают, утаскивают жен и дочерей на болота в угоду твари, от мужчин остаются лишь одни черепки после таких налетов. Наши урожаи гибнут! И вместо того, чтобы нам помогать, — он обращался ко всем присутствующим в харчевне, — они приходят и забирают наших баб.

Я хотела пискнуть, что я ничейная тут баба, но обстановка была слишком накаленной, чтобы привлекать к себе внимание. На краю стола лежал небольшой, но острый ножик для резки мяса. Не поворачиваясь, я аккуратно его взяла в руку. Холодная сталь приятно охладила кожу и заставила чувствовать себя увереннее — во всяком случае, задаром жизнь не отдам.

Тем временем обстановка накалялась. Кроме компании Анатоля и его сопровожатых, остальные очевидно были обычными крестьянами, а значит принимали сторону главного зачинщика, постепенно обступая со всех сторон нашу компанию. Те, кто не хотел участвовать в драке, медленно выходили из харчевни и отходили в сторону, готовясь смотреть на кровавое побоище.

Сопровожатые Анатоля стали в стойку и достали револьверы, держа наготове кинжалы.

— Я в последний раз повторяю. Мы не хотим драться. Мы здесь проездом и никакой ответственности не несем, — сказал спокойно Анатоль.

— Не несут они ответственности, — усмехнулся мужик, затем вытер вспотевшие руки о косоворотку и глянул на меня, прищурившись, — впрочем есть кое-что, что спасет ваши жизни. Она, — он кивнул на меня, а я сжала кинжал посильнее. Конечно, Анатоль у меня сразу вызвал доверие, но доверять здесь не стоило никому. Он глянул на меня и тут же отвернулся, замолчал. Он точно решил меня сдать этому уроду! Я до боли закусила губу, чтобы не заплакать. От меня сейчас не зависело ничего. Вновь моя судьба была в руках мужчины.

— Девушка не виновата. Она останется с нами.

— Тогда держитесь, жабы! — крикнул мужик, намекая на зеленые камзолы. Прищурив темные глаза и подняв ломик, заорал, — бейте их!

Те, кто стоял к нам ближе всего успели только поднять свои орудия, как тут же пали мертвыми — сразу из нескольких дул револьверов вырвались струйки дымка, мне же заложило уши от грохота так, что я пригнулась. И вовремя! Мимо просвистел топорик и врезался тупой стороной в голову одного из сопровожатых — его зеленый ворот камзола тут же окрасился в красный цвет, а глаза закатились. Это была отправная точка — вокруг начался невообразимый балаган — крики, ругань, драка. Стрелять из револьверов стало невозможно, чтобы не зацепить друг друга, поэтому в ход пошли кинжалы. Я же оказалась зажата в угол, как меня заметил плюгавый мужичок, слепой на один глаз. Он вращал единственным глазом словно циклоп, ища свою жертву, а заприметив меня — пошел, держа в руках небольшой топорик. Почти подойдя ко мне, он обнажил свои кривые редкие зубы, через которые проглядывал красный мясистый язык и запищал неожиданно тонким голоском:

— А вот и баба на ужин! — с этими словами я заорала и выставила кинжал вперед, вспоминая, чему меня учила Томка. Однако, и плюгавый был не промах. Он отклонился в сторону — влево, потом вправо, каждый раз не давая шанса ранить его, а затем занес топор и обрушил его на меня. В последний миг мне все-таки удалось присесть и отскочить в сторону, выкинув руку с кинжалом вперед. Плюгавый согнулся и упал на пол, зажимая окровавленную ногу. Тут же его затоптала толпа.

В этот миг я поймала взгляд Анатоля, сражавшегося сразу с тремя простолюдинами. Он успел мне чуть улыбнуться, а я показала ему круглый знак “ок” с помощью большого и указательного пальца.

— Кто тебя драться так научил? Небось, знатный виконт или сам король? — прямо передо мной вырос насильник, держа в руках металлический ломик.

— Отвали от меня, урод. Отправляйся к своей женушке или сразу к чертям в ад! — заорала я, перекрикивая шум распалившейся толпы. Сбоку послышался звон — разбилось сразу несколько бутылок с бурбоном, по харчевне пополз резкий запах алкоголя.

— Я уже там был, — заржал мужик и метнул ломик в меня. Тот ударил больно по руке и отскочил в сторону. Я заорала от боли и краем взгляда увидела, как Анатоль продирается ко мне. Он выставил кинжал вперед.

— Не подходите к ней, или я вас зарежу! — господи, эти манеры…

Мужичонка тем временем отобрал кирку у какого-то пьяного драчуна и оттолкнул его в сторону, тот упал, ударившись головой об стол.

— Отдай мне свою бабу. на том и порешим, — он ухмылялся.

Анатоль лишь покачал головой. Мужичонка хмыкнул и крикнул.

— А ну-ка, скрутите его. Посмотрим, как красиво он будет висеть на ближайшем дереве!

Несколько крестьян тут же набросились на Анатоля и ему пришлось отчаянно сопротивляться. Мужик тем временем подошел близко мне и прижал к глиняной стене. Я изо всех сил отворачивала голову в сторону, стараясь не смотреть своей смерти в лицо. И тут он высунул язык и облизнул мою щеку.

— Извращенец! — заорала я и оттолкнула его назад изо всей силы, даже не думая о последствиях. И, как оказалось, сделала правильно — сзади мужика поджидал кинжал Анатоля. Глаза простолюдина остекленели, он так и осел на пол с ухмылкой, а затем упал вперед, стукнувшись лбом.

Анатоль, видя мое шокированное состояние, схватил меня за руку и мы выбежали на улицу. Несколько мужичков стояли в сторонке и опасливо смотрели на нас, явно не желая принимать участие в драке. На улице сразу стало немного легче — прохладный ветер обдувал лицо, но я все еще не могла оторваться от пылающей бойни в харчевне.

Анатоль легонько хлопнул меня по щеке.

— Жюстина. Все в порядке? Ты цела? Он что-то сделал с тобой?

— Я…я… Мы его убили, да? — вдруг я поняла, что говорю шепотом.

Анатоль пожал плечами и только сейчас я заметила крупные капли пота и крови, стекающие по лицу.

— А с вами что? — спросила я. — Вы ранены?

— Это не моя кровь. Со мной все хорошо. Но тебе нужно уезжать прямо сейчас.

— Нет, я не могу, я останусь с вами.

— Уезжай. Я тебя найду, обещаю. Я хочу быть другом — и вскоре мы будем сидеть у огня, а ты будешь рассказывать мне о своих злоключениях. Жак доставит на место и вернется за мной.

— Жак? — я взволнованно схватила его за плечи. — Но вдруг вы погибнете?

— Милая Жюстина, я клянусь, что не погибну, но мне нужно помочь моим друзьям, — он присвистнул и из темноты кустов выступил худощавый подросток с испуганными глазами. Из под серой кепи у него торчал рыжий длинный чуб. В руках мальчик держал невод от лошади.

— Жак, езжайте на север, в приют Святого Мартина — это ближайшее хорошее укрытие. Потом возвращайся за мной. Но при каких обстоятельствах не останавливайтесь в дороге — сам знаешь, какие тут гиблые места.

— Хорошо, ваша светлость, как пожелаете.

Анатоль вновь обратился ко мне:

— Езжай, тебе там помогут

— Я знаю, я туда и направлялась, — пробормотала я и, наконец, отпустила Анатоля.

Через минуту мы с Жаком скакали на лошади вперед, а я все еще с тревогой оглядывалась назад, наблюдая, как Анатоль возвращается в ад.

Глава 4

Несмотря на то, что приют Святого Мартина был в соседнем городке, добираться до него пришлось много часов. Всю ночь мы скакали, продираясь через сумрак, и холодный ветер обдувал меня с ног до головы. Слава богу, у Жака был запасной камзол Анатоля и я сразу же укуталась в него, но ноги оставались открыты, обжигающий ветер колол их тысячами игл. Через пару часов после того, как мы покинули харчевню и побоище внутри нее, мы сделали привал у небольшой рощицы. Здесь стояло крошечное озерце с болотной водой, в нем отражалась луна, благодаря чему окружающая территория хоть немного освещалась. Здесь мы себя чувствовали чуть-чуть безопаснее, да и лошади нужно было отдохнуть.

— Почему мы не остановимся и не дождемся рассвета? Ведь ехать с рассветом безопаснее. Ночью опасно передвигаться через лес, разве там не водятся волки? — спросила я Жака, пока он доставал целебную мазь и аккуратно разматывал мой раненый палец. От боли я сморщилась, палец начал ужасно болеть.

— Да, вы правы, мисс, волки водятся в Бромудском лесу, через который нам предстоит проехать, однако, есть кое-что еще опаснее, — его голос стал тише, — мне о таком и говорить страшно.

— И что же это? Давай говори! — я вдруг поняла, что совсем ничего не знаю о мире, в который попала. Лохински упоминал, что древний мир был совсем не таким, каким мы знали его по книгам, ведь они были написаны поддиктовку церкви, а значит, в них упоминалось лишь то, что было допустимо или же выдумано.

Жак обмакнул кусок тряпья в озерце, смочив его край, и принялся аккуратно обтирать кровь.

— А это не заразно, Жак? Там ведь вода не стерильная, да?

— Что вы имеете в виду, мисс? — удивленно он спросил, подняв брови и замерев с тряпкой в руке.

— Ах. это же восемнадцатый век… медицина еще не развита, — сконфуженно пробормотала я.

Жак снял кепи и положил ее рядом с собой, затем вновь принялся обрабатывать рану.

— Не волнуйтесь, мисс, я много раз попадал в потасовки и каждый раз достаточно было промыть рану водой. Все быстро заживало. Ваш муж доктор?

— Почему ты так решил? — настала моя очередь удивляться.

— Ну, вы упомянули медицину. Значит, ваш муж либо доктор, либо травник или колдун. Но вы не похожи на ведьму, так что…

— Нет-нет, я не ведьма, да и мужа у меня нет.

— Вот как, — протянул Жак, почти закончив протирать засохшую кровь. Он взял подобие баночки, сделанной из обожженного материала для горшков, и снял кусок плотной ткани, выполнявшей роль крышки. Запах пошел резкий и травяной — мне даже показалось, что я слышу запах одуванчика, если тот растереть между пальцами.

— Так какая же опасность нас может поджидать? — спросила я у Жака, смотря как он осторожно наносит мазь и размазывает ее по моему пальцу. Это было странно, но палец мгновенно заледенел и я перестала чувствовать боль.

— Сразу за Бромудским лесом начинаются гиблые места, мисс…, — он говорил медленно, раскатывая еще один жирный пласт мази, — там начинаются владения Дракона.

— Дракона? — я чуть не засмеялась. — Что за чушь?

Жак остановился и посмотрел серьезно в глаза.

— Разве вы не слышали, мисс? Несколько лет север нашей страны атакует огромный Дракон, который пожирает целые деревни вместе с людьми. Мужчин он сжигает на месте, а женщин и девочек увозит к себе. Еще ни одной не удалось сбежать из его владений, думаю, они все мертвы, мисс. Вместе с селами он сжигает поля пшеницы и урожаи. Великие умы утверждают, что он хочет, чтобы вся страна принадлежала ему, а люди отсюда ушли.

— Вот это да! — только и нашлась ответить я. Если Лохински выйдет на связь, ему будет что рассказать. Имел ли отношение дракон к грядущей революции? Ответить было сложно.

Жак оторвал еще кусочек чистой сухой ткани и принялся наматывать повязку обратно.

— Где вы так? Это тот простолюдин вас ранил? — мальчик кивнул на палец.

Я только махнула рукой, вспомнив зеленоглазую заразу, которая охотилась на меня со стрелами.

— Можно и так сказать. Как только я очутилась в этих краях, уже несколько раз подвергалась большой опасности. У вас здесь не слишком гостеприимно.

— Знаю, мисс, — Жак плотно завязал один узел, затем следующий. — Надеюсь, в скором времени вы сможете попасть к себе домой и с вами все будет хорошо… Готово! Теперь мы можем продолжать путь.

Жак помог мне забраться на лошадь, я решила в этот раз по его совету свесить обе ноги на левую сторону и держаться за седло — так действительно было удобнее. Мальчик убедился, что я крепко держусь, и мы двинулись вперед. Впереди чернел пока еще далекий прямоугольник Бромудского леса.

Чем ближе мы подъезжали, тем страшнее и выше мне казались деревья. В лес уводила небольшая, но довольно утоптанная тропа — видимо, ей часто пользовались. Во всяком случае, хватало даже света звезд, чтобы разглядеть колею. Как только мы зашли в лес, Жак сбросил скорость, и лошадь перешла на небольшую рысь. Пахло здесь просто отлично. Я вдруг вспомнила о своем мире двадцать первого века — люди там совсем не представляют, какие чудеса творятся у них под боком. Они настолько погрязли в своих делах и проблемах, что даже принеси я им букетик ароматных ночных роз из Бромудского леса, они бы ни за что не поверили.

Может быть во мне играл адреналин, а может быть я просто была рада выбраться наконец из тюрьмы, но в какой-то момент мне даже нравилась поездка. Впрочем, как только где-то заухала сова, а в другой стороне завыл зверь, приятное чувство опустилось куда-то под ложечку и запульсировало нервным огонечком. Я, конечно, бывала ночью в лесу, но это был совсем не тот лес — так, лесополоса с шашлыками у станции. А тут… совсем другое дело!

— Жак, — позвала я тихо.

— Да, мисс, — также тихо ответил он мне.

— Мы же не заблудимся, ты знаешь дорогу?

— До приюта Святого Мартина ведет лишь одна тропа, и мы по ней едем. Не волнуйтесь, мисс.

Внезапно слева от нас, очень близко, послышался треск кустов. Я даже вскрикнула, а лошадь заржала, в ночной тиши это было оглушительно громко. Думаю, нас услышал весь лес.

— Все-таки плохой идеей было ехать через лес ночью, — зашептала я испуганно Жаку.

— Его милость приказал ехать прямиком в приют, не останавливаясь. Я не мог ослушаться его приказа, простите.

— Будем надеяться, что он был прав, — я озиралась и всматривалась в темноту, как еще один треск ломаемых кустов послышался уже с другого бока. В этот раз лошадь от испуга встала на дыбы, а я, не удержавшись, упала. Лошадь помчалась дальше, не обращая внимание на Жака и его попытки остановить животное.

Все, мне теперь точно конец! Это волки. И они меня сейчас сожрут. Я даже услышала дыхание дикого животного. Он сломал кусты и подобрался прямо ко мне. Из-за густой темноты мне ничего не было видно, я решила оставаться на месте и не двигаться — все равно бежать было поздно. Может быть притвориться мертвой?

Волк, кажется, был слишком приземист и издавал храпящие звуки. Внезапно в свете луны я увидела длинные усы и тупую толстую мордочку животного, которое совсем не было похоже на изголодавшегося волка, а скорее на упитанную капибару. Но вряд ли это была она.

Позади раздавался топот копыт — это возвращалась лошадь, ведомая Жаком. Он натянул поводья и остановился в метре от меня. Я же лежала ни живая ни мертвая, рассматривая животное. Хоть оно и выглядело дружелюбно, не исключено, что при попытке движения, захотело бы меня сожрать.

— Ах, мисс! Это кабанчиковый ондатр. Он совсем не страшный.

У меня отлегло от сердца и я села, все еще осторожно поглядывая на ондатра.

— Он какой-то странный.

— Ночное животное, питающееся ночными грызунами и рыбой. К тому же очень любопытное.

Жак протянул руку и погладил ондатра. Тот задвигал усами и потянулся передними лапками к Жаку, словно учуял у того в руках рыбку.

— У меня ничего для тебя нет, — хихикнул Жак, затем помог мне подняться и усадил вновь на лошадь.

— Да уж, о таких животных я ничего не слышала.

— Видно в ваших родных местах они не водятся, мисс, — заметил Жак.

— Зато в моих родных местах полно лосей и куриц.

Вскоре я почувствовала себя частью леса — может быть мы стали ветром или листвой, но он принял нас. Ночные звуки уже не пугали, их стало невообразимое количество и мне оставалось лишь догадываться, кому они принадлежат. Мы ехали несколько часов, лишь изредка останавливаясь, чтобы размять конечности. Я приседала, разминалась и мечтательно приговаривала:

— Вот бы сейчас кофе, — но Жак не знал, что это такое, поэтому разделить со мной мои желания в полной мере не мог, хотя я пыталась донести о свойствах и вкусе этого прекрасного напитка.

— Расскажи мне об Анатоле, — наконец, я решилась расспросить о его хозяине. Мне не хотелось, чтобы вопросы о нем звучали навязчиво.

— А что вам рассказать, мисс. Семья Де Сад довольно большая, хоть и ходят о них разные легенды, большинство — выдумка.

— Какие легенды? — заинтересовалась я.

— Например, о старшем брате, который славится слишком развязными нравами, если вы понимаете меня, мисс.

Хоть я не видела лица мальчика, но готова была биться об заклад, что он смутился и покраснел.

— Вот как? — решила я его подначить. — Расскажи подробнее.

Жак смущенным голосом принялся рассказывать:

— Например, моя тетушка из Саланвара рассказывала, что ходили слухи об одной из многочисленных любовниц Пьера — она около года прожила в его замке, а вернулась, везя с собой сундуки, набитые золотом и драгоценными камнями. При этом сама она очень изменилась — если забирал он ее юной невинной девушкой, то вернулась она настоящей женщиной — красивой, страстной и свободной. Во всяком случае, тетушка говорила, что ночью к ней хаживали почти все красивые мужья и не по одному разу.

— То есть она стала девицей легкого поведения? — уточнила я.

— Получается так, мисс. Она стала, — его голос таинственно понизился, — куртизанкой.

— Что же в этом удивительного? Богатый маркиз нашел себе любовницу и щедро ее наградил. Неужели это может вызывать такие пересуды? — изумилась я.

— Нет, конечно, мисс. Но у Пьера таких девушек бесчисленное количество, к тому же, поговаривают, он предпочитает необычные способы в утехах — например, другая моя тетушка из Попорокко рассказывала, что ее муж возил фрукты к завтраку во дворец Пьера и видел одну из его любовниц, когда та вышла на задний двор ранним утром. И вот ее руки были исполосованы! Как будто ее били плеткой. Кстати, именно эта тетушка и помогла мне устроиться в конюхи, — добавил Жак.

— А что насчет Анатоля? Он тоже любитель острых ощущений? — я подумала о том, что может быть мне и не стоит собирать информацию. Что, если, мой амулет не оживет и я навсегда останусь в этом мире? Но Лохински предупреждал о таком. Он говорил, что амулету необходимо время сонастроиться, чтобы у него была возможность передавать информацию из этого мира. Правда сейчас я думала о том, что это всего лишь некая фора — человеку необходимо было доказать, что он не сразу умрет здесь, убедить, что он подходит для выбранной цели. И только тогда они включат передачу данных, а я получу шанс выполнить миссию и отправиться домой.

— Нет, мисс, — Жак засмеялся, — он очень хороший. Вы не смотрите, что он мой хозяин. Он правда добрый человек и очень любит свою жену. Во всяком случае никаких непотребных слухов о нем не ходит. Вдруг Жак воспрял и вытянул шею гусем, пытаясь что-то рассмотреть. Я же решительно ничего не видела, — смотрите, вон там! — он показывал пальцем куда-то вперед.

— Жак, я ничего не вижу!

Впереди маячили лишь темные деревья, правда, в некоторых местах в ночном небе. как мне показалось, появились светлые проплешины, что означало скорое наступление рассвета.

— Дерево висельников — самое широкое дерево в лесу, — пояснил Жак. Вдали, действительно, можно было рассмотреть дерево с широченным стволом. Его ветви ужасно скрючивались и в темноте, казалось, тянули сотни маленьких ручек к небу.

— Даже не хочу знать от чего такое называние, — съежилась я.

— В прошлом веке на нем казнили около сотни бездомных монахов, предводителем которых был Мартин. В его честь и назвали приют, который построили почти сразу же после той кровавой расправы, — Жак и не собирался прислушиваться к моей просьбе.

— Я почему-то так и подумала. Значит, мы почти на месте? — если это так, то можно считать мы добрались без происшествий. Звезды на небе значительно посветлели и в воздухе летала настоящая утренняя дымка. Скоро можно будет отдохнуть и поесть.

— Да, еще пару миль и мы на месте, — ответил Жак, как чуть не слетел с лошади.

Собственно говоря, мы оба еле удержались, потому что лошадь под нами вдруг встала на дыбы и испуганно заржала. Издалека раздавался шум, словно ревел паровоз. Лес в этих местах сделался значительно реже — все чаще встречались большие прогалины и поляны, а дорога расступилась и можно было вновь разглядеть след от колес и прохоженную тропку. Горизонт здесь был значительно ниже и куполом висел прямо над нами. Я подняла глаза, и увидела как светлеющее небо загораживает огромная черная тень. Сначала точка, потом пятно, и, наконец, гигантская чернильная клякса, обретавшая черты то ли птицы то ли динозавра. Зрелище приковывало внимание — словно древнее божество — черный дьявол — неторопливо размахивал крыльями, которые, казалось, могли обнять весь небосвод.

Черные глаза, утопленные в жилистых глазницах, смотрели равнодушно и холодно. Кожистые крылья, словно веера, неспешно, не тратя большое количество энергии, методично совершали взмах за взмахом, поддерживая туловище-дирижабль в воздухе. Монстр раскрыл металлический клюв, издав звук, напоминающий свисток паровоза

— Дракон, — завороженно прохрипел Жак, закинув голову назад и даже не стараясь придать своей позе более удобное положение.

Огромный дракон заслонил собой звезды и небо, луну и космическую синеву, быль и явь. Ничего сейчас не существовало кроме этой смертельной сказочной красоты в виде размаха двух кожистых плотных крыльев, крупной ажурной головы с костистыми наростами цвета дикого камня, металлического блеска глаз и острых перочинных ножей-когтей. Он нес в своих лапах корову и даже не обратил никакого внимания на нас, хотя я уверена, что он не мог не услышать лошадь — ее громкое ржание не переставая сигнализировало о нашем местонахождении. Но мы с Жаком не могли оторвать взгляд от небесного зрелища и как прикованные следили за полетом дракона. Тот лениво взглянул на нас одним глазом и скрылся с обратной стороны горизонта. Еще минуту мы молча смотрели туда.

— Жак, — сипло прошептала я, — ты давай, поторопи лошадку-то…Ты сможешь с ней управиться?

Жак ничего не ответил, лишь кивнул. Лошадь стояла смирно, пощипывая травку — она смогла отойти от шока быстрее нас.

Жак только воскликнул:

— Держитесь, мисс, — затем пришпорил животное и мы поскакали галопом.

Вскоре нас ждало еще одно неприятное открытие. Мы увидели госпиталь Святого Мартина. Каменное высокое здание в несколько этажей, украшенное в некоторых местах лепниной и фигурками, выглядело так, словно подверглось бомбежке. Практически каждый метр камня был покрыл глубокой бороздой, крыша в некоторых местах сорвана — остатки остова валялись здесь же на земле, а тяжелые петли на дверях погнуты, как будто их пытались выдрать с корнем.

— Боже мой! — вырвалось у меня.

— Кажется, это сделал не бог, мисс, — ошарашенно прошептал Жак.

Прямо за нами послышался вой, а в спину ударил сильный ветер. Не успев оглянуться я уже знала, что вернулся Дракон.

Мы соскочили с Жаком с лошади и помчались к двери, затарабанили изо всех сил.

— Откройте! Помогите нам, — я орала как не в себя, понимая, что если нам сейчас не откроют дверь, то наши секунды сочтены. Жак бился рядом со мной, краем глаза я видела его раскрытые широко глаза и рыжий чуб. Шапка где-то потерялась — видимо, когда он спрыгивал с лошади. Животное тем временем заржало и от страха умчалось в лес.

Позади наступила тишина. Я боялась оглянуться, но все таки заставила себя это сделать и зря! Черный Дракон парил прямо над нами, разглядывая нас точно как я разглядывала стейк, будучи голодной. Сейчас я видела, что он был не полностью черный — по бокам и на шее у него проступали большие серо-графитовые пятна, окаймленные синими бороздками, а под крыльями висело целое ожерелье из человеческих черепов, склеенное блестящим клейким веществом.

От увиденного у меня закружилась голова. Я что есть мочи вновь затарабанила в деревянные двери, прося о помощи.

— Пожалуйста, помогите нам. Я не хочу стать героем сказок братьев Гримм! — заорала я в исступлении.

В этот же момент послышалось царапанье. Тяжелая дверь приотворилась, и чьи-то руки втащили меня внутрь. От темноты кругом я потеряла ориентацию, но увидела, как Жака тоже втащили и вовремя — дракон выпустил струю огня, которая опалила мальчишке волосы. Его рыжий чуб загорелся, но тут же был потушен. При свете яркого пламени я успела разглядеть того, кто меня спас, в чьих руках я сейчас теряла сознание. Невообразимой красоты мужчина с черными глазами и темными прядями волос, чувственными губами и …в рясе священника. Он взял меня на руки и куда-то понес. Я прошептала.

— Падре, молю вас, не отдавайте на съедение дракону меня.

— Дочь моя, все будет хорошо, — его голос был такой тихий и спокойный, наверное, с ним приятно беседовать и становиться ближе к богу. Под такой голос приятно и засыпать — подумала я и провалилась то ли в сон, то ли в забытье.

Глава 5

Мне снилась моя настоящая жизнь. Там, в моем мире, не было ни единого дня, когда я чувствовала себя действительно счастливой — постоянно нужно было искать варианты заработка, чтобы не умереть с голоду. Почти каждый раз это приводило меня к воровству, дракам и побирательству.

Этот путь и привел в тюрьму, откуда меня выкупила корпорация для своих опытов с перемещениями разумов в прошлое. Но, странное дело, сейчас мне хотелось в свой мир. Повидать Томку, которую, кстати, пустили на опыты еще до меня, найти свою ночлежку с застарелым матрацем, жестяную кружку, из которой я пила частенько кипяток. Тот мир был мне знаком и он не был полон такого количества опасностей, как это дикое средневековье.

Мне снились разбитые окна, словно я лежу на соломенном топчане и жутко мерзну. И вдруг в комнату входит мужчина. Он одет странно, я ему говорю: “мужчина, здесь не бал-маскарад, почему вы это оделись в такую богохульную одежду?”, а он отвечает: “я пришел, чтобы спасти тебя, дочь моя”.

Я засмеялась и проснулась.

— Прошу прощения, я разбудил тебя, — в дневном свете его глаза вовсе не черные — они светло-карие, очень добрые, уютные, смотрят мягко и ласково. Они смотрят так, как отец смотрит на свою дочь.

Я услышала всплеск воды, а затем приятную прохладу на лбу — он смачивал тряпицу и прикладывал ее к моему лицу. Судя по всему, у меня поднялась температура, потому что тело дрожало как осиновый лист, хотя я по самую шею была накрыта плотным покрывалом.

— Что случилось? — мой голос прозвучал хрипло.

Лучистость его глаз устремилась на меня одновременно с лучами солнца, ворвавшимися через углубленное крошечное окно в стене — что это, если не божественный промысел?

Не прекращая осторожно обтирать мое полыхающее от жара лицо, он тихо сказал:

— Ад низвергся на землю, дитя мое. Старайся не шевелиться — смертельный огонь задел невинную душу, но благодаря богу, ты жива. Я много молился за тебя. Уверен, к завтрашнему дню ты поправишься.

Я вдруг вспомнила о Жаке и подскочила, однако, тут же юркнула обратно. На мне была лишь чистая новая сорочка, которая чуть велика, поэтому плечики спали вниз и обнажили шею и ключицы почти до самой груди. Я тут же спохватилась и натянула ее до самого подбородка, упершись спиной в угол кровати, словно загнанный зверек. Взгляд священника не дрогнул, он смотрел мне прямо в глаза, даже не пытаясь взглянуть ниже.

— Что с Жаком? Мальчиком, который сопровождал меня.

— С ним все в порядке, — поспешил успокоить меня падре, — он отдохнул в соседней комнате, а сейчас отправился искать лошадь

— Это не опасно? Там же этот… Дракон! — я сделала круглые глаза.

Может быть мне это привиделось в кошмарном бреду? Значит, прав был Лохински, когда говорил, что в старые века водилось колдовство? А тут даже того больше — драконы! Вот он упадет со стула, когда узнает о таком развитии событий.

Священник вздохнул и я заметила в его взгляде некоторую усталость.

— Мы все в руках божьих. Если нам суждено погибнуть от лап кошмарного существа, то так тому и быть. Мы никак не можем этому воспротивиться.

— Значит, вы считаете, что нет смысла сопротивляться обстоятельствам, которые хотят нас убить? — тихо уточнила я.

Священник встал и я увидела, какой у него высокий рост и сильные руки, которые угадывались даже под рясой. Он взял в руки плашку с водой и перед тем, как выйти из комнаты ответил:

— Если вы чувствуете в себе желание бороться за свою жизнь, значит, так того хочет бог и он дает вам силу для этого… И да, переодевал вас не я, у нас достаточно монахинь, они заботятся об агнцах нашего приюта. Скоро вы с ними познакомитесь.

После этого он вышел, прикрыв за собой деревянную тяжелую дверь.

Я откинулась на подушки и вздохнула. Час от часу не легче. Медальон все еще висел на шее, как напоминание о том, что у меня всегда есть возможность вернуться домой, только этот шанс, кажется, становился все призрачнее. Постепенно меня сморил сон, и я вновь заснула, почему-то думая о падре. Как такого красивого мужчину занесло в приют для бездомных? Какова его история? Я решила, что обязательно расспрошу обо всем, как только представится шанс.

Когда я вновь проснулась, день клонился к вечеру. Постель, состоявшая из нескольких жестких льняных простыней и набитой волоком подушкой, была влажной — видимо, я здорово потела, зато самочувствие было отличное — температура спала и я себя чувствовала замечательно.

Возле топчана я обнаружила стакан и графинчик с водой, который тут же опустошила. Обстановка в комнате была скудной — помимо топчана, здесь стояло несколько брусков, служащих стульями да сколоченный стол, над которым в стене я обнаружила кусочек зеркальной поверхности. Из мутного отражения на меня смотрела молодая девушка с кудрявыми прядями, выпавшими из сбившейся прически, красивыми полными губами и голубыми глазами. Даже несмотря на впалость щек и синяки под глазами, эта внешность была просто невероятной. В дверь раздался еле слышный стук и я крикнула:

— Войдите!

В комнату зашла юная девушка с опущенными в пол глазами. На ней была черная ряса в пол, белая манишка, а голову окутывала черная накидка, оставляя открытым только лицо. В руках она держала подобный комплект одежды и я поняла, что это для меня.

— Вы проснулись, мадам? Прошу прощения, если разбудила. Было велено доставить вам одежду, если пожелаете спуститься.

— Привет! — потянулась я. Девчушка выглядела такой молодой и свежей, что мне право стало ее немного жаль — в нашем-то мире девушки ее возраста живут на полную катушку. — Мне обязательно это надевать? Может быть есть возможность примерить что-то более… открытое, скажем так? Честно говоря, в монашки я еще уходить не настроена, — хихикнула я, но девушка моего юмора не оценила и я замолчала.

— К сожалению нет, мадам. Наш приют — пристанище бога, здесь соблюдаются праведные устои.

— Понятно, — сказала я, не желая более смущать девчушку. — Тогда давай сюда.

Девушка протянула одежду и сказала:

— Как спуститесь по лестнице, выйдите в общий зал. Сейчас будет послеобеденная молитва, но вам дозволено ее не посещать. Можете сразу отправиться в столовую — завернете направо от зала, вас ждет еда.

На душе сразу потеплело.

— Отлично! Я жутко проголодалась. Как тебя зовут, милое создание?

— Августина, — пискнула девушка. — Я новенькая, можно обращаться ко мне пока что так. Настоятельница приюта — святая Агнесса хотела бы с вами пообщаться после принятия пищи.

Августина хотела выйти, как я окликнула ее:

— Скажи, а как зовут святого отца? Он никуда не отлучался?

— Он здесь. К нему так и следует обращаться — святой отец или преподобный, падре. По имени обращаться не принято… Простите, падре рассказал мне, что вы нездешняя и не в курсе всех нюансов.

— Хорошо, — кивнула я. — Я бы хотела его поблагодарить за спасение.

— Он будет рад. Мы пережили тяжелую ночь. Несколько человек погибло в схватке с дьявольским отродьем, но стены приюта выстояли, благодаря богу.

Она перекрестилась при упоминании господа и вышла.

Стены приюта были достаточно прочными, каменными и пахли сыростью в тех местах, куда солнечные лучи не доставали из-за малого количества окон. Я сошла по крученой лестнице вниз, держась за прохладные стены — голова все еще немного кружилась — и попала в небольшую комнатку с дощатым полом. Отсюда хорошо было слышно церковное пение, а теплый бархатный баритон периодически произносил молитвы. Этот голос я узнала сразу — он принадлежал падре.

Подойдя ко входу в большой каменный зал, я восхитилась открывшейся для меня красоте. Повсюду горели свечи, а в центре комнаты располагался большой алтарь со строгим, черным в серебре, крестом. Перед алтарем падре стоял на коленях и молился, упершись головой в пол. Изредка он вставал, крестился и зачитывал нараспев слова из громадной толстой библии, открыто лежавшей на алтаре. После этого он вновь крестился, падал ниц и замирал в молитве.

Я видела его прямой профиль, чувственные губы, которые шептали молитвы. В таинственном свете, исходящем от свечей, это обладало гипнотическим эффектом. Волосы были скрыты под белой полукруглой шапочкой и гладко уложены. Не было ни единого штриха в его внешности, который бы создавал дисгармонию — он был самым идеальным святым отцом, которого я знала, хотя, честно сказать, я почти их и не знала — уж слишком мало в моей жизни всегда было бога.

Прислонившись к дверному косяку, я тайком разглядывала зал, вдыхая аромат травяных лампад. Помимо святого отца, здесь молились еще человек пятнадцать — судя по всему, бродяг. Многие из них выглядели так, словно они кочевали не один день, а сегодня их вымыли, постригли и отправили молиться. Я переступила с ноги на ногу и половица под ногой скрипнула. Почти все обернулись на звук, кроме падре. Он словно существовал одновременно в двух мирах, но в этом мире сейчас меньше, чем в мире духовном.

Я поспешила пройти направо, как и говорила Августина — там стояли деревянные лавки и столы. На самом дальнем меня ждала тарелка с дымящимся варевом. С удовольствием вдохнув аромат, я взяла ложку и уселась есть. Суп на вкус оказался так себе — мяса в нем не было, зато были овощи и крупа, но голод не тетка. Я быстро съела порцию и оглянулась в поисках добавки, но ничего похожего не обнаружила.

— Мир вам! — услышала я строгий голос позади.

В дверях стояла женщина — на вид ей было лет пятьдесят — со строгими чертами лица, однако, взгляд ее был очень спокойный и дружелюбный. Голос мягкий, успокаивающий, поющий колыбельную. В руках она держала кружку с напитком.

Я встала и слегка поклонилась.

— Мир вам!

— Садись, дитя мое! — женщина прошла и села напротив меня, угостив напитком.

Я принюхалась.

— Это компот? — спросила я. Запах был трудно уловимым и напоминал то ли грушу, то ли шиповник.

— Узвар. Из диких ягод. Очень вкусный и полезный для болезных, — женщина слегка взмахнула рукой, показывая, что я могу пить напиток и ничего не бояться.

Я сделала один легкий глоток. Узвар был довольно вкусен и освежал. Тем временем женщина сложила руки в замок перед собой на столе и сказала:

— Я настоятельница храма и также сиделка. Меня зовут Агриппина. У нас есть свои устои и правила. Как ты уже знаешь, Дракон расширяет свои владения и добрался до нас. После того, как он приходит, то оставляет после себя лишь выжженную землю, — она замолчала, но тут же продолжила тихо и упрямо, — но мы никуда не уйдем. Приют Святого Мартина — наше священное место, мы будем сражаться до последнего. Гонец уже отправлен — будем надеяться, что королевская гвардия успеет подойти на помощь до того, как дьявольское отродье разнесет тут все.

Я внимательно слушала ее слова, думая лишь о том, что я буду отвечать Агриппине на вопросы о себе. Но настоятельница ничего не спрашивала, она продолжала:

— Главное правило нашего приюта — никто не остается без дела. У каждого, кто решил найти тут пристанище…

Тут я хотела вставить фразу о том, что я в приюте лишь на время, однако, она выставила ладонь вперед и тихо пояснила:

— Я знаю, дитя мое. Твой путь — это твой путь. Однако, правила распространяются и на тех, кто хочет найти тут приют даже на несколько дней.

Я удовлетворенно кивнула, убедившись, что меня тут не будут задерживать, если я решу уйти.

— Как ты знаешь, здание пострадало после ночной атаки, есть погибшие. Сейчас много работы — похороны, отпевание, молитва, еще нужно убрать придомовую территорию. Я не заставляю тебя заниматься тяжелыми работами, но на подворье есть тачки, веники — будет хорошо, если ты поможешь сестрам в уборке.

— Вы можете рассчитывать на мою помощь, настоятельница. Могу я задать вам несколько вопросов?

Настоятельница вздохнула:

— Да, но помни, что вопросы, которые ты задаешь — владеют твоим умом и душой. Не разрешай дьяволу отбирать часть твоего разума.

Я уже пожалела о своем намерении задать вопрос, но деваться было некуда.

— Вам что-нибудь известно насчет Дракона? Откуда он вообще взялся?

Взгляд Агриппины сузился, вопрос ей явно не понравился.

— Я ничего не знаю об этом порождении тьмы. Это слуга дьявола и он должен отправиться в ад. А что по поводу того, кто его призвал… это сделали те, кто хочет свергнуть церковь. Заблудшие умы идут за антихристом, не понимая, что своими действиями они отворачивают церковь и бога от нашего мира, призывая силы тьмы.

Сердце забилось учащеннее. Неужели эта первая ниточка, которую мне удалось ухватить? Может быть Агриппина что-то знает? Но настоятельница не желала говорить больше ничего, она встала и резко вышла, оставив меня в размышлениях. Я допила компот и отправилась на улицу. Солнце еще просвечивало через верхушки деревьев, кое-где рисуя темные пятна. Послеобеденная молитва закончилась и сейчас все занимались своими делами.

Несколько человек в закатанных рубахах на голое тело, штанах и босиком клали на тележки раскиданные повсюду камни и везли их на задний двор. Другие — чинили крышу — глухой стук раздавался на весь лес. Сейчас я заметила небольшую колокольню слева от приюта — ночью она была надежно скрыта под темной сенью деревьев и фасадом здания.

Молодые монахини собирали сучья и мелкие камешки в мешки и волокли их в сторону, складывая в кучу. Я заметила Августину и помахала ей рукой. Она тут же подбежала ко мне:

— Сестра, как ваше самочувствие? Рада видеть вас в здравии! — она перекрестилась и улыбнулась.

— Спасибо, Августина. Все хорошо, я правда чувствую себя куда лучше. Может быть я могу чем-то помочь? Смотрю, работы у вас много, — заметила я, оглядывая территорию. Разрушения и правда были обширными.

— Если желаете, присоединяйтесь. Грузите мусор на тачанку, вот сюда, — она обтерла руки о передник, надетым поверх черной юбки, и махнула в сторону уже почти нагруженной доверху тачки.

Я принялась за работу и поняла, что мое тело совсем не приспособлено для этой цели. За всю свою жизнь я много раз работала физически. Иногда таким образом получалось заработать немного деньжат, но нынешнее тело было слишком слабое и юное, поэтому через полчаса работы на ладонях я обнаружила две мозоли, к тому же вновь начал болеть палец.

Жака я уже видела — он помогал чинить крышу и несколько раз махал мне рукой, однако пока что минутки переговорить с ним не было, я ждала, пока он спустится вниз. Жаловаться мне не хотелось — все работали, никто не отлынивал, поэтому обмотав ладони куском ветоши, я вновь принялась за работу.

Страшно вспотев, постоянно откидывая непослушные пряди назад, в один момент я плюнула на все и подвязала юбку на бедрах. Юбка была ужасно длинной и тяжелой, поэтому ее часть все равно свисала, прикрывая ноги, открытыми оказались ноги ниже колен. Пару мужчин, работавших на крыше присвистнули, а в глазах монахинь я прочитала сначала удивление, а затем и восхищение.

В таком виде, разогнувшись в одну из кратких передышек, поправив волосы и уперев руки в боки, я и увидела его. Мой падре стоял у высокого длинного оконца на верхнем этаже, заложив руки за спину, и смотрел на меня. Когда я посмотрела в его сторону, на его лице не дрогнул ни один мускул. Он дружелюбно улыбнулся мне одними губами и поднял руку, медленно подзывая к себе.

— Августина, я сделаю перерыв, — предупредила я молодую монахиню. Та легонько кивнула, и я вошла в приют. В этой части здания я еще не была. На первом этаже располагалась большая комната-спальня для гостей приюта. Кровати-топчаны, устланные соломой и покрытые жесткой тканью, похожей на мешковину, стояли в два ряда. На одной из кроватей в самом углу кто-то лежал, укрытый несколькими покрывалами и натужно кашлял во сне.

Я тихонько прошла мимо и увидела крученую высокую лестницу — точно такая же была в левом крыле, где жила я, но здесь были прикручены перила. Я поставила ногу на первую ступень и схватилась за перила, как наверху раздался шум. Преподобный открыл дубовую дверь и остановился в ожидании, наблюдая за моими руками.

Лестница была не слишком длинной, но мне казалось, что я иду целую вечность, периодически поднимая голову и заглядывая ему в глаза. Несмотря на его отрешенный вид, во взгляде я чувствовала теплоту и заботу. А еще любопытство. Меня же тянуло к нему словно мотылька на свет — и дело даже не в симпатии, а в его душевности. Рядом с падре мне отчего-то становилось безумно хорошо и светло, словно я наконец обретала покой, который искала всю жизнь. Когда я смотрела на него, то события вдруг замедлялись, давая мне насладиться его точеными чертами лица и лучезарностью глаз, острым взмахом бровей и ровными, чуть широковатыми скулами.

— Я знаю, что ты не та, за кого себя выдаешь, — внезапно сказал он и эта фраза вывела меня из состояния сомнамбулы. В горле вдруг пересохло, а сердце забилось как сумасшедшее.

— Что? Но откуда?…

Он приложил палец к губами, призывая молчать, и пригласил жестом в комнату. Я повиновалась и вошла внутрь.

Глава 6

Внутри было неимоверно уютно. Судя по всему, мы находились в молельной. На стенах висели образы, а под ними горело несколько толстых красных свечей. Из-за наступающей темноты на улице, дневной свет больше не просачивался в обитель, поэтому все больше на коже вырисовывались тени, а на стенах мерцал отблеск огоньков. Падре подождал, пока я рассмотрю образы и сказал:

— Здесь я чувствую себя наиболее близким к богу. Надеюсь, ты чувствуешь нечто подобное.

Он был прав. Несмотря на то, что в бога я верила с трудом, здесь мне было очень хорошо.

— Я понимаю, о чем вы, преподобный. Здесь мне спокойно даже в молчании. Вечность бы разглядывала эти прекрасные изображения.

Святой отец чуть легонько склонил голову и перекрестился.

— В тишине лучше всего говорить с богом.

Он стоял на другой стороне комнатушки, по-прежнему заложив руки за спину. В его прямой осанке чувствовалась стать, словно, он был командиром, но, в то же время, гордыни в нем не было. Он создавал впечатление доброго понимающего друга.

Я встала у окна, вглядываясь вдаль — верхушки деревьев начинали чернеть, а ветерок шевелил листву.

— Так о чем же вы хотели поговорить со мной, падре? — я повернула голову и взглянула на него, чтобы иметь возможность наблюдать за его эмоциями, но его лицо казалось безучастным.

— Я говорил с Жаком, — начал он и я выдохнула. Судя по всему, тот рассказал историю моего появления, а я боялась, что преподобный прознает о моей настоящей жизни и амулете, — он рассказал, что вас преследовал насильник, вы сбежали от него, тем самым стали причиной большой драки.

Тут падре остановился и взглянул на меня, правда, эмоция, которая отобразилась у него на лице, не слишком меня порадовала — его брови были нахмурены. Господи, ну неужели он не понимает, что причина вовсе не во мне.

— Падре, — начала я, и голос мой немного задрожал. Почему-то я чувствовала себя словно провинившаяся школьница. — Тот мужчина действительно напал на меня. Он воспользовался моей слабостью, я была напугана, ранена, голодна. Насильник заприметил меня еще на большой дороге, где он вез тюки вместе со своей женушкой и даже угостил водой. Я приняла этот дар без всякой задней мысли и распрощалась с благодарностью, — тут уж я немного слукавила.

Святой отец слушал меня спокойно и не перебивал, обратив свой взор на огонек свечи.

— Если бы я знала, что судьба сведет нас во второй раз и я окажусь в настоящей ловушке. Западне! Разве есть в этом моя вина, что я попыталась сбежать, падре? — от избытка эмоций я повернулась к святому отцу и даже воздела руки к небу, доказывая, что я невиновна.

— Хорошо, пусть так, — священник подошел ближе ко мне, и я увидела его лицо совсем близко — цвет кожи от бликов свеч приобрел кофейный оттенок, особенно в районе подбородка, где совсем чуть-чуть проступала щетина. Вблизи его бархатная кожа была невероятно соблазнительна и я еле удержалась, чтобы не сделать шаг навстречу и не дотронуться рукой. Я резко отвернулась, потупив взор. Мне не хотелось, чтобы он заметил мое смятение. Но падре, казалось, был увлечен предметом беседы.

— Но затем вы приняли помощь маркиза — Анатоля де Сада, сели за один стол с мужчинами и ужинали их едой, так?

— Да, святой отец. Только я же сказала…

Он вдруг повысил голос и сделал жест пальцами, словно отмахнулся от меня..

— Дитя мое, я вас не виню. Также как я не виню куртизанок и развратных девиц, которыми полны порты. У каждого из нас свой путь к богу, главное, чтобы вы хотели исправления…

Я резко обернулась и зло посмотрела ему в глаза.

— Вы думаете, что я пришла себя продавать? — от злости я чуть не задохнулась. Да знал бы он!

— Я так не думаю. Ведь…, — он сделал многозначительную паузу, — до меня донесли весточку о том, что этим же днем должна была состояться публичная казнь на площади святого Клементия, однако, вмешался случай — очередной мятеж крестьян, в следствии которого погибли солдаты и несколько человек из знати, присутствовавших там. Однако, кое-кто выжил и рассказал, что девушка-воровка, укравшая золото, сбежала.

Он замолчал и в его словах я не уловила сочувствия. На душе заскребли кошки — мне не выбраться из этого круга. Как я раньше не подумала — он представитель церкви, а значит, на стороне закона. Ну, конечно, он не будет скрывать беглую преступницу. К горлу подкатил комок от безысходности и разочарования. Я тихо прошептала:

— Вы не знаете мою историю, не знаете, что со мной приключилось…, — на глаза навернулись слезы и как бы я не пыталась их остановить, они полились горячим ручьем, а я закрыла лицо руками, стараясь не завыть в голос. В это же мгновение я почувствовала, как его теплые руки обнимают меня и прижимают к груди. Он был значительно выше и крупнее, поэтому я практически утонула в его руках. Сквозь слезы я пыталась донести свою участь, абсолютно не стесняясь говорить все, что накопилось на моей душе, прорываясь сквозь душащие меня рыдания.

— Они держали меня в тюрьме… Потом продали частной компании… Лохински… профессор обещал вернуть меня обратно.

Я подняла голову и через пелену слез увидела его губы так близко. Он посмотрел в мои глаза и осторожно погладил мой лоб, заботливо отодвигая от глаз прядь волос. Это жест был такой добрый и такой любящий, что сердце сжалось от нежности. Неужели можно испытывать подобные чувства к святому отцу и не испытывать никакого раскаяния? Неужели в мире может существовать такой всепонимающий мужчина, как он?

— Прошу вас, сжальтесь надо мной. Я обращусь к богу. Обещаю, буду молиться, только не сдавайте меня обратно на казнь.

Что мной руководствовало я не знаю, это был искренний порыв, идущий из глубин моей души. Это была настоящая я. Порыв отчаяния и мольбы, страдания и утешения, добра и греха. Я готова была утонуть в темном омуте его глаз, навсегда отказавшись от собственного я. Не существовало в мире больше ничего, кроме его глаз, губ, теплых и нежных рук, обнимающих меня. Я поднялась на цыпочки и поцеловала моего падре в губы. Так страстно, как была способна. Впилась в чувственные, теплые, мягкие губы, вдыхая аромат ладана, свеч и сырости каменных стен. Кажется, этот запах теперь всегда у меня будет ассоциироваться с ним и с этим вечером. Мне пришлось немного запрокинуть голову назад и теперь его руки закопались в прядях моих волос. Он не отстранялся, а я лишь наслаждалась моментом, прикрыв глаза. Мои руки сами собой начали изучать его тело — сначала осторожно, еле слышно, затем более агрессивно. Я ощущала бугорки его мощного торса, плеч, шеи, бархатного подборка, щек — мне хотелось, чтобы он принадлежал только мне и никому более! Я отберу его у бога! Я практически повисла на нем, упиваясь моментом, как он мягко меня отстранил от себя, затем тихо сказал:

— Дитя мое, я посвятил себя богу, — больше он не добавил ничего, лишь взял мою прядь и нежно поцеловал ее в кончик.

Я отошла в дальний уголок комнаты, утирая лицо. Страсть все еще бушевала во мне, я была в смятении, а глаза горели адским пламенем. Постепенно приходило осознание — я готова была его отобрать у бога, но он не хотел его покидать.

— Простите, — прошептала я, не в силах сказать больше ни слова, выбежала за дверь и кинулась в свою комнату.

По пути я в кого-то врезалась, кажется, это была Августина. Она что-то прокричала мне вслед, но я не слышала. Все, что мне нужно было сейчас — добраться до своей постели и разрыдаться, что я успешно и сделала. Господи, зачем я поцеловала его? Он же не знает меня настоящую, он служит закону, церкви, а тут врываюсь я, ставлю его под удар, еще и становлюсь отверженной девицей. Теперь он уверен, что я своевольница легкого поведения. Я никогда не чувствовала такого ужасного стыда и готова была провалиться сквозь землю.

В дверь робко постучали. Я оторвалась от своих ладоней и вытерла слезы концом простыни. Из зеркала на меня глянула краснощекая заплаканная девушка, и меньше всего мне хотелось сейчас общаться с кем-то, но игнорировать неожиданных визитеров я тоже не могла. За дверью стояла Августина со стопкой полотенец.

— Сестра, нас ждет омовение. Спускайся, как только ты будешь готова. После омовения будет ужин, затем вечерняя молитва, — проинструктировала она меня.

Я даже этой девушке не могла смотреть спокойно в глаза, ведь я была уверена, что теперь все знают о моем проступке, но новость о лоханке с горячей водой меня все же порадовала. С тех пор, как я попала в этот мир — мне удавалось лишь наспех обтираться и промыть один раз длинные волосы наспех в жутко ледяной воде.

Банная представляла собой комнату на нижнем этаже. Здесь стояло два огромных корыта с теплой водой, которые парили, нагревая пространство. Рядом с ними ждало еще одно корыто с кипятком, чтобы можно было в процессе доливать горячую воду, а также банные принадлежности — кусок желтой субстанции, похожей на мыло, жесткая мочалка и два больших полотенца. В одном из корыт уже мылась девушка — одна из монахинь, а другая обтирала ее мочалкой. Августина встала рядом со второй бадьей и жестом пригласила меня к омовению. Я попыталась поспорить, однако, она выглядела столь растерянно, что я не стала перечить, разделась догола и погрузилась в лохань с горячей водой, чуть не визжа от восторга.

— Господи, это самое прекрасное событие за последние дни, — я закрыла глаза и расслабилась, а Августина взяла мочалку и принялась обтирать мои руки, шею и грудь, попутно намыливая мочалку куском мыла. Запах шелтравяной и довольно приятный.

— Вы, наверное, изрядно страдали, — с сожалением произнесла юная послушница. — Но теперь вы в доме бога, а тут безопасно.

Я закрыла глаза и усмехнулась:

— Я бы так не была в этом уверена. Но в любом случае, сейчас я чувствую себя счастливой.

— Сестра, наклонись немного вперед, я помою твою спину, — попросила Августина, и я нехотя открыла один глаз и поддалась вперед. Когда она дотронулась до спины, я вздрогнула.

— Тут синяк, довольно большой, — заметила она.

— Это я с упала с лошади. На меня, кстати, напал кабанчиковый ондатр. Ты когда-нибудь встречала такое животное?

— Конечно, — засмеялась Августина. — Их тут много в Бромудском лесу. Раньше и за Болотом они водились, но теперь уж нет, — голос ее стал тише.

Я опять открыла глаза. Девушки у второй бадьи вели себя тихо, видимо, вслушиваясь в наш разговор.

— Это там, где владения Дракона?

Рука Августины дрогнула и она перекрестилась.

— Не поминай его всуе, сестра. Кто знает, вдруг он услышит и придет, — зашептала боязно она.

Я открыла рот, чтобы поспорить с ней, но потом вспомнила, что еще пару дней назад точно знала, что драконов не существует. Вдруг он и правда услышит.

Вымыв волосы и ополоснувшись как следует, я выбралась из лохани и закуталась в полотенце, при этом чуть поморщившись. Августина заметила мои руки.

— У меня есть хорошее средство.

— Не нужно, спасибо, у меня уже есть подходящая мазь. Ты не могла бы прислать ко мне Жака, как только мы закончим водные процедуры? — попросила я, расчесывая толстым гребнем волосы. Мокрые, они доходили почти до поясницы.

— Хорошо, только настоятельница не разрешает мужчинам входить в спальню монахини.

— Ну, я же не монахиня, впрочем, Агриппина из кого хочешь сделает послушницу, — я артистично нахмурила брови, копируя главную сиделку, и поставила руки в боки. Все юные послушницы в банной рассмеялись.

Жак постучал в дверь через полчаса после того, как я зашла в свои покои и сейчас, завернувшись в одеяло, смотрела на догорающую свечу. Настоятельница разрешила не присутствовать на вечерней молитве и от ужина я отказалась, сославшись на плохое самочувствие. Я пока не знала, как мне дальше быть. При виде Жака я и вовсе подумала, что было бы неплохо сбежать с ним.

— Жак, ты отыскал лошадь? — спросила я, впустив его внутрь и убедившись, что нас никто не видел

— Конечно, мисс, это личная лошадка его сиятельства, она далеко не убежит. А завтра с восходом солнца я выдвигаюсь обратно в деревню.

Я подожгла новую свечу, покапала воском в глиняную плашку и зафиксировала ее, а старую задула, слегка наклонившись. Затем повернулась к Жаку и, набравшись смелости, прямо спросила:

— Могу ли я поехать с тобой?

Тот удивился, снял кепи и помял ее в руках.

— Нет, мисс.

Я увидела на его лице сомнение и нерешительность, сразу же бросилась к нему и схватила за плечи.

— Что такое? Что случилось?

— Ничего, мисс, — еще нерешительнее замялся Жак, переминаясь с ноги на ногу.

Я тряхнула его за плечи.

— Давай говори! Ты не умеешь врать.

— Преподобный….

— Что он? — в голову вкрались самые жуткие мысли.

— Он предупредил, что вы можете захотелось уехать со мной, но…, — малец вновь замолчал.

— Что он сказал? Он запретил меня брать с собой? — выдохнула я, и чуть не осела на пол. Страшная мысль забилась в мозге: “значит, я все-таки пленница здесь”.

Жак кивнул, словно подтверждая мои мысли, хотя я спросила его о другом.

— Он сказал, что у него есть подозрения относительно вас и пока что он вынужден просить остаться вас здесь.

Я отошла к стене и буквально сползла по стене на один из деревянных табуретов.

— Жак, разве они имеют права держать меня здесь? Это не тюрьма!

— Мисс, здесь, конечно, не тюрьма, но преподобный представляет силу закона, а значит я не могу его ослушаться. Да и сами посудите — вдруг дракон вернется. Я не смогу защитить вас. Сам же я собираюсь скакать без устали напролет весь день, чтобы добраться до деревни засветло.

Я посмотрела на Жака, у того был неровно состриженный чуб из-за сгоревшего кончика и спаленные белесые брови.

— Ты должен найти Анатоля и пообещать, что вы вернетесь за мной. Я прошу вас!

— Обещаю! — горячо воскликнул Жак.

Спать ложилась я с тяжелым сердцем. Что, если Анатоль погиб в схватке или не захочет возвращаться за мной? Тогда преподобный обязательно допросит меня, а я не смогу сопротивляться ему и расскажу всю правду — о государственной тюрьме, о Лохински, о Томке. Рядом с ним я не могу быть в себе уверенной. Меня сожгут как ведьму. Ей богу, сожгут. Вскоре глаза закрылись сами собой и я заснула. Через сон где-то в глубине приюта я слышала человеческий крик. Кажется, это был плач маленькой девочки.

Глава 7

Утром я проснулась со свежей головой и телом, полным энергии. Для себя я решила: у них не получится низвергнуть меня в пучину своих средневековых законов, и я вовсе не обязана сидеть в стенах приюта. Так святому отцу и скажу! Тем более, он и сам был не против поцелуя. При воспоминании об этом, по телу прошла дрожь. Несмотря на попытки себя убедить в том, что моей вины тут нет, обмануть свой же мозг не выходило. Наконец, кое-как договорившись сама с собой, я оделась, заплела две тугие косы и открыла дверь. Внизу крученой лестницы стояла Августина, поставив ногу на первую ступень.

— Сестра, ты вовремя. Утренняя молитва. Покрой, пожалуйста, голову и спускайся. Настоятельница уже ждет тебя.

Я закатила глаза, но спорить было бесполезно. Августина тут ничего не решала. Я вернулась в комнату и надела головной убор из белой ткани, напоминающий скорее рога животного.

“Элегантно”, — саркастично нахмурилась я сама себе в зеркало и вышла.

В большой зале первым делом я увидела его, сердце мое учащенно забилось. Падре, как и вчера, стоял перед алтарем и читал молитву. На нем была все та же черная ряса, подвязанная толстой веревкой, на голове — красная круглая шапочка, темно-каштановые волосы, сегодня завязанные в тонкую косу до плеч, ниспадали на шею.

Белые стены комнаты, украшенные редкими образами, и без того создавали атмосферу благолепия и торжественности, а первые лучи солнца, мягко подсвечивающие лицо падре, делали его образ магическим и нереальным. Красиво вычерченные, с чуть капризно загнутым кончиком, губы, шептали елейные для моих ушей слова, значения половины которых я не понимала до конца. Карие глаза смотрели в священное писание, затем на крест, и вновь на библию, рука совершала крестное знамение и замирала в сложенном молитвенном жесте. Я встала возле Августины и пригнула голову, принимая таинство молитвы.

“Блажен тот, кто любит и не желает быть из-за этого любимым;

блажен, кто трепещет и не желает, чтобы из-за этого от него трепетали;

блажен, кто служит и не желает, чтобы из-за этого ему служили;

блажен, кто творит добро и не желает, чтобы другие за это творили добро”.

Его певучий голос отражался от стен и возвращался эхом обратно. Густой, словно кисель, он проникал через меня, мое естество, и шел дальше, окутывая остальных присутствующих в комнате гипнотическим эффектом. Словно сомнамбулы мы повторяли каждую последнюю строку:

“блажен, кто творит добро и не желает, чтобы другие за это творили добро…”

И осеняли себя крестным знамением. Опять и опять.

Когда молитва закончилась, все чинно встали, не нарушая тишину, начали выходить. Все, кроме святого отца. Он стоял, наклонив голову, и благосклонно ждал, когда комната станет пустой. Мне удалось немного рассмотреть бродяг, живущих в приюте. Многие из них были все еще заросшими и нечесанными — видимо, прибывшими совсем недавно. Их глаза метались, они смотрели беспокойно и тревожно, словно ожидая чего-то плохого. Другие — чистые и умытые, гладко выбритые, их взгляды были более спокойными. Они не спешили, помогали тем, кто отставал или терялся.

Когда зала осталась пуста, я решилась подойти к священнику.

— Святой отец, — начала я и перекрестилась, подойдя ближе. Сейчас мы стояли недалеко друг от друга, но падре не смотрел на меня — его взгляд был направлен на один из образов, изображавших Деву Марию. Складывалось впечатление, будто он отсутствует здесь или не замечает меня. Это вводило в смятение.

— Да, дочь моя, — наконец, сказал он и посмотрел на меня. В его глазах плясали искорки, брови чуть приподнялись, а взгляд сквозил любопытством.

Я быстро оглянулась, проверить, не подслушивает ли кто-то нас, и сказала:

— Я бы хотела поговорить о вчерашнем…

В горле запершило и мгновенно пересохло, а губы словно налились свинцом.

— Тебе не стоит себя винить. Иногда человеком овладевает любовь и она такая огромная, что он не может никак с ней совпадать. Я не говорю о любви человеческой, я говорю о любви божественной, исходящей из твоего сердца. Это словно луч солнца, который внезапно светит в твое окно и ты можешь либо спрятаться от него, либо с удовольствием подставить лицо и погреться в его дарах. Вчера ты выбрала второе. Поэтому я тебя не виню.

Его слова меня немного поддержали. Во всяком случае, он не злился на меня или, может, удачно скрывал свои эмоции — для меня он оставался закрытой книгой. Но в любом случае я воспряла духом.

— Спасибо, святой отец. Я бы хотела спросить вас. Напрямую, — тут я вздохнула, набираясь смелости и, наконец, выпалила, — могу ли я покинуть стены приюта?

Падре подошел ко мне близко и взял мои руки в свои ладони, по дружески поглаживая их успокаивающим жестом.

— Дитя мое… Жюстина…, - я вздрогнула. По имени он назвал меня в первый раз и оно прозвучало так сладко. — Я настоятельно рекомендую оставаться в стенах приюта до тех пор, пока помощь не придет. Я знал, что Жак расскажет о нашем ночном разговоре. И также я знал, — одной рукой он легонько приподнял мой подбородок и заглянул в глаза, — что ты захочешь сбежать. Как бежишь всегда. Я ведь прав?

Не в силах тонуть в его карих глазах, я опустила взгляд к полу и прошептала:

— Но я не могу быть в несвободе. У меня есть очень важное дело, которое мне нужно решить, чтобы вернуться домой.

Падре отпустил мои руки и ласково погладил по плечу.

— Хорошо, дитя мое, но ты должна исповедаться. Бог отпустит твои грехи и ты будешь свободна. Как только Жак вернется, я велю отвезти тебя туда, куда ты захочешь.

— Что, если я хочу уехать сейчас, — я отвела плечо и дерзко взглянула на святого отца.

Тот ничуть не изменился в лице.

— Ты вольна делать, что хочешь. Но помни, что стены приюта защищают тебя.

— Правда? — в моем голосе звучала надежда. — Я тут не узница?

Падре покачал головой.

— Нет. Бог всегда с тобой, он видит все, и он строг к своим дочерям и сыновьям, как к самому себе. Здесь ты под его защитой. Встань на путь и обрати свой лик к богу, он простит тебя. Пока у тебя есть время и возможность это сделать, будучи тут.

От его слов мои глаза наполнились слезами, но это были слезы благодарности, словно отец простил меня за провинность и теперь я могла идти гулять в сад со спокойной душой.

В этот момент я настолько преисполнилась благодарности, что мне захотелось сделать что-то доброе. Все-таки беседы со святым отцом очищали, освобождали мою душу от тяжести.

— Могу ли я помочь чем-то, падре? — спросила я.

Святой отец приоткрыл рот, чтобы что-то сказать, как послышался плач. Мы резко повернули головы и увидели маленькую девочку лет десяти. Худенькая, в коричневом широком платье с длинными рукавами, синем переднике и в серых башмаках на голую ногу она забралась на один из топчанов и плакала, размазывая слезы по щекам. Ее белокурые волосы спутались и сбились в колчаны.

Через мгновение мы с падре были возле нее и я прижала девочку к себе, поглаживая ее по голове, пока та плакала. Я ни о чем не спрашивала, пока, наконец, рыдания не превратились во всхлипы, а всхлипы в беззвучные толчки, которые тоже вскоре умолкли.

Она отстранилась и посмотрела на меня.

— Вы моя мама? — спросила девочка, и в ее глазах я увидела надежду.

— Что? — я тут же стушевалась. У меня не было своих детей, да и водиться с ними я не умела — мое жесткое заиндевевшее сердце навсегда закрыло вход для любви к детям. — Нет, я не твоя мама, извини.

Девочка опустила низко голову, теребя передник. Я вопросительно глянула на падре. Святой отец сел по другую сторону от девочки и взял ее ладошку.

— Клотер, дитя мое, тебе выпала доля быть божьим ребенком. Чем больше ты будешь искать мать в человеческих женщинах, тем больше ты будешь отдаляться от бога. Ты понимаешь меня? — спросил он ласково.

Девочка ответила, не поднимая глаз.

— Но я хочу обнять маму. Настоящую. Живую.

Падре лишь вздохнул и пояснил мне:

— Мать Клотер погибла еще два года назад, с тех пор девочка живет у нас в приюте.

Мне стало безумно жаль ребенка и я еще раз обняла ее в порыве чувств, целуя в макушку.

— Хочешь, мы с тобой поиграем? — предложила я. Все-таки в моем сердце оставалась нехоженая тропка, и может быть девочке удасться пройти по ней?

Клотер подняла глаза и улыбнулась.

— Давай я покажу тебе поле с ромашками?

— Нет-нет, — покачал головой падре. — Это слишком далеко. Сейчас отлучаться от приюта нельзя. Милая, — настойчиво, но мягко произнес он. — Если сестра Жюстина не против, ты можешь с ней поиграть, но помни, что любовь в сердце лучше всего хранить лишь к господу богу, ведь Жюстина хочет вскоре покинуть стены приюта.

Падре многозначительно взглянул на меня и в его глазах я увидела вызов, или мне показалось?

— Это правда? — белокурая девочка вновь посмотрела на меня и сердце опять сжалось. — Ты хочешь уехать?

— Ну что ты, не сейчас. Я побуду еще с тобой, как можно дольше. Договорились?

Клотер кивнула и вскочила с топчана, протянув мне руку. Мы взялись и пошли наружу. Перед выходом из комнаты я оглянулась на падре. Святой отец смотрел ласково и с улыбкой. Кажется, впервые я увидела в его глазах настоящую благосклонность ко мне и настоящую эмоцию. Карие глаза лучились улыбкой, а вокруг собрались мелкие морщинки, которые осветили лицо преподобного теплотой и уютом.

— Давай-ка мы тебя сперва умоем и расчешем, — посетовала я, глядя игриво на Клотер. — У молодой девушки должно быть всегда чистое лицо и аккуратная прическа. Разве ты не знала об этом?

Клотер с предвкушением помотала отрицательно головой и потащила меня на задний двор, где стояли лохани с водой. На заднем дворе царил порядок — весь мусор был убран, а в правом углу собралась целая охапка бреньев. Рядом два мужика по очереди рубили топорами стволы, так, что только щепки летели, и складывали чурбаны один на другой. На нас они не обратили никакого внимания, и я принялась осторожно обтирать лицо Клотер.

Девочка стояла послушно, поглядывая на меня. Наконец, она сказала:

— Обычно у сестер нет на меня времени, много сил забирает сострадание, быт и молитвы. Зато Корби сделал мне деревянную куклу, я потом тебе покажу ее. У нее даже волосы есть — Августина сшила их из кусочков мешковины.

— Вот как! — улыбнулась я и оценила результат своей работы. Лицо у девчушки посветлело, а голубые глаза яркими блюдцами сверкали на свежевымытом лице. — Кажется, ты даже белее стала, — рассмеялась я и Клотер захихикала в ответ.

Затем я достала из кармашка заранее приготовленный гребешок и принялась вычесывать длинные белокурые волосы. Иногда это удавалось сделать с трудом, но вскоре они мне поддались и я даже навертела два высоких пучка на голове.

Посмотрев на себя в отражении воды в бадье, Клотер засмеялась:

— Какая смешная прическа! Но мне очень нравится!

— Там, где я живу, такие прически носят очень часто.

— А где ты живешь? — с любопытством спросила девочка.

Я замялась, но потом сразу же нашлась, что ответить:

— Я живу в большой-большой стране, где все девочки ходят в штанах и джинсах, а еще делают вот так, — я вскочила и продемонстрировала танец маленьких утят.

Клотер тут же принялась повторять его за мной, смеясь и напевая неизвестную мне песенку. Наконец, мы довольные остановились у забора, наблюдая за работой мужиков, рубивших дрова.

— Спасибо, мисс Жюстина, — наконец, сказала Клотер. — Ты мне нравишься.

Я лишь улыбнулась.

— Обычно я никому не нравлюсь, но очень рада, что хотя бы один человек хочет со мной играть, — усмехнулась я. — Расскажи о себе. Как ты обычно любишь проводить свое время?

Клотер ловко подкатила ногой небольшую деревяшку и принялась ходить по ней, я же придерживала ее за руку, что помогало ей удерживать равновесие. От ее грусти не осталось и следа.

— Утром я просыпаюсь, затем у нас утренняя молитва и завтрак. После завтрака я помогаю настоятельнице или сестрам в приюте. Если к нам кого-то привозят или он приходит сам, то часто ему нужна помощь. Много раз привозили раненых солдат, а один раз к нам дошел даже один больной бродяга. Он был болен какой-то заразой, от чего много людей потом умерло, в том числе и жена падре — Матильда. Она была очень хорошей.

Я удивилась.

— У него была жена? Но я даже не думала, что священникам можно иметь жену.

— Ну да, — кивнула Клотер. — Только тогда святой отец был еще не священником. Он был обычным прихожанином.

Девочка замолчала, но я видела, что она хочет еще что-то рассказать мне.

— Значит, после смерти Матильды он решил принять сан?

Клотер спрыгнула с бревна и потащила меня за руку за пределы заднего двора.

— Ты же помнишь, что сказал падре? Нам нельзя далеко отлучаться, — воскликнула я, — да и завтрак скоро. Ты же хочешь есть? Наверняка хочешь, ты же ребенок.

Клотер притащила меня в заваленному огромному дубу, который еще не успели забрать и распилить. Его плотная листва от легкого ветерка шевелилась словно живая субстанция, а когда мы юркнули внутрь, то сразу же скрылись от посторонних глаз.

— Я тебе кое-что расскажу, но обещай никому не говорить, хорошо? — сказала Клотер и прижала палец к своим губам.

— Конечно! — ногтем большого пальца я зацепила передний зуб, давая таким образом клятву. Клоттер хихикнула и тут же повторила этот жест.

— Наш священник раньше был на стороне повстанцев. Они до сих пор иногда приходят в наш приют тайком. Никто не знает, но по ночам мне часто страшно спать одной. Я просыпаюсь и иду в комнату к одной из сестер. И бывает, что я слышу, как они приходят к нему.

Я широко раскрыла глаза.

— Повстанцев? Но почему ты решила, что это они?

— Я узнала одного из них. Моя мама… Она была с ними заодно, затем ее убили в стычке с кавалерией. Этот дядя, кажется, его звали Берналь, часто приносил мне фрукты.

Я пробормотала:

— Вот дела! Ты слышала, о чем они говорят?

Клотер покачала головой.

— Нет, я боюсь, что кто-то заметит меня. Святой отец очень добрый, но если они прознают, то я боюсь, что они могут отдать меня дракону. Ведь он на их стороне!

— Что? — чуть не закричала я. — Ты это придумала сама, признайся?

— Нет-нет, я честно говорю. Дракон появился после смерти Матильды. Тогда священник ходил в гиблые места за Болото. Я не знаю, что он там сделал, только когда он вернулся, то вскоре пошел дождь. Очень сильный. И той же ночью к нам постучал в дверь незнакомец. Я проснулась и спряталась под лестницей, оттуда все и видела. Мужчина был ранен, а вместо одной руки у него висело подбитое крыло, знаешь, как у пернатой ящерицы. Я думаю, это был дракон. После той ночи падре отправился в Ватикан, а вернулся уже назначенным святым отцом.

Мне нужно было переварить информацию, я оперлась о ствол дерева и помассировала виски пальцами.

— Клотер, если ты не врешь и не придумываешь, ты дала мне то, ради чего я здесь!

— Значит, ты шпионка? — воскликнула Клотер и тут же закрыла рот обеими руками. Я испуганно выглянула из ветвей, надеясь, что ее никто не слышал. Издали раздавался треск ломаемых сучьев из-под топора, а больше никого не было видно. Хотя мне вдруг показалось, что я что-то видела в одном из окон. Там кто-то стоял, но тут же поспешил скрыться, впрочем, окна все равно находились слишком далеко, даже если кто-то за нами и наблюдал.

— Я не шпионка, но мне нужно раздобыть кое-какую информацию, — прошептала я, возвращаясь под сень дерева. — И помни о нашем соглашении, — я еще раз чиркнула ногтем о зуб.

Клоттер радостно закивала, довольная общей тайной.

— Можно ты побудешь моей мамой, пока ты здесь? — девочка вдруг обняла меня. На мгновение я замерла, а затем обняла ее горячо в ответ, впуская новые незнакомые чувства в свое сердце.

— Клотер! — раздался строгий голос, и я узнала голос Агриппины.

— Это настоятельница, — тихо сказала Клотер. — Она тут за всеми следит.

Я понимающе кивнула и добавила.

— Нам нужно выходить, она знает, где мы.

— Клотер! Иди завтракать! Кому я сказала, несносная девчонка.

Я раскрыла ветви и высунулась наружу. Настоятельница уже подходила к нам и брови ее были нахмурены.

— О чем вы там беседовали? — недовольно спросила она. — Завтрак стынет. Я же предупреждала, что каждый, кто живет, даже временно, в стенах приюта, должен соблюдать правила.

— Простите, мы слегка заигрались. Это я виновата. Клотер не при чем, — взяла я вину на себя, отряхивая свое одеяние и передник Клотер от пыли и листьев.

Настоятельница грозно и с подозрением на нас взглянула, затем кивнула головой в сторону здания.

— Пойдемте. И никуда не отлучайтесь от приюта. Сами знаете, какая опасность нам всем грозит. Только в стенах господних мы надежно укрыты.

Она пошла вперед, а мы с Клотер переглянулись и закрыли себе рты руками, чтобы не рассмеяться. Теперь у нас была общая тайна и она нас согревала изнутри.

Глава 8

После завтрака все отправились заниматься своими делами. Клотер от меня не отходила ни на шаг, что конечно же не ускользнуло от взгляда Агриппины — она постоянно кидала неодобрительные взгляды на нас. Значит, она что-то знала! Наверняка, тоже была свидетельницей ночных гостей. Интересно, настоятельница была глазами и ушами Ватикана, или же, наоборот, на стороне падре — ведь он поддерживал связь с повстанцами. Нужно будет это выяснить.

Я вызвалась помогать сиделкам — в приюте было несколько больных стариков, которые нуждались в помощи. Конечно же, Клотер постоянно крутилась рядом.

— Это Луиджи, — представила она меня немощному, худощавому старику. — Он единственный выжил после налета Дракона на его деревню — просто не смог бежать, как остальные, поэтому его и не спалило огнем.

Старик прокашлялся и взглянул на меня искоса. Косматая борода покрывала добрую часть его лица.

— Неси лезвия, — скомандовала я Клотер, — и миску с водой, будем в порядок нашего подопечного приводить.

Через пару минут все было готово. Девочка еще захватила и кусок мыльного жира, чему я даже обрадовалась.

— Вот молодец! Сообразительная, — подмигнула я ей, и девчушка расцвела.

Мы усадили старика, подперев его со всех боков тряпками, и принялись за дело. Сначала работать лезвиями мне было непривычно, но под конец работа заспорилась. Пока я подстригала старика, тот вдруг закряхтел.

— Благодарю вас, девоньки. Такие вы ладные, и похожи на мою внучку с правнучкой. Погибли они в огне… ох, погибли.

Мне стало жалко старика. Да уж, жизнь у него не сахар.

— Луиджи, вы в бога верите?

Тот взглянул с неодобрением и я поняла, что вопрос был не совсем уместный.

— Видно ты, красавица, нездешняя. Но тебе повезло — времена нынче изменились. Лет двадцать назад за такой вопрос тебя бы да на гильотину.

Я закатила глаза и хотела что-то саркастически ответить, но не стала. Старик был беззлобный, а посплетничать с ним хотелось, да и было видно, что он и сам не против.

— А я вас может проверяла! Представьте, что я шпионка ордена — пошутила я, старику шутка понравилась и он засмеялся. Вот только смех его был похож скорее на утиное кряканье.

— Шутница! Но при настоятельнице ты таких-то вопросов не задавай. Она у нас строгая.

— Вот как! А она давно здесь? — как бы невзначай спросила я.

— Да уж давно! Наверное, десяток лет точно. Еще наш святой отец сюда юношей бегал, как она тут монахиней служила. Но знаешь, ты не смотри, что она строгая, добрая она, — сказал Луиджи и прошамкал ртом. Затем добавил. — Просто жизнь у нее тяжелая. Вся семья ее умерла, когда она еще маленьким ребенком была. Взяли ее на воспитание в девичий монастырь, а оттуда сюда, в приют Святого Мартина снарядили в послушницы. Она всю жизнь богу посвятила.

— А у кого тут жизнь легкая, а? — спросила я, и опять старик согласился со мной.

— Это да! Вот преподобный один чего стоит… Я-то попал сюда уже после всего случившегося, но он еще в трауре тогда был. Долго отходил. А я уверен, что болезнь ту несчастную ведьма злая и наслала на наш край. Отсюда же все и началось, а потом уже и на север страны пошло.

— Ведьма? — я закончила стричь волосы и переместилась к бороде, оценивая масштабы работы критическим взглядом.

Пока я примерялась и начинала подстригать аккуратно кончики бороды, Луиджи продолжил:

— Ну да! На болотах которая живет. Я знавал ее. Я же из этих мест сам. Еще мальчишкой мы бегали возле ее дома и кидали камни. Все знали, что там живет нечистая сила. Она то коровам горькое молоко давала, то в кошку превращалась. А потом ушла на болота, как донесли на нее да охоту объявили. Ох и взъелась она на людей!

— И что? — с любопытством спросила я. — Не поймали ее?

— Выходит, что не поймали, — развел руками Луиджи, а я шикнула на него, чтобы он не шевелился. — Послали людей, да только всего два из них воротилось и те в сумасшествии. Утверждали, что утопили ведьму-то на болотах, только доказать ничего не смогли.

Тут подбежала Клотер и мы прекратили наш разговор.

Дело заладилось окончательно и мы успели подстричь еще два человека до того, как всех созвали на дневную молитву. Мы привели в порядок комнату и отправились в сторону молельной залы.

Клотер не отпускала мою руку:

— Сестра Жюстина, знаешь о чем я прошу бога каждый день?

— О чем же, милая? — я потрепала ее по белокурой макушке.

— Я хочу, чтобы у меня была мама и мы испекли вкусный пирог! — она мечтательно прикрыла глаза.

— Знаешь, что? — я остановилась и присела рядом с ней. — У нас же тут растут яблоки? Я вроде видела в саду.

Клотер задумалась:

— Нужно спросить у настоятельницы. Нам не разрешено рвать фрукты в саду.

— Не волнуйся, я договорюсь! У меня есть отличный рецепт пирога, который точно тебе понравится. Правда, не знаю, получится ли достать все ингредиенты, все-таки тут нет супермаркетов!

— А что такое су-пер-мар-кет? — по слогам произнесла Клотер.

— Это такое место, где продается все, что нужно для пирога.

— Как ярмарка? — догадалась девочка. — Я была на ярмарке, там продаются вкусные пышки и танцуют тряпичные кукольные человечки.

Болтая, мы и сами не заметили, как дошли до большой залы. Под стеной стояли скамьи и мы заняли свои места. В первый раз мне удалось попасть в молитвенный зал до прихода падре, и сейчас я с нетерпением ожидала его.

Он вошел очень тихо. Ровной, прямой поступью, не обращая внимания ни на кого, и не поднимая очей, подошел к алтарю и перекрестился. Все повторили за священником.

Наблюдая за ним сейчас, я могла сказать, что падре погружен глубоко в себя. Где-то далеко душой отсюда, птицей в свободном полете, где его не тревожат людские проблемы. Может быть, он думает о своей жене? Ревность кольнула мое сердце. Хотя это было глупо — ревновать к тому, кого уже не существует, но мысль о том, что его сердце занимаю не я, неприятно скользнула и растворилась в глубине моего разума.

Во время молитвы падре был не человеком, это был образ, икона, которую грешники видели перед собой как знамя, зовущее к богу. Я ясно ощущала в себе радость и умиротворение и все отдала бы, чтобы вот так вечно сидеть на этой грубой скамье и наблюдать за профилем человека, отождествляющего религию, которую я никогда не понимала. Он смог показать мне путь, в конце которого я могу найти радость. Я отчетливо понимала, что хочу видеть его постоянно, говорить с ним, слушать его, пусть не в качестве близкого человека. Пусть для него я останусь лишь заблудшей овцой, прихожанкой, лишь бы он был рядом и говорил со мной.

Всю молитву я следила за его руками — как они складывали крестное знамение — и этот жест заключал в себе настоящую любовь в чистом, первозданном виде, какая она существует вне человеческих законов. Глыба мироздания, бриллиант чистой красоты, свет моих очей. Я бы отдала все, чтобы кинуться ему на шею и просто целовать его губы, лоб, щеки, подбородок. Без всякой крамольной мысли — без эротического подтекста. Он нужен мне рядом.

Когда молитва закончилось, я ждала, пока все освободят комнату. У настоятельницы было несколько вопросов к падре и я ждала, пока они переговорят. При выходе из залы, она бросила на меня недовольный взгляд и вышла.

— Клотер, милая, иди поиграй в сад, я скоро к тебе спущусь и мы пойдем на обед, хорошо? — обратилась я к девочке.

— Хорошо, я буду тебя ждать, — она потянулась и поцеловала меня.

Я не двигалась с места, пока она не вышла. Падре также стоял на своем месте и, казалось, молился. Когда я подошла к нему, он заметил:

— Она привязалась к тебе. Ей будет больно, когда ты уедешь.

— Может быть мне стоит остаться рядом с ней? Я потерялась, святой отец. Я не знаю, что мне делать и как быть.

— Тебе нужно исповедаться, так будет легче. Ты должна рассказать все, что считаешь нужным богу. У тебя есть такое желание, дитя мое?

Я легонько кивнула, пока еще сама не понимая, что буду говорить.

Он указал на молельную комнату на втором этаже, где случился тот поцелуй. При воспоминании у меня вновь забилось сердце и во рту пересохло. Но деваться было некуда.

Святой отец поднялся первым и открыл двери, я же, поднимаясь следом, чуть не запуталась в полах своего монашеского одеяния, но все-таки устояла.

В углу молельной комнаты располагалась неприметная кабинка. Перед тем, как войти внутрь, я глянула на падре. Он ласково улыбнулся мне и жестом пригласил.

Внутри кабинки было довольно темно, пахло деревом и ладаном. Свет исходил только от крошечного отверстия на уровне груди. Я услышала, как падре вошел на свою половину и замолчал.

— Я… не знаю, с чего мне начать, святой отец, — сказала я.

— Подумай о том, что для тебя действительно важно. Где бы ты хотела сейчас оказаться. С кем поговорить. Расскажи богу только то, что хочет твое сердце. Если хочешь, начнем с молитвы.

— Хочу, — глухо произнесла я.

Пару минут настроиться мне действительно не помешало. Я так хотела говорить с моим падре, но едва оказавшись рядом, вновь потеряла голову.

О Иисус милосердный; Искупитель человеческого рода, милостиво воззри на нас, к престолу Твоему с глубоким смирением припадающих. Мы — Твои, и хотим быть Твоими. Желая, однако, еще теснее соединиться с Тобою, каждый из нас сегодня посвящает себя добровольно Святейшему Сердцу Твоему.

Пока священник читал молитву, я немного успокоилась и даже начала вспоминать свою прежнюю жизнь. Какой далекой и нереальной она казалась сейчас, в этих сырых средневековых стенах приюта, забытого где-то в чаще Бромудского леса, давно не существующего в мое время. Но здесь жизнь шла своим чередом и я была ее частицей.

— Иногда я спрашиваю себя, падре, там ли я, где действительно хочу быть? Никогда на этот вопрос я не отвечала положительно, но сейчас… Я чувствую новую эмоцию для себя, и она определенно хорошая.

Голос падре звучал чуть приглушенно. Очень спокойно и дружелюбно.

— Твоя душа сейчас открыта, потому что она готова к прощению и к вере в бога.

— Вы считаете, я в него не верю?

— Дитя мое, моя юность пришлась на тяжелое для страны время. В кострах инквизиции сгорали те, кто не хотел верить в бога. Вместо того, чтобы защищать, церковь предпочитала обращать в веру через огонь. Посмертно, — в его словах я почувствовала некий запал и горечь, при этом вспомнила, что падре — один из тех, кто раньше был на стороне повстанцев, вполне возможно, и участвовал в мятежах.

Что же все-таки побудило его обратиться в веру? Тем временем он продолжал:

— Поэтому сейчас, когда наша страна стоит на пороге новых реформ, и вполне возможно, уменьшения влияния церкви, я не хочу быть строг с тем, кто еще блуждает в темноте. Я всего лишь стараюсь показать ему путь.

— Что вы имеете ввиду, падре? — спросила я. — Вы считаете, что вскоре страну ждут глобальные перемены?

Святой отец вздохнул.

— Я слишком откровенен с тобой, но я чувствую, что только так для тебя можно открыть путь к господу богу, — он немного помолчал, потом добавил, — да, я думаю, что всякую сферу достаточно лихорадит, скоро грядет время перемен…

Я решилась спросить:

— Преподобный, вы что-нибудь знаете об этом?

— Почему ты спрашиваешь? — спросил он тихо.

Мое сердце застучало. Теперь он меня заподозрит в шпионаже. А поскольку закон на его стороне, то ничего не мешает меня сдать ордену. Я оказалась на краю, когда мне уже нечего терять.

— Что, если я расскажу вам всю правду… Что, если я скажу, что существует мир за пределами вашего понимания и всей планеты?

Преподобный молчал, и я продолжила дрогнувшим голосом. Зря я это затеяла!

— Я знаю, это звучит как сумасшествие, но я родилась в 1995 году, а сюда попала путем перемещения во времени.

Господи! Тут я закрыла лицо руками. Я не понимала, что мне говорить дальше.

Тут окошко внизу приоткрылось и падре сказал:

— Дочь моя, Жюстина, дай мне свою руку.

Я повиновалась и он аккуратно погладил ее кончиками пальцев. Этот успокаивающий жест придал мне сил. Он молвил:

— Я видел своими глазами настоящее колдовство. Не всегда правда — это то, что можно увидеть глазами.

— Святой отец, — тихо сказала я и легонько сжала его руку.

— Да

— Вы слишком умны для своего времени. И слишком… человечны…

В его голосе прозвучали какие-то новые, доселе неизвестные мне нотки. Он волновался. Да, определенно, его сердце стучало сейчас также быстро, как и мое.

— Я знаю и знал много замечательных людей, часть которых уже почили. Но великие умы и светлые души, которые еще с нами на грешной земле и открывшие путь к богу, сделают страну великой!

Некоторое время мы просто молчали, держась за руки. Я думала о том, что меня ждет впереди и больше всего я боялась думать, что там не будет его — моего падре. Мне было страшно — будущее представлялось мне слишком туманным и единственным светлым лучом в нем был преподобный.

Кажется, в этом мире больше не было никого, кто бы так отчаянно меня понимал и принимал. Что будет, если я скажу ему о своих чувствах? Нет, это было бы слишком. Мне легче было сказать о том, кто я на самом деле, чем рассказать о моей всепоглощающей любви. К нему? Неужели любовь может быть такой сильной и горячей? Или я путаю и это не любовь, а лишь желание остаться рядом с тем, кто благосклонен ко мне? Ведь рядом с ним я испытываю чувство безопасности и защищенности. Такое я не испытывала никогда и ни к кому. Кажется, мне понадобилось пересечь вселенные и измерения, чтобы найти его. Я искала его всегда…

Мы держались за руки и молились. Святой отец периодически сжимал мою руку и я уплывала на волнах умиротворения и счастья. Насколько оно было зыбкое, думать мне не хотелось.

Остаток дня у меня горели щеки. Я не могла больше сосредоточиться ни на чем, кроме как на мыслях о святом отце. Единственная, кто отвлекала меня — была Клотер. Я заплетала ей косы и мы говорили обо всем, в сказках, которые я ей рассказывала было много настоящего. Из мира, который мне, скорее всего не суждено больше увидеть. Я почти уже смирилась с этой мыслью, как ближе к вечеру вышла в сад набрать яблок, предварительно испросив разрешения у Агриппины, как вдруг послышалось шипение.

— Зинаида. Зинаида. Прием!

От удивления я чуть не упала. Схватив медальон, висевший все время у меня на шее, я зашептала в него:

— Лохински! Лохински! Это вы?

— Зинаида! Это я. Профессор. Сонастройка завершена, теперь мы с вами на связи.

Глава 9

— Черт, Лохински, вы вовремя! — шипела я, испуганно оглядываясь. — Вы хоть понимаете, куда вы меня отправили? Тут вообще-то ведьм на кострах сжигают. Как думаете, что будет, если меня обнаружат, разговаривающей с бесами!

— Зина, найди надежное укрытие, где мы сможем поговорить и свяжись со мной. Медальон активируется с помощью круглой кнопки слева, она чуть вдавлена внутрь. Ты все поняла?

Я нащупала пальцем крошечную неровность — судя по всему, это и была та самая кнопка.

— Поняла! До связи, доктор Смерть! — пошутила мрачно я и медальон затих.

И вовремя — на пороге из заднего входа, ведущего во фруктовый сад, показалась высокая коренастая фигура женщины и я сразу же узнала в ней настоятельницу приюта — Агриппину. Свет здесь был тусклым — два факела догорали у входа, а больше никаких источников не было, если не считать молодую чадящую луну на небе.

— Мир вам! — крикнула я главной, подобрала краснобокое спелое яблоко, и сложила его в свой передник.

— Мир вам! — ответила она и направилась ко мне.

— Все в порядке? Клотер с сестрами? — какая нелегкая принесла настоятельницу ко мне!

— Да, с девочкой все в порядке, однако, я бы хотела поговорить о тебе, — она встала недалеко от меня и сложила руки на переднике в замок.

— Что-то случилось? — растерянно произнесла я.

— Дитя мое, — начала она притворно-ласково, и я сразу уловила нотки сложного разговора. — Наш приют — вековой образец присутствия бога. Но все мы — люди, и дьявол постоянно испытывает нас.

Я выпрямилась, одной рукой придерживая передник, в котором накопилось уже три больших спелых яблока.

— Я понимаю это, верую в бога и стараюсь жить праведно, — соврала я. Праведница с меня пока что не особо замечательная выходила.

— Наш преподобный… Он молодой мужчина…, — она говорила двусмысленно, но я ее понимала. — С тех пор, как падре потерял свою жену, он решил посвятить себя целиком богу. Это было его взвешенное решение. Его душа навеки отдана божественному промыслу. Понимаешь ли ты это?

Ее голос был спокойный и терпеливый, но смысл, который она вкладывала в свои слова, сразу же напряг меня.

— Что вы имеете ввиду? — гордо вскинула я голову.

— Ты знаешь, — она посмотрела на меня так злобно, что я увидела, как сверкнули ее глаза в тусклом свете. Или это был всего лишь отблеск огня? — Я вижу, как ты наблюдаешь за ним, как смотришь, как стремишься ввести его во грех. От меня это не укроется. Проделки дьявола я вижу сразу же! — тут она перекрестилась, а меня тучей накрыла злость.

Яблоки упали на землю, а я подошла к настоятельнице, сама не замечая, как мои руки сжались. Конечно, я не собиралась бить ее, но агрессия во мне забурлила с новой силой — последний раз я так злилась, когда в тюрьме меня обвинили в том, что я украла одну вещицу, хотя я была совершенно невиновна.

— То есть вы не допускаете мысль о том, что я стремлюсь к преподобному для того, чтобы он открыл мне путь к богу? Вы не думаете о том, что я плутаю во мраке и этот человек помогает мне познать себя? Знаете, что…, — я почти задохнулась от злости. — Вы путаете божественную любовь с чем-то другим, что у вас на уме!

Она чуть усмехнулась.

— Называй это как хочешь, но у тебя всего один шанс. Поверь, у ордена инквизиции длинные руки, чтобы отправить тебя на костер. К тому же, я уверена, если власти начнут разбираться, то выплывет много вопросов по поводу того, откуда ты сбежала!

С этими словами она развернулась и вышла, забрав с собой один из потухших факелов, а я осталась почти в полном мраке наедине с собой. Слезы тут же полились из глаз. Вот тебе и добрая душа — эта Агриппина. Вот тебе и праведная женщина. Она отправит меня на костер. Как пить дать — отправит. Мои мысли заметались, словно бабочки на лугу. С этим нужно что-то решать. К тому же было очевидно, что преподобный делился с ней информацией, иначе откуда бы она узнала о том, что я сбежала.

По лицу лились горючие слезы, и я утирала их передником, не представляя, что мне делать дальше.

— Жюстина. Сестра Жюстина! — послышался голос. Это была Клотер.

— Клотер, милая, я тут, в саду!

Через минуту она выбежала ко мне, неся в руках факел с огнем.

— Настоятельница сказала прийти к тебе на помощь и принести огонь, — тут она увидела слезы на моих глазах, установила факел между двумя камнями, и подошла ко мне.

Мы молча обнимались минут пять, прежде чем я успокоилась.

— Давай все-таки соберем яблок и сделаем пирог, чтобы успеть до ужина, иначе нам придется есть его завтра утром! — предложила я, и начала собирать фрукты, погруженная в бесконечную печаль.

На кухне я обнаружила Августину, которая согласилась мне помочь, и мы втроем принялись за работу. Сперва нужно было натолочь из злаков муку — для этого я взяла ручную толокушку, выполненную из твердого графита и принялась часто и быстро толочь зерна, мелко кроша их. Тем временем Клотер замешивала яйца с молоком и солью, а Августине я поручила чистить и нарезать мелко яблоки.

— Моя мама очень любила печь королевские галеты, — поделилась воспоминанием Августина. — А внутрь ложила подарок в виде целого кусочка фрукта или ягоды — например, дикую спелую вишню без косточки. Тот из нас, кто находил сюрприз, получал от мамы дополнительную галету.

— Наверное, вас было много! — вставила я, припоминая, что раньше люди плодились как мухи.

— Нас в семье было восемь человек.

Я присвистнула.

— И еще три сестры умерли в младенчестве, — добавила Августина.

— Почему ты решила стать монахиней? — вдруг спросила я, не подумав.

Августина потупила глаза и смутилась. Видимо, таких вопросов тут задавать было не принято.

— Так велел мне бог.

Я поняла, что у девушки просто не было выбора. Видя погрустневшее лицо молодой послушницы, я решила перевести разговор в иное русло.

— А вот ты когда-нибудь слышала о таком рецепте пирога, как яблочная шарлотка?

— Нет, слышу в первый раз, — честно призналась Августина.

— Мы сейчас его будем делать, — вставила важно Клотер, которая была уже в курсе рецепта, и прислушивалась к нашим взрослым разговорам.

— Уверена, он будет очень вкусный. У тебя доброе сердце, сестра Жюстина, — в нем живет бог, а значит, пирог получится отменный! — улыбнулась сквозь печаль Августина.

— Сестра, я хочу тебя кое о чем спросить, — начала я и Августина ответила:

— Конечно. Чем я могу тебе помочь, сестра?

Я оглянулась и сделала голос тише.

— Только прошу — никому о нашем разговоре. Настоятельница. Она ведь обладает некоторойвластью? Может быть ты знаешь что-нибудь о том, насколько хороши у нее отношения с духовенством в Версале?

Молодая послушница чуть пригнулась ко мне и сказала:

— Сестра, чтобы ты не задумала, не вздумай идти против нее. Все здесь в курсе, что она крайне религиозна и целомудрена. Будь уверена, если она заподозрит любого человека в сговоре с нечистой силой, она обязательно донесет на него. Раньше в этом приюте часто базировались повстанцы, поэтому она и была приставлена сюда. Доносила муниципальным властям на тех, кто по ее мнению, был замешан в мятежах.

Я слушала ее, разинув рот. Значит, шпионажем здесь занималась не только я.

— А что же падре? Он в курсе?

Августина кивнула.

— Об этом знают все. Только тссс, — она приложила указательный палец ко рту, а затем посмотрела на Клотер, слушавшую нас в два уха. — И ты тоже молчи, если не хочешь, чтобы нас наказали.

Клотер зачарованно поднесла большой палец и чиркнула им по переднему зубу.

— Это еще что такое? — нахмурилась монашка, а мы с Клотер захихикали.

Через полчаса все было готово. Послушница растопила печь, а Клотер помогала мне укладывать кусочки яблок поверх теста.

— Я не уверена, что поднимется, как нужно, — пробормотала я. — Но, посмотрим… в добрый путь!

Мы посадили пирог внутрь печи и прикрыли заслонку. На ужин была уже привычная для меня грубая пища — злаки, овощи и компот. Все то, что мы ели еще на завтрак. Я уже почти смирилась с тем, что фаст фуд мне доведется есть еще не скоро — хотя в моем мире это была почти каждодневная еда.

За ужином все сидели тихо, а Августина между делом шепнула, что вчера Дракон разрушил еще одно поселение. В этой деревне мы покупали молоко, так что теперь придется с ним повременить, поскольку ближайшие села находятся достаточно далеко и посылать туда людей за молоком просто опасно.

Настроение у всех было крайне упадническое — становилось ясно, что если дело так пойдет и дальше, то приют долго не выдержит. Несмотря на собственное хозяйство, фруктовые деревья, овощные грядки, многое выменивалось и покупалось у крестьян в ближайших деревнях, а без этих поставок станет совсем туго.

Клотер вяло ковыряла овощи в своей тарелке и я решила ее подбодрить.

— Милая, ты помнишь, что тебя ждет после ужина? Кое-что вкусненькое! — Ну, конечно! — воскликнула она. — Я сбегаю проверю, выключила ли кухарка наш пирог!

— Давай, — кивнула я ей.

Через несколько минут кухарка и Клотер торжественно внесли большой пирог на подносе и тут же трапезная наполнилась душистым яблочным запахом. Несмотря на то, что кусочки были совсем маленькие — чтобы досталось всем, я припасла один, который намеревалась отнести падре. Он всегда трапезничал у себя в комнате, которая находилась сразу за молельной на втором этаже.

Дождавшись пока уберут посуду и все отправятся в свои комнаты, чтобы подготовиться к вечерней молитве, я взяла свою тарелку. Положив туда кусок пирога, я задумалась на секунду, и добавила целое краснобокое яблоко, которое тоже припасла специально для святого отца. Убедившись, что настоятельницы поблизости нет, я тайком поднялась по крученой лестнице. Боюсь, от Агриппины теперь мне нужно скрываться, да и поскорее решать, что делать, если я не хочу попасть под ее карающую длань.

В молельной тихо горели последние огарки свечей, отбрасывающие блики на образы. Атмосфера здесь была невероятно спокойной и миролюбивой. Я подошла к окну, возле которого стояла в тот вечер, когда поцеловала его. Провела рукой по холодному камню, который был свидетелем романтической сцены. Хорошо, что камни безмолвствуют и хорошо хранят тайны.

Сбоку скрипнула дверь и рука дрогнула. Пирог остался на месте, однако, яблоко упало и покатилось в сторону. Оно не докатилось совсем немного до его ног. Падре выглядел немного взъерошенно, его темные волосы не были подвязаны, а свободно лежали на плечах. Он был одет в черные брюки и холщовую рубаху.

— Преподобный, — удивилась я.

— Жюстина, я не ожидал увидеть тебя. Думал, это кухарка пришла забрать поднос после ужина. Извини.

— Ну что ты, святой отец, это я без спросу ворвалась… Не нужно извинений, — от волнения я затараторила. — Я принесла пирог, который испекла сама. Точнее, Клотер и Августина мне помогали, но рецепт я принесла из своих краев. Он зовется яблочной шарлоткой, — все же улыбнулась самодовольно я, вдруг подумав, что может быть благодаря мне этот рецепт стал таким знаменитым. Ведь они доселе даже не слышали о таком! А яблоки запекали исключительно внутри пирогов.

— Чудесно пахнет, — преподобный принюхался, он шагнул вперед и поднял яблоко с пола. — Это тоже мне?

Я кивнула.

Он вдруг подумал о чем-то своем и усмехнулся.

— Яблоко — фрукт, который попробовали Адам и Ева, после чего были изгнаны из райского сада.

— Вы мне не поверите, святой отец, но я ведь могу быть с вами откровенна? Вы сами на этом настаивали… Адам и Ева — это всего лишь красивая легенда! — затем я отобрала у него яблоко и поднесла к лицу, наслаждаясь ароматом фрукта. — Яблоки здесь пахнут просто удивительно. У них особый запах. Настоящий. Чистый.

— Ты совсем ничего не боишься, Жюстина, — мужчина покачал головой.

Без рясы он стал еще ближе ко мне, словно вдруг из божества превратился в человека. Как будто упала преграда, стоявшая ранее между нами.

Я подошла почти вплотную к нему и гордо вскинула голову.

— А чего мне боятся? Падения в огненную геенну? Это уже пройденный этап.

Он насмешливо нахмурился.

— Когда ты так говоришь, я могу поверить, что ты воспитывалась совсем не в здешних краях. Ты говоришь как…, — он понизил голос до еле слышного, — еретичка!

— Ах, — прошептала я, не отводя взгляд. Его лицо было вновь так близко и так желанно. В свете завораживающего пламени свечей наши души будто соединялись и танцевали какой-то непостижимый танец любви. Танец дьявольский, грешный, осуждаемый. Но я ничего не могла с этим поделать, потому что, когда он оказывался так близко, то остальной мир мгновенно исчезал. Луна и звезды ухались в ничто, солнце меркло, а земля просто переставала существовать. Был лишь он, и я рядом с ним.

Я потянулась к нему рукой, выдохнув:

— Преподобный.

Он резко остановил мою руку. Мы замерли в такой позе и я не двигалась, пойманная в ловушку. Он держал мою руку и смотрел на меня. Затем опустил взгляд на мои губы. Его уста приоткрылись и я чувствовала, что он хочет меня поцеловать, но борется с искушением. И я не могу сказать, что мне не нравилась это игра. Наконец, падре взволнованно прошептал.

— Ты меня погубишь.

Я отстранилась. Разве могла я поступить так по отношению к нему?

Отошла к окну, пытаясь отдышаться и прийти в себя. Когда, наконец, мне это удалось, я увидела, что святой отец облокотился на подоконник и поедает пирог вприкуску с яблоком, словно минуту назад ничего и не было.

— Вкусно? — саркастически спросила я его.

С набитым ртом он ответил:

— Очень! Никогда не ел такого вкусного пирога, Жюстина.

В дверь постучали и в комнату ворвалась Агриппина. Вот черт! Но, хорошо, что она не зашла минутой ранее!

Настоятельница бросила на меня злой взгляд, но обратилась к преподобному.

— Святой отец, вернулся Жак. У него плохие новости!

Глава 10

Через десять минут я, преподобный, Агриппина и Жак стояли в большой зале у камина, в котором не горел огонь. Я страшно зябла и куталась в тонкое монашеское одеяние, думая лишь о том, почему они не палят камин — несмотря на дневную жару, по вечерам здесь было довольно холодно.

Я рассматривала узорные вензеля на лепнине, толстые полусгоревшие свечи, застывшие в гротескных формах, дощатые полы, кое-где изъеденные мышами. Но память вновь и вновь возвращалась к тому вечеру. Анатоль де Сад показался мне действительно чудесным человеком, он защитил меня от насильника, да и я почти уверена, что мы смогли бы стать с ним друзьями. Может быть я даже познакомилась бы с его женой и мы пили чай в богатой гостиной, а я сидела в пышном платье с круглыми рукавами. Я бы выпытала у нее все, что ей известно и передала информацию Лохински, а затем вернулась бы домой и все закончилось. Но теперь вся эта надежда рухнула.

— Жак, ты уверен, что никого в живых не осталось? Может быть они прячутся в лесах? — Агриппина говорила, нахмурившись.

— Настоятельница, я встретил несколько солдат из королевской кавалерии — они сказали, что прибыли утром, а путь их пролегал по широкой дороге. Если бы кто-то выжил, он бы обязательно отправился за помощью именно по той дороге, но там никого не было.

— А с харчевней что? У хозяина большой погреб, я еще в юности помогал закладывать основание, — спросил святой отец. Он поджег новую свечу, и установил ее в подсвечник взамен сгоревшей.

Жак смял в руках свою кепи. Его рыжий полуспаленный чуб сейчас свисал сальной некрасивой прядью вдоль лица, под глазами были мешки — он явно устал и возможно даже плакал.

— Камня на камне не осталось, преподобный. Лишь гора мусора. Дракон сжег все, до чего смог дотянуться. На месте деревни стоит смог, у меня даже одежда вся пропахла, — он понюхал кепи и протянул ее настоятельнице, чтобы та удостоверилась, однако женщина лишь оттолкнула его руку и обратилась к священнику.

— Святой отец, нам нужно что-то предпринимать. Сколько это будет продолжаться? — зашептала она настойчиво, но падре лишь грозно взглянул на нее.

Агриппина замолчала, зыркая то на святого отца, то на нас с Жаком. Она что-то знает о налетах дракона? Какая-то странная мысль вертелась в мозгу, но я пока не могла ее ухватить за хвост.

— Что мы будем делать? — наконец, решилась спросить я. — Просто ждать, пока это существо нападет на наш приют?

— Сопротивляться ему бессмысленно, — произнес медленно и отстраненно святой отец, глядя куда-то в сторону и что-то замышляя. — Его оружие это огонь. Но есть один способ…

Настоятельница вдруг вскочила со своего места.

— Даже не думайте, святой отец! Даже не думайте! — в ее глазах я прочитала безотчетный ужас.

Мы вопросительно переглянулись с Жаком, но ничего не поняли.

Несмотря на то, что я пыталась поймать взгляд падре — хотя бы один-маленький намек на то, что мы сможем поговорить после отбоя без этой грымзы, он вообще не смотрел на меня. Было очевидно — святой отец озабочен сложившейся ситуацией, которая тяготит его душу. Все расходились по своим комнатам с тяжелым сердцем.

Когда все улеглись, первым делом я связалась с Лохински. Послышалось шипение, словно медальон стал радиоприемником, ловящим волну. Несколько раз я услышала разговоры и они явно принадлежали разным эпохам, из чего я сделала вывод, что это все засланцы в другие миры. На одной из частот и вовсе раздавались взрывы, а потом мужской голос взволнованно произнес: “я подбил самолет вермахта. Как слышно. Прием. Запрашиваю посадку. Бак дал течь”. На другой частоте девушка пела какую-то незнакомую веселую песенку. Наконец, через скрипы раздался знакомый голос.

— Аллоу! Аллоу! Зина, ты?!

— Лохински! Это я. Жива, здорова!

Связь окончательно установилась и звучание стало чистым.

— Ну, рассказывай, где ты, что там происходит. Удалось получить хоть какие-то зацепки?

— Фух, профессор, вы слишком много требуете от меня. Настройте ваш передатчик так, чтобы он людей не выбрасывал в тела приговоренных!

— Что? — заволновался Лохински. — Тебя собираются казнить?

— Да нет, слава богу, эта участь уже миновала, — раздраженно произнесла я. — Хотя, если и да, то чтобы это изменило. Меня выкинуло в тело какой-то юной воровки, как раз в тот момент, когда ее казнили за кражу золота. Но слава вашим мятежникам, можно сказать, они меня и спасли. Ворвались на площадь в самый горячий пик и помогли бежать. Но в одном вы были правы — я очутилась не так далеко от одного из де Садов и мне даже довелось пообщаться с ним! — самодовольно произнесла я.

— Какая ты умница у меня, Зинаида! Вот видишь!

— Теперь меня зовут Жюстина! — поправила я профессора.

— О, мадам Жюстина, — я не понимала говорит он серьезно или шутит, но времени выяснять это не было. — Так о чем вы говорили с де Садом? Рассказывайте все!

— Ничего особо мне не удалось выяснить, Лохински. Тут приключение и приключением погоняет. Женщинам в восемнадцатом веке жилось ой как не сладко, если вы не знали! Я постоянно завишу от мужиков и они пытаются меня убить! С Анатолем мы успели переброситься лишь парой слов, после чего он отправил меня в безопасное место, а сам остался защищать мою честь…

— И где же он сейчас? Скоро получится переговорить с ним? Втесаться, так сказать, в доверие! Ох, я в тебе не ошибся, как видишь. Я знал, что у тебя получится.

Я погрустнела, но скрывать смысла не было.

— К сожалению, он мертв. Лохински, вы говорили, что в исторических книгах часто писали неправду. Так вот, вы удивитесь, но здесь есть… вы стоите? Если да, то сядьте, — я таинственно понизила голос, — драконы!

— Драконы? — ошарашенно повторил Лохински.

— Да. Хотя…, — я задумалась, — дракон! Одна штука!

— Это не большая новость для меня, в старых писаниях, которые дошли до нас отдельными фрагментами, они часто упоминались, но все равно, признаюсь, удивила ты меня, Жюстина! Где ты находишься сейчас?

— Сейчас я в приюте Святого Мартина на севере страны. Приют находится где-то в чаще Бромудского леса. Знаете такой?

— Да-да, встречал упоминания. Что насчет второго брата де Сад? Ты его видела?

— Увы, но нет. Даже не знаю, как искать. Может быть представиться знакомой Анатоля? Пока не думала на эту тему, — озадаченно произнесла я.

— Тебе нужно двигаться к Версалю, Жюстина. Там у него дворец. Вся надежда на тебя. Когда думаешь отправиться?

— Я… — замолкла, не зная, что ответить.

— Ты в опасности? Тебя ведь ничего не держит в приюте? — подозрительно спросил профессор.

— Да нет, ничего, — смутилась я.

Не рассказывать же ему о падре. Пересказы о моих приключениях займут половину ночи. Да и я сама не могла пока разгадать загадку — как же могли быть между собой связаны священник, Дракон и Агриппина. Было слишком много разрозненных фактов и не получалось сложить их в единый пазл, поэтому, когда вскоре постучали в дверь, я даже обрадовалась.

— Лохински, мне пора. Как будут новости, я с вами свяжусь. Все, что могу сказать пока что — мятежей очень много, горит вся страна. Не только в стычках, но и от полымя Дракона.

Медальон затих, и я открыла дверь. Это была Клотер и я ее ждала. В последнее время она часто ко мне приходила ночевать и мы спали в обнимку до самого утра, пока первые звезды не начинали тускнеть на небе.

— Знаешь, я уверена, что все будет хорошо, — прошептала она мне.

— Обязательно, иначе и быть не может, — сказала я ей в ответ. — Доброй ночи.

Но утром ничего не изменилось. Все стало еще хуже — несколько бродяг, прибывших совсем недавно, вновь собирали пожитки в путь.

— Мы не будем ждать тут своей смерти, — кряхтел один.

— Я не намерен стать прожаренным куском мяса для этой твари, — бурчал второй.

Из приюта потянулся ряд тех, кто решил не оставаться на месте.

Мы стояли с Клотер у окна и смотрели им вслед. Девочка прижималась ко мне, с грустью провожая уходящих.

— Это разве не опасно? Дракон может напасть в любое время, ведь так? — спросила белокурая девчушка.

Я лишь кивнула головой.

— Просто иногда потребность души такова — что-то делать, куда-то идти и к чему-то бежать. От старого к новому. И ты никак не можешь бороться с этим, — объяснила я.

Тем временем в моей собственной душе горел тот самый пожар. Мне хотелось куда-то подальше убраться отсюда, да и что мне мешало? Смысла ждать Анатоля теперь не было. Зато здесь была Агриппина, которая угрожала мне напрямую. Оставалось решить вопрос лишь с падре, после чего можно будет взять Жака с лошадью и ехать в Версаль. Может быть святой отец захочет поехать со мной? Хотя, кажется, я слишком в себе самоуверенна. Он ни за что не покинет свой пост и всех страждущих, кто остался в приюте.

Если не брать во внимание утренние уходы, то день тек тихо и мирно. Мы с Клотер помогали кухарке, затем умывали лежачих больных, чем заслужили одобрение Агриппины, а перед обедом отправились нарвать щавеля. Клотер взяла с собой любимую тряпичную куколку и делала ей прически, пока я рвала зелень и складывала ее в горки.

Девочка начала напевать песенку:

Принцесса у окна весь день сидит одна,

Качает головой и смотрит вдаль с тоской.

Пред ней синеет лес, а в нём полно чудес,

И злая фея в нём живёт, принцессу стережёт.

«Где же ты, рыцарь на белом коне,

Когда же ты сможешь приехать ко мне?

Ты вызволишь меня, посадишь на коня,

И увезёшь с собой отсюда навсегда.

— Клотер, — обратилась я к белокурой певице..

Она подняла на меня свои синие глаза.

— Знаешь, ты очень умная девочка и ты должна быть обязательно счастливой, хорошо?

Она прищурилась.

— Ты так говоришь, как будто собираешься бросить меня?

Ее губки тотчас задрожали.

— Ну что ты, — поспешила обнять ее. — Я с тобой. Просто рано или поздно мне придется уйти. У меня есть очень важное дело, понимаешь?

Клотер кивнула.

— Но ведь потом ты вернешься? — ее голос был полон надежды.

Я замялась. Даже, если у меня получится найти тех, кто причастен к восстаниям, разве меня не вернут домой? Но Клотер не сможет отправиться вместе со мной.

— Я… не могу тебе этого обещать, — мой голос сорвался, а Клотер вдруг отстранилась и бросилась прочь.

— Стой, Клот! — крикнула я вслед девчушке, но она уже скрылась за поваленным дубом — тем самым, где мы делились секретами и который до сих пор лежал на том самом месте.

Я оглянулась на серые стены приюта, но ни в окнах ни на дворе никто не маячил, как назло. Выбора у меня не было. Я бросилась в лес, зовя девочку.

— Пожалуйста, вернись! Ты слышала, что сказал падре? Нельзя уходить далеко, это может быть опасно, — но она не отвечала.

Лес был полон превосходных запахов трав и растений, листья вековых дубов шуршали под палящим солнцем восемнадцатого века, а трава здесь была похожа на зеленую мягкую перину. Первозданная чистота леса откликалась на мой крик всеми вибрациями и отсветами лучей, мелькающих среди многочисленных листьев. Лес говорил тысячами голосов, но это были едва слышные переливы колокольчиков, самое удивительное, что здесь было — это тишина. Покой от человеческих звуков. Здесь не было ни машин, ни людей, ни гудков паровозов, ни гомона толпы, ни че го. Сияющая хрустальная зелень, в которой можно было бы блуждать вечно.

Но мне нужно было найти Клотер. Я заприметила среди деревьев утоптанную тропу. Она была поросшей и не слишком широкой, но все-таки хоженной. Тропа вывела меня на большую поляну, от белизны которой заслепило глаза. Ромашковая поляна! Точно! Ведь именно туда хотела меня сводить Клотер в первый день нашего с ней знакомства.

Девочка сидела с краю поляны и плела венок для своей тряпичной куклы. Я хотела прикрикнуть на нее от испуга, но вовремя сумела себя остановить, лишь села рядом с ней и обняла рукой.

— Клот, пожалуйста, обещай, что не будешь так делать? Хорошо? Ты ведь знаешь, как это опасно!

— Хорошо, извини меня, сестра Жюстина… Я просто расстроилась, что ты уйдешь. Мне так хорошо с тобой.

— Я буду здесь так долго, как смогу. И очень надеюсь, что получится еще раз свидеться с тобой, — я гладила ее по голове, по волосам. Кажется, падре и Клотер были первыми людьми в моей жизни, которым я отдала кусочек своего сердца.

Мы рвали ромашки и плели из них венки. Вокруг нас было целое море белых цветов с желтыми сердцевинами, которые пахли невообразимо приятно. Клотер сделала венок быстрее меня и он идеально сел мне на голову. Я улыбнулась и изобразила лицо топ модели. Клот подпрыгнула и тут же принялась смешно повторять за мной, кидая ромашки и вертясь в разные стороны, словно я ее фотографирую, хотя она и сама не понимала суть происходящего. Но это было весело. В конце мы повалились на цветочное поле и засмеялись.

Счастье было таким быстрым, таким радостным и захватывающим, что я совсем забыла о той опасности, о которой сама же предупреждала Клотер.

На шум мы обернулись одновременно и вскрикнули от испуга. Громадный черный Дракон заслонил собой все небо.

Глава 11

За одно мгновение окружающая местность посерела, словно художник вдруг добавил по ошибке чернил в свои краски, и они все обрели землистый оттенок. Ромашковое поле и трава полегли к самому долу — Дракон опустился достаточно низко, рассматривая нас и взмахивая время от времени тяжелыми крыльями.

Движения зверя были лихорадочными, беспорядочными — одно его крыло двигалось немного быстрее, чем другое, из-за чего туловище кренилось в полете как падающий дирижабль. Существо раскрыло пасть и оттуда вырвался страшный рев, от которого Клотер зажмурилась и изо всех сил прижалась к моей груди. Медлить было нельзя.

— Клот, — я тормошила ее, чтобы привести в чувство. — Нам нужно бежать!

— Жюстина, мы умрем, — на удивление спокойно сказала девочка, словно приняла свою судьбу.

— Милая, еще не время! Для тебя так точно! Давай же! — я подскочила и дернула Клотер изо всех сил.

Мы помчались в глубь леса, однако, скрыться было негде. Для громадного Дракона самое большое дерево здесь представлялось всего лишь крошечным кустарником. Монстр вновь раскрыл пасть и гортанно заревел, пугая здешних птиц, которые стаями срывались с деревьев и уносились прочь.

Ах, почему мы не могли летать как птицы!

— Клотер, поторопись, — я бежала по тропинке, увлекая за собой девочку, которая не могла бежать слишком быстро. У меня начало заканчиваться дыхание, как я вновь увидела Дракона — он взмыл высоко над деревьями, расправив кожистые крылья. Приклеенные черепа издали костяной перезвон, словно это были колокольчики.

— Господи! — в беге я крестилась, совсем забыв о том, что в бога я верила еще недостаточно. Все-таки был прав один умный человек, который заявлял, что перед лицом смерти ты начинаешь отчаянно верить. Вот и сейчас я пыталась шептать слова молитвы, которую не знала и надеялась, что чудеса случаются.

Дракон тем временем сделал взмах, другой, и с ужасом я заметила, что он направляется к нам. Деревья и кусты мелькали как бешеные, но все равно мы бежали слишком медленно, словно стояли на месте. Волосы Клотер растрепались, изо всех сил одной рукой она сжимала свою куклу, а другой рукой — вцепилась в мою ладонь. Я заметила, что она хотела обернуться на шум ветра, который издавали крылья животного, и тут же опередила ее:

— Клот, не оборачивайся! — полет Дракона — поистине удивительное зрелище. Красивое и одновременное смертельное. Но для психики ребенка это было бы слишком страшно. В следующий момент монстр открыл пасть и я увидела, как оттуда начинают вылетать клубы дыма. Не дожидаясь пламени, я подхватила Клот и рухнула вместе с ней на землю. И вовремя! Прямо над нами пронесся огненный шар, а воздух так раскалился, что мне стало больно дышать. Деревья вокруг горели, а пространство, словно тягучая медуза, колыхалось во все стороны из-за ощутимого густого жара.

— Жюстина, — прохныкала Клот.

— С тобой все в порядке? — я подняла голову и увидела, что Дракон взмывает в воздух.

Мне показалось или у него под крылом торчала огромная стрела? Она была похожа на черную палку, ощетинившуюся перьями.

— Все хорошо, — воскликнула девчушка и подняла на меня глаза, наполненные слезами.

— Вот и замечательно! — я постаралась ободряюще ей улыбнуться. — Смотри, вон и конец леса, вскоре мы сможем спрятаться в стенах приюта.

Словно в ответ на мои слова, я вдруг услышала звон колокола.

— Звонят. Ты слышишь? — обрадованно воскликнула Клот. — Значит, они знают о Драконе.

— Да, супер, только это мало нам поможет, — я сделала жалобные глаза и вскочила на ноги, вновь готовясь бежать.

Мы бросились по тропе к спасительным стенам, не оглядываясь назад. Дракон, тем временем, описал круг и вновь возвращался в нашу сторону. Я слышала это по треску деревьев, которые ломались словно спички, когда он задевал их концом крыла.

— Вот привязался, — в отчаянии шептала я, всматриваясь в конец тропы, будто там мог нарисоваться взвод артиллерии. Но там никого не было, зато колокол отчаянно продолжал трезвонить, возвещая об опасности.

Я только собралась обернуться назад, чтобы проверить, есть ли у нас хотя бы малюсенький шанс не превратиться сейчас в прожаренные стейки, как полетела вперед головой. На тропе лежал камень, который я не заметила, и как назло, в тот момент, когда обернулась, наступила на него. Я грохнулась со всей силы, отпустив руку Клотер. Кажется, я даже потеряла сознание на минуту, потому что звук голоса девочки доносился до меня сквозь пелену. Шатаясь и покачиваясь я попыталась встать, при этом крича ей:

— Беги! Не останавливайся!

Увидев, что она не стала убегать, а возвращается ко мне, я подскочила, собрав все силы, и бросилась к ней. Тут же место, где я только что лежала, обуглилось, а огонь перебросился на мою монашескую юбку, которую я принялась тушить прямо на бегу. Дракон взревел, его азарт накалялся. Теперь он не стал совершать круг, он вбирал в себя окружающий воздух, чтобы изрыгнуть новую струю огня со всей силы.

— Клотер! Жюстина! — голос падре я услышала еще раньше, чем увидела его. Он показался в конце тропы.

— Падре! — воскликнула я.

Неужели у нас появился какой-то шанс на жизнь? Он кинулся навстречу к нам и ухватил Клот за руку. Теперь мы бежали быстрее — в некоторые моменты девочка почти не касалась ногами земли.

Я знала, что Дракон уже возвращался — это было понятно по раскаленному воздуху, по вибрациям земли, по трещащим и сгорающим в огне деревьям. До спасительной стены приюта оставалось всего лишь несколько шагов, как Клотер остановилась и обернулась назад.

— Моя кукла! — закричала она и бросилась обратно.

— Стой, туда нельзя! — я уже видела куклу, она лежала совсем близко. Клотер ни на миг с ней не расставалась и выронила случайно. Я толкнула девочку к святому отцу, а сама кинулась за куклой.

Падре что-то кричал мне, но грохот от рева Дракона был такой сильный, что его слова тонули в шуме.

Мне казалось, что время замедлилось, я слышала свое дыхание, биение сердца и была уверена, что если сейчас замру, то весь мир замрет вместе со мной, остановив в полете клуб черного дыма и следующей огненной струи за ней.

Однако, я ошибалась. Он опередил меня. Схватив куклу и бросившись обратно, я тут же оказалась отрезана от пути к приюту. Я видела, что святой отец успел втолкнуть Клотер внутрь и радостная мысль на мгновение озарила меня — девочка точно останется жива… в отличие от меня. Я же оказалась в огненном круге — вокруг меня полыхала трава, отрезая любые пути к спасению, а Дракон кружил, спускаясь все ниже. Неужели это все? Я прижала куклу к себе и закрыла глаза, как услышала голос падре.

— Жюстина, давай туда! — смирившаяся со своей участью, я жутко тормозила. Открыв глаза, я поняла, что он бежит прямо на меня и кричит изо всех сил.

Вдруг его руки подхватили меня, и тут я пришла в себя от шока, вскрикнула от боли — огонь обжег ноги.

Куда он меня тащит?

Ну, конечно! Колокольня! Наверное, это он и трезвонил, когда понял, что нас с Клотер нет в приюте, а Дракон рыщет совсем близко.

До небольшого каменного здания из прямоугольных блоков было всего ничего — честно сказать, я бы не надеялась найти там спасение — здание было открыто со всех сторон, да и от крыши было одно название, тем не менее, это могло замедлить Дракона, а любой шанс сейчас был хорош.

Мы вбежали внутрь и тут же колокольня начала сотрясаться лихорадочным звоном. Дракон выпускал огненную струю за струей, ломая и круша стены. Колокол истерично бился от страшного дрожания земли — казалось, что та ожила и сейчас вздыбливается, пытаясь восстать на ноги. Прямо возле меня посыпалась крошка, затем упал кирпич, оцарапав руку. Я вскрикнула и прижалась к святому отцу. Его ряса горела, и мы вместе начали тушить ее, а поняв, что это бесполезно — я содрала ее, словно кожу, раздирая на лоскуты.

— Давай туда! — крикнул он через грохот, и увлек меня в глубину колокольни.

— Нас придавит там! — заорала я, вырываясь из его цепких рук.

Он повернулся ко мне и схватил за плечи.

— Ты доверяешь мне, Жюстина? — прочитала я по губам.

— Доверяю, падре, доверяю… — я взглянула ему в глаза и нашла то, что искала. Этот человек действительно заботился сейчас обо мне.

Вокруг все ходило ходуном. Камни сыпались словно мука, складывались мелкие балки, а вскоре нас оглушил страшный звон — колокол упал с высоты второго этажа, загудев на прощание погребальной мелодией. Мне стало страшно и я еще больше вцепилась в руку святого отца. Он быстро осмотрелся и встал посередине металлического круга, схватив и прижав меня к себе.

— Смотри, видишь этот навес? — он смотрел наверх, и сейчас я увидела, что мы стоим под небольшой аркой с прочным креплением. — Это место находится под колоколом и оно дополнительно укреплено — это было необходимо при постройке здания.

— Думаешь это убережет нас? — недоверчиво прокричала я.

— Уверен. Это самый прочный материал, он точно выдержит обрушение, надеюсь и атаку тоже!

Встав точно по середине круга, мы замерли — мы сделали все, что могли, больше от нас ничего не зависело. Вокруг все трещало и рушилось, словно на землю обрушился апокалипсис, а мы остались единственными выжившими посреди гибели всей планеты. Вдруг стены пришли в движение и начали оседать, поднимая в воздух каменную крошку и пыль.

— Падре! — крикнула я от страха. Мы опустились с ним на земляной пол и прижались как можно ближе. Я зарылась у него в груди и закрыла глаза. Если мы сейчас умрем, то пусть я не увижу этого. Пусть нас просто накроет камнями и смерть будет мгновенной.

Он не подавал виду, но ему тоже было страшно. Я чувствовала его дыхание у себя в волосах — оно было быстрым и тревожным.

Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох…

Он начал читать молитву, и я поняла, что он думает так же, как и я — настал конец нашей земной жизни. Очищающие слезы полились из моих глаз.

Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих; умастил елеем голову мою; чаша моя преисполнена…

Несмотря на то, что его голос был тихий, он вдруг обрел сакральное значение для меня и окружающего мира вокруг более не существовало. Чем больше он говорил, тем больше мне становилось спокойнее. Я вдруг поняла, что совсем не боюсь умирать, если рядом будет он.

Мои губы беззвучно повторяли каждое слово, а сердце успокоилось.

Благость и милость да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни.

Когда он произнес последнее слово, я поняла, что время пришло. Мое сознание и мое тело уже не принадлежало мне. Теперь я умираю, а моя душа станет птицей, как я и желала того. Но мне хорошо и спокойно.

— Я не боюсь ничего, падре, — это были мои последние слова, после чего я вздохнула и погрузилась в спасительную темноту.

Глава 12

Когда я вновь смогла думать и чувствовать, все закончилось. Наша планета утонула во мраке, но я все еще была жива. Мертвая тишина лишь изредка нарушалась потрескиванием и шорохами. Мне показалось, что я куда-то падаю и открыла глаза, вздрогнув. Вокруг было достаточно темно, и все же дневной свет проникал сюда каким-то непостижимым образом через крошечные трещины. Глаза почти сразу же привыкли, и я смогла разглядеть очертания фигуры неподалеку. Святой отец сидел спиной ко мне. Подрясник в некоторых местах выглядел обугленным и порванным, через дыры просвечивал голый торс. Рубахи на мужчине не было.

— Что ты делаешь? — прошептала я, стараясь принять вертикальное положение, и тотчас же поморщилась от боли. Куски тряпья, бывшие рубахой, были намотаны вокруг моих ног.

— Жюстина, твои ноги… я прикрыл раны.

В благодарность я лишь кивнула.

— Ты не пострадал? — я видела царапины на его руках и кое-где они сочились кровью, однако, серьезных повреждений не было.

— Все в порядке, — коротко ответил он и продолжил перетаскивать камни в кучу.

— Думаешь, сможешь выбраться? — безнадежно спросила я, кивнув на громадный завал, окружавший нас.

Мужчина пожал плечами.

— Мы оказались заперты, но бог все еще с нами, ведь так? — улыбнулся ободряюще он.

— Да уж, во всяком случае, это место действительно очень прочное, иначе мы были бы уже мертвы. На пути к богу! — пошутила я, но падре не оценил шутку.

— Не нужно насмехаться и гневить господа.

Я встала на четвереньки и подползла к святому отцу. Это было больно, но терпимо.

— А что прикажете делать? Может быть помолимся?

— Жюстина, — свекрнул он глазами.

Из-за малого количества одежды, сейчас я смогла рассмотреть на нем большой красивый крест, покоящийся на груди. Черный в сверкающих крошечных бриллиантах. Чуть выше бился бугорочком пульс на шее, а еще выше привлекали внимание красивые губы, которые принялись читать молитву.

— Нашли время, — иронично буркнула я, шутливо зашипев, и отползлая обратно. — С таким же успехом можно начать стихи читать.

— Бессовестная, — нахмурился падре. — Вместо того, чтобы благодарить бога…

— А я благодарю тебя! — вспыхнула я. Это ведь ты бросился к нам на помощь, это ты вытащил меня из огня и потащил в колокольню. Это ты спрятал нас тут, в самом безопасном месте на земле.

— Бог говорит через меня, — упрямо повторил падре. — В любом случае, что ты предлагаешь?

— Например, позвать на помощь! Дракон-то может уже устал, улетел. Должны же начать разбирать завалы, — развела я картинно руки в стороны и скорчила рожицу.

— Попробуй, — он махнул рукой на стены. — Давай. Отсюда, скорее всего, ты докричишься разве что в ад.

— Падре! — я взглянула на него с ухмылкой. — Мне кажется, или вы научились у меня богохульным шуткам?

Он ничего не ответил, лишь принялся вновь за работу, оттаскивая камни в сторону. Я же пыталась кричать, но мои попытки быстро исчерпали себя, и я вновь задремала.

Через некоторое время я проснулась и увидела, что падре не сдавался. Подрясник лежал у меня под головой вместо подушки. Боже мой, какая забота! А сам святой отец с голым торсом таскал камни, явно смертельно умаявшись. Мгновение я любовалась его мускулами, бугрившимися от физического труда.

— Ты не боишься обрушения? — спросила я, нахмурившись.

Святой отец резко повернулся ко мне и я увидела, что лицо его покрыто каплями пота, сажей и пылью. Здесь становилось действительно жарко — воздух проникал сюда не столь прытко, как хотелось бы.

Он устало выдохнул и уперся ладонями в колени.

— Я стараюсь действовать с умом, — ответил он и указал на пока еще заваленный проход — вот тут должна быть дверь, по идее добираться до нее не слишком долго. Да и основные несущие плиты в другой стороне колокольни — он указал на противоположный завал.

— Но как ты тут ориентируешься? — удивилась я. — Я чувствую себя словно в воде, не понимая, где верх, а где низ.

Падре засмеялся.

— Если под водой ты не понимаешь, куда плыть, смотри на свои волосы — они всегда будут всплывать наверх.

— Благодарю за урок просвещения, но все же? — настойчиво спросила я.

Он подошел близко ко мне, настолько близко, насколько можно было.

— Интересно, — прошептала я.

Он хотел меня поцеловать или что это был за выпад? От внезапной близости его тела я вновь почувствовала желание провести по его коже пальцами.

— Посмотри вниз, — сказал он тихо.

— Что? — не поняла я, летая в своих мыслях.

— Посмотри под ноги, — сказал он нарочито громко и сделал шаг назад. Я взглянула вниз и увидела рисунок, выполненный на дощечках со сторонами света — запад, юг, восток и север.

— Тьфу ты! — скривилась я, а падре усмехнулся.

Следующие четверть часа мы ходили, прощупывая завалы, пытаясь докричаться, или отдыхали, прислонившись к камням.

— Знаешь, я подумала, что если Дракон убил всех остальных, разрушил приют и никто к нам не придет на выручку? — предположила я, в красках представив мрачное будущее. — Тогда в двадцать первом веке, в котором я родилась, найдут кости и будут гадать, кому же они принадлежали.

Святой отец внимательно взглянул на меня и сел рядом.

— То, что ты мне говоришь… Это звучит очень странно. Ты сама понимаешь, что рассказывать об этом никому нельзя? Тебя сочтут колдуньей и предадут огню.

— Но тебе я же доверилась. И не прогадала, — улыбнулась я.

Падре мотнул головой.

— Если это правда… то, что ты говоришь, то люди испугаются. Тебе повезло, что на твоем пути оказался я.

— Да, падре, мне очень повезло с тобой, — я придвинулась к нему и положила голову на грудь. Он вздрогнул, но не оттолкнул меня, на что я сразу обратила внимание, — это прогресс. Перед лицом смерти мы все становимся ближе к богу, да?

Он провел легонько пальцем по моим волосам.

— Я все-таки думаю, что ты ведьма, которая хочет соблазнить меня.

Усмехнувшись, я подняла глаза.

— Значит, по твоему, я заслуживаю все-таки сгореть?

— Нет, — ответил он тихо и кротко. — Сердцем я чувствую твою внутреннюю доброту и красоту.

— Или я все же ввожу тебя в дьявольское заблуждение.

— Или все же вводишь в дьявольское заблуждение, — его глаза казались черными и бездонными от проникающего дневного света откуда-то из далеких недр камней.

Я оторвала кусочек своего монашеского одеяния и придвинулась к священнику вновь.

— Можно? — спросила я, занеся руку.

Он кивнул и прикрыл глаза, чтобы не мешать мне выполнять работу.

Я принялась аккуратно вытирать грязь со лба, продвигаясь по часовой стрелке. Над бровью была царапина и я аккуратно промокнула ее чистой стороной. Затем прошлась по ресницам и закрытым глазам. На щеках остановилась чуть дольше — из-за щетины грязь забилась и удалялась сложнее. Мне пришлось даже слегка потереть и пальцами я случайно задела кожу, от чего по ней тут же прошел электрический импульс. Как же приятно было его касаться! Я опустилась чуть ниже — к губам и, не сдержавшись, большим пальцем провела по их кончику.

Падре приоткрыл один глаз, затем другой, перехватил легонько руку и прошептал срывающимся голосом.

— Спасибо, дальше я сам, — затем отобрал у меня кусок тряпья и наспех обтер остальную часть лица и шею.

— Скоро начнет темнеть. У нас есть какой-нибудь план? — спросила я, пытаясь заплести свои волосы потуже, чтобы непослушные локоны перестали выбиваться и падать мне на шею, лицо и глаза.

— План…, — задумчиво сказал он. — Может быть, попробовать еще раз покричать?

Я закатила глаза, но ничего не сказала — у меня тоже не было предложений. Ничего не оставалось как кричать, и я принялась надрывать глотку.

— Хватит! — сказал наконец священник. — Мы тратим силы зря. Думаю, помощи не стоит ждать.

Мы принялись за перетаскивание камней вдвоем и дело теперь пошло быстрее. В моменты передышки, когда мы отходили в сторону, становились видны результаты нашей работы, а падре уверенно произносил: “скоро мы выберемся наружу, осталось еще чуть-чуть”. Вскоре любой свет перестал проникать в расщелины камня, видимо, снаружи наступила ночь.

— Продолжим завтра, нам нужно передохнуть, — наконец, сказал священник, однако, его голос прервало потрескивание, которое перерастало в грохот.

— Обвал, — пискнула я, и тут же на голову нам просыпалась каменная крошка, а несколько камней скатились вниз.

Мы отбежали в самый конец, подальше от нашего хода и застыли, молясь каждый про себя. Все замолкло, но угроза обрушения была слишком высока.

— Нам не выбраться отсюда, — выдохнула я, и прильнула к святому отцу.

Через несколько минут страх отпустил нас и мы все-таки решили передохнуть, а завтра при дневном свете посмотреть результаты обрушения.

Я лежала у него на груди и слушала стук сердца. Этот звук меня успокаивал и одновременно заставлял размышлять о быстротечности нашей жизни.

— Падре… — позвала я тихо.

Он не спал и сразу же откликнулся.

— Мм?

— Почему ты решил стать священником?

Преподобный не спешил отвечать. Наконец, он сказал:

— Я увидел своими глазами то, во что никогда не верил.

— Это было что-то страшное?

— Да. Это сделало меня другим человеком. Смысл моей жизни изменился.

— Ты никогда не думал вернуться к мирской жизни? Ты был там счастливым?

Падре вновь задумался и я поняла, что он думает сейчас о своей погибшей жене.

— Был, — наконец ответил он тихо, не пускаясь в разъяснения.

— Знаешь, я не много видела священников, но мне кажется, в тебе есть что-то живое. В тебе есть огонь, который заставляет тебя иногда смотреть на мир взглядом обычного человека, может быть, даже воина.

— Я нахожу счастье и утешение в помощи нуждающимся. Здесь, в приюте, я нашел то, что мне нужно. Люди приходят сюда за помощью, и бог помогает им через мои руки.

Я хотела еще что-то спросить, но видимо, не совсем удачно двинулась и случайно зацепила одну из болючих царапин. Падре дернулся от боли и немного застонал.

— Извини, я не хотела! — воскликнула я, тут же вскочив. Тьма была такой кромешной, что казалось, будто я закрыла глаза, хотя они были открыты.

— Все в порядке, Жюстина. Правда, — по шуршанию я поняла, что он вернулся на свое место. — Расскажи мне о своем мире, — попросил он. — Люди верят в бога? Горят ли костры инквизиции?

— Странно, что ты спросил, — усмехнулась я. — В моем мире теперь есть демократия. Только от этого еще может быть и хуже. Ненастоящая доброта и ласковое лицемерие. Войны, сжигающие дотла целые города. Искусственные популярные лица, проповедующие с экранов телевизоров фальшивые истины.

— Но что-то хорошее там есть?

— Есть. Наверное, но я не встречала. Что-то хорошее я нашла здесь, — мне вдруг безумно захотелось его обнять. Я бы не выпускала его из своих объятий никогда!

— И что же это? — спросил падре очень тихим, дрогнувшим голосом.

Он знал ответ на свой вопрос, но все равно задал его, желая услышать вслух.

— Тебя, — прошептала я тихо и потянулась к нему.

Я была готова ко всему — он меня оттолкнет, накричит, начнет причитать и молиться, но меньше всего я ожидала готова встретить на полпути его губы. Мы слились в поцелуе, словно ждали этого всю жизнь. Словно родились лишь с единой целью — найти друг друга, отыскать среди хаоса миров, перейти в другое измерение и вернуться в прошлое!

Сладкий обжигающий поцелуй дал мне незнакомые чувства, которые я никогда не испытывала ни с одниммужчиной. Я тонула и тонула в этой зефирной неге, даже не пытаясь сопротивляться, более того — я хотела этого!

Отсутствие любого света обострило чувства — я слышала каждое его дыхание, ловила любое изменение биения сердца. Оно билось чаще и быстрее, я ясно ощущала его в груди моего падре. С удовольствием ласкала пальцами его кожу и трогала, нежила, целовала каждую частичку его лица, шеи. Он зарывался в моих волосах, ласково опрокидывая мою голову назад и отдавая мои нежные поцелуи мне обратно.

Он что-то ласково рычал и быстро шептал, пока я летала в облаках, тешась надеждой, что отныне он всегда будет моим. Его руки быстро скидывали остатки одежды с меня и я отдавалась его теплым объятиям. В тот миг я была самой счастливой, еще не зная, какие события ждут нас впереди!

Ах, беспечное блаженство.

И почему мы не птицы…

Глава 13

Я проснулась от холода, стуча зубами. Преподобный заботливо прикрыл меня остатками своего подрясника, и продолжил прокладывать ход наружу.

— Падре, — тихо позвала его я.

— Тсс, — он обернулся и я вдруг поняла, что вижу его очертания. Свет снова просачивался сюда, но это был не дневной свет, а холодный рассеянный блик в голубоватом мерцании.

“Луна” — догадалась я.

— Иди сюда, — поманил преподобный меня и я подчинилась. Он предложил мне присесть, и снизу я увидела широкую щель, через которую чадил неполный месяц в голубом тусклом зареве.

От радости я чуть не захлопала в ладоши.

— Почему нужно разговаривать тихо? — спросила я шепотом. — Думаешь, там может затаиться Дракон?

Святой отец отрицательно покачал головой.

— Нет, Дракон себя давно бы обнаружил, но там кто-то есть. Я слышал звуки.

Я с испугом взглянула на падре и предположила:

— Может быть кто-то из наших? Ранен?

Святой отец только пожал плечами и сказал:

— В любом случае нужно быть осторожными. Я не знаю, кто это может быть, но его поведение мне не нравится. Мне показалось, что он рычал.

— Может тут и оборотни водятся? — саркастически прошипела я. — Кого еще нелегкая могла занести в этот ужасный мир?

— Час назад ты была всем довольна, — падре состроил смешную рожицу. Хорошо, что было темно и он не увидел моего смущения. — Помоги мне вот с этим камнем, я никак не могу его сдвинуть.

От выхода нас отделял крупный валун, который подпирал много более мелких камней собой. Отодвигать его было опасно, но в то же время он блокировал любое следующее продвижение вперед.

Хвататься вдвоем за него было неудобно, а у одного явно не хватало сил. Промаявшись с час, мы бросили это занятие.

— Может быть попробуем позвать этого страдальца? Вдруг он поможет нам? — спросила я.

Падре провел пятерней по своим растрепавшимся волосам и вздохнул.

— Судя по всему, у нас нет выбора.

Я только хотела набрать полные легкие воздуха и позвать, как священник взял меня за руку.

— Подожди, я хочу кое-что сказать…

— Да?

— Что бы там не случилось, как бы дальше не развивались события…

У меня внутри все опустилось. Сейчас он скажет, что это была случайная связь.

Однако, он продолжил:

— Ты должна знать, что ты очень важна для меня. Правда.

Я замолчала. Хотелось задать ему много вопросов. Например, о его жене, из-за смерти которой он принял монашеский обет. У меня были вопросы о наших возможных дальнейших отношениях, а они зависели от того, насколько я ему небезразлична. Но вместо вопросов я лишь молчала. Разве я что-то вправе требовать от него, если он даже не знает настоящую меня?

— Пусть эта ночь останется только между нами, хорошо? — я положила ладонь на его руку. — Мы поговорим об этом позже.

Я отняла руку, но затем вновь обратилась к падре:

— У меня только один вопрос к тебе.

— Да?

— Как тебя зовут… звали в мирской жизни?

Преподобный усмехнулся.

— Грегори.

Я задумалась. О каком же Люке Буром упоминал тот детина, который спас меня во время казни? Однако, не успела я открыть рот, как послышался стон.

— Там точно кто-то есть? — зашептала я, то пригибаясь, то вставая на цыпочки, стараясь рассмотреть хоть что-то.

Но щель была слишком узкая, да и ночь не способствовала хорошему обзору.

Хрипы становились все громче.

— Грегори… — я сжала его руку.

“Я вас слышу. Кто там?” — голос исходил от человека, который лежал в траве недалеко от завала. Только голос этот был очень низким, сиплым и словно гавкающим. Было странно слышать его из человеческого рта, словно этот человек говорил через трубу, от чего речь приобретала странное звучание..

Падре вдруг замер и прислушался, подняв брови.

— Что? — спросила я его шепотом. — Кто это?

“Это я. Греги. Ты слышишь меня?” — сказал падре достаточно громко, проигнорировав мой вопрос.

В траве кто-то заерзал. Послышался шелест и хруст. Человек поднимался с большим трудом, волоча конечностями, словно крыльями. Я выглянула в отверстие и испуганно отстранилась. Широкая тень заслонила темнеющий вдали лес и медленно приближалась. Было в ней что-то странное, нечеловеческое, пугающее. Мне даже показалось, что человек надел широкий мешок и что-то прячет в нем. Черная тень росла по мере приближения, меняясь в очертаниях, а, дойдя до завала с обратной стороны, остановилась и присела, вновь застонав.

— Помоги нам, — сказал падре, обращаясь к существу.

От страха я не могла вымолвить и слова. Зачем он его подзывает? Становится очевидно, что это не раненый человек. Тогда кто? Я отошла еще не насколько шагов и, стараясь не издавать ни звука, медленно подняла увесистый камень.

Тем временем черная фигура закопошилась меж камней, и вскоре начала отбрасывать один камень за другим. Завал затрещал, вновь посыпалась крошка. Между нами и свободой оставался тот самый большой валун, который мы не смогли сдвинуть. Существо вновь застонало и пробормотало что-то нечленораздельное, а затем отбросило одну руку, больше похожую на лапу зверя, в сторону, схватило ей тот самый камень и потянуло на себя.

Мелкие осколки посыпались сверху на странную тень, осыпая градом ударов, однако, существо не думало убегать. Оно стонало и тянуло булыжник на себя. Грегори кинулся на помощь и теперь две темные фигуры двигали тяжелый камень. Еще чуть-чуть и он тронулся, наконец, с места!

— Аллилуйя! — прошептала я.

Как только появился небольшой проход к свободе, существо охнуло и свалилось на землю.

— Давай, сюда! — Грегори протянул мне руку и помог выбраться наружу. Я с осторожностью ступала по земле, стараясь не задеть странного спасителя. Через минуту падре также выбрался наружу и тут же бросился к существу.

— Сюда, Жюстина! Мне нужна помощь!

Я наклонилась над тенью и ахнула. Прямо на земле передо мной лежал знакомый мне мужчина. Он был практически нагой. В разорванном тряпье, залитом кровью. Белокурые волосы растрепаны и грязны. Но это несомненно был тот мужчина, который отважно спас меня в таверне. Это был Анатоль де Сад.

С удивлением я разглядывала своего друга. В правом боку у него торчала стрела. Но больше всего меня поразило не это. Правая рука была не похожа на человеческую. К самому концу она обрастала кожистыми наростами с белесыми прожилками. Пальцы отсутствовали, вместо них на земле лежало самое настоящее драконье крыло!

Только сейчас я обнаружила, что до сих пор держу камень и прячу его за спиной. Откинув его в сторону, я закрыла свой рот руками, чтобы не закричать.

— Это же…Это… — слова застряли у меня в горле.

— Да. Ты не ошибаешься, — мрачно сказал падре. — Помоги мне отнести Анатоля в безопасное место. Давай сначала на задний двор. Нужно узнать, где остальные, а затем спрятать его.

Почти сразу же стало понятно, почему остальные обитатели приюта не приходили к нам на помощь. Оба входа — центральный и задний были завалены — Дракон снес крыльями небольшие шпили на стенах, которые упав, задели навесы. Те обрушились и похоронили под собой входы.

Нести Анатоля было очень тяжело — его вес был непомерным, и я почти уверена, что основная тяжесть приходилась на крыло рептилии, которую Греги поправлял и старался не волочить по земле, хотя оно постоянно свисало и цеплялось за камни и коряги деревьев.

— Давай пока положим его сюда, — падре указал на темное бревно, возле которого виднелась горка песчаника — днем там игралась Клотер и настроила целый город, который сейчас пришлось разрушить. Мы пристроили Анатоля и начали откидывать камни с прохода, стараясь их проредить и открыть хотя бы крошечный лаз.

— Как думаешь, никто не пострадал? — с волнением спросила я падре в минуту отдыха.

Мы оба выглядели страшно уставшими и грязными: наши лица были покрытыми пылью и сажей. Грегори натянул на себя рваную рубаху, которой я укутывала свои ноги, и выглядел словно бродяга. Впрочем, определенное очарование в нем было — сейчас он совсем не выглядел как непоколебимый падре. Он был человеком. Настоящим. Ранимым. Даже немного испуганным. Он хмурил брови, иногда поправляя растрепавшиеся волосы и в глазах горел огонь надежды. Он переживал за тех, кто оставался еще в стенах здания.

Вскоре мы проделали достаточный проход и падре ворвался внутрь. Не дожидаясь меня, побежал внутрь и я поняла, что он кинулся к центральному входу. Когда я дошла до места, он стоял с улыбкой облегчения.

— Что случилось? Все живы? Я никого не вижу здесь, — спросила я растерянно, не понимая, чему он радуется.

— Я знаю, где они! — святой отец еще раз выдохнул. — Идем!

Мы прошли в трапезную, оттуда на кухню. Плошки и чашки были раскиданы тут повсюду. В некоторых стояла остывшая еда. В кухне падре подошел к шкафу и начал сдвигать его.

— Что ты делаешь? С ума сошел? — я не понимала, зачем он двигает шкаф.

Но святой отец не останавливался.

— Ты знаешь, почему приют назвали в честь Святого Мартина? — спросил он.

— Ну, — протянула я, вспоминая, что рассказывал мне Жак. — Вроде припоминаю. Беглых монахов повесили на дереве.

— Вот, — кивнул Грегори. Он отодвинул шкаф и я обнаружила за ним зияющую черную дыру. — На этом месте раньше была небольшая церквушка, от нее-то и осталась колокольня, которую потом достроили и укрепили балками из того самого металла, который спас нам жизнь. И вот, когда за монахами пришли и всех вытащили, чтобы казнить, то нашли их всех в подвале. А уж когда строили приют на месте разрушенного монастыря, то подвал решили оставить, но спрятать его от посторонних глаз, чтобы в случае чего можно было бы там найти укрытие.

— Значит, все прячутся в подвале? — радостно догадалась я.

— Да, — кивнул падре и шагнул в темноту.

Я последовала за ним и, когда глаза привыкли к темноте, увидела крутые ступени, спускающиеся вниз.

Через минуту я услышала голоса, и тут же раздался знакомый родной голосок Клотер:

— Жюстина!

— Клот! — заорала я в ответ!

Вскоре мы обнимали и целовали друг друга, словно не виделись целую вечность. По сути так оно и было. Я слишком привязалась к этой девчонке.

После того, как все вышли из подвала, Грегори подозвал Агриппину и о чем-то с ней шептался несколько минут. Я не слышала о чем они говорят, но видела, как меняется лицо настоятельницы. Неужели он ей рассказывает об Анатоле? Значит, та была в курсе. В конце она хмуро взглянула на меня, а я и глазом не повела.

Падре подошел ко мне и сказал:

— Настоятельница прикроет нас. Помоги мне затащить Анатоля. Думаю, укрыть его в подвале будет лучшей идеей!

Пока Агриппина распределяла людей — часть из них отправились освобождать центральный вход от камней, другие ждали в комнате — мы отправились за Анатолем. Он лежал на том же месте, где мы его и оставили, чуть подрагивая сухими губами.

— Грегори, обещай помолиться о моей душе. За всю ту помощь, которую я делаю для тебя, — натужно шептала я, пока мы несли Анатоля в подвал. Мои руки практически отказывались мне подчиняться и я пыхтела изо всех сил.

— Обещаю, дочь моя. Если ты мне еще немного поможешь, я и свечку за твое здоровье поставлю, — пропыхтел Грегори в свою очередь.

Наконец мы спустили Анатоля в подвал, чуть не перевернувшись на ступенях. Внизу горело несколько свечей в лампадах и была набросана целая гора ветоши, что было весьма кстати. Положив Анатоля, Грег повернулся ко мне.

— Иди, ты должна отдохнуть. Скажи Агриппине, чтобы спустилась ко мне, как уложит всех по комнатам. А людей успокой — если будут спрашивать, Дракон улетел. Больше он не вернется. Я сделаю все возможное…

— А ты? Тебе разве не нужен отдых? — взволнованно прошептала я. Падре лишь грустно взглянул на раненого и покачал головой.

— Анатолю нужна моя помощь больше, чем когда либо. В конце концов я стал причиной его несчастий.

Я широко раскрыла глаза, выказывая удивление.

— Надеюсь, скоро ты поведаешь мне свою историю, преподобный. Ты полон загадок, словно темный лес.

— Любопытная, — пошутил устало он, а я поднялась на цыпочки и легонько поцеловала его в губы.

Глаза падре загорелись и я увидела, что, несмотря на внешнюю усталость, он действительно полон сил и жизненной энергии.

Вскоре я наспех обмывалась холодной водой, желая лишь одного — поскорее уснуть в своей постели.

Глава 14

Спала я долго. Этой ночью ко мне не приходила даже Клотер, видимо, Агриппина запретила строго-настрого, только вот о причине оставалось лишь догадываться. То ли хотела дать мне отдохнуть, то ли решила окончательно выжить из приюта. Солнечный луч, проникающий в крошечное окошко, падал поперек постели и создавал впечатление меча, перерезающего одеяло на две части.

Я встала и взглянула на себя в импровизированное зеркало — под глазами мешки, лицо в мелких царапинах.

Да и ноги жутко болели, несмотря на лечебную мазь, которую дал мне Жак, ссадины были довольно ощутимыми.

Натянув чистую одежду, которую мне заботливо принесла перед сном молодая послушница Августина, и причесав волосы в тугую луковицу, я спустилась вниз. Завтрак уже закончился, и все, кто мог передвигаться, вновь убирали последствия атаки Дракона.

Я вышла в трапезную. На столе стоял остывший завтрак, предназначавшийся для меня, как поведала мне Клотер, которую я встретила минутой раньше. Пообещав ей, что после завтрака присоединюсь к остальным, я прошла на кухню. По расспросам никто не видел падре и к утренней молитве он не спускался, значит, из подвала не выходил.

Отодвинуть шкаф было тяжеловато, но вскоре я справилась и заглянула вниз. Крутые ступени хранили молчание, и я осторожно ступила по ним, постаравшись прикрыть шкаф за собой поплотнее.

Несмотря на страхи, картина, открывшаяся мне, была довольно ожидаемой. На ворохе тряпья по-прежнему лежал Анатоль без сознания. Неподалеку стояла лоханка с водой, а рядом валялись грязные свернутые тряпки, на некоторых из них виднелась запекшаяся кровь. Лицо мужчины было чистым, но очень бледным. Правая рука бережно завернута в несколько слоев порванной на куски простыни.

Рядом с топчаном, прислонившись к стене, спал Грегори, свесив голову. Он был переодет в чистую одежду, но царапины и ссадины перебинтованы не были, что говорило о том, что сам о себе он не позаботился. Несмотря на крайне неудобную позу, падре даже не пошевелился, когда я к нему подошла. Сложив первое попавшееся тряпье в несколько слоев, я подложила его под спину падре, однако, тот проснулся и резко схватил меня за руку.

— Ой! — воскликнула я. — Извини, не хотела тебя тревожить.

Испуг в глазах преподобного тут же прошел, он без слов вскочил и кинулся к Анатолю. Тот не шевелился и лежал тихо, словно мертвый. Священник склонился к его губам, потом с облегчением вздохнул.

— Я пытался помочь ему. Перевязывал раны и молился всю ночь. Это все, что в моих силах.

Я подошла к святому отцу и положила руку на плечо.

— Сейчас я принесу еду!

— Не нужно. Я не голоден.

— Пожалуйста, — настояла я. — Тебе нужно поесть.

Он кивнул, и через несколько минут я уже спускалась обратно, держа одной рукой поднос с моим завтраком.

Падре тотчас же принялся жадно хватать еду и впихивать ее себе в рот.

— А ты говорил, что не голоден! — театрально возмутилась я и всплеснула руками.

— Честно сказать, только сейчас ощутил вкус, — пояснил преподобный с набитым ртом.

— Аппетит приходит во время еды! Поговорка такая.

Подождав пока Грегори все съест и отставит поднос в сторону, я достала баночку с мазью.

— Это ведь мазь Анатоля. Может быть попробуешь смазать ей… крыло, — последнее слово я выговорила с трудом.

Священник кивнул и взял мазь. Он склонился над Анатолем и начал разматывать ветошь.

— Тебе, наверное, интересно, что приключилось с ним и почему он принял облик Дракона? — спросил падре, не смотря на меня.

Где-то внутри себя я надеялась, что все-таки там будет обычная человеческая рука, а крыло окажется лишь ночной галлюцинацией, но вид темно-коричневого кожистого органа с бугрящимися наростами отбросил все сомнения.

— Это… выглядит ужасно, — тихо заметила я. — Конечно, блин, мне интересно, что с ним случилось!

Падре принялся осторожно обтирать израненные места, не морщась от прикосновения к крылу, точнее его ошметкам, потому что часть ткани странно почернела и скукожилась, словно постепенно высыхала.

— Знаешь, я тебе расскажу нашу историю, но жду от тебя сочувствия и прошу меня не осуждать, — он на мгновение остановился и взглянул на меня. — Ты меня понимаешь? То, что ты узнаешь, не должен услышать никто из наших людей.

— И даже Агриппина? — насмешливо спросила я, приподнял одну бровь.

— Она знает не все.

— Но о Драконе и об Анатоле она знает? — уточнила я.

Падре кивнул.

— Благодаря ей, он все еще жив. Это долгая история. Все началось с того, что к нам в приют пришел бродяга. Он шел из дальних краев и почти умирал, но все-таки нашел нас. Когда мы с Агриппиной увидели его под дверьми нашего приюта, мы были уверены, что он уже испустил дыхание. В ту ночь стояла полная луна, — тут Грегори остановился, присел на топчан рядом с Анатолем и посмотрел вдохновленно наверх, словно видел сейчас ту ночь и ту круглую луну на сером потолке в темных разводах. — Она была такой круглой и светила так ярко, что некоторые предметы можно было рассматривать как днем. Тот бродяга был покрыт страшными язвами, из которых сочилась зелено-бурая слизь. Язвы виднелись повсюду — на ногах, руках, даже на лице. Но мы никому не отказываем в нашем приюте, поэтому, убедившись, что он дышит, затащили его внутрь и положили прямо у порога. Несколько дней Мадлен, моя жена, — голос Грегори осекся, но он тут же продолжил, — выхаживала болезного — она обтирала ему уксусом раны, промывала водой сухую кожу и старалась накапать в рот хотя бы несколько капель бульона. Как ни странно, но через день бродяга очнулся и поведал, что он был предводителем мятежников в другом конце страны. Они жили в далеких густых лесах и планировали очередной налет, как налетел страшный вихрь, после которого выжил он один и то чудом! Но после того события он сильно заболел — начал покрываться сочившимися язвами. Он ходил из одного села в другое и каждый раз оставлял после себя смерть. Те люди, рядом с которыми он находился, неизбежно умирали. В конце концов, в одном глухом селе ему рассказали о ведьме с Гиблых Болот, которая сможет вылечить его недуг. В поисках этой ведьмы он и набрел на наш приют. Неподалеку отсюда и начинаются те места, куда ушла жить ведьма, — падре говорил спокойно и без спешки, не глядя на меня. — Про нее ходили всякие слухи. Я еще был совсем юным, когда она ушла от людей. К ней потом отряд засылали, чтобы убить ее, только вот не вышло. Тогда выжило всего два человека, да и те тронулись умом. Поэтому я не знал, жива ли она и сможет ли действительно оказать помощь больному путнику.

Тут падре сделал паузу, чтобы вновь замотать израненное крыло.

— Это была чума, — прошептала я, осененная догадкой.

— Да, вероятнее всего, — согласился Грегори. — Лекарства от нее не существует..

— Но, подожди, — воскликнула я. — Если ты общался с больным чумой, то…

— Почему я жив? — грустно закончил за меня падре.

Я лишь кивнула, в нетерпении ожидая продолжения истории.

Вскоре преподобный удовлетворил мое желание.

— Когда мы поняли, что это чума, я немедленно убрал Мадлен от того бродяги. Я велел запереть его здесь, в этом подвале. Он лежал там, — падре махнул рукой на противоположный край стены, где сейчас высилась лишь гора грязной одежды да корзина с парой гнилых яблок. Я с содроганием взглянула туда, подумав, что никаких прививок от такой болезни тут еще не изобрели. — Однако, было слишком поздно. Мадлен заболела первая. У нее начался сильный жар, бред, она все чаще находилась не здесь, а витала в своих ужасных снах. Ее тело начало покрываться язвами, также как и тело бродяги. Раны сочились гноем и ничего не помогало.

Падре замолк и я увидела, что ему тяжело вспоминать те дни. С сожалением я смотрела на него, представляя, что ему пришлось пережить. У меня в горле встал ком, и я не знала, как мне лучше поступить. Я не была уверена, что сейчас ему нужно мое утешение. Тем временем преподобный продолжал говорить, глядя в прострации куда-то в сторону, словно рассказывал свою историю невидимому рассказчику.

— Затем заболела Агриппина, еще несколько наших людей, живших в приюте, в том числе сиделки-монахини. Я не знал, что делать. От отчаяния я буквально не находил места и рвал на себе волосы. Я кричал и срывался на бродягу, который принес ужасную болезнь в наш приют. Сейчас я жалею об этом, он хотел помощи, он желал спасти свое тело и свою душу. Он был уверен, что проклят и верил, что ведьма сможет помочь ему. Одной ночью, когда Мадлен переставала узнавать меня, мы собрались выдвигаться на Болота, хотя преподобный приюта — святой Марк был против. Он лишь молился и уповал на господа бога, на его помощь. Но я потерял всякую надежду. Мне было все равно — хоть спуститься в сам ад за помощью, лишь бы Мадлен осталась жива и здорова. Но этой же ночью бродяга умер.

Падре снова осекся и я увидела, что в глазах у него заблестели слезы. Я не смогла себя сдерживать и подбежала к нему, обняла и сказала:

— Ах, Грегори! Как это все ужасно. Поистине трагические события.

Падре вздохнул, собираясь с силами и продолжил:

— За бродягой умер и преподобный, а через одну ночь умерла и моя Мадлен.

Тут священник перекрестился и замолк. В его глазах я читала боль.

Глава 15

Мы молчали несколько минут, а я не решалась перебивать эту тишину. Я чувствовала, что это особенное молчание, которым мы поминали Мадлен. Я думала о том, что она была прекрасным человеком с доброй душой. Грегори начал также внезапно, как и остановился.

— Анатоль. Мой друг. Мы давно знали друг друга и дружили много лет. Как раз в то время он приехал к нам, услышав об эпидемиях чумы, поражающих села. Слышал он и о бродяге, искавшем ведьму. Анатоль прискакал как быстро, как смог. Он хотел предупредить о том, чтобы мы не пускали на порог проклятую душу, помеченную болезнью. Но было слишком поздно. К тому времени заболел и я. Все чаще меня преследовали галлюцинации — я видел Мадлен, она постоянно мне снилась, такая красивая и молодая. Она собирала фрукты и угощала меня ими. А потом я приходил в себя и оказывался в аду. Я настрого приказал Анатолю убираться, закрыв приют. Никто не смел отсюда уходить. Несколько человек уже успело умереть и мы хоронили их одного за другим в лесу. Но Анатоль был слишком настырен, он прокрался ко мне и сказал, что мы поедем искать ведьму, или же он останется тут со мной навсегда. Болезнь одолевала меня и не было никаких сил сопротивляться. Он посадил меня на лошадь и мы поскакали вглубь леса. Иногда я приходил в себя, мои зубы стучали от холода, а Анатоль бережно укрывал меня теплым камзолом. Я не знаю сколько мы были в пути, но однажды в бреду я почувствовал ласку теплого очага. Мне сразу стало хорошо, огонь грел мои продрогшие насквозь кости и я даже подумал, что умираю, начал молиться, но тут же моя молитва была прервана. Перед лицом показалась ужасная старуха с горбатым носом и с всклокоченными волосами. Она что-то щебетала и я не понимал ее языка, а потом она насильно влила мне какой-то отвар в рот. Он был горький, как полынь, но удивительное дело — мне значительно полегчало, и я смог думать также, как и до болезни. Рядом со мной сидел Анатоль, как в воду опущенный. Я тут же кинулся к нему, но он сказал, что ведьма мне сама все расскажет.

Падре вновь прервался, чтобы попить воды, а я с нетерпением ждала продолжения истории.

— Это была та самая ведьма с болот? Значит, вы ее нашли? — спросила я.

— Да, это была она. Мы рассказали о нашей беде. И она предложила нам сделку. Она заберет чуму себе, спрячет ее, излечит всех, кто ею болен, но за это я должен буду отдать ей свою душу.

— Ничего себе! — оторопела я. — Значит, сказки про бабу ягу не такие уж и сказки. Об этом нужно обязательно рассказать Лохински.

— Кому? — не понял священник.

Я лишь махнула рукой.

— Своему воображаемому другу, — пошутила я, но падре шутку не оценил. — Так и что? Ты отдал ей свою душу?

— Нет! — воскликнул священник. — Я хоть и не имел сана на тот момент, но все-таки никогда бы не отправил душу на вечные муки. Лучше было умереть прямо сейчас, но отправиться к богу.

— Но если ты выжил, значит… Анатоль? — догадалась я.

Преподобный кивнул.

— После того, как я отказался отдавать ведьме душу, она положила мне свою руку на лицо и приказала спать. Сквозь сон я слышал ее бормотание — она сказала, что мой друг догадывался о таком исходе, поэтому согласился отдать ей себя! Я заснул, а когда проснулся, то был уже под стенами своего родного приюта. Несмотря на то, что чувствовал я себя странно, никаких язв на мне не было, да и голова оставалась ясной. Я вошел внутрь и встретил там всех в добром здравии. Но в ту же ночь пошел сильный дождь. Он лил как из ведра — сплошной стеной. Я уж думал, что нас всех утопит в наказание. Никто не слышал об Анатоле, он не появлялся, он пропал, так же как и я. Только вот я вернулся, а о моем друге никаких вестей. Я долго не мог заснуть, молился, вспоминал бредни о ведьме, о ее предложении, как услышал странный звук, доносящийся даже сквозь шум дождя. Я выглянул в окно и увидел, что к приюту направляется человек. Он хромал, да и руки у него были необычной формы — слишком большие и неуклюжие. Однако, когда я вышел на порог, чтобы встретить путника и помочь ему, я обомлел. Это был Анатоль.

— Ведьма забрала душу Анатоля себе и сделала его своим слугой, — подытожила я.

— Теперь она собирает для себя пажить в виде тех, кого спалит Дракон, — закончил свое повествование святой отец. — Теперь ты понимаешь, с какими ужасными вещами мне пришлось столкнуться и почему я решил принять сан? Как священник, я неустанно молюсь о душе Анатоля, и надеюсь вымолить ее у дьявола.

— Блин, ну и история, конечно! Никогда бы не подумала. Анатоль такой симпатичный молодой человек, добрый, отважный. И в то же время — Дракон, убивший кучу народа, сжигающий села дотла! Подумать только! Ну и дела, — не уставала удивляться я. — Но ведь какое-то решение проблемы существует? Неужели Анатолю никак нельзя помочь?

— Мы посылали отряды неоднократно в лес. И сам я тоже туда ходил. Но ведьму мы не нашли. Ее можно найти только, если она сама того пожелает.

— Но ведь Дракон летает туда. Неужели Анатоль ничего не может рассказать?

— Нет, — покачал головой падре, — он принадлежит ведьме и ничего не может сделать против нее. Процесс обращения в Дракона и обратно очень болезненный, при трансформации теряется важная часть рассудка и памяти. Поэтому находясь в ипостаси зверя, сам Анатоль многого не помнит. О том, что он учинил, часто узнает лишь позже.

— Но Агриппина? Она откуда узнала?

— Она знает, да, — неохотно кивнул головой падре. — Один раз она видела Анатоля и мне пришлось рассказать ей. Но нам повезло — однажды настоятельнице потребовалась моя помощь и я дал ей то, что она хотела.

— Что это за помощь? — быстро переспросила я.

Значит у падре есть рычаги воздействия на эту настоятельницу.

— Это не моя тайна, Жюстина, — мягко ответил священник. — Если она пожелает, то сама расскажет тебе об этом однажды.

Я подумала, что может быть стоит сообщить об угрозах, но потом передумала. Не сейчас. Сейчас речь шла не обо мне. Мне действительно было жаль Анатоля. Я глянула на него — тот по-прежнему не приходил в себя, но мне показалось, что его щеки чуть-чуть порозовели.

— Грегори, — сказала я тихо. — Ты должен подняться к себе и отдохнуть. Я пока что подежурю здесь.

— Ладно, — согласился он. — Дай мне пару часов и я вернусь.

— Конечно, — кивнула я. — Только скажи настоятельнице, чтобы следила за Клотер. Девочка привязалась ко мне и будет меня искать повсюду.

Падре кивнул и вышел за дверь. Я же осталась наедине с тяжелыми думами, вскоре задремав.

Когда я проснулась, мне показалось, что прошло больше, чем два часа. Сказать было сложно, все-таки часов здесь не было, а в подвал солнце не заглядывало.

Я поднялась к выходу и начала отодвигать шкаф, как услышала какие-то голоса. Мужской высокий голос сказал:

— Именем французского короля! Говорите только правду! Мы ищем преподобного вашего приюта — Грегори. Где он?

Тут же раздался испуганный голос кухарки.

— Милорд. Преподобный у себя наверху отдыхает. Был налет Дракона ночью…

— Оставьте, — послышался тот же строгий голос и удалился с приказом обыскать все комнаты приюта.

Я в страхе прижалась к стене и замерла. И что мне теперь делать? Почему они пришли и зачем вообще разыскивают святого отца?

В панике я спустилась обратно в подвал и опустилась на колени, спрятав лицо в руках. Больше всего мне хотелось плакать, но глаза оставались сухими, потому что разум сейчас брал верх над эмоциями. В мозгу билась лишь одна пульсирующая мысль: я должна ему помочь! Но как?

Нащупав на груди медальон, я немедленно нажала на кнопку. Послышалось легкое шипение, которое перерастало в помехи. Радиоволны вновь начали ловить отрывки сообщений из разных эпох, на одной радиоволне мне даже показалось, будто я слышу рев исполинских динозавров — настолько грозно и необычно они звучали. Мне казалось, что сонастройка длилась слишком долго и я начала приговаривать “Лохински, Лохински, давайте же, выходите на связь…”

Наконец, что-то громко треснуло и в радиопередатчике послышался сонный голос профессора:

— Аллоу, Зинаида, тьфу, Жюстина, ты?

— Вы там спите, прохлаждаетесь что ли? — зашипела злобно я. — Мне нужна ваша помощь!

— Что случилось? Ты в опасности?

— Послушайте, профессор. Один мой друг… местный священник. Он в большой опасности. Возможно, его подозревают в чем-то. Конечно, по ошибке! Я не знаю, как мне ему помочь.

— Девочка моя. Помни, что ты находишься в мире, который давным-давно мертв. Это лишь фантомы людей. Ты должна раздобыть нужную информацию и вернуться обратно. Тебе не стоит там привязываться ни к кому, подвергая себя лишней опасности. Ты меня понимаешь?

— Лохински! Перестаньте так говорить! — от его слов мне сделалось лишь больнее. — Для вас может быть и фантомы, но для меня это реальный мир с людьми, которые мне помогают и которым теперь помочь хочу я. Неужели нет никакого варианта? Может быть спрятать его на время в нашем времени? Я согласна пожертвовать амулетом.

— Зина! Прекрати нести чушь! Конечно же, сделать это невозможно. Я еще раз повторяю — перемещаться может только человек, чье земное тело находится здесь, в моей лаборатории. Остальные варианты невозможны. Лучше расскажи, в чем обвиняют священника?

Я в изнеможении оперлась об стену.

— Не знаю. Я ничего не знаю. За ним пришли бравые ребята из королевского полка, значит, дело серьезное.

— Так, а как зовут твоего священника? — уточнил Лохински.

Я вспыхнула на слове “твоего”, но тут же остыла — профессору объяснять ничего не требуется.

— Я не знаю его фамилию, только имя — Грегори.

— Так-так, — было слышно, как профессор копошится, видимо, в поисках ручки и листа бумаги, как он делал обычно. — Значит, Гре-го-ри. Приют Святого Мартина. Я уточню и скажу тебе подробнее, если остались хоть какие-то сведения. Свяжись со мной сама через полчаса. Договорились?

— Ладно. Отбой, — сказала я без особой надежды и отключилась.

Взглянув на спящего Анатоля, я вновь вернулась ко входу. На кухне никого не было и я решилась выглянуть наружу. Аккуратно открыв шкаф, стараясь сделать это как можно тише, я прошла в трапезную, оттуда открывался вид на большую комнату, в которой обычно собирались для молитвы всем приютом.

Из залы раздавались голоса, я слышала, как плакала Клотер. Осторожно выглянув из-за угла, я сразу увидела раскиданную церковную утварь, в воздухе витал запах сожженных свечей и тревоги. Спиной ко мне стояли несколько мужчин, одетых в красно-белые кители. Чуть левее на скамье сидела Агриппина, прижимая платок ко рту. Еще несколько бездомных из приюта сидели рядом, а два человека стояли позади кителей со свирепым видом.

"Преподобный!" — я услышала голос молодой послушницы Августины. Она зарыдала и бросилась вперед. Тут же один из красно-белых кителей сделал шаг вперед, перехватил Августину за талию и небрежно отшвырнул в сторону. Послушница упала на колени и зарыдала.

Через образовавшуюся брешь я увидела его. Падре стоял с грозным видом, чуть наклонив голову вниз и смотрел из-под бровей на кавалеристов. Один из них держал его под руку с левой стороны. Ноги священника были поставлены на ширине плеч, а руки напряжены, словно он был готов драться. Странно, но сейчас я не видела в этом мужчине того смирения, которое господствовало в нем еще пару дней назад. Сейчас это был воин, не желавший сдаваться. Его глаза сверкали, а рот был чуть приоткрыт и я видела, как он быстро дышит.

Один из красно-белых кителей вышел вперед, вытащил свернутый лист бумаги, раскрыл его и громко прочитал:

— Именем короля Людовика вы приговариваетесь к аресту до выяснения всех обстоятельств!

Но преподобный не сдвинулся с места.

— В чем меня обвиняют? Я всего лишь священник! — спокойно спросил он.

Красно-белый китель взглянул на падре, затем вновь опустил глаза в сверток и продолжил читать.

— Вы обвиняетесь в том, что предоставляли ложные данные о себе. Вы беглый преступник, основатель мятежных восстаний по всему северу Франции. Ваше настоящее имя Люка Паскаль, а среди тех, кто вас поддерживает, вы зоветесь Люкой Бурым!

Тут по толпе из бездомных пронесся ропот. Люди, жители приюта, начали кричать о том, что их падре обвиняют зря! Но красно-белые кители никого не слушали, они схватили преподобного под руки и повели к выходу.

И тут я увидела то, что меня шокировала даже больше всего происходящего. Кавалеристы стояли таким образом, что я не видела одного человека. Он был одет в зеленый, расшитый золотом камзол, и стоял чуть в стороне, однако, невооруженным глазом было заметно, что он отличается от солдат.

Высокий, статный, с большим серебряным перстнем и в черных лакированных сапогах он сделал несколько шагов вперед и я сразу узнала его. Черные волосы цвета вороного крыла; узкие, чуть раскосые глаза; тонкий, немного вздернутый задорный нос; не пухлые, но красиво очерченные губы, искривленные в презрительном выражении. Тот самый человек, у которого я украла золото, негодяй, предавший меня казни!

Глава 16

Зеленоглазая зараза, которая пыталась меня убить! В ужасе я мигом влетела обратно в подвал и лихорадочно заперлась, даже не обращая внимания на шум, который мог привлечь внимание. Несколько минут сердце бешено билось и я не могла вдохнуть. Тысячи вопросов пронеслись в моей голове за одно мгновение.

Как он вообще оказался здесь?

Каковы были шансы того, что мы встретимся вновь?

Понятно было одно — здесь он не ради меня. Он искал Грегори. Что там нес один из солдафонов? Грегори — мятежник, и его настоящее имя Люка Бурый? Но это невероятно.

Я взглянула на Анатоля, если бы он сейчас очнулся, то смог бы мне помочь, но мужчина по-прежнему был без сознания, а кожа его оставалась бледной, хоть цвет лица понемногу возвращался и уже скрадывал синяки под глазами.

Я начала ходить взад-вперед как загнанный зверь, заламывала руки и не могла решить, что мне делать. Бежать! Вот единственный логичный вариант. Но оставить на произвол судьбы Грегори, Анатоля, Клотер, в конце концов, было выше моих сил.

Нужно связаться с Лохински и заставить его меня отсюда забрать. Точно. Единственный вариант выжить. Пусть меня потом опять перекинут сюда в чье-нибудь другое тело.

Я нажала на кнопку и вскоре связь с профессором установилась.

— Лохински, я вас заклинаю. Немедленно заберите меня отсюда! Я в западне. Сюда пришел тот самый маркиз, который пытался меня убить. Эта девушка… воровка, в чье тело я попала… она украла у него золотую монету и он велел ее казнить на потеху публике!

— Зина! Не тараторь, — я почти увидела, как профессор скуксился в этот момент. Он не выносил, когда кто-нибудь возле него начинать нервничать, ибо эта дрожь передавалась и ему. — Успокойся. Вдохни. Попей воды, если есть рядом. Ты должна оставаться разумной и не наделать ошибок.

Я взмолилась.

— Профессор, прошу! Давайте повторим наш эксперимент.

Лохински замолчал на мгновение, потом сказал:

— Я посмотрю, что можно сделать, но сперва ты должна мне кое-что рассказать, — он понизил голос.

— Что вам нужно? — я остановила свои вырывающиеся рыдания невероятной силой воли и вытерла глаза.

— Сперва послушай, что я нашел о Люке Буром. Люка Бурый — предводитель мятежников и человек, стоявший у истоков грабежей королевских конниц. Все награбленное он отдавал нищим — почти что Робин Гуд! Информации о его родителях найти удалось мало, доподлинно известно, что когда Люке было пять лет, его семью казнили — отец участвовал в подпольном протестантском движении. Отца, мать расстреляли, а трое братьев и пятеро сестер Люки были повешены. Сам мальчишка выжил случайным образом, и все детство скитался по приютам, побирался, в целом, хлебнул горя. Пару раз его ловили на кражах, избивали плетьми. Есть даже эпизод, в котором упоминается, что некий богатый мужчина подростком забрал его к себе и использовал против своих врагов.

По мере того, как Лохински говорил, у меня расширялись глаза от изумления. Нет, это точно не мог быть мой падре. Нежный, понимающий, любящий святой отец. Но профессор был бессердечен и продолжал говорить:

— Мальчишка поджигал дома, убивал домашний скот и доставлял всяческие неприятности, а в одном из случаев он ввязался в драку и убил своего оппонента. После этого его забрали в тюрьму и хотели четвертовать, так как на тот момент ему уже исполнилось четырнадцать лет, но тут за него поручилась католическая церковная община, которая занималась благотворительностью — помогала людям, и даже построила приют на месте снесенного монастыря Святого Мартина. Угадай, кто содержал эту церковную общину?

— Кто? — от волнения у меня пересохло горло и я не сразу смогла вымолвить вопрос, повторив его громче. — Кто?

— Семья де Сад! — голос в трубке произнес эту фразу даже несколько злорадно, словно отыскал, наконец, ответ на вопрос в кроссворде.

Я хотела рассказать об Анатоле, но вовремя остановилась. Анатоль — это мой козырь в рукаве, да и я еще не до конца уверена, имел ли он отношение к мятежам. Это было также невероятно, как и то, что Грегори- это Люка Бурый.

— Значит, ваша проблема решена? — спросила я. — Вы же хотели найти зачинщиков мятежа.

Лохински усмехнулся.

— О нет. Структура эта очень большая, подземным кальмаром она обвивает уже полстраны. Мы пришли к этому, отдав все в руки династии королей, некоторые из которых, между прочим, из нашего с тобой времени. Но, как видишь, сосредоточившись на других проблемах, мы упустили нить.

— Тогда что требуется еще от меня?

— Если тебе повезет добраться до королевского двора, ты познакомишься с нашим человеком — это глава агентурной разведки. От него мы получили информацию, что один из де Садов точно имеет отношение к мятежам. Его подписи найдены на ценных бумагах, которые использовались для спонсирования разбойных групп. Нужно выяснить, кто именно и, мало того, — предоставить доказательства. Вот чего мы ждем от тебя, Зинаида.

Но на меня не действовали воодушевленные речи профессора.

— Вы сами понимаете, насколько у меня сейчас мало шансов? Вот-вот я буду обнаружена и меня казнят.

— Так сбеги и направляйся прямиком в Версаль!

— Лохински, — вдруг одна неприятная мысль пришла мне в голову.

— Да?

— Если я вам найду доказательства, то как вы измените ход истории? Как сможете повлиять на то, что произойдет, если это уже случилось. Вы же сами сказали, что этот мир — фантом.

— Ох, Зинаида! Ты слишком любопытна. Я уже упоминал, у нас существует возможность плодить параллельные миры. При получении новых данных, мы просто создаем новую версию, которая идет своим ходом уже с нашими поправками, а старую версию уничтожаем.

— Это звучит ужасно, Лохински. Вы вмешиваетесь в историю человечества своими грязными руками и контролируете ее по своему усмотрению. Вы не даете развиваться живому организму! — с придыханием произнесла я.

— Если бы мы дали миру развиваться так, как ему хочется, то его бы давно не существовало, люди погубили бы сами себя! — старый профессор улыбался, это было слышно по его голосу.

— Тогда спросите себя вот о чем. Что, если мы — попаданцы в эти миры — делаем все возможное, чтобы предотвратить революции, восстания, мятежи, но в итоге, мир не дает нам вмешиваться и все происходит ровно так, как должно происходить. Мир лишь делает вид, что подчиняется вам, а на самом деле события здесь идут своим чередом! Вы когда-нибудь думали об этом, Лохински?

Профессор замолчал, а затем рассерженно сказал:

— Ты бы, Зинаида, лучше подумала, как выполнить свое задание. Это все, что от тебя требуется и ты будешь свободна. А твой мятежник, между прочим, будет скоро казнен. Так и знай! Выбирайся оттуда поскорее.

На последних словах сердце сжалось ледяной рукой. Профессор отключился и я осталась в звенящей тишине. Теперь уже не стесняясь, я заплакала навзрыд.

На несколько часов мой мир сузился до крошечного подвала, я ходила взад-вперед, думая, как мне лучше поступить. Единственным верным решением мне по прежнему виделось сбежать. Но оставить все на произвол судьбы я не могла, поэтому мне нужна была помощь. Агриппина. Вот единственный человек, к которому я сейчас могла обратиться.

Я предполагала, что прошло несколько часов, азначит, красно-белые кителя и их предводитель должны были покинуть приют. Про себя я решила, что обязательно найду способ освободить Грегори. Или Люку. Как бы его по-настоящему не звали.

На мгновение кольнула мысль о том, что он не сказал мне всей правды, а ведь между нами была настоящая душевная близость. Понятно, что все рассказать он не мог, но хотя бы намекнуть, дать понять, кто он. Он не захотел рассказывать ни о себе, ни о своей судьбе или семье, пока я изливала душу. Ох и падре! Загадочный, милый преподобный, таящий в себе невозможные секреты.

Перед входом в подвал я простояла, наверное, не меньше, чем полчаса, прежде чем убедилась, что ничего не слышу. Отодвинув шкаф, я вышла и увиденное меня неприятно поразило. На кухне царил беспорядок и обед явно не готовился, а ведь это было непреложное правило. В приюте были дети, старики, больные люди. Еда тут была всегда. Даже, если в последнее время из-за налетов Дракона перестали возить яйца и деревенское молоко, то овощей и круп было вдосталь. Плошки и тарелки были всюду раскиданы, словно здесь проводился обыск.

Я прошла в трапезную — там господствовала похожая обстановка. В большой зале тоже никого не было — все было так, как и тогда, когда отсюда уводили Грегори.

Мне вдруг сделалось страшно — такой людный приют вдруг стал ледяным и одиноким пристанищем призраков и воспоминаний. Я ходила из комнаты в комнату, уже не тревожась быть увиденной. Здесь никого не было. Значит, забрали всех? Увели как скот?

Я поднялась в молельную по крученой лестнице. Свечи здесь выгорели дотла и опали черными лепестками на пол. Образы на стенах молчали и смотрели укоризненно на меня. В какой-то момент я не выдержала и даже вскрикнула: “я ни в чем не виновата!”. Но внутри моей головы они укоряли меня, ведь я соблазнила священника, возможно, я привела того монстра сюда. Кто знает — вдруг он охотился за мной и случайным образом вышел на Грегори.

Я тихонько отворила дверь в комнату падре. Там стояло все кувырком — наверное, искали доказательства. Постель валялась на полу, я присела и провела рукой по простыне, думая лишь о том, что скоро его казнят и он больше никогда не получит возможности вернуться в свою комнату.

Над кроватью одиноко висело распятие. Повинуясь неподотчетному порыву, я села на колени перед ним и перекрестилась. Молитв я не помнила, но про себя повторяла лишь одно: “Боже, даруй падре свободу”.

Спускаясь по лестнице, краем глаза я что-то заметила и даже обрадовалась в первую минуту.

— Клотер! — позвала я. Наверняка, она спряталась от кителей и осталась в приюте.

Но мне никто не ответил. Эта галлюцинация, усиленная тишиной, вызвала страх. Сердце забилось как ненормальное и я кинулась к спасительному подвалу. Там хотя бы был Анатоль, пусть и без сознания, но оставаться одной в этом тихом месте, наполненном призраками, я не могла.

Подбежав к шкафу, начала его отодвигать, как вдруг услышала ржание лошади. Значит, кто-то здесь все-таки был. В момент осознания этой истины раздался голос, который оборвал во мне всю надежду и заставил замереть на месте. Больше сомнений не оставалось. За мной следили. Меня поджидали и я глупо попалась в ловушку паука!

Голос произнес:

“Значит, настоятельница была права. Точно, та самая воровка, так хитро сбежавшая от кары!”.

Я слышала, как он подошел ко мне сзади. Тихо, бесшумно. Змей. Мозг лихорадочно заработал, но тело перестало слушаться, словно все происходящее вдруг стало сном, и я могла передвигаться лишь в замедленной съемке. Дрожащей рукой я потянулась к деревянной увесистой ложке, лежащей с краю полки, однако, "змей" тотчас же допрыгнул ко мне в два счета и толкнул.

Я охнула, непроизвольно сделала шаг вперед, и оказалась запертой между тяжелым шкафом и клинком кинжала, уперевшегося мне в спину.

“Не двигайся, иначе я вспорю тебя прямо сейчас!” — зашептал он. — Я же говорил, что от меня сбежать не выйдет. Глупая ты гусыня.

Я стояла в крайне неудобной позе, при этом моя щека упиралась в острый край одной из дощатых полок и начинала неприятно саднить. Я попыталась чуть повернуть лицо, однако, "змей" не дал мне этого сделать. Он скрутил левую руку позади моей спины и надавил еще больше, от чего я практически перестала дышать.

— Отпусти меня, — пискнула я. — Мне больно.

— Где мой брат? — проигнорировал он мою просьбу. — Что ты с ним сделала?

— Не знаю, клянусь, — почти прокричала я, слезы брызнули из моих глаз.

— Не ври мне, — прикрикнул он, сдавив мою руку изо всех сил, от чего она чуть не хрустнула, а я закричала от боли уже во весь голос.

Мужчина вдруг резко отпустил меня. Я оступилась и упала, в последний момент успев выпрямить руки и не проехаться носом по дощатому полу. Рука ужасно болела, а щека саднила

— Я не понимаю, о чем вы… — срывающимся голосом прошептала я.

Внутри меня все похолодело. “Брат”. Неужели этот маркиз тоже де Сад? Ох и везет же мне с этой семейкой!

— Хватит придуриваться! — произнес он, буравя своими глазами. — Агриппина мне все рассказала о тебе и твоем колдовстве, — в его голосе сквозило такое презрение, что было понятно одно, что бы я не сказала, все будет работать против меня. Поэтому я замолчала, и лишь вскрикнула, когда зверь поднял меня за монашеское одеяние и вновь прижал к стене, только уже лицом к себе. Его горящие ненавистью глаза оказались прямо передо мной, а мне хотелось лишь одного — превратиться в призрачное видение и растаять.

От этого демона исходила очень сильная, упрямая энергия, в которой не было ни намека на пощаду ко мне. Я была уверена, что он не задумываясь прирежет меня прямо здесь, дай ему хоть малейший повод, поэтому я просто замерла, моля господа бога о снисхождении к моей грешной душе.

— Молчишь! — вдруг усмехнулся он, поднял руку к кинжалом и приставил прямо к моему горлу. Я чувствовала холодное лезвие ножа и горячее дыхание мужчины на своем лице. Его глаза хитро улыбались взглядом охотника, поймавшего свою жертву и теперь играющего с ней. Он вдруг надавил лезвие чуть сильнее и я почувствовала резкую боль.

— Прошу, — взмолилась я. — Я правда ничего не знаю. Я попала в этот приют случайно, я спасалась бегством. Обещаю — отплачу вам, верну все золото до последней монеты, только пощадите.

Он сделал шаг назад, и я вновь в изнеможении упала на колени.

— Гусыня. Где ты возьмешь золото. Разве что украдешь его у кого-нибудь или продашь свое тело.

Он направился к шкафу и я краем глаза наблюдала, как он подходит ко входу в подвал. Он пощупал деревянные дебелые полки, прислонив руку. Затем хмыкнул, видимо, почувствовал щель и прохладный воздух, идущий из нее. Окинув меня насмешливым взглядом, он толкнул шкаф, и тот поддался. Мужчина глянул вниз и поманил меня рукой.

— Иди сюда. Пойдешь первой!

Сопротивляться было бессмысленно. Я поднялась и прошла мимо него. Обжигающим взглядом зеленых глаз он еще раз обдал меня словно огнем, но это была лишь мелкая царапина на фоне того, что он действительно мог сделать со мной.

Спустившись по лестнице, я подошла к кровати Анатоля. Тот лежал в том же положении, как я его оставила. Зеленоглазый демон подошел к нему и по его молчанию я поняла, что тот шокирован.

— Что вы с ним наделали? — прошептал он и я услышала в его голосе нотки испуга.

— Я вам все объясню, милорд! — пискнула я, отойдя к стенке.

Мужчина подошел к своему брату и осторожно размотал забинтованную руку. Увидев черные ошметки крыла он побледнел и медленно повернулся ко мне, выставив кинжал вперед.

— Ведьма! — крикнул он, затем повторил еще громче. — Ведьма!

Глава 17

Прошло много часов с тех пор, как я услышала хотя бы какие-то звуки. После того, как брат Анатоля нашел его и обвинил меня в колдовстве, он вынес его из подвала, а меня запер внизу. У входа в подвал теперь дежурил один из его людей, поэтому шансов сбежать не было никаких.

Все это время я пыталась найти хотя бы какое-то решение проблемы — тайные двери, окна — ничего похожего. Затем я металась в поиске подходящего оружия, но кроме ржавой лопаты ничего более путного не нашла. Против кинжалов и шпаг у меня не было ни единого шанса. Я плакала. Потом молилась. Вновь плакала. Царапалась тихонько в обратную стенку шкафа, загораживающего подвал от кухни. Пыталась связаться с Лохински, но тот не выходил на связь, видимо, понимая, что я попала в очередную переделку.

Вновь я чувствовала себя несчастной и одинокой. Единственные люди, которые меня ценили и заботились обо мне — сейчас были далеко: падре сам сидел где-то в клетке, а Клотер ко мне Агриппина теперь ни за что не пустит. Агриппина. Малейшая надежда оставалась на нее, но потом и она исчезла. Разве будет она меня спасать? Откуда они вообще узнали обо мне, кажется, маркиз упоминал о том, что настоятельница донесла на меня как на ведьму? Доносчица. Почему этот маркиз вообще тут оказался и следил за мной? Вопросов возникало больше, чем ответов.

Затем пришло осознание того, что он запер меня здесь навсегда. Это был самый легкий вариант казни — просто не выпускать из подвала. Без еды и воды мне долго не продержаться. Когда, наконец, я смирилась с этой мыслью, и просто лежала, в прострации, глядя в потолок, наверху послышался шум и голоса. Кто-то спускался вниз.

Я вскочила с топчана и отошла в угол, внимательно наблюдая за ступенями. Вниз спустились три человека — один из них одет в красно-белый китель — явно обычный солдафон, другие два наряжены в синюю казенную одежду с вышитыми серебряными звездами. На голову были водружены одинаковые, вогнутые к верху шляпы. Лица мужчин украшали острые бородки и густые усы. Один из них обратился ко мне, остановившись на почтительном расстоянии.

— Мадемуазель! Позвольте представиться, — он снял шляпу и почтительно поклонился. — Андре Дюпан. Представитель комитета общественной безопасности. На вас поступила кляуза от Пьера де Сада и мы вынуждены провести расследование.

— Клевета! — сказала я мрачно. — По какому праву?

— Мадемуазель, у нас есть на то право, — снисходительно улыбнулся мужчина. Второй стоял чуть позади и молчал.

Я подыскивала слова, но Андре Дюпан и не ждал моего ответа. Он продолжил сам:

— Мадемуазель Жюзефина из Булонь-Сюр-Мер.

— Из Булонь… чего? — переспросила я.

— Городок, где вас собирались казнить, но случайный мятеж вмешался и не позволил случиться справедливости, — пояснил Андре Дюпан.

— Отлично же у вас тут все устроено! Бедняга, которая крадет золотую монету у богатого маркиза, потому что ей нечего есть — должна быть подвержена смерти. А маркиз, ворующий у бедняков деньги и обкрадывающий казну — заслуживает почестей, — не удержалась от сарказма я.

Андре Дюпан с удивлением взглянул на меня и поднял одну бровь.

— У вас слишком длинный язык, мадемуазель, впрочем вскоре вы перестанете распространять ваши заразные вещи! — дружелюбно произнес он.

— Я никуда не пойду, пока вы не объясните, что тут происходит. Откуда вы знаете мое имя? — с вызовом сделала я шаг вперед.

— Вскоре вы все узнаете! Прошу, — Андре Дюпан кивнул красно-белому кителю, и тот направился ко мне.

Поняв, что дело запахло жареным, я отступила назад с криком.

— Без боя не возьмете, сволочи!

Впрочем, силы были слишком неравны. Через минуту два дюжих мужчины тащили меня наверх по ступеням, а я чувствовала дежавю.

— Прошу, скажите, куда меня ведут? — начала вырываться я.

— Скоро узнаете, мадемуазель, — произнес красно-белый китель. — Не сопротивляйтесь.

— Да-да, не сопротивляйся, а то будет больнее. Время, отведенное тебе на твою никчемную жизнь, лучше потрать с достоинством и помолись за здоровье Людовика, — голос маркиза донесся позади и я не сразу увидела его, сидящего на скамье. Рядом с ним сидела Агриппина.

Я остановилась, шокированная, крикнув: “Стойте. Дайте мне минуту”.

Видимо, я сказала это с таким надрывом, что моя охрана невольно замерла.

— Это вы! — прошептала я, глядя на настоятельницу. — Вы! Вот откуда он узнал, что я здесь!

Из глаз потекли слезы обиды от такого предательства. Конечно, я не считала Агриппину своей подругой, но я была уверена, что мы объединимся и будем вызволять падре вместе из лап государства.

— А что мне оставалось делать, Жюстина? — настоятельница с вызовом встала и гордо подняла голову. Его сиятельство пообещал, что падре будут содержать в человеческих условиях до суда, наймут лучшего адвоката. А ты… ничего не стоишь. Это ты во всем виновна. Околдовала святого отца, еще неизвестно, какими адскими силами ты обладаешь. — После этих слов она с сомнением взглянула на маркиза, а тот величественно кивнул.

— Ты дура? — я засмеялась сквозь слезы. Это походило на истерику. — Неужели ты не понимаешь, что это блеф. Этот человек, — я принципиально не смотрела сейчас на де Сада, во мне что-то оборвалось и я больше не чувствовала своих инстинктов. Мне было все равно, что будет дальше. — Он никогда не сдержит своего обещания, потому что он презирает всех нас! Ты хотела защитить своего преподобного, сдав меня, а получишь лишь путевку в ад!

На этих словах у настоятельницы задрожали губы и она начала неистово молиться.

— Ты будешь гореть в огне, сволочь! — орала я ей, изрыгая самые злые слова на свете, которые могла вспомнить. Мы могли бы побороться, но теперь у него нет не единого шанса. А твой сиятельный будет насмехаться над тобой. Посмотри на него! Это настоящий дьявол!

Кажется, я все еще кричала, пока меня уводили и голос эхом прокатывался по высоким каменным сводам приюта. Мои сопровожатые волокли меня на улицу. Я видела лишь серую землю и зеленую лысую траву. Кое-где валявшиеся камни, через которые меня волочили. Наблюдала за своими ногами, словно они были чужие, кукольные. Один из ботинок спал с ноги и потерялся. Мне все было безразлично.

А затем мне на голову надели мешок, наспех связали руки веревкой. Я не сопротивлялась, находясь в прострации и не думая ни о чем. Только, когда почувствовала мерные толчки от езды, позволила своему сознанию погаснуть и забыться тревожным сном.

Я не уверена, что прошло много времени, потому что мои руки только начали затекать. Веревка начинала слишком давить и натирать, особенно в районе левой кисти. Я попыталась немного сдвинуть ее, но лишь сделала хуже.

Однако, настоящей проблемой стал воздух, точнее его отсутствие. Толстый мешок не давал дышать полноценно, и как только организм это осознал, он тут же включил вновь инстинкт выживания и я захотела жить.

— Я не могу дышать! — заорала я в пустоту, но кибитка не прекращала движение. Я слышала как скрипят колеса и как ржет иногда лошадь.

Ноги были свободны, поэтому я встала и начала исследовать стены повозки — они были гладкие, практически без выступов. Лишь в районе скамьи обнаружилось что-то вроде ниши, но ничего путного там не лежало.

Тогда я потянулась к шее и, хоть была ограничена в движениях, попыталась развязать узел, чтобы можно было снять мешок, однако, никак не выходило. Я вновь заорала: “проклятие!” и даже стукнула ногой в стенку, как кибитка остановилась. Услышав мужские голоса, замерла. Голоса приближались, и вскоре послышался щелчок. По прохладному воздуху, мгновенно ворвавшемуся внутрь, я почувствовала, что дверь открыта.

— Я не могу дышать, пожалуйста, помогите мне, — пролепетала я, будучи уже не такой уверенной.

Но вместо слов две пары сильных рук сгребли меня и куда-то понесли.

“Отпустите. Я могу сама идти. Прошу вас” — я вдруг подумала о том, что меня несут насиловать или убивать, и паника вновь охватила мое тело. Однако, один из голосов сказал:

“Мадемуазель. Так вы только делаете себе больнее” и я узнала высокий голос человека в синем кителе, того, который стоял позади Андре Дюпана.

Вскоре мы вошли в сырое помещение — в нос ударил запах то ли склепа, то ли тины. Вдали слышались поскрипывания металла и лязг цепей.

— Меня сейчас убьют? — решилась спросить я, не особо надеясь на ответ.

— Нет, мадемуазель, — с этими словами меня поставили и наконец принялись развязывать узел на шее. Я тут же схватилась за мешковину и сбросила ее со своей головы, наконец, задышав всеми легкими.

Отдышавшись, я принялась оглядываться и помещение, в котором я очутилась, мне совсем не понравилось. Оно напоминало тюрьму.

— О, господи! Я в тюрьме? — воскликнула я, прижав ладони ко рту, чтобы не закричать. — Какое право вы имели?

Я бросилась бежать, но второй мужчина в красно-белом кителе достал шпагу и преградил мне путь.

— Мадемуазель! Отсюда вам не уйти. Это городская тюрьма Бристоль Де Са Жес. Здесь вы будете ожидать вашей казни.

Второй мужчина с бородой, как мне показалось, взглянул на меня с сожалением, но ничего не сказал.

— Когда? — прохрипела я, когда они собрались уходить. Охранник снаружи забряцал связкой металлических ключей.

— Ожидайте. И молитесь о своей душе, — бросил на прощание синий китель и они вышли.

Громадный приземистый охранник в черном одеянии провернул ключ несколько раз в замке. Я даже не пыталась говорить с ним. Очевидно, это не имело смысла.

Здесь не было ни единого окошка. Лишь облупленные стены с серо-бурыми разводами, покрытыми плесенью и сыростью. В углу лежал ворох грязной соломы и стояла проржавевшая тарелка, предназначенная, видимо, для еды. Я с брезгливостью отвернулась — прямо посередине тарелки сидел большой таракан и шевелил усами.

Топнула ногой “брысь”, и он тут же недовольно убежал в темноту, а темнота здесь прекрасно хозяйничала — единственным источником света оставались чадившие факелы в огницах на стенах. Некоторые из них были потушены, другие догорали. Мне не оставалось ничего, как действительно молиться о своей душе.

Я поворошила солому, убедившись, что там больше нет насекомых и в изнеможении опустилась, закутавшись в свое хлипкое одеяние. Только сейчас обнаружила, что оно грязное и рваное в некоторых местах — видимо, когда меня волокли, то не особо церемонились.

Находясь в своих мыслях, я не сразу услышала шаги. Они были тихими и довольно бесшумными, но мое чутье подсказало, что человек не зря ступал так тихо, явно прячась от посторонних глаз.

— Мадемуазель! — услышала я голос. Синий китель. Мужчина с бородой.

Я кинулась тотчас же к металлическим прутьям.

— Прошу, помогите мне сбежать! — начала шептать я, захлебываясь в жалости к самой себе. — Я сделаю все, что угодно!

— Мадемуазель, если меня увидят, то немедленно убьют. Возьмите вот это. Я не смогу вам помочь сейчас, но сделаю все возможное.

— Хорошо, конечно, я буду молиться за вас!

Я увидела, что мужчина мне что-то протягивает и схватила сверток.

— Мне пора.

— Стойте, — я протянула руку через прутья и мужчина остановился. — Почему вы мне помогаете?

Он хотел что-то сказать, но тут послышался лязг замка вдалеке и человек с добрым сердцем поспешил раствориться в темноте.

Я отползла на свое место и рассмотрела сверток. Это было теплое платье с длинными рукавами и фляга с чистой водой, к которой я тут же приложилась. Только сейчас я поняла — как же мне хотелось пить!

Мысленно благодаря помощника, я переоделась в новое платье, а старое тряпье положила поверх соломы. Несмотря на мое положение, неожиданный поклонник вселил в меня надежду. Может быть у меня все-таки есть шанс выжить?

Глава 18

Мне снился он. Мой падре. Он пришел навестить меня в темнице, но близко не подходил, оставаясь стоять в темном углу. Я видела его красивое лицо с темными карими глазами, таинственно мерцающими в темноте при свечах. Он слегка улыбался мне и говорил что-то успокаивающее, а я сидела на полу, положив голову на свои ладони и мечтательно смотрела на его губы. Мне так хотелось их поцеловать и погладить по темным шоколадным волосам, ощутить бархат кожи кончиками своих пальцев, но он никак не хотел приближаться ко мне, предпочитая бряцать ключами.

Он крутил тяжеленную связку на пальцах и этот шум все больше и больше заглушал его речь. Наконец, он почему-то разозлился и бросил ключи. Те упали с громким звуком и я проснулась.

Падре не было, зато тяжелой поступью к моей камере шли два человека, один из которых уронил связку ключей на пол и тут же поднял. Сердце сжалось в тревожном ожидании.

Инстинктивное чувство подсказывало, что идут они по мою душу. Сначала в тусклый круг мерцающего чадящего света выступил охранник. Грузно он подошел к замку и сунул большой ключ внутрь, затем принялся разматывать цепь, скрепляющую две створки.

Второго человека не было видно, но я знала, что он стоит там. Тень позади охранника подсказывала о его присутствии. Когда наконец клетка была открыта, тень бесшумно скользнула внутрь и я увидела его — Пьера де Сада. Он был одет в синий камзол с серебряными звездами — знак правосудия. На бедре кинжал в ножнах. Шпага отсутствовала. Темные поля шляпы скрывали верхнюю часть лица и я видела только жестокие губы и точеный островатый подбородок. Тень обогнула полукругом меня и остановилась в углу решетки.

— Ты, — сказал он. — Немедля расскажешь, что вы сделали с моим братом. Я жду от тебя только правду и тогда может быть подумаю о милости.

— Какой величественный поступок, — тихо сказала я, стараясь не выдавать презрения к нему.

— Не шути со мной, — тень выступила вперед. — Мой брат Анатоль. С детства он оберегал меня и много раз прикрывал перед отцом. Сейчас мне не нужна защита, но я знаю, что Анатоль любит меня и я сделаю все, чтобы его спасти.

Я сложила руки на груди в замок, стараясь хотя бы немного оградиться от бешеной энергетики, которая шла от Пьера. И энергетика эта была тяжелой и разрушительной.

— Я имела честь немного узнать Анатоля и могу сделать вывод, что это доброй души честный человек. Даже не представляю, что вас может связывать. Если бы не ваши кровные узы, — распалялась я.

Однако, мои слова не понравились Пьеру. Он подошел вплотную ко мне и в темноте его глаза блистали огнем ярости.

— Ну, давай же! — я раскрыла руки и гордо подняла голову. — Ударь меня! Я не смогу тебе ответить, ведь я слабая женщина, к тому же воровка. Вот так вы решаете здесь проблемы, да?

Мои слова воздействовали на Пьера и он немного остыл, затем развернулся и начал шагать взад-вперед по тюремной камере.

— Ты меня удивляешь и бесишь! Никто и никогда не позволял себе так общаться со мной. Ты еще жива лишь потому что у тебя есть нужная мне информация.

— Ты же сказал, что пощадишь меня. Получается, в моих интересах скрывать правду от тебя, — не выдержала я, чем чуть не довела Пьера до белого каления.

Он вскричал.

— Глупая гусыня! Я люблю своего брата. Он мне безумно дорог. Что с ним случилось? Почему у него такой ужасный вид. Ты наслала проклятие, признавайся? — он бросился ко мне, остановившись в двух шагах, и мне пришлось отступить к стене.

Черной тенью он медленно приближался ко мне.

— Когда мы были маленькими, я обожал мучить животных. Мне не важно было — курица это или дворовой кот. Слуги часто находили мертвые тушки, а когда их стало слишком много — то информация начала доходить до моего отца. И он прознал. Доносчиков везде полно. А когда все понял и хотел выпороть меня, Анатоль заступился и сказал, что он проводил эксперимент. Отец разозлился и наказал Анатоля, продав его любимую лошадь. И тогда я понял одно. Единственный, кто любит и принимает меня таким каким я есть — мой брат… Ты мне поможешь, я помогу тебе!

— Больной ублюдок, — после всего сказанного им, слезы застилали мои глаза. — Ты садист. Маньяк. Да это тебя сжечь надо!

— Заткнись! — крикнул он, но без злобы. Затем резко отвернулся и отошел к стене, погрузившись вновь во тьму.

— Ты и сам это прекрасно понимаешь и осознаешь! — вдруг меня осенила догадка. — Ты знаешь, но ничего не можешь с этим сделать. Так вот знай. Ты можешь убить мое тело, но душу никогда! Я тебе расскажу все, что знаю про Анатоля, но только ради него. Не ради тебя.

— Я тебя слушаю!

Желание помочь Анатолю вынудило меня рассказывать все детали, которые мне были известны, конечно же, не упоминая о Грегори.

— Со слов людей, которые живут в приюте, я знаю лишь часть истории, которую тебе и поведаю. Уж не знаю, каким образом, но вышло так, что Анатоль попал в лапы ведьме, которая живет на Гнилых Болотах. Что случилось между ними доподлинно неизвестно. Надеюсь, когда Анатоль придет в себя, он сам расскажет тебе все, как было. Но это и не имеет большого значения. Не важно, что случилось между ними, но в итоге Анатоль отдал ведьме свою душу…

— Что? — воскликнул Пьер. — Это невозможно. Анатоль всегда почитал бога, да и не был безрассудным.

Я услышала в его словах боль. Неужели он умеет чувствовать? Может быть не все потеряно, и я смогу достучаться до его холодного сердца?

— Это правда. И я склонна верить этим рассказам, ведь я видела страшное чудовище, в которое превратила его колдунья. После того как он отдал ей свою душу, она заставила его трансформироваться в Дракона, пожирающего людей. Я видела злое существо с громадными крыльями и невиданной силой. Только благодаря падре я жива. Дракон напал на нас в колокольне — наверное ты видел груду камней, которые остались после налета? Мы выжили чудом. В тот момент, когда я думала, что нам настал конец, раненый человек помог нам. А выбравшись, мы увидели Анатоля. Его рука была перебита копьем. Ты что-нибудь знаешь об этом?

Пьер начал опять ходить туда-обратно, бормоча себе под нос:

— Да, конечно. Мы сражались с Драконом и один из моих людей ранил его. Копьем, — он недоверчиво взглянул на меня. — Это что, значит, я охотился на собственного брата?

Я молчала, не собираясь успокаивать Пьера. Он испытывал сожаление и боль за родного брата, но утешать его не желала.

— Получается, что так. Охотился на собственного брата, — подначила я.

— Что теперь делать? — он кинулся ко мне и схватил больно за плечи, тряся как тряпичную куклу. — Как мне ему помочь?

— Отпусти! — я отпихнула его и он тотчас же поддался, словно, я для него вдруг стала не важна. — Если хочешь помочь брату, то выход есть один.

— Какой же?

— Сам не догадываешься? Идти к ведьме! Я готова пойти с тобой, если ты возьмешь меня с собой. Я ведь могу отчасти ее понять — она мстила.

Даже при свете тусклых огней я увидела непонимание и удивление во взгляде Пьера, и добавила:

— Вам она мстила, людям. Я слышала, вы отлично с ней обошлись. Обижая всю жизнь, выселив на болота. А потом заслав и целый отряд мужиков, чтобы ее убить!

Пьер вскипел:

— Она колдунья и должна быть сожжена на костре. Кроме того, я понял, почему ты так говоришь. Да-да, я понял. Ты ведь не зря пыталась ко мне подобраться. И золото не просто так украла.

Меня испугал взгляд мужчины. Он смотрел на меня так, что у меня шли мурашки по всему телу. Что этот полоумный еще придумал?

— О чем ты говоришь? — мои губы пересохли и я вновь попятилась к стене под напором маркиза.

— Ты помощница ведьмы. Вместе с Люкой вы хотели заманить нас и убить. Я ведь долго этого мятежника разыскивал, но никогда не подумал бы, что он прячется прямо у меня под носом. Не странно ли, что вдруг я нашел тебя рядом с ним. У вас был коварный план и Анатоль пал его жертвой. Но меня вы не получите. Вы оба, — он подошел близко ко мне и я вдруг почувствовала тиски на своей шее. — Вы оба сдохните!

Воздуха становилось все меньше и меньше. Я почти не слышала, что он говорит, а перед глазами пошли розовые круги. В тот момент, когда я начала задыхаться, он вдруг расслабил руку. Я упала на колени, пытаясь вдохнуть и размазывая слезы по щекам.

— Если к утру он не придет в себя, тебе не сдобровать, так и знай! — сказал Пьер на прощание и вышел. Охранник грозно забряцал ключами, закрывая цепи.

Мои надежды достучаться до сердца маркиза сгорели в одно мгновение.

Но Анатоль не пришел в себя ни к утру, ни на следующий день. Я потеряла всякий счет времени, целыми днями лежа в углу и вспоминая свою прежнюю жизнь. Лохински по-прежнему не выходил на связь и в какой-то момент я даже хотела раздавить медальон ногами, но потом передумала. Я пока что еще жива, а значит шанс выбраться есть всегда.

Но, что бы я не пыталась сделать — ничего не помогало. Тот человек, который пронес тайком мне одежду и воду, больше не приходил. Охранник за все время принес лишь единожды кашу и на разговор не шел. Открыть клетку тоже не получалось. И я просто стала ждать.

Несмотря на то, что в камере я провела не столь много времени, мне казалось, что я живу тут всю жизнь. Облупившаяся краска на полукруглых сводах представлялась в моих фантазиях невероятными далекими дворцами, когда я часами смотрела в одно и то же место.

Я стала различать звуки — слышала стоны других заключенных. В тесных сводах подземелья мне казалось, что это уже не живые люди, а запертые призраки и вскоре я стану одним из них. Может быть мое тело уже умерло там, на куче соломы, а я лишь бестелесная оболочка, все еще думающая, что она жива?

Тогда я вскакивала от страха и начинала трогать стены и солому, затем успокаивалась, понимая, что все еще чувствую холод.

Я сходила с ума, как вдруг увидела его. Черный таракан, так испугавший меня в первый день, сидел прямо посередине моей темницы и шевелил усами.

— Ну здравствуй, дружок. Ты пришел меня проведать, да?

Таракан мне не отвечал, а я заглянула в миску — там оставалось несколько высохших крупинок каши. Я положила их на руку и медленно протянула насекомому. Тот думал несколько секунд, а затем подполз к руке и уткнулся в еду.

— Вот видишь, я совсем тебя уже не боюсь. Может быть я могу попросить тебя об одной просьбе? Ах, простите, на ты здесь нельзя обращаться к мужчинам. Месье! Только так! Месье Таракан, могу ли я попросить вас навестить моего доброго друга. Его зовут Грегори и он падре. Я не уверена, что он содержится где-то в сводах этой тюрьмы, но не будете ли вы так любезны разузнать это для меня и доложить?

Таракан взял кусочек каши в лапки и уполз обратно в тёмный уголок.

— Месье Таракан, буду ждать от вас известий!

После этого я поднялась, расшаркалась и сделала книксен.

Потянулись вновь долгие часы. Я не знала, какое время суток, какой день недели и что сейчас делает Клотер. От этой мысли мне делалось больно. Я часто размышляла о судьбе падре и девочки. С каким чудесным теплом вспоминались наши посиделки с яблочным пирогом, игры в прятки и молитвы. Закрывая глаза, я вновь и вновь видела огонь свечей и тихую молитву.

Лязг замков вновь выбросил меня из уютного сна. В этот раз я не успела даже пикнуть, как на меня вновь набросили мешок и завязали руки за спиной.

“Вперед” — подтолкнул меня охранник и я чуть не упала, однако его жесткие руки поддержали меня, при этом оставляя синяки на предплечьях.

Я ничего не спрашивала, а шла вперед, надеясь, что меня ведут не на казнь. Вскоре меня посадили в кибитку и она затряслась, подпрыгивая по буграм.

Совсем немного пути и мы остановились. Я услышала, как открывается дверь и с меня сняли мешок. Тот самый человек, который приносил мне платье, смотрел сейчас на меня без всякой эмоции.

— Вылезай, — показал он кивком головы.

Я выбралась наружу, с удивлением рассматривая округу. Мы находились прямо посреди густого леса на небольшой поляне. Недалеко от меня стоял маркиз Пьер де Сад, поигрывая кинжалом. Вечерело, и ночной лес наполнялся ароматами цветов, а мое сердце — неведомой тревогой. Душа ушла в пятки. Все это мне не нравилось. Что мы делаем в темном лесу?

— Я тебя выкупил из тюрьмы, — разрезал вечернюю мрявь его острый голос, словно отвечая на мой мысленный вопрос.

— Ради чего? — прошептала я, все еще оглядываясь по сторонам и пытаясь поймать взгляд человека в синем камзоле. Но тот избегал смотреть на меня.

— Ты же не думала, что я оставлю это просто так. Тебя бы передали ордену и в дальнейшем просто обезглавили или расстреляли. Так не интересно. Мы поиграем с тобой в одну игру. Охотника и жертву!

Он осклабился.

— Но как же Анатоль? — непослушными губами произнесла я.

— Я принял решение и твоя помощь мне больше не нужна. Анатоль передан в руки лучших лекарей и его душа в руках господа. Ты думала, я поверю хотя бы единому твоему слову. Ты глупа как гусыня… Штефан, — обратился он к мужчине с бородой. — привяжи ее к дереву, я хочу отточить как следует свои навыки владения кинжалом.

Услышав эти слова, я поняла, что смерть моя неминуема и уже дышит мне в затылок. Единственное мое спасение — бегство, а уж бегать я умела. Метнувшись в бок, я попыталась уйти в сторону кустов, но не тут-то было. Сталь молниеносно промчалась мимо меня, коснувшись щеки. Я почувствовала небольшой холод, а затем острую боль, но практически не обратила на это никакого внимания.

Позади раздался гневный клич: “Вот те раз! Ничего, у меня есть еще в запасе!”

Оставалось всего два шага до кустов, и я зайцем прыгнула туда, однако тут же остановилась как вкопанная. Прямо передо мной просвистел еще один клинок и с размаху врезался в небольшое деревцо перед самыми кустами. Во все стороны посыпались щепки, клинок вошел по самую рукоять и та задрожала, издавая еле слышный комариный писк.

“О, господи, господи” — проносилось в моей голове, мозг просчитывал возможные варианты, а тело мобилизовалось по полной. Я пригнулась и попыталась обойти дерево с другой стороны, но еще один кинжал описал дугу прямо над моими волосами и встрял в стволе.

— Стой на месте, или следующий кинжал войдет в твою спину! — послышался позади восторженный возглас.

Он был уже слишком близко. Я слышала, как он подходит ко мне сзади и ожидала какого-нибудь благословения небес, чтобы сдвинуться с места, но пока что знаки посылал мне только ад.

Маркиз приблизился вплотную ко мне, резко развернул к себе лицом и схватил за волосы, медленно, силой поворачивая мою голову влево в сторону и обнажая шею. Я даже не мычала — страх полностью парализовал мои конечности. Пьер тем временем поднял нож и коснулся им моей шеи.

— У тебя белая кожа и я вижу как ты дрожишь. Это мне нравится. Ты борешься, хочешь жить, еще не подозревая, что в этой охоте мне нет равных.

С этими словами он дотронулся губами до шеи и больно впился в нежную кожу. Затем чуть ослабил хватку и оставил еще россыпь более нежных поцелуев на шее, не отнимая нож. По телу у меня прошли мурашки — прикосновения были необычны, но тут же они утонули в волне страха. Пока тело находилось в ловушке, мозг лихорадочно искал варианты побега.

Маркиз резким движением вернул мою голову в обратное положение, так, что мои глаза оказались напротив его, и прошептал.

— Проси меня о пощаде. Немедленно.

Сволочь! Он еще и издевается. Этого я ждала давно — способ выказать ему свое уважение. От души я плюнула ему прямо в лицо, с ухмылкой поверженной, но не сдавшейся львицы.

— Как тебе такая пощада? — прошептала я и тут же прикрыла лицо руками — он занес руку с ножом и клинок приближался ко мне с невероятной скоростью.

Глава 19

Когда-то я слышала, что в последние секунды жизни человек видит самые важные воспоминания в виде киноленты. Перед моими глазами за миг пронеслись множество картинок и все они были связаны с этим миром: вот мы печем пирог с Клотер, вот бежим к ромашковому полю, а вот падре что-то говорит мне.

Время замедлилось, но исправить я уже ничего не могла, лишь вздохнула и приготовилась к кратковременной боли.

Однако, ничего не случилось.

Я все еще сидела, прикрыв голову руками, но мир уже начинал возвращаться в прежнее течение времени — ночной ветерок приятно холодил разгоряченное лицо, где-то ухнула сова, а мои ноги подпирало что-то тяжелое.

Я медленно убрала руки и уставилась на человека прямо передо мной. Помощник маркиза — Штефан. Тот самый мужчина, который приносил тайком воду и платье, стоял с ошарашенным видом, в руках он держал топор. Опустив глаза, я поняла, что на ноги мне всей тяжестью навалился Пьер и он был без сознания.

— Он умер? — шокированно спросила я.

Штефан покачал головой.

— Я его обухом…, — он не договорил и продемонстрировал топор тупой стороной вверх.

— Спасибо, — растерянно произнесла и отодвинулась в сторону. Пьер мешком осел на пол, уткнувшись головой в землю.

— Но… — мне было страшно произнести это вслух. — Если мы его не убьем, он очнется и тогда нам несдобровать.

Штефан кивнул головой.

— Давай его пока свяжем? — предложил он. — В кибитке должна быть веревка.

Я кивнула головой и направилась к повозке. Внутри обнаружился кусок бечевки и парусины. Через несколько минут, мы вдвоем подтащили Пьера к дереву, связали его и надели на голову кусок парусины.

Затем встали рядом, оценивая результаты своей работы. Я протянула руку Штефану.

— Жюстина.

Штефан усмехнулся в ответ, пожал руку, затем погладил бородку и лукаво спросил.

— Не признала?

Я с удивлением уставилась на Штефана. Тонкое вытянутое лицо, довольно моложавое. Острая бородка, сероватые глаза. Из одежды — синий плащ с серебряной звездой и вогнутая шляпа.

— Мы знакомы? Это маловероятно. Может, ты меня спутал, — предположила я с недоумением.

— А Лохински ты случайно не знавала?

Я замерла как вкопанная. Значит, человек передо мной был из моего прежнего мира. Но кто? Неужели?…

— Томка? — ошарашенно прошептала я. — Ты?

— Ну? — Штефан скрутил пальцем ус и самодовольно хмыкнул.

— Томкаа! — заорала я, но тут же прижала ладони ко рту. — Но как? Почему ты… мужчина?

Мы крепко-накрепко обнялись несколько раз, а затем Томка в обличье Штефана сказала:

— Лохински, падла. Он не говорил тебе, что их аппарат, собранный на коленке, пока мало можно регулировать? Он может выкинуть тебя в кого угодно. Вот меня и скинуло в юношу. Но жизнь у него неплохая. Андре Дюпан занимает хорошую должность, а я его племянник, когда он отойдет от дел, то я стану главой “комитета важных дел”, — Штефан нарисовал в воздухе невидимые кавычки. — Так что, я не дергаюсь. Но тебе, я вижу, повезло меньше моего?

— Черт, Томка! Родиться женщиной, да еще беднячкой, в средневековье — это жесть! Пока все, что я могу здесь — уворачиваться от насильников да убегать от маньяков вроде этого, — я кивнула на маркиза.

— Что ему от тебя нужно? Че пристал-то? — нахмурилась “Томка”

— Ой, — махнула я рукой, — это долгая история. Давай сейчас решим лучше, что нам делать дальше? С ним…. — Я кивнула на Пьера.

— Да ты не боись, — сказала “Томка”. — До утра нас точно не будут искать. Этот полоумный выкупил тебя тайком за целый мешок золотых монет. Видно, пришлась ты ему по вкусу. Плохие небылицы о нем ходят. Говорят, садист он небывалый, так что тебе повезло, что ты попала в мои ручки. Я-то сразу поняла, что ты из наших, — она тыкнула пальцам на небо, словно я прибыла оттуда. — Словечки твои жаргонные, да нежелание смириться. Здесь бабы себя так не ведут, а те, кто ведут — их того. — “Томка” присвистнула и приставила ладонь ребром к горлу.

— А после такого он тебя не того? Не казнит? — теперь присвистнула я и приставила ладонь к шее. — Все-таки титул у него не хилый.

— Подсуетиться он может, конечно, но я же говорю, мне повезло переродиться здесь с золотой ложкой во рту. Мой дядя работает напрямую на орден. А церковь здесь — святая мощь. Ей и король подчиняется. Как-нибудь выкручусь. В крайнем случае, в монастырь меня сошлют на пару лет в качестве наказания.

— Слушай, а ты что-нибудь узнала о мятежниках? У меня же есть амулет, — я показала ей на талисман, надежно спрятанный на груди. — Есть шанс вернуться домой. Ты свой амулет где посеяла-то?

“Томка” наклонилась вниз и собрала несколько деревяшек.

— Слушай, давай костер разожжем. Холодно становится. Пожрать, конечно, охота, но нечего, а охотиться уже поздно.

Мы наспех собрали небольшой костер, затем “Томка” достала из своего мешка две загнутые металлические спицы и камешек.

— Ну, поехали, — сказала “она” и начала ударять спицами об камень.

— В следующий раз захвачу коробок спичек и обменяю их на золотые монеты, — пошутила я, наблюдая за попытками разжечь огонь.

Наконец, из-под спиц вылетела искра, другая, и несколько палочек сухой ветоши загорелись. ”Томка” принялась неистово дуть и через минуту веселый огонек задорно затрещал. Все это время я посматривала на Пьера.

— Слушай, а он не задохнется? Может снимем с него мешок? — спросила я.

— Да не надо. Очухается, что с ним будет. Голова поболит немного. Если то, что говорят о нем — правда, поверь, ему это только уроком будет.

— И что же о нем говорят? — уточнила я, сделав круглые глаза.

— Баб он насилует, причем в особо извращенной форме. Находит себе невинную девицу, увозит в свой дворец, и там предается с ней утехам. А когда надоедает ему, то отпускает восвояси с богатствами. Тут бабы как… — “Томка” протянула руки над огнем. — Не любят начинать жизнь на новом месте. Приезжают обратно и начинается. Сплетни, ругань, скандалы.

— Из-за того, что уехала жить во дворец? — не поняла я.

— Из-за этого тоже. Соблазняет он девиц и извращает так, что потом они обычными мужиками не удовлетворены. Хотят изврата, а что им крестьянский юноша дать может. Ну, сама понимаешь, — многозначительно посмотрела “она” на меня, а мои щеки сделались пунцовыми.

— Если честно, то нет. Но я слышала о том, что потом многие из них блудницами становятся. Что же он такого делает с ними?

— Вот! Эпоха просвещения. Культурная и сексуальная революция-с, милочка. Правда не вижу ничего плохого в этом, но сама понимаешь, в каком мы веке. А насчет твоего вопроса, — “Томка” понизила голос. — Потеряла я свой амулетик. Я же как попала сюда, загуляла страшно. Деньги есть, связи есть. Играть начала — ты ж знаешь, люблю я это дело. В одном трактире, считай, догола раздели, пришлось отдать медальон. Ну и все, связь с Лохински потерялась

— Ну ты даешь, Томка! — хихикнула я. — Тебя ничто не исправит. Что в нашей тюряжке всех переиграла, так и тут. Смотри короля без штанов не оставь.

— Ты думаешь, тут короли повсюду разгуливают. Я до сих пор не знаю, как выглядит Людовик, между прочим. Мое дело маленькое — ходить, да кляузы раздавать.

Шишка в костре громко треснула и полетела искрой прочь, растворяясь в ночной тишине.

— Ходит слух, в последнее время много мятежей здесь, наверное, уйму людей в тюряжку пришлось кинуть? — заметила я невзначай.

“Томка” грустно кивнула и лукаво глянула:

— Думаешь, Лохински поможет тебе за крошки информации. Да, пожалуйста… Мне людей жалко, но зато моя жопа в тепле. Понимаешь? Я там настрадалась. А тут кому могу — помогаю. Воды там принесу, одежду. Как тебе. Не всегда получается. Но волонтерствую — хоть грех с души немногоснимаю.

Я лишь покачала головой.

— Корыстная ты, Томка.

“Она” развела руками.

— Не мы такие, жизнь такая! Мятежников тут хоть жопой жуй. Людовик беспрестанно поднимает налоги, вводит новые экономические реформы, что-то крутит-мутит с казной. Когда одни бедняки нищали, еще терпимо было, но сейчас и элиты пострадали маленько. Вот и взбаламутились. Многие уехали, сейчас возвращаются из других стран и кичатся там, мол, “свобода”, а у нас гнет. Начинают раскачивать массы — и финансовую систему и земельную. Подначивают обычный народ. Только вчера, вон, арестовали одного блаженного. Ходил вещал крестьянам, мол, свергать Людовика надо или скоро от голода тут все начнут пухнуть.

— В судилище сидит? — понимающе спросила я.

— Да какой там! — “Томка” махнула рукой. — Болтается на дереве.

— Тьфу ты! — перекрестилась я. — Так легко об этом говоришь.

“Подруга” похлопала меня по плечу.

— Зинка, привыкай. Ты в средневековье. Здесь каждый второй, если не повешен, так сожжен, — хохотнула она, довольная своей шуткой.

Мы замолчали, слушая как потрескивает огонь в ночи.

— Слушай, — спросила я ее. — А ты бы хотела домой?

“Томка” встрепенулась, а потом вдруг ее взгляд погас. Она взяла палку и потыкала ее в горячие камни, лежавшие в основании нашего кострища.

— Знаешь, иногда я скучаю. Конечно, не по тюряге. Но у меня же дочка осталась, она с бабушкой живет. Я все еще не оставляю шанса увидеть ее.

Сбоку послышался шум, и мы с “Томкой” испуганно глянули туда. Пьер де Сад пришел в себя и засучил ногами по земле, что-то бормоча через мешок.

— Кажется, он матерится на нас? — прошептала я.

Пьер замер, а через минуту начал рычать.

— Боже, что он делает? — мы испуганно переглядывались с “Томкой”, но ни она, ни я не понимали, что следует предпринять.

Наконец, рычание прекратилось и Пьер натянутым голосом произнес:

— Я вас слышу! Немедленно снимите с меня мешок. Немедленно! Именем короля Людовика! Тем более мои люди знают, что я здесь и будут меня искать. Вам все равно не скрыться. Примите же смерть достойно.

Словно в подтверждение его слов, вдалеке послышалось ржание лошадей.

— Черт! — я сделала шаг назад, готовясь бежать. — Его точно ищут!

— Стой! — вдруг скомандовала “Томка”. — Лучше всего нам убрать его из свидетелей, иначе он действительно будет мстить.

— Но как? — ужасная мысль пронзила мой мозг. Убить человека? Да и Томка не промышляла этим. Это уже посерьезнее будет, чем воровство.

Ржание лошадей тем временем раздавалось все ближе.

“Томка” вдруг обняла меня крепко-накрепко и тихо сказала:

— Тогда просто беги. Я знаю — мы не убийцы. Иди вглубь леса до широкой поляны с тремя дубами, от нее повернешь налево — выйдешь на проселочную дорогу, оттуда уже — на Сен-Жерминандес. Большой город, легко сможешь там затеряться. Затаись, а через время отыщи меня — Штефан Дюпан. Поняла?

Я не отцеплялась от синего плаща.

— Но, Томочка, а как же ты? Ты останешься здесь?

— Я уведу их. У меня есть кое-что! — “она” отвернула плащ и показала мушкет.

— Ты уверена, что справишься?

— Однозначно, к тому же, не забывай — я мужик, еще и довольно знатный. А вот тебе предстоит побороться за свою жизнь. Дерзай! Ну давай, свидимся.

Мы поцеловали друг друга в щеку три раза и “Томка” сиганула в темноту. Вскоре я услышала звук выстрела и крик: “Эге-гей!”.

Крики, выстрелы и ржание лошадей постепенно удалялись.

Я собралась удирать через кусты в сторону поляны с тремя дубами, как бросила взгляд на Пьера. Тот сидел тихо и немного ворочался из стороны в сторону. Меня взяла ярость и злоба. Я вдруг схватила топор и кинулась к де Саду. Одним махом отбросила мешок с его головы. Бледность его лица была видна даже при свете костра, на лбу небольшая рассеченная рана с подтеком крови, но глаза… Глаза пылали яростью.

— Ты, — закричала я на него. — Это ты виноват во всем! Что ты ко мне прицепился, больной гавнюк! Что я тебе сделала!

Слезы вдруг потекли по моим щекам сами собой. От бессилия. Ненависти. От невозможности хоть как-то наказать его. Не ожидая сама от себя, я подняла руку с топором выше головы и так и замерла. Я почувствовала в себе достаточно решимости, чтобы обрушить топор, но вдруг отчетливо осознала, что если убью этого подлеца, то уже никогда не смогу быть самой собой. Бессильно опустила топор. Он, не говоря ни слова, наблюдал за мной, не отводя взгляд ни на секунду. В его глазах не было ни капли страха. Лишь презрение и чуточку еще чего-то нового. Уважения?

— Я лучше умру, но никогда не позволю себе убить человека, — прошептала гордо, обливаясь слезами и размазывая их по щекам. Затем бросила топорик на землю и отшвырнула его ногой.

Его раскосые глаза продолжали смотреть на меня, оценивая каждое мое действие.

— Ну что же ты молчишь! А? Думаешь, самый важный? Ты здесь самый важный и напыщенный индюк! Вот ты кто!

Его молчание меня лишь бесило. Я даже подошла к нему и ударила ногой в руку. Он чуть скривился, но не произнес ни слова.

— Я устала. Устала быть здесь. Моих сил больше не хватает на то, чтобы существовать в вашем безумном мире. Я хочу прямо сейчас исчезнуть отсюда. Да! Сейчас же вызову Лохински и пусть забирает меня. Скажу, что ты и есть предводитель мятежников. Ха-ха. И они уберут тебя.

Я хотела еще раз пнуть его ногой, но он внезапно выкинул одну руку вперед, в ней блеснуло лезвие. О господи, все это время, пока я чесала языком перед ним, он тайком достал нож и разрезал им путы! Какая же я бестолковая!

Мужчина принялся усиленно обрезать путы на второй руке, но я уже не стала ждать результата. Кинулась прочь, не разбирая дороги, подальше от этого безумца.

Глава 20

Сразу за кустами начиналась неширокая тропа с высокой травой. Она больно хлестала меня по голым ногам из-за того, что пришлось обеими руками поддерживать подол юбки — одежда совсем не была предназначена для бега.

Чем дальше я пробиралась в лес, тем становилось темнее. На небе неровным овалом висела желтоватая бледная луна, но света она давала немного.

Только благодаря отсутствию больших деревьев, свет проникал сюда и я могла разбирать дорогу. Однако, приземистые кусты вскоре начали перемежаться с высокими тонкими стволами деревьев и свет уже не так хорошо мог освещать путь.

Я замедлилась и, наконец, позволила себе отдышаться. Все это время я бежала как безумная, практически ощущая дыхание Пьера на своей шее. Убедившись, что позади никого нет, приземлилась возле широкого дерева

Может он просто не стал за мной бежать? В конце концов у него ранена голова, да и где-то недалеко его люди с лошадьми. Я сидела с закрытыми глазами и вслушивалась в ночные звуки. Вдруг с правой стороны послышался шорох. В страхе я взглянула туда, ожидая увидеть преследователя, однако, там никого не было, да и трава была слишком низкой. Разве что он стал бы перебираться через нее ползком.

А что если это змея? От этой мысли я чуть не закричала, но страх парализовал мое тело. Я видела, как кто-то явно карабкается через густую растительность и скоро он будет здесь. Бежать было поздно. Я вздохнула и затаила дыхание.

Крупное животное, похожее на рысь, вальяжно выбралось из кустов, обнюхивая пространство вокруг. Черная приземистая кошка с длинные клыками явно заинтересовалась мной и остановилась, с любопытством изучая будущий стейк в виде меня.

Я принялась прощаться с жизнью, как кошка быстро оглянулась, затем сделала пару шагов в сторону и юркнула обратно в траву, однако, я видела кончик ее хвоста, замерший неподалеку. Через мгновение я поняла причину столь необычного поведения.

По тропе, вдоль которой росла трава, пригнувшись, шел Пьер. Он не видел меня, поскольку я была спрятана в тени густого дерева, однако, я понимала, что когда он приблизится, то окажется ко мне на слишком близком расстоянии. С другой стороны, он станет уязвимым для кошки. Разве мне это не было на руку?

Де Сад приближался и до меня оставалось всего пару шагов, как трава чуть шевельнулась, зверь подкрадывался к нему. Блин-блин-блин. Как можно спасать человека, зная, что он хочет тебя убить? Наверное, с таким отношением жизни мне точно не повезет выжить в этом безумном мире.

— Де сад! Остановись и не двигайся. Слева от тебя саблезубый тигр, — произнесла я негромким спокойным голосом, стараясь сдерживаться, чтобы не заорать.

Он резко остановился, затем двинулся вновь.

— Ты же меня обманываешь, да? Выходи давай. Тебе некуда от меня больше бежать.

Однако, как только он сделал еще шажок, саблезубая кошка рявкнула и выпрыгнула из травы на тропу, очутившись прямо позади Пьера. Тот успел сориентироваться, резко повернулся, отступил два шага назад и очутился прямо рядом со мной.

— Дурак! Что я тебе говорила? — прошептала я ему злобно. — Теперь нам обоим вспорют брюхо когтями.

— Я должен попросить прощения? — дерзко ответил он мне, выставляя кинжал вперед и потихоньку отходя назад.

— Там тупик, отходить некуда.

— Слева от тебя есть ветка, видишь ее? — спросил он, не оборачиваясь.

Я немного оглянулась. В метре от земли действительно росла толстая ветка, но добраться до нее было бы сложно.

— Я не заберусь туда. Да и разве кошки не умеют лазить по деревьям?

— У тебя будет время. Я тебе помогу, но и ты поможешь мне.

Что обычно твердят? С террористами договариваться нельзя! Но что делать, когда совсем нет выхода?

— Договорились, — промямлила я. — Что мне сделать? Надеюсь, ты не имел ввиду, что хочешь скормить меня на обед?

— А ты всегда дерзишь? Даже когда твоя жизнь висит на волоске? — Пьер сделал еще шажок и велел: — снимай платье!

— Что? — удивилась я, прячась за его спиной. — Я … не такаяя!

— Пф, — фыркнул де Сад. — О чем ты думаешь? — я заметила, как он чуть обернулся и поднял удивленно бровь. — Снимай, говорю! Я справлюсь, но мне нужно будет набросить на морду ей твою юбку, так у меня будет преимущество.

— А, в этом смысле, — прошептала я, покраснев.

Хорошо, что он не мог сейчас видеть мои пунцовые щеки.

Постаравшись как можно меньше размахивать руками, я сняла платье, оставшись в одном исподнем — белых рейтузах и лифе.

— На! — протянула я ему свою одежду через плечо.

Маркиз слишком резко взял платье и кошка тут же припала на передние лапы, а затем завиляла хвостом.

— Давай, забирайся на дерево, скорее, — он вытянул руку с кинжалом вперед, тоже делая выпад на переднюю ногу, словно в руке у него была, по меньшей мере, шпага.

Я подтянулась до ветви и он, не церемонясь, подхватил меня за зад одной рукой, а затем быстро подсадил наверх рывком. Я прочно вцепилась в ветку и тут же заорала: ”Берегись!”

Дикая кошка бросилась на маркиза и тот не успел набросить мою юбку ей на морду. Они покатились кубарем по земле, отчаянно борясь. В какой-то момент я увидела, что кошка побеждает. Она была не крупной, но по сравнению с человеком явно выигрывала. В последний момент, прежде чем она вонзила когти в лицо маркиза, тот ловко увернулся, схватил юбку и накинул ее на морду. Они вновь покатились в сторону под сень растительности и тьма скрыла их от моих глаз.

Несколько минут я слышала отчаянные звуки борьбы, а затем послышался скулеж животного и все затихло.

— Пьер! — наконец отважилась позвать я тихо.

Шорох и раздался приглушенный ответ.

— Все в порядке!

Вот и отлично! И что теперь прикажете делать? Подойти и обняться как старые друзья? Или игра охотник-жертва продолжается?

Я пролезла по ветке на другую сторону, где она кренилась практически до самой земли. Тихо спрыгнув на траву, я скрылась во тьме леса.

Я не была уверена, что этот инцидент спишет мои грехи перед маркизом и решила придерживаться изначального плана.

Какое-то время я двигалась тихо и практически беззвучно, лишь иногда случайно ломая сухую ветку под ногами. Передвигаться по ночному лесу было довольно опасно и страшно, поэтому, когда я набрела на большое ветвистое дерево, то решила все-таки выждать на нем рассвета.

Устроившись поудобнее и расцарапав себе все ноги и руки, я скрючилась как могла и закрыла глаза. Подремать вышло не сразу — дрожь била все тело от холода, я даже распустила волосы. Они были настолько длинные, что окутали и даже немного согрели меня.

Со временем я все-таки заснула и промучилась несколько часов, постоянно вздрагивая то от шорохов, то от страха упасть, то от холода. Открыв глаза в очередной раз, я поняла, что сумерки начали отступать. Звезды точками еще чахли на небе, однако, развиднелось настолько, что можно было вновь передвигаться.

Я спрыгнула на землю и двинулась вперед, уже потеряв всякую надежду найти верный путь. Я не знаю, что было хуже — заблудиться в лесу и умереть тут, или же получить быструю смерть от кинжала де Сада?

Со временем звезды окончательно погасли и где-то за горизонтом начало вставать солнышко — стало ощутимо теплее и я наконец-то смогла немного расслабиться. Еще бы чего-нибудь поесть! Пару раз попадались ягоды на пути, но мне было страшно их пробовать.

Где-то вдалеке послышался шум. Сначала мне показалось, что это автомобильная дорога, однако, я тут же откинула эту мысль — какие машины в этом веке?

Тропа стала заметно шире и кое-где даже была видна утоптанная трава. Если мне опять придется выходить на сельскую дорогу, то повторять прежних ошибок я не буду — сначала украду одежду.

“Да уж, ты стала посмелее, гражданка Зинаида” — пробормотала я сама себе под нос. Деревья стали ниже, раскидистее, а трава более высокой и плотной. Все чаще попадались красивые цветы, которых я раньше не видела — они поднимались над зеленью красными, желтыми, оранжевыми бутонами как огоньки.

Тропа тем временем пошла наверх и карабкаться становилось все тяжелее, я даже схватила какую-то корягу и принялась ей упираться в землю как палицей — так идти было чуть легче.

Деревья остались позади, пошли мелкие сосенки. Кое-где валялись валуны, а возле них я увидела чудные кусты, облепленные красными ягодами, сильно напоминающими малину. Я остановилась и принялась разглядывать ягоды. Да, это определенно была малина, разве что более округлая, гладкая. Наклонившись, я сорвала одну ягоду и поднесла ее ко рту.

— Не ешь! Это крушина дикая, — произнес голос Пьера сзади и я вздрогнула. Какого?…. — Сначала начинается мигрень. Потом галлюцинации, обезвоживание. Человек теряет всякое управление собой и начинает делать ужасные вещи, например, нападать на домочадцев. Не рекомендую.

Не оборачиваясь, я сорвалась с места и помчалась вверх, надеясь лишь на то, что он не метнет в спину свой кортик.

Я слышала его дыхание, он кричал мне что-то вслед, но шум воды перекрывал его голос. Да, это определенно был шум воды, причем возрастающий с каждым шагом. Дорога пошла уж слишком наверх, и в некоторых моментах мне даже пришлось карабкаться ладонями, помогая забраться на самый верх.

Я уже понимала, что сбежать навряд ли получится. Видимо, внизу бушующая река, а я даже не умею плавать. В смятении я остановилась на мгновение, оглянулась на своего преследователя. Тот мчался за мной. Плаща на нем уже не было, лишь оборванная в нескольких местах рубаха да дорожные широкие штаны, суживающиеся к низу. А вот на бедра он повязал мою юбку на манер накидки.

На мгновение мелькнула мысль, что может быть я смогу с ним все-таки договориться?

Но подъем закончился слишком быстро. Не успела я повернуть голову, как моя нога нависла над обрывом. Боковым зрением я успела разглядеть бушующую страшную речку, в которую впадал водопад — он-то и издавал такой шум.

В последнее мгновение я успела ухватиться за корягу и повисла на ней, вцепившись намертво и крича от безумия.

Испуганное лицо маркиза де Сада показалось надо мной и он мгновенно сориентировался: лег на землю животом и ухватил мои руки. Я висела над самой бездной, крича от страха и болтая ногами от истерики, а прямо подо мной бушевала ужасная стихия.

— Я не умею плавать. Тащи меня обратно! Пожалуйста! — мои крики перебивали даже шум водопада..

Пьер ничего не говорил, все его силы забирала я — от пытался втащить меня обратно, и это получалось плохо из-за резкого обрыва. Сухая коряга начинала лопаться от натяжения.

— Упрись ногами и попробуй подтолкнуть себя, — наконец, молвил он натужно. Его лицо было красное и запыхавшееся.

Случайно рукой я задела его шляпу и та, подхватываемая ветерком, улетела в пропасть, где водопад поглотил ее.

— Ааа, — заорала я пуще прежнего, проследив за шляпой и не желая ее участи.

— Делай, как я сказал, — он не сдавался.

— Не кричи на меня! Я пытаюсь, пытаюсь же! — вопила я, одновременно суча ногами по обрыву, но комья земли лишь летели из под ног.

— Подержись за корягу, я попробую спуститься чуть ниже, — пропыхтел Пьер.

— Нет! Ни за что! — закричала я в ответ. — Ты хочешь меня сбросить, я не отпущу твою руку.

— Делай, что я сказал, мать твою! — у Пьера почти не оставалось дыхания.

Тогда я схватилась за корягу со страхом наблюдая за тем, как она уже почти на половину вырвалась из земли и вот-вот готовится полететь вниз вместе со мной. Но маркиз действительно спустился чуть ниже, обнял меня за задницу и с силой толкнул к себе.

О чудо! Это помогло! Теперь мое тело наполовину лежало на земле. Пьер чуть отполз назад, встал на ноги и помог мне забраться. Когда это удалось я замерла, осознавая, что стою обеими ногами на земле.

— Может уберешь руки с моей попы? Второй раз уже без моего разрешения, — жалобно пропищала я.

Мы стояли все еще в обнимку, тесно прижимаясь друг к другу и тяжело дыша. Его зеленые глаза сейчас были очень светлые. Из-за преломления солнечного света в них бликовали изумрудные оттенки, как на дне летнего прозрачного пруда. Дальше произошло то, что я ожидала меньше всего. Он вдруг резко меня поцеловал.

Это произошло так быстро, что я абсолютно не успела сориентироваться и оттолкнула его. Это и сгубило нас. Мы полетели вниз, все еще крепко держа друг друга за руки. Вниз, прямо в воды бушующей реки.

Глава 21

Блестящие огоньки вырвались из кострища, разложенного посреди леса, и принялись кружиться вокруг, разгораясь все больше и больше. Они танцевали, двигая своими маленькими ручками и ножками, сперва хаотично, потом все слаженнее и упорядоченнее.

Думаю, это был какой-то старинный энергичный танец вроде фокстрота или польки. Они делали шаг в сторону, затем шаг вперед, при этом раздвигая свои крошечные ручки в стороны. Потом вновь шаг вперед и вправо, беспрерывно кланяясь.

Издалека полилась бальная музыка и огоньки “отрастили” длинные волосы, превратились в малюсеньких девушек и юношей, продолжая вытанцовывать веселый танец. Я смеялась — они так смешно это делали, и так задорно, что мне тоже захотелось присоединиться к ним. Прознав о моем желании, огоньки поманили меня и я двинулась к ним на встречу. Становилось жарко, но я не останавливалась. Только вот люди-огонечки смотрели на меня с жалобным выражением, а один огонечек даже сказал: “Берегись ведьму! Спаси наши души!”. Я лишь расхохоталась: “Ведьм же не бывает. Это все выдумки”. На что мне хриплый голос ответил:

— Бывает. Еще как бывает!

Я открыла глаза, почувствовав прикосновение. Передо мной сидела сгорбленная старуха с седыми косматыми волосами, выбивающимися из-под косынки. Больше всего в глаза бросался нос — длинный и кривой, а под ним висела некрасивая родинка. Скрюченными руками ведьма мяла возле меня какие-то листья, из-за чего в нос шел сильный травяной запах. Первым желанием было заорать, но старуха приложила указательный палец ко рту:

— Тише. У меня еще мыши не дозрели. Испугаются — улетят, — прокаркала она сиплым голосом. Видок у собеседницы был еще тот, зато глаза молодые. Черные зрачки смотрели то на листья, то на меня с искоркой любопытства.

— Добрый вечер. Доброго здоровячка, — пролепетала я. — Простите, а где я?

Внезапно боль окутала мои виски и я схватилась за голову. Память волной хлынула в мозг и я подумала, что от этой волны мне сейчас вынесет глаза.

— Болит? — участливо спросила старуха, затем распрямила один из буро-зеленых листьев, которые мяла руками, и сунула мне под нос. — Нюхай. Валериана лекарственная. Моя собственная. Сдобренная кровью проклятой вороны.

Я вдохнула травяной запах и мне действительно стало на порядок легче. В воспоминаниях у меня зашумел водопад, только вот что-то еще важное не могла припомнить. Но что?

— Что по поводу твоего вопроса, красавица, вернется к тебе память скоро. Это последствия моего отвара — ты ведь умерла, когда я тебя нашла, — старуха замолчала.

— Умерла? — еле слышно переспросила я и старуха кивнула.

— Пришлось воспользоваться зельем, чтобы вернуть тебя к жизни.

— Подождите, — внезапная догадка осенила меня. — Вы злая колдунья с Гиблых Болот?

— Вроде как не похожа на монашку при монастыре, так ведь? — хохотнула она.

Кошмар. Получается, это ведьма, которая обратила Анатоля в Дракона? Что же она может сделать со мной?

Тем временем колдунья встала и сгребла листья в передник.

— Скоро обедать будем. Курица варится в котле. Пойду проверю, ты пока отлеживайся, сил набирайся.

С этими словами она вышла, а я огляделась. Комната выглядела довольно тесной, выполненной из сруба, с высокими резными потолками. Кое-где на стенах были изображены какие-то странные не то рисунки, не то иероглифы. А более ничего примечательного.

Я встала и на цыпочках прошла к двери, попробовала выглянуть во двор, только вот не вышло. Сбоку от выхода обнаружилось законопаченное оконце, покрытое мутной высохшей пленкой, которая на ощупь была похожа скорее на кишки животных.

С омерзением я отдернула палец. Видимость была не очень хорошей, но удалось рассмотреть как карга идет через двор к колодцу и набирает ведро воды. Слева располагалось крыльцо и за ним виднелась вторая часть дома. Справа и спереди к жилью подступал глухой высокий лес. Завидев, что ведьма возвращается, я юркнула обратно в кровать и накрылась теплой периной. Старуха вошла внутрь, при этом никаких замков она не открывала, как я успела заметить. Ведьма потянула носом воздух.

— Велела же лежать… никогда не слушаете… — пробурчала она, не смотря на меня. — Вставай теперь. Поможешь мне зелень в суп настругать, у меня руки-то больные уже, — она продемонстрировала крючковатые пальцы, которыми затем достала из сундука наряд и кинула мне его на постель.

— Мне это надеть?

— Надевай. Да поживее! Только не думай сбежать, я хоть и стара, но проклятие нашлю такое, что сама не рада будешь, что жить осталась.

— Ладно, — внутри меня все сжалось. Мне стало страшно, кроме того, постоянно мучила мысль о чем-то важном, что я никак вспомнить не могла, как ни старалась.

Надев на себя старое, но чистое платье с длинными тяжелыми рукавами-фонариками и грубым подолом, я наспех заплела косы и предстала перед старухой.

Та подслеповато зыркнула на меня и довольно кивнула.

— А сейчас стой смирно. Я заклинание побега сниму.

— Заклинание чего? — удивилась я, но тут же остановилась как вкопанная. Из-под лап старухи вылетали крошечные синие искорки и таяли в воздухе, а она тем временем что-то быстро шептала.

— Пойдем! — коротко сказала старуха, наконец, и открыла дверь. Я послушно пошла за ней, оглядываясь на чудное жилье. Дом был сделан добротно, из твердого сухого дерева, только вот форма жилища была странная.

“Ну, хотя бы на избушку на курьих ножках не похоже” — пробормотала я.

— Чего ты там лепечешь? — обернулась карга и подозрительно на меня глянула.

— Дом, говорю, у вас интересный. Необычный.

— Строила на век, — пояснила старушка, довольно хмыкнув похвале. — Я ведь раньше с людьми жила, а когда прогнали они меня, решила обосноваться здесь. А посреди леса что, ни плотника, ни каменщика. Пришлось помощников вызывать.

Правда каких именно помощников пришлось вызывать, баба яга не уточнила, но я и не стала спрашивать.

Миновав крыльцо, мы прошли дальше и попали в свободную большую комнату. Я сразу поняла, что это кухня. В дальнем углу расположилась каменная печь, на ней стояло две огромных кастрюли. С одной из кастрюль выглядывала вареная голова курицы.

— Становись сюда, — она показала на земляной пол возле выструганной из дерева грубой столешницы, усыпанной пучками зелени.

Пока я шла к столу и разглядывала чудаческую планировку и десятки травяных сборов, висящих по стенам, старуха резво нагнулась и дотронулась до моей ноги. Я вздрогнула от холодного прикосновения и глянула вниз — к моей ноге была пристегнута металлическая ржавая цепочка.

— Что это? — резко спросила я. — Я в плену?

— Что ты, милочка. Для твоей безопасности. — Ведьма улыбнулась притворно-слащаво и указала на нож. — Мелко зелень порубай да в бульон брось. А мне посмотреть надо барашка своего.

— У вас и бараны здесь? — уточнила я, все еще шокированная видом цепи на своей ноге.

— Один. Жертвенный. Попался в руки, с него получится отличный колдовской отвар. Давно уж я так не колдовала. Только надо, чтобы он как следует настоялся. Напитался, так сказать, магией, — у старухи таинственно блеснул желтоватый зуб, когда она лукаво улыбнулась.

Оставшись одна, прежде всего, я принялась дергать цепь. И как эта колдунья умудрилась так быстро окольцевать меня за ногу, что я даже не заметила? Она явно быстрее, чем кажется. Но цепочка была надежно закреплена как на моей конечности, так и вбита в пол.

Зато ее длина была достаточной, чтобы выбраться из кухни, правда не слишком далеко. Возле выхода в сени я обнаружила топорик. Пока что я решила не спешить с побегом, но топорик спрятала за занавеской в надежде, что карге он не попадется на глаза. Разве что она сама о нем вспомнит.

Не обнаружив более ничего интересного, я решила вернуться на кухню, как вдруг услышала какой-то звук. Сперва я подумала, что это мычит корова или теленок, но потом вдруг услышала голос старухи: “Ах, ты хитрец. Спи, кому говорю!”. После этого все затихло, а мне стало любопытно, с кем говорила ведьма.

Я вышла в сени и немного приоткрыла дверь. На дворе стоял погожий безветренный денек, издалека пахло костром — видимо, ведьма жгла сухую листву, во всяком случае, шел сильный запах горелых листьев. Выйти на улицу я уже не могла — не хватало цепи, зато я увидела, как в сарае напротив отворилась резко дверь и запыхавшаяся ведьма выбежала наружу. Волосы ее были всклокочены и руку она потирала, словно ударилась. Карга погрозила кулаком чему-то внутри и прикрыла дверь, набросив крючок. Я тут же вернулась на кухню и принялась резать зелень в суп.

— Медленно работаешь. Не хозяйственная, — недовольно буркнула старуха, когда заглянула через мое плечо на результаты работы.

— Я особо раньше не работала, — честно призналась я. — Во всяком случае не куховарила.

— Учись, пригодится тебе, коли не хочешь пойти сама в суп. А что же ты ела?

— Да что придется. Бургеры, макчикены… — пояснила я. Перспектива был съеденной мне не понравилась, поэтому я твердо решила завести дружеские отношения с этой милой бабулей. — Вам бы понравилось.

— Дык приготовь этот ваш чикен…, — старуха поставила руки в боки.

— Не могу. Там рецепт засекречен. Повар ни с кем не делится.

— Колдовская магия, понятно, — ведьма понимающе кивнула. — У каждой ведьмы свои рецептики. Вот я знаешь, люблю одно зелье. Мне по секрету его передала одна колдунья. Берешь моченые яблоки, два ядовитых ужа, три укропа и пять глазных яблок, ставишь их в первое полнолуние и дней семь настаиваешь. Получается настоечка огонь! — ведьма сложила три пальца и поцеловала их, словно заправский повар из мишленовского ресторана.

— Стесняюсь спросить, а глазные яблоки чьи? — все таки рискнула поинтересоваться я.

— Можно человечьи, — голос колдуньи даже не дрогнул. — Если нет — медвежьи или лисьи тоже пойдут. У меня как раз такая настойка недавно подоспела. Отведаем? — она лукаво на меня уставилась.

— Ой нет, я не пью, спасибо, — я выставила ладонь вперед, словно обороняясь.

— За компанию. Не обижай старушку, а не то поколочу, — карга шутливо погрозила мне кулаком.

Долго ли коротко, но вскоре мы с ведьмой нарезали зелень, выпотрошили курицу и сварили отличный суп. Кушать сели прямо здесь на кухне.

Отведав супа, я вдруг вспомнила, что до того не ела очень долго, и одним из последних воспоминаний были ягоды. Точно — куст с дивными красными ягодами, который я собиралась обобрать, но что-то мне помешало. Или кто-то.

— Тревожит тебя воспоминание какое? — спросила ведьма, прервав мои раздумья.

— Да, — призналась я. — Есть что-то важное, что я никак не могу вспомнить. Но мне очень хочется.

— Вспомнишь, как только барашка я своего зарежу в новолуние, проведу обряд магический. Так все и вспомнишь, — хохотнула ведьма.

Барашек. Скорее бы она свое животное зарезала, да память ко мне вернулась. А потом уже буду решать, что делать и как быть.

— Можно вас спросить? — обратилась я к карге, когда та дожевала почти беззубым ртом кусок лепешки и выпила последнюю ложку супа, запрокинув плашку прямо себе в рот.

— Ну!

— Когда вы меня нашли, я была одна? Со мной никого не было?

— Никого. Совсем никого, — зачастила бабуля. — Ты упала в речку, она тебя подхватила и выкинула на берег. Тебе очень повезло — в тех местах крутые пороги больно. Беглянка что ль? Скрывалась от кого?

— Да, — вздохнула я. — Меня ведь казнить собирались за кражу золотой монеты. А потом я в приют попала и добрый падре приютил меня.

При слове “падре” ведьма скривилась.

— Тьфу, не поминай всуе это, меня мутить начинает…

— Простите, — жалостливо глянула я на колдунью. Видимо, ее такие падре не раз сжечь на костре обещали, так что не удивительно. — А потом мне опять пришлось сбежать… Только вот не помню почему.

Я вновь задумалась. У меня было такое впечатление, будто я хочу вспомнить, но что-то мне мешает. Заклятие — догадалась я! Она наслала на меня заклятие, чтобы я не смогла вспомнить что-то важное.

— Еще один вопрос к вам!

— Полно вопросов! — проворчала ведьма, вставая из-за стола и сдвигая пустые ложки и тарелки. — Иди мыть посуду, да дров в печь подбрось, лежат в углу.

— Я хотела спросить, зачем я вам? Скоро вы меня отпустите? — крикнула я вслед колдунье, но та только отмахнулась и вышла на улицу.

Мне не оставалось ничего другого делать, как начать мыть посуду, растапливать печь, мести, да убирать уголь. Со временем у меня созрела мысль, что ведьме я нужна в качестве рабыни — готовить, дрова рубать, помогать по хозяйству. Только вот мне с того какой прок? Нет, надо поскорее выбираться отсюда.

Так в делах прошел весь день и начало вечереть. Я постоянно следила за старухой и пыталась понять, что она делает, входя в сарай. Внутренним чутьем я догадывалась, что она не животных там проверяет и там есть что-то или кто-то важный для меня.

Но цепь мешала мне проверить, поэтому я старалась усыпить бдительность ведьмы как только могла — прилежно мыла, убирала, чистила, даже сама предложила сготовить ужин. Колдунья обрадованно согласилась на помощь и даже разрешила мне выйти во двор погулять, правда под ее неусыпным присмотром. Убедившись, что я не хочу сбегать, мы сели с ней ужинать, и я как бы невзначай сказала:

— Хорошо у вас тут на природе. Эко жилье, можно сказать.

— Словечки ты странные сыпешь, научила бы бабку уму-разуму, а? Тут у меня хорошо. Природа, животные, лес. Живи не хочу. И главное — людей нет!

— Это да! Это мне определенно нравится, — засмеялась я и старуха улыбнулась мне в ответ.

Может и не такая страшная она была. Люди сделали ее такой, а вообще она наивная, дремучая и обвести ее легко вокруг пальца. Да и глаза у нее добрые, синие, как у моей бабуси. А что, остаться тут, помогать ей и никакого Лохински. Лохински! Я вспомнила профессора и на меня нахлынула еще волна воспоминаний о том, что я должна выведать зачинщиков грабежей и мятежей против Людовика. А тут я еще опять вспомнила, что эта милая бабка сотворила с душой Анатоля. Не такая она уж и простая — лишь хочет такой казаться.

— Бабушка, — сказала я. — А вот вы как относитесь к Людовику?

— А ты пошто спрашиваешь? — подозрительно хмыкнула она.

— Да так. Я же из дальних краев прибыла. Собственными глазами увидела мятеж, очередное восстание, можно сказать, и спасло мне жизнь, когда меня собирались казнить.

При воспоминании о казни почему-то я опять что-то вспомнила на секунду, но тут же это воспоминание ускользнуло от меня.

— А что о нем думать. При людоеде этом церковь стала всех наших подряд сжигать. У меня ж родня была по женской линии — все наши ведьминские. И что ты думаешь? Всех пожгли, скотье! — она погрозила сухоньким кулачком куда-то в воздух. — Когда охоту на ведьм начали, я тогда сразу от людей ушла. Попортила им всех коров да ушла. Так они за мной отряд целый послали. Те явились и говорят: “именем Людовика, ты арестована”.

— А вы им что?

— А я им: “А пусть вас черт унесет!” — на этом месте ведьма расхохоталась страшным смехом, отчего у меня поползли мурашки, — налетела буря и действительно их унесла. Двое только здесь остались, за елки уцепились, но душу их все равно черти унесли, только тела пустые и сохранились.

Я поежилась — тот дед в приюте, Луиджи, он упоминал об отряде из которых только двое вернулись, да и то не в своем уме. Значит, все правда!

Ведьма тем временем продолжала подхихикивать, ела мясо голыми руками, отщипывая по куску и набивая им рот. После ужина мы улеглись спать. Не зря я устанавливала целый вечер с колдуньей близкие отношения. Вот где навыки коммуникации мои понадобились — Томка будет мной довольна! Зато теперь я ночевала в своей комнате без цепи и без заклятий. Я выжидала наверное целый час, пока не послышался храп ведьмы.

Осторожно вынырнув из своей комнаты и прокравшись в сени, я вышла на улицу. Отворить замок было тяжело — он был достаточно тугой, кроме того, открывался с визгом. Каждый раз, когда храп прекращался, я была уверена, что ведьма проснулась и сейчас выйдет, но каждый раз меня проносило.

Наконец, путь был свободен. Я решила бежать. Однако, нужно было все-таки заглянуть в сарай — любопытство все же терзало мою душу. Сарай не закрывался, но был подперт тяжелой деревяшкой, чтобы дверь не открывалась от ветра. Внутри было темно, и я остановилась у входа, привыкая к темени.

“Ммм”, - раздавалось мычание. Кажется, оно шло откуда-то сверху.

Когда глаза немного привыкли, и как только я смогла разглядеть очертания, то оторопела. Под потолком кто-то висел вниз головой. Красивый моложавый мужчина с голым торсом и в одних кальсонах. С удивлением я рассматривала его, но понятно было одно — видела я его в первый раз. Кто он и откуда тут взялся? В потьме я нашла какой-то чурбанок, взобралась на него и освободила рот мужчины от кляпа. Тот разразился целым ворохом проклятий.

Глава 22

— Тише ты! — прикрикнула я на него. — Разбудишь ведьму, она нас обоих не пощадит!

— Я не могу поверить, что ты жива! Магия свят-свят! — воскликнул мужчина, но перекреститься не смог из-за завязанных за спиной рук.

— Расскажи, что произошло? Мы знакомы? — спросила я, разглядывая его. Он был похож на кабана, висящего на крюке.

— Ты правда не помнишь? Видимо, любимица судьбы или же это магия колдуньи. Давай, развяжи меня и я прямо сейчас убью ведьму.

Пока мы болтали, изо всех сил я старалась развязать веревки, которыми был обмотан пленник. Однако, узлы были такими крепкими, что справиться с ними никак не удавалось.

— Знаешь, если мы выберемся отсюда живыми, я может быть пощажу тебя, так и быть, — сказал мужчина и тряхнул головой, убирая волосы с глаз. Луна тем временем взошла высоко на небосклоне и можно было различить уже не только очертания, но и мышцы на голом торсе, которые я старалась не рассматривать и не трогать во время попыток развязать узлы. Вид почти обнаженного мужского торса меня немного смущал.

— Еще и условия ставит! У меня болят руки, — заныла я. — Может, попробовать перерубить узлы?

— Поищи топор, — он смешно задергался, как червяк на крючке, пытаясь высвободиться. Я фыркнула.

— Чего смеешься? — разозлился он. — Посмотрел бы я на тебя, если бы ты тут висела в качестве будущей жертвы для ведьминского ритуала.

Я подняла руки, словно говоря “я не при чем” и хмыкнула:

— Какие мы нервные!

Пока я спускалась с чурбанка на землю, он вздохнул:

— До чего же ты нерасторопная!

Тут и меня взяла злость.

— Эй, мистер. Я не знаю, кто ты, но уже в нетерпении услышать историю, и, бьюсь об заклад, в этой истории плохишом будешь ты!

— Я бы тебе рассказал, только если ведьма поймает нас, то это будет бесполезно, пока мы будем вариться в супе! — прошипел он.

Я лишь гневно зыркнула глазами и принялась искать что-то полезное, времени на споры у нас не было. В конце концов я приняла решение:

— Мне нужно вернуться в дом и взять топор.

— Там есть топор? Что же ты молчала? — зафыркал пленник.

Возвращаться в дом не хотелось. Во-первых, я приняла твердое решение бежать. Во-вторых, шумная дверь могла в любой момент разбудить старуху. На секунду я задумалась — может быть сбежать прямо сейчас. Но, взглянув на связанного и висящего вниз головой мужчину, я поняла, что оставить его не смогу. Эх, надо было возвращаться.

Попасть обратно не составило труда — я легонько проскользнула в приоткрытую дверь и нашла спрятанный заранее топорик. Но вот выйти обратно было сложнее — петли вновь начали скрипеть и давали о себе знать каждый сантиметр. Я следила за храпом старухи и была готова в любой момент вернуться в комнату, однако, богатырский храп хоть периодически и прекращался, но возвращался вновь.

— Был уверен, ты сбежишь! — подозрительно прошептал пленник.

— По себе не мерь всех! — парировала я, и влезла на чурбачок.

Попасть по узлу было тяжелее, чем я думала изначально. Во-первых, мешала темнота, во-вторых, отсутствие опыта, а промахнуться и отчекрыжить маркизу ногу не хотелось — все-таки нам еще бежать от ведьмы через весь лес. Тем временем на улице поднялся ветер. Я слышала как он подвывает периодически в печной трубе.

— Слушай, — зашептала я. — Я тебя освобожу, но при одном условии.

— Ну? — нетерпеливо спросил пленник.

— Ты доставишь меня в Версаль! Это мое условие!

— Сначала освободи, потом посмотрим, — пробубнил маркиз, и я принялась за дело.

Прошла целая минута, прежде чем я прицелилась и попала точно в цель. Одна из веревок порвалась на множество мелких нитей и значительно ослабла. Я только примеривалась к соседнему узлу, как маркиз прошептал.

— Вот черт! Там свет!

Оглянувшись в страхе, я увидела, как в доме действительно показался еле видный огонек — старуха зажгла свечку. Внутри меня все похолодело, а конечности застыли. В голове билась только одна мысль: нам конец!

— Быстрее. Оставь топор и беги. Если нам повезет и она наведает меня первого, ты успеешь вернуться в свою комнату.

Я аккуратно прислонила топорик к обратной стороне чурбанка и кинулась прочь из сарая, уже не успевая подпереть двери деревяшкой. Спрятавшись сбоку от крыльца, я могла видеть входную дверь.

Старуха вышла наружу и оглянулась, принюхиваясь. Кажется, она что-то поняла, потому что обернулась и собиралась вернуться в дом, видимо, проверить мое присутствие. Однако, тут дверь сарая изо всех сил грохнула — из-за того, что я не успела подставить полено, ветер раскачивал ее в разные стороны. Ведьма забыла обо мне и со всех ног кинулась к сараю. Ветер раздувал ее длинные тяжелые космы и в свете луны она казалась очень страшной.

На плечи был накинут шерстяной платок, в который она беспрестанно куталась. Я услышала ее ликующий возглас. Да уж, никуда не делся ее барашек, который она вскоре принесет в жертву. Нужно успеть сбежать как можно быстрее.

Я юркнула в дом, и забралась под одеяло в своей комнате, а через минуту ведьма заглянула и ко мне, подсвечивая себе зажженной лучиной. Когда она зашла в комнату, меня обуял страх — колдунья кралась медленно и на цыпочках, словно привидение. Я не открывала глаза, боясь увидеть разгневанное ужасное лицо с длинным носом и висячей родинкой под ним. От страха у меня даже начали трястись руки. Однако, судьба была милостива ко мне и старуха, убедившись, что я сплю, вышла из моей комнаты. Было слышно, как она потопала в сторону кухни.

Я не спала до самого утра, пытаясь улучить момент для побега, но старая карга тоже не спала, охраняя своих пленников — меня и того мужчину, который назвался маркизом де Садом. Интересно, кто он? Неужели мы вместе с ним бежали от казни? Мысли путались у меня в голове, иногда вспыхивая короткими воспоминаниями, но тут же терялись.

Утром я принялась вновь хлопотать по хозяйству, внимательно следя за колдуньей. Та часто куда-то уходила, а перед обедом занесла мне ощипанного гуся и отдала тушку со словами:

— Сегодня праздничный ужин сделаем. Барашек мой почти готов, да и полнолуние будет. Самое то! Магические силы явятся ко мне на помощь.

Я побледнела, а когда она вышла, то села на табурет и задумалась. Понятно было одно — нужно бежать прямо сейчас! Но это было невозможно, я готова была зарыдать от досады. Старуха посадила меня на цепь и освободиться я не могла, как ни старалась, а топорик оставался в сарае.

Ближе к вечеру мы вместе с ведьмой нашпиговали гуся травами да дикими яблоками, посадили в печь. Колдунья была довольна и даже пританцовывала от радости.

— Ух, сегодня шабаш устроим! — воскликнула ведьма и направилась прямо ко мне.

Она схватила меня за руки и принялась кружиться так сильно, что я чуть не упала. Но силы откуда-то в ней внезапно сделалось, как у двух дюжих мужиков.

— Вы говорили о вашей волшебной настоечке, может махнем по чуть-чуть? — я не придумала ничего лучше, как оттянуть время.

— Ну, — задумалась ведьма. — Это можно, время еще есть, да и все готово.

На дворе свечерело, ближе к ночи поднялся опять сильный ветер и я слышала, как иногда подрагивает дверь сарая, подпертая бревном. Ей вторила моя цепь, прочно вбитая в колышек. Старуха сходила в подвал и принесла своего пойла, которое мы тут же разлили в небольшие чарки. Меньше всего мне сейчас хотелось пить крепкое, но выбора не было. Опрокинув чашку, я закашлялась и скривилась.

— Ты гусем-то закусывай, — заботливо пододвинула мне мясо старуха.

— Ядреная, но пошла хорошо! — похвалила я настойку, а ведьма горделиво улыбнулась и выпила две кружки подряд, даже не поморщившись. После чего схватила гуся, придвинула руками и принялась раздирать на куски,набивая себе рот.

На душе сделалось хорошо, легко, вроде даже и страх перед ведьмой прошел.

— Бабушка! — спросила я ее мечтательно, в голове проплывали образы некого мужчины в рясе. — А вы когда-нибудь любили?

Старуха хмыкнула и принялась говорить:

— Спрашиваешь! Я ведь долго уже живу, целых сто писят лет. Мне хоть и помирать скоро, да молодость свою часто вспоминаю. Была я первой красавицей на селе, и как-то заехал к нам один князь, звали его Дюше. Красивый, статный, весь такой при наряде, серый камзол с золотыми пуговицами, черная шляпа с белыми полями, на бедре шпага. Мы как увидели друг друга, сразу поняли — это любовь. Ночью я к нему пошла и до самого утра мы предавались утехам на сеновале. Он такие хорошие слова мне говорил, обещал жениться и одарить богатствами несметными… Ты ведь не смотри, что я ведьма, да и род весь мой. Богатствами мы никогда не обладали несметными. Самое вкусное для нас — это души людские. Вот их мы бережем и собираем. Иногда любуемся как король любуется своей короной, — старуха взяла две косточки и приложила их к своей голове, имитируя корону.

— И что же было потом? — полюбопытствовала я.

Ведьма погрустнела, хрустнула косточкой и с шумом высосала из нее питательную жидкость.

— А потом он уехал. Я пыталась его искать, даже поехала тогда за ним. А он прогнал меня со словами: “ты простолюдинка, да еще и ведьма. Не бывать нам с тобой никогда. А коли бегать будешь за мной — на костер отдам!”.

— Вот козел!

— Да, — подтвердила ведьма, и тут же повеселела. — Пришлось на него сотню бородавок наслать. Так он и не смог вылечить их до конца жизни, да и красавицы все сбегали от него.

Я покачала головой. Почему-то того князя мне тоже стало жаль.

— Если вы наслали проклятие какое-то, чисто теоретически, есть шанс его снять?

Ведьма налила еще по чарке и выпила залпом, затем занюхала веточкой пахучей мяты. Подозрительно взглянула на меня своими черными глазами, подернутыми поволокой:

— Может сболтну лишнего, но способа снять мое проклятие нет. Только один маг может сделать это.

— Какой же? — я боялась дышать, чтобы не спугнуть миг откровений.

— Король Воронов, который обитает в Дремучих лесах. Только обычный человек не сможет к нему добраться — там непроходимые топи и много хищников.

— Вот как! — протянула я. У меня возникло еще много вопросов, но было понятно, что ведьма раскуражилась и отвечать на мои вопросы никак не хочет.

Я решила ее отвлечь:

— А вот у вас музыки нет, сейчас бы станцевали с вами! — пошутила я.

— Как нет? — ведьма встала и вышла, а через минуту вернулась с небольшим деревянным бубном. — Это мне, между прочим, Воронов Король и подарил! Еще лет сто назад, он тогда объезжал своих поданных. А сейчас уже не ездит — церковь слишком взбесилась. Вот он свергнет ее, так и пустимся с ним в пляс!

— Свергнет? Он имеет отношение к мятежам? — вопрос вырвался сам собой.

— Ну что ты, девонька. Воронов король — сильнейший из магов, который не будет распыляться на мятежи, — речь старухи сделалась напыщенной, словно, она сама руководила сейчас восстанием. — Это голова змея! Мозг, от которого расходятся во все стороны щупальца, управляющие восстаниями. Пылающее адово сердце, дающее нам колдовскую силу. А мы, все его подданные, лишь слушаемся нашего управителя. Людовик и в подметки ему не годится!

Ведьма принялась постукивать в бубен и подпрыгивать нелепо то на одной ноге, то на другой.

Опять я почувствовала, что потянула за какую-то важную ниточку. Во всяком случае у меня начал складываться пазл. Пусть пока без самых важных деталей, но это было уже кое-что.

Вдруг старуха перестала стучать в бубен, остановилась и резко схватила меня за руку. Ее глаза загорелись дьявольским огнем:

— И ты, девонька, когда мои силы получишь-то, знай, кого надо слушаться. Воронов Король сам с тобой свяжется, тебе весточку пошлет. Слушай да делай, что он скажет.

Не успела я что-либо возразить, как веселый взгляд ведьмы вернулся, она вновь захлопала в бубен, и подняла меня в пляс:

— Давай же! Чего сидишь!

Как только я встала, я поняла, что ужасно напилась. Голова кружилась, ноги шли в пляс, и я принялась пританцовывать рядом со старухой. В какой-то момент я поймала отражение в большом мутном бутыле и испугалась. Я выглядела точно как ведьма — растрепанные волосы, горящие глаза и злобный устрашающий вид. Разве что красота усилилась и стала пуще прежнего. Неужели старуха хочет передать мне силы, чтобы наконец отправиться в ад?

Мы плясали и пели еще наверное с целый час, я уже практически не воспринимала, где реальность, а где выдумка. Старухин бубен выдавал мелодии, которые становились все ближе и понятнее мне. Ноги сами неслись в пляс и мне казалось, что вскоре я начну подпрыгивать до самого беленого потолка, украшенного странными, неизвестными рунами. Если бы кто-то заглянул в этот момент в окно, то увидел бы двух беснующихся ведьм в адовой пляске.

В пылу танца я подхватила у ведьмы бубен и начала теперь сама бить в него мелодию. Я забывала прежнюю жизнь, но новые знания втекали в мою голову, как горный ручей впадает в бурную реку. Старуха, казалось, тоже себя не контролировала: ее платок слетел с плеч и обмяк на дощатом полу горкой, которая казалась сейчас кучей пепла. Нос еще больше сморщился, а кожа обвисла на костях, словно теперь передо мной танцевал скелет в костюме человека. Внезапно старуха сделала высокий прыжок, раскинув руки в стороны, а затем упала на пол и громко захрапела.

— Бабуля! — медовым голосом я ползала рядом и звала ее. Мне хотелось продолжения веселья, хотя на ногах я едва держалась.

Огонь в печи разгорался, освещая все сильнее валявшиеся вокруг перья от ощипанного гуся, кости, прочие объедки, какой-то мусор.

Вдруг поняв, что случилось, я начала глупо подхихикивать.

— Бабуся, а как же наш девичник? — я захохотала и стена задрожала.

Вдруг мне что-то послышалось. Огонь трещал все сильнее, кажется, поглощая уже столешницу, на которой я недавно резала зелень, но сквозь этот звук я услышала, как кто-то крадется, а потом в дверном проеме увидела его. Мужчина, который представился маркизом де Садом, держал в руке наперевес топорик и судорожно оглядывался. Наконец, его взгляд остановился на спящей старухе и он, подбежав к ней, замахнулся топором.

— Стой! — гневно выкрикнула я, протянув руку.

Далее произошло нечто странное. Я не трогала и не приближалась к маркизу, однако, неведомая сила отпихнула его от старухи. Не сильно, однако, он сел и с испугом начал оглядываться.

— Пойдем. Скорее! Нечистая сила здесь! Дом горит! — он вскочил, дернул меня с силой, однако, я бежать не спешила.

“Убей его и получишь полную силу!” — кто-то прошептал мне на ухо. Теперь пришел мой черед пугаться.

— Это ты сказал?

— Я сказал лишь то, что нам нужно бежать, Жюстина! Давай же!

“Убей его и станешь ведьмой!” — опять прошептал мне голос. Я принялась оглядываться — весь дом кружился как ненормальный, и я поползла на четвереньках вон отсюда.

Мужчина кинулся за мной. Выползая из кухни, я вдруг увидела тонкий острый ножик, которым мы делали надрезы гусю. В этот момент я потеряла всяческий контроль над собой. Схватив нож, я поднялась и изо всей силы бросилась к тому, кто стоял препятствием между мной и ведьминской силой. В следующую секунду я наблюдала, как тонкая струйка красной крови потекла по голому торсу, а затем потеряла сознание.

Глава 23

Спасительная темнота недолго баюкала в своих уютных объятиях. Вместо них я почувствовала сильные крепкие руки, которые несли меня вперед. Из-под полуприкрытых ресниц я видела четкий волевой подбородок, раскосые глаза и черные пряди волос, прилипшие ко лбу. Оголенный торс, к которому я прикасалась щекой, был полон шрамов разной величины. Прямо над мускулистой грудью краснел еще набухший кровью разрез. Черт, это выглядело довольно соблазнительно, хотя может виной тому была слишком крепкая ведьминская настойка.

Мой спаситель шел упрямо, сцепив зубы, и взгляд его был направлен только вперед.

— А ты симпатичный… и смелый, — пьяно захихикала я и потянулась к губам мужчины.

Спаситель вздрогнул и в последний момент успел отвернуть лицо.

— Еще этого не хватало! — закатил он глаза и поставил меня на ноги.

— Что не так? — спрыгнула я с его рук и надула капризно губки. — Совсем никакого уважения.

— Ты еще об уважении будешь мне говорить! — хмыкнул он, картинно покачал головой и взял меня за руку. — Идем, вдруг ведьма надумает гнаться за нами. Нельзя долго оставаться на одном месте.

Я резко вырвала руку и пошла прямо за маркизом, размышляя о своем.

— Знаешь, я вот одного не понимаю, почему ты такой красавчик? Но от тебя тянет страшным холодом. Мне даже кажется, что я тебя раньше боялась! — под градусом я была готова разговаривать о чем угодно.

Он немного обернулся и взглянул на меня, затем хмыкнул.

— Меня многие боятся. Ведь я маркиз де Сад! — он горделиво махнул головой, словно гривой.

— Тьфу, — я чуть и правда не плюнула в него. — Гордец. Знаешь, в моем времени хвастунов не любят.

— В твоем времени?

— Ты не знаешь всего, но я шпионка! — я опять захихикала и, обогнув сбоку, повесилась на шею и чмокнула в щеку

— Господи, где твои манеры! — он немного грубовато отцепил мои руки от себя, но это лишь раззадорило меня.

— Ох, ваше сиятельство! — я сделала книксен, но из-за того, что голова еще кружилась, чуть не упала.

Он успел подхватить меня в последний момент.

— Осторожнее! Конечно, при моем дворце ты однозначно жить не будешь. Разве что в комнате с прислугой. Манеры просто жуть.

Я захохотала.

— Я с тобой жить не собираюсь. Не нужны мне дворцы!

— Ты же просила доставить тебя в Версаль. Если нас увидят вместе, то я должен знать, что ты больше не пойдешь воровать и портить мою репутацию.

— Ах, вот оно что! Ты заботишься о своей чести, и чему я удивляюсь! А ведь именно из-за тебя я чуть не лишилась головы!

У меня открылось еще одно воспоминание! Черт! Это был он. Тот мужчина, который с удовольствием тешился моей казнью, когда я молила его о спасении.

— Это был ты! — прошептала ошарашенно я, припоминая события того вечера. Я схватила какую-то палку с земли и кинула в него. Де Сад успел увернуться в последний момент.

— Прекрати! Ты заслужила еще один шанс только благодаря тому, что спасла мою жизнь. А просить прощение за былые дела я не собираюсь, — он намеревался идти дальше, но остановился и добавил. — А если ты собираешься и дальше упрекать меня в том, то терпеть я это не намерен и просто свяжу тебя!

Я хотела возмутиться, как небольшой взрыв слева привлек наше внимание. Мы одновременно обернулись и ошарашенно уставились на столб огня, поднимающегося в ночи к самому небу. В кругах огня можно было различить крохотные голубые мерцающие бабочки, точнее их силуэты.

— Что это?

Маркиз пожал плечами.

— Горит дом ведьмы.

— Господи, — хотела перекреститься я, однако, меня вдруг затошнило, а пальцы не в силах совершить крестное знамение, замерли.

— Что такое? У тебя лицо изменилось, — спросил де Сад.

— Все в порядке, — прошептала я и помассировала стучавшие виски.

Прелестно! Еще этого мне не хватало. Я чувствовала, что теперь в моей голове есть какая-то чужая мне информация. События, происходившие не со мной, люди, которых я не встречала, наводнили мои воспоминания.

Я вдруг увидела отрывки, в которых спускаюсь по лестнице, только вот ноги и руки не мои, а ведьминские — скрюченные и узловатые, словно я смотрю ее глазами. В подвале темно, но откуда-то льется свет. Оглядываюсь и понимаю, что свет исходит от голубых бабочек, которые заперты в стеклянных мутных банках.

Переношусь чуть раньше и вижу другое воспоминание — в небе парит черный дракон. Размахивая кожистыми крыльями, он кружит и садится возле моей ноги, как верная собака. Его глаза полны муки, он поднимает крыло и я вижу около десятка голубых красивых бабочек. Они садятся ко мне на руку и я переношу их в подвал.

— Это души! — сиплым голосом воскликнула я.

— Что? — переспросил маркиз.

— Души погибших людей, которые собирала ведьма! Она хранила их в подвале и теперь, когда колдунья мертва, а ее дом горит — они свободны!

— Откуда ты знаешь, что она умерла? — спросил он подозрительно. — К тому же, есть поверье, что ведьма не может умереть, пока не передаст свои знания кому-то.

Я лишь пожала плечами, чувствуя небывалую легкость и радость, то ли того, что бабочки получили свободу, то ли от того, что теперь точно знаю — во мне живут небывалые силы!

— Знаешь, если тебе интересно, ты можешь пойти и спросить это у злой колдуньи. Ведь именно она превратила твоего братца в Дракона.

У меня открылось неожиданное воспоминание, которое я раньше не помнила.

Маркиз погрустнел, вспомнив об Анатоле.

— С тех пор, как я увидел тебя в первый раз, со мной случаются невероятные вещи, — заметил он.

— Не переживай, — я по-свойски положила ему руку на плечо. Он вздрогнул, не привыкнув к такому обращению, и я поспешила ее убрать. — Со мной они приключаются с самого моего рождения.

Мы плутали по лесу еще с добрых два часа, а потом все-таки нашли подходящее дерево, устроились под ним на куче теплого валежника, собираясь спать по очереди. Однако, усталость настолько сморила нас, что в свою очередь бодрствования я все-таки тоже уснула.

Проснулась я, лежа у него на коленях. Маркиз сидел, опираясь о дерево, и, свесив голову вниз, посапывал. Черные длинные пряди совершенно выбились из его всегда идеальной прически. Я лежала у него на коленях и рассматривала точеное выхоленное лицо, сейчас все в царапинах, как вдруг он открыл глаза.

Мне вдруг стало неловко за вчерашнее. Сейчас алкоголь выветрился и я стала самой собой, кроме тревожного, зудящего чувства внутри себя, причину которого я пока не до конца понимала.

Я вскочила и принялась приводить себя в порядок.

Наблюдая за мной, де Сад тихо сказал.

— Ты прекрасно выглядишь

Я лишь зыркнула в его сторону:

— Твои комплименты не вернут моего хорошего отношения к тебе, после всего, что ты сделал! Да и слухи, которые ходят о тебе, не слишком лестны. Уж я-то на твои слова точно не клюну. И да, если тебе так важны твои честь и достоинство, то нужно было заботиться об этом раньше.

Пьер захохотал.

— Поведай же, какие слухи обо мне ходят!

— Как ты соблазняешь невинных девушек и учишь их…

На этом месте я почувствовала, как горят мои щеки и запнулась.

Маркиз усмехнулся, но не стал продолжать этот разговор.

— Поесть бы чего! — сказал он оглядываясь, — жаль, нет лука — мог бы подстрелить дичь.

— Из лука ты стреляешь вообще-то не очень, — хихикнула я, намекая на нашу первую встречу.

— А ты остра на язык! Всыпать бы тебе плетей, — шуточно нахмурился де Сад. — Но не хочется сейчас тратить время на тебя!

И опять я покраснела, что не укрылось от внимательного взгляда маркиза. Каждый раз, когда он смотрел на меня, я смущалась, сама не понимая почему. Мне казалось, что он иногда смотрит на меня с вожделением, другой раз — с нежностью, но разгадать до конца я его не могла.

По пути мы пару раз натыкались на ягоды, но каждый раз Пьер, внимательно их рассмотрев, запрещал пробовать на вкус.

— Ведьмины ягоды, — сказал он. — Это Гиблые места, здесь мало того, что сгодится человеку в еду.

Чем дольше мы шли, тем больше понимали безысходность нашего пути.

— Может быть мы заблудились? Как думаешь? У нас есть шанс выбраться? — спросила я во время очередного привала.

Де Сад устало вздохнул.

— Нам бы найти ручеек. Я чувствую, он где-то рядом — родники попадаются все чаще и чаще. По ручью мы смогли бы выбраться к большой реке, а там уже недалеко и дорога будет.

День начал склоняться к вечеру, но никакого ручья мы так и не встретили. Маркиз опять остановился, что происходило все чаще, мы выбились из сил.

— Если дело так пойдет и дальше, то завтрашний день мы можем и не пережить, — нахмурился он. — Смотри, у тебя щеки вон совсем впали.

Чувствовала я себя действительно не важно, сил оставалось все меньше. Вдруг я подумала: “что если у меня действительно есть ведьминские силы? Почему бы мне ими не воспользоваться?”

Своими мыслями с маркизом я делиться, конечно, не стала, зато на одном из привалов решила испробовать свое могущество. Отойдя чуть дальше, я села на большой теплый камень, нагретый солнечными лучами. Закрыв глаза и постаравшись сосредоточиться, я вдруг начала слышать окружающие звуки природы гораздо громче, чем обычно.

В какой-то момент даже испугалась и принялась осматриваться вокруг, но вскоре привыкла, и даже принялась наслаждаться тем, что трава стала зеленее, а цветы пахнут еще ароматнее. На одном из ближайших деревьев сидела жирная куропатка. Я сразу поняла, что это то самое! Только как вот ее приманить — я не сразу догадалась.

Силой мысли сосредоточилась на птице и в какой-то момент мне удалось сбить ее с ветки, словно лучом невидимого лазера. Она взлетела и испуганно затрепыхалась. Когда птица уселась на соседней ветке и вновь начала дремать, я представила в своих руках лук, натянула тетиву и выстрелила стрелой прямо в куропатку. Та упала в траву. Не веря своему счастью, я кинулась проверять и о чудо! Свежеподстреленная птица мертвым камнем лежала аккурат под деревом.

— Ощипывать умеешь? — небрежно спросила я, кладя куропатку под ноги маркизу. Тот вернулся без добычи.

— Но как? — восхитился он и с уважением взглянул на меня. — Не камнем же ты ее сбила?

— Пусть это останется моим секретом. Может быть однажды я поведаю тебе его.

Пьер с осторожностью взял куропатку и осмотрел ее.

— Уж не колдовские ли силы тут замешаны? Я все еще не могу забыть вчерашний вечер и то, с какой силой ты оттолкнула меня в доме ведьмы, даже не приближаясь ко мне!

— Ты есть хочешь или мы болтать будем? — раздраженно рявкнула я. Все-таки доверять такую тайну этому мужчине я бы не рискнула. Да, в некоторой степени приключения сблизили нас, но что будет, когда мы окажемся в Версале?

Приготовить дичь было не так-то просто, ведь у нас не было ни ножа, ни огнива. В итоге, с добрых полчаса ушло только на то, чтобы отыскать кусок камня, который можно было бы использовать вместо ножа. Еще четверть часа мы собирали ветви, складывали костер, выбивали искры, потрошили птицу. Однако, в конце концов наши старания были вознаграждены.

Когда на землю опустилась ночь, мы сидели перед потрескивающим костром и поджаривали аппетитные куски жирной куропатки.

Из куска верхней юбки я сделала Пьеру подобие рубашки-накидки, чтобы ночью он не продрог. К тому же, мы запаслись достаточным количеством сухих веток и камней, чтобы поддерживать наш очаг целую ночь. Кажется, жизнь налаживалась, а внутри себя я вдруг поняла, что готова простить этого человека.

— Знаешь, я никогда ничего вкуснее не ела, — сказала я, вгрызаясь зубами в обжигающее мясо.

— В юности мы часто ходили с друзьями в походы, представляли себя крестоносцами, — предался воспоминаниям де Сад. — Однажды я потерялся.

— Это грустно слышать.

— Да, мне было одиноко и страшно. Я просто ходил по лесу, зовя хоть кого-то, но никто не откликался. И чем дольше я там находился, тем больше мне казалось, что лес живет своей жизнью. Деревья мне уже не казались просто деревьями — я слышал, как они переговаривались между собой где-то в верхушках. В траве перешептывались муравьи, а недалеко от меня бродили духи леса. Когда наступила ночь, я почти попрощался с жизнью. Мне удалось найти высокое дерево и забраться на него, но всю ночь я видел желтые глаза, ждавшие меня внизу.

— Ужас какой, — промолвила я, почти чувствуя, что пришлось пережить бедному мальчику. — Но потом тебя нашли?

— Нет, я вышел сам к людям, и никто обо мне не вспоминал. Все просто продолжали заниматься своими делами, будучи уверенными, что я где-то заигрался.

— Ты упоминал, что вы были близки с Анатолем, — вспомнила я. — Неужели даже он не кинулся тебя искать?

— Да, это так. Анатоль тогда уже уехал учиться, и, как оказалось, он был единственный, кто заботился обо мне.

Мы замолчали, занявшись поеданием дичи и каждый думая о своем.

— Откуда ты взялась? Расскажи мне о себе. Ведь ты не похожа на обычную воровку золота, ты слишком… умна, — внезапно спросил Пьер.

— Ох, а ты мастер комплиментов, — рассмеялась я, раздумывая о том, стоит ли говорить о себе правду.

Этот уютный вечер и огонь так и располагали делиться сокровенным. Сухие веточки весело потрескивали и наполняли воздух огненными искорками, исчезающими в ночной тьме. Однако, я все же решила проявить благоразумие. Кто знает, как сложится наша судьба в дальнейшем.

— Вот ты и сейчас это делаешь! — заметил Пьер, эмоционально показывая на меня пальцем.

— Что?

— Думаешь! Я же вижу, как ты размышляешь о чем-то. Видимо, для того, чтобы сказать мне правду, ты недостаточно искренна.

— Какой та наблюдательный! Да, я действительно прибыла из чужих мест, но пока я не могу сказать тебе всю правду. Может быть позже.

Маркиз лишь покачал головой.

— Хорошо, — согласилась я. — Давай так. Я тебе расскажу один важный факт из своей жизни, а ты ответишь на мой вопрос!

— Ты ставишь мне условия, дерзкая простолюдинка! — пошутил он, однако в его словах не было злобы. — И что же за вопрос. Я ничего не обещаю.

— Тот священник… — я говорила, и воспоминания урывочно возвращались ко мне. — Я не помню, как его звали, но ты сказал, что долго охотился на него. Это правда? Расскажи мне о нем.

Маркиз скривился и дерзко спросил:

— Люка Бурый, ты говоришь о нем? Почему он тебя так интересует? Между вами что-то было?

— Ты ревнуешь? — внезапно догадалась я.

— Еще чего! — хмыкнул де Сад.

Мне не понравились его вопросы и резкий тон, словно он на мгновение стал вновь тем, кого я боялась, но пути назад уже не было.

— Между нами не было ничего, — соврала я. — Но этот человек подарил мне веру и надежду в господа, — на этом слове меня вновь страшно замутило, но я постаралась сделать вид, что все в порядке. Впрочем, можно было не стараться. Сумерки и костер наполовину скрывали мое лицо от собеседника, а изменения в голосе он не уловил, упиваясь своей ненавистью к падре.

— Люка Бурый… Друг Анатоля. Я знал его, догадывался, но все-таки никогда бы не подумал, что так близко пригрел змею на груди. Ты знала, что он первым организовал набеги на королевские конницы? Исподтишка было убито множество невинных людей — не только охрана Людовика, но и инкассаторы, перевозившие казну, конюхи, даже женщины — в некоторых экипажах они сопровождали своих мужей.

Я не могла поверить в том, что он говорит. Несмотря на то, что память не до конца вернулась ко мне, в сердце у меня жила любовь и светлый образ безгрешного человека. Видя мои раздумья, маркиз заметил:

— Иногда узнавать правду больно, не так ли?

Я лишь дернула плечами.

— Теперь твоя очередь, ты ведь обещала мне правду о себе.

Я устало усмехнулась и достала медальон, после чего продемонстрировала его возможности — ловила разные волны и мы слушали короткие сообщения из разных эпох. С Лохински связываться я не стала.

Де Сад сидел как громом пораженный.

— Это магия?

— Нет, это наука! — назидательно подняла палец вверх и, увидев изменившееся лицо маркиза, быстро спросила: — Ты же не боишься? Я показала тебе эту штуку с расчетом на твое благоразумие. Просто знай, что мир, в котором ты живешь — не единственный.

Вскоре мы перевели разговор на тему политики и королей, но все же я пожалела о своих словах. Во взгляде маркиза читалось непонимание и даже затаенный страх. Он закрылся от меня и за одно мгновение стал вновь отстраненным человеком, словно, и не было всех этих приключений в лесу, сблизивших нас. Он молчал и я видела, как его губы вновь презрительно скривились, а сам он избегал моего взгляда.

— Ты боишься меня? — тихо спросила я.

Пьер ответил спустя минуту.

— Ты слишком необычная, боюсь, что всего лишь попал под твои ведьминские чары. Давай спать, мы так устали за день.

Спать я легла с тяжелым сердцем. Этот человек, который на какое-то время открылся мне, вновь стал чужим и зловещим. Я не была уверена, что он не сдаст меня ордену инквизиции, как только мы выберемся из леса.

Наутро я проснулась одна. Пьера не было, вокруг меня шумел лес, а за горизонтом блистали первые лучи солнца. Сперва я подумала, что он бросил меня и сбежал, однако, вскоре я услышала шаги. Возбужденный маркиз плюхнулся рядом и перевел дух.

— Я немного прошел вперед — кажется, впереди водопад. Я не стал тратить силы и проверять, но в любом случае мы пойдем туда, — он махнул рукой в то направление, откуда только что явился.

Как оказалось, он был прав! Через короткий отрезок пути мы действительно вышли к тому самому водопаду, в который рухнули пару дней назад. Теперь дело оставалось за малым — обойти его и выйти на большую дорогу.

Я вдруг взяла Пьера за руку.

— Могу я тебя кое о чем спросить, Пьер?

— Конечно!

— Когда мы вернемся туда, к людям, ты обещаешь помочь мне? Меня же разыскивают за побег.

— Ну что ты! Теперь ты со мной, я же тебя выкупил!

В его глазах блеснула усмешка и что-то еще, что мне сильно не понравилось. Может быть это было мое новое ведьминское чутье, но я твердо решила — мне нужно бежать при первой попавшейся возможности!

Глава 24

Добраться до большой дороги не составило труда. Обрадованные тем, что все-таки выжили в ведьминском лесу, мы дотопали до первых людей и Пьер сразу же выкупил повозку с крестьянином, который повез нас до ближайшей харчевни.

Во время пути, сидя напротив маркиза, я наблюдала за ним. Он отдыхал, облокотившись о деревянную перекладину и согнув одну ногу. Мужчина задумчиво смотрел на путь, который оставался позади повозки. В зубах грыз небольшую соломинку.

Я видела его в пол оборота и думала о том, что он имеет бесподобные черты лица, характерные лишь уверенным в себе, горделивым людям, не считающихся с простолюдинами. Зеленые, чуть раскосые глаза, слегка высокомерно смотрели на всех людей, которых он встречал, а подбородок всегда был поднят. Такому человеку я, пожалуй, не могла доверять — он слишком эгоистичен и вспыльчив. Другое дело — его брат Анатоль, с которым у меня успели сложиться дружеские отношения даже за то короткое время, которые мы провели рядом, но никаких новостей о нем не было.

Я вновь была на развилке — у меня была возможность сбежать, найти Томку и придумать с ней план. Либо рискнуть и остаться рядом с де Садом, чтобы получить доказательства и имена. Лохински говорил, что один из предводителей мятежников — де Сад. Из полученной информации было ясно, что мятежникам помогал Анатоль и его подпись стояла на всех важных документах, спонсирующих так называемых “террористов”. Но, чтобы вернуться домой, мне нужно было получить доказательства и добыть еще имена, чтобы мать-корпорация могла уничтожить сразу всю ветку так называемых преступников одним махом и революция погасла, так толком и не начавшись. Передо мной стояла сложная задачка.

Пьер перевел взгляд на меня.

— О чем ты думаешь на сей час? — спросил он и прищурил один глаз от яркого солнца, отчего его лицо приобрело лукавое выражение.

Солнечные лучи заливали нашу открытую повозку со всех сторон и пространство вокруг цвело уютным желто-соломенным оттенком. Приятно пахло сеном, и казалось, что ничего плохого не должно случиться.

— Тебе идет крестьянский стиль, — подметила я. Маркиз был одет в крестьянскую рубаху и штаны с подтяжками, волосы забраны в тугой хвост позади. — Никогда не думал переехать в сельскую местность?

— У меня много дворцов. Некоторые из них стоят на берегу реки, а из окон можно наблюдать похожую пастораль. Все детство я прожил в похожей местности. Ты приглашена, между прочим, — резко закончил он.

— Вот как! В качестве туриста?

— В качестве кого? — не понял Пьер.

— Как гостья?

— Как гостья, — спокойно повторил он.

— Но у меня есть выбор? Я ведь могу отправиться по своим делам без обязательного визита? — решила я уточнить мучающий меня вопрос, хотя ответ уже знала.

— Нет. Ты поедешь со мной. Это решено. К тому же, — Пьер приподнял уголок рта, но на улыбку это не слишком походило. — Это твоя воля. Ты просила доставить тебя в Версаль.

— У меня изменились планы, — буркнула я, насупившись, и скрестила руки на груди.

Вскоре повозка остановилась и крестьянин крикнул: “Приехали!”.

Пьер легко соскочил с дощатого пола кибитки и галантно протянул мне руку. Я глянула на него искоса, руку принимать не стала и спрыгнула сама, приподняв подол юбки.

Маркиз лишь покачал головой:

— До чего же избалована!

Мы приехали к небольшой каменной башенке. К ней были пристроены одноэтажные бараки. Надпись на башенке гласила: “Харчевня трех пескарей”.

Настроение мгновенно поднялось — наконец-то можно будет нормально помыться в горячей воде и поесть. Сказано-сделано. Вскоре каждому из нас предоставили комнату, где мы могли бы отдохнуть. Внутри было довольно светло и уютно, в углу стояла лохань с уже приготовленной горячей водой.

Отмокала я, наверное, полчаса, пока вода не начала остывать. Из-за долгого хождения по лесу волосы сбились в колтуны и пришлось их хорошенько вычесывать гребешком.

Пока я лежала в лохани, произошло одно интересное событие, которое я не сразу смогла объяснить. Закрыв глаза, я полностью расслабилась и ушла под воду с головой. Теплота погрузила меня и я слышала как бьется мое сердце. В какой-то момент все вокруг обрело усиленные чувства, как тогда в лесу, когда я подстрелила куропатку.

Я чувствовала как воду окутывает мое тело, как где-то снаружи щебечет птица, я услышала даже, как Пьер кому-то говорит: “Два золотых за охрану комнаты”. Мое сознание взмыло в небеса и вдруг резко куда-то полетело. Так высоко, что у меня закружилась голова. Я практически не могла контролировать этот полет, но на мое счастье, вскоре все прекратилось.

Вокруг меня была чистая беленая комната, пахло благовониями, а в углу комнаты кто-то стоял — мужчина в длинном черном одеянии мочил какие-то тряпки в бадье и ложил их сушиться на очаг. Лекарь — догадалась я. Я смотрела не своими глазами, но глазами человека, лежащего на топчане и укрытого одеялами. Вдруг лекарь повернулся и воскликнул:

“Ваше сиятельство!”

Неужели я смотрела глазами Анатоля?

Когда лекарь бросился в мою сторону, я испугалась и потеряла видимость. Мое сознание покинуло тело Анатоля и вернулось в мое собственное, а я с криком вынырнула из воды — воздух почти закончился. Следующие пять минут я пыталась отдышаться и приходила в себя после такого невероятного путешествия.

Неужели это ведьминские силы? И что за охранники, которым платил де Сад? Вновь тревожное чувство закралось в душу.

Я оделась и осторожно выглянула за дверь — недалеко от моей двери стоял хмурый мужчина. Он не был одет как солдат — видимо, кто-то из крестьян, но явно наблюдал за моей комнатой. Когда я показалась на выходе, он сделал шаг по направлению ко мне, а я тут же спряталась внутри, прислонившись к двери с обратной стороны.

Пьер приставил ко мне охрану и теперь мой план побега накрылся медным тазом! У меня хоть и были ведьминские силы, но как использовать их для побега я пока что не придумала. В дверь громко и настойчиво постучали.

— Жюстина, открывайте, — послышался голос де Сада.

Делать было нечего и я нехотя открыла дверь.

— Спускайся вниз, обед для нас готов.

Я ничего не ответила, лишь кивнула и закрыла дверь. Значит, теперь мне не выбраться. Кажется, настало время посоветоваться с Лохински.

Связь установилась с первого же раза.

— Зинаида! Как у тебя продвигаются дела? Рад слышать, что ты еще жива! — несмотря ни на что, профессор верил в свое изобретение и в его голосе действительно звучали нотки радости.

— Вашими молитвами, Лохински. Мне нужен совет как быть.

— Я тебя внимательно слушаю!

Пришлось кратко пересказать профессору свои невзгоды, минуя, конечно, некоторые моменты, связанные с моей личной жизнью. Однако, последние два дня блуждания по Гиблому лесу вместе с де Садом я передала практически дословно, закончив свою речь вопросом:

— Я совершенно не знаю, как мне лучше поступить. Де Саду я не доверяю абсолютно, но связаться с Анатолем пока что не могу. Думаю, я напала на след и главные зачинщики мятежей — это Люка Бурый и его помощник Анатоль де Сад, но раздобыть доказательства я не могу. Что мне делать?

Профессор задумался, затем сказал.

— Да уж, дело сложное, конечно. Но сбегать от Пьера довольно глупо, учитывая, как близко ты подобралась к их змеиному клубку. Исходя из того, что ты говорила, Пьер де Сад особо ничего рассказать не сможет, потому что сам он к мятежам не причастен. Анатоль слишком далеко от тебя. Остается лишь третий участник, который и поможет тебе добыть нужные нам доказательства.

— Люка? — прошептала я. Воспоминания по-прежнему возвращались ко мне отрывочно. Я почти не помнила его лица, зато я прекрасно помнила его нежные объятия и губы. А для себя я решила, что вернусь домой, во что бы то ни стало! Меня не должно задерживать в этом мире ничего — он слишком безумен. Поэтому встречаться с ним я не планировала — что мне может предложить беглый священник — мятежник?

— Именно! — прервал мои размышления собеседник. — Тебе нужно попробовать поговорить с этим Люкой. Ты упоминала, что его арестовали. Наш человек при дворе Версаля поможет выяснить, где он, и устроит вам встречу. Поговори, выведи его на эмоции, заставь выдать тебе все, что они сделали и имена важных участников. Обещай, что угодно — свободу, власть, золото, лишь бы он рассказал. Если ты зажмешь кнопку на медальоне, он сработает как диктофон. После этого передашь послание мне и ты будешь свободна! Я моментально верну тебя сюда, щедро награжу и ты будешь работать на государство уже здесь.

— План надежен как швейцарские часы, профессор, — грустно пошутила я. — Как мне найти этого вашего шпиона?

— Я уже упоминал о нем. Глава королевской разведки. Он сам свяжется с тобой, как только ты прибудешь в Версаль.

— Ясно, отбой, — вздохнула я и выключила передатчик.

Теперь оставалось дело за малым — добраться живой до Версаля рядом с Пьером, и с глазу на глаз поговорить с любовью всей моей жизни.

Маркиз сидел внизу в ожидании. Он выглядел безупречно — в новом зеленом камзоле с серебряными пуговицами, идеальной прической и вымытым до бела лицом он совсем не был похож на человека, который еще вчера бегал по лесу, спасаясь от ведьмы. Но и я не уступала ему — длинное, пышное платье молочного цвета с коричневыми оборками и серым нагрудником подчеркивало зону декольте, и открывало зрелищу тонкие выпирающие ключицы. Волосы я заколола на макушке, оставив свободными лишь несколько длинных прядей.

Завидев меня, маркиз встал и вежливо поклонился. Я протянула ему свою руку и он поцеловал кончик пальцев.

— Я же говорил, что ты выглядишь великолепно, — он еще раз галантно склонил голову и пригласил меня сесть.

Харчевня была многолюдна, но расстояние между столами было достаточным, чтобы не чувствовать себя стесненно — она явно отличалась от той придорожной харчевни, в которой за меня подрался Анатоль. Было видно, что этот трактир предназначен для зажиточных людей — на полу даже лежали медвежьи шкуры.

Перед нами на стол поставили половину зажаренного поросенка, усыпанного травами и перцем, несколько лепешек разного цвета и вида, тушеные на костре овощи. А на десерт нас порадовал яблочный пирог со сладкой подливой.

— Неужели мы будем спать сегодня не на дереве, — пошутила я, отодвинув чарку с недопитым элем. Мне хватило буквально пару глотков, помня последствия ведьминской настойки.

— Я и не сомневался, что мы выберемся из лесу. Ведь у нас был я! — мужчина бахвалисто ткнул себя в грудь.

— Знаешь что! — разозлилась я. — Благодаря мне, мы тоже выжили. Ты забыл рысь? А ведьму? А куропатку, которую я убила?

— Ты надеешься, что я выдам тебе медаль? — хохотнул маркиз, разгоряченный элем.

— Очень смешно. И почему мужчины все заслуги присваивают себе! Кстати, по какой причине к моей комнате приставлена охрана? Ты ничего не хочешь мне объяснить?

Маркиз допил эль и оставил чашку в сторону, грохнув ей по столу.

— Ты едешь со мной в Версаль, по пути будет полно мужчин, которые захотят с тобой знакомства.

— То есть дело не в том, что я не могу уйти? — уточнила я.

Внезапно маркиз приподнялся и грохнул теперь уж кулаком по столу, от чего затряслись все плошки, чашки, стоявшие на нем. Остальные посетители обернулись на нас.

— Я же сказал! — взревел он. — Ты поедешь со мной.

Ярость в его глазах утихла и он сел обратно.

— Не нужно задавать мне одни и те же вопросы, — добавил де Сад уже спокойнее.

Я сглотнула слюну, не решаясь ничего более спросить.

После ужина он проводил меня до комнату и сказал.

— Извини, я слегка не сдержан. Но и ты заставляешь меня нервничать!

Я молчала.

Он сделал шаг вперед, и мне не оставалось ничего другого, как отшагнуть. Таким образом, мы переместились почти целиком в мою комнату. Я застыла, не понимая, что будет дальше.

Де Сад подошел почти вплотную ко мне, я чувствовала его горячее дыхание и слегка отвернула лицо.

— Ты… слишком… дерзкая, — ответил он и прикоснулся губами к открытому участку шеи. Это был не поцелуй, лишь прикосновение, но настолько нежные, что у меня пошли мурашки.

Я не двигалась, чувствуя себя в ловушке. Убегать не было смысла, ведь ему ничего не стоило убить меня или сдать властям. Но и принимать его поцелуи было слишком волнительно, не такой любви я хотела для себя. Однако, стало понятно одно — сейчас я была целиком и полностью в его власти.

Глава 25

В детстве я читала исторические книги, но никогда не могла вообразить, что однажды увижу Версаль воочию. Великолепие города поражало — высокие башенки сменялись крошечными домиками, в окнах которых мелькали частенько чепцы кухарок. Возле домиков побогаче часто можно было встретить небольшой палисадник, огороженный крошечными заборчиками. Внутри резвились целые оравы детей. Чем дальше мы углублялись в центр города, тем длиннее становились улочки, а стены вырастали выше.

Здесь чаще можно было встретить многоэтажные круглые башенки, украшенные шпилями и развивающимися флагами. По мощенным булыжниками дорогам ездили колесницы, в которых сидели важные господы: дамы лениво обмахивались веерами, поглядывая со скукой в окна карет, а мужчины что-то им говорили. Я облокотилась на окошко колесницы и положила голову, не собираясь не пропустить ни единого интересного здания или человека. Разглядывать все это было сплошным удовольствием, если бы не запах.

— Лучше не слишком высовывайся, — посоветовал мне Пьер, когда мы проезжали возле широкого двухэтажного дома со множеством окон, из некоторых валил пар.

— Почему? — только и успела спросить я, как недалеко от меня дородная толстая женщина в засаленном чепце высунула глиняный горшок и вылила содержимое наружу.

“Фуу” — я зажала нос и немедленно спряталась в самый глубь своей кареты. — Нечистоты!

— Здесь бани, они не особо борются с этой проблемой. В более современных домах строят системы сбора нечистот в единой яме, которая периодически очищается, — пояснил мой спутник.

— Знаешь, мне кажется, в будущем, это проблема будет решена повсеместно. В тех краях, откуда я приехала, у нас давным-давно существует канализация.

— Интересно, — в глазах Пьера зажегся любопытный огонек. — Как она работает?

— Ну, — задумалась я. — Нажимаешь на кнопку и вода просто смывает все.

Объяснить устройство канализации было сложно. В следующий раз, прежде чем швырнуть человека в другой мир, нужно его обучить хотя бы основам нужных и важных вещей, которыми он сможет поделиться. Хотя, я и так знаю, что скажет Лохински: “Человек должен додуматься до всего сам, путем эволюции!”

Вскоре мы подъехали к каменному замку, который окружали стены, выполненные из того же сероватого камня. На замок это не было слишком похоже — просто множество строений и круглых башенок, насаженных рядом друг с другом как грибы, но большое количество шпилей, флагов, а также наличие стражи, говорило о том, что здесь живут не простые люди.

— Ого, мы приехали? — обратилась я к де Саду и тот горделиво кивнул.

— Замок де Сада. Прошу пожаловать! — воскликнул он и протянул мне руку, чтобы помочь выбраться.

Мои глаза буквально горели. Внутри нас встретил серьезный дворецкий, которого Пьер тут же отвел в сторону, чтобы расспросить о делах. Краем уха я услышала как он упоминал об Анатоле, но дослушать не вышло — приветливые молодые служанки засуетились вокруг меня.

— Иди в свои покои, я поднимусь к тебе чуть позже! — крикнул Пьер напоследок и я последовала за служанками.

Внутри дворец выглядел скромнее, хотя была в нем определенная величественность. Для здешнего времени здесь не было ничего такого, что меня могло бы удивить, кроме, пожалуй, некоторых украшений. Рядом с деревянными лакированными столешницами, комодами и тумбами всех размеров и форм стояли причудливые античные вазы. Некоторые из них были однотонные, другие — украшенные всевозможными цветами и вензелями на китайский манер. Наверняка, такие вазы можно было бы продать в нашем времени за отличную сумму. Жаль, только нельзя их телепортировать. Тут же я одернула себя — принцесса, а все еще размышляю, как воровка.

Комната моя располагалась на третьем этаже башенки и мне пришлось преодолеть несколько опасных пролетов крученых ступеней. Зато, когда я выглянула из окошка, то от счастья чуть не рассмеялась. Неужели я и правда стала принцессой? Отсюда открывался красивый вид и я видела детишек и скот. На дальнем дворе прачки стирали белоснежное белье — несколько простыней уже сушилось на прищепках. Вдруг на меня обратил внимание один мальчишка, ему было на вид лет восемь. Он показал на меня рукой и закричал:

“Посмотрите, у хозяина новая невеста!”.

Я смутилась и тут же прикрыла деревянную ставню. Никакая я не невеста!

В дверь постучали и в комнату вошла юная служанка, которая немного напомнила мне Августину.

— Мадемуазель, ваши платья! — в руках у девушки было несколько нарядов, которые она сложила на широкую кровать. — Я помогу вам одеться.

— Спасибо! Как тебя зовут, дитя? — обратилась я к ней.

— Люси, мадемуазель.

— Могу ли я принять ванну с дороги и немногоотдохнуть?

— Конечно! Лохань с нагретой водой будет готова. Я за вами поднимусь.

Люси поклонилась и вышла.

На сердце у меня отчего-то стало спокойно и радостно. Я подошла к широченной кровати. Да уж, она явно отличалась от монашеских условий в приюте. Затем раскинула руки и спиной упала на мягкую перину, смеясь. Может мне и не стоит отсюда никуда убегать? А зачем?

После принятия ванны, я оделась не без помощи служанки, и теперь с удовольствием крутилась перед зеркалом, рассматривая себя со всех сторон — нежно-мятное платье, подбитое плотным остовом юбки, идеально подходило мне к каштановому цвету волос, которые волнами покрывали плечи. Часть волос была забрана небрежным пучком сзади и украшена золотой шпилькой в виде голубя.

Из косметики Люси мне подала белую пудру, а также черную и красную тушь, которые я использовала для того, чтобы нарисовать крохотную черную мушку и приукрасить губы. Все это я сделала, конечно, с помощью служанки, ведь краситься я не умела абсолютно.

Зато старания Люси не прошли даром — отражение в зеркале вновь порадовало меня. Я уже совсем привыкла к своему новому образу, а косметика лишь больше подчеркнула юную красоту и молодость. Это был словно второй шанс, подаренный мне судьбой. Шею по-прежнему украшал мой амулет, а на руку я надела перчатки цвета слоновой кости.

Спустившись вниз, я остановилась, ожидая маркиза.

— И все же я был прав, когда пригласил тебя к себе? — раздался восхищенный возглас позади.

Я обернулась и увидела его. Де Сад был одет в черно-зеленый бархатный камзол и брюки по здешней моде — укороченные до голени. Ниже начинались белые гольфы, а на ноге красовались банты и черные туфли. Я чуть не фыркнула, но сдержала себя — не могла не признать, что ему очень шел этот наряд.

Он подставил руку и я взяла его под локоть. Чинно мы прошли в обеденный зал, где стоял длинный стол, накрытый всевозможными яствами. У меня разбегались глаза — на белоснежных скатертях стояли красивые бело-синие фарфоровые этюды, полные мяса, курицы, салатов, фаршированных яиц и еще бог весть еще чего. Сбоку дымились горячие блюда, а справа — стеклянные графины потели от холодных компотов.

— Я не знал, что ты любишь, — сказал Пьер. Он явно наслаждался моими горящими глазами. — Надеюсь, ты будешь не против, если к нам присоединяться несколько моих друзей? Они беспокоились обо мне и ожидали в замке моего прибытия.

— Я не против, — только и смогла ответить я.

— Ты первый раз на таком приеме? Ты выглядишь удивленной.

— Если честно, то да. Нет, конечно, я бывала на подобных мероприятиях, но чтобы с таким размахом — впервые.

— Что же, я так и знал, что ты необычная воровка. Что же тогда тебя побудило украсть у меня золото? — Пьер прищурился своим фирменным взглядом, но расспросить более ничего не успел. Соседняя дверь, украшенная золотистыми лилиями, отворилась и в нее прошли несколько человек — три мужчины и две девушки, судя по всему, жены, поскольку шли они под руку. Свободный мужчина шел самым последним в шеренге.

— Гийом, Аурелия! — приветствовал первую пару Пьер. Я стояла рядом с ним, улыбалась и сделала небольшой поклон.

— Пьер, — рады тебя видеть. — Замечательно, что с тобой все хорошо! — рыжий Гийом был покрыт веснушками, толсто смазанными белоснежной пудрой.

Вторую пару Пьер встретил еще более горячо, и они долго обнимались.

— Этьен, Беладонна! Мое почтение, — сказал маркиз.

— Пьер, какое счастье! Мы волновались. Слышали о твоих приключениях!

— Как? Когда? — притворно засмеялся де Сад.

— Слухи быстро разносятся. Нам доложили, что ты заблудился в Гиблом лесу и выжил, вместе с этой прекрасной девушкой, видимо? — Жюстина, — представилась я. Этьен подошел ко мне ближе, поклонился и поцеловал кончики пальцев.

Третий мужчина оказался самым мрачным и серьезным. Он лишь коротко кивнул Пьеру.

— Есть новости о твоем брате, — сказал гость и я обратилась в слух.

— Рассказывай же, Густав, не томи, — Пьер приобнял Густава за плечи и они направились к столу, я же шла позади, вслушиваясь в разговор.

— Анатоль пришел в себя. Вчера он открыл глаза, как раз в тот самый момент, когда лекарь менял повязки. Сначала твой брат ничего не мог вспомнить, но со временем память вернулась к нему. Он сказал, что хочет поговорить с тобой.

— Замечательно. Значит, завтра с утра поеду к нему. У тебя тоже к нему есть важный разговор. Прошу никому не говори о том, с кем был связан Анатоль. И насчет Люки… — Пьер сделал голос тише, и я не смогла расслышать, что он говорит.

Вечер проходил чудесно. Я сидела рядом с де Садом и по очереди пробовала все блюда. Он вел себя непринужденно, ни разу не повышая голос и не проявляя грубость, словно был самым понимающим и добрым человеком на земле. Может быть он и правда изменился? Попал в привычную обстановку и его садистские наклонности ушли? Маловероятно, конечно.

— Пьер! — воскликнул вдруг Этьен. — Расскажи же, что случилось с вами.

— Да, Пьер, — поддержала Белладонна. — Нам не терпится услышать.

— Что же, — де Сад промокнул губы белоснежной тканевой салфеткой и положил ее на стол. — Это было одно из самых опасных приключений в моей жизни. Мы заблудились в лесу и на нас напала рысь! Собственной персоной!

По комнате пронесся возглас испуга. Де Сад, довольный результатом, продолжил:

— Жюстине пришлось залезть на дерево, снять с себя платье, — здесь маркиз картинно понизил голос и приставил ладонь ко рту, словно рассказывает секрет, — а она выглядела очень соблазнительно. — Все засмеялись, — ну, а я остался на земле и оборонялся от рыси как мог, накинув юбку ей на морду!

Возглас восхищения. Де Сад встал из-за стола и расставив руки и ноги врозь, словно обнимал камень, сказал:

— Вот так я бросился на рысь, а в левой руке у меня был нож. И я подпорол ей бок, а вскоре она издохла!

После окончания речи все зааплодировали.

— Но, — де Сад неожиданно указал на меня. — Если бы не Жюстина, вряд ли бы я смог победить дикое животное. Ведь именно она пожертвовала своим нарядом. А еще, после того, как мы попали в лапы ведьме, она спрятала топорик и помогла мне освободиться из плена.

Такая похвала была неожиданна и лестна. Я зарделась и слегка склонила голову:

— Лучше сказать, что мы подстраховывали и помогали друг другу.

— То есть вы сработали, как отличная команда? — подвела итог Белладонна и все засмеялись.

Де Сад подошел ко мне и поцеловал руку, глядя прямо в глаза.

— Спасибо, — прошептал он.

Потом мы пересказывали наши приключения с самого начала, а когда дошли до момента поцелуя над водопадом, то все буквально аплодировали стоя.

Последний диалог благотворно на меня повлиял, и я расслабилась, пересказывая эпизоды нашего приключения как заправский актер.

— И вот я вижу под собой бездну, но понимаю, что мы спасены, а он меня целует в этот момент! И мы летим обратно, — я показала примерную позу, в которой мы совершали этот кульбит, чем вызвала взрыв хохота.

Через пару часов, когда все наелись и напились, мы вывалились всей гурьбой в вечереющий сад. Здесь было очень красиво и пахло цветочными ароматами. В середине сада я увидела небольшой фонтан с ангелочком.

— Может быть, мы прогуляемся? — спросила Аурелия и взяла меня под руку. — У меня к тебе важный разговор.

Глава 26

Мы шли с Аурелией по мощеным дорожкам, заворачивающимися в улитку, в центре которой высился ангелок с журчащей водой.

— Слышала, ты прибыла из чужеземных мест? — спросила Аурелия. — Как тебе здесь? Нравится Версаль?

— Я особо его еще не видела. Лишь проездом. Но я восхищена тем, насколько здесь все… величественно что ли.

— У тебя и правда есть чужестранный говор, — засмеялась девушка. — Думаю, это его очень привлекает.

— Кого? — переспросила я, скорее по инерции.

— Ты знаешь, — она легонько подтолкнула меня в бок. — Кстати, мы завтра идем на ярмарку, может хочешь присоединиться? Будет Белладонна, я и еще одна наша подруга. Пойдем вчетвером! Заодно с Версалем познакомишься поближе.

— Если маркиз не будем против, то с удовольствием!

— Милая, я договорюсь, это же добрейшей души человек, — интимно произнесла Аурелия.

— Мне так говорили про одного человека, но оказалось все иначе, — я вдруг вспомнила про Агриппину, которая бессовестно сдала меня Пьеру.

— Бывает, что же поделать. Но Пьер не такой.

— Ты его хорошо знаешь? Я слышала разные слухи о нем, — рискнула я открыть эту тему и не прогадала. Аурелия, судя по всему, была настроена поговорить по душам.

— Ох, если ты имеешь ввиду его жестокие наклонности, то они распространяются лишь на тех, кто ниже его рангом. Значительно ниже. Ты же понимаешь, он должен держать марку. Его семья, и он сам слишком богаты.

— Но ведь и я не маркиза, почему же он должен уважать меня? — резонно спросила я, но Аурелия лишь захихикала.

— Это пока. Ты мне сразу понравилась. Пьер приводил много девушек, но поверь, ни одну из них он не сажал к нам за стол и ни одной не позволял обращаться с собой так, как ей вздумается. Но ты — другое дело. К тому же я вижу, как он смотрит на тебя!

— И как же? — затаив дыхание, спросила я.

— Влюбленно! — Аурелия произнесла это слово проникновенно и заглянула мне в глаза. — Ты должна использовать этот шанс.

Я отвернулась.

— Не знаю. У меня есть дела, и я не планировала выходить замуж за Пьера.

— Оставь, милочка! — Аурелия взмахнула рукой. — Что может быть важнее. К тому же, я не совсем поняла, что же случилось до того, как вы попали в лес? Но мы же тут не дурочки какие, — собеседница вдруг оглянулась и сделала голос тише. — Между вами есть некоторая тайна и Пьер сознательно умалчивает о ней. Мы знаем, куда поехал Пьер — ловить мятежников. Неужели ты одна из их них? Но я в это не могу поверить. Твое появление очень странно, да и почему никто не знает о тебе?

Я взглянула на нее диким взглядом, не зная, что и сказать, но Аурелия глупо улыбнулась обезоруживающей улыбкой.

— Ничего мне не поясняй. И я молчок, — она приложила ладонь ко рту, словно запечатывая свои слова. — Но я знаю, что он тебя просто так не отпустит. Подумай об этом! Если хочешь быть счастливой, просто будь с ним поласковей.

Спустя мгновение она добавила:

— И не вздумай покрывать мятежников, иначе тебя быстренько упекут куда следует. Просто дружеский совет, — девушка улыбнулась чарующим взглядом.

Я изо всех сил старалась держать лицо и мы перешли на обсуждение каких-то девичьих секретов, а спустя десять минут Аурелия вернулась обратно в замок. Я же изъявила желание еще пару минут подышать свежим воздухом в одиночестве, вспоминая события сегодняшнего вечера.

Когда я вернулась, возле входа в замок бесновались детишки. Пьер с Густавом беседовали неподалеку и вечер дарил приятную вечернюю прохладу, как вдруг я почувствовала небольшой толчок в спину. Резко обернувшись, я увидела того самого мальчишку, который показывал на меня пальцем.

— Что такое? — строго спросила я, как вдруг поняла — по спине у меня сползает лепешка коровьего навоза.

— Невеста! Невеста! — завопил малец.

— Что здесь происходит? — Пьер подошел ко мне, пока я пыталась оттереть навоз с платья.

У него был довольно злой вид и в глазах плескалась ярость. Хоть мне стало жутко неприятно, но меньше всего я бы хотела, чтобы злобный мальчишка попал под раздачу.

— Пожалуйста, не ругайся на него. Он еще очень юн!

Но Пьер был взбешен.

— Иди сюда! — позвал он мальчика.

Тот, опустив голову, мелкими шажками подошел к своему хозяину. Я видела, как слезы капают с глаз юнца, и он размазывает их по своему грязному лицу.

— Вот так обращаешься с моими гостями? — Пьер опустил оплеуху пацану и тот взвыл, но с места не тронулся.

— Прочь с глаз моих! — заорал на него де Сад.

Мальчишка тут же скрылся внутри скотного двора.

— Всыпать пять плетей, — бросил маркиз дворецкому и тот, слегка поклонившись, пошел отдавать распоряжение.

— Не нужно, прошу! — взмолилась я и бросилась Пьеру в ноги. Не в моих правилах было обижать ребенка, да и я не могла допустить, чтобы его обидели по моей вине. Видимо, мои слезы все-таки подействовали на де Сада и он перевел, наконец, взгляд на меня.

— Я его предупреждал. Если он не остановится — будет изгнан и станет бродяжкой.

— Прошу, не бей его! — продолжала молить я, хватая де Сада за руки.

— Ладно-ладно, — наконец, смилостивился маркиз и зажмурил нос. — Только прошу, смени одежду.

Тут ко мне подбежали Аурелия с Белладонной и увели в покои, где сами помогли мне переодеться в чистое платье, еще краше прежнего.

Несмотря на этот неприятный инцидент, вечер продолжился и вскоре досадное недоразумение забылось. Было предложено пройти в бальный зал, где уже расположились музыканты. Началась музыка и мы принялись танцевать под звуки фортепиано, скрипки и виолончели. Белладонна и Этьен учили меня кадрилю, а я научила их нескольким смешным танцам своего времени.

На один из медленных танцев меня пригласил Пьер и мы принялись танцевать вальс котильон, который мне давался лучше всего.

Он держал мою руку вытянутой, а второй приобнимал за талию.

— Как тебе вечер, Жюстина? — спросил он ласково. — Все в порядке?

— Могло быть и лучше! Если бы не лепешка с навозом, — пошутила цинично я.

— Я все еще могу отдать распоряжение и выпороть непослушника, — серьезно сказал мой собеседник.

— Нет, я же попросила — не нужно этого делать, — я старалась придать голосу мягкость.

— Как скажешь! Но я хочу получить за это благодарность.

— В виде лепешки коровьего навоза?

— Ты сведешь меня с ума, Жюстина!

Мы миновали еще один круг, во время которого я старалась не отдавить ноги кавалера.

— В следующий раз поедем на охоту, тебе понравится! — предложил де Сад.

— Спасибо, но по лесу я уже наездилась. Могу ли я поехать завтра на ярмарку с Аурелией и Белладонной? Меня заверили, что ты добрейшей души человек и разрешишь познакомиться с городом, — я прищурила глаза.

— Иногда словам стоит верить! Не будь занудой. Я выделю тебе столько золота, сколько пожелаешь. Ведь от меня это тебе было и нужно? — улыбнулся он.

— Какой любезный обмен колкостями, — подытожила я.

Мы кружились в богатой помпезной обстановке, а я все еще думала, что чувствую к этому человеку. Он был невероятно красив и богат. Хорошо ли он ко мне относился? Безусловно — сейчас да, но что будет, когда мы останемся с ним наедине? Я чувствовала себя птицей в золотой клетке.

Обессиленные после танца, мы пили чай с вкусностями и болтали.

— Пьер, что же с Люкой Бурым? Его повесят на главной площади? — Этьен отхлебнул напиток и обратился к де Саду.

Я вздрогнула и расплескала чай на блюдце, что не укрылось от взгляда маркиза.

— Будет суд. Возможно, сначала он будет находиться в тюрьме Шатле, — спокойно пояснил де Сад.

Аурели воскликнула:

— Я слышала о ней. Это самая настоящая тюрьма смерти, в которой пытают людей.

Де Сад лишь пожал плечами:

— Это я постарался отправить его туда, — он тайком взглянул на меня, а я оцепенела.

Господи, почему этот человек был таким жестоким?

Тем временем Пьер продолжил:

— Нам нужно выяснить больше подробностей, после чего его обезглавят либо повесят — это уже как орден решит.

— Лучше, если второе — тогда его тело повесят на потеху народа и он еще неделю будет радовать глаз, — хохотнул Гийом.

— Прямо как те мятежники, которых поймали после восстания на Карловой площади, — засмеялся Этьен и все подхватили.

— На Карловой площади? — уточнила я, побледнев.

— Да, а что? — непринужденно спросил Гийом. — Вы разве не слышали, что там случилось? Собирались казнить одну воровку за кражу золота у Пьера, но поднялся мятеж и она сбежала. Тех, кто участвовал в той бойне — поймали и повесили.

— О ней ходили слухи. Кровавая была бойня, — нахмурилась Аурелия. — Солдат много погибло. Эти мятежники — настоящие варвары.

— Страшно представить, что случится, если им удастся свергнуть короля, — вставил Гийом. — Наступит полнейшее беззаконие. Вооруженные вилами крестьяне будут нападать друг на друга прямо на площадях Версаля, потому что будет нечего есть. Я уверен, они будут поедать друг друга, прямо как те африканские каннибалы, которых недавно завезли на один из наших островов.

— А первыми они убьют нас, — подытожила серьезно Белладонна. — Поэтому таких безумцев как этот Люка, нужно вешать в первую очередь. В назидание остальным!

После окончания вечера мы долго прощались с новоявленными подружками и расцеловывали друг друга. Уже в комнате я долго смотрела на свое отражение при свечах в ожидании Люси, которая должна была помочь расшнуровать и снять новое платье. Однако, когда я услышала громкий и настойчивый стук, я поняла, что это была не она.

Распахнув дверь, я увидела де Сада.

— Могу я пожелать спокойной ночи? — спросил он и по его взгляду я поняла, что отказ не принимается. Он был разгорячен выпитым вином и мной.

Я коротко кивнула, будто у меня был выбор, и пригласила войти.

— Извини за сегодняшнее. За мальчишку, — Пьер подошел к окну и затворил ставни.

— Ничего страшного. Я уже забыла. Ты мог бы и не напоминать!

— Я должен спрашивать у тебя разрешения? — он резко повернулся и его глаза зло прищурились.

Я молчала. Де Сад медленно подошел ко мне, и я слышала его учащенное дыхание.

Он был слишком высокий, на целую голову выше, поэтому мне пришлось поднять подбородок, чтобы иметь возможность заглянуть ему в глаза.

— Ты дерзкая! — прошептал он. — В тебе нет ничего святого, я вижу греховный ведьминский огонь и я не могу ему противостоять.

Он вдруг резко взял меня за подбородок и впился губами. Я не успела задержать дыхание и принялась вырываться из его объятий, но не могла и пошевелиться, насколько сильны они были.

Наконец, он закончил свой поцелуй сладкой боли, но рук не выпустил, а вместо этого схватил за талию и вновь крепко прижал к себе. Затем в два шага донес до кровати и небрежно кинул. Я попыталась вскрикнуть и подняться, но не успела — он действовал слишком быстро, и в следующее мгновение уже покрывал поцелуями мое лицо.

— Не кричи. Они не придут на помощь, — горячо прошептал он. — Тебе понравится, я обещаю.

Его дыхание было прерывистым и влажным, а от поцелуй в районе шеи и волос у меня пошли безумные мурашки, и я закрыла глаза, стараясь расслабиться хотя бы на секунду.

— Мне больно, — прошептала, чувствуя, что он с силой сжимает мои запястья и совсем не контролирует себя.

Он ослабил стальную хватку и выдохнул.

— Не волнуйся. Я не сделаю тебе больно. Но я обещаю — ты будешь моей и тебе будет нравиться это!

После этого он чуть приподнялся, схватил платье и в два счета разорвал его на груди, с удовольствием рассматривая открывшейся ему вид. Я интуитивно прижала руки к груди, закрываясь.

— Не нужно! — прошептал он и прошелся дорожкой поцелуев вдоль груди вниз, заканчивая в районе живота — до последнего сантиметра моего обнаженного тела.

Это было так приятно, что сладострастный стон вырвался из моих уст. Маркиз же, добившись своего, слез с меня и усмехнувшись, повторил:

— Ты будешь моя!

После чего вышел из комнаты.

Волна боли, стыда и отчаяния захлестнула меня с головой.

Вскоре в дверь тихо постучали. В неком оцепенении я подошла и открыла ее, ожидая вновь увидеть мучителя, но это была Люси. Увидев мой внешний вид, она принялась меня утешать.

— Мадемуазель, не принимайте близко к сердцу. Маркиз немного своенравен, но я ни разу не видела действительно несчастных девушек рядом с ним.

Утерев слезы, я всхлипнула и сказала:

— Уже все хорошо. Сегодня странный безумный вечер!

— Хотите расскажу вам одну тайну? Возможно, вам будет интересно ее услышать, — вполголоса проговорила Люси. — Надеюсь, она поможет вам немного понять господина.

— В этом замке полно тайн, — пошутила я и служанка засмеялась.

— Это верно вы подметили, мадемуазель.

— Выкладывай свою тайну, что там?

— Кюри… тот мальчишка, который бросался навозом… это бастард господина де Сада.

— Что? — от неожиданности я слишком резко повернулась к служанке, из-за чего твердые спицы а платье больно впились в мои бока.

— Ах, позвольте поскорее помочь вам, — заторопилась служанка и принялась в быстром темпе расшнуровывать завязки. После того, как дело было сделано, а я сидела на кровати в длинной ночнушке цвета слоновой кости, она продолжила.

— У господина де Сада было много невест. Две из них разродились еще будучи здесь, и его сиятельство милостливо разрешил детям остаться и жить при замке. Но Кюри особенный мальчик. Он слишком любит мать и ревнует ее ко всем новым невестам господина. Каждая, кто побывал здесь после его матери, получила коровий навоз в спину.

— Ах, вот оно в чем дело! — ошарашенно кивнула я. — Спасибо, что поделилась со мной этой тайном, Люси.

Честно сказать, я не знала, что мне делать с этой информацией, возможно, в будущем она мне еще понадобится?

Прошло еще минут пятнадцать, как вновь раздался стук в дверь. В этом замке ни минуты покоя!

Однако, в этот раз меня ждал действительно неожиданный сюрприз.

Глава 27

За дверью стоял невысокий лысый мужчина с чертами лица, напоминающими птицу — над тонким носом близко друг к другу располагались два мелких глаза, а бескровные узкие губы как-будто что-то постоянно жевали. Сначала я хотела было закрыть дверь, памятуя о возможных опасностях.

— Простите, я не ждала гостей!

Однако, мужчина поднял руку и птичьими бледными пальцами придержал ее.

— Жюстина, — назвал он мое имя. — Я от Лохински.

— Глава королевской разведки? — догадалась я.

Он кивнул и огляделся.

— Разрешите войти? Нас не должны услышать.

Я не секунды не медлила, хотя представила, что случится, если де Сад обнаружит в моей комнате постороннего мужчину, пусть и главу королевской разведки.

— Не переживайте, у меня здесь везде глаза и уши. Нас предупредят в случае опасности, — успокоил мужчина меня, видимо, видя мое смятение. — Я Клод Монпансье.

Он протянул мне руку и я поздоровалась с ним.

— Прежде всего, хочу поблагодарить вас от лица матери-корпорации за проявленную храбрость и смекалку. Вы прошли не малый путь, к тому же подвергались преследованию со стороны мужчин. Я наслышан. Но до вашего освобождения осталось совсем недолго. Вам нужно добыть прямые доказательства от главы мятежников и я устрою вам эту встречу.

— Его зовут Грегори? — вдруг спросила я. И тут же пояснила. — Ведьма опоила меня отваром, из-за которого я многое забыла, однако, после ее смерти память практически вернулась ко мне.

— Понятно, — кивнул глава разведки. — Да, Грегори. Но это его ненастоящее имя.

— Да-да, знаю, его зовут Люка Бурый, — перебила его я. — Когда у вас получится устроить встречу?

— Завтра ночью.

— Так быстро?

— А чего тянуть, — пожал плечами мужчина. — К тому же, скоро Люку упекут в Бастилию, а там условия куда более жесткие. Это последний шанс. Нам нужно получить имена и диктофонную запись признания.

Я отвернулась от главы разведки и скрестила руки на груди. Сердце отчаянно забилось в груди, и я не хотела, чтобы он что-то понял.

— Я не знаю, что ему сказать. Может быть вы мне посоветуете?

Мужчина помолчал, затем сказал:

— Действуйте по ситуации. Здесь советовать что-то сложно. Насколько я знаю, он искусный лжец, умеет морочить головы людям. Это кровожадный и жестокий убийца. Будьте осторожны.

— Вы уверены? — я подошла к главе разведки и дотронулась до его руки ниже локтя. Мне нужно было понять, говорит ли он правду, так я могла следить за его эмоциями. — Я помню его слова и действия. Он не был похож на обманщика. Вы уверены, что революция не должна начаться и то, что падре действительно кровавый убийца?

Клод на секунду отвел взгляд, что я сразу же отметила про себя. Мужчина аккуратно опустил мои руки и уклончиво ответил:

— Не столь важно, что я думаю об этом. У нас есть распоряжение матери-корпорации. Нам следует выполнить его. Революция не должна свершиться.

Целую ночь я не могла уснуть. Мягкие перины мне казались жесткими досками, а подушки — полными металлических шипов. Я постоянно думала о Грегори, боялась встречи с ним. Спрашивала себя, что будет, если провалю попытку. Вдруг он не расскажет мне ничего. Под утро кое-как задремала, а проснулась, когда солнце взошло высоко. В углу комнаты вертелась Люси, и я позвала ее по имени.

— Ах, мадемуазель Жюстина, — испуганно повернулась она. — Прошу прощения, я разбудила вас.

— Все в порядке, — поспешила ее успокоить. — Сколько времени?

— Почти девять утра.

— Меня не разбудили к завтраку? — удивилась я.

— Таково было распоряжение его сиятельства. Господин уехал по делам ни свет ни заря, а нам приказал дать вам выспаться, сколько пожелаете.

— Вот как!

— Завтрак ждет вас внизу, мадемуазель Жюстина.

— Благодарю вас!

Люси поклонилась и вышла, а я начала приводить себя в порядок.

Завтрак был чудесный. Аурелия и Белладонна бродили по саду, а когда им донесли о том, что я проснулась, то немедленно подошли ко мне и приветствовали поцелуями.

Завтракала я яйцом всмятку, лососиным паштетом и щедро намазанным на свежеиспеченную лепешку. Остаток дня до обеда мы с новыми подругами играли в шахматы, учились плести косы и сплетничали. От Аурелии я узнала тайну господина де Сада про его бастарда, которую уже знала от Люси, а Белладонна поделилась информацией о приближающихся мятежах:

— Моя мама живет на окраине Сен-Жермен-ан-Ле, и она говорит, что они купили дополнительную охрану, чтобы избежать варварских набегов со стороны крестьян.

— Неужели они добрались уже и до туда? — воскликнула испуганно Аурелия. — Так и в Версале скоро будут. Нужно подумать о том, чтобы упаковать чемоданы и быть готовыми к отъезду на юг страны.

— Жюстина! — позвала меня Белладонна и я вздрогнула. — Ты с нами?

— Конечно! — вздоргнула я. — Просто задумалась.

— Что скажешь о восстаниях? Я слышала, что Пьер планирует выступить со своим отрядом и навести порядок в деревнях.

— Я пока мало что знаю, — пролепетала я.

— Наверняка, он будет действовать быстро и жестоко. Такие руководители, как маркиз, нужны нашей стране, они умеют держать простой люд в ежовых рукавицах. Отличное подспорье Людовику, — сказала Аурелия.

— Да, может его к награде потом приставят и он закатит по этому поводу грандиозный бал, — Белладонна зажмурила от удовольствия глаза.

После сытного обеда мы отправились на ярмарку, и я с удовольствием ходила между рядов и подбирала себе новые платья и сапожки, не считая деньги. Груженые повозки уже ждали неподалеку, а мы все еще катались на каруселях и наблюдали за бравым кузнецом, чеканившим монеты с помощью кувалды.

— Все-таки бывают красавчики и среди просто люда, — хихикала Аурелия. — Посмотрите только на его руки.

В какой-то момент я словила себя на мысли, что мне сейчас комфортно и уютно. К хорошей жизни быстро привыкаешь. Разве хотела бы я променять эту счастливую жизнь на опасные и холодные приключения? Здесь, в замке было безопасно, а с подружками — весело. Каждую минуту мы что-то придумывали или хохотали. Пьера я не видела целый день, но воспоминания вчерашнего вечера порой проскакивали в моей памяти, покрывая спину мурашками.

Чем ближе время подходило к вечеру, тем больше я витала в своих мыслях. Внутри себя я чувствовала, что встреча с Грегори изменит меня. Заставит вновь почувствовать особый вкус к жизни, полной опасностей.

Когда все улеглись спать, я осторожно вышла из своей комнаты. Тихо горели свечи и не было ни одной живой души. Мне предстояло пробраться через секретные ворота на улицу, где меня будет ждать повозка с лошадью. Охрана была подкуплена, поэтому насчет этого я не волновалась.

Внизу я столкнулась с Люси. Та несла ворох чистых полотенец.

— Ох, мадемуазель. Вы не спите! — воскликнула она и я заметила в ее глазах подозрительный блеск.

На мгновение я замешкалась, но тут же нашлась.

— Хотела испить воды. Мой графин пуст.

— Я сейчас принесу, — заверила девушка меня, и мне пришлось вернуться в комнату, с досадой ждать, пока Люси принесет воды.

Вторая попытка была более успешной. Я легко выскользнула за ворота и увидела повозку.

Тронувшись с места, попыталась молиться, но не вспомнила ни одной молитвы, а руки замерли, не давая совершить крестное знамение.

Ехали мы довольно долго, но расслабиться и немного поспать не вышло — вскоре после отъезда мощеная дорога кончилась и повозку понесло по жутким кочкам. Наконец, я увидела чернеющий силуэт тюрьмы Шатле на фоне звездного неба, и мы остановились.

“Приехали, мадемуазель”, — сказал кучер и помог мне выбраться из повозки.

Я мгновенно закутала руки в бархатную муфту — в полях гулял страшный пронизывающей ветер, а каменные своды ужасающей тюрьмы, казалось, морозили еще больше.

У входа стояла стража и тихонько переговаривалась. Завидев нас с кучером, они поднялись, а один из них взял подвешенный на металлических воротах факел и поднес его к нашим лицам.

— Мы от господина Монпасье.

— Пароль? — коротко спросил охранник.

— Черная туча, — ответил кучер.

— Пройдемте, — охранник кивнул мне, а я вопросительно оглянулась на кучера.

— Дальше вы идете сами. Я буду ждать вас здесь.

Внутри тюрьма казалась холодной, сырой и еще более неприветливой чем городская тюрьма Бристоль Де Са Жес, в которой мне довелось провести неприятные дни. Каменные своды тут были слишком низкие и давили со всех сторон, сырые стены густо цвели мхом, а на полу бегали крысы — я увидела, как они разбегались от факела с огнем, который нес угрюмый охранник, шествующий впереди меня. Я старалась не отставать и не смотреть по сторонам. Из тюремных решеток отовсюду тянулись худые руки с длинными ногтями. Лица узников терялись в темноте, словно тьма их поглощала, но руки и стоны были живые. Мне казалось, что это давно умершие люди, все еще просящие о помощи.

Когда я подумала, что конца у этой дороги нет, мы остановились возле одной из решеток. Охранник отпер ключом дверь и я вошла, после чего стражник вновь повернул ключ два раза и отошел.

Я вздрогнула и обернулась. Мне нечего было опасаться — по крайней мере, если бы меня хотели арестовать, то сделали бы это прямо на месте, а не устраивали встречу с главарем мятежником.

Свет от факела сюда почти не доставал, бросая огромные мрачные тени на стены и пол. От этого углы казались еще темнее — угольно-черными и скрывающими в себе неизвестные тайны. В одном из них кто-то закопошился, я пригляделась, не решаясь подойти или нарушить вечную тишину подземелья. Вдруг это крысы? Я отступила к решетке обратно, но тут срывающийся голос заставил меня замереть.

— Жюстина… ты?

Глава 28

Голос был слабый и сиплый, словно говорил дряхлый старец, но это несомненно был его голос.

— Люка… — отозвалась я в ответ, все еще не решаясь подойти.

— Как ты здесь оказалась? — в его голосе сквозило непомерное удивление. — И пожалуйста, зови меня Грегори. Ты ведь так меня называла всегда…

Я слышала, как он пытается подняться, хватаясь за сырые стены и наконец осознала, что он слишком слаб, чтобы это сделать.

— Грегори, — произнесла я имя, пробуя его на язык. — Как ты?

Глаза привыкли к темноте и я несмело шагнула к куче сена, на котором лежал падре. Я уже поняла, что он ослаб и измучен, однако, когда я наклонилась над ним, чтобы помочь встать, то зажала рот рукой, чтобы не закричать.

Его голый торс краснел полосами от плетей, а места на теле, где не было этих ужасных отметин, были заполнены синяками. Взлохмаченные волосы грязными прядями спускались на плечи.

Я осторожно дотронулась до его подбородка, от чего заключенный скривился от боли, но все же медленно подняла его лицо на уровень со своим. Мне нужно было посмотреть в его глаза, убедиться в том, что я его помню. Лицо падре уже начало зарастать щетиной, но и тут живого места не было. Карие темные точки смотрели с болью на меня. От увиденного на меня мгновенно нахлынули слезы и я не могла сдерживаться.

— Что с тобой сделали здесь? — прошептала я, сдерживая сдавленные рыдания.

Я мгновенно сняла муфту и шерстяную накидку, в которую была укутана, и сразу же набросила на плечи мученика.

— Не нужно, — попытался протестовать он. — Ты замерзнешь.

— Прошу, — я настойчиво положила руку на его ладонь. — Не сейчас.

Он не стал со мной спорить или у него просто не было сил на это.

— Расскажи, как ты попала сюда? Потом обещаю я поделюсь некоторыми воспоминаниями последних дней, но они будут не слишком приятными, — Грегори едва говорил. Он поднял свою руку и вытер мои слезы. Я вдруг схватилась за нее и начала покрывать поцелуями — так мне становилось легче, словно, я орошала своими слезами и губами его раны.

— Мне пришлось пережить пару дней в лесу. Тот маркиз… де Сад… он гнался за мной…

Видя, что падре хочет что-то сказать, я приложила палец к его губам.

— Не говори, тебе нужно беречь силы… Не переживай, он ничего плохого мне не сделал. Мы попали к ведьме и нам пришлось сжечь ее дом, чтобы выбраться.

— Ты говорила с ней об Анатоле?

Я догадывалась, что он спросит об этом.

— Нет, я не решилась. Но кое-какую информацию я все-таки у нее выведала. Заклятье Анатоля может снять только Воронов Король. Ты что-нибудь слышал о нем?

Падре вздохнул.

— Еще одно приключение, которое мне не суждено пройти. Существует предание, согласно которому в Темных лесах на западе страны живет сильнейший маг и ему подвластна сама природа. Но человеку невозможно до него добраться — вокруг мага непроходимые топи и непролазные заколдованные чащи.

— Ну, может человеку и неподвластно, но уж ведьме точно.

— Что ты хочешь сказать? — глаза Грегори расширились. — Колдунья отдала тебе часть своих знаний?

— Я понимаю, что тебе, как наместнику господа на земле, данная тема будет не слишком приятна, — я вздохнула, собираясь с силами сказать это вслух. — Но кажется, она умерла и передала мне свою силу в этот момент.

— О господи! — перекрестился святой отец, а у меня от крестного знамения немного закружилась голова. — Я всегда знал, что в тебе есть что-то бесовское.

— Да ладно тебе! — я легонько дотронулась до его плеча, но и этого было достаточно, чтобы причинить ему боль. — Прости!

Эмоции переполняли меня через край, я только и думала о том, как бы помочь ему. В груди разгоралось жжение, оно металось и никак не могло найти выход. Лишь в мозге пульсировала мысль: “ты знаешь как ему помочь”.

Повинуясь неподотчетному порыву, я обняла падре. Крепко, но нежно. Он затих, как будто знал, что я собираюсь сделать. А я расслабилась и выпустила обжигающий огненный шар, который заструился в тело священника огненными змейками. Это было похоже на переливание крови, за одним лишь исключением — это не была жидкость, это была целительная сила. Манна.

Когда все закончилось, мы еще сидели в тишине целую минуту. Я знала, что теперь у него будет достаточно сил, чтобы прожить еще хотя бы день.

— Что это было? — наконец спросил он и голос его выглядел более окрепшим.

— Здоровье. Я просто поделилась с тобой частью своих сил — могу теперь себе позволить! Такие как ты должны жить! — со страстью добавила я, переживая, чтобы он не стал меня этим попрекать.

Но священник вдруг усмехнулся.

— Ты же знаешь, рано или поздно меня казнят. Это все бессмысленно. Может быть не стоило продлевать эту муку ожидания собственной смерти?

— Но у нас есть шанс? — я заглянула ему в глаза, спрашивая не то о возможности бежать, не то о нас.

Падре отвел глаза.

— Я никогда тебе не обещал, ты же знаешь, что святой отец не может иметь семью.

Вот как он заговорил! В моей душе за одно мгновение поднялась ведьмовская буря, но я тут же ее успокоила. Я до боли сжала амулет в своей руке. Мне нужно было решить. На мгновение я вспомнила замок, подружек, красивую сытую жизнь. А еще у меня был шанс вернуться домой, когда я предоставлю Лохински доказательства. И все это я готова обменять на жизнь одного человека — убийцы и мятежника?

Я отстранилась. Нет, мне нужно держать себя в руках. Не позволить чувствам затмить холодный разум. Незаметно я нажала на диктофон. Но с чего начать разговор, не знала.

— Сейчас я живу у маркиза, — сказала я.

Однако, в глазах Грегори я не увидела осуждения, чего так боялась.

— Я это знал. Догадывался. Мы были знакомы с друг другом, но видел я его лишь пару раз в жизни, благодаря Анатолю. И каждый раз он был окружен компанией девушек. Все жаждали его, словно он обладал эликсиром любви, который каждый день выпивал по капле.

Чем дальше говорил Грегори, тем больше мне становилось неуютно, ведь я все это знала. И Пьер знал, что так будет. Он идеальный мужчина — обладатель целого состояния, а еще знатен, невероятно красив и харизматичен. Любая клюнет на него. Мне было не по себе от того, что я размышлял о нем как о возможной партии. Но продолжать этот разговор мне не хотелось.

— Пьер говорил о тебе. О том, что ты первый начал совершать разбойные мятежи на королевскую конницу. Ты убивал всех тех людей, которые лишь несли свою службу.

Святой отец встал на ноги. Он все еще горбился от непомерных мук, которые на него были возложены в последние несколько дней, но в нем чувствовался неукротимый дух, подгоняемый силами, которые я вложила в него путем ведьминской магии.

— Да это был так. И это мой крест, который я несу, — сказал он. — Но ты должна понимать, что любая война. Любая революция. Любое сражение — это всегда жертвы. Победа стоит на крови и она дается нелегко.

— Значит, ты не оспариваешь этот факт? — я постаралась погромче произнести этот вопрос. Падре ничего не заметил, он был поглощен своими словами.

— Не отрицаю и никогда не отрицал. Но за это время вокруг меня появились люди, которые мне доверяют. Они многое положили уже на алтарь победы и предать их я не могу.

— Но разве стоит революция того горя, который она приносит? Смертей? Разве стоит она тех слез, пролитых матерями и женами?

Падре повернулся и я увидела, как его глаза заблестели. Сквозь эти слезы он улыбнулся мне.

— Да, это того стоит, — его голос был еле слышен. — Потому что душа бессмертна, а подвиги навеки высечены в камне. То, что мы делаем сейчас — рано или поздно изменит мир.

Грегори уже не смотрел на меня, а я видела в его глазах фанатичность, преданность своей идее. Он продолжал:

— Рано или поздно это перевернет все! Поэты смогут писать свои стихи, не скрываясь. Художники творить картины на любую тему! Костры инквизиции затухнут, а пыточные тюрьмы упразднятся. Крестьяне получат возможность возделывать земли без непомерных убивающих налогов. Финансовая и экономическая система будут кристально чисты, а земельная реформа, которую мы продвигаем, даст возможность выращивать и есть хлеб, который ты возделываешь собственными руками. Сейчас же от непомерной тяготи страдают все, кроме…

Он остановился и сделал паузу.

— Кроме таких, как де Сад? — продолжила я и падре кивнул.

Настал решающий момент. Я подошла и тихо спросила:

— Ты бы хотел, чтобы я продолжила это дело за тебя?

— Но ты женщина! — воскликнул святой отец. — Это невозможно и слишком опасно.

— Ты еще сомневаешься в моих способностях? Посмотри, я все еще жива, хотя сколько недругов мне встретилось.

Грегори вновь зашагал нерешительно туда-обратно по камере, потом кинулся ко мне и в его глазах я увидела мольбу.

— Бог будет безмерно тебе благодарен, если ты кое-что сделаешь для нас…

— Я вся во внимании!

— Ты можешь передать одно короткое сообщение человеку по имени Педро Паскаль? Это торговец хлебобулочной лавки возле центральной площади Версаля.

— Что я должна сделать?

Грегори подошел к решетке и всмотрелся в темноту, стараясь понять, никто ли их не подслушивает. Рядом никого не было и он вновь вернулся ко мне. Взяв за руки, тихо и отрывочно сказал:

— Скажи ему — товар не придет в срок. Наших людей разоблачили. Поставка перенесена на тридцатое число, пусть встретит и спрячет до тех пор, пока не будет составлен новый план. Без моего участия, — последнюю фразу он добавил с грустью в голосе.

— Там оружие? — догадалась я, неприятно пораженная этим фактом.

Но с другой стороны — на солдат не пойдешь же с помощью лопат.

Падре лишь кивнул.

— Ты не должна делать это, если не хочешь. Но боюсь, если товар прибудет и его никто не встретит, то придется бросить прямо в лесу и все пропадет даром.

Я дотронулась до руки святого отца.

— Я передам.

Несколько минут мы просто молчали. Я знала, что пришло время прощаться, но уходить мне не хотелось.

— Неужели это наша последняя встреча? — я дотронулась до его щеки, провела по лбу, а затем нежно завела прядь растрепанных волос за ухо. Святой отец сейчас совсем не обращал внимание на свой внешний вид. Но несмотря на это, я видела, что в нем горит огонь. Он был готов сражаться до конца, даже под чередой бесконечных мучительных пыток. Прощались мы тихо и почти бессловесно — самым важным чувствам не нужны слова. Перед тем, как мне позвать стражника, Грегори тихо окликнул меня:

— Жюстина!

— Да? — обернулась я.

— Можно тебе задать напоследок вопрос?

— Конечно. Что ты хочешь знать?

— Ты упоминала о том, что прибыла из другого мира. Если это правда… то зачем? Что ты должна здесь сделать?

Мне показалось, что мое лицо окунули в чан с горячей водой. Щеки запылали, а челюсть свело от нервного напряжения. Неужели после всего пережитого, падре заслуживал узнать то, кто я и зачем я здесь? Неужели стоило добивать его еще и этим?

— Я попала сюда по ошибке, — пролепетала я, но я чувствовала, что он мне не поверил. Лишь грустно взглянул и отвернулся к стене, не сказав больше ни слова.

Волю эмоциям я дала лишь на обратном пути — без свидетелей, в пустой холодной кибитке я плакала навзрыд и нянчила каждое воспоминание, каждое драгоценное мгновение, которое провела с Грегори.

Глава 29

Прийти в себя и перестать рыдать я смогла лишь на подъезде к замку. То, что мы в окрестностях Версаля, я поняла лишь по наличию уличных фонарей — чем ближе мы подъезжали к замку, тем больше уличного освещения попадалось на глаза.

Мне нужно было собраться и взять себя в руки, предстояло пробраться в свою комнату незамеченной, а затем связаться с Лохински и предоставить ему аудиозапись. Для себяя твердо решила убраться из этого мира — нет мне здесь места. Хочу забыть поскорее, как страшный сон — колдовство, драконы, любовь… Это все сон!

Там, в моем мире меня будут ждать хорошая карьера, квартира, обеспечение. А здесь я потеряла все, что можно было. Ожидать казни Грегори было выше моих сил, а отдать себя и свою душу на растерзание де Саду было выше моего человеческого достоинства. Житья он мне все равно не даст, а жить без средств к существованию и прятаться от ордена было слишком опасно, даже, если бы я захотела остаться тут и найти Клотер. Нет! Пусть этот мир существует без меня. Я свой вклад внесла и скоро попрощаюсь с ним навсегда!

На мгновение мелькнула мысль не возвращаться в замок — зачем? Но было что-то, что я упустила. Эта мысль терзала меня и не давала мне расслабиться. Я постоянно прокручивала в голове события сегодняшнего вечера.

Что, если Грегори был прав?

Что, если революция должна свершиться?

Я видела в нем любовь к стране и к людям, а что же я видела в глазах богатых? Тех, кто досыта ел за белоснежными скатертями и развлекался охотой? Неужели я могла бы назвать его бандитом?

Нет, святой отец — лишь солдат, мужественно защищающий идеалы храбрости, свободы и братства.

Но горькие мысли о том, что все это бесполезно, одолевали меня. Я не смогу противостоять всему человечеству и матери-корпорации. Я просто сделаю все, что требуется от меня и буду свободна от этой тяжелой ноши.

Я открыла амулет и нащупала большим пальцем крохотную кнопку. Но не успела я ее нажать, как лошади заржали и застыли на месте, а моя повозка чуть не опрокинулась, отбросив меня на противоположную стенку. Послышались крики, пальба. Затем раздался голос мужчины, и я похолодела, когда услышала его.

— Немедленно стойте. Или вы будете арестованы! — эти слова прокричал маркиз де Сад собственной персоной, обращаясь к конюху.

Я вжалась в глубь кареты, зачарованно наблюдая за окошком, в котором тускло желтел уличный фонарь. Вдруг этот свет заслонила темная фигура и наклонилась вперед.

— Жюстина! — сказал Пьер и у меня пошли мурашки от его спокойного голоса с металлическими нотками. — Я знал, что ты дерзкая, но не настолько же глупая! Как же я ошибался!

Следующие минуты я помнила плохо. Он открыл дверь и вышвырнул меня наружу, абсолютно не заботясь о том, что я могу пораниться об острые камни. Я упала на живот, не в силах защищаться, лишь прижала руки к голове. Однако, де Сад лишь схватил меня, насильно усадил на свою лошадь и привез в свой замок. Практически без чувств я поднималась по лестнице, подталкиваемая маркизом сзади.

Я шептала:

— Прошу. Не нужно. Я все поясню!

Стены вокруг кружились, а я видела сочувствующие глаза служанок, в том числе и Люси. Кажется, из своей комнаты выбежала и Аурелия. Она зажала руками рот и плакала. Белладонна неистово молилась.

Он закинул меня в комнату и грубо швырнул на кровать. Я резко села, не давая себя опрокинуть. С особой злостью и ухмылкой он внезапно дал мне пощечину. Щека мгновенно налилась жаром, а лицо запылало от злости и ярости. Из глаз лились слезы, но я не обращала на них никакого внимания.

— Ты! — де Сад навис надо мной, словно грозовая туча. — Как ты посмела!!! Неужели ты не понимала, что я не прознаю о твоих поездках к этому мятежнику…

— Ты неправильно все понял, — пискнула я, трясясь от страха.

В таком состоянии маркиза я еще не видела. Он меня сейчас убьет! Все, это конец!

— Закрой рот, — крикнул он и еще раз хотел отпустить оплеуху, но сдержался, еще больше покраснев. — Ты. Он. Все, кто помогал тебе — завтра же будете казнены!

Он ревел словно раненый кабан и казалось, что весь дом содрогался от этих ужасных криков.

Де Сад летал по комнате, зеленые глаза сейчас были черными, лицо искажено в приступе гнева, а руки словно гуляли сами по себе, яростно жестикулируя:

— Я поверил тебе, воровка! Я решил оставить тебя в своем жилище. Я дал тебе денег. Готов был предложить руку и сердце. И вместо этого получаю что?… Ты не заслуживаешь меня. Ты опозорила меня, мою честь! Ты связалась с мятежником, и теперь вы будете оба гнить повешенными на веревках на центральной площади Версаля! Или нет….

Он захохотал дьявольским смехом.

— Нет, ты будешь сожжена! Ведьма!.. Да, ты ведьма! У меня и доказательства есть, — он понизил свой голос до приторно-сладкого, от чего у меня побежали мурашки страха по спине. Затем подбежал в два шага и указал на мой амулет — Вот он! Орудие дьявола!

Де Сад попытался сорвать талисман, но никак не выходило — амулет был неразрывно связан со мной и снять его можно было только, если отрубить мне голову.

Но Пьер не сдавался и я начала задыхаться. Схватив его за руки, я кричала:

— Прошу, молю, не убивай меня!

Но воздух заканчивался, и я видела смерть в его глазах, как он резко отпустил меня и швырнул на кровать.

Несколько минут я кашляла и приходила в себя.

— Идем со мной! — сказал маркиз и решительно направился из комнаты.

Видя, что я не спешу бежать за ним, он остановился и сказал:

— Если ты прямо сейчас не пойдешь со мной, обещаю, ты пожалеешь об этом!

Но я лишь отрицательно покачала головой и отбежала в угол комнаты. Он собирается меня убить! Ни за что с ним не пойду. Пусть убивает здесь, на глазах служанок. Тогда будут хотя бы доказательства.

— Хорошо, — его голос сделался вновь медовым, — ты увидишь на что я способен. — Пико! — заорал он дворецкому. Это было его имя.

Встревоженный дворецкий с нахмуренными бровями мгновенно явился, словно ожидал неподалеку.

— Повесить мальчишку! — громко сказал Пьер, и эти слова холодной водой обдали мою голову. Что он задумал?

— Но, ваше сиятельство… — попытался было вставить слово дворецкий.

— Выполнять! — заорал на него Пьер. — Немедленно!

— Слушаюсь, — дворецкий быстро поклонился и исчез из поля зрения.

Когда Пьер повернулся ко мне, я ошарашенно смотрела на него, не в силах поверить в услышанное.

— Но как ты можешь? — срывающимся голосом прошептала я. — Это же твой сын!

— А, тебе уже все доложили! — сказал он, приближаясь вновь ко мне. — Если ты не пойдешь со мной, следующей пострадает твоя служанка Люси. Кстати, именно она донесла на тебя. Надеюсь, тебе не будет ее жаль.

В этот раз я не стала себя долго упрашивать и смиренно поплелась за де Садом. Вскоре мы спустились на первый этаж, а затем в подвальное помещение, где я ни разу не была. Пьер схватил ключ со стены и открыл небольшую деревянную дверь.

Внутри оказалась небольшая холодная комната с каменным полом. Де Сад толкнул меня внутрь и запер двери изнутри. Я кинулась в сторону, а он зажег несколько факелов и я оторопела от увиденного.

Здесь стояли различного вида деревянные сооружения — некоторые из них напоминали колеса со спицами, другие — верстаки с коваными прутьями и привязанными к ним веревками, третьи — и вовсе непонятные устройства с механизмами.

— Что это? Я не понимаю… — испуганно спросила я, забившись в какой-то угол.

— Это моя комната пыток и сладкой боли, — проговорил маркиз де Сад. — И сейчас ты с ней познакомишься поближе!

— Что? Нет! — крикнула я. — Прошу, не нужно. Я сделаю все, что хочешь. Расскажу все, что знаю. Стану твоей. Только не нужно причинять мне боль.

— Ты должна испытать это блаженство. Только так ты узнаешь природу настоящей любви. А то, что у тебя было с этим… мятежником, — маркиз скривился, — это грязная вода. После того, как ты пройдешь испытание, ты станешь моей женой и будешь всегда выполнять мои приказы! В другом случае ты будешь сожжена на костре как ведьма! Уж я о том позабочусь.

От его слов у меня кружилась голова.

Де Сад прошелся вдоль своих пыточных устройств, остановился возле одного из них, напоминающих перекрестный верстак, и погладил его. Затем повернулся ко мне и поманил пальцем.

— Иди сюда!

— Пьер, прошу… — начала молить я, но договориться с ним уже было нельзя.

Он подошел ко мне, резко схватил за руки, скрутив их сзади, затем подтащил к верстаку и привязал сначала одну руку, затем вторую. Я пыталась сопротивляться, но сил почти не было, да и мужчина был крупнее и сильнее меня. Когда я поняла, что ничего не изменить, то внезапно обмякла. В груди разгоралось жжение. Оно было мне знакомо — такое жжение я испытывала во время приступа сильных чувств к Грегори. Большой яркий шар увеличивался с каждым мгновением.

В это время Пьер отошел в сторону и вернулся с черным тонким хлыстом. Я думала, что сейчас он начнет бить меня прямо по спине, однако, он подошел близко ко мне и разорвал на спине платье, обнажая пространство для экзекуции. Все время я молила, умоляла и просила не делать того, что он собирается делать. И мне казалось, что Пьер вдруг осознал свою ошибку. Он был очень нежным и покрывал спину дорожками поцелуев, рождая тысячи мурашек, а когда он сказал: “Сейчас я освобожу тебя”, то я почувствовала удар хлыстом.

Удар был таким резким, что я громко крикнула.

Второй удар…

Третий…

Боль окутывала мое тело, рождая вместе с этим неведомое доселе новое чувство наслаждения. В тот момент, когда я была готова провалиться в яму сладострастия, злоба и стыд в моей душе внезапно одержали верх.

Унижение, которое доводилось сейчас мне испытывать, было невероятным. И эти эмоции вырвались ярким светящимся шаром, который прошел через мою грудь, наполнил комнату и взорвал пространство, окутывая его неоновой блестящей манной, состоящей из миллиардов крупинок эфира.

Прошло несколько минут, прежде чем я пришла в себя. Я лежала на холодном полу, а вокруг были раскиданы щепки от верстака, к которому я была привязана. Пьер де Сад лежал неподалеку. Я кинулась к нему — его сердце не билось, голова запрокинута назад, а лицо искажено злобной ухмылкой.

В глубине моей головы раздался шепот, похожий скорее на шум листвы: “ты выполнила предназначение. Убила барашка. Теперь ты ведьма!”. После этого голос засмеялся и исчез, сдуваемый ветром.

В полной мере я сейчас чувствовала свою силу и мощь. У меня получилось забрать жизнь маркиза де Сада и мне открылась сила ведьмы. Теперь я точно знала, как ей управлять. Я знала, кто я на самом деле! Несмотря на окружающую обстановку, мне хотелось смеяться от наполняющей меня силы!

За одну секунду я открыла засов и пробежала на улицу. Там стояли служанки и дворецкий. Рядом с ними стоял Кюри. Живой и невредимый. Видимо, дворецкий решил повременить и дождаться Пьера, зная вспыльчивый нрав своего хозяина.

Не тратя время на объяснения, я вбежала в замок и кинулась к самой высокой башенке. Я точно знала, зачем я туда иду, ведь я сама вызвала его.

Вдали раздавался ужасный рев, поднимался ветер. Ночное звездное небо внезапно стало чернильно-черным, а луну закрыло существо. Громадный кожистый дракон с горящими глазами сделал несколько кругов над замком, подождав, пока я смогу уцепиться за его крыло. Под ним по прежнему болтались черепушки, но теперь они меня не пугали!

Дракон поднимался все выше и выше, оставляя позади себя напуганных Аурелию, Беладонну, Люси и всех-всех-всех.

Конец.

Глава 30. Эпилог

Темный лес качал своими мрачными вековыми дубами, встречая новых путников. Или, скорее выпроваживал их подальше от себя, но нас так просто было не испугать! Прямо у самой опушки начиналось большое болото с ядовитыми квакшами, а дальше, на горизонте, виднелось самоцветное озеро, которое славилось тем, что все, кто в него попадал, насмерть замерзали за одну секунду.

— У меня есть одно важное дельце, — сказала я и разжала руку. В ней лежал амулет, который совсем недавно Грегори снял с моей шеи с помощью напильника.

— Хочешь попрощаться с Лохински? — спросил падре.

Я усмехнулась и нажала на кнопку.

— Зинаида, где черт тебя носит! — раздался рассерженный голос из динамика.

Грегори поднял одну бровь, он в первый раз услышал голос профессора, который направил меня в этот мир.

— Лохински, на связи я и один из мятежников, — ответила я задорно.

— Профессор! — приветливо сказал падре. — Хотел бы вас поблагодарить за столь чудесную девушку, которая попала в наш мир лишь благодаря вам!

— Вы кто? — Лохински был не дураком, и видимо, сразу понял, к чему мы клоним.

Святой отец наклонился поближе к амулету и сказал:

— Я тот, кто свершит революцию!

Мы засмеялись, а я нажала отбой и забросила амулет подальше в болото. Оно чавкнуло и с удовольствием поглотило средство передачи.

— Ну что, теперь навсегда вместе? — весело спросила я.

— Хороша же компания! — улыбнулся Анатоль. Сейчас он был в образе человека. — Святой отец, ведьма и Дракон!

— Ага, подтвердила я. — И мы идем снимать с тебя проклятие.

— Нужно всего лишь отыскать Вороногового короля. Легче простого, — промолвив задумчиво священник. — Опять ищем приключения на свою го…

— Жо*у, — перебила я Грегори.

— Голову, — упрямо произнес падре.

Я возмутилась.

— Нет уж! На свою жо*у!

— Ох уж эти манеры двадцать первого века, — шутливо он потрепал меня по макушке и прижал к себе.

Приключения только начинались.

Больше книг на сайте — Knigoed.net

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30. Эпилог