Удержать мою девушку (ЛП) [Анжелика Снайдер] (fb2) читать онлайн

ПРИМЕЧАНИЕ АВТОРА

"Удержать мою девушку" — это история Нико Витале.

Он сын Луки и Вероны Витале, пары из первой книги "Удержать мою невесту" в этой серии.

******

Из-за деликатной темы, содержащейся в этой книге, она может вызвать раздражение у некоторых читателей.

Читателю настоятельно рекомендуется соблюдать осторожность.

Посвящается моему брату.

Не проходит и дня, чтобы я не думала о тебе. Я скучаю по тебе больше, чем можно описать словами. Я хотела бы, чтобы ты был здесь.

ПЛЕЙЛИСТ

Smashing Pumpkins — Mayonaise

Kate Bush — Running Up That Hill

Lorde — Buzzcut Season

Whales — Souvenir

MISSIO — Bottom of the Deep Blue Sea

Serhat Durmus — Hislerim (ft. Zerrin)

Rita Ora — Poison (Zdot Remix)

Sia — Elastic Heart

K.Flay — High Enough

Em Beihold — Numb Little Bug

Пролог

Николас Витале

Десять лет назад

Я стою в дверях комнаты и смотрю, как Селин собирает вещи. Мое сердце болит при мысли о том, что она сегодня уйдет, и я рассеянно потираю ладонью грудь в попытке хоть немного облегчить боль. Селин стала такой огромной частью моей жизни, что будет казаться, будто она заберет частичку меня, когда уйдет.

Селина живет с моей семьей последние шесть месяцев. Я хотел бы сказать, что мне потребовалось много времени, чтобы влюбиться в нее, но я бы солгал. Это заняло всего лишь один день. Может быть, даже один час.

Я никогда не забуду момент, когда увидел ее в первый раз. Высокая, худая девушка с радужками двух разных цветов, зеленой и голубой — явление, известное как полная гетерохромия, так она позже объяснила мне. До того момента я почти не думал о девушках, но, когда увидел длинные светлые волосы, лицо в форме сердца и странные глаза цвета океана, я пропал.

Селина была спасена из банды торговцев людьми, которую разоблачили мои родители, Лука и Верона Витале. Они постоянно находятся на заданиях, чтобы помочь женщинам и детям избежать продажи. Когда никто не пришел за Селиной, мои родители предложили ей временно пожить у нас, пока не найдут ее семью. Мы и не подозревали, каким судьбоносным решением это станет и для нее, и для меня. С тех пор она была здесь каждый день. И осталась бы, возможно, навсегда, если бы ее мать внезапно не появилась из ниоткуда, требуя вернуть ей дочь.

Вздыхая, я захожу в комнату Селины и сажусь на край кровати, пока она складывает белую футболку и спортивные штаны, ее длинные локоны развеваются при каждом движении. Хотя мы знали, что этот день рано или поздно наступит, все еще трудно поверить, что она действительно уезжает отсюда.

Ее нижняя губа дрожит, когда она застегивает чемодан, окончательно осознавая реальность ситуации.

— Я не хочу уезжать, — со вздохом признается Селина, прежде чем сесть рядом со мной. Я мало что знаю о ее прошлом, учитывая, что она мне многого не рассказывала.

Но из того, что она говорила, ее мать настоящая тварь, неуравновешенная и дико непредсказуемая.

— Я тоже не хочу, чтобы ты уезжала, — мой голос полон эмоций.

Но несомненная правда в том, что ей тринадцать, а мне четырнадцать.

Мы оба несовершеннолетние, и ни черта не можем сделать, чтобы исправить эту ситуацию. Ее мать по закону является ее законным опекуном, нравится нам это или нет, и в данный момент она ждет внизу, пока Селина соберет свои вещи.

— Я бы хотела остаться здесь, — ее глаза наполняются слезами, и она чуть не выпотрошила меня в процессе.

— Я знаю. Я хочу того же, — соглашаюсь я и обнимаю ее за плечи, крепко прижимая к себе. Боже, она пахнет клубникой и полевыми цветами. Я вдыхаю ее аромат, впечатывая его в свой мозг.

— Селина, поторопись! — Кричит ее мать снизу. Ее голос хриплый и грубый, как наждачная бумага, за ним следует какое-то громкое хрипение, которое звучит так, будто она откашливает легкое.

Селина морщится при звуке голоса своей матери, прежде чем медленно отстраниться от меня. Она встает и берет свой крошечный чемодан, набитый одеждой, которую купили мои родители, пока она жила здесь.

Ее глаза широко раскрыты и опечалены, она в последний раз оглядывает спальню, прежде чем мы выходим в коридор. Каждый шаг кажется тысячей, пока мы идем по коридору. Я не хочу, чтобы она уходила, но это зависит не от меня. Боже, как бы я хотел, чтобы все было по-другому. Мы достигаем лестницы, когда Селина внезапно поворачивается и бросается в мои объятия.

— Не позволяй ей забрать меня, — умоляет она дрожащим шепотом.

Я обнимаю ее и успокаивающе провожу рукой вверх и вниз по спине. Я помню, какой она была худенькой, когда только приехала, но теперь она поправилась. Она здорова. Она счастлива.

— Я найду способ увести тебя от нее, Лина, — обещаю я, называя ее ласковым прозвищем, которое дал ей в первый день нашей встречи. Может быть, моим родителям удастся потянуть за какие-нибудь ниточки. Может быть, им удастся откупиться от ее матери. Они чертовски уверены, что ей было наплевать на Селину в течение шести месяцев, прежде чем появиться ни с того ни с сего, и предъявить права на свою дочь.

Она практически дрожит в моих объятиях, и я тихо чертыхаюсь. Хотел бы я, чтобы мы были старше. Хотел бы я, чтобы все было не так. Отстраняясь, смотрю ей в глаза и говорю: — Все будет хорошо. Скоро мы снова будем вместе. Я не позволю тебе просто исчезнуть. — Прежде чем успеваю произнести какие-либо другие слова, Селина наклоняется и прижимается своими губами к моим.

Наш первый поцелуй.

Мой первый поцелуй в жизни.

Я месяцами представлял, на что это будет похоже. Мы оба неопытны и молоды, ничего не делали, только держались за руки.

Ее губы мягки и нетребовательны. Я углубляю поцелуй, притягивая ее ближе и поглаживая большим пальцем маленькую родинку в форме сердца на ее шее. Она ненавидит эту метку, но я думаю, что это чертовски мило.

— Пообещай мне, Нико, — умоляет она, отстраняясь, глядя мне в глаза. — Пообещай мне, что придешь навестить меня.

— Я обещаю. Твоей маме просто придется привыкнуть к тому факту, что я буду рядом. Мне все равно, куда ты поедешь или куда она тебя отвезет, я все равно буду приезжать в гости. — В глубине души я без сомнений знаю, что последовал бы за Селиной на край земли. — Мы можем переписываться, отправлять электронные письма. Все, что ты захочешь.

— Я хочу всего этого и даже больше, — говорит она, прежде чем заключить меня в объятия.

Я крепко обнимаю ее, вдыхая аромат клубничного шампуня и запоминая ощущения, которые она испытывает в моих объятиях. Я хочу быть с Линой вечно, но не говорю ей об этом. Не хочу пугать ее, но думаю, она знает, что я чувствую. И я почти уверен, что она чувствует то же самое.

— С тобой я чувствую себя в безопасности, — шепчет она мне в грудь.

Она снова задевает меня своими словами, но я знаю, что прямо сейчас должен быть сильным ради нас обоих. Ничто не изменит текущую ситуацию.

Отстраняясь, я смотрю в ее сине-зеленые глаза. Ненавижу, что вижу в них столько печали.

— Вот что я тебе скажу. Как насчет того, чтобы завтра я заехал за тобой, и мы отправились на пикник на пляж, — предлагаю я, пытаясь подбодрить ее.

— Пикник, — говорит она, как будто эта идея ей совершенно чужда.

— Да, — размышляю я. — Я возьму нам те пакеты сока, которые ты любишь, пакетик "Доритос" и немного шоколадного печенья с маршмеллоу, которые ты все время тайком достаешь из банки на кухне. — Это вызывает у меня улыбку, и я вижу, как часть ее напряжения тает. — И, эй, я даже приготовлю тебе тост с джемом с отрезанными корочками. — Она ненавидит корочки, и это заставляет меня смеяться каждый раз, когда я вижу, как она отрезает лишний кусок хлеба.

— Так это… свидание?

— Это свидание, — обещаю я. — Увидимся завтра. Я знаю, что моя мама отвезет меня к тебе в гости.

По словам матери Селины, они собираются остановиться в мотеле на пару недель, прежде чем она найдет квартиру, чтобы снять ее для них. Моя мама предложила помочь с оплатой аренды, и мать Селины сразу приняла это предложение, потребовав деньги вперед, чтобы покрыть расходы. Моя мама, конечно, передала деньги, потому что за то время, что Селина была здесь, мама полюбила ее так же сильно, как и я, и сделала бы все, чтобы обеспечить ее счастье и благополучие. И я знаю, что, пока мать Селины ищет квартиру поблизости, мои родители будут продолжать оплачивать счета. Лина стала частью семьи. В этом нет сомнений.

— Селина, давай! — кричит ее мать снизу.

Селина неохотно отстраняется от меня, делает неуверенный шаг к лестнице, но затем внезапно останавливается и оборачивается, чтобы посмотреть на меня через плечо.

— Моя мама не та, за кого они ее принимают, — загадочно говорит она. Но прежде, чем я успеваю спросить, что она имеет в виду, слышу визгливый голос ее матери, снова зовущий ее.

— Поторопись!

Мы сворачиваем за угол, медленно спускаемся по лестнице. Мои родители и моя младшая сестра Ария терпеливо ждут в фойе. У отца хмурое выражение лица, мама выглядит обеспокоенной, а у Арии слезы текут по красным щекам. Она так же, как и я, расстроена уходом Селины.

И когда я, наконец, вижу мать Селины, стоящую у входной двери, то почти тут же начинаю умолять своих родителей сказать ей, чтобы эта женщина уходила. Она слишком худая, с растрепанными светлыми волосами и голубыми глазами. У нее морщины на лице, хотя она не может быть такой старой. Мать Селины была подростком, когда родила дочь. Ее накладные ногти нервно царапают руки, пока она наблюдает за дочерью налитыми кровью глазами и тонкогубой улыбкой.

— Черт возьми, самое время, — сердито бормочет мисс Макколл. Но когда она замечает, что все пялятся на нее, внезапно меняет тон, натягивая фальшивую улыбку, которая растягивает потрескавшуюся красную помаду на ее губах. — Ты все собрала, милая? — Спрашивает она, стараясь не вызывать подозрений у ни одной души в этой комнате.

От них не исходит ни привязанности, ни тепла во время маленького воссоединения мамы и дочери. А красные флажки, кажется, продолжают появляться. Лина поворачивается и бросается в мои объятия в последний раз, я крепко прижимаю ее к себе, не желая отпускать. Я чувствую, как от нее волнами исходят опасения и нервозность, и все, что я могу сделать, это прошептать ей на ухо, что приду за ней. Скоро.

Именно тогда мне вспоминаются ее навязчивые слова: Моя мама не та, за кого они ее принимают.

Если и будет последнее, что я когда-либо сделаю, так это найду способ вырвать ее из-под контроля своей матери. Я сбегу с Линой, если потребуется. Мы оба молоды, но мы разберемся с этим. Меня не волнуют последствия. Я просто хочу, чтобы Лина была в моей жизни. Навсегда.

— Нам нужно идти, Селина, — говорит ее мать, грубо хватая дочь и вырывая ее из моих рук.

— Подожди! — Я кричу, но женщина тащит ее за дверь на тротуар, прежде чем я успеваю попрощаться.

Ария молча стоит рядом, крепко держа меня за руку, в то время как отец кладет руку мне на плечо в знак поддержки. Мы наблюдаем, как единственную девушку, которую я когда-либо любил, забирают из моей жизни силой.

— Позвони мне! Позвони! — Кричу я Селине, когда она подходит к старому, белому, потрепанному седану, стоящему на подъездной дорожке.

Она с тоской смотрит на меня в ответ, кивает и слегка машет рукой, прежде чем нырнуть в машину и захлопнуть дверцу.

Я знаю, что она позвонит. Я убедился, что она положила листок бумаги с моим номером в чемодан. Это было первое, что она туда убрала. И сказала мне — это самое важное.

Я смотрю, как машина уезжает, и мой желудок сжимается. Чувствую, что вижу ее в последний раз, но знаю, как это глупо. Мы встретимся завтра. Моя мама уже пообещала отвезти меня в мотель, чтобы мы могли проведать их.

— Когда мы поедем к ним, я позабочусь о том, чтобы у Селины было все, что ей нужно, — уверяет меня мама. — А если у нее этого не будет, что ж, тогда я позвоню в социальную службу.

Заставляя себя улыбнуться, я киваю.

Видите, все будет хорошо. Никто из Витале не позволит Селине Макколл провалиться сквозь землю. О ней позаботятся, несмотря ни на что.

Я стою в дверях, наблюдая за машиной, отказываясь двигаться или даже дышать, пока она полностью не скроется из виду. В итоге я остаюсь на час, просто надеясь, что Лина забыла что-то, за чем ей нужно вернуться, или что ее мать передумала. Но они не возвращаются, и у меня в животе все скручивается при мысли о том, что Лина будет с этой ужасной женщиной.

Дурное предчувствие остается со мной до конца дня и вечера, а в ту ночь я почти не сплю. Я ожидал, что Селина, по крайней мере, позвонит мне или что-то в этом роде, когда они доберутся до мотеля, но я от нее ничего не слышу. И на следующее утро понимаю, что что-то не так.

Когда мы с мамой останавливаемся у мотеля, в котором Селина и ее мать должны были заселиться, то узнаем, что они пробыли здесь всего несколько часов, а затем уехали, не оставив портье никакой информации.

Я сразу понял, что, вероятно, никогда больше не увижу Селину Макколл. Она ушла навсегда. И все мои искренние обещания забрать ее от матери и обеспечить безопасность были нарушены.

Глава 1

Николас

Сегодняшний день

Две ужасные вещи произошли, когда мне было четырнадцать лет. Первой была потеря Селины. Мы так и не смогли найти ее после того дня. Она просто взяла и исчезла без следа. И, несмотря на все наши усилия, мы так и не смогли найти даже ее мать.

Второе, что произошло, — это когда Константин Карбоне осводили из тюрьмы по каким-то причинам. Карбоне арестовали по обвинению в торговле людьми много лет назад, когда я был совсем малышом. Мои родители были теми, кто уничтожил его, снабдив федералов всей информацией, необходимой им для ареста.

Карбоне подавал апелляцию за апелляцией, пока что-то, наконец, не выгорело. У него было больше денег, чем у Бога, и он использовал их мудро, эффективно выкупив свой выход из тюрьмы.

Тюрьма никак не исправила ужасного ублюдка. Всего через несколько месяцев после его освобождения на улицах ходили слухи, что он снова вернулся к торговле мясом. Однако на этот раз он был более осторожен, перевозя людей в грузовых контейнерах и держа их в океане, а не на суше. Там, на просторах океана, законы на самом деле не действуют, и попасться сложнее. Надо отдать ему должное, сукин сын умен.

Однако мой отец следил за ним и по-прежнему передавал информацию федералам так часто, как только мог. Но Константин на каждом шагу ускользал от полиции и закона.

Над этим ублюдком должно восторжествовать правосудие.

И, возможно, мне нужно быть правосудием.

Я помню ужасные истории, которые Селина рассказывала мне о том, как ее забрали и заперли на складе на несколько недель. Моя семья спасла девочку перед тем, как ее собирались продать, но это не означало, что с ней не случались плохие вещи. Она была травмирована эмоционально, физически и психически.

После того, как ее ужасная мать предпочла забрать свою дочь и деньги, которые дали мои родители, а после сбежала, я поклялся всегда помогать таким людям, как Селина. Один из способов — это убрать Константина Карбоне раз и навсегда. Я начинаю думать, что единственный вариант остановить его — пустить пулю между глаз.

— Шампанского, сэр? — спрашивает меня официант, предлагая поднос с несколькими хрустальными бокалами.

— Спасибо, — бормочу я, прежде чем беру бокал. Я делаю глоток дорогого шампанского и смотрю, как он уходит. Я даже не должен был быть на этой вечеринке, но Альдо, лучший IT-специалист моего отца, смог обеспечить мне приглашение под вымышленным именем.

— Если твой отец узнает об этом… — слышу голос Альдо, шепчущий мне на ухо через микро-наушник, который невозможно обнаружить невооруженным глазом.

— Он не узнает, — быстро выдыхаю я, прежде чем допить свой бокал и поставить его на ближайший столик.

Альдо находится примерно в пяти кварталах отсюда в неприметном черном фургоне. Он неохотно согласился на эту небольшую разведывательную миссию.

Карбоне был вне поля зрения с момента своего освобождения из тюрьмы, но мы знаем, что он все еще занимается торговлей плотью. Просто определить его местонахождение сложнее. И когда я подберусь к нему сегодня вечером, то собираюсь установить на него маячок. Альдо возьмет все на себя, узнав координаты и, таким образом, мы соберем информацию, которую искали годами.

Если мы просто сможем напасть на след Карбоне, то выясним, где он прячет свои склады, корабли, все остальное; в итоге спасем сотни, если не тысячи молодых жизней. И хотя приближаться к ублюдку опасно, я готов выполнять грязную работу, если это означает поставить империю Карбоне на колени.

Справа от меня раздается смех, привлекающий мое внимание. Я оглядываю толпу людей, разодетых в пух и прах, в замысловатых разноцветных масках, украшенных драгоценностями и перьями. Это тематическая вечеринка в честь Марди Гра, и именно поэтому я выбрал эту вечеринку для вылазки. Простая золотая маска, которую я ношу, поможет скрыть мою личность от камер по всему дому. Мне будет легче передвигаться в поисках своей цели, оставаясь скрытым в толпе людей.

Альберто Берлускони устраивает самые экстравагантные вечеринки для элиты Нью-Йорка, включая крупных криминальных авторитетов.

Однако Альберто больше любит наркотики, чем девушек, и это единственная причина, по которой он все еще дышит. Но если Карбоне и собирался появиться на какой-нибудь вечеринке в этом году, то только на этой. Альберто и Константин — старые друзья с общими вкусами и связями в захудалом подбрюшье Нью-Йорка.

Особняк Берлускони расположен в верхнем Ист-Сайде Манхэттена. Я видел, как он совершал обход на вечеринке, хвастаясь богатством, своими двадцатью семью спальнями и тем, скольких горничных ему пришлось уволить, потому что он трахал многих из них, и они слишком привязывались.

Он настоящий профессионал, но не моя цель. Интуиция подсказывает мне, что Карбоне будет здесь сегодня вечером. Он никогда не упускает возможности посетить роскошные мероприятия встречаясь с потенциальными клиентами, демонстрируя им свою власть и деньги.

Самые богатые люди иногда бывают самыми извращенными, покупают молодых женщин, детей даже глазом не моргнув. Когда ты богат и влиятелен, то можешь иметь все, что захочешь, и никто в ближайшем окружении даже не подвергает это сомнению, какими бы табуированными или необычными ни были желания на самом деле.

Константин слишком долго был в море. Если что-то и могло привлечь его в глубь материка, то эта вечеринка. Сегодня здесь все главные игроки. Не хватает только его. Я смотрю на часы Rolex на своем запястье, наблюдая за отсчетом секунд. Я терпеливый человек, но мое терпение на исходе. Я многим рисковал, чтобы быть здесь сегодня вечером, так что ему лучше появиться.

В этот момент мимо меня проходит высокая блондинка, и у меня перехватывает дыхание. Но когда она подходит ближе и ее темно-карие глаза встречаются с моими под зелено-желтой маской, я быстро отвожу взгляд. Закрыв глаза, слегка качаю головой.

Не проходит и дня, чтобы я хотя бы раз не подумал о Селине Макколл. Образ неповторимых сине-зеленых печальных глаз, когда она в последний раз оглянулась, навсегда запечатлелся в моих воспоминаниях.

Прошло десять лет с тех пор, как я видел ее в последний раз, но все еще помню каждую деталь о ней. Мое увлечение ею граничит с одержимостью, и на протяжении многих лет я не переставал искать ее. Мы перепробовали все, чтобы найти ее и вернуть, но безрезультатно. Она как сквозь землю провалилась, словно какой-то жестокий трюк фокусника.

Мир на самом деле не кажется таким большим, пока ты не пытаешься найти одного человека в огромном море миллиардов. И моя зацикленность на ее исчезновении преследует меня по сей день.

Мимо меня проходит официант, я беру еще один бокал шампанского. Я бы выпил чего-нибудь покрепче, но хочу сохранять уравновешенность и бдительность. Мне не нужно, чтобы дорогой виски сбивал с толку, хотя это мой любимый напиток.

Я решаю выйти из угла комнаты и пройтись по кругу, мои глаза сканируют каждое лицо, мимо которого прохожу. Из-за масок немного сложнее определить, кто есть кто, но я рад, что моя скрывает мою истинную личность. Я не могу рисковать, чтобы кто-нибудь увидел мое лицо. Я так похож на своего отца, что не сомневаюсь, Константин испугался бы.

Моя семья охотилась за ним годами и будет продолжать это делать, пока он по праву не окажется за решеткой навсегда… или мертвым. Предпочтительно последнее, но я был бы доволен, если бы он провел последние годы своей жизни, гния в тюрьме строгого режима.

— Есть какие-нибудь признаки его присутствия? — Голос Альдо доносится из наушника, закрепленного в моем правом ухе.

Я едва заметно качаю головой. У Альдо глаза повсюду в комнате, он взломал камеры наблюдения, и я знаю, что он видит мою реакцию.

— Еще десять минут, а потом я хочу, чтобы ты убирался оттуда ко всем чертям.

Я не могу удержаться от улыбки. Альдо Аллабанд — глава IT-команды моего отца. Когда я предложил идею каким-то образом имплантировать крошечный трекер в Карбоне, Альдо был полностью за. Но теперь, когда я здесь и опасность реальна, он внезапно хочет, чтобы я ушел.

Ни единого гребаного шанса.

Я не уйду, пока не сделаю то, зачем пришел сюда.

Если подберусь достаточно близко к Карбоне, чтобы прикрепить маячок к его костюму, Альдо сможет отследить, куда он пойдет после этой вечеринки. Надеюсь, на свою домашнюю базу, местонахождение которой мы пока не выяснили. Это будет огромная победа для нашей команды.

Мы годами пытались выяснить, где останавливается Карбоне, когда приезжает в город. Его водитель очень хорошо ускользает от наших людей, делая слишком много поворотов и проезжая достаточно светофоров, чтобы мы потеряли его из виду.

Я продолжаю ходить по комнате в поисках. Если бы родители узнали, что я здесь, оторвали бы мне гребаную голову. Но они в Колорадо, отмечают годовщину свадьбы. На самом деле, сейчас идеальное время, чтобы покончить с этим.

Допивая шампанское, я ставлю бокал на пустой поднос и направляюсь к двери, ведущей из бального зала.

— Ты уходишь? — Спрашивает Альдо, и я слышу облегчение в его голосе.

— Мне нужно отлить, — сообщаю я ему шепотом, направляясь к туалетам.

Как только заворачиваю за угол, у меня едва хватает времени опомниться, прежде чем я чуть не врезаюсь в женщину. Она падает мне на грудь, ее пальцы цепляются за лацканы моего пиджака так, что белеют костяшки пальцев.

— П-п-прости, — бормоча невнятно, она отшатывается назад на каблуках, опускает голову, а ее маска, развязываясь, падает на пол.

— Нет. Мои извинения, — говорю я ей, быстро наклоняясь, чтобы поднять маску с фиолетовыми и золотыми перьями, которую она уронила.

Мой взгляд скользит к ее ногам, останавливаясь на золотых заоблачных шпильках, на которых она в данный момент покачивается. Затем медленно поднимаются по ее длинным, стройным ногам к сверкающему золотому платью, если это вообще можно назвать платьем, настолько короткому и с глубоким вырезом, что оно должно быть незаконным.

Когда наконец встаю в полный рост, я протягиваю ей маску, наблюдая, как нежная рука крепко сжимает ее, будто это какой-то спасательный круг.

— Спасибо тебе, — мягко говорит она, и в ее голосе есть что-то такое, что заставляет меня думать, что я встречал ее раньше. Ее пальцы слегка касаются моих, краткий контакт заставляет сердце пропустить удар в груди. Мои ноги внезапно приросли к полу. Как будто мое тело не хочет покидать это место, пока я не увижу ее лицо.

Она собирается уйти, все еще опустив голову, отказывая мне в том, что я хочу увидеть — нет, в том, что мне нужно увидеть, — но я протягиваю руку, чтобы остановить ее. Очень нежно беру рукой за ее подбородок и заставляю посмотреть мне в глаза. Внезапно весь воздух из моих легких стремительно выходит.

Я несколько раз моргаю, чтобы прояснить зрение, думая, что она мне мерещится, все это мне снится. Но когда она все еще здесь, все еще смотрит на меня с тоской, я знаю, что она реальна. Длинные светлые волосы каскадом ниспадают на ее обнаженные плечи, и она так чертовски красива, что на нее почти больно смотреть.

Но не ее красота заставляет мою руку сжиматься в кулак. Нет, все дело в ее глазах.

Один синий.

Один зеленый.

Они оба налиты кровью, и ее зрачки почти расширены, как будто она накачана каким-то наркотиком, который находится в ее организме, но я отчетливо вижу, что они разного цвета.

Наша связь длится всего несколько секунд, хотя кажется, что это минуты, прежде чем она бормочет очередные извинения и, спотыкаясь, проходит мимо меня, натягивая маску обратно на лицо. Я слушаю, как звук ее высоких каблуков, эхом отдающийся по деревянному полу, затихает вдали.

Сделав глубокий, прерывистый вдох, я спешу в туалет. Занимаюсь делами, а потом мою руки. Глядя на свое отражение, я наблюдаю, как быстро поднимается и опускается моя грудь. Я едва сдерживаюсь. Я натянут, как резиновая лента, готовая лопнуть в любой момент.

— Черт возьми, — бормочу я.

— Что? Что случилось? — спрашивает Альдо в моем наушнике.

— Мне кажется, я только что видел ее.

— Ее? Кого ее?

— Лина, — шиплю я шепотом.

— Твою мать, — говорит Альдо, в точности повторяя мои мысли. Альдо знает всю историю. Черт возьми, он был там, когда Селина жила в особняке. Он, вероятно, любил ее так же сильно, как и все мы. Ее было так чертовски легко любить. Она была полна света и жизни несмотря на то, что ей пришлось пройти через ужасное испытание.

И теперь она здесь. Но почему? С кем она здесь? Я должен знать.

— Есть много людей с полной гетерохромией, — напоминает мне Альдо.

Да, и я убедился в этом на собственном горьком опыте. Я объехал весь мир в поисках девушки с одним голубым и одним зеленым глазом. Это редкость, но определенно не исключительная.

— Есть еще одна вещь, которую я могу проверить, — говорю ему. У Селины было родимое пятно в форме сердца на шее. Она всегда ненавидела его, но мне оно нравилось. — Мне просто нужно снова приблизиться к ней.

— Мне это не нравится, Нико. Что, если ты наткнешься на Карбоне, когда потеряешь бдительность?

— Я буду осторожен, — говорю, но даже я слышу ложь в своем голосе.

Моя предыдущая миссия полностью забыта. Я просто хочу найти женщину и посмотреть, есть ли у нее родимое пятно.

Мне нужно знать, жива ли Селина. После всех этих лет, всех поисков, мне нужно знать наверняка.

Глава 2

Селина Макколл

Спотыкаясь, я возвращаюсь в бальный зал. Мои руки все еще дрожат после встречи с мужчиной в коридоре. Он был воплощением высокого, темноволосого и красивого мужчины, одетого в дорогой черный костюм, сшитый на заказ. Но то, как он смотрел на меня своими серо-стальными глазами за золотой маской, нервировало меня. Это было почти так, как если бы он пытался каким-то образом разгадать меня; как загадку. И я ненавижу то, как его глаза, казалось, смотрели сквозь меня, в самую душу, будто он мог видеть все мои страхи и недостатки, которые я так отчаянно пытаюсь скрыть и запереть глубоко внутри себя.

Я беру бокал шампанского с ближайшего столика и рассеянно потираю подбородок, вспоминая, как он прикасался ко мне, так нежно, словно я сделана из стекла. Никогда раньше мужчина так не прикасался ко мне. Сильная дрожь пробегает по мне, когда я оглядываюсь через плечо, ожидая увидеть, что он следует за мной. Но его там нет.

Чувство облегчения разливается по моим венам, когда я одним большим глотком допиваю дорогое шампанское, прежде чем поставить пустой бокал обратно. Мне нужно избегать любых других встреч с этим мужчиной… и со всеми остальными на этой вечеринке, если уж на то пошло. Не дай Бог, если я сделаю что-то не так или устрою сцену. Я, вероятно, никогда больше не увижу дневной свет. Я содрогаюсь при мысли об этом. Тот факт, что я даже сейчас здесь, на публике, вдали от человека, который держал меня в плену последние десять лет, почти невообразим.

Я даже не хочу быть на этой дурацкой вечеринке, но у меня нет выбора в этом вопросе. Нет, Константин Карбоне делает все, что хочет. И сегодня вечером он решил сдать меня своему сыну в аренду как проститутку.

Мысль о побеге приходила мне в голову раз или два, но я знаю, что далеко бы не ушла. Константин всегда находит меня. И в последний раз, когда я пыталась убежать…скажем так, это оставило на мне шрамы на всю оставшуюся жизнь. Я больше никогда не буду пытаться сбежать. Я останусь его идеальным маленьким питомцем, как он и хочет. И не буду нести ответственности за то, что кто-то еще пострадает из-за меня.

Я выпиваю еще три бокала шампанского, прежде чем собраться с духом и направиться к своему кавалеру на ночь. Мне понадобится вся жидкая храбрость. Джино Карбоне жесток и требователен, совсем как его отец. Точная копия старика — за вычетом приятной внешности и обаяния.

Когда Константин впервые купил меня в нежном тринадцатилетнем возрасте, Джино был всего на несколько лет старше меня. Я совершила ошибку, подумав, что он добрый, что он поможет мне. Свой первый урок я усвоила несколько недель спустя, когда он и его отец по очереди избивали и насиловали меня.

Я больше никогда не доверяла этому ублюдку. И ненавижу тот факт, что мне приходится быть здесь с ним сегодня вечером, пока он выставляет меня напоказ, как настоящую девушку, а не просто женщину, на которую он время от времени нападает и использует в качестве своей личной боксерской груши.

Как только я снова оказываюсь рядом с ним, протягиваю руку к официанту за еще одним бокалом шампанского, но Джино неодобрительно клацает зубами.

— Я хочу, чтобы ты была трезвой, — говорит он, прежде чем притянуть меня ближе и прикусить мочку уха, как будто мы двое любовников, которые не могут оторваться друг от друга. Я с отвращением отстраняюсь от него, и он хватает меня за руку до синяков. Его темные глаза пристально смотрят на меня, когда он сердито бормочет: — Нам снова нужно обучить тебя манерам?

— Нет, — говорю я, яростно качая головой.

— Что нет? — требует он.

— Нет, сэр.

В тот момент мне потребовались все силы, чтобы не закатить глаза. Константин годами пытался сломить меня, и, возможно, ему это удалось, но наркотики, которыми он меня пичкает, заставляют меня чувствовать, что у меня есть сверхспособности, что я могу завоевать мир. Думаю, в глубине души ему нравится во мне дерзкая жилка. Из-за этого меня гораздо труднее сломить, что он любит делать со всеми своими женщинами. И я видела, как он сломал стольких, что они навсегда будут преследовать меня в ночных кошмарах.

— Я люблю, когда мои шлюхи уступчивы. Не заставляй меня снова выбивать из тебя твое неповиновение, — предупреждает Джино себе под нос.

Я вздрагиваю от его слов и воспоминаний о том, как он хлестал меня ремнем всего несколько дней назад. У меня до сих пор синяки по всему телу и порезы от того, что пряжка задела кожу. Он был под кайфом, и его девушка только что изменила ему. Полагаю, достаточная причина, чтобы выместить свой гнев на мне.

Я ерзаю на своих высоких каблуках. Смесь наркотиков, которую приняла несколько часов назад, начинает выветриваться. Константин пообещал мне, что его сын даст еще немного, когда мне понадобится, и это было единственное с чем я согласилась, выйдя на эту небольшую прогулку. Константин знает, что я зависима. Я не могу обойтись без своего драгоценного лекарства. И я совершила несколько грязных, непростительных поступков, чтобы поймать следующий кайф. Таблетки — единственное, что поддерживает меня на ногах большую часть дней. В противном случае, вероятно, я погрузилась бы в темную пустоту, и меня никогда больше не нашли бы.

— Перестань ерзать, — рявкает Джино, выводя меня из суматошных мыслей.

— Прости. Мне нужны мои таблетки. Твой отец сказал…

— К черту то, что сказал мой отец, — говорит он, прерывая меня.

Если бы Константин мог услышать эти слова, у его сына были бы серьезные неприятности. Никто не бросает вызов великому всемогущему Константину Карбоне, даже его собственный сын.

У меня такое ощущение, что кожа горит, и мне хочется чесаться, пока я не разорву свою плоть и не начну кровоточить. Я начинаю со своего запястья, но Джино хватает мою руку и строго удерживает ее между нами.

— Что, черт возьми, с тобой не так? — сердито рычит он.

— Мне нужны мои таблетки, — умоляю я его.

— Пойдем наверх. Ты меня бесишь. — Он грубо хватает меня за руку, увлекая за собой.

Я киваю в знак согласия. Да, давай пойдем куда-нибудь в уединенное место, где я смогу принять лекарство. Константин пообещал мне, что Джино даст мне таблетки, прежде чем что-либо предпринимать.

Мы направляемся к лестнице, когда я слышу, как кто-то зовет: — Карбоне!

Я вздрагиваю, думая, что Джино обернется и начнет говорить, задерживая мой кайф. Но, к счастью, он просто отмахивается от человека, и мы продолжаем подниматься по лестнице на второй этаж.

Я едва могу ходить по прямой. Капли пота выступают у меня на лбу, и я чувствую, что сейчас упаду в обморок или меня стошнит. Я никогда раньше так долго не обходилась без лекарств. Страх пережить ломку заставляет меня торопиться, но Джино крепко держит меня, направляя в своем собственном темпе.

Мне кажется, что моя маска душит меня, поэтому срываю ее с лица и бросаю в коридоре, не заботясь о том, увижу ли я эту чертову штуку когда-нибудь снова.

Мы проходим коридор за коридором, пока он не находит подходящую комнату. Открывает дверь и заталкивает меня внутрь. Я спотыкаюсь, ударяясь локтем о стену.

— Ой, — шепчу я, прежде чем стряхнуть тупую боль и продолжить идти.

Роскошная спальня, оформленная в темно-коричневых и красных тонах, с массивной кроватью посередине, расположенной под огромной хрустальной люстрой. Остальную часть комнаты заполняет антикварная мебель — зеркальный комод, большой шкаф и две прикроватные тумбочки с лампами, которые загораются, когда Джино нажимает на выключатель на стене.

В любое другое время я бы потратила время на то, чтобы оценить обстановку, но сейчас у меня на уме только одно. Я поворачиваюсь к Джино, который засовывает толстый палец в узел своего галстука, ослабляя его. Прежде чем я успеваю открыть рот, он говорит мне: — Сними платье.

Качая головой, я отступаю от него к ближайшей стене, прижимаясь спиной к прохладным обоям в цветочек.

— Пожалуйста. Мои таблетки. Сначала мне нужны таблетки, — умоляю я его.

— Я не дам тебе ни хрена, пока ты не трахнешь меня, — говорит он, отчего у меня сводит живот.

— Твой отец обещал! Он обещал, что ты отдашь их мне!

Я практически кричу, с каждой секундой становясь все более истеричной. Я не могу трахнуться с ним, пока не под кайфом. Я не могу.

Внезапно Джино пересекает комнату несколькими большими шагами, быстро заполняя пространство между нами. Он хватает меня за волосы и прижимает к стенке антикварного шкафа. Мои кости хрустят от удара, и я ловлю себя на повороте, хрипя от сильного удара прямо в живот.

— Снимай свое платье и ложись на гребаную кровать, — приказывает он.

Выпрямив спину, я киваю, символизируя, что собираюсь вести себя прилично и делать то, что он мне скажет. Он отпускает мои волосы, и я подхожу к кровати, увеличивая небольшое расстояние между нами.

Я слышу его тяжелые шаги, когда он подходит ближе. А затем чувствую сзади его руки на моей талии. Я медленно поворачиваюсь в его объятиях и смотрю на него снизу вверх. Он высокий, как и его отец, но примерно на сотню фунтов тяжелее.

Я отступаю от него на шаг и делаю вид, что тянусь к молнии своего платья.

— Это хорошая маленькая сучка, — бормочет Джино.

Если я чему-то и научилась за эти годы, так это тому, что если ты хорошая, то попадаешь в еще большие неприятности. В конце концов тебе только причиняют боль.

Поднимая ногу, я изо всех сил бью вперед, целясь по яйцам. Но моя нога соприкасается только с его толстым животом. И в этот момент понимаю, какую серьезную ошибку совершила.

Лицо Джино краснеет от гнева, когда он хватает мою ногу и тянет за лодыжку. Вскрикиваю от удивления, и теряю равновесие. Поскальзываясь, падаю на пол, по пути ударившись затылком о изножье кровати. Комната кружится вокруг меня, когда я внезапно чувствую, как он прижимает меня к полу, наваливаясь всем своим весом мне на грудь. Он давит на меня до такой степени, что кажется, будто у меня ломаются ребра, и я не могу даже сделать ни единого вдоха.

— Ты гребаная сука! — выплевывает он, прежде чем ударить меня кулаком по голове.

Боль расцветает у меня в виске, сотрясая череп и заставляя зубы стучать. Я пытаюсь поднять руки, чтобы защитить лицо, но они безвольно лежат по бокам. Я даже не чувствую кончиков своих пальцев.

Свет в комнате мерцает, и начинаю думать, что это конец. Что я наконец-то умираю и сбегаю из этого ада на земле. Но именно тогда я слышу, как Джино спрашивает: — Кто ты, черт возьми, такой?

Краем глаза я замечаю, как в комнату входит фигура в темно-золотой маске, закрывающей большую часть его лица. Это мужчина из коридора, — смутно думаю я про себя.

Его пронзительные серые глаза встречаются с моими всего на долю секунды, прежде чем он обращает свое внимание на нападающего. Я вижу лезвие раньше, чем это делает Джино. Внезапно, как в реальном фильме ужасов, мужчина хватает Джино сзади и перерезает его толстую шею. Кровь мгновенно брызжет наружу, пропитывая мое платье и забрызгивая лицо, когда Джино издает ужасающий булькающий звук.

Я мгновенно возвращаюсь в тот трагический день…

Кровь.

Кровь, покрывающая мою кожу.

На мне их кровь.

Следующее, что я слышу, — это тяжелый глухой удар, когда Джино падает, его голова опирается на край изножья кровати надо мной, а широкий, пустой взгляд прикован к моему лицу, из его разинутого рта вытекает река крови, которая стекает по моему лбу и щеке.

Я мотаю головой, пытаясь как-то помешать этому касаться меня. Я не могу выносить ужасный запах меди или тот факт, что вся в его крови. Это слишком похоже на то, что происходило раньше, и моя тревога начинает подступать к горлу, когда я пытаюсь дышать.

Мой рот открывается в крике, но не выходит ни звука. Мертвый ублюдок все еще давит на меня, и мои легкие горят, отчаянно нуждаясь в воздухе. Я начинаю задыхаться, мой рот постоянно открывается, как у рыбы, вытащенной из воды.

Комната начинает неистово вращаться вокруг, и я закрываю глаза, начиная падать в черную бездну. Все мое тело кажется невесомым, будто я парю, и наслаждаюсь этим ощущением. Я нахожусь в прекрасной, безмолвной пустоте абсолютной тьмы. Здесь нет ни страха, ни беспокойства, ни боли.

Сладкая, милосердная смерть, наконец, приходит за мной… и я приветствую ее с распростертыми объятиями.

Глава 3

Николас

Я отталкиваю безжизненное тело Джино Карбоне от женщины. Затем вытираю лезвие своего ножа о рубашку мертвеца, прежде чем спрятать обратно под пиджак.

— А что во фразе войти и выйти незамеченным, ты не понял? — Альдо шипит в моем наушнике.

— Просто незначительное осложнение, — бормочу я.

— Мертвец — это не незначительное осложнение, Нико, — упрекает он.

— Он причинял боль Лине.

— Ты даже не знаешь, Лина ли эта девушка.

— Что ж, даже если это не она, он все равно причинил боль невинной женщине.

Альдо никак не реагирует на это, потому что он знает, что я прав. В конце концов, мне пришлось вмешаться. Другого выхода не было.

Я наклоняюсь и прижимаю пальцы к шее девушки. Пульс есть, но очень слабый.

— Мне нужно забрать ее отсюда, — сообщаю я Альдо, хватаяодеяло с кровати и заворачивая в него бедную девушку.

— И как, черт возьми, ты предлагаешь нам это сделать, Нико? — сердито спрашивает он.

Очевидно, что на данный момент все идет не так, как планировалось, и я знаю, что Альдо ненавидит, когда что-то отклоняется от плана. Но теперь уже слишком поздно поворачивать назад.

— Тебе придется немного поколдовать, чувак, — говорю ему, прежде чем подхватить обмякшее тело женщины на руки. Ее голова откидывается назад, и я смотрю на родимое пятно в форме сердца на ее шее, чуть ниже уха.

— Лина, — выдыхаю я, чувствуя боль в груди. Миллион разных эмоций захлестывают меня в этот момент одновременно. Черт возьми, я не могу поверить, что наконец нашел ее.

— Это она? — Спрашивает Альдо, и я слышу, как его пальцы быстро стучат по клавиатуре.

— Да, это она, — с трудом выдавливаю я, прижимая Лину к своей груди.

— Здесь есть служебный выход, — настойчиво говорит Альдо. — Однако тебе нужно поторопиться. Охранники скоро начнут свой обход. Все видео всё еще заклины, поэтому они не увидят тебя по камерам, но я не могу защитить тебя от встречи не с тем парнем.

— Понял.

— В коридоре чисто. Выйди из комнаты и поверни направо. Пройди в конец коридора и спуститесь по лестнице.

Я тщательно следую инструкциям Альдо, останавливаюсь, когда он говорит мне остановиться. И исчезаю в разных комнатах, когда он сообщает мне об охраннике поблизости. Моя грудь не перестает болеть, пока мы, наконец, не выходим через черный ход особняка на улицу. Требуется огромная сила воли и большая удача, но мне удается пронести Лину целых пять кварталов обратно к фургону без происшествий.

— За тобой следили? — Спрашивает Альдо, открывая боковую дверь. Его темные волосы растрепаны, как будто он проводил по ним руками в течение нескольких часов. Я, вероятно, вычеркнул десять лет из его жизни сегодня вечером, вытворив все то дерьмо, но мне все равно. Оно того стоило. Я бы сделал что угодно, и я имею в виду что угодно, чтобы спасти Лину.

— Откуда, черт возьми, мне знать? — Я шиплю, прежде чем осторожно опустить обмякшее тело Лины на пол.

Одеяло сползает, обнажая ее окровавленное платье и синяки, начинающие формироваться на руках и виске, я съеживаюсь от этого зрелища.

Глаза Альдо широко раскрываются.

— Ладно, ладно. Нам нужно убираться отсюда к чертовой матери, пока кто-нибудь не обнаружил его тело. После того, как ты ушел, я снял цикличное видео и очистил всю систему безопасности от всех записей за последние несколько часов с момента твоего приезда. Когда мы вернемся в особняк, я поработаю с записями камер видеонаблюдения в этом районе, но, возможно, не смогу стереть все. Кто-то мог уже видеть, как ты нес ее на руках, и сообщил об этом.

— Мы решим эту проблему, когда доберемся до нее, — рычу я, прежде чем закрыть боковую дверь. Затем бегу к водительскому месту, запрыгиваю на сиденье и захлопываю дверь. Срывая маску, я бросаю ее на пол. Затем, включив двигатель, выезжаю с парковки и мчусь по улице обратно к комплексу.

Я оглядываюсь на Лину, лежащую на полу, и мне приходится несколько раз моргнуть, чтобы убедиться, что она мне не мерещится.

— Теперь ты в безопасности, Лина, — мягко говорю я ей. — Я забираю тебя домой.

В тот момент, когда мы с Альдо возвращаемся на территорию, которую называем домом, я вижу огромную темную фигуру, стоящую на подъездной дорожке.

— Черт, — бормочу я себе под нос.

Я паркую фургон и выхожу. Подходит Бенито, высокий и угрожающий, с мускулами, покрытыми татуировками.

Он у моего отца номер один, и он огромный, злобный на вид сукин сын, но в его сердце теплится моя семья, и только моя семья. На самом деле он мой крестный отец и всегда был для меня как дядя, присматривая за мной и защищая все годы, пока я рос.

Его огромные мышцы бугрятся под футболкой, угрожая разорвать швы, когда он смотрит на меня сверху вниз. Альдо вылезает из фургона и закрывает дверь. Я практически вижу, как он дрожит.

— Скажи мне, что вы двое не были на той вечеринке Берлускони, — начинает Бенито.

Я смотрю на него и пожимаю одним плечом.

— Черт возьми, Нико! — Он практически рычит. — Я надеюсь, что, черт возьми, ты не имеешь никакого отношения к смерти сына Карбоне.

Черт. Слухи распространяются быстро.

Я вздрагиваю от его обвинения и даже не могу встретиться с ним взглядом. Я никого не боюсь, но не готов к неодобрению Бенито. Я хочу, чтобы он мной гордился. И мои действия сегодня вечером повлекут за собой множество последствий о которых у меня еще даже не было времени подумать.

— Лучше бы у тебя была чертовски веская причина, — шипит Бенито.

— Да, была. — Медленно возвращаюсь к фургону и открываю задние двери, прежде чем отойти в сторону.

Бенито подходит ближе, проверяет груз, его бровь внезапно выгибается от удивления.

— Кто это, черт возьми, такая?

— Селина Макколл.

Его голова поворачивается в сторону, и он встречается со мной взглядом.

— Твоя Селина?

— Да. — Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на спящую на заднем сиденье блондинку. — Она была на вечеринке. Джино делал ей больно. Черт возьми, он мог бы даже убить ее, если бы я не вмешался.

— Откуда ты знаешь, что это она? — Спрашивает он, и я слышу беспокойство в его голосе, потому что я уже ошибался раньше. Я спас, кажется, сотню Селин Макколл, утверждая, что они были ею, прежде чем узнал, что это не так.

— Это она, — уверенно говорю я ему. — Не только глаза, но и такое же родимое пятно у нее на шее. Я на тысячу процентов уверен, что это Лина.

— Черт возьми. Спустя столько времени… — Голос Бенито замолкает, когда он качает головой. Затем мрачным голосом он говорит мне: — Мы разберемся с гневом твоего отца, когда он вернется домой.

— Ты не собираешься ему звонить?

— Рисковать испортить их поездку на годовщину? Ни за что, черт возьми, — ворчит он. — Они будут дома через несколько дней. К тому времени мы придумаем, что им сказать.

Я киваю головой в знак согласия, а затем бросаю взгляд на Альдо, который выразительно кивает. Он тоже не хочет злить моего отца.

— Ваша команда вне себя из-за смерти Джино Карбоне, — говорит Бенито Альдо. — Я предлагаю вам, ребята, замести следы Нико, чтобы уменьшить последствия сегодняшнего вечера.

— Сию минуту, сэр, — бормочет Альдо, прежде чем трусцой направиться к той части собственности, где находится подпольная сеть компьютеров, серверов и IT — оборудования.

— Отнеси Селину в дом, — начинает Бенито. — Я собираюсь позвонить дежурному врачу и сказать, что она нужна нам как можно скорее.

Я киваю ему, прежде чем наклониться, чтобы подхватить Селину на руки. Ее голова опускается мне на грудь. Трудно поверить, что после всех этих лет она наконец дома, где ей самое место.

Глава 4

Николас

Я смотрю, как Селина спит.

В данный момент она в комнате дальше по коридору от моей, и я сижу здесь уже несколько часов, ожидая, пока врач проводит какие-то анализы, а медсестра промывает и перевязывает ее раны. До сих пор трудно поверить, что она действительно здесь. Я в ужасе от того, что в любой момент могу проснуться от этого сна, а ее снова не будет.

Желая успокоиться, я протягиваю руку и провожу кончиками пальцев по ее предплечью, ее кожа становится мягкой под моим прикосновением. Моя рука находит ее, и я держу, нежно сжимая, чтобы успокоить ее, пока она без сознания.

Я не переставал искать Селину с того ужасного дня, когда ее мать забрала ее у меня. Черт возьми, Альдо занимается этим делом последние десять лет. Именно столько времени прошло с тех пор, как я видел ее в последний раз.

Десять долгих, мучительных лет.

Несмотря на темные круги под глазами и все порезы и синяки, Селина по-прежнему потрясающе красива, более взрослая версия девушки, в которую я влюбился давным-давно.

Но тогда все было по-другому. Мы были другими. И когда она, наконец, проснется, у меня будет миллион вопросов. Честно говоря, я даже не знаю, с чего начать. Сначала займусь самыми важными. Я хочу знать, где она была, как она оказалась под контролем Джино Карбоне. И самое главное, кто пристрастил ее к наркотикам.

Однако прямо сейчас с вопросами придется подождать. Я должен дать ей отдохнуть. Ее телу необходимо восстановиться после всех травм, которые оно перенесло не только за последние несколько часов, но и за последнее гребаное десятилетие.

Неохотно я убираю свою руку и выхожу из ее комнаты. Селина находится под действием успокоительных, пока запрещенные наркотики выводятся из ее организма благодаря внутривенным вливаниям и лекарствам, поэтому я чувствую себя спокойнее, оставляя ее одну на короткое время.

Когда Селина наконец просыпается, я знаю, что она уже не будет той девушкой, какой была много лет назад. Мне нужно мысленно подготовиться к новой версии, которую я мельком увидел на вечеринке. Однако я не знаю, смогу ли когда-нибудь полностью подготовиться. Часть меня все еще надеется, что она останется той же милой, забавной, очаровательной девушкой, которую я когда-то знал и любил.

Доктор Фэй Каталано, дежурный врач, которая ухаживала за Селиной, ждет меня в коридоре. Увидев меня, она жестом приглашает следовать за ней, что я и делаю. Мне не терпится узнать последние новости о состоянии Селины. Мы входим в офис через несколько дверей по коридору, и я наблюдаю, как она берет со стола толстую папку и листает ее, молча изучая.

Доктор — пожилая женщина с волосами цвета соли с перцем. Ее невысокий рост может ввести в заблуждение некоторых людей, но она умеет пристально смотреть даже на самых храбрых мужчин и заставить их отступить в считанные секунды. Я видел, это воочию. Женщина многое повидала за свои шестьдесят с лишним лет жизни, и это заметно.

Она садится напротив меня и дает мне всего мгновение, чтобы устроиться в моем собственном кресле, прежде чем она начинает говорить.

— Я провела множество тестов на Селине, — начинает она, глядя на меня сквозь очки с толстыми стеклами. — Она истощена и обезвожена. Я держу ее на капельнице, давая ей необходимую жидкость, а также некоторые антибиотики. — Она продолжает: — У Селины два сломанных ребра в результате нападения на вечеринке, что привело к проколу легкого. Ей понадобится по крайней мере несколько дней постельного режима, а затем шесть-восемь недель, чтобы оправиться от этих травм самостоятельно. — Она поправляет очки на переносице. — Когда я сочту ее достаточно здоровой, ей может быть проведена легкая физиотерапия, чтобы вернуть форму, потому что я заметила некоторую атрофию мышц у нее на руках и ногах. Возможно, она была связана в течение длительного периода. Я имею в виду, это объяснило бы шрамы на ее запястьях и лодыжках, — говорит она, читая отчеты с мрачным выражением лица. — Я также обнаружила множество старых синяков и незаживших переломов, так что я бы сказала, к сожалению, у этой юной леди очень долгая история жестокого обращения.

Мои руки сжимаются в кулаки, и мне требуется вся сила, чтобы сидеть и слушать, как доктор объясняет состояние Селины. Снаружи я кажусь спокойным и понимающим, но внутри — гребаная развалина. Я хочу уничтожить мир, начиная с Константина Карбоне и всей его родословной. Я уже расправился с его сыном, но этого было недостаточно. И не остановлюсь, пока вся его империя не сгорит дотла.

Доктор делает какие-то пометки в своей карте. Затем она хмурится и протягивает мне копию токсикологического заключения.

— Кроме того, в организме Селины обнаружено множество веществ. Она принимала ряд психотропных препаратов, которые мы все еще тестируем, пытаясь выучить их названия. Более чем вероятно, что это были какие-то уличные бензодиазепины. Боюсь, она оправляется от опасного коктейля, и я делаю все возможное, чтобы стабилизировать ее состояние, пока у нее ломка.

— Сколько времени это займет? — Спрашиваю я, отрывая взгляд от списка наркотиков на бумаге.

— Она должна начать чувствовать себя лучше примерно через неделю, — заключает доктор. — К сожалению, первые несколько дней своего пребывания здесь она будет не в себе, поскольку у нее возникнут различные побочные эффекты — бессвязный лепет, повышенное потоотделение, паранойя, рвота на целых девять ярдов. Сара внимательно присмотрит за ней, пока она будет проходить через ломку.

Сара Бенсон — медсестра, которая работает в особняке полный рабочий день. Она здесь днем и ночью на случай возникновения каких-либо чрезвычайных ситуаций. Я знаю ее лично много лет, и она великолепна в том, что делает. Я более чем счастлив доверить заботу о Селине ей.

Доктор Каталано прочищает горло, а затем говорит мне: — У Селины также есть противозачаточный имплантат. Я оставила его в покое, уверена, Селина сможет решить, хочет ли она убрать его или нет, когда будет в сознании и трезвом уме.

Я нахожу некоторое утешение, в том, что Селине, не приходилось сталкиваться с нежелательной беременностью, пока она была в плену у Джино. Не могу представить невыразимые ужасы, через которые она прошла, и знаю, что она никогда бы не хотела, чтобы ребенок прошел через это, не говоря уже о ее собственном.

— Если тебе больше ничего не нужно, я бы хотела вернуться домой, — сообщает мне доктор.

— Да, конечно. Спасибо вам за все, что вы сделали.

— У Сары есть мой номер на быстром наборе. Я могу быть здесь через десять минут, если что-нибудь случится, — уверяет она меня.

— Спасибо вам, Док. За все, — говорю ей, прежде чем встать и выйти из кабинета. Я иду по коридору, проходя мимо двери Селины, по пути в свою комнату, когда мои ноги внезапно останавливаются, туфли прирастают к деревянному полу. Застонав, я провожу рукой по лицу. Я знаю, что должен немного поспать, но по какой-то причине чувствую непреодолимую потребность снова проведать Селину.

Я говорю себе, что это продлится всего несколько минут, но минуты быстро превращаются в часы, и вскоре я просто сижу там, наблюдаю за ней… и жду.

Глава 5

Селина

Медленно просыпаюсь, перед глазами все плывет. Я быстро смаргиваю влагу и как только зрение начинает проясняться, изучаю комнату, в которой нахожусь.

Она роскошная, оформлена в приглушенных серых и пурпурных тонах. И первое, что приходит на ум, это то, что я снова в лапах Константина.

Я пытаюсь вспомнить последнее, что произошло, и мое сердце начинает учащенно биться в груди, как сердитый военный барабан, когда воспоминания нахлынывают с новой силой.

Джино напал на меня.

Внезапно в комнате появился мужчина с серыми глазами.

Нож.

Джино перерезают шею.

Я вся в крови… и других отвратительных вещах, о которых я сейчас даже думать не могу.

Мне трудно дышать.

А потом… ничего.

Теперь я здесь, и понятия не имею, где именно нахожусь. Человек с вечеринки работал на Константина? Нет, он не мог. Константин не послал бы киллера за своим единственным сыном. И если я не с Константином, а с убийцей, который в итоге похитил меня, тогда у меня могут быть еще большие проблемы, чем у моего первоначального похитителя.

Сев, смотрю на свою правую руку, из которой торчит игла для внутривенного вливания. Морщась, вытаскиваю иглу и быстро выбираюсь из кровати. Мое сердце бьется странным стаккато, когда я хватаюсь за что попало, чтобы сохранить равновесие, и направляюсь к одному из больших окон на другой стороне комнаты.

На улице темнеет, поэтому я мало что вижу. Мои глаза бегают по сторонам, останавливаясь на высоком заборе, окружающем территорию. Бывала ли я здесь раньше? Я ищу все, что может выглядеть знакомым. У Константина много домов, разбросанных по США и в других странах, и я думаю, что побывала во всех из них. Возможно, я была здесь раньше с ним.

Мой мозг затуманен, и трудно сосредоточиться.

Мои таблетки. Мне нужны мои таблетки.

Я опускаю взгляд на свои запястья. Тот факт, что я не прикована ни цепью, ни наручниками, и то, что я одета, хотя и в больничный халат, для меня в новинку. Я была собственностью Константина, и он любил часто напоминать мне об этом.

Дверь в комнату внезапно распахивается, и я встревоженно отпрыгиваю от окна. В комнату входит молодая женщина, одетая в темно-синюю медицинскую форму, и ее глаза расширяются, когда она видит меня.

— Ты проснулась, — говорит она, явно удивленная. Ее ярко-голубые глаза немедленно перемещаются на мою руку, и я следую за ее взглядом туда. — И ты вытащила капельницу.

Она хмурится, когда видит, что по моей руке стекает кровь. — Пожалуйста, возвращайся в постель. Я схожу за бинтами и дезинфицирующим средством. Я сейчас вернусь.

Она выходит из комнаты, и дверь остается открытой. Когда девушка исчезает в другой комнате дальше по коридору, я решаю, что сейчас у меня есть шанс попытаться сбежать.

Мои босые ноги шлепают по выложенному плиткой коридору, когда я бегу. Я даже не думаю. Просто бегу. Даже не зная, смогу ли выбраться отсюда, но я не хочу чувствовать гнев Константина за смерть его сына. Кто знает, может быть, он даже винит меня. Зная этого больного ублюдка, он просто пытается вылечить меня, чтобы снова мучить… и убить. Я бы не стала сбрасывать это со счетов. Его болезнь не знает границ, когда дело касается меня. На протяжении многих лет я становилась для него отдушиной для гнева, и я не хочу видеть, насколько хуже все может стать.

Мои ноги ослабли, превращаясь в желе, но я заставляю их продолжать идти. Слева от меня находится парадная лестница, и я бегу трусцой вниз по ступенькам, изо всех сил цепляясь за перила, поскольку мои ноги скользят, а колени постоянно подгибаются. С меня капает пот, влага стекает по лбу в глаза, и я запыхалась к тому времени, как добралась до первого этажа. Смотрю налево и направо, понятия не имея, куда идти или где спрятаться. Передо мной огромная дверь, которая, похоже, ведет наружу, но я сомневаюсь, что Константин просто позволил бы мне выйти, поэтому даже не пытаюсь это сделать.

Я решаю пойти направо, мои легкие требуют кислорода, а вся грудь, кажется, вот-вот провалится внутрь. К тому времени, как пробиваюсь в соседнюю комнату, мне трудно дышать. В груди с правой стороны возникает стеснение, почти мучительное. Мне нужно убираться отсюда, пока не стало еще хуже.

Слышу, как голоса внезапно смолкают, когда врываюсь через двойные двери. В большой комнате находятся шесть человек, все они одновременно поворачивают головы. Я смотрю на их размытые, незнакомые лица, пока не узнаю одно.

Черные волосы и серебристые глаза. Несмотря на то, что он был в маске, я никогда не забуду эти глаза.

Это он.

Убийца.

Человек, который убил Джино, а затем, очевидно, похитил меня, выполняя приказ Константина, как послушный пес, которым он и является. Мне нужно знать, почему я здесь, почему он забрал меня и что Константин приготовил для меня теперь, когда его единственный сын мертв.

— Ты, — обвиняющее выдыхаю я.

Острая боль ударяет в грудь, как будто меня только что переехал грузовик, и я падаю на пол. Я пытаюсь набрать воздуха в легкие, но чувствую, что не могу отдышаться.

Черные пятна заполняют мое зрение, пока боль не становится слишком сильной, и я, наконец, позволяю тьме завладеть мной, когда теряю сознание, не зная, проснусь ли я когда-нибудь снова.

Глава 6

Николас

Родители вернулись из поездки несколько часов назад. Бенито признался во всем, как только они переступили порог дома, и теперь мы все собрались в общей комнате, лицом к лицу с гневом моего отца.

— Как, черт возьми, ты мог это сделать, Нико? — спрашивает отец, расхаживая по комнате и проводя рукой по своим коротким темным волосам.

Я никогда раньше не видел его таким расстроенным. Ну, по крайней мере, не со мной. Его серые глаза того же цвета, что и мои, пригвождают меня к месту, где я стою.

— Какого черта ты решил, что это хорошая идея — отправиться за Карбоне в одиночку? Что, черт возьми, творилось в твоей голове?

Я оглядываю комнату, посмотрев на мать, Бенито, сестру Арию и моего лучшего друга и телохранителя Арии, Ренато Бьянки. Все молчат с серьезным выражением лица. Никто не встает на мою защиту, и я этого не жду. Я знаю, что облажался по-крупному, и теперь мне приходится сталкиваться с последствиями своих действий.

— Я знаю, мы все хотим, чтобы Константина посадили за решетку или убили, но ты не сможешь сделать это в одиночку! — Восклицает мой отец.

Я стою, засунув руки в карманы, уставившись в пол, пока мой отец ругает меня. Он абсолютно прав. Я действовал за его спиной и мог навредить себе или еще хуже. В прошлом мы обсуждали выслеживание Константина, но он, вероятно, никогда не хотел, чтобы я на самом деле это сделал.

Я даже не собирался вызывать никаких подозрений у Константина на вечеринке, просто подобраться к нему достаточно близко, чтобы установить на него маячок. Но все эти планы пошли прахом, когда увидел, как его сын избивает женщину, которая в итоге оказалась Селиной. Моей Линой.

— А потом ты закончил тем, что убил единственного сына Константина. Ты хоть представляешь, какой ад он обрушит на эту семью, когда узнает, что это был ты?

— Альдо стер все записи с камер наблюдения, — начинаю я, но отец не дает мне закончить.

— Да, из особняка. Но как насчет всех соседних зданий? Как насчет дорожных камер? Ты думаешь, Константин не может заполучить в свои руки все эти кадры?

— Я был осторожен!

— Ты был осторожен, — усмехается он, качая головой. — Ты понятия не имеешь, в какой беде сейчас находишься. Ты понятия не имеешь, какой опасности только что подверг свою семью! — Он практически кричит, заставляя мою сестру подпрыгнуть.

Я смотрю на нее, и она быстро выпрямляет спину и встречается со мной взглядом всего на долю секунды, прикусывая нижнюю губу. Боже, она похожа на более молодую версию нашей матери. У них все одинаковые черты, вплоть до каштановых волос и янтарных глаз.

Ренато стоит рядом с ней, не двигаясь, даже не похоже, что на него подействовали крики моего отца. Черт возьми, мой отец, наверное, так часто кричал на него, что его это даже больше не беспокоит.

Внезапно я слышу голос мамы.

— Послушай, Лука, Нико сказал нам, что у него не было выбора, когда дело касалось сына Карбоне, — говорит она, пытаясь успокоить отца. Она единственная, кто может успокоить его, когда он становится таким.

— Я это сделал, — объясняю я им обоим. — Он причинял боль Селине. Кто знает, что случилось бы, если бы я не вмешался? — Он, вероятно, убил бы ее. Я до сих пор помню звуки ее рыданий, когда Джино вымещал на ней свой гнев в той комнате. Эти звуки будут преследовать меня всю оставшуюся жизнь. — Я сделал то, что должен был, — яростно говорю, стоя на своем. — И я бы, блядь, сделал это снова.

Мой отец перестает расхаживать по комнате и смотрит на меня.

— Я просто хотел, чтобы ты подождал. Охотиться за ним опасно.

— Слишком опасно, — соглашается Бенито прислонившись к стене, его большие мускулистые руки скрещены на могучей груди.

Я знал, что он примет сторону отца. Просто рад, что он не кричит на меня в этот момент.

— У меня не было выбора, — яростно говорю им. — Я просто хочу, чтобы это был Константин, а не его сын. Этого ублюдка нужно прикончить, как собаку, которой он и является.

— Да, в свое время. Ты не можешь просто броситься на него, не подготовив армию. Тебя могли убить, независимо от того, за кем ты охотился! — Говорит отец низким рокочущим голосом, его гнев угрожает выйти из-под контроля.

В комнате воцаряется тишина, пока мой отец снова начинает мерить шагами пол. Клянусь, он скоро проделает дыру в ковре.

В глубине души я знаю, что это была глупая идея — охотиться на Карбоне в одиночку. Просто я так долго ненавидел его, учитывая нашу с ним семейную историю, и знал, что эта вечеринка была моим шансом наконец-то сделать что-то для общего блага. Я не мог просто принять эту возможность как должное. Моей целью в тот вечер было получить информацию о Константине. Чего я не ожидал, так это того, что его сын окажется на той вечеринке, но я рад, что он был там, потому что последовательность событий привела меня прямо к Селине.

И теперь, зная, что Константин, должно быть, какое-то время держал Селину в своих лапах, я прихожу в бешенство. Когда она будет в здравом уме, у меня есть к ней много вопросов. Я хочу точно знать, как она попала в поле его зрения и как долго. В этой головоломке слишком много недостающих кусочков, мне нужно разгадать их, чтобы взглянуть на картину в целом.

— Что ж, теперь пути назад и что-то менять нет. Мы должны разобраться с тем, что произошло, — решает отец, останавливаясь и затем поворачиваясь к остальным. — Джино Карбоне мертв. Константин, без сомнения, узнает, кто его убил, и придет за нашей семьей. Нам нужно начать готовиться к неизбежному. — Он многозначительно смотрит на мою сестру, когда объявляет: — Никто не выходит из дома без разрешения. И если ты все-таки уйдешь, я хочу, чтобы у тебя всегда было по крайней мере четыре охранника. Исключений нет.

Бенито и моя мама кивают в знак согласия, в то время как Ренато молчит.

Ария складывает руки на груди и свирепо смотрит на меня.

— Значит, мы должны изменить всю нашу жизнь, потому что Нико облажался? — спрашивает она, кипя от злости.

— Да, — говорят мои мать и отец одновременно.

— А как насчет твоих связей с федералами? — Предлагаю я. — Неужели они не могут что-нибудь сделать с Константином?

— Он уже освобожден из тюрьмы. Нам понадобятся новые доказательства, чтобы снова возбудить против него дело. Карбоне перенес большую часть своих операций за границу, где федералы не могут до него добраться. — Он качает головой. — Нет, на данный момент они ничем не могут нам помочь.

Он вздыхает и проводит рукой по лицу.

— Я бы хотел, чтобы ты не вмешивался в дела Карбоне, сынок.

— Я не жалею о том, что сделал, потому что наконец-то нашел Селину, — говорю со злостью в голосе.

Моя мама кладет руку мне на плечо и нежно похлопывает, пытаясь успокоить.

— Я знаю, ты никогда не переставал ее любить, — тихо говорит она.

В этом она права. Не проходило и дня, чтобы я не думал о Лине. В моей жизни уже десять лет пустота. И вернуть ее в мой мир кажется несбыточной мечтой. Той, от которой я не хочу просыпаться, если она внезапно снова исчезнет.

— Как она? — Спрашивает мама.

— Она отдыхает. У нее было сломано несколько ребер, проколото легкое

Мой голос замолкает, а руки сжимаются в кулаки по бокам.

— У неё целый список проблем, — говорю я хриплым и усталым голосом. Черт возьми, не думаю, что я спал больше нескольких часов с тех пор, как она приехала.

— Что ж, она в хорошем месте для выздоровления. Я уверена, что благодаря врачам, медсестрам и терапевтам, ей станет лучше в кратчайшие сроки, — уверяет мама.

Много лет назад родители превратили свой дом в комплекс с персоналом и первоклассной охраной. Они были вовлечены в раскрытие множества группировок торгующими людьми, и иногда федералы не могли разместить всех жертв по домам или убежищам. За эти годы родители приняли к себе много людей, реабилитировали их и позаботились о том, чтобы к моменту отъезда у них было гораздо больше шансов на жизнь.

Они святые. Ну, по большей части. Я имею в виду, что мой отец все еще босс мафии, занимается незаконной деятельностью и регулярно пачкает руки. Знаете, есть целый надоедливый бизнес, связанный с периодическими убийствами людей. Но, честно говоря, думаю, что хорошее в основном перевешивает плохое.

Они спасли множество людей от ужасной судьбы. Селина была лишь одной из многих, кого они пытались спасти. И если бы не ее мать, Селина осталась бы здесь, спокойно проживая свои дни. Мы понятия не имеем, что произошло после того, как она ушла отсюда, и это только добавляет к бесконечной куче вопросов, которые у меня есть.

— Я рад, что Селина теперь в безопасности, — говорит отец, хотя он все еще выглядит и звучит чертовски сварливо.

— Я тоже, — соглашаюсь я.

В этот момент тяжелая дверь распахивается, ударяясь о стену. Мы все одновременно оборачиваемся, когда Селина, спотыкаясь, входит в комнату. Я слышу хрипы, вырывающиеся из ее груди. Она смотрит на меня, глаза сужаются, когда она обвиняющее выплевывает: — Ты!

Прежде чем успеваю отреагировать, она падает на пол, хватая ртом воздух. Я бросаюсь к ней, но она уже без сознания. Ее дыхание затруднено, и пронзительный хрип, вырывающийся из ее рта, пугает меня до чертиков.

— Вызови доктора. У нее, возможно, снова развился коллапс легкого, — говорю я, прежде чем подхватить ее на руки.

Бережно прижимая обмякшее тело к своей груди, я выбегаю из комнаты и поднимаюсь по ступенькам. Я мчусь по коридору и замечаю медсестру Сару, выходящую из дверей. Она выглядит ошеломленной, увидев нас.

— Что случилось? — кричит мне вслед Сара, когда вхожу в спальню Селины и осторожно укладываю ее на кровать.

— Я даже не видела, как она выходила, — говорит она, недоверчиво качая головой. — Она вытащила капельницу, и я как раз собирала кое-что, чтобы привести ее в порядок.

— Это не твоя вина, — уверяю ее. Предполагается, что Сара заботится о Селине, а не охраняет ее. — Они вызывают доктора. Постарайся, чтобы ей было комфортно, пока она не приедет сюда, — сообщаю я Саре, отступая назад, чтобы она могла выполнять свою работу.

Пальцами зарываюсь в волосы, когда я подхожу к окну. Миллион мыслей проносятся в голове, пока в отчаянии дергаю за концы. Селина смотрела на меня так, словно презирала. Я действительно убил кого-то у нее на глазах. Уверен, что она меня боится. Но что, если она никогда не преодолеет этот страх или хуже — что, если она возненавидит меня?

Очевидно, она понятия не имеет, кто я такой. Черт возьми, возможно, она даже не помнит меня. Может быть, я создал в своей голове какую-то фантазию о нашем времени вместе, когда, на самом деле, это ничего для нее не значило.

Нет.

Я тут же решаю, что все это не имеет значения.

Меня не волнует, что она меня не помнит. Не волнует, если она даже какое-то время будет меня чертовски ненавидеть. Я верну ее доверие, чего бы мне это ни стоило.

Я все еще люблю ее. И никогда не переставал любить. Я не откажусь от нее.

Глава 7

Селина

В следующий раз, когда я просыпаюсь, то снова одна в незнакомой комнате. Моя грудь все еще болит, но это не такая мучительная боль, как в прошлый раз. Я пытаюсь сесть, но потом понимаю, что не могу пошевелить руками. В панике смотрю вниз и вижу, что мои запястья прикованы наручниками к металлическим перилам по бокам больничной койки. Я изо всех сил пытаюсь освободиться, пока, в конце концов, не выдыхаюсь и не сдаюсь.

Я ни за что не выберусь отсюда в ближайшее время, и мне нужно поберечь силы на тот случай, когда они мне действительно понадобятся. Насколько я знаю, Константин ждет, когда мне станет лучше, чтобы он мог избивать меня, пытать и убить в отместку за смерть своего сына.

Я буду молить его о пощаде, но знаю, что это только вопрос времени, когда он все равно убьет меня. В последнее время он был отстраненным, не таким, как тогда, когда я была моложе и самым важным существом в его мире. Думаю, раньше он заботился обо мне по-своему извращенным и жестоким способом.

Дверь в мою комнату открывается, и входит медсестра. Я думаю, это была та же самая.

Подождите, сколько часов или дней прошло? Как долго я здесь нахожусь? В голове у меня все затуманилось. Я стискиваю зубы, пытаясь сосредоточиться. Мне нужны мои таблетки.

Голубоглазая молодая женщина смотрит на меня и неуверенно улыбается. В прошлый раз, вероятно, из-за моего побега у нее были неприятности. Надеюсь, Константин не причинил ей вреда. Я никогда не переносила, когда он наказывал людей за мои ошибки и поступки. Он знал, что я это ненавижу, и часто использовал это против меня. Манипулирующий ублюдок.

Когда медсестра подходит, чтобы заменить пустой пакет для капельницы, я осматриваю ее лицо и руки на предмет видимых синяков и испытываю облегчение, когда ничего не нахожу.

— Что он мне дает? — Спрашиваю я.

Я должна знать, накачивает ли он меня. Это какой-то новый наркотик, который он снова сначала испытывает на мне?

— Это всего лишь физраствор, — сообщает она. — С антибиотиками покончено.

Физраствор? Антибиотики? Что, черт возьми, здесь происходит?

— Мне нужны мои таблетки, — быстро говорю я. — Он знает, что мне нужны наркотики.

Ее темные брови хмурятся перед тем, как она заменяет пакет физраствора.

— Пожалуйста, — умоляю ее. Я пытаюсь протянуть руку, на мгновение забывая, что привязана к кровати. Обреченно вздыхаю. — Я сойду с ума без своих таблеток. Они мне нужны.

— Мне очень жаль, — торопливо говорит она, прежде чем закончить и выбежать из комнаты.

Я кричу от отчаяния, натягивая наручники. Я никогда так долго не была без кайфа. Константин пристрастил меня ко всякому дерьму, чтобы я вела себя спокойно и подчинялась его воле и требованиям. Когда он не выбивал из меня дух неповиновения, я находилась под таким кайфом, что даже не могла протестовать против его порочных поступков. И теперь, когда сын Константина мертв, его гнев возрастет до невыразимых высот.

Слезы наполняют мои глаза, и текут по лицу. Я обреченно пытаюсь сдержать рыдания, но с треском проваливаюсь. Звук моих мучительных криков наполняет комнату.

Откидываясь на кровать, я закрываю глаза и заставляю себя думать о единственном счастливом моменте в моей жизни.

Сейчас все как в тумане — десять лет ужасных моментов, отделяющих меня от моего счастливого воспоминания.

Но я все еще помню его.

Нико.

Единственный мальчик, о котором я когда-либо заботилась, и единственный человек во всем мире, который действительно заботился обо мне.

Шесть месяцев, которые я прожила с его семьей, были самыми счастливыми в моей жизни. А потом меня лишила этого счастья моя мать, которая продала меня Константину. Ей нужны были деньги на наркотики. Она была настолько зависима, что без проблем продала собственную дочь не один раз, а дважды. Семья Нико никогда не знала, что именно моя мать продала меня в первый раз, прежде чем они спасли меня и попросили жить с ними.

С ними я чувствовала себя в безопасности.

Я чувствовала себя любимой.

Боже, я так давно не чувствовала себя любимой. Я даже забыла, каково это.

Я должна была сказать им, что это моя мать продала меня в прошлый раз, но я так боялась предать и ослушаться ее. Она вбивала в меня эту преданность каждый чертов день. И, честно говоря, никогда не думала, что она снова так поступит со мной.

Мне следовало знать ее лучше.

Я была слишком молода, наивна и доверчива. Но с годами пришла к осознанию того, что доверять нельзя никому, кроме самого себя. Ты должна заботиться в первую очередь только о себе, потому что в конце концов тебя больше никто не поддержит. Даже твоя собственная чертова мать.

Единственное облегчение для меня — это то, что она скончалась вскоре после того, как меня продали Константину. Я слышала, что она умерла во сне, захлебнувшись собственной рвотой после передозировки. Ее смерть была недостаточным наказанием, но я приму это. Просто осознание того, что сука мертва и больше не может причинить мне боль, заставляло меня чувствовать себя немного лучше на протяжении многих лет.

Гнев внезапно вскипает во мне, и, подобно извержению вулкана, я кричу во всю силу своих легких. Если Константин мучает меня, заставляя ждать, то я собираюсь вывести его из себя громким ором, а это единственное, что, я знаю, он ненавидит. Ему нравятся послушные, тихие девушки.

Я кричу снова и снова, пока не чувствую, как мои голосовые связки разрываются в клочья. Извиваясь на кровати, я проверяю свои путы, но они держатся. И невозможность пошевелиться бесит меня еще больше.

Пот стекает по лбу, пока я ерзаю на кровати, пытаясь выскользнуть из наручников. Но вскоре мои усилия оказываются тщетными. Наручники очень надежные и плотно прилегают к моей коже.

Мне нужны мои таблетки. Если я в ближайшее время не получу их, то буду вынуждена столкнуться со своим ужасным прошлым и всем тем, что со мной произошло. Все эти годы я делала все, что могла, чтобы оставаться в оцепенении, быть настолько далеко от реальности, что большую часть времени не была уверена, бодрствую я или вижу сон.

— Я не могу быть здесь, — говорю я вслух, рыдание вырывается из моей груди. — Я не могу быть здесь, — повторяю я. — Я не могу быть здесь.

Если я не выберусь отсюда в ближайшее время, то не знаю, что со мной будет.

Глава 8

Николас

Я вздрагиваю от криков Селины, и ручка в моей руке внезапно выпадает. Я пытался перечитать какие-то контракты, но не могу сосредоточиться. Она кричит уже несколько часов. К счастью, в это вечернее время мы с ней единственные в этой части особняка. Никто не слышит ее криков о помощи. Ну, кроме меня.

Селина не та девушка, которую я помню. Совсем нет. Она выбита из колеи, живет в своем собственном мире. Доктор заверил меня, что в ближайшие пару дней ее разум прояснится, и я пытаюсь доверять этому обещанию и тем временем не сходить с ума от беспокойства.

Они медленно выводят из ее организма наркотики, но, черт возьми, кажется, что это длится вечно. Я не хочу разговаривать с ней, пока ее разум не прояснится, но ее крики загоняют меня на стену.

Когда она снова начинает плакать, мои ноги начинают двигаться раньше, чем мозг успевает за этим уследить. Расстроенный, я выхожу из своей комнаты, поворачиваю направо по коридору и толкаю дверь в комнату Селины.

Селина вздрагивает, когда видит меня.

— Где он? — кричит она хриплым голосом.

Она натягивает наручники, и я вижу запекшуюся кровь вокруг ее запястий. Кожа ободрана от ее непрекращающейся борьбы.

Двигаясь ближе к кровати, оцениваю ее реакцию на меня. Я надеялся увидеть какое-то узнавание в ее глазах, но она просто смотрит на меня, как на незнакомца. Чего я на самом деле ожидал? Я не видел эту девушку десять лет с тех пор, как мы были детьми. Уверен, что сейчас выгляжу чертовски иначе, чем когда был подростком.

Она, черт возьми, выглядит по-другому. Она выглядит такой взрослой. Ее лицо все еще красивое, таким, каким я его помню. В форме сердца, с большими глазами лани и полными губами, верхняя немного полнее нижней. Я помню, как много раз рисовал ее лицо после того, как она ушла. Я запечатлел его в своей памяти. Никогда не хотел забывать, какой она была красивой, и я хотел помнить, что она была настоящей.

— Где кто? — В конце концов, я спрашиваю, хотя уже знаю, о ком она говорит.

— Константин, — спрашивает она приглушенным шепотом, как будто боится произносить его имя громче. — Он придет за мной?

Я слышу страх в ее голосе, и это вызывает у меня желание убить этого ублюдка голыми руками.

— Он не знает, где ты, — уверяю я ее, стараясь говорить ровным голосом. — Здесь ты в безопасности.

Почти безумный смех срывается с ее губ, удивляя меня.

— Ты понятия не имеешь, на что он способен. Он найдет меня. — Селина поворачивает свое хорошенькое личико к окну и шепчет: — Он всегда находит меня. Затем она натягивает наручники, по-видимому, забыв, что была связана, и начинает бессвязно бормотать что-то себе под нос.

Мои брови хмурятся, когда я смотрю на нее. На днях врач сказал мне, что симптомы отмены сделают ее параноидальной и помешанной. Она почти чиста. Завтра в это время она, возможно, действительно будет в здравом уме. Боже, я чертовски надеюсь на это. Не знаю, сколько еще этого я смогувынести.

— Все будет хорошо, — говорю я, пытаясь успокоить ее.

Она медленно поворачивает голову, смотрит на меня… нет, смотрит прямо сквозь меня.

— Ты не можешь этого знать, — мрачно говорит она.

— Я обещаю.

— Ты обещаешь? — она усмехается, ее голос срывается на последнем слове. — Ты не знаешь его так, как я. — Ее лицо снова отворачивается к окну, и я вижу, что она погружена в свои мысли, возможно, вспоминая. — Никто не знает его так, как я.

Мои руки сжимаются в кулаки. Я ненавижу тот факт, что Константин держал ее под своим контролем. Не могу не задаться вопросом, как долго она была с ним. Все эти десять лет или лишь короткий промежуток времени, прежде чем я наткнулся на нее и его сына на вечеринке? Украл ли он у нее невинность точно так же, как делал с сотнями девушками и женщинами?

Чувствуя, что мой гнев выплескивается наружу, я быстро поворачиваюсь и выхожу из комнаты. Черт возьми, она, вероятно, даже не вспомнит, что я был там. Лекарственная смесь, которую ей давала Карбон, долго выводит наркотики из ее организма. Доктор с оптимизмом смотрит на то, что необратимого повреждения мозга не будет, но нельзя сказать наверняка, пока она полностью не выздоровеет.

У меня есть миллион разных вопросов, которые я хочу задать Селине, но мне придется набраться терпения и подождать, пока у нее прояснится разум и она сможет, наконец, ответить мне правдиво.

Вместо того, чтобы возвращаться в свою спальню, я иду по коридору в комнату, которую много лет назад переделал в художественную студию. Когда я открываю дверь, меня встречает запах свежих масел и акрила. После того, как Селина бесследно исчезла, я несколько месяцев вымещал свой гнев и разочарование на всех и вся вокруг меня. В школе я стал скандалистом, дрался со всеми, кто попадался мне на пути или смотрел на меня не так. После того, как меня выгнали из трех частных школ, мои родители устали от моего дерьма и отправили меня к психотерапевту.

Мистер Маккеи умел обращаться со словами и не терпел ерунды. Он научил меня, как направить часть своих чувств во что-то более творческое. И в самый первый раз, когда я взялся за бумагу, то попался на крючок. Я мог часами сидеть и рисовать, забывая об окружающем мире, забывая обо всех проблемах, на которых я был так сосредоточен раньше.

Карандаши и чернила вскоре сменились углем, а затем маслом и акрилом. Неважно, какие инструменты использовал, я понял, что люблю рисовать. Это было так легко и естественно, что я представляю, возможно, в прошлой жизни был талантливым художником.

Когда я смотрю на десятки картин и рисунков, не могу не вспомнить, что я чувствовал во время каждого из них, которые создавал. Здесь, наверное, сотня изображений Селины. Я нарисовал ее такой, какой знал и какой представлял, она станет. Я хотел состарить нас вместе, хотя понятия не имел, как она будет выглядеть на самом деле. Несмотря на то, что на холсте она выглядит неземной, ни один из этих рисунков или картин даже близко не подходит к реальной женщине.

Она прекрасна. Нет, более чем прекрасна. Она совершенство. Красивее, чем я когда-либо мог себе представить.

Картина — это всего лишь картина. Но видеть ее здесь во плоти, видеть ее собственными глазами — это не что иное, как великолепие.

Когда я оглядываю комнату, моя одержимость ею очевидна. В прошлом у меня была изрядная доля женщин, но все они были связями на одну ночь. Никто не мог даже сравниться с моей Линой, и я не мог вынести мысли о том, что кто-то другой пытается заполнить ту пустоту в моей груди, куда, я знал, могла поместиться только она и где место только ей.

Я смотрю на одну из своих недавних картин. Она просто не отдает должное ее красоте, и я снимаю ее с мольберта, прежде чем заменить чистым холстом.

И пока крики Селины эхом разносятся по коридору, я рисую ее. Рисую каждую деталь из своих воспоминаний за последние несколько дней, с того момента, как я впервые увидел ее на вечеринке, до сегодняшнего дня. Ее крики разжигают мое желание исправить каждую мелочь, вплоть до крошечных веснушек, разбросанных по ее носу.

Рисовать ее — это очищение. И к тому времени, когда я заканчиваю, уже почти рассвет, а крики Селины наконец стихают.

Глава 9

Селина

После нескольких дней, проведенных в… ну, где бы я, черт возьми, ни была, я просыпаюсь с ясным умом впервые за все время, сколько себя помню. Я опускаю взгляд на свои запястья, которые до этого были связаны. Теперь они завернуты в марлю и бинты, и больше не прикованы наручниками к кровати.

Мои брови хмурятся. Почему Константин прилагает столько усилий, чтобы вернуть мое здоровье? Он делает все это, чтобы вернуть мне силы, прежде чем он снова сведет меня в пустоту?

Я содрогаюсь при этой мысли. С моим похитителем никогда не знаешь наверняка. Это всегда сводит с ума, независимо от того, в какую сторону ты это раскручиваешь. В прошлом он притворялся милым, но только для того, чтобы сразу после этого сломать меня почти безвозвратно. Доверие к нему всегда приводило к какому-то наказанию, но мне пришлось усвоить это на собственном горьком опыте.

Я опускаю взгляд на свои забинтованные запястья и хмурюсь. У меня и раньше были открытые раны, и я всегда была вынуждена сама залечивать их теми немногими материалами, которые у меня были. Он никогда не проявлял ко мне ни капли доброты, и понятия не имею, почему он делает это сейчас. Но, зная Константина так, как знаю его я, всегда есть скрытый мотив. Он подобен змее, терпеливо свернувшейся в высокой траве и ожидающей идеальной возможности напасть на свою следующую жертву.

Лежа на спине в своей постели, я вдыхаю так глубоко, как только могу, моя грудь все еще болит. Я должна морально подготовиться ко всему, что вот-вот произойдет на моем пути. Без моих таблеток мне придется столкнуться с этим лицом к лицу, и не знаю, готова ли я.

Тихий стук заставляет мои глаза распахнуться. Я быстро сажусь, возможно, слишком быстро, потому что моя голова слегка кружится, прежде чем я могу сосредоточиться на темной фигуре, входящей в дверной проем.

Темные волосы. Серо-стальные глаза. Широкие плечи под черным, дорогим, сшитым на заказ костюмом с черной рубашкой и галстуком в тон.

Это человек, который похитил меня. Человек, который убил сына Константина прямо у меня на глазах. Хотя я не помню очень многих деталей той ночи, я отчетливо помню насильственную смерть Джино.

Я подтягиваю колени к груди и обхватываю их руками, защищаясь единственным известным мне способом.

Мужчина входит медленно, как будто боится спугнуть меня.

— Приятно видеть тебя бодрой и в здравом уме, — комментирует он, прежде чем остановиться в нескольких футах от моей кровати.

Я молчу. За эти годы я поняла, что из-за моего рта у меня могут быть неприятности. Лучше вообще ничего не говорить и ждать, когда меня попросят заговорить.

— Как ты себя чувствуешь? — Спрашивает он глубоким и спокойным голосом.

И снова я просто смотрю на него. Его темные волосы и серые глаза кажутся такими знакомыми. Не только с той ночи, но и как далекое воспоминание, к которому мой мозг, кажется, просто не может прикоснуться. Возможно, я видела его в своем прошлом. К сожалению, я видела так много мужчин.

Он красив, надо отдать ему должное. Но иногда самые красивые вещи в этом мире оказываются самыми ядовитыми. Я узнала это на собственном горьком опыте.

Хотя большинство женщин, вероятно, бросились бы под автобус только за шанс побыть с этим парнем, я не могу сказать того же. Меня больше пугает, чем привлекает противоположный пол. Мужчинам нельзя доверять. Они хотят только одного. И если ты не захочешь им это дать, они просто заберут.

Мужчина вздыхает и проводит рукой по своим коротким густым волосам. Я внимательно наблюдаю за ним, ожидая знака, что он расстраивается или злится на меня. Потому что знаю, что будет после этого.

Наказание.

Боль.

— Здесь ты можешь говорить свободно, — уверяет он меня. — С тобой ничего не случится.

Я хочу рассмеяться ему в лицо. Они все так говорят. С тобой ничего не случится. Лжецы. Все они.

— Я уверен, что у тебя много вопросов, — говорит он. — Может быть, нам стоит начать с них. У тебя есть ко мне какие-нибудь вопросы?

— Ты работаешь на Константина Карбоне? — Бормочу я. На самом деле это не вопрос, скорее обвинение, но мне все равно. Мне нужно знать, с кем и с чем я здесь имею дело.

— Нет, — он усмехается, как будто это самая абсурдная вещь, которую он когда-либо слышал за всю свою жизнь. — Я пытаюсь прикончить этого ублюдка, — говорит он, серьезность омрачает его черты.

Его слова шокируют меня до такой степени, что я теряю дар речи. Мои руки сжимаются на коленях, притягивая их еще ближе к себе. Поэтому ты убил его сына? Я отчаянно хочу задать этот вопрос, но держу рот на замке.

— Я спас тебя той ночью на вечеринке, Селина, — говорит незнакомец, оценивая меня своими серыми глазами. Он знает мое имя. Интересно, что еще он знает. — Теперь ты в безопасности.

Рыдания пытаются подкатить к моему горлу, но я быстро проглатываю их и медленно ложусь на кровать.

— Раньше я была в безопасности, — с несчастным видом бормочу я. Слезы наполняют мои глаза, когда я смотрю в потолок, декоративный узор на штукатурке расплывается.

Я зажмуриваюсь, по вискам текут случайные слезы. Воспоминания о той ужасной ночи в Италии бомбардируют мой разум. Раньше я принимала наркотики, которые помогали мне справляться. Но теперь, когда я трезва, ничто не мешает мне зацикливаться на своем прошлом, на своей травме.

Нет. Я не могу позволить себе даже думать об этом человеке и его семье, которые пытались мне помочь. Я не хочу погружаться в эту кроличью нору ужасов, в то, что случилось с ними из-за меня.

Паника сжимает мое горло, и кажется, будто демон прокладывает себе путь по моему пищеводу. Короткие глотки воздуха вырываются из меня в панических вдохах, поскольку мои легкие угрожают полностью закупориться.

Это была моя вина.

Они мертвы из-за меня.

— Селина!

Я слышу, как кто-то зовет меня по имени, и мне требуется несколько мгновений, чтобы вернуться в настоящее. Незнакомец стоит рядом с моей кроватью и тянется ко мне. Я быстро поднимаю руку, чтобы остановить его, и, к моему удивлению, он это делает.

— Ты находишься на охраняемой территории, — начинает объяснять он. — Карбоне понадобилась бы армия, чтобы добраться до тебя.

Его слова должны утешать меня, но они этого не делают. Я пыталась сбежать от Константина раньше, и он всегда находил меня. Однажды он сказал мне, что отпустит меня, только если один из нас умрет. И я искренне в это верю. Он испытывает ко мне какое-то болезненное очарование и одержимость. С тех пор, как меня впервые продали ему, когда я была маленькой девочкой. Я была его маленькой любимицей. Мое тело начинает дрожать при одной мысли о том, что он дал мне прозвище.

— Он придет за мной, — решительно говорю я с тяжелым вздохом. — Это только вопрос времени.

— Сначала ему придется убить меня, — говорит мужчина с такой покорностью, что я почти верю ему.

Я не знаю, кем, черт возьми, этот парень себя возомнил, но, если он думает, что может сравниться с Константином. Этот человек — сам дьявол, всемогущий. Ничто не может помешать ему получить то, что он хочет. И он хочет меня и отомстить за убийство своего сына, я уверена. Это только вопрос времени, когда парень, стоящий передо мной, будет мертв.

— Учитывая, что ты убил его сына, я уверена, что он убьет тебя первым, — констатирую я как ни в чем не бывало.

На лице красивого мужчины появляется улыбка.

— Я бы хотел посмотреть, как он попытается.

Дерзкий. Уверенный в себе. Он не будет чувствовать себя так, когда Константин разорвет его в клочья голыми руками за убийство сына и за то, что он забрал то, что принадлежит ему.

— Я устала, — лгу, переворачиваясь на бок и закрываю глаза, эффективно отгораживаясь от незнакомца.

Правда в том, что я просто хочу, чтобы меня оставили в покое. Мужчина ничего не говорит. Я слышу, как удаляются его шаги, когда он выходит из комнаты, закрывая за собой дверь. Ожидаю услышать щелчок замка, но нет никаких других звуков, кроме затихающих шагов, когда оставляет меня в покое.

Я глубоко вдыхаю и испускаю долгий вздох. Я действительно свободна от Константина, или это просто еще один из его трюков, чтобы проверить мою преданность ему?

Полагаю, только время покажет. До тех пор я буду настороже и не позволю своим стенам рухнуть из-за чего-либо или кого-либо.

Глава 10

Николас

После того, как Селина бесследно исчезла, я стал холодным и отстраненным со всеми вокруг. Ее исчезновение изменило меня, сделало человеком, которым я являюсь сегодня. Чем больше проходило времени, тем жестче становилась моя внешность, пока от меня не осталась лишь оболочка прежнего улыбчивого, очаровательного мальчика, которым я когда-то был. Ее уход оставил черную дыру в моей груди там, где когда-то было сердце. Я с головой ушел в работу вместе со своим отцом, и именно тогда я узнал о том, каким по-настоящему жестоким может быть мир.

Я думал, что возвращение Селины изменит все. Я думал, что мы вернемся к тому, какими были, что прошедшее десятилетие каким-то образом просто сотрется само собой. Но, похоже, мы находимся на каком-то перепутье, и мне трудно понять, в каком направлении следует двигаться дальше.

Я все еще не сказал ей, кто я. Часть меня лелеет надежду, что она каким-то образом просто узнает меня, как и я, когда впервые увидел ее. Конечно, у меня нет такой отличительной черты, как у нее, с ее гетерохромией. Без ее странного цвета глаз, узнал бы я вообще, что в том коридоре была Лина?

Наверное, нет. Мы не виделись с подросткового возраста, и с тех пор многое изменилось.

Мне действительно нужно сказать ей правду. Я просто понятия не имею, как она отреагирует на эту новость. Будет ли она грустной, счастливой? Или она разозлится на меня за то, что я не нашел ее раньше?

Я хочу сказать ей, что мы никогда не переставали искать; что не было ни одного дня, когда она не приходила мне в голову. Она понятия не имеет, на что я пошел, чтобы попытаться найти ее. Я буквально рисковал своей жизнью больше раз, чем могу сосчитать, внедряясь в многочисленные сети по торговле людьми, чтобы попытаться получить какую-нибудь информацию о чем-нибудь, что привело бы меня к ее местонахождению. И так много раз оказывался ни с чем, черт возьми, что это чуть не сломало меня.

Я думаю, неизвестность — это то, что действительно мешает мне признаться ей во всем. В сочетании с тем фактом, что она продолжает спрашивать о Константине, заставляет меня думать, что он держал ее под своим контролем большую часть ее жизни, возможно, даже все то время, пока она отсутствовала. Я отчаянно хочу знать ответы, но понимаю, что должен быть терпеливым, когда дело касается Селины. Она сильная, но сейчас находится в непростом состоянии. Я уверен, что она прошла через ад больше раз, чем кому-либо когда-либо следовало, и я не хочу давить на нее сильно, слишком быстро, особенно если она не готова. Информация, которую я ищу, рано или поздно выйдет наружу. И я могу быть очень терпеливым человеком, когда захочу.

Пробираясь в большую столовую на другой стороне комплекса, я нахожу своих родителей, сестру и Бенито, которые уже поглощают аппетитный ужин. Это любимое блюдо моего отца — спагетти с домашним хлебом и салатом.

— Ты опоздал, — упрекает меня Ария с усмешкой.

— Я был занят, — бормочу я, прежде чем сесть.

Мама улыбается мне, прежде чем передать большую миску.

— Как Селина?

— Лучше, — признаю я, накладывая немного салата себе на тарелку. Я рад, что могу наконец сказать это и не совсем солгать. Видеть ее трезвой, а не под воздействием каких-либо веществ, мягко говоря, освежает.

— Она уже знает, кто ты? — Вмешивается Ария.

— Пока нет. Но я скажу ей, — говорю я, хмурясь.

— Когда? — Спрашивает Ария.

Я закатываю на нее глаза. Ария всегда была из тех, кто вмешивается в мои дела. Она любопытная, маленькая, своевольная сестренка, которую я никогда не хотел, но, честно говоря, я не могу представить жизнь без нее, хотя большую часть времени она заноза в моей заднице.

— Скоро, — неопределенно отвечаю я.

Она неодобрительно хмыкает, а затем снова обращает свое внимание к еде.

Я собираюсь положить в рот первый кусочек еды, когда мой отец говорит мне: — Константин в городе. Похороны его сына завтра. — Я открываю рот, чтобы заговорить, но он поднимает руку, останавливая меня. — Просто чтобы внести ясность, Нико, мы и близко не подойдем к похоронам или кладбищу. У Константина повсюду будут глаза и уши, и мы не можем позволить себе привлекать еще больше нежелательного внимания к нашей семье. Я не допущу, чтобы кто-то оказался в таком уязвимом положении и рисковал быть схваченным или еще хуже.

Несмотря на то, что мы упускаем возможность выследить Константина и собрать информацию, возможно, даже достаточную, чтобы разрушить его и его империю раз и навсегда, я согласен с моим отцом. Я уже всем все испортил, и теперь мы все должны быть настороже, и что будет когда Константин выяснит, что это я убил его сына.

— Селина какое-то время была с Константином, — объявляю сидящим за столом. Я слышу, как Бенито тихо ругается, но продолжаю. — Он причинил ей боль. Я чувствую это нутром. Я не знаю, как долго она была с ним, но я знаю, что этот ублюдок напугал ее до такой степени, что она боится, что он придет за ней даже сейчас.

— Это могло бы объяснить, почему мы так и не нашли ее, — предполагает отец. — Мы едва могли отследить Константина за годы, прошедшие с тех пор, как его выпустили из тюрьмы.

Я киваю в знак согласия. Если бы Селина была с ним все это время, то предыдущие недостающие части головоломки постепенно сложились бы вместе, создав кристально чистый образ. Константин каким-то образом заполучил Селину и удерживал ее на своей яхте посреди океана, где правила не распространяются на таких, как он. Он держался на расстоянии от Нью-Йорка и не высовывался, продолжая по пути осквернять женщин и, вероятно, Селину без каких-либо последствий за свои дерьмовые действия.

Чего я не могу понять, так это как Селина связалась с такими, как он. Как их пути пересеклись? Я надеюсь, черт возьми, что это произошло не из-за нашей связи с ней, но я не чувствую, что дело в этом. Есть кое-что еще. В этой истории отсутствует большая часть.

Я размазываю салат по тарелке, пока сижу и погружаюсь в свои мысли. Я думал, что возвращение Селины домой все исправит, но знаю, что впереди у нас долгий путь. Она медленно выздоравливает, поэтому все, что я могу сделать, это дать ей время на данный момент.

Если Лина была с Константином, я могу только представить ужасы, которые она пережила и была свидетельницей за последние десять лет. Я содрогаюсь при мысли о том, что она проходит через этот живой, дышащий кошмар.

Единственное утешение, которое могу найти, — это тот факт, что она сейчас здесь, со мной. Она наконец-то дома. Впереди у нас будет нелегкий путь, но я собираюсь быть с ней на каждом шагу. Я никогда не откажусь от Селины, потому что знаю, что она сделала бы то же самое для меня, поменяйся мы ролями.

Я был замкнутым, угрюмым сукиным сыном с тех пор, как она исчезла, но я постараюсь стать лучше. Для нее. Только для нее.

Моя человечность отключилась давным-давно. Когда она ушла, мое сердце перестало биться, оставив темную, пустую дыру в груди. Весь мой мир остановился. И теперь, когда она вернулась, я чувствую, как этот темный мускул снова начинает биться. Она медленно возвращает меня к жизни, сама даже не осознавая этого.

Единственное, что принесет мне больше покоя, — это ощущение шеи Константина в моих руках, когда я выжиму из него саму жизнь и увижу, как свет в его глазах медленно угаснет.

Он причинил боль моей девушке. Я чувствую это глубоко в своей душе. И его кровь на моих руках помогла бы мне немного успокоиться. Я уверен, что это также очень помогло бы Селине. То, что ее реальный бугимен мертв и не может больше никогда причинить ей боль, было бы отличным подарком, который я планирую преподнести.

— Все в порядке, Нико? — спрашивает мама, выводя меня из мрачных мыслей.

Я поднимаю на нее глаза и заставляю себя улыбнуться.

— Пока нет. Но скоро будет, — уверяю ее.

Глава 11

Селина

Я нахожусь в этом месте уже несколько недель, медленно восстанавливаясь после травм. Проходить через ломку от смеси наркотиков, на которой я сидела годами, было неприятно и отупляюще. По крайней мере, процедуры наконец закончены — доктор Каталано сообщила мне сегодня утром. Полагаю, маленькие чудеса, раз уж я от них так устала.

Я не видела ни единого признака Константина с тех пор, как приехала сюда, что, мягко говоря, настораживает. Я не знаю, то ли он просто выжидает удобного момента, то ли человек, убивший его сына, в конце концов, говорил правду. Может быть, я заперта где-нибудь, где Константин действительно не сможет меня найти. Пока.

В конце концов, он всегда находит меня, и я не думаю, что в этот раз будет по-другому. Единственный способ по-настоящему сбежать от него — это покинуть землю. Я не думаю, что на этой планете есть место, куда он не отправился бы, чтобы найти меня. Он никогда бы не оставил своего маленького питомца.

При одном воспоминании о том, как он сказал мне эти два коротких слова, у меня по спине пробегает сильная дрожь страха.

— Тебе холодно? — спрашивает доктор Каталано, возвращая меня в настоящее. Она находится в моей комнате уже несколько минут, молча оценивая меня и делая пометки.

— Нет, я в порядке, — отвечаю я ей приглушенным шепотом.

Она пожилая женщина с серьезным отношением к делу. Но меня это совершенно устраивает, потому что мне нравится слышать факты прямо, а не то, что кто-то пытается пустить дым мне в задницу. И эта женщина определенно не ходит вокруг да около. Она рассказывает все именно так, как есть. И хотя мои бесчисленные просьбы о наркотиках остались без внимания, сейчас я почти рада, что она мне не уступила. Не помню, когда в последний раз был трезва. Я как будто смотрю на окружающий мир свежим взглядом. Даже еда пахнет и кажется вкуснее. Я как будто в каком-то смысле переродилась.

Доктор Каталано встает и говорит: — Я сообщу мистеру Витале, что вы готовы к физиотерапии и …

— Подождите, — выдыхаю я, прерывая ее, когда мои глаза встречаются с ее.

— Что вы сказали… Ви-Витале? — Спрашиваю я, заикаясь. Все мое тело начинает трястись, когда одна эта фамилия вызывает поток воспоминаний.

— Да. Николас Витале. Это он привез тебя сюда, — объясняет она, приподняв бровь. — Что-то не так, Селина?

— Нет. Я… — Мой голос замолкает. По моему телу пробегает горький шок от того факта, что Нико убил Джино прямо у меня на глазах без малейших угрызений совести. Молодой Нико, которого я знала тогда, был милым и добрым. Он никогда бы никого не убил. — Нет, этого не может быть, — шепчу я.

Внезапно сбрасываю с себя одеяло и свешиваю ноги с кровати. На нетвердых ногах я медленно подхожу к одному из окон. Я прикрываю рот, чтобы не ахнуть, когда смотрю на смутно знакомое поместье. На улице день и светит солнце, поэтому могу разглядеть гораздо больше деталей, чем в прошлый раз, когда я была у этого самого окна. Кое-что изменилось, но я помню мелочи, которые не изменились, — например, цвет парадных ворот, планировку сада.

— Иногда я задавалась вопросом, не приснилось ли мне это место, — шепчу больше себе, чем доктору. — Я задавалась вопросом, был ли он вообще реальным.

На протяжении многих лет я пыталась забыть о времени, проведенном в доме Витале. Сначала я так крепко держалась за те шесть месяцев воспоминаний, которые оставила здесь, снова и снова переживая в уме каждый счастливый момент. Но в конце концов, стало слишком сложно вспоминать о такой любви и доброте, когда я страдала каждый час из-за дня в день.

Цепляться за воспоминания стало больше похоже на бремя. Мой мир был слишком жесток, чтобы поверить, что все это реально, и поэтому я стала более замкнутой и ожесточенной, когда стала старше, и никто не пришел за мной.

Не то чтобы я ожидала, что они действительно придут за мной. Черт возьми, я даже не знаю, искали ли меня вообще. Однако я всегда предполагала или, по крайней мере, надеялась, что это так. Именно такая семья была у Нико.

Но время шло, и я поняла, что мне нужно перестать заново переживать сказку, которой были эти шесть месяцев, и двигаться дальше в моей новой, холодной и суровой реальности с Константином.

Таблетки помогли. Они не давали мне взглянуть правде в глаза. И теперь, без них, я не знаю, что со мной будет. Я не могу столкнуться со своим прошлым в одиночку. Это может просто окончательно сломить меня.

— Я так понимаю, вы жили здесь, когда были молоды? — Спрашивает доктор.

— Да, когда мне было тринадцать, — киваю я в ответ. — Это продолжалось всего шесть месяцев… но это были лучшие шесть месяцев за всю мою жизнь, — признаюсь я со слезами на глазах. Рыдания угрожают вырваться наружу, но я быстро зажимаю рот рукой, когда мой взгляд устремляется к двери. Все, о чем я могу думать, это то, что я не хочу, чтобы он видел меня такой. Он не может видеть меня такой. Но правда в том, что Нико уже видел меня в худшем виде на вечеринке и в последующие дни. Он, вероятно, уже знает обо всех ужасах, которые со мной произошли. Он знает, что я грязная и измученная. Что я сломлена.

Боже мой, мне нужно убираться отсюда.

Мои ноги угрожают подогнуться, и доктор быстро хватает меня за руку и мягко отводит обратно в постель.

— Пожалуйста, Селина, тебе нужно отдохнуть. Ты прошла через серьезное испытание. — Она хватает папку и делает какие-то пометки. — У меня назначен сеанс физиотерапии для тебя завтра утром.

Закончив писать, она поднимает на меня глаза.

— Физиотерапевта зовут Дуэйн, и он замечательный, чрезвычайно добрый и терпеливый, — добавляет она. — Я также собираюсь порекомендовать вам поговорить с психиатром. У Витале по вызову потрясающий врач — доктор Мойра Грэм.

Я хочу возразить и сказать доктору, что мне не нужно ничего из этого, потому что я здесь ненадолго, но держу рот на замке. Если я собираюсь сбежать отсюда, мне нужно держать свои планы при себе, чтобы никто не смог запереть меня или разрушить их.

Я не могу оставаться с Витале. Чем дольше я здесь, тем большей опасности подвергаю их. Я видела, что Константин делает с людьми, которые мне помогают. И я отказываюсь позволить ему причинить вред кому-либо еще из-за меня и его болезненной одержимости.

При первом же удобном случае я сбегу из этого места и навсегда оставлю эту семью. Любой, кто поможет мне, все равно что мертв, и я не позволю Константину причинить вред и им.

Глава 12

Николас

Доктор сообщила мне, что случайно выпустила кота из мешка. Селина теперь знает, кто я, и где она находится. Я волновался за то, что она узнает правду и последующие последствия, но, честно говоря, сейчас чувствую большее облегчение, чем что-либо еще.

Да, я хотел сам рассказать Селине, но продолжал оттягивать неизбежное. Селина видела во мне какого-то монстра, который убил человека у нее на глазах, и я не хотел признаваться, что мальчик, о котором она когда-то заботилась, вырос таким же монстром.

Но теперь, когда она знает, мне почему-то становится легче. Такое чувство, что с моих плеч свалился огромный груз. Больше никакого притворства. Больше никаких пряток.

Селина находится в своей комнате, когда я вхожу в открытую дверь. Больничную койку, на которой она лежала, когда впервые попала сюда, заменили большой кроватью с балдахином сегодня днем. Именно там она сейчас сидит, поджав под себя ноги, и спокойно читает книгу. Правда, на ней все еще больничное платье, но именно поэтому я и зашел — исправить это.

Мельком взглянув на меня, она осторожно откладывает книгу и неуверенно улыбается мне. Я практически мог бы ножом разрезать напряжение в комнате, и я ненавижу это. Ненавижу, что мы стали такими. Хотел бы я отмотать десять лет назад и все исправить. Но правда в том, что случилось, то случилось. Пути назад нет, и этого уже не изменить. Единственное, что мы можем сейчас сделать, это попытаться двигаться вперед и смотреть в будущее, каким бы оно ни было для нее, для меня, для нас. Черт возьми, я надеюсь, что есть "мы".

— Доктор разрешила тебе все, — говорю я ей, ставя сумку с одеждой на край кровати. Одежда простая, большинство из нее аккуратно использованные пожертвования, которые мы раздаем всем женщинам. — Это немного, но уверен, что ты скоро сможешь пройтись по магазинам.

Она открывает сумку и перебирает кое-что из одежды, и легкая улыбка украшает ее красивое лицо.

— Спасибо.

— Я принес тебе десерт, — объясняю я, прежде чем ставлю вазочку с мятно-шоколадным мороженым на тумбочку рядом с ней.

Селина некоторое время смотрит на него, затем изумленно шепчет: — Ты вспомнил.

Когда ее уникальные глаза встречаются с моими, я быстро прочищаю горло.

— Возможно, я помнил, как ты тогда галлонами ела мятное мороженое с шоколадной крошкой, — размышляю я, мои губы растягиваются в улыбке.

— Я не ела его с тех пор, как жила здесь, — говорит она, уставившись на миску так, словно это нечто гораздо большее, чем просто мороженое.

Печаль в ее голосе проникает глубоко в мои кости. Если она даже не могла побаловать себя своим любимым мороженым на протяжении многих лет, интересно, что еще она упустила? Но прежде, чем позволю себе зайти дальше и начать думать об этом дерьме, я выбрасываю эти мысли прямо в окно. Я не могу зацикливаться на этом сейчас, или испорчу этот момент, разозлившись. Я и так едва сдерживаюсь. Мне не нужно устраивать грандиозную вспышку гнева перед Селиной и пугать ее больше, чем я уже сделал.

— Ну, в морозилке есть огромный контейнер с мороженным. Так что в любое время, когда захочешь, оно твое, — предлагаю я.

Она нежно берет вазочку в свои нежные руки и зачерпывает немного мороженого в рот. Закрывает глаза и посасывает ложечку, наслаждаясь вкусом, прежде чем издать долгий стон удовлетворения.

Черт. Мой член дергается внутри моих штанов от звука, исходящего из ее горла. Лежи, парень, мысленно говорю я своему члену, пересекая комнату и садясь в кресло у окна.

Как только я сажусь, слышу, как Селина говорит: — Не могу поверить, что я не узнала тебя раньше. Просто… Ты выглядишь таким другим. Намного старше. Повзрослел.

— Я тоже не знаю, узнал бы тебя на той вечеринке, если бы не…

— Мои глаза, — догадывается она.

— Ага.

— Значит, ты не был на сто процентов уверен, кто я, когда спас меня от Джино?

Я качаю головой.

— Я знал, что он причиняет боль женщине. Это все, что имело значение в тот момент, и этот ублюдок заслужил то, что получил, — объясняю я опасно низким голосом.

Она вздрагивает от моих резких слов, возможно, вспоминая ту ночь и то, что я сделал, чтобы защитить ее. Я уже не тот невинный маленький мальчик, которого она знала тогда. Я сильно изменился за эти годы. Просто надеюсь, что мы сможем снова найти родство, как раньше. И я надеюсь, что она сможет преодолеть свой очевидный страх передо мной.

Я двигаю челюстью из стороны в сторону, прежде чем продолжить: — Я надеялся, что это ты после того, как столкнулся с тобой в коридоре, но я не был полностью уверен, пока не увидел родинку на твоей шее.

Она рассеянно протягивает руку, чтобы коснуться кончиками пальцев метки в форме сердца.

— Ты и это запомнил, да? — шепчет она.

— Я помню о тебе все, Лина.

При упоминании моего прозвища ее глаза расширяются от удивления. Я уверен, что ее так не называли с тех пор, как она жила здесь, и чертовски приятно снова иметь возможность называть ее так.

— Я так старалась забыть тебя, — признается она в порыве чувств. — Воспоминания о тебе были как самая сладкая пытка. В какой-то момент ты был единственным хорошим моментом в моей жизни, и мне было трудно заново пережить это в памяти, потому что я знала, что, вероятно, никогда больше тебя не увижу. Но иногда ты был просто спасительной милостью, в которой я нуждалась. Единственным, кто помогал мне пережить одни из самых ужасных периодов в жизни.

Я хочу спросить ее, где она была, но знаю, что ей нужно сделать это самой. Ей не нужно, чтобы я давил на нее, чтобы она рассказала свою историю. Итак, я тихо сижу в кресле, наблюдая, как она медленно ест мороженое, и просто наслаждаюсь нахождением с ней в одной комнате, когда все расставлено на свои места, и она по-настоящему трезва впервые с тех пор, как приехала.

— Нико, — тихо говорит она, и, клянусь, мое сердце перестает биться. Я не слышал, чтобы она произносила мое имя десять гребаных лет, и это как будто отдаленное воспоминание раскрывается глубоко в моем сознании.

— Как ты нашел меня? — спрашивает она.

— Чистая удача, — признаюсь я. — Когда твоя мама забрала тебя и исчезла, мы потратили годы, пытаясь выяснить, куда ты подевалась. Это было так, как будто ты просто взяла и исчезла. Как призрак. — Мои руки сжимаются в кулаки на коленях, когда я думаю о том, что сделала ее мать. Для Селины. Для моей семьи. Для меня. Для нас.

— Я должна была сказать тебе правду в тот день, когда она пришла за мной, — говорит она, прежде чем поставить на стол уже пустую миску. Просто осознание того, что она поела любимое мороженым, в некотором роде приносит мне умиротворение. — Моя мать уже однажды продала меня за наркотики, когда ваша семья спасла меня. А потом… она сделала это снова.

— Черт, — шиплю я. Я имею в виду, это была одна из теорий, которую я подозревал с самого начала, но услышать холодную, суровую правду, исходящую прямо из уст Селины…

— Она продала меня Константину Карбоне через несколько месяцев после того, как забрала отсюда, — говорит она с болью в голосе.

Мой мир внезапно перестает вращаться, все резко останавливается. Мне приходится заставить себя произнести следующие слова, потому что я поражен этой новой информацией.

— Ты была с ним последние десять лет?

Она кивает.

Черт. Я надеялся, что он совсем недавно запустил в нее свои когти, ради нее самой. Но тот факт, что она была с ним все время своего исчезновения, когда она была несовершеннолетней, всего тринадцати лет, такой юной, и невинной заставляет мою гребаную кровь вскипеть. Я чувствую, как гнев просачивается из каждой поры моего тела, мои мышцы вибрируют от неизжитой ярости.

— Вот сукин сын, — бормочу я себе под нос. — Затем я смотрю на нее и требую: — Расскажи мне все.

Я не могу больше ждать ни секунды. Мне нужно знать правду. Мне нужно точно знать, что произошло, чтобы я мог выжечь землю и все, что от нее останется, пока не найду этого ублюдка и не засуну его на шесть футов под землю, где ему, блядь, самое место.

Селина медленно опускает ноги и встает, поворачиваясь ко мне спиной, когда начинает говорить. Похоже, она не хочет видеть мою реакцию на ее историю, и меня это устраивает. В любом случае, я не думаю, что смогу сейчас скрыть от нее свои истинные чувства за непроницаемым лицом. Я всего лишь человек.

— В ту ночь мы пробыли в мотеле всего несколько часов. Моя мать исчезла из комнаты, вернулась на высоте воздушного змея и объявила, что мы уезжаем просто ни с того ни с сего. Я пыталась дозвониться тебе, но она выдернула телефонный шнур из стены и ударила меня. — Ее рука скользит к щеке, как будто она вспоминает боль. — Сказала, что убьет меня, если я попытаюсь связаться с тобой. — Она обхватывает себя руками, защищаясь. — Она взяла номер, который ты мне дал, и спустила его в унитаз, чтобы быть уверенной, что у меня не будет возможности связаться с тобой.

Я всегда удивлялся, почему Селина никогда не звонила, но никогда не думал, что ее мать может быть такой жестокой и злой. Возможно, я должен был знать или как-то чувствовать это, но тогда я был просто глупым ребенком. Я все еще смотрел на мир через розовые очки, не веря в истинное зло, пока позже в жизни не убедился в этом лично, после того как начал работать на своего отца.

— Мы неделями жили в машине, — продолжает она. — Моя мама потратила все деньги, которые дали нам твои родители, на немного еды и много наркотиков. Мы даже не могли позволить себе остановиться в отеле, — говорит она, с отвращением качая головой. — И вот однажды, когда мы сидели в закусочной, она смотрела новости по одному из телевизоров. Что-то о том, что Константина Карбоне оправдали по предъявленным обвинениям и выпустили из тюрьмы.

Сейчас она расхаживает по комнате, и я слышу дрожь в ее голосе при одном упоминании его имени.

— Выражение лица моей мамы. Я никогда этого не забуду. Она выглядела умиротворённой. Как будто она только что стала свидетельницей какого-то чуда.

Я закрываю глаза и зажимаю переносицу большим и указательным пальцами. Черт возьми, ее мать увидела в освобождении Константина решение своих проблем. Она была готова продать собственную дочь, только чтобы получить следующий кайф. Невероятно, на что в конечном итоге идут некоторые люди, чтобы получить то, что они хотят, особенно когда они зависимы от чего-то.

— Несколько дней спустя мы поехали обратно в Нью-Йорк. Я была так взволнована. Думала, что она действительно образумилась и позволит мне остаться с тобой и твоей семьей.

Ее плечи опускаются, когда она глубоко вздыхает.

Я откидываюсь на спинку стула и хмурюсь. Могу только представить, как была бы взволнована Селина, думая, что снова увидит меня. Она мало что знала о планах своей матери по отношению к ней.

Селина перестает расхаживать по комнате и встает передо мной, уставившись в пол, ее глаза бегают, как будто вспоминая что-то.

— Но она поехала в доки. Двое мужчин вынудили меня выйти из машины. Они довольно сильно избили меня, потому что боролась за свою жизнь. Я не хотела идти с ними. Кричала, умоляя мать помочь мне, но увидела выражение ее глаз. Я видела это раньше. Это был тот же взгляд, которым она наградила меня, когда впервые продала.

Я наблюдаю, как она снова начинает расхаживать по комнате, обхватив руками живот, как будто следующие слова, которые вот-вот сорвутся с ее губ, причинят ей физическую боль. Мои пальцы впиваются в ткань подлокотников кресла, готовясь к неизбежному удару.

— Когда я впервые встретила Константина, то поняла, что он был самим дьяволом в костюме от Армани. Он говорил мне самые приятные вещи, называл меня своим маленьким питомцем. — Она резко втягивает воздух, как будто ей больно дышать. — Той ночью он силой лишил меня девственности. Это был худший день в моей жизни. Я просто помню боль и кровь. Так много крови, — шепчет она.

Все мое тело вибрирует от непреодолимого чувства гнева и отвращения. Я никогда раньше не чувствовал ничего подобного. Мне хочется кричать. Я хочу пойти и найти Константина, и оторвать его гребаную голову голыми руками.

Но я вынуждаю себя сохранять спокойствие, ради Селины. Заставляю себя оставаться на своем месте и не действовать, даже если это прямо сейчас противоречит каждой клеточке моего гребаного существа. Она еще не закончила свою историю. Могу сказать, что ей есть о чем сказать, и я должен позволить ей продолжить. Эмоциональная плотина прорвалась, и она изливает мне свою душу. Лучшее, что я могу сделать, это сидеть и слушать, как она все это выкладывает.

— Мы жили на его яхте посреди океана девять месяцев в году. Иногда мы заходили в Италию или Испанию и проводили несколько недель на суше. Но он редко возвращался в Соединенные Штаты. Я знаю, он боялся, что его снова поймают, и отправят в тюрьму. Это его самый большой страх.

Она подходит к кровати и садится, и я могу сказать, что она физически и морально истощена рассказом своей истории.

— Той ночью я была с Джино. Константин редко позволял мне покидать яхту, но Джино упросил своего отца позволить ему взять меня на ночь. — Она заметно напрягается. — Он был точь-в-точь как его отец. — Дрожь пробегает по ее телу. — Я рада, что он мертв.

На несколько минут в комнате воцаряется тишина, и я знаю, что теперь моя очередь говорить. Моя очередь сказать ей все, что я умирал от желания сказать последние десять лет.

— Мы никогда не переставали искать тебя, Лина. Самое хреновое в том, что мы не могли найти Константина, хотя мы искали и его тоже. Если бы мы нашли его, то нашли бы тебя. Но он приложил все кропотливые усилия, чтобы снова не попасться. И, делая это, он фактически прятал тебя от нас.

Ее взгляд встречается с моим.

— Мне всегда было интересно, не ищешь ли ты меня. Иногда по ночам я смотрела на Луну, гадая, смотришь ли ты на нее так же. Я всегда хотела, чтобы ты был в безопасности и счастлив. Даже если не была я, — признается она мягким тоном.

Откидываясь на спинку стула, я кладу локти на колени, смотрю на нее и говорю: — Мы сделали все, что могли, чтобы попытаться вернуть тебя. Я хочу, чтобы ты это знала.

Она медленно кивает, воспринимая и обрабатывая всю информацию, которую я говорю. Я просто надеюсь, что она в это верит.

Вздыхая, она поднимает глаза к потолку и говорит: — Я просто хотела бы уйти от него раньше. Я хотела бы быть сильнее.

Я смеюсь над ее словами.

— Ты самый сильный человек, которого я когда-либо встречал.

Она снова переводит взгляд на меня.

— Я не знаю, верю ли в это, — ее голос дрожит от разрывающего душу сомнения.

— Может быть, пока нет, но ты сделаешь это, клянусь.

Она пережила невыразимый ад и прошла его опять в обратную сторону. Она намного сильнее, чем сама о себе думает, и я буду напоминать ей об этом каждый чертов день, если понадобится. Ее похититель не сломил ее. И я чертовски уверен, что он не забрал веселую, привлекательную девушку, в которую я влюбился десять лет назад. Уверен, что она все еще где-то там, и будь я проклят, если просто позволю ей уйти. Вместе мы вернем ее.

— Я собираюсь дать тебе немного поспать, — говорю я, вставая со стула. На нем, вероятно, останутся постоянные отпечатки моих пальцев, так чертовски сильно сжимал его.

Стараясь говорить спокойным и ровным голосом, я шепчу: — Спокойной ночи, Лина.

Все мое тело вибрирует от сдерживаемого разочарования. Черт возьми, мне придется допоздна заниматься в спортзале, чтобы выплеснуть свое разочарование. Мне нужно избавиться от этой ярости, пока она окончательно не поглотила меня.

— Спокойной ночи, Нико, — шепчет она.

Я выхожу из ее комнаты, чувствуя, что достигнут некоторый прогресс вместо того, чтобы сделать еще десять шагов назад, как раньше. И когда я иду в спортзал, мне внезапно приходит в голову мысль. Все это время мы пытались сблизиться с Константином, но Селина может быть просто недостающей деталью, в которой мы все это время нуждались. Она знает, где он регулярно швартует свою яхту и, возможно, даже какие-то секретные места, о которых мы ничего не знаем.

Селина может стать ключом к тому, чтобы наконец-то покончить с этим ублюдком навсегда.

Глава 13

Селина

Я никогда раньше не проходила физиотерапию, поэтому немного опасаюсь, когда захожу в тренажерный зал на нижнем уровне комплекса. Но в тот момент, когда переступаю порог и вижу высокого, красивого молодого человека, машущего мне рукой с самой широкой улыбкой на лице, весь трепет в моих венах медленно тает.

У него короткие каштановые волосы и такие же мягкие карие глаза.

— Вы, должно быть, Селина. Я Дуэйн. — Он протягивает руку, и я беру ее. Он пожимает ее, не переставая улыбаться. — Так приятно наконец познакомиться с вами. Я много слышал о вас от семьи Витале.

Я даже не знаю, что сказать, но Дуэйн не позволяет даже секунде неловкого молчания повиснуть между нами.

— Давай начнем с легкой растяжки, — предлагает он.

Мы начинаем с простого. Я не осознавала, насколько нахожусь не в форме, пока не сделали несколько легких упражнений. Я уже запыхалась. Живя на яхте девять месяцев в году, трудно заниматься обычными физическими упражнениями. Иногда, если я не была хорошей девочкой, Константин запирал меня в маленьком подсобном помещении на дни или недели. Пребывание в стесненных условиях в течение длительных периодов времени, очевидно, сказалось на моих мышцах.

До сегодняшнего дня я просто не осознавала, какой ущерб был нанесен. Теперь понимаю, почему врач в первую очередь рекомендовал физиотерапию.

С самого начала я могу сказать, что Дуэйн очень увлечен своей работой, и мне это в нем нравится. Наш часовой сеанс терапии пролетает незаметно, потому что Дуэйн очень разговорчивый. Оказывается, он самый милый, и добрый, чистая душа на этой земле, и я понимаю, почему Витале наняли его. Он проводит час, рассказывая обо всем на свете, в том числе о своем бойфренде, с которым встречался четыре года.

— Итак, я думаю, что вы, ребята, поженитесь? — Я спрашиваю его, когда мы заканчиваем наши последние упражнения.

Праздная улыбка играет на его губах, когда он кивает.

— О, когда-нибудь, — говорит он, прежде чем добавить: — Надеюсь, скорее раньше, чем позже.

Дуэйн встает и спрашивает меня: — Итак, как ты себя чувствуешь?

— Лучше, — признаюсь я. Даже при том, что привыкла находиться в комнате с ограниченным пространством, я бы предпочла заниматься чем-то подобным в свое свободное время.

— Мои мышцы болят, но это хорошо, — говорю я ему.

Он понимающе кивает.

— Мы продолжим наращивать твою выносливость, пока не сможем заняться настоящими тренировками.

— Звучит заманчиво.

Взглянув на часы, он говорит: — Вам почти пора на прием к доктору Грэм. Она прямо по коридору и налево в библиотеке. Я уверен, что она будет ждать тебя с открытой дверью.

Мое лицо вытягивается. Это то, чего я боялась, как только доктор Каталано упомянула о моем разговоре с психиатром. Я не хочу, чтобы кто-то копался в моих мыслях и пытался вытащить все, что со мной не так.

Боже, что со мной не так?

— Не волнуйся, Селина. Она не кусается. Я обещаю, — заверяет меня Дуэйн, подмигивая. — Она действительно лучшая. Не из тех странных шарлатанок.

Что ж, если она нравится Дуэйну, тогда, думаю, я могу дать ей шанс. А какой еще выбор у меня есть на самом деле? Если я хочу остаться здесь, даже если это ненадолго, то мне нужно делать все, что от меня хотят Витале. И если они захотят, чтобы я обратилась к психиатру, то это то, что я сделаю.

Кроме того, психиатр может прописать мне какое-нибудь лекарство, чтобы мой мозг снова отключился и мне не пришлось смотреть правде в лицо о моем прошлом или моих демонах, которые все еще преследуют меня. В глубине души это то, чего я действительно хочу — я хочу оцепенеть. Я не хочу больше ничего чувствовать.

Доктор Мойра Грэм готовит ручку и блокнот. Она невысокая и пухленькая, с рыжими волосами, карими глазами и в очках, соответствующих ее цвету волос.

У нее приятная улыбка и успокаивающий голос, что должно облегчить мне общение с ней, но я была замкнута, как моллюск, с того момента, как переступила порог. Однако она кажется достаточно терпеливой, не заставляя меня обнажать душу или говорить о чем-то конкретном, на самом деле.

— Я замечаю, что ты продолжаешь смотреть на дверь, как будто боишься, что кто-то войдет в нее в любой момент.

Мои глаза, которые были прикованы к двери, внезапно обращаются к ее лицу. Черт. Я даже не знала, что делаю это.

— Кого ты представляешь входящим в эту дверь, Селина? — мягко спрашивает она.

Я с трудом сглатываю. Произнесение его имени вслух обычно имеет ужасные последствия, поэтому я держу рот на замке и нервно сжимаю руки на коленях.

Она наблюдает за моими движениями пристальным взглядом ястреба. Затем спрашивает: — Ты не чувствуешь себя здесь в безопасности?

— Нет, — выпаливаю я, прежде чем успеваю себя остановить.

— А почему нет, Селина? — спрашивает она.

Черт.

Почему я сказала "нет"? "Нет" всегда приводит к новым вопросам. Вопросы, на которые я не хочу отвечать, потому что тогда мой самый глубокий и мрачный секрет станет достоянием гласности, и я не смогу смириться с воспоминаниями о том, что произошло в тот ужасный день.

— Я никогда не бываю в безопасности, — просто говорю ей.

— И почему ты думаешь, что никогда не бываешь в безопасности?

— Потому что он всегда находит меня.

— Кто тебя находит? — настаивает она.

— Константин Карбоне.

Произнесение его имени вслух вызывает у меня дрожь. Это все равно что произносить имя демона и бояться, что он появится в любой момент. Я вижу перемену в лице психиатра, когда она делает какие-то пометки. Боже, хотела бы я видеть, что она пишет. Она думает, что я сумасшедшая? Она думает, что я сама напросилась на все это? Она винит меня за то, что я привлекла внимание Константина к ее работодателю?

Нет, перестань так думать, — мысленно упрекаю себя.

Я боролась с ужасными внутренними мыслями всю свою жизнь. Я всегда ожидаю худшего в любой ситуации. Всегда. И это только потому, что худшее всегда случается.

На самом деле я никогда не была счастлива и в безопасности.

Ну, за исключением того времени, когда жила здесь с Витале в первый раз.

Мой взгляд скользит по стене слева от меня. Мысли о моем прошлом здесь, в этом доме, вызывают знакомую боль, которая занимает центральное место в моей груди. Впервые за долгое время я позволяю себе вспомнить. Воспоминания, которые отчаянно запирала долгие годы. Я почти чувствую запах знакомой травы и то, как она ощущалась у под ногами, когда мы с Нико бегали по двору, играя в пятнашки или пинали мяч. Мы всегда были на улице или находили предлоги, чтобы выйти.

— О чем ты думаешь? — Спрашивает психиатр, возвращая мой взгляд к ней.

— О прошлом, — просто говорю ей.

— Прошлое, когда ты была здесь в последний раз?

Я медленно киваю. Интересно, как много семья Витале рассказала ей обо мне. Я предполагаю все до этого момента. Скорее всего, она знает мою историю, знает мое прошлое. Вероятно, предполагает некоторые из ужасов, через которые я прошла, но, возможно, не смогла бы их понять. Никто не может, кроме меня.

— Помогают ли тебе твои воспоминания отсюда справиться с настоящим и с тем, что случилось с тобой, когда ты была в плену?

В моем горле образуется комок, и я изо всех сил пытаюсь проглотить его. Как будто она видит меня насквозь. Может быть, она может. Может быть, я прозрачна, как призрак. Я действительно чувствую себя так, словно была мертва много лет. Никогда не жила, просто существовала.

— Да, — шепчу я, теребя воображаемую нитку на подлокотнике кресла, в котором сижу. — Как вы думаете? Вы могли бы мне что-нибудь прописать?

— Могу я спросить, чего бы вы хотели добиться с помощью лекарства?

— Я… я просто хочу оцепенеть, — признаюсь я. Мне было трудно смотреть в лицо реальности с тех пор, как я осознала, где я и с кем. Я не хочу видеть выражение жалости и отвращения, которые, без сомнения, скоро будет на лице Нико.

Психиатр поднимает на меня взгляд, ее ручка, наконец, останавливается.

— Я так понимаю, вы были под смесью наркотиков, когда приехали. Они когда-нибудь помогали вам чувствовать себя лучше?

Я обдумываю ее формулировку. Заставили ли они меня почувствовать себя лучше? Нет, не совсем. Они просто замаскировали все, чтобы в итоге я могла со всем справиться.

Медленно качая головой, ничего не отвечаю ей.

— Я думаю, что справиться с прошлой травмой трезвой было бы гораздо лучшим вариантом, чем под кайфом или в бессвязном состоянии. Вы согласны?

Я ерзаю на стуле и смотрю на часы на стене. Боже, прошло всего тридцать минут. Такое чувство, что я провела на горячем сиденье по меньшей мере два часа.

— Как насчет этого? — предлагает она. — Если ты продолжишь встречаться со мной, и мы продолжим разговаривать, я, возможно, захочу прописать тебе успокаивающее средство, чтобы помочь с твоими паническими атаками, о которых ты мне рассказала. Но я не смогу полностью оценить тебя во время этого первого визита, Селина. Ты понимаешь?

Я слегка киваю ей.

Мне неприятно думать о попытках справиться со всем этим трезвой, но что еще могу сделать? У меня не такой легкий доступ к наркотикам, как раньше.

— Мы закончили?

— Ты хочешь закончить? — спрашивает она.

Я снова киваю.

— Тогда мы можем закончить, — просто говорит она. — В то же время в среду?

— Хорошо.

Я могу сказать, что доктор считает меня крепким орешком, и не знаю, сможет ли она когда-нибудь пробиться сквозь жесткие внешние стены, которые я возводила вокруг себя на протяжении многих лет. Я потратила много времени на их укрепление, чтобы никто не мог проникнуть внутрь. Даже толком не помню, какой девушкой была до того, как Константин похитил меня и лишил невинности. Может быть она где-то там, — кричит.

Если кто-то и мог найти ее снова, то это был бы Нико. Но я не пробуду здесь достаточно долго, чтобы он смог освободить ее. Она, вероятно, потеряна навсегда, тонет в бесконечной яме печали, и я отказываюсь бросать ей спасательный жилет. Прежней Селине лучше умереть навсегда.

Глава 14

Селина

Я просыпаюсь от кошмара, мое тело дрожит под одеялом. Медленно сажусь и когда подношу руки к лицу, я все еще вижу кровь, покрывающую мою кожу.

— О боже, нет!

Я задыхаюсь, отчаянно пытаясь стереть красные пятна. Мои ногти царапают кожу, разрывая ее, пока пытаюсь избавиться от этого образа.

Бегу в ванную, включаю горячую воду в раковине и тру кожу, пока она не становится красной. Я знаю, что их кровь только у меня в голове, но чувствую, что все еще на мне. Мечта последовала за мной в реальную жизнь, и она запятнала саму мою душу.

Я все еще слышу их крики, вижу их лица, когда они осознали свою судьбу… из-за меня. Это была полностью моя вина. Они все мертвы из-за меня!

Я кричу, набрасываясь, мой кулак ударяется о зеркало передо мной. Стекло трескается, создавая искаженное отражение моего лица.

Мои черты выглядят уродливыми, перекошенными. И вот какой я действительно вижу себя — гребаным монстром, убийцей. Если бы я не была такой чертовски эгоистичной в тот день, они все еще были бы живы.

И теперь я навлекаю ту же опасность на семью Витале, которые проявили ко мне только любовь и сострадание. Проклятие преследует меня и здесь, я не знаю, сколько времени пройдет, прежде чем на мне тоже будет их кровь.

— Нет, — говорю я вслух, яростно качая головой. Я не позволю этому случиться с ними. Не позволю Константину причинить им вред. Он отнял у меня все. Я не позволю ему забрать и их.

Выбегая из ванной, я подхожу к шкафу и выбираю самую темную одежду, какую только могу, — черные легинсы для йоги и темно-серую толстовку с капюшоном. Быстро одеваюсь, попутно хватаю пару черно-белых кроссовок и надеваю их, прежде чем выскользнуть из своей комнаты.

В особняке тихо. Уверена, что где-то есть охрана, может быть, повсюду, но мне все равно. Я здесь не заключенная. Они должны позволить мне уйти, когда я захочу. Верно?

Даже я не знаю ответа на этот вопрос, но полна решимости выяснить.

Мои ноги быстро передвигаются, неся меня по коридору. Я в последний раз оглядываюсь на комнату Нико, ненавидя мысль о том, что, возможно, никогда больше его не увижу. Но это к лучшему. Я подвергаю опасности только его и всю семью, оставаясь здесь. И я уверена, что он предпочел бы, чтобы его семья была жива и здорова.

Я осторожно спускаюсь по ступенькам. На территории комплекса тихо и темно, если не считать нескольких тусклых огней безопасности тут и там. Я пялюсь на входную дверь, когда достигаю нижнего уровня, но не настолько глупа. С этим входом должна быть связана какая-то сигнализация. Вместо этого я поворачиваюсь и иду в заднюю часть дома, где видела внутренний бассейн.

Я останавливаюсь у раздвижной двери во внутренний дворик и перевожу дыхание. Моя рука дрожит, когда я берусь за ручку и проверяю ее, потянув всего на дюйм, прежде чем остановиться, надеясь, что громкий сигнал тревоги не прозвучит, разбудив весь дом.

Я съеживаюсь в ожидании, но ничего не происходит. Вздыхая с облегчением, я открываю дверь ровно настолько, чтобы выскользнуть, прежде чем закрыть ее за собой. Беспокойство пробирается в мои кости, когда крадусь мимо патио и выхожу во двор.

Пригнувшись, я бегу через большой сад, высокие цветы и кустарники укрывают меня. Я прячусь за кустом и жду, тяжело дыша. Ночной воздух свежий и прохладный. Когда оглядываю территорию комплекса, слезы наполняют мои глаза при мысли о том, что я оставляю позади единственную семью, которая когда-либо любила меня, но знаю, что так будет лучше. По крайней мере, я буду знать, что им не придется страдать. Я не смогла бы жить в мире с собой, если бы что-нибудь случилось с Витале из-за меня.

Собравшись с духом, выскальзываю из сада и пересекаю двор.

Все это кажется слишком простым, и я потрясена отсутствием безопасности. Почему Константин до сих пор не напал и не пришел за мной. Если я могу выйти, значит он может войти. И только эта мысль толкает меня к забору.

Я хватаюсь за прутья, металл холодный и неумолимый. Забор высокий, это будет нелегко, но моя решимость и чистая воля могут сыграть мне на руку.

Я готова подтянуться, когда слышу низкий, хриплый голос, кричащий: — Стой!

Сердце бьется о грудную клетку.

Я стою неподвижно, не уверенная, что делать дальше.

Должна ли я остановиться или бежать?

Мне требуется всего мгновение, чтобы принять решение.

Прежде чем человек позади меня успевает сделать шаг, я срываюсь с места и убегаю.

Николас.

Посреди ночи меня будит будильник на моем телефоне. Это странный звук, не один из моих обычных оповещений, пробуждающий от мертвого сна. Разблокировав телефон, я включаю прикроватную лампу и читаю сообщения, появляющиеся на экране.

Первое сообщение — Альдо спрашивает, что ему делать. К сообщению прикреплена фотография.

Сначала я в замешательстве, не уверен, на что смотрю. Эта фотография, сделанная камерами детектора движения в коридоре. Увеличив изображение, я вижу, как Селина крадется из своей комнаты. Обычно это не вызвало бы тревоги за исключением того, что она полностью одета, во все черное и кроссовки. На других фотографиях она спускается по лестнице, а затем исчезает за одним из боковых входов.

Следующее сообщение Альдо заставляет мое сердце биться быстрее в два раза.

У нас беглец.

Черт.

Быстро отправляя ему сообщение, я удостоверяюсь, что он предупредил охрану, чтобы она отступила. Я не хочу, чтобы кто-нибудь прикасался к ней пальцем. Мало того, что я сошел бы с ума, увидев, что кто-то прикасается к ней, но я знаю, что Селина может сорваться, если один из охранников будет обращаться с ней грубо. Они обучены никого не впускать и не выпускать без разрешения.

Селина здесь не пленница. Это просто мера предосторожности.

Поскольку Карбоне охотится за ней, мы не можем позволить ей уйти. Будь моя воля, Селина осталась бы здесь на неопределенный срок. Но, в конечном счете, это решение зависит не от меня. Это принадлежит ей, и только ей. Однако ей нельзя позволить уйти, пока Константин не окажется за решеткой или мертвым. И тот факт, что он владел ею целое десятилетие, заставляет меня думать, что он был бы готов на все, чтобы снова заполучить ее в свои объятия.

Я бесшумно пробегаю через территорию и выхожу во двор, пока не вижу ее темную гибкую фигуру у забора. Как только она касается прутьев, намереваясь попытаться подтянуться и перелезть через высокий забор, я кричу: — Стой!

Мой голос звучит глубоко и отчаянно, и мне интересно, понимает ли она вообще, что это я.

Ей требуется всего несколько секунд, чтобы подумать. И как только она бросается вправо, ее решение принято. Она не хочет останавливаться. Она хочет убежать. И мой единственный выбор — гнаться за ней.

Адреналин бурлит в моих венах, пока я преследую ее. Она быстра. Но я быстрее. Я оказываюсь рядом с ней в течение нескольких секунд и мягко беру ее за руку, останавливая нас, не желая причинить ей боль. Но затем она начинает сопротивляться.

— Черт, — ругаюсь я, когда она тычет локтем в ребра.

Крепко схватив ее, я удерживаю так, чтобы ее руки были скрещены перед ней, а спина плотно прижата к моей груди. Я не хочу причинять ей боль. Это последнее, что я, блядь, хочу делать.

— Прекрати бороться со мной, Лина!

— Нет! — кричит она, пиная меня по голени.

Я держу ее, пока она не выдыхается, и тогда, и только тогда я, наконец, отпускаю.

Тяжело дыша, она отходит от меня на несколько шагов, свирепо смотря мне в глаза. И, черт возьми, если бы взгляды могли убивать, я бы упал замертво прямо здесь, на месте.

— В чем, черт возьми, твоя проблема? Почему ты пытаешься уйти? — Спрашиваю я, отчаянно желая узнать причину ее внезапного странного поведения.

— Мне просто нужно уйти, Нико. Ты не можешь понять, — говорит она, поднимая глаза к ночному небу, прежде чем испустить легкий вздох.

— Я не отпущу тебя без чертовой причины, — говорю ей, с каждой секундой злясь все больше. — Константин все еще на свободе. Может быть, даже ждет тебя! Я кричу, пытаясь донести это до ее сознания.

— Я знаю! В этом смысл моих попыток сбежать от тебя. Неужели ты не понимаешь? Я не хочу, чтобы он причинил боль и тебе! — плачет она. — Я не хочу, чтобы ты в итоге умер, как они!

— Они? Кто?

Ее глаза расширяются, когда она понимает, что сказала то, чего не хотела.

— Ничего. Я не… неважно.

— Нет, скажи мне. Я хочу знать, — настаиваю я.

— Если я здесь, это небезопасно ни для кого, ни для тебя, ни для твоей семьи. Он всегда находит меня, — решительно говорит она.

— Ему понадобилась бы армия, чтобы проникнуть сюда. Разве ты не понимаешь? Здесь ты в безопасности, Лина. Здесь тебе безопаснее, чем гулять одной! — Горячо говорю я, пытаясь вразумить ее.

Она закатывает глаза на мои слова.

— Я слышала это раньше. Ты его не знаешь. — Она обхватывает себя руками. — Никто не знает его так, как я. Никто не знает, на что он действительно способен.

— Тогда просвети меня, — предлагаю я. — Я хочу знать, чего ты так боишься, что хочешь покинуть самое безопасное для тебя место на планете прямо сейчас!

Она с трудом сглатывает и молчит так долго, что я начинаю сомневаться, скажет ли она мне когда-нибудь.

Но потом она, наконец, начинает со слов: — Когда мне было пятнадцать, я сбежала от Константина. Они пришвартовали его яхту в этой маленькой итальянской деревушке. Константин хотел осмотреть достопримечательности или что-то в этом роде. Я действительно не помню.

Она качает головой.

— Я просто знаю, что мне удалось проскользнуть мимо его охранников. Я бежала до тех пор, пока больше не осталось сил. — Она вздрагивает от этого воспоминания, крепче обхватывая себя руками. — Я нашла дом в конце переулка. Там жила семья из пяти человек. Мать и отец были такими хорошими, а их трое маленьких детей — красивыми и добрыми.

Она прерывисто вздыхает.

— Отец немного знал английский, и я объяснила ему ситуацию, в которой оказалась. Они согласились мне помочь.

Я внимательно слушаю ее историю, хотя не знаю конца, понимаю, к чему ведет Селина. Если это преследует ее так часто спустя столько лет, то, должно быть, произошло что-то ужасно жестокое. Очевидно, это глубоко ранило ее душу.

— Константин нашел меня час спустя. — Слезы наполняют ее глаза, но она не позволяет упасть ни одной капле. — Он убил их. Даже детей. Он убил их всех у меня на глазах.

Она закрывает глаза, и единственная слеза скатывается по ее фарфоровой щеке.

— Я была вся в их крови. Константин неделями не разрешал мне принимать душ. Я носила их кровь на своей коже и одежде. Он сказал мне, что это мой урок, который должна усвоить — что это случится всякий раз, когда кто-нибудь попытается мне помочь.

Ее глаза распахиваются, и она пристально смотрит на меня.

— Я не хочу, чтобы это случилось с тобой и твоей семьей, Нико. Я не хочу, чтобы тебе было больно! — Восклицает она дрожащим от отчаяния голосом.

Я делаю шаг ближе к ней.

Медленно, чтобы она поняла мои намерения, осторожно поднимаю руку и обхватываю ее щеку ладонью. У нее перехватывает дыхание, когда мой большой палец вытирает случайную слезинку с ее щеки, а затем она поднимает на меня свои завораживающие глаза.

Черт возьми, она никогда не выглядела более красивой.

— Он не сможет причинить мне боль, Лина. Только ты можешь, — объясняю я. — Константин не сможет добраться до тебя здесь. Обещаю тебе это. Он не приблизился бы к этому месту и на десять миль без нашего ведома.

Селина усмехается, будто не верит мне, отстраняясь от моего прикосновения и делая несколько шагов назад. Поэтому я говорю ей: — Пойдем. Позволь мне показать тебе.

А затем я поворачиваюсь и жду ее. Она смотрит на меня, на ее лице написана неуверенность. Но в конце концов она встает и идет за мной.

Я собираюсь успокоить ее и отвести в диспетчерскую, как мы это называем. Потому что тогда, и только тогда, она увидит, насколько по-настоящему безопасно здесь.

Глава 15

Селина

Диспетчерская, как объяснил Нико по пути сюда, представляет собой своего рода подземный бункер с таким количеством компьютеров и технических приспособлений, что это сногсшибательно. Комната полна людей и запаха кофе.

Мы подходим к одному мужчине с темными волосами и карими глазами за черными очками. Я могу сказать, что он, должно быть, главный, судя по количеству клавиатур, мониторов и оборудования на его большом столе. И когда он видит, что мы приближаемся, легкая улыбка украшает его губы.

Нико хлопает его по спине и спрашивает: — Альдо, не мог бы ты, пожалуйста, объяснить Лине, в какой безопасности она здесь находится?

Альдо, кажется, загорается изнутри.

— Конечно, — говорит он, поворачиваясь в кресле лицом к многочисленным компьютерным экранам.

Он начинает щелкать мышью правой рукой, и на одном из мониторов начинают появляться различные ракурсы съемки.

— У нас круглосуточное наблюдение внутри комплекса и за его пределами, — объясняет он. — Никто не войдет внутрь без карточки-ключа и системы распознавания лиц. Многочисленные охранники работают в разные смены в течение дня по сменному графику, так что для постороннего они непредсказуемы. Существуют также инфракрасные дроны, которые каждые несколько часов проводят обычное патрулирование периметра. И это не считая сотен камер, большинство из которых оснащены тепловизором и детектором движения на окраинах собственности.

Мои плечи опускаются от облегчения, когда он заканчивает, и я чувствую, что с них свалилась тысяча фунтов.

— Вау, — это все, что я могу сказать.

В уголке рта Альдо появляется ухмылка.

— Да. Довольно впечатляюще. — Он поворачивается на своем сиденье, чтобы снова посмотреть на нас. — Это место похоже на Форт Нокс. Никто не войдет внутрь без нашего предварительного уведомления. И если кому-то удастся проникнуть за ворота, он никогда не доберется до входной двери без того, чтобы мы не остановили его первыми.

— Теперь ты понимаешь, о чем я говорю тебе? — Нико спрашивает меня.

Я киваю ему.

— Форт Нокс. Поняла.

— Спасибо, Альдо.

— В любое время.

Нико выводит меня из диспетчерской обратно в особняк. Когда мы доходим до коридора, ведущего к нашим комнатам, я останавливаюсь у своей двери и поворачиваюсь к Нико.

— Спасибо, — говорю я. Он понятия не имеет, как сильно помог мне сегодня. Я сводила себя с ума от страха, что Константин ворвется сюда и заберет меня или что еще хуже, причинит им всем боль прямо у меня на глазах.

— Не за что. Постарайся немного поспать. Позже мы вместе пообедаем?

— Конечно.

Я захожу в свою комнату и закрываю дверь. Мой мозг все еще обрабатывает всю информацию, которую только что узнала. Полагая, что слишком взвинчена, для сна, я просто ложусь на кровать, не собираясь засыпать. Но мне не требуется много времени, чтобы погрузиться в сон, потому что, впервые в жизни я действительно чувствую себя защищенной от Константина.

Когда просыпаюсь, уже почти полдень. Прежде чем спуститься вниз, чтобы встретиться с Нико за ланчем, я принимаю душ и переодеваюсь. Я надеюсь, что он все еще там, и я приятно удивлена, когда вижу, что он сидит на кухне с таким видом, будто ждет меня.

Он одет в темно-синюю футболку и серые джоггеры, которые свободно болтаются на его бедрах. Мне приходится заставить себя посмотреть ему в глаза, и я могу сказать, что он выглядит опустошенным. Это написано у него на лице. Я просто подумала, что он вернулся в постель, как и я, но видимо, он этого не сделал. Надеюсь, это не я была причиной, по которой он не мог уснуть, но что еще это могло произойти?

Он одаривает меня улыбкой, когда я вхожу и сажусь на барный стул у кухонного островка. Я тихо жду, пока он роется в холодильнике.

— Если хочешь, есть немного оставшегося куриного салата, — предлагает он.

— Конечно.

Я внимательно смотрю за ним, пока он готовит нам пару сэндвичей. Он так дотошен в том, как делает каждую мелочь. Наблюдать за этим увлекательно.

Он ставит передо мной тарелку, и я, не теряя времени, набрасываюсь на еду. Я уже давно не ела ничего более простого, чем сэндвич с куриным салатом. Иногда мне подавали ужин из пяти блюд, а иногда я не ела по нескольку дней подряд. Все зависело от настроения Константина и от того, была ли я плохой девочкой или нет. Большую часть времени я предпочитала умереть с голоду, чем доставить ему удовольствие, поэтому я научилась есть все, что передо мной ставили, потому что никогда не знала, когда дадут еду в следующий раз.

Нико садится рядом со мной и держит сэндвич в своей большой руке, прежде чем откусить большой кусок. Я улыбаюсь, тайком наблюдая, как он ест.

— Что? — спрашивает он, когда, наконец, ловит мой взгляд.

— Ничего. Ты просто… у тебя на лице немного майонеза.

Он застенчиво улыбается.

— Извини. — Он хватает салфетку и вытирает рот. — Я не ел весь день, и утренняя тренировка надрала мне задницу.

Ах, так вот почему он выглядит таким усталым. Он не вернулся в постель, вместо этого решил позаниматься спортом. Мои глаза блуждают по острову, и я не могу не заметить, как напрягаются его бицепсы под рукавами рубашки. Нико определенно пополнел за эти годы, и я часто ловлю себя на том, что смотрю на его тело, которое больше похоже на произведение искусства, чем на что-либо другое. Не могу вспомнить, когда в последний раз заглядывалась на мужчину или даже чувствовала… влечение к одному из них.

— Ты тренируешься каждый день? — Спрашиваю я, а затем откусываю маленький кусочек от сэндвича.

— Да. Или, по крайней мере, я пытаюсь это делать. Иногда случается дерьмо, но стараюсь придерживаться режима. Еще я тренируюсь с Ренато и Бенито несколько раз в неделю.

Я ковыряюсь в своем сэндвиче, думая, задавать ли следующий вопрос или нет.

— Могу я… могу я как-нибудь позаниматься с тобой? — Спрашиваю я.

— Конечно. Спортзал открыт для тебя в любое время, Лина. Тебе не нужно спрашивать разрешения.

Кивнув, я говорю ему: — Хорошо. Спасибо.

Я всегда считала себя слабачкой, и хотела бы начать наращивать мышечную массу. На всякий случай. Мне неприятно думать о том, что я когда-нибудь снова окажусь в когтях Константина, но это может случиться. Случиться может все, что угодно. Я просто хочу быть готовой к встрече с ним на этот раз.

— Если тебе нужна помощь с тренировкой, я мог бы помочь тебе, — предлагает он, как будто читает мои мысли.

— Тренировка? Какого рода тренировка? — Спрашиваю я, нахмурив брови.

— Рукопашный бой и самооборона, — объясняет он.

Я мгновенно оживляюсь, услышав его предложение.

— Мы можем начать прямо сейчас? — Нетерпеливо спрашиваю я.

Уголки его губ приподнимаются.

— Э-э, конечно. Может быть, после того, как мы поедим?

Я улыбаюсь и киваю в знак согласия.

Способность постоять за себя перед тем, кто нападает на меня, — это именно то, что нужно. Слишком долго я была жертвой, и устала от этого. Я хочу иметь возможность дать отпор.

С Константином я всегда чувствовала себя слабой и бессильной. Теперь пришло время вернуть часть своей власти.

Глава 16

Николас

Селина быстро учится. Мне достаточно показать ей определенные приемы пару раз, и она отлично справляется со второй или третьей попытки. Довольно скоро она будет надирать задницы, и я не могу не гордиться ею.

Мы начали с легких упражнений, и постепенно переходим к более сложным приемам. Например, она вырывается из захвата спереди и сзади.

Мы оба потеем и вкладываем в это всю нашу энергию, как будто от этого зависят наши жизни, и, возможно, так оно и есть. Я не хочу, чтобы она когда-нибудь снова оказалась в уязвимом положении.

Я не могу защищать ее двадцать четыре часа в сутки, хотя и хотел бы. Может наступить время, когда кто-то снова попытается отобрать ее у меня, и я хочу, чтобы она смогла отбиться от них и, по крайней мере, имела шанс сбежать. Одна мысль о том, что кто-то пытается украсть ее у меня, заставляет меня давить на нее все сильнее и сильнее. Я хочу, чтобы она была готова ко всему.

— А если я подойду к тебе сзади и схвачу вот так? — Спрашиваю я, хватая ее и крепко прижимая к себе.

— Локоть, — говорит она, прежде чем мягко пихнуть меня в бок. — Поднять руки вверх. Опуститься на пол.

Я смотрю, как она падает на пол из моих объятий.

— А потом?

— А потом я убегаю.

— Хорошо. Очень хорошо. — Я расхаживаю по матам в спортзале, где мы тренируемся, кажется, уже несколько часов. — Если ты можешь нанести удар ногой по уязвимым частям их тела, то сделай это. — Я останавливаюсь и показываю на свое лицо. — Глаза. — А затем указываю ниже. — Яйца.

— Глаза и яйца, — говорит она, нетерпеливо кивая.

Я хихикаю, а затем Лина застенчиво улыбается. Хотя пока все это кажется забавой и игрой, я хочу, чтобы она была серьезной, когда кто-то действительно нападет на нее. И вот, когда она начинает отходить, чтобы потянуться за бутылкой воды, я внезапно бесшумно подхожу к ней сзади и хватаю ее.

Сначала она ничего не делает, и я волнуюсь. Но затем она внезапно ударяет локтем прямо мне в ребра, отчего из моих легких вырывается поток воздуха. Она падает быстрее, чем я успеваю моргнуть, и через секунду вырывается из моей хватки.

— Черт, — говорю я с натянутой улыбкой, хватаясь за бок.

— Я ведь не сделала тебе больно? — спрашивает она, подходя ближе с озабоченным выражением лица.

Ее руки протягиваются, чтобы осторожно осмотреть мои ребра, и у меня перехватывает дыхание от неожиданного прикосновения.

Черт, я должен позволять ей чаще бить меня по ребрам.

Ее пальцы внезапно замирают, как будто она только что осознала, что делает, и быстро отступает назад.

— Прости, — шепчет она, когда румянец поднимается от шеи к щекам.

Я не уверен, говорит ли она, что сожалеет о том, что ударила меня, или о том, что прикасалась ко мне, но я надеюсь, что это не из-за последнего, потому что я хочу, чтобы она делала это чаще.

— Со мной все будет в порядке, — успокаиваю ее. — Ты хорошо поработала сегодня, Лина. Мы можем продолжать практиковаться несколько раз в неделю, если хочешь.

— Я хочу, — торопливо говорит она, и я не могу удержаться от улыбки.

Люди могут недооценивать Селину, учитывая все то ужасное дерьмо, через которое она прошла, но я знаю, что она боец. Никто не сможет сломить мою девушку — даже один из самых могущественных мужчин на планете.

После приятного горячего душа я надеваю белую футболку и темно-синие спортивные штаны, и готов заползти в постель, когда слышу крики. Мой первый инстинкт — проверить свой телефон на наличие сигналов тревоги, которые я, возможно, пропустил, пока принимал душ. Если территория была взломана, на моем телефоне будет оповещение.

Но когда я не нахожу там никаких таких доказательств, быстро выбегаю из своей комнаты и останавливаюсь в холле, прислушиваясь. Мое сердце угрожает выпрыгнуть из груди, пока я жду каких-либо признаков беспокойства.

— Нет! Помогите мне!

Селина кричит из своей комнаты.

Мои босые ноги стучат по деревянному полу, когда я мчусь к ней. Хотя это практически невозможно, чтобы кто-то проник незамеченным нашей системой безопасности. Ее крики душераздирающие, как будто ее убивают, и я ожидаю худшего, когда распахиваю дверь в ее комнату.

Лампа на тумбочке у ее кровати горит, и я быстро обыскиваю комнату в поисках незваного гостя. Здесь никого нет, кроме Селины, которая спит в своей постели.

Она снова кричит, и я понимаю, что ей снится сон. Нет. Гребаный кошмар.

Ее лицо искажено от боли, и я вижу капли пота, стекающие по вискам, пока она сражается с воображаемыми демонами. Я не знаю, захотела бы она, чтобы я был в ее спальне, не говоря уже о ее постели, но не могу просто позволить ей страдать в этом аду. Я забираюсь на матрас рядом с ней и нежно трясу ее за плечо, пытаясь пробудить ото сна. Селина отшатывается от моего прикосновения, и приглушенный всхлип срывается с ее губ.

— Черт, — бормочу я себе под нос.

Я делаю только хуже.

— Лина, — тихо говорю я.

Затем громче: — Лина, проснись.

Она не открывает глаза, и мое разочарование растет, когда ее дыхание учащается, как будто в любой момент у нее начнется гипервентиляция.

— Лина! — Я кричу, тряся ее.

Ее глаза резко открываются, и она немедленно переходит в режим защиты, царапаясь, брыкаясь и крича.

Я хватаю ее, крепко прижимая к себе и спасая ее и себя от дальнейшего вреда.

— Все в порядке. Это я. Это Нико. Все в порядке, я здесь, — быстро повторяю я, пытаясь ее успокоить.

— Нико? — Спрашивает она, постепенно просыпаясь и осознавая, что ее окружает.

— Да. Тебе приснился кошмар, — объясняю я, прежде чем отпустить ее и слезть с кровати. Я стою, жду ее реакции. Не знаю, что ей снилось, но могу догадаться. Меня бесит, что она даже спать не может без того, чтобы ее не преследовало прошлое. Если бы я мог, то бы стер все плохие воспоминания из ее головы, чтобы ей никогда больше не пришлось их переживать.

— Это кошмар, — повторяет она. — Я… мне очень жаль.

Голос срывается от чувства вины, когда ее глаза фокусируются на мне. Кончики пальцев касаются губ, на ее лице появляется выражение ужаса.

— Я причинила тебе боль?

— Нет, — говорю я, качая головой.

Она всегда так чертовски боится причинить мне боль. Сама мысль об этом вызывает усмешку, но я быстро беру себя в руки и спрашиваю: — Ты не хочешь рассказать мне, о чем был твой кошмар?

Она колеблется, и я думаю, что она не скажет, так как редко открывается мне, но затем она удивляет меня, говоря: — Это было из-за них. Та семья. Разговор о том, что случилось с ними сегодня, должно быть, вызвал еще один кошмар.

— Нормально говорить о них или о чем угодно, Лина. Я здесь, чтобы выслушать в любое время, когда тебе это понадобится, — серьезно говорю ей.

Мои слова, кажется, оказывают успокаивающее действие.

— Спасибо, — шепчет она, и я слышу эмоции в ее голосе.

Иногда я удивляюсь, как она выжила все эти годы в полном одиночестве, когда некому было довериться или излить свое разочарование. Ей оставалось полагаться только на себя. Несмотря на то, что она такая чертовски сильная, я боюсь, что если она продолжит сдерживать все внутри, то однажды простовзорвется. Я буду рядом, если или когда она, наконец, это сделает.

Я встаю, готовый вернуться в свою комнату и попытаться немного поспать, когда чувствую, как ее рука быстро и крепко сжимает мою. Я смотрю на нашу связь, ее рука выглядит такой чертовски крошечной в моей.

— Нико? — Спрашивает она, и ее голос звучит так тихо, так невинно.

Мои глаза встречаются с ее. Синий и зеленый как океан.

— Да?

— Ты останешься со мной сегодня ночью? — Спрашивает она, нервно покусывая нижнюю губу.

— Э-э, — начинаю я. Черт возьми, я знаю, что должен просто вернуться в постель, потому что утром она может пожалеть об этом, но по какой-то причине я не могу сказать ей "нет". И определенно не тогда, когда она смотрит на меня своими большими щенячьими глазами и умоляет меня спать рядом с ней и оберегать ее.

— Конечно, — говорю я, смягчаясь.

Она отпускает мою руку и забирается под одеяло, осторожно наблюдая за тем, как я сажусь на кровать поверх одеял и прислоняюсь спиной к изголовью.

Она поворачивается на бок, лицом ко мне, и я вижу, как ее веки тяжелеют. Когда ее дыхание выравнивается, я медленно протягиваю руку и запускаю пальцы в ее длинные шелковистые волосы.

— Спи, любимая. Я буду здесь, чтобы убить всех монстров, которые пытаются проникнуть в твои сны.

Глава 17

Селина

Днем я выхожу на улицу, желая сбежать из своей комнаты и любых напоминаний о плохих снах. Ярко светит солнце, не видно ни облачка. Солнце, отражающееся от воды в бассейне, на секунду ослепляет меня, когда я слышу чей-то голос: — Эй, Селина!

Я поднимаю руку, чтобы прикрыть глаза от яркого света, когда вижу Арию в бикини, сидящую на краю бассейна, свесив ноги в воду. У нее идеальная кожа, загорелая и гладкая, а ее длинные каштановые волосы каскадом ниспадают на спину, напоминая идеальные пляжные волны, хотя я сомневаюсь, что она вообще нашла время привести их в порядок сегодня. Она просто одна из тех природных красавиц. В детстве она тоже была красива. Я помню, как увидела ее впервые и удивилась, как кто-то может быть таким совершенным в реальной жизни. Во всяком случае, с возрастом ее красота только усилилась.

Несмотря на то, что я видела ее в особняке всего несколько раз и мы почти не разговаривали, кроме как привет-пока, я бы с удовольствием провела с ней немного времени. Мы прекрасно ладили, когда были детьми. Ария была мне как младшая сестра, которой у меня никогда не было, и она всегда следовала за мной и Нико, куда бы мы ни пошли.

Ария тепло улыбается и говорит: — Вода отличная. Хочешь присоединиться ко мне?

Внезапно мешковатая одежда, которая на мне, кажется неуместной и странной. Нервничая, я тереблю манжету одного из своих длинных рукавов.

— У меня, наверное, есть купальник, который ты могла бы одеть, — предлагает она, вставая и направляясь ко мне. — Пойдем посмотрим.

По дороге она хватает полотенце, быстро вытирает ноги, прежде чем мы идем в ее комнату. Я следую за ней, хотя технически не соглашалась лезть в бассейн. Я давно не плавала, но в такой не по сезону жаркий день, как сегодня, было бы почти грехом не насладиться водой.

Ария роется в глубине своего гардероба, прежде чем находит купальник. Это бикини, не слишком откровенное, но и не то, что я бы выбрала для себя, чтобы появиться в доме Витале.

Я переодеваюсь в ее ванной и выхожу, застенчиво прикрывая живот руками.

— У тебя есть что-нибудь менее…

Я замолкаю, пытаясь подобрать правильное слово.

— Менее откровенно? — Предполагает она.

— Да, — говорю я с мягким смешком.

— Думаю, у меня где-то здесь есть еще купальник, но я не надевала его с тех пор, как мне было лет двенадцать.

Ее голос затихает, пока она роется в шкафу.

Я убираю руки с живота и смотрю на свое отражение в зеркале. Мой живот плоский и подтянутый, но на нем видны многочисленные шрамы. Большая часть моего тела покрыта шрамами, и мне больно смотреть на напоминания о днях моего пребывания в плену и ужасных пытках, которые мне пришлось вынести. У меня на коже нарисована дорожная карта того, через что я прошла. Это нельзя ни скрыть, ни отрицать.

Внезапно рядом со мной появляется Ария. Она видит отметины на моем теле, и, затаив дыхание, я жду, когда появится отвращение на ее лице. Но вместо реакции, которой боюсь, она встречается со мной взглядом в зеркале и улыбается.

— Ты выглядишь как гребаный воин, Селина. Ты пережила ад и вернулась обратно. Ты выжила, чтобы рассказать эту историю. Не многие могут таким похвастаться. Носи эти боевые шрамы с гордостью, девочка, — говорит она, шокируя меня до глубины души.

Никогда в жизни меня не хвалила и не превозносила другая женщина. Моя стерва мать всегда беспокоилась, что я слишком много ем, становлюсь толстой или что я недостаточно красива.

А потом, когда меня продали, я всегда чувствовала себя желанной по совершенно неправильным причинам.

— Спасибо тебе, Ария, — говорю я дрожащим голосом. Слезы обжигают мне глаза, прежде чем я быстро смахиваю их.

— В любое время, — отвечает она с улыбкой. — А теперь давай поплаваем, пока облака не решили появиться и испортить наш день.

Мы спускаемся вниз и выходим во внутренний дворик. Ария снова садится на край, а я залезаю в воду. Когда мы жили на яхте Константина, я плавала в океане при любой возможности. Я испытывала чувство свободы, пусть даже оно было недолгим. Иногда ловила себя на том, что жалею, что я не такой хороший пловец и океан поглотит меня.

Но сегодня я вообще не испытываю этого всепоглощающего чувства страха.

— Пушечное ядро! — Кричит кто-то, прежде чем я слышу громкий всплеск на другом конце бассейна от Арии.

Огромная волна воды обрушивается на Арию, окатывая ее сверху донизу.

— Ты придурок, Ренато! — Ария кричит, когда отшвыривает его.

Он от души смеется и начинает плавать кругами по бассейну. Я подхожу к Арии в воде и смотрю на Ренато. Он примерно моего возраста и достаточно красив, у него светло-каштановые волосы, зеленые глаза и больше мышц, чем я могу сосчитать — клянусь, у него восемь кубиков вместо шести.

То, как они взаимодействуют друг с другом каждый раз, когда я вижу их вместе, заставляет думать, что они больше, чем друзьями, но я могу ошибаться. Внешность может быть обманчивой. Но любопытство берет верх надо мной, и я просто вынуждена спросить: — Итак, что у тебя с Ренато? Он твой парень?

— Он бы хотел, — усмехается Ария, отжимая воду из своих мокрых волос. — Он тоскует по мне, и я позволяю, — говорит она, пожимая плечами и нахально ухмыляясь.

— Кроме того, отец убил бы его, если бы он прикоснулся ко мне, — признается она, ее улыбка немного дрогнула.

Я хмурюсь.

Итак, возможно, Арии нравится Ренато больше, чем она показывает, но она держит дистанцию, потому что ее родители не одобрили бы этого. Это было бы трудное положение. Тоскуешь по кому-то и никогда не можешь по-настоящему обладать им. Я могу сказать, что Ренато действительно нравится Ария. Возможно, он даже любит ее.

— Если этому суждено случиться, так и будет, — говорю ей.

Она хмыкает в знак согласия и кивает.

— Думаю, мне нужно перекусить. Я умираю с голоду.

Она вылезает из бассейна и встает, ее мокрые ноги шлепают по патио, пока она идет к креслу с большим пушистым полотенцем.

— Знаешь, нам стоит как-нибудь пройтись по магазинам, — бросает она через плечо.

— Я бы хотела этого, — искренне говорю я.

Она одаривает меня широкой улыбкой, а затем исчезает в доме. Несколько секунд спустя я вижу, как Ренато выбирается из воды и бежит за ней.

Я могу только засмеяться. Он как потерявшийся щенок, когда дело доходит до этой девушки.

Я остаюсь в бассейне еще на час, наслаждаясь жарким солнцем и теплой водой, пока моя кожа не начинает приобретать ярко-розовый оттенок. Не желая обгореть на солнце, вылезаю из бассейна, вода стекает по моему телу, когда я иду за полотенцем. Быстро вытираю ноги и руки, прежде чем стряхнуть излишки воды с длинных волос. Мой купальник все еще довольно мокрый, когда я захожу в дом, но я все равно планирую повесить его и запрыгнуть в душ, когда вернусь в свою комнату. Как только я сворачиваю за угол, натыкаюсь на то, что можно описать только как самый тяжелый сундук в истории сундуков.

Крепкие, нежные руки хватают меня за локти, прежде чем я, спотыкаясь, отступаю назад. А затем я смотрю в знакомые серо-стальные глаза, к которым так привыкла.

Когда я смотрю вниз, то понимаю, что намочила своим мокрым купальником белую футболку Нико. Мои глаза блуждают по его мускулистым грудным мышцам и твердому, как скала, прессу, которые теперь видны сквозь влажную ткань, и я тяжело сглатываю.

— Полагаю, ты только что была в бассейне, — размышляет Нико, и его губы растягиваются в натянутой ухмылке.

— Прости, — мне удается прошептать.

После моего ночного кошмара Нико остался со мной. Он спал поверх одеял, ни разу не пытался перейти какие-либо границы. Он был рядом, чтобы помочь мне, утешить меня. Просто как друг.

Но тепло, которое я чувствую сейчас от его тела, и то, как его руки сжимают мои плечи, заставляет мое сердце замереть.

Что-то глубоко внутри меня пробуждается, и трудно определить точную эмоцию, поскольку я никогда раньше этого не испытывала за всю свою жизнь.

Когда я проснулась этим утром, Нико уже не было, и я задумалась, не снился ли он мне после кошмара. Однако, когда я перевернулась, то почувствовала его запах на подушке, аромат цитрусовых и сандалового дерева.

Этим утром я не выходила из своей комнаты, слишком смущенная, чтобы столкнуться с ним за завтраком, и заново переживая то, как я попросила его остаться со мной прошлой ночью, как отчаявшийся ребенок, боящийся монстра под своей кроватью.

— Все в порядке? — Его глубокий голос возвращает меня к настоящему, и я смотрю на него снизу вверх.

Мои губы внезапно становятся сухими, и я высовываю язык, чтобы облизать их. Глаза Нико темнеют, когда он наблюдает за этим движением. Мой желудок сжимается, тепло приливает к клитору, и я внезапно чувствую себя слишком близко, слишком горячо, просто слишком. Я не знаю. Внезапно отступая назад, я вырываюсь из его объятий.

— Я-я в порядке. Еще раз извини за твою футболку, — говорю я, оборачивая вокруг себя слишком большое полотенце и туго затягивая его, отчаянно нуждаясь в барьере между нами.

— Все нормально. Я все равно направляюсь в спортзал, чтобы позаниматься с Ренато, — объясняет он.

Я просто киваю, не в силах говорить, слова застревают в моем пересохшем горле.

— Увидимся позже, Лина, — обещает Нико.

Когда он уходит, я понимаю, что это за чуждая эмоция, которую чувствовала. Это желание.

Глава 18

Селина

Встреча с доктором Грэм, в среду утром, прошла примерно так, как я и ожидала. Она задавала безбожное количество вопросов, и я отказалась отвечать на девяносто девять десятых процента из них. А потом мы продолжали утомительную череду ее просьб и моих уклонений почти час, пока она, наконец, не смягчилась и не отослала меня с блокнотом, чтобы я могла записывать свои чувства или что-то в этом роде.

Блокнот кажется тяжелым в моей руке, когда я несу его обратно в свою комнату. Я никогда ни с кем не обсуждала свои чувства, не говоря уже о том, что у меня хватило смелости записать их на бумаге. Доктор Грэм думает, что для меня будет полезно записывать все, что у меня на уме, но она понятия не имеет об ужасных вещах, которые я видела, или о том, что творится у меня в голове. Я просто благодарена, что ни она, ни кто-либо другой в этом доме не умеет читать мысли.

Лежа на кровати, я вздыхаю, открывая первую чистую страницу блокнота. Я прикладываю кончик шариковой ручки к бумаге, но моя рука просто остается там. Я заставляю себя написать что-нибудь, что угодно, но слова просто выходят не так, как я хочу. Предложения выглядят сумбурными.

Не то чтобы мне не о чем было поговорить. Просто кажется, что если я изложу это на бумаге, то все это станет реальным. Пытки и агония, которые я пережила, кажутся мне непрекращающимся кошмаром в моем сознании. Но если я начну записывать их, то буду вынуждена посмотреть правде в глаза и зацикливаться на них снова и снова.

Разочарованно вздыхая, я вырываю страницу, комкаю ее и выбрасываю в ближайшую мусорную корзину. Глядя на свежую пустую страницу, мне приходит в голову идея. Вверху листа, на синей линии, я пишу, что я хочу сделать.

Это будет что-то вроде моего личного списка дел, но это для ближайшего будущего и всего лишь мелочи, ничего похожего на путешествие по миру или совершение чего-то впечатляющего перед смертью. На данный момент это скорее список желаний, краткосрочные цели, которых я хотела бы достичь, пока остаюсь здесь.

Номер один в списке — получить аттестат. Я уже начала работать над этим, благодаря семье Витале. Скоро я должна сдавать вступительный тест, чтобы начать учиться и сосредоточиться на всем, над чем мне нужно работать. И хотя я очень нервничаю, в то же время я и взволнована.

Школа никогда не была приоритетом для моей матери. Ну, думаю, я тоже на самом деле. Я был маленькой, когда она забрала меня из государственной школы, хвастаясь директору, что я буду учиться на дому у лучших репетиторов, каких только можно купить за деньги. Она любила важничать, хотя каждый человек, которого мы встречали, мог видеть ее брехню насквозь. Жаль, что мне потребовались годы, чтобы понять это.

Нахмурившись, я возвращаю свое внимание обратно к блокноту. Грызу кончик ручки, пока думаю несколько минут.

Следующим в списке значится Умение водить машину. Я никогда раньше даже не сидела за рулем автомобиля. Мне всегда было интересно, каково это — беззаботно отправиться в путешествие, куда захочешь, с опущенными окнами и ревущей музыкой. Кажется, это было бы освобождением.

Займись серфингом. Мы с Нико много занимались серфингом, когда я жила здесь. Ничто не сравнится с силой океана и ловлей идеальной волны. Мы обычно проводили весь день от рассвета до заката на воде, и я никогда не уставал от этого. Ни на секунду. Я нашла в этом занятии страсть, которую никогда не смогла найти снова.

Я накручиваю свои длинные волосы на палец, пытаясь придумать, что еще хочу внести в список. Глядя на свои секущиеся кончики, я точно знаю, что хочу написать следующим.

Сделать стрижку.

Константин никогда не разрешал мне стричь волосы. Однажды он сказал мне, что длинные волосы делают меня моложе.

Сильная дрожь пробегает по мне, когда вспоминаю это. Я ненавижу думать о нем. Печально то, что он был огромной частью моего детства. Некоторые дети боятся бугимена или монстра под кроватью. Я на самом деле жила с чудовищем. Он был настоящим. Он реален.

— Ты все еще не в безопасности, — говорю вслух. Мне нужно постоянно напоминать себе об этом. Я никогда не буду в безопасности, пока он не умрет.

И вот почему следующее, что я напишу в своем списке, это…

Убить Константина Карбоне.

Я смотрю на эти слова, не в силах оторвать от них глаз. Я хочу, чтобы они каким-то образом сбылись. Я хочу, чтобы человек, который годами насиловал меня, предстал перед справедливым правосудием. Однако смерть может быть слишком мягкой для него. Я хочу, чтобы он страдал. Хочу, чтобы он горел за жизни всех своих жертв, а не только за мою.

Раздается стук в мою дверь, и я зову Нико войти.

Однако Нико не открывает дверь. Это Ария. Она выглядит как миниатюрная версия своей собственной матери — хорошенькая и миниатюрная, с длинными темными кудрями и янтарными глазами. На ней мерцающее бежевое летнее платье и босоножки. Боже, она всегда выглядит так, словно только что сошла с обложки модного журнала. Я не знаю, как кто-то может быть настолько хорошо собран все время, когда я здесь, просто пытаюсь не испачкать свою рубашку.

— Мне скучно, — говорит Ария, надув губы. — Хочешь пройтись по магазинам? — Спрашивает она с надеждой.

— Конечно, я бы с удовольствием прошлась по магазинам.

Лицо Арии мгновенно загорается.

— Хорошо, отлично. Увидимся в пять, — говорит она, прежде чем покинуть мою комнату.

После нашего совместного дня у бассейна я чувствую, что мы с Арией могли бы стать действительно отличными друзьями. Мы всегда ладили, когда я жила здесь в первый раз, но разница в возрасте мешала нам сблизиться в чем-либо, так как она действительно любила барби, а я уже переросла их. Но я помню время, которое мы проводили вместе, играя на улице с Нико и устраивая вечера кино и игр всей семьей.

Теперь, когда мы стали старше, у нас есть все, чтобы попытаться сблизиться. Очевидно, ей нравится ходить по магазинам, поскольку я не видела, чтобы она надевала одно и то же дважды с тех пор, как я приехала. Она всегда носит самые симпатичные наряды, и мне определенно не помешала бы ее помощь в этом вопросе.

Ария не могла выбрать лучшего времени, чтобы спросить меня. Вздыхая, я бросаю взгляд на свою одежду — легинсы для йоги и простую рубашку. Это лучшее, что у меня есть на данный момент, и я определенно нуждаюсь в переменах.

Николас

Мы с Альдо провели день, изучая кое-какие сведения, которыми нас снабдила Селина. Все это время отсиживались в диспетчерской и когда я возвращаюсь домой, то наслаждаюсь ощущением солнца на своей коже и свежего воздуха в легких. Несмотря на то, что мы действительно начали добиваться некоторого прогресса, мне нужен был перерыв, чтобы повидаться со своей девушкой. Я чертовски по ней скучаю. Как наркоман без дозы, мне необходимо просто увидеть ее, чтобы продержаться до следующего удара.

По дороге в ее комнату я думаю об информации, которую она нам дала. Предположительно, Константин увозил девушек и женщин на какой-то остров и продавал их девственность с аукциона очень богатым и влиятельным мужчинам. Селина могла рассказать нам только то, о чем она подслушала разговор Константина, на самом деле она не была на острове. Черт возьми, если бы мы смогли найти его, мы могли бы спасти стольких молодых женщин.

Альдо пообещал продолжать поиски, пока мы не найдем это, так что, надеюсь, он скоро что-нибудь придумает. Однако шансы против нас, потому что, если самые могущественные люди в мире отправляются туда, я уверен, что это хорошо спрятано и держится в секрете только для тех, кто посещает аукционы.

Больные ублюдки.

Я встряхиваю руками, пытаясь снять напряжение в теле, прежде чем постучать в дверь спальни Селины. Пока я жду, пытаюсь придумать причину, чтобы рассказать ей, почему я здесь. Может быть, я снова предложу ей позаниматься с ней или спрошу, что она хочет на ужин. Меня устраивает любой повод поговорить с ней. Дверь приоткрывается на несколько дюймов, и когда через минуту она не отвечает, я заглядываю внутрь. Комната пуста, и я хмурюсь.

Где она может быть?

Я не видел ее ни на улице, ни внизу по дороге сюда. Беспокойство начинает грызть меня изнутри. Что, если бы она снова попыталась уйти? Она бы этого не сделала, не так ли?

Толкая дверь, я вхожу. Посреди ее кровати лежит блокнот, который привлекает мое внимание, и мое сердце сжимается в груди. Она оставила мне записку? Гребаное прощальное письмо?

Первая страница открыта, ручка все еще прижата к ней, и на ней аккуратно нацарапаны слова. Я знаю, что должен уважать ее частную жизнь и не смотреть, но мне нужно убедиться, что она не сбежала. Если бы она это сделала, у меня все еще был бы шанс найти ее и вернуть до того, как что-нибудь случится.

Я планирую только взглянуть, но потом понимаю, что это список.

Любопытство берет верх, и я подхожу ближе, читаю список и запоминаю его.

Получить аттестат.

Научиться водить машину.

Заняться серфингом.

Сделать прическу.

Последнее заставляет меня задуматься.

Убить Константина Карбоне.

Я не могу сдержать улыбку, появляющуюся на моих губах, когда снова и снова перечитываю последнюю запись в списке. Карбоне не сломил мою Лину. Нет, он только сделал ее сильнее, укрепил волю, дух и решительность. Ей просто нужно время от времени напоминать об этом. И я хочу быть тем человеком, который поможет ей осознать свою силу.

Испытывая облегчение от того, что это не прощальная записка, я покидаю комнату и иду ее искать. Если она хочет выполнить те вещи из своего списка, я хочу быть тем, кто помогает ей в каждом из них. Я хочу быть рядом с ней и наблюдать, как она достигает всех своих целей. Быть с ней во всем, с чем ей приходится сталкиваться, во взлетах и падениях и тем, что между ними. Солнце не восходит и не заходит, если она не со мной. Теперь она весь мой мир.

Я сталкиваюсь с Ренато в главной комнате комплекса.

— Девочки отправились за покупками, — сообщает он мне, словно читая мои мысли.

— А, ладно, — говорю я с усмешкой. Я рад, что Селина смогла выбраться из дома. Знаю, что ей тоже не терпелось пройтись по магазинам, но я не взял ее с собой, потому что ужасно разбираюсь в подобных вещах. И я рад, что моя сестра прилагает усилия. Им обоим действительно не помешал бы друг, так что это в некотором роде идеально.

— Хочешь потренироваться со мной сегодня, пока их нет? — Предлагает Ренато.

— Конечно.

Я собирался так или иначе выместить свое разочарование на чем-нибудь.

— Кулаки или ножи? — Спрашивает он.

— Ножи, — говорю с непристойной ухмылкой. — Определенно ножи.

Глава 19

Селина

Смотрю на себя в зеркало примерочной и не могу перестать хмуриться. Я чувствую себя так странно в этой одежде.

— Как это выглядит? — Ария зовет из-за двери.

Я бросаю взгляд на короткое, но скромное, красивое платье в цветочек и украшенные драгоценными камнями босоножки.

— Я выгляжу как идиотка, — отвечаю, будучи предельно честной.

— Я уверена, что нет, Селина, — фыркает она. — Просто, просто дай мне посмотреть на тебя.

Я хмурюсь еще сильнее. Я не показывала ей последние пятнадцать или около того нарядов, которые она заставляла меня примерять, поэтому, думаю, я покажу ей этот. Просто чтобы заткнуть ей рот, мысленно говорю себе.

Когда я протискиваюсь из-за плотной занавески в роскошную раздевалку, Ария громко ахает.

— О, это то самое! — говорит она с широкой улыбкой, как будто мы только что выбрали мое идеальное свадебное платье или что-то в этом роде.

— Тебе не кажется, что это слишком…

— Слишком?

— Я не знаю, — говорю с разочарованным вздохом. Мне хочется сказать "слишком нормально", но я воздерживаюсь.

Когда я была под властью Константина, то носила либо ничего, либо самое откровенное, сексуальное платье, какое только можно купить за деньги. Я была голой, или выглядела как проститутка. Между ними не было ничего промежуточного. И определенно не было ничего подобного этому.

— Оно идеально подходит для твоей фигуры.

Она берет меня за плечи и подводит к яркому свету над зеркальной стеной.

— Здесь тебя лучше видно. Эти зеркала в прирочных — полное дерьмо, — уверяет она.

Я смотрю на себя в многочисленные отражения, но только на мгновение, прежде чем мои глаза автоматически опускаются в пол. Закусив губу, я торжественно качаю головой. Я даже не могу смотреть на себя без того, чтобы не испытывать миллиарды эмоций, и это делает меня грустной, подавленной, злой — черт возьми, все вышеперечисленное и еще кое-что.

— Хотела бы я, чтобы у меня были твои длинные ноги, — со вздохом комментирует Ария, садясь в соседнее кресло и болтая своими короткими ногами в воздухе, поскольку ее ступни не касаются земли.

Ария миниатюрная, почти на фут ниже меня. Но ее рост никак не умаляет ее красоты. Точно так же, как Нико пошел в своего отца в плане внешности, Ария — точная копия своей матери. Я всегда думала, что ее мать была самой красивой женщиной, которую когда-либо видела. Несмотря на то, что Верона с годами постарела, она по-прежнему сногсшибательна.

Глаза медленно оглядывают мой наряд в зеркале, пока я не встречаюсь со своим собственным взглядом. Ария, высказывающая свою неуверенность по поводу своего роста, заставляет меня понять, что неуверенность есть у всех, даже у людей, которые внешне кажутся безупречными. Мне нужно перестать чрезмерно анализировать каждую мелочь, что со мной не так, и просто сосредоточиться на жизни. Я только что провела целый день за покупками, ни о чем не заботясь, и никогда не думала, что смогу сделать что-то подобное. Моя жизнь движется вперед и меняется к лучшему, мне нужно просто запрыгнуть в нее и наслаждаться поездкой.

— Итак, тебе нравится? — Спрашивает Ария, сидя на краешке кресла, в ожидании моего ответа.

— Да, ты права, зеркала в примерочной — дерьмо. Здесь платье смотрится намного лучше.

Ария широко улыбается и кивает в знак согласия.

— Я же говорила.

Она вскакивает со своего места и говорит одной из работниц магазина, чтобы она сложила мою одежду.

— Да, конечно, мисс Витале, — говорит женщина, прежде чем уйти.

Я все еще разглядываю себя в зеркале, когда Ария говорит: — Нико это понравится.

Ее комментарий застает меня врасплох. При мысли о том, что Нико увидит меня нарядной, в животе порхают бабочки.

Он мне нравится. Он мне действительно нравится. Но по какой-то причине я продолжаю отталкивать его. Я никогда не позволяю нашим маленьким прикосновениям двигаться, хотя иногда мне действительно этого хочется. Может быть, это потому, что я не хочу, чтобы он был запятнан.

Я грязная.

Использованная.

Сломанная.

Тяжело вздыхая, я пытаюсь вытрясти плохие мысли из головы. Оглядываясь через плечо, я наблюдаю, как Ария передает несколько сумок одному из телохранителей, который принимает их без вопросов, прежде чем сделать несколько шагов назад от нас.

— Тебе когда-нибудь надоедает, что они всегда рядом? — Спрашиваю ее приглушенным шепотом.

Она пожимает правым плечом.

— Я привыкла к этому. Так было всю мою жизнь. Думаю, я не знаю другой жизни, — признается она.

Из того, что рассказал мне Нико, и из того, что я видела, Ария почти как пленница в своем собственном доме. Ее родители никогда не позволяли ей выходить из дома самостоятельно. И я не могу не задаться вопросом, усилили ли мистер и миссис Витале хватку за свою дочь после того, как меня похитили не один, а два раза.

Однако я не могу полностью винить их за чрезмерную заботу. Моя жизнь была бы совершенно другой, если бы мне посчастливилось иметь родителей с гиперопекой, а не ужасного человека, которая меня родила. Меня продала собственная мать, дважды. И если моя собственная мать способна совершить что-то настолько отвратительное, то с Арией может случиться все, что угодно. Я просто счастлива, что ей никогда не приходилось проходить через то, что прошла я. Даже если это означает быть запертой в башне из слоновой кости, я бы приняла эту судьбу в любой день.

— Мой брат с тобой другой, — говорит Ария, вырывая меня из моих мыслей.

— Что ты имеешь в виду? — Спрашиваю я, поворачиваясь к ней.

— Он всегда такой угрюмый и замкнутый. Был таким, сколько себя помню. Но когда ты рядом, я вижу, как во всей этой тьме вспыхивает свет. Он такой терпеливый и нежный с тобой, — объясняет она.

Я хочу спросить ее, почему она так думает, но боюсь ответа. Я думаю, что в глубине души Нико любит меня, или, по крайней мере, думает, что любит. Но большая часть меня хочет, чтобы он просто забыл меня и жил дальше с нормальной девушкой. С кем-то, кто не так испорчен. С кем-то, кто может сделать его счастливым. С кем-то без стольких проблем. Он заслуживает намного лучшего, чем я, намного большего, чем я могу ему предложить.

Ария подходит ко мне сзади, и я смотрю на ее отражение в зеркале. Она берет прядь моих длинных светлых волос и накручивает ее на палец.

Глядя на меня снизу вверх, она спрашивает: — Что ты думаешь о походе в парикмахерскую?

Мои глаза встречаются с моими собственными в отражении зеркала. Улыбка дергается в уголке моего рта, когда я решительно киваю.

Я годами хотела подстричься, и теперь никто не стоит у меня на пути. Никто не говорит, что я могу или не могу делать. Это то чувство свободы, которого я так жаждала. И я так отчаянно хочу быть свободной.

Глава 20

Николас

— Ты не концентрируешься, — усмехается Ренато, направляя лезвие своего ножа в мою сторону.

Я слышу, как щелчок лезвия рассекает воздух, когда уклоняюсь от него в самую последнюю секунду. Тренировки всегда были образом моей жизни, с тех пор как я был маленьким ребенком. Мой отец учил меня всегда быть готовым. Ко всему. Я начал тренироваться с ножами много лет назад, потому что это придает скучной борьбе элемент опасности, который действительно возбуждает мой адреналин. Я могу целый день сражаться с людьми отца и одолеть их всех. Но когда вы добавляете к этому настоящее, опасное оружие, что ж, случиться может все, что угодно.

Я крепче сжимаю рукоять своего ножа и протягиваю его к нему, пока мы танцуем опасный танец на открытой тренировочной площадке. Он, как всегда, легко уклоняется. Ренато в отличной форме. Все люди моего отца должны быть такими, чтобы выполнять то, чего он от них ожидает. То, что Ренато ближе ко мне по возрасту, не означает, что кто-то относится к нему проще. Если уж на то пошло, они ожидают большего. И он это знает.

Пот стекает по моей обнаженной спине, когда солнце припекает ее. Такое чувство, что горячие лучи пытаются содрать мою плоть с костей.

— Сегодня чертовски жарко, — комментирую я, прежде чем быстро отойти в сторону, поскольку Ренато изо всех сил пытается меня подрезать.

— Это была твоя идея, — говорит он с ухмылкой, подпрыгивая отступая назад. — Проблемы с девушкой?

— Ты знаешь, что это так, — говорю я ему, закатывая глаза. — Черт возьми, иногда мне кажется, что я добиваюсь с ней какого-то реального прогресса. А в следующий раз мне кажется, что я вернулся к исходной точке.

— Время.

— Что?

— Дай ей время. Время лечит все раны, или что бы там ни говорили люди.

Ренато снова бросается на меня, и на этот раз я довожу атаку до конца, и за долю секунды его задница распластывается на земле. Он щурится на меня сквозь яркое солнце с дерьмовой ухмылкой на лице.

— Ты думаешь, я когда-нибудь побью тебя?

— Никогда, — говорю я ему с ухмылкой, протягивая руку, чтобы помочь ему подняться. Мы оба возвращаемся на в стойку, и он делает мне знак подойти к нему.

— Я не знаю. Эта девушка совсем запудрила тебе мозги. Думаю, сейчас мой шанс атаковать, — говорит он с мрачным смешком.

— Возможно, — соглашаюсь я и принимаю стойку, прежде чем напасть на него.

Он с трудом разряжает меня и валит на землю. Когда он обнимает меня за шею и мы боремся, я мгновенно отключаюсь. Если Ренато в чем-то и хорош, так это в удушающем захвате отправляя человека вздремнуть в рекордно короткие сроки.

— Так быстро сдаешься? — Он насмехается.

Я подбираю с травы свой нож и возвращаюсь на место.

— Не хочу уснуть, — язвительно замечаю я.

Мой комментарий заставляет его взвыть от смеха. Затем он поднимает руки и принимает позу, отчего его огромные бицепсы выпирают.

— Никто не может бодрствовать с этими младенцами, обернутыми вокруг горла.

— То, что выглянуло солнце, не означает, что мы должны достать оружие.

Он кивает в знак согласия.

— Да, мне лучше убрать этих малышек, пока твоя девушка не увидела и не решила прийти ко мне в комнату сегодня вечером. — А затем он подчеркивает этот дерьмовый разглагольствование подмигиванием.

Я знаю, что его оскорбление — это шутка, чтобы разозлить меня, но оно заставляет мою кровь закипеть за две с половиной секунды.

— Что за хрень ты несешь? — Спрашиваю я сквозь стиснутые зубы.

Ренато, должно быть, заметил перемену в моем настроении, потому что быстро говорит с усмешкой: — А, вот и ты. Я искал тебя весь день. — Он поднимает руку и шевелит пальцами. — Подойди ко мне, братан.

И я это делаю.

Мой клинок дважды ранит его, пока мы деремся и валяемся на землю. И только когда я оказываюсь на нем сверху и мой нож угрожает перерезать ему яремную вену, он называет это "вырубкой".

— Так быстро сдаешься? — Спрашиваю я, повторяя его предыдущую колкость.

— Черт возьми, ты можешь быть безжалостным, когда захочешь, — говорит он, вытирая тонкие полосы крови со своего бока и живота своей ранее сброшенной белой футболкой. Приведя себя в порядок, он отбрасывает футболку в сторону, и я вижу блеск гнева в его глазах. Он ненавидит проигрывать. И мне, взявшему над ним верх хотя бы раз, кажется, что я проиграл ему.

— Хватит ходить вокруг да около, — скрежещет он зубами.

Я не могу удержаться от смеха над его комментарием.

Большинство мужчин не продержались бы с нами и одного раунда на ринге, даже если бы мы технически не работали в полную силу раньше.

Я принимаю стойку, готовый сразиться с Ренато, когда замечаю светлые волосы. Это не длинные волосы, которые я привык видеть.

И я настолько застигнут врасплох, когда ее странные глаза встречаются с моими, что я даже не слышу и не вижу, как Ренато приближается ко мне.

Я чувствую, как лезвие его ножа рассекает мою кожу, и он валит меня на землю.

— Ах, черт! — Я вскрикиваю, когда он наваливается на меня всем своим весом, эффективно выбивая воздух прямо из моих легких.

— О, черт! — вскрикивает Ренато, осознав, что натворил. Он быстро слезает с меня и встает. — Ты выглядел готовым, чувак. Я думал, ты был готов!

Я слышу панику в его голосе. Не знаю, что его больше беспокоит: то, что он мог серьезно ранить меня, или то, что мой отец сделает с ним, если узнает об этом.

Я все еще с трудом дышу, когда к нам подбегает Селина. Я вижу тревогу в ее глазах.

— Ты в порядке? — Спрашивает ее робкий голос.

Она выглядит по-другому. Не только ее более короткие волосы, но и все. На ней короткое платье в цветочек и милые босоножки. И, черт возьми, я не могу перестать пялиться на ее длинные ноги, пытаясь оправиться от удара. Я обожаю длинные ноги.

Моя сестра подбегает к ней сзади, и я понимаю, что Ария должно быть помогла Селине, полностью преобразив ее.

Когда мои легкие больше не горят, я говорю им: — Я в порядке.

Ренато протягивает мне руку, а затем смотрит вниз, на мой живот, и говорит: — О, черт.

Я опускаю взгляд и вижу кровь, текущую из открытой раны. Она уже пропитала пояс моих серых спортивных штанов.

— Это была моя вина, — уверенно говорю ему. — Я отвлекся.

— Селина, ты отведешь Нико к медсестре? — Спрашивает Ария.

Лина медленно кивает, ее широко раскрытые глаза сосредоточены на моей ране. Черт. Я знаю, что она ненавидит вид крови, основываясь на том, что случилось с ней в прошлом.

— Пожалуйста, поторопись, — говорит Ария, нежно тряся Лину за плечо.

Настойчивость в голосе Арии, кажется, возымела желаемый эффект, и Лина, наконец, выходит из своего странного транса. Схватив меня за руку, Лина тянет меня к дому. Я иду как в тумане, глядя на наши соединенные руки. Ее рука в моей кажется такой маленькой и нежной.

Она стучит в дверь свободной рукой, отказываясь меня отпускать, и я не могу сдержать улыбку. Я знаю, что не должен радоваться тому, что держусь за руки с девушкой, как подросток предпубертатного возраста, но это самое большее, что Лина сделала с тех пор, как приехала сюда.

Для нее маленький шаг — это огромный шаг, и я благодарен за каждый.

Сара открывает дверь и бросает на меня один взгляд, прежде чем с тяжелым вздохом произносит: — Входи. Давай на стол.

Я делаю, как она говорит, когда подходит к раковине, чтобы вымыть руки. Я ожидаю, что Лина отпустит мою руку, но она сжимает ее еще крепче, садясь на стул рядом со смотровым столом.

— Что случилось на этот раз? — Нахмурившись, спрашивает Сара, надевая пару синих латексных перчаток.

— Драка на ножах с Ренато.

— Хм, обычно здесь он, а не ты, — признается она, промывая мне низ живота антисептиком.

— Все когда-нибудь бывает в первый раз, — говорю я с тяжелым вздохом.

Сара заправляет иглу и подходит ко мне.

— Похоже, тебе понадобится несколько швов.

Я стискиваю зубы и медленно выдыхаю, когда игла входит в мою кожу, и сжимаю руку Лины немного крепче. Черт возьми, как хорошо, что она здесь, со мной.

Сара подходит к шкафам и начинает открывать и закрывать ящики, собирая то, что она собирается использовать.

— Итак, Ренато — это обычно тот, кого я зашиваю после одной из ваших поножовщин. — Она оглядывается через плечо и ослепляет меня зубастой улыбкой. — Только не говори мне, что он наконец-то взял над тобой верх?

Я тихо смеюсь, качая головой.

— Я отвлекся.

Лина сжимает мою руку немного крепче, и я нежно сжимаю ее в ответ, чтобы подбодрить. Ни в чем из этого нет ее вины. Просто она так чертовски красива, что я не мог отвести от нее взгляд. Когда ее глаза встречаются с моими, она шепчет: — Мне жаль.

— Это не твоя вина, милая, — шепчу я в ответ.

От моего ласкового обращения ее щеки покрываются розовым румянцем, сводя меня с ума. Черт возьми, мне нравится, что она иногда застенчива со мной.

Сара оборачивается с металлическим подносом, полным того, что в итоге причинит мне боль. Пропустив наш разговор шепотом, она спрашивает: — Итак, что тебя отвлекло?

— Самая красивая женщина, которую я когда-либо видел в своей жизни, — отвечаю я, прежде чем взглянуть на Селину. Ее розовый румянец медленно превращается в темно-красный.

Сара ухмыляется, ее глаза переводятся с Селины на меня.

— Ах, — произносит она, ее улыбка становится шире. — Селина, как насчет того, чтобы ты снова отвлекла Нико, пока я буду накладывать ему швы?

Селина кивает ей, но я могу сказать, что она все еще чувствует себя виноватой. Я сжимаю ее руку, пока ее внимание не переключается на меня. Затем я говорю: — Ты подстриглась.

— Э-э, да, — говорит она, касаясь коротких концов свободной рукой. — Тебе нравится? — спрашивает она, ее глаза смотрят на меня сквозь несколько выбившихся прядей.

— Да, это… — Я останавливаю себя, чтобы не сказать, насколько это сексуально. Она выглядит потрясающе с этой новой стрижкой. Она тоже выглядит старше. Но вместо этого я ловлю себя на том, что говорю ей: — Тебе очень идет.

Она улыбается моему комментарию.

— Срань господня! — Я вскрикиваю, когда один из швов становится глубоким.

Сара извиняется.

— Может быть, это заставит тебя дважды подумать, прежде чем драться на ножах. У вас с Ренато есть дела поважнее, чем устраивать соревнования по писанию полос каждые несколько дней, не так ли? — ругает она меня.

Я стискиваю зубы и шиплю через еще один глубокий шов.

— Больше никаких ножей. Понял, — соглашаюсь я нерешительно.

Несколько минут спустя Сара заканчивает накладывать мне швы. У меня, вероятно, останется уродливый шрам внизу живота, но я просто добавлю его к своей постоянно растущей коллекции.

Лина убирает свою руку, и я сразу начинаю скучать по ее прикосновениям. Было так приятно чувствовать ее кожу рядом со своей.

— Думаю, я пойду почитаю в своей комнате, — говорит она мне перед уходом.

Я смотрю на свою пустую руку и мысленно проклинаю.

Сара возвращается с марлей и скотчем.

— Постарайся подержать рану сухой пару дней. А потом можешь снять марлю и дать ей подышать. Не три слишком сильно, когда принимаешь душ.

Она дает указания, но яедва ее слышу. Я слишком погружен в свои мысли.

— Привет, — говорит Сара, щелкая пальцами перед моим лицом, чтобы привлечь мое внимание. — Ты слышал что-нибудь, что я сказала?

— Держать рану сухой. Дать ей подышать. Не тереть слишком сильно.

Она закатывает глаза и усмехается.

— Достаточно хорошо. Просто приходи ко мне, если разойдутся какие-нибудь швы. Хорошо?

— Конечно, — говорю я ей, прежде чем спрыгнуть со стола.

— Полегче, — предупреждает она.

— Конечно, — повторяю я, заставляя ее снова закатить глаза.

Затем она спрашивает: — Эй, как дела у Селины?

— Хорошо. Я думаю, — говорю, хмуря брови. — Честно говоря, она мне мало что рассказывает. Я просто знаю, что она в лучшем месте, чем там, где она была. И это все, что имеет значение на данный момент.

Сара кивает в знак согласия.

— Увидимся позже, — говорю ей перед уходом. Ноги несут меня прямо в комнату Селины. Я стучу, и после того, как слышу, как она говорит, что можно войти, я выглядываю из-за двери. Она свернулась калачиком на своей кровати с книгой.

— Хочешь заняться чем-нибудь веселым? — Я спрашиваю ее.

Я вижу тревогу в ее взгляде, но она все равно кивает и говорит: — Хорошо.

— Увидимся внизу, — говорю я ей.

У меня есть идея. Я просто надеюсь, что Селине она понравится.

Глава 21

Николас

Я вывожу Селину на улицу и веду в огромный гараж, в котором находятся все наши машины.

— Выбирай сама, — говорю я ей.

Брови Селины хмурятся, когда она поднимает на меня взгляд.

— Что-что ты имеешь в виду?

— На какую из них ты хотела бы сегодня сесть за руль?

— Сесть за руль? — Спрашивает она, ее глаза расширяются. — Нико, я не знаю, как.

— Я знаю. Я бы хотел научить тебя, — быстро объясняю ей. Я знаю, что это было в ее списке дел, которые она хочет сделать, и я помогу ей с этим, особенно с последним. То, что Константин Карбоне мертв и ушел навсегда, где он никогда не сможет причинить вреда ни одной живой душе, звучит просто замечательно.

— Вон ту, — слышу я ее слова и следую в том направлении, куда она указывает.

Это серебристый BMW M5.

— Определенно безопасный вариант, — говорю я ей, потирая подбородок большим и указательным пальцами.

— На какой машине тебе нравится ездить? — Спрашивает она.

— Вот на этой, — говорю я, подводя к своему темно-синему McLaren 720S. — Но поскольку это твой первый раз, может быть, нам стоит взять BMW на всякий случай.

Честно говоря, если бы Селина попала в аварию в моей машине, я бы не волновался. Для этого и существует страховка. На мгновение это ранило бы мою душу, но я бы справился с этим. Пока Селина в безопасности и не пострадала, это все, что действительно имеет значение.

Она подходит к BMW.

— Может быть, тебе сначала отвезти нас куда-нибудь, — предлагает она.

— Я знаю как раз такое место.

Я звоню одному из телохранителей и говорю ему, чтобы он подготовил команду для слежки за нами. Селина, кажется, заметно расслабляется, когда понимает, что с нами будет охрана.

— Нужно быть осторожным, — объясняю я, и она кивает в знак согласия.

Я привожу нас в заброшенный аэропорт.

Там есть дороги, ведущие туда и обратно, знаки "Стоп" и парковочные места, на которых она может попрактиковаться, целых девять ярдов.

Охранники остаются у входа, ожидая нас, пока я паркуюсь посреди огромной парковки. Тротуар местами потрескался и зарос, но он идеально подойдет для обучения Селины вождению.

Мы меняемся местами, и я чувствую, как от нее волнами исходит нервозность, когда она сжимает руль.

— Газ справа. Тормоз слева. — Я располагаю ее руки так, чтобы они были под более удобным углом. — Вот так.

— Здесь так много кнопок, — ее взгляд скользит по приборной панели, и я слышу неуверенность в голосе.

— Не беспокойся об этом, — говорю я, изо всех сил пытаясь подавить улыбку, но у меня ничего не получается. — Просто сосредоточься на дороге и руле. Сегодня тебе нужно беспокоиться только о газе и тормозе. Достаточно скоро мы сможем послушать несколько хороших мелодий и опробовать другие гаджеты, но я хочу, чтобы сегодня ты…

Она издает нервный смешок.

— Ладно. Думаю, я готова.

— Хорошо. Теперь поставь ногу на тормоз и переключи коробку передач, — инструктирую я, помогая найти рычаг переключения передач. — Отлично. Теперь аккуратно отпусти тормоз и поставь ногу на газ.

Селина нажимает ногой на газ, отправляя нас вперед. С ее губ срывается крик, прежде чем я кричу: — Тормози, тормози, тормози!

Она ставит ногу на тормоз и нажимает на него, отчего машина с визгом останавливается, а нас сильно качает на ремнях безопасности.

— Черт! — кричит она.

Я боюсь взглянуть на нее, боюсь, что все испортил, не оказав ей более мягкого обращения. Но я потрясен, когда слышу смех. Я смотрю на ее лицо, которое освещено, как солнце, улыбается и смеется. Она выглядит так, словно проводит лучшее время в своей жизни. Будто чертовски счастлива.

— Это было волнующе! — внезапно восклицает она, когда у нее вырывается приступ хихиканья.

Я не могу не присоединиться к ее смеху. Черт возьми, ее смех похож на зов сирены. Такой милый и искренний. Моей девушке нравится опасность. Я уже могу сказать. И меня это полностью устраивает. Пока я могу обеспечивать ее безопасность, она может подвергаться всем опасностям, какие захочет.

— Ладно, Эвелин Книвел, давай попробуем еще раз. Но на этот раз медленнее, — предупреждаю я.

Она серьезно кивает и прикусывает нижнюю губу, сосредоточившись, сводя меня с ума. Мой член мгновенно твердеет при виде этого.

Селина чертовски сексуальна, даже не пытаясь. Она совершенно неотразима. И я не могу перестать смотреть на нее, замечая каждую мелочь — например, то, как ее глаза расширяются от восторга, когда она делает что-то правильно, или маленькую складку между бровями, когда она действительно концентрируется.

Следующие несколько часов мы проводим за рулем по заброшенному аэропорту. Я учу Селину водить машину по главным дорогам, ведущим внутрь, останавливаться у всех необходимых знаков и пользоваться указателем поворота. Она быстро все схватывает, и я не могу гордиться ею больше. Она действительно хочет учиться. И это заставляет меня хотеть научить ее еще большему.

Когда она наконец ставит машину на стоянку, я говорю ей: — Теперь ты можешь вычеркнуть вождение машины из своего списка.

Улыбка исчезает с ее лица, и я сразу понимаю, что облажался.

— Ты… ты видел мой список? — тихо спрашивает она.

Я морщусь. Черт. Я действительно надеюсь, что она не возненавидит меня за вторжение в ее личную жизнь.

— Это было случайно, но да, — говорю я. — Я зашел в твою комнату, блокнот лежал открытым на твоей кровати, и я просто посмотрел. Внутренне успокаиваю себя, быстро добавляя: — Прости.

— Итак, ты видел, последнее, что было в моем списке? — спрашивает она голосом чуть громче шепота, глядя прямо перед собой поверх руля.

Убить Константина Карбоне. Как я мог забыть?

— Да.

— И что ты об этом думаешь?

Ее глаза наконец встречаются с моими.

Я ни на секунду не прерываю зрительный контакт, когда говорю ей: — Я хочу его смерти так же сильно, как и ты. И я собираюсь убедиться, что это произойдет.

Селина заметно расслабляется, и с ее плеч словно свалился невидимый груз. Возможно, она боялась, что я буду думать о ней хуже из-за желания кого-то убить или, возможно, мое подтверждение ее мести — это то, в чем она нуждалась все это время. В любом случае, я рад видеть, что вездесущее напряжение немного рассеивается.

С удивлением наблюдаю, как Селина наклоняется и заводит машину.

— Можно мне снова покататься по парковке? — нетерпеливо спрашивает она с легкой, беззаботной улыбкой на лице, которая впервые освещает весь мой гребаный мир.

— Да, конечно. Поехали, стритрейсер, — говорю я со смехом.

Глава 22

Селина

Мы возвращаемся в резиденцию Витале поздно ночью. Все еще смеясь входим в парадную дверь, когда слышим голос.

— Похоже, вы двое хорошо провели время, — говорит Ария с ухмылкой, пересекая фойе по пути на кухню.

— Лина научилась водить, — говорит Нико с усмешкой.

Я никогда не видела, чтобы он так много улыбался. Он, вероятно, сказал бы то же самое обо мне. С тех пор, как я приехала сюда, Нико был серьезным и задумчивым. Приятно осознавать, что, если я немного расслаблюсь, то он тоже может.

Его слова останавливают Арию на полпути.

— Правда? Это потрясающе, — говорит она с улыбкой, но она не касается ее глаз. — Я так и не научилась водить машину, — признается она, пожимая одним плечом — Но меня всегда кто-то возит, так что, думаю, в этом нет особой необходимости, — добавляет она, но я слышу грусть в ее голосе.

Арию действительно прячут, но я уверена, что у Луки и Вероны были на это свои причины. Они видели так много детей, проданных через торговлю людьми, что им, вероятно, трудно спать по ночам, если они все время не знают, где их дети. И я не могу сказать, что действительно виню их. Если у меня когда-нибудь будут дети, а это огромное "если", я бы никогда не выпускала их из виду. Мне неприятно думать о том, что я все время живу в страхе, но знаю, что это именно то, на что это было бы похоже. Я знаю, что может случиться. И не пожелала бы такого своему злейшему врагу, не говоря уже о невинном ребенке.

— Ну, ребята, развлекайтесь, — говорит нам Ария, махнув рукой. — Я собираюсь перекусить перед вечером кино с Ренато.

— Не забудь средства защиты! — Нико кричит ей вслед, за что получает свирепый взгляд и средний палец от своей сестры.

Когда Ария исчезает на кухне, я спрашиваю Нико: — Она и Ренато?

Я уже спрашивала Арию об их отношениях раньше, когда мы были в бассейне, но она очень скромно рассказывала обо всем этом, создавая впечатление, что Ренато просто влюблен в нее, и она позволяет это.

Нико пожимает плечами.

— Я знаю, что Ренато влюблен в мою сестру. Также я и раньше заставал их целующимися, но понятия не имею, что они делали или не делали.

Он морщится, прежде чем добавить: — И не хочу знать.

Я смеюсь над его дискомфортом.

— Итак, вечер кино звучит весело, — говорю Нико.

Он смотрит на меня, изучая мое лицо, прежде чем сказать: — Да? Ты хочешь, чтобы я спросил Арию, можем ли мы присоединиться?

Я нервно сжимаю руки.

— Или у нас может быть свое собственное кино, — спрашиваю я, заставляя свой голос не ломаться.

— Конечно, — говорит Нико. — Затем он прочищает горло. — У меня в комнате есть Netflix, или мы можем посмотреть фильм в гостиной.

— Нет, твоя комната подойдет, — уверяю его. Я знаю, он пытается дать мне выход, чтобы я чувствовала себя более комфортно. И хотя мне нравится это в Нико, то, что он никогда ни к чему не принуждает меня и то, что он всегда ставит мои чувства превыше всего, я просто хочу хоть раз в жизни почувствовать себя нормальной.

Вечер кино с ним наедине в его комнате звучит великолепно и нормально для меня.

— Хорошо. Я захвачу нам что-нибудь перекусить, — предлагает он.

— Конечно, — бросаю я через плечо, прежде чем поднимаюсь по лестнице в его комнату.

Николас

Пока попкорн разогревается в микроволновке, я достаю из холодильника две газировки и несколько коробок конфет. Понятия не имею, что понравится Лине, поэтому просто пытаюсь схватить все.

После того, как с попкорном покончено, я сгребаю все в охапку и несу наверх, в свою комнату, где Лина терпеливо ждет меня на моей кровати.

Она растянулась на животе, выставив напоказ свои длинные ноги. Черт возьми, она великолепна. Я представляю ее такой расслабленной и беззаботной, желая нарисовать это позже.

Когда она поднимает на меня взгляд, на ее лице появляется улыбка.

— Вау, ты совершил набег на кладовую? — Спрашивает она.

— В значительной степени, — отвечаю со смешком. — Не знал, чего бы тебе хотелось, так что…

— Ну, я люблю попкорн, и это обязательная закуска к кино, так что ты молодец. — Она садится и помогает мне со всем.

Когда она стоит передо мной на коленях, черт возьми, вся кровь приливает прямо к моему члену. Чертыхаясь себе под нос, я хватаю коробки с конфетами и подхожу к столу, чтобы поставить их. Стоя к ней спиной, я заставляю зверя за моей молнией успокоиться. Хотя я бы с удовольствием трахнул Селину, я знаю, что она к этому не готова. Черт возьми, на этом этапе я бы согласился на интенсивный сеанс поцелуев или даже на объятья, но я не могу торопиться с ней. И не буду.

И это не потому, что я считаю ее слишком хрупкой или слабой. Нет, к черту это. Она самый сильный человек, которого я знаю. Это просто потому, что я не хочу отпугнуть ее или что-то изменить между нами. Наша дружба слишком важна для меня, чтобы терять ее только потому, что мой член хочет намокнуть. Вместо этого я собираюсь подождать и позволить событиям развиваться медленно, в своем собственном темпе. Я не знаю, сколько времени пройдет, прежде чем она будет готова перейти на следующий уровень, но я готов подождать. Я буду ждать еще десять лет, если потребуется. Я бы ждал ее вечно.

— Ты в порядке? — Спрашивает Селина, и я понимаю, что слишком долго стояю здесь, не двигаясь, не разговаривая.

— Э-э, да, просто пытаюсь решить, чего я хочу.

Беру со стола коробку мятных конфет "Юниор Минтс" и несу на кровать. Я сажусь на матрас, прислонившись спиной к изголовью, в то время как она снова ложится на живот лицом к телевизору.

Моя рука ползет к моему твердому члену, и я прижимаю к нему ладонь. Черт возьми, она сводит меня с ума своими длинными ногами. Закрыв глаза, я пытаюсь думать о чем угодно, кроме Селины и ее сексуальном теле.

— Ты уверен, что с тобой все в порядке? — Спрашивает Селина, пугая меня.

Когда я открываю глаза, она снова стоит рядом со мной на своих гребаных коленях, выглядя обеспокоенной. И это заставляет меня чувствовать себя самым большим мудаком в мире из-за всех грязных мыслей, проносящихся в моей голове. Что я могу сказать? Я, блядь, не святой и уж точно не монах. У меня есть желания, и прямо сейчас у меня есть желание раздвинуть ее длинные ноги и зарыться лицом между ее бедер, пока она не выкрикнет мое имя и не кончит мне на лицо.

— Эм, да. — Пытаясь отвлечь внимание от своей неловкости, я быстро меняю тему. — Какой фильм ты выбрала? — Спрашиваю я, и даже я слышу, как странно звучит мой голос. Она, наверное, думает, что я схожу с ума.

— Про зомби-апокалипсис, — отвечает она с усмешкой.

Мои губы приподнимаются.

— Мило!

Предоставь Селине не выбирать что-то типичное, вроде романтической комедии. Хотя я бы точно посмотрел сочный романтический фильм. Черт возьми, я бы сделал почти все, чтобы сделать ее счастливой.

В конце концов она ложится на спину и запускает фильм. Мой взгляд продолжает скользить по ее сексуальным ногам и пухлой заднице, но я заставляю себя жевать конфету и держать себя в узде. Я понятия не имею, о чем фильм, кроме зомби и апокалипсиса. Я даже голосов актеров больше не слышу. У меня внутренняя битва с моим членом, который, блядь, не слушает, что бы я ни говорил. Схватив одну из подушек, я кладу ее себе на колени. Чувствую себя гребаным подростком, который не может контролировать свои гормоны на первом свидании.

Когда фильм наконец заканчивается, я почти стону вслух от облегчения. Если мне придется остаться в этой комнате с ней наедине еще на секунду, я могу просто спонтанно воспламениться.

Селина встает, смотрит на меня с подушкой на коленях и склоняет голову набок. Знает ли она, что я изо всех сил пытаюсь не кончить в штаны прямо сейчас? О черт.

— Это было весело, — говорит она, нервно заламывая руки перед собой.

— Да, мы повторим это снова, — говорю я ей с неловкой усмешкой.

— Ну, спокойной ночи, — бормочет Селина, прежде чем выйти из комнаты и закрыть дверь.

— Черт, — выдыхаю я долгим вздохом, прежде чем опустить голову от стыда. Это было чертовски неловко, потому что последние полтора часа у меня был ходячий стояк. Встав, я направляюсь в ванную. Прошло много времени с тех пор, как я дрочил, и мне нужно заняться делом, чтобы это дерьмо не повторилось в следующий раз, когда я буду рядом с Селиной.

Глава 23

Селина

Я меряю шагами пол своей спальни. По какой-то причине весь вечер кино с Нико я чувствовала себя неловко. Не уверена, чувствовал ли он то же самое, но я отчаянно хочу знать. Мне нужно убедиться, что я не сделала ничего, что могло бы его обидеть или заставить чувствовать себя неловко. Прежде чем я успеваю передумать, выхожу из своей комнаты и иду по коридору.

Я робко стучу в дверь Нико и жду. Стою в пижаме, нервно переминаясь с ноги на ногу, но он не отвечает. Может быть, он уже в постели? Нервно покусывая губу, я берусь за дверную ручку и поворачиваю, осторожно открывая дверь. Комнату освещает лампа, и я вижу, что его нет в постели.

Мое внимание привлекает звук воды из ванной комнаты, и поэтому мои ноги ступают по деревянному полу к приоткрытой двери. Шум воды становится громче, и думаю, что он принимает душ, а не просто моет руки, как я предположила ранее.

Я говорю себе уйти, не смотреть, но это почти так, как будто я ничего не могу с собой поделать. Вместо этого я выхожу в пространство, где открыта дверь, и заглядываю в просторную ванную. Внутри душевой кабины, которая сделана из высокого стекла, я вижу Нико. Его обнаженное тело насквозь промокло от льющейся на него воды. Мое сердце начинает биться быстрее при виде его мышц и пресса, выставленных на всеобщее обозрение. Мой взгляд опускается туда, где его рука сжимает свой член. Он толстый, длинный и твердый, идеальный.

Он хлопает рукой по мокрому кафелю и стонет: — Лина.

Боже мой, он думает обо мне, когда кончает. Длинные струи спермы извергаются из его члена, и я не могу сдержать вздоха удивления, срывающегося с моих губ. Должно быть, это прозвучало громко, потому что следующее, что я помню, — глаза Нико встречаются с моими. Мы смотрим друг на друга, и я вижу удивление и замешательство на его красивом лице, прежде чем он снова произносит мое имя.

Я даже не осознаю свой следующий шаг, просто знаю, что должна убраться оттуда ко всем чертям. Меня поймали за тем, что я наблюдала за ним. Я смущена больше всего на свете, но в то же время возбуждена. Я не останавливаюсь, пока не оказываюсь в своей комнате за закрытой дверью. Прижимаюсь спиной к дереву, правой рукой прикрываю сердце, которое угрожает выскочить из груди.

Мои пальцы сжимаются и разжимаются, а затем они непроизвольно движутся сами по себе вниз по моему телу и под пижамные штаны. Закусив губу, я просовываю пальцы в трусики и потираю свои влажные складочки. Это так неправильно, но так чертовски приятно. Я закрываю глаза и представляю Нико в душе таким, каким я его видела — мокрым и твердым, поглаживающим свой член и выкрикивающим мое имя.

Я быстро подхожу к краю, но, кажется, не могу пересечь эту тонкую грань. Я стискиваю зубы, плохие мысли начинают одолевать меня слева и справа, и я почти слышу голос Константина у себя в ухе.

— Не смей кончать, маленький питомец.

Дрожа, открываю глаза, почти ожидая увидеть его стоящим передо мной. Я в ужасе от удовольствия, потому что за удовольствием всегда приходит боль. Мое тело было приучено принимать это, и я борюсь с этим до тех пор, пока не сдаюсь. Мои пальцы в конце концов перестают двигаться. Тот момент, полный похоти, прошел, и облегчения не предвидится.

Разочарованно вздыхая, я вытаскиваю руку из трусиков, и слезы наполняют мои глаза. Я чувствую себя неловко. Грязно. То, что я сделала, было неправильно. И я не могу остановить льющиеся слезы и рыдание, сотрясающие мое тело, когда падаю на пол. Подтягивая колени к груди, я сворачиваюсь в клубок на полу и отдаюсь своим эмоциям.

В мою дверь стучат, и мой позвоночник напрягается.

— Лина, — слышу я глубокий, нежный голос Нико, зовущий из-за двери.

Я не могу встретиться с ним лицом к лицу прямо сейчас, не в таком состоянии. Поэтому оставляю его просьбы без ответа и иду спать, чтобы бороться со своими демонами в одиночку.

Психиатр прочищает горло. Я вырываюсь из своих грез и заставляю себя посмотреть ей в глаза.

— Извините, — бормочу себе под нос.

— Где вы только что были? — спрашивает доктор Грэм.

— Я просто думала, — признаюсь я. И если док только что говорила, я не слышала ни слова.

— Могу я спросить, о чем вы думали?

Мои щеки мгновенно вспыхивают от этого вопроса.

Я сворачиваюсь калачиком в кожаном кресле у окна и подтягиваю колени ближе к груди.

— Я думал о Нико, — говорю я, мой голос едва громче шепота. Я ни в коем случае не хочу открываться ей, но мне отчаянно нужно с кем-то поговорить обо всем, что произошло.

Доктор Грэм, кажется, довольна моим ответом. Она, вероятно, в восторге от того, что на этот раз действительно добиваемся некоторого прогресса, а не от того, что я закрываюсь и отказываюсь отвечать на ее вопросы.

— Вы думали о чем-то конкретном? Воспоминание из прошлого или, что-то более свежее? — спрашивает она.

— Кое-что случилось прошлой ночью, — признаюсь я.

Боже, я игнорировала Нико с тех пор, как это случилось. Когда он подошел к моей двери, я даже не могла посмотреть ему в лицо. Я чувствовала себя самой большой дурой в мире из-за того, что прогнала его, но мне было слишком стыдно, чтобы рассказать ему о том, что произошло.

А еще меня беспокоит, что я сдамся и сделаю какую-нибудь глупость, например, поцелую его или… Я даже отказалась спускаться на завтрак, где мы ели вместе каждое утро в течение последних нескольких дней, из-за чего я чувствую себя еще хуже.

— А что произошло прошлой ночью, Селина? — настаивает она.

— Мы с Нико вместе смотрели фильм в его комнате.

— Звучит забавно, — говорит она с искренней улыбкой. — Происходило ли что-нибудь еще, кроме фильма?

— Нет. То есть да.

— Ты не так уверена, — мягко говорит она.

Ее голос такой успокаивающий и контролируемый. Неудивительно, что она выбрала эту профессию. Иногда мне кажется, что я могла бы рассказать ей все, что угодно, и бывают моменты, когда рассказываю некоторые вещи. Намного больше, чем я когда-либо кому-либо рассказывала.

— Я вернулась в комнату Нико, чтобы поговорить с ним после фильма, но он был… — мой голос замолкает. — Я видела Нико в душе.

Я утыкаюсь лицом в колени, отчаянно пытаясь спрятаться.

Я все еще смущена из-за всего этого. Но еще больше… я все еще возбуждена.

— Хочешь поговорить об этом? — спрашивает она, поправляя красные очки на переносице.

Меня так и подмывает сказать ей "нет", но в каком-то смысле я действительно хочу поговорить об этом. Я хочу знать, нормально ли то, что чувствовала.

Я больше не представляю, что такое "нормально".

— Он трогал себя. И я не могла отвести взгляд. Я наблюдала за ним. — Закрыв глаза, я признаю: — Он позвал меня по имени, когда кончил.

После недолгого колебания она наконец спрашивает: — И что ты при этом почувствовала?

Я открываю глаза и снова смотрю в окно.

— Меня это возбудило, — признаюсь, чувствуя себя совершенно ужасно, как только эти слова слетают с моих губ.

— Ну, это нормальная реакция, Селина, — уверяет меня доктор Грэм. — По выражению твоего лица я могу сказать, что ты с этим не согласна.

— Это неправильно, — непреклонно говорю я и не знаю, кого пытаюсь убедить больше — доктора или себя.

— Почему это неправильно?

— Я не должна так думать о нем.

— А почему бы и нет? — подсказывает она.

— Потому что он, потому что он Нико! — Восклицаю я, даже не понимая собственного ответа.

— Потому что он твой друг, и ты не хочешь, чтобы он был тебе больше, чем другом? — Предполагает она.

— Да, наверное, — отвечаю я, но для меня это звучит неправильно.

Нико мой друг, но я думаю, что мы глубоко любили друг друга, когда были детьми, еще до того, как узнали, что такое настоящая любовь. Но с тех пор так много изменилось. Я никогда не могла ожидать, что он будет хотеть меня так же, как когда-то.

— Он тебе нравится? — спрашивает она.

— Да, — отвечаю я без колебаний. — Нико красив внутри и снаружи. Он совершенен. А я… — я останавливаюсь, чтобы не высказать свои негативные мысли вслух.

— А ты кто, Селина?

После долгого колебания, когда я не отвечаю, доктор Грэм снова спрашивает: — Ты кто, Селина?

— Я совсем не идеальна. Я сломлена. Я испорчена, — выпаливаю я.

Слезы быстро наполняют мои глаза и текут по пылающим щекам. Я вообще не привыкла говорить о своих чувствах. За последние десять лет никто не спрашивал, что я чувствую.

— Ты не такая, Селина, — уверяет доктор Грэм. — Помни, что негативные мысли не помогают нам справляться с реальными проблемами. Они только разрывают нас на части, вместо того чтобы исцелять, в чем мы действительно нуждаемся.

Она делает несколько пометок, прежде чем сказать: — Скажи мне, что ты сейчас чувствуешь, Селина. Используй свои слова.

— Я чувствую себя неловко. Я чувствую себя глупо, — выдавливаю я, сердито вытирая слезы. Боже, я так много не плакала уже много лет. И вдруг оказываюсь здесь, и шлюзы открываются. Может быть, это потому, что в глубине души я знаю, что меня не накажут за проявление эмоций, за слезы.

— Не чувствуй себя смущенной или глупой. Все, что ты здесь скажешь, останется между нами. Думай обо мне как о своем собственном дневнике, но в человеческом обличье. Ты можешь говорить со мной о чем угодно, и твои слова будут заперты, как в дневнике, только для твоих глаз.

Я киваю, пытаясь переварить ее слова. Я никогда ни перед кем в своей жизни раньше не открывалась, ну, кроме Нико. Он знал настоящую меня, но это было тогда, когда я не была тайкой испорченной. Черт возьми, я была испорчена даже тогда.

— Все, что ты чувствуешь, нормально, Селина. Ты знаешь это, верно? Ничто из того, что ты чувствуешь, не является неправильным, — заверяет она меня.

Я киваю в знак согласия, хотя и не уверена, что полностью верю в это.

— После того, как я вышла из его ванной, то вернулась в свою комнату и потрогала себя. — Моя шея и щеки снова становятся красными. Я не знаю, почему об этом так трудно говорить. Уверена, что многие люди открыто говорят о сексе, особенно с врачами.

— Тебе понравилось?

— Я не смогла. — Я качаю головой, не в силах произнести смущающие слова вслух.

Доктор Грэм прочищает горло.

— Ты уже упоминала, что тебе никогда не разрешали получать удовольствие во время сексуальных контактов с вашим похитителем.

Я зажмуриваюсь. Я все еще слышу слова Константина, когда он принуждал меня заняться сексом с одним из его друзей.

Не кончай. Не смей кончить, маленькая шлюха! Если ты кончишь за ним, я буду бить тебя до смерти!

— Селина! Селина! — зовет меня доктор Грэм, но звучит так, будто ее голос сейчас за миллион миль отсюда.

Я открываю глаза и в замешательстве смотрю на нее. В какой-то момент, должно быть, я поднялась со стула и забилась в угол комнаты.

— Все в порядке, Селина. — Она протягивает мне руку, но я отказываюсь ее принять. — Здесь никто не причинит тебе вреда, — говорит она.

Это то же самое, что она всегда говорит, но мне говорили это раньше, и посмотрите, что произошло — моя мать продала меня во второй раз, и меня оторвали из этого счастливого дома.

Внезапно чистая и неразбавленная паника яростно охватывает меня.

Мое тело начинает неудержимо дрожать, и я крепко обхватываю руками колени, сворачиваясь на полу в позу эмбриона.

Кажется, целую вечность я лежала с закрытыми глазами, отгораживаясь от всего остального в мире, рыдая в темноте, пока не услышала низкий голос Нико, зовущий меня.

Мои глаза медленно открываются, и в тот момент, когда я вижу Нико на коленях рядом со мной, я подползаю и бросаюсь в его распростертые объятия.

Он крепко обнимает меня, поглаживая рукой вверх и вниз по спине, шепча что-то успокаивающее мне на ухо.

— Не отпускай меня, — отчаянно шепчу я ему, все мое тело дрожит от страха.

— Никогда, — обещает он.

И одно это слово заставляет меня сразу почувствовать себя лучше.

Это заставляет меня наконец почувствовать себя в безопасности.

Глава 24

Николас

После того, как я укладываю морально и физически истощенную Лину в ее постель, я покидаю комнату и выхожу на улицу. Мне нужно подышать свежим воздухом. Когда психиатр позвонила и сказала, что она не смогла достучаться до Лины и что я, вероятно, единственный человек, который мог это сделать, мое сердце провалилось в гребаный желудок.

Я не только беспокоился о ней и за то психическое состояние, в котором она находилась, но и был почти уверен, что Лина не выйдет из этого состояния из-за меня. Она отталкивала меня с тех пор, как появилась, и это медленно убивало меня день ото дня.

Прошлая ночь была тяжелой для нас обоих. Она застукала меня в душе. Черт возьми, я просто ничего не мог с собой поделать. У меня был момент слабости, и она была свидетелем этого. Она даже слышала, как я звал ее по имени, когда кончал. И когда я увидел ее, стоящую там, в дверном проеме, то почувствовал, что мой мир рушится вокруг меня. Я знаю, что мне нужно не торопиться с ней, и это ни в коем случае не было чертовски медленно.

Она выбежала из моей комнаты так, словно ее задница горела, и отказалась открывать дверь, когда я попытался поговорить с ней о случившемся. И то, что Селина игнорировала меня всю прошлую ночь и этим утром, когда она отказалась пойти позавтракать со мной, чертовски разрывало меня изнутри.

Но я ни за что не откажусь от нее. Я отказываюсь сдаваться. Она моя девушка. Она всегда была моей. Вселенная не просто так свела нас вместе не один раз, а дважды. И я больше никогда ее не отпущу. Тот факт, что я достучался до нее всего несколько минут назад, когда психиатр не смог, дает мне некоторое подобие надежды. Нас с Селиной связывает невыразимая и нерушимая связь. Я думаю, в глубине души она знает, что я никогда не причинил бы ей вреда и не позволил бы никому другому.

Я знаю, что моя прежняя Лина где-то там, ждет, когда ее освободят. И я хочу быть тем, кто даст ей эту свободу, чего бы это ни стоило.

Я выхожу на задний двор особняка, и вижу Бенито во внешнем спортзале, наносящего удары по груше. Когда он поднимает голову и видит меня, то улыбается. Но как только он видит выражение моего лица, улыбка сходит с него.

— Что случилось? — Спрашивает он, когда я подхожу ближе.

— Ничего, — говорю я. И тут же отвечаю: — Все.

— Черт. Ладно, — говорит он, кивая. — Давай разберемся с этим.

Бенито — тот, кто научил меня направлять свой гнев и чувства в тренировки. Это почти как удары кулаком по неодушевленному предмету, которые помогают мне высвободить то, что я пытаюсь запереть внутри. Конечно, рисование отчасти помогает мне справиться с гневом, но иногда доходит до того, что я чувствую себя вулканом внутри, готовым извергнуться в приступе ярости или чего похуже. Без Бенито я, вероятно, просто продолжал бы держать все в себе, без выхода, и последствия этого были бы не из приятных.

Он перевязывает мне руки, а я молча наблюдаю за ним. Я чувствую себя таким чертовски опустошенным и потерянным.

— Поговори со мной, Нико, — говорит он, поднимая большую перчатку, по которой я бью правым кулаком.

Приятно во что-то врезаться. Я бью еще несколько раз, прежде чем, наконец, открываюсь.

— Как раз в тот момент, когда я думаю, что у меня что-то получается с Селиной, что-то происходит, и тогда я чувствую, что мы делаем десять шагов назад. — Вздохнув, я несильно бью кулаком левой, а затем в отчаянии вскидываю руки. — Я не знаю, как это исправить. Как двигаться дальше.

— Расскажи мне, что происходило до сих пор.

Я так и делаю.

Я рассказываю ему о том, как видел ее список, как учил ее водить, о вечере кино в моей комнате. Опускаю ту часть, где она, блядь, застукала меня в душе, я слишком смущен, чтобы потчевать его именно этой историей.

А затем я рассказываю ему о том, как несколько часов назад у нее случился приступ паники в кабинете психиатра.

— Доктор не смог до нее достучаться? — спрашивает он.

— Нет.

— Но ты это сделал.

— Ага.

— Но. Ты. Сделал, — говорит он, подчеркивая каждое слово. Я смотрю на него, и он медленно кивает мне. — Я знаю, ты хочешь, чтобы все происходило быстро, но жизнь так не устроена, малыш. Ты просто должен уделять ей столько времени, сколько ей нужно, независимо от того, сколько это займет. — Он бросает перчатку и указывает на меня пальцем. — Позволь мне задать тебе вопрос. Если бы она исчезла отсюда завтра, ты бы подождал ее еще десять лет?

— Я бы ждал всю гребаную жизнь, — признаюсь я в спешке.

— Тогда вот твой ответ. Ты можешь подождать. В тебе есть силы на это. Твой член просто пытается рассказать мозгу другую историю. Думай своей головой, — говорит он, указывая вверх. — А не своей головкой, — указывает ниже.

Я не могу удержаться от смеха над его логикой и советом.

— Спасибо, — фыркаю я.

— С ней ты добьешься своего. Я тебе это обещаю. Маленькими шажками, Нико.

— Маленькие шаги, я согласен.

Я смотрю на небо, которое начинает темнеть. Надвигается гроза. Но вдалеке на землю падает солнечный луч.

Я думаю, в любой ситуации всегда есть свет, который противостоит тьме.

Бенито прав. Даже если кажется, что у нас с Селиной нет прогресса, каждый день — это толчок вперед, к будущему, к лучшему месту для нас. Мне нужно напоминать себе об этом каждый раз, когда я думаю, что мы делаем шаг назад, или всякий раз, когда я чувствую разочарование. Мы все еще дальше, чем были накануне.

— Спасибо, Бенни, — говорю я ему, хлопая по плечу.

— В любое время, малыш. В любое время.

Глава 25

Селина

— Уделяй столько времени, сколько тебе нужно, Селина. Это всего лишь вступительный тест. Результат даст мне понимание того, с чего нам следует начать твою подготовку к экзамену на аттестат, — объясняет учитель.

Она старше, с седыми волосами и добрыми голубыми глазами. Клянусь, все до единого люди, которых нанимают Витале, милые, удивительные и терпеливые. Но, учитывая тип женщин и детей, которые остаются здесь, и ужасные вещи, через которые они прошли, я уверена, что большинству из них нужны такие люди в их жизни. Я знаю, что определенно нужны.

Я сижу за столом и смотрю на бумагу, сжимая в руке карандаш с номером два. У меня никогда не было проблем с чтением.

Я прочитала достаточно книг за свою жизнь, чтобы заполнить библиотеку. Временами книги были моим единственным спасением от реального мира, и я была счастлива, что Константин дал мне хотя бы одно утешение. Хотя отобрать у меня мои ценные книги было одним из способов, которым он мог наказать меня или манипулировать мной, заставляя делать плохие вещи для него.

Отбросив эти мысли в сторону, я сосредотачиваюсь на стоящих передо мной вопросах. Они начинаются достаточно легко, и я думаю, что они продвигаются по уровням, становясь все сложнее. На первые несколько я отвечаю быстро. Это очень простой способ определения форм и цветов.

Примерно на десять вопросов ниже идут математические вопросы. Мои глаза прищуриваются, когда я пытаюсь понять задачу. Я даже не помню, чтобы в начальной школе изучали математику, и поэтому цифры просто сбиваются вместе, пока не расплываются.

Чувствуя разочарование, я пропускаю этот вопрос и продолжаю. Но сложность вопросов продолжает расти. Горячий румянец разливается по моей груди и щекам, когда я пропускаю вопрос за вопросом. Вскоре я не могу ответить ни на один из них. Слова расплываются из-за слез, быстро наполняющих мои глаза, и я раздраженно бросаю карандаш на стол.

— Селина, с тобой все в порядке? — Спрашивает учительница.

— Я не хочу. Я не могу.

Мой голос замолкает, поскольку во рту внезапно пересыхает.

— Все в порядке. Это просто для ознакомления, чтобы у нас была отправная точка. Базовый уровень.

Сердитая слеза скатывается из уголка моего глаза и стекает по горящей щеке. Боже, я даже не могу вспомнить, когда в последний раз плакала из-за чего-то настолько глупого, как это, и от этого я чувствую себя еще хуже.

Я не могу ответить даже на простой математический вопрос или на большинство из этих вопросов. Константин украл у меня жизнь. И я никогда не ходила в школу после третьего класса, благодаря моей матери, которая только делала вид, что учит меня дома, когда я была маленькой девочкой. Они не дали мне прожить нормальное детство.

Я ненавижу их обоих.

Я ненавижу то, что они со мной сделали.

И я ненавижу того, кем я стала из-за этого.

Быстро поднимаюсь, маленькая комната наполняется скрежетом моего стула по кафельному полу. Я сжимаю тест в руках и начинаю разрывать его на мелкие кусочки. Не помню, чтобы раньше была так зла. Я столько лет была такой оцепенелой из-за наркотиков. Трудно вспомнить, на что похожи настоящие эмоции, такие как гнев, на самом деле.

Откуда-то из комнаты доносится крик. Он дикий и оглушительный. И мне требуется мгновение, чтобы осознать, что звук исходит из моего собственного рта. В глазах темнеет, а руки хватаются за угол стола, за которым я сидела. Внезапно я переворачиваю его. От этого приходит небольшое чувство удовлетворения. Но этого недостаточно.

Этого никогда не будет достаточно.

Потому что внутри меня так много подавленной обиды, что я никогда не смогу выпустить ее всю.

И я боюсь, что в конечном итоге это поглотит меня целиком.

Николас

Ближе к вечеру я получаю на телефон экстренное сообщение. У меня сводит живот, когда понимаю, что речь идет о Селине. Выбегая из своей комнаты и пробегая по коридору, я добераюсь до другой стороны комплекса за рекордно короткое время.

Есть комната, которую мы используем под временную школу, когда дети остаются здесь, в комплексе, чтобы они не отставали в учебе, пока их не вернут их семьям или не отдадут в приемную семью.

Я слышу ее сердитые крики, наполняющие коридор, еще до того, как подхожу к двери. Распахивая дверь, я ловлю Селину, когда она переворачивает стол. Перевернуты многочисленные столы, и я могу только предположить, что она сделала это со всеми ними.

Учитель стоит в передней части класса, бросая на меня нервный взгляд, когда я врываюсь.

Подбегая к Селине, я хватаю ее прежде, чем она успевает перевернуть другой стол. Сначала она сопротивляется, но я заставляю ее остановиться. Затем я беру ее рукой за подбородок и заставляю посмотреть мне в глаза.

— Эй, эй, эй, — говорю я.

Ее глаза расфокусированы, и она выглядит такой чертовски потерянной, что у меня болит в груди.

Мой большой палец гладит ее мягкую щеку, пока она медленно приходит в себя, ее глаза, наконец, проясняются, и она сосредотачивается на мне.

— Поговори со мной, Лина. Что происходит? — Я шепчу ей.

— Я не могу этого сделать! Я не могу. Я не могу, — говорит она, несколько раз качая головой.

Я киваю ей, показывая, что понимаю, хотя на самом деле этоне так. Она явно из-за чего-то злится и вымещает этот гнев на всем, что находится поблизости. Я никогда раньше не видел ее такой расстроенной, и очевидно, что ей нужно выплеснуть немного эмоций.

Взяв ее за руку, я тащу ее к двери.

— Пойдем со мной, — говорю ей.

Она упирается каблуками и вырывает свою руку из моей.

— Куда мы идем? — Спрашивает она осторожно.

Я останавливаюсь и поворачиваюсь к ней. Я вижу страх в ее глазах, и мне ненавистно, что кто-то вложил его туда.

— Ты мне доверяешь? — Слова слетают с моих губ прежде, чем я успеваю их остановить.

Черт, а что, если она скажет "нет"? Но я испытываю огромное облегчение, когда она утвердительно кивает.

— Ладно. Тогда следуй за мной.

Я выхожу из комнаты первый, и мне приятно, когда я слышу, как она наступает мне на пятки. Я веду ее через территорию особняка туда, где находится тренажерный зал.

К счастью, в это время дня здесь никого нет, так что мы здесь одни. Когда за нами закрывается дверь, я объясняю: — Я не сказал тебе, когда мы были здесь в первый раз, но эта комната звуконепроницаема. Так что, если тебе нужно кричать, брыкаться и визжать, ты можешь сделать все это здесь.

Она выгибает белокурую бровь, глядя на меня.

— Ты не можешь просто держать свои эмоции взаперти, Лина. В конце концов, давление становится слишком сильным. К счастью, я знаю, как тебе найти выход. Я собираюсь позволить тебе направить свой гнев на что-нибудь позитивное.

Я веду ее в сторону спортзала, где беру рулон спортивной ленты.

— Дай мне руку, — говорю я.

Она колеблется, но только на секунду, прежде чем протянуть ко мне руку. Я начинаю обматывать ее кисть и запястье спортивной лентой, то же самое проделываю со второй рукой. Затем надеваю ей на руки поверх ленты две боксерские перчатки.

— Все готово.

Веду ее к длинной тяжелой боксерской груше, висящей в углу комнаты, встаю за ней и говорю ей: — Хорошо, начинай бить.

Лина наносит хук справа, затем слева. Я вижу напряжение в ее мышцах и знаю, что она не отпускает. По крайней мере, пока.

— Ты можешь представить, что в этой груше тот, на ком ты хочешь выместить свой гнев, — напоминаю я ей.

Затем, вместо изящных ударов, которые она наносила раньше, ее кулаки становятся оружием. Удары становятся все сильнее и сильнее, пока все, что вы можете услышать во всем зале, — это то, как она бьет кулаком по груше.

Это моя девушка.

Она кричит, набрасываясь на грушу, и я просто знаю, что она представляет Константина. У нее никогда раньше не было возможности выместить на нем свой гнев, и освобождение, которое она чувствует, вероятно, является катарсисом.

Она наносит еще несколько прямых, более сильных ударов, пока не отшатывается, тяжело дыша.

— Как себя чувствуешь? Спрашиваю я ее.

— Хорошо. Это приятно, — говорит она с дрожащим вздохом. — Я хочу продолжать.

Я отступаю и позволяю ей вымещать свой гнев на неодушевленном предмете, пока она не устает слишком сильно, чтобы продолжать. Когда она наконец заканчивает, я сажаю ее на скамейку, и снимаю перчатки, разматываю ленту, обмотавшую ее руки. Я осматриваю их на предмет повреждений, но не вижу на них никаких отметин.

— Ты можешь приходить сюда и делать это в любое время, когда захочешь, — говорю я ей, встречаясь с ней взглядом. — Но забинтовывай руки и надевай перчатки. Иначе ты действительно можешь пораниться.

Она кивает мне, но не говорит ни слова.

— Ты хочешь поговорить о том, что произошло ранее с учителем? — Мягко спрашиваю я.

Лина прикусывает нижнюю губу.

— Я проходила вступительный тест, чтобы понять, сколько работы мне нужно проделать, прежде чем пытаться получить аттестат.

Она хмурится и говорит мне: — Я едва смогла ответить на десять вопросов, прежде чем они стали слишком сложными.

Я хочу сказать, что помогу ей учиться, что мы справимся с этим, но держу рот на замке. Прямо сейчас ей не нужны мои заверения. Прямо сейчас ей нужно выплеснуть все свои чувства.

— Думаю, я только что осознала, как много из моей жизни Константин и моя мать украли. У меня никогда не было обычного детства. Я никогда не испытывала того, что обычно случается с подростками.

Она поднимает на меня взгляд, ее сине-зеленые глаза встречаются с моими.

— Единственный раз, когда я чувствовала себя нормально и в безопасности, это когда жила здесь с тобой и твоей семьей. Но это было так недолго. — Ее голос замолкает, а глаза становятся грустными.

— К черту вступительный тест, — говорю я, за что получаю легкую улыбку. Черт возьми, эта легкая усмешка может осветить весь мой мир в одно мгновение. — Мы можем начинать заниматься каждую ночь, если ты хочешь. Мы будем изучать все и вся. И после того, как ты почувствуешь себя более комфортно, ты сможешь снова пройти тест. Хорошо?

— Хорошо, — говорит она, ее улыбка становится шире. — Не мог бы ты помочь мне с математикой? — Спрашивает она, и я могу сказать, что она смущена этим вопросом.

— Конечно! В школе у меня были одни пятерки по математике. Математика дается легко, если я твой учитель, — говорю я ей, подмигивая. Она тихо хихикает, и не могу поверить, что сегодня она вызвала у меня улыбку и смех.

Прогресс.

Маленькими шажками, точь-в-точь как сказал мне Бенито на днях.

Медленно и неуклонно.

Это не гонка, когда дело касается Селины.

Это гребаный марафон. И я участвовать буду в нем долго. Я здесь для нее, когда бы ей ни понадобился.

Глава 26

Николас

Мы начинаем с начальной математики, изучаем все основы — сложение, вычитание, умножение, деление. И как только Селина освоит их, мы приступим к более сложным задачам.

За завтраком я заставляю ее решать математические уравнения, а вечером даю тесты, основанные на том, что мы выучили утром. Селина, конечно, сдает на отлично. И после нескольких дней выполнения упражнений и тестов она снова готова пройти вступительный тест.

Нервничая, я выхожу из класса, ожидая, когда она закончит или когда она снова начнет швырять парты.

Но когда в течение часа внутри все остается тихим и спокойным, я доволен, что у Селины не будет очередного срыва. Не то чтобы я мог даже винить ее за выходку. Черт возьми, если бы кто-то украл у меня мое детство, я бы тоже разозлился. Нет, больше, чем злился. Я был бы одержим убийственной яростью, выжигая гребаную землю до тех пор, пока не осталось бы никого, кто причинил мне боль.

Я уверен, что именно это она на самом деле чувствует глубоко внутри. И я так горжусь тем, что знаю, какая она сильная. Она держит себя в руках каждый гребаный день, не срываясь, когда это сделали бы многие.

Когда открывается дверь, я перестаю ходить и, подняв глаза, вижу Селину, выходящую из комнаты. Она останавливается передо мной, опустив глаза в пол, ничем не выдавая себя. Но когда она поднимает голову и вижу улыбку на ее губах, я знаю, что она справилась хорошо, очевидно, намного лучше, чем в первый раз.

— Как все прошло? — Я спрашиваю ее.

— Отлично. Спасибо тебе, — говорит она. — Спасибо, что помогаешь мне.

— Без проблем, — говорю ей. Честно говоря, время, которое мы провели вместе за учебой, было потрясающим. Просто быть рядом с ней делает меня счастливым, и я давно не был так рад.

— Учитель выставит оценку вступительному тесту, — объясняет Селина, — а затем мы сосредоточим школьные занятия на том, в чем заключаются мои слабые стороны, и будем отталкиваться от этого. Она уверена, что я смогу получить аттестат примерно через месяц.

— Это потрясающе, Лина. И когда ты сдашь, мы должны будем это отпраздновать.

— Если я сдам, — поправляет она меня.

— Нет. Когда ты сдашь, — уверенно говорю я.

— Хорошо, — ее улыбка становится шире. Часы на ее запястье пищат, и она смотрит на них. — О, мне пора на прием к физиотерапевту.

— Ладно, увидимся позже, — говорю я, ненавидя то, что у меня больше нет возможности проводить с ней время прямо сейчас и что мне снова приходится делить ее с кем-то другим. Я смотрю, как она уходит, не моргая, пока не исчезает за углом из поля моего зрения.

Некоторые люди, вероятно, посоветовали бы мне избавиться от моей маленькой одержимости ею, но я знаю, что этого никогда не случится.

Селина

Ближе к обеду мы с Дуэйном заканчиваем сеанс физиотерапии.

Я уже чувствую себя сильнее, как будто могу завоевать весь мир. И все это благодаря Нико и его семье. Я так долго жила в страхе и глубокой депрессии, что забыла, каково это, просто быть нормальной, довольной и чувствовать себя комфортно. И я действительно чувствую себя здесь комфортно.

Я побывала в самых красивых странах мира и видела то, чего многие люди никогда в жизни не увидят, но прямо сейчас не хотела бы быть где-то еще. Я думаю, что на самом деле могла бы быть счастлива здесь. Когда-нибудь это место вполне могло бы стать для меня домом.

— Итак, какими видами физической активности ты увлекаешься? — Спрашивает Дуэйн, вырывая меня из моих мыслей. — Пешие прогулки, езда на велосипеде, плавание, ходьба?

Я слегка пожимаю плечами.

— Раньше я занималась серфингом с Нико, — подсказываю я.

— Серфинг? О боже, ты не смогла бы втянуть меня в воду, но у тебя много энергии, — говорит он с мягким смешком. — Хотя серфинг — отличное занятие.

— Как ты думаешь, она готова к этому? — Спрашивает Нико, заставляя мою голову повернуться в его сторону.

— О, определенно, — говорит Дуэйн.

Я даже не заметила, что Нико вошел в спортзал, и это заставляет меня задуматься, как долго он стоит там, наблюдая за нами.

На нем обтягивающая белая футболка и серые спортивные штаны. Черт, эти штаны должны быть запрещены законом. И я даже не могу оторвать глаз от очертаний его брюк.

— Что ты думаешь, Селина? — Спрашивает он, выводя меня из транса.

Мои глаза сразу же устремляются на лицо Нико, и я наблюдаю, как он склоняет голову набок и его губы растягиваются в понимающей усмешке. О боже, он только что поймал меня за подглядыванием.

— Э-э, — заикаюсь я, когда горячий румянец заливает мои щеки.

Какой был вопрос?

Дуэйн говорит: — Пока ты не сойдешь с ума в свой первый день, с тобой все будет в порядке, Селина.

Ах да, серфинг. Мы говорим о серфинге.

— Ты уже в отличной форме, — комментирует Дуэйн, дружески похлопывая меня по ноге.

Я смотрю, как Нико прищуривается, глядя на Дуэйна, и мне приходится подавить усмешку. Нико ревнует? Я думаю, что да. И почему огромная часть меня хочет, чтобы он ревновал?

— Мы можем заняться серфингом сегодня днем, если хочешь, Лина, — предлагает Нико.

— Конечно. Звучит забавно, — говорю я с улыбкой.

— Отлично. Я уверен, ты могла бы одолжить доску Арии. Я не думаю, что она когда-либо пользовалась ею с тех пор, как мама и папа купили снаряжение для серфинга в качестве рождественского подарка несколько лет назад.

— Тогда это свидание, — объявляет Дуэйн с широкой ухмылкой. Он встает и говорит нам: — Я ухожу домой на весь день. Вы, дети, развлекайтесь!

Мы смотрим, как он уходит, а затем напряжение, которое, кажется, всегда было между мной и Нико, медленно начинает проникать в комнату, сгущая воздух, пока мне не становится трудно сделать полный вдох.

Возможно, заметив перемену, Нико прочищает горло и говорит: — Я пойду, все приготовлю. Встретимся на подъездной дорожке через двадцать минут? Предлагает он.

— Да, конечно, — мой голос звучит хрипло, как будто я жевала гравий.

Я смотрю, как Нико поворачивается и уходит. И только когда он выходит из комнаты, я чувствую, что снова могу дышать. Не знаю, почему между нами всегда так много напряженности, но я собираюсь попытаться это исправить. Я хочу, чтобы мы с Нико были друзьями. Ладно, может быть, больше, чем друзьями. Боже, я даже не знаю, чего хочу. Но я точно знаю, что хочу, чтобы все было просто и не так сложно.

Я решаю подняться наверх и принять душ. На каждом шагу я не могу не думать о том, как он выглядел в спортзале и в тех спортивных штанах, которые так низко сидели на бедрах.

Ладно, возможно, холодный душ — это как раз то, что мне нужно.

Глава 27

Николас

Сейчас межсезонье, поэтому на пляже немноголюдно, за исключением нескольких парней с удочками и одного-двух серфингистов в воде. Несмотря на прохладу воздуха, океан все еще теплый, что идеально подходит для серфинга.

Сначала я переодеваюсь в задней части фургона. Выпрыгиваю, застегивая гидрокостюм, одновременно показывая Селине, чтобы она сделала то же самое. Мы купили ей костюм в маленьком магазинчике по дороге. Как только она оказывается внутри фургона, я закрываю дверь и жду, пока она переоденется. Три знакомых внедорожника припаркованы не так далеко от нас, и я киваю одному из телохранителей, сидящему на переднем сиденье ближайшего автомобиля. Нельзя быть слишком осторожным, особенно когда Константин так близко и крадется по Нью-Йорку сразу после похорон своего сына. Альдо следил за ублюдком, и все, кроме меня, озадачены тем, почему он остается в Нью-Йорке. Я знаю, почему он не уезжает.

Он надеется снова запустить свои когти в Селину. Я чувствую это глубоко внутри. Константину не нравится проигрывать, и он, черт возьми, потерял самую красивую девушку в мире. Она больше никогда не будет у него. По крайней мере, если он не вырвет ее из моих холодных, мертвых рук.

В этот момент щелкает боковая дверь фургона, и выходит Селина.

— Э-э, не мог бы ты мне помочь? — спрашивает она, оборачиваясь. Сзади есть молния, до которой она не смогла дотянуться, поэтому я хватаюсь за молнию и начинаю ее поднимать. Мои пальцы касаются ее нежной кожи, и я чувствую, как она дрожит от моего прикосновения.

Черт.

Прочищая горло, я говорю ей: — Вот. Все готово.

Когда она снова поворачивается ко мне лицом, воздух покидает мои легкие. Она выглядит такой чертовски красивой.

Раньше мы много времени проводили здесь, в воде, занимаясь серфингом, смеясь и разговаривая. Боже, мы могли говорить часами. Серфинг с Линой — одно из моих самых теплых воспоминаний подросткового возраста.

— Наперегонки! — кричит она, прежде чем схватить свою доску и пуститься бежать.

Черт! Я хватаю свою доску и бегу за ней. Я почти забыл, что мы всегда бегали наперегонки на пляж, и тот, кто выигрывал, должен был поймать первую волну.

Не могу поверить, что она вспомнила.

Она опережает меня на несколько секунд, и я виню в этом попытку грубо обращаться с моей доской и то, что она получила преимущество.

— Похоже, я была первой, — говорит она, практически сияя.

Посмеиваясь, я говорю ей: — Ладно, прекрасно.

Мы вместе заходим в воду на наших досках. Ощущение омывающей меня соленой воды навевает воспоминания о том, как мы с Селиной вместе занимались серфингом. Черт возьми, прошло слишком много времени с тех пор, как я был здесь в последний раз. Я очень скучал по этому. За последние десять лет время от времени занимался серфингом в одиночку, но никогда не чувствовал себя так, как раньше. Мне никогда это не нравилось так сильно, как когда я был с ней, поэтому в значительной степени отказался от этого.

— Ты в порядке? — Я кричу ей, когда она начинает плавать, чтобы поймать свою первую волну.

Когда Селина подходит к волне, она просто оглядывается и улыбается, и я знаю, что у нее это получилось. Надеюсь, серфинг — это то же самое, что езда на велосипеде, то, что вы никогда не забудете. Но если с ней там что-нибудь случится, я, черт возьми, сойду с ума.

— Будь осторожна! — Кричу ей вслед, но она слишком далеко, чтобы услышать.

Я смотрю, как она плывет все быстрее и быстрее, пока ее изящная фигурка внезапно не встает на доску и не преодолевает небольшой всплеск. Волна не была впечатляющей, но она была особенной. Это первое свидание с тех пор, как ее освободили.

— Твоя очередь! — говорит она, подплывая к пляжу, соскальзывая с доски в воду.

Я плыву, ожидая идеальной третьей волны. Вскакивая на свою доску, скольжу по воде. Шум океана вызывает почти эйфорию, когда использую нижнюю часть тела, чтобы рассекать по волне. В этот момент я сливаюсь с океаном, и это самое удивительное чувство.

Ты чувствуешь себя сильным, когда ловишь большую набегающую волну, почти как будто управляешь природой или просто находишься в присутствии чего-то действительно замечательного.

— Мило! — Селина окликает меня, когда я подплываю к ней.

Мы делаем еще несколько поворотов, ловя волны, и я становлюсь просто одержимым до улыбки Селины. Я не видел, чтобы она так часто улыбалась с тех пор, как приехала в особняк. Я мог бы привыкнуть к этому.

Измученный, гребу обратно к пляжу и падаю на песок. Я наблюдаю за Селиной вдалеке. Она готовится поймать идеальную волну. Вода вздымается, и она красиво принимает позу. Но как только она начинает скользить над водой, я краем глаза замечаю движение. Другой серфер прорывается с другого конца, пытаясь поймать волну Селины. Они столкнутся посередине, если оба продолжат в том же духе.

Отчаянно размахивая руками, я кричу: — Берегись!

Но уже слишком поздно.

Две доски ударяются друг о друга, сбивая обоих серферов с ног в воду.

Сильно.

Селина уходит под воду, и я на несколько секунд теряю ее из виду. Изо всех сил борясь с волнами, я плыву к ней так быстро, как только могу.

— Лина! Лина! — Я кричу, ища в мутной воде признак ее светлых волос.

Каждая секунда без нее кажется гребаной вечностью, и я вне себя, бреду по воде и выкрикиваю ее имя.

Наконец, она выныривает на поверхность, хватая ртом воздух. Я подплываю к ней, волоча за собой доску, которая все еще привязана поводком к моей лодыжке, и заключаю ее в объятия.

— Ты в порядке? — Спрашиваю я, проверяя ее голову на наличие травм.

— Да, — говорит она, ее глаза расширены от затаенного страха.

Я знаю, что, вероятно, это чертовски напугало ее. Меня это тоже чертовски напугало. Притягиваю ее ближе, прижимая к себе.

— Все в порядке. Ты в порядке, — говорю ей. — Ты можешь доплыть со мной до берега?

Она неуверенно кивает мне.

На обратном пути я вижу, как серфер, врезавшийся в нее, выходит из воды.

— У нее было право проезда, придурок! — Я окликаю его.

— Извини, чувак! Не видел ее! — кричит он в ответ, поднимая руки в знак извинения.

Бормоча проклятия себе под нос, я пытаюсь успокоиться. Ему повезло, что мы на общественном пляже со свидетелями. Он мог бы потерять конечность или две, если бы были где-нибудь наедине. Черт возьми, если бы у меня сейчас был пистолет, я бы выстрелил этому ублюдку прямо между глаз. Глядя на парковку, я начинаю задаваться вопросом, смогу ли взять пистолет у одного из охранников и вернуться сюда.

— Все в порядке, Нико. Я в порядке, — говорит Селина, обхватывая мое лицо руками и заставляя меня посмотреть на нее. — Не волнуйся. Я не ранена.

Я смотрю в ее сине-зеленые глаза, и мой гнев медленно начинает отступать.

— Этот парень был бы мертв прямо сейчас, если бы тебе причинили боль, — пылко признаюсь я ей.

Мои слова, кажется, подействовали на нее, но я не могу прочитать выражение ее лица.

— Просто забудь о нем, — шепчет она, прежде чем опустить руки. И, черт возьми, если я уже скучаю по ее прикосновениям. — Мне было весело. Даже когда я думала, что умираю, — говорит она с усмешкой.

Я морщусь от ее слов, а затем мрачный смешок вырывается глубоко из моей груди.

— Ты действительно маленькая сорвиголова, — говорю я. — Сначала с машиной, а теперь с этим.

Я начинаю думать, что она, возможно, чересчур наслаждается острыми ощущениями. Черт, у меня такое чувство, будто я постарел на десять лет с дня, когда она научилась водить машину, до сегодняшнего.

Лукавая усмешка скользит по ее хорошенькому личику. Затем она удивляет меня до чертиков, говоря: — Дай мне минут пять, а потом мы снова сможем повторить.

— Ты хочешь снова повторить? — Спрашиваю я, совершенно уверенный, что каким-то образом неправильно ее расслышал.

— Да, у нас еще есть несколько часов до захода солнца, — говорит она. — Мы всегда оставались до заката, помнишь?

Я медленно киваю. Конечно, я помню. Мы вместе любовались закатом на пляже после того, как провели несколько часов, занимаясь серфингом. Те дни были одними из самых волшебных моментов в моей жизни.

— Хорошо, — говорю я. — Мы продолжим, если ты будешь в состоянии.

— Да, — говорит она с улыбкой, которая освещает весь мой гребаный мир.

Я все время забываю, насколько сильна моя девочка.

Она дважды прошла через ад и вернулась обратно и, черт возьми, выжила.

Не многие могут этим похвастаться.

Остаток дня мы катаемся на волнах, пока слишком не устаем. И когда мы смотрим, как солнце садится за океан, мне кажется, что моя жизнь наконец-то завершилась и полна чего-то другого, кроме отчаяния, трагедии и тоски.

Когда мы забираемся обратно в фургон, у меня возникает жуткое чувство, как будто она снова собирается исчезнуть. При мысли о том, что ее снова вырвут из моих рук, у меня болит в груди, а желудок скручивается в узел. Я пытаюсь избавиться от этого, потому что знаю, что, если кто-нибудь снова захочет отнять ее у меня, я выслежу его и убью собственными гребаными голыми руками. Мы с Селиной заслуживаем немного счастья в нашей жизни. И я счастлив только тогда, когда я с ней. Я просто надеюсь, что когда-нибудь она почувствует то же самое.

Глава 28

Николас

В субботу рано утром, Альдо предупреждает нас о вероятности торговли людьми недалеко отсюда, и я спускаюсь в диспетчерскую. Тысячи серверов занимают две стены в задней части. Есть несколько компьютерных станций с несколькими мониторами, глушилками и всем другим высокотехнологичным оборудованием, которое нужно нашим постоянным хакерам, чтобы помочь нам в поисках плохих парней и привлечению их к ответственности.

Не то чтобы мы сами по себе не были плохими парнями. Мы просто делаем что-то хорошее, чтобы уравновесить часть плохого.

Я подхожу туда, где Альдо сидит перед пятью мониторами. Его кожа бледна, а глаза за очками кажутся налитыми кровью. Я бы сказал, что ему нужно чаще выходить на улицу, но мы оба знаем, что внешний мир его не интересует. Альдо был одиночкой, сколько я его знаю. Мой отец нанял его, когда он был молод, вероятно, примерно в том же возрасте, что и я сейчас. И он был настоящим подспорьем для команды в поимке захудалых преступников, промышляющих торговлей живым мясом, одновременно защищая всех, кто находится здесь вместе с моей семьей.

Мой отец, возможно, имеет несколько наркобизнесов и занимается изрядной долей оборота оружия, но он никогда бы не продал человека ради прибыли. Вот где он подводит черту. Где мы все подводим черту. И поскольку ублюдкам чаще всего сходит с рук продажа молодых женщин и детей, мы сделали своей работой уничтожить как можно больше из них. Правительство, конечно, не может их остановить, и полиции обычно платят, чтобы она смотрела в другую сторону. Так что кто-то должен вмешаться и прикончить этих ублюдков.

— Что ты нашел? — Спрашиваю я, садясь рядом с Альдо.

Он проводит рукой по своим темным волосам, прежде чем начать печатать так быстро, что я теряю контроль за движением его пальцев.

— Один из наших дронов засек какую-то подозрительную активность в этой старой, заброшенной больнице. Предполагается, что она пуста и охраняется, но, похоже, там могут держать девушек до следующей отправки. Возможно, тот, кто это делает, подкупил штатного охранника, чтобы тот молчал об этом.

Я смотрю на один из мониторов, пока он выводит на экран трансляцию с одного из дронов. Это великая особенность технологий. У тебя могут быть глаза везде и за всем сразу. С ума сойти, как быстро развивается мир. Нужно просто стараться не отставать, а Альдо всегда в курсе последних технологических достижений и гаджетов.

Сначала это просто зернистые кадры. Но несколькими нажатиями клавиш Альдо увеличил видео. Какой-то крупный лысый парень затаскивает пару молодых женщин в ветхое здание с заколоченными окнами. Когда мужчина появляется снова, он запирает за собой дверь и уезжает в черном, невзрачном фургоне.

— Я собираюсь отправить беспилотник с инфракрасными датчиками, чтобы посмотреть, сколько тепловых сигналов мы сможем уловить внутри. Большая часть больницы построена из толстого бетона и кирпича, поэтому мы, вероятно, не узнаем точное количество, — объясняет он.

— Но это лучше, чем ничего. И это лучше, чем действовать вслепую и рисковать попасть в засаду, — думаю я про себя.

— Совершенно верно, — соглашается он, похоже часть я произнес вслух. — Минут через двадцать или около того мы узнаем гораздо больше.

В этот момент дверь в диспетчерскую открывается и входит мой отец. Пока Альдо занимается своими делами, я решаю посвятить отца в происходящее.

— Мы подождем термической информации, прежде чем что-либо предпринимать, — предлагает мой папа после того, как я заканчиваю говорить.

— Я хочу возглавить команду, — уверенно говорю ему.

Он колеблется, его серые глаза пронзают мои.

— Я не знаю, в правильном ли ты сейчас настроении, Нико. Ты знаешь, учитывая все, что происходит с Селиной.

— Мне будет полезно выйти и заняться этим, — предлагаю я.

Мой отец несколько секунд обдумывает это, прежде чем дать мне добро. Я видел, как он руководил сотней разных команд раньше, и теперь моя очередь. Я знаю, чего от меня ожидают, и понимаю, какая опасность с этим связана.

Вызволить этих женщин будет нелегко любыми способами и есть большая вероятность, что кто-то в итоге пострадает или того хуже. Но награда всегда перевешивает риск.

Мы спасаем невинные жизни. Ничто не может превзойти это.

Заброшенная больница расположена на западной окраине полуострова Рокуэй в Квинсе. Пляж, на который выходит больница, в это время ночи безлюден, поэтому мы едем прямо по песку к одним из боковых ворот с нашими машинами, битком набитыми лучшими людьми и достаточной огневой мощью, чтобы уничтожить все, что и кого мы найдем внутри.

Забор легко взломать, и как только мы оказываемся внутри, все затихает. Каждый знает, чего от него ожидают с этого момента. Мы всегда планируем заранее каждую возможную ситуацию и исход. Но как бы усердно ты ни готовился, что-то всегда пойдет наперекосяк. Я просто надеюсь, что сегодня не один из таких случаев.

Альдо отправляет мне сообщение, как только мы оказываемся за забором. Я слабо слышу гул над нами, поэтому знаю, что он ищет любые потенциальные опасности в этом районе, а также проверяет, сколько человек находится внутри больницы.

Его текст гласит: Внутри по меньшей мере восемь человек.

Большинство из них будут беспомощными, напуганными женщинами. Но мы не узнаем, сколько здесь охранников, пока не войдем в здание.

Я поднимаю восемь пальцев, показывая всем количество людей, прежде чем жестом приглашаю нас готовиться к наступлению. Альдо не заметил никаких датчиков движения, установленных где-либо на территории отеля, так что на нашей стороне элемент неожиданности. Эти ублюдки не поймут, что на них напали, пока не станет слишком поздно.

Я достаю свой "Глок" из-за спины и крепко держу его в правой руке, прежде чем мы направляемся к задней двери главного здания.

Майнер берет на себя инициативу, стоя перед старой ржавой дверью со взведенным курком. Я знаю Лэнса Майнера с тех пор, как был подростком. Он огромный парень, бывший военный и абсолютный задира. Он живет ради подобных миссий. После того, как его сестра была продана в торговлю людьми и убита, он посвятил свою жизнь защите таких же девушек, как она. Вот так он попал на службу к моему отцу.

Мы сразу стали друзьями. На нас обоих повлияла торговля плотью, когда похитили того, кого мы любили, и это изменило наш взгляд на жизнь. Это изменило нас больше, чем мы показываем. И сегодня вечером он — идеальный человек, чтобы возглавить эту миссию вместе со мной.

Я поднимаю пальцы, тихо отсчитывая время для своей команды.

Три…

Два…

Один…

И после этого Майнер выбивает дверь и протискивается внутрь, пробираясь в заброшенную больницу.

Проникновение, похоже, не вызвало никакой тревоги, и мы молча движемся по темному коридору к источнику света и слабым голосам.

Чем ближе мы подходим, тем громче становятся крики и голоса.

— Пожалуйста! — кричит женщина, прежде чем я слышу звук, похожий на удар кулака по плоти.

Громкий, измученный крик, который следует за ударом, заставляет мои ноги двигаться быстрее. Группа движется вместе со мной плавно, как будто мы одно целое. Наши шаги бесшумны. Дыхание ровное и медленное.

Когда мы доходим до конца коридора, перед нами оказывается большая открытая комната, которая выглядит так, словно раньше была залом ожидания. С нашей точки зрения, мы можем видеть двух охранников, окружающих шесть женщин, которые привязаны к разным стульям в комнате. Один из охранников в данный момент нападает на одну из девушек, которая истерически плачет.

И когда он поднимает руку, чтобы ударить ее снова, я стреляю, даже не сомневаясь в своем решении.

Рука мужчины взрывается в воздухе, и он кричит в агонии. Другой рукой он тянется к пистолету, но слишком поздно.

Майнер уже набросился на него, повалив на землю.

Мои люди убивают другого мужчину еще до того, как он успевает среагировать. Двое из них вытаскивают его на улицу, уводя подальше от женщин.

— Нам нужны болторезы, — срочно просит Майнер у одного из наших мужчин, который несет рюкзак с инструментами. Мы не знали, что нам понадобится, поэтому собрали все самое необходимое.

Когда Самсон вручает Майнеру болторезы, он начинает разбираться с цепями вокруг одной из женщин, которая прикована к стулу рядом с ним.

Мужчина, которому оторвало руку, начинает страдальчески вопить из угла комнаты.

— Заткни его нахуй, — говорю я Самсону, который, в свою очередь, тычет прикладом пистолета мужчине в лицо, фактически вырубая его.

Единственные звуки, которые сейчас доносятся из комнаты, — это приглушенные крики женщин и звяканье цепей, когда их бесцеремонно перерезают. Мы работаем над освобождением трех женщин, которые в плохом состоянии, намного хуже, чем остальные. Несколько из нас осторожно выносят их к ожидающему фургону, в то время как остальные на мгновение остаются в комнате.

Как только три женщины благополучно оказываются в фургоне, Майнер предлагает: — Я вернусь и обеспечу безопасность остальных женщин.

Я киваю ему.

— Я буду там через минуту. Будь осторожен, — говорю я ему.

— Всегда, — говорит он мне, прежде чем исчезнуть в темном здании.

Я отправляю обновление статуса Альдо на свой телефон, когда громкое хихиканье справа от меня привлекает внимание.

Один из захваченных нами мужчин ухмыляется и смеется, почти в истерике, пока один из моих охранников обыскивает карманы его брюк.

— Над чем, черт возьми, ты смеешься? — Я рычу на него, подходя на несколько шагов ближе.

В этот момент я вижу, как мужчина поднимает руку. У меня есть лишь доля секунды, чтобы отреагировать, когда я вижу детонатор, крепко зажатый в его ладони.

— Майнер! — Кричу я, но слишком поздно.

Раздается слабый звуковой сигнал, прежде чем все здание дрожит и взрывается, извергая дым и огонь. Взрывная волна сбивает меня с ног и отбрасывает в сторону фургона, где находятся женщины. Я смутно слышу их испуганные крики, когда падаю на четвереньки, из моих легких выбивает воздух.

Я быстро пытаюсь прийти в себя и собраться с мыслями. Бросив взгляд на своих людей, вижу, что все они лежат на земле, но все они, кажется, живы. У меня все еще кружится голова, когда я встаю, и быстро оцениваю свое тело на предмет повреждений. Когда я не нахожу видимых ран, бегу к развалинам, которые раньше были больницей.

— Майнер! — Я зову, надеясь услышать ответ.

Кто-то следует за мной с фонариком, луч света отражается от кровавой бойни. Три женщины мертвы, их безжизненные тела покрыты кровью.

— Черт, — выдавливаю я.

Я слышу, как кто-то стонет от боли, оборачиваюсь и вижу Майнера под обломками, его ноги придавлены, грудь движется в странном ритме, он смотрит в потолок широко раскрытыми глазами.

Опускаясь на колени рядом с ним, он тянется ко мне, и я крепко сжимаю его руку в своей.

— С тобой все будет в порядке, — выдавливаю я, но даже я знаю, что его шансы покинуть это место невелики.

Его дыхание прерывистое и паническое.

Я впервые вижу страх в его глазах. Он всегда был таким чертовски сильным и уверенным.

Его карие глаза медленно находят мое лицо и на мгновение фокусируются.

— Позаботься о моей маме, — говорит он мне, когда изо рта у него течет струйка крови.

— Я так и сделаю, — даю ему слово.

Он делает последний глубокий вдох, а затем его глаза расфокусируются, жизнь медленно покидает их, и я знаю, что он ушел.

— Черт, — Я шиплю сквозь стиснутые зубы, прежде чем неохотно отпускаю его руку.

Хотя знаю, что они мертвы, я подхожу к каждой из женщин и проверяю у них пульс. Я не слышу его, сердцебиения нет.

Я весь в крови моего друга, когда наконец выхожу из больницы.

— Майнер? — спрашивает кто-то.

Я качаю головой.

— Не выжил. Как и остальные женщины. — Я с трудом сглатываю. Это гребаная пилюля с зазубренными краями, которую нужно проглотить. Я потерял не только своего друга, но и трех невинных женщин, которых должен был защищать. Они думали, что находятся в безопасности, а я их подвел. Они заслуживали гораздо лучшего, чем это.

Мои руки сжимаются в кулаки по бокам, когда я оглядываюсь по сторонам в поисках одного конкретного человека. И когда мой поиск оказывается пустым, я чувствую, как кровь, черт возьми, закипает в моих венах.

— Где человек с детонатором? — Я спрашиваю с усмешкой.

— Он сбежал во время взрыва, — говорит мне один из моих людей, не в силах даже посмотреть мне в гребаные глаза.

— Найдите его, — говорю я нескольким охранникам. — И не смейте, блядь, возвращаться в особняк без него.

Я получаю несколько утвердительных кивков, прежде чем четверо из них убегают за здание, а двое садятся в машины, шины визжат, когда они летят по дороге.

Я слышу вдалеке вой сирен и знаю, что мы должны уезжать. Женщины, которые выжили, теперь наша единственная забота. Я не могу повернуть время вспять. Я ничего не могу изменить. Единственное, что могу сейчас сделать, это двигаться дальше, выживать и позаботиться, чтобы с этими женщинами было все в порядке.

Мы собираем вещи и садимся в фургон. Я говорю водителю:

— Ближайшая больница. Поторопись!

Как только я удостоверюсь, что женщины в больнице в безопасности, я вернусь домой. Я не знаю, как справиться с тем, что произошло сегодня вечером. Я так привык к насилию и смерти, что это не влияет на меня так, как когда-то, но Майнер был моим близким другом, и те женщины были невиновны. Это значит для меня больше. Их смерти требуют отмщения. И я собираюсь стать мрачным гребаным жнецом, который восстановит справедливость.

Глава 29

Селина

Было уже поздно, когда мы получили известие, что Нико и его люди возвращаются в лагерь. Я всю ночь просидела в своей комнате, и только нервное ожидание составляло мне компанию. Я часами беспокоилась о стольких вещах — о том, что Нико рискует своей жизнью ради тех бедных женщин, которых он так отчаянно пытался спасти и о том факте, что он может оказаться уязвимым из-за нападения Константина.

Несмотря на то, что я держалась на расстоянии от Нико и поставила перед собой своего рода миссию не запятнать его, я ничего не могу поделать со своими чувствами к нему. Я любила его однажды. Может быть, я смогу полюбить его снова. Иногда мне кажется, что я даже больше не знаю, что такое любовь. Мир был жесток, несправедлив и полон монстров.

И огромная часть меня думает, что он заслуживает лучшего, чем то, что я могу ему предложить. Он заслуживает быть счастливым с кем-то нормальным.

Вздыхая, я убираю колени от груди при первом звуке шагов в коридоре. Мое сердцебиение учащается с каждым шагом. Но когда Нико проходит мимо моей открытой двери, даже не заглянув внутрь, улыбка, которую я приклеила к своему лицу, мгновенно исчезает.

Двигаясь, прежде чем успеваю пересмотреть свое решение, я следую за ним в его спальню. Он стоит посреди комнаты, неподвижный, едва дышащий, и я знаю, что случилось что-то ужасное.

— Нико? — Я шепчу его имя, прежде чем обойти, и посмотреть в его лицо.

Первое, что замечаю, это кровь.

Он весь в крови.

Весь мой мир начинает вращаться вокруг своей оси, отправляя меня в штопор, когда ко мне возвращаются воспоминания о их крови.

Нет, нет, нет, нет.

Я не могу позволить себе сломаться сейчас. Мне нужно помочь ему. Да, я должна сосредоточиться на этом и только на этом.

— Ты ранен? — Спрашиваю я срывающимся голосом.

Он почти незаметно качает головой.

Ладно, значит, это не его кровь. Я тяжело сглатываю, когда наконец встречаюсь с его глазами. Пустой, отстраненный взгляд, который я вижу, пугает меня. Взяв за руку, я притягиваю его к себе. Сначала он сопротивляется, пока я не шепчу: — Пожалуйста, Нико. Наконец он смягчается, его ноги медленно ступают по деревянному полу, пока я веду его в ванную комнату.

Слезы наполняют мои глаза, когда я медленно раздеваю его, кровь делает его одежду липкой и хрустящей.

Когда он полностью обнажен, я иду в душ и открываю кран, проверяя воду, чтобы убедиться, что она достаточно горячая, прежде чем вернуться и уговорить его зайти в душ.

Оставляя его под струями воды, я снимаю свою одежду, складывая ее на полу рядом с его, прежде чем присоединиться к нему в большой душевой кабине.

Вода окрашена в красный цвет от крови, когда я сначала осторожно мою его руки. Он смотрит на воду медного цвета, бурлящую в сливе, и я шепчу ему: — Все в порядке. Я здесь, с тобой. Я прямо здесь.

Боже, как бы я хотела, чтобы тогда у меня был кто-то, кто заботился бы обо мне, когда Константин заставил меня носить кровь семьи, которую он убил, как какой-то гребаный трофей. Тогда у меня не было Нико, но сейчас у него есть я. И я собираюсь помочь ему пройти через это.

Я беру бутылочку шампуня и наливаю на руки, прежде чем намылить ему волосы. Осторожно тру кожу головы, и он закрывает глаза.

Затем я помогаю ему ополоснуть волосы, вытирая воду с его лица. Серые глаза открываются и фокусируются на мне.

— Я не мог. Я не смог их спасти, — говорит он, его голос чуть громче шепота, такой тихий, что я почти не слышу.

— Я уверена, что ты сделал все, что мог, — говорю ему, хотя и не знаю всей истории. Все, что мне остается, это смотреть на его опустошенное лицо, и этого пока достаточно. Я знаю, что он старался изо всех сил, даже если он мне ничего не говорил.

— Там была бомба, — говорит он, и мое сердце замирает. — Майнер вернулся. Я позволил ему вернуться. — Он качает головой и зажмуривает глаза. — Я должен был вернуться. Это должен был быть я, а не он.

Я беру его лицо в свои руки и заставляю посмотреть на меня.

— Нет, Нико. Тогда ты был бы мертв.

Я даже представить себе не могу мир без Нико. На самом деле, эта мысль пугает меня настолько, что я дрожу под горячей водой. С таким же успехом она могла бы быть ледяной на моей коже.

Нико больше не произносит ни слова, пока япродолжаю мыть его, пока не исчезнет каждое пятнышко крови. Когда мы заканчиваем, я вытаскиваю его из душа и вытираю сначала его ставя перед собой.

Я оборачиваю полотенце вокруг своего тела и, схватив его за руку, веду в спальню. Он такой подавленный, это пугает. Я никогда раньше не видела Нико таким.

Откидывая одеяла на кровати, я уговариваю его укрыться ими.

А затем перехожу на другую сторону и забираюсь под них вместе с ним. Он переворачивается на бок, отвернувшись от меня, и я сворачиваюсь калачиком у него за спиной, обнимая и прижимая его к себе.

Сначала он напряжен, его мышцы напрягаются от моих прикосновений, но они постепенно начинают расслабляться, когда он понимает, что я никуда не денусь.

— Постарайся уснуть, — шепчу я в темноту. Я знаю, это будет трудно, но я уверена, что он морально истощен после того, что пережил сегодня вечером.

На это уходит несколько часов, но я наконец чувствую, как его дыхание выравнивается.

И только когда я уверена, что он спит, то позволяю себе тоже заснуть.

Глава 30

Николас

На следующее утро я просыпаюсь в одиночестве. Селины нигде нет в моей комнате, и кажется, что все это было сном. Но я хорошо помню, как она заставила меня принять душ, прежде чем уложить в постель, и свернулась калачиком у меня за спиной. От ощущения ее рук вокруг меня мне стало так хорошо и я был любим. И после всего, что произошло, она каким-то образом точно знала, что мне нужно.

В этот момент открывается дверь, и входит девушка моей мечты с подносом, полным еды для завтрака.

— Доброе утро, — говорит она, и ее мягкие розовые губы растягиваются в легкой усмешке. — Я подумала, что мы могли бы позавтракать в твоей комнате.

Она кладет поднос в изножье кровати и внимательно смотрит на меня. Затем ставит стакан с апельсиновым соком на тумбочку рядом со мной, и я протягиваю руку и беру ее за руку.

— Спасибо тебе за прошлую ночь, — горячо говорю ей.

— Это не имеет значения, — говорит она, прежде чем медленно отстраниться и нервно заламывать руки перед собой.

— Это не так, Лина.

— Ты бы сделал то же самое для меня тогда, если бы мог, — говорит она, слегка пожимая плечами.

Ее слова обрушились на меня, как тысяча кирпичей. Тогда, когда Константин убил ту семью у нее на глазах. О черт, неудивительно, что она знала, что мне нужно. Она прошла почти через то же самое, блядь.

За исключением того, что она была совсем одна.

Я отбрасываю одеяло и чертыхаюсь, когда понимаю, что я голый. Подойдя к своему комоду, надеваю боксерские трусы и спортивные штаны, прежде чем вернуться к кровати, где в данный момент сидит она.

Она берет круассан и разрывает его на части своими нежными пальцами, медленно поедая. Я смотрю на еду, и часть меня задается вопросом, смогу ли я вообще есть. После прошлой ночи я чувствую, что мой мир перевернулся с ног на голову. Мы потеряли одного из наших лучших мужчин и этих бедных женщин.

Черт.

Я зажмуриваюсь. И чувствую руку Лины на своей, выводящую меня из моих мучительных мыслей.

Когда открываю глаза, она смотрит на меня с обеспокоенным выражением лица.

— Твоя мама говорила со мной сегодня о прошлой ночи, — тихо говорит она. — Ни в чем из того, что произошло, нет твоей вины.

Я медленно киваю, но не уверен, что полностью чувствую то же самое. Я возглавлял команду, так что технически ответственность ложится на меня. Однако никто из нас не мог предсказать такой исход. Даже Альдо не заметил опасности, а он обычно всегда на высоте. Вероятно, в этот момент он винит себя больше, чем я.

— Вот, — говорит она. Я смотрю на свежий круассан в другой ее руке, когда она машет им в мою сторону. — Пожалуйста, ешь.

Я беру его и откусываю кусочек, прежде чем прожевать и проглотить. После того, как Лина доедает свой, я наблюдаю, как она встает и подходит к одному из окон. Она садится на выступ и смотрит наружу, время от времени прикрывая глаза, и я жалею, что не могу проникнуть в ее разум прямо сейчас. Я хочу знать все ее мысли и чувства, секреты. Я отчаянно хочу иметь возможность понять ее.

Делаю несколько глотков апельсинового сока и подбираю остатки с подноса с завтраком, прежде чем сдаться. Я просто не голоден, но, думаю, съел достаточно, чтобы успокоить Лину. Когда я снова сосредотачиваю на ней свое внимание, она уже не у окна, а вместо этого смотрит на маленький рисунок углем в рамке на стене. Это был первый рисунок, который я сделал после того, как ее похитили.

— Это что, я? — спрашивает она.

Я пытаюсь оценить ее реакцию, прежде чем ответить, но она абсолютно ничего не показывает, только поворачивает голову и моргает мне.

— Да, — наконец говорю я ей.

— У тебя есть еще? — спрашивает она.

С трудом сглатывая, я киваю ей.

— Покажи мне.

Я встаю и выхожу из комнаты. Слышу ее мягкие шаги позади себя, поэтому продолжаю идти по коридору. Я обустроил свою студию в этом крыле много лет назад. На самом деле это была идея моей матери. Я думаю, мы оба знали, каким терапевтическим действием это было для меня после похищения Селины.

Я открываю дверь и позволяю Селине войти первой. Я слышу ее тихий вздох и внутренне съеживаюсь. Черт возьми, я надеюсь, она не думает, что я какой-то подонок.

Входя вслед за ней, я пытаюсь представить комнату ее глазами.

Сотни набросков и рисунков углем, даже картины с изображением ее лица разбросаны по небольшому пространству. Большинство из них относятся к тому времени, когда она была моложе. Некоторые из них — это то, как я представлял, что она будет выглядеть, когда станет старше.

Она красива, но картины и в подметки не годятся реальности. В реальной жизни Лина гораздо более сногсшибательна.

— Я пытался представить, как ты будешь выглядеть, когда состаришься рядом со мной, — объясняю я ей. Моя рука нервно потирает затылок, пока я жду, что она что-нибудь скажет, что угодно.

Она не торопится, ходит по комнате и рассматривает каждый рисунок. Однако не на всех изображено ее лицо. Нет, на некоторых изображены животные, пейзажи или океанские волны на закате.

— Нико, это невероятно, — наконец говорит она.

Такое чувство, что я внезапно снова могу дышать, и вздыхаю с облегчением.

— Спасибо, — говорю я ей.

— Могу я спросить, почему ты нарисовал так много моих портретов?

Я колеблюсь, прежде чем ответить.

— Это потому, что я так сильно скучал по тебе, Лина. И я… я не хотел когда-либо забывать тебя.

Маме удалось сделать всего несколько фотографий Селины, пока она жила здесь, но этого было недостаточно. Мне нужно было больше. И, рисуя ее, она казалась более реальной.

Иногда мне казалось, что она была всего лишь сном, пока была здесь.

Она поворачивается ко мне, когда я подхожу к ней. Я смотрю на ее красивое лицо.

— Когда ты исчезла, я хотел, чтобы память о тебе жила не только во мне, но и во всех, кто видел мои работы. Я никогда не хотел, чтобы мир забыл, какой ты была замечательной и особенной для меня.

Слезы наполняют ее красивые глаза, когда она смотрит на меня. Прежде чем могу остановить себя, я обхватываю ее нежную щеку ладонью. Большим пальцем медленно поглаживаю ее нижнюю губу. Это так мягко и деликатно.

Черт возьми, так я хочу ее поцеловать, прикоснуться к ней. Но сначала мне нужно ее разрешение. Я не хочу ничего просто так брать у нее. И даже больше того, я хочу, чтобы она доверяла мне настолько, чтобы дать свое согласие.

Это будто сильное магнитное притяжение, не похожее ни на что, что я когда-либо испытывал прежде, сближающее нас, когда она приподнимается на цыпочки, ее рот так близко к моему, что я чувствую ее дыхание на своих губах. Как только ее губы нежно касаются моих, звонит мой телефон, разрушая момент. И, как будто мы оба были захвачены каким-то трансом, который внезапно прервался, она опускается на пятки и делает шаг назад, прикусив нижнюю губу.

— Извини, — быстро бормочу я. Чертыхаясь, достаю телефон из кармана и отвечаю на звонок. Я слушаю своего отца на другом конце провода.

— Нико, встретимся в подвале. Прошлой ночью мы нашли человека, ответственного за взрыв.

— Я сейчас буду, — говорю ему, прежде чем закончить разговор. Поворачиваясь к Селине, я хмурюсь. Она выглядит такой чертовски красивой, что это причиняет физическую боль. — Мне нужно идти.

— Все в порядке, — говорит она мне с вымученной улыбкой. Я могу сказать, что наш интимный контакт подействовал на нее так же, как и на меня. — Ничего, если я побуду здесь еще немного?

— Конечно. Ты можешь оставаться столько, сколько захочешь.

Бросив на нее последний взгляд, я поворачиваюсь и ухожу. Мне не хочется оставлять ее одну прямо сейчас, после того момента, который мы только что разделили, но есть более насущный вопрос. Весь сдерживаемый гнев, который я испытывал в последнее время, вот-вот выйдет наружу и я не могу дождаться, когда смогу отомстить.

Глава 31

Николас

Под диспетчерской находится более глубокий, темный, звукоизолированный подвал, который мой отец создал для своих внеклассных занятий. Как только я открываю люк на лестницу, слышу мужской крик. Довольная улыбка появляется на моем лице, когда я спускаюсь по ступенькам, не торопясь и наслаждаясь звуками, издаваемыми мужчиной, добивающимся своего правосудия.

Есть несколько отдельных бетонных комнат со сливом в центре каждой. Это немного облегчает уборку, поскольку есть возможность смыть кровь… и другие вещи. Завернув за угол, я вижу, что Бенито и мой отец находятся в комнате с мужчиной. Я поворачиваю голову из стороны в сторону, разминая шею, готовый взять верх. Мой отец прищуривает глаза, когда вхожу, но он знает, что я достаточно взрослый для этого дерьма. Я не позволяю им нянчиться со мной, как они это делают с Арией. Я не в первый раз имею дело с подонками и уж точно не в последний.

— Он уже заговорил? — Я спрашиваю своего отца, который, в свою очередь, качает головой.

— Мы с твоей матерью едем в больницу, чтобы проведать выживших женщин. Вернемся позже.

Он кладет руку мне на плечо и сильно сжимает его. Он не говорит больше ни слова, но я знаю, что молча просит меня получить информацию, мы хотим этого и это важно.

Как только он уходит, я поворачиваюсь к парню, который распростерт в центре комнаты. Его бледная кожа покрыта капельками пота, а глаза беспокойно обшаривают комнату.

Я подхожу к углу, где стоят все мои обычные инструменты. Прежде чем вернуться к нашему пленнику, я выбираю пару ржавых плоскогубцев.

— Как тебя зовут? — Спрашиваю его.

— Трей, — довольно легко произносит он сквозь стучащие зубы.

— Что ж, Трей, похоже, нам с тобой придется провести здесь много времени вместе, — небрежно говор ему, прежде чем дотянуться до его ноги. Тошнотворный звук отрываемого плоскогубцами ногтя на его пальце ноги парализует мою душу, когда он издает ужасающий крик.

— То, что нам нужно от тебя, очень просто, — говорю я, прежде чем оторвать еще один ноготь. — Мы хотим знать, на кого ты работаешь. Мы хотим знать их местонахождение, и все остальное, что ты считаешь своим долгом рассказать нам. — Я смотрю ему в глаза, когда вырываю плоскогубцами еще один ноготь на пальце ноги. — И я буду продолжать, пока не получу всю вышеуказанную информацию.

— Пожалуйста! — умоляет он, когда я отрываю еще один ноготь.

Как только все пять ногтей вырваны, я приступаю к другой ноге. Теперь это становится методичным процессом, и я не обращаю внимания на его крики, пока не заканчиваю с обеими ногами.

Возвращая плоскогубцы на стол, я ищу среди орудий пыток что-нибудь, что заставит его завизжать. Мой взгляд останавливается на предмете, который всегда работал в прошлом, и, решившись, я беру его.

Электродрель, большое сверло для каменной кладки бешено крутится, когда нажимаю кнопку. Я поворачиваюсь к Трею, его глаза расширяются.

— Нет, чувак. Нет, нет, нет, нет. Пожалуйста! — Умоляет он, когда я подхожу ближе к нему.

— Так не должно быть, Трей, — просто говорю я. — Скажи мне, на кого ты работаешь, и все это быстро закончится.

Тело Трея сотрясается, когда окровавленные пальцы ног волочатся по бетонному полу.

— Я не могу! Он убьет меня!

— Я убью тебя! — Шиплю сквозь стиснутые зубы. — Я не думаю, что ты до конца понимаешь свое затруднительное положение, Трей.

Он яростно трясет головой. Он еще не готов говорить. Но он будет. Скоро.

Сверло жужжит, и я выбираю его бедро, чтобы начать наносить урон.

Если он начнет истекать кровью слишком сильно, мы всегда можем отрезать конечности и прижечь их, чтобы остановить кровотечение. Я бы не хотел, чтобы его жизнь закончилась слишком рано и слишком легко. Я не позволю ему погибнуть, пока не получу от этого человека все, что хочу.

Большое сверло впивается в его мясистое бедро, и он вскрикивает от боли. Сверло проникает прямо в кость.

Я быстро и точно просверливаю еще несколько зияющих отверстий в его теле. И когда крики Трея внезапно прекращаются, то понимаю, что он потерял сознание.

— Плесни на него немного воды, — говорю я Бенито, который кивает в ответ на мою просьбу. — Я хочу, чтобы Трей бодрствовал каждую гребаную минуту.

Он будет страдать, пока я не получу то, что хочу. И даже после этого я буду мучить его, потому что я знаю, что Майнер сделал бы для меня именно это, если бы все было наоборот.

Селина ждет меня в коридоре, удивляя до чертиков. Уже далеко за полночь, и она должна была бы крепко спать в своей постели. Но она сидит здесь на краешке стула, который, должно быть, притащила, с озабоченным выражением лица. Меня не было несколько часов или, черт возьми, может быть, даже целый день или больше.

Я не знаю точно. Там, внизу, без окон и часов, легко потерять счет времени.

— Чья это кровь? — спрашивает она с озабоченным выражением лица.

Черт возьми, она уже дважды видела меня покрытым чужой кровью. Я знаю, это навевает на нее плохие воспоминания, но, честно говоря, думал, что она уже в постели. Я не думал, что увижу ее на обратном пути в свою комнату, но она, должно быть, решила подождать меня. И даже не знаю, что чувствую по этому поводу в этот момент. Я все еще потрясен, все еще зол всем, кроме того, каким я должен быть в ее присутствии.

— Иди спать, Лина, — рычу я на нее. Я не в настроении успокаивать ее прямо сейчас. Адреналин бурлит в моем теле после того, как я только что убил человека. И хотя он сильно страдал, я все еще чувствую, что его смерть была слишком милосердной, слишком быстрой. Моя месть не утолена, и она течет по моим венам, как яд. Я еще полон гнева и ненависти, и отказываюсь вымещать на ней какие-либо из этих эмоций. Она, блядь, этого не заслуживает.

— Нико, подожди.

Она преследует меня по коридору и останавливает прежде, чем я успеваю дойти до двери своей спальни.

— Не отгораживайся от меня, — умоляет она.

— Я не отгораживаюсь от тебя, — говорю я со вздохом.

Закрыв глаза, я выдавливаю из себя: — Я просто хочу принять душ и лечь спать.

— Ты убил человека, который убил тех женщин и твоего друга? — Она спрашивает шепотом.

— Да, — рычу без малейшего сожаления о его смерти.

А затем я открываю глаза и сосредотачиваюсь на ее прекрасном лице.

— Несмотря на то, что я совершаю в своей жизни несколько хороших поступков, Лина, я все равно остаюсь плохим парнем. Никогда не забывай об этом, — говорю ей, прежде чем протискиваюсь мимо нее в свою комнату.

Она не идет за мной в ванную, и я благодарен ей за это. Быстро и тщательно принимаю душ, смывая кровь мертвеца со своей кожи.

Его было трудно расколоть, но в конце концов все начинают говорить. Когда ты понимаешь, что тебе больше нечего терять, и чувствуешь, как твоя жизнь ускользает, тогда скелеты, прячущиеся в шкафу, начинают медленно выходить из твоей гребаной души.

Мы получили необходимую информацию. Поскольку Константин Карбоне действительно больше не представляет угрозы здесь, в Нью-Йорке, с тех пор как он начал свои дела за границей, появился новый, многообещающий босс мафии, погружающий свои пальцы в воды торговли живым мясом. Мы отправляем одного из его людей обратно ему по частям в качестве сообщения о том, что мы не собираемся терпеть это дерьмо в нашем городе. Мы отрезаем голову гребаной змее, прежде чем она сможет проскользнуть в темное подполье, и пытаемся занять хорошую, прочную позицию, прежде чем нанести удар.

Я сделал своей жизненной миссией спасение таких девушек, как Селина, от монстров в этом мире, и будь я проклят, если кто-то занимается торговлей людьми в этом городе, пока я дышу.

Я усердно работал, заставляя этого человека страдать, и мы получили информацию, что все девочки в больнице сейчас в стабильном состоянии. Это почти оправдывает все это шоу ужасов, но потом я думаю о тех, кого мы не смогли спасти, и о Майнере.

Они не должны были умирать вот так. Я должен был их спасти. Я был главой той команды, поэтому ответственность за их благополучие ложится на мои плечи. Это моя гребаная вина, и я буду нести бремя их безвременной кончины до конца своей жизни.

Я вылезаю из душа, вытираюсь и обматываю полотенце вокруг талии. Селина стоит в моей спальне и ждет. Собираюсь открыть рот, чтобы сказать ей, чтобы она возвращалась в постель, но она быстро спрашивает: — Этот человек страдал, прежде чем ты убил его?

— Да, — просто отвечаю я. — Он страдал долго, — говорю я с тошнотворным удовлетворением от того, что воздал должное невинным людям, которых он убил.

— Хорошо, — отвечает она, чертовски удивляя меня. Подходя ближе, пока не оказывается прямо передо мной, она приподнимается на цыпочки и нежно целует меня в щеку.

— Ты молодец, Нико, — говорит она, прежде чем покинуть мою комнату.

Я выдыхаю, не заметив, что задержал дыхание, все еще не оправившись от прикосновения ее губ к моей коже. По какой-то причине подтверждение Селины заставляет меня чувствовать себя лучше, пусть и ненадолго. Я хотел спасти их всех, но что сделано, то сделано. По крайней мере, я могу помочь тем, кто выжил. Мы можем дать им лучшую жизнь, будущее. И за это я благодарен. Благодаря Селине у меня такое чувство, будто с моей груди свалился огромный груз, и я снова могу дышать.

Лина всегда оказывала на меня такое влияние — даже в самые мрачные дни она была тем крошечным лучиком солнца, который мне был нужен, чтобы пережить это. Она как маяк света, ведущий меня домой, даже когда я чувствую себя настолько потерянным, что не знаю, смогу ли когда-нибудь вернуться сам.

Глава 32

Селина

Через несколько дней после того, как спасательная операция пошла наперекосяк, миссис Витале предложила мне поехать с ней в больницу, чтобы поговорить с тремя выжившими женщинами. Сначала я сопротивлялась, но в конце концов согласилась пойти. Не знаю, насколько хорошо смогу помочь кому-либо, учитывая, что большую часть времени едва могу позаботиться о себе. Но я просто не могу отказать семье Нико после всего, что они сделали для меня.

Если бы Верона Витале хотела, чтобы я прыгнула с моста, вероятно, сделала бы это, потому что многим им обязана. Я чувствую себя в долгу перед ними. И действительно обязана им своей жизнью. Поскольку она не просит меня делать что-то невозможное или опасное, я могу, по крайней мере, сделать это для нее.

Две женщины размещены в одной палате на десятом этаже больницы, в то время как другая все еще находится в отделении интенсивной терапии. Поездка в лифте проходит тихо, и я несколько раз бросаю взгляд на Нико. Он настоял на том, чтобы прийти, и я чувствую себя немного спокойнее, зная, что он здесь, со мной. На нем темно-синий сшитый на заказ костюм, и он выглядит потрясающе красивым.

Протягивая руку, я хватаю его за руку, и успокаивающее пожатие, которое чувствую в ответ, придает мне сил, для того, чтобы пережить сегодняшний день.

— У тебя все получится, — говорит он мне.

Верона поднялась на десятый этаж впереди нас, желая сначала поговорить с двумя женщинами, пока мы с Нико идем в отделение интенсивной терапии на четвертый.

— Женщина в отделении интенсивной терапии страдала дольше и вынесла намного больше, чем другие, — объясняет мне Нико. Теперь я понимаю, почему Верона хотела, чтобы я поговорила именно с ней. — Ее зовут Лорен. В настоящее время она находится в комнате под круглосуточным наблюдением, потому что продолжает пытаться навредить себе.

Я съеживаюсь от его слов. Лорен явно не хочет больше оставаться в этом мире. Я слишком хорошо понимаю это чувство, и оно возвращает меня в то время, когда была в таком отчаянном состоянии.

Я больше никогда не хочу чувствовать себя так снова, думаю я про себя, и дрожь пробегает по мне.

— Если тебе неудобно, ты же знаешь, что не обязана этого делать, Лина, — уверяет меня Нико.

Но я отказываюсь позволять моим темным, болезненным воспоминаниям затягивать меня в глубокую яму отчаяния. Вместо этого я расправляю плечи, высоко поднимаю голову и говорю ему: — Я хочу с ней поговорить.

— Это моя девочка, — говорит он с улыбкой.

Лифт подает звуковой сигнал, и двери медленно открываются на четвертый этаж. Мы выходим вместе, и я еще крепче сжимаю руку Нико. Мне нужна его сила прямо сейчас, чтобы пройти через это. Преодоление травмы Лорен, без сомнения, вернет к жизни мои собственные воспоминания.

Мы идем по коридору и останавливаемся перед комнатой, в которой сейчас находится Лорен. Нико поворачивается ко мне.

— Ты сможешь это сделать, — уверенно говорит он мне, прежде чем притянуть меня ближе и поцеловать в лоб, его руки сжимаются на моей талии, когда он обнимает меня.

У меня перехватывает дыхание. Он так близко, но я хочу притянуть его к себе еще ближе, заползти в него и никогда не отпускать. Если я чему-то и научилась за последние несколько недель, когда я была свободна от Константина, так это тому, что Нико — единственный мужчина, которому я когда-либо доверяла и, вероятно, единственный, кому когда-либо буду доверять.

— Я буду прямо по коридору, если понадоблюсь, — говорит он, прежде чем медленно отпустить меня и уйти.

Сделав несколько глубоких вдохов, я собираюсь, беря нервы под контроль, прежде чем осторожно постучать в дверь и войти в комнату. Я обращаю внимание на камеру наблюдения, установленную на потолке, которая следит за каждым движением Лорен. Прямо сейчас она лежит в постели, глядя в окно. Ее вьющиеся каштановые волосы собраны в неряшливый хвост, и она выглядит худой, истощенной. Она дышит так неглубоко, что на мгновение мне кажется, что даже не набирает воздух в легкие.

— Привет, — говорю тихо, боясь спугнуть ее на случай, если она не услышала мой стук. — Меня зовут Селина.

— Мне сказали, что ты придешь поговорить со мной сегодня, — произносит она.

— Что еще они тебе сказали? — Спрашиваю я, любопытство берет верх.

— Они сказали, что ты поймешь, через что я прохожу.

Затем она поворачивается ко мне, и я смотрю на синяки, покрывающие ее красивое лицо. Я быстро меняю выражение лица и подхожу немного ближе, прежде чем сесть рядом с ее кроватью.

— Это ты? — спрашивает она.

— Да. Я точно знаю, через что ты сейчас проходишь, — честно говорю я ей. — Меня десять лет держал в плену торговец людьми, который купил меня, — признаюсь я.

Боже, когда произношу эти слова вслух, это звучит безумно, но это моя история. Я просто благодарна, что сейчас могу говорить об этом в прошедшем времени.

— Десять лет, — удивленно говорит она. — Меня не было всего шесть или семь месяцев. Я даже представить себе не могу, как долго, — говорит она, качая головой. — Итак, ты понимаешь, — говорит она с уверенностью, как будто изначально думала, что я ее не пойму. Я знаю, к чему она клонит. Не многие женщины побывали на нашем месте.

— Я здесь, чтобы поговорить или просто послушать, — предлагаю я. А затем быстро добавляю: — Только если ты хочешь.

Я не буду давить на нее, заставляя делать то, чего она не хочет.

Ее глаза на мгновение закрываются.

— То, что они сделали со мной. — Ее голос замолкает, когда она смотрит в окно с отсутствующим выражением в глазах.

К удивлению, даже для самой себя, я нежно накрываю руку Лорен своей, возвращая ее в настоящее. Она снова смотрит на меня, моргая глазами.

— Теперь ты в безопасности. Все наладится. Я обещаю, — уверенно говорю ей.

— Такое чувство, что тьма собирается поглотить меня целиком, — говорит она мне со слезами на глазах, прежде чем убрать свою руку от моей, и свернуться калачиком. — И иногда… Я хочу позволить этому. Я хочу исчезнуть, — шепчет она, ее голос полон грусти.

— Я не позволю этому случиться. Я не позволю тебе исчезнуть, — непреклонно говорю я. — В конце этого очень темного туннеля есть свет, Лорен, поверь мне. Я была потеряна, как и ты. Я хотела умереть каждый божий день, когда была со своим похитителем. Но я держалась. Ради чего? В то время я не знала. Но теперь я знаю. Я держалась, чтобы быть здесь, с людьми, которые мне небезразличны, с людьми, которые любят меня. Трудно произнести слово на букву "Л", но мне удается проглотить комок, образовавшийся в моем горле.

Я так долго чувствовала себя нежеланной, нелюбимой. И трудно представить мир, в котором люди заботятся обо мне, может быть, даже любят меня просто за то, что я это я.

С губ девушки срывается всхлип.

— Я хотела бы снова увидеть свою бабушку. Она всегда была так мила со мной. Я не знаю, почему убежала из дома. Уверена, что разбила ей сердце, — ее нижняя губа дрожит, когда она сдерживает слезы. — Я не думаю, что она когда-нибудь простит меня за то, что я сбежала.

Мое сердце разрывается из-за молодой женщины.

— Ты бы простила свою бабушку, если бы она сбежала?

Лорен делает паузу, и я вижу, как выражение ее лица меняется с печали на понимание.

— Я бы простила ей все, — шепчет она.

— Тогда ты не думаешь, что она простила бы и тебя? — Ее лицо искажается, но на этот раз я вижу радость за ее слезами. Я продвигаюсь вперед. — Я думаю, она была бы счастлива снова увидеть тебя, Лорен. А ты?

Тогда девушка ломается.

— Она была бы так счастлива.

— Видишь? В конце туннеля всегда есть свет. Помни об этом.

Девушка протягивает мне руку, и я беру ее, нежно сжимая. Некоторое время мы сидим в тишине, прежде чем Лорен наконец заговаривает. Она рассказывает мне историю за историей о ней и ее бабушке, и я ловлю каждое слово, слушая с пристальным вниманием.

— Как ты думаешь, кто-нибудь мог бы позвонить ей от моего имени? Сообщить, что я здесь. Что со мной все в порядке.

— Конечно, — говорю я ей без колебаний. Между ними явно была невыразимая связь, и я не могу дождаться, когда увижу их воссоединение.

Записав номер своей бабушки, Лорен кажется более спокойной, как будто ей удалось снять большую часть стресса и тоски, которые давили на нее. А позже, когда она мирно засыпает, я наконец выхожу из ее комнаты.

Я мгновенно чувствую себя по-другому. Зажглась. Как будто плыву. Я верю, что действительно заставила Лорен почувствовать себя лучше, что я действительно помогла кому-то.

Точно так же, как мои слова утешили Лорен, они утешили и меня. И в этот момент что-то внутри меня меняется. Я устала убегать. Я устала от того, что не живу. Как я уже говорила Лорен, в конце туннеля всегда есть свет, каким бы темным или бесконечным он ни казался. Нико — мой свет. И меня тянет к нему точно так же, как мотылька тянет к пламени. Меня даже не волнует, если я загорюсь, когда доберусь до места назначения. Я просто хочу быть как можно ближе к нему, купаться в его тепле и сиянии. И я знаю, что могу доверять ему в том, что он не даст мне сгореть. Нико защитил бы меня любой ценой. Теперь я это знаю.

Николас

В комнате охраны я наблюдал за всем взаимодействием Селины и Лорен. Я был очарован тем, как она вывела девушку с края тьмы обратно к свету. Селина, безусловно, самая сильная женщина, которую знаю, и сегодняшний день доказал это. Как и говорила мне ранее моя мама, это призвание Селины, ее истинная цель в жизни. Она может помочь этим женщинам, которых мы спасаем, просто будучи для них родственной душой, кем-то, на кого они могут равняться и доверяют.

Селина точно знает, через что они прошли, и не так много психотерапевтов или докторов, которые могут относиться к своим пациентам на таком уровне.

— Ты сегодня отлично справилась, Лина, — говорю я ей, когда мы возвращаемся в особняк.

— Ты действительно это сделала, — соглашается моя мама. — У этих девочек есть то, чего раньше не было.

— Что я сделала? — Спрашивает Лина.

— Ты дала им надежду. Надежду на лучшее будущее, на лучшую жизнь. Они хотят, чтобы история твоего успеха стала и их.

— Я надеюсь, что они смогут достичь всего, о чем мечтают, и даже больше, — горячо говорит Лина.

— Мы позаботимся об этом. Я хочу, чтобы ты помогла мне убедиться в этом, — предлагает мама.

Лина выразительно кивает ей.

— Я тоже этого хочу.

Когда мы заходим внутрь, Лина говорит: — Несмотря на то, что уже поздно, я бы хотела позвонить бабушке Лорен.

— Конечно.

Я веду ее в библиотеку, а затем достаю из кармана свой мобильный телефон и вручаю ей. Она смотрит на это с трепетом, как на посторонний предмет, и я понимаю свою ошибку. У Лины не было большого опыта обращения с мобильными телефонами, особенно с новейшими технологиями. Я сомневаюсь, что Константин когда-либо разрешал ей пользоваться телефоном, не говоря уже о том, чтобы даже приблизиться к нему.

Возвращая свой мобильный к себе, я спрашиваю ее: — Какой номер? Я наберу его для тебя.

На лице Лины появляется выражение облегчения, когда она произносит номер на листке бумаги, который крепко держит в руках, как маленький спасательный круг. Я знаю, что она будет нервничать, звоня бабушке Лорен, но надеюсь, что разговор пройдет хорошо не только ради Лорен, но и ради Лины. Я вижу оптимизм в ее глазах, и не хочу, чтобы что-то его испортило.

Я передаю телефон Лине, когда он начинает звонить, и она подносит его к уху, нервно покусывая нижнюю губу в ожидании ответа.

Кто-то на другом конце провода наконец берет трубку, и я слышу слабый голос, прежде чем Лина спрашивает: — Это Глория?

Красивое лицо Лины украшает улыбка, и мое собственное лицо отражает выражение ее лица.

— Вы меня не знаете, но я знаю вашу внучку. — Она делает паузу. — Да, Лорен. Я разговаривала с Лорен сегодня днем, и она в больнице.

Я слышу взволнованный, сбивчивый голос бабушки на другом конце провода, и Лина на мгновение отводит трубку от уха. После того, как бабушка немного успокаивается, Лина продолжает.

— Лорен хотела бы поговорить с вами, может быть, даже увидеть вас.

— Мы можем организовать встречу, — шепчу я ей, и Лина передает мои слова Глории.

— Хорошо, отлично. Я буду на связи. Да, да, я позвоню вам завтра первым делом, — говорит она с широкой улыбкой. Она возвращает мне телефон, и я отключаю звонок.

— Похоже, все прошло хорошо, — говорю я ей.

— Очень хорошо. Я не могу дождаться, когда увижу их воссоединение. Я уверена, настроение Лорен улучшится после того, как она увидит свою бабушку.

— Я тоже так думаю.

Убирая свой мобильный телефон в карман, я подхожу к Лине и кладу руки ей на плечи, нежно сжимая.

— Ты молодец, Лина, — говорю я ей, передразнивая слова, которые она сказала мне прошлой ночью. — Нет, к черту это. Ты сегодня был великолепна, — говорю я, за что получаю очаровательную улыбку.

— Твоя мама упомянула, что я могу помогать женщинам с оформлением документов и пытаться помочь им воссоединиться со своими семьями. Думаю, я бы действительно хотела бы это сделать, — говорит она, заправляя прядь волос за ухо.

— И я думаю, ты идеально подошла бы для этой работы.

Не могу придумать ничего лучшего для Селины. Я действительно думаю, что это ее призвание в жизни, и она будет великолепна в этом.

Глава 33

Николас

Я нахожусь на кухне со своим отцом, когда спрашиваю его: — Где мама и Селина?

Прошло несколько дней после посещения больницы, и они часто были вместе. Я чертовски скучаю по Селине, но знаю, что то, что она делает, вероятно, важно и связано с женщинами, которых мы спасли.

Мой отец пожимает плечами.

— Я думаю, в библиотеке, — говорит он.

Неся поднос с едой и напитками для них, я захожу в библиотеку на втором этаже особняка. Я удивлен, увидев свою мать и Селину, склонившихся над столом и изучающих документы. Моя мама разговаривает с кем-то по телефону приглушенным голосом, поэтому я кивком головы приглашаю Селину подойти ко мне, когда она поднимает голову и видит, что я вхожу.

— Что происходит? — Спрашиваю я, ставя поднос на ближайший столик.

— Я работаю с твоей мамой над попытками воссоединить девочек в больнице с их семьями.

— О, это здорово, Лина, — говорю я. Она действительно приняла мой совет близко к сердцу и делает то, что считает правильным. — Я говорил тебе, что ты идеально подойдешь для этой работы.

Она застенчиво улыбается и говорит: — Ты был прав. Я думаю, что такая работа мне действительно подходит.

— Значит, женщины все еще в больнице?

Она кивает.

— Твои родители оплачивают медицинские счета. Они такие удивительные.

Я практически сияю от гордости.

Мои родители невероятны. Не многие люди стали бы помогать другим финансово, особенно тем, кого они никогда не видели. Но родители и глазом не моргнут, когда спасают этих женщин из тяжелых ситуаций, а затем помогают им сверх того, что сделал бы любой обычный человек.

— Лорен собирается вернуться к своей бабушке, как только ее выпишет врач, — сообщает Лина с самой широкой улыбкой, которую я когда-либо видел на ее лице.

— Ты сделала это, — говорю ей. Она воссоединила их двоих, и теперь Лорен не нужно беспокоиться о том, что ее бабушка не хочет быть частью ее жизни. — Я так чертовски горжусь тобой, Лина, — искренне говорю я ей.

— Спасибо, — говорит она, яростно краснея от моей похвалы.

— Я позволю вам, девочки, вернуться к работе, но убедитесь, что вы что-нибудь съели. Хорошо? — Спрашиваю я, указывая на поднос.

— Хорошо, — говорит она, прежде чем взять сэндвич и откусить кусочек. Она закрывает глаза и одобрительно хмыкает. — Я умирала с голоду, — говорит она, высовывая язык, чтобы слизнуть майонез с губы.

И, черт возьми, если это не было самой сексуальной вещью, которую я когда-либо видел в своей жизни.

Мой член мгновенно становится твердым за молнией. Прочищая горло, я говорю ей: — Ну, я лучше пойду.

— Может быть, мы сможем позже снова посмотреть кино? — Спрашивает она, чертовски удивляя меня, поскольку в прошлый раз все прошло не так уж хорошо.

— Э-э, конечно. Это было бы здорово, — говорю я с улыбкой.

— Ладно, отлично. Что ж, мне лучше вернуться к работе.

— Хорошо. Увидимся позже, — обещаю я.

Черт возьми, я не могу дождаться вечера кино с Линой.

Селина

— Нарисуй меня, как одну из твоих француженок, Джек, — говорю я Нико.

Мы только что закончили смотреть "Титаник ", и это было потрясающе. Я знаю, многие считают этот фильм старым, но я посмотрела его свежим взглядом. И хотя Нико признался, что уже смотрел фильм несколько раз раньше, потому что его сестра была одержима Леонардо Ди Каприо, он все равно поддержал меня, просидев почти три с половиной часа фильма, ни разу не пожаловавшись.

Его губы приподнимаются от моей вырезанной цитаты из фильма, когда он открывает чистый лист бумаги в своем переплетенном проволокой блокноте и кладет его на винтажный столик для рисования в углу своей спальни. Его толстые пальцы берут кусочек угля, и пронзительные серые глаза встречаются с моими, нервируя меня.

— Просто расслабься, — шепчет он.

Я с трудом сглатываю и пытаюсь сделать именно это, сидя в кожаном кресле напротив него. Когда я впервые предложила ему нарисовать меня так, как Джек нарисовал Роуз в "Титанике", я подумала, что это будет забавно. Но из-за циркулирующего по комнате электричества, от которого у меня волосы встают дыбом, и сильного напряжения в комнате, которое можно резать ножом, теперь я не уверена, что это была хорошая идея.

Это кажется намного более интимным.

Он смотрит, словно действительно видит меня, и я чувствую себя уязвимой. Несмотря на то, что полностью одета, я чувствую себя совершенно обнаженной под его пристальным взглядом.

На моем лбу выступают капельки пота, и я ловлю себя на том, что неловко ерзаю.

Из-за стола для рисования раздается мрачный смешок.

— Тебе не обязательно оставаться полностью неподвижной, Лина. Ты можешь двигаться и дышать, — успокаивает меня Нико с нежной улыбкой.

— Я знаю, — говорю я, закатывая глаза. И вот так, кажется, что большая часть напряжения в комнате исчезла только из-за его шуток.

Я пытаюсь заставить себя расслабиться. Я слишком много думаю об этом моменте. Нико просто рисует меня. Ничего особенного, верно?

Мои глаза сосредотачиваются на движении его длинных, толстых пальцев, деликатно растушевывающих тени на бумаге. Мои бедра сжимаются вместе, и я понимаю, что это меня заводит.

— Ты делал это раньше? — С любопытством спрашиваю я. И удивлена, почувствовав укол нервозности, скручивающий мой желудок в ожидании ответа.

— Нет. Обычно я просто рисую по памяти, — признается он.

По какой-то причине это заставляет меня чувствовать себя лучше и меньше ревновать.

Боже, с чего бы мне вообще ревновать к этому?

Может быть, потому что эгоистичная часть меня хочет чего-то интимного и особенного только между мной и Нико и ни с кем другим.

Мое дыхание становится прерывистым, когда я вижу, как он смотрит на меня пристальным, интенсивным взглядом, от которого мое сердце начинает биться в странном ритме.

Боже, если мы в ближайшее время не закончим, у меня разовьется что-то вроде шумов в сердце.

Несколько минут спустя Нико, к счастью, говорит мне: — Закончено.

Я вскакиваю и практически бегу к нему, стремясь увидеть, что он только что нарисовал. Я смотрю на рисунок углем, мои глаза сужаются при виде красивой девушки. Я едва вижу себя на холсте, если бы не все мелкие детали, на которых я сосредотачиваюсь, таких как мои веснушки.

— Такой ты меня видишь? — Спрашиваю я.

— Что ты имеешь в виду? Это и есть ты, Лина.

Я втягиваю нижнюю губу в рот, нервно прикусывая ее зубами. Он не может быть серьезным. Девушка, которую он только что нарисовал, прекрасна, почти неземная и счастлива. Я ни то, ни другое. Или это я? Я счастлива?

Когда смотрю в серые глаза Нико, отражая в них себя, думаю, что, возможно, я счастлива с ним или, по крайней мере, могла бы быть счастлива, если бы позволила себе поддаться своим чувствам. Нико определенно не заставляет меня чувствовать себя нежеланной или несчастной. Насколько это хреново, что я даже не могу сказать, когда на самом деле по-настоящему счастлива?

Нико, должно быть, заметил перемену в моем настроении, потому что говорит: — Тебе не нравится рисунок?

— Нет. Мне очень нравится. Просто я не вижу себя такой, какой видишь меня ты, — бормочу я, чувствуя себя глупо из-за того, что не могу даже взглянуть на свой рисунок, не испытывая миллиона ужасных чувств.

— Лина, — начинает он. Затем он хватает меня за руку, крепко сжимая мой указательный палец в своей хватке. Вместе мы проводим углем по моим бровям, глазам, по кончикам пальцев. Он проводит меня через весьпроцесс, прослеживая каждую его реплику.

— Ты прекрасна, Лина, — бормочет он. — Такой я тебя вижу. И такой тебя видит весь мир.

Поворачиваясь к нему, я сажусь верхом на его колени, мои ноги оказываются по обе стороны от его бедер. Тяжело сглатывая, я набираюсь смелости заговорить.

— Мне все равно, каким меня видит весь мир. Я забочусь только о тебе, — признаюсь я.

Секунду он пристально смотрит на меня, его глаза встречаются с моими. Покрытые углем пальцы касаются моего лица, а затем он притягивает меня к себе.

— Скажи мне, что я могу поцеловать тебя, Лина. Пожалуйста, — умоляет он.

Он спрашивает разрешения вместо того, чтобы просто взять то, что хочет, и мое сердце воспаряет от его слов. Он точно знает, что мне нужно. И прямо сейчас все, что мне нужно, — это он.

— Поцелуй меня, Нико, — умоляю я.

Наши губы встречаются в страстном поцелуе.

Его большой палец нежно поглаживает маленькую родинку в форме сердца на моей шее, и воспоминания о нашем первом поцелуе, когда мы были подростками, нахлынули на меня с невыразимой силой.

Крошечная искра разгорается где-то глубоко внутри, заставляя мой пульс учащенно биться между бедер. Я дико задыхаюсь, когда мы прерываем поцелуй, и я смотрю в его серо-стальные глаза.

— Это ощущение точно такое, каким я его помню, — шепчу я. Закрыв глаза, я спрашиваю его: — Нико, могу я тебе кое-что сказать?

— Все, что угодно, — отвечает он с расслабленным вздохом.

Затем я открываю глаза и встречаю его пристальный взгляд.

— Ты единственный человек, которого я когда-либо целовала. Я отказывалась целовать кого-либо еще. Хотела, чтобы это было частью меня, которой никто другой никогда не смог бы обладать. Чтобы эта часть меня принадлежала тебе.

Мой язык медленно обводит нижнюю губу, и Нико наблюдает за этим движением с пристальным вниманием.

Я улавливаю намек на огонь, разгорающийся в его глазах, как мое единственное предупреждение, прежде чем его рука сжимает мой затылок, и он снова притягивает мой рот к своему. На этот раз поцелуй не такой сладкий и невинный. Нет, он горячий, всепоглощающий, опаляющий душу и угрожающий погубить меня для всех других мужчин на этой земле. Никто другой никогда не поцелует меня так. И я не хочу, чтобы кто-то еще когда-либо пытался. Я хочу только Нико.

Его большие руки обхватывают мою задницу, прижимая меня к своей эрекции через одежду. Я задыхаюсь от ощущения, и он пользуется этим, его язык жадно проникает в мой рот. Язык опустошает мой, пока он пожирает меня, заглатывая тихие стоны, которые продолжают вырываться из моего горла.

Его правая рука скользит от моего зада к верхушке бедер, кончики пальцев обводят линию моих складочек через шорты и трусики.

— Я хочу попробовать тебя на вкус, Лина, — выдавливает он. — Могу я попробовать тебя на вкус? — спрашивает он, глядя на меня с таким отчаянием, что я почти теряю дар речи.

— Да, — шепчу я, прежде чем успеваю остановить себя.

Обхватив мои бедра, он стоит, держа меня на руках. Я быстро обвиваю ногами его талию, пока он несет меня к своей кровати. Моя спина ударяется о мягкую стопку одеял, когда он осторожно укладывает меня и встает с краю, глядя на меня так, словно я что-то вкусное, чем он хочет полакомиться.

О боже.

Дрожь пробегает по мне, когда он медленно стягивает шорты и трусики с моих бедер и спускает их вниз по ногам одним движением. А затем он опускается на колени, его голова идеально совпадает с вершиной моих бедер.

Его покрытые углем руки сжимают мои бедра и притягивают меня ближе к его рту, оставляя на моей коже темные следы в форме пальцев. Его язык высовывается и облизывает губы, когда его голодные глаза встречаются с моими.

— С тобой все нормально? — Спрашивает он.

Опять же, он удостоверяется, что со мной все в порядке, что у него есть мое согласие, и я даже не могу описать чувства, расцветающие в моей груди в тот момент. Раньше никто не заботился о том, чтобы спросить моего разрешения. И сейчас я почти не могу дышать, потому что меня переполняют мириады эмоций, текущих по моим венам. Все, что я могу сделать, это выразительно кивнуть.

Медленная, ленивая улыбка расползается по его лицу, когда он мягко раздвигает мои ноги шире, чтобы подойти к главному. Он закидывает одну ногу себе на плечо и прижимается ртом к нежной плоти, облизывая меня от входа до клитора, отчего у меня перед глазами вспыхивают звезды, когда я стону.

Его язык прижимается к моему набухшему маленькому бугорку, облизывая и пробуя меня на вкус, пока я не выкрикиваю бессмысленные слова. Раньше никто не доставлял мне такого удовольствия. В прошлом это никогда не касалось меня. Это всегда было о том удовольствии, которое мое тело могло бы доставить кому-то другому.

Мои руки тянутся вперед, хватаются за постельное белье и сжимают его в сжатых кулаках. Бедра дрожат, когда я извиваюсь и пульсирую под его языком.

— Пожалуйста! — Я умоляю, мой голос хриплый и полный вожделения.

— Ммм, черт возьми, Лина, — рычит его глубокий голос, отдающийся эхом от моей плоти. — Мне нравится слышать, как ты умоляешь меня, — говорит он, прежде чем провести языком по моему ноющему клитору, зажигая кровь, теплое сияние оргазма начинает распространяться по каждому нерву моего тела. По мере того, как я приближаюсь к краю, в моей груди начинает подниматься волна паники. Дыхание учащается до тех пор, пока я не начинаю изо всех сил пытаться набрать в легкие достаточно воздуха, и мне кажется, что я начинаю тонуть.

— Эй, — спокойно говорит Нико. — Посмотри на меня. Сосредоточься на мне, Лина. Здесь только ты и я. Больше никого.

— Больше никого, — повторяю с содроганием. Я смотрю ему в глаза, когда он наклоняет голову, чтобы снова насладиться мной, зрелище настолько эротичное, что искра внутри меня разгорается в полномасштабный ад. Мне кажется, что я нахожусь слишком близко к солнцу и сгораю еще до того, как выныриваю на поверхность.

— Ты такая вкусная, детка, — шепчет он между моих бедер.

— О боже, — бормочу я.

Я так близок к краю, что практически чувствую, как начинаю падать. Я качаю головой, не зная, смогу ли это сделать, и начинают закрадываться плохие мысли.

— Я… я не знаю, смогу ли, — бормочу в отчаянии.

— Просто отпусти, Лина. Я буду здесь, чтобы поймать тебя. Я обещаю, — говорит он, прежде чем провести языком по моему клитору и зализать меня в неизвестность.

Мой рот открывается в беззвучном крике, когда невообразимое блаженство внезапно охватывает меня. Мои бедра бесстыдно прижимаются к его лицу, когда я достигаю пропасти и переваливаюсь через край. Оргазм настолько силен, что мне приходится изо всех сил цепляться за одеяло, поглощая волну за волной неистового, интенсивного удовольствия. Крики наполняют комнату, все мое тело содрогается. Нико продолжает лизать меня, не переставая, вытягивая каждую унцию удовольствия, которое он может получить.

В конце концов, я начинаю спускаться с небес, мое тело обмякает, я хватаю ртом воздух и втайне задаюсь вопросом, может ли человек умереть от слишком большого удовольствия.

— Это моя девушка, — шепчет Нико мне в бедро, прежде чем поцеловать меня в кожу.

Я ожидаю, что тогда он меня трахнет. Я знаю, что он, вероятно, твердый и жаждущий. Но Нико удивляет меня, когда забирается в постель рядом со мной и натягивает одеяло на нас обоих.

Он притягивает меня в свои объятия и прижимает к себе.

Никто из нас не произносит ни слова, и вскоре на меня наваливается сон, я засыпаю в рекордно короткие сроки, чувствуя себя счастливой и в безопасности в его объятиях.

Глава 34

Селина

На следующее утро я тайком выхожу из спальни Нико и иду по коридору, чтобы принять душ в своей комнате. Я смываю со своего тела угольные следы от пальцев Нико, вода становится темно-серой, стекая в канализацию. Я хмурюсь, глядя на грязную воду. Плохие мысли, которые всегда засели в глубине моего сознания, возвращаются в полную силу.

Неудивительно, что Нико не спал с тобой. Ты грязная. Ты использованная. Ты шлюха. Он тебя не хочет. Кто вообще мог тебя захотеть?

Мои ногти впиваются в виски, когда я заставляю себя войти в поток воды, закрывая глаза. Я мою волосы шампунем, ненавидя бугорки от старых ран и шрамов, которые обнаруживают мои кончики пальцев. На Нико нет ни единого изъяна, кроме нескольких хорошо заживших шрамов. Все мои уродливые и зазубренные, так как большинство из них мне пришлось зашивать или лечить самой. Наверное, я кажусь ему каким-то странным научным экспериментом.

— Черт, — кричу я, захлебываясь водой, когда плохие мысли угрожают утопить меня.

Я заканчиваю принимать душ, а затем выхожу, быстро вытираюсь, прежде чем обернуть тело полотенцем. В тот момент, когда я вхожу в свою спальню, раздается стук в дверь.

— Лина? — Нико зовет из коридора.

Я подхожу ближе и заставляю свой голос звучать ровно, когда говорю ему: — Я не очень хорошо себя чувствую сегодня утром.

— О, хорошо, — отвечает он, но по его тону я могу сказать, что он не совсем убежден в моем оправдании. — Я могу позвонить Саре, если ты…

— Нет, со мной все будет в порядке, — быстро говорю, обрывая его. Я не хочу, чтобы Сара вошла сюда и поняла, что на самом деле со мной все в порядке, что это все в моей ебаной голове. — Я просто… увидимся позже, — говорю я.

Я жду, пока не услышу, как его шаги удаляются по коридору, прежде чем, наконец, облегчу дыхание, которое задерживала.

Я ненавижу это чувство. Это была потрясающая ночь, и теперь я чувствую себя совершенно ужасно, потому что не могу перестать все переосмысливать.

Прикладывая ладонь ко лбу, я зажмуриваю глаза.

Почему я не могу просто быть нормальной?

Вздыхая, возвращаюсь в ванную и начинаю готовиться к предстоящему дню. Сушу волосы феном и надеваю удобную одежду. Мой сеанс физиотерапии с Дуэйном начинается через час, и не хочу опаздывать.

Я спускаюсь вниз и захожу в спортзал в рекордно короткие сроки, на этот раз даже опережая Дуэйна. Он появляется примерно через пятнадцать минут с двумя соками гигантского размера в руке. Дает мне тот, в котором, слава богу, клубника, а сам берет, который похож на зеленую жижу. Гадость.

Мы начинаем наш сеанс, но, честно говоря, я этого не чувствую. Не могу перестать думать о прошлой ночи и последствиях того, что произошло. Что, если я фактически разрушила Нико и свою дружбу? Одна мысль о том, что он больше не разговаривает со мной, разрушает меня, съедает изнутри.

— Ты сегодня какая-то рассеянная, — говорит мне Дуэйн во время одной из моих тренировок для ног.

— Э-э, да, я просто… — мой голос замолкает. Я не знаю, стоит ли мне вообще говорить о подобных вещах с Дуэйном, но мне больше не с кем. Я определенно не могу говорить с Нико. Я и так уже смущена и чувствую себя виноватой за все, что произошло.

— Разливай чай, Селина. Мне нужно что-нибудь пикантное, чтобы пережить этот день, — говорит он, подмигивая.

Я не могу удержаться от улыбки. Дуэйн обладает способностью поднимать мне настроение, независимо от того, насколько я раздражительна или расстроена перед нашими сеансами.

— Эм, ты когда-нибудь… Ты когда-нибудь…

— Мы играем в игру? — Спрашивает он, и его глаза загораются.

Я выгибаю бровь, глядя на него.

— В какую игру?

— Я никогда не? — Спрашивает он. — Имею в виду, я уверен, что мог бы стащить немного спиртного с кухни, если мы действительно хотим сделать все это вкуснее.

Я качаю головой.

— Спиртное — последнее, что мне сейчас нужно, — говорю я с тихим смехом.

На самом деле мне нравится быть трезвой. В течение многих лет я была под таблетками и алкоголем, чтобы замаскировать свои настоящие проблемы. И теперь, когда я ментально в лучшем состоянии, то хочу пережить каждую минуту этого, особенно с Нико.

— О! Это из-за… Ромео? — Он заговорщически шепчет, используя наше секретное прозвище для Нико.

— Да, — шепчу я в ответ.

— Черт, может быть, мне действительно нужно выпить за это, — шутит он. — Что Ромео сделал на этот раз?

Дуэйн прекрасно осведомлен о ситуации между мной и Нико. Мне даже не пришлось ему говорить. Он сказал, что с первого дня просто чувствовал напряжение и притяжение между нами. Что бы это ни значило.

— Ну, прошлой ночью мы дурачились в его комнате.

Дуэйн наклоняется ко мне, ему уже нравится эта история, и я не могу удержаться от смеха над его пристальным вниманием.

— И?

— И он… набросился на меня.

— Черт возьми, да, девочка, — говорит он с восторженным кивком.

— Но потом… мы просто легли спать.

— Черт, Ромео ничего не хотел взамен? — Спрашивает он, нахмурив брови.

— Нет, — я печально качаю головой. — И я не могу перестать думать о причинах, стоящих за этим.

— Может быть, он ждет от тебя следующего шага, чтобы получить больше, — предполагает Дуэйн.

— Возможно, — протягиваю я, прежде чем кивнуть головой в знак согласия.

Дуэйн прав. Нико такой джентльмен. Никогда не давит, никогда не просит слишком многого. Что, если он просто боится зайти слишком далеко? Что, если он просто напуган и точка?

— В следующий раз, когда останешься с Ромео наедине, дай ему точно знать, чего ты хочешь. Это должно прояснить любую путаницу, — предлагает Дуэйн.

Я рада, что рассказала кому-то о своих чувствах вместо того, чтобы просто держать их при себе до тех пор, пока они окончательно не поглотят меня. На самом деле я чувствую себя в тысячу раз лучше, чем сегодня утром.

— Спасибо за совет.

— Именно для этого я здесь, — говорит он с широкой улыбкой.

До конца нашего сеанса терапии я думаю о том, о чем мы с Дуэйном говорили. Я думаю, может быть, мне действительно нужно подтолкнуть Нико в правильном направлении.

Если я чего-то хочу, мне нужно дать ему знать, чего хочу я. И если он все еще отвергает меня после этого, то мне просто придется разбираться с последствиями позже.

Глава 35

Селина

Мы смотрим фильм в комнате Нико.

Это стало для нас почти ежевечерней рутиной, мне это нравится, но я хочу… большего. Между нами нарастало сексуальное напряжение, и я чувствую, что сегодня вечером, наконец, могу сорваться. Прошла почти неделя с тех пор, как он в последний раз прикасался ко мне, вылизывая до беспамятства, а я все еще чувствую на себе его язык. Опыт был потусторонним, как будто я левитировала, и хочу испытывать это снова и снова с ним.

Я ждала, что Нико сделает шаг, но он был стойким, не подавая мне никаких признаков желания чего-то еще, кроме того, что у нас есть прямо сейчас. Итак, я решаю, что сегодня та самая ночь. Я больше не хочу ждать. Однако никогда раньше не занималась сексом с мужчиной по собственной инициативе. Меня всегда заставляли делать то, чего я не хотела. Поскольку у меня никогда не было настоящих отношений по обоюдному согласию, я понятия не имею, что делать.

Я пыталась флиртовать, но с треском провалилась, вероятно, потому что боюсь, что мои слова прозвучат странно и грубо, как у пещерного человека — ты мне нравишься. Я хочу секса с тобой.

Я внутренне успокаиваю себя. Почему это так сложно?

Потому что это Нико.

Да, именно по этой причине это так сложно. Нико никогда бы не заставил меня что-либо делать с ним, зная, через что я прошла. Но этот тихий голос в глубине моего сознания продолжает задаваться вопросом, может он не хочет меня. Во мне легко закрадывается неуверенность в себе, и, кажется, я не могу от нее избавиться.

Нико никогда бы не захотел тебя. Нико — идеальная пара, а ты — ничто.

Тряся головой, я пытаюсь выкинуть эти дурные мысли из головы.

В фильме есть сцена секса, и Нико нервно оглядывается на меня, как будто боится, что я это увижу или, может быть, он просто боится, что между нами возникнет неловкость. Боже, если бы у меня была хоть одна сверхспособность, это была бы способность читать мысли. Я хочу знать, о чем он думает, что он думает обо мне.

Собрав все мужество, на которое я способна, я встаю на колени и ползу к нему в изножье кровати.

— Неудобно? — Невинно спрашивает он, глядя на меня.

Я качаю головой.

Он лежит на животе, положив подбородок на скрещенные руки, его бицепсы выпирают, и он проверяет прочность нитей на рубашке с короткими рукавами.

Лежа рядом с ним, я изучаю его профиль. Его лицо само совершенство — жесткие, сильные линии, словно высеченные из камня, но с мягкими чертами, уравновешивающими все это, такими как его длинные темные ресницы и поразительные серые глаза, которые напоминают мне небо в пасмурный день.

Когда Нико замечает, что я пялюсь, он спрашивает: — Тебе не нравится фильм?

— Я не хочу смотреть этот фильм, — говорю я ему, намекая на то, что хочу большего. Гораздо большего.

Он поворачивается на бок, так что мы оказываемся лицом друг к другу.

— Ну, тогда что ты хочешь делать?

— Это, — шепчу я, прежде чем придвинуться ближе и поцеловать его.

Его губы такие мягкие и теплые. Они со стоном открываются, и я пользуюсь возможностью попробовать его на вкус. Мой язык переплетается с его, и сильное чувство пронзает меня прямо до глубины души. Мягко толкая его на спину, я сажусь верхом на его бедра и ахаю, когда чувствую, как его твердый член упирается в то место, где я нуждаюсь в нем больше всего. По крайней мере, я знаю, что действительно возбуждаю его. Это беспокоило меня больше всего.

Но когда я набрасываюсь на него, Нико внезапно отстраняется.

— Вау, — выдыхает он. — Лина, я не думаю, что мы… я не знаю, если…

Я смотрю на него, и слезы наполняют мои глаза. Эта маленькая сучка в глубине моего сознания была права. Он не хочет меня. Он никогда не захочет меня.

Вскакивая с кровати, выбегаю из его спальни прямо в свою комнату. Я закрываю за собой дверь, быстро запирая ее, прежде чем опуститься на пол.

Несколько секунд спустя я слышу, как Нико стучит кулаком по дереву.

— Лина, впусти меня, — зовет он с другой стороны.

— Нет! — Я кричу в ответ.

Он пытается нажать на дверную ручку, но безуспешно.

— Черт возьми, Лина! Нам нужно поговорить.

— Я не хочу разговаривать. Просто оставь меня в покое!

Меня не волнует, драматизирую ли я. Мне только что отказал единственный мужчина, которому когда-либо было на меня наплевать, так что я могу дуться, плакать и делать все, что, черт возьми, еще захочу.

Дверь вибрирует у меня за спиной, когда кулаки Нико натыкаются на дерево.

— Я выломаю эту гребаную дверь!

Нико кричит, и я слышу гнев, смешанный с беспокойством в его голосе.

Снаружи он звучит как сумасшедший. И почему он так себя ведет, что заводит меня еще больше? О боже, что со мной не так?

Вставая, я щелкаю замком и открываю дверь. Нико протискивается внутрь и смотрит на меня теми серыми глазами, которые снились мне почти каждую ночь на протяжении последнего десятилетия.

— Что бы я ни сделал не так, я сожалею, — начинает он, извиняясь и удивляя меня, когда закрывает за собой дверь.

Я думала, он придет сюда и обвинит меня в попытке заставить его делать то, чего он явно не хочет делать.

— Это я должна извиняться. Я больше не буду этого делать, — быстро говорю я.

— Что ты не будешь делать?

— Я не буду пытаться поцеловать тебя или прикоснуться к тебе снова, я обещаю.

— Лина, почему бы тебе не попробовать сделать это снова?

— Потому что ты, очевидно, не хочешь меня. Ты, очевидно, думаешь… — мои слова замирают. Я даже не могу высказать свои злые мысли вслух. Это сделает их слишком реальными.

— Что я думаю? — спрашивает он, прищурившись.

Он подходит ближе, крепко сжимая мои руки.

— Скажи мне, что я думаю, Лина, — требует он, его голос понижается на несколько октав.

— Я тебе не нужна. Ты думаешь, я сломлена.

Я закрываю глаза, эффективно отгораживаясь от него, потому что не хочу видеть по его лицу, что права. Но потом я слышу его смех. Я медленно открываю глаза, и, конечно же, Нико смеется надо мной.

— Ты мудак! — Кричу я, прежде чем высвобождаюсь из его хватки и отступаю назад, нуждаясь в дистанции между нами, прежде чем сделаю что-то, о чем потом пожалею.

— Лина, ты думаешь, я не хочу тебя? — спрашивает он, приподняв бровь, смех полностью прекращается, и выражение его лица становится смертельно серьезным.

— Да, — признаюсь я шепотом.

— За последние десять лет не было дня, когда я не думал о тебе, Лина. И с тех пор, как ты вернулась, не проходило ни минуты, ни даже гребаной секунды, чтобы я не думал о тебе. — Он прижимает меня к стене напряженным взглядом, его глаза темнеют. — Ты думаешь, я не хочу тебя? — Он усмехается, как будто сама идея немыслима. — Я хочу тебя каждой клеточкой своего существа. Я хочу тебя больше, чем, черт возьми, дышать большинство дней. Я хочу быть с тобой больше, чем когда-либо хотел чего-либо еще во всем этом мире! — раздраженно кричит он.

Его слова лишают меня дара речи.

— Ты думаешь, раз я тебя не трахаю, значит, я тебя не хочу? — спрашивает он с тяжелым вздохом. — Ты ошибаешься, Лина. Чертовски ошибаешься.

Его обжигающий взгляд заставляет мое сердце пропустить удар в груди, когда он спрашивает: — Что я могу сделать, чтобы доказать тебе это?

Слова слетают с моих губ прежде, чем я успеваю их остановить.

— Поцелуй меня.

Нико приближается ко мне, заполняя пространство, между нами, всего за несколько шагов.

Затем он заключает мое лицо в свои большие ладони, прижимаясь губами в страстном поцелуе, от которого у меня слабеют колени.

Когда он отстраняется, его глаза встречаются с моими.

— Ты не сломлена, Лина. Ты чертовски красивая, умная, забавная и идеально подходишь для меня. Я просто не хотел подталкивать тебя к тому, к чему ты не была готова.

Он захватывает мою нижнюю губу зубами и сосет. Жестко.

— Поверь мне, было чертовски трудно держать свои руки подальше от тебя, — шепчет он мне в губы. — Я не хотел тебя отталкивать. Я не хотел, чтобы ты сбежала. Меня убило бы потерять тебя снова, — яростно говорит он, его глаза такие печальные и потерянные в этот момент.

— Этого никогда не случится. Я здесь. Я никуда не уйду, — обещаю я, прежде чем прижимаюсь губами к его губам.

И когда его губы приоткрываются в хриплом стоне, мой язык вырывается наружу и облизывает его, пробуя на вкус. Он позволяет мне взять контроль, и я впервые в жизни чувствую себя сильной.

Я стону, когда его руки сжимают мой зад, прижимая меня к своему твердому телу, его эрекция прижимается к моему животу. Жидкое тепло начинает разливаться внутри, когда его губы спускаются от моего рта к шее. Все мои страхи и плохие мысли исчезают в это мгновение, и я знаю, что могла бы легко стать зависимой от его прикосновений.

Его губы снова встречаются с моими, голодный поцелуй поглощает меня, крадя каждый выдох из легких. И вдруг мне становится недостаточно поцелуев и прикосновений. Такое чувство, что все мое тело охвачено огнем, кожа горит, словно к ней поднесли факел. Мне нужно больше. Гораздо больше.

— Ты нужен мне, — умоляю я у его губ.

Он одобрительно хмыкает и начинает подталкивать меня к кровати.

В спешке бесцеремонно снимаем одежду, груды вещей падают на пол, как будто мы участвуем в гонке, кто сможет раздеться первым. Я нервничаю из-за того, что он впервые видит меня обнаженной, но когда я вижу, как его глаза наслаждаются моими формами, все сомнения, которые были у меня раньше, внезапно отходят на задний план.

Я сажусь на край кровати, нервничая, но в то же время взволнованна. Такое чувство, что я ждала этого момента целую вечность. Как будто все дороги, по которым мы шли, с изгибами, тупиками и поворотами привели нас сюда. И теперь, когда это наконец происходит, трудно осознать существование всего этого.

— Черт возьми, ты великолепна, Лина, — говорит мне Нико, прежде чем его язык проводит по полной нижней губе. — Мне нужно снова попробовать тебя на вкус, детка.

Я не успеваю и глазом моргнуть, как он подхватывает меня под бедра и тащит по кровати к себе. В момент, когда его рот касается моего набухшего маленького бугорка, вскрикиваю, сжимая простыни в руках. Я смотрю, как он наслаждается мной, эротическое зрелище заводит меня так, как ничто другое за всю мою жизнь. Его руки сжимают мои бедра, удерживая меня неподвижно, не позволяя мне избежать ни капли удовольствия, которое он мне дарит. Каждое движение по моему клитору уносит меня на луну, и он не прекращает лизать и сосать, пока я не переваливаюсь через край, выкрикивая его имя и тяжело дыша, как будто только что пробежала марафон.

Мое тело дрожит от толчков, когда он продолжает лениво водить языком по моему клитору, пока я, наконец, не вскрикиваю: — Нико, пожалуйста!

Внутри меня нарастает боль, которая с каждой минутой становится все болезненнее. Он нужен мне внутри.

— Я здесь, детка, — говорит он мне, прежде чем забраться на кровать надо мной. Держа толстый член в руке, он несколько раз поглаживает его, соблазняя меня. Я прикусываю губу, наблюдая за ним, не в силах отвести взгляд.

— Скажи мне, чего ты хочешь, Лина, — требует он, глядя мне в глаза, пока проводит головкой члена по моей влажной киске.

Он спрашивает разрешения. Не просто берет то, что хочет. И он понятия не имеет, как много это значит для меня.

— Пожалуйста, Нико. Пожалуйста, трахни меня, — выдыхаю я.

Кажется, мои слова доставляют ему удовольствие.

Он на мгновение закрывает свои серые глаза, прежде чем снова их открыть, и я вижу, как внутри него бушует огонь. Он входит в меня своим членом нежно, так медленно, что это почти мучительно.

Я морщусь, ожидая боли. Но я такая влажная от оргазма, что его толстый член скользит внутрь без малейшего дискомфорта.

— Вау, — выдыхаю я, не веря своим ощущениям. Хотя мне казалось, что секс всегда будет болезненным, я все равно хотела попробовать его с Нико. Представьте себе мое удивление, что это не так и что он на самом деле чувствуется хорошо. Мои глаза закатываются на затылок, когда он начинает трахать меня красиво и медленно.

— О боже! — Я вскрикиваю.

Он наклоняет голову, захватывая ртом мой сосок, украшенный птрсингом, прежде чем пососать и нежно прикусить. От сочетания удовольствия и боли у меня перед глазами встают звезды. Никогда ничего подобного не ощущала, и я чувствую, как слезы наворачиваются на глаза. Весь страх и трепет, которые у меня были, тают с каждым поцелуем, который он оставляет на моей груди.

— С тобой все нормально? — Спрашивает Нико, на его лице отражается беспокойство.

Я понимаю, что плачу, но это не потому, что мне больно или некомфортно.

— Я никогда не знала, что это может быть так, — признаюсь я в спешке.

Выражение его лица мгновенно расслабляется, и его губы опускаются, чтобы запечатлеть мои в обжигающем душу поцелуе.

Я впиваюсь ногтями в мускулистую плоть его плеч, пока его язык проникает в мой рот, опустошая меня. Он трахает меня красиво и медленно, заставляя брать каждый дюйм его члена, пока его рот спускается по горлу к моей груди.

Он проводит большим пальцем по твердому бугорку одной груди, в то время как его рот захватывает другую, облизывая и нежно покусывая, зажигая каждый датчик удовольствия, который у меня есть. Его обожающие прикосновения и теплое посасывание его влажного рта, когда он вцепляется в мою другую грудь, превращают меня в дрожащее месиво.

Мои руки скользят по его мускулистой спине, касаясь каждого дюйма гладкой кожи, в то время как его бедра двигаются, вгоняя в меня твердую длину.

До этого момента я не осознавала, насколько сильно изголодалось мое тело, так отчаянно нуждающееся в его прикосновениях и удовольствии.

Восхитительный прилив ощущений проходит через меня, и я чувствую себя так близко к краю. Мои ногти впиваются в его спину, когда я притягиваю его невероятно близко, пытаясь держаться изо всех сил, когда мой оргазм начинает захлестывать меня.

— Кончи со мной, Лина, — шепчет он мне в губы.

В этот самый момент я разрываюсь по швам, выкрикивая его имя, когда разбиваюсь под ним. Нико прижимается ко мне, растягивая удовольствие, когда его дыхание становится громче, хриплее. Затем он внезапно отстраняется, его глаза непоколебимо впиваются в мои, когда он достигает своего собственного блаженства.

— Черт, Лина, — стонет он глубоко, гортанно, когда толстые струйки его семени покрывают мой живот, пока он поглаживает свой член.

Его бицепсы и бедра сотрясаются от мощного оргазма, и я наблюдаю за ним с благоговением.

В этот момент он похож на какого-то могущественного греческого бога — серые глаза с полуприкрытыми веками, сексуально взъерошенные темные волосы и накачанные мышцы, блестящие от пота от напряжения.

В комнате становится тихо, наше учащенное, неровное дыхание — единственные звуки, наполняющие пространство. Я томно лежу в постели, тепло разливается по моему телу, распространяясь с головы до ног, пока я наслаждаюсь блаженством, которого у меня никогда не было возможности испытать раньше.

— Ты в порядке? — Спрашивает он, озабоченно хмуря брови.

Я в порядке?

Я более чем в порядке.

Я чувствую себя фениксом, восставшим из пепла, чтобы возродиться.

Нико совершил невозможное. Он вдохнул новую жизнь в ту, кто поклялась, что с ней покончено.

— Давай сделаем это снова, — мурлыкаю я.

У него вырывается глубокий смешок, но когда я обвиваю рукой его шею сзади и притягиваю его губы к своим, он понимает, что я не шучу.

Он одобрительно стонет, когда я наклоняюсь и глажу его твердеющий член.

Быстрым движением он переворачивает меня на живот и входит в меня сзади. Я вскрикиваю от удивления, а затем стону от удовольствия.

Мы занимаемся любовью всю оставшуюся ночь. И когда я просыпаюсь на следующее утро, у меня болят все тело, но на моем лице улыбка.

Глава 36

Николас

После долгого дня серфинга мы с Линой сидим на пляже, готовясь к ее предстоящему экзамену на аттестат. У нее осталось еще несколько дней до знаменательного дня, и я хочу убедиться, что она максимально подготовилась к нему.

Мы все еще в гидрокостюмах, солнце вдалеке начинает садиться, пока я читаю тренировочные вопросы со своего мобильного телефона.

— Пять, — отвечает она, и я не могу удержаться от улыбки, когда провожу пальцем, чтобы показать ответ, и она права.

— Это верно, — говорю я ей, изо всех сил изображая Криса Фарли из "Билли Мэдисона", фильма, который мы посмотрели прошлой ночью, одновременно стягиваю верхнюю часть костюма так соблазнительно, как только могу.

Селина смеется и игриво шлепает меня по голой груди.

— Будь серьезен! — говорит она, хотя улыбается от уха до уха.

Я улыбаюсь, прежде чем провести рукой по своим влажным растрепанным волосам. Мне пришлось убедить ее посмотреть комедию, но это стоило всех моих упрашиваний. Смех Селины на протяжении почти всего фильма делал мою ночь незабываемой. Нет, скорее, это был мой гребаный незабываемый год.

Мне нравится видеть ее счастливой. Я хочу, чтобы она была счастлива всегда со мной.

Только со мной.

— Хорошо, хорошо, — говорю я, прежде чем зачитать следующий вопрос из практического теста.

— Хм, естественный отбор.

— Это верно, — говорю с усмешкой. — Ты не провалишь этот тест, детка.

— Я надеюсь на это, — говорит она, но я слышу сомнение в ее голосе.

— Мы можем продолжать практиковаться, — предлагаю я.

— Может быть, позже. Давай просто насладимся закатом вместе, — мягко говорит она, прежде чем придвинуться ближе ко мне на песке.

Я обнимаю ее, крепко прижимая к груди. И целую в макушку, вдыхая ее аромат. Она пахнет клубникой и океаном, и это чудесное сочетание.

Никто из нас не произносит ни слова, пока солнце садится, исчезая за горизонтом. Только когда темнеет настолько, что мы почти ничего не видим вокруг, я, наконец, разрушаю чары, под которыми мы находимся, и говорю: — Нам лучше вернуться домой.

Вставая, я протягиваю руку и притягиваю ее к себе.

Провожу кончиками пальцев по щеке, изучаю ее красивое лицо в лунном свете, прежде чем нежно поцеловать в губы. С тех пор, как мы перешли грань между друзьями и любовниками, я не могу держать свои руки подальше от нее. Не то чтобы я думаю, что она возражает. В половине случаев Лина первая делает ход, чему я очень рад. Я настолько боялся оттолкнуть ее, потерять, что чуть не облажался и не потерял ее, сохраняя дистанцию. И так чертовски счастлив, что мы нашли друг друга где-то посередине и что сейчас у нас все хорошо.

— В кино сегодня вечером? — Я спрашиваю ее. Вечер кино стал обычным делом между нами.

— Я хочу кое-что другое, — говорит она, и я слышу, как у нее перехватывает дыхание, когда мои пальцы скользят по ее стройной шее.

— Что ты имеешь в виду? — Спрашиваю я, глядя на нее сверху вниз, пока ее глаза медленно закрываются.

— Душ. Вместе, — говорит она, прежде чем поцеловать меня в губы.

Я одобрительно хмыкаю.

— Мне нравится эта идея.

— А потом… — ее голос замолкает, когда она снова целует меня в губы.

— А потом? — Настаиваю я, отчаянно желая узнать, что будет дальше.

— Потом и увидишь, — обещает она с сексуальной улыбкой.

— О черт, я не могу дождаться, потом и увидишь, — говорю я.

Селина хихикает и целомудренно целует меня, прежде чем броситься бежать к скоплению машин на парковке.

— Первый, кто сядет в машину, выберет следующий фильм, который мы посмотрим! — бросает она через плечо.

Я хватаю с песка свои вещи и гонюсь за ней, наслаждаясь ощущением адреналина, когда наконец догоняю ее и прижимаю к машине.

— Я выиграла, — говорит она, затаив дыхание.

— Хорошо, — шепчу я. Меня даже не волнует, что она выберет следующий фильм. Я бы смотрел, как сохнет краска на стене, если бы это означало, что я мог обниматься с ней в своей комнате всю ночь напролет. Я захватываю ее рот своим, просовываю язык и пожираю ее, пока она стонет и трется об меня. Ее ноги обвиваются вокруг моей талии, и я прижимаю ее к машине, пока целую до бесчувствия. Она издает нежнейшие всхлипы у моих губ, и этот звук сводит меня с ума. Черт возьми, я не могу дождаться, когда мы вернемся домой, чтобы я мог трахнуть ее в своей постели.

Кто-то громко откашливается, и я внезапно вспоминаю, что мы не одни. Я оборачиваюсь и вижу Томмазо, одного из охранников, который смотрит на нас с ухмылкой на лице. Он качает головой, глядя на меня.

— Прости за это, Томмазо! — Я окликаю его. Эти парни, вероятно, устали, и я их не виню. Они часами сидели в тесных внедорожниках, наблюдая, как мы бегаем по пляжу и занимаемся серфингом.

Сейчас мы направляемся домой, — говорю я ему, прежде чем открыть дверь для Селины и захлопнуть ее, как только она оказывается внутри.

Пока я сажусь за руль, слышу, как Томмазо говорит по телефону: — Голубки наконец-то едут домой, и я не могу сдержать улыбку.

Глава 37

Николас

Я меряю шагами кухню, терпеливо ожидая возвращения Селины домой. Сегодня рано утром она отправилась на тестирование. Я отправил с ней две машины телохранителей, не желая рисковать. Смотрю на последнее сообщение от одного из охранников.

На обратном пути.

Это было двадцать минут назад. Черные внедорожники должны подъехать к дому с минуты на минуту, и я не могу дождаться, когда увижу ее. Она так усердно готовилась к этому проклятому тесту, и я знаю, что она будет очень расстроена, если не сдаст его. Однако я не сомневаюсь, что она сдала его с честью. Моя девочка надрывалась. И если вселенная не совсем жестокая сука, то она позаботится о том, чтобы Селина прошла испытание.

Свет, отражающийся от лобовых стекол внедорожника, привлекает мое внимание, и я смотрю в окно, терпеливо ожидая на кухне. Я смотрю, как Селина выходит из машины, солнце играет на ее светлых волосах, создавая впечатление, что вокруг ее ангельской фигуры ореол. Мне требуется вся моя сила воли, чтобы не выбежать за дверь и не подхватить ее на руки.

Она стала постоянной частью моего мира, и теперь я не могу представить свою жизнь без нее. Одна только мысль о том, что я снова могу потерять ее, не дает мне спать по ночам и заставляет просыпаться в холодном поту и тяжело дышать, как будто я только что пробежал марафон.

Я сделаю все возможное, чтобы обеспечить ее безопасность, и без сомнения знаю, что убил бы любого, кто попытался бы каким-либо образом встать между нами.

Когда Селина входит в комнату, мое терпение наконец лопается. Я подхожу к ней и заключаю в объятия, вдыхая знакомый клубничный аромат ее волос. Она позволяет мне подержать ее несколько минут, прежде чем отстраняется. Она поднимает взгляд на огромный поздравительный баннер, который я повесил ранее, и хмурится.

— Что, если бы я не прошла?

— Так ты все-таки сдала? — Спрашиваю я, притягивая ее обратно в свои объятия и крепко прижимая к себе. — Я знал, что моя девушка надерет задницу этому тесту!

Отпуская ее, я подхожу к бутылке шампанского и открываю пробку, прежде чем налить нам два бокала.

— Поздравляю, Лина, — говорю я ей, прежде чем вручить один из бокалов.

Она берет у меня бокал и отпивает шампанское.

— Спасибо, — говорит она, совершенно сияя.

Я смотрю на часы. Сейчас только десять утра. Мы могли бы целый день праздновать этот момент.

— Чем ты хочешь заняться сегодня? Чем угодно. Просто назови это.

Ее глаза загораются, когда она говорит: — Давай прокатимся.

Я улыбаюсь. Ей было весело водить разные машины в гараже. Однако ее любимая — мой темно-синий McLaren 720S. Ей нравится, как быстро он ездит, а мне нравится смотреть, как она им управляет. Это чертовски сексуально.

— Все в порядке. Звучит забавно.

— Но позволь мне сначала переодеться, — говорит она мне, прежде чем допить шампанское и поставить бокал. Я смотрю, как она уходит, ее милая попка покачивается под обтягивающими джинсами.

Мой член мгновенно удлиняется в штанах, и я сдерживаю стон. Проводя рукой по лицу, задаюсь вопросом, как долго я смогу сегодня продержаться, не находясь внутри нее. Я думаю, что наш рекорд на данный момент составляет всего несколько часов. Боже, я так сильно хочу эту девушку.

Селина

Я думала, что мне нужны наркотики, чтобы получить тот предельный кайф для поддержания жизни. Но, на самом деле, все, что мне было нужно, — это Нико.

Он — моя новая зависимость — наркотик настолько сладкий и совершенный, что я никогда не смогу избавить свою систему от него. Он течет по моим венам, закачивая адреналин в мое некогда холодное, мертвое сердце, заставляя меня снова чувствовать себя живой. Каждый день с ним — приключение, и мне это очень нравится.

И когда мы занимаемся любовью, ощущения, которые я получаю, настолько затягивают, что просто хочу их больше. Постоянно. Я ненасытна. И я благодарна, что он такой же. То, что когда-то было маленькой искрой между нами, полностью разгорелось в полномасштабный лесной пожар. Я просто не могу насытиться.

— Притормози, Лина, — предупреждает Нико, когда я слишком быстро поворачиваю.

Мне удается вернуть машину под контроль. Я все больше и больше езжу, осваиваюсь с этим, и сегодня хочу быстрой и безрассудной езды. Я смотрю в зеркало заднего вида, и внедорожника, который следовал за нами, больше не видно. Сжимаяруль, я сворачиваю на боковую дорогу. Мы за городом, у черта на куличках, поблизости нет даже дома, за исключением, может быть, конца этой грунтовой дороги.

Нико наклоняется вперед на пассажирском сиденье и смотрит в зеркало.

— Я думаю, мы потеряли телохранителей, — говорит он, нахмурившись.

— Хорошо, — говорю я ему, прежде чем отстегнуть ремень безопасности и вскарабкаться со своего места к нему на колени.

Я застаю его врасплох и вижу момент, когда он понимает мои намерения. Его зрачки расширяются, когда он фокусирует свои серые глаза на моих.

— Мне чертовски нравится, когда ты плохая, — шипит он сквозь стиснутые зубы, когда я потираюсь о его набухший член. — У нас не так много времени, — предупреждает он.

— Нам не нужно много времени.

По какой-то причине вождение а может быть, просто свобода в целом, вызывает у меня такой прилив сил. Всю дорогу мои трусики были насквозь мокрыми. И каждый раз, когда я бросала взгляд на Нико, в моей голове возникал образ езды на его члене в машине, и это заводило меня еще больше.

Не теряя времени, я расстегиваю молнию на его брюках. Он помогает мне со следующей частью, стягивая брюки и боксеры до колен, пока его толстый, твердый член не высвобождается и не подпрыгивает к животу.

Именно по этой причине я надела юбку, так что все, что мне нужно сделать, это сдвинуть трусики в сторону, прежде чем погрузиться в его восхитительную длину.

— Подожди, — выдыхает Нико, но затем он стонет, когда я сажусь, моя влажность покрывает его всю длину. — О черт, ты готова для меня, не так ли, милая? — стонет он.

Я скачу вверх-вниз по его длине, целую его шею, шепчу ему на ухо: — Я всегда готова для тебя.

— Поцелуй меня, — требует он. — Поцелуй меня, как будто ты моя.

Мои губы заявляют права на его губы в крадущем душу поцелуе.

— Я твоя, — выдыхаю я. — Я только твоя.

Его серые глаза темнеют, когда рука сжимает мой затылок и снова притягивает мой рот к своему. Он целует меня так, словно наш самолет горит и падает. Он притягивает меня так близко, что между нами не остается места, когда его член входит и выходит из меня в безжалостном ритме, мои бедра опускаются навстречу каждому его толчку.

— О черт, Лина, с тобой так хорошо, так тесно, — пронзительно рычит он.

Я не знаю, то ли это возбуждение от того, что мы занимаемся сексом на публике, и каждый может нас увидеть, то ли тот факт, что скоро придут телохранители и поймают нас, но я достигаю оргазма в рекордно короткие сроки. Это захлестывает меня яростным крещендо, и я внезапно прерываю наш поцелуй, мои стоны наполняют салон машины, а бедра дрожат от напряжения.

Нико сжимает мою задницу, захватывая власть и вгоняя свой член в меня снова и снова, пока он тоже не разваливается на части, его член пульсирует глубоко внутри меня, изливая свое освобождение.

Затем он обнимает меня, наши сердца бьются вместе, дыхание прерывистое.

— Черт, это было горячо, — шепчет он мне в шею.

— Да, — с трудом выдавливаю я.

Я вижу свет фар в заднем окне и наблюдаю, как черный внедорожник заезжает на полосу позади нас.

— Черт. Они нашли нас.

— Слава богу, что эти окна тонированы. Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел тебя, кроме меня, — рычит Нико.

Я не могу не улыбнуться его собственничеству.

Мне нравится, что он хочет меня и только меня, и что я хочу точно того же. У нас взаимная одержимость друг другом. Я не знаю, полезно это или нет, но меня это не волнует. Я люблю это, несмотря ни на что.

Его размягчающийся член легко выскальзывает из меня, и я поправляю трусики и юбку, прежде чем забраться обратно на водительское сиденье. Телефон Нико звонит секундой позже, и он быстро отвечает.

— Да, извини за это, Томмазо. Мы не поняли, что потеряли вас, поэтому остановились, чтобы вы, ребята, могли наверстать упущенное.

Он смотрит на меня с непристойной ухмылкой на лице, и я прикрываю рот, чтобы сдержать смех, сорвавшийся с моих губ.

— Сейчас мы возвращаемся домой, — сообщает ему Нико.

Я завожу машину и разворачиваюсь в траве за грунтовой полосой. Теперь я не тороплюсь, не желая снова злить телохранителей. Отец Нико приставил ко всем нам больше телохранителей, когда мы выходим из дома. Я определенно не жалуюсь на дополнительную защиту. Меня устраивает все, что обеспечивает мою безопасность и возможность оставаться с Нико.

Я еду по шоссе в сторону дома, когда чувствую руку Нико на своем обнаженном бедре.

Его мизинец в опасной близости от моих трусиков, и мое дыхание начинает учащаться. Я не знаю, что в нем такого особенного, но все, что он делает, заводит меня. Как будто я так долго была ко всему равнодушна, а теперь словно щелкнул выключатель. Он заставляет меня чувствовать все. Он вдохнул в меня новую жизнь, и я не могу быть счастливее. Я как будто совершенно новый человек, наверстываю упущенное с мужчиной, который мне действительно дорог.

Я чувствую себя свободной.

— Моя сперма вытекает из тебя и пропитывает твои трусики? — Спрашивает он хриплым от вожделения голосом.

От его вопроса меня пробирает дрожь.

— Да, — отвечаю я.

— Непослушная девчонка, — говорит он, прежде чем его пальцы скользят под мою юбку к верхушке бедер. Он проводит пальцем по влажному шву моих трусиков, прижимая кончик пальца к моему клитору, и я закусываю губу, чтобы не застонать вслух.

Я опускаю взгляд, чтобы посмотреть, что он делает, но Нико цыкает на меня.

— Смотри на дорогу, Лина, — предупреждает он.

Мой взгляд возвращается к шоссе, поскольку я с тревогой пытаюсь сосредоточиться на вождении и на том, что он делает со мной одновременно. Нико оттягивает мои трусики в сторону, и я чувствую, как его палец погружается в меня, собирая его семя, прежде чем он подносит его к моему клитору. Все это кажется грязным и неправильным, но таким чертовски горячим.

Он нежно поглаживает мой клитор своей спермой, и я крепко сжимаю руль, костяшки моих пальцев белеют от напряжения.

— Это очень опасно, мистер Витале, — выдыхаю я.

— Я начинаю думать, что вам нравятся опасные игры, мисс Макколл.

Он прав. Я люблю острые ощущения. Я никогда не думала, что стану кем-то подобным, но вот мы здесь. Мне нравится, что меня почти поймали, когда я с Нико. Опасность выводит меня из себя.

— Пожалуйста, еще, — вздыхаю я.

Его легких прикосновений просто недостаточно. Мне нужно больше. Гораздо больше. Затем он собственнически обхватывает ладонями мою киску, его толстые пальцы входят в меня, трахая меня, когда его большой палец прижимается к моему клитору. Я громко стону, почти теряя контроль над дорогой. Машина рядом со мной сигналит, пугая меня до чертиков.

— О черт! — Я вскрикиваю, чувствуя себя одновременно напуганной и взволнованной сверх всякой меры.

— Это еще то, о чем ты говорила? — Он шепчет мне в горло, прежде чем я чувствую, как его губы посасывают мою кожу.

— Да! — Я ахаю.

Я так расстроена необходимостью удерживать машину на дороге, что мой мозг словно разрывается надвое между ответственностью и удовольствием.

— Мне нужно, мне нужно остановиться, — ною я.

— Нет, нет, нет, — отчитывает меня Нико. — Продолжай вести машину, Лина.

Он проникает пальцами глубже в меня, заставляя меня громко стонать.

— Тебе нравится опасность, не так ли? Ты так крепко сжимаешь мои пальцы, втягивая меня так чертовски глубоко в свою жадную, влажную киску, — рычит он.

Его грязные слова не улучшают ситуацию. И как раз в тот момент, когда я думаю, что сейчас закричу от отчаяния, чувствую, что мой оргазм поразил меня, как ослепляющая сила света. Я крепко сжимаю руль, заставляя свои глаза не отрываться от дороги, в то время как все мое тело содрогается. Щупальца тепла и удовольствия распускаются внутри меня, когда я вскрикиваю от боли: — О боже! Боже мой!

Я бесстыдно тру его руку, и Нико не останавливается, пока я буквально не приваливаюсь к рулю, полностью измотанная и борющаяся за то, чтобы удержать машину на дороге.

— Это моя девушка. Ты так хорошо справилась, детка, — хвалит меня Нико, его пальцы замедляются, пока он, наконец, не вынимает их. Он аккуратно поправляет мои трусики и юбку, прежде чем сесть обратно на свое место.

Я тяжело дышу, изо всех сил пытаясь удержать руль, мои ноги все еще дрожат от двух интенсивных оргазмов, последовавших почти один за одним.

— Следующий, — беспечно говорит мне Нико, как будто это не он только что подарил мне два лучших оргазма за всю мою жизнь, будто мы не чуть не разбились и не погибли на шоссе несколько раз.

Я включаю сигнал поворота, мое тело совершает движения, отчаянно пытаясь прийти в себя и сосредоточиться. Слава богу, мы недалеко от особняка, и я чувствую себя намного лучше, когда мы подъезжаем к воротам. Охранник у входа проверяет нашу машину, и я проезжаю.

Когда припарковываюсь, я наконец вздыхаю с облегчением. Мы с Нико вылезаем из машины, и я свирепо смотрю на него поверх капота.

— Что? — спрашивает он, изображая невинность, и я не могу удержаться от улыбки.

Томмазо, один из телохранителей, выходит из следовавшего за нами внедорожника и спрашивает: — У вас были проблемы с машиной? Беспокойство пронизывает черты его лица, когда он говорит: — Ты ехала по шоссе на скорости шестьдесят, потом девяносто, а потом сорок пять, и я видел, как ты несколько раз сворачивала.

Нико одаривает меня дерзкой ухмылкой, прежде чем повернуться к охраннику.

— Не, Лина только учится водить. Я пытался научить ее, но она ужасная ученица, — невозмутимо заявляет он. — Я уверен, что с большей практикой она станет водить лучше.

— О, хорошо, — говорит Томмазо с понимающим кивком, прежде чем одарить меня легкой, неловкой улыбкой, а затем отворачивается, чтобы продолжить свою смену.

Я подхожу к Нико и бью его в живот тыльной стороной ладони.

— Мудак, — бормочу я себе под нос.

— Ты любишь меня, — со смешком парирует он, прежде чем направиться к дому.

Мои шаги замедляются позади него. Я знаю, что Нико просто пошутил, но его слова оказывают на меня глубокое влияние. Я никогда не думала, что когда-нибудь смогу кого-то полюбить, никогда не хотела никого любить или позволять себе быть настолько уязвимой в отношениях. Но знаю, что все по-другому, когда дело касается Нико. И я думаю, что происходит невозможное — я начинаю влюбляться в него.

Глава 38

Николас

— Ты не концентрируешься, в очередной раз, — говорит мне Ренато, прежде чем замахнуться кулаком в лицо.

Я едва успеваю отстраниться, прежде чем его кулак касается моей щеки, ощущая свист воздуха у моего уха, когда он завершает удар. Слава богу, что сегодня мы используем только кулаки, а не ножи, иначе половина моего уха сейчас лежала бы на полу.

— Ты хочешь снова оказаться в кабинете Сары? — Он издевается надо мной.

Мы около часа тренировались в тренажерном зале, но я этого не чувствую. Это утро с Селиной было потрясающим. Я посадил ее за руль, и это превратилось в нечто большее, чем простой урок вождения. Тот факт, что она спланировала всю экскурсию и так сильно хотела меня трахнуть, что гнала как сумасшедшая, чтобы оторваться от нашего хвоста, снова возбуждает меня.

— Тайм-аут, — говорю я Ренато, прежде чем сесть. Я чувствую себя чертовым подростком, думающим о девушках посреди дня и демонстрирующим стояк на публике. Черт возьми, она заставляет меня чувствовать так много вещей. Она — все, о чем я могу думать. И секс с ней потрясающий. Сказать, что я зависим от того, что я чувствую, когда нахожусь рядом с ней… или внутри нее… было бы преуменьшением гребаного века.

Мне нравится тот факт, что она получает удовольствие от опасности. Риск быть пойманным меня тоже возбуждает. Хотя, я думаю, забавно, что она думала, что я действительно позволю нам разбиться сегодня на шоссе. В любую секунду я бы сел за руль, но она была сильной и сосредоточенной, принимала все, что я ей давал, и не позволяла нам разбиться. Хотя не позволил бы, чтобы с ней что-нибудь случилось. Ни один волос не упадет с ее головы, пока она со мной. В этом я определенно могу поклясться.

— Думаешь о Селине? — Спрашивает Ренато, садясь на скамейку рядом со мной, дерево скрипит под его весом.

Я киваю и одариваю его улыбкой.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что ты думаешь только о ней, чувак. К тому же, у тебя на лице эта дурацкая гребаная ухмылка.

Он хихикает, когда я показываю ему средний палец.

— Чувак, я просто рад хоть раз увидеть тебя счастливым.

— Я не был счастлив раньше? — Я задаю вопрос, хотя знаю, что не был.

— Нет. Ты был жалким ублюдком в течение многих лет после исчезновения Селины. Я рад, что ты нашел ее. И я рад, что у нее есть ты сейчас.

— Спасибо, чувак, — говорю я. Ренато не из тех, кто любит сентиментальные моменты, и знаю, что он попытается испортить настроение за три… два… один…

— Я могу только представить, что глупая ухмылка, которая была на твоем лице последние несколько дней, это потому, что вы, ребята, наконец-то трахаетесь, — предполагает он.

И вот оно.

— Ну и что, что в этом такого?

— Черт возьми, да, — говорит он с выразительным кивком. — Молодец.

А затем он бормочет себе под нос: — По крайней мере, хоть кто-то здесь получает немного пизды.

Мои брови хмурятся от его слов. Я просто думал, что он трахал мою сестру годами, но, возможно, ошибался. Я и раньше заставал их целующимися в темных углах комплекса, но, возможно, она бережет себя для замужества или чего-то в этом роде. Кто знает, когда дело доходит до Арии. Мы были действительно близки, когда были детьми, но теперь чувствую, что она дистанцируется от всех.

Я знаю, что она чувствует себя здесь пленницей, принцессой, запертой в позолоченной клетке, но также это для ее же чертовой пользы. Посмотрите, что случилось с Селиной. И, возможно, нам не следует сравнивать Арию с прошлым Селины, но мы все это делаем. Мы должны обеспечить безопасность Арии здесь.

Мысль о том, что кто-то похитит мою сестру или, не дай Бог, Селину, заставляет мою кровь закипать. Мои родители поставили своей жизненной миссией уничтожать таких людей, как Константин Карбоне, и я хочу продолжать эту миссию сейчас и еще долго после того, как они умрут. Если бы я мог спасти миллион таких девушек, как Селина, то сделал бы это. И я это сделаю.

— Ты закончила отдыхать, принцесса? — Спрашивает Ренато.

— Да, пошли, — говорю я ему, свирепо глядя на него.

— О черт. Он вернулся! — говорит он, хлопая в ладоши. — Это должно быть весело.

— Очень, — говорю я, прежде чем встать.

С моим подавленным гневом и разочарованием из-за своих ужасных внутренних мыслей я готов оторвать кому-нибудь голову.

Похоже, что позже в кабинет Сары все-таки придет Ренато.

Глава 39

Николас

После того, как закончил свою дневную работу, я тайком спускаюсь в спортзал, где, как знаю, Селина проходит сеанс физиотерапии.

Терапевт укладывает ее на скамейку, а сам вытягивает ее ноги и бедра. То, как его руки касаются ее, мгновенно приводит меня в бешенство. И если бы у Дуэйна не было парня, и он с большей вероятностью приударил бы за мной, чем за Селиной, я бы отрезал эти руки к чертовой матери.

По мере того, как я становлюсь ближе к ним, Дуэйн поднимает глаза и улыбается. Он склоняет голову набок, вероятно, заметив напряжение в моих плечах и хмурое выражение моего лица.

— Мы почти закончили, Нико, — говорит он мне, подмигивая, возможно, зная, что меня так разозлило.

— Как поживает моя девочка? — Спрашиваю я, не придавая значения, хотя Дуэйн не представляет угрозы. Просто в Селине есть что-то такое, что заставляет моего внутреннего пещерного человека проявлять себя всякий раз, когда я рядом с ней. Я хочу ее больше всего на свете, и чувствую, что одержимо защищаю ее. Я уверен, что это моя собственная психологическая травма из-за того, что ее забрали у меня много лет назад, и постоянный страх потерять ее снова, но отчасти это просто первобытный инстинкт заботиться о ней и защищать любой ценой. Я никогда раньше не испытывал таких чувств к кому-то другому. Только к ней.

— Честно говоря, твои серфинговые экскурсии сотворили с ней чудеса. Я как раз говорил Селине, что не думаю, что нам нужно продолжать терапию. Это наш последний сеанс.

— О, спасибо, черт возьми, — громко стону я, а затем захлопываю челюсть, когда осознаю, что только что сказал.

Брови Селины приподнимаются, прежде чем она улыбается и бросает на меня понимающий взгляд. Затем она обращает свое внимание на Дуэйна.

— Спасибо тебе. За все.

— Без проблем. Я скоро с тобой поговорю, Селина.

Он встает и выходит из спортзала, оставляя нас вдвоем. Уже поздний вечер, поэтому я сомневаюсь, что кто-нибудь еще будет проводить здесь какие-либо сеансы сегодня вечером.

Я подхожу к перекладине и хватаюсь за нее руками, прежде чем подтянуться к подбородку и несколько раз опуститься обратно.

Селина несколько раз наблюдает за мной, прежде чем встать и подойти ко мне.

— Так ты ревнуешь к Дуэйну? — Недоверчиво спрашивает она. — Ты же знаешь, что у него есть парень, верно?

— Не имеет значения, — просто говорю я.

— Я думаю, что это невозможно, — говорит она со смехом.

Я подхожу и сталкиваюсь с ней лицом к лицу.

— Ты действительно понятия не имеешь, насколько ты красива, не так ли?

С озабоченным выражением лица Селина прикладывает тыльную сторону ладони к моему лбу.

— Ты уверен, что хорошо себя чувствуешь? — шутит она с лукавой усмешкой.

Я беру ее за руку и целую в ладонь.

— Я чувствую себя просто прекрасно.

Я не буду развивать тему. Знаю, Селине трудно поверить, насколько она красива. В моих глазах она воплощение совершенства. Возможно, она этого не видит, но я всегда буду рядом, чтобы заставить ее почувствовать себя особенной и красивой, как она того заслуживает.

Нахмурившись, она отскакивает и делает несколько повторений на турнике. Мой член подергивается в штанах, когда я смотрю, как она подтягивается и опускается снова и снова. Она набралась столько сил с тех пор, как приехала, и я горжусь ею как нельзя больше. Довольно скоро она сможет надрать мне задницу, и мысль о том, что она попытается, делает мой член чертовски твердым.

Когда ее глаза встречаются с моими, на ее лице появляется красноречивое выражение. Она, вероятно, думает, что все, что делает, заводит меня.

И она была бы абсолютно права.

— Знаешь, у Дуэйна самые потрясающие руки, — говорит она, снова подтягиваясь на перекладине, чтобы это выглядело легко. — Я уже скучаю по его рукам, — растягивает она слова. — Может быть, мне стоит назначить несколько частных сеансов с ним.

— Лина, — предупреждаю я, подходя к ней сзади и наблюдая, как ее упругая задница подпрыгивает вверх-вниз перед моим лицом. — Не буди зверя.

— Но что, если я захочу, чтобы чудовище ткнуло в меня? — говорит она через плечо, бросая на меня взгляд, от которого вся моя кровь приливает прямо к члену.

Кряхтя, я подпрыгиваю и хватаюсь за перекладину по обе стороны от ее руки, обхватываю ее ноги своими и делаю подтягивания, при этом ее пухлая задница упирается в мою эрекцию.

— Видишь, что ты со мной делаешь? — Я рычу ей в шею, прежде чем нежно укусить, а затем облизываю, чтобы унять боль.

Она стонет, прижимаясь ко мне, и я, блядь, пропал. Опускаясь, я обхватываю ее руками за талию и помогаю спуститься, скользя по всему моему телу, чтобы она почувствовала, как мне тяжело сдерживать себя.

Прижавшись губами к ее уху, я шепчу: — Думаю, ты забыла, что эта комната звуконепроницаема. Никто не сможет услышать, как ты кричишь.

Дрожь пробегает по ее телу, и она поворачивается в моих объятиях, чтобы посмотреть на меня взглядом, полным похоти.

— Обещаешь?

Я стону.

— Моя непослушная девочка, — говорю я, прежде чем мои губы обрушиваются на ее.

Прижимая ее к стене, я разворачиваю ее и опускаюсь на колени. Мои большие руки хватают ее за соблазнительную попку, сжимая и разминая ее, время от времени кончиками пальцев касаясь вершины ее бедер. Каждое мягкое прикосновение вызывает стон из ее прекрасного рта.

— Скажи мне, чего ты хочешь, Лина. Я хочу услышать слова, исходящие из твоих прекрасных уст.

— Заставь меня кончить, — стонет она, прислонившись к стене.

Ее слова проникают прямо в меня, вплоть до моего тяжелого члена.

— Черт, — шиплю я, и срываю с нее леггинсы.

Я зарываюсь лицом между бедер, облизывая ее киску, прежде чем провести языком по складочкам к маленькой попке, а затем обратно. Все ее тело дрожит под моими руками, когда я прижимаю ее к стене, поедая ее, как умирающий от голода человек. И я изголодался по ней. Я голоден всегда. Ее киска — деликатес, и у меня текут слюнки всякий раз, когда я думаю об этом. На вкус она сладкая, как запретный нектар, которым я никогда не могу насытиться. Мой язык зарылся так глубоко между ее ног, что я, без сомнения, еще несколько недель буду вкушать ее сладость.

Она бормочет бессмысленные вещи в стену, когда я толкаю палец, а затем два в ее насквозь мокрую киску. Она плачет по мне, и я не могу быть счастливее. Я сжимаю пальцы внутри нее, пока не достигаю сладкого местечка, от которого она кричит. Мой большой палец прижимается к ее маленькому клитору, пока я трахаю пальцем ее киску. Но моей жадной девочке этого недостаточно, и я точно знаю, что ей нужно.

Я провожу языком по краю ее тугой дырочки, облизывая ее, пока у нее не начинают дрожать ноги.

— О боже! О боже мой, Нико! — восклицает она, практически крича.

Я не могу удержаться от улыбки, прежде чем снова облизываю ее, проводя языком по тугой маленькой дырочке, пока она, наконец, не достигает пропасти оргазма. Она переваливается через край, стонет и плачет, пока я прижимаю ее к стене, удерживая вес в своих руках, пока ее киска заполняет мои пальцы и мой язык.

Я не останавливаюсь, пока от нее не останется ничего, кроме дрожащего месива, и ее стоны не начнут затихать.

Я встаю, обнимаю ее, не желая никогда отпускать. Но когда я слышу, как она шмыгает носом, боюсь, что зашел слишком далеко. В ужасе я хватаю ее за подбородок и заставляю встретиться со мной взглядом.

Она смотрит на меня со слезами в своих характерных сине-зеленых глазах, а затем говорит мне с сексуальной усмешкой: — Твоя очередь.

Селина

Нико заставил меня плакать. Но не в плохом смысле.

Это было в очень, очень хорошем смысле. Оргазм, который он мне подарил, был таким чертовски сильным, что я потеряла контроль над своими эмоциями. Такое чувство, что я миллион лет ждала такого освобождения.

Это также доказало, что я могу просто отпустить. Мне не нужно каждые несколько секунд подтверждать, что он здесь, со мной. Я просто чувствую это сейчас. Чувствую его постоянное присутствие глубоко в моей душе.

Я с трепетом наблюдаю, как Нико засовывает пальцы в рот, пробуя меня на вкус. Его глаза медленно закрываются, когда он стонет от признательности. И когда он высвобождает пальцы, то говорит мне с хриплым вздохом: — Ты такая чертовски вкусная. Такая чертовски сладкая.

Мой клитор пульсирует от его грязных слов. Я не знала, что слова могут так сильно заводить человека, но Нико умеет обращаться с ними. Он может заставить меня отправиться из Сахары в Тихий океан всего несколькими отборными словами.

Он подарил мне мощный оргазм, последствия которого я все еще чувствую, и отчаянно хочу отплатить ему тем же. Падая на колени, я хватаюсь за пояс спортивных штанов Нико. Поднимаю на него глаза, и на его лице появляется обеспокоенное выражение. Я уверена, что он задается вопросом, нормально ли это, стоит ли нам вообще этим заниматься, хочу ли я вообще этим заниматься. И ответ на все эти вопросы — да, и я планирую показать ему своими губами, насколько все это нормально.

Я устала жить прошлым. Я устала бояться. Я хочу иметь нормальные отношения с мужчиной, которому доверяю всем сердцем, телом и душой. И я знаю, что Нико никогда не зашел бы слишком далеко и не заставил бы меня делать то, чего я не хочу.

Стягивая с него штаны, я с благоговением наблюдаю, как его твердый член подпрыгивает к моему лицу. Он такой длинный и твердый, что у меня текут слюнки. Моя рука начинает дрожать, когда обхватываю пальцами его член, но я заставляю себя успокоиться, прогоняя плохие мысли, пытающиеся проникнуть в мою голову. Я сосредотачиваюсь на моменте. Я сосредотачиваюсь на Нико и на том, как сильно хочу, чтобы ему было хорошо.

Обхватив его по всей длине, я нежно облизываю головку. Это вызывает самое сексуальное рычание, которое я когда-либо слышала, из глубины его груди, и это зажигает мою кровь. Чувствуя себя уверенной, двигаю рукой вверх и вниз по его члену. Затем я высовываю язык и слизываю капельку предварительной спермы, постанывая от его соленого вкуса.

— Черт возьми, Лина, — стонет он.

— Дай мне свой член, Нико, — шепчу я, глядя на него снизу вверх.

Он шипит сквозь стиснутые зубы, прежде чем сжать основание своего члена и мягко провести головкой по моим губам, заполняя мой рот. Двигая головой, я облизываю и посасываю его бархатистую стальную длину, втягивая его в рот так глубоко, как только могу, а затем возвращаю обратно снова и снова.

Я кладу руки на его бедра, контролируя глубину сосания. Он ни разу не пытается засунуть член мне в горло. Он остается совершенно неподвижным, и я не знаю, осознает ли он вообще, что позволяет мне взять контроль в свои руки, но это заставляет меня чувствовать себя сильной и еще больше побуждает довести его до оргазма.

Я полностью отстраняюсь, его член с хлопком выходит у меня изо рта, прежде чем засасываю его обратно, вбирая в себя почти всю длину. Одно это движение заставляет его бедра дрожать под моими руками, и я с улыбкой обхватываю его член, наслаждаясь каждой минутой удовольствия, которое дарю ему.

Я продолжаю повторять действие, пока он не рычит: — Хватит.

С грубой силой он поднимает меня на руки, держит мою задницу и насаживает на свой член, прежде чем я успеваю моргнуть. Мне трудно дышать, когда он заполняет меня до краев, его член касается моей шейки матки, смешивая восхитительную боль с огромным удовольствием.

Он осторожно укладывает меня на скамью для гантелей, ту самую, с которой он наблюдал, как Дуэйн тренирует мои мышцы после нашего сеанса терапии, и я задаюсь вопросом, делает ли он это нарочно. Предъявляет права на меня на этой же скамейке, как ревнивый варвар. Эта мысль приходит мне в голову, но затем все размышления вылетают в окно, когда он приподнимает мои бедра и вводит в меня свой член, задевая ту особенную часть внутри меня, которую может только он.

— О боже! — Вскрикиваю я.

Я чувствую, как миллион эмоций снова накапливается во мне, когда он снова и снова бьет по этому месту.

— Нико!

Я кричу прямо перед тем, как упасть с обрыва, снова превращаясь в рыдающее месиво и разбиваясь вдребезги вокруг него.

— Черт возьми, да. Заплачь по моему члену, Лина, — шипит он, издавая собственный стон, его бедра беспорядочно двигаются, прежде чем, наконец, остановиться.

— О, черт, Лина. Я никогда не смогу насытиться тобой, — удовлетворенно вздыхает он, крепко обнимая мои ноги.

Пока мы оба пытаемся отдышаться, Нико остается внутри меня на несколько минут, покрывая нежными поцелуями мои икры и лодыжки, прежде чем, в конце концов, выйти из меня.

Он помогает мне подняться со скамейки, а затем ведет в душевую.

Оказавшись под горячими струями, мы не можем оторвать друг от друга рук. И когда мы занимаемся любовью под каскадом воды, я понимаю, что никогда не захочу жить в мире без Нико. Я хочу, чтобы он был моим навсегда.

Глава 40

Селина

Поздно вечером в субботу раздается тихий стук в мою дверь. Я открываю ее, думая, что с другой стороны будет Нико, но я ошеломлена, увидев его сестру, стоящую там. Ария одета так, словно готовится пойти на вечеринку: короткое мини-платье с золотыми блестками, туфли на высоких каблуках в тон и полный макияж на лице.

— Скучаешь? — Спрашивает меня Ария с ухмылкой черширского кота.

— Очень, — признаюсь.

Нико был со своим отцом весь день, и мы почти не виделись. Я уверена, что у них были важные дела, так что не могу жаловаться. Нико так устал, когда вернулся домой, что просто хотел лечь спать, и пообещал, что загладит свою вину передо мной завтра. И я просто сижу здесь и думаю обо всех способах, которыми он, вероятно, загладит свою вину передо мной.

— Хочешь сходить куда-нибудь? — Спрашивает Ария, возвращая меня в настоящее. — Моя подруга сегодня диджействует в клубе, и я умираю от желания увидеть, как она делает свое дело.

Поколебавшись, я бросаю взгляд в конец коридора на закрытую дверь спальни Нико.

— Э-э…

— Не волнуйся. Моему брату ни хрена не нужно знать. Будем только мы, девочки.

На моих губах появляется нервная улыбка.

Я действительно хочу понравиться Арии, и это может стать моим билетом к тому, чтобы узнать ее лучше. Она такая же, как ее брат — закрытая книга, пока ты действительно не вложишь в нее время и усилия.

— Хорошо, конечно, — киваю я.

Она опускает взгляд на мою пижаму и спрашивает: — Есть что надеть?

Я смотрю на свой наряд, внезапно смутившись.

— Нет? — Говорю я, и это звучит скорее как вопрос, чем как ответ.

— Не волнуйся. У меня в шкафу предостаточно одежды. Пойдем со мной.

Она протягивает руку, и я беру ее, улыбка не сходит с моих губ, пока она ведет меня в свою комнату.

Ария ниже меня ростом, поэтому найти что-то действительно подходящее — довольно сложная задача. Мы тратим около двадцати минут на обыск ее шкафа, пока, наконец, не находим платье, которое не открывает мои ягодицы.

— Мне нравится это платье на тебе, — говорит Ария, когда я выхожу из ее ванной.

Я опускаю взгляд на струящееся серебристое платье и улыбаюсь.

— У меня есть пара туфель на каблуках, которые могли бы тебе подойти, — предлагает она.

Я надеваю туфли.

— Они немного тесноваты, но, думаю, на сегодня сойдут.

— Идеально.

Мы спускаемся вниз и заходим в гараж, где нас ждет машина. Я ожидала увидеть несколько машин с телохранителями, как это обычно бывает, когда мы с Нико отправляемся куда-нибудь, но я удивлена, увидев только водителя на переднем сиденье и никаких охранников сзади.

— Нам не нужно больше охраны? — Спрашиваю я Арию, пытаясь убрать дрожь страха из своего голоса.

Она просто улыбается и развевает мои опасения по ветру.

— У нас все будет хорошо. Там будет куча людей. Ничего не случится.

Тревога гложет меня на задворках сознания по дороге в клуб, и я не могу перестать нервно прикусывать нижнюю губу.

Я знаю, что Нико это бы не понравилось. Если он узнает о нашем свидании, то разозлится. А злить Нико никогда не бывает хорошо.

Когда водитель подъезжает к большому промышленному зданию, он говорит нам: — Я припаркуюсь в нескольких кварталах отсюда. Просто напишите, когда будете готовы уехать.

— Спасибо тебе, Марко, — кричит Ария, выпрыгивая из машины, поворачиваясь и ожидая, когда я присоединюсь к ней.

Собравшись с духом, я вылезаю и становлюсь рядом с ней, оглядываясь по сторонам. Боже, как бы я хотела, чтобы у меня был мобильный телефон, чтобы я мог хотя бы написать Нико, и сообщить ему, что мы делаем и куда направляемся, но потом я вспоминаю диспетчерскую. Альдо, вероятно, знает, что мы уехали, и уже сказал ему. По крайней мере на это надеюсь. Я не знаю точно, как все это работает, когда один из членов семьи покидает территорию. Я не знаю, на каком поводке находится Ария, но в данный момент надеюсь, что он будет очень коротким.

Ария хватает меня за руку и тянет ко входу. Вокруг квартала выстроилась длинная очередь людей, но Ария подходит к охраннику у входа и называет свое имя. Большой, дородный парень с лысой головой проверяет свой список, а затем отходит в сторону, пропуская нас через парадную дверь.

Внутри шумно и ярко, многочисленные неоновые огни различными узорами перемещаются по огромному танцполу. Клуб до краев заполнен людьми, которые пьют, танцуют и разговаривают.

Сначала мы идем в бар, заказываем и опустошаем несколько рюмок текилы, сидя на неудобных табуретах, ожидая, когда будут приготовлены коктейли секс на пляже, одновременно отбиваясь от нескольких самоуверенных парней, которые подходят к нам, желая познакомиться.

После того, как Ария говорит еще одному парню, чтобы он проваливал, она поворачивается ко мне и говорит: — Тебе нужно расслабиться, Селина.

Теперь, когда думаю об этом, мне кажется, что я никогда в жизни не могла расслабиться. Кивнув, пытаюсь заставить свое тело перестать быть таким напряженным. К сожалению, это не работает. После стольких лет пребывания в состоянии повышенной боевой готовности, страха перед тем, что будет дальше, мое тело было приучено к состоянию постоянной осознанности и тревоги.

Наши напитки готовы через несколько минут, как раз когда из динамиков начинает играть оптимистичная песня. Ария вскакивает и хватает меня за руку.

— Давай потанцуем! — кричит она, перекрикивая музыку.

С текилой, бегущей по моим венам и придающей мне смелости, я следую за ней на танцпол. Одно только ее присутствие заставляет толпу расступаться, как Красное море. Она красивая, сильная и уверенная в себе, и я хотела бы быть похожей на нее хотя бы на минуту. Она командует залом, все взгляды устремлены на нее, а я просто танцую рядом с ней в изумлении.

Она двигается в такт музыке, ее длинные шоколадно-каштановые волосы развеваются в такт движениям. И когда она просит меня присоединиться, я поднимаю руки в воздух и двигаюсь синхронно с ней.

— Черт возьми, да! — Ария кричит с широкой улыбкой.

Алкоголь придает мне бодрости духа, я танцую от всего сердца, никогда еще не чувствовала себя более живой и нормальной. Я отдаюсь музыке, закрываю глаза и позволяю ей завладеть моим телом и душой. Это так освобождает — просто быть способной пить и танцевать, как обычная девушка двадцати с чем-то лет. Так много вещей люди просто принимают как должное. После того как большую часть своей жизни была заперта в клетке, я больше никогда ничего не буду принимать как должное. И я запомню эту ночь на всю оставшуюся жизнь как первое из того, что, я надеюсь, еще будет происходить хорошего в моей жизни.

Я открываю глаза, чтобы обернуться и поблагодарить Арию за то, что она пригласила меня куда-нибудь сегодня вечером, но мое зрение каким-то образом фиксируется на темной фигуре на втором этаже. Большая часть его скрыта тенью, но его руки и то, как они сжимают поручни перед ним, парализуют меня.

Эти руки. Я узнала бы эти руки где угодно.

Внезапно мой бокал выскальзывает у меня из рук и расплескивается по танцполу.

— Вау! — Кричит Ария, натыкаясь на меня и отвлекая мое внимание от мужчины. — Ладно, ты прощена! — шутит она. Но когда она видит мое лицо, она быстро трезвеет. — Что? Селина, что случилось?

Я отвожу взгляд от нее и возвращаюсь туда, где видела мужчину, но его там больше нет.

— Константин здесь! — Говорю я в панике.

Мои глаза лихорадочно обшаривают второй этаж, отчаянно пытаясь увидеть его еще раз, чтобы убедиться наверняка, но я не могу найти его снова.

— Ты уверена, что это был он? — требует она, хватая меня за руку и встряхивая.

— Да! Нет! — Я качаю головой, желая сейчас быть трезвой как стеклышко. — Я не уверена на сто процентов, но думаю, это был он.

— Черт! — Ария бормочет себе под нос, вытаскивая сотовый телефон из клатча. — Я собираюсь позвонить Ренато на всякий случай. Он знает, что делать.

Она берет меня за руку и ведет в угол клуба. Мы в тени, скрытые от неоновых огней, и я не могу перестать искать его.

— Ренато, это я, — говорит Ария в трубку. — Слушай, не психуй, но мы в клубе.

— Черт возьми, Ария! В каком клубе?

Я слышу, как он кричит на другом конце провода.

— Ликвид Лаунж, — отвечает она. У Ренато, должно быть, есть несколько подходящих слов для разговора с ней, потому что она отодвигает телефон от уха и закатывает глаза. — Мне не нужно твое дерьмо прямо сейчас, Ренато. Мне нужна твоя помощь.

Она тяжело сглатывает, прежде чем сказать: — Селина думает, что только что видела здесь Константина Карбоне.

Я наблюдаю, как лицо Арии превращается из просто озабоченного в чистую панику. Теперь она точно знает, что я чувствую.

— Он сказал, что нам нужно убираться отсюда. Я напишу водителю, чтобы он заехал за нами. Он всего в нескольких кварталах отсюда. Тогда мы сможем…

Она так и не успевает закончить это предложение. Раздается громкий, оглушительный грохот, и музыка внезапно обрывается.

Хлоп, хлоп, хлоп, хлоп!

Я опускаю Арию на колени, укрывая ее, когда раздается стрельба. Толпу людей охватывает паника, многие с криками бросаются к выходу. Я толкаю Арию под стол, чтобы нас не затоптали до смерти, поскольку стрельба продолжает греметь по всему клубу. Вокруг нас начинают падать мертвые тела, пока место не становится похожим на что-то из фильма о войне.

— Ария! Ария!

Я слышу отчаянные крики Ренато из мобильного телефона, который сейчас лежит на полу у наших ног.

Люди плачут, вопят и пытаются спастись, и любого, кто шевелится, просто косят боевики. Я зажимаю уши руками, пытаясь заглушить ужасающие звуки, в то время как паника закипает в моей груди.

Стрельба внезапно прекращается.

Ария смотрит на меня широко раскрытым, расфокусированным взглядом.

— Нам нужно выбираться отсюда, — умоляет она дрожащим голосом. Я думаю, у нее шок.

— Не высовывайся, — быстро говорю я ей.

Мы выбираемся из-под стола, и Ария в последнюю секунду хватает свой телефон, зажав его в руке тисками. Ближайший выход находится у туалетов, и поэтому я тащу Арию за собой к ним.

— На твоем месте я бы этого не делал! — окликает меня глубокий, знакомый голос.

Мое тело застывает, как статуя, а ноги внезапно примерзают к полу. Я не могу даже заставить себя пошевелиться, поэтому кричу Арии: — Уходи! Убирайся отсюда!

Ей нужно спасти себя. Если Константин здесь, то он здесь ради меня. Ей нужно убраться от меня как можно дальше, если у нее есть хоть какая-то надежда сбежать и получить помощь.

— Я не оставлю тебя! — кричит она, слезы текут по ее хорошенькому личику, когда она тянет меня за руку.

— Убирайся, пока не стало слишком поздно! — Я шиплю на нее, отталкивая от себя. Он хочет меня. Это всегда была я. Я отказываюсь позволить ей вляпаться со мной в эту историю. Она не заслуживает быть свидетельницей тех ужасов, которые испытала я. Если мне придется пожертвовать собой, чтобы спасти ее, я это сделаю. Я всегда буду это делать.

Рыдая, она, наконец, поворачивается и выбегает за дверь в конце коридора. И меня охватывает чувство облегчения от осознания того, что она не будет втянута в этот беспорядок.

Я поворачиваюсь и смотрю на самого дьявола. Константин в своей обычной одежде — темном дорогом костюме, сшитом на заказ, который стоит больше, чем месячная аренда большинства людей. Его короткие волосы цвета соли с перцем выглядят безукоризненно уложенными, ни один волосок не выбивается из прически.

— Ты скучала по мне? — Константин спрашивает с кривой улыбкой. Он выглядит так же, как и в последний раз, когда я его видела. Все такой же красивый и нетронутый. Все еще с той же вездесущей жестокой ухмылкой, украшающей его губы. Все еще злой.

Крики Арии разносятся по коридору, и я в ужасе наблюдаю, как один из головорезов Константина тащит ее обратно в клуб и заставляет встать рядомсо мной.

— Я пойду с тобой, — быстро говорю я Константину. — Просто отпусти ее.

Он издает глубокий, сердечный смех.

— О, ты думаешь, что теперь устанавливаешь правила, моя маленькая зверушка?

Я съеживаюсь от его прозвища для меня. Никогда не думала, что снова услышу эти слова из его уст. У меня были кошмары на эту тему, но я не думала, что мне придется переживать все это снова.

Я была в безопасности.

На самом деле я была в безопасности.

И я покинула свое убежище.

О чем, черт возьми, я думала?

Я хочу злиться на Арию, но она не заставляла меня идти с ней. Я хотела пойти. Я просто хотела быть нормальной. Неужели я просила так много?

Да, говорит мне тихий ворчливый голос в моей голове.

Посмотри, что произошло в тот момент, когда ты потеряла бдительность.

За многие годы я ни разу не теряла бдительности. Ни разу. Я никогда не могла, когда жила в постоянном страхе и отчаянии.

Константин подходит к нам. Его рука тянется, чтобы коснуться меня, но я морщусь и отстраняюсь от него.

— Кажется, мой маленький питомиц потеряла манеры, — говорит он сквозь стиснутые зубы. — Не волнуйся, я снова научу тебя хорошим манерам. Я буду выбивать из тебя гребаное неповиновение до тех пор, пока ты не перестанешь ходить.

Он отводит руку назад и ударяет кулаком мне в висок.

Половина моего лица взрывается от боли. Кряхтя, падаю на четвереньки. Я даже не могу вспомнить, когда в последний раз испытывала такую сильную боль.

Я ослабла за время разлуки с ним. Раньше требовалось гораздо больше, чем просто удар, чтобы заставить меня упасть.

— Оставь ее в покое! — Ария начинает кричать, и я вздрагиваю.

Подняв глаза, я наблюдаю, как Константин подходит к ней. Его кончики пальцев скользят по ее щеке и подбородку, прежде чем он обхватывает ее рукой за шею и приподнимает ее лицо, чтобы лучше рассмотреть.

— А ты, должно быть, Ария Витале. Боже мой, ты так похожа на свою мать, — говорит он с благоговением, и я вижу похоть в его глазах. — О, я собираюсь повеселиться с тобой. Все веселье, которого я был лишен с ней, благодаря твоему никчемному отцу.

Гнев закипает во мне, переполняя до такой степени, что я больше не могу его сдерживать. Все годы жестокого обращения. Все годы страха. Все привело к этому.

С криком я поднимаюсь на ноги и бросаюсь на Константина, намереваясь выцарапать ему глазные яблоки. Моим ногтям удается поцарапать ему щеку, прежде чем один из его людей внезапно оттаскивает меня назад. Мужчина сжимает мои руки в тисках, и я сопротивляюсь ему, как дикое животное, пока не выдыхаюсь и не обмякаю в его объятиях.

Константин достает белый носовой платок из кармана своего костюма и вытирает лицо, глядя на кровь, когда убирает его. Сердечный смешок вырывается из его груди, прежде чем его темные глаза останавливаются на мне.

— Побереги свои силы, маленький питомец. Тебе это понадобится для того, что я запланировал для тебя, — угрожает он. Затем он смотрит на своих людей. — Поторопись и обыщи их, а потом давай убираться отсюда к чертовой матери.

— Куда ты нас ведешь? — Кричит Ария.

Я знаю, что у нее где-то спрятан телефон. Надеюсь, Ренато все еще слушает Но сомневаюсь, что Константин так легко выдаст свое местоположение.

— Мы отправляемся на небольшую прогулку на лодке, — говорит он со злобной ухмылкой, прежде чем покинуть клуб, перешагивая по пути через трупы.

Вдалеке слышны полицейские сирены, в то время как четверо мужчин грубо обыскивают Арию и меня, срывая с нас одежду и засовывая пальцы туда, где их быть не должно.

— Не смей прикасаться ко мне! — Визжит Ария. — Не надо! Остановись!

Несмотря на все ее попытки отбиться от мужчин, им удается обращаться с ней грубо, пока они не находят то, что ищут.

— Сотовый телефон, — кричит один из мужчин, вытаскивая его из лифчика Арии. Он берет устройство, бросает его на пол и разбивает о бетон каблуком своего тяжелого ботинка.

Затем у Арии вырывается всхлип, и я точно знаю, о чем она думает. Теперь они никогда не смогут нас найти. Нас заберут, и никто, черт возьми, ничего не сможет сделать, чтобы это изменить.

Глава 41

Николас

Было чертовки поздно или очень рано, когда громкий стук в дверь моей спальни пробудил меня от мертвого сна. Моим первым инстинктом является то, что с Линой что-то случилось, поэтому я вскакиваю с кровати и бросаюсь к двери. Когда я открываю ее, то ожидаю увидеть Лину, только что оправившуюся от кошмара или какой-то другой проблемы, с которой ей нужна моя помощь. Но вместо этого там стоит Ренато. Его глаза расширены от страха, и он выглядит так, будто едва сдерживается, когда говорит мне: — Они ушли. Он забрал их.

Мой мозг работает на пределе, пытаясь расшифровать, что именно он мне говорит. Мои руки хватают его за плечи, и я трясу его, заставляя сосредоточиться на мне.

— Что? О ком ты говоришь, Ренато? Кто ушел? — Спрашиваю я в спешке, мои вопросы спотыкаются друг о друга.

— Арии и Селины больше нет. Они у Константина, — выдавливает он.

Я смотрю на него с недоверием, мои руки медленно опускаются с его плеч.

— Нет, — говорю я ему, непреклонно качая головой. Это, должно быть, какой-то гребаный кошмар наяву, от которого я не могу проснуться. — Нет, ты ошибаешься.

Спеша по коридору, я останавливаюсь у комнаты Лины. Врываюсь в дверь, ожидая увидеть ее спящей, но кровать пуста, даже не видно признаков того, что на ней спали этой ночью.

— Нет, — выдыхаю я, проглатывая большой комок, образовавшийся в моем горле. — Как это вообще произошло? Я бы знал, если бы на дом было совершено нападение. Меня бы предупредили сирены и сигналы тревоги.

— Ария подумала, что было бы хорошей идеей для них улизнуть посреди ночи и пойти в клуб.

Мои руки сжимаются в кулаки по бокам.

— Какого хрена? — Я кричу.

Прежде чем я успеваю пересмотреть свои действия, бью рукой по ближайшей стене. Костяшки моих пальцев кричат от боли, когда куски гипсокартона и крошки краски падают на пол. Я убираю руку от дыры размером с кулак.

— Я не могу поверить, что Ария сделала что-то настолько глупое, — говорит Ренато, качая головой. — Мы должны вернуть их. Кто знает, что, черт возьми, с ними сейчас происходит? Они могли бы быть… — он не заканчивает это предложение, и я даже не хочу, чтобы он это делал.

— Ты еще кому-нибудь рассказал? — В спешке спрашиваю я, баюкая свои треснувшие и кровоточащие костяшки пальцев.

— Нет. Я пошел прямо к тебе, когда они разбили мобильный телефон Арии.

Я морщусь. Сейчас у нас даже нет способа отследить их.

— Нам нужно разбудить отца и Альдо. Альдо сможет отследить их через камеры в городе. Чем скорее мы узнаем, куда они направляются, тем лучше.

— Константин сказал одну вещь перед тем, как звонок закончился. Он сказал: Мы отправляемся на небольшую прогулку на лодке.

Черт.

Если Константин исчезнет на яхте где-нибудь посреди океана вместе с девушками, неизвестно, когда мы их снова увидим, если вообще увидим.

— Пошли, — торопливо говорю я, убегая по коридору, Ренато быстро следует за мной по пятам.

Я стучу в дверь спальни моих родителей. Через несколько секунд папа открывает дверь. Его глаза полны сна, но мышцы напряжены под белой майкой.

— Что случилось, Нико? — Спрашивает он, закрывая за собой дверь спальни.

Я знаю, что он не любит беспокоить мою маму без крайней необходимости, и я не против держать ее в неведении по этому поводу. Я знаю, что она не поможет нам ничем, кроме паники и беспокойства.

— Ария и Селина ушли, — говорю я ему. Затем, с гримасой, добавляю: — Их забрал Константин Карбоне.

— Как, черт возьми, это произошло?

Я объясняю все, что рассказал мне Ренато, и глаза моего отца расширяются, а затем сужаются.

— Альдо знает? — Настойчиво спрашивает он.

— Да, я уже позвонил ему. Он работает над этим, пытаясь понять, куда они направляются.

— Пойдем в диспетчерскую. Расскажи мне все по дороге, — торопливо говорит папа.

Мы встречаем Ренато на заднем дворе, и втроем спешим в диспетчерскую в напряженном молчании. Сказать нечего, улучшить ситуацию нечем. Моя сестра и девушка пропали, их забрал худший человек на гребаной планете. Кто знает, какие ужасные вещи он совершает над ними прямо сейчас.

Я зажмуриваюсь и, спотыкаясь, спускаюсь по лестнице.

— Ты в порядке, чувак? — Я слышу, как Ренато спрашивает.

Я медленно киваю, а затем заставляю себя открыть глаза.

Мне нужно взять свое дерьмо под контроль. Селине и Арии нужно, чтобы я был трезвомыслящим. Я не могу думать о том, что могло случиться. Мне просто нужно найти их и вернуть домой, прежде чем что-нибудь случится.

— Я в порядке. Пошли, — говорю ему, побуждая его продолжать.

Комната гудит от адреналина, и запах кофе обрушивается на меня, как кирпичная стена, когда я смотрю на наших IТ-специалистов, усердно работающих на нескольких компьютерах. Пальцы Альдо лихорадочно бегают по клавиатуре, и мы втроем подходим к нему сзади, чтобы посмотреть на его мониторы. Он вводит какой-то код, и кадры с камеры перескакивают с одного ракурса на другой на одном из широких экранов.

— Ария взяла с собой только одного охранника, и ему было велено ждать в машине в нескольких кварталах отсюда, — сообщает нам Альдо. — Он даже понятия не имел, что произошло, пока не появились копы. Затем он добавляет: — Я взламываю городские дорожные камеры в режиме реального времени. Пытаюсь проследить за ними из клуба, чтобы понять, в каком направлении они уехали.

Мой отец проводит рукой по лицу.

— Я не могу поверить, что Ария могла это сделать. Как она могла не понимать, в какой опасности они находились?

— Она не могла знать, что Константин появится там, — говорю я отцу. Ария не безрассудна. Просто временами она очень наивна, что не совсем ее вина. Мои родители слишком сильно защищали ее, не то чтобы я действительно мог винить их после того, что случилось с Селиной. Черт. Я мог бы миллион раз ходить по кругу, пытаясь разобраться во всем этом, но сейчас не время показывать пальцем.

— Как он их нашел? — Задает мой отец вопрос на миллион долларов, который у всех на уме.

Ренато пожимает плечами.

— Совпадение?

Я качаю головой.

— Нет. Скорее нет.

— Вы уверены, что доктор Каталано проверила ее на наличие устройств слежения? — Спрашивает Альдо, и я не могу сказать, что эта мысль не приходила мне в голову за последние тридцать минут.

— Доктор сказала, что она ничего не смогла найти, — отвечаю я, но теперь сомневаюсь в мнении доктора Каталано. Если бы она просто быстро обыскала тело Селины, то ничего бы не нашла. Я уверен, что Константин установил трекер так, что его было нелегко найти.

— Нам следовало действовать более тщательно, провести ее сканирование, — говорит мой отец сквозь стиснутые зубы.

— Это объяснило бы, как он нашел ее, — предполагает Альдо. — На данный момент это самая правдоподобная причина.

— Черт, — бормочу я себе под нос.

Я вспоминаю то время, когда Селина рассказала мне о том, как Константин таинственным образом нашел ее и убил семью, которая ей помогала.

Неудивительно, что она всегда пыталась уехать отсюда. В глубине души она знала, что он найдет ее снова, даже если она не знала логических доводов, стоящих за этим. И я отмахнулся от ее страхов, как идиот. Я заставил ее чувствовать себя в безопасности, когда на самом деле это было не так.

И посмотрите, что произошло. Я подвел ее. Я подвел их обоих.

Отец кладет руку мне на плечо.

— Ты никого не подвел, — говорит он, и я понимаю, что, должно быть, произнес последнюю часть своих мыслей вслух.

— Мы собираемся их найти. Мы собираемся вернуть их домой, где им самое место, — говорит он.

Я киваю ему. Несмотря на то, что от его слов чувствую себя немного лучше, мой желудок все еще нервно переворачивается. Мы говорим о Карбоне. Однажды он уже забрал у меня Селину и смог исчезнуть на гребаное десятилетие, прежде чем я нашел ее снова. Я не думаю, что смог бы жить без нее, зная, что она была там, в этом мире, с ним, была его игрушкой для пыток и увечий.

Мои руки сжимаются в кулаки по бокам.

Нет, я не могу так думать. На данный момент нет другого выбора, кроме как найти их. Я не позволю ей исчезнуть снова. Она моя девушка. Я не остановлюсь, пока не найду ее. И как только я это сделаю, Константин заплатит за то, что он с ней сделал, своей жизнью.

Глава 42

Селина

Мы рядом с водой. Я чувствую влажность в воздухе и практически ощущаю привкус соли в воздухе, смешанный с медным привкусом моей крови. Это такое знакомое, нежеланное воспоминание.

Тошнота скручивает мой желудок, мучительно выворачивая, пока меня чуть не тошнит. Мне удается сдержаться, я тяжело сглатываю и сосредотачиваюсь на своем дыхании.

Ария стонет рядом со мной, и чувство облегчения захлестывает меня. Она кричала и брыкалась, поэтому один из охранников вырубил ее за пределами клуба, прежде чем они запихнули нас в кузов черного фургона без окон. Я изо всех сил пыталась разбудить ее по дороге сюда, но она так и не пришла в себя. Возможно, так оно и к лучшему. Чем меньше ей предстоит испытать, тем лучше.

Нас отвели на большой склад, где хранятся лодки и яхты. Четверо мужчин вздернули нас на стропиле и оставили одних. Прошло не меньше часа с тех пор, как мы приехали, и мои руки онемели от недостатка кровообращения.

— Ч-что, где мы? — Спрашивает Ария, медленно приходя в себя.

Она пытается пошевелить руками, а затем ее охватывает паника, когда она осознает наше затруднительное положение. Она борется, ее дыхание учащается, начинает хрипеть и паниковать на грани гипервентиляции.

— Ария, все в порядке, — пытаюсь я успокоить ее, но знаю, что мои слова сейчас бесполезны.

Мы облажались — абсолютно уязвимы, и конца нашим мучениям не видно. Дальше может быть только хуже. Таково было мое отношение всю мою жизнь, и теперь ничто этого не изменит. Но я должна быть сильной. Ради Арии.

— Это нехорошо, — скулит она, слезы текут по ее нежным щекам. — Мы должны выбраться отсюда, Селина! — умоляет она, как будто у меня каким-то образом найдется ключ к нашей свободе.

Но даже если бы нас не вздернули, как куски мяса, на этом складе, нам было бы нелегко сбежать. Люди Константина повсюду. И везде, где они не размещены, я уверена, есть камеры с датчиками движения, фиксирующие каждое малейшее движение и предупреждающие его охрану в считанные секунды.

Константин платит своим людям много денег за выполнение его приказов, какими бы развратными они ни были. Мы не уйдем отсюда по собственной воле. По крайней мере, живыми.

Тяжелые шаги эхом отдаются на складе, приближаясь, и я быстро успокаиваю Арию.

Она все еще хнычет, но, по крайней мере, у нее хватает здравого смысла не разговаривать и не сопротивляться.

Самым крупным и опасным хищникам не нравится, когда их добыча послушна. Они хотят, чтобы их добыча боролась за свою жизнь. И именно таким является Константин. Ему нравится причинять боль и вселять страх. Мы должны выглядеть слабыми и уязвимыми, даже если это не так.

Я закрываю глаза и знаю, что это Константин приближается, просто по звуку его шагов по бетонному полу. Грустно, что я так хорошо его знаю. Я могла бы вслепую выделить его из толпы только по запаху и вкусу.

Мое тело начинает дрожать само по себе. Возможно, это холод проникает в кости. Или, это страх перед неизвестностью, закрадывающийся в мою душу. Я не знаю, что Константин собирается сделать со мной за то, что я его предала. И хотя именно Нико убил Джино и похитил меня, это все равно будет предательством с моей стороны. Я заплачу за действия и грехи Нико той ночью. Но пока принимаю на себя основную тяжесть гнева Константина, а никто другой, я готова к этому. Я готова пожертвовать собой ради любого из Витале, особенно Нико.

— Привет, мой маленький питомец, — звучит его глубокий тембр в нескольких дюймах от меня, когда он останавливается.

Я медленно открываю глаза и смотрю в лицо своему мучителю.

— Как ты нашел меня? — Храбро спрашиваю я.

Он, кажется, ошеломлен, когда я заговариваю, особенно учитывая, что не обращалась к нему должным образом.

— Я говорил тебе, что всегда найду тебя, моя милая Селина.

Он подходит ближе, заходит мне за спину.

Осторожно, почти нежно, он убирает волосы с моей шеи и отводит их в сторону. Ощупывая кожу головы, он останавливается, когда достигает бугорка. Я ощущала этот бугорок миллион раз раньше. Рельефный шрам от одной из моих многочисленных ран на голове, по крайней мере, я так всегда подозревала. Я постоянно оправлялась от того или иного, поэтому было трудно отслеживать все мои шрамы.

— Трекер, — объясняет он, развенчивая мою теорию, и у меня стынет кровь в жилах.

Все это время он точно знал, где я нахожусь. Но он знал, что ему не сравниться с семьей Витале, поэтому набросился на меня, когда я была наиболее уязвима — когда Ария решила улизнуть из безопасного дома и пойти в клуб. Он был там все это время, ожидая, затаив дыхание, пока не сможет добраться до меня безопасно и легко, а я по глупости преподнесла себя ему на блюдечке с голубой каемочкой.

Он отпускает мои волосы и уходит, пока снова не оказывается передо мной.

— Я никогда не теряю того, что принадлежит мне, — говорит он обманчиво спокойным голосом. — Просто мне потребовалось немного больше времени, чтобы добраться до тебя, но я знал, что в конце концов у меня будет шанс. Ты же знаешь, каким терпеливым я могу быть.

Я тяжело сглатываю от его слов. Да, он такой терпеливый. Ждет часами, днями, неделями, месяцами, годами, чтобы сломить меня. Готовит меня к роли своего маленького питомца.

Константин придвигается ближе, пока я не чувствую его дыхание на своих губах, когда он произносит: — Я хочу отомстить человеку, который убил моего сына. Ты пробыла там достаточно долго, чтобы знать расписание дежурств охраны, планировку комплекса Витале. Я хочу знать точки доступа. Я хочу знать, когда они наиболее уязвимы. Ты собираешься дать мне все, что я захочу.

Я рада, что Константин не знает точно, кто убил Джино, но я никогда не дам ему того, чего он хочет. Я скорее умру, чем произнесу имя Нико и откажусь от него или предам.

Внезапно его рука вырывается и хватает меня за волосы, сгибая мою шею под неудобным углом и заставляя меня вскрикнуть от боли.

— Не прикасайся к ней, ублюдок! — Ария кричит рядом со мной.

О боже, я просто хочу, чтобы она замолчала. Константин отпускает меня со смешком. А затем обращает свое внимание на сестру Нико.

— И что мне делать с моим новым маленьким питомцем? — Спрашивает он вслух.

— Я никогда не буду твоим домашним животным, ты, гребаный психопат!

Я почти вижу, как в голове Константина крутятся колесики. Я чувствую запах исходящего от него возбуждения. И знаю, что все, что Ария делает прямо сейчас — крики, драки — не делает ничего, кроме как заводит его.

Он подходит к ней и протягивает руку, чтобы дотронуться до нее. Она быстро отбивается от него, едва не задевая его яйца и вместо этого ловит его бедро своей нетвердой ногой.

— Не смей прикасаться ко мне! — Кричит она.

— О, я собираюсь сделать гораздо больше, чем просто прикоснуться к тебе, моя маленькая принцесса, — говорит он сквозь стиснутые зубы. — Я собираюсь причинить тебе боль. Я собираюсь гнуть тебя, пока ты, блядь, не сломаешься, — угрожает он, вызывая во мне еще одну дрожь.

По щелчку пальцев вперед выходят двое охранников.

— Давайте покажем манеры моему новому маленькому питомцу. Убей ее.

Самый высокий охранник размахивает ножом. Несколькими быстрыми движениями он перерезает веревку, и тело Арии смятой кучей падает на бетонный пол. Она вскрикивает от боли, и я сжимаю зубы, а слезы наполняют мои глаза, когда я представляю, какую боль она испытывает прямо сейчас от тяжелого падения.

— Нет! Пожалуйста! — Я кричу. — Я сделаю все, что ты захочешь, Константин! Убей меня за своего сына. Забери мою жизнь. Просто отпусти ее!

Константин даже не удостоил меня взглядом, когда приказал своим охранникам: — Держите ее. Я собираюсь получить от этой маленькой сучки все, прежде чем до вас двоих дойдет ваша очередь.

Один из охранников бросает Арию на холодный, неумолимый бетон и прижимает ее руки к полу. Она сопротивляется изо всех сил, пока охранник, освободивший ее, не приставляет лезвие к ее лицу. Затем она внезапно замирает, и мучительное рыдание срывается с ее губ.

— Не заставляй его испортить это совершенство, — предупреждает Константин.

Он опускается на колени, раздвигая ее ноги.

Я кричу и извиваюсь на веревках, мои руки вопят в агонии.

— Нет, Константин! Пожалуйста, не делай этого! — Я кричу. — Я сделаю все, что ты захочешь. Что угодно!

Я кричу, умоляя, прося.

Слышу, как пряжка его ремня расстегивается, и зажмуриваюсь.

Я не могу остановить это. И я также не могу смотреть на это ужасное действо, на то же самое, что происходило со мной столько раз за эти десять лет.

Я не могу.

Мое дыхание становится затрудненным, когда я борюсь с приступом паники. Сердце, кажется, выскакивает из груди. Мне давно не приходилось сталкиваться с суровой реальностью нездорового поведения Константина. У меня всегда были таблетки, которые помогали мне пережить худшее. Но прямо сейчас это всего лишь я. Это всего лишь я.

Я ожидаю услышать крики Арии, как Константин насилует ее, но вместо этого слышу, ее крик: — Нет, нет, нет! Пожалуйста! Пожалуйста! Я девственница!

Мои глаза распахиваются на последнем слове. Надеюсь, я услышала их только в своей голове, но когда мой взгляд встречается с широко раскрытыми невинными глазами Арии, я понимаю, что она действительно это сказала.

Константин останавливается. Он медленно заправляет себя обратно в штаны и встает. Я вижу замешательство на лице Арии, а затем облегчение от того, что происходит.

Она думает, что в безопасности. Но она не знает, что только что решила свою судьбу.

— Нет, — шепчу я прямо перед тем, как Константин объявляет, — Отведи ее к врачу и заставь его осмотреть ее. Если то, что она сказала, правда, посади ее на следующую лодку, отплывающую на остров.

Остров.

Место, которым Константин хвастался множество раз раньше. Я борюсь со своими оковами, отчаянно пытаясь добраться до нее, спасти от этой ужасной судьбы.

Мужчины силой заставляют Арию встать.

— Куда ты меня ведешь? — кричит она.

— Ты теперь будешь выставляться на аукцион, моя дорогая, — с усмешкой объясняет Константин. — Твоя девственность принесет мне кучу денег. Какое-нибудь возмездие за смерть моего сына, если угодно.

Слезы текут по щекам Арии, и она борется с мужчинами, когда они уводят ее.

— Ария! — Я плачу. — Ария!

Я хотела бы пойти с ней, как-то защитить ее.

— Пожалуйста, Константин, — умоляю его, когда он подходит ко мне. — Не поступай так с ней. Выплесни свой гнев на меня, но не причиняй ей вреда. Я умоляю тебя.

— О, не волнуйся, любимая. Я буду вымещать свой гнев на тебе. Но ничто не помешает мне продать эту маленькую сучку Витале тому, кто больше заплатит. Давай просто назовем это компенсацией за все, что ее семья украла у меня за эти годы, включая тебя.

Злая улыбка расползается по его лицу, заставляя меня вздрогнуть.

— Пошел ты на хер, Витале! — объявляет он, поднимая вверх средний палец.

Затем он поворачивается, чтобы уйти, бросив через плечо: — Когда ты будешь готова предоставить мне необходимую информацию, тогда я приду, и мы, наконец, сможем отправиться домой, где тебе самое место, мой маленький питомец.

Свет выключается до того, как закрывается дверь.

Я остаюсь в темной тишине, где единственными звуками, которые слышу, являются мои крики.

Глава 43

Николас

Диспетчерская на взводе, все гудят от едва сдерживаемой ярости.

Напряжение в комнате такое густое, что его можно буквально разрезать ножом. У Константина Ария и Селина, и никто из нас ни черта не может с этим поделать.

— Они могли бы быть уже в другом штате или, черт возьми, в другой стране! — Кричу я раздраженно, проводя рукой по волосам и в отчаянии дергая за кончики.

Прошло несколько часов, а Альдо ни на шаг не приблизился к разгадке, куда Константин увез девочек. Мы потеряли их след где-то в центре города, и он не смог собрать достаточно видеозаписей с камер, чтобы выяснить, куда они направились. Все наши люди обыскивают улицы, заброшенные здания и склады, которые в итоге оказались пустыми.

Выражение лица моего отца становится серьезным, когда он объявляет на весь зал: — Я собираюсь позвонить своему контактному лицу в ФБР. Нам нужны их ресурсы и рабочая сила.

— ФБР? — Я усмехаюсь. — Если они помогут нам, то Константин никогда не получит того, чего он действительно заслуживает. А это долгая, ужасная и мучительная смерть. По моему мнению, для этого ублюдка только лучше. Я хочу увидеть, как он умрет и сгниет своими собственными глазами.

— И если они нам не помогут, мы можем потерять их навсегда, — яростно говорит мой отец. — Для этого нам нужны все ресурсы. Мы много раз помогали им в прошлом. Меньшее, что они могут сделать, это помочь нам, когда мы больше всего в этом нуждаемся. У меня есть все нужные связи, чтобы позаботиться об этом деле и уйти чистым, без вопросов.

Я неохотно киваю в знак согласия. Если мой отец чего-то и стоит, то он очень умный человек, когда дело доходит до таких вопросов, как этот.

— Делай то, что должен, — говорю я ему.

Отец кивает Альдо, и он начинает печатать на своем компьютере, вероятно, настраивая безопасную линию, которая нам понадобится, чтобы связаться с ФБР.

Я расхаживаю по бетонному полу, пока отец разговаривает по телефону, мои руки сжимаются в кулаки, бицепсы дрожат, когда внутри меня начинает закипать гнев. Я никогда еще не чувствовал себя таким чертовски беспомощным за всю свою жизнь. Может быть, тогда, когда у меня впервые забрали Селину, но я был глупым ребенком. Теперь я взрослый. С ресурсами. Должен быть способ вернуть их в целости и сохранности. Я не хочу привлекать правоохранительные органы, но каждая секунда, минута, каждый час уменьшают наши шансы найти их.

Бормотание моего отца в углу комнаты затихает, и я перестаю расхаживать по комнате, чтобы повернуться к нему.

— Мы выезжаем через час, — объявляет он комнате.

Один час. Черт. Это дольше, чем я хотел услышать, но, учитывая все, что нужно расставить по местам, прежде чем мы доберемся до Арии и Лины, могло быть намного хуже.

Один час.

Я смотрю на часы, устанавливаю таймер и наблюдаю, как отсчитываются секунды.

Я иду за тобой, Селина.

Глава 44

Селина

Все, чего я хочу, это быть дома, в объятиях Нико. Не знаю, как я не осознавала этого до этого момента. Он мой дом. Он для меня все. И я люблю его. Я люблю его всем своим существом, душой и телом. И если когда-нибудь сбегу отсюда, если когда-нибудь выберусь отсюда живой, я хочу рассказать ему об этом. Потому что, если я умру до того, как он узнает, как сильно я забочусь о нем, как много он для меня значит, не смогу упокоиться с миром. Я буду вечно бродить по этой земле, оплакивая свои ошибки и упущенные возможности.

— Ты не спишь, мой маленький питомец?

Голос Константина мгновенно выводит меня из задумчивости, заставляя смириться с моим нынешним и ужасным положением.

Я смотрю ему прямо в глаза.

И хочу, чтобы он почувствовал мою ненависть, которую носила в себе годами. Это затаилось глубоко в моей груди, просто ожидая подходящей возможности проявить себя.

Пронзительный дикий крик вырывается из моих легких, и я наслаждаюсь удивленным выражением его лица. Приятно быть той, кто пугает его, а не наоборот.

Константин быстро меняет выражение лица и делает шаг ко мне. Когда крик замирает у меня в горле, он говорит мне: — Мой, мой маленький питомец. Если бы я хотел услышать, как ты кричишь, я бы просто трахнул твою маленькую тугую попку.

Дьявольская ухмылка появляется на его губах, и мне хочется стереть ее с его лица. Он подходит ко мне ближе, и я напрягаюсь в своих путах, щелкая зубами, как дикая собака, желая действительно укусить его, если он подойдет еще ближе.

Его рука протягивается, чтобы схватить меня за горло, прежде чем я успеваю моргнуть, и отреагировать. Хватка на мне становится сильнее с каждой секундой, и я с трудом дышу, когда он сдавливает трахею.

— Жаль, что мне придется тебя переучивать. Я не знаю, что сделали Витале, но они дали тебе что-то вроде опоры, пока меня не было. — Его горячее дыхание обдает мое лицо, когда он обещает: — Я исправлю это достаточно скоро. Я переломаю каждую косточку в твоем гребаном теле, если потребуется, пока ты не подчинишься.

Я борюсь с ним, но мои усилия тщетны. Зрение начинает темнеть по краям, и я боюсь, что для меня это конец. Мне трудно вспомнить, сколько раз я думала, что умру от рук Константина. Слишком много, чтобы сосчитать.

— Я могу оборвать твою жизнь в любую секунду, — рычит он мне на ухо. — Не забывай об этом, черт возьми!

Он отпускает меня, все мое тело ноет, плечи кричат от боли и напряжения. Я кашляю, отплевываюсь, набирая полные легкие драгоценного воздуха.

— Ты моя! — Говорит он, прежде чем наброситься на меня и ударить кулаком в живот.

Я задыхаюсь от боли, весь воздух внезапно покидает легкие, когда беззвучный крик срывается с моих губ.

— Ты всегда была моей, — говорит он мне, и слюна летит из его рта мне на лицо. — И ты всегда будешь моей.

Он поворачивается и уходит от меня, проводя пальцами по волосам, разрушая безупречную прическу. Теперь я знаю, что он действительно зол. Если Константин и есть кто, так это перфекционист.

Зная, что он на грани, я решаю бросить ему вызов еще больше. Вместо того, чтобы быть послушным маленьким питомцем, которой я всегда пыталась быть, решаю дать ему точно знать, что чувствую.

Глядя на него затуманенным зрением, я говорю ему громко и ясно: — Я не принадлежу тебе. Никогда не принадлежала. И никогда не буду.

Возможно, это мой последний акт неповиновения.

Но если он собирается убить меня, я хочу, чтобы он знал, что никогда не буду принадлежать ему. Мое сердце принадлежит Николасу Витале. И я буду любить его до своего последнего вздоха.

— Какого хрена ты мне только что сказала? — Спрашивает Константин, быстро поворачиваясь на пятках и направляясь прямо ко мне.

Он поднимает кулак в воздух, и я закрываю глаза, пытаясь подготовиться к удару, но его так и не последовало.

— Подними свои гребаные руки вверх! — Я слышу, как кто-то кричит.

Мои глаза распахиваются, и я вижу мужчину, одетого во все черное, держащего винтовку, с надписью SWAT написанной у него на груди большими белыми буквами. Я в полном недоумении наблюдаю, как Константин поднимает руки вверх и следует следующему указанию мужчины, которое заключается в том, чтобы встать на колени.

Думая, что я, должно быть, сплю или, может быть, уже мертва, я не позволяю себе почувствовать облегчение, пока не вижу Нико, входящего вслед за другими членами спецназа.

Рыдания вырываются наружу, и все мое тело обмякает от облегчения, когда он подбегает ко мне.

— Помоги мне снять ее! Помоги мне! — кричит Нико, подходя ко мне, поднимая меня на руки, чтобы снять напряжение с моих плеч. — Все в порядке. Ты в безопасности, — говорит он, когда я прижимаюсь лицом к его груди.

Я смутно чувствую, как вибрируют мои онемевшие руки, когда кто-то перерезает веревки, а затем я свободна и падаю в объятия Нико.

— Ты со мной, Лина. Я здесь. Ты со мной, — шепчет мне Нико.

Я хочу утонуть в его объятиях и остаться там навсегда, но я могу сделать это позже. Даже если мне невыносимо произносить эти слова, я знаю, что должна сказать ему. Надеюсь, еще не слишком поздно.

— Они забрали Арию. Она пропала! Они увезли ее на тот остров!

Я задыхаюсь, пытаясь взять себя в руки, но терплю сокрушительную неудачу.

Его лицо вытягивается при моих словах, но он просто прижимает меня крепче.

— Мы найдем ее, — уверяет он меня. — Мы заставим его заговорить.

Нико несет меня к выходу, его взгляд становится убийственным, когда он останавливается на Константине.

Внутри меня возникает сильное чувство срочности, когда я кричу: — Подожди!

Я хочу посмотреть, как мой похититель, мой мучитель добьется своего. Нет, это намного больше, чем желание. Мне нужно это увидеть.

Нико неохотно останавливается и разворачивает меня лицом к лицу с ублюдком, который украл у меня детство.

Константин стоит на коленях, руки за спиной, пока они застегивают наручники на его запястьях. Он смотрит на меня, и я улыбаюсь ему так широко и лучезарно, как только могу. Я хочу, чтобы он знал, какой счастливой это делает меня. Чтобы он знал, что больше не сможет причинить мне боль. Я хочу, чтобы он знал, что, заставив меня страдать, он решил свою судьбу за решеткой.

Теперь его никто не вытащит. Никакие технические тонкости в мире ему не помогут. Команда спецназа, очевидно, наблюдала за жестоким обращением со мной, и только мои показания позволят посадить его за решетку. И пока я жива, буду свидетельствовать против него каждый гребаный раз, когда он попытается добиться условно-досрочного освобождения или отменить свое дело.

Я позволю миру узнать, какой он ужасный человек. Покажу миру свои шрамы, чтобы доказать это, если понадобится. Сделаю все, чтобы он не причинил боль еще одному человеку. И когда я смотрю, как Константина загружают в кузов черного фургона, чувствую, что наконец-то снова могу дышать.

Нико подводит меня к ожидающему внедорожнику, и мы забираемся на заднее сиденье, где я позволяю себе прикасаться к нему, чувствовать Нико. Мои нуждающиеся руки хватаются за его футболку, притягивая его невозможно ближе.

Я никогда не смогу подобраться к нему достаточно близко. Я хочу похоронить себя в нем и никогда не покидать.

Нико обнимает меня всю дорогу домой.

Он мой дом.

Раньше у меня его никогда не было. Моя мать прыгала из трейлерного парка в трейлерный парк или останавливалась в мотелях, пока не получала дозу, каждую секунду таща меня за собой в своих наркотических выходках.

Когда машина останавливается возле комплекса Витале, я поднимаю голову и смотрю в глаза Нико.

— Ты мой дом, — говорю я ему.

Где бы он ни был, я тоже буду там. И я буду счастлива.

Николас

Селина прекрасно поправляется в своей комнате, мирно спит благодаря успокоительному. Было почти невозможно успокоить ее после того, как мы вернулись домой. Она хотела помочь найти мою сестру. И хотя я чувствую то же самое, мы должны позволить властям разобраться с этим. Мы втянули их в это, и теперь нам, к сожалению, приходится играть по их правилам.

Если бы мы знали заранее, что Ария пропала, то подошли бы к ситуации совершенно по-другому. И я бы с удовольствием мучил Константина, пока он не заговорит. Тогда я бы убил его голыми гребаными руками, душил его до тех пор, пока не увидел бы, как его злая душа покидает безжизненное тело.

Мои мышцы сводит от гнева, и я опускаю кулак на боксерскую грушу перед собой. Я тренировался несколько часов, пытаясь успокоиться, но безуспешно.

Я слишком зол, слишком подавлен, слишком, разгневан. Эмоции, которые я испытываю, переполняют меня, и чувствую, что тону в них.

Сидеть в засаде, пока они не дали нам добро ворваться в дверь и добраться до Селины, было пыткой само по себе. Они чуть не надели на меня наручники, потому что я отказался отступать. Я пошел туда с командой спецназа, без защиты, на свой страх и риск, мне было абсолютно наплевать. И я бы сделал это снова.

Видеть Селину висящей там, черт, это будет ужасное и нежелательное воспоминание, которое навсегда запечатлеется в моей памяти. Каждый раз, когда я закрываю глаза, вижу ее. Беспомощную. На залитом слезами лице отразилось недоверие, а затем облегчение, когда ее взгляд остановился на мне.

Я снова бью кулаком по груше, мои мышцы напрягаются и вибрируют от силы удара. Если бы только я бил по лицу Константина, а не по этой дурацкой груше.

Ренато входит в комнату, и выглядит так, будто едва держит себя в руках. Когда его глаза встречаются с моими, между нами возникает молчаливое понимание. Он потерял девушку, которую любит. Я знаю, через какой ад он сейчас проходит, и безмерно ему сочувствую.

Надеюсь, они найдут Арию, пока не стало слишком поздно. Селина упомянула, что Константин хотел продать, выставив на аукцион ее девственность на острове, который мы так и не смогли найти и, вероятно, никогда не найдем.

От одной мысли об этом у меня закипает кровь.

То, что должно было быть простой, веселой вечеринкой для Арии и Лины, превратилось во что-то ужасное и жестокое. Арии больше нет. А Селина ну, она едва выжила. Кто знает, что бы этот ублюдок сделал с ней, если бы мы не пришли спасти ее.

Ренато проводит руками по волосам, когда я наношу еще несколько ударов по груше.

— Я только что был в диспетчерской. Они все еще не нашли ее, — говорит он, рассказывая мне о моей сестре, в то время как его пальцы в отчаянии теребят волосы. — Возможно, она уже на другом конце света.

— Не говори так.

Я делаю шаг назад и закрываю глаза. Старые чувства и эмоции, которые я испытал, когда пропала Селина, возвращаются с новой силой. Когда кто-то в твоей жизни пропадает без вести, твой разум отправляется в путешествие по всем возможным ситуациям и исходам, ни один из них не является хорошим. Ты представляешь наихудшие сценарии снова и снова, пока почти не сходишь с ума от горя.

— Они собираются найти Арию, — уверяю я его. — Вся полиция и ФБР ищут ее прямо сейчас.

Он печально качает головой.

— Не знаю, что я буду делать, если потеряю ее, чувак. Затем он добавляет: — Я люблю ее.

Я киваю. Его слова совсем не шокируют меня, хотя до сих пор он никогда не высказывал своих чувств.

— Я знаю, что ты любишь ее.

Не знаю, ответила ли Ария взаимностью на эти чувства или нет, но я знаю, что Ренато был влюблен в нее с того дня, как встретил. Они проводили много времени вместе, но я думаю, это было больше из соображений удобства для Арии, поскольку мои мама и папа в значительной степени держали ее под замком на протяжении многих лет. Хотя теперь я понимаю, почему они были так строги с ней и почему всегда пытались обуздать и меня.

В этом мире много плохих людей, и все, что им нужно, — это одна возможность, один-единственный момент, чтобы доказать, насколько они ужасны на самом деле.

— Мы найдем ее, — выдавливаю я, когда мой кулак несколько раз опускается на грушу. — И я собираюсь убедиться, что этот ублюдок Константин заплатит за то, что он сделал.

Глава 45

Селина

Я резко просыпаюсь. Последнее, что помню, это то, как медсестры пытались успокоить меня, прежде чем воткнуть иглу в мою руку, усыпляя. После этого все расплывается.

Я в своей постели, так что Нико, должно быть, подоткнул мне одеяло. Но где он сейчас?

Движение справа от меня привлекает мое внимание, и я вижу темную фигуру, сидящую в кресле, в котором я обычно читаю у окна.

— Нико? Нико? — шепчу я.

class="book">— Да, — говорит он, наклоняясь вперед, и упирается локтями в колени.

Лунный свет, льющийся через окно, подчеркивает его красивые черты. В одной руке он держит бокал с темно-янтарной жидкостью, лед звенит о стенки бокала при его движении.

— Есть новости об Арии? — Спрашиваю я, хотя и боюсь ответа.

— Пока нет, — его голос полон эмоций.

— Это моя вина, — говорю я ему. — Если бы я не ушла из дома.

— Это не твоя вина. Мы понятия не имели о маячке.

Трекер.

Я рассказала об этом Нико после того, как меня спасли. Моя рука инстинктивно тянется к затылку. На том месте, где когда-то был маячок, повязка. Должно быть, его вынули, пока я была под действием успокоительного.

— Я не знала об этом, — быстро бормочу я. — Если бы я знала.

— Никто ни в чем тебя не обвиняет, Лина, — уверяет он.

Я нахожу некоторое утешение в этом факте, но вина и стыд все еще яростно скребутся у меня внутри. Я во всем виновата, даже если никто этого таковым не считает. Ария пропала из-за меня. Она где-то там, совсем одна, напуганная, не знающая, вернется ли она когда-нибудь снова домой.

И я точно знаю, что она чувствует.

Я пережила все взлеты и падения эмоций, которые заставляют твой разум думать, что ты на каких-то сумасшедших, зловещих американских горках. И как раз тогда, когда ты думаешь, что хуже уже быть не может, это происходит.

Содрогнувшись, я отбрасываю одеяла и встаю. Мои ноги дрожат, и я чуть не падаю. Хватаюсь за кровать.

— Черт, это сильное успокоительное, — ругаюсь я.

— Ты была очень расстроена, — напоминает он мне. — И, кроме того, они хотели вытащить из тебя этот трекер.

Он ставит свой стакан и подходит ко мне.

— Пожалуйста, вернись в постель.

Он пытается схватить меня за руку, но я отмахиваюсь.

— Я не могу просто сидеть здесь, пока Ария где-то там. Один Бог знает, что с ней делают! Мне нужно помочь. Мне нужно что-то сделать!

Я не осознаю, что близка к истерике, пока Нико внезапно не хватает меня и не притягивает ближе, прижимая к своей груди.

Первое из многих рыданий стихает, и мои пальцы сжимаются вокруг его рубашки, когда я медленно отпускаю часть своего подавленного чувства вины.

— Это моя вина. Это моя вина. Это моя вина, — повторяю я, прижимаясь к его груди, пока мои слезы пропитывают материал его рубашки.

— Нет, это не так, — шепчет мне на ухо Нико, нежно поглаживая мою спину вверх и вниз. — Виноват только один человек.

Он прав. В глубине души я знаю, что он прав. И даже если мне придется жить с чувством вины выжившего, или называйте это как хотите, Константин — тот, кто должен быть наказан. За всем этим стоит он. Если бы не он, ничего бы этого не произошло.

— Должно же быть что-то, что я могу сделать, — умоляю я его.

— Я мог бы отвести тебя в диспетчерскую. У Альдо могут возникнуть к тебе вопросы о местоположении мест, где вы были с Константином. Возможно, он сможет выяснить, куда он мог увезти мою сестру.

Я киваю.

— Я могу это сделать. Да, все, что ему нужно. Все, что угодно, чтобы помочь.

— Как только ты почувствуешь себя лучше, — добавляет он с небольшой оговоркой.

— Нет, — говорю я ему, решительно качая головой. — Сейчас. Это должно быть сейчас. — Я не буду ждать ни минуты или даже секунды, не пытаясь помочь им найти Арию. Это меньшее, что я могу сделать. — У меня много информации, с которой я мог бы помочь Альдо. Чем скорее, тем лучше, — умоляю я Нико.

Он смотрит на меня своими серыми глазами, которые я так люблю, а затем кивает.

— Хорошо. Тогда пошли, — говорит он, прежде чем просунуть руки под мои ноги и поднять меня. — Но я понесу тебя всю дорогу вниз. И если ты проявишь какие-либо признаки стресса или слабости там, внизу…

— Не проявлю, — уверяю я его. Прямо сейчас я полностью сосредоточена на поисках Арии. Я могу восстановить силы и подумать обо всем позже. Она моя главная цель, мой главный приоритет. И я не смогу полностью расслабиться, пока она не будет найдена.

После нескольких часов разговоров с Альдо о разных местах, мегаполисах и странах, которые Константин часто посещал, я морально истощена, и мы нисколько не приблизились к поиску Арии. Альдо пообещал проверить всю информацию, которую я ему дала, и проверять ее до тех пор, пока она либо не даст нам разгадку, либо не зайдет в тупик. Я молюсь и надеюсь на первое.

Когда Николас провожает меня обратно в мою комнату, я слишком взвинчена, чтобы спать.

— Давай примем душ, — предлагаю я.

Мне нужно смыть запах Константина со своего тела. Клянусь, я все еще чувствую его запах и прикосновения. Я содрогаюсь в ответ на свои внутренние мысли. И, не говоря больше ни слова, иду в ванную и начинаю снимать с себя одежду.

Нико следует моему примеру, медленно снимая одежду, пока я пробую воду в душе. Как только чувствую, что она достаточно горячая, я вхожу. Несколько секунд спустя Нико присоединяется ко мне. Я стараюсь не намочить волосы, потому что не хочу испортить повязку на голове. Наклоняю голову, избегая струи воды, пока омываю тело.

Нико берет бутылочку с гелем для душа и наливает немного себе в руку. Тут же чувствую его нежное прикосновение на спине. Я настолько потрясена событиями сегодняшнего вечера, исчезновением Арии и нежностью Нико ко мне, что начинаю плакать. Кажется, что как только плотину прорывает, открываются шлюзы для наводнения, и вскоре я начинаю рыдать.

Нико разворачивает меня и заключает в объятия. Я держусь за него изо всех сил.

— Я не думала, что когда-нибудь увижу тебя снова, — бормочу ему в грудь.

— Я бы не позволил ему снова овладеть тобой, Лина. Я бы провел остаток своих дней на земле, разыскивая тебя, пока не нашел. Я бы прочесал рай и ад в поисках тебя. Я бы ни за что так просто тебя не отпустил. Ты моя девушка, — горячо говорит он мне.

Мои руки скользят по его плечам к лицу, и я кладу ладони на его осунувшиеся щеки и заставляю его встретиться со мной взглядом.

— Я люблю тебя, Нико.

Он смотрит на меня, мириады эмоций отражаются на его лице.

— Скажи что-нибудь, — нервно прошу я с тихим смехом.

Он выдыхает и, глядя мне в глаза, признается: — Я тоже тебя люблю. Я всегда любил тебя, Лина, с того момента, как впервые увидел тебя. Возможно, я тогда даже не знал, что такое любовь. Но я любил тебя каждую секунду, каждую минуту, каждый час на протяжении последних десяти чертовых лет.

Он обхватывает мою щеку ладонью и нежно проводит большим пальцем по нижней губе, его глаза следят за движением.

— Думаю, я просто ждал, когда ты меня полюбишь.

Слова Нико ошеломляют меня до такой степени, что я не в состоянии говорить. Схватив его за шею, я притягиваю его лицо к себе, пока наши губы не встречаются в страстном поцелуе.

Мои руки блуждают по его широкой груди, а затем опускаются ниже, пока пальцы не пробегают по мягким волоскам его счастливой дорожки, ведущей вниз к глубокому углублению мышц таза. Но прежде чем я успеваю зайти слишком далеко, руки Нико хватают мои, останавливая меня. Его глаза темнеют, а челюсть сжимается.

— Мы не можем, Лина. Тебе больно, — говорит он.

— Пожалуйста, Нико. Ты нужен мне, — умоляю я.

Я могу побеспокоиться о своих шишках и ушибах и обо всем остальном позже. Прямо сейчас мне нужно почувствовать его внутри себя. Мне нужно, чтобы он почувствовал, как сильно я хочу его, нуждаюсь в нем и люблю его. Мне нужна связь, которая есть только у нас с ним.

Нико неохотно отпускает мои руки, и я продолжаю свой путь. Его пресс напрягается, когда мои руки слегка касаются его, и я слышу, как он прерывисто дышит. Наклоняясь, я касаюсь его твердеющего члена, потирая его от основания до кончика, вызывая восхитительный, глубокий стон.

Серые глаза Нико вспыхивают желанием.

Я наблюдаю, как он становится толстым и твердым, когда глажу его. И как только маленькая капелька предварительной спермы вытекает из кончика, я провожу по капле пальцем, а затем сую его в рот, пробуя на вкус и одобрительно постанывая.

— Черт, — рычит Нико, и я вижу точный момент, когда он наконец теряет контроль.

Прижимая меня к кафельной стене, его эрекция упирается в мое бедро, в то время как его язык блуждает по моим грудям, медленно посасывая каждый твердый пик. Мои руки зарываются в его влажные волосы, прижимая его ко мне, желая большего. Гораздо большего.

Его зубы царапают мои соски, нежно прикусывая, прежде чем успокоить боль языком. Жидкое удовольствие разливается по моим венам, пока не возникает ощущение, что каждый нерв в моем теле пробуждается только для него. Думаю, я могла бы кончить вот так, с его порочным ртом на моей груди, но у Нико другие планы.

Его рука медленно опускается к моей влажной сердцевине, и в тот момент, когда он касается моего клитора, у меня перед глазами словно взрывается фейерверк. Мое тело дрожит, когда он погружает в меня толстый палец, двигаясь вперед и назад, пока большим пальцем ласкает клитор.

От его обожающих прикосновений у меня перехватывает дыхание.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — прошу я шепотом, нуждаясь в удовольствии, которое только он может мне дать.

— Кончи со мной, Лина, — требует он.

И я это делаю.

Я переваливаюсь через край так быстро, что у меня перехватывает дыхание. Мой рот открывается в беззвучном крике, и Нико в полной мере пользуется этим преимуществом, просовывая свой язык мне в рот, пробуя и пожирая меня, пока я извиваюсь вокруг его руки.

Он даже не дает мне времени прийти в себя, прежде чем я чувствую, как его член замирает у моего входа, заполняя меня одним движением.

Я вскрикиваю, и он дает мне несколько секунд, чтобы привыкнуть, прежде чем начинает медленно трахать меня, не торопясь, пока теплая вода струится вокруг нас и пар обволакивает наши соединенные тела.

Схватив мою левую ногу, он поднимает ее, прежде чем снова ввести в меня свой член. Новая поза заставляет его достать то место внутри меня, от которого у меня мерещатся звезды.

— О боже, Нико! — Я стону.

Нико прижимает меня к стене, когда берет то, что хочет. То, что ему нужно. Я чувствую дрожь в его мышцах, когда он пытается держать себя в руках. Слезы наполняют мои глаза, когда он прикасается, и я вижу в его глазах необузданные эмоции. Мы снова чуть не потеряли друг друга. И реальность ситуации, кажется, поражает нас обоих одновременно.

— Я люблю тебя, — настойчиво шепчет он.

— Я тоже тебя люблю, — шепчу я в ответ.

Он двигается быстрее и глубже, отдавая мне каждым дюймом своей длины.

Он входит в меня, захватывая мои губы своими.

Поцелуй грубый, горячий и полный эмоций. Несмотря на то, что он только что сказал, что любит меня, он заставляет меня понять его истинные чувства без слов. Он дает мне понять, насколько я важна для него, тем, как крепко прижимает к себе, как будто боится, что меня снова у него отнимут. Но даже если я каким-то образом исчезну, то найду дорогу обратно к нему. Теперь он весь мой мир, мой друг, мой возлюбленный, мое… все.

Я хнычу ему в рот, когда мой оргазм взрывается внутри, полностью разрушая меня в процессе. Нико приподнимает бедра, вводя свой член, выжимая каждую унцию удовольствия, которую он может получить, пока не присоединяется ко мне в блаженстве. Его теплое дыхание скользит по моим губам с тихим стоном, когда он входит в меня в последний раз.

— Я никогда тебя не отпущу, — произносит он, прежде чем скрепить свою клятву поцелуем.

Глава 46

Николас

Ария пропала несколько недель назад. ФБР даже не нашло ее следов, и наша семья отчаянно нуждается в ответах. Каждый допрос, который власти проводят с Константином, ничего не дает.

Он молчит, не отступает ни на дюйм, чтобы помочь нам. Не то чтобы кто-то из нас думал, что он это сделает.

Я все еще зол из-за того, что мы привлекли полицию и ФБР вместо того, чтобы взять дело в свои руки. Если бы мы знали, что Ария пропала, то никогда бы не обратились к ним за помощью.

Мы думали, что поступаем правильно, отправляя Константина Карбоне за решетку навсегда и добиваясь свершения правосудия для всех его жертв. Мы хотели, чтобы у них был шанс дать показания против ублюдка, чтобы каким-то образом исправить все ошибки.

Но если бы я мог вернуться в прошлое, я бы пытал его, пока он не выдал местонахождение Арии. По сути, сейчас он под защитой, заперт в тюрьме. Я не могу его и пальцем тронуть, и это чертовски бесит меня.

— Вау! — Ренато кричит, когда я едва не задеваю его кулаком по лицу.

— Прости, чувак.

Он бросает перчатки для ударов, которые были у него в руках, и говорит: — Может быть, нам стоит сделать перерыв.

Я киваю в знак согласия, подхожу к скамейке на другой стороне спортзала и сажусь. Беру бутылку и наливаю немного воды в рот. Мы тренировались часами, и мои мышцы дрожат от напряжения. Иногда тренировки — единственный способ выплеснуть свое разочарование. И я определенно не хочу случайно сорваться на Селине. За одну жизнь она прошла через более чем достаточно дерьма. Ей не нужно, чтобы я вымещал на ней свое внутреннее дерьмо.

Звонит мой мобильный, и я достаю его из черной спортивной сумки.

— Неизвестный номер, — объявляю я, нахмурившись. — Алло?

— Нико. Это я. — Я слышу устрашающе спокойный голос Арии на другом конце линии.

Мое сердцебиение мгновенно учащается вдвое.

— Ария? Где ты?

Быстро подумав, я открываю приложение, которое Альдо установил на мой телефон как раз для такого рода ситуаций. Программа отслеживает номер телефона, одновременно отправляя предупреждение на компьютер Альдо, чтобы он мог попытаться собрать как можно больше информации.

При упоминании ее имени Ренато подбегает ко мне. Его глаза широко раскрыты и прикованы ко мне.

— Я в безопасности, — говорит она, но я в это не верю.

Ее голос звучит странно. Что-то очень не так.

— Что случилось? Как мне тебя найти?

— Я в порядке, — говорит она неопределенно, не вдаваясь в подробности, и я знаю, в глубине души она надеется, что я отслеживаю звонок и смогу найти ее. — Как дела у мамы с папой?

— Никому не будет хорошо, пока ты не вернешься домой, — непреклонно говорю я ей.

— Пожалуйста, дай мне любую информацию, какую сможешь, но делай это только в том случае, если уверена, что это безопасно, — осторожно инструктирую я ее.

— Помнишь, как я всегда хотела поехать в Мексику? — Спрашивает она. — Здесь действительно красиво.

Она в Мексике. Какого хрена? Я мысленно фиксирую каждое гребаное слово, которое она мне говорит или не говорит, если уж на то пошло.

— С тобой все в порядке? — Спрашиваю я.

— Нет, — говорит она, ее голос срывается на рыдание, и мне кажется, что мое сердце камнем падает в желудок.

Я получаю сообщение от Альдо и отодвигаю телефон от уха, чтобы взглянуть на него.

Оно гласит:

Сейчас отслеживаю вызов.

Постарайся держать ее на телефоне.

Итак, приложение работает. Хорошо.

Когда снова подношу телефон к уху, я спрашиваю ее: — Опиши, где ты находишься. Ты в доме или квартире?

Мне нужно, чтобы она дала мне что-нибудь, что угодно.

— Дом большой, уединенный. Много мужчин с оружием, — шепчет она.

— Что еще ты можешь мне сказать, Ария? — Подсказываю я.

— Я… — ее голос затихает, когда слышу что-то на заднем плане. Быстрые, тяжелые шаги. Затем я слышу, как кто-то говорит низким голосом, требуя телефон, и мурашки страха пробегают у меня по спине.

— Меня продали мужчине, — выпаливает Ария, теперь в ее голосе слышна настоящая паника. — Пожалуйста, помоги мне, Нико! — кричит она в трубку. — Его зовут Матео, и он, — ее голос резко обрывается, прежде чем она успевает сообщить мне какую-либо другую информацию.

— Мы собираемся найти тебя, Ария. Мы не прекращаем поиски! Ты меня понимаешь? — Я практически кричу в трубку.

Она не отвечает. Я слышу шорох, и кажется, что она с кем-то борется. А затем линия обрывается.

— Черт! — Кричу я, так крепко сжимая телефон в руке, что слышу треск.

— С ней все в порядке? Где она? Они причинили ей боль?

Ренато лихорадочно сыплет вопросами.

Я быстро набираю короткое сообщение отцу, одновременно сообщая своему другу: — Она была продана мужчине и находится в плену в Мексике.

— Мексика? — Ренато повторяет, проводя рукой по волосам. — Срань господня.

Отец мгновенно реагирует, предлагая мне встретиться с ним в диспетчерской.

— Нам нужно встретиться с Альдо. Возможно, он каким-то образом отследил звонок или может узнать больше информации об этом парне.

Ренато кивает, прежде чем выбежать из комнаты. Я хватаю свои вещи и бегу за ним. Надеюсь, что Альдо сможет нам как-то помочь.

Я наблюдаю, как пальцы Альдо размыто бегают по клавиатуре, пока он вводит всю информацию, которую я смог дать.

Позади него нетерпеливо расхаживает мой отец.

— Интересно, как она смогла добраться до телефона, — вслух недоумевает Ренато.

— Моя малышка умная, — хрипло отвечает мой отец. — Я просто надеюсь, что она не страдает из-за своей храбрости.

Он морщится и перестает расхаживать по комнате, вцепившись в край стола так, что побелели костяшки пальцев.

— Нам нужно найти ее как можно скорее.

Пальцы Альдо, наконец, перестают двигаться, и он перемещает правую руку к мыши, щелкая на нескольких предметах.

— Думаю, у меня что то есть.

Мы все собираемся у огромных экранов, когда появляется зернистое изображение мужчины.

На вид ему под тридцать, у него черные волосы и темные глаза.

— Это Матео Наварро, — объявляет Альдо.

— Это тот ублюдок, который купил мою дочь? — Спрашивает мой отец, кипя от злости.

— Я пока не уверен на сто процентов, но я бы сказал, что это тот человек. Он почти призрак в Интернете. И действительно хорош в сокрытии следов.

— Это не сулит нам ничего хорошего, — бормочу я.

Выражение лица Альдо грустное.

— Я получу о нем столько информации, сколько смогу, попытаюсь выяснить, с кем мы имеем дело.

Мой отец проводит рукой по лицу.

— Похоже, мы не вернем Арию в ближайшее время, если этот парень — чертов призрак.

— Я буду работать над этим день и ночь, сэр, — обещает Альдо. — Я не остановлюсь, пока мы не узнаем все, что сможем, об этом засранце.

Папа кивает ему.

— Продолжай работать. Я собираюсь пойти сказать жене, что звонила Ария. Это может немного поднять ей настроение. Однако я хочу, чтобы все держали ее в неведении обо всем остальном. Она и так достаточно страдала. Ей не нужно знать, что сейчас шансы против нас.

Мы все с этим согласны.

Моя мама ужасно беспокоилась о моей сестре. Последнее, чего я хочу, это разбить ей сердце еще больше.

Эпилог

Николас

Несмотря на то, что наша жизнь в значительной степени перевернулась с ног на голову из-за исчезновения моей сестры, сегодня день рождения Селины, и я полон решимости сделать этот день для нее замечательным. Я могу все пережить, беспокоиться обо всем позже и сохранить улыбку на лице. По крайней мере, это я могу сделать для своей девочки. Сегодня она заслуживает только самого лучшего.

Прошла неделя с тех пор, как Ария позвонила мне. Мы больше ничего от нее не слышали, но Альдо собирал как можно больше информации о человеке, который ее купил. Скоро мы отправимся туда, где мою сестру держат в плену, и спасем ее.

Но сегодня все о Селине и праздновании еще одного года ее пребывания на этой земле со всеми нами.

Я готовил вечеринку больше недели, заставляя маму отвлечься помогая мне. Она выбрала все украшения и еду. Я вроде как просто отошел в сторону и позволил ей взять все под контроль.

Занять мою маму было непростой задачей, но это определенно сработало. Я видел ее улыбку сегодня, когда мы развешивали украшения, и я не видел этой улыбки с тех пор, как пропала Ария. Тот факт, что она уже не плачет в своей постели, и на самом деле не спит, а бегает вокруг, украшает и суетится из-за каждой мелочи, — замечательное зрелище.

Селина понятия не имеет, что я вообще что-то планировал. Я обыграл это тем, что понятия не имел о ее предстоящем дне рождения. И не могу дождаться, когда увижу ее лицо, когда она войдет в комнату, которая выглядит так, словно внутри взорвался магазин для вечеринок.

Моя мама выбрала цвета розового золота и коричневого. Под потолком плавают гелиевые шары, серпантин, в задней части комнаты висит баннер с именем Селины с днем рождения, дополненный огромной аркой из воздушных шаров с цифрой двадцать четыре под ней. Огромный трехъярусный праздничный торт стоит в центре острова, окруженный множеством любимых блюд и закусок Селины и, конечно, в морозилке есть гигантский контейнер с мятно-шоколадным мороженым.

— Думаешь, ей это понравится? — спрашивает моя мама, возясь со свечами на торте. Она хочет убедиться, что все идеально.

— Мам, Лине это понравится, — уверяю ее.

Я изо всех сил стараюсь сохранить улыбку на лице. Я вижу усталость в ее глазах, и знаю, что она мало спала с тех пор, как пропала Ария. Я даже не могу сосчитать, сколько раз спускался вниз посреди ночи и видел, как моя мать сидит на кухне и плачет.

Папа сидит на стуле, вертя в руке стакан виски, его татуировки выглядывают из-под манжет черного пиджака.

— Как такое может не понравится? Я думаю, это выглядит великолепно, милая, — говорит он ей.

Мама подходит к нему и целует в щеку.

— Спасибо, Лука. — Затем она поворачивается ко мне и говорит: — Теперь нам нужна именинница.

— Продолжай, — говорю я ей, прежде чем хватаюсь за свой мобильный телефон. Я отправляю короткое сообщение на новый iPhone Селины, прося ее помочь мне кое с чем на кухне.

Ее ответ: Что ты сжег на этот раз?

Я не могу удержаться от ухмылки.

Она знает, что я — катастрофа на кухне, поскольку помогла мне потушить многочисленные пожары и выбросить множество испорченных обедов. Клянусь, в этот момент я мог бы обжечь воду.

— Она придет, — говорю я всем.

Бенито входит мгновением позже.

— Я опоздал?

— Нет, ты как раз вовремя, — говорю ему.

Он направляется прямиком к торту, намереваясь провести пальцем по толстой глазури, но мама быстро отводит его руку.

— Не смей прикасаться к этому торту, Бенни, — ругает она его.

— Прости, Верона, — застенчиво говорит он, прежде чем сесть на стул рядом с моим отцом.

Он неодобрительно хмыкает, а затем отправляет чипсы в рот, украдкой наблюдая за моей матерью, чтобы убедиться, что у него не будет неприятностей из-за того, что он втихаря ест картофельные чипсы.

Я качаю головой и хихикаю. Только моя мама могла дать пощечину такому огромному зверю, как Бенито, и выйти сухой из воды.

Несколько минут спустя дверь открывается, и в комнату входит Селина, а мы все кричим: — Сюрприз!

Выражение ее лица бесценно. Она совершенно шокирована.

А затем ее лицо застывает, и слезы мгновенно наполняют ее красивые глаза. Она оглядывает комнату и шепчет: — Это все для меня?

— Конечно, красавица, — говорю я, прежде чем заключить в свои объятия. — С днем рождения, — шепчу я ей на ухо.

— У меня никогда раньше не было вечеринки по случаю дня рождения, — признается она в изгибе моей шеи, обнимая меня за талию и крепко прижимая к себе.

— Просто еще одна из твоих первых вещей, на которые я могу претендовать, — говорю ей, прежде чем отстраниться и прижаться поцелуем к ее губам. — А теперь иди задуй свечи и загадай желание.

Моя мама только что закончила зажигать их, когда я отпускаю Селину, и она идет к столу.

В ее прекрасных сине-зеленых глазах пляшут огоньки, когда она смотрит на торт с самой широкой улыбкой на лице, которую я когда-либо видел.

— Вау, — благоговейно шепчет она. — Этот торт почти такой же большой, как Бенито, — язвительно замечает она.

Все смеются, а Бенито просто пожимает плечами и кивает в знак согласия.

Моя мама выложилась по полной, и теперь я рад, что она это сделала. Все это стоило того, чтобы посмотреть на лицо Селины.

— Тебе лучше задуть их, пока дом не сгорел дотла, — шучу я.

Селина смеется, а затем закрывает глаза, прежде чем задуть свечи на одном дыхании. Все в комнате хлопают.

— Я разрежу торт, — объявляет моя мама.

— Я помогу, — предлагает мой папа.

Пока они вдвоем работают в команде над тортом, а Бенито испытывает свои огромные мускулы, зачерпывая мороженое, я отвожу Селину в сторону и спрашиваю ее: — Итак, что ты загадала?

— Я хотела, чтобы Ария вернулась домой, — говорит она шепотом.

Конечно, Селина ничего бы для себя не пожелала. В этом она чертовски удивительна.

— Это отличное желание, — говорю я ей, прежде чем поцеловать в лоб.

Достав телефон, я отправляю Ренато смс с просьбой присоединиться к нам за мороженым и тортом, но он отказывается. Он внизу, в диспетчерской с Альдо, просматривает заметки, документы и интернет-зацепки. Мой друг изменился с тех пор, как пропала моя сестра. Он просто потерялся.

Если бы Ария только могла видеть, через что все мы сейчас проходим, я уверен, она бы не задумываясь вернулась домой. Я просто надеюсь, что с ней все в порядке, где бы она ни была.

— Именинница — первая, — объявляет моя мама, вручая Селине тарелку, полную еды.

— Спасибо тебе, — говорит ей Лина с широкой улыбкой на лице. Я никогда не устану видеть эту улыбку. Она была так счастлива с тех пор, как вернулась домой. Я могу только надеяться, что скоро увижу такое же счастье на лице Арии.

— Нико, ты следующий, — говорит мама, прежде чем передать мне тарелку.

— Спасибо, — говорю я.

Мы все сидим на кухне, едим, разговариваем, смеемся и наслаждаемся обществом друг друга. Ничто так не объединяет семью, как вечеринка по случаю дня рождения. И это именно то, чем мы являемся. Одна, большая, счастливая семья.

Селина

После вечеринки по случаю дня рождения Нико сообщает мне, что у него есть еще один сюрприз. Я не знаю, смогу ли выдержать еще какие-нибудь сюрпризы в течение одного дня, но он уверяет, что мне это понравится, поэтому я соглашаюсь с его планом.

Когда машина останавливается, Нико говорит: — Хорошо, можешь открыть глаза.

И я так и делаю.

В замешательстве я оглядываю знакомую парковку и смотрю на пляж и океан вдалеке. Мое лицо мгновенно загорается, когда я поворачиваюсь к нему и спрашиваю: — Мы собираемся заняться серфингом?

Он хихикает.

— Это не совсем то, что я планировал.

Он выходит из машины и подходит, чтобы открыть мне дверцу.

— Пойдем, я тебе покажу.

Он берет сумку с заднего сиденья, и мы идем рука об руку к пляжу. Запах соленой воды и шум океанских волн, разбивающихся о близлежащие скалы, успокаивают мою душу. В это вечернее время на пляже немноголюдно, и кажется, что мы все здесь в полном нашем распоряжении, за исключением семьи, строящей песчаный замок у воды, и нескольких рыбаков у пирса.

Нико достает из сумки одеяло и встряхивает его, прежде чем положить поверх песка. Затем он опускается на него на колени и жестом предлагает мне сесть. Я сажусь на одеяло, склонив голову набок, наблюдая, как он вытаскивает множество вещей из сумки. Все еще понятия не имею, что он задумал.

Я смотрю, как он кладет несколько упаковок сока. Этикетка выглядит такой знакомой, и в глубине моего сознания всплывает воспоминание.

Следующим идет пакет "Доритос". О боже, я не ела их целую вечность. Затем контейнер с шоколадным маршмеллоу и печеньем.

Я вспоминаю его слова в тот день.

— Я упакую нам те пакеты сока, которые ты любишь, пакет "Доритос и немного шоколадного маршмеллоу и печенья, которое ты постоянно тайком достаешь из банки на кухне.

А затем он достает контейнер и открывает крышку. Весь воздух стремительно покидает мои легкие.

— Ты приготовил мне тост джемом без корочек, — шепчу я срывающимся голосом. Это свидание на пикнике, на которое мы так и не смогли пойти, потому что меня забрала мама. — Ты вспомнил, — говорю я ему, мой голос полон эмоций.

— Я помню о тебе все, Лина, — мягко говорит он.

Я подползаю к нему и прижимаюсь губами к его в жарком поцелуе.

— Ты потрясающий. Ты знаешь это? — Спрашиваю я его, отстраняясь.

— Я знаю, но все равно это приятно слышать, — шутит он.

Я не могу удержаться от смеха.

Мы едим в тишине, наслаждаясь звуками океана; детьми, играющими в песке, и наблюдая, как солнце начинает садиться за горизонт. После того, как мы заканчиваем есть, Нико вручает мне маленькую коробочку.

— Что это? — Спрашиваю я, глядя на коробку с приподнятой бровью.

— Это подарок тебе на день рождения, — говорит он, растягивая губы в улыбке.

Мои брови хмурятся.

— Но ты уже подарил мне сегодня миллион подарков.

Он сделал более чем достаточно, чтобы мой день стал особенным. На самом деле, он сделал все возможное.

— Да, ну, это самое важное, — сообщает он.

Я осторожно открываю коробочку и поражаюсь, увидев посередине кольцо.

Это не яркий большой бриллиант, и я чувствую себя счастливее некуда. Нико знает, что я бы не хотела ничего подобного. Нет, вместо этого это кольцо ручной работы с маленькими словами, выбитыми по всему толстому кольцу из белого золота.

— Я хотел подарить тебе то, что будет что-то значить для тебя. Для нас, — объясняет он.

Я осторожно беру кольцо из коробки и смотрю на выгравированные слова. Слезы обжигают мне глаза, когда читаю крошечные цитаты.

— У нас всегда будет Пэрис, — декламирую я. — Если ты птица, то и я птица.

Я не могу удержаться от улыбки. Касабланка определенно сейчас один из моих любимых фильмов.

В последнее время мы смотрели так много сочных фильмов о любви, и я удивлялась, почему Нико никогда не возражал. Теперь знаю. Он ждал, чтобы увидеть, какие цитаты значат для меня нечто большее, чтобы он мог сделать… это.

— Я никогда тебя не отпущу. — Следующая цитата из Титаника.

Я бы предпочел разделить с тобой одну жизнь, чем в одиночку встретить все века этого мира.

Кто знал, что я буду таким большим фанатом "Властелина колец"?

Я знаю, что Нико понравился этот фильм.

Мое лицо становится очень серьезным, когда я встречаюсь с ним взглядом и непреклонно говорю ему, стараясь воссоздать тон Арагорна: — Я бы освободила для тебя место и открыла дверь.

Нико хихикает.

— Итак, тебе это нравится?

Я качаю головой.

— Нет, мне это не нравится. Мне очень нравится. Это абсолютно идеально, Нико.

Я укладываю его спиной на одеяло, покрывая многочисленными поцелуями лицо, прежде чем сказать: — Это совершенно точно мы.

Нико берет кольцо и надевает его мне на безымянный палец левой руки.

— Лина, ты выйдешь за меня замуж? — спрашивает он с усмешкой.

— Да, я выйду за тебя замуж, — отвечаю я, даже не колеблясь.

Я целую его в губы, прежде чем устроиться рядом с ним на одеяле, когда последние лучи солнца падают на нас, согревая кожу.

— Итак, ты хочешь пышную свадьбу? — Спрашивает Нико, держа меня за руку и глядя на кольцо на моем пальце.

Я качаю головой.

— Только ты и я. И твоя семья.

Затем я быстро добавляю: — Но мы поженимся после того, как Ария вернется домой.

Свадьба не была бы полной без нее здесь, с нами, и она будет присутствовать на ней. Я чувствую это глубоко внутри себя.

— Звучит идеально, — говорит Нико, одобрительно напевая и целуя меня в макушку. — Я люблю тебя, Лина, — шепчет он мне в волосы.

— И я люблю тебя, Нико, — шепчу в ответ. — Навсегда.

— Навсегда, — соглашается он.

Конец