Когда мечты улыбаются [Ирина Мазаева] (fb2) читать онлайн

Ирина Мазаева Когда мечты улыбаются

Глава 1 Свидание

1.03.

«Вот сейчас возьму и напишу всю-всю правду про него! А вообще-то я никогда не говорю правду – а зачем? Какая людям разница? Им всё равно! Их вопросы – дань мнимой дружбе и участию, так принято. Та же Надя Ложкина – самая лучшая на свете! – спрашивает, думаю ли я о нём, люблю ли я его, хочу ли встретиться с ним и т. д. А сама заранее уверена, что я скажу «да», невзирая на то, что я отвечаю. И я вру! Одноклассникам я вообще всегда вру. Им бывает любопытно, но сами они меня ненавидят. Мама спрашивает, всё ли у меня нормально, но что она может сделать, чем помочь в моём одиночестве? И я вру! Но, боже, как я хочу ПРАВДЫ! Я хочу открыться кому-то, хоть бумаге. Она не имеет рта, чтобы разболтать, но имеет тело, чтобы хранить откровения, она бесконечна, как Вселенная, ничего не умея, она может слушать, с бездушной, с ней я делюсь душой, потому что я – СУМАСШЕДШАЯ – CRAZY! И поэтому я пишу: у меня сегодня будет свидание с ним! С НИМ! Может быть, это не любовь, это просто я всё вбиваю себе в голову. Но что это?! Это состояние неизвестности и известия, тоски и тихой радости, это мысли, мечты и сны, это – исписанные листы бумаги. Я чувствую в себе огромную силу! Потому что он есть на свете! Он считает меня глупой – да, я – CRAZY! И даже если я для него никто, развлечение – мне всё равно. Потому что это ВРАНЬЁ!»

Ровно в пять вечера в квартире Вики Сорокиной раздался писк домофона, и она быстро спрятала свой дневник. А уже через пару минут на пороге её квартиры возникла Надя Ложкина, одноклассница и, по совместительству, лучшая подруга:

– Привет, Вичка! Как жизнь молодая? Готова к большой внеземной любви?

– Привет, заходи. – Вика привычно изобразила равнодушно-спокойный вид.

Мамы Вики, как обычно, не было дома, а потому вся однокомнатная квартира была в полном её распоряжении. Обе тут же воспользовались ситуацией: разложили на диване наряды, а на столе косметику. Ещё бы! Ведь это воскресенье обещало быть самым замечательным днём в их жизни: они собирались на свидание!

На самое-самое настоящее в их жизни, самое первое свидание. Свидание пара на пару. С Генкой Фроловым и Серёгой Черемшиным из десятого «А» их родной школы. Вике нравился высокий кареглазый Генка, а Наде – сероглазый шатен Серёга. Обнаружили это подружки почти полгода назад, ещё осенью, сидя на подоконнике в школьном коридоре, глазея на парней и шёпотом оценивая их по незатейливой шкале «урод – не урод». Найти парней была инициатива Нади, она же тогда первая ткнула подругу в бок: «Смотри, смотри, эти двое вроде как ничего». И Вика согласилась: «Ага, мне больше нравится тот, что повыше».

А потом началось всё, что обычно и начинается с девчонками, когда они заприметят на своём горизонте более-менее привлекательный объект противоположного пола. Подружки внимательно изучили странички Генки и Серёги «ВКонтакте», выяснили, под какими они знаками зодиака родились, и всё прочитали про эти знаки, собрали среди одноклассников и знакомых всю доступную информацию о парнях, узнали их адреса и телефоны. А потом Надя стала требовать немедленных действий, а Вика – растерялась.

Но «немедленных действий» не понадобилось: Генка и Серёга вдруг сами стали ненавязчиво попадаться им на глаза в школе и во дворе, где подружки каждый вечер прогуливались с собаками. Кроме того, парни добавились к ним в друзья «ВКонтакте» и стали «лайкать» их фотографии. А пару недель назад Фролов с Черемшиным сами – САМИ! – подошли к подружкам в столовой и поинтересовались, были ли те в недавно открывшемся рядом со школой кафе «Ложный пафос».

Вика тогда от неожиданности онемела. Да, они с Надей, конечно, мечтали о любви, о парнях, об отношениях… Но тут оно случилось. ОНО СЛУЧИЛОСЬ! Мечты стали воплощаться в реальность: два совершенно конкретных парня приглашали их на самое настоящее свидание! Вика онемела и растерялась. А Надя – хоть бы хны, спокойно пояснила, что нет, мол, не были. И стала расспрашивать: «А что за место? Стоит ли туда сходить?», а потом даже немного кокетливо посетовала: «Эх, хотелось бы… Да не с кем». Вика тогда ещё вздохнула про себя: нет у них никого и никогда не было, ни в кафе, ни на каток, ни в кино ходить им было совершенно не с кем. И тут… парни ухмыльнулись и пригласили их в «Ложный пафос». У Вики от сердца отлегло. А само сердце тут же едва не выпрыгнуло. А Надя ничего, как будто так было и надо, спокойно согласилась составить им компанию.

И вот теперь этот день настал. Вчера «ВКонтакте» параллельно Вике Серёга, а Наде – Генка написали что-то вроде: «Ну чё, так завтра в семь, в Пафосе?» И снова сердце Вики ёкнуло: ведь до этого было непонятно, кому из парней кто конкретно из них нравится, а тут – прояснилось, и пазл сошёлся: как подружки распределили друзей между собой, так и вышло. А потому сегодня на диване были разложены наряды, на столе – косметика. Сегодня у обеих должна была начаться новая жизнь! Новая, взрослая и настоящая. Хватит смотреть кино про любовь – пора любить! А для этого нужно быть красивыми, сногсшибательными, обворожительными.

Надя пришла к подруге в джинсах, а ворох юбочек и кофточек принесла с собой в двух пакетах.

– Я не знаю, что надеть. Понятия не имею! Я так волнуюсь… – приговаривала она, перебирая вещи.

– Я тоже не знаю, что надеть! – вторила ей Вика, вытаскивая всё подряд из шкафа.

В конце концов, после долгих дебатов, облачений и разоблачений, обе нарядились и даже остались довольны собой и друг другом. Потом так же долго укладывали волосы и красились. Опомнились, только когда прозвенел заботливо поставленный Надей на полседьмого будильник мобильного.

– О боже, пора бежать! – всплеснула руками Вика.

И подружки, обувшись и укутавшись в пуховики, рванули из дома.

1 марта – первый день весны! Но на улице весной, что называется, и не пахло. Сугробы вдоль тротуаров поражали своими масштабами, холодный воздух перехватывал дыхание, руки и лицо зябли, а ноги на каблуках отчаянно скользили по льду. Но подружки этого не замечали. Весна для них была не снаружи, а внутри. Весна! Самая настоящая весна! Когда хочется влюбиться и быть любимой. Когда сердце поёт. Когда любовь греет. Когда…

– Как я выгляжу? – в сотый раз спросила Вика Надю: с каждой минутой у неё всё меньше получалось сохранять невозмутимость.

– Замечательно. А я?

– И ты – лучше всех! Как ты думаешь, а как всё пройдёт? А о чём мы будем говорить? А как нам себя вести?

– Я-то откуда знаю! Я сама волнуюсь, – развела руками Надя. – Почему в школе не изучают, как себя вести на первом свидании?

Волнуясь, они добрались до «Ложного пафоса». И делать было нечего: надо было идти внутрь. Внутри их ждали Генка и Серёга. Они уже заняли столик и приветливо махнули подружкам: сюда!

Перед парнями стояли бокалы с кока-колой, Вика заказала себе кофе и любимый чизкейк, а Надя – зелёный чай и мороженое. Серёга, едва официантка отошла, тут же стал рассказывать про каких-то своих крутых знакомых, которые старше его на два года и уже учатся в техникуме и с которыми он ходит «отрываться» в какой-то клуб. Вике принесли кофе, и она тут же схватилась за кружку, как утопающий за соломинку.

Она сидела в кафе с парнями! На свидании! Мысли прыгали у неё в голове. Она пыталась вслушаться в рассказ Черемшина, но у неё мало что получалось. К тому же она одновременно пыталась придумать, что бы такое рассказать ей самой. Но, как ни крути, «крутых» знакомых у неё не было, а в клубах она не была. Похвастаться ровным счётом было нечем. Не рассказывать же про себя, что живёт она с мамой в однокомнатной квартире?..

Вика покосилась на Надю. Та, по крайней мере внешне спокойно, пила свой зелёный чай. И тоже молчала. Смотрела то на Черемшина, то на Фролова, который время от времени тоже вставлял свои пять копеек в рассказ друга, уточняя, что и он с ними ходит по клубам и тоже знает много «крутых» парней.

– А в прошлые выхи мы с такими тёлочками познакомились, а потом с ними… – между тем попытался окончательно «сразить» компанию Серёга, но тут неожиданно встряла Надя.

– С кем? С тёлочками? Это ты о девушках так?

– Да. А что? – удивился тот.

– То есть для тебя это нормально: называть девушек «тёлочками»?

– А чё? Да ладно тебе, я же не вас так называю. Солнце моё, не сердись.

– Ничё, – передразнила его интонацию Надя. – Думай, когда, о чём и с кем говоришь.

Вика внутренне вздрогнула: ну вот зачем Ложкина встряла со своими замечаниями? Многие парни называют девчонок «тёлочками». Неприятно, конечно, но что теперь, со всеми бороться, всех перевоспитывать? На первом свидании только конфликта не хватало! Вот возьмёт Черемшин обидится и уйдёт. И всё, поминай, как звали. И никакой тебе большой и внеземной.

Но Черемшин не обиделся, а продолжил как ни в чём не бывало. А потом и Фролов вступил с рассказом, как они с пацанами по Инету часами в какую-то игру «режутся». В какую конкретно, Вика не поняла и не запомнила, а в подробностях просто запуталась, но всеми силами изображала внимательную слушательницу. Пока Надя снова не влезла.

– Парни, а можно, мы тоже что-нибудь расскажем? Или, думаете, у нас в жизни ничего интересного не происходит?

– Конечно, расскажите! Сами же сидите и молчите. А нам интересно! – поддержал её Фролов.

– А мы с Викой – собачницы. У неё – фокстерьер Керри, а у меня спаниель Черри. А вы собак любите?

– Да я так, нормально к ним отношусь. Я бы себе бойцовую завёл. Чтобы все боялись. А чё? Прикольно: идёшь, и все на другую сторону улицы переходят, – поделился Генка.

– А я бы двух! – тут же встрял Серёга.

– Куда тебе двух? Ты их боишься!

– Сам ты!.. Боишься! Ты на кого батон крошишь, фраер?

– Достал ты со своим батоном. Где слоган-то подцепил? У гопников?

Парни, до того сидевшие за столиком расслабленные, подались навстречу друг другу, готовые едва ли не сцепиться прямо в кафе. Тут уже не выдержала Вика:

– Мальчишки, не надо. Ну что вы? Бойцовые собаки и правда страшные. Я их тоже боюсь.

– Ой, да вы, бабы, всего боитесь, – тут же отмахнулся Серёга.

– Что это за обобщение? Мужчины тоже много чего боятся! – снова встряла Надя.

– Да, он вечно с какой-то гопотой наобщается, а потом на меня гнать начинает, – пожаловался на Серёгу Генка.

– Сам ты гопота!

Вика опять перепугалась, что все разругаются, и вцепилась во Фролова:

– Пойдём, потанцуем?

Она уже успела заметить, что в «Ложном пафосе» в углу зала была небольшая сцена, а рядом с ней – свободное пространство. Народ потихоньку прибывал, и нет-нет да кто-нибудь выходил потанцевать: девчонки – под зажигательные мелодии, парочки – под медленные композиции. А тут как раз заиграла одна из её любимых – Элвис Пресли «Love me tender».

Не ожидавший такого предложения Генка растерялся, а Серёга моментально его поддел:

– А он людей боится. Все на него смотреть будут, а у него штаны мятые…

– Да ничего я не боюсь! – огрызнулся Генка и потащил Вику к сцене.

И снова сердце Вики едва не выпрыгнуло из груди: она впервые в жизни танцевала медленный танец с парнем! На глазах у всех!

– А ты – симпотная, – сказал ей парень, прижимая к себе. – Ты с кем-нибудь встречаешься?

– Нет. У меня никого нет. Я свободна, – тут же открестилась Вика.

– Я тоже один. Одинокий волк. Все эти девчонки в клубах – всё это так… Достали меня. Клеятся и клеятся…

– А-а… – Вика не знала, о чём положено говорить во время танца, а потому совершенно растерялась и замолчала.

– из динамиков звучал вкрадчивый голос Элвиса, певший о любви. А Вика, слушая текст, всё больше нервничала. «Почему опять я теряюсь и боюсь? Почему я вечно не знаю, что сказать? А вдруг Гена не выдержит и убежит от меня сломя голову?» – паниковала она про себя.

«…ведь это же моё первое свидание! А я веду себя дура дурой. Неужели же я всё испорчу и свидание закончится?! Я всегда такая ужасная…» – продолжала она свой монолог, уже почти забыв про парня, с которым танцевала. А когда песня кончилась, очень удивилась, обнаружив себя в центре кафе рядом с Фроловым.

– Идём, – Генка уверенно взял её за руку и потащил обратно к их столику.

За которым, не обратив внимания на их приближение, продолжали свой диалог Серёга и Надя.

– …должна знать, что я – эгоист. Я – Скорпион, мстительный и подлый. Я ваще, как сказал, так и должно быть. Но я – честный. Это другие там что-то про себя плетут, ля-ля-тополя. А я сразу: такой – и точка.

– Спасибо за честность.

Вика и Генка только подсели, а Надя уже встала из-за стола. Поискала глазами официантку и крикнула:

– Девушка, счёт, пожалуйста.

А потом обернулась к Вике:

– Вичка, я ухожу. Ты как: со мной или останешься?

Вика, которая ещё не пришла в себя после первого в своей жизни медленного танца с парнем, который ей нравился, в изумлении уставилась на подругу:

– Что случилось?

– Правда, что случилось? – поддержал её не менее удивлённый Серёга.

– Всё просто, – пояснила Надя, обращаясь к парню. – Ты мне сказал, что ты – мстительный и подлый эгоист. Спасибо за честность. Ценю. Но от таких людей я предпочитаю держаться подальше.

Она быстро глянула на сумму в счёте и сунула в книжечку с чеком купюру.

Вика, которая была искренне уверена, что раз их пригласили парни, то они и должны платить, изумилась ещё больше.

– Так ты идёшь или остаёшься? – ещё раз спросила её Надя.

– Иду.

Парни же так и остались сидеть в молчаливом удивлении.

Глава 2 Вика Сорокина

У Вики Сорокиной были две мечты и одна тайна. Первая мечта – с самого раннего детства: иметь свой мотоцикл. Лететь на нём по трассе быстрее ветра и чувствовать скорость. Как будто перестаёшь быть человеком, а становишься кем-то другим. Становишься свободной.

Стоило в фильме появиться героине или герою на байке, как фильм для Вики тут же становился сверхинтересным. Ведь они же могли так лихо гонять по ночному городу, преследовать преступников или убегать от врагов, путешествовать по всему миру и брать с собой свою лучшую подругу или друга – значит, могла и она. Особенно Вике нравились женщины за рулём, то, как они останавливались, снимали шлем, и по плечам рассыпались длинные волосы. И эти женщины – героини фильмов казались такими хрупкими, нежными рядом со своими тяжёлыми мощными железными конями.

И она хотела стать такой же. Не просто девчонкой, которая ходит в школу, живёт с мамой, покупает в магазинах продукты и одежду, а девчонкой с мотоциклом. Сильной, смелой, отважной. Настоящей. В сто раз более настоящей, чем в кино. Байкершей.

Вике казалось, что она родилась с этой мечтой. И год за годом мечта не только не оставляла её, но и крепла, перерастала в уверенность, что именно так и должно быть в её жизни: у неё должен быть мотоцикл. Вика не просто мечтала, она упорно и упрямо двигалась навстречу своей мечте. И звёзды благоволили ей.

Каждое лето они с Надей проводили на даче у Надиной бабушки. А два года назад там вдруг стал появляться подружкин двоюродный брат Славка. Он был старше их на семь лет, и у него был свой мотоцикл. Совсем не такой, как в кино, конечно. Старенький и видавший виды «Минск». Но он заводился, и на нём можно было гонять по улицам дачного кооператива и дальше, в сторону города.

Одна Вика знала, сколько унижений ей пришлось пережить, чтобы убедить Славку научить её ездить на мотоцикле. «Отвянь, малявка», «Изыди, нечисть», «Перестань кудахтать, курица» – это были самые безобидные слова в её адрес. Славка не был плохим или жадным, просто у него в голове не укладывалось, что четырнадцатилетняя девчонка может мечтать стать байкершей. Но её упорство и упрямство победили. Она день за днём исполняла все Славкины поручения, была, как он сам её иной раз называл, «его рабыней», и в конце концов парень сдался и посадил её в седло.

Этот день Вика помнила до сих пор. Со всеми подробностями. Как он объяснял ей устройство мотоцикла, как показывал, где находится стартер, рычаг коробки передач, вращающаяся рукоятка управления дроссельной заслонкой и педаль ножного тормоза. Вика всё это знала – ведь она давно уже перелопатила весь Интернет и изучила всё это в теории! – но всё равно внимательно слушала, ведь настал момент практики, который она ждала всю свою жизнь.

А потом она села за руль. Славка не решился отпустить её одну и уселся сзади. Но Вика быстро забыла о его существовании. Первая передача, вторая передача, третья… Всё было так, как она себе и представляла в мечтах перед сном. Гладкая асфальтовая дорога послушно ложилась под колёса. Двигатель работал ровно и надёжно. Мотоцикл уверенно мчался вперёд, а она… летела. И Славка в какой-то момент перестал хвататься за руль и истошно кричать: «Не гони! Не гони!»

Вика летела. Не в мечтах, не во сне, а наяву. На настоящем мотоцикле, байке. Сама. Даже Славка не удержался и одобрительно буркнул, когда они остановились: «Ты как будто родилась в седле». И с этого дня больше не было никаких унижений. Они со Славкой стали одинаковыми, равными друг к другу в своей единственной, но пламенной страсти под названием «мотоцикл».

Были, конечно, и падения, и серьёзные травмы, и истерики мамы, и двухмесячный запрет на появление на даче Надиной бабушки, и разборки со Славкой, которому тоже доставалось от взрослых, и много чего ещё. Но Вику уже было не остановить. Она потихоньку разбиралась в устройстве мотоцикла, помогала Славке чинить поломки. Даже гантели себе купила и кистевой эспандер. Качала дома пресс и спину, чтобы легко катать байк, затягивать самый тугой болт и самой менять колёса. Вика знала, чего она хочет. Мечта стала ближе. Вика научилась водить и ремонтировать мотоцикл.

Но дальше всё было далеко не так радужно. Во-первых, нужно было получить права. А для этого надо было пройти обучение в автошколе. На которую у Вики не было денег, а её мама спонсировать предприятие отказалась наотрез. Во-вторых, мечтать о самом мотоцикле тоже можно было сколько угодно, но он стоил денег… Викина мама не то что не горела желанием покупать байк, но даже слышать про это не хотела, сама же Вика училась в девятом классе, и учиться ей было ещё о-го-го сколько: два года в школе и четыре, как минимум, в вузе. И только потом можно было думать о работе, которая бы позволила мечте осуществиться.

Вика не злилась на маму и прекрасно понимала причину её отказа. Пока они жили втроём, пока папа был с ними, денег хватало на всё. И на еду, и на красивую одежду, и на бытовую технику, и на подарки «просто так», и на поездки на море. Но… но четыре года назад папа от них ушёл. И с ним же ушло финансовое благополучие. Вика знала, что мама не просто содержит их обеих, но и выплачивает её отцу долю за квартиру. А это – большие, даже огромные деньги.

Её мама нашла себе вторую работу: она «жила с бабулькой», как это называла Надя. С богатой «бабулькой» в огромном частном доме. Богатый сын этой женщины жил и работал в Москве, а его мама мучилась от одиночества. Ей пришло в голову нанять себе женщину-компаньонку, которая будет не просто помогать по дому, но и беседовать с ней на «умные темы», а также ночевать с ней в доме, в котором «бабулька» боялась оставаться одна.

Поэтому, вернувшись с основной работы домой, Викина мама наскоро перекусывала, расспрашивала Вику, как в школе, и уходила к «бабульке». Там она пила с ней чай перед сном, обсуждала городские новости, а потом укладывалась спать в комнате для гостей. В выходные мама помогала «бабульке» возиться с цветами на участке, если это было лето, или посещала с ней выставки и театры, если была зима. Её работодательница жалованье платила исправно, расплачиваться с долгом хватало, но на этом деньги и заканчивались. Еда и одежда покупались по минимуму. О мотоцикле не могло быть и речи.

– Мечтай о скутере, – обычно советовала ей Надя. – На него и прав не надо, и стоит он дешевле.

Но Вике это казалось предательством: ведь мотоцикл – это мотоцикл, а скутер – что? Так, развлечение для детишек. Оставалось только с нетерпением ждать лета, чтобы снова поехать на дачу к подружкиной бабушке, там с нетерпением ждать выходных, на которые приезжает Славик, а потом – ждать те вожделенные час-полтора, на которые он обычно одалживал ей своего железного коня. И снова – лететь по дороге, чувствовать себя смелой, сильной и свободной.

Вика даже волосы старательно отращивала, чтобы, как в кино, они упругой волной вырывались из-под снимаемого шлема. Волосы уже были ниже талии. Ровные, русые, красивые. Только даже шлема у неё своего не было, не то что мотоцикла…

Вторая же Викина мечта была, так сказать, не совсем Викина… «Нам пора встретить свою большую внеземную любовь, – где-то с год назад заявила Надя. – Мотоциклы мотоциклами, но любовь – это тоже важно и нужно». Вика и сама перед этим заметила, что интересные фильмы бывают не только про мотоциклы, но и про отношения. А потому не стала особенно сильно противиться подруге: должна быть вторая мечта – значит, должна быть.

С тех пор Вика с Надей начали говорить о любви и поглядывать на парней. Мечтать, прикидывать, примеривать на себя. Каково это – влюбиться? Как начинается любовь? Как её узнать? Тем более что в их классе уже многие девчонки стали встречаться с парнями. По крайней мере, стали постоянно говорить о них, хвастаться новыми знакомствами, кокетничать с одноклассниками и устраивать бесконечные вечеринки-посиделки-прогулки. И только подружки не участвовали в этом действе. Потому что у них никого не было. Ни одного знакомого парня, кроме одноклассников. Если, конечно, не считать Славку. Но ведь он был на семь лет старше, был двоюродным братом Нади, да и к тому же с прошлого лета серьёзно встречался с девушкой своего возраста. Поэтому Вике только и оставалось, что писать о своей мечте в дневник.

А дневник – это была Викина тайна. В её столе лежала общая тетрадка с фокстерьером на обложке, в которую она записывала свои мысли.

22.02.

«Сегодня начался новый период в моей жизни – осознание себя, своих возможностей, достоинств и недостатков.

САМОПОЗНАНИЕ

САМООЩУЩЕНИЕ

Да, до этого я не знала себя и не понимала – отчего была не уверена в себе; не верила в себя (действительно, а не на показ, мол, я – никто, отстаньте от меня!), ибо как верить, не зная во что? Пряталась ото всех). Теперь я точно знаю, кто я: я девчонка, которая хочет влюбиться. Так странно, до этого я об этом не думала. Как будто у меня раньше в жизни было всё, что мне нужно, а теперь оказалось, что не всё. Что мне нужно что-то ещё. Я хочу испытать любовь. Вот так вот! Можете радоваться! Я – такая же, как все! Я хочу, чтобы в моей жизни появился парень, в которого бы я влюбилась, ибо в жизни надо всё узнать, а я не знаю, каково это – влюбиться. Только как влюбиться, когда я поняла, что я – уродина? Я – УРОДИНА. Пожалуйста, я это признала. Вы рады? Рост – метр семьдесят, вес – восемьдесят пять килограммов. На каблуках я выше большинства одноклассников. Я не стройная, не хрупкая и не воздушная. Я – уродина. И с этим ничего не поделать. Осталось только разобраться с другими своими недостатками. Надо сделать их достоинствами (я имею в виду не что-то плохое – жадность, нечестность, бессовестность – нет! – милые мелкие оплошности). Уж коли тянет врать – надо врать для смеха. Чтобы всем было весело. Плюс надо воспитывать в себе положительные черты: пунктуальность, добросовестность, трудолюбие. Надо поверить в то, что я смогу сделать себя (уж коли природа дала в некоторых областях маловато). Чтобы меня любили не за внешность, а за душу. Только на это нужно много времени».

Про дневник Вика не говорила никому, даже Наде. Хотя некоторые мысли не только записывала, но и озвучивала подруге. Как, например, про то, что она – уродина.

– Кто уродина? Ты – уродина? – всегда моментально отзывалась Ложкина. – Какая чушь! Да, ты высокая. А потому искать парня надо не среди одноклассников, а постарше. Логично? А ещё – верить в себя, плюнуть на зеркало и самой взять всё в свои руки.

В конце концов, Надя сама «взяла всё в свои руки», а потому и неудивительно, что на их пути появились Генка Фролов и Серёга Черемшин. Генка Фролов был на полголовы выше Вики! И всё могло бы быть хорошо, и всё могло бы получиться, если бы, как была убеждена Вика, Надя всё не испортила прямо на первом свидании. А потому, едва выйдя из «Ложного пафоса» на мороз, она тут же едва не расплакалась:

– Как ты могла?.. Почему мы ушли?.. Почему ты ушла?..

– Могла бы и остаться. Я тебя за собой не тянула. Кстати, ещё не поздно вернуться, – пожала плечами Надя, но потом заметила состояние подруги: – Ты что, плачешь?

– Нет, нет, слёзы от мороза, – открестилась Вика.

Подружки дошли – почти добежали – до Викиного дома, поднялись к ней в квартиру попить чаю. Надя, улыбаясь, вытащила из сумочки шоколадку и торжественно положила на стол, но Вика ее проигнорировала.

– Прости, но я так и не поняла, с чего ты на Черемшина взъелась? – разливая по кружкам горячий чай, поинтересовалась она.

– Чего непонятного-то? Если человек говорит, что он – подлый мстительный эгоист, то мне рядом с ним нечего делать, – пояснила Надя. – Сама посуди: вот ты про себя станешь рассказывать, что ты – подлая и мстительная? Нет, потому что ты – хорошая и добрая. А он – не такой. Или ты мечтаешь встречаться с подлым эгоистом?

– Может, он не это хотел сказать? Может, я тоже – подлая эгоистка, просто про себя этого не знаю? Может, он тебя просто проверял?

– Что хотел сказать, то и сказал, думаю. То, что ты допускаешь, что ты себя не знаешь, это понятно, я тоже, наверное, не всё про себя знаю. А он, судя по его уверенному виду, всё про себя знает. Ну и какие у меня основания ему не верить? А если это проверка – то что он хотел проверить? Да и вообще, я против каких-либо проверок. Что за чушь? Я хочу честных и открытых отношений. Хочешь что-нибудь узнать – спроси.

– Но ведь разве не глупо из-за одной фразы человека сразу вычёркивать его из своей жизни? Портить первое свидание? И не только себе, но и мне?..

– Эх, если бы дело было только в одной фразе… – вздохнула Надя, отпивая чай. – Не знаю, как ты, а я за ним наблюдала всё время. Мы на свидание какие пришли? Кра-си-вы-е! А Черемшин? Он пришёл в трениках. Ну, или в каких-то похожих на них штанах. Это нормально? А потом он стал про тёлочек рассказывать. Это нормально, да? Меня тошнит от парней, которые называют девчонок тёлочками. Ведь они же, получается, и нас так за глаза называют! А я – не тёлочка.

– Может, это и не так страшно… Ведь они же все…

– Не все! – перебила Надя. – Мне лично такие парни не нужны. Мне это противно. Сначала «тёлочки», потом – тупые анекдоты про блондинок, потом – «молчи, женщина». Фу! Аж противно. Да и вообще, они оба ведь нас даже не слушали! Выпендривались перед нами, а не слушали. Как будто мы – пустое место. Ты разве не заметила?

– Да они просто растерялись! Они, может, с девчонками никогда не встречались, вот и волновались. В кругу парней привыкли говорить про тёлочек, вот и с нами вырвалось. Почему ты к парням такая жестокая? Мы ведь тоже не идеальны! – разволновалась Вика. – А теперь как были мы без парней и без любви, так снова и остались. Сама же меня убеждала в том, что нужно найти парней! Признайся, ведь Серёга тебе встречаться предложил?

– Предложил, и что? Я же тебе сказала, что я не буду встречаться с мстительным подлым эгоистом. А ты что, готова абы с кем встречаться, лишь бы был «свой парень»?! Я в шоке.

– Будешь ещё печенье?

– При чём тут печенье?! Ты меня слушаешь?

– Да…

– Не хочу я больше печенья. Жаль, что ты меня не слушаешь и не слышишь. – Надя решительно поднялась из-за стола. – Спасибо за чай. Мне пора. Давай вернёмся к разговору завтра?

– Пора так пора… – растерялась Вика. – Как скажешь, давай завтра…

– Ты хотя бы подумай об этом! Раз мне говорить не хочешь.

– Хорошо. Пока-пока! – подружки попрощались; только Вика так и не поняла, о чём она должна была подумать.

Расстроенная, она вернулась на кухню. Посмотрела на часы: времени было почти десять. Маму можно было не ждать: сегодня, как и почти каждую ночь, она ночевала у «бабульки». И для Вики это был вовсе не плюс, как посчитали бы все её одноклассники, которые только и ждали, чтобы «предки свалили на Северный полюс». Для неё это был минус: она постоянно была одна.

Одна, одна и одна. Вся однокомнатная квартира принадлежала ей: и кухня, и ванная, и телевизор, и компьютер, и кровать с диваном – где хочешь, там и спи. И только дневник да верная фокстерьерша Керри всегда были рядом с ней. Вика допила чай с печеньем и заглянула под стол: та, как обычно, свернувшись калачиком, спала у ног хозяйки.

– Гулять? – резко спросила Вика, чтобы в очередной раз насладиться реакцией собаки.

Керри немедленно подскочила вверх и пулей рванула из кухни. Слово «гулять» она узнавала в любом контексте и тут же стартовала к входной двери. Убедить её, что «гулять» может относиться не к ней, было невозможно: за «гулять» всегда надо было отвечать – немедленно отправляться с ней на улицу.

Но в данный момент Вика была честна со своей любимицей. Она поднялась с табуретки и направилась в прихожую одеваться. Ведь как бы она выносила одиночество, если бы у неё не было собаки?

Глава 3 Надя Ложкина

Надя Ложкина была решительной и уверенной в себе. Она всегда знала, что хочет, упорно шла к цели и могла сказать «нет» кому угодно. Надя хотела зарабатывать деньги, и она их зарабатывала: в свободное от учёбы время она трудилась курьершей в одной крупной фирме. Надя собиралась поступать на экономический факультет и читала книги по экономике и финансам, занималась с репетиторами, не сомневаясь, что поступит именно туда, куда хочет.

Наде всё удавалось, потому что она была уверенной в себе. Казалось, девушка не страдала ни от каких комплексов, её миновали все проблемы переходного возраста, и даже своей внешностью она была совершенно довольна. Надя обладала ясным и здравым умом, логическим мышлением, была независимой в оценках и в суждениях, могла кому угодно сказать что угодно, а потом нести ответственность за свои слова. Так, Надя могла ловко отшить на улице любого нахала, осадить учителя, попытавшегося повысить на учеников голос, посмеяться от души над откровенными глупостями одноклассниц и отказать нахальным одноклассникам, пытавшимся списать у неё на контрольной. Она легко заявляла о своих желаниях, не стеснялась просить других о помощи, добиваться и требовать того, что ей причитается.

А Вика ей завидовала. Она мечтала быть похожей на подругу. Быть такой же уверенной в себе, целеустремлённой, работоспособной и тоже зарабатывать деньги. Мечтала, мечтала, мечтала… Пока Надя однажды не высказалась: «Может, перестанешь завидовать и тоже определишься, кем хочешь быть и как можешь заработать деньги?» И тут Вика встала в тупик: ведь она понятия не имела, кем она хочет быть и как может заработать деньги. Вика вообще мало что знала про себя…

А еще Надя увлекалась психологией. Она постоянно читала в Интернете о том, как правильно общаться, как стать богатой, как производить впечатление на парней; она проходила тесты, стараясь понять себя и изучить себя. Она постоянно находила какие-то психологические теории, которые то пыталась доработать, то – проверить на практике, то – свести в некую систему.

Вика охотно прослушивала подружкины размышления на тему психологии, но сама почему-то эту науку боялась. Ей казалось, что пройди она хоть один тест, как всем сразу будет понятно, что она – ненормальная. В чём конкретно будет заключаться её ненормальность и кому «всем» это немедленно будет понятно, Вика не знала, но тем не менее от подозрительной науки старалась держаться подальше.

А Наде благодаря психологии или чему-то там ещё всё ясно и понятно: вот чёрное – вот белое, так можно – а так нельзя, это правильно – а это неправильно. И теперь она не мучилась, не страдала, она просто делала свой выбор, всегда могла его аргументировать и готова была за него нести ответственность. Вика же, напротив, редко когда в чём была уверена на все сто.

27.02.

«Трудно, потому что не знаешь, где правда. Что правильно, а что – нет, чего придерживаться, а чего не стоит. Как лодка в грозу на реке: то к одному, то к другому берегу. Но в каждой реке есть острова, а ещё – мели. Миром правят две вещи: любовь и деньги. Ради каждой можно сделать всё. Есть ещё люди, но от них лучше держаться подальше. Потому что они – злые. Есть ещё добро, которое стоит творить. Только ради чего? Ради возвышения в своих и чужих глазах? Или ради чего-то другого? Потому что не творить его просто не можешь?.. Есть зло, с которым, наверное, стоит бороться. Или лучше от него держаться подальше?.. Иногда мне кажется, что человеком вообще правит эгоизм. И зло, и добро он творит ради себя самого. Никто не сделает тебе добро просто так, ради тебя самой. Тогда главное – быть как все. Чтобы твои цели сходились с общепринятыми. Лишь бы была цель (любовь и деньги) – и вперёд! Или всё вовсе совсем не так? Но если не так – то как?..»

– писала Вика в своём дневнике; иногда ей казалось, что подруга, которая всё знает и во всём разбирается, гораздо старше неё.

Хотя на самом деле старше была Вика. Ей уже вот-вот должно было исполниться шестнадцать. Родители – а тогда у неё были и мама, и папа – отдали её в школу позже, чем других детей. Они были уверены, что Вика не справится со школьной программой. Что она слишком молчаливая, замкнутая, что слишком боится незнакомых людей, чтобы легко и запросто подружиться с одноклассниками и привыкнуть к учителям. А Ложкину, напротив, отвели в первый класс даже раньше, чем было положено.

– Я и в садике была самая умная, самая смелая и самая взрослая, – любила хвалиться Надя. – И в начальной школе меня никогда не оставляли в продлёнке – всегда были уверены, что я благополучно доберусь до дома и сяду за уроки. Я родилась под уверенным в себе и решительным знаком зодиака – Стрелец.

А Вика была Рыбы. «Ни рыба, ни мясо» – как любила она сама говорить про свой знак в те моменты, когда ненавидела себя за нерешительность и неуверенность. «Зато ты – тонко чувствующий человек, творческий, но ранимый. Тебе бы стихи писать – у тебя бы получилось!» – утешала её обычно Надя. «Писать стихи…» – всегда лёгким трепетом отзывалось что-то внутри у Вики… Но даже думать об этом ей было страшно.

А Наде, казалось, вообще никогда не было страшно. Она всегда и во всём полагалась на свой интеллект, гордилась своей логикой и умением принимать решения. И время от времени журила подругу за излишнюю эмоциональность, пугливость и, как она это называла, аморфность.

– Ты какая-то аморфная, – часто повторяла подруге Надя. – Ты как будто есть, а как будто тебя нет. Ты часто смутно представляешь, чего хочешь, и понятия не имеешь, как этого добиться. И ты со всеми готова соглашаться, но ведь так же нельзя!

– Я хочу мотоцикл, – обычно в ответ на это буркала Вика, ведь это и правда было то единственное, что она точно хотела и чего упорно добивалась.

Вступать же в диалог на тему своей аморфности Вика не желала. Ведь, на её взгляд, подруге было легко говорить. Она жила в большой двухкомнатной квартире с мамой и папой. У неё была своя комната! А вечерами они ужинали всей семьёй. И в любой момент Надя могла обратиться и к маме, и к папе за помощью и поддержкой. Деньги у них в семье были, и папа, и мама, и сама она трудились и зарабатывали. А покупать Надя могла себе что угодно: хочешь – одежду, хочешь – украшения, а хочешь – и новый телефон.

И училась она лучше. Не витала в облаках, как Вика, обожала алгебру и другие точные науки, но вместе с тем отлично успевала и по гуманитарным предметам. Учёба Наде давалась легко, а потому и на работу курьершей оставалась масса времени. Родители были дочерью довольны. А Вике, чтобы успевать везде, приходилось напрягаться. Хорошо, что хоть её мама не особенно-то всматривалась в дневник. «Двоек нет – и ладно», – обычно говорила она.

Повезло Наде и с внешностью – она была красивая: пониже её ростом, тонкая, звонкая, с волнистыми каштановыми волосами. Все джинсы, платья, юбки, туники сидели на ней как влитые. Шли ей идеально: или подходя к тону кожи, или оттеняя глаза, или подчёркивая достоинства фигуры. А чаще – так и всё сразу.

И поэтому Надя могла себе позволить выбирать парней. Вот так вот запросто уходить со свидания, пожимая плечами: «Эгоист? Ну ладно, пока, я пошла». А потом уверенно смотреть в будущее и ждать другого, более интересного, более красивого и более умного принца.

– Я себя люблю и ценю, – обожала говорить Надя.

– Я себя тоже, – обычно в ответ на это говорила Вика, но…

Но она кривила душой. Хорошо любить и ценить себя, когда у тебя папа дома, а не бросил вас с мамой со скандалом, когда и денег полно, и внешность, пусть и не фотомодельная, но всё равно где-то около того. А как было быть ей, Вике? Надя жила дома среди любви, а потому была уверена, что любви в этом мире – хоть отбавляй. А Вика жила в одиночестве, пережив развод родителей, а поэтому в существовании любви она иногда просто сомневалась.

Вика, едва выйдя во двор, сразу спустила Керри с поводка. И та, довольная, тут же помчалась куда-то среди высоких сугробов. А Вика решительным шагом направилась вокруг дома: ближе к ночи температура ещё понизилась, и стоять у подъезда в ожидании, пока собака сделает свои дела, казалось совсем нереальным.

Вике хотелось плакать. И почему она правда убежала из кафе? Ведь это Надя сделала свой выбор, что не хочет встречаться с эгоистом, а ведь её, Викин, Гена – не эгоист. Он не сказал ей ничего плохого, ничего плохого не сделал. И почему Надя так уверена, что они оба – не принцы? Ведь это же её Серёга – не принц, а Генка… А ведь он такой симпатичный… И он пошёл с ней танцевать. И он спросил, встречается ли она с кем-то, а, узнав, что нет, был готов предложить ей встречаться… И она думала о нём почти полгода, и по сто раз переслушала все его аудиозаписи «ВКонтакте», и по сто раз пересмотрела все его фотографии…

Вике позарез нужно было посоветоваться с кем-то ещё, с кем-то взрослым и опытным. Но этот кто-то был на другом конце города, заваривал чай и обсуждал городские новости. И она чуть было не разревелась прямо на улице.

Как вдруг увидела, что Керри несётся ей навстречу в компании английского спаниеля.

– Черри! – обрадованно позвала Вика, и обе псины тут же кинулись ей в ноги, старательно виляя купированными хвостами.

– Ты на меня ещё злишься? – поинтересовалась Надя, подходя. – Я так и думала, что ты пойдёшь гулять с Керри, и тоже решила выйти и всё-таки поговорить с тобой ещё раз.

– Да нет… – вздохнула Вика, – не злюсь. Точнее, не на тебя.

Она готова была согласиться, что в чём-то подруга права. Ведь её саму уже просто тошнило, когда парни называли девчонок «тёлочками». И, наверное, ей бы тоже стало неприятно, если бы парень, который ей нравится, был уверен, что ему можно быть подлым мстительным эгоистом, а она всё равно обязана была бы его любить. И вся разница между ней и Надей была только в том, что подруга моментально всё это улавливала и тут же решительно говорила «нет». Надя не желала со всем этим мириться! А она, Вика, почему-то не то чтобы желала, конечно, но… могла.

Могла промолчать. Могла смириться. Могла потерпеть. Могла сделать вид, что не замечает. Могла уступить. Могла согласиться. Могла пойти на компромисс. Могла, могла, могла…

– Прости меня, я, наверное, сегодня была резка с тобой, но я искренне не могу понять, почему ты готова позволять к себе так относиться? Называть при тебе девушек «тёлочками», например. Терпеть, когда тебе что-то не нравится. Хоть убей – не понимаю.

– Я не знаю, – буркнула Вика.

И тут она была честна: она не знала. Ей казалось, что так – нормально. Что все так делают: что-то – терпят, с чем-то – мирятся, что-то – пропускают мимо ушей. Просто так принято. Поэтому, наверное, и она ведёт себя именно так – как все. И всё бы в этих размышлениях было логично, если бы её самая близкая подруга Надя не вела себя по-другому.

– «Я не знаю» – это не ответ, – тут же парировала Надя. – Подумай! У тебя же есть мозг! Проанализируй себя. Что с тобой не так? Человек должен быть… – и она пустилась в долгие философско-психологические размышления.

Вика шла рядом и… не слушала. Она смотрела на играющих, то пропадающих среди сугробов, то снова появляющихся, собак. И почему-то думала о том, как интересно у них подобрались любимицы. У неё, у Вики, – энергичная, весёлая, настырная и везде сующая свой нос фокстерьерша Керри. А у Нади – длинноухая, меланхоличная, с таким выражением на морде, «как будто у неё все умерли», спаниельша Черри. Пока Черри бежала в какую-нибудь сторону, Керри успевала уже сбегать во все и сделать ещё кругов пять вокруг своей подруги.

Собаки и их хозяйки были такие разные, как будто каждая дополняла другую. Бодрость и меланхолия, активность и спокойствие, уверенность в будущем и тоска по несбывшемуся. Между девчонками и их собаками была та же самая разница, что и между самими подругами. Надя в их тандеме отвечала за активность, напор, уверенность, а Вика… А вот тут Вика вдруг озадачилась: «А что такое есть во мне, что привлекает ко мне Надю? Или нет во мне ничего, и только она мне нужна, чтобы верить в меня, раз я сама в себя не верю?»

На этом моменте мысли кончились, и Вика потерялась. Она шла и пыталась нащупать направление «куда думать дальше». Но у неё ничего не получалось. Слишком много всего произошло в этот день, чтобы думать. Были лишь разочарование и усталость.

– …и поэтому мне кажется, что с тобой что-то не так, – между тем резюмировала Надя и в ожидании ответа на свой долгий спич уставилась на подругу.

– Со мной всё так! – тут же испугалась Вика, которая всё прослушала и теперь не знала, что сказать.

– Тогда почему ты всегда всё терпишь?

– Я не терплю.

– А что ты делаешь?

– Я не знаю.

– Ты опять не хочешь разговаривать?

– Ой, смотри, пластинки!

Подруги проходили мимо помойки, и Вика едва не наступила на россыпь пластинок, которые кто-то выбросил. Она тут же кинулась подбирать их:

– Как давно я не слушала пластинки! От… от папы, – она с трудом выговорила это слово, – остался проигрыватель с колонками.

– Ты что, это старьё домой потащишь? Зачем они тебе?! – Надя даже не взглянула на Викину находку.

– Надя, прости, но ты бываешь такой занудой!.. – не выдержала та, разглядывая свои сокровища.

– Да ладно тебе, я же для твой пользы стараюсь.

– Для моей пользы ты уже разрушила моё первое свидание.

– Тебе по третьему кругу объяснить, что этот Фролов – это не парень твоей мечты?

– Почему ты снова влезаешь в мою жизнь?! – Вика снова была готова расплакаться. – Это Серёга – не парень твой мечты, а Генка – не такой, не такой!

– Прости, Вичка,прости! Я, как обычно, начинаю давить на тебя. Останавливай меня! Я не хочу делать тебе больно. Стой!

Вика послушно остановилась. Надя встала перед ней и неловко похлопала подругу по плечу:

– Ладно, Вичка, не вешай нос. Может быть, твой Фролов, и правда, не такой. Ну, удрала ты со свидания, и что? Ты поступила загадочно. Пусть мучается. Он ещё напишет, я думаю. И всё у вас будет отлично. И вообще, завтра – замечательный день. Завтра же в ДК КВН! Ты не забыла, что мы собирались туда выбраться и посмеяться вдоволь?

– Точно! А я и правда забыла, – спохватилась Вика.

– На этот случай у тебя есть я, – улыбнулась Надя.

Глава 4 Одноклассники

А потом наступил понедельник, который подруги дружно ненавидели. Потому что надо было идти в школу.

Едва они зашли в кабинет химии, как среди одноклассников тут же повисла тишина. Первая красавица их класса Лиза Фокина восседала на учительском столе в новом тёмно-зелёном коротком платье в обтяжку, эффектно закинув ногу на ногу.

– А… столовый набор объявился… – в тишине ехидно произнесла она.

«Столовый набор» – это была общая обидная кличка подружек. А по отдельности Вику звали Вилкой, а Надю – Ложкой.

Вика тут же втянула голову в плечи, а Надя, проходя мимо, слегка ущипнула красавицу за бок:

– Ой, у тебя тут пятно, кажется. Где ты могла уделаться?

Лизка тут же зло фыркнула и изогнулась, как кошка, пытаясь посмотреть, что у неё там, но быстро сообразила, что её обманули.

– Поговори у меня! – огрызнулась она.

Но Надя уже не обращала на Фокину внимания. Вика же и вовсе постаралась мышкой шмыгнуть за свою парту. Но… тут их обеих поджидал неприятный сюрприз: оба их стула были старательно заштрихованы мелом.

Вику с Надей одноклассники не то чтобы травили, ненавидели или как-то жутко не любили, но… Но определённое напряжение между ними и классом было. Их либо не замечали: не звали на вечеринки, не допускали в разговоры, не садились с ними в столовой; либо – делали им мелкие пакости. Ни с того ни с сего. Просто так. Просто стало скучно, и кому-то пришла в голову идея подшутить над «столовым набором».

Идея чаще всего приходила в голову Лизке Фокиной. Та была эффектной: высокой, красивой, с длинными чёрными как смоль волосами и серо-голубыми глазами в окружении длинных, как в рекламе, ресниц. Лизкины родители хорошо зарабатывали, и красавица могла ни в чём себе не отказывать: одевалась, как модели на обложках глянцевых журналов, имела все возможные модные гаджеты и время от времени хвасталась новыми золотыми украшениями. Все парни не только в классе, но и во всей параллели и даже старшеклассники были от неё без ума и из кожи вон лезли, чтобы заслужить Лизкино расположение. Учителя Фокину недолюбливали, но побаивались, ведь случись что, в классе немедленно объявлялся её папа и быстро наводил порядок.

В школе Лизка чувствовала себя безнаказанной, но при этом предпочитала кидать идеи, организовывать и направлять, а самой руки не пачкать. На это у неё была свита – две верные подружки – Савельева и Пономарёва, которые всегда готовы были сделать Вике и Наде какую-нибудь мелкую пакость, чтобы заслужить похвалу своей королевы. Королевы, которая все свои претензии к «столовому набору» сводила к двум пунктам: «уродины» и «слишком умные».

Не отставали от девчонок и парни. Лидерами в классе были два друга: Костя Губин и Женя Ищенко. Оба были спортсменами, увлекались пейнтболом, по выходным пропадали в модных клубах, а по понедельникам шумно рассказывали о своих похождениях. Их родители тоже были обеспеченными, поэтому парни могли позволить себе несколько больше, чем все остальные. И, конечно же, оба мечтали завоевать сердце Фокиной. Которая время от времени приближала к себе то одного из них, то второго, провоцируя друзей на вечные ссоры и выяснения отношений.

Зло парни срывали на «столовом наборе». Причём Губин больше цеплялся к Наде, а Ищенко – к Вике. В Наде Губина доводили до белого каления её ум, уверенность в себе и несгибаемость. Сам он с трудом вытягивал на «троечки» по алгебре и геометрии, а Ложкиной математичка давала отдельные задания, повышенной трудности, потому что учебник та прорешала ещё в начале года и делать ей на уроках иначе было бы нечего. Губин же, несмотря на это, упорно пытался называть Надю «тупой овцой», чем только страшно веселил её: Ложкина обычно советовала ему заглянуть в собственный дневник и признаться себе, наконец, кто у них в классе «тупая овца». Отчего Костя бесился ещё больше.

Ищенко же поддевал Вику. Стоило ему увидеть её, как он тут же расплывался в противно-довольной улыбке: «Поросёночек наш пришёл, хрюкает что-то себе под нос», – и всё в том же духе. Откуда взялся «поросёнок», Вика не знала, но была уверена, что кличка связана с её внешностью – точнее, с её лишними килограммами. Стоило ему просто тихонько хрюкнуть, проходя мимо, как слёзы сами наворачивались на глаза девушки. Вика изо всех сил старалась, отжималась дома, качала пресс, но стройнее не становилась. И у неё не получалось, как у Нади, легко и запросто осадить обидчика, а потому всё, что ей оставалось, – молчать и давиться слезами. Надя Вику, как могла, защищала от нападок, но всё равно им обеим приходилось несладко. Даже если вас двое, то всё равно трудно постоянно выдерживать оборону против двадцати трёх.

– Надейка, ты же умная, ну что, что нам делать? – после каждой новой выходки одноклассников вопрошала обычно Вика. – Я так больше не могу, не могу…

– Я подумаю, – обычно отвечала Надя и что-нибудь придумывала.

Перепробовано было много всего. Подружки стали одеваться в том же стиле, что и Лизка Фокина со своей свитой. Но здесь шансы изначально были неравны: финансовые возможности фокинского папы в разы превышали таковые подружек.

Тогда, продолжая в меру своих сил поддерживать стиль, обе попытались копировать манеру поведения и разговора классной элиты. Но здесь подружки быстро сломались сами: выучить фальшивые жесты и поддерживать глупые разговоры у них получалось, но вести себя подобным образом оказалось невероятно противно.

Пытались Вика с Надей и стать приятными – наладить нормальные отношения. Говорили комплименты одноклассникам, давали списывать на контрольных, делились запасными ручками, но… Но всё это было воспринято скорее как признак слабости, как окончательная и бесповоротная капитуляция, а потому травля, вместо того чтобы стихнуть, только усиливалась.

Когда подружки перепробовали всё (и ничего не помогло), они сначала совсем отчаялись, а потом даже как-то успокоились. Одеваться вроде бы и продолжали, подражая заданному Фокиной стилю, но одноклассников тоже стали избегать: общались на переменах друг с другом, на их выходки и поддёвки либо не обращали внимания, либо Надя одной фразой поддевала в ответ, но дальше в перепалку уже не вступала. А когда Фокина однажды стала хвастаться на весь класс, что со следующего года родители её переведут учиться в какую-то другую крутую-прекрутую школу, так у них и вовсе появилась надежда.

После утреннего инцидента от подружек все отстали. Потому что одноклассники шумно обсуждали предложение Фокиной. 8 Марта выпадало на субботу, а Лизкины родители как раз собрались уехать на выходные, и квартира оставалась в полном распоряжении первой красавицы. Конечно же, она предложила устроить вечеринку в честь праздника!

Все тут же разволновались и на каждой перемене предлагали всё новые планы развлечений. Сама же Фокина старательно сохраняла главную интригу: кого из класса она собирается позвать к себе, а кого нет. Понятно, что Губин с Ищенко приглашаются автоматом, ближайшая её девчоночья свита – тоже, но другим одноклассникам оставалось только нервничать и из кожи вон лезть, угождая королеве, чтобы оказаться в числе избранных.

И только Вика с Надей были спокойны как мамонты: ведь их точно не позовут ни при каких условиях. А потому они могли болтать о своём и не обращать на общее помешательство внимания. Единственный минус был только один: Лизка жила аккурат под Викой. Лизкиным родителям принадлежали две квартиры, объединённые в одну, этажом ниже. И – увы! – Вика хорошо понимала, что шумное веселье одноклассников, которых она ненавидела всей душой, ей придётся слушать весь вечер и полночи.

– Хочешь, я приду к тебе ночевать, чтобы тебе не было одиноко? – предложила верная Надя.

– Я не знаю… – задумалась Вика. – Наверное, да… Приходи…

– И пусть они там веселятся, сколько влезет: нам-то что? Нам и без них хорошо будет.

– Конечно, хорошо.

Но обе понимали, что хорошо не будет. Ведь кто же из девчонок не мечтает быть принятой у себя в классе? Кто не мечтает о весёлых вечеринках с одноклассниками втайне от родителей? Чтобы потом – масса фотографий на память, чтобы было, что выложить «ВКонтакте» и сохранить в отдельной папочке на всю жизнь? Ведь школьные годы – они бывают раз в жизни. Других таких лет не будет. Не будет других одноклассников, с которыми ты проводишь год за годом, которые могут стать твоими друзьями и подругами на всю жизнь.

Вика знала, что она – гадкий утёнок, который останется гадким до последнего звонка в одиннадцатом классе. Что никогда у неё не будет доброй и дружной школьной компании и не будет никаких фотографий. Но… всё равно мечтала. Мечтала о том, что однажды одноклассники увидят, какая она. Что они восхитятся ею. Примут в свой круг. Вика злилась сама на себя за эти мечты. Перестали бы поддевать, просто бы не обращали внимания – уже это казалось ей нереальным счастьем.

– Ты помнишь, что вечером мы идём на КВН? – спросила Надя, чтобы отвлечь Вику от грустных мыслей.

– Помню, но…

– Что «но»?

– Но я… не пойду.

– Почему?! – изумилась Надя.

– Я… не могу. Не хочу. Мне надо побыть одной, – пояснила Вика.

– Ты и так всё время одна!

– Надейка, пожалуйста, сходи без меня, а?

– Я-то схожу, но что с тобой опять? Что случилось? – продолжала допытываться Надя.

– Ничего. Я же сказала: мне надо побыть одной.

– Я тебя не понимаю!

– Я сама себя не понимаю, – вздохнула Вика.

Она знала, что надо было «взять себя в руки», «выкинуть всё из головы», «заняться делом», то есть перестать думать о Фролове, об одноклассниках и предстоящей вечеринке и отправиться на КВН и вдоволь посмеяться. Но… но вместо этого просто лежала дома на кровати и смотрела в потолок. С ней такое часто случалось: она вдруг как будто выключалась из жизни, проваливалась куда-то внутрь себя, пропадала. И ничто и никто на свете не могли её оттуда вытащить. Даже несделанные уроки и невымытая посуда.

Поздно вечером отзвонилась Надя, сообщив, что КВН был развесёлым, Вика – чучело и непонятно кто, раз не пошла, а сама она сидит теперь и строчит на компьютере реферат. «Удачи в написании!» – пожелала Вика и посмотрела на часы: было почти одиннадцать. Она погуляла с Керри сразу, как вернулась из школы, но это было уже давно, и перед сном собака вполне могла ещё раз попроситься на улицу. А тогда зачем ждать, когда можно быстренько выгулять, а потом снова лечь на кровать?

Но вместо того, чтобы одеваться, Вика почему-то села за компьютер. Поставила музыку: семнадцать грустных баллад группы «Скорпионс», которые были, конечно, «старьём», но которые она всегда любила слушать, когда на душе скребли кошки. Вылезла на страничку Генки. Посмотрела его фотографии. Проверила почту – никаких новых сообщений от него не было.

3.03.

«Не знаю, что я нашла в нём, не знаю, что в нём потеряла. Но он был, есть и будет моим, зная и не зная этого, мгновения и вечность. Просто это было: один взгляд, сказавший всё, один танец, когда мы были вместе, а потом мой поступок, всё перечеркнувший. Сейчас – спокойствие. Знаю – это не любовь. Верю – так и надо. Надеюсь – всё впереди. Ура! Я научилась ни о чём не сожалеть. Прошлое должно оставаться в прошлом. Надо просто извлекать из него уроки. Уроки – да, мучаться – нет. Только хочется знать, что я для него – нечто больше, чем случайность, чувствовать невидимую тайну. Хочется, чтобы это была правда. А это – правда»,

– и Вика отложила дневник.

– Он мне не пишет, а я – пишу про него в свой дневник. Потому что такова жизнь, – сказала она, оборачиваясь к Керри, спавшей на диванчике.

Собака тут же подняла голову и уставилась на хозяйку.

– Он мне не пишет и не напишет больше никогда. Но всё равно всё это было неслучайно.

Вика часто разговаривала с Керри. Ведь только собака всегда её понимала, всегда выслушивала, никогда с ней не спорила и не тыкала её носом в ошибки, как любила это делать Надя. Надя, конечно, делала не только это, она могла и утешить, и поддержать, и подсказать что-нибудь, но иногда Вике хотелось, чтобы её просто выслушали. Ничего не говоря. Не давая оценок. Принимая её такой, какая она есть. И тогда она обращалась к Керри.

– Как ты думаешь, он мне напишет?

Фокстерьерша сладко потянулась.

– Думаешь, да?

Снова уставилась на хозяйку, наклонив голову набок и навострив ушки.

– Хорошо быть Надей – решительной, смелой, уверенной. И плохо быть мной – испуганной, сомневающейся во всём, неуверенной. Поэтому неудивительно, что Гена мне не пишет. Зачем ему мне писать? Я ведь двух слов вчера связать не могла.

3.03. 23:24

«Что такое счастье? Спокойствие, удовольствие, уверенность? Только ли? Радость? Успех? Не хочу думать, понимать, знать. Хочу быть счастливой. Я хочу, чтобы рядом был кто-то, с кем можно поговорить обо всём – не о глупостях! – о жизни и смерти, о дружбе и любви. Что может быть лучше – раскрыть нового человека и раскрыться самой? Поговорить не с дневником или с собакой, а с человеком? Не с девчонкой, а с парнем?.. Чтобы во всём огромном мире – только весна, звёзды, надежды – ОН и Я. И чтобы запомнить этот день на всю жизнь».

– Интересно, а собаки влюбляются?

Керри вильнула хвостом, спрыгнула с дивана и направилась к Вике.

– Ты же мне всё равно ничего не расскажешь…

И тут Керри заинтересовало что-то, лежащее сбоку у стола. Фокстерьерша повела носом, а потом решительно подошла и стала обнюхивать незнакомые предметы.

Вика заглянула за стол. Там лежали найденные вчера у помойки пластинки.

– А я и забыла! Ты права, что зря страдать, лучше отвлечься и изучить находки.

Это оказались альбомы «Биттлз» и «Роллинг стоунз», которых Вика очень любила, а также записи «Аббы» и «Бони М». С ними всё было ясно, но одна из находок совершенно потрясла её воображение. Это была пластинка, на которой были записаны последовательно «выстрелы», «одиночные взрывы гранат», а также – «общевойсковое «Ура!». Кто и зачем мог слушать дома столь странные записи, Вика себе представить не могла. А потому долго и с интересом вертела пластинку в руках.

– Как ты думаешь, зачем это?

Керри молча отправилась в прихожую и уселась около двери.

– Думаешь, выкинуть? Нет! Я хочу узнать, что это! Мне интересно.

Керри коротко гавкнула, намекая, что пора гулять.

– Ладно, я знаю, чего ты хочешь, – согласилась Вика.

И тут же пискнул компьютер: пришло сообщение. И Викино сердце вздрогнуло: от Гены! Но проверять, так ли это, ей вдруг стало страшно.

– Гулять! – то ли нервно, то ли радостно крикнула Вика. – Гулять!

Глава 5 Пластинка

4.03.

«Никому, никому, никому никогда не скажу! Вы не узнаете! Любовь – это когда просто смотришь на человека и тебе радостно. Смотришь, и тебе больше ничего не надо. Как будто через тебя идёт поток энергии – вся Вселенная протекает через тебя, все миры и галактики, и ты больше не одна, а часть мира, и он – тоже часть мира, вы – мир и мир – вы. Как будто есть черта, над которой вы вдвоём вдруг поднимаетесь: над бытом, скукой, суетой. Наверное, это называется – романтика. И вот она – полнота жизни, раскрывается, как роза, охватывает собой всё. И ты раскрываешься рядом с ним. И он – рядом с тобой. И это и есть жизнь».

Через день, быстренько, потому что на улице была страшная метель, прогулявшись с собаками, подружки сидели у Вики на кухне и пили чай. Надя, как обычно, принесла с собой молочную шоколадку с цельным фундуком – их любимую! Вика себе уже и не представляла, как можно вечером пить чай без Нади и без шоколадки…

– Он мне написал позавчера. А вчера мы вместе гуляли с Керри, – согревшись и расслабившись, решилась она всё-таки поделиться с подругой.

– И..? И чего ты ждёшь от него? Я опять не понимаю, чего ты хочешь! Ты можешь хоть раз определить, чего ты хочешь? Ты хочешь отношений? Каких отношений? – тут же пристала с вопросами Надя. – Как ты вообще, в конце концов, представляешь себе любовь?

– Ну… я… э-э…

– Какие-то ведь у тебя есть потребности, пожелания, представления?

– Я не знаю…

– С тобой невозможно разговаривать, – улыбнулась Надя. – Как только мы доходим до интересного поворота разговора, так ты сразу заявляешь «я не знаю», и всё, и говорить больше не о чем.

– Я правда не знаю…

– А я ради тебя стараюсь! Чтобы ты точно поняла, чего ты хочешь. И тогда жить станет проще.

– Мне и так всё понятно: он мне написал, мы виделись…

Позавчерашнее неожиданное сообщение и правда оказалось «сообщением от него». «Как дела? Чем занимаешься?» – «Гуляла с собакой. Только что вернулась. А ты?» – «Я смотрю ролики в Инете. Куда убежала из кафе?» – «Надя решила уйти, и я – за ней». – «Зря ушла». – «Так вышло». Потом они немного пообсуждали школу, учителей. Гена скинул ей пару смешных демотиваторов, Вика ответила тем же. Добавила ещё смешной ролик про разговаривающего кота, а он ей в ответ послал ролик под названием «Аццкая собачка», где фокстерьер «пел» под тяжёлый рок.

В последних же сообщениях, ближе к трём часам ночи, Гена снова вернулся к теме Викиного побега из кафе, а она – снова свалила вину на подружку. «Твоя Надя – странная. А ты мне понравилась», – принёс сообщение «Контакт». «Ты мне тоже», – быстро отстучала Вика и выскочила из онлайна.

А вчера, гуляя с Керри, она столкнулась с ним на улице. А потом они бестолково шлялись по дворам и говорили, говорили, говорили… И Гена оказался совсем не таким, каким был в кафе: не болтливым и самоуверенным, а, напротив, застенчивым, задумчивым. И такой он понравился Вике в сто раз сильнее! И не было никаких разговоров о клубах и компьютерных играх, они говорили о другом… Она слушала его, а он слушал её. Им было по-настоящему хорошо вместе.

4.03. 23:40

«Все пытаются понять, в чём смысл жизни. Но постоянно путают «смысл» и «цель», «мотив». Зачем ты ходишь в школу? Чтобы получить аттестат, потому что родители заставляют и т. д. Зачем ты живёшь? Тогда тоже о цели. А смысл – это другое. Смысл – это ощущение. Когда вдруг понимаешь, что всё имеет смысл. Что вот ты идёшь по двору рядом с ним, и в этом твоём движении рядом – столько смысла, что дух захватывает. В домах, машинах, деревьях – огромный смысл. Ты говоришь о чём-то, о какой-то ерунде, смеёшься – и всё это наполнено смыслом. Всё кругом и рядом наполнено смыслом. Вся жизнь твоя, вся жизнь на планете. Смысл жизни в самой жизни, в её проявлениях, в каждой мелочи, в чьём-то старом ботинке у обочины, в звёздочке на небе. И его не надо искать, надо просто чувствовать. Смысл жизни в самой жизни.

А любовь – везде. В первую очередь, в тебе самой. В тебе изначально столько любви, что не надо искать её нигде, искать извне. Надо просто наблюдать любовь в других людях, в животных, в растениях, в явлениях природы, в домах и машинах. Мир – сосуд, полный любовью. До краёв. Идёшь и любишь всё и всех: себя, его, других людей и животных, свой город, этот мир. Искать надо в себе, только в себе»,

– вчера, вернувшись, записала Вика.

– Но вы же ни о чём не договорились! – заявила Надя.

– Договорились, – потупилась Вика. – Он мне сказал, что я ему нравлюсь.

– Это так, эмоции. А что вы будете делать дальше?

– А что надо делать дальше?! – испугалась Вика.

– А, по-твоему, это финал? Поговорили, поставили галочку в графе «мы нравимся друг другу» – и всё? Почему он тебе следующее свидание не назначил? Что это за гулянки с собакой непонятные? Должно быть настоящее свидание!

– Свидание?

– Не тупи! Ты что, не хочешь, чтобы он назначил тебе настоящее свидание?!

– Хочу. Только…

– Без «только». Просто надо определиться. Значит, ты хочешь с ним на свидание? Встречаться? Чтобы он был твоим парнем?

– Да. Наверное.

– Вичка! Мы так мечтали с тобой о любви! А теперь я сомневаюсь, с тобой ли. Что за мычание невнятное? Ура! Тебе написал твой Фролов! Вы гуляли с Керри! Где радость?!

– Я рада… Ой, знаешь, что я хотела сказать? Суббота – это 8 Марта!

– Прикинь, я знаю.

– Тебе когда-нибудь парень дарил цветы на 8 Марта?

– Ты же знаешь моё отношение к этому празднику. Это – женский праздник. Без мужиков. Это наш день, когда мы объединяемся в борьбе за свои права. Вспомни Клару Цеткин. Она… – Надя собралась было начать читать лекцию из истории праздника, но сама себя перебила: – Так, ты тут что мне опять мозги компостируешь? Я тебя про Фролова спрашивала. Ты хочешь с ним встречаться или нет?

– Да нет. В смысле, да. Только, знаешь, Надейка, я испугалась чего-то… А вдруг у него несерьёзно? Вдруг он просто так? Вдруг ему просто делать было нечего?

– Ага, всегда было что делать, а тут вдруг стало нечего!

– И ещё ты говорила, что раз его друг, Черемшин, эгоист, то и Гена тоже… того…

– Опять полезли твои страхи, – схватилась за голову Надя. – Не трусь! Ты же – героиня! Ты с четырнадцати лет на настоящем байке гоняешь и ничего не боишься! А тут? А тут чего ты испугалась? Начнёт называть девчонок «тёлочками» или начнёт вести себя как эгоист – так и расстанешься с ним, в чём проблема-то? А что я наговорила, так я про Серёгу. И это я свой выбор сделала, что встречаться с ним не хочу. А ты свой должна сделать сама, не глядя на меня. Может быть, твой Фролов и правда не такой.

– А ещё у меня скоро день рождения, – снова ушла от темы Вика.

Чем ближе время приближалось к этой дате, тем больше она волновалась. Ведь ей должно было исполниться 16! Это тот возраст, начиная с которого можно водить мотоцикл. Больше всего на свете, зажмуриваясь, почти до слёз, Вика мечтала, чтобы ей на день рождения подарили мотоцикл. «А вдруг мама давно и тайно копит на мотоцикл?» «Вдруг папа бросил нас, но помнит о моей мечте и решит воплотить её в жизнь?» «Вдруг у меня есть дядя в Америке, который пришлёт мне настоящий «Харлей»?» Вдруг, вдруг, вдруг?..

– Я помню, 15-го. Я тебе уже даже подарок купила. Ты будешь отмечать?

– Я так хочу мотоцикл…

– Увы, дорогой друг, я не миллионерша, я не могу подарить тебе мотоцикл. Но ты мне не ответила: ты будешь отмечать?

– Нет. С кем мне? – с напускным спокойствием пожала плечами Вика.

Чем ближе время приближалось к этой дате, тем больше она волновалась. Ведь она всегда отмечала день рождения с мамой, с Надей, а тут… Больше всего на свете, зажмуриваясь почти до слёз, Вика хотела отметить его со своим парнем. С человеком, который любит её такой, какая она есть. Любит по-настоящему. Взаправду.

– Всю жизнь со мной праздновала, а тут вдруг стало не с кем? Я всё равно приду тебя поздравить, имей в виду, – улыбнулась Надя.

– Я… – Вика растерялась.

– Я поняла! Фролов. Ты хочешь отметить праздники с Геной. И 8-е Марта, и свой день рождения.

– Я этого не говорила.

– Так мне и 8-го к тебе не приходить?

– Какой Фролов! Конечно, приходить. Ты же сама говоришь, это день, когда женщины объединяются…

– Ты мечтаешь, чтобы Фролов пришёл к тебе с цветами. И не отпирайся.

– Ты допила чай? Пойдём в комнату, – позвала Вика, поднимаясь из-за стола.

– Знаешь, что ты сейчас делаешь? Ты убегаешь от разговора! – определила её действия Надя.

Вика и правда часто убегала от подобных разговоров. Это Надя любила всё выяснять, прояснять, во всём докапываться до сути. Разбираться подробно в каждой проблеме. Изучать всё в Интернете, выспрашивать мнение о предмете у всех, кто попадался под руку. Выстраивать сложные теории, а потом долго и пространно их излагать. Подгонять практику под теорию. Вике иногда казалось, дай ей волю – она начнёт переходить к экспериментам, если надо – то и над людьми. А чувствовать себя подопытным кроликом – неприятно.

Поэтому когда Надя уж совсем начинала «лезть в душу», Вика просто убегала. Находила какой-нибудь предлог: головную боль или срочное дело, и убегала. Ей казалось, что подруга суётся куда-то туда, куда ей соваться не надо бы. Что там такого особенного, что туда не надо соваться, Вика не знала. Да и где, собственно, это «там» – тоже. Но охраняла это своё «там», как Цербер.

5.03. 1:05

«Знания умножают скорбь. Почему я так глубоко всё понимаю? Я хочу… Нет, не хочу. Ничего не хочу. Мне плохо! ПЛОХО! Я чувствую себя на привязи, как собака на поводке. Кружу, кружу, кружу. И мне страшно. МНЕ СТРАШНО. Животный слепой страх. Когда животному страшно, оно либо убегает, либо кидается в атаку. Бежать, бежать, бежать… Он меня привязал. Чего он хочет? Это – не свобода. Это уязвимость. Беззащитность. Керри зависит от меня. Я могу с ней сделать всё, что хочу. Так и другой человек. Он держит меня за руку, тянет куда-то, чего-то хочет. А я вижу пропасть, омут, океан – край земли, на который все девчонки хотят идти за парнем, но что там – на краю? за краем?…»

– разве обо всём этом она могла сказать Наде?!

– Вот опять ты удрала, – констатировала факт та, придя вслед за подругой в комнату. – От чего ты бежишь, вот скажи мне, от чего?

– От тебя, – буркнула Вика.

– Не хочешь говорить о любви – так и скажи: Надя, я не хочу. Я что, пытать тебя буду? Почему ты никогда не можешь сказать «нет»?

– Надя, я тебе уже десять раз сказала «нет, не хочу», а ты меня не слышишь.

– Я всё слышу. Ты ничего подобного не говорила.

– Надя, пожалуйста, давай поговорим о чём-нибудь другом, а? Ты решила физику? Ты слышала, что вчера сказала Наталья Валентиновна?

Наталья Валентиновна была их учительницей физики, которая пообещала устроить контрольную в понедельник, десятого марта, то есть очень скоро.

– Я-то решила, а ты опять нет? И ты молчишь? Что тебе непонятно?

И дальше подружки стали обсуждать свои уроки и задания. Здесь Надя была для Вики незаменимой. Отлично успевая по всем предметам, она охотно помогала подруге с любыми заданиями. Надя имела педагогический дар – она легко и доходчиво могла растолковать любую самую сложную теорему, показать и объяснить решение любой задачи. Вика прекрасно отдавала себе отчёт в том, что без Нади её школьные оценки оказались бы несколько ниже, а потому была безгранично благодарна подруге.

Вот и сейчас Ложкина за две минуты поняла, в чём проблема Вики, и помогла справиться с уроками.

– Спасибо, дорогой друг. Знаешь, я тут ещё хотела…

Но договорить Вика не успела, пискнули динамики компьютера: пришло сообщение.

– Что испугалась? Посмотри! – посоветовала Надя.

– А вдруг это от Гены?

– Мне посмотреть?

– Я сама. – И Вика открыла свои сообщения.

«Что делаешь?» – высветилось на мониторе.

– Я… не буду ему отвечать.

– Почему?

– Я… Я… я не могу.

– Чего не можешь?

– Я потом ему отвечу.

– Пытаешься создать интригу? Зачем? Я же тебе говорила, нормальные отношения должны быть простыми и прозрачными, – снова начала вещать Надя. – И честными. Он пишет – ты отвечаешь.

Вика снова напряглась: для неё уже был перебор – больше обсуждать своё отношение к Гене и свои мечты об отношениях с ним она не хотела. Девушка мучительно оглядела комнату, чем бы таким отвлечь подругу? И взгляд её упал на пластинки, которые она нашла у помойки.

– Надейка, смотри, я тут пластинки нашла, помнишь? Когда мы в воскресенье гуляли с собаками, – Вика вытащила свои находки. – С этими всё понятно, а вот это что? – и она показала подружке «одиночные взрывы гранат» и «общевойсковое «Ура!». Ты же всё знаешь, скажи мне, зачем это?

Надя озадачилась. Повертела пластинку в руках.

– Ага, не знаешь! – почему-то обрадовалась Вика.

– Мне кажется, что это пластинка не для дома. Ты была в театре? Там ведь постоянно требуется музыкально-звуковое оформление спектакля. А если спектакль про войну, то что, за кулисами гранаты взрывать? Смотри, это пластинка семидесятого года. Наверное, когда не было флешек, дисков, кассет, и использовались именно пластинки.

Глава 6 Гена Фролов

После уроков Надя пошла на работу, а Вика – домой. Погуляла с Керри, пообедала и села за тетрадки: нужно было сделать уроки. Но впервые мысли её не слушались, они скакали сами куда-то подальше от задачек и упражнений. Она думала о Гене.

Надя была права. Вика тоже считала, что 8-е Марта – не женский праздник, а праздник женщин. День, когда женщины вспоминают о тех, кто боролся за их права. Ведь ещё каких-то сто лет назад они даже людьми не считались! Не имели права учиться, получать профессию, работать и реализовываться в любимом деле. Не имели права голосовать и участвовать в политической жизни страны. Не могли разводиться, путешествовать поодиночке или с подружками, без сопровождения мужчин, не могли сами распоряжаться своим имуществом. А теперь красота: хочешь – поступай в университет, хочешь – устраивайся на работу и реализуйся в профессии, хочешь – трать деньги на поездку, например, в Париж.

Только и вторую часть праздника для Вики никто не отменял. И да, она мечтала о том, чтобы в этот день к ней пришёл парень и подарил бы ей цветы. И сказал бы, что она – самая красивая, самая замечательная, самая лучшая. Сказал бы, что он ею восхищается, ведь она умеет водить мотоцикл! И не просто парень, а Гена Фролов. И не только 8-го Марта, но и пятнадцатого – в её день рождения. Чтобы провёл с ней эти дни и чтобы они стали настоящими праздниками для неё.

Прошёл День святого валентина. Прошёл мимо Вики. Потому что, как она и ожидала, школьная, организованная по случаю праздника почта не принесла ей никаких сердечек. Никто её не любил, не вздыхал о ней тайно, не мечтал признаться в своих чувствах. И самой ей было некому отправить валентинку. С Геной Фроловым тогда ещё всё было неопределённо, и Вика не решилась. Да и Надя, как обычно, тогда вмешалась, убедила её, что нечего играть в эти «глупые игры».

А потом было 23 февраля, когда одноклассницы весь день хихикали, подсовывали парням какие-то записочки и пакетики. И только Вике некому и нечего было дарить. У Нади хотя бы был папа, которого можно было поздравить с праздником…

А теперь всё могло стать по-другому! Совершенно по-другому! Как у всех. Чтобы все календарные праздники стали праздниками реальными. Чтобы больше не мечтать о том, чтобы они скорее прошли. Прошли, не бередили, не тревожили душу, не тыкали носом в одиночество. Чтобы можно было им радоваться и быть уверенной, что кто-то тебя поздравит. Чтобы, как Надя, ждать их…

Вика вытащила из ящика стола свой дневник.

6.03.

«Кто такая Надя? Стрелец, уверенный и самоуверенный. Не такая, как я. Как узнать, понять, препарировать её душу? Рассмотреть в микроскоп личного опыта. Это очень важно – понимать людей, знать, что от них ожидать, чтобы не обманываться, не мстить им за это, не разочаровываться и жить проще. Нет ничего сложнее, чем общение, общению мы менее всего обучены: говорить не о себе, а слушать других. Слушать других, а не лезть к ним в душу, не наводить там свои порядки. Разговор – это когда души сообщаются (как – знаешь – есть такие сосуды); познавать человека – искать в нём достоинства – дело великое и увлекательное. Надо представлять людей изначально плохими, чтобы приятно поражаться, находя в них достоинства, нежели хорошими, чтобы разочаровываться. Хочется, конечно, чтобы и во мне что-то нашли, открыли хорошее, но ждать это – напрасно. Напрасно переписываться полночи: всем на всех наплевать. Поэтому надо искать в себе. Надо научиться самой себе делать праздник. Сказать – приходи с цветами. Мамы не будет дома. Интересно, я как будто впервые этому рада. Хотя обычно мне плохо, когда праздник, а её нет…

Не с каждым можно сообщаться душой. Потому что у некоторых нет души. У них там полено – твёрдое и мёртвое. Вечеринка у Лизки Фокиной меня больше не задевает. Не пригласили – а мне всё равно. Ну и пусть они веселятся! А у меня будет свой, настоящий праздник. Они думают, я буду сидеть дома и завидовать им. А вот и Нет! Нет! Нет! Я не буду больше сидеть дома и завидовать! Так приятно это писать.

ФОКИНА, ГУБИН, ИЩЕНКО, МНЕ НА ВАС НАПЛЕВАТЬ!»

– вывела Вика в дневнике большими буквами и счастливо рассмеялась.

«Я знаю, что такое счастье. Это когда к тебе приходит парень, а ты кормишь его салатиками и поишь чаем. Как мама, когда папа жил с нами, всегда делала салатики на праздник. Есть вещи, которые передаются из поколения в поколение; одинаковые для всех. Надя говорит, надо быть проще. И я буду: я буду кормить Гену салатиками. А потом мы пойдём в клуб и будем танцевать до упаду».

Вика отложила дневник и ещё раз улыбнулась своим мечтам.

И тут же пискнули динамики компьютера: пришло сообщение. Вика немного помедлила и заглянула на монитор.

Гена Фролов

Что делаешь в субботу?! В субботу 8-е Марта:))))))))))))))))))))

Вика перепугалась до смерти: почему-то она не ожидала, что он напишет прямо сейчас и сразу – о 8-м Марта.

Гена Фролов

Ау!

Вика Сорокина

Отмечаю праздник.

Гена Фролов

Дома? Я зайду поздравить!

Вика Сорокина

В гостях, у нас компания, мы будем веселиться у Фокиной, давай как-нибудь потом.

Гена Фролов

Печалька:(

На этом моменте Вика в ужасе выскочила из онлайна.

Она и сама не поняла, как всё это вышло. С чего вдруг она отказалась от того, о чём мечтала, да ещё и наврала, что будет у Фокиной.

В последние дни с ней происходило что-то странное. С одной стороны, она, конечно, мечтала, чтобы Гена пришёл к ней 8 марта, а с другой – ей почему-то было страшно. Было страшно снова остаться с ним – без Серёги, без Нади – один на один. Ведь это будет настоящее свидание! Не так, как в прошлый раз, когда он случайно встретил её во дворе, гуляющей с Керри…

А если они пойдут в клуб?.. Тогда она будет танцевать с ним. Или не будет? А если не будет, зачем идти? Но ведь танцевать с парнем – страшно! Ведь он снова будет близко-близко и будет обнимать её в танце. А вдруг он и правда предложит ей быть его девушкой? А как это? А что это значит? А вдруг – не предложит? А вдруг у него и правда к ней не серьёзно? Когда страхи стали пересиливать, Вика даже обрадовалась, что ещё только среда, и до субботы ещё очень далеко.

Вика схватилась за дневник:

«Стою на пороге чего-то нового, страшного, запретного. Никто ничего не знает – я молчу! Кто-то переступает черту по ошибке, кого-то – заставляют, кто-то – становится жертвой… Я же сама ещё не ступила, нет, онемела, замерла. Занесла ногу».

Вика отложила ручку и задумалась: о чём это она? Что такое страшное-запретное ждёт её впереди? Чего она так боится? Гены Фролова, потому что не знает, что он за человек?

Несколько раз они с Надей уже обсуждали Генку с Серёгой, но Вика снова и снова вылезала на странички со знаками зодиака. Гена был Раком. Интернет на этот счёт говорил следующее: «Рак часто испытывает сложные душевные переживания. То производит впечатление обладающего душевной силой, то беспомощен, как ребенок. Как правило, Рак доброжелателен, однако переменчивая Луна делает его то любезным и откровенным (особенно когда перед его глазами определенная цель), то снова меланхоличным, замкнутым, сдержанным».

Никаких сложных душевных переживаний у Гены Вика пока не замечала. Писал он ей спокойно, скупо рассказывал о себе, отвечая на её вопросы. Живёт он с родителями и старшей сестрой, которая собирается замуж за какого-то Андрея. Кем хочет стать, не знает, собирается после девятого класса идти в десятый, чтобы подумать ещё два года. Учится ровно, из всех предметов любит физкультуру и географию. Мечтает объехать весь мир. И ещё он читает книги! Про книги Гена говорил мало, но говорил всё-таки. Он умел как-то просто говорить о сложном. У Вики так не получалось; она вообще говорить не могла, только думать и писать…

«Ни у какого другого знака нет большей потенциальной ласковости, чем у Рака, никто не может быть более игривым, любящим», – сообщал Интернет. Вике очень хотелось спросить Гену напрямую, влюблялся ли он в кого-нибудь, встречался ли до этого с какой-нибудь девушкой, целовался ли с кем-нибудь, но она стеснялась. Всё-таки это были вопросы, которые, как ей казалось, нельзя было задавать сразу, в лоб, пока ещё малознакомому парню. Тем более что Гена тоже ничего подобного у неё не спрашивал.

«Раку нужно время на размышление, его нельзя торопить. Если хватит терпения культивировать Рака, как редкое растение, нет большей отдачи, чем от него» – прочитала Вика и улыбнулась. Ведь ей тоже всегда нужно было много времени на размышления, и её нельзя было торопить. Ведь именно поэтому она сидела и читала, читала, читала про знак зодиака Гены – она размышляла. И никуда не торопилась. И уж точно не собиралась торопить его. Мечтала, конечно, что он придёт и поздравит её с 8-м Марта и днём рождения, но и сомневалась: а не слишком ли это быстро? Может быть, отношения должны складываться ещё медленнее, ведь нужно так много узнать друг о друге…

И, наконец, Интернет сообщил ей: «До двадцати девяти лет лучших партнеров Раку следует искать среди знаков Скорпиона и Рыб. Все трое – водные знаки и требуют близких, страстных и глубоких эмоциональных связей». Вика, довольная, улыбнулась: она и сама чувствовала, что в чём-то они подходят друг другу…

И тут же ей стало страшно. «Я слишком много про него думаю!» – решила она, встала из-за компьютера и взялась за гантели. Физические нагрузки всегда помогали ей отвлечься от ненужных мыслей и успокоиться. Но тут к ней неожиданно подскочила Керри с мячиком в пасти.

– Играть? – улыбнулась хозяйка. – А ты не видишь, что я занята?

Но собака лишь положила мяч к ногам хозяйки, отчаянно виляя хвостом и намекая, что неплохо бы его бросить из комнаты куда-нибудь в коридор.

– Да, ты права, поиграть с тобой – это тоже повод отвлечься, – согласилась Вика и исполнила пожелание.

И тут вдруг запиликал домофон.

– Надейка, что ли?… – И Вика подошла к входной двери и нажала на кнопочку с ключиком.

Но это была не Надя.

– Привет. – На пороге её квартиры собственной персоной стоял Гена Фролов. – Что делаешь? Я к тебе в гости.

– Откуда ты знаешь мой адрес?..

– Ты сама мне его сказала. Помнишь, мы в феврале с Серёгой гуляли и вас с Надей встретили?

– Да?

– Так я зайду или нет?

– Конечно, заходи. – Вика так растерялась, что не додумалась сразу пригласить парня войти. – Конечно, конечно. Раздевайся. Чаю хочешь?

– А поесть у тебя, случаем, есть что-нибудь?

– Да, конечно, конечно. Вот сюда.

– Конечно, конечно, – передразнил её Гена, и Вика покраснела.

– У тебя ништяк, симпотно дома. А футболка у тебя – дурацкая.

Вика сквозь пол чуть не провалилась; не нашлась что сказать. Засуетилась около микроволновки, подогревая еду.

– А мать правда всегда на работе? – Гена уже уселся за стол.

– Да, она на двух работах работает.

– Вы, наверное, с подружками отжигаете тут каждые выходные, парней водите…

– Да нет… – растерялась Вика, ставя на стол тарелки. – Мы это… Я… Не люблю компании.

– Ты же сказала, что в субботу у тебя вечеринка, – удивился Гена. – А я, между прочим, расстроился.

– Я сказала?! А почему ты расстроился?

– В эту субботу 8-е Марта…

– И?..

И тут Вика уже не просто растерялась, а впала в панику. Она ведь как раз и думала о 8-м Марта перед его приходом! И сам его неожиданный приход, и разговор о субботе совершенно выбили её из колеи. Конечно, она хотела с ним увидеться, хотела, чтобы он её поздравил, но все события вдруг стали происходить так стремительно, что Вике стало страшно. Да ещё и нелепое враньё о вечеринке, на которую её на самом деле не позвали…

– А ещё я посмотрел на твоей страничке: у тебя в понедельник день рождения? Будешь отмечать? Кого позовёшь? – Гена ушёл от темы 8-го Марта.

– Ну…

Вика понимала, что надо что-то сказать, что это её шанс пригласить его, устроить самой себе настоящий праздник, но язык не слушался. Она как будто забыла все слова русского языка. Онемела. Могла только, как Керри, смотреть в глаза. И почему люди не умеют передавать мысли?

– Какая ты смешная. А готовишь вкусно. Это же ты готовила? – спросил Гена, с аппетитом поглощая предложенный ему борщ.

– Да. Я. Я готовила. Спасибо, – с облегчением выдохнула Вика.

«Я потом как-нибудь приглашу его на день рождения», – быстро успокоила она сама себя. – Нельзя же так – в лоб. Раков нельзя торопить».

– «Спасибо» за что?

– За комплимент.

– Тебе спасибо за угощение.

– Пожалуйста.

Когда Вика не знала, о чём говорить, она становилась очень вежливой. А теперь, поймав себя на том, что стала очень вежливой, поняла, что не знает, о чём говорить. Но Фролов спас положение:

– Ты читаешь новости на «ЛентеРу»? Нет? А я что-то подсел. Прикинь, сегодня прочитал, в Канаде муж убил жену питоном. Вот люди живут. Как это – питоном? Он её им избивал? Или удушил? Или просто питона к ней подсунул? Там так кратко было, да ещё меня мать отвлекла. А питон, интересно, жив остался?

– Я не знаю…

– А ты знаешь, что в Калифорнии выбрана самая ужасная и отвратительная собака года? Ты бы стала со своей Керри в таком конкурсе участвовать?

– Нет, конечно. Керри у меня красивая!

Фокстерьерша, между тем, услышав своё имя, высунулась из-под стола. А потом решила не залезать обратно: уселась рядом с парнем, преданно глядя в глаза и пару раз вильнув хвостиком.

– Что это она?

– Надеется, что ты решишь с ней поделиться. Только не надо, не давай ничего со стола. Она накормлена. И знает, что ничего не перепадёт.

– Тогда почему сидит?

– Ты – человек новый. Вдруг ты ещё не знаешь, что со стола давать нельзя.

– Да, она красивая. Не выиграть ей конкурс на самую безобразную собаку года. А в Калифорнии приз за это – полторы тыщи баксов.

– Не надо нам баксов, да, Керри?

Та тут же переместилась к ноге хозяйки и завиляла хвостом.

– А в Голландии… – Гена же вернулся к изложению остальных новостей с «ЛентыРу».

А Вика сидела и пыталась унять внутреннюю дрожь.

Она мучительно пыталась придумать, как себя вести, что говорить. Пыталась понять, зачем он пришёл, что он от неё хочет, а главное – что она сама хотела от этого парня. Отношений? Любви? А как выглядит любовь и что она такое?..

Глава 7 8-е Марта

В четверг Гена без звонка появился у неё на пороге, едва мама ушла «жить с бабулькой», а в пятницу – составил Вике компанию, когда она гуляла с Керри. Они гуляли почти до ночи, благо морозы и метели ушли, на улице значительно потеплело, и впервые в воздухе начала чувствоваться настоящая весна. Вика изо всех сил старалась казаться взрослой,серьёзной, безэмоциональной. Делать вид, что всё это ей совершенно не нужно, что она гуляет с Фроловым так, от нечего делать. Но когда у подъезда Гена заявил, что придёт к Вике завтра, в субботу 8 марта, не смогла сохранить невозмутимость: растерялась, заулыбалась и согласилась. «Гороскопы врут: Раки сами способны поторопить кого угодно, чтобы ускорить любые события», – буркнула она себе под нос, оказавшись на лестнице.

Вика не знала, радоваться ей или огорчаться. Ведь с каждой встречей, с каждым разговором Гена становился всё ближе ей, всё привычнее, всё роднее, и вместе с тем с каждым разом Вике становилось страшнее. Скрывать свои чувства становилось всё труднее. В субботу с утра она, не выдержав такой бури и натиска со стороны парня, начала названивать Наде, чтобы вытащить ту погулять с собаками, а заодно и поговорить.

– Надя, он ко мне ходит каждый день! Что делать?!

– Черри, гуляй, гуляй, не путайся под ногами. Что говоришь? А в чём проблема? – Надя пыталась понять, что смущает подругу. – Ты же сама этого хотела: отношений, любви. Он предложил тебе стать его девушкой?

– Генка?!

– Нет, Женька Ищенко. Генка, конечно.

– Нет… – растерялась Вика. – Он просто стал приходить ко мне. Он чего-то от меня хочет.

– И чего это, интересно, он от тебя хочет? – улыбнулась Надя. – Встречаться с тобой он хочет! Странно, что он вслух это не сказал, но ведь всё и так понятно. Не переживай. Всё будет хорошо. Ты же так ждала этого.

– Но я не знаю…

– Чего ты не знаешь?

– Всё так быстро, так быстро и неожиданно для меня. Я не уверена, хочу ли я его видеть каждый день. Я ведь привыкла сидеть дома вечерами одна… А теперь я даже уроки еле-еле успеваю сделать. Да и то не все. И ещё я… Я всё время думаю о нём…

– Это любовь! – снова улыбнулась Надя. – Вспомни книги и фильмы, там все героини и герои сразу обо всём забывают, когда влюбляются.

– Ты думаешь, он меня любит?

– Я думаю, ты его любишь.

– А он меня?

– Откуда мне знать? Сегодня 8-е Марта, кстати. Я так понимаю, мы не будем собираться на «Бабсдэй»? Наш праздник отменяется? У тебя будет собственный, с Фроловым?

– Да… – потупилась Вика. – Ты это… прости, но он сказал, что придёт в семь.

– Так это же здорово! И пусть наши дебильные однокласснички веселятся. Ты будешь с Генкой, а я – с родителями. К нам в гости родственники придут ещё. Славка, кстати, тоже появится.

– Передавай ему привет.

– Охотно.

За разговорами подружки сделали полный круг вокруг двух девятиэтажек, в которых жили.

– Как ты думаешь, Гена придёт? – не выдержав, спросила Вика.

– Конечно, придёт. Он же сказал. Не веришь своему счастью?

– Я не знаю…

– Знакомая песня, – улыбнулась Надя.

– Всё будет хорошо. Делай салатики, наряжайся и жди его. Это так классно – ждать парня в гости. Я даже тебе завидую. Я ведь тоже хочу своего парня, да только где его взять?

– Смотри, – пихнула локтем подружку в бок Вика, кивая на компанию парней-металлистов примерно их возраста.

– Это – не мой вариант, – прошептала Надя, поскольку компания в кожаных куртках стремительно приближалась.

И тут же откуда-то из-за сугробов вылетели две собаки: фокстерьерша и спаниельша, и радостно бросились под ноги металлистам.

– Черри! – первая строго окликнула Надя.

Спаниельша послушно отстала от незнакомцев. Керри сама последовала её примеру, Вике даже кричать не пришлось. Неформалы прошли мимо. Из-за спины подружек донеслось:

– Круто, собаку зовут Череп.

Вика сидела на кухне красивая-красивая. Перед столом с салатами. В платье и туфельках, с причёской и накрашенная. Первый раз к ней в гости должен был прийти парень. Первый раз 8-е Марта должно было стать настоящим праздником. Не таким, как в детстве, когда папа дарил им с мамой тюльпаны, нет, взрослым, когда она – не ребёнок, она девчонка, которая ждёт в гости своего парня.

Но на часах было восемь, а Гены Фролова не было. Вика сидела, слушала, как тикают часы, и не знала, что делать. Смотрела на мобильный телефон: звонить или не звонить? Как в этом случае нужно поступать? Если не звонить – то можно сойти с ума от ожидания, а если звонить – то можно показаться навязчивой. А дальше в голову лезли и другие мысли: вдруг с ним что-нибудь случилось? Вдруг он попал под машину? Вдруг заболел? Вдруг надо срочно бежать и спасать его от чего-нибудь страшного?

В конце концов она не выдержала и набрала его номер. Слушала гудки, пока равнодушный голос ей не сообщил: «Абонент не может ответить на ваш звонок». Растерялась. Позвала:

– Керри!

Тут же в прихожей зацокали коготки по линолеуму, и собака вбежала на кухню, уселась перед ней, преданно глядя в глаза.

– Почему он не звонит? Почему он не предупредил, что опоздает?

Керри задумчиво наклонила голову набок, слушая, но ничего не ответила.

– Как жаль, что ты не умеешь разговаривать, – вздохнула Вика. – Мне так нужно с тобой поговорить.

Керри встала на задние лапы, положив передние ей на колени, и завиляла хвостом. Потом потянула носом воздух и покосилась на стол.

– Это не для тебя. Это для другого…

И тут снизу, из-под пола, раздалась громкая музыка: это веселились у Лизки Фокиной.

Одноклассники отмечали 8-е Марта, а она, Вика, сидела одна в ожидании своего праздника. Только праздника всё не было. Помучившись ещё с полчаса, Вика ещё раз набрала номер Гены. «Абонент временно недоступен». Ещё раз, и ещё раз, и ещё раз она набрала его номер. «Абонент временно недоступен». «Абонент временно недоступен». «Абонент временно недоступен».

А внизу вовсю гремел праздник. Слышны были хождение и смех в подъезде – это одноклассники выходили покурить между этажами, шумно обсуждая, кто что сказал, кто на кого посмотрел, кто кого клеит.

– Ничего страшного. Я зря паникую. Он забыл телефон дома. Или забыл зарядить, и теперь телефон разрядился. А Гена бегает по городу и ищет мне цветы. 8-го Марта так трудно найти цветы… – успокаивала Вика саму себя, обращаясь к Керри. – Он придёт. Просто он такой безответственный, не умеет следить за временем. Парни все такие, Надя говорила. Надо просто успокоиться и ждать.

Медленно, но верно кухонные часы показали девять. Вика испугалась: как же так? Как так быстро пролетело время? И снова начала беспокоиться: может быть, с ним что-нибудь случилось? Но Генкин мобильный по-прежнему был отключён, а номера домашнего телефона она не знала. Вика сходила к компьютеру, вылезла «ВКонтакте»: онлайн Фролова не было, писать ему сообщения было бесполезно.

Вика уже не могла сидеть. Сама не заметив как, она стала бродить по своей маленькой квартире: из кухни в прихожую, из прихожей в комнату. Ходила, ходила, ходила, цокая по линолеуму каблуками.

– Керри, почему он не приходит?! Где он?

Собака, которая пыталась, но уже отчаялась понять эту странную игру хождения туда-сюда и улеглась на своё место, вскочила.

– Почему?!

Керри подошла к хозяйке, вильнула хвостом.

– Как так может быть, Керри? Ведь сегодня же – праздник. Ведь он же сам предложил прийти в гости…

Вика уже вся извелась, не зная, куда себя деть, как вдруг неожиданно её накрыло какое-то странное, неведомое доселе состояние… Она вдруг отчётливо увидела свою комнату: диван, телевизор, стул, стол. Какие-то детали, которые не замечала раньше: мамину картину с подсолнухами на стене, свою оброненную заколку на полу. Она почувствовала, мир – её мир, мир, к которому она привыкла – меняется… И в то же время как будто что-то наполняет её изнутри. Вика вдруг поняла, что ей чего-то очень сильно хочется. Только было непонятно чего.

Мысли бешено завертелись в голове. Точнее, не мысли, а слова. Слова, слова, слова, какие-то важные слова. Вика подошла к столу, взяла из ящика своей дневник. Ей срочно нужно было что-нибудь написать! Написать о том, что с ней происходит. Ведь что-то внутри её кипело, бродило, рвалось наружу.

«Я жду Гену, а его всё нет. Его нет», – написала она, но остановилась. Это было не то. Совсем не то! Она хотела написать что-то другое.

И тут ручка сама побежала по клеточкам тетради:

Вика написала, перечитала эти четыре строчки и изумилась: ведь это были стихи! Это были самые настоящие стихи, которые они учили в школе, которые она сама любила почитать вечерком. Почитать! Но не писать.

Вика никогда не писала стихов. Даже не знала, как это бывает. Ведь это бывало с кем-то другим, и она даже представить себе не могла, что это может случиться с ней самой…

– Я написала стихи… – неуверенно сказала она вслух.

И удивлённо посмотрела вокруг. Диван, телевизор, стул, стол, мамина картина с подсолнухами на стене, заколка на полу… Всё было на своих местах, ничего не изменилось, но… Но она, Вика, написала стихи. Самые настоящие.

Вика сидела в каком-то странном состоянии, не зная, что делать дальше, да и не желая ничего делать. Время исчезло. Его больше не существовало. В мире были только она и её стихи.

Неожиданно в ногу ткнулся мокрый нос. Вика вздрогнула, автоматически потрепала собаку по спине и… Пришла в себя. Морок рассеялся. Часы показывали десять. Гены не было.

Гены не было! И в этот момент Вика вдруг отчётливо поняла: он не придёт.

– Он не придёт!

Керри поставила передние лапы на колени хозяйки и заглянула ей в глаза.

– Он не придёт.

Слёзы сами навернулись на глаза. Вика, как её научили когда-то в детстве, тут же уставилась в потолок, не давая им пролиться. Она не могла, она не хотела плакать! 8-го Марта – ни-за-что!

И тут же раздался резкий и неожиданный звонок в дверь.

Одним прыжком Вика подлетела к двери и… замерла, прижавшись к ней. А по ту сторону было тихо. Так тихо, как будто никто не звонил, как будто ей показалось. И только здесь, в квартире, тикали часы, и стучало Викино сердце: он пришёл… пришёл… или не пришёл?

– Кто там? – неуверенно спросила она, почему-то испугавшись открывать.

– Это соседи, – донёсся из-за двери противный писклявый голос, такой противный, как это бывает, когда человек не хочет говорить своим настоящим голосом, – это соседи, у вас случайно вилочки не найдётся?

У Вики как будто сердце остановилось. Она пыталась вдохнуть, но воздуха не было.

А за дверью всё ещё звучал хохот и топот нескольких ног, убегающих на этаж ниже.

Вика прямо в платье и накрашенная упала на кровать. Свернулась клубочком и заплакала. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы всё это – этот ужасный день! – наконец закончился.

Потому что не бывает праздников! Потому что для неё, для Вики Сорокиной, не бывает праздников! Ни-ка-ких! Для всех других – бывают, а для неё – нет. Только вот непонятно, что она такое сделала, в чём провинилась? Что с ней не так? Почему всем можно веселиться, а ей нет? Почему она не такая, как все?

В этот момент Вика ненавидела всех. Гену Фролова за то, что тот так подло, так мерзко поступил с ней. Сам же пообещал праздник! Сам же стал напрашиваться к ней в гости со своею любовью! Сам! Сам! Сам! Ведь ей ничего не надо было! Это ему надо было! Ему! Сам обещал и сам обманул. Заставил почувствовать себя принцессой и тут же ткнул носом обратно: смотри, кто ты, ты недостойна праздника! Никаких цветов, никакого восхищения, никакой любви.

Вика ненавидела одноклассников. Что она им сделала? За что они её так невзлюбили? Почему все они – мерзкие, подлые, мелочные – веселятся сейчас, а она сидит здесь одна? Если им так весело, зачем они вспомнили о ней? Чтобы ещё раз показать, что она для них – никто? Никто и даже хуже: «тупая овца», дурочка, над которой можно издеваться бесконечно. Почему они не могут отстать от неё, оставить её в покое. Ведь ей никто не нужен: у неё есть мама, Надя, Керри, мечта о мотоцикле и её дневник. И этого достаточно для счастья. А они ей НЕ НУЖ-НЫ.

Вика злилась на маму, которая после того, как их оставил папа, тоже возненавидела праздники. Но ведь разве не может быть праздника у дочери с матерью? Разве их двоих не достаточно для радости и веселья? Ведь сегодня 8-е Марта, а они – женщины. Разве им не может быть хорошо вдвоём? Зачем мама её так долго учила, что рядом с женщиной должен быть мужчина, что надо делать всё, чтобы он был, а сама своим примером показала, что можно в лепёшку разбиться, а мужчина всё равно уйдёт?

Вика ненавидела Надю. У Нади была семья: мама, папа, двоюродный брат Славка, другие родственники. Они сидели сейчас и праздновали. Тоже, наверное, веселились. И лучшей подруге даже в голову не приходило позвонить Вике, узнать, как у неё. Счастлива ли она, весело ли ей, пришёл ли Гена…

Но главное – Вика ненавидела саму себя. За то, что поверила в сказку. В стремительно развивающуюся сказку. В то, что Гена хочет быть её парнем, в то, что у них может быть любовь, в то, что её, Вику, можно полюбить. А ведь Гена ей ничего не предлагал, ничего не обещал и не говорил о любви. «Муж убил жену питоном», – всё, что она смогла вспомнить. Может быть, он просто дружил с ней? Точнее, думал подружиться. А она сама себе всё придумала?

– Я сама себе всё придумала, – вдруг поняла Вика и разревелась ещё громче.

Через минуту ей в щёку ткнулся мокрый нос, а потом тёплый язык прошёлся по щеке.

– Спасибо, Керри, только ты меня любишь и понимаешь.

А музыка снизу звучала всё громче и громче.

Глава 8 Женя Ищенко

– Ах он подлец, придурок, дурак! – неистовствовала Надя, прослушав рассказ Вики. – И как он мог?! Как он мог с тобой так поступить?! Сам же напросился, навязался! Кто его вообще звал? И без него мы бы хорошо отметили 8-е Марта! Я бы посидела немножко с родителями и пришла бы к тебе. А он?!

Вика сидела за столом с красными глазами и опухшим лицом. Утром Надя заскочила к ней с горящими от любопытства глазами узнать, как всё прошло. Вика долго сдерживалась, пыталась накормить подругу не пригодившимися вчера салатиками, скупо сообщив, что «Гена не пришёл, наверное, у него были дела». Но долго играть в равнодушие у неё не вышло, и она разрыдалась.

– А ты сказала, он хочет со мной встречаться…

– Надо ему написать «ВКонтакте» всё, что ты про него думаешь, и закрыть от него страницу. Послать его подальше. И забыть, как его зовут!

– Может быть, у него были дела… – Вика хоть и рыдала в три ручья от обиды, но представить себе, что можно вот так поступить с человеком, с девчонкой, которая тебе нравится, без какой-либо серьёзной причины, она по-прежнему не могла.

– Какие дела? А телефон на что? Что ты его пытаешься оправдать всё время? – не отступала Надя.

Но Вике проще было оправдать его, чем допустить, что с ней, с Викой Сорокиной, парень мог поступить подобным образом: начать встречаться, пообещать самое замечательное 8-е Марта в её жизни и не прийти без какой-либо причины. Вике было так больно, так больно, как не было с того момента, когда папа сообщил, что уходит от них с мамой. И даже пакости одноклассников не причиняли ей такой боли, какую она чувствовала вчера и которая оставалась где-то внутри до сих пор.

– Ладно. Всё. Хватит страдать по нему. Мы решили: он – подлец и придурок. Точка. Надо выкинуть его из головы, – Надя подошла к Вике и неловко потрепала её по плечу. – Не плачь. Он того не стоит. Давай лучше салатиков поедим, зря ты их, что ли, готовила? С прошедшим 8-м Марта, подруга! Давай считать, что праздник сегодня?

Вика с трудом, но всё-таки взяла себя в руки. А ещё взяла в руки вилку и хлеб.

– Только Фролов – это ещё не всё, – вздохнула она. – Ещё наши противные однокласснички выступили, – и Вика рассказала про писклявый голос.

– Вот гады! Ф-фу. Мало им своего праздника, надо кому-то ещё подгадить! – тут же возмутилась Надя, а потом махнула рукой: – Да ну их, мы же решили с тобой не обращать на них внимания. И Фокину мерзкую игнорировать.

Вика послушно кивнула: игнорировать. Только игнорировать Фокину было всё труднее и труднее…

Поев и напившись чаю с шоколадкой, которую принесла Надя, подружки направились в комнату. Уселись за компьютер.

– Ну что, будешь писать ему всё, что о нём думаешь? – спросила Надя.

– Я… не знаю… Я потом, – испугалась Вика. – Потом, вечером, когда всё внутри уляжется.

Она думала, конечно, о Фролове, но не вполне понимала, что она хочет ему сказать.

– Можно, тогда я «ВКонтакте» залезу? – спросила Надя. – Прикинь, я ж тебе не сказала, мне вчера Серёга написал. Как ни в чём не бывало. «Что делаешь вечером?» – спросил. А потом позвал в клуб с ним.

– А ты?

– Не пошла я никуда, конечно! Я же тебе говорила, я не собираюсь встречаться с мстительным и подлым эгоистом.

– Тогда зачем «ВКонтакте» лезешь?

– Я… – Надя вдруг растерялась. – Мне… Мне Славик должен был ролик прикольный прислать.

Она быстро открыла нужную страницу, ввела логин и пароль, но сообщений новых не было.

– Ай, я и так найду ролик, про который он говорил. Подсаживайся к компьютеру, посмотрим вместе.

Вика взяла стул и села рядом. А Надя вылезла на «Ютьюб» и нашла ролик «Розыгрыш с котом»:

– Надо же тебе как-то настроение поднять.

Розыгрыш с котом и правда заставил Вику улыбнуться.

– Я буду показывать тебе прикольные ролики, пока ты не забудешь этого подлеца! – сообщила воодушевлённая Надя. Но…

Но тут пискнули колонки компьютера. В Надину почту «ВКонтакте» пришло сообщение, которое немедленно, едва она перешла на свою страницу, высветилось в левом нижнем углу.

Сергей Черемша (Черемшин)

Зря вчера не пошла с нами, мы с Фроловым круто оторвались в клубешнике.

9.03.

«Почему никто не говорит, что любовь – это больно? Что любовь – это ужасно-ужасно больно? Почему в кино все страдают красиво и все всегда заканчивается хорошо? Почему мне так больно? Даже больнее, чем когда папа сказал, что он уходит от нас? Что мне делать с этой болью? Я хочу, чтобы её не было! Не было! Не было!»

Вика выставила Надю из дома, несмотря на то, что та упиралась и настаивала, что подружке нельзя в таком состоянии оставаться одной. Вика ухватилась за свой дневник, как утопающий за соломинку.

Остаться одной – вот что она, Вика, хотела. Одна в своей пустой квартире, в своей норе, берлоге. Спрятаться ото всех и как-нибудь пережить этот день. Выплакать свою боль, чтобы внутри стало пусто, доверить её своему дневнику – единственному, кто её понимал. Чтобы всё закончилось – эти нелепые стремительные отношения с Геной. Чтобы снова вернуться к учёбе, дневнику, гантелям и мечтам о мотоцикле, к верной Керри, которая никогда не предаст.

А когда вечером у неё зазвонил телефон и на дисплее высветилось «Фролов», Вика отшвырнула телефон на диван, как отшвыривают от себя что-то противное и мерзкое вроде слизня или пиявки.

В понедельник в школе одноклассники с утра обсуждали прошедшую у Фокиной вечеринку. На подружек никто не обращал внимания. Надя пыталась заговорить с Викой о Гене, но та мастерски уходила от разговора. Она вычеркнула Фролова навсегда из своей жизни и не хотела о нём вспоминать. В конце концов, она привыкла быть одна, ей было хорошо одной, у неё были Керри и Надя, и больше никто ей не был нужен.

Предпоследний урок отменили – заболела математичка – но последним стояла физика, причём должна была быть контрольная, а потому сбежать домой не представлялось возможным. Но 9-й «Б», казалось, и не расстроился особо. Все собрались вокруг Губина, который на своём айпаде показывал фотографии с 8-го Марта. Их громко комментировали, стараясь перещеголять друг друга в остроумии. И только те, кого не пригласили на вечеринку, чувствовали себя неловко, не участвуя в общем веселье. Кроме Вики с Надей, которые сразу же решительно вышли из класса. В конце концов, переждать сорок минут можно было и в коридоре, если сидеть тихо и говорить о своём.

– Какие они глупые, как дети. И шутки у них тупые. Сидят, ржут. Смешно, – высказалась Надя, когда подружки устроились на подоконнике в одной из рекреаций.

– Ага… – поддакнула Вика.

– Губин выложит все фотки «ВКонтакте», и они весь вечер будут друг другу лайки ставить. Больше людям заняться нечем. Не понимаю я их.

– Я тоже.

– Лучше бы делом занялись.

– Ага.

– Что ты всё поддакиваешь?! – неожиданно не выдержала Надя.

– А что?

– А ты что думаешь? Есть у тебя своё мнение или нет?

Вика задумалась. Поколебалась немного и…

– Надейка, я… я… я завидую Фокиной. Она, она… такая… Яркая, красивая, общительная. А я – не такая. У неё всё получается, её, наверное, никогда так не предавали. К ней все рвутся в гости, все из кожи вон лезут, чтобы она их позвала. У неё в жизни всё красиво, как в кино. А у меня?.. – Хоть Вика и дала себе зарок выкинуть Гену из головы, но ничего у неё не получалось. – А я даже одному единственному Фролову не нужна. Он просто пошёл в клуб с Черемшиным.

– Спокойно! Не вздумай плакать! – тут же встревожилась Надя. – У тебя будет свой принц и своя сказка.

– А у неё уже есть своя сказка. Она сама – как из фильма, и всё у неё – как в кино, – не унималась Вика. – Она таких, как я, вообще не замечает. Потому что я – никто для неё. А она… она…

– Как это никто?! Ты человек! Ты – клёвая девчонка! Ты умеешь водить мотоцикл!

– А Фокину, наверное, и на мотоциклах, и на машинах с утра до вечера парни катают!

– Так то – парни, а сама она – трусиха. А ты – нет. Ты сама умеешь водить мотоцикл и можешь катать кого угодно, а это – в сто раз лучше!

– А я хочу, чтобы меня все любили! – выкрикнула Вика.

Надя, у которой уже закончились все аргументы, мучительно пыталась придумать что-то ещё, но тут неожиданно распахнулась дверь ближайшего кабинета, и оттуда высунулась учительница немецкого:

– Фамилии! Класс! Почему не на уроке?!

Но подружки и не подумали с ней объясняться, их с подоконника, что называется, как ветром сдуло.

– Пойдём-ка в туалет, тебе надо умыться, – прошептала Надя и потащила Вику в указанном направлении.

Вечером Вика гуляла с Керри. Надя в последний момент сослалась на просьбу мамы помочь ей с уборкой, выскочила с Черри на пять минут и снова нырнула в подъезд. А Вика, напротив, как настроилась погулять подольше, так и направилась куда глаза глядят. Ведь погода была хорошая: лёгкий морозец, мягкий пушистый снег. Да и дела у неё все были переделаны: уроки выучены, порядок наведён.

Слишком много всего произошло за последние дни. Вика шла и думала, думала, думала обо всём и сразу. И сама не заметила, как оказалась в каком-то незнакомом дворе, и не могла сообразить, где она находится. Серые панельные дома, белые заснеженные деревья, одинаковые, похожие один на другой дворы, заставленные машинами. Фонари… Вика даже немного испугалась: она не очень хорошо знала свой город и даже окрестности своего дома. Она любила гулять по одним и тем же маршрутам, на которых чувствовала себя в безопасности. А тут вдруг получилось, что она зашла неизвестно куда… Да и собаки нигде не было.

– Керри, Керри! – позвала Вика, отчаянно пытаясь вспомнить, где и когда видела любимицу в последний раз.

Она уже стала волноваться:

– Керри, Керри, ко мне!

Но не успела Вика испугаться по-настоящему, как тут же заметила свою собаку. Та увлеченно играла в мячик. Сама с собой. Вика подошла тихонько поближе и замерла, чтобы не отвлекать фокстерьершу.

Керри нашла где-то маленький каучуковый мячик и теперь самозабвенно выплёвывала его из пасти, стоя на вершине лестницы в семь ступенек, а когда он начинал задорно скакать вниз, кидалась следом, догоняла, ловила и снова бежала наверх.

Вика расплылась в улыбке: всё-таки её собака была самой умной собакой в мире! Она придумала, как можно кидать мячик сама себе.

А мячики Керри обожала. Только для Вики это превращалось в проблему. Особенно летом. Стоило спустить пса с поводка, как через некоторое время она уже мчалась обратно с мячиком в пасти. И тут же откуда-нибудь раздавался громкий плач обворованного малыша. А потом появлялась и его разгневанная мамаша…

Большие и хорошо надутые мячи фокстерьерше в пасть не влезали, но и футболистам тоже доставалось. Во время решающего гола откуда-то появлялась Керри, в прыжке изменяла траекторию падения мяча, а потом долго преследовала его, лая, пытаясь схватить зубами, но в действительности просто толкая его перед собой. Вике доставалось и от футболистов.

Хотя иногда собаке удавалось воровать мячи безнаказанно. И потому у Вики дома скопилась уже огромная коллекция. Вот и теперь, судя по тому, что никто не плакал, не ругался и не пытался отобрать у собаки мяч, это был очередной экспонат. И потом, ведь она же могла его просто найти?

Но едва Вика, увлечённая наблюдениями за Керри и своими размышлениями, подумала об этом, как…

Как рядом раздалось:

– Ах ты, зараза! – и на Керри тут же кинулся какой-то парень.

Но собака оказалась ловчее: схватила мячик и рванула прочь, вывернувшись из его рук. Парень кинулся следом. А Вика усмехнулась: её всегда веселили люди, которые пытались догонять собак.

Но парень тут же сообразил, что догнать собаку невозможно, развернулся и обратил свой взор на Вику. Девушка по привычке быстро спрятала за спину руку с поводком, но было поздно.

– Твоя псина украла мой мячик! – Он поправил капюшон, и Вика вдруг узнала в нём своего собственного одноклассника Женю Ищенко.

Тот же, по-видимому, узнал её изначально, но даже поздороваться не счёл нужным.

Вика растерялась. Ищенко и так-то её терпеть не мог, а тут мячик ещё этот…

– Керри, Керри, – позвала Вика: ей как можно скорее хотелось вернуть мяч и уйти подальше.

Из-за сугробов появилась Керри, но, судя по её задорному виду, отдавать мячик она вовсе не собиралась. Ищенко же предпринял ещё одну попытку отобрать украденное. Он рванул за собакой, которая тут же кинулась за Вику, ища спасения. Вика шагнула в сторону, инстинктивно пресекая однокласснику путь. Тот же, сообразив, что сейчас налетит на девчонку, попробовал остановиться, но поскользнулся и…

На Вику никогда раньше не падали парни. Хлопнувшись в сугроб, от неожиданности и испуга она замерла.

– Вилка, ты вообще! – зло высказался Ищенко и попытался с неё слезть.

Но попытка опереться на сугроб, в котором они лежали, ему не помогла: рука просто провалилась по плечо, и вместо того, чтобы встать, парень только ещё сильнее навалился на девушку, ткнувшись ей носом в щёку.

Вика совсем растерялась и даже не пыталась освободиться. Тот же, барахтаясь в снегу, всё-таки сумел встать на колени. И резко дёрнул её за руку, вроде как пытаясь поднять.

– Так-так, Женечка… – неожиданно раздалось рядом. – Всё понятно. Чем вы тут занимаетесь…

Вика и Ищенко одновременно повернули голову в сторону голоса.

Над ними, во всей своей красе, в новой шубке и кокетливой шапочке стояла Лизка Фокина собственной персоной и презрительно смотрела на одноклассников. Вика совсем растерялась, а Женя… А Женя вдруг молча, но резко и решительно обхватил её и… поцеловал.

Глава 9 Керри

12.03.

«Вот так, и стала я такой, как все. И жизнь моя стала такой же, как у всех. Каждый день – утро, потом – учёба, потом – работа, потом – вздохи о парнях. И дурацкие интриги одноклассников. А ещё приём пищи и редкие думы о возвышенном. И ночь, когда я могу побыть собой наедине с дневником. Можно покорно бежать, а можно биться головой о стены. Второе – выбор Нади. Она думает, что может сделать жизнь такой, какой она хочет, чтобы та была. МЫ – глупые и смешные, когда думаем, что всё в жизни будет так, как мы хотим. Потому что жизнь – это поток случайностей, река, которая течёт себе, постоянно меняя русло. Никогда никто не знает, куда она вынесет. Все эти мечты о принце – пусты и банальны. «Ах, у меня будет парень, ах, он признается мне в любви и поцелует меня. Ах, мой принц будет такой-растакой, разэтакий, особенный. Красивый и умный, а ещё добрый и внимательный. Самый лучший. Всем-то достанутся сантехники, а мне – с голубой кровью». Мы ожидаем чудес и волшебных событий. Может, я и дура, но я тоже их жду. Больше! И я буду их ждать, несмотря ни на что! Я сделаю свою жизнь особенной! Потому что я – особенная! Я вырвусь из этого! И у меня будет настоящий принц! Появился Гена, и мне показалось, что он – мой принц, что он – особенный. Что он мне подходит и что мне хочется с ним переписываться, видеться с ним. Я мечтала о поцелуе с ним. Да! Я была как все! Я представляла себе, как он меня поцелует. Подойдёт близко-близко, признается в любви и поцелует. А поцеловал меня Женька Ищенко, который меня ненавидит, называет Вилкой и Поросёночком. Потому что мы все думаем, что мы умнее, что мы знаем наперёд, что и как будет. А потом – хлоп! – и всё происходит не так. Без тебя давно уже все всё решили. Думала, он тебя любит? С ним будет поцелуй? А вот тебе другой! Но второй раз я на эти грабли не встану: не пойте мне ваши песни про любовь. Все всегда врут. Кто из вас может говорить правду? Кто на это осмелится? Кто живёт ярко и полно?»

Почему Вика отчаянно не хотела говорить с Надей о поцелуе с Ищенко? Пыталась понять почему, но не могла. Три дня молчала, как партизанка, размышляла. А потом как-то к слову прошлось, не о поцелуе, а о том, как Керри украла у него мячик.

– Керри отобрала мячик у Ищенко?! У-ха-ха! – веселилась Надя. – Он что, маленький, с мячиком играться?

Подруги, как обычно вечером, гуляли с собаками, осторожно обходя подёрнутые льдом лужи. В город пришла самая настоящая весна: днём светило солнце, пели птицы, снег оседал и чернел. По тротуарам бежала вода, которая замерзала к утру, а затем снова таяла. Собакам приходилось мыть лапы после каждой прогулки.

– Он сказал, что это – его талисман, что он, когда нервничает, начинает кидать его об землю, это его успокаивает.

– А Керри его упёрла! Я люблю твою собаку.

– Она у меня замечательная и умная! – Вика рассказала, как Керри придумала играть в мяч сама с собой, сталкивая его с лестницы.

– Ух ты! Жаль, меня рядом с телефоном не было. Я бы сняла ролик, и твоя Керри стала бы звездой «Ютьюба!»

– Меня надо было снимать на видео. Как я паниковала, заблудившись в трёх домах. Ищенко же на Герцена живёт, а я его дом почему-то не узнала.

– И Губин в том же доме живёт.

– Только не понятно, что Фокина там делала.

– А Фокина при чём? – не поняла Надя.

– Фокина ещё подвернулась, когда Ищенко на меня грохнулся.

– Да, это ты мощно решила, что сможешь его удержать.

– Ага, зато как смешно мы хлопнулись в сугроб. А какая Фокина была злая…

– Почему Фокина была злая? Она должна была от хохота умереть: как же, двое одноклассничков так облажались.

– Ну… э… – растерялась Вика: в её планы по-прежнему не входило рассказывать про поцелуй.

Но было поздно: Надя, как ищейка, уже заподозрила недосказанное.

– На что разозлилась Фокина?! Что ты мне не говоришь? У тебя есть от меня тайны? А ещё подруга называется!

– Ну… я… Она видела, как… Как меня Ищенко…

– Как тебя Ищенко что?!

Вика зажмурилась и выпалила:

– Поцеловал.

– ТЕБЯ ПОЦЕЛОВАЛ ИЩЕНКО!? – Надя чуть с табуретки не грохнулась. – И ТЫ МОЛЧАЛА? И ты мне два часа про какой-то мячик рассказываешь?!

Вике пришлось сообщить про поцелуй всё с подробностями.

– И как это было? Как это – целоваться?

– Я не поняла…

– Опять решила в партизанку поиграть?

– Я правда не поняла. Надь, ты лучше скажи, зачем это он? Поцеловал меня, а в школе теперь ведёт себя так, как будто ничего и не было. Я ему нравлюсь? Но тогда зачем он надо мной издевается? А если не нравлюсь, то зачем он меня поцеловал?

– Ща, погодь, мне надо подумать. Значит, говоришь, Фокина ещё всё это видела? Мне кажется, весь секрет в Фокиной.

– А Фокина при чём?

– Как при чём-то? Ты же знаешь, что Ищенко и Губин из кожи вон лезут, чтобы завоевать её расположение. Щас, щас… Мысль уже рядом… – Надя задумалась. – Ага! Помнишь, после вечеринки Губин показывал фотографии на айпаде. Мне кажется, я краем уха слышала, как он подчеркнул, что для всех вечеринка закончилась в одно время, а для него – в другое. Может быть, Фокина оставила его у себя, чтобы романтично посидеть вдвоём? И тогда пазл складывается. Ищенко она выгнала, а Губина оставила. Ищенко разозлился.

– И? – всё ещё не понимала, в чём интрига, Вика.

– Ты говоришь, он случайно грохнулся на тебя. А потом рядом оказалась Фокина. Так вот, получается, он увидел Фокину и решил отомстить ей, поцеловав тебя: вдруг она приревнует?

– Фокина приревнует Ищенко ко мне?! – Теперь Вика чуть с табуретки не упала. – Но ведь я же…

– Не спорь! Ему же надо было ей как-то отомстить, а тут – ты. Ведь Фокина же неспроста там была. Она к Губину шла. Или от Губина домой. И Ищенко это понял.

– Я что – просто подвернулась ему под руку? – расстроилась Вика.

– Ну да…

– А разве можно целовать человека просто так, без любви? Целовать, чтобы отомстить кому-то? Это ведь нечестно!

– Конечно, нечестно, – согласилась Надя. – Но ведь мы знаем, что Ищенко – сволочь. Что ты так расстроилась? Ты что, решила… – Надя испуганно замолчала, а потом аккуратно спросила: – Тебе что, нравится Ищенко?..

– Я его ненавижу!

– Прости меня, Вичка, прости. Я со своей логикой… Может быть, всё было не так. Может, ему надоела Фокина, и он…

– Надя! – перебила её Вика. – Не надо меня утешать. Ты во всём права. Я опять себе пытаюсь придумать непонятно что. Сначала придумала себе большую любовь с Фроловым. Теперь уже готова поверить, что у меня большая любовь с Ищенко. Я… Я… Я просто очень хочу, чтобы меня кто-нибудь полюбил… – тихо закончила она.

Прошло три дня. Гена не звонил ей и не писал. И она ему тоже не звонила и не писала. Предложение Нади «сказать ему всё» Вика, подумав, отмела. Ведь что она ему, в сущности, могла сказать? Рассказать, как она ждала его красивая и с салатами? Как ей было плохо и больно от того, что он не пришёл? Как она пыталась делать вид, что ей на него наплевать, а на самом деле это не так? Но она даже под пытками ему в этом не призналась бы! Ещё чего! Не хватало ещё, чтобы кто-то знал о её чувствах, её боли.

Ведь понимал же он, что Вике, мягко говоря, будет не радостно. Что она будет ждать его и надеяться на праздник. И всё равно не пришёл. Значит, либо он хотел ей сделать больно. Либо ему было всё равно. И в том, и в другом случае ей не о чем с ним было разговаривать. Если для него оказалось важнее сходить в клуб с Черемшиным – это его выбор.

Про выбор очень любила говорить Надя. Она считала, что вся жизнь состоит из череды выборов. Мы постоянно выбираем, чего хотим, а чего не хотим, что нам нравится, а что нет. И неважно, что говорит человек, важно – как он себя ведёт. Только поступки показывают, какой выбор он делает. Вот и Фролов выбрал клуб и Черемшина, а не Вику и праздник с ней.

Выкидывать его из друзей и закрывать от него страницу она тоже не стала. Ей казалось, что это как-то по-детски. Ведь всё это – внешнее. Внешняя демонстрация непонятно чего. Тогда как гораздо важнее внутреннее решение. И зря про неё Надя говорила, что она – аморфная, что она никогда не знает, чего хочет. В ночь с субботы на воскресенье Вика точно почувствовала свои желания: она не хотела видеть Гену Фролова НИКОГДА.

Осталось только как-то пережить боль предательства. И Вика знала способ. И этот способ назывался «терпеть». Она всегда гордилась своей способностью перетерпеть все невзгоды. И пусть Надя считала «терпеливость» недостатком, сама Вика была точно уверенна, что это – достоинство. Терпеть, терпеть, терпеть, а потом – р-раз! – и всё прошло. И можно жить дальше. Как ни в чём не бывало. Как будто ничего и не было.

Был ли Гена в её жизни? А разве четыре встречи – это отношения? Это так, как говорится, а был ли мальчик? Это неважно. Ни о чём. Случайный эпизод. Раз за разом Вика повторяла сама себе эти слова и всё больше успокаивалась. Если она ему не нужна и не важна, то и он ей – не нужен. В жизни и без него была масса проблем, которые требовали времени и сил для решения. Вике и без Фролова было чем заняться. Вика с головой ушла в учёбу. Стала больше читать книг, особенно поэзии. Она пыталась доказать себе, что никакой любви ей не надо. А тут вдруг – р-раз! – и проговорилась.

– Боже, Вичка! Ты готова кинуться даже на Ищенко, который тебя вечно поддевает и обзывает, чтобы тебя любил хоть кто-нибудь?! – изумилась Надя. – Да ему просто нужно было задеть Фокину, отомстить ей. Ты же сама видела, что Ищенко ты как была по барабану, так и осталась. Вичка, нельзя так! Надо себя любить и ценить!

– Надя, мне пора домой.

– Ты опять убегаешь!

– У меня промокли сапоги, – буркнула Вика, не глядя на подругу.

– Мне надоело решать твои проблемы, особенно, когда ты сама не хочешь их в упор замечать!

– Надейка, прости, но мне пора, – Вика решительно развернулась и рванула домой.

13.03.

«Клянусь, что никогда и никому не признаюсь в своих слабостях, не объясню свою систему ценностей и не открою истинных мотивов действий. Клянусь, что никогда и ни перед кем не буду унижаться, ни у кого ничего не попрошу (денег, помощи, сочувствия, любви и т. д.). Для всех я буду сильной, умной и уверенной в себе и не допущу, чтобы кто-то увидел во мне что-нибудь иное. Клянусь, что не выйду из этой роли. Клянусь, что никогда и никому не поверю ни одной своей тайны, не скажу ничего такого, что помогло бы увидеть больше, чем мне хотелось бы показать, что могло бы быть использовано против меня. Клянусь, что буду держать себя с людьми так, как они этого заслуживают, и не больше. И никому не позволю обращаться со мной хоть чуть-чуть хуже, чем мне этого хочется, а также помыкать мною, командовать и использовать меня в своих целях, что, впрочем, маловероятно. Клянусь!»

Вика отложила тетрадку; ей стало легче.

– Я не хочу быть слабой! – громко заявила она, оборачиваясь. – Не хочу!

Но коготки по полу не застучали…

Вика пробежалась по квартире: собаки не было.

– Я забыла Керри на улице! – вскрикнула она в ужасе: ведь это было чудовищно – забыть свою любимицу во дворе.

Вика пулей слетела, не дожидаясь лифта, по лестнице и выскочила во двор.

Во дворе на скамеечке рядком сидели Керри и… Фролов.

– Вика, прости меня. Я ваще – дурак, я – ноль, я – никто. Я никому не нужен. Никто не хочет со мной отношений. И ты тоже, я знаю. Ты меня ненавидишь. Все меня ненавидят. Черемша, Серёга, тоже меня ненавидит. Он меня и в клуб берёт только потому, что у самого денег на вход нету. Ничего мне не говори. Мне стыдно. Я не поздравил тебя с 8-м Марта, я обещал прийти и не пришёл. Я не заслуживаю твоего прощения, и ты меня не простишь. Ты права. Ты во всём права, – с этими словами парень кинулся к ней навстречу, пытаясь схватить за руки.

Вика, совершенно сбитая с толку, отбрыкивалась, как могла, но силы были неравны.

– Вика, у тебя же день рождения в субботу. Можно, я приду? По-честному. Я приду. Я принесу тебе цветы. И ты меня простишь. Мы с тобой отпразднуем. Ведь тебе же шестнадцать! Это важная дата. Это обязательно надо отметить. Нет у меня в клубе никаких девчонок! Не убегай. Побудь со мной!

Гена тянул Вику куда-то прочь от подъезда. Она же выскочила из дома в чём была, в тапках, а потому ноги в носочках моментально промокли в стылой весенней воде. Но Вика этого не чувствовала. Она и слов парня почти не слышала и не понимала, о чём он говорит. Только повторяла, как попугай:

– Нет, нет, нет, отпусти меня, я не хочу, я не буду, не надо.

Такая же сбитая с толку, Керри прыгала рядом. Ведь она – несмотря на свой маленький рост – была готова защищать свою хозяйку от всех врагов! Но тут никак не могла понять, опасен ли этот малознакомый человек или нет.

– Да, да, скажи мне это, что я – дурак! Только не бросай меня, не оставляй здесь, здесь холодно!

Холодно! Вику в этот момент прямо обожгло холодом. Она почувствовала, что ногами стоит в ледяной воде, а промозглый весенний ветер легко проникает сквозь футболку.

– Пусти меня! – отчаянно рванулась Вика к подъезду.

– Нет! – рявкнул Гена и дёрнул её назад ещё сильнее.

И тут Керри приняла своё решение: молча, но яростно она вцепилась ему в ногу.

Глава 10 15 марта

15.03.

«Сегодня мне – 16. Купила себе оранжевую ручку. Всё пытаюсь найти себя. Быть может, в этом – в оранжевой! – не синей, не чёрной ручке – я? Может, я в звёздочках на небе? Как же мне достать себя? Разглядеть получше бы – далеко! Может, я – яблоня? Или лампочка под потолком? Или дырка в двери для глазка? Я – звук, я – слово, я – цвет. Опять же оранжевая ручка. Только ли это отличает меня от других? От синих, чёрных… Что есть во мне? Кто есть во мне? Какая глубина, какой океан? Тихий, громкий, сильный, слабый, умный, глупый, бестолковый? Что мне делать со всем этим? Что мне делать со мной? Как рассказать кому-то, что во мне есть? С кем поделиться? Что делать с оранжевой ручкой, ведь в школе ей писать нельзя…»

– С днюхой!!! Ура!!! Ты уже совсем большая! Тебе уже можно водить мотоцикл! – накинулась на Вику Надя утром в субботу, едва подружки встретились во дворе.

– Привет. Спасибо, – улыбнулась Вика, а потом вздохнула: – Да, по возрасту уже можно, но… Но у меня нет денег ни на права, ни на сам мотоцикл. Так что не сыпь мне соль на сахар.

– Что за пессимизм?! Верь мне, всё устроится. В мире всегда есть место чуду и сказке. Всё будет хорошо.

– Да, конечно…

– Что-то я всё равно не слышу радости.

– Я рада. У меня сегодня день рождения, – снова и немного неискренне улыбнулась Вика, пытаясь скрыть волнение.

– Отлично. Ну что, жжём вечером?

– Надейка, я… Я не буду праздновать. Всё нормально, просто не хочу. Хочу побыть одна.

– Что?! – изумилась та.

– Ничего. Прости, но я тебя не зову. Я не буду праздновать.

– Что за ерунда, Вичка, отставить! Никакого нытья. Я приду часам к пяти, и отожжём. Может, кстати, в клуб на дискотеку выберемся? Я узнала, в нашем районе один есть, там дискотеки с шести до десяти для школьников. Давай, мы же никогда на них не ходили!

– Надя, я же сказала, что нет, я не могу. Не хочу.

– Что значит «не хочу»?

– Ты сама меня всегда укоряешь, что я не знаю, чего хочу. А тут я знаю: я хочу побыть одна. В свой день рождения.

– Стоп. Что-то тут нечисто. – Надя даже на самом деле остановилась.

Вике ничего не осталось, как тоже остановиться. Она встала рядом, но сделала вид, что любуется окрестностями, чтобы не смотреть на подругу. Изо всех сил пыталась придать себе спокойный и равнодушный вид.

– С кем ты собралась встречать дэрэ? – поразмыслив, выдала Надя.

– Одна, – держала оборону Вика.

– Что, правда?

– Да. Ладно, спасибо за поздравления. Давай, может, потом и правда куда-нибудь сходим? А сейчас мне пора. Мама должна прийти ненадолго. Она тоже хочет меня поздравить.

– Ладно… Пока… – растерянно проговорила Надя, всё ещё недоверчиво глядя на подругу.

У Вики всё внутри дрожало, но она внешне спокойно помахала рукой на прощание, позвала Керри и пошла к своему подъезду. «Удалось, повезло, пронесло», – стучало у неё в висках.

15.03.

«Счастье и несчастье – одно и то же. Есть такое слово «счастье», но где само счастье? Как и есть такоеслово – «горе». Наиболее ясно это видно в любви. Счастье – несчастье, страдание – наслаждение, свобода – зависимость. Жизнь не настолько проста, чтобы можно было отделить одно от другого, классифицировать, разложить по полочкам, как старается это сделать Надя. Ей кажется всё просто: разложи, выбери себе то, что подходит, а остальное выкинь. Но так нельзя! Любая мысль, облечённая в слова, теряет свою цельность, форму – она однобока. Люди живут в двухмерной реальности. Это как если нарисовать человека, животное – лишь контур. А что включает в себя другая сторона, невидимая? Можно жить в трёх измерениях – изваять статую, скульптуру. А что внутри? Гипс? Чугун? А каков этот человек, это животное в движении? Какие они по характеру? Что они чувствуют? Выход в трёхмерность не выявляет суть, потому что под формой должно быть содержание. Так и мысль – сложный, многомерный, живой, постоянно меняющийся и самоусовершенствующийся организм. Выразив словами один её бок, можно ли домыслить, достроить и другие? Если я говорю «любовь», то что я имею в виду, что слышат остальные? Если человек говорит другому «ты мне нужен» – как понять его? Или, может, не надо его понимать, а надо почувствовать?»

Вика сидела в кресле с ногами и с дневником на коленях.

Мама уже приходила. Они посидели за столом, поели салатиков и попили чаю с тортом. На шее у Вики висел мамин подарок – тоненькая серебряная цепочка с кулончиком в виде мотоцикла. Папа не звонил, не торопился поздравить её с днём рождения. Но в семь должен был прийти Гена, и Вика всё равно была счастлива.

Делать было нечего: ведь глупо же заниматься повседневными делами – уроками, физическими упражнениями – в свой день рождения! А потому она сидела, глядя в пустоту, и думала, думала, думала обо всём сразу. Время от времени записывая мысли в дневник.

Пискнул домофон. Вика удивилась: времени было – четыре, но вдруг Гена не выдержал и прибежал раньше? Но это была Надя.

– С днюхой! И ничего не говори. Я не позволю тебе сидеть дома в дэрэ одной. Возражения не принимаются!

– Надя, я… – растерялась Вика.

– Доставай салатики из холодильника. Обожаю твой сырный салат. А это тебе – держи! – Надя, раздевшись, вручила имениннице огромный свёрток.

– Что это?

– Просто разверни.

Вика осторожно развернула свой подарок и обнаружила под пакетами и упаковками… настоящий мотоциклетный шлем. И тут же надела его.

– Круто, – оценила Надя.

А Вика смотрела на себя в зеркало и не верила своим глазами: у неё появился собственный шлем!

– Шлем у тебя уже есть. Желаю тебе, чтобы вскоре появился и мотоцикл. Пойдём срочно есть, я голодная.

– Спасибо… – всё ещё не могла прийти в себя Вика.

– Ты есть в шлеме собралась?

Пришлось его снять.

– Вичка, посмотри мне в глаза, ты что-то от меня скрываешь, – начала Надя, когда они поели.

– Я ничего от тебя не скрываю, – быстро ответила Вика, выпрыгивая из-за стола к чайнику.

– Мама ушла, а ты сидишь нарядная, и холодильник – полный всяких вкусностей. Ты не умеешь врать! Кого ты ждёшь?

– Никого.

– Не ври мне! Подруга я тебе или нет? Я ведь почти поверила тебе утром, что ты будешь сидеть в одиночестве. А сейчас что-то мне подсказывает, что это не так. Ты… Подожди, подожди… – Надя, озарённая какой-то мыслью, замолчала, а потом с утроенной силой накинулась на подругу: – Ты СНОВА ЖДЁШЬ ФРОЛОВА?!

– Ну… э-э…

– Точно, ты его ждёшь. Отцепись же, наконец, от чайника! Если за него держаться, он быстрее не вскипит. Ты ждёшь Фролова. Ты его сама позвала? Он проявился? И после того, как он поступил с тобой 8-го Марта, ты его простила?!

– Надя, он… Я… Он… он пришёл, извинился, сказал, что он – дурак и ему стыдно…

– Ну надо же! Он – дурак, и ему стыдно, – всплеснула руками Надя. – И ты ему поверила? Если парень один раз так поступил, то ему нельзя верить! Он ведь даже не позвонил, он просто выключил телефон! И отплясывал с Черемшиным в клубе. И это хорошо, если просто с Черемшиным! А если они там были с другими девчонками? Может, у твоего Фролова вообще есть кто-нибудь, а ты – так, запасной вариант?

– Никого у него нет… – Вика, не глядя подруге в глаза, разливала чай. – Что ты так… Ну… ошибся человек.

– Что же он, интересно, сказал тебе, кроме того, что он – дурак? Почему он не позвонил? Он же должен был как-то объяснить тебе свой поступок?

– Он сказал…

И тут Вика поняла, что в тот вечер, когда она забыла Керри на улице, а вернувшись за ней во двор, обнаружила там Фролова, он, конечно, что-то ей объяснял, но она так разволновалась, что ничего из его объяснений не запомнила.

– Я не помню, – призналась Вика подруге.

– Как это не помнишь? Он объяснил тебе, почему вместо того, чтобы быть у тебя, как обещал, он был в клубе, или нет?

– Объяснил, но я не помню, что он сказал.

– Как это вообще можно забыть?! Я тебя не понимаю. Это же важно!

– Важно. Но я не помню. Я правда не помню. Я волновалась.

– Боже, – Надя схватилась за голову, – я вообще не понимаю, что происходит. Парень тебя предаёт, потом что-то плетёт невразумительное, раз ты даже воспроизвести это не можешь, напрашивается снова в гости, а ты тут же таешь, прощаешь всё и снова на всё готова – так, что ли?

– Ну… Я не знаю. Я… Мне… мне захотелось его увидеть в день рождения. У меня никогда не было дня рождения с парнем.

– Опять двадцать пять! Пусть дурак и предатель – лишь бы был, что ли?!

– Надя, вот тортик, тебе сколько отрезать? – попыталась перевести разговор на другую тему Вика.

– Какой тортик?! Ты опять не хочешь со мной об этом говорить? А мне нужно, чтобы ты ответила: почему ты его простила?!

– Надейка, если ты поняла, что я не хочу об этом говорить, тогда зачем ты настаиваешь?..

Надя сверкнула глазами, но промолчала, взяла себе кусок торта и нервно принялась его поглощать. Вика же в задумчивости размешивала в кружке сахар, который туда не положила. Она чувствовала дискомфорт и раздражение. Ей хотелось, чтобы Надя ушла, хотелось остаться одной, взяться за дневник, ещё немного подумать, настроится на встречу с Геной. Но как попросить подругу оставить её, она не знала.

– Ты хочешь, чтобы я ушла? – вдруг напрямую спросила Надя.

Вика от неожиданности растерялась и брякнула правду:

– Да.

– Хорошо, я уйду. Я не буду мешать твоему счастью. Во сколько он там должен прийти? Только поверь моей интуиции: он не придёт. Не придёт он сегодня. Сегодня – снова суббота, а потому он как пить дать снова пойдёт с Черемшиным в клуб.

– Спасибо тебе ещё раз за шлем. Я так рада, так благодарна тебе, ты – настоящая подруга!

– Пожалуйста. Если он не придёт – позвони, я прибегу и утешу тебя.

– Он придёт.

Чтобы настроиться на нужный лад, Вика взяла дневник:

«Все люди могут передавать душевные порывы словами. Просто одни – ленивы, другие – глупы, третьи – не умеют, четвертые – не хотят. Но есть люди, в которых постоянно бьёт добро, как вода из ключа. Они облекают его в слова. И делятся с одними, другими, третьими, и доброта их, душевная мудрость, чуткость к чужой боли не иссякает. Отдавая живое, наболевшее, они мучаются не от того, что жалко, а боясь, что всем не хватит. Только им ведомы сильные страсти и страдания. Причём страдания – в большей степени. Но они не ропщут, не злятся, они ищут в себе хорошее и достойное и дальше делятся с другими. Они великодушны: их душа слишком велика для них одних».

А когда его отложила, на часах была половина восьмого. Керри сидела у входной двери, намекая, что пора бы прогуляться. «Встречу его на улице», – подумала Вика, одеваясь.

Но на улице были только слякоть и мокрый полуснег-полудождь. Побродив между своим домом и домом Гены, она вернулась восвояси. На часах было двадцать минут девятого. Вика набрала номер Гены. Длинные гудки шли один за одним, пока не высветилось «Соединение завершено» – Гена не взял трубку. И тут Вика испугалась: а вдруг Надя права, вдруг ОН НЕ ПРИДЁТ?!

Она нервно помыла посуду, сыграла на компьютере в «Тетрис», разложила пасьянс… Время шло, а Гены не было. НЕ БЫЛО. Она раз за разом набирала его номер, но из телефона доносились только длинные унылые гудки. Вика не могла ничем заниматься – всё валилось у неё из рук! – она только нервно ходила по квартире, как и в прошлую субботу.

Всё было точно так же: она ждала, а он не шёл. Ездил лифт, открывались двери, кто-то входил и выходил из квартир, но… Но никто не шёл к Вике. Гена не приходил.

перечитала Вика строчки в своём дневнике.

И… вдруг опять что-то неуловимо изменилось, рука сама потянулась за ручкой…

Вика написала это и испугалась. Смотрела и не верила своим глазам: я снова сочиняю стихи, это я? Но слова рвались откуда-то изнутри, требовали продолжения. И страх отступил.

Теперь Вика смотрела на строчки с удивлением. У неё было такое ощущение, что писала не она, а как будто кто-то другой через неё. «Это – не моё! Я не могла так сказать!» – скакали в голове мысли. – «Я вообще не умею писать стихи!» Но стихи упорно рвались изнутри наружу.

И здесь словно кто-то ее остановил. Вика понимала, что дальше должна быть последняя, финальная и очень важная строчка, но невидимый канал перекрыли, и поток слов иссяк. Раз за разом она перечитывала стихотворение от начала до конца, но последней строки как не было, так и не было. Вика почему-то разозлилась и отбросила дневник на диван. Взгляд её упал на часы: было почти десять.

И тут же реальность обрушилась на неё. Это был её день рождения. К ней должен был прийти самый лучший парень на свете. Этот день рождения должен был стать первым настоящим весёлым праздником в её жизни, но не стал. Потому что парень снова её предал. Снова пообещал сказку и снова жестоко обманул. Ткнул носом в реальность, в которой не бывает праздников, сказок, любви. Сколько бы Вика ни смотрела в потолок, слёзы было не остановить.

– Я его ненавижу! – выкрикнула она в пустоту.

И тут же раздался звонок в дверь. Громко, как выстрел.

Вика вздрогнула, судорожно вытерла слёзы, забыв про то, что накрашена, и кинулась к двери. Он пришёл! Пришёл! Пришёл!

На пороге стоял Славка:

– Вика, поговори со мной, пожалуйста, о мотоциклах, а? Я тебя прошу!..

«А после, может, разрожусь стихами», – вспыхнуло у неё в голове.

Глава 11 Вечеринка

– Не пришёл?! – в воскресенье шестнадцатого марта прямо с порога спросила Надя, а потом сама же ответила на свой вопрос: – Не пришёл. Ты в курсе, что Керри у двери чаттанугу-чучу отплясывает? Ты что, до сих пор её не выгуляла? Времени – первый час!

Вика ничего не ответила, как стояла, прислонившись к шкафу в прихожей, так и осталась стоять.

– Понятно. Сейчас я её выгуляю и займусь тобой. Это ключи от квартиры? Я их возьму, – и Надя ушла.

А Вика пошла на кухню и включила чайник. Она не могла понять, рада она появлению подруги или нет. А когда она не знала, чего хочет, и она начинала вести себя гостеприимно.

– Тортик остался! – радостно заметила Надя, вернувшись и усаживаясь за стол, а потом сразу взяла быка за рога: – Не пришёл, да? А ты снова ждала, как дура. Понятно. И что ты думаешь делать дальше? Какие тебе ещё нужны доказательства, что он тебя не то что не любит, он тебя вообще ни в грош не ставит. Так себя вести можно только с человеком, на которого плевать с высокой колокольни.

– Чего ты от меня хочешь? – вздохнула Вика, наливая и себе чаю. – Да, ты права, ты, как всегда, права. А я – нет.

– Только вот не надо таким скорбным тоном, хорошо?

– Хорошо.

– Ладно, прости, я снова на тебя нападаю. Не вешай нос, подруга! Будет и на нашей улице праздник. Просто надо выкинуть этого Фролова из головы. Забыть. Плюнуть и растереть. Кто он? Да никто! Дурак.

– Ко мне ночью Славик приходил.

– Кто?

– Славик, твой брат.

– Зачем?!

– Поговорить о мотоциклах.

– В смысле, с днём рождения поздравить?

– Нет, он не помнил, что у меня день рождения. Он хотел поговорить со мной о мотоциклах.

– И что, он тебя даже с днюхой не поздравил? Вот эгоист! А я думала, вы такие друзья. Ты же за него на даче, как негр на плантации, работаешь каждое лето…

Вике и самой было обидно, что папа не позвонил, что Гена не пришёл её поздравить, а Славик не только сам не поздравил, но даже не заметил, в каком она состоянии. Просто говорил о своём, о мотоциклах. Но, с другой стороны, она-то заметила, в каком он состоянии…

– Ему плохо было. Мне кажется, у него что-то нехорошее в жизни произошло. Как будто он хотел поговорить о чём-то другом, но не решился.

– То есть ты у нас тоже теперь психолог? Решила побыть чьей-то жилеткой? Понятно, понятно… Как посидели?

– Хорошо посидели. Салата поели, чаю попили, поговорили.

– Подожди, я ведь о чём-то другом хотела сказать… – Надя задумалась. – О чём мы говорили до Славика? А! Так о Гене! Забудь о нём!

– Да я уже забыла, – буркнула Вика.

– Вот и отлично. Надо подумать, где нам найти других парней, – и Надя пустилась в размышления.

Прошло три недели.

В город пришла настоящая весна; начался апрель. Сугробы стаяли, казалось, в один день, снег остался только с северной стороны домов. А с южной – появились первые робкие ростки мать-и-мачехи. Вика убрала на антресоли свой пуховик и зимние сапоги. Они гуляли с Надей с собаками в весенних ботинках и размышляли о том, когда уже можно будет достать туфли.

Вика по-прежнему старательно училась, а кроме этого, ещё стала искать себе подработку, как Надя. Ведь она мечтала о мотоцикле! С того дня, как ей исполнилось шестнадцать – ровно столько лет, сколько нужно, чтобы водить мотоцикл, – мечта окрепла и перестала давать ей спать по ночам.

Мотоцикл! Пусть не японский, пусть советский, старенький, страшненький и не особо мощный, но мотоцикл. СВОЙ СОБСТВЕННЫЙ. На котором можно умчаться далеко-далеко, подальше ото всех. Лететь по дороге и чувствовать себя свободной. Но чем больше думала об этом Вика, тем сильнее отчаяние накатывало на неё. Временами ей казалось, что всё бессмысленно. Что работы не найти, что на мотоцикл ей не заработать, что ей даже не заработать на водительское удостоверение (она узнала, сколько это стоит в её городе, и испугалась). А временами она вдруг начинала верить. Не в чудо и сказку, как обещала Надя, а в медленное и мучительное накопление денег.

А ещё она стала много писать в дневник.

01.04.

«У всего должен быть конец. Всякие усилия должны увенчаться успехом. Но одиночество – вечно. Сколько бы ты ни билась, ни старалась. Можно завести кучу друзей, можно занять всё своё свободное время тысячью дел, можно прочитать множество книг, а от него не спрячешься. Обязательно в какой-нибудь обыкновенно-тихий вечер оно подкатится, засосёт тоской под ложечкой, и станет нестерпимо одиноко, и захочется выплакаться. И никто не придёт. И телефон – бесполезная пластиковая штуковина – будет молчать. И ты будешь одна. И жизнь потеряет смысл.

…Но желание измениться – вечно. Сколько бы ты ни пыталась похудеть и научиться красиво одеваться, сколько бы ты раз ни давала себе обещание стать активнее, общительнее, спокойнее; начать новую жизнь, сколько бы книг ты ни прочитала, всё равно однажды ты сорвёшься, сделаешь одно не так, другое… Посмотришь на себя в зеркало и увидишь там такое… И решишь, что ты – полный ноль. А желание измениться будет мучить, точить изнутри. Но измениться ты не сможешь никогда. И эта обречённость невыносима».

Славик после своего неожиданного визита больше не приходил.

Гена пару раз проявлялся, писал ей «ВКонтакте» и звонил, но Вика решительно и бесповоротно вычеркнула его из своей жизни. И не потому, что Надя ей сказала, а потому, что она сама поняла, что так ей легче и проще.

2.04.

«Ведь это – не путь к счастью, и я понимаю это. Тогда почему же бегу? Бежала… Бежала, кидалась – пыталась уйти от себя, от одиночества, от забот. Почему же я всё время открываю не ту дверцу? Я возомнила себя достойной любви. Я пыталась построить то, что не для меня. Не для таких, как я. Ожидала джинна из бутылки, который непременно исполнит все мои желания. Ха! После этого только ещё больше начинаешь злиться на себя! Когда я пойму, что все эти поиски принцев, ахи и охи, мечты о любви – лишь дешёвая конфетка в обёртке, да и та – подпортившаяся? Я – из тех, кто рождён одиночкой. Мне никто не нужен. НЕ НУЖЕН. Я – избранная, я могу быть сама с собой, мне с собой не скучно. Но тогда где же счастье?»

Она писала, писала, писала в дневник и сама себе боялась признаться, что писать она хочет не это. Точнее, это, но не так, не прозой. Она, каждый раз берясь за ручку, ждала с замиранием сердца, что на неё опять найдёт то самое состояние, и сами собой снова получатся стихи…

Стихи! Вика так и не решилась признаться Наде, что она вдруг написала стихотворение. Настоящее! С размером и рифмой. Написала сама, как будто она – поэтесса. Она берегла эту тайну ото всех, хранила её в своём дневнике. Ведь подруга даже и про дневник-то не знала… Только стихи больше не писались. Не писались, и всё. Как бы Вика их ни ждала, ни звала, ни сидела с тетрадкой на коленях и ни пыталась придумать хотя бы первую строчку.

А потом вдруг это случилось. Вика даже дату запомнила – девятое апреля. Она сидела на алгебре, как обычно, рядом с Надей, записывала примеры в тетрадь. Бесцветная, занудливая «алгебраичка» Зинаида Константиновна что-то монотонно вещала у доски. Вика долго пыталась сосредоточиться на объяснениях, а потом вдруг услышала, как поют птицы за окном. Посмотрела в окно и… выпала в другую реальность. Улетела мыслями куда-то далеко-далеко, где было весело, солнечно и ярко. А когда подруга шепнула ей в ухо: «О чём задумалась?», с удивлением обнаружила, что сидит в классе. Посмотрела в тетрадку.

Перечитала и в испуге захлопнула тетрадку.

Стихи были с нею! Её неожиданно появившийся дар никуда не уходил от неё! И кабинет математики тут же засиял для Вики всеми красками радуги.

И дальше – как прорвало. Вечером Вика написала:

Стихи снова написались сами собой, но состояние не отпускало. Вика нервно ходила по комнате: она чувствовала, что это – только начало, что дальше будет больше, что должны прийти какие-то новые строчки.

Неожиданно снизу грянула музыка. Вика вздрогнула… И вспомнила, что уже пару дней Фокина хвасталась в классе, что её родители снова куда-то там уезжают и она хочет устроить вечеринку для избранных, для особо приближённых. И тут же Викино волшебное состояние, состояние, в котором писались стихи, растаяло, как дым. Вместо него нахлынули воспоминания, то – о чём Вика старалась не думать. Как им с Надей одноклассники измазали стулья мелом, как на позапрошлой неделе спрятали Надину куртку, как на прошлой – порезали Вике рюкзачок ножом. Тут же вспомнилось 8-е Марта, Гена, который не пришёл, праздник, который был у других, а не у неё, противный голосок за дверью… Слёзы бессилия навернулись ей на глаза.

– За что они меня так ненавидят?! Что я им такого сделала?! – выкрикнула она.

Керри испуганно навострила уши, лёжа на своём коврике.

– Что со мной не так? Какая я должна быть, чтобы они полюбили меня? Какая? Я ведь что только не пыталась сделать, чтобы им понравиться!.. Керри…

Вика хотела немедленно позвать собаку гулять, хотела уйти, уйти от праздника, но осеклась. Она вдруг представила себе, что встретит кого-нибудь из одноклассников в подъезде. Подлую Лизку Фокину. Противного Губина. Ищенко, который поцеловал – использовал её, как будто она – вещь, чтобы задеть Фокину.

– Только не это! – охнула Вика, кинулась к входной двери и проверила все засовы, как будто одноклассники могли силой к ней ворваться.

Удостоверившись, что дверь крепко заперта, она села за компьютер, вылезла в Интернет. Но музыка внизу гремела, мешая сосредоточиться на чём-нибудь. Набрала телефон Нади:

– Надейка, что делаешь? Заходи ко мне! У меня тоже есть шоколадка!

– Вичка, прости, но я же говорила, мне нужно к завтрему написать реферат. В школе увидимся. Или у тебя что-нибудь случилось?

Что случилось у Вики? Ничего не случилось. Ровным счётом ни-че-го.

– Хорошо, ладно, – послушно согласилась она.

И предательские слёзы – кап-кап – сами потекли по щекам. Вика легла на свою кровать, свернувшись калачиком.

Она проснулась в час ночи. В квартире было тихо-тихо. Судя по тишине, одноклассники уже разошлись, а сама Лизка Фокина спала себе спокойно в своей кровати, довольная и счастливая, ровно под Викиной кроватью.

Вика ненавидела Фокину. За то, что та была такой, какой она сама хотела быть. Красивой, уверенной в себе, общительной, богатой. Вика тоже хотела сводить парней с ума, выбирать, с кем пойти на свидание, менять парней и смотреть, как из-за неё дерутся.

Чем больше думала Вика о Фокиной, тем больше она ненавидела первую красавицу их класса. Она вдруг поняла, что не хочет, не может больше молчать и терпеть. Что ей непременно надо что-то сделать. Что-то сильное. Страшное. Ведь она, Вика Сорокина, уже совсем не та, какой была ещё месяц назад. Она теперь может писать стихи…

– Разве может человек делать подлости безнаказанно? Спать себе потом спокойно и видеть счастливые сны? Разве это правильно? – спросила она у спящей под боком собаки.

Но Керри только повела ухом, но даже головы не подняла.

А Вика решительно встала с кровати и полезла на антресоли. Она вытащила тяжеленный старый проигрыватель, две огромные колонки. Ежеутренние пробежки с собакой, упражнения с гантелями и на пресс дали о себе знать: Вика справилась с аппаратурой легко и непринуждённо. Включила проигрыватель в розетку, уложила колонки в пол, поставила громкость на максимум. Несмотря на почтенный возраст пластинки, выстрелы и одиночные взрывы гранат прогремели в тишине чисто и так громко, что Керри с перепугу забилась под ванну. А общевойсковое «Ура!», наверное, было слышно и в соседнем доме.

Глава 12 Лизка Фокина

– Что звонила вчера? – поинтересовалась Надя, едва они встретились утром во дворе, чтобы идти в школу.

– Да… Фокина опять со своей вечеринкой. Вчера у неё снова однокласснички гудели.

– Вичка, но ты же привыкла уже их игнорировать. Кто они нам? Плюнуть и растереть.

– У меня вчера не вышло – игнорировать…

– В смысле?

Вика рассказала подруге про общевойсковое «Ура!» в час ночи.

– Да ты чё! Ну ты даёшь, ну ты жжёшь, подруга! Я тобой горжусь! – развеселилась Надя. – Вичка, ты – молодец. Не надо всё терпеть! Надо учиться давать отпор! Так Фокиной и надо! Пусть знает наших! Думала, выспится после вечеринки – а фигушки!

– Да, фигушки. Только… – Вика запнулась, – …только что мне теперь за это будет? Она же не простит. Она теперь меня со свету сживёт.

– Почему не простит? Ты что?! Она имеет право шуметь у себя дома, а ты нет? Ничего она тебе не сделает, вот увидишь.

– Ты думаешь?

– Я уверена.

И, как бы Вика ни сомневалась, Надя оказалась права. Когда они появились в классе, их, как обычно, проигнорировали. Фокина даже не посмотрела в сторону подружек. «Что я тебе говорила?» – шепнула Надя. Но Вика всё не могла расслабиться, успокоиться и вести себя как ни в чём не бывало.

– Что ты её так боишься? – на большой перемене, когда подружки после столовой устроились на любимом подоконнике в рекреации, спросила Надя.

– Я не знаю… Она… она такая… Красивая, уверенная в себе, общительная… Все её любят, все парни от неё без ума.

– Опять начинается старая песня.

– …А у меня не то что парней, даже мотоцикла у меня нет и никогда не будет. Мне шестнадцать! А прав не видать, как своих ушей. А ведь я наизусть знаю ПДД и вожу мотоцикл отлично…

– Только не вздумай плакать! У тебя будет мотоцикл, я тебе обещаю!

– Я не плачу. Почти… – Первая предательская слеза скатилась у Вики по щеке. – Я хочу быть – как Фокина! Чтобы у меня всегда, как она говорит, было всё в шоколадках! И чтобы мне никогда не было больно! Я хочу, чтобы меня все любили! Как её, её все любят!

Сама не замечая, Вика говорила всё громче и громче. Надя не отставала:

– Перестань! Ты в сто раз лучше Фокиной! И тебя тоже все любят!

– Ты мне врёшь!

– Ладно, не все, но у тебя есть мама, я, Керри…

– Меня никто не любит. И никогда не полюбит. Я поняла это.

– Стой! – вдруг вскрикнула Надя. – Я же совсем забыла! Вичка! Что я слышала по телевизору! Двадцать шестого апреля, в следующую субботу около деревни Вышний Наволок будет мотофестиваль. В рамках которого каждый, кому есть шестнадцать лет, может сдать теорию по правилам дорожного движения, сдать вождение и – па-бам! – прямо на месте получить права. Это инициатива нашей мэрии. Чтобы не раскатывали по улицам подростки без прав.

– Что?! – У Вики даже слёзы моментально высохли.

– Что слышала. Это – твой шанс! – улыбнулась Надя. – А теперь быстро идём в туалет умываться, а то уже скоро звонок будет.

Вика попыталась воспротивиться, но подружка почти волоком потащила её в озвученном направлении.

Но, подходя к дамской комнате, они услышали доносившиеся оттуда громкие голоса. В которых опознали своих одноклассниц Савельеву и Пономарёву. Обе были лучшими подругами Фокиной, её свитой. Вика, не обратив на это внимания, хотела было войти внутрь, но Надя, прижав палец к губам, её удержала.

– И чё было потом? – донёсся до них голос Савельевой.

– Короче, нас всех она выпроводила, и Ищенко тоже, а Губина оставила, – начала рассказывать Пономарёва. – Типа, они с ним давно договаривались какое-то кино посмотреть. Короче, включили они фильм, боевик какой-то, где стреляют, взрывают, короче, фигня всякая. Лизка на диванчик прилегла, типа, устала. Свечки перед этим зажгла, типа, романтика. Костян, понятно, рядом.

– И чё? Чё дальше-то?

– Короче, комп у них завис, и кино зависло. И тишина такая романтичная, почти темно. Костян нашу Лизку обнимает и поцеловать собирается. А тут вдруг откуда-то как начнут стрелять! И гранаты рвутся. Компьютер-то не работает, а звук откуда-то есть. В темноте. Короче, Лизка как заверещит. А Костян, прикинь, нет, чтобы её успокоить, он сам перепугался и, прикинь, стартанул из квартиры. Схватил куртку и ботинки и прямо босой сбежал, короче. А откуда-то вокруг «Ура!» гремело. Лизка так перепугалась, что сама из дома рванула ко мне. Прибежала, напугала моих предков. Вся трясётся. «Война», – говорит. Я решила, что у неё крыша съехала. А она мне всё и выложила. Я ржу второй день, как конь. Вот ведь приглючило её. Какая война-то?

После этого из туалета раздался дружный хохот.

– Во, больная на всю голову…

Вика с Надей переглянулись, зажали руками рты и рванули прочь, чтобы где-нибудь вдоволь насмеяться.

Вика вечером отправилась погулять с Керри подальше от домов, в сторону речки. Надя обещала попозже заскочить в гости с шоколадкой. Вика шла и размышляла о Фокиной и о других одноклассниках. Как ни странно, когда днём в школе они случайно подслушали разговор Савельевой и Пономарёвой, Вика только сначала развеселилась и обрадовалась, подумала про Фокину: «Так тебе и надо!», позлорадствовала: «Месть удалась!» А потом ей вдруг стало жалко Лизку.

Интересно, знала ли Лизка про истинное отношение к ней? Ведь даже в самом страшном сне Вика не могла себе представить, чтобы Надя могла с кем-то за её спиной посмеяться над ней. Над тем, как она чего-то испугалась или как попала в дурацкое положение. А Савельева с Пономарёвой смеялись. А ведь в классе они считались лучшими подругами Фокиной! Каждый день при встрече обнимались-целовались, постоянно ходили за ней следом, в рот смотрели. Вика до этого момента была уверена, что они – настоящие подруги. А вот ведь как оказалось.

Только ей было непонятно, зачем тогда прикидываться? Вот она, например, не любила первую красавицу. Завидовала – да, мечтала быть на неё похожей – да. Не искала её дружбы. И всегда честно показывала, что она её терпеть не может. А Савельева с Пономарёвой клялись Фокиной в вечной дружбе, вроде как любили её, а сами, оказывается, тихо ненавидели. Ведь только если ненавидишь человека, можно так над ним смеяться за его спиной. Но если ненавидели – тогда зачем хотели быть рядом?

Вика шла и прокручивала в голове все нюансы отношений Фокиной, Пономарёвой и Савельевой. И как-то так выходило, что не очень-то это и было похоже на дружбу. Ведь Фокина была королева, а они – свита. То есть они не были равны. А дружба, как говорит Надя, – союз равных.

Вот они с Надей были на равных. Несмотря на то, что такие разные. Несмотря на то, что желания их часто различались. Например, Вика любила побыть одна, а Надя любила «куда-нибудь вылезать», что обычно означало сходить в кафе/кино/на выставку. Иногда Вика поддавалась Наде и составляла ей компанию, а иногда – сдавалась Надя и сидела с Викой дома, пила чай и слушала о мотоциклах. Надя, конечно, иногда любила почитать Вике лекции, поучить её уму-разуму, но Вика ей это прощала, превращаясь ради подруги в послушного и благодарного слушателя. Ведь она знала, что та всегда готова выслушать её переживания.

В их тандеме никто никем не командовал, никто не обязан был беспрекословно подчиняться, мнение каждого априори считалось важным и значимым. А в компании Фокиной всегда командовала только она, а Савельева с Пономарёвой должны были подчиняться. И как это Вика раньше не замечала? Ведь это, наверное, ужасно, когда тобой постоянно командуют и при этом вовсе не интересуются твоим мнением… «Интересно, а всегда ли свита ненавидит свою королеву?» – задумалась Вика.

Чем дальше она размышляла, тем больше понимала, что и Фокина-то не особо любила своих «подруг». Она могла громко при всех заявить Савельевой, что та «оделась как клуша» или подколоть Пономарёву, что та «постоянно тупит». Те же в ответ только улыбались и никогда не отвечали. Разве могла Вика услышать от Нади что-нибудь подобное? Нет, нет и нет! Надя всегда поддерживала Вику, хвалила её, помогала ей. Равно как и Вика Наде. То есть выходило, что нечего и жалеть было Фокину, ведь она это заслужила?

– Боже! – вдруг озарило Вику, и она даже заговорила вслух. – Боже, а я ведь завидовала Фокиной, думала, её все любят. А у неё… А у неё даже подруги настоящей нет. И мне во сто раз больше повезло, потому что у меня есть Надя…

Вика между тем прошлась по набережной реки туда-обратно и собралась возвращаться домой. Свистнула Керри, убедилась, что собака со своими собачьими делами не забыла про хозяйку, и зашагала в обратном направлении.

Но зависть к Фокиной всё равно не уходила совсем. Лизка была красивой. В Лизку влюблялись парни. С точки зрения Вики, это было не важно, что Губин убежал, испугавшись «одиночных взрывов гранат». Важно было то, что он пришёл и остался у Фокиной. Он хотел быть с ней. Ведь Вика давно уже наблюдала неутихающую страсть Кости к Лизке. Как и страдания Женьки Ищенко. И нескончаемую дружбу-войну между парнями.

«Наверное, это было бы ужасно, если бы мы с Надей влюбились в одного парня», – вдруг подумала она. – «А ведь Костя с Женей давно уже соперничают за Фокину и как-то умудряются сохранить свою дружбу». Но чем больше Вика думала о дружбе парней, тем больше ей начинало казаться, что как-то всё это тоже мало походит на настоящую дружбу. Губин с Ищенко постоянно поддевали друг друга, а то и унижали и оскорбляли. Каждый из них пытался «опустить» другого, чтобы самому, пусть на миг, но оказаться круче, умнее, сильнее соперника. Вика вспомнила недавнюю сцену между ними, когда Губин выхватил у Ищенко телефон и стал на весь класс потешаться, зачитывая его эсэмэски, и ей стало противно.

«Как странно живут люди… – подумала Вика. – Они клянутся в любви и дружбе, а сами ненавидят друг друга. Сами только и стараются, что выставить другого идиотом, сделать больно. Зачем им такие отношения?..» Она вдруг поняла, что их дружный 9-й «Б», который совместно отмечал все праздники, постоянно устраивал вечеринки, дружный только в кавычках. Что Фокина хоть и королева, но её свита её же и ненавидит. Что Губин с Ищенко – скорее враги, чем друзья. Что все про всех сплетничают и только и ждут, чтобы другой опростоволосился и над ним можно было посмеяться.

– Боже! – второй раз озарило Вику. – А ведь я этим людям завидовала! Я хотела быть одной из них! «Где были мои мозги?!» – как спросила бы Надя. А правда, где?

Вика с Керри поднялась на лифте до своего этажа и вздрогнула. Входная дверь была приоткрыта… Но ведь мамы не могло быть дома! Вика осторожно заглянула в квартиру…

– Это я! – выпрыгнула ей навстречу Надя. – Я пораньше справилась с работой – у меня было сегодня немного адресов для доставки! – а потому пришла к тебе. Ты забыла телефон, и тебе было не дозвониться, но дома оказалась твоя мама – она заскочила на минутку за чем-то, не помню за чем – и впустила меня. Я согрела чаю. Давай срочно пить чай! У меня есть шоколадка!

– Хорошо, конечно… – немного растерянно согласилась Вика: ей почему-то вдруг стало не по себе от того факта, что подруга была у неё дома в её отсутствие.

– Так что насчёт мотофестиваля? Ты же так об этом мечтала! – спросила Надя. – Что-то я днём не увидела энтузиазма в твоих глазах.

Обе уселись за стол пить чай.

– Спасибо тебе, но я… Я не уверена, что у меня получится… Да и мотоцикла у меня всё равно нету…

– Конечно, получится! Я пойду с тобой, – и дальше Надя десять минут убеждала Вику, что стоит хотя бы попробовать.

В конце концов та согласилась:

– Ладно, убедила. Я попробую. Пойдём в комнату.

И они переместились из кухни в комнату. А в комнате Вика увидела… свой дневник на столе. А ведь она обычно убирала его в ящик стола! Страшная догадка озарила её. Вика кинулась к дневнику, вцепилась в него и с испугом обернулась к Наде.

– Да, я тоже хотела об этом поговорить, – с вызовом заявила та. – Ты ведь мне никогда ничего не рассказываешь, вот я и прочитала. Только у меня сомнения: это правда ты писала? Почерк – твой, а вот записи…

Вика онемела. Она хватала ртом воздух, но сказать ничего не могла. Ведь разве можно было – читать чужой дневник?! Самое секретное вызнать, прочитать, какая – она?.. Надя же, как ни в чём не бывало, продолжала:

– Вичка, ты такая умная, ты так здорово пишешь и даже стихи сочиняешь! Такие здоровские! Только… Только это как будто не ты. Ты же всё время только соглашаешься или говоришь «я не знаю», а сама никогда ничего не говоришь. Я думала, ты ничего не чувствуешь, ни о чём не думаешь. Кроме мотоциклов. А ты… Ты как будто не ты. Не знаю, как это выразить. У тебя столько всего внутри. И ты так похожа на меня. Я тут час, пока тебя не было, сидела и думала. Я ведь почти под каждым словом твоим могу подписаться. Только почему ты этого никогда не говоришь вслух? Почему мы с тобой никогда не говорим о том, как быть собой, где правда, что такое счастье, как быть с одиночеством? Почему мы с тобой всегда говорим о какой-то ерунде? Сплетничаем про одноклассников, перемываем косточки парням…

Вика молчала.

– Увидела твой дневник и снова разволновалась, – Надя улыбнулась. – Я ведь, прикинь, тоже такой одинокой себя чувствую. Почему? Ведь у меня же есть ты, а у тебя – я, почему же мы такие одинокие? Ты об этом не думала? Ведь наличие или отсутствие парней тут совсем ни при чём? Что ты молчишь? А давай поговорим о Фокиной. Ты ведь наверняка о ней думала. Ты всё ещё завидуешь ей, считаешь, что её все любят, или тебе стало понятно, как всё на самом деле? Я сегодня думала о разговоре Савельевой и Пономарёвой. Мне интересно, а что ты думаешь по этому поводу? Ты же всё время слушаешь меня, но ничего не говоришь, а теперь я поняла, что у тебя есть своё мнение. Что ты думаешь о Фокиной и её подружках?

– Ты прочитала мой дневник. Без спроса, – наконец, смогла что-то сказать Вика.

– Прости, так вышло. Мне стыдно, но и радостно. Зато я узнала, какая ты на самом деле! Сколько в тебе всего! А ты правда любишь Фролова? Ты так написала о нём… Вот здесь, – Надя открыла нужную страничку. —

«12.04. Я не знаю, что со мной, что во мне, что вокруг. Я не думаю о нём, как и обещала себе, но… Где-то глубоко внутри я чувствую, что люблю его. Я не могу себе запретить чувствовать. И не хочу…»

– Ты прочитала мой дневник.

– Я же уже извинилась.

– Уходи.

– Что?!

– Уходи. – Вика не смотрела на подругу.

– Ты с ума сошла? Никуда я не пойду! – испугалась Надя.

Вика молча открыла крышку проигрывателя, поставила на него пластинку из театра. В тишине, повисшей между бывшими подругами, отчётливо и громко раздались выстрелы и одиночные взрывы гранат.

Глава 13 Мотофестиваль

21.04.

«Друг – человек, мыслящий как ты, разделяющий твои взгляды, увлечения. Как частичка тебя самого. И понимает он тебя, как себя. Ему можно во всём признаться, как самому себе. В человеке внутри от рождения заложено некоторое истинное благородство, желание творить добро, равно как пить, есть, спать. Оно может быть притуплено, вытравлено обстановкой, в которой рос ребёнок, окружением, обстоятельствами. Но позже всё равно проявится, возьмёт своё. Это стремление столь велико, что постоянно толкает к людям: узнать их, понять, найти того единственного, слепленного Богом по одной с тобою мерке. И сначала оценить, зауважать, полюбить себя в нём, а потом и его целиком, бесстрашно, искренне, со всеми недостатками и слабостями, прощая которые, чувствуешь себя неизменно больше. В пургу, в гололёд, бросив свои дела, бежать к другу, падая, ушибаясь, и чем труднее путь – тем дороже его результат, тем дороже тебе друг. Что такое дружба, как не любовь? Любимая подруга, любимый друг – разве не так мы говорим, произносим? Но что делать, если подруга оказывается другой? Совсем не такой, как ты? Мерки у вас разные, разные размеры. Что делать тогда? Как понять, как принять, как простить? Кто может похвастаться, что имеет настоящего верного друга или подругу? Сколь многое должно совпасть! А времени искать нету. Одиночество подступает, душит по ночам. И цепляются люди за первого встречного, вовремя рассказавшего смешной анекдот. Цепляются за малость, привыкают, как лиана – ей всё равно, какое дерево обвивать. Нет чего-то большего – да и ладно; не одна вроде. Да и чтобы решиться оторвать от себя – сила нужна. Но есть люди – не такие, особенные, беспокойные, не желающие смириться, ищущие своё второе Я и безмерно страдающие. Обречённые на муку, не терпящие подлога и фальши. И не знающие, что именно они – счастливцы, именно им, безумцам и фантазёрам, свыше уготовано большее, великое, ни с чем не сравнимое счастье».

Прошло девять дней, а Вика так и не помирилась с Надей. Сидела за одной партой, разговаривала на бытовые темы, но каждый раз уходила рядом с бывшей подругой куда-то глубоко внутрь себя, разговаривала оттуда. Или как будто через стекло. Она боялась с Надей разговаривать об её поступке, о своём дневнике. Вика отчётливо понимала, что та не права, что без спросу прочитала чужие записи. Но повод ли это теперь не общаться с ней никогда, она не знала. Да и её больше беспокоило другое. Надя прочитала её записи. Её мысли, чувства. Она теперь знала, какая она – Вика Сорокина. Понравилась ли эта новая неизвестная ей Вика или нет?

Между тем время неумолимо подходило к двадцать шестому апреля. Дворы и дороги просохли, на газонах вовсю цвела мать-и-мачеха, пробивалась трава, а на деревьях набухали почки. На улицах появились первые мотоциклисты…

Вика понимала, что мотофестиваль, про который ей сказала Надя, это – её шанс получить водительское удостоверение, но… Вика боялась. Боялась, что она не сдаст ни правила дорожного движения, ни, как это называлось, площадку. И все будут смотреть на неё, девчонку! Не дачные тётушки, а крутые байкеры, которые не преминут посмеяться над ней.

Тем не менее, в субботу, двадцать шестого апреля, Вика вскочила ни свет ни заря. Она не могла спать! Она думала, думала, думала. О своей мечте, о том, как некстати разругалась с Надей, которая прибежала бы, убедила бы Вику, что у неё всё получится, взяла бы за шкирку и потащила бы в Вышний Наволок.

Поймав себя на этой мысли, Вика задумалась. А может быть, это было хорошо, что они с Надей – такие разные? Ведь если бы Надя была такая же нерешительная, как она сама, то Вика бы не встретилась с Геной Фроловым… Ведь если вдуматься, Надя столько всего делала для неё, а самое главное – внушала уверенность, что Вика и сама очень многое может сделать. И в этот момент домофон запиликал.

«Хоть бы это была Надя!» – взмолилась Вика, ведь подруга могла бы помочь ей поверить в себя… Но это была не Надя.

– Привет! – На пороге стоял Славка.

– Привет, – растерялась Вика. – Что-нибудь случилось?..

– Собирайся! Мы едем на мотофестиваль! – уверенно заявил Славка, по-хозяйски проходя на кухню. – У тебя есть полчаса на сборы. А я тут пока съем что-нибудь.

– Почему? Зачем?..

– Понимаешь, нет у меня денег совсем. На последние бензин залил. А там – въезд на мотике пятьсот рублей. Но! Внимание! Если за рулём парень. А если девчонка – то БЕСПЛАТНО. Так что до Вышнего Наволока я поведу, а там ты за руль сядешь, чтобы через ворота проехать. Круто я придумал? Ты ведь хочешь на мотофест?

– Я? Да… наверное.

Вика выслушала его, но осталась стоять столбом в прихожей. Всё складывалось удачно, но слишком стремительно и неожиданно для неё.

– О, чёрт! – вдруг выругался Славик, и Вика испугалась. – Я шлем второй не взял. Бли-ин! Да у меня и нету, у меня Витька одолжил…

Вика молча залезла в свой шкаф и вытащила подарок Нади. И поняла, что, что бы та ни сделала, она любила её всем сердцем.

«26–27 апреля пятый мотофестиваль «ПОЛНЫЙ ГАЗ!!!» Все к нам!» – Вика со Славиком проехали афишу, свернулина просёлочную дорогу, а потом поменялись местами. Три минуты – и они миновали въездные ворота и оказались на мероприятии.

Кругом были мотоциклы, мотоциклы, мотоциклы. А также – их владельцы и толпа зевак. Славка встретил каких-то своих знакомых, Вику оттеснили, и – хоп! – она моментально потеряла его в толпе. Он просто бросил её! «Конечно, кто я ему? Никто! Просто девочка, которая играет не в куколки, а в мотоциклики. Когда ему было плохо – прибежал поговорить, а сам даже с днём рождения меня не поздравил. И сегодня я ему была нужна лишь для того, чтобы бесплатно попасть на фестиваль. Использовал меня и бросил», – объяснила себе поведение Славки Вика и горестно вздохнула.

Между тем на одной из площадок началась шоу-программа – ведущий активно зазывал байкеров принять участие в конкурсах «Лучший самодельный мотоцикл», «Мотоантиквариат» и «Самый безумный байк». Немного подальше шла регистрация участников на мотокросс. От шума, музыки, людей, рёва двигателей мотоциклов Вика растерялась. Она кинулась в одну сторону, в другую… Как ни крути, а Славка был единственным, кого она здесь знала! А потому она решительно полезла в рюкзак, чтобы вызвонить парня, вцепиться в него и не отходить от него ни на шаг. Но… мобильника в кармашке не было. Хотя Вика отчётливо помнила, как, собираясь, она держала в голове «взять всё важное»! Однако, «всё важное» в данный момент исчерпывалось паспортом и кошельком.

Вике ничего не оставалось, как отправиться бродить от площадки к площадке, в попытке встретить Славку. Она посмотрела пару конкурсов, прошлась по торговым рядам с шашлыками и пивом, послушала у сцены, как настраивается рок-группа, которая должна была играть вечером, поприсутствовала на финише мотокросса, но Славку так нигде и не встретила. Настроение у неё было хуже некуда. И не только потому, что она среди общего праздника бродила одинокая, а ещё и потому, что ей так мучительно хотелось быть не простой зевакой, а полноправной участницей действа.

Мотоцикл! Как ей хотелось иметь свой мотоцикл! Пусть не антиквариат, не крутой «Харлей», не «самый безумный байк» – простой, без шансов на выигрыш в конкурсе, но её собственный. Тогда бы она была одной из них. Она бы со всеми познакомилась, она была бы для них – своей. Байкершей. Вике хотелось плакать, ведь мечта её была несбыточной. По крайней мере, в ближайшие несколько лет. И ещё ей хотелось немедленно удрать с чужого праздника, закрыться дома, спрятаться ото всех.

Между тем в своём броуновском движении Вика случайно дошла до площадки, где стояла машина ДПС и что-то активно обсуждали работники ГИБДД с организаторами фестиваля. И тут же ведущий объявил:

– Внимание! Начинаются экзамены на получение водительского удостоверения категории «А». Все желающие, кому исполнилось шестнадцать лет, могут подойти и попробовать пройти тесты.

Вика замерла. Ведь это был её шанс! Ведь она могла получить права, о которых так мечтала! Но настроение у неё было на нуле. «Зачем мне права, если у меня нет мотоцикла? – вздохнула она про себя. – Да и как мне сдать езду без мотоцикла?.. Я – просто глупая фантазёрка. Мне никогда не быть такой же, как они. Никогда я не буду байкершей. Я возомнила, что сказки и чудеса бывают, но пора снять розовые очки», – сказала она сама себе.

Между тем к машине ДПС стали стекаться подростки, желавшие получить вожделенное удостоверение. А Вика, напротив, грустно пошла прочь. И…

И вдруг кто-то цепко схватил её за руку:

– Куда?!!

Вика вздрогнула и, как баран на новые ворота, уставилась на Надю.

– Я так и знала, что ты приедешь, но в последний момент растеряешься. Давай забудем про ссору. Это ведь – твой шанс, твоя мечта! Пошли! – и подруга решительно потащила Вику к машине ДПС с криками: – Вот ещё одна желающая! Вика Сорокина! Срочно выдайте ей мотоцикл!

«Сейчас или никогда!» – решила Вика. – «Это – мой шанс, и я его использую!» Бравый сотрудник ГИБДД, улыбаясь и поглядывая на двух потешных девчонок, выдал Вике листки с тестом на знание ПДД. Два года Вика старательно заучивала правила, а потому уверенно ответила на все вопросы. Через минуту их уже проверили, и другой гибэдэдэшник поздравил её с тем, что она выполнила тест без ошибок. И ей выдали мотоцикл! Оказывается, всё было предусмотрено, и она зря боялась, что вождение ей будет сдавать не на чем.

– Удачи! – шепнула Надя.

Вика завела байк и уверенно проехала «змейку», другие упражнения… Потом кто-то крикнул «Чисто!», и Вику потащили в фургон ДПС, в котором её сфотографировали и забрали паспорт, сказав «Ждите!». И только тогда она с удивлением посмотрела на Надю:

– А что ты тут делаешь?!

– Как это что?! – возмутилась та. – Я из-за тебя семьсот рублей за вход от сердца оторвала, а ты меня спрашиваешь, что я тут делаю?! Могла бы хоть телефон взять с собой. А то я прибежала к тебе утром, чтобы за шкирку тебя притащить на фест, а тут – оп-пачки! – тебя нет дома. И я сюда поехала, гадая, тут ты или просто куда-нибудь удрала в своей печали. Слава богу, что я тебя нашла! Потому что ты сама бы ни за что не решилась сдать на права. А я тебя – знаю! И кто бы тебя заставил сделать это, как не я?

– Ты из-за меня сюда приехала?

– Конечно, потому что ты – моя подруга. И хватит на меня обижаться из-за дневника. Давай, наконец, поговорим об этом! Пойдём к торговым палаткам, чаю выпьем с пирожками.

Подружки взяли чаю и пирожков и уселись на деревянных лавках у стола.

– Прости меня, Вичка, я сама не знаю, что на меня нашло. Попался же мне на глаза твой дневник! – начала Надя. – Мне стыдно. Довольна? Хватит дуться. Я больше так не буду.

– Да ладно… – промямлила Вика: всё перепуталось у неё в голове, она не знала, что сказать и как себя вести, и только одно понимала ясно: она была рада видеть Надю и была ей благодарна за то, что та убедила её пройти экзамен.

– Зная тебя, я буду считать, что мои извинения приняты.

– Ну… да…

В конце концов, ну прочитала Надя её записи, узнала о том, что Вика пишет стихи, – и что? Что-то подсказывало Вике, что подруга не только не разочаровалась в ней, не только не перестала её любить, узнав, какая она, а наоборот, смотрела теперь на неё с восхищением. Как будто прочитав её мысли, Надя сказала:

– А стихи мне твои очень понравились. А я догадывалась, что из тебя выйдет хорошая поэтесса! Я в тебя верила. И вообще я… Я… Я тобой горжусь и восхищаюсь! Напиши, пожалуйста, стихотворение про меня, а?

– Спасибо, – растерялась Вика. – Конечно, напишу. А тебе правда понравилось?..

– Конечно. Не скрывай от меня больше свои стихи, ладно? Пообещай, что ты будешь мне их показывать!

– Я…

– Пообещай!

– А то что, сама тайком в дневнике прочитаешь? – не удержалась Вика.

– Фу! Нет! Просто… расстроюсь.

– Хорошо, конечно, я буду тебе показывать свои стихи. Только и ты пообещай мне, пожалуйста, что больше не будешь так активно влезать в мою жизнь?

– Я постараюсь. Я так люблю тебя, звезда моя! – и Надя кинулась на Вику с объятиями.

Вика никогда не видела свою подругу такой эмоциональной, а потому растерялась ещё больше. Неловко ответила на «обнимашки».

– Кстати, а как ты сюда попала?

Вика рассказала, как утром за ней неожиданно заехал Славик.

– О! Узнаю своего братца, – улыбнулась Надя. – Поиспользовать кого-нибудь в своих целях и бросить потом на произвол судьбы.

Вика вздохнула:

– А я думала, я ему друг…

– Да ладно, плюнь, всё равно он своё дело сделал – он доставил тебя сюда. Допивай чай и пошли, на сцене уже должно быть вручение водительских удостоверений!

– Водительское удостоверение категории «А» вручается… – на сцене, и правда, началось вручение. – Антону Гришину. Приветствуем начинающего байкера аплодисментами!

Вика замерла. Неужели это случится? Неужели сейчас вот так же назовут её фамилию, и она под аплодисменты получит водительское удостоверение?

– Водительское удостоверение категории «А» вручается Виктории Сорокиной!

«Права» оказались маленькой ламинированной бумажкой. С фотографии на Вику смотрела большими глазами напуганная девчонка, отдалённо похожая на неё. А с пространства перед сценой – Надя Ложкина и откуда-то вдруг появившийся Славик Ложкин. Оба они неистово били в ладоши, а Славик даже крикнул «Ура!».

Вика спустилась к ним. Внутри её всё ликовало: у неё было водительское удостоверение категории «А»!

– Поздравляем! – накинулись на неё Ложкины. – Ты стала байкершей!

Все трое долго обнимались и радовались. Пока Славик не сказал:

– Осталось только своим моциком обзавестись.

И Вика погрустнела. Ведь это была её та самая несбыточная мечта…

– И правда, зачем мне права, всё равно ездить не на чём… И непонятно, когда я смогу заработать на мотоцикл… – вздохнула она.

– Не надо тебе на него зарабатывать… – Славик хитро прищурился: – Идите за мной, – и повёл всех куда-то в кусты, рассказывая: – Мне Тролль крутой байк подогнал, ремонта там, конечно, много, но ничего, я сделаю. И он сказал, что я могу расплатиться, когда деньги будут. Так что я ва-аще счастлив. А ты… Я всегда вёл себя с тобой, как дурак. Знаешь, просто не верил, что девчонка может реально увлечься байками. Да и вообще я козел. Но внутри – совсем не такой, я – белый и пушистый. – Славик старательно растянул губы в улыбке.

Между тем они подошли к его мотоциклу на стоянке.

– Вика, я дарю тебе свой мотоцикл. Мне как-то на этом старье кататься уже несолидно. Держи, – и Славик передал не верящей в происходящее Вике документы. – А вот это – доверенность на управление. Всё, он твой. Хороших тебе дорог!

Глава 14 Признание

Славик, вручив ошеломлённой Вике свой мотоцикл, сделал ещё одно важное и доброе дело. Он вылез на сцену и крикнул в микрофон:

– Друзья! Одной прекрасной девушке срочно нужен в подарок какой-нибудь старенький мотоциклетный шлем! Вот той вот, в красной курточке! – и указал пальцем на Надю.

Надя растерялась, а Вика сообразила: у неё-то шлем есть, но как ей везти домой подругу без шлема? Однако не прошло и десяти минут, как к ним подошёл симпатичный парень в кожаной куртке с длинными чёрными волосами.

– Привет, это тебе, что ли? – он с любопытством уставился на Надю.

– Привет, да… Я… – почему-то растерялась та.

– Это – моя подруга! – неожиданно для себя спокойно вступила в разговор с незнакомым парнем Вика. – У меня шлем есть, – показала свой, – а у неё нет. А мне её домой везти.

«А мне её домой везти», – повторила мысленно Вика, и сердце её забилось часто-часто. Она сама – за рулём! – поедет в город, на своём мотоцикле с водительским удостоверением в кармане. И она повезёт пассажирку – ей нужно доставить до дома свою лучшую подругу, Надю Ложкину!

– Ну пойдёмте, – улыбнулся парень. – Кстати, меня зовут Андрей.

– Меня Вика, – представилась Вика, – а её – Надя.

Парень привёл их в палаточный лагерь и выдал Ложкиной видавший виды, но более-менее крепкий мотоциклетный шлем.

– А ты правда байкерша? – не унимался он, поглядывая на Вику. – А что у тебя за байк?

И они пообсуждали мотоциклы. Надя же почему-то молчала, как рыба, глядя либо себе под ноги, либо куда-то в сторону. Только когда взяла в руки шлем, глянула на парня и поблагодарила.

– А вы на рок-концерт останетесь? – спросил Андрей.

– Не знаю… Мы как-то ещё не думали, – ответила Вика.

Тогда Андрей посмотрел на Надю:

– Оставайся. Я сейчас сбегаю по делам и буду ждать вас справа у сцены, – и ушёл.

Подружки же, обе с мотоциклетными шлемами в руках, отправились выяснять, во сколько начинается рок-концерт. Вика искоса поглядывала на Надю, а потом не выдержала:

– Ты такая загадочная… О чём думаешь? Тебе Андрей понравился?

– Мне?! – испуганно переспросила Надя.

– Да ладно тебе. Всё же понятно.

– Ну да… Как ты думаешь, а я ему? А сколько ему лет? А кто он? А он правда будет ждать нас у сцены? – тут же засыпала Надя подругу вопросами.

– Думаю, будет ждать, – улыбнулась Вика. – Ты ему понравилась. Вот и пообщаемся с ним.

Они посмотрели конкурс на скоростное выпивание пива, а потом услышали первые гитарные аккорды и направились к сцене. Где их действительно поджидал Андрей. Выяснилось, что он – студент-первокурсник, учится на медфаке, обожает мотоциклы и собак, читает книги и ходит на выставки картин. Иными словами, чем больше он рассказывал про себя, тем восторженнее становился взгляд Нади. Вика почти не участвовала в разговоре, слушала их и радовалась. Казалось, что эти двое идеально подходят друг другу.

26.04.

«Сегодняшний день дал мне столько… Я поняла всё. Жизнь прекрасна! И я хочу, чтобы все это слышали: ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА!

1. Мечта – это твоя звезда, которая светит в темноте. Она ведёт тебя вперёд, несмотря ни на что. Она требует много сил, но она же и даёт силы, падая, вставать и подниматься дальше. Нельзя предавать свою мечту! Надо – через все страхи – идти к ней. Как отрицательно заряженные частицы тянутся к положительно заряженным частицам, как растения – к солнцу, как реки – в озёра – надо чувствовать это притяжение и следовать ему.

2. Подруга – это часть тебя. Ты же не можешь поругаться со своей ногой и делать вид, что её не существует. Подруга нужна для того, чтобы учиться прощать. Учиться объяснять, как ты хочешь, чтобы с тобой поступали, и как ты не хочешь. Учиться слушать и слышать. Учиться быть собой рядом с другим человеком. И чем больше человек рядом с тобой, тем и ты можешь скорее вырасти, стать собой.

3. Чудеса случаются, но только для тех, кто в них верит. Надо просто верить себе, своему сердцу, которое всегда приведёт тебя именно к тем людям, которые тебе нужны, именно в то место, где тебе нужно быть. Только чудеса надо готовить своими руками. Я два года учила ПДД, училась водить мотоцикл, и чудо случилось: у меня есть права! Чудо не случается в один миг, чуду требуется много труда.

4. Эта жизнь – это моя жизнь. И я её никому ни отдам. Я хочу быть собой! Долой дурацкие каблуки и коротенькие юбочки, долой одеваться как Фокина. Я – Вика Сорокина, я сама знаю, что и как мне носить. Мне не нужны одноклассники, которые презирают меня, пусть я – гадкий утёнок, но я расту, я уже вижу впереди свою лебединую стаю.

5. Мне не нужны парни. Мне не нужна их фальшивая любовь, с ложью, обманами, надеждами. Это слишком больно! Я хочу жить без боли. Прощай, Гена Фролов, ты – мне никто. У меня есть Надя, мама, Керри, мотоциклы и мои стихи. И мир, в котором полно любви. Я больше не позволю тебе делать мне больно! Потому что я уже не та прежняя Вика Сорокина, которая была ещё вчера. Я теперь – другая. Я могу быть уверенной в себе, я могу разговаривать с незнакомыми. Я вообще очень много всего могу. А любовь – это так, розовые сопельки. Любовь нужна Наде, но не мне».

Вика сидела с ногами в кресле и строчила в своём дневнике. В город она вернулась одна. Рациональная, серьёзная, спокойная и уравновешенная Надя потеряла голову настолько, что позвонила родителям и наврала, что ночует у Вики, а сама осталась в палаточном лагере с Андреем, который оказался знакомым Славки. «Мир сошёл с ума!» – улыбнулась про себя Вика, прощаясь с подругой.

Водить мотоцикл по городу оказалось совсем не то же самое, что водить мотоцикл по дачному кооперативу. Но Вика сделала это, она справилась! И с каждыми ста метрами, которые она преодолевала по городским дорогам, её вера в себя росла, крепла и, если так можно выразиться, расцветала. «Я еду по городу! Я это могу! Я знаю правила дорожного движения! Я умею ориентироваться на дороге! У меня получается!» – хотелось кричать Вике, но она сдерживалась, старалась не потерять контроль и не ослабить внимание.

А по приезде домой оказалось, что к мотоциклу должен прилагаться гараж, которого у неё не было; оставить же его на ночь во дворе было никак не возможно. Вика перепугалась – ведь она совершенно не знала, что делать, и ей не с кем было посоветоваться! – но потом быстро взяла себя в руки и сама – сама! – решила проблему. Она приехала на платную стоянку, заплатила сторожу и получила своё собственное место – место № 48. Вика чувствовала себя взрослой и сильной. Осталось только признаться во всём маме.

Но мамы дома, как обычно, не было, а потому Вика сидела с дневником на коленях и писала, писала, писала. Писала про себя, про Надю, про Славика, про дружбу и любовь, про мечту и чудо. Ей так не хватало рядом подруги, чтобы поговорить об этом!

– Вичка, но ведь я же лучше дневника, я же лучше, правда? Я ведь могу ответить, я могу помочь и утешить, я могу поделиться с тобой своим мнением, а он? Он молчит. Он – мёртвый, а я – живая! – днём пыталась убедить её подруга.

Но только сейчас, сейчас, как никогда ясно, Вика чувствовала, что Надя права. Надя была живой. С ней мог получиться диалог, обмен – те самые сообщающиеся сосуды, о которых писала Вика. «Мог получиться» – потому, что она больше не боялась. Надя прочитала, какая она, и не посмеялась, не бросила её, а, наоборот, восхитилась ею. Значит, можно больше не писать, а говорить вслух!

И тут на Вику накатило…

Она даже подскочила с кресла, пошла на кухню, включила чайник… А потом вернулась за дневником.

Вика перечитала текст и счастливо улыбнулась: она снова написала стихи! Старательно вывела сверху: «Посвящается Н. Л.». Посмотрела на часы – был час ночи. Но спать ей совершенно не хотелось. Ведь сегодня у неё был такой замечательный, такой ни на что не похожий день!..

– Я так счастлива, – не удержалась и вслух, обращаясь к собаке, высказалась Вика. – Так счастлива…

И Керри тут же кинулась к ней на коленки.

– У тебя не очень чистые лапки! – попротестовала для вида Вика, но с радостью втащила фокстерьершу к себе.

И вдруг запиликал её домофон. «Надя? Мама забыла ключ?» – мелькнуло у Вики в голове. Она вышла в прихожую и осторожно сняла трубку. Но там только раздался звук открываемой двери – кто-то выходящий уже впустил её гостя.

Вика замерла. Прослушала, как едет лифт. Потом шаги… В дверь позвонили. Вика открыла.

– Вика, я… я… – на пороге стоял Гена Фролов. – Я люблю тебя.

И с этими словами он решительно протиснулся в квартиру. Вика онемела: ей казалось, что удивительный день уже прошёл, но он и не думал заканчиваться.

– Выслушай меня. Я люблю тебя. Я – влюблённый идиот, который готов кричать о своей любви на весь подъезд, – с этими словами Гена решительно распахнул входную дверь и заорал: – Я люблю Вику Сорокину!

Вике же ничего не оставалось, как в испуге – час ночи! – втащить парня обратно.

– Я понял это. Давно. Только не мог признаться. Потому что я никогда ни в кого не влюблялся. Когда мы тогда пошли в кафе, это была затея Черемшина. Он потащил меня просто за компанию. Я, конечно, чего-то хотел, но…

Вика стояла ни жива ни мертва. Она уже совсем забыла о Фролове! Ну… Или почти совсем. Но в любом случае она ведь пришла к выводу, что вся эта «любовь» ей вовсе не нужна. Все эти походы в «Ложный пафос», разговоры при луне, признания. Признания! И тут вдруг до Вики дошло, что Гена Фролов ПРИЗНАЛСЯ ЕЙ В ЛЮБВИ. А ведь до этого ни один парень никогда не признавался ей в любви. А она так мечтала, чтобы однажды это случилось…

И вот это случилось. ЭТО СЛУЧИЛОСЬ. Вика слушала спутанную речь Генки и пыталась понять, что ей нужно или не нужно отвечать. Пыталась понять, что она чувствует, слушая эти самые заветные для любой девчонки слова. Но чувства как будто отключились. В голове крутились только слова, записанные ею с час назад в дневнике: Мне не нужны парни. Мне не нужна их фальшивая любовь, с ложью, обманами, надеждами. Это слишком больно!

И снова вспомнилась вся боль. Как Вика ждала Генку 8-го Марта, как гремел праздник у Фокиной, а она сидела в нарядном платье и ждала, ждала, ждала… Часы тикали, а он не приходил… А потом был её день рождения. И снова ей было больно, больно, больно, снова она ждала, ждала, ждала, а он – не приходил. Сколько раз должен предать девчонку парень, чтобы она, наконец, поняла, что больше ему верить нельзя? Сколько можно терпеть обман?

Но ведь всё, что умела Вика, это терпеть. Или нет? Мысли проносились в голове нестройным табуном туда-обратно. Надя говорит, не надо терпеть. Надо заявлять о себе, надо определяться со своими желаниями, добиваться своих целей, получать, что хочешь. Но чего хотела Вика? Большой и чистой любви? Но ведь никто не знает, что это такое, все её представляют себе по-разному. Чего она хотела вот от этого конкретного, стоящего перед ней парня?

Гена, между тем, вдохновенно продолжал:

– Ну, то есть ты мне сразу понравилась. Я ещё в школе смотрел на тебя, но сам бы никуда не пригласил. Не было у меня в клубе никаких девчонок, ни с кем я никогда не знакомился, ты – первая, с кем я стал общаться. До тебя я вообще боялся девчонок. Я не умею говорить. Я сочинял эту речь две недели. Ты сбрасывала мои звонки и не отвечала на сообщения «ВКонтакте». Я знаю, я виноват, а ты права. Мне было так стыдно, что я не пришёл поздравить тебя с днём рождения. Я просто испугался. И дело не в том, что мне важнее было пойти с Серёгой в клуб, вся проблема, что в клубе все просто, а с тобой наоборот – непросто. Я несу чушь, да?

– Да, – почему-то согласилась с ним Вика.

И оба, сбитые с толку, замерли.

Вика мучительно пыталась сообразить, что же всё-таки ему сказать. Что она его любит? Что она его не любит? Что ей вообще теперь наплевать на любовь, потому что у неё есть мотоцикл? Но разве мотоцикл может заменить отношения с парнем?

– Ну и что, что я несу чушь! – воинственно заявил Гена. – Я всё равно всё это тебе скажу! – и замолчал.

И тут на Вику, напротив, накинулись все чувства и сразу. Теперь она как будто потеряла способность размышлять. Она чувствовала и злость на Фролова, потому что он её обманывал, и симпатию к нему, и грусть от того, что это его объяснение произошло так не вовремя, не 8-го Марта или в её день рождения, когда она так этого ждала, и радость от того, что он всё-таки пришёл к ней, и страшную обиду, и чувство вины, и страх от того, что он – врёт, и тут же – страх от того, что он не врёт, что он правда её любит, а что теперь с этим делать, она не знает… И почему никто никогда не говорил, что любовь бывает – вот такая, когда чувствуешь всё сразу и не можешь понять, как себя вести?

– Ты… Ты – моя звёздочка. Я не думал, что так бывает. Я всё время думаю о тебе… – продолжал Гена.

– Знаешь, что? Знаешь?… – Вика решила выбрать самый простой вариант: удрать от любви подальше. – Оставь свой ложный пафос при себе!

– Что?..

– Ты меня прости, наверное… Но я… Мне… Мне хорошо и так. Мне не нужна любовь. Мне не нужны отношения. Мне никто не нужен. Мне хорошо одной… Или я это говорила? В общем… Короче… Уходи, наверное, потому что поздно. И… никогда не приходи больше.

– Ты хочешь, чтобы я ушёл? – дрогнувшим голосом переспросил Гена.

– Нет. Да! Может быть. Конечно! Что тут непонятного?

– Ну ладно… Это… Я пошёл. Пока.

– Пока, – и Вика, запутавшись в собственном замке, наконец, разобралась с дверью и распахнула её.

– Пока-пока…

– Пока.

И она захлопнула дверь.

Вернулась в комнату, села на кровать и заплакала.

Глава 15 Реванш

– Ну и правильно, – сказала Надя, выслушав Вику. – Если он тебя предал два раза – предаст и в третий. Я же всегда говорила: надо себя любить и ценить, и не бросаться на первого встречного парня. Вот я была одна столько лет, ждала своего единственного, и мне встретился Андрей, – и она по пятому кругу пустилась рассказывать, как прошли вечер и ночь после мотофестиваля.

Вика была рада за подругу. И она охотно верила, что сидеть с парнем своей мечты всю ночь у костра в палаточном лагере и петь песни под гитару – самое романтичное, что только можно придумать. Но в голове то и дело вспыхивали какие-то фразы Гены, которые вчера она толком не расслышала, но сегодня вспоминала целый день. «Потому что я никогда ни в кого не влюблялся». «Я знаю, я виноват, а ты права». «Я просто испугался».

«Я просто испугался…» Но ведь и она, Вика, тоже испугалась. Испугалась ещё тогда, когда, несмотря на то, что она сбежала из кафе, он написал ей, позвонил, пришёл. Он захотел с ней отношений! Они стали встречаться, и им так хорошо было вместе… Ей было хорошо с ним, но и страшно-страшно. Ведь чем ближе становится человек, тем больнее он может сделать…

– Надейка, я за тебя рада, но… – Вике впервые захотелось поговорить о себе, рассказать всё-всё не Керри, не дневнику, а живому человеку. – Но я не знаю, права ли я. Правильно ли я поступила. Всё произошло так неожиданно, так резко, что я испугалась. Я… Я боюсь отношений. Я боюсь, что кто-то станет мне близок. Что парень станет мне близок. Что я поверю в любовь, откроюсь, доверюсь ему, а он сделает мне больно.

– Я тоже боюсь, – пожала плечами Надя. – Мы все боимся.

– Как? И ты? И все?

– Да. Мы все боимся приближаться к кому-то. Подожди, подожди… – Надя задумалась. – Но ты ведь общаешься со мной, рассказываешь мне… Хотя, что ты мне рассказываешь? Ты мне мало рассказываешь, ты всё пишешь в дневник. Ты – такая закрытая, Вичка. Это всё – из-за страха?

– Да. Я… Я же всё время одна. Мне одной проще. А с людьми – страшно. Да и люди, ты же знаешь, ужасны, они только и стараются причинить боль. Вспомни одноклассников. Что я им сделала? Ничего! А они только и стараются, что ударить побольнее.

– Да выкинь ты их из головы! Они – просто дегенераты. А люди – не все такие. До фига в мире хороших людей. Я, например.

– Ты – да, – улыбнулась Вика. – А кто ещё?

– Твоя мама, мои родители… Славка! Славка, смотри, каким классным оказался – подарил тебе мотоцикл!

– Да, он – молодец. А Гена? Гена какой? Зачем он мне делал больно?

– Я не знаю, – пожала плечами Надя. – Мне кажется, у тебя страхов больше, чем у меня.

– Ты – такая бесстрашная! – вздохнула Вика.

– Да я тоже боюсь, просто меньше. Да, люди могут делать больно, но если мы сильные – мы выстоим и просто найдём себе других людей. Хороших и добрых.

– Ты – сильная, а я….

– А ты – нет? Не ври себе. Ты умеешь водить мотоцикл! Ты и физически сильная, и психологически. Ты добилась своей цели! Ты научилась ездить, ты сдала на права, ты проехала по городу вчера! Ты – моя героиня!

– Да? – удивилась Вика; почему-то она никогда не считала себя сильной, но теперь, услышав это от подруги, задумалась: – А ведь ты права… И почему я всё время считаю себя слабой?

– Ты сильная, уверенная в себе, ты… ты… Не знаю, как это сформулировать. Но тебе всё по плечу. И со страхами ты научишься справляться. Я же говорю, мы все боимся, но все и справляемся. А что делать? Такова жизнь.

– И я научусь не бояться людей?..

– И ты! – горячо заверила подругу Надя, а потом спросила: – Только я не поняла: так ты любишь Фролова, но испугалась, или не любишь и уверена, что он – врун и обманщик?

– Я не знаю…

– О! Твой любимый ответ. А ты подумай…

27.04. 00:00

«Кто придумал, что люди должны прятаться? Скрывать истинные чувства и порывы? Кто назвал это взрослостью, серьёзностью – кто? Будто в шубе летом. Раздеться бы! Ты приходил – я делала равнодушный вид. Хотелось звонить тебе – вдруг много возомнишь? Господи, как всё мелко, мелочно, смешно! Мы сильно отличаемся? О, как мы одинаковы! Каким образом ты угадал меня тогда, осенью, в школе? О чём я думала, соглашаясь прийти в «Ложный пафос»? Зачем бояться? Есть люди, которых от рождения отличает какая-то неприкаянность, оторванность и потому обречённость; они всегда С КРАЮ. Ты – такой же. И это – одна из причин, по которой мы не можем – боимся! – подойти друг к другу. Ты не можешь помочь мне, я не могу помочь тебе – всё равно что больным в больнице самим лечить друг друга. Но если мы так похожи – как мы можем потерять друг друга? А если я ошибаюсь? Цепляться всегда бесполезно… Как бы то ни было, не хочу, не хочу, не хочу больше притворяться! Хочу быть собой, единственно собой, всей собой. Чужая беззащитность делает беззащитным другого, открываясь, мы боимся, а вынесет ли нашу открытость тот, другой. Сейчас, когда мне шестнадцать, когда у меня есть мотоцикл и водительское удостоверение, когда всё во мне солнечно и цельно, когда вся я – это синее небо, эти голые деревья, эта весна, я оборачиваюсь в прошлое – век назад? – неужели это была я? Прости меня, прости, прости ещё раз. Как бы мне хотелось поделиться с тобой всем, что есть во мне сейчас… Мой милый, смешной мальчишка, да, мы такие, мы с краю, мы лишние. Конечно, всё это звучит глупо, противоречиво, смешно и банально, но иначе я не могу сказать. Есть глупости, которые делать необходимо. Есть люди, которых необходимо терять. Ты никогда не прочитаешь это письмо. Во мне сейчас всё солнечно и… И такая пустота под рукой…»

– отстучала по клавишам Вика, посмотрела на страничку Гены «ВКонтакте» и… И решительно закрыла файл «письмо ГФ». Вместо этого набрала в «Ворде» и отправила Наде стихотворение, которое посвятила ей, «Про шоколадку». Стихотворение, которое днём так и не осмелилась показать подруге.

В понедельник три первых урока отменили, чтобы устроить субботник; подразумевалось, что каждый класс должен убрать какую-то часть школьной территории. Подруги, как обычно, встретились во дворе, чтобы вместе отправиться на встречу с ненавистными одноклассничками. Всё было как всегда, кроме одного: Надя ненавязчиво помахивала мотоциклетным шлемом.

– А шлем тебе зачем? – не поняла Вика.

– Как зачем? Мы же не пешком идём в школу. У нас теперь есть мотоцикл, – пояснила Надя.

– Нет, что ты, зачем?.. – стала было открещиваться Вика, а потом… вдруг поняла, что она не хочет больше быть гадким утёнком – изо всех сил подделываться под одноклассников, старательно улыбаться мерзкой Фокиной. – Ты права! – обрадовалась она. – Я хочу быть собой! Собой! Байкершей!

– Ура!

Пока Вика поднималась по лестнице за своим шлемом и документами на мотоцикл, пока подружки сходили на стоянку, пока завелись и выехали – времени прошло с полчаса. А потому к школе они подъехали, когда их 9-й «Б» вяло ковырялся на газоне, собирая мусор. Услышав звук въезжающего на территорию школы мотоцикла, все с любопытством уставились на байкерш. Вика первая сняла шлем, позволив волосам эффектно рассыпаться по плечами. И счастливо рассмеялась: ведь это была её мечта! И вот, вот она реализовалась, неожиданно, чудом, сказочно-волшебным образом.

Их окружили. Первыми подтянулись парни.

– Вилка, ты, в натуре, это, ва-аще! – прыгал рядом Вовик Федорчук, мелкого роста, рыжий и конопатый.

– Твой байк? – стараясь делать равнодушный вид, спросил Костя Губин. – И чё, права есть?

– Сорокина, да ты, оказывается, крута! – не сдержался Женя Ищенко.

Досталось внимания и Наде.

– Ложка, а тебе шлем идёт… И ты – симпотная.

За парнями подтянулись и девчонки.

– Фи! – первая высказалась Фокина. – Мотоцикл – это не круто. То ли дело – «Субару», как у моего друга Димона.

Но парни её тут же загасили:

– Лизка, ты чё? Байк – это круто, это вообще круто! Ты просто тупая, раз не понимаешь!

– Парамонова, Савельева, а вы чё в восторге, вы чё, против меня, что ли? – обрушила гнев на свою свиту Фокина.

– Лизка, отвянь. Вилка с Ложкой правда всех уделали. Мы думали, они – тупые, а они – крутые! – высказались те и тут же пристали к подружкам: – А покатаете?

– У меня в выходные родители на дачу уезжают, я вечеринку хочу устроить, придёте? Приходите! – пригласил Ищенко.

Вика стояла рядом с мотоциклом, слушала, что-то отвечала… Вот и сбылась ещё одна мечта. Её перестали считать «тупой». Одноклассники, которые ещё вчера только и старались сделать подружкам какую-нибудь пакость, вдруг страстно полюбили их обеих. Их с Надей позвал на вечеринку Ищенко! Фокина, которой столько лет завидовала Вика, была окончательно повержена: свита свергла свою королеву с престола. Радовалась ли Вика? И да, и нет. Конечно, это было приятно. Конечно, она чувствовала себя отомщённой. Ведь теперь она могла решать, с кем ей дружить, а с кем нет, кого прокатить на мотоцикле, а кого нет, к кому пойти на вечеринку, а к кому нет. Даже больше! Она сама могла в любой день устроить у себя вечеринку и выбирать, как Фокина, кого позвать, а кого нет. Но…

Но Вика вдруг отчётливо поняла, что ей всё это не нужно. Что эти люди как были ей не интересны, так и остались. Что те, кто мог травить другого, потому что он – не такой, как они, не могут стать её друзьями. Что она по-прежнему хочет держаться от них подальше. И не нужно ей никакого реванша, никакой победы и мести. Она – Вика Сорокина. Она – сильная, смелая, уверенная в себе. У неё есть мотоцикл! Она умеет писать стихи! Ей не нужны лесть и фальшь. Ей нужны другие друзья.

Вика покосилась на Надю. Надя вроде бы радовалась вниманию, охотно отвечала на вопросы. Вика улыбнулась: если подруге это надо – пусть наслаждается. А самой же ей вдруг захотелось уехать куда-нибудь подальше. Промчаться по весеннему, солнечному городу. Побыть одной. Подумать, кто она и что хочет. Вика вдруг поняла, что ей всё равно, что субботник, что уроки. Она не боится учителей и завтра сможет внятно объяснить, почему прогуляла целый день.

– Надь, я поеду. Мне надо, – шепнула она подруге в ухо.

– Куда? – не поняла та.

– Я тебе вечером всё объясню.

– Удачи! – И Надя почему-то кинулась в кусты, вытаскивая телефон.

Вика пожала плечами и надела шлем.

– Всем пока! Убирайте мусор старательнее! – не удержалась она.

А одноклассники восприняли издёвку как ни в чём не бывало. Так и остались стоять толпой, восторженно глядя вслед. И только Женька Ищенко кинулся вдогонку.

– Вилка, Вика, стой, стой!

Вика остановилась, обернулась.

– Вика, ты такая, такая… крутая. Прокати меня! Давай умчимся с тобой!

Вика вспомнила странный поцелуй с Женькой. Но никаких чувств в душе не возникло. Вспомнилась Надя, которая так долго ей внушала: «Не кидайся на первого встречного! Выбирай парней!»

– Я тебе нравлюсь? А ты – ничё, ты мне нравишься, – заглянул ей в глаза Ищенко.

Вика была стопроцентно уверена, что парень, который столько лет издевался над девчонкой, называл её Поросёночком, не может измениться в один момент. Что он как был подлым и злобным, так им и останется.

– Ты мне не нравишься, – спокойно ответила она. – Отойди от мотоцикла, – и дала газу.

На душе у Вики тотчас стало легко-легко. Как же хорошо, оказывается, отказывать! Выбирать парней! Когда тому, кто столько лет обзывал тебя, можно легко сказать «ты мне не нравишься»! Даже несмотря на то, что вы целовались. Несмотря на то, что тебе очень хочется своего парня, отношений, любви. Как хорошо быть собой! Не на каблуках, чтобы понравится кому-то, а в удобной обуви. Не улыбаться тем, кого ненавидишь, а уехать от них подальше!

Вика выехала с дворовых территорий на широкий проспект. Она понятия не имела, куда едет, но уверенно переключилась на следующую передачу и поддала газу. Прочь, прочь ото лжи и фальши, прочь от тех, кто делает больно. Навстречу свободе и правде!

Серый асфальт сам бежал под колёса. На каждом новом светофоре, стоило ей подъехать, загорался зелёный свет. И Вика летела. Летела, как в своих снах, как в мечтах. Сильная, быстрая, смелая…

И вдруг рядом появился другой мотоциклист. Он догнал Вику, но обгонять не стал, пристроился рядом. Вика покосилась на него, и волна радости захлестнула её. Этот байкер был для неё своим. И она для него – своей. Они были равны. И оба – похожи. Они любили свободу и мотоциклы. Как же это, оказывается, радостно – встречать своих!

И тут байкер стал показывать ей знаками на обочину, приглашая остановиться. Сердце Вики забилось радостно и тревожно: что он хотел от неё, что хотел сказать? Любопытство пересилило страх, и она остановилась. Её загадочный спутник тоже заглушил двигатель. Снял шлем…

– Гена?! – сказать, что Вика удивилась, это не сказать ничего. – Это ты?!

– Это я. Я тоже удивлён, что ты – байкерша.

– Подожди, подожди… А как давно ты? А почему ты не говорил?

– Я думал, девчонке не интересно слушать про мотоциклы…

– Ты ничего не понимаешь в девчонках! – возмутилась Вика.

– А ты почему не говорила?

– Я? – И тут она растерялась. – Я думала… Это моя мечта. Я боялась сглазить.

– Я тебе говорил, что ты – глупая? Но я всё равно люблю тебя.

Вика онемела. Гена стоял и смотрел на неё во все глаза. Надо было что-то ответить.

– Я… Я же тебе всё сказала в субботу! Я не хочу отношений. Я тебя не люблю, – быстро сказала Вика, глядя себе под ноги.

– Есть люди, которых от рождения отличает какая-то неприкаянность, оторванность и потому обречённость; они всегда с краю. Ты – такая же, и это одна из причин, по которой мы боимся подойти друг к другу. Но если мы так похожи, как мы можем потерять друг друга?

Едва услышав первые слова, Вика вздрогнула, как от удара: откуда?! Откуда он знал эти слова?!

– Мне ночью Надя прислала твоё письмо, которое ты по ошибке отправила ей, – ответил Гена на незаданный вопрос и предложил: – Ну, признайся, Сорокина, ты же меня тоже любишь.

«Я же послала ей стихотворение про шоколадку! Или нет?! Как я могла ошибиться?! А Надька! Она же обещала мне больше не вмешиваться в мою жизнь!» – взвыла про себя Вика.

– А ведь я тебе в субботу поверил, поверил, что ты не любишь меня, и дал себе слово выкинуть тебя из головы, – тихо сказал Гена. – Скажи спасибо Ложкиной, что переслала мне письмо, рассказала про твою мотомечту и позвонила мне сегодня, чтобы я не дал тебе уехать неизвестно куда.

– Спасибо, – зачем-то сказала Вика, хотя Нади поблизости не было.

– Глупая, – сказал Гена и протянул ей ладонь.

Вика растерянно взяла его за руку. И вдруг поняла, что Гена не хватает её за руку, не «тянет куда-то» – нет в этом никакой привязи и никакого страха. Это она сама берёт его за руку. Она сама хочет идти дальше вместе с ним. «Интересно, можно ли ехать на мотоциклах, держась за руки?» – подумала Вика.

Они стояли, держались за руки, смотрели в глаза друг другу и улыбались.

Оглавление

Глава 1 Свидание

Глава 2 Вика Сорокина

Глава 3 Надя Ложкина

Глава 4 Одноклассники

Глава 5 Пластинка

Глава 6 Гена Фролов

Глава 7 8-е Марта

Глава 8 Женя Ищенко

Глава 9 Керри

Глава 10 15 марта

Глава 11 Вечеринка

Глава 12 Лизка Фокина

Глава 13 Мотофестиваль

Глава 14 Признание

Глава 15 Реванш