История Екатерины Второй в 3-х томах. Том 1 [Александр Густавович Брикнер] (pdf) читать онлайн

А.Г
Брикнер

ИСТОРИЯ

ЕКАТЕРИНЫ
ВТОРОЙ

ЕКАТЕРИНЫ
ВТОРОЙ

1

ББК 63.3(2)
Б87

Оформление художника
П. Сацкого

Оригинал-макет подготовлен
Гуманитарным центром «ЭЪФОф»

Б87

Брикнер А. Г.
История Екатерины Второй: В 3 т. Т. 1. — М.: ТЕРРА,
1996. — 256 с.: ил.

ISBN 5-85255-562-2 (т. 1)
ISBN 5-85255-756-0
Предлагаемое читателю произведение выдающегося русского историка
А Г. Брикнера (1834—1896) органично сочетает в себе тщательность автор­
ского отбора и организации исторического материала с высоким художе­
ственным уровнем и психологической точностью воссоздания личности
Екатерины Великой, глубоким знанием описываемой эпохи «просвещен­
ного абсолютизма».

Ь

0503000000-269
Без объявл.
А30(03)-96

ISBN 5-85255-562-2 (т. 1)
ISBN 5-85255-756-0

ББК 63.3(2)
©Издательский центр
«ТЕРРА», 1996

Екатерина II

ВВЕДЕНИЕ
оссия, до царствования Петра Великого имевшая мало
общего с Западом, сделалась при этом великом государе
членом европейского семейства государств, Московское
царство превратилось в великую державу. Благодаря необычай­
ной и неутомимой деятельности гениального преобразователя та­
кой переворот совершился чрезвычайно быстро и успешно.
Более ясно и отчетливо, нежели его предшественники, Петр со­
знавал необходимость сближения с Западом. Понимание нужд
государства в нем было тесно связано с необыкновенной силой
воли. Принимая на себя полную ответственность за все ново­
введения и перемены в государственном организме, он должен
был придать своему царствованию характер неумолимо строгой
диктатуры. Не мудрено, что подданные царя, не постигавшие
значения его реформ, неохотно подчинялись воле грозного по­
велителя. Неограниченный деспотизм царя, жесткие меры, кру­
тые приемы не могли не казаться народу тяжелым бременем.
Трудно было в то время оценить услугу, оказанную Петром Рос­
сии.
И на Западе у современников мы не находим справедливой
оценки преобразовательной деятельности московского царя,
превратившегося во всероссийского императора. Почти всюду
было заметно некоторое неудовольствие по поводу того веса, ко­
торый приобрела Россия при Петре в области общеевропейской

Р

8

А. Г. БРИННЕР

политики. Многочисленные и могущественные противники Рос­
сии питали надежду на упадок России вслед за кончиною Пет­
ра. Многие считали весьма вероятным превращение России
вновь в азиатскую державу, по крайней мере лишение ее того
значения, которое она приобрела в делах общеевропейских.
Все такого рода предположения оказались ошибочными. Со­
бытия последующего за смертью Петра времени заключали в себе
доказательство, что судьбы народов не могут зависеть от меры
гениальности отдельных исторических лиц, а, скорее, должны
считаться результатом идей в массах, плодом общечеловеческого
развития. Россия не могла лишиться тех выгод, которые явля­
лись выражением общего хода ее исторического прогресса, не­
зависимо от индивидуальных стремлений и мыслей Петра.
Поворот к Западу не был новостью в то время, когда он начал
управлять государством. Направление движения России было
указано событиями, совершившимися до вступления Петра на
престол Московского государства. Самое движение России в ука­
занном ей общим ходом дел направлении шло особенно быстро
при этом государе. Можно было считать вероятным, что наслед­
ники Петра не будут иметь подобных успехов, что при них дви­
жение государства окажется гораздо медленнее; однако не было
никакого основания надеяться на застой или хотя бы на неко­
торый успех реакционного движения против реформы Петра.
Время, следовавшее за кончиною великого преобразователя,
не может быть названо эпохой реакции. Оно может считаться пе­
риодом отдыха, сильного утомления. Нелегко было заменить
энергию и способности Петра. Особенно чувствительным оказал­
ся в это время недостаток в политических учреждениях, которые
могли бы, независимо от возраста, пола и способностей царству­
ющего лица, обеспечить дальнейшее развитие государства и об­
щества. Даже не существовало закона о престолонаследии,
определения на случай назначения регентства. В каждом случае
вопрос о том, кому занять престол, решался как бы случайно,
благодаря первенствующему влиянию той или другой придворной
партии, того или другого отличавшегося смелостью и честолюби­
ем царедворца. Весьма часто бразды правления являлись ябло­
ком раздора в борьбе между разными лицами и приверженцами

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

9

разных представителей царствующего дома. На протяжении не­
многих лет несколько царствований быстро следовали одно за
другим. Порой царствование коронованных лиц было лишь номи­
нальным. Могущественные министры своим временным влиянием
заменяли настоящую власть государей. Временщики делались
иногда жертвами крупных переворотов. В царствование императ­
рицы Екатерины I настоящим государем был Меншиков; при ма­
лолетнем Петре II указывали на Остермана как на фактического
императора; Бирон неограниченно управлял делами при Анне. В
отчаянной борьбе за власть и влияние мало обращалось внимания
на выгоды государства и на благосостояние народа. Временщики
более мечтали о своих интересах, нежели о славе и могуществе
России. Стремление к целям честолюбия иногда, впрочем, пре­
вращалось в борьбу за существование. Перемены на престоле,
министерские кризисы в это время в России были весьма часто
сопряжены с ужасными катастрофами в жизни отдельных высо­
копоставленных лиц. Нередко вельможи, только что управляв­
шие государством, управлявшие в роскоши и богатстве, имевшие
влияние на общеевропейские дела, вдруг превращались в подсу­
димых, делались государственными преступниками и оканчивали
свою жизнь на эшафоте или в опале и ссылке. Довольно часто
государственные сановники, полководцы, фавориты гибли неожи­
данно после более или менее краткой эпохи блеска, могущества и
«фавора*. При отсутствии настоящей борьбы противоположных по­
литических убеждений имели простор личная ненависть, месть и
ожесточение придворных противников, старавшихся погубить друг
друга. Не было и в самих потомках Петра, занимавших престол
после него, до 1762 года, ни стремления к высоким целям, ни за­
мечательных способностей.
При столь печальном состоянии России в это время нельзя бы­
ло удивляться возраставшему влиянию на нее других держав. Не
встречая в России самостоятельной политической программы,
сильной воли и способности к независимым действиям, западно­
европейские державы пользовались этим для достижения своих
целей. Бывали случаи вмешательства иностранных правительств
в дела России. Особенное внимание обращалось заграницею на
вопросы престолонаследия; иностранные дипломаты при русском

10

А. Г. БРИКНЕР

дворе иногда старались содействовать их решению. Отсутствие
закона о престолонаследии, недостаток в учреждениях государст­
венного права давали полный простор подобному вмешательству.
Россия стала походить на Швецию и на Польшу, где не прекра­
щались козни иностранных дипломатов, путем подкупа и всевоз­
можными средствами агитации участвовавших в решении
важнейших вопросов. Как Польша или Швеция, так и Россия
подчас становилась яблоком раздора между европейскими держа­
вами. Не раз случалось, что иностранные дипломаты при реше­
нии вопросов о замещении престола, или о назначении
наследства, или о мире и войне приписывали себе важную роль и
самолюбиво указывали на свое влияние. Так, например, голш­
тинский дипломат Бассевич гордился своим участием в деле воца­
рения императрицы Екатерины в 1725 году; так, к концу
царствования этой государыни, при решении вопроса о престоло­
наследии в пользу Петра II, имели некоторое значение австрий­
ские деньги; так, в 1730 году, по случаю воцарения императрицы
Анны Иоанновны, датский резидент хвалился успехом своих про­
исков, клонившихся к исключению из списка кандидатов герцога
Голштинского Петра Федоровича; так, шведский и французский
дипломаты играли некоторую роль при воцарении Елизаветы
Петровны; так, во время царствования последней, Англия не без
успеха старалась подкупить Бестужева, и проч. Подобные случаи
вмешательства иностранных держав в русские дела были немыс­
лимы в царствование Петра Великого; они оказались невозмож­
ными и после вступления на престол Екатерины II.
Однако Россия в эту эпоху, от 1725 до 1762 года, оставалась
первоклассною державою. В делах общеевропейской политики
некоторые государственные люди, например Остерман, Миних,
Бестужев, обнаруживали редкие способности в дипломатическом
искусстве. Другие державы довольно часто должны были прини­
мать в соображение намерения и желания этих сановников. В во­
сточном вопросе Россия при Анне Иоанновне обнаруживала
необычайную силу и энергию; в этом отношении Миних следовал
примеру Петра Великого. Участие России в Семилетней войне
при Елизавете свидетельствовало о громадном значении для дру­
гих держав дружбы или нерасположения России. Франция, дол­

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

11

гое время остававшаяся равнодушной к России или даже дейст­
вовавшая против нее враждебно, около половины XVIII века
считала для себя выгодным искать расположения России, меч­
тать о союзе с нею. Русские дипломаты в Швеции имели весьма
сильное влияние на дела этого государства. Англия употребляла
чрезвычайные усилия для того, чтобы не лишиться расположения
России. Положение Польши, благодаря перевесу России, стано­
вилось безнадежным.
Несмотря на разные затруднения, русский двор не переставал
отличаться блеском и пышностью. Высшие слои общества, сде­
лавшиеся при Петре Великом питомцами западноевропейской
цивилизации, не переставали и после того находиться под влия­
нием прйемов общежития германских и романских народов. Ма­
ло того, влияние нравов и обычаев, литературы и науки Запада
на Россию постепенно усиливалось во время царствований преем­
ников Петра. Даже временное перенесение столицы из Петербур­
га в Москву не могло изменить западноевропейского характера
двора и высшего общества, оставшихся верными началам корен­
ной перемены, происшедшей в царствование великого преобразо­
вателя. Сношения России с Западом становились все более и
более оживленными. Постепенно увеличивалось число русских
путешественников в чужих краях. В особенности Париж был в
это время весьма часто целью поездок русских за границу. Уси­
ливалось влияние французской литературы, французского искус­
ства на умственный кругозор высшего русского общества. В эпоху
Петра Великого Франция в этом отношении почти не имела вовсе
значения для России, между тем как Германия, Голландия и Анг­
лия были школою русских, отправлявшихся за границу. Теперь же
русские стали отличаться необычайною восприимчивостью к нача­
лам французского просвещения.
Во Франции в это время, при быстром политическом упадке,
при неизбежном разложении, которое повело к ужасному кри­
зису 1789 года, господствовала оппозиционная литература; меж­
ду знаменитостями в области французской словесности и
некоторыми представителями русского общества завязались коекакие сношения: личное знакомство, переписка. В некоторых
случаях русские вельможи играли пред французскими знамени-

12

А.Г. БРИКНЕР

гостями роль меценатов; они посещали наиболее выдававшиеся
парижские салоны; они владели французским языком не хуже
самих французов. Находясь под влиянием утонченности фран­
цузских приемов общежития, русские оказались более способ­
ными учениками, чем они были на голландских и английских
верфях и в тех мастерских, в которых должны были трудиться
по воле Петра Великого. Нехотя превратившись сперва в мат­
росов и корабельных плотников, они теперь по собственному
желанию наслаждались беседами с французскими публициста­
ми. Энциклопедическое образование давалось русским легко: не
сделавшись при Петре немцами, голландцами и англичанами,
русские после Петра обнаруживали некоторую способность пре­
вращаться в полуфранцузов.
Нельзя сказать, чтобы такого рода успехи в развитии вЬтсших
слоев русского общества шли рука об руку с успехами в области
политического образования и политической опытности. Частные
интересы всегда оставались на первом плане; для большинства
не было случаев к участию в делах, к развитию патриотизма,
к практическому применению общих политических идей. Все
это не соответствовало ни преданию, ни наклонностям русского
общества. Главною чертою отношения последнего к государству,
к правительству оставалась некоторая пассивность, некоторое
равнодушие. К тому же и мелочность придворных интриг, пре­
обладание личных соображений, не дававших простора разви­
тию общих мыслей и теорий, не благоприятствовали
политическому развитию русского общества, не могли внушить
ему желания участвовать в занятиях делами. Кто не имел воз­
можности разыгрывать какую-нибудь роль в придворной жизни,
тот легко довольствовался ролью праздного зрителя. Настоящее
политическое честолюбие являлось лишь весьма редким исклю­
чением: гласности не было, обсуждение политических вопросов
в литературе оказывалось делом невозможным. Правда, в 1730
году, по случаю воцарения императрицы Анны Иоанновны, бы­
ло заметно некоторое участие со стороны разных групп русского
общества в решении самых важных политических вопросов, од­
нако прения, имевшие целью ограничение монархической вла­
сти, создание нового государственного строя, оказываются

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

13

каким-то странным исключением, внезапно явившимся и быст­
ро исчезнувшим случаем. Мысль о подражании в области госу­
дарственного права Польше, Швеции или Англии производит на
нас скорее впечатление неопасного припадка острой болезни,
нежели регулярного отправления общественного и государствен­
ного организма России. Событие 1730 года поэтому имело
смысл лишь малозначащего эпизода. Дуализм между государст­
вом и обществом, между правительством и подданными, между
начальством и публикою оставался в полной силе.
В то же время события, происходившие в центре, при дворе,
не могли не обращать на себя самого оживленного внимания
всех сословий. Эти события отличались разнообразием, быстро­
тою перемен, драматическими эффектами, представляли собою
потрясающие крайности счастья и горя, богатства и бедности,
величия и ничтожества, славы и позора, неги и страдания. Ека­
терина I, женщина самого скромного происхождения, занимав­
шая некоторое время место подруги царя Петра и сделавшаяся
затем его женою, его другом, вступает после него на престол,
формально не имея на то законного права. Права дочерей ее и
Петра, Анны и Елизаветы, нарушаются назначением наследни­
ком престола сына погибшего ужасной смертью в Петропавлов­
ской крепости царевича Алексея Петровича. Первая невеста
Петра II, дочь Меншикова, была отправлена в Сибирь; вторую
невесту юного государя, княжну Долгорукую, о воцарении ко­
торой мечтали ее родственники, постигла та же участь. Внезап­
ная кончина царственного отрока в 1730 году застигла
государство врасплох. Престол оказался праздным; было не­
сколько кандидатов. То обстоятельство, однако, что вовсе не
было речи о правах прямых потомков Петра Великого, о кан­
дидатуре сына Анны Петровны, герцога Карла-Петра-Ульриха
Голштинского, о кандидатуре Елизаветы, то обстоятельство, что
выбор пал на Анну Иоанновну, причем опять-таки не было об­
ращено внимания на права ее старшей сестры, герцогини Мек­
ленбургской, свидетельствовало о полнейшем отсутствии
каких-либо законных определений в отношении престолонасле­
дия. Важный вопрос о замещении престола оказывается делом
случая и какою-то азартною игрою.

14

А. Г. БРИКНЕР

При таких обстоятельствах престол постоянно был окружен
опасностями. Удержаться на престоле оказывалось делом чуть
ли не более трудным, чем овладеть им. Скромная роль, которую
играла Елизавета Петровна во время царствования Анны Иоан­
новны, не возбуждала опасений императрицы относительно кан­
дидатуры дочери Петра Великого. Зато она охотно желала бы
избавиться от принца Карла-Петра-Ульриха Голштинского.
Вспоминая о нем, она говорила: «Чертушка в Голштинии еще
живет»1. Прямые потомки Петра долго не пользовались правом
престолонаследия. Анна Иоанновна назначила себе преемником
сына своей племянницы, герцогини Брауншвейгской Анны Ле­
опольдовны, Иоанна Антоновича, родившегося в 1739 году.
Таким образом, и при этом случае не было речи о правах Ели­
заветы и ее племянника, герцога Голштинского. С их стороны,
впрочем, и не последовало никакого заявления о каких-либо
притязаниях. Царствование юного императора Иоанна Антоно­
вича казалось обеспеченным; регентом сделался Бирон; затем,
после падения курляндского герцога, Анна Леопольдовна сдела­
лась правительницею. И она, как императрица Анна Иоаннов­
на, опасалась совместничества «чертушки в Киле», Петра
Федоровича, не обращая внимания на гораздо большую опас­
ность, грозившую ей и ее семейству со стороны Елизаветы Пет­
ровны. В то самое время, когда она мечтала о том, чтобы,
воспользовавшись несовершеннолетием сына, сделаться импе­
ратрицею, она стала жертвою государственного переворота.
Брауншвейгские принцы были отправлены в ссылку, на престол
вступила дочь Петра Великого.
Но и в первое время своего царствования императрица Елиза­
вета опасалась претендентов: Брауншвейгских принцев и молодо­
го герцога Голштинского. Опасения относительно Иоанна
Антоновича и его родственников повлекли за собою содержание
несчастного семейства в тесном заключении. В отношении же
кандидатуры Петра Федоровича было продумано иное средство
для устранения грозившей с его стороны опасности: то было фор1 Записки Штелина об императоре Петре III в «Чтениях Москов­
ского общества истории и древностей», 1866, IV, Смесь, 72.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

15

мяльное признание его прав, приглашение его в Россию и назна­
чение наследником престола.
Образ действий императрицы при этом случае свидетельствует
о затруднениях, с которыми она боролась в первое время своего
царствования. Саксонский дипломат Пецольд доносил своему
двору 19 ноября 1742 года: «Дело это велось до последнего ча­
са так тайно, что ни правительствующий Сенат, ни вице-канц­
лер не имели о нем ни малейших предварительных сведений. Из
всего этого можно заключить, что ближайшею причиною такой
поспешности и скрытности было возрастающее внутреннее неу­
довольствие, для превращения которого сочли самым лучшим
средством неожиданно представить народу наследника престола.
Достигнется ли та цель, покажет время, но теперь событие это
вызывает скорее притворную, чем неподдельную радость»1.
Нужно было спешить с решением вопроса о престолонаследии
еще потому, что Иоанн Антонович в это время казался опасным
претендентом; был составлен заговор с целью захватить и умер­
твить Елизавету и ее племянника и возвести на престол сверг­
нутого Иоанна Антоновича*
2. Заговор был открыт, преступники
наказаны. Однако вообще в то время не считали вероятным,
чтобы Елизавета Петровна долго удержалась на престоле.
И за границею придавали особенное значение той опасности,
которая грозила императрице со стороны брауншвейгской фа­
милии. Так, например, Фридрих II в августе 1743 года совето­
вал Елизавете, ради собственной безопасности, разлучить членов
несчастного семейства, заключить бывшую правительницу, Анну
Леопольдовну, в монастырь, отправить бывшего императора,
Иоанна Антоновича, в Сибирь, а герцога Антона Ульриха отпу­
стить в Германию. Прусский король, в то время хлопотавший
о женитьбе Петра Федоровича, заявил даже, что успех этого
дела должен обусловливаться принятием строгих мер против
брауншвейгского семейства3.
^Сборник Исторического общества», VI, 463.
2Соловьев. »История России», XXI, 200.
3Droysen. «Geschichte der preussischen Politik», V, 2, 152 и 153.

16

А. Г. БРИКНЕР

Герцог Голштинский в то время считался как бы средством
обеспечения царствования Елизаветы. Когда он в декабре 1743
года заболел весьма опасно, императрица горько плакала и бы­
ла в отчаянии. Ближайшие советники ее, Лесток и Брюммер,
ожидали, в случае кончины наследника престола, страшной
опасности для императрицы. Даже возникло предположение, в
случае смерти Петра Федоровича отправить несчастное браун­
швейгское семейство в Пруссию, предоставить воспитание
Иоанна Антоновича Фридриху II и назначить бывшего импера­
тора наследником престола в России1. Петр Федорович выздо­
ровел, и намерения относительно освобождения из заключения
брауншвейгского семейства были оставлены. Появление подо­
бных проектов бесспорно свидетельствует о шаткости положе­
ния, в котором находилась Елизавета.
Так называемый заговор Ботты тоже заключал в себе дока­
зательство непрочности престола императрицы. И в этом случае
можно было видеть, что у брауншвейгской фамилии были при­
верженцы: с разных сторон появлялись слухи о предстоявшей в
ближайшем будущем важной перемене, о готовившихся покуше­
ниях на жизнь Елизаветы и проч.2
В такое тревожное время вопрос о женитьбе наследника пре­
стола должен был иметь весьма важное значение. Сама импе­
ратрица не думала о браке, не надеясь на прямых потомков.
Тем более мысль о браке Петра Федоровича занимала императ­
рицу. Назначение герцога Голштинского наследником престола
считалось средством упрочения его. Рождение наследника у на­
следника могло быть обеспечением будущности государства.
Тогда-то была вызвана в Россию принцесса Ангальт-Цербстская София-Фредерика-Августа. В 1744 году никому не прихо­
дило на мысль, что Екатерине было суждено сделаться
самодержавной русской государыней.

1 Droysen, V, 2, 180.
2Там же, V, 2, 191.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Путь к престолу

ГЛАВА I

До брака

мператрица Екатерина в позднейшее время охотно вспо­
минала и в шутливом тоне говорила о той сравнительно
скромной обстановке, в которой она, бывшая принцесса
Ангальт-Цербстская София-Фредерика-Августа, родилась (21 ап
реля ст. ст., или 1 мая н. ст., 1729 года) и выросла в Штетине
как дочь губернатора этого города, принца Христиана-Августа
и принцессы Иоганны-Елизаветы, происходившей из Голштин­
ского дома и бывшей, таким образом, в довольно близком род­
стве с великим князем Петром Федоровичем1.
Граф Д.Н. Блудов рассказывал, что ему, при разборе архива
Зимнего дворца, случилось читать неизданную собственноруч
ную, писанную Екатериной II на французском языке тетрадь, по­
священную ее приятельнице,
графине П.А.
Брюс,
и
содержавшую в себе подробные ее рассказы о своем рождении и
вообще о жизни ее до приезда в Россию2. К сожалению, эта тет­
радь, кажется, потеряна. В изданных Герценом «Записках Екате­
рины» почти ничего не сказано о молодости ее до приезда в
Россию. Зато она в письмах к разным лицам неоднократно упо­
минает о многих чертах своей жизни в Германии до 1744 года.

И

^м. подробности в моей статье «Жизнь Петра III до вступления
на престол» в «Русском Вестнике», 1883, № 1, 184 и след.
2«Осьмнадцатый век», I, 8.

20

А.Г. БРИКНЕР

Узнав в 1776 году о намерении барона Гримма посетить Ште­
тин, Екатерина писала ему в веселом расположении духа: ♦За­
чем вам Штетин? Вы никого там не застанете в живых, одного
разве Лорана, дряхлого старика, который в молодости был ни­
чтожеством; но если вы не можете освободиться от этой охоты,
так знайте, что я родилась в доме Грейфенгейма1, в Мариин­
ском приходе, что я жила и воспитывалась в угловой части зам­
ка и занимала наверху три комнаты со сводами, возле церкви,
что в углу. Колокольня была возле моей спальни. Там учила
меня мамзель Кардель и делал мне испытания (Prufungen) г-н
Вагнер. Через весь этот флигель, по два или по три раза в день,
я ходила, подпрыгивая, к матушке, жившей на другом конце.
Впрочем, не вижу в том ничего занимательного; разве, может
быть, вы полагаете, что местность что-нибудь значит и имеет
влияние на произведение сносных императриц. В таком случае
вам надо предложить прусскому королю, чтобы он завел там
школу или рассадник в этом вкусе» и проч. В другом письме
сказано: «Вы увидите, что со временем станут ездить в Штетин
на ловлю принцесс, и в этом городе появятся караваны послан­
ников, которые будут там собираться, как за Шпицбергеном ки­
толовы», и проч/
Несколько раз Екатерина упоминает о своей воспитательнице
г-же Кардель. Считая свое первоначальное образование далеко
не полным, она однажды заметила: «Что делать? — г-жа Кар­
дель не могла выучить меня лучше». Другой раз она писала:
«Мамзель Кардель и г-н Вагнер имели дело с непутною головою,
которая все, что ей говорили, принимала навыворот». Мы узна­
ем, что наставница Екатерины была хорошо знакома с литера­
турой, что «кроме разных наук, она знала как свои пять
пальцев всякие комедии и трагедии», что «она знала почти все,
ничему не учившись, почти так же, как ее воспитанница».
«Кардель была умная женщина», — пишет Екатерина; в другом*2
!() доме, где родилась Екатерина, см. статью Пички (Pitschky)
«Die Sammlung russischer Denkmunzen in Stettin» в журнале «Baltische
Studien», 32, kh. 3 и 4. Штетин, 1882, 338 и след.
2«Сб. Исторического общества», XXIII, 51 и 55.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

21

месте она рассказывает, что г-жа Кардель заставляла ее читать
комедии Мольера. Своего наставника Вагнера Екатерина назы­
вала дураком и скучным педантом. В числе других педагогов
упоминается учитель чистописания Лоран, кальвинист, фран­
цузский эмигрант, о котором Екатерина писала к Гримму в
1775 году. «Хотя он был дурак, но недаром брал деньги за уро­
ки каллиграфии». Учителем музыки был некто Реллиг, и о нем
писала Екатерина к Гримму в шутливом тоне12
. О какой-то гра­
фине Вахтмейстер Екатерина рассказывала в 1766 году: «Двад­
цать два года тому назад она бранила меня за то, что я не
убирала моих волос»2.
Нельзя сомневаться в том, что мать Екатерины мало заботи­
лась о ее воспитании. Вот что Екатерина рассказывает, упоми­
ная о приезде в Гамбург графа Гилленборга: «Это был человек
очень умный, уже не молодой и очень уважаемый моею матуш­
кой. Во мне он оставил признательное воспоминание, потому
что в Гамбурге, видя, что матушка мало или почти вовсе не
занималась мною, он говорил ей, что она напрасно не обращает
на меня внимание, что я дитя выше лет моих и что у меня фи­
лософское расположение ума»3.
Екатерина не всегда жила в Штетине, а иногда бывала и
в других местах: в Эйтане, в Гамбурге, в Брауншвейге, в Щер­
бете и в Берлине. В 1739 году, в Эйтине, куда съехались раз­
ные члены Голштинского дома, она в первый раз видела
своего двоюродного брата, будущего жениха и мужа, Петра
Федоровича4. В Брауншвейге, где жила ее бабка, герцогиня
Вольфенбюттельская, она брала уроки закона Божия у люте­
ранского пастора Дове5. Там же, в 1742 или 1743 году, один
каноник, упражняющийся в предсказаниях и хиромантии, ска1 «Сб. Исторического общества», XXIII, 12, 18, 20, 50, 68, 78, 88.
2Там же, X, 106. Письмо к г-же Бьельке.
З«3аписки Екатерины», Лондон, 1859. 20.
4Там же, 4, 26.
5 «Die merkwurdige Lebensgeschichte Peters des Dritten». Leipzig,
1733, 135.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

21

месте она рассказывает, что г-жа Кардель заставляла ее читать
комедии Мольера. Своего наставника Вагнера Екатерина назы­
вала дураком и скучным педантом. В числе других педагогов
упоминается учитель чистописания Лоран, кальвинист, фран­
цузский эмигрант, о котором Екатерина писала к Гримму в
1775 году: «Хотя он был дурак, но недаром брал деньги за уро­
ки каллиграфии». Учителем музыки был некто Реллиг, и о нем
писала Екатерина к Гримму в шутливом тоне1. О какой-то гра­

фине Вахтмейстер Екатерина рассказывала в 1766 году: «Двад­
цать два года тому назад она бранила меня за то, что я не
убирала моих волос»2.
Нельзя сомневаться в том, что мать Екатерины мало заботи­
лась о ее воспитании. Вот что Екатерина рассказывает, упоми­
ная о приезде в Гамбург графа Гилленборга: «Это был человек
очень умный, уже не молодой и очень уважаемый моею матуш­
кой. Во мне он оставил признательное воспоминание, потому
что в Гамбурге, видя, что матушка мало или почти вовсе не
занималась мною, он говорил ей, что она напрасно не обращает
на меня внимание, что я дитя выше лет моих и что у меня фи­
лософское расположение ума»34.
Екатерина не всегда жила в Штетине, а иногда бывала и
в других местах: в Эйтане, в Гамбурге, в Брауншвейге, в Цербсте и в Берлине. В 1739 году, в Эйтане, куда съехались раз­
ные члены Голштинского дома, она в первый раз видела
своего двоюродного брата, будущего жениха и мужа, Петра
Федоровича . В Брауншвейге, где жила ее бабка, герцогиня
Вольфенбюттельская, она брала уроки закона Божия у люте­
ранского пастора Дове5. Там же, в 1742 или 1743 году, один
каноник, упражняющийся в предсказаниях и хиромантии, ска!«Сб. Исторического общества», XXIII, 12, 18, 20, 50, 68, 78, 88.
2Там же, X, 106. Письмо к г-же Бьельке.
3♦Записки Екатерины», Лондон, 1859. 20.
4Там же, 4, 26.
5 «Die merkwurdige Lebensgeschichte Peters des Dritten». Leipzig,
1733, 135.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

23

Как видно, мнение баронессы фон Принцен не согласовалось
с гораздо более выгодным мнением о ней графа Гилленборга.
Об одной черте своего характера в молодости Екатерина пи­
шет следующее: «Самым унизительным положением мне всегда
казалось быть обманутой: быв ребенком, я горько плакала,
когда меня обманывали, а между тем я поспешно исполняла
все, что от меня ни требовали, и даже не нравившееся мне,
когда мне объясняли причины»1.
Настоящее воспитание и развитие Екатерины относилось,
впрочем, к несколько позднему времени, когда она сделалась
невестою Петра, и к эпохе ее брака. Она, в сущности, была
обязана своим образованием самой себе: большим запасом све­
дений она обладала благодаря собственным, самостоятельным
занятиям.
Уже в 1743 году в Петербурге был возбужден и решен вопрос
о женитьбе наследника престола. Еще до этого, а именно в кон­
це 1742 года, английский посланник Уич (Wich) сделал пред­
ложение о браке Петра с одной из дочерей английского короля;
рассказывают, что портрет этой принцессы чрезвычайно понра­
вился Петру2. С другой стороны, зашла речь об одной француз­
ской принцессе, однако императрица Елизавета не желала этого
брака3. Из записок Фридриха II видно, что императрица Ели­
завета при выборе невесты для своего племянника «всего более
склонялась на сторону принцессы Ульрики, сестры прусского
короля». Зато выбор Бестужева пал на Саксонскую принцессу
Марианну, дочь польского короля Августа III, ибо этот брак
вполне соответствовал политической системе канцлера, союзу
между морскими державами, Россией. Австрией и Саксонией,
для сдерживания Франции и Пруссии4.
В это время, однако, Бестужев не пользовался особенным до­
верием Елизаветы. Она любила говорить о делах с воспитателем
Чсб. Ист. общ.», VII, 89.
2Droysen. «Gesch. d. preuss. Politik.», V, 2, 134 и 147.
3Hemnann. «Gesch. d. russ. Staats», V, 76—77.
4«Histoire de mon temps* Фридриха II в издании «Publicationen aus
den preussischen Staatsarchiven*. Berlin, 1876, IV, 302—303.

24

А.Г. БРИКНЕР

великого князя Петра Федоровича, Брюммером, и со своим
врачом, Лестоком. Без ведома Бестужева императрица, через
посредство Брюммера, начала переговоры о браке с княгинею
Ангальт-Цербстскою.
С давних пор между русским двором и родственниками неве­
сты великого князя Петра Федоровича существовали довольно
близкие сношения. Брат княгини Иоганны-Елизаветы, епископ
Любский Карл, при Екатерине I был в России в качестве же­
ниха Елизаветы Петровны. Он вскоре умер, но Елизавета не
переставала питать некоторую привязанность к его родственни­
кам. Еще до мысли о браке Петра с принцессою Ангальт-Цер­
бстскою, она находилась в переписке с ее матерью. Так,
например, Иоганна-Елизавета, тотчас после государственного
переворота, в конце 1741 года, поздравила императрицу Елиза­
вету с восшествием на престол; в ответ на это письмо императ­
рица просила принцессу Ангальт-Цербстскую прислать ей
портрет Анны Петровны, находившийся у Иоганны-Елизаветы.
Портрет, конечно, был прислан, и в том же 1742 году импе­
ратрица подарила Иоганне-Елизавете свой собственный портрет,
осыпанный бриллиантами в 18 000 рублей. Рассказывают, что
Фридрих II, желая угодить императрице Елизавете, повысил
Христиана-Августа Ангальт-Цербстского в чине, пожаловав его
в 1742 году фельдмаршалом12
. В марте 1743 года принц Август

Голштинский прибыл в Петербург и привез для императрицы
портрет принцессы Софии-Фредерики-Августы Ангальт-Цербстской.
По некоторым известиям, первая мысль о браке Петра с этой
принцессою принадлежала прусскому министру Подевильсу3. По
другим данным, воспитатель Петра Брюммер первый внушил
эту мысль императрице Елизавете4. Нет сомнения, что прусский
резидент в Петербурге Мардефельд содействовал осуществле­
1 «Осьмнадцатый век*, I, 11—12.
2 Записки Штелина в «Чтениях», 1866, IV, Смесь, 86.
3L. Ranke. «Neun Bucher preussischer Geschichte», III, 125.
4См. его письмо к Иоганне-Елизавете у Соловьева, XXI, 321 и
след.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ П

25

нию этого плана. Когда все было решено и улажено, невеста
Петра, в письме своем из Москвы к Фридриху II, выразила по­
следнему благодарность, считая его главным виновником своего
счастья1.
Решение вопроса о браке встретило некоторое затруднение,
заключавшееся в близком родстве жениха и невесты. Духовен­
ство легко могло воспротивиться заключению этого брака.
Фридрих II говорит в своих записках: «Чтобы устранить эту по­
меху, не щадили денег: этим способом во всех странах опровер­
гаются возражения»23.
В конце 1743 года Иоганна-Елизавета отправилась с до­
черью из Штетина в Цербст, чтобы провести праздник Рож­
дества в семейном кругу. Как кажется, они совсем не знали
о переговорах относительно брака Петра Федоровича до 1 ян­
варя 1744 года. В этот день, после утреннего богослужения в
дворцовой часовне в Цербсте, они получили эстафетой из
Берлина письмо Брюммера от 17 декабря нового стиля. В тот
же день, позднее, получено было и письмо Фридриха II от 30
декабря, в котором заключалось предложение отправиться в
Россию.
Сохранилась краткая заметка молодой принцессы, где гово­
рится о впечатлении, произведенном на нее и на ее мать столь
важным известием. Иоганна-Елизавета при этом случае вспом­
нила о заслугах знаменитого писателя Олеария, за сто лет до
этого содействовавшего некоторому сближению между Москов­
ским государством и Голштиниею . В ответном письме к прус­
скому королю Иоганна-Елизавета замечает, что никак не могла
думать о возможности такого оборота в жизни дочери4, и при
том дает обещание во всех отношениях руководствоваться сове­
тами Фридриха II.
Чсб. Ист. общ.», XX, 149.
2 См. подробности по этому вопросу в сочинении Шлецера
«Friedrich der Grosse und Katharina II», Berlin, 1859, 35.
3L. Ranke. «Neun Bucher preuss. Gesch.», Ill, 127.
4Siebigk. «Katharina II Brautreise nach Russland». Dessau, 1873,
140.

26

А.Г. БРИКНЕР

Нужно было поспешно собираться в дорогу. Значение Рос­
сии было таково, что в подобных случая^ выражение жела­
ния императрицы считалось как бы приказанием. Принцесса
Иоганна-Елизавета самым тщательным образом старалась де­
ржаться инструкций, которые сообщал ей Брюммер. Были
приняты все меры для сохранения в тайне путешествия Ангальт-Цербстских принцесс в Россию. 12 января 1744 года (31
декабря 1743 г.), они выехали из Цербста и через два дня
прибыли в Берлин, где совещались с министром Фридриха II,
Подевильсом.
Дипломаты начали подозревать нечто необыкновенное. Авс­
трийский посланник в Берлине прямо спросил Подевильса и
Бюлова, не предполагается ли брак Ангальт-Цербстской прин­
цессы с русским наследником. Прусские сановники отвечали
уклончиво1.
К этому времени относится составление записки, или «Pro
Memoria», принца Христиана-Августа для дочери. Здесь особен­
ное внимание обращается на предстоявшее Екатерине принятие
православия. Затем принц дает дочери разные наставления о
том, как она должна относиться к императрице Елизавете, к
великому князю, к царедворцам и проч. Принцесса, сказано да­
лее, должна держать себя осторожно, с достоинством, уклонять­
ся от всякого участия в политических делах2, не заступаться ни
за кого и т.д. Ввиду широкой политической деятельности Ека­
терины совет отца ее не вмешиваться в дела производит доволь­
но странное впечатление. На пути в Россию принцесса, в
письме к отцу из Кенигсберга, торжественно обещала постоянно
руководствоваться его советами3.
Путешествие зимой было сопряжено с затруднениями. Зато
прием, оказанный принцессам в Риге, в Петербурге и в Москве,
отличался особенною торжественностью. Принцесса ИоганнаЕлизавета была в восхищении от роскоши, пышности и церемо­
1 Droysen. «Gesch. d. preuss. Pol.», V, 2, 215.
2Siebigk. «Jnsonderheit in keine Regierungs-Sachen zu entriren urn
den Senat nicht zu aigriren», 145.
3«Сборник Ист. общ.», VII, 1—2.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

27

ниала, окружавших ее и ее дочь по приезде в Россию и не похожих на сравнительно скромную обстановку из житья-бытья в
Штетине и Цербсте.
В Риге путешественницы узнали кое-что о содержавшихся
в то время в крепости Динаминд принце и принцессе Браун­
швейгских, которых княгиня Иоганна-Елизавета называет «го­
сударственными преступниками»1; в Петербурге им рассказали
некоторые подробности о государственном перевороте в ноябре
1741 года. В Москве императрица особенно радушно привет­
ствовала принцессу и ее дочь. Увидев сестру своего бывшего
жениха, Елизавета не могла удержаться от слез2.
Первое впечатление, произведенное принцессою ИоганноюЕлизаветою и ее дочерью на императрицу, было чрезвычайно
благоприятно. Однако в то же время они видели себя окружен­
ными придворными интригами. Для приверженцев проекта сак­
сонской женитьбы приезд Ангальт-Цербстских принцесс был
громовым ударом. Они не хотели отказаться от своих намере­
ний. Саксонский резидент продолжал хлопотать об этом деле,
обещая Курляндию как приданое невесты Марианны3. Шетарди писал, что Бестужев приведен в ярость приездом принцесс
Цербстских и сказал: «Посмотрим, могут ли такие брачные со­
юзы заключаться без совета с нами, большими господами этого
государства»4. Все это не имело значения, пока императрица ос­
тавалась расположенною в пользу принцессы Иоганны-Елизаве ­
ты и ее дочери. В первое время она была чрезвычайно довольна
и осыпала приезжих милостями5.
Из записок Екатерины видно, что она, имея тогда не более
пятнадцати лет, с первой же минуты своего пребывания при
русском дворе, при всех затруднениях, держала себя осторожно,
действовала осмотрительно и постоянно мечтала о будущем сво­
'Siebigk, 32. Рассказы о встрече Екатерины с Броуном в Риге в
«Русской Старине», IV, 694, и V, 129, кажется, лишены основания.
2«Сб. Ист. общ.», VII, 23—26.
3Droysen, V, 2, 216.
4Соловьев, XXI, 331.
53аписки Штелина в «Чтениях», 1866, IV, 87.

28

АТ.

БРИКНЕР

ем величии. Происходили разные столкновения то с матерью,
которая, отличаясь честолюбием, не всегда обращала достаточно
внимания на интересы дочери и обнаруживала отсутствие такта,
то с императрицею, которая вскоре начала выказывать некото­
рое недоверие к молодой принцессе, то с женихом, который ка­
зался весьма мало способным любить и уважать назначенную
для него невесту. При всех этих затруднениях Екатерина при­
няла твердое решение не останавливаться ни перед каким пре­
пятствием, преодолевать все преграды, мешавшие ей достигать
желанных целей, пользоваться всевозможными средствами для
составления себе выгодного положения. В ее действиях заметен
холодный расчет, видно спокойное соображение всех обстоя­
тельств. Она старалась составить себе точное понятие о том, ка­
кой образ действий должен считаться целесообразнейшим. Во что
бы то ни стало она хотела надеть обещанную ей судьбою рус­
скую корону. Обстоятельства принуждали ее действовать вполне
самостоятельно и надеяться исключительно на собственную си­
лу. Среди пышного двора, шумных увеселений и празднеств, по­
стоянно окруженная толпою, молодая принцесса чувствовала
себя в совершенном одиночестве. Нельзя не удивляться той со­
средоточенности, той энергии и силе воли, которыми в то время
отличались поступки невесты Петра Федоровича. У нее не было
никаких советников или наставников. Мелочность, склонность
к интригам, поверхностное образование лиц, окружавших Ека­
терину, отталкивали ее, внушали ей презрение к той среде, в
которой ей приходилось жить целые восемнадцать лет, до вступ­
ления на престол. В противоположность ничтожности интересов
других лиц при дворе императрицы Елизаветы Екатерина отли­
чалась стремлением к целям высшего образования, серьезными
занятиями наукой и литературой, обращением внимания на иде­
алы эпохи просвещения.
Внешняя обстановка, в которой находилась принцесса, была
далеко не благоприятною. Отношения ее к жениху не могли
обещать ей счастливого брака. Она стояла выше Петра, превос­
ходя его и сосредоточенностью характера, и стремлением к об­
разованию, познаниями, железной волей и умением обращаться
с людьми.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

29

Нельзя не признать, что обстоятельства, при которых воспиты­
вался и развивался жених Екатерины, были также весьма небла­
гоприятны. Много было сделано для того, чтобы вредно повлиять
на его умственное и душевное развитие. Матери он лишился,
имея всего несколько недель от роду, а отца — в то время, ког­
да ему было одиннадцать лет. Во все время своего детства он
был предоставлен надзору невнимательных, плохо приготовленных
воспитателей, склонных к интригам и жестокостям царедворцев
и грубых слуг. Тетка юного герцога, императрица Елизавета, в
1745 году велела русскому посланнику в Копенгагене, барону
Корфу, собрать подробные сведения о его детстве до 1742 года.
Тогда узнали, что попечения о физическом развитии мальчика
были столь женеудовлетворительными, сколько и заботы о его
нравственности или обучении. Часто по несколько часов ребен­
ка заставляли дожидаться обеда. Раздраженный и запуганный
постоянными угрозами и наказаниями, мальчик, ненавидевший
своих наставников, нередко хворал, страдал головными болями
и рвотою. Даже в летнюю пору ему едва позволяли движение
на свежем воздухе; зато заставляли участвовать в танцах, тогда
как он не любил этого развлечения. Особенною грубостью в об­
ращении с герцогом отличался Брюммер, о котором другой из
наставников герцога заметил, что он способен разве обучать ло­
шадей, а не воспитывать принца1. После кончины отца положе­
ние Петра Федоровича ухудшилось еще более; его дядя, Адольф
Фридрих, управлявший герцогством, не заботился о воспитании
племянника. Родственники Петра вообще не были высокого
мнения о его способностях. Молодая принцесса Ангальт-Цербстская, увидевшая одиннадцатилетнего Петра в 1739 году в Эйта­
не, слышала там довольно резкие отзывы о характере его. В
записках Екатерины сказано: «Тут я услыхала, как собравшиеся
родственники толковали между собою, что молодой герцог на­
клонен к пьянству, что его приближенные не дают ему напи­
ваться за столом, что он упрям и вспыльчив, не любит своих
приближенных и особливо Брюммера, что, впрочем, он доволь­
но живого нрава, но сложения слабого и болезненного. Дейст*См. записку Корфа у Соловьева, XX, 86—88.

зо

А. Г. БРИННЕР

витально, сказано далее в записках Екатерины, цвет лица его
был бледен; он казался тощ и нежного темперамента. Он еще
не вышел из детского возраста, но придворные хотели, чтобы
он держал себя как совершеннолетний. Это тяготило его, за­
ставляя быть в постоянном принуждении. Натянутость и неиск­
ренность перешли от внешних приемов обращения и в самый
характер»1.
Сам Петр сообщил своему наставнику в России, Штелину,
кое-какие подробности о неблагоприятных условиях своего вос­
питания в Киле. Неспособный учитель древних языков успел
внушить ему непреодолимое отвращение к латинскому языку.
Когда после приезда в Петербург, в 1742 году, его подвергли
некоторому испытанию, то оказалось, что сведения великого
князя были чрезвычайно скудны.
Нет сомнения, что Штелин не щадил ни труда, ни времени
при обучении Петра. Он придумал для него систему наглядного
обучения в больших размерах, старался путем беседы объяснять
главные начала истории и государственных наук, математики,
фортификации и проч. Для обучения Петра, по требованию
Штелина, были доставлены из академии наук гравюры, коллек­
ции медалей, великолепные издания разного рода; были состав­
лены, по указаниям Штелина, модели крепостей, военных
снарядов и проч. Однако успехи ученика оставались неудовлет­
ворительные. Принц часто хворал; к тому же участие в при­
дворных празднествах и церемониях прерывало занятия
науками. Брюммер продолжал относиться весьма невнимательно
к потребностям и нуждам Петра. Весьма часто великий князь
оставался без всякого надзора, предоставленный пагубному вли­
янию бесед с прислугою и занимаясь ребяческими, развлечения­
ми. Напрасно Штелин делал ему внушения о необходимости
держать себя с большим достоинством: ребяческие игры не пре­
кращались и в позднейшее время. К тому же не ослабевала и
упорная неприязнь между великим князем и Брюммером. Од­
нажды последний в порыве ярости едва не прибил великого
князя. Петр, в страшном раздражении, убежал в спальню и
Записки Екатерины, 2—5.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

31

возвратился оттуда со шпагою. С величайшим трудом Штелину
удалось положить конец этой неприятной сцене1.
Не только из записок Екатерины и Штелина, но также из
деловых бумаг, из инструкций, составленных для лиц, окружав­
ших Петра, видно, что у последнего не доставало наклонности
к серьезным занятиям и силы воли и что он не понимал своего
положения.
О своих отношениях к великому князю после своего приезда
в Россию Екатерина пишет: «Казалось, великий князь был рад
приезду моей матери и моему. Мне тогда был пятнадцатый
год. В первые дни он был очень предупредителен ко мне. Уже
тогда, в это короткое время, я увидала и поняла, что он мало
ценил народ, над которым ему суждено было царствовать, что
он держался лютеранства, что он не любил своих приближен­
ных и что был очень ребячлив. Помню, как, между прочим,
он сказал мне, что ему всего более нравится во мне то, что
я его двоюродная сестра, и что по родству он говорит со мною
откровенно; вслед за тем он мне открылся в своей любви к
одной из фрейлин императрицы, удаленной от двора по случаю
несчастия ее матери, г-жи Лопухиной, которая была сослана
в Сибирь; он мне объяснил, что желал бы жениться на ней,
но что готов жениться на мне, так как этого желает его тет­
ка. Я краснела, слушая эти излияния родственного чувства, и
благодарила его за предварительную доверенность; но в глуби­
не души я не могла не дивиться его бесстыдству и непонима­
нию многих вещей»2.
Из этих замечаний видно, в какой мере Екатерина с самого
начала стояла выше Петра по умственному развитию, какое
жалкое впечатление производил он на нее и какое внимание
обращала она с первого времени своего пребывания в России
на свои отношения к народу и к той стране, которая должна
была сделаться для нее второю родиной. Она старалась по воз­
можности скорее выучиться русскому языку, ознакомиться с
началами православного церковного учения и даже вставала
^Чтения», 1866, IV, Смесь, 66—94.
2 Записки Екатерины, 8.

32

А. Г. БРИКНЕР

по ночам, чтобы вытверживать наизусть тетради, которые да­
вал ей ее учитель Ададуров. Когда она заболела опасно и мать
ее хотела было призвать к ней лютеранского пастора, она ска­
зала: «Зачем же? Позовите лучше священника Симона Тодорского, я охотно поговорю с ним». Рассказывая об этом
эпизоде, Екатерина прибавляет: «Его привели, и мой разговор
с ним в присутствии посторонних был всем очень приятен.
Это значительно расположило в мою пользу как императрицу,
так и весь двор»1.
Цель принцессы была достигнута. Вскоре по приезде ее в
Россию в «С.-Петербургских Ведомостях» было напечатано:
«Молодая принцесса показывает великую охоту к знанию рус­
ского языка и на изучение оного ежедневно по нескольку ча­
сов употреблять изволит»23. Там же с похвалою говорилось о
«неусыпной терпеливости» Екатерины во время болезни .
Приверженцы проекта брака Петра с саксонской принцессою
имели неосторожность обнаружить свою радость во время бо­
лезни молодой принцессы. Это сильно рассердило императрицу,
и она сказала Брюммеру и Лестоку, что приверженцы саксон­
ского брака ничего не выиграют, и если бы она имела несчастье
потерять такое дорогое дитя, как Екатерина, то все же саксон­
ской* принцессы никогда не возьмет4.
Положение Екатерины и после выздоровления оставалось
опасным и трудным. Ей даже нельзя было рассчитывать на по­
стоянство расположения к ней императрицы. Между последнею
и принцессою Елизаветою происходили недоразумения и столк­
новения. По случаю одного крупного разговора между матерью
Екатерины и Елизаветою Петровною Лесток сказал принцессе:
«Укладывайтесь; вы тотчас же отправляетесь в дорогу и возвра­
щаетесь к себе домой». Сообщая об этом эпизоде в своих запи­
сках, Екатерина прибавляет: «Я видела ясно, что великий князь
Записки Екатерины, 8.
2«Сб. Ист. общ.», VII, 26.
3 «Осьмнадцатый век», I, 45—46.
“Соловьев, XXI, 327—329.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

33

расстался бы со мной без сожаления. Что касается меня, то,
зная его свойства, я бы не пожалела о нем; но к русской ко­
роне я не была так равнодушна»12
.
Эти неприятности были следствием участия принцессы Иоган­
ны-Елизаветы в каких-то крамолах, имевших целью свержение
Бестужева. Он оставался некоторое время опасным противни­
ком Екатерины и ее матери и был главным виновником того,
что Иоганна-Елизавета, навлекшая на себя немилость императ­
рицы, тотчас же после свадьбы дочери должна была выехать из
России.
Трудно сказать, как сама Екатерина внутренне относилась к
вопросу о перемене религии. Мардефельд писал Фридриху II:
«Я недоумеваю лишь относительно следующего обстоятельства:
мать думает или показывает вид, что думает, будто молодая
принцесса не решится принять православия». Вследствие этого
король писал к Иоганне-Елизавете: «Мне остается только про­
сить вас победить в вашей дочери отвращение к православию».
Иоганна-Елизавета попыталась было, в беседе с императрицею,
выставить на вид, ссылаясь на пример супруги царевича Алек­
сея Петровича, что и ее дочь могла бы сделаться супругою на­
следника всероссийского престола, не принимая православия; но
императрица настаивала на необходимости перемены исповеда­
ния. Очевидно с целью успокоить тревожившегося мыслью об
этой мере отца молодая принцесса в это время писала ему, что
после тщательного изучения дела она убедилась в ничтожности
различия между исповеданиями в отношении догматов и в том,
что различие относится более к внешнему богослужению. При
всем этом, однако, Мардефельд доносил королю Фридриху II,
что молодая принцесса часто находилась в страшном волнении,
что она плакала и что нужно было тайком приглашать к ней
лютеранского пастора, дабы хоть несколько успокоить ее. Ко
всему этому, однако, Мардефельд прибавляет: «Честолюбие бе­
рет свое».
Таким образом, превращение «принцессы Ангальт-Цербст1 Записки Екатерины, 15.
2«L'ambition en prend a la fin le dessus».

34

А. Г. БРИКНЕР

ской, Софии-Августы-Фредерики» — так она подписывала свое
имя до конца июня 1744 года — в «Екатерину* было неминуе­
мо. Скромная «Fiekchen», как называл ее отец (сокращение
имени Sophie), сделалась невестой, затем супругой наследника
русского престола и, наконец, императрицей.
28 июля 1744 года происходила церемония принятия Екате­
риною православия. Мардефельд писал, что она «держала себя
как настоящая героиня». Это свидетельство подтверждается
письмами матери и других лиц1. И по случаю принятия право­
славия, и впоследствии Екатерина своим внешним благочестием
производила обыкновенно глубокое впечатление на публику,
представляя совершенную противоположность Петру III, отно­
сившемуся чрезвычайно небрежно к религиозным обязанностям.
В своих записках Екатерина рассказывает, как Петр в первое
время брака порицал ее за соблюдение постов.
Еще до свадьбы отношения к жениху становились все более
и более холодными. Петр не любил общества невесты и тещи;
между ним и княгинею Иоганною-Елизаветою происходили
иногда шумные сцены; зато он был счастлив в компании своих
придворных лакеев и занимался детскими играми, между тем
как Екатерина чрезвычайно ревностно занималась чтением
книг, которые получала из библиотеки академии наук, и с боль­
шим успехом изучала русский язык.
В то время как великая княгиня во всех своих действиях со­
блюдала крайнюю осмотрительность, стараясь составить себе
точно выработанную программу для той роли, которую ей при­
ходилось играть в России, Петр не имел сознания о важности
своего положения, на каждом шагу обнаруживал полнейшее от­
сутствие такта и отличался ребяческою болтливостью.
Так, например, Петр простодушно сообщил своей невесте,
что его камердинер, бывший шведский драгун, наставлял его,
как должно обращаться с женою; наставления заключались в
том, что жене не следует дозволять пикнуть перед мужем, что
она не должна вмешиваться в дела мужа, и что, как скоро
она заговорит, ее должно заставить молчать, и проч. В другой
^Schlozer, 51.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

35

раз Петр через одного из слуг велел сказать невесте, что так
как он в летнем дворце живет слишком далеко от нее, то не
может часто видеться с нею, и т.п. Екатерина замечает в сво­
их записках: «Я хорошо чувствовала, как ему мало было до
меня дела, но я была слишком горда, чтобы горевать о том;
я сочла бы для себя унижением, если бы кто-нибудь смел изъ­
явить мне сострадание. Но тем не менее, оставаясь одна, я
заливалась слезами». О своем образе действий Екатерина в это
время сообщает следующее: «Я обращалась со всеми как мож­
но лучше и старалась приобрести дружбу или, по крайней мере,
смягчить неприязнь тех людей, которых я могла подозревать
в неблагоприятном к себе расположении. Я не хотела держать­
ся никакой партии, ни во что не вмешивалась, всегда пока­
зывала веселый вид, была предупредительна, внимательна и
вежлива со всеми. Я была от природы веселого нрава и с
удовольствием замечала, что с каждым днем росло расположение
ко мне публики, которая смотрела на меня, как на замеча­
тельного и умного ребенка. Я показывала великую почтитель­
ность матушке, беспредельное послушание императрице,
отличную внимательность великому князю и, одним словом,
всеми средствами старалась снискать любовь публики»1.
Между тем как Петр, по рассказу Штелина, «в безбрачном
состоянии проводил время в одних увеселениях»2, Екатерина, по
совету приехавшего в то время в Россию графа Гилленборга,
занялась чтением сочинений Плутарха, Цицерона и Монтескье.
Не без основания она писала впоследствии: «Пятнадцатилетнею
девушкою я была в уединении и занималась усердно». Весьма
любопытен следующий ее рассказ о случае с графом Гилленборгом: «Приехав в Петербург и посетив нас, он спрашивал, что
сталось с моею философией в суете придворной жизни. Я ему
пересказала, чем я занималась у себя в комнате. Он возражал,
что философ пятнадцати лет не может знать себя, что я окру­
жена столькими подводными камнями, что надобно весьма опа­
саться, чтобы не потерпеть крушения, если только душа моя не
Записки Екатерины, 25—26, 33.
2«Чтения», 1866, IV, 87—89.

36

А. Г. БРИННЕР

самого высокого закала... Я ему сказала, что я набросаю ему
мой портрет таким, каким он мне известен, для того чтобы он
мог видеть, знаю ли я себя или нет. И действительно, я набро­
сала на бумаге собственное изображение под заглавием «Портрет
пятнадцатилетнего философа» и отдала его графу Гилленборгу.
Много лет спустя, именно в 1758 году, я нашла у себя эту тет­
радь и сама удивилась, с какой глубиною и точностью изобра­
зила я себя самое. Гилленборг через несколько дней возвратил
мне мое сочинение; не знаю, взял ли он с него список. Он при­
бавил к нему страниц двенадцать своих размышлений обо мне,
которыми старался укрепить во мне возвышенность и твердость
души, равно и другие качества ума и сердца. Много раз я чи­
тала и перечитывала эти размышления и старалась проникнуть­
ся ими. Я дала себе обет искренно следовать его советам, а как
скоро я давала себе в чем-нибудь обет, то я не помню, чтобы
когда-нибудь не исполняла его. По желанию графа Гилленборга, я отдала ему назад его размышления. Я должна признаться,
что склад ума моего и души моей образовался и укрепился под
его значительным влиянием»1.
Из следующего обстоятельства видно, какое значение прида­
вала Екатерина влиянию Гилленборга. Когда в 1766 году сын
графа приехал в Россию, императрица в ответе на письмо, ко­
торое она при этом случае получила от графа Гилленборга, пи­
сала: «Письмо ваше доставило мне тем более удовольствия, что
в нем увидела те же знаки внимания, которые оказывали вы
мне более чем двадцать лет тому назад... я считаю себя очень
и очень обязанною вам, и если имею некоторые успехи, то в
них вы участвуете, так как вы развили во мне желание достиг­
нуть до совершения великих дел» и проч.2
Обстановка, в которой великая княжна находилась в это время,
была далеко не отрадною. Мелочность и раздражительность ма­
тери ее доходили до крайних пределов. Императрица была недо­
вольна Екатериною, упрекая ее в расточительности. После припадка
болезни, случившегося с нею весною 1744 года в Москве, она
Записки Екатерины, 20—21.
2«Сб. Ист. общ.», X, 157.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

37

хворала, страдала болью в груди и сильно похудела. И великий
князь был опасно болен оспою, после которой, как пишет Екате­
рина, «черты его сделались грубее» и он «стал ужасно дурен».
О своем настроении в то время, когда приближался день
свадьбы, Екатерина рассказывает: «По мере того, как прибли­
жался этот день, меланхолия все более и более овладевала
мною. Сердце не предвещало мне счастия: одно честолюбие ме­
ня поддерживало. В глубине души моей было, не знаю, что-то
такое, ни на минуту не оставлявшее во мне сомнения, что
рано или поздно я добьюсь того, что сделаюсь самодержавною
русскою императрицею»1.
Бракосочетание было совершено 25 августа 1745 года с чрез­
вычайным великолепием. Образцами для церемониала служили
свадьба французского дофина в Версале и бракосочетание сына
короля Августа III в Дрездене2. Празднества продолжались де­

сять дней. Вскоре после этого Иоганна-Елизавета должна была
выехать из России. Штелин замечает в своих записках: «Мать
великой княгини возбудила в канцлере подозрение своим прус­
ским и французским образом мыслей, и потому он хлопотал у
императрицы об ускорении ее отъезда. Она придерживалась бо­
лее партии Лестока и графа Брюммера, чем канцлера, графа
Бестужева; это лишило ее благосклонности и доверия императ­
рицы, которая, чтобы удалить ее, спешила бракосочетанием ве­
ликого князя вопреки советам придворных врачей»3.
Отец Екатерины умер в 1747 году в Цербсте. В записках
Екатерины сказано: «Это известие меня очень огорчило. На во­
семь дней меня оставили в покое, и я могла плакать, сколько
хотела; но на восьмой день Чоглокова объяснила мне, что до­
вольно плакать и что императрица приказала перестать, так как
отец мой не был король»4. Благодаря подозрительности Бесту­
жева была пресечена возможность переписываться с матерью;
Записки Екатерины, 33.
2«Histoire de Pierra III». Londres, 1774, стр. 82; Siebigk, 103.
3«Чтения», 186, IV, 88—89.
4 Записки Екатерины, 56.

38

А.Г. БРИКНЕР

ей только дозволялось писать письма, наполненные общими ме­
стами. В приписке к одному из таких писем встречается намек
на стесненное положение Екатерины, которая должна была ис­
кать случая для тайной переписки с матерью; так, она получала
от последней письма чрез мальтийского кавалера Сакромозо и
отправляла к ней через него же ответы. Ей было сказано, что
русской великой княгине неприлично писать другие письма,
кроме тех, которые сочиняются в коллегии иностранных дел1.
Мать Екатерины в 1758 году поселилась в Париже, где и
скончалась в 1760 году среди печальных условий жизни. Отно­
шения Екатерины к брату, Фридриху-Августу, были постоянно
холодны. Уже в 1746 году она формально отказалась от всяких
прав на Ангальт-Цербстское княжество. Все ее интересы сосре­
доточивались в России, сделавшейся для нее второю родиною.
Однако уже в первые дни брака будущность являлась ей в
довольно мрачном свете. Она пишет: «Мой любезный супруг ре­
шительно не занимался мною, но все время проводил со своими
лакеями, играя в солдаты, экзерцируя их в своей комнате или
переменяя мундиры по двадцати раз на день. Я скучала и зе­
вала; мне не с кем было сказать слова; либо же я должна была
разыгрывать великую княгиню»2.
Более чем когда-либо Екатерина была предоставлена самой
себе. С необычайною силою воли она опять-таки принялась за
решение трудной задачи самовоспитания.

'Записки Екатерины, 65—67.
2Там же, 33.

ГЛАВА II

Брак
ри противоположности характеров Петра и Екатерины
можно было бы считать вероятным, что отзывы о Петре
в записках его супруги не лишены пристрастия. Изобра­
жение Петра в этом замечательном историческом памятнике
производит впечатление карикатуры. Однако предоставляется
возможность проверить и содержание, и тон рассказов Екатери­
ны другими источниками, и тут оказывается, что строгая кри­
тика, которой в записках Екатерины была подвергнута личность
Петра, вполне соответствует фактам. Она же подтверждается и
историей царствования и гибели Петра.
В записках Екатерины сказано: «Я очень хорошо видела,
что великий князь вовсе не любил меня; через две недели по­
сле свадьбы он опять признался мне в своей страсти к девице
Карр, фрейлине императрицы. Графу Девиеру он сказал, что
между этою девушкою и мною не может быть никакого срав­
нения. Девиер был противного мнения; он на него рассердился
за это. Сцена эта происходила почти в моем присутствии. В
самом деле, рассуждала я сама с собою, не истребляя в себе
нежных чувств к этому человеку, который так дурно платил
за них, я непременно буду несчастлива и измучаюсь ревностью
без всякого толку. Вследствие этого я старалась восторжест­
вовать над моим самолюбием и изгнать из сердца ревность от­
носительно человека, который не любит меня; но для того,

П

40

А.Г. БРИННЕР

чтобы не ревновать, было одно средство — не любить его.
Если бы он желал быть любимым, то относительно меня это
вовсе было нетрудно; я от природы была наклонна и привычна
к исполнению моих обязанностей, но для этого мне был нужен
муж с здравым смыслом, а мой его не имел»1.
Затем Екатерина рассказывает подробно о ребяческих заняти­
ях мужа, о кукольной комедии, которою он забавлялся по целым
часам, о дрессировках собак, причем он безжалостно мучил не­
счастных животных, о разных маскарадах в обществе придвор­
ных лакеев и проч. То он был невыносим постоянною игрою на
скрипке, то по целым часам упражнялся кучерским кнутом, ко­
торым хлестал направо и налево, и т.п. Причудам Петра не было
конца. То он заставлял Екатерину вставать ночью и одеваться,
чтобы есть с ним устрицы, то беспрестанно толковал о своем на­
мерении выстроить близ Ораниенбаума увеселительный дом, на
манер капуцинского монастыря. Иногда он заставлял Екатерину
играть с ним в карты, причем, например, однажды его ночной
колпак представлял собою сумму в 10 000 рублей. Не мудрено, что
все это сильно надоедало великой княгине. Она пишет: «При всей
моей решимости угождать ему и быть с ним терпеливою, очень
часто — признаюсь откровенно — его посещения, прогулки и
разговоры надоедали мне до чрезвычайности... Когда он уходил,
самая скучная книга казалась мне приятным развлечением»2.

Все эти рассказы подтверждаются замечаниями в записках
Штелина. «Великий князь, — сказано тут, — забывает все,
что учил, и проводит свое время в забавах с невеждами». Пет­
ру нужны были игрушки; ему нужна была фамильярность с
прислугою. Лета в этом отношении ничего не изменили. Штелин жалуется на то, что «все употребляется на забавы, на
пригонку прусских гренадерских касок, на экзерцицию с слу­
жителями и пажами, а вечером на игру»3.
Мало того что Петр играл в солдаты со своими лакеями, —
1 Записки Екатерины, 38.
2 Там же, 119.
3«Чтения», 1866, IV, Смесь, 90 и 91.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

41

у него было множество маленьких куколок, или солдатиков де­
ревянных, свинцовых, восковых и проч., которых он расставлял
на столах; вдоль столов были прибиты медные решетки, а к ним
привязаны шнурки, и если дернуть за шнурок, то медная ре­
шетка издавала звук, который, по мнению Петра, походил на
ружейный залп. Однажды Екатерина, войдя в комнату мужа,
была поражена представившимся зрелищем. Посредине кабине­
та была повешена огромная крыса. Петр объяснил, что казнь
происходила за уголовное преступление по военным законам за
то, что крыса, забравшись на бастионы картонной крепости,
съела двух часовых, сделанных из крахмала, и проч.1 Это слу­
чилось в 1753 году, в восьмой год брака Петра.
Нельзя предполагать, чтобы в этих рассказах Екатерины за­
ключалось преувеличение или пристрастие. Такая же характери­
стика Петра встречается в донесениях иностранных дипломатов.
Дальон писал в марте 1746 года, что Петр делает всем неприят­
ности, не исключая и жены, у которой разум превосходит лета;
он же склонен к вину, водится с людьми пустыми и главная за­
бава его — кукольный театр. В августе 1747 года Финкенштейн
доносил своему королю Фридриху II: ♦Надобно полагать, что ве­
ликий князь никогда не будет царствовать в России; не говоря
уже о слабом здоровье, которое угрожает ему рановременною
смертью... надобно признаться, что поведение его вовсе не спо­
собно привлечь сердца народа. Непонятно, как принц его лет мо­
жет вести себя до такой степени ребячески. Некоторые думают,
что он притворяется, но в таком случае он был бы мудрее Брута.
К несчастию, он действует безо всякого притворства. Великая
княгиня ведет себя совершенно иначе»2.
Нет сомнения, что сама императрица Елизавета считала сво­
его племянника как бы несовершеннолетним. Из инструкции,
составленной Бестужевым для лиц, окружавших великого кня­
зя, видно, что Елизавета знала о забавах Петра, об отсутствии
всякого достоинства в его образе действий. Поэтому она считала
нужным усилить надзор над великим князем, назначить что-то
Записки Екатерины, 140.
2Соловьев, XXI, 51—52.

42

А. Г. БРИКНЕР

вроде опеки над ним. Некоторые лакеи, особенно деятельно
участвовавшие в ребяческих увеселениях Петра, были удалены
от двора; из инструкции видно, что Петр во время богослуже­
ния в церкви обнаруживал полнейшее отсутствие такта, что им­
ператрице было хорошо известно грубое обращение Петра с
женою, что она знала об игре в солдаты, о кукольной комедии
и проч. Поэтому было предписано соблюдение известного поряд­
ка при распределении времени: было указано, как Петр должен
вести себя при беседах с разными людьми, за столом и т.д., что
он не должен «являть ничего смешного, притворного и подлого
в словах и минах», что он должен удерживаться «от шалостей
над служащими», «от неистовых издевок над бедными служите­
лями», от «всякой фамильярности» с прислугой. По поводу игры
в солдаты в инструкции было сказано: «Не позволять притаски­
вание всяких непристойных вещей, а именно: палаток, ружей,
барабанов и мундиров»... «яко же мы едва понять можем, что
некоторые из оных (лиц, окружавших великого князя) предер­
зость возымели так называемый полк в покоях его высочества
учредить» и т.п.1
Впрочем, все эти предписания оставались на бумаге, и ребя­
ческие забавы Петра не прекращались. Чоглоков, которому по­
ручили надзор над великим князем, был, как мы знаем не
только из записок Екатерины, но также из замечаний Штелина,
мало способным и бесхарактерным человеком.
В особенности продолжалась недостойная игра в солдаты. В
1755 году явились из Голштинии офицеры и солдаты, с кото­
рыми Петр в Ораниенбауме жил по-лагерному. Недаром Штелин смеялся над мелочностью и ребячеством такой игры в
солдаты, дразнил великого князя тем, что он, в качестве голш­
тинского офицера, считал нужным курить табак, между тем как
до этого он не мог терпеть табачного дыму. Ко всему этому при­
соединились попойки, к которым Петр привык уже и прежде
в компании лакеев и которые затем в Ораниенбауме, во время
лагерной жизни князя, очевидно вредили его здоровью2.
1 Соловьев, XXIV, 52—54.
2«Чтения», 1866, IV, Смесь, 91—92, 107—109.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

43

Трудно понять, каким образом Елизавета могла дозволить эти
забавы, происходившие в Ораниенбауме. Очевидно, противники
Петра, желавшие уронить его в общественном мнении, убедили
императрицу смотреть сквозь пальцы на его поступки. Екатери­
на же хорошо понимала, что такой образ действий должен ли­
шить вовсе великого князя популярности и что Петр, находясь
постоянно в обществе голштинцев, становится все более и более
чуждым тому положению, которое он должен был занять в ка­
честве наследника всероссийского престола. Потому великая
княгиня, в свою очередь, всячески избегала сношений с голш­
тинскими воинами. В ее записках сказано: «Таким образом, я
оставалась посреди моих придворных и беспрестанно ходила с
ними гулять, но всегда в противоположную сторону, к лагерю
же мы не подходили ни близко, ни издали»1.
Обстоятельства были таковы, что Екатерина во всех отноше­
ниях должна была идти «в противоположную сторону»: Петр
всячески отталкивал ее от себя.
Не только в записках Екатерины, но также и в других ис­
точниках говорится о склонности Петра к вину2.
Екатерина рассказывает, между прочим, о следующем эпизо­
де: «Однажды, только что я успела заснуть, как пришел спать
великий князь. Он был пьян до того, что не знал, что делать,
и, улегшись, стал мне твердить о необыкновенных качествах
своей красавицы, принцессы Курляндской. Чтобы заставить его
замолчать, я притворилась спящею, но он, думая разбудить ме­
ня, начал говорить громче. Наконец, видя, что я не отвечаю,
он раза два или три довольно сильно толкнул меня в бок кула­
ком и с ругательствами на крепкий сон мой повернулся и ус­
нул. После таких толчков я много плакала в эту ночь,
обдумывая мое положение, во всех отношениях неприятное и
несносное»3.
При таких обстоятельствах Екатерина, чувствуя себя в пол­
1 Записки Екатерины, 169—171.
23аписки Екатерины, 84 и 145. «Архив кн. Воронцова», V, 19.
«Memoirs of the princess Dashkaw», I, 29. Штелин, Кастера и др.
3 Записки Екатерины, 95.

44

А. Г. БРИКНЕР

ном уединении, находила утешение в книгах. Ее обучение было
как бы прервано путешествием в Россию. Вообще ее воспитание
было отрывочным, неполным. Теперь ей приходилось пополнять
пробелы в своих сведениях, причем она руководствовалась со­
ветами Гилленборга. Таким образом, она легче всего могла из­
бавиться от вредного влияния той среды, в которой находилась.
Ни одна из женщин, ее окружавших, не пользовалась ее дове­
рием и не была его достойна. Дружба с княгинею Дашковой
относится к несколько позднейшему времени, к последним годам
царствования императрицы Елизаветы. Связи с Салтыковым и
Орловым также начались несколько позже. Первые восемь лет
безотрадной брачной жизни Екатерины были посвящены само­
образованию. В ее письме к г-же Бьельке (в 1766 году) сказа­
но: «С 15-ти до 33-х лет у меня не было женщин, с которыми
я могла бы разговаривать, и я смела иметь перед собою только
горничных. Когда мне хотелось говорить, то надобно было при­
ходить в другой покой, где находились только мужчины. Таким
образом, по привычке ли, по склонности ли, я могу хорошо раз­
говаривать только с мужчинами*1.
Кроме графа Гилленборга, еще прусский посланник, барон
Мардефельд, давал великой княгине советы относительно выбора
книг и занятий не только беллетристическими, но и серьезными
сочинениями. Он же, как рассказано в одном современном источ­
нике, предвещал ей великую будущность, самостоятельное царст­
вование2.
Екатерина рассказывает в своих записках, что она сначала
занималась чтением легких книг, а затем привыкла к чтению
более серьезному. Она пишет: «После свадьбы я беспрестанно
читала. Первая книга, прочтенная мною в замужестве, была
роман под заглавием «Тігап 1е Ыапс*, и в течение целого года
я читала одни романы. Но они стали мне надоедать; случайно
мне попались «Письма госпожи Севинье*, которые я прочла с
удовольствием и очень скоро. Потом мне подвернулись под ру­
ЧСб. Ист. общ.*, X. 105.
2 Из книги Сумарокова «Черты Екатерины Великой*, вышедшей в
С.-Петербурге в 1819 году.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

45

ку сочинения Вольтера, и после них я стала разборчивее в
моем чтении»1.

Вскоре после восшествия на престол Екатерина писала
Вольтеру: «Могу вас уверить, что с 1746 года, когда я стала
располагать собственным временем, я чрезвычайно многим вам
обязана. До того я читала одни романы, но случайно мне по­
пались ваши сочинения; с тех пор я не переставала их читать
и не хотела никаких книг, писанных не так хорошо и из ко­
торых нельзя извлечь столько пользы... Конечно, если у меня
есть какие-нибудь сведения, то ими я обязана вам»2. В 1778
году она писала барону Гримму о Вольтере: «Он мой учитель;
ему, или, вернее, его сочинениям, я обязана образованием мо­
его ума и головы. Я его ученица», и проч. Екатерина считала
себя до того знакомою со стилем Вольтера, что бралась по
слогу любого сочинения ответить на вопрос, написано ли оно
Вольтером или нет3.
В своих записках Екатерина упоминает о разных прочитан­
ных ею в то время книгах; таковы, например, «Записки» Брантома, «История Генриха IV» Перефикса, «Церковная история»
Баронин, «История Германии» отца Барра, сочинения Платона,
«О духе законов» Монтескье, словарь Бейля (Pierre Bayle) и
проч. Довольно глубокое впечатление на Екатерину произвели
исторические сочинения Тацита. «С картою на столе» она изу­
чала пять томов разных путешествий. Как скоро стали являться
выпуски энциклопедии Дидеро и Даламбера, она усидчиво зани­
малась изучением этого капитального труда.
Что касается Петра, то он, как видно из вышеупомянутой
инструкции, составленной Бестужевым для Чоглокова в 1747
году, читал разве только романы. В записках Екатерины сказа­
но о Петре: «Он накупил себе немецких книг, но что это были
за книги! Часть их состояла из лютеранских молитвенников,
другую составляли юридические процессы и рассказы о разбой­
1 Записки Екатерины, 52.
2См. статью Грота в «Древней и новой России», 1875, I, 122.
3«Сб. Ист. общ.», XXIII, 103, 113.

46

А. Г. БРИННЕР

никах, грабивших по большим дорогам, повешенных и колесо­
ванных* и проч.1
Чтение знаменитых французских писателей XVIII века, во
всяком случае, могло считаться лучшим средством приготовле­
ния к управлению государством, чем игра в солдаты, которою
занимался Петр Федорович.
Нельзя удивляться тому, что такое успешное развитие ума и
способностей Екатерины доставило ей большое значение при
русском дворе; она все более обращала на себя внимание той
«публики», мнением которой, как мы видели, так дорожила. Ан­
глийский посланник Уильямс (Williams) писал в 1755 году:
«Как только она приехала сюда, то начала стараться всеми
средствами приобрести любовь русских. Она очень прилежно
училась их языку и теперь говорит на нем в совершенстве (как
говорят мне сами русские). Она достигла своей цели и пользу­
ется здесь большою любовью и уважением. Ее наружность и об­
ращение очень привлекательны. Она обладает познаниями о
русском государстве, которое составляет предмет ее самого ре­
вностного изучения. Канцлер говорил мне, что ни у кого нет
столько твердости и решительности»2.
К этому можно бы прибавить, что ни у кого не было столько
идеализма, такой веры в необходимость прогресса, как у Екате­
рины. Ко времени с 1759 до 1762 года относятся собственноруч­
ные заметки Екатерины, имеющие характер и значение
политической исповеди. Из этих афористических набросков вид­
но, что Екатерина умела заниматься вопросами законодательства
и администрации, что она мечтала о реформах, что она старалась
вдумываться в то положение, которое ей было суждено занять не­
много позже. Кое-где встречаются обобщения, отвлеченные пра­
вила; местами встречается и доктринерство, которым отличалась
«литература просвещения» того времени; ведь, однако, заметны
серьезное отношение к делу, надежда принести России пользу,
чувство ответственности пред государством и народом.
Вот некоторые образчики этих заметок:
Записки Екатерины, 86—87.
2Соловьев, XXIV, 56.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

47

♦Желаю и хочу только блага стране, в которую привел меня
Господь. Слава ее делает меня славною. Вот мое правило, и я
буду счастлива, если мои мысли могут в том содействовать*.
♦Я хочу, чтобы страна и подданные были богаты: вот начало,
от которого я отправляюсь».
♦Свобода — душа всего на свете, без тебя все мертво. Хочу
повиновения законам; не хочу рабов; хочу общей цели — сде­
лать счастливыми, но вовсе не своенравия, не чудачества, не
жестокости, которые несовместимы с нею» (намек на необходи­
мость отмены крепостного состояния крестьян).
♦Когда в своей стране имеешь истину и разум, то это сле­
дует высказывать перед народом, объявляя ему, что такая-то
причина привела меня к тому-то: разум должен говорить за
необходимость. Будьте уверены, что он победит в глазах боль­
шинства».
♦Власть без доверия народа ничего не значит. Легко достиг­
нуть любви и славы тому, кто этого желает: примите в основу
ваших действий, ваших постановлений благо народа и справед­
ливость, никогда неразлучные. У вас нет и не должно быть дру­
гих видов. Если душа ваша благородна, вот ее цель».
В других местах великая княгиня затрагивает частные воп­
росы администрации, говорит о началах теории населения, хо­
зяйственной полиции, финансового управления, рассуждает о
тех затруднениях, с которыми приходится бороться законодате­
лю, о необходимости действовать крайне осторожно в этой об­
ласти. ♦Хотите ли вы уважения общества? — замечает
Екатерина. — Приобретите доверенность общества, основывая
весь образ ваших действий на правде и общественном благе».
♦По моему мнению, есть два правила при воспитании принца:
это сделать его благодетельным и заставить его любить истину.
Таким образом он сделается любезным пред Богом и у людей».
♦Пусть связывают мне руки, когда хотят помешать злу; но ос­
тавляйте меня свободною делать добро», и проч., и проч.
Как видно из этих немногих примеров выписок и заметок,
сделанных Екатериною, она умела ценить пользу чтения серьез­
ных книг. Сначала она читала от скуки, затем более и более
привыкла к усидчивому труду. Множество вопросов затронуто в

48

А. Г. БРИКНЕР

этих афористических набросках и эксцерптах великой княгини.
Туг говорится и о женском образовании, и о судопроизводстве
в отношении к несостоятельным должникам, о значении дворян­
ства в обществе, о том, как можно помочь потере военных спо­
собностей во время мира, о причинах чрезвычайной смертности
в России, о вопросах технологии, о неблагоразумии пытать лю­
дей, вина которых не доказана, о делах Курляндии и Голшти­
нии, о разведении устриц, о соединении Каспийского моря с
Черным и проч.1
Таким образом, Екатерина, считая возможным, что ей рано
или поздно будет суждено управлять Россиею, старалась приго­
товиться к такой деятельности. В связи со стремлением сделать­
ся способною к занятию делами она желала приобрести
популярность, быть любимою и уважаемою всеми. Еще ко вре­
мени до свадьбы относится замечание в записках Екатерины:
«Больше чем когда-либо я старалась снискать расположение
всех вообще, больших и малых. Никто не был забыт мною, и
я поставила себе правилом думать, что я нуждаюсь во всех, и
всячески приобретать общую любовь, в чем я и успела»2. Осо­
бенно тщательно Екатерина старалась снискать расположение
императрицы, причем руководствовалась советами женщин, ее
окружавших. В позднейшее время она любила рассказывать,
каким образом ей удалось расположить к себе большее число
лиц при дворе и приобрести внимание и доверенность. Особенно
она, по ее подробному рассказу в беседе с Н. П. Румянцевым,
старалась угождать всем старушкам в высших слоях русского
общества, так как заметила, что они имели некоторое влияние
на общественное мнение при оценке лиц, находившихся при
дворе. «И в торжественных собраниях, — объясняла Екатерина, —
и на простых сходбищах и вечеринках я подходила к старуш­
кам, садилась подле них, спрашивала об их здоровье, советова­
ла, какие употреблять им средства в случае болезни, терпеливо
слушала бесконечные их рассказы об их юных летах, о нынеш­
ней скуке, о ветрености молодых людей; сама спрашивала их
ЧСб. Ист. общ.», VII, 82—101.
2 Записки Екатерины, 31.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

49

совета в разных делах и потом искренно их благодарила. Я уз­
нала, как зовут их мосек, болонок, попугаев, дур; знала, когда
которая из этих барынь именинница. В этот день являлся к ней
мой камердинер, поздравлял ее от моего имени и подносил цве­
ты и плоды из ораниенбаумских оранжерей. Не прошло двух
лет, как самая жаркая хвала моему уму и сердцу послышалась
со всех сторон и разлилась по всей России. Этим простым и
невинным образом составила я себе громкую славу и, когда за­
шла речь о занятии русского престола, очутилось на моей сто­
роне значительное большинство»1.
Этот рассказ в сущности соответствовал тому, что, хотя го­
раздо короче и проще, говорится на этот счет в записках Ека­
терины. В противоположность Петру, навлекшему на себя
общее негодование и не пользовавшемуся никакою популярно­
стью, Екатерина умела ценить то значение, которое имело для
нее общее мнение, и довольно искусно, не без некоторой мелоч­
ности, не без некоторого хладнокровного расчета выбирала
средства для составления себе хорошей репутации.
При всем том, впрочем, Екатерина, прибывшая в Россию в
то время, когда ей было лишь пятнадцать лет, отличалась ве­
селостью нрава, склонностью к разным шуткам и играм. Она
не могла ограничиваться чтением книг, занятием вопросами, от­
носящимися к ее политическому положению. У нее были своего
рода пречудные забавы и увеселения. Вот что она пишет о сво­
ем житье-бытье в Ораниенбауме летом 1748 года: «Поутру я
вставала в три часа и без прислуги с ног до головы одевалась
в мужское платье. Мой старый егерь дожидался меня, чтоб идти
на морской берег к рыбачьей лодке. Пешком, с ружьем на пле­
че, мы пробирались садом и, взяв с собою легавую собаку, са­
дились в лодку, которою правил рыбак. Я стреляла уток в
тростнике, который на две версты уходил в море. Часто мы оги­
бали канал, и иногда сильный ветер уносил нашу лодку в от­
крытое море» и проч.
Около этого же времени Екатерина пристрастилась к верхо­
вой езде. Она подробно рассказывает, как около 1759 года,
1 «Русский архив», 1873, 336—337.

50

А.Г. БРИКНЕР

зная, что императрица не любила, чтоб она ездила по-мужски,
заказала себе английское дамское седло, на котором ездила помужски в дамском платье. «В Ораниенбауме, — пишет Екате­
рина, — мы каждый Божий день ездили на охоту. Случалось
иногда до тридцати раз в день садиться на лошадь... Сказать по
правде, я была очень равнодушна к охоте, но страстно любила
верховую езду, и чем больше было в ней опасности, тем она
была милее мне: если случалось, что лошадь убегала, я броса­
лась за нею и приводила ее назад. В это же время также у
меня в кармане постоянно бывала книга, которую я принима­
ласьчитать, как скоро была одна»1. Немного позже, а именно

в 1756 году, Екатерина начала изучать верховую езду система­
тически. «Я вставала в 6 часов утра, — сказано в ее записках, —
одевалась по-мужски и шла в свой сад: там у меня было уст­
роено особое место на чистом воздухе, служившее мне мане­
жем. Успехи мои были так быстры, что часто Циммерман
(учитель верховой езды) подбегал ко мне и в невольном востор­
ге, со слезами на глазах, целовал у меня сапог... По правилу
манежа, Циммерман в награду трудов моих подарил мне сереб­
ряные шпоры. В три недели я прошла весь куре верховой езды,
и к осени Циммерман привел лошадь для вольтижирования» 2 и
проч.
В этих упражнениях Екатерины, вместе с некоторою молодец­
кою удалью, обнаруживаются известного рода самостоятель­
ность, крепкое здоровье. Некоторый избыток физической силы,
игривость молодости и веселость, иногда доходившая до резвости.
Таково было развитие Екатерины в эпоху молодости и во
время ее злосчастного брака с Петром. Страсть к занятиям,
склонность к развлечениям, необычайное честолюбие не давали
ей покоя. Не могла она довольствоваться скромными забавами
в кругу фрейлин, охотою и верховою ездою, чтением книг и
изучением теории государственного управления и рано или поз­
дно должна была идти дальше. Ее прошедшее было скромным,
бесцветным существованием; теперь же ей представилась воз­
1 Записки Екатерины, 104—105.
2Там яке, 183.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

51

можность занять одно из первых мест в мире; ее ожидали слава
и пышность короны; она не могла не думать об удовлетворе­
нии своего безграничного честолюбия. Судьба связала ее лишь
внешним образом и как бы случайно с человеком, стоявшим
и физически, и нравственно, и умственно несравненно ниже
нее. И прирожденные способности, и внешние обстоятельства,
и личный интерес, и интересы России заставляли великую
княгиню искать для себя вполне самостоятельного пути, вос­
пользоваться своим положением для достижения своих целей.
При таком различии темпераментов, характеров, способностей
и наклонностей Петра и Екатерины нельзя удивляться тому,
что история их брака представляет собой целый ряд недора­
зумений, столкновений; первоначальная холодность и невнима­
ние превратились в ненависть.
Екатерина в 1767 году в письме к г-же Бьельке, говоря о
датской королеве Каролине-Матильде, заметила: «Мне жаль
бедной королевы... нет ничего хуже иметь мужем ребенка. Я
опытна по этой части1 и принадлежу к числу таких женщин,
которые думают, что всегда виноваты мужья, если они нелюби­
мы, потому что поистине я бы очень любила своего, если бы
представилась к тому возможность и если б он был так добр,
что желал бы этого»23.
Это замечание написано после кончины Петра. Зато следу­
ющий отзыв, как кажется, прямо касающийся Петра Федоро­
вича, написан накануне его вступления на престол и
встречается между собственноручными заметками великой кня­
гини: «Человек, несправедливо нападающий на нас или отка­
зывающий нам в том, что достоин нам, разрывает сам связи,
соединяющие его с нами, и таким образом, по собственной
вине, уничтожает обязательства, которые налагали на нас эти
связи» .
Мы уже знаем, что тотчас после свадьбы Екатерина жа^Je sais se qui en vaut 1'aune».
2«S'il avait eu la bonte de le vouloir». «Сб. Ист. общ.», X, 164.
3«Сб. Ист. Общ.», VII, 10.

52

А.Г. БРИКНЕР

ловалась на невнимание к ней мужа. Достоин внимания сле­
дующий намек на некоторую холодность отношений Петра к
Екатерине в это время. В письме к г-же Бьельке от 24 ап­
реля 1774 года говорится о ложном слухе относительно бе­
ременности великой княгини Наталии Алексеевны; к этому
прибавлено: «На этот счет я не чувствую нетерпения, да и
не имею права на то: у меня не было детей в продолжение
девяти лет супружества; правда, впрочем, что обстоятельства
были другие*. Быть может, это последнее замечание состоит
в некоторой связи с рассказом Штелина, что врачи, прини­
мавшие во внимание физическую слабость великого князя,
советовали отсрочить свадьбу. Из записок Екатерины мы уз­
наем, что императрица Елизавета немало была озабочена тем,
что брак Петра с Екатериной так долго оставался бесплод­
ным*
23
.
20 сентября 1754 года Екатерина родила сына Павла. Лишь
только его спеленали, императрица приказала повивальной баб­
ке взять ребенка и следовать за нею. Екатерина видела своего
сына чрезвычайно редко. Рождение его не содействовало сбли­
жению великой княгини с супругом.
9 декабря 1758 года Екатерина родила дочь; она просила им­
ператрицу, чтоб та позволила назвать ребенка ее именем, но
Елизавета дала ей имя старшей сестры своей, герцогини Голш­
тинской, Анны Петровны.
Тем временем разлад между супругами не прекращался. Импе­
ратрица была несколько озабочена этим обстоятельством. Неда­
ром в наказе Чоглокову императрица вменяла ему в обязанность
наблюдать за тем, «чтобы между их императорскими высочества­
ми ни малейшее несогласие не происходило, наименьше же допу­
скать, чтобы какое преогорчение вкоренилось»3.
Нельзя было избегнуть «вкоренения преогорчения». В запи­
сках Екатерины заключается полная история этого брака. Не
Чсб. Ист. Общ.», XIII, 100.
2 Записки Екатерины, 93.
3 Соловьев, XXIV, 52.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

53

щадя мужа, Екатерина не скрыла и своих поступков и похож­
дений, о которых говорит с поразительной откровенностью.
Положение Екатерины заставляло ее подчас действовать не­
прямо и неоткрыто. Ей запрещали переписываться с матерью:
она, несмотря на это, находила возможность сохранять неко­
торую связь с Иоганною-Елизаветою. За ней надзирали; она
весьма часто, несмотря на строгий надзор, действовала вполне
самостоятельно, по своему усмотрению. Императрица запрети­
ла ей ездить верхом по-мужски; она же изобрела седло особой
конструкции и придумывала для себя костюмы с целью и в
этом отношении избегнуть надзора и иметь свою волю. Сохра­
няя внешний вид смирения и уступчивости, она в душе стояла
выше лиц сильнейших. Не имея ни друга, ни руководителя,
великая княгиня, предоставленная самой себе и на каждом
шагу чувствуя меру зависимости от внешних обстоятельств, а
притом обладая широким и проницательным умом, не могла
не привыкнуть к обдуманным, расчетливым действиям, к не­
сколько сложной системе обращения с людьми, ее окружав­
шими.
Все это, в соединении со страстной натурой молодой женщи­
ны, объясняет, почему были возможны отношения Екатерины к
Салтыкову, Понятовскому, Григорию Орлову. При дворе, где
фаворитизм играл столь важную роль, где каждый был занят
своими частными интересами, более или менее тайными сноше­
ниями с разными лицами, и Екатерина должна была рано или
поздно искать опоры в подобных сношениях.
Такого рода события не могли не содействовать полнейшему
разладу между Петром и Екатериной. Оба они находились в не­
котором антагонизме с императрицей. Это обстоятельство не
могло, однако, повести к сближению, к заключению некоторого
союза между ними. Петр сильно чувствовал перевес своей суп­
руги; во многих случаях он доверял ей свои тайны, руководст­
вовался иногда ее советами. Вообще, однако, при различии
нрава и способностей идти вместе, опираться друг на друга бы­
ло невозможно. Еще во время царствования императрицы Ели­
заветы
между
супругами
происходили
столкновения,
предвещавшие дальнейшие кризисы в будущем. Об одном подо-

54

А. Г. БРИКНЕР

бном эпизоде, случившемся в 1755 году, рассказано в записках
Екатерины следующее: «Однажды, после обеда, великий князь
явился ко мне в комнату и стал говорить, что я начинаю быть
невыносимо гордой и что он сумеет меня образумить. Я спра­
шивала, в чем заключается моя гордость. Он отвечал, что я хо­
жу чересчур прямо. Я спрашивала, разве для того, чтобы быть
ему угодною, следует ходить согнувши спину, как рабы Велико­
го Могола. Он рассердился и сказал, что он непременно меня
образумит. «Как же?» — спросила я. Тогда он прислонился спи­
ной к стене, обнажил до половины шпагу и показал ее мне. Я
спросила его, что все это значит; если он вздумал со мною
драться, то мне тоже нужно иметь шпагу. Тут он вложил по­
луобнаженную шпагу в ножны и сказал, что я сделалась страш­
но зла»1 и проч.
Как видно, предстоял поединок между Петром и Екатериной.
Борьба была неравной, и в безусловной победе Екатерины нель­
зя было сомневаться.

Записки Екатерины, 167.

ГЛАВА III

Участие в политических делах до 1761 года
ежду императрицею и «молодым двором* существовали
подчас несколько натянутые отношения. Однако при
разладе между Петром и Екатериною, при различии их
нравов и способностей нельзя удивляться тому, что образ дей­
ствий Петра относительно Елизаветы резко отличался от поступ­
ков великой княгини. Петр всегда действовал легкомысленно,
увлекаясь минутными побуждениями и обнаруживая полнейшую
неспособность к занятиям политическими вопросами; у него не
доставало ни сосредоточенности, ни проницательности, ни му­
жества, для того, чтобы образовать для себя какую-нибудь пар­
тию или разыграть какую-либо политическую роль. Екатерина,
напротив, имела приверженцев, искала себе союзников, образо­
вала для себя сильную партию; в минуты опасности она обна­
руживала необычайное хладнокровие и присутствие духа. Ни на
мгновение она не упускала из виду той главной цели, на кото­
рую были устремлены ее взоры с первой минуты пребывания в
России. Приближаясь мало-помалу к этой цели, она не была
разборчива в средствах для составления себе более выгодного
положения. При ее громадных способностях, при ее железной
воле нельзя было сомневаться в успехе.
Странно, что многим современникам бывший император
Иоанн Антонович и великий князь Петр Федорович казались
более опасными претендентами, чем Екатерина.

М

56

А. Г. БРИННЕР

Рассказывали, что в 1749 году, во время опасной болезни им­
ператрицы, в кружках царедворцев зашла речь о замещении
престола и что многие лица изъявили готовность в случае кон­
чины Елизаветы возвести на престол Иоанна Антоновича1. В бо­
лее скромных сферах русского общества, хотя лишь временно,
обнаруживалось некоторое сочувствие к Петру Федоровичу. Де­
ло дошло даже до заговора в пользу великого князя.
В 1749 году летом двор находился в Москве. В это же вре­
мя между заводскими крестьянами около древней столицы про­
исходили
волнения
и
беспорядки,
которыми
задумал
воспользоваться подпоручик Ширванского пехотного полка,
Иоасаф Батурин, для решительных действий в пользу великого
князя. Успех государственного переворота в 1741 году мог вну­
шить честолюбивому авантюристу мысль о возможности подо­
бной же попытки в пользу племянника императрицы Елизаветы.
В 1741 году оказалось делом весьма нетрудным устранить, при
помощи немногих офицеров и солдат, Брауншвейгскую фами­
лию; теперь же Батурин считал легко возможным устранение
императрицы и ее фаворита, Разумовского, при помощи шайки
заводских крестьян. Петр, узнав об этом намерении, с одной
стороны, одобрял столь безумные предположения, с другой —
сильно трусил и не решался принять участие в этом деле. Заго­
вор был открыт, и Петр, узнав об аресте некоторых сообщников
своих, находился в ужасной тревоге. Каждую минуту он ожи­
дал, что и его подвергнут следствию. Екатерина в своих запи­
сках говорит в насмешливом тоне об отсутствии в великом
князе всякого мужества при этом случае, и как он, в страшном
волнении, сообщил ей некоторые подробности об этой важной
тайне. Впрочем, заговор Батурина не имел последствий для
Петра. Батурин и его товарищи несколько лет просидели в за­
ключении2. Этот эпизод показал, что Петр не мог считаться
опасным претендентом. Екатерина была права, сделав при этом
Herrmann. «Gesch. d. russ. Staats», V, 106.
2 Записки Екатерины, 109. Статья г. Барсукова о Батурине в
♦Древней и новой России*, 1875, 1—170 и след. Соловьев, XXIII, 208,
по ошибке относит этот случай к 1753 г.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ П

57

случае мужу выговор за то, что он неблагоразумно связался с
егерями и псарями и внимательно выслушивал их болтовню о
нелепых предприятиях полупомешанного подпоручика.
Хотя великий князь и не был привлечен к суду, но такого рода
события, как заговор Батурина, не могли содействовать сближе­
нию между Петром и императрицею Елизаветою. Опека и надзор
над всеми действиями великого князя и его супруги были усиле­
ны и становились невыносимыми. Не без основания в одной био­
графии Петра, составленной вскоре после его кончины, было
сказано, что его при императрице Елизавете содержали «как бы
под легким арестом, будто государственного преступника*1. В
первое время брака Петра, ребяческие забавы его и полнейшее
отсутствие такта в нем до того раздражали императрицу, что она
имела с племянником довольно серьезные объяснения, причем заме­
тила ему, что он, вероятно, забыл, чем ей обязан, что она считает
его неблагодарным, что у ее отца, Петра I, был неблагодарный
сын, которого он наказал, лишив наследства и проч.23Кто обна­

руживал некоторую привязанность к великому князю, того уда­
ляли немедленно. Были найдены краткие записки императрицы
Елизаветы, в которых высказано сильное негодование на Петра9.
Однажды он обратился к фавориту императрицы, Ивану Ивано­
вичу Шувалову, с просьбой содействовать укрощению гнева и
выхлопотать ему несколько большую свободу в действиях. Из не­
скольких кратких записок Петра к Шувалову видно, что он про­
игрывал в карты довольно значительные суммы, что он просил
денег на покрытие долгов, желал на год или на два уехать за гра­
ницу для поправления здоровья; эти записки свидетельствуют о
сильном душевном расстройстве великого князя4*.
В таком положении Петр не мог не желать большей самосто1 «Wie ein in gelindem Arrest befindlicher Staatsgefangener*; «Die
merkwurdige Lebensgeschichte des unglucklichen russischen Kaisers Peters
des Dritten*. Leipzig, 1773, 161.
2 Записки Екатерины, 40.
3 «Чтения*, 1867, IV, Смесь, 28.
4«Русский архив*, 1866, 580—583. О долгах см. «Русская Стари­
на*, I, 199, V, 675, XXIII, 197.

58

А. Г. БРИКНЕР

ятелыюсти, как освобождение от опеки своей тетки. Он не мог
не мечтать о своем воцарении. Екатерина замечает, что однаж­
ды, узнав об опасности болезни императрицы, великий князь
казался чуть ли не обрадованным. Незавидное положение Петра
в этом отношении походило на положение царевича Алексея
Петровича при Петре Великом.
Ни Петр Федорович, ни Алексей Петрович, по слабости ха­
рактера и умственных способностей, не могли сделаться заго­
ворщиками. Это, однако, не мешало ни тому ни другому
заниматься тайными интригами, затрагивать вполне независимо
разные политические вопросы и действовать наперекор видам
правительства. Во время Семилетней войны Петр чуть ли не
был изменником, находясь в тайных сношениях с Фридрихом
И, и обнаруживал крайнюю радость при получении известий о
победах прусских войск над русскими. При всем том, однако, у
него не было точной политической программы. Его образ мыс­
лей и действий не столько был основан на убеждении полити­
ческих выгод сближения с Пруссиею, сколько лишь на личном
расположении к Фридриху II. Не владея достаточными средст­
вами для того, чтобы оказать действительную помощь Пруссии,
он, в сущности, не мог сделаться опасным императрице Елиза­
вете и ее политической системе.
Совсем иначе держала себя Екатерина, располагавшая гораз­
до большими средствами, умевшая притворяться, образовавшая
себе партию и готовая, в крайних случаях, приступит к чрез­
вычайно смелым действиям.
Довольно часто в записках Екатерины встречаются более или
менее резкие отзывы о личности Елизаветы. Зато ей нравилась
необычайная красота императрицы. Замечания о мелочности
характера последней подтверждаются разными фактами, между
прочим и наказом, составленным в 1746 году, по приказанию
Елизаветы, для лиц, окружавших молодую чету1. Недаром в но­
вейшее время было указано на различие между этой инструк­
цией и составленными позже Екатериною правилами, которыми
должна была руководствоваться невеста и супруга цесаревича
1 «Архив кн. Воронцова», II, 98—111.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

59

Павла Петровича1. Мелочность опеки над Екатериною и Петром

доходила до крайних пределов. Никто не мог без особого раз­
решения Чоглоковых, имевших надзор над великокняжескою
четою, явиться в покоях Петра и Екатерины; довольно часто
Елизавета отзывалась неблагоприятно о Екатерине; не раз об­
наруживалось некоторое невнимание к сохранению здоровья ве­
ликой княгини. При столь стесненном во всех отношениях
положении Екатерина не могла не желать приобретения тайных
доброжелателей, союзников; показывая вид полнейшего равно­
душия к политическим вопросам, совершенной покорности, без­
условного смирения, великая княгиня занялась приведением в
исполнение широкой политической программы.
Мы помним, что отец Екатерины, расставаясь с нею, совето­
вал ей уклоняться от всякого участия в политических делах.
Также и в инструкции, составленной для Чоглоковых, по при­
казанию императрицы, заключалось предписание строго наблю­
дать за тем, чтобы великая княгиня никоим образом не
принимала участия в русских или голштинских государственных
делах. При характере Екатерины соблюдение подобных правил
было немыслимо.
Петр сближался преимущественно с лакеями, егерями и пса­
рями. Екатерина, со времени своего приезда в Россию, служила
предметом внимания наиболее выдающихся сановников, кото­
рые, ввиду предстоявшей перемены на престоле, искали распо­
ложения Екатерины. Мы узнаем, что иностранные дипломаты
чрезвычайно невыгодно отзывались о великом князе. Совсем
иначе они относились к Екатерине. Многие лица считали весьма
вероятным, что рано или поздно она займет первое место в го­
сударстве.
Таким образом, великая княгиня, сначала игравшая чрезвы­
чайно скромную роль, мало-помалу приобретала весьма важное
значение и даже сделалась средоточием некоторой политической
агитации.
В своих записках Екатерина откровенно говорит о том, что,
при всем несчастии брака с жалким Петром, при всей неловкости
^рот в «Древней и новой России*, 1875, I, 131—124.

60

А. Г. БРИКНЕР

ее положения при дворе вообще, ее поддерживала мысль о буду­
щем. Чем опаснее становилось положение ее супруга, навлекшего
на себя общее нерасположение, тем более систематически она
мечтала о своем величии. «Я увидела, — писала она впоследст­
вии, — что мне остаются на выбор три, равно опасные и трудные
пути: 1-е, разделить судьбу великого князя, какая она ни будет;
2-е, находиться в постоянной зависимости от него и ждать, что
ему угодно будет сделать со мною; 3-є, действовать так, чтобы не
быть в зависимости ни от какого события. Сказать яснее, я дол­
жна быть либо погибнуть с ним или от него, либо спасти самое
себя, моих детей и, может быть, все государство от тех гибель­
ных опасностей, в которые, несомненно, ввергли бы их и меня
нравственные и физические качества этого государя. Последний
путь казался мне наиболее надежным; поэтому я решилась попрежнему, сколько могла и умела, давать ему благие советы, но
не упорствовать, когда он мне не следовал, и не сердить его, как
прежде; указывать ему его настоящие выгоды всякий раз, как
представится к тому случай, но в остальное время хранить самое
строгое молчание, и, с другой стороны, соблюдать свои интересы
по отношению к публике, так чтобы сия последняя видела во мне
спасительницу общественного блага»1.
Очевидно, Екатерина делалась претендентом на престол; она
не столько была советником, сколько соперником мужа; она
предвидела, что неизбежные кризисы в государственной жизни
России предоставят ей нечто вроде диктатуры. При необычай­
ной решимости нрава и обдуманности своих действий вообще
Екатерина не могла довольствоваться пассивною ролью. Люди
опытные, как, например, Бестужев, не считали возможным,
чтобы царствование Петра было продолжительно; Мардефельд,
как уверяют, сказать однажды Екатерине: «Вы будете царство­
вать или я совсем глупец». Ее духовный отец не раз говорил ей,
что на нее обращено внимание всего русского общества. С раз­
ных сторон выражались желания войти в сношения с великою
княгинею, снискать ее расположение.
Мало-помалу вопрос о том, что будет с Россиею после кон­
1 Записки Екатерины, 218.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

61

чины императрицы, становился жгучим, животрепещущим. При
слабом здоровье Елизаветы, при постоянно возобновлявшихся с
нею в пятидесятых годах болезненных и опасных припадках
нельзя было не заняться этим вопросом. От решения его зави­
село благо всей России внутри и успех внешней политики.
Нельзя было, при обсуждении этих вопросов, не взвешивать ме­
ру влияния отдельных лиц, на участие которых можно было
рассчитывать в минуту перемены на престоле. Люди, враждеб­
ные друг другу, мечтали о сближении и примирении ради избе­
жания опасных переворотов. При столь натянутом положении,
происходили между разными сановниками переговоры, о кото­
рых, понятно, сохранились лишь скудные и отрывочные сведе­
ния в исторических источниках.
С особенно напряженным вниманием английский дипломат
Уильямс наблюдал, во время начала Семилетней войны, за на­
строением умов при русском дворе. Он сообщает в донесениях
своему правительству, что великая княгиня весьма деятельна,
что ее очень любят, но что некоторые люди ее боятся; что лица,
приближенные к императрице, стараются сблизиться с нею1. То
были Разумовские и Шуваловы. «Императрица никого не видит
и не слушает, как только Шуваловых*, — пишет голландский
резидент в это время*2. И вот, именно Шуваловы предложили
Екатерине свои услуги. Предложение было сделано сперва через
князя Трубецкого, потом через племянника его, Ивана Ивано­
вича Бецкого. Екатерина отвечала, что согласна сблизиться с
Шуваловыми, если они будут вполне содействовать ее видам.
Узнав об этих переговорах, Уильямс, опасавшийся Шуваловых
за их привязанность к Франции, в письме к великой княгине
представлял, что Шуваловы, боясь восшествия на престол Пет­
ра, который будет мстить им за действия против Пруссии, и не
любя Екатерины за ее дружбу с Разумовскими и Бестужевым,
будут хлопотать, с помощью французского и австрийского по­
слов, чтобы наследником был провозглашен великий князь Па­
вел, а родители его удалены из России. Екатерина отвечала, что
*«Ьа cour de la Russie il у a cent ans*, 138.
2Raumer. «Beitrage z. neuen Gesch*, II, 453.

62

А Г. БРИКНЕР

Елизавета при жизни своей не отстранит племянника от престо­
ла; а если захотят что-нибудь сделать в минуту ее смерти, то
она, Екатерина, сумеет разрушить замысел. «Или умру, или бу­
ду царствовать», сказано в письме Екатерины к Уильямсу.
Для успокоения Уильямса Екатерина сообщила ему свой
план действий в минуту смерти Елизаветы: «Я иду прямо в
комнату моего сына; если встречу Алексея Разумовского, то
оставлю его подле маленького Павла; если же нет, то возьму
ребенка в свою комнату. В ту же минуту посылаю доверенного
человека дать знать пяти офицерам гвардии, из которых каж­
дый приведет мне 50 солдат, и эти солдаты будут слушаться
только великого князя или меня. В то же время я посылаю
за Бестужевым, Апраксиным и Ливеном, а сама иду в комнату
умирающей, где заставлю присягнуть капитана гвардии и ос­
тавлю его при себе. Если замечу малейшее движение, то ов­
ладею Шуваловыми».
Екатерина имела тайное свидание с гетманом Кириллом Ра­
зумовским, который уверял в успехе ее дела, уверял, что Из­
майловский полк, в котором он был подполковником, последует
за ним. Екатерина просила гетмана забыть прежнюю вражду
его с Бестужевым, потому что все ее друзья должны действовать
заодно. В одном письме к Уильямсу Екатерина писала: « Иоанн
Васильевич (царь) хотел уехать в Англию; но я не намерена
просить убежища у английского короля, потому что решилась
или царствовать, или погибнуть».
Сенатор Бутурлин обещал говорить на конференциях по вну­
шениям Екатерины. «Хотя, — сказала она, — это человек сла­
бого характера и склонен к плутовству, однако можно и из него
извлечь пользу».
Переговоры с Шуваловыми тоже продолжались. Екатерина
прямо написала к Ив. Ив. Шувалову, предлагая союз с преж­
ним условием: Шуваловы должны делать все для нее в насто­
ящем, она все для них в будущем. Письмо повез один из
приближенных к молодому двору людей, Лев Нарышкин, и,
возвратясь, рассказывал, что Шувалов, прочтя письмо, пришел
в восторг, бросился на колени пред образом и долго оставался
в религиозном экстазе. Насколько Нарышкин, по своему обы­

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

63

чаю, позволил себе преувеличения, чтобы посмеяться над фа­
воритом, это остается неизвестным1.
Шуваловы были важны для Екатерины вследствие близких
отношений к императрице Елизавете. Гораздо большее значение
в области политики имел Бестужев.
Мы видели выше, что Бестужев сначала был крайне недово­
лен приездом принцессы Ангальт-Цербстской в Россию, что он
находился в натянутых отношениях с матерью великой княгини
и что им была составлена для лиц, окружавших Екатерину, ин­
струкция, стеснявшая свободу ее действий. Тем важнее была
коренная перемена, происшедшая в 1753 году в отношениях
между канцлером и великою княгинею.
Екатерина рассказывает о своем сближении с Бестужевым
следующее: «С целью уменьшить число врагов Салтыкова мы
уговорились, чтобы я сказала несколько любезностей графу Бес­
тужеву и тем уверила его, что я не так чуждаюсь его, как
прежде. Посредником в этом деле я выбрала некоего Бремзе,
служившего у Пехлина в голштинской канцелярии. Он с боль­
шою готовностью взялся за мое поручение и уведомил меня, что
граф Бестужев обрадовался всем сердцем и сказал, что готов
быть мне полезным и что я могу располагать им всякий раз,
как то будет нужно мне*2. Затем Салтыков играл роль посред­
ника между Екатериною и Бестужевым.
Недавно были открыты новые данные об этих событиях, в
переписке саксонского дипломата Функе с Брюлем и в перепи­
ске между Екатериною и ее матерью. Из этих писем видно, что
Бестужев уже в начале 1754 года стремился к тому, чтобы пре­
доставить Екатерине некоторое участие в управлении голштин­
скими делами и что такое желание Бестужева находилось в
связи с его более обширным планом, доставить Екатерине воз­
можность управлять делами вообще во время царствования Пет­
ра. Весною 1754 года Функе доносил, что с некоторого времени
Екатерина во всех своих действиях руководствуется советами
Бестужева, что последний поддерживает тайную переписку ве1 Соловьев, XXXIV, 61—65.
23аписки Екатерины, 134—135.

64

А. Г. БРИКНЕР

ликой княгини с ее матерью и что канцлер и Екатерина заняты
особенно важными делами1.
Участвовать в управлении Голштиниею оказалось делом весьма
нетрудным для Екатерины. В ее записках рассказано подробно о
том, каким образом она, благодаря неохоте Петра к труду вооб­
ще, стала участвовать в решении голштинских вопросов. Малопомалу она вместо него начала управлять Голштиниею2. Все это
могло считаться как бы приготовлением к событиям 1762 года. В
начале 1755 года Петр подписал рескрипт, на основании которо­
го Екатерина уполномочивалась заниматься голштинскими делами.
Сообщая об этом факте, саксонский дипломат замечает, что все
это было устроено канцлером с тою целью, чтобы «впоследствии
было легче мало-помалу вручить великой княгине кормило правле­
ния». То же самое сказано в одной записке канцлера к Екатерине,
в которой прямо указано на «другой, важнейший, относящийся к
будущности проект, составленный для личной славы великой
княгини и для благоденствия империи»3. К своей матери Екате­
рина писала в марте 1755 года, что с некоторого времени великий
князь предоставил ей управление голштинскими делами и при этом
случае, как и вообще несколько раз, Екатерина, переписываясь с
матерью, восхваляла Бестужева, называя его лучшим другом и
говоря о вечной благодарности за его благосклонное внимание4.
Около 1756 года сношения Екатерины с английским послом
Уильямсом сделались довольно важными. Этот дипломат не со­
мневался в том, что Екатерина рано или поздно будет царство­
вать. При болезненном состоянии Елизаветы Уильямс считал
весьма вероятным скорую перемену на престоле. При этом слу­
чае он надеялся играть такую же роль, какую играл француз­
ский дипломат Шетарди при воцарении Елизаветы. Уильямс
рассчитывал на то, что ему удастся при помощи Екатерины про­
тиводействовать сближению России с Францией.
*См. статью Германна «Der russische Hof unter der Kaiserin
Elisabeth» в сб. «Historisches Taschenbuch». Leipzig, 1882, 302—303.
2 Записки Екатерины, 195.
3См. вышеупомянутую статью Германна, 304—307.
4 Там же, 307—308.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

65

В своих донесениях Уильямс сообщает кое-какие подробности
о беседах с великою княгинею; он был очень рад ее расположе­
нию к Англии. Мы узнаем, что не только Бестужев и Воронцов
получали английские деньги, но что также и Екатерина, благода­
ря английскому правительству, располагала денежными средства­
ми для того, чтобы действовать в пользу Англии. Она объясняла
Уильямсу, что ничего нельзя сделать без денег, что нужно подку­
пить женщин, окружающих императрицу, и что для этого необ­
ходимо 20 000 червонцев. Ей тотчас же была выдана эта сумма,
причем она обещала употребить ее не иначе как на пользу Англии
и возвратить, будет возможно, эти деньги в позднейшее время1.
И действительно в 1764 году между графом Паниным и англий­
ским послом Букингамом зашла речь об этой сумме. Панин гово­
рил о твердом намерении императрицы возвратить эти деньги;
английское правительство затруднялось принять их2.
Сношения Екатерины с Уильямсом продолжались до 1759
года, когда он должен был оставить Россию. О характере этих
сношений можно судить по письму Екатерины, писанному по
случаю отъезда Уильямса. Здесь сказано: «Не имея возможно­
сти вас видеть, я решилась вам писать, чтобы с вами про­
ститься; самое искреннее сожаление относится к тому, на
которого я смотрю как на одного из лучших моих друзей, чье
поведение привлекло все мое уважение и дружбу. Я никогда
не забуду, чем вам обязана. Чтобы вознаградить вас согласно
с благородством ваших чувствований, вот что я сделаю: я буду
изыскивать всевозможные случаи направлять Россию на то,
что я нахожу для нее выгодным, а именно быть тесно свя­
занной с Англиею... Я весьма рада, что благо России застав­
ляет меня оказать Англии признательность за личные мне
одолжения со стороны его величества, о котором я буду вспо­
минать с величайшею благодарностью. Прошу вас дружески
устроить к лучшему то, что вам поручено. Поверьте, что я
более всего желаю вернуть вас сюда с торжеством. Я надеюсь,
*См. расписки Екатерины в получении денег в «Сб. Ист. общ.»,
VII, 73.
2«Сб. Ист. общ.», XII, 162.

66

А. Г. БРИКНЕР

что когда-нибудь король, ваш государь, не откажет мне в
просьбе снова вас увидеть»1 и проч.
Из всех этих данных видно, каким образом Екатерина была
занята мыслью о будущем своем царствовании. Нет сомнения,
что тогда уже она мечтала о возможности устранения Петра.
Эту же самую цель имели в виду обе партии, существовавшие
при дворе Елизаветы: Шуваловы и Бестужев. Однако предпо­
ложения обеих партий отличались одно от другого, хотя мы и
не располагаем достаточными данными, чтобы составить себе
точное понятие о их мыслях и проектах.
В письме одного из дипломатов, пребывавших в России, ска­
зано в октябре 1757 года: «Один Бог ведает, кто будет наслед­
ником, в случае смерти императрицы, что может случиться
внезапно и даже не считается отдаленным, судя по состоянию
здоровья ее величества... никто ничего не ожидает от великого
князя. Канцлер начинает также сомневаться, чтобы он мог ус­
петь поставить во главе правления этого государства великую
княгиню и великого князя... каждый верит, что есть непремен­
но духовное завещание, сделанное в пользу юного великого кня­
зя, за исключением его отца; думают, что граф Шувалов будет
назначен правителем» и проч. К этому прибавлено, что Шува­
ловы, для приведения в исполнение своих проектов, рассчиты­
вали на содействие фельдмаршала Апраксина, находившегося в
то время с войском в Пруссии2.
Обыкновенно то обстоятельство, что Апраксин, после битвы
при Гроссегерндорфе (в августе 1757 года), отступил, вместо
того чтобы воспользоваться результатами своей победы, объяс­
нялось полученным им известием об опасной болезни Елизаветы
и неминуемо предстоявшей перемене на престоле. На этот счет
ходили разные слухи. Рассказывали, будто Шуваловы, нуждав­
шиеся в Апраксине для осуществления своих честолюбивых пла­
нов, были виновниками отступления Апраксина3. По другим
'«Чтения», 1870, III, Смесь, 41—42.
2Там же, III, 8—9.
3Там же, 16. Донесение Прессе в «Preussische Jahrbucher», XLVII,
586.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

67

известиям, Бестужев и Екатерина должны считаться руководи­
телями действий фельдмаршала, и это предположение до новей­
шего времени оставалось господствующим в исторической
литературе1.
При скудости исторического материала в настоящее время
нет возможности вполне отчетливо объяснить мотивы, которы­
ми руководствовался Апраксин. Быть может, отступление рус­
ского
войска
было
следствием
чисто
стратегических
соображений2. Между тем французское правительство было
проникнуто убеждением, что в этом деле заключалась интрига
Бестужева: французский посол в Вене сделал предложение,
чтобы одновременно и Франция, и Австрия потребовали уда­
ления от дел ненавистного канцлера. Кауниц не согласился на
исполнение желания Франции, потому что Эстергази дал знать
из Петербурга, что нет ни малейшего повода предполагать ка­
кую-либо связь между действиями Апраксина и образом мыс­
лей Бестужева и молодого двора3. Екатерина сама гораздо
позже, говоря об этих событиях, прямо и решительно отри­
цала всякое участие в них Бестужева: канцлер, писала она,
напротив, желал, чтобы Апраксин шел дальше4. В записках
Екатерины встречается предположение, что Апраксин, по всей
вероятности, решился на отступление по получении каких-то
писем от своих родственников, извещавших его об опасной бо­
лезни императрицы5.
Таким образом, мы не имеем основания думать, чтобы Бес­
тужев и Екатерина могли считаться виновниками отступления
Апраксина. Зато нельзя сомневаться в том, что падение Бесту­
жева находилось в некоторой связи с привлечением к суду
фельдмаршала и что великая княгиня, так же как и Бестужев,
состояла в переписке с Апраксиным. Во всяком случае, катаст­
1 Herrmann, V, 141. Schafer, I, 391. Bemhardi, II, 2, 179.
2 Как считает вероятным Соловьев, XXIV, 181.
3Arneth. «Maria Theresia», V, 283, 519.
4 «Русский архив», 1878, II, 286, 288.
5 Записки Екатерины, 205—206.

68

А.Г. БРИКНЕР

рофа канцлера могла весьма легко сделаться роковою и для
Екатерины. В записках последней встречается следующий весь­
ма любопытный рассказ о некоторых довольно важных сноше­
ниях ее с канцлером в это время: «Болезненное состояние
императрицы и ее частые конвульсии заставляли всех думать о
будущем. Гр. Бестужев и по месту своему, и по своим способ­
ностям, конечно, не менее других должен был заботиться о том,
что предстояло. Он знал, что великому князю с давних пор вну­
шено к нему отвращение. Ему очень хорошо была известна ум­
ственная слабость этого государя, рожденного наследником
стольких престолов. Очень естественно было, что этот государ­
ственный человек, как и всякий другой, желал удержаться на
своем месте. Он знал, что я уже много лет перестала внимать
внушениям, которые сначала отделяли меня от него. Кроме то­
го, в личном отношении он, может быть, считал меня единст­
венным существом, на котором, в случае смерти императрицы,
могла быть основана надежда общества. Вследствие таких и по­
добных размышлений он составил план, чтобы, как скоро им­
ператрица скончается, великий князь по праву был объявлен
императором, но чтобы в то же время мне было предоставлено
публичное участие в управлении; все лица должны были оста­
ваться при своих местах; Бестужев получал звание вице-прези­
дента в трех государственных коллегиях: иностранной, военной
и адмиралтейской. Таким образом, желания его были чрезмер­
ны. Он прислал мне проект этого манифеста, писанный рукою
Пуговошникова; но я, поговорив с гр. Понятовским, чрез кото­
рого манифест был мне доставлен, отвечала ему словесно, что
благодарю его за добрые намерения относительно меня и счи­
таю, что их очень трудно исполнить. Он писал и переписывал
свой проект много раз, переменял его, распространял, сокращал
и был, по-видимому, им очень занят. Сказать по правде, я смот­
рела на его проект почти как на бредни и как на приманку,
посредством которой этот старик хотел больше войти ко мне в
доверие; но я не думала поддаваться, потому что считала проект
этот вредным для государства, долженствовавшего терпеть от
малейшей ссоры между мною и не любившим меня мужем; но
так как все это были еще одни предположения, то я не хотела

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

69

противоречить упрямому старику, которого трудно было разубе­
дить, когда он что-нибудь забирает себе в голову»1.
Таким образом, Екатерина, которой было запрещено вмеши­
ваться в политические дела, находилась в тайных сношениях с
разными влиятельными лицами, знала о весьма важных полити­
ческих проектах, в которых ей приходилось играть главную роль,
и через все это подвергалась страшной опасности. Весною 1758
года, по случаю арестования канцлера, ей грозила катастрофа.
Мы не знаем точно, кто был главным виновником падения
Бестужева, — Шуваловы или вице-канцлер Воронцов, действо­
вавший при этом под давлением французского дипломата
Л'Опиталя (1'Hopital). Екатерина главную долю в несчастии
Бестужева приписывала Воронцову2. По другим известиям, ан­

глийский посланник Кейт сообщил великому князю о какой-то
грозившей ему со стороны Бестужева опасности, что заставило
Петра донести об этом императрице, которая, в свою очередь,
приказала арестовать канцлера3.

Во время допросов Апраксина, при разборе его бумаг, были
найдены письма, которые он получал от великой княгини. Со­
держание этих писем нисколько не могло повредить Екатерине;
в них выражалось желание военных успехов и советы, чтобы
фельдмаршал шел вперед. Но самый факт, что Екатерина со­
стояла в переписке с Апраксиным без ведома императрицы и
таким образом участвовала в делах, должен был сильно комп­
рометировать Екатерину в глазах императрицы, которая теперь
узнала, что Екатерина находилась в сношениях с канцлером и
руководствовалась его советами.
Понятно, что Екатерина, узнав из краткой записки Понятов­
ского об аресте Бестужева, пришла в сильное волнение. Она
рассказывает: «Эти строки ошеломили меня. Перечитавши их,
я сообразила, что мне нет никакой возможности не быть заме­
шанной в это дело... Тысячи ощущений, одно другого неприят­
1 Записки Екатерины, 227—228.
2 «Чтения», 1870, III, 34—35. «Русский архив», 1878, II, 286, 288.
3«Die merkwurdige Lebensgeschichte Peters III», Leipzig, 1773, 169.

70

А. Г. БРИННЕР

нее, наполняли мне душу. Словно с кинжалом в сердце я оделась
и пошла к обедне* и проч. На людях великая княгиня казалась
вполне спокойною и никого не спрашивала о случившемся. На
другой день к ней пришел голштинский чиновник Штамбке и
сообщил от имени Бестужева, «чтобы она не тревожилась на­
счет того, что она знает, потому что канцлер успел бросить в
огонь*. Это сообщение относилось к манифесту, приготовленно­
му на случай кончины Елизаветы и предоставлявшему Екатерине
участие в делах. Тотчас же она спешила успокоить Пуговошникова, переписавшего эту бумагу, в которой было сказано: «Вам
нечего бояться: все успели сжечь*.
Екатерина могла надеяться и дальше узнавать подробно о ходе
дела Бестужева. Штамбке сказал ей, что записку Бестужева до­
ставил ему трубач-егерь графа и что они условились на будущее
время сноситься между собою, кладя записки в назначенное мес­
то между кирпичами, недалеко от дома Бестужева. Недаром Ека­
терина велела Штамбке быть как можно осторожнее, чтобы эта
опасная переписка не открылась. Штамбке и Понятовский про­
должали сноситься с Бестужевым. Сама Екатерина мечтала войти в
сношения с бывшим канцлером через стороживших его офицеров
и солдат. Однако несколько дней спустя она узнала, что перепи­
ска Штамбке и Понятовского с Бестужевым была открыта. Она
сильно встревожилась. «Тем не менее, — замечает Екатерина,
рассказывая об этих событиях, — я была убеждена, что относи­
тельно правительства я не заслуживала ни малейшего упрека*1.
При допросе Бестужева ему между прочим был предложен
вопрос: «Для чего он предпочтительно искал милости у великой
княгини, а не так много у великого князя, и скрывал от ее вели­
чества такую корреспонденцию (переписку Екатерины с Апрак­
синым), о которой по должности и верности донести надлежало?*
Бестужев отвечал: «У великой княгини милости не искал, паче
же старался, с ведения ее императорского величества, открывать
ее письма* и проч. На основании записки, посланной к великой
княгине из-под ареста, был сделан вопрос: «Советуешь ты вели­
кой княгине поступать смело и бодро, с твердостью присовокуп­
1 Записки Екатерины, 225—230.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

71

ляя, что подозрениями ничего доказать не можно?» Бестужев от­
вечал: «Великой княгине поступать бодро и смело с твердостью
я советовал, но только для того, что письма ее к фельдмаршалу
Апраксину ничего предосудительного в себе не содержали». В до­
просах сильно настаивалось на частных и необычайных конфе­
ренциях канцлера с Штамбке и Понятовским. Бестужев клялся,
что тайных конференций не бывало. Довольно важен следующий
вопрос: «Не было ли соглашаемо и постановлено какого плана
как на нынешнее, так и на будущее время?» Так как в бумагах
Бестужева не было найдено никаких следов проекта опрестоло­
наследии, то хотели принудить его проговориться, настаивая на
частых свиданиях с Штамбке и Понятовским. Но Бестужев де­
ржался твердо, зная, что улики нет, а подозрениями нельзя ниче­
го доказать. Он отвечал даже прямее, чем был поставлен вопрос:
«Ни с Штамбке, ни с Понятовским и другими какими конфиден­
тами, коих у меня и не было, не думывал ни о каком плане ни на
нынешнее время, ни на будущее, да и возможно ли о том думать,
ибо наследство уже присягами от всего государства утверждено?»
Таким образом, следствие не приводило ни к какому резуль­
тату. В особенности оказалось невозможным доказать существо­
вание проекта о престолонаследии, составленного Бестужевым в
пользу Екатерины. Около года бывший канцлер пробыл под до­
машним арестом. В начале 1759 года он был сослан в одно из
своих имений. При перечислении его вины в манифесте, опуб­
ликованном по этому случаю, встречаются следующие: «клеве­
тал ее императорскому величеству на их высочеств, авто же
время старался преогорчить и их высочеств против ее импера­
торского величества... вплел в непозволенную переписку такой
персоны, которой в делах никакого участия не надлежало, и че­
рез то нечувствительно в самодержавное государство вводил со­
противление и сам соправителем сделался» и т.п.1 Апраксин
умер 6 августа 1758 года. Штамбке был выслан за границу.
Другие причастные к делу Бестужева лица были сосланы в раз­
ные города. Между этими лицами был Елагин, пользовавшийся
особенным доверием великой княгини.
1 Соловьев, XXIV, 188—195.

72

А.Г. БРИКНЕР

Сохранились некоторые письма Екатерины и Понятовского к
Елагину; и великая княгиня, и польский дипломат всячески уте­
шают Елагина, посылают ему деньги и обещают вечную благо­
дарность за оказанные им услуги. О самих событиях этого
политического кризиса говорится лишь отрывочно и намеками.
Упоминается о разных лицах, которые не названы по имени. По­
нятовский называет в своих письмах Екатерину не иначе как
«М.М.». Последняя говорит о Понятовском, как о «нетерпеливом
человеке». Понятовский пишет между прочим: «Пусть только ми­
лосердный Господь сжалится над нами, но мы еще должны были
выдержать жестокие испытания после вашего удаления. Однако
теперь скоро должна окончиться вся сумятица; но мы еще ничего
не знаем. А как приговор будет исполнен над несчастным стари­
ком, то могли бы другие дела опять получше пойти, к чему есть
основательная надежда». В другом письме сказано между прочим:
«Я не в состоянии теперь, любезнейший друг, достать тебе ответ
от М.М., потому что еще очень далек час, в который я могу туда
послать, но что отсрочено, то еще не потеряно. Сколько слез мо­
их и М.М. пролито о твоей участи» и проч. Немного позже Поня­
товский пишет: «Прочие несчастные все еще в одном и том же
положении, и судьба их еще неизвестна. Бог знает, как еще все
кончится. Но могу я только сказать вам, что императрица чрез­
вычайно милостива к М.М., что муж М.М. сделался лучшим дру­
гом моим и М.М.». Записки Екатерины к Понятовскому также
свидетельствуют о некотором волнении; так, например, он пи­
шет: «Хотя я в крайней горести ныне, но еще надежду имею, что
несказанные Божие чудеса и в сем случае помогут надеющимся
на него»... «Нетерпеливый человек уехал уже месяц тому назад,
и скука и горесть моя велики; надежду имею на его возвраще­
ние»... «Поворот ваш прежде окончания известного дела невозмо­
жен, а сие зависит от недвижимой иррезолюции»... «Покамест
жива, вспомню усердие ваше ко мне»1 и т.п.
Падение Бестужева не могло не уничтожить, хотя бы времен­
но, многих надежд Екатерины. Канцлер был ей сильным союзни­
ком и другом; через него она принимала участие в управлении
*«Сб. Ист. общ.», VII, 75—80.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

73

голштинскими делами, через него она могла надеяться достигнуть
участия в управлении Россиею после кончины Елизаветы. Теперь
тотчас же многое изменилось. Екатерина замечает в своих запи­
сках: «Штамбке был выслан, и с его отъездом окончилось мое заведывание голштинскими делами. Великому князю было сказано,
что императрице неприятно мое вмешательство в эти дела, да и
он сам был рад отставить меня от них*1.

Екатерина могла ожидать для себя весьма печальных послед­
ствий катастрофы Бестужева. Она сожгла все свои бумаги. В
ее записках сказано: «Что касается до великого князя, то я ви­
дела, что его запугали и натолковали ему, будто Штамбке с мо­
его ведома переписывался с государственным преступником. Я
замечала, что его и. высочество почти не смел говорить со мною
и избегал случая приходить ко мне в комнату, где я оставалась
в то время одна-одинешенька, не видя души человеческой. Я
сама нарочно не приглашала к себе, боясь подвергнуть посети­
телей какой-нибудь неприятности или несчастию. То же самое
при дворе, чтобы от меня не отворачивались, я нарочно не под­
ходила к тем, на кого могло пасть подозрение*2.

К тому же происходили разные неприятности. Когда однажды
Екатерина пожелала ехать в театр, Петр не хотел согласиться
на это и запретил приготовить карету для великой княгини. Она
сказала, что в таком случае пойдет пешком и станет жаловаться
императрице на худое обращение с нею, будет просить, чтобы
ей дозволили возвратиться в Германию. «Оставленная всеми, —
сказала Екатерина, — одна в своей комнате, ненавидимая ве­
ликим князем и вовсе не любимая императрицею, я наконец хо­
чу успокоиться, хочу никому не быть в тягость и не причинять
несчастия тем, кто меня любит*3.
Решительный тон, которым говорила Екатерина, поправил ее
положение. Грозя отъездом в Германию, она надеялась остаться
в России. Пока, однако, со всех сторон ее окружали опасности.
1 Записки Екатерины, 232.
2Там же, 232.
3Там же, 235.

74

А. Г. БРИКНЕР

Приближенный к Петру голштинец Брокдорф, говоря о Екатери­
не, выражался: «Надо раздавить змею». Эстергази доносил своему
двору, что великая княгиня два раза присылала к нему Штамбке
за советом и помощью, давая знать, что все беды постигли ее за
усердие к интересам Марии-Терезии. «Но так как, — писал Эс­
тергази, — императрица Елизавета горько жаловалась мне на по­
ведение Екатерины и так как иностранный министр не должен
вмешиваться в домашние дела государей, то я отклонил от себя
это дело, велев сказать ей, что всего лучше, если она обратится к
посредничеству своего супруга, владевшего полною милостью и
доверенностью императрицы». Рассказывали, что Ив. Ив. Шува­
лов уверил великую княгиню, что императрица скоро увидится с
нею, и если со стороны Екатерины будет оказана маленькая по­
корность, то все дело кончится очень хорошо1.
Екатерина сама желала свидания и объяснения с Елизаветою.
Она рассказывает в своих записках: «Я села писать письмо к им­
ператрице и написала его по-русски, в самых трогательных вы­
ражениях, как умела. Я начала с того, что благодарила ее за все
ее милости и благодеяния, оказанные мне с приезда моего в Рос­
сию. По несчастию, продолжала я в этом письме, оказалось, что
я не заслуживала этих милостей, потому что навлекла на себя не­
нависть великого князя и явное неблагорасположение ее и. вели­
чества; видя мое несчастие и оставаясь одна в комнате, где мне
не дозволяют самых невинных развлечений, я настоятельно про­
шу положить конец моим несчастиям и отослать меня к моим
родственникам, каким найдут приличнее способом... У моих род­
ственников я проведу остаток моих дней, моля Бога за ее величе­
ство, великого князя, детей моих и вообще всех тех, которые
оказывали мне добро или даже зло. Горе до такой степени рас­
тревожило мое здоровье, что я должна, наконец, позаботиться о
нем и, по крайней мере, спасти жизнь свою» и проч.
После этого письма, которое понес к императрице Александр
Шувалов, Екатерина, как она сама рассказывает, спокойно
ожидала, чем все это кончится. «Я была вполне убеждена, —
продолжает она, — что если действительно хотели меня выслать
1 Соловьев, XXIV, 197.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

75

или напугать только, то письмо мое должно было окончательно
уничтожить это намерение Шуваловых... Впрочем, мое решение
было составлено: оставаться ли, ехать ли — я смотрела на судь­
бу свою с философской точки зрения; каково бы ни было по­
ложение, в которое бы Провидению угодно было меня
поставить, я все-таки не лишилась бы средств ума и таланта,
данных каждому человеку по его естественным способностям; я
готова была и на возвышение, и на унижение и чувствовала в
себе достаточно бодрости, чтобы не измениться ни душою, ни
сердцем, возвысит ли меня судьба моя или унизит».
Впрочем, Екатерине еще долго приходилось ждать свидания с
императрицею. Она должна была прибегнуть к другим средствам,
для того чтобы достигнуть этой цели. Она сказалась больною, не
выходила больше и, как она выражается в записках, «сочла нуж­
ным говеть, дабы показать тем приверженность к православной
греческой вере». Затем она, по совету своего духовника, однажды
ночью позвонила и сказала вошедшей женщине, что чувствует себя
чрезвычайно дурно и хочет исповедоваться. Александр Шувалов
послал было за докторами, но Екатерина слабым и прерываю­
щимся голосом повторила просьбу позвать духовника. Духовник
пришел, полтора часа беседовал с мнимою больною и взялся ска­
зать императрице, что великая княгиня может умереть от печали
и горести, если не будет подана скорая помощь, и проч.
Цель была достигнута. Объяснение с императрицею последо­
вало уже на другой день в присутствии великого князя и Алек­
сандра Шувалова. Только при этом случае Екатерина увидела
мужа, с которым не встречалась в продолжение нескольких не­
дель и который, узнав о болезни жены, обещал Елизавете Ро­
мановне Воронцовой жениться на ней тотчас же после
ожидаемой кончины Екатерины.
Подробный рассказ об этом свидании помещен в записках
Екатерины. Она упала к ногам императрицы и со слезами про­
сила отпустить ее домой. Елизавета хотела поднять ее и сказала
между прочим: «Бог мне свидетель, как я об тебе плакала, ког­
да ты была при смерти больна по приезде твоем в Россию; если
бы я тебя не любила, я тогда же отпустила бы тебя». Затем,
однако, императрица упрекала Екатерину в чрезвычайной гор-

76

А. Г. БРИКНЕР

дости. «Ты воображаешь, — сказала Елизавета, — что нет на
свете человека умнее тебя». Великий князь сказал: «Она чрез­
вычайно зла и чересчур много о себе думает», и проч. Екатери­
на возражала весьма ловко, в скромном тоне, но решительно.
Елизавета заговорила о переписке великой княгини с Апракси­
ным; Екатерина возразила, что никогда не думала посылать
фельдмаршалу приказания и только просила его исполнять при­
казания императрицы.
Елизавета казалась тронутою несчастьем великой княгини и,
очевидно, в борьбе Петра с Екатериною брала сторону послед­
ней. Тотчас же после этого разговора она, через А. Шувалова,
дала знать Екатерине, что будет иметь с нею разговор наедине.
Затем Екатерине передали выражение императрицы, что пле­
мянник ее дурак, но что великая княгиня очень умна.
Между тем как Петр стал рассчитывать на то, что Екатерина
будет отправлена в Германию и что этим самым ему откроется
путь к браку с Воронцовой, императрица велела просить Ека­
терину не настаивать на своем отъезде и даже вовсе выбросить
из головы это намерение.
Этого-то и желала Екатерина. «Таким образом, — рассказыва­
ет она не без удовольствия в своих записках, — я могла быть уве­
рена, что меня не вышлют». Однако для приведения в большую
ясность своего положения ей нужно было второе объяснение с
императрицею, которого она просила в письме от 28 мая 1758
года1. Свидание состоялось. При этом случае опять была речь об
Апраксине. Екатерина должна была торжественно заявить, что
не писала к фельдмаршалу других писем, как те, которые сдела­
лись известными Елизавете. «Я поклялась ей в этом, потому что
в самом деле это было так, — замечает Екатерина в своих запи­
сках. — Тогда она стала расспрашивать подробности об образе
жизни великого князя» — на этом обрывается рассказ Екатери­
ны*2, и, таким образом, мы лишены возможности составить себе
более точное понятие о сношениях Екатерины с императрицею за
последнее время этого царствования.
]«Сб. Ист. общ.», VII, 74.
2Записки Екатерины, 244—254.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

77

Понятовский летом 1758 года, как мы видели, писал Елаги­
ну, что императрица «чрезвычайно милостива к М.М.». Из дру­
гих источников мы узнаем, что отношения между Елизаветою и
великою княгинею оставались натянутыми. В этом смысле до­
носил своему двору английский дипломат Стюарт1. Граф Мерси-Аржанто писал в конце 1761 года, незадолго до кончины
Елизаветы, что последняя избегает вовсе видеться с великим
князем и великою княгинею и что она «вот уже три месяца не
говорила с ними ни слова*2.
Можно было считать вероятным, что Елизавета решится на
перемену в порядке престолонаследия. В записках Екатерины
сказано: «Насчет племянника своего она, Елизавета, была оди­
наковых со мною мыслей; она очень хорошо знала его и уже
с давних пор не могла провести с ним нигде четверти часа
без огорчения, гнева или даже отвращения к нему. У себя в
комнате, когда заходила о нем речь, она обыкновенно зали­
валась слезами и жаловалась, что Бог дал ей такого наслед­
ника, либо отзывалась об нем с совершенным презрением и
нередко давала ему прозвища, которых он вполне заслужи­
вал»34
, и проч.

В разных источниках говорится о том, что Елизавета в по­
следнее время своего царствования мечтала о лишении Петра
права престолонаследия, что она опасалась с его стороны по­
кушения на ее жизнь. Ожидали, что Петр тотчас же после
воцарения удалит Екатерину и Павла и женится на Воронцо­
вой . Мерси-Аржанто писал, что Елизавета в последнее время
жизни любила являться вместе с Павлом Петровичем, что она
особенно заботилась о воспитании маленького великого князя
и что все это возбуждает разные толки о порядке престоло­
наследия5.
’«Чтения», 1870, III, 11.
2Статья Шефера в «Historische Zeitschrift», XXXVI, 421.
З3аписки Екатерины, 237. «Русский архив»,1877, II, 287.
4 De la Marche, 3 и 6; «Merkwurd. Lebensgesch. Peters III», 16;
Castera, I, 50, 80—84, 88—89; Blum. «Ein russ. Staatsmann», IV, 272.
5«Hist. Zeitschrift», XXXVI, 431.

78

А Г. БРИКНЕР

К этому вопросу относится следующая, случайно сохранивша­
яся, собственноручная записка Екатерины: «Последние мысли
покойной императрицы Елизаветы Петровны о наследстве ска­
зать не можно, ибо твердых не было. То несомненно, что она
не любила Петра III и что она его почитала за неспособного к
правлению, что она знала, что он русских не любит, что она с
трепетом смотрела на смертный час и на то, что после’ее про­
исходить может; но как она во всем имела решимость весьма
медлительную, особливо в последние годы ее жизни, то догады­
ваться можно, что и в пункте наследства мысли более колеба­
лись, нежели что-нибудь определительное было в ее мысли.
Фаворит же, Иван Иванович Шувалов, ...был убежден воплем
множества людей, которые не любили и опасались Петра III,
перед самой кончиной ее императорского величества мыслил и
имел намерение переменить наследство, в чем адресовался к
Н.И. Панину, спрося, что он о том думает и как бы это сде­
лать, говоря, что мысли иные имеются, отозвав из России ве­
ликого князя с супругою, сделать правление именем царевича,
которому был тогда седьмой год, что другие хотят лишь выслать
отца и оставить мать с сыном и что все о том единодушно ду­
мают, что великий князь Петр Федорович не способен и что
кроме беды, покоряясь ему, Россия не может ничего ожидать.
На это Н.И. Панин отвечал, что все эти проекты ведут к меж­
доусобной погибели, что в одном критическом (sic) того пере­
менить без мятежа и бедственных последствий нельзя, что
двадцать лет всеми клятвами утверждено. Н.И. (Панин) об
этом мне тотчас дал знать, сказав мне при том, что больной
императрице если бы представили, чтобы мать с сыном оста­
вить, а отца выслать, то большая в том вероятность, что она
на то склониться может. Но к сему, благодаря Богу, фавориты
не приступили, но, оборотя все мысли к собственной их без­
опасности, стали дворовыми вымыслами и происками стараться
входить в милость Петра III, в коем отчасти и преуспели. А он
о сей грозящей ему туче и никогда и не ведал, ибо он не мол­
чалив был и, конечно, те, кои бы захотели его остерегать в том
или в другом из верности к нему, были бы жертвой его не­
скромности, которая наиболее опасна была тогда, когда он из-

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

79

за стола вставал: по пословице русской — у пышого на языке,
чтоу трезвого на уме»1.
Накануне царствования Петра положение, в котором нахо­
дилась Екатерина, считалось весьма опасным. Княгиня Даш­
кова рассказывает в своих записках, как она однажды ночью
(20 декабря 1761 года) тайком пришла к великой княгине и
сказала ей: «При настоящем порядке вещей, когда императри­
ца стоит на краю гроба, я не могу больше выносить мысли
о той неизвестности, которая ожидает вас с новым событием.
Неужели нет никаких средств против грозящей опасности, ко­
торая мрачной тучей висит над вашей головой? Во имя неба,
доверьтесь мне; я оправдаю вашу доверенность и докажу вам,
что я более чем достойна ее. Есть ли у вас какой-нибудь план,
какая-нибудь предосторожность для вашего спасения? Благо­
волите ли вы дать приказания и уполномочить меня распоря­
жением?»
Екатерина ответила, что никакого плана не имеет и готова
вынести все, что бы ни случилось, причем упрекнула княгиню
в неопытности и юношеском энтузиазме, прося ее не подвергать
себя опасности. Обе женщины при этом свидании были в силь­
ном волнении. Княгиня Дашкова рассказывает дальше: «Князь
(муж ее) провел этот вечер у моего отца; из разговора их, пе­
реданного мне Дашковым, при всей скромности моего отца, яс­
но было видно общее беспокойство по случаю близкой
перемены»2.

Как видно, еще до воцарения Петра, с целью устранения его,
стали думать о государственном перевороте. Пока, однако, не
было приступлено к действиям. Воцарение Петра (25 декабря
1761 года) совершилось без всякого препятствия. Несколько ме­
сяцев спустя он был сменен Екатериною, очистив ей путь к пре­
столу полнейшею неспособностью и враждебным к ней
отношением.

1 «Русский архив», 1863, 383—384.
2Записки кн. Дашковой. Лондон, 1859, 26—27.

ГЛАВА IV

Царствование Петра III

уществует рассказ о разговоре между Петром Федорови­
чем и императрицею Елизаветою накануне ее кончины.
Австрийский посол Мерси-Аржанто доносил, что великий
князь должен был обещать умирающей тетке, что после ее к
чины не будет сделано какого-либо оскорбления ни Разумов­
ским, ни Шуваловым. О более важных делах не было речи,
прибавляет граф Мерси-Аржанто1. По донесению французского
посланника Бретеля, умирающая императрица умоляла Петра
жить в согласии с женою и иметь в виду интересы наследника,
Павла Петровича2.
В минуту кончины императрицы при ней находились Петр и
Екатерина. Старший сенатор, князь Трубецкой, выйдя из покоя
новопреставившейся, объявил присутствующим о вступлении на
престол императора Петра III3.
От внимания современников не ускользнуло то обстоятельст­
во, что Екатерина в следующие за кончиною императрицы Ели­
заветы дни с особенным благоговением участвовала в обрядах,
сопряженных с погребением усопшей. В этих действиях молодой
императрицы был расчет. Она знала очень хорошо, что публика

С

'«Сб. Ист. Общ.», XVIII, 27.
2«La cour de la Russie», 178.
Соловьев, XXIV, 418.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

81

отзывалась неблагоприятно о небрежности или даже насмешли­
вости, с которыми Петр относился к церковным обрядам12. В за­
писках одного очевидца с похвалою говорится о том, как
держала себя Екатерина у гроба Елизаветы .
В манифесте о воцарении Петра не упоминалось о Екатерине
и Павле. Но новой императрице было оказано внимание с дру­
гой стороны. Фридрих II просил английского посла Кейта уве­
рить ее в своем дружеское расположении и выразить надежду,
что Екатерина не преминет содействовать скорому окончанию
войны3. Рассказывали, что прусский король советовал своему
другу, Петру, обращаться с супругою осторожно и благосклон­
но. Тщетная предусмотрительность!
К сожалению, мы не имеем подробных сведений об отноше­
ниях между Екатериною и Петром в первое время царствования
последнего. Штелин сообщает, что императрица ежедневно яв­
лялась в кабинет государя, но что они обыкновенно не обедали
вместе. Достойно внимания следующее замечание в записках
Штелина: «На святой неделе император приезжает в Новый
Зимний дворец, помещает императрицу на отдаленном конце
его, а ближе к себе, на антресолях, свою любимицу, толстую
фрейлину Елизавету Романовну Воронцову»4.
Иностранные дипломаты в это время наблюдали за образом
действий Екатерины. Бретель писал в январе 1762 года: «В
день нашей аудиенции и нашего поздравления новая императ­
рица казалась печальною. Очевидно, она не будет иметь ни­
какого влияния; я думаю, что она вооружается философиею.
Впрочем, при ее характере она едва ли ограничится этим. Им­
ператор более чем когда-либо ищет общества фрейлины Во­
ронцовой и назначил ее гофмейстериною фрейлин. Она живет
при дворе и пользуется чрезвычайным почетом. Признаться:
странный вкус!» В другом донесении Бретель пишет: «Импе­
1 Memoirs of the princess Dashkaw, I, 40—41.
2Позье в «Русской Старине», I, 203.
3Raumer, II, 497.
4«Чтения», 1866, IV, 97 и 104.

82

А.Г. БРИКНЕР

ратрица находится в отчаянном положении: ей показывают
полнейшее презрение. Она с великим негодованием видит, как
с нею обращается император и каково высокомерие фрейлины
Воронцовой. Я не могу представить себе, что императрица,
смелость и горячность которой мне известны, рано или поздно
приступит к крайним мерам. У нее есть друзья, которые, если
она того пожелает, решатся для нее на все». В другом месте:
«Всеобщее расположение к императрице усиливается. Никто
столь ревностно, как она, не исполняет религиозных обязан­
ностей по случаю погребения покойной императрицы; никто
столь добросовестно, как она, не соблюдает постов и вообще
обрядов и проч., между тем как император пренебрегает всем
этим, хотя в России такого рода правила имеют большое зна­
чение. Одним словом, Екатерина старается нравиться и упот­
ребляет все средства для достижения этой цели. Во всем этом
есть значительная доля самолюбия. К тому же она едва ли
может забыть, что нынешний император, когда был великим
князем, грозил заключить ее в монастырь, по примеру Петра
Великого в отношении к первой его супруге. Все это, в сое­
динении с ежедневно повторяющимися оскорблениями, должно
произвести в столь умной голове императрицы сильное броже­
ние; при случае взрыв неминуем». Несколько недель спустя
Бретель доносил своему двору о чрезвычайном расстройстве
здоровья императрицы и об усиливающемся постоянно антаго­
низме между Петром и Екатериною. В его депеше сказано:
«Императрица отличается смелостью души и ума; она пользу­
ется всеобщим уважением, между тем как все ненавидят им­
ператора», и дальше: «императрица на личные оскорбления со
стороны ее супруга отвечает лишь смирением и слезами. Народ
разделяет ее горе и желает ей всего лучшего»1.
Английский дипломат Кейт, который относится вообще гораз­
до снисходительнее других современников к образу действий и
нраву Петра, доносил о печальном положении, в котором нахо­
дилась Екатерина, следующее: «Как кажется, императрица не
имеет никакого значения». Довольно часто в донесениях Кейта
1Raumer, III, 300—305. «La cour de la Russie», 189.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

83

встречается замечание, что императрица не участвовала в том
или другом придворном празднестве. 19 марта он пишет: «Вли­
яние императрицы ничтожно. На ее мнения не обращается ни
малейшего внимания ни при важных, ни при менее важных де­
лах». Между тем Фридрих II писал Кейту: «Ищите случая со­
общаться обо всем с императрицею; она вам даст лучшие
советы, которых прошу вас следовать.
Австрийский дипломат граф Мерси-Аржанто доносил 10 ян­
варя 1762 года: «Незадолго до кончины императрицы в великой
княгине стало заметно, что она сильно озабочена участью, ожи­
дающей ее и ее сына; но не было принято никаких предосто­
рожностей или мер... Императрица не имеет почти никакого
значения». 1 февраля: «Императрица живет почти в полном от­
чуждении и, кажется, не имеет ни малейшего влияния на все
то, что происходит; между тем едва ли возможно, чтобы под
этою спокойною внешностью скрывалось какое-нибудь тайное
мероприятие, необходимость которого государыня должна созна­
вать более чем когда-либо как для себя, так и для своего сына,
на которого император со времени своего вступления на пре­
стол, можно сказать, не обращал никакого внимания и к кото­
рому он всегда обнаруживал всем заметное презрительное
нерасположение». 12 февраля: «Императрица по-прежнему не
имеет значения и, кажется, никогда не достигнет его, разве по­
средством какого-нибудь необыкновенного события». 15 марта:
«Императрица прислала мне секретным путем приятное и обя­
зательное уверение, что если бы она имела хоть малейшую
власть, то, конечно, употребила бы ее на сохранение прежней
политической системы». В мае: «Ее величество продолжает жить
в большом уединении и не столько по нездоровью запирается в
своих покоях, сколько для того, чтобы не быть самой свидетель­
ницею безграничного беспорядка и неприличного образа жизни
двора. В особенности же мне достоверно известно, что госуда­
рыня провела весь прошедший понедельник, т.е. день торжест­
венного пира, в горьких слезах»1.
Ювелир Позье рассказывает в своих записках о близких сно!«Сб. Ист. Общ.», XVIII, 33, 83, 120, 235, 323, 350.

84

А. Г. БРИКНЕР

шениях Петра с Воронцовой, в покоях которой он встретился
с государем, а также о ненависти Петра к Екатерине. Однажды
Петр, увидев ювелира на лестнице дворца, спросил его, откуда
он идет. Позье должен был ответить, что был у императрицы.
С злобным выражением лица Петр раз навсегда запретил юве­
лиру бывать у Екатерины. К этому рассказу Позье прибавлено,
что клевреты Петра, опасаясь действий честолюбия императри­
цы, т.е. государственного переворота, нарочно сняли раздор
между супругами. Особенно женщины при дворе Петра стара­
лись вооружить его против императрицы1. Ненависть доходила
до крайней мелочности. Рассказывали, что Петр запретил са­
довнику в Петергофе отпускать императрице те фрукты, кото­
рые она любила2.

И в записках графа Гордта, находившегося в это время в Пе­
тербурге и бывшего свидетелем событий при дворе, встречаются
некоторые черты, характеризующие неблагоразумный образ дей­
ствий Петра и необычайный такт, с которым держала себя им­
ператрица, хотя, как замечает Гордт, и не могла скрывать
глубокой печали и уныния3.
Следующий эпизод, случившийся в мае 1762 года, наделал
довольно много шума в столице. На торжественном обеде по
случаю празднования мира, заключенного с Пруссией, Петр
предложил тост «за здоровье императорской фамилии». Когда
императрица выпила бокал, Петр приказал своему генерал-адъ­
ютанту Гудовичу подойти к ней и спросить, почему она не вста­
ла, когда пила тост. Государыня отвечала, что, так как
императорская семья состоит из ее супруга и ее самой, то она
не думает, что это было необходимо. Гудович, передав этот от­
вет, был снова послан сказать ей, что она «дура» и должна бы
знать, что двое дядей, принцы Голштинские, также члены вен­
ценосной семьи. Опасаясь, впрочем, чтоб Гудович не смягчил
выражения, Петр повторил его громко, так что большая часть
^Русская Старина», 1, 201, 226.
2De la Marche, 121.
3Memoires d'un gentilhomme suedois. Berlin, 1788, 263—264.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

85

общества слышала его. Екатерина залилась слезами. Происше­
ствие это быстро разнеслось по городу, и, по мере того как Ека­
терина возбуждала к себе сочувствие и любовь, Петр глубже и
глубже падал в общественном мнении1.
За несколько лет до этих событий Бестужев считал возмож­
ным, что Екатерина и Петр будут царствовать вместе, что им­
ператрица примет участие в делах. Вышло иначе. Екатерина
находилась в крайнем унижении, в величайшей опасности.
Нельзя было ожидать, чтобы дела оставались долго в таком по­
ложении. Борьба оказалась неминуемою. Со стороны Петра бы­
ло сделано все возможное для того, чтобы доставить полнейшую
победу его противнице. Недаром она и прежде рассчитывала
на то, что царствование Петра сделается невыносимым.
Говорят, что Екатерина, после своего воцарения, между бу­
магами Петра нашла в одном из писем Фридриха II к импера­
тору следующие внушения: не проводить слишком быстро
нововведений, щадить нравы и обычаи народа, в сложных делах
руководствоваться скорее мнениями жены, чем собственным ув­
лечением*
2. Петр во всех отношениях действовал противополож­
но этим советам.
Известно, что первые правительственные распоряжения Пет­
ра произвели довольно благоприятное впечатление. В одном из
манифестов он обещал царствовать в духе Петра Великого. Воз­
вращение множества ссыльных, уничтожение тайной канцеля­
рии, отмена пытки, понижение цены на соль, расширение прав
дворянства — все это влияло в пользу Петра. В среде дворян­
ства здесь и там встречались выражения особенной привязанно­
сти к Петру3, хотя, с другой стороны, действия Петра были
Записки кн. Дашковой, 38—39. «Die merkwurdige Lebensgeschichte
Peters III», Leipzig, 1773, 235. Едва ли рассказ С.М. Голицына о том,
что Петр в тот же день просил у Екатерины прощения, имеет осно­
вание; см. «Русский архив», 1869, 642.
2 В переписке между Фридрихом и Петром, изданной в III томе
«Русской Старины», недостает несколько писем короля.
3См. письма гр. И. Чернышева к Ив. Ив. Шувалову в «Русском
архиве», 1869, 1822.

86

А. Г. БРИКНЕР

объясняемы подчас довольно странными побуждениями1. В во­
енных кружках обнаруживалось некоторое удовольствие, что
наконец на престоле, после многих женщин, явился государь2.

Штелин замечает, что сначала все радовались неутомимой дея­
тельности молодого монарха, но вскоре увидели, что он начина­
ет по-прежнему обращать внимание на пустые мелочи и
относится с пренебрежением к существенным вопросам государ­
ственного управления3.
Нововведения в управлении духовными имениями, грубое об­
ращение императора с высокопоставленными лицами, сановни­
ками
генералами,
протекция,
оказанная
голштинским
родственникам, ничем не заслуживавшим отличий и наград, не­
расположение Петра к гвардейским полкам, невнимание к рус­
ским нравам и обычаям, злосчастное намерение начать войну с
Данией, ребяческий и бестактный образ действий при каждом
случае, — все это не могло не возбудить общего негодования и
ропота. Число приверженцев Екатерины росло постоянно и бы­
стро.
В один голос иностранные дипломаты стали порицать поступ­
ки и характер государя. Бретеля и других послов оскорбило тре­
бование Петра, чтобы они сделали визиты принцу Георгу
Голштинскому. По этому случаю происходили разные неприят­
ности. Английское правительство было озадачено нескромностью
Петра, передававшего прусскому дипломату Гольцу конфиден­
циальные сообщения, сделанные лордом Бьютом русскому послу
в Лондоне. С австрийским послом государь обращался до того
грубо, что тот вообще избегал являться ко двору.
Нельзя поэтому удивляться, что во всех донесениях иностран­
ных дипломатов за это время постоянно говорится о неспособ­
ности Петра заниматься делами, об отсутствии в нем разума, о
странных его поступках, шумных обедах и ужинах, в которых
нарушались правила обыкновенного приличия, о беспорядках в
1 Щербатов. О повреждении нравов. «Русская Старина*, II, 674.
2De la Marche 2. «Русская Старина*, III, 307.
3 «Чтения*, 1867, IV, Смесь, 98.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

87

государственном управлении и т.п. Мерси замечает в одном из
своих донесений, что нельзя ожидать ничего хорошего от этого
царствования и что Петр, без сомнения, слишком поздно будет
сожалеть о своем безумии. Воронцов, в разговоре с графом
Мерси, со слезами на глазах говорил о своем намерении поки­
нуть Россию. Другой сановник упрекал Елизавету за то, что она
вовремя не отправила Петра за границу и тем не избавила Рос­
сию от столь жалкого государя. Весь народ, писал Мерси, от
первого до последнего, раздражен в величайшей степени; вол­
нение во всем государстве таково, что едва ли императору будет
возможно отправиться в поход1.
В этом же тоне Бретель доносит об «унизительном зрелище»,
как Петр, в нетрезвом виде, восхвалял Фридриха II, об общей
неурядице в России, о расстройстве финансов, о порче нравов
при дворе, об общем неудовольствии и раздражении2.
Множество анекдотов, характеризующих образ мыслей и дей­
ствий Петра, встречается в депешах саксонского дипломата
Брюля. При всем том последний не считал вероятным, чтобы
Петр сделался жертвою государственного переворота; менее все­
го Брюль ожидал предприимчивости со стороны Екатерины;
скорее, по его мнению, грозила опасность со стороны бывшего
императора Иоанна Антоновича3.
Разумеется, отзывы представителей тех держав, которые, при
вступлении на престол Петра, лишились сильного союзника,
оказываются особенно резкими. Понятно, что, напротив, анг­
лийский дипломат Кейт, прусские дипломаты Гольц и Шверин
и сам Фридрих II иначе судили о качествах и действиях Петра
III. И в позднейших сочинениях тех писателей, которые враж­
дебно относились к Екатерине, например Кастера, Гельбига,
Сальдерна, встречаются отзывы более или менее благоприятные
Петру, или, по крайней мере, несколько более снисходительные
к его порокам и промахам. Зато в других, современных СОЧН­
ОМ. мою статью «Zur Geschichte Peters III und Katherina II» в
журнале «Russische Revue», XI, 5 и след.
2Raumer, III, 304 и след. La cour de la Russie, 190 и след.
3 Herrmann. Geschichte des russischen Staats, V, 256 и след.

88

А. Г. БРИННЕР

нениях разных авторов заключается полнейшее осуждение цар­
ствования Петра III. Щербатов, противник Екатерины, изобра­
жает сильный упадок России в это время, княгиня Дашкова и
Болотов не находят слов, чтобы выставить на вид ничтожество
этого государя; весьма невыгодно писал о Петре даже Миних,
обязанный ему освобождением из ссылки и защищавший его в
последнюю минуту его царствования; довольно резко порицал
Петра и канцлер голландского консульства в Петербурге, Буденэр1, и проч., и проч.
Внешняя политика Петра III, союзника Пруссии, друга
Фридриха И, возбуждала сильное неудовольствие. Несколько
лет сряду в России привыкли смотреть на Фридриха, как на
опаснейшего врага; теперь же Россия очутилась в какой-то за­
висимости от Пруссии; император играл роль какого-то вассала
Фридриха II, говорил о нем, как о своем начальнике. Перемена
в области внешней политики произошла быстро и казалась не­
понятною. Канцлер Воронцов не имел никакого значения. Иван
Иванович Шувалов должен был довольствоваться управлением
высших училищ. Иностранцы, как, например Гольц и Шверин,
подозревали в нем заговорщика против Петра, между тем как
он, в сущности, не был опасным императору. Даже Мельгунов
и Волков, пользовавшиеся особенным доверием Петра, в глазах
прусских дипломатов считались противниками сближения с
Пруссиею.
Особенно сильное брожение замечалось в среде духовенства.
И из записок русских людей, и из донесений иностранцев вид­
но, как велико было негодование на Петра по случаю разных
нововведений, оскорблявших религиозное чувство и восстановлявших против правительства духовных лиц, которые, в свою
очередь, распространяли недовольствие в народе.
Еще опаснее было раздражение в войске. Офицеры и сол­
даты были недовольны введением приемов прусской дисципли­
ны, назначением главным начальником войска дяди Петра,
принца Георга Голштинского. Петр презирал и оскорблял гвар­
дию, которую называл янычарами. Современники сообщают о
^oudenaer в «Архиве кн. Воронцова*, XXV, 264 и след.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

80

тяжелом впечатлении, производимом ежедневно повторяющи­
мися солдатскими упражнениями государя, в которых должны
были принимать участие высшие сановники, люди пожилые и
даже дряхлые, как, например, князь Трубецкой, граф Разу­
мовский и др.
Болотов, адъютант начальника полиции, генерала Корфа,
рассказывает о Петре: «Редко стали уже мы заставать государя
трезвым и в полном уме и разуме, а всего чаще уже до обеда
несколько бутылок английского пива, до которого он был стра­
стный охотник, уже опорожнившим, то сие и бывало причиною,
что он говаривал такой вздор и такие нескладицы, что при слу­
шании оных обливалось даже сердце кровью от стыда перед
иностранными министрами, видящими и слышащими то и, бессомненно, смеющимися внутренне. Истинно, бывало, вся душа
так поражается всем тем, что бежал бы неоглядкою от зрелища
такового: так больно было все это видеть и слышать», и проч.
Одна современница, знатная дама, рассказывала потом: «Госу­
дарь, бывало, нарочно смешил меня разными гримасами. Он не
похож был на государя». Болотов пишет, что все ожидали пе­
реворота и в особенности враждебных государю действий со
стороны гвардейцев1.
Чем легче можно было ожидать какого-либо кризиса, тем
опаснее казалось намерение Петра отправиться за границу для
ведения войны. Недаром особенно беспокоились те, которые
имели в Петре союзника и друга. Гольц и Шверин были увере­
ны и уверяли короля Фридриха II, что недовольные воспользу­
ются отъездом Петра к армии и произведут восстание. Поэтому
они старались уговорить императора отменить поездку, утверж­
дая, что его присутствие в России необходимо для блага импе­
рии. Шверин писал к королю 8 апреля: «Никто в мире, кроме
вашего величества, не может отвратить императора от этого
опасного путешествия». То же самое писал Гольц, выставляя на
вид необходимость для Петра прежде всего короноваться.
Фридрих писал Петру: «Признаюсь, мне бы очень хотелось,
чтобы ваше величество уже короновались, потому что эта цере^рилож. к «Русской Старине», 1870, II, 197. Соловьев, XXV, 83.

90

А. Г. БРИННЕР

мония произведет сильное впечатление на народ, привыкший
видеть коронование своих государей. Я вам скажу откровенно,
что не доверяю русским. Всякий другой народ благословлял бы
небо, имея государя с такими выдающимися и удивительными
качествами, какие у вашего величества, но эти русские, — чув­
ствуют ли они свое счастие, и проклятая продажность какогонибудь одного ничтожного человека разве не может побудить
его к составлению заговора или к поднятию восстания в пользу
этих принцев брауншвейгских? Припомните, ваше император­
ское величество, что случилось в первое отсутствие императора
Петра I, как его родная сестра составила против него заговор!
Предположите, что какой-нибудь негодяй с беспокойною голо­
вой начнет в ваше отсутствие интриговать для возведения на
престол этого Ивана, составит заговор с помощью иностранных
денег, чтобы вывести Ивана из темницы, подговорит войско и
других негодяев, которые присоединятся к нему, — не должны
ли вы будете тогда покинуть войну против датчан, хотя бы все
шло с отличным успехом, и поспешно возвратиться, чтобы ту­
шить пожар собственного дома. Эта мысль привела меня в тре­
пет, когда пришла мне в голову, и совесть мучила меня всю
жизнь, если б я не сообщил эту мысль вашему императорскому
величеству; я здесь в глубине Германии; я вовсе не знаю вашего
двора: ни тех, к которым ваше величество может иметь полное
доверие, ни тех, кого можете подозревать, поэтому вашему вы­
сокому разуму принадлежит различить, кто предан и кто нет; я
думаю одно, что если вашему величеству угодно принять на­
чальство над армиею, то безопасность требует, чтобы вы прежде
короновались и потом, чтоб вы вывезли в своей свите за гра­
ницу всех подозрительных людей. Таким образом вы будете
обеспечены» и проч.
Как видно, Фридрих не без основания ожидал быстрой пере­
мены. Его советы, однако, оставались тщетными. Недаром Ека­
терина насмехалась над болтливостью Петра. Тотчас же по
получении письма от прусского короля он сообщил Шувалову,
именно тому лицу, которое считалось заговорщиком, об опасе­
ниях Фридриха и о его совете взять с собою в армию всех по­
дозрительных людей. Мало того, вскоре после этого Петр через

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

91

Мельгунова велел сказать Шувалову, чтоб он следовал за ним
в армию в качестве волонтера1.
Фридриху Петр отвечал: «Что касается Ивана, то я держу
его под крепкою стражею, и если б русские хотели сделать зло,
то могли бы уже давно его сделать, видя, что я не предприни­
маю никаких предосторожностей. Могу вас уверить, что когда
умеешь обходиться с ними, то можно быть покойным на их
счет»2, и проч.
Фридрих был прав, ожидая кризиса. Он только ошибался от­
носительно источника, откуда могла грозить опасность Петру.
Несчастный шлиссельбургский узник не мог считаться опасным
претендентом. Петр, как говорят, даже думал о возможности ос­
вободить Иоанна и отправить его к родственникам за границу.
По другим известиям, возникла мысль объявить Иоанна наслед­
ником престола и заключить Екатерину и Павла в Шлиссельбур­
гскую крепость. Достоверно только то, что Петр посетил бывшего
императора в Шлиссельбурге и что он намеревался построить для
него более удобное помещение в той же местности и вообще об­
легчить несколько горькую участь арестанта.
Опасность грозила Петру с другой стороны. На нее было ука­
зано, как мы видели, в донесениях Мерси и Бретеля.
Екатерина справедливо заметила впоследствии: «У Петра III
первым врагом был он сам: до такой степени все действия его
отличались неразумением»34. Не чая беды, он находился на краю
бездны. По свидетельству одного современника, все русские, за
исключением разве какого-нибудь десятка царедворцев, желали
4
перемены на престоле .
Нет сомнения, что и императрица Екатерина находилась в
крайней опасности и что ее предприятие против Петраможет
считаться некоторым образом оборонительною мерою, средством
самосохранения.
‘Соловьев, XXV, 78.
2«Русская Старина», III, 306—307.
3«Русский архив», 1878, II, 288.
4«Le pour et le centre de Pierre III empereur de Russie», 7.

92

А. Г. БРИКНЕР

Многие современники были убеждены в том, что Петр хотел
развестись с Екатериною, лишить всех прав Павла и жениться
на Воронцовой1. Лица, окружавшие Екатерину, узнали о гро­
зившей ей опасности и старались предупредить враждебные дей­
ствия Петра.
Сама Екатерина рассказывает об этих событиях следующее: «Он
(Петр) хотел жениться на Воронцовой, и в тот самый вечер, ког­
да возложена была на графиню Екатерининская лента, приказал
адъютанту своему, князю Барятинскому, арестовать императрицу
в ее покоях. Испуганный Барятинский медлил исполнением и не
знал, как ему быть, когда в прихожей повстречался ему дядя им­
ператора, принц Георгий Голштинский. Барятинский передал
ему, в чем дело. Принц побежал к императору, бросился пред
ним на колени и насилу уговорил отменить приказание*2.
Этот рассказ императрицы, написанный почти три десятилетия
спустя, нисколько не противоречит данным в других источниках.
Украшение графини Воронцовой Екатерининскою лентою
происходило в последних числах июля. Ювелир Позье расска­
зывает следующее:
«Император уехал в Ораниенбаум. Он собирался там повесе­
литься, а императрице приказал поселиться в Петергофе. При
ней было всего шесть камер-фрейлин да два камер-юнкера; с ней
поехал и маленький великий князь. Император же взял с собою
всех своих фаворитов и самых красивых придворных дам, цвет
аристократии, хотя все сильно роптали на то, что не дозволялось
им оставаться с императрицею, которую все очень любили; да и
ей нелегко было отправиться одной чуть не в ссылку».
«Петру вздумалось устроить домашний спектакль... он послал
за мною курьера с приказанием мне отправиться в Ораниенба­
ум... Я поехал... Император сказал мне: «Я хочу, чтобы вы по­
смотрели мою комедию. Вот вам билет. Я все билеты раздаю
сам». Я присутствовал при учении голштинских войск перед
обедом и при сражении двух маленьких галер на большом пру^astera, I, 83. «Merkwurdige Lebensgeschichte Peters III», Frankfurt
und Leipzig, 1763, 39.
2«Русский архив», 1878, 288.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

93

ду, что мне показалось совершенным представлением марионе­
ток; но император находил самое большое удовольствие в этих
маневрах, на которые роптало дворянство, в особенности гвар­
дейские полки, которых ставили ни во что в сравнении с гор­
стью голштинцев. Сидя за столом рядом с женою великого
канцлера Воронцова, я осмелился тихо сказать ей по-француз­
ски: «Что вы об этом думаете? Я, по крайней мере, очень бо­
юсь, как бы не случилось чего-нибудь ужасного, и должен вам
признаться, что, видя все, что вижу теперь, я не совсем споко­
ен». — «Вы правы, — отвечала она мне, — я имею повод быть
еще менее спокойною, чем вы». При этом графиня не могла
удержаться от слез. После обеда пришлось идти смотреть коме­
дию, чего мне совсем не хотелось, но я не смел отказаться...
Императрица казалась очень грустною и скучно смотрела на эту
комедийку. Она прислала ко мне своего пажа сказать, чтобы я
по выходе из театра зашел к ней, в ее покои, так как она хочет
кое-что мне заказать. Я отправился, но не без некоторого бес­
покойства, как бы фавориты императора или камердинеры его
не увидели, как я вхожу к Екатерине, и не пересказали ему,
что бы могло меня погубить... Императрица сказала мне, что
сломала свой Екатерининский орден и просила меня его попра­
вить... Это был тот самый день, в который графиня Елизавета
Воронцова должна была явиться с орденом, подаренным ей им­
ператором. Я сказал это императрице, чтобы она подумала, не
обидится ли император за то, что она в пику нарочно является
к столу без ордена. «Хорошо, — сказала императрица, — при­
езжайте за ним завтра в Петергоф»1.
Когда Позье поехал за орденом в Петергоф, то по дороге узнал
о совершившемся тем временем государственном перевороте.
Из других источников о событиях в последние дни до перемены
мы узнаем следующее: 26 июня Екатерина посетила Петра в
Ораниенбауме: в японской зале был большой обед, а вечером ма­
скарад в театре. 27 июня Петр и Екатерина отправились в Гостилицы, где граф Алексей Григорьевич Разумовский давал в их
честь великолепный праздник. В Гостилицах Петр III и Екатери1 «Русская Старина», I, 212—216.

94

А.Г. БРИКНЕР

на увиделись в последний раз. Из Гостилиц Петр отправился в
Ораниенбаум, Екатерина поехала в Петергоф. Несколько часов
спустя Петр был лишен короны1.
По рассказам некоторых современников, в ту минуту Екатери­
не грозила крайняя опасность. Саблуков рассказывает: «Петр III
намеревался, до того как вступить в брак с графинею Воронцо­
вой, развестись с императрицею Екатериною и вследствие того
заключить и мать, и сына в Шлиссельбург на всю жизнь. С этою
целью был уже составлен манифест, и лишь накануне его обна­
родования и ареста Екатерины и ее сына начался переворот... До
сих пор можно видеть в Шлиссельбурге помещение, для них при­
готовленное»*2. По другим известиям, в ту самую ночь, когда на­
чался переворот, было предположено увезти Екатерину в
какой-то монастырь и отпраздновать свадьбу Петра III с Ворон­
цовой3. По рассказу одного малороссиянина, вероятно находив­
шегося при гетмане Разумовском, император вызвал Екатерину с
Павлом в Ораниенбаум и «за то крепко досадовал, что императ­
рица, оставив сына в Петербурге, приехала одна». Затем Петр
приказал императрице возвратиться в Петергоф, где в тот же
день «были разведены крепкие пикеты» и где, по рассказу совре­
менника, «изволила ее величество жить там до 26 числа июня в
немалой опасности». Наконец, император приказал дяде своему,
Жоржу, «чтоб он всемерно постарался ее величество привезть в
Аренбов», но было слишком поздно: Екатерина уже находилась в
Петербурге и катастрофа Петра сделалась неминуемою4.
При отрывочности и разнообразии источников, в которых
встречаются данные по этому предмету, трудно определить меру
опасности, грозившей Екатерине со стороны Петра. Во всяком
случае, Екатерина была уже в состоянии предотвратить грозив­
шую ей беду. Все было приготовлено ею для наступательных
действий.
^Осьмнадцатый век», II, 454.
2«Русский архив», 1869, стр. 1890 и 1891.
3Донесение испанского дипломата в журнале «Academy», апрель
1875, 349.
4«Осьмнадцатый век», I, 66.

ГЛАВА V

Государственный переворот
етр III писал Фридриху II: «Кто умеет обращаться с рус­
скими, тот может безусловно на них надеяться».
Он не умел обращаться с русскими, и потому катастро­
фа его была неизбежна. Зато Екатерина, умевшая обращаться
с русскими, вполне могла на них рассчитывать. Восемнадцать
лет сряду она имела в виду ту цель, которой, наконец, должна
была достигнуть путем свержения Петра. Настала пора дикта­
туры. Екатерина во все время до этого не сомневалась, что рано
или поздно публика начнет смотреть на нее, как на «спаситель­
ницу общего блага», во все время она действовала систематиче­
ски и последовательно, обнаруживая притом необычайный
политический такт и удивительное знание людей. Теперь ей ос­
тавалось сделать последний шаг, отважиться на крайнюю меру.
Образ действия ее противника устранял многие затруднения и
препятствия. Она далеко превосходила его и решимостью, и
проницательностью.
Недаром Екатерина в своих записках заметила, что самым
опасным врагом Петра был он сам. Он один сделался жертвою
государственного переворота. Не было партии, которая могла
бы исчезнуть вместе с ним. Лицам, окружавшим его, фавори­
там, как, например, Волкову, Мельгунову, Глебову, даже Ели­
завете
Романовне
Воронцовой,
было
оказано
новым
правительством покровительство и снисхождение. Цель государ-

П

96

А. Г. БРИКНЕР

ственного переворота заключалась лишь в устранении личности
Петра, не бывшего представителем каких-либо идей, сторонни­
ком какой-либо политической программы, не поддерживаемого
какими-либо единомышленниками-сотрудниками. Сам ход собы­
тий указывал на необходимость пополнить пробел в правитель­
стве, заменить ничтожную личность способною. История
падения Петра представляет собою лучшее доказательство его
полнейшей несостоятельности. Правительство, устранение кото­
рого совершилось столь легко и безмятежно, едва ли заслужи­
вало и названия правительства. Недаром Фридрих II заметил,
что Петр оставил престол совершенно так же, как уходит по­
слушный ребенок, когда его посылают спать.
Вообще, ход событий государственного переворота хорошо
известен. Могут лишь существовать различные мнения относи­
тельно доли участия в этом кризисе того или другого лица,
пользовавшегося доверием Екатерины. Также, пожалуй, не со­
всем легко определить время начала заговора. В этом отноше­
нии встречаются противоречивые данные.
Так, например, в письме Екатерины к Понятовскому, в ко­
тором изложены некоторые подробности этих событий, встреча­
ются указания, не согласующиеся с другими замечаниями
Екатерины об этом же предмете. Понятовскому она писала: «В
день празднования мира с прусским королем, он (Петр) оскор­
бил меня публично за обедом, а вечером приказал меня аресто­
вать. Мой дядя, принц Георг, заставил его отменить этот
приказ. Только с этого дня я обратила внимание на предложе­
ния, с которыми ко мне приступали со смерти императрицы
Елизаветы»1. В другом месте, как мы видели, Екатерина заме­
тила, что Барятинскому было приказано арестовать ее в тот са­
мый день, когда Елизавета Романовна Воронцова была
украшена Екатерининским орденом2. Последнее событие случи­
лось за несколько дней до переворота, между тем как праздно­
вание мира происходило 1 (12) мая.
В том самом письме к Понятовскому, в котором Екатерина
'Приложение к «Запискам Екатерины», Лондон, 268.
2 «Русский архив», 1878, II, 288.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

97

выставляла на вид, что княгиня Дашкова не играла столь важ­
ной роли, какую она приписывала сама себе, сказано: «Она ут­
верждала, что все шло ко мне через ее руки. Однако я уже
шесть месяцев переписывалась со всеми начальниками, прежде
чем она узнала первое имя одного из них1.

То обстоятельство, что Екатерина тотчас же после государст­
венного переворота осыпала Дашкову наградами, противоречит
показанию императрицы о мнимой ничтожности той роли, ко­
торую играла княгиня в этом случае. Нет сомнения, что Даш­
кова отличалась отвагою и была готова жертвовать собою для
Екатерины. Достоверно, однако, и то, что она в минуту пере­
ворота не знала о близких сношениях императрицы с Григорием
Орловым, а поэтому не могла знать и о той роли, которую иг­
рали Орловы в приготовлениях к перевороту. Вскоре после это­
го отношения Дашковой к Орловым сделались натянутыми.
Понятно, что Екатерина, раздраженная тем, что Дашкова не
одобряла ее связи с Орловым, вообще несколько охладела к
бывшей своей подруге и при оценке заслуг княгини была не со­
всем справедливою. До настоящего времени рассказ Дашковой
был важнейшим источником истории этих событий. Если бы со­
хранился рассказ из кружка Орловых, то было бы легче опре­
делить точнее ту меру участия, которое принимали в перевороте
разные лица. Во всяком случае, нельзя согласиться с мнением
Фридриха II, заметившего в беседе с графом Сегюром об этом
событии, что Дашкова была лишь «1а mouche du coche». При
всем том, однако, можно считать весьма вероятным, что Ека­
терина питала в это время гораздо большее доверие к Орловым,
чем к Дашковой. По рассказу последней, Екатерина во всем де­
ле играла пассивную роль, что нисколько не согласуется ни с
обстоятельствами, ни с характером императрицы. Поэтому мы
не можем не верить замечанию последней в письме к Понятов­
скому: «Все делалось, признаюсь, под моим особенным руковод­
ством».
Зародыш заговора заключался, как можно считать вероят­
ным, в близких отношениях Екатерины к Орлову. Григорий
!«La cour de la Russie», 214—215.

98

А, Г. БРИННЕР

Орлов (родился в 1734 году) был обязан покровительству Ека­
терины получением довольно важного места в артиллерийском
ведомстве и употреблял свое влияние в кружках гвардейских
офицеров для заговора в пользу императрицы и подготовления
переворота. Некоторые офицеры, Пассек, Рославлев, Ласунский, Бредихин и др., вполне сочувствовали плану возвести на
престол Екатерину. Григорий Орлов держал в своих руках ни­
ти заговора. Недаром лица, окружавшие Петра, считали его
опасным человеком. Рассказывают, будто некто Перфильев
имел поручение наблюдать за действиями Орлова, но что, по
неопытности и небрежности, он в ту самую ночь, когда нача­
лись действия заговорщиков, участвовал в оргии, устроенной
у Орлова1.
Впрочем, нет сомнения, что и люди более важные, влиятель­
ные сановники, были посвящены в тайну заговора. И Григорий
Орлов, и княгиня Дашкова находились в близких сношениях с
графом Кириллом Разумовским, который, как кажется, незави­
симо от инициативы гвардейцев, также мечтал о перевороте в
пользу Екатерины.
Особенное значение могло иметь содействие Панина, кото­
рого Дашкова посвятила в тайну предприятия. Он был воспи­
тателем великого князя Павла Петровича и ожидал, что
императрица удовольствуется лишь ролью регентши на время
малолетства ее сына, которого можно будет провозгласить им­
ператором.
Впоследствии Панин сообщил датскому посланнику Ассебургу
некоторые подробности о государственном перевороте 1762 го­
да. Из этого рассказа видно, что Панин приписывал себе глав­
ную роль в этом событии. От него будто бы зависело назначить
время начала действий; по его будто бы усмотрению, были по­
священы в тайну заговора князь Волконский и граф Разумов­
ский; он будто бы отправил в Петергоф карету за Екатериною,
когда наступило время действий, обо всем сговаривался с кня­
гинею Дашковой) и проч. Повторяется и здесь то же самое,
^Русский архив», 1873, 26; 1870, 966.
2Там же, 1879, I, 362 и след.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

99

что мы видим в записках княгини Дашковой и в письме Ека­
терины к Понятовскому: каждый рассказчик считает себя глав­
ным виновником успеха переворота.
Кроме того, в тайну заговора были посвящены архиепископ
новгородский, Дмитрий Сеченов, князь Н.В. Репнин, Теплое
И др.
При воцарении Елизаветы Петровны довольно важную роль
играли дипломаты Нолькен и Шетарди, которым цесаревна
была обязана некоторыми денежными средствами, необходимы­
ми для принятия мер к свержению императора Иоанна Анто­
новича.
Рассказывают, что Екатерина, за несколько недель до госу­
дарственного переворота, обратилась к французскому посланни­
ку Бретелю с просьбою ссудить ей некоторую сумму денег, но
что Бретель отказал ей в этом и, таким образом, не воспользо­
вался весьма благоприятным случаем для устройства выгодных
сношений Франции с Россиею. Прибавляют к этому рассказу,
что Екатерина, оскорбленная отказом Бретеля, обратилась через
одного агента, Одара, к какому-то английскому купцу, который
тотчас же достал денег 100,000 рублей и этим содействовал ус­
тройству благоприятных отношений Англии к России в последу­
ющее за государственным переворотом время1.
Екатерина писала Понятовскому о ходе дела следующее:
«План состоял в том, чтоб захватить Петра III в его комнате и
арестовать, как некогда была арестована принцесса Анна и де­
ти. Он уехал в Ораниенбаум. Тайна была в руках трех братьев
Орловых; Остель помнит, как старший из них следовал за мной
всюду и делал тысячу нелепостей; его страсть была всем изве­
стна; он действовал, побуждаемый ею. Орловы люди решитель­
ные и, служа в гвардии, очень любимы солдатами. Я им многим
обязана, что подтвердит весь Петербург. Умы гвардейцев были
приготовлены, и уже в заговоре было от тридцати до сорока
офицеров и около десяти тысяч рядовых. В этом числе не на­
шлось ни одного изменника в продолжение трех недель; были
четыре отдельные партии; их начальники были приглашены для
^auffret. «Catherine II et son regne», Paris, 1860, I, 102.

100

А. Г. БРИКНЕР

осуществления плана, а настоящая тайна была в руках трех
братьев. Панин хотел, чтобы провозгласили моего сына, но они
ни за что на это не соглашались», и проч.
Можно бы считать преувеличенным рассказ Екатерины о весь­
ма значительном числе лиц, посвященных в тайну заговора. Од­
нако из списков лиц, которые получили разные награды за
участие в государственном перевороте, видно, что заговорщиков
было очень много и что, кроме Орловых, многие другие оказа­
лись достойными благодарности Екатерины. Панин был возведен
в графское достоинство, и, кроме того, ему была назначена еже­
годная пенсия в 5000 рублей; столько же было дано Волконскому
и Разумовскому; Дашкова получила 20 000 рублей, Потемкин —
400 душ крестьян и, кроме того, 10 000 рублей1 и т.д.

27 июня в столице распространился слух о мнимом аресте
Екатерины. Один из гвардейских солдат явился к посвященному
в тайну заговора поручику Пассеку и настаивал на необходимо­
сти принятия мер для спасения императрицы. Другой офицер,
узнав об этом, приказал арестовать Пассека и дал знать импе­
ратору. Между гвардейскими полками распространилось волне­
ние. Настал час решительного удара. Как только Панин и
Дашкова, через Орловых, узнали об аресте Пассека, то поспе­
шили сообщить обо всем Екатерине и приняли все меры для не­
медленного приезда ее в столицу. Алексей Орлов ночью
отправился в Петергоф. Утром Екатерина прибыла в Петербург,
где тотчас же в казармах присягнули ей гвардейские полки2.
Около 9 часов она уже явилась у Казанского собора, куда был
привезен и великий князь Павел Петрович; здесь совершилось
Разные списки наград: в «Русском архиве», 1864, стр. 199—201
и в «Сб. Ист. общ.», VII, 106 и след. В «Русском архиве», 1867, 481;
1870, 965; 1880, II, 148, встречаются биографические данные о лицах,
участвовавших в заговоре. О Дашковой и ее вознаграждении см. ее
«Записки», I, 100; см. также Jauffret, «Catherine II», I, 127.
2 По некоторым известиям, Екатерина должна была спасаться в
Петергофе в окно обитаемого ею дворца Монплезир; см. «Academy» и
записки ювелира Позье. По некоторым известиям, граф Кирилл Ра­
зумовский помог императрице бежать из Петергофа; см. «Осьмнадцатый век», I, 66.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

101

торжественное провозглашение Екатерины самодержицею, а
Павла — наследником, в присутствии, между прочим, архиепи­
скопа новгородского, графа Разумовского, Брюса, Строганова,
князя Волконского, Панина и других сановников. Около 10 000
солдат окружали собор.
Царствование Петра прекратилось.
Случаев противодействия перевороту было весьма немного.
Некоторые офицеры, не решавшиеся присягнуть Екатерине, бы­
ли арестованы. Когда генерал Вильбоа начал было заявлять о
затруднениях, которые может встретить предприятие Екатери­
ны, она строго заметила ему, что не нуждается в его советах,
предоставляя ему, впрочем, полную свободу действий. Он тот­
час же повиновался воле императрицы. Майор Воейков, напом­
нивший солдатам, что они присягнули Петру, едва не сделался
жертвою их ярости и должен был бежать. Семен Романович Во­
ронцов хотел было отправиться в Ораниенбаум, для того, чтобы
известить Петра о событиях, происходивших в столице, но был
арестован1. Екатерина писала Понятовскому: «Преображенский
полк пришел тоже с криком «ура!», говоря: «виноваты, что по­
следние пришли — офицеры нас не пускали; за то четырех мы
арестовали и привели в доказательство нашего усердия, потому
что мы того же хотим, чего наши братья». Конная гвардия при­
шла после; она была в таком восторге, какого я еще не виды­
вала, и кричала со слезами, что отечество освобождено2.
В Новом Зимнем дворце, куда поехала Екатерина, она нашла
в собрании Сенат и Синод. Теплое наскоро составил манифест и
форму присяги. В манифесте было указано на опасность, грозив­
шую государству и церкви со стороны Петра. О мире, заключен­
ном с Пруссией, говорилось: «Слава Российская, возведенная на
высокую ступень своим победоносным оружием, чрез многое свое
кровопролитие, заключением нового мира с самым ее злодеем от­
дана уже действительно в совершенное порабощение»3, и проч.
1 Архив кн. Воронцова», VIII, 4 и след.; Грот. «Державин», VI,
29 и след.
2 «La cour de la Russie», 206.
3Соловьев, XXV, 114, II, № 11582.

102

А. Г. БРИКНЕР

Затем были приняты меры для приведения к присяге всех
войск, находившихся в окрестностях столицы. Особенно важ­
ным успехом было провозглашение Екатерины самодержицею в
Кронштадте, который иначе легко мог бы сделаться точкою
опоры для действий Петра против нового правительства1.
Из некоторых замечаний современников видно, что успеху
дела Екатерины значительно содействовало случайное или
умышленное распространение в столице слуха о кончине Пет­
ра. Говорили, что император упал с лошади и ушибся до смер­
ти2. Некоторые офицеры, не решавшиеся было присягнуть
Екатерине, были убеждаемы этим аргументом признать новый
порядок вещей законным. Понятно, что такое известие, хотя
оно вскоре должно было оказаться ложным, могло в самую
минуту переворота сильно споспешествовать делу императрицы.
Впрочем, тотчас же можно было убедиться в том, что импе­
ратор был жив, что перемена на престоле не соответствовала
какому-либо законному праву новой императрицы, но была ре­
зультатом насилия и революционных действий. По улицам Пе­
тербурга стояли всюду пикеты солдат; все было приготовлено
к военным действиям; можно было считать вероятным междо­
усобную войну за престол. В Ораниенбауме Петр имел в своем
распоряжении голштинские и другие войска. Он мог думать о
сопротивлении. Нужно было принять меры для арестования
павшего государя, и Екатерина решилась самолично участво­
вать в этом.
Ночью на 30 июня (11 июня) она, в сопровождении довольно
сильного отряда войск, отправилась в Петергоф. В ее рескрипте
к сенаторам сказано: «Я теперь выхожу с войском, чтобы ут­
вердить и обнадежить престол, оставляя вам, яко верховному
моему правительству, с полною доверенностью, под стражу: оте­
чество, народ и сына моего»3.
Подвиг Екатерины не мог не произвести глубокого впечатле1 «Осьмнадцатый век», I, 69—72.
2Позье в «Русской Старине», I, 219.
3«Сб. Ист. общ.», VII, 101.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

103

ния на современников. Была ясная летняя ночь. Екатерина,
верхом, в мужском платье, в мундире Преображенского полка,
в шляпе, украшенной дубовыми ветвями, из-под которой распу­
щены были длинные красивые волосы, выступила с войском из
Петербурга; подле императрицы ехала княгиня Дашкова, также
верхом и в мундире: зрелище странное, привлекательное, пле­
нительное. Эта сцена напоминала забавы Екатерины во время
юношества, ее страсть к верховой езде, и в то же время здесь
происходило чрезвычайно важное политическое действие: появ­
ление Екатерины в мужском костюме, среди такой обстановки,
было решающим судьбу России торжеством над жалким против­
ником, личность которого не имела значения, сан которого, од­
нако, оставался опасным до совершенного устранения его.
Настала пора необходимости той диктатуры, которую Екатери­
на предвидела с давних пор: она достигла цели, к которой стре­
милась в продолжение многих лет1.
Утром 29 июня Петр, по своему обыкновению, как это еже­
дневно случалось, был занят военными упражнениями. Во время
прогулки, предпринятой около полудня, экипажи императора и
его свиты были остановлены одним крестьянином, который в
кратких словах сообщил адъютанту Петра, Гудовичу, о событиях
в столице. Испуганный и растерявшийся Петр поехал в Петер­
гоф, где были получены более подробные известия о перевороте.
Бывший камердинер Петра, Брессан, находившийся в столице,
успел написать краткую записку и отправить ее к государю с од­
ним лакеем, переодетым в крестьянское платье. Не без труда и
опасности ему удалось пробраться сквозь стражу, расставленную
всюду в Петербурге. Его появление в Петергофе рассеяло послед­
ние сомнения в том, что Петру приходилось или погибнуть, или
немедленно принять меры для спасения. Со стороны лиц, окру­
жавших Петра, были сделаны кое-какие предложения. Он сам
совершенно растерялся и все еще надеялся найти где-нибудь в
Петергофе Екатерину2. Последовал арест графа Разумовского и
1 Записки Екатерины, 218.
2 Даже завзятый сторонник Петра Гельбиг в этом случае насмехается
над ним. «Biographie Peters III», Nubingen, 1807, II, 124 и след.

104

А. Г. БРИКНЕР

его супруги, а также дочерей гетмана Кирилла Григорьевича, на­
ходившихся в это время в Ораниенбауме1. Возникла мысль от­

править Петра в Кронштадт и при помощи находившегося там
флота и войска действовать против столицы. Воронцов, Трубец­
кой, Шувалов поспешили в Петербург для того, чтобы разузнать
подробнее о положении дела. Сначала Петр хотел было оставать­
ся в Петергофе и ожидать там нападения войск, которыми рас­
полагала императрица; даже было послано за войсками,
находившимися в Ораниенбауме. Однако Миних указал на нера­
венство борьбы и убедил Петра искать спасения в Кронштадте.
Петр со свитою, не исключая придворных дам, отправился в
галере из Ораниенбаума к Кронштадту. Подробности этого эпи­
зода сохранилась в рассказе Натальи Кирилловны Загряжской.
В Кронштадте уже начальствовал уже именем императрицы
Екатерины II адмирал Талызин. Когда суда, на которых нахо­
дился Петр со свитою, приблизились к кронштадтскому рейду,
им было велено удалиться, с угрозою, что иначе против них от­
кроется пушечный огонь. Испуганный Петр скрылся в каюту.
Суда поплыли назад. Напрасно Миних предлагал с помощью
гребцов доплыть до Ревеля, там сесть на военный корабль и от­
правиться в Померанию, где находились русские войска. План
этот оказался неудобоисполнимым. Оставалось вести переговоры
с приближавшеюся к Петергофу императрицею2.
На пути туда Екатерина на несколько часов остановилась в
Красном Кабачке. Княгиня Дашкова рассказывает, как она
вместе с императрицею отдыхала в тесной и дурной комнате,
на одной постели. Утром, в 5 часов, Екатерина опять была на
коне. В Сергиевской пустыни ее встретил князь А.М. Голицын
с письмом от Петра: император предлагал ей разделить с ним
власть3. Затем приехал генерал-майор Измайлов и объявил, что
1 «Осьмнадцатый век», I, 66.
2Уже Кастера читал записки Загряжской. В новейшее время ими
воспользовался Васильчиков при составлении труда о Разумовских. Рассказ
этот вполне согласуется с частностями рассказа Панина Ассебургу.
3По рассказу Панина, Екатерина требовала безусловного отречения
от престола.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ П

105

император намерен отречься от престола. Императрица отпусти­
ла его с поручением устроить это дело как можно скорее.
В эту минуту Екатерина еще не знала об успехе Талызина
в Кронштадте и опасалась, что Петр успеет занять эту кре­
пость и что в его распоряжении будет находиться флот. Скоро
все было решено в пользу Екатерины. Петр подписал отрече­
ние, составленное Тепловым. В нем он должен был заявить,
что «в краткое время своего правительства узнал тягость и
бремя, его силам несогласное», и что потому он отказывается
от власти безусловно. Затем его и фрейлину Воронцову пере­
везли в Петергоф. Здесь с ним виделся Панин и сообщил
впоследствии Ассебургу некоторые подробности об этом свида­
нии. «Я считаю, — говорил Панин, — несчастием всей моей
жизни, что принужден был видеть его тогда; я нашел его уто­
пающим в слезах». Ассебург продолжает: «И пока Петр ста­
рался поймать руку Панина, чтобы поцеловать ее, любимица
его бросилась на колени, испрашивая позволения остаться при
нем. Петр также только о том просил» и проч. Просьба не
была исполнена. Воронцову отправили в Москву. Петра по­
везли в Ропшу, имея в виду заключить его в Шлиссельбург­
скую крепость1.
Государственный переворот отчасти имел характер военного
бунта. При такой важной роли, которую играли в нем гвардей­
цы, нельзя было ожидать, чтобы дело обошлось без насилия.
Оказалось, что новое правительство не без труда сдерживало в
солдатах порывы страсти, ненависти к иностранцам.
Позье рассказывает, что он утром 29 июня видел в Петер­
бурге двух англичан, которых преследовали солдаты с обнажен­
ными саблями, и что он спас их тем, что спрятал в своем доме.
«Я сам слышал, — пишет Позье, — как солдаты говорили меж­
ду собою, что всех иноземцев надо перерезать»2. Недаром Ека­
терина, как только началось действие, просила своего дядю,
!См. письмо Екатерины к Понятовскому об отправлении в Ропшу,
«tandis qu'on preparait des chambres et convenables a Schlysselbourg».
2-«Русская Старина», I, 216.

106

А. Г. БРИКНЕР

принца Георга, оставаться дома, опасаясь за него. К нему яви­
лись несколько человек солдат, которые оскорбили его и раз­
грабили его дом. Рассказывая об этом, Позье замечает: «Ни
один иностранец не смел показаться на улице, и, если бы я не
был знаком с большею частью офицеров, я бы не рискнул вый­
ти на улицу»1.
Державин рассказывает: «День (30 июня) был самый крас­
ный, жаркий; кабаки, погреба и трактиры для солдат раство­
рены: пошел пир на весь мир; солдаты и солдатки, в неистовом
восторге и радости, носили ушатами вино, водку, мед, шампан­
ское и всякие другие вина, и лили все вместе, без всякого раз­
бору, в кадки и бочонки, что у кого случилось. В полночь на
другой день с пьянства Измайловский полк, обуяв от гордости
и мечтательного своего превозношения, что императрица в него
приехала и прежде других им препровождаема была в Зимний
дворец, собравшись без сведения командующих, приступив к
дворцу, требовал, чтоб императрица к нему вышла и уверила
его персонально, что она здорова; ибо солдаты говорили, что
дошел до них слух, что она увезена хитростями прусским коро­
лем, которого имя всему российскому народу было ненавистно.
Их уверяли дежурные придворные, Ив. Ив. Шувалов и подпол­
ковник их, граф Разумовский, также и господа Орловы, что го­
сударыня почивает и, слава Богу, в вожделенном здравии; но
они не верили и непременно желали, чтоб она им показалась.
Государыня принуждена встать, одеться в гвардейский мундир
и проводить их до их полка. Поутру (на другой день) издан был
манифест, в котором хотя, с одной стороны, похвалено было их
усердие, но с другой — напоминалась воинская дисциплина, и
чтобы не верили они рассеваемым злонамеренных людей мятежничьим слухам, которыми хотят возмутить их и общее спокой­
ствие; в противном случае впредь за непослушание они своим
начальникам и всякую подобную дерзость наказаны будут по за­
конам. За всем тем с того самого дня приумножены пикеты,
^«La cour de la Russie», 206. «Русская Старина», I, 224 и след.
Некоторые подробности в записках Болотова. De la Marche, 167, 190,
201.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

107

которые в многом числе, с заряженными пушками и с зажжен­
ными фитилями, по всем местам, площадям и перекресткам
расставлены были. В таковом военном положении находился
Петербург и особливо вокруг дворца, в котором государыня
пребывание свое имела дней с восемь*1.
Таким образом, Екатерина сама находилась в некоторой
опасности. Трудно было справиться со своеволием тех самых
солдат и офицеров, которые содействовали успеху переворота.
Общее волнение могло легко повести к смутам.
К таким непредвиденным событиям принадлежала и внезап­
ная кончина Петра в Ропше 5 (17) июля.
Граф Мерси писал о Петре: «Во всемирной истории не най­
дется примера, чтобы государь, лишаясь короны и скипетра,
выказал так мало мужества и бодрости духа, как он, царь, ко­
торый всегда старался говорить так высокомерно; при своем же
низложении с престола поступил до того мягко и малодушно,
что невозможно даже описать*2.
Предложение Екатерины перевести Петра из России в Шлис­
сельбург оказалось лишним. 6 июля она получила известие о
смерти бывшего императора. «Я нашла императрицу, — говорит
Дашкова, — в совершенном отчаянии; видно было, под влиянием
каких тяжких дум она находилась. Вот что она мне сказала: «Эта
смерть наводит на меня ужас; этот удар меня сокрушает*.
7 июля, был издан манифест о кончине бывшего императора
Петра III. Сенат просил Екатерину оставить свое намерение
«шествовать к погребению императора Петра III в Невский мо­
настырь*. Она исполнила эту просьбу3.

Впоследствии Екатерина довольно часто и весьма охотно бе­
седовала с разными лицами об этих событиях. Когда, например,
1 Державин. «Записки*, 433. О счетах, представленных купцам за
растащенные вина из погребов, XXV, 124. Сумма была весьма значи­
тельна — 24 331 рубль.
2«Сб. Ист. общ.*, XVIII, 475.
3 Соловьев, XXV, 139—140.

108

А. Г. БРИКНЕР

в 1770 году прибыл в Россию прусский принц Генрих, приехав­
ший с ним вместе шведский дворянин граф Гордт, имел разго­
вор с императрицею о государственном перевороте 1762 года.
Он был в восхищении от рассказа Екатерины1.
И с Иосифом II, прибывшим в Россию в 1780 году, Екате­
рина разговаривала о частностях своего воцарения2.
Храповицкий в своем дневнике рассказывает подробно, как
Екатерина беседовала с ним о перевороте 1762 года. Так, на­
пример, она заметила: «(Мое) восшествие (на престол) не мо­
жет быть сравнено с восшествием Елизаветы Петровны. Тут
не было неустройства, но (было) единодушие. Меня знали 18
лет прежде». Однажды в 1788 году ей случилось услыхать имя
Стволова; она спросила: «Не сын ли Стволова, бывшего при
моем восшествии на престол?» Тут она вспомнила некоторые
подробности этого события, как Стволов, гренадер преобра­
женский, стоял в саду, как он у нее поцеловал руку, как «у
него полились в три ручья слезы» и проч. «Согласных было в
каждом полку по 99», — рассказывала она Храповицкому. Все
частности воцарения оставались у нее в свежей памяти. Хра­
повицкий замечает в 1789 году: «За туалетом дивились, что
27 раз празднуют коронование; все еще на памяти и, кажется,
было недавно»3.
Зато Екатерина была недовольна появлением в печати раз­
ных книг, в которых говорилось о ее воцарении. Так, на­
пример, в 1763 году явилась книга «Memoires pour servir а
1'histoire de Pierre III», привоз которой в Россию был строго
запрещен4.
В 1768 году Дидро писал из Парижа к Фальконету, находив­
шемуся в Петербурге, что некто Рюльер (Rulhiere), бывший в
1762 году секретарем французского посольства в Петербурге,
написал историю государственного переворота. К этому Дидро
^Memoires d'un gentilhomme suedois», Berlin, 1788, 315.
2Ameth. «Maria Theresia und Joseph II», III, 272.
3Дневник Храповицкого, изд. Барсукова, 82, 222, 309.
4 «Архив кн. Воронцова», VII, 605.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

109

прибавил, что появление этого сочинения в печати может ока­
заться неудобным, так как некоторые выражения об императ­
рице в книге ей могут не понравиться1.

Фальконет тотчас же сообщил императрице эту новость. Бы­
ли приняты меры через русское посольство в Париже, чтобы
покупкой рукописи у автора предотвратить публикование книги.
Цель была достигнута. Сочинение Рюльера «Histoire ou
anecdotes sur la revolution de Russie de 1762» явилось в печати
не раньше 1797 года. Княгине Дашковой и императрице было
хорошо известно содержание этой книги. Дашкова составила
целый ряд замечаний и поправок к сочинению Рюльера2. На
замечание Гримма, что, в сущности, сочинение Рюльера не
столько вредно, сколько полезно, Екатерина ответила следую­
щею общею характеристикою государственного переворота 1762
года: «Все дело заключалось в том, чтобы или погибнуть вместе
с сумасшедшим, или спастись вместе с народом, который хотел
избавиться от него. Если бы он вел себя благоразумнее, с ним
бы ничего не случилось»3.

ЧСб. Ист. Общ.» XVII, 44, 52, 57, 58, 259—260, 288.
2«Архив кн. Воронцова», VII, 653, и «Русский архив», 1877, II,
359 и 360.
3«II s'agissait de регіт avec un fou ou de se sauver avec la multitude
qui pretendait s'en delivrer. Or a cela, il n'y avait de manigance que
celle de la mauvaise conduite du personnage, car sans cette conduite,
assurement, jamais il n'aurait rien pu lui arriver».

ГЛАВА VI
Начало царствования

обытия первых дней царствования Екатерины представ­
ляют несколько данных для решения вопроса о том, на­
сколько инициатива в государственном перевороте
принадлежала самой императрице. Если бы княгиня Дашко
или Орловы имели в этом событии большее значение, нежели
императрица, то едва ли бы можно было думать, в самое первое
время царствования Екатерины, о каком-либо единстве полити­
ческой мысли. Только путем безусловного перевеса императри­
цы над Орловым и Дашковой было возможно избегнуть борьбы
придворных партий, которые легко могли лишить императрицу
результатов ее смелого подвига.
Во все время государственного переворота Екатерина держа­
ла себя спокойно, величаво. Некоторые черты в рассказах со­
временников, например в записках Позье, свидетельствуют о ее
необычайной осмотрительности, о хладнокровии и присутствии
духа в самые критические минуты этих событий. Понятно, что
такой образ действий должен был содействовать упрочению ее
престола и независимости поступков императрицы в первые дни
царствования. Долго она стремилась к той цели, которая, на­
конец, была достигнута. Теперь ей приходилось выказывать
способность занимать первое место в государстве.
Екатерина не хотела довольствоваться регентством на время
малолетства Павла; она сделалась самодержицею.

С

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

ЛИ

Не так смотрели на дело другие лица, участвовавшие в пере­
вороте. Особенно княгиня Дашкова и Панин мечтали лишь о
регентстве Екатерины1. То обстоятельство, что императрица не

обращала никакого внимания на это желание своей подруги и
воспитателя великого князя, свидетельствует о самостоятельно­
сти ее действий в отношении к государственному перевороту.
Все происходило по ее повелению. Во всем она имела инициа­
тиву.
Рассказывали, что Панин составил записку о том, чтобы им­
ператрице быть правительницею, и что она на это согласилась,
но будто гвардейские офицеры воспротивились такому намере­
нию и поздравили Екатерину самодержавною императрицею2.
По другому рассказу, Екатерина будто бы даже согласилась дать
подписку о регентстве, но Орловы позаботились о том, чтобы
добыть обратно эту бумагу, хранившуюся в Сенате3. И о Разу­
мовском говорили, что, по его мнению, Екатерина должна была
царствовать не как самодержица, а как мать Павла, до дости­
жения последним совершеннолетия.
Как бы то ни было, ни в одном из манифестов Екатерины в
первое время ее царствования мы не встречаем хотя бы малей­
шего намека на какое-либо ограничение власти ее или на вре­
менное значение ее царствования. К тому же не было никого,
кто бы мог сделаться защитником прав Павла. Разве только в
кружках недовольных, в первое время царствования Екатери­
ны, заходила речь о том, что по праву престол принадлежит не
Екатерине, а ее сыну. В сущности, самодержавие ее не могло
сделаться вопросом.
В какой степени самолично и независимо Екатерина, тотчас
же после вступления на престол, занялась делами, видно из мно­
жества собственноручных записок, составленных ею в первые
дни ее царствования. Таков, например, собственноручный указ
сенаторам от 28 июня, в котором Екатерина, отправляясь в Пе­
1 Записки ки. Дашковой, 43—44.
2Соловьев, XXV, 258.
3 «Русская Старина*, IV, 380.

А. Г. БРИННЕР

112

тергоф, принимает меры для безопасности государства; таковы
собственноручное приказание адмиралу Талызину в Кронштадте
действовать в пользу нового правительства, значительное число
собственноручных писем: к Салтыкову, Чернышеву, Глебову, Су­
ворову, собственноручное расписание о наградах за участие в го­
сударственном перевороте. Этот список составлен весьма
тщательно самою императрицею; в нем сначала упомянуты Гри­
горий, Алексей и Федор Орловы, затем Пассек, Бредихин, Баря­
тинский и др. По своему усмотрению Екатерина раздавала
ордена, чины, деньги и крестьян, назначала разных лиц на изве­
стные должности. Около одного миллиона рублей было истрачено
на эти награды в первое время нового царствования12
.
Нужно было решить судьбу некоторых приверженцев павше­
го императора. В первый раз в России, при крутой перемене,
торжествующая партия относилась кротко и снисходительно к
побежденным противникам. Прежде всего приходилось позабо­
титься об участи голштинских родственников Петра. Уже на
третий день после переворота принц Георг с семейством мог
беспрепятственно отправиться в Германию. В письме к принцу
и принцессе Екатерина изъявила сожаление о том, что они, во
время событий 28 июня, пострадали от неистовства солдат. Она
назначила принца администратором в Голштинии и приложила
к своему письму сумму в 150 000 рублей, присовокупляя, что,
если эта сумма окажется недостаточною, она ее пополнит . Гол­
штинские войска были отправлены на родину, причем некото­
рая часть их потерпела кораблекрушение3. Что касается
бывшей фрейлины Воронцовой, то Екатериною было выражено
желание, чтобы она не являлась ко двору. В записке к Елагину
сказано: «Перфольевич, сказывал ли ты кому из Лизаветиных
родственников, чтобы она во дворец не размахнулась, а то бо­
юсь, к общему соблазну, завтра прилетит»4.
^Сб. Ист. общ.», VII,
2«Русская Старина», I,
3Напрасно Кастера, I,
4«Сб. Ист. общ.», VII,

101 и след.
228.
168, обвиняет в этом императрицу.
149.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

ИЗ

Достоин внимания образ действий в отношении тех лиц, ко­
торые во время переворота старались отстаивать права Петра.
Канцлер Михаил Илларионович Воронцов был арестован по
приказанию императрицы после того, как он, по желанию Пет­
ра, приехал в Петербург в первый день переворота, чтобы уз­
нать, что происходит в столице. Как только Воронцов подошел
к императрице, она спросила его, за тем ли он пришел, чтобы
присягнуть ей. Воронцов ответил, что в настоящую минуту не
может. «В таком случае, — сказала Екатерина, — не прогне­
вайтесь, если я вас посажу под домашний арест; я с этой целью
назначу двух гвардейских офицеров, которые отправятся с ва­
ми. Впрочем, можете быть спокойны за себя»1. Воронцов недол­
го оставался под арестом. Узнав о кончине Петра, он присягнул
Екатерине, и даже несколькомесяцев оставался канцлером;
вскоре, однако, недоразумения, возникшие между ним, Пани­
ным и Григорием Орловым, заставили его просить отставку и
удалиться за границу2.

Старый фельдмаршал Миних во время кризиса давал советы
Петру и старался ободрить его. После катастрофы он присягнул
Екатерине; для нее он оставил кое-какие проекты реформ в об­
ласти государственного права, надеясь занять одно из первых
мест в придуманных им учреждениях, однако, должен был до­
вольствоваться должностью главного начальника остзейских га­
ваней. С тактом и снисходительностью Екатерина относилась к
честолюбивому сановнику, надоедавшему ей разными проектами
о нововведениях3.
Еще до вступления на престол Петра Волков пользовался
его собственным доверием. Во время царствования Петра он
имел сильное влияние. Теперь же, после государственного пе­
реворота, он в нескольких письмах к Орлову старался оправ­
дать свой образ действий и этим снискать расположение
^Русская Старина», I, 222.
2«Архив кн. Воронцова», VII, 609 и след.
3 Миних. «Ebauche pour doimer une idee de la forme du gouvemement
en Russie», 184. Соловьев, XXV, 23 и 135. Его переписка с императ­
рицею в сборнике Бюшинга, XVI, 411—478.

114

А. Г. БРИКНЕР

императрицы, причем нисколько не щадил своего прежнего по­
кровителя. Ему дали пост губернатора. Гудович, игравший
роль фаворита при Петре III, удалился в свою деревню. Весь­
ма немногие приверженцы Петра, как, например, Мельгунов,
несколько дней оставались под арестом. И Шуваловы, столь
часто относившиеся враждебно к Екатерине в прежнее время,
были удостоены благосклонного внимания императрицы, одна­
ко они не имели влияния и вскоре после перемены удалились
от дел по собственной воле1.
Одною из первых мер Екатерины после воцарения было
приглашение ко двору бывшего канцлера, А.П. Бестужева, ко­
торый с 1758 года жил в ссылке в одном из своих имений.
Понятно, что Екатерина, находившаяся в дружбе с Бестуже­
вым с 1754 до 1758 года и многим ему обязанная, вспомнила
теперь об опытном государственном деятеле. Он был вызван
в Петербург2. Несколько лет тому назад над ним был произ­
несен приговор, как над государственным преступником; те­
перь же Екатерина обнародовала манифест о возвращении
Бестужеву прежних достоинств и о непорицании его за состо­
яние под судом и наказанием. Бестужев не сделался вновь
канцлером, но пользовался особенным доверием Екатерины,
которая назначила ему пенсию в 20 000 рублей и имела в
виду назначить его «первым императорским советником и пер­
вым членом нового императорского совета», учреждение кото­
рого, впрочем, не состоялось. И другие лица возвратились из
ссылки, например, Елагин, сделавшийся кабинет-секретарем,
Ададуров, получивший место председателя мануфактур-колле ­
гий, и проч.
Были приняты меры для поправления крутых и несправедли­
вых действий прежних правительств. Возвращены из ссылки не­
которые лица, наказанные строго за участие в так называемом
заговоре Ботты. Вдове Апраксина было дано значительное де­
нежное вспомоществование. Лестоку возвратили часть конфи­
скованного при Елизавете имущества.
^Осьмнадцатый век» III, 343—354.
23аписки кн. Шаховского, II, 139.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

115

Разные лица получили щедрые награды, например, Бирон
20000 рублей на покупку серебряного сервиза, Разумовский
беспроцентную ссуду в 60 000 рублей; ювелиру Позье была вы­
плачена сумма в 50 000 рублей, которую ему был должен Петр
III, и проч.
В таких значительных подарках и наградах заметна неко­
торая склонность Екатерины к расточительности. Но в то же
самое время в подобных мерах обнаруживается доброта души,
желание поправить прежнюю несправедливость, выразить бла­
годарность за услуги. Императрица с первых дней своего цар­
ствования выказала необычайную кротость и любезность в
обращении с людьми всех состояний, не умаляя нисколько сво­
его достоинства. И важные, и менее важные мероприятия ее
царствования, уже в первое время после переворота, свиде­
тельствуют о личной инициативе государыни. С давних пор она
была готова руководствоваться советами благоразумных и зна­
ющих людей. Тотчас же после воцарения она вступила в пе­
реписку с многими лицами, которые могли быть полезными ей
и государству. Она умела беседовать с тщеславным Бецким,
который приписывал себе главную долю успеха государствен­
ного переворота и которому она поручила заведование приго­
товлениями к коронации, и с опытным в делах сановником,
князем Шаховским, которого она вызвала в столицу и кото­
рый должен был посвящать ее во все тайны административ­
ного организма; в ее обращении с образованным и знающим
Я.Е. Сиверсом, которому было суждено принимать весьма де­
ятельное участие в администрации, в ее переписке с Румян­
цевым и другими сановниками, в частной и остроумной беседе
с разными царедворцами — везде встречаются доказательства
необычайных способностей к занятиям делами, громадная ра­
бочая сила, умственный перевес над всеми людьми, ее окру­
жавшими, и добросовестное отношение к обязанностям
государя. И кротость, и личное участие в делах, и ясность
суждений, и запас сведений — все это представляло собою яв­
ную противоположность той несамостоятельности и случайно­
сти, которыми отличалось правление Елизаветы Петровны, и
грубость нрава и ограниченность Петра III. Личность Екате­

116

А. Г. БРИКНЕР

рины производила на всех и каждого глубокое впечатление.
Монархическое начало имело в ней самого достойного пред­
ставителя.
Впрочем, и в первое время царствования Екатерины, как и
впоследствии, здесь и там встречаются и неблагоприятные от­
зывы о ее личности. Граф Мерси, недовольный императрицею
за то, что она не возвращалась безусловно к прежней полити­
ческой системе Елизаветы в отношении Австрии и Пруссии,
горько жаловался на «высокомерие» императрицы и на ее
склонность «принимать во всех делах диктаторский тон»1. Ав­
стрийского дипломата раздражала склонность России к миру:
Панин объявил ему, что истощение государства не допускает
возобновление усиленных действий против Пруссии, и проч.
Полнейшая самостоятельность политики России не понравилась
графу Мерси. Особенною независимостью отличалась сама им­
ператрица. Бестужев не хотел и слышать о сближении с
Францией или с Пруссией; Панин составил весьма сложный
план союза России с Англией, Пруссией, Скандинавией) и
Польшею. Екатерина именно в области внешней политики с
первых дней своего царствования руководствовалась исключи­
тельно своими собственными соображениями. Не было никого,
кто бы мог заставить ее следовать какой-либо сложной системе
или политической доктрине. Она в каждом данном случае дей­
ствовала по своему собственному усмотрению. Эстергази играл
довольно важную роль при Елизавете, Гольц и Шверин были
советниками Петра; теперь же Екатерина и относительно
Пруссии, и относительно Австрии была вполне независима, и
этим самым Россия приобрела гораздо более важное значение
в общеевропейской политике: нельзя было располагать Россиею
в пользу той или другой державы; все они должны были при­
нимать в соображение вполне самостоятельные действия Рос­
сии в международных сношениях. Таким образом, усиливалось
влияние последней на Европу.
Екатерина не без основания указывала на довольно затрудни­
тельные обстоятельства, при которых она начала царствовать.
*«Сб. Ист. общ.», XVIII, 460.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ П

117

«Финансы были истощены. Армия не получала жалованья за
три месяца. Торговля находилась в упадке, ибо многие отрасли
ее были отданы в монополию. Не было правильной системы в
государственном хозяйстве. Военное ведомство было погружено
в долги; морское едва держалось, находясь в крайнем пренеб­
режении. Духовенство было недовольно отнятием у него земель.
Правосудие продавалось с торгу, и законами руководствовались
только в тех случаях, когда они благоприятствовали лицу силь­
ному», и проч. Екатерина указывает затем на целый ряд мер,
ею принятых для того, чтобы помочь этим недостаткам. Она
любила при таких случаях придавать своим реформам чрезмер­
ное значение1.
Нельзя отрицать, что тотчас же после воцарения императри­
цы была заметна кипучая деятельность в государственном орга­
низме и во всех отношениях выказывалось личное участие
Екатерины в решении всевозможных вопросов.
На пятый или шестой день по своем восшествии на престол
императрица присутствовала в Сенате, которому приказала со­
бираться в Летнем дворце, чтобы ускорить течение дел. Сенат
начал с представления о крайнем недостатке в деньгах. Ека­
терина отвечала, что употребит на государственные нужды соб­
ственные
карманные
деньги,
что,
«принадлежа
сама
государству, она считает и все принадлежащее ей собственно­
стью государства, и на будущее время не будет никакого раз­
личия между интересом государственным и ее собственным».
Сенаторы жаловались на дороговизну хлеба. Для понижения
цен на хлеб в Петербурге Екатерина запретила временно вы­
воз хлеба за границу, что в два месяца произвело дешевизну
всех припасов. Некоторые распоряжения прежних прави­
тельств, оказавшиеся нецелесообразными, поспешными и не­
справедливыми,
были
отменены.
В
других
вопросах,
требовавших всестороннего обсуждения, Екатерина сама пред­
лагала отсрочку решений. В продолжение немногих недель,
т.е. до 1 сентября, когда императрица отправилась в Москву
для коронации, она участвовала в пятнадцати заседаниях Се1 «Русский архив», 1866, 58 и след.

118

А. Г. БРИКНЕР

ната. Воспоследовали некоторые меры, клонившиеся к обеспе­
чению материального благосостояния народа: понижение цены
на соль, отмена некоторых монополий и привилегий, освобож­
дение торговли от разных стеснявших ее преград и проч. Ре­
шение вопроса о секуляризации духовных имуществ было
отложено. Чрезвычайно трудною задачею оказалось укрощение
крестьянских мятежей, свирепствовавших в разных частях
государства. Вопрос об учреждении государственного совета за­
нимал Екатерину в первое время ее царствования1. Она рас­

сматривала множество бумаг, на полях которых иногда остро
и метко излагала свое мнение, иногда выражаясь общими
местами, например: «Где общество выигрывает, тут на парти­
кулярный ущерб не смотрят» и т.п.*2 В таких замечаниях чув­
ствуется желание принести пользу, действовать справедливо.
Всюду заметно стремление к ознакомлению с техникою вопро­
сов законодательства и администрации. Несколько резкий тон,
в котором делаются внушения сенаторам, слегка напоминают
нам способ обращения Петра с бывшими сановниками в госу­
дарстве.
Понятно, что Екатерина впоследствии охотно говорила и пи­
сала об успешном устранении многих затруднений в начале сво­
его царствования. Такова, например, записка, составленная ею
в 1779 году. Здесь, например, сказано: «Сенат определял вое­
вод, но числа городов в империи не знал. Когда я требовала
реестра городам, то призналась в неведении оных; даже карты
всей империи Сенат от основания своего не имел. Я, быв в Се­
нате, послала пять рублей в Академию Наук чрез реку от Се­
ната и купленный там кирилловский печатный атлас в тот же
час подарила Правительственному Сенату». В другом месте: «По
восшествии моем на престол Сенат подал мне реестр доходам
империи, по которому явствовало, что оных считали шестнад­
цать миллионов. По прошествии двух лет я посадила князя Вя­
земского и действительного тайного советника Мельгунова,
!См. статью Соловьева «О Сенате в первое время царствования
Екатерины», в «Древней и новой России», 1875, I, 22—28.
2Соловьев, XXV, 358.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

119

тогдашнего президента камер-коллегии, считать доходы. Они
несколько лет считали, переписываясь раз по семи с каждым
воеводою. Наконец, сочли двадцать восемь миллионов: двенадцать
миллионов больше, нежели Сенат ведал». Далее она рассказы­
вает, как сначала сама принимала прошения, но как затем
нужно было отменить этот способ, потому что в один праздник,
«во время шествия со всем штатом к обедне, просители пере­
секли мне путь, став полукружием на колена с письмами», и
проч. Довольно резко императрица осуждала некоторые меры
своих предшественников, также сильно порицала военное уп­
равление Апраксина при Елизавете Петровне. Иногда она изла­
гает, каким образом ей приходилось обмениваться мыслями и
спорить с сенаторами при решении разных вопросов админист­
рации и законодательства1.

Современники уже в самое первое время царствования Ека­
терины удивлялись ее рабочей силе. Рассказывали, что она
вставала в 5 часов утра и тотчас же начинала заниматься де­
лами. Миних замечает, что императрица работала иногда по
пятнадцать часов в день2. Теперь ей пригодилось то энциклопе­
дическое образование, которое она успела приобрести в послед­
ние 18 лет до воцарения. Всячески она старалась вникнуть в
сущность предметов законодательства и администрации, соста­
вить себе точное понятие о разных вопросах, удачно выбирать
лиц при замещении разных должностей, встречать грозившие с
разных сторон опасности, помочь недостаткам в государствен­
ном и общественном строе, сделаться воспитателем подданных.
Редко в такой степени, как у Екатерины, усидчивость труда при
исполнении монархических обязанностей была связана с чувст­
вом ответственности пред народом и государством; но в то же
время редко в такой мере, как у Екатерины, встречались опти­
мизм, уверенность в успехе, вера в собственный талант и неко­
торую непогрешимость. Нельзя отрицать, что такого рода
самоуверенность проистекала из несколько дилетантского отно­
шения к сложным вопросам политики, но вместе с тем нельзя
'♦Сб. Ист. общ.», XXVII, 170.
2«Ebauche», 189.

120

А. Г. БРИКНЕР

не допустить, что значительная доля успехов ее царствования
обусловливалась этою надеждою на собственную силу, уповани­
ем на удачу и счастие. Понятно, что была громадная разница
между предположением и исполнением, между благими намере­
ниями и осуществлением широких планов; результаты не соот­
ветствовали началу действий; фактический успех далеко уступал
вдохновению счастливого темперамента императрицы; вообще
же характер первых действий Екатерины после ее воцарения,
идеальное отношение ее к своему призванию производят осве­
жающее впечатление и дают нам высокое понятие о политиче­
ской прозорливости императрицы. Правда, она наслаждалась
блеском и славою своего положения; сильная доля тщеславия и
самолюбия бросается в глаза при многих действиях ее царство­
вания, но все это находилось в самой тесной связи с истинным
человеколюбием и просвещением, с необычайным сознанием
долга, с горячим желанием принести пользу России. Недаром
она так долго стремилась к занятию престола: она умела цар­
ствовать.

При своем восшествии на престол Екатерина пользовалась
всеобщим расположением. Иностранные дипломаты доносили,
что императрица любима русским народом1. Из записок совре­
менников видно, что известие о ее воцарении было всюду встре­
чено с радостью, даже с восторгом2. Когда Бестужев, указывая
на общее удовлетворение при воцарении Екатерины, представил
Сенату записку, в которой предлагал дать ей прозвище «матери
отечества», она решительно отказалась принять эту честь, заме­
чая при этом: «Видится мне, что сей проект еще рано предло­
жить, потому что растолкуют в свете за тщеславие»3. Еще
прежде возникла мысль сооружения памятника Екатерине4. Все
1 Соловьев, XXV, 208.
23аписки кн. Шаховского, И, 141.
3«Сб. Ист. Общ.», VII, 158.
4Там же, XVII, 303—351.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

121

это не имело особенного значения: и Петру III хотели воздвиг­
нуть статую.
Спрашивалось, насколько популярность, которою пользова­
лась Екатерина в первое время своего царствования, могла счи­
таться прочною?
Она стояла высоко над придворными партиями. Пока ей уда­
валось сдерживать порывы ненависти между разными лицами,
ее окружавшими. Нуждаясь в содействии всех, она соблюдала
нейтралитет между Паниным и Бестужевым, между Орловым и
княгиней Дашковой.
При всем том обстоятельства легко могли породить некоторое
неудовольствие. Панин был недоволен устранением его предпо­
ложения сделать Павла императором и ограничить монархиче­
скую власть; между Дашковой и Екатериною, вскоре после'
государственного переворота, произошли кое-какие недоразуме­
ния; Теплов жаловался, что Елагин пользовался у императрицы
большим доверием, чем он; некоторые гвардейские офицеры
считали себя недостаточно вознагражденными за участие в го­
сударственном перевороте. Было невозможно исполнить все же­
лания, удовольствовать всех сообщников, удовлетворить всем
требованиям, вызванным честолюбием, алчностью и тщеслави­
ем. Неудовольствие могло повести к неприязненным действиям.
То, что удалось недавно в пользу Екатерины, могло удасться и
в пользу других лиц.
Существовали претенденты.
Граф Мерси писал: «Кажется еще сомнительным, не сделала
ли новая императрица большой ошибки в том, что возложила
корону на себя, а не провозгласила своего сына, великого кня­
зя, самодержцем, а себя регентшею империи во время его не­
совершеннолетия»1.
Недаром прежние правительства считали брауншвейгцев
опасными претендентами на престол. Бывший император, Иван
Антонович, внук царя Ивана Алексеевича, мог сделаться сопер­
ником бывшей принцессы Ангальт-Цербстской, превратившейся
во всероссийскую императрицу.
ЧСб. Ист. Общ.», XVIII, 464.

122

А.Г. БРИННЕР

Петра III, супруга Екатерины, не стало. Он погиб внезапной
смертью. Однако его тень могла грозить страшною опасностью
сменившему его правительству.
Завладев короною, Екатерина должна была отстаивать ее. Не
без насильственных кризисов и печальных эпизодов ей удалось
удержать власть.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Внутренние смуты

ГЛАВА I
Признаки неудовольствия
восемнадцатом веке в России было несколько непродол­
жительных царствований. После переворота, жертвами
которого сделались император Иоанн Антонович и его
родственники, после быстрой перемены на престоле, совершив­
шейся летом 1762 года, можно было считать вероятным, что и
Екатерина не долго удержится на троне.
Особенно легко могло явиться опасение, что при ней будет
иметь простор фаворитизм в ущерб интересам государства и
общества. Ожидали, что Григорий Орлов займет то место, ко­
торое занимал Меншиков при Екатерине I или Бирон при Ан­
не Иоанновне. И тот и другой сделались жертвами придворных
интриг. Против фаворита императрицы Елизаветы, Разумов­
ского, был направлен заговор Батурина в 1749 году. Такая
же опасность могла грозить и Григорию Орлову. Падение фа­
ворита могло сделаться роковым и для самой императрицы.
Обстоятельства заставили ее быть осмотрительною для избежа­
ния опасности.
Екатерина писала Понятовскому в первое время своего цар­
ствования, что ей необходима величайшая осторожность, что за
нею наблюдают. «Меня принудят, — писала она, — сделать еще
тысячу странностей: если я уступлю, меня будут обожать; если
нет, то не знаю, что случится». В другом письме ее сказано:
«Мое положение таково, что я должна принимать во внимание

В

126

А. Г. БРИКНЕР

многие обстоятельства; последний солдат гвардии считает себя
виновником моего воцарения, и при всем том заметно общее
брожение»1 и проч.
Порою происходили беспорядки, 9 (20) августа, следователь­
но через несколько недель после переворота, английский дипло­
мат Кейт доносил своему правительству: «Со времени
переворота между гвардейцами поселился скрытый дух вражды
и недовольства. Настроение это, усиленное постепенным броже­
нием, достигло таких размеров, что ночью на прошлой неделе
оно разразилось почти открытым мятежом. Солдаты Измайлов­
ского полка в полночь взялись за оружие и с большим трудом
сдались на увещания офицеров. Волнения обнаруживались, хо­
тя в меньшем размере, две ночи подряд, что сильно озаботило
правительство; однако, с помощью отчасти явных, отчасти тай­
ных агентов, многих офицеров и солдат выслали из столицы,
через что порядок восстановлен, и в настоящую минуту опасно­
сти не предвидится»2.
Рассказывали, что особенно в Москве, куда Екатерина отпра­
вилась для коронации, господствовало неудовольствие3. Между

тем она из Москвы писала к графу Кейзерлингу: «Невозможно
вам описать радость, какую здесь бесчисленный народ оказыва­
ет при виде моем: стоит мне выйти или только показаться в
окне, и клики возобновляются»4.
Следующий эпизод, не имевший особенно важного значения,
мог считаться признаком неудовольствия в военных кругах.
Орлов через некоторых офицеров узнал о существовании пар­
тии, которая хотела возвести на престол бывшего императора,
Иоанна Антоновича. Один из офицеров показал, что уже было
отправлено некоторое число заговорщиков для освобождения
претендента из заключения в Шлиссельбурге; по другому изве­
стию, не менее 1000 человек было посвящено в тайну заговора
1 Соловьев, XXV, 149; Adolph Beer. «Die erste Theilung Polens».
Wien, 1873, II, 323.
2«Сб. Ист. общ.», XII, 38.
3Castera, I, 163.
4 Соловьев, XXV, 160.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

127

и что поэтому нельзя было сомневаться в успехе; говорили о
князе Голицыне и о графе II.И. Панине как о вожаках этого
предприятия; ходили слухи о существовании двух революцион­
ных партий, из которых одна хотела возвести на престол Иоан­
на Антоновича, между тем как другая была недовольна тем, что
Павел не сделался императором; в этой партии, желавшей воз­
вести на престол Павла, обсуждался вопрос, кого назначить ре­
гентом, Панина или Шувалова.
Действий не было. Все оказывалось нелепою болтовнею в
среде немногих офицеров, которые и были арестованы. Об уча­
стии высших сановников в каком-либо заговоре не могло быть
и речи. Екатерина поручила исследовать дело без пыток. Пору­
чи^ Гурьев и Петр Хрущов были приговорены к смертной каз­
ни, другие офицеры — к каторжной работе. Екатерина
смягчила наказания. В манифесте об этом деле сказано: «Мы
можем, не похвалившись, пред Богом целому свету сказать, что
от руки Божией приняли всероссийский престол не на свое соб­
ственное удовольствие, но на расширение славы Его и на уч­
реждение доброго порядка и утверждение правосудия в
любезном нашем отечестве*. Далее в общих выражениях гово­
рилось о заговоре следующее: «Нашлися такие неспособные лю­
ди, которые покусилися делать умысел к ниспровержению
Божия у нас промысла и к оскорблению нашего величества, и
тем безумно вознамерились похитить Богом врученного нам на­
рода общее блаженство, о котором мы беспрестанно трудимся с
матерним попечением*. В циркуляре к русским дипломатам за
границею, которым было сообщено об этом эпизоде, заговорщи­
ки названы «извергами всего человеческого общества*, говорит­
ся о их «богомерзком умысле*, о их «ветреном сумасбродстве»1
и проч.
Несколько большее значение имел заговор, направленный
против Григория Орлова и открытый намного позднее дела
Гурьева и Хрущова; виновниками были некоторые гвардейские
офицеры, участвовавшие в государственном перевороте и недо1 Соловьев, XXV, 161—164. «Сб. Ист. общ.*, VII, 170—171. «Осьмнадцатый век», I, 75—77. Полный свод законов (ПСЗ), № 11, 693.

128

А. Г. БРИННЕР

вольные наградами, полученными при этом случае. То были
Рославлев, Лосунский и Хитрово. Что они просили денег и пол­
учили отказ, видно из следующей записки Екатерины к Елаги­
ну: «Ты имеешь сказать камергерам Лосункому и Рославлевым,
что, понеже они мне помогли взойтить на престол, для поправ­
ления непорядков в отечестве своем, (то) я надеюсь, что они
без прискорбия примут мой совет, а что действительная возмож­
ность ныне раздавать деньги, тому ты сам свидетель очевид­
ный»1.
Неудовольствие офицеров повело к следующим разговорам.
Весною 1763 года, когда императрица в сопровождении графа
Орлова отправилась из Москвы в Воскресенский монастырь, ка­
мер-юнкер Хитрово начал распространять слух о намерении
Екатерины обвенчаться с Орловым; виновником этого, по мне­
нию камер-юнкера, был «старый черт» Бестужев; офицеры ре­
шили, что нельзя допустить этого брака. «Если императрица, —
говорил Хитрово, — намерена выйти замуж, то у Иванушки —
так звали бывшего императора Иоанна Антоновича — есть два
брата; а если не согласится на них, то, схватя Орловых, всех
отлучить; в то время уже можно отвлечь ее от этого дела; она
сама нам будет благодарна, что мы нарушителя порядка от нее
оторвем». Опять между офицерами ходили слухи о готовности
знатных лиц, как, например, Панина, Глебова, княгини Даш­
ковой, участвовать в заговоре. Достойно внимания показание
Хитрово на допросе: «Алексей Орлов сказал мне, что Панин
сделал было подписку с тем, чтоб быть государыне императри­
цею, и она на это согласилась; а когда пришли в Измайловский
полк и объявили про ту подписку капитанам Рославлеву и Лосунскому, то они ей объявили, что на то не согласны, а позд­
равляют ее самодержавною императрицею, и велели солдатам
кричать «ура». В допросах обнаруживались также кое-какие
подробности об агитации Бестужева в пользу брака Екатерины
с Орловым и об оппозиции, которую встретила эта мысль неко­
торыми высокопоставленными лицами2.
!«Сб. Ист. Общ.», VII, 234.
2 Соловьев, XXV, 257 и след.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

129

Княгиня Дашкова в своих записках рассказывает, что Бесту­
жев действительно хлопотал о браке Екатерины с Орловым и
что Панин противодействовал осуществлению этого плана. Па­
нин по этому поводу имел объяснение с императрицею, которая
объявила, что Бестужев действовал без ее ведома1.
Трудно сказать, как думала сама Екатерина об этом плане
Бестужева, желала ли она вступить в брак с Орловым или нет*
2.
Как бы то ни было, Орлов не сделался ее супругом.
Между тем агитация офицеров против Орлова требовала на­
казания. При допросах обнаруживался целый ряд неосторож­
ных разговоров и выражений Хитрово и его товарищей. Из
некоторых записок Екатерины, относящихся к этому делу, вид­
но, что она принимала участие в следствии и обращала внима­
ние на частности дела. Сенатору Василию Ивановичу Суворову
она писала между прочим: «Поступайте весьма осторожно, не
тревожа ни город и, сколько можно, никого, однако ж таким
образом, чтобы досконально узнать самую истину, и весьма раз­
личайте слова с предприятием. Впрочем, по полкам имеете уши
и глаза*. Особенно она старалась узнать, что говорили о мни­
мом неисполнении обещания, данного ею Панину быть прави­
тельницею3.
И при этом случае, как в деле Гурьева—Хрущова, не было
собственно опасных действий. Преступление ограничивалось
смелыми и задорными речами. Виновники, в сущности, даже не
были наказаны; против них были приняты административные
меры. Хитрово был сослан в свое имение, Лосунский и Рославлев уволены в отставку. Манифеста, относящегося к. этому слу­
чаю, не было публиковано. Зато, вскоре после, на московских
улицах читали общий указ, в котором всем и каждому внуша­
лось «удаляться от всяких предерзких и непристойных разгла­
шений»4 и проч.
Записки кн. Дашковой, 85.
2См. «Осьмнадцатый век», II, 460 и след.
3«Сб. Ист. общ.», VII, 289.
4ПСЗ, № 11843.

130

А. Г. БРИННЕР

Екатерине грозила опасность не со стороны только одних во­
енных. И между духовными лицами были люди весьма недо­
вольные Императрицею. Самым смелым и опасным противником
ее был архиепископ Ростовский Арсений Мацеевич.
Еще при прежних правительствах между ним и светской вла­
стью происходили недоразумения, так как он иногда резко го­
ворил о законодательстве, касающемся духовных вопросов. При
Екатерине дело дошло до сильного столкновения, жертвою ко­
торого сделался архиепископ. Его погубили крайняя раздражи­
тельность, неограниченное высокомерие и чрезвычайная
смелость. Желая охранить права и привилегии церкви, он яв­
лялся не столько представителем настоящего благочестия, ис­
тинно религиозного чувства, сколько сторонником материальных
интересов духовенства и иерархического честолюбия, и поэтому
скорее был опасным, чем полезным защитником церкви. При
всем своем уме и при всей необычайной учености он был огра­
ниченным представителем сословных прав, не соответствовав­
ших духу времени. В упорной борьбе между ним и Екатериною
светская власть осталась победителем1.
Меры, принятые Петром III для секуляризации духовных
имуществ, возбудили ропот в среде духовенства и даже содей­
ствовали свержению с престола этого государя. Сильнее всех
порицал Арсений Мацеевич образ действий правительства в
этом отношении, как видно из его переписки с разными това­
рищами. Из одного письма его, писанного во время царствова­
ния Петра, оказывается, что он возлагал некоторую надежду на
Екатерину.
Мы видели выше, что Екатерина еще до своего воцарения от­
личалась внешним благочестием, обращала внимание на церков­
ные обряды, оказывала уважение к духовенству. При
свержении с престола Петра III она в манифестах осуждала об­
раз действий своего супруга в отношении к церкви. Понятно,
что от ее царствования ожидали мер в пользу духовенства, от­
мены законоположений, касавшихся секуляризации монастыр­
ских и церковных имений. Тотчас же после вступления на
!См. монографию Иконникова в «Русской Старине», 1879.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

131

престол Екатерины были вновь открыты домашние церкви, за­
печатанные при Петре III. В угоду духовенству, императрица
запретила играть на театре пьесы языческо-мифологического со­
держания. Были приняты цензурные меры, соответствовавшие
взглядам духовенства. Временно были даже остановлены распо­
ряжения, клонившиеся к секуляризации духовных имуществ.
Сенату и Синоду было приказано предоставить вновь монасты­
рям и церквям управление их имений; крестьянам, подвластным
клиру, было вменено в обязанность оставаться покорными и по­
слушными рабами церкви.
Таким образом, могло казаться, что Екатерина, бывшая уче­
ницею французской литературы просвещения, находившаяся в
оживленной переписке с вольнодумцами Вольтером и Дидро и
в то же время действовавшая в пользу привилегий церкви, была
непоследовательною, противоречила самой себе.
Однако вскоре можно было видеть, что в этом отношении,
как и вообще, императрица стояла выше партий и действовала
вполне самостоятельно. Она была того мнения, что должно
чтить веру и церковь и ее представителей, но что последние не
должны иметь влияния на государственные дела. Она осуждала
все виды фанатизма. Зато в одном из писем к Вольтеру она
называла себя «главою греческой церкви*.
Мало-помалу Екатерина начала действовать в смысле «духов­
ного регламента» Петра Великого, ограничивать права духовен­
ства, проводить секуляризацию монастырских и церковных
имений. В комиссии, созванной императрицею в конце 1762 го­
да для обсуждения этих вопросов, было, кроме двух духовных
лиц, не менее пяти светских членов. Главными советниками
Екатерины в этом деле были не архиереи: она руководствова­
лась мнениями Бестужева и князя Шаховского.
Вскоре правительство объявило, что мера возвращения мо­
настырям и церквам их имений была лишь временною, до
окончательного решения вопроса. В сущности, оказалось, что
императрица сделала то же, что было сделано ее предшест­
венником. Надежда, которую возлагали на Екатерину в среде
духовенства, оказалась тщетною. Всюду послышался ропот. В
переписке архиереев между собою, насколько она сделалась

132

А. Г. БРИКНЕР

известною в последнее время, выражалось сильное негодова­
ние. Никто, однако, кроме Арсения Мацеевича, не осмелился
выступить с явным и откровенным протестом против светской
власти.
Екатерине хорошо было известно, что с этой стороны ей
грозила некоторая опасность. Она знала, без сомнения, и о
прежних оппозиционных действиях Арсения при ее предшест­
венниках, знала и о его переписке с другими архиереями, в
которой резко осуждался образ действий правительства; поэто­
му она считала весьма вероятным, что архиепископом Ростов­
ским будет предпринята демонстрация против светской власти.
9 февраля Арсений в Ростове совершил обряд предания ана­
феме. При этом им были прибавлены две статьи, направленные
против похитителей церковных имуществ, и допущены весьма
резкие выражения против светской власти. Обряд проклятия
противников церкви был совершен на этот раз особенно торже­
ственно. Все духовенство Ростова принимало в нем участие. Ар­
сений громогласно возносил молитву, в которой просил небо
отвратить хищников от исполнения их намерений; но если они
воспротивятся тому, то чтоб память их погибла с шумом и имя
их было истреблено в книге живых.
Недаром Екатерина 29 февраля в письме к Олсуфьеву жало­
валась на «властолюбие и бешенство ростовского владыки».
Можно думать, что она узнала о поступке Арсения, который
уже тогда мог считаться государственным преступником.
6 марта 1763 года он написал донесение в Синод, в котором
указывал на противоречие между заявлениями Екатерины не­
посредственно после воцарения и мероприятиями правительства
в следующих месяцах, выставлял на вид неудобства участия
светских лиц в управлении духовными имениями и доказывал
неприкосновенность последних. Малейшая попытка лишить цер­
ковь средств, по его мнению, была достойна проклятия церкви,
причем он указывал на то обстоятельство, что даже во время
татарского ига церковь в России спокойно владела своими име­
ниями.
Отправив это донесение в Синод 10 марта, Арсений в тот же
день написал письмо Бестужеву, в котором выразил желание,

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

133

чтобы его мнение о монастырских имуществах сделалось изве­
стным всем интересующимся этим делом, также и императрице.
В другом письме к Бестужеву, от 14 марта, он жаловался на
инструкции, данные обер-офицерам, разосланным по всем мо­
настырям, и просил защитить церковь Божию от гонения. На­
конец, он написал еще другое письмо Синоду, в котором просил
войти с представлением к императрице, так как «церковь от не­
давно бывшего удара от разорения еще не отдохнула и в чув­
ство не пришла, а между тем снова поднялись на нее наветы и
нападения и таковые подлоги, дабы ей со временем в конец ис­
требиться».
Чрезмерная смелость Арсения удивила служивших в ростов­
ской консистории; они неоднократно заявляли ему, по поводу
его донесений, что на именные указы представлений чинить не
следует; но Арсений их не слушал, а отвечал только, сердясь:
«То не ваше дело, а надлежит оному быть непременно».
Еще до получения второго донесения, 12 марта, состоялся до­
клад Синода императрице о первом донесении, что оно «клонит­
ся к оскорблению ее императорского величества, за что Арсений
подлежит великому суждению». Екатерина нашла в действиях
митрополита «посягательство на спокойствие подданных» и по­
спешила предать его суду Синода, предоставив себе лишь право
смягчения его участи.
Ночью на 16 марта Арсений был арестован; 17-го он уже на­
ходился в Москве, пред Синодом. На его просьбу отпустить его
в Спасский Новгородсеверский монастырь не было обращено
внимания. Ему был сделан допрос, как государственному пре­
ступнику. Говорят, что он при этом, в присутствии императри­
цы, Орлова, Глебова и Шешковского, был до того откровенен,
что императрица зажала себе уши, а ему закляпили рот.
О раздражении Екатерины можно судить по записке ее к
Бестужеву, который осмелился было просить императрицу, что­
бы Арсению было оказано «монаршее и матернее милосердие» и
проч. Императрица писала: «Я чаю, ни при каком государе
столько заступления не было за оскорбителя величества, как
выше за арестованного всем Синодом митрополита Ростовского,
и не знаю, какую я б причину подала сомневаться в моем ми­

134

А.Г. БРИННЕР

лосердии и человеколюбии. Прежде сего и без всякой церемо­
нии и формы по не столь еще важным делах преосвященным
головы секали, и не знаю, как бы я могла содержать и укреп­
лять тишину и благоденствие народа (умолча о защищении мне
от Бога данной власти), если бы возмутители не были нака­
заны*1.
1 апреля открылся суд над Арсением. Вскоре состоялся при­
говор: он был лишен сана и должен был дать подписку, что
впредь не будет именоваться или действовать ни митрополи­
том, ни архиереем, ни в каком другом духовном сане. Екате­
рина, как сказано в акте приговора, «по своему природному
великодушию, милосердию и человеколюбию, освободив его от
гражданского суда», повелела сослать Арсения в отдаленный
монастырь. Состоялось решение отправить его в архангельскую
епархию, в Николаевский Карельский монастырь, с производ­
ством его кормовых денег по 50 коп. в день. Было запрещено
допускать кого-либо к бывшему митрополиту, которого сторо­
жили один унтер-офицер и четыре солдата.
Таким образом, могло казаться, что правительство раз на­
всегда освободилось от опасного противника, которого имело
в Арсении. Однако предстояли еще дальнейшие столкновения
между ним и светскою властью. Смелость, заставившая пыл­
кого архиерея протестовать против секуляризации духовных
имений, побудила его и в ссылке к весьма неосторожным
речам к личности императрицы, оспариванию ее права на за­
нятие престола и вообще к заявлению неудовольствия относи­
тельно положения России. Приходилось наказать Арсения еще
строже прежнего.
В заключении Арсений пользовался большею свободою, чем
было дозволено. Он собирал возле себя монахов и караульных
солдат, с которыми вел беседы о современных событиях и дей­
ствиях враждебного ему правительства; он нередко касался воп­
росов, имевших отношение к его собственному положению. Об
этих речах донес один из монахов начальству. Таким образом,
в 1767 году в Архангельской канцелярии началось новое следЧСб. Ист. общ.», VII, 269—270.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

135

ствие, при котором, по желанию императрицы, было строго за­
прещено употреблять пытки.
Арсений говорил,, что Екатерине не следовало принимать пре­
стола. «Государыня наша, — сказал он однажды, — не природ­
ная и не тверда в законе нашем*, порицал намерение ее вступить
в брак с графом Орловым; утверждал, что Мирович, сделавший
попытку освободить из заключения бывшего императора Иоанна
Антоновича1, не действовал один, «а, конечно де, было много и
больших господ согласников*, порицал бывших при Иоанне Ан­
тоновиче офицеров, которые его убили, «за пролитие царской
крови*; по поводу болезни Павла Петровича сказал, что «не бе­
регут наследника*. Далее он предвещал царствование в России
«двух юношей, которые выгонят Турка и возьмут Царьград*; эти
юноши, на которых надеялся Арсений, были Павел Петрович и
брат Иоанна Антоновича. Особенно подробны были рассуждения
Арсения относительно монастырских имуществ и его собственно­
го положения. «Ныне-де в монастырях, — говорил он, — и пива
сварить не из чего, всю церковь разграбили, так-де что в России
делают, того у турок нет, ибо-де турки свои мечети награждают,
у нас-де ныне Содом и Гомор*. Весьма резко Арсений отзывается
о новгородском архиепископе Сеченове, который пользовался
особенным доверием Екатерины; себя он сравнивал с Злато­
устом, заточенным также царицею, и проч.
Екатерина принимала живое участие в следствии, прочитыва­
ла протоколы допросов, делала к ним разные примечания и ука­
зывала на пункты, требовавшие, по ее мнению, особенного
внимания при дальнейших допросах. Особенно императрицу ос­
корбляли замечания Арсения, что ей, собственно, не надлежало
царствовать, что она хорошо бы сделала, вступив в брак с
Иоанном Антоновичем, что ей следовало бы довольствоваться
регентством, и проч.
Следствие велось тайно. Весьма лишь немногие сановники,
как, например, Панин и Орлов, были посвящены в подробности
дела. Екатерина была раздражена опасностью, заключавшеюся
в подобных разговорах для государства.
!См. следующую главу.

136

А.Г. БРИННЕР

Доносчиков наградили. Лица, слышавшие неосторожные речи
Арсения и не сообщившие о том, куда следовало, были наказа­
ны. Сам Арсений был приговорен к расстрижению и вечному и
неисходному содержанию в Ревеле в каземате под именем Анд­
рея Враля — это прозвище в бумагах везде прописано рукой
самой Екатерины.
Затем были составлены три инструкции: две из них офице­
рам, из которых один должен был везти Арсения до Вологды,
а другой от Вологды до Ревеля, и третья ревельскому комендан­
ту Тизенгаузену. В этих инструкциях говорилось об Арсении,
как о «неизвестном колоднике», или о «мужике Андрее Врале»,
или о «Бродягине». Соблюдение строгой тайны было главным ус­
ловием в этих инструкциях; сопровождавшим Арсения воспре­
щено было говорить с ним, а в случае, если бы они услышали
от него что-либо, то им приказывалось никому о том не расска­
зывать, а содержать всю свою жизнь секретно, объявив одному
князю Вяземскому1, и проч.

Очевидно, правительство опасалось влияния бывшего митро­
полита на народ, который вообще сочувствовал угнетенным и
«несчастным» и в данном случае легко мог видеть в Арсении
мученика или святого. Хотя его путешествие из Архангельска
в Ревель совершилось в глубочайшей тайне, все-таки в пуб­
лике ходили разные слухи о его наказании и ссылке. Расска­
зывали о его отправлении в Сибирь; передавались легенды о
его кончине2.
И в Ревеле, где содержался Арсений до своей кончины
(1772), старались соблюдать глубочайшую тайну о личности ко­
лодника. На случай смерти разрешено было позвать к нему свя­
щенника, но взяв при том подписку «под смертною казнию, что
не скажет век о том никому». Когда Арсений заболел, к нему
призвали доктора — немца, но предварительно взяли с него
1 См. дальнейшие подробности в статье Иконникова в «Русской
Старине», XXVI, 192 ислед.
2 См. разные данные по этим вопросам в «Чтениях Московского
общества», 1862, II и III.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

137

подписку в том, что «под смертною казнию не будет спрашивать
у больного о его имени и состоянии и никому до конца жизни
не объявит о нем ни в разговорах, ни догадками или какиминибудь минами*. Вся переписка об Арсении должна была идти
безыменно — «о секретном деле» — и отсылаться в руки князя
Вяземского, без именного письменного распоряжения которого
или самой императрицы, колодник не мог быть выдан никому.
Вещи его были проданы, не говоря, чьи они; книги ему оста­
вили, но не давали ему материала, годного для письма. Когда
в июне 1769 года Тизенгаузен был заменен другим комендан­
том, Екатерина сочла нужным сделать новое напоминание кня­
зю Вяземскому: «Не изволишь ли писать к нему (Бенкендорфу),
чтобы он за Вралем имел смотрение такое, как Тизенгаузен
имел, а то боюсь, чтоб, не бывши ему поручен, Враль не заво­
дил в междуцарствовании свои какие ни на есть штучки, и что­
бы не стали слабее за сим зверком смотреть, а то нам от того
не выливались новые хлопоты».
Спрашивается: было ли в самом деле основание считать Ар­
сения столь опасным противником правительства? Правда, в
народе он пользовался некоторым влиянием. Были люди, разде­
лявшие его взгляды относительно отобрания монастырских имуществ. И.В. Лопухин, известный масон и филантроп, в своем
орловском имении, селе Воскресенском, поставил Арсению па­
мятник. Настоящих приверженцев он не имел. Строгость мер,
принятых против Арсения, объясняется шаткостью положения,
в котором находилось правительство в первое время царствова­
ния Екатерины.
Не один Арсений, впрочем, осуждал образ действий императ­
рицы и подвергал строгой критике не только ее правительствен­
ные распоряжения, но и ее личность.
В 177Ггоду один купец, Алексей Смолин, обратился к импе­
ратрице с посланием, в котором заключались сильные упреки,
относившиеся к разным мерам, принятым правительством. Од­
нако протест Смолина был отголоском нерасположения к Ека­
терине, господствовавшего в среде духовенства.
В начале этого документа говорится о секуляризации мона­
стырских имуществ. И Смолин, как до него Арсений, указывал

138

А.Г. БРИННЕР

на несогласие между заявлениями императрицы в начале ее
царствования и вскоре затем проведенными мерами: «Чего
прежде ненавидела, то возлюбила, — писал Смолин о Екатери­
не, продолжая: — Святых мест отняла вотчины и имения, или,
лучше сказать, ограбила, и после отдаешь оные графу Орлову
и другим господам... и чрез то многие небогатые монастыри и
пустыни привела в опустошение... О богомерзкое повеление!
Откуда ты, скажи пожалуй, взяла власть над церковным име­
нием, идеже власти духовные поставлены суть от Бога. Воров
повелеваешь за грабительство и обиды народа наказывать не­
щадно, а ты чего достойна за разорение святых монастырей; на
тебя суда сыскать негде». Затем следует упрек, что митрополит
Арсений был лишен сана и сослан, причем указывается на то,
как строго провидение карало тех, которые преследовали цер­
ковь и ее представителей. Особенно резко Смолин упрекает
Екатерину за учреждение воспитательных домов в обеих столи­
цах; он говорит о порче нравов и спрашивает: «А кто тому при­
чиною? Безрассудное правление твое, о Екатерина!» Смолин
далее недоволен тем, что «лютерам и Кальвинам и прочим ере­
тикам дозволено свои ересей наполненные церкви строить», что
светское образование взяло верх в воспитании детей высших
классов общества; он вооружается против «плясания и танцев»,
указывая на то, что «за плясание казнит Бог». Далее он считает
Екатерину виновницей погибели Иоанна Антоновича, убитого в
Шлиссельбурге в 1764 году; в дороговизне хлеба Смолин видел
наказание Божие за это печальное событие; он пишет: «Имея
окаменелое сердце, яко фараон, видя цены умножающиеся, ду­
маешь, что народ подлый разбогатился, прибавляешь болезнь к
болезни, умножая оброки и подати. О безумия и обиды испол­
ненное повеление! А деньги тратишь безрассудно» и проч. По­
слание оканчивалось угрозою: «Ежели ты на прежних
основаниях не утвердишь, не избегнешь рук озлобленных тобою
и раздраженных».
Как видно, в этом послании, наполненном средневековыми
воззрениями и домостроевским духом, слышалось негодование
известных слоев общества на разные действия правительства,
светский характер двора и личность императрицы.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

139

Сохранились некоторые деловые бумаги, свидетельствующие о
том,* что и Смолин довольно дорого поплатился за свою чрез­
мерную смелость. Он передал свое послание митрополиту твер­
скому, который велел задержать его и предоставил светскому
суду. Он сознался в том, что намеревался распространять в на­
роде списки своего сочинения, жаловался на произвол судей и
подьячих, на недобросовестность чиновников и проч.
В письме к Вяземскому императрица заметила: «Скажите
Шешковскому, что когда он поедет к фанатику, чтобы он тогда
с ним говорил и толковал ему, что по закону Божию должно
почитать и повиноваться высшей власти; что сам Спаситель го­
ворит: отдайте царю царево, и чрез то велел почитать царя,
что, браня царя, он умножает своих грехов... Авось либо при­
ведет его в уныние, — и утихнет; и потом велите снова ему
предложить подписку, чтобы не говорить ни с кем» и проч.
По приказанию Екатерины Смолин на пять лет был заключен
в Шлиссельбургскую крепость. По истечении этого времени ему
было дозволено удалиться в монастырь, игумену которого было
вменено в обязанность зорко наблюдать за государственным
преступником и ежегодно доносить генерал-прокурору о его по­
ведении1.
Все эти эпизоды, в которых участвовали представители раз­
ных классов общества, заключают в себе доказательство, что в
народе существовало некоторое нерасположение к новому пра­
вительству и что положение Екатерины, в первое время ее цар­
ствования, было затруднительно. Ей грозила опасность со
стороны разных претендентов.

1Кашпирев. «Памятники новой русской истории». СПб., 1871, I,
123—138.

ГЛАВА II
Мирович

о всех политических процессах в начале царствования
Екатерины говорилось о правах на престол бывшего им­
ператора Иоанна Антоновича. Со времени падения браун­
швейгцев, в 1741 году, порою обнаруживалось некотор
расположение к членам этого семейства. Не без основания пра­
вительство старалось сохранить в тайне местопребывание несча­
стного претендента, Иоанна Антоновича. Между тем как он в
1744 году был отправлен в Холмогоры, а оттуда в 1756 году
переведен в Шлиссельбургскую крепость, в народе ходили раз­
ные нелепые слухи о его судьбе и местопребывании.
Из инструкции, составленной при императрице Елизавете для
лиц, надзиравших за принцем в Шлиссельбурге, видно, что пра­
вительство опасалось заговора в пользу бывшего императора.
Таинственность, которою окружали личность опасного арестан­
та, доходила до того, что из офицеров и солдат шлиссельбург­
ского гарнизона почти никто не подозревал в колоднике,
заключенном в «№ 1» казармы, Иоанна Антоновича. Существо­
вали в публике довольно странные мнения о способностях и ка­
чествах юноши. Рассказывали о его необычайной красоте,
многостороннем образовании и проч.1

В

!См. мое сочинение «Иоанн Антонович и его родственники». Мо­
сква, 1878.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

141

В сущности, Иоанн Антонович, находившийся с детства под
надзором солдат и офицеров, получил самое скудное воспита­
ние, был косноязычен и страдал припадками помешательства.
Все это не препятствовало распространению в последнее время
царствования Елизаветы слуха о том, будто императрица наме­
ревалась лишить Петра права престолонаследия и назначить
Иоанна своим преемником.
В царствование Петра III ходили слухи о намерении импера­
тора отправить Иоанна к родственникам в Брауншвейг. Мы ви­
дели выше, что Фридрих II считал в то время Иоанна опасным
претендентом. В январе 1762 года было предписано капитану
гвардии, князю Чурмантееву: «Буде, сверх нашего чаяния, кто
б отважился арестанта у вас отнять, в таком случае противить­
ся сколько можно и арестанта живого в руки не отдавать»1.
Опасения не прекращались и после вступления на престол Ека­
терины. Вольтер писал 28 сентября 1762 года к графу д'Аржанталю: «Я крепко боюсь, чтоб Иоанн не сверг с престола нашей
благодетельницы, а ведь этот молодой человек, воспитанный в
России монахами, далеко, вероятно, не будет философом»2.

Тотчас после вступления на престол Екатерины, было сделано
распоряжение о переводе Иоанна из Шлиссельбурга в Кексгольм, «а в Шлиссельбурге, в самой оной крепости, очистить
внутренней крепости самые лучшие покои и прибрать, по край­
ней мере по лучшей опрятности, оные». Очевидно, эти комнаты
были нужны для Петра Федоровича. Правительство могло счи­
тать неудобным содержать в одном месте двух сверженных с
престола государей. Поэтому Иоанна перевезли в Кексгольм, но
вскоре — после внезапной кончины Петра — возвратили в
Шлиссельбург3. Здесь императрица посетила несчастного аре­
станта, причем могла убедиться в том, что он лично не был
опасным претендентом. В манифесте, опубликованном по слу­
чаю катастрофы Иоанна, сказано: «Мы увидели в нем кроме
1 Соловьев, XXV, 93.
2«Осьмнадцатый век», I, 337.
3 Соловьев, XXV, 160—161.

142

А. Г. БРИННЕР

весьма ему тягостного и другим почти невразумительного косноязычества, лишение разума и смысла человеческого» 1.
Между записками Екатерины нашлась следующая, писанная
к Н.И. Панину в первое время царствования и, кажется, отно­
сящаяся к Иоанну: «Мое мнение есть, чтоб ... из рук не выпу­
скать, дабы всегда в охранении от зла остался, только постричь
ныне и переменить жилище в не весьма близкий и в не весьма
отдаленный монастырь, особливо в такой, где богомолья нет, и
тут содержать под таким присмотром, как и ныне; еще спра­
виться, можно нет ли посреди муромских лесов, в Коле или в
Новгородской епархии таких мест»2.
Иоанн оставался в Шлиссельбурге. Его сторожили два офи­
цера, Власьев и Чекин, которым Панин дал следующую инст­
рукцию: «Разговоры вам употреблять с арестованным такие,
чтобы в нем возбуждать склонность к духовному чину, т.е. к
монашеству, и что ему тогда имя надобно будет переменить, а
называть его будут вместо Д'ригория3 Гервасием. Ежели случит­
ся, чтоб кто пришел с командою или один, хотя б то был и
комендант, без именного повеленья или без письменного от ме­
ня (Панина) приказа и захотел арестанта у вас взять, то оного
никому не отдавать и почитать все то за подлог и неприятель­
скую руку. Буде же так оная сильна будет рука, что спастись
не можно, то и арестанта умертвить, а живого никому его в
руки не отдавать».
На увещания Власьева и Чекина Иоанн отвечал: «Я в мона­
шеский чин желаю, только страшусь Св. Духа, притом же я
бесплотный». Потом сказал, что Гервасием называться не хочет,
а пусть назовут Феодосием4.
Кроме Иоанна, считались опасными его родственники, содер­
жащиеся в Холмогорах. Английский дипломат Букингам писал,
что вскоре после переворота летом 1762 года, некоторые из ра­
*ПСЗ, № 12228.
2«Сб. Ист. общ.», VII, 364.
3Уже в 1744 г. Иоанна стали звать Григорием.
4Соловьев, XXV, 161.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

143

зумнейших советников Екатерины старались уговорить ее отпу­
стить брауншвейгцев за границу, но что это предложение было
отвергнуто большинством сановников1. В следующем году воз­
никла мысль отпустить за границу одного принца Антона Уль­
риха, оставив в заключении детей его. Императрица отправила
в Холмогоры А.И. Бибикова, который должен был сделать пред­
ложение принцу выехать в Германию. Принц не принял этого
предложения, объявив, что не желает свободы, если дети его
останутся в остроге2.
Мы знаем, что сам Иоанн не мог быть опасным. Но его имя
было опасно. Он все-таки оставался претендентом. Лица, недо­
вольные правительством, легко могли воспользоваться им при
попытке произвести государственный переворот. У Екатерины
было много противников. Считали возможным, что она так или
иначе избавится от вечно грозившей ей со стороны Иоанна Ан­
тоновича опасности. Чрезвычайно любопытно замечание по это­
му поводу в депеше одного иностранного дипломата, что в
первое время царствования Екатерины, по случаю разных ма­
нифестаций против нового правительства, люди знающие при
дворе говорили, что Иоанну никак нельзя миновать смерти3.
Поэтому, когда летом 1764 года была сделана попытка осво­
бождения Иоанна Антоновича из заключения, причем претен­
дент был лишен жизни, распространились кое-какие слухи о
некотором участи Екатерины в этом деле. И в исторической ли­
тературе императрицу обвиняли в том, что она будто бы умыш­
ленно погубила Иоанна. Между тем как в современных или
тотчас после шлиссельбургской катастрофы изданных сочинени­
ях почти вовсе не встречается такого обвинения, в позднейших
трудах, напечатанных вскоре после кончины Екатерины, приво­
дятся самые сложные рассказы об участии Екатерины в деле
Мировича с целью устранения Иоанна4.
'«La cour de la Rossie*, 238.
2 Записки о жизни Бибикова, приложение 5.
3Hemnann. «Gesch. d. russ. Staats*, V, 637.
4 См. подробный разбор сочинений Кастера, Сальдерна, Гельбига в
моем труде «Иоанн Антонович и его родственники*, 81—85.

144

А. Г. БРИННЕР

При том богатстве источников, которыми мы располагаем от­
носительно этого печального эпизода, нет более оснований ду­
мать, что Мирович был орудием высокопоставленных лиц. Он
действовал по собственному побуждению. Его предприятие по­
ходит на попытку Батурина возвести на престол Петра Федоро­
вича в 1749 году, на мятежные замыслы Гурьева, Хрущова и
их товарищей осенью 1762 года, Хитрово и его товарищей в
1763 году. Во всех этих эпизодах есть общая черта: распрост­
ранение слухов о мнимом участии в заговорах высокопоставлен­
ных лиц.
Мирович происходит от знатного малороссийского рода; во
время катастрофы Иоанна ему было лишь 24 года. Обременен­
ный долгами, склонный к расточительности и карточной игре,
он находился в чрезвычайно затруднительном положении. Име­
ния семейства Мировичей были конфискованы по случаю измены
Мазепы в 1709 году; тщетно Мирович обращался неоднократно
к правительству с просьбою возвращения ему хотя бы некото­
рой части этих имений. Княгиня Дашкова и граф Петр Панин,
знавшие Мировича, считали его человеком малоспособным; он
оказался во время произведенного над ним следствия суевер­
ным, необразованным и эксцентричным фанатиком. В его бла­
гочестии была некоторая доля ребячества. При разборе его
бумаг обнаружилось, что он намеревался убить Екатерину1.

Мирович не знал лично бывшего императора Иоанна. Не
раньше как в октябре 1763 года он случайно услышал о пре­
бывании претендента в Шлиссельбургской крепости. Желание
достигнуть знатного положения, разбогатеть, раздражение
вследствие крайней бедности, стремление отомстить правитель­
ству, не внимавшему его просьбам, — все это заставило его
мечтать о государственном перевороте в пользу Иоанна2.
Клевретами Мировича, за исключением одного придворного
лакея, были исключительно солдаты и офицеры. В мае 1764 го­
да он сообщил своему другу и сослуживцу, поручику Ушакову,
о своем намерении освободить Иоанна и свергнуть с престола
'«Сб. Ист. общ.», VII, 370.
2Ковалевский. «Граф Блудов». С.-Петербург, 1866, 223.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

145

Екатерину. Оба они 13 мая пошли в церковь Казанской Божей
Матери, где отслужили по себе акафист и панихиду, как бы над
умершими, и отправились в Шлиссельбург для осмотра места.
План заговорщиков заключался в следующем: Мирович и Уша­
ков хотели явиться в Шлиссельбург под именем ордонанса ее
величества, арестовать коменданта крепости, освободить Иоан­
на из заключения и отправиться с ним в Петербург, где, на Вы­
боргской стороне, представить Иоанна артиллерийскому лагерю.
Заговорщики ожидали, что прочтение манифеста, в котором
объявлялось о правах Иоанна на престол, произведет действие
на военных и на народ. По учинении присяги новому импера­
тору была бы послана команда для занятия Петропавловской
крепости и произведена с нее пушечная стрельба, дабы собрать
еще больше народа и привести его в страх. Также были бы по­
ставлены пикеты на мостах, чтобы иметь повсюду свободное со­
общение; из присягнувших офицеров некоторые отправились бы
в Сенат, Синод, коллегий и во все находившиеся в Петербурге
полки для приведения их к присяге; императрицу и великого
князя Павла Петровича предполагалось заточить в какое-нибудь
отдаленное место.
Все такого рода замыслы не были новостью в России. Подо­
бные предприятия иногда удавались, иногда оканчивались ката­
строфою заговорщиков. Воцарение Екатерины было возможно,
благодаря содействию военных. В 1741 году Елизавета Петров­
на была окружена офицерами и нижними чинами, — людьми,
которых, в отношении общественного положения и политиче­
ского образования, можно сравнить с Мировичем и Ушаковым.
Горсть военных в 1741 году опрокинула престол Иоанна Анто­
новича; горстью военных он мог быть восстановлен в 1764 году.
Нельзя отрицать, что план действий Мировича и Ушакова по­
ходили точь-в-точь на события государственного переворота, со­
вершившегося летом 1762 года. Громадная разница заключалась
только в личностях претендентов. Иоанн легко мог быть сверг­
нут с престола; воцарение его вновь оказалось невозможным.
Екатерина без труда устранила Петра, между тем как ей самой
со стороны столь жалкого претендента, каков был Иоанн Анто­
нович, не могла грозить опасность.

146

А. Г. БРИННЕР

Приготовленные заговорщиками манифесты не сохранились.
Из некоторых бумаг следствия видно, что в манифестах заклю­
чались резкие выпады против Екатерины.
Во время приготовлений к перевороту в пользу Иоанна Уша­
ков утонул при поездке, которую должен был предпринять по
делам службы. После этого Мирович сообщил о своем намере­
нии другим военным, которые и изъявили готовность участво­
вать в предприятии. Как кажется, в Петербурге не было лиц,
посвященных в тайну заговора.
Мирович служил в Смоленском полку, и по временам до него
доходила очередь исполнять караульную службу в Шлиссельбур­
ге. Эта очередь подошла в начале июля 1764 года, и он решил­
ся приступить к делу. Лишь в самые последние дни и часы
перед катастрофой он старался уговорить некоторых капралов
и солдат к участию в бунте и сделал попытку склонить на свою
сторону капитана Власьева, который немедленно дал знать о го­
товившемся предприятии графу Панину. Подозревая донос, Ми­
рович должен был спешить приведением в исполнение своего
намерения.
Ночью он вдруг собрал своих солдат и скомандовал «к
ружью*. В его распоряжении находилось 45 человек, и с ними
он решился сделать нападение на гарнизон крепости, состояв­
ший из двух офицеров, стороживших Иоанна, Власьева и Че­
кина, коменданта Бередникова и около 30 солдат.
Услышав шум, комендант Бередников вышел на крыльцо и
спросил Мировича, для чего он собирает команду; но Мирович,
вместо ответа, с ружьем в руках бросился на коменданта и,
сказав ему: «Ты здесь держишь невинного государя*, ударил его
ружейным прикладом так, что разбил лоб, повредя и череп, по­
том схватил его за ворот халата и отдал команде под караул.
Затем, выстроив своих солдат в три шеренги, Мирович на­
правился к казарме, где содержался Иоанн Антонович. Нача­
лась перестрелка между командою Мировича и гарнизонными
солдатами. Солдаты Мировича отступили. Он им прочел мани­
фест и этим старался возбудить ревность, поздравляя их с го­
сударем. Потом взял с бастиона пушку, велел зарядить ее ядром
и требовал выдачи арестанта Иоанна.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

147

Настала минута, предусмотренная в инструкции Чекина и
Власьева. Видя пушку, наступление Мировича, невозможность
дальнейшего сопротивления, они, чтобы не отдать арестанта
живым, убили его. О подробностях этой сцены не сохранилось
достоверных данных1.
Между тем как внутри казармы совершалось убиение Иоан­
на, Мирович вбежал на галерею, схватил поручика Чекина за
руку и тащил в сени, спрашивая: «Где государь?» Чекин сказал:
«У нас государыня, а не государь». Мирович бросился в каземат
Иоанна; было темно; послали за огнем, и, когда принесли, Ми­
рович увидел на полу мертвое тело Иоанна.
Мирович осыпал офицеров упреками; они отвечали, что по­
ступили так по «присяжной должности». Солдаты хотели было
заколоть Власьева и Чекина, но Мирович не допустил их, го­
воря: «Теперь помощи нам никакой нет, и они правы, а мы
виноваты». Затем он велел вынести тело из казармы на гауп­
твахту.
Между тем в крепость явился отряд войска, вызванного, оче­
видно, Бередниковым или Власьевым. Мирович был арестован.
Тотчас же Власьев и Чекин отправили донесение о случив­
шемся графу Н.И. Панину. Он велел составить протокол о со­
бытиях в Шлиссельбурге, принял меры для сохранения тишины
и сообщил обо всем императрице, находившейся в это время в
Прибалтийском крае. Труп Иоанна по приказанию Екатерины
несколько позднее был погребен в Шлиссельбурге.
По словам одного современника, в столице «скорбь и негодо­
вание» по случаю распространившегося быстро известия о кон­
чине Иоанна были общими. «Нельзя выразить, — сказано
далее, — как смело и дерзко даже простолюдины рассуждали
публично об этом событии»2.
Предварительное следствие в Шлиссельбурге и привоз Миро­
вича в Петербург, где начался суд над ним, совершились спо­
койно. Только в одном современном рассказе говорится о
некотором брожении в среде военных, так что опасались беспо­
'См. мое сочинение об Иоанна Антоновиче, 112.
2Busching. «Magazin», VI, 535.

148

А.Г. БРИКНЕР

рядков. Вскоре, однако, все утихло. Сановниками в столице,
Неплюевым, Паниным, Голицыным, Ушаковым, были приняты
меры для сохранения тишины. Екатерина писала Панину из Ри­
ги: «Я с великим удовольствием читала ваши рапорты и все ди­
вы, происшедшие в Шлиссельбурге; руководство Божие чудное
и неиспытанное есть! Я к вашим весьма хорошим расположе­
ниям иного прибавить не могу, как только, что теперь надлежит
следствие над винными производить без огласки и без всякой
скрытости (понеже само собою оное дело не может остаться
секретно, более двух сотен человек имея в нем участие). Без­
ымянного колодника велите хранить (т.е. хоронить) по христи­
анской должности в Шлиссельбурге, без огласки же. Мне
рассудилось, что если неравно искра кроется в пепле, то не в
Шлиссельбурге, но в Петербурге, и весьма желала бы, чтоб это
не скоро до резиденции дошло, а кой час дойдет до Петербурга,
то уже надобно дело повести публично», и проч. Дальнейшие
замечания Екатерины относятся к частностям следствия; осо­
бенно ее интересовал вопрос, не было ли у Ушакова и Миро­
вича еще других сообщников. Далее она указывала на важность
вопроса, почему именно Мирович намеревался повезти Иоанна
на Выборгскую сторону, к артиллерийским офицерам, и велела
разузнать, нет ли между последними заговорщиков. Она очень
сожалела о том, что Ушаков утонул, предлагая допросить его
брата о намерениях и характере утонувшего. Несколько раз
Екатериною было выражено желание немедленно возвратиться
в Петербург, чтобы увидеть «скорое окончание сего безумного
дела». 10 июля Екатерина писала Панину: «У меня сердце ще­
мит, когда я думаю об этом деле, и много, много благодарю вас
за меры, которые вы приняли и к которым, конечно, нечего
больше прибавить. Провидение дало мне ясный знак своей ми­
лости, давши такой оборот этому предприятию. Хотя зло пре­
сечено в корню, однако я боюсь, чтоб в таком большом городе,
как Петербург, глухие слухи не наделали бы много несчастных,
ибо двое негодяев, которых Бог наказал за гнусную ложь, на­
писанную ими в своем самозванном манифесте на мой счет, не
преминули (по крайней мере так можно предполагать) посеять
свой яд, и доказательством служит для меня то, что в день мо­

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

149

его отъезда из Петербурга одна бедная женщина нашла на ули­
це письмо, написанное поддельной рукой, где говорилось то же
самое»1 и проч. В заключение Екатерина замечает: «Не думайте,
что я страху предалась; я сего дела не более уважаю, как оно
в самом существе есть, сиречь дешперальный и безрассудный
coup, однако же надобно до фундамента знать, сколь далеко ду­
рачества распространялись, дабы, если возможно, разом пресечь
и тем избавить от несчастия невинных пустяков»2. В письме от
16 июля сказано: «Теперь ожидать надобно, что выйдет. Сколь
я желаю, чтоб Бог вывел, если есть, сообщников, столь я Все­
вышнего молю, дабы невинных людей в сем деле не пропадало».
Весьма тщательно Екатерина просматривала бумаги Мирови­
ча. Относительно сестер преступника она писала к Неплюеву и
Вяземскому: «Осторожность вашу не инако, как похвалить мо­
гу, что вы за Мировичами приказали без огласки подсматри­
вать; однако, если дело не дойдет до них, то арестовать их не
для чего, понеже пословица есть: брат мой, а ум свой. Все же
я никак не желаю, чтоб невинные пострадали»3.
После возвращения Екатерины в столицу она принимала уча­
стие в составлении циркулярных писем к русским дипломатам
за границею и манифестов для публики, в которых говорится о
шлиссельбургском событии.
В манифесте от 17 августа прежде всего говорится об Иоан­
не, «который был незаконно в младенчестве определен ко Все­
российскому престолу императором», затем сказано о мерах
для облегчения судьбы Иоашіа и о заговоре Мировича. О цели
этого заговора сказано только, что Мирович «сделал себе пред­
мет, чрез какое бы то ни было в народе кровопролитное смя­
тение счастие для себя возвысить». Далее говорится о заслугах
Власьева и Чекина при подавлении мятежа, об убиении Иоан­
на и проч.4
Очевидно, о правах Иоанна.
2Соловьев, XXVI, 14—15. Этого письма нет в VII томе «Сборника
Ист. общ.».
3«Сб. Ист. общ.», VII, 370.
4ПСЗ, № 12228.

150

А. Г. БРИКНЕР

Предварительное следствие, которое было поручено генералпоручику Веймарну, производилось довольно продолжительное
время. Множество свидетелей было допрошено. Мирович брал
всю вину на себя; его показания были откровенны. Для окон­
чательного суда и произведения приговора было назначено со­
брание, состоявшее из Сената, Синода, особ первых трех
классов и президентов коллегий.
Между тем в ходе дела в публике распространялись разные
толки. Рассказывали, будто Мирович делал судьям разные не­
приятности и, например, на вопрос, кто ему советовал отважит­
ся на столь опасное дело, будто говорил: «Граф Кирилл
Разумовский*. Оказалось, что граф в то время, когда Мировичу
было отказано в возвращении конфискованных имений, утешал
его словами: «Ты молодой человек, сам себе прокладывай доро­
гу, старайся подражать другим, старайся схватить фортуну за
чуб, и будешь таким же паном, как и другие»1. По другим из­
вестиям, граф Петр Панин, под начальством которого Мирович
прежде служил, спросил его, для чего он предпринимал такой
злодейский умысел. «Для того, — отвечал Мирович, — чтобы
быть тем, чем ты стал»2.
Когда дело шло о сентенции, один из членов суда, барон
Черкасов, представил письменное мнение, что Мировича на­
добно пытать с целью открыть сообщников и научителей. Со­
брание не одобряло мнения Черкасова и даже сочло его
оскорбительным, ибо в нем было сказано: «Нам необходимо
нужно жестоким розыском злодея оправдать себя не токмо
пред всеми теперь живущими, но и следующими по нас рода­
ми, а то опасаюсь, чтобы не имели причины почитать нас ма­
шинами, от постоянного вдохновения движущимися, или
комедиантами». Екатерина узнала об этом случае, и, так как
ей было хорошо известно о слухах, распространяемых ино­
странными дипломатами относительно Мировича и мнимого
участия в его деле высокопоставленных лиц, она писала гене­
рал-прокурору Вяземскому: «Чужестранные недоброжелатель­
1 «Русский архив», 1863, 479.
2Бангыш-Каменский. «Биографии русских генералиссимусов», I, 226.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

151

ных дворов министры по городу рассеивают, что я сама в сем
деле заставляю собрание, для закрывательства истины, коме­
дию играть; сверх того и у нас уже партии действуют: того
ради повелеваю вам впредь более не присоветовать, ни отго­
варивать от пыток, но дайте большинству голосов совершен­
ную волю*1.
Мирович не был подвергнут пытке. Его приговорили к смер­
тной казни, которая и была совершена 15(26) сентября. Кап­
ралы и солдаты, участвовавшие в шлиссельбургском деле,
подверглись разным телесным наказаниям и затем были отправ­
лены в ссылку и на каторгу.
Долго верили и отчасти еще верят теперь, о чем мы уже за­
метили выше, в какую-то тайну, сопряженную с делом Миро­
вича. Считали возможным, что последний был орудием
Екатерины, желавшей таким образом избавиться от Иоанна Ан­
тоновича, и что казнь Мировича была средством отделаться от
опасного сообщника, посвященного в тайну сложного и гнусного
преступления. Все эти предположения, основанные на одних со­
временных слухах, не подтверждаются никакими документаль­
ными данными. Зато из писем Екатерины и многих других
источников видно, но императрица относилась ко всему делу без
всякой задней мысли, что для нее все эти события были неожи­
данными и что не может быть и речи о какой-либо таинствен­
ной связи между Екатериной и Мировичем.

Понятно, что катастрофа Иоанна Антоновича произвела до­
вольно глубокое впечатление на современников. Появились бро­
шюры, в которых заключался рассказ о жизни и кончине
несчастного узника2.
Редакция манифестов, публикованных Екатериною при этом
случае, подвергалась критике современников, как это видно,
между прочим, из переписки французского дипломата Беранже
с министром Праленом (Praslin). Последний заметил: «Русская
'«Осьмнадцатый век*, III, 365.
2 Например, «Histore de la vie, du regne et du detronement d'lwan
III*. Londres, 1766. «Recueil des pieces concemant la mort du prince
Iwan*. Londres, 1765, и т.п.

152

А. Г. БРИКНЕР

государыня сделала бы лучше, если бы это событие было прой­
дено молчанием в публичных бумагах или было бы возвещено
потише»1. И г-жа Жофрен (Geoffпи), находившаяся в пере­

писке с Екатериною, была недовольна манифестами императ­
рицы. В ее письме к Станиславу Понятовскому сказано:
«Находят, что она (Екатерина) издала смешные манифесты о
смерти Иоанна; она вовсе не была обязана что-нибудь гово­
рить об этом: процесс Мировича был совершенно достаточен,
в нем дело являлось просто и ясно. Думаю, что я ее хорошо
знаю, и думаю, что она нуждается в руководителе. Боюсь,
чтобы ее ум и страсть к остроумию не увлекли бы ее когданибудь». Г-жа Жофрен письменно высказала самой Екатерине
свое мнение о манифесте. Екатерина отвечала: «Вы рассужда­
ете о манифесте, как слепой о цветах. Он был сочинен вовсе
не для иностранных держав, а для того, чтобы уведомить рос­
сийскую публику о смерти Иоанна; надобно было сказать, как
он умер; более ста человек были свидетелями его смерти и
покушения изменника; не было поэтому возможным не напи­
сать обстоятельного известия; не сделать этого — значило под­
твердить злонамеренные слухи, распускаемые министрами
дворов, завистливых и враждебных ко мне; шаг был деликат­
ный; я думала, что всего лучше сказать правду... Верно то,
что здесь этот манифест и голова преступника прекратили вся­
кую болтовню. Следовательно, цель была достигнута манифе­
стом, ergo он был хорош»2.
Вскоре после катастрофы Иоанна у Екатерины снова воз­
никла мысль даровать отцу его, принцу Антону Ульриху, сво­
боду. Донося об этом своему двору, датский посланник
Ассельбург замечает, что по необходимости нужно действовать
крайне осторожно в этом деле; впрочем, прибавляет он не­
много позже к прежнему донесению, принц Антон Ульрих и
на этот раз предпочел оставаться в Холмогорах; между тем
императрицею были приняты меры для смягчения судьбы
принца и его семейства; им была определена весьма значи­
1 Соловьев, XXVI, 118.
2«История России», XXVI, 233.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

153

тельная сумма денег; в Холмогоры были отправлены посуда,
мебель и проч.1
Английский дипломат Букингам в 1764 году доносил своему
правительству, что после кончины Иоанна некоторые лица уго­
варивали было императрицу, в случае смерти Павла, назначить
одного из братьев Иоанна наследником престола, но что было
решено ограничиться возвращением всему несчастному семейст­
ву свободы, и проч.2
Однако на деле освобождение родственников Иоанна Антоно­
вича не могло состояться так скоро. Принц Антон Ульрих умер
в Холмогорах в 1774 году; дети его были отпущены за границу
не раньше как в 1780 году. Около этого времени Екатерина
могла считать свое положение достаточно обеспеченным, чтобы
не опасаться более совместничества этих претендентов. Братья
и сестры Иоанна, принцессы Екатерина и Елизавета и принцы
Петр и Алексей, отправились через Архангельск и Норвегию в
Данию, где они в местечке Горзенс, в Ютландии, доживали
свой век под надзором их родственницы, королевы Юлианы
Марии. Принятие многих мер предосторожности при их отправ­
лении за границу, сохранение в глубочайшей тайне всего этого
дела доказывает, что и в 1780 году брауншвейгцев считали пре­
тендентами.
В 1788 году в Курляндии явился самозванец, выдававший
себя за Иоанна Антоновича. Герцог Петр Бирон велел аресто­
вать его и отправить в Ригу, откуда, после снятия с него до­
проса в канцелярии генерал-губернатора Броуна, отправили в
Петербург закованным в ручные и ножные железа. Оказалось,
что арестован был кременчугский купец Тимофей Курдилов,
бежавший по причине долгов. Какое понес он наказание, нам
неизвестно3.
В продолжение нескольких десятилетий после катастрофы
Иоанна еще считали опасным говорить о несчастном браунш­
1 «Русская Старина», XXV, 505—506.
2«La cour de la Rossie», 238—239.
3«Осьмнадцатый век», I, 460—465.

154

А. Г. БРИННЕР

вейгском семействе. Всем тем лицам, которые до 1780 года
участвовали в так называемой «Холмогорской Комиссии*, т.е.
находились в принцах и принцессах Брауншвейгских, было
вменено в обязанность до гроба ни слова ни с кем не говорить
об этих делах. Когда историк Бантыш-Каменский в 1817—
1819 годах встретился в Полтаве с находившимся в Горзенсе
при принцессах и принцах священником, последний затруд­
нялся сообщать подробности о житье-бытье родственников
Иоанна Антоновича1.

1 «Русская Старина», 1873, 68.

ГЛАВА III
Павел и Петр как претенденты
о времени воцарения Екатерины и до окончательного уп­
рочения за нею престола прошло несколько лет. Есть ос­
нование думать, что Даламбер (d'Alembert), которого
Екатерина желала вызвать в Россию в качестве воспитателя
Павла, не принял этого предложения именно потому, что не
считал царствование Екатерины достаточно обеспеченным1. В
1766 году на Западе распространился слух, что императрицу от­
равили. Екатерина по этому поводу писала г-же Бьельке: «При­
пишите это людям, у которых против меня нет другого оружия,
кроме выдумывания лз^ей. Впрочем, я чувствую себя очень хо­
рошо* и проч.2
Порою вопрос о правах Павла на престол служил предметом
рассуждений в среде иностранных дипломатов. Английский по­
сланник Ширлей писал в 1768 году: «В Европе утвердилось пред­
положение, будто бы с той минуты, как великому князю
исполнится шестнадцать лет, судьба императрицы неверна. Я
всячески старался рассмотреть все обстоятельства, которые бы
могли оправдать это мнение, и я почти убежден, что, если не про­
изойдет какого-либо крупного переворота, непредвиденного для
ума человеческого, и если она станет управлять точно таким же

С

1 Соловьев, XXVI, 230.
2«Сб. Ист. общ.*, X, 105.

156

А. Г. БРИННЕР

образом, как в настоящую минуту, предположение такого рода
совершенно необосновательно; ибо у великого князя не достает
ни смелости, ни ума для того, чтобы идти против матери; сла­
бость его характера равняется слабости его телосложения». Пре­
емник Ширлея, Каскарт (Cathcart), писал в 1769 году, что
можно считать невероятным воцарение Павла. Говоря о воспита­
нии великого князя Паниным, английский дипломат замечает: «Я
не сомневаюсь в том, что все дело подготовлено и условленно ко
времени его совершеннолетия, хотя подробности мне неизвестны»1.
Осенью 1767 года Екатерина находилась в Москве. Расска­
зывали, что прием, оказанный публикою императрице, отличал­
ся холодностью, между тем как всюду обнаруживалось
расположение к великому князю. Ходили слухи о каком-то по­
кушении на жизнь Екатерины.
Положение Орлова не переставало возбуждать неудовольст­
вие в разных гвардейских кружках. Еще в самом начале турец­
кой войны капитан кавалергардского полка Панов говорил о
печальном положении народа: во всех местах чувствуют неудо­
вольствие; война начата с вредом; выведены из государства
деньги и переведены в чужие государства миллионов в восемь;
Екатерина умна да упряма — на что наладит, то и делает, и
кому вверится, тому и верит; мнения дворян презрены; вино от­
дала откупщикам, и они одни богатятся, и у многих бедных
дворян дома разоряют обысками, а ныне и совсем отнимают де­
ревни и проч. Панов далее указывает на то, что Панин с Ор­
ловым неладно живут. Товарищ Панова, Степанов, спросил его:
«Каков его высочество и принимает ли графов?» Панов, похва­
ли великого князя, сказал: «Ему Никита Иванович преподает
обо всем великое познание; а чтоб Орловых принимать хорошо,
то ненатурально: они ведь и батюшку его уходили; дай-ка ему
поправиться, так отольются волку коровьи слезы. Мщения и
ныне ожидать должно, потому что Панина партия превеликая
и все что ни есть лучшенькие». В это время много толковали о
наблюдениях по поводу прохождения Венеры, и один из гвар­
дейских офицеров, Афанасьев, говорил: «Вот как Венера-то
J«C6. Ист. общ.», XII, 336,431.

ИСТОРИЯ ЕКАТЕРИНЫ II

*157

пройдет, так что-нибудь Бог и сделает; она ведь уже даром не
проходит». Премьер-майор Жилин говорил, «сколь надменны
нынешние господа Орловы и прочие случайные люди против
прежних», причем хвалил Алексея Григорьевича Разумовского и
Ивана Ивановича Шувалова.
Как видно, в основании всех этих разговоров лежала нена­
висть к Орловым. Мечтали о воцарении Павла как о средстве
устранить влияние Орловых. Однако оказывалось, что не было
«фундатора» для составления заговора; к тому же не знали,
как приступить к делу без согласия великого князя наследни­
ка. Озеров говорил: «Народного отягощения отвратить иным
нечем не можно и доброго дождаться нечего, как только тем,
что возвести надобно на престол его высочество, да та моя
беда, что не могу до него дойти». Жилин, жалуясь на турец­
кую войну и проч., говорил также: «Надобно ее (Екатерину)
с престола свергнуть, а цесаревич уже в летах». Офицеры ду­
мали, что могли рассчитывать