Искорка для ледяного дракона (СИ) [Алиса Ганова] (fb2) читать онлайн

Искорка для ледяного дракона

Глава 1

— А ну, вернись, мерзавка! Вернешься — на горох поставлю! Высеку!

Ага, уже стою. Точнее, бегу со всех ног от директрисы Орельи.

Капор съехал на глаза, но я, не останавливаясь, поправила его, крепче стянула шарфом ворот старой куртки и, оглядевшись по сторонам, побежала дальше.

Сегодня особенно прохладно, пронизывающий ветер пробирает до мурашек. Но воздух наполнен ароматами выпечки и сосновых ветвей, снежинки танцуют в воздухе в мягком сиянии городских фонарей и покрывают землю белым ковром, создавая ощущение сказки. Как тут остаться в пансионате?

Я мчусь по припорошенному снегом мощеному тротуару, вдоль ярких, манящих витрин, уличных гирлянд и среди толпы нарядных горожан выискиваю подруг. Припозднилась я сильно, но девочки обещали меня дождаться.

Всё из-за директрисы, грымзы Орельи, которую зовём не иначе, как Орлица. Постоянно она придирается ко мне по поводу и без. Сегодня я всего-то не успела вовремя достать руки из карманов фартука и вытянуть вдоль тела, как подобает. И на тебе — после занятий, когда все отдыхали, гуляли и смеялись, я сидела запертая в классе и переписывала страницы из «Кодекса благовоспитанной дамы». И это в день главной зимней ярмарки, где в предпраздничный вечер, казалось, собрались все жители города!

Несправедливо и обидно. Но я не сдалась и сбежала из-под носа директрисы и классной дамы, выбравшись из окна. И пока не прогуляюсь по ярмарке, не съем рождественский пряник с глазурью, в пансионат не вернусь!

Свернув на людном перекрестке, я поднялась по узкой, скользкой лестнице и, наконец-то, добралась до нашего фонтанчика, где мы с девочками договорились встретиться.

Серая каменная рыбка и небольшая выпуклая чаша под ней, покрытые льдом и снегом, выглядели уныло. Особенно после того, как я огляделась и поняла: девочки не дождались меня и ушли на площадь.

Ну вот, теперь попробуй-ка разыскать их в шумной, галдящей ярмарочной толпе, где яблоку негде упасть. Настроение испортилось, ярмарка уже не казалась таким заманчивым приключением, и, сбавив шаг, я побрела дальше чисто из упрямства. Не возвращаться же в пустой класс, чтобы выслушивать нудный и совершенно бесполезный бубнеж Орлицы.

До площади рукой подать. Уже виднеются нарядные купола ярмарочных палаток, слышится задорная музыка, оживленный людской гвалт. Горожане, что встречаются по пути, улыбаются, смеются, шутят, поздравляют друг друга с наступлением Драконьего Рождества. И только мне одиноко, грустно и зябко.

Поежившись, я поправила соскальзывающий капор, усыпанный холодным снежинками, потерла замерзшие пальцы в варежках и, оглядев взглядом раскинувшуюся ярмарку, ахнула.

Да она занимает целую площадь и часть соседних улиц! Не представляю, где теперь искать Амелину, Роделию, Каррину и других девочек, затерявшихся среди шумных, многолюдных рядов?

Кроме главных ворот, ведущих к ярмарке, есть еще несколько. Пока я стояла и раздумывала, в какие заходить, заметила в вечернем сумраке улицы знакомую высокую фигуру в тёмной куртке. Ух ты! Неужели Жукар тоже припозднился?

«Его, наверно, мастер задержал, заставляя скорее выполнить заказ», — подумала я и ускорила шаг, чтобы догнать его.

Мне Жукар, по прозвищу Букаш, казался неинтересным, медлительным тугодумом, но Роделии он нравился. Так что, если догоню, вместе быстрее найдем девочек.

Однако Букаш, обычно нерасторопный, сегодня шагал, как скороход. Догнать его оказалось совсем непросто.

— Букаш! Стой! — кричала я. Однако он не слышал меня. Или не обращал внимания из-за расстройства. Ну не козявка ли Жукар?

Пока он не затерялся среди гуляющих горожан и шумных компаний, я собрала силы и побежала его догонять.

В боку кололо, дыхания не хватало. Я ведь бежала от самого пансиона.

— Жукар! Букашик! — снова позвала его, срывая голос. Помахала руками, но он, рассеянный и тугоухий, даже ухом не повёл.

«Неужто мастер отчитал, и Жукар сильно расстроился?» — предположила самый очевидный вариант и, невольно пожалела парня. Вдруг в голову пришла идея: а что если его немного разыграть? Тогда настроение поднимется и у него, и у меня.

Закусив губу, я из последних сил все-таки добежала до него, подпрыгнула и с силой дернула за шапку.

— Да стой же, Букаш!

Вязаная шапка слетела, и к моему удивлению из-под неё выбились и рассыпались по тёмной добротной куртке, припорошенной снегом, и широким плечам чудесные, белоснежные пряди!

Не ожидая такого, я замерла. А когда обладатель роскошных волос обернулся, растерянно сглотнула подступившие слюнки и окончательно поняла: это совсем не мой знакомый.

На меня свысока смотрел незнакомый красавец-мужчина. Его мужественные, породистые черты настолько идеальны, что, несмотря на то, что четкие губы на квадратном подбородке сжались в упрямую, надменную линию, а от хмурого взгляда льдистых глаз по спине пробежался табун мурашек, я не могла он него оторваться.

Он словно загипнотизировал меня. А чтобы окончательно вогнать в оторопь, повернулся и навис надо мной несокрушимой скалой, смотря холодно, раздраженно, ну точно господин-аристократ.

Под его заносчивым, колючим взглядом я уже сто раз пожалела, что решила пошутить. Но что сделано, то сделано.

«Сейчас начнет браниться…» — подумала и тихонько отступила на пол шажка, чтобы удрать. А он… Он внезапно насмешливо ухмыльнулся.

— Букашка? Ну знаете, так меня еще не называли, — от раскатистого, бархатного голоса незнакомца с властными нотками ноги задрожали от напряжения. А уж когда зрачки незнакомца вытянулись, я вовсе отшатнулась.

«Дракон! Это дракон!» — Набатом застучало в голове. Как я только могла спутать его, в строгой дорогой одежде, с мастеровым? Не иначе как из-за драконьего отвода глаз! И вообще, откуда в нашем городишке Драконы?

— П-простите, — пролепетала растерянно, резко развернулась на пятках и бросилась бежать.

Ветер свистел в ушах, юбка из-за быстрого бега задиралась, изношенные ботинки спадали, но я отчаянно удирала, спиной ощущая взгляд дракона, что каленым железом выжигал между лопаток дыру.

* * *

Лардум — небольшой городок, я знаю его как свои пять пальцев, поэтому от узкой, извилистой улочки, куда меня занесло, легко добралась до западных ворот ярмарки.

Торговые ряды встретили меня ярким светом уличных фонарей, палатками, увитыми хвоей и лентами и даже, о чудо, чудесной магической гирляндой, сиявшей и освещавшей здание магистрата!

— Купи, сдобу! — легонько толкнул меня, зазевавшуюся, мальчишка-лоточник и приподнял поднос с аппетитными булочками с изюмом, от которых пахло цедрой и корицей.

На минуту замялась я, но потом спохватилась: сначала надо посмотреть, что есть, а уж потом прощаться с медяшками, иначе пожалею.

— Позже.

— Потом не будет, раскупят! — крикнул мальчишка в след. А я уже шагала по рядам теснившихся друг к другу палаток, любуясь разнообразными товарами.

Аромат специй и горячего яблочного пунша наполнял воздух, придавая атмосфере праздничный шарм. Местные ремесленники продавали изысканные шали, кружева, яркие резные игрушки, теплые шерстяные вещи, украшения, ткани… Весёлые музыканты играли на инструментах, зазывали народ на представление. Любуясь, я вертела головой по сторонам, но и не забывала о цели. Внимательно осматривала каждую лавку, выискивая знакомые лица среди толпы.

Когда свернула на соседний торговый ряд, на глаза попалась палатка, заставленная разноцветными подарочными коробочками на самый взыскательный вкус: от больших, до средних, поменьше и самых маленьких. Я бы обязательно хоть одну купила, да денег совсем мало. Если выберу коробочку, останусь без пряников и развлечений.

Закусив губу, я вздохнула и хотела уже уходить, как меня подхватили под руку.

— Вот ты где! — засмеялась Амелина, делясь со мной праздничным настроением. В отличие от меня, у нее имелась родня, с деньгами было лучше, и она на ярмарке прикупила несколько подарков. Часть оттопыривала кармашки её пальтишка, а небольшую коробочку с тоненькой позолоченной ленточкой она держала в руке. — Смотри, что я купила! — Однако, подметив моё настроение, осеклась и вздохнула: — На тебе лица нет. Из-за сварливой Орлицы?

— Ты же знаешь грымзу, — уклончиво ответила я и, откинув мысли о спесивом снежноволосом драконе, растянула губы в улыбке и озорно поинтересовалась: — Ну, показывай покупки. И расскажи, чего интересного видела? Я сегодня богачка. У меня есть несколько медяков!

— О, здесь столько всего! — засияла Амелина, поправляя капюшон и рыженькие локоны. — Но сначала тебе следует согреться. Орлица ведь тебя без ужина оставила.

— Оставила, — кивнула я и, вспомнив, как она кричала мне вслед от бессилия, улыбнулась и зашагала с подругой по ярмарке.

О, каким чудесным оказался медовый пунш! Сладкий, терпкий, душистый, горячий. Держа кружечку в руках, я согрелась, совершенно позабыла о глупом недоразумении, а потом, когда мы с девочками увидели каток и, перебрасываясь шутками и снежками, побежали к нему, позабыла о всех дневных невзгодах.

Конечно, после возращения в пансион мне достанется от Орлицы, но сейчас так здорово, весело! Так и верится, что плохое прошло, и впереди ждёт только радость и счастье.

Я с удовольствием каталась по гладкому льду, не замечая кусающегося морозца, промокшего капора, замерзших пальцев и щёк, покрытых снегом коленей и юбки.

— Вот тебе! — замахнулась и с хохотом бросила снежок в Каррину. Сразу же второй комок левой рукой в Роделию. И тут же получила ответочку: рыхлый снежный ком угодил мне в спину, и часть снега попала за шиворот. — А-а! Холодно! — Поежилась я и бросилась удирать от подружек, сговорившихся закидать меня снежками.

Народу собралось на катке много. Пока я петляла, в капор попал холодный снег. От другого кома мне удалось увернуться, обогнув неповоротливого юнца.

Поскользнувшись на глубокой выбоине, чтобы не упасть, я схватилась за локоть проходящей женщины и, оттолкнувшись, покатилась вперед.

— Бе-е! — показала язык подружкам и, пока строила им гримасы, не заметила, как налетела на кого-то.

— Ой, — отлетев, упала на колени. Больно-то как! Потерла ноги, поправила капор, задрала голову и… ахнула, ведь я оказалась у ног Дракона. Как по закону подлости, того самого!

— Опять ты, — недовольно прорычал он, хмурясь. Теперь в его голосе, кроме недовольства, чувствовалось негодование. Даже злость. — Уйди с дороги!

— Вот вы и не кидайтесь под ноги. Вы же не катаетесь. Тогда зачем мешаете остальным на катке? — В поисках поддержки огляделась по сторонам, но никого из своих подруг не заметила. Снова были только я и он, странный Дракон, делавший непонятно что на небольшом катке нашего маленького захолустного городка.

— Тебя забыл спросить,– он небрежно отвернулся от меня, замеревшей, как от назойливой мухи. Разве что руками перед носом не помахал. Обидно. И унизительно находиться у его ног, стоя почти на четвереньках.

Щёки запылали. То ли от стыда, то ли от мороза. Я попыталась встать, но не смогла. Лёд такой скользкий, и раскатанные подошвы ботинок разъезжались. Ноги скользили, подгибались из-за скользкости и усталости, и я раз за разом падала.

— Ползи, черепаха, — ехидно напутствовал меня Дракон, поглядывая из-под сведенных светлых бровей.

Одет он строго, но очень дорого. Одни только его сапоги из добротной кожи на меху стоят целое состояние. А каждая пуговица как произведение искусства. Разве что шапка обычная. Тьма бы её побрала. И этого спесивого, избалованного Дракона!

— Смотрите, сами не брякнитесь! — проворчала я и под насмешливым взглядом незнакомца, поползла на четвереньках.

Как назло, уползти быстро и скрыться в толпе не получалось. Снова я чувствовала уничижительный, презрительный взгляд, которым родовитый зазнайка провожал меня, любуясь моей неуклюжестью.

Я тоже не осталась в долгу и, пока переставляла руки и ноги, бранила Дракона на чём свет стоит:

— Тупая башка! Весь ум в волосы изошёл!

Настроение снова стало мрачным, но… там где девчонки, долго грустить не выйдет.

— Элла! Лови! — меня буквально забросали снегом. Подхватив один из упавших под ноги комков, я швырнула в Каррину. Но… угодила… в высокую фигуру.

Ещё не разглядев хорошо мужской силуэт, я уже внутренне была уверена, что это Он. И точно. Из сумрака донеслось свирепое рычание с раскатистыми бархатными нотками:

— Как ты надоела!

— А как же ваша хваленая реакция! И вообще, не надо меня преследовать! — крикнула я в ответ и, рассудив, что достаточно на сегодня испытывать судьбу, покинула каток. Тем более что замерзла, пальцы ломит от холода, деньги почти потрачены. Надо возвращаться в пансион, а по пути успеть купить тот самый пряник!

Глава 2

Прогулка по рождественской ярмарке вышла не такой, как я надеялась, однако, возвращаясь в пансион, я всё равно ни о чём не жалела. А уж грызя ароматный имбирный пряник, украшенный цветной глазурью, вовсе улыбалась во весь рот.

Ведь это не мне должно быть стыдно, а Дракону. Как воспитанный джентльмен, он мог бы подать руку. Так нет же, стоял и испепелял надменным взглядом синих глаз, потешаясь надо мной.

Свернув с дороги, наша дружная кампания миновала скромные ворота пансиона, и тут же на крыльцо выбежала взбешенная Орлица и заверещала на округу:

— Явилась, паршивка невоспитанная, нахалка неблагодарная! Паперть и нищенские подаяния ждут тебя с гадким, строптивым нравом. Весной выставлю тебя за ворота, осеню себя защитным знаком с облегчением и устрою праздник избавления!

— Я тоже устрою свой праздник, — проворчала я под нос. Однако Орлица, несмотря на возраст, седину и плохое зрение, обладала отменным слухом и разошлась пуще прежнего:

— Всыплю розгами, мерзавка! Так всыплю, что сидеть не сможешь!

Директриса потянулась к поясу, стала нервно перебирать ключи на цепочке шатлена, выискивая тот, что от комнаты наказаний. Но я знала, что его в связке нет, потому что я собственноручно спрятала его, а ломать добротную дверь Орлице не позволит жадность.

Чтобы скрыть мстительную улыбку, я опустила голову и напомнила:

— Уставом запрещено сечь учениц старших классов.

— Из окна ученицам удирать тоже запрещено! — рявкнула она, морщась.

Любила директриса покричать, отчего у неё начинались болезненные головные спазмы. Чтобы их избегать, ей надо всего-то держать себя в руках. Но Орлица предпочитает оставаться раздражительной и срываться на нас, ведь большинство учениц её захолустного пансиона — сироты. Уйти нам некуда, пожаловаться некому. Мы полностью в её власти.

Закончилось дело тем, что мадам Орельи утомилась браниться, осипла, а потом, после сытного позднего ужина, что по обыкновению устраивала себе каждый вечер в личном кабинете, угомонилась. Однако же перед сном нагрянула в общую спальню старших учениц и злорадно объявила:

— За непослушание и нарушение правил пансиона Эллария Бартуэ лишается права участия в рождественском представлении и праздничном ужине.

— Ой! — ахнула и зажала рот ладонью Милия, моя соседка по кровати.

— Но мадам… — попыталась заступиться за меня классная дама.

— Всем в назидание! — усмехнулась довольная Орлица, бросив на меня самодовольный взгляд.

Вот это обидно и подло. Кухарка утром похвалялась, что собирается завтра приготовить сладкие слойки, мясные пироги и зажарить несколько гусей…Стоило представить, чем будут угощаться воспитанницы, слюнки заполонили рот, а живот противно заныл от голода. Но досаду я не показала. Наоборот, выше вскинула голову и не издала ни звука.

Да и спорить без толку. Но я обязательно вызнаю рецепты у нашей кухарки, а потом, после окончания пансиона, когда найду работу, буду сама печь сдобу, сама есть и радоваться, что навсегда избавилась от придирок склочной директрисы.

Из-за усталости я уснула быстро, спала крепко, но проснулась рано и долго ворочалась с бока на бок, пытаясь заглушить чувство голода.

Как назло за завтраком, перед началом представления, нам выдали по вареному яйцу и по маленькой чашке кислого компота. Увы, это всё, что я получу до позднего вечера, потому что остальные девочки сытно пообедают за праздничным столом. И только я снова останусь голодной.

Когда раздался звонок, ученицы всех возрастов стали стекаться в общий зал, украшенный нашими руками. Я не спешила идти, надеясь украдкой ускользнуть, скрыться в библиотеке и там провести время с пользой. Однако директриса выцепила меня, грубо схватила за локоть и лично сопроводила до холодного чулана, где и заперла.

— Подумай, Бартуэ, над своим отвратительным поведением! — попеняла она ехидно и ушла, победно цокая каблуками по коридору.

Сложив пальцы козой, я пожелала грымзе пустого дня, потом показала «длинный нос» и, топнув от досады, уселась на старый, пыльный сундук у облупленной стены, в котором хранилась ненужная рухлядь.

Хорошо, что успела украдкой достать из своих тайных припасов чёрствую горбушку.

Когда надоело сидеть, я встала у окна и, смотря на заснеженный сад, стала грызть её, представляя, что сейчас нахожусь не в коморке, где холодно и затхлый воздух, а на ярмарке… Вокруг яркий свет, искрящий снег и танцующие снежинки… Такие же белоснежные, как пряди надменного Дракона… Ой!

Думать о незнакомце, каким бы прекрасным он ни был, я посчитала глупостью и, мысленно отругав себя за наивный романтизм, занялась обшариванием чулана. Измаралась в пыли, паутине, зато нашла пару книг и занялась чтением. Тем более что мне повезло: я нашла… страшно сказать, любовные романы, которые здесь спрятал кто-то из классных дам. Вот же везение!

Вечером, когда за окном стемнело, а представление и праздничный обед давно завершились, меня наконец-то выпустили из заключения.

На ужин перед сном мы получили по чашке разбавленного молока с крохотной булочкой и после умывания и переодевания, вернулись в прохладную спальню.

Укрывшись тонким стареньким одеялом, я украдкой смахнула подступавшие слезы.

От недоедания я мерзла сильнее обычного, урчал живот…

Скоро Драконье Рождество, но завершается старый год и начинается новый грустно и несправедливо.

Чтобы не дать волю чувствам, я крепко зажмурилась и сомкнула зубы.

— Эй… — пощекотала меня за пятку Милия. — Спишь?

Я приподняла голову и увидела в сумраке очертания протянутой узкой ладони, на которой лежали несколько четвертинок слоек, которые подруга украдкой принесла мне!

— Мы немного смогли спрятать. Орлица над душой стояла.

— Спасибо!

— Тш-ш! — шикнула она и укрылась одеялом.

Лёжа в темноте, я медленно рассасывала вкусности и смотрела в чёрный потолок.

Неужели так и пройдет вся моя жизнь? Ну уж нет! Я постараюсь сделать что-нибудь эдакое, чтобы стать счастливой вопреки гадким предреканиям Орлицы.

Только утром мне удалось нормально поесть. Но как же тяжело сдерживаться, чтобы не накинуться на кашу, не слопать её быстро и не попросить добавки. Едва не сдалась. Сдержаться смогла, подметив, как Орлица поглядывает на меня. Чувствую, не просто так ехидно щурится.

* * *

Когда девочки закончили завтракать и отнесли посуду, директриса выстроила наш класс в коридоре и торжественно объявила:

— Как вы знаете, я обещала вам ещё один сюрприз!

Орлица говорила на удивление ласково, почти елейно. Хм… К чему бы?

— В этом году наш достопочтенный мэр приложил особые усилия, чтобы порадовать горожан Лардума чудесным праздником. Вы заметили его старания, когда ходили на ярмарку… — Она вперилась в меня блёклыми глазами.– Так вот, это ещё не все добрые дела господина Шеро. Также он решил провести благотворительный вечер для будущих выпускниц нашего пансиона.

— Ах! — в едином порыве выдохнули девочки. Я бы тоже ахнула, но под колючим взором Орлицы прикусила язык.

— В дни рождественских каникул десять учениц старшего класса, которые не посрамят честь нашего любимого пансиона, проведут вечер в роскошном особняке мэра и получат ценные призы!

— Ура! Ура! — запрыгали девочки, хлопая в ладоши. Я же стояла смирно, потому что оговорку поняла с полуслова. Нас одиннадцать, а речь про десять учениц… Это значит одно: мне визит к мэру Шеро не светит.

Что ж, искренне рада за подруг.

Классная дама Унина увела девочек подгонять наряды, которые директриса великодушно выдала из хранилищ пансиона. Ученицы младших и средних классов, кому повезло иметь родных, под присмотром классных дам разошлись собирать вещи, чтобы провести каникулы дома. Тем же, кому ехать некуда, в том числе я, собрались в общем зале и занялись созданием из цветной гофрированной бумаги цветов.

До праздника весны ещё далеко, но Орлица торопит нас, чтобы сделать много украшений, а потом выгодно продать. В принципе, это не так уж скучно и по-любому лучше, чем вышивать платочки.

Предложение мэра оказалось настолько неожиданным, что у девочек не больше суток, чтобы привести наряды в порядок, подогнать по фигуре, украсить в меру возможностей и вкусов.

Никто не хотел опозориться, поэтому девочки трудились не покладая рук. Я же в это время, не разгибая спины, клеила бумажные букеты. И когда вечером, накануне поездки подруги попросили помочь им: сделать из лент розочки и нашить на лифы и подолы, я про цветы без тошноты думать не могла. Однако подруги в этом не виноваты. Поэтому согласилась.

— Жаль, Эллария, что ты с нами не поедешь, — вздохнула Амелина, потирая ранку от укола иглой. — Мы с тобой одного роста, могли бы похоже украсить наряды, как сестры.

— Ну и ладно, — изображая равнодушие, я пожала плечом, ведь в классе у меня имеются не только подруги, но и враги. Не хочу, чтобы Орлице донесли, что я расстроилась. — К тому же ты рыженькая, Ами. А я брюнетка. Мы не очень-то похожи.

— Ну и что!

— Девочки, как думаете, нам подарки сделают деньгами или отрезами? — вклинилась в беседу Нилья, которую я терпеть не могу. Мелкая, востроносая, похожая на крыску. И характерец у неё такой же.

— Умными книгами, — поддела я её, ненавистную доносчицу и подлизу.

— Это тебя хлебом не корми, дай почитать, а я их не очень-то люблю, — скривила тонкие бледные губы Нилья. — Ведь после окончания пансиона я, в отличие от некоторых… — Горделиво зыркнула на меня. — Выйду замуж. Ткань или что там нам подарят — в приданое сгодится. Очень даже кстати.

— Да уж, неожиданно мэр Шеро решил пригласить нас, — попыталась прекратить нашу ссору Каррина.

— Какая оса его укусила? — поддержала её Роделия.

— Снежная, — проворчала я, втыкая иголку в кремовый лиф, чтобы пришить белую розочку.

Из-за волнения и предвкушения необычного праздника девочки долго не могли уснуть и ночью плохо спали. А утром, когда настало время подъёма, выяснилось, что Милия заболела.

Из-за слабости и жара она последней поднялась, села на постели и, оглядев нас мутными глазами, сипло прошептала:

— Кажется, я никуда не поеду…

Из-за слабости она упала навзничь обратно на постель.

Классная дама Унина побежала за директрисой. Та срочно вызвала тра́вника, но, когда он пришёл, то огорошил всех:

— Покой! Только покой для больной. Иначе я не ручаюсь.

— Что ж, — взволнованно стиснула пальцы наша классная дама, не сводя глаз с красной от жара Милии. — К мэру Шеро поедут девять учениц.

Директриса, возвышавшаяся за её спиной, недовольно поджала губы, нахмурилась. У неё от расстройства даже желваки заходили на поседевших висках. Неужели переживает за Эмилию? Однако я готова поклясться, что такая реакция больше походит не на сочувствие, а на негодование.

— Исключено, — процедила Орлица сквозь зубы после напряжённого молчания. — Я сообщила мэру, что учениц десять. Незачем ему знать, что в пансионе кто-то болеет, иначе мнительный Шеро откажется принимать остальных. Поэтому… — Повернулась ко мне. — Поедет Эллария.

— Но у неё нет платья! — всплеснула руками классная. — И подогнать не успеем.

— Постарайтесь и придумайте что-нибудь, если не хотите потерять место, — прошипела директриса и, развернувшись на пятках, зашагала к двери.

Ещё недавно я очень хотела поехать с девочками, но не ценой здоровья подруги. Кроме того, представив себя в аляпистом платье старого фасона, которое согласно моде прошлых лет щедро украшено цветами, отчаянно завертела головой:

— Мадам Унина, я не поеду!

— Пойдёшь, — отозвалась Орлица, приоткрыв дверь. Она не ушла, оставшись подслушивать под дверью. И вот, не выдержав, выдала себя. — Или сегодня же покинешь пансион!

— Не имеете права!

— Имею.

— Не посмеете!

— Посмотрим, — ухмыльнулась она, растянув морщинистые губы, и громко закрыла дверь.

Как же классная дама переполошилась. Всё из-за обещанных подарков мэра Шеро для учениц, на которые Орлица положила глаз.

Я не жадная, пусть забирает, но ехать в этом? Ни за что!

Изо всех сил я упиралась, сопротивлялась… Чтобы заставить меня надеть платье, классные дамы принялись меня больно щекотать. В итоге я всплеснула руками и… ткань треснула.

— Что же теперь делать? — испугалась мадам Унина, рассматривая образовавшиеся прорехи на спине и лифе.

— Зашивайте на мерзавке как есть! — приказала Орлица, прибежавшая поторопить нас. — Опаздываем.

— Ткань расходится! А другого подходящего платья нет: остальные или короткие, или узкие.

— Что ж, пусть едет в форме. Сама себя наказала.

Как хорошо, что мне позволили переодеться в привычную форму. Она хоть и старенькая, но чистая, аккуратная, с белым накрахмаленным воротничком. И я ни капельки не расстроена. Вот только первая карета с подругами уже уехала, и теперь я поеду во второй.

— Элла, как жаль, что ты без наряда, — вздохнули сестрички Клара и Верния. — Люди подумают, что у нас в пансионе дела совсем плохи.

— Я всего-то еду в обычной форме, — улыбнулась я. Почти все девочки в классе относились ко мне ровно или по-дружески, за исключением Нильи, которую я тоже выносила с трудом. И уж она не преминула случаем, чтобы попытаться расстроить меня.

— Эллария, хватит уже. Голова раскалывается от твоего визга! — зашипела Нилья, чванливо поправляя старенькую кружевную горжетку, которую пошили ещё в прошлом веке. — Ты сама заслужила это.

— Если у тебя нет… — я хотела сказать о вкусе, но не стала, потому что иначе дурно отзовусь о нарядах верных подруг и других девочек. Это я случайно наткнулась в библиотеке на толстый журнал мод и теперь понимала, как устарели наши фасоны платьев. Но другие ученицы гордились нашитыми цветами и радовались возможности посетить особняк мэра. Не хочу портить им настроение, поэтому отвернулась к заледеневшему окну и замолчала.

Карета плавно тронулась.

Глава 3

Всю дорогу классная дама читала нам нудные нотации и настоятельно рекомендовала не нарушать этикет. Но как только мы подъехали к воротам, девочки перестали её слушать и воодушевлённо зашептались:

— Приехали! Приехали!

Мы сгрудились у окон, из которых нещадно дуло, и прильнули к заиндевевшему стеклу.

Да, полюбоваться в самом деле было чем.

Фигурные кусты, усыпанные снегом и оттенённые светом уличных фонарей, горевшими вдоль аллеи, несмотря на то, что на улице уже светло, выглядели сказочно.

Помпезные башенки и барельефы, украшавшие фасад, покрывал иней и придавал особняку воздушность, таинственность. В ярких окнах сверкали зажжённые хрустальные люстры. Пожалуй, дом мэра — самое красивое и роскошное здание в Лардуме.

— Восхитительно! — зашептались девочки. — Чудо как красиво!

Лакей внезапно открыл дверь, и мы едва не выпали из кареты.

— Юные леди, — в тоне слуги, облачённого в парадную синюю ливрею, отчётливо сквозили уничижительные нотки. Он небрежно подал руку, как будто мы не воспитанницы пансиона, а нищенки. Хотя чего ожидать, если мы в старомодных нарядах. Хоть они и перешиты, но бедность не скрыть. А у него ливрея с позолоченными пуговицами стоит дороже, чем моя форма и платья подруг.

По правилам этикета, гостей должны встречать хозяин и хозяйка дома, однако к нам вышел лишь дворецкий, статный и седоусый месье Апетен.

— Следуйте за мной, юные леди, — кивнул он с каменным лицом. — Я провожу вас в комнату, где вы сможете отдохнуть перед встречей с благородными гостями этого дома.

— Благородными гостями? — девочки стали взволнованно переглядываться.

Меня задевало отвратительное отношение четы Шеро к нам. Если нас не желают видеть, зачем пригласили? В конце концов, есть приличия.

Поймав мой взгляд, дворецкий недовольно свёл кустистые брови. Кажется, он прочитал мои мысли. Если пожалуется мэру, Орлица потом от меня не отстанет. Я отвернулась.

В гостевой комнате стояли софа, пара стульев, столик с большой цветочной вазой.

Как только мы остались одни, девочки сгрудились около букета и с наслаждением стали вдыхать цветочный аромат, ведь зимой цветы редкость.

— Из оранжереи госпожи Шеро, — снисходительно оповестила нас горничная, которая вошла почти бесшумно и принесла поднос с крохотными чашечками.

— А нам покажут оранжерею? — спросила робко Сабина. Она обожает цветы и надеется, что супруга мэра захочет похвастаться своим зимним садом.

— Возможно, — расставляя посуду, женщина повернулась к столу и закатила глаза. Её неприязнь осталась бы не замеченной, если бы не отражение в зеркале.

— Девочки, тише, — шикнула классная дама.

Я всё больше убеждалась, что мы в особняке мэра нежеланные гости. Но тогда зачем нас пригласили? До сих пор Шеро и его супруга не отличались снисходительным отношением к сиротам.

В целом, мне без разницы. Сделаю пару реверансов, произнесу благодарственно-восторженные речи и, откланявшись, уеду обратно в пансион.

— Что-то мадам Орельи опаздывает, — пропищала Нилья, подходя к окну.

Мне тоже показалось странным, что директриса не поехала с нами. Ведь визит в роскошный особняк мэра она ни за что не пропустит. Но ответ я получила чуть позже, когда подлиза Нилья радостно воскликнула:

— Мадам приехала!

Я подошла к соседнему окну, из которого как на ладони виднелся парадный въезд, и, чтобы не ахнуть от удивления, зажала рот ладонью. Мадам Орельи выпорхнула из кареты, которая не в пример добротнее и новее тех, что наняли для нас. Облачена она в накидку, отороченную по краям пушистым мехом. Из-под неё виднеется подол зелёного платья с широким кружевом. И наряд её, я уверена, не перешит из старья, а новый и очень дорого́й.

«Вот тебе и чопорная ворона», — хмыкнула я, оценивая причёску директрисы, которую явно делал мастер.

Хозяйка особняка вышла на крыльцо, чтобы встретить Орлицу.

Они поприветствовали друг друга и вошли в дом. Однако время шло, а директриса так и не пришла к нам, затерявшись где-то в особняке.

— Вам не кажется, девочки, что всё это странно? — обратилась я к подругам, прихорашивающимся перед огромным зеркалом в позолоченной резной раме.

— Главное, Элла, что нас пригласили и наградят подарками, — улыбнулась Роделия, поправляя светлую прядку, выбившуюся из косы.

— Ага. Ради этого сто́ит потерпеть, — поддержали Каррина и Амелина.

— Главное, не опозорь нас, — скривилась Нильда, подслушивавшая наш разговор. — А то ты всем недовольна. Мы, может быть, тоже не рады, что ты поехала с нами.

Ох, как мне хотелось ответить и поставить на место ябеду, но мадам Унина шикнула:

— Тише. Или хотите, чтобы вас застали за перебранкой? Как же добрая репутация пансиона?

Я не стала устраивать ссору, однако потом злючке Нилье не поздоровится.

— Здесь так красиво, роскошно, что я чувствую себя дикаркой, — тихо шепнула Верния.

— Я тоже, — поддержала сестру миниатюрная Клара.

— Как бы то ни было, мы должны вести себя с достоинством, — предложила я и покосилась на Нильду, которая… О, ужас, склонившись над угощениями, с жадностью поедала печенье. Вот уж кто позорит нас.

Заметив, куда я смотрю, девочки тоже бросились к вазочке.

— Оставь мне!

— Ты не одна!

— Хватит! Перестаньте! — Пока классная дама убеждала девочек проявить выдержку, я заметила, что у Каррины сла́бо держится одна из розочек.

— Смотри, — указала подруге на лиф. — Как бы ни отпала.

— Ах! Что же делать? — заволновалась она.

— У меня с собой есть иголка с ниткой, — успокоила Роделия.

— А у меня маленькие ножницы, — Амелина похлопала себя по карману. — Выбирай: режем или пришиваем?

— Если отрезать, на лифе останутся дырочки, — напомнила я и протянула руку, чтобы получить от Роделии иголку. — Пара минут, и пришьём намертво…

Мы как раз справились, когда в комнату вошла директриса.

Пребывала она в самом радужном настроении, поэтому обратилась к нам снисходительно, даже покровительственно:

— Бояться вам нечего. Вы представитесь мэру, его супруге и гостями, споёте рождественский гимн, поучаствуете в несложных конкурсах, затем вас угостят чаем и вручат призы. После благодарственных речей мы уедем. На всё уйдёт часа полтора — два, не более.

Директриса выглядела довольной. Но когда повернулась ко мне, по её цепкому взгляду и поджатым губам я поняла: она что-то не договаривает.

Не думаю, что нам угрожает опасность. Нас всё-таки привезли в особняк днём, не таясь. Так что, возможно, мэр и его знакомые хотят отобрать себе из воспитанниц пансиона будущих служанок. Уж, что ни говори, но учат нас хорошо. И знания дают такие, что в будущем мы сможем претендовать на место домоправительницы.

Посмотрев на миниатюрные серебряные часики, Орлица кивнула.

— Пора.

Входя в яркую, просторную гостиную, мы с трудом сдержали возгласы восхищения.

Однако особенно поразил нас не высокий потолок с лепниной, не стены обтянутые шёлком и не просторные окна с пышными бархатными шторами, сквозь которые пробивался мягкий свет зимнего дня, а невероятно мягкий, светлый ковёр. Мы боялись на него ступать, чтобы не испачкать.

От каждой мелочи в особняке веяло роскошью. Блики каминного огня отражались на полированном резном мраморе, в золочёных подсвечниках, расставленных по всей гостиной, рамах картин, на дорого́й мебели с виньетками и придавали залу особенное очарование.

Мы растерялись, но совершенно нас смутили молчаливые господа, восседавшие за овальным столом и неспешно попивавшие ароматный кофе.

Мало что нас встретили отнюдь не любезно, так ещё выстроили перед господами как овечек на продаже.

По наставлению директрисы девочки поочерёдно представились, произнесли благодарственные речи за приглашение, однако сесть нам так и не предложили.

Всматриваясь в надменные лица гостей, вальяжно поедающих закуски, я поймала себя на том, что, кроме четы Шеро, никого не знаю. Кажется, господа не из нашего города. Если судить по фасонам костюмов и нарядов, быть может, они из столицы. Тогда тем более не понимаю, зачем мы сюда приехали и что здесь делаем.

— Господа! — мэр Шеро, полный, лысеющий мужчина в модном костюме, поставил чашку и встал с места. — Рад представить вам скромных, невинных учениц нашего пансиона. Он небольшой, однако достойный. Вы сами можете в этом убедиться, пообщавшись с воспитанницами. Эти прекрасные девушки продемонстрируют вам свои грацию, скромность и воспитанность.

Про грацию он, конечно, преувеличил. И вообще, похоже он их тех людей, кто лжёт и не краснеет.

Две дамы и супруга мэра, с переливавшимися на свету украшениями, смотрели на нас брезгливо, надменно. А вот мужчины… Мне захотелось поправить воротник и наглухо закрыться от их масляных взглядов.

Гости, натянув на лица холодные улыбки, принялись снисходительно расспрашивать нас о всяких глупостях. Девочки чувствовали себя ужасно неловко, отвечали скованно. А время тянулось мучительно медленно.

Директриса нетерпеливо поглядывала на хозяйку дома. Та косилась на огромные настенные часы и, когда стрелка приблизилась к двенадцати, обратилась к благородным гостям:

— Чтобы не утомлять очаровательных девушек, приступим к конкурсам. Первый конкурс пройдет в саду.

— Там снег, — нахмурилась директриса, которой тоже не предложили сесть. — Девочки легко одеты.

— Планы поменялись, — отмахнулась небрежно супруга мэра, растянув пухлые, напомаженные губы в змеиной улыбке. — Они быстро справятся.

Я стояла последней, у двери, а Нилья первой, около Орлицы. Но Нилья так спешила попасть в сад, что, когда нас попросили выстроиться парами, оказались рядом со мной.

Такое соседство нам обеим не по душам, однако под пристальным взором директрисы мы отвернулись друг от друга и молча последовали за дворецким.

В тонких накидках девочки продрогли почти сразу, как вышли на свежий воздух. И ноги промокли в рыхлом снегу. Гости же, прежде чем присоединиться к нам, накинули на плечи меховые пальто, шубы и теперь стояли поодаль на вычищенной дорожке и общались между собой, не обращая на нас внимания.

— Итак, юные леди, — дворецкий достал из нагрудного кармана золоченую карточку. — В первом конкурсе вам необходимо слепить символ драконьего рождества.

— Ах, какая прелесть! — подобострастно восхитилась Нилья, стуча зубами. У неё, как у любимицы директрисы, платье самое симпатичное, с голубыми шелковыми вставками. Однако оно имело и существенный недостаток — холодило. Оттого приторная улыбка продрогшей Нильи больше походила на оскал.

— Действуйте в паре с соседкой, — огласил условие конкурса седоусый месье Апетен.

— Что? Нет! — хором воскликнули мы с Нильей. Вот только остальные девочки уже разбились на пары и разбежались по саду. Нам не с кем было меняться.

Нилья фыркнула и бросилась собирать снег в кучу. Ради приличия я решила помочь, но она зашипела:

— Не мешай!

— Как хочешь, — пожала я плечом и, отступив на пару шагов, стала наблюдать, как она, стоя на четвереньках, пытается грести посиневшими от холода пальцами снег.

К драконам я всегда относилась равнодушно. А в свете недавних событий стала относиться с неприязнью. Но девочки старались и, как трудолюбивые муравьишки, сновали по заснеженному саду, таскали снежные комья, чтобы слепить рождественские фигуры драконов, когда-то поглотивших первозданную тьму и давших рождение миру.

Вот только, по мне, сгребать снег в кучи голыми руками — издевательство.

Я огляделась. Неподалеку заметила слугу, что стоял за деревом и следил, как бы мы ничего не сломали. Подошла к нему и попросила:

— Могу я взять лопату?

Мужчина оглядел меня свысока, однако кивнул.

Получив деревянную лопату, я быстренько накидала снег в солидную кучу. Нилья сразу же бросилась свою жалкую кучку и подбежала к моей.

— Я больше стараюсь! Приз будет моим! — прорычала она и ринулась придавать сугробу форму.

— Так я помогу, — взмахнула я лопатой перед её носом, растянув края губ в угрожающей усмешке.

Нилья испугалась, взвизгнула.

— Эллария! — тут же зашипела разъярённой кошкой Орлица. — Хватит!

Ладно.

Наблюдая, как Нилья пытается превзойти себя, слепить нечто прекрасное, я едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться. У неё явно выходило нелепое чудовище. Я могла бы исправить, помочь, но… не хочу. И вообще…

— Девочки! Кому нужна лопата?

— Мне! Нам! — раздались голоса.

Я отдала её Сабине, подбежавшей первой.

— Дура, зачем ты отдала? Это же конкурс! — накинулась на меня Нилья.

— Надо быть человечнее, — я отвернулась от неё.

— Лепить следует вдвоём! — напомнил строго месье Апетен.

Я вынуждена была присоединилась к Нилье. Наметила пропорции тела дракона, нижних лап, головы… Но Нилья тут же взбунтовалась:

— Это будет малохольный уродец. Надо выше и больше, чтобы победить.

— Будет большой уродец.

— Я пожалуюсь мадам!

Во мне проснулась вредность, и я напомнила:

— Месье Апетен велел лепить в паре.

Нилья покосилась на Орлицу, в надежде получить поддержку. Но при влиятельных господах директриса не стала повышать голос. Разве что кивком и тяжёлым взглядом предупредила, чтобы мы не ругались.

«Ладно, леплю и очень стараюсь», — улыбнулась я покладисто. А вот что у меня выйдет — так это предугадать сложно. У меня богатая фантазия! И упрямства мне не занимать…

— Ты что творишь! — истерично взвизгнула Нилья, грубо отталкивая меня от фигуры.

Я не осталась в долгу, толкнула её. Падая, она задела снежного дракона и сломала одну из его лап.

— Это из-за тебя!

— Это ты, Нилья, задела её.

— Девочки, не ссорьтесь! — шикнула Орлица. Мы притихли, но нашу разгоревшуюся вражду уже не потушить. Я нехотя приделала лапу, однако недовольная Нилья сломала её.

— Не так! Это же копыто, а не лапа!

— Копыта выглядит иначе, — ударом каблучка, я изобразила на другой конечности фигурки, которую слепила Нилья, своё видение копыт.

— Не трогай! Уйди!

— Ага! — дразня врагиню, я демонстративно налепила больше снега на фигурку спереди и сзади. Получился горбатый дракон с гигантским животом.

Оценив масштаб бедствия, Нилья бросила за лопатой, чтобы отходить меня.

Пока она отбирала её у девочек, я успела впопыхах налепить на лоб дракона рог, а вместо крыла вставить ветку, что присмотрела над одним из деревьев.

Когда Нилья кинулась на меня, я уже успела сделать пакость и вприпрыжку бросилась удирать.

— Девочки! Хватит шалить! — повысила голос Орельи. Вот только мы не шалили. Мы искренне ненавидели друг друга.

Мне прилетело бы деревянной лопатой по спине, если бы Каррина не сделала Нилье подножку. Та упала. Я подбежала, выхватила лопату и точно закидала бы гадину снегом, если б за спиной не раздались хлопки.

— Браво! Незабываемое зрелище! Великолепное! Лучшее из того, что я видел!

Я замерла. И пусть стояла к тому, кто аплодировал, спиной, интуиция надрывно кричала, вопила, что голос подозрительно знаком.

— Ах, сиятельный господин Шаллерэн! Вы приехали? — широко улыбнулась хозяйка особняка и дрессированной собачкой торопливо посеменила к гостю.

Я медленно повернулась. И выронила лопату. Чем Нилья и воспользовалась, толкнув меня. Я рухнула в снег, лягнула её… И снова раздался грудной смех дракона.

Эх, кажется, моему обучению в пансионате, конец.

Глава 4

— А вот и почетный гость нашего вечера! — громко и излишне суетливо представил мэртого самого незнакомца, с которого я стянула шапку. — Сиятельный господин Шаллерэн. Он же и рассудит наших очаровательных участниц. Предоставим ему право выбора самой лучшей снежной фигуры.

— Вот это? — к статному дракону подошла красивая дама в пушистой дымчатой шубке. Надменно вскинув голову, она пренебрежительно махнула в сторону наших снежных фигур и собственническим жестом взяла почетного гостя под локоть. — Безвкусица и уродство.

— Нам не хватило времени! — девочки стушевались, засуетились над статуями и попытались выпросить ещё немного времени. Однако надменный Шаллерэн, в этот раз облаченный в очень дорогой сюртук с серебряной вышивкой на голубом бархате и в шерстяной укороченный редингот, сказал, как отрезал:

— Ваших стараний достаточно, чтобы я мог оценить ваши таланты. Сегодня ветрено и влажно, а легкие наряды плохо согревают.

«Поди, о себе волнуется», — подумала я ворчливо и, встав с колен, стала отряхивать юбку, плащ.

Я надеялась забыть наши прошлые нелепые встречи, когда я была так же грациозна, как ослица с седлом, и уж совершенно не желала встретиться вновь. Однако это случилось, и теперь я не только смущена, но и раздражена. Он ведь не сводит с меня своих красивых, насмешливых глаз, а улыбка его столь саркастична и колюча, что, несмотря на ветер, меня бросило в жар.

Ладно, пусть насмехается. Мне совершенно безразлично, что он обо мне думает.

Вот только в глубине души я знала, что это не так.

Этот сиятельный Шаллерэн — влиятельный аристократ с древней кровью, высокий, обаятельный мужчина с мужественными чертами и отличной фигурой. Он идеальный почти во всём, кроме скверного характера.

Рядом с ним утонченная столичная красавица. Её вьющиеся локоны благородного тёмного оттенка шикарны даже при влажном снеге. У меня тоже тёмные волосы, но не такие. О, как же совершенно по-разному мы выглядим. Я как замерзший неказистый воробушек — она как породистая райская птица. С такими красавицами мужчины учтивы и снисходительны, а к таким как я, надменны, суровы и не прощают даже случайных оплошностей.

Он и сейчас, рассказывая что-то смешное столпившимся вокруг него господам, скорее всего, насмехался надо мной.

Стоило подумать, что Дракон в красках описывает мою неуклюжесть, от стыда запылали щеки, а замерзшие руки в карманах накидки сжались в кулаки.

Зато остальных гостей особняка Сиятельный Дракон покорил с первого взгляда. С него не сводили глаз, им восхищались даже мэр и его спесивая супруга. Мне же он не нравится. И не нравится его спутница, которая совершенно не скрывала своего презрения к нам, скромным простушкам, часть из которых — сироты.

Поджав яркие, сочные губы, она осудительно поглядывала на наши старомодные наряды и стоптанные ботинки. И всем видом показывала, что считает нас назойливыми мухами, испортившими ей визит в особняк Шеро.

Мне её мнение безразлично. Однако… я поймала себя на неожиданной мысли: жаль, что у такого мужчины дурной вкус. В красоте столичной гордячке не отказать, но какая же она глупая, злая, заносчивая.

Когда её неприятный взгляд на мгновение скользнул по мне, я нарочно отвернулась, хотя другие девочки не сводили со столичной красавицы глаз и откровенно восхищались ею.

Даже Нилья вытянулась стрункой и сложила губы бантиком, пытаясь задержать на себе внимание надменной красотки. Эта подхалимка всегда так делает, выслуживаясь перед директрисой и классной дамой.

Я демонстративно медленно отряхнулась и подошла к девочкам.

— Встаньте рядом с вашими снежными фигурами! — прокричал месье Апетен.

Я встала, однако старалась смотреть куда угодно — на окна, заснеженные ветки, на сиреневатое небо или крышу с массивной печной трубой, только не на Дракона и его фаворитку. Или, быть может, супругу.

Настроение совершенно испортилось. На душе заскребли кошки.

Мы с Нильей стояли перед нашим совместным уродливым творением, закрывая его собой.

— Это ты виновата! — прорычала она, задыхаясь от негодования.

— По рукоделию и рисованию это ты, Нилья, в числе худших.

— А ты…

— Замолчите! — прикрикнула Орлица, подойдя ближе. Но поймав на себе взгляды Дракона и гостей, подобострастно улыбнулась.

Сиятельный Шаллерэн оставил свою спутницу, мэра и его супругу на идеально вычищенной от снега дорожке. Сам же, перешагивая широким шагом через рытвины и сугробы, что устроили мы с девочками в саду, подошел к первой фигуре.

Амелина и Роделия постарались на славу, слепили симпатичного дракончика. Правда, он вышел у них похожим на шар. Но в целом очень милый.

Однако Шаллерэн равнодушно оглядел его и направился ко второй снежной статуе.

У Энжи и Хэллы рождественская фигурка походила на солидного дракона, разве что её портил тощий, длинный хвост, похожий на крысиный, и маленькая голова, на которой выделялись выпученные круглые глаза.

— Хм, — Дракон бросил взгляд на хвост, покачал головой и пошел к следующей фигурке.

У сестёр Клары и Вернии малыш-дракончик вышел высоким, но с болезненным выражением мордочки.

— М-да, — покачал головой почетный гость и повернулся к снежной фигуре, слепленной Сабиной и Карриной.

Пожалуй, эта и победит в конкурсе. Замечательный вышел символ Рождества. Девочки даже успели обозначить веточкой чешую. И только верхние лапы слепили впопыхах. Но это мелочь.

— Неплохо, — произнес Дракон.

Чем ближе он подходил, тем сильнее и отчаяннее грохотало от волнения моё сердце.

Сейчас как увидит нашу фигуру, как начнет браниться! Скажет, что я оскорбила его и символ Рождества. Да если бы только я знала, что он появится! Я бы ух как расстаралась! А потом поймала себя на мысли, что нет, я бы чисто из упрямства слепила бы именно такого дракона, какой вышел. И ни каплей краше! Потому что у этого Сиятельного красавца Шаллерэна, кроме красивой внешности, больше нет никаких достоинств. И в душе он эгоистичный, спесивый, надменный гад.

Краем глаз я заметила, как Нилья сделала крохотный шажок и украдкой пытается отломать рог с макушки нашего дракона. Но я его так добротно прилепила, что скорее она обезглавит фигурку, чем избавится от рога… Что тогда будет! Ожидая худшего, я зажмурилась и услышала сердитый тон:

— Время закончено. Отойдите, или ваша работа не будет засчитана.

Скудное зимнее солнце заслонила могучая фигура.

Не выдержав давления любопытства и напряжения, я открыла глаза и едва не хмыкнула, когда увидела, как светлые брови сиятельного Шаллерэна медленно взмывают на середину лба.

Кажется, мне удалось его впечатлить…

* * *

— Ваше Сиятельство, Эллария не самая успешная ученица, — залепетала директриса Орельи, заглядывая Дракону в рот.

— Это она всё испортила, Сиятельный господин! — ткнула в меня пальцем Нилья. — Она специально это сделала!

— Неужели? — от гипнотизирующего, испытывающего взгляда Шаллерэна я застыла как удав перед кроликом. У него глаза редкого насыщенно-синего оттенка. В них можно утонуть, любуясь ими, но и замёрзнуть от неприступности, холодности. Он смотрел строго, хмуро, и в то же время я готова была поклясться, что подмечаю в его тоне ехидное подтрунивание. — На мой взгляд, симпатично вышло. У ваших учениц определённо талант.

Через силу заставила себя расправить плечи, вскинуть подбородок. Пусть насмехается, язвит, я не буду извиняться и подлизываться, потому что у него такая броня самодовольства и самоуверенности, что вряд ли несчастная фигурка его вправду расстроила.

Вот только Нилья не успокоилась и дела всё возможное, чтобы направить гнев влиятельного Дракона на меня.

— Сиятельный, это она прилепила рог! — ябеда отступила от меня, подчёркивая, что я изгой. — У неё худшее поведение во всём пансионе! Она наказание наставниц, белая ворона и чума заведения. И тут на приёме она оказалась случайно, потому что другая лучшая ученица заболела.

— Вот как? — губы Шаллерэна озарила саркастичная полуулыбка. — Значит, судьба.

Да он издевается! Я смотрю на него исподлобья, стиснув зубы, и молчу, ведь и так уже наозорничала. Хуже не придумаешь. Но, наверно, и вправду судьба. Или результат моей глупости и упрямства.

— Какой… уродливый, — к нам приблизилась спутница Дракона в компании четы Шеро.

— Какой стыд! Это оскорбление гостя! — от возмущения пухлые щёки и двойной подбородок мэра затряслись, как у индюка брыли. Сейчас он разойдётся и… не жить мне больше в этом городе, поэтому, спасая ситуацию, я подняла глаза и, встретившись взглядом с синими глазами Шаллерэна, начала отчаянно защищаться:

— Я очень старалась. Честно! — нагло соврала. — Только откуда мне знать, как выглядят настоящие драконы?

— Разве вы не видели картинки в книгах? — возмущённый мэр багровел на глазах. Вот-вот он перейдёт на крик, чтобы выслужиться перед почётным гостем.

— Видела. Но меня смущает, что в книгах их изображают размером почти с гору. Но в реальности из обычного мужчины не может получиться скала мышц с огромными крыльями.

«И вообще, — подумала уже про себя, — пока не увижу обращение собственными глазами — не поверю, что драконы могут это делать».

Шаллерэн молчал. Напряжение повисло в воздухе. Как вдруг он обнажил идеальные зубы в широкой улыбке, вскинул голову, поправляя белоснежные пряди, разметавшиеся по широким плечам и… Стало происходить нечто невообразимое!

Его широкий, волевой подбородок начал заостряться. Черты поплыли, обретая резкость, хищность. Радужки затопили белок. А волосы изменили цвет, обретя оттенок серебра.

Не в силах вымолвить и слова, я потрясённо наблюдала, как мерцающий туман окутал меняющееся тело Шаллерэна. Дракон раздавался в плечах, увеличивался в размере, превращаясь в настоящего великана. Его кожа покрывалась искрящимися чешуйками жемчужного цвета… Он оборачивался, и на моих глазах творилась самая настоящая магия!

Ахнув, я прикрыла рот рукой, чтобы не закричать от восхищения, не нарушить истинное чудо, которое прежде считала невозможным!

Сильные, мускулистые руки и ноги мужчины превращались в мощные лапы с острыми когтями, появившийся хвост украсили острые пугающие шипы.

Но самый волнительный миг настал, когда Дракон шумно вдохнул и раскрыл могучие крылья, которые переливались на зимнем солнце, как все сокровища мира!

Дыхание Шаллерэна стало студёным, подобно налетевшему северному ветру, принёсшему с собой свежесть хвои и аромат моря.

Он огромный, однако каждое его движение столь грациозное, что он кажется почти нереальным.

Вот теперь я прочувствовала силу и красоту ледяного дракона, убедилась, что это не сказки и не россказни. Шаллерэн — истинное олицетворение могущества и величия, он вызывает восхищение и трепет.

Все, кто видел перевоплощение, замерли, боясь пошелохнуться. И я вот-вот упаду в обморок, потому что вспомнила, что это я разозлила и довела до белого каления грозное существо, подтолкнув к обращению!

Сейчас он прибьёт меня шипастым хвостом, и останется от меня мокрое место!

Надо бежать. Вот только ноги приросли к земле.

Я дрожала от страха и в то же время испытывала к нему самое искреннее восхищение. Он великолепен! Гармоничен во всём! Бесподобен!

— Если бы я только знала! — выдохнула зачарованно я и по усмешке Дракона поняла, что произнесла это вслух.

— Теперь знаете, — от низкого, раскатистого гула завибрировал воздух, задрожали земля, зазвенели стёкла особняка.

Мне страшно, но я не могу отвести от него глаз.

— Достаточно? Разглядели?

Невразумительно покачала головой, и он, чтобы окончательно сразить меня своим великолепием, взмахнул восхитительными крыльями. Двор особняка накрыл снежный вихрь.

Кто-то закричал, но я не чувствовала опасности. Шаллерэн говорит, мыслит, ёрничает — он остаётся человеком в облике дракона. Невероятно!

В восторге шумно и глубоко вдохнула морозную свежесть, лёгкие обожгло, как пламенем. Но я сделала новый вдох и поймала себя на том, что больше не дрожу, не мёрзну, только часто и жадно дышу, чтобы насладиться запахом дракона, который навсегда сохраню в памяти.

Чешуя дракона сияет, как зеркальная. Она сказочно восхитительна. Так и манит. Я не могу бороться с соблазном, жажду коснуться её, убедиться, что Дракон настоящий и не пригрезился мне…

Медленно вытягиваю руку. Тянусь.

Шаллерэн не отшатывается. Только свысока следит за мной.

Мои манеры ужасны, но желание коснуться сильнее здравого смысла, приличий, страха.

Дракон — самое красивое, что я видела в жизни!

За бесцеремонную дерзость, что позволила себе, можно запросто лишиться жизни. Но я, наверное, сошла с ума, иначе как объяснить, что каждая частичка моего тела, каждая струнка души отозвалась на обращение дракона, и меня бросает то в жар, то в озноб?

Когда коснулась огромной чешуйчатой лапы, драконий морок окончательно пленил меня. Не в силах побороть наваждение, противиться соблазну, я как зачарованная продолжаю водить подушечками пальцев по шершавой драконьей коже, вслушиваясь в нахлынувшие ощущения, пока не упираюсь в крупную, немного выпуклую чешую.

О, как много я бы отдала, чтобы у меня осталась хотя бы частичка этого восхитительного, невероятного существа…

Стоило подумать, что этот волнительный миг не бесконечен, на меня нашло не иначе как умопомрачение. Я осторожно подцепила чешую ногтями, легонько потянула…

Шаллерэн громоподобно взревел, разъярённо замахнулся шипастым хвостом. От ужаса я зажмурилась и попрощалась с жизнью.

Глава 5

Шаллерэн накрыл меня огромной тенью.

— Я случайно! — я вжала голову в ожидании возмездия, но прошёл миг, другой, однако ничего не произошло.

Приоткрыла глаз, задрала голову и с ужасом обнаружила, что огромная шипастая голова ящера нависает надо мной. Наши с Драконом взгляды встретились, и по сузившимся от ярости глазам я поняла: он не верит мне и знает, что я хотела забрать чешую намеренно.

— Простите, — прошептала тихо, дрожа от озноба.

Дракон извинения не принял. Под оглушительный рёв взмахнул могучими, кожистыми крыльями — и порыв сильнейшего ледяного ветра, похожего на внезапную бурю, сдул гостей особняка в сугробы; как гибкие прутики, склонил к земле деревья.

— Не знаю, что на меня нашло! — закричала я, чтобы хоть немного усмирить его ярость.

Дракон бушевал. В его глазах сверкали молнии, но я не могла оторваться от них. Разве что начала пятиться и оправдываться:

— Мне бы только одну махонькую чешуйку. У вас ведь по весне всё равно будет линька!

Тело Дракона снова окутало сияющее марево, чтобы начать обратный оборот. И как только он возвратил себе человеческий облик, двинулся на меня.

— Я не псина! — прорычал, нависая надо мной, злющий, как сто мраковых отродий. — Ты хоть понимаешь, что означает посягательство на чешую дракона?

— Покушение и смерть? — я попятилась. Но упёрлась спиной в живую изгородь и оказалась со взбешённым Драконом нос к носу.

— Хуже, — процедил он, оскаливаясь и демонстрируя крепкие зубы.

— Вы обратитесь снова и съедите меня? — я икнула.

— Традиции — есть традиции, — Шаллерэн грозно свёл брови.

Я втянула голову в плечи, зажмурилась и приготовилась к неизбежному.

И снова ничего ужасного не произошло, разве что Сиятельный Шаллерэн стоял и испепелял меня грозным взглядом свысока.

— Чему вас учат в пансионе? — строго спросил он.

— Шитью, вышивке, домоводству, грамоте, чистописанию, истории, арифметике.

— Тогда вы должны знать, хотя бы даже из сказок, что Драконы дарят чешую избраннице. Я вам её дарить и не думал, но раз вы столь настойчивы и дерзки… — Казалось, ему нравится вводить меня в ступор, шокировать и наблюдать, как я дрожу и дышу от страха через раз. — Я рассматриваю это как покушение на моё сердце.

— И съедите?

— Не сразу. Возможно, потом, — с лукавым прищуром он лучезарно улыбнулся, и в его синих радужках затанцевали золотые искорки. — Но сначала вы, нахальная сиротка, должны показать себя во всей красе, раз уж претендуете на моё внимание.

— Что? Я⁈ На ваше внимание? Да очень на… до… — прикусываю язык под взором директрисы, которая притаилась на четвереньках под заснеженным деревом и смотрит не менее гневно, чем Дракон.

Тут-то я спохватываюсь: по мне будут судить о воспитании других воспитанниц пансиона. Если опозорю девочек перед мэром и гостями, скандал разойдётся по богатым домам, и девочкам будет почти невозможно найти работу в Лардуме и ближайших окрестностях.

От осознания я прижала руки к груди и посмотрела на Дракона с мольбой.

— Вижу, до глупенькой сиротки дошло, — усмехнулся Сиятельный Шаллерэн.

— Я ужасно невоспитанная! Но… если вы меня съедите, то хотя бы девочек пожалейте. Они добрые и воспитанные. Кроме одной.

— Вас?

Я скосила глаза на Нилью. Как только речь зашла о ней, она от страха вжалась в снег и закрыла руками голову, изображая, что её здесь нет.

— Полагаете, я глодаю? Недоедаю?

— Но вы же сказали, что меня ждёт что-то ужасное.

— Ждёт. Ужасно суровое состязание.

Я ответила ему угрюмым, полным презрения взглядом. Он ведь откровенно издевается надо мной.

— Вам смешно? Смешно потешаться над сиротой?

— Сирота не даёт мне покоя, ходит по пятам, преследует. Чешую пыталась украсть.

Я часто заморгала, чтобы не всхлипнуть. Вот влипла! Но я ведь не виновата. Почти не виновата.

— Я думала, она отпадает. Сама.

— На что это вы намекаете? — сощурился он. — Что я плешивый?

— Нет! — прижатая к заснеженной изгороди, я отчаянно завертела головой. — Думала, вы потерю крохотной чешуйки не заметите.

— Чешуи у меня много, но думаете, это оправдание?

— Простите. Я… я была очень восхищена вами, — призналась как на духу.

— Что ж. Теперь восхитите меня. Но предупреждаю, состязание будет суровым.

— Что я должна сделать?

Он склонил голову к плечу, прошёлся по моему лицу внимательным, испытывающим взглядом, который на несколько мгновений задержался на моих губах. Я плотно сомкнула зубы, чтобы не стоять с приоткрытым ртом.

— Вы танцуете?

Покачала головой.

— Поёте?

— Немного. В хоре.

— Замечательно. Раз так, будете состязаться в пении. Идёмте, — он развернулся и широкими шагами зашагал в дом. За ним следом, выйдя из укрытий, поспешили гости и чета Шеро. И смотрели они на меня, как на сбежавшую с каторги мерзавку.

— А кто же выиграл? — девочки отмерли и поспешили за нами, чтобы узнать, кто победил в конкурсе ледяных фигур.

— Я сражён талантом последней пары, — отозвался Дракон уже со ступенек крыльца.

— Но… — они удивились, однако спорить не стали, рассудив, что у Сиятельного господина своеобразный вкус. Недоумённо пожали плечами, переглянулись и пошли за классной дамой.

Впопыхах мы переобулись, вернулись в зал.

В камине трещали дрова, наполняя просторное помещение живительным жаром. Продрогшие на улице гости расселись по креслам, расставленным полукругом у камина, и приглушённо перешёптывались.

Как только Шаллерэн наклонился к своей спутнице и что-то сообщил ей, красавица поёжилась и капризно-томно ответила:

— Ужасная погода. Из-за неё у меня засаднило горло. Я не готова петь. Во всяком случае, не сегодня и не здесь, — обвела нас с девочками взглядом, в котором читалось продолжение: — И не перед этими оборванками.

Дракон уговаривать не стал.

— Рядом со мной всегда зима, Олеана. Если я правильно понимаю твои слова, ты жалуешься на моё дурное влияние. Тогда наше общение следует прекратить. Как прима, ты не должна рисковать голосом.

— Несносный шутник! — красавица кокетливо улыбнулась, поиграла ресницами, после чего потянулась к Шаллерэну и взяла за руку. — Хорошо, я спою. Для тебя. Что ты хочешь услышать?

— Что-нибудь весёлое. Или грустное. Не важно. Что-нибудь.

Пока слуги подносили гостям душистый напиток в крохотных чашечках, мы ждали, когда для нас, девочек, директрисы и классной дамы, принесут стулья, и толпились у дверей. Продрогшие, мы украдкой вытирали носы и растирали пальцы, надеясь, что нам предложат хотя бы чаю. После конкурса на улице он пришёлся бы в самый раз, однако хозяева особняка желали угодить лишь почётному гостю и другим господам, а на нас не обращали внимания, будто мы бездушные куклы.

У капризной спутницы Дракона невероятно роскошное платье. С алыми вставками и белым кружевом. И при этом оно ни капли не вычурное и идеально оттеняющее красоту владелицы.

Я украдкой рассматривала его сложный крой, пока Дракон не подловил меня. Я покраснела и отвернулась.

— Августина, угостите замёрзших девушек горячим шоколадом, — неожиданно произнёс Шаллерэн.

— Сиятельный, мы думали устроить чаепитие в завершении визита, — промямлила супруга мэра. Однако кивнула слугам. Вот только вид у неё такой, будто её попросили выдать нам по золотому.

Когда Шаллерэн вальяжно откинулся на спинку кресла, его спутница окинула надменным взором зал, царственно поднялась и подошла к пианофорте.

Смотрелась она эффектно. Особенно когда села, и ухоженные пальцы красавицы ловко пробежались по клавиатуре.

Зазвучала чудесная мелодия. Олеана запела…

Красиво, необычно. И хоть она мне не понравилась с первого взгляда, я поразилась её таланту. Однако всё встало на свои места, когда один из гостей шепнул другому:

— Олеана блистала в этом сезоне. Прима императорской оперы!

По моей спине пробежал холодок. Дракон сказал, что я буду состязаться в пении, но… Неужели… сейчас? С ней? Быть не может! Это не честно!

* * *

Когда Олеана допела, гости с восхищением принялись аплодировать приме столичной оперы, засы́пали её комплиментами. Мэр на правах хозяина вовсе поспешил облобызать ручки столичной красотки…

Даже наша директриса скупо аплодировала, подавив женскую зависть. Что ни говори, но спутница Шаллерэна обладала яркой внешностью, хорошей фигурой и талантом.

Наблюдая за происходящим, я сидела, сложив руки на коленях, как предписывал этикет, и молилась, чтобы Дракон забыл о моём существовании. Но… На плохую память он не жалуется, тем более когда дело касается мести.

— Дамы и господа! — обратился он к присутствующим. — Прима Олеана спела для нас. Однако не следует забывать, что милые воспитанницы пансиона подготовили рождественский гимн. К тому же я наслышан, что вот эта очаровательная девушка, — повернулся и улыбнулся мне иронично, но со стороны казалось, что любезно, — обладает чарующим нежным голоском. Рассчитываю, что вы, Эллария, — его синие глаза сверкнули стальным отблеском, — тоже порадуете нас сольным исполнением.

Гости скупо зааплодировали, приглашая меня занять место примы Олеаны, которая, испепеляя меня взглядом, позеленела от ревности и злости.

Я сглотнула. Ведь я не умею петь! А уж состязаться с примой оперы — так это вовсе несправедливо.

Девочки повернулись ко мне, удивлённо поглядывая. Начали вставать с мест, чтобы занять места в хоре. Но дракон остановил их:

— Пожалуй, пусть сперва споёт сие юное дарование.

На мне скрестились взгляды всех собравшихся в гостиной.

Я готова была слёзно умолять, чтобы меня не заставляли петь, даже хотела соврать, что ныне и у меня болит горло. Вот только по глазам дракона прочитала: он прекрасно знает, что я не соперница певице. Знает, что мне неловко и страшно. Знает, что потом будет стыдно. Но настаивает. Настаивает, потому что веселится. Ему скучно. И он мстит.

Щёки запылали от предстоящего позора. Однако во мне проснулось упрямство. Медленно встав со стула, я вскинула подбородок, выдержала его взгляд и… кивнула.

Будет тебе, надменный Драконище, песня — и ария, и серенада. Только потом не жалуйся, что уши болят.

Я миновала ряд девочек, вышла в середину зала, встала у пианофорте.

— Мне нужен аккомпаниатор, — призналась, дерзко выдерживая наполненный ненавистью взгляд красотки Олеаны. Она сузила глаза, даже сцепила пальцы замком, чтобы не накинуться на меня. Однако отказывать сироте при Драконе не стала. Снисходительно кивнула, небрежно сбросила с полных плеч меховую горжетку, встала и подплыла к музыкальному инструменту с перламутровыми вставками.

— Что вы будете петь? — спросила холодно, красиво располагая руки над белоснежной клавиатурой.

Хороший вопрос. Я не знала, что выбрать. Правда, и выбор у меня небольшой. Ведь что бы я ни исполнила, даже всеми любимый гимн про рождественские колокольчики, на нас господа по-прежнему будут смотреть как на попрошаек. Что ж… Пусть будет так.

— Песенку, — ответила я уклончиво, мило улыбнулась, потупила глазки, как должна была бы сделать испуганная сирота, и, повернувшись к Дракону, неожиданно для гостей затянула громким, заунывным голосом:

— На босы но-ожки в худых сапо-ожках,

По ярмарке, в толпе-е нарядных горожа-ан,

Иду с моне-еткой я, ай-тара-да-дам.

Трещит мороз, замёрзли пальцы,

Но греет ломаный медяк ладонь.

Его отдам, ай-тара-да-дам,

За пирожок с капустой…

Кому-то марципаны, дивные ириски,

А мне, сиротке, чёрствые огрызки, ай-тара-да-дам.

Есть и кошечка у меня. У кисоньки малые котятки,

Подайте Светлой ради, ай-тара-да-дам.

За доброту зачтётся вам, добрым господам…

Директриса покачнулась, закатила глаза и стала съезжать со стула. Классная дама вцепилась в подлокотники стула, тоже пребывая в шоке. Девочки молчали и покусывали губы. А потрясённые гости сидели с круглыми глазами. Лишь Дракон сидел невозмутимый и нагло скалился. Ему смешно.

Когда я затихла, он вскочил с кресла и оглушительно зааплодировал:

— Браво! На бис! — широко улыбаясь. — На бис!

Ошарашенно поглядывая на него, гости, мэр и его жена тоже стали хлопать. Даже Олеана взяла вступительные аккорды.

Что ж, на бис, так на бис.

Я снова затянула песенку, что слышала у уличных попрошаек, только ещё жалобнее, при этом не забывая кривляться от души.

…После повторного исполнения Дракон снова устроил овации. Да так громко, что от хлопков разболелась голова.

— Невероятно грустная, трогательная песня. Лучше любого рождественского гимна. После столь непревзойдённого исполнения я просто обязан поддержать несчастных сирот, кошку и котят.

Он достал из нагрудного кармана дорогого сюртука небольшую книжечку. Черкнул в ней что-то, оторвал лист и протянул полуобморочной директрисе, которая, несмотря на немощь и обморок, вцепилась в него, как речной краб в добычу.

Если честно, мне впервые было стыдно перед ней. Однако иначе я поступить не могла.

Орлица глянула на бумажку, поморгала, после чего узловатыми пальцами быстро свернула бумажечку, спрятала в сумочку и бросила на меня непередаваемый взгляд. И драмы на её угрюмом лице как ни бывало. Как будто и не было только что моей ужасной выходки.

— Сиятельный! Сиятельный! — Орлица спохватилась, что надо бы отблагодарить щедрого дарителя, прижала руку к груди, в районе, где у людей находится сердце. Вот только у неё сердца нет. Однако же её блёклые глаза засияли. От слёз.

— Ты столь щедры! Вы… — она вытерла платком глаза. — Если желаете, Эллария ещё что-нибудь споёт для вас.

— Кхм-кхм… — из вредности покашляла я.

— Вы не слышите, — процедила холодно Олеана. — Так и чудный голос сорвать можно.

— Пожалеем Элларию, — кивнул Дракон. — А вот хор может спеть.

— Песенку? — сощурилась Орлица.

— Рождественский гимн. Потому что уверен, никто другой спеть так же проникновенно, как Эллария, не сможет, — слова Дракона прозвучали как насмешка. Но перечить ему не посмели.

Девочки встали рядом со мной и под дирижирование классной дамы Унины старательно запели гимн.

Я делала вид, что пою, едва двигая губами, потому что все в зале смотрели на Шаллерэна, а он… Он смотрел на меня.

Вот же несносный, мстительный тип. Ему веселье, а мне теперь до конца учёбы сидеть в коморке и питаться засохшими хлебными корочками. И то, если меня не прогонят после возращения в пансион. То-то Орлица поглядывает так, что мне хочется спрятаться.

После гимна супруга мэра выдала каждой девочке по серебрушке и пожелала нам лёгкой дороги. Это значило, что нас выставляют из особняка.

Что ж, девочки не в обиде и очень даже рады. А я, сжимая в кармане прохладную крупную монету, покусывала губу из-за волнения.

Зато Орлица покидала особняк мэра, прижимая к груди чек с пожертвованием от Дракона, и сияла как рождественская гирлянда.

Глава 6

Когда мы сели в выстывшую карету, я ожидала, что Орлица, затаившая злость, влепит мне хорошую оплеуху, однако она улыбнулась и неожиданно потрепала меня по щеке.

— Эллария, ах ты мерзавка! Кто бы мог подумать, что у тебя столько талантов?

Я настолько оторопела, что застыла с приоткрытым ртом. Девочки тоже растерялись. А глаза Нильи стали влажными от обиды и зависти.

— Мадам Орельи, она же опозорила нас! — выпалила она, ещё надеясь, что за обманчивой снисходительностью директрисы скрывается ярость, и последует суровое наказание.

Так и случилось. По карете разнёсся оглушительный звук пощёчины. Вот только досталась она не мне, а ябеде.

— За что? — Нилья, впервые получив по заслугам за свои гадости, прижала руку к покрасневшей щеке.

— Замолчи! — грубо шикнула директриса.

На этом дело закончилось, и до пансиона мы ехали в тишине.

Позже, когда нам с подругами удалось уединиться в библиотеке от глаз наставниц, девочки окружили меня, и Каррина признались:

— Элла, я не понимаю, что происходит, но мы очень рады за тебя.

— Впервые Орлица не придирается к тебе, — взяла меня под руку Роделия. — Это неожиданно.

— Надеемся, что до конца обучения Орлица так и будет расположена к тебе, — Амелина отложила старенький учебник и подхватила под другую.

— Спасибо, девочки, — улыбнулась я, тоже изумлённая странной переменой в поведении директрисы. Прежде она никогда не была ко мне добра. С первого дня, как я появилась в пансионе, по её мнению, я не так стояла, дышала, смотрела, ела… Да что бы я ни делала, она всегда мной недовольна.

Каждый день моего пребывания в пансионе подобен испытанию. И как бы я ни старалась, мне не удавалось заслужить доброго слова. Так что изменилось?

Неужели она готова простить мою дерзкую, эксцентричную выходку только из-за того, что Дракон сделал пожертвование?

Зная скупость Орлицы, я заподозрила, что так и есть. Но сколько тогда пожертвовал Сиятельный Шаллерэн? Наверно, немало, если такая скряга, как она, осталась довольной.

Как бы то ни было, остаётся надеяться, что хотя бы часть пожертвований Орлица потратит во благо пансиона и малышки из младших классов получат новые ботинки и одеяла.

Перед сном мы украдкой обсудили, как роскошен особняк мэра, одежды его гостей, особенно примы Олеаны; как сладок и душист горячий шоколад; и как красив господин Дракон…

Я стойко терпела превозношение красоты Шаллерэна, но когда девочки восхитились, какая чудесная пара он и прима, едва не заскрипела зубами. От неприязни к ним двоим.

Вот только ночью мне снился Он. Его синие глаза с танцующими золотыми искорками, жемчужная чешуя, обрамлявшая сильные руки, которые обнимали не Олеану, а меня… И невероятные, восхитительные крылья.

После визита в дом четы Шеро и щедрого пожертвования проходили день за днём, а ничего в нашей повседневной жизни не менялось. Разве что Орлица проявила невиданную щедрость и не потребовала передать ей на хранение подаренные нам серебрушки. Что неожиданно и странно.

Под ночь пришла оттепель. К утру снега намело так много, что после уроков нас вывели на улицу и заставили чистить от наледи крыльцо и ступени, расчищать двор и дорожки.

Мы взяли во флигеле деревянные лопаты и, пока сгребали снег в кучи, перекрикивались, обменивались шутками, бросались снежками. Даже, наносив воды, залили на заднем дворе небольшой каток.

Пока он застывал, классная дама Унина отправила нас за ворота, чтобы расчистили аллею, ведущую к пансиону.

— Элла, давай в прятки? — Амелина выпрыгнула из-за широкого ствола старого, кряжистого дуба и осыпала меня снежной пылью. Она и сама почти вся белая, лишь рыжие пряди выделяются ярким пятном. — Нас из окна кабинета Орлицы не видно. Классные дамы заняты.

Я огляделась по сторонам. Если мы не немного отвлечёмся, никто и вправду не заметит.

— Давай. Чур я прячусь первая! — воткнула лопату в сугроб и побежала прятаться к дровянику, где наткнулась на повариху.

— Эллария, вот ты где, — кутаясь в шаль, она поманила меня к себе. — Есть поручение…

И вот я бегу, чтобы передать записку бакалейщику.

Прогулка по Лардуму — маленькое приключение в моей скучной жизни. Я с удовольствием наблюдаю за суетливой жизнью горожан, любуюсь заснеженными улицами, деревьями, покрытыми инеем…

Около булочной, очарованная запахом сдобы и ванили, притормаживаю. Надышавшись всласть ароматами, сворачиваю на перекрёстке, перебегаю оживлённую дорогу и… Взгляд выхватывает в толчее рынка высокую, ладную фигуру, которую сложно не заметить, не оценить…

Я едва не падаю. Этого не может быть! Чтобы скинуть наваждение, смаргиваю, трясу головой и… Окончательно убеждаюсь, что это идёт Шаллерэн!

Будто почувствовав мои мысли, Дракон поворачивает голову, наши взгляды встречаются… Он округляет глаза и тычет в меня пальцем, безмолвно вопрошая:

«Ты⁈»

«Нет! Это не я!» — верчу я головой, стискивая от волнения записку. Разворачиваюсь и бросаюсь удирать от него со всех ног.

Бегу так быстро, как могу, ведь встреча не сулит ничего, кроме беды и неприятностей.

От быстрого бега запыхалась, зато миновала скобяную лавку, мясную, аптекарскую, несколько домов. Свернула в узкий, почти безлюдный переулок и только тогда остановилась, чтобы отдышаться.

Надеюсь, уж в этот раз удалось разминуться с Драконом. Однако за спиной раздался хруст снега и знакомый бархатный голос:

— Стой! Да стой же!

Как бы не так! Подхватываю юбку и снова бегу.

Шаллерэн быстро настигает меня, хватает за руку, резко разворачивает к себе. И вот мы стоим лицом к лицу.

— Как ты узнала меня в мороке?

Я встретилась взглядом с синими глазами, в которых лучатся сила и уверенность. От смущения к щекам прилила кровь. Какой же он мужественный, красивый… Однако стоило вспомнить о мстительном характере Дракона, пелена очарования сошла, и теперь я снова видела перед собой холодного, надменного аристократа.

— Никого я не узнала! Я спешила по делам!

— А убегала почему?

На щеках Шаллерэна и волевом подбородке сегодня лёгкая щетина. Рассматривая её, я невольно загляделась его скулами, прямым, породистым носом, немного обветренными губами… И ресницы у него, оказывается, такие пушистые!

Пришла в себя, когда брови Дракона иронично изогнулись.

— Ну? — повторил он уже менее строго.

— Испугалась.

— Меня? Я такой страшный? — неожиданно улыбнулся. На его щеках заиграли милые ямочки.

Я не рада видеть Дракона и в то же время даже в смятении любуюсь им. Сегодня он не такой заносчивый, как обычно, и как будто даже симпатичнее…

Пугавшись внезапно возникшей симпатии, резко тяну на себя руку. Однако Шаллерэн держит меня совсем не больно, но крепко. Увы, высвободиться мне не удалось.

— Пустите, — ворчу недовольно. — И давайте сделаем вид, что не видели друг друга и разойдёмся.

— Согласен. Но как только ответишь на вопрос.

Вот же прицепился.

И снова чем-то недоволен. Уж в этот раз я точно не преследовала его, не навязывалась, даже перешла на другую сторону улицы.

Чтобы неприлично не глазеть на Дракона, отвела глаза и тогда-то заметила: сегодня он впрямь странно выглядит.

Вроде бы одет, как обычно. На нём шерстяной редингот с шитьём в тон и серебряными пуговицами; замшевые брюки, высокие сапоги отличной выделки… Богато, но неброско.

Однако сто́ит моргнуть, посмотреть как бы вскользь, Шаллерэна окутывает прозрачная дымка.

Под ней куртка становится потёртой. И Дракон меняется! Снежные пряди темнеют, укорачиваются. Глаза теряют яркость, черты хищную породистость… Разве что фигура и стать остались прежними.

— Как ты узнала меня? — повторяет Шаллерэн. Он серьёзно настроен, и пока не получит ответ, не отстанет.

— Не знаю, — пожала плечами. — Слабый морок?

— Ар-р, — вырвался из мужской груди. Опять я что-то не то сказала? Так ведь это правда!

— Как есть, так и сказала.

В надежде удрать попятилась и, поскользнувшись, едва не села в сугроб. Хорошо, что он удержал меня.

— Не верю, — заглянул мне в глаза, будто пытаясь прочесть мысли.

— Но это правда, — ответила я тише, смущённая его спокойным, мягким взглядом без былой надменности.

Такой Шаллерэн гораздо симпатичнее. А ещё от него вкусно пахнет хвойным лесом, морем, кожей. Против воли я вдохнула глубже и поймала на себе пристальный взгляд дракона.

— Простите. Я честно не знаю, как так вышло.

— Не верю! — покачал он головой.

— Возможно, по фигуре. Вы на голову выше местных.

— Она тоже изменена.

— Нет! — возразила и прикусила язык, настолько ошарашенным стал Дракон. — Пожалуй, я пойду.

— Стой. Я не понимаю, что происходит и почему так. До сих пор я спокойно прогуливался инкогнито по Лардуму, пока ты не нашла меня.

— Я не искала вас! — возмутилась я и всё-таки высвободила руку. — Я иду по поручению. А вот вы, заметив меня, побежали за мной! И теперь жалуетесь, что я преследую вас? Ну, знаете!

Шаллерэн сомкнул губы, сощурился, и только тогда я спохватилась, что слишком дерзка с Сиятельным. Испугалась, что сейчас он потеряет терпение, обратится в дракона, съест меня… Обхватила себя руками, отступила к стене, ожидая гнева, однако Шаллерэн лишь досадливо покачал головой и, подойдя ко мне вплотную, спокойно заговорил:

— Я в Лардуме набегами. Точнее, налётами, — задумчиво почесал подбородок и, опуская руку, снова взял меня за руку. — И каждый раз я встречаю тебя. Странно.

— А вы не прилетайте. У нас нет ничего интересного!

— Сам разберусь, что мне делать. Расскажи лучше о себе.

— Зачем? Чтобы вы придумали новое издевательство, чтобы поквитаться?

— Если будешь вредничать, придумаю, — улыбнулся он. — Песня до сих пор так и звучит у меня в ушах. Знаешь ли, у тебя приятный, мелодичный голос.

— Пф! — фыркнула я, сдувая прядь. Попыталась отступить, да некуда. За спиной холодная стена дома, по краям снежные сугробы и кусты. — Не ёрничайте. Мне и так стыдно за прошлый случай. — Признания давалось тяжело для моей гордости. Но надо расставить точки, и исчерпать инцидент. — Я прежде никогда не пыталась взять чужого. Клянусь, никогда! — От взгляда дракона меня бросило в жар. — Но тогда я… — В волнении прижала ладонь к груди. Сложно подбирать нужные слова, когда на тебя так смотрят. — Мир как будто замер тогда, сузился. И я…

— Почувствовала особенную связь?

— Да! Точно! — кивнула и осеклась, под хмурым взглядом Шаллерэна.

— Простите, я искренне сожалею о том постыдном инциденте.

Он подступил ближе, наклонился, оказавшись непозволительно близко. Его дыхание опалило кожу.

— А сейчас? Сейчас, Эллария, что ты чувствуешь?

Удивление. Он говорил со мной как с равной.

Стыд, потому что вспомнился сон, когда драконьи крылья обнимали меня, а синие глаза смотрели с нежностью. Почти как сейчас.

От непозволительной близости Шаллерэна сердце забилось, как сумасшедшее. Его лицо совсем близко. Я ощущаю обжигающее дыхание Дракона, вижу своё отражение в его глазах.

— Что вы делаете?

Вместо того чтобы оттолкнуть, защитить репутацию, замираю. Дыхание сбивается. Выставляю руку, пытаюсь загородиться и в последний момент отворачиваюсь.

Губы дракона обжигают висок.

— Эллария! — шепчет он, касается пальцами моего подбородка, чтобы я подняла глаза.

— Отпустите, — выдыхаю отчаянно. Мой стон больше походит на кокетство.

Шаллерэн думает так же. Приподнимает моё лицо, сжимает ладонями… И губы дракона, неожиданно мягкие, властно накрывают мои, сминая сопротивление…

Я словно падаю в огонь, задыхаюсь от лавины эмоций. Таю!

Он целует сладко, не спеша, пьяня мой разум, выпивая дыхание.

Мир замер, время остановилось, я в объятиях, прижатая к широкой груди сильными руками. Я слышу гулкое биение сердца Шаллерэна, частое дыхание и хочу, чтобы так было всегда!

Но это ненормально! Это не может быть правдой! Это не иначе как коварная месть! Возмездие! Сладкое пленение, которое сделает меня сердечной пленницей?

Догадка молнией опаляет разум. На краю сознания вспыхивает образ красотки Олеаны, которая считает Дракон своим… Она его пара, а я? Я игрушка, прихоть!

Морок спадает, резко отталкиваю Шаллерэна, но он удерживает меня за локоть.

Трещит ткань, и в его руке остаётся рукав куртки.

— Какая досада, — сетует он, успокаивающе поглаживая пальцем моё запястье. — Ничего, куплю другую.

— Вы мне не родственник!

— Хорошо, если не желаешь принимать от меня, купит Орельи.

— Хвост от осла она купит! — рычу, закусывая губу и злясь на себя. Нас ведь мог кто-нибудь видеть.

— Я пожертвовал достаточно, чтобы она могла купить хвосты всех ослов в окру́ге.

— Всех? — ошарашенно переспрашиваю.

— Если они нужны пансиону. Но куртки и одежда важнее. Я же не слепец. Видел, что крышу следует перекрыть. И ремонт сделать. Да что угодно! В конце концов, чтобы сироты не мёрзли, и котята не ели одну капусту.

Шаллерэн настолько ошарашивает признанием, что я, позабыв о смущении, спрашиваю:

— Сколько вы пожертвовали?

— Я умею быть щедрым и великодушным. Тебе незачем переживать, Эллария. Если считаешь, что я пожертвовал недостаточно, пожертвую ещё.

— Не надо мне от вас ничего! Уходите и больше не попадайтесь мне. Я сирота, но не игрушка Сиятельного! — рычу, позабыв о рукаве. Его можно пришить, в конце концов. А вот как сшить разбитое сердце?

Разворачиваюсь на пятках, как козочка взбираюсь по сугробу, зачерпывая ботинками снег, и убегаю от Шаллерэн как от огня.

К счастью, он не преследует меня.

Глава 7

— Эллария, чего так долго? Неужели сложно передать записку? — сварливо брюзжала директриса, кутаясь вшаль.

В пансионе из-за строгой экономии дров всегда прохладно, особенно в холле. И, выходя из кабинета, Орлица накидывает на плечи тёплый платок. Сегодня так же. Почти ничего необычного, если не обращать внимания, что это новая шаль с яркими набивными цветами.

Такую я видела на ярмарке. И стоила она отнюдь не дешево. Залюбовалась на затейливый узор, обрамлявший края, и Орлица разозлилась:

— Чем витрины разглядывать и прохожих, глазами хлопать, лучше бы подумала об обязанностях. В голове одни глупости. Что сказал бакалейщик?

— Ой! — я спрятала руки за спиной, закусив губу. Из-за наглого Дракона я бросилась бежать и совершенно забыла о записке…

— Что ты ещё выкинула, несносная тупица?

— Я забыла передать.

— А голову ты не забыла? Как и стыд, совесть? Только посмотрите на неё! Из-за этой безмозглой дурищи ученицы останутся без ужина и мыла!

— Сейчас вернусь и передам, — ответила я глухим, не своим голосом, всеми силами стараясь сохранять выдержку. Так и горело, подначивало ответить Орлице, что ничего страшного не случилось, чтобы бранить меня последними словами. Никто без ужина не останется, как и без мыла.

Пока я шла в бакалейную лавку, прочитала записку. В ней речь шла о специях и душистом мыле с розовым маслом. Понятно, что это не для учениц.

Мы чай пьём без сахара. В каше редко находим кусочек мяса. А уж о дорогущем мыле и не мечтаем даже в самых смелых фантазиях. Умывается самым дешёвым, тёмным. Иногда и вовсе без него в холодной воде.

— Поговори мне, нахалка! Приличным девушкам следует чинно ходить, а не носиться. Но к тебе это не относится. Возвращайся и сделай то, что следовало.

Если я вспылю, то пансион не закончу и диплом не получу. Поэтому, сомкнув зубы, я молча развернулась и отправилась обратно в гардеробную. Пусть куртка без рукава, как-нибудь добегу, не околею.

Однако раздражительная Орлица, оставшаяся без дорогого мыла, разошлась и последовала за мной, громко стуча тростью и продолжая ругаться:

— Лентяйка! Мерзавка!

— Сама такая, — тихо ответила я.

— Что ты сказала?

Девочки с Орлицей не спорят, потому как или боятся её, или жалеют и не хотят расстраивать. Ведь в эту зиму она стала ходить, опираясь на трость из-за больных ног. И кабинет свой протапливает, чтобы ночами не ныли суставы. Однако я считаю, что директриса водит всех за нос и лжёт.

Это она лицемерная, хитрая гадина, а не я.

Небольших доходов и скромных пожертвований пансиону едва хватает на самые необходимые расходы, а Орлица для опоры обзавелась не обыкновенной деревянной тростью, а резной, с искусным серебряным набалдашником в виде совы. И ночью спит в тепле. И ест со специями вдосталь. Не говоря уже о запредельно дорогущем мыле, которым ныне умывается, о появившихся у неё чудесных духах и о многом другом.

Я не слепая и не глупая. Могу делать выводы. Вот только как их оставить при себе?

Слова праведного возмущения так и крутятся на языке. Но нельзя давать волю. Прежде надо продержаться до весны, сдать экзамены, получить диплом. И тогда я буду свободна!

Борясь с порывом, я вошла в гардеробную. Она небольшая, битком заставленная вешалками с верхней одеждой, полками с обувью, ящиками с перчатками, зонтичницами, стойками для шляп…

Медленно лавируя, я подошла к вешалке. Горестно вздохнула и потянулась к своей куртке…

Орлица не уходила. Коршуном встала на пороге гардеробной и пристально следила за каждым моим движением. А когда увидела куртку с оторванным рукавом, её лицо перекосилось от гнева.

— Да что ж такое! — стукнула она тростью по полу, напугав учениц и даже классных дам. — Изорвала добротную вещь! Ты хоть представляешь, сколько она стоит?

— Ткань от старости расходится по швам. Постоянно латаю её, — не выдержала я наглого потока лжи и возразила. Что тут началось…

— Зубы не заговаривай, неряха! Закрой рот и помалкивай!

Тут мне вспомнились слова Дракона о размере его пожертвования. И я не сдержалась.

— Почему я должна помалкивать? Боитесь, что поинтересуюсь, на что вы потратили пожертвование господина Шаллерэна? Кстати, сколько он пожертвовал? — чтобы не показывать страха, я выше задрала подбородок. Через силу распрямила плечи.

— Крохи! Сущие крохи! — Орлица от ярости сомкнула тонкие, морщинистые губы с опущенными уголками. За мгновение от её лица отхлынула кровь, кожа обрела землистый оттенок.

— Что ж, я так и передам Сиятельному, что он пожертвовал сущие крохи.

— Если ты не слышала, он давно покинул Лардум, — растянула она губа в злой ухмылке. — Он ничего не мог тебе сказать. Но если ты его встретишь… — Орлица злобно ухмыльнулась. — То, так и быть, жалуйся.

— Почему же уехал? Не позднее как сегодня, по дороге в бакалею, я встретила его у рынка. И не поверите, лично поинтересовалась, что же нам купить на пожертвования? Так вот он утверждал, что денег хватит и на нашу прохудившуюся крышу, и на штукатурку облезлых стен, и на многое другое. В том числе на одежду! По его мнению, мы плохо одеты!

— Ложь! — зашипела она. — Этого быть не может. Врёшь, мерзавка!

Ученицы, что разувались в гардеробной, убежали, чтобы не попасть под горячую руку.

Орлица настолько разъярилась, что перестала сдерживать себя. На стук её трости и громкий голос стали собираться классные дамы. Даже повариха пришла. И если раньше они всегда вставали на сторону директрисы, то сейчас не спешили поддерживать и, осмелившись тихо перешёптываться, обсуждали происходящее.

Осознав, что я пошатнула её авторитет, Орельи закричала:

— Неблагодарная дрянь! Дурное отродье!

— А вы безжалостная скряга! — не осталась я в долгу.

Орлица замахнулась тяжёлой тростью. Чтобы избежать удара тяжёлым набалдашником, который пришёлся бы на голову, я отступила.

— Вот и подумай над своим поведением! — прорычала она и с оглушительным грохотом захлопнула дверь. В замке провернулся ключ.

Я бросилась следом, схватилась за латунную ручку, потянула на себя. Однако как ни пыталась, дверь не поддавалась.

— Хватит с меня, Бартуэ. Твоё обучение в стенах моего заведения завершено! Досрочно!

— Вы не сможете всех вечно дурить! — забарабанила я кулаками. Даже от души попинала ногой.

— Посмотрим, как запоёшь, когда посидишь взаперти. Через пустой желудок живо дойдёт до дурной головы кто здесь главный.

Ничего нового. Снова испытание голодом и жаждой. Однако в этот раз я чувствовала, что ситуация хуже, чем обычно.

«Она выгонит меня… Уже давно грозилась», — вздохнула я и в волнении стала расхаживать по гардеробной. Как бы то ни было, жизнь продолжается и надо думать, как быть дальше.

Диплома мне не видать, однако так ли мои дела безнадёжны?

Взяла себя в руки, успокоилась и приняла решение: буду делать то же самое, что запланировала. Просто мои планы начнут воплощаться раньше. Но в этом нет ничего страшного. Работу найду, угол сниму и буду жить лучше прежнего.

Я ведь ожидала от Орельи подобной подлости. Готовилась к такому повороту: заранее договорилась с мадам Вуше, что сниму у неё крохотную комнатку и буду подрабатывать в доме аптекаря. Месье Журин и его супруга знают меня с детства. Их верная служанка Далва уже не справляется с обязанностями и нуждается в помощнице. А я в опытной наставнице…

Что ж, это станет началом моей самостоятельной жизни, в которой всё сложится удачно. Я уверена в этом. И если Орлица ждёт, что я буду рыдать, бить кулаками в дверь и умолять простить меня, не дождётся!

Воспрянув духом, я расстелила куртку на полу и села на неё.

Внизу особенно сквозило. Чтобы не замёрзнуть, взяла куртки Амелии и Роделии, накинула на себя. Когда девочки придут, извинюсь перед ними, они поймут…

Настроение поднялось, я успокоилась и готовилась к визиту Орлицы.

Только до вечера так никто и не пришёл.

Неужели девочки не выходи́ли на улицу? Неужто Орельи в бешенстве?

Пусть бесится. Мне без разницы. Вот только очень хочется пить.

Чтобы немного утолить жажду, приоткрыла небольшое окошко у самого потолка, свет которого скудно освещал гардеробную, сжамкала влажный снег и положила получившийся кусочек в рот.

Буду упрямо терпеть испытания и не стану просить снисхождения. Всё равно не получу его, только доставлю радость Орлице.

На улице стемнело, гардеробная погрузилась в густые сумерки, а я так и сидела запертая, в одиночестве.

Засыпая на полу, на куртках, укрытая ими же, я надеялась, что утром меня выпустят, однако ни на рассвете, ни перед началом занятий, ни перед завтраком и даже в обед ко мне так никто и не пришёл.

«Неужели девочек держат в пансионе, не выпуская на улицу! — удивлялась я. — Быть не может! Уж не сошла ли Орельи от жадности и злости с ума?»

За годы пребывания в пансионате, я хорошо изучила её, но в этот раз она меня неприятно удивила.

Гадая, что происходит, я ожидала её прихода и, прижимаясь ухом к двери, прислушивалась к шагам, что изредка раздавались в коридоре.

До последнего надеялась, что кто-нибудь из девочек сможет добраться до меня. И когда кто-то на цыпочках подкрался и застыл с той стороны двери, прошептала:

— Кто там?

Раздался ехидный, писклявый смешок.

— Вот теперь ты получишь по заслугам, — голос Нильи так и сочился ядом.

В недобром предчувствии ёкнуло сердце, на мгновения я поддалась панике. Но перед этой гадиной постаралась держаться и не показывать истинных чувств.

— И что? — ответила равнодушно, хотя сердце билось громко, часто, будто хотело пробить рёбра и выпрыгнуть из груди.

— Это ты ещё не знаешь того, что знаю я.

— Так Орельи с тобой и поделились планами.

— Я слышала, что она говорила.

Я не видела Нилью, но живо представила её гаденькую улыбочку, блестевшие мстительные глазки, смотревшие из-под жидкой чёлки.

— Так я и передам Орельи, что ты слышала и проболталась, — ехидно парировала я.

— Только попробуй!

— А то что? Что ты можешь мне сделать?

— Я… я пожалуюсь, что это ложь, и ты хотела сбежать! Да, именно так! Даже покажу стекло с трещиной! Скажу, что ты его разбила.

Я расхохоталась, вспомнив, о каком окошке идёт речь.

Небольшое, высоко под потолком, скудно освещающее гардеробную. Этой зимой из-за морозов оно треснуло. Чтобы Орлица не ругалась, мы с девочками припорошили его немного снегом… — повернулась к нему и с грустью отметила, что оно маленькое даже для меня. Не пролезу в него при всём желании.

— Орлица тебе не поверит.

— О, она в такой ярости, что поверит чему угодно. Кроме того, твои дни в пансионе сочтены.

— Вот напугала! — хмыкнула я.

— Ты не знаешь главного! — голос Нильи зазвучал громче, злораднее. Не иначе как она приникла всем телом к двери. Жаждет выложить новость, что подслушала, но медлит, чтобы помучить меня неизвестностью.

А мне лучше бы вызнать, какую гадость приготовила Орлица, и подготовиться, чтобы потом не выдать своего волнения и страха.

— Врёшь. Ничего ты не знаешь, — я нарочно передразнила её. — Только и можешь, что трепать языком бла-бла-бла!

— Знаю!

Я притихла, сделав вид, что отошла от двери и больше не слушаю. Нилья помолчала, а потом злобно зашипела:

— Хорошо, я скажу! Скажу, чтобы ты знала и помнила меня. Ту, кто принёс тебе благую весть!

«Выкладывай уже!» — едва не рявкнула я, но сдержалась. И Нилья торжествующе выпалила:

— Мадам Орельи, по праву опекуна во время твоего обучения в пансионе, выдаст тебя замуж. За месье Суси!

Хорошо, что меня от злых глазок гадины Нильи отгораживала дверь, иначе бы она осталась довольна тем, в какой шок ввергла меня; как напугала!

Я схватилась за сердце, задрожала. Ноги подогнулись, и я опустилась на колени.

— Что, Бартуэ, впечатлена местью? «Красавец» месье Суси в самый раз подойдёт тебе. Такой же мерзкий, гадкий, как и ты! Будете жить несчастливо и недолго.

О нет! Лучше умереть, что выйти за этого желчного, противного, мелочного вдовца с его склочной матерью. Он двух жён уже свёл в могилу. В здравом уме никто в Лардуме и округе за него замуж не пойдёт. И я не дам согласия! Ни за что!

— Ну, радуйся, дурочка Бартуэ. А я пойду на уроки. Кстати, сегодня в обед знаешь, какой был вкусный омлет с грибами и сладким чаем! М-м! Пальчики оближешь!

Гадина знала, что я голодая, и намеренно дразнила.

— Если бы не я, ничего бы не изменилось в пансионе. Так бы и кормили плохо из-за жадности Орельи.

— Молодец, Бартуэ. Продолжай стараться. Вечером буду ужинать, но о тебе даже не вспомню. Пока-пока, будущая мадам Суси! — она гаденько захихикала и убежала.

Я не верила, что сказанное Нильей — правда. Однако после ужина, когда ученицы разошлись по классам, щёлкнул замок. Дверь отворилась, гардеробную в сопровождении двух классных дам вошла Орлица. В тёмном глухом платье она выглядела как ворона. И её взгляд из-под сведённых бровей не обещал ничего хорошего.

— Наслышана о твоём бесстыдстве, Бартуэ. Бегать с незнакомцем, совершенно не похожим на сиятельного господина, скрываться в безлюдном переулке и пытаться запугать меня — это не только проявление дерзости, но и порочности. Все только и судачат об этом. Поэтому я приняла решение. На правах опекуна… — Губы Орельи дрогнули и изогнулись в мстительной ухмылке. — Ты выйдешь замуж.

— Я не дам согласия, — сдержанно ответила я, хотя в душе́ царила буря эмоций, а по спине прошёлся холодок.

— Дашь, — она стукнула тростью. Как по команде одна из дам вышла и вернулась, неся на руках светлое свадебное платье, подол которого небрежно волочился по полу. — Или будешь сидеть здесь взаперти столько, пока не проявишь послушание. Ведь я… — она обнажила свои плохие зубы, — желаю тебе добра.

— Чтобы на вас такое добро обрушилось.

— Я уже немолода. К тому же я свободна, а ты нет. Поэтому надевай платье. Как только наденешь, получишь чай и печенье. Завтра утром состоится брачная церемония.

— Разве спешка не покажется странной? — попыталась я ухватиться хоть за какую-то отговорку.

— Какая разница, — отмахнулась директриса, только что твердившая о приличиях. Она развернулась, приняла из рук классной дамы платье и швырнула мне.

Я не ловила его, поэтому оно упало на пол, осев многослойными юбками пышной пеной у моих замёрзших ног.

— Ты будешь мне благодарна, — ухмыльнулась Орельи и покинула гардеробную в сопровождении молчавших дам.

Глава 8

Столько бед — и всё из-за избалованного Дракона, решившего потешиться надо мной.

Волна негодования поднялась в груди, разлилась жаром по телу. Ох, как я зла на него. Удумал зажимать в переулке сироту и приставать с поцелуями! Знает, что за меня некому заступиться!

Вспомнила, как грубо оттолкнула его, и пожалела, что ему мало досталось.

Ух, надо было тогда его хорошенько пнуть, чтобы не повадно было лезть к честным девушкам с поцелуями!

Однако перед глазами встал миг, когда он смотрел на меня с нежностью. Как я, заколдованная его взглядом, с замиранием сердца задержала дыхание и застыла, любуясь Шаллерэном. Вспомнила касание его мягких, дерзких, наглых губ — и лицо залила краска.

Вот же негодяй! Дурит глупышкам головы, пользуясь своим очарованием, а мне потом разгребай беды. А ведь таких, как я, у него много…

Стоило представить, как он целует других… Да хотя бы Олеану, в душе́ поднялась волна гнева, негодования и саднящей боли, от которой перехватило дыхание.

Увы, для Сиятельного Дракона я лишь игрушка. Глупо верить, что он хоть что-то делает для блага сирот. Он просто сделал красивый жест. А я не сдержалась — и вот… в ловушке.

Если бы только я могла выбраться отсюда и сбежать!

С тоской покосилась на окно. Увы, оно высоко, узкое, и вряд ли я через него пролезу.

Но если не хочу, чтобы меня выдали замуж или уморили голодом, надо постараться.

От негодования из-за жестокости Орлице зачесались кулаки. Но нельзя распускать руки, иначе слух о моём склочном нраве разнесётся по Лардуму, и я не найду работу. А мне она очень-очень нужна, чтобы выжить зимой на улице!

В крайнем случае я могу добраться до родителей Амелины и там найти временный приют. Но опять же, мне надо сначала сбежать. Что Орлица утром выдаст меня замуж, я даже не сомневалась. Ведь это и есть её месть.

Всё из-за Дракона! Синие, красивые глаза встали перед взором, и я горестно вздохнула. Да, я для него прихоть, провинциальная глупышка, но он для меня останется самым красивым мужчиной, которого я только видела. Я буду помнить его всегда. А он меня уже забыл, ведь у него полно́ красавиц, как Олиана.

Порывы стенаний, истерики и укоров я пресекла на корню.

Что сделано, то сделано. Сейчас надо думать о бегстве.

Ненавистное платье, новое и достаточно красивое, я готова была изорвать в клочья. Уже схватила его и с ненавистью потянула за рукав, однако на меня снизошло озарение.

Пусть думают, что я испугалась и сдалась. Потеряют бдительность. Быть может, я получу воды и печенье… А потом… Потом я сделаю всё, чтобы выбраться через окно. В конце концов, оно старое и хлипкое. Или нет?

Не уверена, что получится, но это мой единственный шанс.

Я надела ненавистное платье с мелкими пуговицами, от которого зачесались кожа, и стала расхаживать по гардеробной, громко топая.

Подол задел одну из напольных вешалок. Она с грохотом упала. Зато подозрительный шум привлёк внимание моих надзирательниц.

Ключ повернулся в замке, с надсадным скрипом открылась дверь, и вошла, конечно же, Орлица.

— Надо же. С чего такая покладистость? — нахмурилась она, разглядывая меня. Так и не поверив в мою сговорчивость, сложила руки на груди и встала в проходе, чтобы не дать мне сбежать. — Подозрительно. А как же гневные обличения, обещание небесного возмездия?

— Платье, мадам. Оно такое красивое. О таком я даже не смела мечтать, — чтобы скрыть истинные чувства, кротко потупила взгляд. — К тому же замужество — это не так плохо. Разве не к этому стремятся все девушки? Я даже выйду раньше, чем Нилья. — Я горделиво расправила плечи.

У Орлицы глаза округлились, едва не вылезли из орбит.

— Вы же желаете мне, мадам, добра. А месье Суси хоть и немолод, однако не беден. У него своя лавка. Голодать мы не будем.

У Орельи от моих слов спёрло дыхание. Она застыла с открытым ртом. Ей даже понадобилось несколько раз вдохнуть — выдохнуть, чтобы прийти в себя и отмереть.

— Если укротишь свой нрав, Бартуэ, то будет тебе счастье.

Всеми силами я пыталась изобразить послушание, но, чтобы не переиграть, подняла на директрису глаза и укоризненно попеняла:

— Но вы могли бы рассказать о планах раньше. Мне же требуется время, чтобы свыкнуться с мыслью о замужестве. Ведь ещё вчера и не думала о нём.

— Ты вообще плохо думаешь головой.

Директриса повернулась, чтобы уйти. Чтобы не остаться без воды, я намеренно покачнулась и оперлась рукой о шляпницу. Несколько шляпок упали на пол.

Орельи оглянулась, однако ничего не сказала. Разве что недовольно скривила губы.

Вскоре мадам Унина принесла мне большую чашку чая и печенье.

— Додерзилась, Эллария, — покачала она головой с туго уложенной косой на макушке. — Жаль, но ничего не изменить.

«Почему?» — едва не спросила. Хорошо, что вовремя прикусила язык и не выдала себя.

— Зачем менять что-то? — равнодушно пожала плечом. — Так я буду в тепле, при муже. Он позаботится обо мне.

По глазам классной дамы прочитала, что она думает иначе. Тоже наслышана о жестоком нраве семейки Суси.

Мадам Унина поджала бледные губы, нервно покрутила пуговицу на синем форменном платье, за которое классных дам зовут не иначе как кляксы, вздохнула и согласилась, не очень-то уверенно:

— Пожалуй, да. Так будет лучше.

После её натянутой, неискренней улыбки мне стало грустно. Растаяли последние иллюзии, что я могу получить хоть какую-то помощь, передать записочку или ещё как-то спастись.

Я опустила голову и попросила:

— Прошу, передайте девочкам, чтобы они за меня не волновались.

— Передам. Даже приглашу их на церемонию. Она пройдёт утром в зале пансиона.

— Почему не в храме? — насупилась я. Даже играть не пришлось, настолько ошарашила новость.

— Светоч приедет к нам. Так будет лучше.

«И вызовет меньше пересудов, если я скажу нет», — прочитала я между строк.

— До завтра ты, Эллария, будешь находиться здесь.

— Но… — не успела возразить, она выглянула за дверь. Там переговорила с одной из дам, дежуривших в коридоре, на случай попытки моего бегства, и скоро передо мной стоял ночной горшок. — Даже не думай глупить. Тогда завтра ты станешь самостоятельной. И счастливой.

Ложь так и сквозила в словах классной дамы. Мне хотелось подойти к ней, заглянуть в глаза, спросить: что с вами случилось? Но если выдам себя хотя бы взглядом, с меня не спустят глаз.

Заставила себя через силу улыбнуться.

— Я волнуюсь за это чудесное платье, — закусила губу, чтобы пересилить себя и не почесаться. Кружевные ставки на лифе и спине ужасно чесались. Я даже заподозрили, что ночью меня покусали блохи, но, тьфу, тьфу, тьфу, этих тварей в пансионе вроде бы нет. Или мне «повезло» найти парочку? — Чтобы не помять его, не порвать, могу снять его? Пока что?

— Пожалуй, да. Так будет разумно. Но завтра, если не наденешь его, будешь выходи́ть замуж в форме. И сама испортишь себе церемонию.

— Надену… — я погладила кружевную вставочку на лифе. — С удовольствием. Ведь такого красивого наряда у меня никогда не было. Удивительно, что мадам купила его для меня. Чем я заслужила такую доброту?

Классная дама оглядела меня исподлобья, хмуря тонкие, почти невидимые брови.

— Не знаю, Эллария. Но лучше бы тебе не испытывать её терпение. Переоденься, поешь и помолись. Милость Светлого тебе понадобится.

Вот сейчас она говорила искренне. Но всего лишь миг.

— Желаю тебе счастья, Эллария.

— Я могу увидеть девочек? Так хочется поделиться с ними радостной новостью! — я сложила ладони свечой и, изображая блаженную дурочку, похлопала ресницами.

— Завтра увидитесь, — сухо бросила дама Унина.

Увы, меня снова заперли. Теперь моя жизнь зависит от того — смогу ли я протиснуться через окно?

* * *

Я лежала на ворохе курток и мучительно гадала: когда лучше бежать?

— Бартуэ, спишь? — неожиданно приоткрылась дверь. Дама Жильдина, наставница младшего класса, просунула голову в щель и, щурясь от яркости своего светильника, нашла меня взглядом.

— Почти заснула, — зевнула я, прикрываясь рукой от резкого света.

— Вот и хорошо. Утром рано вставать, — она чопорно поджала губы, чтобы тоже не зевнуть.

— Насколько рано?

Мне не ответили. Дверь закрылась, и я осталась в темноте.

В скудном лунном сиянии очертания вещей едва различимы. А гардеробная, как назло, заставлена битком. Придётся постараться, чтобы при бегстве ничего не уронить и грохотом не привлечь к себе ненужного внимания.

Выждав немного, я поднялась и стала тихо, как мышка, освобождать место под окном от вешалок, коробок. Сняла даже настенную шляпницу.

Действовала осторожно, не спеша. А когда закончила, легла и долго вслушивались в звуки, доносившиеся из коридора.

Наконец, ближе к полуночи шаги и голоса стихли. Пансион погрузился в сонную тишину.

Казалось бы, лучшее время для бегства. Однако Орлица ложится позже всех. Она запросто может прийти и удостовериться, что я на месте и ничего не вытворила, поэтому надо подождать ещё немного.

Но как же мучительно ожидание! Сердце то замирало, то начинало гулко биться, отдаваясь грохотом барабанов в висках. Я сжимала кулаки, покусывала губы, разминала напряжённое до предела тело.

Лишь когда за дверью разнёсся приглушённый храп сторожившей меня классной дамы, я решилась.

На цыпочках подошла к узенькому окну. Накидала под ним целую гору верхней одежды. Поверх накрыла несколькими куртками, накидками. Забралась на мягкое возвышение и осторожно потянула хлипкую створку.

Окно открылось наполовину. Чтобы до предела распахнуть его, пришлось приложить усилие.

Почти сразу же гардеробная наполнилась ароматом зимней свежести, морозца.

Я высунула голову на улицу, огляделась. Как хорошо! Если не думать, что тело осталось в гардеробной и едва ли протиснется через узенький проём.

Осенив себя защитным жестом, я протянула руки. Затем стала протискивать плечи…

Форма цеплялась за старую, шершавую деревянную раму, мешала. Если не сниму её, то точно застряну, особенно в груди или бёрдах.

Пришлось спуститься и раздеться, скинув с себя кофту, рубашку, юбку…

Оставшись в одном нижнем белье и тоненькой сорочке, я попыталась протиснуться снова.

Да, так удобнее, но холодно. Меня затрясло от озноба. Зато удалось выбраться почти по грудь.

Помогая себе, я упёрлась локтями в ледяную стену, выдохнула и, извиваясь змеёй, продолжила протискиваться.

Чтобы не кричать, хватала ртом воздух, стискивала зубы и толкала себя, толкала…

Зато грудь прошла! Я уже по талию на свободе.

«Элла, терпи. Чуть-чуть осталось», — твердила, болтая в воздухе ногами, изо всех сил напрягая руки и молясь Светлой не застрять бесповоротно в бёдрах.

И всё-таки застряла. Намертво.

Повиснув вниз головой, я из-за паники, отчаяния и боли в пережатом животе даже дышать перестала. Вдруг сорочка треснула, кожу обожгло болью — и бёдра чудом проскользнули. Я упала в сугроб.

Лёжа в мягком снегу, я смахивала замёрзшими пальцами слёзы счастья и не могла поверить, что мне удалось выбраться!

Чтобы не терять драгоценного времени, скорее выбралась из сугроба и… Спохватилась, что допустила роковую ошибку, забыв перебросить через окно куртку. Теперь же при всём желании не смогу дотянуться до одежды в гардеробной. А, если попытаюсь отломать ветку, чтобы использовать как крюк, выдам себя.

— Вот же глупая! — зашипела сквозь стучавшие от озноба зубы, выпуская облачко пара.

Конечно, можно постучать в двери пансиона, вернуться. Но лучше скорее бежать к дому мадам Вуше. Она спит на первом этаже, услышит меня, впустит.

Обхватив себя руками, я пригнулась и побежала по дорожке, мимо чёрных окон пансиона, радуясь, что не скинула ботинки.

Свернула к заднему дворику, по горке накиданного снега забралась на крышу дровяника и ловко перебралась через забор.

Вот теперь я на свободе! Надо только не останавливаться и скорее бежать к дому мадам Вуше или четы Журин.

До Тихого переулка ещё несколько улиц, а я уже промёрзла как ледышка, а ссадины мороз так пощипывал, что, казалось, будто их посы́пали солью.

Ничего, уже скоро буду в тепле и безопасности.

Упрямо шагая вперёд, я миновала Нижнюю улицу, подошла к мосту, чтобы перейти на Садовую, как за поворотом раздался мужской громкий гогот.

От ужаса сердце пропустило удар. И пока меня не заметили, скорее спряталась за опорой моста, вжалась спиной во влажное бревно, стараясь слиться с ним.

Шумная компания прошла мимо. Опасность миновала.

Я выдохнула, стала карабкаться к мосту, да нога соскользнула, и я с обрыва кубарем скатилась в речку.

Она мелкая, не утону. Однако пока выбралась на берег, вымокла до нитки, выбилась из сил и замёрзла так, что волосы покрылись инеем. И когда, наконец, выбралась, тело налилось тяжестью, стало непослушным.

Ничего. Я не сдамся. Только полежу немного и снова пойду.

Глава 9

Сначала я ощутила пьянящий запах с нотками хвои, моря, кожи и толикой благородной цедры… Такой родной и желанный, что от восторга по телу искорками удовольствия рассы́пались мурашки.

Затем горячие, сильные руки обняли меня, бережно приподняли… Я едва не заурчала, как довольная кошка. Однако, не веря в новую неожиданную встречу, разомкнула веки, чтобы убедиться в догадке.

Синие глаза Дракона, с танцующими золотыми искорками, смотрели с нежностью, волнением, искренним беспокойством.

Сердце сладко сжалось от ликования и упоения. Но эйфория схлынула, когда осознала, что в реальности это неисполнимо. И нежность Шаллерэна — не иначе как сон…

Ну и пусть. Зато сейчас я не должна следовать правилам приличий и этикету, могу быть собой и не бояться пересудов.

Подняла глаза, наши взгляды встретились, и я замерла, растеряв решимость.

— Вы? — изумлённо прошептала банальную глупость, чтобы скрыть смущение.

Я пленена магией невероятного обаяния Сиятельного Дракона. Не удивительно, что теперь он наведывается ко мне во снах.

Да, я пыталась не думать о нём, выгнать из девичьих грёз, но… Кажется, немного влюбилась. Только боюсь себе в этом признаться.

— Я, — от бархатного, раскатистого голоса по телу разлилось тепло, сразу стало легче дышать. А когда сильные руки притянули меня к широкой, горячей мужской груди, с часто бьющимся сердцем, я, вместо того, чтобы показать характер, гордость, уткнулась носом в тёплую, приятно пахнущую ткань и затихла.

Никогда ещё не чувствовала себя более уютно, защищенно, чем в объятиях Дракона. Жаль, что эта забота, нежность — лишь мои грёзы.

— Вот зачем вы приходите ко мне во снах? Нигде нет от вас спасения.

Шаллерэн рассмеялся грудным, низким смехом.

— Ты против?

— Не хочу страдать.

Ну вот, сейчас он начнёт ёрничать, ведь даже во сне у него характер несносный, непредсказуемый. Сейчас щёлкнет пальцами, и я буду неуклюже танцевать перед ним. Хотя сон мой, и должно быть по-моему!

Однако вместо колкости ладонь Шаллерэна опустилась на мой затылок, мягко прошлась по волосам.

— Почему же страдать, Эллария? Разве я причиню тебе боль?

На его красивых губах заиграла невероятная озорная улыбка. На щеках появились ямочки.

Мне очень хотелось коснуться Дракона, провести рукой по его чёткой скуле, по светлой щетине. Но я боялась шелохнуться и проснуться. И всё же, как ни старалась оставаться в желанном сновидении, перед глазами заклубился туман. Я погрузилась в темноту.

— Эллария? Эллария!

Стоило услышать взволнованный голос Шаллерэна, жемчужное сияние развеяло мрак, страх растаял, и на душе стало спокойно, умиротворённо, как будто всё плохое ушло. Даже легче стало дышать.

— Шаллерэн, скажите… — Я встретилась с ним взглядом, и лицо опалил жар. — Если вы ледяной дракон, то почему сейчас мне тепло?

Вместо ответа, он легонько коснулся подушечкой пальца кончика моего холодного носа, улыбнулся и исчез в тумане. Но тепло его рук, обнимавших меня в сновидении, осталось со мной.

…Я проснулась. Однако даже с закрытыми глазами поняла, что лежу под тёплым одеялом, в тёплой комнате, где пахнет душистыми травами, сладкими ягодами и ароматной выпечкой.

Неужели я всё-таки смогла добраться до мадам Вуше⁈

Мой живот громко заурчал от голода, и я услышала:

— Элла⁈

Распахнула глаза и… оцепенела, увидев, что нахожусь в пансионе, в нашей спальне. Девочки сидят рядом, занимая постели Милии и Клары, взволнованно разглядывают меня.

— Ты очнулась! — радостно всплеснула руками Каррина и склонилась надо мной, проверяя, есть ли у меня жар.

— Фух! — взяла меня за руку Хэлла.

За ними подтянулись другие девочки.

— Мы так переживали за тебя! — опустилась перед постелью Роделия. — Вот же ты непоседа!

— Хочешь есть? У нас есть корзиночки с ягодами.

— Тебе надо набираться сил!

Мне протянули несколько красивых десертов с алым ароматным желе.

Я рада видеть подруг, но… не сейчас. И не здесь.

Вместо слов, закрыла глаза, и по моим щекам потекли слёзы.

— Эй, ты чего? — прошлась надушенным платочком по слёзным дорожкам Амелина. — Не переживай. Ты цела и невредима. Хорошо, что тебя нашли.

— Лучше бы не нашли! — всхлипнула я.

— Не говори глупостей, — села на постель Каррина. — Тогда бы ты замёрзла насмерть! И кому было бы лучше?

— Мне! Не хочу замуж за Суси! Лучше умереть! — я уже не сдерживала горьких слёз.

— Тише-тише! Никто тебя не заставит выйти за него, — улыбнулась Амелина. — Тем более что он уже женат.

От изумления я перестала всхлипывать и, широко распахнув глаза, оглядела подруг. Выглядели они не просто довольными, а торжествующими.

— Мадам Орельи теперь мадам Суси, — хихикнула Роделия, накручивая светлый локон на палец. — Эх, жаль, ты не видела их церемонию! Это было…

— Эпично! — закивала Каррина.

— Согласны ли вы, Линелия Орельи, выйти замуж за этого достопочтенного мужчину? — передразнила Милия дребезжащий голос пожилого светоча.

— Нет! Нет! — хором пропищали девочки, изображая напуганную директрису.

— Благословляю вас! — засмеялась раскрасневшаяся Амелина, не скрывая ехидства, и начертила в воздухе знак Светлой.

Я смотрела на девочек и не верила, что это правда.

— Вы шутите? Да?

— Ни капельки.

— Именно так и было, Элла.

— Жаль, что ты этого не видела.

— Но теперь она и он… будут управлять пансионом! — спохватилась я. — Совсем житья не станет нам.

— А вот и нет, — покачали головами подруги. — Новоиспечённую мадам Суси сняли с должности и… — Они заговорщицки переглянулись.

— Что? Не томите меня! Что происходит?

— Ревизия. Проверяющий заносит имущество пансиона в список и подсчитывает, сколько на нас потратили, а сколько мадам Орельи, ой, Суси, положила себе в карман.

Я не верила.

— А потом мы поедем в столицу! — мечтательно закатила глаза Амелия.

— Благодаря тебе. Умеешь ты, Элла, рассердить Дракона. Да так, что он не может тебя забыть. Ой, — Роделия прикрыла рот ладонью.

— Проболталась! — фыркнула Каррина.

— Я нечаянно!

Я не понимала, что происходит. А уж когда за спинами девочек распахнулась дверь, и вошла с подносом статная дама, на груди котором красовалась эмблема со ступкой, какие носят травницы, совсем растерялась. И больше оттого, что, кажется, я разговаривала с Драконом отнюдь не во сне!

Ох, что же он теперь обо мне думает⁈

* * *

После ужина я переоделась в строгое, но невероятно красивое платье из голубой тонкой шерсти, которое будто бы шили именно для меня. Оглядела себя в ручном зеркальце и, убедившись, что выгляжу достойно, отправилась в кабинет бывшей директрисы.

Когда входила, приготовилась увидеть ревизора — эдакого старичка, который тщательно записывает каждую мелочь, задаёт каверзные вопросы, но увидела симпатичного молодого человека в сером сюртуке. Сидя за столом, он перебирал бумаги, всецело поглощённый работой.

— Присаживайтесь, — указал на стул. — Пару минут.

Я села и стала украдкой разглядывать его, отмечая про себя, что он молод, аккуратен, умён… И очки не портят его приятную внешность…

Вдруг в кабинете заискрился воздух, появилась сияющая арка, и из неё буквально выбежал запыхавшийся Шаллерэн, застёгивая на ходу сюртук.

— Пэрт, свободен, — рявкнул он так, что беднягу ревизора ветром сдуло из кабинета.

Я напряглась, решив, что Дракон не в духе, однако, когда мы остались одни, Шаллерэн искренне улыбнулся.

— Рад тебя видеть в здравии, Эллария! — сев за письменный стол, он пригладил непослушные серебристо-пепельные пряди, выбившиеся из собранного хвоста.

Его глаза, цвета пронзительной синевы, сегодня лучились мягкостью, заботой, как во сне. Невольно залюбовалась им.

— Я задержался. Прости.

Лёгкая естественная небрежность вкупе с роскошной озорной улыбкой придавали ему особенную притягательность. Сейчас он невероятно хорош собой, до рези в глазах и сладкой муки в сердце… Но не менее меня потрясли слова.

— Вы извиняетесь передо мной?

— Да, Эллария. Я умею признавать свои оплошности. Однако я намерен отчитать тебя за безрассудство. Как ты додумалась покинуть заведение ночью, раздетая, одна? Ещё немного, и я бы опоздал!

Под его грозовым взглядом мне стало ужасно стыдно. И тон Шаллерэна хоть и строгий, но в нём есть нотки сострадания. Именно они убедили меня, что я была действительно в беде.

— Как вы нашли меня?

— Ещё одна наша неслучайная встреча, — он откинулся на спинку кресла и, нахмурившись, покачал головой. — Эх, Эллария, Эллария. Так рисковать собой.

Вспомнив, что убежала в сорочке и панталонах, я готова была провалиться сквозь землю.

— Мне ужасно стыдно. Но я не могла остаться. Меня хотели выдать замуж.

— Я бы не позволил сделать этого! — глухо прорычал он, сузив потемневшие от гнева глаза.

— Разве вам есть дело до сироты, над которой вы постоянно потешаетесь, выставляете посмешищем, позорите?

— Я? — брови Шаллерэна удивлённо изогнулись, крылья носа сузились. — Позорю?

— Состязание с примой Олеаной было унизительным.

— Прости, Эллария. Сейчас бы я себе подобного не позволил. Однако замечу, что ты была неотразима! Не поверишь, но я так никогда не смеялся. И сразу проникся к тебе уважением. Ты же знала, что шокируешь напыщенных гостей, но как держались! Я искренне восхитился твоей дерзостью, смелостью, находчивостью… До сих пор так и вижу, как твой взор испуганный кроткой лани сменяется на возмущённый, гневный. Как запахло грозой…

— Я ужасно пою.

— Мне понравилось, — он приложил ладонь к груди. — Было душевно. И здорово. Я бы пожелал, чтобы ты спела ещё раз. Но уже без принуждения и шантажа. По своей воле.

— Пусть вам невеста споёт, — вспомнила о приме, и от жгучей ревности на душе заскребли кошки.

— У меня нет невесты. Нет и фаворитки. Я совершенно одинокий Дракон, — Шаллерэн поставил локти на стол, опустил подбородок сплетённые пальцы и заглянул мне в глаза самыми честными глазами. — Клянусь.

Услышав признание, я обрадовалась, едва не задохнулась от накативших лавиной чувств. Но быстро спохватилась, что нельзя быть глупышкой, нельзя доверять мужчинам, особенно красивым аристократам.

— Меня это не касается, — отчеканила как можно равнодушнее. — Я благодарна вам за спасение, за благородную помощь, за заботу о пансионе, однако прошу перестать потешаться надо мной. Вы аристократ, а я сирота. Вы живёте в столице, а я после окончания пансиона буду искать место домоправительницы. Мы из разных миров, но это не значит, что у меня нет гордости и чести.

Обескураженный Шаллерэн рассматривая меня с удивлением и растерянностью. Затем шумно вздохнув, встал из-за стола и подошёл ко мне.

— Почему ты не веришь мне? — опустился передо мной на колено. — Разве ты не почувствовала притяжения, что возникло между нами? Разве твой привычный мир не перевернулся, когда мы встретились?

— Гнев! Праведный гнев — вот что я чувствовала! И чувствую сейчас, потому что там, где вы, там для меня беды.

— Этого больше никогда не случится, — он накрыл ладонью мои пальцы, заглянул в глаза, и для меня перестал существовать мир, сузившись до нас двоих.

— Я буду защищать тебя, Эллария, — Шаллерэн говорил с жаром, его губы двигались, а я смотрела на них и страдала. Хочу снова ощутить их мягкость. Хочу верить каждому слову! Мысль, что меня, ничем не примечательную сироту, выбрал мужчина, от прикосновения которого бросает в жар, пьянила, подталкивала к авантюре. Но достаточно приключений и рисков. Надо поставить точку, пока я ещё могу, чтобы не стать игрушкой в руках избалованного Дракона.

— Я сама себя защищу. И перестаньте на меня так смотреть, — отпрянула от него.

— Эллария, ты маленькая упрямица. Но я упрям не менее.

— Это уже ваши проблемы. Я не желаю быть вашей игрушкой.

Шаллерэн продолжал стоять передо мной, как рыцарь перед принцессой. Но я-то не принцесса.

— Что вы хотите от меня? Зачем играете со мной?

— Ты моя искорка, Эллария. Я хочу, чтобы ты была рядом. Хочу заботиться о тебе. Разве ты не почувствовала между нами особенную связь?

— Из-за которой я чуть не ободрала вашу чешую? Не боитесь, что почувствую её и добьюсь своего, устроив вам линьку?

— Настоящая искорка, — улыбнулся лучезарно Шаллерэн, чуть сильнее сжав мои пальцы.

На запястье его руки появилась и засияла жемчужная чешуя.

Не отрывая от меня взгляда, Шаллерэн с улыбкой оторвал одну из них, самую красивую, и, протянув мне на ладони, торжественно произнёс:

— Прошу, Эллария, прими мой сердечный дар. И мои самые искренние извинения. Я был слеп, не заметил, что ты особенная, дарована мне судьбой. Давай начнём наше знакомство сначала.

— Зачем вам это? — недоверчиво уточнила я, а рука уже сама потянулась к чешуе и крепко сжала её, как самое большое сокровище! И вот она, ещё тёплая, на моей ладони. Сверкает и сияет.

Я любуюсь ею, не могу оторваться, ведь она хранит тепло Дракона, невероятного существа, который пленил меня с первой встречи…

— Вы уверены, что хотите подарить её мне? — подняла глаза. — Вы потом пожалеете и потребуете вернуть. А я не отдам. Никогда и ни за что! Слышите? Да я уже не отдам! — Крепко сжала сокровище в кулаке.

— Она твоя, Эллария. Навсегда. Но я не буду спешить, торопить тебя. Попрошу только немного подождать, когда искорка в твоём храбром сердечке разгорится, и ты сама догадаешься обо всём. Ведь некоторых уроков вам в пансионе не преподавали.

Если до этого я сомневалась в словах Шаллерэна, искала подвох, то после его нежного, лучащегося взгляда, поверила. И всё же поспешила покинуть кабинет, чтобы не натворить глупостей. Ведь я пребывала в таком состоянии, что ещё немного, и окончательно поддамся очарованию Дракона и, коснувшись его, не отпущу. Никогда, отдав ему всю себя навсегда.

Глава 10

Ночью я ворочалась в постели, а, когда заснула, приснился Шаллерэн. Мы танцевали под чарующую музыку, кружась в облаках, и смеялись от счастья, не отрывая друг от друга восхищённых взглядов.

Проснулась я под впечатлением и весь день только и думала о нём. Очень уж его слова запали в душу. Вот только искренни ли они?

Прежде мне бы досталось за рассеянность, но Орельи покинула пансион. Большинство классных дам тоже ушли, поэтому уроков у нас пока что мало, и мы наслаждаемся свободой.

Девочки, собравшиеся в библиотеке после обеда, ликовали, радовались переменам и шёпотом секретничали о том, какой симпатичный Перт — личный секретарь его Сиятельства Дракона… Я вполуха слушала болтовню и думала о своём — о Шаллерэне, украдкой поглаживая пальцем восхитительную чешую.

Боясь потерять, я держала её в кармашке, не выпуская из рук. От одной мысли, что могу обронить своё сокровище, сжималось сердце.

Чтобы этого не случилось, собрала нитки, что остались после уроков рукоделия, и сплела миниатюрный цветной мешочек. Вложила в него драгоценность и, прикрепив шнурок, повесила на шею.

Теперь моя ненаглядная чешуйка не потеряется! С облегчением выдохнув, я вышла из библиотеки и, натолкнулась на мадам Унину.

— Эллария, тебе нездоровится? У тебя горит лицо, — она прикоснулась к моему лбу.

— Это румянец. Я бодра и полна сил, — с улыбкой заверила классную даму.

— Что ж, я рада. Тогда, если тебя не затруднит, составь список всего необходимого, что требуется ученицам в первое время. Сиятельный господин Шаллерэн взял на себя попечительство над пансионом и желает сделать жизнь учениц комфортнее.

— Конечно! — обрадовалась я, ликуя не от ожидания подарков, а оттого, что мы с ним ещё обязательно увидимся.

Перешагивая через ступеньки, я поднялась на второй этаж. Шагая по коридору к кабинету директрисы, глянула в окно на заснеженный сад и застыла, увидев, как Шаллерэн, красивый, статный, притягательный, стоит на дорожке в окружении разряженных городских дам.

Узнав, что столичный гость вернулся в Лардум, они поспешили представить своих дочерей. Окружили его и кокетничают.

Лава ревности жгучим смерчем пронеслась по венам. Задыхаясь от негодования, я прильнула лбом к холодному стеклу…

Будто почувствовав мою боль, Шаллерэн обернулся. Подняв голову, нашёл меня взглядом и, смотря мне в глаза, приложил ладонь к сердцу.

Неожиданно умиротворяющее тепло растеклось от моего сердца по груди и телу. Ревность прошла. И теперь я почему-то уверена: с ними он вежлив и не более.

Окрылённая, вошла в пустующий директорский кабинет, села за стол, взяла из папки несколько листов, макнула кончик перьевой ручки в чернильницу и стала записывать…

Новые одеяла, обувь, чулки, форма, посуда, книги в нашу скромную библиотеку… Старалась записывать только самое необходимое, но сколько же всего нам надо!

Потом сверяла список, обдумывала, уточняла количество необходимого, подчёркивала то, без чего просто невозможно пережить весну, особенно маленьким ученицам… Не удивительно, что засиделась.

Прозвучал звонок, созывавший к ужину. Я встала, потянулась и, прибрав за собой писчие принадлежности, спустилась в шумную столовую.

Сегодня подали нежные отбивные в сладкой подливе и вкусные кексы с цедрой.

Наслаждаясь сытной едой и непринуждённой атмосферой, мы с девочками смеялись, шутили, беззастенчиво сплетничали… Так с удивлением узнала, что пока я набиралась сил, Нилью исключили из пансиона.

— Надо же! — только и смогла выдохнуть я.

— Если будешь долго есть, прогулку пропустишь, — Каррина подкралась со спины, ляпнула меня по плечу и побежала по коридору к гардеробной… Я за ней.

Гурьбой мы вывалились во двор, где бегали, играли, катались на нашем катке, пока не стемнело.

День прошёл чудесно! Счастливая, я шла умываться. Заметив в приглушённом свете ламп, отражавшемся в окнах, своё отражение, остановилась.

Новое платье красило меня, придавая фигурке женственность. Волосы, уложенные Амелиной на затылке, на взрослый манер, растрепались, однако удачно подчёркивали овал лица и высокие скулы. Но больше всего меня поразили мои глаза, сиявшие от счастья, и губы… Неосознанно я покусывала их, и теперь они выделились на лице, привлекая внимание.

Прежде я считала себя обычной девушкой. Сейчас же невольно залюбовалась собой.

Вот так на меня влияет Дракон… С волнением сжала мешочек с чешуёй, но не почувствовала привычную жёсткость пластинки.

Не может быть! Стянула мешочек с шеи, открыла и… Не нашла!

Развернувшись на пятках, побежала в директорский кабинет, где в последний раз доставала чешуйку.

Влетела в него, зажгла настольную лампу, стала обыскивать лакированный стол.

Перевернула и перетряхнула все папки, журналы, обшарила каждую пядь столешницы, несколько раз передвинула фигурные чернильницы, готовальню со стальными перьями, счёты, пресс-папье… Но так и не нашла. Тогда с шумом отодвинула стул, опустилась на четвереньки и стала ползать по полу.

— Вот же я растяпа! — простонала, когда поняла, что безвозвратно потеряла своё сокровище. — Глупая гусыня!

— Кхм, кхм… — раздалось деликатное покашливание.

— Вы? — вздрогнула я, разглядев у двери, ведущей в личную спальню бывшей директрисы, Шаллерэна. Он стоял босой, в брюках и рубашке, опираясь плечом на дверной косяк, и смотрел на меня сияющими в темноте глазами.

— Ты, как всегда, прекрасна, Эллария. Так бы и любовался тобой.

— Вы здесь? Не в столице?

— Я там, где моя искорка, — улыбнулся он. — Но почему ты печалишься. Что стряслось?

Желая помочь подняться, подошёл и протянул руку.

Его голос наполняла искренняя забота, а тон такой сострадательный, что мне стало ещё горче.

— А потеряла её! — выпалила отчаянно. — И не могу найти!

— Кого? — Шаллерэн взял меня за руки.

Признаваться страшно, стыдно, но у меня не возникло даже мысли о том, чтобы солгать или утаить потерю.

— Ваш дар! Я хранила его тут, — прижала ладонь к груди, — чтобы не потерять! Не выпускала из рук. А теперь… — До боли закусила губу, заморгала, смахивая набежавшие слёзы.

— Ты не могла его потерять, — он заглянул в глаза, мягко, успокаивающе поглаживая большими пальцами мои запястья.

— Но потеряла! — Даже если он великодушно подарит мне ещё одну, никогда не забуду первую. Ту, от которой сладко замирало сердце. — Не сберегла!

— Эллария, — ласково и удивительно спокойно обратился Шаллерэн. — Ты не могла её потерять. Скорее всего, произошло вот что…

Он поднял руку, закатал рукав, показывая на запястье сияющую в сумраке искорку.

— Что это? — изумлённо прошептала я. Позабыв о приличиях, коснулась пальцем метки на его коже.

Меня словно молнией пронзило, окатило яркими искорками. Приятное тепло растеклось по руке. А когда он бережно отодвинул манжету платья, от изумления воскликнула, увидев на своём запястье миниатюрную фигурку дракона, которая тоже сияла.

— Смотри, Эллария…

Жар тела Шаллерэна ощущался даже сквозь расстояние и ткань.

Мы соединили наши ладони, сцепили пальцы замком. Метки ожили: мой дракон раскинул крылья, а искорка набрала яркость, обратившись в пламя.

Они пульсировали, двигались в унисон. И выходило, что дракон летит и дышит огнём, объединяя нас в целое…

Как заворожённые мы стояли в полумраке и любовались нашими метками.

— Ты приняла мой дар, Элллария. — Торжественно прошептал Шаллерэн, бездонно-чёрными глазами нежно вглядываясь в моё лицо.

— Наша связь крепнет? Станет сильной — сильной, чтобы остаться навсегда? — засы́пала я его вопросами.

Он ответил тихим счастливым смехом.

* * *

Обустройство пансиона проходило в сумасшедшем темпе.

Почти сразу же у нас появились новые наставницы. Некоторые даже из столицы, ведь наш попечитель решил, что этикет на должном уровне может преподавать только истинная аристократка из высшего общества.

Не знаю, как он уговорил графиню Наверди приехать в Лардум, но когда мы увидели её, худенькую, с идеальной осанкой, умным, живым взглядом и невероятно обаятельной улыбкой, восхитились искренне и захотели хотя бы немножечко стать похожей на неё.

— Я к вам ненадолго, ласточки мои, поэтому старайтесь запоминать всё, что услышите на уроках. Никто не знает, куда судьба занесет вас. А идеальные манеры и знание этикета помогут вам произвести необходимое впечатление… — наставляла она нас, то и дело поглядывая на меня из-под полуприкрытых век.

Графиня разыгрывала с нами невероятные сценки, мастерки изображала наши сутулые спины, но делала это так беззлобно, что вызывала лишь искреннее восхищение.

Её стараниями наши осанки и манеры заметили в городе. Теперь, когда мы прогуливались, горожане обращались к нам не иначе, как юные леди, а не босячки, попрошайки или невоспитанные нищенки.

Но сколько же из зависти появилось пересудов! И это ещё злопыхатели не знают, что среди воспитанниц нахожусь я — истинная Сиятельного Дракона!

Чтобы подготовить меня к представлению и приему столичным обществом, которое по словам Шаллерэна жестоко и надменно, он не жалел сил, прививая мне хорошие манеры, делясь необходимыми знаниями.

Я ценила его старания, но будь моя воля, так бы и осталась в провинции. Однако у него служба, и он должен быть при дворе.

Шаллерэн старался не выделять меня среди учениц пансиона, но я всегда чувствовала его заботу, присутствие. К тому же у нас появилась общая тайна…

Когда мы с девочками вечерами или в воскресные дни выходили в город, чтобы прогуляться или потратить выданные нам карманные деньги, мой любимый Дракон умудрялся каждый раз являться в самом невероятном образе. Видя его настоящего сквозь личину, я широко улыбалась, украдкой подмигивала и едва сдерживала рвущийся хохот. Зато так мы могли быть вместе у всех на виду, при этом не вызывая подозрений.

В этот раз мы с девочками, Карриной и Милией, шли по почти летнему, позеленевшему городу, болтали о том, как скоро поедем в столицу, посетим самые красивые места.

Щурясь от света, я любовалась первыми цветами и оступилась.

Меня тут же подхватила под локоть сильная мужская рука.

— Юная отроковица… — изображая старческий голос и держась за спину, как обычно делают пожилые люди со слабой поясницей, Шаллерэн покачал головой. — Осторожнее. Иначе будете страдать, как я. — Ох! — Изобразил приступ поясничной боли.

Я прикусила губу, чтобы скрыть широкую улыбку.

— Элла? — нахмурились подруги, которым уже порядком надоели мои странные знакомства на каждой прогулке. — Ты скоро?

— Идите, — я махнула рукой.

— Постоянно к тебе пристаёт кто-нибудь, — Каррина нахмурила брови и шутливо пригрозила пальцем: — Мы обо всем расскажем господину директору.

— Старичок спину сорвал, помогая мне, — я замедлила шаг, чтобы идти вровень с Шаллерэном, скрывающимся под личиной безобидного, неприметного старичка. Уже скоро мы отстали и могли говорить не таясь.

— Восхитительный морок, — похвалила я старания любимого Дракона.

— Знаешь ли, образ старушки Женевьевы мне уже поднадоел.

— Зато как девочки нахваливают её булочки, — я оглядела спутника, в надежде, что и в этот раз он принёс чудесную сдобу.

— Покупал у столичного кондитера, — подмигнул Шаллерэн, щуря синие глаза, в которых танцевали озорные, золотые искорки. От восторга и нежности сердце ёкнуло, и я остановилась, чтобы полюбоваться ими. — Но старичок Эдвин тоже имеет секреты. — Протянул мне мою любимую сдобу в виде сердца.

— Вы, Шаллерэн, мой самый большой и чудесный секрет!

— Правда? — просиял он, распрямляя спину. Спохватился, что ныне он старичок, хлопнул себя по лбу и снова сгорбился, возвращаясь в образ. — Как тебя зовут, деточка? — Прошамкал, изумительно подражая скрипучему старческому голосу.

— Эллария, дедушка, — разглядывая красавца Дракона, держащегося за поясницу, я едва сдерживала смех.

— Знаешь, Эллушка… — он огляделся по сторонам и, убедившись, что до нас никому нет дела, с нежностью провёл рукой по моей щеке. — Теперь и ты кажешься людям старушкой. Я могу держать тебя за руку, не привлекая внимания.

Перед нами и вправду стали расступаться горожане.

— И какая я старушка? — улыбнулась я, не сводя глаз с любимого Дракона.

— Прыткая, бойкая и очень милая, несмотря на года и седину.

— Из вас старичок тоже так себе.

— Тогда есть ещё вариант… — Мы свернули в пустынный переулок. — Закрой глаза…

Я ощутила дуновение ветра.

Распахнула глаза, и увидела, что мы стоим посреди огромного катка. Идеально подстриженные деревья, окружавшие его, украшали гирлянды и цветные иллюзии. Невероятно красиво.

— Ух ты! — восхитилась я. — Как будто попала в настоящую сказку!

— Это столичный императорский каток. Он поддерживается магией и действует даже летом, — Шаллерэн радовался, как мальчишка, что ему удалось впечатлить меня. — Сначала я хотел перенести тебя далеко на юг, где растут диковинные цветы, поют красивейшие птицы. Но потом подумал что…

— М? — я повернулась к нему, заглянула в глаза.

— В день нашего знакомства встреча на катке прошла совсем не так, как должна была пройти.

— Ой, я про неё уже забыла, — смутилась я, очень даже хорошо помня, как неуклюже уползала от статного незнакомца, испепелявшего меня внимательным взглядом.

— Эту оплошность надо исправить, — он отпустил мою руку, отступил на шаг и торжественно представился: — Лорд Шаллерэн Анрель ди Эрве VII.

— А я… Я просто Эллария, — я присела в реверансе, самом грациозном и изящном, какой только смогла сделать.

— Единственная и неповторимая!

— Для меня вы тоже единственный и неповторимый, господин Дракон.

— Знали бы вы, прекрасная Эллария, с каким нетерпением я жду наших встреч…

Зазвучала музыка. Наши ноги окутала дымка, и привычная обувь обратилась в фигурные коньки.

— Позвольте пригласить вас на танец?

Я приняла его руку, и мы закружились под нежную, протяжную мелодию…

Катаясь, мы совершали самые невообразимые фигуры. А когда Шаллерэн поднял меня, и я, раскинув руки, как будто полетела, засмеялась от восторга.

— Мне это снится, — призналась, хохоча от счастья, ощущения небывалой легкости. Когда оказалась на ногах, потянулась к Дракону и робко поцеловала его в щеку.– Спасибо за чудесный вечер.

— Знала бы ты, моя Искорка, как я хочу показать тебе весь мир! Но эти приличия! Невероятно тяжело соблюдать их, когда хочется усадить тебя на спину и унести далеко-далеко, где, кажется, что до звезд можно дотянуться рукой.

— Я согласна! — с жаром ответила я.

Заглядевшись на меня, изумленный Шаллерэн поскользнулся.

— Эллария, ты хорошо читала ту книгу, что я подарил тебе?

— Да я знаю её на зубок!

— Тогда знаешь, что это означает?

— Да! — отбросив смущение, я прильнула к горячо любимому Дракону, обняла его за талию и спрятала горящее от волнения лицо в его широкой груди. — Я согласна смотреть на звезды вечность, но только вместе с тобой, Шаллерэн.

— Эллария! Искорка моя… — он порывисто обнял меня. Приложил мою руку к своему гулко бьющемуся сердцу, накрыл ладонью мои пальцы, и я готова была поклясться, что не только наши сердца застучали в унисон, осененные истинностью драконьего огня, но и дыхание у нас стало одним на двоих. — Я хочу, чтобы ты была со мной каждый миг… Всегда!

— Навсегда твоя, — отозвалась эхом я и, принимая нерушимую клятву, ответила на поцелуй.

Огненный жар стремительно разнесся по венам, окутал нас, проникая через каждую частичку тела в самую душу, соединяя и благословляя.

Отныне мы навсегда принадлежим друг другу, слившись в едином пламени, которое никогда не погаснет.

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10