А. Смолин, ведьмак [Андрей Александрович Васильев] (fb2) читать онлайн

Андрей Васильев А. Смолин, ведьмак

1. Чужая сила

Все персонажи данной книги выдуманы автором.

Все совпадения с реальными лицами, местами, происходящими или произошедшими ранее событиями — не более чем случайность.

Что можно получить, совершив доброе дело? Например, благодарность. Или похвалу. А может, просто хорошее настроение? Но это если все пойдет так, как у людей водится. А если нет…

Александр Смолин, обычный московский парень, работающий среднестатистическим клерком в банке, помог вроде бы самому обычному старику, когда тому стало плохо на улице. Правда, помощь запоздала, старик умер. Плохо, конечно, но все мы смертны. Но старик тот возьми да и окажись ведьмаком. А тем перед смертью непременно кому-то свою ведьмачью силу передать надо, вот Смолин и попал под ее раздачу. И тут такое началось…

Глава первая

Спешка — враг всего сущего на земле. Мне это прекрасно известно, поскольку с раннего детства мама и бабушка неустанно повторяли в унисон: «Санечка, если не хочешь никуда опаздывать — учись бережно обращаться со временем. Собирайся заранее, выходи из дома с запасом». И так — изо дня в день, из года в год. Вот только не пошла их наука мне впрок — я все равно не научился искусству приходить куда-то вовремя. То есть — иногда мне это удается, но какой ценой! Растрепанные волосы, учащенное дыхание и красные щеки — вот обычный результат моих забегов на короткие, средние и длинные дистанции. Как сказал бы мой приятель Павел, я выгляжу так, словно только что кого-то… Ну, вы поняли.

Да кабы так, то еще ничего, мне бы не так обидно было. Это и вспомнить приятно, особенно если женщина была красивая. Да шут с ними, с воспоминаниями, тут даже сам факт того, что красавицу вот так, на ходу, между прочим… Самооценка до небес взлетит. Проще говоря — это причина, которой можно не стыдиться. А у меня что? Как правило, это поиски свежей или хотя бы не слишком мятой сорочки, а также попытки обнаружить в квартире местонахождение смартфона, вот типовые причины того, почему я всегда опаздываю. Это даже не следствие моей безалаберности, это просто фигня какая-то. Я даже иногда думаю — может, меня кто-то проклял?

И если уж совсем честно — на кой ляд я сдался очень красивой женщине? Кто я такой есть? Среднестатистический клерк со всеми прилагающимися к этой общности людей характерными чертами, то есть — с намечающимся от сидячей работы и сухомятки животиком, зарплатной картой, на которой постоянно нет денег, и перманентно сонными глазами.

Да еще и с дурацкой привычкой везде опаздывать, а особенно на работу. И налетать за это на штрафы.

В довершение всего, недавно у нас на работе турникеты установили, те, к которым личные карточки надо прикладывать. И теперь в начале каждого месяца подводится эдакий баланс — кто на сколько опоздал, кто как часто курить бегал, ну и так далее. Начальник службы безопасности Силуянов лично все проверяет, и в эти дни из глубин третьего этажа нашего здания, из того отсека, где «безопасники» сидят, раздается его демонический смех. Я как-то его слышал, когда к ним документы на визирование относил. Очень страшно. Серьезно.

Впрочем, это рвение легко объяснимо. «Безопасникам» этот турникет надо как-то окупать, и делается это за наш счет. Штрафы — они такие штрафы, и никого они не минуют. А особенно — меня.

Просто мне от службы безопасности перепадает больше, чем остальным. Силуянов меня отчего-то сильно не любит, причем этого даже не скрывает. В чем причина — неизвестно, но факт есть факт. Если к кому-то, вроде Пашки Винокурова из казначейства, он иногда благоволит, закрывая глаза на более-менее несерьезные проколы, то все мои «косяки», даже мельчайшие, непременно актируются и превращаются в служебные записки, которые идут на стол к руководству. Я иногда уже чихать боюсь, серьезно. А вдруг обвинят в том, что сознательно собираюсь заразить особо злобным вирусом гриппа всех-всех-всех сотрудников нашего банка, а это уже диверсия. Или даже хуже того — теракт. Накатает особо злобную «телегу» председателю правления, выведут меня во внутренний двор и, даже не дав сказать последнего слова, расстреляют. Единственный плюс в этом — попробовать перед словом «Пли!» все-таки высказать этому блюстителю порядка все, что я о нем думаю. Выкрикнуть: «Гад ты плешивый!» и принять в грудь град пуль, а после красиво завалиться на бок, пятная кровью асфальт.

Тьфу, какая чушь в голову лезет сегодня. Хотя — когда о подобной ерунде размышляешь, то дыхание от быстрой ходьбы, почти бега, не так сбивается.

Итак — с самого начала, а то я опять бегу впереди паровоза. Впрочем, это моя отличительная черта — я все время спешу, даже в рассказе о себе. Меня зовут Александр Смолин, я работаю в одном из московских банков в службе финансового мониторинга. Мне двадцать четыре года, я не женат… Уже не женат. Хотя, по здравому размышлению, назвать браком шесть месяцев непрерывных скандалов, первый из которых грянул сразу после росписи, а последний завершился в аккурат после получения свидетельства о расторжении брака, трудновато. Для меня самого загадка — зачем я тогда в ЗАГС направился вообще? Точнее — мы направились. Ведь с самого начала было понятно, что это попытка с негодными средствами. Впрочем, это вопрос, на который ответ не будет дан никогда. Если бы хотя бы половина мужчин смогла ответить на него, то одной извечной тайной бытия стало бы меньше.

Нет, на самом деле все было не так уж и плохо сначала. Мне иногда кажется, что если бы мы со Светкой не завершили «конфетно-букетный» период так стремительно, то все могло бы быть по-другому. Хотя — нет. Ее мама все равно приняла бы деятельное участие во всем происходящем.

Не стану скрывать — процентов на пятьдесят я виню в нашем разводе эту старую… Леди. Думаю, вы поняли, какое слово я имел в виду, да? Там нет никакого носа крючком и седых патл под платком, напротив — Полина Олеговна очень за собой следит, тратит кучу мужниных денег на процедуры и, подозреваю, даже делала пластику. Но все равно она… Да ведьма она, чего уж.

Ладно, все. Ведь давал же себе слово забыть и о Светке, и о ее мамаше. Что было — то прошло. Как там у нас в корпоративном уставе написано? «Мы команда единомышленников, уверенно смотрящая в будущее». Ну слово «команда» следует заменить на «террариум», а так все верно. Позитив и уверенность — вот что следует излучать сотруднику преуспевающей компании. Нет-нет, тут никакой иронии, пока все так. Мы даже проверку ЦБ благополучно прошли, по нашим временам это серьезный показатель успешности.

И это, бесспорно, заслуга всего коллектива.

Черт.

Прав был Винокуров, через какое-то время мы все начинаем думать и говорить казенными штампами, фразами из должностных инструкций и рекламных буклетов. Даже в быту. Даже с самими собой. Я думал, он шутит, но похоже, что нет.

Я мчался по Гоголевскому со скоростью чайки, летящей над бушующим морем к берегу, мой «самсонайт» хлопал меня по боку. А может — успею? Что там осталось? Семь минут? Точно успею — сейчас на переход, и вот он, Сивцев Вражек.

Наш славный «СКД-Банк» расположен отменно, это частично компенсирует не самую большую по столичным меркам зарплату, периодическое помешательство высшего руководства, выражающееся в генерировании изначально невыполнимых идей, и придирки Силуянова.

Сивцев Вражек — это очень уютная московская улица, которая умудрилась сохранить свое лицо даже в наше стремительное время. В ней есть какое-то очарование той Москвы, которую теперь все чаще называют «старой», причем имея в виду не восемнадцатый и девятнадцатый век, а середину-конец двадцатого.

Девяностые годы, понятное дело, ее все-таки потрепали, несколько зданий перестали существовать, но все-таки эта улица сумела уцелеть. Вроде вокруг центр, с его круглосуточным шумом большого города, слева Остоженка, справа — Новый Арбат, и при этом на Сивцевом Вражке всегда тишина и покой.

Плюс — до «Кропоткинской» недалеко. Или — до «Смоленской», хотя туда топать подальше будет. Это очень удобно, когда разные ветки метро рядом. Наша жизнь такая — никогда не знаешь, куда тебя вечером занесет.

Хотя меня редко куда-то заносит в последнее время. И сам не хочу, да и, если честно, — не зовут никуда особо. Да и раньше не звали, еще в институте. Это Винокуров у нас фейерверк, вокруг него даже воздух искрит. Шутки, прибаутки и все такое прочее, включая восхищенные взгляды девчонок из кредитного и даже операционного. Просто последних чем-то удивить сложно, они с клиентами работают, а это полностью отбивает все чувства — от удивления до отвращения. На «текучке» сидеть — это, я вам скажу, еще то удовольствие.

Так вот — он такой, а я… Я не умею вот так создавать вокруг себя праздник. И рад бы, да не получается так, как у Пашки. Хотя, что врать — хотелось бы.

Нет-нет, я тюфяком никогда не был, но и в заводилах сроду не ходил. Не хватает мне для этого чего-то. Чего именно — не знаю. То ли напористости, то ли уверенности в себе, то ли еще чего. Например — харизматичности.

Светка говорила, что я просто не умею в нужный момент подать себя соответствующим образом и проявить необходимую гибкость и предприимчивость. Ну это я красиво завернул, так-то она меня просто «тюленем» называла. Но смысл-то этот?

Ну да, не умею. Дома решаю вечером — пойду и потребую. А на работе как-то не выходит реализовать задуманное. То не ко времени, то еще что. Или просто ежедневная карусель закружит, и вспоминаешь о задуманном только по дороге домой.

Потому, наверное, и сижу на своей должности уже третий год без повышения. Не скажу, что меня это сильно расстраивает, но все-таки немного обидно, что Людка Кузнецова, пришедшая через год после меня и у меня же обучавшаяся, уже заместитель начальника отдела, а я все так и роюсь в проводках предыдущего дня, отыскивая среди них сомнительные операции.

Успокаивает только то, что я не один такой. Имя нам — легион. И успокаиваем мы друг друга на перекурах фразами вроде:

— Зато нам любая проверка пофигу. Отдуваться-то начальникам, а мы свое дело сделали — и домой.

Сомнительное утешение, но лучше такое, чем никакого.

Вот так, за размышлениями, я пробежал половину Гоголевского бульвара и был совсем рядом с переходом, за которым начинался Сивцев, но тут меня остановил женский оклик:

— Молодой человек, вы не поможете? Тут дедушке плохо, надо его хотя бы поднять, что же он так лежит? А нам не справиться.

Я посмотрел налево — и верно, на скамейке боком лежал тучный старик с багровым лицом, а около него суетились две женщины. Как видно — молодые мамы, поскольку рядом с ними стояли прогулочные коляски с карапузами, с интересом наблюдавшими за происходящим.

— Не можем поднять, — жалобно посмотрела на меня одна из женщин, миниатюрная брюнетка. — Очень он тяжелый. «Скорую»-то мы вызвали уже, да пока она сюда доедет.

— Может, тогда лучше и не трогать? — резонно предположил я. — Пусть себе лежит. Пошевелим его, а в голове дедушки какой сосудик лопнет, еще хуже все станет.

Не скажу, что мне было трудно им помочь, но мне эта идея не очень понравилась. Сейчас я его подниму, он, не дай бог, крякнет, и быть мне крайним.

— Надо, — с уверенностью человека, который превзошел все тайны медицины, сказала брюнетка. — Я читала. И у Малышевой видела в программе. Или не у Малышевой? В общем — надо.

Ну раз у Малышевой — тогда конечно. Да и что теперь? Остановившись рядом со скамейкой, я все равно опоздал и тем самым обрек себя на очередную объяснительную. И штраф.

Я перекинул ремень «самсонайта» через шею, чтобы сумка не мешала, и посмотрел на старика.

Глаза у него были плотно закрыты, он трубно сопел красным широким носом, чем-то напоминая закипающий чайник, на виске дергалась жилка. Как видно, ему и впрямь было лихо.

Под мышками белой, в мелкую клетку, рубахи у него расплылись темные пятна, что и неудивительно — утро выдалось жарким, благо июнь на дворе, а масса тела у деда изрядная. Еще подниму ли, что-то я в этом засомневался.

— Ну-ка, отец, — я чуть присел, подхватил его под руки, чуть поморщившись от ударившего в нос запаха старости и пота. — Что же это тебя так растопырило-то?

— Так годы, — заставив меня вздрогнуть, басом ответил дед. — Дожали, проклятые.

Напрягая все свои скромные силы (я не спортсмен от слова «совсем») мне удалось усадить старика. Сделав это, я плюхнулся на скамейку рядом с ним.

— Дедушка, может, вам таблетку? — спросила у него сердобольная брюнетка. — У меня, правда, нитроглицерина нет и валидола тоже, но есть «ношпа».

— Что мне твоя таблетка? — так и не открыв глаза, спросил у нее старик. — Все уже, пора мне за кромку. Тут лекарства не помогут, тут другое надо.

— Зря вы так, — вступила в беседу вторая женщина, в отличие от своей подруги — блондинка. — Я вот недавно в журнале читала, что наша жизнь зависит от нас самих. Если говорить себе, что ты здоров, то и будешь таким. Если в это по-настоящему верить, имеется в виду. Нет, медицину со счетов списывать не следует, это само собой, но эмоциональный настрой, постоянный позитив очень многое решает.

— Ну да, ну да, — расхохотался дед, показав на редкость хорошие для своего возраста зубы. Может — вставные? — Скажешь — не болят кишки, вот они и пройдут сами по себе.

Смех, похоже, подкосил его окончательно, поскольку он сразу же закашлялся, хрипло задышал и приложил руку к правому боку.

— Плохо, — сообщил старик нам и наконец открыл глаза. — Не поможет мне вера, вот какая штука, девки. Не может помочь то, чего нет.

Женщины поджали губы, как видно, слово «девки» им не сильно понравилось.

Судя по всему, дед был плох, но прямо сейчас богу душу отдавать не собирался, потому я счел свою миссию выполненной. Я не медик, что мог — то сделал.

— Пойду, — я встал со скамейки. — Просто мне на работу пора.

— Спасибо тебе, парень, — прогудел старик, повернув ко мне голову. — За помощь — спасибо.

Я пересекся с ним взглядом и немного опешил. Это у него линзы, что ли? Просто до того я не видел у людей такого радикально-зеленого цвета глаз. Я вообще не очень хорошо разбираюсь в их цветах. Кто-то вот различает карие глаза и голубые, а по мне все они на одну колодку. Но тут все было очень уж ярко выражено.

— Да не за что, — я глянул на экран смартфона, который достал из кармана, и убедился, что точно опоздал. — Все мы люди, все мы человеки.

— Спорный вопрос, — заметил старик, закашлялся, а после вытер рот рукавом рубашки. — Можешь мне поверить. Да постой, куда собрался? Скажи, ты из городских?

— В смысле? — не понял вопроса я.

— Родом из города? — уточнил старик.

— Ну да, — меня, если честно, он начал раздражать.

Ну вот какое ему дело до того, где я родился? И потом — не люблю я откровенничать с незнакомыми людьми.

— А родители твои — тоже городские? — настырничал он.

— И родители, и родители родителей, — добавив в голос сарказма, ответил я. — Дедушка, я пойду, извините. Времени совсем нет.

— Да и нам пора, — сообщили почти в унисон женщины с колясками.

— Плохо, — пожевал губами старик. — Городской, да еще и обормот, похоже, изрядный. Вон рубашка-то из штанов торчит. Иэ-э-эхх… Ладно, парень, держи руку, что уж теперь.

Я не понял сначала насчет рубашки, но, бросив взгляд вниз, сообразил, о чем говорит странный дед — вылезла она немного из-под ремня. Тоже мне, модный критик. Бывает. Не из ширинки же?

Заправив ее, я заметил, что дед так и не опустил руку, протянутую мне. Мало того — он внимательно смотрел на меня, явно ожидая ответного жеста.

Надо пожать — пожму, ничего такого здесь нет. Может, после этого он от меня отстанет, и я наконец-то с чистой совестью отправлюсь на работу?

Широко улыбнувшись (люди это любят) я сжал его широченную ладонь. Точнее — попробовал это сделать.

— Тонковат в кости. Эх, городские! — просипел дед, сжимая мою руку. — Ладно, ничего. Главное, чтобы стержень внутри был, чтобы сдюжил. Чтобы, значит, не пропало…

Что он имел в виду под словом «не пропало», я так и не понял. Да и когда? Дед закрыл глаза, его рука сжалась как клещи, сдавив мою ладонь так, что я даже взвыл от боли, но это были еще цветочки.

Ягодки начались через пару секунд. Меня как молнией от головы до пят пробило, это точно был электрический разряд, его ни с чем не спутаешь. В детстве я как-то мамину шпильку в розетку засунул, так что ощущения помню прекрасно. Как вообще меня тогда не убило, до сих пор голову ломаю.

Вот и здесь было то же самое. Меня пару раз тряхануло, я попробовал вытащить свою руку из железного захвата старика, но сделать этого не удалось. А потом в голове что-то бумкнуло, перед глазами рассыпался яркий пучок искр, и я потерял сознание.

— Помер он, — именно это было первое, что я услышал, когда пришел в себя. — Не дышит. А твой?

Мне на лицо полилась какая-то жидкость.

— Вроде живой, — неуверенно произнесла брюнетка, голос которой я узнал.

— Живой, — недовольно сказал я и открыл глаза. — Все-все, не лейте больше!

Представляю, что стало с воротником рубашки. Да что с воротником, с моим внешним видом в целом. Лежание на земле, пусть даже она и находится на облагороженном и аккуратненьком Гоголевском бульваре, не способствует сохранению опрятного внешнего вида.

Что это было-то? Что меня дернуло так, что я даже сознание потерял? Ерунда какая-то.

— Ну хоть этот в порядке, — обрадовалась вторая женщина и испуганно посмотрела на деда, который так и сидел на скамейке, снова закрыв глаза.

Хотя — нет, не так. Проглядывала в его облике какая-то неуловимая деталь, безоговорочно свидетельствующая о том, что этот человек не спит, не думает о чем-то, а мертв. Какая-то фатальная расслабленность была видна сейчас в позе старика, слишком уж умиротворенное лицо, у живых такого не бывает.

Говорят, что раньше, в старые времена, люди мертвецов боялись. Не в мистическом смысле, ходячие трупы бывают только в фильмах ужасов, а просто — не любили люди вида смерти. Такое уж свойство есть у человеческой природы — живое живым, мертвое мертвым. Нет, есть отдельные личности, которым Смерть сестра, подружка и сфера деятельности, но это скорее исключения из правил. Понятно, что медикам и полицейским без этого никуда, но остальные люди, с более мирными профессиями, старались держаться от мертвых подальше. Ясно, что совсем уж отстраниться от этого у них не получалось, но одно дело свой мертвец, дедушка там, или бабушка, и совсем другое — совершенно незнакомый тебе покойник.

Три последних десятилетия отучили горожан, по крайней мере московское народонаселение, бояться подобного. «Ревущие девяностые», с их постоянными перестрелками и утренними трупами на улицах, в результате отбили у людей привычку с воплями шарахаться от мертвых тел. Как, впрочем, и без особой нужды их трогать, чтобы не нажить себе лишних проблем. Одно время было так — кто нашел покойника и о нем сообщил куда следует, тот и есть злодей-убийца. Циничные же «нулевые», в которые я рос, в свою очередь выработали дополнительный защитный рефлекс при виде чужой боли, бед и смерти, добавив людям некую толику равнодушия. Что поделаешь — люди смертны. И потом — все там будем. Со своими бы проблемами разобраться.

Говорят, что на периферии народ душевней, мимо не пройдет, поможет незнакомому человеку, даже если тот не просит о помощи. Хорошо им там. У нас такого давно нет.

Вот и сейчас — вроде бы что-то не то происходит, один человек, похоже, помер, второй валяется на земле и его поливают водой, а люди знай проходят мимо. Бросят любопытный взгляд, блеснут глазами — и бегут дальше. Все так, все верно — пока к ним не обратились, лезть не стоит. От греха.

Нас это не касалось, мы уже по самые уши вляпались в ситуацию. Нет, дед, который еще пару минут назад кхекал, говорил странные вещи и трубил носом, а сейчас безмолвно раскинулся на скамейке, бесспорно вызвал у нас троих чувство жалости — все-таки живой человек был. Но почти немедленно к жалости примешалось и раздражение, по крайней мере у меня.

— Новое дело, — я встал на ноги и отряхнул брюки. — Он еще и помер. Ну все, теперь точно прогул заработаю. Пока полиция приедет, пока протокол составят… Еще и в отделение небось потащат.

— Мы не можем в отделение, — переглянулись женщины. — Нам скоро есть и спать. У нас режим.

— Вы спортсменки, что ли? — изумился я.

— Да нет. Нам — это в смысле им, — брюнетка показала на серьезного малыша в коляске и звонко рассмеялась, но тут же осеклась, испуганно посмотрев на покойника. Ну да, рядом с мертвым телом как-то неловко хихикать. — У вас просто детей нет, а то бы поняли.

— У вас режим, у меня работа, — я снял сумку и поставил ее на скамейку, после стянул с себя пиджак. — В результате ни мне, ни вам не видать желаемого. Черт, черт, вся спина угваздалась!

— Скажите, — блондинка качнула коляску. — А вы отчего в обморок упали?

Ее подружка немедленно с интересом уставилась на меня.

— Не знаю, — я постучал рукой по пиджаку и поморщился при виде пыли, которая из него полетела. — Сам не понял. Но вообще он мне руку очень сильно сжал, чуть не раздавил.

— Наверное — болевой шок, — со знанием дела сказала брюнетка. — У Малышевой про такое рассказывали.

— И у доктора Комаровского тоже, — поддержала ее подруга.

— Девушки, милые, — я натянул пиджак и закинул сумку на плечо. — Давайте я вам оставлю свой телефон и пойду, а? Мы же взрослые люди, понятно, что дед помер сам по себе, скорее всего от инфаркта, медики наверняка это подтвердят. А если у «ментов» будут вопросы, то я подъеду куда надо и дам показания.

Вообще-то это было не очень правильно, в подобных ситуациях лучше разбираться на месте, но очень мне не хотелось заработать прогул. Силуянов его точно не проморгает, накатает докладную и отправит ее наверх. Не скажу, что у меня служебное положение шаткое, но кто знает? Лишний «косяк» никому не нужен.

Впрочем, можно будет у полиции справку выпросить, они вроде такую выписывают. В конце-то концов — я гражданский долг выполнял, помогал ближнему своему.

— Нет-нет, — посерьезнела блондинка. — Оставайтесь с нами. Мало ли что?

— И вообще, правильней будет, если мы уйдем, а вы останетесь, — поддержала ее брюнетка. — Вы, в конце концов, мужчина, вам и разбираться. У меня вот муж…

Что там у нее с мужем, я так и не дослушал, поскольку заметил полицейский наряд, который неспешно шествовал по бульвару, как видно, совершая свой будничный обход.

— Господа полицейские! — зычно крикнул я и помахал рукой. — Можно вас?

Немногочисленные прохожие с большим интересом стали окидывать нас взглядами, но все так же шествовали мимо.

— Сержант Синицын, — козырнул один из полицейских, когда наряд подошел к нам. — Что у вас слу… Опа. Жмурик.

— Ага, — вздохнул я, показывая на старика. — Меня вот женщины окликнули, сказали, что деду плохо, он даже на скамейку завалился. Мы его подняли, он с минуту поговорил, руку мне пожал, вроде как вместо «спасибо», и того… Вот и вся история.

— Инфаркт, — со знанием дела сказал второй, безымянный полицейский. Он осмотрел тело, оттянул веко, пытаясь что-то увидеть в мертвом глазу старика, и сейчас деловито и умело лазал по его карманам. — Саш, документов нет. Свезло нам, получили мы неопознанный труп.

— Он вам никак не представился? — с надеждой поинтересовался у нас сержант Синицын. — Может, фамилию свою назвал или хотя бы имя?

— Нет, — покачал головой я. — Ничего такого не было.

— Я так думаю, он деревенский был, — неожиданно подала голос блондинка. — Речь у него была не городская. Нас девками назвал. Не в смысле — девки из сауны, а так, как в деревнях говорят.

— Да-да, — подтвердила брюнетка. — Так и было.

— Час от часу не легче, — вздохнул безымянный полицейский. — Ладно, надо труповозку вызывать. Скоро тут солнце будет, дед тучный, начнет еще оплывать. Да и детей скоро прибавится, ни к чему им на такое смотреть.

— Мы «скорую» вызвали, — поделилась с ним брюнетка. — Минут как пятнадцать уже.

— Молодцы, — одобрил сказанное сержант Синицын. — Давайте-ка я пока ваши данные перепишу. Скорее всего, вам придется подойти к нам отделение, дать показания.

— Но это не сегодня? — с надеждой спросил я. — Не сейчас?

— Нет, — обрадовал меня сержант. — На неделе. Следователь с вами свяжется. Да тут дело ясное, не переживайте. Пожилой человек, грузный, перепады температур, вот и… Сами посудите — пять дней назад жара, три дня назад чуть ли не минусовая температура, а сегодня опять пекло. Такое не всякий молодой легко перенесет. У меня вот голова болит не переставая.

К моей великой радости, все закончилось довольно быстро. Сержант Синицын записал в блокнот наши данные, для проверки набрал телефонные номера, убедился, что они действительно существуют, и наконец сказал:

— Все, граждане, больше не задерживаю. С вами свяжутся.

Я распрощался с женщинами, которые тоже были невероятно рады тому, что все закончилось, и поспешил к переходу.

Уже перейдя дорогу, я зачем-то обернулся и увидел, что к полицейским, присевшим на лавочку рядом с трупом, подошла парочка — молодой парень в светлой куртке и невысокая девушка, чьи рыжие волосы ярко блеснули в лучах утреннего солнца.

Интересно, это кто? Ну не сердобольные же граждане? Хотя — чего гадать? Какая мне теперь разница? У меня теперь другой вопрос на повестке дня стоит — как в банк пройти.

Дело в том, что для сотрудников у нас есть отдельный вход, где как раз и стоят вышеупомянутые турникеты, которые фиксируют время прихода и ухода. Но кроме него, естественно, есть еще и парадный вход для клиентов, большой и красивый, отделанный мрамором и с дверями на фотоэлементе. Иногда серьезно опоздавшие сотрудники именно через него умудряются проскользнуть на работу, но тут все не так просто. Во-первых, многое зависит от того, какая смена охранников несет вахту. Есть ребята, которые прикроют и промолчат, а есть такие, которые непременно заложат, да еще и подтвердят это видеокадрами с камер наблюдения. Во-вторых, тут может возникнуть некая коллизия — турникет не отметит того, что ты вообще пришел в офис, то есть тебя вроде как и нет. Но при этом по факту ты есть, и это все подтвердят. Силуянов поймет, в чем дело, и затаит зло. В-третьих, самое неприятное — если тебя на подобном прищучат, то неприятности будут куда более серьезные, чем если ты просто опоздаешь. Одно дело — нарушение трудовой дисциплины, другое — попытка умышленного обмана службы безопасности и руководства банка. Это не я такую фразу придумал. Это так Ленку Денисенкову недели две назад честили на «разборе». Ее как раз на подобном прищучили и по этой причине почти полчаса в кабинете начальника отдела по работе с персоналом препарировали, мозг чайной ложкой не торопясь выедали.

Впрочем, она легко отделалась, штрафом. Мне такое не светит, мне в подобном случае чего-нибудь похлеще впаяют. Могут даже сослать в дополнительный офис, куда-нибудь в Обнинск или Электроугли. Нет, это не каторга, и там люди работают, даже есть плюсы, например — отношения в коллективе получше. Оно и ясно — руководство-то все в Москве, отсюда и размеренность бытия, все чинно, благородно, по-семейному. Но сколько туда пилить-то каждое утро и оттуда каждый вечер? Застрелиться и не жить.

Я так и не вспомнил, кто сегодня на главном входе стоит, и решил не рисковать. Черт с ним, штраф так штраф. Будем считать, что я того неизвестного мне деда таким образом помянул.

Впрочем, уже через пару минут я об этом решении пожалел. Прямо у турникета я лоб в лоб столкнулся как бы вы думали с кем? Ну да. С Силуяновым.

— А вот и Смолин! — радостно, как-то даже по-детски обрадовался мне он и раскинул руки, как бы предлагая: «Давай обнимемся». — Голубь ты мой сизокрылый. Опять влетел?

— Не без того, Вадим Анатольевич, — хмуро ответил я, признавая очевидное. — Но у меня есть уважительная причина.

— Как и всегда, — Силуянов подошел ко мне, ухватил за плечи и немного потряс. — Как и всегда, Смолин. У тебя все дела да случаи. Но всему в этой жизни приходит конец, включая и мое терпение. Все, «дитя солнца», достал ты меня. Иди на свое рабочее место и жди моего звонка. Я вот сейчас на тебя статистику подберу, в папочку ее аккуратно положу — и пойдем к Чиненковой, там беседу продолжим.

Чиненкова — это как раз тот самый начальник отдела по работе с персоналом. Тетка она лютая и безжалостная, потому и отдел этот называют обычно не «по работе с персоналом», а «по борьбе с персоналом».

— Может, не надо? — решил все-таки попробовать выкрутиться я. — В последний раз?

— Надо. Надо, — заверил меня Силуянов, улыбаясь как родному. — Тем более, что в последний раз я тебя как раз пожалел и даже дал добрый совет. Практически отеческий. Ну, вспоминай.

Я почесал затылок. Не помню. Я его тогда особо не слушал, что он нового сказать-то может? Поорал он тогда на меня, да и отпустил.

— Вот, — Силуянов ткнул мне пальцем в грудь, попав в аккурат в галстучную булавку. — Ты меня даже не слушал. А я тебе сказал — купи себе вазелину и держи его в ящике стола, скоро пригодится. Не купил? Зря. Насухую больнее будет.

— Ха-ха-ха, как смешно, — не удержался я, понимая, что терять уже нечего. — Ну если мне все равно кранты, так я пойду пока, поработаю? До экзекуции?

— Иди. Иди, родной ты мой, — Силуянов сделал некий жест рукой, показывая, что дорога свободна. — И жди звонка. Я подготовлю все быстро, у меня ты на особом контроле.

Вот чего он так на меня взъелся? Дорогу я ему не переходил, денег у него не занимал, даже за спиной гадости почти не говорил. Ну всяко меньше, чем другие. Но при этом дрючит он меня куда больше, чем остальных. Может, он из этих самых, и так мне свою любовь демонстрирует? Ну школьники понравившихся девчонок за косы таскают, а начальник службы безопасности, соответственно, знай штрафы выписывает.

Хотя, даже если он не из этих самых, то он все равно к ним относится. Если и не по сексуальной принадлежности, то духовно точно.

Такая меня злость взяла, вот только выхода у нее не было. Что я могу сделать? Да ничего. Только уволиться, но и это ни к чему хорошему не приведет, Силуянову-то от этого ни жарко, ни холодно. Больше скажу — он только порадуется, а потом мне еще и жизнь испортит. Из других мест за справкой о моем нравственном и профессиональном статусе к нему же звонить и будут. Представляю, что он наговорит.

— Чтоб тебя стошнило, — прошипел я в спину главного безопасника и побрел в свой отдел, ждать звонка и раздумывать о том, что меня ждет.

Прошел час, прошел второй — телефон молчал. Нет, звонки были, но рабочего характера. Силуянов не звонил.

Время подошло к обеду, и я, подумав немного, решил, что если он до того меня не вызвал, то и в обеденное время вряд ли это станет делать. Может, его вообще куда-то предправ услал, такое случалось. Или еще что-то произошло.

Так оно и оказалось. Произошо. Об этом рассказал мне Витек Рыжков, один из тех охранников, с которыми мы, сотрудники банка, водили дружбу. Был он нормальным парнем, на нас не стучал и на разные мелкие нарушения, из которых во многом и состоит офисная жизнь, прикрывал глаза.

— Не трухай, Саня, — сказал он мне, когда я с ним поздоровался. — Знаю, что он тебя драконил с утра и обещал к Чиненковой отволочь. Можешь выдохнуть, не будет сегодня ничего.

— Почему? — с неподдельным интересом немедленно спросил у него я.

— «Травит» его, — хмыкнув, ответил мне Витек. — Просто неимоверно как.

— В смысле? — заморгал глазами я.

Витек отслужил срочную на флоте и частенько использовал в разговоре соответствующую терминологию, которую я не всегда понимал.

— Блюет он, — Витек хохотнул. — Часа два уже, с перерывами по десять минут. Валит все на какой-то йогурт, что с утра съел, и жену материт, которая ему его подсунула. Не поверишь — мне его даже жалко стало под конец, у него в брюхе ничего кроме желчи не осталось уже, он чуть ли не воздухом тошнит.

— Есть на свете бог, — с удовлетворением сказал я. — Отлились кошке мышкины слезки. Да хоть бы его и вовсе наизнанку вывернуло, даже не пожалею.

Витек был не стукач, ему такое говорить можно было.

— Вот ведь, — покачал он кудрявой головой. — Ты пятый, кому я это рассказываю, и ни один человек его не пожалел. Это же надо так коллективу насолить?

Я кивнул с многозначительным видом, выражая свое согласие с услышанным, и пошел обедать в соседнее кафе.

Глава вторая

Вернувшись с обеда, я застал у служебного входа нечто, напоминавшее картину Репина «Боярыня Морозова». Около небольшого крылечка собралась толпа сотрудников банка, с интересом наблюдающая за тем, как два мордатых медбрата запихивали в машину «Скорой помощи» носилки, на которых находился Силуянов, бессильно грозящий кому-то пальцем и содрогающийся в рвотных конвульсиях.

Я незамедлительно присоединился к обществу, стараясь спрятать довольную улыбку. Если ее заметит кто-то из силуяновских сподвижников, то непременно об этом доложит, когда тот вернется на службу. А это случится совсем скоро, расслабленный желудок не перелом конечности, его долго лечить не будут.

— Совсем Силуянову плохо, — заметив меня, сказал Пашка Винокуров. — Прямо наизнанку выворачивает.

— Даже как-то жалко его, — вздохнула сердобольная Наташка Юрченкова из операционного. — Так человека корежит, просто беда.

И вправду — вроде только-только носилки с начальником охраны запихнули в «Скорую», как из нее раздался вопль:

— Тут не блюй!

Секундой позже в проеме появился бледный как смерть Силуянов, ухватился дрожащей рукой за дверцу, чуть подался вперед и открыл рот.

Девушки брезгливо сморщили носики, но глаза не отвели, с интересом ожидая развития событий.

А их-то и не последовало. Точнее — последовали, но не те, что предполагались. Силуянов постоял с открытым ртом, похватал им воздух, издал страдальческий вопль, отпустил дверцу, пошатнулся и с грохотом рухнул на пол «неотложки», судя по всему изрядно брякнувшись об него затылком.

— Сдохну сейчас! — донесся до нас его страдальческий полустон-полукрик — Живодеры, дайте чего-нибудь, пока из меня кишки наружу не пошли!

— Хорошо-то как! — не удержалась от комментария Денисенкова, и сладостно вздохнула. — Вы хоть кто-нибудь это на телефон снимите, золотые кадры ведь. Я лично каждый день такое шоу пересматривать буду.

— Лен! — одновременно сказало несколько человек, подразумевая то, что подобные эмоции испытывают почти все, но говорить об этом вслух небезопасно.

— Да пофигу, — верно расценила заботу о себе общества Ленка. — Дальше Солнечногорска не сошлют, а у меня там бывший живет. Год назад он мне здесь мозги клевал, а теперь я ему там буду. Все по-честному.

Это да, Солнечногорск пока являлся конечной географической точкой присутствия нашего банка на карте страны и мира. Имеется в виду — удаленной от Москвы точкой. Туда ссылали тех, от кого хотели избавиться, и не могли этого сделать официальным путем. Такое в наше время случается, причем все чаще. Сейчас же все работники стали юридически подкованными, и знают, что без личного согласия тебя фиг уволишь, ну если только ты сам не дашь кадровикам в руки козырные карты, вроде прогулов. Вот для таких умников и существовал дополнительный офис «Солнечногорский», до которого на электричке два с лишним часа от Москвы ехать. А на машине и того дольше, учитывая все пробки.

— Безумству храбрых, — пробормотал Пашка, косо глянув на Денисенкову.

— А что, доктор, долго вы его продержите? — обратился к врачу, который собрался садиться в машину, заместитель Силуянова. — День, два?

— Не знаю, — равнодушно ответил медик. — Он обезвожен здорово, хотя и не это главное. Важно понять, что послужило причиной случившегося. Тошнит-то многих, но чтобы так, до судорог… Короче — надо анализы взять, проверить все. Так что денька три-четыре мы его точно подержим. Мало ли что? Может, у вашего коллеги простое отравление, а может, чего похуже.

— А куда повезете? — помрачнел заместитель. — Территориально?

Врач переглянулся с водителем. Тот пожал плечами.

— Надо непременно будет узнать, в какую больницу его отвезут, — сказала Денисенкова негромко. — Я не поленюсь, «передачу» отвезу.

— Да ладно? — Винокуров даже глаза выпучил. — Ты?

— Именно, — Лена зажмурила один глаз, и ее лицо приобрело немного кошачье выражение. — Бадейку салатика из креветок. С майонезом и всем, что к нему прилагается. Нет, даже не из креветок. Я ему туда «оливье» отвезу. Это еще лучше.

— Мелко мыслишь, — фыркнула ее коллега по операционному и моя тезка Саша Вязьмина. Она растянула губы в ехидной улыбке, блеснула круглыми стеклышками очков и неторопливо произнесла: — Надо торт заказать, килограмма на два-три. С масляным кремом, орехами и всем таким. И с надписью: «Ждем — не дождемся».

— А сверху поставить украшение, — вырвалось у меня. — Большой шоколадный унитаз.

— Жизни вообще потом не будет, — вздохнула Наташка Федотова, с которой я бок о бок сидел в своем отделе последние два года. — Не простит он. Но когда деньги на этот торт будете собирать, не забудьте ко мне заглянуть. Грех не сброситься на святое дело.

«Скорая» умчалась, а мы направились в офис. Хоть цунами на дворе будет, хоть потоп, хоть зомби-апокалипсис — сотрудники банка должны функционировать в служебное время. Ну или хотя бы создавать видимость кипучей деятельности, присутствуя на своих местах.

Прозвучит странновато, но мне моя работа нравится. Вообще-то это редкость, когда люди занимаются именно тем, что им нравится. В смысле — не часто они работают теми, кем на самом деле хотели бы. Как правило, наши устремления не слишком совпадают со способами зарабатывания себе денежки на хлеб насущный. И образование тоже. Вот Леха, мой сосед по лестничной площадке, хотел быть астрономом, даже что-то такое там закончил. Стал трейдером. Или Юра, что в бухгалтерии сидит — он по образованию геолог. Ну о профессии говорить не стану, все и так ясно. Нет, в каком-то смысле тоже ищет, но не руду, а ошибки в отчетах.

Что до меня — я одно из исключений, поскольку закончил финансовую академию и пошел работать в банк, причем случилось это не потому, что где-то работать все-таки надо, а потому, что мне это показалось интересным. Совпало, проще говоря, одно с другим.

К чему это все сказано? Повторюсь — я дело свое где-то даже люблю, и для меня ситуация «поработаем после работы» — она не внештатная. Вообще-то у нас с этим нормально, то есть — день закончен, сотрудник свободен. Если долгов не осталось, понятное дело.

А вообще, бывают места с более лютыми нравами. Например — все сидят и дружно ждут, пока предправ, или там, собственники, изволят отбыть из здания. А до той поры — чтобы все на местах были, ну как им захочется что-то у кого-то спросить. Ан человека-то на месте и нет!

Конечно, такое встречается не сильно часто, но, тем не менее, бывает. И кричать тут о своих правах глупо. Не нравится — свободен, тебя никто не держит.

Но у нас такого нет, потому самое позднее к половине седьмого в банке особо никого не остается. Охрана, пара кредитников, работающих в состоянии пожизненного «дедлайна» и готовящих досье заемщиков к завтрашнему комитету, да, может, еще кто из казначейства.

И я. Мне все равно спешить некуда. Жены у меня, как я уже говорил, нет, постоянной подруги тоже, из друзей только пятничные приятели на кружку пива, которые к тому же мои сослуживцы, светскую жизнь я не веду. Вот и выходит — мне что в шесть уйти, что в восемь — все едино, никто нигде не ждет.

И ведь что обидно — опоздаешь на десять минут, так все жилы вытянут. А задержишься на два часа — хоть бы какая сволочь заметила. Хотя — все логично. Опоздание происходит в оплаченное работодателем время, а вечером ты тратишь свое личное. Это твой выбор, и больше ничей.

Когда я вышел из здания банка, небо уже потемнело.

— Однако, засиделся, — сообщил я невесть кому. — Это перебор.

Ночь летом опускается на город сразу, не так, как весной. В мае это постепенный процесс, сначала приходят сумерки, потом они сгущаются, и только после этого наступает ночь. Летом, особенно когда оно близится к середине, такой роскоши нет. Просто наверху некто дергает рубильник, и солнце после этого стремительно валится за дома, уступая свое место луне.

Я люблю летние городские ночи. Кому-то это может показаться мазохизмом или даже дурью, но мне нравится город в свете фонарей. Асфальт отдает жар, накопленный за день, запыленная листва еле слышно шелестит о чем-то своем, наконец появляется ветерок, который приятно остужает щеки.

И — запах. Особый городской летний ночной запах, в котором есть все, кроме кислорода, и который ни с чем не спутаешь. В нем смешалось все, из чего состоит мегаполис — пыль, смог, выхлопные газы, женские духи всех видов и еще бог весть что. Казалось бы — как можно дышать этим всем? Можно. Странно, но куча не самых приятных ароматов, перемешавшись, создает нечто среднее, которое жители вдыхают не без удовольствия и даже называют «ночной прохладой».

Кстати — а вы знаете, что у любого горожанина, впервые за долгое время выехавшего на природу, непременно день-два болит голова? И дело не в смене климата и не в погоде, просто мы отвыкли от чистого воздуха как такового.

Когда я наконец-то доехал до своей станции и вышел из метро, совсем уже стемнело. Ночь вступила в свои права, а на небо выбралась луна. Наверное, можно было бы сказать, что она залила все вокруг своим серебристо-призрачным светом, но это будет неправдой. Негде ей в городе толком разгуляться, здесь слишком много света даже в темное время суток. Фонари, реклама, вывески магазинов — это все забивает лунный свет. Москва — город, который никогда не спит.

Впрочем, есть и здесь места, где можно пройтись по лунной дорожке. Например — в парке, который я дважды в день пересекаю — по дороге из дома и по дороге домой. У него не самая хорошая слава со времен лихих 90-х, в те времена здесь частенько выясняли свои сложные взаимоотношения «братки», после чего под елками и кленами периодически находили простреленные тела, но это когда было? И не вспомнишь уже. А дорогу срезать через него можно очень даже неплохо.

Вот здесь луна была в своем праве, она обливала серебром верхушки деревьев, бросала блики на квадратные плитки дорожек и рисовала дрожащие зигзаги на глади маленьких прудов.

Как я уже сказал, меня всегда радовала ночь, с еёотносительной тишиной и аурой некой тайны, которую люди до сих пор не разгадали, но сегодня почему-то я ощущал связь с ней особенно остро.

Более того — топая по парку, я с удивлением отметил тот факт, что стал лучше видеть в темноте. Например, раньше я точно не мог разглядеть статуэтки на детской площадке, которая оставалась слева от меня, а сегодня — пожалуйста, да так отчетливо, что только диву даться можно.

Впрочем, это было меньшей из странностей. Когда в кустах, которые я миновал, подала голос какая-то ночная птица, то я безошибочно мог сказать, на какой из веток она сидит. Мало того — я откуда-то знал, что называется она «зарянка». Следом за этим в голову полезли совсем уж странные мысли о том, что надо бы запомнить место и следующей весной, в конце апреля, но не позже, сюда наведаться и загадать желание. А если повезет — то и свистнуть из ее гнезда яйцо, в хозяйстве все пригодится. Главное — не забыть прочитать при этом заговор и снять с себя проклятие, которое после этого непременно может ко мне прилипнуть.

Весь этот шквал странных мыслей и не менее странных желаний так захлестнул меня, что я даже остановился и потер лоб.

Ладно. Предположим, про «зарянку» эту я по телевизору мог слышать, я программы «Нэшнл географикс» смотрю охотно, при возможности. Но что за чушь с желаниями и яйцами, это-то откуда у меня в голове взялось?

И что примечательно — мысли странные, непонятные, но при этом они кажутся мне совершенно естественными и привычными.

Может — все? Может, пора на прием к психотерапевту? У нашего брата офисного служителя всякое случается. Стрессы, злоупотребление анксиолитиками и даже нейролептиками, стабильный недосып — это все не ведет к крепкому психическому здоровью. Вон мне приятель рассказывал, как у них один паренек из отдела продаж накануне отчета перед собственниками поехал умом, решив, что он скрепочка из «Worda». В старой версии такая была, «помощником» называлась. Реально решил, что он скрепочка, задорно моргал глазами, предлагал дружить всем окружающим и забавно сучил ногами и руками.

Хотя — не связывается. Бред — он такой бред, но каким бы он ни был, он всегда основан на знаниях, уже имеющихся у человека в багаже. Постороннее, неизвестное его составлять не может. И опять выходит, что птичка — ладно, она может в нем фигурировать. А ее яйцо на пару с проклятием — нет.

Я помассировал виски и глубоко вдохнул воздух. Он был чуть сыроватый и одновременно очень сладкий. В нем смешались ароматы земли, чуть подопревшей листвы, свежей травы.

Здесь, в этом уголке парка, все напоминало настоящий лес. Дорожка здесь была, а вот фонари почему-то ставить не стали, как видно, в заботе о парочках, которые именно здесь ошивались чаще всего. Такая «лав зона».

Сейчас тут было пустынно, то ли не пришел сюда никто, то ли разошлись уже все. Оно и хорошо, лишними сейчас были бы для меня люди, они нарушили бы гармонию, которая внезапно меня захлестнула.

Голова чуть закружилась, я прикрыл глаза и неожиданно для себя улыбнулся — на сердце стало очень легко, появилось ощущение, что еще чуть-чуть — и я подпрыгну в воздух и полечу. У меня такого с детства не было, лет с семи. Где-то в этом возрасте я перестал верить в то, что люди могут летать. Если не ошибаюсь, это случилось в тот день, когда я пошел в школу, а мой старший братец ехидно сообщил мне, что вся эта канитель на одиннадцать лет.

Но и это было еще не все. Лес вокруг меня был полон звуков, на которые я раньше не обращал внимания. Я слышал, как вон под той елкой ползет змея, причем знал, что это не просто змея, а гадюка. А под корнями дуба, старого, который помнит еще те времена, когда отсюда до Москвы день езды был, ворочается барсук, тоже очень старый и умудренный жизнью. Хотя — каким он еще может быть, если в городском парке умудрился выжить и ни разу никому на глаза не попасться?

А еще вон там, совсем недалеко от меня, рядом с осинами в земле кто-то копается.

Я решил ничему не удивляться, вгляделся повнимательнее и сделал десяток шагов в сторону от дорожки. И вправду, рядом с тремя осинками, в лунном свете, я увидел маленькую сгорбленную фигурку с небольшой лопаткой в руке. Она, сопя, перерубала корешок дерева. Даже не перерубала, а перетирала, поскольку инструмент у нее был деревянный. Странно, почему бы не использовать обычный металлический садовый инвентарь?

— Погибнет же зеленое насаждение, — не найдя ничего лучшего, сказал я. — Жалко.

— Да вот еще, — дебезжаще-ворчливо ответила мне фигурка. — Это осина, ее ни одна холера не возьмет. А когда мне еще осиновый корень брать, если не сегодня? Макушка лета скоро, самое время. Иди, иди отсюда.

И бабка (а кто же еще?) махнула рукой.

— А зачем вам этот корень? — заинтересовался я.

Ну а почему бы не спросить? Раз уж вокруг сплошные странности, то надо понять, что к чему. Правда, вокруг стало как-то потемнее — на луну наползло небольшое облачко и скрыло ее.

— Так, — старушка прекратила орудовать лопаткой и выпрямилась. — А ты кто такой? Меня увидел, уйти — не ушел, хоть я тебя и гоню.

Она повернулась ко мне, и я увидел вовсе не старческое лицо. Никакая это не старушка, а вполне себе красивая молодая женщина. Невысокая — да, вовсе не старая и не горбатая, как мне показалось с самого начала. Жалко только луна скрылась, до конца черты ее лица не различишь.

— Здрасьте, — заулыбался я.

— Здрасьте, здрасьте, — настороженно ответила моя неожиданная знакомица, внимательно смотря на меня. — Так ты кто такой будешь?

Она была одета в черный плащ и красное платье, и то и другое ей очень шло. Ну да, выглядели ее наряды немного старомодно, но сейчас такое в моде. «Винтаж» называется. Я даже как-то на такой вечеринке был, мне понравилось.

Женщина пытливо смотрела на меня, ожидая ответа, я хотел было как-то отшутиться, но тут облачко, закрывшее луну на несколько минут, проплыло себе дальше, и серебристый свет вновь залил парк, деревья, и в том числе мою собеседницу.

Ее лицо, прямо как в каком-то фильме ужасов, моментально преобразилось. Оно вытянулось, покрылось морщинами и бородавками, из которых торчали седые волосы, полные губы прямо на моих глазах съежились и стали впалым ртом беззубой старухи. То же произошло с роскошными черными волосами, они из безукоризненной парикмахерской укладки превратились в торчащие во все стороны седые патлы. Изменилась и одежда. То, что я принял за черный плащ и шелковое платье под ним, превратилось в драную холщовую одежду и замызганный передник, вроде кухонного.

— Вот же! — от этих изменений я словно оторопел. — Что за хрень?

— Э-э-э-э-э! — старуха тихонько захихикала и потерла изъеденные язвами руки. — Да ты непрост, щекастенький. Ты же сейчас видишь меня такой, какая я есть на самом деле!

— Лучше бы не видел, — признался я, ощущая, что все-таки надо будет к психотерапевту походить. И еще то, что я вот-вот описаюсь от страха.

— Да это ладно, — она хихикнула. — Другое странно — ты-то чего не изменился? Луна — она для всех нас луна. И еще — чего от тебя так человеческой…

Бабка повертела крючковатым носом и склонила голову к плечу, изучая меня.

— Вот оно что. Так ты, похоже сам не знаешь, кто есть такой, — удивленно произнесла она. — Видеть — видишь, чуять — чуешь, а понять-то пока ничего и не можешь.

Она прищурила левый глаз (и я даже передернулся, заметив, что в нем нет зрачка) и сделала по направлению ко мне один мелкий шажок, потом второй. Ее левая рука скользнула в глубокий карман замызганного передника.

— Вот что, парень, тебе надо одну травку употребить срочно. Заварить и попить, — деловито пробормотала она, не вынимая руки из передника. — Она у меня с собой есть, я тебе ее сейчас…

Мне активно не нравилось все, что случилось за последнюю минуту, но те нотки, которые прозвучали в голосе старухи сейчас, они просто взвинтили нервы до упора. Мне и так было страшно, а сейчас вообще ноги как к земле приморозило.

— Хорошая травка-то, — ворковала бабка, подходя все ближе. — Ой, полезная. Все сразу на свои места встанет, милый. Все ты поймешь, во всем разберешься.

Ее слепой глаз словно гипнотизировал меня, впалый рот растянулся в то ли в улыбке, то ли в оскале, она была совсем рядом со мной.

А дальше все произошло очень быстро. Как и когда эта старая зараза успела выхватить из своего передника короткий черный нож, я так и не понял. Равно как для меня осталось навсегда тайной то, каким образом я умудрился увернуться от очень ловкого и крайне умело нанесенного удара, который просто обязан был вспороть мне горло. Мало увернуться — еще и оттолкнуть мерзкую старуху от себя, да так, что она на землю упала. Я вообще-то изрядный увалень, чего греха таить, всегда был неповоротлив. Видно, рефлексы сработали, с ними-то у меня все в порядке.

Зато оцепенение спало и пришла предельная ясность, что отсюда надо спешно уносить ноги туда, где нет луны, но зато есть фонари и люди. Да вообще — куда угодно, лишь бы подальше от этой страшной и непонятной бабки с ножом.

Собственно, это я и сделал, а именно — развернулся и припустил бегом так, что за ушами засвистело.

— Стой, — взвизгнула бабка. — Куда? Не твоя это сила, все одно пропадешь, а я ее к делу пристрою! Феофилушка, останови его!

Тут еще кто-то есть? Да это банда просто, только какого-то Феофилушки мне и не хватало! Надо поднажать, скоро поворот на центральную аллею, там мне никто не страшен будет.

И тут я запнулся о что-то и грянулся о плитку, со всего маха.

— Пшшшш, — послышалось слева, и мою щеку будто обожгло.

Кошка! Или кот, я в таких вопросах не разбираюсь. Здоровый, черный, зеленоглазый. Это он по моей щеке когтями прошелся и сейчас скалится, как какая-то собака. Вот зараза!

— Держи его! — раздалось сзади. — Феофилушка!

Так это он и есть? Кот? Не здоровенный мужик с тупой рожей, а кот?

Я повернул голову и в который раз за этот час мироздание крутанулось в моей голове вокруг своей оси. Бабка гналась за мной, она была совсем недалеко, и все бы ничего, кабы не одна деталь. Ее ноги не касались плитки дорожки, это я видел вполне отчетливо. Она в буквальном смысле скользила над ней, ее глаза светились в темноте, как две гнилушки, и черный нож был крепко сжат в левой руке.

Может, я просто уснул в офисе на столе и это все мне мерещится? Так сказать — болезненные фантазии?

Нет, это не причудливые извивы утомленного мозга. Мне сейчас одновременно страшно, больно и холодно. И очень хочется в туалет.

Но вот только если бабка меня догонит, то есть все шансы на самом деле уснуть, причем вечным сном. Это меня не устраивает категорически.

— Пшшшшш! — злобно зафырчал кот и снова занес лапу.

— Щас, — я стартовал из положения «лежа» так, что мне позавидовал бы любой ямайский бегун. Имелся большой соблазн дать хорошего пинка этому котяре, но это сожрало бы секунды, которых у меня и так не было.

Я так быстро даже в детстве не бегал, когда был подвижным и резвым мальчиком. Правду говорят — опасность высвобождает скрытые резервы организма. Выскочив на главную аллею, ярко залитую электрическим светом, я пробежал еще метров сто, прежде чем остановиться и обернуться.

Никого. Точнее — за мной никто не гнался, а так-то тут люди были. Вон немолодая парочка прогуливается, молодняк на лавочке пиво пьет. Просто люди.

И в аллейке, из которой я выбежал, никого не видать. Хотя — не красное ли платье мелькнуло за деревом? Или мне показалось?

Не знаю, но выяснять не пойду. Мне бы до дому добраться и попытаться понять — что это было вообще?

Еще и щека саднит. Вот же мерзкая тварь, расцарапал-то как. Мне же завтра на работу!

Да, вот еще что. Надо с этими вечерними прогулками по парку заканчивать. На маршрутке ездить буду, как остальные.

Скажу честно — в голове был полнейший хаос, в котором я никак не мог разобраться. Сегодняшний день ничем не отличался от вчерашнего и позавчерашнего. Ну ладно, позавчера было воскресенье, но это не слишком многое меняет. Моя жизнь всегда была обычная, и ничего такого сверхъестественного в ней никогда не случалось, если не считать того, что на государственном экзамене я умудрился вытащить один из трех билетов, которые я знал. С учетом, что всего билетов было сорок пять — это можно назвать чудом.

Но и все. Остальное все строго реалистично и рационально. И тут — на тебе. Луна, запахи, эта старая ведьма.

Кстати — ведьма как есть, такая, какими их описывают в фольклоре. Страшная, нос крючком и кот-подручный. Хрестоматийный образ.

Но при этом я точно знаю, что ведьм не бывает. Бывают шарлатанки из телешоу, всякие «потомственные белые ведьмы Марины» и «наследственные алтайские ведьмы Евстафьи». А таких — не бывает.

Однако кто тогда мне травки предлагал и хотел глотку ножом перерезать? Фантом? Галлюцинация? Не отшатнись я — сейчас бы уже остывал под елкой.

Сдать бы ее полиции, да вот только если я такое им расскажу, они сначала надо мной посмеются, после запись с этой беседой в «Ютуб» выложат, а напоследок медиков вызовут, для моего освидетельствования.

Что за день сегодня такой? Начинался как всегда, закончился…

Нет. Не как всегда. Вообще-то утром на моих глазах дед помер, а перед этим он меня за руку брал, и я от этого рукопожатия без чувств упал.

Есть в этом всем взаимосвязь? Скорее всего — да. Нет, если все это рассказать тому же Винокурову, то он, скорее всего, только пальцем у виска покрутит. Но я, после того как пробежался по темной аллее, запросто поверю в то, что этот дед и случившееся со мной — звенья одной цепи. А может, и Силуянов с его внезапным приступом — тоже. Я же сказал: «Чтоб его стошнило». Стошнило. Пожелал, чтобы его наизнанку вывернуло. Натурально, вывернуло.

Ведьма сказала что-то про силу. «Не твоя это сила». Что за сила? Она ведь меня из-за нее и хотела прибить. Может, это дед мне как раз какую-то силу передал? И снова вопрос — какую? Ну не магом же я стал.

Поминутно озираясь, за этими мыслями я дошел до своего подъезда и с облегченным вздохом нырнул в него. Дом, милый дом.

Так о чем речь? Маг. Возможно, я теперь маг. Или нет?

Я остановился у дверей лифта и махнул рукой, приказав:

— Откройся.

Не воспоследовало.

Я использовал джедайский жест, активировав все мысленные силы.

Лифт не подчинился.

Я нажал кнопку.

Сработало, двери открылись. Техника, как всегда, победила магию. А почему? Магии не существует. Увы.

Но Силуянова-то стошнило?

Надо поесть. Это и нервы успокоит, и все в голове по местам расставит.

Живу я один. Когда-то эта квартира принадлежала моему деду, но он давно умер, я его почти не помню. Мои родители ее долгое время сдавали, а потом, когда я стал совершеннолетним, спросили у меня, не желаю ли я жить отдельно, разумеется, на основе хозрасчета и самоокупаемости. Я, недолго думая, согласился, и вот уже как шесть лет обитаю тут, в типовой «хрущовке» на севере Москвы.

Войдя в квартиру, я первым делом запер дверь. Не думаю, что страшная бабка меня выследит, но все-таки так оно поспокойнее.

И тут на меня накатило. Пока я шел по улице, в моих венах бесновался адреналин, но здесь, в моем доме, в моей крепости, меня настиг запоздалый страх.

Черт, это было очень жутко. Когда ты подобное видишь в кино, тебе тоже бывает страшно, но где-то в дальнем уголке сознания ты прекрасно осознаешь, что все ужасы там, с той стороны экрана. И это не зомби, вампиры и ведьмы, это актеры и компьютерная графика. То есть, это не более чем иллюзия страха.

А там, в парке, все было совсем по-настоящему. Вот — вообще.

К горлу подступил комок, я рванул на кухню, достал из холодильника недопитую бутылку «Фанты» (грешен, люблю газировку) и выхлебал ее до дна, давясь режущим горло газом.

Тошнота отступила, но желание есть пропало начисто.

— Хрень какая, — жалобно сказал я, ища сочувствия невесть у кого. — А? Ведьма, нож, кот этот её… И главное, гад, щеку расцарапал. Ну не свинство?

— Оно и есть, — подтвердил чей-то тонкий голосок. — И очень плохо, что он тебя, хозяин, поцарапал. Очень плохо.

— А? — я повертел головой и обнаружил в коридоре, который соединял кухню и комнату, какое-то невысокое, мне по колено, мохнатое существо.

Оно увидело, что я его заметил, и робко помахало лапкой, приветствуя меня.

Вот тут я, второй раз за этот день и четвертый за всю жизнь, потерял сознание. Потому как живой человек, и у меня тоже есть нервы.

Глава третья

В себя пришел от того, что на мое лицо кто-то брызгал холодную воду. Мало того — этот кто-то был не один, поскольку брызганье сопровождалось беседой.

— Вот ты в своем уме? — выговаривал один собеседник другому. — Кто же так делает? А если бы он помер от страха? Тут о таких, как ты и я, забыли все давно.

— Да быть того не может? — изумленно сказал второй. — Но ладно я, про меня и раньше особо никто не ведал, но ты-то? Не может быть!

— Может, — сурово сказал первый. — Хотя с моим племенем все еще хуже, честное слово, лучше бы уж просто забыли. Про нас теперь в книжках пишут, вот какая штука.

— Чего ж плохого? — снова удивился второй. — Книжка — это хорошо. В них, поди, абы про кого не напишут. Уважительно это.

— Кабы, кабы, — вздохнул его собеседник. — Книжки-то те — небывальщины. И мы, стало быть, тоже она и есть, небывальщина. Как нынче говорят — литературные персонажи. По книжкам тем выходит, что выдумали нас, ровно и не жили мы никогда. Мы есть — но нас нет. Вот так-то.

Мне стало жутко интересно посмотреть на то, какой именно литературный персонаж на меня воду брызгает. Судя по голосу, это не Наташа Ростова и не леди Гленарван. Тогда кто? И что этот выходец из книги делает на моей кухне?

Я открыл глаза и увидел некое странноватое существо, более всего похожее на гнома из старого диснеевского мультфильма, разве только что лицо у него было не румяное, а вовсе наоборот — приятно-коричневого цвета, как осенний желудь. И одежда отличалась от гномьей, никаких пестрых кафтанчиков. Его наряд, скорее, напоминал рабочий комбинезон. Кстати — росточком это существо тоже было невелико, немногим выше мохнатой чуды-юды, что я видел в коридоре.

Увидев, что я очухался, оно махнуло короткопалыми пальцами, охнуло, лупнуло круглыми глазами-плошками, и с невероятной скоростью бросилось к холодильнику, где непостижимым образом ввинтилось в щель между вышеназванным предметом кухонной обстановки и стеной. Я бы в эту щель максимум ладонь просунул. Как ему это удалось?

— Бывай! — запоздало крикнул шустрику вслед его собеседник, заметил, что я перевел на него свой взгляд, и замолчал, виновато уставившись в пол.

— А это кто был? — решил сразу пояснить ситуацию я. Ну перед тем, как позвонить в соответствующую медицинскую службу. В конце концов, надо быть честным с собой. Когда видишь ведьм с черными ножами, мохнатых коротышей и существ, которые пролезают туда, куда руку не впихнешь, это значит только одно — протекла у тебя крыша.

Но и любопытство никто не отменял.

Кстати — как только я смирился с мыслью, что у меня, возможно, все плохо с головой, то как-то сразу успокоился.

— Это? — вытянуло в сторону холодильника мохнатую лапку второе существо, то, которое не подумало сбегать. — Это домовой был местный, Вавилой его кличут. Вавилой Силычем, стало быть. Душевный он у тебя. Другой-то меня мог бы и взашей, с полным правом, а этот с обхождением подошел. Уважительно.

— А почему взашей? — я прислонился спиной к стене и вытер лицо от воды.

— Так дом-то его, — даже как-то удивился моей непонятливости мохнатик. — Он в нем за порядком смотрит, он тут всему голова. А тут я такой: «Здрасьте вам, приехал жить». Оно ему надо? Легче меня шугануть, чем оставить, без всяких разговоров. Наши бы так и поступили. А Вавила Силыч вот, поговорил, вник в беды. Нет, хороший у тебя домовой, хороший.

Мохнатик договорил, махая лапками, поклонился холодильнику и полез на табурет, как видно, уставши стоять. Табурет был значительно выше моего собеседника, потому процесс вскарабкивания был непрост, и выглядел при этом достаточно комично. Я бы сказал — по-мультипликационному комично.

Был он чем-то похож на неведомую плюшевую игрушку, одно время такие было модно дарить девушкам. Повертишь в руках — медвежонок — не медвежонок, заяц — не заяц, что-то непонятное и беспредметное, но уютное и милое. Вот и тут то же самое — что за существо неясно, но выглядит не пугающе, скорее — забавно, как мишка-коала. Да он чем-то на него и похож — весь зарос бурым волосом, мордочку толком не разглядишь, знай только из шерсти на ней две пуговки глаз поблескивают.

— Вопросов стало значительно больше, — поведал я ему, дождавшись, когда он влезет на табурет и разместится на нем.

— Так ты спрашивай, хозяин, — бодро посоветовал мне мохнатик. — Я про что смогу — про то отвечу. Без утайки, не сомневайся. А как по-другому? Я теперь при тебе буду состоять, если не прогонишь. Ну или не помрешь.

— Славная перспектива, — порадовался я услышанному. — Бодрит. Начнем сначала.

— Начнем, — поддержал меня мохнатик и одобрительно махнул лапкой.

— Ты кто?

— Родион я, — ответил мне он. — Но старый хозяин меня Родькой звал. Эдак звучит проще, да и мне нравится.

— Это прекрасно, — одобрил я. — Но ответа на вопрос я так и не услышал. Родька, ты кто?

— А-а-а-а-а! — хлопнул себя по лбу лапкой мой собеседник. — Понял. Я теперь твой слуга.

— Разговор глухого с немым, — вздохнул я. — Вавила Силыч, вы не объясните этому недоразумению, чего я хочу от него добиться? Мне кажется, что вы намного разумнее, чем он.

Я был уверен, что домовой где-то тут, рядом. И его можно понять. Мне бы тоже было любопытно, чем дело кончится.

— Знать он хочет, кто ты есть такой, полено деревенское, — раздался голос, который я слышал над собой после обморока. По-моему, он шел из-за вентиляционной решетки, что была под потолком. — Накой ему твое имя?

— Спасибо, — довольный тем, что угадал, сказал я. — Все так.

— Никакое я не полено, — немного обиженно произнес Родька. — Это вы, городские, все спешите, а мы привыкли все делать обстоятельно, начинать издалека, с самого начала.

— Коли ты с самого начала будешь рассказывать, то до рассвета не управишься, — назидательно сказал Вавила Силыч, выйдя из-за плиты. — Хозяину-то твоему еще поспать надо, ему же завтра на работу.

Как он это делает? Если между холодильником и стеной хотя бы зазор был, то между плитой и частью кухонного гарнитура даже щели не имелось.

— Спасибо за заботу, — окончательно теряя связь с реальностью, сказал я.

Но в этот момент я полностью убедился, что все происходящее не является моим бредом. Ну да, очень удобно думать, что ты свихнулся, тогда не надо искать объяснений происходящему. Вот только все это — реальность. Неправдоподобная, выходящая за грань разумного, да просто ломающая привычную картину мира, реальность. И не имеет смысла себе успокаивающе врать.

Хотя, конечно, после рассказа о подобном, любой психиатр меня без раздумий отправит в дом скорби, это с гарантией.

Но как все это забавно. Даже недавний страх в парке полностью позабылся.

— Не за что, — ответил домовой. — Это моя работа.

Надо же. По моим представлениям домовой должен был выглядеть как раз так, как Родька. Ну, мохнатый, забавный… Вавила Силыч выглядел каким угодно, но только не забавным. Был он, как я и говорил раньше, крайне невысок, но при этом чувствовалась в нем некая основательность.

— Не знал, что у меня есть домовой, — почему-то немного стесненно сказал я. — Даже помыслить не мог.

— Ну что «у тебя» — это ты маханул, Александр, — веско произнес тот. — Времена, когда домовой в одном доме жил, давно прошли. Если на каждую квартиру по одному из наших выделять, то где нас столько набраться? Подъездный я. Не только за твоей квартирой смотрю, но и за всеми остальными тоже.

— Глобализация, — пробормотал я, немного удивленный тем, что он еще и имя мое знает.

— Она, проклятая, — подтвердил Вавила Силыч. — Ну, значит, смотри. Вот это недоразумение на табуретке — оно теперь твое. Ты где-то умудрился ведьмачьей силой разжиться, причем немалой, а Родион к ней прилагается. Точнее — он за ней следует, потому что она, сила эта, с ним связана как-то. Он при ней вроде заложника. Я про такое слышал, мне дед рассказывал. Так что пока она с тобой, и он тут поблизости обитать станет. Он теперь твой слуга. Да ты не сомневайся, он хоть и тюха-матюха, судя по всему, но пользу принести тебе сможет.

— А ем я мало, — подал голос Родька. — И места мне много не надо.

— Стоп-стоп-стоп, — потребовал я, встал с пола и сел за стол.

Подумав немного, показал рукой на табурет и Вавиле Силычу. Тот испытующе посмотрел на меня, степенно кивнул и очень ловко, одним прыжком, взобрался на него.

— Так может, чаю? — пискнул Родька, словил подзатыльник от подъездного и замолчал.

— Кстати — да, — решил побыть гостеприимным хозяином я. — Может — чаю?

Раз уж все происходящее со мной реальность, раз существует мир за гранью понимания, то надо хоть что-то о нем узнать. Мне, похоже, в нем жить. А то и выживать.

И самое главное — сила, о которой упоминают почти все представители этого странного мира. Что это за сила?

— Да ты так спрашивай, — с добродушной усмешкой сказал Вавила Силыч, для которого, похоже, мой маневр был как открытая книга. — Что знаю — расскажу. Только знаю я немного. Ведьмаки — не мой профиль. Мое дело тараканов гонять, крыс в дом не пускать, да кошмары пострашнее сантехнику жековскому во снах показывать.

— А это-то зачем? — изумился я.

— Чтобы не пил, — пояснил подъездный. — Он очень белой горячки боится, вот я к нему во сны и лазаю. Как проснется в холодном поту, так неделю на бутылку не смотрит.

— Понятно, — я побарабанил пальцами по столу. — Так что это за сила такая? Все про нее говорят.

— Ведьмачья, я же сказал, — пожал плечами подъездный. — Тебе ее передали, теперь она твоя. Точнее, пока не совсем твоя, там все не так просто.

— Все-таки этот старик в парке, — хрустнул костяшками пальцев я. — Так и знал!

— Это мой бывший хозяин был, — пояснил пригорюнившийся Родька. — Захар Петрович. Я у него столько лет в слугах проходил. Так славно жили! Чего он в этот город поперся, а?

И мой новоявленный слуга заплакал, крупные капли потекли из глаз-бусинок, он их размазывал лапками.

— Ведьмак — он просто так умереть не может, — пояснил мне Вавила Силыч. — Тело-то человеческое у него умрет, это так, а душе сила уйти не даст. Но вот только пока душа к телу приставлена, ведьмак силой правит, а как плоть умрет, то все и поменяется. Сила станет душой вертеть как хочешь. А это, как мне дед говорил, ох как страшно! Потому ведьмаки перед смертью силу свою кому-то передать должны, чтобы уйти из этого мира спокойно и навсегда. Обычно-то они преемников заранее готовят, да тут, видно, что-то пошло не так, потому ты и попал как кур в ощип.

— Все ведьмы клятые! — погрозил кому-то кулаком Родька. — Это они Петровича со свету сжили, я верно говорю!

— Ведьмы, ведьмаки, — я посмотрел на Вавилу Силыча. — А это не одно и то же?

— Нет, — покачал головой подъездный, а Родька возмущенно фыркнул. — Мужчина же от женщины отличается? Вот и ведьмак от ведьмы тоже. Ведьма — она себе служит, а потому между добром и злом границы не ведает. Точнее — ей все едино, что творить, главное — того добиться, что она задумала. Хотя, если честно, у них обычно одни пакости на уме. А ведьмак — он путь выбирает, по которому пойдет, а уж потом его и держится. Кто ведунство выбирает, кто близ мертвых обретается, защищает их от живых и наоборот, а кто и за деньги разное всякое делает. Только ты не подумай, будто ведьмы злые, а ведьмаки добрые. И те, и другие хороши. Они хоть среди людей живут и от них питаются, но жалеть их не жалеют.

— Подытожим, — понятливо кивнул я. — То есть выходит, что я теперь ведьмак.

— Да, — пискнул Родька.

— Нет, — ответил Вавила Силыч и отвесил моему новоявленному слуге еще один подзатыльник. — Сила теперь твоя, но только она тебя не признала. А до той поры, пока это не случится, ты не ведьмак. Она в тебе жить будет, даже помогать иногда, но это до поры до времени. И если ты ее не подчинишь себе, то жди беды. Когда она поймет, что ты слаб, что ты не готов ее принять, то сожжет тебя изнутри. Не в прямом смысле, в переносном, но тебе-то от этого легче не станет? Это не просто смерть будет, а кое-что похуже.

С каждой минутой количество вопросов увеличивалось. А еще я ощутил, что мне все это очень не нравится.

Я в интуицию верю, просто в силу того, что она меня не раз выручала. И вот сейчас она просто-то таки орала о том, что мне довелось вляпаться в сильно нехорошую историю.

— А как ее подчинить? — спросил я у подъездного.

— Понятия не имею, — почему-то виновато ответил тот. — Откуда мне знать? Может, дед мой и мог что-то сказать по этому поводу, старики что у вас, людей, что у нас, много разного ведают. Но мне он про это ничего не говорил. А сейчас его ни о чем не спросишь, почил он лет сто назад.

— Беда, — вздохнул я.

— Как есть, — подтвердил Вавила Силыч. — Ведьмам-то в этом плане проще, их сила — она хитрая, как и все бабы. Она сама новой хозяйке нашепчет, чего делать, что ей надо, чтобы сродниться в одно целое. Хотя — чего ей надо по первости? Крови да боли чужой, как обычно. А тут что-то другое. Но что? Не знаю.

— А может, у своих поспрошаете? — я обвел рукой кухню. — Ну, коллеги там…

— Нет, — твердо ответил подъездный. — Не нужно этого делать. Ты и так сегодня, похоже, уже дров наломал. Вот этот остолоп мне что-то про ведьму, кота и нож говорил?

— Было, — подтвердил я, и в двух словах объяснил подъездному, в чем дело.

— Плохо, — сморщил лицо Вавила Силыч и стал чем-то похож на шарпея. — Ведьма эта тебя искать будет, ее твоя сила соблазнила. И то, что ты ей управлять не умеешь, она тоже поняла. Даже хуже — она сообразила, что ты про нее даже не знаешь. Ты, Александр, теперь для многих будешь лакомым куском, потому никому не верь.

— И вам? — мрачно усмехнулся я, уже нисколько не удивляясь тому, что он знает мое имя.

— Если по-правильному — да, — без тени стеснения ответил подъездный. — Вообще никому. Но в целом мы, нелюдь, для тебя опасность представляем куда меньшую, чем твои сородичи, человеки. Нам твоя сила не нужна, вот какая штука. Она только ваша, людская. Мы ее ощущаем, но использовать не можем, понимаешь? А с ведьмой ты, конечно, сглупил, сглупил… Хотя, с другой стороны — твоей вины тут и нет вовсе.

— Вот-вот, — поддержал его Родька. — Он же не знал, что теперь он видит мир за гранью.

— Мир за гранью? — я устал от новых определений, но деваться было некуда.

— Его, — Вавила Силыч тихонько засмеялся. — Да ты же уже понял, о чем речь, так что дурака из себя не строй. Ты видишь меня, вон его тоже. Ведьму распознал. Если бы не сила, ты бы с ней даже не столкнулся, принял за пенек или вовсе не увидел. Ночь — ее время, она глаза любому отведет, чтобы не мешали. А меня, например, ты раньше разве что краем глаза мог заметить, случайно. По-другому — никак. Ну еще нас детки малые видят, из тех, что пока не говорят. А как говорить начнут — тут и все, нет нас для них с той поры. Сила тебе глаза открыла, позволила рассмотреть то, что скрыто от остальных. А если о ведьме речь вести — так и ее истинное лицо увидеть.

— Лучше бы не открывала, — полностью искренне сказал я. — Не видел я вас всех — и не надо. Так что там с ведьмой? Искать, значит, будет?

— Непременно. И быстро найдет, — опечалил меня Вавила Силыч. — Помощник ее, кот, тебя по щеке ударил? Ударил. Кровь твоя на его когтях осталась. По ней она тебя шустро отыщет.

— И? — напрягся я.

— Попробует убить, — невозмутимо сказал подъездный. — Чтобы силу забрать и в нож свой колдовской залить. Шутка ли — столько добра за здорово живешь заполучить! В себя перелить твою силу у нее не выйдет, природа у вас разная, но как-то потом использовать ее — запросто. В ритуалах там, или еще как. Да и потом — ведьмы и ведьмаки, они с давних времен не ладят и при случае друг дружку всегда рады прибить. Ну если это не грозит какими-нибудь неприятностями. Так-то, на виду вроде все ничего, но если в спину можно ударить, то возможности ни те, ни другие не упустят.

— Почему? — озадачился я.

— Первородство, — пояснил Вавила Силыч, и Родька усиленно закивал, как видно, он был в теме. — Ведьма — это от «ведающая». Было время, когда женщины решали, как жить роду человеческому, потому что знали много больше, чем мужчины. Было это время — и прошло, мужчины верх взяли. Вот обида и осталась. А там еще и ведьмаки появились, влезли в их исконное, женское, со своими сапогами и ножами. Ну и началось… Так что ты, Александр, сегодня не одну врагиню приобрел, поверь.

— Блин! — я совсем опечалился. — Лучше бы я мимо этого Захара Петровича прошел, как все остальные. Мало мне своих проблем, теперь еще и это.

— Ну что сделал, то обратно не вернешь, — философски заметил подъездный. — А та ведьма… В дом к тебе, то есть — сюда, в квартиру, не сунется. Знаешь, пословица о том, что дома и стены помогают, не на ровном месте появилась. Разве что жадность ее совсем обуяет, такое может быть. Но мы тогда что-то да придумаем. А вот в темноте по парку ты все-таки особо не шляйся, от греха. Там тебе защиты искать не у кого будет.

— Ясное дело, — чуть приободрился я. Это «мы» меня порадовало, равно как и новость о том, что мой дом и на самом деле моя крепость. — Буду избегать темных и безлюдных пространств.

— Тебе наставник нужен, — Вавила Силыч почесал бок. — Или совет бывалого ведьмака. Без этого никак тебе с силой не совладать. Вот только где их сыскать? Да и потом, даже если тебе свезет и ты его отыщешь, кто знает, чем дело кончится? Может — поможет, а может, и убьет. Человечья-то душа потемки, что уж про ведьмачью говорить.

— Кстати, вот вы говорите, что сила мне не подчиняется, — решил прояснить один момент я. — А это не совсем так. Ну что я видеть стал то, что раньше было скрыто, это ладно. Это, скажем так, идет в базовой комплектации. Но Силуянова-то я нынче в больницу отправил!

И я в двух словах объяснил этой парочке, что сегодня на работе вышло.

— Злоба, — пискнул Родька. — Разозлился ты, хозяин, вот и получилось у тебя порчу навести на этого вашего… Как его?

— Силуянова, — подсказал я. — Порчу?

— Она и есть, — подтвердил подъездный. — А ты как думал? Сила пока не твоя, но она же в тебе живет. Ты подлинную злость ощутил, она это почуяла и сделала то, что ты сказал. Это, кстати, хорошо. Не то, что ты того мужика в больницу отправил, а то, что она отозвалась и подчинилась.

А вообще — круто. Брошенное вскользь слово — и нет проблемы. Ведь этот хмырь Силуянов, он бы меня сегодня разделал у Чиненковой, как японец рыбу. А так — и мне хорошо, и народ порадовался. Его же мне совсем не жалко. Поделом вору и мука.

— Вопрос, — я положил локти на стол. — А вот когда я… Точнее — если я эту силу себе подчиню, то и похлеще смогу штуки проделывать?

— Ничего не понял, — посмотрел на Родьку подъездный. Тот только мохнатыми плечами передернул, как бы говоря, что он с ним солидарен.

— Вот вы сказали — кто из ведьмаков с мертвецами общается, кто за деньги свои услуги продает, — пояснил я. — По сути выходит, что ведьмак — это маг. Я верно понял?

— Ведьмак — это ведьмак, — Вавила Силыч посмотрел на меня так, как взрослые смотрят на детей. — Он не чародей. Нет у него способностей к тому, чтобы горы двигать или из навоза золото делать. Это ты, Александр, телевизора пересмотрел. Нет, когда-то были чародеи на такое способные, мне дед рассказывал про старые времена. Вот они много чего умели, но то когда было? Еще при Древних богах.

— Языческих? — уточнил я.

— Древних, — терпеливо повторил Вавила Силыч. — А после того, как Древние боги сгинули, чародеев не стало. Кого перебили, кто просто сгинул в никуда.

— Не понимаю, — пожаловался я ему. — В чем разница чародея и ведьмака? Я сказал — чтобы тебя стошнило. Силуянова стошнило. Это же магия!

— Еще раз говорю — это порча, — устало вздохнул подъездный. — Вот если бы ты сказал: «Чтоб ты окаменел», и он окаменел — это была бы волшба. А заставить кого-то желудок опорожнить — особого умения не надо. Настоящие же чародеи — это другое. Они стихиями повелевали, живое мертвым делали и с богами спорили.

— Ну живое мертвым любой гопник с пистолетом сделать может, — резонно возразил ему я.

— А обратно? — ехидно парировал Вавила Силыч. — То-то и оно. А если живое сделать мертвым, да так, чтобы оно внутри по-прежнему живым оставалось? Убить человека, да душе его уйти к богам не дать? А если не одного человека они эдак? Э-э-э-э-э… Нет, хорошо, что чародеи перевелись.

Мне представилось, как я, держа в руках по молнии, крушу ими третий этаж банка. И четвертый тоже, тот, где сидит завкадрами, главбух и предправ с зампредами. Жесть!

Картина была очень приятная. Особенно мне понравилась кучка пепла с позолоченными пуговицами, которая осталась все от того же Силуянова.

— Не скажи, — мечтательно произнес я. — А что ведьмаки, совсем-совсем ничего такого не умеют? Ну там, файербол запустить? Это тоже живое мертвым делать, в определенном смысле.

Мои собеседники снова непонимающе переглянулись.

— Ну, файербол, — я помахал руками. — Такой сгусток энергии, им как шваркнешь — и все загорается.

— Молоньи! — взвизгнул Родька. — Ты про молоньи говоришь, хозяин?

Теперь я заморгал, не понимая, о чем он ведет речь.

— Молнии, — пояснил мне подъездный.

— Как при грозе, — подтвердил Родька. — Видал я такое. Захар Петрович такого не умел, а вот мой хозяин, что до него был, тот да, как-то раз ими бросался. Но он могучий ведьмак был.

Я совсем приободрился. Молоньи — это хорошо.

Надо будет потом с Родькой отдельно поговорить. И еще — это сколько же ему лет?

— Ты имей в виду, Александр, — тихо, но очень веско произнес Вавила Силыч. — Ведьмачья сила — она от земли идет, как и исконная ведьмина. Но бывает и так, что кое-кто пытается мощи в другом месте зачерпнуть, и первейшее, что на ум приходит — кровь человеческая. Только вот если ты хоть раз это сделаешь, прежним уже не будешь. Тебе после этого всегда мало будет того, чего ты достиг, ты все время будешь большего хотеть. И кровь людскую лить как водицу, без остановки.

— Часто такое бывает? — слова подъездного внезапно нагнали на меня жути.

— Нет, — покачал головой тот. — Но случалось. Мне мой отец рассказывал, что в начале того века такое учудил один из ведьмаков. Много крови пролилось, пока его не угомонили, сильно много. Так что ты поосторожней.

— Да что я, маньяк, что ли? — мне даже обидно стало.

— Все с мелочей начинается, — Вавила Силыч был очень серьезен. — Вот ты этому твоему, с работы, желудок расстроил по злобе. Тебе, я вижу, это понравилось. Отомстил, и не подумает на тебя никто. Потом другому напакостишь, покрупнее. Потом еще и еще. А потом силы не хватит. А хочется ведь!

— Да что ты такое говоришь! — возмутился Родька. — Он не такой. Ты на него посмотри!

И в самом деле — я не такой. Я вообще крови боюсь.

— Надеюсь, — подъездный спрыгнул с табуретки на пол. — Иди-ка ты, Александр, спать, тебе оно не лишнее будет. И я пойду. Сегодня Виктор из двадцать второй квартиры зарплату получил, наверняка опять водки напился и в душ полез, есть у него такая привычка. Надо проверить — он кран завинтил после душа или нет?

— Бывает, что не закручивает? — шутливо поинтересовался я.

— Бывает, — кивнул подъездный. — А еще бывает так, что кое-кто в туалете свет не тушит, электричество жжет почем зря.

Это он обо мне. Есть такой грех, с детства еще, мне от родителей постоянно за это попадало, и они звали меня Васисуалием, что было довольно обидно. Так вот кто свет выключал! А я-то гордился тем, что на автомате это делаю.

— Я присмотрю, — важно заявил Родька.

— Ступай, ступай баиньки, — мягко сказал мне Вавила Силыч. — Надо тебе отдохнуть, Александр.

— Да какой там? — я поморщился. — Столько всего навалилось. Надо же все обдумать, разложить по полочкам…

— Завтра разложишь, — мягко сказал подъездный и щелкнул пальцами. — Иди уже.

Я зевнул и понял, что у меня непреодолимо слипаются глаза. Дойти бы до кровати…

Редкий случай — наутро я проснулся сам, без будильника.

Потянувшись, я по привычке стал вспоминать, что мне сегодня надо сделать на работе, и тут же мысли перескочили на вчерашний день. Точнее — на вечер.

Вчера все это под конец, во время разговора на кухне, казалось нормальным. Виной ли тому был стресс, пережитый в парке, или что-то еще, но мне, еще позавчера не верящему ни в бога, ни в черта, было вполне комфортно в компании домового и этого… Даже не знаю, кем он в иерархии сверхъестественных существ числится. Родиона, короче.

Но то вчера. А сегодня, глядя на солнечный луч, падающий из окна в комнату, мне все произошедшее накануне казалось сном. Кстати — может, это он и был? Так сказать — причудливые извивы сознания, изысканные галлюцинации, вызванные крайним утомлением…

Затрезвонил будильник, и тут же из-под кресла с истошным визгом выкатился маленький мохнатый клубок.

Стало быть — не извивы. Вон она, галлюцинация, бегает по комнате, топочет по ковру лапками и гомонит.

— Хозяин! — орал Родька. — Это чего? А?

— Будильник, — хлопнул я по кнопке, отключая упомянутый прибор. — Ты чего, их не видел никогда?

— Нет, — остановился и приложил лапку к груди мохнатик. — А он зачем?

— Чтобы не проспать, — удивился я. — Иначе как я проснусь?

— Мы дома с петухами вставали, — хмуро проворчал Родька. — Разбаловались вы тут, дрыхнете до полудня.

Не успел поселиться, а уже критикует. Вот же.

— Ладно, — я спустил ноги с кровати на пол и зевнул. — Скажи мне — все, что вчера Вавила Силыч сказал, — так оно и есть?

— Ага, — кивнул Родька. — Кабы еще не хуже.

— Слушай, но ты же все это время при ведьмаках жил, — требовательно произнес я. — Неужели ты ничего не знаешь, не помнишь? Как так?

— Я — слуга, — жалобно сказал он. — Просто — слуга. Я не смотрю туда, куда мне не говорят смотреть, не делаю того, что не велено, и не запоминаю то, что мне не предназначено. Такой я. Бесполезный для тебя, выходит.

И Родька заплакал, вытирая слезы лапой.

— Вот ведь, — мне стало как-то неловко. — Ну, не слишком бесполезный, я так думаю. Что-то ты умеешь делать? Кстати — чем ты обычно занимался у этого… Петровича?

— Травы собирал, — бойко ответил Родька, смахнув слезы. — Какие попроще, понятное дело. Мандрагыр или одолень-траву он сам брал, а зверобой там, вербену, плющ — так это я. Еще несложные растирки делал.Кашу варил. За чистотой следил. Дом сторожил.

— О, — поднял я указательный палец вверх. — Ну, трав мне не надо, а вот чистота — это хорошо. Ей и займись. И дом стереги. Еда в холодильнике, не стесняйся, бери что хочешь, тем более, что там особо ничего и нет. И с огнем не балуйся. А я бриться — и на работу.

— Значит — не выгонишь? — обрадовался Родька и вроде как собрался бухнуться на колени.

— Даже не подумаю, — я встал с кровати. — И это… Не вертись у меня под ногами по утрам, хорошо?

По дороге на службу я, против своего обыкновения, не читал, а размышлял, благо было о чем.

В первую очередь меня очень беспокоило, насколько быстро я поверил во все, что увидел и услышал. То есть — любого нормального человека сам факт беседы с домовым и непонятной чудой-юдой должен как минимум выбить из колеи, и это я не говорю про все то, что от них узнал. Почему со мной этого не случилось? Память предков проснулась? Или ее что-то разбудило? Например — та самая сила, что пока еще не моя, а чужая?

Или мы просто настолько отвыкли от чудес, что сами рады в них поверить и хоть так сбежать от серых будней? Собственно, не потому ли все так любят книги и фильмы в стиле «фэнтази»?

Второе, что меня беспокоило — собственная безопасность. В угрозу со стороны ведьмы я поверил еще быстрее, чем во все остальное. Странно, что у меня кошмаров с ее участием нынче не было ночью.

Ну и самое главное — что с силой делать? Сдается мне, Вавила Силыч к категории «шутник-домовой» не относится, а потому по поводу опасности, от нее исходящей, не шутил. Значит, надо как-то ее обуздывать. А как? У кого спрашивать-то про это?

Надо будет в сети порыться. Там чего только нет, может, и найду какой совет путный или хотя бы ниточку, за которую можно потянуть. Есть же сейчас всякие общины славянские, которые старые верования да поконы изучают, быт пращуров реконструируют и все такое. Они что-то знать могут.

В общем — невеселые дела.

Но это были еще цветочки. Самое забавное, что очередные неприятности тюкнули меня по темечку с той стороны, откуда я их даже и не ожидал.

Часа через два после того, как я пришел на работу, у меня зазвонил телефон.

— Сань, — услышал я в трубке голос Витька, у которого сегодня опять была смена, правда, сидел он нынче на главном входе. — Пулей сюда. Тут по твою душу пришли.

— Кто? — удивился я. — Вроде никого не жду.

— Да живей давай, — прошипел тот и повесил трубку.

И правда — посетители пожаловали ко мне. Сразу двое — молодой парень в светлой куртке и невысокая рыжеволосая девушка, которая вызвала у меня какие-то смутные ассоциации.

Точно. Я ее вчера видел, когда на переходе обернулся. Эти двое к лавочке подходили, на которой покойный ведьмак лежал.

— Вот он, — показал на меня Витек. — Александр Смолин, собственной персоной.

— Прекрасно, — сказал парень в куртке, достал из кармана красную книжку и развернул ее перед моим лицом. — Старший лейтенант Нифонтов, главное следственное управление. Это — лейтенант Мезенцева. Поговорим?

Глава четвертая

Очень хотелось произнести что-то вроде, тем более, что следак взял свойски-запанибратский тон, сходу перейдя на «ты»:

— А у меня есть выбор?

Но — не стоит. Не то чтобы сотрудники полиции были лишены чувства юмора, просто иногда он у них приобретает достаточно специфические формы. Помню, к нам как-то нагрянуло «маски-шоу» (случается и такое, что поделаешь), так мы, сотрудники отдела финансового мониторинга, очень следователям, которые вслед за автоматчиками пожаловали, не понравились. По сути, причина у них была, наша тогдашняя начальница слишком уж по поводу происходящего разорялась, чуть ли не на мат перешла. В результате, огребли мы все. Когда начался обыск, народ из других отделов согнали в большой кабинет на втором этаже, а нас оставили внизу, около наших рабочих мест. При этом отходить от них было нельзя, но и за столы садиться тоже было нельзя. Проще говоря — мы добрых четыре часа стояли пешком. Мне-то еще ничего, в ботинках, а вот девчулям на каблуках было нелегко. Хорошо хоть, что через часок они плюнули на условности и их поснимали. Но все равно — ноги потом гудели жутко. И ведь все по закону, не придерешься. И даже вроде как смешно. Правда не нам, но это уже детали.

Так что я с властью не шучу, себе дороже. Козыри всегда на руках у них, а не у меня. Тон может быть какой угодно, но, ежели чего, так это он меня «примет», а не я его.

А вообще-то крепко эта парочка мне своим визитом поднагадила. Вон как Витек смотрит, практически извиняется бессловесно своим взглядом. Мол, прости, Саня, но я о том, что к тебе ГСУшники пришли, сейчас расскажу начальству. Вот только вы уйдете — и расскажу.

Хотя — о чем я? Он уже это сделал, поскольку вон Анна свет Сергеевна из-за поворота выплыла, аки лебедушка. Анна Сергеевна — начальник юридической службы, она красива, величественна, неприступна и невозмутима. Собственно, ей и подобает такой быть, согласно утвержденной должностной инструкции и положению об отделе. А еще у нее есть регламент на подобные ситуации, и в его рамках теперь пойдет наше общение с этой парочкой. Согласно ему, любой представитель власти, прежде чем попадет в здание банка, должен пообщаться с ней, родимой. Ну если у него нет с собой группы поддержки в виде двух десятков автоматчиков в масках.

— Юрист, — приметил ее Нифонтов и усмехнулся. — Понятно. Ох уж эти мне формальности.

— Добрый день, — как всегда с улыбкой подошла к нам юрист. — Анна Немирова, начальник юридической службы. Что случилось?

— Ровным счетом ничего, — Нифонтов показал ей удостоверение. — Просто хотим пообщаться с вашим сотрудником. И сразу отдельно отмечу — интересы банка тут совершенно ни при чем, и какие-либо темы по его профессиональной деятельности подниматься не будут. У нас к господину Смолину вопросы не как к сотруднику вашей кредитной организации, а как к частному лицу. И еще — он не подозреваемый, он свидетель.

— Свидетель чего? — сразу же среагировала Анна, внимательно изучив «корочку». — Слишком широкое понятие.

— Не шире правового поля, — забавно сморщила веснушчатый нос рыжеволосая лейтенант Мезенцева.

— Смешно, но не информативно, — не подумала ответить на шутку Немирова.

— Так мы и не шутим, — заверил ее Нифонтов. — Так что, госпожа Анна… Как вас по отчеству?

— Не суть важно, — Немирова махнула рукой, видимо, что-то для себя решив. — Вам, я так понимаю, нужна переговорная?

— Совершенно верно, — старший лейтенант изобразил на лице восхищение нашим юристом. — Приятно иметь дело с опытным человеком.

«Переговорка», естественно, нашлась моментально, сотрудники ГСУ без приглашений сели в кресла, я пристроился напротив них, рядом со мной приземлилась и Анна.

— Не сочтите за нахальство, но нам бы хотелось пообщаться с Александром наедине, — мягко произнес Нифонтов. — Так сказать — приватно. Отдельно замечу — без какой-либо записи разговора и протокола. Повторюсь — тема беседы совершенно не связана с вашей бесспорно замечательной и безупречной в правовом смысле кредитной организацией.

— Не думаю, что у Смолина есть от меня тайны, — Немирова дала понять голосом, что не собирается покидать помещение.

— Анна, вы умная женщина, — в голосе Нифонтова что-то неуловимо изменилось, я это почувствовал, да и моя соседка, похоже, тоже. Она ощутимо напряглась. — Нет-нет, я не собираюсь вас запугивать, мне это ни к чему. Мне прекрасно известно, что вы скажете, когда я повторно попрошу вас выйти. Вы сообщите мне, что в этом случае мы должны вызвать Смолина к себе повесткой и беседовать с ним сколько захотим. А это банк, и в нем есть свои внутренние порядки. Да?

— Примерно так, — с достоинством ответила Немирова.

— Я еще больше скажу — мне было ясно, что так оно все и повернется, — Нифонтов достал из кармана телефон, пошерудил по экрану пальцами и приложил трубку к уху. — Одну минуту.

На лице Анны появилась полуулыбка. Я так понимаю, что подобную картину она наблюдала не впервые. Хотя оно и не странно — к нам что ни день, да кто-то ходит. То налоговики, то орлы из УБЭП. Даже из транспортной полиции — и то заглядывают. И каждому что-то нужно. А если всем все выдавать без звука, то клиентов растерять можно.

— Олег Георгиевич, это я, — сказал тем временем в трубку Нифонтов. — Ну да, без вашей помощи не обойтись. Ага, передаю.

Он протянул аппарат Немировой и подмигнул.

Анна взяла телефон, холодно глянула на нашего гостя и ответила:

— Да? Добрый день.

А вот дальше было интересно.

Анну Сергеевну за глаза называли «Железной леди». Никто никогда не видел, чтобы она не то что выходила из себя, а хотя бы просто давала волю хоть каким-то чувствам. Их у нее, по ходу, вовсе не было.

И это при том, что раньше или позже срыв настигает каждого сотрудника банка, независимо от отдела, в котором он работает, и обязанностей, которые выполняет. Он начинает орать про то, что за такие деньги ему ничего нафиг не надо, что нервы у него не железные, что руководство состоит сплошь из гадюк семибатюшных, и плевать он хотел на то, что завтра его за эти слова уволят. Кстати — ни разу не видел, чтобы кого-то за подобное уволили. Руководство — оно и впрямь такое, но они же не дураки? Всё понимают, особенно если учесть, что многие тоже начинали с низов. Не все. Но многие.

И это с ее фронтом работ, где вообще одни нервы. Уникальная женщина.

А тут на тебе — цитадель спокойствия дала брешь. На лице Немировой сменилось несколько гримасок, которые я истолковал как сначала узнавание, потом удивление, потом даже вроде испуг.

— Я поняла вас — сказала наконец она, дослушав собеседника. — Разумеется, никто вашим сотрудникам препятствовать не будет.

Она отдала аппарат Нифонтову и встала с кресла.

— Так и знала, что вы пойдете нам навстречу, — невинно-язвительно заметила Мезенцева. — Вошли в наше положение?

— Нет, — бесстрастно ответила ей Анна. — Просто я знаю вашего шефа и кое-чем ему обязана. Я, знаете ли, до банка успела поработать в Системе, а она, как показывает практика, чрезвычайно тесна. Чай, кофе?

— Нет, спасибо, — отказался Нифонтов. — Мы быстренько поговорим с Александром и дальше побежим. Дел полно.

— Как скажете, — и Немирова покинула переговорную.

Я проводил ее взглядом и вздохнул.

— Что такое? — Нифонтов посмотрел на меня.

— Да лучше бы вы меня к себе вызвали, — честно ответил ему я. — Сюда-то зачем было приходить? Теперь начальство вопросами замордует, «чего» да «почему».

— Могли бы, — в тон мне сказал Нифонтов. — Но это долгая песня, знаю я вашего брата. Сегодня не могу, завтра не могу, давайте лучше в пятницу, после шести, раньше никак. А нам информация сейчас нужна, а не в пятницу.

— Спрашивайте, — решил не углубляться в дебри спора я. — Вы же по поводу того деда, что вчера на Гоголевском богу душу отдал, сюда пожаловали?

— Богу, — ухмыльнулась Мезенцева.

— Евгения! — шикнул на нее Нифонтов и снова обратился ко мне. — А почему ты решил, что именно по этому вопросу мы к тебе пришли?

— А по какому еще? — мне даже не пришлось изображать удивление. — Я законопослушный гражданин, даже дорогу в положенном месте перехожу, так что других пересечений с органами власти быть не может.

— Сказал человек, работающий в банке, — как бы в сторону мурлыкнула рыжая Евгения.

— Стереотип, — привычно парировал я. — Нет, мне девчонки-ветераны рассказывали о лихих делах, которые велись в годы первоначального накопления капитала, да и в начале «нулевых» тоже, про картонные коробки с деньгами и липовые авизовки. Но то когда было? Сейчас такого уже не встретишь, ЦБ в сторону вильнуть не даст, чуть что — проверка и отзыв лицензии. Себе дороже выйдет. Нет, бывают банки под «слив», там всякое случается, но это не про нас. Так что — сказки это все, вроде моментальных переводов в фильмах.

— Каких переводов? — заинтересовался Нифонтов.

— Ну, знаете, когда один бизнесмен говорит другому: «Я перевожу тебе двадцать миллионов долларов, а ты отдаешь мне эти бумаги», и цап свой телефон, — объяснил я. — За пару секунд чик-тык — и второй сразу же видит на своем счете, который открыт где-то в Швейцарии, кругленькую цифру. Выглядит красиво, но мы над подобными вещами всегда смеемся. Не бывает. Нет, на Западе возможно, но у нас за пять секунд миллионная сумма, да еще в валюте, да еще за рубеж…

— Забавно, — Нифонтов рассмеялся. Хорошо так, звонко. Кстати — он, по ходу, совсем еще молодой, ему двадцать пять, не больше. Мой ровесник, может, чуть постарше. Видимо, просто жизнь затюкала, да заросший шрам на правой щеке его старит немного. Он сразу мне как-то в глаза не бросился, а вот сейчас я его заметил. — Ну да ладно, это все так, лирика, отвлеченные темы. Да, нам хотелось бы послушать твой рассказ о вчерашнем происшествии на Гоголевском бульваре. Сразу просьба, изложи все максимально точно — что видел, что слышал. В идеале — поминутно.

— Ну поминутно — это вряд ли, — почесал затылок я. — А так — постараюсь.

— Не надо стараться, — попросил Нифонтов. — Надо сделать так, как нужно. Начинай, пожалуйста.

Что интересно — ни диктофона, ни бумажки для записей. Видно, память хорошая. Или я просто не вижу записывающего устройства.

— Значит, так, — я положил ладони на стол. — Было без семи минут девять…

Правду говорить всегда легко и приятно — это аксиома. Мне же здесь врать было совершенно ни к чему, поскольку бояться нечего — я ни в чем не виноват.

А о последствиях этого происшествия они меня вряд ли будут спрашивать, тем более о тех, которые имеют место быть. Это же не Малдер со Скалли, правда?

И не угадал. К моему великому удивлению, именно в эту сторону Нифонтов и стал поворачивать оглобли после окончания моего рассказа.

— Стало быть — потерял сознание? — уточнил он, переглянувшись с Мезенцевой.

— Ага, — ответил я. — Сам удивлен, раньше за мной подобного не водилось. Нет, пару раз было, но в детские годы. Первый — когда в школе с каната навернулся, второй… Там личное.

— Так хорошо было? — рыжая Евгения меня, похоже, за что-то невзлюбила.

— Бутылку водки залпом выпить хотел, — я уставился ей в глаза. — Не выпил, слабоват оказался. Вырубился я.

Ну, на самом деле все было не так, точнее — не совсем так, но это и неважно. К нынешнему делу эта история отношения не имеет.

— А тут — раз, и валишься без чувств? — даже не особо скрывая иронию, за которой чувствовался подвох, произнес гсушник. — Странно.

— Странно, — немедленно согласился с ним я. — Не то слово. Но хоть сколько-то связного обоснования у меня нет.

— Хорошо, — Нифонтов не переставал улыбаться, это начало меня немного нервировать. — А перед тем, как ты отправился в обморок, ничего странного не произошло? В тот момент, когда ты пожал руку незабвенного Захара Петровича?

Вопрос был странный, не сказать больше. Куда он гнет? Что услышать хочет?

Или — он знает? Все — знает? В смысле — о том бреде душевнобольного, который на меня за какие-то грехи свалился и в который я даже поверил?

Да ну, чушь. Если бы мне вчера с утра такое рассказали, я бы долго смеялся, а потом посоветовал тому, кто такое придумал, либо поменьше фэнтази читать, либо самому его начать писать.

Но тогда — к чему подобные вопросы?

Только вот если даже это так, и этот следак в курсе происходящего, ничего я ему не расскажу. Я хорошо запомнил слова Вавилы Силыча о том, что друзей у меня теперь нет. И в них поверил.

Может, это вообще не следователь ГСУ, а какой-нибудь… Блин, не знаю я нашего фольклора, к своему стыду. Западный знаю, про него книг много и фильмов, а нашего не знаю.

А, вот. Может, он какой-нибудь анчутка. Понятия не имею, кто такой «анчутка», но слово забавное. Эта же Евгения точно ведьма. Вон — все приметы на лицо, не сказать — на лице. Сама рыжая, глаза зеленые.

— Нет, — пожав плечами, ответил я. — Ничего не случилось. Я же говорю — сам в шоке. Еще и пиджак испачкал.

— Ну да, ну да, — побарабанил пальцами по столу Нифонтов. — Следующий вопрос. Возможно, он тебе покажется странным, но тем не менее — после того, как ты покинул бульвар, с тобой ничего странного не произошло? Такого, что не укладывается в привычные рамки? Обыденные?

— Если честно — не до конца понимаю, о чем речь идет? — изобразил недоумение я. — Что именно вы вкладываете в слово «странного»? У нас тут банк, что ни день, так новости, одна другой страннее. ЦБ, знаете ли, оно иногда похлеще Бермудского треугольника бывает, такие приказы и инструкции выпускает, что поневоле задумаешься — не окопался ли там иномировой разум.

— Юлит, — без тени сомнения сказала спутнику Евгения. — До того все честно говорил, а теперь юлит. Случилось уже. Что-то он то ли увидел, то ли понял.

— Смахивает на то, — даже не стал с ней спорить Нифонтов. — Саша, ты просто сам не понимаешь, в какую историю влез и чем все это для тебя закончиться может. В принципе, о том, что приключилось на скамейке, ты мне можешь ничего не рассказывать больше, я и так все знаю. А вот о том, что случилось после того, мне бы очень хотелось послушать.

Вот прямо все как в плохом кино. И тон, и слова. Все знают, что в таких случаях следователю верить не стоит.

И я не собираюсь этого делать.

— Вы мне хоть намекните, про что вам рассказать? — взмолился я. — Нет проблем, все сделаю. А то ведь непонятно даже, что вы от меня хотите.

— Пустое, — посмотрел Нифонтов на напарницу. — Ладно, подождем, пока дозреет.

— Если только успеет, — зловеще прищурилась та. — Но мне лично его, дурака, и жалко не будет. Не хочет человек понять, что у него появился шанс уцелеть — значит, он ему и не нужен.

В этот момент в дверь «переговорки» постучали, она приоткрылась, и в нее просунулась голова Димы Волконского, второго зампреда.

Не утерпел, стало быть, и Анне не поверил, что все ровно. Пошел выяснять, накой по мою душу следователи пожаловали.

Вообще, Дима — хороший человек. Он относится к тем самым работягам, которые в люди выбились своим трудом, а не по праву рождения. Ну знаете, как бывает (и не только в банках)? Двоюродные братья и сестры, племянники и даже дети друзей высокого руководства периодически попадают на разнообразные посты средней руки, при этом частенько даже не представляя, что им делать-то надо. Выше их никто не поставит — не та степень родства, но вот в среднем звене таких хватает всегда. Нет, в небольших банках с этим попроще, там персонала не так много, все на виду и все при деле, а вот в средних и больших такого добра хоть отбавляй. Как правило, сидят они в головном здании, в подразделениях, четкий результат работы которых проверить крайне затруднительно, вроде «Отдел корпоративного развития» или «Отдел внедрения банковских инноваций», и имеют всегда крайне сосредоточенный вид, даже когда курят или обсуждают, куда поедут в отпуск. Просто основная их работа — делать вид, что они работают. Нет-нет, бывают и исключения, среди них тоже встречаются хорошие и крепкие профессионалы, но эти исключения только подтверждают общее правило. Да и все бы ничего, есть они и есть, не так это и страшно, вот только время от времени даже им нужно показывать какие-то результаты своей работы. Собственно, в этот момент и начинается беда. Они придумывают самолет, который не взлетит, называют это «эксклюзивным продуктом», пишут стосорокастраничную инструкцию по использованию, а после рассылают эту небывальщину по дополнительным офисам. И вместе с ней отправляют план продаж, как правило — заоблачный. И рапортуют, рапортуют, рапортуют. А если что-то пойдет не так — дружно ищут виноватого.

Мне до нынешнего банка довелось поработать в одном крупном, сетевом, топовом, я там на подобное насмотрелся. Помню, когда я туда пришел, там как раз усиленно продвигали пластиковую карту «Странник» с неким уникальным чипом, встроенным в нее. Подразумевалось, что эта карта — не просто универсальное платежное средство, а гениальная инновация из разряда «будущее наступило». Любые платежи, все возможные системы, оплата за все-все-все — от жвачки и авиабилета до прохода в Кремль, Лувр и Прада. Я так думаю, что еще этой картой можно было бриться, а по вечерам она детям колыбельные пела.

Все бы хорошо, но вот какая штука — торговые сети почему-то ее органически не переваривали. И билеты по ним не продавали. Да вообще ничего по ней купить было нельзя, она выдавала ошибку в любой стране, кроме нашей. Впрочем, и в нашей срабатывала через раз. Мало того — именно эту карту по какой-то причине захватывали и не хотели отдавать обратно все банкоматы мира. Ну насчет мира я погорячился, но в Германии и Швеции точно, клиенты оттуда звонили и орали так, что пластиковые стекла в окнах дрожали.

В общем — чего-то в ней то ли перекрутили, то ли недокрутили, а что — непонятно. Скорее всего, как раз уникальный инновационный чип.

Но факт остается фактом. В результате все карточки, что отделения не успели выдать, отозвали обратно, управляющим при этом намылили холку за невыполнение плана по продажам новой услуги, и до кучи уволили заместителя начальника процессинга. Надо же было крайнего найти?

Слава богу, у нас таких почти нет, за редким исключением. И Волконский — точно не из них. Он молодец, за троих впахивает, чего, кстати, я тоже до конца понять не могу. Ну да, карьерные устремления и все такое, но меру-то знать надо? Мужику сорока нет, а налицо уже два микроинфаркта, по одному на две последних «цбшных» проверки. Опять же — приходит на работу первым, уходит последним. Еще говорят, что у него в ящике стола всегда лежат бритвенные принадлежности и свежая сорочка, потому что иногда он прямо тут и ночует.

Как по мне — это перебор. Смысл так гореть на чужом костре? Я понимаю, если бы у него была доля в этом бизнесе, а так он такой же наемный работник, как и мы все. Расходный материал, проще говоря.

Впрочем — каждому свое.

Ладно, я отвлекся. Так вот — сунулся он в дверь, выдал улыбку и говорит:

— Добрый день. Может, все-таки, кофе? Или чай?

— Да нет, — отказался Нифонтов. — Мы уже уходим. А вы, я так понимаю, из руководства будете?

— Заместитель председателя правления, — не без гордости сказал Дима, входя в «переговорку».

И он представился по полной форме, разумеется, протянув обоим «следакам» свои визитки.

— Хорошего сотрудника воспитали, — Нифонтов похлопал меня по плечу. — Человека и гражданина.

— В смысле? — Дима, привыкший искать во всем подвох, тревожно посмотрел на меня.

— В прямом, — объяснил ему Нифонтов. — Вчера господин Смолин показал себя с лучшей стороны, не остался безразличным к чужому горю. На Гоголевском пожилому человеку стало плохо, так он пришел к нему на помощь, всячески пытался спасти, правда, увы, безуспешно. В общем — повел себя достойно.

— Надо же, — Волконский бросил на меня взгляд. — Нам он ничего не сказал.

— Еще и скромный, — веско заметила Евгения. — Молодец какой!

— Так что, Дмитрий Борисович, примите к сведению, — Нифонтов повернулся ко мне, подмигнул и продолжил: — У вас работает герой. Простой, современный герой. Че-ло-ве-к!

Одно хорошо — у Димы с чувством юмора плохо. Была бы здесь та же Немирова, она бы иронию мигом распознала.

— Ладно, на этом и попрощаемся, — сказал мне Нифонтов и протянул руку. — До поры до времени. Уверен, что еще увидимся.

— Жизнь — странная штука, — расплывчато сказал я, но руку ему пожал.

— И вот еще — карточку мою возьми, — в пальцах следака, как из воздуха, появился белый прямоугольник. — Звони, когда совсем прижмет. А лучше — не дожидаясь этого.

Волконский переводил взгляд с моего лица, на лицо гсушника, как видно, делая свои выводы из услышанного. Не очень верные, разумеется.

— Думаю, до этого не дойдет.

Нифонтов ничего не сказал, Мезенцева же после моих последних слов звонко засмеялась, похлопала меня по плечу и поспешила за напарником.

— Я провожу, — сказал им вслед Волконский и тоже вышел из переговорной.

Визитка была самая что ни на есть обычная, из недорогих, без золотого тиснения и прочих изысков. Да и не очень содержательная. «Нифонтов Николай Андреевич, старший лейтенант. Отдел 15-К при ГСУ ГУ МВД РФ по г. Москве». И телефон. Всего один, мобильный. Даже городского нет.

Но в целом — я как-то занервничал. Одно дело, когда вся эта чертовщина вертится только вокруг меня, совсем другое, если сюда влезают властные структуры, пусть даже и в виде двух лейтенантов. Это они сейчас добрые и улыбчивые, а потом могут и зубы показать.

И тут я снова пожалел, что проявил вчера сознательную гражданскую позицию. Вот оно мне было надо? Сейчас бы сидел, работал себе спокойно, а не рыскал по сети в поисках информации об этом самом отделе 15-К.

Что интересно — молчала сеть. Ничего я не нашел, вот какая штука, будто и не было этого отдела вовсе, что довольно странно. Даже на сайте ГСУ про него ни слова не оказалось.

Может, это не менты были? Тогда непонятно, почему Анна так в лице поменялась, с кем-то там поговорив по телефону.

А может это вовсе чекисты, а не гсушники? Тогда многое становится понятно.

Помучавшись таким образом еще часок, я плюнул на все и пошел к Немировой.

Та сидела в своем кабинете и лениво ковыряла вилкой какую-то несъедобную мешанину из тушеных овощей, находящуюся в пластиковом корытце.

— Тук-тук, — сказал я, входя в ее кабинет. — Не помешал? Питаешься?

Немирова без особой симпатии глянула на меня.

— Как ты только это ешь? — предпочел я не заметить этого взгляда.

— С отвращением, — сказала та, подумала немного и добавила: — По Дюкану.

Фамилию эту я слышал. У нас почти все девчонки раньше или позже садились на те или иные диеты. Периодически даже толк от этого был, потому как не все диеты являются профанацией. Девчули, скинув первые полтора-два кило, собой очень гордились и немедленно начинали видеть себя на белоснежных пляжных песках, в восхитительно бесстыдных бикини. Вот стоят они, нежась в жадных мужских взглядах, и каждое ребрышко у них видно, и животик плоский. А после приходит ОН!

Собственно, на мечтах все и кончалось. Впечатлившись собственной выдержкой и убедившись, что диета работает, девочки при первой же формальной возможности устраивали коллективный набег на арбатские фаст-фуды, благо недостатка в них не было.

— Да тебе-то зачем? — с возмущением и вытаращив глаза спросил я. — Ты ж и так как та тростиночка, всё при всем…

— Смолин, не буди во мне зверя, — посоветовала мне Анна. — Я про себя все знаю, а твое мнение вообще не рассматривается как компетентное. Зачем пришел?

Чего это не рассматривается? Я что, пластиковый Кен, существо без половых признаков? Даже обидно, честное слово.

— Вот и зря ты так, — пошаркал ногой по полу я. — Это точка зрения независимого эксперта.

Анна воткнула вилку в несъедобную на вид пищу, сложила руки на столе, как первая ученица, и уставилась на меня.

— Понял, — я выставил ладони перед собой. — Вопрос — что за отдел «15-К» такой, ну из которого эти двое были? Ты же все знаешь? И про них наверняка слышала.

— Не слышала, — моментально ответила Немирова.

Настолько моментально, что я понял — она врет.

— Ань? — попробовал усовестить ее я. — Да ладно?

— Сказано — не слышала я про них ничего, — взгляд Анны потяжелел. — Мало ли в Системе разных отделов и управлений, все знать невозможно. И вообще — у меня обед. Вали отсюда, Смолин. Брысь!

Прямо как кота какого-то шуганула.

И все-таки — что это за отдел, если даже наша Немирова, которая вообще ничего на этом свете не боится, про него говорить не хочет?

Неужели и правда в системе МВД есть подразделение, которое занимается паранормальными явлениями? Если да, то я в каком-то смысле буду даже счастлив, поскольку смогу сказать, что теперь видел все. Согласитесь, не все люди на этой планете могут похвастаться тем, что видели все. Опять же — это объяснило бы многое, в первую очередь то, почему про этот отдел ничего в сети нет. И это в наше время, когда, вроде, ничего никуда не спрячешь. Все одно СМИ докопаются до истины.

Собственно, прямое подтверждение последнего моего утверждения я встретил в подъезде, когда вернулся домой.

Подтверждение это звали Марина, жила она на этаж выше меня, и мы были дружны. Именно что дружны, поскольку на что-то другое в данном случае мне рассчитывать, увы, не приходилось, так как уже через пару дней после знакомства прозвучало следующее:

— Ты славный мальчик, Шура, добрый и милый. Я не хочу ломать тебе судьбу, потому будем просто друзьями. И без секса по дружбе, заруби это себе на носу.

Если бы меня попросили показать эталон современного журналиста, то я ткнул бы пальцем в Марину. Она была талантлива, трудолюбива, обладала настойчивостью жука-древоточца и въедливостью хлорки. Еще не закончив журфак МГУ, она умудрилась опубликоваться в добрых двух десятках изданий, причем изданий с именем. И, что примечательно, если верить ее словам, то она даже ни с кем для этого не переспала. Талант всегда себе пробьет дорогу, по-другому и не скажешь.

А еще она была красива, умна и полностью самодостаточна. Ее можно было бы назвать идеальной девушкой, если бы ко всем этим достоинствам не прилагались бы недостатки. Она была невероятно настырна, беспардонна, все время совала нос в чужие дела, и еще у нее полностью отсутствовал инстинкт самосохранения. Отдельно следует отметить, что во всем прочем Марина отличалась редкостным раздолбайством. Например, как-то раз она умотала в Крым с друзьями, оставив включенным будильник. И все бы ничего, кабы тот будильник не был заведен на пять утра и им не являлся музыкальный центр с предусмотрительно вставленным в него диском. Две недели, до той поры, пока она не вернулась, я вскакивал как подорванный ни свет ни заря, ведь меня добросовестно будил Тиль Линдеманн, рассказывающий трогательную историю о своей матери. А баба Маша, что живет над Маринкой, все эти две недели из церкви не вылезала.

Да мы и познакомились соответствующим образом. Она затопила меня на второй же день после того, как я здесь поселился. Просто решила принять ванну, пустила воду и ушла на пять минут посидеть за компьютер. Встала она из-за него только тогда, когда я начал долбить ногами в ее дверь.

Но я рад, что у меня такая соседка. Во-первых, с ней не скучно. Во-вторых… Да нет, наверное, все. Первого достаточно.

Именно это бедствие и встретилось мне на лестнице, когда я отпирал свою дверь. Маринка шла вниз, весело прыгая через ступеньку, что-то напевая и поправляя лямки маленького кожаного рюкзачка, с которым никогда не расставалась. Следом за ней топал невысокий коренастый молодой человек с довольно мрачным выражением лица. Увидев меня, соседка тряхнула головой так, что платиновые пряди волос мотнулись из стороны в сторону, и весело спросила:

— Шур, а ты что, кошака завел? Просто вроде раньше ты к животным равнодушен был?

Приветствиями она себя никогда не утруждала, считая их никому не нужной формальностью.

— Нет, — передернул плечами я и насторожился. — А что за кошак?

— Черный, — Маринка спрыгнула с последней ступеньки, подошла ко мне, небрежно прикоснулась губами к моей щеке и потерла ее, стирая помаду. — Знатный такой. Глаза зеленые, хвост пушистый, и злой как собака. Меня увидел, зашипел и лапой махнул. Я просто заметила, что он у твоей двери трется, вот и подумала — не иначе как ты его завел, из дома выпустил, а обратно запустить забыл.

Стало быть, нашла меня та ведьма. Ее это кот. Как там его? Феофил.

Может, надо было этому Николаю все рассказать? В офисе-то мне страшно не было, а вот когда ночь на носу, уверенность в своей правоте как-то подуменьшилась.

Кстати, о Николае.

— Марин, а ведь ты, как журналист, много чего знаешь? — начал я издалека. — Ну, госструктуры, все такое?

— Не без того, — соседка достала из кармана «чупа-чупс» и начала его разворачивать. — Шур, ты вола за шары не тяни, если надо что — спрашивай. Не чужие люди. Если смогу — помогу, как ты мне тогда.

Это да. Она, когда материалы для одной из статей готовила, так меня наизнанку выворачивала несколько дней. Там тема была с банками связана.

— Да есть в системе МВД один отдел, ничего про него найти не смог, — я достал из кармана визитку Нифонтова. — Хотелось бы конкретики.

— Ты что-то натворил? — Маринка сунула в рот конфету и взяла у меня карточку. — ГСУ. Шура, ты проигнорировал мой вопрос. Ты встал на кривой путь правонарушений?

— Нет, — твердо ответил я. — Но знать, что за отдел такой, хотелось бы.

— Никогда не слышала, — покачала головой Марина. — Но это и не мой профиль, так что ничего удивительного. Зато это делянка Севастьянова, и он, на твою удачу, вон стоит. Да, Шур, это Севастьянов.

Молодой человек, стоящий за Маринкой, протянул мне руку и сказал:

— Сергей Севастьянов. Очень приятно.

— Он почти так же талантлив, как я, — пояснила Марина, пока мы обменивались рукопожатиями. — Только он уже в штате газеты, а я у них стажер. Так вот, к чему я — он сотрудник отдела криминальных и тому подобных новостей. Убили, украли, взорвали. То есть — с ментами регулярно общается. Серег, глянь, ты такое подразделение знаешь?

Севастьянов взял карточку, прочел написанное на ней и покачал головой:

— Нет, не сталкивался. Но если надо — пробью у Стасика.

— Кто есть Стасик? — заинтересовалась Марина.

— Дружок мой школьный, — пояснил Сергей. — Он недавно школу милиции закончил и теперь опером в СКМ у нас на районе служит.

Севастьянов достал телефон и сфотографировал визитку.

— Хочешь — оставь номер, если что узнаю, тебе перезвоню, — предложил он мне.

— Нетушки, — помахала чупа-чупсиной Маринка. — Фигушки. Вся информация через меня. Все, Шурик, мы побежали, у нас планерка. Шеф у нас зверь, он это мероприятие не утром, а вечером проводит, и невероятно громко орет, если кто-то опаздывает.

Я проводил ее взглядом, прикинул реакцию собственного руководства, если бы кто-то из моих сослуживиц пришел на совещание в джинсовых шортах, которые были короче, чем те труселя, которые сейчас были на мне, похихикал по этому поводу и сунул ключ в замок.

Глава пятая

Вообще-то сплю я крепко. У меня с этим в целом проблем нет — ни с тем, чтобы заснуть, ни с ночными кошмарами, ни с чем таким прочим. Повезло, в наше нервное время у кучи народа проблемы со сном. Стрессы, синдромы, экология опять же ни к черту.

Так вот — сплю я крепко и разбудить меня — это если и не проблема, то задачка из непростых. Однако же вот — посреди ночи я проснулся от какой-то возни и сопения в коридоре.

Сначала, спросонья, я подумал о том, что это Родьке неймется, дня ему мало было, он и ночью решил по хозяйству проворить.

Дело в том, что это странное пушистое создание восприняло всерьез мои слова о том, что я ему поручаю следить за чистотой, и на самом деле выдраило квартиру до блеска. В ней такой стерильности и порядка сроду не было. Как сказала бы одна моя добрая знакомица Алена — «Словно в операционной». Ей можно верить, она медик.

Мало того, он еще и стирку затеял, причем — ручную. Машинку мой новый слуга проигнорировал, скорее всего, по той причине, что даже не знал о ее предназначении. Откуда-то с балкона он вытащил древнее жестяное корыто, в котором некогда меня маленького купали, и пустил его в дело. Причем порошки тоже были обойдены стороной, в ход пошло хозяйственное мыло. Представляю себе, как мои рубашки теперь пахнуть будут.

И только с обедом, он же ужин, не сложилось. Печи у меня не было, костер он складывать на полу побоялся, а как работает плита — не знал. Спросил бы у Вавилы Силыча, да он днем дрыхнет, будить как-то неудобно. Это не мои слова, а его.

Ассортимент продуктов, к слову, его тоже не устроил. Гречи, мол, нет, репы нет, солений нет. Одни коробочки да пакетики, да еще пшено сорочинское. Это он так рис назвал. Интересно, почему «сорочинское»?

Но в целом я остался доволен, похвалил его и, как стемнело, спать пошел. А то мысли в башке так и ворочались, так и ворочались. И до добра это меня бы не довело.

И — на тебе, разбудили. В три пополуночи, если верить экрану смартфона.

Я зевнул, встал с кровати, и решил шугануть неугомонного Родьку как следует, чтобы не имел привычки беспокоить меня в ночи.

Впрочем, тут сонливость с меня и слетела, как листок с ветки по осени. Коридор, ведущий из моей миниатюрной прихожей в кухню, был весь залит синевато-призрачным светом, и свет этот не был привычной с детства лунной дорожкой. Это сияние было другое, более яркое, насыщенное и тревожное.

Хотя даже не это было самым пугающим в увиденном мной, свет — он и есть свет, от него вреда не будет, откуда бы он ни шел. А вот Родька, громко сопя дерущийся со здоровенным черным котом, которого я, если можно так сказать, сразу узнал в лицо — вот это заставило меня судорожно сглотнуть и застыть на месте.

Стало быть — добрался он до меня. И добро, если только он.

А драка была нешуточная. Я даже подумать не мог, что этот меховой шарик — он настоящий боец, однако же вот, только гляньте. У него, как оказалось, и коготки наличествовали, потому что прямо на моих глазах он вдарил ими по наглой усатой морде и порядком ее раскровянил.

— Ну же, — раздался из прихожей знакомый по прошлой ночи скрипучий голос, от которого у меня по телу мурашки размером с вишню пробежали. — Найди его, Феофил! Убей эту тварь и найди мне его! Не тяни!

Надо заметить, что голос был вроде тот, но при этом звучал глухо, как из бочки.

Самым разумным было бы, наверное, свалить в маленькую комнату, подпереть дверь шкафом и отсидеться там до утра. Кем бы ни была эта мерзкая старуха, она точно не Валуев, фиг она эту баррикаду свернет вот так запросто.

Я подумал об этом, тряхнул головой и вместо того, чтобы шмыгнуть в комнату, зачем-то поспешил на помощь Родьке, который пропустил удар лапой слева и отлетел к стене, порядком об нее брякнувшись.

Не знаю, почему я так поступил. Видимо сработал давно забытый инстинкт, вбитый в детстве. Наших бьют, однако…

Я выскочил в коридор, и тут Феофил заметил меня, его глаза блеснули изумрудной зеленью, прямо как в кино.

Он раззявил пасть, зашипел и выгнул спину дугой.

— Вот он! — взвизгнул голос откуда-то слева, в нем было столько злобной нечеловеческой радости, что у меня даже в носу волосы дыбом встали. — Феофил, кровь! Мне нужна его кровь!

Бросив взгляд налево, туда, откуда шел голос, я оторопел. Самой ведьмы в коридоре не было. Она обнаружилась в большом ростовом зеркале, которое было вделано в гардеробный шкаф. Собственно, оттуда и лился этот мертвенно-синий свет. Бабка прильнула к стеклу с внутренней стороны, за ней виднелась какая-то зелень, вроде как болото.

Заметив, что я смотрю на нее, она захохотала, широко раскрыв свой беззубый рот.

— Сбежать хотел? — часто дыша, словно задыхаясь, спросила она у меня. — Дурачок! Все твое — мое будет! И сила, и сердце!

— Хозяин! — взвизгнул Родька у стены. — Берегись!

Он, как маленькая мохнатая молния, прыгнул на спину Феофилу, который как раз нацелился вцепиться когтями мне в ногу.

— Если этот гад тебе кровь пустит, то он ей двери откроет, — вопил мой слуга, вцепившись руками в горло кота и чем-то напоминая ковбоя на родео. — Она тогда сюда сама придет! Не лезь, хозяин! Вавила Си-и-и-илыч!

Вот оно что. Она сюда войти не может. Ну да, мой дом — моя крепость. И, судя по всему, только до тех пор, пока кто-то не подберет ключи к дверям этой крепости.

Кошак попытался скинуть с себя Родьку, но тут же взвыл благим матом — похоже, что тот вцепился зубами в его ухо.

Лицо ведьмы скривилось, она раздраженно ударила ладонями по стеклу и крикнула:

— Живей! Что ты возишься?

Не могу сказать, что у меня была безоблачная жизнь, в ней всякое случалось, но такого, как сейчас, не было никогда. И я не про ведьму в зеркале говорю, тут и так понятно, что это за гранью понимания. Я про то, что чуть ли не в первый раз в жизни я застыл столбом, не зная, что делать дальше.

Помочь Родьке? Хорошо бы, да он знай орал: «Я те покажу!» и «Хозяин, не лезь!». Эта парочка переместилась в комнату, где, судя по грохоту и звону, умудрилась перевернуть стул и что-то разбить.

Расколотить зеркало? Первое, что пришло мне в голову. Вот только не факт, что за этим последует необходимый результат, то есть — все кончится. А может, как раз наоборот — разобьется оно, и ведьма шагнет сюда, в коридор.

Задать стрекача из квартиры? Тоже не вариант. Кто знает, что меня ждет за ее пределами? А если эта тварь уже себе напарницу нашла, и та меня на лестничной клетке ждет?

И вот тут я пожалел, что тем ментам ничего не рассказал. Может, не надо было мудрить, а взять и выложить все начистоту.

Так и стоял я в коридоре, словно статуя физкультурника — в трусах и в застывшей позе. Только без рельефной мускулатуры.

— А ну пошла отсюда! — раздался за моей спиной недовольный басок Вавилы Силыча. — Ты чего это творишь, плесень болотная? Кто тебе право дал вот так в чужие дома лезть?

— Замолчи, пенек! — взвизгнула ведьма. — Тебя не спросила! Это ничья сила, кто на нее руку наложит, того она и будет!

— Это мой дом, — Вавила Силыч, протопав мимо меня, подбежал к зеркалу. — И я тут хозяин. Пошла прочь, говорю!

Синева замигала, ведьма забарабанила кулаками по стеклу, и у меня сложилось впечатление, что она вот-вот его вышибет.

— Чего стоишь? — повернувшись ко мне, крикнул домовой. — Простыню давай!

Ну вот, хоть какая-то ясность появилась.

Хотя — какая, ко всем чертям, ясность? Простыня-то ему зачем? Что он с ней делать собирается?

Помотав головой и выкинув из нее на редкость отвратную картинку, которая поневоле мне представилась, я скакнул в комнату, чуть не запнувшись о комок, в который сплелись Родька и кот, сдернул простыню с кровати и метнулся обратно в коридор.

— Не смей, — заорала ведьма. — Феофил! Феофи-и-и-и-ил!

Из комнаты раздался дикий мяв, но кот не появился.

— Накидывай на зеркало! — приказал мне домовой. — Живей!

Я бросился к зеркалу и оказался с ведьмой фактически лицом к лицу. Она вся тряслась от злобы и билась своим тщедушным телом о гладь стекла. Меня тоже передернуло, но от страха, выглядело это все уж очень жутко.

Кстати — и впрямь за ее спиной было болото. А может, пруд, заросший ряской. Или что-то еще в таком духе.

— Найду! — истово выдохнула старуха, прижав лицо к стеклу. — По капле кровь сцежу!

Я ничего не стал ей говорить, а просто накинул простынь на зеркало, точнее — на верхнюю часть гардероба. Ну или как там это сооружение в моей прихожей называется правильно?

Короче — скрылапростыня зеркало, и синий свет тут же померк, а через пару секунд вовсе исчез.

— Ффух, — выдохнул Вавила Силыч и вытер лоб короткопалой ладошкой. — Старая карга. Сто лет в обед, а все туда же. Родька, отпусти ты этого хвостатого уже, все закончилось.

— Убью его — тогда и отпущу, — раздался из комнаты спертый вопль, и что-то громыхнуло и покатилось по полу.

— Не вздумай! — рявкнул домовой. — Только эдакой пакости мне тут и не хватало. Это ведьмин кот, он после смерти здесь будет до конца времен ошиваться. Отпусти его, я сказал.

И Вавила Силыч направился в комнату, последовал за ним и я, сразу включив в комнате свет.

Клубок из драчунов распался, они стояли друг напротив друга, как бы прикидывая — закончить стычку или продолжить? Обоим досталось — у кота была окровавлена морда, Родька был весь какой-то всклокоченный.

— Еще раз сунешься — точно удавлю, — погрозил кулаком Родька коту.

— Мя-я-яррр, — насмешливо протянул кот и повернул голову ко мне.

Я слышал, что эти животные очень умны, по заверениям кое-каких знакомых, они смышленее многих людей. Нынче ночью я в этом убедился. В фосфоресцирующих глазах Феофила был разум, может, и нечеловеческий, но разум.

— Проваливай, — коротко приказал домовой и вытянул руку по направлению к балконной двери. — Родька, выпусти его.

— Мя-я-я-я, — кот было двинулся в сторону коридора, но домовой погрозил ему невесть откуда появившейся в его руках короткой дубинкой.

— Третий этаж, — заметил я. — Мне его не жалко совершенно, просто констатирую факт.

— Эту тварь с двадцатого бросить вниз можно, — заверил меня Вавила Силыч. — Все одно жив останется.

Родька подбежал к балконной двери, по шторе вскарабкался вверх и лихо открыл ее, повиснув на ручке.

— Давай, — в голосе домового была неприкрытая угроза. — И хозяйке своей скажи — еще раз в своем дому ее увижу — беда будет. Я существо мирное, но мое не тронь.

— Фррр, — презрительно сообщил нам кот, провел лапой по морде, стирая кровь. — Мя!

Он неторопливо прошел по комнате, на пороге балкона обернулся и посмотрел на меня. Клянусь — он улыбался. До того я считал, что улыбка кота бывает только в книгах Кэрролла. Нет, не только.

И это была очень, очень нехорошая улыбка.

После Феофил потянулся, как черная молния взвился в воздух и сгинул в ночной темноте.

— Я же говорю — эту пакость ни одна холера не возьмет, — Вавила Силыч громко выдохнул воздух. — Но хозяйка у него до чего наглая, а? Вот так, через зеркало, в дом человека.

— А что она нарушила-то? — я подошел к балконной двери и закрыл ее. — Есть какой-то кодекс или свод правил приличия?

— У любого дома есть хозяин, — сказал Вавила Силыч, озираясь. — Твоему — ты голова, а всему нашему подъезду — я. И только с нашего разрешения она может сюда войти. Так с давних времен ведется, таков покон. Слово хозяина открывает дверь — и никак иначе.

— Слово? И все? То есть — никаких последствий для этой старухи, если бы она сюда вошла и меня убила, не было бы? — уточнил я. — В смысле — громом бы ее не поразило, в пепел бы она не обратилась и так далее? Все, что ей грозило, так это только нарушение моральных норм поведения, принятых в вашем обществе?

— Ну, в общем, так, — подтвердил домовой. — Если бы этот кошак тебя царапнул и добыл кровь, то она смогла бы сюда попасть через лунную дорогу, ну а дальше — сам понимаешь. У нее твоя кровь была, та, что он намедни добыл — это как замок. А другая, полученная в твоем доме — это как ключ к нему. Одно с другим связал — и входи.

— Тогда чего ей останавливаться? — устало спросил я его. — В нашем мире несогласие съедаемого давно уже не берется в расчет. При условии, что он слабее того, кто его ест.

Плохо дело. Оказалось, что мой дом не такая уж крепость. Точнее — вовсе не крепость.

— Куда мы катимся? — печально вздохнул домовой. — Еще лет сто назад ее за подобное свои же со света бы сжили. А сейчас всем на все наплевать.

— Плохо дело, — печально заметил я, поднимая с пола стул. — Не оставит она меня в покое.

— Это я виноват, — опустил голову домовой. — Не сообразил, что она через зеркало, лунной дорогой может пожаловать. Его еще вчера надо было простыней завесить. Средство простое, но надежное, проверенное.

— Лунной дорогой? — я уже во второй раз за последние пять минут услышал это словосочетание.

— Эта ведьма — она болотная, — пояснил Вавила Силыч. — Они же разные бывают, ведьмы-то. Какие на болотах живут и магию воды используют чаще других — те болотные. Лесные есть. Ну а больше всего деревенских. Теперь, пожалуй что, даже и городских. Но эта — болотная, потому у нее вода стоялая в лучших подругах. А стало быть — и лунный свет тоже, вода да луна — они, считай, как родные. Ну а через него дорогу от одного места до другого перекинуть можно запросто. Главное, чтобы в доме зеркало было, в котором лунный свет отражается. Кошак этот сегодня возле дома крутился, ну я его шуганул, понятное дело. А он, видать, и по карнизу успел пошастать, да зеркало и приметить. Я виноват, Александр, я. Не подумал, что старая хрычовка такой быстрой окажется, а потому тебя и не предупредил. Да еще как назло в сорок восьмой квартире трубу прорвало…

Я вышел в коридор и увидел, что и вправду свет луны через кухонное окно падает прямиком на зеркало. Вот же. В жизни бы не подумал, что подобная мелочь может мне стоить жизни.

И вот тут меня затрясло. В прямом смысле. Как видно — испуг добрался до центральной нервной системы, и она отказала. Клянусь — даже зубы залязгали.

— Я теперь, наверное, вообще ни в какие зеркала смотреться не буду, — кое-как уняв дрожь, сообщил я, входя обратно в комнату. — Ну их нафиг.

— Не сможешь, — Вавила Силыч уже вскарабкался на стул и приглядывал за Родькой, который разгребал последствия борьбы с котом. А именно — собирал осколки разбившейся вазы. — Бриться тебе надо. Причесываться. Да ты не паникуй. Я же тебе говорю — зеркало ей нужно большое, чтобы она пройти в него смогла, да еще то, в котором лунный свет отражается. В другое ей не попасть.

— Успокоил, — сказал я и засмеялся.

Как видно, смех мой домовому не очень понравился, потому что он внимательно посмотрел на меня и покачал головой.

Ну, прощения просим. Все-таки не каждый день я в зеркалах мерзких старушек вижу, которым нужна моя сила и мое сердце. Ну сила пока не моя, но сердце точно мое.

— Книгу тебе надо найти, — помолчав, сказал Вавила Силыч. — Без нее никак.

— Какую книгу? — устало поинтересовался я, присаживаясь на диван.

— Ведьмачью, какую же еще, — домовой ткнул пальцем в Родьку, который сметал в совок осколки. — Вон его бывшего хозяина. Была такая у него, и тебе она позарез нужна.

— В самом деле? — заинтересовался я услышанным и перевел взгляд на Родьку. — Что, была у него такая книга?

— Ага, — подтвердил тот. — Но она не только хозяина была, она ему по наследству досталась.

— Вот-вот, — Вавила Силыч закивал. — Мне то же самое Савва сказал. Эта книга, она тому достается, к кому сила переходит. Как по наследству. А тебе-то сила дурняком досталась, случайно, вот и книгу ты не получил. А без нее никак.

— Савва — он кто? — уточнил я.

— Савва Никитич — он как я, — объяснил мне домовой. — Только из первого подъезда. Он в нашем доме самый старший, он еще те времена помнит, когда люди людьми владели. Вот как.

— Если ты о крепостном праве, то вроде ничего и не изменилось с тех пор. Только называется это теперь по-другому, — не удержался я от колкости. — Извини. Подытожим — стало быть, где-то есть некая книга, без которой мне каюк?

— Ну, каюк — не каюк, — уклончиво ответил домовой. — Просто те, кто был до тебя — они пределы своей силы знали. К чему и как ее применить — тоже. И все это в книгу записывали. Да и не только это, надо думать. Заговоры, наговоры, рецепты — да мало ли? Вон как ведьму от тебя отвадить, из нее наверняка узнать можно. Или убить ее, поганку такую, конечной смертью.

— Верно-верно, — подтвердил Родька. — Хозяин что ни вечер, все в нее чего-то писал.

— А самое главное, — понизив голос, сказал Вавила Силыч, — может, там написано, как силу к себе привязать?

Вот это было уже что-то. В этот момент я понял, что меня томило весь день. Невозможность влиять на события. Я на самом деле не представлял, что мне делать. Не было ни одной зацепки, ни одной ниточки, за которую можно было бы потянуть.

Теперь она появилась.

— Ага, — дрожь окончательно ушла из коленей, и это меня порадовало. — Книга есть и лежит она где? Родион?

— Дома, — невозмутимо сказал тот. — Но где точно — я не знаю. Мне хозяин запретил это знать.

— Запретил знать? — в очередной раз удивился я. — Разве так можно? В смысле — не смотреть, куда он ее убирает?

— Нет, — повертел головой он. — Мне можно сказать: «Этого ты знать не должен». И я не буду знать.

Вроде как и объяснил, но в голове все равно это как-то не состыковывалось. Ладно, пес с ним. Не думаю, что там изба размером с коттедж олигарха, найду. Главное в эту избу попасть.

— Хорошо, — я встал и прошелся по комнате. — Где книга лежит, ты не знаешь. Но где дом стоит, в котором эта книга находится, ты представляешь?

— В деревне, — с готовностью ответил Родька.

— Название деревни какое, остолоп ты мохнатый! — не выдержал Вавила Силыч.

— Лозовка, — тут же ответил мой слуга.

— Очень хорошо, — я присел на корточки рядом с ним. — А как туда добраться?

— На поезде! — выпучил свои глаза-пуговки Родька. — Ох, он и быстро едет! Не то, что раньше. И дымом не воняет. А потом пешком, через лес и поле.

Мы бились с ним еще минут пять, пытаясь вызнать, на какой вокзал они с бывшим хозяином прибыли, сколько времени были в пути, как далеко эта самая Лозовка от станции, в общем — хоть что-то еще. Увы, но впустую. Родька просто ничего не знал. Он мог перечислить все доски в заборе возле дома, но сказать, где именно этот самый забор стоит — не мог.

Хорошо, что хоть название деревни знает. И на том спасибо. А дальше — «Яндекс» мне в помощь.

А еще в какой-то момент мне стало стыдно. Говорю о чем угодно, а самое-то главное не сделал.

— Родька, — я снова присел на корточки напротив своего помощника, который, выбросив осколки в мусорное ведро, вернулся в комнату. — Спасибо тебе. По сути, ты меня спас ведь. Прихватила бы меня эта ведьма прямо в кровати и на лоскуты порезала без твоей помощи.

— Так, а как по-другому? — без всякого наигрыша изумился тот. — Я тебя защищать должен.

— И вам, Вавила Силыч, спасибо огромное, — встав, повернулся я к домовому.

— Пустое, — махнул рукой он. — Не хватало еще, чтобы всякая погань по моему дому шастала. Мне Витицких с пятого этажа хватает.

Это да. Витицкие с пятого этажа — это было что-то. Лично я трезвыми их ни разу не видел с тех пор, как сюда переехал. А года три назад они даже своеобразный рекорд поставили, прослушав ночью песню Михаила Круга «Кольщик» где-то раз тридцать подряд. И, возможно, еще столько же раз прослушали бы, но им не дали соседи, которые чуть не вышибли их дверь, барабаня в нее кулаками. Просто Витицкие, как добрые люди, хотели поделиться творчеством великого шансонье со всеми, а потому врубили это дело на полную громкость.

Очень интересные люди. И слава богу, что они живут на другой стороне лестничной клетки и на два этажа выше чем я. Хотя «Кольщика» и я тогда слышал.

— Пошли чай пить, — предложил я. — Все равно мне уже не уснуть. Да и смысла ложиться нет — скоро рассвет, чего там осталось-то.

Что интересно — спал всего ничего, а голова днем была светлая и зевота не пробила. Как видно, очень сильный адреналиновый всплеск был. И потом — мне было над чем подумать.

Перво-наперво я пробил населенный пункт с названием «Лозовка» и изрядно опечалился. Всего было найдено на территории России двадцать восемь объектов, из которых деревнями являлись девятнадцать. Вроде бы немного, но вот какая беда — восемь из них находились в Московской области, в разной степени отдаления от столицы. И до каждой из них можно было добраться на электричке — а именно ее Родька и называл поездом.

Восемь — это много. Не чрезмерно, но тем не менее. Объехать их реально, но вот только сколько подобные вылазки у меня времени займут? Нет, если взять отпуск, то за полторы недели, опять же, это все реализовать можно. Но есть ли у меня эти полторы недели? Да и отпуск получить задача непростая, он у меня по графику только через полтора месяца. У нас с этим строго.

Хотя, если поразмыслить, то получается дурь несусветная. В смысле, с отпусками. Ну вот откуда я в январе могу знать, что у меня к лету случится? Напишешь «июль», а он вон, в июне понадобится. Тьфу, кто такое только придумал?

Ладно, это все не главное. Главное теперь — книгу найти.

Еще я размышлял о том, что, возможно, мой ночной импульс по поводу звонка Нифонтову был верным. Нет, верить я ему не верил. Не то, чтобы я не доверял полиции, это не так. В конце концов, когда паленым пахнет, мы куда бежим? К ним. Больше некуда. Но при этом мой личный опыт говорил о том, что все-таки лучше от них держаться подальше и без особой нужды с ними не сталкиваться.

Был у нас один случай года два назад. Нагрянули к нам ребята в штатском, но с погонами, через него просвечивающими. Как положено нагрянули, с бойцами в масках, с видеокамерами, народ к стенам прислонили и давай три юридических дела фирм изымать, со всеми выписками. Еще заняли кабинет предправа и начали народ на допросы таскать, причем исключительно из операционного и юридического отделов. И все про эти фирмы расспрашивают — кто приходил, кто открывал счета, что вы помните, кто еще этих людей видел?

А фирмы не новые, им года по два было. С тех пор много народу из банка уволилось, в нашей среде это дело обычное. Рыба ищет где глубже, а человек — где лучше. Потому никто им ничего толком не рассказал, хоть они и крутили людей по полной, даже вроде как с угрозами.

Короче — изъяли эти архаровцы дела, да и ушли.

А через месяц выяснилось, с чего они такие настырные были. Оказывается, это их фирмы были. В смысле — под них открытые, через эти счета откаты проходили, уж не знаю, за что именно. Не знаю и знать не желаю. У них что-то где-то засбоило, прокол какой-то вышел, на хвост ССБ села, вот они следы и заметали. Но — не замели, поскольку наши ездили потом еще куда-то, уже по поводу той выемки показания давать.

Увы, но такая у нас работа, у банковских служащих. Мы хорошего в жизни не видим, потому что на чужих деньгах сидим. А где деньги — там светлого и доброго не жди, неоткуда ему взяться. Даже самые приятные люди могут в любой момент тебе такую свинью подбросить, что только держись, или выкинуть что-то такое, чего ты от них в жизни не ждал. И почти всегда в этом замешана полиция, которая в силу своих обязанностей, после этих выходок ведет расследование, как законом и предписано. То есть по каким-то хорошим поводам мы с ними не сталкиваемся и, как правило, выступаем свидетелями. А это, согласитесь, на позитивный лад не настраивает. Хотя — какие к ним претензии, это их работа.

Вот и выходит, что полиция — это вариант, но непонятно, в какую сторону события вырулить могут в этом случае.

Короче, я решил так — дождусь звонка Маринки, может, она чего накопает. Если это случится — буду решать по результатам услышанного. Если не накопает ничего, и ситуация совсем перекос даст — плюну и позвоню. В конце концов, может они мне с этой Лозовкой как-то помогут. Даже наверняка — личность старика установлена, а значит, и его место жительства тоже.

Так-то вроде они ребята нормальные. Рыжая, правда, язва еще та, но это я переживу. Мне с ней под одним потолком не жить.

Маринка, кстати, так и не позвонила в течение дня. Ближе к вечеру я сам ее было набрал, но она буркнула в трубку что-то невразумительное и сбросила вызов.

Короче — так этот день ничего и не прояснил. В результате я плюнул на все, наелся от пупа, завесил все зеркала в квартире тряпками, посмеявшись над собой, положил на прикроватную тумбочку охотничий нож, что мне в прошлом году на днюху подарили, и лег спать.

Вот только и этой ночью мне выспаться была не судьба.

Разбудил меня Родька. Он тер мои щеки своими мохнатыми лапами и бормотал:

— Хозяин! Хозяин!

— Чего? — сонно отмахнулся я от него. — Дай покоя!

— Хозяин! — жалобно бормотал мой помощник, не оставляя своих попыток меня разбудить. — Хозяин!

— Ну, хозяин, — открыл я глаза наконец. — И что?

— Да нет, — всхлипнул Родька. — Хозяин!

И он вытянул лапку, показывая ей в угол комнаты, где у меня стояло кресло.

Я посмотрел туда, икнул и обреченно произнес:

— Твою-то мать!

Глава шестая

Мой ночной гость, устроившийся в кресле, поднял руку и погрозил мне пальцем. Как видно, не любил ругань. Ну оно и понятно — человек старой формации.

Хотя слово «человек» здесь являлось не очень верным. Больше к нему подходило словосочетание «бывший человек» или даже слово «призрак».

Ну да — призрак. И ведь что примечательно — я даже не очень-то его и испугался, хотя вроде и следовало это сделать. Как видно, психика, утомленная за последние дни новыми и яркими впечатлениями, уже попривыкла ко всему потустороннему и включила защитный механизм.

А может, я просто устал и окончательно смирился с тем, что на белом свете есть домовые, ведьмы, тролли, сатиры, наяды и дриады. И вон — призраки ведьмаков.

В кресле сидел тот самый старик, который мне и подложил эту сверхъестественную свинью. Как там его? Захар Петрович.

Он выглядел точно так же, как и три дня назад на Гоголевском бульваре, только теперь сквозь него шкаф было видно.

А вообще — забавно. Мне всегда казалось, что призраки — они немного другие. Ну, более пугающие, что ли. Здесь же — просто голограмма, как в кино. Сидит, отбрасывает голубоватый свет, на меня смотрит. Правда — не моргает.

Стоп. Три дня назад. Сегодня третий день, как он в лучший из миров отправился. Три дня, сорок дней… Что-то я об этом слышал. Или читал?

Вот так мы и сидели — я на кровати, он в кресле. В комнате царило солидное мужское молчание.

Ровно до той поры, пока мертвый со всего маха не хлопнул по подлокотнику кресла. Звука не воспоследовало, но я дернулся и на автомате спросил у него:

— Чего?

— Того, — немного сварливо ответил ведьмак. — Дубина ты стоеросовая! Пока ты со мной в беседу не вступишь, я так и буду молчать. Таковы законы бытия — не может мертвый первым с живым заговорить.

— Надо же, — удивился я.

— Классику надо было читать, а не ерунду всякую, — лицо призрака передернула гримаса, выглядело это любопытно, как помеха на телевизоре. — Например — Шекспира.

И тут я захохотал, причем в голос.

Ну а что? Вдумайтесь в комизм и идиотизм ситуации — призрак мертвого ведьмака объясняет мне, что надо Шекспира читать.

Кстати — а голос у него изменился. Он стал таким-то глухим, как когда из-под одеяла говорят. Хотя — чему удивляться? Он же там… Откуда не возвращаются. Ну во плоти не возвращаются, имеется в виду.

— А вы зачем здесь? — неуверенно спросил у него я.

Неуверенно, потому что не знал, что еще можно спросить у мертвого человека. Не доводилось мне раньше с покойниками общаться. Я вообще в загробную жизнь не верю.

Не верил.

Да и еще — как-то мне зябко стало. Первые ощущения миновали, и ко мне пришли обычные для нормального человека чувства. Все-таки дискомфортно живому рядом с мертвым находиться.

— Что жаться начал? — глаза ведьмака блеснули. — Страшно?

— Есть немного, — решил не врать я. — Вы поймите, я обычный человек, далекий от всех этих ваших штучек-дрючек. У меня за эти три дня вся жизнь чуть на слом не пошла. Ведьмы, коты, полицейские эти странные…

— Какая ведьма? — тут же спросил ночной гость.

— А мне всегда казалось, что мертвые все знают, — изумился я. — Ну им сверху видно все, и так далее.

— Чушь какая, — снова хлопнул ладонью по подлокотнику кресла ведьмак. — Дел у нас там других нет, только что за вами смотреть. Да и если бы захотели, кто нам это позволит?

— А кто запретит? — заинтересовался я.

Ну интересно же знать, что ТАМ? Может, как-то подготовиться. Да и вообще…

— Много будешь знать — плохо будешь спать, — усмехнулся покойник.

— Уже, — не удержался от сарказма я. — Каждую ночь невесть что происходит. Вчера — эта ерунда с зеркалом, сегодня вы…

И я поведал ему эпопею моего противостояния с мерзкой старухой.

— Не повезло тебе, — заметил мой гость после того, как я закончил свой рассказ. — Просто не повезло. На самом деле, ведьма эта как противник ничего не значит, смею тебя заверить. Сам посуди — что это за ведьма, коли она травы в городском парке копает? У вас тут земля дрянная, химия одна, что на ней вырастет? Настоящие сильные травы можно только в настоящем лесу или поле взять. Или на болоте. Это как еда, понимаешь? Есть настоящая сметана, а есть сметанный продукт. Или — масло и маргарин. А почему эта пачкуля не может взять настоящие травы?

— Почему? — с любопытством спросил я, поняв, что именно этого и ждет от меня призрачный собеседник.

— Да кто ее, безродную, на свои делянки пустит? — пояснил ведьмак. — Какую-то мелочь — «иван-чай» там или что-то в этом роде она, может, и выкопает недалеко от города. А настоящие травы, вроде «адамовой головы» или «плакуна», из тех, что надо собирать в определенное время и в нужном месте — это нет. Там свои владетельницы есть, и они ни с кем ничем делиться не станут. Так что тебе просто не повезло на нее наткнуться. Ну а остальное ты сам по своей собственной дури получил.

— Ну да, — даже как-то обиделся я. — А мне кто-то что-то объяснил? Использовали меня, а теперь еще и дураком вот назвали.

— Дурак и есть, — даже не подумал извиняться мертвец. — Был бы умный — прошел бы в парке мимо нее. Ладно, не об этом речь. Времени мало, а сказать мне тебе надо много чего.

— Стоп-стоп, — замахал руками я. — Прежде чем чего-то скажете, ответьте мне на один вопрос. Я имею на это право.

— Право он имеет, — усмехнулся ведьмак. — Ладно, задавай свой вопрос.

— Как мне от вашего подарка избавиться? — выпалил я. — Можно ли его кому-то передарить, или что-то в этом роде? Ну вот не нужно мне это все, совсем не нужно. Я хочу жить как раньше — просто и предсказуемо, без всех этих гоголевских мотивов.

— Нельзя, — ведьмак, как мне показалось, улыбнулся. — Пока жив — никак ты от него не избавишься. Это насовсем.

Я только вздохнул. Ответ этот меня не удивил, но опечалил. Все-таки какая-то надежда теплилась — а вдруг? Но — увы, увы…

— Не грусти, — неожиданно мягко произнес мертвец. — Не так все плохо, поверь. Есть в том, что с тобой случилось, и плюсы. Ты женщин любишь?

— Да, — я спустил ноги с кровати на пол. — Вот только они ко мне не всегда ответные чувства питают.

— Если с силой совладаешь — почти все твои будут, — заверил меня призрак. — Правда-правда. А еще сокровища, скрытые в земле, без проблем находить сможешь. Правда, не всякие из них брать можно, но это уже нюансы. Змеи тебе не страшны, не возьмет тебя теперь их яд. Ну и другое разное всякое, в зависимости от того, куда тебя стезя заведет. Подашься в лес — со зверями да птицами общий язык найдешь. Если врачевать станешь — ни одна лихоманка тебя не возьмет, и жить долго будешь. Ты у тех, кого спасешь, в качестве гонорара часть их здоровья забирать имеешь право. С каждого по крошке — вроде немного, а на пару-тройку лишних столетий наберешь.

— Долгая жизнь? — заинтересовался я. — Это любопытно. А еще какие плюсы будут?

— Много, — сказал старик. — Вот только все это для тебя начнется тогда, когда тебя сила признает.

— Вот! — хлопнул ладонью о ладонь я. — Как это сделать-то? Мне тут домовой про какую-то книгу говорил…

— Я так посмотрю, ты шустрый малый, — перебил меня ведьмак. — Домовой тебе помогает, советы даже дает. Мой-то меня недолюбливал.

— Просто я человек хороший, — скромность в данном случае была излишней. — Вот и все.

— Я сразу как-то так и подумал, — заверил меня мертвец. — Как только тебя увидел. Но книга — это не все.

— Давайте начнем с нее, а потом доберемся до остального, — гнул свою линию я. — Ведь без книги все равно никак?

Мне отчего-то казалось, что если я обзаведусь этим фолиантом, то жизнь, давшая крен, немного выровняется.

— Торопыга ты, — печально констатировал ведьмак. — Боюсь, это тебя и сгубит.

— Сами говорили — времени мало, — парировал я. — Потому — будем последовательны. Сначала материальное, потом — абстрактное.

Я уже понял, что сейчас призрачный старик заведет шарманку в стиле «Звездных войн». Вот только это не кино, и я не джедай. И сила эта — она другой природы.

Мне сейчас нужен якорь. Это книга.

— Может, ты и прав, — согласился мой гость. — Значит так. Она в моем доме, лежит под подушкой на кровати.

Вот так просто и банально. Не в тайнике, не в подполе. Под подушкой на кровати. Проза жизни.

— А дом где? Что за Лозовка, по какому направлению?

— По Минскому, — я заметил, что он недовольно посмотрел на Родьку. — С Белорусского вокзала ехать. На Шаликово выйдешь, а там… Разберешься, в общем.

— Очень толковое объяснение, — отчего-то страх совсем ушел, зато у меня добавилось наглости. — Ну ладно, деревню эту я найду. А там-то куда? Какой дом, на какой улице?

— Деревня эта — одно название, — охотно сказал старик. — Половина домов заброшена. Мой — восьмой от околицы, с красной крышей. Да вон ту бестолочь бери с собой, он дороги только до деревни не знает, а там-то сориентируется.

Вообще-то Родька говорил, что ничего не помнит, но — поверю на слово. В конце концов — язык до Киева доведет.

— Значит, смотри, — деловито продолжал ведьмак. — Калитка открыта, не закрываю я ее. Ключ от двери лежит слева от порога, под кирпичом. Как войдешь в дом, сразу из притолоки вынь нож, который в нее воткнут. Это мое тебе наследство, наряду с книгой. Нож этот — непростой, им до тебя и меня много кто владел.

— Волшебный? — уточнил я.

— Что вы за люди? — снова завелся старик. — Нет, не волшебный. И ты не волшебник. И не будешь им. Нету в нашем мире волшебников. Мы есть, ведьмаки, колдуны имеются, ведьмы, даже упыри есть, а волшебников нет. Не бывает так, чтобы рукой махнул и дерево свалилось. Его все равно пилить надо. Или жучка попросить, чтобы тот его подточил. Или гниль на него напустить.

— Понял, понял, — махнул ладонью я. — Так что с ножом?

— Нож этот — первый твой помощник, — разом успокоился дед. — Во всем. Если травки для зелья измельчать — так только им. Если жизнь свою защищать — так тоже им. Никуда без него. Вот как думаешь — почему он в притолоку воткнут?

— Не знаю, — решил не играть в загадки я, хотя версия у меня и была.

— Затем, чтобы чужой кто в дом не вошел, — важно сказал ведьмак. — Нет, простой человек войдет, это да. А вот если кто нашего корня — так ни в жизнь. Не сможет он через порог переступить. Ну про него в книге есть, прочтешь. Главное — сразу как его вынешь из дерева, себя его лезвием по ладони полосни, чтобы он твою кровь запомнил. Без этого он просто ножом будет, а не помощником. Да не скупись, понял? Щедро плесни крови-то. А то знаю я вас, нынешних, пальчик чуть порежешь и подумаешь, что это достаточно.

— Жуть какая, — передернул плечами я.

Не люблю кровь. Не то, чтобы боюсь, но не люблю.

— Зато с ним тебе ведьмы не так страшны будут, — пояснил ведьмак. — Например, та болотная слизь, только завидев его, сразу же испарилась бы. Я не шучу. Ведьмачий нож для ведьмы ох как страшен! Это первейшее против них оружие. Если им ведьме рану нанести, хоть даже царапину, то ничем она ее не залечит. Будет та рана гноиться, отмокать, саднить и даже тухлецой подванивать. Это если легкая. А если в живот ее пырнуть или куда повыше — так может, и помрет она. А лекарство от такой раны одно — тот же самый нож.

— Это как? — жадно спросил я.

— Так, — дед довольно закхекал. — Ведьмак должен его к порезу приложить и нужные слова сказать. И все это доброй волей. А такое бывает нечасто, чтобы ведьмак ведьму простил. Правда, и они нас, если что, не жалеют, есть у них против нас средства страшные, лютые. В книге все это написано, прочтешь. Но ты не трусь заранее, они без нужды с нами не связываются. Паритет. Знаешь такое слово? Показал нож, чтобы ведьма поняла кто ты есть, и пошел себе дальше. Только спиной к ней не поворачивайся при этом, от греха. Ну и нож с собой носить не забывай.

— А если никуда без этого ножа ходить нельзя, то чего же вы его в доме оставили? — резонно поинтересовался я.

— Почему, почему, — проворчал старик. — Потому! Надо, значит, так было.

Надо заметить, что он как-то потускнел за последние пару минут, и это меня обеспокоило.

— С книгой разобрались, — поспешно сказал я. — Теперь о силе. Как мне ее себе подчинить?

— Вот тут основная закавыка, — ведьмак еще немного поблек. — Не скажу я тебе точно, когда сила станет твоей и что для этого сделать надо. У всех по-разному бывает. Мне вот для этого почти умереть пришлось. Наставнику моему человеческую жизнь взять, да не абы как, а сердце вырезать. А что тебе судьба уготовила, мне неизвестно.

— Здорово, — я не удержался от смешка. — Получается пирожок ни с чем, уж простите меня за эти слова. «Я тебе расскажу, что делать. Вот только я не знаю, что делать».

— Ты не зарывайся, щегол, — рыкнул на меня дед, и сияние вокруг него ощутимо позеленело. — Если бы мог точнее сказать — сделал бы это. Мне мой наставник в свое время тоже самое говорил, что я тебе сейчас. Каждому свое, понимаешь? Но при этом совет тебе дам, тот же, что когда-то получил я — к себе прислушивайся, вообще будь повнимательней. Следи за тем, что происходит, сила все равно себя проявит. И вот то, в чем она себя проявит — это и есть твоя стезя. Может, ты мертвых слышать начнешь, может, хвори видеть, может, убить кого захочешь так, что сил никаких не будет. А как поймешь, к чему тебя сила подталкивает, то и копай в этом направлении. Твори, экспериментируй, пробуй. Кто на месте не стоит, своего всегда добивается.

— То есть — если мне захочется кого-то убить, надо будет пойти и это сделать? — ошалело поинтересовался у него я.

— Ну не обязательно человека, — помолчав немного, ответил призрак. — Можно для начала курице голову отрубить или кота какого прирезать.

— Да не хочу я таким заниматься, — меня даже замутило. — Я животных не очень люблю, но и убивать их не желаю.

Ведьмак только засмеялся, глядя на меня своими мертвыми, немигающими глазами. И я понял, что он имел в виду. Меня никто спрашивать не будет, хочу я чего-то или нет. Все уже решено за меня. А если я буду упорствовать… Собственно?

— Скажите, что со мной будет, если я так и не найду общего языка с силой? — спросил я у молчащего старика. — Мне сказали, что она меня просто выжжет изнутри.

— Не совсем верно, — покачал головой мой собеседник. — Скорее — она тебя поглотит. Если говорить просто — ты сойдешь с ума. Не она будет в тебе, а ты станешь ей. Ну а что силе вздумается творить — мне неведомо. Но для тебя это хорошо не кончится.

Вот тут-то мне и заплохело. Сходить с ума я не хотел, не входило это в мои планы.

— Сколько у меня есть времени? — заерзал на кровати я. — Недели? Месяцы?

Дед снова покачал головой, давая мне понять, что данный вопрос не имеет ответа.

— Весело, — я запустил руки в шевелюру, отметив, что пора бы наведаться в парикмахерскую. — Господи, вот за что мне это все?

— Не паникуй раньше времени, — невозмутимо изрек ведьмак. — Наведайся в мой дом, забери нож, забери книгу. А еще лучше — поживи в нем месяцок, пока лето на дворе. Там тебе и стены помогут, поверь мне. Город — это мертвое место, здесь нет земли, нет леса, нет того, что когда-то создало таких, как мы. Там — наш искон, наши корни. Там ты найдешь себя. Не спорю, там тебе тяжеловато придется, изнеженный ты, как все горожане, но зато путь виднее будет.

Я хмуро глянул на него. Ну да, предел моих мечтаний — бросить все, уехать в деревню. В народ.

— Что волком смотришь? — старик развеселился. — Я тебе дело говорю. Та же книга — ты сотой части не поймешь, если руками не сделаешь то, что в ней написано. Здесь это невозможно. А без этого — ты не ведьмак. Знаешь, как детишек в школе учат? Они сначала все вместе одно и то же узнают, а уж потом по институтам разбегаются, каждый по-своему. Вот и ведьмаки — путь у каждого свой, но исток один на всех, общий. Базовые знания, если по-современному говорить.

— Так книга — это всякие рецепты, что ли? — сообразил я. — Зелий и всего такого?

— И это тоже, — уклончиво ответил дед. — Заберешь — узнаешь. И вот еще что — ты там, в деревне, особо ни с кем не откровенничай — кто да что. У нас там разные люди есть, кое-кто может на тебя глаз положить. Если точнее — не на тебя, а на то, что я тебе передал. И это будет не болотная грязнуля, там дамы посерьезней.

— А говорите — поживи там, — я невесело посмеялся. — Противоречите себе.

— Вовсе нет, — невозмутимо произнес дед. — Сейчас ты приезжий, за тебя никто не спросит, а коли заселишься — соседом будешь. Сосед и приезжий — разные вещи. И отношение к ним разное. Покон есть покон, это тут его забыли, а там, у нас, такие вещи силу имеют до сих пор. Хотя это не повод для того, чтобы ворон ртом ловить. Соседа тоже сожрать можно, если с умом. Он даже вкуснее. Так что, парень, никому не верь и следи за тем, с кем и о чем разговариваешь. И не только там, а везде. Вот еще — в Лозовку с утра езжай, чтобы до темноты управиться. А если не успеешь — ночуй в доме, там безопасно, только домового упреди о том, кто ты есть такой. Он у меня вредный, может ночью и придушить.

— А почему? — уточнил я.

Нет, правда интересно. Звучит почти как в фильмах о вампирах, там всегда такие советы дают. И их всегда не слушают.

— Экий ты дятел, — опечалился ведьмак. — Сказано же — ты чужой. Тебя закружить да прикопать потом под березками боги велели. Лозовка не Киев и не Суздаль, но наши ведьмы не хуже ихних, поверь. Они свое мимо рта не пронесут. Я им не по зубам был, а ты — другое дело. Днем-то поостерегутся, а ночью точно тебя в оборот возьмут. Да, вот что — если ночевать будешь, то за порог ни шагу, а нож обратно в притолоку вбей, ясно?

— Куда яснее, — ответил я, давая себе зарок ни за какие коврижки там не ночевать.

Приехал, забрал, уехал. Все.

Блин, вот плохо, что я машину водить не умею. Ну вот не сложилось как-то. На машине куда сподручней было бы эту вылазку сделать. Нет, есть у меня приятели с автотранспортом, но, во-первых, у них всех свои планы на выходные есть, во-вторых — много чего объяснять придется. Это раньше дружба была понятием круглосуточным и безоговорочным, а теперь она взаимовыгодная и строго в рамках индивидуального пространства.

Но ехать надо, в любом случае. И руку себе резать тоже придется. Брррр, как представлю! Но — нужно. Ясно же уже, что вся эта на первый взгляд невозможная ерунда — она по-настоящему.

— Еще раз — не забудь нож своей кровью напоить, а то будет это просто железка, — назидательно сказал ведьмак. — Памяти у тебя нет, как я погляжу. Ты меня, вообще, слушаешь?

— И очень внимательно, — отозвался я, подметив, что призрак стал еще прозрачнее, если так можно сказать. Он все больше напоминал блеклую тень, черты лица, совсем недавно бывшие четкими, как-то размазались, расплылись.

— Однако, выходит мое время, — подтвердил мои догадки ночной гость. — Отмерили мне его маловато, да и то, что дали, кончается. Все, давай прощаться. В этой жизни мы больше с тобой не увидимся.

— А сороковой день? — удивился я. — Я читал…

— Читал, — ведьмак повел головой, давая понять, что ему весело. — Где моя душа и где остальные души? Нет, сынок, у них свое посмертие, а у меня свое, а потому и законы существования в мире теней тоже. Разные у нас точки прибытия. Как и у тебя теперь, уж не обессудь. Изменил я твою судьбу.

— Не могу сказать, что очень вам за это благодарен, — достаточно резко сказал я.

— Выбора у меня не было, — пояснил ведьмак немного виновато. — Я когда понял, что все, яд по венам идет, то чуть ли не в первый раз за жизнь испугался. Силу-то передать некому, а умереть без этого — хуже некуда. Даже не знаю, что сквернее может быть. Тут девки эти остановились, следом ты.

— Ну да, — я засопел. — Зарекался добрые дела делать…

— Извини, — ведьмак уставился на меня, через его глаза я видел ручку шкафа, и это смотрелось жутковато. — Выбор на тебя пал. Он у меня скромный был — ты или малец в коляске. Один ребятенок там девкой был, другой — мальчишка. Но отдай я силу ему — беда вышла бы. Он бы с ней точно не совладал, сам бы помер и мамку сгубил. И еще кого-нибудь. А ты хоть и недотепа, но головастый вроде. И вон зубы-то тоже есть. На бульваре я было подумал — теленок. А сейчас смотрю — нет, не совсем. Глядишь, в волка вырастешь.

Сомнительный комплимент. Но отчего-то стало приятно.

— Яд? — уцепился за его слова. — Вас отравили, что ли?

— И в самом деле по Шекспиру все, — невесело заметил ведьмак. — Правда, тут не белена была, а кое-что покрепче, такой яд, что мне его без своих трав и ножа не исцелить. А они — дома, за сто верст. Все он просчитал, собака такая.

— Кто — «он»?

Призрак помахал рукой, которая уже была еле различима, давая понять, что этого он мне не скажет.

— Нельзя, — пояснил он свой жест. — Он один из наших, вдобавок с миром теней на «ты». Еще услышит, что кто-то из-за кромки его помянул, греха не оберешься. Да и ни к чему тебе его имя. Он про тебя не знает — и хвала богам. А то ведь непременно захочет довести все до конца и тебя не пожалеет.

— А может, знает? — расстроенно произнес я. — Просто выжидает.

— Нет, — покачал головой призрак. — Он своего слугу за мной пустил, как я теперь понимаю — хотел его глазами на мой конец посмотреть, да я того со следа сбил, так что не волнуйся. Но — хитер, не отнять. Столько лет выжидал, чтобы своего добиться, меня в землю уложить — и дождался. Но тут я сам виноват, слабину дал. Так что мстить за меня не надо.

— Да и не собирался, — даже удивился последней фразе я. — С чего бы? Не обижайтесь, конечно, но у меня такого в планах не значится. Мне бы теперь с вашим наследством разгрестись, какая тут месть?

— Разгребешься, — уверенно заявил призрак и встал с кресла. — Ну все, парень, светляк уж угасает. Пошел я. Не поминай лихом.

— Какой светляк? — повертел я головой. — Где?

— Вот ты все-таки полено необразованное, — голос ночного гостя стал еле слышимым. — Классику читай.

По комнате пронесся легкий ветерок, взъерошил мои волосы, и установилась звенящая тишина.

— Даже «до свидания» мне не сказал, — обиженно буркнул Родька. — А столько лет вместе были.

— Не успел, — успокоил я его. — Не обижайся. У меня тоже еще вагон вопросов был. А днем я вообще на себе волосы буду рвать по тому поводу, что что-то очень важное и нужное не спросил. Просто в силу того, что не сообразил, о чем спрашивать. Я же не знал, что он в гости припрется?

— А мы домой поедем? — блеснули в серых предутренних сумерках, которые уже ползли в комнату, глаза Родьки.

— Поедем, — неохотно признал я. — Куда деваться?

— Жить? — с надеждой спросил он. — Как бывший хозяин сказал?

— Нет, — опечалил его я. — Только забрать имущество, что мне причитается. Жить я там не хочу. Я дитя асфальта, мне вне города дискомфортно. День-другой — еще туда-сюда. Шашлычок там, искупаться, может, даже рыбку половить. А на месяц — это без меня.

— Там хорошо, — попробовал уговорить меня мохнатик. — Там воздух свежий, грибы, орехи. Дом у нас ого-го какой — крепкий, теплый.

— И это прекрасно, — погладил я его по голове. — Но жить мы будем здесь. Здесь есть телефон, горячая вода, радиоточка и так далее, по тексту песни.

— Какой песни? — не понял Родька.

— Хорошей, — пояснил я, укладываясь обратно в кровать. — Про жизнь. Форточку не открывал?

Вопрос этот был не праздный. Я прошлой ночью как-то не поинтересовался у Родьки и Вавилы Силыча, — а как кошак ведьмы в квартиру попал? Не через зеркало же? Не спросил, и в результате весь день на работе голову над этим вопросом ломал. Оказалось, что все просто — через открытую форточку на кухне. И никакого колдунства. Так что теперь она у меня как граница — на замке. То есть — на засове.

Надо же, оказывается, что ведьма, которая меня так напугала, с точки зрения матерого ведьмака — никто. Как он ее — «грязнуля», «пачкуля». Вообще ни в грош не ставил. Но если эта — никто, то какие же тогда другие ведьмы? Те, которые покруче будут?

Нет, надо за ножом ехать. Срочно.

Сегодня пятница, вот завтра и поеду. Надо расписание будет посмотреть через «Ту-ту», не факт, что все электрички в этом Шаликово останавливаются.

С этой мыслью я и уснул. Жалко, что ненадолго.

Вот честное слово — правда, что ли, переселиться в деревню? Вторую ночь поспать толком не дают. То ведьмы с котами припрутся, то привидение нагрянет, то какая-то сволочь в дверь начнет в полшестого утра названивать, самый сладкий сон перебивать.

Я сполз с кровати, подошел к двери и посмотрел в «глазок». О как. Явление Христа народу.

Замки щелкнули, открываясь и в коридор влетела Маринка, как всегда бодрая и благоухающая духами.

— Свиридова, — проворчал я, зевнув. — Тебе чего не спится в такую рань?

— Все в думах о тебе, — прощебетала та, лучезарно улыбаясь и чмокнув меня в щеку. — Что с лицом? Не веришь?

— Нет, — почесал я бок и подтянул трусы. — Тебе верить — дураком быть надо. Это ты вон Севастьянову своему впаривай байки о том, какая ты заботливая и душевная. Чего надо?

— Ты хоть штаны надень, — посоветовала мне Маринка. — Я дама, как-никак.

— Никак, — снова зевнул я. — В смысле — не дама ты. То есть дама, но не дама… Блин, я запутался. Короче — мы друзья, а друзей надо воспринимать в том виде, в каком они есть.

— Скотина, — обличительно произнесла моя соседка и подняла вверх руку, в которой был зажат пакет. — И я об этой скотине трогательно забочусь. Вот, даже завтрак ей принесла.

— Ты еще скажи, что сама его приготовила, — прижал руки к щекам я. — И тогда мне останется только произнести: «Вау»!

— Его изготовили лучшие мастера истинной американской кухни, — не моргнув глазом выдала Маринка. — Иди, одевайся, умывайся и потом топай на кухню, а я пока сварю кофе. По моему глубокому убеждению, день должен начинаться с него.

«Американская кухня». Вот мастерица заливать, а? Акула, блин, пера. Тупо фаст-фуд, я уже уловил его запах.

— Хозяюшка, — с невыразимым сарказмом произнес я и побрел в комнату.

Впрочем, ел я с удовольствием. Обычно по утрам я в себя еле запихиваю бутерброд, а тут прямо какпробрало.

— Так чего надо? — спросил я у Маринки, прожевав очередной кусок. — И не заливай мне в уши, что тебя беспокоил факт того, что я уйду на работу голодным.

— Отдел 15-К, — не стала чиниться та. — Меня интересует все, что ты о нем знаешь.

— Вообще-то, если ты забыла, это как раз я тебя просил про эту контору разузнать, — резонно заметил я.

— В том-то и дело, что ничего про нее выяснить не удалось, — Маринка прищурилась, это означало, что она уже не угомонится, пока не дойдет до конца. — А приятелю Севастьянова порекомендовали не лезть туда, куда не следует. Жестко так посоветовали. Он даже на Серегу наорал, прикинь?

— Значит, и не надо лезть, — я отправил в рот щепотку картофеля-фри. — Если порекомендовали.

Для себя я все уже решил. Не буду я им звонить, по крайней мере до той поры, пока книгу с ножом не заберу. И еще — а если эти ребята работают на того, кто Захара Петровича на тот свет спровадил? Почему нет? Прошли по следу, вышли на меня.

Хотя — вряд ли. Судя по всему, противник у покойного ведьмака был еще тот, лютый, не стал бы он турусы на колесах разводить, а просто грохнул бы меня, и все.

Что же это за отдел такой, с повышенной секретностью?

В любом случае — пока воздержусь от звонка. Вот добуду наследство, а там видно будет.

— Так в этом и смысл, — Маринка даже ножкой по полу притопнула. — Здесь же тайна, Смолин. Не знаю какая, но тайна. Спинным мозгом чую! Причем связанная с госструктурами, а это особый коленкор. В их бельишке покопаться — это самый смак. Тебе этого просто не понять.

— И слава богу, — заметил я. — Оно мне и даром не надо.

— А мне надо, — Маринка достала из сумки пачку сигарет и зажигалку. — Если тут что-то есть, то мне необходимо до этого докопаться. Распределение на носу, мне нужен убойный материал.

— Пока ты только до меня докопалась, — я отпил кофе. — Надо рыть — рой. Это свободная страна. Я тут при чем?

— Позвони им, — потребовала соседка, закуривая. — Я сама уже набирала, но там никто трубку не берет. А если ты позвонишь — возьмут. Вот не знаю откуда, но я в этом уверена.

— Марин, ты своей смертью не умрешь, — отвалившись на спинку стула, я удовлетворенно погладил свой живот. — Слишком часто лезешь туда, куда не следует. Это не применительно к данной ситуации, а вообще. Жизненное наблюдение.

— Да и шут с ним, — отмахнулась Маринка. — Лучше уйти в небытие молодой и красивой легендой, чем доживать свой век беззубой, забытой всеми старухой. Я как подумаю, что мне через семь лет будет тридцатник, так аж пот холодный пробивает. Вслушайся только в это слово: «Тридцатилетие». Как собака лает. Брррр! Ну, позвонишь?

— Нет, — твердо ответил я. — Не позвоню. Не хочу.

— Звони, гад такой, — потребовала она, стряхивая пепел в чашку с недопитым кофе. — Ты же знаешь, что я все равно своего добьюсь.

— Да отстань ты от меня, — возмутился я. — Чего привязалась? Знал бы — не просил ни о чем.

— Темнишь, — уверенно сказала соседка и ткнула меня наманикюренным пальчиком в нос. — Темнишь, Смолин. Что-то ты знаешь… Или видел… Что-то тут не так. Колись — что именно?

И она, перегнувшись через стол, приблизила свое лицо ко мне, уставившись в глаза.

— Ничего я не знаю, — даже дернулся я. — Отстань! Ты со своими интригами, скандалами и расследованиями скоро совсем свихнешься!

— Все, Смолин, ты попал! — заявила Маринка, потушила сигарету, встала со стула, зашла ко мне за спину и обвила руками мою шею. — Ты в поле моего зрения. Ты теперь объект, и бдить за тобой стану круглосуточно, пока не выясню, что к чему. В сторону не вильнешь!

— Валяй, — одобрил ее планы я. — Ну-ну. Айда со мной в ванную, посмотришь, как лихо я бреюсь!

Глава седьмая

Недооценил я Маринку. Она и в самом деле решила за мной бдить. Не успел я в субботу выйти из подъезда, с удовольствием вдохнуть сладкую летнюю утреннюю московскую пыль и удовлетворенно прищуриться на еще не жгучее солнце, как сверху раздался вопль:

— Смолин! Стой, дело есть!!!

Это была она, Маринка.

И вот тут я допустил ошибку. Мне бы сразу смыться, без оглядки на ее крики и возможную последующую нервотрепку, а я просигналил в ответ и решил ее дождаться. С чего я взял, что она мне хочет что-то важное сказать?

Видимо, дело было в благодушии. Этой ночью я впервые за последние дни спокойно спал и никто мне не помешал в этом — ни живые, ни мертвые.

— Стоять! — буквально секунд через тридцать вылетела моя соседка из подъездной двери. — Куда собрался?

— А тебе не пофигу? — немного даже опешил я от такого наглого вопроса.

— Чудак ты человек, — подтянула «велосипедки» Маринка. — Сказано тебе — ты у меня под колпаком.

Она прищурила правый глаз, состроила гримасу в духе «Большой брат следит за тобой», да еще и пальцами некую манипуляцию произвела, давая мне понять, что я теперь в сторону не вильну.

Это, возможно, и произвело бы на меня хоть какое-то впечатление, кабы не ее внешний вид. Взлохмаченные после сна волосы, майка на три размера больше, уже упомянутые «велосипедки» и домашние тапки. Ну вот не тянет она на сурового стрингера, который готов поведать людям обо всех оккультных тайнах Вселенной.

— Польщен, — шаркнул ножкой я. — Ну все, бывай. Мне пора.

— Куда! — возмутилась Маринка и вцепилась в мой рюкзак. — Без меня?

Бедный Родька. Я, не придумав ничего лучшего, его как раз туда и посадил, перед этим выдав пачку сахара-рафинада, чтобы жизнь немного послаще казалась. Представляю, что он сейчас испытывает.

Кстати — для меня явилось сюрпризом, что моего нового слугу надо в чем-то транспортировать. После его эффектного появления в моей квартире мне думалось, что у него есть возможность перемещаться в пространстве без посторонней помощи. Ну или там невидимым.

Да фиг. Пришлось засовывать в рюкзак и тащить на собственном горбу.

А как он попал ко мне в квартиру в первый раз, он мне так и не сказал. Лапками помахал, мех потопорщил — но не сказал.

Я так думаю — с помощью Вавилы Силыча, которого он теперь выдавать не хочет.

— На работу иду, — попытался отмазаться от Маринки я. — На трудовой подвиг.

— Врешь, — помахала пальцем она. — Даже врешь-два. Во-первых, ты лентяй и на работу сверхурочно сроду не выйдешь. Ну если только тебя совсем уж за яйца не возьмут.

— Еще деньгами можно подманить, — проворчал я, признавая ее частичную правоту.

— Во-вторых — это твой рюкзак, — обличительно заявила Маринка, презрительной усмешкой давая мне понять, что деньги — не аргумент. — Что ты на меня уставился? Я тебя, Смолин, уже изучила. Ты с ним ходишь только тогда, когда куда-то неблизко собираешься. Я журналист, подмечать мелочи и детали — это моя профессия. Говори, куда намылился? И только не ври, что к бабе на дачу на все выходные. Ты и в городе-то толком никому не нужен, а уж в сельской местности тем более. У тебя руки из жопы растут.

— Да пошла ты, — даже как-то обиделся я, на этот раз непритворно.

Чего это — «не нужен»? Чего это — «из жопы»?

Я насупился, повернулся к соседке спиной и потопал к выходу из двора.

— Смолин, не дури, — догнала меня она. — Я с тобой, но мне собраться надо.

— Да отвали ты от меня, — уже всерьез разозлился я. — Что, у меня своих дел быть не может?

— Могут, — согласилась Маринка. — И они до чертиков любопытны. Я пятой точкой чую, что ты влип в какое-то дерьмо, которое мне точно небезынтересно. Смолин, бери меня с собой, у тебя выхода нет.

— К родителям еду, — предпринял еще одну попытку выкрутиться я. — К маме с папой. Хоть у меня руки и из жопы растут, но лопатой я махать умею. Картошку мы будем сажать.

— Как тебя в банке держат? — вздохнула Маринка. — Ты же врать не умеешь, а там без этого никак. Ты профнепригоден. Ну, что? Городское ты чудо. Июнь на дворе, какую картошку сажать? Ладно. Последний раз спрашиваю — будешь говорить по-хорошему?

— Не понимаю, чего ты от меня хочешь, — упрямо буркнул я.

— Сам виноват, — обличительно сказала моя соседка и в голос заорала: — Не бросай меня, Сашка! Ну, не броса-а-а-а-а-а-а-ай!

Из ее глаз, секунду назад сухих, выкатились две слезинки размером с хорошую градину.

Она бухнулась на колени, обняла мои ноги и протяжно провыла:

— Что говорил? Что обещал-то мне ночами весенними, светлыми, что? А теперь все, получил что хотел? Добился своего и мстишь за то, что раньше отказывала! Не пущу! Ни-ку-да не пущу!!!

Дворники, супружеская чета откуда-то из Средней Азии, до того спокойно метущие двор и с интересом поглядывавшие на нас, теперь вовсе остановились и смотрели за происходящим как в кино.

Распахнулись сразу штук пять окон, и из них высунулись любопытные старушечьи лица.

— Да как же так-то, люди добрые? — надрывно сообщила зрителям Маринка. — Сманил, сманил же! Говорил, что ребеночка хочет, поверила, все отдала ему, что берегла. Честь свою девичью, душу, сердце…

Дворничиха потерла правый глаз, и со всего маха врезала супругу по щеке.

Бабки вроде как даже достали диктофоны.

— А-а-а-а-а-а! — подмигнув мне, звонко завопила Маринка. — Дите-то, оно же под сердцем уже бьется, кому я с ним нужна…

— Хрен с тобой, — поняв, что еще чуть-чуть, и мне надо будет подыскивать риелтора, чтобы срочно съехать из этого дома, произнес я. — Но сразу говорю — ничего интересного не будет. Я еду тупо в сельскую местность, туда и обратно. Все. Никаких спецслужб, никаких тайн и секретов. В смысле — чтобы потом не было: «Целый день с тобой потеряла». Знаю я тебя, меня потом во всем и обвинишь.

— Так и будет, — на полувздохе прекратила стоны и вопли Маринка, шустро поднялась на ноги, отряхнула колени и взяла меня под руку. — Пошли, мне надо собраться и кофе выпить.

— На электричку опоздаем, — скривился я. — Какой кофе?

— Какое кофе, — поправила меня соседка, и сообщила бабкам в окнах, жадно смотрящим на нас: — Все нормально, не переживайте. И налево не вильнет, и ребеночка признает.

Погладила, зараза такая, себя по животу, и с надрывом сказала:

— Спасибо вам, люди!

Самое поразительное в Маринке то, что она никогда не признает своей неправоты. Даже когда мы с вокзальной площади увидели хвост электрички, которая нам была нужна и на которую мы по ее милости опоздали, она с оптимизмом заявила:

— Ничего. Подождем следующую! Они знаешь, как тут часто ходят? Одна за другой!

И никакие мои аргументы в пользу того, что ходят-то они часто, да на Шаликово не все из них останавливаются, а потому мы застряли здесь, на Белорусском вокзале, часа на полтора, попав в «окно», ее не смутили. Как и мое справедливое возмущение тем фактом, что она умудрилась собираться добрых минут пятьдесят, что и привело к данной неприятности.

— Смолин, не гуди как шмель, — вот и все, что она сказала мне. — Полтора часа? Очень хорошо. Пошли завтракать. Я желаю скушать пару сэндвичей с омлетом, ветчиной и сырным соусом. Сегодня я кто? Правильно, Смолин, путешественница, а потому собираюсь есть простую дорожную пищу, грубую, но сытную. Давай-давай, если уж потащил меня с собой, то пропитание с тебя.

Последняя фраза почему-то особенно возмутила Родьку, он зашевелился в рюкзаке и несколько раз ткнул меня в спину. Ему не очень понравилось, что Маринка упала нам на хвост, а факт того, что ее еще и кормить нужно, похоже, вообще возмутил до крайности.

Но если совсем уж честно, то в глубине души, где-то очень глубоко, мне было даже радостно, что так вышло. Ну да, от Свиридовой много шума и мелких неудобств, но одному ехать мне было совсем уж невесело. А так — есть с кем посоветоваться, поговорить. И потом — она баба пробивная, там, где я, возможно, и окажусь в тупике, например, с поисками этой Лозовки, она не спасует. У меня нет проблем с коммуникацией, но до нее мне далеко.

Наверное, потому я и не слишком сопротивлялся, когда она устроила это шоу во дворе.

Плюс не скрою, что мне немного страшновато. Просто еду туда не знаю куда, и там непонятно чего ожидать. Вдвоем все-таки веселее.

Да и потом — чего мне особо скрывать? Книгу? Она ее не удивит, она в курсе, что я любитель старых изданий, это мое хобби. Нож? Ну это даже не смешно. Хотя сам факт, что я буду лазать непонятно в чьем доме, несомненно, вызовет ее живой интерес. Тут надо что-то соврать будет.

И еще не совсем понятно, что делать теперь с Родькой. Вот его ей показывать никак нельзя.

— Ну, так куда мы направляемся? — вновь пошла на штурм Маринка, стрескав два горячих бутерброда приличных размеров и хлюпая газировкой. — В метро ты ссылался на то, что там шумно, и на то, что в данный момент мы с тобой находимся в вековечной тьме в окружении хтонических исчадий, пахнущих потом. И, заметь, покладистая я с тобой согласилась. Но здесь мило и славно, а потому колись.

— К дядьке едем, — начал строить защитную версию я. — Дядька у меня был.

— Почему «был»? — немедленно спросила Свиридова.

— Потому что больше не будет, — терпеливо объяснил я. — Помер он недавно.

— Ой! — Маринка непритворно опечалилась. — Сашк, прости, я не в курсе была. Мои соболезнования.

— Да я его почти не знал, — махнул рукой я. — Дядька двоюродный был. Я его и видел-то всего пару раз в жизни, он затворником жил. Ну вот, он, стало быть, умер, а у него дом в деревне остался. Мы вроде как в числе наследников, вот мама и попросила съездить посмотреть — есть вообще смысл в это дело впрягаться или нет? Сама знаешь, дела о наследовании — штука такая, скандальная, хлопотная. Родня — она только по радостным поводам родня. Или когда денег занять надо. А если дело до пилки имущества доходит, то там близкие люди другу глотку рвут будь здоров как.

— Это да, — Маринка погрустнела. — И ведь, похоже, не врешь. Старею, подводит меня чутье.

— Ты о чем? — я отпил «пепси».

— О своем, — соседка вздохнула. — Ладно, все равно с тобой поеду. Хоть на природе побываю. А то все город, город. Слушай, как думаешь, там молока парного можно будет купить? Я, помню, в детстве его пила, мне нравилось.

— Да мне бы еще этот дом найти, — искренне произнес я. — А до того — населенный пункт, в котором он находится. Так что какое там молоко.

— Яндекс-карты тебе в помощь, — Маринка достала из рюкзачка планшет. — Или ты старовер? Только с помощью бумажных «трехверсток» определяешь свое местоположение в пространстве?

— Очень смешно, — беззлобно огрызнулся я. — Кабы все так просто было. Искал. Не нашел.

— И все-таки, — Маринка включила девайс. — Как там называется эта деревня?

— Лозовка, — охотно ответил я. — Рядом с Можайском. Ну не то чтобы совсем рядом, но в тех краях. Валяй, ищи. Время у нас теперь есть.

Маринка углубилась в поиски, водя пальчиком по экрану гаджета, я же потягивал газировку и размышлял о насущном. Если точнее — о том, как незначительное, в общем, событие может человеку жизнь перевернуть.

Штука в том, что вся эта суета вокруг полученной мной силы сказалась даже на работе.

Во-первых, Немирова теперь старательно меня избегала. Серьезно. Подозреваю, что из-за того визита сотрудников отдела 15-К. Как я это понял? Дело в том, что к нам время от времени приходят разнообразные запросы от государственных структур — то из Росфинмониторинга, то из налоговой, то даже прокурорские с СК что-то запрашивают. Как-то раз даже «фэбсы» отметились, кого-то крупного, видать, крутили на предмет вывода средств за рубежи нашей родины. На какие-то из них мы отвечаем сами, а некоторые отдаем юристам, поскольку они проходят по их ведомству. Раньше Немирова требовала, чтобы запросы сначала показывали ей, и всячески пыталась вернуть их нам обратно, хитро придумывая мотивировки отказа. В банках это вообще хорошая традиция — пытаться спихнуть свою работу и ответственность за нее на ближнего своего из другого подразделения, причем сделать это красиво и по уму, в рамках существующих должностных инструкций, чтобы никто не подкопался. Все начальники это знают, а потому внимательно следят за тем, чтобы к ним в отдел чего лишнего не подбросили. Тут ведь как — один раз зазевался, а потом все, прецедент создан. И в следующий раз уже прозвучит:

— Да ты чего? Вон тогда вы это делали, так что теперь это ваша делянка.

Я ей в четверг занес несколько свежих запросов, так она их без звука приняла, Мало того, вчера к нам заявилась Светка Кушмирова и заявила:

— Для нас что есть?

Увидев наши удивленные лица, она поправила свои роскошные волосы и пояснила:

— Анька сказала, чтобы я сама у вас запросы забирала. И ответы мы сами будем отправлять, приходить за ними не нужно.

При этом она очень многозначительно посмотрела на меня.

Вывод напрашивался сам собой — Немирова хочет свести общение со мной к минимуму.

Но и это было не главное. Главное — вернулся Силуянов. Бледный, изможденный, как будто постаревший лет на десять. И — тихий-тихий. Он больше напоминал тень недавнего себя. Я, собственно, и увидел его за день только раз, когда он на службу пришел, опоздав на полчаса, чего с ним никогда раньше не случалось. И с этажа своего до вечера так ни разу и не спустился, вызвав невероятное удивление народонаселения банка. До того он за день раз десять величественно спускался к народу и бродил по всем помещениям, выдавая насмешливые комментарии и безграмотные рекомендации. Народ же по этому поводу непременно сообщал друг другу в «вотсапе», что «Лягушонка в коробчонке едет» и «Мороз-воевода дозором обходит владенья свои».

А тут — ничего такого даже рядом не было.

И еще. Мне шепнули, что он вроде как увольняться задумал, и на решение это повлияла его жена. Про эту особу мы были наслышаны, она была из экзальтированных дамочек, которые увлекаются мистикой, «Битвой экстрасенсов» и всем таким прочим. Ее как-то раз видела Вика Комарницкая из операционного, так, по ее словам, выглядела она под стать своему увлечению, то есть вся была обвешана всякими новомодными штучками-дрючками «а-ля обереги».

Так что она наверняка узрела в произошедшем сверхъестественную подоплеку. И самое забавное — была права. Воистину — раз в год и палка стреляет.

Не могу сказать, что эта новость меня сильно опечалила, но при этом стало как-то неловко. Это же я его, пусть и не умышленно. Нет, я его как не любил, так и не люблю, но все-таки… Есть это чувство, которое как когда стеклом по пенопласту скребут. Возможно, именно его называют «совесть».

Самое же неприятное было в том, что раньше или позже эти события могут связать со мной, а этого не хотелось бы. У нас ведь народ работает неглупый, анализировать происходящее умеет и выводы делать тоже. Поостеречься надо, от греха.

— Я так думаю, что это она, — отвлекла меня от мыслей Маринка и показала мне экран планшета. — Названия тут нет, но логично предположить, что это именно та самая Лозовка. Хотя — может, и не она, может, вот это она.

На экране были некие точки, которые и впрямь могли оказаться населенными пунктами. Таких сейчас много — некогда многолюдные поселения стали призраками, которых даже на новых картах нет. У меня приятель по Ленинградской области как-то путешествовал, так он в шоке был, узнав, сколько там «мертвых» деревень. Причем в некоторых даже еще жизнь теплилась, в виде трех-четырех старушек, про которых все давно забыли, даже «автолавки».

Да что там — такое даже со старыми дачными поселками случается. У нас тоже ведь дача есть, как раз в таком, дом еще мой дед строил, в шестидесятых. Дед с бабушкой туда ездили постоянно, родители мои, бывает, катаются, хотя и нечасто, я же вовсе туда с того момента, как детство кончилось, ни ногой. И не планирую туда ездить. Мне это неинтересно. Все эти сомнительные радости вроде «зеленого домика», копания грядок и перекрывания крыши меня не привлекают. Я город люблю, здесь мне хорошо. Нет, случается, что мама просит приехать, помочь, это я всегда пожалуйста. Но доброй волей — нафиг надо.

И такая картина там у половины поселка. Пока среднее поколение живо, поселок существует, но ведь оно не вечно?

— Приедем — увидим, — философски сказал я и заметил, что Маринка лукаво смотрит на меня. — Что опять?

— Мужчина, угостите девушку газировкой, — и соседка показала мне пустой стакан. — И еще в дорогу пару бутылок воды простой возьми, без газа. Я наверняка пить захочу.

Родька в рюкзаке, по-моему, даже зарычал, а потом сурово захрупал сахаром.

Шутки шутками, а подвела меня Маринка здорово. Вместо утренней прохлады — дневная жара, вместо относительно пустых электричек — битком набитые вагоны, в которых невозможно ни стоять, ни дышать. Нет, я не знаток этого вида передвижения, просто вчера почитал форумы, в которых все подробно было расписано. Оттуда я и узнал, что, как ни странно, но в субботу ранние электрички уходят не пустыми, разумеется, но особой давки в них нет, а вот дневные — это капец что такое. Подтверждаю — так и есть. Капец в чистом виде. Нет, можно было подождать еще минут сорок и сесть в электричку, которая отправляется непосредственно с Белорусского вокзала, там, если верить форуму, можно было занять место, но мне было жалко времени, и мы втиснулись в «икшинский» состав.

Скажу честно — я на электричке в последний раз ездил лет восемь назад, к одногруппнице на дачу, и сохранил об этой поездке самые неприятные воспоминания. Она была провонявшая табаком, с какими-то мутными людьми, бродившими из вагона в вагон, и менестрелями, которые козлиными голосами пели протяжные баллады за тюрьму и волю. Должен заметить, что с тех пор многое изменилось, но лучше стало ненамного. Ну да, табаком тут не пахло, и по вагонам никто не бродил, но все остальное ужасало.

Меня стиснули со всех сторон так, что я даже мог ни за что не держаться, поскольку упасть все равно бы не получилось. Справа меня заблокировал мордатый подполковник, слева — женщина, приятно напоминавшая танк времен Первой мировой войны, только без гусениц. Ну а сзади пристроилась Маринка, использовавшая меня как поручень. Она обняла меня за талию (ну или то, что было у меня вместо нее) и, что примечательно, чувствовала себя вполне комфортно.

Про себя я подобное сказать не могу. Мне было очень жарко. Я вообще не очень хорошо переношу духоту, а здесь была даже не она, это как-то по-другому называется. Воздух был настолько плотен, что, казалось, его можно резать ножом, как торт, через открытые окна в вагон не попадало ни дуновения ветерка, зато то и дело залетал тополиный пух. И кто его находил романтичным? Тополиный пух, мать его так, жара, июнь…

Да еще Маринка, которая прижалась к моей спине, и без того мокрой. Она всегда была горячей штучкой, но никогда бы не подумал, что настолько. И я не вкладываю в эти слова никакого эротического подтекста. Мне было нереально жарко, потому ее бесспорно выдающиеся формы, не стесненные излишками нижнего белья, меня совершенно не волновали. Не сдохнуть бы, какое там волнение…

Да еще тепла добавлял рюкзак, который я перевесил на грудь.

Окончательно меня добили слова какой-то тетки с сумками, которая адресовала их своей подруге.

— Не, Полин, сегодня еще ничего. Народу немного, не то что на той неделе.

Если это «немного», то что тогда «много»?

И мы еще ругаемся на перегруженность метро? Да там рай земной! Точнее — подземный. Не ценим мы тамошнего комфорта, не ценим.

Впрочем, всему на свете выходят сроки, и где-то минут через сорок народ начал потихоньку покидать вагон. Сколько-то вышло на Одинцово, на других остановках, а на Кубинке вообще целая толпа сошла. Мы даже смогли наконец сесть.

— Ты, Смолин, дурак, — заявила мне Маринка, вытянув ноги. — Сказал бы вчера — я бы машину у кого-нибудь стрельнула, доехали бы с комфортом.

— Прости, не знал, что тебя интересуют вопросы, связанные с получением наследства, — парировал я. — Статьи из этого не сошьешь. Да и потом — если ты была бы за рулем, то все последующее без меня.

— Да ладно тебе, — Маринка фыркнула. — Не трусь, я стала более осмотрительной с тех пор.

Просто года два назад, когда у нее еще была машина, она предложила меня подбросить до центра, нам было по пути. Скажу честно — это самое жуткое воспоминание в моей жизни. Точнее — было самое жуткое воспоминание до последнего времени, теперь его место заняла ведьма в зеркале и синеватый свет луны. Но второе место — точно у той поездки.

Маринка вела машину исключительно при помощи глаз. В одной руке у нее был телефон, по которому она что-то громко вещала, во второй попеременно разные предметы, вроде зеркальца, сигареты, шоколадного батончика. При этом она время от времени говорила мне:

— Смолин, подержи руль, — и перегибалась через спинку кресла, не отпуская педали газа.

Скорость ниже 90 километров не опускалась, и даже «пробки» для нее не являлись основанием для остановки.

Клянусь, в какой-то момент я подумал, что тут-то мне и конец. Одна радость — когда наши трупы выпилят из кабины, кто-то из гайцев, может, скажет:

— Красиво ушел пацан, с зачетной телкой.

Других плюсов я не видел.

Я выжил в той поездке, но больше к ней в машину не садился. А через год и машины не стало — Маринка влипла в аварию, правда, к моему удивлению, не по своей вине. Тачка была разбита в хлам, а на самой Маринке, опять же, к моему невероятному изумлению, не было почти ни царапины, если не считать синяк под глазом и расквашенный нос.

С тех пор машины у нее не было, что, на мой взгляд, должно было положительно сказаться на общей обстановке на дорогах.

— Не верю, — покачал головой я. — Ты на это не способна.

— Ну и зря, — назидательно произнесла она. — Людям надо верить. Даже журналистам.

Вот так, за разговорами, мы и доехали до Шаликово.

Была это типичная подмосковная дачная станция. Длинная платформа, на ней пара лавочек и никакого намека на дополнительный комфорт. Ни палаток, ни газет, ни даже навеса. Да он тут никому был и не нужен, поскольку сюда приезжали или местные жители, или дачники, каковых было совсем немного. Собственно, из электрички вместе с нами вышло от силы человек двадцать, которые бодро потопали в сторону площадки, находившейся совсем рядом с платформой. На этой площадке стоял десяток разнокалиберных машин, около которых отирались люди, приятно напоминавшие «частников».

Я приободрился — если они тут есть, значит, имеются шансы добраться до цели достаточно быстро. Время не то чтобы поджимало, но день уже перевалил на свою вторую половину.

Увы, но все это изобилие машин шустро разъехалось буквально в следующие же пять минут. Это оказались никакие не частники, а местные дачники, встречавшие родных и близких. Еще в пару изрядно битых «шестерок» загрузилось человек по пять, и они тоже отбыли — это, как я понимаю, были все же «леваки», но заранее подряженные приехавшими. Или что-то вроде этого.

В результате, вскоре мы с Маринкой остались вдвоем на совершенно пустой площадке. Она, я и тишина.

— Офигеть, — сказала моя спутница и достала из своего маленького рюкзачка пачку сигарет и зажигалку. — И куда теперь?

— Туда, — неуверенно показал я направо. — Весь транспорт в ту сторону порулил.

— Ну да, — прикурив, согласилась со мной Марина. — Если то место, которое я нашла на карте, верное, то нам точно туда. А вообще — мне это все даже нравится. Прикинь — сто верст от Москвы, всего-то — и уже белые пятна на карте. Ну вот где еще такое есть? Это у них, на Западе, все измерено и взвешено, все параллельно и перпендикулярно, а у нас — неизведанные просторы. И это ведь, повторю, рядом со столицей. А если махнуть вглубь державы? Там даже чупакабру поймать можно, наверное. Или Змея Горыныча.

— Не надо нам никакого Змея Горыныча, — даже передернуло меня. — Ну его нафиг.

Ей шутки, а у меня в рюкзаке вон неведома зверушка сахар жрет. И еду я за книгой, которую бог весть сколько поколений ведьмаков писало. Так что — не стоит будить лихо, пока оно тихо.

Как раз в этот момент к площадке подрулила раздолбанная «четверка», лихо затормозила, жалобно при этом заскрипев, и из нее вылез смуглый парень азиатского вида.

— Московский электричка быль? — проорал он нам.

— Быль, — выпустив дымок, сообщила ему Маринка, толкнув меня в бок. — Уже все, уехаль.

Могла бы и без этого обойтись, я тоже не дурак.

— Эш! — расстроился водитель, но тут же выдал белозубую улыбку. — Куда ехать будем? Недорого!

— В Лозовку, — подключился к разговору я. — Сколько возьмешь?

— Недорого, — водитель поправил кепку. — Дорогу покажешь?

— Да блин, — я даже притопнул. — Нет, ну ты видела?

— Не шуми, — Маринка подошла к «четверке» и обратилась к водителю: — Тебя как зовут?

— Талгат, — с готовностью ответил тот, плотоядно окинув мою приятельницу раздевающим взглядом.

— Вот что, Талгат, — Маринка оперлась рукой на крышу машины. — Здесь у вас что, деревень много вообще?

— Много, — покивал водитель. — Там, и там, и там… Везде люди живут.

— А они в этих местах давно живут? — профессионально-мягко уточнила Маринка. — Или недавно застроились?

— Недавно, — покивал Талгат. — И сейчас строятся. Много. Такие дома — ух! Шлакоблоки! Ци-лин-дрованный брус!

— Вот, — Маринка бросила сигарету на землю и потоптала ее носком кроссовки. — А нам надо место, где давно живут. Сильно давно.

— А-а-а-а-а, — Талгат покивал. — Есть такие. Там вот давно живут, если по дороге и повернуть. И еще если прямо ехать, мимо фермы, то за полем и лесом тоже такое есть.

Эти рассказы он сопровождал взмахами рук, видимо, подразумевая, что мы прекрасно понимаем, о каких местах идет речь.

— «Там вот» — где? — Маринка достала планшет и показала парню экран. — Если повернуть — это здесь, да? А поле и лес — это тут?

Все-таки она поразительный человек. Иногда я поражаюсь ее работоспособности, иногда — ее рассудительности, а прямо сейчас — безрассудству. Мы невесть где, с неким Талгатом, которого впервые в жизни видим, и она светит перед ним дорогущие девайсы. Не хочу думать о людях плохо, но кто знает, что у него на уме? Я не боец, в армии не служил и с этим поджарым парнем справлюсь едва ли, если что.

— Да-да, — закивал тем временем Талгат. — Там есть деревня. Название не знаю, я туда только один раз ездил, старика возил. Больше не поеду.

Старика. Очень тепло. Сдается мне, я знаю, какого именно.

— Чего так? — удивилась Маринка — Там так страшно?

— Дороги нет, — пояснил водитель. — Я не проеду, застряну. Две недели дожди лили, там нет дороги теперь. До поля довезу, а там недалеко идти. Пятьсот рублей давай — и поехали.

— Недалеко — понятие растяжимое, — почесал затылок я. — И потом — Марин, ты уверена, что мы именно о Лозовке говорим?

— Э! — водитель достал телефон, причем не какую-нибудь замшелую кнопочную «Нокию», а один из флагманских смартфонов, и ткнул в экран пальцем.

Секундой позже он уже бодро что-то орал в него, причем на своем языке и понять его было невозможно. Хотя — одно слово я разобрал. «Лозовка».

А еще я заметил, что он немного помрачнел, слушая что-то, что говорил ему собеседник.

— Она это, — уверенно сообщил нам Талгат, нажав «Отбой». — Расим здесь все знает. Он тут живет давно. Двадцать лет живет.

С равным успехом Расим мог ему сказать и что-то другое, не связанное с Лозовкой, потому приходилось верить на слово.

Впрочем, решающим фактором явилось не мнение все того же Расима, а то, что Родька зашебуршился в рюкзаке и потыкал меня в спину, как будто соглашаясь с мнением Талгата. Да и карта показывала, что в тех местах есть населенный пункт.

Маринка глянула на меня, я на нее.

— Пятьсот рублей — и едем, — напомнил о себе водитель, заметив наши переглядки. — Чего стоять? Если нет — я тогда на рынок в Моденово, там всегда пассажир есть.

— Тысяча — и едем до Лозовки, — предложил я.

Мне не хотелось идти через поле и лес.

— Не, — отказался Талгат наотрез. — Тысяча хорошо, но все равно не доедем. Застряну. Трактор звать — полтора тысяча платить буду. Нет. Если бы у меня «Паджера» был — тогда да. Только тогда бы я с вас две тысяча брал.

— Почему тогда две?

— «Паджера», — удивился моей непонятливости Талгат. — Вип-машина, э!

— А если мы сейчас, не дожидаясь «Паджеры», две тысячи дадим? — предложила ему Маринка. — Как за вип-машину?

Ей тоже не хотелось топать пешком.

— Не поеду туда, — Талгат покачал головой. — Да и вам не надо. Давай я вас на водохранилище отвезу. Там хорошо. Купаться можно, вода теплая. Не надо в Лозовку, там и не живет почти никто.

— Водохранилище — это очень хорошо, — мечтательно произнесла Маринка. — Смолин, может, ну его, это твое наследство? Поехали искупаемся?

Я бы хотел. Но не могу.

— Значит, говоришь, недалеко там идти? — еще раз уточнил я. — Сколько по времени? Ну, примерно?

— Двадцать минут, — уверенно заявил водитель. — Не больше. Сначала поле, потом лес. Да не бойся, там не заблудишься. Пройти можно. Проехать нет. Вот если бы «Паджера»…

— Двадцать минут — это нормально, — сказал я и полез в машину.

Глава восьмая

Было бы даже странно, если бы все получилось так, как нам было обещано.

— Двадцать минут! — бубнил я, оступившись в очередной раз. — Да чтобы ему пусто было, этому Талгату.

Поле, через которое мы шли, казалось бесконечным. Ну да, когда мы вышли из машины, все выглядело не так и страшно. Даже где-то красиво. Разнотравье, какие-то голубенькие и желтенькие цветочки, лес, начинавшийся там, где это летнее великолепие кончалось.

— Вон туда, — сказал нам водитель, ткнув пальцем в березняк, не такой уж и далекий на первый взгляд. — Через поле и будет дорога. Идти по ней надо, там не заблудитесь, поворотов нет. Можно дальше ехать, где дорога начинается, но тут ближе выйдет, если напрямую.

— Так я позвоню, когда мы обратно соберемся? — еще раз уточнил я у него.

Не мудрствуя лукаво, еще в машине мы договорились с Талгатом о том, что он нас подберет здесь же, а после отвезет обратно на станцию.

— Да, — заулыбался он. — Тысяча.

— Такими темпами ты на «Паджеру» скоро денег накопишь, — заметила Маринка, потягиваясь. — Черт, ну как красиво, а? Смолин, сфоткай меня на фоне этого всего. Я в «Инстаграм» выложусь.

Красиво-то красиво, но только если на все это смотреть. А на деле — это тихий ужас.

Под цветами и травой не было видно неимоверного количества разнообразных ямок и колдобин, на которых мы постоянно оступались, рискуя подвернуть ногу. Вокруг нас роились разнообразные мошки, потревоженные нашим вторжением, и немилосердно кусали нас за обнаженные части тела. Пот заливал глаза, поскольку солнце пекло немилосердно.

А лес был все так же далек.

— И что я с тобой поперлась? — с Маринки тоже слетело благодушие, она то и дело останавливалась почесать исколотые травой и искусанные насекомыми ноги. — Нет, все-таки живая природа хороша только в виде программ «Нэшнл географикс».

— Просто мы с тобой сугубо городские люди, нет у нас к этому всему привычки, — высказал свое предположение я. — . Да блин!

Я снова оступился и чуть не упал. Судя по всему, тут весной какой-то большой трактор проехал, пропахав изрядных размеров борозду. А может, тут пожизненный рельеф местности такой.

В общем, мы на этом поле не двадцать минут потеряли, а куда больше. Нет, будь здесь асфальт — и слова Талгата оказались бы правдой. А так — куда там.

— Ты как хочешь, а я еще раз в эти колдобины не полезу, — заявила Маринка, с печалью глядя на свои икры, все в расчесах. — Обратно по дороге пойдем. Она по-любому лучше, чем это поле.

— Поддерживаю, — кивнул я, вытирая со лба обильный пот. — Я и сам того же мнения. А еще я предлагаю минут десять передохнуть вон под той замечательной березой. Надо дух перевести.

— Дай попить, — потребовала Маринка. — А то я сейчас сдохну.

Что до состояния дороги — тут Талгат не соврал. Собственно, я бы даже слово «дорога» тут подверг сомнению, это как-то по-другому называется, на мой взгляд. Она была не просто раздолбана, что для наших краев обычное дело. Она была… Вздыблена, это определение подходит лучше всего. Я даже заподозрил, что это эхо войны. Насколько я помню, в 1941 по этим местам прошли немецкие танки, изрядно раскурочив все, что только можно. Не исключено, что после того, как их выбили из этих мест, заниматься дорогой просто никто не стал. Сначала война, а потом недосуг было.

Глина и земля, из которых она состояла, местами застыла в столь причудливых формах, что это можно было принять за инсталляцию, а никак не за колдобину. Хватало в этих рельефных красотах и воды, причем в ней уже завелась жизнь. Я видел тритона, сидящего на глиняном гребне, а в одном месте вроде как даже плеснула рыба.

Тут, сдается мне, и на «Паджеро» особо не проедешь. Здесь что-то посерьезней нужно.

Впрочем, нас это не сильно печалило, мы топали по обочине, засыпанной ковром из еловых иголок. Березняк сразу после поля сменился ельником, причем серьезным, глухим, из тех, в котором ни звуков нет, ни просвета. Все, что у нас было — эта самая обочина да синяя полоска неба над головой. И, конечно, комары в огромных количествах.

— Теперь я точно знаю, что означает слово «роятся», — отвесила себе очередную пощечину Маринка.

— Странно, — заметил я, отмахиваясь обеими руками от сонма кровососов.

— Что именно? — спросила Маринка жалобно.

— Ты не сказала: «Смолин, это ты во всем виноват», — пояснил я. — Видно, крепко тебя обескровили. И обессилили.

— Просто данное утверждение не требует озвучивания, — Маринка прибила очередного комара. — Сашка, я домой хочу.

— Фигушки, — мстительно заявил я. — Если увязалась за мной, то терпи. Вперед тебе наука будет.

Лес кончился вдруг, внезапно. Елки, которые казались бесконечными, расступились, и мы оказались на деревенской улочке. Надо же. А как же — околица, плетень и все такое? Что там должно быть у приличной деревни? Указатель, наконец? Это точно Лозовка или нет?

И не спросишь ни у кого — на улочке не было ни души, а завалившиеся заборы и заколоченные окна и двери двух первых домов, стоящих прямо на границе с лесом, ясно говорили о том, что там давно никто не живет.

Одно хорошо — комары остались там, в ельнике. За нами они не последовали.

— Интересно, тут колодец есть? — измученно спросила у меня Маринка. — Я холодной воды хочу. Знаешь, такой, чтобы зубы свело и горло перехватило.

— Красиво сказано, — оценил я. — Не думала о том, чтобы писать художественную литературу?

— Ты, Смолин, энергетический вампир, — заявила Маринка и почесалась. — Чем мне хуже, тем ты бодрее. Блин, ну всю искусали!

— А нам потом еще обратно идти, — злорадно сообщил ей я. — А там еще и к вечеру дело будет!

— Сука ты, — безнадежно произнесла моя спутница.

Колодец мы нашли довольно быстро, просто пройдя по улице чуть подальше. Он стоял на небольшой… Даже не знаю, как это назвать. Площадке, наверное, до слова «площадь» этот утоптанный участок земли не дотягивал. Я так думаю, что эта площадка была серединой деревни, поскольку от нее в разные стороны расходилось еще три улочки. Если мы пришли в нужный населенный пункт, то какая-то из них точно была наша.

А людей так и не было видно. Пусто было вокруг.

— Сашка, тут и ведро есть! — радостно заорала Маринка, подбежав к колодцу. — Ура!

Она двумя руками открыла крышку, бросила в открывшийся черный зев ведро и с восторгом уставилась на вращающийся ворот.

— Давай, крути, — секундой позже потребовала она. — Доставай воду.

Если честно — я сто раз видел этот процесс в кино, но вот вживую поднимал таким образом воду впервые. И знаете — в этом что-то есть. Ну что-то такое исконное, нутряное. Впервые-то впервые, а ощущения были привычные до невозможности, будто я подобным ежедневно занимаюсь. Скорее всего — память предков.

— Вода! — Маринка уцепилась за дужку ведра и вытащила его на край колодца. — Холодненькая! Господи, никогда не думала, что такие простые радости Земли могут довести меня почти до экстаза!

Она зачерпнула ладонями воду и плеснула ее себе в лицо.

— Мелкими глотками пей, — посоветовал я ей. — По такой жаре от холодной воды бронхит словить можно как нечего делать.

— Знаю, — ответила Свиридова и опустила лицо в ведро.

— Зря ты так, девушка, — сурово сказал кто-то у меня за спиной. — Зачем же из общего ведра пить?

Я обернулся и обнаружил за своей спиной невысокую старушку, которая смотрела на нас, сурово сдвинув брови.

Откуда взялась? Ведь не было ее только что здесь?

— Так другого-то нет, — развел руками я. — Добрый день.

— Добрый, — старушка перевела взгляд с Маринки на меня. — Так взял бы и слил ей на руки воду-то. Чего проще?

— Я не заразная, — сообщила старушке абсолютно счастливая Маринка. Ее лицо разрумянилось, в глазах плескалось веселье. — Честно-честно.

— Так не в заразе дело, — погрозила ей пальцем старушка. — Хотя вы же городские, покона не знаете. Что с вас возьмешь?

«Покона»? До боли знакомое слово.

— Прощения просим, — я изобразил на лице нечто вроде раскаяния.

— Туристы? — деловито осведомилась местная жительница. — Сразу говорю — икон нет, самогона тоже нет. И покупать никто ничего у вас не будет.

— Да мы ничего и не продаем, — опешил я от ее напора.

— Тогда что тут забыли? — с прищуром, который был бы к лицу любому матерому фсбшнику, поинтересовалась бабка.

Мне отчего-то очень не хотелось говорить ей правду, и я чуть промедлил с ответом, выдумывая версию поправдоподобней.

И этой паузой воспользовалась моя спутница.

— У Сашки тут дядька жил, — простодушно выложила она. — Теперь он помер, а дом вот ему оставил.

— Дядька? — в голосе старушки что-то неуловимо изменилось. — Какой дядька? Никак — Захар?

— Он, — поняв, что план сорвался, я немного опечалился. — Захар Петрович.

— Не знала я, что у него родня была, — старушка скрестила руки на груди. — И не видала никогда, чтобы к нему кто-то приезжал.

— Он вообще необщительным был, — я развел руками, как бы говоря: «Что теперь поделаешь». — Бирюком.

Откуда взялось слово «бирюком», я даже и не знаю. Тоже, как видно, из подсознания вылезло. Надо думать — обстановка нашептала. Колодец, дома вокруг и все остальное. Опять память предков, как с воротом.

— Ну да, ну да, — подтвердила старушка. — Это про него. А документы какие у вас есть?

— Как не быть, — выдал обаятельную улыбку я. — Само собой. Без документов никак. Собственно, я и сам хотел сначала зайти к участковому, чтобы все по закону было. Где он тут у вас живет?

— Участковый? — старушка рассмеялась, мелко и дробно, как горох на пол просыпала. — Он и при коммунистах к нам раз в месяц наведывался, а теперь и вовсе непонятно — то ли он есть, то ли его нет.

— Вот тебе и раз, — озадачился я, мысленно погладив себя по голове за догадливость. — Как же мне тогда?

— А ты мне документы покажи, — предложила старушка, и после этих слов Родька почему-то беспокойно заворочался в рюкзаке.

Раньше меня бы это не смутило, а сейчас я это расценил как определенный знак. Значит, не так прост этот божий одуванчик.

Или я уже на воду дую, на молоке обжегшись?

А еще я ощутил некий холодок, поселившийся у меня в животе. Это был не страх, а что-то другое, неприятное, но в принципе объяснимое. Пусть даже не с научной точки зрения объяснимое, но тем не менее.

— Э нет, бабуся, — помахал я пальцем. — Нет у меня такой привычки, чтобы незнакомым людям все про себя выкладывать. Уж не обессудьте.

— Да нам только дом посмотреть, — снова влезла в разговор Маринка. — Мы же ничего оттуда брать не собираемся. Понять надо — оно вообще того стоит, чтобы с этим всем заморачиваться?

— Ох, и выражения у вас, нынешних, — поджала губы старушка — Ну не знаю, не знаю даже…

— Да тут и знать нечего, — мне пришла в голову интересная идея. — А то пойдемте с нами, уважаемая… Простите, как вас зовут?

— Дарья Семеновна, — ответила старушка. — А ты, стало быть, Александр?

Внимательная какая. Запомнила.

— А я Марина, — весело добавила моя спутница и плеснула себе в лицо водой. — Шур, давай сразу бутылки пустые заполним, пока не пошли.

— Александр, все верно, — я расстегнул рюкзак и достал оттуда требуемое, Родька при этом дернул меня за палец, как видно желая что-то дать понять. — Так вот — может, вы с нами? Во избежание? Будете свидетелем, что мы ничего оттуда не возьмем.

Ведьмак говорил, что чужой в дом не войдет, и под чужим он явно имел в виду не воров. И вообще не людей, а таких как он сам и теперь я. И не исключено, что таких, как эта вот Дарья Семеновна. Неприятный холодок в животе, как мне думается, как раз и намекает на то, что старушка непростая. Это не логическая выкладка, не какие-то предпосылки, это именно что знание. Не принимало что-то внутри меня эту бабуську. Думаю, что отголоски силы дают о себе знать.

Так что — проверим. Если пойдет с нами в дом — значит, мне пора к психиатру. Если нет — то… То надо брать нужное и отсюда когти рвать спешно.

А может, и глупость я сделал. Попрется эта бабка с нами и будет в четыре глаза смотреть, чтобы мы чего не прихватили. Нож-то я точно умыкну, он маленький, а вот книгу — это вряд ли.

— Некогда мне, — Дарья Семеновна буквально сверлила меня взглядом. — Ягода пошла. Опять же — дело к вечеру, надо огород поливать. Вон какая жара стоит.

— Жалко, — опечаленно произнес я, утвердившись в своих подозрениях. — Может, хоть проводите нас к дому дядюшки? Деревня небольшая, я понимаю, но все равно в этих трех соснах мы долго бродить можем.

— Провожу, — неожиданно легко согласилась старушка. — Чего не проводить?

Я наполнил бутылки, вылил остатки воды из ведра на землю, и мы с Маринкой потопали по пыльной улочке за шустро семенящей местной жительницей.

И ведь что интересно — в домах, до того пустых, проявилась некая жизнь. Где-то брякнули ведра, где-то послышались голоса, кто-то с кем-то ругался.

А потом мы даже еще одну местную жительницу увидели. На этот раз — молодуху, стоящую у открытой калитки. Румяную, белозубую и с такими достопримечательностями, прости Господи, что я даже инстинктивно слюну сглотнул. Куда там отдельным представительницам отечественного шоу-бизнеса с их силиконовыми прелестями. Вот где красота-то.

— Гости у тебя, бабка Дарья? — глубоким грудным голосом спросила она у нашей провожатой, с любопытством осмотрев нас.

— Не у меня, — ответила старушка, остановившись. — К Петровичу приехали. Родня его. Слышь, Стефа, помер ведь он.

— Да что ты? — удивилась красотка, правда без особой печали. — Надо же. Это, выходит, наследники?

— Наследник, — Дарья Семеновна показала на меня. — Вот он.

— Наследник — это хорошо, — одарила меня улыбкой Стефа. — Не должно добро бесхозным стоять.

— Ладно, пойдем мы, — старушка посмотрела на небо. — Сдается мне, что гроза скоро будет.

— Гроза? — Стефа тоже уставилась в бездонную синеву летнего небосвода, на котором не было ни одной тучки. — Пожалуй, что и будет.

И она вошла в калитку, притворив ее за собой, мы же пошагали дальше, следуя за нашей провожатой.

Минут через десять, как мне показалось, заложив круг по деревне, мы наконец подошли к немного покосившемуся некрашеному забору, за которым виднелись какие-то деревья, сарай и приземистый, почерневший от времени дом с красной крышей.

— Вот и пришли, — Дарья Семеновна ткнула пальцем в сторону строения. — Изба Захара. Ключи-то есть?

— Как не быть, — бодро ответил я. — Ну, так может, с нами? От греха?

— Да нет, — старушка улыбнулась. — Я домой. Вы как, здесь ночевать будете или сей день обратно поедете?

Естественно, Маринка влезла в разговор, не дав мне даже слова сказать.

— Домой-домой, — сообщила она нашей провожатой. — У меня планов на завтра громадье.

— Ну, дело ваше, — махнула рукой Дарья Семеновна. — Если останетесь — заходите в гости, на чаек. Мой дом вон тот, с белыми наличниками.

Я открыл калитку, которая была не заперта, как мне и сказал мертвый ведьмак, поблагодарил провожатую и направился по тропинке к дому. Маринка последовала за мной.

Подойдя к крыльцу, я обернулся — у калитки никого уже не было. Ушла, выходит, Дарья Семеновна, не стала смотреть на то, как мы в дом войдем, пусто было на улице за забором. Только птица какая-то, бело-черная, устроилась на одной из штакетин, вертела головой и щелкала клювом. Если не ошибаюсь, это сорока. Сорока-белобока из детских сказок. Надо же, в городе кроме голубей и воробьев давно уже никто не водится, а тут еще какая-то живность уцелела, не добила ее цивилизация.

— Слушай, а неплохо здесь, — подала голос Маринка, уже бродящая мимо деревьев. — Дом, сад, вон колодец свой. Не знаю, как там внутри, но так — ничего. Я бы за такое наследство пободалась, почему нет? А что? Сто верст от Москвы, вода, электричество, сарай, считай — приусадебное хозяйство. Да и земли на глазок соток шестнадцать будет, или около того. Правда, подъезд хреновый, это да. Но все равно миллиончиков на шесть при правильном подходе к делу все это потянет. Или даже побольше. Ладно, открывай дом.

— Ну да, — я подошел к двери и недоуменно потер лоб.

На двери обнаружился навесной замок. Не древний, покрытый ржой и весящий полпуда, а вполне себе современный, «булатовский», поблескивающий хромом дужки, но — навесной. А больше никаких замков в двери не наблюдалось.

— Слушай, а этот твой дядька — он, похоже, «толстовец» был, — заметила Маринка, мысли которой, очевидно, шли в том же направлении, что и у меня. — Верил в людскую честность и в то, что мир не так и плох. Шур, ты понял? Он, похоже, дверь вообще никогда не закрывал. Замка врезного нет. Нет, я читала, что в деревнях двери не закрывают, но не знала, что такое возможно до сих пор.

Я посмотрел налево, направо и увидел кирпич, лежащий возле стены, явно тот самый, о котором говорил ведьмак. Так и оказалось — под ним обнаружился плоский ключ.

— За неимением коврика, — подытожила Маринка. — Заходи, кто хочет, бери что хочешь. Практически — коммунизм.

— Свиридова, ты чего-то сегодня разошлась, — осек ее я. — Слушай, ну вот так человек жил, и чего? Его жизнь, его дело.

— Просто не привыкла к такому, — Маринка передернула плечами. — Сам же знаешь — мы все за семью замками живем. Странно это все видеть.

— Это да, — признал я и всунул ключ в прорезь. — Утратилось людское доверие друг к другу — и это плохо.

— Кстати — неплохой очерк можно на эту тему написать, — практично заметила моя спутница. — Философского толка. И спихнуть в какую-нибудь многотиражку. Или продать на какой-нибудь сайт.

Дверь скрипнула, открываясь, и я почувствовал сладковатый запах сушеных трав, идущий из темного проема.

Маринка было нацелилась шагнуть за порог, но я, подчиняясь неожиданному импульсу, остановил ее и вошел в дом первым. Это было важно, а почему, я даже не знаю, нет у меня объяснений.

Как только я оказался внутри, в тесном помещении, которое вроде бы раньше называли словом «сени», по моему телу пробежала дрожь, подобная той, когда ты попадаешь в туман. Вроде и не холодно, но все становиться каким-то зыбким, призрачным и обволакивающим. Впрочем, это было секундное ощущение.

Я бросил взгляд наверх, памятуя слова ведьмака. Все было так, как он сказал — прямо над порогом в притолоку был вбит нож. Не очень большой, из тех, что раньше называли «засапожными», с узким лезвием длиной в две ладони и деревянной рукоятью. Я, если честно, думал, что найду нечто вроде мачете или что-то в этом роде. Несерьезный ножичек, в общем, даже как-то расстроился немного. Вроде непростая вещь, практически оружие, должно быть в нем что-то такое, необычное. А тут…

А вот еще вопрос — если я его сейчас выну, то защита с дома не слетит? Втыкал-то его покойный не просто так, он какие-то заговоры-наговоры на него клал. Если я его заберу, то и магии его капец наступит, по идее. И вот тогда действительно — заходи, кто хочет, бери что хочешь…

С другой стороны — мне тут не жить и сюда не возвращаться. А в нашествие врагов вот прямо сейчас, в данный момент, я не слишком верю.

Пока я обо всем этом размышлял, Маринка уже вошла внутрь и направилась во внутренние помещения.

— Блин, Шур, а мне здесь нравится, — послышался ее голос. — Все так миленько, винтажненько. И еще — по-моему, твой родственник был алхимиком. Или знахарем.

Я снял с плеч рюкзак и поставил его в угол, после протянул руку и вынул нож из дерева.

Рукоять его в полумраке сеней казалась почти черной, непроглядной. Она была отполирована так, что даже не верилось в то, что это дерево. Но это было именно оно, я его с пластиком никогда не спутаю.

Если честно — я тянул время. Мне очень не хотелось резать руку. Ну вот совсем. Дико это было как-то. Нет, крови я не боялся, мне и нос разбивали в детстве не раз, и как-то в юности мы с приятелями на «Юго-Западной» сцепились с неграми из «лумумбария», так в той драке мне порядком бок располосовали. Но то форс-мажоры. А вот так, самому себе руку резануть, да еще сильно… Как тогда этот старый хрыч выразился: «Щедро плесни, не жалей». Легко сказать, поди сделай.

Я достал из кармана платок, который прихватил специально для этого момента. Тянуть не следовало, Маринка сейчас все облазает и вернется, а на ее глазах пускать себе кровь точно не следовало. Нет, нервного срыва там не будет, ее такими вещами не прошибешь. А вот вопросов будет масса, отчего да почему.

Отведя глаза в сторону, я сжал лезвие ножа ладонью левой руки и резко дернул его на себя правой. Вроде так делали в фильмах герои, приносящие клятву на крови. Вот только им легко это давалось, и они после этого были бодры и веселы.

Боль дернула руку, и одновременно с ней дернулся черен ножа, словно живой.

Я разжал ладонь и увидел, как моя кровь, обильно текущая из глубокого разреза, впитывается в лезвие. Она словно растворялась в нем, и оно, лезвие, еще секунду назад бывшее блестящим, тускнело на глазах.

При этом я ощутил еще кое-что. Где-то на грани подсознания я теперь точно знал, что это МОЙ нож. Это не очень легко описать словами, но дело обстояло именно так. Иногда так бывает в жизни — в какой-то момент ты понимаешь, что эта вещь — она именно твоя вещь. Для тебя сделанная. Или что это ТА САМАЯ женщина, которая рождена только для тебя. Не факт, что она станет твоей, но для тебя других существовать больше не будет, именно ее ты будешь помнить до последнего вздоха.

Так вот, это теперь был мой нож. Я знал наверняка, что он никогда меня не подведет, он будет моим верным другом, помощником, и что ему я могу доверить свою жизнь. Нет, он не сделает за меня все то, что я должен сотворить сам, но при этом он не выскользнет из моих рук, не потеряется, не подведет в опасный момент — а это уже немало.

Еще раз говорю — это знание пришло извне, я просто его впитал, как губка воду.

— Хозяин, — пробубнил Родька, опасливо глядя на выход из сеней. — Кровь, хозяин. Течет она.

И вправду — захваченный ощущениями, я даже забыл о том, что с руки капает кровь, причем обильно.

Я перехватил руку платком, искренне жалея, что не захватил с собой йод. Сейчас как подхвачу заражение крови или какую другую заразу — и все, нет больше будущего ведьмака Сашки Смолина. Привет родителям. Мог бы об этом подумать.

— Пойду кое-какие вещички соберу, — сообщил мне Родька, цапнув рюкзак за лямку. — Ты только меня потом здесь не забудь. И скажи этой, чтобы руками все подряд не хватала, а то домовой осерчает.

Из глубины дома раздался какой-то звон, а после грохот.

— Точно осерчает, — охнул Родька и шустро шмыгнул в сторону входа в комнату.

Я повертел нож в руке, подумал о том, что надо бы ножны к нему поискать или завернуть во что-то, перед тем как класть в рюкзак, и последовал за ним, зубами затягивая узел на ладони. Ткань платка уже немного набухла и покраснела от крови. Надеюсь, она остановится, а то беда будет.

Черт, как я буду на клавиатуре работать в понедельник? Одной рукой? Об этом тоже не подумал.

И в самом деле, комнаты, что одна, которая была побольше, что другая, маленькая, более всего напоминали то ли лабораторию алхимика, то ли логово знахаря, Маринка выразилась очень точно.

Связки трав, висевшие на стенах и под потолком, разнообразные и разнокалиберные медные емкости, явно предназначенные для приготовления зелий, пестики каменные, металлические и деревянные, колбы и реторты, стопки книг в рукодельных обложках — все это занимало львиную долю места. Еще тут был замысловатый аппарат со змеевиком, более всего похожий на самогонный. Мне как-то довелось побывать у одного знакомого, промышлявшего этим делом, так здешний изрядно смахивал на тот, что я тогда видел.

Еще здесь присутствовала большая русская печь. Вот прямо такая, как в киносказках моего детства. Белая, большая, с лежанкой сверху и черной дыркой в центре. И даже котелками, которые там стояли. Круто, в первый раз ее увидел вот так, по-настоящему.

Имелся в доме и чердак, там-то, судя по звукам, сейчас и орудовала Маринка. Вот и славно, этот момент надо использовать.

Я подошел к кровати, стоящей в углу той комнаты, что поменьше, и приподнял подушку, судя по всему, набитую сеном. Однако, покойный ведьмак был еще и аскетом.

Там и в самом деле лежала книга. Была она приличных размеров, как две обычные в высоту примерно, и довольно толстой. Впрочем — чему удивляться, если она из рук в руки переходит невесть сколько времени и каждый владелец в нее что-то свое добавляет, то по-другому быть и не может.

Отдельное уважение вызывала ее обложка. Она была не бумажная и не кожаная. Она была деревянная, резная, сделанная с немалым мастерством. Имелись на ней какие-то буквы, знаки, птицы с человеческими головами, свернувшиеся в кольцо змеи и много чего другого. Непременно ее потом рассмотрю повнимательней.

А ведь, наверное, ее за немалые деньги понимающим людям продать можно. Если подойти с умом, сделать экспертизу, подтвердить ее возраст, то коллекционеры немало за нее отвалят.

Понятное дело, не продам, но в принципе…

— Родька, — негромко, чтобы Маринка не услышала, произнес я. — Ты где есть?

— Тут, — откуда-то из-за печки высунулась мохнатая всклокоченная голова моего слуги.

— На, — я взял в руки книгу, оказавшуюся, против моих ожиданий, совсем не тяжелой. — В рюкзак убери.

— Нет, хозяин, — на редкость серьезно ответил мне он. — Я ее касаться не смею. Только ты. Сам убери, только не туда, где я прячусь, а вон в другой карман.

— Отделение, — поправил я его, подхватил рюкзак, засунул в него книгу и зашипел от боли в порезанной руке, когда застегнул молнию. — Больно, блин!

Родька стукнул себя лапой по голове, ловко запрыгнул на печь и выдернул несколько сухих стебельков из какой-то связки, свисающей из-под потолка.

— Вот, — протянул он их мне секундой позже. — Разотри их меленько и порез посыпь. Это ключ-трава, она и боль уберет, и рану заживит быстро.

— Ну не знаю, — с недоверием посмотрел я на невзрачные травки. — Как-то это все…

— Поможет, — заверил меня слуга, с тревогой посмотрел на потолок, подхватил рюкзак и снова ввинтился в пространство за печкой.

Странно выходит. В любую щель он залезть может, а перевозить его приходится в рюкзаке, он меня убедил в том, что по-другому не выйдет.

Скорее всего — хитрит. Выйти — выйдет, просто ему нужна была тара, в которую он свое барахло сложит, вот и все. Отправься я сюда налегке, фиг бы попер обратно его манатки.

А рюкзак изрядно потяжелел, это я ощутил.

— Там наверху столько всякого занимательного хлама, — сообщила мне Маринка, спустившись с чердака. — Очень познавательно. И небезвыгодно. Я там, например, подшивку журналов за тридцатые годы нашла, со Сталиным на обложке. Книги есть, тоже старые — и прошлого века, и даже позапрошлого. Еще самовар с медалями по бокам, красивый. Там вообще много всего такого, что антиквары не то, чтобы прямо с руками оторвут, но купят с радостью. Ты так родителям скажи — если наследники договориться не смогут, то она смело может заявить свои претензии не на дом с землей, а на имущество. Сдается мне, что на нем заработать можно будет побольше, чем на продаже недвижимости. Я просто как-то статью об антикварном бизнесе писала, кое-чего нахваталась. Да и контакты у меня, если что, все остались. Господи боже, что у тебя с рукой?

— Это? — я покачал ладонью с окровавленным платком. — Да в сенях за какую-то железяку зацепился, распорол вот. Да нормально все, там порез неглубокий. Даже не болит, не забивай себе голову.

Самое забавное — я не врал. И вправду не болело. Я все-таки посыпал рану ключ-травой и с удивлением увидел, как из нее сразу после этого перестала сочиться сукровица. А после и боль ушла.

Потом я снял с потолка связку, из которой Родька вытащил стебельки, завернул ее в какую-то тряпицу и сунул за печку, шепнув: «Прихвати». Хорошая штука, пригодится.

Да вообще — пошуровать бы тут, посмотреть, что к чему, но как-то стремно, если по совести. Мрачно здесь, нет никакой охоты оставаться на ночь. Да и Дарья Семеновна как-то сразу мне доверия не внушила. И потом — если бы надо было найти что-то еще, ведьмак бы мне сказал. Основную программу я выполнил, дальнейшее — произвольно. Да и вернуться сюда никогда не поздно. Наследники не объявятся, их нет, властям эта деревенька, похоже, нафиг не сдалась, так что никуда этот дом не убежит.

— Ты как, любопытство утолила? — спросил я у Маринки, которая отряхивалась от пыли и паутины. — В принципе, у меня все. Что надо посмотрел, даже пофоткал. Еще пара снимков наверху и на улице — и можно двигать в обратный путь.

На чердак мне лезть не хотелось, но надо было дать Родьке возможность вытащить рюкзак из-за печки. Ну а потом — в путь. Все эти прелести загородной жизни — они прекрасны, но уже как-то хочется обратно к цивилизации вернуться.

Вот только этим планам быстро сбыться не удалось, помешала природа-матушка.

Вроде и в доме были не так долго, а за это время натянуло предсказанную Дарьей Семеновной грозу. Когда мы вышли во двор, небо уже стало иссиня-черным, поднялся порывистый ветер, а чуть позже над нами раскатисто громыхнуло.

— Надо переждать, — Маринка поежилась. — Сейчас знаешь как ливанет!

— Это да, — я глянул на часы в смартфоне. — Вечереет просто.

— Полседьмого, — моя спутница заглянула мне через плечо. — Ерунда, до темноты все равно успеем до Шаликово добраться. А потом — хоть трава не расти, главное, туда попасть.

Говорим-то об одном, да разные вещи в виду имеем. Она речь ведет о жутковатом ночном лесе, а я… Я не могу сформулировать, что именно вызывает у меня опасения. Просто в силу того, что не до конца представляю, откуда исходит угроза. Но точно знаю одно — если дождь самое позднее до половины девятого не стихнет, я здесь заночую. От греха.

Да и ночной лес мне тоже как-то не очень по душе.

Снова грохнуло, и на нас упали первые тяжелые холодные капли дождя, предвестницы большого ливня.

Глава девятая

Гроза громыхала с полчаса, а после сменилась мелким нудным дождем.

— Вот же жопа, — расстроенно бормотала Маринка, то и дело бегая на крыльцо, чтобы посмотреть, как там на улице дела. — Вот все через нее. И главное — ни облачка на небе не было.

С последним я был согласен. И «Яндекс» с утра тоже никаких гроз и дождей не обещал. А вот Дарья Семеновна грозу предрекла, и это наводило на странные мысли. Нет, не исключено, что ей это погодное явление подсказали старые кости, коленки и прочие хвори, пожилые люди вообще очень метеозависимы. А если нет? Если все это светопреставление с громом и молнией в каком-то смысле рукотворно?

Звучит как бред, и вслух подобное при свидетелях произносить не рекомендуется, после такого могут и психиатра вызвать, но вот только в свете последних событий я готов в это поверить. В конце концов, и людей, которые через зеркала в чужие квартиры попадают, я до этого тоже не видал, однако же вон третьего дня такое имело место быть.

Так что если принять эту гипотезу за правду, то какая цель могла преследоваться бойкой старушкой? Правильно. Сделать так, чтобы я отсюда сегодня не уехал. Ну а о дальнейшем можно только догадываться. Или наоборот — гадать не приходится.

Вывод — надо сваливать, пока не стемнело.

Да и в ведьмачьем доме мне стало как-то неуютно. Небо затянули тучи, в комнатах, и до того не слишком светлых, установился полумрак, и дом наполнился какими-то неприятными звуками. Что-то где-то потрескивало, похрустывало, поскрипывало, да еще и на чердаке кто-то отчетливо несколько раз прошелся туда-сюда. Как видно — домовой инспектировал свое хозяйство после вторжения Маринки.

Я хотел было пошуровать как следует в вещах ведьмака, посмотреть, нет ли еще чего полезного, но передумал. От греха.

— Саш, пошли, — в какой-то момент заявила моя приятельница. — Дождь совсем мелким стал. Да и не холодный он, так что не замерзнем.

— Может, тут дождевики какие есть? — задумчиво произнес я. — Поищем?

— Нафиг, — махнула рукой Маринка. — Время только терять.

— Комары зажрут, — предупредил я ее. — По такой погоде их еще больше будет.

— Хрен с ними, — отмахнулась девушка. — Лучше они, чем тут торчать. Или, не приведи господь, ночевать.

Я глянул на экран смартфона — восемь вечера с копейками. Темнеет сейчас в районе десяти, но это при условии, что небо ясное. Вот только нынче на небе тучи, так что минут двадцать-тридцать можно снять.

Но все равно, полтора часа — это очень много времени. По идее, мы должны успеть добраться до трассы и даже останется еще сколько-то в запасе. Опять же — возможно, развиднеется.

— Пошли, — кивнул я. — Сейчас, только рюкзак возьму.

Улицы снова были пусты, а деревня словно вымерла. Кстати — хитрая старуха нас днем точно водила по ней кругами, поскольку мы добрались до входа в лес достаточно быстро.

Вот зачем ей это понадобилось? Нет, в этом месте вопросов больше, чем ответов. И, заметим, я на этих ответах не настаиваю, поскольку больше сюда приезжать не собираюсь. Мне тут не понравилось, и я рад, что покидаю Лозовку навсегда.

Именно поэтому, несмотря на то, что в лесу было еще пакостнее, чем днем, поскольку с еловых лап, изрядно промокших, на нас постоянно капало, а комары нас атаковали ежесекундно, мне здесь было как-то уютнее, чем там, в доме.

Хотя, ради правды, мысли о Лозовке и всем таком прочем достаточно быстро вылетели у нас из головы, нам было не до них.

Просто путь был настолько нелегким, что о чем-то другом думать времени не было. Дождь размыл дорогу и даже обочину, по которой мы сейчас шли. Сосновые иголки, которые устилали ее, то ли смыло, то ли еще что, потому мы ежесекундно оскальзывались на грязи, в кроссовках, промокших почти моментально, мерзко хлюпала вода, а дождь, который так и не перестал, довершал картину несовершенства мира.

Да еще и смартфоны окончательно перестали ловить сигнал, и мой, и маринкин, я это выяснил, когда решил позвонить Талгату. Дело, видимо, было в низких тучах, повисших над нашими головами и почти задевавших верхушки высоченных елок. Это не Москва, где сигнал есть почти везде, так что удивляться не приходится.

Так что с вызовом водителя как-то не сложилось.

— Фигня, — вытерла экран своего телефона Маринка и убрала его в рюкзачок. — Лишь бы до трассы дойти, а там какую-нибудь машину поймаем. Или сигнал появится.

— Само собой, — бодро поддержал ее я, надеясь на то, что это выглядит более-менее естественно. — Потопали?

— Потопали, — вздохнула она и в очередной раз поскользнулась.

Дождь снова усилился, мы молча шли по обочине, опустив головы и не глядя по сторонам. И это было большой ошибкой.

Просто из-за этого ни я, ни Маринка так и не поняли, когда и как мы свернули в лес. Вроде шли все время прямо, вот только что слева от нас были грязные и мокрые колдобины дороги, а теперь — елки. А вместо обочины — лесная тропинка.

— Шур, а это как? — словно проснулась моя спутница, показывая на лес, стоящий и слева, и справа от нас. — Это что?

— Елки, — непонимающе ответил ей я и почесал мокрый затылок. — Палки!

— А дорога где? — требовательно спросила у меня она. — Куда она подевалась?

— Там, — неуверенно произнес я, махнув рукой за спину. — Где же еще? Наверное, мы на какую-то тропинку свернули, сами того не заметив.

— Смолин, вот как так можно! — возмутилась девушка, поправив лямку своего маленького кожаного рюкзачка. — Ты впереди шел, ты глядеть должен был, куда меня ведешь. И вот результат — мы заблудились.

— Марин, с ума не сходи, — посоветовал я ей. — Это Подмосковье, тут потеряться невозможно. Тут тебе не сибирская тайга. И мы — не пятилетние дети. Пойдем назад — вернемся к дороге. Пойдем прямо — раньше или позже выйдем к какой-нибудь трассе или просто шоссе.

— Ну, так пошли, — Маринка вытерла лицо и жалобно вздохнула. — Веди меня, Сусанин.

И мы пошли.

Я решил не мудрить и вернуться к лесной дороге. Так оно понадежней будет.

Мы шли и шли, но вот только тропинка не кончалась, а дорога все не показывалась. Более того — в какой-то момент еще и повороты начались, которых по дороге сюда точно не было. Это не укладывалось в логику — мы же сюда по этой же лесной дорожке пришли, а она точно была без поворотов.

Я не наивный простачок, мне уже было понятно, что происходит что-то не то, что мы не случайно здесь, в лесу, бродим и не можем из него выйти. Но вот только я не знал, что с этим всем делать. Связи так и не было, а навигатор в смартфоне без нее работать отказывался.

А больше всего меня печалило то, что со мной Маринка. Ведь предельно ясно, что на меня началась охота, которая невесть чем может окончиться. И теперь она может попасть за компанию под раздачу.

С другой стороны, может, и к лучшему, что она со мной. Ее присутствие останавливало меня от того, чтобы запаниковать. Окажись я один в такой ситуации, то, скорее всего, дал бы нервам волю, а так — сдерживался, чтобы не напугать мою спутницу.

Ну и ругал себя в душе, понятное дело. Расслабился, идя по прямой, по сторонам не смотрел — и вот результат. Привык все на самотек пускать.

Прав был ведьмак, все теперь у меня по-другому будет. И надо срочно учиться жить по-другому, думать по-другому. Иначе мне живенько кранты настанут. Кончилась старая жизнь, спокойная и тихая, не будет ее у меня больше, я это здесь, в мокром темном лесу, отчетливо понял. Да собственно, я это еще тогда, ночью, беседуя с мертвецом, осознал, просто принять душой не мог.

Хотя для этого всего мне надо отсюда сначала выбраться и Маринку вывести. А то ведь может выйти так, что не придется мне ничему учиться. Просто не успею этого сделать.

Но и просто так сдаваться я не собирался. У меня есть большое желание выжить, так что еще поглядим. Ну и еще нож имеется.

Часа через два с половиной, когда совсем стемнело, дождь кончился, тучи разошлись и над нами засверкали умытые звезды.

— Саш, — неожиданно спокойно обратилась ко мне Маринка. — По-моему, дальше бродить вот так по лесу смысла нет. Мы при свете дорогу не нашли, а уж в темноте-то мы ее точно не отыщем. И сигнала у телефона как не было, так и нет. А еще я очень устала. Давай под какой-нибудь елкой устроимся и до утра переждем, не будем силы тратить.

По ее тону я понял, что она и в самом деле невероятно вымоталась. Я такой серьезной Маринку всего два раза в жизни до этого видел — когда она мне объясняла, что мы можем быть только друзьями, и когда она вернулась с судебного процесса над педофилом. Она про него обзор собиралась писать, про этот процесс. К слову — не сложилось, Маринка потом мне сказала, что она хреновый профессионал и не зачерствела пока душой до такой степени, чтобы про подобных уродов без эмоций писать. И перестать хотеть убить этого урода она тоже так и не смогла.

— Логично, — согласился с ней я. — Хорошо бы еще костер развести, обсохнуть, да только мокрое все вокруг. Да и ночи вроде теплые, так что…

— Простуда нам в любом случае гарантирована, — сообщила мне Маринка. — Говорю тебе это как дочь медработника. Ну что, может, вон там? Смотри, какая елка разлапистая. Лесная красавица прямо. А вот я читала, что если эти лапы обломать и их на землю…

— Стой, — я вгляделся в уже совсем ночную мглу. — Вроде какой-то просвет виднеется. Смотри, вон там.

— Да ладно? — оживилась Маринка. — Ага, точно.

Тут на небо вышла луна, точнее — туча, закрывавшая ее, отползла в сторону. И теперь было отлично видно, что впереди нас, всего в каких-то ста-ста двадцати шагах, явно имеется открытое пространство. То есть мы можем наконец-то свалить из этого леса, который нам до чертиков надоел.

— Может, и дома ночевать будем, — сообщила мне Маринка радостно. — Ну или на станции, но все рядом с людьми, не в лесу. Слушай, а до какого часа электрички ходят?

— До полуночи, — неуверенно сказал я. — Или даже дольше.

Маринка ничего не ответила на мои слова, она уже рванула вперед, туда, где сквозь деревья пробивались тонкие серебристые полоски лунного света.

Я поспешил за ней, памятуя о том, как легко в этом неправильном лесу, живущем по своим правилам, потеряться. Случись чего с Маринкой, я себе в жизни этого не прощу.

Слава богу, ничего такого не случилось, да и догонять ее особо не пришлось. Она застыла, как статуя, за границей леса, там, где начиналось свободное от деревьев пространство.

Относительно небольшое пространство, шагов двести в поперечнике.

А еще — идеально круглое, просто геометрически, и с каким-то камнем-валуном в середине.

Это была поляна. Не луг, не деревня, не подходы к станции. Мы вышли всего лишь на поляну.

— Как в детстве, — вздохнула Маринка разочарованно. — Хотела на новый год косметику «Маленькая принцесса», а получила очередную куклу. Облом, Смолин.

— Электричка уйдет без нас, — согласился с ней я. — Но зато не надо ночевать под деревом, здесь все-таки будет как-то повеселее.

Не знаю почему, но я приободрился, вид звездного неба над головой меня немного успокоил.

— Ночевать — это вряд ли, — сообщил нам кто-то с противоположной стороны поляны. — Это место не предназначено для того, чтобы жечь тут костры и разбивать лагерь. Но вы останетесь здесь, это правда.

Я узнал этот низкий завораживающий голос. Он принадлежал грудастой красотке Стефе из Лозовки. Врать не стану — она вообще меня впечатлила, очень уж женщина видная.

— Банально, Стефа, — второй голос тоже оказался знакомым, это была Дарья Семеновна. — Ты смотришь слишком много сериалов.

— Тут главное, что верно сказано, — возразил нашей проводнице кто-то третий, нам не знакомый. Это тоже была женщина. — А уж банально, не банально — какая разница?

От деревьев на противоположной стороне поляны отделились три силуэта, одетые в какие-то длинные белые одежды с капюшонами. Они были похожи на призраков, таких, какими их показывают в кино. Это смотрелось одновременно притягательно и жутковато — три светлые фигуры на фоне темного леса, которые, казалось, не шли, а медленно плыли над травой поляны, не касаясь ее ногами. Их одежды пронизал лунный свет, а на месте лиц была темнота. В смысле — их словно не было.

— Если это ролевые игры, то не ко времени и не к месту, — сообщила этой троице, которая не торопясь добралась до валуна и остановилась около него, Маринка. — Мы и так устали, нам не до них. Смолин, скажи им уже.

— Скажи-скажи, — подбодрила меня самая невысокая из трех фигур голосом Дарьи Семеновны. — Племянничек. Заодно поведай ей, что именно благодаря тебе она сейчас и умрет. Ты же уже понял, кто мы?

— Ведьмы, — хрипло ответил я. — Угадал?

— Какие ведьмы, Смолин? — Маринка уставилась на меня. — Ты в себе?

— Настоящие, — пояснила ей третья из фигур. — Природные. На твою беду, девка, на твою беду. Были бы на нашем месте заклятые ведьмы или болотные, то, может, и отпустили они бы тебя, потому что ты им не нужна. И проблемы тоже не нужны. А вот нам ты пригодишься. Мы твою молодость заберем себе. Ты хоть и городская, но крепкая, сильная, годков по пять каждой из нас подаришь, а то и поболе.

— Почитай, два в одном выйдет, — хрипловато засмеялась Стефа. — Все в дело пойдет — и парня выпьем до дна, и вон ее годы тоже поделим.

— Смолин, мне страшно, — уцепилась за мою руку Маринка. — Давай отсюда валить. Они же чокнутые!

— Куда? — нежно спросила у нее третья, безымянная ведьма. — В бурелом? По бездорожью? Далеко не убежите.

Я обернулся. Лес за моей спиной стоял как стена — и ни тени тропинки, которая нас сюда привела.

— Глупый мальчик, — Дарья Семеновна смотрела на меня, на темном провале ее лица появилось два огонька, как две звезды на черном небе. — Ты думал, что вот так просто можно приехать сюда, немного развлечься со своей подружкой, забрать несколько вещичек, которые тебе, возможно, и оставил Захар, а потом вернуться домой? То есть — как на дачу прокатиться? Нет. Это наш дом. Это наш лес. Это наше капище. И вы теперь тоже наши. Ваша кровь, ваши души, ваша сила — все наше. Вы сюда пришли, вы тут и останетесь.

Она резко взметнула руки над головой, и я заметил, как блеснуло лезвие ножа, очень похожего на тот, что я видел тогда, в парке, у болотной ведьмы. Она держала его обеими руками и, казалось, ловила ими холодные отблески луны.

— Почему все думают, что мы с тобой трахаемся? — совершенно не к месту спросила у меня Маринка, глядя на меня расширенными от страха глазами. — И Севастьянов, и Рагозин, и Людка Ситникова, и даже вот эти?

Необычный сегодня день, по всем параметрам. Столько открытий, что с ума сойти. Вот, впервые в жизни увидел еще и то, как Свиридова испугалась чего-то. Сколько ее знаю, она никогда ничего не боялась, от слова «совсем». Грешным делом, я даже иногда думал, что ее смелость граничит с ее же безрассудством. Более того — я был уверен, что одно является следствием другого.

— Без понятия, — пробормотал я, нашаривая рукой рукоять ведьмовского ножа.

Он висел у меня на поясе, в стареньких кожаных ножнах, которые я нашел в доме, пока мы пережидали грозу. Ну как нашел? На подоконнике они лежали.

— Не заставляйте нас за вами гоняться, — посоветовала нам безымянная ведьма. — Не надо. Все равно вам никуда не убежать. Идите сюда, подставьте нам горла, чтобы мы могли окропить этот камень вашей кровью — и вы умрете легко и безболезненно, обещаю.

— Да прямо — не убежать, — взвизгнула Маринка и рванула к деревьям.

Без толку. Они теперь стояли так плотно, что через них только разве мышь могла проскользнуть. Человеку через них было не протиснуться.

Это какой же надо обладать колдовской мощью, чтобы деревьям приказывать?

Ведьмы дружно засмеялись.

— Смолин, я не хочу умирать вот так, — подергала меня за рукав Маринка. Она словно захлебывалась словами. — Я не хочу, чтобы меня какие-то шизанутые ножами резали! Смолин!

Ведьмы снова расхохотались, им явно было приятно смотреть на истерику моей спутницы. Они словно пили ее страх.

— Не шуми, — попросил ее я. — Еще поглядим, кто кого резать будет.

Врать не стану — мне было сильно не по себе, давило на психику происходящее. Но и умирать, как телок на бойне, я не собирался, это не в моих правилах. Тогда, в коридоре, у зеркала, я был не готов к тому, что увидел, это не слишком монтировалось с тем универсумом, в котором я прожил всю свою жизнь, с моими представлениями о нем.

Но с тех пор прошло несколько дней, я маленько подкорректировал свое видение картины мира и самое главное — я больше не был безоружным. У меня был ведьмачий нож и понимание того, что я если даже и не убью этих трех стервозин, то жизнь им попортить смогу.

Правда, вероятнее всего, в процессе драки меня самого прикончат. Это плохо, это вообще не входило в мои планы. И Маринке тоже не поздоровится, что совсем уже погано. Но деваться-то все равно уже некуда, так что придется вот так, как есть… Но горло под нож сам я точно не подставлю.

И еще у меня не было сомнений в том, что я смогу убить сам. Я, как и любой современный человек, задумывался раньше — смогу я прикончить подобного себе или нет? Тогда ответ был «скорее всего, нет».

Сегодня — «да». Без вариантов. Тем более, что это и не люди.

Лишь бы возможность подвернулась.

Я достал нож из ножен и скомандовал Маринке:

— За спиной у меня держись.

Клинок ярко сверкнул в лунном свете. Но не блеском стали, а как холодная вспышка звезды.

— Воин, — протянула Стефа. — Отвага и честь.

— Витязь, — поддержала ее безымянная ведьма. — Только плаща княжьего человека не хватает.

— Давно хотела эту пакость расплавить, — не стала острить Дарья Семеновна. — Сегодня я это сделаю. Захар мертв, договор расторгнут, и я в своем праве. Сестры, время к полуночи! Славная ночь! Жаль, не полнолуние, совсем было бы замечательно!

Она снова вскинула руки к ночному небу, ее подруги повторили это движение. Три черных ножа словно впитывали лунный свет.

А потом они запели.

Это была какая-то странная песня, я не мог разобрать слова, я вообще не уверен в том, что звучал человеческий язык. Ничего похожего раньше не слышал. Хаотичный набор звуков сплетался между тем в стройную мелодию, которая буквально завораживала.

Причем, если завели ее ведьмы негромко, чуть ли не шепотом, то теперь они пели в полный голос.

И чем громче звучало это пение, тем сильнее кровь стучала в виски, их словно сжали обручи.

А еще я ощутил, как меня оплетают невидимые нити. Это как паутинка в осеннем лесу — вроде бы неразличима, но она есть.

Мало того — теперь я точно видел, что их ноги не касаются земли, они парили над ней, поднимаясь все выше и выше.

Родька в рюкзаке забился как сумасшедший, он долбил мне лапами в спину и повизгивал. Забыл я про него, не выпустил. Зря, пропадет вместе со мной.

— Сюда, — в какой-то момент скомандовали ведьмы, а Стефа даже махнула рукой, подзывая нас. — Сюда. Отдайте нам свою кровь. Отдайте нам свои жизни.

Маринка, словно загипнотизированная, сделала шаг вперед, потом другой, и я схватил ее за плечо, чтобы остановить.

— Идите и возьмите, — хрипло крикнул я ведьмам. — Если сможете.

— Как скажешь, — прошипела безымянная ведьма голосом, в котором не осталось вообще ничего человеческого. — Я иду, мальчик.

— Надо же, — вмешался в наш разговор добродушный мужской голос. — А ты крепче, чем я думал, приятель.

— Кто? — взвизгнула Стефа, завертев головой. — Кто здесь?

— Я, — на поляну шагнул человек, которого я менее всего ожидал здесь увидеть.

Это был Николай Нифонтов, тот самый, из отдела «15-К». И его рыжая помощница тоже сюда пожаловала, она шагала за ним следом.

— Неожиданно, да? — благожелательно спросил он у Дарьи Семеновны. — Я люблю удивлять.

— Мы такие, — подтвердила рыжая.

— Я уже ничего не понимаю, — пожаловалась Маринка. — Это кто?

— Кавалерия, — не нашел лучшего ответа я.

— Двумя больше, двумя меньше — какая разница? — безымянная ведьма перебирала ногами в воздухе. — И этих отправим вслед за теми.

— Другое непонятно, — Дарья Семеновна повернула свой темный лик к Нифонтову. — Как же это вы сюда попали? Все дороги на эту поляну закрыты.

— Смотря для кого, — сотрудник отдела 15-К неторопливо подошел к трем ведьмам, парящим в воздухе, при этом он, похоже, не испытывал никакого страха перед ними. — Вот вы тут сказали, что это ваш дом, ваше капище и лес, мол, тоже ваш. По первым двум позициям спорить не буду, хотя относительно дома ведьмака вы, на мой взгляд, погорячились. А уж насчет леса — так точно промахнулись. Не ваш он. И никогда вашим не будет. У него свой хозяин есть, и только он решает, кто куда по нему дойти сможет.

— Вот старый пес, — глаза Стефы блеснули двумя огоньками. — Как посмел?

Деревья вокруг поляны зашумели, как будто перед грозой, при этом над поляной не пронеслось ни ветерка.

— Думай, что и где говоришь, — осекла ее Дарья Семеновна и обратилась к Нифонтову, который стоял перед ней, заложив большие пальцы рук за поясной ремень. — А ты, я погляжу, смелый.

— Не без того, — согласился он с ней. — Да и потом — чего мне бояться? Не вас же. Ну да, вы природные ведьмы, сильные соперницы. Так вас трое, а нас четверо. Численный перевес за нами.

Над поляной раздался дружный трехголосый смех.

— Чур, я ему глотку перережу, — сказала Стефа. — Но перед этим как следует помучаю. Сначала я его когтями рвать стану…

— Не станешь, — уверенно сказал Нифонтов. — Не скажу за всех вас, но тебя-то, тварь, я точно успею прирезать. И тебя, старая, я так думаю, тоже. А вон ту мой приятель, авось, успеет прибить. Или покромсать так, что она все одно потом сгниет заживо. Ножичек его видели? Он ведь успел его своей кровью напоить, если вы не заметили.

— Кто же ты есть-то? — задумчиво сказала Дарья Семеновна. — Ты человек, нет в тебе нашего начала. Но держишься так, будто среди нас всю жизнь прожил. Кто ты такой?

— Раб божий, сшит из кожи, — насмешливо сказал Нифонтов. — Жаль я про вас, бесовок, раньше не знал, а то этого разговора вообще сейчас не было бы. Не с кем было бы его вести.

— Что так? — ведьма спустилась чуть пониже.

— Вон на камне вашем поганом кровь запеклась. И дождь ее не смыл, стало быть — ритуальная она, просто не впиталась пока, — в голосе Нифонтова больше не было ни иронии, ни мягкости, в нем звенела сталь. — Прирезали вы тут кого-то, при этом совсем недавно.

— А если и так, то что? — фыркнула Стефа. — Поругаешь нас? Пальчиком нам погрозишь?

РукаНифонтова скользнула под куртку, и он коротким движением достал из-под нее нож.

И это был не мой «засапожник», тут была вещица куда покруче. Я такие видел, их называют «армейскими». Широкое матовое лезвие, легкий изгиб клинка, удобная рукоять. Мощная штука.

Рыжая Евгения, как видно, решила от него не отставать, лихо извлекла из-под мышки пистолет, щелкнула предохранителем, и наставила ствол на ведьм.

Мне после этого стало как-то поспокойнее. Пистолет — это уже совсем хорошо. Пуля — она и есть пуля, это тебе не нож.

— Вот как-то так, — сказал Нифонтов Дарье Семеновне, в которой он безошибочно с самого начала угадал старшую. — Еще вопросы?

— Судный дьяк, — как мне показалось, с облегчением выдохнула та. — А я голову ломаю. Если по совести — думала, что вас всех извели давно.

— Однако, — холодно заметил Нифонтов. — Да ты со стажем нечисть, вон чего помнишь. «Судный дьяк». Это ж который тебе век пошел, а? Ты же крови людской наверняка пролила столько, что в ней слон утонуть сможет.

— Сколько ни есть — все мои, — Дарья Семеновна спустилась совсем низко, почти на землю, и её капюшон оказался напротив лица Нифонтова. — Ну, дьяк, что решать будем?

И вот тут она показала то, что было под этим капюшоном скрыто, попросту скинув его. Это было не лицо той старушки, что мы видели в деревне. Это вообще лицом назвать было нельзя. Люди так не выглядят.

Да я даже описать ЭТО не смогу. Что-то от змеи, что-то от лисы, седые патлы, растущие клоками из серой пергаментной кожи, обтягивающей продолговатый череп. И две ярко-красные точки во впалых глазницах.

Маринка глухо охнула и уцепилась за мое плечо, чтобы не упасть.

— Мне больше нравится, когда меня называют «оперативником», — и не подумал отстраниться от жуткой старухи Николай. — Так правильнее. У нас там, в Москве, двадцать первый век уже. Все изменилось.

— Люди остались теми же, — старуха улыбнулась безгубым ртом, а после высунула наружу язык — длинный, тонкий, раздвоенный на конце. — Мясо, кровь и душа.

— Это да, — согласился Нифонтов. — Но все остальное — ох, как поменялось. Например, нам больше не нужно соблюдать лишние формальности для того, чтобы ваше племя изничтожать.

— Будто прежде вы миндальничали с нами? — прошипела безымянная ведьма.

— Я тогда не работал, — пояснил Нифонтов, не сводя взгляда с того, что раньше было Дарьей Семеновной. — Я не так давно в отделе. Но как вам грудины вспарывать и из них сердца вынимать, уже знаю. Имею опыт.

— Будем терпеть? — взвизгнула Стефа — Порвать его на куски! А после — вон того! У него сила, вы же ее чуете, сестры! Не должна она отсюда уйти!

— Насчет силы, — как-то даже обрадовался оперативник. — Хорошо, что упомянули. А вы лесному хозяину рассказали о том, чью именно жизнь в его лесу собираетесь забрать, да еще и при помощи ритуала? И что с ней непринятая вон тем парнем сила выйдет, которую вы до конца собрать все равно не сможете? Вот он обрадуется, когда выяснит, что теперь тут не один живет, а с неприкаянной сущностью, которая нового вместилища не нашла. А благодарить-то как вас будет! Думаю, так, что вы за пределы своей Лозовки до конца дней даже высунуться не сможете.

Какой тут шум поднялся вокруг — это словами не описать. Скрипели деревья, трещали ветви, что-то скрежетало так жутко, что бедная Маринка, по-моему, даже заплакала от страха.

Старшая ведьма посмотрела на Нифонтова, потом на нас, оскалилась и убрала нож. Точнее — он будто втянулся ей в руку.

— Расходимся миром, — сообщила она Нифонтову. — Пока — миром.

— Насчет «пока» — полностью согласен, — сказал тот, и не подумав убирать оружие. — Таких как ты, давить надо. И чем скорей, тем лучше.

— Заезжай в гости, оперативник, — осклабилась старуха, показав острые, как иголки, зубы. — Буду ждать.

— Заеду, мать, заеду, — посулил Нифонтов. — С друзьями. Непременно. И скоро.

— А ты, племянничек, не радуйся особо, — обратилась ко мне Стефа. — Я все равно твое сердце вырву и съем.

— Подавишься, — неожиданно для себя самого выдал ответ я. — Оно жесткое, а у тебя зубы гнилые.

Рыжая Евгения одобрительно хохотнула. Она так и не опустила пистолет.

Ведьмы дружно взлетели вверх, почти до верхушек деревьев, раздался хлопок, и следом за ним хлопанье крыльев. В свете луны мелькнули три птичьих силуэта.

— Ф-фух, — выдохнул Нифонтов. — Однако, вечер задался. Жень, да убери ты свою пукалку, толку-то от нее. Что ты с ней как курица с яйцом носишься?

— Мужчина, уже все? — слабым голосом спросила у него Маринка. — Нас сегодня не будут убивать?

— Нет, не будут, — заверил ее оперативник, убирая нож.

— Хорошо, — пробормотала моя спутница, отпустила мое плечо, повернулась лицом к лесу, что-то пробормотала и согнулась в поясе.

Ее тошнило.

— Вы как тут оказались? — задал я Нифонтову вопрос, который, как мне показалось, следовало задать первым.

— Детали потом, — сказал он мне. — Давай будем последовательными и для начала выберемся из леса.

— Мы об этом уже несколько часов мечтаем, вот с ней, — я показал на Маринку, которая так и стояла, согнувшись. — Но все никак.

— Ничего, — потрепал меня по плечу Нифонтов. — Глядишь, со мной получится.

И правда — по тропинке, которая оказалась в том конце поляны, откуда они с Мезенцевой пришли, мы минут за семь бодро дотопали до потерянной дороги, на которой обнаружился довольно дорогой внедорожник, здорово забрызганный грязью.

— Спасибо, батюшка лесной хозяин, — нараспев сказал Нифонтов, повернувшись лицом к лесу. — За то, что выслушал, за то, что помог. Не побрезгуй угощением. Не тот нынче хлеб, я знаю, но какой есть.

Он залез в машину, достал оттуда кругляш «Столичного» хлеба, завернутый в белую холщовую тряпку, а после отнес его в лес, положив на ближайший пенек.

— Еще раз — спасибо тебе, — оперативник поклонился в пояс, его жест повторила и Мезенцева.

Я поспешно согнулся, всем существом ощутив, что необходимо сделать. Да еще и Маринку толкнул, прошипев:

— Кланяйся!

И снова без ветра зашумели деревья. А потом откуда-то из-за кустов послышался старческий ворчливый голос:

— И тебе спасибо, парень. Заходи в гости, если мимо проходить будешь.

— Не премину, — заверил невидимого собеседника Нифонтов и скомандовал: — Ну, все. По коням.

Первые минуты мы ехали молча, а потом я все-таки спросил у оперативника:

— Это был леший?

— Лесной хозяин, — поправил меня он. — Леший — это леший. Тут не все так просто…

— Не все так просто? — каким-то непривычно тонким голосом сказала Маринка. — Не все так просто? Смолин, сука, ты… Меня же чуть не убили! Ненавижу тебя!

И она несколько раз ударила меня по плечу.

Ее губы тряслись, лицо было мертвенно бледное.

— Сама виновата, — я схватил ее руку, которой она собралась оцарапать мне лицо. Не хватало только этого, мне пореза на ладони достаточно. — Чего за мной увязалась?

— Гад, ненавижу, — рычала Маринка, у которой явно началась истерика.

Мезенцева перегнулась через сидение и отвесила моей соседке пару крепких пощёчин.

Это сработало. Маринка протяжно всхлипнула, свернулась на сидении комочком и уставилась в окно.

— Так вот, — продолжил Нифонтов, которого произошедшее, казалось, совершенно не тронуло. — Лесной хозяин — это нечто большее. Он именно что хозяин всему — деревьям, зверям, воде, траве. Он в пределах своего леса может почти все. Его надо уважать и не следует злить.

— А мы ему чем так не угодили? — хмуро спросил я. — Вроде не обидели ничем, даже не мусорили. Просто шли.

— Вы? — Николай рассмеялся. — Да ничем. Все очень просто. Его попросили вас по лесу до темноты покружить, а после куда надо вывести. Он эту просьбу выполнил, вот и все.

— Ведьмы попросили? — уточнил я.

— А кто же еще? — подтвердил оперативник. — Они.

— Но… — заикнулся я, а после все понял и только головой покачал.

— Верно, — произнес Нифонтов. — Они ему соседки, а вы — никто. Когда соседка просит об услуге, как ее не уважить? Да, Александр? И наоборот — когда сосед соседку просит что-то узнать, неужто она ему не поможет?

— Да, — я с жалостью посмотрел на Маринку. — А вам этот лесной хозяин почему помог? Вы же ему не сосед.

— Скажем так — у нас есть общие знакомые, — пояснил он. — Мы ему друзья друзей. Кстати — теперь этого леса можешь больше не бояться, он тебя запомнил. А еще лучше — в следующий раз прихвати с собой хлеба, желательно черного, круглого, как у меня был, и с поклоном лесного хозяина угости. Но ничего не проси на первый раз, это важно. Поверь — пригодится.

— Да я в этот лес больше не ногой! — даже замахал руками я. — Ну нафиг!

— Не говори «гоп», — посоветовал мне Нифонтов. — Не надо.

Вскоре мы выехали на шоссе, а после — и на «Минку».

— Я бы поел, — сообщил нам Николай минут через двадцать после этого. — Вы как?

— Кофе хочу, — сказала Мезенцева и передернула плечами. — Продрогла я в этом лесу.

— Только за, — поддержал ее я.

Маринка промолчала.

— Большинством голосов, — подытожил Нифонтов и свернул к заправке, над которой виднелись большие светящиеся буквы, складывающиеся в слово «Sab».

Глава десятая

В закусочной оказалось неожиданно уютно. Ну, насколько это слово вообще может быть применимо к закусочной, которая работает при заправке.

Был в ней пяток круглых столиков со стульями вокруг них и три прямоугольных, с диванчиками. Вот за одним из прямоугольных столов, расположенных возле окна, мы и устроились.

— И никого, — удовлетворенно заметила Мезенцева, снимая легкую курточку. — Как по заказу.

— Так ночь. Суббота, — посмотрел на нее Нифонтов. — Все на дачах. А дальнобойщики в такие заведения не ходят, они им нафиг не нужны, здесь ни пельменей, ни борща.

— Кто что будет? — деловито поинтересовался я, даже не присаживаясь. — Говорите и не стесняйтесь, я угощаю. По сути, у меня сегодня второй день рождения.

— Поесть — на твое усмотрение, — не стал чиниться оперативник. — Возьми пару любых сэндвичей, соуса и овощей не нужно. Чай — черный. И сахара побольше.

— Кофе, — буркнула Маринка. — Капучино. Большой. Еды не надо.

— А я с тобой пойду, — поднялась из-за стола Мезенцева. — Там выберу. Ну и подносы помогу донести, одним-то тут не обойдемся.

Когда заказывал еду, думал, что кусок в горло не полезет, но стоило мне только откусить кусок сэндвича, и я тут же понял, насколько голоден.

— Пробрало? — понимающе улыбнулся Нифонтов, размешивая сахар в чае. — Это всегда так. Отходняк, обычное дело. Еще сладкое хорошо после подобных стрессов.

— Водки хорошо бы после подобных стрессов, — Маринка отпила кофе, на лбу у нее билась синяя жилка, под глазами обозначились тени. — Это да.

— Держи, — Мезенцева пошарила в кармане куртки, лежавшей рядом с ней, и достала из нее конфету в пестром фантике. — Вкусная. «Озеро Рица» называется. Это лучше водки, как по мне.

— Странное название, — удивился я. — А что, на самом деле есть такое озеро?

— В Абхазии, — ответил мне Нифонтов, внимательно смотрящий на Маринку, которая конфету взяла, но есть не стала. — Вода в нем кристально чистая, ей аналогов в мире почти не имеется.

Маринка зевнула раз, зевнула два, поставила стаканчик с кофе на стол и прикрыла глаза. А через пару минут она и вовсе заснула.

— Вот и славно, — оперативник кивнул Мезенцевой, та недовольно нахмурилась, после скатала свою куртку в некое подобие подушки и подложила Маринке под голову.

— Пусть поспит, — сказал мне Нифонтов. — Ей это сейчас не лишним будет. Ну и потом — ее профессия предполагает, что любая полученная информация должна пойти в дело. Особых секретов у меня нет, но и к обнародованию того, о чем у нас с тобой пойдет речь, я не стремлюсь.

— Снотворное? — догадался я и уставился на Мезенцеву.

— Ага, — безмятежно ответила та, откусила сразу половинку круглой печеньки с черными вкраплениями шоколада, она их много купила. — Мне для хорошего человека никогда его не жалко.

Она запила печеньку кофе и от удовольствия даже прикрыла свои шалые зеленые глаза. Было видно, что ей очень хорошо.

Странно прозвучит, но сейчас она мне даже нравилась, несмотря на то, что при первой встрече у меня возникло совершенно противоположное чувство. Нет, видно, что она оторва каких поискать, но что-то такое в ней есть. Маленькая, мне по плечо, рыжеволосая, белолицая, с зелеными круглыми глазами, с высокой грудью, она была как сгусток энергии. И добавьте сюда пистолет на поясе, да еще и в открытой кобуре, который она даже и не думала как-то скрывать. Полусонный работник закусочной, когда формировал заказ, то и дело косился то на него, то на нее, то на меня, как видно гадая, кем мы с Евгенией являемся.

— Глаза сломаешь, — беззлобно сказала мне Мезенцева, забавно сморщив веснушчатый носик. — Или у меня на груди дырку прожжешь.

— Кхм, — смутился я и отпил «Маунтин Дью». — Я это…

— Все вы «это», — отозвалась девушка. — Я привыкла, еще с института. Не бери в голову.

— Ну что, Саша, — Нифонтов прикончил сэндвич и вытер салфеткой рот. — Повторю все то же предложение, что и в банке — поговорим?

— Поговорим, — кивнул я. — Теперь — поговорим.

А что еще я мог сказать? И дело даже не в том, что они нам жизнь спасли. Просто других вариантов не было.

— Ну и славно, — Николай откинулся на спинку дивана. — Кстати — может, оно и к лучшему, что все так вышло, что тогда у нас беседа не получилась. Сейчас проще будет понять друг друга. Тогда, в банке, мне пришлось бы тебе много чего объяснять, и ты бы не всему услышанному поверил. Или вообще решил, что тебя разыгрывают. А теперь — другое дело. Сам все увидел, в чем-то даже разобрался.

— Не то слово, — я шумно выдохнул. — Увидел, поверил, понял. Хотя лучше бы про все это и не знать.

— Лучше бы, — согласился со мной Нифонтов. — Я в свое время, когда только начал заниматься своей работой, тоже иногда так думал.

— А теперь? — спросил у него я.

— Теперь — привык, — пожал плечами мой собеседник. — Человек такая тварь, он ко всему привыкает. Сначала все новое в диковинку, потом раздражает, потом привыкаешь, а потом происходящее становится частью существования. Вон мне рассказывали, что «сталинские» высотки поначалу «вставными челюстями» называли, и старые москвичи в шестидесятых годах считали, что они изуродовали Москву. А теперь это достопримечательность, символ города. Вот так и с моей работой. И ты привыкнешь. Причем если я хоть уволиться могу, то тебе и вовсе деваться некуда.

— Не знаю, — я вспомнил поляну, камень, луну и длинный раздвоенный язык той твари, что звалась Дарьей Семеновной. — Не уверен.

— А куда тебе деваться? — Мезенцева отпила кофе. — Все, ты в деле, в сторону не вильнешь.

— Оптимистично, — тяжко вздохнул я.

— На самом деле не так уж много для тебя и изменится, по крайней мере — поначалу, — мягко произнес Нифонтов. — Это в кино человека кусает вампир или оборотень, а после вокруг бедолаги рушится весь мир. Но то — кино. А на деле все просто — ты как был самим собой, так им и остался. Никаких явных или тайных трансформаций ни с твоим телом, ни с твоей душой происходить не будет. Зубы не вылезут, на прохожих по ночам ты охотиться не станешь, и летать ты тоже не научишься.

— А вампиры — они есть? — спросил вдруг я.

Ну а что? Интересно ведь.

— Есть, — ответил Нифонтов. — Но не такие, как в кино и книгах. Никакой благородной бледности, никаких светских замашек, никаких трогательных историй о любви с белокурой непорочной девушкой, никаких экстравагантных костюмов, перстней и плащей. Это на редкость неприятные существа, по сути своей они охотники и хищники, которые днем отсиживаются в подвалах и коллекторах, а ночью выходят на промысел. И сразу — нет, укус вампира не делает человека подобным ему. Там нужен особый ритуал, с жертвоприношением и иными мерзостями.

— Причем жертва должна быть непременно ребенком не старше восьми лет и некрещеная, — добавила Мезенцева. — Меня после прочтения описания этого ритуала чуть не вырвало. Такая жесть!

— Вот так и рушатся стереотипы, — пробормотал я.

— И не говори, — поддакнула мне девушка и хрустнула очередной печенькой.

— Что примечательно — ответ на свой тогдашний главный вопрос я уже знаю, — продолжил Нифонтов. — Силу тебе Захар Петрович передал. Хотя я и тогда в этом был практически уверен, просто хотел убедиться в своей догадке до конца.

— Ну, вы и меня поймите — немного извиняющимся тоном произнес я. — Приходят полицейские, задают странные вопросы… Плюс учитывайте место моей службы, оно не располагает к задушевным разговорам с властями.

— Потому и не настаивал, — Нифонтов допил чай. — Отложил на потом нашу беседу. Тем более что надо было кое-какие вопросы прояснить. А ты оказался шустрым малым, должен заметить. Вон даже сам кое в чем разобрался и рванул в Лозовку, на свою голову. Мы с Женькой как про это узнали, сразу за вами следом помчались, и все равно чуть не опоздали.

— А откуда узнали, если не секрет? — стало любопытно мне. — Я ни с кем этим не делился, кроме вон той спящей красавицы. Да и ей про все только на вокзале рассказал.

— Мы к тебе в гости сегодня заехать решили, — объяснил мне Нифонтов. — Поговорить в домашней обстановке, потому что время поджимает. Я так рассудил, что за неделю ты так или иначе что-то да поймешь, и дверями перед нашим носом хлопать не станешь. Тебя дома не оказалось, и тогда я с твоим подъездным решил побеседовать. Он прозевать такое явление, как ведьмачья сила, в своем доме никак не мог, а значит, наверняка за тобой присматривал, чтобы ты дел не натворил. Так оно и вышло. Ну а дальше все было просто — мы поехали в Лозовку…

— А откуда вы узнали, в какую именно Лозовку ехать? — перебил я его. — Их в Подмосковье полным-полно.

— Мы это знали наверняка, — терпеливо объяснил мне Николай. — Дело в том, что мы с твоим… Мнэ-э-э-э… Предшественником, скажем так. Так вот — с Захаром Петровичем мы знакомы были. В том году случилась одна скверная история, в которой он нам здорово помог. Не совсем по своей воле, но помог. И мы с Женькой тогда к нему ездили в гости, так что дорога нам была известна.

— Но мы опоздали, — Мезенцева хлюпнула кофе. — Вы с этой вот истеричкой уже покинули дом. Глупость несусветная, должна тебе сказать прямо. Уйти перед наступлением сумерек из единственного безопасного места — это вы молодцы.

— Нам дом таким местом не показался, — возразил я ей. — Очень он был мрачный. И потом — мы ушли сильно засветло, времени восьмой час был.

— Жень, они действовали абсолютно логично, — поддержал меня Нифонтов. — С точки зрения обычных людей, разумеется. Естественно, это их бы не спасло, но тем не менее. Да ладно, что теперь об этом. Вас не успели убить, мы подоспели вовремя, так что все кончилось хорошо — и слава богу.

— Николай, — решил я прояснить один момент, который не давал мне покоя. — Можно, я еще один вопрос задам, а потом можете спрашивать меня обо всем, о чем пожелаете?

— Конечно, — кивнул оперативник.

— А почему вы мне помогаете? Вот, даже в деревню эту поехали, и в лес пошли. И даже драться были готовы? Что, эта сила, которая во мне, она такая уникальная? Или я теперь Избранный?

— Она не уникальная, — засмеялся Нифонтов. — И ты не избранный, не льсти себе. Просто эта сила — она в тебе пока не прижилась. Она тебе чужая покуда. И не факт, что станет твоей, это тоже очень важный момент. И если вы с ней не уживетесь, то все может повернуться в достаточно неприятную сторону и для тебя, и для нас, ты перестанешь существовать, а мы получим тело-носитель с силой, которая творит все, что ей вздумается. И смею тебя заверить, ничего хорошего от нее ждать не приходится. Я читал хроники, в последний раз такое случилось лет сорок назад, не смог новый обладатель силы ей завладеть. И один городок на Средней Волге за два дня чуть не утонул в крови. Ведьмачья сила — она не светлая, ей людская боль и страдания изначально приятны. Пока она при владельце, все определяет то, каков он сам, каковы его помыслы. Сила всегда под него подстраивается, она его часть, как душа. А если владельца нет, то она идет вразнос, забирая то, что ей хочется. Так что — не обольщайся, мы не тебя спасаем. Мы просто не хотим допустить большой беды. Плюс есть еще один нюанс, но о нем попозже.

— Спасибо за честность, — без малейшей иронии произнес я. — Теперь хоть какая-то ясность появилась.

— Не за что, — ответил мне Нифонтов. — Слушай, давай уже на «ты»?

— Не вопрос, — кивнул я. — Теперь, кстати, мне понятно стало, почему ведьм убедил твой аргумент по поводу силы. И вправду, лесному хозяину такое нафиг не нужно.

— Считай — повезло, что этот довод сработал. На него вся надежда и была, — Николай хмыкнул. — На самом деле я блефовал по поводу того, что я их всех грохну. Три природных ведьмы — это очень серьезно. Одну, возможно, я бы и завалил, да и то не факт. Мне рассказывали, что Пал Палыч, мой наставник, как-то сразу с тремя сцепился, было такое. Двоих прикончил, одна сбежала. Но порвали его в этой драке очень здорово, месяца два он потом лечился. А мне до Пал Палыча еще очень далеко, так что все бы мы там и полегли.

А он рисковый парень, этот Нифонтов. Он полез в лес, заранее зная о том, что его позиции слабее, чем у противников. И все равно пошел меня спасать.

Ну, не то, чтобы прямо меня, но все равно — впечатляет.

— Природные ведьмы — самые опасные из всего их племени, — продолжал тем временем рассказывать оперативник. — Болотные, заклятые, закладные — это все ничего. А вот природные — это да.

— А в чем разница? — заинтересованно спросил я. — И почему — природные?

— Как бы так попонятней объяснить? — Нифонтов побарабанил пальцами по столу. — Ну вот смотри. Заклятые ведьмы — это девочки, которые свою силу получили от того, что их матерей сглазили во время беременности. Иногда обходится, и рождается нормальный ребенок. А иногда — будущая ведьма. Как ей семь стукнет, тут сила о себе знать и даст. Видел ведь наверняка — дети маленькие ссорятся, дерутся, а неподалеку стоит симпатичная аккуратненькая девочка, и за всем этим с улыбкой наблюдает? Почти наверняка заклятая ведьма. Она еще сама не в курсе, кто такая, но сила уже дала о себе знать. Опять же — иные такие ведьмы до старости доживают и умирают, не зная, кем были при жизни. А какие-то все-таки докапываются до сути, и вот тут возможно все что угодно. Такие персонажи встречаются — что ты!

— Да уж, — сказала Евгения и почему-то потерла поясницу.

— Закладные ведьмы — дочери тех дур, которые на сносях к гадалкам и ворожеям ходили, — продолжил Нифонтов. — Не к шарлатанкам из газет с бесплатными объявлениями, а к настоящим, тем, которые на самом деле что-то умеют. Эти идиотки суеверные сами души своих еще нерожденных дочерей им на блюдечке, считай, относят. Редкостный идиотизм, но имеет место быть. Кто у нас там еще? А, болотные. Эти самые безобидные, если можно так выразиться, у них силы с гулькин нос. Да и мало их сейчас стало. Болотные ведьмы — это некрещеные девочки, которых на болото занесло в полнолуние. Попала туда в ненужное время — и все, душа твоя трясиннику на поживу досталась, и будешь ты до смертного одра его полномочным представителем на суше. Травы для него собирать, другие поручения выполнять и раз в шесть лет человека в его трясину заманивать.

— Безобидные, значит? — проворчал я. — Не сказал бы.

— В смысле? — заинтересовался Николай. — Поясни.

Я рассказал ему про ночное рандеву со страшной старухой. Он внимательно выслушал меня и укоризненно покачал головой.

— Ну, Саша, ты и силен зарабатывать приключения на свою голову. Когда успел?

— Долго ли умеючи, — невесело усмехнулся я. — В моем случае клизма сама находит пациента.

— Сама по себе эта нечисть мелочь, но может навести на тебя кого посерьезней, — деловито сообщила мне Евгения. — Да, Коль?

— Так и есть, — подтвердил оперативник. — Как только осознает, что ты ей не по зубам, запросто может продать информацию кому-нибудь другому или сменять на что-нибудь, у них это в порядке вещей. А за осознанием дело не встанет. Нож уже у тебя, ты его привязал к себе, и как только ее слуга нагрянет к тебе под дверь, он это поймет моментально, как и то, что вход в твой дом его хозяйке теперь заказан.

— Вот же, — совсем уже расстроился я. — Новое дело. Слушайте, вот за что за напасть на мою голову с этой силой?

— Такая твоя судьба, — Нифонтов посмотрел на Мезенцеву. — Жень, еще чаю мне возьми, если не в труд.

— Ага, — кивнула девушка и встала из-за стола.

— Устал, — пояснил мне оперативник. — Толком не спал двое суток уже. Завал, понимаешь.

— Из-за меня? — чуть виновато спросил я.

— Нет, — засмеялся он. — Точнее — не только. И без тебя дел хватает.

— Слушай, а за что ведьмы так ведьмаков не любят? — выложил я очередной вопрос из тех, что постоянно вертелись у меня в голове. — И ты так и не объяснил, чем природные ведьмы отличаются от остальных.

— А, да, — оперативник потер лоб. — Природные ведьмы — они ведьмы по праву рождения. Во всех тех, о ком я тебя рассказывал, сила попадает извне. Проклятие, перерождение, то, се… Природные ведьмы — это другое. Их матери — такие же природные ведьмы. Их корень — в древности, в матриархате, тех временах, когда еще слова «ведьма» не было. Тогда женщины, владеющие знаниями, правили миром и звались «ведуньями». Разницу между «ведуньей» и «ведьмой» осознаешь?

— Условно, — уклончиво ответил я.

— Ведунья — ведает, — терпеливо продолжи объяснения Николай. — Ведает знания, ведает законы и толкует их. Она — правительница, понимаешь? А потом все изменилось, и у ведуний отобрали их власть, их право определять судьбы людские. И ведуньи стали просто женщинами, причем без права слова. Большинство из них, причем подавляющее, со временем смирилось с этим, а через пару-тройку поколений и вовсе забыло, кем были их прабабки. Кстати — все нынешние гадалки, которых я упоминал, с их крохами силы — это как раз потомки тех, забывших истоки. Но были и другие, те, кто не забыл и не смирился.

— Про природных ведьм рассказываешь? — Евгения поставила перед коллегой парующий бумажный стаканчик, в котором уже плавал пакетик чая.

— Ну да, — Николай зевнул. — Про них. Так вот — те, кто сохранил знания и силу, стали природными ведьмами. Они очень сильны и опасны, за ними мудрость тысячелетий. И века жизни. Видел сегодня их старшую? Я так думаю, что ей лет триста, если не больше.

— Видел, — я передернул плечами, вспомнив пергаментную кожу и пучки седых волос. — Жуть.

— Вот и я про то, — Нифонтов зябко повел плечами. — Спать хочу — не могу. Жень, сядешь за руль?

— Ага, — Евгения кивнула, ее рыжие кудряшки забавно дернулись.

— Что до ведьмаков и ведьм, то тут ты неправильно сформулировал вопрос, — сказал Нифонтов, размешивая в стаканчике сахар. — Там нет вражды или противостояния в чистом виде. Это немного другое, скорее — нелюбовь. Ведьмы считают вас побочным звеном в эволюционной цепи, а ведьмаки вполне резонно придерживаются другой точки зрения. Но при этом в большинстве случаев они умудряются мирно сосуществовать друг с другом. Нечто вроде вооруженного нейтралитета, понимаешь?

— Чего тогда они… — начал я было вопрос, но до конца его не задал, поскольку понял его бессмысленность.

— Правильно. Дармовая сила, — верно расценил мои потуги оперативник. — Причем — чужая сила. Для ведьмы чужая, а потому очень удобная. Она для нее как пластилин — лепи, чего душа пожелает. Ну и потом — одним ведьмаком на свете меньше будет. Вас ведь и так немного, куда меньше чем ведьм.

— То есть — если я силу смогу приручить, то охота на меня закончится?

— В нынешнем виде — да, — подтвердил Николай. — Но ухо все равно надо будет держать востро. Это только в фильмах и книгах нечисть всегда заодно или объединяется по общему признаку. А в жизни все как везде — сильные жрут слабых, причем необязательно ради выгоды. Иногда они это делают и просто так, для души. Больше скажу — для тебя и сейчас, и потом, в случае удачного завершения романа с силой, основная опасность будет исходить не от ведьм, упырей или перевертышей. Тебе более всего надо опасаться своих же. Ведьмаков.

— Уффф, — выдохнул я озадаченно. — То есть с цеховой взаимовыручкой тут никак?

— И да, и нет, — Нифонтов оперся локтями на стол и подался вперед, его секунду назад сонные глаза снова заблестели. — Знаешь, как в социальных сетях в статусах девочки пишут: «Все непросто».

— Давно так никто уже не пишет, — фыркнула Евгения. — Вот у меня статус: «Темна вода в облаках». Красиво, запутанно и непонятно.

— Зато в данном случае четко отражает положение вещей, — возразил ей оперативник.

— Это да, — признала рыжая.

— Поближе к делу, — поторопил я их.

Мне была нужна информация, по максимуму, для последующего анализа. Сегодняшний день и часть ночи мне четко дали понять, что я в дерьме по самые уши. И без информации я, похоже, из него не выберусь. Ну и без воли к жизни. Она-то у меня есть, а вот данных пока маловато.

— Видишь ли, ведьмаки — они индивидуалисты, — Нифонтов отхлебнул чая. — Живут каждый сам по себе, общаются друг с другом мало, стараются без нужды в чужие дела не лезть. Это, кстати, одна из причин, почему у них с ведьмами пусть шаткий, но мир. Они не лезут на их территорию, то есть не стремятся к власти и не сильно жалуют душегубство. Не скажу, что прямо вот все ведьмы любители помучить и потерзать людей, но водится за ними такое, особенно за природными. А за ведьмаками — нет. Но иногда случается такое, что кто-то из них выбирает путь, который требует крови, душ и всего такого прочего. Хотя тут надо отдельно объяснить. Понимаешь, у каждого ведьмака раньше или позже наступает момент, когда ему надо выбрать… Как бы так сказать …

— Специализацию, — вспомнил я термин из компьютерных игр. — Это я знаю.

— Да? — удивился Николай. — Откуда?

— Рассказали, — туманно пояснил я. — Так что там с кровью и душами?

— Когда такое случается, то это очень плохо, — продолжил Нифонтов. — Ведьмак не ведьма, та по мелочи сработает — и ходу. А он будет по трупам идти как по паркету, налево и направо людей косить, пока его не остановишь. И чем больше он заберет жизней, тем сильнее станет. Кровь, Саша, это такая штука, которая мощи добавляет ого-го как, при правильном подходе, разумеется. Добавь сюда еще и то, что это не какой-то безмозглый гуль или душелов, у которого вместо мозгов желудок. Здесь мы почти всегда имеем хладнокровного и вдумчивого противника, которого не то что убить, иногда просто даже найти серьезная проблема. А найти и убить надо, потому что по-другому никак нельзя.

— Не понял сейчас, — немного удивился я. — Это к чему говорится? В смысле — «Люк, бойся темной стороны силы»?

— Нет, — засмеялся Нифонтов. — Хотя мысль сама по себе правильная, подмечено верно. Но речь о другом. Собственно, все ранее сказанное мной было прелюдией к тому, что я сейчас тебе расскажу. Дело в том, что Захар Петрович умер не от естественных причин. Его отравили.

Я хотел было сказать «Знаю», но не стал. Доверия к этим ребятам у меня добавилось, равно как и симпатии, но про визит старого ведьмака я решил им не говорить. Это, если можно так выразиться, все-таки личное.

— О как, — для правдоподобности я даже присвистнул.

— Представь себе. Яд редкий, даже такой матерый знаток трав, как Захар Петрович, его не распознал сразу, судя по всему. Хотя даже если бы и распознал, не успел бы ничего сделать. Действует он быстро, а формула противоядия там очень сложная. Травы нужны специальные, и готовить его долго. Так вот, к чему я это тебе сказал. Отравил его свой.

— В смысле — «свой»? — уточнил я, хотя ответ уже знал.

— Ведьмак, — пояснил оперативник. — И это не первая его жертва. С начала года Петрович был третьим убитым в Москве ведьмаком. А может, даже и не третьим, а пятым или седьмым, мы обо всем и обо всех знать не можем. Да и то бы не беда, коли только вашего брата и косили бы. Это внутренние дела, отдел в это не лезет. Люди гибнут. Простые люди. И это явно дело ведьмака, причем наверняка того же, что убил трех своих собратьев.

— Почему ты так думаешь? — вот это уже было интересно.

— Как тебе сказать, — Нифонтов отпил чаю. — Если говорить об убитых людях, то ведьмачий ритуал ни с чем не спутаешь, это я тебе со всей ответственностью заявляю. Экспертиза показала, что нож всегда используется один и тот же. И этот же нож фигурирует в убийстве одного из ведьмаков. Вывод — это одно и то же лицо. Причем это лицо довольно быстро слетает с катушек, судя по тому, что оно творит. Собственно, я, когда узнал, что Захар Петрович в столицу решил наведаться, то здорово обрадовался, он многих из своего цеха знал. И еще — из телефонного разговора с ним я понял, что он приезжает в город по тому же поводу, что и нас интересует, вот какая штука. У него свои резоны, надо думать, были, личные, но дело-то одно? Я предложил его встретить на вокзале, хотел обо всем переговорить, обменяться информацией, но он даже слушать меня не стал. И вот результат — он мертв, а мы так ничего и не узнали. Понимаешь, Петрович был человеком сложным, советоваться ни с кем не любил, да и нас ни в грош не ставил, все делал по-своему.

— Как вы вообще его хоть на какой-то разговор вывели? — полюбопытствовал я. — С учетом таких личностных характеристик, это просто чудо.

— Я же тебе говорил, что в том году случилась неприятность, пожаловал к нам один гость из прошлого, — неохотно ответил Николай и потрогал шрам на своем лице. — Такой ад устроил, вспоминать тошно. Здорово он нам тогда помог, меня от смерти спас, а Женьку так вообще от чего похуже.

Рыжая Евгения тоже помрачнела, видно, на самом деле жуткая история была. Интересно, а что хуже смерти?

— Вот и выходит, что у меня перед ним должок образовался, потому расстались мы хоть и не друзьями, но уж точно не врагами, — продолжил Николай. — Скорее — союзниками. Он же сам позвонил мне перед приездом, это о многом говорит.

— И? — я понимал, что все сказанное — прелюдия. И даже догадывался, что последует за ней.

— Сила Захара Петровича — у тебя, — веско сказал Нифонтов. — Есть определенная доля вероятности, что тот, кто его убил, захочет ее заполучить. И тогда он за ней придет к тебе. А я буду его ждать. Мне очень хочется выяснить, кто же это такой. И долг отдать тоже надо.

— А я думал, что для вас такие вещи узнать не проблема, — мне даже не пришлось изображать удивление. — Вы просто производите впечатление… Ну…

— Саш, мы простые полицейские, — устало сказал Николай — Обычные. Не Малдер и Скалли, которые за сорок пять минут раскрывают тайны вселенной, не люди икс, не люди в черном. Потому, кстати, и усыпили твою подружку снотворным, а не щелкнули палочкой с красной вспышкой. Да, мы занимаемся необычными вещами, но при этом обычными методами. Думаем, анализируем, ищем — все как у всех. И бывает, что найти не можем, как вот сейчас. Сидит этот гад где-то в Москве и никак на него выйти не получается. Умный он, и хитрый. Потому нам нужна помощь. В данном случае — твоя.

— Почему я даже не удивлен? — мне отчего-то стало смешно. — Естественно, если что-то подобное и должно было произойти, то обязательно со мной.

— Ну-ну-ну, — остановил меня оперативник. — Можешь мне поверить, в моей практике были случаи куда более прискорбные. У тебя хотя бы есть выбор, свобода действия и маневра. А я как-то зарезал женщину, в которую вселилась вторая душа. Она по ночам убивала соседей, даже не подозревая об этом. И лекарства от этого не было никакого. Вообще. Никаких вариантов ее спасения, совершенно. И я ее исполнил. Единственное хорошо — она в это время спала и даже не поняла, что умерла. Молодая и красивая женщина, могла бы жить да жить. Так что не причитай, твоя судьба в твоих руках, прости за штамп. Ну да, лучше бы этого вовсе не случалось, но что уже есть — то есть, надо дальше жить.

— Даже попричитать не дадут, — проворчал я, осознавая, что он, по сути, прав. — Так что там с долей вероятности?

— Может — да, может — нет, — Николай снова зевнул. — Я так думаю, что тот, кто Петровичем распорядился, мог ему на «хвост» посадить своего слугу, да тот его стряхнул. Это если ему вообще была нужна его сила как таковая. Если нет — то бояться нечего. Если да — все становится только вопросом времени.

— Нужна, — хмуро произнес я.

— Что — «нужна»? — переспросил Николай.

— Нужна ему была сила, — вздохнув, ответил я и начал рассказ о визите мертвеца в мой дом.

— Уже что-то, — потер руки оперативник, дослушав меня. — Все в копилочку. Значит так, Саша, как мы действуем дальше. Ты по ночам не шляешься, невесть куда не таскаешься, и очень, очень внимательно следишь за всем, что вокруг тебя происходит. Если хоть что-то, хоть в мелочи рвет шаблон — сразу звонишь мне. Или вон Женьке, если я недоступен. Еще я тебе телефон Пал Палыча дам, это на совсем крайний случай. Ну а дальше по ситуации.

— Проще говоря — быть мне подсадной уткой, — решил не кокетничать я. — Используете вы меня.

— Именно, — не стал скрывать Николай. — Я врать не буду — все так. Но, решая нашу проблему, ты и свою решаешь, давай уж начистоту? Были бы мы, не были — ты все одно вляпался, тебе не вильнуть. А с нами есть шанс сойти с этой карусели живым.

Подобные вещи я от наших продажников не раз и не два слышал, когда мимо них ходил в то время, как они переговоры с клиентами вели. Классический развод. Нет на самом деле им дела до моих проблем, они только свои решают. И спасли они меня только по этой причине.

Но фактом остается и то, что без них мне свою шкурку сберечь будет куда сложнее. Так что все как с плывущей черепахой и змеей на ее спине, из философской байки. Попробуем сосуществовать. Можно было бы еще повыпендриваться, намекнуть, что мне такой подход к делу не очень нравится, но я не стану этого делать. Разумнее оставить этот аргумент на потом, чтобы в нужный момент можно было сказать: «А я тогда с вами даже не спорил, между прочим». Не думаю, что он для них будет хоть что-то значить, поскольку таких людей я видел, для них главное результат, остальное — сантименты. И все-таки, маленькая рыбка всегда лучше, чем большой таракан. Пусть будет.

Хотя кое-что в клюве унести можно.

— Тогда просьба, — я решил не скромничать. — Мне бы хотелось получить все материалы про этого ведьмака. Ведь наверняка вы нарыли больше, чем мне сейчас рассказали? И, если возможно, вообще какую-то информацию о ведьмаках — откуда они есть пошли, чем отличаются от остальных. Если у вас есть такая выкладка, конечно.

— Хорошо, — покладисто согласился Нифонтов. — В понедельник Женька тебе эти документы завезет. То, что можно, что не для служебного пользования. Ты нас тоже правильно пойми.

— Только не на работу, — попросил я его. — Если кто узнает, что мне полицейские какие-то бумаги привозят, то я с «волчьим билетом» вылечу. Обвинят в «сливе» или в чем похуже. Ввек не отмоюсь.

— Это да, — согласился со мной Николай. — Ну так что, по рукам? Будем сотрудничать?

— Куда деваться, — вздохнул я, и мы пожали друг другу ладони.

— Саш, а у тебя слуга есть? — внезапно спросила Женька. — Ты же ведьмак, пусть пока и декоративный.

— Есть, — улыбнулся я.

— Покажешь в понедельник? — попросила она. — Никогда их не видела.

Я подумал пару секунд, огляделся, а потом взял рюкзак, поставил его на стол и расстегнул молнию.

Оттуда на меня зыркнули бусинки глаз.

— Покажись им, — попросил я Родьку. — Они свои.

— С такими своими чужих не надо, — проворчал он, но высунулся из рюкзака и уставился на Мезенцеву.

— Какой прикольны-ы-ы-ый! — восхитилась рыжая оперативница. — Какая лапочка! Хочешь печенья?

Она отломила маленький кусочек и протянула его Родьке.

Тот шмыгнул носом, с презрением посмотрел на нее, ловко нагнулся, сгреб лапой пяток оставшихся в тарелке печений и нырнул обратно в рюкзак.

И молнию изнутри закрыл.

— Суров, — с уважением сказал Нифонтов. — Подходящий тебе слуга достался. Уважаю. Ну что, по коням? До рассвета всего ничего осталось, светлеет рано, так что можно ехать.

О как. А что, до того было нельзя отправляться в путь? Или это я уже манией преследования обзавелся?

— Все, я заводить машину, — Евгения встала и натянула на себя куртку. — А эту красавицу вы сами тащите, меня к этому делу не примазывайте.

Мы с Николаем посмотрели на мирно сопящую Маринку и дружно вздохнули. Я, правда, громче — до квартиры мне ее, скорее всего, в одиночку потом тащить.

Глава одиннадцатая

Маринка так и не проснулась до самого дома. Да я и сам, признаться, довольно скоро закемарил, убаюканный быстрой ездой. Евгения вела машину жестко, по-мужски, с самого начала вдавив педаль газа в пол своей маленькой ногой в светлой кроссовке. Хорошо еще, что трасса была пустая.

Разбудил меня Нифонтов, без особого стеснения потыкав пальцем в мой живот.

— Подъем, Александр, — бодро сказал он и подмигнул, увидев, что я открыл глаза. — Все, путешествие закончено, ты почти дома.

— Даже не верится, — потер глаза я. — Суток не прошло, как я отсюда уехал, а ощущение такое, что из кругосветки вернулся.

— Ну, время не всегда исчисляется часами и минутами, — произнес оперативник. — Эмоции, которые пережил человек за тот или иной период времени, это тоже некое мерило.

— Коль, ты меня пугаешь, — перекрестилась Мезенцева. — Эк тебя с недосыпа растопырило.

— Да это не я сказал, — отмахнулся от нее Николай. — Мне до таких высказываний еще жить да жить.

— А, понятно, — Евгения лихо крутанула руль, сворачивая на мою улицу. — Из репертуара Титыча высказывание. Как я сразу не догадалась.

— Из чьего репертуара? — переспросил я.

— Неважно, — Николай протянул мне визитку. — Вот телефоны. Моя карточка у тебя есть, это Женькина. И на обороте, видишь, еще один номер? Это Пал Палыча, о котором я тебе говорил. Но этот телефон на совсем уж крайний случай, только если до нас не дозвонишься.

— Понял, — я убрал карточку в карман. — Надеюсь, до крайнего случая дело не дойдет. Мне лично вообще хотелось бы, чтобы в вашей операции все обошлось без моего участия.

— Это вряд ли, — не стал меня обнадеживать Николай. — Да и вообще — всегда лучше предполагать худшее, в этом случае люди не расслабляются и быстрее соображают. Вот и ты нюха не теряй, будь всегда настороже. Не забывай втыкать нож в притолоку, не ленись, изучай ведьмачью книгу. Будь готов к тому, что придется защищать свою жизнь, причемне по людским правилам и законам, а по другим, заповедным, поконным.

— Да, о заповедных вопросах, — я подавил зевок. — Слушай, а ты правда поедешь тех ведьм уничтожать? Ну что из Лозовки? Вроде как ты им обещал.

— Неплохо бы, — помолчав, ответил Нифонтов. — Но пока нет. Я же говорил — это те еще твари, их убить сложно. Причем тут есть еще и масса нюансов — природных ведьм лучше всего убивать ночью и тогда, когда они в своем истинном облике. Мало того — желательно еще и в новолуние. Там вообще дело очень специфичное. Поэтому — пока нет. Но можешь мне поверить — я про них не забуду, уж будь спокоен.

И я ему поверил. Этот не забудет. Не завидую я трем обитательницам Лозовки.

— Приехали, — Мезенцева тормознула у моего подъезда. — Все, Сашка, ты дома. И подругу свою мне тут не вздумай оставить, забирай ее с собой.

— Спасибо вам, — еще раз от всего сердца произнес я. — Если бы не вы…

— Все-все, это мы уже слышали, — похлопала ладонями по рулю Мезенцева. — Не повторяйся.

Я вышел из машины, обошел ее вокруг, открыл дверь и вытащил из салона спящую Маринку. Она что-то пробормотала, когда я закинул ее руку себе на шею, почмокала губами, но глаза не открыла.

— Помочь? — спросил меня Николай.

— Донесу, — пропыхтел я. — На созвоне.

— Бывай, — донеслось из салона, хлопнула, закрываясь, дверь, и внедорожник, обдав меня дымком из выхлопной трубы, резко рванул с места.

— Дизель, — чихнул я и с невысокой скоростью направился к подъездной двери.

— Ой-ла! — воскликнула дворничиха, заметив нас. — Что ты делаешь, зачем ей пить дал! Она же ребенка ждет от тебе. Нельзя ей пить! Что ты голова свой думал!

— Она…. Сама… — пропыхтел я, шаря в кармане в поисках ключей. — Никогда у меня ничего не спрашивает.

— Ты такая же была, Фарида, — от соседнего подъезда меня поддержал муж дворничихи. — Никогда меня не слушала! Зачем сюда приехала беременная? Говорил — дома сиди, денег жди!

— Жена с мужем жить должна, — сдвинула черные брови дворничиха. — Что за жизнь — ты тут, я там?

— Так если приехала — то молчи! — рыкнул дворник. — Говорить много стала, алла! Эта Москва как зараза какая-то, все вы смелый такой становитесь. Если он решил, что его женщине можно немножко вина — значит, можно. Его женщина, ему решать.

— Спасибо, — поблагодарил я дворника за мужскую солидарность и, наконец, открыл дверь. — Приятно встретить настоящего единомышленника.

— Куда деваться, э? — сообщил мне дворник. — Если не мы их, то они нас. Много воли взяли, надо их того!

Чего именно «того», я так и не понял. Да и если честно — меня сейчас самого «того» можно, ноги не держат.

На последнем издыхании я ввалился в квартиру, допер Маринку до дивана, разул ее, поразмыслил — раздевать ее или нет, и решил, что не стоит. Ну да, можно было бы устроить веселую шутку с небрежно скомканной одеждой на полу и искусственно использованным презервативом, но лениво. Точнее — сил нет. Да и потом — кто знает, какой контакт у нее в голове после подобной шутки перемкнет? А главное, ведь потом не докажешь, что это был розыгрыш. Так что — нафиг.

Вернувшись в прихожую, я обнаружил, что рюкзак уже расстегнут, а Родька вынимает из него какие-то вещи, вроде вышитых полотенец, маленьких лапотков, подшитых кожей валеночек и тому подобных старорусских сувениров. Плюс какие-то узелки, туески… Как он столько хлама в рюкзак вообще впихнул?

— Слушай, — спросил я у него. — Это значит, нож просто взять и воткнуть надо? Без всяких наговоров?

— Старый хозяин так делал, — подтвердил Родька. — Не слышал я, чтобы он заговор каждый раз клал на притолоку или нож. Только тут так, хозяин — может, притолока давно заговоренная была. Дому нашему лет-то много уже, и не он его строил. И не предыдущий хозяин тоже. Смекаешь?

— Смекаю, — кивнул я. — Надо было с собой не только нож забирать, но и часть избы перевозить.

Странно, не производил дом ведьмака ощущения древней постройки. Дом как дом, обычный, пригодный для зимнего проживания. Таких по Подмосковью пруд пруди. Но и словам Родьки не верить смысла не имело. Хотя и Дарья Семеновна тоже изначально выглядела как безобидная старушка.

Впрочем — хрен с ним, с домом, пусть выглядит, как хочет. Мне в нем не жить. А тут — как будет, так и будет, сделаю, как сказано было, после поглядим.

Я достал нож и вогнал его в деревянный косяк второй двери, постаравшись сделать это так, чтобы он не слишком бросался в глаза. Учитывая полумрак прихожей, вышло вроде нормально.

Хорошо все-таки, что у меня две двери — первая, металлическая и вторая, деревянная, старая, которая тут всегда была. Удачно получилось, что говорить. В металл-то хрен чего воткнешь. И ломай голову в этом случае — что делать?

— Бди, — сказал я Родьке. — А я спать.

— Ага, — отозвался тот. — Хозяин, а эта твоя знакомица, она чего, с нами здесь жить будет?

— Нет, — ответил я и поинтересовался: — А ты что, против?

— Против, — немедленно заявил Родька. — Кабы она хозяйственной была, рукастой да ухватистой — тогда ничего. А с этой толку, как с козла молока. Сразу видно — никчема лядащая. И вообще — у нее свой дом есть, чего ты ее туда не отволок?

— Устал очень, — предельно честно ответил ему я. — Да не расстраивайся, выспится — уйдет. Нужны мы ей.

Помахав ему рукой, я добрел до комнаты, подвинул Маринку, которая уже успела раскинуться на диване в форме морской звезды, и бухнул голову на подушку. И отключился, как телевизор при сработавшем таймере, словно провалился в темноту.

Разбудила меня, как и следовало ожидать, Маринка. Она хлопала меня по щекам, дула в нос и дергала за волосы.

— Изыди, а? — попросил ее я, не открывая глаз. — Какого тебе надо?

— Правды мне надо, — требовательно сказала моя соседка. — Суровой и безжалостной.

— Не вопрос, — пробормотал я. — Телевидение нас зомбирует. Этого достаточно?

— Это все не то, — Маринка защемила мой нос, не давая дышать. — Я хочу большего.

— Если я тебе расскажу больше, то мне придется тебя убить, — мой голос явно звучал крайне забавно. — Так что лучше не надо спрашивать лишнего.

— Смолин, это все — было? — отпустила меня Маринка. — Или это был сон?

— Ты сама во что хочешь верить? — спросил я у нее.

— Я? — судя по всему, подобная мысль в шальную голову моей соседки не приходила. — Не знаю.

— Вот ты определись, а потом спрашивай, — я наконец открыл глаза и понял, что проспал почти весь день, поскольку по стене комнаты ползли багровые сполохи заката. — Чего шуметь раньше времени? Меня зачем будить было? Мог бы еще спать да спать.

— Саш, кроме шуток — это все действительно имело место быть? — непривычно жалобно спросила Маринка. — Лес, поляна, эти три… Фурии. Я прагматик, я всегда точно знаю, где я была и что со мной происходило, даже когда набухаюсь вусмерть, а тут прямо раздвоение какое-то. Умом понимаю — это все правда, а внутри что-то убеждает, что подобного быть не могло, потому что не могло быть на самом деле. И главное — я же не пугливая домашняя девочка, чтобы подавлять память, говоря себе, что про увиденное лучше забыть. У меня с нервной системой все в порядке.

— Марин, скажи, ты про это писать статью будешь? — поинтересовался я.

— Нет.

— Дальше копать эту тему станешь?

— Нет, — Маринка даже вздрогнула после моего вопроса. Как видно, подобное ей в голову не приходило.

— Так какого лешего тебе надо? — потянувшись, спросил у нее я. — Было, не было — какая разница? Ну есть в мире такое, чего в нем быть не должно — и что? Мы живы? Здоровы? В привычном для нас мире? Так и радуйся этому. И иди вон, кофе сделай. Чую, без него фиг до конца хмарь в голове развеется. Блин, хуже нет, когда график день-ночь сбивается, теперь в нормальный ритм полнедели входить буду.

Мне даже странно было, что о подобных вещах приходится говорить именно с этим человеком. Моя соседка всегда сама кому угодно что угодно объяснить могла, а чужое мнение ей всегда было безразлично. А тут — на тебе, сама бледная и глаза как у трепетной лани.

— Удивляюсь я тебе, Шурка, — медленно сказала Маринка, вставая с дивана. — Раньше ты другим был.

— Каким? — заинтересовался я.

— Ну, не рохля, конечно, но… — Маринка пошевелила пальцами левой руки. — Не боец, короче. Ты же понимаешь, о чем речь?

— Понимаю, — кивнул я. — А теперь?

— А теперь — диву даюсь, — она нагнулась ко мне и потрепала по голове. — Откуда что взялось? Ладно, кофе сам себе сваришь, я домой. Меня ждет ванна и, возможно, немного «бейлиса». Попробую понять, что мне нужно — помнить или забыть.

— Давай-давай, — одобрил ее планы я. — Только в ванной не засни.

Маринка ушла, пребывая в задумчивости, я же закрыл за ней дверь и направился на кухню. Желудок недвусмысленно давал мне понять, что не худо было бы подумать и о нем. Требование это я счел вполне резонным и открыл дверцу холодильника. Открыл, посмотрел в его белое нутро и печально вздохнул.

Пустота. Ледяная пустыня. Белое безмолвие. Нет, кое-что там, конечно, имелось. Например — масленка. Тоже, правда, почти пустая, но она же там стояла? Еще — кетчуп в боковом отсеке, что находился в дверце. Три кубика «Магги». Они ровесники холодильника, они там уже много лет лежат, с тех пор, как их мама сюда положила. И еще лет десять пролежат, не меньше.

Печально, хотя и предсказуемо. Я в магазин по субботам хожу и на неделю запасаюсь незамысловатой и легко приготавливаемой снедью. Суббота была вчера, но употребил я ее на другие дела, потому в доме жрать и нечего. Даже пельменей нет.

Хотя это я прибедняюсь и ищу оправдания собственному нежеланию готовить. Есть крупы, есть макароны, есть картофан, наконец. Опять же — вон банка тушенки стоит. Запросто можно сварганить пусть и незамысловатое, но вполне себе вкусное и питательное блюдо. Но так неохота всем этим заниматься, что ужас просто.

Пока мозг осмысливал эту информацию, руки уже делали то, что должно. Они взяли телефон и стали искать в нем номер местной пиццерии.

Ну да, вредно. Зато делать ничего не надо. В конце-то концов — кто воевал, имеет право у тихой речки отдохнуть. У меня стресс, у меня была безумная ночь, я вообще мог до этой минуты не дожить. И потом — у меня имеются занятия поважнее, чем картошку чистить, а потом ее варить. У меня в рюкзаке лежит книга, которая, возможно, наконец-то мне даст ответы на многие вопросы.

А в магазин я завтра зайду, после работы. Сегодня — лень. И вообще — ну его нафиг. Вон темнеть начинает, нет у меня ни малейшей охоты из дома вылезать. Чудно — я даже ребенком темноты не боялся, а теперь, став взрослым дядькой, начал ее опасаться. Но мне по этому поводу не стыдно ни разу, разумная осторожность пока никому не вредила. Это я раньше не знал, что происходит в этой темноте, а теперь в курсе. И погружаться дальше в хитросплетения бестиария любимого города не имею ни малейшего желания.

Заказав две пиццы и порадовавшись тому факту, что попал на акцию «Закажи две пиццы и получи третью в подарок», я сходил в комнату, достал из рюкзака книгу и вернулся на кухню. Пока везут еду, я ее полистаю.

Если честно — внутри у меня шевелилось опять же совершенно детское чувство. Ну это когда ты уже точно знаешь, что волшебства нету, но при этом тебе очень хочется верить в то, что, может, это и не так.

Книга вновь поразила меня красотой обложки, точнее — тонкостью работы. Все эти резные переплетения дерева, в которых один узор переходил в другой — это, конечно, что-то. Резчик, который это сотворил — он был мастер исключительный, это безусловно.

Дерево было не таким светлым, каким оно показалось мне тогда в избе. На самом деле оно скорее было отполированным до блеска. А еще оно пахло стариной. Не могу точно описать этот запах, но это именно он. Чуть терпкий и ни с чем не сравнимый.

А еще меня впечатлила застежка, не дававшая книге раскрыться. Я ее как-то сразу не приметил, а теперь обратил внимание. Массивная, из светлого металла, вроде как даже из серебра. И тоже изукрашенная то ли узорами, то ли какими-то знаками. Возможно, даже магическими.

В общем — не знаю, что там внутри этого фолианта, еще посмотрим, но само оформление не подкачало. И, как мне думается, оно недешево стоит. В последние годы в моду вошло коллекционирование предметов русской старины, и эта книга явно из этой категории. Общался я как-то с одним таким знатоком, он у нас в депозитарии свою коллекцию хранит, он мне порассказал и о ценах, и о теневом рынке, на котором продают рукописные книги и допетровские иконы. В общих чертах, разумеется, рассказал, без имен и названий, мы не такие уж близкие знакомцы, но тем не менее общее представление я составил. Вот это произведение искусства наверняка потянет на очень и очень немаленькую сумму.

Но я ее, разумеется, продавать и не подумаю. Жизнь — она дороже денег.

Я щелкнул застежкой, отметив, какая она тяжеленькая, и перевернул обложку.

Титульного листа в книге не было. То ли он не уцелел, то ли изначально не предполагался — не знаю. Но уже на первой странице я увидел закорючки, явно буквы, из которых складывались слова. Вот только назвать эти буквы хоть сколько-то знакомыми я не мог. Вроде как наши, но — не те, к которым я привык. Откуда-то в голове появилось смутно знакомое слово «глаголица», которое произносила наша учительница по истории еще в школьные времена, но применимо ли оно к тому, на что я сейчас смотрел, сказать затруднительно.

Но одно мне стало предельно ясно — это на самом деле очень, очень старая книга. Я бывал на выставках и видел те же вышеупомянутые рукописные книги десятого-пятнадцатого веков. То, что сейчас лежало передо мной, было откуда-то оттуда, из глубин времени. Достаточно было глянуть на страницы, на чернила, въевшиеся в них — и все становилось ясно.

А еще именно в этот момент я окончательно ощутил, что сила, живущая сейчас во мне, гостья из невероятно дремучего прошлого. И это прошлое запросто может меня сожрать, потому что ему все равно, какой год и век стоит на дворе. Она, эта сила, вне времени. Я просто ее носитель на какой-то, весьма незначительный для нее, срок. И хозяином ей я никогда не стану. Она будет служить, если мне удастся доказать, что я достоин этого. Но именно служить, а не подчиняться.

Забавно, но на секунду мне показалось, что это не мои собственные мысли. Мне будто кто-то начитал их, суровым и даже менторским тоном.

Я тряхнул головой. Занесло меня. Ладно, это все лирика. Что там дальше, в этой книге? Кстати — странно. Если я не ошибся в оценке возраста записей, и при этом каждый из тех, кто владел силой, оставлял свой след в данном рукописном диве, то больно она тонка. Тонка именно с точки зрения временного отрезка, так-то в ней страниц под восемьсот на глазок. Но все равно — даже если это, к примеру, не десятый, а двенадцатый-тринадцатый век, то записей по-любому должно быть немерено. И это еще если не учитывать толщину листов и их потрепанность.

Решив не мудрить, я открыл последнюю страницу книги. Пусто. Чистый лист, немного желтоватый, плотный, не такой замусоленный, как первый. И тот, что перед ним, такой же. Всего пустых страниц оказалось десять. Последняя же из заполненных оказалась вполне себе читабельной, даже с поправкой на немного неразборчивый почерк. Буквы современные и написанные самой обычной шариковой ручкой. Впрочем — с чего бы Захару Петровичу искать нелегких путей и писать гусиным пером? Или чем там орудовали в Древней Руси? А это именно он писал.

Я почесал затылок и отметил, что последняя запись датирована концом апреля этого года. Ну если все предыдущие писцы тоже отмечались здесь пару-тройку раз в год, то тогда объем книги вызывает меньше вопросов. Мне-то думалось, что это нечто вроде дневника, ну там: «Что я сделал за день».

Так что он там пишет?

«Вновь размышляя о нейтрализации эффекта, вызываемого ведьмовским зельем безумия, основанном на венец-траве и дурмане, я, кажется, нашел недостающие звенья в ранее опробованном сборе. Полагаю, что этот вариант будет максимально приближен к тому, что ранее изготавливали мои предшественники. Как, однако, тяжело работать с их заметками. Они ведь тогда нашли ответ на этот вопрос, вот только не все я смог понять, поскольку их записи — обрывки мыслей, заметки, чтобы не забыть, но не связные рецепты. Мне не хочется, чтобы тот, кто придет за мной, ломал голову над тем, что уже найдено, потому и записываю все свои изыскания по возможности подробно и понятно. Итак — к сбору, который был мной описан ранее, я добавил дождевую воду, собранную при первой майской грозе (0,35 л.), плоды бересклета большекрылого (4 шт.), яд черной гадюки (2,5 гр.) и корень ивы (45 гр.) и варил это все в медном котле на медленном огне три часа, каждый час читая над ним „Небо и землю“. Цвет и запах получившегося эликсира порадовали, они близки к тому, что я планировал увидеть и тому, что отражено в заметках Прова, который, как и я, некогда избрал путь зельеварца. Как мне думается, дело в том, что данные компоненты не слишком близки друг к другу. Луг, лес и вода не враги, но и не друзья, именно этот парадокс и может оказать благотворное воздействие на того, кто глотнул вышеуказанного зелья безумия. При оказии нужно непременно этот эликсир проверить. Стефа большая мастерица по части безумия, к ней за зельем то и дело приезжают и из Москвы, и из Смоленска. Может, вызнаю, кому оно достанется?».

Бог ты мой, если это подробно и понятно, то что же в тех записях, о которых он упоминает?

Не знаю, кем я стану, но только точно не зельеварцем, меня от одного описания компонентов передергивает. Яд гадюки, корень ивы и какой-то бересклет. Бересклет. Я и слова-то такого не знаю.

А дождевая вода, собранная при первой майской грозе? Вообще дичь какая-то… Ну не то чтобы совсем уж дичь, но представить себя бегающим за каплями с кастрюлькой я не мог. Возможно, все иначе, возможно, Захар Петрович просто ведро ставил, когда дождь лил, но мне почему-то это привиделось именно так.

А у ведьм-то дело на широкую ногу поставлено. Торгуют, понимаешь, черной магией налево и направо — и в Москве, и в Смоленске. А может, даже и где подальше. В Конотопе там, или в Таганроге. И ведь, поди, без кассового аппарата все, с нарушениями действующего законодательства. Взять их, да и сдать налоговикам со всеми потрохами. Я с этими ребятами дело не раз имел, и точно знаю, что их ничего не испугает — ни отсутствие дороги, ни лесное капище, ни истинный облик этих теток. Их дело — штраф выписать. Ведьма ты, не ведьма — налоги все равно платить должен. Заплатил — и колдуй спокойно.

Ладно, шутки шутками, а что там дальше? Ага, до этого запись датирована мартом. Ну как я и полагал.

Полистав книгу, я дошел до того места, где почерк Захара Петровича обрывался и начинался другой, более беглый. Да и не ручкой писал его предшественник, а чем-то вроде химического карандаша, отчего не все буквы были понятны. Почитав его заметки, я понял, что на зелья и эликсиры он не слишком налегал, хотя тоже в них соображал неплохо. Зато ему был близок животный мир. Он общался с волками, совами и прочей живностью. Причем не только общался, но и обделывал с ними кое-какие делишки. Например, вороны таскали ему некие редкие травы, которыми он рассчитывался за что-то как бы вы думали с кем? Со «старой хрычовкой Дарьей». Надо же. Значит — можно с ними мирно сосуществовать все-таки? И Нифонтов про какой-то договор говорил.

Может, если сила приживется, и я с ними поладить смогу? Выражаясь словами все того же сотрудника отдела 15-К, заключу «вооруженный нейтралитет»? Зачем он мне — понятия не имею, но лучше это знать, чем не знать. Поди догадайся, что мне теперь понадобится в дальнейшем.

Интересно, за что такое он Дарье Семеновне платил? Не за то ли самое? Бррр… Отчаюга тогда был этот… Как его… Алексей. Просто Алексей. Кроме упоминания имени, я про владельца химического карандаша ничего не нашел. Да, если честно, не так он и много записей оставил. Куда меньше, чем его наследник.

Чем глубже я продвигался от конца книги к ее началу, тем желтее становились листы, химический карандаш сменила перьевая ручка, а через какое-то количество страниц и она пропала, уступив место простому перу. На самом деле это все меня крайне увлекло. Я практически не вчитывался в текст, так, выхватывал какие-то фразы. Куда интересней было смотреть на почерки тех, кто жил до меня. У кого-то он был убористый, быстрый, явно этот ведьмак все время куда-то спешил, иначе зачем столько сокращений и даже кляксы? А вот наоборот — буковка к буковке, с завиточками, текст как будто напечатан. Был этот Митрофан, Евстигнеев сын, как видно, аккуратистом и занудой. Вон, по полстраницы исписывал за один присест и все со словесными оборотами. «Тако же пробовал я приманить птицу, рекомую „витар“, дабы обрести пять-семь ее перьев, кои потребны мне для ранее указанного дела. Но птица та, хоть и отозвалась на мой зов, но в руки так и не далась. Стрелять же ее я не стал, дабы не гневить лесного хозяина».

И все это с «ятями» и «ижицами».

А вообще молодец этот Митрофан, Евстигнеев сын, настоящий защитник живой природы. «Гринпис» бы его одобрил.

Но снова вопросы, вопросы, вопросы. Что за птица «витар»? Что у нее за перья такие? Может, они так павлина называли в старые времена? Хотя — откуда под Можайском павлин? Это сейчас там ближнее Подмосковье, а тогда, на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого веков, глушь была еще та. Помещики, абсолютизм и все такое. А эта запись, по моим прикидкам, как раз к этому времени и относилась. Нет, может, у помещиков павлины и были, но в обычном лесу?

Нет, надо тащить сюда нетбук и сидеть в обнимку с ним. Дальше-то хлеще будет наверняка. А потом и вовсе непролазные дебри начнутся.

Кстати. Я читал, что есть такие программы, которые текст распознают и делают его вполне читаемым. Со всяких мертвых языков, если он трудно различим, и так далее. Надо бы такую программку себе установить и потихоньку наиболее невнятные моменты ей сканировать.

От этих мыслей меня отвлек звонок в дверь, должно быть, пиццу доставили. И это очень хорошо, а то у меня в животе уже гвалт поднялся, кишка кишке стучала по башке от голода.

Расплатившись с курьером, я притащил коробки на кухню, чуть ли не пуская слюну от запаха, идущего от них.

— Родька, — разложив их на столе и достав из шкафа две тарелки, кликнул я своего слугу. — Иди пиццу есть.

— Чего есть? — послышался голос из комнаты, и в коридоре раздался топоток. — А?

— Вот, — я открыл первую коробку, в ней была «пепперони». — Пицца. Нельзя не соблазниться.

— Это чего такое-то? — Родька вскарабкался на табурет и понюхал ближний к нему кругляш колбасы. — Хозяин, ты это не ешь! Что это вообще за снедь такая? Кто ее готовил? В каком трактире? Ты же не видел этого.

— Кто надо — тот и готовил, — я зацепил один кусок и с наслаждением откусил от него сразу половину. — Ешь и не нуди.

— А коли тот пекарь, что ее делал, в нее плюнул? — немедленно заявил этот мохнатый негодяй.

Невыносимое существо. Вот зачем такое говорить? Я теперь начал думать, что, может, у того, кто ее разогревал, было плохое настроение, и он в нее и вправду плюнул.

Да ну, что за чушь. Главное — вкусно-то как!

— Не буду я это есть, — стоя на табуретке, топнул по ней лапой Родька. — И ты эту непонятную штуку не харчи, говорю. Коли голоден — давай я кашу сварю. Сорочинская крупа есть, чернослив да изюм я из дому привез. Молока, правда, нет, но это ничего, на воде можно.

— Не хочу кашу, — прочавкал я. — Давай лучше Вавилу Силыча позови в гости. Может, и он с нами поужинает.

— Да он эту срамоту сроду употреблять не станет, — фыркнул мой слуга.

— А ты позови, — потребовал я. — Пусть он сам решит — станет или нет.

Я ведь так и не отблагодарил домового за то, что он мне помог той жуткой ночью, и это неправильно. Любое доброе дело не должно остаться безнаказанным, этому меня учил весь мой личный опыт. Говорят, что раньше добрые дела совершались просто так, по велению души и сердца, но то было давно, как раз в те времена, когда жил Митрофан, Евстигнеев сын. Сейчас с этим сложнее, и любое доброе дело требует адекватного воздаяния, помимо слова «спасибо», а именно — услуги, по масштабу аналогичной оказанной тебе. Вот меня в свое время Дианка из кредитного выручила, использовав свои связи в МГТУ и договорившись принять отчет на три минуты позже полученного срока, так я ее через две недели отблагодарил, поддержав на кредитном комитете. И не надо путать, это не «ты мне, я тебе», тут немного другие расклады. Хорошее отношение — оно на то и хорошее, чтобы подкрепляться соответствующими поступками. Например — приглашением на поедание пиццы. Нет, услуга Вавилы Силыча тянула на большее, но ничего другого я ему предложить пока не мог.

Ну а не захочет — так это его дело. В конце концов — мне больше достанется. Обожрусь до потери пульса.

Родька спрыгнул с табуретки и, сердито фырча, нырнул в щель у холодильника. Не было его минуты три, а после из этой же щели появились сразу двое — он и наш подъездный.

— Смотри, Вавила Силыч! — возмущенно проорал слуга, обличительно тыкая в мою сторону лапой. — Как такое в руки-то брать можно, а?

— Чайник поставь. Хозяин-от в сухомятку ест, — невозмутимо приказал ему подъездный. — И говори поменьше, не по чину это тебе. Не твоего ума дело, кто что в пищу употребляет. Он доволен? И ты доволен должен быть. Сказано тебе — ешь, так жуй и не рассуждай. Ты кто есть такой? Забыл?

Родька замолчал, хлопнул глазами и полез на стол, где стоял чайник. Судя по всему, слова подъездного оказали на него воздействие.

— Здравствуй, Александр, — степенно поприветствовал меня Вавила Силыч. — Спасибо, что пригласил. Где заказывал-то пиццу? Не у этих, что в тридцать девятом доме сидят?

Не дожидаясь ответа, он влез на табуретку и посмотрел на две еще не открытые коробки.

— «Маэстро», — одобрительно гукнул он. — Эта хорошая, они на начинке не экономят и тесто славное. «Четыре сыра» есть? Я его… То есть их очень уважаю.

— Добрый вечер, — наконец вставил слово я. — Есть «Четыре сыра». Вон в той, левой.

— Неужто есть станешь, Силыч? — не выдержал Родька, сунувший чайник под кран. — Вот это вот?

— Чайник кипяти! — не выдержал я. — Тебе же сказали!

— Верно тебе хозяин говорит, — поддержал меня Вавила Силыч, цапнув кусок желтой, как солнце, пиццы. — Я, Александр, это дело с чайком уважаю. Со сладким.

— Что творится на свете! — как бы себе под нос сказал Родька, но усугублять свое положение не стал.

Мы съели еще по нескольку кусков, в тишине, как и положено степенным людям. Разговор хорош, когда голод заморен, до того он ни к чему.

— Стало быть, достал книгу и нож? — первым нарушил тишину Вавила Силыч, к тому времени ополовинивший свою коробку. — Причем нож сразу в дело пустил. Молодец.

— Видели уже его? — уточнил я.

— Нет, — покачал головой подъездный. — Почуял. Такой предмет да в своем доме не распознать — это кем надо быть? Да и не я один, между прочим.

— Что «не вы один»? — уточнил я.

— Учуял, — усмехнулся подъездный. — Тут кое-кто у твоих дверей надумал ошиваться, черный, с хвостом. Только этот кое-кто к ней подошел — и его как ветром сдуло.

— Кошак! — даже перестал жевать я. — Тот самый?

— Он, — подтвердил подъездный. — Проскочил как-то, пакость такая. Но все, можешь не беспокоиться, ни он, ни его хозяйка сюда больше не сунутся. Они себе не враги.

— Хоть что-то, — обрадовался я.

— А с этим делом поосторожней будь, — Вавила Силыч цапнул еще один кусок пиццы и с уважением посмотрел на фолиант, который я сдвинул на край стола, чтобы не дай бог не заляпать. Почему-то мне показалось, что книге это не понравится. Я знаю, что она неодушевленный предмет, но тем не менее. — Те, кто эту книгу писал — они знали, о чем говорят. У них опыт был и память предков. У тебя ни того, ни другого. Сделать ты, может, что и сможешь, а вот в обратную сторону развернуть то, что сотворил — это вряд ли. Понимаешь, о чем я говорю?

— Вроде как, — я кивнул. — Да оно мне и не надо пока. Не дурак, понимаю, что сначала надо азы выучить.

— Понять, Александр, — покачал головой подъездный. — Не выучить. Понять. И принять. Тут одной памятью не обойдешься, тут кое-что посерьезней надо. Эх, тебе бы наставника хорошего.

Я доел очередной кусок пиццы и вздохнул.

Прав он. Во всем прав. Только от правоты его совсем уж тошно становится.

— Не печалься, — Вавила Силыч верно расценил мое состояние. — Перемелется — мука будет.

Он посмотрел на Родьку, который притулился в углу, у батареи.

— Эй, мохнатый, — гаркнул он, подмигнув мне. — Еще раз говорю — попробуй. А то скоро мы все съедим, голодным спать пойдешь.

— Только если за компанию, — независимо буркнул мой слуга и поспешил к столу.

Глава двенадцатая

Самое забавное — после всех этих забубенных выходных я в понедельник спокойно отправился на работу. Нет, на самом деле забавного ничего тут нет, мы все где-то служим, так или иначе, жить на что-то надо, правда? Просто я поразился тому, насколько легко моя психика приспособилась к данной ситуации, отделив одно от другого. Сами посудите — сутки назад я стоял, сжимая колдовской нож в руках на темной лесной поляне, а надо мной парили три исчадия тьмы, собираясь вырвать сердце. И, возможно, его даже сожрать.

А сегодня я как ни в чем не бывало сижу за компьютером и просматриваю пятничные платежи, отыскивая в них признаки сомнительности.

Вот как это? Может, я моральный урод, лишенный нормальных человеческих инстинктов? Или наоборот — может, я всегда подсознательно был готов стать кем-то вроде Человека-паука? А что? Он тоже днем был среднестатистическим офисным планктоном, а по ночам в латексном костюме по городу бегал. Хотя нет, им я быть не хочу. Мне в трико по крышам скакать неохота. Это у них, за океаном подобное считается привычным явлением, у них даже бородатые женщины в норме вещей. А у нас если техник-смотритель на чердаке тебя в таком виде прихватит, то своим ящиком для инструментов до смерти забить может.

Ладно, шутки шутками, но не мог же я за неделю настолько измениться? Ну да, я, как и все остальные современные люди, готов ко всему, от цунами до наступления Золотого века, но не настолько же?

Я так и эдак размышлял над этой темой какое-то время, а потом просто выбросил ее из головы. Оно вообще мне надо? Ну вот так у меня психика устроена, не склонен я к излишней экзальтации. Меня пара подруг в свое время «бесчувственным» называли, и, похоже, были правы.

А может, дело в том, что все, с чем я столкнулся, было не таким уж и непривычным. Сами посудите — явись передо мной баба-яга — костяная нога или там Кащей Бессмертный в хрестоматийном виде — реакция могла бы быть другой. А так что я увидел? Ведьм, которые смотрят сериалы? Домового, который с аппетитом уплетает пиццу? Призрак, цитирующий Шекспира? Это, скорее, похоже на книгу из жанра «городское фэнтази». И чего тут переживать? Ну да, тогда было жутковато, а теперь это кажется вполне себе нормальным.

Вносила свою лепту в адаптацию и книга, которую я теперь добросовестно изучал по вечерам. Она вообще выполняла роль некоего проводника в тот мир, который теперь стал и моим тоже. Пусть и против воли, но стал.

К моей великой радости, я обнаружил, что не все мои предшественники оставляли заметки в стиле «Возьми яд трех гадюк и сотвори ядреной мощности зелье», а иногда писали что-то и на отвлеченные темы. Причем, зачастую очень даже полезные.

Например, один из них, судя по ряду признаков, живший где-то на стыке пятнадцатого и шестнадцатого веков, оставил подробное описание свойств ножа, который, кстати, он и выковал. Причем даже с картинками. Что особенно порадовало, там был указан тот самый заговор, который нейтрализовывал его действие и излечивал раны им нанесенные. Полезная вещь, всегда пригодиться может.

Этот умелец, которого звали Савва, вообще, похоже, был интересным человеком, из тех, что называют нонконформистами. Большинство ведьмаков, насколько я понял из книги, тогда избирали стезю травников или ведунов, общающихся с живой природой. Понятно, что этим дело не ограничивалось, они, даже будучи травниками, могли и повоевать, и что-то другое учудить, но основная специализация все равно была в приоритете. Оно и ясно — дикость, средневековье, хвори в ассортименте и все такое. Востребованными были лекари в те времена.

Савва же подался по мастеровой части. Он предпочел путь, на который ни до него, ни после него никто не ступал. Он стал кузнецом. Точнее — «ковалем», так в книге было написано. В общем — он пытался постичь природу металлов, изучал алхимию и вообще занимался очень интересными вещами. Интересными даже с позиции дня сегодняшнего, отдельно замечу.

Кстати — нож был одним из лучших его творений, он и сам так считал. Сковал он его из «железа небесного, в Вопь-озере найденного карлами подземными, и мной у них вымененага на лалы». Что такое «лалы», я так и не понял. Сеть любезно сообщила мне, что это устаревшее название рубинов, но что-то я сомневаюсь в том, что карлы подземные стали бы на них железо небесное менять. Если это гномы — а речь, похоже, о них идет, то они не такие дураки, они-то в металлах понимали, если верить книгам и сказкам. Хотя, может, лалов был мешок, а железа небесного всего ничего?

И еще — интересно, а куда потом эти карлы подземные подевались? И существуют ли они сейчас?

Так вот — основой для ножа послужил метеорит, именно им, как я понимаю, и являлось железо небесное. Потом он его ковал «три по три ден, да с отдыхом на седмицу, апосля же сызнов три по три ден». При этом он закалял его в «кровях пяти гадов, да пяти зверей диких, да пяти птиц небесных, да пяти слуг человечьих, да пяти дев непорочных, да пяти детей невинных». Последние два пункта, к слову, меня изрядно смутили. Надеюсь, дело там, у Саввы этого, до смертоубийства и детоубийства не дошло?

Последующие стадии, увы, для меня так и остались тайной, поскольку во всех этих «аже отправился к ринсу, где слова нужные говорил» и «с того гада очи не отводил» смысл явно имелся, но до конца он мне понятен не был. Знаний не хватало. Причем не только у меня, но и у интернета тоже. Никогда бы не подумал, что в сети не всегда ответы на вопросы можно найти.

Рукоять ножа, как оказалось, сделана вовсе не из дерева, как я думал. Если верить записям, то материалом для нее послужила кость «Индрика-зверя, что на Фавор-горе обитался сорок сороков тому как». Вот так. Я потом ее на зуб попробовал. И правда — не дерево.

Еще в рукояти обнаружилась совсем тоненькая золотая полоска, прямо у гарды. Ее так сразу не разглядеть было, если бы не записи, то и вовсе я бы ее не заметил. Как оказалось, эта полоска раньше кольцом была. Савва так и написал в книге: «то кольцо великого кнеза, что славен был в теи дни. Память его силу клинка укрепить призвана».

Что за князь, интересно? Сначала я подумал, что речь идет о Владимире, том, который Красно Солнышко. Он же вроде Русь крестил, так что в канву это укладывается. А потом сообразил, что он ведьмакам точно не друг, их существование христианским канонам противоречит. Даже сейчас, а в те века так и вовсе. Тогда, после крещения, по первости ведьм да ведьмаков жгли так, что только в путь, я про это читал. Так что вряд ли речь о нем. Что до других князей — их, как выяснилось, столько было, что я плюнул на эту загадку. Гадай, не гадай — правду все одно не узнаешь.

Но главное, что результата Савва добился — нож получился правильный, для защиты ведьмаков идеальный, что я и сам могу подтвердить. Усатый Феофил его только учуял и сразу свалил, поджав хвост. То есть — работает он как часы.

Кстати — после завершения работы над ним, Савва было замахнулся на ковку меча, который должен был стать венцом его карьеры ведьмака-коваля, но изготовить его не успел. Насколько я понял из заметок, Савва скоропостижно скончался, и случилось это далеко не от старости. Точной причины его смерти не называлось, но сдается мне, что ничего хорошего не произошло.

Еще одна интересная деталь — нож-то ковать Савва взялся не просто так. Был до того другой клинок, который переходил из рук в руки со старых времен, да похитила его «зловредная Дара-чародейка, что козни беспрестанно и людям, и нелюдям строит».

И я догадываюсь, кто эта Дара такая. Тогда — Дара, теперь — Дарья. Это имя то и дело появлялось на желтых листах книги. Ошибся Нифонтов, этой чертовке не триста лет, а куда больше. Надо его предупредить будет, а то ведь может получиться и так, что это не он ее, а она его оприходует. Если верить записям, тетка-то реально лютая. В начале семнадцатого века жители какого-то Всполья чем-то ее обидели, так она на них «мор черной, гнойный» напустила, и все, через несколько месяцев не стало этого населенного пункта. Точнее, пункт остался, а населения в нем не имелось больше. Хотя, может, и саму деревню спалили, тогда к поветриям относились серьезно, обстоятельно.

Интересно — такое сосуществование бок о бок моих предшественников и этой ведьмы, это случайность или преднамеренность? И надо ли мне продолжать эту добрую традицию? Не хотелось бы. Не то чтобы я сильно боялся Дарью свет Семеновну, хотя и не без этого. Просто хорошо осознавал, что мы с ней пока не просто в разных категориях, это как-то по-другому называется.

В общем — я изучал наследие пращуров основательно и с интересом, даже пометки в блокнотике делал, опять же — закладки в книге время от времени оставлял, чтобы после не искать наиболее полезные моменты. А такие там время от времени встречались.

Например, меня очень заинтересовали записи, которые оставил после себя некий Митрий, который, к слову, как раз и наследовал Савве. Был он, судя по всему, человеком не склонным к тяжелому труду и фундаментальным исследованиям, зато любящим жизнь во всех ее проявлениях и практично изобретающим способы, как сделать ее наиболее комфортной. Увы, но от него заметок осталось не сильно много, особенно если сравнивать с каким-нибудь Митрофаном, Евстигнеевым сыном, который записывал что только можно, но зато все они были дивно хороши.

Повторюсь — был этот Митрий на редкость жизнелюбив. В смысле — знал, как отведенными ему годами жизни пользоваться, особенно применительно к своему новому ведьмачьему статусу, да так, что я ему даже позавидовал. Чего стоит только рецепт «вина дурманного, на бузине настоянного, от коего пакостных последствий утренних не имеется». Или — «зелье, от срамной болезни в три дни избавляющее». И далее все в таком духе. Причем он не просто это все записывал, он реально думал о тех, кто шел следом за ним, и предостерегал их от жизненных ошибок. Вот хоть что мне говорите, но фразы вроде: «и добавь туда коры осиновой, дабы в случае, коли девка какой дурной хворобой скорбна, беды на уд себе не нажить. Тако со мной случалось, не жалаю тебе сей паскудной докуки», только духовным наследием назвать и можно.

Особенно меня заинтересовали три записи, которые запросто были применимы и ко дню сегодняшнему. Первая — «Подсказка, как клады сокрытые в земле отыскать». Вторая — «Как человека в правоте своей убедить на короткий срок». Ну, а третья — «Зелье любовное, скорое да быстрое». Как выяснилось, скорое — это значит действующее почти моментально. А быстрое — в смысле короткого действия, не долгоиграющее, не пожизненный любовный приворот. Вроде как шампанское — пошумело в голове недолго, да и испарилось, только изжогу оставило. Причем Митрий особо озаботился вопросом того, «чтобы память у девки в скором времени об оном соитии пропала вовсе, потребно добавить под конец в мису меру истолченного болиголова в смеси с мерой дурман-травы». Каково? Я же говорю — тот еще ловкач этот Митрий был. И — практик, поскольку каждый из своих рецептов он неизменно лично испытывал. Иначе откуда бы брались более поздние по сроку вставки под рецептами? Например, под составом того же любовного зелья было приписано: «Перед тем, как слово заветное назвать, убедись прежде, что отца да братьев девицы рядом нет. Крепко убедись!». Сразу видно — все на личном опыте проверено.

А самое главное, что Митрий, похоже, никогда не искал трудных путей. Он не использовал в своих снадобьях какие-то неизвестные мне компоненты, вроде достопамятных бересклета или мандрагыра. Нет, ничего такого. Даже я знал многое из того, что входило в состав любого из трех заинтересовавших меня рецептов — и травы, и другие компоненты. Ну, как знал? Про что-то слышал на уроках ботаники в школе, что-то по телевизору видел. А кое-что даже в моем дворе росло, например — рябина у подъезда и тимофеевка луговая на собачьей площадке.

Врать не стану — сначала у меня и в мыслях не было пробовать что-то из прочитанного воплотить в жизнь. Я просто каждый вечер после работы изучал под крепкий сладкий чай записи давно ушедших из жизни ведьмаков и пытался получить ответы на вопросы, которые сейчас меня волновали больше всего.

А ответов-то особо и не было. Не распространялись мои предшественники о том, как они обуздали полученную силу и как обрели себя в новой жизни. Так, отдельные фразы с размытым содержанием, смысл которых можно было трактовать по-разному. Хотя одно мне стало ясно — наставничество у ведьмаков было в чести. Как видно, чуяли они свой конец и успевали найти подходящего паренька, чтобы подготовить его к тому моменту, когда придет срок отдать ему свою силу. «Как мне рек наставник», «Тот корень мне еще мой наставник показал в годы ученичества» — подобное встречалось часто. А где практические занятия, там и теория. А то и четкое понимание, какая стезя предназначена ученику.

Впрочем, были ведь такие как я, вот хоть тот же Митрий. Ну не верю в то, что степенный кузнец и философ Савва долго терпел бы этого пусть даже безмерно талантливого, но очень непутевого и непоседливого юношу. Слишком уж велика пропасть между ними, по записям это отлично видно. Лед и пламень — это как название телешоу звучит красиво, а в жизни такие люди быстро друг друга поубивают. Значит, что-то там случилось, какая-то осечка, после которой сила попала к Митрию. И он тоже до всего доходил своим умом. Причем — смог это сделать. Без интернета, без минимальных удобств, без поддержки отдела 15-К. Смог найти себя, выжить, покорить силу и вон еще сколько всего полезного изобрести.

Что я, хуже?

Нет, объективно говоря — в чем-то, конечно, хуже. Может, по научным знаниям мы и ушли вперед, но зато по части выживания предки нам сто очков форы вперед дадут. Мы дети цивилизации, мы изнежены, мы избалованы комфортом, мы отвыкли от того, что в этой жизни стоит полагаться только на себя. Ну да, мы знаем, как устроен атом и что там в космосе, но есть ли толк от этих знаний где-нибудь в тайге, где вокруг отвека одни деревья, бурелом да комары? Попади в эту тайгу тот же Митрий, он через три дня уже будет с комфортом проживать в шалаше, пить травяной сбор, есть зажаренного лося и даже, возможно, раскрутит на интим симпатичную медведицу из соседней берлоги. А я через те же самые три дня буду на последнем издыхании от голода и холода, изойду соплями от простуды и, в результате, меня из жалости, чтобы не мучился, сожрет та самая медведица из соседней берлоги.

Понятное дело, что вероятность попадания в тайгу минимальна, но она же есть? Опять же — апокалипсис пока никто не отменял.

В конце концов — я же влип в эту историю? И чуть несколько раз не погиб просто потому что не знал элементарных вещей, которые наши пращуры впитывали с молоком матери. Да вот хоть бы даже — поклонись я лесному хозяину, входя в его владения, и не пришлось бы наматывать по ним круги.

Но мне и в голову не пришло этого сделать. Просто потому, что я не знал о его существовании. Мы, дети города, о многом забыли — и зря это сделали. То, что мы забыли о НИХ, не означает, что ОНИ перестали существовать.

Так вот — сначала я просто читал, но в какой-то момент мне в голову пришла мысль, что неплохо бы попробовать что-то сделать самому. А почему нет? А вдруг это как-то мне поможет нащупать дорожку к силе? Если каждый второй был травником, может и я — он?

Нет, конечно, все равно ничего у меня не получится, с почти стопроцентной вероятностью. Там же мало с компонентами манипуляции проделать, вроде их измельчения, смешивания и термообработки, там надо еще и наговоры читать. Тексты этих наговоров вон они записаны, но тут же дар нужен, который им силу придаст. А дар, простите уж за каламбур, сила обеспечивает. Та, которую я пока не обуздал.

Так я сам себе говорил, даже верил в эти слова, но мысль уже засела в голове, как заноза в пальце. И свербела, свербела…

Сдался я в пятницу, сказав:

— А почему бы и нет? Надо же с чего-то начинать? Тем более, что это даже рекомендуется.

Последнее утверждение не было голословным. Речь шла о документах, которые мне завезла в среду вечером рыжая Женя Мезенцева.

Это были ксерокопии, явно надерганные из разных… Не знаю. Дел, скорее всего. Они же полицейские? Хотя кое-что из них больше напоминало хроники, а не материалы уголовных дел. Впрочем, это и не удивительно, учитывая характер их деятельности.

Так вот — я внимательно изучил все эти ксерокопированные листочки, которых было не так и много, потратив на это почти половину четверга. Вложил их в папку с надписью «Нормативка» и читал себе спокойно. Проверенный метод, всегда работает. Книгу так читать стремно, могут попалить, а вот ксерокопии — запросто.

Половина этих документов была посвящена тому самому таинственному ведьмаку, к которому подбирался Нифонтов со своей рыжей напарницей. Он, похоже, и в самом деле был неприятным типом, по крайней мере, наследил он изрядно. Жертвоприношения, несколько мутных дел, связанных с надругательством над могилами, рассказы очевидцев о некоей призрачной фигуре, похищающей детей. Жуть, в общем. Стивен Кинг и сыновья. И я точно теперь уверен в том, что не хочу с ним встречаться в этой жизни.

Вторая часть рассказывала о ведьмаках вообще. О том, что происхождение их туманно, но ходили предания о неких дружинниках Олега Вещего, которым он передал часть своей силы незадолго до смерти. О том, что свет и тьма слиты в них в одно целое, и потому нельзя заранее сказать, какой дорогой кто из них пойдет после инициации. О вражде с могущественным кланом ведьм в начале второго тысячелетия, после которого было заключено нечто вроде договора о ненападении, который, впрочем, был скорее формальным, поскольку обе стороны то и дело его нарушали.

Уж не его ли это колечко в рукояти ножа, не Олега ли Вещего? Если да — то это очень круто. И стоит этот нож в этом случае денег просто забубенных.

Было там немного информации и о самой инициации (мне, кстати, понравилось это слово). Сила признавала в человеке хозяина тогда, когда он совершал нечто, что ей приходилось по душе, если можно использовать это слово по отношению к бестелесной сущности. То есть она должна была убедиться в том, что человек достоин ее принять. Она смотрела за ним и либо убеждалась в том, что стоит покориться, либо понимала, что это тело бесперспективно, а дальше… Дальше — тишина. То есть вариант «побегаю лет пятьдесят, а потом и ладно» здесь не пройдет. Не будет она столько ждать. Ей это не нужно.

То есть — шевелиться надо. Делать что-то, что приблизит меня к пониманию того, на что я способен. И начинать телодвижения надо уже сейчас, пока поздно не стало.

И начать я решил с самого, на мой взгляд, простого. Попробовать сварганить любовное зелье из арсенала Митрия. Да, собственно, других вариантов у меня особо не было. Лесов со зверьем поблизости не было, воин из меня никакой, а лекарь еще хуже, чем воин. Опять же — зелье можно делать дома, то есть идти никуда не надо.

Приняв решение, я решил не откладывать дело в дальний ящик. Для приготовления зелья требовалось десятка полтора компонентов, в основном трав, чашка для растирания, пестик, котел и живой огонь. Про огонь мне, кстати, Родька подсказал. Я запомнил его слова о том, что он прежнему хозяину помогал с растиркой трав и всем таким прочим, а потому решил сразу заручиться его помощью. Какой-никакой, а эксперт, хоть что-то знает.

Он выслушал меня очень внимательно, попросил прочесть рецепт, потом перечислить травы из списка, после этого сказал:

— Все это у нас дома есть.

— Где? — повертел я головой.

— Да не здесь, — укоризненно произнес Родька и махнул лапой. — Там, в Лозовке. Дома.

— Не поеду, — сразу смекнул я, куда он клонит. — Даже не проси.

— Тогда не знаю, — насупился мой слуга. — Здесь такого не найдешь. Травы немудрящие, но в городе наверняка не растут. Тут у вас лопуха хорошего не увидишь, не то что хотя бы вон «огневки».

— Ну это ты преувеличиваешь, — не согласился с ним я. — Ведьма та что-то в парке выкапывала? Значит — растут травы, можно их найти. Ты мне другое скажи, мил друг — травы, что для этого рецепта потребны, они не из тех, что надо в определенный день рвать или там в полнолуние?

— Нет, — уверенно заявил Родька. — Я же говорю — немудрящие. Но пойди их тут, сыщи. Разве что в тот парк сходить?

В парк я, разумеется, не пошел, не хватало только этого. Тем более, что мне все равно неизвестно, как эти травы выглядят в живой природе. Я поступил проще. Я направился к компьютеру.

Поисковый запрос, сформулированный как «травы, компоненты для зелий, колдовство» сходу выдал огромное количество магазинов, которые торговали всем чем угодно для практической магии. Все они как один были оформлены вычурно, в темно-красных тонах, и изобиловали хлесткими слоганами вроде: «Мы сопроводим вас в мир чародейства и волшебства».

Покопавшись в каталогах, я убедился, что все необходимое для зелья, которое я надумал сварить, имеется в наличии в любых количествах, аккуратно расфасованное в пакетики и по достаточно невысоким ценам. С последним мне повезло, поскольку иные реагенты были куда как недешевы. Для сравнения, приснопамятный мандрагыр, который здесь назывался «корень мандрагоры», стоил очень и очень дорого, сто грамм этой красоты обошлись бы в пятизначную сумму.

И все бы ничего, вот только брало меня сомнение — а точно ли те самые травы окажутся в заказе? Кто знает, что они в пакетики с ними насыплют? Понятно, что не марихуану, но все равно, как я пойму — «огневка» это или не «огневка»? Родька точно отличит, но я же не буду при курьере давать ему пакетики нюхать один за другим?

Впрочем, выбора не было, и я щелчками мышки отправил нужные мне ингредиенты в корзину.

После я занялся выбором емкости для растирания трав и пестика, предназначенного для тех же целей. Родька, который с интересом смотрел на экран, решительно отмел несколько из них, и все бубнил о том, что тут медная плошка нужна, вроде той, что в Лозовке осталась. Медной не было, зато обнаружилась фарфоровая, на которую он наконец согласился.

Я было собрался уже оформить заказ с доставкой на завтра, как Родька с ехидцей произнес:

— А все равно ничего не получится.

— Меньше сарказма в голосе, — посоветовал я ему. — Почему не получится?

— Огонь, — важно произнес он. — Такие вещи готовят на живом огне. А у тебя тут эта… Плита.

И он с отвращением фыркнул.

С плитой у него отношения не сложились. То есть, сначала вроде все было нормально, он кое-как освоился с сенсорной варочной панелью, но на свою мохнатую голову решил покорить и духовку. Он надумал испечь хлеб, по которому очень скучал. Есть же тот, что я приносил из магазина, он отказывался наотрез.

Уточнив у Вавилы Силыча как работает «эта штука», он замесил тесто, где-то на антресолях отыскал форму для выпечки, как видно, оставшуюся от Светки, и раскочегарил духовку.

И все бы ничего, но вот только он не учел одного. Ее со времен развода никто не включал, она использовалась исключительно как место хранения сковородок, причем иногда, к моему стыду, даже толком не вымытых. Понятное дело, что духовка внутри изрядно засалилась и, соответственно, как только нагрелась, то тут же в кухню повалил редкостно вонючий чад.

Родьку это все напугало чрезвычайно, он заверещал «Пожа-а-а-а-а-а-а-ар!» и опрометью бросился в комнату, спасать добро. Причем, что меня после очень тронуло — мое. А именно — деньги, документы и фотографию родителей. И ведьмовскую книгу.

Услышав вопли Родьки и учуяв гарь, к нам в квартиру немедленно заявился подъездный, разобрался в происходящем, выключил духовку и открыл окна. После он надрал уши моему слуге и пообещал все рассказать мне, как только я вернусь с работы домой. Мы вообще с Вавилой Силычем сошлись накоротке и теперь каждый вечер, после того как дом засыпал, а я заканчивал чтение книги, гоняли чаи под баранки с маком, беседуя о разном всяком. Мне он нравился как собеседник. Был он рассудителен и всеведущ, как и положено бывалому подъездному. А уж сколько он всего мог рассказать про жильцов! Все бабки из нашего подъезда, собранные вместе, столько не знали. Кстати, он мне поведал и о том, что Маринка с последнего времени завела привычку закрывать дверь на все замки и засовы, хотя раньше могла и вовсе забыть ее запереть. Еще в среду она два раза подходила к моей двери, стояла около нее, но так и не нажала кнопку звонка.

Так вот — обещание свое он сдержал, произнеся обвинительную речь и тыкая узловатым пальцем в сторону Родьки. Но возмездие не воспоследовало, поскольку этот бедолага залился слезами, которые огромными градинами текли из его круглых глаз. Попутно он завывал и бессвязно бормотал что-то вроде: «Домой хочу! Домо-о-о-о-ой хочу-у-у-у-у! Бедный, я несчастный!!!!! Пропаду я в вашем окаянном городе!»

Выглядело это до невозможности жалостливо, и в результате вместо того, чтобы Родьку наказать, я отпаивал его газировкой. Газировку Родька уважал и выпить её мог очень много. Это было единственное, что его устроило в современном мире.

— Огонь, говоришь, — задумчиво сказал я. — Живой. То есть — открытый.

— Ну да. Без него никак, — торжествующе сказал он. — И костер тут не подойдет. Придется домой ехать!

— Да сейчас, — я щелкнул кнопкой мыши. — Вот. Спиртовки и все такое прочее. Смотри-ка, даже с цифровыми регуляторами силы пламени есть. Однако!

Родька уставился на это все почти что с испугом. Похоже, он был впечатлен.

Доставка магазина не подвела, и уже назавтра, часика в три дня, в дверь позвонил курьер. Был он самым что ни на есть обычным пареньком в ветровке и бейсболке. Ни тебе затененных глаз, ни тебе черного плаща и заупокойного голоса.

— Все верно? — спросил он у меня, после того, как я сверил привезенный товар с накладной. — Все на месте?

— Вроде, — я взял протянутую мне ручку и поставил закорючку в акте приема-передачи. — Слушай, а тут точно те травы, что указаны?

— Без понятия, — сказал как отрезал курьер. — Я в этот трах-тибидох не верю.

В голосе его послышалось сочувствие, он как бы говорил: «Вроде нормальный человек, а такой хренью занимаешься».

Мне стало немного неловко.

— Та же фигня, — небрежно бросил я. — Подруга решила в ведьмы податься, насмотрелась всякой ерунды. Вот и заказал ей на день рождения. Пусть развлекается.

— Тогда вообще без разницы — то, не то, — пожал плечами курьер. — Побалуется маленько, да и забросит. Все они одинаковые.

После этих слов сомнения стали еще сильнее, потому закрыв за курьером дверь, я сразу крикнул:

— Родька, на кухню иди. Будем травки нюхать.

Звучало это странновато, но зато отражало суть процесса.

Как ни удивительно, но в пакетиках оказалось именно то, что я заказывал. Родька перенюхал все открытые мной пакетики, всякий раз называя именно то название, что было написано на упаковке. Правда, он все равно остался недоволен, высказавшись в том ключе, что травы силу могут обрести только тогда, когда ты их сам собрал, своими руками. А вот эдак запросто взять, да и купить — неправильно это. Не по покону.

Зато ему понравилась плошка для растирания трав. Он с удовольствием повертел ее в лапках, обнюхал и даже лизнул своим розовым круглым языком.

— Славная, — сообщил он в итоге. — Наша медная получше, понятное дело, но и эта хороша. Легонькая.

Я смотрел на стол, на котором лежали травы, плошка с пестиком, стояли аптекарские весы и спиртовая горелка, думая о том, что, наверное, можно и начать великое делание. Или лучше вечера подождать, для пущей надежности? Вроде у них все такие вещи при луне делаются? А сейчас день на дворе.

— Ну чего, хозяин? — Родька глянул на меня. — Начнем?

— Давай, — решился я. — Чего тянуть?

Я положил перед собой листок, на который заранее выписал последовательность действий.

— Сначала берем листья росянки и копытень, по одной мере, — я поместил на чашку весов узловатые кусочки листьев из пакетика с надписью «Росянка». — Вроде, то что надо, одна мера.

Сколько грамм в мере, я знал, про это было написано в книге, причем сразу в нескольких местах. Одна из записей принадлежала Захару Петровичу, потому сомнений в ее верности не было.

— Вот, — листья отправились в плошку. — Теперь копытень.

Родька сноровисто ухватил пестик и ловко начал им орудовать, превращая росянку в порошок.

— Это моя работа, — заявил он мне. — Ты, хозяин, свое дело делай, а я — свое буду.

Процесс взвешивания трав оказался на удивление увлекательным. Мне вообще нравилось происходящее, то, что я делаю и та ловкость, с которой Родька превращал компоненты в некую единую бурую смесь. А самое главное — мне теперь на самом деле очень хотелось, чтобы из этого многого разного получилось то одно необычное, во что я еще совсем недавно и поверить не мог.

— Теперь — огонь, — заявил Родька, когда все травы оказались в плошке и были растерты. — И вода. Только вода нужна чистая, лучше всего ключевая.

— Про это тут не написано, — заметил я, ткнув пальцем в листок. — В смысле, про качество воды.

— А что про это писать? — изумился мой помощник. — И так ясно — текучая вода нужна, не стоялая.

— Текучая, — я посмотрел на кран с сомнением. — Ну не знаю.

Текучая-то она оттуда текучая, да вот только примесей в ней столько, что ее саму за зелье принять можно.

Подумав еще немного, я все-таки решил не мудрить и достал из холодильника поллитровку бутилированной воды. Не факт, что и ее не из-под того же самого крана набрали, но все-таки лучше сделаю так.

Вылив ее в котелок, который шел в комплекте со спиртовкой, я подумал еще немного и набрал в большую кастрюлю воды, поставив ее рядом. Мало ли, все-таки открытый огонь, если что, будет, чем его залить. Надо соблюдать правила противопожарной безопасности.

Минут через десять вода в котелке забулькала, и Родька сказал:

— Пора сыпать. Только не забудь — размешивать противосолонь, как в бумаге написано. И слова не забудь произнести.

— Помню, — одной рукой я взял плошку, другой деревянную лопаточку и начал сыпать смесь в кипящую воду, помешивая ее против часовой стрелки и приговаривая: — Травы в воду, змея под пень, птица в небо, червь в землю, всякому свое место.

Скорее всего, со стороны это смотрелось смешно, если не сказать — дико. Но я почему-то об этом совершенно не думал. Меня окончательно захватил процесс.

— Ждем, — сообщил мне Родька, когда вся смесь оказалась в котелке.

— Может, еще помешать? — спросил я у него, заметив, что часть травы всплыла наверх.

— Там написано, что надо помешивать? — строго спросил у меня он.

— Нет.

— Вот и не лезь, — погрозил мне лапой мой помощник. — Тут все надо делать по писаному, как заповедано.

Зелье кипело, мы ждали.

Не знаю, о чем думал Родька, я же разрывался между двумя огнями. Привычный прагматизм говорил мне, что все это антинаучно и ничего не выйдет, а надежда шептала, что всякое в жизни бывает.

Минут через сорок на поверхности котелка появился огромный зеленоватый пузырь, и я даже подпрыгнул от неожиданности. Ну да, я верил, что все удастся, но получить подтверждение этому все равно было удивительно. Все шло так, как писал Митрий. Пузырь этот должен набухнуть, впитав в себя чуть ли не всю воду из котелка, а после лопнуть, образовав воронку. В тот момент, пока воронка кружится, надо прочесть наговор, громко и четко. Причем надо успеть это сделать до того, как она рассосется. Если не успеешь — то все, пиши пропало. А если успеешь, то тогда…

Пузырь набухал на глазах, внутри его металась зеленая кипящая вода, смотрелось это завораживающе.

Хлоп — и пузырь взорвался, вода на секунду осела, а после в центре котелка закружился небольшой водоворот, который становился все больше и больше.

— Небо да земля, день да ночь, луна да солнце, к вам обращаюсь, — громко произнес я, глядя в листок, который был у меня в руке. — Пусть дева эта только меня видит, только меня слышит…

Текст был не короткий, но я все-таки успел произнести его до того, как водоворот коснулся стенок котелка и пропал, будто его и не было.

— Александр, ты чего творишь! — из-за холодильника выскочил Вавила Силыч. — А? Тут — да наговоры произносить! Это дом жилой, улучшенной планировки, а не ведьмовская изба!

— Орал громко, да? — извиняющимся тоном произнес я.

— При чем тут это? — Вавила Силыч влез на табурет и уставился на стол. — Ори или шепчи — мне все едино. Я же подъездный, такие вещи не слышу, а чую.

— То есть — я на самом деле сумел наложить наговор на зелье? — осознал я сказанное и уставился на него.

— Выходит, да, — подтвердил подъезный. — Ох ты! А я-то сразу и не смекнул, что к чему. Почуял — да и к тебе. А тут оно вот что!

— Вроде все, — подал голос Родька. — Хозяин, там же написано было, что поверхность станет ровно серебро цветом?

— Ага, — подтвердил я и глянул в бумажку. — Потом она закипит, тут же успокоится, вода посветлеет, и на дно опустятся несколько белых… Там непонятное слово, но чего-то опустится, и оно будет белое. Это и есть наша цель.

Как только я это произнес, гладкая блестящая поверхность получившегося варева на секунду покрылась белой пеной, такой, будто в нее карбид бросили, потом она опала, и я увидел сквозь воду, ставшую прозрачной как слеза, как на дно котелка медленно и плавно опустилось пять белоснежных миниатюрных кристалликов.

Глава тринадцатая

Врать не стану — в этот момент я ощутил себя то ли Менделеевым, то ли Верховным Алхимиком Всея Руси. Просто у меня даже в школе на уроках химии, когда на «лабораторных» опыты ставили, сроду ничего не получалось, а тут — на тебе. Это вам не какой-нибудь гидролиз, прости господи, а любовное зелье. По сути — практическая магия.

Хотя тут надо оговориться — только с определённой долей вероятности у меня получилось любовное зелье. Со стопроцентной гарантией я этого утверждать не могу. Может, это не оно, может, это вообще какой-нибудь хлорид натрия.

Кристаллики лежали на дне котелка, мы трое смотрели на них.

— Хозяин, доставай, — сказал мне Родька. — Это ты должен сделать. Кто зелье варит, тот его и разливает, так с давних пор заведено. Ну или из котла вынимает. Оно должно запомнить тепло рук создателя, чтобы войти в полную силу.

— Нелогично, — возразил ему я. — Ну тут ладно, тут кристаллы. А если разливать — так тепло рук половник помнить будет, а не зелье. Прямо так и скажи — не хочу лапы в котелок совать. Опасаюсь.

— Кто, я? — вытаращил глаза-пуговки Родька. — Да я ничего не опасаюсь, после этой…

И он поглядел на духовку, которую теперь числил в личных врагах.

— Я тоже про такое слышал, — поддержал его Вавила Силыч. — Зелья вообще штука такая, особая. Там много разных условностей. Это тебе не порчу навести, там как раз все просто. А тут — нет.

Да знаю я про это. Прочел уже. Так, кобенюсь из принципа, потому что немного не по себе.

Я снова посмотрел на кристаллы, лежащие на дне. Ну что, надо так надо, хотя совать туда руку было и страшновато. По сути, самым простым способом было бы слить воду, да и все. Но про это в рецепте слова не было сказано. Напротив, там значилось, что следовало запустить конечность в воду, которая, по утверждению Митрия, будет «холодной, ровно лед по зиме», и достать оттуда результат трудов. Мало того — именно в этот момент, когда кристаллики уже будут в моей руке, но еще не покинут котел, мне надо назвать слово. Митрий присвоил ему название «заветное». Я бы сказал проще — «активатор». Это же слово надо будет произнести, когда потенциальная жертва зелья употребит его внутрь, и именно тогда оно и начнет действовать. Как по мне — очень разумно придумано. В духе нашего времени, хочу заметить. Еще раз подчеркну — этот Митрий был не промах, соображал, что к чему.

Вот говорят иногда по телевизору, что наши предки были… Не то, чтобы дикие, но, мол, незамысловатые. Ничего подобного. Все у них было разумно и гармонично, не хуже чем у нас. Вот хоть бы даже здесь — все по уму. Скормил кристаллик девице-красавице, повертел головой, убедился, что отца и братьев рядом нет, сказал слово — и делай свое дело.

А в некоторых моментах они нас вообще уделывали по полной. Например, в вопросах экологии.

Ладно, лирика это все.

Я посмотрел на котел. Поверхность воды была ровной, словно застывшей.

Написано — как лед. А все равно стремно руку туда совать — я сам видел, как только что эта вода кипела и пеной исходила.

Но — надо.

Я не стал пихать в котел всю руку сразу, ткнул в воду пальцем и удивленно признал — ну да, это никакой не кипяток. И вправду холоднющая вода-то, как в реке зимой. И еще — она стала какой-то… Упругой, что ли. И даже немного вязкой. Не подберешь других слов и сравнений.

Опустив руку в котел и преодолевая небольшое ее сопротивление, я нащупал на дне пять кристаллов и сгреб их в горсть. Были они совсем маленькими, размером с пшенное зерно, и почти невесомыми.

— Слово сказать не забудь, — напомнил мне Родька, глядя на происходящее во все глаза.

— Ага, — ответил я ему, сжал кристаллы посильнее и, вынимая руку из котла, громко произнес: — Сингулярность.

— Эва как, — крякнул Вавила Силыч. — Да ты, Александр, эстет.

Родька глянул сначала на меня, потом на него, как видно, гадая о том, какими именно словами являются «сингулярность» и «эстет» — научными или же матерными?

Странное дело — я вообще-то хотел слово «карнавал» произнести. Откуда вылезла эта «сингулярность»?

Впрочем — и ладно. Такое я точно случайно не произнесу, только умышленно.

— А как же, — посмотрел я на подъездного и потряс сжатым кулаком, стряхивая капли. — Не без того.

Разжав ладонь, я уставился на пять белоснежных крупинок на ней. Они лежали, касаясь друг друга краями и поблескивая под закатными лучами солнца, бьющими в окно кухни.

— А цель какая у них? — поинтересовался Вавила Силыч, глядя на результат наших с Родькой трудов. — Чего они делают?

— Девок привораживают, — объяснил ему мой помощник. — Ну, чтобы с ними, значит…

И он изобразил достаточно похабный жест, которого я от него даже не ожидал.

— Александр! — укоризненно покачал головой Вавила Силыч. — Вот уж не думал, что тебе такое понадобится. Ты ж вроде не дурак и не урод. Неужто без зелья никак не обойдешься уже? Вот они, ваши компьютеры-то!

— Да нет, — пояснил ему Родька. — Это для пущей сговорчивости. Чтобы время не терять.

— Все равно, — неодобрительно проворчал подъездный. — Не дело это. Хотя, если на продажу…

— Вот вас разобрало, — я немного смутился — Не собираюсь я их продавать. Как, собственно, и лично пользоваться. Нет, попробовать пустить их в ход было бы интересно, просто в качестве эксперимента, но лично я не рискну.

Вообще-то, мысли об этом у меня вертелись в голове еще в процессе варки, когда мы с Родькой сидели и ждали закипания воды. Несмотря на огромные сомнения в успехе данного предприятия, надежда на то, что результат воспоследует, была. Но вот путей использования этого результата в практических целях я не видел.

— Почему? — удивился Родька. — Что тут такого?

— Ну в первую очередь, я не стану скармливать вот это даже очень мне неприятному человеку, — объяснил я ему. — Получиться что-то получилось, но что именно — мне до конца неизвестно. А если это яд? Что-то где-то чуть-чуть сдвинулось, и вместо женского «йохимбе» на выходе стрихнин получился. Травану девку — и привет. И ее жалко, и мне невесело. Перспективка-то тогда какая нарисуется, сам посуди? Прямо как в песне — «и вот опять передо мной параша, вышка, часовой».

— Разумно, — признал Вавила Силыч.

И тут Родька отколол номер — он цапнул у меня с ладони один кристаллик, засунул его в рот, проглотил и на секунду замер. Потом причмокнул и сказал:

— Не яд, это точно. Насчет шур-мур не скажу, но что не яд — ручаюсь.

— О как, — ошарашенно посмотрел на него я. — Скажи, ты в своем уме?

— Что? — Родька повертел головой. — Меня яды не берут вообще. Зато я их чую прекрасно, и определить в состоянии — сильный он или нет. Даже состав различить могу, что в него вошло рассказать. Вот это — не яд. С этого даже живот не расслабит. Кстати — потому и хлеб ваш есть не могу. Столько там всего намешано…

— Полезный талант, — признал я. — Не яд, говоришь? Уже проще. Хотя дело не только в этом. Тут еще моральный аспект.

— Прибавляешь в моих глазах, — снова похвалил меня подъездный, поняв, что именно я имею в виду. — Я, если честно, никогда эти зелья приворотные не жаловал. Сколько ни живу, ни разу не видел, чтобы из них чего путное получилось. В чувствах людских только сами люди себе помощники, а все подобное им только мешает. Или того хуже — с пути истинного сбивает.

Ну тут меня Вавила Силыч переоценил. Я не только нравственность имел в виду, я еще и о соответствующей статье уголовного кодекса задумался. Все-таки некие признаки насилия тут фигурируют, как ни крути. Хотя и не уверен, что хоть один суд всерьез будет рассматривать использование магического зелья. А вот квалифицировать его как психотропный препарат может запросто. Если, конечно, в крови пострадавшей его обнаружит.

Тьфу ты, какая ересь в голову лезет.

Но все равно — до жути интересно, работает эта штука или нет? И, что самое паршивое, проверить это можно только опытным путем. В общем, все как у девочки-старшеклассницы — и хочется, и колется, и мама не велит.

Дурака я свалял, надо было пробовать другое зелье сварганить. То, которое для убеждения кого угодно в чем угодно, от него вреда никакого не будет никому. Хотя — кто мне мешает его сейчас сделать?

Увы, но не получилось. Как раз в тот момент, когда я дозрел до решения продолжить эксперименты, зазвонил телефон. Это оказалась моя мама, которая в приказном порядке (а по-другому она со мной уже лет десять как не разговаривала, не только со мной, а и со всеми остальными тоже) сообщила, что они с отцом таки собрались съездить на следующей неделе на дачу, потому я позарез нужен им в качестве рабочей силы. У бати прихватило поясницу, и он не в состоянии таскать из «Оби» то, что она наметила купить. Машину вести может, «беленькую» употреблять вечером под борщ тоже в состоянии, а рассаду, известь и удобрения таскать — нет. Потому — одевайся, сынок, обувайся сынок, и через пять минут чтобы был у подъезда, бодрый и веселый. И без возражений. Вот женишься, внуком осчастливишь — оставим в покое, а до той поры — извини.

Типичный шантаж, по-другому не назовешь.

В общем — обратно домой я попал только в воскресенье вечером, и мне было уже не до зелий. Покупки и загрузка приобретенного в багажник сменились дорогой к родителям, после перешли в семейный ужин, наутро нашлись другие дела — все как всегда. Правду говорят — только попадая ненадолго в отчий дом, ты вспоминаешь, почему так радовался, когда в свое время из него сбежал. Все это здорово, но очень уж утомительно.

Отдельно меня опечалило устремление маменьки выбраться на следующей неделе на природу. Точнее — это-то было понятно, чего бы мы тогда по магазинам полдня шастали? Печально было то, что она опять меня с собой надумала прихватить в качестве бесплатной рабочей силы. И не откажешь — мама все-таки, и ехать жутко неохота. И так, по жизни, и из соображений безопасности. Плюс самое главное — ведь замучает она меня там своими советами и рассуждениями.

За то время, пока меня не было, Родька изрядно потрудился. Раздобыв где-то обрезки досок и отыскав в кладовке пластмассовый короб с инструментами, он сварганил нечто вроде ящика, в котором для каждого из купленных мной ингредиентов нашлось свое место. Выглядела его поделка неказисто, но мне все равно она очень понравилась. Позаботился он и о спиртовке с котлом, надраив их до блеска.

Четыре оставшихся белых кристаллика он положил в пустой пузырек из-под «кетонала», который отыскал в аптечке. Пузырек этот был маленький, пузатый и с коричнево-матовым стеклом. Когда я взял его в руку, встряхнул и увидел, как кристаллики крутнулись в нем вокруг своей оси, то снова почувствовал себя настоящим алхимиком. Или отравителем, в сериалах яды всегда в таких пузырьках бывают.

И сразу же вопрос — зачем я его положил в карман того пиджака, в котором хожу на работу? Вот для чего?

Хотя — стоит ли играть с самим собой в поддавки? Да, слаб человек. И я слаб. Так-то, вслух, я говорил себе: «Нет, нет, нет, Сашка, я не стану пускать это в ход. Как можно? Это аморально. Это может принести вред человеку». А внутри, где-то там в душе, очень глубоко, я только того и хотел. Нет-нет, не причинить вред, разумеется. И даже не захомутать какую-нибудь девчулю, в этом как раз ничего такого особенного нет. Девчонки новые, ощущения старые. Возможно, во времена Митрия с этим была серьезная проблема, но в нашем мире все гораздо проще, если у тебя хоть сколько-то подвязан язык.

Важен факт того, что зелье действительно работает. И работает так, как об этом написано в рецепте. Если оно работает, значит можно и нужно двигаться дальше. И для повышения самооценки это будет очень полезно.

Все это вертелось у меня в голове по дороге на работу. Эдакая адская смесь самоуговоров и самоедства. Ну да, возможно кто-то вот так запросто сможет недрогнувшей рукой подмешать какой-то женщине зелья в кружку с кофе. Ну, он герой. Мачо-мэн и все такое. Для меня же определенные этические нормы существуют. Одно дело — споить одногруппницу на вечеринке «Северным сиянием», другое — пустить в ход бытовую магию. Последствия разные. От «ерша» только головная боль, а от этого зелья — фиг знает, что может случиться.

Впрочем, это все были отвлеченные размышления идеалистического характера. Работа есть работа, романы там случаются, хоть и нередко, но для сексуальных экспериментов современный офис подходит только в фильмах с пометкой «для взрослых». Это там есть брутальные директора, секретарши в чулках и проказники-менеджеры обоего пола.

Только по жизни — хрень это все. Нет, на Новый год всякое случается, особенно когда все уже «в хлам», но он и бывает раз в году. И то если куда-нибудь на корпоратив не увезут. Хотя последние два года нас никуда не возят, потому как кризис и режим экономии.

А так — какие эксперименты?

Во-первых, везде висят камеры. Ну может и не везде, но никто точно не знает, где они есть, а где нет. Силуянов запретил своим бойцам просвещать нас, клерков, об их расположении.

Во-вторых — служебные романы не поощряются вообще, по крайней мере явные. Банк — не дом свиданий, мы сюда работать приходим, а не личную жизнь устраивать. Нет, они случаются, люди есть люди, но если подобное происходит, то это следует по возможности держать в тайне. Потому как советами замучают, и сплетнями тоже. Опять же — не всем чужое счастье глаз радует. Есть и те, кому оно его колет. Бывали неприятные прецеденты, я сам тому свидетель.

Да и отдел по работе с персоналом списывать со счетов не стоит. Все помнят, как Оксану Ожешкину выжили из банка, когда она за Сашку-программиста замуж вышла. Мол — не должны муж и жена в одной организации работать. Даже если в разных отделах. Романова постаралась, зараза такая. Она сама на Сашку заглядывалась, это все знали, так что ей этот брак костью в горле встал. А ее начальница Чиненкова всесторонне тогда этому поспособствовала. Ворон ворону глаз не выклюет.

Кстати, Сашка после этого тоже недолго проработал и месяца через три свалил в другой банк. Причем, получив документы и расчет, перед самым уходом из здания подарил Романовой чупа-чупс. На память, надо полагать.

В общем — сидя за столом, я даже сам посмеивался над своими недавними дорожными мыслями. Если это зелье и испытывать, то где-то в другом месте. Не здесь.

Может, в клуб какой сходить?

Монотонная работа и раздумья настолько меня вышибли из реальности, что случилось небывалое — я обед прозевал. На моей памяти подобного вроде как и не было ни разу.

Из транса меня вывела Денисенкова. Она потыкала мне пальцем в плечо и тоном, которым обычно говорят со смертельно больными людьми, спросила:

— Саш, все в порядке?

— А? — посмотрел я на нее.

— Просто времени уже три, — пояснила Ленка, глядя на меня своими добрыми карими глазами. — Ты на обед не пошел, и в туалет с утра ни разу не ходил. И к операционисткам даже не наведался ни разу. У тебя все нормально? Может, случилось чего?

— Вроде нет, — я посмотрел на часы. — Ого, и правда уже сколько натикало. Пойду, пожру.

— Влюбился, — подытожила улыбчивая и высокая Наташка Федотова. — У меня всегда так же бывает. Я в себя уйду — и привет, не дозовешься. Из-за этого как-то муж без ужина даже остался. Котлеты горят, а мне хоть бы хны. Стою, мечтаю…

— Смолин? Влюбился? — фыркнула Галя Боярская из кредитного отдела, которая за каким-то лешим забрела к нам. — Он на такое не способен. Он эгоист.

— Ты, Галка, иди к себе в отдел, и там своих кредитников критикуй, — возмутилась Денисенкова. — Нечего про нашего Смолина гадости говорить. Он, конечно, поганец еще тот, но мы сами его за это нагибать будем. А чужим нечего!

— Правильно-правильно, — поддержала ее Наташка. — Сашка, по крайней мере, зимой брюки в сапоги не заправляет. А ваш Рыжков так с ноября по март ходит!

Посмотрел я на это, послушал, да и пошел себе на цокольный этаж, где у нас находились служебные помещения.

Этот самый цокольный этаж был достаточно просторным, но его львиную долю занимало денежное хранилище, находящееся за семью замками. Причем это не красивый оборот речи, так оно и было на самом деле. Только в большой железной двери, которая закрывала непосредственный вход в хранилище, их имелось четыре, причем два из них открывались специальными составными из двух частей ключами. Плюс кодовый замок, плюс «штурвал» — круглое колесо с фиксатором. Плюс еще две двери — одна с электронным ключом, другая, представляющая собой стальную решетку, с двумя обычными. И это ведь я не все знаю, поскольку формально мне в хранилище делать нечего, не моя это делянка.

Но внутри я все-таки бывал, тогда все, о чем рассказал, и рассмотрел. Как-то раз меня включили в ревизионную комиссию, когда заведующая кассой в отпуск собралась. По идее, я не лучшая персоналия, но все подходящие люди заняты были, вот меня в коридоре и поймали. Времени было жалко, поскольку занятие это не быстрое, там же не только деньги пересчитывают, но и кучу разной другой ерунды, вроде чековых книжек, бланков векселей и закладных кредитных конвертов. Я было попробовал отвертеться, но на мою беду в это время мимо проходил Волконский, наш зампред. Он укоризненно покачал головой, грустно улыбнулся и сказал, чтобы я не артачился особо. Все-таки одно общее дело делаем. Какое у меня общее дело с кассой, я не знал, но спорить не стал. Опять же — нет худа без добра, когда еще на хранилище гляну?

Так вот — как спустишься вниз, то слева будет оно, хранилище, а справа — нечто вроде служебных помещений. Площадь мизерная, но там умудрились уместить несколько платяных шкафов, куда мы вешаем зимой свои пуховики, куртки и шубы (в кабинетах их держать запрещено), комнатушку, которую незаслуженно громко называют столовой, два туалета и еще комната с архивом, которую я никогда открытой не видал. И не только я. Ходят слухи, что там никакого архива и нет, а на самом деле в том кабинете стоят кожаные диваны, огромный бар, в котором самого элитного бухла столько, что хоть залейся, огромный телевизор и даже шест для стриптиза. И открывается эта дверь только в те дни, когда в банк приезжают собственники. Их туда водит предправ, чтобы они ему мозг не насиловали вопросом, почему прибыль такая маленькая.

Самое забавное, что я в это почти верю. Я видел наших собственников и на месте предправа поступал бы точно так же. И, если понадобится, сам крутился бы на этом шесте, во избежание. Серьезные дядьки. Не бандиты, само собой, такое только в кино бывает, но сразу видно — люди с положением. И неслабым. Чихнут — и нет тебя.

Впрочем, им до меня, слава богу, дела нет. Да и с каких бы радостей? Мы с ними из разных миров. Сие не хорошо и не плохо, просто так оно есть. Каждому свое. Мне вот, например, — бутерброды с сыром и ветчиной. Увы, но покупка набора «Домашний травник» пробила небольшую брешь в моем бюджете, потому я решил сегодня воздержаться от бизнес-ланча и прихватил с собой на работу «бутеры». Так сказать, любишь кататься — люби и катайся.

Если честно, думал, что внизу уже никого нет, народ обеденные часы соблюдает свято. Но нет, в столовой обнаружилась та самая Романова, которую я как раз недавно вспоминал. Она сидела за столом и лениво ковыряла вилкой какую-то неаппетитную дребедень, в которой угадывались овощи, сыр, орехи и изюм. Причем это все еще было полито резко пахнущим соусом.

— Привет, — сказал я ей и открыл холодильник. — Как сама?

— Регулярно, — Романова наколола на вилку изюминку. — Время от времени.

Я почесал затылок — моих бутеров не наблюдалось. Точно помню, что клал их вот сюда, между пластиковой помятой коробкой-бутербродницей Лешки Ухлина, начальника программистов, на которой написано «Warning! Заправлено термопастой!», и фольговым кругляшом Рыжкова с неизвестным содержимым. Коробка есть, кругляша нет. И моего пакета тоже нет. Вот что за люди, а? Кто-то сожрал.

Я поворошил просроченные йогурты и разнокалиберные «бутербродницы» на разных полках. Нету. Даже в морозилке нету. У нас такие шуточки практикуются, так что проверить стоило. Сказочное свинство!

— Судя по лицу, ты остался без обеда, — заметила Романова.

— Редкая проницательность, — не без сарказма ответил я.

— Но-но, — помахала вилкой она. — Не зарывайся. Я все-таки заместитель начальника отдела.

Вот любит она «включать» руководителя. Это все знают, за ее спиной над этим смеются, но при этом без особой нужды особо ее все-таки не подкалывают. Навредить она сама не может, руки коротки, но зато может в нужный момент напеть что-то Чиненковой. А вот та, будучи непосредственно начальником отдела по работе с персоналом, жизнь способна испортить будь здоров как. Например, доколебаться до какой-нибудь ерунды, как пьяный до кочерги, и штрафануть тебя процентов на десять от зарплаты. Бывали уже такие прецеденты.

Я все это знал, но горечь утраты и чувство голода были сильнее инстинкта самосохранения.

— Плохо работаете, товарищ начальник, — обвинительно произнес я. — Развели, понимаешь… Продукты в холодильнике оставить нельзя, им сразу ноги приделывают. Раз вас поставили за персоналом бдить, так бдите.

— Разговорчивый ты какой стал, Смолин, — Романова сузила глаза. — Расслабился после того, как Севастьянов приболел? Ты особо не разгуливайся, он сейчас здоровье поправит маленько, и снова за тебя возьмется.

Вот вроде красивая девчонка — глаза голубые, губы пухлые, грудь наличествует. А никто за ней даже спьяну не ухлестывает, хоть она и дает понять на «корпоратах» то одному, то другому из ребят, что не против этого. И мне на двадцатилетии банка тоже глазки строила. Все-таки характер — он накладывает свой отпечаток на внешность человека. Ауру некую.

— Боюсь-боюсь, — буркнул я, закрывая дверь холодильника. — Прямо вот до дрожи в коленях.

Романова что-то хотела мне сказать, но не успела — зазвонил ее телефон. Она погрозила мне пальцем, поднесла аппарат к уху и вышла из помещения. Слышимость по мобильникам здесь была никакая, это знали все.

Не будь я зол как собака, скорее всего я бы не сделал то, что сделал. То есть — не достал бы пузырек и не бросил один кристалл на кусочек сыра. Сыр этот был вроде брынзы, белым, потому кристалл слился с его цветовой гаммой превосходно, в один миг.

Тут как раз вернулась и Романова.

— Гребаный подвал, — сообщила мне она, присаживаясь к столу и кладя на него свой «айфон». — Терпеть его не могу.

— Питайся в кабинете, — посоветовал ей я. — Так сказать — вам везде.

— Смолин, мне правда уже интересно стало, с чего ты так осмелел? — Романова подцепила вилкой тот самый кусочек сыра. — Раньше тише воды был, а тут прямо как прорвало тебя. Не просветишь меня? По-дружески, как коллега коллегу?

И она отправила еду в рот.

Вот интересно, мне когда заветное слово говорить надо? Когда пища в желудок упадет или раньше?

Романова жевала, с неподдельным интересом глядя на меня. Она мне сейчас напоминала работника НКВД из псевдоисторических телесериалов. В них эти бравые ребята тоже сначала добродушно говорили с будущими «врагами народа», кушали или курили папироску, а после добросовестно били их ногами и табуретами. Уж не знаю, сколько в этом правды, но выглядело все именно так.

Тем временем, моя собеседница наконец прожевала пищу и с отвращением посмотрела на то, что осталось в тарелке.

— Невкусно? —утвердительно произнес я.

— Гадость редкая, — подтвердила Романова. — Но надо. Мне диетолог это посоветовала. Я в августе на море собираюсь, надо в форму себя привести.

— Море — это хорошо, — мне оставалось только вздохнуть. — Пальмы, волны и фрукты. Завидую.

— А тебе это только и остается, Смолин, — злорадно сообщила мне Романова. — Отпуска летом тебе не видать, я уж позабочусь. Потому что нечего выпендриваться. Думай, с кем и о чем говоришь.

— Сингулярность, — негромко, но отчетливо произнес я.

Самое забавное, что я и впрямь сейчас был готов ее того… Этого самого. Чтобы ей потом тошно было хоть ненадолго, в аккурат до того момента, пока память не сотрется.

Романова икнула, глядя на меня. Ее зрачки, прямо как в кино, сначала сузились, а потом расшились, фокусируясь, как фотокамера в телефоне.

— Смолин, — грудным голосом, совершенно не похожим на ее обычный, проворковала она. — Сюда иди.

Вот в этот момент я и понял, какую неимоверную глупость я совершил. Эксперимент, эксперимент. А делать-то теперь чего? Не ставить же ее в самом деле враскорячку к стене? Шутить можно сколько угодно, а сделать это здесь и сейчас — даже не бред. Это по-другому называется. Кончились шутки, короче.

— Свет, ты чего? — спросил у нее я, сам не знаю, зачем. И так ведь понятно «чего».

Романова с силой дернула ворот своей синей блузки, пуговицы застучали по полу, и я увидел вполне себе симпатичный кружевной бюстгальтер фиолетового цвета.

— Сюда иди, — потребовала она и рывком поднялась со стула.

Лицо ее покраснело, она тяжело дышала, на лбу выступила испарина.

— Эк тебя забирает, — пробормотал я, отступая к двери.

Она сделала два шага и приперла меня к холодильнику. Ее холодная ладонь легла на мою щеку.

— Саша, — выдохнула она, обдав меня пряным соусным запахом. — Я давно этого хотела.

Мне в голову пришел нелепейший вопрос — хотела именно со мной или хотела вообще? В случае с Романовой второй ответ более правдоподобен.

Ее вторая рука уже дергала мой ремень, выдавая ее не слишком близкое знакомство с данной деталью мужского гардероба. Эдак она его никогда не расстегнет.

Впрочем — мне это и ни к чему.

— Вынужден тебя расстроить, — я понял, что пришло время линять. — Наши желания не совпадают.

Ее этот аргумент совершенно не смутил, она только сильнее наперла на меня, так, что ручка холодильника начала причинять спине серьёзный дискомфорт.

— Ты просто не понимаешь, — просопела она мне в лицо, оставила в покое ремень штанов и уцепилась за галстук. — Нам будет хорошо. Очень хорошо.

— Не уверен, — уже всерьез забеспокоился я, оттолкнул ее, попутно отметив, что грудь у нее, конечно, достойная, и выскочил из столовой.

— Стоять! — в голос взвизгнула она, и я осознал, что она последует за мной, добиваясь своего. Рванет в любую точку банка, включая кабинет предправа, не обращая внимания ни на реакцию окружающих, ни на свой внешний вид. У нее мозги отключились полностью, остались одни инстинкты. Точнее — один инстинкт. Основной, так сказать.

Блин, что же я натворил-то? Какой черт меня под руку толкнул? Теперь и у меня проблем будет выше крыши, у и Романовой. По моей, кстати, милости. Нехорошо получилось.

Лучше бы зелье убеждения сварил. И убедил бы Романову в том, что я молодец.

Выход был только один, и я незамедлительно воспользовался им. Воспользовался и закрылся, щелкнув замком. Все-таки хорошо, что в «цоколе» места так мало и все рядом. В том числе столовая и туалет.

— Саш-ша! — шумно выдохнула за дверью Романова. — Саш-ша, ты куда? Мы созданы друг для друга, Саша. Мне это нужно здесь и сейчас. Открой!

И она бахнула рукой по двери.

Интересно, какой временной промежуток Митрий вложил в слово «быстрое»? Как скоро ее отпустит? Через десять минут? Через двадцать?

А что если пограничным условием является именно тот факт, что девушку непременно надо… Э-э-э-э-э… Ублажить? Что если без этого действие зелья не прекратится?

Может, не мудрить, запустить ее сюда и того самого? Здесь камер точно нет.

— Саша, — судя по звуку, она ударилась о дверь всем телом. — Выходи, скотина! Я хочу! Я так хочу! Бл…ь, открой эту долбаную дверь!

Удар за ударом обрушивались на ненадежную преграду, которая отделяла меня от осатаневшей Романовой.

Нет, хреновая это идея открыть дверь. Вон как ее разобрало. Она мне в порыве страсти, похоже, шею свернуть сможет.

На бумаге все это выглядело незамысловато, а теперь, слыша, что стало с пусть и стервозной, но всегда адекватной Светкой, я начал понимать, что именно заключено в этих зельях, какая мощь и какая сила. И еще то, что если ими пользоваться бездумно, то есть хороший шанс на то, что эта сила повернется против тебя.

Удар! Еще удар! Слов я не слышал, из груди Романовой вырывались сип и свист. И что-то вроде рычания.

Я ощущал себя Шараповым из «Места встречи», в момент, когда горбун скребется под дверью и обещает его зубами загрызть. Кстати — не дам гарантию, что у Романовой нет того же в мыслях.

— Свет, ты чего? — послышался голос Вовки Южакова из казначейства, которого по какой-то надобности занесло на цокольный этаж. В нем в равной степени сочетались веселье и обеспокоенность.

Его можно понять. Сами посудите — на его глазах полуголая Романова из отдела по работе с персоналом, тряся грудями, ломится в туалет. Такое ведь не каждый день увидишь, и о подобном потом еще долго можно на неформальных товарищеских пьянках рассказывать. Но при этом явно что-то нездоровое в этом есть. Как я уже говорил, нервные срывы в нашем деле штука обычная, потому что профессия у нас такая, специфическая, на деньгах же сидим, да еще и на чужих. До дурки никто не доходил, но «психа» люди через одного время от времени дают.

Светка ответила ему длинной нецензурной тирадой и начала долбить в дверь каблуками туфель.

Сквозь град ударов, отдающихся в голове, я услышал щелканье удаляющихся штиблетных подошв. Судя по всему, Вовка сообразил, что дело плохо, и рванул за помощью. Хотя и непонятно пока, за какой именно. Но мне любая сгодится.

Я угадал. Через пару минут у двери, которая начала потрескивать и пошатываться (Светка опять начала биться в нее всем телом), послышались шаги.

— Светлана, что происходит? — это была Чиненкова. Разумно, кого еще сюда вести? Это и проблема по ее профилю, и ее же заместительница.

Вот только лучше бы она этого не делала, поскольку Романова, снова исключительно в нецензурных выражениях, объяснила ей, что именно происходит, кто сидит в туалете и что она сделает со мной, когда проникнет внутрь кабинки.

— Ты в своем уме? — явно опешив, поинтересовалась у нее Чиненкова.

— На зрачки ее посмотри, — посоветовала ей Немирова, которая, оказывается, тоже пришла вниз. — Это наркотики. Не тяжелые, не пугайся. Скорее всего, какой-то возбудитель, я про подобное слышала, когда еще на госслужбе была.

— И что делать? — впервые за все время работы в этом банке, я услышал в голосе стальной Чиненковой растерянность.

— Вязать, — невозмутимо сказала Анна. — Что еще? Ситуация нетипичная, потому и меры надо принимать нестандартные, которые звучат как бред. Вяжем и вон в хранилище ее, в комнату пересчета, пока в себя не придет. Нарушим, конечно, все что можем, но тут важнее избежать огласки. Не дай бог про случившееся станет известно всему коллективу. Что ты на меня так смотришь? Если все про это узнают, не на уровне сплетен, а увидят своими глазами, то эта история непременно просочится в сеть. А оттуда — на новостные сайты. Представь себе заголовки — «Легковозбудимый банк». Или «СКД-банк. Деньги, наркотики, секс».

— Тьфу-тьфу-тьфу, — сплюнула Чиненкова. — Южаков, руки ее держи.

— Как? — в голосе Вовки было безграничное удивление.

— Крепко, — посоветовала ему Немирова. — Намертво. Люсь, вон ее кофта валяется, ей и свяжем. Надо же, всю разодрала. Дорогая ведь, жалко. Южаков, не дергайся. Ты что, женскую грудь не видел?

— Так она меня ей по роже! — явно совсем уже офигевая, выдавил из себя Вовка.

— Ну и радуйся, — невозмутимо ответила ему Анна. — Все удовольствия тебе на работе перепали сегодня, и скандал, и стриптиз. Давай, к стене ее прижми, чтобы не дергалась. Люсь, стукнись в кассу, пусть откроют, а потом к лестнице иди, мало ли кого сюда принесет. Смолин, выходи, ты нам нужен. Да не бойся, мы ее держим.

И в дверь постучали.

Глава четырнадцатая

— Точно держите? — спросил я, спешно доставая из кармана пузырек с кристаллами.

За годы работы в банке я точно усвоил одно — можно выпутаться из практически любого «головняка», при условии, что тебе никто не сунет под нос прямые доказательства твоей вины. Если имеется на «палевном» документе твоя подпись — ты попал. Наговорил лишнего на камеру или диктофон — опять же попал. Нет ничего подобного — все, никто ничего не докажет, даже если ты на самом деле при делах, и это знают все. Свидетели? Ошибаются. Проводка сделана с моего компьютера? Да мало ли кто за него мог сесть. Пароль? А что пароль? Он не только у меня есть, но и у системщиков. Чего сразу я? Нас тут много работает.

Ну да, проблемы все равно могут быть. Например, могут тебя уволить. Но при этом правовыми, скажем так — конституционными методами навесить на тебя всех собак уже не получится. Правда, до сих пор имеют место быть и другие методы, скажем так — силовые, но это совсем уж другая история. Впрочем, как правило они применяются к фигурам покрупнее, чем, например, я.

Тут главное одно — твердо стой на своем. Не знаю, не видел, не я это был. И не вздумай дать слабину. Причем важное условие — не дать ее дважды. Первый раз еще до того, как этот «головняк» грянул, тогда, когда тебе говорят:

— Дружище, тут бояться нечего. Ну да, эта операция на грани закона, но она нужна. Не для нас нужна, для банка. Мы ведь тут делаем одно общее дело, правда? Ну и потом — мы тебя всегда прикроем.

Если ты твердо скажешь «нет» в первый раз, то второго, того что с дознаванием, может и не случиться. Важно помнить, что дело, конечно, общее, но ответственность будет только твоя. И когда тебя будут крутить «безопасники» или менты, то общественность непременно отойдет на второй план, а лично тебе будет очень кисло.

И это касается не только работы в банке. Это применимо к любым жизненным ситуациям.

Ну а если ты все-таки был настолько наивен, что поверил чьим-то словам, то не оплошай хотя бы тогда, когда проверяющие или кто-то посерьезнее пытаются тебя «раскрутить» на откровенность. Улыбайся, делай удивленные глаза и изображай из себя божью корову. Предъявить им тебе нечего, иначе бы они не вели с тобой эти душеспасительные беседы, а сразу распластали, как мясник тушу. Это не кинофильм с тонкой шпионской игрой, если у них на руках козыря — они тянуть не станут.

Если же ты совсем глупый и умудрился наследить в виде подписей или чего похуже — мои тебе соболезнования.

Вот потому оставшиеся три кристалла немедленно отправились в унитаз. Были улики — и нет их. Все, теперь никто ничего доказать не сможет. Я не думаю, что дойдет до обыска, но если вдруг такое случится, мне совершенно ни к чему потом объяснять, что это никакие не наркотики. Тем более, что никто в это и не поверит. Слово уже прозвучало, убедительно и аргументированно, оно было услышано, и обратно Немировой в горло его уже не затолкаешь.

Пузырек я быстренько обтер полой пиджака и отправил в мусорную корзину, стоящую рядом с унитазом. Опять же — теперь докажите, что он мой. Хотя в пустом виде он вообще не доказательство. Здесь у каждого в столе аптечка. Болеутоляющие всех видов, «глицин», «афобазол» — это все наши верные друзья. Куда мы без них…

А вообще — скверно получилось. Очень скверно. Дело даже не в том, что мне теперь в любом случае туго придется, это-то ладно. Прозвучит странно, но мне перед Романовой совестно. Она, понятное дело, стерва та еще, это знают все, включая ее саму. Она этим даже бравирует. Бывало, выпьет на «корпорате», и давай орать, что мы все у нее вот тут. И кулачок свой сжатый нам показывает. Мол, держу я вас крепко, и если что — раздавлю.

И давит. Бывает, что сама, если речь идет о младшем персонале, бывает, что руками Чиненковой. Штрафы, объяснительные, часовые беседы с запугиванием, после которых не имеющие офисной закалки молоденькие операционистки, случается, заявления на увольнение пишут. Матерых сотрудников такими вещами не проймешь, она это знает и к ним не лезет. А вот новеньких любит попрессовать.

Но, даже учитывая это все, мне было муторно. Она сука редкая, это да. Но я-то не совсем еще дрянь человек? По крайней мере, мне хочется в это верить. Не то, чтобы «Не поступай с людьми так, как ты не хотел бы, чтобы поступили с тобой», нет. Просто даже если она такая, то это не значит, что надо с ней поступать так, как я только что. И вообще — злоба плохой советчик, мне это еще мама говорила. И была права.

Ладно, с этим всем потом разберусь, сейчас выкручиваться нужно.

Я сделал лицо поглупее, приоткрыл дверь и опасливо высунул в щель голову.

Картина за ней была та еще.

Южаков припер к стене голую по пояс Романову и сейчас старательно отводил глаза в сторону, стараясь не таращиться на ее грудь. Кстати — очень и очень достойную на вид. Бюстгальтер, как видно сброшенный в порыве страсти, валялся возле двери столовой. И руки у Светки вправду были связаны.

Апокалипсис сегодня, иначе и не скажешь.

Заметив меня, она замычала и дернулась, но уже как-то лениво, дежурно, если можно так сказать. Сдается мне, слабеет действие зелья. Сколько прошло с того момента, как я ей его дал? Минут восемь-десять, где-то так?

— Смолин, я не знала, что ты такой мачо, — вроде бы и в шутку сказала Немирова, но вот только взгляд у нее был такой, что смеяться не хотелось. — Девушки на себе вон одежду рвут, так тебя хотят.

— И на мне тоже, — я поправил галстук, который изрядно скособочился. — Не поверишь — сам поражаюсь своей популярности.

В это время пропищал магнитный замок хранилища и послышался голос Чиненковой, которая что-то объясняла Катерине, чья смена была сегодня. Кассиры — они по неделям у нас работают. Посменно, вахтовым методом. Неделю одна, неделю другая.

Хорошо еще, что завкассой София Сергеевна в отпуске. Если бы баба Софа (так ее называют в народе) нынче трудилась, то все, какая там тайна. Она бы еще столько дополнительных подробностей навертела — только держись. Да таких правдивых, что даже я, непосредственный участник событий, сам бы в них поверил.

Катерина — другое дело. Она совершенно лишена как воображения, так и желания с кем-то общаться в принципе. Она из «цоколя» вообще наверх не вылезает, как с утра запрется в своем хранилище, так только в туалет из него и выходит. Нелюдимая она у нас. Ее так в народе и называют — «дитя подземелья».

— Надо, — донеслось до меня. — Катя, я вообще о чем-то прошу редко, ты же знаешь.

— Не положено, — равнодушно ответила кассир. — Вы же в курсе.

— Под мою ответственность, — раздался голос с лестницы. — Володя, давай, веди эту красавицу в пересчетную. Вы же туда ее хотели определить?

Это был Силуянов. Час от часу не легче.

Значит, все-таки есть тут камеры, в этой части этажа. А говорили, что столовая и туалеты не просматриваются. К кассе-то Романова не подбегала, это точно.

— Туда, — отозвалась Чиненкова. — Вадим Анатольевич, тут что-то непонятное. Аня даже про наркотики упоминала. Я вот думаю…

— Непонятное — это по моей части, — оборвал он ее. — Потому и пришел. Людмила Петровна, давайте решать проблемы последовательно, хорошо? Сначала надо вот эту красавицу изолировать, чтобы лишние слухи на корню пресечь, а потом уже разбираться будем, что тут к чему.

Романова к тому времени совсем уже обмякла, перестала страстно мычать и дергаться, глядя на меня, только глазами хлопала да судорожно сглатывала слюну.

Очень это кстати, что ее сейчас в «пересчетке» закроют. Как зелье действовать закончит, так у нее память о произошедшем исчезнет вовсе. Во-первых — она забудет странное слово «сингулярность». Силуянов вряд ли разбирается в травничестве, но зато он бывший чекист и слышал о нейролингвистическом программировании. То есть в курсе, что такое слова-активаторы. Кстати — забавно, что-то общее между этими вещами есть. Вековая пропасть, а смотри-ка ты. И не верь потом в то, что ничего нового под луной не бывает.

Во-вторых — наркотики так не действуют. Человек все равно что-то помнить обязан. А она забудет все. Надеюсь, что все.

Ну и ей самой так лучше будет. Странно, но сейчас мне ее совсем жалко почему-то стало.

Хотя тут впору себя жалеть. Предъявить мне нечего, но в этом и необходимости особой нет, сор на уровень органов правопорядка из избы так и так выносить не станут. Да что органов — эта история даже до руководства не дойдет. А если и дойдет, то в виде слухов и сплетен, не более того.

А вот меня раскатать в блин, на предмет увольнения, эта дружная компания может запросто. Кристаллы я сбросил, так что козыря у них не будет, но нет такого руководства средней руки, которое не могло бы создать для сотрудника невыносимые условия существования. Все эти страшилки, вроде «мы тебя уволим по статье» действуют только все на тех же девочек-припевочек первого года работы, опытный сотрудник только похихикает, слушая подобное. Уволить сотрудника «по статье» — задача хоть и выполнимая, но очень, очень многотрудная. В «Трудовом кодексе» не такой уж очень большой список этих самых статей, и если у человека есть хоть пара извилин, он под них не подставится. А моделировать ситуацию искусственно — себе дороже выйдет. Трудовая инспекция сейчас большую силу взяла, одно письмо — и жизни организации не будет, замордуют проверками. Раньше, во времена «дикого» капитализма, говорят, людей вышибали с работы запросто. А теперь — фигушки.

Так что с тем, кого хотят уволить, проще договориться. Или, повторюсь, создать такие условия, чтобы он сам сбежал. И речь не про атмосферу нетерпимости в коллективе, а кое о чем похуже. Фиксирование мельчайших нарушений трудовой дисциплины с написанием объяснительных записок по каждому случаю, сваливание на сотрудника всей возможной работы по его отделу, постоянные удары рублем в максимально допустимых пределах — там много инструментов. В таком аду жить долго не получится, даже если ты мазохист и любишь, чтобы тебе было плохо и больно.

Тем временем Силуянов отодвинул Вовку и перехватил у него непонимающе смотрящую по сторонам Романову.

— Пиджак свой дай, — сказал он Южакову. — Сам не догадался ее прикрыть? Хотя, о чем я…

Вовка стянул с плеч пиджак и протянул его безопаснику. Тот, придерживая одной рукой еле трепыхающуюся Романову, достал из его нагрудного кармана карточку-пропуск и протянул Южакову, невесело при этом вздохнув, мол: «Эх, молодежь».

— Забыл, — шаркнул ногой Вовка — Виноват.

— Ступай отсюда, — велел ему Силуянов. — О том, что видел — забудь. Сам знаешь, что случится, если пойдут разговоры на эту тему.

— Знаю, — покладисто ответил Южаков. — Не дурак. Так я пошел?

— Сказал же — вали, — буркнул безопасник. — Пиджак потом вон в том шкафу заберешь, перед тем, как домой идти.

Вовка понятливо кивнул и потопал к лестнице.

— Тоже пойду, — сказал я Силуянову. — Поесть не получилось, так хоть поработаю.

— И не думай даже, — без угрозы, но довольно жестко сказал он мне. — С тобой отдельный разговор будет.

Но стоило же попытаться, правда? Жалко, что не получилось.

Романову отвели в кассу пересчета, и через пару минут у дверей столовой собралась теплая компания — начальник юридического отдела, начальник службы безопасности, начальник отдела по работе с персоналом и я. Однако, силы изначально неравны. Их трое — я один.

— К кому пойдем? — деловито спросил Силуянов.

— Ко мне, — тут же сказала Чиненкова. — У Ани вечно народ толчется, у тебя тоже постоянно кто-то шастает. А у меня тихо, спокойно, никто не помешает побеседовать о произошедшем. Смолин, ты идешь с нами.

— Всегда готов, — не стал возражать я. — Хотя и не понимаю, накой я вам сдался. Ну сорвало башню у Романовой, бывает. У нас работа вредная, с любым может такое случиться. По поводу огласки можете даже не беспокоиться — ничего не видел, ничего не слышал, ничего не знаю.

Чиненкова посмотрела на Силуянова, и сделала некое движение бровями, которое можно было расценить как: «Меня устраивает этот вариант».

— Это само собой, — нехорошо улыбнулся безопасник. — Просто как-то странно это все. Так что, мил дружок, ты все-таки идешь с нами. Да, чуть не забыл.

Силуянов скрылся в той самой кабинке туалета, где я пережидал штурм осатаневшей Светланы, и вышел из нее меньше чем через минуту, держа в пальцах пузырек темного стекла. Мой пузырек.

— Лежал в корзине, — сообщил он нам. — Смолин, это ведь твое?

— Не-а, — равнодушно ответил я. — Это ж «кетонал». Мне «цитрамон» привычней. И потом — его купить легче. Что «кетонал», что «кеторол» сейчас в какие-то там списки наркоманские занесли, их не в любой аптеке продадут.

— Ладно, — согласился со мной Силуянов, достал платок, завернул в него пузырек и положил в карман пиджака. Вот змей. За горлышко держал, стенок не касался. Ясно зачем, гадать не приходится. — Ну, пошли, что ли? Людмила Петровна, ты Катю предупредила о том, чтобы она нас вызвала, когда Романова в себя придет?

— Естественно, — кивнула Чиненкова и направилась к лестнице. За ней двинулись и мы.

Народ наверху уже догадался, что внизу что-то произошло, это было заметно по тем взглядам, которыми нас провожали. Хотя — как тут не догадаться? Сначала снизу раздавались какие-то крики, которые нельзя было не услышать, потом туда проследовали не последние люди в банке. Поднялся же наверх пока только один Южаков, причем без пиджака. Понятное дело, что всем теперь жутко интересно, что там случилось, но при этом никто в открытую этого не покажет. Себе дороже может выйти.

Еще один геморрой на мою задницу. Теперь еще и вопросами замучают, как Пол Пот КампУчию. Мой отец так говорит в подобных случаях. Не знаю, кто такой Пол Пот, все никак руки не дойдут посмотреть в сети, но звучит красиво.

В кабинете Чиненковой Силуянов первым делом взял стул, стоявший у стены, поставил его в центр и сказал:

— Присаживайся, Смолин. И начинай рассказ.

— Хорошо, — я обвел взглядом присутствующих, улыбнулся и произнес: — Зовусь я Ишмаэль. Несколько лет тому назад…

— Саша, вот зачем этот цирк? — мягко спросила у меня Немирова. — Мы все люди образованные, Мелвилла читали. Ты же понимаешь, что мы хотим от тебя услышать?

По лицу Чиненковой я понял, что про Мелвилла она не слышала, хотя кивала вполне убедительно.

— Не понимаю, Анна Сергеевна, — развел руками я. — Правда не понимаю. Вы же сами все видели. Романова с катушек слетела — вот и все, что я могу сказать.

— Все бы ничего, Смолин, да вот только как-то очень она внезапно это сделала, — Силуянов встал напротив меня, опершись задом о стол Чиненковой. — Я в камеру все видел, как раз на «цоколь» смотрел. Она поговорила по телефону, вошла в столовую, а уже через пару минут бежала за тобой, тряся грудями. Как такое возможно? С ума так не сходят. С него вообще просто так не сходят, тут нужно или врожденное заболевание, или сильное душевное потрясение, или совокупность ряда факторов, вроде алкоголизма и жизненной неустроенности. Ничего подобного за Романовой сроду не водилось, мне ли не знать?

— Ну душевные потрясения в личное дело не подошьешь, — резонно заметила Чиненкова.

— У Романовой? — Силуянов хохотнул. — Людмила Петровна, окстись. Светка по природе своей людоед. Она людей пережевывает так, что только косточки хрустят. Твоя же школа. Откуда у нее нервному срыву взяться?

— Скажешь тоже — людоед, — Чиненкова поправила прическу и бросила косой взгляд на безопасника. — Просто работу свою делает хорошо. Мы, Вадим, с персоналом работаем, а это не сахар. У всех же гонор, характер, все умные стали, юридически подкованные.

— Дико извиняюсь, — поднял руку я. — Может, мы со мной закончим, и я пойду? Работа стоит.

— Ничего, — отмахнулся Силуянов. — Подождет твоя работа. К платежам ты отношения не имеешь, а остальное все не слишком экстренно. Ань, я ведь все верно сказал?

— Возможно, — отозвалась Немирова. — Я не очень хорошо работу «фронта» знаю. Но ежедневный отчет уже ушел, это точно. Да и не Смолин его отправляет.

Печально. Опять не получилось.

— Вернемся к нашим баранам, — безопасник заложил большие пальцы рук за ремень. — Итак — душевная хворь исключается. Что же тогда так взбудоражило Романову? Анна Сергеевна, не повторишь то слово, что ты сказала внизу? На букву «нэ» которое.

Что за театральность, а? Клоун, а не безопасник. Тарапунька хренов.

— Наркотики, — выполнила его просьбу Немирова. — Я сразу об этом подумала. Но тут не сходится как раз по той причине, что вы назвали, Вадим Анатольевич. Слишком мало времени для того, чтобы они подействовали. Две минуты — это очень немного. Плюс она уже раздета была, то есть по факту и того меньше выходит.

— Ань, ты просто не в курсе, — немного покровительственно сообщил ей Силуянов. — Я еще по «конторе» помню описания действия некоторых психотропов. Это очень похоже на то, что внизу было.

— Да, но где Смолин такое добыть смог? — резонно заметила Чиненкова. — Он у нас работает, а не там, где вы раньше служили. Это же наверняка закрытые препараты, их в аптеке не купишь. И не в аптеке тоже.

— Вот-вот, — добавил я. — В ней, как я говорил, «кетонол»-то не продают. Но даже не это главное.

— А что главное? — живо спросил у меня Силуянов.

— Зачем мне Романовой такое скармливать? — строил линию защиты я. — Ей-то накой? Все знают, что она и так… Я извиняюсь, конечно, но мы тут все взрослые люди. Так вот — все знают, что к ней ключик интимного характера подобрать несложно. Вот то есть совсем. Только это никому не нужно, потом проблем не оберешься. Про Матвея все помнят.

— Есть такое, — признала Чиненкова, и Немирова тоже согласно кивнула.

История с Матвеем — она еще до меня случилась. Он работал инкассатором, говорят, был парнем веселым и заводным, и как-то раз с Романовой переспал. Ну подвернулась возможность, Матвей ее и не упустил. А на утро брякнул, что, мол, «было весело, надо как-нибудь повторить».

Романову категорически не устроил этот вариант, не хотелось ей быть девочкой на одну ночь, о чем она Матвею сразу сообщила, но тот только посмеялся.

А через месяц уволился, так она его достала своими упреками, угрозами, подставами и интригами.

— Понимаю, если бы такое с Сомовой проделать, — я мечтательно закатил глаза под лоб, причем непритворно. Так на Машу Сомову из казначейства реагировали вообще почти все мужики из нашего банка. Исключительной красоты девушка. И таких же принципов. — К ней не то что на кривой козе не подъедешь, к ней и на «бентли» не подкатишь. Но Романова? Да еще и на работе? Я что, настолько похож на идиота?

Чиненкову мои слова явно убедили, это было видно по ее лицу. Точнее — то, что я сказал, совпало с тем, что она сама думала. Что было на уме у Немировой — фиг знает. Она юрист высшей категории, потому никто не скажет, что именно она думает в настоящий момент. Силуянов же никак не унимался.

— То-то и оно, что не похож, — сказал он, морщась. — Видишь ли, Смолин, я доверяю своей интуиции, а она мне просто-таки орет, что это дело твоих рук. Доказательств нет. Пока нет. Но если они найдутся, то я тебя не просто уволю. Я тебе небо в алмазах устрою.

Он встал, прошелся по кабинету и рявкнул:

— Личные вещи на стол. Все! Карманы выворачивай!

— Вадим Анатольевич, перегибаете палку, — негромко сказала Немирова. — И сильно.

— А ничего, — сообщил я присутствующим и встал со стула. — Ничего. Я покажу, что у меня в карманах, пусть его. Я давно привык к тому, что Вадим Анатольевич неровно ко мне дышит, видимо, тут что-то личное.

Последнее можно было и не говорить, но я решил, что кашу маслом не испортишь. И не испортил. Видели бы вы лицо Силуянова, его аж перекосило. Но — я же не хамил? Какие тут могут быть претензии?

Естественно, в карманах у меня ничего такого не обнаружилось.

— Все? — кротко спросил я. — Можно идти на рабочее место?

— Пусть идет, — сказал Чиненковой Силуянов. — А мы дождемся, пока Романова в себя придет, послушаем, что она расскажет. И, если что, продолжим с ним беседу.

Ну да. А еще пузырек сдай на экспертизу. Толку от этого, правда, не будет, но ты потешь себя надеждой. Эх, сейчас бы наслать на тебя порчу какую, но нельзя. Да и не факт, что получится. Тогда-то я зол был, а сейчас такого и рядом нет. Ничего, я подожду, и через недельку попробую это сделать. Книгу почитаю, может, там написано, как без злобы на человека хворь напустить.

— Иди, — барским жестом отпустила меня Чиненкова. — И помни — ни слова о том, что видел.

Я изобразил жест, будто закрываю рот на замок и выкидываю ключ.

— И я пойду, — встала со стула Немирова. — Думаю, мое присутствие тут необязательно.

К моему удивлению, Силуянов мне на прощание не сказал ничего голливудского, вроде «Я слежу за тобой». Стареет, бедолага. Не тот уже стал. А может, расстроился, что меня не прихватил.

Нет, правда, вот чего он ко мне привязался? Понять бы…

Немирова молчала, и пока мы шли по коридору, и потом, на лестнице. И только на первом этаже, когда ей надо было свернуть к своему кабинету, она произнесла:

— Знаешь, в чем именно просчитался Силуянов? Где слабое место в его логических выкладках?

— В чем? — заинтересовался я.

— Он думает так, как его учили. Материалистически, — Немирова говорила очень тихо, я еле разбирал ее слова. — Он реалист до мозга костей, как и все служаки, что действующие, что отставные. И он даже допустить не может, что кроме психотропов есть и другие способы, как заставить человека творить совершенно невозможные для него вещи. Например — заставить женщину раздеться и изображать из себя вакханку.

А ведь она поняла все с самого начала. Поняла — и молчала. Более того — первой произнесла слово «наркотики», за которое ухватились остальные, а после сама разнесла эту теорию в пух и прах. То есть, по факту, — помогла мне. Сознательно помогла.

Вопрос — зачем?

— Саша, я прошу об одном, — Немировой явно тяжело давались эти слова. — Ни я, ни мои сотрудницы… Пусть нас это никак не коснется. Весь банк меня не интересует, но мой отдел — очень. Не надо, хорошо?

— Я совершенно не понимаю, о чем вы говорите, Анна Сергеевна, но даю вам слово — ни вас, ни ваших девчонок я никогда ничем не обижу, — мне даже врать не пришлось во второй части фразы. — И вообще не понимаю — с чего вы взяли, что подобное мне в голову придет? Мы друзья.

— Поклянись солнцем мертвых, что не будешь нам вредить, — внезапно потребовала она.

— Чем? — теперь уже совершенно искренне удивился я.

— Саша, это все, о чем я прошу, — Немирова была очень напряжена. — В обмен обещаю — ты всегда можешь рассчитывать на мою поддержку.

— Чушь какая-то, — вздохнул я, поднял правую руку и произнес: — Клянусь солнцем мертвых, что не стану вредить ни вам, Анна Сергеевна, ни вашим подчиненным. При условии, разумеется, что и вы с вашими коллегами не станете мне вредить каким-либо образом.

Последнюю фразу я добавил на всякий случай. Мало ли как оно повернется? Надо себе лазейку всегда оставлять.

— Спасибо, — выдохнула она. — Ты правда не знаешь, что такое солнце мертвых?

— Нет, — я пожал плечами. — Откуда?

Она ничего мне не сказала, только снова вздохнула и пошла к своему кабинету.

Интересно, как и в чем она соприкоснулась с тем миром, который сейчас плотно входит в мою жизнь? Не знаю. Но это столкновение явно ее здорово напугало, если она так реагирует на происходящее. Я раньше об этом только догадывался, а теперь уверен на все сто. Надо будет у Нифонтова спросить, может, он в курсе?

Клятва же, которую я дал, меня вовсе не беспокоила. Я действительно дружу с юристами и не вижу смысла им как-то вредить. Да я вообще никому не собираюсь делать зла. Зачем? Ну, разве на Силуянова какую потешную хворь напущу, если узнаю, как. Хорошо бы венерического характера, чтобы ему жена последние волосы выдрала. А после отругала за то, что он опять со мной связался. Кстати — вот зря он все-таки ее не послушал.

Да и потом — слово не бумага, как его дал, так и обратно взял.

Что приятно — до конца дня меня ни Силуянов, ни Чиненкова больше не побеспокоили. Выходит, опять Митрий меня не подвел, ничего связного им Романова рассказать не смогла, потому что ничего не помнила. А ведь она очухалась, это точно. Мне Федотова рассказала, что видела на перекуре, как ее в машину нашу служебную усаживали, закутанную в какой-то плащ, и при этом Светка убеждала провожающую ее Чиненкову, что чувствует себя вполне нормально.

Впрочем, баланс все равно был соблюден. Безопасность меня не беспокоила, зато плотным кольцом внимания окружили коллеги, которым позарез надо было знать, что же случилось в цоколе. Девочки из моего отдела буровили меня взглядами и грозно сопели. Любопытные Варвары из других подразделений приходили к нам в гости за скрепками, чаем, сахаром и скотчем, а после описывали вокруг меня круги, словно акулы. Исключение составил только юридический отдел. Оттуда так никто и не заявился.

Но я был стоек, как оловянный солдатик. Гроза прошла стороной, но не стоит испытывать терпение громовержца. Лучше помолчу. Спокойней жить буду.

А вообще глупо все вышло, по-дурацки. Сам себе проблему создал, сам ее и решил. В чем выгода? В чем смысл?

Разве только в том, что я выводы правильные из этой истории сделал. Это все совсем не игрушки, и использовать силу, доставшуюся мне, надо только очень хорошо подумав. Еще утром это были только слова, вроде тех, что дети говорят мамам перед школой, обещая вести себя хорошо и не собираясь ничего такого делать. У меня же теперь просто слова превратились в точное понимание данного момента.

И Вавила Силыч такие мои мысли одобрил, когда я вечером ему их изложил. Он, как всегда, заглянул ко мне на чай, у нас это стало традицией.

— Молодец, Александр, — похвалил он меня. — Не тот умный, кто знает много, тот умный, кто из своих ошибок выводы делает. Слышишь, Родион? Бери с хозяина пример. Сколько раз уже воду забывал выключать, а? Счетчик-то крутится, копеечки-то позвякивают.

Родька ничего на это не ответил, но было видно, что реплика про копеечки его задела. Был он скуповат, я это давно приметил.

— Вавила Силыч, — спросил я у домового. — А что за солнце мертвых такое? И почему им клянутся?

Хотел я в сети глянуть ответ на этот вопрос, да забыл. И потом — там толкований десяток может быть. Здесь же — первоисточник.

— Неужто не знаешь? — изумился подъездный. — Так вон оно, солнце мертвых, в окно светит.

И он показал на кругляш луны, сияющий над соседним домом.

— Для людей солнце это все, — продолжил он. — Хлеб насущный, радость, тепло. Их время — день, он для жизни. А ночь — для сна. Люди вообще боятся ночи и темноты, просто это умело скрывают. У нас же все наоборот. Ночь — наше время. Мое, твое, ведьм, упырей, колдунов. Ну и покойников, понятное дело, тех, что лежать спокойно после смерти не желают. И луна — наше светило. Мы под ним родились и под ним живем.

— Так мы не мертвы, — возразил ему я.

— Как посмотреть, — отхлебнул чаю Вавила Силыч. — Начнем с того, что не все мы живые. Упыри, гули или обитатели кладбищ — они давно померли. Что до остальных… В нас не верят. Нас нет. Мы персонажи книг и фильмов, то есть, по сути, мы все-таки мертвы. Тот, в кого не верят — он не жив. Его все равно что нет.

— Резонно, — согласился с ним я.

— Что до клятвы — тут все серьезно, — посуровел подъездный. — Коли Луну привлек в свидетели — не нарушай данного тобой обещания. Я слышал про тех, кто не сдержал слово, порукой которому было солнце мертвых. Они умерли очень скверно. И, если тебя интересует мое мнение, — такую клятву лучше вовсе не давать. Себе дороже может выйти.

— И снова согласен, — я подлил подъездному в чашку кипятку. — Теперь десять раз подумаю, прежде чем брать Луну в свидетели.

— А что, хозяин, — подал голос Родька. — Теперь все, мы зелья варить не станем?

Я не стал скрывать от них того, что случилось сегодня днем. Уж кто-кто, а они-то никому ничего не расскажут. Некому просто.

— С чего бы? — я даже как-то обиделся. — Наоборот, у меня интерес прорезался. Просто мы с тобой больше не станем делать зелья, которые на людях надо испытывать. Мы с тобой другим займемся.

— Чем? — обрадовался Родька. — Чем другим?

Я сходил в прихожую и принес свой «Самсонайт», из которого достал пяток гвоздей-«соток», которые купил в хозяйственном магазине по дороге домой.

— С детства клад мечтаю найти, — сказал я своим собеседникам. — Так что этим рецептом и займемся со среды. Травы я уже заказал, завтра их привезут, авось к субботе чего и получится. Я к родителям на дачу собрался, там испытания проведу. В городе фиг чего найдешь, а там — кто знает?

— Клады, говоришь? — Вавила Силыч с сомнением покачал головой. — Ну-ну.

Глава пятнадцатая

Ради правды следует сказать, что с гвоздем, который по рецепту Митрия должен был служить инструментом для поиска кладов, мне пришлось изрядно помучаться. Если верить русской народной пословице, то первый блин всегда выходит комом. У меня все получилось ровно наоборот. Приворотное зелье я сделал запросто, с первого захода, а вот этот гвоздь… Ну вот никак он не хотел приобретать необходимые свойства. И еще неизвестно — приобрел в результате или нет. Визуально — да, к пятнице мы с Родькой наконец добились того, что результат наконец-то совпал с описанием, данным в книге, но что до содержания — тут фиг знает.

Если верить записям, верхняя половина этого самого гвоздя должна была стать серебряной, а нижняя, та, что острие, — золотой. Не в прямом смысле, разумеется, а окраситься в эти цвета. Ну оно и понятно. Если бы Митрий нашел способ железо в золото или серебро превращать, то ему бы смысла не было клады искать, ему бы и так хорошо было. И мне сейчас тоже. Можно было бы на работу не ходить.

Так вот — десяток гвоздей мы загубили, прежде чем из мутной жижи явился на свет практически эталонный экземпляр, двухцветный, как карандаш. Все как было написано — шляпка и то, что под ней, светлое, а низ блекло-желтый.

У меня прямо в душе птицы запели. Я, если честно, даже начал подумывать плюнуть на это дело, особенно после того, как один из гвоздей превратился в ржавчину прямо у меня в руке. Чем я потом весь вечер ее только не тер — и мылом, и пемзой, и даже кухонными моющими средствами — все без толку. Она въелась в нее намертво, и только к сегодняшнему дню начала сходить. Жутко дискомфортная история вышла, и на работе девчонки на мою руку нехорошо косились.

— Красиво, — Родька даже причмокнул, глядя на результат наших трудов.

— Что да, то да, — я повертел гвоздь в руках. — Но не это главное, вопрос в другом — он работает или нет?

Если верить все тому же Митрию, технология использования этого гвоздя была проста. Надо было зажать его в ладони и неторопливо ходить по тем местам, которые ты считал перспективными в плане поисков сокрытых в земле сокровищ. Если гвоздь дернется в руке верхним концом, тем, где шляпка — серебро где-то рядом. Если острием — золото. Чем ближе к кладу, тем сильней он будет шебуршиться в руке. Найдя точку наибольшей активности, подбрасываешь его вверх, сказав при этом: «Небо да земля, укажите, где казна». Где гвоздь в землю воткнется, там и копай. В общем — эдакий старорусский примитивный металлоискатель.

Подумав маленько, я сбегал в комнату и взял из шкафа свое обручальное кольцо. В свое время после развода я выбрасывать его не стал, рассудив, что это не слишком разумно. Может, я в старости из него себе зуб золотой сделаю?

Положив кольцо на стол, я зажал в руке гвоздь и вытянул ее вперед.

Никакого эффекта.

— Так оно в земле не укрыто, — резонно заметил Родька. — Стало быть — не клад.

— Разумно, — согласился с ним я, и подошел к подоконнику, на котором у меня стоял горшок с денежным деревом. Оно у меня от Светки осталось. Была еще герань, но она окочурилась от хронического неполива, забывал я за растениями ухаживать. Не из вредности, просто по жизни. Так вот — герань сдохла, а денежное дерево выжило. Крепкое оказалось, волевое.

Я прикопал кольцо в земле и повторил эксперимент. Результат тот же — ничего.

— Дурака валяете, — послышался голос Вавилы Силыча откуда-то сверху, судя по всему — из вентиляционной шахты. — Александр, это же твое кольцо. Стало быть, хоть куда его суй, оно кладом для тебя не станет. Клад — это чужое, которое ты хочешь сделать своим. Вот ежели ты это кольцо зароешь, а гвоздь кому другому отдашь, то он его, может, и найдет.

Я сел на табуретку и задумался. Опять же, все верно сказано. Значит — только полевые испытания могут дать тот или иной результат.

— Послушай меня, — голос подъездного раздался уже из-за холодильника, а после появился и он сам. — Не связывался бы ты с кладами, нет в них ничего хорошего. А особенно в тех, что старые, давно в землю положенные. Кто знает, что там за злато-серебро лежит, кто его закапывал, как оно к этому человеку в руки попало? Добро, если его купчина положил, чтобы сберечь. А если нет? Если лихой человек, и пришло оно к нему через смертоубийство? Опять же — закладные клады есть, на кровь запечатанные. Ты его возьмешь, а за тобой потом мертвяк начнет шататься, его сторож. И пока тебя со света не сживет, не успокоится. Это у вас в кино все хорошо получается — нашел котелок с монетами и богатеньким стал. На деле все не так легко выходит.

— Вавила Силыч, да мне не золото важно, — попытался успокоить его я. — Мне интересно понять — работает эта штука или нет.

— Не слышишь ты меня, — печально констатировал подъездный. — С тем зельем не послушал, и теперь не желаешь. Не получится тут только попробовать и все. Добро, если ты не найдешь ничего, но если повезет, то не остановишься, пока клад не возьмешь. Ты, Александр, человек, а люди до золота да серебра жадные, не переделаешь вас. А с кладом тем ты и все его горести себе заберешь.

— Заговоры есть, — подал голос Родька. — Специальные, с которыми клады забирать надо, чтобы зло оставить там, где они лежали. Я как-то раз его слышал от того хозяина, что был до того хозяина, за которым был Захар Петрович. Давно, в общем. Вышло так, что нам деньги нужны были очень, вот он клад и взял в дубовой роще. Старый был клад, на коня заговоренный.

— На коня? — не понял я.

— Когда его клали в землю, то на том месте коня убили и кровью его сокрытое полили, — пояснил Вавила Силыч. — Он с того момента его стражем стал. Хозяина не тронет, а любого другого в могилу свести сможет.

— Верно-верно, — подтвердил Родька. — Так вот хозяин его душу сначала заговором связал, чтобы он сразу из ямы не выбрался, а после другим заговором ее отпустил. И только потом все себе забрал.

— Как же все непросто, — запечалился я. — Казалось бы — нашел клад, выкапывай его да забирай. Нет, и тут намудрили со своим фольклором.

— А ты как думал? — по-моему, даже обиделся Вавила Силыч. — Что-то из ничего не возникает. Это мудрость, Александр, вековая мудрость, а никакой не фольклор. И память. Раньше всякий мальчишка про это знал, потому как с детства ему отец да дед про это рассказывали, а он потом про то же своим детям говорил, и внукам. А вы беспамятные… Живете как бабочки-однодневки, и знать ничего не желаете.

Он замолчал, уставившись в пол.

— Да я ничего такого, — мне стало неловко перед подъездным за нас, горожан, покона не ведающих. — Я же тебя слушаю, просто…

— А-а-а-а! — отмахнулся тот. — Пока сам не обожжешься, все равно не поймешь. Вон с тем-то зельем как вышло? Добро еще, что все на службе обошлось.

Это да. Вроде обошлось. Ни Чиненкова, ни даже Силуянов меня не дергали, что же до прочих соратников, то они уже на следующий день забыли о том, что накануне в цоколе что-то происходило, поскольку нашлась новая животрепещущая тема для обсуждения на перекурах и перекусах. Жанка Слепнева умудрилась раздолбать передок своего «ниссана», который только на той неделе купила в кредит, и этот факт требовал всестороннего рассмотрения.

Что до Романовой — она вышла на работу как ни в чем не бывало и, похоже, на самом деле ничего не помнила. По крайней мере, когда я столкнулся с ней на лестнице, неприязни в ее взгляде было ровно столько же, сколько и всегда, не больше и не меньше.

Сдается мне, что ей так и не объяснили причину, по которой она очухалась в «пересчетке» в полуобнаженном виде, списав все на нервный срыв, и не стали упоминать про африканские страсти ко мне, что очень хорошо. Было и прошло, забыли.

Нифонтову, с которым я созвонился в четверг, я тоже про свои любовные похождения рассказывать не стал. А зачем? Но зато спросил про Немирову, сославшись, правда, на то, что она странновато на меня поглядывает после его визита в банк.

— Не бери в голову, — посоветовал он мне. — В любом случае неприятностей тебе от нее ждать не следует.

— Что-то она знает такое, — пояснил я. — И про вас, и про меня.

— Про тебя — вряд ли, — помолчав, сказал Николай. — А про нас — знает кое-что. Я еще тогда у шефа спросил про нее, так он ответил, что лет пять назад была некая история, в которой ваша Немирова оказалась замешана. Тогда она и столкнулась с нашими сотрудниками. Да и не только с ними. Герман эту бедолагу в последний момент из одного подвала вытащил, где ее чуть в жертву не принесли. Собственно, она после этого из Системы и ушла на коммерческие хлеба.

— А Герман — один из ваших? — уточнил я.

— Да, — Нифонтов помолчал. — Был. Он погиб два года назад. Ладно, не суть. Как у тебя?

— Ровно, — бодро ответил я. — Ничего не происходит. Читаю книгу, вечером по улицам не шляюсь. Правда, на выходных к родителям на дачу собираюсь. Ну как собираюсь? В приказном порядке. Мама — это страшная сила.

— Это да. У самого то же самое по весне и по осени, — подтвердил Николай. — Хотя, как по мне, лучше все-таки воздержаться. Город есть город.

— У моих стариков дача по «Калужке», — объяснил я. — Это и есть город. Туда Москву расширили, так что у них теперь две московские прописки. Там полноценный СНТ, охрана на въезде, фонари на всех перекрестках и облако пахнущего шашлыком дыма над домами. Понимаю, что это все не защита, но такого как в Лозовке там по определению быть не может, как мне кажется.

— Ну да, в таких местах мало кто шалить станет, — признал мои доводы разумными Нифонтов. — Все и всё на виду, потому что все всегда поглядывают за соседские заборы. Только если какая совсем дикая тварь из дикого леса забредет. Да и то вряд ли. Но ты мне все равно скинь точные координаты «смской». На всякий случай. И нож не забудь.

— Само собой, — заверил его я. — Будь уверен.

В субботу, рано-рано утром, я собрал рюкзак, на самое дно его положил нож в ножнах и гвоздь, завернутый в носовой платок, потрепал Родьку по мохнатой голове и сказал Вавиле Силычу, пришедшему меня проводить:

— Меня до завтрашнего вечера не будет, так ты присмотри за ним.

— Не сомневайся, — солидно ответил подъездный. — Без дела не останется. Я его с собой на охоту нынче вечером возьму.

— Куда? — изумился я.

— На охоту, — повторил подъездный. — Мы сегодня всем обчеством удава ловить будем.

— Какого удава? — совсем уже опешил я.

— Ты Влада знаешь? — ответил вопросом на вопрос Вавила Силыч. — Чудного, из второго подъезда?

Влада я знал. Ну как знал? Видел. Он был из непризнанных художников, считал себя гением, ходил в колоритной одежде, вроде пестрого пончо или зеленого пиджака на голое тело, и неустанно экспериментировал с прической. В последний раз, когда я с ним столкнулся на улице, его голова была наполовину обрита, оставшиеся же волосы были выкрашены в пурпурный цвет. Общественность в виде старушек у подъездов его осуждала, дети обожали, видя в нем героя из японских мультсериалов, а остальным, вроде меня, было пофигу. В нашем мире всякий сходит с ума по-своему.

— Так вот, — верно расценил мое молчание подъездный. — Он себе года три назад удава завел. Пока тот был маленький, Влад ему радовался. А по весне эта тварюга его чуть не задушила ночью с голодухи. Чудной тогда в запой ушел, не до кормежки удава ему было. Как тот его душить начал, он маленько протрезвел, на него обиделся, да и сбросил эту гадину с балкона вниз.

— Жесть какая, — проникся я. — Жалко животину. Лучше бы в зоопарк сдал. Или в цирк.

— Жалко ему, — проворчал Вавила Силыч. — Да этого удава ломом не убьешь. Он на газон у подъезда упал, полежал немного, очухался и в подвал уполз. А чего ему? Там тепло, сыро. И кормежка есть — мыши. Мы сначала радовались, когда он их всех сожрал. Потом пару крыс придавил, что сдуру в наши края забрели. Но это еще ничего. На той неделе он кошака схарчил, который у профессора из пятого подъезда жил. Домашний этот кошак был, вот в подвал и полез. Бродячие давно туда не суются, у них с инстинктом самосохранения все в порядке, а домашний — он и есть домашний, нюх совсем потерял. А позавчера эта тварюга чуть Кузьмича не придушила, из второго подъезда, когда он трубы простукивал.

— Сантехника? — изумился я. — Это какой же он вымахал?

— Подъездного, — объяснил мне Вавила Силыч. — Но если от него сейчас не избавиться, то и до сантехника доберется со временем. Вот мы и назначили на сегодня охоту. Поймаем его, спеленаем и в четырнадцатый дом подбросим. Пускай у них потом голова болит.

— А почему в четырнадцатый? — спросил я.

— Мы с ними не дружим, — подъездный цыкнул зубом. — У них другая управляющая компания.

— Давай, Родион, — я присел на корточки и положил своему помощнику руку на плечо. — Святое дело своим помочь. И не опозорь нашу квартиру на охоте.

— Не люблю я змей, — проворчал Родька. — Склизкие они и воняют. Хозяин, может, лучше меня с собой возьмешь?

— Поговори еще, — осек его Вавила Силыч. — Александр, ничего, если мы твою квартиру сегодня используем как место сбора? Можно и на чердаке, но тут удобнее будет.

Я был не против, но попросил их противоположный пол сюда не водить, музыку громко не включать, за собой после мероприятия убрать и проветрить. И, спускаясь на лифте вниз, тихонько хихикал, вспоминая их недоуменные взгляды.

Окончательно я развеселился после того, как встретил у подъезда помятую и сонную Маринку, как видно, возвращавшуюся с какого-то ночного мероприятия.

— Привет! — гаркнул я, помахав ей рукой. — Утро-то какое славное, а?

— Да? — Маринка подняла голову, посмотрела на голубое небо без единого облачка и зевнула, прикрыв рот ладошкой. — Возможно. Ты куда намылился в такую рань?

— За город, — бодро ответил ей я. — Айда со мной! Свежий воздух, лес, речка. Благодать божия!

— Нет уж, — как-то сразу даже взбодрилась моя соседка. — Я лучше тут, в городе останусь. Мне прошлого раза хватило. До сих пор гадаю, каких мы с тобой тогда болотных газов нанюхались, что такая хрень привиделась. Меня до сих пор кошмары мучают по ночам.

Ага, все-таки она пошла по пути наименьшего сопротивления и решила перевести воспоминания о той ночи в раздел галлюцинаций. Может, оно и правильно.

— Вольному воля, — я поправил лямки рюкзака. — Не хочешь — не надо. А я поехал, время поджимает.

Кстати — было бы весело, если бы она согласилась. Забавно было бы глянуть на реакцию моей мамы, которая до сих пор досадовала, что распался мой первый брак, и не слишком привечала девушек, которые были у меня после него. Светка ей нравилась своей покладистостью. Моей маме вообще нравятся только те люди, которые признают тот факт, что именно ее мнение по любым вопросам жизни человеческой является единственно верным, а любое другое крамола, не имеющая права на существование. Маринка не Светка, а потому, подозреваю, первая стычка случилась бы еще до того как мы сели в машину.

Я и сам не такой, потому общаюсь с мамой в гомеопатических дозах. То есть — преимущественно по телефону и не сводя беседы к острым личным темам. Политика, погода, рост цен — пожалуйста. А все: «Может, поговоришь со Светочкой, вы же такой отличной парой были? Я с ее мамой общалась, она, оказывается, до сих пор одна, может, и срастется у вас» — это сразу нет. Личное — это личное. Я сам тут все решу.

Но иногда приходится выполнять сыновний долг воочию, так сказать — с личным присутствием. И вот тут начинается настоящая жесть.

Собственно — так вышло и сегодня. Сначала мне было высказано, что я мог бы приехать и пораньше. Аргументы вроде: «Метро с шести утра работает», мамой не рассматривались. Дальше-больше — после того, как мы погрузились и отбыли, начались расспросы о работе, сетования о том, что я безынициативен и загубил свои таланты, воспоминания о моих детских годах, жалобы на то, что все ее подруги давно уже бабушки, и все такое прочее. Короче — стандартный набор. Одна радость — ехать нам надо было недалеко и недолго. Мои родители проживают почти на самом выезде из Москвы на Калужское шоссе, а потому дорога на дачу совершенно не трудна и очень быстра. По сути — знай себе двигайся по прямой.

Что до бати — он в разговоры не лез, точно зная, что молчание — золото. Чо-то брякнешь не ко времени, так еще и тебе достанется на орехи.

Любая дорога когда-нибудь заканчивается, и вскоре мы добрались до собственно дачи, где я в последующие несколько часов в компании с отцом квадратное катал, круглое таскал и занимался всякой разной мелочевкой, вроде спиливания засохших сучьев у деревьев и прокачивания скважины. Прозвучит дико — но с радостью, поскольку этот труд гарантировал мне спокойное времяпрепровождение. И только уже очень сильно за полдень, после плотного обеда, я наконец-то смог выбраться за калитку, честно заработав право на свободное время своим героическим поведением. Причем мне удалось скрыть от бдительного маминого ока свой старый, еще школьный рюкзак, в который я положил саперную лопатку. Увидела бы — вопросами замучала, «зачем» да «зачем».

До леса от нашего дачного дома было идти не так уж и далеко. Надо заметить, что лес у нас тут был действительно лесом, а то в иных местах ближнего Подмосковья уже и березовая рощица диковинка. Был я у одной знакомой на даче, так там лесом березовые посадки пятилетней давности именовали. Ну а что? Деревья есть, десяток елок есть и три мухомора растет. Лес, однако.

Нашему лесному массиву просто повезло, его признали природоохранной зоной и даже присвоили какой-то там статус. Потому, собственно, его до сих пор и не вырубили. Так, немного опушку в девяностых посекли, когда газовую трубу тянули, но и только.

Впрочем, возможно, с точки зрения сибиряка и наш лес — это так, чепуха несерьезная. Но все-таки я его воспринимаю как полноценный, настоящий, кстати, чем-то похожий на тот, из Лозовки. Деревья, шумящие кронами где-то в вышине, невесть кем протоптанные тропинки, внезапно начинающиеся и так же неожиданно пропадающие в траве, небольшие полянки, заросшие травой, бочажки с темной водой и даже небольшое болото, находящиеся где-то в самом сердце массива. Помню, как еще в детстве бабушка, с которой я на этой даче проводил летние месяцы, строго-настрого запрещала мне туда соваться. Мол — болото коварно, наступил на мох, ухнул в трясину, тут тебе и конец. Я верил, но туда с пацанами все равно бегал, за ягодами. Да и тонконогие болотные подберезовики там росли будь здоров как, хоть косой коси, за пятнадцать минут полную корзину набить можно было.

Войдя в лес, я приметил небольшой пенек и достал из рюкзака приличный ломоть «Столичного» хлеба, который прихватил из Москвы. Вообще-то вчера вечером я купил для местного лесного хозяина целый кругляш, но большую его часть смолотил Родька, который до этого от городской выпечки нос воротил. Этот же хлеб ему неожиданно пришелся по душе.

Положив ломоть на пень, я на мгновение задумался — а что говорить-то? Про поклон мне Нифонтов тогда сказал, о том, что просить ничего не надо, тоже упомянул, а непосредственно текст обращения не озвучил. Видимо, понадеялся на то, что не совсем я дурак.

— Добрый день, батюшка лесной хозяин, — неуверенно произнес я и отвесил поясной поклон. — Не побрезгуй моим угощением и позволь погулять в твоих владениях.

Кривенько сказал-то. К тому же «позволь погулять» — это тоже просьба, как ни крути.

Деревья зашумели, и ко мне на плечо, кружась, упал березовый листок. Вот и гадай — то ли «да», то ли «нет».

Ветер стих так же быстро, как и появился, я расценил это за добрый знак и направился дальше, по достаточно широкой тропинке.

Еще одно подтверждение того, что мое подношение принято, я получил буквально через пару минут. Столько грибов, сколько попадалось мне по дороге, я здесь не видел никогда. И главное — все как на подбор. Крепкие «белые», молодые, недавно раскрывшие шляпки, подосиновики, россыпи лисичек — и вот они, только руку протяни, в шаге от тропинки. Явно лесной хозяин решил меня за вежливость отблагодарить, тут народу шастает много и все это они бы не пропустили.

— Спасибо, батюшка, — снова отвесил я поклон. — Я не за грибами-ягодами пришел. Но благодарю тебя за подарок.

Отойдя чуть подальше от поселка, я достал из рюкзака свой зачарованный гвоздь и сжал его в ладони. Ничего не произошло. Просто гвоздь в ладони — и все.

Я прошел еще немного по тропинке, а после решительно свернул с нее в лес. Если уж что-то искать — то только там, а никак не здесь, где все утоптано.

Заблудиться я не боялся совершенно. Во-первых, этот лес был излазан мной в детстве, пусть и не весь, но это не столь и принципиально. А во-вторых, я был уверен в том, что лесной хозяин выведет меня из него самым коротким путем. Откуда взялась уверенность — не знаю, но она была.

Следующие часа полтора были посвящены беспорядочной ходьбе по лесному массиву. Я посетил два бурелома, промочил ноги в бочажке (отвык, отвык, в кроссовках поперся в лес), поел крупной земляники в березняке, но так и не достиг желаемой цели. Гвоздь и не думал шевелиться в ладони.

Я уже хотел плюнуть на это все, нарвать десятка полтора-два «белых» и отправиться домой, как вдруг осознал, что мой примитивный металлоискатель шевельнулся. Серьезно — он заерзал в моей ладони своей серебряной стороной.

— Опа, — обрадовался я и сделал пару шагов влево, в сторону от земляничника.

Гвоздь затих.

Ага. Ясно. Теперь пяток шагов вправо. Гвоздь снова ожил, если можно так сказать.

Через несколько минут было обнаружено место максимальной активности, и я сделал то, что предписывал рецепт. Я подбросил его вверх, сказав негромко:

— Небо да земля, укажите, где казна.

Гвоздь крутанулся в воздухе и серебряно-золотистой рыбкой устремился вниз. Он воткнулся в землю около невысокой березки, причем после этого я окончательно поверил в то, что он работает. Я понимаю, когда гвоздь втыкается в землю острием, это нормально. Но чтобы шляпкой? Да еще при этом расковыряв траву?

Достав лопатку, я шустро начал копать. Ну как шустро? Сначала прорубился сквозь лесные травы, подсекая их корни, уходящие, такое ощущение, что до центра Земли, а потом начал колупать землю.

Ощущения были сумасшедшие, адреналин в крови зашкаливал. Шутка ли — есть шанс найти настоящий клад и тем самым исполнить одно из заветнейших мечтаний детства. Не знаю, был ли в мире хоть один мальчишка, который не грезил находкой старинных сокровищ, но вот только мечтали-то многие, а находят его единицы. И я буду одним из этих счастливчиков. Пусть и с серьезным запозданием.

Я копал, зарываясь все глубже и выбрасывая из уже приличных размеров ямки комки земли. Однако поиски сокровищ дело непростое, я бы сказал — нелегкое. Пот тек со лба, спина была вся мокрая, во рту было сухо, как в пустыне, и вдобавок откуда-то пожаловали слепни, тут же начавшие описывать вокруг меня круги, жужжа как «юнкерсы» времен Великой Отечественной.

А результата все не было. Земля да глина. Причем земли все меньше, а глины, плотной как камень, все больше. Ее копать не получится, ее долбить надо. Причем не лопаткой, а чем-то посерьезней.

В какой-то момент я устало вздохнул и воткнул свой шанцевый инструмент в груду земли, которую выбрасывал из ямы. Фигня выходит. Надо все проверить.

Снова достав гвоздь, я убедился, что он дергается и подбросил его в воздух, произнеся заветные слова.

Он опять кувыркнулся и упал вниз, но не в яму, а в ту самую груду выброшенной из нее земли, уйдя туда почти до середины.

— Фига себе, — пробормотал я и вытер пот со лба. — Не понял.

Хотя нет. Понял. Блин, похоже клад будет не слишком велик. Твою-то мать!

Я шустро переворошил холмик земли в том месте, куда воткнулся гвоздь, особое внимание уделяя комкам слежавшейся почвы. И — да. Один из них оказался, если можно так сказать, с начинкой, причем это был не камушек и не червяк. У меня в руках осталась монета. Небольшая, размером с два нынешних рубля, и вся черная, то ли от земли, то ли от времени.

Пустив в ход ладонь, березовые листья, а после и носовой платок, я таки ее оттер до приемлемого состояния и увидел, что она из себя представляет.

Монета оказалась довольно симпатичной, хотя и совсем не старой. На ней был изображен мускулистый пролетарий, долбающий молотом по наковальне. Номинал ей был полтинник (там так и было написано: «Один полтинник»), отчеканили ее в 1927 году.

Все это время я копал землю, и цена моим трудам — полтинник. Вот такой вот хозрасчет.

— Да елки-палки! — сказал с чувством я, не зная, что именно мне делать — то ли плакать, то ли смеяться.

— Вот оно что, — раздался голос из недалеко от меня стоящих трех елок. — Я-то гадаю, что за странный такой гость ко мне зашел — покон знает, меня угостил, грибы-ягоды не берет. А ты, парень, за златом-серебром заглянул, да? Да еще и с каким инструментом, ты глянь. Нынешние-то с новомодными приборами шастают, а у тебя, я гляжу, все по старинке.

— Так и есть, — я сразу понял, кто со мной разговор завел, но никакого страха или даже испуга не испытал. Привык, видимо. — Все по старинке. Что сам сделал, с тем и хожу.

— Сам? — еловые лапы раздвинулись, и я увидел совсем невысокого бородатого старичка в латаном-перелатаном ватнике, диковато смотрящимся по нынешней жаре, в кирзовых сапогах и в забавной кепке с надписью «Таллин-80». — Ишь ты. А дай-кось глянуть твой инструмент.

— Пожалуйста, — протянул я лесному хозяину гвоздь.

— Хм, — тот и не подумал брать его в руку, но с интересом осмотрел. — Да ты, паря, никак ведьмак? Хотя — нет, я бы ведьмака учуял, нет в тебе их силы. Точнее — сила есть, но… А-а-а-а-а-а! Понял я.

— Ну да, — кивнул я, увидев, что лесной хозяин смекнул что к чему. — Я еще не ведьмак, но надеюсь им стать.

— Таким макаром станешь, — заверил меня старичок. — Коли такие штуки сам заклинаешь, то даже не беспокойся. Не стала бы сила помогать, коли ты пустоцвет. Как себя найдешь, так она твоей станет.

— Знать бы еще, как себя найти, — вздохнул я. — И так пробую, и эдак — все никак. Может, присоветуете что?

В этот момент мне подумалось, что жизнь все-таки довольно забавная штука. Я не могу откровенно говорить с людьми, поскольку неизвестно, чего от них ожидать, зато запросто могу беседовать на любые темы с представителями нечисти, которая, по идее, водится только в сказках. Просто с ними точно все известно — они не предадут и не подставят. Им это не нужно. Даже ведьмы — и те в каком-то смысле искренни в своих устремлениях. Они не скрывают того, что хотят меня убить. Звучит это все дико, но так оно есть.

— Нет, паря, нет, — покачал головой лесной хозяин, присаживаясь на пенек, которого секунду назад на том месте не было. — И не знаю почти ничего, и не советчик я тебе. Мое дело — вот этот лес, а ваши ведьмачьи дела да тайны — они мне без надобности. Извини уж. Да ты присаживайся.

— О чем вы, — я оглянулся, обнаружил за своей спиной еще один пенек, и присел на него. — Какие обиды? И сразу — ничего, что я тут покопался? Я как-то даже не подумал, что сперва надо разрешения у вас спросить.

— Пустое, — лесной хозяин усмехнулся в бороду. — Главное, ты все обратно закопай.

— Монету вернуть на место? — я показал старичку полтинник.

— Себе оставь, — разрешил он. — Честно заработал. Но больше в лесу ничего такого не ищи, не надо. Клады у меня тут есть, целых пять, но все они старые и скверные, на крови заклятые. Даже войди ты в уже полное ведьмачье звание, и то добра бы тебе от них не было. С кровью они в землю ушли и с ней же из нее выйти хотят. И получат, если свет солнечный увидят, старое золото свое дело знает. Так что пусть себе лежат там, где лежат.

— Понял, — кивнул я. — Поиск сокровищ завершен.

— Да мне не жалко, — как будто извиняясь, сказал лесной хозяин. — Будь в моем лесу чистый клад, без проклятия и закладной жертвы, то отдал бы я его тебе. Но не осталось здесь таких, все за последние двести лет выкопали. Как начали у меня деревья вырубать да землю рыть, так и стали находить то один, то другой. Чистые клады, они к людям тянутся, сами под лопату лезут.

— Ишь ты, — удивился я. — Никогда бы не подумал. Мне казалось, что где клад закопали, там он и лежит.

— Так и есть, — лесной хозяин тихонько засмеялся. — Но это же золото. Оно много чего может. Мягкое-то оно мягкое, ковать его кузнецу легко, и сделать из него что угодно можно, да только, если подумать, то тверже него ничего на свете нет. Оно душу людскую почище любых кандалов сковывает. Да ты и сам поди это знаешь.

— Не очень, — признался я. — У меня его толком и не было никогда. Так, кольцо обручальное да цепочка — и все.

— В силу войдешь — будет, — уверенно заявил старичок. — А там разберешься, кто кого — ты его или оно тебя. Но, думаю, ты его. Парень ты, видно, хороший. Слушай, хочешь, место покажу, где перстень с камнем-аметистом лежит? Тут недалеко.

Я почти сказал «да», но тут меня словно что-то остановило. Больно хитро у старика глаза блеснули.

— Не надо, — отказался я. — Пусть лежит, где лежит. Я вот монету нашел — и хватит с меня.

— Молодец, — похвалил меня лесной хозяин. — Молодец, паря. Не ты клал, не тебе и брать. Давай, закапывай яму да ступай домой. Да не забудь корзинку взять, что у опушки леса стоять будет. Подарок это тебе от меня, за внимание да почтение.

Старичок встал с пня, сделал шаг назад и словно растворился в еловых лапах.

— Спасибо, — запоздало сказал я ему и взялся за лопатку.

Когда я пустился в обратный путь, и вправду уже начало смеркаться. В лесу всегда так, здесь темнеет куда раньше, чем в других местах. Топал я по узкой тропинке, которая, разумеется, сплелась буквально из воздуха на моих глазах, и совершенно не переживал, что заплутаю. Тут ведь как — если лесной хозяин захочет меня куда-то завести — заведет. Ну а если захочет вывести — то так и будет.

И, скорее всего, вскоре бы вышел к родному СНТ, если бы вдруг не испытал невероятное желание свернуть с тропинки в сторону. Оно, это желание, пришло из ниоткуда, точнее — откуда-то изнутри. Причем оно было именно что моим собственным, пусть даже и неосознанным. Это не было приказом извне, его мне не диктовала чья-то воля. Мне нужно было пойти куда-то туда, в лесной полумрак, для меня самого нужно.

Я, не задумываясь, сошел с тропинки и зашагал через лес, практически не разбирая дороги.

Глава шестнадцатая

Прогулки по лесу и днем не всегда самое комфортное времяпрепровождение, вечером же они и вовсе превращаются в некое подобие экстрима. Корней деревьев не видать, ветви то и дело норовят тебя хлестнуть по лицу, да еще и роса выпадает. Если ты в резиновых сапогах — то еще ничего, но если в кроссовках, как я, то неприятные ощущения тебе гарантированы. Нет, город все-таки расслабляет человека, он отвыкает от того, что не везде лежит асфальт и кое-где надо пользоваться не только легкой брендовой обувью.

Я шагал невесть куда, при этом точно зная, что направление выбрано верно. Тревоги как не было тогда, на тропинке, так и не появилось сейчас. Откуда я знал, что со мною ничего плохого не случится? Знал — и все тут. Ощущение шло изнутри, и я догадывался, что именно давало мне эту уверенность.

Сила заявила о себе. В первый раз за все время она это сделала сама. И надо быть дураком, чтобы ей не подчиниться. Во-первых, неизвестно, повторится ли еще подобное. Во-вторых — кто знает, как она на отказ отреагирует? А ну как сочтет меня профнепригодным, и тогда ка-а-а-а-ак… И все. Со святыми упокой.

Нет уж. Лучше пойду туда, куда меня ведут. Уверен, что это не путь на бойню, нет силе в этом интереса.

В какой-то момент я миновал премиленькую березовую рощу, совершенно очаровательную даже в сумерках, и вышел на полянку, которую уже затянул вечерний туман.

Хотя что-то неправильное в этом тумане имелось. Был он уж очень густ, даже для этого времени. И потом — дождей здесь уже неделю как не выпадало, я слышал, как бате про это сосед дядя Витя говорил. Так откуда он такой плотный взялся? Ладно бы понизу стелился, это нормально, но вот эдакий, в котором ни земли, ни неба толком не видно?

Я миновал последние березы и остановился, не решаясь ступить в влажную густоту, лежащую впереди. Та, в свою очередь, словно учуяла мое присутствие, и потянулась ко мне.

Именно в этот момент ко мне пришло понимание того, что путь сквозь лес окончен, я добрался туда, куда должен был. Внутренний навигатор одномоментно отключился, я остался с туманом один на один.

И что теперь?

Туман обвил мои ноги, он словно трогал меня, изучал, исследовал.

Я не мешал ему это делать. Зачем? Но руку на нож, который висел на поясе, положил. Ощущения — это прекрасно, но немножко уверенности, которую любому мужчине придает оружие, мне не помешает. Знающие (действительно знающие) люди говорили мне, что это все только иллюзия, которую мы сами себе создаем, и оружие в руках неумехи может что-то сделать только в голливудских фильмах, но тем не менее — мне так спокойнее.

А еще я обратил внимание на то, что туман этот не просто глухое марево, что он неоднороден. Хотя это не то слово… Как объяснить-то? Хороший туман, он, как и облака на небе, иногда создает забавнейшие фигуры, похожие то на слона, то на замок, а то и на кенгуру. Но здесь было другое. То, что различили мои глаза, было больше похоже на человеческие фигуры. Но это не были очертания людей, бродящих в синеватой мгле. Это были скорее их контурные обозначения, туманные сгустки. Можно даже сказать — тени, хоть в данном случае это звучит достаточно абсурдно.

— Эй! — подал голос я, немного подумав. — Я вас вижу.

Фигуры дернулись, перемешавшись с серо-светлыми клубами, а после одна из них, теперь уже четко различимая, вынырнула прямо передо мной.

Это точно был не человек. И не призрак. Никаких саванов, злобных глаз, призрачных цепей — ничего такого. Просто облачко тумана, которое протянуло ко мне то, что условно можно было назвать рукой.

Страха по-прежнему не было. Да и с чего бы? Туман и есть туман. Дунет ветер — и нет его. Призрака — да, я возможно и испугался бы. Хотя — тоже не факт. Последние недели, наполненные приключениями в сфере сверхъестественного, и особенно чтение записок моих предшественников, порядком расшатали мои представления об этом мире. Они, разумеется, не изменили мою личность, но кое-что для меня в системе координат поменялось.

Да и силе, что привела меня сюда, я все же доверял.

Потому, хоть и не без некоторого душевного трепета, но я протянул свою руку туманной фигуре.

Мои пальцы прошли сквозь нее, ощутив холод, а после я услышал голос, тихий, печальный и еле различимый.

— Отпусти меня. Я устала. Отпусти. Открой врата, укажи Путь.

Голос этот звучал не наяву, это мне стало ясно сразу. Он был у меня в голове.

Еще одна фигура присоединилась к первой, и мою руку оплела еще одна туманная прядка.

— Путь, — этот голос был чуть громче и явно принадлежал мужчине. — Нам нужен Путь. Помоги.

Мне отчего-то стало жалко эти бесплотные тени, живущие в утренней и вечерней серости. Вот жалко — и все тут.

— Рад бы помочь, — ответил я им. — Но не знаю как. Правда, не знаю.

— Отпусти, — уже не два и не три, а с десяток голосов зазвучали в моей голове. — Ты можешь.

— Кабы мог — о чем речь, — заверил я их. — Вы мне скажите — что делать надо?

— Отпустить нас, — с готовностью отозвались туманные обитатели.

Не знаю, кем они были раньше, но сейчас, после подобной не-жизни, эти бывшие люди порядком отупели.

— Это что тут такое? — березки покачнулись, из них на поляну буквально выкатился лесной хозяин и замахал руками. — А ну — брысь отсюда! Не троньте его!

— Да они ничего такого и не делали, — заступился я за туманные фигуры, скрывшиеся в мареве, которое немедленно начало светлеть. — Мы просто разговаривали. Скажите, а это кто вообще был? Нет, что бывшие люди — это понятно, я не совсем дурак. Они вообще кто — мороки? Или все-таки привидения?

— Привидений не бывает, — лесной хозяин еще раз взмахнул руками, дунул, и на моих глазах туман за секунду превратился в легкую дымку, сквозь которую я увидел деревья на другой стороне поляны и совсем уже почерневшее ночное небо над головой. Звезды на нем были, а луны не имелось, ее закрыла тучка. — А это духи. Здесь же когда-то, очень давно, было кладбище. Ты его не видишь, но поверь — оно тут, на этой поляне. Лес его поглотил, вместе с надгробиями и всем остальным. Лес, паря, он все может забрать, дай ему только время на это.

— Кладбище? — я поверил в слова старичка, но все равно, глядя на ровную зеленую поляну, не мог себе этого представить. — Однако. И сколько же тут эти духи обитают?

— Давно, — лесной хозяин огладил бороду. — Вон видишь там дуб? Когда его посадили, деревни, в которой жили когда-то похороненные здесь, уже не было. Сожгли ее поляки, вот как вышло. А потом, когда порядок в державе наступил, отстраивать никто ничего не стал, больно много тут крови пролилось. Нехорошее это место стало. Вот так и вышло — люди от него отказались, а я его себе и забрал, березки посадил, елочки. Но поляну с могилами трогать не стал. Не можно этого делать.

Дуб был внушительный, неохватный, высоченный. Я почесал затылок, вспоминая уроки истории. Поляки. Они же в этих местах разве что в Смутное время могли бывать. В смысле — с подобными карательными миссиями. После им тут никто так резвиться бы не позволил. Выходит — где-то четыре века этому погосту? Тогда понятно.

— Я их не люблю, — продолжал тем временем лесной хозяин, как видно, говоря об увиденных мной тенях. — Они грибников иногда в топи заманивают, особенно по осени. Им болотник, вишь, милее меня. Осерчают на то, что человек их не слышит, и давай его по лесу кружить. По одиночке-то они никто, а если вместе, то какого-нибудь пьяненького бедолагу могут и сбить с пути. Вон и тебя чуть не закружили.

— Да нет, — возразил я. — Ничего такого не было. Они меня просили их отпустить, про какой-то Путь спрашивали. А чтобы куда-то вести, манить — не было ничего такого.

— О как! — лесной хозяин ухмыльнулся. — Ну, паря, можешь больше голову свою не ломать, и о том, какая ведьмачья стезя тебя ждет, не гадать. Быть тебе ходящим близ Смерти.

— А поподробней? — подобрался я.

— Мертвых не обманешь, — объяснил мне лесной хозяин. — Те, что здесь лежат — они на земле застряли по какой-то причине. Может, замешкались в нужный момент, может, удержало их что-то. Всякое случается. От могил им никуда, где лежат — там и живут. И наверх тоже никак. Все, раз опоздал, значит опоздал. Но шанс — он есть всегда и у всех. Вот ты — их шанс. Ты можешь им дорогу открыть, отпустить их туда. Или туда. Кому что отписано.

И лесной хозяин сначала ткнул пальцем вверх, в небо, а потом показал на землю. Я понял, что он хотел сказать.

— А можешь не отпустить, — продолжил он. — Я так-то точно не знаю, но слышал кое-что о том, что иные ведьмаки себе такие тени на службу ставят. Мол, отработай лет пять, а потом отпущу.

— Так им же отсюда никуда, — я показал на поляну. — Вы же сами говорили? Как же их с собой забрать?

— Без тебя — никуда, — мотнул бородой старичок. — А с тобой — запросто.

— Интересное кино, — я потер подбородок. — Есть о чем подумать.

— Но ты имей в виду, не все так просто, — поправил кепку лесной хозяин. — Это здесь вон десяток неприкаянных бестелесных мотается, как это самое в проруби. А так при каждом погосте, том что правильный, с оградой, с могилками, свой хозяин имеется. И ему совсем ни к чему, чтобы какой-то ведьмак его подданных на волю выпускал или себе служить заставлял. Не любят они этого.

Сколько информации сразу. И какой интересной.

— Ладно, домой тебе пора — лесной хозяин мотнул головой, и я увидел, как трава, на которой поблескивали капли росы, словно раздвинулась в стороны, и между березами зазмеилась еле различимая тропинка. — Давай-ка я тебя до опушки провожу, а то еще в болото забредешь.

— Благодарю, — радостно согласился я, в надежде на то, что по дороге еще что-то у старичка вызнаю.

И зря надеялся. На все мои вопросы он отвечал односложно, а после и вовсе сказал:

— Ты меня не пытай, паря, и так я тебе лишнего наговорил. Ты смекай, о чем речь — у каждого есть свое место и дело в этой жизни. Мое — лес, про него хоть что спрашивай, все расскажу. Ну или почти все. И даже показать могу. А про ведьмачье — у своих выясняй.

— Было бы у кого — вызнал бы, — вздохнул я. — Нет такой возможности. Сила мне случайно досталась, вот какая штука.

— Случайно в этой жизни только кукушка яйцо в чужое гнездо подкладывает, — назидательно произнес лесной хозяин. — Какое первое ей подвернется, туда и пристраивает. А все остальное неслучайно. Коли досталась тебе она — значит, на то причина была. Ты же сюда пришел, в мой лес? И на поляну ту попал. Случайно? То-то и оно. Что же до знаний — скажу тебе так. Если на заднице сидеть будешь, да себя жалеть — ничего у тебя не выйдет. Ты не жди, что придут, да разжуют, да в рот положат. Знаешь, как у нас говорят? Как потопаешь, так и полопаешь. Понял меня?

— Понял, — я испытывал все большую симпатию к этому старичку. — Чего не понять?

Больше я его донимать не стал. Не стоит будить лихо, пока оно тихо. Ничего, в интернете полазаю, книгу почитаю. Еще Захар Петрович мне сказал тогда, ночью, что был среди предшественников один, который с мертвыми вожжался. Вот его записи и надо искать теперь.

— Если на кладбище пойдешь — осторожней там, — уже на самой опушке сказал мне Лесной хозяин. — Мои-то тихие, а там — кто знает, какие будут. Я разные рассказы слышал. И вот еще что — имя свое никому сам не называй, как туда зайдешь. Кто бы ни спрашивал — не называй. Имя — оно как ключ к дому. Если есть он у тебя, то открывай дверь да хозяйничай. Простым-то людям на погостах бояться нечего, что с них возьмешь? Но ты-то уже не простой, ты уже видишь то, что иным не дано, потому ты не просто посетитель, ты лакомый кусок для иных тамошних обитателей. Будь ты при силе — все бы ничего, но пока она твоей не станет, тебе не защита.

— Спасибо, — я поклонился старичку в пояс. — И за совет спасибо, и за помощь.

— Ладно уж, — лесной хозяин довольно фыркнул. — Глянулся ты мне, парень. Да и помню я тебя еще мальцом, ты гнезда не разорял, костры не жег. Я ведь всех вас помню, сколько ни было. Вы в лесу шумите — и мне веселее. А нынешние почти не ходят, все по домам сидят.

— Это да, — признал я. — Цифровое поколение.

Этих слов мой собеседник, похоже, не понял, но кивнул, соглашаясь.

— Держи, — протянул он мне лукошко, которое невесть откуда появилось у него в руках. — Если их со сметаной пожарить, то хороши будут.

Лукошко было доверху наполнено белыми грибами, причем отборными, один к одному. И наверняка ни в одном ни червоточинки не будет.

— Можно я еще как-нибудь загляну? — спросил я у лесного хозяина. — Просто так, поболтать?

— Заходи, — радушно ответил тот. — Рад буду. Да и тебе это на пользу, при твоем ремесле. Ведьмак — он в любом случае зельевар, а у меня тут и травки разные есть, и корешки. Поделюсь, не сомневайся. Опять же — как в силу войдешь, так, может, этих моих отпустишь. Надоели они мне за эти годы — сил нет. И ноют, и ноют…

Появились у меня подозрения, что дело здесь не только в том, что они ноют, но и в том, что эти духи с болотником спутались, но высказывать вслух я их не стал.

Попрощавшись с лесным хозяином, я отошел от леса шагов на десять и повернулся. На опушке уже никого не было.

А через три минуты я уже был на улице родного СНТ. Вот так все просто — полсотни шагов и все. Там темный лес, туманы над полянами и забавный старичок, помнящий Смутное время, тут дорога из асфальтовой крошки, фонари на перекрестках и музыка из-за заборов. Только и делов — открыть и закрыть калитку, отделяющую тот мир от этого. Хотя — тот, этот… Ерунда это все. Просто они помнят, что и как было раньше, а мы забыли, вот так.

Бодро шагая по улице, я осознавал, что точно не зря сюда приехал. Столько всего нового узнал, да плюс сила дала о себе знать. Прямо вот удачно. А что клад не нашел — да и ладно, шут с ним. Считай, что лишней мороки на свою голову не приобрел. Я реалист и прекрасно понимаю, что вот так запросто найденное золотишко или украшения не реализуешь. А сдавать что-то государству — проблем не оберешься. Так что — нет — и не надо. Вон полтинник серебряный как сувенир мне достался, его достаточно. Чудное настроение портила только мысль о маме. Мне было перед ней немного совестно, она уже наверняка совсем извелась по причине моего отсутствия. Нет, батя ей гарантированно сказал, что я, скорее всего, подался на тот конец поселка, к старым приятелям, и сейчас с ними пиво пью. Но все равно — некрасиво. Да еще и, как назло, телефон с собой не взял.

Я прибавил шаг, планируя через пару минут уже открыть калитку, ведущую к родному дому. И зря планировал, потому что, повернув на свою улицу, я нос к носу столкнулся с до боли мне знакомым человеком, которого особо видеть не хотел. И не особо тоже.

— Мое почтение, дражайшая Полина Олеговна, — собрав всю отпущенную мне богом слащавость и отвешивая шутовской поклон, сказал я моложавой женщине с осанкой императрицы, которая чуть скривившись, смотрела на меня. — Как дела? Как прошлой ночью почивалось? Единорог не приснился ли?

Это была мама моей бывшей. Ее дача находилась совсем неподалеку от нашей, на соседней улице. Мы со Светкой, собственно, тут и познакомились, еще в детстве. Мне было двенадцать, ей десять. В те славные годы я на нее внимания совершенно не обращал, у меня были дела поважнее — в компании пацанов по чужим садам лазать, на «велике» гонять, на озере окуней ловить и все тому подобное. Какая там девчонка с вечно облупленным носом? Мало их, что ли, по улицам бегает, и в нашу компанию просится?

Потом я долго сюда не ездил, поскольку в Москве было время проводить намного интереснее. Точнее — бывал наскоками, как сегодня. Приехал со своими, дела поделал и уехал, причем частенько в тот же день.

Вот в один из таких визитов я увидел Светку. И пропал.

Как сейчас помню — шла она по улице в пестром сарафанчике выше колен, улыбаясь неизвестно чему, и солнце подсвечивало ее светлые волосы. Девушка мечты — по-другому не скажешь. Конкретно моей мечты.

Естественно, в тот день я никуда не уехал, выяснил, что эта красавица — дочка Полины Олеговны с соседней улицы, и вечером рванул штурмовать эту крепость.

И добился своего. Нет, сначала Светка от души отыгралась на мне за золотое детство, за то, что я тогда ее игнорировал, и вволю поизображала из себя неприступную красавицу. Но пару дней спустя мы все-таки погуляли по ночному поселку, после встретились уже в Москве — и раз, и второй, и третий. А потом как-то она у меня осталась ночевать. В результате мы поженились.

Собственно, это конец истории. За словами «поженились» ничего хорошего уже толком не случилось. Потом были только скандалы, выяснения отношений, беспочвенные обвинения. И женщина, стоящая передо мной, как мне думается, приложила к этому свою руку.

— Давно тебя не было видно, — звучным голосом ответила мне бывшая теща. — Про родителей совсем забыл. Хотя — с кем я об этом говорю? Ты всегда только о себе думал.

— Полина Олеговна, скажите, если вы в течение дня что-нибудь назидательное не произнесете, то заснуть сможете? — в данном случае наигрыша или желания ее задеть у меня не было. Мне правда это было давно интересно. — Не будет ощущения того, что день прошел зря?

— Знаешь, Саша, если я за свою жизнь… — тоже без малейшего надрыва и назидательности в голосе начала было излагать свой ответ бывшая теща, но здесь случилось то, чего я даже не ожидал.

Облако, скрывавшее ночное светило, наконец-то уползло в сторону, и все залило серебристое сияние. На нашей улице фонарей нет, народ дружно сказал в свое время, что нам они не нужны, мол, и без них хорошо. Так и есть — хорошо. И звезды видно, и электрический свет лунный не затеняет.

— Опа! — клянусь, у меня впервые в жизни чуть и вправду не отвисла челюсть от удивления. — Ну ничего себе! Полина Олеговна, честно скажу — я вас много раз ведьмой называл, но никогда не думал, что настолько прав окажусь.

Лунный свет упал на лицо моей тещи, и оно разом постарело. Нет-нет, она не превратилась в страхолюду, вроде той болотной пакости в парке.Она просто стала выглядеть так, как и положено на шестом десятке. Кожа стала дрябловатой, а не гладкой, прорезались многочисленные морщины, да и ее всегдашний румянец куда-то подевался.

А я все гадал — как она умудряется так хорошо всегда выглядеть? На подтяжки вроде сроду не ходила, Светка бы такое не утаила, а личико как у юной принцессы даже по утрам. Ларчик-то просто открывался.

— Вот же, — бывшая теща, похоже, была удивлена не меньше моего. — Недаром ты мне никогда не нравился. Правда, я полагала, что из тебя ничего путного не получится, а на деле все вышло еще хуже. Хотя… Постой-ка.

Она сделала один шаг, подходя ко мне поближе.

— Не-не-не, — я перехватил лукошко левой рукой, а правую положил на нож. — Полина Олеговна, не надо. Лучше даже не пытайтесь. Я вас не люблю, да, если честно, даже и не уважаю, но все равно убивать не хочу. Вы же знаете, что это за клинок? Вижу, знаете. У нас есть пусть и не очень хорошее, но все-таки общее прошлое. Давайте не будем ломать до конца то, что от него осталось. Сразу говорю — если дело дойдет до драки, я себя просто так убивать не дам, даже не сомневайтесь. Мне ваше племя давно поперек горла стоит!

— Да ты чего? — теща повертела пальцем у виска. — Саша, даже в мыслях не было. Не секрет, что и я тебя всегда терпеть не могла, но чтобы такое… Сам подумай — у меня ведь была масса возможностей сгубить тебя еще тогда. Порчу навести или что-нибудь в еду подсыпать. Но не стала же я этого делать? Клянусь тебе, даже и не думала о таком!

И ведь, похоже, не врала.

— Зато я теперь отлично понимаю, отчего мы со Светкой расстались, — усмехнулся я. — И не говорите, что не при делах.

— Не скажу. Моя это работа, — даже не стала спорить бывшая теща. — Сначала ничего не получалось, она очень сильно тебя любила, заговоры не возымели бы силы. Прозевала я тот момент, когда вы сошлись так сильно. В зародыше вашу любовь давить нужно было. Я себя потом за это долго корила. Но ничего, я ее чувства к тебе со временем подточила — тут слово, там намек — и все, пошли у Светы сомнения. Ну а потом…

— Суп с котом, — оборвал ее я. — Понял я все.

— Саша, вы не пара были друг другу, — неожиданно мягко сказала Полина Олеговна. — Не в том смысле, что ты хуже или глупее, чем она. Или — рожей не вышел. Нет. Просто не вышло бы у вас ничего, понимаешь? Не половинки вы, прости за банальность. А сейчас ты вообще стал одним из тех, кто ходит под Луной. Что бы это была за жизнь?

— Наша, — резко произнес я. — Это была бы наша жизнь. Может, вы и правы, ничего у нас не вышло бы. Но это мы должны были понять сами.

— Она моя дочь, — голос моей бывшей тещи похолодел. — И я буду решать ее судьбу.

— Конечно, — покивал я. — С этим вы отлично справляетесь. И две жизни проживаете — свою и ее. Вот только жалко, что Светка так и не сможет понять, какая она, её настоящая жизнь. Ладно, что из пустого в порожнее переливать, было и прошло.

— Верно, — одобрила мои слова Полина Олеговна, чуть ли не впервые в жизни. — Так и есть. Все давно прогорело, даже золы не осталось. Давай просто попрощаемся и пойдем каждый своей дорогой. А еще лучше — забудем, что вообще виделись.

— Хорошая мысль, — одобрил я ее слова. — Но на тот случай, если к вам память вернется, скажу так — коли сунетесь ко мне, то не обессудьте, нож пущу в ход без сомнений. Я вашу сестру знаю, сталкивался уже, вам доверия нет. Не конкретно вам, а ведьмам вообще. Так своим остальным и передайте.

— Саш, да не говори ты глупости, — всплеснула руками Полина Олеговна. — Каким остальным? У нас тут только я да Жанна Петровна. Ну, помнишь, с «Ландышевой» такая милая женщина?

Жанну Петровну я помнил. И еще раз поразился, как они ловко маскируются. Там же старушка — божий одуванчик. Тихая, спокойная, цветник у нее еще огромный, на весь наш СНТ известный. И на тебе — она тоже из этого племени.

— Мы никуда не лезем, мы никому не вредим, мы просто живем с тем, что нам досталось, — продолжала Полина Олеговна свои речи, причем это звучало так, будто она меня в чем-то хотела убедить. — Молоко у коров не сцеживаем, зла не творим, на шабаши не летаем. Мы даже в сорок не оборачиваемся, не умеем, не дано нам этого. Да нам ничего такого и не надо, что она, что я хотим свой век спокойно дожить и легко умереть, не думая, кому свои грехи передать. За мной только одно и водится — иногда у молоденьких девушек, что ко мне гадать ходят, отщипну по крупинке молодости для себя — и все. По крупинке, Саша, не больше.

Теперь понятно, отчего она всегда так хорошо выглядит.

— Да мне все равно, — ответил я ей. — Мое дело предупредить.

— Но забавно получилось, — Полина Олеговна поправила волосы. — Саша Смолин, мой бывший зять, оказался ведьмаком. Кто бы мог подумать?

— Зато у меня почти с самого начала не было сомнений в вашей сущности, — я криво улыбнулся. — Простите, что повторяюсь.

Полина Олеговна что-то хотела сказать, но не успела — скрипнула калитка у моего дома, и я услышал голос мамы:

— Саша, это ты там? Ты где пропал? Я места себе не нахожу!

— Лен, это я его задержала, — подала голос Полина Олеговна, глядя мне в глаза. — Сейчас он идет уже.

— Здравствуй, Полина, — отозвалась мама. — Чего не заходишь совсем? Ладно, эти двое дурачков, не смогли они счастье свое сберечь. Нам-то с тобой что делить?

По дороге прошуршали легкие шаги, и мама подошла к нам.

— Да все как-то, — Полина Олеговна вздохнула, показывая, как нелегка ее жизнь. — То одно, то другое.

— Как Светочка? — спросила у нее мама, как видно, уже забыв свои слова о том, что «она все еще одна», которые были мне сказаны с утра. — Как она там?

— Хорошо, — степенно ответила бывшая теща.

Дальше я слушать не стал.

— До свидания, тетя Полина, — сказал я ей, выдал улыбку и пошел к дому.

Привета Светке я передать не попросил. И ни к чему это, да и не дойдет он до нее. Не станет она моей бывшей обо мне даже напоминать.

Но хорошего настроения как не бывало. Всколыхнула эта встреча в душе что-то тягучее, забытое, вроде давно заросшее бурьяном. Хотя — что удивляться? Здесь ведь когда-то все у нас со Светкой и началось, вот в такие же теплые ночи. Звездное небо, шелест листвы недальнего леса, приглушенные голоса, ее мягкие губы… Стоит ли удивляться, что снова начало саднить где-то там, в глубине то, чего, казалось, уже и нет вовсе.

Да еще добавилось осознание того, что не сами мы, выходит, ошибок наделали. Помогли нам. А это ведь совсем же другое дело.

В результате я шустро накатил с батей пару рюмок водки, вручил ему лукошко с грибами и пошел спать в свою мансарду.

Но нож воткнуть в притолоку комнаты не забыл. Не худо бы над порогом дома, но тогда его углядит мама. Это ни к чему.

Впрочем, я Полине Олеговне поверил. Похоже все это на правду. И Нифонтов тогда говорил, что не все ведьмы даже знают, что они ведьмы. Эта знает, но все равно предпочла простую человеческую жизнь.

А утром, чуть свет, я уехал в Москву. Нет, это не был побег от себя, просто решил не терять целый день. Плюс мне вспомнился ужас маминых сборов перед отъездом с дачи, когда она гоняет всех по дому со словами: «Ну хоть бы раз по-людски собраться и уехать».

И наконец — надо же узнать, поймали подъездные удава в подвале или нет?

Глава семнадцатая

— Вот тогда он ка-а-ак хвостом махнет! — взахлеб рассказывал мне Родька, размахивая мохнатыми лапками и чуть не снося со стола стаканы с квасом. — И Кузьмича ка-а-а-ак о стенку треснет! Тот даже охнуть не успел.

— Так и было, — степенно подтвердил Вавила Силыч. — Опять Кузьмичу не повезло. И в первый раз ему досталось, и теперь. Но ничего, схомутали гадину.

Когда я приехал домой, эта парочка сидела за столом, распивая двухлитровую баклажку кваса, которую откуда-то припер подъездный. Насколько я понял, так они праздновали свою победу над зловредным пресмыкающимся и сдержанно, по-мужски, хвалили друг друга, преуменьшая свои заслуги и отдавая пальму первенства собеседнику.

— Первую помощь-то ему оказали? — обеспокоился я о судьбе незнакомого мне невезучего Кузьмича.

— Само собой, — заверил меня Вавила Силыч. — А как же.

— А вообще — не такой он и страшный, этот удав, — заявил мне Родька, ополовинив стакан с пенным напитком и потерев нос, в который, похоже, ударили газы. — Я вот как-то давно в болотах на полоза наткнулся, когда туда по клюкву ходил с тогдашним хозяином — вот тот да, тот очень страхолюдный. И поздоровее будет, в смысле — подлиннее.

— Ну ты просто сетчатого питона не видел, — резонно заметил я. — Боюсь, перед ним и полоз спасует. Да и анаконды вроде тоже длиной в два этажа бывают.

— А они на золото навести могут, эти твои анаконды? — со скрытым превосходством поинтересовался Родька. — Или в молодца перекинуться и девку под землю увести, чтобы там ее, значит, того? Вот то-то. Наш полоз — он не прост. А эти — просто змеюки безмозглые.

Читал я про этого полоза. У Бажова или еще где. Вот только в наших местах данное диво не водится вроде, он то ли в Сибири, то ли на Урале обитает. Помотало Родьку по стране, однако.

— Еще он очень тяжелый был, — Вавила Силыч допил стакан и наполнил его снова. — Пока до четырнадцатого дома дотащили, все умаялись. Ну это ладно. У тебя-то как? Нашел чего?

— А как же, — я достал из кармана полтинник и крутанул его на столе. — Вот, целую одну монету.

Родька цапнул денежку, остановив ее кружение, куснул ее и сказал подъездному:

— Серебро. С примесями, но настоящее.

— Негусто, — заметил Вавила Силыч лукаво.

— Да, — поддержал его мой помощник. — Хозяин, а чего так мало? Всего одна денежка?

— И её хватит, — потрепал его по голове я. — Не все надо брать, что в земле лежит. И вообще, жадность — плохое чувство.

— Меня послушал, сам додумался или еще кто подсказал? — проницательно спросил подъездный.

— Всего понемногу, — не стал скрывать я.

А после рассказал им о том, что случилось со мной накануне.

— Зря от перстня отказался, — дослушав меня, практично заметил Родька. — Аметист — хороший камень, особенно если чистый, с ним много чего интересного сделать можно. И в земле он полежал, это очень хорошо. Изумруд — тот в земле силу свою теряет, не любит ее. А аметист наоборот.

— Дурень ты, — отвесил ему подзатыльник Вавила Силыч. — Испытывал его лесовик, неужто не понял? Они всегда так — вроде человека из леса уже отпустили, этот бедолага уже просвет среди деревьев видит и лай собачий слышит, радуется, что вышел к людям, а лесовик хлоп — и по новой его в чащу завернет. Вот и тут то же самое — этот пенек лесной Сашу нашего вроде как хвалит, а сам в последний момент ему ловушку устраивает. Согласись он — и кто знает, что было бы.

Значит, правильно я поступил, если и подъездный той же точки зрения придерживается.

— Да и не в этом суть, — Вавила Силыч побарабанил узловатыми пальцами по столу. — Главное в другом. Честно скажу, Александр — как по мне, так не лучшая тебе досталась доля. Близ мертвых жить не каждый сдюжит.

— Так у меня и в планах нет близ них жить, — даже немного опешил я.

— Коли с ними вожжаться начнешь, так они все одно где-то поблизости отираться станут, — заявил подъездный. — Ты не забывай, не все мертвые на кладбищах лежат. Знаешь, сколько их по городу неприкаянно бродит? У-у-у-у! А как в силу войдешь, так они тебя чуять будут и тянуться, как мотыльки к свету.

Такое мне в голову даже не приходило, хоть вроде и лежало на поверхности. Этого мне не надо.

— Но то, что сила тебя сама вела — это хорошо, — подытожил Вавила Силыч. — Это значит, что принимает она тебя. Хоть что-то. Ты чего посмурнел?

— Да о мертвых задумался, — признался я. — Не хочу я, чтобы они тут шлялись. Я по ночам спокойно спать люблю.

— Заклинания есть специальные, и наговоры тоже, — влез в разговор Родька. — Чтобы, значит, они в дом не вошли. Не боись, хозяин, придумается что-нибудь.

— Вавила Силыч, а ты о Хозяевах кладбищ мне не расскажешь? — напрямую задал я подъездному вопрос, который меня интересовал более всего. — Кто они такие?

Я был уверен в том, что похода на погост, а то и не одного, мне не миновать, а потому надо было выяснить, чего там следует ожидать. Следовательно, нужно было подготовиться, то есть — узнать все, что можно. Я уже понял, что, несмотря на то, что о лесных хозяевах, болотниках и прочих повелителях тех или иных мест люди давным-давно забыли, силы и могущества у них меньше не стало.

— Слышал я о них кое-что, — подъездный слез с табурета. — Но что в том правда, а что вранье — не знаю, потому погоди маленько. Пойду, за Кузьмичем схожу, от него в этом вопросе толку больше будет. Он одно время у кладбища жил, значит, знает побольше моего.

— А удобно это? — почесал затылок я. — Он же вроде как от удава пострадал.

— Кузьмича ни одна холера не возьмет, а тем более какой-то там удав, — не без гордости за друга ответил мне Вавила Силыч и полез за холодильник.

— Родь, давай, на стол чего-нибудь поставь, — сказал я своему помощнику. — Колбасу там, сыр. Все-таки человек…. То есть — подъездный в гости придет. Неудобно.

— Тут такое дело… — круглые глаза Родьки уставились в белый потолок кухни. — Мы же у нас здесь к охоте готовились, обсуждали всякое. Этот… План операции разрабатывали. Вот.

Я все понял, подошел к холодильнику и открыл дверцу. Так и есть. Все та же ледяная пустыня. Даже кетчупа нет. И масленка куда-то пропала. Правда, три кубика «Магги» по-прежнему на месте.

— Н-да, — я закрыл дверцу. — Придется в магазин идти. Лениво, но надо.

— Ругаться не будешь? — то ли спросил, то ли удивился Родька.

— А надо? — уточнил я.

— Наверное, — подумав, ответил мой помощник. — А то разболтаюсь совсем. Я могу.

— Ну, значит, неделю сидеть тебе без газировки, — строго заявил я. — И без сладкого.

Не знаю, насколько это для него страшное наказание, но ничего другого мне в голову не пришло.

Родька помолчал, почесал за ухом и спешно допил свой квас, как видно, рассудив, что я и его у него могу отобрать.

Минут через пять за холодильником зашуршало, и оттуда вылез Вавила Силыч, с еще одной пластиковой бутылкой кваса, а следом за ним на кухне появился и пресловутый Кузьмич.

Выглядел он постарше нашего подъездного, был повыше ростом и имел внушительных размеров лысину, на которой красовался пластырь, налепленный крест-накрест. А еще он отличался от Вавилы Силыча цветом. Наш подъездный был коричневый, как желудь, а этот скорее сероватый, как осиновая кора.

— Кузьмич, — протянул мне свою ладонь дважды пострадавший от удава бедолага. — С пятого подъезда я.

— Знаю, — пожал я его конечность. — Наслышан. Мне вон та парочка все рассказала. А имя-то есть у вас? Как-то неудобно просто Кузьмичом звать.

— Анатолий, — проворчал тот. — Но ты как все именуй, я давно привык.

Судя по всему, был Кузьмич не очень разговорчив, поскольку фразы свои он как бы обрубал, как видно, считая, что основное сказано, а там пусть собеседник сам додумывает.

— Рад бы чем угостить, да в холодильнике пусто, — развел руками я. — Хреновый я хозяин.

Вавила Силыч бухнул на стол бутылку квасу, а после виновато глянул на меня. Я улыбнулся и подмигнул ему, давая понять, что не в обиде за разорение холодильника.

— Отобедал уже, — сообщил Кузьмич и неодобрительно глянул на Родьку, который сразу потянулся к квасу. — Благодарствую.

Тот мигом отдернул лапы от бутылки и метнулся за стаканом для гостя.

— Гоняй его, — посоветовал мне Кузьмич, ткнув пальцем в моего помощника. — А то на шею, стало быть. Да. Ишь, пройда такая!

Потом он степенно пил квас. Медленно, дергая кадыком, стакан за стаканом. Отдувался, отфыркивался, вытирал пот, стекающий с лысины.

— Жарко, — после третьего стакана сообщил он мне. — Душно тут, в городе. Сколько лет живу — а все никак не привыкну. У нас-то в деревне…

И снова припал к стакану.

Я с уважением смотрел на него. Маленький-маленький, а сколько влезает, а? Да, крепка старая гвардия!

— Значит, Хозяева кладбищ? — допив очередную порцию, без какого-либо перехода спросил у меня Кузьмич. — Разные они. Но скажу так — злить их точно не стоит. Сила за ними есть, и немалая. Пусть и в границах, стало быть, только их погоста, но немалая.

— Поподробней бы, — попросил я его. — Если время есть, если мы вас не задерживаем.

— Есть, — посопев, сказал Кузьмич. — Разъехались у меня почти все по дачам да по югам. Пустой подъезд стоит, почитай.

— Везучий, — протянул Вавила Силыч завистливо. — И ведь ни одного запойного у тебя нет. Невиданное дело.

— А все почему? — Кузьмич воздел вверх кривой палец. — Работу свою делаю как должно. С душой! Кабы все так поступали, давно бы посох в нашем районе был, а не на «Соколе».

— Что за посох? — не смог удержаться от вопроса я.

— Деревянный, — пояснил Кузьмич. — С камушком в навершии. Он в свое время тому домовому принадлежал, который за палатами самого боярина Кучки следил. А с его палат-от вся Москва пошла, вон как. Его, посох этот, лет полтораста назад нашли, когда палаты раскопали, и с тех пор он по рукам и ходит. Какой, стало быть, уголок города под Новый год старейшины лучшим признают — тому он до следующей зимы и достается. А с ним и удача приходит, вот так-то. Счастливый этот посох.

— И по каким критериям идет оценка? — еле удержался от смеха я.

— Чистота в районе, — загнул палец Вавила Силыч. — Порядок. Чтобы смертоубийств не было. Там много всего.

— Опять же — у кого деток за год больше народилось, — добавил от себя Кузьмич.

— Святые угодники, — опешил я. — А вы-то как тут? С какого, извиняюсь, бока?

— Если район тихий, спокойный, то и на душе у людей хорошо, — совершенно серьезно ответил мне Вавила Силыч. — А когда у людей на душе хорошо и в дому ладится, то они всенепременно деток делают. Без них и дом не дом, и семья не семья.

— Хорошо еще вечером по зиме электричество отключить, — добавил Кузьмич. — Очень способствует этому делу.

Я только головой помотал. Очень меня впечатлило это все. Нет, вы только вдумайтесь — у них, оказывается, есть переходящий деревянный посох. С камушком в навершии.

— Ладно, это все наши хлопоты, — Кузьмич вытер пот с лысины, а после поправил на ней пластыревую нашлепку. — Давай о твоем интересе поговорим.

— Было бы здорово, — пододвинулся поближе к нему я. — Если можно — поподробнее.

— Что знаю — расскажу, — кивнул Кузьмич. — Не сомневайся.

А знал он и на самом деле немало, поскольку рассказ затянулся на добрых полчаса.

Лесовик был прав — при каждом кладбище есть свой Хозяин. Как правило, им становился тот, с кого оно началось, покойник, который был на нем похоронен первым. Но тут был нюанс — для этого кладбище уже должно было являться именно что кладбищем, то есть иметь некую ограду, которая отделяла бы мир живых от мира мертвых, вот потому-то у тех лесных туманных нежитей старшего и не имелось. Их, похоже, просто зарыли в землю, не придав месту упокоения официальный статус. Нет его — нет и Хозяина.

Причем если первой хоронили женщину, то она в счет не шла, Хозяином мог стать только покойник мужского пола. И даже когда место его упокоения съедало время, руша надгробие и все, что к нему прилагалось, то он все равно оставался тем, кем являлся, и просто находил себе другую могилу. Как правило — постарее и повнушительнее обустроенную. С монументом там, или даже с мавзолеем. Все-таки руководитель, как ни крути. Пусть и потусторонний.

Именно он, Хозяин кладбища, Костяной царь, как его еще называл Кузьмич, решал все на своей земле. Нет, была еще дирекция, охранники и прочие служители, но то все дела людские, его не касающиеся до поры до времени. Но не дай бог людские дела вставали поперек его воли. Тут живым, кормящимся при мертвых, завидовать не приходилось, гнев Хозяина всегда был страшен. Особенно же лихо приходилось тем, кто пытался посягнуть на добро покоящихся в земле. И если забулдыг, которые допивали водку, оставленную на погосте родственниками, он еще терпел, то кладбищенских воров, особенно тех, кто не ограничивался венками и цветами, а вскрывал могилы, карал безжалостно, причем дважды. Сначала в живом виде, когда, прежде чем убить, гонял их по дорожкам до посинения, а после и в посмертии. Тела ворюг увозили в морг, а душа — она оставалась там, где грабитель принял смерть. И назвать ее судьбу легкой никто бы не рискнул.

Бывало, что доставалось и тем, кто над кладбищем был официальным руководством. Не секрет, что кладбищенский бизнес один из самых выгодных, это знают все. Я лично помню лихую заварушку в начале века, когда преступные сообщества устроили передел этой собственности, вылившийся в небольшую войну со стрельбой и взрывами. Тогда про это много писали.

Так вот — до людской наживы Хозяину кладбища дела нет, его деньги не интересуют. Но если те, кто служит мертвым, начинают ради своей выгоды слишком зарываться и творить бесчинства, вроде запретов на установку памятников, которые заказаны не в местной мастерской, или даже вовсе закрывать доступ к могилам, то здесь Костяной царь может и показать, кто тут настоящий хозяин. Так сказать — сместить руководство. Насовсем. Посмертно.

А так он людей не трогает. Они ему неинтересны. И простым посетителям, которые не нарушают покой кладбища, там бояться нечего, даже ночью. По крайней мере, мертвых — точно. Не тронут они их. Наоборот, бывали случаи, когда Костяной царь даже защищал живых от живых же, и ничего удивительного тут нет. Это его владения и он, как добрый господин, обязан прийти на помощь человеку, которого хотят ограбить или даже убить.

Всякие же рассказы о ходячих мертвецах, которые выходят из могил и пьют кровь — не более чем сказки, в которые верить не следует. Тут люди путают простых покойников и упырей, а это разные сущности. Да и не сунутся упыри на кладбище сроду, их Хозяин на нюх не переносит.

— Вон как, — я удивился. — А мне лесовик говорил, что там, на погосте, надо держать ухо востро.

— Тебе — да, надо, — подтвердил Кузьмич. — Я же говорил о чем? Что простым людям не надо беспокоиться. А ты не простой теперь. В тебе сила бесхозная есть, мертвяки ее точно почуют и захотят около нее погреться. Дармовщинка, считай, как не попробовать тебя объегорить? Да и когда она твоей станет, тоже не следует думать, что все станет проще. Ты ведьмак, не забывай об этом никогда. Мертвым ваше племя не враги, но и не друзья, нападать в открытую никто не станет, но и жалеть тебя, если слабину дашь, тоже не будут. И защиты от Костяного царя не жди. Не резон ему тебя защищать, у тебя дар есть его подданных на волю отпускать, а он этого не любит.

— А как погреться-то они хотят? — недоумевал я. — И причем тут мое имя? Мне лесовик говорил про ключи, двери, но я толком ничего не понял.

— Родовое имя, тобой же произнесенное, откроет неупокоенной душе дорогу к сути, — вместо Кузьмича, который грозно засопел, удивляясь моей тупости, ответил Вавила Силыч. — Твоей сути, Александр. К сознанию твоему, если проще. А там все зависит от того, кто крепче — ты или эта душа. Если ты — то выдворишь её из себя навсегда. Если она — то беда. Захватит мертвяк твое тело, и все что к нему прилагается, то есть и силу. Не навсегда, ненадолго, но захватит. И кто знает, что с ним учудит. Может и ногу сломать, и даже шею свернуть, что ему за печаль до твоих бед? Нога еще ладно, в гипсе полежал и живи дальше. Если ухайдакает мертвец тело, то тогда все, твоей душе возвратиться некуда будет.

— Потому на кладбище никогда ни с кем не откровенничай, — назидательно произнес Кузьмич. — Кто бы ни подошел, что бы ни спросил. Они хитрые знаешь какие?

— А если его кто-то другой назовет? — озадачился я. — Мы с родителями раз в год на родные могилы ездим, не будут же они все время безлично ко мне обращаться?

— То другое, — пояснил Кузьмич. — Тут важно, чтобы ты сам свое имя назвал и доброй волей, без этого ничего у неупокоенной души не выйдет.

— Еще вопрос, — я отпил кваса. — Если понадобится, я смогу с Хозяином кладбища поговорить? Мало ли как дело повернется, вдруг пригодится.

— Да запросто. Но только если он сам этого захочет, — Кузьмич ухмыльнулся. — Иди в самую старую часть кладбища или на перекресток в самом его центре. Там найди дерево сухое, безлистное. Поверь, оно непременно отыщется, не может быть такого, чтобы его не было. На дереве этом найди место, куда дар Костяному царю положить можно. Может, в сплетение сучьев, может, еще куда, там такое непременно найдется. Положишь дар, скажешь: «Прими, Хозяин кладбища, подношение мое. Если тебе будет оно по нраву, то и мне будет радостно». После этого жди, если он захочет с тобой побеседовать, то даст тебе знак. Огонек могильный засветится или подойдет кто-то и тебя за собой позовет. Но помни — делать подобное надо не раньше заката и не позже того времени, когда восток синеть начнет. Днем он не спит, понятное дело, но в разговоры с кем-либо не вступает почти никогда.

— А что за подношение надо ему нести? — я полностью обратился в слух.

— Мясо с кровью, желательно — говядину, — со знанием дела ответил Кузьмич. — Фарш можно, особенно если свежий, с сукровицей, опять же. Еще сметана годится, но только в открытой посуде. Банка там, или крынка. Хотя — где теперь крынку сыщешь? А всякие новомодные гостинцы, вроде чипсов или шоколада в фольге, не неси. Не примет.

— Нелогично, — заметил я. — Он же нежить, насколько я понимаю. Зачем ему еда? У него же желудка нет.

— Полагаю, что вопрос в глубоком уважении, — подумав, выдал Кузьмич. — И потом — у него слуги не только мертвые, но и живые есть. Собаки, кошки кладбищенские — они тоже при нем состоят.

— Непросто все это, — вздохнул я. — Запутанно.

— Привыкнешь, — ободрил меня Кузьмич. — Со временем. Если только глупостей не наделаешь и сам в свиту какого-нибудь Костяного царя не попадешь.

— Не должен, — уверенно произнес Вавила Силыч, чем мне очень польстил. — Набирается ума вроде помаленьку. Вон с лесовиком поладил. А у них характер не сахар, ты же знаешь.

— Это да, — подтвердил Кузьмич. — Скандальные они. Это не трожь, то не трожь, тут не рви, там не топчи. Хуже них только русалки.

— Они такие дуры!!!! — как видно, Родьке было что рассказать по этому поводу, он дернулся на табуретке так, что чуть с нее не упал. — У нас их с дюжину живет! Так как лето, они волоса свои чешут и молодых мужиков ждут. У нас молодых уже лет двадцать как нет, и им всем сто раз говорено, что не придут они, неоткуда им взяться, уплывайте уже отсюда. А эти, как полнолуние, сидят на берегу и гребешками орудуют. Ждут. Ну не дуры?

— Да это ладно, — Кузьмич хмыкнул. — Вот помню, пошли мы как-то с овинником и банным на Ивана Купалу к Неглинке. У меня просто тогда там рядом палаты стояли…

Мне стало понятно, что познавательная часть беседы закончилась и начались воспоминания, которые имеют немалую ценность для фольклористов, но лишены практического смысла. То есть — можно смело отправляться в магазин, поскольку есть-то мне что-то надо и сегодня вечером, и завтра утром.

Мои гости и примкнувший к ним Родька уже вовсю разошлись, перебивая друг друга и вываливая все новые и новые воспоминания о своих похождениях в те времена, о которых я только в исторических романах читал. Сами посудите — тот же Кузьмич на Неглинку ходил. Неглинку, которую еще при царе-батюшке под землю законопатили.

В общем, под шумок я квартиру и покинул, причем, как мне показалось, никто этого даже не заметил.

Забавно, а я как-то уже совсем сроднился с этими представителями фольклора. Серьезно. Более того — я их начинаю воспринимать в качестве своих друзей. По идее, это противоестественно, хотя бы потому, что они не люди. В прямом смысле — не люди. Они не принадлежат к доминирующей на этой планете расе.

Но с другой стороны — а являюсь ли я сам теперь человеком в полной мере? Хотя, что за чушь. Конечно же, являюсь. Но вот вопрос — останусь ли я им после того, как сила меня примет? Не факт. Люди в наше время столько не живут, сколько, например, протянул Захар Петрович. Я уж молчу обо всем остальном. Да вот хоть бы зелья. Почему-то есть у меня уверенность в том, что если бы, например, Пашка Винокуров попробовал изготовить пресловутые кристаллы страстной любви, то есть сделал бы то же, что и я — побросал в котел те же травы, а после прочел наговор, то ничего бы у него не получилось. Тут нужно нечто большее. И это большее — не человеческой природы.

Подобные мысли вертелись в моей голове и до того, как я неторопливо шел к магазину, и тогда, когда я уже топал домой. Они меня увлекли до такой степени, что я даже не услышал, как меня у подъезда окликнула Маринка.

Я заметил ее только тогда, когда она меня за рукав дернула.

— Смолин, — буквально проорала она мне в ухо. — Ты чего? Ушел в себя, буду нескоро?

Она была, как обычно, свежа, непосредственна и в компании. С ней был тот мрачноватый парень, с которым она меня знакомила на лестнице недели две назад. Если не ошибаюсь, звали его Сергей Севастьянов.

— Ну да, — ответил я ей, пожимая Севастьянову руку. — Вроде того.

— Ты почему дома? — спросила Маринка. — Ты же вроде за город собирался?

— Уже вернулся, — я поставил пакеты с продуктами на лавку. — А вы куда намылились? В кино?

— Почти, — Маринка заливисто рассмеялась. — В еще то кино. Ужастик смотреть.

Нет, все-таки я ей где-то даже завидую. Времени-то прошло всего ничего с той ночи, когда нас чуть не прикончили. Как она тогда орала, ножками топала, ведь даже стошнило ее — и на тебе, никаких следов пережитого стресса. Идет в кино ужасы смотреть. Счастливый человек с устойчивой психикой.

— Нет, Смолин, все круче, — Маринка сузила глаза, как видно, желая погрузить меня в мир тайн и мистики. — На кладбище мы едем! На кла-а-а-адбище!

И она растопырила пальцы, а после поднесла их к моему лицу, видимо, желая усилить эффект.

Но особой нужды в этом не было, я и так был впечатлен.

А еще у меня в ушах прозвучала вчерашняя фраза лесного хозяина о кукушке и ее яйце, из которой следовало, что только это в мире и бывает случайно. Все же остальное просто так не происходит.

Значит, и действовать мне теперь надо соответственно. Использовать те шансы, что подворачиваются, и не верить в совпадения. И в то, что если на этот раз не получилось, то в следующий-то точно выйдет как надо. Следующего раза может и не быть. Да и не получится у меня уже безмятежно существовать как раньше, спокойно плывя по течению. Жизнь не даст этого делать. И судьба тоже. Тут либо так, либо никак.

Не могу сказать, что мне это очень нравится, но выбора нет.

Или все-таки нравится?

— Странный выбор для воскресной прогулки, — вкрадчиво произнес я. — Нет, некий романтизм в этом есть. Я бы даже сказал — это вполне себе готичненько. И все же — какого вы забыли в местах вечного упокоения?

— Да какая там прогулка? — Севастьянов сунул в рот сигарету и щелкнул зажигалкой. — Беспредел сатанинский в чистом виде, как в девяностые, если не хуже. Какого-то мужика распластали, как семгу на разделочной доске. Хорошо сказал, надо запомнить, может пригодиться.

— Звучно, — согласилась Маринка. — И метафоры такие жесткие, по теме. Ну, мы едем?

Она подошла к не слишком новой «королле», которая, похоже, принадлежала Севастьянову.

— А возьмите меня с собой, — попросил я у них. — Мне все равно делать нечего.

— Оно тебе надо? — изумился Сергей. — Ладно бы мы на вернисаж какой ехали, или на фуршет, там хоть пожрать можно. Тут-то кладбище, да еще и с «расчлененкой».

— Дома сидеть неохота, — пожал плечами я. — И потом, кладбище — не самое скверное место для прогулок. Тихо, спокойно, памятники архитектуры красивые встречаются.

Севастьянов с сомнением посмотрел на меня, потом на Маринку. Та нацепила на нос модные противосолнечные очки и сказала:

— По сути, он прав. И вообще — в ряде стран кладбища входят в туристическую программу. Например, во Франции есть Пер Лашез. И еще Сен-Женевьев де Буа.

— У вас тут плиты электрические или газовые? — деловито спросил у меня Севастьянов.

— Электрические, — ответил я. — А что?

— Ну тут два варианта — либо вы здесь газа нанюхались, либо что-то у вас не так с водой, подмес психотропов происходит в вашем водораспределителе. Не может в одном подъезде обитать два человека с одинаковой шизой. С разной — да. Но с одинаковой?

— У нас может, — заверила его Маринка, плюхаясь на переднее сидение и доставая из сумки сигареты.

— Ну, как? — я уставился на Сергея.

— Да бога ради, — развел руки в стороны тот. — Мне не жалко. Но если что — ты тоже журналист, внештатник. Стасу так и скажешь.

— Ага, — обрадовался я. — Тогда — пять минут. Жратву домой отнесу только.

Уже в дороге, лихо руля, Сергей объяснил мне, что Стас — это его одноклассник, он в СКМ служит, как раз в том районе, где кладбище расположено. Я, кстати, вспомнил, что это имя мне Маринка уже называла. Так вот — полицию вызвала обескураженная случившимся дирекция, а он, Стас этот самый, слил информацию Севастьянову, по дружбе. Ну и по договоренности, поскольку за эти сливы он имел свой небольшой интерес в редакции.

Вообще же этот случай — он не первый, и на других погостах такое случалось. Но информация это закрытая, причем всерьез, в прессе, даже желтой, пока ни про один из этих прецедентов не писали. Откуда-то сверху это дело, похоже, курируют, потому как такое шило запросто в мешке не удержишь.

Слушая его, я вспомнил, что про нечто подобное мне Нифонтов рассказывал. Похоже на то, что речь про одно и то же идет. Тогда понятно, кто блокирует прессу. Нет, не сам отдел, думаю, что у них руки не такие длинные. Но что по их наводке — это точно.

Вот только одно плохо — если все так, то ритуал — дело рук ведьмака, и это может мне осложнить жизнь. Я сам еще не ведьмак, но вот только для Хозяина кладбища, который наверняка в бешенство пришел от произошедшего, это будет не аргумент. Он до кого из нашего брата дотянется, того и пришибет, не разбираясь кто в каких чинах состоит.

Нет, огляжусь и ходу оттуда. До темноты, слава богу, времени еще много.

Кладбище оказалось расположено довольно далеко от нашего дома, на западе Москвы. Довольно старое, с высокими березами, которые были видны из-за глухого забора, и с широкими дорожками, присыпанными песком.

У входа нас поджидал тот самый Стас — невысокий, но очень крепко сложенный парень в серой легкой куртке.

— Ну, вы где запропали? — вместо приветствия набросился он на нас. — Там уже почти все, скоро его запаковывать будут и на экспертизу.

Он приветливо кивнул Маринке и задержал на мне взгляд.

— Это тоже наш, — бросил Севастьянов, убирая в карман ключи от машины. — Внештатник.

— Хорошо, — парень сунул мне руку. — Стас. Так, сразу — не фотографируем ничего, не злим мое начальство. Если что, то я вам потом снимки из наших подгоню. Все, погнали.

И он почти побежал вглубь кладбища, мы поспешили за ним.

— Зря так легко оделась, — сказал он Маринке на ходу, глянув на ее открытые руки. — Комары тут звери, корову загрызть могут.

— Ты же мне одолжишь куртку? — проворковала моя соседка тоном «а-ля будуар».

— Не-а, — помотал головой Стас. — У меня под ней «ствол», шеф не любит, когда мы их «светим». И потом — я от комариных укусов чешусь очень.

— Куда мир катится? — Маринка хлопнула себя по руке, как видно, убив первого комара. — Перевелись джентльмены.

Мы дружно промолчали.

Мужчину убили в новой части кладбища, место преступления уже обтянули полосатой лентой, и внутри получившегося квадрата, между могилами, сейчас топталось изрядное количество народа. Там мелькала полицейская форма, белые халаты медиков и серые пиджаки, видимо, принадлежавшие местной администрации.

— Калинин, — к Стасу, который поднырнул под ленту, подошел немолодой мужик с короткой стрижкой и довольно резкими чертами лица. — Тебя где черти носят? И кто это с тобой?

— Пресса, — коротко ответил наш проводник.

— Нахрена? — не обращая на нас внимания, спросил у него мужчина, как видно, тот самый «шеф».

— Потому что свои, — деловито объяснил Стас. — Лучше пусть они пишут, если придется, чем какие-то другие. Эти хоть подконтрольные, лишнего не брякнут, и все в нужном свете подадут. Плюс они наша отмазка. Если что — журналисты уже были, им все рассказано, а кто не успел — тот опоздал.

— Убедил, — признал мужчина и махнул рукой — мол, за мной идите.

Лучше бы я этого не делал. Лучше бы я там, за лентой, постоял. Нет у меня привычки к таким зрелищам, не мое это.

Я только глянул на то, что осталось от человека, лежащего на дорожке между двумя массивными надгробиями, хватанул воздуха и, зажимая ладонью рот, кинулся назад, туда, где видел мусорный бак, надеясь, что успею до него добежать.

Глава восемнадцатая

Утешало только одно — не меня одного вывернуло по полной. Когда уже я вытирал рот платком, прибежала бледная как смерть Маринка с выпученными глазами и тоже склонилась над баком.

— Они его с места сдвинули, чтобы в пакеты паковать, — закончив свое дело, сообщила мне она, тяжело дыша. — Капец какой-то. Там все, как паззл, рассыпалось.

И она снова сунула голову в бак, издавая гортанные звуки. Да и у меня к горлу опять подкатило. Блин, это кем же надо быть, чтобы такое с живым человеком сделать?

Я пару-тройку раз набрал воздуха в грудь, а после резко выдохнул. Вроде помогло, приступы тошноты отступили.

— Знаешь, Смолин, я вообще-то девчонка крепкая, всякое видела, меня натурализмом особо не смутишь, — сказала Маринка, закончив опорожнять желудок. — Но тут что-то совсем уже кошмар-кошмар. Перебор.

— Знал бы, что такой ужас — хрен бы с вами поехал, — поддержал ее я.

— Мне вообще не понятно, с чего ты нам на «хвост» сел, — проницательно заметила моя соседка, доставая из своей сумки упаковку с влажными салфетками.

Да я и сам сейчас до конца не смог бы этого объяснить. Тогда, у подъезда, у меня был импульс. Мне увиделась в происходящем рука судьбы, некое логичное завершение событий этой недели. Лесные тени, мое предполагаемое ведьмачье призвание, рассказ Кузьмича о Хозяине кладбищ и вот, финал — выезд на настоящий погост. Я был воодушевлен, я начал верить в свою звезду.

Там это виделось так. А здесь — вот вообще по-другому. Кровь и куски человеческого тела на старой могиле, огороженной лентами, особый вязкий воздух, высоченные деревья, закрывающие солнечный свет своими кронами — все это порядком осадило меня. Не так все просто оказалось, не так мне все виделось около дома.

Нет, никакого страха там, или душевного дискомфорта не было. Просто пришло понимание того, что решение отправиться сюда было достаточно скоропалительным.

— Интересно, а чем тут кошки питаются? — произнесла вдруг Маринка, комкая салфетку и щелчком отправляя ее в бак. — Тем, о чем я подумала?

Я проследил за ее взглядом и увидел кошку, сидящую неподалеку от нас. Была она рыжеватого окраса, невеликого размера и, я бы так сказал, аккуратненькая вся.

— Кис-кис-кис, — поманила ее Маринка.

Кошка на это только зевнула и прищурила один глаз, как бы говоря: «Делать мне больше нечего».

— Дикая совсем, — моментально вынесла свой вердикт Маринка и направилась туда, где полицейские начали что-то шумно обсуждать.

Кошка презрительно фыркнула ей вслед, будто поняла, что та сказала.

Или поняла?

Я оценивающе посмотрел на нее. Кошка как кошка, ничего особенного.

Но стоило мне только шагнуть в сторону, как она вскочила с места.

Значит, все-таки не слишком она проста. И приставили ее, похоже, именно ко мне.

Ради эксперимента я прошелся мимо могил по ближайшей дорожке. Потом повернул на другую. Кошка неотрывно следовала за мной на расстоянии шагов десяти, не сводя с меня глаз.

— Это не моих рук дело, — сказал я ей, прекрасно осознавая, что мои слова будут донесены до местного главного. — Мне подобное и в голову прийти не могло. И потом — я уважаю чужие права, и не стал бы пакостить на территории, у которой есть хозяин. И здесь я исключительно за компанию с той странноватой девицей.

Кошка мяукнула, а после шмыгнула в разросшийся кустарник рядом с почти ушедшим в землю надгробием, которое было еле различимо в летней зелени.

Крепко подозреваю, что местный Хозяин кладбища и так знает, что это не моих рук дело. Другое странно — как он позволил здесь подобное устроить? Насколько я понял из рассказов Кузьмича, власть у него на своей земле была почти беспредельная, и он мог бы при желании здесь любого прикопать.

Почему же тогда он позволил сделать вот такое? Не знал? Не видел? Меня его кошка нашла мигом, а резню по живому телу, с криками и всем таким, она прозевала? Не сходится задачка. Ну пусть даже криков не было, на них бы и простые сторожа сбежались, те что из мяса и костей. Положим — заткнули бедолаге рот. Но все равно — боль, ужас, эманации страха. Это все не пропустишь, даже я, со своим куцым пока чутьем, что-то такое там ощутил, прежде чем блевать побежал. А он это все как-то прозевал.

Или не захотел вмешиваться, решил отсидеться в стороне?

Кто же это тогда тут чудачил? С такой мощью, что заставил Хозяина кладбища не влезать в свои дела?

Хотя — я же догадываюсь кто, мне эта мысль в голову недавно уже приходила. Это тот самый ведьмак, которого ищет Нифонтов. И теперь я точно уверен в том, что не хочу с ним встречаться. У меня нет ни малейшего желания превращаться в суповой набор.

Впрочем, может, я и не прав. Может, это обычные сатанисты, а жизнь им веселую не устроили только по той причине, что их было много. Это одного-двух гонять несложно по дорожкам, а толпу рыл в пятнадцать ни один хозяин кладбища с панталыка не собьет.

— Молодой человек, — отвлек меня от мыслей дребезжащий голос. — Извините, вы мне руку не подадите?

Повернув голову влево, я обнаружил рядом с собой невысокую и старомодно одетую старушку в забавной шляпке с вуалькой. Ну как рядом с собой? Она стояла на расстоянии вытянутой руки от меня у неухоженной могилы и опасливо смотрела на разросшийся колючий кустарник, вольготно расположившийся между нами. Такие кусты тут много где росли по краям обширных прямоугольников, которые назывались «участками» и были заполнены могилами. Собственно, из этих участков, по сути, и состояло кладбище. Причем каждый из них имел свой порядковый номер, чтобы можно было отличить один из них от другого. Для того же, чтобы понять где какой, вдоль тропинок были расставлены путевые столбы с написанными на них цифрами.

Я подал старушке руку, та вцепилась в нее и осторожно, по шажочку, начала обходить куст.

— Куда смотрит администрация? — требовательноспросила она у меня. — Почему все это не вырежет, не выкорчует?

— Не знаю, — ответил я ей. — Наверное, есть в этом резон. Так-то тут вон чистота какая. Мусора нет, деревья опилены где надо, песочком все засыпано.

— Не знаю, не знаю, — немного сварливо сказала бабка. — Вы-то молодой, вам везде пройти легко будет, а вот мне уже тяжеловато. Особенно эта растительность раздражает.

Она обошла куст и посмотрела на него с нескрываемой неприязнью.

— Да ладно вам, — примирительно произнес я. — В конце концов — зайдите в администрацию кладбища, напишите бумагу на имя директора. Сейчас на обращения граждан быстро реагируют, не то, что раньше.

— Много вы знаете о том, что было раньше, — скептически пробормотала старушка. — Что вы видели в своей жизни? Мой милый… Да, упустила совсем — как вас зовут?

Старушка подняла голову, и я увидел, как сквозь вуальку блеснули ее глаза.

Она ведь меня почти поймала, ради правды. Как у меня не вырвалось: «Александр» — даже не знаю. На выдохе успел затормозить.

— Анатолий, — чуть замешкавшись, ответил я.

В этот же миг ее рука сжала мое запястье с невероятной силой, я даже вскрикнул — и от боли, и от неожиданности.

Вуалька сама собой завернулась на край шляпки и на меня уставились мутно-мертвые глаза без зрачков.

Это было впечатляюще. Правда-правда. Меня, по крайней мере, проняло. Не так, как там, у разделанного на запчасти трупа, но здорово. Все-таки не каждый день с ходячими трупами встречаешься.

Мертвячка дернулась, ее бледные губы пошевелились, но ничего не происходило.

— Не выходит? — собрав всю имеющуюся в наличии волю в кулак, насмешливо спросил я у нее. — Никак, да?

Самое забавное — еще пару недель назад я бы тут, на этом самом месте, скорее всего от страха и помер. Или, как минимум, штаны бы намочил. Вот глянул бы в эти мутные буркалы и синюшное лицо — и все, разрыв сердца на месте.

А тут — вроде как и нормально все. Ну да, потряхивает маленько от нештатности ситуации, но при этом я контроля над собой не утратил. Вон даже шучу, пусть и немного натужно.

— Знал? — недовольно процедила она.

— Про ваши трюки с подселением в тела? — уточнил я. — Конечно. И ты это, давай, клешню свою отцепляй от моей руки.

Мертвячка отпустила мое запястье, скривила рот так, как живой сроду не сделает, погрозила мне пальцем и истаяла в воздухе. Причем одежда ее осела на землю, а после впиталась в нее, как вода.

— Спецэффекты те еще, — признал я, стирая пот со лба. — Спилберг и сыновья.

— Мя-я-я-я, — услышал я и, подняв голову, увидел на соседнем дереве все ту же рыжую кошку.

— Недоработка, — сказал я ей. — Почему мертвые днем по территории шастают? А если бы посетители это увидели?

Кошка фыркнула и отвернулась от меня.

— Кладбищенский дозор, блин, — пробормотал я и огляделся.

Однако — печалька. Со всей этой суетой и хождениями я, в результате, совершенно запутался. Аллеи тут были одинаковые, а потому отыскать ту, на которой остались мои знакомые, я затруднялся. Раньше они шумели так, что их было слышно издалека, но за это время, судя по всему, труп собрали, упаковали и унесли, а следом за ним отправились и полицейские.

Главное, вроде и отошел-то всего на пару шагов. Но нет — все вокруг не то.

Хотел было набрать Маринку — и обнаружил, что телефон дома забыл. Опять. Надо таблетки попить какие-то, наверное, память ни к черту.

Побродил и вышел к мусорному баку. Обрадовался — вроде тот самый. Оказалось, что нет, не тот. Около того торчащего из земли ржавого крана с вентилем не было. Рассудив, что я его мог просто не заметить, заглянул в бак. Нет, точно не тот. Характерных признаков нет, а должны быть. Мы в него все-таки вдвоем тошнили, причем недавно, такое быстро не исчезает.

При этом паники никакой у меня не было — с чего бы? В лесу не заплутал, а уж отсюда точно выберусь. И вообще — прозвучит по-дурацки, но здесь, в царстве мертвых, я ощущал себя достаточно комфортно, даже инцидент с мертвячкой меня не вывел из равновесия. Страха поначалу нагнал, но душевный настрой не поменял. Помню, раньше в подобных местах мне было маятно, хотелось поскорее отсюда свалить к людям, где пошумнее. А сейчас — ничего подобного даже и рядом нет.

Да и потом, как тут заблудишься? Вон указатель, на котором красуется надпись: «На главную аллею». Главная аллея по-любому ведет к выходу с кладбища. Другой разговор, что до дому ехать долго. А сладкая парочка журналистов меня искать не будет, в этом я не сомневался. Они ребята простые, подождут у машины минут пять, пока курят, потом Маринка меня пару раз наберет, не дождется ответа и скажет:

— Домой, наверное, уехал.

И все. И отчалят они по своим делам. А мне потом через всю Москву своим ходом чапать.

Я дошел до очередного перекрестка и повертел головой. Никого, ничего. Хотя нет — вон там вроде кто-то есть, и этот кто-то идет мне навстречу. Вряд ли ищут меня, но, может, этот посетитель проходил мимо места преступления и меня сориентирует?

И я угадал. Этот человек точно мог меня сориентировать. Это был Нифонтов.

— Привет, — сказал он мне, когда мы поравнялись. Причем мне показалось, что он совершенно не удивлен нашей встрече. — Видал?

Я понял, что он говорит про убийство.

— А то, — мне даже не пришлось добавлять в голос эмоций, все было натурально. — Ужас какой.

— Да, на этот раз даже я впечатлен, — согласился он со мной. — Доводилось мне видать расчлененку и похлеще, но там работали твари из ночи, живущие рефлексами и не отягощенные моральными принципами. А иногда даже и рассудком. Но тут-то человек чудил, а это совсем другой расклад. Да, ты в курсе, что погибший был ведьмаком?

— Откуда? — мне показалось, что на меня вдруг повеял холодный, пронизывающий до костей ветер.

— Представь себе, — невозмутимо сказал Нифонтов. — Самый что ни на есть, настоящий. Крепко вашего брата прореживают, прямо как морковку на грядке.

— Ох, — из соседних кустов на землю выбралась какая-то помятая фигура. — Упал, упал… Ногу больно. Юноша, вы мне не поможете? Вот вы, тот, что поближе ко мне стоит.

Нифонтов положил мне руку на плечо, пытаясь остановить, хотя я и не подумал даже двигаться с места.

— Иди туда, откуда пришел, — посоветовал я фигуре. — И остальным скажи — второй раз шутка уже не так заходит. Хотя и с первым разом не сложилось. Не смешно было. И не сильно страшно.

Мертвец ничего мне не ответил, а просто в тот же момент превратился в дымок, который немедленно развеял легкий порыв ветерка. Причем этот исчез прямо с одеждой.

— Матереешь, — Нифонтов глянул на меня, и в его взгляде я заметил уважение. — Ума-разума набираешься. Быстро, быстро. Не ожидал.

— Есть маленько, — его похвала оказалась мне неожиданно приятна. Наверное, потому, что немного совпала с моими собственными мыслями по этому поводу. Самому себя хвалить дело такое, ненадежное. Другой разговор, если это потом другие подтверждают.

— А теперь скажи мне, приятель, — ты здесь вообще какими судьбами оказался? — потребовал он. — Не скажу, что это кладбище находится рядом с твоим домом.

В двух словах я описал ему сложившуюся ситуацию, не касаясь, впрочем, причин, побудивших меня приехать сюда.

— Можно было бы все списать на случайность, — помолчав, сказал Николай. — Но это в том случае, если бы я в них верил. Чего-то ты не договариваешь. С приятелями твоими все ясно, это их хлеб. Но ты не стрингер, отсюда вопрос — с какого это перепуга тебя потянуло на кровищу поглядеть?

— Есть повод, — подтвердил я. — Но о нем лучше не здесь.

— С чего бы? — изумился Нифонтов. — Место тихое, спокойное, народ вокруг все больше безобидный, неразговорчивый.

— Спорный вопрос, — я показал на рыжую кошку, которая снова появилась в поле моего зрения и теперь сидела шагах в пяти от нас.

— А, ты про этих, — понятливо кивнул Николай. — Да, глаза и уши Хозяина. А тебе есть, что от него скрывать?

— Не то чтобы… — помялся я. — Но в последнее время в определенных ситуациях стараюсь побольше слушать и поменьше говорить.

— При твоей профессии ты это должен был начать делать давным-давно, — назидательно произнес Нифонтов. — Ладно, не вопрос. Мне все равно еще часа два убить нужно, потому можем побеседовать и в другом месте.

— Мне бы еще моих спутников найти. Не поверишь — потерялся я тут. Свернул куда-то, и теперь то место, где убийство произошло, найти не могу. А телефон дома остался.

— Обычное дело, — приободрил меня оперативник. — Я поначалу тоже на кладбищах плутал по полной программе. Вроде и участок знаешь, и вон указатели висят, а все равно, пока нужную могилу найдешь, упаришься весь. А если дело летом происходит и дожди были, то еще и комары зажрут. Они на кладбищах всегда зверствуют ужасно. Сейчас-то хорошо, сухо, а в сырую погоду — у-у-у-у!

Конец его речи я дослушивал уже на ходу, поскольку он довольно шустро зашагал по дорожке, уверенно поворачивая то налево, то направо.

И всего через какие-то несколько минут я оказался в том месте, которое безнадежно искал, оно было совсем рядом. Даже странно, что я сам его не нашел. Или это было закономерно? Не знаю.

Обнаружились там и мои приятели, они беседовали со Стасом, который что-то им негромко объяснял, активно при этом жестикулируя.

— … пока не надо, — услышал я конец фразы, приблизившись к ним. — Как можно будет — дам отмашку.

— Горячий материальчик, — вкрадчиво произнес Севастьянов. — Стас?

— Материал — не колбаса, не протухнет, — жестко произнес полицейский.

— Протухнуть не может, но зато актуальность потеряет, — объяснил приятелю журналист. — Сам же знаешь, это ведь прописные истины.

— Серый, мы дружим с первого класса, и ты меня за это время изучил не хуже, чем себя, — Стас достал из кармана сигареты. — Если я сказал «нет», значит, нет. А если ты плюнешь на мои интересы, то сам знаешь, что будет. Помнишь, ты в шестом классе все-таки кинул карбид в унитаз в туалете на третьем этаже, хоть я и просил тебя этого не делать? Чем дело кончилось?

— А чем дело кончилось? — заинтересовалась Маринка. — И зачем кидать в унитаз этот самый карбид?

— Кидают его для смеха. Там химическая реакция начинается, зрелище еще то, — объяснил ей Севастьянов. — А кончилось это тем, что Стас со мной потом полгода не разговаривал. Игнорировал меня. Демонстративно.

— У меня мама тогда как раз в школу вечерней уборщицей устроилась, — пояснил полицейский. — Я особо это не афишировал, зачем? Сами понимаете — ей все это убирать пришлось. Точнее — я тогда там все в порядок приводил, после этого придурка.

— Сказал бы сразу, — насупился Севастьянов. — Чего молчал? Я же не знал? И извинился потом перед тетей Наташей. Она меня, между прочим, сразу простила.

— А просто выполнить просьбу друга было сложно? — сдвинул брови Стас. — Без вопросов и объяснений?

— Ты всегда любил играть меня втемную, — разошелся Севастьянов. — Вечно буркнешь что-то вроде «Так надо», и все. И я гадаю — почему надо, отчего надо…

— Успокойтесь, девочки, — попросила их Маринка. — Что с этим материалом делать будем?

— Ждать будем, — махнул рукой ее коллега. — Пока соизволения Станислава не воспоследует.

— Вот, — полицейский одобрительно кивнул. — Правильные слова. Серый, да не менжуйся. Такое шило в мешке не утаишь, особенно при нынешнем развитии технологий. Один хрен, просочится что-то в сеть, а потом и ваше время придет. У тебя же, по сути, эксклюзив, причем с фотоматериалами и комментариями сотрудников полиции. По-хорошему, ваш «Столичный вестник» мне очередную «поляну» задолжал.

— Будет тебе «поляна», — пообещал ему Севастьянов. — Я шефа распатроню. Он у нас дядька лютый, но тему понимает, и на такие вопросы не жмется. Нет, сначала, как и полагается, поорет, но потом открывает сейф с кассой.

Пока они общались, последние полицейские покинули кладбище, даже липкую ленту, огораживающую место преступления, и то сняли.

— Ладно, поехали и мы, — Маринка поежилась. — Вечереет, однако. Сань, может заедем куда-нибудь, выпьем по маленькой? Какое-никакое, а нервное потрясение. Не каждый день такое видишь.

Она бросила взгляд в сторону могильной плиты, на которой даже отсюда можно было разглядеть потеки бурого цвета.

— Понимаю, что прозвучит странновато, но я тут останусь, — помявшись, сказал я. — Просто знакомого встретил, хочу с ним поболтать.

И я показал на Нифонтова, который стоял неподалеку от нас.

— Интересные у тебя знакомые, — немедленно сообщил мне Стас. — Серег, он точно именно ваш внештатник? А то, знаешь, мысли у меня сейчас разные возникли на этот счет.

— Значит, все-таки тогда я не бредила, — расстроенно заметила Маринка. — Помню я этого твоего приятеля, и его появление разрушило стройную теорию, которую я себе создала.

— Красиво сказано, — отметил Сергей. — А что за теория?

— Мне надо выпить, — решительно заявила моя соседка. — Вези меня домой, у меня там есть бутылка самбуки. А по дороге я расскажу тебе жуткую историю, в которую влипла по милости вот этого негодяя.

Негодяем был, разумеется, я.

В общем, мы с Николаем уходили с кладбища последними. И уезжали тоже — на стоянке не было ни полицейских машин, ни «короллы» Севастьянова.

— Тут неподалеку есть кафе с восточной кухней, очень приличное место, кормят неплохо и недорого, — сказал мне Николай. — Как насчет плова? Плов у них замечательно хорош, правильный. Из «девзира», с нутом, с барбарисом. Я в прошлом году в Узбекистане был, в командировке, так вот этот не хуже, чем там.

— Исключительно положительно, — сглотнул слюну я. — Но я бы лучше шашлыка покушал, или какого другого жареного мяса.

— Будет, — заверил меня оперативник. — Я угощаю.

Все было так, как он сказал — кафе находилось недалеко от кладбища, минутах в десяти езды.

— Ну, а теперь рассказывай, — потер руки Николай, когда мы сделали заказ, и официантка в пестром халате отошла от нашего столика. — Что же такое с тобой случилось?

И я рассказал ему о своих похождениях на выходных. Про тещу только не стал упоминать. А зачем? Сдалась она ему. И потом — хоть она и распорядилась нашими со Светкой судьбами по своему усмотрению, но сдавать ее оперативнику я не захотел. Какая-никакая, а родственница. Пусть даже и бывшая.

— Интересное кино выходит, — сообщил мне Нифонтов, дослушав мой рассказ. — Значит, та сторона тебя поманила к себе? Нечасто такое случается. Поздравлять не буду, общение с мертвыми штука непростая, но и печалиться особо не стоит, потому как из подобного дара, при правильном подходе к делу, можно немалую выгоду для себя извлечь.

— Даже так? — удивился я.

— Почему нет? — оперативник отпил воды из высокого стакана. — Например, в качестве медиума работать, спрос на их услуги есть всегда, и высокий. Настоящих медиумов в городе раз, два и обчелся, в основном шарлатаны одни промышляют. А к тем, кто вправду слышит мертвых, люди в очередь пишутся за полгода. Таким специалистам нет резона в телешоу покойников в багажниках машин искать в рекламных целях, они сами выбирают, с кем работать, а с кем нет. И гонорары у них — ого-го какие. Да и другие варианты применить твой талант есть.

— Просто странно это слышать именно от тебя, — пояснил я. — Ты вроде как из идейных. По крайней мере, мне так показалось. И тут на тебе — бизнес-планы. Того гляди, предложишь сотрудничество, посредничество и «крышу».

— Правильно показалось, — кивнул Нифонтов. — Так оно и есть. Я из идейных, у нас других нет. Не попадают к нам другие, или быстро отсеиваются, как правило, с пометкой «пропал при невыясненных обстоятельствах». Даже для нас невыясненных. Но при этом мне лично не помешает знакомый ведьмак, который имеет устойчивые связи с ТОЙ стороной. А если он еще при этом обзаведется полезными знакомствами и начнет неплохо зарабатывать, то это будет совсем уж замечательно. Опять не понял?

— Нет, — искренне признался я.

— Если у тебя все будет хорошо, то ты не станешь промышлять разными непотребствами, вроде тех, что сегодня были на кладбище, — приблизив ко мне свое лицо, доверительно проговорил Нифонтов. — Смысла в этом не будет никакого. А значит, и мне не надо беспокоиться о твоем будущем, не надо ожидать того, что в один прекрасный день мне отдадут приказ встать на твой след. Я бы не хотел тебя убивать, ты хороший парень, нет в тебе зла. Ну и повторюсь — твои таланты мне тоже могут быть полезны. Если я к тебе как-нибудь обращусь за помощью, ты же мне не откажешь?

— Не откажу, — подтвердил я, понимая, что другого ответа быть и не может.

Кстати — а чем не вариант? Можно и медиумом поработать. Почему нет? Изучить рынок, провести маркетинговый анализ. Может, даже агента найти.

— Ну вот, — Нифонтов благожелательно посмотрел на девушку, которая принесла нам еду. — Про то и речь. Я тебе больше скажу — когда привяжешь к себе силу, и если всерьез надумаешь заняться тем, о чем шла речь, мы тебе поможем. К нам разные люди ходят, кое-кому из них твоя помощь очень может пригодиться. А там дальше в ход пойдет «сарафанное радио». И еще — на долю малую мы не претендуем. Нам она не нужна. Мы государственное учреждение. Бюджетники, понимаешь.

Я не удержался от смешка. Просто вспомнил, как всегда в первый день любой проверки со стороны любых государственных органов, зампред Димка Волконский обязательно отправлялся с ее руководителем в итальянский ресторан, который был по соседству с банком. Он отсутствовал где-то часа полтора, а в кабинете председателя правления его ждало все руководство в полном сборе и пило литрами кофе. Потом Волконский возвращался и показывал им самую обычную салфетку, бумажную, ту, которой рот вытирают и руки. На ней была написана циферка, это была стоимость благополучного завершения этой самой проверки. Так сказать — все в ваших руках. Устроит банк эта циферка — все пройдет быстро и безболезненно, с шутками, прибаутками и актом проверки, который будет прочитан до того, как придется ставить на нем подписи. И, при необходимости, даже подредактирован. Не устроит — никто никого специально топить не будет, просто тогда все будет по-взрослому, и работать проверяющие станут со всем усердием и прилежанием. Как должно. Выбирайте.

Да и других примеров у меня хватало. Но — из любого правила бывают исключения. В конце концов — он же и в самом деле не обязан был меня спасать тогда на поляне. Но сделал это.

— Знаю, о чем думаешь, — Нифонтов заправил салфетку за воротник рубашки. — Вот такие мы смешные чудаки. Да и потом — услуги, за которыми я буду к тебе обращаться, они ведь тоже в каком-то смысле мзда, так что не очень-то это и благотворительность.

Ну вот это больше похоже на правду. Меня его последние слова даже как-то успокоили, а то я уж начал свои жизненные ценности пересматривать. Просто не верю я в бескорыстие на постоянной основе, нет его в нашем мире. Вон, даже тот же Стас, несмотря на дружбу с Севастьяновым, все равно какую-то денежку с его редакции имеет. Не с друга, но с его работодателя. Это разные вещи.

И в этом нет ничего предосудительного, как по мне. Услуга есть услуга. Помочь хорошему другу в его личном деле — это святое. За подобное денег не берут, по-другому поступать просто свинство. Но если это переходит в служебную, общественную область — то здесь личного нет, это уже производственное. И тут счет другой должен идти.

— Да и рано пока об этом думать, — спустил меня с небес на землю Николай, вытирая руки влажной салфеткой. — Сила-то еще не твоя, приятель. Ну да, она дает тебе о себе знать, даже направляет, но этого мало.

— Знать бы, что ей надо, давно бы это сделал, — вздохнул я и взялся за нож с вилкой, собираясь разделать аппетитный кусок мяса, утопающего в трех соусах и обложенного овощами, приготовленными на гриле.

— Я думаю, тут нужен некий шок, — Нифонтов пальцами слепил из плова кругляш и отправил его в рот. — Мощный эмоциональный всплеск или что-то в этом роде. И лучше всего, если этот всплеск случится на кладбище. Раз уж тебе близка его природа, то надо на него и делать ставку.

— Даже не знаю, что сказать, — чуть не поперхнулся я. — Например? Могилу вскрыть, что ли?

— Ну это уже крайности, — Нифонтов отправил в рот еще один рисовый шарик. — Тем более противозаконные, на этот счет есть статья в уголовном кодексе.

— Отвергая — предлагай, — вроде бы и в шутку сказал я, но давая понять, что от совета не откажусь.

— Нет проблем, — аппетитно причмокнул оперативник. — Как насчет того, чтобы свести через пару часов личное знакомство с Хозяином того кладбища, на котором мы сегодня были? Как по мне — та еще встряска.

Глава девятнадцатая

Я слегка опешил. Как ни крути, предложение все-таки довольно неожиданное. И, как бы так сказать… Щекочущее нервы. Опасностью от него немного попахивает. Даже не немного, чего себе врать. Насколько я понял из слов Кузьмича, Хозяева эти ребята резкие, не любят они, когда на их территории творят разные непотребства. А тут — такое. И неизвестно, как тамошний Костяной царь отреагирует на парочку типов вроде нас, особенно если учесть, что от одного ощутимо будет тянуть ведьмаком. Опять же — халявная сила, которая сама пришла. Соблазн, однако.

— Не знаю, — я побарабанил пальцами по столу. — Не знаю, Коль. Стремно это все.

— Не без того, — согласился со мной оперативник, знай наворачивающий плов. — Но тебе же нужны яркие эмоции, связанные с загробной жизнью? Вот они. Полной ложкой. Кушай, не обляпайся.

— Так-то оно так, — я вздохнул. — Вот только как бы нам там и не остаться, на погосте. Просто боюсь, что после сегодняшнего происшествия Хозяин наверняка лютовать будет, сердиться. А тут к нему в гости еще такие красавцы пожалуют. Вы нас не ждали, а мы приперлися!

— Не вижу повода для паники, причем ни малейшего. Мы под белым флагом придем, — без тени шутки сказал Нифонтов. — Понимаешь, на той стороне тоже есть свои правила и традиции, причем соблюдаются они куда более тщательно, чем у нас. Если ты гость — тебя не тронут до той поры, пока ты не перестанешь им быть. Если даже вы враги, но ты пришел поговорить, и соблюл при этом необходимый ритуал — тебя выслушают и проводят до порога. За порогом — да, вы снова станете врагами, но до той поры безопасность гарантирована. ОНИ никогда не убивают тех, кто пришел с белым флагом, и никогда не стреляют им в спину, понимаешь? Другая мораль, не такая как у нас.

— То есть — они больше люди, чем мы? — невесело пошутил я.

— В чем-то да, — признал Нифонтов. — Но тут тоже две стороны, как у монеты. Они убивают по правилам, это так, но при этом убивают не задумываясь и никогда не сожалея о сделанном. Для них нет понятия «ценность человеческой жизни». Мы для них разменная монета, назойливые существа, которые усердно ломают их вековые уклады, пища, наконец. Кто угодно, но только не равные им.

— Это ты маханул, — я вспомнил Родьку, Вавилу Силыча, лесного хозяина. — Не все же такие? Есть и те, что живут с людьми бок о бок, помогают им.

— Есть, — кивнул Нифонтов. — Но только это сущности, которые возникли после того, как человек стал доминирующим видом на планете. До того они были мелкими духами, никчемами, которых никто не принимал в расчет. А человек дал им возможность ощутить собственную полезность, найти свое «я». Естественно, что они встали на его сторону. Но тут тоже есть нюанс — эти создания человеку не друзья, а спутники. Не станет человека — не станет их. Ты знаешь, что происходит с домовыми, которых хозяева забывают забрать с собой при переезде?

— Нет, — ответил я.

— Они умирают на седьмой день одиночества, — жестко произнес Нифонтов. — Дом пуст — и они пусты, как этот дом. Пустота порождает пустоту. Мне одна коллега рассказывала, что, когда города начали теснить деревни и те обезлюдели, там целые кладбища домовых были. Под какую печь не полезь, там они лежат мертвые. Старики, что старину помнили, вымерли уже все, а молодежь просто не знала, что домовых с собой надо забирать. Им такое и в голову прийти не могло. И те умирали сотнями. Они к домам привязаны, им из них хода нет. А затопляемые территории в той же Сибири? Людей переселили, это понятно, а все остальные? Наши тогда, в шестидесятых-семидесятых, делали что могли, но сколько было их и сколько таких деревень? Не разорваться же?

— То есть они вообще никуда и никак? — мрачно спросил я. Мне стало жалко домовых. Я с ними дружу, как-никак.

— Не совсем верно выразился, — поправился оперативник. — Конечно, домовые могут отправиться куда-то по делам или в гости к луговому, но дом для них все. Если он есть и в нем живут люди — домовой при деле. Нет его — все, он не существует. А дом строит кто? Человек. Получается, что круг замкнулся.

Интересно, а как Вавила Силыч смог к нам в подъездные попасть? Скорее всего, нашлась какая-то добрая знающая душа, помогла ему выжить.

Но спрашивать у него про это я не стану. Не думаю, что ему подобная тема будет приятна.

— Но то домовые, овинники, луговые и лесовики, — продолжил Николай. — Даже те же Хозяева кладбищ, которых с определенной натяжкой можно назвать «нейтралами». А есть существа куда похлеще, из тех, что живут в ночи или за кромкой. Им человек не брат и не сват, он для них дичь.

— Прямо вот дичь? — я поежился.

— Предмет охоты, — кивнул оперативник. — Кому — кровь да плоть нужны, кому душа. Каждому свое. Но они едины в одном — человек не равен им. Он для них враг. И это настоящая война, можешь мне поверить. Я видел. Я знаю. Более того — раньше или позже один из них окажется проворней, чем я, и возьмет мою жизнь. Прости за пафос, но сотрудники отдела, в котором я служу, не умирают своей смертью. Никто и никогда.

Произнеся последнюю фразу, он помрачнел и замолчал.

— А мы тогда кто? — выждав паузу вежливости, поинтересовался я. — В смысле — ведьмаки, ведьмы? Мы же не дикие твари из дикого леса? Ведь мы же люди, из мяса и костей?

— Люди, — Николай невесело улыбнулся. — Люди, Саша. Но тут работает другой закон, перехода количества в качество. Количество лет и обретенных за них знаний может перейти в качество опыта. И желаний, которые этот опыт может обеспечить. Душа человеческая — вещь непростая, она не статична. Если ты можешь что-то себе позволить, пусть это даже не слишком правильно, пусть путь к этому лежит через чужую кровь, то раньше или позже ты задумаешься — а почему бы и нет? Я же могу себе это позволить? И какое мне дело до людей? Они — это они, а я — это я. У нас давно разные пути. И вот дальше будет интересно. Либо ты скажешь себе «нет», и будешь жить себе дальше спокойно, либо… Либо я встану на твой след, а дальше — кто кого. Собственно, тот красавец, которого я сейчас ищу, как раз этой дорожкой и прошел. Не знаю, что конкретно повлияло на него — не в меру развившиеся амбиции, жажда власти, просмотр кинофильма «Горец», но предельно ясно одно — он убивает себе подобных. Какова его конечная цель, для чего он это творит — мне пока неизвестно, все на уровне догадок, но хорошего точно ждать не приходится. Все, что замешано на крови, к добру и свету не ведет.

— Значит, все-таки противостояние света и тьмы? — спросил у него я. — Как всегда, все сводится к нему?

— Свет, тьма, — поморщился Нифонтов. — Да нет никакого противостояния того и другого, это придумки фантастов. Чушь это. Свет — он вон за окном. Солнце сядет — придет тьма. Зло — оно и там, и там зло. Добро тоже не зависит от освещения. Хотя и эти категории не идеальны, согласись? То, что зло для одного человека, то добро для другого. Причем у них все то же самое, поверь. И я не паладин в сияющих доспехах, который огнем и мечом несет добро людям, мои цели проще и конкретнее. В данный момент они таковы — остановить свихнувшегося ведьмака, который льет кровь как воду, и пресечь возможные негативные последствия, которые могут иметь место в том случае, если он добьется желаемого. Это мой служебный долг, понимаешь? Вот и все. И никакого противостояния.

— То есть, когда-нибудь я тоже могу стать таким, как он? — я отхлебнул воды из стакана, у меня даже в горле пересохло.

Нет, мне-то было известно, что я не такой. Но вдруг тут какая-то тонкость есть и мне она просто неизвестна? Вдруг после инициации мозги перестраиваются?

— Гипотетически — да, — невозмутимо ответил Нифонтов. — Но ты особо не парься, это же не заразное заболевание. Все от человека зависит. Люди-то тоже разные бывают, согласись? Я как-то в роддоме побывал, искал «перевертыша», так там новорожденные в специальной палате лежат. Смешные, маленькие, спеленутые, одинаковые. Вот кто из них станет кем — поди знай. Может, все они проживут простую и ничем не выдающуюся жизнь. Будут взрослеть, учиться, влюбляться, выпивать, жениться и так далее. А может, здесь в рядок лежат будущие Рахманинов, Эйнштейн и Чикатило. Друг рядом с другом. Просто мы этого пока не знаем. И кто из них кто, тоже неизвестно. Вот и с тобой дело обстоит так же. Живи, как должно — и все будет нормально. Я же тебе про это сегодня уже говорил.

— Успокоил, — совершенно искренне сказал ему я.

— Поверь, среди вашего брата нормальных тоже хватает, — как видно Нифонтов понял, что я не на шутку напрягся. — И ведьмы вменяемые есть, те, которые не стремятся резать жертвам глотки и наводить на всех-всех-всех порчу. Нет, сущность себя всегда даст знать, шкоды разные устраивать у них в крови, но таких, как та старая кошелка, что на поляне была, среди них не так и много.

— Дара, — буркнул я.

— Что «Дара»? — заинтересовался Николай, снова принимаясь за плов.

— Зовут ее Дара, — пояснил я. — В моей книге про нее много чего написано. Она, блин, как дерьмо мамонта.

— В смысле?

— Ей хрен знает сколько лет и все их она посветила разным мерзостям, — растолковал я ему свои слова, а потом, вдобавок, еще и накляузничал: — Нож наш фамильный сперла, зараза такая.

— Ну про возраст сразу было понятно, — кивнул оперативник. — На нее достаточно только глянуть было, чтобы это сообразить. Дара, Дара… Нет, не слышал. Но уточнить надо будет, я не так и много знаю. С Пал Палычем поговорю, может, он в курсе. И еще кое с кем.

Он достал смартфон и, как видно, внес запись в электронный ежедневник.

— Ну, так что, ты со мной? — не отрывая глаз от экрана, спросил Нифонтов. — Или домой тебя отвезти? Хотя нет, домой уже не успею. До метро могу подбросить.

— Не надо до метро, — еще раз все прикинув, сообщил ему я. — В самом деле — почему бы и нет?

— Вот и правильно, — одобрил мои действия Николай. — И тебе польза, и мне повеселее будет.

Он убрал телефон, поднял руку, щелкнул пальцами, и к нам практически немедленно подошла официантка. Однако — сервис.

— Так, — Николай посмотрел на мою тарелку и покачал головой. — Это все можно убирать, и несите чай. Мне зеленый, моему приятелю черный.

— К чаю что желаете? — уточнила официантка. — Может, ореховую пахлаву?

— Отличная идея, — одобрил оперативник. — Еще заверните нам с собой фарша свежего с килограммчик, только упакуйте его как следует, чтобы не пах и не капало с него. И счет несите, пожалуйста.

На самом деле я был здорово впечатлен происходящим. И снова меня поразила деловитость и спокойствие этого, совсем молодого еще, по сути, парня. Ну на сколько он старше меня? Года на два-три? А у него есть дело жизни, цели, к которым он идет. Оттуда и уверенность в себе, и ощущение внутреннего спокойствия.

Завидую я таким людям, тем, у которых дело есть. Не в смысле — свое дело, а что-то такое, что как якорь их на земле держит и не дает сорваться во все тяжкие. У меня подобного нет. Нет-нет, я люблю свою работу, мне нравится то, чем я занимаюсь. Ну насколько вообще может нравиться времяпровождение, являющееся необходимостью. Но при этом сказать, что это то самое, для чего я был рожден на свет, точно нельзя. Просто так легла карта, что я пошел работать в банк.

А тут другое. Тут человек на своем месте.

Хотя то уже неплохо, что стал над такими вещами задумываться. Раньше если эдакие мысли в голову ко мне и забредали, то я сразу их от себя гнал, точно зная, что ничего путного из этого не выйдет. Такие мысли — как звоночек. Сначала они, после осознание собственной ущербности, потом поиски смысла существования и, в виде финальной коды, символизирующей безвыходность, лихой алкогольный клинч. Знаем, проходили, не раз созерцали подобное у друзей и знакомых.

Но то раньше, а сейчас… Нет, выпить не хочется и себя жалеть тоже не тянет. Просто зафиксировал происходящее — и на этом все.

Пока все.

— Так, гостинец мы Хозяину заказали, — Нифонтов налил себе в чашку чая, который нам принесла официантка. — Как правило, именно это всегда серьезная проблема. Так вот на кладбище, бывало, припрешься, а чем его одаривать — непонятно. Как-то раз в ход конфету пустили, не было больше ничего.

— Принял? — спросил я.

— Но долго ругался на то, что люди стали невероятно жадные, а он слишком добр к ним, — Нифонтов отхлебнул чая. — К нам, значит. Так челюстями скрипел, так буркалами своими вертел — ужас просто.

— Слушай, а какой он, местный Хозяин? — поинтересовался я у него. — Надо же знать, чего ожидать.

— Понятия не имею, — оперативник двумя пальчиками взял пахлаву, истекающую то ли медом, то ли сахарным сиропом, понюхал ее и даже зажмурился от удовольствия. — Я с ним не знаком.

— Вот сейчас не понял, — опешил я. — А как же тогда?

— На машине, — Нифонтов откусил от восточной сладости маленький кусочек, и я понял, что в данный момент созерцаю великую редкость — полностью довольного жизнью человека. — А потом пешком.

— То есть это все не шутка? — мое мнение о повторной прогулке на кладбище снова накренилось в сторону «Надо ли?». — Ты на самом деле с ним раньше не общался?

— С этим — нет, — оперативник был невозмутим, это даже начинало немного бесить. — Хотя кое-что про него слышал. Все-таки одно из старейших кладбищ Москвы, его Хозяин фигура серьезная.

— И? — поторопил его я.

— Ничем от других не отличается, — Нифонтов подлил себе чаю. — Все те же властность, надменность, упрямство. Классический набор качеств, свойственных Хозяевам кладбищ. Плюс следует учитывать его возраст, он давно не мальчишка. Смешно сказал, знаю. О, а вот и счет. Я заплачу.

К кладбищу мы подъехали уже в сумерках, причем не к тому входу, через который его покинули пару часов назад, а к другому, поскромнее. Здесь не было большой вывески, вида на крематорий, автобусного круга и просторной аллеи.

— Нам нужно попасть к старым захоронениям, — пояснил мне Нифонтов. — Отсюда до них поближе будет. Чего впустую ноги бить?

Часы посещений уже закончились, на кладбище никого не пускали, но, несмотря на это, внутрь мы попали без особых сложностей. Просто небольшие ворота были чуть приоткрыты, а внутри, под неярким светом фонарей, суетился десяток азиатов, которыми командовал бородатый немолодой мужчина. Надо думать, завершали день сегодняшний и готовились к завтрашнему.

Завидев нас, он оторвался от созерцания процессов подметания и выброса мешков с мусором, выставил бороду вперед и прищурил глаз.

— Куда? — рыкнул он басом. — Завтра приходите, граждане.

— Завтра будет завтра, — Нифонтов привычным движением развернул удостоверение. — Нам сегодня надо.

— Стой, не убирай, — потребовал бородач, внимательно изучил удостоверение, тщательно сверив фотографию с оригиналом. Он даже вынул из кармана миниатюрный, но очень яркий фонарик, которым подсветил сначала красную книжечку, а потом лицо Николая. — Вроде нормально. Поймите правильно, дело такое.

— О чем речь, — с ноткой уважения произнес оперативник. — Так и надо. Что, шастают разные?

— Не то слово, — кладбищенский служитель достал из кармана сигареты и зажигалку. — Гонять устали. Цветочники, «обходчики», готы, сатанисты, просто психи. Зимой-то поспокойнее, зимой холодно, им это не нравится. Но летом — это что-то. Фарух, куда ты мешок с песком понес? Вон Азамат посыпает дорожку, к нему тащи!

— А кто такие «обходчики»? — заинтересовался я.

— Алкаши, — рокотнул бородач. — Люди приходят, близких поминают, стаканчик им наливают и на могилке оставляют. А «обходчики» его потом выпивают. Дело, в принципе, не страшное, где-то даже хорошее, вроде как помин души. Но какие же у них за территории войны бушуют при этом! Все делят, участки, кому с какого урожай снимать, морды друг другу бьют, коалиции основывают. А мы их гоняем, да все без толку. Иные же, которые и у нас, и у своих в «черном» списке, вообще приспособились по ночам шастать.

— Всюду жизнь, — философски заметил Николай. — Даже на кладбище.

— У нас тут ее хоть отбавляй, — хохотнул бородач. — И тут, и там.

Он сначала показал на своих рабочих, а после на темную аллею, за которой начинались владения мертвых.

— При воротах кого оставляете? — уточнил Нифонтов. — Мы тут до утра бродить не станем, через часок-другой обратно пойдем. Выпустят нас?

— А как же, — кладбищенский служитель утвердительно мотнул бородой. — И здесь есть дежурный, и на том выходе тоже.

Казалось, он совершенно не удивился тому, что нас за каким-то лешим несет побродить ночью среди могил. А может, и на самом деле не удивился. Место у него такое, что ко всему привыкнуть можно.

Нифонтов выслушал его, кивнул, после помолчал секунд пять, изучающе глядя на собеседника, а после спросил:

— А сухого дерева тут нигде нет? Очень старого, которое спиливать никак нельзя?

— Вот, — удовлетворенно произнес бородач. — Так и знал. Есть у меня дар предвидения. А жена все смеется надо мной, «чудиком» называет. Вы, стало быть, к нему? Ну не знаю, не знаю, я бы поостерегся. Сегодня на той стороне кладбища человека на куски… А-а-а-а-а! Вы, значит, по этому поводу?

— Именно, — веско сказал Нифонтов. — Куда нам?

— Вон туда, — бородач махнул рукой, указывая направление. — За пятым рядом начнется аллея, идите по ней. А дальше вообще все просто, топайте себе по указателям «к новой территории», где они кончатся, будет граница старого и нового кладбища. Там это дерево и растет. Его не пропустишь. Свет-то взяли?

— А как же, — Николай достал из кармана небольшой «маглайтовский» фонарик.

— Вижу, вы ребята опытные, — хлопнул его по плечу бородач. — Ровнин еще работает?

— Куда он денется, — теперь уже Николай с уважением глянул на собеседника. — Начальник наш.

— Хороший мужик, надежный, — веско сказал кладбищенский служитель и рявкнул, заставив меня подпрыгнуть на месте: — Алик, мать твою, что опять у тебя случилось? Что «тележке побежаль»?

Поняв, что на этом беседа закончена, мы двинулись в указанном направлении, оставив позади и суетящихся работяг, и их проницательного начальника.

— Такие, как он, иногда о некоторых вопросах знают побольше, чем такие, как я, — мудрено изрек Николай, подсвечивая дорогу. — Но оно и понятно — поработай с его в подобном месте, всякого насмотришься. Надо же, он с Ровниным знаком. Выходит, он его еще в «операх» застал. Георгиевич сейчас сам редко куда выезжает, все больше в конторе сидит.

— Слушай, а чего ты Женьку с собой сегодня не взял? — задал я наконец ему вопрос, который давно вертелся у меня в голове.

— Да она на неделю из Москвы свинтила, — объяснил мне оперативник. — В отпуск. Домой поехала, у нее мама приболела. Дел у нас, понятно, как грязи, но мама — это святое. Как не отпустить? А что, соскучился без нее?

— Да нет, — отчего-то смутился я. — С чего бы? Я ее и видел два раза всего.

— На Мезенцеву многие западают, — Николай повернулся ко мне и вроде как подмигнул. — Сама рыжая, глаза зеленые, кожа белая, и фигурой ее бог не обидел, так что ничего стыдного тут нет. Правда, и с шансами у тебя не ахти как дело обстоит. Она на работе повернута, та ей все заменила — и личную жизнь, и прочее. Два года с ней работаю, ни разу не видел, чтобы она с кем-то что-то крутила. Хотя, ради правды, не всякий ее и выдержит, там характер такой, что всех святых из дома выноси. Я ее поначалу еле терпел, если честно. Один раз чуть не убил даже. А потом ничего, сдружились, если это можно так назвать.

Вот так, беседуя, мы шли по дорожкам и аллейкам кладбища. Не скажу, что здесь было сильно темно — на перекрестках стояли фонари из новомодных, те, что на солнечных батареях. Света они давали немного, но достаточно для того, чтобы не ощущать себя затерянным во мраке.

Да и мертвой тишины здесь тоже не наблюдалось. Несмотря на то, что настала ночь, в кронах деревьев перекликались какие-то птицы, разная живность шуршала в кустах и сновала по дорожкам, несколько раз вдалеке мы видели и человеческие силуэты. К нам, правда, эти ночные путники не приближались, а потому мне неведомо, кто это был — живые или все-таки мертвые?

А еще — страха у меня не было совершенно. Напротив, я чувствовал себя превосходно, не сказать возбужденно. Мне нравилось здесь, в этом полумраке, среди темных деревьев, шумящих где-то в вышине, и еле различимых надгробий. Я словно попал домой. Нет, не к себе домой, тут другое. Знаете, как бывает? Вот ты рос первые лет десять-пятнадцать жизни в одном месте, а потом переехал оттуда куда-то еще. А после, уже совсем взрослым, ты попадаешь в те места, где детство прошло, и испытываешь всплеск эмоций. Тут и нахлынувшие воспоминания, и пробудившаяся ностальгия, и узнавание забытых улочек, и много чего еще. Вот нечто подобное сейчас происходило со мной. Разумеется, я не мог что-то вспомнить или узнать, поскольку тут до этого не бывал, по крайней мере, в этой части кладбища. Но эмоционально это было именно такое чувство.

Я шагал, глубоко вдыхая плотный прохладный воздух, и очень хотел, чтобы этот путь не кончался.

Увы, но всему на свете выходят сроки.

— Вот и оно, дерево, — остановился Нифонтов, и яркий луч его «Маглайта» осветил кривой серый ствол, напрочь лишенный коры, и змееподобно переплетенные безлистные сучья.

— Уродливое какое, — отметил я. — Брррр.

— Все верно, оно таким и должно быть, — оперативник раскрыл пакет, который до того находился у него под мышкой. — Чтобы путаницы не возникло, то это дерево или нет. А как ты думал? Все продумано, все учтено. На, подсвети мне.

Он отдал мне фонарь, после достал из пакета сверток, развернул его, и я увидел буро-красную массу, тот самый фарш, что был заказан в ресторане.

— На дерево луч направь, — попросил меня Нифонтов. — Ага, вон оно.

— Что? — спросил я.

— Ну, назовем это словом «алтарь», — пояснил Николай. — Хотя можно применить и определение «жертвенная площадка». Или любое другое, на твое усмотрение.

И вправду, сплетенные ветви образовали что-то вроде небольшой площадки, на которую оперативник и положил неприятно чавкнувшую мясную массу.

— Прими, Хозяин кладбища, подношение мое. Если тебе будет оно по нраву, то и мне будет радостно, — громко произнес он.

— Фонарик отдать? — спросил я у него.

— Не надо, — помотал головой он. — Пусть у тебя останется. Мало ли как будем с кладбища уходить, может, и поодиночке придется выбираться. Я, если что, и без света выйду, а тебе он не помешает.

— Как-то мрачно это прозвучало, — отметил я. — Ты же говорил, что мы в безопасности, пока гостями числимся?

— Так и есть, — подтвердил Нифонтов. — Но я не знаю, чем кончится разговор. Очень может быть, что мне придется задержаться в этих гостях до утра. И чего тебе тогда тут одному куковать, да еще с таким неопределенным статусом? Да ты не волнуйся, все будет хорошо.

— Очень оптимистичное заявление, особенно применительно к тому месту, где оно изречено, — послышался из кустов дребезжащий старческий голосок.

А секундой позже мы увидели и его обладателя. Был он синелиц, как и положено мертвецу, плюгав, лысоват, носат чрезвычайно и довольно странно одет. На босых ногах у него красовались кальсоны с завязочками, которые волоклись по земле, а тщедушное тельце было облачено в старинный сюртук с золотым тиснением, причем размера на три больше, чем требовалось.

— Колоритен, — оценил облачение появившегося из кустов человечка оперативник. — Впечатляет.

— Особенно сюртук, — поддержал его я.

— Мне тоже нравится, — показав нам гнилые до черноты зубы, растянул рот в улыбке человечек. — Я его у статского советника Темрятьева в «квинтич» выиграл, еще в старые времена. Ох, он и расстроился тогда! В склепе своем после этого закрылся, к нам не выходил, да так там и сгнил в результате. Кстати, господа, если он вам так нравится — готов поставить его закладом. Может, партейку?

В пальцах мертвеца появилась колода карт, он невероятно ловко разделил ее на две части, а после снова соединил в одно целое. Я такое раньше только в кино видел.

— Ага, сейчас, — совершенно неучтиво ответил ему Нифонтов. — С таким, как ты, за карты садиться — дураком надо быть. Давай, веди нас куда следует, игруля.

— Ну и зря, — с достоинством ответил обладатель сюртука. — И еще — очень обидные ваши слова.

— Обидные, — фыркнул оперативник. — Ты еще нам расскажи, что на этом свете задержался по ошибке и недоразумению.

— Так и есть, — с лица человечка пропала улыбка. — А почему же еще? Где-то там ошибка в их канцелярии вышла. Мое место там, а не здесь. Вот разберутся…

— А как же, — Нифонтов рассмеялся в голос. — Да раньше те, кто душу твою купил за талант игрока, тебя найдут, и положенное сполна взыщут.

— Не факт, — подал голос я, поняв, о чем идет речь. — Он тут уже невесть сколько времени ошивается, и никто его пока не сцапал.

В ведьмачьей книге мне попадались заметки об очень сложном ритуале, позволяющем вызвать некую сущность, с которой возможно заключить сделку и получить от нее практически все что угодно, кроме, разве что, бессмертия. И еще мертвых нельзя было воскрешать, это я точно помню. Зато все остальное, в пределах одного желания — без ограничений, но не за так, само собой. Платой за услуги была душа. После смерти, разумеется.

Нет-нет, никаких упоминаний про ад и сатану, ничего такого. Я так понял, что эта сущность имеет природу не библейского характера. Это было что-то совершенно другое, но что именно — не знаю, я до конца эти записи не изучил. Они были очень давние, одни из первых в книге, а потому практически нечитаемы.

А вообще, интересно. Оказывается, можно отвертеться от уплаты по подобным счетам. Никогда бы не подумал.

Хотя, возможно тут дело в том, что этот прощелыга спрятался именно на кладбище и здесь он неуязвим для своего кредитора? Или даже не неуязвим. Возможно, здесь он для него невидим.

Надо будет потом у Нифонтова спросить.

Человечку слова оперативника очень не понравились, он ощерил гнилые зубы, проворчал крайне непристойное ругательство, плюнул в нашу сторону, достал из-под сюртука невесть как там умещавшийся старинный масляный фонарь и двинулся куда-то в темноту, предварительно подав нам знак следовать за ним.

Глава двадцатая

Все было так, как описывал Кузьмич — Хозяин проживал в самой дальней части кладбища и по совместительству самой старой. Здесь не было фонарей, но зато имелись надгробия, которые можно было смело заносить в списки шедевров, относящихся к историческому наследию. Мы проходили мимо изваяний скорбящих ангелов и женщин с печальными лицами, разглядывали кованые ажурные ограды с меня ростом и фамильные усыпальницы размером с неплохой дачный дом. Даже странно, что это все до сих пор сохранилось, учитывая как стоимость квадратных метров на кладбище, так и то, что никто давно за этими могилами не ухаживал. То есть, претензии в случае их сноса никто не предъявил бы.

Может, они под охраной закона? Как вышеупомянутое историческое и культурное наследие? Или они под охраной кого-то другого, кому плевать на все законы? Причем последний вариант мне кажется более реалистичным.

Наш проводник, которого так и подмывало назвать Вергилием, знай топал себе впереди, помахивая тускло светящимся фонарем и что-то бубня себе под нос.

Мы миновали черную громадину очередного мавзолея, довольно мрачно смотрящуюся на фоне звездного неба, и тут я ткнулся носом в спину Нифонтова. Как оказалось, проводник резко остановился, а следом за ним застыл на месте и оперативник.

— Вам туда, — недружелюбно буркнул обладатель сюртука и мотнул головой, показывая, куда именно. — Надеюсь, что обратно я вас сопровождать не буду. Хе-хе.

— Посмейся мне еще, — беззлобно, но при этом без всякого почтения к давно усопшему, отозвался Николай. — И не надейся на то, что нас тут в землю положат, а ты потом за все отыграешься, не будет этого. Так что далеко не уходи, отведешь нас к выходу. А потом надейся, что я про тебя забуду. Сдается мне, что много за тобой разного всякого водится, причем не все относится к дням минувшим.

Коротышка снова явил свои черные зубы, на этот раз в комплекте с синюшным языком, который он нам показал. Был этот язык широким как лопата и с могильным червем, обитающим ровно в его середине. Зрелище, если честно, омерзительное.

Я было хотел зажечь «Маглайт», но Николай шикнул на меня, отобрал у сюртуконосца его фонарь и двинулся вперед.

— Хозяева не любят электрический свет, — негромко объяснил он мне. — Они вообще ничего нового не любят, все технические инновации их раздражают. Ретрограды они и рутинеры. Видал, какие слова я знаю?

Мы шагали между высоченными деревьями, они в этой части кладбища разрослись местами так, что в темноте было даже непонятно, где их кроны.

— Вон он, — шепнул мне Николай через пару минут. — Видишь, могила на холме, и там мужик в черном плаще сидит? Это и есть Хозяин кладбища.

Ну холмом эту возвышенность я бы не назвал, это слишком громкое слово. Скорее это холмик. Кстати — обычно на городских кладбищах такого не встретишь, они всегда ровные как стол. А тут — вот, имеется. С другой стороны — не так я и много кладбищ видел, а на их старых территориях вовсе не бывал.

На холмике была только одна могила, с толстенной, широченной и тяжеленной даже на вид гранитной плитой, высоким памятником в виде бога Зевса, держащего в руках зигзагообразные молнии, и невысокой оградкой.

Хозяин кладбища сидел на этой самой плите, положив руки на колени, и смотрел на то, как мы поднимаемся по холму, все ближе подходя к нему.

Если честно — я был немного разочарован его внешним видом. По дороге мне рисовались картины в стиле фильмов ужасов, и я подсознательно ждал чего-то эффектного, страшного и притягательного одновременно, некоего апофеоза Смерти. Опять же, другое его имя — Костяной царь. Звучит? Звучит. И к этому имени должен прилагаться соответствующий персонаж. Ну не знаю — скелет в золотой короне и плаще из человеческой кожи, полупризрачный труп с лицом-черепом, барон Сэмади из гаитянского фольклора, наконец. Веселый, нахальный, в цилиндре, с сигарой в зубах и соленым арахисом в кармане.

И что в результате? Шагая по росистой траве, я смотрел на рослую фигуру в черном глухом одеянии, к которому больше всего подходило слово «балахон», и с капюшоном на голове. Она казалась продолжением плиты, на которой сидела. Памятник, как есть.

Нифонтов скрипнул калиткой и остановился перед ней.

— Мой привет тебе, владыка мертвых, — почтительно произнес он. — Прости, если побеспокоили, но без твоего совета и, если возможно, помощи, нам не обойтись.

Капюшон качнулся, Хозяин кладбища повернул голову к нам, и я понял, что все-таки он жутковатый. Там, внутри, в капюшоне, не было ничего, только два красных огонька, как видно — глаза. Остальное — непроглядный мрак.

— Совет, — голос у Костяного царя был гулкий, но глухой, будто он через вату говорил. Или через подушку. — Я не занимаюсь подобным, человек, это мне не по чину. Про помощь я и не говорю. Живым — живое, мертвым — мертвое. Я правлю своим народом, если надо — защищаю его. Или, наоборот, караю тех, кто ослушался моего повеления. Ты не из него. Вот если после смерти тебя у меня здесь похоронят, то заходи.

— Я не из твоего народа, это так, — Николай и не подумал сдаваться. — Но некоторое отношение и к нему, и к другим детям ночи я имею.

Он распахнул куртку и показал ему рукоять ножа, как когда-то ведьме.

Хозяин кладбища внезапно рассмеялся. Смех у него был крайне неприятный, он мне напомнил скрип старых дверей и одновременно с этим раскаты грома. Впечатляющий такой смех.

— Не молод ты для подобной службы? — спросил он у Нифонтова. — Как-никак его императорского величества канцелярия по делам тайным и инфернальным, шутка ли? Там народ солидный работал, я с ними пару раз дела имел в старые времена. А ты-то — мальчишка. Коллежский регистратор, поди, не выше?

— Я оценил юмор, — весело сказал Нифонтов. — Повелитель, вы же прекрасно осведомлены, что и канцелярии давно нет, и императора, и всего остального тоже. И я знаю, что вы это знаете. И то, что я просто так, без дела бы к вам не сунулся, вы тоже понимаете. Так, может, все же поговорим?

— Торопливые какие стали люди, — немного печально произнес Хозяин. — Ладно живые, с вами все понятно. Но и мертвые не лучше. Казалось бы — все, ты здесь, тот путь завершен, тело твое в земле, куда теперь спешить? Нет, даже здесь торопятся. Да мало того — почтения в них не стало, разумности. До чего дошло — новопреставленные по первости командовать тут пытаются. Мной! Волю свою диктовать пробуют.

— Да ладно? — вырвалось у меня.

Я себе такого даже представить не мог, всем нутром ощущая мощь, исходящую от этого существа. Она была безгранична, как небо, и давила на меня словно та плита, на которой он сидел. Нет, это был не страх, скорее я себе сейчас казался муравьем, над которым нависла нога в ботинке и вот-вот на него наступит.

— То-то и оно, — я сразу же пожалел о том, что подал голос, поскольку капюшон повернулся в мою сторону и красные точки уставились на меня. — Одного тут недавно закопали в южной части. По-старому закопали, не сжигали, сейчас это редкость. Народу много было, гроб из красного дерева, венков ему навалили на могилу, стелу в тот же день поставили мраморную, все честь по чести. Ну, думаю, наверно, достойный человек был. Может, писатель или военачальник. Я люблю, когда у меня хоронят людей творческих или военных, с ними пообщаться интересно. Оказалось — нет, государев человек.

— Кто? — вырвалось у меня.

— Чиновник, — хмыкнул Нифонтов. — Ну, и что дальше?

— Как водится, в первую же ночь привели его ко мне, — продолжил Хозяин. — А он как начал возмущаться! И то не так, и это не эдак, и почему строем его со всеми ведут, а не отдельно, с соответствующим уважением. Возмущался, что он тут остался, что на небо не попал, хотя и должен, потому как храмы строил, потом пытался с кладбища уйти, думал, что получится. Еще стращал меня тем, что сейчас кому-то позвонит, и нам всем… Как же там? Мало не покажется. Мол, снесут мое царство с лица земли, по одному его движению пальца. Телефон требовал. Представляешь — у меня мертвый что-то требовал! У меня!

— То есть — не позвонил? — давя хохот, поторопил Хозяина Нифонтов.

— Почему не позвонил? Позвонил, — степенно ответил тот. — И сейчас звонит. Я ему колокольчик дал и могилу запечатал на пятьдесят лет. Ни туда, ни оттуда теперь. Пускай полежит, подумает о том, что там и здесь — это разные вещи. И даже если ты там смог убедить всех, что ты важный человек, то тут ты все равно то, чем являешься на самом деле. И если ты червь, то веди существование, которое тебе положено. То есть — лежи в гробу, разлагайся, звони в колокольчик.

— Жесть, — снова не удержался я от реплики. — Но справедливо.

— Я люблю справедливость, — красные глаза прожгли меня как рентген. — А ты, человек?

— Да, — подумав, ответил я. — Но только ее почти не бывает на свете.

— На вашем — нет, — согласился со мной Хозяин. — Вы, люди, всегда говорите то, что не думаете, и делаете то, что не хотите. А у меня тут все по справедливости. Что заслужил — то получил.

— Этого у вас, мертвых, не отнять, — признал Нифонтов. — Врать не надо, друг другу глотки за каждую мелочь рвать не надо. Нет желаний — нет и устремлений.

— Ну не совсем так, — поправил его Хозяин. — Желания есть, просто они другие, не такие как у вас. И меньше их. Но я о другом. Справедливость.

Он встал с могильной плиты, и я чуть не охнул. Просто до чего же он оказался высок, метра два с половиной, если не больше.

— Сегодня на моей земле убили человека, — голос Хозяина стал ощутимо больше, черный гранит на могиле вдруг замерцал синеватым светом. — Это сделал один из тех, кого вы, чиновники особой канцелярии, называете ведьмаками. Пролилась кровь. Живая кровь. И я не давал на это своего разрешения.

— По этому поводу вот что могу сказать… — перебил его Нифонтов, и глаза Хозяина нехорошо сверкнули, к красному цвету добавился багровый. Да и больше они стали.

— Я не закончил, — рыкнул повелитель мертвых и снова уставился на меня.

Мне было понятно, куда он гнет и, разумеется, это мне очень не нравилось. Слова Нифонтова я помнил, но все равно — страшновато.

— Продолжу, — Хозяин сделал шаг вперед и оказался совсем рядом со мной. — Кровь пролилась, мое право повелителя нарушено, и кто-то должен за это ответить. Ведьмачонок, ты не подскажешь мне, кто это будет? В тебе есть та же искра, как и в том, кто совершил преступление, я ее чую.

Черный капюшон навис над моим лицом, багровый свет глаз Хозяина кладбища слепил меня, да еще вдобавок я ощутил миазмы тления, забившие все остальные запахи.

В этот момент кто-то коснулся моего плеча, затылок обдал холод, и в уши словно шепнули:

— Он испытывает тебя.

— Не подсказывай, — взревел Хозяин, махнул рукой, и что-то, похожее на маленький шарик, сплетенный из молний, со свистом улетело в сторону деревьев, растущих между могилами. — Вот о том и речь. Все вы, ведьмаки, одно и то же. Так что будет справедливо…

— Стоп-стоп-стоп, — паззл сошелся, и я понял, что пришло время что-то сказать или даже сделать, потом может быть поздно. В конце концов — я не барашек, идущий на бойню, и быть им не собираюсь. — Мне все ясно. Но вот только о справедливости тут речь даже не идет. По-вашему выходит, что если один ведьмак убил, то другой должен за это ответить? Вы ведь к этому меня подводили?

— Нешто не так? — ехидно поинтересовался Хозяин.

— Не так, — ответил я. — Каждый должен отвечать лишь за себя, если только иное не закреплено документально. В смысле — солидарная ответственность не исключена, но только на основании соответствующего договора, которым тут и не пахнет.

— А? — капюшон Хозяина повернулся к Нифонтову, тот пожал плечами и развел руки в стороны, мол: «сам разбирайся, я не при делах».

— Продолжу, — я пощелкал пальцами, привлекая к себе внимание. — Но даже и не это главное. Штука в том, что я пока не ведьмак, и это, к слову, вам прекрасно известно. Так что даже имейся договор, по которому они друг за друга отвечают, я под его действие все равно не подпадаю. И еще…

— Все-все-все, — расхохотался Хозяин. — Я понял, не возьмешь тебя за рубль двадцать. Хотя… Тебе подсказали!

— Подсказка тут ни при чем, — невозмутимо заявил я. — Логика — она и на кладбище логика. И справедливость — тоже. Сами же говорили.

Все так. Я бы все равно сказал то же самое, независимо от подсказки. Но при этом я был очень благодарен тому, кто меня поддержал в этот довольно жуткий момент. И я знал, кто это. Ведьмак, которого сегодня убили.

— Ладно, — Хозяин снова опустился на свою плиту. — Будем считать, что по этому поводу мы поладили.

— Тогда я вернусь к своему вопросу, — оживился Нифонтов. — Хотя он не только мой. Он наш общий.

— Про того, кто на южном конце смертоубийство учинил? — уточнил у него Костяной царь. — Не знаю. Совестно такое говорить, но не знаю. И сам очень хотел бы это выяснить.

— А так бывает? — Николай, судя по его лицу, был крайне удивлен, не сказать — ошарашен. — Чтобы вы, да на своей земле…

— Бывает, — досадливо хлопнул рукой по колену Хозяин, причем раздавшийся после этого звук более всего мне напомнил стук бильярдных шаров друг о друга. — Хоть редко, но бывает. Этот негодяй «Пустое место» в ход пустил, я и не учуял, что на моем кладбище творится. И слуги мои ничего не увидели по той же причине.

— Простите, но можно поподробнее? — попросил его Нифонтов. — Что такое «Пустое место»?

— Это из арсенала ведьмаков заклятие, — объяснил нам Хозяин. — Очень старое, очень сложное. В подготовке сложное, там много компонентов и очень велик риск того, что ничего не получится. Если что перепутал — то все, пиши пропало. А уж сколько силы оно забирает! Но если выйдет как надо, то на какое-то время и ведьмак, и те, кто с ним, станут недосягаемы для чужих глаз. Причем не только людских. Любых. Никто их не увидит и не услышит.

— Они невидимками станут? — уточнил я.

— Нет, не невидимками, — раздраженно ответил мне Костяной царь. — Недосягаемость — это другое. Их словно не будет. Кто бы ни посмотрел на то место, которое скрыто заклятием, он ничего не увидит и не услышит, и я в том числе. Причем этот змей знал, что ночью я все равно смогу что-то заподозрить. Не увидеть, но учуять, там же смертоубийство происходило. Но то ночью, а тут-то был день. Так что ничего я не знаю.

— А если душу убитого опросить? — тут же спросил у него Нифонтов. — Она-то все видела, все знает.

— Видела. Знает, — подтвердил Хозяин. — Но рассказать не может. Он и ее заклятием угостил. Последние воспоминания в жизни — как он в подъезд своего дома вошел. Потом — все, пустота. Ничего не помнит. Ни тех, кто его сюда привез, ни как убивали. Ничего. Белый лист.

— Вот же! — скривил рот оперативник. — Опять пустышка.

— Попадись он мне, этот ведьмак! — процедил Хозяин. — Ох, он долго бы умирал. Я бы такое для него устроил, такое придумал! Хотя, ради правды, скажу так — это если бы он попал мне в руки ночью. За день не поручусь, тут спорный вопрос, кто кого. Силен, мерзавец. И ты, государев человек, это имей в виду. Один на один с ним не выходи, не осилить тебе его, хоть ты и заговоренный. Или стреляй сразу и первым, лучше всего в затылок, пока он не повернулся к тебе лицом. Так у тебя шансов больше будет. А труп потом мне сюда привези, не сочти за труд. За мной не пропадет, если что, я тебе добром отплачу, без обмана.

— Уговор, — быстро кивнул Нифонтов. — По рукам. Если что — труп ваш. Мне же мороки меньше с вопросами утилизации.

— Последнее слово не понял, — помотал головой Хозяин кладбища.

— Тело прятать не надо будет, — объяснил Нифонтов. — Вот только до этого момента еще дожить надо.

— Куда ты денешься — хохотнул Хозяин. — Я ж говорю — заговоренный ты. На семи травах, да на семи росах, да на семи закатах. Кто-то о тебе печется, приятель, и очень сильно. Такой заговор только по большой любви делают, потому что себя в нем не жалеют, и часть своей жизни в него вплетают.

— Не обо мне речь, — бросил на меня короткий взгляд Николай. — Что дальше делать, непонятно.

— Если тебе нужен мой совет, то вот он — идите-ка вы отсюда, да побыстрее, — произнес Костяной царь. — Вы мне всех подданных уже взбаламутили. Вернее — вот он.

Он вытянул руку, точнее, из-под черного балахона высунулся его палец. Длинный, без малейшего признака плоти и с желтым острым ногтем.

— А что не так? — я повертел головой и никого вокруг не увидел. — Вроде все тихо.

— Да что ты! — в голосе Хозяина сквозила неприкрытая ирония. Он вообще, похоже, был довольно веселой личностью. Ну с поправкой на место проживания, разумеется. — Это просто ты пока ничего не можешь увидеть, глаза у тебя еще человечьи. Смотри, что творится внизу.

Он махнул рукой, и я даже охнул, созерцая то, что творилось у подножия холмика, на котором мы были.

Нас окружали сине-бледные призраки. Их было невероятно много, они заняли все свободное место, которое было. Впрочем, и несвободное тоже, они стояли между деревьями, на могилах, на дорожках. Стояли, молчали и смотрели на меня. Они все были очень разные — мужчины и женщины, пожилые и совсем юные, одетые в деловые костюмы и камзолы, расшитые золотом, длинные платья и даже сарафаны. Разные — и вместе с тем одинаковые. Одинаково неживые.

— А чего им от меня нужно? — мой голос предательски дрогнул, потому как проняло меня капитально. Если бы вы увидели даже не эту толпу призраков, а хотя бы тот синеватый свет, который сейчас заливал все вокруг нас, то поняли бы меня и вряд ли стали осуждать.

— Ты конфекты в детстве любил? — спросил у меня Хозяин, дождался моего «да» и продолжил: — И я любил. Вот ты для них как конфекта для ребенка. Ты для них даже больше.

— Вопрос не в этом, — поморщился я. — Я так и не понял, что им от меня конкретно надо.

— Жалость, — ответил мне Костяной царь. — Сочувствие. Сострадание. Любое слово подходит. У тебя есть бесхозная сила, и ты умеешь их слышать. Этого достаточно для того, чтобы они решили, что ты можешь им помочь. Им нужно, чтобы ты отпустил их отсюда. Ты — это их возможность уйти навсегда. Так они думают.

«Да-а-а-а-а» — многоголосо прошептали сотни голосов у меня в голове. Они говорили очень тихо, но их было невероятно много, а потому в голове у меня словно бомба взорвалась, опалив мозг. Я взвизгнул от внезапной и нестерпимой боли, сжал уши руками и упал ничком на землю.

— Эй-эй, — Нифонтов бросился меня поднимать. — Ты чего?

— Пусть они молчат, — попросил я Хозяина, поскольку мое падение было замечено мертвыми, и они начали переговариваться. И я это все слышал. — Пожалуйста. А то тут мне и конец наступит.

— Не самый плохой для меня вариант, — заметил Костяной царь. — Ты бы мне в хозяйстве пригодился.

— Не смешно, — укоризненно произнес Нифонтов, поддерживая меня.

— Не знаю, по-моему, забавно, — не без удовольствия произнес Хозяин кладбища, но все-таки снова махнул рукой, и сияние исчезло, а с ним и толпа мертвецов вместе со своей болтовней. — Пусть знает, что его может ждать в том случае, если он свяжет свою жизнь с нами. Ведь он неслучайно ко мне в гости пожаловал. Ведь так? Посмотреть хотел, прикинуть, что да как. Ну, прикинул?

— Не то слово, — я потер уши. — Врагу не пожелаю такое испытать.

— Ты пойми, я тебе зла не желаю, — неожиданно для себя я услышал в его голосе некое сочувствие. — Более того — иногда мостик между нашим миром и миром живых бывает нужен. Нечасто, но случается такое. Но именно узенький мостик, а не широкий проспект. У вас, там, за забором — свое. У нас — свое. Живым — жить, мертвым — тлеть, так было от веку, и так быть должно всегда. По-другому — никак. Мне надо, чтобы ты это осознал. Услышь мои слова, пойми их, прими как неоспоримую истину — и тогда мы с тобой, возможно, поладим.

— Что вы вкладываете в слово «поладим»? — хоть в голове у меня еще изрядно шумело, я внимательно слушал повелителя мертвых, чуя, что все это он говорит сильно неспроста.

— Если ты выберешь ту стезю, о которой думаешь, то все равно понадобится кто-то, кто сможет провести тебя по темным путям, — и снова в голосе Хозяина мне послышалась усмешка, правда — не злая, не язвительная. Но и не добрая. Скорее — та, с которой старики обсуждают не в меру резвую молодежь. — Люди думают, что все знают о нас и о том, что случается после того, как душа выходит из тела. Книги об этом пишут. Я даже читал парочку. Смешно. Такое там городят — если бы у меня были волосы, они бы дыбом встали. Но люди в это верят, пока живут. А степень своих заблуждений они узнают уже после того, как сами попадают сюда, на эту сторону бытия, только изменить уже ничего нельзя. Поздно. А вот тебе, ведьмачонок, такой вариант не подойдет, ты про все это должен узнать до того, как умрешь, иначе какой в твоем служении будет смысл? Я готов тебе кое-что объяснить и показать. Не за так, врать не буду. Но ты заранее не пугайся, лишнего я с тебя не возьму.

— Мне нужно дать ответ прямо сейчас? — напряженно спросил я.

Если он ответит «да», то это будет самая сложная дилемма из тех, что были в моей жизни. Я прекрасно осознаю, что отказываться от такого наставника верх глупости, другого такого предложения может и не поступить. Но и «да» говорить никак нельзя, поскольку веры этой сущности у меня не было ни на грамм.

Тут думать надо. И советоваться.

— Успокойся, — посоветовал мне Хозяин кладбища. — У тебя сейчас кровь носом пойдет, ты моих поданных этим совсем уже раззадоришь. Они и так вон изнывают, а тут еще и это. Да и я, знаешь ли, не каменный. Кровь, смешанная с неприкаянной силой, ведьмачонок, это такое дело… Любого в соблазн введет. Так что не изводись, не нужен мне пока от тебя никакой ответ. Ты покамест никто, и станешь ли еще кем-то или нет — неизвестно. Но если станешь и решишься — приходи ко мне, побеседуем. Я дарую тебе это право до тех пор, пока ты чтишь мои законы. Ну, а если ты их нарушишь — не обессудь. Отдельно замечу, что право это даровано мной добровольно и тебя ни к чему не обязывает.

— Теперь бы еще узнать, каковы они, эти законы? — пробормотал я, испытав изрядное облегчение.

— Помни, что ты здесь гость, а я хозяин — это главное, — жестко произнес Хозяин кладбища. — А до остального сам додумаешься, если не дурак.

— «Спасибо» хоть скажи, — толкнул меня в бок Нифонтов. Глянув на его лицо, я понял, что он куда более моего понимает в том, что сейчас произошло.

— Спасибо, — покорно повторил я.

— На здоровье, — Хозяин кладбища издал нечто вроде смешка, а после снова обратился к оперативнику: — Ну что, коллежский регистратор, а с тобой мы договорились?

— Все-таки вернее будет не коллежский регистратор, а губернский секретарь, — поправил его с легкой ехидцей Николай. — Разница невелика, конечно, но все же.

— Ишь ты, — изумился Хозяин. — Это что же, опять «Табель» ввели? Мне недавно прибывшие много разного рассказывали, и о том, что Дворянское собрание по новой учредили, и что вот-вот опять «крепость» введут, и другое всякое, но этого не ожидал.

— Да нет, у нас просто есть один забавный старичок, он на этих вещах помешан, — объяснил Николай. — Целыми днями про времена Николая Первого и Александра Третьего талдычит, вот и выучил. Что же до нашего дела — думаю, да. Если я этого гада прищучу, и от него после этого что-то останется, то он ваш. Но при этом услуга за услугу — если сложится так, что мне доведется убить его здесь, на вашей земле, то вы мне дадите это сделать, не вмените потом в вину и, если понадобится, поможете в этом.

— Неплохая сделка, — подумав, согласился повелитель мертвых. — Хотя есть один спорный момент, но он не слишком существенен. Ты, главное, мне сюда его приведи, а уж кто его из нас убьет — это мы разберемся. Хотя… У тебя к нему есть что-то личное? Месть и так далее?

— Нет, — передернул плечами Николай. — Просто надо его нейтрализовать, пока он еще больше дел не наделал. Работа, ничего личного.

— Тогда точно договорились, — Хозяин кладбища снова поднялся во весь свой рост. — На этом все. Не буду говорить «до свидания» или «до встречи», у меня здесь в ходу только «прощайте». До выхода вас проводят. А мне еще новеньких принимать.

И вправду — у оградки невесть откуда появилась группа призраков, причем отличающаяся от тех, что я видел недавно. Если бы не лунное сияние, подсвечивающее их изнутри, то я бы подумал, что они люди, такие же, как мы с Николаем.

Я смотрел на них, они на меня, и мне вдруг стало их очень жалко. Мне кажется, именно в этот момент я начал понимать, какая именно бездна лежит между нашими мирами, и что хотел донести до меня Хозяин кладбища. Эти люди еще три дня назад были живы, они дышали, чувствовали, любили, ненавидели, и уж точно не хотели умирать. По крайней мере, большинство из них точно. Вряд ли для вон той кудрявой девушки в строгом платье или для крепкого мужичка с пивным животиком Смерть была желанной гостьей. Думаю, в их случае она была неожиданностью. Не знаю, что там случилось с девушкой, а у мужичка заднюю часть черепа как корова языком слизнула и лицо здорово помято. Как видно, он в аварию попал, или что-то вроде этого произошло.

Так вот — они были, а теперь их нет. А я есть. И вот мы стоим, смотрим друг на друга, и между нами пропасть. Как было сказано выше, мне — жить, им — тлеть. И рубеж этому всему — три дня, пылинка в часах Времени. И уже ничего не изменить.

А самое страшное — они так ничего до сих пор и не осознали, я это не просто видел, я это ощущал всем своим существом. Для них это все был дурной сон, абсурдное кино, дурацкая инсталляция. Нет, несколько стариков поняли, что к чему, но они были к этому готовы. Но вот остальные, та же кудрявая девушка…

— Позвоните Олегу, — сказала она мне, подавшись вперед. — Передайте, что у меня все хорошо, я вам номер сейчас назову. Или, если не трудно, дайте мне свой смартфон, пожалуйста. Я быстро, я всего два слова — и все. Он же, наверное, места себе не находит, он же не знает ничего. Его и на похоронах не было. Ну, пожалуйста!

— Идите, — громыхнул сзади голос Хозяина кладбищ. — Вам тут сегодня больше нечего делать.

Девушка попыталась схватить меня за руку, но тщетно, ее ладони просто прошли сквозь меня, обдав холодом. В этот же момент Нифонтов толкнул меня в спину и буквально пинками погнал вперед.

— Позвоните Олегу, — метнулся сзади тонкий голос. — Девятьсот три, шестьсот восемнадцать…

А дальше я не услышал. Жаль. Я бы позвонил. А почему нет?

На аллее нас поджидал все тот же Вергилий.

— О чем столько разговаривали-то? — небрежно спросил он у Николая.

— Иди и задай вопрос вон ему, — потыкал тот пальцем себе за спину. — Что ты у меня интересуешься?

— Шутник, — сплюнул на землю наш проводник. — Я еще не совсем с ума сошел. Пошли, что ли?

— Домой хочу, — устало сказал ему я. — Давай уже, веди.

И мы двинулись в обратный путь.

Глава двадцать первая

Что примечательно — ворота кладбища, до которых нас довел жуликоватый Вергилий, были до сих пор открыты. Хотя, если разобраться, то с того момента, когда мы вошли в них, времени прошло не так и много, просто для нас оно измерялось не минутами, а эмоциями. Все относительно, как говаривал Энштейн.

— Может, все-таки партиечку? — спросил у нас проводник, доставая из обшлага рукава колоду карт. — А? У меня есть, что поставить на кон.

— Пару костей из могилы? — ехидно спросил у него Нифонтов.

— Зачем? — не менее язвительным тоном ответил ему покойник. — Я, знаешь ли, очень наблюдателен. Что-то вижу, что-то подмечаю, что-то знаю. Например, могу кое-что поведать о тех, кто сегодня ведьмака на куски порезал. Ты же за этим сюда пришел?

— Хозяин нам толком ничего рассказать не смог, а ты все знаешь? — рассмеялся Нифонтов. — Сказочник.

— А что я? Я сам ничего не видел, — ощерил гнилые зубы Вергилий. — Я днем в могиле лежу. Но зато смогу дать вам возможность с одной душой пообщаться, в свое тело ее пущу на пару минут. Вот она как раз кое-что интересненькое видела.

— Даже так? — заинтересовался Нифонтов.

— Вообще-то нам с живыми без ведома Хозяина общаться строго-настрого запрещено, — заговорщицки прошептал Вергилий. — Он подобного не терпит, и тем душам, которые нарушат его указы, не позавидуешь. Но есть у нас тут одно место, где его власть не безгранична, он нас там не увидит и его свора тоже. Ну как? Интересный заклад?

Надо же. Нет, правы были античные авторы — нет абсолютной власти. Что на этом свете, что на том. Владыки думают, что всесильны, но где-то там, внизу, есть те, кто над этим посмеивается и творит то, что сам считает нужным.

— Не без того, — оперативник потер подбородок. — А тебе что от нас надо? Не деньги же?

— Не деньги, — подтвердил плут. — Они мне без надобности. Я выпить хочу. Давно хочу. Лет двести.

— Тело нужно, — понятливо кивнул Нифонтов. — Живое.

— Твое. Часа на два, — Вергилий облизал изъеденные тленом губы. — Не больше. До «Поминальной избы», что у дальнего входа стоит, добежать и обратно вернуться. Ну и там, стало быть, полштофа усидеть.

— Я подумаю, — пообещал Нифонтов. — Завтра… Точнее, уже сегодня вечерком сюда подходи, может, и сложится чего.

На этом мы с ним распрощались и двинулись в сторону ярко освещенных ворот, где по-прежнему копошились разнорабочие.

— Обманет, — сказал ему я. — Таким верить нельзя.

— Само собой, — весело подтвердил оперативник. — Точнее — непременно попробует это сделать. Вот только он думает, что со мной играть будет, а я с собой тетю Пашу привезу. Есть у нас такая, уборщицей работает. Она и не таких красавцев на четыре кости ставила. Пусть этот фраер с конфетной фабрики попробует у нее выиграть, удачи ему.

Кладбище проводило нас шелестом листов на деревьях и ветерком. Впрочем, может, это и не листва шуршала, а голоса тех, кто остался у нас за спиной, рядом со своими могилами.

В машине мы молчали, и только уже у самого моего дома Нифонтов сказал:

— Удивил ты меня, Александр. Удивил.

— Если не секрет — чем? — вяло поинтересовался я.

Мне жутко хотелось спать, это притушило все воспоминания о том, что произошло на кладбище. Эмоции — эмоциями, но я подусталфигура от всей той мистики, которая окружала меня в последнее время. Притупилась новизна впечатлений. Просто всего в меру должно быть.

А ведь завтра на работу. Точнее — уже сегодня.

— Держался хорошо, — пояснил оперативник. — Уверенно. Обычно люди, сталкиваясь с ирреальным, ведут себя по-другому. Нет, я понимаю, что ты уже порядком поднаторел в наших делах, но все-таки… Это же не оборотень какой-нибудь был, а целый Хозяин кладбища. А ты даже глазом не моргнул.

— Это потому что у меня выбора нет, — объяснил я ему, зевая. — Куда деваться с подводной лодки? Я либо принимаю правила игры, либо меня списывают со счетов, третьего не дано. И упросить: «Не трогайте меня, я хороший», не получится, потому что на раздаче не человек, а сущность. Угадай, что я выбрал?

Нифонтов хмыкнул и остановил машину у моего подъезда.

— Главное, не поддайся иллюзии того, что ты стал в этом новом мире своим. Это не так. Совершенно не так, — очень серьезно посоветовал он мне. — Мы, люди, в нем всегда будем только гостями, и это в лучшем случае. Тут как у уголовников — не верь, не бойся, не проси.

— В твоем случае — да, — я открыл дверь машины. — В моем — фиг знает. Не забудь, что ты так и останешься человеком, без вариантов. А я, возможно, стану ведьмаком. Потому у тебя в тот мир всегда будет только гостевой пропуск, а у меня может появиться прописка, и я стану его частью. Не могу сказать, что меня это сильно радует, но факт есть факт.

— Ты им сначала стань, — заметил оперативник. — Хотя, с таким подходом к делу ждать этого недолго осталось.

— Если чего — звони, — я зябко передернул плечами, после теплого нутра машины ночная прохлада шустро цапнула меня за плечи. — Все, я спать.

— И все-таки — будь поосторожней, — еще раз посоветовал мне оперативник. — Раньше про тебя никто не знал, теперь ты, если можно так сказать, вышел в свет. Новости разносятся быстро, так что не ленись поглядывать за спину.

— Я стал популярен? — немного коряво пошутил я.

— Не льсти себе, — не поддержал меня Нифонтов. — Просто такая штука, как ничейная сила — это куш, за который стоит побороться. И тебя в этой игре снесут с поля без особых раздумий, даже не расценивая тебя как игрока. Я тебе про это еще при нашем первом нормальном разговоре сказал.

— Еще посмотрим, кто кого, — мне отчего-то стало обидно. — Все, пока.

И я пошел домой. Времени-то на сон оставалось всего ничего.

Дома было тихо и темно, Вавила Силыч на пару с Кузьмичом уже давно ушли, и только верный Родька терпеливо ждал меня на кухне, хрустя овсяным печеньем и подогревая чайник.

Я его заботу оценил, но чаи гонять не стал, вместо этого рухнув в кровать, заснув еше до того момента, как голова коснулась подушки, и напоследок успев подумать: «Хоть часов шесть посплю».

И все равно — не выспался. Впрочем, это было уже не так и важно, поскольку вскоре сонливость стала моим нормальным состоянием. Да и не только моим. В Москву пришла жара, одно из самых изматывающих горожан испытаний. В первой половине недели было еще терпимо, но к четвергу знойное марево набрало силу, и пошли дни из тех, что асфальт в центре плавят и выжигают кислород из воздуха настолько, что к вечеру его можно ломтями, как пирог, резать. Улицы опустели, никто без нужды по ним не мотался, разве что только совсем поздно народ вылезал на моцион, тогда, когда с небес снисходила хоть какая-то прохлада. Что же до служилого люда — он совсем запечалился и проникся завистью к тем, кто промышляет фрилансом. В подобное время в городе вообще невесело, а на работе — совсем уже паршиво, поскольку из многочисленных офисных тягот и неурядиц жара одна из самых неприятных и неудобных. В бытовом смысле, имеется в виду.

Все время хочется пить, но делать этого никак нельзя, поскольку вода практически тут же покинет твой организм, превратившись в пот. Мало того — она образует темные влажные полукружья на сорочке под мышками и такого же цвета пятна на спине.

В помещениях духота невозможная. Кондиционеры не справляются и один за другим выходят из строя. Ремонтников вызывают, но они приезжают не так быстро, как хотелось бы — мы не одни такие у них на обслуживании, так что — в очередь, как писал классик.

Самое обидное, что ломаются «кондеи» чаще всего в двух подразделениях, которые хочешь — не хочешь, а должны быть, скажем так, охлаждены. Это операционный зал, где в приоритете забота о клиенте, и серверная, где всегда должна иметь место быть определенная температура, дабы техника не вышла из строя. Потери, в результате, латают за счет внутренних подразделений, забирая у них исправные «кондеи» и с издевательским видом вручая взамен китайские вентиляторы на длинной ножке, ехидно приговаривая: «от сердца отрываем» и «только для вас».

Нас обобрали сегодня утром, а уже к полудню дышать в кабинете стало совсем нечем, вентилятор тупо гонял воздух, ни капли его не охлаждая. Открывать окно не имело ни малейшего смысла, более того — это было совсем не по уму. Там прохлады в помине не было.

Мы глотали воздух ртом, как рыбы, и беспрерывно зевали от нехватки кислорода.

— Хочу на природу, — томно сказала Федотова. — Нет, даже не на природу, там делать нечего, там дети и муж, то есть еще хуже, чем здесь. Хочу на море, чтобы волна, и ветерок, и шезлонг. И еще коктейль, слабоалкогольный, со льдом, в запотевшем бокале, когда капельки по стеклу ползут.

— И чтобы его подавал мулат, — добавил я, обмахиваясь «Договором о поставке» какой-то фирмы. — Или даже лиловый негр.

— Ну негр — это слишком, — рассудительно заметила Федотова. — А вот мулат…

— Сашенька, — ласково обратилась ко мне Денисенкова. — Не помню, говорила ли я тебе сегодня, что ты лучший из молодых людей, работающих в этом богом забытом банке? Ты самый умный, самый добрый, самый-самый!

— Да-да, — оживилась Федотова. — Так и есть. Сашуля, ты вообще альфа-самец, честное слово. Любая из нас будет счастлива, если ты только глянешь в ее сторону!

— Не пойду, — немедленно заявил я. — Даже и не думайте. Меня на эти ваши… Не купишь, короче. Вон в казначейство какой-то студентик на практику пришел, его окучивайте. Он молодой, он поведется.

— Казначейство его само юзает, — печально вздохнула Денисенкова. — И потом — я в пятницу с Танькой оттуда сцепилась, они теперь нас не любят. Весь отдел.

— Эти мне ваши корпоративные войны, — проворчал я. — Сами себе палки в колеса суете.

— Са-а-а-а-а-ашша-а-а-а-а! — унисоном произнесли мои сослуживицы. — Мы хотим мороженого! Хотим-хотим-хотим!

И так — каждое лето. Они хотят, а мне идти.

Но — делать нечего, придется топать в магазин, поскольку они теперь не угомонятся, будут нудеть, как комары, до тех пор, пока желаемого не добьются. Легче дать им желаемое, чем остаток дня объяснять, почему я этого делать не хочу. Себе дороже выйдет.

— Сволочи вы, а не соратники, — проворчал я, вставая с кресла.

— Чего хочет женщина — того хочет бог, — назидательно произнесла Федотова. — Мне два. Фруктовый лед какой-нибудь и еще такое, знаешь — с одной стороны шоколадка, а с другой печенька.

— И мне то же самое, — добавила Денисенкова. — И давай поживее, а то я расплавлюсь. Мне надо охладиться.

Хотел я сказать, что плавится она от того, что за зиму лишнего веса набрала килограмм десять, но промолчал. Целее буду. Ленка — она добрая по жизни, но такого не простит. Бог простит — а она нет.

На улице было адское пекло в чистом виде. Раскаленный асфальт ощущался даже через подошвы ботинок, белое солнце лупило сверху так, что на небо было невозможно смотреть.

Я брел по тротуару, обливаясь потом, к близлежащему магазину, искренне надеясь на то, что там будет хоть какое-нибудь мороженое. Торговая точка тут, на Сивцевом, одна, все остальные — на Арбате, до которого топать и топать по Большому Афанасьевскому переулку. Это центр, тут продуктовых по пальцам перечесть, причем половина из них предназначена не для «купить поесть», а для «посмотреть» и подумать о том, из чего продукты на этих прилавках сделаны, не из стразов ли Сваровски и южноафриканских алмазов?

Фруктовый лед эти кошелки захотели. Радуйтесь, если эскимо какое будет или рожок вафельный.

Потом мои мысли плавно сместились на более насущные проблемы.

Как ни странно, последние дни были на редкость спокойные. У меня вообще начало складываться такое ощущение, что со мной кто-то очень сильный и властный играет, кто-то сидящий там, наверху впрозрачной яркой синеве и невидимых с Земли серебристых облаках. Причем этот «кто-то», несомненно, в сговоре с руководством банка, в котором я тружусь. Этот «кто-то» нагружает меня эмоциями, приключениями и опасностями в выходные, чтобы мне скучно не было, а рабочие дни не трогает, чтобы я мог честно выполнять предписанные мне должностной инструкцией обязанности.

Ну а что? Три дня с выходных прошло — и тихо. Никто в мой дом не ломится, никто меня ничем не пугает, даже Нифонтов — и тот со мной разговаривать особо не стал. Я ему сам позвонил во вторник вечерком, узнать, чем там карточная партия на кладбище завершилась. Так этот слуга закона и порядка отделался парой общих фраз, обещал перезвонить и все рассказать, после чего повесил трубку. И, разумеется, не перезвонил.

Ну и я решил его больше не набирать. Тоже мне, мистер Секретность. И потом — у меня тоже самолюбие есть.

Да и другие дела у меня имелись. Я продолжил чтение ведьмовской книги, правда уже не такое хаотичное, как пару недель назад, без выхватывания произвольных кусков текста. Скажем так — более планомерное. Причем самое пристальное внимание я уделил записям некоего Ратмира. Этот самый Ратмир как раз и оказался тем ведьмаком, избравшим стезю общения с мертвыми. Увы, но заметок он оставил после себя не так много, как мне хотелось бы, причем даже те, что имелись, носили несколько конспективный характер. И это я молчу о том, как это все выглядело внешне, в смысле трудночитаемости текста. Жил мой предшественник, несомненно, уже после того, как Кирилл и Мефодий изобрели свою азбуку, но задачу мне это не упростило. Бог бы с ними, с разными «аже еще» и «и его убяху», здесь хоть смысл худо-бедно уловить можно. Но местами это был вовсе ужас. Я даже Вавилу Силыча на помощь призывал, но все без толку.

Но все равно — источник информации это был если не бесценный, то крайне полезный. Кое-что я на ус намотал, в основном в отношении общения с мертвыми. Там вообще оказалось невероятно много нюансов, начиная с некоей условной классификации, уж не знаю, общепринятой или же самим Ратмиром составленной. Были мертвецы «нелепые», те, что погибли раньше срока, например, в результате несчастного случая. Были «на горло сказненные», то есть — убитые злодеями. Были «закладные» — те, которых умертвили по навету или вовсе в виде жертвы, тогда, похоже, это было в норме вещей. А еще «век отжившие», «млады головы», «ратные». Хватало, в общем.

И у каждого из них свои тараканы в призрачной голове. И устремления разные. И технология общения с ними тоже должна быть разная.

Кстати — читая эти записи, я внезапно ощутил, что бездна времени, лежащая между мной и Ратмиром — не более чем условность. По моим прикидкам, жил он в веке пятнадцатом, кабы не раньше, поскольку пару раз упоминал «Рюрика последов, что на троне в месте московом сидят». В принципе, можно было бы более-менее точно определить годы его жизни, полистав последующие записи, наверняка где-то если не про Ивана Грозного, то уж про Смутное время кто-то да упомянет, а потом оттуда и плясать нетрудно будет. Но зачем? Так ли это важно?

Так вот — между нами века, но, проводя время за книгой, я их совершенно не ощущал. То есть — мир, да, он стал другим. От времени Ратмира остался только ландшафт, который, впрочем, тоже наверняка порядком перекопали, и сколько-то исторических хроник, со свидетельствами сомнительного характера. Написать можно что угодно, но вот только сколько в этом всем правды?

Он наверняка носил странную одежду и писал пером, используя какие-то чудные чернила, в которых Родька со знанием дела распознал сок бузины напополам с печной сажей, я орудую шариковой ручкой и каждый день натягиваю на себя костюм. И все равно — ничего не изменилось. Живой мир — не статичен, он все время движется и развивается. А мертвые — они такие же, как и сто, и пятьсот, и тысячу лет назад. Живые люди всегда дети своего времени, но после того, как с губ отлетит последний вздох, это наносное немедленно уходит. Нет, даже в посмертии они по первости могут попросить позвонить кому-то или даже устроить скандал, выкрикивая: «Да ты знаешь, кто я?». Но это все последние личностные вспышки. А потом придет понимание вечности и желание поскорей покинуть эту Землю, отправившись хоть куда, лишь бы подальше отсюда.

Вот только не всем это дано — распрощаться быстро с Землей.

Потому-то мы с Ратмиром как братья, я понимаю его с полуслова. Полагаю, что встреться мы с глаза на глаз, то нам было бы о чем потрещать. И никаких понятийных барьеров между нами не возникло бы.

А еще я нашел в его записях, самых ранних, фразу, которая вызвала у меня массу вопросов. Звучала она как «И егда ты себя ломати, тот же день снизойдет на тя диво».

Речь шла про то, как Ратмир подчинил себе силу, это следовало из контекста. Но вот только что он вкладывал в слово «ломати»? Вариантов-то масса, причем на любой вкус. Да и вообще, человек с таким именем мог себе даже и конечность сломать, на предмет того, что он вообще ничего не боится. Тогда имя просто так не давали, и если уж тебя зовут Ратмир, то ты всем глаз на задницу натянешь. А то ведь и в Кулему могут переименовать. Для нас, нынешних, имя просто складный набор букв. Для них тогдашних — это судьба, с которой тебе идти через всю жизнь.

Так вот — «ломати». И так я это дело вертел в голове, и эдак, но четкого ответа не нашел. Одно понятно — ведьмаком Ратмир стал в тот же день, когда это неизвестное мне событие случилось. «Диво» на него снизошло.

Скажу честно — ломать я ничего не хотел. Ни себе, ни кому-то другому.

Хотя — не думаю, что дело в физических увечьях, слишком это просто. Нет, боль сильнейший стимулятор, но при этом она одно из примитивнейших ощущений. Животных, можно сказать. Что за интерес силе в подобном?

Нет, тут что-то другое. Я отчего-то склонялся к тому, что речь идет о страхе. По сути, личные страхи — это отражение нашего внутреннего «я», и перешагнуть через них — это уже что-то. Переломить свою сущность, посмотреть в глаза своим демонам, суметь пройти через это горнило. Вот какие я сравнения подобрал, звучит-то как!

Косвенным подтверждением этой версии служило то, что сила зашевелилась во мне как раз после того, как я выпутался из очередной пугающей истории.

Так что — вряд ли это боль, хотя ее природа тоже не так и проста. Ну да, она примитивна, как я и говорил, но при этом боль в огромном количестве ритуалов — основной компонент.

Я ведь нашел в книге описание заговора «Пустое место» и выяснил интереснейшую вещь. Оказывается, «Пустое место» сильно непростой заговор, он не вещь в себе. Это составная часть древнего и довольно жуткого ведьмачьего ритуала, имеющего истоки чуть ли не в начале времен. Название его я так и не смог разобрать, но он был связан с какими-то еще языческими божествами, и защита «Пустого места» ставилась вовсе не от свидетелей, а для того, чтобы и капля энергии жертвы на сторону не ушла. Вот так.

Потому того бедолагу так ломтями и настрогали, похоже. Согласно традиций.

Хотя по технологической стороне создания «Пустого места» все было сказано верно и правильно. Нужны были почти четыре десятка компонентов и три заговора в процессе — жесть редкостная. И ведь не лень кому-то…

Вот так, за мыслями и раздумьями, я до магазина дошел, где все-таки осталось еще мороженое, пусть даже одного вида, сплющенное и заиндевевшее, и даже обратно в банк вернулся.

И прямо у входа нос к носу столкнулся с Волконским, который тут же схватил меня за плечо.

— На ловца и зверь бежит, — радостно сообщил он мне. — Смолин, ты-то мне и нужен.

— У меня обед, — сразу сказал я. — Имею право.

Начальству, пусть даже и такому лояльному как Димка, все-таки лучше на дальних подступах объяснять, что ты не шлялся невесть где, а реализовывал свое законное право на отдых.

— Потом пообедаешь, — отмахнулся он от меня. — Пошли-пошли, время уходит. Я даже звонить тебе уже собирался.

— Куда это? — насторожился я. — В смысле — куда пошли?

— Клиент пришел, — засопел своим породистым носом Волконский. — У нас переговоры, и там должен присутствовать человек из вашего подразделения.

— Стоп-стоп, — помахал я пакетом, в котором постукивали все еще не оттаявшие стаканчики. — Холера с тем, что сотрудники отдела финансового мониторинга не могут принимать участие в подобных мероприятиях, поскольку подобное положением «цбшным» запрещено. Но это ладно, на это никто внимания не обращает давным-давно. Только почему я? Есть Кузнецова, она заместитель и сейчас обязанности ответственного сотрудника выполняет, пока начальница в отпуске. Вот ее и привлекай. Я-то тут с какого бока?

— Привлек бы, — проникновенно сказал Димка. — Но там клиент с чудинкой. Он из этих, знаешь…

И Волконский повертел пальцами в воздухе, давая мне понять, что все реально непросто.

— Тем более не пойду, — отказался я. — С «этими» я вообще ничего общего иметь не желаю. Это у операционистов выбора нет, кого обслуживать, такая у них судьба и таков их осознанный выбор. У меня он есть.

— Да нет, — засмеялся зампред. — Не о том речь. Клиент просто старой закалки. Мол, женщина и бизнес — вещи несовместимые, дела веду только с мужчинами, и так далее.

— А, старовер, — понял я. — Надо же, они встречаются еще.

Вообще-то у клиентов банка разные тараканы в головах ползают. Я слыхал и о тех, кто себе ячейку в депозитарии по фен-шую выбирал, и о тех, кто, бывало, часами конкретного операциониста ждал, считая его «фартовым», и даже о тех, кто дату получения кредита выбирал по лунному календарю, полагая, что ее определяют именно фазы луны, а не решение кредитного комитета. И вот такие, уверенные в том, что женщины в банковском бизнесе — это нонсенс, тоже не диковинка. Хотя за последние годы их стало поменьше, что уж там.

— Давай-давай, — поторопил меня Волконский. — Клиент «сладкий», денег у него как у дурака фантиков, и, если мы его упустим, с нас собственники потом шкуру сдерут. С живых.

Волшебное слово прозвучало. Тут замешаны собственники, пререкаться дальше смысла нет, надо идти. Если, не дай бог, переговоры закончатся не в нашу пользу, то вслед за этим немедленно начнутся поиски крайнего, того, кого на съедение владельцам банка отдадут. И этой откупной жертвой запросто могу оказаться я. Дескать — не пришел, не поддержал, и тем самым все сорвал. Тем более, что меня и не жалко — мелкая сошка, один из многих.

Хрен с ним, посижу, похлопаю глазами, поулыбаюсь.

— Где собрались? — уточнил я.

— Вторая «переговорка», — ответил мне он. — Пошли!

— Отнесу — и приду, — снова я помахал перед его носом пакетом. — Если я своим мороженое не отдам, то мне жизни до осени не будет. Клиенты приходят и уходят, а мне с ними еще невесть сколько под одним потолком проживать. Ну и пиджак одеть надо, визитки взять. Дим, я туда и обратно.

— Через две минуты чтобы был! — зампред потряс у моего носа пальцем, сверкнул очками и поспешно удалился.

Я его не подвел. Пусть и не через две, а через пять минут я вошел в переговорную, где, как выяснилось, собралось немало народа.

Предправ, оба зампреда, главбух, и сразу куча начальников отделов или их замов — все были здесь. Они сидели, подпирая плечами друг друга, и с почтением смотрели на высокого немолодого седоватого мужчину, который пил кофе, в свою очередь благожелательно поглядывая на них.

— А вот и Александр Смолин, — радостно сообщил клиенту Волконский. — Отдел финансового мониторинга.

— Так-так, — мужчина окинул меня взглядом. — Экий бравый молодец.

«Из военных никак?» — мелькнула у меня в голове мысль. А что? Запросто. Вон он, немолодой вроде, а фигура спортивная, поджарая. И лицо будто из гранита высечено. Как есть капитан боевого корабля или даже командир разведгруппы. В кино их именно такими и показывают.

Хотя — какая разница кто он такой? Мой номер шестнадцатый, отсидел тут положенное время и ушел.

Мы обменялись рукопожатиями.

— Александр, — сказал ему я.

— Артем Сергеевич, — сжав мою ладонь, сообщил клиент, уставившись мне в глаза.

Последнее мне отчего-то не понравилось. Стало как-то неуютно. Я себя так в свое время в террариуме почувствовал, когда смотрел на среднеазиатских змей за стеклом. Вроде умом понимаешь, что ничего они тебе сделать не могут, стекло это непробиваемое и дырки тут нет, в которую они просочиться могут. Но все равно — не по себе как-то. Мало ли?

Кстати — до сих пор помню, как у меня все внутри оборвалось, когда одна из этих змей, до того спокойно лежавшая и не обращающая на меня никакого внимания, внезапно развернулась как пружина, и ударила головой в стекло аккурат в то место, где стоял я. С чего, почему, зачем она это сделала — понятия не имею. Но если бы не стекло, то мутный яд, который каплями стекал по нему вниз с того места, куда ударили клыки стремительной гадины, достался бы мне.

Вот и сейчас я ощутил себя так же, мне даже показалось, что в воздухе пронесся гнилостный змеиный запах.

Впрочем, это ощущение мелькнуло и пропало, словно его не было.

А дядька оказался очень даже неплохой, с юмором и точно знающий, чего ему от нас надо. Он крайне точно формулировал свои пожелания, обходясь без размытых фраз, внимательно выслушивал собеседников и задавал правильные вопросы по существу дела.

Что до меня — я в этом разговоре практически не участвовал, обойдясь парой реплик в тот момент, когда речь зашла на тему: «стучать — не стучать». Двух мнений быть не могло — стучать, но поскольку предполагаемая деятельность нашего потенциального клиента выглядела «чистой», по крайней мере, сейчас и на словах, то и проблемам взяться было неоткуда.

К концу мероприятия я даже почувствовал к этому человеку симпатию. Он достаточно быстро выяснил все его интересующее, а после заявил предправу:

— В принципе все, дальше пусть пока работают юристы. Открытие счета и все остальное нашего общего непосредственного участия не требует, за исключением нескольких подписей. Я так думаю, пусть ваши сотрудники идут себе, а мы с вами еще поговорим о тарифах, ставках и льготах для крупных клиентов.

— Сдается мне — выгорела сделка, — радостно прошептал нам Волконский, как только вышел из кабинета.

— Правда, я так и не понял — накой мы там были нужны, — заметил Винокуров, представлявший казначейство. — Ладно — валютчики, кредитники, операционный. Наше-то хозяйство здесь с какого бока? Или вон Сашкино?

— Да-да, — поддакнул я, таращась в экран телефона.

На нем красовалась свеженькая фотография Федотовой и Денисенковой, пришедшая мне по «вотсапу». На ней они достаточно эротично вдвоем облизывали одно мороженое. Мое мороженое! Это следовало из пояснительной фразы, приложенной к фотке и гласившей: «Мы спасли твое мороженко от таяния. Мы молодцы, а ты теперь нам должен».

— Не бубни, — сдвинул брови Волконский. — Тебя отпустили — вот и иди себе на рабочее место. И все остальные тоже могут последовать его примеру. Идите, идите, солнце еще высоко.

С последним было поспорить трудно — солнце было еше высоко и жарило нещадно. Да и вечером, когда оно начало крениться к закату, зной все равно не спал.

Из метро я вывалился мокрый, как мышь, и единственное, что успокаивало, так это то, что остальные пассажиры выглядели не лучше. Вообще-то метрополитен закупает новые комфортные вагоны с кондиционерами, но их пока меньше, чем старых составов, в которых и вентиляция-то работает через раз. В смысле — в одном вагоне работает, в другом — нет. Следовательно — пассажиры из первого вагона более-менее в нем дышать могут, а те, кто попал во второй, проверяют себя на выживаемость и сопротивляемость недружелюбной окружающей среде. А если в такой вагон еще и бомж зайдет, то там «Фактор страха» начнется.

Если честно — эта поездка меня окончательно добила, исчерпав последние силы. Через парк я уже не шел, а тащился, несмотря на то, что в нем было более-менее прохладно, и приятный ветерок освежал мою спину. Не было у меня уже сил этому радоваться. И думать тоже о чем-либо сил не было. Одно желание было — в душ сходить и после этого спать лечь. Хрен с ним, что время детское.

И именно из-за такого состояния я не сразу услышал, как меня окликнул человек, сидящий на скамейке. Просто пропустил его слова мимо ушей. И среагировал только тогда, когда он снова назвал мою фамилию, только уже громче.

Глава двадцать вторая

— Ты Смолин? — переспросил у меня средних лет мужчина, привстав со скамейки и взглянув на экран смартфона.

Был он невысок, но при этом крепко сложен, я бы сказал — поджар. И еще от него за километр пахло криминалом, эту публику я ни с кем не спутаю, благо вырос в спальном районе. Да вон, собственно, и «партаки». На правой руке, на безымянном пальце, перстень с белой полосой в центре и короной сверху, если память мне не изменяет, это означает что «малолетка» товарищем была пройдена борзо. А по соседству еше и черно-белый ромб, что означает «Бей актив». Дополнял картину шрам на щеке, явно ножом кто-то хорошо поработал.

От меня-то этому красавцу чего надо? Я к той жизни никаким краем.

— Положим, — насторожился я. — А чего надо?

— Поговорить, — мужчина подошел ко мне. — Тема есть.

— Не припоминаю, чтобы мы были знакомы, — резко ответил я.

Вся вялость, которая накопилась во мне за этот долгий и жаркий день, слетела с меня, как шелуха с луковицы. Рефлексы есть рефлексы. Просто вся эта ситуация напомнила мне годы юности, приблизительно так же в свое время пацаны из соседнего, недружественного нам, седьмого микрорайона начинали «заводки», как правило, связанные с тем, что кто-то из наших «заклеил» девчулю из их охотничьих угодий. Финал всегда был один — мордобой различной степени тяжести.

Но это когда было? И я уже не пацан, да и этот мужик вроде как не тинейджер. Опять же — не по чину ему вроде такие вещи, он же не «гопник»?

— А это неважно, — растянул губы в улыбке он. — Я-то тебя знаю.

— Приятель, ты не с нашей улицы, — растягивая слова, процедил я. — И даже не из нашего района. Чего надо?

— Сказано — поговорить, — раздался хрипловатый голос у меня за плечом. — Да ты не ссы, мы тебя рихтовать сегодня не станем, оно нам не надо. Побазарим — и все. Отвечаю. Не, если ты борзеть будешь, то тогда возможны варианты.

Однако. Самое смешное — вообще не представляю, что делать. Точнее — не знаю, какой из двух вариантов, вертящихся у меня в голове, правильный. То ли поддаться вылезшим из дремучей юности инстинктам и пробить тому, что стоит напротив, прямым в челюсть, то ли попробовать решить конфликт условно-интеллигентно и попугать их полицией. Впрочем, последний вариант мне не очень нравится. Во-первых, хоть я и не их «масти», но это лютое «западло», за которое придется отвечать. Незнание законов не освобождает от ответственности. Во-вторых — я в этом случае буду выглядеть последним чмом, что меня совершенно не устраивает.

Вот только и с мордобоем, боюсь, не сложится. Этот тип, что передо мной стоит — он непростой, крученый, видно же, что огонь и воду прошел и таких как я, на завтрак ел по пять штук за раз. Он меня просто на «перо» подденет — и все. Тоже чисто на рефлексах. Плюс — некто за моей спиной, сопящий и пахнущий луком.

Какой там прямо в челюсть. Можно даже не мечтать.

— Да ты расслабься, приятель, — верно истолковал мое молчание мужчина, стоящий передо мной. — Тебе проблемы не нужны, нам тоже. Просто поговорим — и все. Зададим тебе пару вопросов, ты на них ответишь — и иди себе домой, ужинай.

— Ты такой добрый, — я сделал пару шагов вперед и развернулся, чтобы видеть обоих нежданных собеседников. — Сердце радуется.

Второй визитер меня впечатлил поболее первого. Даже не знаю, как я его сразу не приметил. Шутка ли — верзила под два метра ростом и с рожей, глядя на которую возникает желание быстро-быстро побежать домой, закрыться на все замки и надеяться на то, что он ее одним пинком не выбьет.

— Хы, — пробасил верзила. — Ну чо, будешь говорить по-хорошему?

Здоровяк, как видно, прекрасно знал, какое производит впечатление, и был не против этим попользоваться.

— О чем? — я уже понял, что попал. Какая драка, какая полиция? Эти двое из меня за минуту Петрушку сделают. Значит, появилось два новых варианта — либо бежать, что опять же унизительно, либо говорить.

Второе — целесообразней. Да и потом — надо же понять, кто на меня этих горилл спустил и по какому поводу?

— Хороший ответ, — одобрительно произнес тот, что ростом был пониже. — Правильный. Иди сюда.

Он сел на лавочку и приглашающе махнул мне рукой.

Помедлив секунду, я присел рядом с ним.

— Вот гляди, приятель, — человек со шрамом показал мне экран своего смартфона. — Фотка. На ней ты, а рядом с тобой — человек. Вопрос — кто он и что у вас общего?

По крайней мере, появилась ясность. Эти двое — они не по работе ко мне пожаловали, что уже неплохо. В нашей жизни всякое бывает, случается такое, что и на нашего брата банковского служащего «наезжают» с теми или иными целями. Не так часто, как в лихие 90-е, я бы сказал — редко, но бывает.

Впрочем — с трудом представляю, кому и зачем я мог бы понадобиться в этом качестве. Пост у меня не тот, да и отдел тоже.

Хотя — это неважно, потому что, как я сказал, отношения к работе показанная мне фотография не имела. Она была из моей новой жизни, и на ней красовались двое — я и Нифонтов, сидящие за столиком в восточном кафе.

— Счет за еду у нас был общий, — ответил я ему. — Нам его на двоих посчитали, не по отдельности мы платили.

— Вот что, — мой собеседник лихо крутанул телефон в пальцах. — Давай сразу договоримся так. Юмор — это хорошо. Я сам его люблю, «КВН» там, «Аншлаг» и все такое. Но если ты станешь шутить по поводу и без повода, а особенно там, где это совсем не к месту, то ситуация может измениться, и не в твою пользу.

— У меня вообще чувства юмора нет, — пробасил верзила. — Зато удар пушечный.

— Чистая правда, — подтвердил человек со шрамом. — И удар у него такой, что только диву даешься, и шуток он не понимает. Повторю вопрос — кто этот человек?

— Раб божий, сшит из кожи, — с улыбкой произнес я, вспомнив лесную поляну.

Наверное, это было неправильно, наверное, надо было сказать, что это мент, да и все. Но такая меня злоба взяла. В моем дворе, у моего подъезда меня же прессуют. Что за ерунда?

Мой собеседник досадливо поморщился, за этим последовало неуловимое движение, и мои кишки пронзила острая боль — он ткнул меня кулаком в бок. Да так ловко, с таким знанием дела, что диву даться можно. До печени достал, в прямом смысле слова.

— Вот оно тебе надо упрямиться? — укоризненно сказал он мне, шипящему от боли и согнувшемуся, а после снова ткнул смартфон под нос. — Саша, кто это?

— Уфффф, — вместо ответа просипел я.

— Не хочет общаться, — расстроенно сказал человек со шрамом и посмотрел на верзилу. — Голиаф, похоже, что без тебя не обойтись. Подгоняй машину, повезем его за город. Там тихо, природа и нет лишних глаз.

— Кричать буду, — предупредил я его, держась за бок. — Громко и с выражением. И потом — это вам не хлебушек в магазине стырить, это похищение человека. Статья скверная, срок немалый.

— Э, сердяга, — тихонько засмеялся мужик. — Нашел, чем пугать. Статьей больше, статьей меньше… Для нас это не принципиально.

И ведь что обидно — обычно у подъезда людно, шумно. И где они все — старушки-сплетницы, мамы с колясками, дворники? Куда запропастились? Час-то не поздний, лето на дворе. Как нужны — никого нет.

— Что до криков, то здесь тоже все предусмотрено, — он сунул руку в карман и достал из него шприц с мутно-серой жидкостью. — Вот, смотри. Заорешь — я тебе этой дряни вкачу. Очень ядреная штука, химия высшей пробы. Овощем часа на полтора станешь, как минимум. Будешь тихий, спокойный, слюнки пустишь и, возможно, даже описяешься. А как попустит маленько, так беседа с тобой будет сплошным удовольствием. Ты таким покладистым станешь! Шелковым просто.

— Эй, стопэ! — Голиаф шмыгнул носом и показал мне кулак. — Сразу говорю, мужик — если обхезаешься у меня в тачке, то я тебе что-нибудь сломаю. Руку, или даже хребет. У меня салон матерчатый, он потом вонять будет.

— Хребет не надо, это перебор, — строго сказал ему его приятель — А руку — это ничего, это можно.

Самое жуткое — они меня не пугали. Все говорилось на полном серьезе, я могу отличить психологический прессинг от готовности к действию. Здесь было последнее.

Врать не буду — готовности к разговору с ними у меня резко добавилось. Я не хотел, чтобы мне вкололи невесть что, причем шприцом, которым до того непонятно кто пользовался. И переломов тоже не хотел.

В конце концов — ничего особенного они у меня не спрашивают пока. Чем Нифонтову может повредить то, что я про него им расскажу? Да ничем. Тем более, что при первой же возможности я ему обо всем поведаю, в деталях.

Другое смущает. Нет у меня уверенности, что после задушевной беседы они дадут мне уйти.

И еще одно. Предельно ясно то, что это исполнители, которым поставили задачу, и они ее выполняют. Вопрос — кто заказчик? Есть у меня одна догадка, причем довольно страшненькая. Если я прав, то все очень плохо.

— Молчит, — опечаленно сказал человек со шрамом Голиафу, который так никуда и не ушел. — Как партизан на допросе у фашистов. Все, Голиаф, шутки шутками, но подавай машину. Поехали кататься.

Здоровяк радостно осклабился, растопырил ладонь и ткнул ей мне в лицо, как бы говоря: «Ну вот и все, дружище».

Я сообразил, что все, еще пара минут, и меня на самом деле увезут невесть куда, и не факт, что обратно доставят, а потому надо язык срочно развязывать.

— По-хорошему надо тебе сейчас сказать что-то вроде: «Заголяй попку», — дружелюбно произнес негодяй и двинул вверх поршень шприца, отчего тот выпустил тонкую струйку резко пахнувшей жидкости — Но обойдемся без этого.

— Правильно, — послышался из-за кустов, растущих у подъезда, голос, который я сегодня уже слышал. — Обойдемся. Молодой человек уже верно оценил ситуацию и готов к разговору. Не так ли?

Кусочки паззла с легким шорохом легли на свои места, картина почти сложилась. Нет, в ней были еще пустые места, но в целом все было ясно.

Ай, как все скверно-то.

И еще — если бы сейчас здесь оказался Нифонтов, я бы с радостью врезал ему с разворота, возможно даже пару раз, и на этот раз без малейших колебаний. Ох, как он меня подставил!

— Артем Сергеевич, еще раз здравствуйте, — поприветствовал я подошедшего к нам человека. — Неожиданная встреча.

— Для вас — да, — весело ответил мне новый и очень важный клиент нашего банка, подходя к скамейке. — Для меня нет. Все было спланировано. Винт, место мне уступи и жди в машине.

— Ага, — вскочил бандит, убирая шприц в карман. — Все, меня уже нет.

И он словно испарился.

— Печально, — вздохнул я. — Старею.

— В смысле? — поинтересовался у меня Артем Сергеевич.

— Да был уверен в том, что эта парочка всерьез собирается меня накачать дрянью, а после прессинговать по всем правилам, — объяснил я ему. — А это все-таки была «пушка». Теряю хватку.

— В вашем возрасте невозможно ничего потерять, — весело сказал Артем Сергеевич, присаживаясь рядом со мной на скамейку и закидывая одну ногу на другую. — Найти — да, а потерять — нет. Вы слишком для этого юны. И еще — не печальтесь, все вы верно просчитали. Они бы на самом деле заставили вас пройти через все то, что обещали, так что никакой ошибки вы не допустили. Просто я понял, что нужды в этом нет, мы с вами и так договоримся.

— Договоримся о чем? — я ткнул пальцем в том направлении, куда ушел Винт. — На предмет человека на фото? Скажу я вам, кто это такой, нет проблем.

— Нет надобности, — снова улыбнулся Артем Сергеевич. — Я и так его знаю. Это сотрудник полиции, который безуспешно гоняется за мной невесть сколько времени, причем ни на шаг так и не приблизившись к своей цели. Если не ошибаюсь, зовут его Николай.

— Не ошибаетесь, — подтвердил я. — Но зачем тогда… А-а-а-а-а!

И еще один кусочек паззла встал на место.

— Да-да-да, — подтвердил мой сосед по лавке. — Я хотел посмотреть на вас… Точнее — тебя. Не против, если я сойду с тобой на «ты»? Мой возраст и жизненный опыт позволяют такую форму обращения.

— Разумеется, — кивнул я. — Почему нет?

— Так вот — мне было любопытно посмотреть на тебя в разных ипостасях, — продолжил Артем Сергеевич. — В первую же очередь мне нужно было понять, почему именно тебе Захар свою силу отдал. Он был ведьмаком непростым, въедливым, сварливым, и абы кого в наследники не определил бы. Потому я сначала глянул на тебя в рабочей обстановке, а после натравил своих помощников. Скажу честно — в офисе ты на меня впечатления не произвел, а вот здесь держался неплохо. Трусил, но не сдавался, варианты прикидывал. И все равно — маловато этого для Захара. Точнее — для него этого совсем недостаточно. Он не любил кривых дорожек, он всегда с шашкой наголо бегал, и его наследник в такой ситуации должен был бы в драку полезть. А ты этого не сделал, ты пути отступления искал.

— Да просто все, — усмехнулся я. — Некому было ему больше силу свою передать, понимаете? Умирал он, счет на секунды шел, и я был единственный, кто оказался рядом. Нет, был еще какой-то грудничок, но он…

— Его пожалел, — закончил за меня Артем Сергеевич. — Вполне в духе Захара. Действительно — просто. Как, впрочем, и все остальное в нашей с тобой истории. Хотя в ней рядом со словом «просто» еще иногда встречается слово «случайно». Я ведь так тебя и нашел, случайно. Не поверишь — за последние недели мои люди всю Москву перерыли, искали следы того, кто Захарову силу себе забрал. И — ничего. Какой-то молодой человек с портфелем, по виду — клерк. Ни имени, ни описания.

— А протоколы? — удивился я — Меня же менты опрашивали?

— Протоколы, — засмеялся ведьмак. — Были да сплыли, твой приятель постарался. В общем — сгинула сила Захара, я на нее уже и рукой махнул, пусть и неохотно. Так-то она мне даром не нужна, но люблю я дело до конца доводить, есть у меня такой пунктик. Да и покойного я не любил очень сильно. Так вот — уже забыл было, и тут мне твое фото прислали, на пару со щенком из особой канцелярии. Я тогда на кладбище, где Витольд свой конец нашел, моих людей оставил, посмотреть, что там к чему будет, кто приедет, куда труп повезут. Они фотографировали все и всех, вот вы в кадр и попали. Я сразу заинтересовался — это кто же такой? Никак кто-то новенький у них на «Сухаревке» появился? Вот и выяснилось, что мальчонка ты занятный и к отдельским никаким краем не относишься. Но зато работаешь на Сивцевом Вражке, в двух шагах от Гоголевского бульвара, где Захар дух испустил.

— Дальше понятно, — я потер бок. — Можно не продолжать.

Я же говорю — гад этот Нифонтов. Вот хоть режьте меня — знал он, что кто-то на кладбище есть, кто-то за нами наблюдает. И то, что я в кадр попаду — тоже знал, потому от себя и не отпустил, кормить повез. Не нашли меня так — сдал меня эдак. Разве можно так, а?

— Ну да, потом все было несложно, — подтвердил ведьмак.

— И что теперь? — устало спросил у него я. — Убивать будете? Как остальных?

— Э, нет! — помахал у моего носа указательным пальцем Артем Сергеевич. — И не подумаю. Да и вообще — не надо видеть во мне кровавого злодея. Да, я убиваю, но на то есть веская причина.

Вот это признание мне совсем не понравилось. Когда при тебе в открытую признаются в совершенном преступлении, да еще и делают это в здравом уме, то это означает только одно — ты уже списан со счетов.

— Если не секрет — чем вызвана такая откровенность? — осторожно поинтересовался я. — Просто мы не настолько знакомы.

— Это ты со мной не слишком знаком, — рассмеялся ведьмак. — А я с тобой более чем. Хочешь, расскажу о тебе все? Ну или почти все. Саша, на дворе компьютерная эра. Вы все живете в сети, и хороший специалист может выудить из нее такое количество информации, что диву даться можно. И самое главное — сделать нужные выводы. Например, по тебе я все решил, когда изучил бланк заказа в магазине, торгующем травами для зелий. Грамотный заказ, взвешенный, продуманный. И компоненты интересные, я даже поломал голову, что же ты такое задумал сотворить. Кстати — не поделишься?

— Предмет для поиска сокровищ и приворотное зелье мгновенного действия, — отвел глаза в сторону я, раздумывая о том, что именно кроется в словах «по тебе я все решил».

— Получилось? — Артем Сергеевич улыбнулся.

— Да, — не без гордости ответил я. — Правда маху маленько дал с приворотным, не рассчитал кое-чего. Такая неприятная история вышла в результате.

— Бывает, — тактично не стал расспрашивать меня дальше ведьмак. — Вот этим ты мне и нравишься, сразу взял быка за рога. Женщины и золото, то, что, в принципе, и нужно молодому человеку. Ты хочешь жить полной жизнью, извини за тавтологию, а не придерживаться каких-то там заплесневевших принципов, которые давно неактуальны. Мир стал другим, мы тоже должны меняться. Но кроме меня никто этого понимать не захотел. Более того, пошли разговоры о том, что я, видите ли, ренегат и отступник, я извращаю саму природу ведьмачества. Нет, я не ренегат. Я прогрессор. Согласись, между этими двумя понятиями огромная разница.

— Секунду, — остановил я его. — То есть вы убивали своих… Мнэ-э-э… Коллег…

— Собратьев, — любезно подсказал мне Артем Сергеевич. — Ну-ну, продолжай.

— Вы их убивали за то, что они не разделили ваши взгляды? — закончил я.

— По большому счету — да, — подтвердил он. — Так и есть. Они не захотели меня услышать, более того, они старались помешать моим планам. Что мне оставалось? Выполнить роль чистильщика, удалить эти старые наросты с дерева цивилизации. Красиво сказал, да?

— Метафорично, — подтвердил я. — А со мной что? Чем я лучше их?

— Резонный вопрос, — похвалил меня ведьмак и поудобней устроился на лавке. — Тому ряд причин. Первая — ты человек новой формации. Над тобой не довлеют древние догматы. Нет, ты, разумеется, почитал книгу, но сомневаюсь, чтобы разная заумь из нее тебя заинтересовала. Рецепты — да, но все остальное — вряд ли.

— Там вообще половину разобрать нельзя, — пожаловался я.

— Вот-вот, — кивнул Артем Сергеевич. — Второе — ты не был введен в круг, и это меня устраивает. Третье — ты, как и все молодые люди, жаден до впечатлений, удовольствий и радостей плоти. Не красней, это нормально. Страшнее те юноши, которым это не нужно, это значит, что у них что-то с головой не в порядке. Есть еще несколько нюансов, но они второстепенны. Скажем так — только указанных трех пунктов достаточно для того, чтобы я предложил тебе место ученика. Тебе все равно нужен наставник, и лучшего, чем я, ты не найдешь.

А вот тут я опешил. Пока мы говорили, в моей голове промелькнул десяток вариантов развития событий, но этого там не было.

— Учеником? — вытаращил глаза я. — Вашим? Мне?

— Почему нет? — Артем Сергеевич неприкрыто наслаждался моим видом. — Ты молод, неглуп, в меру нагл и не паникер. Сила пока не твоя? Ерунда, я знаю, как ее заставить служить тебе, это не проблема. Самое главное для меня другое — тебе плевать на условности и правила, по которым жили наши пращуры. Для тебя, как и для всего твоего поколения, все эти поконы не существуют. Вы беспамятные — и это здорово. Зачем цепляться за прошлое, если можно создать что-то новое?

Какой молодежный дед, а? Интересно, у него есть длинноногая девочка-блондинка и «бентли»?

Что же до предложения… Заманчиво. По крайней мере, звучит красиво, не отнять.

— Не тороплю с ответом, — не отводя от меня глаз, сказал он. — Подумай до завтра, до полудня. Заметь — это бездна времени.

— Прямо уж «бездна», — я почесал затылок. — Полдня — это немного.

— Полминуты — вот немного, — строго произнес ведьмак. — А полдня — это по-королевски.

— Хорошо, — согласился я. — Я подумаю. А сообщить вам о своем решении как?

— Моя карточка, — протянул мне извлеченный из нагрудного кармана пиджака бумажный прямоугольник Артем Сергеевич. — Звони.

Забавно. На карточке значилось название той самой группы компаний, которое неоднократно упоминалось сегодня на совещании в банке.

— А? — я ткнул в него пальцем удивленно.

— Правильно. Все, о чем я говорил, существует. И планы сотрудничества, которые мы сегодня обсуждали, тоже будут реализованы. Это бизнес, сынок, — ведьмак щелкнул меня пальцем по носу. — Было же сказано — я прогрессор. У меня нет желания жить в лесу или в разваливающемся сельском доме, справляя нужду в выгребную яму и питаясь черт знает чем. Мои таланты позволяют мне высоко сидеть и далеко глядеть, так чего ради от этого отказываться? Более того — я не собираюсь останавливаться на достигнутом. У меня есть деньги и все, что они могут дать. Теперь мне нужна власть. И я ее получу. Будь близ меня, мальчик, и ты получишь свой кусок пирога. Большой кусок, поверь. Слуги — они получат крошки, но ты — другое дело. Ты будешь моим учеником. Первым учеником. А первым всегда достается все лучшее.

— Звучит красиво, — причмокнул я и убрал карточку в карман. — Буду думать.

— Времени тебе до завтрашнего полудня, — напомнил ведьмак. — Больше дать не могу. В ночь с пятницы на субботу — полнолуние, я не хочу его пропустить, у меня запланирован очень сложный и важный ритуал. И, кстати — мне будет нужен ассистент и я хотел бы видеть тебя в этой роли.

— Какой из меня ассистент? — махнул рукой я. — Я даже не недоучка, ко мне больше подходит слово «неуч».

— Объясню, растолкую, покажу, — пообещал ведьмак. — Заодно и гляну, насколько ты крепок. Ритуал-то непростой, на кладбище его проводить будем. Кстати — на том самом, где ты с товарищем Николаем шатался.

— Снова кого-то резать станете? — поморщился я.

— И да, и нет, — лукаво ответил ведьмак. — Потом — привыкай, для меня запретов нет, для тебя их тоже быть не должно. Есть цель, все остальное лишь средства для ее достижения, в том числе и те ценности, которые недалекими моралистами считаются неприкосновенными, вроде жизни человеческой. Да и моралям этим грош цена. Поверь мне, немолодому ведьмаку — именно на совести моралистов больше всего загубленных душ, иным тиранам такие гекатомбы, которые они устраивали, даже не снились. Достаточно вспомнить инквизицию. Костры по всей Европе пылали, причем во славу самых что ни на есть благих целей, и горели на них большей частью ни в чем не повинные люди. Общался я с одной ведьмой, так она порассказала мне о тех днях.

— Может, вы и правы, — задумчиво произнес я. — Большое добро всегда требует больших жертв.

— Соображаешь, — потрепал меня по голове Артем Сергеевич. — Вот еще что. Ты сейчас домой придешь, наш разговор станешь в голове вертеть так и эдак. Раньше или позже у тебя возникнет вопрос на тему: «Как-то все очень просто и быстро вышло. Вот эдак сразу в ученики. В чем подвох?». Подвоха нет. Совсем нет. И еще нет смысла нам разводить турусы на колесах. Если бы я тебя брал к себе на работу, то да, провели бы с тобой собеседование, возможно, даже не одно, потом проверка через службу безопасности и все такое прочее, по процедуре. И это правильно, надо понимать, кто ты есть. Но здесь — другое. Я знаю, кто ты такой. Ты тоже в курсе, что из себя представляю я. Мы с тобой одной группы крови, замечу, отличной от всего остального человечества. Мне нужен ученик. Тебе — наставник. Все на самом деле просто.

— Куда проще, — встал со скамейки я. — Если только это вслух не произносить. Вдумайтесь — мне надо принять решение о том, хочу ли я стать учеником ведьмака, и в случае согласия отправиться с ним на кладбище для проведения ритуала.

— Да, звучит необычно, — признал Артем Сергеевич и протянул мне руку. — Звони, буду ждать.

Войдя в квартиру, я стянул с себя пиджак, закостеневшую от пота рубашку, напился из-под крана и, проигнорировав трескотню соскучившегося за день Родьки, раскрыл ведьмачью книгу.

Я знал, что ищу, и все равно полистать ее пришлось — нумерации страниц здесь не было, и оглавления тоже.

Но — кто ищет, тот всегда найдет, в результате я добрался-таки до искомых записей и вчитался в отрывок, который в прошлый раз всего лишь просмотрел мельком.

Прочитал его. Потом — перечитал. Потом печально вздохнул. А так все хорошо начиналось, а?

— Хозяин, — робко подергал меня за штанину Родька. — Есть будешь? Я гречу сварил, мясо потушил с морковкой и луком.

— Мясо — это хорошо, — задумчиво ответил я. — Особенно, если с морковкой и луком.

— И перцем горошком. А еще я в гречу два огурца соленых добавил, — затараторил Родька. — Они в ней сильно хороши, даже если их на плите этой твоей варить. Хотя каши — их в печи надо готовить, чтобы они, значит, потомились.

— И это тоже верно, — согласился я с ним, погруженный в свои мысли.

— Так чего, накладывать? — уточнил Родька.

— А как же! — отозвался я. — Только я сначала в душ.

Решение было принято, теперь осталось только свести воедино все нити. Врать не стану — было страшновато, но выхода у меня теперь не было. Куда ни кинь — всюду клин, как гласит народная мудрость. И еще — назвался груздем, полезай в кузов. Это из той же оперы.

Одно хорошо — после такого не то что сила меня должна признать, мне медаль героя должны вручить будут. А если и этого силе будет мало, то я не знаю уж, чего ей еще надо.

Хотя ей и так грех жаловаться. Какой-то месяц назад расскажи мне кто о том, что я задумал, в жизни бы не поверил. Даже если бы я сам про это себе рассказал. Не поверил бы — и все.

Однако же вот — есть.

И еще — если это не «ломати», то что тогда Ратмир в виду имел?

Гречка с мясом и вправду хороша оказалась, я умял две тарелки «с верхом». Съел бы и еще одну, да некуда уже было.

Родька светился, как праздничный фонарик, видно, от того, что смог мне угодить.

— Спасибо, — сказал я ему, ставя тарелку в мойку. — Ты посуду не мой, я сам потом все сделаю.

— Хозя-я-яин? — даже вроде как обиделся мой помощник.

— Ну не все же тебе суетиться? — погрозил ему пальцем я. — Да и разленюсь я быстро, если ничего делать не буду. Тебе же хуже станет. Вот как залягу на диван, как начну тебя туда-сюда гонять.

Родька издал неопределенный звук, более всего похожий на «пфе», явно свидетельствующий о том, что для него подобное не в новинку.

Может, я и в самом деле мало его эксплуатирую? А и то — пусть посуду моет. Чего нет? А я пока к Маринке сбегаю, перетру с ней кое-что, и еще Нифонтову от нее позвоню. Мало того — с ее аппарата это сделаю. После рассказов Артема Семеновича нет у меня доверия ни к собственному домашнему телефону, ни к мобильному. И даже к стенам родного дома. Не знаю, в самом ли деле поставили мне«жучков» и «прослушку», или я на воду дую, но рисковать точно не стану. Лучше подстрахуюсь, тем более что Маринка всегда дома пару «левых» симок держит, для производственных нужд. Их-то точно не срисуют.

На мою удачу, соседка оказалась дома. Была она сосредоточенна и посмотрела на меня отсутствующим взглядом.

— Не до тебя, — сообщила она и попробовала закрыть перед моим носом дверь.

— Как обычно, — не дал я ей этого сделать и вошел в квартиру. — Дело есть.

— Кофе сам себе вари, — даже не услышала она меня, пребывая в каких-то своих мыслях, и двинулась по коридору в сторону комнаты. — И на меня тоже.

— Обо мне не забудь, — раздался голос Севастьянова. — Привет, Сашка. И еще Стасу большую кружку, но ему растворимого можно.

— Сахара побольше положи только, — подал голос сотрудник СКМ. — Я сладкий люблю.

Так не бывает. В смысле — не может так везти. Однако же вот, есть!

— А по какому поводу сбор? — задал я вопрос, входя в комнату.

— Материал готовим, — объяснил Севастьянов, пожав мне руку, а после разворошив кучу фотоснимков, лежащих на столе, за которым эта троица сидела. — Дал начальник Стасу отмашку, публиковать статью о кладбище будем. Вот, сидим, фразы подбираем, такие чтобы и сенсация, и народ не переполошить.

— Сильно шеф этого не хотел, — пояснил Стас. — Но тут такая штука вышла…

— Еще один покойник нарисовался, тоже в виде фарша, и на том же кладбище, — закончил я за него фразу. — Ну да, вроде как «серия» получается.

— Откуда знаешь? — вроде бы и с улыбкой спросил меня Стас, но в голосе его прозвучали совершенно другие нотки, не такие, как секунду назад.

Он в этот момент мне напомнил волка, почуявшего опасность. Не хотел бы я иметь его во врагах, честно скажу.

А в друзьях — хотел бы. С таким другом, как в песне, на медведя можно ходить.

— В самом деле? — наконец заметила меня Маринка. — Или нас обскакала какая сволочь? Севастьянов?

— Стас, скажи, а что лично тебе может перепасть в том случае, если ты сцапаешь тех, кто это сделал? — не обращая внимания на нее, спросил я у полицейского. — В смысле — «звездочка», премия? Или что-то еще?

— Вопрос странный, но интересный, — Стас встал со стула и подошел ко мне. — А что ты захочешь получить от меня в этом случае?

— Вот это уже деловой разговор, — я плотоядно улыбнулся. — Ну, давай договариваться?

Глава двадцать третья

Я позвонил Артему Семеновичу в половине двенадцатого. Нет, можно было бы и пораньше, но у меня же еще и работа есть? Утро в нашем отделе самая жаркая пора, минуты свободной нет. А если это все помножить на духоту, так никуда и не девшуюся, и скверное настроение Кузнецовой, которая до сих пор дулась за то, что вчера меня на переговоры позвали, а не ее, то выходит совсем уж безрадостная картина.

— Думал, что раньше наберешь, — без приветствий сообщил мне ведьмак. — Удивляешь ты меня, Саша, и это хорошо. Люблю людей с извивом, с ними интересно.

— Да не в извивах дело, — я решил не мудрить и говорить правду. — Решить-то я еще вечером все для себя решил, просто ночью звонить неудобно, а утром на работе зашился. Хорошо еще вообще не прозевал назначенное время. Сами знаете, как это бывает, то одно, то другое — пошла писать губерния.

— И что решил? — с очевидным интересом спросил у меня Артем Сергеевич.

Еще бы ему не любопытствовать. Полнолуние-то вот оно, сегодня. Прозевал — и жди потом следующего, да еще по новой все начинай.

— Дураком надо быть, чтобы отказаться от такого предложения, — деловито сообщил ему я. — Но есть ряд моментов, которые хотелось бы прояснить. И обсудить.

— Если не секрет? — уточнил ведьмак. — Что за моменты?

— Разные. И технические, и юридические, и, что уж там, финансового характера. Я же так понимаю, что мне при вас надо будет состоять большей частью, значит, работу бросать придется. А жить на что? Я не студент, вагоны по ночам разгружать не хочу. Да и не смогу, физическая подготовка у меня не та.

— Резонно, — признал Артем Сергеевич. — Сразу видно делового человека. Ладно, обсудим все завтра с утра. Сегодня, прости, не смогу — у меня день по минутам расписан. Ну а ночью не до того будет, как ты понимаешь. Тебя устраивает такой расклад?

— Вполне, — степенно ответил я.

— Ну и славно, — ведьмак пошуршал чем-то, как видно, страницами ежедневника. — Значит, действуем так. К десяти вечера выходи к своему подъезду, за тобой придет машина, она тебя доставит ко мне. Ну а дальше все на месте.

— Понял, принял, — отрапортовал я. — До вечера.

И повесил трубку. Первым. Мол — да, вот такой я, за рубль двадцать не купишь.

Вот он, наверное, сейчас надо мной посмеялся. И ладно, и пусть. Я переживу.

К моему великому удивлению, день не тянулся бесконечно, как того можно было бы ожидать, а просто-таки летел стрелой. Может, потому что этот день мог стать моим последним днем? Ну гипотетически, если что-то пойдет не так?

Но при этом страха не было. Видимо, выбрал я весь его лимит за этот месяц, исчерпал, как деньги на телефоне. А может, потому, что сделал все, что от меня зависело, до конца, до последней точки. Теперь дело было за другими людьми. Надо заметить — надежными, включая хитреца Нифонтова. На него, к слову, была у меня особая надежда, потому что в данной ситуации наши интересы совпадали. Впрочем, и Стас тоже не останется внакладе, если все выгорит, а значит, и он постарается на совесть.

За окнами темнело, дело шло к вечеру.

— Хозяин, — Родька как видно что-то почуял, был он сегодня тихий и молчаливый. — Я бы пирог завтра испек, что ли. Знаешь, такой, с изюмом и орехами. Субботний день, как-никак.

— Испеки, — одобрил я его предложение. — Почему нет?

— Тогда надо в магазин идти, — продолжил он свою мысль. — Изюма у нас нет. И орехов тоже. Да и муки почти не осталось. А дрожжей у тебя, похоже, вовсе никогда и не было.

— Дай закурить, а то есть так хочется, что переночевать негде, — рассмеялся я. — Хитер.

— Нет, можно и завтра, если ты устал, — примирительно посопел Родька. — Но я бы сейчас тесто поставил, к утру оно и взойдет.

Идти куда-то мне было лень, но, подумав, я все-таки натянул джинсы и футболку. Схожу. Время убью, и потом еще такое дело… Если что, он, Вавила Силыч да Кузьмич этим пирогом меня и помянут.

Вот ведь какая чушь в голову лезет, а?

В магазине было на удивление мало народу, хотя вроде и пятница на дворе, а значит, впереди дачные выходные. Может, просто разъехались уже все, десятый час как-никак?

Что забавно — в свете последних событий я окончательно плюнул на запрет вечерних прогулок. Теперь-то чего? Да и поднатаскался я уже в этих делах, чем меня теперь удивить можно?

Впрочем, по поводу удивления — это я зря. На улицах Города всегда найдется что-то нестандартное и неформатное, на что можно с интересом поглазеть. Вот и сейчас, пожалуйста — на повороте к моему дому, прижавшись к бордюру, стоит машина, которую с упоением пинает ногой молодой светловолосый парень, по виду мой ровесник. Хорошо так, увлеченно, размахивая руками и негромко сквернословя.

Причем и машина необычная, редкая в наших краях настоящая «американка», «Крайслер „Саратога“".

Он заметил, что я смотрю на его поединок с «крайслером», как видно, хотел сказать что-то резкое, но вместо этого спросил:

— Сигареты есть?

— Нет, — развел руками я. — Не курю.

— И почему я даже не удивлен? — уже совсем без агрессии, скорее печально, произнес молодой человек. — Нет, не мой сегодня день.

Он вздохнул, присел на капот машины и уставился на меня.

— Скажи, а у тебя бывало такое, чтобы в один день все сразу навалилось? — спросил он у меня. — Ну вот вообще все напасти, какие есть на свете?

— Пожалуй, нет, — подумав, ответил я. — Поганые дни бывали, это как у всех, но чтобы совсем-совсем «труба», такого не случалось. Разве что в детстве, когда и лужа озером кажется. В нем беды острее воспринимаются, чем радости, потому что тогда радостей больше.

— Детство — это да, — согласился со мной молодой человек. — Но оно когда было? А сейчас, сука, настоящая жизнь. И лупит она со всех сторон. Если хочешь — расскажу, а ты пальцы загибай, впечатляйся.

Я глянул на экран телефона — без двадцати десять. Время есть, отчего не послушать?

— Сегодня мне жена рога наставила — это раз, — молодой человек разворошил свои волосы, как видно, давая мне понять, что новое приобретение находится где-то там. — Помог им вырасти мой лучший друг, понятно, что уже бывший — это два. Дело, которому я отдал пять лет жизни, в смысле — команда КВН, развалилось в один миг — это три. Думал, что мы на самом деле команда, что мы все вместе. Фиг. Оказалось — каждый по отдельности. И вдобавок — вот, машина сломалась, причем наглухо. Как тебе?

— Жесть. Но это если комплексно рассматривать, в разрезе одного дня, — признал я. — А если по отдельности — нет здесь ничего такого особо катастрофичного.

Узнал бы он про мои похождения, то понял бы, что распавшаяся команда КВН и даже рванувшая «налево» жена — это все не так страшно. Потому что несмертельно.

Мне бы твои проблемы, парень.

— Согласен, — устало произнес юноша. — Вроде как все мелочи жизни, бытовуха. Вот только так тошно сейчас мне, что беда просто. И главное — непонятно, что дальше делать? Было все — и ничего сразу нет. Утром еще ясность имелась, кто я такой и куда иду. Определенность. А теперь? Хоть в секту какую определяйся, вроде «Седьмого пришествия блаженного Константина», может, они верный путь подскажут.

— Это ты просто выговорился или совета от меня ждешь? — уточнил я у него.

— Совет — это хорошо, — оживился молодой человек. — Почему нет? К тому же, это по-нашему, по-русски — спросить у первого встречного, как дальше жить.

— На работу устройся, — немедленно сказал я. — Ты же безработный?

— Только институт окончил, — подтвердил парень. — Журфак.

— Ну вот, — я переложил пакет с продуктами из руки в руку. — Жги сердца людей глаголом. Будет работа — на глупости времени не останется, она его без остатка сожрет. Опять же — новые знакомства, новые заморочки.

— Вариант, — призадумался молодой человек.

— И вот тебе второй совет, до кучи. Альтернативный, так сказать. Посоветуйся с родителями. Серьезно. Лучше всего с отцом, если есть. Ведь это он тебя всему в жизни научил, согласись? Значит, и сейчас сможет сказать, что дальше делать.

Совет был странный даже для меня самого, но вот такое мне в голову пришло, ни с того ни с сего.

— Опять же — почему нет? — юноша почесал затылок. — Разумно. Нет, я догадываюсь, что батя скажет, он выдаст нечто вроде: «Перемелется — мука будет. Теперь дуй за пузырем, а то не сбудется», знаю я его. Но идея неплохая. Заодно и поужинаю у стариков. Слушай, а где здесь метро?

Я объяснил ему, куда идти, он поблагодарил меня, запер машину и быстро зашагал в сторону метрополитена.

Мне стало даже где-то завидно. У него с сегодняшним вечером полная ясность, не то, что у меня.

Но зато я хорошее дело сделал, человеку дорогу в жизни указал. Не всякий день такая возможность выпадает. Вот, правда, толку от этого, похоже, немного будет, очень уж этот парень шебутной. Такие, как он, из одной истории выпутываются и тут же в другую влипают. Я это точно знаю. Я сам такой.

Но вообще-то моя история похлеще его будет. А уж визуально обставлена точно куда как круче. Что у этого паренька было? Старый «крайслер»? Ха! За мной к половине одиннадцатого, минута в минуту, целый «бмвшный» микроавтобус приехал, да еще и в сопровождении громоздкого черного внедорожника.

— Привет, — из открывшейся двери микроавтобуса высунулась неприятно знакомая рожа Винта. — Запрыгивай и поехали.

Я глянул на окна своей квартиры, в одном из которых маячила перепачканная мукой и встревоженная рожица Родьки, прислушался к внутренним ощущениям, ничего не услышал и выполнил указание.

К моему величайшему изумлению, в комфортном салоне образчика немецкого автомобилестроения оказался и Артем Сергеевич. Он сидел в самом конце салона.

— А вы почему здесь? — растерянно спросил я у него.

— Странный вопрос, — нахмурился ведьмак. — Это мое транспортное средство, отчего же мне тут не быть?

— Просто мне казалось, что вам больше подходит вон тот «лексус», что за нами едет, — я потыкал пальцем в направлении заднего окна. — Это как-то логичнее.

— Я демократ, — пояснил мой будущий наставник. — Мне с народом проехаться не зазорно. И потом — время дорого, по пути мы с тобой кое-какую формальность утрясем.

— А именно? — уточнил я.

— Ученичество, — объяснил Артем Сергеевич. — Так-то никаких особых ритуалов по этому поводу не существует, но один, несложный, мы все же проведем.

Он взял небольшую черную наплечную сумку, что лежала на сидении рядом с ним, расстегнул ее и достал оттуда нож. Серьезный такой клинок, лезвие у него на пол-ладони длиннее моего будет, да и выглядит он побогаче. Рукоять золотом отделана, а в ее навершии камушек какой-то посверкивает, явно недешевый.

Мне это не слишком понравилось, в первую очередь потому, что явно опять придется ладонь резать и на крови клятву давать. Согласно ведьмачих традиций, у них без этого ничего не обходится. У меня предыдущий порез неделю заживал, и на тебе, все по-новой. Тьфу!

Угадал, так оно все и вышло. Ладонь оба резали, в специальной чаше кровь смешивали, а потом она очень красиво в ней же и горела. Ну и клятву, понятное дело, произносили.

— Перед ликом богов обязуюсь быть добрым наставником своему ученику, — вещал ведьмак под восторженное «ох, ё!» Голиафа. — За усердие буду его награждать, за леность наказывать.

И так минуты на две. Потом и я подобное произносил, правда, получилось у меня не так красиво, как у Артема Семеновича.

Но если совсем уж честно, то была в этом доля театральности, была. Произвольный текст, спешка, тряска. Разве так подобное должно происходить? А где атмосфера таинственности, где грозные знаки свыше, после того, как мы дали клятвы? Должен быть раскат грома или там, молния в полнеба. А тут разве что на асфальтовой выбоине микроавтобус дернулся, но за знамение подобное признать невозможно.

Так что имелись определенные изъяны в ощущении подлинности происходящего. Нет, мой новый наставник в чем-то был даже искренен, он ведь на самом деле был рад обзавестись учеником, поскольку это отвечало его целям, но это слабо скрашивало общее впечатление. Винт же с Голиафом и вовсе только знай хихикали, поглядывая на меня.

Поразмыслив, я решил все-таки совсем уж дурака из себя не изображать, чтобы под конец все не испортить, а напротив — проявить обеспокоенность происходящим. Реализм — вот наше все.

— Наставник, а мое присутствие на кладбище вам точно необходимо? — спросил я у ведьмака. — Ну пропущу я один ритуал, велика ли беда? Сколько у нас их еще будет. Устал я сегодня очень. Может, я домой, а обучение с завтрашнего дня начнем?

Артем Сергеевич грозно зыркнул на мигом притихших подручных, а после по-отечески пожурил меня:

— Саша, твоя судьба теперь не только тебе принадлежит, но и мне. И я буду решать, куда и когда ты пойдешь, но при этом исходя из твоих интересов. Сегодня ты обязан сопровождать меня, и это не обсуждается. Нужно так, понимаешь? Причем в первую очередь тебе. С силой-то, сынок, пора уже становиться одним целым, время пришло. Слышал, что бывает с теми, кто ее не смог приручить?

— Да, — кивнул я.

— Вот то-то. И без разговоров.

А потом, до самого кладбища, он меня развлекал рассказами о том, как мы с ним дальше жить будем, как он меня учить станет, и чего я под его руководством через пару-тройку лет добьюсь.

Самое досадное в этом то, что не ври он, то я бы и вправду к нему в обучение попросился. Мужик он жесткий, эгоцентричный и властный до невозможности, что есть, то есть. Но при этом у него есть чему поучиться, дело свое он знает. От него такая мощь сейчас перла, что я даже засомневался в благополучном исходе мероприятия. Раскидает он нас, как котят, и свинтит с кладбища. И после этого мне только одно останется — валить из Москвы по возможности быстро, куда-нибудь за Уральский хребет, причем даже не заезжая домой.

Несмотря на поздний час, уже знакомые мне ворота центрального входа на кладбище были открыты, об этом позаботились крепкие ребята в серых костюмах, стоявшие возле них. Они-то как раз и являлись пассажирами того самого автомобиля сопровождения. Как видно, в какой-то момент «лексус» обогнал нас, и эти костоломы решили проблему проникновения на погост. Надеюсь, сторожа они все-таки подкупили, а не прибили.

— Ждите здесь, — скомандовал им ведьмак. — Винт, где ты там?

— Идем, мастер, — просипел бандит из микроавтобуса. — Голиаф, бери вещи.

Через пару минут мы вошли в распахнутые настежь ворота кладбища. Впереди шагал Артем Сергеевич. Даже не шагал, он почти бежал, то и дело поглядывая на звездное небо и подгоняя нас. Глядя на его упругую походку, я бы сроду не подумал, что он уже очень немолод. Вот что с человеком делает близость заветной цели, даже старик как мальчишка бегать начинает.

Луна, большая и круглая, светила сегодня ночью так ярко, что вокруг все было видно словно днем, причем даже тогда, когда мы покинули широкую центральную аллею и вошли под сень кладбищенских деревьев.

— Налево, — пробормотал под нос себе ведьмак. — А тут направо.

— Не в первый раз тут хожу, а дорогу запомнить не могу, — пожаловался Голиафу Винт, идущий следом за мной. — Днем еще туда-сюда, а ночью…

— Я про это даже и не думаю, — просопел его приятель, тащивший на спине увесистый продолговатый тючок. — Мастер куда надо доведет, так чего себе мозги этим морозить?

— Пропащий ты человек, Голиаф, — посочувствовал ему Винт. — Все стараешься чужим умом жить.

Верзила ничего на это ему не ответил, поскольку в этот момент споткнулся о какое-то старое ведро, которое валялось на дорожке, и начал по этому поводу заковыристо материться.

— Цыц! — остановившись, повернулся к нам Артем Сергеевич, у него в этот момент было такое выражение лица, что у меня спина мигом мурашками покрылась. — Сейчас не день, сейчас ночь. Хотите беду накликать, идиоты?

Он еще раз злобно на нас зыркнул и снова припустил вперед.

— День, ночь, — проворчал Голиаф. — Велика разница? Мертвые и есть мертвые, какой беды от них ждать? А если живые пожалуют, то и с ними разберемся.

Винт, который, несомненно, соображал куда лучше приятеля, посоветовал ему заткнуться, и дальше мы следовали в абсолютной тишине.

Могилу, которая была нашей конечной целью, спутать с какой-либо другой было проблематично. Здесь за последнюю неделю потопталось огромное количество разного народа, вытоптав вокруг все, что только можно было, кроме, разве, деревьев. Но и им досталось, под светом луны на стволах берез, стоящих вокруг, были отлично видны обрывки красно-белой ленты, которой отмечали место преступления.

— Мастер, вроде никого, — огляделся вокруг Винт. — Были у меня все-таки опасения, что «цветные» засаду тут оставят. С них станется.

— Они не хотят верить в «серию», — с улыбкой произнес ведьмак. — Им надо больше смертей, чтобы начать действовать. Но для пущего спокойствия давай сделаем вот что.

Он запустил руку в карман легкой куртки, которую он натянул на себя, вылезая из микроавтобуса, и вытащил оттуда небольшой мешочек, в котором обнаружилась легчайшая серебряная пыль.

— Это, Саша, очень полезное средство обнаружения соглядатаев, называется «Взгляд неба», — сказал он мне, высыпал на ладонь горстку пыли, что-то прошептал и дунул на нее. — Еще отмечу, что приготовление его крайне несложно.

Пыль взмыла в воздух, сгруппировалась в облачко и поплыла над могилами.

— Если покраснеет и обратно вернется — значит, кто-то живой поблизости есть, — сказал ведьмак своим подручным. — Но это вряд ли. Я бы почуял. Голиаф, что стоишь? Давай, давай, распаковывайся, время дорого.

Здоровяк сбросил с плеч тючок и развязал его. Внутри оказались лопаты, какие-то пластмассовые колья, черная полиэтиленовая пленка и тому подобный инвентарь. Еще там обнаружились моющее средство в прозрачном баллоне с брызгалкой и приличных размеров тряпка, их неохотно забрал Винт и направился к могильной плите.

— Мастер, все понимаю, но это… — уже от могилы обратился он к ведьмаку, который, сбросив куртку, вовсю уже орудовал своим ножом, проводя им какие-то линии на земле. — Может, молодой этим займется? Я же не мойщик какой-то, я вор. Не то чтобы это было западло, но и душу тоже не греет.

— Давай-давай, — подогнал его Антон Семенович, усердно работая клинком. — Нам не нужно, чтобы кровь тех двоих помешала моим планам.

Винт тяжело вздохнул, попшикал резко пахнущей жидкостью на гранитное надгробие и начал водить по нему тряпкой.

— А мне что делать? — спросил я у наставника.

— Жди, — ответил тот, тяжело дыша. — Толку от тебя пока маловато, ты же не знаешь ничего. Ну а такие работы, неквалифицированные, я тебе поручить тоже не могу, это вопросы разделения обязанностей. У каждого свое место. Твое близ меня.

Он размечал границы применения «Пустого места», это я понял сразу. И на этот раз они были куда больше, чем тогда, когда была убита первая жертва. «Ну до чего же он силен», — снова подумалось мне. Заговор сложнейший, сил требует немерено даже на маленькой площади, а он вон какую разметил. Причем, заметим — творит его третий раз за неделю. Неделю!

Уж на что я дилетант, и то не могу не восхититься. И это даже учитывая то, что весь этот коллективный труд предназначен для достижения довольно скверной цели, а именно — моего убийства. Причем наверняка смерть моя должна быть мучительной и кровавой. Ритуал же, как по-другому?

Тем временем, последние приготовления подходили к концу. Винт отмыл плиту и теперь стоял совсем рядом со мной, ненавязчиво, но очень внимательно следя за тем, чтобы я не рванул в ночную мглу. Голиаф лихо орудовал лопатой, прорывая канавки там, где их разметил ведьмак, причем делал это на редкость умело, не вгоняя штык до основания.

Сам же Артем Сергеевич стоял, уставившись на полную луну, которая отсюда, с этой могилы, была видна во всей своей красе. Как видно, место и выбирали как раз с этим умыслом. Ночное светило висело прямо над нами, огромное, белое, сияющее, казалось, что еще чуть-чуть, и оно коснется верхушек деревьев.

— Мастер, готово, — сообщил Голиаф, с удовольствием глядя на результаты своего труда. — Хорошо получилось, не то что в прошлый раз.

Ведьмак вздрогнул, отвел глаза от луны и осмотрел фронт работ.

— Да, хорошо, — согласился он. — Ну, тогда начнем. Самое время. Саша, будь любезен, с дорожки перейди сюда, ко мне.

— Не хочется как-то, — громко сказал я. — Не испытываю такого желания. И вообще — я, пожалуй, сваливаю отсюда. У ворот кладбища вас подожду.

— Куда ты пойдешь, смешной мальчик? — ведьмак засыпал в канавки, вырытые Голиафом, бурую смесь, ту самую, которая из сорока компонентов состоит. — Все, ты уже пришел туда, куда должен был. Винт.

Бандит, стоящий за моей спиной, ловко прихватил мои руки в районе локтей, да так, что я даже пошевелить ими не мог. Ох, он и силен, пальцы как железные, серьезно. Это он, выходит, тогда на лавке меня пожалел, когда в печень ткнул. Считай, не бил даже, так, пощекотал.

— А как же наставничество, обязательства? — поинтересовался я зло. — Не боитесь мести богов? На крови клялись ведь, это не шутки.

— Не боюсь, — добродушно отозвался ведьмак. — Если сегодня все получится, то их благодарность перекроет этот долг. А если не получится, то и бояться некого будет. И потом — клятва данная ведьмаком ведьмаку свята, это так. Но ты-то не ведьмак. Ты — человек, и это все меняет. Но согласись, придумано было неплохо. Убаюкала тебя эта клятва, пригасила подозрения. Нет, ты и потом дергался, но уже меньше. А самое главное — сюда сам пришел. По доброй воле.

Ну да, в этом и было самое слабое звено того ритуала, который он задумал провести. Третья жертва, то есть я, должен был прийти сюда, на эту могилу, точнее — на жертвенный алтарь, сам, без принуждения, в здравом рассудке и твердой памяти. Нельзя меня сюда силком вести было. Это обстоятельство, собственно, меня и спасло, а то все решилось бы крайне просто, одним ударом по голове и погрузкой в багажник автомобиля.

И второй нюанс — третья, последняя жертва должна приходиться тому, кто ее убивает, кем-то близким. Родственником там, или вот как я — учеником. За неимением родных, ученик — это самое то для использования в качестве жертвенного барашка. Правда, пару минут назад Артем Сергеевич мне маленько приврал, выдав наш союз за постановочное шоу, но я знал, что он подлинный. И почему приврал, догадываюсь. С меня станется перед смертью крикнуть что-то вроде: «Отрекаюсь от тебя, учитель», и тем самым, возможно, поломать процесс ритуала. Может, и не случится этого, но кто знает? Магия — штука тонкая.

Про это все было написано в книге, доставшейся мне по наследству. Я после прошлого посещения кладбища наткнулся на запись про этот ритуал, прочитав ее, правда, только в той части, где речь идет о «Пустом месте». В подробности, которые были описаны ниже, я тогда вникать не стал. И только после разговора с Артемом Семеновичем, поняв, что я вляпался в очень мутную историю, я изучил текст досконально и теперь знал, что за чем следует.

— Хочешь совет? — Артем Сергеевич подошел ко мне и пристально взглянул в мои глаза. — Не сопротивляйся. Не надо. Только хуже будет. На твой страх и крики слетятся местные неупокоенные души, и тогда тебя будет ждать истинный ад, такой, что ты его даже представить не можешь.

Интересно, он вообще когда-нибудь правду говорит? Через «Пустое место» ни одна душа не проберется. И никто меня не услышит.

А ведь не знай я всего этого — поверил бы. Серьезно. Поверил. Звучит-то правдиво.

Ну все, пора пугаться. Эх, хорошо бы из себя слезу выдавить или в штаны напрудить. Но первое мне недоступно, я не актер, а второе… Тоже нет. Это уж слишком. Потому пойдем самым простым путем.

— Не надо, — жалобно попросил я и подломился в коленях, буквально повиснув в руках Винта. — Пожалуйста. Не надо. Ну, люди же вы?

— Я — нет, — ответил Артем Сергеевич, удовлетворенно озирая дело своих рук, а именно — канавку, заполненную смесью. — Я ведьмак.

— Мне все едино, резать тебя или нет, — подал голос Винт, встряхивая меня. — Я людей вообще не очень люблю, как и они меня.

— А я есть хочу, — пробасил Голиаф. — Мастер, может, потом заедем куда-нибудь, пожрем?

Я тихонько завыл, тряся нижней губой, пару раз неуверенно дернулся, а после снова расслабил тело.

— Обмяк, — удовлетворенно констатировал Винт. — Мастер, клиент готов.

— Вот и славно. Тогда начнем, — одобрительно произнес ведьмак. — Луна в нужной точке, все готово, вокруг никого. Были у меня все-таки опасения на этот счет, были.

— Менты? — спросил у него Винт.

— Хуже, — ведьмак несколько раз махнул ножом. — Местные власти, скажем так. Но — обошлось вроде. Так, бродит пара духов вокруг, но это все несерьезно. Давай, тащи его к надгробию.

Тащи — это сказано верно. Я изображал полнейший упадок духа, пускал слюни и монотонно бормотал: «Не надо, не надо».

— Ведь сначала держался борзо, — заметил Винт, рывком поднимая меня на ноги и ослабив захват. — А как дело к смерти подошло, слизняком оказался.

И вот тут я рванул в сторону. Собственно, весь спектакль для этого и был разыгран. Мне надо было добраться до канавки, неважно, какой ее части, и разжать над ней кулак, в котором я с самого входа на кладбище держал растертые до состояния порошка листья вербены. Вообще-то, вербена — это не самый редкий и не самый сильный компонент в зельеварении, но применительно к «Пустому месту» она обладает интереснейшим свойством. Она его полностью уничтожает. Сводит на нет. Про это я тоже в книге вычитал.

— Куда? — гаркнул Винт, чуть меня не упустив. — Вот же шустрый какой, а? «Не надо, не надо», а сам!

— Даже жалко тебя убивать, Саша, — произнес ведьмак. — Мог бы из тебя толк выйти. Случись по-другому, и правда тебя в ученики бы взял.

— Так я вам и поверил, — процедил я и охнул, потому как Винт со всей дури припечатал мою спину к холодной могильной плите.

— Не хочешь — не верь, — Артем Сергеевич щелкнул пальцами, и на одном из них разгорелся маленький огонек. — Но что не получилось — то не получилось, чего грустить о несбывшемся?

Он выкрикнул что-то неразборчивое, огонек сорвался с его пальца, описал яркую дугу и скрылся в ближнем от нас углу канавки.

Секундой позже там что-то замерцало, сначала слабо, потом все ярче и ярче. А после я даже глаза зажмурил, когда вокруг нас засверкала ярко-красная стена огня. Вот, значит, какое ты изнутри, «Пустое место». Интересно, кто тебя именно так назвал? С юмором человек был. То есть — ведьмак.

— Винт — руки, Голиаф — ноги, — скомандовал Артем Сергеевич подручным. — Начнем помаленьку.

Меня распластали на плите, как рыбу на разделочной доске, я даже пошевелиться не мог. И еще мне становилось все страшнее и страшнее — стена пылала неугасимым огнем и не думала исчезать или обнаруживать бреши. А если этого не случится, то все, мне конец.

— Боги Земли и Воды, Неба и Ветра, к вам взываю я! — проорал ведьмак, подняв руки к небу. — Вы ушли, но память о вас жива, и есть те, кто готов омыть ваши ноги кровью! Две жертвы принес я вам, два сердца положил на ваш алтарь, и вот третья, самая главная. Самое дорогое отдаю вам, то единственное, что есть у меня, того, ближе кого нет. Жертвую вам его кровь и его жизнь!

Огонь стены мерцал все ярче и ярче, в какой-то момент он стал почти нестерпим для глаз, а после исчез. Сразу. Как будто его выключили, повернув какой-то рубильник.

— О как! — заморгал Голиаф, вертя головой. — Это как? Мастер, чего-то не так пошло.

Ведьмак все понял значительно раньше него, и сейчас, сузив глаза, уставился на меня.

— Всем лежать, работает ОМОН! — громыхнул голос из мегафона, зажглись фонари, осветив нашу дружную компанию, и, ломая кусты, к нам побежали люди. — Ни с места, вы на прицеле!

— Ы-ы-ы-ы-ы! — провыл Артем Сергеевич и бросился ко мне, занося нож.

И тут меня выручил Голиаф. Тупой-то он был тупой, но где надо, соображал быстро. Он отпустил мои ноги и рванул куда-то в бок, под крики «Стой!» и «Держи толстого!».

Только поэтому я успел крутануться на плите, выворачивая свои руки, которые так и не отпустил Винт, и тем самым спасая свою жизнь.

Нож лязгнул о камень надгробия, грохнуло два выстрела, ведьмак что-то прошептал и растаял в воздухе.

— Руки! — раздалось прямо у меня над головой, и я узнал голос Стаса. — По-хорошему.

— Все, все, начальник, — успокаивающе произнес Винт. — Уже.

Я наконец снова ощутил себя свободным и глубоко вздохнул. Все-таки получилось. Даже не верится.

Мне этот план пришел в голову почти сразу, как я прочел в книге о ритуале призыва Древних Богов. Нет, в самих этих богов я не верил, само собой, сказки это все, но вот мой бывший будущий наставник — верил. И не успокоился бы, пока меня им в жертву не принес. А значит — надо работать на опережение, как постоянно повторяет наш председатель правления. Что я и устроил, сделав Стасу и Нифонтову предложения, от которых они не могли отказаться. Тут ведь как — каждый получает что-то свое, ему очень нужное. Потому и получилась у нас команда единомышленников, которая была кровно заинтересована в результате и на него работала.

Нифонтов привлек какую-то свою коллегу, которая обеспечила немаленькой куче народа прикрытие класса «невидимость» (уж не знаю, как она объяснила это «омоновцам»), Стас предоставил непосредственно силовую поддержку и свидетелей. Был, впрочем, еще один участник этого мероприятия, но он в обсуждении и составлении плана не участвовал.

И теперь Стас был безмятежно счастлив. Он схомутал с поличным двух злодеев, и они, несомненно, принесут ему «звездочку», о которой он давно мечтал. Дело-то резонансное, и потому за такое задержание ее точно ему дадут. Он мне сам так сказал.

— Хороший ты мой, — он ласково потрепал по щеке изгвазданного в кладбищенской грязи Голиафа, которого только что привели схомутавшие его «омоновцы». — Набегался? Устал?

— Ага, — обреченно подтвердил верзила.

— Стас, — окликнул его я. — Дальше как договорились?

— Да, — посерьезнел он. — Я свое слово держу. Про тебя в протоколе ни слова не будет, пострадавший у меня уже есть, в «отделе» сидит. Лицо твое на камеры не попало, отвечаю. За этих двоих не беспокойся, они все скажут, как надо. Да, злодеи? Я же не ошибся в вас?

Бандиты промолчали, но я отчего-то верил Стасу. У него они все подтвердят, даже про то, чего не видели, скажут.

— Но с вас труп третьего, который ушел, — напомнил он мне и Нифонтову, который наконец-то соизволил появиться. — Как договаривались.

— Будет тебе труп, — Николай нехорошо улыбнулся. — Один экипаж оставь за воротами, лады? Чтобы по новой вас не вызывать.

— И там еще бойцы этого черта, — добавил я. — Не надо, чтобы они сюда сунулись.

— Да их уже «приняли», — отмахнулся Стас. — До выяснения. Мне ребята сказали по рации. Борзые, блин, оказались, все сюда рвались. Ну, если на этом все, то нам пора. Ночь коротка, а мне бумаг полтонны заполнить надо.

Мы обменялись рукопожатиями, и через пять минут затоптанная донельзя площадка у многострадальной могильной плиты снова опустела.

— Первая часть прошла без сучка и задоринки, — Нифонтов достал из кармана своей светлой куртки шоколадную конфету и протянул ее мне. — На, держи. После такого стресса сладкое — самое оно.

Я развернул фантик, отметив, что это опять все то же «Озеро Рица», и сунул конфету в рот.

— Скоро он будет здесь, — из темноты дорожек, практически из ничего, вынырнула высоченная фигура в черном капюшоне. — Сильный ведьмак. Очень сильный. Один раз почти смог прорвать могильные тропы, я даже подумал, что придется его прямо там убить. Но обошлось без этого.

— Он твой, как и было обещано, — сказал Нифонтов Хозяину кладбища. — Договор в силе. Но я должен увидеть его смерть, и мне нужен его нож.

— А мне бы его книгу, — вздохнул я. — Вот там, наверное, всякого интересного полно.

— Обещать не стану, но если добудем ее, то дам почитать, — буркнул Нифонтов. — Только сначала наша Вика посмотрит, что там есть, не то наберешься оттуда всякой дряни, не дай бог. О, а вот и наш друг.

Беготня по кладбищу изрядно утомила Артема Сергеевича, выглядел он не ахти. Лицо как-то сразу постарело, появились на нем какие-то складочки, жилочки. И дышал он очень тяжело. Плюс — хватался за сердце.

— Наставник, вы плохо выглядите, — с заботой в голосе обратился я к нему. — Может, «скорую»?

— Вербена, — прошипел он, отфыркиваясь. — Да? Ах ты, поганец!

— Радоваться надо, — укоризненно сказал я. — И говорить что-то вроде: «Какой толковый ученик попался».

— Ничего, — погрозил мне пальцем ведьмак. — Ничего, ты у меня так умирать будешь, как никто лет пятьсот уже не умирал, я тебя…

— Нет, — за спиной у него появилась черная фигура Хозяина, невесть как переместившаяся туда. На плечи моего бывшего наставника легли костяные руки с длинными пальцами. — Не ты его. Я тебя. Это моя земля, и здесь только я имею право взыскивать долги. Он мне не должен ничего. А вот за тобой кое-что имеется.

Последним, что я слышал от Артема Сергеевича при его жизни, был истошный крик, который он издал в тот момент, когда Хозяин кладбища развернул его, и показал то, что было у него под капюшоном. Больше мой несостоявшийся наставник звуков не издавал, хотя какое-то время был еще жив. Он жил тогда, когда жутко выглядящие мертвецы объедали плоть с его ног, когда могильные черви высасывали его глаза, и даже тогда, когда Хозяин кладбища достал из его груди нечто бесформенное и призрачное, надо полагать — душу. Он повертел ее в руках, помял, а после съел. В прямом смысле — отправил в капюшон.

Что до меня, так я даже и не подумал отводить глаза или отворачиваться в то время, пока происходила данная экзекуция. А зачем? Все же справедливо, убийца получил то, что заслужил.

И я с полным правом смотрел на торжество закона. Не того закона, что народный, а того, что людской. Когда все по справедливости и каждому воздается по делам его.

— Долг оплачен, — сказал Хозяин по завершению действа, когда тело Артема Семеновича снопом повалилось на землю. И что интересно — выглядело оно целым и невредимым, будто его только что не терзали исчадия кладбища.

Иллюзия? И если да, что именно ей являлось — то, что было тогда, или то, что я вижу сейчас?

— Нож, — протянул Хозяин оперативнику тускло блеснувший предмет. — И тело. Все, как договаривались.

— Шею ему сверни, а? — попросил его Нифонтов. — Тебе раз плюнуть, а мне тяжеловато все же. Только поестественней, чтобы вроде как несчастный случай.

Хозяин кладбища нагнулся к трупу, что-то хрустнуло.

— Вот теперь порядок, — удовлетворенно сказал Николай. — И надо его в какую-нибудь канаву определить, мол — упал и убился. Ночь, кладбище, темнота, с каждым могло случиться.

Повелитель мертвых мотнул капюшоном, из-за кустов вылезли несколько полусгнивших трупов и утащили куда-то в глубину территории тело того, кто считал себя прогрессором. Туда ему и дорога.

— Вот и славно, — Нифонтов посмотрел на меня. — Всем хорошо, все довольны.

— Еще одно дело осталось, — подал голос Хозяин кладбища. — Мертвые всегда платят свои долги. Я должен вот ему и хочу рассчитаться.

Костяной палец показал на меня. Надо же. Не знал, что у меня есть такой должник.

— Могильного золота я тебе не дам, от него тебе проку не будет, одна беда, — продолжил повелитель мертвых. — Знания ты должен получить сам, иначе от них не будет прока. Я решил дать тебе то, что ты не сможешь получить никак иначе, кроме как от меня. Вот мой дар — отпусти этих двоих, я разрешаю тебе сделать это.

И в тот же миг передо мной появилось два призрачных силуэта. Один — старик с окладистой бородой, второй — нестарый еще совсем мужчина, усатый, чем-то похожий на кота.

Я сразу понял, кто это. Ведьмаки, принявшие здесь, вон на той плите, смерть страшную, лютую. Бородатый — это, скорее всего, Степан, именно это имя упоминал Артем Сергеевич. А вот как зовут второго, я не знаю.

— Давай, паря, — глухо, как из бочки, сказал бородатый. — Нам пора. Ждут нас там.

— А как? — я обернулся к Костяному царю. — В смысле — технологически как это сделать? Я не знаю.

Тот только плечами передернул — мол, сам думай.

— Все просто, — мягко сказал усатый и протянул ко мне руку, точнее — вытянул указательный палец. — Коснись меня — и все получится. Получится-получится, не сомневайся.

И я сделал так, как он сказал. Не задумываясь, как поступил бы раньше, не прикидывая последствия, не предполагая худшего. Наши пальцы соединились, и усач пропал, будто его и не было никогда. Его словно стерла с нашего плана бытия чья-то легкая рука.

А у меня на душе в этот самый миг стало так хорошо, так легко, как никогда в жизни не было. Это было как на качелях в детстве, когда земля и небо сливаются одно целое и тебе от этого скользящего вверх-вниз перед глазами золотисто-синего хочется кричать от восторга, только тут эмоции были раз в сто сильнее. Что-то внутри меня словно освободилось, что-то новое, ранее неизведанное, запредельное и невиданное. Оно проснулось и заполнило все душевное пространство, отведенное мне природой, как вода заливает до горлышка кувшин. Я остался собой — и в то же время стал другим, тем, кем теперь буду до самой своей смерти.

Нет, у меня не добавилось тайных знаний, у меня не открылся третий глаз, и я не ощутил сыновьего единства с Землей и Небом. Это было нечто другое. Словно сняли у меня с глаз повязку и сказали:

— Вот он, какой мир на самом-то деле. Живи в нем, коли сможешь.

И буду жить. С удовольствием. Сколько смогу. Привыкать к нему буду, познавать его стану. Нет, та жизнь, что у меня была — она всегда со мной, куда я от нее? Но она теперь только часть прошлого. И я сейчас не о службе в банке, не о Светке и не о родителях. О другом речь.

А потом я засмеялся, легко и беззаботно.

— Беда, — негромко сказал Нифонтов Хозяину кладбища. — Не нравится мне этот смех.

— Ло-ма-ти, — захлебываясь, произнес я. — Ломати. Ох, мать твою так, ломати! Вот диво-то и снизошло!

Я понял, о чем в книге вел речь Ратмир. Не страх надо преодолевать, не руку себе ломать. О другом речь, совсем о другом. Надо не побояться через себя старого перешагнуть, сломать все то наносное, что в душе имеется. Не выкинуть, но изменить, вот что имелось в виду. Пройди через всёе, изменись, переродись, но не потеряй себя самого. Если себя старого потеряешь, то и новому появиться будет негде.

Как же все просто. Как и всегда, впрочем.

— Прощай, Степан, — сказал я ведьмаку, который с грустной улыбкой смотрел на меня. — Доброго тебе пути.

— Бывай, паря, — ответил мне он. — Законы наши чти, круг старших слушай и голову не давай себе морочить всяким там, понимаешь.

Наши пальцы соприкоснулись, и он пропал, как до него усатый.

— Спасибо тебе, — я поклонился Хозяину кладбища. — Бесценный дар ты мне преподнес.

Не знаю, почему, но я был уверен, что он догадывался о том, каковы будут последствия его поступка. И еще — я мог теперь быть с ним на «ты». Мы теперь принадлежали к одному миру.

— Квиты, — безразлично бросил мне он. — Ладно, если тут все, пойду новеньких посмотрю. Лето, народу от жары мрет много.

— И мы пойдем, — поддержал его Нифонтов. — Поработали на совесть, можно и отдохнуть. Только патрульным скажу, что где-то там, на аллеях, крики слышал. Тело-то этого поганца все равно нужно.

— Найдут, — заверил его Хозяин Кладбища, и снова повернул капюшон ко мне. — Я рад нашему знакомству, ведьмак. И в ознаменование этого я дарю тебе право приходить сюда, на мою землю, тогда, когда ты этого захочешь, при условии, что ты будешь соблюдать мои законы. Еще я дарую тебе свою защиту, отныне тебе здесь ничего не грозит. Кроме моего гнева, разумеется.

По выпученным глазам Нифонтова я догадался, что выиграл миллион по трамвайному билету.

Не дожидаясь моих слов благодарности, Хозяин развернулся и скрылся в темноте переплетенных кладбищенских дорожек.

— Однако, — выдохнул оперативник. — Свезло тебе. И силу принял, и такой подарок судьбы получил.

— Везет тем, кто сложа руки не сидит, — наставительно произнес я.

— Ну теперь совсем все, — передернул плечами Николай. — Пошли, что ли?

— Не все, — щелкнул пальцами я. — Кое-что забыл сделать. Важное.

— Что? — удивился оперативник.

— Ух ты,смотри! — я ткнул пальцем влево, дождался, пока он повернет туда голову, и со всей дури врезал ему кулаком по скуле.

— А-ах! — сказал Нифонтов и плюхнулся на задницу.

— Вот теперь все, — я встряхнул рукой, а после подал ее оперативнику. — Теперь пошли.

Эпилог

Я купил билет в кассе, бросил взгляд на электронное табло и поморщился. Все-таки опоздал. Нет, не на электричку, там еще минут десять запаса было. Поесть просто хотел, но теперь уже не успею. Жаль, ехать-то долго, два с лишним часа. Хотя, может, повезет, может, какой бродячий торговец пойдет с мороженым, шоколадками и чипсами.

А все Родька с его суетой с утра пораньше. Вот чего не поступить как я, не сложить свои вещи вечером, когда время было? Хотя — глупости говорю. У него же были дела, он смотрел сериал «След». Какие там приготовления к отъезду.

В результате ему в рюкзаке хорошо, у него там сахар и термос с чаем, а я с его «Хозяин, помоги» остался голодным.

Выйдя из здания пригородных касс Белорусского железнодорожного направления, я окинул взглядом площадь. Почти пусто. Пара солдат, дворники в оранжевом, какие-то похмельные помятые мужички. Вот что значит будний день. Благодать.

Хотя… Вон еще парочка около табло стоит, друг на друга проникновенно смотрит. Как это мило!

Нет, я не против, когда молодые люди милуются, пусть даже и на вокзале, на глазах у всех. В конце концов, это их личное дело. Вот только один-то из этой парочки Нифонтов. Вопрос — какого хрена он тут делает, особенно если учесть, что в случайности я с последнего времени не верю?

Еще раз посмотрев на часы, я не торопясь подошел к парочке, слившейся в поцелуе, и нарочито бодро произнес:

— Бог в помощь.

Нифонтов забавно заморгал, глядя на меня, а вот девушка — та отреагировала совсем не так, как я предполагал. Эта русоволосая красавица не покраснела, не потупила взор, даже «дураком» меня не назвала. Какой там.

Она окинула меня внимательным взглядом, словно просканировала, сузила глаза и холодно сказала:

— Между нами нет вражды, ведьмак.

Ох ты! Да она же ведьма! Самая что ни на есть настоящая, вон и зрачки у нее вертикальными стали, как у кошки.

— Фига себе! — я сделал пару шагов назад, искренне сожалея, что нож убран в рюкзак. — Коль, тут такое дело…

— Я знаю, — оборвал меня оперативник. — Можешь не говорить. Вот так случилось.

Теперь пришло мое время удивляться. Все в этой жизни могу себе представить, но то, что сотрудник отдела по борьбе с нечистью заведет себе девушку — ведьму, я даже предположить не мог.

— Руководство в курсе? — не смог удержаться от колкости я, с интересом глядя на эту парочку.

— Саш, а тебе не все едино? — в тон мне ответил Нифонтов. — Тоже мне, полиция нравов.

— Так это и есть мальчик-ведьмак, про которого ты мне рассказывал? — заинтересовалась девушка — Да? Ну не такой уж он и инфантильный, не прав ты.

Мальчик? Да между нами разница года в три. Ну в пять. И потом — что значит «инфантильный»? Сами вы!

— Людмила! — укоризненно сказал злорадно улыбающейся ведьме оперативник и спросил уже у меня: — Куда намылился?

— Наследство принимать, — нарочито небрежно бросил я. — Ну, и вообще — надоел мне город. На природу хочу выбраться, поближе к истокам.

Да, я ехал в Лозовку. В нее самую.

Кроме шуток — на самом деле надо было принимать наследство. Вместе с силой пришло ко мне некое понимание того, что там мой дом. Точнее — там то место, где мне непременно надо побывать, чтобы до конца осознать то, что я получил.

Что это, о чем речь — не знаю. Но чую — надо.

Я быстренько оформил отпуск на три недели, собрал вещи и вот, стою на вокзальной площади с билетом на электричку в руках.

Как отпуск дали, летом, да на столько дней? Очень просто. Я пустил в ход средство из арсенала славного парня Митрия, то, которое: «Как человека в правоте своей убедить на короткий срок». Изготовить его оказалось несложно, благо компоненты там были простейшие. Да и в ход его пустить было куда проще, чем любовное зелье, в смысле — не надо было в еду подмешивать или идти на какие-то другие ухищрения. Это зелье представляло из себя невесомый порошок без запаха, достаточно было просто распылить его рядом с собеседником, а после быстро-быстро излагать просьбу. Если не тянуть, не вести длинные беседы и уложиться в сроки действия порошка, то желаемое не получить просто невозможно.

Я, уже умудренный опытом, на всякий случай для начала испытал его на Вавиле Силыче, разумеется, с его согласия, засек время действия, а после направился в отдел кадров.

Все прошло без сучка и задоринки, правда, кадровичка потом несколько раз недоуменно говорила разным людям, что сама не понимает, как Смолину отпускные документы подписала. Предправ — понятно, он над подобным не задумывается, но она-то как?

Еще я пару раз ловил на себе после этих разговоров взгляды Немировой и Силуянова, которых в последнее время частенько можно было видеть вместе, но на это мне было совсем уж плевать. Догадались о чем-то? Ну и хрен с ними. Велика беда. Что им толку от этого знания?

Работу же я бросать не собирался. Ведьмовство — ведьмовством, но кушать-то что-то все равно надо будет?

Следует заметить, что отпуск был нелишним и еще по одной причине. Странная смерть именитого бизнесмена (а Артем Сергеевич и вправду при жизни был богатым и влиятельным, тут он мне не соврал) всколыхнула на денек в интернете волну интереса, а после была забыта, как и все новости, переставшие быть актуальными. Но кое-какие последствия все-таки имели место быть: компетентные органы, как полагается, завели по данному вопросу дело, да и временное руководство обезглавленной компании инициировало личное разбирательство силами собственной службы безопасности. В общем, я счел за лучшее слинять из Москвы до поры до времени. Ничего такого за мной не числилось, про мое участие в этом деле рассказать тоже никто не мог, а какие-то записи мертвый ведьмак навряд ли оставил. Что до свидетелей всех этих событий, Винта и Голиафа, — они тоже никому ничего рассказать не могли, потому как через сутки до них, похоже, все-таки добрался Хозяин кладбища. Нашли их поутру в камере мертвыми, с зашитыми суровыми нитками ртами. Когда нитки разрезали, то обнаружилось, что набиты эти рты черной жирной землей, как мне думается — кладбищенской. Вот так-то.

Еще имелись личные охранники Артема Семеновича, те, что на «лексусе» ехали, но они совсем уж ничего про меня не знали. Был какой-то парень, но кто, что… Мне так Стас и сказал, когда мы через недельку после всех этих событий встретились у Маринки. Она к тому времени оттаяла и простила нас за то, что мы заперли ее в тот день в ее же собственной квартире. Ну а как по-другому было поступить? На кладбище тишина была нужна, а она и Маринка — две вещи несовместные.

В общем — вряд ли до меня кто доберется, но береженого бог бережет, и лучше будет на время из столицы слинять. А там, глядишь, все и уляжется. Выполнят сотрудники Артема Семеновича свой формальный долг, не найдут никого и начнут его наследство пилить.

Еще мне надо было проведать Антипа. Это домовой из Лозовки. Рассказ Нифонтова о высокой смертности среди домовых меня тогда порядком взволновал, я же помнил, что в доме Захара Петровича таковой имелся. Нет, Родька меня успокоил, сказав, что Антипку и коромыслом не убьешь, особенно учитывая его гнусный характер. Да и вообще — нет поводов для волнения, потому как сам дом никто официально не бросал, окна-двери не заколачивал и вещи не вывозил. Меня там просто нет, а это дело совсем другое.

— Согласен, неправ я, — Нифонтов усмехнулся. — Уже не инфантильный. Матереет. Саш, ты хорошо подумал?

— Лозовка, — Людмила пощелкала пальцами. — Это та, где Дара живет? Точно, ты же мне рассказывал еще в прошлую встречу, как с ней сцепился.

Да у них прямо высокие отношения. «Прошлые встречи» и все такое. Нет, правда — а руководство его знает, с кем их сотрудник выходные проводит? Ка-а-ак возьму, ка-а-а-ак накатаю «телегу»!

Шучу. Не буду я этого делать, не приучен к подобному.

Что до старухи Дарьи — думал я на эту тему. Много, долго. И чую одно — изменилось и здесь что-то. Не жертва я для нее больше. Любви между нами нет и быть не может, но отношения будут не такие, как в мой прошлый визит. Другие. Какие точно — не знаю, но другие.

— Ты с ней поосторожней, Саша, — неожиданно сердечно посоветовала мне Людмила. — Дара — ведьма старая, и я сейчас не о возрасте говорю. Сила и ум в ней, как вода в омуте. Знаешь, бывают такие — ныряй, не ныряй, до дна не достанешь. Тебя теперь договор защищает, но особо на него не уповай. Дара очень хитрая и, если надо будет, найдет, как его обойти. И запомни главное — не верь ей. Ни в чем не верь, ни в одной мелочи. И ни при каких условиях не давай ей права входить в твой дом. То есть фразы вроде: «Ты можешь приходить сюда, когда тебе заблагорассудится» звучать не должны. Запомнил?

— Да, — кивнул я, мотая услышанное на ус. — Людмила, вопрос можно?

— Почему я это делаю? — улыбнувшись, уточнила девушка. — Саша, мы ведь тоже разные, в смысле — ведьмы. Ну да, природа есть природа, и все же… Плюс — моя верховная не сильно ладит с Дарой, они еще в восемнадцатом веке какого-то гусара не поделили. Так что я на твоей стороне. Может, даже в гости загляну, благо соседи, позлю эту старую каргу. Ты же не против?

— Почему нет? — согласился я и добавил: — Только в дом приглашать не стану, ты уж не обижайся.

— Молодец, — одобрительно кивнула Людмила. — Если и дальше таким умником будешь, то проживешь долго.

Над вокзалом раздался мелодичный звук, и барышня сообщила, что вот-вот прибудет «электропоезд до станции Бородино». Мой, однако.

— Ну, мне пора, — сообщил я вновь обнявшейся парочке. — Или вы на тот же поезд, учитывая, что мы с Аленой соседи?

— Нет, мне на «можайскую», — пояснила ведьма. — Я подальше, чем ты, живу.

— На сколько по времени едешь? — подал голос Николай.

— Отпуск почти на месяц, так что недели две с половиной там пробуду, — ответил ему я. — Потом еще к родителям на пару дней хочу съездить.

Надо это сделать. Я тамошнему лесному хозяину обещал заблудившихся во времени бедолаг с поляны отпустить, а слово держать надо. Да и практика в данной области не помешает.

Плюс, насколько я помню, Светка всегда в конце июля — начале августа на пару недель приезжает пожить на дачу. Стоп. А это тут причем? Там все давным-давно прогорело и остались одни угли. Надо ли их раздувать? Думаю, что нет. Пусть живет спокойно.

— Хочешь, тоже приезжай в гости, — предложил я оперативнику. — За грибами сходим, опять же — Можайское водохранилище там рядом, я по карте смотрел. Покупаемся, рыбку половим.

— Может, и заеду, — уже вполне серьезно сказал он. — Почему нет? Если приятеля прихвачу, ты не против будешь? Просто Пал Палыч с этой вашей Дарой вроде как знаком, и очень хочет с ней снова повидаться. Да и с тобой мы бы хотели пообщаться, спокойно, без спешки. Есть кое-какие темы.

Барышня из динамика снова сообщила, что электричка до Бородина прибывает на первый путь платформы номер шесть.

— Нет проблем, буду ждать, — протянул ему руку я. — Все, ребята, мне пора. Людмила, был рад знакомству. Пока!

Надо поспешать, электричке ведь все равно, ведьмак я или человек, она меня ждать не будет. У нее есть расписание, и ей плевать на все остальное. Я поправил рюкзак за спиной, поудобнее перехватил ручку сумки и зашагал к турникетам.

Автор благодарит всех тех, кто помогал мне в работе над этой книгой — Владимира Шаповала, Ольгу Лотину сотоварищи, Мартина Аратои, Евгения Гонтаря, Артема Плаксина, Николая Крылова, Михаила Гадратова и многих других.

2. Знаки ночи

Все персонажи и события данной книги выдуманы автором.

Все совпадения с реальными лицами, местами, банками, телепроектами и любыми происходившими ранее или происходящими в настоящее время событиями — не более чем случайность. Ну а если нечто подобное случится в ближайшем будущем, то автор данной книги тоже будет ни при чем.

Всякое действие имеет противодействие, в правоте этого закона в полной мере убедился обычный банковский клерк Александр Смолин. Тот факт, что он смог подчинить себе ведьмачью силу, которая случайно ему досталась, не упростил жизнь, а усложнил ее. Новые друзья, новые враги, новые тайны и загадки — вот что ждет свежеиспеченного ведьмака, только-только вступившего на пути мира Ночи.

Глава 1

— Если ты не перестанешь на нас так смотреть, то мы разбудим нашего повелителя, — сообщила мне грудастая русалка Лариска. — Да-да-да!

— Врет она, — презрительно опроверг слова Лариски Родька, и сплюнул на завертевшегося на крючке червяка. — Ей в радость, что ты на ее титьки пялишься. И повелителя у них никакого нет. В старые времена местным русалкам Речной Конь был указом, но его никто уже лет двести не видел. А местному водянику на этих склизких плевать. Он вообще почти все время спит, просыпается только весной, потому как в это время вода разливается, и ему от этого радостно. Да еще когда рыба икру метать начинает, он в эти поры рыбаков чересчур ретивых гоняет.

— А на Ильин день? — почему-то обиженно добавила еще одна русалка. Ее имени я не знал, но мне она нравилась больше, чем нагловатая Лариска.

— Точно, — признал свою оплошность мой слуга, который как раз забросил удочку в реку. — Еще после Ильина дня глаза продирает, чтобы утопить кого-нибудь. Традиция, как без этого? Эй, девки, если кто из вас мне на крючок старый сапог подвесит или корягу, то я вам такое устрою, что мало не покажется.

— Напугал! — вызывающе подбоченилась Лариска — Клубок на ножках!

— Я в городе был, я жизнь повидал, — веско произнес Родька и нехорошо оскалился. — И скоро опять туда уеду, чего мне с вами сидеть тут, в глуши! А когда после вернусь, знаешь, чего привезу, знаешь?

— Чего? — язвительно поинтересовалась Лариска. — То, чего у тебя никогда не было?

— Химию! — вытаращив глаза, рявкнул Родька. — Не слыхала о такой? А она — есть! Накидаю вам в реку этой химии, все тут передохнете!

— Есть такая, — негромко сообщила немного опешившей Лариске немолодая русалка с седыми волосами, которая, похоже, была у них главной. Звали ее Серафима. — Лет сорок назад в Ведомку с полей эту самую заразу спустили, так в ней даже водомерки передохли.

— Ведомка! — надула губы Лариска. — Эту Ведомку воробей перейдет, лапок не замочит.

Я глядел на это все и в очередной раз офигевал. Ну сами посудите, какова картина — лето, ночь, луна, река. Вроде все ничего? Ну да, где-то так. Только вот на берегу этой реки расположилась теплая и очень необычная компания — я, начинающий ведьмак Александр Смолин, мой слуга Родион, существо неопределенного вида, более всего похожее на меховую старорежимную муфту, только с руками, ногами и непредсказуемым характером, да еще с десяток русалок разного возраста.

Мне, кстати, всегда казалось, что все русалки должны быть молодые и красивые. По определению. Так классики в книжках писали, и в кино так всегда показывали. Да оно и понятно — русалками, если верить сказаниям, становятся юные девушки, которые сиганули в воду по доброй воле. Как правило, из-за несчастной любви.

А вот и нет! Оказывается, не так все просто. Возраст здесь вообще не играет никакой роли, той же Серафиме на глазок сильно за сорок было. Тут все решает твоя жизнь до смерти, и только она. Если у утопившейся душа была чистая, не повинная ни в чем, то она сразу отбывает туда… Куда-то туда, где ей будет хорошо. Куда точно — не знаю. Раньше думал, что в курсе, а теперь ни в чем не уверен. Мир вокруг меня оказался более многогранным и многомерным, чем мне казалось еще совсем недавно. Настолько, что я теперь многое сомнениям подвергаю. Нет-нет, речь не о вере. Просто плоскости сместились, и чтобы все снова хоть как-то устаканилось, мне нужно время.

Так вот — русалки. Если душа чистая, она отбывает в заоблачные дали, а тело… Что тело? Как повезет. Может, его прибьет к берегу, и тогда делом займется полиция, а может, течение загонит под огромную корягу, которых в этой реке немало, и оно пойдет на корм рыбам и ракам.

И даже тот факт, что это самоубийство, тут не помеха.

А вот коли на душе у утопленницы был какой грех из серьезных, то дело плохо. Плавать ей в этих водах до скончания веков, гонять мальков да болтать с подругами ни о чем в лунные летние ночи на берегу.

И топить мужчин, которых сдуру на берега этой реки занесло. Потому как каждая невинно загубленная русалкой душа дает ей возможность хоть ненадолго ощутить биение жизни в своем холодном теле.

Кстати, судя по разговорам и обмолвкам, та же Лариска не одному загулявшему мужичку водорослями на дне ноги спутала. Была она русалка разбитная и веселая, но при этом проскальзывало в ней что-то очень недоброе. То ли во взгляде, то ли в голосе.

Насколько я понял, она топиться и не думала, просто шла пьяная через мостик, поскользнулась, да и свалилась в реку. Грехов за ней числилось где-то на пароход, начиная от неоднократного вытравливания нежелательных последствий греховных связей при помощи бабок-знахарок и до воровства по мелочи, потому в речной штат она была зачислена сразу же после того, как вода заполнила ее легкие.

И еще один интересный факт — самой молодой из русалок перевалило за сотню лет. Да еще с хорошим гаком. Имеется в виду не по земному летоисчислению, а по подводному. Не думаю, что после революции девушки и женщины резко перестали тонуть, но факт есть факт — светловолосая Аглая с кувшинкой за ухом была среди речных прелестниц самой юной. И это при том, что она упокоилась на дне еще при царствовании Александра Третьего. Так она сама сказала, назвав его при этом «царем-батюшкой». Лариске же и вовсе больше двух сотен лет было, поскольку она, рассказывая мне о своих похождениях еще в том мире, с удовольствием вспоминала лихого французского улана, называя его «Раулюшкой». К гадалке не ходи — служил этот «Раулюшка» под командованием какого-нибудь Мюрата. Или Нея.

Вообще-то я к русалкам хотел наведаться сразу после того, как немного обжился в доме покойного ведьмака. Точнее — теперь уже, разумеется, в моем доме. Собственном. Да-да, вот как-то так, незаметно, я стал домовладельцем, если и не по государственным законам, то по законам наследования силы и всего остального, что в рамки привычного мировоззрения не укладывается.

Так вот — очень мне хотелось посмотреть на это речное диво еще с той поры, как Родька их в каком-то разговоре упомянул. Ну все-таки русалки — это классика. Про Хозяев кладбищ я до событий, которые как катком прошлись по моей жизни, слыхом не слыхивал, про подъездных тоже, а вот про девушек с рыбьим хвостом неоднократно. И в кино видел, и шутки слыхал не раз о том, что, мол, русалка лучшая жена, потому как ее хоть в постель, хоть к пиву — всяко хорошо. Но как-то не складывалось у меня с визитом на берег реки, что протекала всего в паре километров от Лозовки. То одно, то другое, вот и дооткладывал его на самую последнюю ночь перед отъездом обратно, в Москву.

Хотя удивительного в этом ничего нет. Две с половиной недели пролетели как стрела, и каждый из дней был заполнен маленькими открытиями, сюрпризами разной степени приятности и наматыванием на ус разнообразных премудростей. Да что там! У меня и война тут имелась, самая настоящая, позиционная.

Нет-нет, не с Дарой и ее подругами. Тем более, что страшная как смерть ведьма Дара снова стала благообразной Дарьей Семеновной, любительницей телесериалов и трудолюбивой огородницей.

Но тут надо поподробнее рассказать.

Я обрел силу, а потому все договоры, что покойный Захар Петрович заключил с ведьмами, теперь распространялись и на меня. То есть вот так просто мне теперь уже кровь не пустишь. Боком может выйти.

Мне про это сама Дарья Семеновна и рассказала. Она пожаловала к дому ведьмака сразу после того, как я вошел в калитку. Даже замок с входной двери снять не успел и вещи в дом занести.

Понятное дело, я напрягся. Чего врать, если и был какой-то момент, смущавший меня в этом путешествии, так как раз эти ведьмы проклятые. Умом я понимал, что им себе дороже пытаться меня угробить, но то умом. А как представишь себе, что они всю ночь будут под окнами шляться, так сразу не по себе становится.

Я все же не спецназовец, не рейнджер техасский и не рыцарь без страха и упрека. Я еще месяц назад был обычным клерком обычного банка, скучным, небогатым и толстеющим.

Нет, в вопросах дохода и прибавления веса для меня пока ничего не изменилось, но вот скучать стало некогда. Очень уж много вокруг меня всякого интересного происходит.

Вот, например, сейчас мне довелось повидаться с бабулей, которая, похоже, застала еще те времена, когда Русь не окрестили. Она не то что Ленина вертикального помнит, она, вероятно, даже с Ильей Муромцем знакома была.

— Вижу-вижу, — без всяких приветствий начала разговор Дарья Семеновна. — Стало быть, обуздал силу? Молодец, что еще скажешь. Я-то, грешным делом, думала, что не сможешь, что кишка у тебя тонка. Ошибалась, значит.

— Выходит, так, — согласился с ней я, ставя рюкзак и сумку на крыльцо. — Вот, не оправдал ваших надежд.

— Оно и хорошо, — заулыбалась бабка, показывая крепкие молодые зубы. — Так даже интереснее.

— Я не книжка, вам меня не читать, — постарался по возможности независимо произнести я. — В чем тут интерес-то?

— Сильный противник, он всегда лучше, чем слабый, — объяснила ведьма. — Он в жизнь перцу добавляет. Вот Захарка сгинул — и чего-то нам не хватает. А теперь есть ты — молодой, красивый. Глуповат пока, но это не беда. Может, еще успеешь поумнеть.

— Спасибо, что не добавили «вкусный», — совершенно не кривя душой произнес я. — Как-то спокойнее после этого стало.

— Это сказки все, что мы людей едим, — бабка была само дружелюбие. — Нет, когда-то давно, еще при старых богах, всякое случалось, понятное дело. Но и тогда человеков никто в печи не жарил и всякой чуши вроде «поваляюсь, покатаюсь Алексашкиного мясца поевши» не распевал. Сердце харчили, это было. Но для чего?

— Боюсь спросить, — опять же абсолютно искренне прокомментировал ее слова я. Честно — мороз по коже прошел. Так она это буднично говорила, так спокойно, что было предельно ясно — и она человеческие сердца ела. Точно ела.

— Ритуал, — подняла узловатый указательный палец вверх Дарья Семеновна. — Он того требовал. Иначе ни Усоньша, ни Чернобог нас даже слушать не стали бы.

Господи, это сколько же ей лет? Я что-то про Чернобога слышал, конечно, но что, где и когда не вспомню. Кстати. Возможно даже в «Что? Где? Когда?» слышал, был там такой вопрос. Забавно. Каламбур.

— Но сейчас оно нам зачем? — продолжала вещать старуха. — Возни больше, чем проку. Старые боги нас не слышат из своих дальних далей, а другие на их место не пришли. Только этот, Единый.

— Да? — не удержался я — А в лесу тогда зачем хотели под травку уложить?

— Как же вас было не растерзать? — по-моему, даже обиделась ведьма. — Да ты что, милый! В тебе сила гуляет ничейная, и очень даже для нас полезная. Девица, что с тобой сюда пришла, тоже сладенькая, как конфета — молодая, нерожавшая, изрядно нагрешившая и некрещеная. Да кто же такую добычу отпустит? И обижаться за это не след. Вы пришли к нам в руки доброй волей, так что все было честно.

И ведь что досадно — хоть бабка и наводит немного тень на плетень, но в целом она права. Сами сюда приперлись, сами сглупили, сами к ним руки тепленькими отдались. Чудо, что живыми остались, сейчас я это куда лучше, чем тогда, понимаю.

— А теперь все будет по-честному, — бабка снова расплылась в улыбке. — Договор в силе, мы твоей смерти добиваться не станем. Желать будем, слабости не простим, но чтобы нож в спину или там яд в стакан — это нет. Мы не люди, у нас если слово сказано и услышано, то оно нерушимо. Потому как покон! Но и ты соответствуй.

— Мне вы без надобности, — твердо заявил я. — Не за тем сюда вернулся. У меня свои дела и свои интересы.

— С тобой все ясно. Но есть же еще твой дружок, судный дьяк. С ним как? — прищурившись, поинтересовалась Дарья Семеновна. — Он заехать обещал. Мы не боимся, но лишней огласки нам не нужно. Вот убьем его, так ведь следом приятели притащатся, придется отсюда лет на двадцать съезжать куда-то. Зачем нам это все? Хозяйство здесь у нас, огороды, уклад привычный. Антенны спутниковые вот поставили в тот год. Скажи ему, чтобы носу он сюда не казал, и все останутся довольны.

А ведь врет она. Пусть отчасти, но врет. Нифонтов сам по себе ей, может, и не страшен, но вот его друзей она явно опасается.

— Это ваши дела, — покачал я головой. — Вот вы и разбирайтесь. Но сразу скажу, мадам — если вы чего с ним сделать задумаете, то я глаза прикрывать на это не стану. Разойдетесь миром — хорошо. Дойдет дело до драки…

— И что тогда? — заинтересованно поторопила меня старуха.

— Видно будет, — веско закончил я. — Пусть это останется для вас секретом.

— На том и порешим, — Дарья Семеновна снова расплылась в улыбке. — А пока будем жить да поживать по соседству. Может, тебе огурчиков принести, морковки, ягод каких? Урожай в этом году, слава Герману, хорош на диво!

— Слава кому? — переспросил я — Герману? А это кто?

Дарья Семеновна только грустно вздохнула, глянув на меня, да и посеменила от калитки прочь.

При чем тут Герман? Кто это вообще такой? Явно не тот, что «три карты, три карты, три карты». Но других Германов я не знал. Да и тот вроде с двумя «н» пишется.

А вот следом за этим и началось то, что кроме как «войной» никак не назовешь. Я-то думал, что опасность будет ждать меня за калиткой, а она, оказалось, таилась в доме.

Меня невзлюбил домовой, тот самый Антип, о судьбе которого я беспокоился. Знал бы — дихлофос с собой прихватил или какую-другую отраву позабористей. А может, удава в подвалах дома № 14 попробовал найти, чтобы он эту бородатую заразу удавил на чердаке.

Не знаю, что я ему сделал, но осада велась по всем правилам. Точнее, как и водится на хорошей войне, без каких-либо ограничений.

Начал Антип с того, что под утро первой ночи, которую я провел под крышей своего нового дома, меня чуть не удавил. В самом прямом смысле. «Чуть» — потому что до конца это дело он довести не смог бы в любом случае, нельзя домовому хозяина убить. Жизнь ему испортить можно, покоя не давать — тоже, даже выжить из-под крыши можно, хоть это решение и является почти самоубийственным. А вот убить нельзя.

Этот паскудник навалился мне на грудь, когда в окошках уже забрезжил рассвет и я, наконец, уснул. На новом месте мне всегда спится скверно, так уж я устроен, потому полночи проворочался без сна. И вот, как только задремал, все и началось.

Грудную клетку сдавило, горло тоже, да так, что я аж захрипел. Открываю глаза, а на моей груди сидит какое-то косматое исчадие ада, сверкает глазами, сопит и что-то ворчит в свою нечесаную бородищу.

Я только и смог просипеть:

— Ты что? Ты кто?

А этот гад мне и говорит:

— Убирайся, откуда приехал! Это мой дом!

И давит все сильнее и сильнее, так, что мне уже дышать почти нечем.

Спасибо Родьке, который от всего этого кавардака проснулся. Ох, он и разозлился! Прямо соколом налетел на Антипа и как начал его дубасить своими лапами!

— Какой твой дом! — орет. — Это нашего нового хозяина дом! Он вообще, если захочет, тебя отсюда выкинет и нового домовика найдет! Вас, поди, много, а хозяев-ведьмаков раз и обчелся! Невежа ты пучеглазый!

В результате эта парочка, сцепившись, свалилась с моей груди и начала кататься по полу, лупася друг друга куда придется.

А я только сидел, хватал ртом воздух и глазел на эту битву титанов.

Кончилось все вничью, но своего Родька добился — душить меня Антип больше не пытался. Зато начал гадить по мелочам.

То сыпанет в еду какой-то измельченной и редкостно вонючей травы, то всю ночь шуршит за русской печкой и что-то безостановочно ворчит, так, что спать невозможно. А под конец он на меня утюг с печки сбросил. Старый, ржавый, угольный еще, килограмм в десять весом. Нет, не на голову. В ногу метил. И если бы попал, то мне больница была бы гарантирована.

Кстати, это для меня была последняя жирная точка в возможном строительстве наших отношений. Я не участник телешоу, где люди только этим и занимаются, у меня столько времени и терпения нет, потому было принято решение, что с этим человеконенавистником надо прощаться. Одно плохо — я не знаю, как это сделать. И спросить не у кого. Вот так вот вышло.

Интернет тут не берет, у Вавилы Силыча телефона нет, Нифонтова беспокоить как-то неудобно по такому поводу, а больше спросить мне не у кого. Ну не у ведьм же?

Наверняка что-то по этому поводу мог бы сказать Родька, но он этот мой вопрос проигнорировал. Просто сделал вид, что не слышит меня, причем все три раза. Именно столько раз я его об этом спрашивал. Корпоративная этика, надо полагать. И это при том, что он еще дважды дрался с Антипом на чердаке, причем в последний раз они такое устроили, что я даже испугался обрушения потолка. Так они там неистовствовали.

Тем не менее сдавать его не стал.

Но это ничего. В городе все узнаю, и когда сюда приеду в следующий раз, кое-кто уйдет на улицу жить. Меру потому что знать надо. Я человек не злой, но у меня тоже есть нервы и лимит терпения.

Но если абстрагироваться от неприятности по имени Антип, то все остальное меня более чем устраивало. Серьезно. Никогда бы не подумал, что я, горожанин до мозга костей, привыкший к комфорту квартиры и благам цивилизации, буду получать столько радости от проживания в доме, где всем этим практически и не пахнет.

Здесь ведь на самом деле почти ничего не было. Ни телевизора, ни стиральной машины, ни заказа пиццы. Даже магазина — и того не имелось, мне через неделю с небольшим пришлось пешком тащиться в неблизкое Шаликово. Хлеба-то надо купить было, и консервов. А вот «зеленый домик», наоборот, был. Да, тот самый, хрестоматийный, покосившийся, стоящий в самом углу немаленького земельного участка Захара Петровича. Мало того — мне даже пришлось заняться неким его благоустройством, под руководством вездесущего Родьки. Он мной командовал, а я подправлял крышу, углублял яму и… И не стоит касаться деталей, короче.

Вообще, надо будет зимой посидеть, подумать, и следующим летом здесь кое-что благоустроить. Вызвать пару бригад, на предмет разных полезных улучшений. «Танк» там вкопать, забор подновить, фундамент дома, летний душ поставить. Интересно, Захар Петрович в реке, что ли, мылся? Или его просто не волновали эти мелочи?

Да что там «танк»! С проводки надо начинать. Я, когда плитку, на которой еду готовил, включал, такой треск раздался, что мне страшно стало. Собственно, по этой самой причине через несколько дней я остался без связи, поскольку телефон на зарядку ставить не отважился. «Коротнет» еще, и погорел мой гаджет. Да и не нужен он мне был здесь особо. Звонить я никому не собирался, а если кто-то что-то хотел от меня, то это не мои проблемы. Я в отпуске. И пусть весь мир подождет.

Впрочем, все эти мелочи совершенно не портили настроение и общее впечатление от того, как я здесь проводил время.

А проводилось оно с пользой.

Я штудировал книгу, теперь уже имея под рукой неограниченный запас трав, причем практически любых. Родька и здесь оказался незаменимым помощником, просто-таки энциклопедией на ножках.

Не обошлось и без экспериментов, благо тут я мог не беспокоиться о том, что мне кто-то помешает или начнется пожар. Я устроил нечто вроде лаборатории на улице, под яблонями, так, чтобы меня не было видно из-за калитки, и там провел с десяток опытов, пытаясь добиться того результата, что был описан в разных рецептах из книги. Что-то получилось, что-то нет, но это все пошло мне на пользу. С каждым разом я все более уверенно обращался с весами, котлом и всем прочим, что к этому делу прилагается.

Еще я свел дружбу с местным лешим, очень даже душевным старичком. Для лесной нечисти душевным, разумеется. Он, конечно же, попробовал меня пару раз спровоцировать, как некогда другой мой знакомец из их племени, тот, что жил рядом с родительской дачей, но больше так, для проформы. Процедура есть процедура, я все понимаю. Сам служу, так сказать. Есть протокол, ему надо соответствовать.

Впрочем, все обошлось. Тем более, насколько я понял из его речей, он с Захаром Петровичем приятельствовал, причем не один десяток лет, потому и ко мне отнесся изначально благодушно.

Да настолько, что очень много разных интересных вещей мне о лесе рассказал. И даже показал. Я, если честно, даже не подозревал, какая это оказывается мощная сила — лес. Именно сила, не сказать — стихия. Это не только деревья и кустарники, не просто экосистема, как про нее пишут в учебниках. И скажу вам так — пока лес нас терпит и спускает с рук то, как мы его вырубаем и загаживаем. Но если вдруг его терпение истощится, то людям мало не покажется.

Лесовик, которого я вскоре стал называть «дядя Ермолай», даже провел меня в самое сердце своего массива, туда, куда простым людям дорога заповедана. Ни одна тропинка туда не приведет, ни один навигатор дорогу не укажет. Там дом Лесного Хозяина, там сосредоточие его власти над деревьями и зверями. И, насколько я понял, это был знак немалого доверия ко мне.

Там мне довелось повидать деревья, которым лет по пятьсот, коли не больше. И, клянусь вам, я ощутил, что они живые. Не в смысле — корни, ветки, сок, бегущий по стволу. Нет. Они мыслят. Не так как мы, по-другому, но мыслят. Чувствуют.

Если бы меня выбрала другая стезя, не путь мертвых, то я, наверное, хотел бы иметь дело именно с лесом. Есть в этом что-то такое… Исконное. Все мы из леса вышли, в конце-то концов. Славяне, в смысле.

Кстати, повидал я и проклятый клад. Точнее — место, где он закопан. Специально ночью ходил, днем его не увидишь.

Закопали его века четыре назад под корнями старого дуба лихие люди, так мне дядя Ермолай сказал. Зарыли — и не вернулся за ним никто. А он знай себе лежит. И злато-серебро в двух сундучках, и побрякушки какие-то в ларце, и безвинно убитый мальчонка лет двенадцати, которого при нем сторожем оставили. Правда, за это время кости его успели сгнить до основания, но душа все еще там обретается, при сокровищах.

Врагу не пожелаю такой клад найти. Мальчонка этот за четыреста лет настолько осатанел, что у меня от его воплей и проклятий чуть голова не взорвалась. Слушать меня этот страж сокровищ не желал, а убить не мог, потому как я на его добро не посягал. Вот оттого он так и разорался.

Я ведь поначалу его пожалел, даже подумывал, не попрактиковаться ли мне на этом бедолаге. По основному профилю, так сказать, поработать. А потом подумал — да пошел он нафиг. Не дай бог, что-то не так пойдет, засбоит, и будет этот неврастеник за мной таскаться по пятам везде.

Но в целом красиво проклятые сокровища в ночи выглядят. Красное зарево у корней высоченного дерева, которое перемежается светлыми всполохами, изображающими, что там, под землей, скрыто, то есть некий краткий каталог зарытых ценностей. Зрелище такое, что 3D отдыхает!

Ну и всякого другого я узнал немало — и о травах, и о корешках разных, и о повадках лесных обитателей.

Душевным оказался дядя Ермолай, ничего не скажешь. Он мне еще и короткую лесную дорогу открыл, когда я в Шаликово за харчами ходил. Эта дорога что-то с чем-то. Двадцать минут — и я на станции. А если по обычному пути топать — часа на полтора хода в одну сторону.

Правда, я все равно задумался вот над каким вопросом — лесовик он не злой, и дружбу с покойным Захар Петровичем водил, а его силу тогда во мне не распознал. Почему, интересно?

Или распознал, но решил не лезть в это дело? А что, запросто. Насколько я успел понять, принцип невмешательства в чужие дела в этом новом для меня мире является одним из основных. У каждого есть своя делянка и он ее возделывает, если сказать образно.

Вот так и бежали день за днем, под ласковым летним солнышком и прозрачно-синим небом без единого облачка. В городе жара, духота, смог, а тут благодать. Опять же — никаких тебе тесных костюмов и галстуков-удавок, никаких пропотевших на спине сорочек, которые вечером от впитавшейся в них соли колом стоят.

Да елки-палки, я даже брился раз в три дня. А что? В нашей деревне танцев по вечерам нету, и красотой своей неземной мне пленять некого. Ну не ведьм же, соседок. Тем более, что не очень-то мы и общались. Здоровались, если на улице сталкивались, да и только. Нейтралитет, понимаешь.

В общем, со всеми я перезнакомился, кроме болотника, который проживал недалеко от Лозовки, и его супруги, которую дядя Ермолай презрительно называл «кикиморой». А может, и не презрительно, может, это ее настоящее имя было. Нет, я бы и к ним наведался, но Лесной Хозяин очень мне не советовал этого делать, мотивируя свои слова тем, что болотник и раньше не славился покладистостью и добротой, а после того, как часть его владений осушили и на их месте поставили какой-то завод, вовсе озверел, а потому топит в чарусьях любого, кто сдуру сунется в его лапы. Сначала топит, а уже потом разговаривает, когда бывший человек в болотного упыря превратится.

Я рассудил, что к подобным предостережениям следует относиться серьезно, и в болота не полез. Да и на что они мне?

Хотя там, конечно, разные полезные травы растут, судя по записям в книге. Но, с другой стороны, я всегда их могу в другом месте пособирать. Или по старинке поступить, заказать в интернете.

А вот к русалкам я все же выбрался, пусть и в самую последнюю ночь. Интересно же на них посмотреть.

Что примечательно — они сразу поняли, кто я такой есть. Не знаю уж как, но факт есть факт. Только заслышав мои шаги по песку, все призрачно-бледные девушки, сидящие близ воды, обернулись ко мне, окинули взглядом, а после разочарованно вздохнули.

— Не человек. Ведьмачок. Тот самый, — задорно хохотнула грудастая красотка и тряхнула нечесаной гривой волос. — Молоденький и свеженький. Ведьмачок, если ты принес нам гребешок, то подари его мне, не пожалеешь. Если Лариску одарить, то и она в долгу не останется. Если непонятно, то Лариска — это я.

Подобное поведение подруги возмутило других русалок настолько, что они немедленно сцепились в словесной перепалке, которая, впрочем, закончилась так же быстро, как и началась.

Я тем временем разглядывал этих фольклорных персонажей, все сильнее убеждаясь, что сказки не всегда верны. Нет у них никакого рыбьего хвоста, ноги как ноги. И волосы не зеленые. И не все они красавицы.

А вот что было удивительным, так это то, что они про меня знали. До них донеслись вести о том, что в Лозовке появился новый ведьмак. Интересно, откуда? Я спросил, но результат не воспоследовал. Поулыбались загадочно-ехидно речные обитательницы, да и только. И принялись болтать о всякой ерунде. А Лариска даже обвинила меня в том, что я на ее грудь пялюсь.

Родька же на водных дев и вовсе внимания не обращал, у него другое было на уме. Сначала он из-под какого-то пня достал рыбацкую снасть, им же, как видно, давно и припрятанную, потом зубами отгрыз от ивы длинный хлыст, сварганил удочку и забросил крючок в воду.

— Ты нас, ведьмачок, особо ни о чем не пытай, — посоветовала мне Серафима, после того как я попробовал у них узнать, что за Речной Конь такой. Родьку об этом спрашивать было бесполезно, он уставился своими круглыми глазами на поплавок, сделанный из гусиного пера, и, по-моему, даже не дышал. — Не все мы тебе рассказать можем. У тебя земное, у нас свое, водное. Разные мы, понимаешь?

— Если честно, то не очень, — признался я. — Но как скажете.

— Ты лучше приходи через пару недель, как останний летошний денек настанет, — посоветовала мне Аглая. — Только не днем приходи, ночью, как у нас положено. Это особая ночь, ведьмак. Мы плясать под луной станем.

— Прекрати немедля! — цыкнула на нее Серафима.

— Я приглашаю тебя, ведьмак, — блеснули в свете луны глаза Аглаи. — Приходи, буду ждать.

— Дура девка, — подытожила Лариска. — Но ты, если придешь, то гребешок мне захвати.

— И мне, и мне, — раздались голоса русалок.

Что за гребешки-то? Те, что едят, или те, которыми причесываются? Надо у Родьки уточнить.

— Если приду — принесу, — сказал я. — Но обещать не стану. Просто я сегодня в город возвращаюсь. Пора. Отпуск кончается.

— Я буду тебя ждать, — настойчиво повторила Аглая. — Не пожалеешь.

— Клюет! — заорал в это время Родька и дернул удилище. — Здоровенная рыбина! Линь небось! Или лещ большой, со сковородку размером!

Это оказался не линь и не лещ. На крючке висело оплетенное водорослями и почерневшее от воды и времени древнее сиденье от унитаза, то, которое в народе называли «стульчак».

Глава 2

Никогда не подозревал, что Родька может быть настолько мстительным. Нет, бесспорно, знакомы мы были недолго, но мне казалось, что я вроде как разобрался в характере своего новообретенного слуги.

Кстати, на редкость нелепо звучит — «своего слуги», никак не привыкну. В жизни бы не подумал, что у меня появится слуга. У нищих, как известно, их нет. А я, по сути, он и есть. Ну не совсем бомжатка, разумеется, но недалеко от этого состояния ушел. Как, впрочем, подавляющее большинство населения этой планеты в целом, и конкретной страны, в которой я проживаю, в частности. Само собой, что на вечере встреч выпускников и при общении в социальных сетях с давними знакомыми я с гордостью причисляю себя к «среднему классу», и даже привожу аргументы, подтверждающие данный факт, но, по сути, это не более чем способ самоутверждения. Правда, радует то обстоятельство, что я не один такой.

Любой из нас, клерков, в плане трудоустройства уязвим невероятно, причем неважно, в какой сфере кто работает. Банки, трастовые компании, туристический бизнес — везде есть мальчики и девочки, которые привычны к десятичасовой постоянной улыбке, умеют набирать текст на клавиатуре «вслепую» и отвечают на телефонный звонок даже дома отработанной до автоматизма фразой: «Добрый день, меня зовут Виктор, чем я могу вам помочь?». Но, по сути, это все, что они умеют.

Нам хорошо, когда все в стране хорошо. А вот как только ее шатнет чуть посильнее, тут-то веселье и начинается. Первыми с работы вылетаем мы, люди из младшего и среднего звена. У власть предержащих в компаниях, трастах и холдингах свои законы, взаимосвязи и пакеты акций, пусть с одним процентом, но все же. А нам хвататься не за что, поскольку ни соломинки, ни даже гадюки, как в народной пословице,нашему брату никто не протянет.

Ну а мы с какого-то момента во внутренних разговорах «кадровиков» перестаем быть Александрами, Аленами, Юлиями, Владимирами и приобретаем новый статус — «балласт компании». А что делают с балластом? Верно, его сбрасывают. А наши обязанности раздают тем, кто уцелел во время кадровой резни и остался на борту, причем с непременным комментарием:

— Мы за тебя долго боролись, еле отстояли. Но, сам понимаешь, надо доказать и оправдать. Так что теперь должностных обязанностей у тебя прибавится. Что? Ты совсем обнаглел. Какая доплата? Радуйся, что вообще работать остался.

Я такое видел не однажды, правда, мне везло, и пока ни один из девятых валов «кризисного террора» меня не утопил. Но каждый раз мне было не по себе. Никогда не знаешь, когда на твоей спине «кадровики» мишень нарисуют.

Оно и понятно, у меня запасного аэродрома нет. Я кроме того, чем занимаюсь сейчас, больше ничего и не умею. Хорошо тем, кто имеет какую-то вторую профессию, у них альтернатива есть. А я… Черт, да мне кроме банка и ткнуться-то некуда. Точнее — было некуда, теперь-то кое-какие перспективы вырисовываются, пусть пока не сформировавшиеся окончательно, туманно-призрачные, но все-таки, все-таки…

А в целом выходит, что вроде у нас, менеджеров среднего звена, все более-менее есть, а по жизни мы если и не нищие, то близко к тому стоим. Чуть сильнее тряхни — и посыплемся, как груши с дерева.

Про духовность я и вовсе промолчу. Нет, мы охотно спорим о Достоевском, Бегбедере и Мураками, слушаем концептуальную музыку и смотрим авторское кино, честно пытаясь на нем не заснуть. Это тренд, это надо, мы же еще и интеллектуалы. Но если доходит до дела… Мне знакомая одна рассказывала, что она, когда институт закончила и диплом получила, то с группой на природу поехала его обмывать, на два дня. Шашлыки, водочка, все такое. Понятное дело, когда луна на небо вылезла, народ решил спеть хором. Не знаю, как в Европах, а у нас выпить водки и не спеть хором, это хуже, чем выпить водки и не закусить.

Так вот — единственной песней, которую все до единого присутствующие знали наизусть, оказался «Владимирский централ».

А, вот что еще забыл сказать. Это были юристы. Вечерники. И многие из них уже работали по профессии, кто в следственном комитете, кто на таможне, а кто и в прокуратуре.

Ладно, это что-то меня занесло в сторону.

Так вот — Родька бурчал остаток ночи, все утро, пока мы собирали вещи, и даже в электричке, сидя в рюкзаке, то и дело издавал какие-то звуки. А еще время от времени начинал толкаться.

Хорошо еще народу в вагоне было мало и по соседству со мной никто не пристроился.

Вот как его сидение от унитаза за живое задело.

Но подозреваю, что русалки тут были и ни при чем. Просто так получилось. Ну бывают на свете совпадения.

Другое дело, что Родьке это объяснить было невозможно. Он существо упертое до крайности, и если что для себя решил, то все, хоть кол на голове ему теши. Ничего не изменишь.

Когда в следующий раз поеду в Лозовку, то надо будет проследить, чтобы он и впрямь какую-нибудь отраву с собой не прихватил, а после в реку не бросил. Мне русалки понравились. Не знаю, за что их так фольклористы не любят, зачем всякие гадости про них пишут. Спокойные оказались барышни, не буйные. Знай сидят ночью на берегу, беседуют, при полной луне танцы танцуют. И вдобавок все как одна с непростой судьбой. Их пожалеть хочется, а не бояться. Всех, кроме Лариски. В ней как раз что-то такое, неприятное, было.

Хотя, возможно, меня они не тронули просто по некоему родственному признаку. Я ведь, по сути, теперь один из них. Из кого? Да из тех, кого на свете не бывает. Ведь так родители детям говорят, когда те спрашивают, есть ли Баба Яга, Кащей Бессмертный, Дракула и Сейлормун на самом деле? «Это все сказки». И я теперь тоже сказочный персонаж. Отчасти. Процентов на тридцать. Ну сами посудите — я могу общаться с мертвыми, дружу с русалками, лешими и подъездными. И воюю с домовым. Кстати, — не сомневаюсь, что после моего отъезда Антип устроил большой праздник и, возможно, даже украсил дом по этому поводу.

Хотя, думаю, насчет Сейлормун родители детям правду говорят. Вряд ли она есть на самом деле.

А если серьезно — в том мире, который большей частью живет при лунном свете, в социальном смысле все сбалансировано не хуже, чем в обычном, человеческом. А может, даже и лучше. Люди склонны время от времени от безделья и по недоумию сотрясать устои общества и рушить все до основания, чтобы потом построить некий новый мир, который с огромной долей вероятности будет немногим лучше старого.

Здесь же все давным-давно определено и разложено по полочкам. Каждый знает свое место, каждый знает, что почем и кто за кого впряжется, если что. Понятий «друг» и «враг» у них нет, но некое подобие деления на «своих» и «чужих» имеется. А еще там все решают традиции и покон. Да, тот самый покон, про который я много слышал еще до отъезда в Лозовку. Насколько я смог понять, это был некий свод законов, по которому мой новый мир существовал с тех времен, когда старые боги еще спускались на Землю и бродили по ее дорогам, выдавая достойным награду, а негодяям заслуженную кару.

Про этот самый покон знали все, с кем мне довелось пообщаться, но как только я пытался узнать, где с ним можно ознакомиться, так сказать, в первоисточнике, на меня смотрели как на душевнобольного. Даже Родька, и тот только уставился на меня своими круглыми глазищами, похлопал ресницами и ничего не сказал.

А жаль. Мой богатый офисный опыт говорит о том, что заучивать инструкции и положения наизусть дело бессмысленное, но ознакомиться с ними надо непременно. Никто никогда не знает, когда наступит день переаттестации. Но он непременно приходит, рано или поздно. И, как водится, внезапно и вдруг. Потому надо хотя бы знать, где стоит та самая папка, в которой можно найти ответы на вопросы.

Что примечательно — в моей настольной книге, той, что досталась по наследству, про покон нет ни слова. То ли мои предшественники не сочли нужным про него упоминать, то ли для них это была настолько прописная истина, что говорить про нее было просто глупо.

В общем, мне было о чем подумать в электричке, которая неспешно везла меня в Москву.

Вообще-то изначально я даже домой не планировал заезжать, а сразу хотел рвануть на дачу родителей. Для того и уехал из Лозовки за четыре дня до конца отпуска. Ну а как по-другому? Надо. Я же тамошнему лесному хозяину обещал помочь, отпустить привязанные к месту своей смерти души. Они там лет четыреста маются, и ему как бельмо на глазу.

Нельзя сказать, что я очень высокоморальный человек и вот так всегда свое слово держу, но здесь и ситуация другая. Во-первых, врать таким сущностям дело неблагодарное. Телефонов у них, понятное дело, нет, и скайпа тоже, но что-то мне подсказывает, что новости из одного леса в другой, пусть даже и неблизкий, будут переданы быстро. Во-вторых, — мне очень хотелось попробовать себя в этом деле.

Нет, страх имел место быть. Книгу я штудировал исправно, и, хоть по моей новой специальности там почти ничего сказано не было, все равно встречались фразы, к ней относящиеся. Вот хоть бы одна из них, написанная неким Евплом еще веке в пятнадцатом, кабы не раньше: «Аще мертвого того за кромку не спровадиши, он тебѣ житья не дастъ. Будет ходити, блазнити, и жизнь твою тянути». Не исключено, что речь идет вовсе не о неупокоенных душах, а о каком-то бродячем мертвеце или даже вариации некоего древнерусского вампира, одетого вместо шелкового камзола и изысканного парика в армяк и лапти, но все равно холодок по спине пробирает.

Но если просто дома сидеть и всего бояться, то это мне пользы не принесет.

И еще, — души на той поляне — это самое то, что мне нужно. Очень уж они в нашем мире засиделись, и, насколько я понял, это играет мне на руку. Дело в том, что неупокоенные души, изрядно задержавшиеся на Земле, перестают осознавать себя. Проще говоря — они чем дальше, тем больше теряют индивидуальность. Время помаленьку, но при этом непреклонно, стирает из них все то, что было присуще тем личностям, которыми они некогда являлись, усредняет, делает просто безликими фантомами, существующими по привычке. Без памяти, без желаний, без всего. Хотя нет, желания могут быть. Например, при случае напакостить живым, это в них заложено на уровне инстинктов. А еще такие сущности почти всегда мечтают о том, чтобы наконец прервать свое бесполезное существование.

И вот тут наши желания совпадают. Им надо уйти, а мне надо понять закономерности этого процесса.

Разумеется, это присуще только бесхозным душам, которые существуют вне здорового кладбищенского коллектива, вроде тех, что обитают в лесу близ дачи моих стариков. На кладбище действуют другие законы, там есть Хозяин, и только он решает, кому и как проживать в пределах его территории. Хотя и там, я так думаю, все не так гладко обстоит. Не может душа с двумя-тремя веками за спиной ощущать себя такой же личностью, как при жизни. Не может она не завидовать тем, кто еще жив. Хоть в чем-то.

Так вот — я сразу хотел на дачу к родителям рвануть. Но чем ближе мы подъезжали к Москве, тем больше крепло у меня желание домой заехать. Сумку бросить, ванну принять, телефон, опять же, зарядить.

Да и Родьку там оставить тоже не мешало бы. Вообще-то я хотел все дела там переделать и смыться обратно в город до того, как мои старики туда нагрянут. Но, зная маму и ее чутье, можно смело утверждать, что этот номер у меня не пройдет. А значит, моему мохнатому приятелю лучше там не появляться.

Разумеется, это все были отмазки, но звучали они у меня в голове очень убедительно. А потому через час с небольшим я подходил к своему подъезду, вдыхая забытый за две с половиной недели пыльный и жаркий городской полуденный воздух.

— Э, стой, а! — открывая подъездную дверь, услышал я женский голос. — Стой!

Как ни странно, этот оклик предназначался мне. Это была дворничиха, она потрясала метлой, довольно шустро приближаясь ко мне. Как ее, блин, зовут-то? Вроде, Фарида. Или Хафиза?

— Ты что делаешь, а? — даже не подойдя поближе, укоризненно произнесла она и покачала головой. — Ты зачем уехал, а?

— В смысле? — опешил я. — Уехал — значит, надо было.

— Надо ему было! — возмутилась работница ЖКХ и грозно стукнула черенком метлы об асфальт. — Ты что, глупый совсем? У тебя женщина беременная, а ты уехал!

— Кто у меня? — выпучил глаза я.

— А Марина-апа с пятого этажа? — пристыдила меня дворничиха. — Забыл, э? Она твоего ребенка носит, а тебя рядом нет! Иэ-э-эх! Так разве делают! Я ее даже не виню теперь! Чем с такой как ты жить, лучше вообще никто не надо!

Как видно, я пал в ее глазах на самое глубокое дно самого глубокого ущелья, поскольку после этих слов Фарида повернулась ко мне спиной и отправилась восвояси.

Так я и не узнал, в чем она Маринку винит. Хотя и могу догадаться, чрезмерной нравственностью моя соседка сверху никогда наделена не была.

Но зато понял, о чем речь шла. Точно, было такое. Эта язва в свое время целый спектакль разыграла под названием «А.Смолин — подлый растлитель», для того чтобы со мной в Лозовку увязаться. На свою же голову. С тех пор все бабушки в нашем доме, равно как и работники коммунальных служб, были уверены в том, что она носит моего ребенка. И даже плоский живот, который Маринка с завидным постоянством демонстрировала всему миру, натягивая на себя вызывающие топики, не являлся аргументом, опровергающим данную аксиому.

Все-таки приятно, что есть некие вещи, которые никогда не меняются. Например — последствия маринкиных проделок. Они всегда выходят боком кому угодно, только не ей самой. Исключением может служить, пожалуй, та самая достопамятная поездка в Лозовку, когда она через свое упрямство и любопытство чуть жизни не лишилась.

А еще к таким вещам относится родной дом, особенно если ты холостяк. От чего уехал, к тому и приехал. Стабильность. Есть в этом что-то такое, согревающее душу.

— Дома! — радостно сообщил мне Родька, которого я сразу же выпустил из рюкзака. — Наконец-то!

— Не понял? — удивился я. — Ты же меня сколько времени агитировал за то, чтобы мы съехали из города в деревню?

— Было, — не стал спорить мой слуга, прошлепал в комнату и залез на кресло, которое, похоже, он возвел в ранг своей личной собственности. — Но чего-то сравнение не в ее пользу. Не в пользу деревни. Там телевизора нет. И чайника электрического. И воды с пузырьками, которая «Саяны».

— Это да, — признал я, посмеиваясь.

Да и то. Мне, горожанину, охота обратно, а он, всю жизнь в глуши проживший, рад, что в город вернулся. Вот уж, воистину — кому что.

— Хозяин, — облизнулся вспомнивший про свою любимую газировку Родька. — Надо в лабаз идти. Холодильник-то пустой. Чего есть будем?

— Гречки полно, — не смог я отказать себе в удовольствии немного над ним поиздеваться. — И риса. И пшена.

— Да? — опечалился Родька. — И соли с сахаром?

— И их тоже, — подтвердил я. — Ну, какие еще будут аргументы?

Слуга призадумался.

— С возвращеньицем! — послышалось с кухни. — Как съездили?

— Мое почтение, Вавила Силыч, — громко произнес я. — Хорошо. Мне даже понравилось там. Воздух чистый, никакой суеты и спешки. Есть в загородном существовании нечто такое, что мы потеряли. Вот даже уезжать не хотелось.

— Это, Александр, потому, что ты там был гость, — как всегда степенно объяснил мне подъездный, входя в комнату. — Ты туда ненадолго приехал и знал, что вернешься в город. Опять же — лето на дворе, и с погодой тебе повезло. А оставь тебя там на постоянное проживание, да особенно поздней осенью или зимой, когда все снегом завалит, то у-у-у-у! Частный дом — это тебе не городская квартира. Там капает, тут поддувает, снег самому надо чистить, дрова пилить-колоть, печку топить.

— А я на что? — обиженно подал голос с кресла Родька.

— И еще за этим обормотом в оба глаза смотри, — согласился с ним Вавила Силыч. — Вот сколько всего. Так что, Александр, живи, где родился, то есть здесь, в городе. Не ищи от добра добра.

— Так и в мыслях не было переезжать, — заверил подъездного я. — Кстати, из забавного. Я там с домовым характерами не сошелся. Он меня из дома как только не гнал. Даже душить пытался.

— Да что ты? — изумился подъездный. — Родион, а ты куда глядел?

— Чуть что, так Родион! — взвился вверх мой слуга. — Я ему, мохнорылому, три раза морду мял, объяснял, что нового хозяина надо не меньше, чем старого, чтить. Он не слушает, говорит, что городских в гробу видел, не указ они ему.

— Видать, из старых домовик, — со знанием дела вынес суждение Вавила Силыч. — Из исконных. Да и тьфу ты на него, Александр. Дом он все одно беречь станет, такая его судьба. И тебя, как хозяина, со временем тоже признает. Любить, может, и не будет, а чтить станет, никуда не денется. Ты, главное, в ближайшее время ремонт там не затевай, старые стены не рушь, чтобы его злобу до крайности не доводить. А потом все устроится. И плохо про него даже не думай, он чужого на порог не пустит и умышлять против тебя не станет.

Значит, с ремонтом пока не сложится. Да и ладно, мне там не жить. Да и не факт, что я вообще в этом году туда еще пожить отправлюсь. Отпуск кончается, лето тоже к концу идет, скоро осень. Дожди пойдут, грязь там будет несусветная. А как снег ляжет, я туда и вовсе не доберусь.

Интересно, а откуда ведьмы продукты зимой берут? Летают за ними, что ли?

— А у нас тут все по-старому, — Вавила Силыч сурово глянул на Родьку. — Все свое дело знают, кроме одного лентяя мохнатого, который гостю даже чаю не предложит.

Родька тут же скатился с кресла и поспешил на кухню. Вот ведь. А скажи ему я то же самое, может, и не воспоследовал бы результат. Нет, разбаловал я его.

— Марина с пятого этажа к тебе раза три заходила, — тем временем сообщил мне подъездный. — И звонила в дверь, и ногами в нее стучала. Особенно в прошлые выходные. У нее компания собралась, они всю ночь водку пили, разные разговоры вели, тебя вспоминали.

— О как, — заинтересовался я. — Что за люди?

— Коллеги ее по работе, — тут же ответил Вавила Силыч. — Я их до этого всех видел уже. И этот крепкий паренек был, Стас который. Полицейский, похоже, эту публику ни с кем не спутаешь. Он, кстати, водку и принес. Целый ящик.

А, понятно. Стало быть, дали приятелю Севастьянова внеочередную «звездочку» на погоны. Он еще тогда обещал, что если дело выгорит, то с него ящик водки.

Однако — быстро как. Времени-то прошло всего ничего.

— Вспоминали-то по-доброму? — поинтересовался я.

— А как же, — заулыбался Вавила Силыч. — Правда, о том, что ты себе на уме, тоже говорили. Но без злобы. Так, шуткой.

— И хорошо, что меня не было, — порадовался я. — В такую жару водку пить — себя не жалеть. Больше никто не заходил?

— Нет, — покачал головой подъездный. — Я бы рассказал.

Впрочем, — а кого мне еще ждать? У меня не так много знакомых, а таких, которые знают, где я живу, вообще по пальцам пересчитать можно.

Зато на телефоне, который я поставил на зарядку и после этого сразу включил, обнаружилась целая куча пропущенных звонков, и вот там было то еще разнообразие. Например, меня разыскивали сослуживцы, которым что-то внезапно понадобилось. Что именно — понятия не имею, и прямо сейчас выяснять не собираюсь. Все вызовы прошли в один день, стало быть, какую-то бумажку не нашли и пошли по пути наименьшего сопротивления, то есть — начали мне названивать. Десять звонков за три часа. А потом — как отрезало. Значит — либо нашли желаемое, либо меня уволят в первый же день после отпуска. А что? Такое бывает, я сам видел. Вышел человек на работу — веселый, загорелый, пакет магнитиков турецких в руке, а ему под нос заявление тычут и говорят:

— Подписывай по-хорошему.

Просто пока он гезлеме кушал и в бассейне пьяненький купался, всплыл «косяк» в отчетности, которую он готовил, и у банка заморочки были такие, что хоть вешайся. Проблему разрулили, понятное дело, но сотруднику этому все одно трындец настал.

Еще звонила мама три раза, Маринкин телефон раз пятнадцать отметился, пять вызовов прошли с неизвестных мне номеров, скорее всего, кто-то жаждал предложить мне положенную законом юридическую помощь или бесплатное медицинское обследование. И два раза со мной хотел пообщаться Нифонтов.

А вот это уже серьезнее. Тут придется перезвонить. Как ни крути, а у меня перед ним должок имеется, который все равно придется возвращать. Жизнь-то он нам с Маринкой тогда в лесу спас, что было — то было. И ночная заварушка на кладбище этот долг не списала, там каждый из участников решал свои собственные вопросы. Кто устранял угрозу для жизни, кто преступника, причем физически, кто звездочку зарабатывал. Каждому свое.

Я решил не откладывать разговор с оперативником отдела 15-К в долгий ящик и сразу набрал его номер, но безрезультатно. Он был недоступен.

— Вот, больше ничего нету, — сообщил Родька, тем временем накрывавший на стол. — Хоть убейте.

К чаю у нас дома были только сушки, дошедшие до состояния каменной твердости.

— Не шуми, — попросил я его, убирая телефон в сторону. — Схожу я сейчас в магазин, схожу. Надо же тебе что-то три дня есть, пока меня не будет.

— Опять уезжать куда собрался? — уточнил Вавила Силыч, шумно хлюпая чаем. — Вот ты, Александр, неугомонный стал. Раньше все дома сидел, фильмы глядел или в интернете лазал, а теперь как шило тебе в одно место воткнули.

— На дачу к родителям поеду, — объяснил я ему. — Надо стариков проведать.

— Это правильно, — одобрил подъездный. — А за этого неслуха не волнуйся, пригляжу за ним. Или к делу какому приставлю.

— Опять удава ловить? — хмыкнул я.

— И-и-и-и, где тот удав! — хихикнул Вавила Силыч. — Съели его уже.

— В смысле? — опешил я.

— В прямом, — невозмутимо ответил подъездный. — Один умник из четырнадцатого дома вычитал в какой-то книжке, что копченый удав сильно вкусный. Вот они его в подвале и зажарили, там же и схарчили. И чуть не потравились насмерть! То ли приготовили неправильно, то ли еще чего не так с этой змеюкой. Фомич, их старшой, цветом лица как фрукт апельсин стал, весь оранжевый. Зрелище, я тебе доложу! Прямо такая радость на душе у меня была, когда на него смотрел, словами не опишешь.

Нет, все-таки какая у меня жизнь теперь интересная началась! Кому расскажи, что домовые зажарили и съели в подвале обычного московского дома удава, ведь не поверит никто. Да что там — за психа примут. А ведь оно так и было на самом деле.

— Когда поедешь-то? — уточнил у меня Вавила Силыч, хрустя сушкой. — И на сколько?

— Завтра, — потянувшись, ответил я. — Сегодня уже лень. И до воскресенья.

Хотя, может, и до субботы. Тут все зависит от того, до какой степени маму пробьет на хозяйственную деятельность, и насколько удачлив я буду при побеге с родных шести соток.

Август на дворе, мои старики каждые выходные теперь туда ездят, урожай собирают. Помидоры поздние, груши, тыквы, кабачки. Так что дело всегда найдется, для меня в особенности. Вон, хоть бы бочку тягать опять заставят.

Эта бочка — мое проклятие. Когда-то синяя, а теперь желтая от ржавчины, она мыкается по нашему участку как «Летучий голландец». Ну как мыкается? На моем горбу катается.

То мама в ней огурцы сажает, и она занимает место за беседкой. На следующий год она решает найти ей другое применение, а именно приспособить под сжигание мусора, после чего я качу этого круглого монстра на противоположную сторону участка, к забору, где для пущей бочкоустойчивости копаю новую яму. И так год за годом.

Последние несколько лет она опять выполняла огородно-огуречную функцию, но это потому, что мне хватало ума на дачу особо не соваться. Но теперь все может перемениться, я же буду там.

Кстати — как напророчил. Ну или у мамы веб-камера на заборе стоит, и она отслеживает через сеть, кто там около ее дачи трется. Стоило мне только на следующий день приехать на дачу и открыть калитку, как зазвонил телефон.

— Саш, ты где? — требовательно спросила мама. — Почему трубку две недели не брал?

Я попытался что-то объяснить, но она привычно не стала меня слушать, высказав кучу претензий по поводу моей безалаберности и невнимательности к ближним своим. Кончилось все приказом прибыть в эти выходные на участок, чтобы хоть часть моего отпуска пошла на благое дело. Если не сегодня вечером, то завтра утром точно.

— Уже, — хмуро ответил ей я, прекрасно понимая, что за этим последует.

Но врать не стоит. Только хуже себе сделаю.

— Что «уже»? — изумилась мама.

— На дачу приехал, — объяснил я. — Излагай, что делать. А то ведь мне уже завтра уезжать.

Нет, полных два дня, до воскресенья, я не выдержу. Родительская любовь — это святое, но рассудок дороже.

— Тогда самое главное, — деловито сказала мне мама. — Бочка!

В результате я провозился со всей этой канителью чуть ли не до заката. Нет, мне раньше в лес и не надо было идти, но ведь можно было вместо этого на диванчике полежать и в телевизор потаращиться. А вот хрен-то!

Как иные товарищи с родителями до седых волос живут, а? Это же с ума сойти можно что такое!

В лес я вошел тогда, когда багровое солнце стремительно начало валиться за верхушки елок. Повторюсь — август, смеркается теперь раньше и быстрее, чем в июне-июле. Да и ночи темнее стали, это в начале лета даже в полуночный час небо все равно прозрачно-светлое. А теперь — куда там.

Я убрал в карман телефон, с которого только что еще раз пытался дозвониться до Нифонтова, достал из пакета, прихваченного с собой, краюху хлеба, положил ее на пенек и громко сказал:

— Добрый вечер, батюшка лесной хозяин. Не побрезгуй моим угощением и позволь погулять в твоих владениях.

— Я же тебе сказал, паря, что ты в моем лесу всегда желанный гость, — послышалось из-за ближайших кустов. — Хотя за хлебушек спасибо.

— О чем речь! — я помахал рукой шагнувшему мне навстречу старичку в ватнике и кепке с надписью: «Таллин-80». — Почему не порадовать хорошего… Кхм…

Слово «человека» тут было не сильно уместным.

— Да ладно, — верно расценил мое смущение лесной хозяин и прихватил с пня краюху. — А ты, я гляжу, за это время успел-таки к силе ключик подобрать? Молодец. Хитер да умен, два угодья в нем.

— Учуяли? — сразу же полюбопытствовал я.

Мне вообще было интересно, как эти существа моментально узнают таких, как я, как им удается распознать, что у меня есть сила. Подозреваю, что это у них врожденный талант, который нам, людям, недоступен.

Хотя… Та мерзкая болотная ведьма, что меня чуть не прирезала ночью в парке, тоже ведь что-то учуяла.

Но мне пока такое было не под силу.

— А как же! — даже как-то возмутился старик. — В мой лес ведьмак пожаловал, да еще и из тех, что с «той стороной» знается, а я про это сразу не проведаю? Что же я тогда за хозяин этому месту. Ты, кстати, чего пришел-то? Так, лясы поточить или по делу какому?

— Слово сдержать, — веско произнес я. — У меня как? Сказано — сделано.

— Молодец, — лесной хозяин поправил кепочку. — Даже два раза. Первый — потому что обещания свои помнишь. Второй — потому что нахваливать меня не стал, мол: «как вам да не помочь, вы же такой-разэдакий». Любит ваше ведьмовское племя пустыми словами сорить, лишь бы нужное получить.

А вот это интересно. Кто это кроме меня сюда захаживал и когда? И чего от этого старичка-лесовичка хотел?

— Так пошли, — дед махнул свободной от ковриги рукой, и перед нами появилась тропинка, ведущая вглубь леса. — Солнце почти село, к тому времени, как дойдем, и эти канительщики на поляну вылезут.

Глава 3

Лесной хозяин все сказал верно — несмотря на то, что мы шли к последнему пристанищу неупокоенных душ самой что ни на есть короткой дорогой, добрались мы к ней уже в темноте.

Темнота эта, правда, была весьма условной. Тропу, по которой мы шли, подсвечивали какие-то гнилушки, воткнутые в пни, и светляки, кружившиеся над нами.

— Из тебя выйдет хороший ведьмак, — толковал мне тем временем лесовик, бодро топавший впереди. — Если начал с того, что обещание свое сдержал, то точно так и будет.

— Ну а как по другому-то? — скромничал я. — Слово дадено, нешто я его нарушить могу?

— А вот это ты заканчивай — повернувшись ко мне, помахал узловатым пальцем лесной хозяин. — Ни к чему эти все «нешто» да «надысь». Время вокруг другое, и говорят люди теперь по-иному. Ладно я, коряга старая, но ты-то из нынешнего, нового времени? Вот и будь самим собой. А если ты мне приятное хочешь сделать, то лучше нежить с моей поляны высели. Ясно?

— Предельно, — кивнул я.

— Время — оно меняется, — засопев, снова двинулся вперед старик. — И все остальное вместе с ним тоже. Хочешь выжить — будь умнее, не пытайся вернуть то, что ушло навсегда. Я вот это понял давно, потому и хозяин до сих пор этому лесу. А те, кто пытался за старое, отжившее, цепляться — где они теперь?

— Где? — заинтересованно спросил я.

— А нигде, — хохотнул лесовик. — На нет сошли, как яд у старой змеюки. Клык остался, а отравы там нет, пережила она её. Пыхтят, стращают, друг дружке говорят, что они все еще владыки мира, даже забредшего к ним дурняком человека убить могут, а проку-то от того? Силы нет, радости бытия нет, крова своего нет. Туман — и только. А в тумане, как известно, ни толку нет, ни жизни. Сырость одна.

Интересно, это он о ком вообще говорит? Кого в виду имеет?

Но развить эту тему мне не удалось — мы пришли к конечной точке нашего путешествия, выйдя из березовой рощицы прямиком на заветную поляну.

— Давай, — ткнул лесной хозяин пальцем в смутные тени, мелькавшие над поляной, покряхтывая, сел на землю под ближайшей березой и вытянул ноги, обутые в старые галоши. Под галошами виднелись шерстяные носки грубой вязки. — А я погляжу, как ты это делать станешь. Интересно ведь.

— А до этого вы ни разу не видели, как души неприкаянные отпускают? — изумился я. — Вам ведь лет уже… Много, короче.

— Видел, не видел — тебе какая в том печаль? — как мне показалось, с насмешкой, ответил вопросом на вопрос лесовик. — Делай свое дело, ведьмак.

Легко сказать. Там, в Лозовке, мне все это представлялось довольно несложным, а тут, под звездным августовским небом, точка зрения маленько изменилась. Нет, страха не было, но вот сам процесс… С чего начать-то?

Я ведь всего две души и опустил за всю свою недолгую ведьмачью карьеру. И обе были не против этого, более того — мне помогали. Потому как сами были ведьмаками при жизни. Так сказать — корпоративная этика в действии. А тут…

Тем временем тени, скользящие над поляной, как видно, учуяли меня и короткими смазанными движениями стали подбираться все ближе.

— Отпусти меня, — вскоре услышал я слова, знакомые мне еще по прошлому визиту. — Отпусти. Укажи путь.

Как и тогда, вслух эти просьбы не произносились, они звучали внутри моей головы. Неприятное, кстати, ощущение. Как когда зуб сверлят под анестезией. Боли нет, но вот этот скрежет, запах медикаментов и костной пыли, брызги воды… Бррр!

Сначала голос был один, того призрака, что подлетел ко мне быстрее остальных, но потом его товарищи по несчастью тоже подтянулись поближе, и через минуту мои уши заложило от их:

— Открой Врата! Спаси! Отпусти меня! Отпусти!

Шутки-шутками, но возникало ощущение, что сейчас моя голова просто взорвется от того бедлама, что творится вокруг.

— Так! — не выдержал я, приложил к ушам ладони и заорал в голос: — Заткнулись все!

Невероятно, но это сработало. Призраки замолчали, причем все и сразу. Мало того — они даже перестали кружить надо мной и опустились на землю, если это можно так назвать.

— Вот, — похвалил их я. — А то устроили тут, понимаешь.

Лесной хозяин одобрительно крякнул за моей спиной.

— Так, — я размял ладони, уж не знаю, зачем. — Выстраиваемся друг за другом и подходим ко мне по одному.

Ну надо же с чего-то начинать? В книге по этому поводу ничего не сказано, а мой личный опыт заключается, как я говорил, в отправке в конечную точку бытия только двух застрявших на земле душ. Думаю, надо повторить то, что я тогда на кладбище делал, а если не сработает, то тогда двинусь путем проб и ошибок. В любом случае, эти тени, похоже, сильно навредить мне не смогут. Максимум занудят до полусмерти.

Да если честно, они меня вообще не волнуют. Вот то, что лесной хозяин может обидеться — это серьезно. Но, с другой стороны, он видит, что я пытался сдержать слово, так что авось выкручусь. Это переговорный вопрос, проще говоря.

Ну и вообще — не надо думать о том, что ты проиграл, до начала матча. Игра заканчивается только тогда, когда звучит финальный свисток.

Господи-добрый-боженька, какая ерунда в голову лезет!

— Вот ты, ко мне… Э-э-э-э-э, — я ткнул пальцем в одну из теней. — Даже не знаю. Подлети?

Туманный сгусток, в котором с трудом улавливались человеческие очертания, приблизился ко мне.

Когда я отпускал ведьмаков, мы соприкасались пальцами. Но у того призрака этот палец хотя бы был. А здесь нет ничего.

— Ладони моей коснись своей ладонью, — сказал я сгустку, который колыхался в каких-то сантиметрах от моего лица. — Ну или чем еще, я не знаю даже. Что-то же у тебя там есть?

Я поднял руку, и выставил свою ладонь вперед, так, как это делают мужчины, желая показать друг другу, что шутка оценена. Ну или когда «Спартак» наконец-то забил гол хоть кому-нибудь. А то играют, понимаешь, играют, а чемпионами раз в двадцать лет становятся. Не все болельщики и доживают до этого триумфа.

Тень обволокла мою ладонь, я ощутил влажное прикосновение, такое, какое бывает, когда попадаешь в туман.

В голове у меня ощутимо бамкнуло, так, что даже уши заложило, перед глазами пронеслись какие-то смазанные видения, более всего похожие на фотоальбом, пролистанный с приличной скоростью. Женщина в длинном льняном балахоне с вышивкой, какие-то мальчишки с огромной рыбиной, которую они несли впятером, кудрявый добрый молодец, лукаво подмигивающий кому-то, младенец, пускающий пузыри в архаичной колыбельке, подвешенной за веревки к потолку, и в конце концов яркий отблеск солнца на сабле, резко опускающейся вниз.

Все это мелькнуло перед глазами и пропало, по телу прошел легкий холодок, а сгусток тумана, стоявший передо мной, рассыпался на сотни мелких брызг и стал не более чем росой на траве. Да и та через пару мгновений высохла.

— Молодец, — подал голос лесовик. — Справился! А то были у меня, понимаешь, сомнения!

— Рад, что оправдал оказанное мне высокое доверие, — выдохнул я, прислушиваясь к себе.

Шутки-шутками, а первая тень, отправленная… Куда-то там, не знаю куда. Те две, они все-таки не в счет. И свои это были, и рядом Хозяин кладбища стоял.

А тут другое дело.

И, что главное, внутренний голос в колокол не бил, и «Беда! Напасть!» не кричал. Значит — все прошло нормально.

К тому же выводу пришли и тени. Они в силу возраста хоть и не обладали особым разумом, но сообразили, что к ним все-таки пожаловало избавление в моем лице, после чего даже выстроили некое подобие очереди, как я у них и просил.

Самый же шустрый уже колыхался прямо передо мной.

— Погоди, — сказал я ему. — Дай дух переведу.

А я знаю, что это был за фотоальбом. Это последние воспоминания, оставшиеся от той личности, которой некогда был призрак. Надо думать, что тогда, в шестнадцатом веке, он был женщиной. Вот я и увидел то, что для нее было в жизни самым главным, то, что даже время не стерло — образы ее матери, мужа и ребенка. Ну и момент смерти.

Грех так говорить — но круто. Вот прямо круто.

Хотя вопросов теперь стало еще больше. Например — что я буду видеть, упокаивая более молодого призрака. «Молодого» — в смысле, не столь древнего как эти, не так давно умершего. Пару часов кряду смотреть кино под названием «И это все о нем»?

И сразу возникает следующий вопрос — вот на кой мне вся эта информация нужна? Интересно, никак нельзя от нее абстрагироваться?

Сгусток тумана, колыхающийся совсем, рядом недовольно толкнул меня в грудь, как бы давая понять, что пора бы и им заняться. «Толкнул», конечно же, сказано слишком громко, я, естественно, ничего не ощутил, но посыл был именно такой.

— Давай, давай уже, — проворчал я и снова поднял ладонь.

Все случилось, как и в прошлый ряд, только фотоальбом изменился. Точнее — первый фрагмент был похож, это снова была женщина в длинной рубахе, изукрашенной вышивкой. А вот потом все было менее лирично, чем у предыдущей тени. Пара стоп-кадров с перекошенными рожами в крови, фрагменты какого-то застолья, а после еще и женское лицо, с закрытыми глазами, капельками пота на лбу и закушенной нижней губой. Ну и как финал — поджарый усач в синем кафтане и с изогнутой саблей в руке, надо полагать, тот самый поляк, который четыре века назад убил сгусток тумана, колыхавшийся передо мной.

При жизни это точно был мой собрат по полу, причем он умел и любил пожить широко и весело. Был он не дурак подраться, выпить, закусить и с девками поелозить. Я все-таки жизнь повидал, ясно же, отчего та красавица губу закусила.

— Лучше бы дальше здесь летал, — пробубнил вдруг лесовик от своей березы.

К чему он это сказал, я понял на секунду позже. Этот призрак не рассыпался росой, как предыдущий, его вдруг словно скрутила некая огромная рука, смяла, скомкала, а после вбила в землю у моих ног. Нет, никакой разверзшейся бездны, никакого разлома. Просто бесформенная масса тумана, причем уже не серого, а антрацитово-черного, впиталась в землю — и все. Даже мокрого места от нее не осталось.

А еще мое сознание зафиксировало короткий отчаянный крик. Совсем короткий и внезапно оборвавшийся. Как видно, перед тем как покинуть эту землю, бывшая бесплотная тень на секунду обрела понимание кто она и что она. И, возможно, осознала, каким будет ее конечный пункт прибытия.

Стало быть, за душой у этого бывшего человека не только пьянки и гулянки, а грехи посерьезней. Такие, за которые покоем не награждают.

Ясное дело, это только мои предположения, но думается мне, что так оно и есть на самом деле. Иначе как объяснить тот факт, что одна неупокоенная душа, как видно безгрешная, ну или не свинячившая в жизни сверх меры, стала росой, а вторая почернела и отправилась под землю?

Да и слова лесовика это подтверждают.

Блин, значит, все это тоже есть? Ну — ад, рай и прочие достопримечательности в стиле Данте Алигьери?

Не скажу, что я совсем уж скептик, или, того хлеще, атеист, но на подобные темы раньше особо не задумывался. Не моя это тематика, далек я от нее. Да что там — это сейчас вообще не очень принято. Нет, одно время была мода на посещение церквей, держание поста, освящение офисов и личного исповедника. Особо стильные дамы даже заводили себе брендовые косыночки от модельеров со сложносочиненными итальянскими именами специально для походов в храм Божий. Но это было давно, и вера уже вышла из тренда. Если же говорить конкретно обо мне, я и тогда этого не понимал, и сейчас не очень приветствую, несмотря на свое равнодушие к данному вопросу. Как по мне — отношения человека и Бога дело исключительно интимное, они не должны становиться темой для обложки глянцевого журнала или репортажа музыкального канала. Нашел человек в себе Бога — хорошо. Не нашел… Ну значит, не нашел. Может, еще сложится. А может и нет, поди знай. Все от тебя зависит. Но выносить это на публику, как по мне, не стоит.

Но, в любом случае, заветы веры соблюдать по возможности надо. Мы не знаем, что нас ждет там, за закрытой дверью. А если все это правда? Если там и в самом деле нас судить по делам нашим будут? Ну а вдруг? И что тогда? Переделать-то уже ничего нельзя, и никакой адвокат не поможет. Там все будет предельно просто и честно — вот твоя жизнь, те дела, которые ты в ней наворотил, и тот, кто будет решать, чего ты теперь достоин. По справедливости решать.

Кстати, мне теперь ТАМ ничего хорошего особо не светит. Если судить меня по божьим канонам, то я накосорезил по полной. Врать не стану, со словом Божьим я не очень знаком, но обрывков куцых знаний мне хватает для того, чтобы это понять. Судите сами — я свел дружбу с представителями языческих культов, промышляю магией и стремлюсь стать образцово-показательным специалистом в богопротивной отрасли. А если учесть мое профессиональное прошлое и настоящее, то все станет совсем печальным. Я банковский служащий. Мы прокляты изначально и по полной программе. Нам райских врат даже издалека не видать.

Следующий туманный сгусток тем временем уже нетерпеливо колыхался рядом, ему не терпелось покинуть эту Землю. И все повторилось снова — удар по моему сознанию, женщина в «дольнике», смеющаяся девушка с толстенной косой, лица ребятишек и огненный росчерк сабли.

Стоп. А что такое «дольник»? Это слово мне незнакомо. Но при этом я точно знал, что та рубаха, которая была надета на женщине с первого фото, называется именно так.

Одна за другой тени то рассыпались на брызги воды, сверкающие в лунных лучах, то уходили в землю, напоследок оглушив меня воплем. Причем то место, где они в нее ввинчивались, становилось все темнее, трава на нем пожухла и выглядела так, будто уже пришел октябрь.

А еще становилось все прохладнее. Меня буквально трясло от холода, даже зубы лязгать начали, как в лютую стужу.

— Уффф, — потер я себя за плечи, когда последний туманный сгусток стал росой. — Задубел совсем. А еще говорят о глобальном потеплении. Август на дворе, а колотун, как зимой.

— Какой колотун? — тихонько засмеялся лесной хозяин. — Три недели дождей не было и ветра почитай, что совсем нету. «Вёдро» стоит. Это, парень, тебя та сторона привечает, там-то всегда стужа. Помнишь, как оно зимой случается? Ты дверь на улицу открываешь, так тебя непременно воздухом холодным обдает. В доме-то тепло, а там-то студено. Вот ты сейчас такую дверь и открывал, да еще много раз и без перерыва. Само собой, что до костей пробрало.

— Ух ты, — проникся я. — Вот ведь!

То ли растирание помогло, то ли я просто согрелся, но холод отступил.

— А вообще, ты поосторожней, — посоветовал мне лесовик. — Я останавливать тебя не стал, потому как у тебя своя голова на плечах есть, но на будущее запомни — силы надо соразмерять. Два с лишним десятка душ в один прием отпустить — это, знаешь ли… Та сторона хитра, только и ждет, когда ты ошибешься. Если кровь твоя остынет, душа замерзнет, она тут же это почует, и жди беды.

— Так подсказали бы, — я подошел к лесовику и присел с ним рядом. — Понятно, что у меня своя голова есть, но совет лишним не бывает.

— Вот и посоветовал, — невозмутимо ответил мне старик. — Как закончил, так сразу и посоветовал. А ну как ты бы взял и передумал, кого-то из них на потом оставил? У меня, парень, свой интерес есть, и он всегда будет выше, чем твой. Ты, к слову, это тоже на ус наматывай. Это у людей чужое выше своего, случается, стоит. «Общее дело» там, или «все как один». А у нас всяк кулик только свое болото славит. Мое — это мое, а твое — это твое. Сначала я свое должен получить, полной мерой, а уж после о твоем благе, может, подумаю. А может, и нет.

— Спасибо за науку, дедушка, — я передёрнул плечами, сбрасывая с себя остатки сонной изморози. — Запомню твои слова.

— Вот-вот, — лесовик сунул мне в руки круглый туесок. — На, костяники поешь. Она сейчас в самую силу вошла, и для тебя как раз очень полезна. Да что ты по одной в рот кладешь? Горстями загребай, как положено.

Не знаю, чем именно костяника для меня полезна, но употребил я ее с удовольствием. Вкус у ягод был терпкий и сладкий одновременно, чем-то напоминающий ночной лесной воздух.

— Дедушка, — спросил у лесовика я, прожевав очередную горсть ягод. — А что такое «дольник»?

— Сарафан так тут называли, — охотно ответил старик. — В старые времена, понятное дело. Как, стало быть, у девки кровя пошли, она из рубашонки дитячьей выскочила, так сразу в дольник влезла. Без вышивки, вестимо. С вышивкой только замужние бабы носили. А «дольником» его прозвали, потому как подол низкий был, до «долу» опускался. Не след девке, а тем более замужней бабе, другим мужикам ноги свои показывать.

— Как все непросто, — не знаю, в который раз, сказал я. — Повидали бы наши предки, в чем мы теперь ходим.

Стало быть, не совсем бесследно исчезали тени. Я получил часть их знаний. Мизерную, копеечную — но получил. Хотя — даже не знаний, это я маханул. Слово «дольник» у меня в памяти осело и даже связалось с внешним видом одежды, но при этом само значение осталось загадкой. Это больше всего похоже на приобретение рефлекторных навыков, когда мозги не включаются и действие происходит на уровне мышечной памяти.

Ну и ладно, с паршивой овцы хоть шерсти клок.

— Березками тут все засажу, — вещал тем временеммечтательно лесной хозяин. — Под осень самое то. Хороший хозяин как раз об это самое время дерево сажает.

— А мои родители всегда весной деревья сажают, — удивился я.

— Весной тоже можно, — кивнул лесовик. — Да только тогда ему приживаться сложнее, сколько всего в земле ползает да вокруг летает. А зимой сок по стволу не идет, мороз же кругом, а корешку тепло, хорошо под снегом. Нет, осень — самое то, особенно для березки. Посажу да приглядывать буду. Лет через двадцать здесь от поляны и следа не останется, рощица будет.

Вот тут я и понял, почему этого странного старичка называют «лесной хозяин». Он хозяин и есть. Ему каждое дерево как родное, он его от рождения до смерти знает. Этот лес — он его жизнь.

Как он только нас, людей, терпит? Ведь ни один короед столько вреда его владениям не приносит, как мы.

Но поднимать эту тему я не стал. Себе дороже может выйти. Эти сущности, они ведь как стихия — никогда не знаешь, что им в голову взбредет. Людей можно хоть как-то разгадать, просчитать, нейролингвистически запрограммировать, в конце концов, а этих… Фига с два.

— Можно вопрос? — обратился я к старику, получил одобрительное сопение в ответ и продолжил: — Вот вы сказали, что, мол, «любит ваше ведьмовское племя пустыми словами сорить, лишь бы нужное получить». А это вы о ком речь вели?

— Да заходил ко мне один в гости, — насупился лесной хозяин. — Из ваших как раз. Когда это было-то? Еще до большой войны. Да не той, что с германцем, той, что с французом. Много чего обещал, выпросил у меня «одолень-траву», а слово не сдержал.

Ну это он зря сделал. Хорошо хоть, что это было невесть когда, еще в первую Отечественную, срок давности преступления прошел.

Но, вообще, так не поступают. Зачем же наш цех так позорить и на весь ведьмачий коллектив пятно позора накладывать?

— Ладно, — лесовик встал с земли. — Пошли, что ли? Тебе поспать будет неплохо, да и у меня дел полно. На опушке детишки нынче костер вечером палили, надо проверить, загасили или нет. Да и парочки попугать охота, их в августе много ко мне в гости захаживает. Так, знаешь, весело на них филина напустить или кустами похрустеть! Девки визжат, боятся! Потеха!

Стоп-стоп-стоп. Было такое. Мы как-то со Светкой, моей бывшей, в лесу целовались, это еще до свадьбы было, в «конфетно-букетный» период. И так все славно складывалось, я уж было почти до намеченной цели дошел, а тут прямо над головой у нас сова заухала. Светка перепугалась до смерти от неожиданности и в поселок меня утащила. Ну и прахом все мои надежды пошли, пришлось еще две недели ждать, пока она у меня ночевать не осталась.

Так вот чьи это проделки были! Ну, старый… Пень!!!

Как видно, дед понял, о чем я думаю, больно у него ухмылка ехидная на лице гуляла.

Все по той же короткой тропинке мы добрались до того места, где лесная дорога превращалась в поселковую, и на прощание лесной хозяин мне сказал:

— Исполать тебе, ведьмак. Ты не думай, что я совсем уж неблагодарный, мне покон ведом. За добро, что ты мне сделал, при случае отплачу. Надо будет спрятаться от лихих людей — приходи, укрою так, что с собаками не сыщут. Трав каких или кореньев если захочешь у меня в доме собрать — милости просим. Ну и слово пущу о тебе, чтобы всякий лесной хозяин в наших краях знал, что ты не лиходей, вежеству учен и дело с тобой иметь можно. Но ты на это особо не рассчитывай, кланяться другим хозяевам хлебом да добрым словом не забывай. У нас ведь каждый сам за себя. Выслушать меня выслушают, но и только.

— Благодарю, — поклонился я лесовику. — Помог я вам по доброй воле, но от подарка такого не откажусь. Особенно от трав и кореньев. Не все купить можно, что-то надо будет самому добыть.

— Мандрагыр нужен, — ехидно сказал дедок. — Да? Мандрагыр? Ладно, приходи следующим летом, накануне летнего солнцестояния, покажу тебе место, где один зрелый корень есть. Хороший корень, крепкий, толстый, знающая ведьма за него второй раз душу продаст, и даже в третий. Он под деревом растет, где века два назад одна девка удавилась от несчастной любви, так что сила в нем большая. Хоть трави кого, хоть от бесплодия бабу лечи — на все сгодится.

Вообще-то я о мандрагоре не думал, но от такого подарка не откажусь. Тем более, что этот корень от бесплодия лечит. Если эта штука на самом деле работает, то на ней большие деньги можно будет поднять. Ну если с умом подойти.

А что тут такого? Ведьмачье ремесло, между прочим, достаточно недешевое удовольствие, запасы Захара Петровича скоро иссякнут, а новые денег стоят. Так почему бы и не подзаработать?

Кстати, еще неизвестно, на чем мой покойный несостоявшийся учитель свои первые капиталы поднимал. Видел я его офис на «Чертановской», который он незадолго до смерти как раз достроил. Двадцать с лишним этажей, стекло, металл и парковка на полсотни авто. Цифру, в которую все это обошлось, мне даже представить затруднительно. Не знаю я таких.

Конечно, это все еще надо обмозговать как следует, с Вавилой Силычем посоветоваться, но почему бы об этом хотя бы не подумать? И чем я хуже матушек Агафий и потомственных колдуний Светозар?

Хотя следует не забывать и о том, что магические услуги — это тоже бизнес, со своими законами и подводными течениями. А любой бизнес всегда не любит тех, кто в него приходит незваным и пытается стащить с общего стола плюшку. Потому что плюшки на этом столе все уже посчитаны и поделены между едоками.

Обо всем этом я думал, уже распрощавшись с лесным хозяином, по дороге к дому. Где, кстати, меня поджидал изрядный сюрприз. А именно — мои старики решили не ждать завтра и приехали сегодня.

Экая досада! Не успел я сбежать. Теперь все. Утром, по холодку, мне не на автобусную остановку топать, весело присвистывая, а что-нибудь копать. Или таскать.

Так оно и вышло.

В то субботнее утро я испытал все радости сельского бытия. Я и копал, и таскал, и даже кисточкой успел помахать — мама заставила нас с отцом подкрасить хозблок. А под конец еще отправила меня выкидывать мусор.

Управился я аж в три ходки, всерьез заподозрив, что мама специально его копила в ожидании меня в каком-то замаскированном углу. Ну не могли мы столько отходов с батей сегодня произвести. Ладно — банки из-под краски. Ладно, я слышал, как щелкала сучкорезом мама. Но откуда эти ржавые металлические рейки?

Но основная неприятность поджидала меня рядом с нашим домом, когда я, потный, взъерошенный и злой, в третий раз возвращался от поселковой помойки.

Эта неприятность совершенно не изменилась за то время, что мы не виделись. Она была одета в сиреневый сарафанчик, вертела в руках букетик каких-то цветов и насмешливо глядела на меня тем самым взглядом, от которого когда-то я терял дар речи.

Моя бывшая жена, как всегда, была свежа, прелестна и голубоглаза.

И за словом в карман не лезла.

— Смолин, — удивленно и без какого-либо наигрыша произнесла Светка. — А я ведь своим глазам не поверила, даже очки мамины специально напялила на нос. Смотрю в окно — батюшки, мой бывший, как муравей, веточки на помойку тащит. Сопит, кряхтит, надрывается, брюшком, отросшим от фаст-фуда, трясет. И откуда только здесь взялся? Ты же сюда уже несколько лет нос не кажешь, лишний раз со мной встречаться не хочешь.

Вот ведь память. Ну было такое, сказал я ей при разводе, что вероятность нашей возможной встречи стремится к нулю, поскольку я теперь туда, где мы можем столкнуться даже случайно, носа не суну. А особенно на родительскую дачу. Я сам давно про эти слова забыл, а она — нет.

И нет у меня никакого брюшка. Это мой стабилизационный фонд.

— Маме-папе помогать надо, — по возможности независимо ответил ей я. — Они уже старенькие, сами не справляются.

— Саша, — в этот момент выглянула из калитки мама. — Давай не задерживайся, с отцом надо еще душевую кабину перевернуть. Он и сам справится, конечно, но ты подстрахуй. Ой, здравствуй, Светочка!

Мама не желала смириться с тем фактом, что мы развелись, и до сих пор лелеяла надежду на то, что все еще образуется.

— Здрасьте, тетя Лена, — бодро ответила моя бывшая. — Он уже идет.

— Разговаривайте-разговаривайте, — тут же сменила тон мама. — Митя и сам все сделает, как-никак спортсмен бывший!

И калитка закрылась.

Я ждал очередной колкости, но ее не последовало. Светка стояла, молчала, смотрела на меня и вертела в руках свой букетик цветов.

Самое забавное — мне тоже ей сказать толком было нечего. Поначалу, как только развелись, я столько всякого передумал, а сейчас… В голову ничего не приходит.

Нет, права Маринка. Мы с ней как-то у меня сидели, «мартишкой» баловались, и она тогда сказала, что встреча с бывшим — это как поход на кладбище. Стоишь над могильной плитой, думаешь о том, что не сделал, не сказал, не донес до человека, а изменить ничего нельзя. Все давно сгорело, превратилось в прах, ушло в землю, и ничего не осталось. А если даже и осталось, то применения этому не найдешь — человека-то уже нет.

Все так, все верно. И сейчас тому есть прямое подтверждение, оно стоит напротив меня.

Кстати — вот еще одно свинство этой ситуации. Ну почему мы с ней встретились именно сейчас, когда я лохматый, чумазый, в трениках и сланцах на босу ногу? Нет чтобы в городе, чтобы я в костюме дорогом был, и все такое. Ну как человек чтобы выглядел.

Чушь какая в голову лезет.

— Н-да, — наконец сказала она. — Ты не изменился. Разве что располнел. А так — все тот же. Никогда ты не умел в нужный момент найти правильные слова. Я уж не говорю о твоей патологической неспособности принимать мужские решения.

— Какой есть, — по возможности безразлично произнес я. — Другим не буду.

— В том и беда, — вздохнула Светка и повторила: — В том и беда.

— Не знаю, других во мне всё устраивает, — пошел я по-простому и банальному пути, то есть начал использовать обкатанные и проверенные поколениями мужчин фразы. — Это тебе все не так во мне было и не эдак.

— Смолин, вот какой же ты… — Светка, как видно, хотела поддержать нашу кинематографическую беседу не менее заштампованной фразой, но ей сделать этого не дали.

— Сашка! — донесся до меня чей-то голос, после мою шею обвили девичьи руки, а в щеку ткнулись мягкие губы. — Как же я соскучилась!

Глава 4

— Смолин? — удивленно подала голос Светка. — Это кто?

Кто, кто. Я и сам в первую минуту не понял, что происходит. Некому меня сейчас нежно лобызать, и скучать по мне тоже особо некому. Нет у меня ни с кем ничего такого. С Сашкой Вязьминой из операционного отдела нечто лирическое намечалось по весне, но потом это все сошло на «нет». Как ни крути, но служебные романы, пусть даже представителей разных банковских служб, к добру не приводят. Слухи, сплетни, советы, отдел по работе с персоналом… Короче, слишком много «нет» и чрезвычайно мало «да». В общем, переспали мы с ней пару раз, да тем и ограничились.

А уж о той девушке, которая меня сейчас обнимала, я даже и думать в этой связи никак не мог. Хотя бы потому, что она с пистолетом не расстается и характер имеет такой, что даже мне, ко всему привычному, не по себе становится. Маринка — и та поспокойней и поуравновешенней будет, чем эта рыжая бестия.

Но не воспользоваться данной ситуацией было бы грешно. Хоть бы даже для того, чтобы умыть Светку.

— Женька! — радостно заорал я, и даже приподнял невысокую и легонькую сотрудницу отдела «15-К» в воздух. — Приехала!

— За тобой! — восторженно ответила Мезенцева, сверкнула зелеными глазами и лихо поцеловала меня в нос. — Я же говорю — соскучилась ужас как! Вот вообще!

Самое забавное — не врет. Точно, за мной приехала. Понадобился я ей зачем-то. И не ей одной, вон у поворота знакомая до боли машина стоит. Не сомневаюсь, что в ней за рулем сидит еще один мой знакомый, тот самый, до которого я второй день дозвониться не могу.

— Ну не буду вам мешать, — чопорно сообщила Светка. — Рада была повидаться, Саша.

— А это знакомая твоя, да? — спросила Мезенцева, тут же подошла к моей бывшей и протянула ей свою ладошку. — Привет, я Женя.

— Добрый день, Женя, — почему-то помрачнев, потрясла ее руку Светка. — Рада знакомству.

— Я тоже, — бодро отозвалась Мезенцева и повернулась ко мне. — Слу-у-ушай, Саш, а тут есть где искупаться? Жара страшная, так хочется к воде — жуть! Да и позагорать было бы неплохо, солнце-то какое! А если еще и «тарзанка» есть, так это вообще отлично будет!

— Есть у нас тут озеро, — показал я рукой направо. — Можно сходить.

— Съездить, — Мезенцева потянулась, да так, что стало ясно — нижнего белья под майкой не было. Пистолета на поясе, я, кстати, тоже не заметил. Точно дождь пойдет, кончится на днях упомянутое лешим «вёдро». Эта рыжая чертовка — и без «ствола». — Ходить — это долго. Я же на машине. А оттуда в Москву уже поедем. Ты же не против, солнце? Выходные короткие, а у нас с тобой много разных дел накопилось!

Последние слова были сказаны таким игривым тоном, что у стороннего наблюдателя, вроде Светки, не оставалось сомнений, что речь идет о разнообразных плотских утехах. Но мне было предельно ясно, что в данный момент происходит предъявление счета за услуги, оказанные мне ее отделом.

Мезенцева повернулась лицом к Светке и, как видно, решив ее добить, попутно обняла меня за талию, после чего невинно поинтересовалась:

— А может, и вы с нами? Вы ведь с моим Сашей, я так понимаю, друзья с детства? Вообще-то я жуткая собственница, но к дачным подружкам юности ревновать глупо. Где они, и где взрослая жизнь?

— Я его бывшая жена, — выдав улыбку, после которой мне стало не по себе, ответила ей Светка. — Это немного больше, чем подружка юности.

— А, понятно, — безмятежно ответила Женька. — Вы только не обижайтесь, но ключевое слово здесь «бывшая». Все уже в прошлом, потому не смотрите на меня так, как сейчас, хорошо?

— Как «так»? — я заметил, что Светка одной ладонью обхватила другую, это означало только одно — она уже «на взводе».

— Ну… — Мезенцева накрутила одну из своих рыжих прядок на палец. — Вам же Сашка был не нужен, верно? Я его у вас не отбила, не увела из-под семейного крова, а честно заполучила, когда он был ничейный. Он, кстати, и не сильно сопротивлялся.

— В последнее охотно верю, — заметила моя бывшая. — Это на него похоже — плыть по течению.

— Плыть! — страдальчески произнесла Евгения, после погладила меня по щеке, дернула за ухо и несколько раз ткнула кулачком в бок. — Хочу-хочу-хочу! Водная стихия — это мое, я по знаку зодиака «Рыбы». Светлана, так что, вы присоединитесь к нам?

— Воздержусь, — сообщила ей Светка, а после добавила: — Да и не слишком мне жарко.

После этого она повернулась к нам спиной и зашагала в сторону своего дома.

— «Спасибо» мне можешь не говорить, — с удовлетворением проследив за тем, как Светка захлопнула за собой калитку, сообщила мне Мезенцева. — Как мы ее, а? Согласись, я была чертовски органична в роли твоей девушки!

— Ну да, — без особого оптимизма признал я.

Вроде бы радоваться надо, многие хотели бы подобную свинью своей бывшей подложить, а мне почему-то невесело. Странное существо человек. Непонятное.

— А ты чего встал? — уперла руки в бока Евгения. — Давай-давай, суженый мой ряженый, собирайся. Время к вечеру, а нам в Москву еще ехать. На МКАДе знаешь какие пробки скоро будут?

— Знаю, — вздохнул я. — А без меня туда уехать никак нельзя?

— Саша, давай без банальностей, — попросила оперативница. — Без этих всяких… Ну ты понял. Все, мы тебя ждем в машине. Десять минут на сборы тебе за глаза хватит.

Ну десяти минут мне не хватило. Двадцати, ради правды, тоже. Как минимум половину этого времени я потратил на объяснения маме, почему Света даже не зашла к нам в гости, почему я не такой, как все, и почему не могу хоть раз засунуть свой поганый характер в свою же задницу, на пару с языком. Батя попытался встать на мою сторону, но быстро понял, что этот благородный порыв ведет к немалым убыткам, вроде лишения ужина и просмотра «Дачного ТВ» вместо телеканала «Весь футбол», после чего благоразумно убрался с линии огня.

И это ведь мама не видела финальной сцены с участием Мезенцевой. Страшно представить, чем бы все это кончилось, стань она ее свидетелем. Женька никак не подходит под образ «хорошей домашней девочки».

Нет, родители — это хорошо. Но только по телефону и не каждый день. Я вот за это лето что-то к ним зачастил, вследствие чего мама опять начала планомерную осаду на предмет устройства моей будущности. А ведь до того несколько лет жил спокойно, без всей этой родительской заботы.

Странно прозвучит, но вовремя Нифонтов пожаловал. Валить отсюда надо, пока не поздно. А то ведь к вечеру дело может и до лоботомии дойти. Проще говоря — мне все мозги вскипятят.

— Я не при делах, — сообщил мне Нифонтов, как только я плюхнулся на заднее сидение его машины. — Она сама инициативу проявила. Остановить, извини, не успел.

— В смысле? — устало спросил я, но после понял, о чем идет речь. — А, ты о представлении «Моя новая любовь». Ну да, вышло прямо как в сериале каком-то, вроде тех, что по дециметровым каналам крутят.

— Видел бы ты, как она на меня смотрела! — ткнула кулаком в бок Нифонтова Евгения — Слушай, Сашка, или я ничего не понимаю, или там еще чего-то тлеет. У нее в душе, в смысле. Хотя… Все от женщины зависит. Может, и нет у нее ничего к тебе, просто неприятно, что ты хоть кому-то понадобился. Такое тоже бывает. Мне вот на то, что там с моими бывшими, начхать.

— Откуда, интересно, у тебя «бывшие» возьмутся? — хмыкнул Нифонтов, заводя машину.

— Не поняла сейчас? — возмутилась Евгения.

— Чтобы были «бывшие», нужны хоть какие-то «нынешние», — пояснил Николай. — А я за два последних года ничего подобного не наблюдал.

Женька уставилась на него, потом на меня, поджала губы, сузила глаза, потом наоборот, широко-широко их раскрыла, набрала в грудь воздуха, выпустила его через рот, сложила руки на груди и демонстративно уставилась в окно, давая нам понять, что мы недостойны общения с ней.

— А как вы узнали, что это моя бывшая? — задал я вопрос, который меня крайне интересовал.

— На фотографии ее видел. Свадебной, — не стал скрывать оперативник. — Она в твоем деле есть. А Женька как-то сама просекла, у женщин на такое нюх. Как только я это подтвердил, она сразу рванула свое шоу устраивать.

О как. Уже и досье на меня сшили. И даже со свадебной фотографией внутри. Как, кстати, они ее заполучили? У меня самого-то ни одной нет, все у Светки остались. У родителей вроде есть, но вряд ли мама с отделом 15-К делиться ими будет.

— Я ему помочь хотела, — не поворачиваясь, сказала Евгения. — Как другу! Знала бы, Смолин, что ты такой гад, пальцем бы не шевельнула!

— Чего сразу гад-то? — удивился я. — Слова ведь не сказал.

— То-то и оно, — обвинительно заявила Мезенцева. — А где «Спасибо, Женечка»? Где «Ты актриса от бога»? Где: «Теперь я полностью счастлив?».

— Вы оба здесь, и я в вашей машине, — удержаться от сарказма было невозможно. — О каком счастье идет речь? Кстати, Николай, я тебе звонил не раз и не два.

— Телефон сел, — ответил Нифонтов, выруливая на Калужское шоссе. — И внешний аккумулятор тоже. Кое-кто слишком часто заряжал свой плеер. А еще этот кто-то утащил из бардачка USB-шнурок со словами: «Я до завтра возьму». «Завтра» было в начале лета.

— Ой-ой-ой! — так и не поворачиваясь к нам лицом, отозвалась Мезенцева. — Жадина!

— Саш, хочешь совет? — невозмутимо поинтересовался у меня Николай.

— Не откажусь, — отозвался я.

Ну а что, правда не откажусь. Он умный мужик, это я давно понял. Почему бы и не выслушать то, что он хочет мне сказать?

— Не ведись на то, что она тебе строит глазки, — без тени улыбки произнес Нифонтов. — А она это делает, как и всегда в таких случаях. Проблем не оберешься.

— Я? — наконец-то явила нам свой лик Мезенцева, причем был он возмущенным донельзя. — Ему? Вот этому вот… Вот этому? Глазки? Да накой он мне сдался?

— Ну да, ты прав, — признал я и хлопнул Нифонтова по плечу. — Проблемы не проблемы, но все-равно как-то неприятно ощущать себя «вот этим вот».

— Да тьфу на вас обоих, — сообщила нам Мезенцева и снова уставилась в окно, на этот раз, похоже, уже окончательно.

Я тем временем достал из рюкзака шнур USB и протянул его Нифонтову.

— Раз с этим разобрались, можно и к делу перейти, — оперативник поставил телефон заряжаться, а после чуть прибавил скорость, благо дорога, ведущая в столицу нашей Родины, была почти пустая. Вот оттуда — да, жуть что творилось.

— «За» обеими руками, — одобрил его слова я. — Особенно интересует то, с какой стороны вы меня к своим делам подтягиваете. Я вроде бумаг о содействии органам на постоянной основе не подписывал.

— А гражданский долг? — еле заметно усмехнулся Нифонтов — А сознательность? С ними у тебя как?

— Никак, — признался я. — Слышать о таком слышал, но в жизни не встречал. Не довелось.

— Давай зайдем с другой стороны, — предложил Николай, дождался моего кивка и продолжил: — Вот смотри. Мы все люди, все человеки, верно?

Ну вероятность увильнуть от помощи моим новым друзьям минимальна, но зубы показать все же стоит. Чтобы совсем уж бесхребетным меня не считали.

— Все — не все… — прищурился я. — Иные девушки и не совсем они.

Бамммм! Это мне Евгения щелбан отвесила по лбу. И, главное, больно так!

— За что? — возмутился я.

— А то ты не понял? — в зеленых глазах плескалась… Нет, не злоба, а скорее — злорадство. — За «курица не птица, баба не человек».

— Да ты тут при чем? — изумился я. — Речь вообще о совершенно другой гражданке. Той, с которой я недели три назад на Белорусском вокзале познакомился.

— А, понятно, — покивал Николай. — Так себе ход, если честно. Слабенький. Но продолжай, интересно послушать.

В этот момент я почувствовал себя то ли дураком, то ли маленьким мальчиком, который подумал, что сможет всерьез насвинячить взрослому дяденьке. Елки-палки, мы с этим Нифонтовым почти ровесники. Ну сколько между нами разницы? Максимум года на два-три он постарше будет. А ощущение у меня иногда такое, что он умудренный жизнью старец, а я несмышленыш, который только-только начал головку держать.

Хотя в каком-то смысле так оно и есть. Много ли я смыслю в том, что для него повседневная реальность? Нет. А он варится в этом супе давно и, должно быть, повидал много такого, чего мне еще месяц назад даже в страшном сне не приснилось бы.

— Согласен, глупость сказал, — помолчав, признал я. — Не знаю, что на меня нашло.

— Это он про Людку, что ли? — уточнила у Нифонтова Женя. — Тоже мне, секрет. Про них весь отдел знает. И половина подмосковных ведьм тоже, ее в том году за порочную связь с «судным дьяком» чуть деревьями на две части не разорвали. Я еле-еле успела ее спасти.

— Ты? — хмыкнул Нифонтов. — Лично, поди?

— Ну мы, — поправилась Женька, услышала язвительное «да что ты» Нифонтова, и добавила: — Ладно, ты и Пал Палыч! Но отвязывала Людкины ноги от березы ведь я?

— Это было, — признал Николай.

— Слушай, Смолин, а ты мелочный тип, оказывается! — спешно начала переводить разговор в другую сторону Мезенцева. — Я-то думала, что ты если не принц, то хотя бы его лошадка, и тут такое разочарование! Фу-фу-фу!!!

— Не надо грязи, — попросил я.

Но, вообще, мне стало немного обидно. Да, я не принц, это так. Но и перегибать палку не стоит.

— Жень, человек просто хотел дать нам понять, что он воду на себе возить не даст, — пояснил девушке ее напарник. — И палец в рот ему класть не стоит. Так ведь, Саш?

— Именно, — не стал скрывать я. — Только как-то это криво получилось. Некрасиво.

— Косо, жалко, убогенько, — начала загибать пальцы на руке Мезенцева. — Не делай так больше, Смолин, а то потеряешь свое золотое место в моем сердце!

— А оно есть? — изумился я.

— Место? Пока да.

— Сердце, — уточнил я.

— А вот это можно и зачесть, — одобрительно заметил Нифонтов. — Это уже неплохая шутка. Вон, видишь, она надувается, как лягушка? Сейчас орать будет. Значит, это ты ее удачно уколол.

— Чихала я на вас обоих, — с достоинством сообщила нам Евгения. — И вообще, давай займемся делом, хватит упражняться в остроумии.

— Вот это правильно, — поддержал ее я. — Хотелось бы узнать, какого лешего вы меня с дачи похитили?

— Если среди твоих знакомых есть ведьмак, который связан с «той стороной», то это грех не использовать в своих интересах, — без тени смущения сообщил мне Нифонтов. — Точнее — в казенных. Есть работенка по твоему профилю.

— Начинающий ведьмак, — уточнил я. — Практически свежеиспеченный. И сразу хотелось бы уточнить — вы вот так меня постоянно с собой таскать станете? Если да, то, может, лучше меня вовсе зачислить в штат вашей… Э-э-э-э… Организации?

— Размечтался, — фыркнула Мезенцева. — В штат он захотел!

— Это была ирония, — любезно поведал ей Нифонтов. — Александр так шутит.

— В каждой шутке есть доля правды, — тут же сообщил ему я. — В данном случае эта доля касается частоты моего участия в делах вашего отдела. Врать не буду, в том случае, если я прав, то перспектива так себе. Не то чтобы я был против помогать органам правопорядка, но у меня ведь и своя жизнь есть. Работа, опять же.

— Не волнуйся, не будем мы тебя постоянно дергать, — успокоил меня оперативник. — Просто такая ситуация сложилась. Ну вот нужен нам тот, кто может одну душу разговорить. У нас, конечно, есть свои способы узнать необходимую информацию даже у тех, кто обитает по ту сторону бытия, но в данном случае без тебя не обойтись. А информация нужна позарез. Люди умирают, Саша. Уже четверо на тот свет отправились. Четверо. Это много.

— Ну раз так, — я почесал затылок. — Тогда конечно, о чем речь.

Шутки шутками, но не совсем же я урод моральный, правда?

— Вот и славно, — одобрительно произнес Николай. — Тогда давай я тебе коротенечко все изложу. Неделю назад в Южном порту был убит человек. Не скажу, что в этом есть нечто удивительное, люди гибнут в нашем городе с завидной постоянностью, мегаполис же. Но, согласись, не у каждого вырывают сердце. Не вырезают, а именно вырывают, перед этим разворотив грудную клетку так, что даже меня проняло.

— И меня, — добавила Евгения, не поворачиваясь к нам.

— Согласен, не каждый раз, — кивнул я — А что потом?

— Через два дня был убит второй человек, там же и так же, — продолжил Нифонтов. — Что примечательно — в обоих случаях само сердце обнаружено не было.

— Я предположила, что это резвится гуль, — азартно сопя, сказала Женя.

«Гуль». Это что-то из фэнтези. У Говарда я про этих гулей читал вроде, в «Часе дракона». И в «Сверхъестественном» они упоминались. Они то ли оборотни-каннибалы, то ли разновидность вурдалаков.

Надо будет в Википедии посмотреть, как они выглядят. Новые знания лишними не бывают.

— Ну да, в общем-то, похоже на гулей, но только на первый взгляд, — помолчав, продолжил Нифонтов. — Есть некоторые нестыковки. Гуль сожрал бы не только сердце, но и печень. А еще череп бы жертве вскрыл, чтобы мозгом полакомиться. Но тут ничего подобного.

Меня замутило от той простоты и деловитости, с которой он говорил. А еще захотелось выпрыгнуть из машины, пусть даже она мчится полным ходом, и скрыться в жиденькой лесополосе, что мелькала за окном. А после сбежать куда подальше от этой парочки.

— Как ты уже понял, двумя смертями дело не закончилось, на сегодняшний день в активе неизвестной твари уже четыре трупа. Последний совсем свеженький, датирован этой ночью. — Николай наконец проявил хоть какие-то эмоции и досадливо прихлопнул ладонями по рулю. — Самое поганое, что мы могли эту пакость прихватить нынче же ночью, если бы не одно «но». Пока мы ждали ее в одно месте, человека убивали совсем в другом.

— Не поверишь, Саш, нас надул призрак, — стягивая волосы в «хвост», сказала Евгения. — Сволочь такая!

Я ничего на это не ответил. Я офигевал от услышанного.

— Жень, не беги впереди паровоза, — попросил напарницу Нифонтов. — Понимаешь, Саша, свидетелей произошедшего не было. Да оно и не удивительно. Южный порт по размеру территории как пять Люксембургов. Или даже больше. Ангары, склады — черт ногу сломит. И потом — люди, которые там работают, вообще не склонны совать нос в чужие дела. Знаешь, это как в Вегасе — что там происходит, то там и остается. В старые времена, может, и по-другому было, но последние десятилетия даже рьяных общественников перековали.

— Но про покойников-то вы как-то узнали? — возразил я.

— Не путай, — осадил меня Нифонтов. — Речь не о том, что там всё скрывают, в том числе и преступления. Это бизнес, Саша, никто ничем подобным заниматься не станет. Естественно, при обнаружении мертвого тела была вызвана полиция, следом за ними примчались комитетские и так далее, по процедуре, включая «труповозку». Конечно, подобные места — некие анклавы, со своими многолетними сложившимися внутренними порядками и традициями. Но это же не «Черкизон», в Южном порту работают законопослушные люди, там есть охрана, дирекция и все остальное, что должно быть. Короче — свидетелей убийств не было. Кроме одного.

— Того самого призрака, который вас надул? — резонно предположил я.

— Именно, — вздохнул Николай. — Его присутствие уловила Виктория, одна из наших сотрудниц. Вообще-то она у нас больше по заклинаниям, но и в других областях кое-что смыслит. Мало того — она умудрилась даже его разговорить, и он вроде как пошел на контакт, вызвался помочь. Но вот только в результате закончилось это печально.

— Проще говоря — он нас поимел, — просто и безапелляционно сообщила Мезенцева. — В переносном смысле, конечно, но при этом крайне жестко.

— Мы могли бы справиться с ним сами, — продолжил Николай. — У нас есть способы и заставить его говорить, и просто уничтожить, но это потребует времени. И, не стану скрывать, ресурсов. Чтобы его поймать, а после выжать из него правду, Вике придется рисовать крайне сложный каббалистический круг с символами и использовать заклинания, которые изначально противны человеческой сущности. И это при том, что она еще до конца не отошла от предыдущей беседы с этим красавцем. Просто призрак там старый, а потому сильный. Из тех, что не развоплощаются с годами, а, наоборот, матереют.

Это да, это встречается. В большинстве своем неупокоенные души со временем превращаются в безликие тени, вроде тех, что я вчера отпускал на волю. Но бывают и такие, которые, напротив, как бы обретают вторую жизнь. Загробную. Как и в первом случае, в них от изначальной личности остается не так уж много, но зато выковывается новая, вбирающая в себя при этом все те скверные качества, которые были свойственны покойному при жизни. Собственно, все злобные привидения из фильмов ужасов и сериалов на мистическую тематику списаны как раз с таких сущностей. Мне про них лесовик из Лозовки много рассказывал. У него один такой призрак почти век в осиновой роще обретался, клад охранял, и попутно свинячил всем, кто попадал в зону его внимания. И так он лесному хозяину за это время надоел, что тот в результате навел на этот клад какого-то мимохожего колдуна, который зловредного призрака и изничтожил.

Но если это похоже на правду, то в остальном услышанном мной как-то очень много неувязок. Чересчур. Не думаю, что так уж сложно нарисовать этот самый круг с символами. Да и кое-что другое меня смущает.

— Слушай, чего-то не понимаю, — помотал я головой. — Как-то непонятно выходит. Ты же тоже можешь видеть умерших? Помнишь, на кладбище, когда мы к тамошнему Хозяину ходили? Ты черта, что у нас проводником был, зрел не хуже меня. И общался с ним. Даже сделку тогда заключил!

— Так он был не против того, чтобы я его видел, — пояснил Нифонтов. — Вспомни — он сам этого хотел. И потом — это кладбище. Там действуют другие законы не-жизни, за соблюдением которых внимательно следит Хозяин. А здесь — город. Это, брат, совсем другая сказка. Тут все по-взрослому.

Отмазка, признаемся, сомнительная, но при этом звучит формально допустимо. Интересно, вот зачем ему все это? Явно ведь дело не только в пресечении преступления, хотя, само собой, это имеет место быть? Может, не хочет своих коллег подставлять? Или хочет на меня еще разок поглядеть в экстремальной ситуации? Не знаю, что из этого верно.

Но вписываться придется. И должок, повторюсь, за мной, да и полезен этот Нифонтов мне в будущем может быть. Мало ли как оно повернется?

И, если уж совсем честно, у меня внутри появился некий азарт, до того мне совершенно несвойственный. Я, как и всякий порядочный клерк, давно усвоил простую истину: «Не суйся в мутные темы, если не хочешь найти на свою задницу проблемы. Ну или делай это за большие деньги, заранее оформив „шенген“». Больших денег мне никто никогда не предлагал, а потому я никогда не лез в дела, от которых пахло риском, нестабильностью и возможными проблемами.

Здесь три этих запаха сплелись в один мощный аромат, причем самого главного компонента, который мог бы подвести под это предприятие хоть какое-то логичное обоснование, здесь не было. Проще говоря, я нарушал все правила, по которым жил последние годы.

И мне отчего-то это даже нравилось. Может, дело в том, что это все было настолько не похоже на то, как я жил раньше?

— А от меня-то что требуется? — задал вполне резонный вопрос я.

— Эй, приятель, кто-нибудь дома есть? — перегнувшись через сиденье, постучала мне по лбу Мезенцева. — Нам надо, чтобы ты вытряс из тамошней нежити все подробности произошедшего. И я говорю не о том, кем он был до смерти и прочих пикантных подробностях его бытия, а о том, что он видел за последнюю неделю. Уверена, этот поганец все знает.

— Редкий случай, — заметил Нифонтов, сворачивая на развязку, ведущую на МКАД. — Нечасто в том потоке сознания, который, как правило, льется из моей напарницы, проскальзывает хоть что-то рациональное. В принципе, все верно. Что знает по этому делу он, должны знать мы.

— И как вы себе это представляете? — совсем уж опешил я. — Мне что, брать призрак за грудки и трясти, пока он не выложит все правду?

— Понятия не имею, — как-то даже весело ответил мне Нифонтов. — Кто из нас ведьмак — ты или я? Может, так, может, как-то по-другому. Главное — результат. Надо это дело пресекать, и срочно. Четыре одинаковые смерти — это почти «серия», скоро в Южном порту будет не протолкнуться от наших коллег и, что хуже, от журналистов. Работать будет положительно невозможно, потому все надо закончить быстро, лучше всего — сегодня. Плюс еще один нюанс — кто бы это ни был, действует он нагло, не сказать — бездумно, а значит, останавливаться и не подумает. И если следующей жертвой станет журналюга или кто-то из наших, вой поднимется до небес.

— Ровнину еще после третьей смерти кто-то звонил «сверху», — добавила Евгения. — Он очки после этого разговора постоянно с носа снимал и усердно тер тряпочкой. Те уже блестят, как у кота шарундулы, а он все трет и трет.

— Вот, — назидательно произнес Нифонтов. — Значит — плохо дело. Значит, присели ему на мозг неслабо.

Ровнин. Это их начальник, я помню эту фамилию, ее тогда на кладбище тамошний служитель упоминал.

— В общем — думай, — посоветовал мне оперативник. — Или покемарь маленько. Время есть, нам стоять теперь — не перестоять.

Это да. Мы влипли в пробку на МКАДе, которая, как известно, не имеет ни начала, ни конца. Потому что эта дорога кольцевая.

Кстати, мне мой родитель рассказывал, что в бытность свою юношей, то есть каких-то три десятка лет назад, он частенько шастал из родного Теплого Стана в сопредельный Мосрентген, который славился красотой проживавших там девушек. Так вот, он пересекал МКАД туда-обратно, даже не вертя головой по сторонам. Тогда по нему проезжали три машины в час, не более. И никаких тебе «отбойников», надземных переходов и всего прочего.

Благословенные времена.

Самое забавное было в том, что, поразмышляв над причудами недалекого прошлого, я и в самом деле уснул. Физический труд на воздухе и неслабые эмоциональные всплески сделали свое дело.

Когда я проснулся, МКАДа за окном машины уже не было. Зато наличествовали сумерки, а также какие-то ангары, краны и прочая экзотика, которую в мегаполисе можно увидеть не всегда и не везде.

Мы прибыли в Южный порт.

Глава 5

— Приехали? — поинтересовался я, зевнув.

— Проснулся? — повернулся ко мне Нифонтов. — Как раз вовремя. Кофе хочешь? У меня еще полтермоса этого дела имеется.

— Нет, — помотал головой я. — Не любитель. Чайку бы выпил с удовольствием, а кофе не люблю. Он горький. Пью по необходимости, но сейчас не тот случай.

— Если исходить из подобных вкусовых пристрастий, то ты и водку любить не должен, — заметила Евгения. — Она тоже не сильно вкусная.

— Так я и не люблю, — потянулся я. — И коньяк не жалую.

— Странный он, — обращаясь к напарнику, ткнула в мою сторону пальцем Мезенцева. — Кофе не пьет, водку не пьет, меня за задницу тогда не схватил, хотя возможность была практически легальная. Коль, стоит ли ему доверять?

— Если вопрос только в этом, я могу тебя за задницу прямо сейчас потрогать, — предложил я. — Нет проблем. А если пообещаешь по лицу меня не бить, то и за другие выпуклые части твоего трепетного юного тела. Это я всегда готов.

— Мяч на его стороне поля, — засмеялся оперативник. — Жень, парируй, отстаивай честь отдела.

Мезенцева подумала, почесала нос и показала мне язык.

— Тоже аргумент, — признал я. — Ладно, шутки шутками, а дело делом. Я так понимаю, нам вот в этот ангар надо?

То, что уродливое здание, рядом с которым стояла наша машина, являлось местом преступления, догадаться было несложно, больно много там было полосатых лент, которыми с недавнего времени, по примеру иностранных коллег, начали пользоваться наши органы правопорядка. Мол — «стой, здесь недавно кого-то убили».

— Ну да, — подтвердил Николай. — Но если напрямоту, то я толком даже не представляю, где искать этого неприятного духа. Есть у меня подозрения, что тут вся территория его владения, и он по ночам всю ее дозором обходит, как Мороз Воевода из стихов поэта Некрасова.

— Оптимистично, — вздохнул я.

— Я так думаю, он учует, что ты здесь, — на этот раз совершенно серьезно сказала Женя. — И непременно придет на тебя посмотреть.

— Согласен, — поддержал ее оперативник. — Про что-то такое мне одна из наших сотрудниц рассказывала. По сути своей, призраки вообще-то практически лишены человеческих чувств как таковых. Но вот себе подобных или, того хуже, тех, кто пришел по их душу, они чуют будь здоров как.

— Каламбур, — хихикнула Мезенцева. — Души чуют тех, кто пришел по их душу.

— Этому каламбуру сто лет в обед, — сообщил ей Нифонтов. — Кстати, еще старые призраки, те, что задержались на Земле и очень не любят живых, обожают эманации страха. Думаю, они их как-то улавливают, и им эти ощущения очень нравятся.

— Говорили мне про такое, — подтвердил я. — Человеческий страх для них, как для нас хорошее вино. Он их бодрит, и на мгновение создает иллюзию того, что они живы.

Мне про это русалки рассказали, между прочим. Они же тоже в каком-то смысле призраки. Не такие, как прозрачные тени в лунном свете, но тем не менее. Нежить, говоря по-простому. Нет в них жизни, а то, что есть, это одна иллюзия. И самая большая радость для них — забыться на дне водоема сном, в котором они снова будут живыми и настоящими, увидеть в нем лица тех, кто им когда-то был дорог, и ощутить внутри себя токи крови.

А чтобы получить эту награду, им надо забрать чью-то жизнь.

Вот и у призраков так же. Напугал кого-то — насытился его страхом. И вот тут-то в действие вступает абсолютно людская схема, которую бабушки у подъезда, созерцая помятого мужичка, утром бегущего в магазин, называют просто и емко: «Совсем спился».

Сначала призраки не хотят никого пугать, навещая бесплотными тенями дома родных и близких, но раньше или позже их кто-то замечает, и, что вполне естественно, изрядно пугается. Ну вот не любим мы, люди, визитеров с той стороны. Страшит нас Смерть в любом обличии, напоминает о собственной бренности и о том, что нас ждет после того как… Ну вы поняли?

Ощутив нечто, что напомнило ему о прошлом, призрак начинает экспериментировать и со временем неминуемо входит во вкус. Как пьяница или наркоман, он существует от дозы до дозы. И чем сильнее человеческий страх, тем большее удовольствие он получает, потому и выходки его раз от раза становятся все страшнее и опасней для людей.

Души, как верно было замечено, у души нет, остатки последних сдерживающих социальных факторов исчезают с распадом личности, бояться призраку нечего — все плохое, что с ним могло случиться, уже случилось. Он мертв, и его не приняли ни наверху, ни внизу. Более того — теперь ему совершенно непонятно, есть ли там что-то вообще. В той жизни говорили, что есть, и в свете этого требовали соблюдения неких нравственных норм, но, судя по нынешней не-жизни, выходит, что он никому не нужен. И еще — что ему ничего не грозит. Нельзя убить того, кто уже мертв.

По крайней мере, так думают они. Все-таки это бывшие люди. А людям свойственно полагать, что им известно все на свете. Но это не так.

На чужие беспризорные души всегда найдутся охотники. Есть колдуны, которые их заставляют служить себе с теми или иными целями, есть нечисть, которая всегда найдет применение бесхозному добру. Да и ведьмы тоже своего не упустят.

И это только те, кого мне назвали русалки. Думаю, есть и другие любители душеловства.

Жалко только они не объяснили мне, как именно, например, те же колдуны заставляют души себе служить. В смысле — технологически, от начала до конца, от поимки призрака до его разжалования из своих слуг.

И что вообще они ему поручают? Подслушивать? Подглядывать? Или чего похлеще?

А главное — как именно они их умудряются привязывать к себе? У любого, кто служит, что в обычном мире, что в этом, есть некий стимул. Ну или мотивация. Без нее никак. Вариантов этой мотивации немеряно — деньги, карьера, разные материальные блага, доза наркоты, три хрестоматийных щелбана по лбу служителя культа.

Но тут-то что? Какой интерес может быть у бесплотного существа, которое все, что было, оставило в прошлом?

Я, конечно, выдвинул тогда на берегу несколько версий, но ответа от русалок не получил. Они посмеялись, грудями потрясли, но сказать ничего не сказали. Так до сих пор и не знаю — угадал, не угадал.

Впрочем, не сильно и расстроился по этому поводу. Я не спешу, времени у меня много. Раньше или позже все равно узнаю. Опытным, так сказать, путем.

Пока я вспоминал и размышлял, Нифонтов, кстати, говорил практически про то жесамое.

— Страшен не тот призрак, который в темноте по квартире ходит, — вещал он. — Это-то ладно. Неприятно, но что уж теперь. А вот те, которые ощутили эманации человеческой смерти — вот это беда так беда. Это как хищники в живой природе. Если тигр раз мяса человечьего поел, то все, его непременно отстреливать надо. Для него теперь человек самая желанная дичь. Вот с призраками так же. Если перешел он грань, то хочешь не хочешь, надо на него охоту устраивать. А знаешь, как трудно старого сильного призрака упокоить?

— Не знаю, — честно ответил я.

— Очень. — Николай открыл дверь машины. — Я бы сказал — крайне. Теперь, правда, попроще будет, теперь у нас ты есть.

— У себя, — мягко произнес я, тоже выбираясь из салона.

— В смысле? — Нифонтов приложил ладони к пояснице и наклонился назад. — Уффф, хорошо!

— Я не у вас, — спинным мозгом чую, что все-таки размежевание интересов неминуемо. Если их сейчас не осадить, то запрыгнут они мне на спину и поедут. — Я у себя есть. Просто как-то не очень правильно выходит. В отдел к себе вы меня брать не хотите, а припахивать, похоже, собираетесь с завидной периодичностью. Коль, без обид, но прозвучало это именно так.

— А ты очень хочешь к нам в отдел? — прищурился оперативник.

— Боже сохрани! — замахал руками я. — Это так было сказано, для примера. Просто дружба дружбой, должок должком, но всегда есть некая реперная точка, под которой висит табличка «Грань между „надо“ и „хочу“». Ты же понял, о чем я говорю?

— А зубки-то у него есть, — с непонятной интонацией произнесла Мезенцева и хлопнула меня по спине. — Хоть и новорожденный ведьмачок, а гонор уже прорезался.

— Не в гоноре дело, — повернулся к ней я. — Профессиональная привычка, знаешь ли. Договариваться об условиях сотрудничества, а также проговаривать права и обязанности сторон всегда надо «до», а не «после». Это азы.

— В накладе не останешься, — без тени улыбки сказал Николай. — Если надо будет заплатить — мы заплатим.

— Не надо вот этого всего, — попросил я его. — Сейчас не о деньгах речь идет.

— Хорошо, — возможно, мне показалось, но некий ледок, появившийся было в его голосе, пропал. — В любом случае, мы всегда найдем пути разумного компромисса.

— Ты, главное, покажи, что вообще на что-то годен, — бросила мне Мезенцева, натягивая куртку. — А то, может, ты вовсе «пшик» и все. Так, муляж.

По-моему, я все-таки потерял свое золотое место в ее сердце. Максималистка она, похоже.

Да и черт с ней. Моя задача сейчас дать им понять, что в обозримом будущем нельзя будет поступать так, как сегодня. То есть приезжать тогда, когда им этого захочется и тащить меня с собой невесть куда. Как минимум надо будет перед этим позвонить и поинтересоваться моим мнением на этот счет.

— Коль, еще один вопрос, — обратился я к оперативнику, который как раз щелкнул зажигалкой, прикуривая сигарету. — Помнишь, ты мне обещал подогнать книгу нашего общего друга?

— Какую книгу? — удивился Нифонтов. — Какого друга?

— Который на кладбище в канаву свалился и там шею свернул, — пояснил я.

— А, ты об этом. — Николай затянулся сигаретой, а после ловко выпустил кольцо дыма. — Увы, дружище, увы. И рад бы тебе ее отдать был, да только к нам в руки она не попала. В офисе мы ее не обнаружили, хоть и перерыли в его кабинете все. Мы тогда СК на «хвост» сели, с ними в здание прошли. И в особняке его загородном тоже ничего не нашли. Я так думаю, у него где-то еще «лежка» была оборудована. Но где — фиг знает. Повторюсь — мы не нашли. Кабы еще его слугу прищучить и разговорить, то был бы толк, но и его тоже никто не видел. Как в воду канул.

— А мне кажется, что он умер после смерти хозяина, — неожиданно вступила в разговор Мезенцева. — Ведьмак сильно старый был, вот слуга с ним и сроднился до такой степени, что не пережил его гибели.

Как по мне — чушь полная. Погоревать слуга после смерти хозяина, конечно, может, Родька вон тоже сначала за Захаром Петровичем сильно убивался. Но умирать по этому поводу он точно не станет. И меня он тоже переживет.

Но вслух я этого говорить не стал. Не стоит расширять трещину, которая образовалась между мной и рыжей оперативницей. Я всегда исхожу из того принципа, что в этой жизни по возможности не стоит портить отношения с людьми сверх меры. Никогда не знаешь, как оно все дальше повернется, и кто когда тебе понадобиться сможет. Ты сегодня с кем-то поругался, а завтра он окажется тем единственным человеком, который сможет тебе помочь. И что тогда делать?

Вот то-то и оно.

— Какой феерический бред, — сообщил напарнице Нифонтов. — Жень, поменьше романтики. Ну или выплескивай ее в другую область, что ли? Роман вон напиши, про дракона, принца и грудастую второкурсницу из нашего мира, которая к этим двоим попала и в обоих влюбилась, а после на «Самиздате» его выложи. И назови как-нибудь эдак… Ну я не знаю… «Между драконом и принцем».

Я не удержался от смешка, и заработал еще один неприязненный взгляд зеленых глаз Мезенцевой.

— Ладно. — Николай бросил окурок на асфальт, растоптал его носком черного кроссовка и глянул на звездное небо. — Однако почти ночь. Пошли сначала в этот ангар, есть причины, по которым именно с него стоит начать. Опять же — вдруг Женька права, и он притащится просто на тебя посмотреть? Ну а если до полуночи он не заявится, вызвоним Викторию, пусть она нам поможет.

— Лучше бы без нее обойтись, — высказала пожелание Мезенцева. — Я себя в ее присутствии не очень хорошо ощущаю. От Вики постоянно холодом веет, будто она вся изнутри промерзла. И слова доброго не дождешься. Да и вообще хоть какого-то. Только по работе если что скажет.

— Зато ты за двоих языком мелешь, — справедливо отметил Николай, а после сказал мне: — Вот, а ты еще к нам работать хочешь идти. Оно тебе надо?

— Не надо, — заверил его я. — Теперь уж точно. Пошли уже в ангар, а? Неуютно мне как-то.

И это было правдой. Не знаю почему, но я ощущал себя приблизительно так, как в свое время на корпоративе, когда меня на сцену вытащили, речь от отдела финансового мониторинга говорить. Ты на сцене стоишь, а на тебя все смотрят.

Хотя кто тут на меня глазеть мог — понятия не имею. Вокруг ни души, и в ангарах с окнами тоже никак.

Нифонтов, услышав мои слов, мигом посерьезнел и обвел взглядом окрестности.

— Вроде никого, — негромко сказал он мне. — Но даже если мы ничего не замечаем, это не означает, что дело обстоит именно так. Женя, страхуй нашего друга со спины.

— Все как всегда, — отозвалась Мезенцева. — Ты впереди, на лихом коне, а я, так сказать, в этой самой. Со спины страхую.

— Господи, — снова уставился в небо Нифонтов. — Ты хоть знак подай мне, разъясни непонятливому — вот в чем я так перед тобой провинился?

— Если покопаться в твоем прошлом, то найти можно, — уверенно заявила Евгения. — Как и у любого из нас. Ну кроме меня, разумеется.

— Саш, скажи, а вам в службу безопасности сотрудники не нужны? — направляясь к двери ангара, на ходу спросил меня оперативник. — Я просто знаю одного хорошего парня, с образованием, с опытом работы в государственных структурах.

— Без понятия, — отозвался я. — Но могу узнать, если хочешь.

— Если ты из отдела сбежишь на частные хлеба, то я тебе во снах являться буду, — пообещала Нифонтову его напарница. — Каждую ночь. И не голенькой, как бы ты того хотел, а в виде немого укора. Вот так буду на тебя смотреть, и еще пальчиком укоризненно грозить. Ты меня знаешь, я заморочусь, но способ, как это сделать, найду. А если погибну, по причине того, что меня никто не подстраховал, так и в виде бестелесной сущности начну приходить. Ввек не отвяжешься.

— Язык прищеми! — уже не в шутку рассердился оперативник и сорвал с двери бумажку с синеющей на ней печатью. — Думай, что мелешь! И в чьей компании!

Мезенцева несколько раз хлопнула себя ладонью по губам и виновато потупилась.

Интересно, он под словом «компания» имел в виду себя или меня? Если меня — то это даже как-то очень обидно прозвучало.

Внутри ангар был еще неприглядней, чем снаружи, это я оценил сразу после того, как Нифонтов, войдя внутрь, дернул какой-то рубильник на стене, после чего зажглись тускловатые лампы. Хотя — это же не коттедж и не офис, а складское помещение, причем практически пустое. Только в центре была свалена куча частично поломанных деревянных поддонов из тех, на которые грузят плитку, стройматериалы и вообще что угодно, да по углам стояли какие-то металлические стеллажи. И все.

Впрочем, нет, не все. Неподалеку от груды поддонов, на полу я сразу приметил некий рисунок, который здорово смахивал на те, которые в сериале «Сверхъестественное» братья Винчестеры то и дело рисуют. Ну, круг и в нем куча непонятных завитушек, вроде как магических символов.

Сдается мне, именно на это творчество народов мира та самая Виктория, которую то и дело поминают мои спутники, приманивала местное привидение. И приманила, судя по тому, что круг выглядел частично выгоревшим изнутри.

Стало быть, соврал Нифонтов. Он-то говорил, что, мол, не хотят они с этим связываться. На деле же вон, все в наличии.

А еще тут обнаружилось неприятно выглядящее бурое пятно, в котором я без особых сложностей опознал засохшую кровь. И, судя по размеру этого пятна, она просто-таки хлестала из того, кого здесь препарировали. Хотя как оно по-другому может быть? Если человеку варварским способом в бытовых условиях вскрывают грудную клетку, то огромная кровопотеря неизбежна. Равно как и летальный исход.

Не могу сказать, чтобы я запаниковал, увидев всю эту красоту, но оптимизма мне она точно не добавила. Хоть я и заматерел маленько за последние месяцы, но привыкнуть ко всему этому окончательно довольно сложно.

— А почему мы пришли именно в этот ангар? — спросил я у оперативника, который стоял рядом с магическим символом и что-то пытался в нем рассмотреть. — Здесь убили последнюю жертву?

— Первую, — откликнулся Нифонтов. — Тут все началось.

— Не вижу логики, — почесал затылок я. — Разумнее было бы идти туда, где нашли последнюю. Так сказать — по свежим следам.

— Недопонимаешь, — возразил мне Николай. — Первая кровь всегда самая сильная. Ясно же, что это не гуль какой-нибудь орудует, что убивают людей не ради еды или удовольствия, а с какой-то четкой целью. Скажу больше — это, вероятнее всего, часть обряда или ритуала. А в них первая и последняя кровь самые сильные и знаковые. И, как правило, проливают их в одном и том же месте.

— Еще бы понять, что за ритуал, — вздохнула Евгения. — Тогда все намного упростилось бы.

И вот как только она договорила, я услышал сиплый звук, раздавшийся из дальнего и темного угла ангара. Старческий такой, деды, которые летом на лавочке у нашего подъезда «козла» забивают, подобным макаром то ли кашляют, то ли смеются.

А вот мои спутники ничего не услышали, это точно. Николай — тот воплощенное хладнокровие, он мог бы и вида не подать, но не Евгения. Она бы завертелась, как юла, и начала за кобуру хвататься.

— Надо же, — громко сказал я, стараясь не смотреть в тот угол. — Никогда бы не подумал. Мне казалось, что в ритуале главное не то, когда и где кровь пролили, а то, что это произошло.

— В серьезном ритуале все важно, — мрачно ответил мне Нифонтов. — Ну а если он из тех, что связаны с призывом каких-то сущностей, которым на нашем плане бытия вообще не место, то особенно.

— Что бы ты понимал в призывах сущностей! — услышал я голос, причем глумливый донельзя. — Сопляк! Не можешь отличить ритуальное убийство от обычного, а туда же!

Я по-прежнему не видел того, кто это говорил, но одно мне было ясно — это тот, кто нужен оперативникам. И этот «кто-то» на редкость неприятная личность, по голосу слышно.

У меня в голове пронеслось сразу несколько вариантов развития событий. Можно и дальше его провоцировать, выведывая крохи информации вот таким же ассоциативным способом. Можно еще его немного разозлить, нелестно отозвавшись о местных призраках, которые мух не ловят и дают на своей территории творить подобные вещи. Правда, этот вариант чреват тем, что призрак может не немного разозлиться, а изрядно.

А еще можно не темнить и дать этой сущности понять, что я знаю о ее присутствии. От «противного» вариант, но почему бы и нет? В конце концов, что могу, то и делаю. Им был нужен призрак? Вот он. Поговорить с ним надо? Чем смогу — помогу.

— Так это было не ритуальное убийство? — я уставился в темный угол. — О как. А если поподробнее?

Женька было открыла рот, чтобы что-то сказать, но Нифонтов остановил ее, ухватив за руку. Он сразу все понял.

— Думал — померещилось, — сообщила темнота. — Так ты ведьмак.

— Ведьмак, — подтвердил я. — А что в этом удивительного?

— Да как же, — снова закхекала темнота. — Две ищейки из шифровального отдела ОГПУ в компании с ведьмаком! Да такого сроду-роду не было! Ладно, чародейку они с собой в тот раз притащили, те на них всегда работали, но чтобы ведьмак с этими псами в одной упряжке ходил… Никогда эдакого дива не видел.

Сдается мне, что есть в моих познаниях о мире Ночи огромный пробел, в разделе, где содержатся знания о том, с кем дружить можно, а с кем нельзя.

И еще — интересная, должно быть, история у того отдела, в котором эти двое работают. Как их только ни называли — и «судными дьяками», и «коллежскими асессорами». Хотя последнее, возможно, больше указывает на социальный статус, чем на профессию. А теперь к чему-то еще и шифровальный отдел ОГПУ приплели. Кстати, причем тут это-то? Или в те времена, когда ОГПУ было, их предшественники заодно и шифрованием занимались?

— Время идет, все меняется, — решил немного реабилитировать себя я. — Двадцать первый век на дворе.

— Может, и так, — ответил мне невидимый собеседник. — Только вот вашего брата эти бравые ребята как в старые времена особо не жалели, так и сегодня жалеть не будут.

И вот тут я наконец увидел того, с кем вел разговор. Это был старик, естественно, полупрозрачный, как и положено порядочному привидению. И, разумеется, довольно мерзкого вида. Особенно впечатляла его голова, рассеченная на две части аж до самого рта, и босые ноги, покрытые огромными язвами, такими, какие остаются после серьезных ожогов. Сдается мне, что последние минуты жизни этого старикана были сильно неприятными. Кстати, и призрачная одежда была вся в лоскуты порезана, как видно, ногами дело не ограничилось. Пытали перед смертью этого старика изрядно.

— Красив? — не без удовлетворения поинтересовался у меня призрак.

— Не то слово, — подтвердил я. — Это за что же с тобой так распорядились?

— Да было за что, — знакомо заперхал старик. — Обещал я одному лихому человеку дело его добыть на Лубянке, да ему передать, за мзду, само собой. Когда в восемнадцатом году ВЧК из Петрограда в Москву переехало, они же с собой все архивы привезли, дело это среди них лежало. Да вот беда — не смог. А человечек этот мне не поверил, подумал, что я на него решил чекистов навести. Ноги мне огнем жег, тело ножом резал, а после топором череп раскроил. Эх, мне бы, дураку, ему встречу не тут назначить, а где в другом месте. Убить бы он меня все одно убил, но мучений было бы меньше.

Интересный какой старичок. Он, наверное, Дзержинского видел. И даже Ленина. Круто!

— Сочувствую, — произнес я — Но это дела минувших дней. Мне бы поподробней узнать о том, что здесь произошло.

— Здесь-то? — призрак подлетел ко мне поближе, его рот скривился в безобразной гримасе. — Смертоубийство, что же еще! Бедолаге одному тварь сердце вырвала и с собой утащила.

— Что за тварь? — по возможности мягко, стараясь не обращать внимания на глумливые интонации, спросил я. — Откуда она взялась, где прячется?

— И где же она прячется? — повертел головой призрак, причем одна ее часть не успевала за другой, смотрелось это прямо-таки по-мультяшному, я чуть не улыбнулся. — Где? Там нет. И там нет. А в карманах у меня? Эх, беда-досада, тоже нет.

И старик похлопал себя ладонями по лохмотьям, как бы демонстрируя мне, что и вправду у него ничего нет.

— Шутку оценил, — уже более жестко произнес я. — Смешно. А теперь ближе к делу.

— Это можно, — покладисто согласился призрак. — У меня и ответ припасен на все твои вопросы. Да вот он!

И у меня перед носом оказался кукиш, сложенный из сине-прозрачных пальцев руки. Сей жест сопровождался на редкость неприятным ухающим заупокойным смехом.

— Ну, как тебе мой ответец? — заливался призрачный старик. — Нет, только подумай — приперся сюда и думает, что все по его будет! Ты, дурак такой, радуйся, если я вас отсюда вообще отпущу живыми! Раз простил, два простил, даже чародейку с рук спустил, но всему же предел есть! Ведьмака мне сюда притащили! Я людей всегда терпеть не мог, а с тех пор, как вы травы на моей могиле повадились обрывать, и вовсе ненавижу!

Ну насчет того, что он не выпустит нас отсюда живыми, призрак перегнул, и изрядно. Как бы он ни был силен, с нами ему не совладать. Хотя на несведущего человека его облик мог произвести впечатление, что да, то да. Да я сам, к примеру, увидь такое где-то в начале лета, так непременно бы очень проникся. Не до смерти, понятное дело, и не до испачканных штанов, но изрядно. Скажем так — долго бы еще со включенным светом спал после такого.

А призрак еще и жути поднагнать решил — на моих глазах с его разваленной на две части головы исчезло то, что с натяжкой можно было назвать лицом, и теперь на меня издевательски таращились пустые глазницы черепа.

Не знаю почему, но именно это меня выбесило окончательно. Правильно Вавила Силыч говорил — не со всеми в мире Ночи можно вопросы по-хорошему решить, кое-кого надо сразу на место ставить. А отдельных, особо непонятливых, и на колени, чтобы знали, с кем разговаривают. Я, понятное дело, фигура пока что невеликая, не сказать — никакая, но терпеть подобное не собираюсь. К тому же что у них, что у нас наверняка действует один и тот же закон — если хоть раз подставился доброй волей, то на второй тебя уже никто спрашивать не будет, просто нагнут, да и… Невесело будет, короче.

Причем о том, как именно мне удастся показать кто есть кто разошедшемуся призраку, я как-то и не задумывался. Собственно, все, что я пока умел делать, это отпускать те души, которые сами не против покинуть земную юдоль. Как задать перцу тем, кому и здесь неплохо, мне было неизвестно.

Но я поступил просто и привычно, так, как много раз это проделывал в своей беспокойной юности. В ней у меня перед лицом много раз махали кулаками, и тогда я этого тоже очень не любил. Проще говоря, цапнул привидение за запястье и с силой крутанул его руку, добавив при этом:

— Страх совсем потерял, хрень бесплотная!

Самое забавное было в том, что мои слова частично противоречили тому, что я сделал. Призрак оказался вовсе не бесплотным. Правда, назвать то, что ощутили мои пальцы, чем-то материальным тоже нельзя. Более всего это было похоже на обжигающе-ледяное желе. Не очень приятные ощущения, не стану скрывать. В руку будто моментально впились сотни маленьких иголок. Я как-то в детстве сдуру цапнул из коробки с мороженым сухой лед, вот это очень похоже по ощущениям.

Но я — ладно. Как же этим всем был ошарашен мерзкий старикашка! Во-первых, мое движение заставило крутануться его вокруг своей оси, причем к концу оборота череп снова оброс призрачным мясом, после чего обрел пусть и неприглядные, но зато оригинальные черты. Во-вторых, он явно ничего подобного не ожидал, за десятилетия привыкнув к собственной неуязвимости.

Но это все ничего. Главная неприятность у него была впереди. Старик привык к тому, что его существование пусть и неказисто, но зато полностью защищено от всех неприятностей материального мира. Например, таких, как боль и страх. Я же заставил его вспомнить о том, что это такое, поскольку сначала к этой нежити пришла боль, а после возвратился и страх.

Запястье его руки, за которое я схватился, стремительно начало менять свой цвет, из нереально-голубоватого становясь багровым. Мало того — я начала ощущать, как рука старика истончается, словно тает.

Сам же призрак орал благим матом, требуя, чтобы я его отпустил.

— Да нет проблем, — даже обрадовался я и выставил перед собой ладонь второй руки, делая вид, что вот-вот припечатаю ее к его лбу. — Как скажешь. Правда, уж не знаю, куда тебя после этого занесет, но что не в рай — это точно.

— Не надо, а? — жалобно проскулил старик и снова громко заорал, поскольку я, опасаясь, что вот-вот кисть призрака оторвется, перехватил его руку повыше, ближе к локтю, тем самым добавив нежити новых болевых ощущений. — Ну не знал я, что ты не травник и не целитель! В вашем племени других ведь и не бывает почти! Кабы сразу понял, что ты из слуг Мары, то даже носу бы сюда не показал!

Мары? Что за Мара такая? И с какого перепугу я стал ее слугой? Мы не рабы, рабы не мы.

— Говори, что видел! — потребовал Нифонтов. — Быстро, пока он не сделал то, что обещал!

Оказывается, после всех этих манипуляций и кульбитов, старика-призрака узрели и оперативники. Слетела с него невидимость.

— Все расскажу! — заверещал призрак. — Но пусть он меня сначала отпусти-и-ит!

Глава 6

— Отпусти его, — сказал Нифонтов.

— Сбежит ведь, — в один голос сказали мы с Евгенией, причем интонация была одинаковой у обоих.

— Никуда он не сбежит, — оперативник подошел к извивающемуся, словно угорь на крючке, призраку. — Верно?

— Верно, верно, — истово произнес старик. — Обещаю, все расскажу! И покажу! Только пусть твой ведьмак руку мою отпустит!

— Саш, — в голосе обратившегося ко мне оперативника я услышал даже не просьбу, а приказ, и это мне очень не понравилось.

Ладно, хозяин — барин, пусть будет так. В конце концов, не мне это нужно. Хотя — вру. Жалко будет, если этот красавец улизнет, поскольку и у меня к нему кое-какие вопросы появились.

Как только я разомкнул свои пальцы, призрачный дед зашипел, как масло на раскаленной сковородке, и немедленно принялся нянчить свою конечность. Кстати, очень необычная цветовая гамма получилась — прозрачно-голубая рука с багровыми вкраплениями там, где отпечатались мои пальцы.

— Говори, — потребовал Нифонтов. — Кто, что, где?

Призрак злобно на него зыркнул, но, против наших с Женькой ожиданий, и не подумал сбегать, а, напротив, выполнил приказ.

— Никакой это не ритуал, — сообщил он нам. — Обычное убийство.

— Да ладно? — с сомнением прищурился Николай. — Слабо верится.

— Ладно, не очень обычное, — признал призрак. — Четверых этих не человек убил, а магией призванная тварюка порвала, что есть — то есть. Но это не жертвоприношение. Людей убили вовсе не для того, чтобы выгоду какую с той стороны получить или для чего-то в этом роде. Просто вот этот сарай железный, и еще десятка два таких же по соседству кое-кому приглянулись, понимаешь? А тот мужик, что их арендует, отказался идти на уступки. Сам этот разговор слышал с месяц назад. Ему и деньги предлагали, и еще чего-то, и запугивать пытались, а он знай всех посылает куда подальше.

— Я фигею, дорогая редакция! — изумленно произнесла Мезенцева. — И чем дальше, тем больше.

— Зато теперь все более-менее встало на свои места, — подытожил Нифонтов. — Кстати, очень элегантно придумано. Сама посуди — преступление есть, а следов нет. Наши коллеги ведь ничего не найдут, в лучшем случает выжженные пентакли там, где эту тварь призывали. И даже внимания на них не обратят, потому что не свяжут одно с другим, подумают, что сатанисты баловались, это обычное по нашим временам дело. И никто ничего никогда не докажет. А цели своей тот, кто это все устроил, добьется наверняка. Убийства-то не прекратятся до тех пор, пока упрямец на попятную не пойдет.

— Уже пошел, — подал голос призрак. — Четвертый покойничек троюродным братом хозяина ангаров был. Тело в авто специальное еще погрузить не успели, а хозяин этот уже позвонил кому-то и сказал, что готов все подписать. Ну и условия начал обговаривать. Смерть смертью, а деньги деньгами. Только, думаю, все одно получит мзду меньше, чем мог бы вначале.

— Если честно — хрень какая-то, — наконец высказался и я. — Тут же ангаров — пруд пруди, чего кто-то именно к этим привязался? Что в них такого?

— Это северная часть порта, — сказал призрак.

— И? — по-прежнему ничего не понимал я.

— В северной части любые помещения всегда заняты, — пояснил старик брюзгливо. — Ты не смотри, что сейчас здесь пусто, это просто давеча товары вывезли. А вот в южной части, особенно на дальних территориях, есть ангары, которые месяцами порожняком стоят. Там есть пара таких мест, куда даже я не суюсь, понятно?

— Не понятно, — опять начал злиться я. — Причем от слова «совсем».

— Северная часть порта стоит близ воды! — проорал призрак, который, похоже, тоже потихоньку выходил из себя. — И не просто воды, а текучей, то есть — реки! Пусть даже и засранной людьми до невозможности. А южная — там, где раньше было болото! И не какое-то простое, а то, которое в народе прозвали «Сукино». Ни на какие мысли такое название не наводит?

— Мало мы с тобой еще знаем, Женька, — сказал напарнице Нифонтов, причем без малейшей иронии или издевки. — Надо больше читать. Если бы мы за эту ниточку сразу потянули, то, может, пары смертей и не случилось бы. Скажи, старик, он ведь эту тварь как раз там, на южной территории, вызывал?

— Конечно, — подтвердил призрак. — Есть там один ангар, ржавый донельзя, так его не то что я, даже крысы стороной огибают. Потому как стоит он в аккурат на том самом месте, где когда-то местный трясинный царь жил. Вот в нем этот дурак тварь из небытия и вызывал. А ей чего ж не прийти? Милое дело. И место самое что ни на есть подходящее, и смертью там смердит так, что будь здоров. Этот порт кто строил-то, знаете?

— Нет, — сразу ответил я, Нифонтов и Мезенцева чуть погодя ответили так же.

— Заключенные его строили, в конце тридцатых, по большей части политические, — отчего-то с долей злорадства поведал нам старикан. — Воры — они социально близкими значились, а эти умники никому тогда не нужны уже были, ни живые, ни мертвые. Тут и сейчас, если поглубже копнуть, либо череп выкопаешь, либо кости. Так что для призыва зверюки из небытия здесь все замечательно подходит. А ей и в радость! Тем более что на закуску еще и душа человечья с сердцем достанется.

— Все равно непонятно, — гнул свою линию я. — Ну ладно, мы с вами знаем, что тут вода, а там погано. Но остальные-то? Арендаторам-то откуда ведомо, что за этим всем есть вот такая подоплека?

— Народная молва, приметы, традиции, — объяснил мне Нифонтов, и призрак, соглашаясь с ним, кивнул. — Здесь товар всегда в порядке, а там, небось, то все сгниет в одну ночь, то подмокнет, или еще что. Да, старый?

— Так и есть, — подтвердил призрак. — Не всегда и не все, конечно. С той же тяжелой техникой ничего не будет, что ей сделается? Но вот с чем попроще — это да, всякое случается. Особенно тканям достается. Последним трясинным царем здесь колдун был, которого в этом самом болоте живьем утопили. Руки-ноги местные крестьяне ему связали, сукном крепким обмотали, да и сунули в чарусью вперед головой. Правда, потом пожалели, конечно. Помереть-то он помер, да больно крепок душой оказался. Прибил местного трясинника и сам его место занял. Ох, много народу в этом болоте смерть нашло! А уж когда его осушали, что он творил! Я, кстати, до той поры, пока порт не построили, сам под кочками полтора десятка лет прятался, чтобы он меня не учуял. К такому в рабство попадешь — света не взвидишь!

— А что с ним потом стало? — полюбопытствовал я. — После того, как болото осушили?

— Нет болота — нет трясинника, — со знанием дела пояснил мне призрак. — Колдун-то он был колдун, да ведь договор со стоялой водой никто не отменял, тот, что он после смерти старого трясинника заключил. Воде стоялой души, что он загубил, а та ему за это жизнь вечную и власть безграничную над болотом. А как стоялой воды не стало, так и он окочурился.

Чем дальше, тем больше новой информации. Теперь вот какая-то «стоялая вода» появилась. Нет, интуитивно я понимаю, о чем идет речь, но все равно ощущаю свою тотальную неграмотность в восприятии этого нового для меня мира. Хотя это нормальное ощущение, на самом деле. Если человек попадает в новую для себя среду и через пару дней говорит, что ему уже все понятно и привычно, то он непременно врет. Так не бывает. Чтобы уловить закономерности и упорядочить все полученные данные, в любом случае нужно время.

Я вот, когда только пришел в банк работать, более-менее освоился только к концу первого месяца. Причем куда сильнее «менее», чем «более».

А в самый первый день вообще приполз домой, сполз по стеночке в коридоре и грустно сказал своему отражению в зеркале:

— Блин, какой же я тупой!

Это потому, что я вообще ничего не понял из того, что за этот день видел.

Но это — нормально. Из «ничего» не может сразу же возникнуть «что-то».

Вот только в банке время на учебу у меня было, а здесь… Не факт, не факт.

А еще имеется в словах призрака некая нелогичность. Если дух бывшего колдуна-трясинника исчез с концами, то кто товар портит?

Впрочем, не думаю, что это самый важный вопрос из тех, что могут к нему возникнуть.

Так же рассудил и Нифонтов, который перешел от дней былых к делам насущным.

— С местом определились, — заявил он призраку, с конечности которого уже полностью пропала краснота, а во взгляде, наоборот, снова зашевелилась наглость. — Теперь расскажи нам о том, кто это был.

— Зверюка-то? Так черная, как из мрака слеплена, — ответил старик. — Хотя они, которые нежить с той стороны, все такие, других сроду не видал. Ну и как положено — клыки, когти, пасть вот такенная.

— Да с ней все понятно, — отмахнулся оперативник. — Тот, кто ее призвал, меня интересует. Он кто вообще был? Колдун, или кто попроще?

— И почему ты его «дураком» назвал? — добавила от себя Евгения.

Надо же, не пропустила она это слово, запомнила и к месту вопрос про него задала. Удивлен.

Если честно, то из этой парочки я больше уважал Николая. Он, конечно, на меня сел и поехал, не без этого, но при этом в нем есть некая основательность, в которую веришь. Скажем так — с ним в баню идти можно и спиной к нему там поворачиваться.

А Женька… Она напоминает одну мою одноклассницу по имени Ксения. От нее с первого класса до последнего было много шума и гвалта, она болтала не умолкая. Но при этом за все одиннадцать лет она ничего путного так и не сказала. Ни разу.

И тут — на тебе. У нее, оказывается, и память есть, и соображалка.

— Так дурак он и есть, — охотно ответил призрак. — Кто же по доброй воле в проклятом месте такую нежить призывает? Тронуть она его не тронет, перед вызовом заклинание правильное было прочитано, на защиту, но все одно — не жилец он. Это как парами ртути надышаться — сразу не помрешь, но все одно дорожку на тот свет ты уже себе протоптал. Год-другой — и все, «со святыми упокой». Вот и здесь то же самое. Мрак его уже пометил, и жить этому дураку осталось до следующего снега, не больше. Либо печень откажет, либо легкие. Или еще чего. И легкой смерти ему не ждать.

— Стоп! — нахмурился Нифонтов. — Я правильно тебя понял? Это что, был обычный человек? Не из тех, для кого Луна второе Солнце?

— Так про что и речь! — закхекал старикашка. — Не чародей, не чернокнижник. Все по бумажке делал — и круг со знаками чертил, и заклинание читал. Только где именно ей жертву искать, без чужой подсказки рассказывал.

— А так можно? — уставился я на Нифонтова. — Серьезно? Типа «практическая магия»?

— Всякое бывает, — расплывчато ответил мне оперативник. — Слушай, а как же ты это все видел? Ты же тот нехороший ангар на пару с крысами седьмой дорогой огибаешь?

— Так любопытство, — не стал кокетничать призрак. — Я и в первый раз учуял, что там черную волшбу творят, а на второй пошел поглядеть. Правда, мне того раза хватило за глаза. Тварь из мрака, когда возвращалась обратно, меня учуяла. Если бы ее заклинание не держало, тут бы мне конец и настал. Любят они бродячие души жрать, паскуды такие.

— А обратно она возвращалась, чтобы показать заклинателю, что дело сделано, — утвердительно произнес оперативник.

— Ну да, — кивнул старикан. — Он дал ей разрешение сердце схарчить, а после отпустил. И сам ушел, его машина около южного входа ожидала. В другие разы наверняка то же самое было. А, вот еще что. Стошнило его после этого. Видно, не привык он требуху людскую разглядывать.

— А что человек — молодой, старый? — тут же спросил Нифонтов. — Как выглядел?

— Молодой, — ответил призрак. — Вон ведьмаку твоему ровесник, кабы даже не помоложе. Без бороды, сам весь гладенький, чистенький. Очень похож на продавцов, что в нэпманских магазинах работали. Галстух у него на шее, костюмчик хорошего сукна.

— Клерк, — безошибочно определила Женька. — Сто пудов — обычный клерк. Посулили ему повышение, вот он в это и впрягся. И вправду дурак.

— Не дурнее нас с тобой, — возразил ей Нифонтов. — Для него подобное — дикость, бабушкины сказки. Представляю, как он удивился, увидев, что магия бывает на белом свете. А уж про то, что место это убьет его вернее любой научно обоснованной радиации, он и сейчас помыслить не может.

— Будете искать и спасать? — полюбопытствовал я.

— Искать — да, обязательно, — ответил мне оперативник. — А спасать — нет.

— Чего ж так? — не удержался я от колкости.

— А смысл? — пожал плечами Николай. — Он все равно не жилец. В отличие от все той же радиации, воздействие которой хоть как-то можно уменьшить, здесь ничего уже не сделаешь. Он сотворил то, что делать никак нельзя — призвал тварь из Мрака и натравил ее на человека. За свой интерес он заплатил чужой кровью. Это приговор. Не наш, а кого-то другого, кто в незапамятные времена установил правила существования на этой планете.

— Ты о Боге? — уточнил я.

Призрак засмеялся, Женька отвела глаза в сторону.

— Можно сказать и так, — произнес Нифонтов. — Главное, что ты понял, о чем я веду речь. Но поговорю я с этим горе-призывателем обязательно. Тема уж больно паршивая получается.

— Четыре трупа — что уж тут веселого? — поддержал его я.

— Трупы — это очень плохо, но основная беда в другом, — Нифонтов вздохнул. — Кто-то запускает в оборот заклинания немалой мощи, причем сделанные так, что даже человек, незнакомый с тем миром, в котором мы с тобой живем, запросто может их использовать. Это хуже любых убийств, пусть даже и неоднократных. Сегодня это, а что будет завтра?

— Очень хорошо были сделаны заклинания, — не без злорадства отметил призрак. — Просто отлично. И главное — инструкция к ним прилагалась крайне подробная. Прямо по шагам расписанная. Я в нее заглянул, еще до того, как листочек сгорел.

— Кто сгорел? — захлопала глазами Женька.

— Говорю же — листочек, — сердито сказал старик. — Как только пентакль сработал и тварь в нем стала появляться, листочек с инструкцией и полыхнул синим пламенем, прямо у этого дурака в руках. Причем синим — это я не привираю. На самом деле — им.

— Вот вам и еще одно подтверждение, — заметил Нифонтов. — Беда. Надо Ровнину докладывать и срочно этого горе-чародея за горло брать. Того, что здесь был, имеется в виду.

— Поди его сыщи, — хихикнул призрак. — Город-то как разросся! А сюда он теперь и носу не покажет.

— Куда он денется. — Женька зябко обняла себя руками за плечи. — Наверняка работает в той компании, которая себе эти ангары отжала, а уж ее-то вычислить несложно. Ну или в одной из дочерних фирм. Понятно, что там чистеньких в галстуках может быть много, но это же не город мелким ситом просеивать. Найдем, не в первый раз.

— Чародейку свою подключите, — процедил призрак и сплюнул. — Ну удачи вам. А я пошел, пожалуй.

— Погоди, — остановил его Нифонтов. — Сначала своди меня к тому самому ржавому ангару. Там же следы пентакля остались?

— Наверное, — буркнул старик. — Показать — покажу, а внутрь не сунусь.

— Жень, останешься с Сашей, — скомандовал Нифонтов.

— Чего это? — возмутилась девушка.

— У тебя пистолет есть, — объяснил ей оперативник. — Сама посуди — ночь на дворе, место глухое. Мы несем ответственность за привлеченного нами к операции человека. Будешь его охранять.

Темнит, как всегда, мой новый приятель. Ну и ладно, это его дела. Мне лично на это наплевать. Да и веселее вдвоем будет. Если откровенно, куковать тут в одиночку совершенно неохота, так что в компании мне будет повеселее. Даже при условии, что компанию мне составит эта рыжеволосая заноза.

— Гад ты, Колька, — насупилась Мезенцева. — Не доверяешь.

— Наоборот, — мягко произнес Нифонтов. — Мне только пойти и сфотографировать, а тебе тут по сторонам головой вертеть и нападения каждую секунду ожидать. Что сложнее?

— Слушай, иди уже, куда тебе надо, — попросил его я. — Нечего страх на нас нагонять.

Шутки шутками, а мне как-то не по себе стало. И, главное, в чем парадокс — раньше я, как и всякий нормальный городской житель, боялся чего-то того, чего, как мне казалось, на самом деле и нет. В ночи, имеется в виду. В детстве страшился Бабайки, живущего в платяном шкафу, потом, когда подрос, еще чего-то такого, что днем казалось совершенно невозможным. Любой дом, любая квартира ночью наполняются звуками, поскрипыванием, шорохами, которые и взрослого человека заставят представить себе невесть что. Страхи перед темнотой в нас заложены изначально, они атавистичны, они идут из тех времен, когда наши предки носили демисезонные шкуры и поклонялись Солнцу, которое избавляло их от теней во тьме.

А теперь все изменилось. Я не боюсь тех, кто живет в лунном свете. Точнее — я знаю, на что они способны, а потому готов к встрече с ними. Но зато совершенно не желаю встретиться с подобными себе живыми и теплокровными особями, обитающими конкретно в этих местах. Что-то мне подсказывает, что в ряде случаев это может кончиться для меня рядом неприятных недугов, вроде перелома челюсти, сотрясения мозга и отбитых почек. Здесь не центр города, в котором полно блюстителей порядка. Ладно если на нас из темноты выйдут местные охранники или просто здешние работники. А если «синева», которая наверняка тут подрабатывает на ролях «поди-подай-принеси»? Или еще кто-то подобный?

Пока я обо всем этом рассуждал, мы покинули ангар, и Нифонтов с призраком, который витал над его головой, скрылись из вида. Мы же с Мезенцевой остались у машины.

Досадно, так я с этим призраком-долгожителем и не пообщался приватным манером. И, видимо, не пообщаюсь, поскольку ради беседы с ним я в эти глухие места не попрусь. Ну да ничего, у меня и другие собеседники найдутся.

— Кольке не говори, — сказала мне Евгения, открыла дверь машины и достала из своего рюкзачка пачку сигарет и зажигалку. — У него бзик на том, что девушка не должна курить. Ты, кстати, такими фобиями не страдаешь?

— Не страдаю, — заверил ее я. — Мне, если честно, пофигу. Легкие твои, здоровье твое, детей мне не ты рожать будешь, так что твори что захочешь.

— Что да — то да, — щелкнула зажигалкой Мезенцева. — Точно не я. В смысле — детей тебе от меня не видать. Ты не в моем вкусе.

Если она и хотела меня подначить, то зря. Я всю жизнь в женском коллективе и учился, и работал. Меня такими банальными вещами не прошибешь, ей для этого надо что-то посерьезней придумать.

— Слушай, а почему этот старый хрен сказал, что вы из шифровального отдела? — задал я девушке вопрос, который мне не давал покоя. — Нет, понятно, что так вы до войны назывались, он же еще про ОГПУ упомянул. Но шифровальный-то почему?

— Фиг знает, — немного разочарованно выдохнула дым Мезенцева, явно желавшая сплясать на моих костях и ожидавшая моей реплики в стиле «чего это я не в твоем вкусе». — Я историю отдела не очень хорошо знаю, все как-то не до того мне. Слышала только, что некто Бокий, который им в двадцатых-тридцатых годах того века руководил, был дядька знающий и рисковый до жути, но при этом изрядный темнила. Сам же знаешь, что в те времена мистику особо не разрешали, народ и партия коммунизм строили, а в нем подобной ерунде места нет. Вот потому, наверное, он его «шифровальным» и окрестил. Вроде как секретное подразделение, но без оккультизма всякого. Ты лучше у Кольки про это спроси, он любит в прошлом покопаться, точно все знает. Слушай, я тебе что, совсем не нравлюсь?

Что ж так банально? Прямо штамп на штампе. Как видно, совсем она меня ни в грош не ставит.

Даже обидно.

— А кто такая Мара? — и не подумав отвечать на столь откровенную провокацию, задал свой следующий вопрос я. — Наш новый прозрачный друг ее упомянул и сказал, что я ее слуга, мне же про это ничего не известно. А знать хотелось бы.

Мезенцева глянула на меня с интересом, затянулась сигаретой.

— Просто мне о такой слышать не доводилось, — пояснил я. — Она кто вообще?

— Она, вообще, богиня из славянского пантеона, — наконец соизволила продолжить беседу Евгения. — Так же известна в народе как Морана или Морена, в зависимости от того, мифологию каких именно славян мы имеем в виду.

— О как, — проникся я. — Вот про Морану я слышал. Или читал. Только в жизни бы не подумал, что она — реальность.

— Смолин, не пугай меня, — попросила Женька. — Какая реальность? О чем ты?

— Так он же говорил, — я махнул рукой в ту сторону, куда ушли Нифонтов и призрак.

— И что? — оперативница бросила окурок на асфальт. — Это призрак. Он такого наговорить может, что ой-ой-ой. Ему сто лет в обед.

— Знаешь, я месяц назад и в него не верил, — резонно заявил я. — А он — есть. И вон твари из мрака есть. И русалки.

— Да ладно! — заинтересовалась Мезенцева. — И что, у них правда вместо ног хвост? А какую-нибудь из них того? Ну ты понимаешь, о чем я? Просто где-то читала, что если у них на хвосте кое-какую чешуйку приподнять, то можно эту самую русалку…

— Блин, ты вообще о чем-то другом думать можешь? — возмутился я. — Прав Николай, плохо, что у тебя ни бывшего парня нет, ни настоящего хоть какого-нибудь.

Евгения захлопала глазами, и на момент стала похожа на обиженного ребенка.

— Извини, — буркнул я. — Не выспался, устал, да и вообще. Так что там с Марой этой самой?

— Папа-мама ее неизвестны, скорее всего это Предвечное Небо и Мать Сыра Земля, сестры у нее Жива и Леля, а муж у нее — Кащей Бессмертный, — отчеканила Евгения. — Официальное место жительства — правый берег реки Смородины, той самой, которая делит Явь и Навь, от Калинова моста сразу налево и идти до первого поворота. Вот и гадай, есть Мара на самом деле или нет?

— После такого склоняюсь к тому, что вряд ли, — признался я, почесываязатылок. — Особенно официальный супруг впечатляет. А дети у них есть?

— Я не помню, — почему-то виновато призналась Женька. — Вроде нет. Слушай, я так думаю, что он не конкретно эту Мару имел в виду. Просто старославянское «мара» — это, по сути, означает «смерть». Да это слово и сейчас в ходу. «Марево», например, или «мор». Вот он и сказал тебе, что ты слуга Смерти. По сути, ты же он и есть?

Скажу честно, подобная трактовка меня немного обескуражила. В таком аспекте я себя не рассматривал. Ну да, вижу мертвых, как выяснилось, даже могу их на место поставить, но слуга Смерти — это все-таки перебор.

Надо будет по сети полазать, поискать материалы про эту Мару-Морану. Наверняка в Википедии информации будет побольше, чем в голове у Мезенцевой. И про Бокия тоже почитать надо. Если ей своя история неинтересна, то мне, напротив, любопытно узнать, что там к чему. Вот выйду на работу и почитаю. Не тратить же свое свободное время на подобные вещи. Работа — она для того и существует, чтобы на ней делать все то, на что времени дома не хватает.

Блин, а это ведь уже послезавтра. Точнее — завтра, время-то за полночь уже. Вот и отпуск пролетел.

Только я загрустил о том, что три недели промчались как один день, как неподалеку от нас появился яркий огонек. Это со своей вылазки в недра порта вернулся Нифонтов. Он подсвечивал себе дорогу знакомым мне еще по визиту на кладбище миниатюрным «маглайтовским» фонариком.

— Все в порядке? — спросил он у нас и зашаркал подошвой кроссовка по асфальту. — У меня вот нет. Что за люди, ведь тут наверняка есть туалеты! Нет, обязательно надо кучу прямо на дороге навалить!

— Вытирай как следует! — переполошилась Женя. — Вся машина провоняет, этот запах потом фиг выведешь! Вон там трава есть, об нее три давай!!!

Нифонтов подошел к жиденькой серовато-зеленой поросли, с сомнением на нее поглядел, но выполнил требуемое.

— Есть пентакль, — вещал он попутно. — Прогоревший, но виден четко. Сфоткать я его на смартфон сфоткал, но сам никаких выводов сделать не могу. Надо Вику сюда везти. А место и впрямь поганое. Ни ветерка на улице, а там сквозит будь здоров как. Похлеще, чем у МИДа на «Смоленке».

— В смысле — «сквозит»? — задал я очередной вопрос. Нет, как интересно у меня общение с этими ребятами строится — я только и делаю, что им вопросы задаю.

— МИД в свое время тоже «зэки» строили, как и вот этот самый порт, — пояснил Николай, посветил фонариком на подошву, печально вздохнул и продолжил тереть ее о траву. — И, надо думать, что условия труда были не самые сахарные, а стало быть, и смертность немалая. Потому у главного входа в МИД, там, где пандус, всегда ветрено, прямо как у врат преисподней.

— И на «цокольном» этаже у них всегда холод собачий, — добавила от себя Мезенцева. — Наверху лето, жара, а там «колотун» невероятный.

Кстати — да. И вправду, сквозит там неслабо. Я же работаю в двух шагах от «мидовской» высотки, на Сивцевом Вражке, и мимо нее мне не раз проходить доводилось.

— А вы о чем беседы вели? — полюбопытствовал Николай. — Поди, она пыталась тебя очаровать и записать в свою армию безнадежных поклонников?

— Да и очаровывать не надо, — я решил немного подольститься к девушке. — Любой здравомыслящий мужчина нормальной ориентации по определению записан в ряды этой армии с самого начала полового созревания.

— Наглый врун, — припечатала меня Мезенцева. — Коль, он меня про Мару расспрашивал!

— А что Мара? — Нифонтов еще раз осмотрел подошву и на этот раз остался доволен результатом. — Сказки это. Фольклор в чистом виде. Призраки есть, гули есть, оборотни есть, упыри есть. Много кто есть. А вот чупакабры и старых богов нет. Все про них говорят, все про них слышали, но никто никогда их не видел. Саш, помнишь старую кошелку из твоей Лозовки? Ту, что тебя в лесу чуть не выпотрошила?

— Что значит — «помнишь»? — даже удивился я. — Мы с ней третьего дня даже раскланялись, когда я уезжал в Москву.

— Вот даже она их наверняка не видела, хотя лет ей как ворону, — назидательно произнес оперативник. — Так что не забивай себе голову разной ерундой. Все, поехали.

— По-моему, еще пахнет — заявила Евгения, даже не приближаясь к Николаю.

— Можешь вызвать себе такси, — предложил ей он. — Или своим ходом домой добирайся. Пешие прогулки очень полезны для укрепления сердечной мышцы. Саш, давай, лезь в машину, чего ждешь?

Над Москвой стояла ночь, МКАД наконец-то более-менее опустел, потому до моего дома добрались мы быстро.

— На чай напрашиваться не станем, — около подъезда сообщил мне Нифонтов. — Все понимаю, время позднее.

— И очень хорошо, — согласился с ним я. — Причем даже невежливым не боюсь показаться. Правда — устал я что-то. А в понедельник уже на службу идти.

— Спасибо тебе, — протянул мне руку оперативник. — Очень помог, серьезно. Без тебя мы бы этого красавца не разговорили, и результат был бы нулевой.

— Не согласен, — возразил я, и пожал его ладонь. — Убийства все равно прекратились бы.

— Но мы бы про это не знали, — пояснил Николай. — И ждали новых. Но самое главное даже не это. Теперь мы в курсе, что в городе появился некто, кто продает магические формулы обычным людям. Причем не какие-нибудь заговоры или привороты, а очень скверные и опасные заклинания. И у нас есть ниточка, за которую можно подергать. Благодаря тебе есть.

— Саша хороший, — не стал оспаривать его слова я. — Ну все, был рад повидаться. Пока!

— Увидимся, — то ли обнадежил, то ли пригрозил мне он. А контрольный в голову произвела Евгения, добавив от себя: — Мы теперь как ниточка с иголочкой! Чмоки-чмоки!

Машина мигнула бортовыми огнями и отбыла.

— Чмоки-чмоки, — пробормотал я. — Хорошо, что Фарида еще на вахту не заступила вместе со своей метелкой. Устроила бы мне она за эти «чмоки-чмоки». «У тебе жена беременный, а ты с какая-то мочалка рыжая по ночам шляешься!».

Бормоча всю эту чушь и непрерывно зевая, я добрел до лифта, доехал на нем до своего этажа, и вот там-то с меня сон и слетел. Как только я вышел из кабины на лестничную клетку, так сразу это и случилось.

Что, впрочем, неудивительно. Там я узрел картину, которая могла прийти в голову только очень давно и сильно пьющему человеку. Ну или художнику-авангардисту, который, впрочем, от первой названной мной категории не сильно и отличается.

Глава 7

— Сейчас не понял, — это все, что я смог сказать, увидев то, что происходило перед квартирной дверью.

Точнее — не происходило, поскольку оба персонажа, отиравшиеся перед ней, ничего особо и не делали.

Родька просто стоял, вальяжно опершись на длинную рукоять молотка, который обычно лежал в моем ящике для инструментов, и внимательно следил за здоровенным котом дымчатого окраса, который расположился напротив него и, откровенно скучая, полировал когти своей левой передней лапы когтями же правой передней лапы.

— Вот он, — обрадовался при виде меня Родька. — Я же говорю — нет хозяина дома! А без него внутрь жилища никому ходу нет. А тебе — особо.

Кот, выслушав его, презрительно фыркнул и прекратил свое занятие, его кривые когти скрылись в мягких подушечках лап.

— Приперся вот этот и говорит: «Мне твой хозяин нужен», — с видимым облегчением вещал тем временем мой слуга, не отпуская, впрочем, рукояти молотка. — И внутрь рвется. А от него кладбищем за версту разит! На что нам тут такие гости? Сейчас этот, потом еще кто припрется, а там и пойдет, и поедет! Хозяин, послушай меня, гони его в шею, этого усатого!

Сам кот на слова Родьки никак не реагировал, он тем временем величественно повернул голову ко мне, склонил ее к плечу и с интересом таращился на меня своими узкими, пронзительно-зелеными глазами.

И явно понимал все, о чем шла речь, поскольку, когда Родька замолчал, я с величайшим недоумением осознал, что кот улыбается!

Не скажу, что это было крахом моего представления о мироздании, особенно в свете событий последнего времени, но улыбающийся кот — это вам не сварливый призрак и не ведьма с десятивековой историей. Этих последних хоть как-то можно воспринять, в конце концов, и те, и другие даже в литературе описаны, причем не художественной, а околонаучной.

Нет, коты с улыбкой тоже есть в мировой классике. Но в какой именно! И что дальше меня ждет? Тру-ля-ля и Тра-ля-ля? Или Безумный Шляпник?

Черт, может, я просто сошел с ума, и все, что вокруг меня происходит, это только замысловатый бред моего воспаленного мозга? И я вовсе не стою здесь, возле лифта, созерцая улыбающегося кота и непонятное существо, которое тискает рукоять молотка, а лежу привязанным к кровати в соответствующем учреждении, накачанный галоперидолом?

Кот что-то проурчал, его роскошные усы встали торчком.

— Хозяин это мой, — проверещал Родька. — Чего мне тебе врать?

— Стоп, — попросил я обоих, присел на корточки и привалился спиной к стене. — Граждане, у меня сегодня был очень трудный день и не менее трудный вечер, потому голова вообще не варит. Давайте по порядку, хорошо?

— Хорошо, — с готовностью согласился мой слуга. — Сижу я, значит, у телевизора. Точнее — мы. Вавила Силыч в гости зашел, ну, и Кузьмич заглянул. Да еще Тимоха из первого подъезда тоже подтянулся. Он хоть и молодой, но толковый. Сегодня же суббота, как раз «Магическое противостояние» идет. Такая это потеха, животики надорвать можно! Жалко только, что два выпуска я пропустил, пока мы в деревне были. Но ты не переживай, хозяин, мне Силыч с Кузьмичом все обстоятельно обсказали про то, что там показывали!

— Ну хоть за что-то можно быть спокойным, — порадовался я за слугу, гадая о том, почему я должен за это переживать. — Дальше.

— Дальше, — почесал в затылке Родька. — Дальше чай пошли пить. Гости в доме, как их чаем не напоить? Я покон знаю и достоинство твоего дома не уроню.

— Значит, опять мне завтра в магазин идти, — подытожил я. — И? Родь, не беси меня!

— А потом приперся этот, — показал лапой на кота слуга, причем тот, подтверждая его слова, кивнул. — Силыч его сразу учуял и забеспокоился, мол, «Что-то могилкой потянуло». Сбегал, посмотрел и рассказал, что гости у нас. И верно — вот этот у двери сидит и говорит: «Дай войти, у меня дело к хозяину твоему. Послание для него».

— Кто говорит? — обреченно уточнил я.

— Он. — Родька показал на кота. — Кто еще? Но мне таких гостей у нас дома не надо. У нас тут не погост.

Самое забавное, что после его объяснения, пусть и бессвязного, мне стало чуть полегче. Я начал догадываться, от кого сюда пожаловал этот посланник. И о том, что, возможно, не очень-то это кот.

— Приношу извинения за поведение своего слуги, — обратился я к коту, который все так же не мигая смотрел на меня. — Вас прислал ко мне Хозяин Кладбища, ведь так?

— Муррр, — подтвердил кот.

— Он, — перевел Родька. — Только непонятно мне, хозяин, чего это ты извиняться вздумал?

Невесть откуда появившийся в нашей компании Вавила Силыч отвесил ему затрещину и сказал:

— Александр, я тебя душевно прошу — ты только этого вот в дом не зови. Ведь потом повадится сюда ходить — ввек не отвадим. Знаю я кладбищенскую живность, сталкивался.

Кот что-то коротко прошипел, повернувшись к подъездному, но тот и глазом не моргнул, да еще и зубом вызывающе цыкнул, мол: «Имели мы вас в виду».

А вот это уже серьезно. Одно дело бредни моего мохнатого приятеля, у которого семь пятниц на неделе, и совсем другое — предупреждение подъездного, существа знающего и обстоятельного.

Ладно, это все здорово, но перейдем уже к делу. Надо же узнать, что от меня Хозяину Кладбища понадобилось.

И потом — оно, конечно, вокруг ночь, опять же летняя суббота, половина жильцов по дачам разъехалась, например, мои соседи точно туда умотали на своем «опельке», но все равно не дело такие дискуссионные клубы на лестничной площадке устраивать. Еще увидит кто, как я с котом разговариваю, греха потом не оберешься.

— Подытожим, — предложил я, и все три собеседника повернули головы в мою сторону. — Что у вас ко мне за дело? Точнее — у того, кто вас послал?

Кот снова мявкнул, а после зашипел, как бекон на сковороде.

— Его хозяину любопытно знать, как у тебя дела, — с готовностью перевел с кошачьего на русский Родька. — И спрашивает, не хочешь ли ты нанести ему визит?

Врать не стану, не числилось подобное в моих ближайших планах. Теплых воспоминаний о том месте, где правил хозяин этого кота у меня не осталось, вопросов, ответы на которые мне мог бы дать только он, тоже не возникало покуда. Так чего ради тащиться в это царство мертвых? Просто так, походить, поглядеть? Так там не экскурсионный маршрут, у того места другая суть.

Хотя раньше или позже я бы все равно там оказался. Без вариантов. Сейчас вопросов нет, потом появятся. Да и про ту же Мару он точно знает немало, не то, что нелюбопытная Мезенцева. Другое дело, что он меня и послать может куда подальше, с него станется.

— Непременно, — твердо ответил я. — Обязательно загляну к нему в гости, прямо на следующей неделе. На выходных.

Хочешь — не хочешь — идти надо. Не та это персоналия, от приглашений которой отказываются. Вроде бы власть этого существа не так уж и велика, ограничивается всего-то одним московским кладбищем, но это ничего не значит. Знания и опыт его безмерны, и это перетягивает все остальное. Для меня потеря расположения Хозяина Кладбища будет крайне неприятна, поскольку именно он мог мне рассказать о мире мертвых больше кого бы то ни было. О моем новом мире, если говорить точнее.

— Пшшшш! — вальяжно произнес кот и почесал лапой за ухом.

— Как-то так его хозяин и предполагал, — перевел Родька, а после добавил уже от себя: — Все, теперь проваливай отсюда!

Кот презрительно смерил его и подъездного взглядом, текучим движением скользнул ко мне, на секунду обвил мои ноги своим хвостом, скакнул на перила лестницы и сиганул с нее вниз, прямо в пролет!

— Фига себе! — охнул я. — Убьется!

— Этот? — в один голос сказали Родька и Вавила Силыч. — Да ни в жизнь!

Я подошел к лестнице и глянул вниз. Тишина, пустота. Никакого намека на присутствие нежданного кладбищенского гонца.

— Дядька Вавила, а за что ты меня ударил? — поинтересовался у подъездного мой слуга. — Я же все правильно говорил.

— А с какого ты задумал хозяина своего жизни учить? — подбоченился подъездный. — Ты кто такой есть? Слуга его. Так и веди себя соответственно, уважительно. Воли ты много взял, Родион, вот что я тебе скажу. И если Александр тебя не хочет приструнить, то я за него это сделаю.

— Это да, — задумчиво сказал я. — Много я тебе воли дал, Родька.

Мой мохнатый приятель забеспокоился, заерзал по полу и отпустил рукоятку молотка, которая моментально бахнула Вавилу Силыча по ноге. Ну или как это у него называется?

— Ай! — даже подскочил подъездный от неожиданности. — Что же ты за телепень такой? Все у тебя не того! То дров нет, то угля, а поутру и котел с… ссс… Сперли!

— Больно, да? — виновато, но при этом с надеждой спросил у него Родька.

— Унизительно! — рявкнул Вавила Силыч. — Полено ты березовое, принесло тебя в мой дом на мою же голову!

— Я не хотел, — привычно протарахтел Родька. — И больше не буду!

Вроде бы и забавно все это, а мне почему-то захотелось перенестись в тот день, когда я бежал по Гоголевскому бульвару, и убить в себе доброго самаритянина. Если проще говорить — просто пройти мимо той скамейки, на которой помирал старый ведьмак Захар Петрович. В смысле — пройти мимо, не останавливаясь.

В конце концов, у меня тоже есть предел терпения. Иногда и тишины хочется. И чтобы ты никому не нужен был, никто у тебя над ухом не зудел и ничего от тебя не требовал.

Как видно, Вавила Силыч что-то по моему лицу понял, потому как он приоткрыл дверь, сгреб Родьку за шиворот и втолкнул в коридор квартиры. После прихватил молоток и сам отправился внутрь, сказав мне перед этим:

— Ты, Саш, давай, домой иди. Чайку выпей и спать ложись. А можно и без чаю, сразу на бочок. Вид у тебя больно заморенный.

— Я пирог испек, — донеслось до меня из коридора.

— Вот я тебя инструментом! — рыкнул подъездный от двери, за ней что-то грохнуло, а после Родька испуганно взвизгнул.

— Дурдом, — констатировал я, пожалел, что года два назад бросил курить, и отправился домой.

Не надо мне никакого чаю. Я даже в душ не пойду. Что там — даже ругаться по поводу пустых пакетов из-под чипсов и пластиковых жбанов с надписью: «Лидский квас», валяющихся на столе в комнате, и то не стану. Спать хочу.

Точнее — забыться.

Наутро, а оно наступило у меня где-то в полдень, в комнате была идеальная чистота, а у Родьки вид был прямо по уложению Петра Алексеевича, того, который Первый, — лихой и придурковатый. Как и положено лицу подчиненному перед лицом начальствующим.

— Завтрак готов, — сказал он мне, только заметив, что я открыл глаза.

— Это хорошо, — потянувшись, похвалил его я. — Это ты молодец. Но дисциплинарного взыскания тебе все одно не избежать.

— Чего мне «все одно»? — озадачился мой слуга.

— Огребешь ты по-любому, — пояснил ему я. — Прав Вавила Силыч, распустил я тебя.

— Зря ты, хозяин, — проникновенно сказал Родька, голос у него задрожал, нос усиленно засопел. — Я же все для тебя, ты же знаешь. Вон Антипку поколотил, да еще как! А сегодня-то, сегодня! Уж расстарался так расстарался!

— Что «сегодня»? — привстал я на кровати.

— Так эта приходила, — Родька потыкал лапой в направлении потолка. — Три раза. А ты спишь. И что я, позволю какой-то там… Ну короче — девок много, если из-за каждой недосыпать, то никакого здоровья не хватит.

— Ты чего учудил? — даже икнул я.

Мне представилась картина в стиле Хичкока — истерзанное тело Маринки, багровые ручейки крови на ступенях подъездной лестницы, и злорадный хохот Родьки, стоящего над трупом с ножом в руке. Или молотком? Нет, ножом, проломленный череп смотрится не так выгодно, как заляпанная кровью белоснежная женская блузка.

— Она в дверь ни свет ни заря трезвонить начала, — явно гордясь собой, начал вещать Родька. — Куда это годится? Ну я и того!

— Чего того? — я испытал огромное желание взять его за мохнатую грудь и как следует потрясти. — Говори уже! Чего ты ей сделал?

— Ей? — Родька почесал затылок. — Ничего я ей не сделал. Нет, кабы я мог чего ей сделать, она бы у меня с непроходящими ячменями под обеими глазами ходила. А еще типун ей на язык посадить можно, тоже хорошая штука! Но я решил все по-другому. Я к этому делу подошел кре-а-тив-но!

Новые, до того ему неведомые слова Родьке очень нравились. Не все из них он мог произнести целиком, не по слогам, но все равно использовал неологизмы исправно. Любимыми в настоящее время были «смартфон», «интеллектуал», «позитивный» и, собственно, «кре-а-тив-но».

И ведь что интересно — в отличие от попугая, он понимал, о чем идет речь. Потому мне и стало сейчас по-настоящему страшно. Креатив в его исполнении — это могла быть практически любая «жесть».

— Я проводок перерезал! — раздувшись от осознания собственной весомости, наконец выдал информацию мой слуга. — Нет проводка — звонок не звонит. Она, правда, еще и стучала, но я дверь в комнату закрыл, да и все. А смартфон твой в тряпицу замотал и в хлебницу убрал.

Точно, я вроде бы слышал дверной звонок, но он быстро стих, а я повернулся на другой бок и снова заснул.

— Проводок? — выдохнул я. — Перерезал? Тот, что на стенке, рядом с потолком?

Родька кивнул и подбоченился. Вот мол, хозяин, каков я. Ну да, бывает, что портачу, зато усердия сколько, трудолюбия.

И да, это самый что ни на есть креатив. Он решил возникшую проблему самым незатейливым способом — взял и перерезал проводок звонка. Чего проще?

Блин, придется мастера вызывать. Я сам, увы, в этом вопросе совершенно безрукий. Гвоздь в стенку, понятное дело, вобью, а вот проводок соединить — это уже вряд ли. Точнее — вряд ли результат воспоследует. Током меня шарахнет непременно, но звонок как до того не звонил, так и потом звонить не будет.

— О, опять приперлась, — поднял лапу вверх Родька. — Вот же ей неймется!

И правда — в дверь кто-то стучал, причем, похоже, ногой.

— Есть такие люди, Родион, которым проще открыть дверь, когда они этого очень хотят, — вздохнув, сказал слуге я. — В этом случае проблем у тебя будет куда меньше. Она раз пришла, два пришла — и все впустую, ей не открыли. А на третий раз она МЧС вызовет, и они просто вынесут дверь подручными средствами.

— А МЧС — это кто? — заинтересовался Родька.

— МЧС — это МЧС, — я встал с кровати. — Все, брысь в шкаф или куда там еще. Пойду, узнаю, что ей надо.

— А порты-то? — слуга подбежал к креслу, куда я вчера покидал свою одежду. — Хотя да, девка-то лядащая, чего ее стесняться?

Интересно, что он вкладывает в слово «лядащая»? Но хорошо, что Маринка его не слышала, она бы даже и гадать не стала, сразу бы его прибила. А потом еще чучело набила и из него сенсацию раздула. Мол — вот как они выглядят, марсиане!

Мне, к слову, тоже перепало изрядно. Как только я открыл дверь, то меня для начала обматерили, причем настолько заковыристо, что заслушаться можно было. Не во всякой пивной такие обороты услышишь, и не во всякой автомастерской.

Потом, сразу же после этого, меня нежно облобызали в обе щеки, сообщили, что хоть я и гад такой, но по мне кое-кто соскучился, а после пожурили за то, что я завел себе нехорошую моду встречать гостей в трусямбах. Не то, чтобы это сильно раздражало взгляд одной юной и совсем еще невинной особы, но все-таки нечто неправильное в этом есть.

— Что у тебя со звонком? — Маринка направилась в кухню. — Утром сначала работал, потом перестал.

— Враги сломали, — ответил я из комнаты, где натягивал на ноги джинсы.

— Знаю я твоих врагов, — серебристо засмеялась Маринка. — Лень и бесхозяйственность. В один прекрасный день они разрушат всю твою квартиру.

Скрипнула дверь шкафа, в появившейся щели я увидел перекошенную от злости мордочку Родьки. Я показал ему кулак и покачал головой, как бы говоря: «Попробуй только». Мой слуга покорно кивнул, а после демонстративно завязал узел на одном из моих галстуков, которые болтались рядом с ним.

— Кто бы уж говорил — возмутился я, прихватил с кресла футболку и направился к гостье — У тебя самой, между прочим, вся квартира грязными чашками уставлена. Напомнить почему?

Маринка промолчала. И правильно поступила.

Дело в том, что моя очаровательная соседка кофе пить очень любила, а чашки после этого мыть нет. Мытье посуды вообще не входило в число ее любимых занятий, но при этом тарелки, ложки и вилки задействовались гораздо реже, чем чашки. Да и в целом готовка не была ее коньком, зато она знала все более-менее приличные места общепита в округе, а в смартфоне напротив некоторых мужских имен имелись примечания, вроде «Сергей, ужин» или «Антон, обед». Это были те бедолаги, в компании которых при необходимости (читай — во времена финансовой нестабильности) можно было пойти перекусить, но при этом правило «кто девушку обедает, тот ее и танцует» не соблюдать. Безнадежная влюбленность даже в наше циничное время имеет место быть, это факт. Иногда из рядов этих простаков кто-то выбывал, но на его место практически сразу заступал кто-то новенький. При всей своей безалаберности, Маринка внимательно следила за состоянием дел в маленьком королевстве любви к ней и ласково называла этих бескорыстных поклонников «мой стабилизационный фонд».

Так вот — о чашках. В какой-то момент моя соседка поняла, что раз за разом ей все муторней каждый день мыть эту чертову посуду. И тогда она поступила просто. Она пошла и купила сразу двадцать симпатичных чашек и с тех пор не знала горя. Даже при том, что она поглощала кофе литрами, три десятка чашек все равно за день или два угваздать было проблематично. Когда же запас емкостей подходил к концу, а квартира, напротив, была там и сям уставлена испачканной посудой, то Маринка говорила:

— Не хочется, а надо.

Она сволакивала чашки в ванную, заливала их водой, дожидалась, пока они в достаточной степени отмокнут, а после бралась за дело.

В принципе, у всех нас свои тараканы в голове, но на свежего человека «однушка», уставленная чашками с коричневым кофейным налетом внутри, производила сильное впечатление. Меня-то таким не прошибешь, но вот ее собственную маму это в свое время изрядно шокировало. По-моему, бедная женщина даже засомневалась, ее ли это дочь.

Так что — кто бы говорил!

— Ты куда запропал-то? — Маринка, похоже, тоже была не прочь сменить тему. Она с удовольствием критиковала всех на свете, начиная от покойного Николая Коперника и заканчивая вполне себе здравствующим Дональдом Трампом, но терпеть не могла, когда указывали на ее какие-то недостатки.

Впрочем, подобной слабостью может похвастаться половина населения земного шара.

— За городом был. — Я включил чайник. — Ты если кофе хочешь, то сама себе его бодяжь. Ты ж вечно недовольна — то он для тебя слишком крепкий, то чересчур слабый.

— За городом — это понятно. Чего к телефону не подходил?

— Так сел он, — выдал я самую что ни на есть правду. — А зарядить было проблематично.

— Мы тебя искали, — поделилась уже известной мне от подъездного новостью Маринка. — Стас звезды обмывал, очень хотел с тобой выпить.

— Да? — я изобразил печаль. — Экая досада! Ну да ладно, он парень шустрый, скоро, глядишь, еще повышение получит. Тогда это дело комплексно и провернем.

— Кто, Стас? — в голосе Маринки прозвучало немалое уважение, что для нее было редкостью. — К гадалке не ходи, так и будет. Реально целеустремленный человек. Поверь, я еще буду в копирайтерах бегать, а он уже куда-нибудь в центральный аппарат МВД уйдет, причем сразу на серьезную должность.

Верю. У меня такое же впечатление о нем сложилось. Кстати — надо будет позвонить и поздравить его с повышением. Помимо того, что он человек хороший, он еще и очень полезный. Этот парень умеет не только кого-то ловить или отыскивать, как, например, Нифонтов. Еще он умеет делать то, что особо ценится в сотрудниках правоохранительных органов, но при этом нечасто встречается в их среде. Он умеет «решать вопросы». Это отдельный талант, данный не каждому. У Стаса он есть, и хотя бы только поэтому с ним стоит, как минимум, приятельствовать. Хотя он еще и по жизни парень неплохой, так что рад я за него неподдельно.

— Между прочим, о гадалках. — Марина сыпанула в кружку кофе, добавила пару ложек сахара и плеснула туда кипятку. — Ты в курсе, что покойный Артем Сергеевич большие деньги тратил на оккультизм?

— А то это так было непонятно? — съязвил я. — Вспомни, чем он промышлял на кладбищах. От больших денег каждый сходит с ума по-своему.

— Да нет, я не о том, — подула на горячий напиток соседка. — На вполне легальный, имеется в виду. Пару газет содержал, вроде «Таинственные знаки судьбы», еще куда-то там вкладывался. А главным его детищем было «Магическое противостояние». Ну знаешь, рейтинговое реалити, где забавно одетые люди с закрытыми глазами ищут, где в пустой комнате пакет с молоком спрятан, а ведущий их по полной троллит. Народу очень нравится.

Народу, говоришь? Да что там народу, нечисть — и та смотрит, открыв рот.

— Хана, стало быть, теперь этому противостоянию, — позлорадствовал я. — Некому в отважных бойцов финансовые вливания делать, а без этого любая магия захиреет. Особенно телевизионная.

— Шиш тебе. — Маринка снова отпила кофе. — Хоть лидер и отбыл в мир иной, но его компания продолжила финансирование программы. И очень некислое по суммам, можешь мне поверить.

— Ну и хорошо. — Я не понимал, куда она гнет, но на всякий случай изобразил радостную улыбку. — Пусть себе дальше развлекаются. Особенно если народу в радость.

— И я буду в этой программе участвовать, — закончила свою мысль Маринка.

— Чего? — опешил я. — Ты?

— Я, — гордо сказала соседка. — Первые съемки на следующей неделе. Так что я тебе теперь не просто: «Эй, здорово, Маринео», а белая колдунья Мариния.

Услышанное было уже перебором, потому я захохотал во все горло, прекрасно, правда, понимая, что этого она мне не простит.

— Мариния! — всхлипывал я. — Убиться об стену!

— Скотина ты, Смолин! — у моей приятельницы покраснели щеки. — Чего? Красиво же!

— Нет, там все один чуднее другого, но с таким именем тебя в сети точно на запчасти разберут, — сквозь смех попытался объяснить ей я. — Но это ладно. Ты скажи мне другое — на кой тебе вообще этот цирк? Я понимаю, что попиариться для журналиста — это святое, но не настолько же твои дела плохи?

Маринка помолчала, посопела, обиженно на меня позыркала, после достала сигарету, прикурила ее и таинственным голосом сказала:

— Общность интересов!

Как видно, она решила, что данного объяснения мне за глаза хватит.

— Плоскопечатно! — в тон ей ответил я, прищурив глаза и эдак таинственно покачав головой.

— Смолин, с тобой положительно стало невозможно иметь дело, — возмутилась Маринка. — Это капец какой-то просто!

— Объясняй все по-людски, раз уж решила со мной поделиться чем-то, тогда и реакция на твои слова будет соответствующая, — уже нормальным голосом произнес я. — Что за общность интересов?

— Короче, с этим шоу все не так уж просто. — Маринка стряхнула пепел в чашку. — Стас — он темнила хороший, но я так поняла, что к нему есть какие-то интересы у УБЭПа. Ну или как их там теперь называют?

— Опять непонятно, — изумился я. — УБЭП — это прекрасно, но Стас в СКМ работает, причем районном. И не начальником, а рядовым опером. Где он, и где эти душители коррупции?

— Стас говорил что-то насчет взаимозачета. — Соседка поболтала ногой. — Там у них, силовиков, на самом деле все очень тесно завязано. Но я думаю, что они какую-то свою операцию мутят, где и Стас, и я только статисты. А может, даже и не они, а фсбшники. Мне говорили, что за операциями УБЭПа часто именно они стоят. Да и это реалити только предлог, чтобы подобраться поближе к темным делам покойничка. И, само собой, к его деньгам. Состояние-то немалое осталось, его сейчас приближенные этого психа на куски рвут.

— Хочешь совет, Мариния? — побарабанил пальцами по столешнице я. — Не лезла бы ты туда. Материал, конечно, может выйти козырный, спора нет, но вот только не стоит оно того. Голова и здоровье дороже.

— Эксклюзив, — веско проговорила Маринка. — И публикация в серьезном издании из верхушки рейтингового топа, с последующим трудоустройством. Рычагов давления у этих ребят много, и как раз это говорит о том, что тут без «федералов» не обошлось. Мне такая публикация не помешает, как, ради правды, и умеренная скандальность. Сам знаешь, сейчас в прессе востребован не только талант, но и лихая слава.

— Нелогично это, — подумав немного, сказал я. — У них что, своих сотрудников не хватает? Зачем в эту, скажем так, операцию, привлекать сторонних людей, да еще и журналистку? Все знают, что пресса и «силовики» не сильно большие друзья. Вы им кровь портите, они вам красивых девочек из пресс-центра присылают и при первом удобном случае козью морду устраивают. Вот и выходит, что не сходится задачка.

— Какой ты все-таки зануда, Смолин. — Маринка перегнулась через стол и щелкнула меня по носу. — Ну да, мутность имеется, но мне на это, признаться, насрать. Может, люди сверху хотят не слишком себя светить, может, они сочли более разумным использовать сначала «винтики» вроде меня и Стаса, чтобы в нужный момент явиться перед всеми, гремя огнем и сверкая блеском стали. Да и пофигу. Мне важен тот факт, что эту полянку можно неслабо окучить в профессиональном плане.

— Хозяин — барин, — согласился с ней я. — А от меня-то ты чего хочешь в этой связи? К чему это все рассказала? Если нужно благословение или разрешение, так я не против, развлекайся. Только все-таки имя смени на более благозвучное. Точнее — не такое дурацкое.

— Я с ним делюсь сокровенным, как с другом, а он… — возмутилась Маринка. — Мне твое разрешение на фиг не нужно, я девочка взрослая. Просто хотела, чтобы ты об этом всем знал.

— Ну вот, знаю, — хмыкнул я. — И чего? Уже ведь сказал — стремно это все и попахивает скверно. Но ты же все одно к моему мнению не прислушаешься.

В этот момент за спиной Маринки тихонько приподнялась прямоугольная решетка, закрывающая вентиляционное отверстие, и в нем показался Вавила Силыч, который начал активно жестикулировать, показывая на мою соседку и давая понять, чтобы я ее не вздумал отговаривать. Судя по всему, подъездный очень хотел, чтобы наша красавица приняла участие в телешоу. Уж не знаю, на кой ему это надо. Может, наличие личной магессы в нашем доме поднимет его престиж среди соседей, а может, даже как-то скажется на получении главного ежегодного переходящего приза московских домовых, которым является некий деревянный посох с камушком в навершии, по рассказам приносящий удачу тому району, который им в данное время владеет.

А может, подъездные просто хотят за нее «поболеть». За своего «болеть» всегда приятней, чем за чужого. Мы-то, люди, в конце концов, тоже за нашу сборную по футболу болеем, и всякий раз надеемся на чудо.

— Саш, я ведь знаю, что ты каким-то краем ко всей этой мистической небывальщине отношение имеешь, — тихо и очень серьезно произнесла Марина. — Не знаю, как ты во все это впутался, не знаю, почему, но уверена, что так оно и есть. Я помню все, что было той ночью в лесу, до последнего слова. И вижу, как ты изменился за этот месяц. Нет, вроде бы все то же самое, но твой всегдашний инфантилизм как-то вдруг взял и пропал без следа, а вместо него появилось что-то новое. Не могу пока понять, что именно, но так оно и есть на самом деле. И, если тебе интересно, могу еще сказать, что это новое мне лично очень нравится. А еще я хочу тебя спросить — если вдруг я влезу во что-то, с чем не смогу разобраться сама, то могу на тебя рассчитывать?

— Разве у меня есть выбор? — удивился я. — Даже если скажу «нет», то твои проблемы все равно станут моими. Ты просто придешь и поставишь меня перед фактом.

— Раньше так и было бы, — призналась Марина. — Но не теперь. Я же говорю — ты меняешься, и очень быстро. И скоро ты научишься говорить людям «нет».

— Но пока я скажу «да».

Вавила Силыч радостно сцепил ладони, изобразил нечто вроде знака «салют», и скрылся в вентиляционной шахте.

— Тогда дозволяю тебе выбрать мне новое имя, — величественно произнесла Маринка.

— О как, — фыркнул я. — Дай еды, дай ложку, а желудок у меня свой. Ладно. Как по мне, надо что-то такое, длинное, красивое и незаезженное. Э-э-э-э-э…. Верховная друидесса Великого Края.

— Друидесса? — Маринка поморщилась. — Откуда у нас друиды? У нас не Англия, слава богу.

— Ну не «ведьма» же? — возразил я. — Там ведьм и без тебя как грязи. Кто у нас еще есть? Ведуньи, колдуньи…

— Матушки и бабушки, — добавила соседка. — Но это вообще не мое.

— Для наяды ты уже… — я хотел сказать «старовата», но вовремя прикусил язык. За такое меня и препарировать на месте могут. — О, придумал! Верховная дриада Восточных пределов Марена Великая.

Решетка снова открылась, в проеме появился Вавила Силыч с вытаращенными глазами и постучал себя узловатым пальцем по лбу.

А вот это любопытно. Понятно, что он среагировал на имя «Марена». Значит, что-то знает. И я его как следует расспрошу об этом.

Но, вообще, это шутка была, так что волноваться ему не о чем. Ни один нормальный человек себя так не назовет. Даже участники «Магического противостояния», а уж чуднее тамошней публики не найти.

— Марена. — Маринка скорчила гримаску. — Моя версия имени была не фонтан, согласна. Но это немногим лучше.

— Ну и будь самой собой, — предложил я.

И в самом деле — не лучшая идея лишний раз козырять именем такой богини. Может, ее и нет. А если все-таки есть?

— И правда! — внезапно развеселилась соседка. — Чего мудрить? А вообще, мне нравится! Верховная дриада Восточных пределов Марина… Нет, не Великая, это не то. Я буду Марина Лучезарная.

Глава 8

Вспоминая этот разговор с соседкой, я еще долго то и дело ухмылялся. Она так и не поняла, что я шутил, и, похоже, на полном серьезе собралась участвовать в реалити под предложенным мной вариантом имени. Впрочем — да и ладно. Пусть развлекается, флаг ей в руки, ветер в спину, электричку навстречу.

Но ведь что интересно — я так и не смог у нее допытаться, это каким же таким хитрым способом ее в шоу запихнут. Сезон в разгаре, состав участников не то что давно сформирован, а даже уже маленько поредел, поскольку по хрестоматийным правилам любого «реалити» его то и дело кто-то покидает. Драматизм жизни в иллюзорном действии — это основа нынешнего телевидения.

И тут — на тебе, пожаловала новенькая ни с того ни с сего. Верховная, понимаешь, дриада. Чтобы такое провернуть, надо иметь нехилый рычаг, причем не творческий, а финансовый. Или силовой.

Что-то такое там было, но что именно, Маринка мне не сказала. Шутила, показывала язык, дразнилась, всячески уводила разговор в сторону.

Ну да и ладно. Не хочет говорить — не надо, я не настаиваю. Меньше знаешь — лучше спишь.

Но вышло забавно. Непременно через неделю составлю компанию подъездным и Родьке, посижу у телевизора, похрущу чипсами, поболею за соседку. На этой-то неделе программа еще без нее будет транслироваться, а вот на следующей уже да, наша звезда пойдет штурмовать магические бастионы.

Ну кому-то топать к славе, а кому-то отправляться на службу. Я из второй категории.

Врать не буду, на работу шел без особого энтузиазма. Во-первых, после отпуска невозможно испытывать подъем рабочего духа. Ты уже привык жить так, как того хочется тебе лично, а тут надо снова вгонять себя в рамки распорядка, соблюдать рабочий график и дресс-код. Во-вторых, всякий служилый человек после отпуска подсознательно готовится к тому, что за время его отсутствия на работе непременно вскрылся некий давний грешок, к которому ты имеешь отношение. Все остальные уже за него получили по полной и живут себе спокойно, а тебе это только предстоит. Причем они огребали коллективно, и потому им было проще, а тебя будут препарировать индивидуально, что само по себе крайне неприятно.

Но что интересно — если раньше перед выходом из отпуска меня все это крайне беспокоило, то сейчас на душе было просто немного тревожно, но не более того. Я не рисовал себе в воображении картины, где меня прессингуют «безопасники» и «кадровики», не переживал за то, что возможно придется писать какие-то объяснительные. Мне все это казалось каким-то не слишком стоящим, что ли?

Даже не так.

Это все было не слишком заслуживающим пристального внимания. Ну что мне сможет сделать тот же Силуянов, хоть он и начальник службы безопасности? Погрозить пальцем? Прикрикнуть? Ударить рублем? Подобного бояться просто нелепо. Даже странно, что раньше я так загонялся по этому поводу.

По сравнению с тем, что я уже повидал, это все детские игры на лужайке.

Хотя удара по карману не хотелось бы. Денег осталось маловато, и потерять десять процентов от зарплаты в виде штрафа за какое-то надуманное нарушение мне хочется меньше всего.

Но если это случится, то не завидую тому, кто инициирует данную меру. Я в книге вычитал неплохой рецепт одного зелья, так вот на этом человеке его и опробую. Создателем его был все тот же проказливый Митрий, что для меня являлось уже практически знаком качества. Если к зелью приложил руку Митрий, то простота изготовления и эффективность применения гарантированы.

Кстати, со временем вскрылась еще одна интересная особенность полученной мной книги. Там то и дело появлялись записи и рецепты, которых еще недавно не было. И наоборот — какие-то записи пропадали, будто их и не существовало. Как и почему такое происходит, я так и не понял. А спросить не у кого.

Так вот — новое зелье от Митрия. Ума не приложу, зачем подобное ему могло понадобиться? Сами посудите: «Зелье сие для человека суть безвредно, и требухе вреда какого не нанесет. Рожу же сковеркает тако, что страх. Три дни свести то возможности никакой не будет, но ежли по их исходу дать взвар ромашки, девясила да хвои еловой (не сосновой), смешанной по три да три меры каждой, да кипячоной в текучей воде, да с пермяцкой солью (полторы меры, не боле), то рожа прежней станет. А ежли без него обойтись, то ще четыре дни ждать надо, чрез них обратно все как было вернется».

Повторюсь — не знаю, зачем именно Митрий такое зелье сотворил. С учетом того, что при жизни он был изрядный плут и гуляка, вариантов может быть масса. Может, какой несговорчивой девке сыпанул, за то, что та ему не дала. Или какому сопернику в амурных делах в пиво подмешал, за то, что тот более удачлив. А может, еще зачем, поди теперь узнай.

И если уж совсем честно, мне очень хотелось глянуть, как именно это дело рожу «сковеркает». Вот только на себе подобное проверять — это уже перебор.

Но просто для «посмотреть» такие вещи делать я не стану. Неправильно это. А вот за придирки, за выдуманные «косяки» кое-кого жалеть не буду.

Несмотря на такое свое непривычное новое отношение к службе, из дома я все равно вышел с запасом. Просто здраво рассудил, что в первый день после отпуска нарываться не стоит. И вообще — уверенность в себе — это прекрасно, и новые познания о мире тоже, но лезть на рожон стоит только тогда, когда свежеиспеченные амбиции будут поддержаны альтернативными источниками дохода.

Впрочем, все вышло как обычно. То есть — потенциальные беды не подтвердились, оставшись только тревожными фантазиями. Да и вообще ничего в банке не изменилось — всё те же, всё там же. Ничего без меня не рухнуло, ничего не поломалось. Людям вообще свойственно переоценивать свою производственную ценность. Что обычно говорят те, кто увольняется не сильно по своей воле? Ну или по большой обиде, частенько ими же самими и выдуманной? Правильно, вот это:

— Я посмотрю, как они тут без меня справятся.

Ну или что-нибудь подобное.

Часть правды в этих словах есть, особенно если этот человек и вправду был неплохим специалистом. Хотя таких как раз и увольняют, и отпускают, как правило, неохотно. И подобными словами они не бросаются.

Тем не менее — да, на первых порах после ухода разобиженного сотрудника могут возникать разнообразные накладки. А если перед этим уходивший еще и жесткий диск своего компьютера почистил, стерев все наработки, так и вовсе жизнь оставшихся может усложниться.

Но — ненадолго. Неделя, две — и все, про свалившего в закат сотрудника особо никто и вспоминать не будет. Жизнь не стоит на месте, и даже если офис похож на стоячее болото, где каждый последующий день похожна предыдущий, в нем все равно что-то да происходит. «Днюхи», рабочие «романы» разных степеней тяжести, с каждым годом все возрастающая мания величия шефа — да мало ли чего может приключиться?

А еще через пару-тройку месяцев человека вовсе забудут, как и не было его никогда. Особенно если он и в бытность свою ничем никогда не блистал. Как я, например.

Кстати — мое трехнедельное отсутствие тоже никто особо не заметил.

Впрочем, вру, забыл о своих соратницах по отделу. Оно и понятно — им же мою лямку приходилось тянуть, пока я где-то там прохлаждался. А еще в магазин самим ходить по жаре, уговаривать кого-то поставить новую бутыль с водой на кулер и за неимением меня оттачивать свое остроумие друг на друге.

Так что Ленка и Наташка обрадовались моему возращению. Не скажу, что окружили трогательной заботой, но нечто вроде этого имело место быть. Они выдали мне шоколадную конфету, оставшуюся после чьего-то дня рождения, и засыпали новостями о том, что произошло за время моего отпуска.

— А Левина из кредитного, по ходу, опять в «декрет» собралась! — вытаращив глаза, вещала Ленка.

— Опять! — поддержала ее Наташка. — Прикинь, это у нее уже четвертый ребенок будет! Куда ей столько? Тут с одним-то непонятно что делать, а там четыре!

— Я так думаю, что она вообще не человек, — неожиданно подытожила Ленка.

— А кто же она? — чуть не поперхнувшись конфетой, спросил я.

Чего-чего, а подобных фраз тут я не ожидал.

— Ксерокс, — без тени улыбки пояснила Ленка.

— Да все они там, в кредитном, хороши, — обвинительно произнесла Наташка. — Одна из «декрета», другая в него. По кругу рожают, а работать некому. Если какой документ у них надо получить, то каблуки сточишь, за ним бегая — людей-то вечно не хватает.

— А еще поговаривают, что Силуянов на Немирову глаз положил, — хитро блеснула очочками Ленка. — Да-да-да. Они то и дело у нее в кабинете сидят, чай пьют, и все при закрытых дверях.

О как. Это интересно. Помнится, эти двое в свое время начали тесно общаться благодаря мне. Ну как мне казалось. А тут вон чего! Ну и дай им бог!

Я даже ощутил себя неким купидончиком. Свел, понимаешь, два одиночества. Теперь главное, чтобы муж Немировой и жена Силуянова про это не узнали. Любовь — любовью, но зачем семьи рушить?

Следом за этими новостями последовала еще одна событийная охапка, уже, правда, с не настолько глобальными, в офисном разрезе, масштабами. Все как всегда — скандалы, интриги, расследования.

В принципе, любой современный офис — это наш мир в миниатюре, со своими героями, злодеями, диктаторами, вольнодумцами, распутницами и всем остальным, что есть на Земле. Человек, впервые попавший в этот мир, похож на младенца, хлопающего глазами, пускающего пузыри и неуверенно что-то бубнящего. Проходит время, он взрослеет, мужает и в результате находит свое место в сложном социуме под названием «коллектив», получает некую социальную роль и играет ее до того момента, пока не будет подписан «обходной» лист.

Этот мир можно любить, можно не любить, но мы в нем живем. Здесь мы проводим по девять-десять часов в день и видим лица соседей по кабинету чаще, больше и дольше, чем лица родных и близких. Дома мы спим, а тут — живем. В какой-то момент начинает казаться, что там иллюзия, а тут — реальность. Просто здесь мы себя ощущаем в своей тарелке, здесь все привычней, что ли.

Нас называют «планктон», нас называют «офисные жители». Да, мы именно это и есть. Мы мельчайшие создания в огромном городском океане, но без нас вымрут крупнейшие его водоплавающие. Им просто будет нечего есть. Мы — то, что бурлит в кровеносных сосудах всех столиц, мы то, без чего невозможно представить лицо любого города любой страны мира.

Это не гордость и не подчеркивание статуса, не громкое заявление, вроде: «вот мы какие, завидуйте». Нет-нет-нет. Это не более чем констатация факта. Просто — мы есть. Это факт, и с ним надо считаться.

Тем более что завидовать тут особо нечему. Наша жизнь не так весела, как может показаться со стороны.

А еще офисная жизнь — это четкий ритм. Перемещения клерков в пространстве любого офиса только на первый взгляд напоминают броуновское движение, на самом деле все подчинено строгой логике событий. Каждый знает свое место, каждый знает, что и когда ему надо делать. И что ему не делать, он тоже знает. Фраза: «Этого в моей должностной инструкции нет» вбита в черепную коробку клерка намертво. Как, собственно, и вся должностная дословно. Я уже говорил — если ты сдуру выполнишь чью-то работу хоть однажды, то в следующий раз ее тебе впихнут насильно, мотивируя тем, что ты сам впрягся в эти сани.

Так вот — ритм. Он затягивает человека приблизительно так же, как дудочка костлявого индуса-заклинателя зачаровывает кобру. В однообразных трудах и заботах дни проскальзывают один за другим. Вроде только-только был понедельник, а вот уже и пятница. Что дни! Месяцы незаметно складываются в годы. И в этом будничном кружении есть свое очарование, смею вас заверить. Имя ему — стабильность.

Вот и я снова завертелся на этой карусели. Через пару-тройку дней привычное бытие потихоньку, помаленьку начало вытеснять у меня из головы воспоминания и о Лозовке, и о Нифонтове с его задиристой напарницей, и обо всем остальном. Не то чтобы совсем, но привычный мир, тот, что был раньше, противореча моим же недавним мыслям, внезапно показался мне более устойчивым и привлекательным, чем новый, в который я поневоле окунулся с головой за последний месяц. Здесь все просто, понятно, а там…

Разумеется, от полученной мной силы отмахнуться не получится, сделанного не воротишь, но вот только как эти два мира соединить в один, я не знаю пока.

Нет, я так же вечерами изучал книгу, общался с Родькой и Вавилой Силычем, но некая новизна, та, что меня подкупала в самом начале, как-то исчезла и поблекла.

Но более всего давило осознание того, что меня ждет выбор. Раньше или позже мне придется выбрать что-то одно, это я понимал предельно точно. Не получится сидеть на двух стульях сразу. А если говорить совсем уж прямо, то придется решать, что мне ближе, что мне нужнее. И — с кем я.

Точнее, к какому из миров я теперь принадлежу в большей степени. Ведь от этого зависит то, как я буду воспринимать действительность и в соответствии с моральными нормами какого именно пласта бытия буду поступать в том или ином случае.

И прямое подтверждение этим своим мыслям я получил уже в ближайший четверг.

Все в этот день было как всегда. Разве что духота была совершенно уж невозможная, что в здании, что на улице. Но оно и понятно — все новостные сайты с самого утра твердили, что на Москву откуда-то с запада наползает гроза. Не в смысле — НАТО лихо расширилось на восток, а именно что гроза, с порывистым ветром и всем таким. А перед грозой, как известно, всегда дышать нечем.

И тут мне еще, как назло, понадобилось сходить в операционный зал за документами. Обливаясь потом и тихонько сквернословя сквозь зубы, я добрел до него и был неприятно удивлен, увидев, что Анька Потапова, которая, собственно, мне была нужна, обслуживает какую-то старушку. Причем сразу было ясно, что это надолго, так как старушка эта уже обложилась стопками бумаг, вроде выписок со счетов, открытых во времена царя Гороха, и облигаций государственного займа 1949 года. Таким бабушкам важен не процесс получения какой-то конкретной информации, они сюда пообщаться приходят. Они уже давно усвоили, что операционистки коммерческих банков и девочки с любых ресепшен в наше время являются самыми бесправными категориями населения. Они обязаны выслушать любой бред и никого не имеют права послать куда подальше. Корпоративный этикет им это запрещает делать. Медсестра в регистратуре поликлиники послать может, фармацевт в аптеке тоже запросто это сделает, даже продавец в магазине имеет такую возможность, тем более что последним вообще терять нечего. А операционистка почти наверняка не пошлет. Во-первых, она ко всему привычная, во-вторых, в банках камер понатыкано много. «Волчий билет» никому не нужен.

Вот они и ходят сюда мозг девчонкам вымораживать. Ну и водички из кулера попить. Им отчего-то очень нравится, как в стаканчик вода течет, а бутылка в это время бурлит и пузыри пускает. Типа аттракцион.

Впрочем, меня с этим фактом немного примирила приятная прохлада, которая стояла в операционном. Мы клиентоориентированный банк, потому кондиционеры здесь всегда были исправны.

С наслаждением ощущая, как холодок чуть щиплет мою спину, проникая через залубеневшую от пота сорочку, я стал раздумывать, с кем бы зацепиться языками, чтобы скоротать время. Просто пока Анна пройдет все подводные камни разговора с бабулей-божьим одуванчиком, то есть прошагает от особенностей всех денежных реформ, начиная со сталинской, той, что происходила в 1947 году, до аксиомы, что развалили демократы чертовы СССР, времени пройдет немало. Не так же просто на стульчике сидеть. Да и потом — ничего не делающий сотрудник сразу виден во все камеры. Силуянов меня за эти дни ни разу не побеспокоил, но это не означает, что он за мной не наблюдает. Почему-то мне думается, что наоборот, во все глаза смотрит. И все фиксирует. Вот просто спинным мозгом это чувствую.

Тут как раз Сашка Вязьмина направилась к ксероксу с толстой пачкой бумаг. Не самая плохая компания для необременяющего трепа, решил я, и было пошел к ней, но тут же остановился и потер глаза.

Просто мне показалось, что я стал на секунду хуже видеть. Точнее — дымка какая-то в них появилась, и находилась она в аккурат над толстяком в дорогом костюме, который стоял у стойки депозитария. Ну так мы называли полукруглый массивный стол, за которым сидел Виктор Гусаров, он же «Витод», главный специалист по «ящичкам». Он у нас в банке отвечал за депозитарий, то есть за то место, куда люди без страха могут спрятать что угодно, и спать с этого дня спокойно, не боясь воров и громил. Место это являлось, по сути, одним большим сейфом с двумя массивными стальными дверями. Любой желающий мог снять себе на время кусочек личного пространства в этом сейфе, и называлось это пространство депозитарной ячейкой.

Толстяк, похоже, как раз и собирался это сделать. Но это ладно, до него мне и дела нет. А вот дымка над ним была, право слово, прелюбопытнейшая.

Это не обман зрения, все у меня с ним нормально. Над толстяком, прямо над его лысой макушкой, вилось нечто серое и бесформенное. Точнее — многоформенное. Оно то собиралось в некое подобие тучки, то расплеталось длинной серой змеей, плотно обвивая плечи облюбованного им человека.

А еще я почувствовал, что это существо ошивается над ним не просто так. И добра соседство с ним толстяку не принесет.

Потом же все стало еще чуднее. У меня возникло ощущение, что эта самая дымка меня учуяла, потому что в какой-то момент она дернулась, застыла на месте, а после вновь приняла змееподобную вытянутую форму и словно завертела головой. Точнее — тем, что как-то можно было подобным образом назвать. И увидела меня.

Нет, ничего такого, что обычно показывают в фильмах ужасов, не произошло. Никакая страшная рожа из дымки не сплелась и пасть, полную зубов, мне не показала. И холодом сверх «кондейной» меры меня тоже не обдало. Просто эта неведомая субстанция поплотнее обвила плечи клиента банка, как бы давая мне понять, что это ее собственность. И что лезть на ее территорию не стоит.

Впрочем, я и не собирался ничего подобного делать. Да и что я мог предпринять? Сказать этому человеку, что вокруг него, как черный ворон, вьется непонятное нечто? Я ведь и сам не знал, что именно это такое. То ли овеществленное проклятие, то ли вовсе какая-то неведомая пакость, про которую мне ничего пока неизвестно. И при этом вижу ее только я.

В лучшем случае дело кончится скандалом, в худшем меня отправят на медицинское освидетельствование. Банку не нужны сотрудники с психическими отклонениями. По крайней мере, ярко выраженными.

— Ячейку мне надо, — тем временем твердил толстяк, вытирая багровую шею носовым платком. — Самую большую. Такая у вас есть, размером с хорошую коробку. Мне маленькая не подойдет.

— Есть сейчас одна такая свободная, — сверился Виктор с компьютером. — Значит, оформляем договор?

— Оформляем, — подтвердил толстяк. — Вот паспорт.

Я еще раз кинул взгляд на пакостную дымку и пошел себе к Сашке, которая уже вовсю ксерила документы.

Вечером, для очистки совести, я спросил у Вавилы Силыча и Родьки, что же это было такое, но ответа не получил. Ну с Родькой все понятно стало сразу, он вытаращил глаза и начал нести какую-то ахинею о том, что в мире настолько много всего разного есть — ужас просто! И это разное человеческому разумению недоступно. А вот подъездный — это другое дело. То ли он и вправду не знал, о чем я веду речь, то ли просто не захотел отвечать, что мне кажется более вероятным. Такое случается, я это давно подметил. Я так думаю, что он для себя определил темы, на которые со мной можно говорить, а на какие нет, и придерживается намеченного плана. Чем именно он в этом вопросе руководствуется, какими нравственными или бытовыми нормами — не знаю. Но факт есть факт — иной раз вижу, что известно ему что-то, а говорить он про это ни в какую не желает. И ведь ничего с ним не сделаешь и никак его не уговоришь. «Нет, не знаю» — и все тут.

Я так думаю, что у них, в мире Ночи, все очень точно разграничено. Что, как, куда почему. Это у нас, людей, все границы мироздания давно сдвинулись, и принцип «здесь мое, здесь твое» работает плохо. У нас как? «Если это твое, но мне этого очень хочется, то все-таки можно». Особенно если потом за это ничего не будет. Да даже если и будет — после любого деяния, даже самого отвратного, ведь всегда можно поплакать, покаяться, списать все на оговор, врагов или водку, нанять адвоката, найти подставное лицо. Ну а Небесный суд… То ли он есть, то ли его нет — поди знай. Попадем ТУДА — тогда узнаем. Но пока мы ЗДЕСЬ — и это главное. Я не берусь судить, насколько это хорошо или плохо, просто так есть. Людской суд давно перестал быть тем, ради чего когда-то создавался. Но искренне надеюсь, что в конце пути каждый из нас на самом деле получит по делам своим. Сполна и честно.

А у них — нет. Твое — это твое, мое — это мое. И они не переступают границы даже тогда, когда этого никто не видит. И даже если про это никто не узнает. Не скажу, что меня это восхищает, но уважение вызывает, без дураков.

Правда, это касается только сущностей вроде того же Вавилы Силыча, так сказать, природных. Крепко подозреваю, что люди, пришедшие в их мир, не сильно отличаются от самих себя прежних, и принесли сюда все свои замашки. Я вот каким был, таким и остался. Поздно мне меняться в нравственном смысле, уж какой есть, такой и есть. Но мне стесняться особо нечего, я и в своей былой жизни всегда предпочитал играть по правилам. Так спокойнее и надежней, если что, мне предъявить будет нечего.

Но то я. А вот другие… Да хоть бы даже тот хмырь, который заклинание призвания зверя из Тьмы кому-то там продал. Это по любому против всех правил. Однако же вот, есть.

Интересно, Нифонтов его уже схомутал или еще нет? Но звонить выяснять не стану. Ну на фиг, подобный звонок себе дороже может выйти.

Вот так, за всеми этими невеселыми мыслями, я и дожил до выходных. Вдобавок в Москву следом за грозой пришли серые тягучие дожди, и это тоже не добавляло оптимизма. Особенно в свете того, что субботним вечером мне следовало направиться в гости к Хозяину Кладбища. Это ведь тот визит, который не перенесешь, даже учитывая то, что за окном дождь и ехать куда-то совершенно неохота. Тут не получится позвонить и что-то наврать. Хотя бы потому, что у него смартфона нет.

Как видно кто-то сверху, тот, кто распоряжался погодой, все-таки оценил мою честность, и, когда я вылез из такси, которое доставило меня на кладбище, дождя не было. Темное вечернее небо было затянуто тучами, но мерзкая мокрая труха, которая сегодня сыпала с него весь день, отсутствовала.

Но все равно мне было крайне неуютно. С дождями в город пришло и похолодание, вокруг было сыро и серо. И безлюдно.

Поежившись, я направился к воротам, которые, на мою великую радость, еще были открыты. Я специально выехал из дома пораньше, опасаясь того, что, приехав к полуночи, просто-напросто не попаду внутрь, на кладбищенскую территорию. Тогда, в прошлый визит, со мной был Нифонтов, а при нем соответствующее удостоверение. А у меня ничего такого нет, потому местный служитель, мужик бородатый и лютый, запросто может меня послать. Нет, есть аргументы, которые я смогу пустить в ход, вроде пятисотрублевой бумажки, но не хотелось бы.

Правда, был еще вариант честно ему сказать, куда и зачем я иду. По прошлой нашей беседе мне показалось, что он немного в курсе того, что помимо официальной кладбищенской жизни есть еще и неофициальная не-жизнь. Звучит жутко, но так ведь оно и есть на самом деле?

Полагаю, что живя при мертвых, он не может не знать, что именно происходит на ночных дорожках некрополя. Но будут ли мои слова для него достаточным аргументом?

Но договариваться не пришлось, благо я успел до закрытия ворот. Правда, мне придется еще какое-то время нарезать круги по территории, мокрой и неуютной, но это ладно. А ведь думал, что опоздаю. Дожди спугнули горожан, и они вместо дач рванули в торговые центры, а потому на дорогах возникли «пробки» похуже, чем в иной будний день, так что весь мой резерв времени накрылся медным тазом.

На аллеях некрополя и впрямь было невесело. Кладбище — это ведь маленький анклав мертвых в огромном царстве живых. Здесь все не так, как у нас, здесь даже законы природы действуют немного по-другому, отлично от остального мира. Вот у входа еще только сумерки, а тут уже совсем темно, тут уже наступила ночь. Или деревья. В городе, несмотря на пришедшие холода, по-прежнему царит зелень лета, а здесь, в месте вечной печали, первые листья уже упали на тротуарную плитку дорожек. Сюда уже нагрянула ранняя осень. Хотя это и понятно. В мире мертвых нет места радости, нет места цветению, это все осталось там, за воротами, где кипит жизнь, где люди верят в то, что они будут жить всегда, и дают друг другу клятвы, которым не суждено сбыться никогда.

Я бродил между могил, подмечая то, чего в прежние визиты свои не замечал. Например — несмотря на густую темноту, я теперь все прекрасно видел. Не так, как при дневном свете, немного по-другому, но более чем отчетливо. Это чем-то напоминало мир, каким он предстает в приборе ночного видения, только без приторной зелени вокруг.

Еще я ощущал присутствие живых и неживых сущностей. Нет, людей вокруг не было, но зато зверья хватало. Например, в какой-то момент дорогу мне пересекла лиса, спешившая куда-то по своим делам. Никогда бы не подумал, что в городе можно встретить эту рыжую охотницу. И тем не менее — пожалуйста.

Что примечательно — она меня совершенно не боялась. Такое ощущение, что плутовка воспринимала меня как часть пейзажа или своего привычного мира.

Что до неживых — пару раз у меня опять пытались вызнать имя, правда, если первый прохиндей так и не понял, с кем имеет дело, то вторая сущность оказалась посмекалистей, распознала во мне ведьмака, сплюнула и исчезла во мгновение ока.

Больше меня никто не беспокоил.

Еще я встретил грустную девушку, похоже, что из недавно, может, даже сегодня, похороненных. Она потерянно стояла около своей могилы и печально смотрела на венки, во множестве лежавшие на ней.

Мне отчего-то так жалко ее стало, что я уж было собрался к ней подойти, как-то приободрить, но потом подумал и не стал этого делать. Помочь я ей ничем не помогу, даже отпустить ее туда, наверх, не в состоянии, поскольку не в моем это праве. Тут владения Хозяина Кладбища, и, даже если мне будет кого-то очень жалко, против его воли я не пойду. Это слишком небезопасно.

А давать ложную надежду на то, что все еще устроится, я этой бедняжке не хочу.

Прогуливаясь, я вроде как расходился, согрелся. Да и стылости тут особой не было. Влажность — да, воздух был сыроват, но не более того.

Ну а потом за мной пожаловал старый знакомец в забавном сюртуке, все с тем же фонарем в руке. Тот, что некогда провожал меня и Нифонтова к Хозяину Кладбища.

— Опять ты? — узнал он меня. — Зачастил ты к нам. А приятель твой где?

— Один я сегодня, — холодно ответил я. — Веди уже.

— Шаромыжник этот твой приятель! — зло выкрикнул бывший шулер и топнул ногой по земле. — Прохиндей! И приятельница его тоже! Так меня в карты надуть!!! Меня!!!

Похоже, что речь идет все о той же ночной прогулке. Тогда Николай обещал этому колоритному прощелыге карточную игру по высоким ставкам. И сдержал свое слово. Вот только результат вышел не тот, которого ожидал потусторонний любитель азартных забав.

— Не садись играть с незнакомыми людьми, — посоветовал я разбушевавшемуся призраку. — И пошли уже. Меня ждут, если ты не знаешь.

Глава 9

Хозяин Кладбища, как водится, без дела не сидел. Когда я со своим провожатым добрался до небольшого холма, на котором находилась резиденция местного владыки, то увидел десятка два призраков, которых, если честно, от настоящих людей отличить можно было только по синеватому сиянию вокруг них.

Надо думать, это были свежие души, которые только сегодня обрели свой новый дом. Конкретно — это кладбище. И их новый повелитель, как любой хороший хозяин, проводил с вновь поступившими ознакомительную беседу. В данный момент он опрашивал прехорошенькую блондинку, даже в посмертии одетую по моде. Как видно, ее подруги рассудили, что грех пропадать новинкам сезона лето-осень этого года, и именно в этой сомнительной милоте отправили безвременно ушедшую из жизни красотку в последний путь. Куда только ее родители смотрели…

— Грешила? — услышал я его слова, приблизившись к антрацитово-черному массивному надгробию, заменявшему Хозяину трон.

— Я? — изумилась девушка. — Ну-у-у-у… Нет. Правда, как-то недавно вечером мы с Рузанной съели торт. Это очень, очень, очень плохо. Нельзя после шести животные жиры кушать! Но мы дали друг другу слово, что об этом никто не узнает.

— Н-да. — Хозяин печально подставил руку под подбородок, и фигура его сразу как-то ссутулилась. — Грех велик, что скрывать. А читать ты умеешь?

— А надо? — блондинка повертела головой. — Тут? Зачем? Нет, так-то, конечно, умею. И читать, и считать! Я же училась в школе! Скажите, а у вас нет телефона? Мне просто очень надо позвонить Самвельчику. Его почему-то даже на похоронах не было, и я хочу знать, почему. Если он не в курсе, что я умерла, то это ладно. А вот если…

— Молчи, — потребовал Хозяин кладбища, и, к моему великому удивлению, девушка выполнила его приказ.

Велика же у него сила, если он смог заставить замолчать подобную куколку. Они, как правило, кроме себя никого не слышат.

— Будешь сидеть в своей могиле до следующей весны, — приказал ей Хозяин. — Может, поумнеешь. Вылезешь без спросу наружу — выброшу за ворота кладбища, будешь неприкаянным духом до конца времен по земле мотаться.

Девушка даже пискнуть не успела, как некая сила скрутила ее так, как ребенок комкает лист бумаги, а после от нее и следа не осталось.

— Ведьмак, — гулко обратился ко мне повелитель мертвых. — Слушай, у вас там таких что, как курей выращивают теперь? Недели не случается, чтобы я очередную свиристелку на полгода в гроб не загнал. Причем эта-то еще ничего, хоть читать умеет. На сто тридцатом участке весной одну подхоронили, так она и русских букв не знает. Говорит, что когда-то учила, но они ей потом без надобности стали, и она их забыла. Цифры помнит, потому как те на ценниках есть, а буквы нет.

Призраки зашушукались, плеснули смешки.

— Чего развеселились? — рыкнул на них Хозяин. — Вы, что ли, лучше? Вот ты, волосатый, к примеру, как помер?

— Захлебнулся, — угрюмо отозвался довольно молодой парень в черном костюме, который был ему немного велик. Что интересно — было заметно, что ему даже в призрачном состоянии не очень по душе эта одежда, он то и дело недовольно теребил рукава пиджака.

— Где, чем? — настырничал владыка мертвых.

— Дерьмом, — неохотно и через силу выдавил призрак. — В канализации.

— Чего тебя туда понесло-то? — изумился я. — Ты сантехник?

Хозяин кладбища повернул голову и глянул на меня, но ничего не сказал.

— Диггер я, — отвел глаза в сторону юноша. — Да поворот мы перепутали, не по тому проходу пошли! Налево надо было идти, где старая галерея, а мы направо свернули. Там колодец, а в нем этого самого столько… Я и понять-то ничего не успел, сразу с головой окунулся. А потом меня рюкзак вниз утащил, я руки из лямок вытащить не смог.

— Ну вот, о чем и речь. — Хозяин, видимо, покрутил головой, поскольку капюшон его плаща несколько раз дернулся. — Того, что наверху, им мало, они под землю лезут. Не ради работы, не ради денег — просто так. Доброй волей! Нет, времена меняются не к лучшему.

— Сомнительные забавы у человечества были всегда, — решил все-таки заступиться за живых я. — Просто выглядели по-другому. Да хоть бы тот же альпинизм! Я вот никогда не понимал, накой людям надо лезть на гору, рискуя жизнью? И все ради того, чтобы воткнуть на вершине, где никто кроме них не побывает, флажок. Который, кстати, никто не увидит. Но лазают же? И с давних пор.

— В чем-то ты прав, — неожиданно для меня признал Хозяин. — И в наше время чудаков хватало, но в дерьме по собственной дури никто не топ.

— Может, такие просто на ваше кладбище не попадали? — не удержался я от шутки.

Мой собеседник на секунду замер, а после разразился жутковатым ухающим хохотом.

— Может, — согласился он. — Ладно, повезло тебе, утопленник. Да и смерть тебе досталась не столько нелепая, сколько позорная, это тоже надо признать. Дарую тебе право выхода из могилы четырежды в неделю, от полуночи до трех часов ночи.

О как. У них тут прогулки по расписанию, выходит? У каждого в свой срок?

— Мое почтение, уважаемый, — я приложил ладонь к сердцу и изобразил поклон. — А то ведь даже не поприветствовали друг друга.

— Условности. — Хозяин кладбища глянул на оставшиеся души. — Я занят, приму вас позже. Вон за те березы ступайте и ждите. И по территории не шляться!

Призраки послушно побрели к недальним березам, где между старых могил то и дело вспыхивали какие-то фосфоресцирующие огоньки. Не сомневаюсь, что увидь я их еще в начале лета, точно перепугался бы до судорог. А теперь… Ну огоньки, ну на могилах. И чего? Они же меня сожрать не пытаются?

Тем более что, скорее всего, никакого мистического подтекста тут даже и нет. Могилы старые, дожди лили, земля влажная, вот органика и шалит. Так сказать — был человек, стал огонек.

— Сказал бы, ведьмак, что ты за это время изменился, да не стану, — прогудел из-под капюшона Хозяин. — Нет этого. Разве что поглупел. Раньше ты был умнее, потому что все время был настороже. Сейчас ты начал верить в то, что тебе многое по плечу, потому осмелел. И зря осмелел, без повода. Знаешь ты немногим больше, чем раньше, уметь ты и до того ничего не умел — так с чего щеки раздул, как лягушка?

Обиднее всего было то, что сказанное являлось правдой. Вот прямо сейчас осознал, что Хозяин кладбища прав. Раньше я поосторожней был, десять раз думал, прежде чем что-то сделать, а теперь… Я как будто за собой какую-то силу чую, но на самом-то деле за мной никого нет. Я как был один, так один и остался.

— А знаешь, почему я так решил? — продолжал тем временем меня препарировать Хозяин Кладбища.

— Нет, — поняв, что ему нужен ответ, глядя в сторону буркнул я.

— Да когда ты позволил себе влезть в разговор, который велся не с тобой! — даже привстал мой собеседник. — Мало того — ты меня перебил! Кто тебе вообще дал такое право?

— Дико извиняюсь, — шаркнул ножкой я. — Просто тема была не очень обычная, интересная.

— Интересно ему, — донеслось до меня из-под капюшона. — Любознательный какой.

Хотя вот конкретно тут все осень спорно. Отстают заупокойные правила хорошего тона от нынешних. Даже скажем так — в моем кругу общения на подобные вещи внимания не обращают. Скорость и информация дороже, чем подобные формальности. Новое тысячелетие немного подправило старые правила. Сморкаться двумя пальцами на пол, ходить с расстёгнутой ширинкой и чавкать за столом, как и ранее, считается дурным тоном, но влезть в разговор или даже оттащить в сторонку чужого собеседника на пару минут уже вполне допустимое деяние. Время не ждет. В наше время пара потерянных минут запросто может стать парой потерянных миллионов.

Но говорить подобное вслух здесь не стоит.

— Ладно — я, — продолжал стыдить меня Хозяин Кладбища. — А если бы ты вот эдак с кем другим? А в городе кого только нет. Ты его перебил, а он тебе кишки за это на шею намотает.

Мне жутко хотелось спросить, а «он» — это кто, но я продолжал молчать.

— Н-да, — остановился тут Хозяин Кладбища. — Ведьмак, я тебе не наставник и не друг. Мне, по сути, все равно как, кто и за что тебя убьет. Но я не хочу, чтобы это случилось быстро, это не очень выгодно для меня. Ты можешь оказать мне кое-какие услуги, потому предпочтительней, чтобы ты был жив.

— Понимаю, — интонация, с которой я это произнес, вылетела откуда-то из невероятных глубин подсознания. В последний раз я пользовался ей, когда в пятом классе наша математичка на пару с моей мамой объясняли мне, чем чревата двойка по итоговой контрольной работе.

Кстати — эмоционально это тоже было очень похоже. Однако, впадаю в детство.

— И заметь, — совсем уж менторским тоном вещал Хозяин. — Казалось бы — что мне о тебе печься? Невелика ты фигура, так, неофит, пирожок ни с чем. Но нет. Я отправил к тебе провожатого, я закрыл все ментальные планы, чтобы мои нытики тебя не заставили оглохнуть. Ты под моей защитой — и на этом кладбище никто не посмеет даже косо на тебя взглянуть.

Ну это он загнул. А те двое на аллеях, что пытались меня провести на мякине?

Хозяин Кладбища уловил тень улыбки на моих губах и мигом все понял.

— Кто? — спокойно, но очень жутко спросил у меня он.

— Да ладно, ерунда была-то, — отмахнулся я и тут же захрипел.

Как, когда Хозяин очутился совсем близ меня, я даже не понял. Это было даже не движение, это как-то по-другому называется. Вот он сидел на могильной плите, а вот он прямо передо мной стоит, а его когтистая лапа меня за горло взяла. В прямом смысле.

— Кто? — повторил вопрос повелитель мертвых, а его пальцы чуть сжали горло. Дышать было еще более-менее можно, но определенный дискомфорт появился.

— Не знаю, — выпучив глаза, просипел я. — Они не представлялись. Просто кто-то из местных хотел мое тело присвоить. Ничего особенного. Да и шансов у них не было.

— Неподчинение — самое страшное из того, что может быть, — сообщил мне Хозяин, и я увидел в глубине капюшона две багровые точки, его глаза. — Сегодня они тебя не послушали, завтра они уговорили еще кого-то не подчиниться твоему приказу, а послезавтра ты сам будешь делать то, что велят они. Или будешь мертв, что более вероятно. Такова природа власти, и не важно, в каком из миров ты живешь — там, среди живых, или тут, среди мертвых. Эти правила едины везде.

— Правда не знаю, — истово произнес я. — Тут жмуриков… Извините. Покойников вон сколько. Откуда мне их всех по именам ведать?

— Ладно, сам найду, — его пальцы разжались, отпуская меня. — А ты впредь подобное не вздумай замалчивать. Было сказано — ты под моей защитой. Если кто-то нарушил — сразу пришел и сказал.

Ага, прямо сразу. Если сразу, то опять тебя перебьешь и получишь новую порцию нотаций.

— Ладно, не для того я тебя позвал. — Хозяин Кладбища вновь уселся на плиту. — Хочу я тебе кое-что отдать.

— У меня день рождения зимой, — на всякий случай сообщил ему я.

— Спорный вопрос, — не согласился со мной повелитель мертвых. — Душа у тебя, конечно, одна осталась, как и была. Но сути уже две, и вторая родилась как раз тут, и совсем недавно. Так что дней рождения у тебя два. А еще через пару лет ни одного не будет.

— Чего это? — насторожился я.

— Жизнь у ведьмаков веселая, — пояснил мой собеседник. — У них ведь как? Либо их постоянно кто-то убить хочет, либо они кого-то жизни лишают. Так что скоро со счету собьешься, сколько раз и чего праздновать надо, а потом вообще на это все рукой махнешь.

Не скажу, чтобы его слова добавили мне оптимизма.

— Ладно, принимай гостинец. — Хозяин Кладбища пошарил рукой за собой, а после протянул мне нечто прямоугольное и увесистое, завернутое в черную тряпку. — Владей. А ну как пригодится?

Я понял, что это такое, еще до того, как размотал ткань. Да и вариантов, если честно, было не так много. Вряд ли бы эта сущность стала мне дарить коробку конфет или игру «Монополия», правда?

И я угадал, это была именно она — ведьмачья книга. Совершенно не похожая на мою, разве что только размером. Внешне — совсем другая. У моей обложка была искусно сделана из дерева, она была какой-то… Ну не знаю. Уютной. А здесь — совсем другое дело. Нет, ничего вызывающего или страхолюдного. Просто она давала понять, что ее предыдущие владельцы далеко не все были травники. Обложка этой книги была затянута в шершавую светлую кожу, на ней имелись какие-то тиснения, но какие именно — этого мне было сейчас не разобрать. Чтобы книга не открылась, имелись застежки, скрепляющие края обложек и сделанные в форме трехпалых лап, причем такое ощущение, что куриных. По крайней мере, было похоже на то.

— Специально старили, — сказал мне Хозяин, заметив, что я с интересом тыкаю пальцем в кожу обложки. — Чтобы, значит, мягкость убрать. Девка-то небось совсем молодая была, в те времена замуж рано выдавали. Коли после шестнадцати замуж не вышла и девство свое кому не отдала, так уже все, «перестарком» звали.

— Да ладно! — сообразил я, куда он гнет, и с недоверием посмотрел на книгу, которую держал в руках. — Шутка?

— Какая шутка? — равнодушно произнес повелитель мертвых. — Кожа девственницы, как есть. Тебе-то этого не учуять, здесь опыт нужен. Я-то сразу это определил, как только эту книгу в руки взял. Да ты не бойся, на ней проклятия нет, ни посмертного, ни какого другого. Проверено мной лично. Смело можешь открывать.

Хорошо, что он это сказал. А то у меня сразу мыслишки зашевелились на тему: «Проклятые книги и их воздействие на человеческий организм». Теперь же все стало проще. Нет, этому существу тоже особой веры нет, но одно я знаю точно — прибегать к таким ухищрениям ради моего умертвления он не станет. Если ему нужно будет, он меня убьет сам, без всяких многоходовых планов.

— А как она к вам вообще попала? — задал я вопрос, вертевшийся на языке.

— По праву наследования, — обстоятельно произнес Хозяин. — Ее владельца ведь я прибил, и душу его выпил тоже я. Стало быть, все его добро — мое. Не деньги там или дома, а то, что истинно ему принадлежало. Вот его слуга книгу мне и притащил, в ту же ночь. И сам здесь остался. Он ведь не человеку служит, а силе, остатки которой во мне гуляют. Слушай, может, ты его себе заберешь? Не к месту он здесь. К делу я его приставил, понятно, дорожки подметать отправил, но все одно — не для ведьмачьего слуги такая работа.

— Так во мне силы его хозяина нет, — резонно заметил я. — С чего он мне подчиняться станет?

— Прикажу — станет, — уверенно заявил Хозяин. — Куда он денется? И потом — ты той же крови, что его прежние владельцы. Да и книга теперь у тебя. А если нож его старого хозяина добудешь, так и вовсе для него полноправным хозяином будешь.

Повелитель мертвых негромко свистнул, за могильной плитой что-то зашуршало, а через мгновение перед нами предстал мохнатик, в котором безошибочно можно было признать существо той же породы, к которой относился мой Родька.

Впрочем, сходство было весьма относительное. В отличие от моего слуги, этот ведьмачий помощник выглядел каким-то… Неухоженным, что ли? Даже скорее — неустроенным. Черная шерсть его частично свалялась, в ней запутались какие-то щепки и соломинки, да еще вдобавок у него не было одного глаза. Правого.

— Здрасьте, — пробурчал слуга покойного ведьмака, даже не глядя на меня. — Звал, хозяин?

— Звал, — подтвердил владыка мертвых. — Вот, Александр, смотри, каков красавец. Знает много, делает, что скажешь. Бери его себе, не прогадаешь.

Слуга после его слов все-таки глянул на меня, причем с интересом.

— А глаз-то где? — не удержался от очевидного вопроса я.

— Хозяин вырезал, — равнодушно ответил мне мохнатик. — Не прежний, а тот, что до него был, еще в позатом веке. Он зелье одно варил, там правое око преданного раба было нужно, вот моё и взял.

Офигеть! Другого слова тут не подберешь, пожалуй. Нет, есть еще парочка, но они теперь запрещены законом.

— Исполнительный, — не упустил момента для дополнительной рекламы Хозяин кладбища. — Другой бы кто ни за что свой глаз не отдал, а этот — пожалуйста.

Мохнатик согласно кивнул, а после икнул, застенчиво прикрыв рот ладонью.

— Тебя как зовут? — спросил я у него, вздохнув.

— Афанасий, — отозвался одноглазый бедолага. — Можно — Афоня или Афонька. Или еще как, вам виднее.

Сдается мне, что непростая жизнь была у этого Афанасия, если ему все едино, как называют.

— Неприхотлив, неразговорчив, ест мало, — гнул свою линию повелитель мертвых. — Золото, а не слуга.

— Хорошо, что напомнили, — скинул я с плеч рюкзак. — Я же фарша пару кило привез, для вашей живности. Все-таки в гости с пустыми руками не ходят, правда?

— Молодец, — одобрительно склонился капюшон. — Афоня, прими подарок, отнеси его на главную аллею, разверни и там у сухого дерева положи.

Мохнатик принял у меня увесистый сверток и шустро припустил в сторону ближайшей дорожки.

— Забери его, ведьмак, — неожиданно мягко попросил меня Хозяин. — Он, видишь, тут, у меня, еще и спиваться начал. Кладбище ведь, то и дело на могилах кто-то водку оставляет, вот ее и повадился допивать. Его племени надо больше, чем вам, человекам, случается, что по две бутылки в день убирает. Потом плачет, мается. А вчера чуть не подрался с местным «обходчиком», из тех, что при могилах кормятся. Хорошо еще, что тот его за видение принял, подумал, что с ума сходит. Нельзя ведьмачьему слуге без дела сидеть.

— Да взял бы, — досадливо сказал я. — Взял. Но моего-то куда девать? Два медведя в одной берлоге? Беда будет. Я, конечно, могу его в свой дом за городом отвезти, но что он там один станет делать? Тут он хоть как-то к работе приставлен, а там и вовсе тоска зеленая. Тем более, что там еще и домовой ко мне не очень расположен.

— Пропадет Афанасий здесь, — прогудел Хозяин. — Не дело нечисти среди нежити жить. Мы хоть и одного корня, но по-разному мир понимаем.

Мне очень хотелось оказать услугу этому существу. И в благодарность за врученный мне бесценный дар, и за то, что раньше он для меня сделал. Да и Афанасия мне стало жалко. Но при этом я прекрасно понимал, что второй слуга мне никак не нужен. Родька не даст ему жизни, это точно. Он Маринку-то терпеть не может, и далеко не потому, что та достаточно бесцеремонна и творит, что ей в голову взбредет. Это все отмазки. Ему не нравится то, что она способна оказывать на меня влияние и заставлять делать то, что нужно ей.

Я ведь почитал о сущностях вроде Родьки и Афони — что-то нашел в сети, что-то в своей книге. Они на самом деле самые верные и преданные слуги, и служат не за честь, а за совесть. Но при этом жуткие собственники и не терпят, когда их хозяин поступает так, как он сам того не хочет. Не они не хотят, а он сам не хочет, вот какая тонкость. Они — не люди, им неведомы слова «планирование» и «разумный компромисс», зато эти существа очень тонко чувствуют душевное состояние своего патрона. И наше «не хочу» они воспринимают как собственную обиду, то есть тому, кто ее нанес, на их хорошее отношение рассчитывать более не приходится.

Маринка же всегда ставит меня перед выбором между «не хочу» и «иди ты к лешему». Само собой, Родька ее терпеть не может.

Зато с фотографии Светки, той, которая стоит в книжном шкафу, и которую я все никак не выкину, он каждый день стирает пыль. Все хочу спросить — почему? Что он такого чует, чего я сам не знаю?

А тут я еще одного его соплеменника припру. Бррр… Ведь и вправду до смертоубийства дело дойти может.

Но при этом жалко его. Не ровен час, и впрямь сопьется.

Да и еще кое-что есть, уже для личного пользования.

Этот Афанасий долго состоял при ведьмаках, которые, похоже, немало знали о «той стороне». Так сказать — о темной стороне Силы. Не может такого быть, чтобы он чего-то не видел, чего-то не слышал. И не мог бы рассказать тому, кто отнесся к нему с добром.

— Ведьмак, ты еще здесь, со мной? — полюбопытствовал Хозяин кладбища.

— Не могу к себе его взять, — твердо заявил я. — Не потому, что не хочу, а просто по жизни не получится. Но могу посодействовать на предмет пристроить его в хорошие руки.

— Слушай, он не бродячая собака, — недовольно произнес повелитель мертвых. — Мне не просто его пристроить надо, чтобы у него где-то там была плошка с кашей.

— Это понятно, — с достоинством ответил я. — Потому не к подруге на постой собираюсь его определить. Есть у меня кое-какие мысли. Если получится — приду, его заберу.

Вообще-то мыслей было даже две, и обе неплохие.

— Только не тяни, — Хозяин перестал маскироваться под доброго дядюшку, и в его голосе появились знакомые приказные нотки. — Еще раз повторю — нечего ему тут делать.

Нечего, нечего, но ведь не выгнал же до сих пор? Значит, есть что-то доброе под этим черным балахоном?

— Сказал же, — передернул плечами я. — Как только что-то станет понятно, сразу приеду.

— С этим все. — Хозяин кладбища встал с надгробия. — И еще одно дело у меня к тебе есть, ведьмак. Необычное.

Если бы я мог предположить, что этот представитель Ночи может смущаться, то сейчас решил бы, что именно это и происходит. Я не силен во многих вещах, но интонации считываю «на раз», это профессиональное.

— Ты понимаешь, тут ко мне на кладбище стали то и дело таскаться эти… — Хозяин посопел. — Ну ящик такой, по нему картинки показывают, как раньше в синематографе. Только тогда люди в специальные заведения ходили, а теперь по домам сидят. Да как его, все время забываю?!

— Телевидение? — предположил я.

— Вот-вот, — обрадовался Хозяин. — Взяли моду приезжать вечером целой оравой и галдеть. Добро бы чего путное — так нет! Шляются по всему погосту, кричат, новые могилы копают. Зачем-то пустой гроб в одну положили и каменюку на нее поставили. И главное — как дома себя чувствуют. Сидят тут, едят, пьют, шутки шутят. Нет, у меня и раньше всякое случалось. То дьяволопоклонники припрутся, то еще кто, но с ними-то все понятно было. А сэтими вообще ничего не ясно. Мне новенькие объяснили, что они про колдунов и ведьм делают какое-то… Как же это слово-то…

— Шоу, — сдерживая улыбку, подсказал я.

Мне уже было понятно, о чем идет речь. Нет, ну вот ведь странная судьба, а? Надо же, чтобы «Магическое противостояние» снимали именно на этом кладбище. Их же в Москве десятки, но нет, редакторы программы выбрали именно это.

Так сказать — рояль в кладбищенских кустах.

— Именно. — Хозяин несколько раз прошелся вокруг меня, явно в расстроенных чувствах. — Я бы, конечно, мог их отсюда вытурить в один миг, сил мне на десять таких компаний хватит. Да я так и собрался было поступить, но потом подумал и не стал этого делать.

— Отчего? — с интересом спросил я.

— Подумал, что вреда от этого будет больше, чем пользы, — помолчав, ответил Хозяин. — Эти-то, они ведь лезут туда, куда не следует живым людям ступать, понимаешь? Я это сразу понял, как только они в самый первый раз ко мне пожаловали. И если я дам им знак, что здесь есть некто, кто напрямую с той стороной связан, они отсюда вовсе не уберутся. Среди них есть такие, кто ради своего успеха на моем кладбище все трупами усеет, лишь бы все по их вышло. Да и не хочу я никчемушную кровь здесь проливать. Не к добру это. Одно дело матерого вражину прикопать, вроде того твоего соплеменника, другое — этих дурачков убивать. Ох, Александр, видел бы ты их! Все какие-то чудные, одеты не пойми как, иные и вовсе непонятно кто такие — то ли мужики, то ли девки. А в последний раз таких приволокли, что вовсе хоть стой, хоть падай. Один весь белилами вымазан, другой с дудками на боку, третий вовсе с голым задом. Не поверишь — я даже растерялся сначала. Но делать-то что-то надо? Вот и скажи мне — что именно?

— Даже не знаю, — развел руками я. — Это телевизионщики, они хуже чумы. Для них закон не писан, понимаете? Как бы так объяснить… Про инквизиторов знаете?

— Тех, что народ в Европах жгли? — уточнил Хозяин. — Читал.

— Эти хуже, — подытожил я. — Намного.

— Значит, все-таки придется убивать, — опечалился Костяной царь. — Не хотел ведь. Знаешь, я даже запретил своим в них подселяться, от греха. Думал, что раз, другой — и уйдут они.

— По идее — уйдут, — обнадежил его я. — У них шоу к концу идет, да и осень на носу, так что уйдут. Может, и вовсе уже в этом году не приедут.

— Да как же, — топнул ногой Хозяин. — Сам слышал — на следующей неделе пожалуют опять. Будут могилу какого-то насильника искать. Ненастоящую, правда, без тела. Я же тебе говорил — ее уже выкопали на южной территории, рядом с оградой. И старый камень на нее установили.

Вот так и узнаешь кухню телешоу. Стоп!

— А покажете мне это место? — попросил я его.

— Тебе зачем? — осведомился Хозяин.

— Есть у меня одна идейка, — потер руки я. — Авось сработает. На когда они съемки назначили? Ну фальшивую могилу в какой день искать будут?

— Со среды на четверг, — произнес Костяной царь.

— Если выгорит — в среду подъеду, — пообещал я. — Но на липовое захоронение прямо сейчас гляну.

— Ну глянь, — одобрительно качнулся капюшон. — Знаешь, мне просто очень убивать не хочется. Это ведь проще всего — пяток сердец раздавить, да и все. Но и так в этом году тут крови много пролилось. Ни к чему это. Души, те, что не ушли после смерти с земли, они ведь сюда присланы чтобы успокоение получить. Ну или воздаяние, тут кому что. А от крови они дуреть начинают. Они ведь их чуют, смерти чужие.

— Если что — пособите мне? — уточнил я. — Ну ветром холодным обдать ноги, деревом поскрипеть или чего похлеще учудить?

— Годы мои не те, деревами скрипеть, — филином ухнул Хозяин. — Но понимаю, что не тебе это надо, а мне. Пособлю уж. Но вообще, я в печали. Вот что все на мое кладбище валится, а? Ритуалы ведьмачьи — у меня. Строительство под боком — тоже у меня. Теперь это… Как его… Но тоже здесь, у меня! Других погостов нет, что ли? Есть же «Николка», «Лианозовка», «Ваганьково» наконец! Что все ко мне-то лезут?

— Может, потому что МКАД рядом? — предположил я. — Чего тут до съезда, всего ничего.

— Кто рядом? — уставился на меня капюшон. — Не понимаю тебя, не знаю я этих слов.

— Разберемся, — подытожил я. — Ладно, пойду, наверное. Сейчас такси вызову, могилку гляну, и пойду.

Если честно, я изрядно подзамерз, да к тому же опять начал потихоньку накрапывать дождь. Потихоньку-потихоньку, а через полчаса я весь мокрый буду. Не хватало еще мне простыть.

— Вот он тебя и отведет, — показал Хозяин на Афанасия, который выполнил приказ и возвращался к нам доложить об этом. — Я же говорю — расторопный.

— Это да, — согласился я. — Блин, а как я с территории-то выйду? Там же закрыли все уже, наверное, до утра?

— Обязательно закрыли, — подтвердил Костяной царь. — Порядок должен быть. Но ты не переживай, там лаз один есть, через него выберешься наружу.

— Накормил, — сопя, сообщил нам Афоня, а после икнул. — Все сожрали, проглоты такие. Куда только в них лезет!

— Опять выпил, — печально констатировал Хозяин кладбища. — Когда успел? Александр, давай, пристраивай его побыстрее.

Афанасий перевел взгляд на меня, в его единственном глазу появилась надежда.

— Я к вам? — обрадованно спросил меня он.

— Не совсем, — уклончиво ответил я. — Но ты попадешь в хорошие руки. Только пить завязывай, там это не принято. Я за тебя поручусь, но и ты меня не подведи.

Афанасий с готовностью кивнул.

— Покажи Александру дорогу к новой могиле, — приказал ему Хозяин кладбища. — А потом лаз в заборе, тот, что ближе к южному входу. Прощай, ведьмак.

— Прощайте, — сказал я, доставая смартфон. — До среды. Непременно приду на поиски могилы посмотреть.

Костяной царь недовольно засопел, но промолчал.

Я последовал за Афоней, который шустро побежал по дорожке, ведущей с холма, причем на ходу сразу же начал искать в смартфоне номер фирмы по вызову такси.

— Ведьмак, — остановил меня голос Хозяина кладбища. — Я тут подумал… Лучше тебе это все-таки сказать.

— Что именно? — насторожился я, нажимая «Сброс».

— Они все там комедианты, — гулко и громко произнес Костяной царь. — Ну эти, ряженые колдуны и ведьмы. Все, кроме одного.

Глава 10

Если честно, последние слова Хозяина кладбища меня порядком обескуражили. Более того, он и сам немного растерян был, когда их произносил. Причем, подозреваю, впервые за много лет.

Я мог не вернуться обратно. Уж больно необычно это все было.

— Есть среди них чародей, среди тех, что в последний раз приезжали, — вещал повелитель мертвых, заложив руки за спину и прохаживаясь вдоль надгробия — Но вот что чудно — я так и не понял, кто именно из этого сброда им является. Чую, а распознать не могу. Он словно закрылся от меня. Сейчас вот разговариваю с тобой и думаю, — а может, он специально это сделал? Знал про меня, и про то, что я непременно приду на это дурачье посмотреть, вот и сделал так, чтобы я не смог его распознать среди них.

— А смысл? — с сомнением произнес я. — Он вам зла не делал, вражды, стало быть, нет, на вашу землю и подданных он не посягает. Зачем тогда прятаться?

— Пуганая ворона куста боится, — немедленно ответил Костяной царь. — Если чародей из сильных, то на нем много чего висеть может. В том числе и грехи перед моим племенем. Мы, Хозяева, хоть и каждый на своем кладбище сидим, но общаться друг с другом общаемся. Бывает, даже встречаемся. Нечасто, правда, но тем не менее.

— «Корпоратив», — понимающе кивнул я.

— Что? — повернулся ко мне капюшон, в нем опять блеснули две красные точки глаз.

— Коллективная встреча с целью совместного отдыха, — пояснил я.

— Ну что-то в этом роде, — подтвердил Костяной царь. — Хорошее слово, звучное. Надо запомнить. Корпоратив. Мне нравится!

— Мне тоже, — поддакнул я. — Так что с чародеем этим?

— Просто так ничего не бывает. — Хозяин снова опустил свой зад на надгробие. — Если кто-то прячется, значит, на то есть повод. В среду снова наведаюсь к этим шаромыжникам, попробую понять, что к чему. Это, в конце концов, дело принципа.

— И правильно. Да, там, среди этих клоунов, одна моя знакомая будет. Если что, поможем ей?

— Ну у тебя и знакомые, — с жалостью произнес Костяной царь. — На вид вроде приличный ведьмак, и тут на тебе!

— Какие есть, — ухмыльнулся я. — И так бывает. Так что, поможем?

— Поглядим, — проворчал повелитель мертвых. — Все, проваливай. Мне еще новеньким посмертную судьбу отмерять надо.

На этот раз окончательно распрощавшись с Хозяином кладбища, я шустро потопал по дорожкам, ведущим мимо могил и надгробий. Дождь припустил уже не на шутку, следовало поторапливаться. Да и служба вызова такси обещала подать машину в рекордно быстрые сроки. Хотя — ночь на дворе, чего тут удивляться?

— Может, возьмешь меня к себе? — глухо пробубнил вдруг молчавший до того Афанасий. — Плохо мне тут. Мертвые кругом. Не дело слуге ведьмака среди них проживать.

— Я бы взял, да у меня уже есть один из ваших, — честно ответил ему я. — А двух таких нашему брату вроде не положено.

— Мы не жены, мы слуги, — уверенно заявил Афоня. — Жен больше одной человекам заводить нельзя, потому как можно с ума сойти от ее «хочу» да «сделай», особенно если баба на сносях. А слуг хоть сколько можно иметь.

Звучало убедительно, да только что-то больно уверенно он это все излагал. Так, будто заранее готовил свою речь.

— Ты не переживай, — мягко произнес я. — Есть кое-кто, кому такой славный парень, как ты, пригодится. Там тебе и работа будет по профилю, и кормежка, и все остальное, что положено.

— Какая мне там работа будет? — подозрительно уточнил Афанасий.

— Та, которая тебе знакома, — объяснил ему я. — Пару дней погоди, я с нужными людьми переговорю и все выясню.

— Если слово сдержишь, век этого тебе не забуду, — деловито пообещал мохнатик. — Отслужу, не сомневайся.

Больше он в разговор со мной не вступал, только односложные реплики подавал, когда показывал мне могилу, на которой и впрямь был установлен изрядных размеров валун, да то место, где я, поджав живот, с трудом протиснулся сквозь кладбищенский забор. Через верх не перелез бы — больно высоко.

Надо худеть. Срочно надо худеть. Года два назад я бы пузо о бетон не покарябал. А все фаст-фуд, все он, проклятый. И бутерброды в немыслимых количествах.

Переехать в Красноярск, что ли? Там фаст-фудных забегаловок мало, их туда Прохоров не пускает. А мороженое, наоборот, вкуснющее. И город красивый. Енисей, опять же.

Комаров, правда, летом больно много…

Впрочем, эти мысли вскоре сменились другими, о том самом непонятном чародее, которого не распознал Хозяин кладбища. Интересно было бы с ним пообщаться. Чисто гипотетически, конечно. Ведьм я видел, ведьмаков других тоже. Ну нежить вообще в расчет не берем, она мне как родная стала. А вот чародеев не встречал пока.

Просто понять хочется, как они магией своей занимаются. В технологическом смысле. Ну не палочкой же волшебной машут, правда? Нет, это все здорово смотрится в кино и книгах — «мальчик, который выжил», запретные заклинания и все такое. Но то книги, а тут-то жизнь. У нас только убивают так же просто, как там, а все остальное куда сложнее.

Например, дурачок в порту, чтобы вызвать тварь из небытия, пентакль рисовал и заклинание читал. Ну да, он к магии вообще отношения никакого не имел, так, подставное лицо, но все равно ведь ясно, что это дело небыстрое. А если чародею надо свою жизнь защитить, то как тогда? «Подождите, я тут кое-что на асфальте быстренько изображу?».

Вряд ли. Значит, есть некая экспресс-магия? Ну логично ведь такое предположить?

Вот и интересно узнать — как это все работает на самом деле? Выглядит как?

В конце концов, каждый из живущих в детстве верил в то, что сказки правдивы хотя бы отчасти, и волшебство есть. Потом, повзрослев, мы понимали, что мир вокруг насквозь реалистичен, а чудеса в нем творят исключительно деньги, связи и изредка пластические хирурги. Я сам раз видел такое. Ну вот невозможно было из того исходного материала, который имелся изначально, вылепить красотку. Однако же сотворили, факт есть факт.

И теперь у меня появился шанс убедиться в том, что мои детские мечты о «крибле-крабле» и прочих «ахалаях-махалаях» все-таки имеют под собой какую-то основу.

Так что — пообщался бы я с ним, приведись такая возможность. Хотя это маловероятно, нет у нас точек соприкосновения. Да и вообще, как показала практика, в мире Ночи с нормальным человеческим общением беда. Есть только позиция силы, временно совпадающие интересы, разумный нейтралитет и отношения, регулируемые поконом.

Ей богу, с нежитью и нечистью проще общий язык найти.

И еще вот что непонятно. Зачем он вообще полез в этот цирк? То, что «Магическое противостояние» полная профанация, знали все — и зрители, и создатели, и, подозреваю, даже участники. По большому счету это был многосерийный рекламный ролик «потомственных колдуний» и «истинных магов Белого Круга». Сегодня ты тут до финала дошел, завтра к тебе очередь из простаков выстроится. Все знают, что их дурят, но телевидение есть телевидение, народ по инерции верит в то, что с экрана говорят.

Я, кстати, также не до конца понимаю, зачем покойный Артем Сергеевич это все финансировал. Ну ладно, на стадии раскрутки, это понятно. Но потом-то подобная программа не то что самоокупаться должна, она сверхприбыль обязана давать. Не удивлюсь, если участники просто-напросто проплачивают свое участие в ней, а после, в зависимости от суммы взноса, распределяются места по дороге к финалу.

Так что вопросов пока больше, чем ответов. Но это до поры до времени. Мне в этом новом мире жить, потому я всю информацию, до которой могу дотянуться, сейчас впитываю в себя. Как накопится ее в достаточном количестве — анализировать буду. Маркетинговое исследование, планирование и, как результат, базовая стратегия — вот основы основ любого долгосрочного проекта. Сейчас таким проектом является мое личное будущее, а потому подойду я к этому всему с надлежащим прилежанием и усердием.

Мысленно поглаживая себя по голове за такие светлые мысли, я открыл дверь и вошел в квартиру, где чуть не споткнулся об Родьку, прикорнувшего в прихожей.

— Хозяин, — хлопая глазами тут же вскочил с пола он. — А я тут, понимаешь, задремал. Не хотел тебя пропустить, ты ведь голодный, небось, пришел. Я там приготовил…

Что именно он приготовил, я так и не узнал, поскольку Родька прервал фразу на полуслове и как-то странно подвигал своим носом-пуговкой, так, будто принюхивался к чему-то.

— О как! — с неожиданной злостью произнес он, прыгнул на мою ногу, неожиданно ловко вскарабкался мне на плечо и резко рванул молнию рюкзака, который я еще не успел снять с плеч. — Ты кого к нам в дом приволок? А?

— Вот сейчас не понял? — оторопел я от всего этого. — Родион, тебя какая муха укусила?

Мой слуга тем временем изучил содержимое рюкзака, пару раз хлопнул меня по спине, как видно, проверяя, не спрятан ли кто-то под курткой, после спрыгнул на пол, ловко открыл входную дверь, выглянул на лестничную клетку и снова ее закрыл.

После он пробежался туда-сюда по коридору квартиры и в конце концов встал в вызывающей позе шагах в пяти от меня. Он стоял, прижавшись спиной к стене, сверля меня взглядом и недовольно притоптывая по полу правой лапой.

Все это до боли напомнило мне события, которые разворачивались здесь же несколько лет назад. Причем практически один в один.

И это вообще меня не радовало. Более того — я даже как-то немного напрягся.

— Если ты сейчас спросишь: «И как ее зовут?», то вылетишь в окно, рука не дрогнет, — кинув взгляд на фотографию Светки, ту самую, которую все никак не выкину, сообщил Родьке я. — И вообще — не многовато на себя берешь?

— Ты мой хозяин, — непривычно высоким голосом сообщил мне Родион. — Я твой слуга. Твое слово для меня закон, как ты скажешь, так и будет. Но и ты знай — других слуг в доме не потерплю! Не потерплю!

Он еще раз, на этот раз со всего маха, топнул лапой по полу и умотал на кухню, где немедленно принялся греметь сковородками и кастрюлями.

А они, скорее всего, со Светланкой спелись бы. По крайней мере, ведут они себя одинаково. И, что примечательно, в обоих случаях обвинения безосновательны, что тогда, что сейчас, винить меня не в чем.

Но ведь как чуял. Притащи я сюда Афанасия, не миновать бы большой драки. И еще неизвестно, кто бы из нее победителем вышел. Сдается мне, что одноглазый мохнатик парень не промах, и за свои интересы, если надо, глотку рвать любому будет.

Правда, и Родька меня удивил. Я в нем такой твердости духа раньше не наблюдал. Ну да, Антипку он отволохал, и коту ведьмовскому тогда изрядный клок шерсти выдрал, но тут кое-что другое.

Только мириться все одно не пойду. Нет за мной вины. Да и не по чину мне перед ним поклоны бить. Он мне тогда совсем на шею сядет. И понукать начнет.

Я лучше спать отправлюсь. Времени вон почти три часа.

— Родька, делай ночь, — гаркнул я. — Хорош громыхать кастрюлями.

Мой верный помощник ничего на это не ответил, но звон прекратился. Зато включилась вода и раздался звук, по которому было понятно, что Родька решил перемыть все тарелки, что есть в моем доме. И, может быть, даже не по разу. Ну да, они же не кастрюли, так что он вроде как подчинился.

Вот гаденыш плюшевый!

Я положил рюкзак в угол, рассудив, что книгу рассмотрю завтра, без суеты и спешки, снял джинсы и начал стягивать через голову майку.

— Опять ты что-то в дом притащил, Александр, — раздался голос Вавилы Силыча.

Вот как он умудряется появляться словно ниоткуда? Только что его не было в комнате, а сейчас — вон на кресле сидит, свесив вниз не достающие до пола ноги и положив свои широченные ладони на колени.

Ни звука шагов, ничего. Как ему такое удается?

— Плохое ты принес, — продолжил подъездный. — Темное.

— Это ведьмачья книга, — пояснил я, стараясь голосом не выдать свое раздражение. Ну в самом деле — сколько можно? Один истерику закатывает, другой мораль нацелился читать. Блин, возникает ощущение, что я живу не один, а в составе большой семьи, причем все в ней старше и умнее меня, и знай поучают, поучают, поучают. — На ней нет проклятия, меня в этом уверил один очень знающий… Э-э-э-э-э… Короче, тот, кто это сказал, знал, что говорит.

— Проклятия нет, — согласился со мной Вавила Силыч. — Но и добра от нее ждать не приходится. Вещь эта злом сработана и для зла нужна. Не надо бы ей здесь быть.

— Прямо Кольцо Всевластия, — съязвил я. — Я объявлю себя его владельцем и стану Темным Властелином.

— Не кольцо у тебя в рюкзаке, — спокойно возразил мне подъездный. — Книга это. В девичью кожу затянута, человечьей кровью писана и смертями людскими до краев наполнена. К чему тебе такое? Ты не злой парень, я ведь давно тебя знаю. А с такой книгой ты быстро перемениться можешь. Я не знаю, что у нее там внутри, но уверен — хорошего нет. Думай, что хочешь, но тот, кто тебе ее дал, знал про это. И еще десять раз прикинь — точно ли он желал тебе добра, такой подарок тебе делая?

— Да я давно уже не знаю, кто желает мне добра, а кто нет, — зло бросил я. — Всем чего-то от меня надо, только никто не спросит, чего мне самому хочется.

— Я сказал, а ты думай. — Вавила Силыч спрыгнул с кресла на пол. — Тебе жить, Александр. А книгу эту все-таки из дома унеси. Не следует ей тут находится. За такими книгами кровавый след всегда тянется, а по нему сюда невесть кого принести может. Добро, если всем обчеством отобьемся. А коли нет? Деток в доме много, ведьмак. Малых, глупых, некрещеных. Самое то для тех, кто в ночи живет и вечно жрать хочет. Подумай о них, хорошо? Не обо мне, о них.

И он ушел, секундой позже на кухне перестал шуметь кран, а после в квартире наступила тишина. Родька, правда, в комнату так и не пришел, не улегся на кресло, которое облюбовал для сна.

Я сел на диван и призадумался.

Вот что за жизнь. Еще десять минут назад все было просто и понятно. Теперь все стало сложным и запутанным.

И главное — кому верить? Ну вот — кому? Вавиле Силычу резона меня обманывать нет. Хозяину кладбища, впрочем, тоже. Если бы он хотел меня на ноль помножить, то сделал бы это куда проще и быстрее. На что ему такие крученые комбинации?

А после еще и совесть меня начала грызть. Нехорошо с подъездным вышло. Некрасиво.

И как апофеоз — мне захотелось выпить водки. Если бы не лень и действующее законодательство, то сходил бы в круглосуточный магазин и купил. Потому как от такой жизни не только слуги ведьмаков бухать начнут, но и сами ведьмаки.

На этой минорной ноте я бухнулся на подушку и уснул. Даже про то, что утро вечера мудренее, подумать не успел.

За ночь Родион не сменил гнев на милость. Когда ближе к полудню я, помятый и небритый, заявился на кухню, передо мной немедленно была поставлена тарелка с гречневой кашей, кружка со сладким чаем и тарелочка с нарезанным хлебом. То есть — все как всегда.

Но — молча! Ни слова. Ни лишнего жеста.

Хорошо еще, что у него родителей нет. А то бы добил меня мой мохнатый друг фразой:

— Ешь, а я к маме уезжаю. Нам немного надо пожить по отдельности.

Может, мне его и вправду на одноглазого Афанасия поменять? Этот-то точно истерить не будет.

Правда не факт, что станет готовить и помнить о том, что в чай надо положить три ложки сахара-песку. Ни больше ни меньше.

Родька помнит.

Кстати! О благотворительности! Чуть ведь не забыл.

Я хмуро глянул на слугу, который после этого ощутимо занервничал. Ну оно и понятно, думал поди, что я напрягусь, стану извиняться. А тут — на тебе. Суровый взгляд и ни капли жалости.

Правильно, так и будет. Я добрый, но где-то и беспощадный. Нечего мне сцены закатывать, мне их и без него хватило в свое время. И потом — бунты надо давить в зародыше.

— Смартфон мой принеси, — процедил сквозь зубы я и еще больше насупился.

Родьку явно раздирали противоречивые желания. С одной стороны, ему хотелось выдержать марку, с другой давил природный инстинкт подчинения.

Я легонько стукнул рукой по столу и топнул ногой по полу.

Коричневая молния скользнула в комнату и тут же вернулась обратно. К смартфону, протянутому мне, прилагались наполненные слезами круглые глаза и молчаливый вопрос: «Хозяин, ну как же так?»

— Дурак ты, братец, — я постучал ему костяшками пальцев по голове. — У меня друзей немного, но менять их на других я привычки не имею. Уж какие есть, такие пусть и будут.

Родька шумно и облегченно выдохнул.

— Я просто это… — затараторил он. — Просто от тебя же кем-то из наших пахло. Ну а вдруг? А если? Двоим при одном хозяине — это же никак! Это ж такое начнется, что ого-го! Знаешь, столько я про это дело рассказов слышал? Ух!

Я дернул его за ухо, привлекая внимание, а после сначала растопырил пальцы, а после сжал в кулак, как бы говоря: «Стоп!»

Родька тут же замолчал.

— Значит так, Родион, — веско сказал я. — Еще раз себе что-то подобное позволишь, и я буду вынужден принять соответствующие меры. А именно, оставлю тебя на месяц без телевизора.

Глаза моего слуги, и без того круглые, стали похожи на чайные блюдца среднего размера. Наказание для него было и впрямь жуткое, поскольку телевидение он полюбил всей душой. Ну или что там у него есть?

Причем ужас неподдельный, так как он наказание будет отбывать честно. Это дети покивают и дальше по-своему делать будут, пока родителей дома нет. Здесь все по-настоящему. Есть я дома, нет меня — он все одно будет выполнять мой приказ.

— И на тот же срок без газировки, — решил добить его я.

Да, жестко. Но по-другому никак.

Я глянул на смартфон, который держал в руке, но звонить никому не стал. Надо было прежде еще одно дело завершить. Не стоит его откладывать в дальний ящик.

Встав с табуретки, я подошел к стене, привстал и постучал кончиками пальцев по вентиляционной решетке.

— Вавила Силыч. Вавила Силыч, прости меня уж, а? Не со зла же нагрубил, по глупости своей.

Вот тут надо извиниться самому. Когда я неправ, тогда неправ.

— Выходи, давай, вместе позавтракаем.

Тишина стояла за вентиляционной решеткой. Никто там не скребся, никто не сопел.

— А почему нет? Можно и позавтракать, — раздалось у меня за спиной. — Хотя, Александр, дело-то уже к обеду идет. Долго спишь.

Подъездный, оказывается уже сидел за столом и лукаво на меня смотрел. И по его взгляду мне стало ясно, что я прощен, по крайней мере на этот раз.

А другого и не будет. Такие существа как он, если что-то для себя решают, то все, это навсегда. Человек человека всегда переубедить сможет, это только вопрос хитрости и времени. Люди падки на лесть, ложь, деньги, в конце концов. Нет таких нравственных крепостей, которые не пали бы под тем или иным нажимом. Опять же страх всегда был отличным мотиватором для перемены практически любого решения.

Но с нечистью и нежитью такое не пройдет. У них другой взгляд на подобные вещи. Да и на весь этот мир в целом.

Через пару минут ложки весело стучали о тарелки, Родька, который, несомненно, уже поел до того, традиционно не преминул сделать это еще раз. Он вообще в этом вопросе большой мастак. Останавливаться до того, пока не покажется дно тарелки — это не в его правилах.

А еще мне стало смешно, поскольку все это более всего напоминало семейную трапезу, правда, достаточно гротескную. С другой стороны, у меня теперь и жизнь такая, что нормальной ее не назовешь.

Продолжив ряд нелогичностей этого дня, я наконец-то набрал номер человека, которому еще вчера я звонить и не подумал бы.

— Здравствуй, красивая женщина, — сказал я, как только на той стороне сняли трубку. — Как твои дела?

— Сплю, — сонно ответил девичий голос.

— День на дворе, — попенял я собеседнице. — Петушок пропел давно.

— В суп его, чтобы не орал. А это кто? — сон из голоса ушел, появилась заинтересованность.

— Как кто? — решил я не отходить от шаблонов и штампов телефонных разговоров с малознакомыми дамами. — Не узнала?

— Смолин, — разрушила так хорошо начинавшуюся интригу девушка. — Вот не ждала.

— И зря, — без тени притворства произнес я. — Сама же ко мне клинья на той неделе подбивала. Ну вот, я подумал, проникся, решил позвонить и сказать, что я согласен.

В трубке раздались короткие гудки. Мезенцева просто разорвала связь.

Перегнул я, по ходу. Как бы она сейчас меня вовсе в «черный список» не определила.

— Что-то со связью сегодня неладно, — с облегчением протараторил я в трубку, когда Женя все-таки ответила мне. — Тарифы все выше, а качество все хуже.

— Чего надо? — спросила у меня Мезенцева, как видно, не испытывавшая особого желания участвовать в извечных играх мужчин и женщин.

— Поговорить, — честно ответил я. — И лучше всего — очно. Жень, давай уже мириться.

— Я с тобой не ссорилась, — равнодушно бросила девушка. — Не того ты масштаба фигура.

— Мы слишком мало знакомы, чтобы ты могла оценить по достоинству мои масштабы, — не показывая, что ее слова немного обидны для меня, сообщил ей я. — И я сейчас о духовном, а не о телесном. Кроме шуток — ты сегодня как, свободна? Просто могли бы пойти куда-нибудь, в какое-нибудь очень приличное место, посидеть, покушать деликатесных мясных блюд…

— На хорошие деликатесные мясные блюда у тебя денег не хватит, — опять унизительно прямо рубанула по моему самолюбию девушка. — Тем более в очень приличном месте. Не льсти себе, Смолин.

— Да елки-палки, — уже не на шутку начал злиться я. — Ну хорошо, пошли в «Герасима». Кормят там на самом деле неплохо, и мне это по карману. Куплю тебе «пожарскую» котлету и капустный салат. А, да. Еще кусок торта, они там в ассортименте.

— Ну не знаю, — впервые за весь разговор в ее голосе появились человеческие интонации. — Я выспаться хотела. Неделька выдалась просто жесть.

— Жень, мне мозги не полощи, — попросил ее я. — Просто тебе лень себя в порядок приводить. Не заморачивайся, я тебя зову просто поесть. И еще — это не свидание, а деловая встреча. Есть у меня одна темка по вашему с Нифонтовым профилю.

— Так бы и сказал, — возможно, мне показалось, но в голосе Жени прозвучало совсем-совсем легкое, еле слышимое разочарование. — А я все гадаю, чего ты именно мне позвонил? Правильно, Колька же еще в ночь к своей подруге умотал.

— Вообще-то я его и не думал вызванивать, сразу тебя набрал, — добавив в голос немного меда, заверил ее я. — Не спрашивай почему, все равно на этот вопрос у меня ответа нет.

— Ловок ты, — фыркнула Мезенцева. — Ладно, уломал. Можешь за мной заехать через… ммм… Полтора часа. Адрес сброшу «смской».

— Не могу, — признался я. — У меня машины нет.

— Не парень, а мечта, — ласково почти пропела девушка. — Все просто идеально. Машины нет, работает мелким клерком, зато в комплекте имеются обозначившийся пивной животик и бывшая жена. Саша, я твоя навеки! Ты герой моих розовых снов времен пубертатного периода!

Кстати — зацепила. Ничто не бьет так больно, как чистая правда.

— Ладно, не обижайся, — звонко засмеявшись, сказала Женя. — Ты сам сказал, что нам с тобой в ЗАГС не идти, так что считай это дружеской шуткой. «Герасим» так «Герасим». Тем более, что там в самом деле неплохо кормят. По крайней мере, порции большие. В какой из них поедем? Может, на «Спортивную»?

— Давай лучше на «Кузнецкий», — предложил я. — Центр все-таки. Вдруг мы настолько интересны друг другу станем, что потом еще и пройдемся по улицам нашей древней столицы? Дождь кончился, жары нет, самое время для романтических прогулок.

— Что-то сомневаюсь я в этом, — протянула Мезенцева. — Но — как скажешь. И еще — не надо мне покупать цветы, хорошо? Это только деловая встреча.

— Подытожим, — принял ее тон я. — Через полтора часа у входа в заведение. Идет?

— Через два, — подумав, уточнила Евгения. — Твое мнение мне по барабану, но там и другие мужчины будут, возможно даже интересные и одинокие. Не хочу, чтобы они смотрели на меня как на чучундру.

Редкий случай, но на встречу я не опоздал. Через два часа я стоял у входа в «Герасима» на Кузнецком мосту, глазея на то, как крепкие ребята в синей униформе вешают вывеску с надписью «Капитал» на здание напротив, и гадал, сколько же в этом самом «Капитале», который, несомненно, являлся рестораном, стоят те самые деликатесные мясные блюда из нашего с Женькой разговора.

И еще — почему на нем не изображен бородатый основоположник коммунистической теории? По идее, самое ему там место. И его не менее бородатому другу тоже.

Цветы я покупать не стал, как она и сказала. Но при этом на встречу пришел не с пустыми руками. К первоначальной теме разговора добавился еще и небольшой сюрприз, в виде книги, затянутой в человеческую кожу и с серебряными застежками.

Я решил отдать Мезенцевой подарок Костяного царя, вот так-то. Наверняка они подобные вещи в своем отделе коллекционируют, а мне он, как выяснилось, без надобности.

Нет, я не стал в один миг альтруистом и добряком. Просто книга оказалась пирожком без начинки. Так сказать — ни с чем. В самом прямом смысле. Страницы этого фолианта сияли какие белизной, какие желтизной, но единым в них было одно — абсолютное отсутствие записей. Пустота и чистота. Как в голове после хорошей пьянки.

Я не знаю точно, что тому являлось причиной — какое-то заклинание, не позволяющее постороннему видеть текст, написанный внутри, или то, что не я убил ее предыдущего владельца и получил ее через третьи руки. Важен факт — проку от данного артефакта мне никакого не было. А вот неприятности, если верить подъездному, быть могли.

Потому решение было хоть и спонтанным, но разумным — отдать эту книгу Мезенцевой. Сразу несколько зайцев одним выстрелом убью. И вроде как подарок, и, если что, я всегда до нее добраться смогу. До книги, само собой, не до Евгении.

Опять же — теперь моя просьба, ради которой я девушке встречу и назначил, уже не будет выглядеть совсем уж одолжением с ее стороны. Вроде как баш на баш выходит.

Ну и подъездному угожу, неприятную для него вещь из дома унесу. К тому же у меня из головы не шли его слова о том, что следом за этой книгой к нам гости из Ночи могут пожаловать. Не дай бог чего с каким ребятенком случиться, я же себе потом этого в жизни не прощу. Ну да, я не лучший из людей, но и не совсем же еще моральный урод?

Женя почти не опоздала, десять минут по общепринятым меркам это норма. Это даже немного, Светка во времена конфетно-букетного периода, бывало, и на полчаса задерживалась. Хотя, подозреваю, там был прямой умысел, девушки любят таким образом молодых людей на вшивость проверять. А еще, заразы, трубку не берут, когда им звонишь. «Ты звонил? Ой, а я не слышала». И ведь не предъявишь им ничего. А как?

Уж не знаю, какую именно она красоту наводила на себя, никаких отличий я не заметил. От того, как она выглядела раньше, имеется в виду.

— Привет, — помахал я ей рукой, а после открыл дверь, ведущую внутрь заведения. — Прошу, нас ждет изысканный обед.

— Ну да, ну да, — согласилась со мной девушка. — Как-то так оно и есть. Пошли, парень моей мечты, съедим по обещанной котлете. И торт ты мне тоже обещал!

И мы пошли.

Глава 11

Самое забавное, что на то время, пока Женька разделывалась с котлетами и всем остальным, ее привычная язвительность дала сбой. Как видно, она разделяла два эти процесса — питание и глумление над ближним своим. Впрочем, и мне было не до того. Родька кормил меня вкусно, но однообразно, причем исключительно тем, что было сварено, в лучшем случае — испечено. Жареного он не признавал.

— Теперь бы сигаретку выкурить, — сообщила мне девушка, откидываясь на спинку массивного деревянного стула. — И все, гармония между мной и миром практически будет достигнута.

— Здесь нельзя, — сообщил я ей, отпив замечательно вкусного морса, которым всегда славился «Герасим». — Законом запрещено.

— Знаю, — вздохнула Женька. — Но помечтать-то можно?

— Мечтать не вредно, — согласился я.

— Ладно, к делу. — Мезенцева закинула ногу на ногу, причем сделала это более чем грациозно, так, как это умеют делать только те представительницы прекрасного пола, которые знают себе цену. В народе подобное называют «заплести винтом». — В принципе, условие соблюдено, ты девушку накормил, теперь можешь меня в определенном смысле танцевать. Проси, чего хотел.

— Ничего не хотел, — слегка обалдев от этой фразы, сказал я. — Точнее, хотел, но… Короче, вот, держи. Подарок от нашего стола вашему столу. Ну или расценивай это как мой безвозмездный вклад в благородное дело борьбы со злом.

Я расстегнул рюкзак и положил перед ней ведьмачью книгу, завернутую все в ту же тряпицу, что мне дали на кладбище. Столик мы выбрали такой, что со стороны нас видно особо не было, потому любопытных взглядов можно было особо не опасаться.

— Ух ты. — Мезенцева мигом сбросила с себя наведенный было романтический флер и снова стала тем, кем и являлась. Оперативницей. Она развернула ткань и присвистнула. — Это того черта, которого на кладбище грохнули? Та книга, которую так и не нашли?

— Она и есть, — подтвердил я. — Та самая.

Евгения погладила кожаную обложку, щелкнула застежками и раскрыла книгу сразу на середине.

Оторва безбашенная, конечно, пробы негде ставить. Вот так запросто открывать подобный артефакт, не проверив его? Ладно я, мне Хозяин кладбища сказал, что на нем проклятия нет, но ей-то никто никаких гарантий не давал.

— А где? — перелистнув несколько страниц и, естественно, ничего на них не увидев, спросила она у меня немного обиженно.

— Нету, — передернул плечами я. — Почему — без понятия. Может, магией закрыто, может, чернилами симпатическими написано. Хотя я склоняюсь к первому варианту.

— Тьфу ты. — Мезенцева захлопнула том и усмехнулась. — А я уже голову начала ломать, с чего это ты такой добрый. И котлетой угостил, и артефакт подарил. Теперь понятно. На тебе боже, что нам негоже.

— Вот и зря ты, — снова отхлебнул морса я. — Котлеты были от чистого сердца. Если хочешь, кстати, могу еще одну купить, мне не жалко. Что до книги — я бы при любом раскладе ее вам отдал. Мне один знающий… Э-э-э-э-э… Короче — паршивый это предмет, так мне объяснили. Энергетически. Зла в нем много, проще говоря, мне такого счастья дома не надо. А у вас наверняка какое-то хранилище для подобных штук есть, как в сериалах. Вот и забирайте его себе.

— Да? — Мезенцева снова осмотрела книгу. — Ну не знаю, так и не скажешь. На вид симпатичная. Опять же — серебро. Сказки сказками, но его нечисть и в самом деле терпеть не может, в серебре сила огромная. Да и на ощупь она ничего.

И девушка снова погладила кожу обложки.

— Скорее всего, ее владелица тоже была хорошенькая — заметил я — Девушки, пребывающие в нежном возрасте, не бывают некрасивыми. Они в эту пору полны надеждами на счастье, а кто верует, тот прекрасен.

— Поэтично, но непонятно, — изобразила улыбку Евгения. — Но радостно, что в тебе осталось хоть что-то человеческое.

— Это сказано к тому, что кожа, пошедшая на обложку этой книги, когда-то принадлежала юной девушке, причем девственнице, — уточнил я. — Правда, не знаю, с какой части её тела конкретно этот фрагмент сняли. Может, с левой груди, может, с правого бедра. Но точно не с задницы. Ведьмаки — они, понимаешь ли, эстеты. Сам теперь из них, знаю, что говорю.

— Твою-то мать! — отдернула руки от книги Мезенцева. — Сразу не мог сказать?

— Ты не спрашивала. Сразу хватать начала, я слова не успел вымолвить. Да не бойся, она не кусается.

Евгения хмуро посмотрела на меня, а после замотала фолиант в тряпку.

— Н-да, что бы там ни было раньше написано, вряд ли оно относилось к делу сохранения мира во всем мире, — выдержав паузу, промолвила она. — Не стоит такой вещи в свободном обороте находиться, лучше пусть у нас лежит.

— Про то и речь, — подытожил я. — И можешь меня не благодарить.

— Даже не собираюсь, — фыркнула Мезенцева. — Переложил свою проблему с больной головы на здоровую, да еще благодарностей ждет. Блин, пойду руки помою! Брррррр!

Она сунула книгу в небольшой черный блестящий рюкзачок, после чего удалилась, причем прихватив вышеупомянутый аксессуар с собой.

Характер у нее, конечно, не сахар. Но зато она и не рафинированная, что тоже неплохо. С ней не скучно.

И, что особенно приятно, нет всех вот этих закидонов: «я толстая», «здесь животные жиры» и всего такого прочего. Ест, что хочет, и не причитает.

А то я как вспомню Светку, так вздрогну. Бедные официанты, она из них все соки выжимала, выясняя, в каком блюде сколько калорий и на пару ли все это делают. Чтобы, значит, ни капли масла в блюде не было, ни капелюшечки.

Еще и меня в эту свою секту малоедящих пыталась завербовать, на овощи посадить, чем, кстати, существенно приблизила развод. Если ее мать я кое-как еще переносил, то это уже был явный перебор. Одно наложилось на другое, и в какой-то момент количество скандалов и непониманий свело на нет качество наших чувств.

Красиво сформулировал. Имейся у меня среди знакомых какой писатель, подарил бы ему этот афоризм.

Как говорится — только вспомни про кого-то, он и прорежется. В кармане завибрировал смартфон, сопровождая это рингтоном, сообщавшим всем окружающим о том, как славно делать «селфи» на Эйфелевой башне и какую именно технику для данного мероприятия следует использовать.

Светка. Это звонила именно Светка. Вот как она учуяла, что я про нее сейчас подумал?

— Привет, — немного удивленно произнес я. — Никак ошиблась, номер не тот набрала?

— Тот, — ответила моя бывшая. — Просто как-то мы не очень хорошо расстались.

— В смысле — тогда? — озадачился я. — Или сейчас ты о прошлой неделе?

— «Тогда» трогать не будем, — попросила она. — Тебе, может, и все равно, а мне до сих пор… Ну неважно. Я про нашу последнюю встречу.

— Ты сама отказалась с нами ехать, — справедливо заметил я. — Мы тебя звали купаться. Кстати — было весело. Вода теплая, тиной не пахнет, и мы с Женькой в нее, стало быть, голенькими…

— Какая ты все-таки скотина, Смолин, — в голосе моей бывшей наконец-то появились знакомые нотки. Эдакая смесь раздражения и предвкушения перед скандалом средней умеренности. — Знаешь, мне не очень интересны рассказы о том, где и с кем ты там нагишом купаешься. Я просто хотела сказать, что мы с тобой интеллигентные люди.

— Эй-эй-эй, — остановил я ее. — Ко мне это определение не подходит. Из данного сословия меня в свое время с треском вышибла достойнейшая Полина Олеговна, приходящаяся тебе мамой. Как там она сказала, когда ты ее притащила с собой в ЗАГС на развод? «Очень хорошо, что вы не завели детей. Представляешь, Светочка, какую наследственность они могли бы получить от этого типа». Так что я не интеллигент, это уж точно. С моими-то маргинально-криминальными наклонностями.

— Мама сложный человек, — немедленно заступилась за мою бывшую тещу Светлана.

— Вот ты и просидишь с этим сложным человеком в четырех стенах до старости, — не стал даже особо выбирать выражения я. — Она тебе еще поводок купит и будет два раза в день на прогулку выводить, чтобы в сторону не вильнула.

А с учетом того, что мамаша ее ведьма и сосет потихоньку жизненную силу из доверчивых дурочек, проживет она еще очень долго. Может, даже саму Светку переживет. Правда, про это я ей говорить не стану. Все равно не поверит.

— Зато ты будешь цвести и пахнуть! — наконец-то не выдержала и сорвалась на крик моя бывшая.

— Именно, — подтвердил я. — А еще веселиться, есть жирную пищу, пить вкусное вино и купаться нагишом в компании юной крепкогрудой рыжеволосой нимфы!!!

— За «юную» спасибо, конечно, но вот все остальное меня настораживает, — вернувшаяся из туалета Евгения снова села за стол. — Причудливые у тебя фантазии, Сашка. Хорошо, что я тебе свой адрес «смской» не прислала.

Я показал на телефон и беззвучно произнес: «Бывшая».

— Саша, я так рада что мы с тобой наконец-то выбрались в этот ресторан! — моментально сориентировавшись и даже подавшись вперед, к трубке, буквально пропела Мезенцева. — Но, милый, сколько можно говорить по телефону? Я скучаю. А еще я хочу шампанского! И ананас!

Сдается мне, что Светка хорошо все расслышала и сделала определенные выводы, потому что почти сразу после реплики Евгении связь с ней разорвалась.

— Психанула? — понимающе кивнула Мезенцева. — Бывает. Но, вообще, это и к лучшему.

— Ты еще скажи, что разбитого не склеишь, — с невеселой иронией поддержал ее я. — Или что подобное с корнем надо из сердца вырывать.

Хорошего настроения как не бывало. На душе отчего-то стало пакостно, будто я только что подлость сделал. Блин, ну вот чтоСветка за человек такой, вечно умудряется в каждую кастрюлю плюнуть. Все же давным-давно закончилось, чего ей от меня еще надо?

— Не скажу. — Женька посмотрела на свою опустевшую кружку, а после ухватила мою, в которой еще что-то осталось. — Я не девочка-припевочка, глянцевые журналы не читаю и сериалы не смотрю, потому в высоких чувствах не разбираюсь. Зато точно знаю, что все равно ничего у вас не получится. И дело не в том, что… Как ты там сказал? «Разбитого не склеить»? Так вот, не поэтому.

— А почему?

— Саш, ты больше не человек, — почти равнодушно ответила Мезенцева и отпила морса. — Хотя нет, не так. Ты человек, но не такой, как все.

— Избранный? — не удержался я от шутки.

— Ты ведьмак, — без тени раздражения произнесла девушка. — У тебя теперь свой путь, и места каким-то другим людям рядом с тобой больше нет. Имеется в виду, людям, которые живут обычной жизнью. Ходят на работу, копят на отпуск, воспитывают детей. Они могут быть твоими приятелями, с которыми можно выпить, или приятельницами, с которыми можно перепихнуться, но не более того. Близко к себе ты никого больше не подпустишь. И чем дальше, тем больше ты будешь отдаляться от тех, кто существует в мире Дня. Такова жизнь. Прими это как данность.

Не скажу, что ее слова меня удивили. Мне подобные мысли приходили в голову, только вот я их из нее гнал. Но факт есть факт — даже с Дарой мне теперь было общаться проще, чем с коллегами по работе. Ну да, за эту неделю я создал себе иллюзию того, что банк для меня по-прежнему дом родной, и только там я на своем месте.

Только это был самообман. Я сам себе это внушал, чтобы не думать о том, что скоро все может измениться. И если бы не прямолинейная Мезенцева, то, может, я в эту иллюзию сколько-то времени еще верил.

— Если тебя это успокоит, то нам не лучше, чем тебе, — продолжала препарировать меня Евгения. — А Кольке так даже и хуже. У него с ведьмой любовь. Мучаются оба, а сделать ничего нельзя. У нее ковен, у него служба. И в любой момент может выйти так, что одному придется убить другого. Один раз до такого чуть не дошло уже, прошлой зимой, прямо перед Новым Годом. Его Людку здорово тогда подставили, через нее пытались к Нифонтову подобраться. Правда, фиг чего вышло, но факт есть факт.

— Жесть, — проникся я. — А ты? У тебя по той же причине личной жизни нет?

— Будем считать, что уколол, — Мезенцева улыбнулась, на ее щеках обозначились ну очень пикантные ямочки. Всегда от таких млел. — Нет, не по этой причине. Просто не складывается как-то. Бывает и такое. Хотя так даже лучше. Голова посторонними мыслями не занята, все время работе отдать можно. И, Саш, давай без этих подкатов, типа: «Встретились два одиночества». Ты ведьмак, я сотрудница отдела 15-К, так что даже не начинай. Да и потом… Скажу честно — не в моем ты вкусе. Ну вот извини.

— Да у меня и в мыслях не было, — опешил я.

Причем не соврал. Я и правда не рассматривал ее в качестве возможной мишени для метания стрел Амура. Не до того мне было. Наши с Женей встречи обычно сопровождались некими происшествиями и событиями, которые напрочь убивали романтический настрой.

Хотя она, конечно, хорошенькая. Не отнять.

— Светлана твоя еще не перегорела, — с какой-то даже печалью сообщила мне Женька. — Я женщина, я вижу. Нет, там не любовь, там скорее грусть по нереализованным планам, которые она для вас двоих наметила. Мужчину женщине забыть легко, а вот свои мечты, в которых он участвует, куда сложнее. Особенно если натура цельная, а твоя бывшая из таких. Оно тихонько тлело внутри, как угли, ее не беспокоило, а тут тебя черти принесли, вот и полыхнуло по новой. Да еще, похоже, у нее и отношений ни с кем нет. Зря, кстати. Клин клином — это самое надежное в таких случаях.

Я только головой покрутил, переваривая услышанное.

— Саш, у нее корни волос не прокрашены, — как-то даже с жалостью произнесла Мезенцева. — И еще куча других признаков, которые ты не заметишь, но я увидела. Нет у нее никого. Но и ты не суйся, ясно? Только хуже будет. Причем ей достанется куда больше, чем тебе.

— Даже в мыслях не было, — сказал я. — Да и как? У нее мама ведьма. Кстати, именно она, зараза такая, все нам и порушила.

— Иди ты! — Женька уставилась на меня. — Прямо ведьма? Не в смысле: «чтоб ты сдохла, ведьма», а натуральная?

— Натуральней не бывает, — хмыкнул я. — Сам недавно узнал. Так что не волнуйся и не ревнуй. Твоим буду, никуда не денусь.

— Договаривались ведь, — укоризненно посмотрела на меня Мезенцева.

— Про шутки договора не было, — заявил я. — Что Колька сказал?

— Какой Колька? — захлопала ресницами Евгения. — Ты о чем?

— Ты же ему звонить ходила. Ну не совсем же я идиот, правда? Два и два сложить могу.

— Да прямо уж так и не идиот? — Мезенцева поняла, что палка потихоньку перегибается и выставила перед собой ладони. — Ладно-ладно, глупая шутка. Но я женщина, мне простительно.

Я ничего не сказал, только рукой махнул — излагай, мол.

— «Спасибо» велел сказать за подарок, — сообщила мне Мезенцева. — И еще просил сходить и купить мне чашку кофе и тортика кусочек, того, что с кремом и орешками. Последнее — обязательно.

— Поторопилась ты со звонком, — с некоторым злорадством сообщил ей я. — Я ведь не все еще подарил, что хотел.

— Как, еще что-то осталось? — изумилась Евгения. — Ну-ка — ну-ка! Только сначала торт и кофе, а?

— Не-а, — покачал головой я. — Тебе все одно ему еще раз звонить, вот и воспользуешься моментом, пока я буду в очереди стоять.

А вообще, это свинство. У нее есть телефон для экстренной связи, а у меня нет. Вот так мало ли что — и не дозвонишься никуда. Да, это придирки. Но я имею на это право. Если уж припахиваете меня к своим делам, так будьте любезны соблюдать и мои права.

— Вредный ты. — Женька подперла подбородок ладонью. — Я бы тоже с тобой развелась.

— Вот ты гадости говоришь, вместо того чтобы похвалить, — скорчил обиженную гримаску я. — А стоило бы. Я вам, кроме книги покойного Артема Сергеевича, еще и его слугу нашел. Афанасием кличут.

— Это как у тебя, мохнатого такого? — оживилась Евгения — Он прикольный! Прожорливый, правда, все мое печенье тогда стрескал.

— Он не прожорливый, а полезный. Тоже мне, сотрудница отдела «15-К», — даже немного обалдел я от такой реакции. — Представь себе, сколько всего этот мохнатый бедолага знает. И рассказать сможет. Причем, заметь, без малейшего нажима с вашей стороны.

— Сейчас не поняла, — посерьезнела Мезенцева.

— Его Афоней зовут, и он теперь бомж, — объяснил я. — В прямом смысле. Хозяин помер, сила его почти целиком в никуда сгинула, так что служить ему некому теперь. Вот он и бродяжит. Мало того — спиваться начал.

— Бе-е-едненький, — жалобно вздохнула Женя.

Отдельно замечу — абсолютно искренне.

— Вот-вот, — поддержал ее я. — Так давайте, приютите его у себя, к делу приставьте какому-нибудь. Это существа работящие и неглупые, поверь, я знаю, о чем говорю. И доверять им можно, не то что отдельно взятым гражданам. Но только условие — не обижать его.

Евгения задумалась, я же, как и обещал, отправился за кофе.

— Берем, — еще до того, как я поставил перед ней напиток и торт, сообщила мне она, убирая телефон в чехольчик, а чехольчик в рюкзачок. — Нам такие кадры нужны. Слушай, а как ты его вообще нашел?

— Не «как», а «где», — поправил ее я. — На кладбище он временно проживает, на том самом, где его патрона грохнули. Под сенью могил обитает, постоянно голодный, зато перманентно поддатый. Надеюсь, не надо объяснять, что я там, на кладбище, делал?

— Почему же не надо? — Женька колупнула ложечкой торт. — Обязательно надо!

— Не наглей, рыжая, — посоветовал ей я. — Меру знай.

— За «рыжую» потом отдельно с тобой рассчитаюсь, — пообещала мне Мезенцева. — Еще в детстве задолбали меня этим словом. Но мера наказания будет смягчена за то, что «бесстыжая» не добавил. И все-таки?

— Жень, работаю я там, — устало произнес я. — Сама же говорила — отношения с миром у меня перешли на другой пласт бытия, потому для меня кладбище теперь если и не родной дом, то уж точно не просто место последнего упокоения людей. Там его и встретил. Пообещал помочь, пристроить в хорошие руки.

— Мои — хорошие? — Женька показала мне свои ладошки.

— Прекрасные, — заверил ее я. — Лучшие в мире. Так бы целовал и целовал.

— Дурак, — не оценила мой комплимент девушка и снова начала поглощать торт.

Собственно, на этом наш то ли обед, то ли ужин и закончился. Минут через пятнадцать мы вышли на улицу, где оказалось неожиданно хорошо.

Пока мы ели, пили и общались, облачность рассеялась, и сейчас небо радовало взор той особенной пронзительной предвечерней синевой, которая говорит любому москвичу о том, что лето заканчивается и осень уже стоит на пороге.

— Слушай, а когда этого Афанасия забрать можно будет? — уточнила Мезенцева, поправляя лямки рюкзачка.

— Да хоть бы в среду, — предложил я. — У меня на кладбище дела кое-какие есть, я туда ближе к ночи собираюсь наведаться. Давай созвонимся, вы подъедете, я к вам его выведу.

— Что за дела? — заинтересовалась Евгения. — Надеюсь, ничего противозаконного?

— Ну разумеется. Как ты могла так плохо про меня подумать? — притворно оскорбился я, а после без утайки рассказал ей о том, что собираюсь посмотреть на то, как снимают реалити-шоу.

А что такого? Не секретная же информация. К тому же, как мне показалось, это не стало для нее новостью. Не умеет она пока так, как ее напарник, эмоции прятать.

Хотя один факт я все-таки утаил. Про колдуна, того, что не поддельный, а настоящий, ничего не сказал.

В конце концов, я у них не на жаловании, так что перебьются. Кто знает, что они потом с этой информацией сделают, правильно? И как это на мне аукнется, тоже неясно. Ну как колдун проведает, кто его оперативникам слил? Сейчас у меня с этим товарищем, если можно так сказать, нейтралитет. Мы просто незнакомы, вот и все. И зла ему на меня держать не за что. Но узнай он, что я его сдал, то вражды не миновать. Я бы точно разозлился в такой ситуации и тому, кто мне насвинячил, козью морду состроил бы наверняка.

Оно мне надо?

— Может, прогуляемся? — предложил я Мезенцевой и согнул свою руку «крендельком». — Растрясем, так сказать, жиры?

— Не-а, — покачала головой та. — Извини. У меня еще планы на сегодня есть. Спасибо за компанию и все остальное. Все, на созвоне!

И, помахав мне ладошкой, она шустро припустила в сторону «Детского мира». Мелькнула, как рыбка в море, ее рыжая голова и скрылась из вида.

— Вот так всегда, — вздохнул я. — «Динамо-Москва», далее везде.

Я постоял еще минуту, поглазел на людей, да и зашагал к метро.

Добравшись до дома, к себе я сразу не пошел, а поднялся на пару этажей повыше. Если уж сегодня я решил переделать все дела, то надо и это, последнее, до ума довести.

К моему великому удивлению, дверь маринкиной квартиры распахнулась почти сразу после того, как я в нее позвонил. Правда, лучше бы я этого не делал.

— Вашу маму! — отскочил я назад, увидев, что именно стояло за дверью.

Внешне это напоминало мою соседку, но вот только сходство было очень и очень приблизительным.

Глаза, густо обведенные чем-то черным, под ними все было густо замазано белилами или чем-то подобным, трехцветные лохмы, свисающие почти до груди, и невероятно колоритное рубище, расшитое бисером и мелкими куриными косточками. Вот такое вот диво дивное стояло на пороге и таращилось на меня.

— Кто ты, странное создание? — опасливо поинтересовался я. — И куда ты дело недалекую, но все-таки родную мне Марину? Надеюсь, ты ее не сожрало?

— Смолин, хорош прикалываться, — попросила меня чуда-юда. — Как, впечатляет?

— Очень, — признался я. — Вот только имей в виду, что мое мнение — оно нейтральное, ни к чему не обязывающее остальной мир. А вот точка зрения санитаров с крепкими руками и смирительной рубашкой может стать определяющей. Марин, ты в своем уме?

— Там все такие! — насупилась соседка. — Это тренд, Смолин, тренд. Если прийти на «Магическое противостояние» одетым как всегда, по-будничному, то ловить будет нечего. Там главное запомниться!

— Марин, но не настолько же, — попытался вразумить я расстроенную девушку. — К тебе сейчас даже слово «чумичка» применить нельзя.

За моей спиной хлопнула дверь, и на лестничную клетку вышла баба Зоя, маринкина соседка, старушка мирная и дружелюбная, в распространении сплетен и слухов не замеченная. Как видно, в магазин собралась, поскольку в руках у нее была хозяйственная сумка.

Она подслеповато глянула на меня, потом на Маринку, на секунду застыла, сняла с носа очки, протерла их, снова напялила, перекрестилась, и со словами:

— Господи Христе и святые угодники! — быстро скрылась за дверью своей квартиры. Следом за этим лязгнули замки — баба Зоя готовилась к отражению атаки нечистой силы. И я ее понимаю — такое диво дивное на своей лестничной площадке увидеть! Любого проймет.

— Пошли внутрь, пока ты весь дом не перепугала, — предложил я Маринке.

Та мотнула головой, приглашая меня зайти в квартиру.

— Значит, фигня получилась, — констатировала соседка, глядя на себя в зеркало. — Печалька. Три часа работы коту под хвост. Зараза, зачем я только на этот балахон столько времени угробила?

Что к подбору гардероба Марина подошла с душой, было видно сразу. У нее всегда в квартире царил Великий Хаос, но сегодня это было особенно заметно. Из гардеробов было вытащено все. Ну или почти все.

Даже не вытащено — выволочено. И свалено в центр комнаты.

— Н-да, — я переставил с подлокотника кресла на стол две пустые чашки, после снял с его спинки кружевной лифчик и бросил в общую кучу. — Ты реально настроена на победу, мon ami.

— Само собой, — ответила мне Маринка и стянула через голову жуткий балахон, побрякивающий косточками. — Или быть первой, или никакой. И, Смолин, не вздумай говорить, что я максималистка или что это у меня гормоны в заднице играют.

— Даже не подумаю, — заверил я ее. — Тем более, что я тебя сейчас не очень-то и слушаю. Мне смотреть интересней.

Нижнего белья на ней, как и следовало ожидать, не имелось.

— Смотреть можно, трогать нет, — девушка передернула плечами, ее упругие груди забавно дернулись. После этого мне был показан розовый язычок, и красота скрылась от моего взора под длиннющей, явно мужской, футболкой.

— И рад бы, да вот беда — мне это уголовный кодекс запрещает, — решил я не оставаться в долгу.

— Сейчас по всем законам жанра я должна спросить у тебя — при чем тут уголовный кодекс?

— Должна, — подтвердил я.

— Спрашиваю, — и девушка изобразила жест из серии: «А теперь выкладывай».

— Закон запрещает вступать в интимные отношения с представителями животного мира, — печально объяснил ей я. — А ты сейчас не совсем человек. Ты некий новый подвид — девочка-панда.

— Очень смешно, — демонстративно похлопала в ладоши Марина. — Еще немного, и тебя можно выпускать на сцену, как профессионального стендапера.

Но все-таки слова мои ее зацепили, поскольку после своей реплики она отправилась в ванную, где тут же зажурчала вода.

Вернувшись в комнату уже в привычном мне виде, она сбросила с дивана кучу вещей прямо на пол, плюхнулась на него, уставилась в потолок, печально сообщив мне:

— Идеи кончились.

— Мне кажется, ты просто зациклилась на экзотике, — предположил я. — Вот это безобразие никак не может принадлежать Верховной дриаде. Это больше подходит какой-нибудь кликуше времен Ивана Грозного.

— А что подходит дриаде? — перевела взгляд на меня Марина. — Твои предложения?

— Что-то более строгое и загадочное, — произнес я. — Без большого количества атрибутики. Ну какой-то такой плащ средневековый, чтобы до пят и блестящий, с прорезями для рук по бокам. Шелк там или что-то вроде этого.

— Ну-ну-ну, — уже непритворно заинтересовалась соседка. — Продолжай.

— А все, — ответил я. — Если плащ глухой, то больше ничего и не надо. Разве что застежку прицепить под горло. Знаешь, помассивней, в виде цветка или ветки. Блескучую. Раз ты дриада — надо такую. А еще браслеты на руки, тоже такие, основательные.

— И волосы. — Маринка пригладила свои растрепанную после парика шевелюру. — Вот так, можно даже с пробором. И тут заколками. Слушай, Смолин, а мне нравится! Плащ я у Жанны возьму, у нее такой есть, зелененький. Она его на «eBay» заказывала, чтобы своему Максу сюрприз устроить. Они в нем в ведьму и инквизитора играли.

— В жизни бы не подумал, — впечатлился я.

Видел я эту Жанну. На вид тихая, спокойная девушка, и на тебе. Ведьма и инквизитор. Страшно представить, что из себя представляли эти игрища.

— Брошка. — Маринка разворошила груду вещей на полу, потом подскочила к секретеру и покопалась там. — Была у меня одна, в виде виноградной грозди, страшная до ужаса, один придурок подарил. Блин, куда же я ее убрала? Помню, у меня шкатулка была, я туда всякий хлам складывала.

Она оставила секретер в покое и постояла секунду на месте, соображая, где же еще могло быть искомое. Потом ей в голову пришла какая-то идея и она умчалась в маленькую комнату, откуда немедленно раздались звуки, из которых можно было понять, что там тоже начались разгром и разруха.

В этот же момент с кухни беззвучно появился Вавила Силыч, приложил палец к губам и ужом ввинтился под диван. Пробыл он там недолго, появился обратно весь в пыли, но зато с палехской шкатулкой в руках.

— Всем домом собираем, — сочувственно прошептал ему я.

Подъездный понимающе покивал и снова убежал на кухню.

— Марин, не это ищешь? — крикнул я. — Вот тут какая-то шкатулка под креслом валяется.

Естественно, это оказалась именно она. Маринка сочно чмокнула меня в щеку и торжественно предъявила мне брошь белого металла с зелеными камушками.

— Шикардос, — высказал свое суждение я. — А как будет блестеть в свете камер!

— Скажу, что некогда эту брошь сработал один из учеников Веланда, — немедленно начала фантазировать Маринка. — И делал он ее для… Ну-у-у-у… к примеру, Морганы.

— Тебя не смущает то, что они, вроде, не в одно время жили? — неуверенно спросил я.

— Так ученик, — возмутилась девушка. — Не сам же Веланд. Да ты вообще не знаешь, кто это такой был, так что не умничай.

Вот и зря. Я читал европейские дохристианские мифы и наслышан про великого кузнеца.

— А в наш род она попала в семнадцатом веке, — продолжала вещать Маринка. — Ее моей прапрапрабабке подарил… Граф Сен-Жермен!

— Где ты берешь эту траву? — восхищенно спросил я у нее. — И когда успеваешь ее курить?

— Либо молчи, либо проваливай, — потребовала девушка. — У меня творческий экстаз.

— Слушай, погоди маленько с экстазом, — попросил я ее. — Сейчас я тебе кое-что скажу, а потом твори, чего захочешь.

— Ну, что еще?

— Только так, — я встал с кресла. — Давай договоримся сразу — ты не спрашиваешь у меня, откуда я что знаю. Все одно не скажу.

— Прямо заинтриговал, — в глазах Маринки блеснуло любопытство. — Ладно, не спрашиваю.

— Я серьезно, — предупредил ее я. — Будешь донимать, в жизни тебе больше не помогу.

— Договорились, — пообещала девушка. — Если я нарушу эту клятву, то до пенсии буду ходить с тобой на встречи твоего класса и делать вид, что ты мой любимый мужчина. Пусть тебе все завидуют. А одноклассницы кусают ногти на ногах, осознавая, что упустили такого самца.

Вот зараза. И просил-то только один раз об этом одолжении. Причем, что особенно обидно, Маринка со мной тогда так никуда и не пошла. Она про эту просьбу просто-напросто забыла, сразу после того, как я исчез из поля ее видимости.

— По рукам, — согласился я. — Дай мне листок бумаги и ручку.

— Зачем? — удивилась Марина.

— Схему кладбища чертить буду, — объяснил ей я. — А ты потом заучишь, где там одна могила находится. Поверь, в среду она очень тебе нужна будет.

Глава 12

Даже сидя на следующий день на работе, я вспоминал о том, как Маринка, выслушав меня, немедленно нарушила данное обещание. Инстинкт журналистки пересилил разум, после чего соседка вцепилась в меня как клещ со своими бесконечными «как» и «откуда узнал». В ход пошло все — она увещевала меня добром, пугала потопом и поджогом, даже пыталась, игриво подмигивая, взгромоздиться на мои колени, чем окончательно убедила меня в том, что нравственные начала в ней погибли, не родившись.

Финальным аккордом явилась проникновенная речь о том, что она нынче же украдет младенца у какой-нибудь особо многодетной цыганской семьи, где-нибудь в районе «Трех вокзалов», и выдаст сие невинное дитя за плод нашей с ней греховной страсти. И вот тогда-то мне мало не покажется!

Подобным обещанием проникся даже Вавила Силыч. Дело было на кухне, а потому мне довелось лицезреть его округлившиеся то ли от удивления, то ли от восхищения глаза. Он настолько заслушался Маринкиным феерическим бредом, что наполовину высунулся из вентиляционной шахты.

В результате, я в буквальном смысле плюнул в раковину, пообещал соседке, что отныне пальцем не шевельну, чтобы ей помочь хоть в чем-то, и покинул ее квартиру.

Воистину — не делай добра, и тогда тебе никто не будет приседать на мозги.

Кстати — она мне еще и звонила на смартфон потом, с интервалом в пять минут. Позвонит — постучит в дверь. Позвонит — постучит в дверь. Просто по-другому я ее не слышал, звонок-то дверной не работает. Молодец Родька, что проводок перерезал. Если смартфон на беззвучный сигнал можно поставить, то дверной звонок — фигушки.

И сегодня она мне названивала. Двадцать шесть пропущенных — все от нее.

— Смолин, а ты, я погляжу, кому-то сильно нужен, — сообщила Наташка, которая не могла не обратить внимания на мой периодически жужжащий виброзвонком смартфон. — Это кто же тебя так домогается?

Она бросила в «мусорку» пластиковое корытце из-под салата, которым только что пообедала, и выжидательно уставилась на меня.

— Много будешь знать — плохо будешь спать, — не очень вежливо, зато предельно ясно ответил ей я.

— В этом плане мои дела и так не ахти, — печально поведала мне Федотова. — Муж из командировки приехал, кончился безмятежный сон.

— Понимаю, — сально ухмыльнулся я.

— Да чего ты понимаешь, Смолин? — Наташка глянула на меня так, как старшеклассница смотрит на пятиклашку, который перед друзьями изображает взрослого дядьку, знающего толк в женских прелестях. — Понимает он.

— Храпит? — утвердительно спросила Ленка, ехидно улыбнувшись.

— Мочи нет, — подтвердила Федотова. — Хоть из квартиры беги. Стоп. А ты откуда про это знаешь?

— Догадалась, — заверила ее подруга — Богатый жизненный опыт.

Федотова нехорошо уставилась на нее, ее наманикюренные пальчики барабанили по пластиковой поверхности стола.

— Да не смотри ты на меня, как предправ на предписание ЦБ, — попросила ее Ленка — У меня законный супруг имелся год с копейками назад, если ты не помнишь. Ровно то же самое, проблем ночью больше, чем пользы. На мне всего-то три минуты пыхтит, но зато потом шесть часов с чувством выполненного долга храпит.

— Ну да, ну да, — глаза Федотовой нехорошо сузились. — И это мне тоже до боли знакомо.

— Пойду, отдам Гусарову документы, — встал из-за стола я. — А то он звонил, ругался.

На самом деле, депозитарщик мне, конечно, не звонил, но быть свидетелем разборок двух женщин мне не хотелось, больно это дело небезопасное. Время от времени подобные инциденты имели место быть, особенно если учесть, что Ленка и Наташка давно и плотно дружат. Кстати, Наташка в разводе Ленки с ее бывшим, как я догадываюсь, сыграла не последнюю роль. Подробностей не знаю, но хорошо помню, что эта парочка целый месяц после не разговаривала, в аккурат до того самого момента, как нам подарили литровую бутылку «мартини». Вылакав ее на пару, они простили друг другу все, долго плакали и рассказывали мне, какие мы, мужики, сволочи.

Вот только, сдается мне, Ленка Федотову до конца за тот случай не простила. Больше скажу — подозреваю, что она сейчас специально подставилась, больно улыбка была пакостная. Не иначе как подходящий момент выжидала. И если я прав, то надо на сегодняшний день искать себе какое-то временное пристанище. В нашей каморке нынче будет очень жарко, несмотря на то, что в городе изрядно похолодало.

Что примечательно, банковские служащие плохую погоду очень даже уважают. Чем хуже на улице, тем спокойнее у нас. Просто поток посетителей изрядно мелеет при погодных катаклизмах. Нет, юридические лица, которых у нас ласково называют «юрики», посещать банк не перестают, служба есть служба. Кому выписка нужна, кому кредит — вариантов масса. Зато «физиков» становится куда как меньше. Дождь распугивает, как пчел, разговорчивых бабушек, неугомонных домохозяек, щетинистых ребят в кожаных куртках, пребывающих в вечном поиске хорошего курса евро, и просто городских сумасшедших.

Прямое подтверждение моим словам — тишина в операционном зале. Только у пары стоек сидели какие-то люди, да вышеупомянутому Гусарову выносила мозг очень симпатичная, хоть уже и не слишком молодая женщина. Причем эмоции переливались через край, она так активно жестикулировала, что напоминала мельницу. Сходства добавлял и ее высокий рост.

Делать мне было нечего, потому я решил пойти и послушать, что же такое этой красавице в возрасте нужно от бедолаги-депозитарщика. Не думаю, что там будет нечто оригинальное, скорее всего, она ключ потеряла от ячейки и теперь не хочет платить за ее вскрытие, но мало ли?

Какое-никакое, а развлечение.

Компанию этим двоим составлял плотный представительный мужчина, который, похоже, сопровождал машущую руками мадам. Впрочем, в беседе он участия не принимал.

— Мне нужны документы из ячейки, — хлопнув ладонью по стойке, сообщила Гусарову женщина, как бы ставя его перед фактом. — Понимаете? Жизненно необходимы.

— Понимаю, — невозмутимо ответил ей Витод. — Если у вас есть ключ от нее, то мы можем прямо сейчас спуститься вниз, и вы их заберете.

— Молодой человек, вы меня слышите вообще? — женщина посмотрела на своего спутника, как бы ища поддержки. — Ключ! Был! У! Моего! Мужа!

— Это все я понял, — заверил ее Гусаров. — Ключ был у мужа, он умер три дня назад. Еще раз приношу вам свои соболезнования. Но только помочь вам ничем не могу. Нет ключа — нет доступа к ячейке.

— В договоре написано, что я тоже имею право доступа к абонированному им депозитному сейфу, — потрясла перед носом Витьки изрядно помятыми бумагами женщина. — Вот! Обеспечьте мне этот доступ!

— Нет проблем, — с готовностью ответил Гусаров. — Как только вы предъявите мне ключ от вашей ячейки и паспорт или какой-то другой документ, удостоверяющий вашу личность, так мы сразу вниз и спустимся. У вас есть ключ?

— Ключ был… — голос женщины потянулся к высоким нотам, но фразу она не закончила, зато обратилась к своему спутнику: — Алексей Николаевич, может быть, вы поговорите с этим юношей? Мое терпение кончилось.

— Не имеет смысла, — негромко ответил ей мужчина. — Он действует по инструкции и от нее не отступит ни на йоту. Не так ли, э-э-э-э… Виктор?

— Именно, — подтвердил Гусаров. — Руководство сразу звать, или еще меня поубеждаете?

Кроме скуки у него в голосе ничего не было. Ситуация типовая, подобное происходит, конечно, не каждый день, но раза два в неделю точно. Несмотря на то, что у нас большой депозитарий, свободных ячеек в нем, как правило, немного, все заняты. И, как водится, клиенты ключи от своих сейфов теряют, куда-то кладут и забывают куда, и даже топят в унитазах, а после приходят сюда и начинают качать права.

И это при том, что каждый был предупрежден об уникальности их экземпляра ключа. Ну вот нет у них дубликатов. В том и смысл. Один ключ у тебя, второй, «мастер», у депозитарщика. Ячейка откроется только тогда, когда они оба синхронно повернутся в замках, так и никак иначе. Короче — если потерял ключ, то все, дальше только взлом. Причем за отдельную немаленькую комиссию.

— Не воспоследует? — понимающе спросил у Витода мужчина.

— Боюсь, что нет, — подтвердил его опасения Гусаров. — Нужен ключ.

— Но в договоре Жанна Анатольевна тоже указана, — уточнил мужчина. — Нет ключа — давайте вскрывать, мы все оплатим.

— Нельзя, — развел руками Витод. — Я помню этот договор, он заключался на особых условиях. Сейф можно вскрыть только в присутствии вашего супруга.

— Он умер!!! — припечатала ладони к стойке женщина. — Умер он! Не может он сюда прийти для этих целей. Его самого на днях вскрывали прозекторы, вот какая штука!

— Значит, несите оригиналы документов, подтверждающих то, что вы вступили в право наследования, — невозмутимо предложил Гусаров. — Ну или нотариально заверенные копии.

— Полгода, — выдохнула женщина. — Леш, это все.

— Ну не полгода, меньше, — ответил ей мужчина. — Хотя, конечно, затянуть процесс возможно, это да. Завещание, то, се… А время работает против нас.

— Сань, ты чего-то хотел? — Витод демонстративно повернулся ко мне, показывая клиентке, что разговор окончен.

— Не то чтобы… — ответил я — Там у тебя новые договора есть, нам бы их глянуть. Вдруг кто по нашему ведомству проходит?

— Не проблема. — Гусаров поправил галстук. — Сделаю.

— Он сделает! — взвинчено среагировала на его слова женщина. — Что вы в этом вашем банке вообще сделать можете?

— Вот ты дура! — вступил в беседу новый собеседник, обладающий довольно-таки писклявым голосом. — Дура! Они-то тут причем? Это ты обшарила все что можно в обеих квартирах, чуть ли не полы вскрыла, а на дачу съездить не догадалась. Ну ведь проще же простого додуматься, что ключ там!!!

Я с изумлением увидел забавно выглядящего толстяка. Галстук у него был сдвинут к правому уху, рубаха расстегнута так, что пупок просматривался, и весь он был какой-то взъерошенный.

А еще он мне был откуда-то знаком. Но вот откуда?

Тем временем беседа продолжалась, причем на слова толстяка никто даже внимания не обратил. Да это и не странно. Он ведь был призраком. Причем довольно свеженьким, я уже научился классифицировать эту публику.

Стоп! Вот откуда он мне знаком. Это же его тогда непонятная серая пакость за шею обнимала. Кстати, совсем забыл спросить у Хозяина кладбища, что это за сущность была, а ведь хотел.

Хотя теперь и так понятно, что она напрямую связана со скоропостижной кончиной этого гражданина. Но в среду все одно поинтересуюсь, что это такое. Интересно ведь. Может, это проклятие? Или просто нечто с той стороны, вроде вестника смерти?

Любопытно, а что было бы, захоти я этой серой гадости помешать? Хотя, с другой стороны, как? Сказать тогда вот этому пузану, что его вот-вот отправит в небытие некая субстанция, которую кроме меня никто не замечает?

— Ты меня видишь! — проорал вдруг призрак и ткнул в мою сторону пальцем. — Точно видишь!

После этих слов я развернулся на каблуках и прогулочным шагом отправился к выходу из операционного зала. Вот только общения с умершими мне на работе и не хватало.

— Стой! — раздалось мне вслед — Куда!

Куда, куда… Куда подальше. Лучше бы сидел у себя и в бумагах копался под ругань моих сокамерниц.

Или пошел в цоколь и пообедал. Чего меня в операционный понесло?

— Ты должен мне помочь! — уже на лестнице, ведущей вниз, к комнатушке с холодильником, догнал меня толстяк. — Ты обязан!

Я упорно делал вид, что не вижу и не слышу его.

— Стой, — призрак попробовал схватить меня за плечо, но безуспешно. — Ты не можешь вот так взять и сделать вид, что меня нет.

Почему не могу? Запросто могу. Более того — этим и занимаюсь.

Надо заметить, что толстяк оказался упорным. Он бубнил без остановки все время — когда я мыл руки, когда разогревал бутерброды в микроволновке, когда их ел. Он требовал и угрожал, стращал меня какими-то своими знакомыми в Центральном Банке и просто бандитами. Под конец он даже начал ссылаться на кого-то из правительства.

Но я знай молчал, жевал и копался в смартфоне, время от времени сбрасывая вызовы Маринки.

Наконец он притих, а после начал петь! Реально — петь. Если учесть то, что голос у него и при разговоре был малоприятным, то про вокальные экзерсисы говорить даже не приходится. Что там — в какой-то момент мои уши впервые в жизни зашевелились, стремясь закрыть слуховые отверстия, дабы спасти меня от этой пытки.

Ладно, не вышло по-хорошему. Будет по-плохому.

Я встал, приоткрыл дверь, убедился в том, что в цоколе никого нет, и негромко спросил у призрака:

— Кина насмотрелся?

— Ага! — радостно заорал тот и ткнул мне в грудь пальцем. Точнее — попытался ткнуть.

— Слушай, я не Вупи Голдберг, а ты не Патрик Свейзи, — сообщил я радующемуся призраку. — Хотя нечто общее в ситуации, конечно, есть. Банк, например. Но не суть.

— Пошли наверх, — потребовал толстяк. — Скажешь моей жене, где ключ от ячейки!

— Бегу и падаю, — фыркнул я. — Вот мне делать больше нечего. С какой радости?

— Да хотя бы потому что… — начал было запальчиво толстяк, а потом замолчал.

— Ну вот, успокоился, подумал и что-то понял, — сообщил я ему. — Верно. Я тебе ничего не должен.

— А не боишься? — призрак вдруг немного поменял цвет, по краешкам синевы прошли багровые всполохи. Забавно, стало быть, так они выглядят, когда злятся. — Я все-таки теперь…

— Кто? — насмешливо спросил у него я. — Мужик, я тебя, наверное, расстрою, но ты теперь вообще никто. Ты сгусток энергии, который по непонятной причине не отправился за пределы мира после смерти физического тела. Или хотя бы на погост, где закопали то, что раньше было твоей жирненькой плотью.

Вот тоже интересно — а почему кто-то сразу уходит туда, откуда нет возврата, кто-то застревает на кладбище, а кто-то вовсе бомжует, вот как этот толстяк? Каков принцип отбора? Ну не жеребьевка же? Не в «камень-ножницы-бумагу» они это где-то там, на облаке, разыгрывают, дружно крича «У-е-фа!».

Может, дело правда в неких незавершенных делах?

— Ну жизнь я тебе попортить все равно могу, — заявил призрак, но, правда, уже без спеси, которая так и сквозила в его голосе пару минут назад. — Наверняка методы есть.

— Наверняка, — признал я, а после схватил его руку и сжал посильнее. — Вот только я терпеть это не собираюсь, понятно? Ты думаешь, я каждой дохлятине буду предоставлять возможность права качать? Все, приятель, тебе пора, твой поезд отходит! Не знаю точно куда, но билет сейчас прокомпостирую!

И я поднял вторую руку, собираясь припечатать свою ладонь ко лбу призрака.

Кстати — этот жжется меньше, чем обитатель Южного порта. Покалывание в руке и неприятные ощущения наличествуют, но с тем старым чортом было куда больнее. Видно, в нем злости и грязи душевной много скопилось.

— Не надо! — испуганно заорал он, и задергался, как рыба на крючке. — Не надо! Алла пропадет без меня! Не надо!!!

— Не надо, — проворчал я, отпуская призрака, который немедленно отскочил от меня куда подальше, а именно — к холодильнику. — Как хамить — так это можно, а как за горло возьмешь, так сразу «не надо».

— Кто ты? — спросил у меня толстяк, потирая запястье. — Кто ты такой? Почему меня видишь? Почему можешь меня… Не знаю, как правильно сказать. Убить окончательно.

— Так бывает, — и не подумал я ему ничего объяснять.

Ради правды, я ведь немного опасался поначалу бродячих призраков, тех, которые попали в разряд «ни богу свечка, ни черту кочерга». Ну кто знает, какие они, на что способны? А тут, оказывается, вообще все просто. Это, по сути, и в самом деле те же бомжи. Нет у них ни документов, ни места проживания, ни перспектив на будущее. И никому они не нужны.

Если мне понадобится потренироваться в отпускании душ, я могу этих беспризорных отправлять в Ничто пачками — и никто с меня за них не спросит. Потому что про них никто и не знает.

— Скажи, парень, как твое имя? — поинтересовался призрак.

— Называй меня Бронко.

— Нет, серьезно, — толстяк подобрался ко мне чуть поближе. — Я вот Семен Маркович.

— Сгинь, Семен Маркович, — насторожился я, услышав шаги в коридоре. — Еще раз тебя увижу, жалеть не стану. Брысь, я сказал!

Лицо толстяка скривилось так, будто он заплакать хотел, мне даже жалко его стало на мгновение. Но не более того, потому что секундой после он выплюнул (по-другому и не скажешь) в мой адрес с изрядным умением сплетенную матерную тираду и покинул комнату прямо сквозь стену.

— Однако, батенька, вы хам! — заметил я ему вслед.

Дверь открылась, в кухоньку, массируя на ходу затылок, ввалился Витод.

— Задолбала меня эта тетка, — пожаловался он мне. — Нет, они все тупые, умных клиентов не бывает по определению, но тут совсем беда. И этот ее муж покойный козлина еще та. Вот нахрена ты заключаешь договор аренды по особым условиям, если знаешь, что твоя жена такая овца? Тьфу!

Отдельно следует пояснить, что часть морально-этических норм, принятых в обществе, в банках не действует. Например, правило «о мертвых либо хорошо, либо ничего» тут не соблюдается совершенно. Это связано с массой причин, но основная — проблемы, которые умершие клиенты создают сотрудникам банка. Они еще при жизни теряют договора, логины и пароли от «банк-клиента», ключи от тех же депозитарных ячеек — и это становится нашей головной болью, поскольку скорбящие родственники непременно хотят получить их добро все и сразу. Ну или хотя бы узнать, что там у покойных за душой имелось.

И скандалят, скандалят, скандалят. Да и то — а где еще-то? У нотариуса нельзя, на похоронах нельзя, даже друг с другом как-то не очень удобно. А в банке — самое оно.

Сам слышал, как одна безутешная вдова сообщила начальнице операционного:

— Если вы такой закон приняли, то меня это не касается.

Это она про закон о наследстве так. Ну не в Думу же идти высказывать претензии, правда? Есть банк. Он у нас основной законодательный орган.

И вот за что нам их любить? Клиентов, в смысле?

Витод сварганил себе кружку кофе, стащил из чьей-то чужой пачки пару печенек и уселся рядом со мой.

— Знаешь, Сань, сказал бы я, что мне эту тетку жалко, но не буду, — задушевно сообщил он мне, кидая сахар в дегтярно-черный напиток. — Хотя без документов из ячейки ей жопа полная, что да, то да.

— Иди ты? — заинтересовался я. — А что за бумаги?

— Я так понял, что уставные на фирму и все такое прочее, — охотно ответил мне Витод. — Точнее — завод. Ее муж мебель производил где-то под Москвой, там территория с Лихтенштейн размером, вот на него рейдеры и наехали. Столько земли, да рядом со столицей! Он оригиналы документов от греха к нам в ячейку сунул, а потом возьми, да и крякни. Причем, по ходу, сам. Даже не помогал никто.

— Странно, — покачал я головой. — Не верю я в такие совпадения.

— И не такое случается, — отпил кофе Гусаров и хрустнул печенькой. — Поверь, я знаю. Да и вообще, Сань, все болезни от нервов, только триппер от удовольствия. Так вот. Теперь без этих документов тетке хана. Так она могла бы отбиться, как минимум в суды уйти, особенно если поддержка со стороны «силовиков» есть. А у нее она есть, тот мужик, что рядом с ней терся, похоже, из них, я эту публику спинным мозгом чую. А теперь шансов ноль, даже с «прикрытием», время против нее работает. Пока она все восстановит, завод по миру пустят. Точнее — по частям продадут. Оборудование одним, землю другим… Ну чего я тебе рассказываю? Сам все знаешь.

О как. То-то этот Семен Маркович так настырничал. Но его можно понять — он-то завод все еще своей собственностью числит, не свыкся пока с новым бестелесным статусом. Естественно, он не хочет, чтобы детище в чужие руки попало.

Только я все равно ничем ему помочь не могу. Да и не хочу, если честно. У меня своих проблем полон рот, мне чужие ни к чему.

Жалко только Семен Маркович мои мысли прочесть не мог, поскольку он заявился ко мне этим же вечером в тот же миг, когда Наташка и Ленка, которые весь остаток дня не разговаривали друг с другом, покинули свои рабочие места и отправились по домам.

— Не хотел с вами беседовать при девушках, — сообщил мне призрак, устраиваясь на ленкином стуле. — Тем более, что вы все равно бы мне не ответили. Они же меня не видят.

— С чего ты взял, что я сейчас тебе отвечу? — передернул плечами я, продолжая печатать. — Хотя нет, отвечу. «Нет».

— Прости за банальность, но что «нет»? — вкрадчиво поинтересовался толстяк, тоже переходя со мной на «ты».

— Все — нет, — объяснил я. — Кроме одного. Если ты попросишь меня отправить твою бессмертную душу на перерождение, это я сделаю с удовольствием.

— Я слышал, как тот… — Семен Маркович пожевал губами. — Твой приятель не очень хорошо отзывался обо мне и моей жене. В чем-то он даже прав. Теперь ты знаешь суть вопроса. Саша, спаси мой завод. Это ведь не только материальный актив, пойми. Ну да, прибыли, обороты — это все так. Но это же еще и люди. У меня там почти две тысячи человек работают. Если завод обанкротят, то они все станут безработными.

— «У них дети, у них семьи, у них кредиты», — закончил за него фразу я. — Знаю, слышал не раз.

Ведь даже имя мое подслушал, прохиндей.

— Именно так, — толстяк сложил призрачные руки на коленях. — Ну не все же мы, заводчики, такие сволочи, как о нас думают и говорят.

— У тебя дети где учатся? — спросил я у него. — Только честно. Я ведь заморочусь, правду узнаю. В сети все есть.

— Нигде не учатся, — немного опешил призрак. — Нет у нас детей. Сначала для себя с женой жили, потом бизнес поднимали, а потом… Как-то не сложилось.

Неожиданно.

— Мы детдом один с Аллой курировали, — сказал Семен Маркович. — Если хочешь, сам зайди, посмотри. Она туда каждую неделю ездила, вещи отвозила, технику разную. Помогали толковым ребятам в хорошие институты поступать, оплачивали их обучение.

И ведь, похоже, не врет. Причем эта уверенность, она у меня изнутри идет, я словно чую правдивость его слов.

— Слушай, я не прошу тебя ехать к нам на дачу, — голос толстяка окреп, он больше не пищал, как днем. — И друга твоего уговаривать не надо, чтобы он Алле помог.

— Ну это и не получится, — хмыкнул я. — Как говорил классик — это утопия. Витод упертый до невозможности, и от инструкции ни на шаг не отступит, даже в том случае, если наш предправ на пару с Набиуллиной вокруг него танцы с бубнами устроят.

— Просто позвони моей жене и скажи: «Ключ от ячейки на даче, в нижнем сейфе». — Семен Маркович спрыгнул со стула и завис в воздухе. — Это все, о чем я тебя прошу. Один звонок, Саша!

— Неубедительно, — произнес я, отправляя документы на печать. — Это нужно тебе, но совершенно ни к чему мне.

— Мне нечем тебяпромотивировать, — печально произнес призрак. — Просто нечем. Я все понимаю, тебе нужен стимул, а лучший стимул — это деньги. Ну вот — нет у меня их. И захоронки никакой нет, которую я тебе мог бы сдать. И номерного счета в Швейцарии не имеется. Все что есть — завод да счета в паре российских банков, до которых ты все равно не доберешься.

Врет наверняка. Не может быть, что у такого Семена Марковича где-то да не была припрятана толстая пачка наличных денег. Никогда в такое не поверю.

— Надоел ты мне, — я просмотрел распечатавшийся документ, пробил его дыроколом и вложил в «короновскую» папку. — Как комар — жужжишь, жужжишь. Может, мне тебя все-таки того?

— Хочешь, я на колени встану? — тихо проговорил призрак. — В жизни такого не делал, но если надо…

Это был уже перебор, уж больно гадко у меня внутри стало.

В конце концов — это только звонок.

— Не надо, — остановил призрака, который начал оседать на пол, я. — Хорошо, уговорил.

— Даю слово — после ты меня не увидишь, — затараторил Семен Маркович. — Даже так — если хочешь, то сделаешь то, что собирался. Ну чтобы меня не стало. Так оно даже, может, и лучше будет. Похороны свои я видел, об Алле позаботился, вот и выходит, что все дела завершены. Только удостоверюсь, что она документы забрала, и тогда меня можно, как ты говоришь, «того».

— Видно будет, — поморщился я. — Погоди, я думаю.

Со своего телефона звонить нельзя, мой номер мигом определится, и добрый человек из прокуратуры мигом срисует, кто я есть. Впрочем, дело даже не в симке, по биллингу и аппарат пробить можно.

Вот раньше хорошо было, везде автоматы висели. Купил карточку, позвонил — и концы в воду. В годы моего детства мы так контрольные в школе срывали, сообщали о заложенной бомбе. Ни разу не попалились.

А теперь поди их, поищи.

Размышляя над тем, как бы мне половчее выполнить обещанное, я закрыл кабинет и направился к выходу из банка. Собственно, народ весь уже разбежался, в офисе осталась только охрана, да еще пяток таких же как я ушибленных головой сотрудников, которым особо спешить некуда.

И Силуянов. Он стоял у выхода и нехорошо улыбался, глядя на меня. Уж не знаю, что послужило причиной для этой улыбки, но настроение у меня совсем испортилось.

А если он у нас в кабинете жучок установил и сейчас весь мой разговор слышал? Ну, понятно, что только ту часть, что от меня исходила, но тем не менее?

Блин, как я об этом не подумал?

Понятно, что к делу это не подошьешь, но все равно хорошего немного. В принципе, с подобным материалом можно выйти на ту же Чиненкову, которая заведует кадрами, в нужном ключе прокомментировать — и все, я ухожу на улицу, причем без малейших споров, чтобы «волчий билет» не получить. Любому ясно, что нормальные люди сами с собой подобные диалоги не ведут.

Твою-то мать…

В печали я дотопал до Гоголевского, где совершенно неожиданно решил для себя проблему звонка.

На той самой скамейке, где месяц с гаком назад преставился Захар Петрович, вольготно разместились три бомжа. Нет-нет, не хрестоматийных, без «челночных» сумок, груды разномастной одежды и убийственного запаха. Таких у нас не осталось, извели их под корень, по крайней мере в центре. Это были вполне себе приличные бомжи, более-менее цивилизованные. Они даже водку пили из бутылки, замотанной в бумажный пакет.

Но привычки у них остались старые, то есть они поглядывали по сторонам, прикидывая нельзя ли чего-нибудь свистнуть или подобрать, громко смеялись и умело сквернословили. Ну и надрались они тоже уже изрядно, что мне было на руку.

— Стольник заработать хотите? — без прелюдий спросил я у них.

— Что надо? — полюбопытствовал тот, что сидел в центре, с кудлатой бородой и похожий на цыгана.

— Телефон нужен, позвонить, — ответил я и показал ему сторублевую бумажку. — Свой на работе забыл, а телка ждет. Не позвоню — будет ее сегодня кто-то другой огуливать.

— Резон, — согласился бомж. — Витек, ты трубки из сегодняшнего улова еще не скинул?

— Не, — прохрипел его сосед слева, покопался в весьма приличной кожаной сумке, стоящей рядом с ним, и выволок оттуда сразу пяток аппаратов, причем пара из них представляла собой вполне новые, не сказать престижные, модели. — Из парочки даже «симки» еще не вынул.

— Плохо, — пожурил его бородатый. — Палево!

— Хошь звони, хошь купи, — отмахнувшись от своего лидера, радушно предложил мне Витек. — Вот эти по два «косаря», а вот эти — по пять. Потому как эти трендовые, брат. Все работают, все проверены.

— Спасибо, мне только звякнуть, — отказался я, протянул деньги бородатому, подхватил один аппарат, стараясь не касаться ладони Витька, и тихо шепнул: — Номер.

Призрак тут же забубнил цифры, я еле успевал их набирать.

Трубку сняли сразу же, будто моего звонка ждали.

— Алло, — ответил усталый женский голос.

— Ключ от депозитарной ячейки у вас на даче, — негромко произнес я, так, чтобы бомжи не слышали. — В нижнем сейфе.

— Что?

— В нижнем сейфе на даче, — повторил я и нажал «Отбой», после чего сразу удалил номер из истории звонков.

— Как только все закончится, я приду к тебе, и ты сделаешь то, что хотел, — шепнул мне призрак и исчез.

Да хоть бы даже и не приходи. Не расстроюсь.

Теперь главное, чтобы я вообще не пожалел, что в это все ввязался. Нет, доброта меня когда-нибудь погубит.

И уже на следующее утро я убедился в правильности своих мыслей.

Глава 13

— Молодой человек, — услышал я оклик, когда уже почти подошел к зданию, в котором располагался наш офис.

Поворачиваться и проверять — не меня ли это окликнули, я даже и не подумал. Не уверен, что утром вторника я тяну на это гордое обращение: «молодой человек». «Помятый человек» — это да. «Сонный человек» — тоже да. Но «молодой»? Не стоит себе льстить.

Потому я спокойно продолжил свой путь и крайне удивился, когда меня кто-то прихватил сзади за локоть.

— Вот сейчас не понял? — изумленно сообщил я крепко сбитому мужчине в черном деловом костюме, который это сделал. — В чем дело?

— С вами хотят поговорить, — вполне дружелюбно сказал крепыш. — Пройдемте.

— Это вряд ли, — помотал головой я. — Мне на работу надо.

Я и вправду не хотел этого делать, поскольку уже увидел, кто именно собирается со мной пообщаться. Это была давешняя клиентка нашего депозитария и супруга недавно усопшего Семена Марковича, та самая, которой я вчера звонил. Она стояла у новенького «Ауди А6» и смотрела на меня. Именно на меня. Стало быть, это я «молодой человек».

Вот ведь зарекался делать добрые дела. Прямо вчера зарекался.

— И все-таки, — мягко, но непреклонно попросил меня мужчина. — Бояться нечего, просто моя хозяйка хочет вам что-то сказать.

У меня не имелось никакого желания общаться с его хозяйкой, но при этом устраивать нечто вроде скандала с вырыванием локтя из его рук и быстрой пробежкой ко входу в банк не хотелось еще больше.

Да и чем мне мог повредить разговор с этой долговязой Аллой? Вряд ли меня станут упаковывать в эту дорогую иномарку, вывозить в лес и там пытать. Это все из разряда «русский сериал», в жизни так не бывает. Но даже если бы подобное входило в ее планы, то прихватили бы меня не на Сивцевом Вражке, в самом центре Москвы, а у собственного подъезда. Или даже прямо в нем. Другое дело, что я где-то все-таки прокололся, и это обидно. Хреновый из меня конспиратор.

Ладно, пойду. А то вон Вязьмина идет, очочками поблескивает. Сейчас заметит, что меня под локоток мужчинка куда-то ведет, такого напридумывает.

— Хорошо, — сказал крепышу я. — Но имейте в виду, если вы надумаете меня убивать, то я стану кричать и сопротивляться.

— Я бы тоже так поступил, — одобрил мои намерения мужчина.

Мы пересекли узенькую дорогу, на которой, случается, два больших «внедорожника» разъехаться не могут, и подошли к Алле.

— Это ведь вы мне вчера звонили? — с места в карьер взяла она, пристально глядя мне в глаза.

— Ну я много кому звоню, — неуверенно ответил я. — Служба у меня такая. Я в банке тружусь, вон в том. Сами понимаете, с людьми работаю, потому телефон мое орудие производства.

— Вы, — с уверенностью произнесла Алла. — Это точно были вы.

Я изобразил лицом нечто вроде «Вам виднее». Она подала знак своему телохранителю, тот открыл дверь машины и уселся на водительское кресло. Мы остались с ней один на один.

— Поясню, — опершись на капот, женщина глубоко вздохнула. — Дело в том, что у меня есть в каком-то смысле уникальный талант, до встречи с вами, правда, совершенно бесполезный. Я запоминаю голоса людей. И когда вы мне вчера вечером позвонили, я сразу узнала ваш голос. Точнее, поняла, что слышала его совсем недавно, буквально вот-вот. Я перебрала всех, с кем общалась в этот день, и накануне — все не то. И только под утро вспомнила вас. Уверенности у меня не было, но, поскольку это единственный возможный вариант, то я решила все проверить. И не зря. Это — вы.

Я снова говорить ничего не стал, но добавил растерянности в лицо.

— Откуда вы узнали про то, что ключ на даче? — требовательно спросила Алла. — Это вам сказал он? Семен?

— Мне очень жаль, но я правда не понимаю, о чем вы говорите, — развел руки в сторону я. — Какой ключ? Какая дача?

— Вот этот, — женщина достала из кармашка модного жакета ключ от депозитарной ячейки. — Тот самый, который вчера безуспешно требовал от меня ваш коллега. Он лежал именно там, где вы и сказали, на нашей даче, в нижнем сейфе. Том самом, о котором никто кроме меня и Семы, вообще не знал. Даже те, кто строил дом, и то не в курсе были. Потому что Сема оборудовал это хранилище сам. Сам привез сейф, сам встроил его в стену. Лично. Он ведь рукастый у меня. Был.

Мне очень хотелось сказать: «молодец какой», но я не стал. Очень уж боли много в ее голосе было.

— Вы, Саша… — женщина запнулась. — Вас ведь Саша зовут, я верно вчера услышала?

— Верно, — ответил я. — Саша.

— Так вот. Вы, Саша, точно не могли об этом знать. Никаким образом. Кроме одного. Семен сам попросил вас мне это передать. Не знаю, как ему это удалось сделать, но дело обстоит именно так.

Говоря, она не сводила с меня глаз и когда замолчала, явно ждала какого-то ответа. Естественно, его не последовало.

— Вы так и будете молчать? — спросила у меня Алла.

— Мне нечего вам сказать, кроме одного, — вздохнул я. — Времени почти девять, а я, увы, еще не в банке. Через пару минут начнется рабочий день, и меня оштрафуют за опоздание, чего очень не хотелось бы. Извините за прямоту.

— Да-да, — губы женщины искривила непонятная улыбка. — Это вы извините меня, что я вас задерживаю. Всего доброго!

— И вам до свидания, — с облегчением произнес я и поспешил ко входу.

Интересно, на что она рассчитывала? Что я скажу о том, как общался с ее покойным мужем? К слову — тем еще жуком. Вот зуб даю, в этом нижнем сейфе «налички» небось хватает, хоть он мне и говорил, что это не так.

Хотя — какая разница? Что я, полез бы в их дом вскрывать этот сейф? Да ну нафиг, это уже криминал. Мне такое даже в голову прийти не может.

Да и с этой мадам я требовать ничего не стал бы. Не потому, что благородный, а просто… Не приносят добра такие деньги. Похоже, эти двое и в самом деле друг друга любили. Вон у тетки какие синяки под глазами. Я знаю, отчего такие бывают, зря, что ли, в женском коллективе тружусь? Плакала она много за последнее время, и вряд ли дело было только в том, что у нее завод отжимают.

Кстати, о синяках. Какой же роскошный фингал обнаружился этим утром у Федотовой! Прямо — царь-фингал. Сдается мне, что она вчера с мужем разборки устроила, а он у нее парень простой, не лорд какой-нибудь, вот когда та его достала, он ей и припечатал как следует. Ради правды — Наташка если возьмется, любого допечь может. Есть у нее такая черта.

Ленка сияла, это был ее день.

И самое главное — в кабинете была тишина. Одна с интервалом в час замазывала синяк «тоналкой» и никак не могла добиться необходимого результата, другая получала от этого удовольствие, а я спокойно размышлял о насущном. А именно — о том, что завтра будет интересный день, и не стоит ли в связи с этим маленько подсократить намеченную программу? А именно — точно ли я желаю смотреть на съемки «Магического противостояния»? Ночью уже холодновато, утром на работу идти. Еще там дриада будет, та, что живет по соседству. Кстати — не звонит больше, зараза такая, будто отрезало. И в дверь не стучится. Даже как-то беспокойно мне стало — все ли с ней в порядке?

Ближе к вечеру я решил, что, наверное, ну их нафиг, эти съемки. Приеду, заберу Афанасия у Хозяина кладбища, передам его в надежные руки Мезенцевой и домой поеду. И еще надо будет тонко намекнуть всем трем сторонам сделки о том, что я молодец и сделал это все совершенно бескорыстно, исключительно из лучших побуждений. Из общечеловеческого гуманизма, так сказать. Когда ты хочешь дать кому-то понять, что он теперь тебе обязан, всегда надо ссылаться либо на благотворительность, либо на бескорыстие. По-другому никак. Если подобное не сделать, то люди и впрямь могут подумать, что ты бессребреник.

Вот только ехать туда на метро придется. Все это здорово, но денег-то осталось маловато. Отпускные почти кончились, до зарплаты еще неделя, и в кармане если не ветер свищет, то близко к тому. Блин, вот всем от меня чего-то надо, а такси, если что, ни одна сволочь не оплатит.

Но в целом, настроение, было подпорченное утром, выровнялось и было неплохим в аккурат до того самого момента, пока я не вышел с работы. Точнее — пока я снова не увидел уже знакомую мне «Ауди». Машина была припаркована там же, где и в прошлый раз, и явно это было неспроста. К гадалке не ходи — меня ждет.

И верно. Как только я, делая вид, что ничего и никого не заметил, довольно бодро затопал по тротуару, тут же открылась задняя дверь, Алла вылезла из салона и громко меня окликнула:

— Саша, можно вас на секунду?

Хорошо еще, что я по своей привычке задержался на службе, и основная масса сотрудников уже разъехалась. У нас глазастых и памятливых ребят в банке хватает, объясняй потом тому же Силуянову, о чем это я после рабочего дня с клиенткой беседую. Подобные вещи очень не приветствуются. Помню я, как год назад неплохого парня из операционного уволили за то, что он с главбухом одной обслуживающейся у нас фирмы роман завел. Казалось бы — кому какое дело? А вот и фиг. Безопасность не дремлет. Силуянов так и сказал: «Секс — это прекрасно, но от него до должностного преступления два шага вприсядку. Сегодня он на нее залез, а завтра она на него вскарабкается, и заставит инсайдерскую информацию сливать».

И вышибли парня за порог банка. По собственному желанию, разумеется.

А тут еще хуже. Я только из дверей, а меня уже в машине ждут. Может, я какую документацию спер и продать надумал?

Хорошо хоть камер тут нет, они только над входом висят. Но окна-то тоже имеются.

Я в очередной раз изобразил удивление на лице и даже ткнул себя пальцем в грудь, как бы говоря: «Это вы мне?»

— Саша, просто на пару слов, — заверила меня женщина. — Ну, идите, не будем же мы через улицу разговаривать? Она хоть и узенькая, но все же?

Ну да, проще подойти. Все равно она, похоже, не отстанет.

— Спасибо вам, — сразу же сказала Алла, как только я приблизился к ней. — Не скажу, что все в порядке, проблем по маковку, но теперь хоть будет с чем свои права отстаивать. Нервов и денег уйдет немало, но вот так просто меня уже не утопишь. Да и друзья наши подключились, так что все не так и плохо.

— Рад за вас, — выдал дежурную улыбку я. — Правда, мне до сих пор непонятно, каким боком я к этому отношусь, но тем не менее. Надеюсь, что вся эта ситуация не заставит вас негативно относиться к нашему банку. Поверьте, нам важен каждый клиент.

— Вы крепкий орешек, Александр, — устало произнесла Алла. — Это достойно уважения.

Не переставая улыбаться, я заморгал глазами, давая ей понять, что вообще не понимаю, о чем идет речь. Выглядел я наверняка глуповато, но и черт с ним. Переживу.

— Саша, мне нужен ответ только на один вопрос, все тот же самый. — Алла сцепила руки так, что у нее даже пальцы побелели. — Ведь это он сказал вам, где ключ, правда? Это Семен? Я утром вам уже говорила о том, что сами вы этого никак не могли знать. Что вы — я сама совсем забыла про этот сейф в подвале, мы им сто лет не пользовались. Мы и на дачу эту толком не ездили последние лет пять, если не больше. Саша, просто скажите — это он?

— Ровным счетом не понимаю, о чем вы меня спрашиваете, — равнодушно ответил я, глядя ей в глаза.

Вот вроде сказал все правильно. Но зачем одновременно с этим я еще и утвердительно кивнул, в ум не возьму. То ли мне ее жалко стало, потому что у нее был голос грустный настолько, что даже мою заскорузлую душонку проняло, то ли еще чего — поди знай. Но — кивнул.

— Это то, что я хотела знать, — с облегчением произнесла Алла. — Значит, он в самом деле и после смерти меня не оставил, как обещал. Вы знаете, Саша, Сема всегда держал свое слово. Если что-то обещал, то делал непременно, даже в убыток себе. Хотя если по правде, что-то в убыток себе он обещал очень редко. Почти никогда. И тем не менее все знали, — если Сольман обещал — выполнит.

— Это да, — раздался голос из машины. — Я такой, что есть — то есть.

В пустом секунду назад салоне «ауди» сидел Семен Маркович и довольно улыбался.

— Саша, можете не отвечать, просто еще раз кивните, — Алла взяла мою руку. — Сема там… Ну… «там». Он счастлив? Ну да, вопрос нелепый, но все-таки… Мне очень важно знать, что теперь у него все хорошо.

— Теперь хорошо, — сказал толстяк, уставившись на меня. — Шура, скажи ей чтобы она не волновалась. Ключ у нее, Леша делает то, что должен, и эти поганцы почти наверняка останутся с носом.

— Это точно последний вопрос? — поинтересовался я у женщины. — Просто предыдущий тоже вроде как крайним изначально был обозначен?

— Последний. — Женщина приблизила ко мне свое лицо. — У меня больше вопросов быть и не может. Как, впрочем, и чего-то другого. Семы нет, из жизни почти ушел смысл. Наверное, вам это покажется смешным, Саша, но мы на самом деле любили друг друга. Мы всегда и все делали вместе, мы были двумя частями единого целого. Потому, наверное, и детей не завели, что нам слишком хорошо было вдвоем. Теперь я одна и вокруг пустота. Единственное, что мне осталось — сберечь дело, в которое мой Семен вложил всего себя.

— Он покинул этот мир навсегда, — я чуть сжал ладонь Аллы. — Сделал то, что был должен, и ушел с легкой душой. Правда, по вам очень скучал.

— Сукин ты сын, — подал голос Сема. — Я же еще здесь?

— Спасибо вам, Саша, — женщина невесомо прикоснулась к моей щеке губами. — Спасибо.

— Не за что, — буркнул я, думая о том, что надо поискать рецепт какого-нибудь зелья, излечивающего от врожденной доброты. — Если вы не против, то я пойду? Дело к ужину, а у меня сегодня даже с обедом не сложилось. Некогда было.

— Прощайте. — Алла отпустила мою ладонь. — Хотя нет, секунду, чуть не забыла.

Она взяла с сиденья свою сумочку, щелкнула замком и достала оттуда достаточно плотный конверт.

— Возьмите, — протянула она его мне. — Сема всегда говорил, что любой труд должен быть оплачен. В вашем случае это более чем оправданно.

Что же ты делаешь, тетка? У тебя голова есть? Совать мне конверт напротив окон банка. Хорошо хоть я к нему спиной стою и Аллу эту непутевую собой закрываю. Если кто и смотрит на нас, то ничего не видит.

— Бери, приятель, — подал голос Сема. — Считай это и моим «спасибо». И сразу гонораром за то, что ты сделаешь чуть позже. Ты меня на Гоголевском подожди, не сочти за труд. Я сейчас с Аллой попрощаюсь и мигом к тебе. Похоже, мне и вправду пора уходить. Меня прямо как что-то изнутри распирает, говорит, что медлить нельзя, а то худо будет.

Я приоткрыл свой «самсонайт», и Алла бросила туда конверт, понимающе мне подмигнув.

— Не грустите, — сказал я ей. — Ему там, куда он ушел, наверное, хорошо. Да к тому же раньше или позже вы с ним встретитесь. Я не сильно разбираюсь в том, как устроен мир, что тот, что этот, но если люди любят друг друга, то они не могут не найти друг друга снова. Звучит это, наверное, сентиментально, или даже пафосно, но уж как есть.

— Ты романтик, мой мальчик. — Алла погладила меня по щеке. — Постарайся не стать таким, каким ты был утром. Не понарошку, а на самом деле. Ты же понял, о чем я говорю?

После этих слов она села в машину, дверь, закрываясь, мягко чмокнула, и «ауди» рванула с места в карьер.

Эх, мадам, кабы дело было только в том, чтобы не стать таким, как утром. Это бы еще ничего…

На Гоголевском я нашел пустую скамейку, благо погода сегодня была не ахти и таковые на бульваре встречались. В теплые весенние и летние вечера здесь подобного не встретишь, поскольку это место любимо горожанами. Здесь довольно-таки тихо, несмотря на то, что это самый центр, да и сам по себе бульвар очень красив и по-старомосковски уютен. Опять же — отсюда до Арбата с его кафешками и развлечениями, которым нет счета, рукой подать. Но то в хорошую погоду. А в такой прохладный позднелетний вечерок народ хоть и есть, но он больше прогуливается, чем сидит.

Открыв сумку, я сразу же сунул нос в конверт, разумеется, не доставая его наружу. Чего врать — мне было интересно, в какую сумму Алла оценила мои услуги. Скажу больше — это вообще была первая мзда такого плана, которую я получил в жизни. И не такого тоже. Мне как-то до этого конверты с деньгами не вручали, разве что только гости на свадьбе да коллеги на день рождения. Но это все не считается, особенно «деньрожденные» деньги. Это вообще, по сути своей, небольшая «пирамида». Ты весь год сдаешь по двести рублей на чужие днюхи, чтобы в твой день рождения эти деньги к тебе вернулись с ма-а-а-ааленьким процентом и позволили тебе организовать праздничную «проставу», не подвергая свой кошелек разорению. Эдакий фонд взаимопомощи.

А покупать меня некому. Должность не та. От меня любому злоумышленнику пользы как от козла молока. Я же ничего не знаю и ни на что не влияю. Вот начальник операционного — это да. Он платеж отправить после окончания банковского дня может, или еще чего такое обеспечить, вроде послабления по тарифам, как ВИП-клиенту. «Кредитники» выдачу денег пролоббировать могут, подобное всегда в цене. Все ведь зависит от того, в каком виде перед кредитным комитетом предстанет потенциальный заемщик и под каким соусом будет подано его досье.

Мои же труды — они вне интересов кого-либо вообще. Я просто перекладываю бумажки с места на место.

Денег было много. Ну на мой неизбалованный крупными суммами взгляд. Настолько много, что лучше бы их было меньше. На глазок — тысяч триста рублей, не меньше. Скорее, даже больше. Причем новомодными двухтысячными купюрами.

Я закрыл «самсонайт», прижал его руками к животу и глубоко вздохнул.

Ну не знаю, чего там дальше будет, одно понятно точно — на такси мне теперь денег хватит. Перефразируя слоган одного очень хорошего фильма, мне теперь денег хватит на очень много поездок на такси.

— Дядя, а почему ты такой грустный? — услышал я детский голос, поднял глаза и увидел, что передо мной стоит очаровательное белокурое существо лет шести, с огромными бантами и невероятно синими глазами. Стоит, держит в руках мороженое и смотрит на меня.

— Жизнь затюкала, — не стал скрывать я. — Как мячиком о стену.

— Хочешь мороженое? — спросила у меня девочка. — Оно вкусное!

Я рассмеялся, ледок сомнений и предчувствий, было появившийся где-то там, внизу живота, начал таять. В конце концов, не совсем все еще вокруг сгнило. До тех пор, пока есть дети, готовые поделиться мороженым с незнакомым человеком просто потому, что им стало его жалко, у мира есть шанс.

— Танюша, — к девчушке подошел мужчина, как видно, ее отец. — Ты куда убежала?

— Вот, с дядей говорю, — невероятно серьезно ответила ему девочка. — Ему плохо.

— Ну не то чтобы, — поспешно сказал я. — Просто день выдался не из лучших.

— Бывает, — произнес мужчина, внимательно глядя на меня.

И правильно. Уродов нынче развелось сильно много, тех, которые напрочь не понимают, где грань проходит между просто злом и запредельностью.

— Спасибо тебе, Танюша, — поблагодарил я девочку. — А мороженое я потом себе сам куплю. Честно-честно!

— Смотри, обещался, — погрозила мне пальчиком девчушка, и они с отцом потихоньку отправились вниз по бульвару, беседуя о всякой всячине, вроде розовых слоников.

«Дай тебе бог хороший жизни, малышка, — подумалось мне. — И чтобы ты не вляпалась в какую-нибудь сверхъестественную ерунду, вот как я. А если и вляпаешься, то пусть тебе обязательно повезет, и ты выйдешь из нее целой и здоровой».

Семен Маркович появился только минут через десять, я его издалека заприметил. Дело к осени, небо в тучах, потому смеркаться начинает рано, и синеватые отблески призрака на дорожке Гоголевского бульвара не заметить крайне сложно. Даже если тебя обуревают противоречивые мысли.

— Спасибо тебе еще раз, Саша, — сказал он мне и попытался присесть рядом на скамейку. Это у него сделать не получилось, но он не очень-то и расстроился. — И вот еще что. Я тут вчера тебя обругал, так ты меня прости. Не со зла ведь, на нервах.

— Что? — я не сразу понял, о чем он ведет речь. — А, это… Да я уже забыл. Дело обычное, все иногда из себя выходят.

— Алле зачем соврал, сказал, что я уже ушел? — полюбопытствовал он. — Чтобы успокоить, или?..

— Или, — не стал скрывать я. — Скажи я, что вы поблизости ошиваетесь, она бы дергала меня без остановки. Кстати — надеюсь, она мне поверила?

— Странно, но да, — рассмеялся призрак. — Вообще-то Аленький никому никогда не верит, есть у нее такая черта. А тут прямо на удивление. Так Вадику, водителю, и сказала: «Он ушел. Теперь совсем ушел, я это чувствую». Так что не волнуйся, она тебя больше не побеспокоит.

— Хотелось бы верить, — я проводил взглядом симпатичную девушку, проходящую мимо, и еще сильнее понизил голос. Не хватало только, чтобы меня за психа приняли. Сейчас граждане бдительные стали, мигом «скорую» вызовут. — Мне лишние проблемы не нужны. И так жизнь не сахар.

— Слушай, а ты все-таки кто? — спросил Семен Маркович. — Я так и не понял.

— Ведьмак, — ответил я. — Понятней стало?

— Нет, — не стал врать толстяк. — Это как ведьма, только мужчина?

— Что-то вроде того, — согласился я. — Правда, подозреваю, что ты о ведьмах не сильно много знаешь. Максимум то, что видел в детстве в фильмах вроде «Вия».

— Так и есть, — подтвердил Семен Маркович. — А они другие, эти ведьмы, да? Не такие, как в кино?

— Лучше тебе не знать, — искренне посоветовал ему я. — Там все очень непросто.

— Ну и ладно, — весело ответил призрак. — Да и неважно это уже. Скажи, Саша, а как это будет? Ну когда ты меня…

— Быстро, — подумав, произнес я. — И не больно. А что на той стороне — я не знаю, по крайней мере, пока. Но, думаю, не так там и плохо, обратно-то никто не возвращался.

— Главное, чтобы мне разрешили Аллу дождаться, — обеспокоенно заметил Семен Маркович. — Вот ведь, я же сейчас землю покидаю, а ощущение такое, будто в обычном аэропорту регистрации на рейс жду.

— Уместная аналогия. — Я огляделся вокруг, удостоверился, что рядом никого нет, и поднял правую руку. — Как-то так оно и есть на самом деле. Ну что, Семен Маркович, пора.

— Прощай, Саша, — толстяк поднес свою ладонь к моей. — Береги себя.

— Легких дорог, — ответил ему я, и наши руки слились в одно целое.

В тот же момент меня изрядно тряхнуло, правда, было неясно — то ли это произошло физически, то ли на ментальном плане. Горло перехватило, и стало тяжело дышать. Знаете, как бывает, когда ты пришел в жару домой, а в холодильнике стоит непочатая бутылка газировки — «Пепси» там или «Фанты». Вот ты ее, ледяную, открыл и сходу стакан маханул. Газ мигом забивает пересохшее горло и в какой-то момент резь от пузырьков газа даже начинает причинять боль. Но одновременно ты испытываешь и некоторый катарсис от удовольствия — оно же холодное, вкусное!

Здесь было то же самое. Именно сейчас я понял, что те бедолаги с лесной поляны и в самом деле были лишь тенями прошлого и отголосками своей же памяти, безликими и чужими как для жизни, так для смерти. Они слишком долго существовали в не-жизни, так долго, что даже та сторона про них забыла.

Что уж говорить о тех ощущениях, которые я сейчас испытывал? Чужая жизнь, проходила через меня, как вода через фильтр. Описать это невозможно, как невозможно описать всю прелесть того самого весеннего дня, когда ты впервые понял, как на самом деле велик и прекрасен этот мир, и что ты в нем непременно будешь счастлив.

Теперь я знал про Семена Марковича все, я на секунду стал им, и весь его жизненный путь был передо мной — от первого крика до того момента, когда он начал срывать галстук с шеи, задыхаясь от боли, взорвавшей грудь.

А потом он ушел. На миг я увидел яркие звезды в прозрачно-голубом утреннем небе, и одна из них сияла невыносимо ярко и невероятно притягательно. Настолько, что я захотел раствориться в ее блеске, слиться с ней в одно целое и стать частью этого неба.

Вот только небо какого мира и звезды какой галактики я увидел, сказать не возьмусь. И еще раз созерцать эту небесную механику не желаю. А ну как в следующий раз я не смогу заставить себя остаться тем, кто я есть, и вернуться туда, откуда пришел? Слишком яркие эти звезды для меня. Слишком синее небо там, куда я проводил Семена Марковича.

Нет уж, доброй волей и забавы ради недавно умерших отправлять на встречу с вечностью я больше не буду. Только по необходимости, когда припрет. Чересчур непростое это дело. Переоценил я свои силенки, прямо скажем.

А вот интересно — с практикой опыт приходит? В смысле — притупляются ли ощущения, или тут всякий раз как первый? Боюсь, просто так ответа мне не получить, если только эмпирическим путем. Тем, который пролегает левее проб и правее ошибок.

Обо всем этом я размышлял, пока качался в вагонах метро, шагал по переходам и топал по улице в сторону дома. Так-то я в метрополитене какую-нибудь киношку смотрю или книжку читаю, а тут прямо мысли навалились. И я был очень недоволен, когда меня от них оторвал сигнал смартфона. Но не ответить было нельзя. Это звонил Нифонтов. Не то чтобы он стал для меня большим авторитетом, это не так. Но о встрече-то завтрашней все равно договариваться надо?

— Ну наконец-то, — вот так запросто, без всяких приветствий, сразу заявил он мне. — Набираю, набираю, а абонент все не абонит. Женька тут даже волноваться начала, места себе не находит, гадает — не случилось ли чего?

По всем законам драматургии, где-то на заднем фоне в этот момент должны были раздаться недовольные девичьи восклицания. Но — нет. Тишина и спокойствие. Так что — либо это правда, либо Мезенцевой рядом с Николаем нет. Второе, как мне думается, более вероятно.

— В метро ехал, — объяснил я. — В центре-то смартфон сигнал еще подтягивает, а на радиальных ветках уже нет.

— Как вообще? — заботливо поинтересовался Нифонтов. — Все ничего?

— Помаленьку, — в тон ответил я. — Работа — дом, все как всегда.

— Ну не все, — возразил мне он. — Книгу же ты раздобыл ведьмачью? Мы не смогли, а ты запросто. Да еще и слугу покойничка к нам пристроить хочешь.

— Планы изменились? — чуть напрягся я. — Не нужен вам Афонька?

— Нужен-нужен, — успокоил меня оперативник. — Заберем непременно. Я, собственно, за тем и звоню. Во сколько за ним поедем?

— Да ближе к ночи, наверное, — предложил я. — Часиков в одиннадцать.

— Хорошо. — Николай помолчал. — А потом у тебя какие планы?

— Такси вызову и домой вернусь. Четверг не выходной, на работу идти придется. Надо хоть немного поспать.

— Просто есть одно предложение, — как всегда, начал напускать туман Николай. — Но об этом завтра поговорим. Давай-ка я за тобой после работы заеду, мы поужинаем и за едой все обсудим? И сразу, как дополнительный аргумент — ты, я и Евгения. Она тоже будет. Как тебе такая завлекалочка?

Сказал бы я тебе, как оно мне, да воспитание не позволяет. После твоих предложений всегда какая-нибудь дребедень и начинается. И ни одна Евгения в виде компенсации не проканает.

— Заезжай, — тем не менее согласился я. — Только давай так — к банку не подъезжай. Не надо. Давай у «Арбатской» в семь вечера, там есть, где машину приткнуть.

— Идет, — легко согласился оперативник. — Тогда — до завтра.

И, не дожидаясь моего ответа, он повесил трубку. Сама вежливость.

В общем, одна у меня отрада осталась. Мой дом — моя крепость. Приблизительно так я и думал до того момента, пока не вошел в квартиру. Если точнее — на кухню.

Увидев Родьку и Вавилу Силыча, молча сидящих на табуретках с непроницаемо-каменными лицами, я понял — рухнул мой последний бастион, который до того был нерушим. И здесь меня ждет какой-то сюрприз. Хотя — все логично. Если день с утра пошел кувырком, глупо ждать, что к вечеру ситуация выправится.

— Не ходите вокруг да около, — попросил я эту парочку. — Давайте уж сразу, в лоб. Добивайте меня, как загнанную лошадь.

Слуга и подъездный переглянулись.

— Разговор у меня к тебе, Александр, — откашлявшись, произнес Вавила Силыч. — О соседке твоей, Марине.

— Силыч, ты меня не пугай, — начал волноваться я. — Что с этой задрыгой случилось? Она в порядке?

— Нет-нет-нет, — успокоил меня подъездный. — Жива-здорова, не переживай! Полностью готова к битве. Вот, глянь-ка!

И Вавила Силыч достал из кармана своего одеяния небольшой смартфон. Модель была старая, но добротная. У меня такой когда-то был. Да он и сейчас где-то в ящике валяется, вместе со старыми пультами от телевизоров и прочим хламом, от которого проку нет, а выкинуть его жалко. У каждого мужчины такой ящик имеется.

— Вот. — Подъездный показал мне фотографию Маринки в одеяниях Верховной дриады. Снято было явно из все той же вентиляционной шахты. — Смотри, какая она молодец.

Ради правды, изумрудно-зеленый плащ ей шел, шарма добавляла и брошь, скалывающая одеяние пол горлом, и сложенные в хитроумную прическу волосы, и белоснежные обнаженные руки, контрастом выделяющиеся на общем фоне. Теперь это было не непонятное существо из алкогольных кошмаров, а красивая женщина, от которой веяло тайной.

— И правда, — признал я. — Не ожидал. Слушай, Вавила Силыч, а ты молодец, в ногу с эпохой шагаешь. Вон смартфоном обзавелся.

— Да это только чтобы Марину сфотографировать, — внезапно смутился подъездный. — Ну показать кое-кому, а то не верят мне, понимаешь.

— Четырнадцатый дом, — понимающе кивнул я. — Они?

— Они, — подтвердил подъездный. — Саш, ты бы это… Ну как сказать…

— Вот что вы как телки на привязи? — раздалось из-за холодильника, а после оттуда, кряхтя, вылез Кузьмич. — Мычите, мычите, а толку!

Кузьмича я уважал. Помимо невероятной основательности в нем, если можно так сказать, ощущалось время. Он видел и знал столько, что мне в его присутствии становилось как-то не по себе. Все-таки сидеть за одним столом с тем, кто еще чуть ли не Рюриковичей застал — это, знаете ли…

— Ляксандр, — подошел ко мне Кузьмич. — Ты давай, мужиком будь. Маринка эта — она шаболда еще та, тут спору нет. Лет сто назад я бы первым ей ворота дегтем вымазал, не сомневайся. Но она с нашего дома. А коли так — надо помочь. Смекаешь, о чем я?

— Вроде уже помог. — Я по-прежнему не понимал, чего они все от меня хотят. — Наводку на победу я ей дал такую, что не выиграть невозможно.

— А плечо подставить? — требовательно спросил Кузьмич. — Съездий с ней на тот погост, если чего — подскажи, подсоби. Не чужие же вы с ней люди.

— Дядя Кузьмич, что-то ты темнишь, — засомневался я.

— Годы мои не те, чтобы попусту языком молоть, — насупился подъездный. — Ладно, не хочешь так, по-другому скажу — обчество тебя просит о том.

— Верно-верно, — раздалось из-за вентиляционной решетки. — Очень просим.

Судя по шебуршанию, там сейчас собрались все подъездные из нашего дома, но из врожденной вежливости присоединяться к нам они не спешили.

— Ни у кого в районе такого жильца нет, чтобы в «Магическом противостоянии» участвовал, — пояснил Вавила Силыч. — Только у нас.

— Понятно, — сел на табуретку я. — Либо поспорили, либо похвастались.

— А чего бы и нет? — рассудительно заметил Кузьмич. — Коли у нас есть то, чего у других нет, то грех тем не погордиться. Так что ты давай, помоги девке-то. Уважь обчество.

— Уважу, чего теперь с вами поделаешь, — согласился я. — Родька, чайник ставь.

— И вот еще, — степенно продолжил Кузьмич. — Ляксандр, ты нас не прогонишь, если мы в субботу придем к тебе на Марину нашу поглядеть? Мы как-то привыкли уже к твоему дому. Безобразий никаких не будет, ты не сомневайся.

— Конечно, приходите, — согласился я и с этой просьбой. — Буду рад.

В конце концов — много ли народа может похвастаться тем, что смотрело реалити-шоу в компании подъездных?

— Вот и хорошо, — удовлетворенно засопел носом Кузьмич. — А ты, Вавилка, потом не забудь Ляксандру коробочку вернуть.

— Какую коробочку? — заинтересовался я.

— Да вон ту, где портрету девки этой непутевой глядеть можно. — Кузьмич ткнул пальцем в телефон, который Вавила Силыч до сих пор не убрал в карман.

— Хозяин, я просто подумал, что ты этим смарт-фо-ном не пользуешься, вот и того… — Родька замялся. — Этого…

Этот телефон не похож на тот, что у меня был.

Это мой и есть!

То ли плакать надо, то ли смеяться…

Глава 14

Я, признаться, не очень рассчитывал на то, что Нифонтов прибудет вовремя, потому к «Арбатской» шел не спеша. Мне вообще нравится после работы не бежать домой с выпученными глазами по принципу «быстрей-быстрей к телевизору». Нет, что до мам-одиночек, которым надо забрать детей из садиков, или даже не одиночек, но все равно подвязанных на подобные вопросы — тут спору нет. У них все расписано по минутам. Но остальные-то? Вылетели из здания и почесали, только земля под ногами горит. Оно, конечно, вся жизнь бег, остановился — умер. Но не настолько же?

Нет, я люблю поздней весной и ранней осенью неспешно пройтись по Гоголевскому бульвару или по староарбатским переулкам, подышать воздухом, из которого даже выхлопные газы не смогли вытравить нечто такое, что свойственно только этим временам года и только этому городу. Да и не воздух это вовсе, а некая метафизическая смесь, в которой смешались эпохи, люди, книги… Надо просто это понять и расслышать. В Москва-Сити такого нет и быть не может, где большие деньги, стекло, металл, нефть, газ и прилегающие к ним вплотную тендеры, фьючерсы и опционы, там нет места умеренно-запредельному, там все расписано, подсчитано и закреплено документально. А вот в старой Москве, близ Арбата и «Сухаревки», в «Староконюшенных», «Малых Каретных» и «Последних» переулках ушедшее время ещё можно застать. То из неведомого дальнего далека донесутся звуки польки и звон гусарских шпор, то в синеватых сумерках мелькнет фигура в плаще и «боливаре», то у какого-то дома увидишь букет цветов желтого, тревожного цвета. А может, вдруг мимо тебя троллейбус прошелестит, синий, случайный, последний. Тот, который по Арбату уже лет тридцать с гаком не ездит.

Надо просто прислушаться, присмотреться. Всего лишь.

Этот город ломает и калечит души, не без того. Москва жестока, причем не только к тем, кто приехал в нее, но и к тем, кто здесь рожден. Любой большой город — бездна, в которую можно падать до бесконечности, это безостановочный ритм, выпав из которого ты навсегда отстанешь от остальных. И ему все равно, кто ты и каково тебе. Либо «да», либо «нет», и «подождите, я передохну и снова в путь» здесь за аргумент не принимается.

Но иногда этот город души не корежит, а лечит. Главное, не упустить момент, когда у него будет хорошее настроение.

Впрочем, другие большие города, как я и говорил, не добрее. В каком-нибудь Нью-Йорке все обстоит точно так же, только у них небоскребов, с которых прикольно сигать вниз в момент отчаяния, больше.

Размышляя на вот такие душеспасительные темы и совсем тихонько напевая привязавшийся ко мне окуджавовский «Синий троллейбус», я и добрел до «Арбатской», где практически сразу увидел знакомую машину.

— Привет. — Забравшись в салон, я пожал руку Нифонтову и спросил у Женьки, сидящей рядом с ним: — Ну что, сладкая, поцелуемся?

— Знаешь, этот парень меня поражает, — сообщила Николаю его напарница. — Вот так общаешься с ним — вроде нормальный, без особых задвигов. Проходит пара дней, снова его встречаешь — дурак дураком. Слушай, а может, их двое? Может, у него брат-близнец есть, и мы то того видим, то другого? Один умный, а второй — вот этот, который к нам в машину сел только что. Я к тому, что дурака можно пристрелить, и нынче на кладбище прикопать в какую-нибудь бесхозную могилу, а с умным дальше дела делать.

— Знаешь, Саша, а у тебя есть шансы. — Нифонтов повернул ключ в замке зажигания. — И неплохие.

— На то, что вы меня пристрелите и прикопаете? — обеспокоился я, причем не придуриваясь. С этих станется.

— Нет, разумеется, — Николай повернулся ко мне и подмигнул. — Просто я чуть ли не впервые слышу, как Евгения анализирует какого-либо парня из тех, кто не входит в наш постоянный круг общения.

— Чего? — опешила Мезенцева, не ожидавшая, видимо, такого предательства со стороны коллеги. — Я? Анализирую? Вот его? Дорогой друг, поздравляю тебя, ты все-таки тронулся умом.

— В последний, случа-а-а-айный, — громко пропел я упорно вертящуюся в голове строчку Окуджавы.

Мне давно рассказали способ, как избавиться от привязавшейся к тебе и безостановочно звучащей в голове песни. Надо просто проорать особо назойливую строчку, плюнув на условности и недоуменные взгляды окружающих.

Реально работает, проверено.

— Ну вот, — обрадовалась Евгения. — Сначала бред, потом песни. Колька, поворачивай направо. Повезем его к психиатру. И тебя заодно проверим, от греха.

— Да ты, приятель, эстет, — без тени иронии заметил Нифонтов, выруливая на Новый Арбат и не обращая ни малейшего внимания на слова Мезенцевой. — Странно, в нашем детстве такие песни были уже не в моде. Я и сам бы ее не знал, кабы не случайность.

— Это у тебя, — возразил ему я. — У меня в детстве дядя Сева по соседству жил, он в семидесятые диссидентствовал, в восьмидесятые радовался перестройке, а остаток века и далее бухал, пока в ящик не сыграл. Мечты не сбылись, идеалы разрушены, желанная свобода оказалась со звериным оскалом капитализма. Как квасить начнет, так сразу Окуджаву и заводит.

— Тогда понятно, — признал Николай. — Хотя выбор песни,конечно, радует. Особенно если учесть то место, где ты ее исполнять надумал.

— Так Арбат, — махнул я рукой. — Она же про него?

— Ты в этом уверен? — в голосе Нифонтова явно была слышна ирония. — Хотя я, конечно, не возьмусь сказать, что было в голове у Окуджавы, когда он ее писал, но, как мне думается, здесь речь идет не только о романтике того времени. Булат Шалвович был настоящий поэт, такие, как он, думают и чувствуют больше, чем остальные.

— А как песня называется? — не выдержав, спросила Евгения. — Я вот ее не слышала.

— Это потому, что ты ленивая и нелюбопытная, — произнес Николай. — Не любишь докапываться до сути вещей. Называется она «Синий троллейбус». Как тебе?

— Это тот самый? — охнула Женька. — Блин, жесть! Так про нее нам тогда Пал Палыч говорил? Что, мол, звучит красиво, но вот только такую романтику и врагу не пожелаешь?

— Ну да, — подтвердил Николай. — Саш, понимаю, что мы для тебя все одно как по-китайски сейчас разговариваем. Не обижайся. Просто Женька тогда на этом синем троллейбусе чуть покататься не отправилась. Хорошо, что с нами Пал Палыч был, успел ее остановить.

А вслед за этим я узнал, что и на самом деле по Москве последние лет шестьдесят колесит синий троллейбус, как правило, весной и летом, после двенадцати ночи и часов до трех. Вот только садиться в него людям категорически не рекомендуется, особенно тем, у кого нелады с жизненной ситуацией. Всякий из нас хоть раз в сердцах говорил: «Хоть бы сдохнуть» или «Блин, повешусь или из окна выпрыгну. Так все надоело». Хорошо, если это говорилось дома и мысли о подобном там и оставались. А вот если с такими думами пойти гулять по ночным улицам, то запросто может выйти так, что за спиной раздастся звук подъезжающего транспорта, а после перед тобой гостеприимно откроются двери, окрашенные в веселенький синий цвет. А после закроются. Навсегда.

— Он собирал тех, у кого была хоть тень мысли о добровольном уходе из жизни. А ночью на улицах подобных людей много, — рассказывал мне Николай. — Кто с девушкой поругался, кто с женой, кто с родителями. Да мало ли причин?

— А там, внутри? — живо спросил я.

— Если верить слухам, там человек получал последний шанс остаться в живых, — ответил оперативник. — Падай на колени перед кондуктором, моли его о пощаде и, может быть, он разрешит тебе выйти. А если нет… Тогда ты оплатишь проезд в этом транспорте по полной стоимости.

— И что, Женька тоже думала о самоубийстве? — засомневался я. — Да ладно?

— Ну тут сомнению надо подвергать сам факт того, что она тогда думала, — ехидно произнес Нифонтов. — Видишь ли, там, в троллейбусе, ведь не люди сидят, а кое-кто посерьезнее. И, как видно, они почуяли, что мы их ищем, вот повидаться и приехали. Отдел тогда всерьез за них взяться решил, за месяц почти полтора десятка трупов на остановках нашли. Мы архивы подняли, всплыл этот троллейбус. Ну, и ветераны наши тоже про него вспомнили, он в начале 60-х хорошо пошарашил по столице. А до того, лет сто назад, в районе Кузнецкого моста, Он, правда, тогда еще пролеткой был, с лошадкой и возницей на «козлах». Ну, мы по центру пару-тройку ночей побродили, особо не таясь, нас, как видно, приметили, да подали транспорт. И даже двери любезно открыли. Женька сразу пистолет вынула, за поручень взялась и в салон. Я даже сказать ничего не успел. Да еще на троллейбус этот засмотрелся — модель старая, одна из первых, я таких и не видал никогда. Хорошо Пал Палыч нашу торопыжку успел выдернуть до того, как двери захлопнулись. Секундой бы позже — и все, уехала бы она невесть куда.

— Я потом сильно испугалась, — призналась Женька. — Тогда-то кураж был, а вот после…

— А дальше что? — азартно поторопил оперативника я.

— Да ничего, — хмыкнул тот. — Двери закрылись, и троллейбус уехал по Малой Никитской в сторону планетария. Больше мы его не встречали.

— Но и не очень искали, — заметила Женька. — Трупов на остановках с той поры не находили, а потому свою задачу мы сочли выполненной.

Блин, сколько же всего у нас в городе есть! И как все-таки тесна связь времен, мыслей и действий.

Впрочем, свои впечатления вслух я выразил менее многословно:

— Жесть!

— Да это разве жесть? — чуть высокомерно сообщила мне Мезенцева. — Ты мне как-нибудь потом напомни, я тебе расскажу о том, как мы с Колькой в «Басурманских» склепах «чумного доктора» прошлым летом ловили. Вот это была реально жесть! Я после неделю у нас на Сухаревке ночевала, стремалась одна дома оставаться.

Это что же такое должно было произойти, чтобы рыжая бестия чего-то боялась?

— Ладно, хорош о делах былых, — предложил Николай. — Давайте о дне сегодняшнем побеседуем.

— А чего о нем беседовать? — подал голос я. — Приедем на кладбище, я к вам Афанасия выведу и все, по домам.

— Так-то оно так, — уклончиво сказал Николай. — Только есть одно «но». Там сегодня ведь шоу снимать будут, неужели тебе неинтересно на это дело посмотреть?

— Сил нет, — признался я. — Я же с работы, не жрамши. И потом — я цирк не люблю.

— Аргумент, — усмехнулся оперативник. — Да, хочу сразу извиниться. Я тебе ужин обещал, но с ним, увы, не сложится. Пробки жуткие, весь центр стоит. Как бы вообще не опоздать.

— И так всегда, — опечалился я. — Поманят конфеткой, а потом ее отнимут.

— Мир несовершенен, — философски заметил оперативник и продолжил: — Так вот, о цирке. Ты, скорее всего, не в курсе, но в компанию этих телемагов затесался один настоящий колдун. И не просто колдун, а тот самый. Помнишь Южный порт? Вот он самый и есть. Информация проверенная.

Сюрприз. Воистину, тесен наш магический мир. До отвращения.

— Так и схомутайте его, — немедленно дал я совет сотрудникам отдела «15-К». — В кандалы негодяя, и в подвал. Ну или как вы там эту публику нейтрализуете? Я-то тут при чем?

— Да, по сути, ни при чем, — признал Нифонтов. — И да — это не твое дело и не твоя война. Вот только как быть с гражданской сознательностью?

— Никак не быть, — не раздумывая ответил я. — Коль, давай обойдемся без этого всего, хорошо? У вас есть своя работа, у меня своя. Вам по штату положено злодеев искать и вязать — вот и вперед. А я отдам вам беспризорного слугу и отправлюсь домой, ужинать.

— А твоя приятельница? — Николай отнял одну руку от руля и, словно вспоминая, пощелкал пальцами. — Как же её…

— Марина, — елейным голоском подсказала ему Мезенцева. — Правда, теперь она к своему имени еще и титул добавляет. Теперь она верховная дриада Восточных пределов Марина Лучезарная.

— Вот-вот, — снова перехватил инициативу оперативник. — И ты оставишь свою, не побоюсь этого слова, боевую подругу в компании с опаснейшим колдуном? Нет, настоящие ведьмаки так не поступают.

— Я вообще не имею понятия, как поступают настоящие ведьмаки, — такими вещами меня было не смутить. Я на подобное и в школе не велся. — Те, которых встречал до сегодняшнего дня, с завидной периодичностью делали только одно — мерли, как мухи. Если ты эту традицию имел в виду, то не пойти ли тебе на фиг? Кстати, столкновение с опасным колдуном именно такое развитие событий и предполагает.

— В этом смысле тебе бояться нечего, — добродушно проворковала Евгения. — Мы прикроем, мы подстрахуем.

— Это прекрасно, — упорствовал я. — Но есть вариант куда лучше. Я просто уеду домой, и страховать меня не понадобится. Всем хорошо.

— Не всем, — из голоса Нифонтова как-то разом ушла благодушность. — Тем, кого этот колдун отправит на тот свет, лучше не будет. А он это сделает. Если ты полагаешь, что Южный Порт — это единственный его проект, то ошибаешься. На нем уже четыре десятка смертей, и это только те, о которых мы знаем, где он хоть как-то засветился. Но их наверняка больше. До Москвы он неплохо покуролесил в Киеве, потом перебрался в Ростов, а теперь до нас добрался. И если его не остановить, то все будет очень плохо.

— Ощущение такое, что сериал по НТВ смотрю, — не удержался я. — Серьезно. Кстати, по всем законам жанра именно меня-то и должны грохнуть в конце этой серии. Добровольные помощники всегда отказываются до последнего, потом все-таки соглашаются, а после непременно погибают. Будем ломать шаблоны. Нет!

— Даже не знаю, что теперь делать, — поделился Нифонтов своими мыслями с Евгенией. — Заставить-то мы его не можем?

— Ну-у-у-у… — Мезенцева повернулась ко мне, сложила губы «сердечком» и задумчиво уставилась на меня. — Не знаю. В принципе есть у меня кое-какие мысли…

— Неравноценный обмен, — тут же заявил я. — Да и развод этот древний. Мол, помоги нам сейчас, а секс будет потом. И чего? Помочь-помогу, а ты после этого сразу старую песню о главном заведешь: «у нас еще отчетность, давай я после этого к тебе приеду, ты меня жди». Плавали, знаем.

— Чего? — с Мезенцевой мигом слетело все напускное. — Я? С тобой? Ты себя не переоценил, офисный мальчик? Диванный воин!

Вот сейчас мне стало за себя обидно. Ну да, рельефных мышц на животе у меня нет, и татуировки на выпуклом правом бицепсе тоже, как, собственно, и самого бицепса, но все-таки не совсем же я чмо?

Так-то зачем?

— Брэк, — остановил нас Николай. — Дети, давайте свой первый семейный скандал вы устроите где-нибудь в другом месте?

— Какой скандал? — в один голос проорали я и Женька. — Семейный?

— Редкое согласие, — стер воображаемую слезинку Нифонтов. — В один голос говорят, одно и то же думают. Да вы созданы друг для друга!

— Капец. — Мезенцева уставилась на напарника так, как в годы войны партизаны смотрели на полицаев и старост. — Вот ты гад!

— Саш, и все-таки, — сдерживая смех, сказал Николай. — Пошли с нами, а?

— Зачем? — устало спросил я. — Ну вот я вам там зачем нужен? В лицо этого супостата я не знаю, в колдовстве вообще не разбираюсь. Прок от меня какой?

— Хозяин кладбища, — пояснил Нифонтов. — Ты с ним дружен. Говоря по-деловому — нам нужны твои связи. Если кто и сможет отличить настоящего колдуна от остальной публики, то это он.

Обознатушки-перепрятушки! Смешно, однако!

— Стоп, — потряс головой я. — А вы не знаете, как он выглядит? Да ладно!

— Вот тебе и ладно, — вздохнул оперативник. — Нет, не знаем. Это, кстати, всегда для нас самая большая проблема, когда речь идет о таких, как ты и он. На вас же нет табличек с надписями «колдун», «ведьмак», «ведьма»? Внешне вы люди как люди, ходите, разговариваете, едите, шутите. И пока вы как-то себя не проявите, мы не то чтобы бессильны, но близки к тому. А тут еще накладывается то, что там вся публика чудная. Поди пойми, кто из тринадцати клоунов настоящий колдун. И вот тут, выходит, без тебя не обойтись. Точнее — без твоего знакомца, который этим погостом правит.

Сказать им, что ли, что и Хозяин его определить не смог? Хотя — нет. А ну как Нифонтов с ним без меня беседовать будет и про этот момент упомянет? Не думаю, что Костяной царь будет рад узнать о том, что кто-то (а именно я) рассказал постороннему человеку о его слабости. Ведь неспособность определить колдуна в пределах собственного царства — это именно она, слабость.

И это при том, что повелитель мертвых изрядно тщеславен.

Мне тогда на его подконтрольной территории лет сто лучше не появляться.

— Саш, мы не просим тебя ни о чем, кроме этого, — продолжал тем временем вещать Нифонтов. — Просто помоги понять, кто есть кто — и все. А за нами должок будет. Раньше или позже мы тебе тоже пригодимся.

— И приятельнице твоей спокойнее будет, — добавила Евгения. — Она же небось волнуется. А тут знакомое лицо, все повеселее.

Кто волнуется? Марина, прости господи, Лучезарная? Ну да, конечно. Небось себе места не находит.

— Вот и договорились, — подытожил Нифонтов. — Молчание — оно что? Знак согласия. Я знал, что так и будет.

Очень мне хотелось высказать все, что я по этому поводу думаю. Прямо сильно-сильно. Но не стал я этого делать. Как ни странно, но в одном он был прав. Не стоит плевать в колодец. Жизнь непредсказуема, кто знает, что будет завтра?

Да и потом — я сам точно не могу сказать, как я и к нему, и к его коллегам отношусь. С одной стороны, они постоянно стремятся меня использовать в своих комбинациях, что неприятно. Любому человеку не по нраву, когда его играют «в темную».

С другой стороны — он мне жизнь спас, он меня свел с Хозяином кладбища, познакомил с основами существования в том новом мире, к которому я теперь принадлежу.

И даже негласно опекает.

Да вот хоть бы вспомнить о визите его подруги-ведьмы Людмилы, который та мне нанесла в те дни, когда я в Лозовке жил.

Она появилась дней за пять до моего отъезда, вечером, когда на землю уже опустились сумерки. Я сидел на крыльце, пил чай из самовара и думал о том, что в дом идти совершенно неохота. Опять противный Антипка будет всю ночь на чердаке шебуршиться и спать мне не давать.

Самовар, кстати, у покойного ведьмака был знатный — дореволюционный, здоровенный, с бляхами на серебряном пузе и надписью: «Братья Василий и Александр Баташевы». Наверное, дорогущий. Но продавать я его не стану, он мне самому по душе пришелся. Я такого вкусного чаю, как из него, сроду не пивал. Да и процесс растопки мне нравился, было в нем нечто длительно-медитативное. Я теперь понимаю, почему самовар в старое время «царем стола» величали. По-другому и не назовешь. Так скажу — много мы в городе потеряли, позабыв процедуру чаепития из самовара.

Так вот — сижу я, значит, в труселях на крыльце, дую чай, гоняю комаров, смотрю на первые звезды. Если бы не Антип, то на душе вообще полный покой и гармония были бы.

И тут — крылья хлопают, а через секунду девичий голос спрашивает:

— Хозяин, гостей принимаешь?

Мне первым делом в голову мысль о Маринке пришла. Ну, думаю, и тут достала. Потом прикинул — голос не ее.

Подошел к калитке — мать честная, там та девушка стоит, что с Нифонтовым на вокзале обжималась. Красивая до одури, с толстенной русой косой, перекинутой через плечо, и с глазами голубыми настолько, что небо и то перед ними блекнет.

А я в трусямбах, с недельной щетиной и чашкой в руках. Дико неловко себя почувствовал.

— Без твоего разрешения я сюда войти не могу, — и не подумала смеяться надо мной Людмила, даже глазом не повела. — Так что если пригласишь — попьем чайку, нет — домой отправлюсь.

— Милости просим, — без раздумий ответил ей я. — Заходи. И это… За внешний вид извини. Я не ждал никого.

— Условности, — говорит мне красавица и калитку открывает. — Да и потом — кого тебе тут смущать? Дару, что ли? Так она за тысячу лет и не такое, поди, видала.

Вот так, слово за слово, и потекла беседа. Я, понятное дело, сбегал джинсы натянул и Родьке велел чашку с блюдцем гостье принести.

Кстати, моему мохнатому другу Людмила сильно не понравилась. Нет, чашку он ей вынес, но вот по угощению, которое он к чаю подал, было ясно, что таких гостей ему не надо.

Две маленьких круглых сушки на блюдце об этом говорили более чем красноречиво. Он поставил блюдце перед ней и сразу же улизнул в дом.

— Экономный, — извиняющимся тоном объяснил ведьме я его поведение. — Рачительный, сил нет. Меня тоже голодом морит.

— Просто он слуга ведьмака, а потому наше племя не любит инстинктивно, — понимающе сказала Людмила. — У него на подсознательном уровне вбито, что ведьма только и ждет того момента, когда ведьмак повернется к ней спиной. Пока я не уйду, он с меня глаз не сведет.

И Людмила шаловливо подмигнула, причем не мне.

Повернувшись к дому, я увидел расплющенную о стекло мордочку Родьки. Он буквально прилип к нему и не моргая следил за визитершей. Во втором окне, кстати, тоже имелся соглядатай. Там обосновался суровый Антип.

Мне даже стало приятно — волнуются, паразиты такие.

Хотя зря это все было. Беседа у нас вышла интересная, познавательная. Людмила много чего ведала про эти места, про тех детей Ночи, что тут обитают. Да и про Дару она мне порассказала немало. Зловреднейшая оказалась тетка. Я и до того про это знал, но не подозревал даже, сколько всего она успела натворить за свою долгую жизнь.

Еще она дала мне десяток полезных советов по травяным сборам, в которых, похоже, разбиралась великолепно, повторила слова Лесного хозяина о том, что в местное болото соваться не стоит, и порекомендовала не есть грибы, собранные у дальней дубовой рощи. Правда, не пояснила, отчего этого делать не стоит, хотя явно это знала.

Так вот — ясно же было, что она ко мне по просьбе Николая наведалась, проведать, как я там, жив ли. Вслух это ни она, ни я не произнесли, но все и так шито белыми нитками.

А еще непонятно мне, чем Николай такую барышню приворожил. Ведь она и вправду его любит, это уж можете мне поверить. Мне тогда и невдомек было, что Людмила, наведавшись ко мне в гости, здорово собой рисковала. Я про это уже наутро узнал, когда Дарья Семеновна меня у колодца прихватила и достаточно агрессивно объяснила, что если еще хоть раз кто-то гнезда гадючьего, к которому моя ночная гостья относится, к ним в деревню пожалует, то живым отсюда не уйдет. Она, мол, свою подружку сердешную Власию им не забыла и не забудет.

Кто такая Власия, так и осталось для меня неизвестным, но по лицу старой ведьмы было понятно, что дело нешуточное.

А ведь Людмила про эту нелюбовь к ней и ее товаркам знала. И все равно сделала то, о чем ее попросил Николай. Ну не ко мне же она вдруг страстью воспылала, верно?

В общем, странные у меня с отделом «15-К» отношения. Противоречивые. И как оно дальше у нас будет — вообще непонятно.

— Эй, ты еще с нами? — перед моими глазами щелкнули девичьи пальцы. — Смолин, ты, если что, скажи, я на тебя табличку повешу с надписью: «Ушел в себя, буду нескоро».

— К маникюрше тебе надо, — на автомате заметил я. — Совсем за ногтями не следишь.

— Чего? — опешила Мезенцева, глянула на свои пальцы, потом на меня, а после у нее с лица как-то неожиданно пропала улыбка. Будто лампочку у нее внутри выключили.

Привычка. Последствия работы в женском коллективе. Бывает. Черт, она похоже здорово обиделась на эти слова, вон смотрит на меня, как совенок, и глазами часто моргает.

— Просто не очень новый нейл-арт, я это имел в виду, — попробовал выправить ситуацию я. — В этом сезоне такое уже не модно, сейчас в тренде «марбл стоун» или «негатив спэйс».

— Саш, ты меня пугаешь, — подал голос Нифонтов. — Ладно, что Женька про такое не слышала никогда, с ней все понятно. Ты-то откуда про это все знаешь?

— Лучше не спрашивай, — попросил его я. — Не надо.

— Хорошо, не буду, — покладисто согласился оперативник. — Давай я тебе лучше «спасибу» скажу за твои подарки. А то я так этого и не сделал.

— Говори, — разрешил я.

— Спасибо.

— Не за что. — Я устроился на сиденье поудобнее. — Хотя нет. За Афоню — можно. А книга пустышкой оказалась.

— Не совсем, — поправил меня оперативник. — Она не пустышка, просто мы не можем ее прочесть. И никто не сможет, пока не соберет все три части ведьмачьего наследства и не проведет ритуал правопреемства.

— Вот тут поподробней, — насторожился я.

— Ведьмак погиб неожиданно и не от руки равного себе, потому сила его никому не досталась, — неторопливо начал объяснять Нифонтов. — Точнее — кое-что перешло к Хозяину кладбища, но это так, капелюшка. Остальное пропало. Но ведь нож не расплавлен в кипящем серебре, книга не сожжена на огне из пяти видов дерева, и слуга жив. Ничто в никуда не пропадает, Сашка, это закон Ночи. И если кто-то соберет вместе наследие мертвого ведьмака, так сказать, восстановит триединство, и примет на себя все грехи и долги покойного и тех, кто был до него, то запросто может стать подобным тебе. Слабее, потому что линия наследования прервалась, но тем не менее. И тогда книга откроет ему то, что в ней написано. Я узнавал, такое бывало в прошлом. Потому ты нам большой подарок сделал, приятель. Нож и так у нас был, потом Женька книгу приперла, а сегодня мы и слугу заберем.

— Надеюсь, вы его не собираетесь прирезать? — забеспокоился я. — Имей в виду, Николай, я его навещать стану каждый месяц.

— Да зачем же убивать? — Нифонтов вдарил ладонью по «подвывалу». — Блин, вот куда лезет, а? Так вот — мы не звери. Будет твой Афанасий при деле, не сомневайся. С Аникушкой, нашим домовым, это согласовано, так что прочь волнения. А в гости заходи, рады будем. Да и Олег Георгиевич с тобой давно познакомиться хочет.

— Это наш начальник, — буркнула Мезенцева, которая в беседе участвовать перестала и глазела в окно. — Не забывай, Колька, ему же все объяснять надо, а то не поймет. Он у нас только в нейл-дизайне разбирается, да в мейк-апе, а в обычных вещах не очень.

Совсем обиделась. Как видно, на свидание с ней мне больше не ходить.

Хотя, если честно, в чужом глазу песчинку видит, в своем бревна не замечает. Как у Светки корни непрокрашенные замечать — так это она первая. А как ей — так слова не скажи.

К кладбищу подъехали уже в темноте, вволю настоявшись в пробке на МКАДе. Ворота еще не закрывали, потому на территорию мы проникли без каких-либо сложностей.

— Не похоже на то, что здесь снимают телешоу, — повертела головой Женька. — Где прожектора, где массовка, где шум и гам? Может, перенесли это дело? В смысле, на другое кладбище или там на другой день?

— На другой день — возможно, — согласился я. — А вот на другое кладбище — это вряд ли. Они же тут уже могилу подготовили для конкурса.

— Какую могилу? — немедленно спросил меня Нифонтов, и я прикусил язык.

— Да там, — я неопределенно махнул рукой. — В другой части кладбища.

— Темнишь, — погрозил мне пальцем оперативник. — Но зато хоть ясно стало, чего тут так тихо. Действие просто происходит в другом месте. Вот туда и пойдем.

— Идите, — одобрил я. — Вон по той аллее, потом на перекрестке направо и еще раз направо. А там, скорее всего, уже не заблудитесь. Если телевизионщики здесь, то там гвалт еще тот стоит.

— Ты не с нами? — прищурилась Мезенцева.

— У меня свои планы и свои маршруты, — не без ехидства ответил ей я. — Личные. Увидимся позже.

Глава 15

Повторюсь — я практически перестал воспринимать кладбище как место последнего упокоения представителей рода человеческого. Еще в начале лета при произнесении самого слова «кладбище» на душе у меня становилось немного сумрачно и сразу представлялись некие грустные картины, вроде заросших травой могилок, покосившихся надгробий и всего такого прочего. Изредка в этот ассоциативный ряд вплетались еще голливудские мотивы, вроде покрытой трупными пятнами руки, торчащей из могильного холма или толпы развеселых зомби, одетых, как цыгане на «Трех вокзалах», в разнообразное экзотическое рванье.

Сейчас же я себя ощущал так же, как в родном офисе. То есть — привычно и даже почти комфортно. Разве что здесь потемнее было, и кулеров не наблюдалось.

Зато тут и службы безопасности нет. Ну или у нее ко мне пока вопросов не имеется.

Кстати, у меня возникло ощущение, что и кладбище, если можно так сказать, меня за своего уже принимало. На этот раз никто не пробовал влезть в мое тело, никто не кряхтел в кустах. Более того — несколько встретившихся по дороге призраков, бессистемно мотавшихся по дорожкам, даже отвесили мне поклоны. Последнее меня немного обескуражило, но я ответил им тем же.

Минут за десять я пересек царство покоя из конца в конец, и, слегка запыхавшись, взобрался на холм, где обычно восседал Хозяин кладбища. Вот только в этот раз его здесь не оказалось. Пуста была черно-антрацитовая плита, которая служила Костяному царю троном.

— Вот сейчас не понял? — удивленно произнес я и покрутил головой.

И вокруг никого. Только за моей спиной среди березок мелькает десяток теней, да с другой стороны холма, там, куда я еще ни разу не ходил, темнеют какие-то старые надгробия.

— Ушел умрун, — пояснил мне Афанасий, которого я сразу и не заметил. Впрочем, и немудрено, он, оказывается, сидел, привалившись спиной к покрытому мхом древнему могильному камню неподалеку от меня, практически слившись с ним. — Туда ушел.

— Умрун? — переспросил я, проследив за движением его лапы. Судя по всему, Костяной царь все же решил посмотреть, как нынче телешоу снимают.

— Ну да. — Афоня подошел ко мне, поправляя повязку, прикрывающую пустую глазницу. — Это сейчас вы их Хозяевами кладбищ называете, а так-то они умруны и есть. Пастыри мертвых.

Красиво звучит, что есть — то есть. Пастырь мертвых. Очень многозначное определение.

— Скажи, ты насчет меня не передумал? — спросил у меня Афоня. — Ежели да, то я тебя сейчас к умруну отведу, потом выпью и пойду повешусь. Не могу я тут больше существовать. Тоска меня заедает, серая, промозглая. Да и холода на подходе. Покойничкам-то хоть бы хны, они в гробы свои до весны залягут, а я в таких условиях зимовать не смогу. Я не собака, чтобы в склепах спать.

— Ну-ну-ну, — так это пронзительно прозвучало, что мне до соплей стало жалко бедолагу. — Все нормально. Со мной приехали мои приятели, они хорошие люди, будешь у них жить.

— Люди? — уточнил Афоня. — То есть — обычные люди? Не ведьмаки, не чародеи, не повелители воды? Это чего же мне у них делать придется? Я по хозяйству, конечно, помочь смогу, но не то чтобы сильно. Не домовой я.

— Они не как я или твой бывший хозяин, но о том, кто ты и что умеешь делать, осведомлены, — поспешил успокоить его я. — Хоть они и не дети Ночи, но что к чему в курсе. Слушай, а кто такие «повелители воды»?

— Вода — самая сильная стихия на свете, — пояснил Афоня и, поманив меня за собой, потопал вглубь кладбища. — Земля, ветер — они тоже сильны, но вода — это особая статья. Кто с водой в дружбе, кто ей приказывать может, тот голодным спать не ляжет. Вода всегда все слышит, все знает, все видит. Она же везде. Вот и есть такие люди, что с ней договор заключают. Та им власть дает, а они после, когда срок договора выйдет, ей себя дарят. Живьем. По весне, как правило.

— Топятся, что ли? — опешил я.

— Ну да, — подтвердил Афоня. — Воде всегда принять живую душу в радость, она от этого силу набирает немалую. А то еще бывает, что по договору такой человек каждый год кого-то ей дарит. Приведет закладную жертву в заветное место, да и утопит. И тем себе на год жизнь продлит. По-разному случается. Зато пользы ему от такого договора — у-у-у сколько. Да вот хоть бы мой бывший хозяин как-то раз такому повелителю одного своего врага поручил убить. Он сам, знаешь, мараться людской кровью не особо любил. Кого из своих, ведьмаков, в смысле, убить — это да, тут дело чести. А обычных смертных…

Афоня на ходу сплюнул и махнул рукой, давая понять, что его покойный хозяин мирных граждан вовсе в грош не ставил.

— И? — поторопил я его.

Ну а что? Интересно же?

— Да ничего, — поднял на ходу с дорожки березовую ветку Афанасий и бросил ее в зеленый мусорный бак, стоящий рядом. — Утоп тот враг через пару дней. Не поверишь — в раковине утоп, когда брился с утра.

Стоп. А я про это читал года два назад в сети. Еще подумал, что «сеошники» новостных сайтов совсем уже обленились, раз такую чушь пишут. И зря. Не врали они.

— И еще вот что, — помедлив, произнес Афоня. — Ты скажи им, что если кто нож моего бывшего хозяина и книгу его отыщет, да заклятие призыва произнесет, то я от них к нему уйду. Даже если сам того хотеть не буду.

— Передам, — кивнул я. — Нет проблем.

Не стал я ему говорить, что нож и книга уже у тех, с кем ему дальше жить. Захочет Николай — поставит его в известность про это, не захочет — значит, не захочет. Молчание — золото, гласит народная мудрость. А народ у нас неглупый, знает, что говорит.

А телевизионщики все-таки приехали. Их присутствие обозначилось задолго до того, как я их увидел. И ничего странного в этом нет, очень уж они шумели. Вопли вроде: «Свет туда», «Ленка, надо тончик положить вон тому» и «Да что за бардак тут творится!», эхом гуляли в верхушках кладбищенских берез и елей. Про многообразную ненормативную лексику я и не упоминаю, ее было больше, чем чего-то другого.

Я вообще-то человек ко всему привычный, а особенно к бедламу в любом из его проявлений, но тут даже меня проняло. Не дело это, вот что я вам скажу. Хотите снимать на кладбище — заведите свое, в каком-нибудь из павильонов сидящих без дела киностудий. Все одно они там порожняком простаивают большей частью. Ждут, пока наш великий кинематограф возродится. Почитай, четверть века ждут.

Вот там бы и снимали свою программу. Зачем же тут такое устраивать?

Приблизительно о том же, похоже, размышлял Костяной царь. Он стоял около высоченной елки и благодаря темноте практически слился с ней. Если бы не Афоня, то я бы его и не заметил.

— Хаос, — обойдясь без приветствия, сказал мне повелитель мертвых. — В чистом виде. Ведьмак, вот объясни мне — что за времена настали? До какой степени живые должны были дойти, чтобы устраивать балаган в том месте, которое для этого совершенно не предназначено? Ладно, я могу понять дьяволопоклонников, ритуалы есть ритуалы, коли они такими созданы, то что теперь сделаешь. Могу понять кладбищенских воров — каждый зарабатывает так, как может. Но тут-то вовсе что-то несуразное происходит.

— Реалити ведь, — неуверенно произнес я. — Рейтинги, опять же. Пипл хавает.

— Говори по-человечески, — потребовал Хозяин. — Или на тебя вон то дурачье тоже влиять начало?

— Люди, которые будут смотреть то, что они сейчас снимут, должны верить, что все это правда, — подумав, сказал я. — А чтобы это было похоже на нее, на правду, в смысле, надо все сделать так, чтобы… Блин, я запутался!

— Я тебя понял, — тяжело промолвил Костяной царь. — Знаешь, о чем я больше всего жалею? О том, что прямо сейчас я не могу убить десяток этих шебутных человечков. Очень хочется, но нельзя. А так бы было славно! Одного за другим, одного за другим. Вот так бы брал их сердца и давил! Чтобы хрипели, чтобы чувствовали, как из них жизнь уходит, а сделать ничего не могли.

Он вытянул свою длиннопалую руку вперед и несколько раз сжал ее в кулак.

Мне стало немного не по себе, столько жажды убийства и ненависти было в его голосе.

Правда, и понять его было можно.

Главная аллея кладбища, идущая строго по его центру, превратилась в филиал телестудии. Там было светло как днем, поскольку ее освещало десятка три прожекторов. Прямо там же, на дороге, стояли раскладные стулья и полдесятка столов, которые как только не использовались. На одних внавалку лежали самые разные вещи, от фотоаппаратов до упаковок пластиковых бутылок с водой, за другими гримеры наносили тот самый «тончик» участникам передачи.

И везде царила суета. Девочки в синих жилетках и с «бейджиками», висящими на шеях, бегали как подорванные размахивая стопками бумаг, бородатые дядьки вертели прожектора туда-сюда, подчиняясь приказам мордатой тетки с чудной прической, крепкие парни в серых комбинезонах таскали какие-то железяки, уж не знаю, кому и зачем понадобившиеся.

Отдельными кучками стояли, собственно, герои передачи, те, что уже побывали в руках гримеров или только собирались в них отдаться. И это, пожалуй, было самое чудное, что я за сегодня видел.

Нет, мне доводилось, «серфингуя» по телеканалам, попадать на «Магическое противостояние». Но телевизор — это одно, а вот так, в жизни, увидеть этих граждан — совсем другое.

Скажу честно — на первый взгляд к ним всем подходило определение «мечта психиатра».

Я-то еще Маринку критиковал с ее первым нарядом. Не-не-не, она бы тут была не самая чудная, куда там! Скажу больше — она бы тут вообще затерялась.

Ладно — шаман, которому даже нынешней, не самой теплой ночью, все равно наверняка было адски жарко в его кухлянке. В конце концов, такова его шаманская доля — потеть в мехах и долбить в бубен.

Но вот стоящая рядом с ним грузная дама в костюме приснопамятной Эльвиры — повелительницы тьмы из одноименного фильма — реально впечатляла. Особенно если учесть, что та Эльвира сама по себе была дама с достоинствами, а эта ее раза в три перекрывала по габаритам.

Только это еще что! По соседству с ней пристроился тщедушный длинноволосый мужичок, у которого ботинки были сделаны в виде лошадиных копыт, а верхней задней части штанов вовсе не было. Вот вообще. Вырезал он тыльную, скажем так, сторону и теперь светил практически голым задом. Повезло ему, что сейчас почти осень, с месяц назад ему бы комары показали, где раки зимуют.

Еще там был повелитель вампиров в длинном плаще со стоячим воротником и с рожей, вымазанной белилами, странная девочка в сине-зелено-оранжевом балахоне, напялившая на нос круглые очки а-ля «Джон Леннон», и с такими щеками, из-за которых ушей видно не было, сивобородый старик в косоворотке и лаптях, держащий в руках пару длиннющих веток, существо неизвестного пола в латексном костюме и шляпе-канотье, и другие не менее забавные персонажи.

То ли кунсткамера, то ли паноптикум. Даже не знаю, что вернее.

Так что Маринка на их фоне выглядела королевой. Особенно если учесть, что у нее во лбу, как у той царевны-лебеди, еще и звезда горела. Она какую-то хрень с висюлькой в волосы вплела, и та теперь от света прожекторов сверкала неугасимым огнем.

— Нельзя, — повторил умрун. — Но руки так и чешутся!

— Если нельзя, но очень хочется, то можно, — отставив в сторону сопереживания за сородичей по виду, сказал я. — Например, вон того, что в кожаном блестящем костюме, мне не очень жалко будет.

— Эти люди пришли в поисках того, чего им знать не следует, — объяснил мне Костяной царь. — Они лезут туда, куда человекам ходу нет. И если вдруг что-то подобное здесь произойдет, что-то такое, чего никто не ожидал и что не вписывается в человеческую логику, то они вообще мое кладбище в покое не оставят, пока по камушку не разберут. И им неважно, сколько народу при этом погибнет. Я таких знаю, насмотрелся за последние годы. Так что — нельзя. И своим я строго-настрого запретил не то что в кого-то из этих подселяться, а даже просто рядом стоять. Пусть они сделают то, что задумали, и убираются отсюда куда подальше. Потерплю уж.

— Разумно, — раздался за нашими спинами голос Нифонтова. — Мое почтение, досточтимый Хозяин кладбища.

— А, это ты, губернский секретарь, — капюшон умруна повернулся к оперативнику, который немедленно отвесил ему поклон. — Какими судьбами?

Я не сразу понял, отчего Костяной царь так назвал Нифонтова, а потом припомнил их давнишнюю беседу. Точно-точно, звучали там такие слова.

— Жизнь штука непредсказуемая, — бодро ответил оперативник. — Бывает, что в одной точке пересекаются разом интересы сразу нескольких сторон. Сегодня так и вышло.

— Мой интерес только в одном, — рыкнул умрун. — Чтобы в моих владениях снова стало тихо и спокойно, как от веку повелось.

— Я же говорю — совпадают. — Нифонтов потер руки. — Мне надо того же, поверьте.

— Не поверю, — качнулся капюшон. — Когда такие, как ты, говорят, что чужая беда для них выше служебных интересов, то можно быть уверенным в одном — это ложь.

— Действительно? — влез в разговор я. — Вот оно как!

— Для него и таких, как он, превыше всего дело, — пробубнил умрун. — Они как гончие смерти — если взяли след, то не сойдут с него, пока не разорвут того, за кем гонятся. Такая у них судьба и такой у них закон. Ты запомни это, ведьмак. Чиновники особой канцелярии всегда мягко стелют, да вот только спать жестко.

— Не для себя стараемся, — даже и не подумал оправдываться Нифонтов. — Для людей. Для тех, кто не знает, что таит в себе Ночь, и беззащитен перед ней.

— Это так, — признал Хозяин. — Только вот одних вы спасаете, а других на смерть обрекаете.

— Принцип меньшей крови пока никто не отменял, — жестко произнес Нифонтов, и Женька, соглашаясь с ним, кивнула.

— Говори, что тебе надо, — прервал дискуссию умрун. — Не тяни.

— Среди вон тех ряженых есть колдун, — не стал кочевряжиться Николай. — Настоящий. Сильный. Я хочу знать, кто он. За этим, собственно, сюда и приехал.

Афоня подергал меня за штанину, дождался, пока я посмотрю на него, и ткнул пальцем в сторону оперативников, как бы спрашивая: «Это они»? Дождался моего подтверждающего кивка и удовлетворенно засопел.

— Рад бы помочь чем, да не могу, — тем временем глухо произнес Костяной царь. — Чуять я его чую, а распознать не могу.

— Вы? — недоверчиво протянул оперативник. — На своем кладбище — и не можете?

— Не могу, — недовольно проворчал умрун. — Представь себе! Я про это ведьмаку говорил уже. И, полагаю, подобное не случайность. Этот колдун про таких, как я, похоже, знает, потому закрылся заклинанием. Ему же невдомек, что я решил от греха не трогать всю эту компанию? А так — правильно сделал. Приди он ночью сюда один — обратно к людям не выбрался бы. Колдунов ни я, ни мои братья не любим, очень от них много неустройств идет.

Пока повелитель мертвых вещал, Нифонтов смотрел на меня, и Мезенцева тоже. Фраза про то, что Хозяин про невидимость колдуна мне сказал, мимо их ушей не прошла.

— Что? — напускно-недовольно поинтересовался у него я, как только установилась тишина. — Ну да, я был в курсе. Но говорить-то было и не про что, повелитель мертвых все одно эту сволочь не учуял. Кстати, у меня тоже есть вопрос. Если вы знали, что он и в Киеве побывал, и в Ростове, то почему время теряли? За вами государство, за вами силовые структуры. Неужто его вычислить нельзя при осуществлении стандартных розыскных действий? Да шут с ним. Неужто нельзя было подноготную всего-то тринадцати человек выяснить? Имеется в виду вон тех, что забавно выглядят. Даже двенадцати, Маринка не в счет, она точно ни при чем.

Разумеется, никакой агрессии по отношении к нему я не испытывал. Просто сработали вбитые в подкорку инстинкты офисного служащего, точнее, основной из них — работать на опережение. У нас ведь как? Кто первым успел «наехать» на ближнего своего, тот в результате и выйдет сухим из воды. А если промолчишь, уставишься в пол, дашь возможность кому-то другому завладеть мячом — то все, ты попал. Либо на тебя нагрузят не твою работу, либо повесят чужие грехи, таковы волчьи законы офиса. Это жизнь. Мы все без крыльев за спиной. В смысле — мы все не ангелы. И никто не хочет быть крайним.

Хотя в данной ситуации я вообще мог никак не реагировать ни на взгляды, ни на слова. Как хочу — так и поступаю. Я свободный человек и в подчинении у отдела «15-К» не нахожусь. И что-то предъявить мне крайне сложно.

Но инстинкты есть инстинкты. Может, со временем я от них и избавлюсь, но пока — вот так.

— Не вали с больной головы на здоровую, — тем временем попросил меня Николай. — Саш, так дела не делаются.

— Еще раз тебе советую, ведьмак — не имей с ними никаких дел вовсе, — буркнул умрун. — Попомни мои слова — расходов от них больше, чем доходов.

— Да и не собираюсь, — уперев руки в боки и сочтя данную позу достаточно независимой, произнес я. — Как там было сказано? У нас просто временно совпали интересы. Точнее — кратковременно, так мне сдается. Как-то все хуже мы друг друга стали понимать.

Нифонтов ничего не сказал, только снова глянул на меня, правда, теперь скорее иронично.

— Искали, — примирительно произнесла Евгения, как видно, решив перевести разговор в иное русло. — Подключали коллег, одних запросов написали столько, что чуть пальцы о клавиатуру не сточили. А толку чуть. Этот поганец сам ничего не делает, все чужими руками проворачивает.

— А участников только что под микроскопом не рассматривали, — добавил Николай. — Ни-че-го. Ничегошеньки!

Тем временем процесс подготовки к съемкам подходил к концу, каждый из участников уже побывал у гримеров, и сейчас высокий мужчина с бородкой-«эспаньолкой» и здоровенной залысиной что-то им вдохновенно объяснял. Видимо, это был режиссер разворачивающегося перед нами действа.

Колдуны, ведьмы, чародейки и дриада слушали его внимательно, но при этом то и дело возникали перепалки, в процессе которых они громко орали друг на друга, а бородатый дед даже хлестнул толстую девицу в очках по спине своими ветками.

— Последовательность выхода делят, — пояснил мне Нифонтов. — Кто первый могилу ищет, кто второй.

— Думаешь? — спросил у него я примирительно.

Не то чтобы мне было перед ним неловко. Нет, ничего подобного. В конце концов, он меня использовал, причем не в первый раз, какое там смущение. Просто я по жизни не люблю состояние вражды с кем-то вообще. Мирное сосуществование — вот то идеальное положение вещей, к которому я стремлюсь. Никто никому не мешает жить, никто никому ничего не должен.

Жалко только, что достигнуть этой нирваны мне пока не удалось. И, боюсь, в этой жизни не удастся.

— К гадалке не ходи, — уверенно сказал оперативник.

— К какой из них? — спросил у него я нарочито-серьезно, давая понять, что конфликт исчерпан.

Дружеский тычок под ребра подтвердил, что мы поняли друг друга.

— Ступай, — следом за этим сказал Нифонтов. — Пора.

— Куда? — опешил я.

— Туда, — ткнул пальцем в телевизионщиков пальцем он. — К ним. Потолкайся среди этих чудаков, послушай, о чем говорят. И к себе прислушайся — а ну как что-то учуешь?

Я мог сказать много чего, но это было бы только повторение пройденного. И потом — а почему бы и нет?

— В принципе — не вопрос, — кивнул я. — Вот только под каким соусом я там появлюсь? Тем более в таком виде.

Я же домой не заезжал, прямо с работы сюда рванул, потому и одет был соответствующе — брюки, пиджак, сорочка с галстуком.

— Нормальный вид. — Мезенцева поправила мой галстук. — Не хуже и не лучше. Тем более, что ты тут не один такой. Вон, гляди на тех троих.

И правда — на дальнем плане, на самой границе света прожекторов и ночной тьмы, отиралось несколько человек в деловых и довольно дорогих костюмах.

— Это директор кладбища и его ближайшие подручные, — гулко сообщил Костяной царь. — Паскудники. Все им денег мало. Ох я им устрою веселую жизнь, когда все это закончится! Не забуду. Не прощу.

Кстати, руководящие сотрудники погоста, как видно, что-то такое и предполагали, потому что время от времени поглядывали по сторонам и вид имели достаточно встревоженный. Люди так выглядят тогда, когда начинают жалеть о ранее принятом решении, но при этом понимают, что переиграть уже ничего нельзя.

— И потом — это же телевизионщики, — добавил Нифонтов. — У них всегда такой бардак, что в нем затеряться можно без особых хлопот. Главное им не мешать работу работать, а на остальное этой публике плевать. В кадр не лезь и режиссеру советы не давай, вот тебя никто и не заметит. Я бы сам пошел, но колдун меня в лицо знать может. В отделе сотрудников не сильно много, а потому все на виду. Нежити-то мы до лампады, там другие расклады, а вот те, кто раньше людьми был…

— Да ясно все, — прервал его я. — Но сразу говорю — ничего необещаю. И еще — в задержании и всем таком прочем не участвую. Это ваше поле деятельности, мне на нем делать нечего.

— Само собой, — заулыбался Нифонтов. — Более того — мы и не можем тебя к подобным операциям привлекать. Ты же гражданское население!

И как тут не насторожиться, после таких-то слов?

Впрочем, вряд ли они что-то подобное планируют — больно много народу вокруг. Чтобы там Хозяин кладбища ни говорил про «малую кровь», не похож Николай на совсем уж беспредельщика. Себе на уме — да, тумана любит подпустить — тоже да. Но чтобы посторонних под пули или чего похуже подставить — это нет. Я, может, и не очень в людях разбираюсь, но тут я уверен в своей правоте на все сто.

Ну или хочу в это верить.

Выбравшись из-за деревьев, я с максимально независимым видом направился к главной аллее, где всевозможная суета потихоньку достигала своего апогея. Бегали, орали, суетились почти все, кроме, пожалуй, самих участников программы, которые смирились со своей очередностью и теперь перекуривали в сторонке.

На меня и в самом деле никто внимания не обратил, так что зря я пустил в ход очень хитрый отвлекающий маневр, а именно — поправление штанов и подергивание молнии на ширинке. Мол, не просто так я за деревья ходил, а по важному, хоть и малому делу. Единственным человеком, который уделил мне хоть какое-то внимание, была миниатюрная девушка-гример. Она, пробегая мимо меня, встала на цыпочки и зачем-то попудрила мне лицо. Как видно — по привычке.

Впрочем — вру. Секундой позже меня заметила Маринка, стоявшая поодаль от своих новых коллег по магическому цеху и задумчиво дымившая сигаретой.

— Смолин! — радостно крикнула она, поблескивая камнем во лбу. — Сашка! Пришел все-таки, гад такой!

— Пришел, — не стал спорить с очевидным я. — Знаешь, как-то у нас нехорошо с тобой получилось. Совесть меня заела.

— Врешь, собака, — уверенно заявила соседка, после чего обвила мою шею руками и сочно облобызала в щеки. — Если сюда приперся, значит, есть у тебя какой-то свой интерес. Ну и хрен с тобой, я все равно рада тебя видеть.

— Что, тебе тут реально настолько неуютно? — проницательно поинтересовался я.

Если уж она целоваться полезла, значит, и вправду рада мне. Из этого вывод — ей было жутко тоскливо в этой компании.

— Да кошмар, — не стала скрывать Маринка. — Кругом одни уроды, как моральные, так и физические. Саш, я всегда думала, что уже повидала настоящих шизиков, но нет, это была иллюзия. Вот здесь настоящая ярмарка безумия. Причем речь идет не столько вон о тех, прости господи, чудаках, сколько о всех остальных. Знаешь, я всегда думала, что части тела мертвого человека, о жизни которого надо рассказать — это муляж. Ну реквизит.

— Да ладно, — понял я, куда она клонит.

— В штанах прохладно, — взвизгнула она. — Реально трупешник! Это капец что такое! Они сегодня днем доснимали фрагмент, типа «невошедшее», раз в четыре программы выходит нечто вроде дайджеста. Они эти субпродукты в специальном холодильнике держали, прикинь! Хорошо, что я в той программе не участвовала, а то бы точно сблевала. И не раз. А им — пофиг!

— Жесть, — признал я. — А что коллеги по цеху? Если судить по внешнему виду, то они похожи на иллюстрацию к высказыванию: «Цирк уехал, клоуны остались».

— Ошибочное мнение. — Маринка докурила сигарету и ловким щелчком отправила окурок в недалеко от нее стоящую урну. — Поверь, они нормальнее нас с тобой. Маркетинг, Саша, тут всем правит маркетинг. Все просчитано по всем бизнес-правилам. Их внешний вид — это витрина. Какой должна быть витрина в магазине?

— Стеклянной? — предположил я.

— Приковывающей внимание, — поморщилась Марина. — Вызывающей интерес. Любой, главное — не безликой. Неважно, как это выглядит, главное, чтобы человек захотел понять, что находится за этой витриной, и зашел в магазин. Пусть даже из юмористических побуждений, просто чтобы поржать над дураками, которые такое сотворили. И как только он туда зашел — все, он их. Саш, не поверишь, почти каждый из них реально прошаренный психолог, причем очень высокого класса. Они читают мимику и движения людей как книгу, и только по этим признакам понимают, в каком направлении надо крутить клиента дальше. Не выпытывают часами подноготную, пока тот лежит на диване, а сами ему все про его жизнь рассказывают, типа прозрели ее насквозь. И простого человека это заставляет думать о том, что перед ним настоящий кудесник.

— Впечатляет. — Я окинул взглядом участников программы. — А по ним и не скажешь. Слушай, а вот ты пару раз сказала, что, мол, «почти каждый»? Эти «почти» — они кто?

— Ну да, несколько человек сюда попали для оправдания элемента «реалити». — Маринка ткнула себя в грудь. — Как, кстати, и я сама. Устроители ждут от нас первобытной дури и неподдельных эмоций.

— И как, оправдываются ожидания?

— Наверное, — передернула плечами девушка. — За себя не скажу, а вот другие — это что-то. Например, вон тот шаман — это, знаешь ли… Кстати — он такой же житель Крайнего Севера, как ты или я, ни фига он не чукча и не эвенк. Просто ему показалось, что именно на танцы с бубном народ будет сбегаться лучше всего. Профанация в чистом виде.

— И экзотика, — понимающе кивнул я.

— Не это в нем главное, — тихонько хихикнула Маринка. — Но тут лучше самому увидеть. У тебя железные денежки есть?

Я выгреб из кармана штанов звякнувшую мелочь и протянул ее девушке.

— Очень хорошо, — она взяла у меня с ладони несколько рублевых монет. — Эй, Гупта! Смотри, чего у меня есть! Денежка!

— Денежка! — оживился шаман и радостно осклабился. Его неприятное, заросшее густым волосом лицо, превратилось в маску алчности.

— Лови. — Маринка щелчком отправила монету вверх, та сверкнула в свете прожекторов.

Гупта, просто как футбольный голкипер, в прыжке поймал ее, а после, погладив, засунул в мешочек, привязанный к поясу.

— Еще давай, — потребовал он.

— Жадность просто патологическая, — тихо шепнула мне Маринка. — Вон гляди.

Вторая монета отправилась в кусты шиповника неподалеку от нас, и Гупта незамедлительно кинулся туда же. Раздались треск ломающихся веток и негромкая ругань.

— Пока не найдет — не вылезет, — подытожила соседка. — Вот такой вот экземпляр.

— Колоритен, — признал я. — А другие? Что о них скажешь?

— Вон тот, с голым задом, тоже статист, — пояснила Маринка. — Колдун Устин из Верхней Пижмы. Уж не знаю, где такая и есть ли она вообще на белом свете. Запросто может оказаться, что и нет. Отец его был колдун, дед его был колдун, прадед его… Ну ты понял последовательность. Сразу отвечу, потому что все равно спросишь — через голый зад он получает ответы от природы-матушки и космоса-батюшки. В принципе, логика в этом есть. По-хорошему, ведь все у нас в жизни через это место, верно? Но так Саня парень неплохой.

— Сейчас не понял? — заморгал я.

— Не тебя одного Александром зовут, — пояснила Маринка. — Это он по колдовской линии Устин, а по паспорту он Саша.

Ну не знаю, не знаю. Вряд ли тот, кого Николай ищет, станет с голым задом бегать, даже ради маскировки.

— Еще из статистов вон тот, — Марина показала на существо в латексе. — Этот круче остальных. В жизни не угадаешь, как его зовут.

— Не угадаю, — признал я. — Очень уж много вариантов.

— Дон Педро ле Максиваксио, гранд, — торжественно сказала Маринка, сдерживая смех. — Если ему верить, то он овладел всеми премудростями испанской магии.

— Какой? — я даже в ухе пальцем пошерудил, подумав, что ослышался.

— Испанской, — подтвердила соседка. — Я тоже про такую не слышала. Думаю, на то и расчет.

— Однако. — Я окинул взглядом фигуру, затянутую в черный костюм. — Но как есть дон Педро. Во всех отношениях.

— Не без того. — Маринка показала на крепко сбитого парня с камерой. — По дороге сюда этот самый Максиваксио вон от того оператора чуть по роже не получил. Задумал, понимаешь, его за коленку хватать. Да еще приговаривал, что без этого он голоса мертвых не услышит и задание провалит. В смысле, без мужской любви и ласки. Бэ!

— Бэ! — согласился с ней я. — А…

Больше я ничего спросить не успел, потому что дядька с залысинами рявкнул в мегафон:

— Участники съемки, все ко мне! Минутная готовность!

Броуновское движение как-то вдруг сразу упорядочилось, колдуны, маги и дриада рванули к режиссеру, обслуга же, наоборот, отодвинулась на задний план.

Даже Гупта вылез из кустов, убирая, впрочем, найденную монету в свой кошель.

Я решил не отделяться от коллектива и подался назад, при этом задев рабочего, который пер куда-то выключенный прожектор.

— Аккуратней, — зло бросил он.

— Извините, — произнес я, и мы встретились глазами.

К моему великому удивлению, я узнал этого рабочего. Да и как это было не сделать? Такие знакомства не забываются.

Это был Стас. Тот самый, который являлся приятелем сослуживца Маринки и попутно сотрудником полиции. Если точнее — тем еще волкодавом.

Глава 16

Я даже не успел спросить, его-то какие черти загнали на эти галеры. Стас коротко мотнул головой, как бы говоря: «ты меня вообще не знаешь», и попер прожектор дальше.

Хотя гадать и не приходится. Зуб даю, здесь имеет место быть сразу несколько полицейских операций, причем у меня нет уверенности в том, что одни «силовики» в лице Николая согласовали ее с другими, которых представляет Стас. И не забудем про «убэповцев», которые, собственно, пропихнули Маринку для участия в сием разудалом действе. Они, поди, тоже где-то здесь окопались.

А я по хорошей народной традиции оказался в аккурат посередке всей этой заварушки. Как это самое в проруби. Ну а что? Точнее не скажешь.

— Люди, дайте тишины, — рявкнул в мегафон начальственный мужской голос. — Первое — свет! Сначала яркий, потом, когда участник двинется на поиски могилы — рассеянный! Напомню — первым пробует найти захоронение дон Максиваксио, за ним леди Нюра, потом волхв Амфибрахий, Гупта, новенькая… Как там ее? Марина Лучезарная. Так, о чем я? А, вот — крайним в первом блоке съемок будет лорд Дарк. Как он закончит — все, перерыв! И — тишина должна быть! Предупреждаю на берегу — если устроите базар, как в прошлый раз, ударю рублем.

Яркий свет, который заливал главную аллею, практически моментально исчез, сменившись умеренным. Добрая половина прожекторов погасла, а остальные полуприкрыли специальными ставенками. Ну да, там же полумрак нужен для антуража. И трясущаяся камера.

Собственно — так оно и было.

Первым могилу насильника и убийцы искал латексно-фриковый Максиваксио. Он долго бродил по дорожкам погоста, не удаляясь, впрочем, далеко от главной аллеи, и усердно изображал из себя «человека-паука», постоянно пытаясь сесть на «шпагат» и демонстрируя при этом весьма приличную «растяжку». Причем, как только он это делал, то немедленно подмигивал оператору, как видно желая дать ему понять, что ежели тот соблазнится на его предложение, то он в другом антураже и после бокала «красного сухого» и не такую прыть сможет показать.

В результате этот отважный испанский кабальеро нетрадиционной ориентации не преуспел ни в чем. И могилу показал не ту, и оператор, которого все достало, отвесил ему добротный пендель, плюнув на профессиональную этику. И правильно, как по мне. Меру потому что знать надо. Не все же такие, как ты?

Кстати — могилку эти горе-чародеи искали по-настоящему. Они и в самом деле не знали, где та находится. Я-то думал, что каждый из них раньше или позже доберется до цели, но все, похоже, было по-честному.

Хотя, возможно, фавориты все же в курсе, где маньяка зарыли. Просто ни Максиваксио, ни леди Нюра, которая тоже успеха в поисках не добилась, в их число не входили.

Волхв Амфибрахий, что примечательно, изначально двигался в нужном направлении. Свои две длинных ветки он использовал как некий компас, держа их на вытянутых руках, и в голос просил мать Сыру Землю да Живу Полнотворную (интересно, а это кто такая?) показать ему, где убивец окаянный лежит.

Поначалу, как я и сказал, мать Сыра Земля в союзе с Живой ему подсобили, но в какой-то момент их доброта закончилась, после чего Амфибрахий свернул не на ту дорожку, и еще минут двадцать бродил по погосту впустую, до тех пор, пока его время не вышло. Сами мы этого не видели, поскольку конкурсантов и остальных присутствующих с главной аллеи не выпускали, но по грустному лицу вернувшегося ни с чем волхва и так все было понятно.

Каждый из испытуемых имел в запасе минут двадцать, не больше. Нашел за это время искомое — молодец, автоматически проходишь в следующий тур. Не отыскал — твою судьбу будут решать телезрители, отправляющие СМС на простой номер, указанный внизу экрана.

Хотя мне лично кажется, что судьбу неудачников решают все-таки продюсеры. Да и Маринка про что-то такое говорила. Но остальным про это знать не нужно. И это тоже правильно. Профессиональная кухня должна оставаться за кадром, причем это правило верно для любой отрасли.

Маринка, к слову, изрядно психовала, причем абсолютно беспричинно. Ей-то чего напрягаться? Это остальные не знают, где могила, она-то в курсе. Хотя и меня потихоньку опасения начали одолевать. Сориентируется ли она на местности? Одно дело по бумажке маршрут строить, другое — здесь, средь берез, елок и тысячи могил отыскать одну единственную. Ориентир у нее есть, кладбищенская стена и каменюка вместо надгробия, но до той стены еще дойти надо.

За поиски тем временем принялся знаток северных традиций Гупта. Он попрыгал, поплясал, выдал сольную программу горлового пения, которое больше напоминало альпийский «йодль», а после двинулся вглубь кладбища, время от времени ударяя в бубен и прося помощи у каких-то Иституна и Седны.

Вскоре он скрылся из вида, и только побрякивание бубна говорило о том, что поиски продолжаются. А минут через десять раздались и отдаленные вопли:

— Нашел! — донеслось до нас. — Нашел, однако!

— Опа! — сказала одна сотрудница съемочной группы, обращаясь к своей коллеге, они обе стояли совсем рядом со мной и Маринкой. — В жизни бы не подумала. С виду дурак дураком, а первым могилу обнаружил.

Остальные члены съемочной группы тоже встрепенулись.

— Пять сек, — попросила ее собеседница, нажимая какую-то кнопку на наголовном наушнике с микрофоном, который черной полоской контрастировал с ее светлыми, почти белыми волосами. — Поиски продолжаются, ждем.

— Так он же нашел? — заморгала девушка.

— Десять рублей, одной монетой, — засмеялась телевизионщица. — Ему теперь и могила никакая не нужна, у него уже праздник. Это же Гупта! Лен, он же за копейку удавится. Этот крендель даже пустые жестяные банки на площадке собирает, ты забыла? А как же, их можно сплющить и сдать.

— Тьфу ты! — зло сплюнул Амфибрахий, который тоже слышал этот разговор. — Напугал, чорт нерусскай! От же ж!

Потом было еще два крика, говорящих о том, что заросший диким волосом шаман что-то да находил, но в обоих случаях это была не могила. Просто он стал богаче еще на пять рублей и кусочек фольги, который в темноте принял за денежку.

Так что вернулся шаман вполне довольным жизнью, и сразу же начал выяснять у девочек-администраторов, когда участников будут кормить, аргументируя это тем, что если уж его сюда привезли, то обязаны холить и лелеять. И что он сам, если что, за едой не пойдет, ее ему должны принести прямо сюда, где он сидит.

Не удивлюсь, если в тарелке с едой у него окажутся рвотное, слабительное и снотворное одновременно.

Впрочем, думал я на эту тему недолго — и предмет для моих мыслей был больно неприятный, да и самое интересное началось. Пришло время Маринки, так сказать — ее звездный час.

— Все? — спросил режиссер, после того как девочка-гример еще раз проверила готовность маринкиного лица к съемке. — Начали!

— А сейчас, дорогие зрители, нас ждет неожиданность, — бойко затарахтел ведущий, который был мне смутно знаком. То ли я его в рекламе майонеза видел, то ли он какую-то телелотерею до этого вел. — Впрочем, что удивляться, мы же с вами не просто на каком-то обычном рядовом шоу, это «Магическое противостояние». Здесь есть правила, но нет законов. Тот, кто действительно чувствует в себе магическую силу, кто готов попрать условности, кто может прийти и взять свое по праву сильного, всегда получит место в нашем проекте. И сегодня такое случилось! В середине сезона, уже после того, как количество игроков уменьшилось вдвое, к нам пришел новый претендент на победу. И тем, кто сейчас стоит за моей спиной, следует его бояться, поскольку это на самом деле очень и очень серьезный конкурент!

Ведущий на секунду замер, повинуясь руке режиссера, а после заупокойным голосом сообщил:

— В борьбу за главный приз «Магического противостояния» вступает… Верховная дриада Восточных пределов! Женщина, с чьей магической силой может поспорить только ее же красота! Могущественная… Ослепительная… Великолепная… Марина Лучезарная!

За моей спиной грохнуло нечто вроде литавр, да так громко, что я подскочил.

Свет сразу трех прожекторов скрестился на маринкиной фигуре, и я должен сказать, что выглядела она очень и очень эффектно.

Шелк плаща на свету переливался всеми красками, фигурой ее бог не обидел — талию особо под складками одежды видно не было, но зато грудь так и приковывала мужские взгляды. Добавим сюда еще блеск звезды во лбу и тот факт, что до нее в этом шоу главной красоткой числилась очкастая девочка со щеками хомяка, да и то только за счет возраста, поскольку юность прекрасна в любых проявлениях, даже в таких. Но теперь всем точно стало ясно, кто здесь является примой.

— Марина Лучезарная! — повторно проорал ведущий. — И прямо сейчас она вступает в борьбу! Я просил ее для начала сказать пару слов для вас, наши дорогие друзья, но она отказалась это сделать, аргументируя это тем, что дела мага всегда говорят лучше слов. Ну что же, посмотрим, посмотрим! Пока никто из ее собратьев по ремеслу не добился успеха, а ведь это по-настоящему сильные игроки!

— Предвечное небо, — проникновенно изрекла Маринка и вскинула свои обнаженные руки вверх, браслеты, надетые на них, звучно брякнули. — Помоги дочери своей! Деревья, братцы мои, подскажите дорогу! Я, Верховная дриада Марина, прошу вас об этом!

Перед тем как отправиться на поиски, она распиналась еще минуты две, отправляя запросы о помощи и кустам, и местной мелкой живности, и госпоже Луне. Последнее, кстати, зря. Не скажу за деревья и предвечное небо, а Луну все же лучше не беспокоить по подобным пустякам.

— Хороша, — шепнула одна телевизионщица другой за моей спиной. — Вон, смотри, наш козел лысый уже на нее слюни пустил!

Речь, судя по всему, шла о режиссере, у которого и в самом деле как-то масляно начали поблескивать глазки.

— Проститутка, — громко заявила леди Нюра, та самая дама в ну очень откровенном наряде, из которого в разные стороны выпирали ее недюжинные прелести.

Потом надо будет Маринке рассказать о реакции народа. Она такое любит.

Вволю наговорившись с природой, моя приятельница поднесла ладони к вискам и прикрыла глаза, создавая у окружающих впечатление, будто слушает кого-то. Для усиления эффекта она еще и кивать головой начала.

Вот это она зря. Слишком примитивно. Ей надо было березку обнять, к ней щекой прильнуть и ее слушать. Тогда она сразу двух зайцев убила бы одним выстрелом, да еще и третьего съела. Во-первых, это зрелищней, во-вторых — реалистичней, с учетом того, что она дриада. Ну и наконец — патриотично. Чай, не баобаб африканский или алепскую сосну обнимает девица красная, а нашу православную березку.

Хотя и так неплохо вышло, это я придираюсь. Вот она встрепенулась, радостно заулыбалась, вновь протянула руки к Луне и звонко крикнула:

— Спасибо! Я поняла! Я услышала!

Эх, ей бы сейчас еще добавить что-то вроде: «вот так бы разбежалась, подняла руки и полетела!» и все, можно нашу красавицу в Малый театр отправлять.

Маринка шустро припустила по дорожке, за ней пулей помчался ведущий и операторы, причем не один, как раньше, а два.

— Эвона, — подал голос волхв Амфибрахий. — Шустра девка-то! Слышь, Педра, даст она нам просраться. Лысый за ней сразу две камеры отрядил, и это в первую съемку! А нам по одной досталось!

— Кругом бесчестье, — пискляво ответил обладатель латексного костюма. — Тех, кто несет людям истину и свет, зажимают, а вот такие, как она, лезут вперед. И пропагандируют сомнительные моральные ценности.

Эк человека забирает. И еще — он в какой-то просто опасной близости от меня оказался. Подкрался, я бы сказал.

Впрочем, да и хрен бы с ним, если что, всегда ему в бубен можно зарядить. Другое плохо — нельзя посмотреть, в реальном времени как там у Маринки дело обстоит. А ну как все-таки она заплутает?

Хотя волновался я зря. На этот раз моя приятельница справилась с поставленной задачей, и узнал я про это почти сразу, благодаря все той же девушке из съемочной группы.

— Ленк, она ее нашла! — с выпученными глазами сообщила она своей подруге, теребя наушник. — Офигеть! Немного побродила между могил — и нашла! По ходу, у нас нарисовался новый хедлайнер!

— Тварь, — сказала как плюнула леди Нюра и грозно захрустела печенькой, пачку которых она минуту назад отобрала у девушки, разносящей кофе.

— Вот таперича все и начнется, — в тон ей добавил Амфибрахий. — Передел рейтингов, мать их ети!

Шутки шутками, а надо будет Маринку предупредить о том, чтобы она не ела и не пила ничего кроме того, что сама из дома приносит, или того, что герметично запечатано. В то, что эта публика сможет как-то навредить ей магически, я не сильно верю, а вот в то, что они нечто химическое ей в чай сыпануть могут, не сомневаюсь. Нечасто в глазах людей такую свинцовую ненависть увидеть можно.

И это я еще свою работу критикую. Да мои коллеги на фоне данного магического бомонда — это добрые, милые люди. Даже Силуянов.

Возвращение же Маринки обратно на главную аллею превратилось в триумфальное действо. Ведущий просто исходил на елей, называя ее «новой и самой яркой звездой проекта», «прекрасной незнакомкой» и «блистательной дриадессой». Последнее словосочетание было совсем уже каким-то жутким и резало слух.

Впрочем, Маринку это все не слишком трогало, она с наслаждением купалась в славе и одаривала всех окружающих блистательной улыбкой.

Есть у нее эта дурная черта, что да, то да. Тщеславна моя соседка до одурения. Я так думаю, она в журналисты пошла только ради того, чтобы собственную фамилию видеть в напечатанном виде. Ну или в титрах телепрограммы. Ей мало пяти минут славы, которые положены каждому современному человеку. Ей круглосуточное курение фимиама подавай.

Но зато когда ее эго накормлено и напоено людским восхищением, она становится невероятно благодушной. Вот и сейчас она щекастую девочку, которая попыталась узнать у нее, где же именно находится искомая могила, послала ко всем чертям настолько по-доброму, что диву даться можно. Прямо как мать родная, по-другому не скажешь.

Если честно, то, по-хорошему, я бы мог после этого с чистой совестью уйти домой. Все получилась, Маринка вскарабкалась на верхушку той пищевой цепочки, которой являются участники программы, и в настоящий момент она может сожрать любого из них. А после зрительского голосования, полагаю, она и вовсе всех уберет. Там же не только того выбирают, кто шоу покинет, но и того, кто стал лидером программы, по мнению телезрителей. И в этот раз точно именно ей достанется причитающийся победителю недели специальный приз.

Вот только просто так уйти не получится. Где-то там, за елками, стоят и смотрят на меня два оперативника из «Отдела 15-К» и ждут моего мнения о происходящем.

А мнение у меня простое. Если здесь и есть тот колдун, которого они ищут, то он точно не среди конкурсантов. Ну не может серьезный злодей (а этот колдун несомненно злодей) принимать участие вот в такой клоунаде и таскаться по погосту в латексе, с двумя ветками в руках или вон с намазанным белилами лицом. Несерьезно это все.

Скорее, к обслуге лучше присмотреться. Если Стас мимикрировал под технического сотрудника группы, то что мешает этому негодяю сделать то же самое? Самое то ведь. Внимания они к себе не привлекают и для стороннего человека все на одно лицо.

И еще мне вот что непонятно. А на кой вообще колдуну сдалось это шоу? В принципе? Насколько я понял, человек зарабатывает деньги, промышляя торговлей крайней опасной магией с преступными целями. Конкретнее — он продает одним людям возможность безнаказанно убивать других людей. Наверняка задорого продает, такие вещи не могут стоить дешево по определению. Времена поменялись, нашим согражданам убивать себе подобных запросто, как это было в 90-х, стало крайне затруднительно, а потому услуги профессионалов в таком деле здорово подорожали.

Вопрос — при таких доходах оно ему надо, палить себя подобным образом? У него и так все шоколадно. Маг ты, не маг — если в кармане не пусто, то жизнь уже имеет смысл.

Тщеславие тоже исключено — он в любом случае не под своим именем выступает.

Единственный хоть сколько-то разумный вариант, который мне приходит в голову, это то, что он осуществляет здесь нечто вроде рекогносцировки. Может, ему кого-то из сотрудников программы заказали? Или даже участников?

Да и то это за уши притянуто. Эта версия существует только потому, что все другие звучат еще нелепее.

И не менее абсурдной мне кажется уверенность Нифонтова в том, что я смогу обнаружить колдуна быстрее, чем он. Елки-палки, мы же не бессмертные из сериала «Горец», которые ощущали присутствие себе подобных, когда оказывались поблизости друг от друга?

Но мысли мыслями, а я таки остался на главной аллее и добросовестно торчал на ней еще добрых полтора часа, пока все оставшиеся участники не прошли испытание. Хотя правильнее сказать — почти все участники не прошли испытание. Могилу злодея кроме Маринки нашла только бабуля-божий одуванчик с узкими глазами-щелочками и в забавном платочке, повязанном на голову, да, к моему великому удивлению, колдун Устин, который, повертев голым задом, довольно шустро добрался до искомого. Уж не знаю, правда ли они чего чуют или просто смогли каким-то образом получить нужную информацию, но факт есть факт — нашли эти двое то захоронение, которое было надежно обустроено у забора.

Пока длились суд да дело, я порядком озяб, и даже кофе, который мне любезно предложила юная барышня из местной обслуги, как видно, решившая, что я тоже имею отношение к созданию программы, не выправило ситуацию. Осень близко, дневная и ночная дельта температур скачет как сумасшедшая.

К тому же меня еще и потянуло в сон. Оно и понятно — над Москвой стояла глубокая ночь, а позади у меня был длинный рабочий день. Я часто зевал и время от времени тер глаза, чем невероятно раздражал Маринку, которая, спустившись с пьедестала, все-таки вернулась ко мне и даже прихватила мою руку под локоток.

— Сашка, не спи, замерзнешь, — то и дело теребила она меня. — Но скажи — ведь я крута, да? Из всей этой компании только трое нашли могилу! Всего трое! Не знаю, как я справлюсь с последним заданием, но в топ я уже попала! Да-да-да!

— Последним заданием? — давя зевок, спросил я. — А что, на этом мероприятие не закончится? Я думал, что сейчас достигшим цели скажут про то, какие они молодцы, да и все, по домам.

— Ничего ты, Смолин, в телевидении не понимаешь, — заявила Маринка, прикуривая сигарету. — А кульминация? Наш народ любит зрелища, и чтобы хоть кто-нибудь, да остальных уделал. У нас не бывает так, чтобы сразу все победители. Чемпион должен быть один, а остальные обязаны смотреть на него и улыбаться, ненавидя. «Улыбаться, ненавидя». Хорошо сказано, надо запомнить и потом в какой-нибудь материал вставить.

Я ничего на это не сказал, только послушно улыбался, зевал и моргал глазами, как совенок.

Вашу тетку, как я сегодня вообще работать буду? Засыпая на ходу и время от времени ударяясь нижней челюстью о стол?

— Сейчас мы все пойдем к той самой могиле — вещала тем временем Маринка — И те, кто нашел ее, и остальные тоже. Так вот — мы трое попробуем вступить в контакт с тенью этого маньяка и узнать, куда он спрятал тело последней жертвы. Кстати, Сашуля, а ты случайно про это ничего не знаешь?

Пальчики Маринки сжались на моем локте, как стальные браслеты, а взгляд ее приобрел некий блеск, свойственный сотрудникам следственных органов.

— Откуда? — не кривя душой ответил ей я. — Извини, но тут тебе надо будет выпутываться самой. Наплети чего-нибудь, тебе не привыкать.

— А про могилу откуда узнал? — продолжала драконить меня Маринка. — Педик не знал, толстуха не знала, шаман-нищеброд не знал, а ты в курсе! Как так?

— Вот так, — отцепил я от себя ее руку и снова зевнул. — Отвали, женщина, а то я перестану работать твоим счастливым талисманом и домой уеду.

— И все-таки ты скотина. — Маринка подошла к урне и потушила о нее окурок. — И невежа. Я на твоих глазах мерзну, вон все руки в «гусиной коже», а ты даже пиджак мне не предложил.

— Пиджак, — с сомнением пробормотал я. — Вообще-то мне тоже не жарко. Слушай, а пошли вон за те елки, погреемся! Так сказать — создадим огонь при помощи трения и поступательных движений!

— Смолин, а ты никогда не прогнозировал такую ситуацию, что я вдруг возьму да и соглашусь? — неожиданно спокойно и даже без насмешки произнесла Маринка. — Не потому, что ты вдруг стал для меня невероятно притягательным, а просто так, из соображения «а почему бы и нет?». Ну и что будет? Вот я прямо сейчас скажу тебе: «А пошли». И что ты станешь делать? Ведь заочкуешь. Я точно знаю, что заочкуешь. Ты к этому не готов. Не физически, а морально. И еще ты побоишься оплошать, потому что тогда после этого тебе со мной будет куда труднее общаться. А общаться придется, в надежде на возможность реабилитироваться и доказать, что ты на самом деле «ого-го»! Причем не мне доказать, а самому себе. И в результате все наше будущее будет замешано на сексе — том, о котором будешь думать ты, и том, который будет не нужен мне. А все остальное останется в прошлом. Самое главное там останется. То, что мне на самом деле дорого.

— Почти размазала по дорожке, — признался я.

— Глупый Саша. — Маринка погладила меня по щеке. — Я тебе не дала и не дам не потому, что мне жалко, или из соображений нравственности. Ты лучше других знаешь, что я не монашка. Просто после этого наши с тобой отношения никогда не будут такими, как сейчас. Я не хочу терять то, у нас уже есть.

Ну не знаю. Для меня бы ничего не изменилось. Но женщины — они мыслят другими категориями, нам непонятными.

— Вот видишь, как я о нас забочусь. Мммм, дурашка! — Маринка обняла меня за шею, а после резко цапнула за нижнюю губу, да так, что мне прямо очень больно стало. — А теперь говори, гад, где лежит последняя невинно убиенная жертва! Чтоб мне сдохнуть, если ты этого не знаешь! Колись, зараза такая, я победить хочу и «We Are The Champions» во всю глотку спеть!

— Тьфу, — дернулся в сторону я, притянув к себе заинтересованные взгляды соперников Маринки по программе. — Чтоб тебе! Да на, забери ты этот пиджак! Это все, что я тебе могу дать! А больше я ничего не знаю! Вот этот зуб даю! Или нет, лучше вот этот.

— Всегда своего добиваюсь, — с гордостью сообщила всем Маринка, натягивая на себя мою одежду. — Вот такие мы, дриады, лихие девчонки!

Без пиджака ночная прохлада начала меня донимать еще сильнее, зато сна ни в одном глазу как не бывало. Хотя этому поспособствовало еще и то, что съемки наконец-то продолжились. Пока мы с Маринкой болтали о том и о сем, пока Гупта, урча и приговаривая: «Халявная хавка», пожирал пятую порцию холодного плова из пластикового корытца, пока остальные участники перемывали друг другу кости и материли мою соседку, которую черти на их голову послали, рабочие шустро перетаскали часть оборудования к кладбищенской стене, где и должна была произойти кульминационная развязка этого выпуска.

А вскоре, повинуясь команде режиссера, туда пошли и мы все.

Лже-могила убийцы и насильника была красиво подсвечена прожекторами, причем не ярким огнем залита, а расцвечена желтыми и зелеными оттенками, что, бесспорно, добавляло антуража происходящему.

— Итак, сейчас вы выясним, кто же из наших участников сегодня приобретет защиту от выбывания на следующей программе, — возвестил ведущий и загадочно нахмурился, как бы давая нам понять, что он-то точно это знает, а мы пока нет. — Три лучших мага этой недели вот-вот сойдутся в финальном поединке! Нас ждет незабываемое зрелище, ибо эти трое — лучшие из лучших! Хотя у нас в «Магическом поединке» других и не осталось, поскольку все, кто слаб и не способен преодолеть себя, уже покинули проект. Итак — вот они! Бабушка Сана Рая, потомственная ведунья из Коми! Колдун Устин! И-и-и-и-и-и-и! Наша дебютантка, верховная дриада Марина Лучезарная!!!

Трое названных встали рядом с ним, причем Маринка в последний момент сообразила стянуть с себя пиджак и сунуть его мне в руки.

— Вас ждет сложнейшее испытание, — обратился ведущий к трем финалистам. — Сложнейшее! Вы готовы?

— Да, — бойко заявила Маринка, вздернув нос кверху.

Двое других участников молча покивали.

— Итак, — нагоняя атмосферы, понизил голос ведущий. — Сейчас вам предстоит шагнуть за грань обыденного. Даже не так. Вам предстоит пересечь границу между жизнью и смертью, сделать то, на что обычный человек не способен. Он просто не отважится на подобный шаг, поскольку игры со Смертью — это опасные игры.

Я слушал его и думал о том, что этот парень либо фантастически глуп, либо невероятно отважен. Вести подобные речи на кладбище — это за гранью и разума, и инстинкта самосохранения.

Кстати, бабушка Сана Рая, похоже, подумала о том же самом, поскольку, слушая ведущего, она несколько раз неодобрительно поморщилась, а после внимательно оглядела окрестности, особо задержав свой взгляд на густо растущих слева елках. Тех, где, по моему мнению, сейчас обосновался Костяной царь на пару с оперативниками из отдела «15-К».

Непростая бабуля, ох, непростая. Глянуть бы на ее глазки, спрятанные в щелочках, да без света прожекторов, в простом лунном свете. Сдается мне, тогда бы я точно сказал, кто она — ведунья или же все-таки ведьма.

— Сегодня, сейчас вы попробуете вступить в контакт с духом человека, который лежит вот здесь, в этой самой могиле, — продолжал разоряться ведущий. — И скажете нам, куда именно он спрятал останки своей последней жертвы. Тот, кто окажется ближе всех к правде, тот и победит! Если же никто не сможет выполнить задание, то защиты на следующую программу не будет ни у кого из вас. Если победитель будет не один, все решат магические дуэли! Очередность выполнения задания определит жребий.

Первой выпало общаться с покойничком бабушке Сане Рае. Она перетирала в морщинистых пальцах какие-то травки, сыпала их на могилу и что-то приговаривала на коми-пермяцком. В результате этих манипуляций она сообщила нам, что кости какой-то девушки сброшены в реку, которая протекает через сильно большой город.

Колдун Устин был более конкретен в определениях. Совершив ряд манипуляций, описывать которые я даже не рискну из этических соображений, он уверенно заявил, что останки бедолаги, попавшего в руки насильника и убийцы, припрятаны в овраге, рядом с окраинами города Елец. Но какими именно окраинами и в каком конкретно овраге, он не знает. С другой стороны, Елец не сильно велик, и на окраинах его не так уж много оврагов, потому можно передать эту информацию соответствующим органам, которые наверняка найдут и окраину, и овраг, и останки. Ну если вдруг организаторы программы, которые, разумеется, знают правильный ответ, этого еще не сделали.

Последней была Маринка, которая отчего-то замешкалась и не подошла к могиле сразу после того, как Устин отправился к остальным участникам.

Не понимая, чего она вдруг затупила, я поискал ее взглядом и успел увидеть, как она сказала что-то маленькому полупрозрачному старичку, который после этого лукаво улыбнулся и исчез, будто его и не было. Зато Маринка после этого сразу дернулась, словно ее током ударило.

Твою-то мать! Она этому старому хрычу свое имя назвала! Вот же дура!

И куда смотрит Хозяин кладбища, он же вроде всем своим подобное строго-настрого запретил?

Или…

— Стоп запись! — заорал режиссер. — Марина, в чем дело? Чего стоим, кого ждем?

— Иду-иду, — проворчала… Или уже проворчал? В общем, сказал тот, кто теперь был Маринкой. — Не ори! И рот так не разевай, гланды застудишь.

— Во дает! — восхищенно сказала девушка с наушником на голове. — Молодчинка какая!

Режиссер забавно булькнул горлом, а после гаркнул:

— Полная тишина! Запись!

— Госпожа дриада, вам понятно задание? — поинтересовался бывшей Маринки ведущий.

— Предельно, — скривила рот в улыбке она. — Чего тут не понять. Жертву душегуба найти надо. Только у этого-то жертв было мало. Что он там натворил? Десяток бедолаг на тот свет отправил. Что он перед тем, кто сейчас здесь стоит, да на меня смотрит. Вот кто злодей-то подлинный, вот кто кровь людскую как водицу лил!

— Э-э-э-э-э… — ведущий растерянно посмотрел на режиссера, но тот тоже явно не понимал, что происходит. Не получив ответа, ведущий, доказывая, что он все-таки сильный профессионал, начал импровизировать: — Вы хотите сказать, что среди нас есть убийца?

— Про это и говорю, — подтвердил тот, кто занял место моей соседки. — Сильный колдун, очень сильный. Много крови взял, большую мощь заимел. Вот только зря он сюда сунулся, это была ошибка. Ты же сам это уже понял?

И указательный палец с безупречным маникюром показал на участников реалити.

Глава 17

Я, если честно, так и не понял, в кого именно она ткнула пальцем. Да и никто не понял, кроме самого колдуна, нервишки которого все-таки сдали. Ну его трудно в этом винить — ночь, холод собачий, вокруг компания странных людей и, хуже того, телевизионщиков, да еще эта невесть откуда взявшаяся девица тычет в тебя пальцем и режет прямо в глаза правду-матку. Тут любой сорваться может, даже прожжённый насквозь злодей.

И тем самым выдать себя.

Собственно, все так и получилось. Участник с вымазанным белилами лицом, тот, которого я про себя называл «Лорд Вампир», вскинул голову вверх и кинул быстрый взгляд сначала налево, потом направо, будто прикидывая пути отхода, и тут же бочком-бочком двинулся в сторону той кладбищенской дорожки, которая была поближе и мгла в которой казалась потемнее. Совсем незаметно, как бы играючи.

Народ тем временем продолжал безмолвствовать, впечатленный речью Маринки и выполняя приказ режиссера. Потому метнувшийся от ближних елок крик:

— Стас, вон тот, размалеванный! Хватай его, пока не смылся! — услышали все.

А дальше всё происходило очень-очень быстро.

Лорд Вампир невероятно ловко, просто со змеиной гибкостью, проскользнул через ряды участников, ударил стоящего у него на пути охранника в горло сложенной в «копье» ладонью, после чего тот свалился, хрипя, в соседние кусты. Сам же колдун, вырвавшись на оперативный простор, махнул плащом и забавно полуприсел, будто собираясь справить большую нужду, причем одеяние закрыло его с головы до ног.

— Стас, бери его, не дай уйти в темноту! — орал Нифонтов, проламываясь сквозь кусты, которыми здесь, в этом уголке кладбища, все заросло. — Сашка! Ты чего стоишь, помоги ему! Ты же ведьмак! Если он уйдет, то Маринке не жить, это же она его сдала!

В этот момент мне очень-очень захотелось не колдуна скрутить, а что-нибудь эдакое сотворить именно с оперативником. Мне стало предельно ясно все, что он задумал. И, мало того, — реализовал.

Когда этот отважный борец с нечистью сообразил, что выяснить личность колдуна не представляется возможным, он решил устроить провокацию, и именно по его наущению Хозяин кладбища послал к Маринке одного из своих подшефных. Уж не знаю, как Нифонтов умудрился договориться с умруном о содействии, но сумел. Хотя — кого я обманываю, что-что, а разговаривать с людьми и иными сущностями этот человек умеет.

Незамысловатый план сработал, колдун себя выдал, но вот только никто не ожидал, что он тут же надумает смыться, да еще начнет так жестко действовать.

А еще этот гад заранее готовился к негативному развитию событий, то есть к тому, что чернокнижника не удастся захватить здесь и сейчас. А потому он только что спалил и меня, и Маринку, сделав из нас двоих наживку, на которую так славно ловить волшебную рыбку в мутной московской водице.

Причем формально он ничего такого вроде бы и не сказал. А что, все сплошная правда. Я — ведьмак, а колдуна сдала именно Маринка. Она же на него пальцем показала? Но то — формально. Колдун же подумает… Хрен знает, что он подумает. Но по совету Нифонтова теперь точно захочет ее убить. А может, и меня тоже.

Я все понимаю, работа у оперативника такая, но тут он уже палку перегнул. Я парень не злопамятный, но такие вещи не забываю никогда. Это была подстава. Причем грязная настолько, что дальше некуда.

— Снимай! — подал голос режиссер шоу, который единственный из всех присутствующих, похоже, сообразил, что происходящее хоть и не присутствует в сценарии, зато зрелищно и будет интересно для зрителя. А также крайне полезно для рейтинга.

— Сева, не спи! — гаркнул Стас, который проталкивался через толпу все еще не отмерших сотрудников шоу. — Давай, вяжи злодея!

Колдун тем временем вылез из-под плаща, и я заметил на его лице удивление. Нет, черты его по-прежнему были скрыты под белилами, которые делают любую человеческую физиономию обезличенной и неузнаваемой, я вот завтра его без них на улице встреть — не узнаю. Но эмоции распознать можно.

Конкретно этот человек сейчас был удивлен и зол.

Тем временем на него кинулся здоровенный парень в комбинезоне обслуги. Пользуясь тем, что он был выше и крепче Лорда Вампира, коллега Стаса попытался просто-напросто вырубить негодяя, и именно с этой целью попробовал дать колдуну в «пятак».

Но не преуспел, колдун невероятно ловко и без малейшего труда увернулся от этого удара, как, впрочем, и от следующего.

А третьего Сева нанести не успел, поскольку колдун атаковал его самого. Точнее — он швырнул в него свой плащ, который сначала облепил здоровяка, как пластилин. И было похоже на то, что Севе это очень не понравилось, потому что он заорал так, что с близлежащих деревьев даже листва посыпалась, а потом, пытаясь сорвать с себя черную ткань, за которой его самого видно уже не было, завертелся юлой. Впрочем, через десяток секунд он сначала застыл на месте, а потом рухнул на землюкак подкошенный. И не факт, что живой.

Колдун же времени терять не стал, скользнув ужом на одну из дорожек кладбища, которая вела туда, где не было света и живых людей. Точнее — почти скользнул, поскольку уже у самого выхода с той аллеи, где происходила съемка, его сбил с ног Стас.

— Лежи смирно, и я не буду в тебя стрелять, — сообщил колдуну полицейский. — Не испытывай судьбу, не надо.

В одной руке у Стаса был пистолет, во второй — наручники, и он явно был доволен собой.

Колдун вообще ничего не стал ему говорить, хотя, наверное, и стоило бы. По законам жанра он должен был произнести некую хлесткую фразу, которая бы придала этой сцене дополнительную пикантность и остроту, что-то вроде:

— Не всегда побеждает тот, кто стоит на ногах.

Но ничего такого не случилось. Просто колдун снова проявил невероятную резвость и владение своим телом. Как он умудрился из положения «лежа» за секунду «заплести» ноги Стаса, нанести ему удар в живот, причем, похоже, чудовищной силы, и выбить из рук оружие — фиг знает, но факт есть факт. Вот на земле лежал человек с забеленным лицом, и на тебе, все мигом изменилось. Стас, который только что вроде как доминировал в этой ситуации, сам корчится у ног злодея, задыхаясь в пароксизмах рвоты, поскольку крепко получил в печень, а колдун, растянув бесформенный рот, протягивает руку к его глазам, и пальцы на ней наливаются какой-то жуткой, нездоровой краснотой, становясь похожими на раскаленное железо.

Не могу сказать, что в этот момент я размышлял о том, что Стас мне дорог как друг. Нет, ничего подобного. Да и не так это. Ну да, было у нас совместное дельце, в котором каждый из нас преследовал свои цели, но оно не стало началом большой дружбы, имеется в виду такой, чтобы подставлять свою голову под удар за этого парня.

Но стоять и вот так смотреть на то, как сейчас этот недоджокер ослепит человека, я тоже не мог. Да, меня нельзя назвать высокоморальной личностью, поскольку у меня имеются признаки всех душевных хворей современного человека, то есть умеренный снобизм, повышенный эгоизм и непомерный пофигизм, но не совсем же я еще сволочь? С годами, скорее всего, ей стану, но пока я не она.

Стас выплюнул на грудь комок чего-то дурнопахнущего, того, что, видимо, было днем его обедом, попытался отвернуть руку колдуна в сторону, схватившись за его пальцы, и зарычал от боли. Как видно, они и впрямь были огненно-обжигающими.

Колдун растянул свой рот до таких пределов, которые природой не были даже предусмотрены, высунул длинный, черный язык и поднес расставленные «рогулькой» пальцы к глазам полицейского. Времени у него было в обрез, но, как видно, не мог он себе отказать в удовольствии немного понаслаждаться чужим страхом.

И это дало мне те секунды, за которые я успел добежать до этой парочки и столкнуть злодея со Стаса, а после еще и как следует его пнуть. Я, кстати, неплохо в детстве и юности играл в футбол, и удар с правой был у меня отточен изрядно. Так сказать — помнят ноги-то!

Слетая со Стаса, колдун мазнул своими раскаленными добела пальцами по его щеке, отчего кожа на ней сразу сморщилась и стала коричневой.

Полицейский, ладонь левой руки которого представляла собой один сплошной ожог, застонав и держась за живот, тут же пополз туда, где лежал его пистолет. Похоже, что сил на то, чтобы встать после такого удара у него просто не было. Я же уставился на бывшего Лорда Вампира, который неведомым образом снова оказался на ногах, будто и не валялся только что на дорожке.

— Ведьмак, — укоризненно сказал он мне. — Вот зачем тебе это нужно? Тут не твоя война. Собирал бы травки, варил настои, искал смысл жизни, как все твои сородичи. А теперь мне придется тебя убить, чтобы каждый из вашего племени помнил, что потомков Кащея трогать категорически запрещается.

Сухо щелкнул выстрел, потом еще один. Черная ткань дико старомодного камзола (именно он оказался под плащом) на груди колдуна продырявилась в тех местах, куда попали пули. Кстати — стрелял Стас изрядно, попал прямо в сердце. Ну или рядом с ним, я в анатомии не силен.

Хотя я бы стрелял в голову. Так надежней.

По-моему и вышло — толку от пальбы было немного. Колдун и не подумал картинно заваливаться на дорожку, пятная ее кровью, он только усмехнулся и покачал головой.

— Чисто дети, — сказал он мне. — Ладно, пойду я. До встречи, ведьмак. И скорой! А это тебе на память.

Как он махнул рукой — не заметил, уловил только какой-то черный росчерк, летящий ко мне, а после перестал видеть вовсе, были только мрак в глазах и боль в голове, нестерпимая и непреодолимая, которой, казалось, не было конца.

Ну и осознание того, что я опять влез не в свое дело, за что и пострадал. Правда, смазанное и нечеткое осознание, не было у меня возможности что-то анализировать, потому как на самом деле очень больно было.

Кончилось все так же внезапно, как началось. Стальные обручи с шипами, которые стянули мою голову после беседы с колдуном, неожиданно разжались, а глаза снова увидели свет. И первое, что я узрел, был капюшон Хозяина кладбища, в середине которого светились две красные точки. Он сидел на траве рядом со мной и недовольно ворчал.

— Живой мрак, — донесся до меня его голос. — Скверное заклинание и скверная штука. Но добрый попался колдун, убивать не хотел, поучил только. Будь порция этой дряни побольше, побродил бы ты еще денька два в лабиринтах боли, не возвращаясь в этот мир, да и окочурился. И я бы не помог даже. Малую дозу мрака я забрать могу, а большую уже нет, силы мои не те. Там, где Смерть руку приложила, там я много чего сделать могу, а тут ей и не пахнет. Живой мрак — порождение магии Жизни, понимаешь? Парадокс, но это так. Жизнь, она ведь всякая бывает, в ней добро и зло одинаково смешаны, потому и магия разная в ход идет. Одна лечит, другая калечит. Но это ладно, не ко времени и не к месту размышления. В общем, ты только напугался. Ну и девицу напугал, что тебя ко мне притащила.

— Поучил он меня по полной, — согласился с ним я, приподнимаясь с земли, на которой лежал. — Правда, не из жалости. Он меня на потом оставил, чтобы, значит, с чувством, толком, расстановкой употребить.

— Это на колдунов похоже, — отозвался Хозяин кладбища. — Они вообще ребята обстоятельные, спешки не любят. Я эту публику никогда не жаловал, но что есть — то есть. Вот у вас все тяп-ляп и готово. Сначала делаете, потом думаете, зачем делаете. С ними такого не бывает. О-ох!

Хозяин, было поднявшийся на ноги, пошатнулся и даже схватился за березку, стоявшую рядом.

— Силен, — гулко произнес он. — Ушел он, вырвался, стало быть. Кровью выход из моих владений распечатал и ушел. Ох, ведьмак, чую — беда будет. Одно хорошо — меня она не коснется, сюда этот поганец больше не сунется. Знает, что я его теперь сразу замечу и того, что он сделал, не прощу.

— Вы так за меня на него рассердились? — удивился я, массируя виски.

— Что? — капюшон повернулся в мою сторону. — Нет, разумеется. Мне одинаково безразличен и ты, и твои приятели. Речь-то про другое. Колдун пролил кровь здесь, на моей земле. И не просто пролил, а для ритуала использовал. Такое не прощают, и он это знает. До того я в вашу свару не лез, только запечатал своим словом все входы, меня об этом попросил твой друг. Ну тот, что втравил тебя в эту историю. Это допустимая просьба, я счел возможным ее выполнить. Обойди колдун мой запрет каким-либо другим путем, я бы слова не сказал, но через кровь… Это слишком.

Кавардак в голове совсем прекратился, и я, встав на ноги, глянул в сторону заветной лже-могилы маньяка и насильника. Там творилось безумие. Туда-сюда бегала обслуга, режиссер орал на оператора, чуть поодаль от могилы черным бугристым кожаным холмом лежала леди Нюра, как видно потерявшая чувства от всего увиденного, над ней о чем-то ругались конкурсанты в почти полном составе. Единственными, кто не участвовал в перебранке, были Маринка, устроившаяся на надгробном камне и находящаяся в прострации, да бабушка Сана Рае, примостившаяся неподалеку от нее и задумчиво смотрящая на мою соседку. Сдается мне, что она сделала определенные выводы из происходящего, причем увидела и поняла куда больше, чем все остальные, и сейчас размышляет о том, стоит ли продолжать участие в проекте, который, как оказалось, не слишком-то и безопасен.

Я бы на ее месте сбежал.

Ни Нифонтова, ни Женьки, ни Стаса тут не было. Имелся только Сева, над которым хлопотали две девушки из обслуги, суя ему под нос пузырек с неизвестным содержимым и пытаясь привести его в чувство. Плащ, с которым он боролся, валялся неподалеку от него, порядком изрезанный ножом.

— Попортит он вам кровь, — продолжал тем временем вещать умрун. — Да и как по-другому? Сразу видно — сильный колдун, много чего знает, много чего умеет. Сам посуди — он, когда в птицу перекинуться не смог, видно, понял, кто и чем входы-выходы закрыл, и пока до ворот добирался, вон какое заклинание сплел, на крови замешанное. Не всякому такое под силу, вот так, на ходу серьезную волшбу творить. Хотя слабину все одно дал, когда девица в него пальцем ткнула. Ну так на то расчет и был. И это он вам тоже не забудет, потому как позор.

Вот он чего под плащ-то тогда полез. Хотел в птицу превратиться. Интересно, в какую? Ведьмы в сорок перекидываются, русалки рыбами могут обернуться. А колдуны? По логике — самое то будет ворон. Я, кстати, недавно читал книжку в метро, там одного матерого колдуна с невероятно мерзким характером как раз «Вороном» звали. Книжка так себе, но логическая связка вполне допустимая. Ну не воробьем же он хотел стать? И не розовым фламинго?

— Так оно и будет, — признал я правоту слов умруна, между делом отряхивая брюки, которым сегодня досталось сверх меры. Как бы не пришлось новый рабочий костюм покупать. Деньги у меня теперь есть, но все равно обидно. Только-только ведь этот приобрел, всего-то весной. — Он самого Кащея знал, если ему верить.

— Кащея? — насторожился Костяной царь. — Ты ничего не путаешь? Кащея из тех, кто еще живет на этой стороне кромки, могут знать трое… Нет, четверо. Не больше.

— Ну не знал, — поправился я. — Он из его потомков. Может — внук, а может — правнук.

— Потомок Кащея, — как-то даже удовлетворенно сказал Хозяин. — Теперь все понятно. Да, ребятки, лихо вам придется, колдуны кащеева семени обид не прощают. А тебе, ведьмак, лучше бы пока здесь у меня пожить, целее будешь. Имей в виду, я далеко не каждому предлагаю убежище в своем доме. Есть у меня один склеп, там тебе вполне удобно будет, только надо будет, чтобы тебе кто-то одеяло привез. До морозов далеко, конечно, но лучше подготовиться заранее. А питаться можешь вон, в «Поминальной избе».

— Так это не шутка была? — изумился я, пропуская мимо ушей предложение умруна, в виду полной его невозможности. Жить я, конечно, хочу, но прятаться на кладбище — это уже слишком. Если уж совсем жареным запахнет, куда проще будет недели на две-три свалить куда-нибудь ко всем чертям, в безвизовую страну вроде Черногории. Вряд ли этот злодей станет искать меня там. Он же колдун, а не фсбшник и не налоговик. Или махнуть на родительскую дачу, тамошний Лесной хозяин при надобности меня обещал спрятать так, что никто не отыщет. — То есть он серьезно говорил о Кащее Бессмертном? Речь реально шла о том чуваке, который чахнет над златом, носит шелковый костюм с нарисованными на нем костями, и у которого вместо обычной головы череп с короной?

— Я не знаю, кто такой этот твой Чувак, — очень серьезно ответил мне умрун. — Но все остальное — чушь невероятная и глупые придумки людишек, не знающих, с каким огнем они играют. Кащей был величайшим колдуном из людей, и это неудивительно, потому как знания свои получил от жены. А кто у него была жена?

— Кто? — печально обозревая помятый и заляпанный грязью пиджак, спросил я.

— Морена, — торжественно произнес умрун, увидел, что меня это имя совершенно не тронуло, и снова повторил. — Сама Морена, неуч! Повелительница смерти, холода и мрака. Кащей черпал свои знания из божественного источника. Смертный познал то, что не суждено было для людей, а только для богов.

— Так что, этот черт в белилах — потомок богини? — проникся наконец я.

— Нет, разумеется. — Хозяин, похоже, начинал злиться. — У смертного и богини детей быть не могло, это противоестественно. Но Кащей был ходок еще тот, и время от времени одаривал своим вниманием других женщин, из числа смертных. И под конец все чаще, на том и погорел, причем в прямом смысле. Морена прихватила его с одной девицей, да и спалила дом, в котором они были, до основания, так, что от того и пепла не осталось. Но это неважно, главное, что от соитий Кащея со смертными женщинами, бывало, рождались дети, как, собственно, природой-матушкой и задумано. Некоторые из них проживали свою жизнь как обычные люди — бросали в землю зерно, бортничали, ловили рыбу, рожали детей. А иные со временем ощущали в себе силу пращура и понимали, что могут достичь большего, чем обычные пахари или рыбаки. Их было немного, но каждый из них изрядно наследил на Руси, а то и за ее пределами. Само собой, что долголетия пращура они не получили, им отмерен такой же срок жизни, что и любому другому смертному. Да и того они не проживают, никто из них, насколько я знаю, не умер в своей постели. Костер — вот что ждало каждого потомков Кащея. Раньше или позже — но каждого. Да по-другому их и не убить, только огонь может разорвать узы, связывающие их душу с телом. Огонь — величайший дар, который люди получили от тех, кто создал этот мир, и он всегда будет помогать человеку, защищая его от детей Ночи.

Вот теперь понятно, почему этого нехристя пули не брали. Интересно, а если ему голову отрубить, то как тогда? Она по новой прирастет к шее, или он в другое тело вселится?

— Но каждый из них до последней встречи со смертным пламенем непременно успевал оставить на Земле свое семя, — в стиле древнерусских сказителей продолжал вещать Хозяин кладбища. — Не всегда их дети получали Кащееву мощь, она могла достаться внуку или правнуку. Но эта цепь не прерывалась никогда и никогда не прекратится, до тех пор, пока этот мир жив.

Если сначала я слушал этот рассказ с легкой улыбкой, поскольку он больше напоминал страшную сказку, то под конец всерьез проникся эпичностью истории.

— Фига себе, — наконец сказал я. — По ходу, у меня в самом деле серьезные проблемы.

Кивок балахона подтвердил мне, что все именно так и обстоит.

— И вон у той девицы тоже, — ткнул серый узловатый палец с длиннющим ногтем, отливающим в свете луны серебром, в Маринку. — Это же она выдала колдуна законникам. Стало быть, тоже повинна смерти.

Мне очень хотелось выдать матерную тираду, но я не знал, как на это отреагирует умрун.

— Беда, — вот тот максимум, который я счел возможным выдать вслух. — Как ее спасать — непонятно, особенно с учетом того, что она вообще не очень крепка на голову. А теперь небось совсем спятит, после эдакой свистопляски. Да, а как она, находясь в состоянии овоща, меня сюда дотащить умудрилась?

— Тебя принесла другая девица, — уточнил умрун. — Та, что с законником была, рыжая. Очень за тебя переживала. Я не великий знаток тайн женских сердец, но думаю, что ты ей по душе пришелся. Но не советовал бы тебе связываться с ней. Выбирая между тобой и своей службой, она всегда выберет службу. Они там все такие.

— Насчет всех не скажу, но вот ее приятель точно такой, — я пожевал губами, давя в себе очередную матерную связку приличных размеров.

— А я тебе говорил — не связывайся с ним, — не без злорадства заметил Хозяин кладбища. — Кстати, вон они идут, несолоно хлебавши. Никогда не думал, что такое скажу, но я даже рад, что колдун натянул им нос.

И верно — к нам, уже особо не таясь, топали Нифонтов, Евгения, Стас, державшийся рукой за правый бок и дышавший через рот, а также с полдюжины крепких ребят, одетых в короткие кожаные куртки или джинсовки. Скорее всего, коллеги Стаса. А может, даже и подчиненные, учитывая его стремительный карьерный рост.

Ладонь Стаса до кучи была перетянута носовым платком, обожженная щека время от времени дергалась от боли. По ходу, ему в этот раз досталось больше всех.

И все они были невероятно мрачны.

— Очухался? — заметив меня, спросил Нифонтов и, не дожидаясь ответа, сказал Хозяину кладбища: — Утек колдун. Располосовал одного из кладбищенских рабочих от промежности до горла, всю кровь из него выпустил, распечатал ворота, обернулся в ворона и улетел.

— Коль, можно я сразу тебе выскажу все, чего у меня на сердце, а потом пойду себе? — кротко спросил я у оперативника. — Мне теперь есть чем заняться, и есть, о чем подумать.

— А? — повернулся ко мне Нифонтов. — Говори, только быстро.

— Само собой быстро, чего тянуть-то? — мне даже оспаривать в его словах было нечего. — Сука ты, Коля, редкая. Все, я закончил.

— Свежо и оригинально, — и не подумал обижаться оперативник. — Потом тебе будет стыдно за эти слова.

— Не будет, — помотал головой я. — Сука ты и есть. Ладно ты меня подставил, хрен с ним. Но вон ту-то блаженную зачем? Маринку, в смысле?

— Смешной ты, Сашка, — подал голос Стас, развязывающий платок на руке. — Ему не она нужна, а ты. Но ты сам в эту кислоту не полез бы, потому он привлек ее. Обычная оперативная разработка. Чего тут обижаться-то? Всех нас кто-то когда-то танцевать будет. Это жизнь.

— Да понял уже, — отмахнулся от него я. — Это был риторический вопрос. Ну и взывание к совести.

— Мне совестно, — вздернул подбородок вверх Нифонтов и уставился мне в глаза. — Тебе стало легче? Ну и хорошо. А теперь давай остаток данной неприятной беседы перенесем на чуть-чуть потом. У нас и так есть что обсудить.

— Вот это правильно, — одобрил его слова Стас и обратился к своим коллегам, молча стоящим неподалеку: — Никого за территорию не выпускать, особо смотрите за режиссером и оператором, надо у них записи будет изъять. Я сейчас кое-что закончу и к вам присоединюсь.

— За это не беспокойся. — Нифонтов бесцеремонно залез в карман куртки Мезенцевой, достав оттуда пачку сигарет и зажигалку. — В эфир пойдет только то, что и должно. Есть рычаги влияния, так что никто в сторону не вильнет. Меня больше беспокоит труп того таджика-рабочего, которому брюхо вспороли. Это ведь не твоя земля, здесь так просто концы в воду не спрячешь.

— Ты же знаешь, в этой стране все решают знакомства, — успокоил его Стас. — Если они есть, то и слона в спичечный коробок затолкать можно. Наш Семеныч с местным начальником РУВД вместе в академии учился, так что все порешаем. Но ты должен понимать, что с тебя теперь приходится. Не мне — Семенычу. Содружество ведомств — содружеством ведомств, но законы человеческого общежития пока никто не отменял.

— Не вопрос, — тут же заверил его Нифонтов. — Я порядки знаю.

— Спасибо, — внезапно обратился ко мне Стас. — Как только что сказал Николай — «я порядки знаю». Если будет беда — приходи, что в моих силах, то сделаю. Все, друзья, я пошел лечить ожоги народными методами, тем более что мази Вишневского все равно ни у кого с собой нет.

И, расстегивая правой рукой на ходу ширинку, он удалился в темноту.

— Так, — закуривая, пробормотал Николай. — Это мы решили, это на потом, это сейчас непонятно, но и не страшно. Все не так уж плохо.

— На самом деле? — ехидно спросил умрун. — Смешные вы, людишки — сил нет. Вот ты думаешь, что все не так уж плохо, и на сердце у тебя полегчало. А всего-то пара слов — и обратно все станет плохо.

Нифонтов без особой любви взглянул на Хозяина кладбища.

— Колдун этот из кащеева выводка, — явно с удовольствием произнес Костяной царь. — Так-то.

— Это я и без вас понял, — выдохнул с облегчением оперативник. — Когда он Сашку «живым мраком» тюкнул, тогда и понял. Тьфу ты, я подумал, что еще какая-то гадость вылезла наружу, о которой я не знал.

— Саш, ну надо так было, — сказала вдруг Мезенцева примирительно. — Поверь, мы тебе не враги. И ты не думай, мы не просто приманкой тебя сделали, как червяка на рыбалке. Ни тебе, ни твоей этой… Короче — вы в полной безопасности. Ну в почти полной.

— Сказал же — с Александром разговор потом будет, — одернул ее Нифонтов. — Не на ходу, не бегом. А ты пока давай-ка дуй к ребятам Стаса, помоги этот табор в чувство приводить. Ребята у него хорошие, но их аргументы, боюсь, не для этой публики. Я сейчас тоже туда подтянусь.

Евгения кивнула и рванула к телевизионщикам, которые уже галдели так, что их было слышно, наверное, на другом конце кладбища.

— Спасибо, — поклонился оперативник Костяному царю. — За помощь, за то, что сделали, что могли.

— Не для тебя старался, — высокомерно ответил тот. — И вот еще что, законник. Не ходи ко мне сюда больше. Не желаю я тебя видеть. Знаю, что такая твоя служба, что ты тоже не за себя радеешь, но тем не менее.

Вот так-то! Что посеешь — то пожнешь.

— Хорошо, — покладисто согласился с его словами Нифонтов. — Один вопрос можно?

Рукав балахона умруна качнулся, дозволяя оперативнику говорить.

— Речь только обо мне? Вон та моя коллега в случае нужды может прийти в ваши владения?

— Каков, а? — в голосе Хозяина прозвучали нотки уважения. — Ладно, ей можно.

— Ну и славно, — обрадовался Нифонтов. — Саш, а ты бы тоже без дела не стоял. Вон приятельница твоя никак в себя не придет, а уже пора бы ей это сделать. Если ты думаешь, что мероприятие на этом закончено, то сильно ошибаешься. Телевизионщики такие же суки, как я, для них работа на первом месте, так что скоро финал программы доснимать начнут, и у нее, если ты не забыл, одна из ведущих ролей. Она же условия конкурса так и не выполнила, с тенью негодяя, зарытого во-о-он в той могиле, так и не пообщалась. Давай, давай, не спи.

И тут же, словно в подтверждение его слов, до меня с аллеи донесся голос режиссера:

— Витя, если ты забыл, то шоу, мать его, оно должно маст гоу он! Если просрал такие кадры, то штатную съемку хоть не запори! Движемся, движемся! Давайте, растолкайте уже эту дриаду хренову, чего она там на камне, уснула, что ли?

Нифонтов подмигнул мне, потыкал пальцем в сторону аллеи и сам направился туда же.

— И я пойду, — сказал вдруг умрун. — Делать мне здесь больше нечего. А ты, Александр, все же подумай насчет моего предложения. Не поверишь, но до последнего времени здесь почти всегда было тихо и спокойно.

Сделав пару шагов, он вдруг подпрыгнул, что совершенно не вязалось с его обликом. Из травы рядом с ним раздался придушенный писк.

— Вот же! — недовольно ухнул Хозяин кладбища. — Это ты?

— Ну! — подтвердил Афанасий. — Просто, когда все началось, я решил, что тут нам всем конец наступит, вот и вырыл себе ямку поглубже, чтобы спрятаться. Так-то я смелый, в беде хозяина не брошу, но сейчас у меня его нет. Вы от меня отказались, те еще не приняли, а у этого свой слуга есть, путь он за него и заступается.

— Разумно, — признал умрун. — Кстати — ты не передумал? Сам же видел, что это за хозяева будут. Если что — оставайся.

— Люди как люди, — отряхиваясь от земли, возразил ему Афоня. — Не лучше, не хуже. У меня и похлеще были.

— Смотри, тебе жить, — бросил Костяной царь и исчез в тени деревьев и аллей.

— Не злой он, — сказал мне вдруг Афоня, подходя. — Вон тот парень в куртке — не злой. Я знаю, я разное повидал. Ты обиду на него не держи. Жизнь — она по-разному поворачивается, иной раз такое приходится делать, что страх просто какой-то. И думают про тебя все плохо, потому что выглядит это погано. А потом, когда поймут, что правильно ты поступал, то ни одна сволочь не извинится.

— Может, ты и прав, — признал я. — Только пока свои слова назад не возьму.

— И не бери, — согласился со мной мохнатик. — Твоя жизнь, тебе жить. Да и не по чину мне тебя стыдить или чего делать заставлять. Ты ведьмак, я слуга. На-ка вот, это тебе сейчас нужнее, чем мне. Да и завязал я.

Он сунул мне в руку ополовиненную «четвертинку» водки, причем, судя по криво приклеенной этикетке, совершенно жуткого качества. Ну да, на помин души часто как раз именно такую и покупают, особенно если пить ее самим не придется. Явно ведь он эту бутылку с какой-то могилки стащил.

Но мне выбирать не приходилось, и я в три глотка ее прикончил. Мелькнула было мысль чутка оставить Маринке, но я ее сразу же отмел. Не дай бог, ее развезет, тогда вообще беда будет.

В общем — выпил я и пошел приводить в чувства мою ненаглядную дриаду. Правильно ведь все режиссер сказал — шоу, оно маст гоу он.

Глава 18

Сказать, что башка у меня на следующее утро была тяжелая — это ничего не сказать. Поспать мне так и не удалось, поскольку финальную часть телешоу снимали чуть ли не до рассвета, и я следил за тем, чтобы Маринка не впала в одну из двух крайностей. Промежуточного состояния у нее после случившегося просто не было. Она либо пребывала в задумчивости, которую вернее всего было бы назвать нирваной, либо начинала отчаянно материться, обвиняя в таком своем состоянии всех, кто в этот момент умудрялся оказаться рядом с ней.

Как это ни странно, я в число виновников случившегося отчего-то ни разу не попал, потому мне удавалось пусть и не сразу, но направлять ее в нужное русло.

Впрочем, режиссер, с которым уже успели побеседовать сначала Стас, потом Нифонтов, а после еще и никому не известный мужчина в строгом костюме, который пожаловал на кладбище где-то через полчаса после случившегося, тоже размышлял о чем-то своем, а потому орал и матерился куда менее интенсивно, чем раньше. Да и остальная часть группы была изрядно деморализована, исчез некий кураж, который присутствовал ранее, все думали об одном — свалить бы отсюда куда подальше. И, понятное дело, перешептывались о том, чему стали свидетелями. Правда делали они это очень и очень негромко, так, чтобы их, грешным делом, кто не услышал. А именно — ребята Стаса, который был невероятно убедителен и внушил-таки всем присутствующим мысль о том, что никто ничего не видел, и что если вдруг кто-то начнет молоть языком, выдумывая всякую всячину про эту ночь, то он лично приедет выяснять у болтуна, сколько зубов у того во рту. Меня самого пронял его негромкий голос и простые, ясные слова, которые не понять было невозможно. Думаю, он далеко пойдет, если, разумеется, раньше не сложит голову в какой-нибудь переделке.

Да и человек в костюме о чем-то пообщался с режиссером, после чего тот как раз порядком и загрустил.

В общем, не ошибусь, если скажу, что когда режиссер устало крикнул: «Съемка окончена!», мысленно выдохнули все, кто здесь присутствовал.

А потом участники ночного мероприятия очень быстро разъехались, я даже и глазом моргнуть не успел. Съемочная группа и участники шоу загрузились в разномастные автобусы, Стас со своими коллегами в приземистый «микрик», человек в строгом костюме (и с очень, очень дорогими часами на руке) в черную «бэху» — в общем, у каждого было свое место в этой жизни. Потом вся эта техника дружно взревела моторами — и у ворот кладбища остались только я, осунувшаяся Женька, веснушки которой неожиданно четко обозначились на бледной коже, как всегда невозмутимый Нифонтов и отчего-то Маринка.

Ну и еще Афоня, который, высунулся было из-за ограды, но заметил мою соседку, сурово засопел и спрятался обратно. Ей он показываться явно не хотел.

— А ты чего с остальными не уехала? — удивленно поинтересовался я у соседки. — Все ваши вроде централизованно отбыли? Может, еще чего в студии надо снять будет?

— Да ну нафиг это шоу! — опять вызверилась Маринка. — Черт меня дернул в нем участвовать! Режиссер этот вообще урод конченый. «Дай мне те же эмоции, как тогда, когда ты сказала: „Ты же сам это уже понял?“». А я ничего такого и не говорила вовсе! Я же знаю, что говорю, что нет!

Возражать ей я не стал, как, впрочем, и стоящие рядом со мной оперативники. Мне давно стало ясно, что она ничего не помнила о том, какие события произошли в то время, когда ее тело ей не принадлежало. Она вообще почти ничего из той лютой движухи, которая творилась на аллее кладбища, не видела, пребывая в беспамятстве. Правда, бесследно подселение мертвой души в ее живое тело не прошло, и свидетельством того были как раз эти самые перепады настроения.

— Бабка еще эта, которая коми-пермячка, — продолжала лютовать Маринка. — Несет ахинею какую-то. «Ты отмечена печатью смерти! Берегись, дева, присвоившая чужое имя!». Чье имя я присвоила? Что за бред?

Речь, как видно, шла о Сана Рае, которая и впрямь что-то шептала Маринке, когда та более-менее пришла в себя. Она, кстати, и в мою сторону потом поглядывала, но поговорить так и не подошла. А я и не стремился к беседе с ней. С меня уже того, что было, хватило.

Самое забавное, что когда все кончилось, то у меня каких-либо чувств, кроме дикой усталости, не осталось. Я практически не злился на Нифонтова и не боялся мести колдуна. А смысл? Изменить-то уже ничего нельзя, надо думать, что со всем этим делать. Но на подобное сил у меня уже не было.

Хотя страх непременно придет позже, это я знал наверняка. Когда адреналин полностью выгорит в жилах, когда я переварю увиденное, когда высплюсь — вот тогда он и нагрянет. И мало мне не покажется. Что-что, а глаза потомка Кащея (блин, ну до чего бредово звучит эта фраза), мне не забыть. И его слова тоже. Когда в запале кидают: «Все ты труп, понял» — это все фигня, вряд ли кого-то на самом деле станут убивать.

А вот когда просто констатируют факт того, что тебе следует умереть по той или иной причине, говорят так, словно подбивая статистику — то дело плохо. Тебя и впрямь могут грохнуть.

Сам я в таких ситуациях до последнего времени не бывал, но наслышан о подобном от старших коллег, которые застали еще «дикий» рынок и лихие банковские аферы 90-х годов, вроде «черного вторника» или липовых «авизовок». Нашего брата клерка тогда отстреливали не меньше, чем бизнесменов-«скороспелок». За то, что слишком много говорил или, наоборот, за то, что не предупредил о возможных неприятностях. А то и просто в назидание остальным, чтобы место свое знали.

Впрочем, этот страх — он ненадолго придет. Человек такое существо, что приучен жить даже у подножия вулкана, который в любой момент может начать извергать пепел и плеваться лавой. В конечном результате ожидание беды или даже смерти тоже становится привычкой, причем в определенный момент даже где-то приятной. Прожил день, дотянул до его заката — уже хорошо, уже ты молодец. Так сказать — постоянный риск держит тебя в тонусе.

Хотя, если начистоту, здравого смысла в этом маловато. Не сказать — нет вовсе. Но если не находить в несчастьях хоть какие-то плюсы, то надо просто идти и накидывать веревку на шею.

Да и это все не главное. Самое паршивое, что человеку, который меня во все это втравил, я даже предъявить ничего не могу. Точнее — мочь-то могу, но для него мои претензии — плюнуть и растереть. Оно ведь как обстоит? Николай захочет — поможет, не захочет в последний момент вытащить меня из-под удара — просто подождет, пока колдун мне сердце вырвет. Ну или как-то по-другому изничтожит.

Может, не надо было ему говорить, что я о нем думаю?

Хотя нет, надо. Иначе я себя уважать перестал бы.

А еще хорошо, что Маринка ничего не помнит, а то бы она от себя еще добавила, и куда больше, чем я. Может, он хоть ее, если что, вытащит из дерьма, в которое мы по его милости вляпались.

— Не грузись, — хлопнул меня ладонью по плечу Нифонтов, будто прочитав мои мысли. — Я даю тебе слово, что ничего особенно страшного с вами не случится. За то, что ни волоска с голов не упадет, не поручусь, все не предусмотришь, но относительную физическую и психическую целость по завершении этой истории обещаю. Правда, что ты, что твоя подружка можете глупостей каких-нибудь наделать, которые я предусмотреть не смогу, но все-таки буду уповать на ваше благоразумие.

— Твои бы слова да богу в уши, — проворчал я. — Но лучше бы ты нас просто в это все не впутывал. У тебя есть твоя работа — вот ты ее и работай! При чем тут мирное население в нашем лице?

Нифонтов развел руки в стороны, как бы говоря: «Ну вот так получилось, старик!».

— Саш, вот такая у нас служба, — вздохнула Евгения, подходя ко мне. — Ну да, иногда такое приходится творить, что даже не знаешь, какие слова к себе, любимой, подобрать. И ведь это не обычная грязь, ее в душе мочалкой не отдерешь. Но по-другому никак. И еще — не всем же в белом ходить? Да и не бросаем мы своих в беде. А ты для нас свой. Это я сейчас серьезно говорю.

— Я ни хрена не понимаю! — заорала в голос Маринка. — Вот от слова «совсем»! То есть — совершенно! Что произошло, и почему я ничего об этом не знаю? За что вы перед Смолиным извиняетесь? И еще — вы не забыли, что я тут вообще стою?

— Нет, не забыли, — миролюбиво сказал Нифонтов, улыбнулся и достал из кармана плоскую фляжку. — Коньячку глоток? Зябковато на улице, да для нервов полезно.

Мне была знакома эта улыбка, и, глядя на нее, я понял, что на этом участие в беседе для Маринки, скорее всего, закончилось.

Так оно и вышло — через пять минут она благополучно сопела носом на заднем сиденье машины. Снотворное сотрудники отдела «15-К» использовали просто бронебойное, вырубающее человека практически моментально.

— Светает, — поежилась Женька. — И есть хочется.

— Ну в этих краях из работающих харчевен если только «МакДак» отыскать можно, — со знанием дела сообщил нам Нифонтов. — Остальные все закрыты часов до девяти. Ждать придется.

— Не вариант, — заявил я. — Нынче день будний, мне еще на службу идти, как раз к девяти. Так что меня лично и «МакДак» устроит.

— А поехали в центр? — предложил Нифонтов. — Сразу двух зайцев убьем — и до работы тебя подбросим, и поедим. Там полно мест, где оголодавших горожан кормят круглосуточно.

— Есть такое, — подтвердил я. — Правда, там цены кусаются.

— Нам выписывают средства на оперативные расходы, — заверил меня оперативник. — Отдел угощает.

— На халяву могу съесть очень много, — предупредил его я. — Да еще и с собой еды прихвачу, потому как домой мне никак не попасть, а без обеда я оставаться не намерен.

— Не проблема, — с достоинством ответил Нифонтов. — Говорю ведь — не из своих плачу, из казенных.

Самое интересное, что и в дороге, и после, в небольшой уютной кофейне в районе Воздвиженки, мы с Николаем в своих разговорах вовсе не касались того, что произошло на кладбище. Мы поспорили об игре сборной России по футболу, пообщались насчет летних кинопремьер и обсудили превосходство наших шашлыков над ихними барбекю.

Женька в наших разговорах не участвовала, она проводила время в обществе Афанасия, которого я чуть не забыл на кладбище. Он ведь так и прятался за воротами, и, размахивая лапами, выскочил оттуда только тогда, когда понял, что мы вот-вот уедем.

— А сколько тебе лет? — восторженно спрашивала Мезенцева у бывшего ведьмачьего слуги, сидящего в самом углу так, что его вовсе видно не было.

— Я точно не знаю, — степенно отвечал тот, поддерживая Маринку, которая во сне плямкала губами и все норовила на него завалиться. — Но помню, что когда я первую сотню разменял, наш молодой царь в аккурат шведа побил.

— Ох ты! — восхитилась Женька и ткнула Нифонтова кулачком в плечо. — Он времена Петра Первого помнит!

— Совершенно необязательно, — возразил ей я. — Он вообще может не Петра иметь в виду, а Александра Невского. Тот тоже шведа бивал.

— Невский был князь, — неуверенно поддержал коллегу Николай. — Вроде. Хотя я не уверен, у меня по «истории» в школе четверка была. С минусом.

Увы, но дополнительных деталей героических свершений молодого царя мы из Афони не выжали. Да и вообще он делами большого мира не сильно интересовался, а его хозяева, похоже, селиться предпочитали как можно дальше от столиц, а то и вовсе от людей в целом. Насколько я понял, с одним из них он добрые полсотни лет вообще в тайге прожил, в той, где медведь хозяин. И в более-менее обитаемых местах оказался только с предпредпоследним хозяином, где-то в конце девятнадцатого века. Определить это удалось по высказыванию, из которого следовало, что они плыли на корабле, у которого: «парусов-то нет никаких, зато внутре стучало бесперечь». То есть — уже эпоха двигателей, если и не внутреннего сгорания, то, как минимум, паровых.

Но в целом Женька и Афоня поладили замечательно. Настолько, что мохнатик согласился приглядеть за Маринкой, пока мы будем кофе пить.

— Ладно. — Нифонтов доел последний из заказанных горячих бутербродов и промокнул губы салфеткой. — Поели, попили, соблюли этикет, теперь можно и о делах поговорить. Первое — повторюсь. Саша, я за твои слова на тебя не в претензии. Ты имел право и так думать, и говорить.

— И никуда оно не делось, — без обиняков добавил я. — Подставил ты нас с Мариной капитально.

— Сказка про белого бычка, — вздохнула Женька. — Если бы я все это не здесь и сейчас слышала, а прочла где-то на «ВК», то непременно написала бы коммент вроде: «Вода, вода, одна вода. Никакой конкретики, буэ!».

— Конкретика, — бросил скомканную салфетку в пустую тарелку оперативник. — Главное не изменилось — не шатайся невесть где в одиночку, особенно в ночное время. Вход в твой дом для колдуна закрыт, пока ты сам его к себе в гости не пригласишь. Этот закон един для всех детей Ночи. Ну а в людных местах он и сам тебя убивать не станет, ему дополнительные неприятности не нужны. Во-первых, он не уголовник, все эти заточки в спину и выстрелы в проходных дворах не про него. Во-вторых, он не дурак, и уже сообразил, что на него начали охоту органы правопорядка, которым палец в рот не клади, чтобы кто ни говорил. К слову — в этом частично наша удача, он по этой причине стал куда более уязвим.

— Не сказал бы, — я поежился, вспоминая, как появлялись пулевые отверстия на груди колдуна, а тому на это было плевать. — Его пулей не убьешь, чего ему полиции бояться?

— На первый взгляд ты прав. — Николай отпил кофе. — Пули он не боится, и тюрьмы тоже. Что ему эта тюрьма, он оттуда выйдет по первому своему желанию. Да он до нее вообще доедет только в том случае, если сам того захочет. Потому Стас сотоварищи ему вроде как не сильно страшен. Но это только на первый взгляд. А если копнуть поглубже, то можно сообразить, что теперь колдун в курсе, что рядом с обычными сыскарями ошиваемся мы, отдельские, а значит, запросто можем помочь славным сотрудникам правоохранительных органов сразу после его поимки ритуальный костерок запалить, наплевав на все законы Российской Федерации, в нужном месте да с правильными наговорами. И, поверь, колдун знает, что мы не только можем такое себе позволить, мы это непременно сделаем, как только он попадет в наши руки. Ну и самое главное — где мы и полицейские, там скоро и спецслужбы нарисуются. А в руки этих господ такие, как он, сильно попадаться не любят.

— Почему? — с интересом спросил я.

— Спецслужбы не верят в колдовство, вот какая штука. Но при этом они всегда хотят знать, как все происходило на самом деле, — невесело засмеялся оперативник. — И если возникает когнитивный диссонанс, в ход идут любые средства, позволяющие установить истину. И средства удержания в заключении любого существа, кем бы оно ни являлось. Проще говоря — там не тюрьма, оттуда так просто не сбежишь. Спецслужбы не верят в колдовство, но это не означает, что они не прибегают к кое-каким методам и техническим средствам из нашего арсенала.

— У нас же, кстати, и позаимствованным, — проворчала Евгения. — Взять технические средства возьмут, а обратно вернуть — фигушки. Хапуги!

— А вот дядька в костюме и с «бланспейном» на руке — он как раз из таких и был? — уточнил у него я.

— Да, — подумав, сказал Николай. — Кто-то из парней Стаса сливает информацию «фэбсам», я ему про это уже сказал. И — закончили разговоры на эту тему.

— Один вопрос, — показал я оперативнику указательный палец. — Имею право, ты мне задолжал.

Нифонтов сделал грустное лицо, давая понять, что на один вопрос он готов ответить.

— Эти господа только колдунов ловят на опыты? Другие дети Ночи им неинтересны?

— А конкретно — ведьмаки? — уточнил Николай. — Спи спокойно, дорогой друг, твоя персона их точно не заинтересует. Яды они получше твоего делать умеют, а убить человека на расстоянии так, чтобы потом никто ничего не узнал, ты не сможешь. А тем более создать свиток заклинания, которое сможет использовать любой обычный человек.

И он задумался о чем-то своем.

— Так и не понял, — обратился я к Мезенцевой. — Мне бояться или нет?

— Смотря кого, — вздрогнув, вместо нее ответил мне Николай. — Если ты про колдуна — опасаться его надо, бояться — нет. Опасения аккумулируют волю к жизни, страх ослабляет разум и делает тебя уязвимым. Но вообще… Если тебе интересно мое мнение, то основная заруба с этим красавцем у нас сильно впереди. Я таких, как он, знаю. Восемьдесят к двадцати, что уже сегодня вечером его в Москве не будет. Смоется он из города от греха и свалит куда-нибудь подальше, в Голландию, или даже в Австралию, чтобы пересидеть там нынешний кавардак. А вот потом, когда все уляжется, когда про него все забудут, когда и ты, дражайший ведьмак, расслабишься, подумав, что все в прошлом, он вернется. И вот тогда начнется самое интересное.

— Не лучшее слово для подобной ситуации, — поморщился я. — Интерес тут сомнительный. А это «пересидеть», оно сколько по времени означает? Год, два, три?

— Вот ты вопросы задаешь, — изумился оперативник. — Мне-то откуда знать? Может — год, может — десять. Но не меньше полугода — это точно.

Если все случится именно так, то я буду очень рад. Полгода — это много времени. Через полгода, меня, может, в Москве вообще уже не будет. Может, я к тому времени куда-нибудь в другое место свалю, ведьмачью мудрость постигать.

— Короче — не шатайся по городу в темное время, пока мы не узнаем, что к чему, и будет тебе счастье, — подытожил Нифонтов.

— Вот теперь бы еще Маринке это как-то объяснить, — хмыкнул я. — Смею тебя заверить, уже сегодня она отправится в какой-нибудь клубешник стресс «мохито» и текилой заливать, причем на всю ночь.

— Не отправится, — покачал головой оперативник. — Мы ее куда-нибудь в командировку сплавим, в срочном порядке.

— Ну что рычагов на это у вас хватит — не сомневаюсь. Вот только одна закавыка — «Магическое противостояние». С ним как быть? Она же небось договор с каналом подписала.

— Забей, — посоветовал мне Нифонтов. — Ничего она не подписывала. А проблемы телевизионщиков — не наша печаль. Пошли они…

Посидев еще с полчасика, я начал собираться на работу — времени уже было двадцать минут девятого, а топать от Воздвиженки до Сивцева Вражка было не то чтобы далеко, но и не так уж близко. Особенно если идти не торопясь.

— В общем, ты не забывай оглядываться иесли что — звони, — напутствовал меня Нифонтов. — Нет, мы так и так с тебя глаз не сведем, но — мало ли.

— Хорошо, — я убрал в сумку фирменный бумажный пакет с символикой кофейни, который мне принесла официантка. Там лежали четыре тоста с ветчиной и сыром, мой сегодняшний обед. Нифонтов сдержал слово. — Блин, чего-то я еще хотел спросить…

— Ну-ну, — подбодрил меня Николай. — Вспоминай.

— А, вот! — сообразил я. — Слушай, нет еще склероза, уже хорошо. Вообще-то я хотел этот вопрос Костяному царю задать, но сам понимаешь… Не до того как-то сегодня было. Но, может, ты знаешь, что за нежить я тут недавно видел?

И я рассказал оперативнику про серую пакость, которая Семена Марковича, тогда еще не покойного, за шею обнимала. Правда, не стал упоминать про то, что после его снова встретил, пусть и в виде призрака, да еще и жене его помог. Ну и про все остальное, вроде денег, понятное дело, тоже.

— Это предвестники смерти, — довольно буднично ответил Нифонтов. — Твари в определенном смысле совершенно безопасные, но мерзкие как на вид, так и по содержанию. Как бы тебе так объяснить… Знаешь, кто такие рыбы-прилипалы? Ну которые хищников в море сопровождают, а после за ними все оставшееся подъедают?

— Само собой, — подтвердил я.

— Вот здесь, по сути, то же самое, только не после, а до. Предвестники каким-то образом узнают о том, что человек уже одной ногой в могиле, и тянут из него напоследок что только могут — эмоции, жизненную силу… Все, до чего дотянутся.

— Фу, — я снова вспомнил серое дымчатое тело мерзкой твари. — А разве так можно? Я понимаю, что мире Ночи с правосудием беда, но неужели подобное вообще никак и никем не пресекается?

— Смертный час человека они этим не приближают, так что законы бытия не нарушены, — со знанием дела объяснил мне оперативник. — Ну и самое главное — их жертва, увы, уже никем не защищена. Она вне зоны чьей-то ответственности. Жизнь бедолагу уже списала со счетов, Смерть его на свой баланс пока не поставила, а самого человека никто ни о чем и не спрашивает.

— А почему не использовать их как некий маячок? — спросил я — Может, их жертв еще можно спасти?

— Нельзя, — нахмурился Николай. — И вообще, заруби себе на носу — туда, где находятся зоны ответственности Жизни и Смерти, даже не суйся. Сверх меры, имеется в виду. Ну да, ты чуть-чуть уже заглянул за ту грань, которая отделяет одно от другого, но слишком далеко не заходи. Не волнуйся, в нужный момент тебе дадут понять, где тот предел, который возможен, и за него — ни-ни. Это тебе не какой-то колдун, оттуда мы, если что, даже останки твои для захоронения получить не сможем.

Собственно, на этом мы и распрощались. Они с Женькой повезли мирно сопящую Маринку домой, а я отправился на работу, где практически сразу и начал клевать носом. А пару раз даже почти и задремал.

Особенно тяжко стало после обеда, поскольку, навернув четыре сэндвича, я совсем уже осоловел. И даже, плюнув на все условности, может, даже бы и заснул, вот только сделать этого мне не дали.

— Смолин, ты здесь? Очень хорошо! — Волконский, наш зампред, буквально влетел в кабинет, остановился напротив меня и начал сверлить взглядом. — Скажи, а какие отношения связывают тебя и госпожу Ряжскую?

— Как зовут? — зевнул я, прикрыв рот ладонью.

— Кого? — породистый нос Волконского забавно зашевелился, будто тот собрался чихнуть.

— Госпожу Ряжскую, — пояснил я. — Может, я ее фамилию вовсе не знаю, а только имя. Знаешь, Дим, секс не всегда является поводом для знакомства.

— Наш жеребец, — с придыханием и невыразимой иронией тут же выдала Федотова, а Ленка сложила губы «бантиком» и напустила томной поволоки в глаза. Они четко дали понять Волконскому, что на этих десяти квадратных метрах именно я альфа-самец. И это было приятно.

— Не смешно, — сказал зампред таким тоном, что стало ясно — он очень взволнован. — Госпожа Ольга Ряжская — это, знаете ли… Кто ее муж — в курсе?

— Ряжский, Ряжский… — Наташка призадумалась. — А, группа компаний «Р-индастриз». Они, что ли?

— Именно. — Волконский снял очки с носа, повертел их в руках и снова напялил обратно. — Павел Николаевич Ряжский — ключевой клиент банка. Остатки на счетах, кредиты, эквайринг — все не перечислишь. И тут приходит его супруга и требует дать ей поговорить с неким Александром, который у нас работает. Причем даже фамилию его не знает. Александр — и все тут. Я было подумал, что речь идет о Завьялове из казначейства, он вроде работал по нескольким сделкам с компанией ее мужа, но нет. Потом она кому-то позвонила и очень точно описала вот этого товарища, который сидит перед нами. Вопрос. Смолин, какое отношение ты имеешь к госпоже Ряжской? Имей в виду, этот вопрос тебе не только я задам, председатель правления после моего доклада наверняка этим заинтересуется. Да и председатель совета директоров тоже. Ряжский — это Ряжский, вокруг него все танцы с бубном танцуют.

— И начальник службы безопасности наверняка в стороне не останется, — очень умело передразнил я и голос, и жесты Волконского. — Дим, я сам в шоке. Вот слово даю, что не представляю даже, о ком идет речь. А главное — откуда ей меня знать? Я с клиентами вообще напрямую не общаюсь, мне это не по чину. Тем более с такими.

Самое забавное — не врал. В самом деле, абсолютно непонятно, с какой стороны я этой мадам интересен могу быть?

— А вот мы сейчас к ней пойдем, и, может, какая-то ясность появится, — обнадежил меня Волконский. — И гляди у меня, Сашка, не выкини чего-нибудь такого, о чем потом пожалеешь! Ты в последнее время сильно изменился, это все заметили, теперь уж не знаешь, чего от тебя ожидать.

— Да-да-да, Смолин, — подтвердила вдруг Федотова. — Ты как-то… Ну не знаю… Помущинистее стал. Дать я тебе еще не дам, но и «нет» сразу, как раньше, не скажу.

— Тьфу на тебя, Наташка, — возмутился я, вставая из-за стола. — Несешь невесть чего. Когда это я тебе чего такое предлагал, чтобы ты мне «нет» говорила? Мы в одном отделе работаем, себе дороже с тобой спать выйдет. Да и кулаки у твоего мужа будь здоров какие, видел я его. Я себе не враг, короче.

— Это аллегория, — постучала себя пальчиком по лбу Федотова. — Я фигурально выразилась.

— Умные все стали, убивать вас пора. Или штрафовать, — проворчал Волконский. — Аллегории, скользкие шутки, всеобщий бардак. Куда отдел по работе с персоналом смотрит? Сашка, пошли уже, Ольга Михайловна ждет.

Я было хотел натянуть на плечи пиджак, но глянул на него и не стал этого делать. Очень уж он жутко выглядел после ночных приключений. Брюки еще туда-сюда, хоть и помятые, но в грязи не изгвазданные, не зря же я в туалете их оттирал. А вот пиджак — увы, так я его в более-менее приличное состояние и не привел.

— Вахлак вахлаком, — верно оценил мои действия Волконский. — Саш, ты бухать начал, что ли?

— Дома не ночевал, — буркнул я. — Пошли уже. Мне самому интересно узнать, что к чему. Да, Дим, она хоть симпатичная?

— Она богатая, — ответил мне зампред. — Когда у тебя денег как грязи, ты некрасивым быть не можешь. Количество нулей на банковских счетах всегда пропорционально интересу, который к тебе проявляют представители противоположного пола.

— Мощно сказано, — признал я. — Практически афоризм, его даже продать какому-нибудь автору средней руки можно.

Само собой, неизвестная мне пока госпожа Ряжская обосновалась в ВИП-переговорной, той, в которую простым смертным вход закрыт. Я сам там бывал всего пару раз и еще тогда проникся при виде мягких кожаных кресел, такого же дивана, мини-бара и навороченной плазменной панели последнего поколения. А еще к ней прилагался личный офис-менеджер, тот, что по совместительству является личным помощником председателя правления. Точнее — помощницей, на которую заглядывалась почти вся мужская половина банка, и которую ну очень не любила почти вся женская.

Собственно, с Леночкой я и столкнулся в дверях переговорки, она, судя по запаху, приносила госпоже Ряжской напиток иноземный, «кофием» называющийся. И явно не в штатной кофеварке изготовленный, а в «турке» сваренный. И вправду клиентка козырная, раз к ней с таким почтением относятся.

Хотя я бы сейчас и от обычного не отказался. Естественными методами взбодриться мне как-то не удавалось, так что некий сторонний симулятор не помешал бы. А то как сейчас начну зевать прямо перед вип-клиенткой, неудобно получится. Волконский мне потом за это весь мозг выест, я его знаю.

— Ольга Михайловна, вот тот сотрудник, которого вы хотели видеть, — медово произнес зампред. — Точнее, я полагаю, что именно о нем вы и спрашивали.

— Похоже, что вы правы, — ответила ему миловидная женщина лет сорока, сидящая в кресле, и окинула меня изучающим взглядом. — Да, именно таким мне его и описывали.

— Если не секрет — кто? — без всяких реверансов спросил я.

— Ты хоть поздоровайся, — прошипел Волконский и незаметно ткнул меня кулаком под ребра.

Вот зря он это сделал. Я не выспался, я не в духе, да еще водка, что пил на кладбище, была сильно не ахти и обеспечила мне дополнительную головную боль, которую даже «цитрамон» не забил.

Да пошло оно все.

— Простите дурака, — для усиления эффекта я еще глазами захлопал, а после отвесил поясный поклон. — Здравствуйте. Я Саша. Чем могу быть вам полезен?

Женщина непритворно расхохоталась и похлопала ладонью по кожаному подлокотнику соседнего кресла.

— Добрый день, Саша. Присаживайтесь, побеседуем. А вы, Дмитрий, можете идти, я вас не задерживаю.

Глава 19

— Если понадоблюсь, то я буду здесь, рядом, — сообщил Волконский, не переставая улыбаться, а после покинул «переговорку», прикрыв за собой дверь.

Я проводил его взглядом, после плюхнулся в кресло, приятно поразившее меня своей удобностью, и уставился на женщину, которая тоже не отрывала от меня взгляда.

И главное — ни слова не говорила. Молчала, смотрела — и все.

— Эммм… — мне подумалось о том, что пауза уж слишком затянулась. — Чем могу быть вам полезен?

— Мне надо пообщаться с моей матерью, — немедленно ответила мне Ряжская. — И чем быстрее — тем лучше. Если говорить точнее, нам нужно было бы поговорить еще три года назад, но, увы, не было такой возможности.

Слушая все это, я окончательно убедился в том, что Сашка Вязьмина была права. Работая в операционном, она общалась с большим количеством людей, а потому в тот недолгий отрезок времени, что мы с ней были любовниками, частенько рассказывала о наиболее экстравагантных клиентах банка. Так вот среди очень богатых людей таких оказывалось больше всего. По ее мнению, когда размер состояния у человека становится таким, к которому подходит словосочетание «Денег куры не клюют», то в башке у него переключается некий тумблер, отвечающий за адекватное поведение и такое же отношение к жизни. Не у всех, конечно, но у многих. И вот тогда эти товарищи начинают идти вразнос, устраивая вещи, которые еще годом ранее им бы и в голову не пришли. Кто-то устраивает восхождение на Пик Коммунизма двадцати полуобнаженных красавиц-моделей. Кто-то упивается чувством собственного величия, покупая себе десятка два гектаров земли на Среднерусской равнине и выстраивая там виллу в римском стиле, причем со всеми делами вроде вакханок, Диогена в бочке и точной копии Колизея с гладиаторами в комплекте. Ну а у кого-то просто едет крыша, после чего он приходит в банк, где сообщает совершенно незнакомому человеку дико важную информацию о том, что надо бы поговорить с мамой.

— Хорошее дело, — максимально дружелюбно сказал я Ряжской. — Мама — это очень важно. Не дело родителей забывать. Да вы прямо сейчас возьмите и ей позвоните. Вон телефон стоит, звонок в город через «девятку».

— Туда, где она сейчас находится, по телефону не позвонишь, — мягко объяснила мне женщина. — Увы и ах. Она умерла три года назад.

Твою-то мать. Возвел напраслину на человека, никакая она не чокнутая. Нет, здоровой ее тоже не назовешь, если она всерьез думает, что можно вот так просто с тем светом связаться, но хоть логика в ее словах и поступках появилась.

А еще я теперь знаю, кто эту увядающую красавицу на меня навел, и кому она звонила, обо мне справлялась. Вариантов немного, точнее — один всего и есть.

Все, достали меня. Вот прямо с этого момента думаю только о своих интересах и никому больше не помогаю. Просто с каждым добрым поступком я делаю себе, любимому, все хуже и хуже. Вот оно мне надо? Я же не мазохист?

— Мои соболезнования, — печально опустил глаза в пол я. — Это очень, очень печально.

— Саша, надо чтобы вы помогли мне с ней переговорить. — Хоть голос Ряжской по-прежнему был медовым, я уловил в нем нотки непреклонности. — И я точно знаю, что, в отличие от иных дипломированных магов, колдунов и шаманов, вы на самом деле можете слышать тех, кто покинул этот мир.

— Ольга Михайловна, вас кто-то дезинформировал. — Мне не оставалось ничего другого, как начать строительство словесных редутов для своей защиты. — Я сотрудник отдела финансового мониторинга, а не медиум. Нет, в детстве я с двоюродными сестрицами вызывал духов, бывало. Ну знаете, это когда все дружно кладут пальцы на блюдечко и заупокойными голосами бубнят: «Дух Пушкина, приди». Но и только. Да и тогда, сдается мне, никакой не дух к нам приходил, а Катька, зараза, блюдечко двигала. Это старшая из моих двоюродных сестер.

Женщина лукаво прищурилась, в уголках ее рта обозначилась полуулыбка. Она не стала мне ничего говорить, просто достала смартфон (к моему удивлению, не какой-нибудь пафосный «Верту», а вполне себе демократичную модель средней руки), отыскала в контакт-листе нужный номер, и нажала «Вызов».

Я, поняв, кому она звонит, не смог удержать печальный вздох, и Ряжская, которая, судя по всему, была очень умной бабой, верно его расценила. Очень уж повеселел ее и без того негрустный взгляд. А чего ей печалиться? У нее на руках четыре туза и «джокер».

— Алла, здравствуй, — подтвердив мои предположения, произнесла она. — Ты права, он очень славный мальчик. Да-да, неглупый, хитрый и вполне симпатичный. И то, что он будет юлить, ты тоже верно предположила. Ну да, эдакий лисенок Вук. Передаю трубку.

После этого она протянула мне свой смартфон, даже не потрудившись добавить к этому жесту что-то вроде: «Это тебя» или «Поговори».

— Да, — приняв его, обреченно произнес я.

— Саша, здравствуйте, — голос, который я услышал, был предсказуемо знаком. — Это Алла, супруга Семена Марковича. Не думаю, что вы меня уже забыли.

— Добрый день, Алла, — пробубнил я. — Нет, не забыл. Еще раз примите мои соболезнования.

— Саша, помогите Олечке, — сразу взяла быка за рога моя собеседница. — Вы можете, я же знаю.

— Как? — жалобно поинтересовался я. — Как мне ей помочь? У меня нет прямого канала связи с загробным миром.

— Но мне же вы помогли? — резонно заметила Алла.

— Простите за прямоту, но тут имела место быть обычная жалость, — решив, что хуже уже не будет, начал импровизировать я. — Про ключ я узнал от самого Семена Марковича, еще когда он живой был. Просто оказался рядом с ним тогда, когда он арендовал ячейку и услышал, как он бормотал себе под нос: «И уберу его в нижний сейф загородного дома». Ну а потом столкнулся с вами в банке, смотрю — убивается очень красивая женщина, в отчаянии пребывает. И мужа потеряла, и состояние вот-вот медным тазом накроется. Ну, не каменный же я. Вот так и…

— Саша, вам не идет врать, — укоризненно сообщила мне Алла. — Нет, звучит здорово, вполне приемлемая версия, но все было совсем по-другому, вы это знаете, и я это знаю.

— Не вру ни словом, — выпучив глаза, задышал в трубку я. — У меня и свидетели есть, если что.

Что неплохо — Витод и вправду может подтвердить, что я тогда рядом с ним был, когда покойный Семен Маркович ячейку арендовал.

— Саша, женщина, которая сидит напротив тебя — очень хороший человек, — в голосе Аллы появились те же железобетонные нотки, что и у Ольги Михайловны. Я даже призадумался — не сестры ли они? Или у всех состоятельных дам есть нечто общее, по жизни благоприобретенное? — Помоги ей. Пожалуйста.

И связь прервалась. Причем это нас не разъединили, просто Алла сочла, что сказанного ей достаточно для того, чтобы Саша Смолин начал искать новые проблемы на свою задницу.

— Интересная женщина, — задумчиво произнес я, возвращая смартфон его хозяйке. — До крайности.

— Вы сейчас про ее душевные качества или внешние данные? — уточнила Ряжская. — Впрочем, Аллочка подходит под любую категорию.

— Ну да, сразу про все. — Я откинулся на мягкую кресельную спинку. — Комплексно.

— Саша, вы все равно сделаете то, о чем я вас прошу, — теперь под мягкой оберткой слов я различил алмазную твердость уверенности в своих силах. — Так или иначе. Поверьте, я всегда получаю то, что мне нужно. Да, и чтобы вы обо мне не очень уж плохо думали — всегда законным путем. Мой муж не мафиози, а честный предприниматель, и я уж точно не крестная мать московской преступности. Просто у меня много рычагов давления, и при необходимости я всегда могу на них нажать.

Вопрос — чего же ты их не нажала, когда твою подругу «рейдеры» размазывали, как масло по хлебу? Или это был не тот случай?

— Ольга Михайловна, — я постарался вложить в свой голос всю убедительность, отпущенную мне богом. — Вы же современный человек. Ну какое может быть общение с мертвыми, о чем вы говорите? Даже — в принципе? Пока человек живет, он есть. Когда он умирает, его больше нет. Все остальное — выдумки писателей и телевизионщиков, на самом деле этого ничего не существует. Вот есть вы, есть я, кресла, на которых мы сидим, кстати — офигенно удобные. Кофе есть, Волконский, который сопит за дверью, метрополитен имени Ленина, Центральный банк Российской Федерации. И еще куча вещей, все не перечислишь. Это все — есть. Это все можно потрогать руками. А с той стороны ничего нет. По крайней мере, я про такое не слышал.

Ряжская выслушала меня, после встала с кресла и направилась к дверям, бросив на ходу:

— Саша, вы не уходите никуда, подождите минуток пять — семь.

Интересно, а куда это она намылилась? Нет, я гипотетически могу предположить, куда именно, но этот вариант мне нравится не очень сильно.

Хотя — кому я вру? К предправу пошла, не иначе. Решила все-таки дернуть за рычаг давления, как и обещала.

Правда, рычагом это назвать сложно, скорее — небольшая рукоятка. За это лето у меня часть приоритетов изрядно сместилась, и сейчас я вряд ли стану впадать в панику в том случае, если меня уволят. Несколько месяцев назад — да, это было бы для меня серьезным ударом, а теперь… Нет, все равно не хотелось бы конфликтов, особенно если учесть, что при известном желании бывший работодатель может устроить уволенному сотруднику изрядную «козью морду». Мифических «черных списков работников» в природе не существует, но вот службу безопасности никто не отменял. Именно тут таится самая большая неприятность для служивого человека. Проверяя нового сотрудника, безопасник потенциального работодателя непременно связывается со своим коллегой из организации, где этот человек работал раньше. И, соответственно, спрашивает — как и почему? То есть — как человек работал и почему ушел?

И от этого ответа зависит очень, очень многое. Если скажут, что сотрудник был нормальный, а ушел в поисках лучшей доли — дело в шляпе. А если нет? В смысле, если прозвучит, что ты конфликтен, подвержен пьянству, нечист на руку? Даже если такого не было, сказать-то про это все равно можно, особенно, если таков приказ руководства, решившего поучить строптивого сотрудника, который свалил из организации с независимым видом и словами: «Да в гробу я вас видел».

И никто ничего никогда не докажет, в первую очередь ты сам. Просто потому, что ты про этот разговор никогда не узнаешь, а сможешь только догадываться, получая отказ за отказом от работодателей, которым вроде бы по всем параметрам подходишь.

Я таких бедолаг знал, иные по полгода мыкались без работы, пока, наконец, не находили какие-то совсем «убитые» места в «карманных» банках, в которых на сотрудника сразу навешивали груз работы за троих и платили копейки, но зато и прошлое твое не очень проверяли.

А куда деваться? Правда, еще есть вариант с отправлением в небытие трудовой книжки и началом жизни с «белого» листа, но он хорош для тех, кому терять особо нечего.

Мне есть чего. Что же до «козьей морды» — ее точно не миновать. И Силуянов постарается, учитывая его нежную любовь ко мне, да и предправ может соответствующий приказ отдать. Он когда-то, по рассказам старожилов, был неплохим мужиком, веселым и незлым, а иногда даже подъезжал к банку не на машине, а на «байке», что выдавало в нем натуру увлекающуюся.

Но время шло, банк развивался, обороты увеличивались, а демократизм в общении с сотрудниками у предправа уменьшался пропорционально росту короны на голове. Нет-нет, это в норме вещей, оно по-другому и не бывает, так что когда «байк» сменили клюшки для гольфа, никто особо и не удивился. Как и тому, что вместо поездки на адреналиновый рафтинг предправ отправился куда-то в район Соломоновых островов проводить время на комфортабельной яхте.

Хотя — легко рассуждать со стороны. Кто знает, как я бы сам мутировал, сев на его место? Власть — это такая штука, что она кого хочешь поменяет до неузнаваемости, причем сам человек этого даже и не заметит. Он ведь для себя останется тем же, ему и в голову не придет, что все остальные так уже не считают. А если и придет, то он это спишет на зависть и придирчивость бывших друзей-приятелей. Мы весь самих себя всегда оправдать сможем…

Ладно, это все не суть. Вопрос в другом — мне-то как поступить? Послать их всех куда подальше или нет? В том, что меня поставят перед выбором, я не сомневался ни на секунду, точно будет или «да», или «нет». Разумеется, с соблюдением всех моральных норм, без криков и завуалированных угроз. Но, по сути, это ничего не изменит. Как говорится, вид на забор снизу — просвета нету.

Деньги у меня есть, те, что я от Аллы получил, мне их минимум до Нового Года хватит, даже если я на работу не устроюсь. Но сам факт того, что мне никуда ежедневно идти не надо будет, а придется дома сидеть, как-то угнетал. Мы все не любим свою работу, мы все гнусим: «Да пропади она пропадом», мы все ждем того часа, когда никуда не надо будет ходить, но случись так, что к тебе в гости нагрянет та самая свобода — и все. Человек начинает психовать, впадает в печаль, а то и кидается в крайности. И дело не только в потенциальном безденежье. Дело в нереализованности. И еще в том, что из жизни пропадает удовольствие. Вот тот же отпуск. Основной его смак ведь не в том, что ты отдыхаешь. Главное удовольствие в нем — что другие работают, пока ты балду пинаешь. А денежка все одно капает!

Я пока к такой свободе не готов. Морально не готов. Возможно, позже, когда мир Ночи станет для меня своим, я и сам пошлю работу куда подальше, подавшись на «вольные хлеба». Но не сейчас. Мне пока нужен некий якорь, который удерживает меня в привычной реальности и дает возможность ощущать себя тем, кто я есть.

Ну и подпитывает бюджет пусть и не очень большими, но зато регулярными денежными вливаниями.

Интересно, а эта увядающая красотка мне бы заплатила за услуги? И если да — то сколько?

Додумать эту мысль я не успел, поскольку в «переговорку» вошел наш доблестный предправ, за которым следовали Волконский и Ряжская.

— Добрый день, Александр, — сухо поздоровался со мной наш руководитель. — Объясни мне, почему ты отказываешься помочь Ольге Михайловне? Если ты не знаешь, то компания ее мужа является стратегическим партнером нашего банка. Скажу больше — не исключено, что вскоре «Р-индастриз» войдет в число наших акционеров, нам надо уставной капитал увеличивать.

— Сергей Станиславович, а госпожа Ряжская не говорила вам, о какой именно помощи она меня просит? — уточнил я.

— Нет, — равнодушно ответил предправ. — Саша, мы многопрофильный банк, а для определенной категории клиентов и вовсе универсальный. Ольга Михайловна входит в последнюю категорию. Нет, если она попросит тебя кого-то убить или начать готовить государственный переворот, ты вправе сказать ей «нет», но только потому, что это противоречит уголовному кодексу. Законы мы соблюдаем, как-никак в правовом государстве живем. Но даже в этом случае ты все равно обязан предложить ей альтернативные пути решения ее проблем, поскольку интересы клиента для нас приоритетны. Или ты считаешь по-другому?

Вот блин. И не знаешь, что ответить. Хотя, чего скрывать — еще пару месяцев назад я бы до подобной ситуации дело даже не довел бы. Потому что мне даже в кошмаре не приснилось бы то, что вот так, по собственной дури, можно поставить свою, пусть и неказистую, карьеру в банке под удар.

А самое обидное, я для себя никак не могу решить, что для меня важнее — «да» или «нет»? Ну вот не доводилось мне раньше принимать такие решения. В каком-то смысле — судьбоносные. Нет, по мелочам — сколько угодно, а вот что-то серьезное… Всю жизнь до того за меня все всегда кто-то решал — родители, учителя, жена, должностная инструкция. Захар Петрович покойный тоже судьбой моей распорядился, даже разрешения на это не спросив.

Я же сам всегда просто двигался вниз по течению. И только.

Но вот сегодня тот самый день, когда надо серьезное решение самостоятельно принимать. Чуть ли не впервые в жизни. И спросить совета не у кого, и посоветоваться не с кем.

Может, это и хорошо? Может, пора наконец-то строить свою жизнь самому? Трудно, страшно, но…

Но мне это по душе.

— Считаю, — мысленно выдохнув, заявил я. — Есть вещи, которые лично я сделать не могу. Просто в силу того, что это невозможно.

— Смолин, когда говоришь подобное, не забывай добавлять что-то вроде «по моему личному мнению». Для нашего банка невозможного нет, — потерев короткую модную щетинку на подбородке, сообщил мне предправ. — В пределах Солнечной системы.

И он подмигнул Ряжской, как бы намекая на то, что шутка шуткой, но мы и на самом деле ого-го какие!

— Нет проблем, — развел руками я. — По моему личному мнению, наладить прямой вербальный контакт с покойной матушкой госпожи Ряжской не представляется возможным, даже исходя из того, что для нас нет невозможного. Не исключено, что какой-то другой специалист нашего банка, из казначейства или из бухгалтерии, и сможет это сделать, но только не я. Не обучен подобному, уж извините.

Предправ, уже было открывший рот для того, чтобы выдать очередную полуафористичную фразу о величии нашего банка и его клиентоориентированности, не нашелся что сказать, закашлялся и с живым интересом посмотрел на Ряжскую.

— Ну вот такое у меня пожелание, — не моргнув глазом, сказала женщина. — Считайте это моей чудачинкой, эдакой милой сумасшедшинкой.

— Н-да, — почесал свой аристократичный нос Волконский. — Теперь я видел все.

Димка был парень славный, как я и говорил, но очень уж повернутый на карьере, потому он мигом пожалел о том, что сказал, это было по нему видно.

А зря. Прозвучало в тему.

— Неожиданно, — признался предправ. — Если можно, вопрос?

— Конечно, — милостиво разрешила ему Ольга Михайловна, занимая свое место в кресле и изящно закинув одну ногу на другую.

— А вам это зачем нужно? Нет, я тоже любил своих родителей, но не настолько, чтобы тревожить их тени в загробном мире.

Ситуация мне начинала помаленьку нравиться. По крайней мере, я уже был в плюсе — как-никак, а растерянным до того я нашего предправа ни разу не видел. Есть чем гордиться до пенсии.

Да и абсурдность происходящего зашкаливала до предела, в этом тоже было свое очарование.

— Надо, — с достоинством ответила Ряжская. — И ваш сотрудник может мне в этом помочь. Поверьте, я это знаю наверняка.

— Значит — поможет, — уверенно заявил предправ, обменявшись коротким взглядом с Волконским. — Не сомневайтесь. Выбор-то у него невелик. Смолин, ты понимаешь, о чем я говорю?

— Более-менее, — махнув рукой на все, ответил ему я. — Но рискну предположить, что вы имеете в виду простую дилемму. Либо будет так, как хочет госпожа Ряжская, либо я могу писать заявление по «собственному».

— Борзо, но верно, — одобрительно улыбнулся предправ. — Твой выбор?

— Две недели отрабатывать? — уточнил я немедленно, с удивлением ощущая, как на душе стало легко-легко. — Лучше бы, если нет.

Да и хрен с ними, со всеми. Осень еще не наступила, опять же «бабье лето» впереди. Махну в Лозовку аж до первого снега, грибы там пособираю, травы. Антипку-паразита погоняю. Да и «останний летошний денек» недалек. Меня же красавица-русалка пригласила на их прощальную сезонную вечеринку, вот, схожу, посмотрю. А как захолодает совсем, начну работу искать. Желательно с «вахтовым» графиком, «два через два» там, или «три через три».

Все когда-то кончается. Прав тогда был Нифонтов, невозможно на двух стульях усидеть.

— Отработаешь, — сказал как отрезал предправ, сузив глаза. Он очень не любил, когда его приказы не выполнялись. — Как миленький. Тебе эти две недели годом покажутся.

Ох, ну вот зря ты так-то! Я же заморочусь, всю книгу переверну, но найду рецепт какого-нибудь особо забористого снадобья, от которого на лбу рог вырастает или неделю верхом на унитазе придется провести. Кстати! Вот и повод испробовать зелье Митрия, от которого у человека рожу корежит так, что смотреть на него страшно.

Но это — потом. В последний рабочий день. Сварю все заранее, а потом подловлю момент и зельем турку кофейную изнутри вымажу. В ней только предправу кофе варят, я это точно знаю. Для ВИПов вроде вот этой фифы есть специальная, гостевая.

— Кхе-кхе, — демонстративно-небрежно кашлянул я. — Кажись, простуда у меня. Может, ОРЗ, а, может, ОРВИ. Придется, как видно, больничный брать. Недели на две.

Сняв голову, по волосам не плачут.

— Стоп-стоп-стоп, — подняла руки вверх в примирительном жесте Ольга Михайловна. — Как мне кажется, у данной ситуации есть мирные пути разрешения, те, где никому не надо будет увольняться.

Э, тетка, это ты запоздала. Надо было раньше думать. Даже если теперь я дам свое согласие на помощь тебе, мне все одно тут не быть. Меня теперь отдел по работе с персоналом живьем сожрет, при поддержке службы безопасности. Так нервы вымотают, что легче уйти будет, чем от ударов со всех сторон уворачиваться.

— Если Смолин сделает то, что вы у него просите, возможно, я изменю свое решение, — подумав, изрек предправ. — Хотя штрафа в любом случае ему не избежать.

— А штраф за что? — удивился я.

— Неподчинение прямому приказу руководства, — вместо шефа сказал Волконский. — Это, Смолин, самый главный проступок из тех, что возможны в трудовом коллективе. И не только в нашем, а вообще.

Вот ведь как интересно. Слово «неподчинение» я совсем недавно уже слышал, и произнес его Хозяин кладбища, в аналогичной ситуации. Условно аналогичной, разумеется.

Миры разные, а замашки у власть предержащих одинаковые. Сделай чего не по их воле — и ты попал. С той, правда, разницей, что на мнение Костяного царя мне не плевать, потому что он полезен. А вот на этих… Решение принято, так что все стало куда как проще.

— Тут банк, а не армия, — весело сообщил я ему. — Всех под одну гребенку не подстрижешь.

Председатель правления печально посмотрел на женщину, как бы говоря: «Ну, вот что тут поделаешь?»

— Вы не оставите нас? — внезапно попросила моих теперь уже почти бывших руководителей Ряжская. — Мне кажется, в дальнейшей перепалке конструктива будет немного.

— Логично, — согласился с ней предправ. — Если я вам еще понадоблюсь, Ольга Михайловна, то скажите об этом Волконскому, он будет ждать за дверями переговорной. Смолин, когда освободишься, сразу можешь идти в отдел по работе с персоналом, там тебя будет ждать чистый лист бумаги формата А4 и ручка. Я позвоню, предупрежу их.

Мне очень хотелось уточнить у него, какой именно будет ручка — чернильной или гелевой, но я не стал этого делать. Во всем меру надо знать.

И мы снова остались с женщиной наедине. Она смотрела на меня, я на нее.

— Мне кажется, что я поступила не слишком правильно, — первой начала разговор она. — Но моей вины в том немного, это Алла неверно вас оценила. Она почему-то была уверена в том, что вы достаточно покладистый и контактный молодой человек. Ошиблась. Вы, юноша, бунтарь, по непонятной причине попавший в данное учреждение. Будь я лет на двадцать помоложе, непременно бы с вами пофлиртовала, я всегда любила плохих мальчиков.

Попытка засчитана, но заход слабоват. Подобными штуками меня не пробьешь.

— Следовало начать с другого, — продолжила женщина, выждав с полминуты и не увидев какой-либо реакции с моей стороны. — Надо было вам объяснить, зачем мне понадобилась ваша помощь. Дело в том, что моя мама умерла внезапно. Так случается, знаете ли. Она всегда была очень здоровым человеком, регулярно обследовалась у очень хороших врачей, но оторвавшийся тромб, увы, иногда заканчивает наши дни на Земле вдруг, без какого-либо объявления.

— Скорблю с вами, — дежурно откликнулся я.

— За несколько дней до этого мы с ней очень сильно повздорили, — печально сообщила мне Ряжская. — Очень. Со взаимными обвинениями, с обещаниями никогда больше друг с другом не общаться. Так и вышло, больше не общались, и это никогда уже не исправить. Так вот все эти три года не было ни дня, чтобы я не думала о том, что осталась непрощенной своей мамой. Нет, в душе я знаю, что, уходя, она не держала на меня зла, но мне надо это знать наверняка.

А ведь не врет. Правда не врет. Есть вещи, которые не сыграешь, будучи даже очень хорошей актрисой.

Черт, ну вот как мне изжить из себя эту проклятую жалость?

— Я не экзальтированная дура, — продолжала Ряжская. — Мне прекрасно известно, что подавляющее большинство экстрасенсов, колдунов и ведуний — это просто хорошие психологи. Ну или просто мошенники. И все равно я обращалась к ним, потому что ничего другого не оставалось. Знали бы вы, как надо мной потешался мой муж. И это ведь еще он не знает, сколько денег я на подобное спустила. Но это ладно, главное — результат. Его же, увы, как не было, так и нет. А потом Алла рассказала мне о том, как вы помогли ей с ключом, и мне стало предельно ясно, что кто-кто, а вы точно не мошенник. Да и произошедшее здесь данный вывод отлично подтверждает. Вы в состоянии мне помочь, но не желаете этого делать. Не знаю почему, но не желаете.

Я снова промолчал, хотя, наверное, и не стоило бы. По сути, я только что подтвердил правильность ее выводов.

— Давайте так, — сказала Ольга Михайловна. — Во-первых, я исправлю допущенную мной ошибку. Я скажу Сергею Станиславовичу, чтобы по отношению к вам не предпринимались никакие репрессивные меры.

Смешная, наивная женщина. Да он тебе что угодно пообещает, вот только мне от этого легче не станет.

— Не улыбайтесь, — попросила женщина. — Я не настолько наивная, как вы сейчас подумали. Мне прекрасно известны условия кадровых игрищ. Я не стану его о чем-то просить, я просто скажу, что вы с сегодняшнего дня мой личный менеджер в этом банке, вот и все. И смею вас заверить, этого будет достаточно.

А вот это сработает.

— Я бы, наверное, могла поговорить и о новой должности, и новой зарплате, но пока этого делать не стану. — Ряжская подалась чуть вперед. — Данный разговор разумнее будет отложить на потом, когда компания моего мужа станет акционером этого банка. Поверьте, это решенный вопрос, так что ждать придется недолго. И когда начнутся кадровые перестановки, я про вас не забуду. А они начнутся, ведь мы заходим сюда с большими деньгами и правом решающего голоса.

Посмотрев на Ряжскую, я чуть качнул головой, а после постучал себя по уху, давая ей понять, что, возможно, нас слушают. И даже записывают.

— Плевать, — отмахнулась та. — Бога ради. Так вот — это я сделаю в любом случае, просто чтобы исправить свою ошибку. А вот ваше будущее назначение зависит напрямую от вашего же решения. Как, впрочем, и некая премия за труды. Например, вот такая.

Женщина взяла из прозрачного квадрата, стоявшего на столе, листок бумаги, ручку и написала на нем цифру «3», к которой после добавила пять нолей.

По ходу, у меня появился личный тариф. Ее подруга заплатила мне столько же.

И это был уже веский аргумент. Чего она сразу с него не начала? Я бы, может, и кочевряжиться не стал.

Стоп.

А ведь это двухходовка. Классика жанра. Она специально устроила весь этот балаган с предправом, чтобы после выйти на эту беседу. Не кнут и пряник, но близко к тому.

Блин, если она такова, то ее муж, наверное, вообще монстр, который своих деловых партнеров сырыми ест. Не удивительно, что у них денег как у дурака фантиков. Это только в фильмах они просто так на какого-то везунчика могут с неба свалиться. Фиг такое в жизни произойдет, за большими деньгами стоят либо большие грехи, либо безукоризненный расчет и планирование. Но чаще всего и то, и другое.

В переговорке снова царила тишина, Ряжская смотрела на меня, а я думал о своем. Впрочем, недолго. Решение принято, теперь надо задать вопрос, от которого зависит возможно ли выполнить изложенную мне просьбу в принципе.

— Вашу матушку кремировали?

— Нет, — торопливо ответила Ольга Михайловна. — Она этого не хотела. Но хоронили в закрытом гробу. Она, видите ли, умерла не в России, а в Швейцарии. Последние года полтора она именно там проводила большую часть времени. Горничная, как назло, взяла выходной, а я ей по понятным причинам не звонила, так что тело нашли не сразу. Дело было летом, добавим сюда транспортировку… В общем, вы поняли.

— Понял, — кивнул я. — На каком кладбище она похоронена?

Мне очень хотелось, чтобы на том, которое мне уже знакомо как дом родной. Но чудес не бывает. Да и то — что теще крупного бизнесмена делать в районе МКАДА? Естественно, она нашла последнее упокоение на статусном погосте в центре Москвы.

Это плохо. Сердце мне вещует, что тамошний Хозяин будет не чета тому, с которым я худо-бедно свел дружбу. Но это ладно, что-нибудь придумается.

— Что вы хотите узнать? — задал последний вопрос я. — Простила ли она вас, я верно понял? Это все?

— Нет, — светлые волосы качнулись туда-сюда. — Подобное мне уже говорили не раз и не два. Еще вы должны будете мне назвать пароль от ее номерного счета в цюрихском банке. Кроме меня и мамы его никто не знал. Вообще никто. Если вы мне его назовете, значит, все остальное тоже будет правдой.

— Хорошо, — согласился я. — Договорились. Но у меня тоже есть условия.

Ряжская всем видом показала, что она готова меня слушать.

— Первое. Вы скажете Сергею Станиславовичу, что пошутили, и надо вам было вовсе не пообщаться с покойной матушкой. Просто я заинтересовал одну вашу подругу как мужчина, и вы приехали посодействовать нашему возможному роману. Вот такая вы романтичная филантропка.

Женщина задорно рассмеялась, похоже, эта идея ей понравилась.

— Второе. Вы меня не торопите, не теребите, не дергаете, не сопите в затылок. Как оно выйдет, так и выйдет. Ну и третье — я не даю гарантий того, что вообще что-то получится. Но в случае неудачи вы мне ничего и не должны.

— С вами приятно иметь дело, Саша. — Ряжская поднялась с кресла. — Ладно, пойду кидать тень на нравственную сторону вашей репутации. Ох, такого сейчас наплету!

— Это сколько угодно, — разрешил я. — Только вот что. Напишите мне на листочке координаты могилы вашей мамы. Ну номер участка и все такое. И еще ее имя, фамилию и отчество. Надо же знать, кого искать? И свой мобильный телефон запишите тоже. Надо же мне как-то с вами связываться будет?

Глава 20

Что интересно — после этой беседы у меня совершенно прошла головная боль. То ли эмоции повлияли на самочувствие, то ли еще что, но тем не менее — я изрядно взбодрился. Окончательно мое настроение поднял кислый вид Чиненковой, в чей кабинет я наведался вскоре после того, как покинул «переговорку». Ну а как по-другому? Руководство распорядилось — я пошел, куда сказали. Однако хватит на сегодня неподчинения.

— Вот скажи мне, Смолин, что ты такое натворил? — сказала она, барабаня пальцами по папке, лежавшей на столе. Отдельно замечу, что на этой самой папке красовались мое имя и фамилия. — Сначала мне звонит шеф и говорит, чтобы я готовила документы на твое увольнение. После он снова звонит и отменяет свой приказ, но при этом запрашивает твое дело и должностную инструкцию. И как это все понимать?

— Начальству виднее, — дипломатично заметил я. — Лично мне кажется, что он собирается сделать меня своей левой рукой. Место правой уже Волконским занято, но левая-то свободна?

— Вали отсюда, — посоветовала мне Чиненкова. — Шутник. Как по мне, разумнее было бы тебя уволить. Очень ты за последнее время изменился, понимаешь? Раньше сидел себе спокойно в каморке со своими коллегами-приятельницами, тебя ни видно, ни слышно. А теперь как-то сразу много стало.

— Харизму в каморке не спрячешь, раньше или позже она все одно наружу выпрет, — назидательно произнес я. — Стало быть, пришло мое время.

— Не резвись особо, — посоветовала мне кадровичка. — Если ты, харизматичный мой, будешь нормальный микроклимат в коллективе рушить, я тебе такую ротацию устрою, что мигом в Солнечногорске окажешься. Там, знаешь ли, всегда вакантные места есть.

После этих слов я счел за лучшее по-быстрому свалить на свое рабочее место. Предправ — это мощь, Ряжская — тоже, но против Чиненковой им не устоять. Эти двое бизнесмены и стратеги, а она — кадровичка. Она на все их союзы и договоренности чихать хотела. За ней тома должностных инструкций и внутренних положений стоят, помноженные на уверенность в том, что именно отдел по работе с персоналом и обеспечивает жизнеспособность банка. Что ей все эти дебеты, кредиты, паспорта сделок и нормативы Центрального банка? Так, семечки. А вот порядок быть должен!

Остаток дня я обдумывал, что мне, собственно, дальше-то делать? Точнее — с какой стороны лучше подступиться к вновь возникшей проблеме. Откуда, так сказать, лучше копать начинать.

И по всему выходило, что с Нифонтова. Во-первых, за ним должок, пусть, гад такой, отрабатывает свои косяки. Во-вторых — у него есть знания и связи в мире Ночи. Кто его знает, может он знаком с Хозяином того кладбища, на котором находится нужная мне могила? Если да — то это уже неплохо, потому как без тамошнего умруна мне никак не справиться с поставленной задачей. Я могу около могилы покойной мамаши хоть танцы с бубнами танцевать, толку от этого будет чуть. Сомневаюсь, что она на мой зов отзовется. А вот проблем за несанкционированные действия на даннойтерритории я заработаю гарантированно много.

Хотя тут вообще есть очень много «если». Если договорюсь с тамошним Костяным царем. Если мамаша Ряжской захочет со мной говорить. Да елки-палки, если она вообще там обитает. Старушка богу душу в Цюрихе отдала, и запросто может случиться так, что душа ее осталась в тех местах, где гномы из альпийского молока шоколад мастерят и пастухи в горах йодлями глотку надрывают.

Или попросту сразу отправилась в те места, где светят незарегистрированные в каталогах звезды и небо настолько синее, что аж глаза режет.

Но отработать все варианты надо, и на то есть масса причин. Первая — у меня из головы вместе с болью вылетели все мрачные мысли о скорой мести колдуна. Опасения остались, но само чувство ноющего зуба испарилось. Когда есть дело, ненужные размышления сами собой отходят на второй план. Второе — деньги. Я так-то парень не жадный, но от той суммы, что на бумажном квадратике была написана, не откажусь. Маленький стабилизационный фонд никому никогда не мешал.

Да, о деньгах. Вот любопытно — на самом деле пароль от счета знали только два человека? Или же все-таки один, причем тот, что покинул этот мир три года назад? С равным успехом верным может оказаться любой вариант.

Но, по большому счету, правда мне безразлична, и интерес этот исключительно умозрительный. У нас тут жизнь, а не кино или книга, и даже если я буду знать пароль от счета, то все равно никогда не доберусь до денег на нем. И не только потому, что не знаю, в каком банке этот счет. Просто служба безопасности господина Ряжского прострелит мне колени, а то и голову куда быстрее, чем до меня отродье Кащея доберется. В чем-в чем, а в этом я уверен.

В общем, после работы я добрел до Гоголевского бульвара, приземлился на одну из пустующих скамеек и набрал оперативника.

— Александр? — удивленно отозвался в трубке голос Нифонтова. — Не ждал, что ты позвонишь так быстро.

— Чего это? — не удержался от ехидства я. — А если мне тревожно? Вдруг мерзкий колдун уже плетет вокруг меня свои сети и жаждет мести?

— Ничего он не плетет, — хмыкнул оперативник. — И вообще можешь спать спокойно. Насколько мне известно, он собрался спешно сваливать из столицы, как я и предполагал. Правда, не факт, что успеет это сделать, мы надеемся прихватить его до того, как это случится. Сработал наш план, засветил он свое логово. И если все пойдет как надо, то данная угроза твоей жизни окончательно перестанет существовать. За остальные не поручусь, потому что ты мастер находить проблемы на свою голову, но эту точно нейтрализую.

— Хорошие новости, — порадовался я. — Слушай, у меня еще один вопрос есть.

— Излагай, — разрешил Николай.

Я изложил, разумеется, не касаясь мелких деталей, вроде того, что мне за это заплатят и что заказчица вышла на меня не случайно, а по наводке. Не думаю, что ему про это следует знать. Лишнее это.

— Слушай, а ты умеешь слушать, — подытожил мое повествование оперативник. — Я-то тогда за едой пошутил, а ты и впрямь начал ставить свои новые способности на коммерческие рельсы.

— Не смешно, — возразил ему я. — Мне доброе дело хочется сделать, женщине красивой помочь.

— А еще наверняка богатой, — в тон мне сказал Нифонтов.

— Красивой, — возразил я. — Не в деньгах счастье, Николай. Главное — людям служить. Так что, ты Хозяина того кладбища знаешь?

— Я — нет, — помолчав, ответил оперативник. — Пал Палыч вроде в теме, но он тебе помочь не сможет, у него других дел в ближайшие дни как грязи. Саш, да ты не парься. Если ты знаком с одним Костяным царем, считай, что все остальные тоже уже в курсе, кто ты такой есть.

— Между ними есть связь? — восхитился я. — Типа ментальная?

Ну что эти ребята иногда встречаются дабы пообщаться, я знал, но тут-то другое.

— Фигальная, — невежливо буркнул Нифонтов. — Это мир Ночи. Здесь и без всякой связи новости разносятся мигом. А ты за последнее время успел то тут, то там наследить. Главное, не забудь с собой подношение взять и держись поскромнее. И не наглей чрезмерно, с тобой такое случается.

— Понятно, — немного расстроенно ответил ему я. — Ладно, и на том спасибо.

— И еще, — подумав, добавил оперативник. — Возьми-ка ты с собой Женьку, от греха.

— Вообще-то слова «возьми Женьку» и «от греха» совершенно между собой не сочетаются. С этой рыжей только о них, родимых, и думается.

— Ну раз ты так резвишься, то все не так уж и плохо, — подытожил Николай. — А Женьку ты все-таки с собой прихвати. Знаешь, уверенность в том, что спина прикрыта — великое дело. Да и ей это полезно будет. Девочка выросла, пора в одиночку потихоньку начинать работать.

— Ну не знаю… — протянул я.

— Саш, мне не ври, — попросил Нифонтов. — Ты же на нее еще тогда в лесу запал, когда мы вас от ведьм спасали. Я же не слепой?

— Чего? — опешил я. — Ты в своем уме? Знаешь, у меня и так жизнь не сахар, потому добавлять в нее эту рыжую бестию охоты нет вообще никакой.

— Ну-ну, — насмешливо бросил Нифонтов, а после добавил: — Когда на кладбище поедешь? Сегодня?

— Я не ты, у меня встроенного внутрь аккумулятора нет. Сегодня я спать собираюсь, а вот завтра как раз и махну туда. Тем более, что потом выходные будут.

— Ясно. — Нифонтов чем-то хрустнул, вроде как сушкой и продолжил говорить уже жуя. — А в Лозовку еще собираешься в этом году наведаться?

— Не знаю, — честно ответил я. — А что?

— Да вот думал тебе на хвост упасть. Осень на носу, в лесу небось грибов полно. Сто лет за грибами не ходил. И на рыбалку тоже.

А почему бы и нет? В следующую субботу как раз последний день лета, так почему бы и не совместить приятное с полезным? Сам ночью свалю на реку, а Нифонтова пусть Антипка как следует погоняет в темноте, подушит его, посопит над ухом. Впрочем, если оперативник надумает со мной увязаться, то флаг ему в руки. Что-то мне подсказывает, что русалки, если захотят, от присутствия этого красавца избавятся очень-очень быстро. Утонуть я ему не дам, но посмотреть на то, как его под воду поволокут, не откажусь.

— Ну хочешь, на следующие выходные с тобой туда рванем? — предложил я. — Только на твоем транспорте. Своего у меня нет.

— Хочу, — сразу согласился Николай. — Женьку с собой брать будем?

— Будем, — одобрил его предложение я, выслушал ожидаемое ехидное хихиканье и добавил: — И Пал Палыча своего тоже бери. Он же хотел с Дарьей Семеновной пообщаться.

А почему нет? Я всегда любил смотреть бои без правил. Да и ведьмам из Лозовки следовало дать понять, что у меня на самом деле есть друзья, которые захотят узнать, что со мной случилось, если вдруг в один прекрасный момент я не вернусь из очередной загородной поездки. Не слишком я верю в их доброту и сомнительный нейтралитет.

— Вот и договорились. — Нифонтов хрустнул очередной сушкой. — Женьке сегодня-завтра позвони, скажи, где вы встретитесь вечером. И, Саш, личная просьба — приглядывай за ней. Она девчонка на самом деле хорошая, но очень уж увлекающаяся. Заносит ее иногда.

— Офигеть, — вздохнул я. — По идее, это она за мной приглядывать должна.

— Я передам твое пожелание, — пообещал Нифонтов совершенно серьезно.

— Это шутка была, — поправился я немедленно. — Шутка!

— Не знаю, не знаю. Я поверил. Ладно, если что — на созвоне. Отбой.

Ближе к дому дневной адреналин из крови улетучился окончательно, потому в квартиру я буквально ввалился, зевая и сонно моргая глазами. Меня разморило настолько, что я с трудом отвечал на вопросы Родьки, Вавилы Силыча и Кузьмича, которые, похоже, ждали меня так, как дети ждут с работы матерей. Ну все мы в детстве ждали, когда мамка домой придет, чтобы потом залезть в ее сумку и узнать, что она нам вкусненького принесла.

Хотя их можно было понять — на кону стоял престиж дома, а то и микрорайона. А данных для анализа у подъездных не было никаких.

— Марина-то сначала спала, — рассказывал мне Вавила Силыч, отхлебывая чай из кружки. — Потом проснулась и как начала матерно выражаться! Она всегда сильна была посквернословить, но тут уж так разошлась, так разошлась! Мне лет много, но и то я не все выражения знаю, что она в ход пускала! Потом пять тарелок разбила и две чашки, потом кому-то позвонила несколько раз, но не дозвонилась и снова ругалась. И только после этого опять спать легла. И главное — непонятно, что с ней там случилось! Мы решили, что она проиграла, потому и недовольная такая. Она проигрывать не любит. Помню, ее как-то один мужчина бросил. Приехал он тогда к ней и говорит: «Ты, Марина, женщина красивая, но жить с тобой невозможно, потому нам надо расстаться». Ну подруга твоя сначала смеялась, это когда мужчина только за дверь выходил, потом плакала, а потом посуду била. И ведь не потому, что его любила, а из-за того, что не она его бросила, а он ее.

— Да ты психолог, Вавила Силыч, — устало заметил я.

— Сама она это упомянула, когда подруге про это рассказывала, — пояснил подъездный. — «Меня, — орала, — никто бросать не имеет права. Это я всех бросать должна». Очень переживала. Даже выпивала потом два дня. Самолюбивая.

— Не проиграла она, — зевая, обрадовал подъездных я. — Наоборот — выиграла. Всех обошла.

— Чего ж тогда ругается? — опешил Родька. — Радоваться надо!

— Иди, спроси у нее сам, — посоветовал я ему. — Мне это неизвестно. Может, от того, что теперь ей смысла нет дальше участвовать в шоу, она же уже всем нос натянула.

— Выиграла, — потер лапы Кузьмич. — Ну все, бухта телевизионного кабеля таперича наша!

— Какая бухта? — заинтересовался я.

— Да мы с подъездными с соседней улицы об заклад побились — победит наша Марина или нет, — объяснил мне Вавила Силыч. — Те ее шалавой называли и говорили, что первой она станет, если только там надо будет какие непотребства учинять. Ну вот на бухту кабеля телевизионного и поспорили. У нас с ним дела плохи, об ту неделю крысиная стая пробегала, они к осени завсегда в центр города откочевывают, потому как там теплее и корму больше, так они здорово провода погрызли. Крысы же, за ними не углядишь. Пока одну прибьешь, десяток рядом чего-то схарчат. А у нашего ТСЖ в бюджете закупка нового кабеля не значится.

— А еще я ихнему главному непременно морду намну, как залог получим, — добавил Кузьмич. — Маринка эта, конечно, распустеха, клейма ставить негде, но о том только мы меж собой говорить можем, это наше дело. А остальным, тем, у кого дома не серые, а синие, лучше в тряпочку помолчать.

— Чем же синий дом хуже серого? — полюбопытствовал я.

Подъездные посмотрели на меня, как на ребенка, и ничего на это не ответили. Мол — сам-то подумай, Саша. Синий цвет у дома — это же просто позор какой-то! Дом должен быть серым!

А вообще — вот популярная все-таки Маринка какая. Про нее даже на соседней улице все знают. И, что примечательно, даже подъездные за нее друг другу рожи бьют.

— Шел бы спать, Ляксандр, — сказал вдруг Кузьмич. — Ты, того гляди, на стол грянешься и его поломаешь. Или челюсть свернешь, зеваючи.

— Пойду, — признал его правоту я. — Завтра все в деталях расскажу, честное слово. А сегодня вообще сил нет.

— Чего рассказывать? — огладил бороду Кузьмич. — В субботу сами все увидим по телевизеру. Я уж и квасу припас.

— А я сухариков с солью в двадцать второй квартире насушил, — добавил Вавила Силыч. — Тамошние хозяева на теплые моря третьего дня уехали, а духовой шкаф у них до чего хорош! Сухарики получились на диво!

— Родька, ты тоже подумай, чем мы гостей угощать будем, — подавив зевок, попросил слугу я. — А то нехорошо получится.

— Вот это ты брось! — погрозил мне пальцем Кузьмич. — Тоже мне выдумал. В твоем дому веселины проходят, да ты же еще нас и угощать будешь. Не по покону это!

Нет, надо будет этот покон любыми правдами и неправдами раздобыть и прочитать, просто чтобы выяснить — есть ли в земном существовании хоть какая-то стезя, которую он не регулирует.

Додумывал я эту мысль, уже падая лицом на подушку. Наверное, надо было бы перед этим снять штаны и рубашку, но сил на эти телодвижения уже не хватило. Черт с ним, завтра с утра пройдусь по ним утюгом.

Вот только поспать мне долго не удалось — вроде только-только глаза сомкнул, а вот, уже и проснулся. В комнате стояла густая темнота, какой я даже не припоминаю. И почему-то рядом журчала вода. Она-то, скорее всего, меня и разбудила.

— Родька, мать твою так! — крикнул я. — Ты чего, кран не закрыл?

Не хватало только соседей снизу залить. Они у меня и так довольно скандальные, а учитывая то, что прошлой зимой у них капитальный ремонт как раз закончился… Беда будет, короче. Многосерийная и мелодраматическая.

— Что такое «кран»? — услышал я за своей спиной женский голос, в котором не было ничего живого. Вроде как мне вопрос задали, но вопросительных интонаций в помине не имелось.

Знаете, есть такая «дистиллированная вода». Она выглядит как обычная вода, но вот только всякий вкус у нее отсутствует полностью. Простая вода — она ведь хоть какой-то, да имеет. Может быть, привкус песка там, хлорки, металла — но он есть. А у дистиллированной никакого нет.

Вот и тут голос, как та вода.

Но даже не это главное. Вопрос — а это кто вообще? И как обладатель данного голоса попал в мою квартиру? Покон же запрещает пересекать порог моего жилья без приглашения. Да и нож из притолоки никуда не девался.

— Я задала вопрос, — голос раздался прямо за моим правым плечом, и тут я понял, что не лежу, а стою.

Это странно. Я же с кровати не поднимался.

— Из крана течет вода, — сообщил я тому, кто стоял у меня за спиной. — Открываешь его — она течет, закрываешь — нет. Если открыть два крана, то холодная вода смешается с горячей и достигнет состояния «самое то».

— Чудно, — отметил голос. — Чего вы, люди, только не придумаете. У меня здесь такого нет.

— А журчит что? — повертел головой я, пытаясь увидеть собеседницу, но вокруг была все та же тьма, проходящая по разряду «коли глаз».

— Река, — любезно дали мне ответ. — Смородина.

— Чего — «смородина»? — не понял я.

— Имя реки — «Смородина».

Стоп-стоп-стоп. Река «Смородина». Где-то я это слышал, причем совсем недавно. И давно, впрочем, я тоже это слышал. Что-то такое было в детстве — Калинов мост, чудище о ста головах. Или о трех? Нет, это все не то.

Или то?

Женька. Женька упоминала реку Смородину. И Калинов мост тоже. От этого моста надо было повернуть налево, и тогда можно прийти к дому…

Твою-то мать!

Я попытался ущипнуть себя за руку — и не преуспел. То есть — может, и ущипнул, но боли никакой не почувствовал. Я даже не ощутил, как сам себя за руку взял.

Стало быть, я не проснулся. Это все сон!

Но вот только очень он реалистичным выглядит, несмотря на темноту вокруг. Реалистичным, широкоформатным, с «3D» и эффектом присутствия.

Нет, мне еще с тех времен, когда я был в Лозовке, периодически снились странные сны, в которых я бродил по каким-то серым равнинам и что-то искал, но там я точно знал, что сплю. А здесь… Тут все по-другому.

— Ты прав, ведьмак, это сон, — в голосе той, кто стоял у меня за спиной, вдруг появилось что-то настоящее, живое. — Ты здесь — и ты не здесь. Тело твое осталось в том мире, который про меня давно забыл. А душа — тут, у меня в гостях.

— Морана? — утвердительно спросил я.

— Ты про меня знаешь? — теперь я услышал и вопросительные нотки. Такое ощущение, что эта… Женщина? Богиня? В общем — эта сущность потихоньку размораживалась после того, как долгое время провела в анабиозе.

— Знаю, — подтвердил я. — Да и не так уж про вас там, у нас, и забыли. И писатели фэнтези про вас помнят, и даже художники некоторые. А уж дети Ночи вообще через одного.

— Но ты, ведьмак, не спешил принести мне жертву, — обвинила меня сущность. — Хотя и пошел по той дороге, что ведет ко мне. Давно никто из вашего племени не выбирал ее, никому не мила Морана. Всем любы Жива да Леля, Сварог да Перун. А меня словно и нет.

— Это не я дорогу выбрал, а она меня. Да если по-честному, я и в ведьмаки не рвался.

— Жертва, ведьмак. — Морана, похоже, не особо меня и слушала. — Живая кровь, трепещущее сердце на камне. Отдай мне чужую жизнь — и наши судьбы будут связаны.

Интересно, а она может сделать так, что я во сне умру, а там, дома, не проснусь? Я вот читал, что фильмы про Фредди Крюгера — они не на ровном месте появились. Что в каком-то американском городке померли штук шесть подростков, которые перед этим жаловались, что какое-то существо их во сне гоняет по закоулкам и убить хочет. То есть — фильм был снят по реальным событиям, туда разве что добавили маленько эффектов, жуткую песенку и молоденького Джонни Деппа.

Я это к чему — стоит ли ей говорить, что я не хочу никого убивать? Не мое это. Морду набить — это пожалуйста, а чтобы жизни лишить — это нет. Нет, в порядке самообороны, как тогда на поляне с ведьмами — возможно. Но из ритуальных соображений — это без меня.

И уж точно сердце вырезать не смогу. Даже у курицы. Я как представлю, что руку в кровавую жижу надо засунуть и сердце оттуда вынуть, так меня даже тут, во сне, тошнить начинает.

— Новые люди стали слабы, — сообщила мне Морана. — Ты колеблешься, ведьмак. Ты растерян. Ты напуган.

— Не без того, — признал я. — Так ведь и неожиданно это все. Не каждый день разговариваешь с богами славянского пантеона.

— Это сон. Разве во снах с тобой не случается того, чему в обычной жизни не место? Возможно, и то, что ты видишь сейчас, только морок.

Странно. По всему она должна была меня сейчас спросить: «Что такое славянский пантеон»? Но — не спросила. Это она, значит, знает, а что такое «кран» — нет?

Двойные стандарты, однако. Так не бывает.

— Я ничего сейчас не вижу. Темно же.

Щелчок пальцев — и мир вокруг немного прояснился, но все вокруг осталось каким-то ненастоящим, полупризрачным. В серо-синем небе светило мутное, подернутое серой дымкой, солнце, а рядом со мной, шагах в двадцати текла река, воды которой были окрашены в темно-багровый цвет. Правильней было бы назвать эту реку не просто «Смородиной», а «Черной Смородиной».

А противоположный берег, тот, что виднелся за водой, был весь серый-серый. И, сколько глазу хватало, пустой. Равнина, да и только.

— Здесь теперь всегда так, — объяснила мне та, что стояла за спиной. — Нас забыли, и то место, где мы обитали со времен основания мира, потеряло краски жизни.

Я повернулся к своей собеседнице, решив, что пора на нее взглянуть.

Морана была красива. Даже нет — она была прекрасна. Вот только красота эта была не от тварного мира, она не имела ничего общего со знакомыми с детства и самыми родными чертами лица матери или с незабываемым на всю жизнь обликом твоей первой женщины. Это было нечто другое, то, что словами описать нельзя. Просто не получится. Потому что в полной мере невозможно передать, насколько прекрасна Жизнь тогда, когда ты молод, или Смерть тогда, когда ты устал ее ждать.

Морана была и тем, и другим, едина в двух лицах.

— Каков твой ответ, ведьмак? — спросила она у меня. — Ты готов служить мне и только мне, отринув иных богов?

Что интересно — чем дальше, тем больше оживал ее голос, теперь это была не речь безликого существа, с которым я беседовал всего-то пару минут назад.

— Думать надо, — уклончиво ответил я, не решаясь дать категоричный ответ. — Но сразу скажу — я людей на жертвенных камнях резать не стану. У нас это не принято. Мир изменился, госпожа Морана, и очень здорово.

— Мир все тот же, — холодно сообщила мне она. — Реки впадают в море, деревья оживают весной и спят зимой, а солнце всходит на востоке. Люди изменились, люди. Они перестали различать, где свет и где тьма, что такое доблесть и что такое трусость. Мало того — они теперь часто выдают одно за другое, после чего сами охотно верят в этот обман. Но то люди. Ты к ним отношения не имеешь, ты ведьмак.

— Начинающий, — заметил я. — Можно сказать — новорожденный. Госпожа Морана, я до сих пор толком не разобрался в том, что из себя мир Ночи представляет, а вы меня заставляете такое серьезное решение принимать. Да я покон до сих пор даже не прочел!

— Покон нельзя прочесть. — Морана сделала короткий шаг и оказалась совсем уж рядом со мной, я ощущал холод, идущий от ее тела. — Его можно только принять или отвергнуть. Примешь — станешь одним из многих. Отвергнешь — станешь изгоем, которому дозволено все до тех пор, пока за ним не придет Смерть. Таких изгоев немного, но это проклятое семя все еще топчет дороги мира.

— Потомки Кащея? — сообразил я, о ком она ведет речь. — Да, те еще уроды. Я тут с одним недавно сцепился, и здорово его разозлил. Он меня даже убить пообещал.

Губы Мораны искривились, это было первое изменение в ее лице с той поры, как я его увидел. До того они не шевелились даже тогда, когда она говорила. Выглядело подобное диковато, но, поскольку это сон, я не особо стал загоняться по данному поводу.

— Хорошая жертва, — сказала она мне.

— Вы имеете в виду меня? — уточнил я. — Если он меня грохнет, то это будет хорошая жертва?

— Не он тебя, а ты его, — пояснила Морана. — Пусть будет так! Я приму его от тебя как закладной дар. И даже сердце не придется вырывать, как ты и хотел. Эту погань надо выжигать как гадючье гнездо, тут добрая сталь не поможет.

— А если чужими руками? — сразу уточнил я. — Ну костерок не конкретно я запалю, а кто-то другой? Всяко может повернуться, согласитесь?

— Главное, крикни, когда пламя вскинется вверх как столб: «Морана, эта жертва тебе». И тогда я пойму, что ты принял меня как свою повелительницу, и наши судьбы связаны воедино до самой твоей смерти. Поверь, ведьмак, если все будет так, то ты обретешь больше, чем потеряешь.

Хреновая рекламная компания, прямо скажем. Нет чтобы перечислить все, что я получу в этом случае. Ну или хоть обозначить как-то. А так прямо какой-то кот в мешке получается.

— Идет, — тем не менее, сказал я. — На том пока и остановимся.

На мои щеки легли ледяные ладони, глаза Мораны приблизились, и я ощутил, как наши губы соприкоснулись.

— Ты отмечен мной, ведьмак, — не отпуская мое лицо, сказала она мне. — Это тебя ни к чему не обязывает, это мой тебе дар.

— И что он дает? — решил особо не скромничать я.

— Узнаешь, — губы богини искривила улыбка. — Главное, помни о том, что в мире осталось еще много тех, кто некогда служил мне, они увидят то, что должно. Но и те, кто поклонялся моим врагам, никуда не делись. Будь внимателен, будь мудр, старайся отличить правду от лжи, а дружбу от ненависти. И помни о том, что часто одно от другого отличить очень трудно. А теперь — прощай.

И вот тут я снова проснулся. Правда, вокруг темноты никакой не было, а были самые обычные предрассветные сумерки. И все вокруг было привычно и знакомо — диван, шкаф, кресло с посапывающим на нем Родькой.

На всякий случай я себя ущипнул. Нет, все нормально. Мне больно, а значит, это точно не сон.

А вот то, что я видел, когда спал… Интересно, это было взаправду, или подсознание выкидывает фортеля? С таким-то количеством геморроев это неудивительно. Кстати — в последнее я верю куда больше. Не потому, что мне так спокойнее, а просто потому, что это звучит реалистичнее.

Но можно и проверить. У меня есть личная лакмусовая бумажка на такой случай.

— Родька, — приподнявшись на локтях, гаркнул я. — Подъем.

Мой слуга и не подумал просыпаться, знай себе сопел в две дырочки.

— Совсем разболтался, — посетовал я и запустил в него подушкой.

— А, чего? — переполошился мохнатик и замахал лапами, отбиваясь от внезапно напавшего противника. Само собой, подушку он победил, а после уставился на меня.

— Сюда иди, — потребовал я, спуская ноги на пол. — Смотри в оба. На меня, чудило, на меня. Ничего не замечаешь?

Что в Родьке хорошо, так это то, что лишних вопросов вроде: «а зачем» и «чего я должен увидеть» он не задает. Спрыгнул с кресла, подбежал и выполнил требуемое.

— Ну? — требовательно спросил я. — Чего?

— Волосы растрепаны, — почесав левое ухо, произнес Родька. — Прыщик на подбородке вылез. Что еще? Рубашка мятая, и воротник у нее грязный. А, понял! Постирать и погладить, да?

— И это все? — уточнил я.

— Еще портки надо погладить? — начал нервничать Родька. — Хозяин, да я бы еще с вечера, но ты же в них сам спать залег. А так бы я…

Судя по всему, это все-таки был только сон. Чтобы слуга ведьмака не распознал дар богини, пусть и древне-затрапезной? Да ну, не бывает.

Надо бы «афобазол» попить маленько. Или «глицин». Нервишки подлечить. Тогда и хрень всякая сниться не будет.

Тем временем Родька начал нервничать и перебирать все возможные причины такого моего поведения.

— Хозяин, если ты насчет тех сухарей с сахаром и изюмом, так это не я их съел, а Кузьмич, — затараторил он. — Кузьмича ведь завсегда приветить надо, а он такие сухари…

— Телефон неси, — сказал я Родьке, не дослушав трогательную историю о гастрономических пристрастиях Кузьмича. — И чайник потом поставь, завтракать будем.

Надо Мезенцевой позвонить. Ну да, на дворе шесть утра, но почему бы и нет? Она девочка необычная, так будем соответствовать. Как там у Грибоедова? «Едва рассвет, а я у ваших ног».

Глава 21

— Если скажешь что-то вроде: «Поцелуемся», то я пну тебя в ногу, — сразу заявила Мезенцева, когда вечером мы встретились с ней на «Таганской». — И очень больно. Я вообще здорово пинаюсь!

— Из чего вывод — спать с тобой небезопасно, — констатировал я. — Вот так только сон начнешь смотреть, и тут тебе в бок коленом — бах! И все, ворочайся потом до утра.

— Так себе шутка, — обличительным тоном заявила Евгения. — Слабенько.

Ну да, так себе, даже спорить не буду. Но это и неудивительно, учитывая какой день сегодня выпал на мою долю.

Не знаю, чего там Ольга Михайловна предправу наговорила, но такого количества сальных, презрительных, заинтересованных и даже завистливых взглядов как сегодня, я в жизни на себе не ощущал. Пара человек даже похлопали меня по плечу и одобрительно сообщили, что я «молодца», «красавчик», и что «лучше лежать на богатой тетке, чем сидеть на голом окладе».

Короче — все в банке теперь уверены, что я любовник Ряжской. И это, по ходу, еще одна напасть на мою голову. А что, если эти новости достигнут ушей ее законного супруга? Он ведь разбираться не станет, сказки это или нет, а просто мне голову открутит. Причем, возможно, собственноручно. Я его видел, дядька хоть и немолодой уже, но крепкий.

Хотя позитив в этой ситуации тоже есть. Увольнять меня точно не станут, это с гарантией. Более того — Волконский нынче приперся в нашу каморку ни свет ни заря и прямо с порога предложил мне переехать в другой кабинет, попросторнее и с окнами. И очень удивился, когда я ответил ему отказом.

Заходил и Косачов, менеджер по работе с ВИП-клиентами, который до того нас своим присутствием особо не баловал. Он вообще всех, кроме предправа и еще пары человек, в грош не ставил, считая, что именно благодаря его умениям и стараниям банк пока остается на плаву.

Но тут, как видно, происходящее его изрядно взволновало, и он примчался ко мне выяснять, не попытка ли это дворцового переворота, не посягаю ли я на чужую делянку? А именно — на его место.

Косачов говорил много, красиво и непонятно. Я так и не взял в ум, чего он конкретно хотел — договориться со мной или напугать? Просто сомнительных комплиментов в адрес моего профессионального роста и неприкрытых угроз в его словах было равное количество.

Мои девчули, не поняв, что вообще здесь происходит, тут же умчались за новостями наверх, а вернувшись, посмотрели на меня с недоуменным уважением. Как видно, они точно не ожидали такой прыти. Наташка даже изрекла: «Самэц», что в ее устах было равнозначно похвале.

В общем, все вышло как всегда — в одном месте прибыло, в другом убыло.

Вот только весь этот повышенный ажиотаж не очень меня радовал. Я не люблю вылезать на передний план и служить развлечением для госпожи любезнейшей публики. Не мое это. Я даже в школьную пору в хоре не пел, а просто рот открывал в последнем ряду.

Потому и шуточки нынче выходили корявые.

— Фарш купила? — решив перевести разговор в другую плоскость, спросил я у Евгении.

— Купила, — раздраженно ответила та. — Хотя мог бы и сам расстараться, подобные продукты покупать — это не мое. Сначала в «Мясной лавке» меня какая-то старушенция «хозяюшкой» назвала, а потом три собаки за мной как на привязи до остановки шли.

— Это твой входной билет в мой богатый внутренний мир, — пожал плечами я. — Одно дело тебя на псевдосвидании кормить, и совсем другое провести за кулисы кладбищенской жизни. За все надо платить, душа моя. Натурой с тебя не возьмешь, так хоть фаршем мзду отдашь.

— Слушай, Смолин, ты давай, не перегибай палку, — даже побледнела от злости Женька. — Натурой ему, а?

— Я имел в виду котлеты, и не более того. Но ты ни разу не хозяюшка, потому — фарш.

— Дурак, — буркнула девушка. — Ну, куда идем?

— Ужинать, — повертел головой я, рассматривая близлежащие вывески. — У нас времени вагон. Раньше одиннадцати на погосте делать нечего, поверь мне. Оно, конечно, неплохо бы еще засветло найти сухое дерево, но потом там придется часа два ошиваться, а по нынешним погодам это не есть «гуд». Продрогнем. Так что пошли, перекусим. Я угощаю.

— Естественно, ты, — и не подумала возражать Мезенцева. — Я в последний раз за себя сама платила в те времена… Да не помню даже когда. В далеком беззаботном детстве.

В результате мы добрались до кладбища только в районе тех самых одиннадцати часов. Уже стемнело, небо было темно-звездным, чуть ли не впервые за последнее время. Ушли тучи из Москвы, в нее вот-вот должно было вернуться последнее тепло. Правда, синоптики сообщали, что это не последний аккорд уходящего лета, а первые признаки наступающей осени, но мне хотелось верить в лучшее. Как, впрочем, и всем остальным горожанам.

Кладбище, конечно, было что надо. Вот все говорят, что, мол, на том свете все равны, и с собой туда ничего не заберешь. Насчет последнего пункта ничего не скажу, а по первому возражений полно.

Здесь дорожки, между прочим, были пошире, чем на родном мне погосте. И выложены были не дешевой плиткой, а дорогой брусчаткой, вот так. А еще здесь фонари имелись не только на главной аллее, но даже и на некоторых боковых, в основном на тех, где возвышались ростовые монументы красного и черного гранита, те, с которых на нас смотрели плечистые парни в расстегнутых пиджаках и с добрыми открытыми лицами. Похоже, что именно это кладбище было трендовым в 90-х, а потому наиболее реальных пацанов, полегших в междоусобных войнах за ларьки и рынки, прикапывали в основном тут.

Нет, на нашем погосте тоже имелись стелы, на которых красовались надписи «Серега, ты ушел красиво» и «Колян, мы за тебя отомстили», но их было не то чтобы много. А тут — прямо ярмарка тщеславия. Одного даже в бронзе изваяли, в полный, почти двухметровый рост, с «трубкой» старого образца в одной руке и сигаретой в другой. Очень впечатляет, серьезно.

Впрочем, тут и без «братвы» интересных захоронений хватало. Имелся здесь и генералитет, и актеры и «селебрити» разные. Кладбище именитое, престижное — чего удивляться? А в старой его части, так вообще, наверное, можно разных статских советников найти и даже министров времен какого-нибудь Столыпина, а то и Плеве.

Ох, что-то мне стремно опять становится. Если тут обитатели такие, то какой же у них повелитель? Лютый небось.

— Молодой человек, — зашуршали кусты слева. — Помогите мне, а? Или вы, девушка!

— За «молодого» — спасибо, — сухо произнес я, останавливая Женьку, которая было дернулась к кустам. — А вот насчет человека — это вы промахнулись. Ведьмак я. Ну что, помощь еще нужна?

Ответа не последовало, да и шорох мигом стих.

— Тебя что, не учили, что здесь, в доме мертвых, никогда никому помогать нельзя? — строго спросил я у девушки. — И имя свое незнакомым людям называть тоже запрещено.

— Ну что-то такое Вика говорила, — смутилась вдруг девушка. — Но я не очень слушала…

— Очень зря, — без тени шутки произнес я. — Помнишь, что Маринка позавчера ночью отколола на том кладбище? Хочешь так же? Только из нее чужая душа вышла сразу после того, как поручение своего повелителя выполнила, а тебя неизвестно когда отпустят. И в каком после этого состоянии тело останется, тоже фиг знает. Мозги включай, мы не в аквапарке. Это — кладбище. Причем чужое кладбище, где я никого не знаю.

— Именно так дело и обстоит, все сказано предельно верно, — подтвердил мои слова чей-то голос, раздавшийся с боковой аллеи, на которую фонарей не хватило. — Приятно встретить в наших краях образованного человека. Ах, извините — ведьмака. И сразу возникает вопрос — что именно его сюда привело?

— Дела, — с готовностью ответил я. — Дела, как это ни печально. Нет, по такому достойному погосту и просто погулять в радость, очень уж тут славно, покойно, красиво. Но не в этот раз. А, если не секрет, с кем мы имеем дело? Не покажетесь?

— Почему нет? — ответил мне нежданный собеседник, и секундой позже мы увидели стройного молодого человека в длинном зеленом сюртуке, вроде тех, что носили чиновники при царе. Разумеется, он был призраком, но ничего другого я и не ожидал. — Позвольте отрекомендоваться — Самсон Орепьев-третий, чиновник канцелярии при московском губернаторе. Увы, давно покойный.

— Ну мы все не вечны, — посочувствовал ему я. — Досточтимый Самсон, можно ли будет вас попросить проводить нас к Хозяину этого кладбища? У меня дело именно к нему. Только прежде я хотел бы сделать подношение, как того и требуют правила и покон.

— Покон надо чтить, — склонил голову призрак. — Следуйте за мной, я провожу вас к сухому дереву. Ну а после, если на то будет воля повелителя, сопровожу вас к нему. Ну или убью, тут уж как он пожелает.

Женька дернулась, курточка, что была на ней надета, распахнулась, и я увидел, как в свете фонарей тускло мигнула серебряная нашлепка на рукояти ножа, такого же, какой был у Нифонтова. Он был нацеплен на широкий пояс, продетый в петли джинсов. Странно, раньше я подобного оружия у нее не видел, только пистолет. Может, ради похода в незнакомое место прихватила с собой? Я-то тоже свой взял, от греха.

Наивная, как не знаю кто. Ясно ведь, что нас просто пугают. Им без подобного никак.

Но сказать следует другое. Однако это политика. Мир Ночи, мир Дня — переговоры везде едины. Говори что должно, не выдавай свои истинные мысли, и даже на мирный вопрос «сколько времени?» отвечай фразой: «прежде чем я сообщу вам данную информацию, мне надо посоветоваться со своим юристом».

— Это его земля, его владения и его воля. Мы это знаем, и заранее благодарны вашему повелителю за любое его решение.

Орепьев-третий на это ничего не сказал, но это и неважно. Главное, что синеватые отблески, окружающие его фигуру, не сменились на багровые. Значит, все идет так, как надо.

Если совсем честно — я меньше всего волновался за то, как мы отсюда уйдем. Мертвые страшны только тогда, когда ты их боишься. Если страха нет, то ничего с тобой не случится. А вот за результат крайне переживал, причем сразу за все слагаемые. Примет ли нас Костяной царь, здесь ли дух мамаши Ряжской? Слишком много петелек у этого плетения.

Чуть отпустило меня после того, как я плюхнул фарш из пакета (Женька не поскупилась, пару кило взяла) между ветвей дерева, туда, где природа создала идеальную площадку для подношений, и сразу после этого услышал:

— Хозяин просит вас пройти к нему.

Уже хорошо. Он готов нас выслушать, а это если и не половина успеха, то близко к тому.

Кладбище, признаться, было велико. Очень велико. Мы шли и шли, сворачивали с одной аллеи на другую, и я уже не смог бы указать, где находится вход, через который мы сюда попали. Серьезно. Случись спешно рвать когти, так я даже не буду знать, куда бежать. Заплутаю наверняка.

Надо будет себе навигатор с «track-back» купить для таких случаев, чтобы он мой маршрут фиксировал и потом обратную дорогу показывал. Ну или в смартфон скачать. Память — это здорово, но навигатор — еще лучше. На кладбищах вроде этого — самое то.

Но одно было ясно предельно точно — мы шли на старую территорию, самую что ни на есть. Давно не попадались гранитные глыбы с нарисованными на них самолетами, танками и микроскопами, ознаменовывающими то, что здесь лежит цвет советской армии и науки. Здесь по бокам можно было разглядеть ангелов смерти, застывших в скорбных позах, каких-то женщин с чашами и весами, или плачущих младенцев с крылышками за плечами.

Да что там. Тут имелись и склепы, самые что ни на есть настоящие, фамильные. Эдакие мрачные строения, обвитые плющом. Ну или как там эта зеленая хрень с листьями называется?

И около самого большого и старого склепа предсказуемо обнаружился местный Хозяин кладбища. Он сидел в черном кресле около открытой двери, за которой клубилась непроглядная тьма, а рядом с ним отиралось десятка два призраков, то и дело что-то ему говорящих. Впрочем, он их не особо слушал, похоже. Он сидел и смотрел на то, как мы приближаемся к нему.

— Ой, мамочки! — непроизвольно вырвалось у Женьки, когда та подошла совсем близко.

И было отчего.

В первую очередь поражала его высота. Наш Костяной царь тоже был не коротышка, но здесь… Гигант, как есть гигант, метра под три вышиной. Да он даже сидя был выше меня головы на три. Или больше.

Хотя кое-что общее у них все же имелось. Например — одежда. Все тот же черный балахон с капюшоном, скрывающим лицо, и такой же глухой голос.

— И правда — ведьмак, — гулко ухнул Костяной царь. — А думал — ошиблись мои соглядатаи, чего-то недопоняли. Мало того — ведьмак, выбравший служение Смерти. Диковина, да и только!

— Мое почтение тебе, владыка мертвых, — я приложил ладонь к груди и поклонился. — Прости, что пришел незваным, но так уж судьба распорядилась.

— Судьба к твоему племени отношения почти не имеет, — жутковато хохотнул умрун. — Разве что в самом начале она маленько нити подспутает, да и только. А остальное вы сами себе ворожите. Кто смерть легкую, простую, кто долгую да мучительную. Вот ты, например, такую дорогу выбрал, что и до власти легко добежать, и до покоя тоже. Только одно с другим смешать невозможно, выбирать придется, либо то, либо это. И при чем тут судьба? Ты же сам для себя решать станешь, что тебе больше по душе?

И сразу столько у меня вопросов к этому страхуиле возникло — аж скулы свело. Вот что значит руководитель серьезного, старого и большого погоста. Все знает. Нет, как ни крути, но и по ту сторону жизни все решает статус. Если у тебя маленькое захолустное кладбище — сидеть тебе на районном дотационном уровне. А если с видом на Садовое кольцо — то ты участвуешь в пилке «бюджета». Ну это я фигурально выразился, но смысл, думаю, всем ясен.

— Оживился, — снова засмеялся умрун и ткнул в меня когтистой рукой такого жуткого вида, что Мезенцева даже за мою ладонь ухватилась. — Смотрите-ка! Нет, ведьмак, я тебе ничего рассказывать не стану. Я не просветитель. Точнее… Если службу мне кое-какую сослужишь, то на кое-что глаза я тебе приоткрою. Как, пойдешь ко мне в слуги?

Я почти сказал «да», так меня все это заинтересовало, но вовремя прикусил язык. Между «службу сослужишь» и «пойдешь в слуги» разница такого размера, что будь здоров. Да и формулировка мутновата. Непонятно, что за служба, непонятно, что он мне поведает.

Не-не-не, так не пойдет.

Да и вообще, все это сильно напоминает примитивную «разводку».

— Подумаю, — с достоинством ответил я. — Сейчас других дел много. А служба такому… э-э-э-э… хозяину, как вы, не терпит совместительства.

— Подумай, — одобрительно качнулся капюшон. — Вот как подумаешь, так и приходи. Даю тебе разрешение на еще одно посещение моего дома. Но только без этой вот девицы. Я судных дьяков с да-а-авних пор не люблю. Очень от них неудобств много бывает. Как нагрянут, так все сразу вверх дном перевернут. Они уйдут, а мне в доме потом порядок долго наводить приходится. Так что сейчас я ее отпущу, но в следующий раз она со мной отправится, в мои покои. Навсегда.

И умрун мотнул подбородком, указывая на дверной проем склепа. Тьма там словно услышала его слова и, похоже, начала двигаться. Прямо как живая!

— Я не хочу, — сдавленно сообщила Костяному царю Женька.

— И это неудивительно, — согласился с ней умрун. — Тебя там ничего хорошего не ждет. Я с тебя там кожу снимать стану, а потом мясо по кусочку с костей срезать. С живой. Так что не ходи сюда больше по ночам. Не надо.

Н-да, я бы на месте Женьки этому их Пал Палычу отдельное «спасибо» сказал. За добрую память, что он тут по себе оставил.

— Все, ведьмак, иди, — величественно махнул рукавом балахона умрун. — У меня этой ночью еще много дел, не до тебя больше.

По-хорошему, надо бы валить. Но то по-хорошему. У меня так не бывает.

— Просьба есть, повелитель мертвых, — собрав все силы, громко сказал я. — Небольшая, для тебя так и вовсе пустяковая.

— Просьба. — Умрун повернул капюшон к призракам, обступившим его трон. — Просьба у него. Даже не знаю, слушать ли? Служить мне сразу не согласился, а просить что-то уже начал.

— Не вижу поводов для обиды, — с улыбкой заявил я. — Что вы за работодатель, если на первом собеседовании хоть чего-то мне, как потенциальному работнику, ничего не пообещали? Ну там зарплату хорошую, график отменный, питание за счет организации. Понятно, что работодатель работника всегда «напарит», но посулить-то можно?

— Не все слова, что ты сказал, мне известны, но смысл я уловил, — хмыкнул умрун. — Ведьмак, мне даже за тебя обидно стало. Что за низкое фиглярство? И за кого ты меня считаешь?

— А вы меня? — в тон ему ответил я. — То «службу сослужи», то в слуги иди. Разница-то огромная. Мне до вашей мудрости далеко, но только черное от белого все одно отличить сумею.

Если я чего и усвоил за последние месяцы, так это то, что перед этой публикой пасовать нельзя. Как только ты делаешь шаг назад, они тут же делают шаг вперед. Ну да, для меня настолько активная жизненная позиция пока что в новинку, но я учусь. Потому что хочу прожить как можно дольше.

— Оба хороши, — согласился умрун, и захохотал во весь голос.

У меня аж мурашки по коже побежали с кулак величиной от его смеха.

Да и вообще этот представитель племени Хозяев кладбищ был совершенно не похож на своего собрата, того, с которым я свел… Да, пожалуй что и дружбу. По крайней мере, с моей стороны.

Тот был мрачен и зловещ, а здесь я видел эдакого загробного эпикурейца, любителя пошутить и поснимать забавы ради кожу с юных девушек. С живых, разумеется.

Вот только и не знаю, кто из них двоих хуже. Сдается мне, что этотвесельчак. Смеётся-то он смеётся, да вот только два уголька глаз из капюшона так и пыхают неугасимым огнем.

— Ладно, говори, — разрешил умрун. — Только сразу предупрежу — если ты за какими вещичками из могил пожаловал, то я очень сильно разозлиться могу. Могильных воров да дьяволопоклонников терпеть не могу. Самая пакостная публика, хуже малахольных девиц-самоубийц.

— В мыслях не было, — сообщил ему я и для усиления эффекта даже рукой эдакий отрицающий жест сделал. — Не скажу, что за мной грешков не водится, но по чужим могилам сроду не шарился. Мне бы с одной из ваших подданных поговорить пару минут. Ну если тут такая проживает, разумеется. Могила точно здесь, у вас, а что до души — не уверен. Она не в наших землях померла просто.

— Да дело-то не в том, кто где помер, а в том, что за душой водилось, пока человек живой был, — прогудел Хозяин кладбища. — Или ты и этого не знаешь? Да ты, приятель, как есть полено стоеросовое!

— Все сразу не узнаешь, — и не подумал смущаться я. — Дайте срок — все выведаю.

— Я бы не дал, — категорично заявил Хозяин. — Больно ты себе стезю скользкую выбрал. Не травничество, не ведунство. Кто знает, куда она тебя заведет? Помню я одного из ваших, он лет двести назад такое учудил, что мы все только ежились да гадали, чем это кончится и что с нами после такого дальше будет.

— И что он учудил? — заинтересовался я.

А что такого? Историю своего вида надо знать.

— Безобразия невероятные, — отделался отговоркой Костяной царь. — Ладно, не суть. Кто тебе нужен? Имя знаешь? Или место захоронения.

— И то, и другое, — бодро заявил я, доставая визитку Ряжской.

Она же тогда от бумажки отказалась, что я ей подсунул, да еще и посмотрела на меня иронично, а после достала свою визитку (красивую, золотистую) и уже на ней записала координаты могилы. Да еще и приписку сделала: «Звонить в любое время».

Умрун выслушал информацию и коротко глянул на Орепьева-третьего, который, похоже, был у него на посылках. Тот кивнул и усвистал в ночную мглу. В прямом смысле усвистал, его словно ветром сдуло.

— А что девица-то твоя? — полюбопытствовал умрун, поворачивая свой капюшон в сторону Мезенцевой, которая так и стояла немым изваянием, сжав мою руку своей холодной и потной ладошкой. — Вон как вцепилась, не разъединишь вас.

— Сам гадаю, — уклончиво ответил я. — Так-то всем она хороша — и рыжая, и глаза зеленые, и сама крепкая, хоть бревна на ней вози. Но вот только характер тяжеловат. Ну вы понимаете, о чем я речь веду?

— Бить надо, — по-отечески посоветовал умрун. — Вот мой родитель каждую пятницу мамку гонял по двору, и жили они душа в душу. А сейчас много вы воли им дали. У меня хоронят-то сейчас новых редко, но случается, чего уж. И такие дамочки иногда попадаются, что мной пробуют командовать. Одна даже было задумала проводить тут… Как же это… Кадровые перестановки. Мол — все у вас не так, как должно, старые вы, глупые, что к чему не знаете. Ну я ее на десять лет и загнал к ужам в нору, они у меня во-о-он там живут, под старым вязом. Пусть ими покомандует.

— Так я и дала себя колотить! — подала вдруг голос Женька. — Я и сдачи дать могу! И потом — сейчас времена не те. Сейчас мы мужиков сами бьем, если надо.

— Вот о том и речь, — назидательно произнес Костяной царь. — Не те времена стали, не те нравы. Куда это годится — баба лезет в разговор, перебивает, спорит. Ведьмак, отдай ее мне, а? На месяцок. Шелковой верну. Вот так сейчас и скажи — «Хозяин, отдаю тебе деву сию на месяц в полное право». Ей-ей, не пожалеешь!

— Не-а, — покачал головой я, поражаясь наивности плетения интриги. — Себе оставлю. Перевоспитывать буду.

А может, эти наивные заходы просто отвлекающий маневр? Чтобы я расслабился и считал его глупее, чем он есть на самом деле. Буду выискивать простое и не увижу сложное?

Нет, надо говорить как можно меньше. И лучше всего односложно.

Но говорить больше ничего и не пришлось, поскольку к нам вернулся Орепьев-третий, за которым следовала невысокая призрачная старушка в черном платье с белым воротничком. Причем к платью этому была приколота блескучая брошь, по виду крайне недешевая. Как видно, старушку с ней и похоронили. Надо думать, памятная для нее вещь была.

Надеюсь, никакой ошибки не вышло, и это именно она, покойная мама Ольги Михайловны.

— Софья Викентьевна? — сразу, как только она приблизилась к нам, спросил я у нее. — Морозова Софья Викентьевна?

Старушка ничего мне не ответила, вместо этого она уставилась на Хозяина кладбища, как видно, ожидая от него разрешения вступить со мной в беседу.

— Отвечай, раз спросили, — рокотнул тот и устроился в кресле поудобнее. — Давай, давай, дозволяю.

— Именно так, — с достоинством произнесла старушка. — Чем обязана?

А при жизни, похоже, дамочка была еще та, с гонором. Неудивительно, что Ряжская, тетка в целом неплохая и не скандальная, с ней не ладила.

— Ваша дочь, Ольга, попросила меня кое-что у вас узнать, — неторопливо изложил я цель своего визита. — Дело в том, что все то время, что прошло с вашей смерти, ее тяготят слова, что были сказаны в вашем последнем разговоре. Ей надо точно знать, простили ли вы ее за них. Она женщина упертая, еще пару лет так помучается да и свихнется, чего доброго.

Лицо призрака скривилось, словно старушка хотела заплакать.

— Дочь меня прощать должна, — еле слышно прошептала она. — Не я ее. Там я думала, что всегда права, а тут поняла — нет. Не так все было, неправильно.

— Вы простили ее? — громко спросил я. — Мне нужно знать ответ на именно этот вопрос.

— Да, — ответил призрак. — Разумеется. И скажите ей…

— Хватит! — требовательно громыхнул голос умруна. — Вопрос задан, ответ получен.

— Это не все, — добавил я в голос просительности. — Мне еще кое-что надо узнать, повелитель!

— Все-таки я добряк, — сообщил своей свите Костяной царь. — Вот кто бы другой сказал: «Много хочешь, ведьмак». А я говорю — пожалуйста. Еще один вопрос, но на этом все.

— Мне надо узнать пароль от вашего номерного счета в цюрихском банке, таково требование вашей дочери, — поспешно произнес я. — Это не более чем подтверждение того, что я в самом деле с вами разговаривал, поскольку кроме вас и нее этого слова никто не знает. Отдельно отмечу — что за банк мне неизвестно, и лапу на ваши деньги я накладывать не собираюсь.

— Краков, — чуть улыбнувшись, сказала старушка. — Это слово — «Краков». Там я познакомилась с ее отцом, и там мы зачали ее. Она могла бы и сама догадаться, что это за слово, если бы меньше думала о бизнесе и больше о семейных ценностях.

Значит, все-таки Ряжская мне надула в уши. Ну и ладно, не моего ума это дело. Опять же — может, премиальные какие мне обломятся, когда счет будет опустошен. А почему нет?

Кстати — а крутая была при жизни эта бабуля, если у нее имелся номерной счет в Цюрихе. Не ее зятя, не дочери даже, а ее собственный.

— Это все? — уточнил Хозяин кладбища.

— Теперь — все, — ответил я. — Спасибо. И вам спасибо. Не волнуйтесь, я все скажу Ольге. И то, что вы ее любите — тоже.

Старушка вцепилась в брошь на груди, явно желая ее снять, но ничего предсказуемо не получилось. А мгновением позже и она сама исчезла, развеянная внезапно подувшим ветерком.

— Спасибо, повелитель, — я поклонился умруну. — Век не забуду твоей доброты.

— Не забудешь, не забудешь, — заверил меня он. — А главное, помни то, что я пошел тебе навстречу, оказал радушный прием и выполнил твое пожелание. Как там у людей говорят? «Долг платежом красен». Вот это не забудь, ведьмак, помни крепко.

— Покон есть покон, — веско произнес я. — Не сомневайся.

Хорошая штука все-таки этот покон. Все на него списать можно.

— Хотелось бы верить, — проворчал повелитель мертвых и махнул своей когтистой лапой. — Проводите их к выходу.

Женька вслед за мной отвесила Костяному царю прощальный поклон, говорить, правда, ничего не стала. Она вообще какая-то непривычно замороженная была. Даже не среагировала никак на мою просьбу вызвать такси к главному входу на кладбище, куда нас вел все тот же Орепьев-третий. В результате и это мне пришлось делать самому. Вопрос — на кой она вообще за мной увязалась? Всю дорогу либо молчала, либо боялась. Разве что только фарш привезла, да и то по этому поводу вся изнылась.

И в машине она тоже слова не произнесла, знай думала о чем-то своем, терла лоб, шмыгала носом. Я рассудил, что чужая душа — потемки, и разговорить впавшую в раздумья девушку не пытался, но когда машина остановилась около ее подъезда, все-таки вышел из салона и положил руку ей на плечо. Она, правда, тут же ее сбросила.

— Ты чего напряглась, мать? — по возможности весело спросил у нее я. — Все же закончилось хорошо? Я бы даже выпил кофейку по этому поводу. Если пригласишь к себе, конечно.

— Какой кофе? — глаза Мезенцевой были наполнены слезами. — Я тебя, Смолин, видеть не могу. И не хочу.

— Вот тебе и раз, — опешил я. — С чего бы?

— Струсила я! — взвизгнула Евгения. — Струсила! Ты — нет, хотя и должен был, а я — да! Первое дело, первое гребаное самостоятельное дело — и я обделалась! Мне нож сегодня Ровнин вручил, полноценным сотрудником признал, а я чуть в штаны там, на кладбище не напустила, когда этот черт на меня уставился! Слова сказать не могла, понимаешь? А ты как ни в чем не бывало держался, хоть и тюфяк, и дурак, каких свет не видывал!

— Сама ты… — не на шутку обиделся я, хоть и знал наверняка, что когда молоденькие девушки истерят, то словам их грош цена, потому как они вообще в этот момент не соображают, чего несут. — Дурак — возможно, но тюфяк-то почему?

— Да пошел ты! — бросила мне в лицо Мезенцева, рванула к подъезду и через секунду со всего маха грохнула его дверью.

— Нэ дала? — сочувственно спросил у меня таксист, когда я уселся обратно в машину.

— Не-а, — вздохнул я. — Но, может, оно и к лучшему. Очень уж у нее много тараканов в голове. Даже когда включаешь свет, они не разбегаются.

Приехав к своему дому и расплатившись с водителем, я не стал сразу подниматься в квартиру. Я достал из кармана телефон и визитку Ряжской. По дороге все раздумывал — позвонить ей сразу или дождаться утра? Тщеславие победило. Ну и потом — она написала «звонить в любое время»? Вот, получите полуночный звонок. Опять же — это может дать нужный эффект в свете возможного интереса ее мужа к моей скромной персоне. Ну в том случае, если до него доползут слухи на тему того, что я Ольгу Михайловну спасаю от скуки и женского одиночества. Полагаю, что он в курсе дел с номерным счетом, и этот мой звонок может стать неким алиби.

Или, наоборот, порядком меня скомпрометировать. Но будем верить в лучшее.

Трубку сняли после третьего гудка.

— Ольга Михайловна? — добавив в голос бархатистых ноток, спросил я. — Это Смолин. Надеюсь, я вас не разбудил?

— Нет, — доброжелательно произнесла моя собеседница. — У нас сегодня были гости, только-только последние разъехались. Саша, вы звоните, чтобы что-то еще спросить у меня, или…

— Или, — решил не тянуть я. — Краков, Ольга Михайловна. Краков.

— Что — «Краков»? — голос женщины изменился, веселье его покинуло.

— Вас, Ольга Михайловна, родители сотворили именно в этом городе. И, как мне было сказано, если бы вы поменьше думали о бизнесе и побольше о семейных ценностях, то сами бы до этого слова, которое является доступом для сами знаете чего, додумались.

— Вы общались с ней, — выдохнула в трубку Ряжская. — В самом деле общались! Саша, она простила меня?

— Да, — подтвердил я. — Более того — ваша мама считает, что это вы должны простить ее, а не она вас. Так что спите спокойно, Ольга Михайловна, переживать вам не за что.

— Саша, — возникало ощущение, что женщину на том конце провода душат, так отрывисто звучал ее голос. — Саша! Как она там? Скажите!

— Она там хорошо, — заверил ее я. — Лучше, чем мы здесь. Там, знаете ли, спокойнее, поводов для нервотрепки меньше. Что еще? Платье на ней черное, воротничок белый, брошка на груди. И это все, Ольга Михайловна. Это — все. Я задал ей только те вопросы, что мы оговорили, и не более того. На большее у меня не было ни возможности, ни желания. Это та область бытия, куда глубоко влезать не рекомендуется никому. Я понятно выразился?

— Предельно, — ответила Ряжская. — Спасибо вам, Саша. В понедельник я к вам заеду, нам надо будет кое о чем поговорить.

— Ну заезжайте, — еле удержался я от неуместной улыбки. Ну в самом-то деле — куда это годится? Она могла ее распознать в голосе, а момент этого не подразумевал.

Так и знал, что эта женщина в случае успеха захочет сделать из меня личного астролога. Ну не совсем астролога, разумеется, но смысл этого выражения, я думаю, всем понятен.

Я ее выслушаю. Чего теперь-то уж? И потом — «нет» я успею сказать всегда.

Убрав телефон в карман, я глянул на небо и подумал о том, что со всей этой кутерьмой я совсем забыл о том, что на меня объявлена охота. Вот я сейчас торчу тут один, без прикрытия и в темноте. Приходи и убивай, по-другому не скажешь.

Додумывал эту мысль я уже в подъезде, за закрытой дверью.

Проходя мимо почтовых ящиков, я заметил, что в моем что-то белеет. Газет я не выписывал, письма мне писали только электронные, а всякие бумажки от налоговой и пенсионного приходили к родителям, туда, где я был прописан.

«Реклама, наверное», — рассудил я, но все-таки, побренчав ключами, открыл ящик.

Нет, это была не реклама. Это все-таки было письмо. В белом конверте, написанное на самом обычном листе формата «А4» каллиграфическим почерком.

«Живи пока, ведьмак. Не стану писать банальностей, вроде: „Тебе повезло“ или „Ты свое получишь“. Везение — понятие субъективное, а твоя смерть — дело решенное. Просто мне и вправду пора на время покинуть этот город, а спешить я не хочу. Быстрая смерть — это слишком большая роскошь для того, кто должен умереть так, чтобы об этом говорили все.

И потом — ожидание смерти хуже самой смерти. Фраза избитая, но очень верная.

Потому — живи пока.

До встречи,

Н.В.

P.S. Передай от меня привет своим друзьям. Надеюсь, они нашли все те маленькие сюрпризы, которые я для них припас в том месте, которое служило мне домом в последнее время».

Надеюсь, что не все.

Я вытащил телефон, отыскал в контакт-листе номер Нифонтова, ругая себя за то, что не вынес его на панель быстрого набора, и ткнул в него пальцем.

— Да, — откликнулась трубка почти сразу. — Чего?

— Если вы в доме колдуна, то валите оттуда скорее, — проорал я. — Его там нет, а вот гадостей он оставил, похоже, немало.

— Немало, — подтвердил оперативник устало. — Да и дома самого уже нет, одни угольки остались. Одно хорошо — никто ни из наших, ни из ребят Стаса не пострадал. Туда «фэбсы» первые полезли, опять им информацию слили. Стас «крысу» вычислить вычислил, а остановить не успел. Двое на том свете, двоих в ожоговый повезли, может, успеют доставить живыми. Ну и в «Вишневского» еще троих отправили, к военным хирургам. Мы как раз недалеко от него находимся.

— Слушай, а они нас, грешным делом, не слушают? — озаботился вдруг я.

Мне только этой головной боли не хватало.

— Нет, конечно, — успокоил меня Николай. — Да и на кой ты им сдался в любом случае? Эликсира молодости не сваришь, золото из ртути не добудешь, а самое главное — убивать не умеешь и не хочешь. Ну и смысл на тебя время тратить? Ты мне другое объясни — каким образом…

— Колдун мне письмо в ящик бросил, — оборвал я его вопрос. — Попрощался. Сообщил, что временно отбывает из Москвы. Но обещал вернуться.

— Как это мило с его стороны, — хмыкнул Николай. — И как вежливо. А еще — глупо. Убивать надо тогда, когда есть такая возможность, и не превращать это в игру. Потому что никто никогда не может сказать, какая карта тебе достанется на следующей сдаче.

— Слушай, ну ты-то чего начал штампы из дешевых боевиков в разговор вплетать? — поинтересовался я. — За тобой вроде такого греха не водилось.

— Все мы дети масс-медиа, — резонно ответил Нифонтов. — И потом — это была бы отличная фраза для завершения какого-нибудь посредственного романчика.

— Это да, — согласился я. — Лучше и не придумаешь. Ладно, на созвоне. Я спать.

Он затеял было спрашивать у меня что-то про нашу с Женькой поездку, но я уже нажал «отбой». Если оперативнику интересны детали, то пусть сам этой психованной звонит. А мне пора домой. Надо выспаться, поскольку впереди у меня новый интересный день. Я буду смотреть телешоу с подъездными, а до него, возможно, загляну к Маринке. Надо же узнать, что она думает делать дальше, в разрезе своей карьеры телезвезды? Победа-то у нее почти в руках. Не конкуренты ей тамошние хмыри вроде Максиваксио или Гупты, никак не конкуренты.

Правда, бабушка Сана Рая мутновата, но это ладно.

Еще мне надо бы за эти выходные сварить зелье мордоворотное, порадовать предправа. И ему развлечение будет, и мне практика. Не знаю, допрет он, чьих рук дело, или нет, но я это сделаю. Тем более, что риска особого в этом нет. Сдается мне, что с госпожой Ряжской любовь у нас будет долгая и обоюдная. В смысле — обоюдовыгодная.

Уже послезавтра настанет новая неделя, и все начнется по новой — работа, борьба за место под солнцем, соблазны, раздумья о том, какие еще сюрпризы подбросит мне судьба и ожидание поездки в Лозовку. Причем неважно — с Нифонтовым или без него. Лично я отправлюсь туда в любом случае. Не знаю отчего, но есть у меня уверенность в том, что пропускать вечеринку русалок нельзя ни в коем случае.

Но это все будет потом.

А на сегодня всё интересное кончилось.

3. Тень света

Все персонажи данной книги выдуманы автором.

Все совпадения с реальными лицами, местами, банками, телепроектами и любыми происходившими ранее или происходящими в настоящее время событиями — не более чем случайность. Ну а если нечто подобное случится в ближайшем будущем, то автор данной книги тоже будет ни при чем.

Говорят, что после двадцати человеку уже не очень свойственно меняться как личности. Может, оно и так, но вот только к начинающему ведьмаку Александру Смолину это утверждение, пожалуй, не относится. С тех пор как он окунулся с головой в тайны мира Ночи, его жизнь только и делает, что выкидывает одно коленце за другим, что не может не наложить свой отпечаток на этого ранее доброго и безобидного парня. Вот только вопрос — в кого он превращается и кем станет в итоге?

Глава первая

— Нет, приворотом я не занимаюсь, — устало сказал я благоухающей дорогущей парфюмерией даме, сидевшей напротив меня. — Не мое, извините. Это вам к соответствующим специалистам надо обратиться, профильным. Вот они вам точно помогут. Ну или сделают вид, что помогли. В кольцо иголкой потыкают, заговоры пошепчут, фотку коварной разлучницы ленточкой траурного цвета перевяжут — короче, все как надо оформят. Что сработает эта хренотень не поручусь, но вам точно спокойней станет.

На самом деле я врал. Ну не то, чтобы совсем уж врал, точнее будет сказать — кривил душой. Кое-что для этой женщины я сделать мог, вот только вышла бы ей моя помощь боком — и сильно. Имелась в моей книге одна заметка, под названием «Присуха сердешная», имелась, чего скрывать. Но когда я прочел, к каким именно последствиям ведет это, назовем его так, заклятие, то сразу для себя решил — подобные игры проходят без моего участия. Ну нафиг такие забавы.

Само по себе заклятие было несложное, в плане исполнения, имеется в виду. Незамысловатые компоненты, не слишком труднопроизносимое заклинание, да и последующая реализация самая что ни на есть примитивная — сыпани порошок в еду и жди результата.

Вот только снять это заклятие потом почти нереально. Тот, кто порошок скушает, потом от своего избранника или избранницы не отвяжется вовек. В книге так и было написано: «Томление любовное все прочие мысли закроет, только образ один в голове у того человека будет, и прочая жизнь для него существовать перестанет. Если же его амант или аманта кого другого предпочтет, то беда великая случиться может, и даже со смертоубийством, потому как видеть предмет дум своих в чужих руках для той персоны боль нестерпимая есть». И еще полстраницы на ту же тему, как предупреждение — не стоит играть с любовью, хорошего от таких забав ждать не стоит.

Причем автором этого заклятия выступил, против моих ожиданий, не шаловливый Митрий, большой любитель плотских забав, а Митрофан, Евстигнеев сын, изрядный буквоед и зануда. С какого перепуга он этим вопросом заинтересовался — понятия не имею. Хотя могу предположить, что кинулся он в данную степь после того, как понял, что естественным путем ему какую-нибудь селянку в себя не влюбить. А, может, сам в кого втрескался настолько, что пошел на подобное ухищрение.

Кстати, это была последняя запись, сделанная Митрофаном в книге, по крайней мере из тех, что в ней имелись на сегодняшний день. Не исключено, что все и на самом деле для него плохо кончилось. Я пытался узнать у Родьки, что же там произошло (интересно ведь), но тот только делал круглые глаза да бормотал нечто невнятное. Хотя, ради правды, он вообще очень неохотно рассказывал мне подробности бытия своих прежних хозяев, за исключением, пожалуй, только последнего, того, что мне свою силу передал. Как видно, был у него какой-то свой кодекс чести, не позволяющий выдавать тайны тех, кто уже ушел из этой жизни.

А может, такова была его природа изначально, поди знай?

Короче — не собирался я практиковать любовную магию. И даже тот факт, что в данный момент передо мной сидела супруга ну очень небедного, я бы сказал — влиятельного человека, для меня ничего не решал. Лучше получить прямо сейчас небольшую проблему в виде резких высказываний раздраженной женщины со следами былой естественной и текущей хирургической красоты на лице, чем потом глобальную беду с возможными уголовными последствиями. Да еще и почти неразрешимую. Когда у ее мужа начнет крышу сносить от беспричинной ревности, и он установит за ней тотальный контроль, то она ведь ко мне прибежит с воплями: «Вертай все взад». А я только руками и смогу развести — снять-то это заклятие возможным не представляется. Точнее — это очень, очень трудновыполнимо. Там жертва нужна будет, и не какая-нибудь курица или другая мелкая живность. Его придется переводить на другого человека, и человек этот, считай, смертник. Выпьет его сила заклятия за год или даже быстрее, потому как не под него оно делалось.

Не скажу, что я сильно высокоморальная личность, но подобные грехи на свою душу брать пока не готов.

А вот еще интересно. Подобные заклятия у ведьм такие же, как у нас, ведьмаков? По исполнению и механизму действия? Имеется в виду, у настоящих ведьм, вроде Дары и ее подруг, а не мутных дамочек с хрустальными шарами, черными париками и в пестрых одеждах.

Буду снова в Лозовке — непременно у нее поинтересуюсь. Правда, не факт, что случится это скоро — на дворе дождливый октябрь, ветер срывает с деревьев еще совсем недавно зеленые, а теперь бурые листья, и все лесные дороги наверняка развезло так, что на тракторе не проедешь. Тут, боюсь, даже тамошний Лесной Хозяин дядя Ермолай не поможет.

Даре-то что, она летать умеет. А вот я — нет.

Кстати, когда мы в самом конце лета все-таки нагрянули в Лозовку, я еще раз сподобился увидеть приснопамятный «полет валькирий», правда в этот раз лихой ведьмовской воздушный эскадрон оседлал метелки. Как видно, в вылазках на дальние расстояния без них не обойтись. Как мне потом объяснил вечно сумрачный Пал Палыч, который являлся коллегой Нифонтова, последний день лета не только для русалок является знаковым, но и для разной другой нежити и нечисти старославянского разлива. Они в этот день что-то вроде Нового Года справляют. Нет, про нечто подобное я и сам знал, в смысле — читал. Наши далекие предки этот праздник не зимой справляли, а в сентябре, в день осеннего равноденствия. В принципе, логика в этом имеется. Урожай убран, мороз еще не ударил, и даже если до бровей медовухой наберешься, а после под плетнем заснешь, то все равно не замерзнешь насмерть. Самая погодка для праздника.

Но то — люди, они во всем найдут практический смысл. Те же, кто живет в Мире Ночи, менее привязаны к простым радостям Земли, и у них своя логика. Которую, к слову, я пока не всегда могу постичь.

Потому я так и не понял, чем последний день лета отличается от первого дня осени, кроме, естественно, календарных значений, но сильно по этому поводу и не расстроился. Зато на закате все мы созерцали полет ведьм, которые с гиканьем сначала поносились над притихшей Лозовкой, а после стремительно помчались куда-то в сторону Можайска и вскоре скрылись из вида.

— И ведь знали, что мы на них смотрим, — заметил Пал Палыч. — Специально шоу устроили, чтобы понятно было, кто здесь настоящие хозяйки. Мол — при нас наша мощь, вот, ничего мы не боимся и, если надо, всем покажем, что такое настоящая сила и злоба природной ведьмы. Терпеть ненавижу.

Если бы Дарья Семеновна сейчас услышала его, то, полагаю, ей стало бы не по себе. И уж точно не стала бы плевать нам вслед, как тогда, когда мы по приезду встретили ее на деревенской улочке. Сто пудов, случайно встретили. Как же еще?

Я сдержал свое слово и прихватил Нифонтова с Мезенцевой с собой в Лозовку. Что до Пал Палыча — о его участии в вылазке меня поставили в известность по факту, прямо на Белорусском вокзале. Так сказать — явочным характером.

Впрочем, я ничего против и не имел, поскольку Пал Палыч мне пришелся по душе сразу, с первого же взгляда. Да оно и неудивительно — я о нем много чего от Николая слышал, и ничего против такого знакомства не имел.

Был он невысок, и на вид не слишком-то крепок физически, но при этом исходила от него некая внутренняя сила, которую субтильные граждане вроде меня ощущают безошибочно, а после грустно вздыхают, осознавая, что им подобного результата в жизни не добиться. Ну вот — не дано. Все верно древние римляне говорили о Юпитере и быке.

В общем — авторитетный товарищ. Даже вечно всем недовольная Мезенцева и то сразу замолкала, как только этот человек не то что цыкал на нее, а просто даже бросал строгий взгляд.

Да что Мезенцева! Пал Палыч моего строптивого домового Антипку, который проявил недовольство неожиданным нашествием в его пенаты незваной группы лиц, и то на место поставил сразу же.

— Домовой чудит? — коротко спросил он у меня, как только с печки на пол слетели какие-то котелки и жестяные тарелки, несомненно, сметенные рукой вредного домового, дождался утвердительного кивка, а после деловито буркнул: — Непорядок. Так не пойдет.

После этого сотрудник отдела 15-К подошел к печке, стукнул по ней кулаком и негромко произнес:

— А ну, давай, заканчивай. Или живо отправишься на ближайшее болото пиявок пасти и кикиморе по утрам с кувшинок росу собирать. Или на луг, полевому в слуги, кузнечиков гонять. Еще раз себе такое неуважение к хозяину и его гостям позволишь, я не поленюсь, вспомню заговор на запирание порога и в ход его пущу. И не надейся, что я Покон не знаю. Все как надо сделаю — и у хозяина твоего разрешения на то спрошу, и веник конопляный отыщу. Вон хоть бы у ведьм местных позаимствую. Ты меня понял?

Родька, которого я прихватил с собой, тихонько охнул и приложил лапы к ушам, так на него подействовали слова оперативника. Кстати, он эту троицу совершенно не стеснялся и шастал по дому в их присутствии абсолютно без смущения. Да и то — было бы кого? У них теперь в отделе его соплеменник обитал, и Родька про это был в курсе.

Так вот — мой слуга охнул, на чердаке в тот же миг что-то грохнуло, и больше Антип о своем существовании за все время, что мы гостили в Лозовке, нам не напоминал совершенно.

Это впечатлило меня настолько, что я даже не сразу нашелся что сказать. Я! Профессиональный банковский служащий, который языком метет как дворник метелкой. Да и на этой, темной стороне бытия, я тоже кое-что уже повидал, вроде как удивляться уже не по рангу. Звучит тщеславно, но тем не менее.

И все равно — силен оперативник. Ох, силен!

— А что за «запирание порога» такое? — опередила меня Женька. Просто я тот же самый вопрос хотел задать.

— Самое жуткое для домовых заклятие, — охотно ответил Пал Палыч, усаживаясь обратно на лавку. — Изгнание из дома. Причем не из какого-то конкретного, а из всех вообще. Оптом. И из изб, и из иглу, и из вигвамов. Он после этого ни в одно жилье войти не сможет. Порога не увидит. А если нет порога, то нет и двери. Для него любой дом будет как сплошная стена, через которую не пройдешь. И все, что останется — до бесконечности скитаться по дорогам или к кому-то из нечистых в услужение идти, а после тянуть эту лямку до второго пришествия. Домовой вне дома даже умереть не сможет. Вся его жизнь — четыре стены и крыша, это альфа и омега. И умирает он или на службе этому дому, или вместе с ним, когда тот люди бросают насовсем. А если у него крова нет, то и смерти ему нет. Разве только колдун какой прибьет ради смеха. Ну, или его требухи, отдельные части домовых наверняка в какой-нибудь черной волшбе да используются. Я как-то читал книгу одного такого колдуна — исплевался весь. Такая мерзость, даже по их меркам…

— А если самоубийство? — любознательно поинтересовалась Евгения. — Ну там в петлю, или еще чего?

— Они не люди, — покачал головой оперативник. — И такой глупостью, в отличии от нас, не занимаются. Им даже в голову не придет никогда подобное.

В общем, Пал Палыч сумел меня впечатлить.

Вот только даже он, при всей своей опытности, против дяди Ермолая слабоват оказался. В тот же вечер, когда ведьмы устроили нам воздушное шоу, мы все, как и собирались изначально, отправились на реку, посмотреть на русалочьи игрища. Я вполне легально, поскольку был приглашен, а вот трое сотрудников отдела — незваными гостями. Правда, на берег они и не собирались вылезать, хотели на все это глянуть издалека, из кустов, которых близ берега было предостаточно. Я их не винил — правда ведь интересно. Тем более что русалок даже матерый Пал Палыч за свою жизнь видел только дважды, причем, похоже, оба раза при не слишком приятных обстоятельствах. Каких именно, он не рассказывал, но по усмешке было ясно — те еще истории были.

Вот только до речки, которая текла чуть ли не за моим домом, ни один из сотрудников отдела не дошел. Они в буквальном смысле заплутали в трех деревьях. Между околицей и рекой стояла березовая рощица, жиденькая до невозможности, она насквозь просматривалась. Только вот рощица эта смыкалась с лесом, то есть находилась в юрисдикции дяди Ермолая. Проще говоря — это были его владения, в пределах которых он мог творить что угодно.

И сотворил. Я даже не понял, когда троица сыскарей пропала из вида, да и они не разобрались потом, в какой момент микроскопутная березовая роща стала густым буреломным лесом.

В результате на берег реки я пришел один, а Нифонтов сотоварищи чуть ли не до рассвета по ельникам круги нарезали. Лесной хозяин дал им возможность выйти к деревне только тогда, когда я вернулся домой. Уже на рассвете.

Не захотел он, чтобы посторонние видели то, что для их глаз не предназначено. А я, получается, для них уже свой, и это здорово.

Или, наоборот, все довольно невесело? И права Женька была, когда сказала, что отныне не совсем я уже и человек? Может, и правда я стал неким промежуточным звеном в эволюционной цепи всего сущего? И теперь меня можно выставлять в «дарвиновском» музее и вешать рядом табличку с надписью «Ведьмак-недоучка обыкновенный».

Хотя лично я в себе никаких таких изменений не обнаруживаю. Зрачки вертикальными не стали, когти не растут, шерсть тоже, ем, пью и сплю как раньше. Все то же, что и было.

Ну кроме разве одного. Еще в начале лета мне бы и в голову не пришло пойти куда-то на реку, чтобы посмотреть на танцы русалок. Точнее — подобное я даже и представить себе не мог. Просто потому, что русалки для меня тогда были не более чем частью фольклора, который я, признаться, особо и не знал. Да и кто сейчас, в наше продвинутое время, интересуется бабушкиными небылицами? Реальность, окружающая нас, современных людей, нереальнее и фантастичнее любой, даже очень заковыристой, сказки.

Только вот от того, что мы перестаем верить в тех, кто живет на другой грани бытия, и даже забываем про них, они существовать не перестают. Более того — так мы делаем их существование комфортней, особенно для тех сущностей, которые рассматривают человека как добычу. Если, к примеру, оборотень схарчит кого-то, его точно никто искать не станет. Он ведь не более чем сказка. Ну или кинематографический персонаж. А пострадавшего просто собаки погрызли. Бывает.

Впрочем, обитатели моего нового мира и сами не сильно стремятся лишний раз пересекаться с людьми. Не просто же так дядя Ермолай ту троицу по лесу закружил? Я так понимаю, что не все происходящее вообще предназначено для посторонних глаз, даже при условии, что эти зрители кое-что знают про мир Ночи.

А зрелище было завораживающее. Ополовиненная луна светила так ярко, что казалась полной, дорожка, которую она прочертила на зеркально-тихой глади реки, была настолько явственна, что, казалось, даже я смогу пройти по ней и не утону.

Русалки, по крайней мере, кружились в танце по ней так же легко, как ночные бабочки порхают вокруг горящего фонаря. И даже то, что каждая из них слышала какую-то свою музыку, а для меня данное действо происходило в абсолютной тишине, которую не нарушал даже плеск волны, ничего не меняло.

Танец речных дев завораживал, их молочно-белые тела изгибались одновременно и девственно непорочно, и невероятно вульгарно. По идее, две эти категории не могут сочетаться, но вот же, есть.

Причем если танец этот изначально для каждой был свой, то постепенно в нем появилась слаженность. Одна за другой русалки начинали двигаться синхронно, одномоментно поднимать руки к небу, а после дружно опускать их к воде, которая чем дальше, тем сильнее отливала серебром. У меня в какой-то момент возникло ощущение, что они танцуют на раскаленной ртути.

— Вот и еще один год прошел, — раздался у меня за спиной голос, а после на песочек рядом со мной опустился, покряхтывая, дядя Ермолай. — Сейчас девки свое отпляшут и до следующей весны под воду уйдут, дрыхнуть. Потом лист облетит, а там и до «белых мух» рукой подать. Ты-то что, в городе зимовать думаешь? Или сюда переберешься?

— В городе, — не стал скрывать я. — Тут зимой жить привычка нужна. У меня пока такой нет.

— А и правильно, — против моих ожиданий сообщил мне лесной хозяин. — Всему свое время. Коли тебя пока к дому-от этому не тянет, так нечего себя переламывать да жить так, как до тебя все остальные ведьмаки жили. Ежели это не твое, так что же тебе, теперь тут костьми лечь? Времена изменились, парень, времена изменились. И мы меняться должны, иначе смерть. Не все, правда, это поняли и приняли, но то не моя печаль. Я для себя все уже решил.

В корень зрит дядя Ермолай. Я о том же сегодня днем думал. Там, в офисе, мне Лозовка казалась тем местом, где можно остаться жить навсегда. Здесь тишина, покой, солнышко светит, птицы поют, шмели жужжат.

Вот только лето — оно не вечно. Я вот когда предыдущей ночью ночевал на чердаке и продрог до костей, тогда понял, что зимой мне здесь небо с овчинку покажется. Прав был Вавила Силыч. Городским людям сельское бытие только из теплой квартиры с центральным отоплением прекрасным кажется. А запихни их в деревенский дом в январе, так и сдохнут они нахрен без тепла, воды и еды. Потому что забыли те простые способы существования, которые для наших предков были нормой жизни. За ненадобностью забыли.

И я тоже все забыл. Точнее — и не знал.

— Покон, правда, прежний остался, и ты про это помни. Крепко помни, — продолжал вещать дядя Ермолай. — Живи по нему, и тогда, может, следующим летом увидимся. В мае приезжай, я тебя на одну делянку отведу, там как раз под Ивана Купалу разрыв-траву можно найти будет.

— И еще цветение папортника посмотреть неплохо бы, — припомнил я Гоголя.

— Чего? — удивился лесной хозяин. — Ерунда какая. Парень, папортник не цветет. Никогда.

— Ну а как же… — было начал я, но после махнул рукой и снова уставился на русалок, которые, тем временем, похоже, входили в финальную стадию танца.

Все они в какой-то момент, известный только им, застыли на месте, протянув руки к нестерпимо ярко сияющей луне, и дружно прокричали какие-то слова, разобрать которые я не смог, поскольку это был совершенно неизвестный мне язык. Да и не факт, что это вообще была человеческая речь.

А после русалки исчезли, только круги по водной серебряной дорожке пошли. Были они — и нет их.

— Вот и все, — сказал дядя Ермолай, стянул с головы старомодную замызганную кепку-«восьмиклинку», и погладил короткопалой рукой лысину, обнаружившуюся под ней. — Скоро и мне лес к зиме надо начинать подготавливать. Оно, парень, всегда так — первыми ко сну речные девки отходят, опосля полевые в норы забиваются, потом, стало быть, болотный хозяин чарусьи закрывает, а после и моя очередь приходит.

— А ведьмы? — полюбопытствовал я. — Они чего зимой делают?

— Ведьмы? — дядя Ермолай хохотнул. — Этим закон не писан, им что зима, что лето, все едино. Разве что в сорок они по холодному времени не перекидываются. Лапы у них тогда мерзнут сильно.

— Ой, блин, — вспомнил я внезапно о подарке, который привез из Москвы русалкам, да так и не отдал. — Гребешки-то! Они ж просили, я специально купил и запамятовал!

Открыв рюкзак, который я положил рядом с собой на берегу, я достал пакет с разноцветными длиннозубыми расческами. Продавщица в магазине заверила меня, что это те самые «гребешки» и есть.

— В воду бросай, — посоветовал мне Лесной Хозяин. — Поверь, речные своего не упустят. Ну а «спасибу» они тебе следующей весной скажут. Да и не за нее ты, чай, старался?

— Конечно, нет, — подтвердил я, а после сделал так, как он мне посоветовал, то есть выгреб гребешки из пакета, да и отправил их в реку, постаравшись размахнуться посильнее. — Только ведь это пластмасса, они ж, небось, не утонут даже.

Гребни плеснули по воде, и, против моих ожиданий, моментально пошли ко дну. Или их просто кто-то с поверхности сразу расхватал?

— Странно, — сказал тем временем дядя Ермолай. — Девки нырнули, а водная тропа не погасла. Что за… А-а-а-а-а! Понятно.

Посреди лунной дорожки, которая и на самом деле так и не пропала, взбурлила вода, а после появилась одна из русалок, та самая Аглая, которая меня сюда и пригласила.

— Вон оно чего, — огладил бороду дядя Ермолай — Ну, парень, вот тебе и загадка, которую окромя тебя никто не решит. Как ни поступи — все одно не поймешь, верно или нет сделал. Ты, главное, помни, — русалки — не упыри, тебя с собой на ту сторону не утащат. Ладно, пойду я, на твоих приятелей гляну, как они там, в лесу, себя ведут. Неровен час, еще на проклятый клад набредут да выкапывать его начнут.

Он хлопнул меня по плечу, ухмыльнулся, глядя на Аглаю, которая не торопясь брела по лунной дорожке к берегу, и беззвучно нырнул в кусты, что росли неподалеку от нас.

— Телепортация как она есть, — негромко произнес я, понимая, что сейчас дядя Ермолай уже не здесь, на берегу реки, а где-то посреди своего леса.

Я тоже так хочу уметь. Но — не судьба. В мире Ночи закон «каждому свое» выполняется безукоризненно. Ведьмы умеют летать и портить окружающим жизнь, русалки топить беспечных граждан, зыбочник детей пугает, полуденица следит за соблюдением селянами норм трудового законодательства, а я, ведьмак, с мертвыми общаюсь, в соответствии со своей узкой специализацией, и зелья варю по мере сил. Кому что Поконом предписано, тот то и делает.

Аглая тем временем уже добралась до берега, и теперь стояла напротив меня. Кожа у нее стала куда бледнее, чем тогда, в начале августа, да и вообще в ней некая полупрозрачность появилась. Если в прошлый раз иных из русалок от обычных женщин было не отличить, то теперь сразу было ясно, что эта красотка не слишком-то относится к привычному тварному миру.

— Ты пришел, — улыбнувшись, негромко проговорила Аглая.

— Так обещал же, — подтвердил я. — Да и здоровались мы уже. Еще до того, как вы пляски на воде устроили.

— Ты поможешь мне уйти? — требовательно спросила русалка.

Все как всегда. Мне задают вопрос, ответ на который я дать не могу, поскольку не очень понимаю, о чем меня спросили.

Хотя тут слово «уйти» множественности значений и не подразумевает. Надоела девушке русалочья жизнь, выходит.

Вот только она не мертва. Она не дух, я не смогу ее отпустить. Ну да, живой ее не назовешь, но даже та не-жизнь, что в ней сейчас есть, уже достаточна для того, чтобы не считать ее моим клиентом.

— И что надо сделать? Ну чтобы ты ушла? — уточнил я — Просто у меня профиль другой…

— Люби меня, — перебила меня Аглая, приложив ладони к моей груди. Холод, исходящий из них, моментально проник сквозь ткань. — Отдай мне часть своего тепла, мне нужно всего мгновение, чтобы ощутить себя живой, и тогда моя душа отправится за кромку. Навсегда. Навеки.

А вот теперь, дядя Ермолай, я понял, чего ты так хмыкал. Задачка-то и вправду не из простых. Но спасибо тебе уже за то, что дал понять одну очень важную вещь — моя жизнь Аглае не нужна. Если бы не эта подсказка, сразу бы «нет» прозвучало.

Теперь же если сомнения и есть, то в основном морально-этического и физиологического характера. То есть — надо ли оно мне вообще, и если да, то все ли выйдет как надо технически? Нет, так-то осечек по этой части у меня не бывало, но то ведь с живыми? А эта хоть и симпатичная, но холодная как лед, и вон сквозь нее так и не пропавшую серебристую дорожку на воде немного видно.

— Если ты мне откажешь, то я пропала, — немного застенчиво проговорила Аглая. — У каждой из нас есть только один шанс обрести покой. Любая русалка может позвать живого человека посмотреть наш последний летний танец, а после предложить ему лечь с собой. Он доброй волей должен согласиться сделать это. И если это случилось, то душа той русалки освободится от проклятия, что ее в реке держит. Но сделать такое русалка может только раз, второго шанса не будет.

— То есть? — уточнил я.

— Обратно в реку мне теперь нельзя, я же отказалась от подаренного мне посмертия. Так что утреннее солнце сожжет тело сразу же после восхода, — как-то очень просто пояснила Аглая. — А то, что от меня останется, будет до скончания веков мотаться по дорогам в виде пылевого вихря, вместе с такими же бедолагами,которые никому не нужны. Но я на тебя зла держать не стану, если ты мне «нет» скажешь. Я же все понимаю. Да и себя жалеть не стану, это был мой выбор. Просто не хочу я больше в реке, не могу. Лучше вихрем по дорогам, чем…

Договорить я ей не дал, поскольку решение для себя принял. Правда, имелись поначалу все же кое-какие сомнения, но — не оплошал. Хотя, возможно, дело было еще и в пикантности происходящего. Шутили про интим с русалкой многие, но кто может похвастаться, что он у них на самом деле был?

Я вот теперь могу.

Закончилось, правда, все довольно неприятно. В какой-то момент лежащая подо мной девушка выгнулась дугой, ее тело, до того призрачно-бледное, на секунду налилось краснотой, а еще она охнула, но, что примечательно, не так, как предполагал данный момент. Это, скорее, был предсмертный возглас. А секундой позже я понял, что лежу на чем-то склизком, мокром и пахучем.

Это были останки давным-давно сгнившего человеческого тела. Как видно, все, что осталось от русалки Аглаи.

Я вскочил на ноги и начал шустро отряхивать с себя какие-то зеленоватые ошметки, водяных жуков и прочий дурно пахнущий мусор.

В этот момент моих щек коснулся легкий ветерок, и я услышал еле различимый шепот: «Свободна! Спасибо! Прими мой дар».

Сразу скажу — что за дар я от Аглаи получил, для меня так и осталось загадкой. Я и голову потом в воду засовывал, думал, что, может, дышать в ней смогу, и с рыбами пытался общаться — все впустую. Как оно раньше было, так и сейчас осталось.

Может, что путное могли бы мои приятели из отдела 15-К подсказать, да только им я про произошедшее рассказывать не стал. Ни к чему им про это знать. Это личное.

А потом мы вовсе в город вернулись, где нам всем не до того стало. Мне так точно. Штука в том, что к моей основной работе добавилась еще одна, нежданная-негаданная. Вот правду говорят — вслух иными вещами шутить не стоит. Сказанное может быть кем-то услышано и стать правдой.

В моем случае так и произошло.

Глава вторая

О какой шутке я веду речь? О той, когда я сказал, что не пора ли открывать частную практику и делать деньги на нежданно-негаданно свалившихся на меня способностях.

Я тогда пошутил и забыл. А вот Ольга Михайловна, та, что носит фамилию Ряжская, обо мне взяла и не забыла. Если точнее говорить — сработала цепная реакция. Ей про меня жена покойного Семена Марковича рассказала, а она, в свою очередь, дала на меня наводку своей подруге, у которой, как назло, серьезные проблемы нарисовались.

Причем, заметим, даже не с загробным миром проблемы. Со здоровьем. Казалось бы — где я, и где здоровье этой гражданки?

Но кого бы это интересовало? Точнее — интересовало мое мнение?

Хотя — нет. Это я, пожалуй, вру. Ряжская действовала очень тонко и, я бы сказал, уважительно. Ну насколько подобное возможно по отношению ко мне, человеку не её круга и не её социальной прослойки. И не надо морщиться. Социальная дифференциация была, есть и будет, тут уж ничего не поделаешь. Даже наши дикие предки, те, что в пещерах жили и мамонтов гоняли, и те делились на группы по степени полезности для первобытнообщинного социума.

Другой разговор, как к этому относиться. Можно булькать, подобно чайнику, и исходить на яд, считая, что мир к тебе несправедлив, но при этом не делая ничего для того, чтобы что-то изменить. Еще можно пробиваться наверх, идя по головам и не жалея ни себя, ни других. Это путь воина, он тернист и опасен, но пройдя его до конца, ты имеешь все шансы получить большую награду. Правда, не факт, что она обрадует тебя, к тому времени издерганного, измученного и окончательно потерявшего веру в человечество победителя. И, наконец, можно просто определить свое место в системе мироздания, то, которое тебе идеально подходит и в битве за которое ты понесешь минимальные потери, а после с интересом наблюдать за первыми и вторыми. В последнем случае горних высот не видать, конечно, но нервы и здоровье сберечь можно.

Я, если честно, как раз из последних. По крайней мере — был еще в начале лета. То есть в мечтах, по дороге на работу или с нее, мне часто представлялся невероятный карьерный взлет, только вот делать для него вне грез мне ничего не хотелось. Потому как это было связано с массой разнообразных последствий, причем — нежелательных. Как минимум — пришлось бы много трудиться, забыв о сне и покое, что меня не очень устраивало.

Офисная жизнь — она как река. Ее питают десятки или даже сотни ручейков, которые внешне вроде бы и неразличимы в общем широком и мощном потоке, но при этом они есть. За внешним благополучным и дружелюбным фасадом любой более-менее крупной организации скрываются такие драмы, что Шекспир, узнав сюжеты иных из них, удавился бы от зависти. Куда там его «Гамлету» и «Макбетам», что их средневековые топорные интриги против нынешних офисных «многоходовок», иногда меняющих не то что штатное расписание, но и само лицо компании.

И если ты задумал занять место повыше своего теперешнего ранее того момента, когда шеф сам скажет что-то вроде: «А не засиделся ли у нас такой-то в своей должности? Пора бы и повысить парня», будь готов к тому, что мир для тебя уже никогда не станет прежним. Тебя ждут битвы почище, чем в Гражданскую войну были. Друзья будут становиться врагами, бывшие недоброжелатели — временными союзниками, ты узнаешь про себя и людей, с которыми ты работал бок о бок много лет, столько всякого, что волосы не только дыбом встанут, а, может, и вовсе нафиг выпадут.

Это не Спарта, приятель.

Это офис. Хуже того — российский офис. В нем законы бытия не писаны, а если и писаны — то не читаны. Это место, куда легко попасть, но из которого очень трудно потом морально выбраться. И даже если ты поменяешь работу, для тебя все равно уже ничего никогда не изменится. Этот яд проникает в каждую клетку твоего тела.

Ладно, отвлекся я.

Так вот — Ряжская.

Она появилась в банке ровно через час после того, как я туда сам заявился, бодрый и довольный жизнью после визита в Лозовку. Все-таки не так важно, сколько ты отдыхаешь, важно — как. Вот вроде бы, — всего-то два дня к выходным пристегнул — и чувствую себя великолепно. А бывает, и двух недель для восстановления угасших сил не хватает.

Раз на раз не приходится.

Вот, значит, сижу я, про себя хихикаю, рассказывая своим коллегам-девчулям про то, какую я знатную, прости Господи, рыбину поймал третьего дня на утренней зорьке, и тут в кабинет влетает Волконский.

— Чего сидишь? — говорит. — Тебя Ольга Михайловна наверху ждет.

Будто я должен про это непременно знать?

Но внутри сразу неприятное чувство шевельнулось. Ясно же, что не просто так она меня ждет, не для вручения дополнительной премии за хорошо выполненную недавно работу. Нет, премия — оно хорошо бы, конечно, но вот только расчет был ей произведен полностью, и продолжения наших отношений в скором будущем вроде бы не предвиделось.

А лучше бы и вовсе их не было. Вот только мои желания сроду никто не выполнял. Ими вообще редко кто интересуется.

— Саш, проси кабинет с окнами, — вдруг бухнула Наташка из-за своего стола. — Тебе теперь дадут. А сюда пусть вон, «залоговиков» пересаживают. Их не жалко. Тем более что они все равно постоянно в разъездах. Или бухают. Им здесь даже лучше будет, чем наверху. Тут от начальства подальше, а к туалету поближе.

Сказано было смело. Если эти слова дойдут до ушей «залоговиков», то есть специалистов кредитного отдела, проверяющих залоги, которые потенциальные заемщики готовы были предоставить банку как обеспечение кредита, то мало Федотовой не покажется. Народ из этого подразделения славился беспощадностью и безжалостностью по отношению ко всем представителям рода человеческого, причем невзирая на лица. Работа у них такая. Сострадание к ближнему своему им неведомо, как и большинство других чувств, присущих разумному существу.

И — да. Бухали они по-черному, что есть — то есть.

— Федотова! — стукнул пальцем по столу Волконский. — Что за разговоры?

— Тоже мне секрет этого… — Наташка пощелкала пальцами, которые были унизаны колечками. — Полушенеля.

— Полишенеля, — поправила ее Ленка, подкрашивающая глаза.

— Вот-вот, — благодарно кивнула Федотова. — Его самого. Дмитрий Борисович, все уже давным-давно знают, что Ряжский собирается в перспективе заходить в банк деньгами, причем сразу на контрольный пакет. А если уж наш Сашуля в дружбе с его женой, так чего бы нам этим не попользоваться?

— Кто «все»? — сменил тон с относительно-добродушного на зловеще-мрачный постепенно начинающий звереть Волконский. — Давай, отважная наша, фамилии мне назови этих «всех». Я, зампред, ничего, выходит, не знаю, а некие все и лично госпожа Федотова — знает. Ну?

— Здесь камер нету, — без тени смущения сообщила ему Наташка. — Так что эта речь Силуяновым засчитана не будет. И потом — чего ты так взвился? Я же не место зампреда Сашку попросила для меня или Ленки выпросить, а кабинет с окнами. На твое кресло никто не претендует. Саш, ты же смещать Дмитрия Борисовича с поста не планируешь?

— Не язык, а помело, — пожаловался я Волконскому. — Даже как-то начинаешь думать о том, чтобы не нам на троих кабинет выпросить, а себе на одного. Как думаешь, Дим, такое возможно?

— Еще как возможно, — вместо него ответила Денисенкова. — На центральном этаже рядом каморка есть, в ней ведра всякие лежат, тряпки, химикаты. Вот ее тебе и отдадут. А мы с Наташкой будем туда приходить и в тебя плевать, предателя эдакого.

— В самом деле — гад какой! — поддержала ее Федотова. — Мы тут, пока его нет, сами себе за едой в магазин ходили, вместо того чтобы над тобой, иудой, глумиться, друг над другом издевались — и на тебе. Вот она — благодарность за верность. Вот как истинное лицо иных разных вылезает наружу!

— Нет уж, Сашечка, — Денисенкова щелкнула косметичкой, встала из-за стола, подошла ко мне и взяла меня под локоток. — Мы с Натали твой пожизненный крест, так что неси его с достоинством и смирением. Причем неси в новый кабинет, с окнами. Я еще одну зиму без солнца не вынесу. Зачахну, как цветочек без полива.

— И правда, мелют сами не знают чего, — вздохнув, признал Волконский. — Без какого солнца?

— Да хоть какого! — Денисенкова второй рукой, свободной от моего локтя, взъерошила мне волосы. — У нас тут окон нет, а день зимой короткий. На работу идешь — еще темно. С работы идешь — уже темно. О наличии белого дня на улице узнаешь только из новостей. Сашка, проси кабинет, тебе говорю. И тогда я знаешь что для тебя сделаю?

Ее тон приобрел интимные оттенки.

— Боюсь представить, — поправил я галстук, а после по возможности мягко отцепил ее руку от себя.

— Я скажу всем, что твоя мужская сила соизмерима только с твоим же непостижимым для среднего ума чувством юмора. Совру, конечно, но что не сделаешь для родного человека?

— Чего это — «совру»? — даже обиделся я. — Может, оно так и есть.

— Ну не буду же я проверять? — фыркнула Денисенкова. — Я за годы, проведенные с тобой в одном помещении, перестала в тебе видеть мужчину и начала видеть что-то вроде родственника. Собственно, я тебя и созерцаю чаще, чем любую родню, по восемь-десять часов пять дней в неделю. А инцест — это не по моей части.

— Заметь, Сашка, я молчу, — сообщила мне Федотова и сделала губы сердечком. — И ничего такого не говорю. У меня просто моральных принципов меньше. А кабинет с окошечком в большой мир, полный свежего воздуха, очень хочется. Так хочется, что этих самых принципов вообще почти и не осталось!

— Пошли, — рыкнул Волконский и уволок меня из кабинета. — Или это словоблудие никогда не кончится. Да и Ольга Михайловна заждалась уже. Она тебя, между прочим, уже третий день разыскивает. Мы дозвониться пытались, но у тебя телефон отключен был.

Ну да, я его вырубил еще в электричке, рассудив, что все, кто меня может разыскивать, уже здесь, а все остальные, включая неугомонную Маринку, перебьются. Я вообще как-то проще в последнее время стал относиться к подобным вещам. Раньше, помню, если телефон сел где-то на улице, так я сразу начинал переживать, что кто-то может позвонить, а я это пропущу. Правда, как правило, никто не звонил, потому что я никому особо и нужен не был.

А теперь… Кому надо — тот меня найдет. А если не найдет — подождет. Вот Волконский же подождал? И, кстати…

— Слушай, Дим, а откуда Ряжская узнала, что я на службу вышел? — невинно спросил я у зампреда.

— Я ей позвонил, — как нечто само собой подразумевающееся сообщил мне Волконский. — Откуда же еще?

Вот за что я люблю нашего зампреда, так вот за эту его простоту. И ведь не возмутишься даже. А что ему предъявишь? Он же не за спиной крысятничает, он же по-честному все мне сказал. И с его точки зрения он поступил абсолютно правильно.

Ряжская обосновалась все в том же ВИП-кабинете, она восседала на кресле, попивая кофе и беседуя с невысокой миловидной дамой, как видно — подругой.

Была эта подруга моложе ее лет, наверное, на пятнадцать, но при этом выглядели они ровесницами. Просто у этой юной еще совсем женщины очень уж вид был бледный и болезненный.

— Ольга Михайловна! — голосом человека-праздника радостно гаркнул Волконский. — Вот и Смолин. Так сказать — доставил в целости и сохранности!

— Добрый день, — негромко произнес я, уже одним своим тоном давая понять женщинам, смотрящим на меня, что радости от нашей встречи я не испытываю. Подруга Ряжской, правда, мне знакома не была, но, по сути, это ничего не меняло.

— Саша, здравствуй. — Ряжская поставила чашечку на блюдечко, а блюдечко на стол. — Мы тебя заждались. Я уж хотела службу безопасности мужа подключать, так волновалась. Чтобы в наше время у человека мобильный телефон был выключен, это, знаешь, ли, как маячок о чем-то нехорошем. Если бы сегодня не появился — дала бы им задание тебя разыскать.

— Да куда он денется, — задушевно произнес Волконский и приобнял меня за плечи. — Ольга Михайловна, смею вас заверить…

— Дмитрий, спасибо вам, — Ряжская выдала свою фирменную улыбку. — Думаю, что мы не будем далее воровать ваше время. Я знаю, сколько вы делаете для этого банка, знаю, что он, по сути, заменил вам дом и семью, и очень ценю это. Как и мой муж, с которым я этот вопрос уже обсуждала. Кстати, подробности о вашем трудолюбии мне стали известны благодаря Александру. Он, знаете ли, считает вас не просто коллегой, а своим другом, а потому много и искренне о вас рассказывал.

Щеки Волконского покраснели, а аристократический нос побелел. Оно и понятно — ему только что дали понять, что если кадровые перестановки и будут, то его они точно не коснутся. А может, даже он еще и в плюсе окажется.

Ну и мне она вроде как тоже оказала услугу. Нет, Волконский, естественно, понял, что ничего я Ряжской не говорил, но читать между строк умеет любой из офисных обитателей. Больше скажу — здесь без этого умения существовать очень сложно, не сказать — невозможно. Тут никто ничего впрямую не говорит, все на полутонах строится и на полунамеках.

Волконский, например, владел этим талантом в совершенстве, потому самый главный посыл слов Ольги Михайловны распознал верно.

— Пойду, — тактично заметил он, покидая кабинет. — Утро, дел полно.

И аккуратно притворил за собою дверь.

В кабинете установилась тишина. Ряжская смотрела на меня с улыбкой, ее спутница с настороженностью и даже, как мне показалось, с небольшим испугом, я же вовсе ни на кого смотреть не хотел, потому уселся на кресло и уставился в окно.

Права Наташка. Все-таки сидеть в четырех стенах без доступа солнечного света — это для человека противоестественно. Даже если он уже и не совсем человек.

— Сейчас лопнешь, — иронично сообщила мне Ряжская. — Я серьезно. Ты просто себя со стороны не видишь.

— Не выспался, — буркнул я. — Вчера домой приехал поздно, устал. А на работу мне приходить надо ни свет ни заря.

— Саш, это Зоя, — Ольга Михайловна показала рукой на свою спутницу. — У Зои большие проблемы.

— Всей душой скорблю с вами, Зоя, — приложил я руку к сердцу и глубоко вздохнул. — Мои соболезнования. Увы, но мы все когда-нибудь уйдем туда, откуда возврата нет. Никому и ничему нет!

— Ольга Михайловна, это он о чем? — глаза Зои наполнились слезами. — Это он мне смерть предсказывает, да? Смерть?

Голос подруги Ольги Михайловны истерически задрожал.

— Саша! — погрозила мне пальцем Ряжская. — Ты что мне девушку пугаешь?

— Вот сейчас не понял, — перевел я взгляд на нее. — Так у нее чего, никто не помер?

Зоя издала полувсхлип-полустон, из глаз у нее потекли слезы.

— Нет. — Ряжская достала из рукава кружевной платочек и сунула его подруге. — Представь себе. Но если ты продолжишь вот так ее нервировать, то я ни за что не поручусь. Особенно учитывая то, кто ее родной брат.

— Боюсь спросить, — вздохнул я.

— Звонарев, — произнесла Ольга Михайловна, сделав бровями некое движение класса: «Представьте себе, представьте себе». — Тот самый, который охранные агентства, «Ваша инкассация» и прочее разное.

Знаю, слышал. Еще, по слухам, этот самый Звонарев поставляет бойцов на подпольные бои, «отбойщиков» рейдерским компаниям и просто крепких ребят всем тем, кто способен заплатить за их кулаки. Знаменитая личность. Причем слава его еще с лихих 90-х тянется.

……И — да, доводить до истерики сестру такого человека это верх неблагоразумия. Подобное может быть сильно чревато боком. И потерянными зубами. И сотрясением мозга. Или еще чем похуже. У человека в теле порядка двухсот костей, так что ребятам со сбитыми костяшками будет где разгуляться на моей тушке.

Будь ты хоть трижды ведьмак, против нескольких профессиональных костоломов тебе все одно не устоять, особенно если тебя подловили внезапно.

Ну и хитра эта Ряжская. Ох, и хитра. Точнее — умна. Она ведь сейчас не просто подруге помогает, она меня приручает. Хотя это не то слово. Правильнее — дрессирует. Кнут и пряник. А потом: «К ноге».

Ладно, пусть пока будет так, как она хочет. Тем более что сейчас у меня особо выбора и нет, этой бледной девице я и впрямь не могу отказать. Ряжская не шутит, если я сейчас взбрыкну, она из принципа может сделать так, что господин Звонарев уже сегодня скомандует «фас» своим волкодавам.

Но это ничего не значит. Память у меня профессиональная, так что я в ней зарубочку сделаю. И непременно при случае расплачусь по этому счету.

Не надо так со мной поступать. Я даже до того, как силу получил, не сильно любил, когда мной манипулируют. А уж теперь, после всех летних треволнений и проказ хитроумного Нифонтова, и вовсе выхожу из себя в подобных ситуациях.

Правда, особо этого не показываю. Нет, тогда на съемках я сорвался, высказал Николаю все, что о нем думаю. Сейчас и здесь я так не поступлю, я промолчу. Не время и не место.

Но это не значит, что я забуду то, что Ряжская сейчас сделала. И в какой-то момент ее будет поджидать неожиданный сюрприз. Не знаю пока какой, но в моей ведьмачьей книге много разного всякого есть. Может, это случится через месяц, может — через год. Я умею ждать, когда это необходимо. Что-что, а это-то я как раз умею делать очень хорошо. Главное — не спешить и дождаться нужного момента, наиболее оптимального для реализации задуманного. Вот наш предправ, например. У него рожу перекосило зверским образом тогда, когда меня на работе уже не было. Я в тот день как раз отбыл в Лозовку. Как мне рассказали Наташка и Ленка, он своим внешним видом до судорог перепугал личного референта и забредшую к нему в приемную по каким-то своим делам Чиненкову. Причем последняя чуть в обморок от увиденного не грохнулась, когда поняла, что наш руководитель не шутки шутит, а так теперь на самом деле выглядит.

Сидит теперь Сергей Станиславович дома, на работу носа не сует и большие деньги тратит на разнообразных мануальщиков и тому подобных специалистов. Он думает, что это у него нерв лицевой схватило, от непомерных интеллектуальных потуг.

А всего-то для проведения этой акции возмездия и надо было знать то, что секретареныш его лентяйка каких свет не видел. Причем тут это? Просто она утром его личную «турку» для приготовления кофе лишний раз мыть не будет. А значит, в кофе нашего лидера непременно попадет зелье, которым я обмажу ее края. То самое зелье, что Митрий придумал, от которого «рожу же сковеркает тако, что страх».

Все так и вышло. И «сковеркало», и страх имел место быть.

Я всегда свое слово держу. Пообещал ему соли на хвост насыпать — получите и распишитесь.

И Ряжской того же не миновать теперь. Вот если бы она просто пришла и сказала: «если сможешь — помоги», возможно, я бы и не послал ее. Как минимум — выслушал. В конце концов, деньги лишними не бывают. Но так-то зачем? Я не карманный маг при ее империи.

Кстати, красиво было бы к ней ее мамашу послать. Не на поговорить, а на постращать, я в книге недавно одно интересное заклятие вычитал на эту тему. Оказывается, неупокоенные души можно на некоторое время подчинить себе, заставив их выполнять то, что тебе хочется. Нет, никакой материальной выгоды получить из этого невозможно. Банк они для тебя не ограбят и человека не убьют, ибо призраки бесплотны. Но вот что-то подслушать, подсмотреть, кого-то напугать они могут замечательно.

Мне просто снова с Хозяином Кладбища, на котором лежит ее матушка, связываться неохота, а то бы я расстарался. Заклятие действует не очень большое количество времени, но пару часов веселья и загробных завываний я бы Ольге Михайловне гарантировал.

Но — пока никак. И до души ее маменьки мне не добраться, да и сообразит Ряжская, откуда ветер дует. Не с руки мне с ней сейчас ссориться. Неравные у нас силовые категории. Уроет она меня, проще говоря, за такие вещи. В прямом смысле слова.

— Прошу прощения за каламбур — звонкая фамилия, — наконец ответил я. — Вот только непонятно — чем я могу быть полезен этой даме? Особенно если учесть, что у нее, слава богу, никто не умер?

— Саша, — Ряжская умильно вздохнула. — Я ведь знаю, ты способен не только на то… Э-э-э-э… Что способен. У тебя ведь и других талантов много, правда?

— В пинг-понг неплохо играю, — подтвердил я. — Первый юношеский. В детстве в хоре пел, говорят — хорошо. Правда, потом у меня голос начал ломаться…

— Александр, мне казалось, что мы еще в прошлый раз прекрасно поняли друг друга, — в голосе Ряжской появились жесткие нотки. — А ты, я погляжу, снова начинаешь валять дурака.

— Все так, — кивнул я. — Полностью согласен. И мне казалось, что в прошлый раз мы прекрасно поняли друг друга. Однако же мы снова здесь, в этом кабинете, и вы опять требуете от меня того, что я не в состоянии вам дать.

— В состоянии, — отчеканила Ряжская. — Ты — в состоянии. Я это знаю, и ты это знаешь. И мне совершенно непонятно, почему ты сейчас снова упрямишься. В конце концов, я не прошу у тебя свершения невозможного. Мне не нужна звезда с небес, точные координаты никем не открытой кимберлитовой трубки в Якутии или свержение политического строя в России. Я просто прошу тебя помочь вот этой несчастной девочке, которая скоро на себя руки наложит от безнадежности. Причем, заметь, не без выгоды для тебя. Материальной выгоды.

— Да-да, — засуетилась Зоя, шмыгая покрасневшим носиком. — Деньги у меня есть.

Она извлекла из своей сумочки плотный конверт и положила его на стол, прямо передо мной.

Я закинул ногу на ногу и уставился на Ряжскую, стараясь при этом не мигать. Ну и еще придать взгляду некую зловещесть.

— Будем считать, что мы договорились, — не обращая на это внимания, произнесла Ольга Михайловна. — Саша, у Зои, как я и сказала, проблема. Она не может забеременеть.

— Кхмммм! — не выдержал я и закашлялся. — Чего? А я-то тут чем помочь могу? Это вам к докторам специальным надо, в репродуктивные центры! Анализы там посдавать. ЭКО, наконец, сделать!

— А ты неплохо осведомлен, — прониклась Ряжская. — Редко увидишь мужчину, который знает, что такое ЭКО.

— Я работаю в женском коллективе, так что ничего удивительного. Посидите с мое в компании с двумя балаболками, не такое узнаете.

— Была, — жалобно сообщила мне Зоя. — В клиниках лежала, и в наших, и в швейцарских, и в австрийских. Говорят — нет, не получится у вас ничего. Природой материнство во мне не заложено. Муж… Он…

И подруга Ряжской снова захлюпала носом.

Ну дальше понятно. Муж вот-вот уйдет, и ему даже брат не указ.

Самое забавное, что помочь я ей, скорее всего, могу. Рецепт соответствующего зелья у меня в книге есть, причем сильно старый, он еще чуть ли не на старославянском написан. И компоненты для него есть, даже мандрагыр. Я его из Лозовки как раз привез, мне Родька этот небольшой кусочек корня как величайшую ценность вручил. Кстати — в мой прошлый визит он этого делать не стал, а теперь, как видно, что-то для себя решив, показал мне все секретные закрома своего бывшего хозяина.

Опять же — новолуние скоро. Насколько я помню, там не только зелье важно, но и то, когда и как женщина его употребит. Пить его следует как раз тогда, когда от луны на небе остается только самая малость и непременно в полночь, после чего без промедления необходимо… Ну, думаю, все поняли, что именно необходимо. При соблюдении этих условий шансы на успех велики.

Можно все это проделать и при других фазах луны, но тут уже как повезет. В мандрагыре сила велика, но от луны зависит очень, очень многое. По крайней мере, именно так написано в книге.

— Я знаю, о чем ты думаешь. — Ольга Михайловна, не особо скрываясь, следила за мной. — Саша, поверь, я не стану дергать тебя после этого по каждой мелочи. Мне правда очень хочется помочь Зое. Она моя давняя подруга, я ее с детства знаю. С ее детства. Мой муж и ее брат давние партнеры по бизнесу, они еще тогда, в том веке, вместе начинали. Ты даже не представляешь, как это сплачивает людей, особенно в нашей стране. Потому Зоя мне как родная, и ее счастье для меня очень важно.

Возможно, она и не врет. Точнее — не во всем она врет, полагаю, что ей в самом деле небезразлична судьба этой девушки. Но в приоритете у нее другие цели, и сегодня она все-таки добьется успеха.

Просто «за» сегодня перевесили для меня «против». Отказавшись, я потеряю больше, чем могу приобрести. К тому же мне в голову пришла одна интересная идейка, которую потом надо будет как следует обмозговать.

— Помогите мне, — жалобно пробормотала Зоя. — Пожалуйста. Не знаю почему, но мне кажется, вы можете это сделать.

— Кабинет, — буркнул я, забирая конверт со стола. — С окнами. На троих. И еще чтобы место для шкафа было и ксерокс новый. И кулер! А еще кондиционер, тоже новый.

— Чего? — Зоя, захлопав глазами, уставилась на Ряжскую.

— Чего, чего, — заулыбалась довольно та. — Думаю, что родишь ты к следующему лету.

В новый кабинет мы с девчулями въехали уже на следующий день. Правда, отжали его не у свирепых «залоговиков», а у «свкашников», порядком их потеснив.

Что же до моих прогнозов на наши отношения с Ряжской — все вышло именно так, как я и предполагал. Точнее — пока не всё, но лиха беда начало. Раз в неделю, а то и чаще, она привозила ко мне кого-то из своих подруг, рассказывала душещипательную историю о бедственном положении этой дамы и просила помочь ей. Пока просила, не требовала, но это, полагаю, дело времени. Вот сегодня, например, она сама уже приезжать не стала, а всего лишь позвонила мне, сказав, что к половине шестого вечера ко мне подъедет некая Яна Феликсовна, что это чудо что за человек, и что ей ну никак не обойтись без меня.

И вот теперь я объяснял этой самой Яне Феликсовне, что приворот — это совсем уж не мой профиль, поражаясь хитроумности Ряжской. То, что она исследует пределы моей компетентности, я понял уже давно, поскольку случаи, которые мне она подбрасывала, никогда не повторялись. Но ради правды стоит отметить, что это было даже интересно, поскольку всякий раз я сталкивался с новой загадкой и вечерами подолгу экспериментировал с травами, добиваясь нужного результата.

Да и небезвыгодно, чего греха таить.

— Молодой человек, мне не нужно объяснять, что вы можете сделать, что нет, — довольно резко сказала женщина, причем голос ее звучал теперь на редкость неприятно. — Я вам плачу, так что будьте любезны!

Интересно, а у нее муж кто? Впрочем, чисто по-мужски я его отлично понимаю. От такой и я бы сбежал. Нет, внешне дама очень даже ничего, и фигура для ее возраста на загляденье, но характер — это что-то!

Хотя — а кто мне мешает свалить отсюда прямо сейчас? Тем более, что пока тянулись суд да дело, и рабочий день кончился. Домой пора.

— Разве вы мне давали какие-то деньги? — вставая, спросил я у женщины. — Не было такого. И мне они от вас не нужны, потому что я не стану вам помогать. Всего доброго.

— Что? — непонимающе спросила женщина у моей спины. — Ты куда? А ну, вернись!

Но этого я делать вовсе не собирался. И вообще — интересно посмотреть, как на подобный демарш с моей стороны отреагирует Ряжская. Она исследует меня, а я немного поисследую ее. В хорошем смысле этого слова.

Судя по пиликающим звукам, Яна Феликсовна спешно набирала свою подругу, но подслушивать ее разговор с Ольгой Михайловной я не стал. И в самом деле пора было идти домой.

И ведь удалось бы мне это сделать, кабы не Силуянов.

Глава третья

Безопасник ждал меня в коридоре, неподалеку от моего нового кабинета. Он ласково улыбался и даже раскинул руки в стороны, показывая, как мне рад.

— Смолин! Ты не поверишь, но у меня есть к тебе разговор!

— Давайте завтра? — предложил я. — Домой хочется. Подальше от офиса, поближе к телевизору и холодильнику.

— Сашуля, дорогой ты мой человечек! — буквально пропел безопасник. — Это банк! Здесь рабочий день ненормированный, если того требуют интересы дела. А в твоем случае они этого ох как требуют!

— В моем случае нет, — заявил я. — Хотелось бы напомнить, Вадим Анатольевич, что мы с вами работаем в разных службах. Если у вас есть какие-то вопросы, связанные с противодействием отмыванию доходов и финансированию терроризма, — то нет проблем. А если вы хотите на мне свое остроумие пооттачивать и немного потоптаться — так это дудки.

— Осмелел, — улыбка сползла с лица Силуянова. — Что, уверенности в себе добавилось? Самооценка повысилась?

— Не-а, — покачал головой я. — Просто понял, кого на самом деле опасаться надо, а кого нет. Вас не надо. Смысла нет.

Причем все сказанное и в самом деле было правдой. Чем дальше, тем больше у меня в голове смещались ориентиры, до того казавшиеся незыблемыми. Того же Силуянова я еще каких-то три месяца назад разве что не демонизировал, полагая всемогущим и всевидящим. Насчет последнего, впрочем, я был прав — камер он понатыкал везде, где только можно, обойдя стороной только те кабинеты, где они были совсем уж ни к чему, вроде нашего старого или туалета. Хотя я за это не поручусь.

А потом я так поглядел, подумал — а чего в нем такого страшного? Бродит по банку какой-то отставной служака и тешит свои комплексы, манипулируя людскими страхами. При этом по сути своей он никто. Ну вот что он сделать может? Накатать предправу пяток докладных? Пальчиком погрозить? Чужими руками рублем ударить?

Вот жуть-то! Нет, для меня тогдашнего подрезание зарплаты было бы крайне неприятно, но для меня сегодняшнего это даже не смешно.

А Силуянов молчал и смотрел на меня. Нехорошо так смотрел. Недобро.

— Много о себе понимаешь, Смолин, — наконец процедил он. — И берешь на себя тоже много. Банк в свою частную лавочку превратил. Не страшно, что кое-кто узнает, какие ты тут делишки проворачиваешь?

Хотел я ему кое-что ответить, да не успел. Телефон забренчал в кармане. Дозвонилась Яна Феликсовна до Ряжской, стало быть.

— Александр, — голос Ольги Михайловны был резковат, как на мой взгляд. Что за день сегодня такой, а? Все на меня бедного наорать пытаются. — Что ты там устроил?

В это время Силуянов показал мне рукой, что, мол, «давай, в кабинет мой пошли», и бодро затопал по коридору. Не скажу, что мне хотелось продолжать беседу с ним, но, с другой стороны, откажешь сейчас — он завтра занудит до невозможности. Легче пойти и пообщаться здесь и сейчас. Будем считать, что сегодня у меня день неприятных бесед.

— Отказался делать то, чего не хочу, — добавил холода в свой голос я, направившись вслед за безопасником. — И еще — я прекрасно понимаю мужа этой гражданки. Я бы от нее тоже сбежал.

— Это очень нужный нам человек, — требовательно произнесла Ряжская. — Будь любезен, сделай то, что она просит.

— Кому «нам», госпожа Ряжская? — уточнил я. — Вот конкретно? Вам и вашему супругу? Вам и банку? Вам и фонду защиты диких животных? Это все прекрасно, но меня ни в одном из этих списков нет. Мне эта женщина даром не сдалась. Ни в каком виде. Так что будет так, как я решил, и это не обсуждается.

Все-таки каким-то я конфликтным стал, надо признать. Вот раньше бы подумал: «да и ладно, чего нарываться, сделаю уж». И — сдался, махнув рукой. А теперь — откуда что берется?

Правда, раньше мне было чего терять. Теперь же — другой расклад. Вот говорят — «не в деньгах счастье». Может, отчасти это и верно. Счастья на них не купишь. Но вот независимость — запросто. Я за последние два месяца себе неплохой резервный фонд сообразил, если что, долго на этом подкожном запасе смогу существовать.

Ну а если припрет — можно подзаработать с помощью Нифонтова. Он мне в самом начале нашего знакомства на что-то такое намекал, и вот, совсем недавно опять с разговорами на аналогичную тему подъезжал. Мол: «ты кое в чем нам поможешь, а мы тебе за это заплатим». Чем не вариант?

Другое дело, что мой друг из отдела 15-К хитроумен больно. Заплатит копейку, а работы выкатит на рубль. Изучил я его уже. Да и что в этих госструктурах за заработок может быть? Бюджетники же…

Ну и с банком, если совсем уж честно, расставаться пока не хочется. Он для меня как некий якорь, который пока удерживает баланс между моими старой и новой жизнями. Уйди я отсюда — и мой мир совсем уж изменится. Не могу сказать, что это меня очень пугает, но… Зима близко, холодный сезон. В это время хочется быть как-то поближе к людям. Опять же — корпоратив новогодний пропускать неохота. На нем бухгалтерия наверняка опять свое ежегодное шоу устроит. Не знаю как, но они умудряются каждый год всем коллективом раньше других нажираться в хлам, а потом отчебучивать такое, о чем весь банк до весны говорит. И, что примечательно, в проказах своих никогда не повторяются.

Так что мне и Ряжскую, и Силуянова послать в одно место труда, конечно, никакого не составит, вот только если что — мосты придется сжигать. А неохота.

Ряжская с минуту помолчала, а после, ничего не говоря, отключилась. В смысле — гудки в трубке запикали.

— Обиделась, наверное, — сказал я Силуянову, заходя за ним в его кабинет и убирая телефон в карман. — Женщины — они такие. Если что не по их, то сразу трубки бросают. Тяжело с ними иногда. А, Вадим Анатольевич? У вас с дамами как вообще? Слышал я, что вы к Немировой то и дело в гости захаживаете.

Молчал Силуянов, желваки по скулам гонял. Фамилию-то моей собеседницы он отлично расслышал и теперь прикидывал, какая муха укусила до того безропотного телка из отдела финансового мониторинга. С чего это он таким смелым стал?

— Дурак ты, Смолин, — наконец произнес он. — Корона тебе на мозг надавила слишком сильно и выдавила его через уши. Сынок, если кто твою задницу и мог прикрыть — так это Ряжская. А теперь съем я тебя, поганца такого. Скушаю. И даже твой приятель Волконский, который так часто тебя покрывает, не поможет.

А вот это новости. Я и не знал, что Дима за меня заступался. Надо же. В жизни бы не подумал.

— Слушайте, давно хотел спросить — что я вам плохого сделал? Вот за что вы меня так не любите? Денег взаймы безвозвратно я у вас не брал, жену не уводил, дом не поджигал. Зачем вам это все нужно? В чем причина?

Силуянов выслушал меня, а после, прищурившись, процедил сквозь зубы:

— Причина? Да нет никакой ярко выраженной причины. Просто мне такие люди, как ты, всегда не нравились. Те, что без руля, без ветрил, без царя в голове. Знаешь, здесь, в этом здании, работает много людей куда хуже тебя. Да что там — есть такие подонки, что после общения с ними руки с мылом мыть надо. Они за новую должность любого сожрать готовы — и доносы в ход идут, и откровенные подставы. Я это все вижу, но никогда таким не мешаю. Кроме тех случаев, разумеется, когда они совсем уж края видеть перестают. Но у этих людей есть цель и они к ней идут. Да, не очень красиво, да, бывает, что и по трупам. Но их можно уважать хотя бы за целеустремленность. И самое главное — они работают на результат. На общее дело. Их интересы совпадают с интересами банка. А ты… Смолин — ты не просто посредственность. Ты эталон посредственности. Лишний человек. Здесь — лишний. Да и не только здесь, а вообще, по жизни.

— Знаете, я вас раньше просто не любил, а теперь побаиваться начал, — запинаясь, сказал я. Причем даже без наигрыша. Притворяться смысла не было, он и вправду меня сумел изрядно смутить своими словами. — Вам, Вадим Анатольевич, лечиться надо. Сдается мне, у вас с головой не все в порядке. Это я сейчас не в плане оскорбления сказал, а вполне серьезно.

— Мне Немирова раз сто повторила, чтобы я тебя в покое оставил, — как будто не слыша меня, продолжал бубнить Силуянов. — Мол, ты теперь не тот, кем был, лучше поостеречься. Да это и так видно, а уж если послушать то, о чем ты в «переговорке» с подругами Ряжской разговоры ведешь, то и сомнений никаких в этом не останется. Но, как по мне, теперь ты еще хуже стал, чем раньше. Никчемушность твоя никуда не делась, а вот непонятного чего-то прибавилось. И это «что-то» — оно не от бога, правильно мне все сказали. Если тогда тебя еще кое-как можно было терпеть, то теперь точно нет.

Все-таки я угадал. Хоть Ряжская и убеждала меня, что ее прослушивать не посмеют, все вышло так, как я говорил. Он небось еще и писал все.

И это самая серьезная ошибка Силуянова. Не надо было этого делать. Есть такие тайны, в которые нос лучше не совать. Причем я сейчас говорю не об оккультном или мистическом, а о сплошь мирском. Просто подобные тайны принадлежат людям с большими деньгами и немалой властью. И подслушивать их ох как небезопасно!

— И что теперь? — спокойно спросил я. — Чего ради вы все это затеяли?

— Считай, что ты уже уволен, — отчеканил Силуянов. — Заступницы ты лишился, предправ наш то постоянно по каким-то переговорам бегает, то теперь вот и вовсе захворал, его в банке неделю как никто не видел, а Волконского вообще никто слушать не станет. Потому завтра, прямо с утра, я наведаюсь к Миронову, и положу на его стол докладную о той частной лавочке, что ты тут открыл. И о деньгах, которые ты не скрываясь за свои сомнительные услуги получал. Так что, Сашуля, тебе конец. По «статье» пойдешь, Смолин, по «статье». На «собственное желание» даже не рассчитывай!

Может, я на него своим давнишним проклятием не только кишечную хворь наслал? Может, я ему ненароком еще и мозг повредил? Просто все это очень смахивает на горячечный бред.

А может, все идет от ограниченности мироощущения этого бедолаги. Он привык жить в рамках должностной инструкции и служебных интересов. Он поставил перед собой задачу — спасти от моей персоны вверенный ему объект, и делает это. Как может, как умеет, как учили. Конечная цель — увольнение меня.

— Хорошо, — пожал плечами я. — По «статье» — так по «статье». Не проблема. Вам тогда полегчает?

— Да, — выдохнул Силуянов и прижал руку к животу. — Ох, как полегчает, Смолин.

И в этот момент зазвонил мой телефон.

— Прямо даже и не знаю, — глянув на экран, где пульсировало имя вызывающего меня абонента, сообщил я Силуянову. — С одной стороны, хочется мне вас порадовать. Вы хоть и совсем уж странноватый стали в последнее время, но зато с вами жить не скучно. С другой… Неохота мне пока увольняться. Ну вот нет у меня такого желания. Эх, жизнь, почему ты так сложна? Все время надо выбирать между чем-то и чем-то.

Мои слова, как видно, совсем уж разозлили «безопасника», поскольку он жутко побледнел и даже зубами скрипнул.

— Да, Ольга Михайловна, — тем временем холодно произнес в трубку я. — Если вы снова собираетесь мной покомандовать или пустить в ход какие-то аргументы, связанные с моей профессиональной трудовой деятельностью, то не стоит этот разговор даже начинать. Во-первых — я не ваш подчиненный. Во-вторых, теперь я даже не сотрудник банка, который вы покупаете. Три минуты назад меня уволили.

— Что за ахинея? — осведомилась у меня Ряжская. — Саша, я понимаю, у талантливых людей случаются перепады настроения. Так сказать — заскоки гения. Но будем честны друг с другом — вы ни разу не гений, потому давайте ограничимся тем, что мы уже до того друг другу наговорили, а после забудем про эти мелочи и станем работать дальше. То есть поступим как цивилизованные люди. Я даже готова сделать первый шаг и сообщить вам, что моя давняя и очень, очень хорошая подруг Яна уже покинула здание банка и больше вас не потревожит. Вот, видите, я признала вашу правоту. И искренне надеюсь на то, что буду услышана. Ну и на то, что ваше стремление к увольнению уже ослабло.

— Да у меня его вовсе не было, — рассмеялся я. — Ольга Михайловна, я вам не говорил, что увольняюсь. Я сказал — «меня уволили». Разницу ощущаете?

— О-о-очень интересно, — протянула Ряжская. — И кто это у нас так ретиво взялся за кадровый вопрос?

Я кинул взгляд на Силуянова, который снова прислушивался к нашему разговору. Вот и что мне с тобой делать? Шутки шутками, а я ведь сейчас на самом деле могу его в определенном смысле приговорить. Пара правильно сплетённых фраз — и Вадим Анатольевич через недельку, а то и раньше, начинает искать работу. И хорошо еще, если он не по обещанной им же мне «статье» вылетит.

Странное ощущение, если честно. От меня раньше никогда никто вот так не зависел. Хотя бы потому, что до того никто меня и всерьез никогда не воспринимал, и мнения моего по серьезным вопросам не спрашивал. Максимум, девчули интересовались — идут им те или иные шмотки или нет. За мужика они меня, как я говорил, раньше не держали, скорее так, за декорацию, потому на игривые лифчики, купальники и чулки с поясами я насмотрелся вволю.

В последнее время, правда, подобными зрелищами они меня отчего-то не балуют, что даже немного грустно.

Ладно, не в ту степь меня занесло. Как мне с этим идейным товарищем быть? Топить или оставить? По-хорошему — топить надо, без раздумий. Нельзя сказать, чтобы он был моим врагом, глупо таковым считать этого служаку. Вот Дара — она враг. И колдун, сваливший за бугор, — он враг. Там все по-взрослому, по-серьезному,там и голову сложить можно.

А здесь… Да ну, ерунда какая.

И потом — серьезно, ведь без него ведь мне скучно будет.

Но, с другой стороны, — он-то меня не пожалеет, будь у него возможность мне насолить? Да уже не пожалел.

Как там у Шекспира было, в книге-жизнеописании Гамлета, принца Датского? «Чтоб добрым быть, я должен быть жесток»? Надо послушать классика. Он знал, что говорил.

— Да имеется у нас один энтузиаст, — хмыкнул я. — За престиж банка ратует и его процветание, которое невозможно до тех пор, пока я здесь присутствую. От чистого сердца, прошу заметить, ратует.

— Фамилия? — требовательно спросила Ряжская.

— Силуянов, — скорчив «безопаснику» рожу из раздела «а что я могу поделать?». — Начальник охраны. Очень он недоволен тем, как я в последнее время службу несу. И моими побочными, не входящими в штатное расписание, занятиями крайне раздражен. Скорее всего потому, что у него разрешения никто не спросил, а он привык себя хозяином в этом здании чувствовать.

— Даже так? — было слышно, что Ряжская усмехнулась. — А, может, еще потому, что ему долю малую никто не заносит?

Вот тебе и раз! Сдается мне, что ситуация принимает забавный оборот. Ольга Михайловна, судя по ее тону, решила, что я сейчас собираюсь ее руками убрать того, кто мне не нужен. Я-то говорю правду, а она в нее не очень верит.

Вот интересная все-таки у нас жизнь! В каждом слове, в каждом поступке всегда есть не только второе, но и третье дно. И как раньше наши предки-собиратели в первобытные времена жили без этого? Ну говорили что думали, делали что должно, верили в правду и справедливость.

Скучно им жилось, должно быть. Неинтересно.

— Про последнее ничего сказать не могу, — открестился я. — Мне он о подобном не говорил. Но зато я понял из его слов, что он держит под личным особым контролем все, что происходит в «переговорке». Детально. До мелочей. И то, что он видит и слышит, ему очень, очень не нравится. Настолько, что завтра он собирается сделать доклад о происходящем господину Миронову. То есть — председателю совета директоров банка.

— Он идиот? — в голосе Ряжской прозвучало искреннее недоумение. — Я не о Миронове, я о Силуянове. Этот человек и вправду слушал наши разговоры? Зная, кто я такая?

— Он у нас такой, — с гордостью сказал я, подмигивая Силуянову. — Нет для него ни авторитетов, ни преград. Мы его тут так у нас и зовем: «Железный Толич». Производное от Анатольевича, соответственно.

Силуянов сделал бровями некое движение, которое можно было истолковать как «серьезно?». Я подмигнул ему, провел большим пальцем по горлу, после потыкал указательным ему в грудь и скорчил печальную физиономию. Так сказать — обозначил ситуацию.

Силуянов встал и прикрыл дверь в свой кабинет, которую, входя, я оставил открытой.

Мне это очень не понравилось.

— Правильнее было бы говорить «дубовый», — уточнила Ольга Михайловна. — И не очень-то следящий за внешней политикой банка. Про Миронова он может забыть, так ему и скажите. Нет, формально Дмитрий Александрович еще председатель совета директоров, продажа акций не ведет к лишению полномочий, там все надо протоколами будет оформлять, на подобное время нужно. Но фактически он в банке больше никто. Пятьдесят пять процентов его акций «СКД-банка» теперь принадлежат холдингу «Р-индастриз». Я, собственно, потому с Яной и не приехала, что хотела при этой сделке присутствовать. Добавьте сюда еще двадцать процентов, что мы у одиночных миноритариев скупили, и осознайте, чьи теперь в лесу шишки. Только не раздувайте щеки раньше времени, дело не в вас. Мы эту сделку давно готовили.

— Новости! — вынужден был признать я. — Поздравляю с приобретением!

Силуянов сейчас напоминал мне большого дворового кота. Если бы у него была шерсть, она бы уже стояла дыбом, а спина выгнулась дугой. Он уже учуял, что что-то пошло наперекосяк, только пока не понимал, что именно.

— Спасибо, — равнодушно ответила Ряжская. — Не с последним, надеюсь. Но это ладно. В принципе, я этого вашего «железного дровосека» прямо сейчас очень огорчить могу. Как было сказано ранее — мы, в определенном смысле, партнеры, а потому ваши интересы совпадают с моими. Вот только нужен ли вам этот цирк? Я составила о вас впечатление как о человеке, для которого смысл происходящего важнее внешних атрибутов. Суть здесь в том, что вас, Саша, из этого банка теперь может уволить только один человек.

— Вы? — уточнил я.

— Нет, — возразила Ряжская. — Мне это ни к чему. Этот человек — вы сами. Даже если мы с вами вдрызг разругаемся, я все равно вас увольнять никому не дам, по крайней мере, без весомой профессиональной причины. Я женщина не мстительная и добро помню. Так что кому-кому, а вам опасаться совершенно нечего, кроме собственного вздорного характера.

— О как! — проникся я. — Но если вы сейчас скажете, что должность председателя правления теперь моя, то у меня возникнет ощущение, что я герой какого-то сомнительного «офисного» романчика класса «Не боись, будешь счастливым».

— Тебя? — фыркнула Ряжская. — Председателем правления ставить? Что за чушь? Как тебе такое вообще в голову-то пришло? А если еще учесть твой, повторюсь, на редкость скверный характер, мнительность, строптивость и вздорность, то я тебе даже отдел бы не доверила, не то что банк. Да и не доверю, ни к чему тебе отдел. Зарплату подниму — и только.

— Польщен, — буркнул я, отметив, что впервые за все это время Ряжская обратилась ко мне на «ты».

Не скажу, что я рвусь вверх по карьерной лестнице так же, как в начале лета, но все равно немного обидно мне стало. Ну ладно — банк. Тут я согласен, не потянуть мне этот пост, слабоват в коленках, каюсь. Но чего это мне отдел не доверят? Неужто я совсем уж дурак дураком?

— Тем более что ваш нынешний шеф со своим делом неплохо справляется, — Ольга Михайловна и не подумала как-то реагировать на мое недовольство. — Он умело надувает щеки, лихо изображает из себя матерого лидера и отлично толкает речи на благотворительных мероприятиях. Ну и самое главное — он собрал эффективную команду, которая за него делает все остальное. Кроме, разве, начальника службы безопасности, у которого напрочь отсутствует инстинкт самосохранения. Как там его фамилия, я забыла уже?

— Силуянов, — подсказал я.

— Именно. — Ряжская на секунду замолчала. — Скажи этому человеку, что решение о начале служебного, а возможно даже, и уголовного расследования, будет принято на днях.

— Уголовного-то с какого перепуга? — изумился я.

— Мой дедушка, который начинал работать в органах в те времена, когда ОГПУ еще не осуществило процесс слияния с НКВД, неоднократно говорил: «Был бы человек, статья найдется». — Ряжская хихикнула. — А мой супруг дополнил эту поговорку словами: «особенно если есть знакомый прокурор». Так что не стесняйся, получи удовольствие. Тем более что он все равно бы, скорее всего, вылетел из банка как пробка. У моего супруга есть привычка, приобретая новую компанию, проводить некую аттестацию работающего в ней персонала, обращая особое внимание на топ-менеджмент, финансовую службу и безопасность. И что-то мне подсказывает, что вопрос о продлении трудового договора между вашим Силуяновым и банком подниматься точно не будет. А вот о формулировке записи об увольнении в трудовой книжке будет обсуждаться в обязательном порядке. И пусть порадуется, если он отделается только «статьей».

Она не шутила. Серьезно — не шутила ни разу.

А еще мне было впору засмеяться, повод-то был. Сначала Силуянов мне «статьей» грозил, а теперь сам под нее, похоже, и попал. Воистину — зло есть бумеранг. Запустил его в кого-то и жди потом, когда он тебя по затылку шандарахнет, сделав круг.

Впрочем, это-то ладно, дело локальное, житейское. Жесть — она впереди. Сдается мне, скоро у нас тут головы полетят. Народ узнает — вою будет. И мне теперь перепадет по полной, это можно не сомневаться. Шила в мешке не утаишь, имена новых собственников тайной будут недолго, как и то, что я частенько уединяюсь с одним из них. Да что там — если верить слухам, то и вовсе с ней сплю. И можете быть уверены, народ тут же решит, что именно я определяю, кого казнить, кого миловать. Но это не беда, просто кто-то будет плевать мне вслед, а кто-то даже начнет заверять меня в своем неизменно дружеском расположении.

Тем более что тут ничего не изменить, так случится в любом случае. Даже если я буду бить себя в грудь, заверяя общество в том, что не при делах, мне все равно никто не поверит. И, отчасти, правильно сделают. Не скажу про «казнить», я парень не мстительный, не стану ни с кем сводить счеты. Да и нет у меня в банке врагов, кроме вон одного человека, который сейчас сидит напротив меня. А вот «миловать» — это да. За Наташку с Ленкой попрошу непременно. Они, конечно, не топ-менеджмент, вряд ли их щемить будут, но от греха — попрошу. И за Волконского.

— Даже так? — произнес я и посмотрел на Силуянова, который даже не подозревал о том, что его сейчас приговорили. — А не жестковато?

— Я не люблю, когда невесть кто сует нос в мои дела, — из голоса Ряжской ушла вся игривость. Таким тоном, должно быть, Снежная Королева общалась с девочкой Гердой. — А еще нужна показательная порка. То есть мне надо, чтобы все, кто работает в вашем декоративном банке, который теперь стал собственностью моей семьи, хорошо уяснили, что либо будет так, как хотим мы, либо не будет никак.

— И я?

— Что — «и ты»? — сбилась с высокопарного слога Ряжская.

— И я должен это уяснить?

А что? Мне в самом деле надо сразу расставить точки над «i». Чтобы решить — сейчас ее послать или потом, попозже?

— Саша, ты не человек, — бархатисто рассмеялась Ряжская. — Теперь я точно это знаю.

— А кто же я?

— Ты — ёжик. Чуть что, так сразу колючки вверх, и давай зло сопеть и фырчать, — объяснила мне женщина. — Причем неважно, друг перед тобой, враг. Тебе без разницы. Видно, невесело ты последние годы жил, если в любом человеческом проявлении кого-то из своих знакомых видишь агрессию. Ты в негатив постоянно уходишь, а так нельзя. Так и с ума сойти недолго.

— Ничего, что я еще здесь? — не выдержал Силуянов, и выпятил челюсть вперед. — А?

— Даже не знаю, что вам на это сказать, — прикрыв трубку рукой, ответил ему я. — Серьезно — не знаю. Все так запуталось.

И ведь ни словом не соврал. Ситуация прямо как в статусе Сашки Вязьминой из операционного, том, что у нее в «вотсапе», — «все сложно».

Причем все на самом деле оказалось сложно. Я сам не ожидал от него такой реакции. Как мне думается, он и сам ее от себя не ожидал, просто нашла коса на камень. Ну или сосудик у него какой-то в голове перекрыло.

А может, я его просто до такой степени выбесил.

Короче, он со всей дури бахнул мне прямым в челюсть, да так, что я на пол прилег отдохнуть. Трубка отлетела в сторону, а из глаз у меня полетели искры.

— Непроффешионально, — сообщил я Силуянову ошарашенно и пару раз лязгнул зубами, чтобы проверить, все ли они на месте. — Капец просто как!

Вспомнив большинство фильмов, я прихватил нижнюю челюсть пальцами руки и подвигал ее туда-сюда. Кожа двигалась, челюсть нет. Фиг знает, так оно должно быть или нет, но на душе стало как-то спокойнее. Да и потом — если бы там имелась трещина или чего похуже, наверное, я сразу такое понял. А при вывихнутой челюсти вроде как и вовсе рот не закрывается.

Из трубки, лежавшей у двери, тем временем доносился голос Ольги Михайловны: «Саша. Саша, я не поняла, что у вас там происходит?».

— Ыррррр! — издал зверский звук Силуянов, и каблук его ботинка модели «старый добрый прапор» опустился на экран моего телефона.

Вот это был уже явный перебор. Я все понимаю — нервы, вспышка гнева, нереализованные мечты, даже вот этот удар мог понять. Но зачем же имущество портить? Материальный ущерб причинять?

И прощать ему все это я не собирался.

Силуянов стоял чуть сгорбившись, как будто ожидая, что я вот-вот встану и попробую дать ему сдачи.

Да нет, даже не «как будто». Точно этого ожидая. И это наводило на не очень-то хорошие мысли. Например — не собрался ли он меня на инвалидность перевести? Он сможет. Странностей в нем хватает, это да, но при этом в чем-в чем, а в искусстве причинения людям вреда средней и сильной тяжести он разбирается преотлично. Мне про это его же подчиненные рассказывали.

Как-то это все странно. Ну не любишь ты меня — хорошо. Но зачем же провоцировать на драку, с заведомо ясным финалом? Зачем на душу грех брать?

Или не «зачем»? Или — «за что»?

Нет, прощать я ему ничего не собираюсь, это уж точно. Но полный расчёт можно и отсрочить. На несколько часов. Или даже до того момента, пока я не пойму, что тут к чему.

— Выпустили пар? — сообщил ему я абсолютно спокойно. — Надеюсь, на этом все? Если да, так я пойду. Рабочий день, как было сказано выше, кончился, так что если у вас ко мне есть еще какие-то претензии, то это все завтра.

— Дешевка ты, — еще сильнее выпятил челюсть вперед Силуянов. — Что, даже не попробуешь мне сдачи дать?

— Да вот еще, — встал я с пола и отряхнул штаны. — Много чести.

Я бы, наверное, мог наговорить ему всяких гадостей, но не стал. Зачем? Во-первых, говорить становилось все больнее, здорово он мне все-таки бумкнул. А во-вторых, — к чему слова? Лучше сделать. Он у меня грядущую ночь на всю оставшуюся жизнь запомнит. Главное, чтобы все ингредиенты для задуманного дома были. Есть у меня одно заклинание, я его недели две назад нашел, оно как раз самое то, что для моей страшной мести и нужно. Да и на пользу делу это пойдет. Он товарищ неглупый, два плюс два сложит, и завтра, в запале, глядишь, и выложит на духу, в чем же истинная причина такой нелюбви ко мне.

А она — есть. Ну не верю я в то, что человека ТАК можно не любить исключительно за раздолбайство. Есть тут что-то еще.

Одно хорошо — мешать моему уходу не стал. Знай злобно сопел, пока я выковыривал «симку» из телефона, да бросил мне вслед ругательство, когда я за дверь вышел.

По дороге к дому челюсть начала ныть адски, мышцы ее сводило так, что когда я ввалился в квартиру, даже пары слов Родьке сказать не смог.

— Охти мне! — поняв в чем дело, всплеснул лапками мой слуга. — Хозяин, подрался никак? Вот уж не думал, что ты любитель этой забавы! Был у меня один хозяин, тоже мастак морды мять, но обычно он тумаки отвешивал, а не ему. Ты, если в этом деле не смыслишь, так не лез бы в драку-то?

Ничего я ему на это не ответил и полез в шкафчик, где у меня лекарства лежали, за «кетанолом». У меня в активе, понятное дело, уже имелся рецепт зелья «боль снемлюща и сон насылающа», но его же еще варить надо, а потом студить. Это дело не быстрое, часа на два с половиной-три. Легче таблеткой закинуться.

— Вавила Силыч, — тем временем заорал Родька и пнул пару раз лапой холодильник. — Вавила Силы-ы-ыч! Глянь, чего делается на свете! Куда мир-то катится? Ведьмакам-от уже морды бьют!

— Ну не жгут же, как в старые времена? — резонно сообщил подъездный, выбираясь из-за плиты.) — Морда — она чего? Поболит и перестанет. Чай рожа не задница, завяжи да лежи. А вот коли к столбу веревкой, да хворосту навалят — это да. Это неприятно.

Мои зубы лязгнули о край кружки. Я представил себя у столба, среди хвороста, который пахнет бензинчиком, и Силуянова, с доброй улыбкой подносящего к нему горящий факел.

Жуть какая!

— По зубам треснули? — пригляделся Вавила Силыч к моему лицу. — Ишь, со знанием дела били, сразу видно. Надо было сразу лед приложить. Теперь к утру распухнет так, что будь здоров.

— Ну и помог бы! — потребовал Родька. — Ты можешь, я знаю.

Вавила Силыч призадумался, а после было захотел что-то сказать — но не успел. Ему помешал дверной звонок.

Глава четвертая

— Кого еще принесло? — промычал я страдальчески, придерживая челюсть ладонью.

— Маринка небось, — со знанием дела заявил Родька. — Только она вечно притаскивается тогда, когда всем не до неё!

Вавила Силыч гадать не стал, он просто открыл дверцу шкафчика, находящегося под кухонной раковиной, и нырнул в темноту между трубами и мусорным ведром.

В дверь позвонили еще раз, причем звонок был куда более долгий.

— Парень какой-то, — вернулся к нам тем временем подъездный. — Одет прилично, даже галстух у него есть, но по виду — чистый бандит.

— Так уж и бандит? — засомневался Родька. — Что же — нож у него за поясом, пистоль или чего другое?

— Колода ты деревенская, — беззлобно сообщил ему Вавила Силыч. — Какой пистоль? Кого в столице ты пистолем испугаешь нынче? Теперь такие нравы, что хоть орудие на москвича наставляй, он не испугается. Потому как адаптировался горожанин к нездоровой криминальной обстановке. А публики этой я насмотрелся в свое время. Они хоть куртки кожаные на пиджаки сменили, а только как лиходеями были, так ими и остались.

— Меньше телевизор тебе надо смотреть, Вавила Силыч, — посоветовал я подъездному. — Пойду открою.

Мне бояться было нечего, с братвой у меня конфликтов сроду не имелось, да и хуже чем есть уже не будет.

Тем более что звонок верещал не переставая, и становилось понятно, что следом в ход пойдут ноги, а то и автоген. Тот, кто стоял за дверью, был уверен в том, что я дома.

И правда — нежданный визитер на самом деле смахивал на классического «братка» новой формации. Пиджак на размер больше широких плеч, однотонный галстук, короткая стрижка, пара еле заметных шрамиков на лице — все как полагается.

— Смолин? — уточнил он у меня без всяких приветствий. — Александр?

— Он самый, — кивнул я и зашипел от боли. Таблетка еще не оказала свой целительный эффект, а потому лишние движения доставляли изрядный дискомфорт. — Чего надо?

Ответом крепыш меня не удостоил, вместо этого он достал из кармана пиджака довольно дорогой смартфон, потыкал в экран пальцами, а после приложил его к уху.

— Это Сергей, — секундой позже сообщил он в трубку. — Да. Дома. Да, жив-здоров. Правда, кто-то ему изрядно в «пятак» зарядил. Хорошо-хорошо. Кто-то его по лицу ударил. Конкретно? По зубам. Нет, он не сам это сказал. Так вижу. У меня опыт, не первый день замужем. А? Ага.

Сергей отнял ухо от трубки и спросил у меня:

— Тебе кто в «бубен» сунул?

— Враги, — буркнул я, уже понимая, откуда здесь взялся этот молодой человек, и кто именно проявил обо мне трогательную заботу. — Супостаты.

Самое забавное, что он дословно передал мою реплику. Я-то думал, что произойдет осознание того, что это отчасти шутка — но нет. Сергей так и сообщил своему собеседнику, что по зубам меня треснули именно враги и супостаты.

Одно хорошо — на том конце провода мою иронию все-таки приняли к сведению.

— На, — Сергей мне сунул свой телефон и недовольно насупился. — Слово-то какое придумал.

Как видно, то, что он услышал, ему не очень понравилось, потому что интонация была не сильно дружелюбная. Интересно, а если и он мне брякнет по зубам, то у меня челюсть болеть перестанет? Вышибет ли клин клин?

Впрочем, два раза в одну воронку снаряд не попадает.

— Саша? — естественно, в трубке я услышал до боли знакомый голос Ряжской. — Что вообще происходит? Ты мне не объяснишь?

— Осень, — отделался я короткой версией произошедших событий.

— Прекрасный, а главное понятный ответ, — одобрила мою лаконичность Ольга Михайловна. — Ну а если его сделать немного попонятней? Осень — время обострений психических заболеваний? Осень — не лето? Осень, осень, лес застыл… И что-то там еще в песне было. Не помню уже.

— Осень больно говорить, — пояснил я. — Осень-осень.

— Знаешь, я постепенно начинаю ощущать себя кем-то вроде твоей приемной матери, — немного рассержено сообщила мне собеседница. — Ты капризничаешь, я тебя уламываю и уговариваю. «Съешь хоть что-нибудь, Сашенька, что же ты голодный ходишь». Вот, проверяю дома ты или нет, потому что ты не желаешь отвечать на мои звонки. Да еще и побил тебя кто-то…

— Не по чему отвечать, — пояснил я, еле двигая челюстью. — Телефон тю-тю. Прикончил его мощный каблук нашего безопасника. Сначала кулак мне зубы чуть раздробил, потом нога смартфон раздавила. Первое больно физически, второе морально.

— У тебя не возникает ощущения, что градус ситуационной бредовости в вашем банке крепчает? — поинтересовалась у меня Ряжская. — Я давно на свете живу и в бизнес-сферах вращаюсь добрую четверть века, кабы не больше, но с начала девяностых не слышала о том, чтобы безопасники физическим прессингом занимались. Психологическим — это да. Без него никак. Но чтобы морды бить? Даже в лихолетье они это делали только в том случае, если их подшефные инсайдом занимались, на предмет выявления всей цепочки утечки информации. Помню, в 1995, когда на фальшивых «авизовках»… Ладно, сейчас не об этом речь. А тут прямо колумбийские страсти «а-ля картель».

— Сам в шоке, — подтвердил я, с радостью ощущая, что мне стало немного полегче. Как видно, таблетки начали действовать. — Силуянов, конечно, всегда был той еще сволочью, как и предписано штатным расписанием, но тут он, конечно, дал гари.

— Завтра же его уволят. Лично проконтролирую, — сказала как отрезала Ряжская. — Плюс на твоем месте я бы еще и в травмпункт наведалась, сняла побои. Мы его еще тогда и посадим.

— Странно это все, — никак не отреагировал я на ее слова. — Повторюсь — Силуянов козел еще тот, это так. Но он всегда играл по правилам, вот какая штука. Он никогда не приписывал лишнего даже тем, кого не любил.

— То есть — тебе?

— В том числе мне. Я от него огребал часто, но всегда за дело. Да, он мог поглумиться надо мной, мог сплясать на моих костях, но никогда не переходил линию между профессионализмом и дилетантством. Он себя уважает. И тут — такое… Не вяжется это как-то? Непонятное тут что-то. А я непонятное не люблю, оно меня нервирует. Понимаете о чем я?

— Понимаю, — помолчав, произнесла Ряжская. — Ладно, пусть пока он будет. Хотя пугануть я его все равно пугану.

— Не-а, — ехидно протянул я. — Это тоже предоставьте мне. Я его нынче ночью сам пугану. Так, как вы сроду не сможете, при всех своих способностях.

— Я теперь его жалеть начинаю, — фыркнула Ольга Михайловна. — Не знаю, что именно ты задумал, но точно уверена в одном — врагам своим на его месте оказаться не пожелаю. Даже Соломиной, чтобы ей пусто было. Хотя нет, ей пожелаю. Очень уж она неприятная особа.

— У каждого из нас есть своя Соломина, — ее очень и очень толстый намек я не понять не мог, но решил ответить тоже завуалированно. — И каждая Соломина раньше или позже получит свое.

— Да, вот еще что… — Ольга Михайловна тяжело вздохнула. — Понимаю, что не совсем ко времени, но я снова о Яне. Саша, это несчастная женщина. Если бы ты только знал, какая у нее была тяжелая жизнь, как ей досталось от судьбы!

— Нет, — твердо ответил я. — Приворотами я не занимаюсь. От слова совсем. Ольга Михална, да вы не представляете даже, о чем просите. Этот заговор для людей не помощник, поверьте. Это потенциальный смертный приговор. И помочь ей после я уже никак не смогу, там обратно не отыграешь. Это анизотропное шоссе, Ольга Михална. Или, как вариант, система «ниппель». Туда дуй, оттуда… Не дуй. Уцелевший зуб даю — кончится все очень, очень плохо.

— Что значит — «уцелевший»? — обеспокоилась Ряжская. — Он тебе часть выбил, что ли?

— Это шутка была, — пояснил я. — Все на месте. Но приворот делать не стану.

— А может, есть другой способ решить ее проблему? — полюбопытствовала моя собеседница. — Не приворот, так еще что-то? Саша, ты же умный, подумай. А Яна твои мысленные потуги потом простимулирует. Скажем — плюс двадцать процентов к стандартному гонорару?

— Да не в деньгах дело, — печально произнес я. — Нет, я их люблю, но имеются вещи на порядок выше.

— Саша, — лукаво произнесла Ряжская. — Раз ты так заговорил, значит, идеи у тебя есть.

— Ольга Михална, у меня есть на спине шерсть — немного панибратски хмыкнул я, заработав от Сергея изрядно удивленный взгляд. — Редкая, зато своя.

Ну его изумление мне понятно. Ряжская тетка лютая, думаю, что у нее, что у ее мужа все по струнке ходят. И наши все ходить будут, полагаю.

Но мне надо знать, до каких пределов я могу дойти в общении с ней, где та пограничная линия, которую нельзя переходить ни при каких условиях. Она изучает меня, это ясно как белый день. Причем пускает в ход все приемы, включая самые грязные — провоцирует, ищет болевые точки, смотрит на мою реакцию в некомфортных ситуациях.

Я, кстати, даже не удивлюсь, если странное поведение Силуянова ее рук дело. Актриса она великолепная, удивление ей сыграть как нефиг делать.

Но и я изучаю ее. Внимательно и неторопливо.

Спинным мозгом чую — нам еще долго общаться придется. И мне надо знать, где те пределы, за которые лучше не соваться. Где та точка, которую можно назвать «критической».

И еще — мне надо почуять, когда она из доброй тети захочет превратиться в суровую госпожу. Не в БДСМ смысле, а в жизненном. Когда вместо: «может, поможем» прозвучит: «пойди и сделай». Не хочется проморгать этот момент.

— Шпана, — хмыкнула Ряжская. — С бизнес-леди — и на дворовом жаргоне разговаривать. Ох, обтесывать тебя еще и обтесывать.

— Ощутил себя Буратино, — хмыкнул я. — Ладно, подумаю по поводу вашей Феликсовны. Может, что в голову и придет. Например — мысль какая.

— Подумай, — разрешила Ряжская. — Дело хорошее. А про Силуянова этого забудь. Завтра ему кое-что объяснят, так что он больше тебя не побеспокоит. Завтра вообще в вашем богоугодном заведении ожидается интересный день. Тебе понравится.

И она повесила трубку.

— Держите, — протянул я смартфон Сергею, тот немедленно потянул его к уху. — Не-не, там уже никого. Все, абонент не абонит.

— А как же? — он посмотрел на меня. — А мне чего теперь?

— Понятия не имею, — пожал плечами я. — Домой езжайте, к семье, к детям. Или еще куда. Дело ваше.

— О, Сашендра! — раздался голос сверху, по лестнице процокали каблучки. — Точнее даже — неуловимый Джо. Ты куда пропал? Я как ни зайду — тебя все нет.

Это была Маринка, которая, похоже, только-только вернулась домой. Кстати — да, громыхал дверями лифт на ее этаже.

Была моя соседка нынче печальна и томна. Да еще и пристойно одета. Я бы сказал — на редкость. Вполне себе демисезонный плащик вместо кислотного цвета куртки, юбка ниже колена, блузка, под которой не то что ее юное трепетное тело невозможно было разглядеть, но и даже пару татуировок, на него нанесенных. Не исключено, что там даже нижнее белье сегодня имелось. И правда — осень пришла.

— Все дела да случаи, — ответил я ей. — А ты чего домой так рано?

— Я приличная девочка, — небрежно бросила она мне, оценивающим взглядом окидывая Сергея. — А ты что, с «братвой» теперь дела имеешь? Никак, ты самую главную банковскую тайну узнал, и теперь тебя прессингуют? Так расскажи ее мне, пока тебя не грохнули. Я про это статью напишу, и смерть твоя будет не напрасна.

Сергей немного оторопело смотрел на Маринку, которая, склонив голову к плечу, с интересом строила ему глазки, часто-часто хлопая ресницами.

— Это медбрат, — укоризненно сказал я и помахал ладонью перед лицом Сергея. — Да прекрати ты нагонять эротизм в атмосферу, вон совсем перепугала человека. Он мне средство приносил, от зубов. Я, понимаешь, сегодня упал и так челюстью брякнулся…

Марина посерьезнела, цапнула мое лицо, повернула влево-вправо, нехорошо посмотрела на Сергея и спросила:

— Может, доктору Стасу позвонить? Он быстро подъедет. Два врача, два мнения. Типа, консилиум.

— Да нормально все, говорю, — отмахнулся я. — Ты лучше скажи, что там у тебя с шоу? Я слышал, они тебе крепко на мозг приседали?

— Долгий разговор, — соседка, как видно, сделала какие-то свои выводы, скинула с себя флер загадочности и снова стала привычно легкомысленной. — Пошли ко мне, расскажу.

— Сейчас не могу, — отказался я. — Дела. Давай завтра?

— Завтра — это путь в никуда, — Маринка щелкнула замком сумочки и достала сигареты. — Знаешь, Смолин, я тут недавно поняла одну простую вещь — говоря «завтра», мы, по сути, отказываемся жить здесь и сейчас. Никто из нас не знает, сколько ему отмерено. Может — час, может — век. Но если здесь и сейчас ты не сделаешь того, что предоставила судьба, то, скорее всего, не сделаешь этого никогда. Ну или это выйдет не так, как должно было случиться.

— Ух ты, — внезапно подал голос Сергей. — Мощно сказано!

— Да, накачанный красавчик, все именно так, — печально закончила свой монолог Маринка и щелкнула зажигалкой. — Жизнь дает нам возможности, а мы их спускаем в унитаз со словами: «Сделаю завтра».

— Курить вредно, — укоризненно произнес Сергей.

— Вредно, — покладисто согласилась с ним моя соседка. — И воздухом московским дышать вредно. И еду, состоящую из «Е»-добавок, ароматизаторов, идентичных натуральным, а также сложных химических соединений, потреблять вредно. Все вредно. Но мы живем в 21 веке, мой накачанный друг, у нас не вредного — нет. Сашка, если надумаешь — заходи через час-полтора. Пока я в ванную, пока кофе попью, как раз столько и пройдет. Если не открою — значит, уснула.

И она удалилась, помахав Сергею ручкой.

Тот проводил мою соседку взглядом и спросил у меня:

— А ты с ней… Ну….

— Не-а, — покачал головой я. — И тебе не советую. Пропадешь. Она таких, как ты, на завтрак ест. Честно говорю, без обид.

— Поглядим, — бросил Сергей и направился к лифту.

— Безумству храбрых поем мы славу, — пробормотал я и закрыл дверь. — Но, с другой стороны, каждый сам могильщик своего будущего.

Собственно, я тут же про этого самого Сергея и забыл. У меня были дела поважнее.

Челюсть совсем отпустило, «кетанол» — действенное средство. И пусть это было только временное облегчение, но лучше так, чем никак. Тем более, что теперь я мог, не отвлекаясь на жалость к себе, воздать Силуянову по заслугам. Ну и заодно опробовать одно заклятие из тех, которые до поры до времени я старался обходить стороной. Просто больно от них недобрым веяло.

Ну ладно, вру. Стороной я их обходил, потому что не было того, на ком их можно опробовать. А так-то очень мне хотелось поэкспериментировать! Так сказать — заглянуть на темную сторону. Прямо вот манила она меня. Это вам не зелье от морщин на шее для очередной подруги Ряжской бодяжить.

Но — не на ком. Есть люди, которые не любят меня, есть люди, которых не люблю я, но, даже если притягивать ситуацию за уши, все равно вот так, исключительно из любознательности практиковать на них подобные вещи совсем неправильно. Мои предшественники, насколько я понял, в большинстве своем особо не либеральничали в таких случаях. Если им надо было проверить действенность того или иного зелья, они это проделывали на том, кто подворачивался под руку. В книге записи вроде: «И опробовал я получившийся эликсир на селянине, что на старой пали молодые березы выкорчевывал, прежде обманом затуманив его разум. Сперва тот весел стал, после запечалился, а к рассвету и вовсе помер. Стало быть, не девясил следует в эликсир тот класть, или же меру его уменьшить потребно».

Я так не могу, причем сразу по ряду причин. И старой пали у меня нет, и селяне у нас в городе не водятся, и, самое главное — не по мне это. Я не ангел, и за последнее время много чего натворил, но там-то свою жизнь спасал. А вот так, как прозектор, без раздумий… Нет, нет, не могу. Пока, по крайней мере. А вдруг что-то пойдет не так, и человек в самом деле окочурится? И как потом мне жить? Делать вид, что ничего не случилось? Перед кем? Перед самим собой?

Имелись, конечно, еще ведьмы из Лозовки и скрывшийся в дебрях Европы колдун, но они для подобного совсем не подходили. Даже не потому, что они мне могли дать сдачи на нашем, ведьмовском уровне. Просто как я узнаю о результате? Получилось вообще, не получилось? Да и обострение отношений мне ни к чему.

Но вот сегодня — совпало. Есть Силуянов, которого мне в данный момент совсем не жалко, и есть давнишнее огромное желание опробовать заклятие по призванию «мары — сонливицы».

Я бы, конечно, на него мару посерьезнее напустил, например — «печальницу», но там заклятие призвания посложнее. И потом — «печальница» на денек не приходит, она его недели две изводить будет, а то и дольше. Силуянов, конечно, сволочь, но у меня нет желания его в овощ превращать.

А вообще эти самые «мары» — страшная сила. Кто это такие? Это тени. Ну или духи, называйте, как хотите. Нет-нет, не души бывших колдунов или ведьм. Это обитатели того места, которое в книге мои предшественники именуют: «за кромкой». Что это за место, где оно — я не знаю. Но подозреваю, что это некая реальность, которая когда-то, очень давно, соседствовала с нашей, а после закрылась или вовсе перестала существовать по причине того, что о ней забыли здесь, на этой грани бытия. Мы про них не помним — и они там, за кромкой, то ли уснули, то ли вымерли.

Подозреваю, что моя покровительница Морана тоже из этих мест. Правда, я так до сих пор и не понял, как именно она мне покровительствует и в чем ее благосклонность выражается. Сниться эта жутковатая красавица мне больше не снилась, и о себе не напоминала, но каким-то шестым чувством я осознаю, что вниманием меня она не обходит.

Так вот — мары. Их много, и у каждой из них своя специализация. Темная, разумеется, специализация, не очень дружественная человеку и, как правило, направленная ему во вред. Кстати — мар часто путают с сестрами-лихоманками, теми, что болезни насылают. Это ошибка, причем грубая. Мары и лихоманки — принципиально разная нежить. Больше скажу — лихоманки по сравнению с марами добрые девочки-припевочки, потому что они всего-то уязвляют тело. Что тело? Его можно врачевать, причем с рядом лихоманьих напастей сейчас прекрасно справится не то что бабка-ведунья, но и простой районный врач. Медицина здорово шагнула вперед, пенициллин и мазь Вишневского рулят!

А вот мары — они тянутся к душе людской, и тут терапевт не поможет. И бабка-ведунья, кстати, тоже не всякая выручит.

Самая сильная и страшная из мар — полуденница. Не дай бог человеку попасть под ее чары! Это все. Это сразу себе гроб заказывай. Ее не подчинишь и не изгонишь, по крайней мере, так писал Филофей, один из тех, кто до меня книгой владел. Он, похоже, мар всерьез изучал, так что верить ему можно. И, кстати, не призовешь, как ее младших сестриц. Она самостоятельная персона, ходит, где хочет, и живет сама по себе, как тот кот.

Обитает она в тех местах, где когда-то человек погиб. Причем погиб глупо, внезапно, незапланированно. Сердечный приступ там или разбойники напали. Или, применительно к нашему времени, — автоавария.

Так вот — поселится она в таком месте и сидит там как в засаде, ждет того, у кого ума хватит там днем остановиться передохнуть. И если такой дурачок найдется, который рядом с могилой, что мара облюбовала, заснет — все, он пропал. Она уже с него не слезет, будет из него все вытягивать — мечты, покой, сон, чувства, подменять подлинную реальность искусственной, той, в которой ее жертва будет более уязвима. А когда все кончится, то и жизнь бедолаги подойдет к концу, потому как человеку без души существовать совершенно невозможно.

Но это, конечно, крайности. Есть мары и попроще, скажем так — с более узкой специализацией. С одной из таких — «сонливицей» — я и собирался сегодня познакомить нашего отважного безопасника.

Она на фоне своих старших сестер выглядела практически безвредной. Она всего-то вызывала из глубин подсознания спящего человека его самые сокровенные страхи и превращала их в широкоформатные, стереоскопические видения с полным эффектом присутствия. И с невозможностью покинуть данный сеанс до того момента, пока мара этого не захочет. То есть пока досыта не наестся страхом того, кто попался в ее цепкие лапки.

То есть — веселая ночка Силуянову гарантирована. Пока — одна. А там поглядим.

— Родька, расчехляй наш инструментарий, — сообщил я слуге, вернувшись на кухню. — Развлечемся на сон грядущий.

— Лександр, может, не надо сегодня? — озабоченно спросил Вавила Силыч. — Я же вижу, ты лихое задумал.

— Я мстю, и мстя моя страшна, — подтвердил я опасения подъездного. — Можно было бы и сдачи кулаком дать, но я предпочту обраточку включить тем способом, который мне более привычен.

— Ну не знаю, — продолжал сомневаться Вавила Силыч. — Месть мести рознь. Иной раз лучше воздержаться. А чего сотворить-то решил?

— Мару на этого хмыря напущу, — ответил я охотно. — Она ему жизни даст!

— Мару? — нахмурился подъездный. — Александр, мы ведь когда еще договорились о том, что мне таких гостей тут не надо? И обчество не поймет!

— Прости, Вавила Силыч, — тут же понял свою ошибку я. — Надо было сразу тебе сказать о своих планах, чтобы непонимания не возникло. Ты не волнуйся, я не какую-нибудь из тех, что возвращаются к заклинателю, вызываю. Простую «сонливицу», она тут и не появится даже.

— Все равно не дело это, — покачал головой подъездный. — Не надо тебе на эту дорожку вставать, парень. Сначала мары, потом тени, потом темные охотники. А после что? Кем ты станешь? Я же понимаю, ты так и так принадлежишь не к миру Дня, твоя судьба идти среди мертвых душ, но и среди них можно остаться живым человеком. Но если ты потихоньку, помаленьку начнешь поворачивать на эту дорожку, то добра не жди.

— Хозяину виднее, чего творить, — подал голос Родька. — Он ведьмак и в своем праве.

— Да это понятно, — грустно произнес Вавила Силыч. — Только вот не хочу я про вас думать, как про тех, кого надо из этих стен выжить любой ценой, чтобы остальным жильцам беды не было.

— Да не собираюсь я мутировать в Черного Властелина, — положил я ладонь на крепкое, словно из дерева выточенное плечо подъездного, который, поникнув, скукожился на табуретке. — Даже мыслей таких нет. Просто хочу попробовать, получится у меня эту пакость вызвать или нет? Ну и кое-кому за свою челюсть отомстить. Знаете как она у меня ныла? Если бы не таблетка… Да и завтра, небось, мне мало не покажется. Разве что потом еще зелье для нее сварить?

— Челюсть — это ладно, — Вавила Силыч привстал, припечатал свои длиннопалые руки к моему лицу и резко дунул мне в нос. — Вот и все. И не болит больше. Может — ну ее, «сонливицу»?

Особой разницы в состоянии я не ощутил, «кетанол», как я и говорил, действовал по полной, но при этом у меня появилась уверенность, что да, боли больше не будет.

О как. Он, оказывается, и так может?

— Вавила Силыч, спасибо, — поблагодарил я подъездного. — Прямо не ожидал. Но мару все одно вызову, уж не обессудь. Правда — просто интересно. Но при этом обещаю, что больше таким здесь заниматься не буду. И не здесь — тоже.

— Сомнительный интерес, — проворчал подъездный. — Тут останусь, присмотрю за вами. Неровен час, еще какую гадость сюда подманите сдуру, так я ее хоть почую, сделать чего успею.

Надо же, не думал, что он так на мои забавы отреагирует. Любопытно, а что по этому поводу Нифонтов сказал бы? И не узнает ли он часом о моих экспериментах?

Впрочем — если узнает, тогда и говорить с ним будем. А если нет — так и ладно.

Пока Родька готовил горелку, начищал плошку и пестик, я сначала открыл книгу на нужной странице, а после пошел в комнату, где взял один из своих старых телефонов и вставил в него «симку», которая, хвала небесам, к нему подошла. Просто телефон был сильно не новый, аж кнопочный. Но выбор у меня, увы, был невелик. Имелась одна модель поприличнее, но ее окончательно присвоил себе Родька и теперь с ней не расставался. Очень ему нравилось с ней играться. Можно было бы отнять, но это будет такая драма, такая трагедия… «Великолепный век» отдыхает.

Ну нафиг, короче.

Аппарат покурлыкал и сообщил мне, что есть несколько непрочитанных сообщений, которые, предсказуемо, оказались от Ряжской. Я их даже читать не стал. Чего там может быть нового?

— Хозяин, — окликнул меня слуга с кухни. — Все готово. Давай, говори, какие ингредиенты для дела нужны? Я читать не умею. Да и нельзя мне в книгу лезть, ты знаешь.

— Ага, — я положил телефон на шкаф, прихватил кое-что из кармана пиджака, который так до сих пор и валялся на диване, а после поспешил к нему. — Молодца. Значит, так, сначала измельчи меру тысячелистника, потом добавь к нему тополиный бальзам, десять капель.

— Десять капель, — повторил Родька. — Ага, что дальше?

— Дальше, — я поводил пальцем по листу книги. — Ставим на огонь и добавляем по три меры росянки и наперстянки. После, как закипит, бросим пять сушеных ягод бузины. Ну и два корня — папортника и рогоза, это, я так понимаю, для нашей защиты.

— Немудрящий рецепт, — заметил Родька. — Больно прост.

— Это на первый взгляд, — веско произнес я. — Под конец надо добавить в получившуюся смесь кровь, слюну или какую другую часть того, на кого мы напустим мару. Без этого ничего не получится.

— Жутко звучит, — заметил Вавила Силыч. — «Часть». Палец — тоже часть.

— Ну да, — согласился я. — И зуб тоже. Но мне они не нужны. У меня есть слюна. Высохшая, но все же.

И я с гордостью продемонстрировал этой парочке обгрызенную зубочистку, которую прихватил в кабинете Силуянова. План-то у меня созрел сразу, так что времени там я не терял. Да и сложности особой это не составило — их там было немало. Весь офис потешался над тем, как шеф безопасников бродил по коридорам, жуя зубочистки, и одну из своих кличек, а именно «Шериф Пупкин», он заработал именно благодаря им.

— Всю бросать нельзя, — сообщил мне Родька. — Больно здоровая. Дай, я вон тот, измочаленный конец состригу и измельчу.

Мой слуга привычно сноровисто подготовил все, что было нужно, и разложил в той последовательности, которая была указана в рецепте.

— Огонь средний? — уточнил он у меня.

— Не знаю, — озадачился я. — Тут ничего не сказано.

— Значит, средний, — заключил Родька. — Давай, хозяин, чего ждать?

— Может, все же ну его? — предложил подъездный, понял, что мы уже не отступим и печально покачал головой.

— Понеслась, — скомандовал я. — Три меры воды и дать ей забурлить…

Компоненты летели в плошку один за другим. Мы уже неплохо сработались с моим слугой, да и я более-менее поднаторел в этих делах. То есть уже не дергался, как тогда, в самый первый раз.

— Корень рогоза, — не отрывая глаз от страницы книги, скомандовал я. — Должна появиться густая белая пена.

— Бросил, — отозвался Родька. — Ага, пошла пена.

Я глянул в плошку. Точно, есть такая. Как пленка на молоке, точнее не скажешь.

— Давай, закидывай зубочистку, — потер руки я. — Если все пойдет как надо, пена после этого должна осесть.

Родька забросил в плошку маленькую жменьку светлых древесных лохмотьев и уставился на бурлящуюжижу.

Пена вспучилась, словно ее кто-то толкнул вверх оттуда, изнутри, а после исчезла без следа, а в самом центре темного варева появилась маленькая, с булавочную головку, воронка.

— Все так, — удовлетворенно сказал я. — Ну а теперь главное. Кхм! «Мара-сонливица, есть работенка простая, несложная, для тебя приятная, для меня нужная. Войди в сон человека, что я тебе указал, забери его покой, заставь его узнать, что есть страх. Дарую тебе власть над снами его сроком на одну ночь, с того момента, как взойдет звезда полуночная, до того мига, как пропоют третьи петухи. После же сон его более не твой и душа его тоже не твоя, уходи туда, откуда пришла. Тревожить же человека того, а тем паче меня, более не смей, запрещаю тебе это именами богов древних и всесильных».

По мере того, как я начитывал текст призыва мары, воронка в плошке раскручивалась все сильнее и сильнее, под конец я даже испугался, что она вот-вот вовсе свалится с горелки.

Но нет, обошлось, не свалилась. Зато с последним словом плошка дернулась, что-то свистнуло над ухом, как пуля, а после раздалось истошное шипение, как когда кофе из турки на плиту льется.

Родька глянул в плошку, присвистнул и мигом выключил огонь. И правильно сделал, потому греть там было больше нечего.

Плошка была пуста.

Глава пятая

— Ну, хозяин, кое-кому нынче лихо придется! — радостно сообщил мне Родька, намывая в раковине плошку. — Ух, пожалеет та вражина о том, что с тобой связался! А и правильно — не распускай руки!

— А я так скажу — не связывался бы ты с марами, — высказал свое мнение и Вавила Силыч. — Капризные оне. И опасные очень. Опять же — всегда лазейку в заговоре ищут. Чтобы, значит, не того, на кого указали, к рукам прибрать, а того, кто их призвал.

— Да? — заинтересовался я и развернулся вместе с табуреткой, на которой сидел, к подъездному. — Почему?

— Ты тигру в цирке видел? — ответил вопросом на вопрос он.

— Видел, — кивнул я. — В детстве.

— Она, тигра-то, с тумбы на тумбу лихо прыгает, когда цирковой кнутом щелкает, — неторопливо проговорил Вавила Силыч. — А сама только и ждет, когда тот зазевается. Потому как — дикий зверь. Это тебе не собака комнатная, или там рыбка аквариумная, у нее инстинкты есть, и главный из них — желание жить свободно. Как ты тигру эту ни корми, как ни холь, все одно, если зазеваешься, сожрет она того, кто хлыстом машет. И мясо то для зверюки куда вкуснее будет, чем любое другое. У него вкус свободы. Вот и мары так же. Человека потерзать для них в радость, но забрать душу или даже жизнь у того, кто их заставил что-то делать — куда приятственней. Да и не только о марах речь. Любая нечисть и нежить на призывающего особый зуб всегда имеет. Ты, Александр, это крепко запомни. Если уж взялся кого себе на службу ставить из-за кромки — десять раз проверь, что до тебя этот гость не доберется.

— А в книге про это ни слова, — возмутился я. — О чем предки думали?

— Так а накой писать про то, что любому известно? — изумился Вавила Силыч. — Бумагу переводить? Это сейчас у вас ее вон сколько хочешь. А в бывшие времена листочек две копейки стоил.

— Дорога бумага была, дорога, — подтвердил Родька, закрывая кран. — Не укупишь.

— Две копейки, — хмыкнул я. — Всего-то?

— Воз сена стоил десять копеек, — моментально отозвался мой слуга. — Отборного, того, что чистый клевер.

— Курица-несушка пять копеек, — поддержал его подъездный. — Если же цыпленками брать, так на тот же пятак тебе их дюжину дадут. Да при матушке-императрице за рупь и вовсе корову можно было купить. Дойную! А ты — «всего-то»! А корова для хозяйства — это все!

— Да что корову! — разошелся Родька. — За рупь на Волге об те времена…

— Понял-понял! — поднял я руки вверх. — Убедили! Был не прав!

— Две копейки! — пробубнил Вавила Силыч. — Большие деньжищи! Я вот Кузьмича сейчас позову, да ему твои слова передам, — он тебе еще не так выскажет. Кузьмич еще те времена помнит, когда копейка и копейкой-то не была!

Лучше им, наверное, не говорить, что я тоже такие времена помню. Мне копейки вживую увидеть довелось только в школе, когда денежную реформу провели. До того я про них только в книжках читал.

Но вообще сейчас надо мной нависла страшная угроза. Если Кузьмич, самый старый из подъездных нашего дома, узнает про мои неосторожные слова, то капец чего начнется. Он мне до рассвета будет рассказывать о ценах времен Очакова и покоренья Крыма. Или того хуже — Ливонской войны.

— Говорить Кузьмичу не надо, — поспешно произнес я. — Вы лучше чай попейте. Я сейчас к Маринке отбегу на часок, а потом с вами посижу. И еще — совет мне ваш нужен в одном тонком деле.

Вавила Силыч сумрачно глянул на меня, а после на книгу, так и открытую на странице, где было записан ритуал призвания мары-«сонливицы».

— Нет-нет, — захлопнул я толстый фолиант. — Ничего такого. Скорее — наоборот. Доброе дело надо сделать, но вот не знаю, как к нему подступиться.

С Яной Феликсовной надо что-то думать, однако. Ряжская с меня не слезет, это понятно. Ей на подругу, по сути, плевать, как я уже и говорил. Ей важно добиться того, чтобы я через «не могу», «не хочу» сделал то, что нужно ей.

Ладно, сделаю. Вот только и ей бы не помешало послушать слова мудрого подъездного о тиграх, которые свободу любят.

А ведьмак — он не дикий зверь. Его, если что, загнать в клетку куда сложнее будет.

— Охота тебе, хозяин, к этой шлендре идти? — подал голос Родька, запихивая фильтр для воды под кран. — Ладно бы от нее какой прок был, а так шум один — и только. И до ума она ничего не доводит. Вон, стыдоба какая из-за «Магического противостояния» перед четырнадцатым домом вышла! Она ж пре-тен-ден-том на победу была — и что? Психанула и всех нас подвела!

— Много воли взял! — рыкнул я на него, причем на этот раз всерьез. — Не тебе судить о том, хорошая Маринка или нет. Знай свое место!

— Ты бы его выпорол что ли? — посоветовал мне Вавила Силыч. — Или смешал пять кило риса да пять кило гречи, да заставил перебирать. А то толком он у тебя ничего не делает, только жрет без остановки и телевизер смотрит. Скоро вон в дверь проходить не будет.

— Обидные ваши слова, — бухнул фильтром об стол Родька. — Прямо до крайности! Я каждый день… Каждый день…

— Каждый день — что? — уточнил подъездный. — Ну? Хозяин твой домой пришел — ужин где? Чай горячий? И носки его грязные под кроватью лежат вторую неделю. Во-о-от! Дармоед ты!

Родька завертелся на месте, грозно засопел, после спрыгнул на пол и убежал в комнату, где чуть позже скрипнуло кресло, на котором он обитал.

— Обиделся, — предположил я. — Теперь всю ночь как слон трубить носом будет.

— Побольше поплачет — поменьше пописает, — философски заметил подъездный. — Тоже мне… Ты его не балуй, а то потом беды не оберешься. А лучше отдай его мне на пару-тройку дней. Дело к зиме, надо трубы в подвале проверять, любые руки сгодятся.

И знаете что? Я дал «добро» Вавиле Силычу на это благое дело. И «обчеству», прости господи, польза, и жирок Родьке растрясти не помешает. Правда, с посиделками, сдается мне, сегодня не сложится. Да и ладно. Мне Маринки хватит.

Маринка же была задумчива, что наводило на странные мысли. Нет, я не хочу сказать, что моя любимая соседка до того не думала, но чтобы подобное настроение держалось у нее более получаса, это, знаете ли… Впрочем, как-то раз я такое наблюдал, года полтора назад, когда у нее имел место быть бурный и душераздирающий служебный роман с каким-то красавчиком из РИА «Новости», на которого она возлагала как личные, так и карьерные надежды. Но там-то было исключение из правил. А тут прямо даже не знаю.

Может, опять в кого влюбилась?

— Проходи, — сказала мне Маринка, одной рукой придерживая полотенце, которое было намотано у нее на голове и являло собой некое подобие вавилонской башни, а другой поправляя разошедшийся на груди халат. — Кофе будешь?

— На ночь глядя-то? — засомневался я. — Не, не буду. Потом не усну.

— Подолгу спя, мы сокращаем свою жизнь, — философски заметила Маринка и, шлепая босыми ногами, направилась на кухню. — А потом, у меня кроме него больше ничего нет. Третий день забываю в магазин зайти.

— Через интернет харчи закажи, — посоветовал я, проследовав за ней. — С доставкой на дом.

— Так они днем возят, — возразила мне соседка. — Или рано вечером. А у меня рабочее время ненормированное. И еще часто привозят не то. Мне вот вместо яблок раз «помело» привезли.

— Тогда питайся кофе, — подытожил я, усаживаясь за стол, уставленный пустыми немытыми чашками с серо-карамельными кофейными пятнами внутри. — А то, если хочешь, ко мне пошли. Гречки сварим. Или риса.

— Знаешь, Смолин, — теплые руки Маринки обвили мою шею, а ее подбородок уперся в мой затылок. — Иногда мне кажется, что мы с тобой почти семья, только двадцать лет спустя после бракосочетания. Плотского нет, но есть духовное. Я иногда даже думаю, что коли до тридцати пяти я не выйду замуж и не сложу на очередном редакционном задании свою шальную и очень-очень красивую голову, то женю тебя на себе. Почему нет? Ты добрый, мягкий и покладистый, будешь славным мужем и хорошим отцом. Гречка вон у тебя всегда есть, и рис. Карьеру, может, в своем банке сделаешь, станешь меня обеспечивать сумочками «Луи Витон» и блескучими цацками с камушками от Сваровски.

Она отпила кофе, после вытянула сигарету из пачки и щелкнула зажигалкой.

— Мое мнение о данных планах на грядущее учитываться будет? — заранее зная ответ, поинтересовался я, вставая и направляясь к окну, чтобы открыть форточку.

— Не-а, — отмахнулась соседка. — Я ловкая, хитрая и пронырливая. Я сначала от тебя забеременею, а после поставлю перед фактом. Если же ты начнешь отпираться, то подниму на свою защиту общественность.

— Не поднимешь, — вдохнул я сырой осенний воздух, хлынувший в кухню. — Нет тебе веры теперь. Дворничиха Фарида — и та не поверит.

— Это да, — признала Маринка. — Недавно она меня встретила у подъезда и презрительно так говорит: «Гулял много, куриль, мужик водиль, ребенок потеряль! Глупий ты, правильно Сашка тебя бросаль!».

— Вот! — поднял указательный палец вверх я. — Люди правду видят.

— Ну и хрен с тобой, — выпустила дым соседка. — Была бы честь предложена. Тем более что в последнее время ты, Смолин, стал каким-то не таким. Раньше ты был как таблица умножения — понятным, несложным и записанным на любой обложке любой тетради в клеточку. А теперь вокруг тебя слишком много непонятного и неправильного. Как журналисту мне это интересно, а как женщине — не очень. Вот скажи — что это была за деревня, куда мы с тобой в июле ездили? Что за страсти творились ночью на поляне в лесу? Да бог с ней, с поляной. Что тогда на кладбище произошло? Ну в конце августа. Почему я тут помню, а тут не помню? Я ведь точно знаю, что ты в курсе всей той истории.

— Да откуда? — мягко произнес я. — Просто пришел тебя поддержать. Так сказать — «мысленно вместе».

— Подобную хренотень впаривай первокурсницам из любого института. Они вообще верят во все, даже в любовь до гроба, по крайней мере до тех пор, пока две полоски на тесте не увидят. — Маринка стряхнула пепел с сигареты. — Что за отдел 15-К такой? Почему Стас при упоминании о тебе начинает юлить и пытаться перевести разговор в другую плоскость? Да черт с ней, с другой плоскостью. Почему тот же Стас про тебя знает больше, чем я, твой самый верный друг, почти родственница? Почему Севастьянов настоятельно советовал мне во всю эту историю не лезть? Севастьянов, криминальный журналист от бога, у которого инстинкт самосохранения отключили еще в материнской утробе. Очень много «почему». А ответов нет. Только смазанные воспоминания о том, что мне несколько раз было очень страшно.

— Севастьянов твой умный парень, — снова глубоко вдохнул я, так и не поворачиваясь к Маринке лицом. — Он просто не хочет, чтобы тебе снова было очень страшно.

— Интерес к непонятному для меня всегда был приоритетней страха, — топнула босой ногой по полу Маринка. — Он у меня развит сильнее. И потому я хочу, чтобы ты мне все рассказал. Все, от начала до конца. Сашка, я все равно с тебя не слезу!

— Ну ты на меня еще и не забиралась ни разу, — заметил я, раздумывая, как правильно поступить в данной ситуации.

Ведь правда не отстанет, уж мне-то это известно. Но при этом мне было ее очень жалко. Она не я, она влезет во все это с головой без раздумий и выбора дороги, и, в результате, скорее всего умрет, так не дожив до собственного тридцатипятилетия. Да что там. Даже до следующей весны.

— Смолин, если это шантаж, то очень и очень низкий, — возмутилась Маринка. — Я, конечно, девочка без комплексов, но есть же некоторые вещи! И потом — я тебе тогда на кладбище все детально объяснила. Не надо ломать то, что потом никогда не восстановишь.

— Да ну тебя, — я, наконец, принял решение и вернулся за стол. — Шучу я, шучу. Не очень-то и хотелось.

— Вот ты хам, — еще сильнее обиделась Маринка. Она была настоящей женщиной, потому ее задевали равно как приставания представителей противоположного пола, так и их равнодушие. Причем даже если и то, и другое исходило от одного и того же человека. — Ты хочешь сказать, что вот это вот не будит у тебя никаких чувств?

После чего был распахнут халат, и я узрел на самом деле красивые формы моей соседки. И — да, они будили и чувства, и все остальное.

— Определись уже, — посоветовал я ей. — А то елозишь мыслями, как кот по полу после туалета. Тебе самой чего надо?

— Правду. — Маринка запахнула халат, потушила сигарету, поставила локти на стол, положила голову на ладони и уставилась на меня. — Всю и в деталях.

— Душа моя, да нечего мне тебе рассказать, — жалобно просопел я. — У тебя воображение, как у любой творческой личности, слишком буйное. Ты сама себе чего-то навыдумывала, потом в это все поверила, а теперь меня тиранишь, требуя того, что я тебе дать не могу. Ну не в состоянии я рассказать что-то, чего не знаю.

— Врешь. — Маринка перегнулась через стол и ткнула меня пальцем в лоб. — Врешь, гад такой. И, главное, уверенно так, со знанием дела. Говорю же — изменился ты. Раньше я тебя всегда могла раскрутить на то, что мне было нужно, а теперь — откуда что берется. Ладно, хрен с тобой, я подожду. Это я в плане вкусняшку съесть нетерпеливая, а в профессиональном смысле у меня с умением ждать все в порядке. Но помни — большой брат следит за тобой. И если даже на некоторое время я исчезаю из твоего поля видимости, как это случилось в последний месяц, это не значит, что меня нет рядом.

И она изобразила некий жест, сложив указательный и безымянный палец в «рогульку», а после поводив ей в воздухе, от своих глаз к моим.

— Следи, — быстро согласился я. — Во все перископы. Я не против. Только, чур, когда я приведу гражданку к себе в гости и задумаю с ней поиграть в «шпили-вили», не надо выскакивать из-под кровати и упрекать меня в недостаточной техничности и опытности.

— Заковыристые у тебя фантазии, — хмыкнула Маринка. — «Гражданку в гости». Сто лет ничего подобного не видела, с той самой поры, когда твоя бывшая вещи из твоей квартиры забирала. Кстати, я ведь тут с ней в метро недавно столкнулась, причем на нашей остановке. Она про тебя спрашивала, интересовалась личной жизнью. Я-то сначала подумала, что она к тебе заезжала, но нет, у нее тут какие-то дела по работе были.

О как. Светка работает на «Красных воротах», и в наши «спальные» пенаты ее ну вот никак занести не могло. Нет, будь она юристом, косметологом или тем же журналистом, то есть корми ее ноги, можно было бы в это поверить. Но она-то рентгенолог! И у клиники ее филиалов точно нет, это я знаю, как «Отче наш».

Совпадение? Не уверен.

Вот ведь.

— Слушай, она упоминала какую-то рыжую девицу, — продолжала тем временем свой рассказ Маринка. — Мол, связался ты с какой-то малолеткой, та по ухваткам форменная прошмандовка.

— Это она прямо так сказала? — уточнил я. — Или ты уже от себя добавила характеристику?

— Моя инициатива, — подтвердила Маринка. — А что такого?

Да ничего. Просто Светка, даже когда мы ругались, матерные слова за кадром оставляла. Не любит она этого. Не то воспитание.

— Да еще и рыжая, — продолжила Маринка. — И тут я подумала — это не та ли девица, которая с твоим таинственным приятелем в светлой куртке была. Смолин, ты чего, ее реально поджуживаешь? Если да — то ты, прости меня, дурак. Нет, с твоей бывшей я все сделала красиво. Я ей сказала, что ты и рыжую петрушишь, и еще каких-то девок водишь под настроение, и даже, бывает, меня, когда очень припрет, употребляешь по-соседски, по-дружески, практически по-братски. Ну надо же твое реноме поддерживать. Но по жизни — эта рыжая не твоего поля ягода. Я таких знаю, у нас на курсе несколько подобных девиц имелось.

— Каких «таких»?

— Упертых. — Маринка цапнула из пачки новую сигарету. — Для которых на первом месте дело. Она точно такая, можешь мне поверить. И ты всегда для нее будешь только фоном, как радио в машине или телевизор на кухне. Есть — хорошо. Нет… Ну и ладно. Только не спрашивай, на основании чего я такой вывод сделала. Просто поверь, что так оно и есть. Тетя Марина в таких вопросах не ошибается, потому как рыбак рыбака видит издалека. Я сама из таких.

— Запоздала ты с советом, — я взял со стола зажигалку, щелкнул ей и поднес синеватый огонек к кончику сигареты. — Все закончилось, не начавшись.

— И очень хорошо, — Маринка со вкусом затянулась. — Лучше ни с кем, чем с такой. Слушай, а Светка твоя здорово расстроилась после моих слов. Знаешь, сдается мне, что у нее…

— Спасибо, — остановил я Маринку. — Я знаю, что ты скажешь, но слушать это не хочу. И тема закрыта. Ты лучше мне расскажи, с какого перепуга ты вдруг стала одеваться в стиле «я примерная девочка»?

Соседка запнулась на середине фразы, внимательно глянула на меня, усмехнулась, помолчала с полминуты, а после уже другим тоном произнесла:

— Какие же люди иногда бывают дураки. Смех, да и только. А что до одежды — ты ведь не в курсе. Все, меня в штат «Московского вестника» взяли. Спасибо «Магическому противостоянию», кстати. Эфир на центральном канале и пара статей на эту тему склонили кадровую чашу весов в нужную сторону. Правда, пока младшим помощником старшего дворника определили, но это ничего, это нормально. Зато спать ни с кем не пришлось, что уже неплохо. Не скажу, что меня это сильно смущает, но все-таки иногда вечером, когда темно, дождь и тебя, придурка, дома нет, начинаешь задавать себе неудобные вопросы, вроде: «как дальше жить?». Очень сильный душевный дискомфорт при этом возникает.

— Поздравляю, — искренне порадовался за Маринку я. — Перефразируя классиков — сбылась мечта идиотки.

— Вот, временно убаюкиваю бдительность бабулек из редакции, — вздохнула Маринка. — Этого наследия ушедшего тысячелетия там много сидит, оно до пенсии дорабатывает. И жужжат эти божие одуванчики как мухи, если кто-то сильно выбивается из общей картины. Не скажу, что меня это сильно беспокоит, но они, чуть что, бегут к главреду, а он дядька лютый, мигом из себя выходит, после чего начинает орать, махать руками и трясти шевелюрой. У него знаешь какое прозвище? «Мамонт». Очень точно подмечено.

— И надолго тебя хватит, в таком виде ходить?

— Не знаю, — задумчиво ответила Маринка, покрутив пальцем светлый локон, выбившийся из-под наголовного полотенца. — Надеюсь, хотя бы до Нового Года. Потом, вроде, эту богадельню разогнать должны, кого на пенсию, кого в архив. Так Севастьянов сказал, а он всегда в курсе происходящего.

— А с шоу этим чего? — задал я вопрос, который давно не давал мне покоя. — Они тебя после не прессинговали?

— Да нет, — пожала плечами Маринка. — Так, побухтели маленько, да и все. Очень удивлялись, почему я, так замечательно стартовав, сама сливаюсь. Мол — рейтинги у меня будут ого-го, можно даже на призовое место рассчитывать. Бесплатное! Место победителя уже проплачено, к нему не подберешься, но остальные ступени пьедестала пока свободны.

— Так и помолотила бы еще, — предложил я.

— Да ну, — отмахнулась Маринка. — Гадючник. Все всех не любят так, что аж сожрать готовы. Ты даже не представляешь, Смолин, какая в этом магическом цехе конкуренция. Чуть кто высунулся повыше остальных, так его сразу за ноги начинают стаскивать вниз. Все в ход идет — деньги, связи. Ну и криминал, понятное дело. Они ведь с этого тоже свою долю имеют. Я потом еще немного эту тему покопала, после шоу, хотела цикл статей сделать, но Мамонт сказал «нет». Чего-то его тут смутило. Ну а мне спорить с руководством пока не чину. Вот через пару лет, когда заматерею…

— Жесть, — признал я. — То есть — все кончилось хорошо?

— Если не считать психологической травмы, полученной мной — то да, — согласилась с моими словами Маринка. — Ну и еще того, что один из каналов вряд ли когда-то еще будет иметь со мной дело. По крайней мере, в обозримом будущем. Но плюсов по любому больше.

А она врала. Немножко, чуть-чуть — но привирала. Я это ощутил невероятно ясно и крайне этому факту поразился. Да и было чему. До того я никогда не знал точно, где мне Маринка врет, а где говорит правду.

— Темнишь, — цокнул языком я. — А? Ну ведь есть такое?

— Ой, какой проницательный! — недовольно мотнула головой соседка. — Откуда что берется. Ну да, я бы еще там покрутилась, но телевизионщики договор начали впихивать, а он мне нафиг не нужен. График съемок, потом еще какие-то мероприятия после окончания сезона… Когда мне всем этим заниматься? Мне надо в редакции впахивать, примой становиться, акулой пера, так сказать. На это не то что все время уходить будет, а целый кусок жизни. Да еще и Стас сказал, что прикрывать меня больше никто не будет. У них операция кончилась, если надумаю дальше работать в программе, то это уже на свой страх и риск. А мне без него, если честно, там страшновато было оставаться.

Вот это и есть основная причина, надо полагать. Надо же, моя соседка хоть раз в жизни сделала что-то осмысленное. Праздник, люди! Праздник к нам пришел!

— Ну и правильно, — одобрил ее поступок я. — Ну их всех, Гупт этих. И фриков тоже, тех, что вроде Максиваксио. Все они там на голову ушибленные.

— А ты, Сашка, все-таки подумай, — помолчав, сказала мне Маринка. — Я же не дура, отлично понимаю, что и ты темнишь. Если что — на меня можешь рассчитывать. Две головы — лучше, чем одна.

На том мы и расстались. На дворе уже стояла ночь, пора было ложиться спать, тем более что завтра, точнее, уже сегодня, меня ждал веселый и интересный день. Засыпая, я зловредно хихикнул, представляя, какой бледный вид завтра будет иметь Силуянов. Как бы он, бедный, вообще последний ум не потерял, от навалившихся на него невзгод. Сами посудите — сначала большую часть ночи нашего доблестного безопасника мара будет терзать, реализуя все его потаенные страхи, включая даже детские, давно и прочно забытые, а утром как молотком по голове стукнет новость, что банк отныне в руках Ряжских, и я теперь, как их фаворит, для него недосягаем.

Прямо вот хорошо!

И все-таки интересно — зачем Светка приезжала на нашу станцию метро? Может, я себе льщу? Может, просто ее клиника новый аппарат закупает, и она правда по работе сюда наведалась? Вроде видел я там рядом вывеску: «Медицинское оборудование».

А если нет? Если что…

Ладно, чего гадать, все равно правду я не узнаю. Ну, не звонить же мне ей в поисках истины? Тем более что она со мной, скорее всего, и говорить-то не станет, после нашей последней встречи.

Но как тогда Женька на меня прыгнула! Ох, какое у Светки лицо было!

И я заснул со счастливой улыбкой на губах, даже несмотря на то, что мне жутко мешало это сделать беспрестанное бормотание и вздохи под креслом. Там переживал сегодняшнее происшествие мой впечатлительный слуга.

И снилось мне нечто хорошее, настолько, что когда меня нахальнейшим образом вырвали из ночных грез, я был очень, очень недоволен.

— Хозяин, — теребил меня за руку Родька. — Хозяин, ты это… Ты просыпайся! Надо!

— Отвали, — недовольно буркнул я, не желая покидать пусть и непонятный, но приятный сон. — Прокляну!

— Да куда уж больше-то, — чуть не всхлипывая, ответил мне слуга. — Хозяин!!! Ну открой глаза! Тут без тебя никак!

Господи боже ты мой! Да что опять случилось-то?

Я разлепил глаза и глубоко вздохнул. Темнота в комнате, стало быть, еще даже не рассвело. Нет, я его не на пару дней Вавиле отдам, а на месяц. И не трубы простукивать, а канализацию чистить, от смыва в унитазе до решетки в городской системе!

— Ну и чего… — просипел я, откашлялся и повторил: — Чего будил?

— Гости! — пискнул Родька и ткнул лапой в сторону выхода из комнаты.

И верно — к нам пожаловали гости. Точнее — гостья. Причем неожиданная настолько, что я даже глаза кулаками потер. Кто его знает, может — мерещится?

На краешке дивана, недалеко от моих ног, сидела девочка лет шести, одетая по моде Древней Руси. Ну или крестьянско-крепостной, не знаю, как правильно сказать. Короче — именно такими деревенских крестьянских девчушек изображали живописцы, иллюстраторы Гоголя, Пушкина и Тургенева, а также современные «сериальщики».

Платочек, повязанный вокруг головы, сарафан, сверкающий своей белизной в ночи, и лапоточки на ногах. Эдакая Аленушка в детстве.

— О как! — ошарашенно сказал я Родьке и почесал нос — Никак душу неприкаянную к нам занесло. Вот ведь. А Вавила Силыч убеждал меня, что без его ведома сюда ни одна сущность неупокоенная не проникнет.

Ну да, было такое. Состоялся этот разговор еще после моего возвращения из Лозовки, когда подъездный понял, как сильно я переживаю по поводу того, что мне жизни не дадут те души, которые лишены покоя после смерти. Ну в смысле, что они будут шастать по моей квартире туда-сюда. Вавила Силыч меня успокоил, объяснил, что Покон есть Покон, и никакая посторонняя шелупонь в его владения без его же ведома даже не сунется. Нет, те, что посильнее, вроде опытного колдуна или самой Смерти, конечно, плевали на защиту домовых, но души — извините. Этим вход закрыт, пока разрешения от хозяина места не будет.

— Это не душа, — услышал я голос самого Вавилы Силыча, а после с удивлением обнаружил, что и он тоже здесь.

Мало того — я в таком состоянии нашего подъездного в жизни не видел. Он даже в ночь исторической сватки с ведьминым котом, и то спокойнее был.

Сейчас же он был напряжен как гитарная струна. Плюс — вооружен и готов к схватке.

В руках у него имелась дубинка, сделанная из ножки табурета, он стоял, занеся ее над своей головой прямо напротив девочки, безмятежно сидящей на краю дивана.

— А чего происходит? — спросил я у него. — Кто это?

— Говорил я тебе, Александр! — чуть не плача, пробормотал подъездный. — Предупреждал я тебя!

Девочка медленно повернула ко мне свое лицо, и тут я понял, что это точно не неупокоенная душа. И уж точно никакая не девочка.

Не бывает у девочек глаз без зрачков.

Да и просто у людей — тоже.

Глава шестая

Более всего то, чем являлись ее глаза, напоминали туман. Причем не тот, что невесомыми белыми дорожками висит над летним лугом, или сырой и пропахший бензином городской смог. Это было густое марево лесных оврагов, в которые даже в жаркий летний полдень солнце не попадает. Это был туман из тех, в которых плутают часами неосторожные грибники, не прихватившие с собой навигатор с «track-back».

Серые и страшные были глаза у моей ночной гостьи.

— Не пугайся, ведьмак, — произнесла девчушка неожиданно низким голосом, совершенно не вяжущимся с ее обликом. — Я пришла не за тобой. Я пришла говорить.

Причем голос этот был под стать глазам, в нем не имелось ничего, что свойственно людской речи. У каждого из нас в жизни бывают моменты, когда мы хотим изъясняться с другими максимально безлично, дабы не выдать истинные чувства. И все равно не получается у нас подобное. Как бы человек ни прятал свои эмоции, они так или иначе вылезут наружу.

Здесь же подобным и не пахло.

Более всего голос существа, сидевшего сейчас на краю моего дивана, напоминал программу, которая начитывает книги. К примеру, не хочет человек ждать профессиональную актерскую начитку книги и прогоняет ее через эту программу. Машина не различает эмоции, вложенные в текст, и воспроизводит их механически, то есть — никак не воспроизводит. Суррогат, конечно, но многих устраивает. На пиратских трекерах таких называют «чтец Александр». Или «чтец Сергей».

В этот момент на кухне что-то грохнуло, послышался топот ног, а секундой позже в комнату буквально ворвалось с полдюжины подъездных, вооруженных и готовых к схватке.

Ну как вооруженных? У кого была дубинка, вроде той, что сжимал в руках Вавила Силыч, у кого хрень, при виде которой в моей голове всплыло слово «ухват». Правда, совершенно непонятно, откуда эта штука взялась в нашем доме, лишенном любых печей, кроме микроволновых. Но серьезней всех выглядел Кузьмич, наш домовой аксакал. Он оказался обладателем мощнейшего орудия боя — здоровенного и отливавшего ржой кузнечного молота. Причем молот этот время от времени перетягивал подъездного назад, отчего тот начинал балансировать на носочках до тех пор, пока не восстанавливал равновесие.

— Это наш дом! — рыкнул Кузьмич и покачнулся, поскольку молот, занесенный над его головой, снова попробовал взять верх. — Уходи отсюда туда, откель заявилась!

Девочка и не подумала что-то делать. Она даже голову в сторону подъездных не повернула.

— Э-э-э-э-э… добрый вечер, — пробормотал я, прикидывая, кого это занесло ко мне в дом.

— Уходи! — снова заорал Кузьмич. — Нечего тебе здесь делать!

Может, это неупокоенная душа, которая все-таки смогла просочиться ко мне каким-то образом? Из особо настырных? Потому и наша подъездная братия так переполошилась.

В свое время я здорово переживал за то, что эти самые души то и дело будут таскаться ко мне с занудными просьбами отпустить их из земной юдоли. Не скажу, что меня это сильно пугало, но по ночам я все-таки предпочитаю спать, а не заниматься ведьмачьим промыслом. И потом — одну отпустишь, еще десять набегут. Но Вавила Силыч, с которым я поделился своими печалями, успокоил меня, сказав, что никто ко мне по ночам заявляться не будет. Вот если я стану по темной поре таскаться невесть где — это да, тут можно любых приключений на свою задницу найти. Но за домовую территорию он ручается.

Я тогда еще подумал, что он изрядная хитрюга. Ведь поднимался как-то этот вопрос раньше, в те времена, когда сила еще не моей была. И он мне на него четкого ответа тогда не дал. А все, оказывается, не так страшно обстоит.

Но всякая система может дать сбой, не исключено, что именно с ним мы сейчас и имеем дело.

Вот только что означает — «я не за тобой пришла»?

В этот момент сонное состояние, в котором я все еще пребывал, окончательно развеялось, и пришло осознание того, кто именно наведался ко мне в гости.

Это никакая не неупокоенная душа.

Это мара!

Какой же я идиот! Кем я себя возомнил? Великим Заклинателем? Знал же, что самоуверенность — зло!

А ведь говорил мне умудренный жизнью Вавила Силыч, ведь предупреждал! Как в воду глядел!

Нет, страха как такового у меня не было. Обидно было. Сам себе яму вырыл, сам в нее и упал. Теперь вот сижу по соседству с нежитью, и даже не знаю, как защищаться буду от нее в тот момент, когда она на меня бросится.

И, кстати, еще одно упущение. Ведь думал же о том, что надо как-то ознакомиться с разделом «защита себя любимого от многообразия мира Ночи», но все откладывал на потом.

Дооткладывался.

Как видно, мара, так и сидевшая неподалеку, поняла по моему лицу, что я сообразил, кто есть кто, поскольку её детская мордашка чуть перекосилась. Надо полагать, это конвульсивное движение означало улыбку.

— Ляксандр, чего ж ты натворил-то! — сообщил мне один из подъездных. Если не ошибаюсь, звали его Потапыч. — Думать же надо, с кем связываешься!

— Я сделала то, что ты просил, ведьмак, — снова взяла слово Мара. — Тот, которого ты мне отдал, запомнит эту ночь надолго. И прими мою отдельную благодарность за то, что подарил сильного человека. Таких пить — одно удовольствие. У слабых людей много страхов, но они все никчемушные, зацепиться не за что, и взять с них потому можно только крохи. У сильных людей страхов куда меньше, но зато они все давние и выпестованные.

Подними их из глубин души — и это такой пир! Тут так и получилось. Теперь я сыта.

— Рад услужить, — сообщил я маре немного растерянно. — Вы только за этим пришли?

— Нет, — ответила та. — Я пришла к тебе, потому что ты был выбран моей матерью. Если бы не это, то мы бы встретились куда раньше, и разговоры не вели. Ты был бы моей добычей.

О как! Матери? Мара… Мара… Морана! Что б вам всем, так Морана мама вот этой мары. Почти скороговорка — «Морана мама мары, мара любит свою маму».

Какая чушь в голову лезет, ужас просто…

— Ты сказал почти правильное заклятие, ведьмак. Почти. Ошибка была только в одной фразе. Точнее, она была неполной. В финале тебе следовало сказать: «Тревожить же человека того более не смей, запрещаю тебе это именами богов древних и всесильных. Также закрываю тебе пути к дому моему, душе моей и телу моему навеки». Не печалься, не ты первый подобную глупость сотворил. Если бы ты знал, сколько твоих собратьев мы выпили только потому, что кто-то когда-то запамятовал вписать эти слова в свою книгу. Да и ведьмы, случается, забывают верно заклятие произнести. А исправить этот недочет мы никому шанса не даем. Зачем лишать себя удовольствия?

— И? — я приподнялся на локтях. — Что теперь?

— Ты ведь знал, что тот человек, отданный мне, тебя ненавидит? — спросила мара.

— Прямо вот ненавидит? — уточнил я.

Ну да, Силуянов меня не любит, это точно. Но «ненависть» — это сильное слово. Не думал, что все зашло так далеко.

— Ненавидит, — подтвердила мара. — Но чувство это возникло не просто так. Его в нем вырастили, как овощ в земле. Их, тех, что общались с ним, трое — две женщины, один мужчина. Они заронили в него зерно гнева, они его пестовали. Этим троим нужен ты, тот, кого я пила этой ночью, только их орудие.

Елки-палки, и кто эти трое?

Собственно, этот вопрос я тут же своей ночной гостье и задал.

— Я не знаю, — ответила та. — Я пью чувства, а не память. Ни их лица, ни имена мне неизвестны. Что знала — рассказала. Добавлю только, что у женщин при себе были амулеты от сглаза, их я тоже учуяла. Неплохие, но новой работы, куда слабее тех, что делали во времена, когда мы жили по эту сторону кромки. На них не чары, а всего лишь сплетенные заклятия, в наше время такие амулеты в базарный день пятачок пучок стоили. Такими не то что от меня или моих сестер себя не защитишь, но даже и вот это отребье не напугаешь.

Мара небрежно мотнула подбородком в сторону подъездных, которые тут же покрепче ухватились за свое оружие.

— Они убедили человека в том, что ты зло, а после стали управлять его волей. Он думает, что все решает сам и поступает, как того хочется ему, но это не так. Берегись, ведьмак, на тебя открыта охота.

— Благодарю, — на этот раз вполне искренне произнес я. — Предупрежден — значит вооружен.

— Я пощадила разум того, кого ты мне отдал, — медленно, растягивая гласные, сообщила мне мара. — Мне хотелось выпить его до конца, насладиться его безумием, ибо оно и есть самое вкусное. Не стала. Он может быть для тебя полезен. Но я хотела бы получить его душу без остатка после того, как ты разберешься со своими врагами. Согласись, так будет честно.

— Этот человек мне не враг, — подумав, сказал я. — Он меня ненавидит — это его дело. Неприятно, конечно, но что уж теперь… Но на смерть я его обрекать не хочу. Да и не мне решать — кому жить, кому умереть.

— Ты уже все решил, — мара трогательным детским жестом подтянула узелок платочка на голове. — Ты призвал меня, ты показал мне дорогу к душе этого человека. Разве не так? Ведьмак, это всего лишь червь, копающийся в земле, один из очень, очень многих. Они рождаются и умирают тысячами тысяч, таковы законы бытия. Есть они, есть ты, есть мы. Мы и ты — с одной стороны, они — с другой. Странно, что мне приходится тебе объяснять такие простые вещи. Так я получу то, что мне и так принадлежит по праву?

— Я не дам тебе сейчас ответа на этот вопрос, — твердо произнес я. — Мне надо понять, что к чему. Когда все закончится, я призову тебя, и мы завершим этот разговор.

— Только не сюда! — заявил Кузьмич и бухнул молотом о пол. — Нечего этой нежити тут делать. Вон во двор идите и там общайтесь. И лучше всего — во двор четырнадцатого дома!

— Пусть будет так, — согласилась мара. — Я рада нашему знакомству, ведьмак. И я рада, что хоть кто-то из твоего племени наконец понял, какую силу он может получить, став одним из приближенных моей матери. Я и мои сестры будем рады помочь тебе, если позовешь.

На это я вовсе ничего не стал отвечать, только кивнул головой, приложив ладонь к груди.

Выходит, что мои предшественники не только не сотрудничали с Мораной, а напротив — не стремились этого делать? Это новость. Собственно, я как-то даже и не задумывался о том, что так могло быть. Да и с чего бы мне о таком размышлять?

Вот теперь понять бы — отчего они от нее шарахались? Просто потому, что она не очень-то добрая богиня, или на то были другие причины?

В книге про это нет ни слова. Ох, как бы не пришлось мне снова в Лозовку ехать. Такое можно узнать только из первоисточников, а их выбор у меня невелик. Здесь это Хозяин кладбища, который, скорее всего, и не знает ничего, а если знает, то не факт, что скажет. Это и так товарищ не сильно общительный, а тут еще и осень на дворе. Он осень не любит, потому как слякоть и дорожки на кладбище вечно грязные. Он мне про это еще летом говорил, когда объяснял, почему его лишний раз в осенне-зимний период лучше не беспокоить. Что же до подъездных, то они, возможно, теперь вообще со мной откажутся общаться. У, какие у них лица злые! А вот в Лозовке посерьезней очевидцы давних дел имеются. Например — дядя Ермолай, который хоть и в лесу живет, а много чего видел и знает. Да и старая чертовка Дара там же обитает. Она, конечно, тварь еще та, но если кто и в курсе того, о чем сейчас мара говорит, то это она.

Впрочем, есть еще кое-кто, с кем можно будет пошептаться. Скажу больше — с этого источника и стоит начать.

Но это — после. А сейчас надо незваную гостью выпроваживать, а то у Кузьмича от веса молота жилы на руках лопнут. Или коленные чашечки разлетятся вдребезги, я их хруст отсюда слышу.

— Ценю это, — тоном, в котором ясно читалось: «Спасибо, до свидания», произнес я.

— И еще один совет, ведьмак, — мара наконец-то глянула на подъездных, которые мигом сгруппировались вокруг Кузьмича. — Я тебе уже говорила, что есть они и есть мы. Вот тут ровно то же самое. Поменьше общайся с челядью, вроде вот этих чумазиков. Их дело дом вести да двор мести. Не окружай себя теми, кто куда ниже тебя.

— Ну вот тут я точно разберусь сам, — может, и немного грубовато, но зато от души сказал я. — Спасибо за совет, конечно, но…

— Прощай, ведьмак, — даже не дослушала меня мара. — И помни — за кромкой есть те, кто следит за тобой.

И она исчезла. Без всяких там миганий, подсветки голубоватым цветом, медленного таяния в воздухе и всего такого прочего. Была — и нет.

— Да чтоб ей! — выдохнул Кузьмич. — Тьфу!

И он смачно плюнул себе под ноги, причем сразу же после этого невероятно смутился и вытер слюну своим подшитым валенком, да еще и не поленился после этого, бухнув молотом о паркет, нагнуться и провести по полу ладонью.

— Ох ты ж! — добавил к его краткой речи свой комментарий Потапыч. — Вот ведь!

— Ага! — присоединился к их беседе Родька, вылезая из-под дивана, куда он забился сразу же после того, как меня разбудил.

— Водки хочется, — подытожил я. — Очень сильно.

— Это плохо, — погрозил мне пальцем Потапыч. — Водка — коварная вещь. С ней вот так все и начинается. Сначала для души, а потом, как Витек из моего подъезда, начнешь страдать хроническим алкоголизмом.

— Ну не знаю, — с сомнением произнес я, встав с дивана и включив «ночник». — Как по мне, он им не страдает. Он, скорее, от него удовольствие получает, потому что ходит постоянно веселый и с песнями. Так, вы не разбегайтесь, я быстро!

Шутки — шутками, а дело — делом. Надо было в запись о вызове мары недостающие слова подставить, пока они из памяти не вылетели и не перепутались. Ну и надеяться, что она какую-то часть не утаила.

Хотя, что приятно, мне, похоже, бояться этих существ пока не следует. По крайней мере до той поры, пока Морана мне покровительствует. Другой вопрос — как долго продлится наш с ней симбиоз?

Надеюсь, достаточно долго.

Но вообще, есть повод задуматься о том, что я на редкость непредусмотрительно распоряжаюсь своим временем. Да прямо скажем — как дурак я себя веду. Вместо того, чтобы всерьез заняться вопросами собственной защиты в экстремальных ситуациях, копаюсь в народной медицине и угождаю богатым дамам. И вот результат — сейчас меня могли препарировать как лягушку, в прямом смысле слова, и я вообще ничего не смог бы противопоставить этой нежити. Кулаки тут не помогут, а других методов борьбы я попросту не знаю. Нет, есть нож — но он в притолоке, и кто бы мне дал до него добраться?

Вот, к слову, еще один повод для раздумий. Выходит, не так уж он и эффективен, этот самый ведьмачий нож. Против ведьм — возможно, но не против мар. Чихала она на него.

А сколько еще всяких интересных и голодных тварей есть в мире Ночи? И против каждой из них я буду все равно что голый.

Да. Штаны надо надеть. Чего я в труселях бегаю?

Вернувшись в комнату, я застал разбор полетов.

— Вавила, ты не прав, — топал ногой по полу Кузьмич. — Увидел ты, что Ляксандр задумал мару вызывать — останови его. Это ж мара! Ночная пакость, от которой даже иные колдуны шарахаются!

— Как? — вяло отругивался наш подъездный. — Он ведьмак. Что для меня его слово значит?

Мне очень не понравилось то, как потупились подъездные, услышав его аргумент. Да и то, как они на меня посмотрели, тоже. Нет-нет, никакой агрессии, ничего такого. Наоборот — опасливость какая-то в их взглядах появилась. Так маленькие дети смотрят на очень больших собак, не зная, чего от них ожидать.

— Много для меня твое слово значит, — громко заявил я, натягивая спортивные брюки на ноги. — Вот что я вам скажу, ваць-панове. Тут кое-кто, кого в комнате уже нет, сообщил что, мол, есть мы, есть они… Ерунда это все. Даже если по Покону так положено, то мне на это плевать.

— Ну ты на Покон-то… — буркнул кто-то из подъездных. — Отцы наши, деды и прадеды…

— И пусть имбудет хорошо там, где нынче пребывают, — рубанул я рукой воздух. — Но тогда времена были другие. А мы живем здесь и сейчас. И если я всей душой прикипел к вашему обчеству, то пусть хоть кто и хоть что говорит, у меня своя голова на плечах имеется. Я сам для себя решать буду, с кем дружить, а с кем враждовать. Все понятно объяснил?

— Ну про Покон ты и впрямь зря, — степенно огладил бороду Кузьмич. — Покон — это Покон. Но и про времена ты верно молвил. Опять же — мары эти за кромкой остались, а мы — здеся. Тута. Вот и выходит, что в плане выживания домовой покрепче разных всяких оказался.

Было видно, что оттаяли немного подъездные, перестали на меня смотреть с опаской. Надо полагать, в старые времена невелик был их ранг в общем табеле нечисти и нежити, и не так-то и просто им приходилось. Годы шли, неприятности подзабылись, а мара сейчас взяла, да им про все нехорошее и напомнила. Кому такое понравится?

Я был уверен, что следом за этим Кузьмич заведет разговор о нехорошей маме мары, но этого так и не случилось. Как видно, он счел эту тему слишком скользкой и пошел по пути наименьшего сопротивления. Мол — не говорим, стало быть, и нет ничего. Вместо этого аксакал подъездных обрушился на моего слугу.

— Ах ты, паскудник мохнолапый! — процедил он, подойдя к Родьке. — Хозяина чуть не прибили, а он под диван полез! Отсидеться задумал! Захребетник!

— Где я — и где мара? — возмущенно заорал мой слуга. — Чем я хозяину помочь мог? Я ей на кутний зуб, она жевнет разок — и нет меня!

— И что? — загалдели подъездные. — Теперь нам всем по углам отсиживаться? Ишь, хорош, нашел себе оправдание!

— Хозяин! — со слезой в голосе обратился ко мне Родька. — Ты им скажи, а? Я же прав!

— Ай-яй-яй, Родион, — покачал головой я и отвернулся от него. — Ай-яй-яй!

Вообще-то я про него и не вспомнил бы, но раз уж попался он под горячую руку Кузьмичу, то пусть огребает по полной. Ему полезно.

— Да гнать его из наших хором! — заявил вдруг Потапыч, махая своим ухватом. — Пущай идет куда хочет! Вон в четырнадцатый дом пущай идет, они там все такие, как вот этот. Никчемы они там все!

— Это нельзя, — остановил его Кузьмич. — Кроме хозяина, никто его гнать права не имеет. Но лично я с ним теперь разговаривать не жалаю! Тьфу на него! Ох ты, батюшки!

И Кузьмич снова зашаркал своим валенком по полу.

Родька беззвучно плакал, слезинки, величиной с рисовое зерно каждая, стекали по его мохнатой рожице.

— Досточтимое обчество, — я хлопнул в ладони. — А не выпить ли нам чайку? И еще — посоветоваться мне с вами надо по одному делу.

Я ощущал, как в воздухе витают остатки неловкости, возникшей после всей этой ситуации, и понимал, что даже подобная мелочь со временем может перерасти в нечто большее. Все большие неприятности всегда вырастают из маленькой неурядицы. Этого не хотелось, потому что компания подъездных на самом деле мне очень нравилась. Несмотря на свой рост и определенные странности, это были очень умные и надежные существа. Плюс — очень полезные. А поскольку ничто так не сближает, как общее дело, то именно его мне и надо было нам придумать.

— Чайку — это можно, — одобрил мои слова Кузьмич. — Только вот молот дедов отнесу к себе. Тяжелый он, собака. Вниз-то я его стащил, а обратно наверх, до вентиляции, боюсь не допру! Эй, Прошка, ну-ка, помоги мне. А ты, мохнатый, чайник иди ставь. Или и это тоже хозяин твой должен делать?

Десять минут спустя вся наша честная компания сидела у меня на кухне и пила горячий чай. Кто с блюдечка, кто из чашки, кто вприкуску, кто прихлюпывая, кто отфыркиваясь.

Вот такое вот утреннее чаепитие.

Причем утреннее — не то слово. За окнами только-только начало наступать то время, когда темнота сменяется первыми, еле заметными серыми сумерками.

Должно быть, те самые третьи петухи как раз в это время и поют. Кстати, на самом деле, третьи петухи — это когда? По московскому времени?

Надо будет посмотреть. И в копилочку сразу себе упрек — почему раньше не подумал про это? Когда заклятие читал?

Нет, учиться мне еще и учиться.

— Так что за дело, Ляксандр? — откусив кусочек сахару, спросил у меня Кузьмич. — В чем помочь тебе?

Я, не мудрствуя лукаво, взял, да и рассказал им про просьбу Яны Феликсовны, и про то, что отказался творить приворот. Зачем придумывать что-то, если есть готовая проблема. Вообще-то я хотел ее только с Вавилой Силычем обговорить, но так даже еще лучше. Вместе и батьку бить сподручнее.

Подъездные внимательно меня выслушали, а после призадумались. А может, привычно ждали пока старший свое мнение выскажет.

— Правильно сделал, — наконец одобрил мои действия Кузьмич. — Приворот — дело поганое, это всем ведомо. Недаром ведьмино племя его так уважает. Им-то от него сплошная радость — и заработала на людской глупости, и души живые погубила. И так, и эдак их выгода.

— Точно-точно, — подтвердил Потапыч, размахивая сухарем, обсыпанным маком. — У нас в Белоомуте, помню, одна девка-дура…

— Да тут у любого история такая найдется, — остановил его Вавила Силыч. — Не дети, чай, собрались, почтенные домовики. Александр о другом говорит — женщине-то этой помочь надо. Муж гулять начал. Беда это.

— Беда, беда, — снова закивали подъездные. — Семья может порушиться, детки без мамки останутся. А то еще в дом новая хозяйка придет, вот где горе-то! Как вон в третьем подъезде недавно было!

Ну детки там, я так думаю, особо ничего и не заметят, особенно если им банковские карты никто не заблокирует. Да и Яна Феликсовна вряд ли в накладе останется, если что. Но им про это знать не надо. А зачем?

— Вот что мне подумалось, — снова взял слово я. — Имеется в моей книге одна штука… Сейчас найду…

Я полистал книгу, отыскал нужную страницу и с выражением прочел название рецепта: «Настой для бывых супругов, чтобы, значит, все как в старые времена велось». Ну да, название стремное, но уж какое есть.

А вообще, настой весьма и весьма полезный, и не только для бывых супругов. По сути, это аналог виагры, но только не физиологической, а духовной направленности. Точнее — в том числе и духовной. Если яснее говорить — тот, кто эту настойку выпьет, сразу начнет сильно любить того, кто ему ее дал. И любовь выражается тут во всем своем многообразии — от возвышенного устремления говорить приятные слова до вполне понятного плотского желания. Причем плотское, подозреваю, превалирует. Это по составу настоя видно. Я еще не очень большой дока в этом деле, но когда в одном рецепте фигурируют семена подорожника, полынь и три меры сушеного корня хрена, то особых сомнений в направленности зелья не остается. И это не считая заманухи, кориандра и разной другой мелочи.

Действует настой около двух суток, остаточных явлений не имеет и, если верить записям, никакого вреда здоровью употребившего принести не должен.

Как по мне — вариант решения проблемы. А чем плох? Этот бедолага за пару дней так на супруге взопреет, что потом еще неделю на других красоток смотреть не сможет. А то и больше. С учетом того, что дядька он уже немолодой, то все должно получиться. Надо будет только уточнить у нее — не сердечник ли он? Не хотелось бы стать причиной чьей-то смерти, пусть даже и такой по-настоящему мужской.

А через недельку, если супруг Яны Феликсовны не перебесится, употребление настоя повторить.

И ведь что приятно — сошлись мнения-то. Настой этот оказался подъездным знакомым, причем я узнал сразу еще три его названия, и они были куда короче того, что имелось в моей книге, да еще и на редкость похабными. Хотя, конечно, суть передавали полностью.

— Хорошая штука для семьи, хорошая, — вещал Кузьмич. — Не то что приворот. Опять же, детишки после этого зелья рождаются особо крепкими и пригожими. Может, и совпадение, но я сам тех детишков тетешкал, когда они еще мамкино молоко сосали. Детишки, они пока слово первое не скажут, нашего брата видеть могут. А нам и в радость с ними повожжаться. Так вот, — парни вырастали — богатыри, девки — такие красуни, глаз не отвесть. И ведь не раз такое было.

— Верно-верно, — подтвердил Вавила Силыч. — И я тому свидетель.

— Это интересно, — пробормотал я, а после внес в книгу пометку, чуть пониже рецепта, где указал, что данный настой можно использовать в данных целях, в том числе и для профилактики бесплодия.

Вообще-то против этой беды было специальное зелье, очень сложное в приготовлении и с очень редкими компонентами. Там тебе и мандрагыр, и улика-трава, выросшая на могиле самоубийцы, и цветок руты, взятый на рассвете пятого летнего дня, и куча других трав, которые просто так фиг добудешь. Но основа в нем — именно мандрагыр, в простонародье — мандрагора.

Интересно, а если в этот настой страсти добавить мандрагору, скажем, одну меру, он станет сильнее? Или даже не так — он сменит направленность в сторону удачного оплодотворения бесплодного женского чрева?

Может, найти какую-нибудь бедолагу и совместить приятное с полезным? В смысле — ей с мужем дать шанс, а самому посмотреть на то, что получится?

Или не спешить и подождать, пока Ряжская снова мне такую приведет? Ставлю тельца против яйца, раньше или позже такое опять случится.

Время было, потому под шутки и прибаутки подъездных, которые с интересом смотрели на происходящее, я это зелье к рассвету даже и сварганить успел. Спать ложиться смысла уже все равно не было.

Оно получилось изумрудного цвета и практически без запаха, именно такое, каким и было описано в рецепте.

— Ну теперь главное, чтобы мужик этот одно место себе не стесал до корешка, — хмыкнув, произнес Кузьмич. — А ты, Ляксандра, ловок становишься. Вон как с травами-то управлялся.

— Чего это он управлялся? — обиженно побурчал Родька, намывающий плошку. — Я травы раскладывал и толок.

— А ты помолчи, — погрозил ему пальцем подъездный. — Тебе слова не давали. А на ловкость твою мы нынче в подвале поглядим, когда трубы днем пойдем проверять да простукивать.

Родька умоляюще засопел, а после тихо и жалобно пробормотал:

— А как же «Жить прекрасно?». Там нынче про болезни почек будут рассказывать. Я ж не просто так это дело гляжу, я образование свое поднимаю. Чтобы, значит, пользы от меня больше было.

— Трубы — тоже образование, — сурово заявил Вавила Силыч. — Трудовое!

— А после еще и стоками канализационными у дома займемся, — обнадежил моего слугу Кузьмич. — Решетки-то эти обормоты из ЖЭКа чистят, а вот внутри, там, где самый мусор, не лазят, лентяи такие! Вовсе на все руки мастером станешь!

Я слушал этот диалог, тихонько посмеивался и попутно писал СМСку Ряжской. Коротенькую, всего из шести слов. «Скажите Яне Феликсовне — пусть приезжает. Смолин».

Глава седьмая

Банк шушукался. По-другому это назвать было никак нельзя. Везде — и в кредитном, и в операционном, и в бухгалтерии раздавался мерный шепот общающихся друг с другом сотрудников.

В голос никто не говорил — опасались. Ты сейчас громко что-то скажешь, все это услышат, и неизвестно, как потом твои слова будут интерпретированы. А самое главное — куда и кому их потом сообщат.

Ну и нервозность, конечно же, присутствовала.

Да и как по-другому могло быть? Сначала, сразу после открытия, по банку разнеслась весть о том, что накануне сменились собственники, и Миронов больше «не пляшет», что само по себе было делом неслыханным. Обычно такие вещи вдруг не происходят, подобные сделки готовятся заранее и все прекрасно знают, кто теперь будет новым хозяином и чего следует ждать коллективу. А тут — как ведро воды на голову. Разговоры-то ходили, но слухи и есть слухи. Обсуждать их, опять же, обсуждали, но чтобы вот так, в одночасье, без десятков встреч и переговоров подобное стало правдой — дело невиданное. Даже референты — и те были не в курсе происходящего, что придавало особую остроту ситуации.

Следом за этим грянула вторая сенсационная новость — опоздав на полчаса, в банк заявился Силуянов, с мертвенно-синим лицом и с седыми прядями в еще вчера черных волосах. Это добавило антуража творившейся вокруг небывальщине, и тут же кто-то выдвинул версию, что безопасник узнал о новых владельцах нечто такое, что его аж перекосорезило. Да и сам факт того, что он опоздал, являлся невероятным. Все помнили, как Вадим Анатольевич даже с температурой под сорок градусов приходил на службу раньше всех.

А еще через час в банк пожаловали виновники торжества, а именно — председатель правления, супруги Ряжские сотоварищи и Миронов, слегка помятый и благоухающий французским коньяком. Они немедленно прошествовали в большую переговорную, вызвали к себе Волконского, Чиненкову и Немирову, закрыли двери и начали там что-то обсуждать.

И вот как тут не шушукаться? Особенно если учитывать то, что среди вызванных имеется начальник отдела по работе с персоналом. Ох, не к добру это, народ, не к добру!

Скорее всего, я был единственным из сотрудников, кто полностью безмятежен. Во-первых, потому что эти новости не были для меня новостями. Во-вторых, потому что знал, что кого-кого, а меня точно никто увольнять не будут. Как, собственно, и повышать. Для меня вообще ничего не изменится. Где сидел, там и буду сидеть. И, кстати, моих коллег по кабинету тоже перемены не коснутся. Правда, им я про это говорить не стал, и теперь с улыбкой наблюдал, как Наташка каждые десять минут бегала то туда, то сюда под предлогом «стрельнуть сахарку». Это классический повод для сотрудника, который вместо того, чтобы «крыжить» давешние проводки, шастает по банку в поисках новостей. Она очень переживала, что Чиненкова использует подвернувшуюся возможность и ее уволит. По мнению Федотовой, «персональщица» давно имела на нее зуб, поскольку года два назад на корпоративе Наташка имела глупость по пьяному делу сцепиться с ней из-за какой-то мелочи, и с тех пор ожидала неизбежного возмездия.

Как по мне — глупость полная. Если бы та хотела Натаху уволить, то давным-давно бы это сделала и без ожидания какого-либо подходящего момента.

— Заседают, — полушепотом сообщила нам Федотова, в очередной раз сбегав в коридор. — Сашка, ты мне друг или портянка?

— С какой целью интересуешься? — уточнил я, отпив кофе.

— Не изображай из себя божью корову! — рассердилась Федотова. — Все знают, что ты Ряжскую… Ну… Что вы друзья. Скажи ей, что я хорошая и меня никак нельзя увольнять. Кризис на дворе!

— Нелогично, — заметил я. — Причем напрочь. Если я Ряжскую, как все думают… Ну ты поняла? Так вот — если я замолвлю ей слово за тебя, ты уверена, что результат не будет обратным?

— С чего бы? — опешила Федотова.

— Вот ты странная, — искренне забавлялся я ситуацией. — Смотри — ты у нас красивая?

— Есть такое, — согласилась Федотова.

— Вот, — гнул свою линию я. — Правильно. Я прошу у немолодой пассии покровительства для красивой юной блондинки. Вывод? Я эту блондинку что?

— Так не было же ничего у нас! — захлопала глазами Федотова под смех Денисенковой. — Смолин, дурак! А что, ты и в самом деле с ней того? Ну скажи уже, чего теперь?

— Как раз теперь-то и «чего», — таинственно произнес я. — Это раньше пофиг было. И имей в виду — так это или нет, но щемить за подобные разговоры точно станут. Так что не советую языком без оглядки молотить как раньше. Нет, не советую.

— Кому щемить-то? — Федотова отобрала у меня кружку с кофе и сделала из нее глоток. — Силуянов закрылся в своем кабинете и, если верить Лехе-охраннику, сидит и плачет.

— Чего он там делает? — даже раскрыла рот Денисенкова.

— Плачет, — повторила Наташка. — Я тоже в это не очень сначала поверила, но, с другой стороны, сегодня столько всего происходит, что уже не знаешь, где правда, а где нет. Тем более что у него вон, рассказывают, полбашки седых волос за ночь появилось. Кто знает, что у человека стряслось? Может, Силуянову есть чего скрывать, и теперь он боится, что его за ушко и на солнышко вытащат. Я слышала, что он с Мироновым сильно дружил. Не исключено, что и какие-то его делишки тут прикрывал. Все мы не без греха.

— Может, это на него так новость о продаже банка повлияла? — предположила Денисенкова. — Или вообще в нем совесть проснулась?

— Ну это ты уж совсем загнула, — скорчила гримаску Федотова. — Я все понимаю, но легче поверить в то, что земля плоская, чем в совесть у Силуянова. Кстати, народ — а его-то на сходку не пригласили. Согласитесь — симптомчик?

А я вот верю. Нет, не в совесть, конечно же, а в то, что он слезу роняет в кабинете. Я видел ту, кто его сегодня ночью навестила. После такой встречи кто хочешь расплачется.

Может, надо пойти немного поковать железо, пока оно горячо? Припереть Вадима Анатольевича спиной к стенке, да и выжать информацию о том, что это за две дамы и один мужчина его обхаживают.

Я, если честно, уже всю голову сломал, думая над тем, кто это такие. Сначала версий было много, среди них фигурировали даже пришельцы с Плутона и персонажи мультсериала «Скуби-Ду», но потом откровенная чепуха отсеялась, и осталось несколько почти равнозначных предположений. Другое дело, что любое из них могло с равной вероятностью оказаться как правдой, так и обманкой.

Сам я более всего склонялся к тому, что это меня какие-то ведьмы пасут. Вражда между ведьмами и ведьмаками дело обычное, так что — запросто подобное могло случиться. Опять же — чужие руки, на них это похоже. Не любят эти дамы следы оставлять, они своими руками что-то делают только тогда, когда полностью уверены в безнаказанности. Ну и про мой нож забывать не следует. Они не мары, он для них сильно опасен.

И еще — обереги только у женщин были. Это отлично укладывается в рамки происходящего. Скорее всего, мужчина — это просто охранник. На всякий случай.

Остальные предположения были поплоше, хотя тоже имели право на существование. Но без хоть какой-то конкретики все равно любая версия оставалась только версией.

Надо, надо терзать Силуянова, всеми правдами и неправдами выжимать из него данные. Причем если он не разговорится доброй волей, то пускать в ход свой ведьмачий арсенал. Мне пентотал натрия без надобности, у меня посерьезней рецептик есть в книге. Что знает расскажет, и чего не знает — тоже поведает.

И ведь что примечательно — думалось мне про это как-то очень легко. В смысле — раньше бы начал опасаться невесть чего, прикидывать, чем все это может для меня закончиться, а сейчас — ничего подобного. Страха нет. И сомнений в том, что я иду правильной дорогой — тоже.

Кстати — сожалений по поводу того, что я Силуянову устроил ночью, у меня тоже не имеется. Что заслужил — то получил.

Но вот реализовать задуманное я не успел, поскольку в наш кабинет ворвался Косачов, главный менеджер по работе с ВИПами.

— Смолин, — пропыхтел он, поправляя галстук. — Привет. Рад тебя видеть.

— Зачастил ты к нам, Витенька, — ручейком прожурчал голос Денисенковой. — Что, подул ветер перемен?

Косачова, как я уже говорил, в банке не любили. И за излишнюю надменность, и за то, что он кроме оклада еще и надбавку получал, в виде процента от привлеченных клиентских средств. Причем — хорошего такого процента. Такого, что у банкомата в день зарплаты его никто никогда не видел. Все, понимаешь, стоят, снимают, а он — нет.

Ну получает и получает, дело такое, тут кто на что учился. Но зачем постоянно говорить, что только он один в банке работает, а остальные у него на шее сидят? Причем не по пьяному делу в узком кругу, а трезвому и при всех?

Понятное дело, что народной любви при таком раскладе ждать не стоит.

— Несмешно, — даже не удостоил ее взглядом Косачов. — У каждого своя работа. Смолин, давай, тебя в переговорной Вагнер ждет.

— Кто? — не понял я — Вагнер? Композитор? Так он помер давно.

— Еще писатель такой был, — добавила Ленка. — Карл Вагнер. Или даже так — это же Вагнер, Карл! Только он, по-моему, тоже уже умер.

— И футболист тоже есть, — внесла свою лепту в «вагнероведение» Наташка. — Вагнер Лав. Что? Мой благоверный — фанат «ЦСКА», с ним поневоле нахватаешься всякого разного.

— Блин, ну вы… — Косачов явно хотел еще сказать «тупые», но не стал. — Там не мертвый писатель и живой футболист ждет, а ВИП-клиент, причем очень «вкусный». Яна Вагнер. Жена Петра Вагнера, владельца фармацевтического производства, нескольких частных клиник и сети аптек. Я, когда узнал сегодня, что она к нам заходила накануне, чуть галстук свой не сожрал. Меня же вчера не было, я на переговорах весь день провел. Такой клиент! Мечта!

Фармацевтика? Это интересно. Это надо запомнить.

— А! — кивнул я, достал из сумки пузырек с настоем и сунул его в карман. — Понятно. Девчули, не скучаем, я скоро.

— Да хоть вообще не возвращайся, — проводила меня добрым словом Федотова. — С тобой сегодня неинтересно.

— А я буду тебя ждать! — сложила губы сердечком Денисенкова. — И ты, Сашка, не забудь эту мою лебединую верность в тот момент, когда в банке начнутся перемены.

— Ну тогда я тоже буду ждать! — мигом подхватилась Федотова. — Даже полебединей, чем она.

— А что, твои соседки что-то уже знают про то, какие перемены грядут? — уточнил у меня Косачов, как только мы закрыли за собой дверь. — Хотя да, ты у нас теперь не просто так. Ты особа, приближенная к телу. Хе-хе.

— Ты что имеешь в виду? — резко развернувшись, я взял Косачова за узел галстука и дружелюбно улыбнулся ему. — Конкретно — что? Или — кого? Ты скажи, может я чего не знаю?

— Острю я так, — мило осклабился «клиентщик». — Просто — шутка. Признаю — неудачная.

— Мне тоже так показалось, — согласился с ним я, отпуская его галстук. — Но ты имей в виду, что у меня пытливый ум. Я ведь могу начать доискиваться до смысла той или иной шутки, и в поисках истины начну опрашивать народ, выясняя откуда ветер дует. И ссылаться при этом стану на тебя.

Было видно, что мои слова заставили Косачова призадуматься. Оно и понятно — если я такую штуку выкину, отголосок этих событий и до ушей Ряжской может дойти. А это в нынешней ситуации здорово по карьере может ударить. Она и в статусе клиентки много чего могла сделать, а уж теперь-то…

— Саш, а познакомь меня с Вагнер, а? — Косачов мигом сменил и тему, и интонации. — Мне не для себя, мне для работы. Должность обязывает. Саш, мы же одно дело делаем — ты у себя в отделе, я у себя. Сотрудничество служб — основа удачного бизнеса! Ты мониторишь, я привлекаю. У каждого свое, но результат-то общий!

Хитер бобер. Я бы даже сказал — бобр. И ведь какую логическую базу подвел, не подкопаешься. И еще он по любому в плюсе. Если соглашусь — он получает нового клиента. Ну или как минимум ее телефон, а дальше дело техники, настойчивости и профессионализма. Косачов — сволочь редкая, но профессионал великолепный, это надо признать. Не всякий клещ с ним конкуренцию выдержит.

А если откажу — дам ему повод донести руководству о том, что я сознательно противодействую финансовому развитию банка. Ну и еще что-нибудь в этом роде. Звучит несерьезно, но на самом деле подобный донос может привести к очень и очень неприятным последствиям. Особенно если все преподнести со знанием дела и подключить к этому Чиненкову.

Вот так и живет наш банк. Весело, дружно, с огоньком.

— Да не вопрос, — передернул плечами я. — Только давай не сейчас, а когда она уходить будет. Поверь, это в твоих интересах.

— Конечно-конечно, — замахал руками Косачов, явно не поверивший ни одному моему слову. — Как скажешь. И еще — Сашка, дружище, нам надо бы как-нибудь по рюмке-другой коньяку принять. А то ведь столько лет в одном банке служим, и ни разу не выпивали вместе.

— Почему нет? — остановился я у дверей переговорки. — Особенно если ты угощаешь.

— Не вопрос, — обрадовался Косачов. — С меня «поляна». Посидим, покушаем, поболтаем! Ну все, иди. А я во-о-он там посижу, подожду пока вы выйдете.

И даже не уточнил, как долго я собираюсь с Яной Феликсовной общаться. Вечно занятой Косачов — и не уточнил. Нет, положительно времена меняются.

Что мне сразу не понравилось — торжествующая улыбка на лице женщины при виде меня, входившего в кабинет.

— Добрый день, — сказал я, и сразу же добавил: — Если сейчас прозвучит что-то вроде: «Я же говорила, что ты сделаешь так, как будет мне нужно», то разговор не состоится. Вообще. У меня, знаете ли, крайне вздорный характер. Да что там — откровенно скверный. И пугать меня чем-либо бессмысленно. Вряд ли вы сможете придумать нечто такое, что сможет меня вывести из равновесия.

Было заметно, что Яне Феликсовне очень хотелось ответить мне особо язвительно, но она сдержалась, промычав нечто среднее между «привет» и «какой наглец».

— Скажу больше — меня не заставили вам помогать. Я уступил просьбам Ольги Михайловны, и сделал это только потому, что очень уважаю этого человека. Но и только.

Дать сколько-то связный или логичный ответ на вопрос «и вот накой ты нарываешься?» я бы не смог. Но очень уж она меня сразу выбесила. Опять же — невыспанность дала себя знать. Ну и надо, наконец, когда-то начинать ставить отдельные личности на место? Лиха беда начало уже была — Силуянов. Теперь следует закрепить пройденный материал.

— Кхэ! — выпучив глаза, откашлялась Яна Феликсовна, явно непривыкшая к подобному обращению. — Ну, знаете ли, молодой человек!

— Знаю, — подтвердил я весело. — Много чего знаю. И как помочь вам — тоже. Да вот он, способ решения вашей проблемы.

Я достал из кармана пиджака пузырек и показал женщине. Лучик солнца, наконец-то пробившегося сквозь низкие октябрьские тучи, попал в его центр и подсветил густое зеленое зелье, сделав его искристо-изумрудным. Вышло эффектно, госпожа Вагнер разве что только «хо-хо» томно не мурлыкнула.

— Это то, о чем мы разговаривали? — спросила Яна Феликсовна у меня. — Приворотное?

— Нет, — покачал головой я. — Сказано же — не будет приворотного зелья. Оно действенно, но конечный результат в девяносто девяти случаях его применения бывает один — смерть кого-то из супругов. А то и обоих. Вам же не это необходимо, правда? Вам нужно, чтобы супруг не смотрел налево и не думал о том, чтобы сменить вас на молоденькую хищницу с высокой грудью и упругой попкой. Ведь так?

— Вы не знахарь, вы психолог-патологоанатом, — язвительно заметила Вагнер.

— Не обидели, — парировал я. — Нет в слове «знахарь» ничего оскорбительного. Как, кстати, и в слове «ведьма». Просто надо до изначального смысла слова докопаться. Ну так что, продолжим беседу, или я пошел? У меня, знаете ли, еще работа есть. Та, которую я выполняю согласно штатному расписанию.

— Говорите, — скрестила руки на груди женщина.

Ради правды следует сказать, что слушателем она была хорошим и смысл сказанного поняла сразу же, это было видно по ее глазам.

— И что, это на самом деле будет работать именно так? — уточнила она, когда я замолчал. — То есть он меня два дня, без остановки…

— Ну не все время, конечно, — понял я, что именно она хотела произнести. — Но — да. И в этой связи я вас очень прошу внимательно следить за здоровьем супруга. Давайте напрямую — вы оба люди уже не очень молодые, плюс стрессы, которые неминуемы при том образе жизни, который ведет ваш муж… Короче — сердечко надо поберечь. И за давлением следите. Побочных эффектов у этого настоя нет, но в нем имеются компоненты, которые здорово гонят в кровь адреналин. Помните об этом.

Вагнер встала с кресла, подошла ко мне и забрала пузырек.

— Пять капель за раз, не больше, — напомнил я ей. — И два дня — он только ваш. Уработайте его так, чтобы он ни на кого смотреть не смог — и дело в шляпе. При необходимости — повторить. Того количества настоя, который я вам дал, хватит надолго.

— Деньги только после наступления результата. — Яна Феликсовна глянула на меня поверх очков. — Не раньше!

— Хорошо, — покладисто согласился я. — Как скажете. Пусть так.

— Не боитесь? — полюбопытствовала она насмешливо. — А если «кину»? Если скажу, что ничего не получилось, да и все?

— Не-а, не боюсь, — выдал я самую смиренную из возможных улыбок, а после снял с рукава ее дорогого кардигана рыжий волос, намотал его на указательный палец и убрал в нагрудный карман своего пиджака. — Ни капельки. Разве вы не знаете прописную истину о том, что каждому воздастся по делам его?

— Оленька права, — звучно расхохоталась госпожа Вагнер. — Вы на самом деле одновременно и невероятный хам, и редкостная прелесть. Держите. Но если ничего не получится, я за своими деньгами вернусь, имейте в виду.

Она щелкнула замком сумки и протянула мне пухлый конверт.

— Получится, — заверил ее я. — Главное — сделайте все так, как я сказал. И вот еще что… Не сочтите за шутку или насмешку… Не забывайте предохраняться. Дело в том, что у данного настоя есть еще одно назначение, скажем так — стимулирующее к репродукции.

— Мальчик мой, за это не беспокойтесь, — похлопала меня по плечу Яна Феликсовна. — Я в юности наделала столько глупостей, что ни одно зелье не сможет мне помочь. Из ничего что-то не возникает.

— Мое дело предупредить, — заметил я. — А там — вам решать.

— Скажем так — если вдруг случится такое чудо, то я вам во дворе вашего банка памятник поставлю, — глаза за очками потухли, как видно, тема для женщины была болезненная. — Бронзовый. Да нет, даже из серебра. В полный рост.

— Лучше обойтись небольшим бюстом на родине героя, — попросил я. — А разницу я готов принять денежными знаками.

— У вас в роду немцев не было? — спросила у меня Яна Феликсовна. — Хватка прямо как у моего Петера.

— Одни русские. Максимум где-то заблудились пара-тройка эритроцитов татарской крови. Но они у нас всех есть, еще со времен Золотой Орды. Но это ладно. Вот еще что я вам забыл сказать — кружку супруга не забывайте мыть после того, как он из нее попьет. От греха. Вдруг кто еще из нее отхлебнуть задумает? Оно вам надо?

С тем мы и вышли из переговорной. Собственно — все сказано, все сделано, чего время тратить на пустую болтовню?

Косачов, заприметив нас, сразу огладил пиджак и нацепил на лицо дежурную улыбку, но так и остался на месте, поскольку почти сразу мы услышали голос Ряжской:

— Яна! Привет, дорогая! Надеюсь, на этот раз вы поладили?

Мне очень хотелось сказать Ольге Михайловне, что сегодня я все-таки больше редкостная прелесть, чем невероятный хам, но, разумеется, делать этого не стоило. Да и потом — это не самая скверная оценка, которую мне могли дать. И, если уж совсем начистоту — не такая уж и необъективная. Есть во мне и то, и другое.

А учитывая то, что она была не одна, лучшим из возможных вариантов было вообще помолчать.

Судя по всему, то совещание, которое так взбудоражило банк, наконец-то закончилось, и новые собственники, раздав ценные указания, как раз надумали покинуть здание. Тут-то мы им по дороге и попались.

Рядом с Ольгой Михайловной я увидел высокого седовласого мужчину, надо полагать, ее мужа, того самого Павла Николаевича Ряжского. Да его и не спутаешь ни с кем. Есть в таких людях нечто, что выдает в них лидера. То ли костюм стоимостью в годовой бюджет иной области, то ли то, как этот костюм на них сидит. Да и не в костюме дело. Это вообще, скорее, метафизика, которую не объяснишь.

— Яна, — бархатисто произнес Ряжский, протягивая руки к моей недавней собеседнице. — Рад тебя видеть. Вот все-таки вы, Вагнеры, молодцы, всегда знаете, где надо оказаться в нужное время. Я этот банк только вчера купил, а ты уже здесь. И небось счет открываешь, а? Чтобы Петр мне потом начал говорить о том, что он был первым, кто в мой новый проект поверил, а потому ставку по кредиту ему надо делать особую, отличную от остальных, и принять в качестве залога только его честное слово.

— Чутье есть чутье. — Яна Феликсовна благосклонно приняла поцелуй в щеку. — Но тебе не стану врать — Петер еще не в курсе, что это твой банк. Но уже сегодня он об этом узнает. Как и о твоем обещании относительно ставки и залога.

— Каком обещании? — притворно нахмурился Ряжский, а после они с Яной дружно рассмеялись.

Их поддержали предправ с Волконским, и даже Косачов хихикал поодаль от нас.

— Яна общалась с вот этим молодым человеком, — пояснила Ольга Михайловна и показала на меня. — Это Саша Смолин, я тебе про него рассказывала.

— Да-да, — Ряжский окинул меня взглядом. — Помню. Многообещающий юноша. Н-да.

Сдается мне, он не разделял восторгов своей супруги по моему поводу. Хотя нет, я себе опять льщу. Не восторгов. Планов. А еще вернее — он забыл обо мне сразу же после того, как увидел, хоть я никуда и не делся, стоя рядом с ним. Ибо львы не охотятся на мух, таковы законы бытия.

И это меня тоже вполне устраивает. По крайней мере — пока.

Тем временем Яна Феликсовна откланялась и ушла, вызвав бурю эмоций на лице Косачова. Ряжский же напоследок отдавал последние указания нашему предправу.

— Вижу, Яна довольна, — отвела меня чуть в сторонку Ольга Михайловна, вызвав тем самым приступ любопытства у операционистов, с интересом наблюдавших со своих рабочих мест за всем происходящим. — Спасибо, Саша. Вагнеры, как я тебе уже говорила, наши старинные друзья. И деловые партнеры, что немаловажно.

— Да не за что, — я не удержался и искоса глянул на Косачова, который так и стоял у стены, правда, выглядел он в данный момент не так уверенно, как обычно. — Ольга Михайловна, а можно вас попросить об одолжении?

— Попроси, — немного удивилась Ряжская.

— Если вас не затруднит, сделайте мрачное лицо и грозно гляньте на того сотрудника, что в данный момент около стойки информации ошивается. Вон там, слева. Нехорошо так гляньте, сурово, с недовольством, чтобы ему заплохело совсем. Вам несложно, а коллективу приятно будет.

— Чем же это он так коллективу насолил? — поинтересовалась Ряжская, немедленно выполнив то, о чем я ее попросил. Мало того — она еще и головой покачала, как бы давая понять, что, мол «вот оно как, значит».

Беднягу Косачова ощутимо шатнуло, а цвет его всегда румяного лица сменился на асбестово-белый.

— Долгая история, — не стал вдаваться в детали я, с удовольствием наблюдая за тем, как «привлеченец» еще и зеленеть начал. — Во, во, как его заколбасило! Ух, хорошо!

— Рада, что смогла тебе услужить, — Ряжская, повернувшись к Косачову спиной, по-девичьи хихикнула. — Да, вот еще что. Мой человек вроде поговорил с твоим Силуяновым. Алеша, можно тебя на секунду?

За спиной ее мужа, который все еще что-то объяснял нашему предправу, отиралось несколько незнакомых мне людей, которых я сразу же идентифицировал как свиту при короле. Но это нормально. Странно было бы, если Ряжский прибыл сюда без своих экспертов, вроде бухгалтера или аналитика. А может, и рекламщика. Причем это только первые ласточки, они покружат и улетят. Основное веселье начнется не сегодня и даже не завтра, а через пару-тройку недель, как бумаги в ЦБ уйдут. Сначала нагрянут аудиторы, потом кадровики, а там и до изменений в миссии банка рукой подать будет. Знающие люди говорили, что оно всегда так случается при смене собственника.

Впрочем, это меня совершенно не волнует. Молнии в низины не бьют.

Алеша оказался довольно молодым человеком спортивного телосложения, что сразу сняло у меня вопрос о том, кем именно он трудится в семейной империи Ряжских. Нет-нет, я не о том. Я сразу подумал, что он отвечает за безопасность данного семейства. Хотя — кто знает? Может, и не только за безопасность одного конкретно взятого тела. Как говорит мой батя — «их нравы».

— Ты же пообщался с местным шерифом? — строго спросила у него Ольга Михайловна.

— Попробовал, — подтвердил Алеша, цепко ощупав меня взглядом. — Получилось плохо.

— Он настолько глуп? — уточнила Ряжская. — Или дело в чем-то другом?

— Как по мне — он вообще не очень неадекватен, — бойко отрапортовал Алеша. — Ну или как минимум с хорошими тараканами в голове. Мне показалось, он даже не очень понимал, кто я такой и зачем пришел. Причем это не похмелье, человек просто не в себе. Так что, Ольга Михайловна, не знаю, как здесь обстоят дела с финансами и кредитами, но безопасность сильно не на уровне. Так-то парни вроде стоят, службу несут, но подчиненные без начальника как курица без головы. По двору она бегать какое-то время сможет, но без конкретной цели и направления.

Ряжская выслушала его, а после уставилась на меня. Прямо вот глазами сверлить начала.

— То есть вчера этот человек тебя помытарил, причем находясь в трезвом уме и твердой памяти, а сегодня он похож на овощ, — медленно произнесла она. — Причем это не похмелье. Интересно выходит. Никогда подобного не видела.

— У каждого бывают трудные времена, — иезуитски произнес я, потупился и вздохнул. — Вот и Вадим Тольича накрыло.

— Менять надо вашего Вадим Тольича, — деловито заявил Алеша. — Пока банк еще хоть как-то стоит. Ну ничего, я этот вопрос на свой контроль уже поставил.

— Остальные ребята тут нормальные, — заступился я за охранников. Они мне зла сроду не делали, а я добро всегда помню. — Их-то увольнять не надо.

— Толковых не уволим, — расплывчато ответил Алеша, а после, приложив руку к уху сказал: — Третий, мы выходим. Готовность раз.

И верно — Ряжский уже закончил общение с предправом и обменялся с ним рукопожатием.

— Ты телефон себе купил новый? — строго спросила у меня Ряжская. — Купил? Хорошо. Все, на созвоне.

И она поспешила вслед за мужем, причем на ходу, нахмурившись, погрозила пальцем все тому же многострадальному Косачову, который только что по стенке после этого не сполз.

— Надо выпить, — дернув щекой, а после опасливо ее пощупав, деловито сказал Волконскому предправ, как только за новыми собственниками закрылась дверь.

— Немирову и Чиненкову звать? — уточнил Дмитрий — Или так, в мужском кругу?

— Без них посидим, — подумав, ответил предправ. — Немирова не пьет, а в Чиненкову цистерна влезет, на нее спиртного не напасешься. Пошли уже.

После их ухода ко мне на негнущихся ногах подошел Косачов и жалобно спросил:

— Саш, а чего Ряжская на меня зла? Я же с ней даже не знаком.

— Точно не сформулирую, — сочувственно проговорил я. — Но мне лично показалось, что она от тебя не в восторге. Так и сказала — «не знаю, Александр, как тут у вас с финансами и кредитом дело обстоит, а вот привлечение новых клиентов сильно не на уровне». Полагаю, что она последние месяцы негласно информацию обо всех ведущих сотрудниках собирала. И твое досье оказалось не ахти. Думай, Косачов, думай, где напортачил. Я, конечно, попробовал за тебя заступиться, но у меня вес не тот в ее глазах. И еще — болтай поменьше, вот мой тебе совет. Много говоришь, Витя. Очень много.

И, оставив «клиентщика» пребывать в задумчивости, смешанной с паникой, я отправился в сторону кабинета Силуянова, решив все-таки не откладывать дело в долгий ящик. Единственное, по дороге я завернул в канцелярию, где стрельнул у девчонок два конверта. В один я вложил рыжий волос, сделав в графе «от кого» пометку «Вагнер Я.Ф.». Во второй отправился другой волос — светлый, пару минут назад незаметно снятый мной с пиджака Ольги Михайловны. И надпись соответствующую на конверте я тоже поставил.

Пусть будут. На всякий случай.

Глава восьмая

Дверь в кабинет Силуянова против моих ожиданий оказалась открыта. После слов Федотовой я отчего-то решил, что безопасник заперся на ключ, чтобы поплакать в одиночку, но, как видно, в слово «закрылся» она вложила некий другой смысл.

Хотя, может, она осталась открытой и после визита Алеши. Поди знай?

Впрочем, эти мысли почти сразу выветрились из моей головы после того, как я увидел Силуянова.

Еще вчера мощный и уверенный в себе человек со стальным блеском в глазах сейчас представлял собой довольно грустное зрелище, это было видно даже в неверном мерцании одной-единственной настольной лампы, которая и освещала кабинет. В волосах безопасника и в самом деле появились четко видимые седые пряди, лицо прорезали невесть откуда взявшиеся морщины, но самое главное — глаза. Это были глаза старика, который повидал на свете много такого, чего врагу не пожелаешь. Серая хмарь поселилась в них и печаль неизбывная.

Жуть, короче.

Да, крепко его мара отделала, ничего не скажешь. Причем она ведь его еще и пощадила, если верить тому, что я от нее услышал. Страшно представить, что будет с тем, кому она даст хлебнуть горя полной ложкой.

Если до того мне Силуянова жалко не было, то сейчас где-то внутри это чувство все же шелохнулось. Ну да, тиран он, ну да, деспот. Самодур, опять же. Но я все-таки не совсем уж бессердечная скотина?

— Пришел, — проскрипел Силуянов. — До конца меня, значит, решил уработать, да? Ну давай, чего уж.

Он вскочил на ноги и рванул ворот рубашки, да так, что от нее аж пуговицы отлетели в стороны.

— Давай, — рыкнул он, задрав подбородок и подставив мне шею, на которой вздулись вены. — Пей кровь мою!

— Лечиться вам надо, Вадим Анатольевич, — сделав пару шагов назад, к приоткрытой двери, пробормотал я. — Тоже мне, нашли графа Дракулу. Что за ересь вы несете?

— А я не знаю, кто ты, — проскрипел Силуянов. — Вампир, оборотень, кто там еще бывает? Да не важно это. Главное то, Смолин, что ты точно не человек. Я еще летом это заподозрил, да вот только некоторые посоветовали мне тогда тебя не трогать, в покое оставить. А зря. Зря! Надо было тебя тогда еще… Тогда надо было!

Сдается мне, эти «некоторые» — Немирова. Я всегда знал, что она умная женщина.

— Вадим Анатольевич, «афобазольчику» вам надо попить, — мягко посоветовал я. — Какие оборотни? Как это я не человек? А кто же тогда? С чего вы взяли такую чушь? Кто вам это сказал?

Ну, давай, давай, родимый! Ты сейчас в полном раздрае, в голове ералаш, так выговорись по полной. И просвети меня о том, кто тебя науськивает на мою персону.

— Кто сказал? — Силуянов встал, обогнул стол и оскалился как волк, а в его комнатушке стало как будто еще темнее. Кстати — странно, а чего только настольная лампа включена? Он ведь, по сути, темноты сейчас вообще бояться должен. — Есть те, кто за такими, как ты, охотятся. И уничтожают! Я вот тебя сейчас придушу и стану одним из них! Правильно — только так можно! Только так!

И безопасник прыгнул на меня, прямо как дикий зверь. Мало прыгнул — вцепился в мое горло руками, а они у него сильные.

Врать не стану — не ожидал такого. Серьезно. Ну вот как-то не душили меня до того ни разу.

И ведь мог он меня прикончить, чего врать. Случайность спасла. Я на ногах не устоял, когда он мне горло стиснул, да еще амплитуда толчка сработала, и в результате мы вылетели в коридор, распахнув моей спиной незакрытую дверь.

А там, на мою удачу, ошивался Косачов, который, побродив по операционному залу, пришел к выводу, что надо повторноопросить внезапно вошедшего в фавор и непомерно обнаглевшего Смолина на предмет того, чем же все-таки была так недовольна Ряжская. Детально.

С Силуяновым «клиентщик», как и большинство других сотрудников нашего банка, не очень ладил, а потому решил подождать в коридоре. И дождался, правда, все пошло не так, как он ожидал. Мы вылетели в коридор, являя собой картину «двое — одно», а после безопасник, сопя, принялся меня душить. От подобной картины Косачов сначала опешил, а после бросился нас разнимать, попутно увещевая разошедшегося безопасника словами, а после и действиями. А именно — он попробовал оттянуть потенциального убийцу от жертвы.

Пальцы у Силуянова были просто как сталь, и кислород ими он мне перекрыл капитально. У меня уже и в глазах меркнуть стало, когда я услышал сначала один смутно знакомый голос, доносящийся откуда-то издалека:

— Вы чего творите, Вадим Анатольевич! Отпустите его! Вы с ума сошли! Нас новые собственники съедят за такие вещи! Хуже того — с «волчьим билетом» уволят! Народ, да где вы шляетесь? Отдерите уже его от Смолина! Только криминала нам тут и не хватало!

Чуть позже к нему присоединились другие голоса, но их я слышал уже словно через вату, которую напихали в уши. А после мир вокруг меня закружился и превратился в яркое белое пятно, в центре которого светились нечеловеческим огнем налитые яростью глаза Силуянова, в ушах зашумел морской прилив, а пол внезапно стал мягким, как перина, на которой мне так хорошо спалось в детстве, когда я приезжал в гости к бабушке.

А после это все сразу кончилось, поскольку я выплыл из «лампового» и плюшевого небытия обратно, в наш неприглядный мир.

— … скажут, — узнал я голос все того же Косачова. — Первый день — и такое!

— И-и-и-и-и еще раз! — послышался голос Волконского, а следом за этими словами меня здорово ударили прямо в район сердца.

Да так, что я вытаращил до того закрытые глаза и судорожно закашлялся.

— Ожил, — сообщил всем Волконский. — Надежный способ. По крайней мере, в сериалах это всегда работает. И тут вон тоже помогло. Волшебная сила искусства, понимаешь!

— А я слышала, что так можно человеку, которого оживляешь, ребра сломать, — сообщила всем Аня Потапова из операционного. — Или даже грудную клетку. Да-да-да!

— Не надо… ломать, — просипел я, не зная за что хвататься, потому как болело все — и шея, и грудь, и сердце, и даже живот. — Мне и так плохо!

— Еще бы, — бодро сообщил мне предправ, который, как оказалось, тоже присутствовал здесь. Хотя проще было бы сказать, кого тут не было, по крайней мере из тех, кто входил в среднее и старшее звено банка. Да что там — я узрел даже встревоженные рожицы своих девчуль. В достаточно широком коридоре просто не протолкнуться было. — Силуянов тебя почти уработал! Мы уж думали все, приплыли, придется давать объяснение для прессы, отчего у нас в банке труп образовался, и увольнять половину административного персонала. Скажу тебе честно, Смолин, радости в этом никакой нет.

— Согласен, — просипел я. — Пресса — она такая пресса. А что, я совсем плохо выгляжу сейчас?

Вместо ответа Сергей Станиславович изобразил живую картину «Покойник», сложив руки на груди и закатив глаза под лоб.

— Капец. — Я привстал и потрогал горло, вызвав волну шушуканья среди собравшихся. — Жизнь-то какая веселая пошла, а?

— Не то слово, — подтвердил предправ. — Вон Дмитрия Борисовича благодари, это он тебя реанимировал.

— Спасибо, — прохрипел я. — А где Силуянов?

— В подсобке хозяйственной беснуется, — влез в разговор Косачов. — Его связали и туда оттащили. Сашка, а это ведь я тебя спас. Да-да. Если бы не я, он бы тебя точно придушил!

— Чистая правда, — подтвердил предправ. — Виктор орать начал, вот народ и сбежался. И до сих пор, между прочим, этот самый народ тут ошивается. А рабочий день идет себе и идет. И всем на это наср…. Кхм. Все равно всем! Наталья Борисовна!

— Я здесь — бодро ответила Чиненкова. — Так, не поняла, чего мы здесь дружно столпились? Дел ни у кого нет? Я их найду, причем с легкостью. Давно внеплановой переаттестации не проводилось? Так мы сейчас приказик сварганим и это мероприятие в две ближайшие недели проведем!

Слова у Чиненковой редко расходились с делом, потому вскоре в коридоре не осталось почти никого, кроме нее самой, предправа, Волконского и Косачова. Ну и меня, понятное дело.

— Вставай, чего разлегся, — дружелюбно протянул мне руку предправ. — Дышать — дышишь, глазами хлопаешь, значит, и на ногах стоять сможешь. Дим, там вызвали уже «скорую» для этого бостонского душителя?

— Да, — кивнул Волконский. — Но быстро бы я ее ждать не стал. Полдень, центр, пробки.

— А дверь хорошо заперта? — тревожно спросил у него я, поднимаясь с пола. — Он не вырвется?

— Защитим тебя, если что, — похлопал меня по плечу Сергей Станиславович. — Не боись. Лучшие кадры банка да не спасти, это, знаешь ли…

Вот я уже и в лучшие кадры попал. Как, по сути, немного мне понадобилось для этого достижения потратить времени в своем новом статусе. До того несколько лет пахал как папа Карло — и ничего подобного. А теперь завел всего одно нужное знакомство — и вот, уже на коне.

Главное, не забыть, что по дороге наверх надо поменьше плевать в придорожные колодцы. Обратно-то тем же путем придется возвращаться. Так всегда бывает.

— Вот что, приятель, — предправ потер ладони. — Надо бы тебе стресс снять, а? Как насчет пары капель старого доброго виски? Не знаю, как кому, а мне лично оно нервы успокаивает великолепно.

— Я за! — поднял руку Косачов. — А еще у меня есть бутылка «Баллантайна». Если надо, могу сбегать.

— Изыди, — коротко приказал предправ. — Без тебя разберемся. У меня тоже много чего в кабинете есть. К тому же, у меня для тебя отдельное задание имеется, важное и неотложное. Иди ко входу и жди, когда прибудет «скорая». Как приедет — сразу мне позвонишь, а после покажешь им дорогу к служебному входу. Не надо, чтобы клиенты видели, как из банка сотрудника в смирительной рубашке выводят. Нам не нужны разговоры на подобную тему.

Столько пинков от судьбы Косачов в один день явно давно не получал. Улыбка сползла с его лица, но спорить он не стал, а только повернулся и побрел по коридору в сторону операционного зала.

— Витек, — окликнул его я. — Спасибо. Не забуду.

— Ловлю на слове, — моментально расцвел «клиентщик», в очередной раз поразив меня своей способностью менять настроение со скоростью мысли. — Сказано при свидетелях.

— Протяни палец — руку по локоть отгрызет, — одобрительно сообщил нам с Волконским предправ. — Зверюга, а не «привлеченец». Так, ну что, Смолин, ноги идут? Земля из-под них не убегает?

— Не убегает, — вытер выступивший на лбу пот я. — Нормально все уже.

— Да, Наталья Борисовна, — предправ тяжело вздохнул. — К тебе тоже поручение есть, по твоему профилю. Надо бы всем сказать, чтобы языки поприжали. А то ведь сейчас все будет как всегда — одна рассказала, вторая от себя что-то добавила, третья тоже фантазию на полную запустит, да еще и в какую-нибудь социальную сеть это запостит. В результате, мы вечером узнаем, что у нас банк в крови утоп, а хранилище трупами забито под завязку. А отвечать мне. Точнее — тебе, потому что я все стрелки в твою сторону переведу, как ты понимаешь. Не уследила, не пресекла, не доложила.

— Понятно, — деловито кивнула Чиненкова. — Займусь прямо сейчас.

— Вот-вот, — одобрил ее слова Сергей Станиславович. — Не откладывая в дальний ящик. Понятно, что через пару дней все подзабудется, но эту пару дней еще как-то надо пережить. Да, и бумаги на Силуянова начинай готовить. Заявление сама напечатай, расчет там… Ну как положено. По процедуре.

— По «собственному»? — уточнила Чиненкова.

— Разумеется, — подтвердил предправ. — Мы же не звери? И еще, пожалуй… Скажи бухгалтерии, чтобы они ему к расчету два месячных оклада добавили. За беспорочную службу, или как там это называется? Пусть удочки себе купит эксклюзивные, японские, и рыбу ловит, как пенсионеру и положено.

— Так ему, вроде, шестидесяти нет еще? — удивился я.

— Он же бывший военный, — пояснил Волконский. — У них пенсионный стаж по-другому исчисляется. Так что он уже лет пять как пенсионер.

— Скоро только военные да полярники и смогут пенсионерами стать, — хохотнул предправ. — А остальные — нет. Потому как в наше веселое время столько не живут. Наталья Борисовна, ты еще здесь?

Если мне что и нравится в должности председателя правления нашего банка, так это его кабинет. Просторный, светлый, с видом на грузинскую церковь и дома дореволюционной постройки, которые смогли пережить все треволнения прошлого века и до сих пор незыблемо стоят здесь, на Сивцевом Вражке и примыкающих к нему переулках, разных Денежных и Староконюшенных. Чувствуется в таких местах если не вечность, то дыхание истории. Например, в том доме, что прямо напротив банка расположился, сам Федор Толстой жил. Который «Американец». В начале девятнадцатого века он был культовой личностью и возмутителем спокойствия, причем куда хлеще чем наши нынешние рафинированные псевдосмутьяны. Народу перебил на дуэлях кучу, женился на цыганке и попал в грибоедовское «Горе от ума», окончательно обессмертившись. И все это — от чистого сердца. А нынешние пока не продумают, какую выгоду им принесет новый скандал, и делать ничего не станут. Время пиара, куда деваться…

— Риски, риски, риски, — Сергей Станиславович махнул рукой Волконскому, тот немедленно достал из бокового шкафа бутылку виски и три пузатых стаканчика, на которых красовался какой-то герб и витая надпись на английском. — Кругом риски. Казалось бы — начальник службы безопасности, человек, который должен предотвращать и пресекать, — и на тебе. Создал проблему. Хуже того — репутационные риски. А они страшнее финансовых. Деньги что, деньги — это инструмент, восполняемый ресурс. А репутация — все. Она или есть, или нет, и новой, если ее потеряешь, не выдадут. Смолин, ты согласен со мной?

— Разумеется, — подтвердил я, гадая, куда именно предправ клонит.

— Тогда выпьем. — Сергей Станиславович отсалютовал нам емкостью, в которой плескалась янтарная жидкость и припал к ее краю.

Я тоже глотнул обжигающего горло напитка. Какая, право, гадость! Нет, виски — не мое. Я и так-то спиртное не жалую, но это особенно невкусное.

Лучше бы «мартишки» налил. Она хоть сладкая…

— Н-да, — предправ подцепил зубочисткой кусочек лимона с блюдечка, которое ему любезно подставил Волконский. — Репутация. Саша, ты ведь понимаешь, что сегодняшнее происшествие может ударить по репутации банка, как звонарь в колокол?

— Конечно, — не стал спорить я. — Еще бы.

— И речь идет не только о клиентах банка, — мягко и обволакивающе произнес предправ. — Речь и о собственниках. Только представь себе — уважаемые люди буквально вчера купили контрольный пакет акций, а сегодня узнают о том, что прямо здесь, в центральном офисе, который расположен в сердце нашей столицы, один из основных административных функционеров чуть не придушил сотрудника, причем не просто какого-то там заурядного, а наиболее талантливого и перспективного. И, что совсем уж прискорбно — лично им знакомого.

Глава банка замолчал и уставился на меня.

— Это Сергей Станиславович сейчас о тебе говорит, — толкнул меня в бок Волконский.

— Понял, не дурак, — ответил ему я. — А чего? Все верно сказано. Талантливый и перспективный, так и есть.

— И еще, надеюсь, ценящий связующее всех нас корпоративное единство, — продолжил глава банка. — Да? Ты же член нашей команды, Смолин? Я всегда считал тебя таковым.

— Член, член, — подтвердил я, окончательно поняв, чего ему от меня надо. — Еще какой. Сергей Станиславович, не волнуйтесь, Ряжская ничего не узнает. По крайней мере, от меня. Тем более, что чьей-либо вины тут нет вовсе. Ну снесло у человека крышу, чего ж теперь? На моем месте вообще мог оказаться кто угодно. Силуянову пофиг было, кого за горло хватать, просто именно я ему подвернулся под руку.

— Кхм, — откашлялся предправ. — Надо тебя, Александр, из финмониторинга переводить куда-то еще. Больно ты силен правду-матку резать, там такое ни к чему. Не дай бог, с какими проверяющими из ЦБ тебе придется разговоры вести, ты и им все таким же образом выложишь. Неприятно получится. Я, понимаешь, начал издалека, красиво все так заплел, а ты раз — и в лоб. Мог бы и поддержать беседу. Тебе что, сложно это сделать?

— Да нет, — передернул плечами я. — Просто трудиться надо идти. Работу-то я сегодня толком и не работал. Сначала одно, потом другое, а время вон к полудню вовсю подбирается.

— Молодец какой, а? — предправ хлопнул Волконского по плечу. — Краса и гордость! Нет, Дмитрий, все-таки отличный у нас коллектив, отличный. Прямо вот — человек к человеку. Значит — забыли?

— Вообще не постигаю, о чем вы меня спрашиваете, — округлил глаза я. — Понятия не имею.

— Вот и хорошо, — одобрил Сергей Станиславович. — Вот и молодец. А за мной не заржавеет. Если не повышение по службе, то как минимум повышение зарплаты я тебе гарантирую. Но вообще… Штатное расписание пересматриваться будет в любом случае, так что, думаю, что-то, где-то… Ну, ты понял?

— Кузьмину так просто не уберешь, — подал голос Волконский. — Там же согласование с ЦБ… И знает она много такого… Разного.

— Подумаем! — с нажимом произнес предправ. — Когда пора придет.

Подумает он. За тебя уже подумали. Повышения по должности мне не видать, а денежки добавят так и так.

Хотя, может, он уже и в курсе всего этого, потому так легко и обещает. А чего, запросто. И вроде как он теперь мой благодетель. Практически — отец родной.

— И еще вот что, Саша, — предправ приобнял меня за плечи. — Иди-ка ты домой. Стресс все же был немалый, какая уж там работа? Отлежись денек, а завтра, с новыми силами — на пашню.

И он потихоньку, помаленьку вытолкал меня из кабинета.

Нет, не быть мне председателем правления. Я так красиво говорить и так ловко добиваться желаемого не умею.

Правда, оно мне и не надо. Мне своих забот хватает. Если честно, я и в кабинете шефа отвечал практически на автомате, поскольку вертел в голове так и эдак то немногое, что мне успел сказать Силуянов до того, как вцепился мне в глотку.

Как там было? «Есть те, кто за такими, как ты, охотятся».

Люди, которые охотятся на тех, кто не относится к простому и понятному тварному миру. И кто же это такие? Баффи? Братья Винчестеры?

Да ну, ерунда это все. Кинематография. И потом — я же не вампир, не оборотень, правда, что бы там себе этот обалдуй связанный не думал. И вреда никому до вчерашнего дня не приносил. Даже если взять за версию то, что есть некая организация или группа, которая расправляется с ведьмами, ведьмаками и прочими обитателями Мира Ночи, все равно так быстро она до меня добраться не могла. Я нигде не светился и не раскладывал на своем пути трупы «елочкой».

Хотя нет, чушь это все. Светился, не светился… Может, они отслеживают каким-то способом любого новорожденного ведьмака. Тот только подал первый голос в ночи, а они уже про него знают.

Правда, в этом случае все придуманное мной более всего смахивает на теорию всемирного заговора.

Или все еще проще. Этого мутанта Силуянова ко мне подвел тот, кто меня знает. Причем не только как скромного банковского клерка, но и как, скажем так, молодого, но перспективного ведьмака. Подвел, запорошил ему мозги и скомандовал «фас». Ведь из слов этого бедолаги было ясно, что ему меня велели именно что уничтожить. Он сначала не хотел, а сегодня дозрел до данного шага.

А тех, кто знает о моем втором «я», не так и много. Причем если отмести изначально невозможные варианты, вроде Дарьи Семеновны или Хозяина Кладбища, то там и вовсе останется хрен да маленько. Даже чего уж, там почти без вариантов все. Прямо вот только пальцем остается ткнуть в того, кто это сделал.

Ай, как все скверно!

Я остановился у двери своего кабинета, достал из кармана телефон, а после убрал его обратно. Нет, позвонить надо обязательно, но не отсюда. Ушей тут больно много.

— Саша, — услышал я голос Немировой. — Можно тебя на минуту отвлечь?

Начальник юридической службы стояла в паре шагов от меня и была изрядно бледна.

Вот все же есть категория женщин, которым все к лицу. Немирова из таких. Ничего их не портит — ни полнота, ни худоба, ни румяность, ни бледность. Это, наверное, потому что подобные женщины на этих вещах не зацикливаются. Всем известно — чем больше ты о чем-то думаешь, тем сквернее будет результат. У меня как-то одна знакомая решила похудеть, в результате стала выглядеть куда хуже, чем раньше. Ушла из ее образа какая-то изюминка. Да еще, вдобавок, проблемы со здоровьем начались — волосы стали выпадать, ногти крошиться и зубы шататься. Плюс растяжки там и сям повылезали. Жуть, короче.

А тут — вот, человек совершенно ничем не заморачивается и всегда прекрасно выглядит. Даже когда бледен и испуган.

— Анна Сергеевна, всегда к вашим услугам, — галантно ответил я. — О чем речь пойдет?

— Я здесь ни при чем, — тихо и твердо произнесла она. — Совершенно. Я не нарушала данное мной тогда слово. Могу поклясться, если хочешь. Даже на крови. Я знаю, у вас так принято.

— У кого «нас»? — наморщил лоб я. — И о чем вы вообще говорите? Если про Силуянова — он просто немного перенервничал. Это срыв. Осень, знаете ли, стресс, сплин — все вместе. И еще вот что я скажу вам по секрету — уже принято решение считать, что ничего не было. Совершенно! Так что даже не переживайте.

Щеки Немировой немного порозовели.

— И все-таки повторю — это не я. Наоборот, я говорила ему, что тебя лучше не трогать и вообще не лезть в… Никуда не лезть.

Психует. Интересно, что же с ней тогда случилось? Надо было спросить у Нифонтова, да и собирался я это сделать, только все забывал.

А теперь фиг знает, когда шанс добраться до истины появится.

— И про это знаю, — понизив голос, ответил юристу я. — Анна Сергеевна, не забивайте себе голову всякой ерундой. У меня нет к вам ни малейших претензий. Напротив — всегда буду рад вам помочь, если случится беда. Если что — обращайтесь.

— Я рада, что мы объяснились, — твердо ответила Немирова. — Но от предложения твоего откажусь. У меня семья, дети, и мне не нужны незваные гости из темноты, которые раньше или позже захотят получить с меня долг за оказанные услуги. Ведь к Вадиму именно такие нагрянули минувшей ночью, да? Не просто так он поседел, правда?

— Не понимаю, о чем вы, — широко улыбнулся я. — Совершенно. Но предложение мое остается в силе. А теперь — прошу прощения, у меня еще есть дела.

Гости ей не нужны. Гордая какая. Не так я и часто что-то кому-то от чистого сердца предлагаю. Мне даже как-то немного обидно стало.

Хотя, может, и не гордая. Может, умная. Это я такой, а остальные мои собратья по цеху, возможно, без предоплаты пальцем не шевельнут. Ведьмы — так точно. Мало того, они кроме оплаты еще и обмануть всякий раз заказчика пытаются. Такое уж у них нутро.

Ладно, нет и нет. Ее дело. Да и не до Немировой сейчас. Меня ждет очень неприятный разговор, и я даже сам не знаю, чего хочу больше — чтобы я оказался прав, или же наоборот. Но прояснить вопрос надо — и максимально быстро. Силуянов-то в «дурке» и, надо думать, проведет там немало времени, но вот те, кто его подбил меня устранить, а именно две женщины и один мужчина, они никуда не делись. И их неудача с нашим безопасником, скорее всего, не остановит.

Правда есть одно «но» — понять бы еще, что мне врут, если прозвучит «нет». Вообще-то в последнее время я стал острее чувствовать, если можно так сказать. Раньше, например, я никогда не мог определить, где Наташка говорит правду, рассказывая очередную историю из своей жизни, а где врет. Нет, некое приключение всегда имело место быть, что да, то да, только теперь я точно знал, где именно Федотова «заливала». Объяснить механизм этого ощущения я не могу, просто знал — вот тут Натаха «дрозда» дала.

Может, и сейчас смогу распознать ложь? Ну хотя бы отчасти.

Вообще, наверное, действовать вот так, «в лоб», было не лучшим решением, да вот только мне, собственно, ничего другого и не остается. У меня нет армии шпионов и соглядатаев, которые смогут подтвердить или опровергнуть причастность отдела 15-К к происходящему. И ждать чего-то, например, у моря погоды, тоже не имеет смысла. Никто мне не поможет, ни делом, ни советом.

Так что надо просто взять и спросить, а после надеяться на то, что смогу различить, где правда, а где нет.

Только Нифонтов — не Наташка, это другой калибр, другой уровень. Он врет как дышит, если ему это надо. Хотя это я зря, врать он мне никогда и не врал. Он просто успешно недоговаривал, или поступал так, как было нужно ему, всякий раз после находя аргументы, оправдывающие его поступки.

Нифонтов — он как тот бобер. Он хитер и мудер.

А еще — увы, недоступен или находится вне зоны действия сети. Вот тебе и раз.

Я, уже было примостившийся на одной из скамеек Гоголевского бульвара и настроившийся на долгий и, скорее всего, не очень приятный разговор, обиженно посмотрел на смартфон, а после снова нажал на пиктограмму, под которой было написано «Николаша».

Тот же результат. «Пусто-пусто».

Я еще немного посидел на скамейке, после прогулялся к павильончикам, которые расположились близ станции метро «Кропоткинская», купил там датский «хот-дог» и сжевал его, причем по традиции умудрился капнуть кетчупом на галстук. Вот хоть бы раз съесть пиццу или «хот-дог» и не обляпаться. Ни разу не удавалось. Одна радость — не мне одному. Кстати — иные галстуки в голодный год можно будет сварить и съесть, столько разных приправ они в себя впитали. Потому я никогда и не покупаю яркие или светлые галстуки, только темных тонов. На них пятна не видны.

Посидев немного, я снова достал смартфон и набрал Николая. Увы и ах, результат тот же. Значит, придется работать по запасному варианту, чего очень не хотелось бы.

Проще говоря — звонить Мезенцевой.

Это делало и без того скользкую ситуацию еще более пакостной.

По логике вещей, она в качестве собеседника была более выгодна, в силу своей несдержанности и молодости. Ее на чистую воду вывести проще.

И все-таки я бы предпочел поговорить с Нифонтовым.

Нет, между нами не было вражды, ничего подобного. Но вот только после той ночи на кладбище и разговора у ее подъезда мы больше не общались. Даже на выезде в Лозовку, находясь в одной компании несколько дней подряд, мы не сказали друг другу ни слова. Ребята, разумеется, это заметили, но выяснять, отчего так случилось, не стали. То ли из деликатности, то ли им просто было все равно.

А после Лозовки у нас с Евгенией точек соприкосновения вовсе не стало. Хотя, если совсем уж по правде, их и до того немного было. Да, показалось мне, что может что-то быть. Показалось. Но и только.

Поборовшись еще немного с самим собой, а также с желанием пойти и купить еще один «хот-дог», чтобы оттянуть хоть ненадолго неприятный момент, я все-таки нажал кнопку «вызов».

Фиг знает, может, зря себе нервы мотаю, может, она тоже недоступна?

Конечно же, телефон спустя пару секунд порадовал мое ухо длинным гудком. Законы Мерфи работают всегда.

Или не всегда? Третий гудок. Четвертый. А трубку-то никто не берет. Может…

Нет. Не может.

— Привет, — голос в трубке был холоден настолько, что у меня чуть пальцы не замерзли. — Неожиданно, и не скажу, что приятно.

— И тебе здрасьте, — хмыкнул я. — Придерживаюсь той же точки зрения. Кабы не нужда — век бы тебя не слышать.

На той стороне повисло молчание, причем, похоже, немного ошеломленное.

— Ладно, не до лирики, — перехватил я инициативу. — Вообще-то мне Николай нужен, но он недоступен. Скажи ему, чтобы мне позвонил, хорошо? Очень важный разговор к нему есть.

— Не скажу, — посопев, ответила Евгения.

— Слушай, я понимаю, что у нас взаимная неприязнь, — примирительно сказал я. — Но переносить ее на рабочие моменты все же не стоит. Мы ведь хоть сколько-то, но цивилизованные люди, потому…

— Знаешь, мы сейчас говорим с тобой как разведенные супруги, причем разошедшиеся не как друзья, — с каким-то облегчением в голосе сообщила мне Мезенцева. — Может, ты не мне хотел позвонить, а этой своей… Как ее… Светлане?

— Кому хотел — тому позвонил, — возразил я. — И все же — почему ты с Колей не поговоришь?

— Потому что не могу, — немного печально сообщила мне Женька. — Сама бы рада, а никак. До него, Саша, теперь не дозвонишься…

Глава девятая

— В смысле? — опешил я. — Блин, мне как-то даже не по себе стало. Жень, он чего — того? В смысле — погиб?

— Ты совсем дурак?! — заорала Евгения. — Смолин, ты реально не в курсе, что слово материально? Думай, что говоришь! Особенно ты. Особенно мне. Нет, конечно! Просто они с Пал Палычем неделю как в командировку уехали в такую дремучую глушь, где и телефон-то не берет. Даже не думала, что на Земле подобные места еще остались. А, оказывается, есть такие. А меня с собой не взяли, сволочи!

— Да сама ты знаешь кто? — возмутился я. — А что мне думать, если ты траурным тоном подобные слова произносишь? С тобой, Мезенцева, дураком стать можно запросто!

— Тебе им и становиться не надо, ты он уже и есть, — немедленно парировала девушка. — Я это сразу поняла, как только твою личность в первый раз увидела!

— Ты еще скажи, что тебя мама предупреждала со мной не связываться, и потребуй возврата украденных мной месяцев твоей юной жизни, — не остался в долгу я.

— Да ты и украсть ничего толком не сможешь, — уже чуть тише сообщила мне Мезенцева. — Ладно, чего тебе от нас надо?

— От тебя — ничего, — зло бросил я. — Даже если с доплатой. Вот как знал, что тебе звонить — только нервы свои трепать. Блин, угораздило же меня с вами вообще связаться. Никакой пользы от вашего отдела, один вред!

— Ты говори, говори, да не заговаривайся, — с легкой угрозой в голосе посоветовала мне Евгения. — Мы тебе зла не делали. И не сделаем, если ты границу не перейдешь.

— Какую границу? — уточнил я.

Нет, правда, хрен знает, что она имеет в виду. Ряд акцентов за последнее время у меня в голове настолько сместился, что теперь я на самом деле не до конца понимал, о чем говорит Мезенцева — о границе разумного или о пресловутой «кромке».

— Финскую, блин, — съязвила девушка. — Нелегально. Границу разумного, разумеется. Не препарируй людей в преступных ведьмачьих целях, не практикуй кровавые жертвы, не пей кровь младенцев — и все будет хорошо.

— Да ты что? — деланно изумился я. — То есть это не вы, поборники справедливости, объявили на меня охоту, как на дикого зверя? А кто тогда?

— Какую охоту? — неподдельно, это я ощутил абсолютно явно, изумилась Евгения. — Саш, ты о чем?

— О чем, о чем, — уже больше из упрямства зло проворчал я. — О том самом.

— Слушай, давай успокоимся, — предложила Мезенцева. — А то мы куда-то не туда повернули в разговоре. Тебе угрожали или чего похуже?

— Чего похуже, — помолчав, произнес я. — Меня и били, и душили. И мне это все очень не нравится. Мне вообще не нравится, когда меня пытаются уничтожить, это претит моей природе. И санкционировано данное деяние было какими-то неизвестными гражданами, которые в курсе того, кто я есть такой на самом деле, да еще и уничтожают таких как я. Замечу отдельно — о моих, назовем их так, странностях знает очень и очень ограниченный круг лиц. Причем представителей коренной расы Земли в этом круге почти и нет. А те, что есть, все служат в одной организации.

— Мы точно не при делах, — уверенно заявила Евгения. — Я бы в курсе была.

— Можно подумать, что если бы это было не так, то ты сейчас сказала по-другому, — съязвил я. — Знаешь, когда вы меня использовали, я ворчал, но претензии не выкатывал. Даже если вы делали это втемную, что для вашего отдела, надо полагать, нормальный стиль работы. Но теперь, когда вы меня…

— Стоп, — приказным тоном сказала Мезенцева. — Давай не будем говорить друг другу глупости, ладно? Ты донес до меня информацию, я ее приняла. Теперь дай немного времени, чтобы все услышанное переварить. И не выключай телефон, пожалуйста. Думаю, мы в самом скором времени снова пообщаемся. Возможно, даже сегодня.

Ни в этот день, ни на следующий Мезенцева мне не позвонила. Она прорезалась аж только в субботу, ближе к полудню. Причем, естественно, в самый неподходящий момент. Я как раз затеял варку зелья по одному из старейших рецептов в моей книге. Настолько древнему, что только с помощью Кузьмича, неплохо разбиравшегося в старославянском, и смог идентифицировать все необходимые компоненты. Точнее — надеюсь, что все. А еще хочется верить в то, что я верно понял назначение данного зелья, и оно на самом деле может помочь тем, у кого «кости ломити тако, что спасу не ище». Проще говоря — будет спасать от всяких неприятных штук вроде «тоннельного синдрома» и тому подобных хворей. А что? Главная болезнь двадцать первого века. Хворает каждый третий. Никто не спорит, медицина тоже неплохо справляется с оной напастью, но почему бы не попробовать старинные рецепты?

Ну и ревматизм пока никто не отменял. Подозреваю, кстати, что именно для его лечения и был создан данный рецепт. В те далекие времена никаким «тоннельным синдромом» и не пахло, а ревматизм — старинный спутник человечества. Еще с пещерных времен.

Не скажу, что состав был сильно сложный, но вот сам процесс приготовления — это что-то. Компоненты надо было добавлять в плошку по порядку, да еще и с чуть ли не аптечной точностью, каждый в свое время. И это я молчу о прочих мелочах, вроде разной скорости помешивания и силы нагрева.

А тут еще и телефон затеял звонить.

— Да кому там неймется? — разозлился я, мешая «противосолонь, токмо скору быти» в плошке плотную кипящую бурую массу, исходившую на редкость вонючим паром. — Выходной на дворе! Родька, готовь ромашку, сейчас как пузыри начнут лопаться, надо ее всыпать.

— Уже, — изрядно присмиревший после трудового профилактория слуга показал мне мерную ложку, наполненную измельченной пахучей травой, более всего напоминавшей анашу. — Это… Всегда готов!

— Ага. — Я с силой крутанул все более и более густеющую массу, внешне здорово напоминавшую вареную сгущенку. — Ох, и вонючее средство выходит. Не знаю, как насчет лекарственных свойств, но отпугиватель насекомых из него выйдет отменный. Даже тараканы от такой дряни разбегутся. Силыч, может, подбросим маленько этой красоты в подвал четырнадцатого дома, чтобы им всем тошно стало?

В этот момент телефон замолчал, но секунд через двадцать заорал снова.

— Кто ж такой настырный? — заинтересовался я, но в этот момент на поверхности зелья вспучился, а после с хлопком лопнул первый пузырь. За ним начали топорщиться следующие, и я скомандовал: — Родька, сыпь!

Мой мохнатый сподвижник забросил в плошку ромашку, а я тут же, как и было написано в книге, начал зачерпывать вонючий препарат ложкой и выливать его обратно в емкость, приговаривая соответствующее заклинание.

Телефон снова замолчал, а после опять заорал.

— Может, важное чего тебе кто сказать хочет? — предположил Вавила Силыч, который сидел тут же, на кухне и следил за нашими действиями. Ему вообще, похоже, нравилось смотреть на то, как мы варим зелья, особенно если те не были направлены на какие-то нехорошие цели. — Саша, я гляну? Мало ли.

— … затвори как каменна гора, железный тын, медны ворота, — кивнул я на автомате. — Да алатырь-камень бел да горюч…

— Евгения какая-то, — прочел Вавила Силыч мигающую на экране надпись. — Не помню такой. Полину помню, что к тебе ходила, Татьяну, Александру еще. Такая в очочках, из себя симпатичная. Светлану, понятное дело. А Евгению не помню. С работы, поди?

— Как под камень тот стекла вода, а за ней хвороба-костица навсегда. Ныне и присно и от круга до круга! Тако бысть, тако еси, тако буди! — закончил я и выдохнул: — Уфффф! Вроде все. Если нигде не ошиблись, то, когда эта штука остынет, она должна стать цвета «аки цвет липовый», и еще сильнее загустеть, до консистенции мази. Кою, как я полагаю, и потребно буде втирать в место болявое. Или болящее. Не знаю, как правильно будет, в старославянском не силен.

— Евгения, — напомнил мне Вавила Силыч и потыкал пальцем в смартфон. — Звонит. Звонила, точнее.

— Даже не удивлен, — сообщил я подъездному. — Эта Евгения если чего и делает, то исключительно не вовремя. Не удивлюсь, что она и родилась вследствие незапланированной беременности.

— Детки свыше даются, — с сомнением высказался Вавила Силыч. — По-другому не бывает.

— Всякое случается, — с видом умудренного жизнью человека сказал ему я.

Вавила Силыч посмотрел на меня как на ребенка и вздохнул, как бы говоря: «Да что ты в свои годы понять можешь?».

Могу. Сейчас время бежит быстрее, чем раньше. В былые времена человек рождался, проживал одну жизнь так, как положено было по укладу предков, и пытался успеть все, что должно. А сейчас — фиг. Каждый из нас плюет на вековую мудрость и проживает несколько жизней, за которые успевает и дров наломать, и глупостей наделать, и богатство узнать, и нищеты хлебнуть. Причем частенько он все это успевает сделать за довольно короткий отрезок времени, потому как срок жизни существования человека на планете сократился изрядно.

Одно плохо — несмотря на все вышеперечисленное, мало кто из нас успевает оставить после себя хоть какой-то след. Потому что живем хоть и ярко, но бессмысленно и бестолково, как бабочки-однодневки, не думая о завтра и не сожалея о вчера. Родились, крыльями помахали, добрались до ближайшего большого огня и в нем сгорели. Вот мы есть — и вот нас нет.

Для моего поколения слово «бессмертие» было отменено за ненадобностью.

Да вот хоть бы меня взять. Сам же себя ругал за то, что занимаюсь какой-то фигней здравоохранительного толка, а о собственной безопасности, вещи, в общем-то, необходимой, совершенно не думаю. И чем дело кончилось? А ничем. Перелистал книгу, поискал ответ, не нашел его в ней — и все.

Теперь вот стою, мазь от ревматизма варю, надеюсь на то, что подсказка с неба свалится.

Хотя с другой стороны — а что я могу сделать? Ну вот правда — нет в книге ничего, что бы я мог поставить себе на службу в плане самозащиты. Ни заклинания, которое мне поможет из руки молнию пускать, ни рецепта порошка, который можно было бы вражине в рожу метнуть и тем самым превратить его… Ну не знаю… В барана. Нет ничего такого. Ни в старых записях, которые я не по разу прочел, ни в новых, которые время от времени появляются.

Даже выкройки костюма «Суперведьмак» — и то нет. Не быть мне супергероем, не нарисуют про меня комикс.

Зато обратил внимание на интереснейшую деталь — ни одна запись из тех, где я собственноручно поставил хоть какую-то пометку, не пропала. Вот такой интересный факт.

Но это единственное открытие, которое можно занести в актив. Остальное… Грусть-печаль.

В общем, в очередной раз убедился в том, что реальный мир — не компьютерная игра, где все просто и понятно.

Вопрос — и вот чего мне в свете всего вышесказанного делать? Сидеть и горевать? Так я лучше мазь от ревматизма изготовлю по вновь появившемуся рецепту, это правильнее, чем себя жалеть. Когда работаешь, тогда мысли глупые в голову меньше приходят.

Хотя от них все равно никуда не денешься, особенно вечером, перед тем как заснуть. Вертятся в голове, вертятся, точат мозг, нагоняют страх. И перед теми тремя, кто хочет моей смерти, и перед колдуном, который засел где-то в Европах. Хотя самый большой страх — он другой. Он перед неизвестностью, перед всеми теми, кого я еще не знаю, но которые непременно придут за моей головой. Не могут не прийти. За каждым моим предшественником кто-то да пожаловал, за кем раньше, за кем позже.

А умирать-то не хочется.

Мне вчера даже подумалось о том, что хоть бы Морана приснилась, чтобы у нее совета спросить. Ну не может быть так, чтобы все вокруг одного ножа строилось, правда? Должны же быть еще какие-то способы эффективной самообороны себя любимого?

Не пистолет ведь мне покупать, правда?

Но не приснилась. Жаль.

Зато вот Женька нарисовалась. Не прошло и года.

На самом деле это хорошо, что она прямо тогда не перезвонила. Если бы это случилось, мы бы еще кучу глупостей друг другу наговорили. У меня тогда нервы как канаты напряжены были, поскольку больно дни выдались чумовые, так что сорвался бы я наверняка.

А так — отошел, остыл, поразмыслил и пришел к выводу, что, скорее всего, отдел тут ни при чем. Больно сложно выходит. Сдается мне, что если бы они хотели меня прищучить, то сделали бы это по-другому. Зачем такие сложности? Чего им стоило меня заманить куда-нибудь, и там по-быстрому удавить? Да вон хоть бы даже в приснопамятный Южный порт, где не то что тело одного ведьмака можно спрятать, а целую армию, вместе с бравым фельдмаршалом, лекарями, барабанщиками и обозными шлюхами.

Так что вряд ли это они. А, значит, и ругаться с ними мне не с руки. Более того — это невыгодно. Не исключено, что именно отдел в какой-то момент будет тем самым единственным щитом, за который я смогу спрятаться.

Но при этом с Женькой я разговаривать все равно не хотел. С Николаем — да, это другое дело. А с ней — нет.

Может, потому что вместо Мораны нынче ночью мне она приснилась? Да еще и в таком сне, который не то что детям до шестнадцати, а и подросткам до восемнадцати показывать нельзя.

Главное — с чего бы? Ясно, как божий день, что у нас с ней ничего быть не может. И мне это ни к чему, и ей подобное нафиг не нужно. Все мы друг другу тогда, у ее подъезда, уже сказали.

Правда, набрать ее все-таки следует. Может, узнаю, когда Нифонтов вернется. Думать что-то все равно нужно. В конце концов, отдел этот не пальцем деланный, у них наверняка какие-то информаторы есть, связи и знакомства. Пусть пошуршат по ним. А я потом, ладно уж, отработаю этот должок.

Самолюбие — это прекрасно. Но я предпочту остаться живым.

Трубку Мезенцева сняла моментально и сразу же начала на меня орать. Предсказуемо и от души.

— Ты точно кретин! — на уровне ультразвука заявила она мне. — Ты вообще отдупляешь, что я успела подумать за то время, которое тебе названивала?

— Занят был, — кротко объяснил ей я. — Серьезно. Никак не мог подойти.

— Долбоящер, — чуть снизила обороты она. — Я уже такси вызвала, собиралась к тебе ехать.

— Ну-у-у-у, — мне вновь вспомнился недавний сон. — В принципе, ничего не имею против. Думаю, мы найдем чем заняться. Ну да, цели визита немного поменяются, но это же не страшно?

— Идиот, — констатировала Мезенцева. — И с фантазией у тебя туго, прямо как у моих одноклассников. Они такими подкатами пользовались еще во времена, когда я училась в нашей городской очень средней школе.

— Чем богаты, — буркнул я.

— Смолин, по этому поводу я тебе уже все объяснила, — подтвердила мои недавние мысли Евгения. — Так что давай из пустого в порожнее не переливать, хорошо? Но встретиться нам надо бы. Есть разговор — и очень важный. Для тебя в первую очередь важный. Нет, если ты до сих пор опасаешься нашей службы и считаешь, что именно мы охотимся за твоей головой, можно поговорить и по телефону, но…

— Не считаю, — оборвал ее я. — Посидел, подумал… Не, это не вы. Там люди с фантазией работают, а у вас с ней скудно.

— Вот ты скотина! — возмутилась Женька. — А мы, значит, прямолинейны как… как… Как бревно?

— Снова неудачно пошутил, — произнес я. — Не задался сегодня день в плане сатиры и юмора.

— В этом плане у тебя жизнь не задалась, не то, что день, — съязвила Мезенцева. — Ну так что, пересечемся? Причем желательно чем быстрее, тем лучше.

— Мои дела настолько плохи? — подобрался я, забыв о шутках юмора.

— Да нет, — Женька явно злобно улыбнулась. — Просто сегодня суббота, выходной. Я готова пожертвовать тебе дневное время, но не вечернее. У меня, знаешь ли, есть личная жизнь, в отличие от некоторых.

— У тебя — личная жизнь? С твоим характером? — осознавая, что она меня сейчас подколола, я решил не оставаться в долгу. — Не льсти себе. Не надо называть один-два часа общения с противоположным полом «личной жизнью». На более длительный отрезок времени тебе рассчитывать не стоит.

— Оставить пистолет в сейфе, оставить пистолет в сейфе, — пробормотала несколько раз Евгения. — Не переживай, Смолин, это я не с ума сошла, это я себя пытаюсь настроить на позитив. Точнее — на негатив. Позитив — это взять пистолет с собой и прострелить тебе голову. Дважды! Нет, даже трижды!

— Добрая ты, — всхлипнул в трубку я. — Человечная.

— Добрая-до-о-обрая! — пропела девушка. — Ладно, не тяни кота за причинное место. Встречаемся?

— Само собой, — я глянул в окно. Там моросил нудный октябрьский дождь и ветер трепал остатки листвы на деревьях. — Вот ты меня убить желаешь, а я ради тебя в сырость готов ехать. В самую что ни на есть слякоть. Не ценишь ты этого, Мезенцева, не ценишь.

— Через полтора часа в «Садовой галерее» на Сухаревской, — не среагировала на мой очередной выпад Женька.

— «Галерея» большая, — задумчиво заметил я. — Мне доводилось там бывать. Одних эскалаторов сколько! Час ходить будем — и не встретимся.

— Там есть ресторан «Пламя», — приторно-сладко проворковала оперативница. — Хорошее место, хорошая кухня, прямо-таки авторская. Хотя — о чем я? Откуда у тебя денежка на такое место? Ладно уж, давай в «Макдаке». Тебе там и привычней будет.

— Такую девушку — и в «фастфуд» вести? — еще слаще возразил я. — Да за кого ты меня держишь? Полтора часа — это овердофига времени. Успею заехать к нелегальным трансплантологам и продать почку. Так что пошли в «Пламя», лучше упасть в финансовую бездну, чем лицом в грязь в твоих глазах.

— Договорились, — прощебетала девушка и повесила трубку.

Вот зараза! И я сейчас не про деньги. Они у меня как раз есть. Их даже больше, чем мне нужно. Тоже вот странная вещь — раньше их не было, а желания были. Теперь деньги есть — а желания кончились.

Может, Светка тогда права была? Может, я и вправду человек без амбиций, устремлений и воображения?

Но то уже хорошо, что я, возможно, и не ошибся насчет непричастности отдела к моим неприятностям. По крайней мере — прямой. Худо-бедно, но я привык видеть в них если не друзей, то, как минимум, не врагов.

Ладно, надо такси вызвать и пойти побриться. Хотя это и не свидание, но все-таки нужно соответствовать.

Самое обидное — я опоздал. Не поспел к назначенному времени. Странное дело — вот вроде суббота, осень, погода такая, что хороший хозяин собаку на улицу не выгонит. Так откуда же пробки? Ну ладно я — понятно, куда еду. Но остальные-то куда?Чего им дома не сидится?

Постоял там, постоял здесь и в результате был в «Садовой галерее» только через два часа после нашего с Мезенцевой общения.

И, естественно, за это получил полагающуюся порцию сарказма. Сразу же, как только плюхнулся на стул с витыми ножками напротив Евгении, неспешно пившей вино из бокала с длинной и тонкой ножкой.

— Запыхался, бедный? — сочувственно произнесла она. — Понимаю. Небось, всех друзей обежал, денег на прокорм меня искал?

— Что-то вроде этого, — пропыхтел я. — Уфффф. Ты уже заказ сделала?

— Выбирала все самое дешевое, — печально вздохнула девушка. — Нет, я могла бы и сама за себя заплатить, но берегу твое самолюбие.

— Жень, шутка хороша один раз. Ну — два. Потом она уже не звучит. Серьезно.

— Да? — поджала губы Мезенцева. — Может, ты и прав. Надо поискать что-то другое.

— Ты заказ сделала? — переспросил я. — Просто в подобных местах мне бывать доводилось, тут обычно изрядно приходится ждать, пока приготовят.

— Да заказала, заказала, — отмахнулась от меня Евгения. — Причем сразу на обоих. Недостатков у тебя масса, но есть и немногочисленные достоинства. Одно из них — неприхотливость. Я еще в «Герасиме» заметила, что ты ешь все, что дадут, потому решила не мудрить. Ну а если не понравится — закажешь себе сам что-то еще. Я голодная как волк, так что двойную порцию могу съесть. И — ухаживай за мной. Вина вон подлей.

Вино, кстати, она выбрала неплохое, правда — белое. Я предпочитаю красное, оно более терпкое и ароматное.

— Не думаю, что стоит тянуть с основной темой нашего разговора, — сделав глоток из бокала, сказала она мне. — Итак — тебя пытались убить?

— Ну да, — я вздернул подбородок вверх и показал ей синяки, которые остались от пальцев Силуянова, пусть уже и побледневшие, но еще заметные. — Со всем старанием и прилежанием. Чуть кадык не сломали.

— Ты поссорился с Отелло? — вздернула брови вверх девушка. — Или это какой-то ведьмачий ритуал?

— На меня натравили одного кренделя с работы, — хмуро объяснил ей я. — Безопасника, бывшего вояку. Хорошо хоть он не «черным беретом» был, а то не говорить бы мне сейчас с тобой. Те руками убивать куда лучше умеют, чем выходцы из непобедимой и легендарной.

— Не-а, — покачала головой Мезенцева. — Ты, Смолин, себя недооцениваешь. Ну или просто не в курсе, что тебя теперь так просто не убить.

— В смысле? — насторожился я.

— Твое тело… Ну-у-у-у… Оно немного… Как сказать-то. Перестраивается. Скажем так — ты уже сейчас куда выносливее, чем обычный человек. Не в смысле, что как муравей можешь перетаскивать груз тяжелее, чем твой собственный вес. Просто ты теперь менее уязвим к обычным, штатным повреждениям.

— Все-таки становлюсь супергероем! — обрадовался я. — Суперсила и супервыносливость наше все!

— Клоун! — вздохнула девушка. — Нет, Смолин, ты не супергерой! Пуля в сердце или пуля в голову тебя убьют так же, как любого другого. И яды, и падение с высоты, и утонуть ты тоже можешь. Но при этом, скажем, при удушении, шею тебе так просто не свернешь. И порез на пальце от ножа заживет куда быстрее, чем, например, у меня. Да — силы физической у тебя тоже не прибавится, если в спортзал ходить не будешь. Я как тебя могла раньше ушатать, так и сейчас ушатаю.

Ну последнее не факт, не факт. Но здесь лучше не спорить, а то эта рыжая бестия прямо тут спарринг устроит. И, не дай бог, в самом деле ушатает еще.

— Вот же, — огорчился я. — А я губы раскатал…

— Купи себе трико в горошек, полосатые трусы, яркий плащ и две лейки по двенадцать литров каждая. Непременно синюю и красную, по одной для каждой руки, — посоветовала мне Мезенцева. — И тебе сразу станет веселее.

— Это зачем? — заранее зная, что подставляюсь, спросил у нее я.

— Ну ты же на дачу ездишь? — объяснила мне Евгения. — Станешь сельским супергероем, будут звать тебе «Лейкамен». Ты будешь приходить на помощь тем огородам, которые выжигает безжалостное солнце, и спасать их от засухи. Вот так вот руки с лейками скрещивай на груди, а после утробно говори всем и каждому: «I am leikaman».

— Очень смешно, — засопел я. — Убивай мою детскую мечту, коварная, убивай. Мне, может, всегда…

— Все-все-все, — замахала руками Мезенцева. — Я этой хрени в детстве от братьев наслушалась, и от родных, и от двоюродных. Больше не надо мне в этой жизни ни Серебряного Серфера, ни доктора Стрэнджа! Лучше расскажи, с чего ты взял, что мы с твоим злодеем одно целое? Хотя нет, вон салат несут, сначала его съедим. Я нам заказала «брут с куриной грудкой». Это как «цезарь», только «брут».

— Забавно, — хмыкнул я. — Иронично. Так сказать — и ты, «брут».

Следом за салатом принесли закуски, а там и горячее подоспело, так что беседа возобновилась только через полчаса, когда мы, в ожидании десерта, распивали уже вторую бутылку вина.

Я рассказал Мезенцевой все, что счел нужным, при этом, разумеется, обошел стороной свою псевдоврачебную практику и кое-какие детали ночного визита мары. Точнее — про нее я вовсе рассказывать не стал. Сказал, что ко мне приперлась одна неупокоенная душа, изначально расположенная к тому, кто ее может отпустить на волю. Слабенькая версия, но больше мне ничего в голову не пришло, сколько я в машине не думал. Тем более, что все равно проверить правдивость моих слов не сможет. Всяко это лучше, чем правда, ни к чему ей знать про то, что я сделал на самом деле. Она девочка импульсивная, максималистка, еще начнет объяснять мне, что так с живыми людьми поступать нельзя, со всеми вытекающими из этого подробностями, вроде битья ресторанной посуды и моего лица.

— И ты, конечно, решил, что те две женщины и один мужчина наши сотрудники? — насмешливо спросила она у меня, когда я замолчал. — Ну а как же? Мы мировое зло, только и думаем, как бы кого убить.

— Жень, заканчивай уже глумеж, — попросил я девушку, подливая ей вина. — На то были причины.

— А именно? — уточнила Мезенцева.

— У меня нет врагов, — пожал плечами я. — Нет, то есть они, конечно же, имеются, но они либо не в курсе того, кем я теперь являюсь, либо не подходят под заданные параметры.

— Последнее непонятно, — погрозила мне пальцем девушка, которая, похоже, захмелела.

— Амулеты, — пояснил я. — Меня сбили с панталыку амулеты. Обычные люди их не таскают, а нежити они не по рангу. Нет, есть колдун, тот, что тогда дал жизни и вам, и «фэбсам», но он вряд ли будет заниматься такой ерундой, как моральная обработка Силуянова. Он что-то более пакостное придумал бы.

— Это да, — подтвердила помрачневшая Женька. — Он та еще паскуда. Почитала я его дело — такая жуть.

Обрадовала. А то я без нее не знал, что он тот еще подарочек. Но надо поставить себе галочку в памяти, и потом выпросить это самое дело у Нифонтова на почитать. Я ждал подсказку с неба? Вот она. Как там у китайцев говорится? «Не бойся медлить, бойся остановиться». Может, у меня и нет пока мыслей о том, как мне эффективно себя защитить, но это не повод махнуть на все происходящее рукой.

— Добавь сюда мое шаткое душевное состояние в тот момент, и получишь то, что случилось, — продолжил я. — Тем более, что методы у этих граждан чем-то схожи с вашими — найти простодушного дурака и отправить его в огонь, а самим стоять в стороне и смотреть на это.

— Не перегибай, — жестко попросила меня Евгения. — Ну да, бывает всякое, случается, что кого-то мы используем, не спорю. Но, поверь, свои головы под удар мы подставляем куда чаще, чем чужие. Просто ты этого не видишь и не знаешь.

— Может, и так, — согласился с ней я. — Все вышесказанное строится только на личных наблюдениях.

— Сейчас опять поссоримся, — пообещала Мезенцева. — Причем сильно. Я и так обидчивая, а алкоголь у меня всегда усиливает данное качество.

— Тогда предлагаю сделать тайм-аут и поторопить официанта с десертом, — предложил я.

— Странно. — Евгения поправила рыжую прядь волос, упавшую ей на лоб, и забавно наморщила свой носик с еле заметными в это время года веснушками. — Не складывается у меня что-то. Вот ты говоришь, что неупокоенная душа как-то узнала про злобные помыслы этого вашего… Как там его?

— Безопасника, — подсказал я. — И?

— А с чего она к нему вообще полезла? — наморщила лоб девушка. — Как тебя потом нашла? Вообще — как душа смогла проникнуть в мысли живого человека?

Блин, в моих планах эта версия выглядела куда пристойнее. Серьезно. А на деле она разлетелась вдребезги.

Хреновый из меня стратег. Никакой просто. Не мое это, похоже. Врать научился хорошо, а вот выстраивать защитную версию по уму пока нет.

— Может, потому что это была вовсе и не душа? — произнес за моей спиной совершенно незнакомый мужской голос. — А, Александр? Ну если напрямоту?

Глава десятая

В ситуациях, когда ответить что-то надо, а желание делать это отсутствует, я предпочитаю промолчать или же сказать нечто отвлеченное от темы разговора. Ну да, со стороны это иногда выглядит достаточно неприглядно, но лучше прослыть странноватой личностью, чем потом расхлебывать неприятности, возникшие оттого, что ты брякнул нечто ненужное, перед этим не подумав. Разумеется, подобное не относится к службе. Там хочешь — не хочешь, а отвечать начальству, которое ждет от тебя какой-то реакции на свой вопрос, нужно. И странноватым там выглядеть тоже не стоит. По крайней мере — часто. Хотя, с другой стороны, смотреться лихим и придурковатым лицу подчиненному пред лицом начальствующим рекомендовал еще царь Петр, а уж он-то в вопросах построения корпоративных структур и в эффективном менеджменте разбирался будь здоров как!

Но здесь не служба, а тот, кто задал вопрос, мне точно не начальник.

Я вообще не знаю, с кем имею дело.

— Тысячекратно извиняюсь, а вы кто? — повернувшись, спросил я у нежданного собеседника, попутно оглядев его с головы до ног.

— Ровнин, — чуть наклонив голову, отрекомендовался незнакомец. — Олег Георгиевич. Коллега и руководитель вашей спутницы.

Моя спутница тем временем отодвинула от себя недопитый бокал, выдала белозубую улыбку и вообще всем своим видом давала понять, что она девушка из разряда «я не такая, я жду трамвая», и спиртное она употребляет исключительно потому, что я ее заставил это делать. Возможно, даже под дулом ее собственного пистолета.

Как видно, суровый начальник этот самый Ровнин Олег Георгиевич, если даже пропитанная донельзя духом бунтарства Евгения сразу стала милой и тихой.

А по нему и не скажешь. Так вот глянешь — как есть рафинированный интеллигент университетского разлива, профессор там или доцент. Точнее, такой, какими их показывают в кино.

Неплохой костюм, модный, кремового цвета плащ, висящий на руке, в тон подобранный галстук, очки в золоченой оправе, усы, когда-то подтянутая, а теперь немного оплывающая фигура. И это лидер бесстрашных бойцов с нечистью и нежитью? А где шрам через все лицо? Почему все пальцы на месте?

Нет, чего-то я в этой жизни не понимаю.

— Я присяду? — все так же негромко, но утвердительно произнес Ровнин и, дождавшись моего приглашающего жеста, занял пустующий стул, стоящий у нашего столика. — Просто предмет вашей ученой беседы настолько интересен… Кхм… Извините, не удержался. Ситуация просто идеальная для этой фразы.

— Ничего не понимаю, — сообщил я Женьке. — Мы разве ученую беседу вели?

Та сделала круглые глаза, давая мне понять, что она тоже не в курсе, но это не так и важно.

— Не берите в голову, Александр, — посоветовал Ровнин, закидывая ногу на ногу. — Это непринципиально. Речь о другом. Так все же кто вам рассказал о том, что на вас объявили охоту? Ваша первая версия, увы, неубедительна.

— А мне необходимо отвечать на ваши вопросы? — не заботясь о том, что это может прозвучать резко, поинтересовался я.

— Мне думается, это в ваших интересах, — доброжелательно ответил мне Ровнин. — Тем более что я прямо здесь и прямо сейчас могу вам со всей ответственностью заявить, что никто из моих сотрудников даже не думал причинить вам какой-либо вред. Ну кроме разве Евгении, которая за что-то вас крепко невзлюбила, и даже жаловалась одной своей коллеге на то, что вы… Как же там было…. «Дубина стоеросовая этот Смолин, с огнем играет. Вот убить его, дурака за это — и не жалко будет. Так вот сама взяла бы…».

— Олег Георгиевич! — возмущенно воскликнула Мезенцева — Ну кто вас за язык тянул?

— Было ведь такое? — наставил на нее указательный палец Ровнин — Было. Но, согласитесь, Саша, что здесь злого умысла нет вовсе никакого. Это, скорее, беспокойство за вас, причем, я бы сказал весьма и весьма личного свойства. Не побоюсь этого слова…

— Олег Георгиевич! — с еще большим негодованием снова подала голос Евгения.

— Хорошо, побоюсь, — покладисто согласился ее шеф. — И, тем не менее, Саша, отдел, который я возглавляю, не карающий меч, не новая инквизиция. Наша задача такая же, как и у иных правоохранительных органов — сделать так, чтобы людям ничего не угрожало, и они могли спокойно жить и спокойно спать. Просто профиль немного отличается, а так все то же самое. И вы, Саша, входите в число этих людей, по крайней мере до тех пор, пока не начнете сеять налево и направо смерть и разрушения. Но мне что-то подсказывает, что подобным вы заниматься не планируете. Я ведь ничего не путаю?

— У меня такое в перспективах не значится, — почесал затылок я. — Да оно мне и не надо.

— Ну вот. — Ровнин повертел головой. — Н-да, совсем нас, курильщиков, в резервации загнали. Сейчас бы трубочку выкурить, ан нет. Нельзя. Ладно, выпью кофе. Молодой человек!

Пока шеф отдела 15-К объяснял официанту, какой именно кофе он хочет, я так и эдак пытался понять, как вести себя дальше.

Да, внешне он дружелюбен. Да, располагает к себе. Но это далеко не показатель добросердечия и человеколюбия, мне ли того не знать. Вон, Пиночет тоже на вид милого гномика в забавной огромной фуражке напоминал, а сколько крови при этом пролил? Да и Наполеон на портретах смахивает на мишку Тедди. Но попробовал бы ему кто-то это сказать!

— Вы знаете, Александр, — закончив с официантом, обратился ко мне Ровнин. — Я, наверное, не с того наш разговор начал. Вон вы какой напряженный сидите. Полагаю, мне следовало изречь некую преамбулу, из которой вы поняли бы, что я про вас знаю много, и это многое меня лично к вам очень располагает. Еще можно рассказать о той головомойке, которую я устроил Нифонтову, узнав о его поступке во время съемок «Магического противостояния». Поверьте, за подобную инициативу он у меня получил так, что… Хорошо, в общем, ему было. Кстати, госпожа Мезенцева полностью разделила тогда мою точку зрения, поскольку ваша персона, как я уже говорил, ей небезразлична. Не так ли, Женя? Как вы тогда сказали? «Колька, ты полный…»

— Это был аффект, — быстро сообщила мне Женька. — Да и нечестно он поступил. Я за правду!

— Да-да, — подтвердил, улыбнувшись, Ровнин. — Как и я. Как, полагаю, и наш собеседник. Александр, вы же за правду?

— Как любой нормальный человек, — согласился я. — Мы все за всё хорошее.

— Так вот — я мог бы все это сказать, но зачем? Вы, насколько мне известно, работаете в финансовой сфере, а значит, лозунг «время — деньги» вам далеко не чужд. Потому я позволил себе сразу перейти к делу.

— К какому именно? — уточнил я.

— Как же? — сверкнули стеклышки очков Ровнина. — Я попробовал узнать, кто именно принес вам весточку о грядущей беде. Вы мне так и не ответили на этот вопрос. А именно это и есть отправная точка того разговора, ради которого я сюда и пришел. Саша, это как у врача. Если вы не говорите ему о симптомах, он не поставит верный диагноз. Так кто? Морок? Перевертыш? Кого вы поставили к себе на службу?

Я прямо разрывался на части. С одной стороны, этот человек был мне полезен. Да, он был большой хитрец, это было понятно сразу. Но при этом и внутреннюю силу его я ощущал почти физически. Да оно и понятно — руководить такой организацией как отдел 15-К абы кто не мог. Там только такой и нужен. И знает он много. Очень много. Я смог бы получить ответы на многие вопросы.

С другой… Не люблю я откровенничать с людьми, которых впервые в жизни вижу. И кто знает, как он отреагирует на то, что я сделал. Это обстоятельство, пожалуй, даже перетягивало остальные.

В общем — и хочется, и колется. И непонятно, что выгоднее — молчать или говорить.

— Мара, — помолчав еще с минуту, нехотно произнес я. — «Сонливица».

— Даже так? — Ровнин побарабанил пальцами по столу. — Удивили, Саша, удивили. Причем здорово.

— А мара — это кто? — спросила у него Мезенцева. — Я про такую не слышала.

— Неудивительно, — ответил ей Ровнин. — Эта нежить встречается нечасто и следов не оставляет. Саша, тот, на кого вы наслали мару, умер?

— Да господь с вами! — отмахнулся я. — И в мыслях не было. Так, попугал одного особо ретивого господина, который мне покою не давал.

— И все-таки — мара? — укоризненно произнес шеф Женьки. — Не жестко ли?

— Челюсть, — ткнул я себя пальцем сначала в лицо, а после в спину. — И почки. И кулак у него ого-го какой! Я человек терпеливый, но всему есть предел.

— Аргумент, — признал Ровнин и благосклонно кивнул официанту, который принес ему кофе и пирожное «картошка» на тарелочке. — Не спорю. Но повторю свой вопрос — этот человек остался жив? Прямого ответа вы мне так и не дали.

— Разумеется, — отчеканил я, а после оттянул ворот «водолазки», показав ему горло, где еще сохранились следы пальцев Силуянова. — И к сожалению. Вот, чуть не придушил меня третьего дня. Боролся со злом в моем лице.

— Офигеть, — протянула Мезенцева. — Это что же за человек такой?

— «Безопасник» наш банковский, — пояснил я. — Живет по принципу «ни минуты простоя». Когда некого из чужих дубасить, своих терроризирует.

— Всегда полагал, что работа в банках не так хороша, как про нее рассказывают, — сообщил нам Ровнин.

— Правильно делали, — поддержал его я. — В ином террариуме жить безопасней, чем у нас.

— Значит, мара, — Олег Георгиевич выдал очередную настольную дробь своими тонкими пальцами. — Ну да, эти вытащат из жертвы что угодно. И сразу новый вопрос — с чего она вам решила помочь? Эти существа лишены чувств. Ни благодарность, ни сострадание, ни жалость им неведомы. Почему она пришла к вам и вот так вот все выложила? Точнее — какую сделку предложила? Новые жертвы в обмен на информацию?

— Никакой сделки не было, — покачал головой я. — Пришла и рассказала. Всё.

— Не всё, — глянул на меня поверх очков Ровнин. — Так не бывает, и я это знаю наверняка. Мары — хищницы, очень умные, очень хитрые и расчетливые. Их невозможно приручить. Только сделка. Больше их ничего не сдержит. Правда, условия ее они, как и любая иная нежить и нечисть, выполняют честно, не юля. Но если все же отыщут брешь в договоре, то беды не миновать.

— Не было сделки, — твердо заявил я. — Пришла и сказала.

— Не было сделки, не было сделки. — Ровнин отпил кофе. — Тогда я чего-то не понимаю.

— Тоже мне, новость, — фыркнул я. — Для меня данное состояние вообще в последнее время норма вещей. Я не понимаю больше, чем понимаю. Например — кто меня хочет убить и за что? Сначала я подумал, что это какие-то ведьмы меня невзлюбили за то, что я просто есть. После грешил на колдуна. Ну того, что кучу народа недавно перебил, а после в Европы свалил. Потом — на вас. А теперь вообще не знаю, что предположить и на кого подумать.

— А поведайте мне дословно, что сказала вам мара, — попросил Ровнин. — Вот прямо до запятой.

Я выполнил его просьбу.

— Амулеты, — выслушав меня, немедленно произнес Олег Георгиевич. — Это самая большая странность в данной истории. Отпадают не только ведьмы, но и большинство обитателей ночи, включая ваших собратьев по роду. И колдун тоже. Он, пожалуй, даже в первую очередь. Это не по его части совершенно. Да и не стал бы он мстить так примитивно, там товарищ с фантазией. К тому же в Россию он не возвращался, это сто процентов. И раньше весны-лета следующего года точно не вернется, ручаюсь за это. В общем — вся вышеуказанная публика тут ни при чем.

— А не озвучите ход вашей мысли? — попросил я. — Для полного понимания. Тем более что вы сейчас разрушили выстроенную мной теорию, которая казалась очень даже стройной.

— У вас есть амулет? — ответил вопросом на вопрос Ровнин. — Ну хоть какой-то?

— Нет, — развел руками я. — Откуда? Я ведьмак без году неделя.

— Это верно, — согласился мой собеседник. — Но ваш предшественник, да пребудет он в Свете, был ведьмак опытный, матерый. Вы в его доме провели не один день, и нашли хоть что-то похожее на обереги, амулеты и тому подобный хлам? Уверен, что нет.

— У меня там есть Антипка, — возразил ему я. — На редкость домовитый домовой. И скряга жуткий. Мог припрятать, он та еще сволочь.

— Хорошо, — потер ладони Ровнин. — А ведьмы? С ними вы тоже дело имели и не раз. Вспомните — ничего такого у них на шеях не висело?

— Не висело, — подтвердила Мезенцева. — Я тоже ведьм видела, в количестве трех штук. Перстни были, а амулетов или даже ожерелий каких — нет. Я их шеи очень хорошо разглядела тогда, а память мою вы знаете.

— Детям Ночи не нужна заемная сила, — медленно произнес Ровнин. — Они привыкли полагаться только на себя, не прибегая к чему-то, что может подвести в самый нужный момент. Только свое, то, на что можно положиться. Сила, заклинания, природный дар. Кстати, я сам исповедую тот же принцип и советую сотрудникам идти данной дорогой. Женя, это я для тебя сейчас сказал. Ты со своим пистолетом вечно носишься, как не знаю кто.

— Это табельное оружие, — насупилась девушка. — Оно нам положено по штату, я его ношу. Отстаньте.

— Носи, — вздохнул Олег Георгиевич и доверительно мне сказал: — Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы по обоюдному согласию.

— Это да, — признал я. — Так какой же вывод?

— Выводы делать рано, — Ровнин допил кофе. — А вот первые соображения можно и огласить. Итак. Это не мы, и это, с огромной долей вероятности, не порождения ночи. Значит?

— Значит? — повторил я за ним.

— Думай, кто тебя так не любит из людей. Смертных. Обычных, — вместо своего шефа сообщила мне Мезенцева. — Смолин, ну ты и тупой!

— Евгения, — укоризненно произнес Олег Георгиевич. — Мне за тебя стыдно!

— Она всегда такая, — рассеяно заметил я, обдумывая слова девушки. — Из людей? И чтобы с амулетами? Да кто же это такие? Может — масоны какие? Иллюминаты? Тамплиеры? Вольные, прости господи, каменщики?

— Масоны — это сила, — засмеялся Ровнин. — Были когда-то. Теперь это коммерческая организация с уставом, членскими взносами и красивыми ритуалами за дополнительную плату. Тамплиеров тоже можешь вычеркнуть из списка, как, впрочем, и инквизицию, которую ты даже не упомянул. Тамплиеров несколько веков как не существует, а инквизиции ты точно не интересен. Прости, Саша, но ты для нее даже не мелковат. Там другое слово подойдет. И сразу — не спрашивай, не отвечу. Тебе данная информация ни к чему.

— Ну тогда у меня нет больше версий, — запечалился я. — И это плохо.

— У меня тоже, — добавил мне грусти Ровнин. — Но это не значит, что надо падать духом. Мне есть к кому обратиться по данному вопросу, и я это сделаю сегодня же. Может, что-то и прояснится. И еще вот что. Саша, не забывай, что эти люди тебя боятся. Тебя или кого-то, кто рядом с тобой.

— Меня? — изумился я. — С чего вы взяли?

— Эти люди не стали действовать напрямую, — пояснил Ровнин. — Если бы они ощущали за собой силу, то не искали бы проводника своей воли, а просто пришли и убили тебя. Может, просто и незамысловато, или наоборот — изощренно и мучительно, это непринципиально. Но — нет. Был выбран длинный и очень непредсказуемый путь. Вывод — неизвестные чего-то опасаются. Я склонен думать, что боятся они именно тебя и твоей силы. Ты все же ведьмак, то есть — серьезный противник. И неважно, что ты пока подходишь под описание «зелен виноград». Ведьмак есть ведьмак.

— Противник, — шмыгнул носом я. — Ни молнией шваркнуть не могу, ни огненный шар запустить. Только нож один и есть.

— Ты просто еще не научился использовать то, что получил, — по-отечески заметил Ровнин. — Поверь, тот путь, который ты избрал, предоставляет такое количество способов защитить себя, что только ахнуть можно. Ты мостик между миром мертвых и живых, Саша. Можно туда, можно оттуда. Хотя последнее не советую проделывать, может выйти боком. Причем ты первый ведьмак с таким талантом, с которым я познакомился лично. В отделе работаю давно, а вот, не встречались мне такие, как ты. Раньше, в старые времена, они появлялись на свет чаще, тогда то, что наши предки называли «кромкой», было ближе к Яви, чем сейчас, и проводники душ были куда более востребованы. Стоп!

Ровнин остановился, снял очки, протер их и снова нацепил на нос.

— Ну конечно же! — совершенно по-мальчишески рассмеялся он. — Мара. Кто же еще? Порождение повелительницы посмертного мрака, гибельного холода и непроглядной ночи. О какой сделке тут может быть разговор? Это зацепка, простая и банальная. Завязка разговора.

— Сашк, только мне неясно, о чем Олег Георгиевич сейчас сам с собой говорит? — громким шепотом спросила Женька. — Или ты тоже ничего не понимаешь?

— Погоди, — посоветовал я ей так же. — Может, объяснит еще!

— Молодые люди, не старайтесь выглядеть несмышленышами, — попросил нас Ровнин. — Думаю, что все вы поняли. Ну или почти все.

— Я — нет, — помотала головой Женька. — Далеко не все.

— Морана, — веско произнес Ровнин. — Это имя ты не могла не слышать. Допускаю, что его не знает наш друг, но ты…

— Он тоже знает, — быстро произнесла Мезенцева. — Он о ней меня даже расспрашивал.

— В самом деле? — стекла очков снова блеснули в электрическом свете, заливавшем зал ресторана. — Как любопытно.

— Да просто про Морану тогда призрак в Южном порту упомянул, вот и стало интересно кто она такая, — даже не стал скрывать правду я. — Собственно, это и все. Кстати, призрак тот ее ведь не Мораной называл, а Марой. Только сейчас вспомнил.

Вот про что я точно не стану ему рассказывать, так это про свои отношения с Мораной. И не только ему, а кому-либо еще из смертных. Это только мое дело и больше ничье. К тому же, как мне кажется, Ровнин не очень ее жалует.

— Ну данную сущность как только не называй, смысл от этого не изменится. — Олег Георгиевич потер лоб. — За ней всегда стояли смерть и страх. Очень, знаете ли, неприятное существо эта Морана, если верить древним хроникам и летописям. И, кстати, твоих собратьев-ведьмаков, Саша, она очень и очень жаловала, что в принципе, объясняет визит мары к тебе. Так сказать, остаточное явление. Использовать то, что нужно для хозяйки, даже если той больше и не существует. Для нежити вроде мары понятия времени ведь нет, ей что дохристианские времена, что наши дни — все едино. Душа людская осталась той же, страхи человеческие, которые она пьет, тоже не изменились, и установки, что ей некогда дала владычица, остались те же. Если есть возможность — удружи ведьмаку, а лучше — сделай его должником, чтобы проще было его заполучить. Твои предшественники не спешили отвечать Моране на ее любовь, насколько мне известно.

— Почему? — немедленно спросил я.

Это был один из тех вопросов, которые мне не давали покоя.

— Ведьмаки, по сути своей, не зло, — помолчав и снова побарабанив пальцами по столу, ответил Ровнин. — Они, если можно так сказать, нейтральны. Стоят где-то посередине между миром Дня и миром Ночи. Иногда кто-то из них склоняется в одну сторону, кто-то в другую, но это допустимая погрешность. Но тьма — не для них. Им не нужна кровь для существования или страдания людские для того, чтобы усилить свою мощь. Морана же — темная богиня. Нет-нет, не говорю, что это зло в чистом виде, его идеального, знаете ли, вообще не бывает, равно как и всеобъемлющего добра, но тем не менее Морана богиня темная, сиречь — злая. В любом пантеоне богов есть злые и добрые сущности — что у греков, что у скандинавов, что у… Не знаю… Японцев. И наши онучи ихних не вонюче. У нас тоже все было по-взрослому. Имелись светлые Жива, Лёля, Ярило и иже с ними. А к ним, разумеется, прилагалось противостояние в виде Триглава, Недоли, Вия и, разумеется, Мораны.

— Вия? — даже открыла рот Женька. — Это который «поднимите мне веки»?

— Ну Гоголь знал, откуда материал черпать, — веско произнес Ровнин. — Думаю, консультировался с кем-то из наших. Вий, моя юная сотрудница, это не просто какой-то книжный или сказочный персонаж, а вполне серьезная личность из древнеславянского прошлого, функционер не из последних. Владыка подземного мира, главный тюремщик Пекельного царства и первый воевода Чернобога, так-то. Слушай, Мезенцева, ты хоть нормативку почитай. Нифонтов вот, когда был в твоих чинах, только и делал, что старые дела лопатил и черпал знания откуда только можно. Я понимаю, бегать с пистолетом куда веселее, опять же выглядишь ты при этом привлекательно, но основы вызубрить нужно. Понятно, что вся эта публика канула в прошлое давным-давно, но вот, всплывают же последы, правда? И тут уже не надо гадать. Надо знать.

— Правильно, — поддержал его я, вызвав негодующий взгляд Евгении. — Вот мне бы в ваши архивы попасть, я бы оттуда вообще не вылезал.

Чистая правда. Сдается мне, там много интересного можно узнать. Интересно, Ровнин как-то отреагирует на мои слова?

— Так вот — Морана, — как ни в чем не бывало продолжил Олег Георгиевич, проигнорировав и мой не слишком завуалированный намек, и надутые губы Мезенцевой. — Она была властна и жестока, потому Белобог закрыл ей дорогу в Явь, то есть мир людей, оставив навеки за кромкой, в Нави. Ее слуги — те могли бывать и там, и там, но это все была нежить, в лучшем случае — нечисть. Им было подвластно многое, но далеко не все. Какие-то вещи могли сделать только те, в ком пульсирует живая кровь и имеется душа. И вот тут Морана заинтересовалась ведьмаками. А если конкретнее — поводырями мертвых. Из всей магической людской братии только они могли физически пересекать границу Нави и Яви, поскольку, избрав путь служения мертвым, по сути присягали на верность обеим мирам, а значит, получали право жить и там, и там. Хотя нет, я неверно выразился. Скорее — они получали ключ от двери, ведущей в Навь, и могли время от времени заходить туда в гости. Вот ты достаточно пренебрежительно высказался о своем ноже, а зря. Он ведь не только оружие. Он и есть ключ к дверям, ведущим в то место, которое наши далекие пращуры называли «кромка». По крайней мере, мне рассказывали так.

— Это как у волкодлаков? — оживилась Женька. — Ну когда они втыкают нож в дубовый пень и через него сигают, чтобы обернуться волком!

— Технологию процесса не знаю, думаю, он посложнее, — с улыбкой ответил ей Ровнин. — Но в чем-то ты права. Если тебе очень интересно, поговори об этом с тетей Пашей. Все вышесказанное я узнал от нее как раз в твоем возрасте. Насколько я понял, этой темой в свое время немного занимался Барченко, когда разыскивал исходный текст «Голубиной книги», а этот человек докапывался до истины как никто другой. Даже если между ним и этой истиной лежали тысячелетия.

— Так-то интересно, — пробурчала Евгения. — Только я ее боюсь. Тетю Пашу, в смысле.

Не знаю, кто такая эта тетя Паша, но я бы лично из нее все вытряс, до последнего словечка. Вот только, боюсь, такой возможности у меня не будет.

И надо непременно будет узнать, что это за Барченко такой. А еще лучше — попробовать с ним пообщаться.

— Понимаю и разделяю, — одобрил слова Женьки ее начальник. — Я, если честно, и сам иногда ее опасаюсь. Вроде уже и в руководство выбился, а все равно, когда она на меня ругается, ощущаю себя мальчишкой-стажером.

— А что дальше? — поторопил я его. — Ну с Мораной и древними ведьмаками?

— Морана понимала, что они идеальные проводники ее воли в мире смертных, — продолжил Ровнин. — Естественно, захотела прибрать их к рукам. Но ведьмаки были ребята не глупые и прекрасно понимали, что служение такой сущности к добру не приведет. Что их ждало? Кровь, смерть, людская злоба и в финале костер. Кому охота гореть заживо? А в обмен на это все весьма сомнительные перспективы невеселого посмертия где-то в Пекельном царстве. И это в лучшем случае. Потому они посылали ее куда подальше. Кстати — именно тогда и началось противостояние ведьм и ведьмаков. Ведьмы служили родным братьям Мораны и, как это сейчас принято говорить, «впряглись» за нее. Потом причина конфликта забылась, а вражда осталась.

Надо признать, те ребята были поумнее меня. С другой стороны, они были вооружены знаниями, а я — нет. Теперь знания у меня есть, пусть и куцые, но что делать — непонятно.

Одно хорошо. «Да» я тогда Моране не сказал. Подумать обещал — это было, но не более того.

И, скорее всего, теперь она от меня его и не дождется.

— Вот как-то так, — закончил свою речь Ровнин. — И напоследок, Саша, я вам скажу вот что. Для нас тысячелетия — это бездна времени. Для обычного человека даже то, как жил его прадед — древность невозможная, хоть их и разделяют какие-то 60–80 лет. Пустяк ведь, да? По сути, тень от песчинки в часах вечности. Но то для обычных людей. А для тех, кто живет под солнцем мертвых, время совсем другая величина. Для той же мары пара тысяч лет — один миг, дневной сон между обедом и ужином. И если о чем-то люди совсем забыли, это не значит, что этого нет. О чем-то или о ком-то. К чему я это говорю? Будьте осторожны. Те трое неизвестных, колдун, которого вы поминали — это все ерунда против наследия ушедших эпох.

Он или знает, или догадывается.

Или берет меня на «пушку».

В любом случае — это предупреждение. Пока — дружеское, пока — доброжелательное. Но — предупреждение.

— Что до мутной троицы — подумаем, — уже другим тоном продолжил глава отдела 15-К. — Я кое-кого поспрашиваю, опять же скоро Паша с Нифонтовым вернутся, у них агентурная сеть поболее моей будет. Знаете, Саша, когда становишься начальником, многие связи теряются. Волка ноги кормят, а я все больше в кабинете теперь сижу. Так о чем я? Ах, да. Подумаем, поищем. Ну а если у вас будут новости — вот моя визитка, звоните не стесняясь, если что. Да и вообще, если будет желание пообщаться, я всегда к вашим услугам. Отдел, господин Смолин, добра не забывает. И тех, кто входит в число его друзей, всегда готов прикрыть и защитить. Любой ценой.

— Надеюсь, я вхожу в число друзей отдела?

— Иначе меня здесь сейчас не было бы, — очень светло улыбнулся Ровнин. — Ну все, честь имею. Дела, дела.

Он бросил на стол крупную денежную купюру, прихватил со спинки стула свой кремовый плащ и был таков.

— За что я люблю нашего начальника? — глубокомысленно произнесла Женя. — За его постоянность. Всегда вот так — появится, расскажет пару-тройку занимательных преданий старины глубокой, напустит тумана и уйдет, ничего толком не объяснив. Но при этом он все равно душка.

— Так оно и есть, — согласился я с ней, думая о своем.

Ну не то чтобы ничего не объяснив. Кое-что было сказано более чем четко. Предельно.

Но, в принципе, это нормально. В этом мире всегда или ты, или тебя. Промежуточного состояния нет, а герои-одиночки, которые идут против системы, существуют и побеждают только в незамысловатых книгах и фильмах. Можете возмущаться, можете брызгать слюной и говорить, что это не так. Так. И только так. Впрочем, тот, кто наверху, возмущаться не станет, потому что он знает, что этот мир устроен именно так. А те, кто находится с другой стороны баррикад… Вопрос только в том, насколько тактично вас нагибают, перед тем как взнуздать, и дают ли право выбора стойла и седла.

Мне сейчас дали. Мне дали даже право немного побегать на воле, прежде чем я приму заранее просчитанное решение. Да что там. Мне даже пообещали иллюзию права свободного выбора в будущем.

Нет повода не гордиться собой. А что? С одной стороны, меня жаждет заполучить богиня из тех времен, когда молочные реки текли промеж кисельных берегов, с другой призывно машет рукой представитель государственной службы. Еще пара претендентов, и можно будет устроить аукцион. Хотя о чем я? А Ряжская? Ей я тоже нужен! И, кстати, если дело дойдет до реальных торгов, она всех победит. У нее просто денег больше, чем у остальных.

И стоит мне сказать «да» любому из них, как видимость доброты и сердечности закончится. Меня поставят на заранее определенное место, после чего перестанут о чем-либо просить, и начнут отдавать приказы. Так бывает всегда.

Но только мне это не нужно. Я так прожил всю свою предыдущую жизнь и только сейчас, за последние месяцы, понял, как на самом деле здорово быть самим собой. Таким, какой ты есть на самом деле.

Ну или почти понял.

— Эй, Смолин, — перед моим лицом пощелкали тонкие девичьи пальцы. — Ты еще со мной?

— Ну да, — ответил я. — Слушай, а как бы мне пообщаться с Барченко, про которого Ровнин говорил? Просто реально тема интересная.

— Вызови его дух да пообщайся, — посоветовала Мезенцева, снова пододвигая к себе бокал с вином. — Этого Барченко еще в тридцать седьмом к стенке поставили. Или раньше? Я точно не помню. Знаю только, что он с Бокием работал, а тот в свое время был куратором отдела. Его, кстати, тоже расстреляли.

Про Глеба Бокия я слышал. Точнее, сериал смотрел, в котором его актер Стычкин играл.

— Стоп, — я уставился на Мезенцеву. — Это сколько же вашей тете Паше лет тогда выходит, если она с ними личную дружбу водила?

— Не знаю, — передернула плечами Евгения. — Может сто, может — больше. Она тетка лютая, я ее стороной огибаю и лишний раз стараюсь на глаза не попадаться. Она меня невзлюбила с самого начала и кроме как «рыжей шалавой» не называет. И главное — с чего она взяла, что я такая? Даже повода никакого не давала никогда так думать.

— А она кто вообще? Ну в отделе вашем? Заместитель Ровнина?

— Уборщица она, — равнодушно ответила Женька. — Слушай, давай еще одну бутылку вина закажем? Ты как, не против?

Глава одиннадцатая

С третьей бутылки Мезенцеву здорово развезло, да так, что мне пришлось ее в такси буквально паковать. Там она умостила свою рыжую шальную голову на мое плечо, нецензурно выругалась (причем досталось конкретно мне, ибо прозвучала моя фамилия) и засопела носом, да настолько звучно, что шофер даже хохотнул.

Но оно было и к лучшему. На разговоры меня сейчас не тянуло, ни с ней, ни с кем другим. Очень уж хотелось в относительной тишине посидеть и просто подумать, благо было над чем. Причем основная часть дум, та, что раньше тяготила больше других и была связана с моими тайными недоброжелателями, как-то неожиданно отошла на второй план. Во-первых, мне стало неясно, что с ними делать. Это боксер с тенью может биться, я же на подобное не способен. Во-вторых, меня успокоило заверение Ровнина в том, что эти люди сами меня боятся. То ли сработали защитные механизмы психики, то ли подросло чувство собственного величия, но реально меня отпустило.

А вот Морана… Это да. Это событие из разряда «капец подкрался незаметно, хоть виден был издалека».

Ловушкой оказались и приглушенные тона того мира, что за кромкой реальности, и ее тихий безличный голос. И, конечно, слова.

Ей нужны глаза и уши в нашем мире. И тот, кто будет проводником ее воли и желаний, проводником к мировому господству. Другими категориями эта мадам не мыслит, как мне думается. Хотя, по идее, все вышесказанное можно уместить в одно слово, и слово это — «раб». И выбор кандидатур на эту должность у нее не очень-то велик.

А самое забавное в этом то, что она сама не понимает, насколько уморительно смешны ее притязания и устремления. Сами посудите — невесть откуда вылезает эдакий анахронизм и начинает проводить рекламную компанию в стиле «Голосуй, червь презренный, а то я ужо!»

Нет, лет сто пятьдесят-двести назад, возможно, чего и вышло бы. Ну хоть как-то, с натяжкой. Народ тогда был не сильно испорчен образованием, народовольцами и Герценом, опять же страна была сельская, в городах народу жило всего-ничего. А там, на земле, худо-бедно люди еще помнили седые предания.

А сейчас… Даже если эта Морана воспарит к звездам и оттуда толкнет речь о том, что она порабощает планету, то все только посмеются и решат, что это очередная промо-акция какой-то новой торговой марки. Да еще и фриком ее назовут. А то и вовсе леди-боем, за низкий голос, а после станут выискивать кадык.

Без веры нет богов. А нынешние люди верят во что угодно, только не в высшие силы. Верят в распродажи, в мегамоллы, франдчайзинг и продактплейсмент. Но только не в то, что ТАМ кто-то есть.

Так что Морана максимум найдет пару десятков почитателей из числа ушибленных на голову кого? Ну да. Настоящих фриков.

И силовые методы не помогут. Мар на всех не хватит.

Да и вообще — не бывает в нашей жизни такого. Не приходят ниоткуда боги и не претендуют на наш мир, потому что жить в нем теперешнем способны только люди. Нормальный здравомыслящий бог, увидев то, что мы, прямоходящие, сотворили с планетой, соберет чемодан, плюнет в нашу сторону, помахает кукишем и сбежит в параллельную вселенную. Или снова впадет в спячку.

Разве что телевидение… При достойной рекламной компании и правильной раскрутке она может кое-чего добиться. Например, победы на «Евровидении». Там таких любят. Но тут другая беда. Мы не верим в нее, а она вряд ли верит в телевидение.

Впрочем, это все умозрительные размышления. Я все равно не скажу ей «да». Не потому, что мне жалко наш мир, он не так уж и хорош. Я не сделаю этого потому, что создавать себе проблемы на ровном месте не намерен. И так уже наворотил немало. Да и в будущем наверняка не на одни грабли наступлю, по своей неуклюжести.

Но вот так, осмысленно, по доброй воле… Я не мазохист. Ну да, был женат, признаю, в этом есть что-то нездоровое, но все равно — я не он.

— Смолин, ты гад, — пробормотала сонно Мезенцева, прижалась ко мне потеснее, а ее рука уцепилась за мою шею. — Вот ты кто!

— Что есть — то есть, — не стал с ней спорить я. — Еще какой! А ты давай, просыпайся потихоньку. К твоему дому подъезжаем.

— К моему? — немного удивленно просопела Женька. — А почему к моему?

— А к чьему? — поинтересовался я. — Или у тебя были другие планы?

— Пириехали, — сообщил нам таксист не поворачиваясь. — Улица Цюрю… Цуру… Пириехали, короче, на адрес.

— Цурюпы, — произнесла Мезенцева, все же открыв глаза. — Надо же, даже не помню, как в такси садилась.

В этот момент она обнаружила, что ее нежная ручка покоится на моей груди и вообще все происходящее выглядит достаточно сентиментально.

— Смолин! — тут же возмущенно заорала она. — Ты чего творишь? Это что… Это как?

— Не волнуйся, боевой друг, — проникновеннозаверил я ее. — Твоя невинность не пострадала. У меня было желание добраться до твоего трепетного девичьего тела и воспользоваться ситуацией, но я себя поборол. Мы ведь только друзья, да?

— Уффффф! — сообщила мне девушка и выскочила из машины даже не попрощавшись.

— Догонять будишь? — спросил у меня таксист весело. — Если догнать, то, может, и эта… Получится!

— Не-а, — в тон ему ответил я. — Подожду еще немного. Торопиться не надо.

— Один умный человек говорил — чем мы меньше женщина внимание уделяем, тем больше ей нравимся, — одобрительно произнес таксист. — Очень он это правильно сказал!

— Ну да, — я хмыкнул. — Этот человек знал толк в прекрасном поле. Правда, женщина его и сгубила в результате.

А вообще, я остался доволен прошедшим днем, и даже непрекращающийся дождь не портил мне настроение. В конце концов, осень другой не бывает. Но даже в самый серый осенний день иногда случаются вполне себе солнечные чудеса. Точнее — рыжие и зеленоглазые, с жутким характером и пистолетом под мышкой. И благоухающие недешевыми духами «Декаданс» от популярного бренда «Марк Якобс». Откуда мне известны такие детали относительно парфюма? Забыли, где и с кем я работаю?

Правда, я немного опечалился, когда сообразил, что забыл пересказать Ровнину слова Силуянова. Ну те, в которых он упоминал какой-то непонятный отряд борцов с такими, как я. Хотя, может, и правильно сделал, что не рассказал. Не исключено, что и нет никакого отряда вовсе, или он существует только в воображении нашего бывшего безопасника. Умом он поехал капитально, про это по секрету Чиненкова Романовой поведала после телефонной беседы с больничным врачом. Само собой, через полчаса данную тайну знал весь банк.

И спать я отправился бодро и весело, даже Родьке, который все еще переживал свой недавний афронт, «спокойной ночи» пожелал, чего в последнее время не делал. В педагогических целях. Только надолго мне этой бодрости не хватило. Потому что в какой-то момент я сначала не понял — сплю я уже, или еще нет, поскольку вокруг все резко потемнело. А когда сообразил, отчего именно, приподнятость духа как рукой сняло. Знакомые симптомчики-то. Да и неправильная темнота вокруг тоже навевает те еще воспоминания.

— Ведьмак, — голос Мораны звучал ниоткуда и сразу отовсюду. — Я рада снова тебя увидеть. Ты думал обо мне?

— Каждый вечер перед сном, — бойко ответил я и повертел головой, пытаясь понять, где она есть.

— Это не так, — прошелестела мгла у моего правого уха. — Я бы знала.

— А можно света добавить? — попросил я. — Не то чтобы я темноты боялся, но некий дискомфорт присутствует. Да и снова вас увидеть мне будет радостно.

И в тот же миг непроглядный мрак сменился опять же знакомым сумраком. Справа тихо плескали воды реки Смородины, слева виднелись туманные очертания старорусского терема, которого в прошлый раз, насколько мне помнилось, там не было, а прямо передо мной, шагах в пяти, сидела она. Морана.

Причем то, на чем она сидела, впечатляло. Пожалуй что это сооружение можно было бы назвать и троном. Но не креслом уж точно. И оно реально вызывало восхищение.

Когда-то это было дубом, причем многовековым и нереально могучим, чтобы обхватить его, понадобилось бы человека три, взявшихся за руки. После дуб этот кто-то срубил, умело и точно, так, что часть ствола осталась на гигантском пне. Из этой части некто изготовил спинку данного предмета меблировки, а часть корней, толстых как змея-анаконда, проживающая в бассейне далекой реки Амазонки, стала его ножками.

Очень мощно смотрелось данное… Блин, и слово не подберешь правильно. Седало. Вот. Точнее не скажешь.

И Морана на нем выглядела ну очень величественно. Прямо вдовствующая мать-императрица. Красивая, всемогущая и безжалостная.

Кстати — выглядела она уже не столь изможденно, как в прошлый раз. Нет, мертвенная бледность кожи осталась, и общее телосложение не изменилось. Но глаза… Глаза были другие. В них появился некий опасный блеск, который невозможно было не заметить.

— Мощная штука, — сообщил ей я, показывая на трон. — Впечатляет!

— Подарок племянника, — отозвалась Морана. — Купало любил мастерить вещи своими руками, а после подносить их как дар старшим сородичам. Причем дуб, из которого изготовлен престол, он тоже сажал сам.

— Полный цикл, — понятливо кивнул я. — Сам посадил, сам срубил, сам смастерил. Уважаю!

— Итак. — Морана вздернула подбородок. — Ты думал обо мне, я это знаю. И что любопытно — на днях ты меня чуть ли не звал, а сегодня уже не желаешь видеть. Почему?

Это что, она мой мозг сканирует? Все ведь так и есть. На неделе я думал о том, что неплохо бы с ней пообщаться, а сегодня все изменилось.

Да нет, не может такого быть. Эта дама сильна, спора нет, но не настолько. Скорее, она просто ощущает, когда о ней думают, как и всякая порядочная забытая богиня. Когда у нее было много паствы, она не отличала одного от другого. А теперь у нее есть только я. Больше о ней из смертных никто думать не станет. Ну кроме, разве, десятка-другого авторов сомнительных псевдославянских фэнтази-романов. Но они не в счет.

Блин, надеюсь, что я прав. В противном случае мне мало не покажется.

— Не бойся, ведьмак, — не сводя с меня глаз, чуть склонила голову Морана. — Я не ведаю твоих мыслей. Но могу ощущать их, если они связаны со мной, даже когда ты не здесь, а далеко. В этот момент ко мне снова возвращается подобие жизни. Той силы, той мощи, что раньше была, больше нет. Да и не вернется она, полагаю. Но даже эта не-жизнь, что есть у меня сейчас, мне дорога. Она лучше, чем вечный сон во тьме, рядом с теми, кто когда-то был моими родичами.

Уголки ее губ чуть изогнулись, и это, надо полагать, было подобие улыбки. Да и голос, он стал немного другим, не таким бесплотным и безынтонационным, чем раньше.

— Почему ты не желал видеть меня? — спросила богиня. — В чем причина?

— А почему вы не откликнулись тогда, когда вы мне были нужны? — ответил вопросом на вопрос я. — Знаете, это обидно, когда тебя дергают исключительно тогда, когда ты нужен.

— Это не так.

— Что именно «не так»? — уточнил я.

— Я хотела открыть двери, но не смогла, — объяснила мне Морана. — Твое желание увидеть меня было не настолько сильным, чтобы границы миров подчинились ему. А вот твои сегодняшние мысли, в которых была злость и горечь… Это то, что нужно. Не ключ к двери, но возможность пролезть в окно.

Вот интересно — она темнит или нет? Само собой, что верить ей нельзя. Как, собственно, практически всем, с кем меня свела жизнь за последнее время. У каждого из них, за исключением разве что подъездных, есть свой интерес и своя цель для моего дальнейшего использования. При этом мое мнение никого из них не интересует. Даже Ровнина, что бы он там ни говорил.

Правда, определенные плюсы в этом тоже есть. Подобное отношение развязывает мне руки и избавляет от голоса совести.

— Так все зависит от моих желаний? — уточнил я. — Не ваших?

— От меня уже давно ничего не зависит, — сообщила мне Морана. — Времена, когда я вершила судьбы людские, минули так давно, что я иногда даже не верю, что они были на самом деле. Знаешь, ведьмак, какова истинная плата богов за настоящее могущество?

— Забвение? — предположил я.

— Бессилие. Забвение ждет каждую тварь земную, что человека, что бога. Дети твоих ровесников, может, еще застанут своих дедов и бабок при жизни, правнуки, возможно, услышат их имена, но праправнуки даже ведать про этих людей не будут, и время сотрет все, что было, ровно так, как вода смывает следы с прибрежного песка. И прорастет утром новая жизнь, чтобы, прожив день, тоже уйти за перевал и раствориться в вечерних сумерках. А вот бессилие, карающее тех, кто когда-то мог поворачивать реки вспять, разрушать горы и обрекать на смерть народы… Дороже этой платы нет. Но даже такое существование для меня лучше, чем то, что было до твоего появления.

Хорошо сказано. Нет, серьезно. Немного пафосно, метафоры местами так себе, но по смыслу очень верно. Я, если честно, про своего прадеда вообще ничего не знаю, кроме того, что он был. И это, конечно, плохо. Даже в нашей стране, где быть «Иваном, родства не помнящим» не сильно и зазорно. Революция, несколько войн и Большой Террор тридцатых изрядно проредили российское народонаселение, но все же, все же…

— Ты не нашел отродье Кащея? — тем временем требовательно спросила Морана.

— Не-а, — помотал головой я. — Сбежало оно из страны. В Европы подалось, поближе к устрицам и круассанам. И, по слухам, раньше следующей весны его ждать в наших закатных пределах даже не следует. Что для меня, к слову, очень даже хорошо.

— В чем же здесь твоя выгода? — сжала белоснежными руками подлокотники своего трона богиня.

— Так мне ему противопоставить нечего, — не стал скрывать очевидного я. — Этот поганец меня в лепешку раскатает и не вспотеет, а мне останется только просить его о пощаде. Ведьмак-то я ведьмак, только вот пока дальше варки зелий и общения с мертвыми я не продвинулся. У меня из оружия только нож, и все.

— Ты ленив, — произнесла богиня.

Я сначала подумал, что это она меня укоряет, но потом по ее взгляду сообразил, что дело обстоит совсем не так. Это она мне вопрос задала.

Как все-таки тяжело общаться с собеседником, разговаривающим в стиле «робот».

— Нет, трудолюбив, — я погладил себя по голове. — И очень усидчив. Но чтобы чему-то научиться, надо как минимум знать, чему именно. У меня наставника нет, и в книге моей приемов самообороны не описано, одни рецепты зелий. Вот и промышляю тем, что есть. А когда колдун заявится, сам в Европу свалю, куда подальше от него. Рокировочку сделаю.

Ну и что ты мне теперь скажешь? Слово «рокировка» тебе неизвестно, это понятно. Но вот все остальное!

— Ты глуп, — тяжело молвила богиня.

Интересно, а это снова вопрос? Или констатация факта?

— Ты Ходящий близ Смерти, ведьмак, — продолжила Морана. — Мертвые — твое все. Ты их видишь, ты их слышишь, и ты им нужен, потому что можешь дать то, что они хотят более всего — вечный покой. Так заставь их служить себе, чего проще? Живые могут предать тебя, продать, обмануть, убить. Мертвые этого не сделают никогда, потому что тогда лишатся последнего шанса обрести искомое. Они могут пройти туда, куда никому нет хода, услышать и увидеть то, что скрыто от всех, убить того, к кому никак не подобраться. И никогда не выдадут своего хозяина.

Значит, все-таки это утверждение.

— Не хотелось бы, — выслушав ее и вздохнув, произнес я. — Так-то оно так, но… Есть в этом что-то неправильное.

Не скажу, что это не приходило мне в голову. Приходило, разумеется. И души неприкаянные я время от времени встречаю в городе. Особенно их много в метро. Не знаю почему, но полагаю, оттого что там полно народу, и у мертвых создается иллюзия, что они все еще живы. Они бродят по перронам станций, сидят и стоят в вагонах, бегут вслед за горожанами по переходам, в общем вовсю имитируют собственное существование. Захомутать одного из них дело очень несложное, но всякий раз что-то меня останавливало. Некое ощущение, что я стою на незримой границе, которую лучше не переступать.

Своим ощущениям я и раньше доверял, а теперь стал к ним прислушиваться вдвойне.

— Ты глуп, — повторила Морана. — Ты стал ведьмаком, но все еще остаешься человеком. Если не поумнеешь, то скоро умрешь. Но будь по-твоему, я не могу тебе приказать делать то, что тебе не хочется. Не хочешь так — пусть. Я подарю тебе другой путь обрести желаемое. Видишь мой терем?

Она махнула рукой, показывая на полупризрачное строение справа, то, которого раньше не было.

— Вижу, — подтвердил я. — Правда, какой-то он ненастоящий на вид.

— Почему ненастоящий? — опешила богиня, да так, что я даже уловил вопросительную суть ее слов. — Это мой дом. Но мне в него покуда хода нет. И тебе тоже. Он просыпается, как и все вокруг меня, но это небыстрое дело.

Следом за этим она выдержала мхатовскую паузу, сверля меня взглядом и ожидая какой-то реакции.

— И? — поняв, что без моей реплики она не продолжит, спросил у богини я.

— В тереме есть комната, в комнате той стоит ларь дубовый, в ларе лежат книги, — монотонно проговорила Морана. — Верхняя из книг писана мной собственноручно для мужа моего бывшего, Кащея. Всей мудрости, что была у меня и моих сородичей, открыть я ему не могла, не должно человеку знать всё обо всем, а особенно о том, что только для богов назначено. Но что поведать можно было — поведала, на свою голову. Если ты ту книгу получишь, то тоже многое познаешь. Всё не сможешь, Кащей был куда смекалистей тебя, но — многое. И на свой вопрос ответ ты там точно найдешь.

— Действительно? — оживился я. — Так давайте я туда метнусь, да и возьму сию книгу. На каком этаже комната с ларем?

— А, может, и не очень многое поймешь, — заметила Морана. — Больно ты невнимателен. Сказала же — нет в него хода ни мне, ни, тем более, тебе. Это мой терем, и чужим в него не войти, даже если двери нараспашку открылись прямо сейчас. Будь ты моим слугой — тогда да. Но ты же от служения отказался? Отказался.

Вон куда забрасывает невод, снова про службу завела беседу. Шиш тебе, родимая, и траву морскую, йодом пахнущую. В курсе я, чем работа на тебя заканчивается. Правда, говорить такое в открытую все-таки не стоит.

— Не то чтобы прямо вот отказался, — заюлил я. — Думаю пока.

— Думай, — равнодушно сказала Морана. — Твое право. Ну а книгу… Я бы тебе ее отдала, поверь, кабы терем снова стал моим домом. Только он все еще спит, и сон его глубок. Но это дело поправимое, можно события поторопить, было бы желание.

— Желание есть, — немедленно заверил ее я, отлично понимая, что за этим последует некое условие, которое меня, вероятнее всего, не порадует.

Но выслушать-то его надо?

И еще — на этот раз ощущение нереальности происходящего было куда сильнее, чем в прошлый раз. Тогда я точно знал, что сплю, но эффект присутствия был почти стопроцентный. Сегодня же все было с точностью до наоборот — я не был уверен, что уснул, но при этом осознания реальности не было совершенно. Более всего это напоминало детство, когда между сном и явью существовало некое третье состояние, в котором голоса родителей звучали громче и резче чем обычно, но при этом слова, которые они произносили, ты уже не различал.

Я даже себя ущипнул за руку, пытаясь понять, на каком свете в данный момент живу. Так и не понял — ощутил я это или нет…

Вроде можно на глаз в такой ситуации надавить и посмотреть — раздвоится изображение или нет? Но только при Моране заниматься подобным мне не хотелось. Она и так меня два раза дураком назвала, а если я начну себе еще пальцем на глаз давить, то и вовсе за психического примет.

— Мне нужна жертва, — объявила Морана. — Точнее — не мне. Тому, что вокруг меня. Когда-то давно все это называлось Навью, а ныне от могучего царства остался только клочок земли, сонная речушка да вон обломки моста.

Я обернулся и вправду увидел недалеко от того места, где мы беседовали, некие живописные развалины на берегу. Похоже, это в самом деле когда-то был мост.

— Само царство уснуло навеки, но здесь я кое-как смогу жить-поживать, — Морана похлопала ладонью по ручке трона. — Если, конечно, мы поможем друг другу. Принеси человечью жертву и крикни в тот момент, когда жизнь покинет ее…

— Помню-помню, — без особых церемоний перебил я богиню. — «Морана, это жертва тебе». Вы мне этот текст в прошлый раз обозначили. Но вот только не приняты у нас сейчас жертвы, особенно человечьи… Тьфу ты. Человеческие. За подобное в тюрьму сажают. В темницу, по-вашему. А мне туда не хочется.

— Не перебивай меня, — потребовала Морана. — Ты должен говорить только тогда, когда я закончу свои речи.

Да она семимильными шагами восстанавливается. Силы нет, дом как огурец, без окон и дверей, но зато амбиции уже как полагается — божественные.

Нет, ну ее нафиг. Не дай бог в силу войдет, она мне тогда вообще жизни не даст. Людям, как и сказал, не навредит, а вот меня точно заездит со своими закидонами. Да и сама мысль о том, чтобы кому-то, пусть даже какой-то мелкой домашней живности, горло придется перерезать, у меня тошноту вызывает. Не мое это. Для таких вещей особый склад ума и характера нужен, не такой, как у меня. Нет во мне авантюрной и первопроходческой жилки, когда на все пойдешь, только бы желаемого добиться.

— Да-да, конечно, — заверил ее я. — Так и будет.

— Слова твои верны, — богиня поджала губы. — Это и надо будет сказать. Сделай так — и я отдам тебе книгу Кащея. Что же до чистоты рук… Если для тебя так это важно — жертву не обязательно убивать самому. Стань причиной ее смерти, сделай так, чтобы грех убийства взял на себя другой, — это можно. Эта жертва принесет меньше силы, чем живая кровь, но так лучше, чем никак. Сделай это — и ты обретешь знания, которые спасут тебя в неминуемой битве.

Велика разница. Что так убийство, что так. Меня никакое не устраивает. Ну да, в последнее время не все, что мне доводилось делать, было прямо уж очень высокоморально. И эту дуру Романову я тогда опоил, и мару к Силуянову послал. Было. Но убийство? Нетушки. Может, в их древние времена человеческая жизнь ничего и не стоила, но сейчас все-таки двадцать первый век. Нравы другие и ценности другие. Понятное дело, что маргиналы были, есть и будут, но это не значит, что мне надо вставать в их расхристанные ряды только потому, что того требует ситуация.

Как видно, Морана что-то такое почуяла, поскольку она стала как-то меркнуть, блекнуть и сливаться с окружающим миром.

— Поторопись, ведьмак, — услышал я напоследок. — Время всегда делает ход первым…

А после я просто провалился в сон, на этот раз — настоящий. По крайней мере, пробуждение мое утром ничем не отличалось от тех, что были раньше.

Повертев в голове ночное происшествие так и эдак, я рассудил, что мое положение в результате не стало от этого хуже, что само по себе уже радостно.

Хотя в книге мораниной, будь она на самом деле реальна, я бы покопался. Чую, много всего полезного там можно найти. Только вот вряд ли это случится, поскольку условие я не выполню.

И еще — кто знает, на каком она языке написана? Подозреваю, что даже не на старославянском, потому как создавался данный раритет задолго до Кирилла и Мефодия. Может, там вообще даже не аналог букв, а крокозябры какие-нибудь, вроде треугольников, крючочков и странных интегралов.

А раз так — то и фиг с ней.

Что же до постановки мертвых под ружье… Думать надо.

Хорошо бы с Хозяином Кладбища посоветоваться. Да и по вопросам выживания, он, возможно, чего подскажет.

Как дожди, которые его бесят, кончатся и подморозит маленько, может, и доеду до кладбища. Авось он еще в спячку не впал.

А сейчас позавтракаю и займусь одной интересной темой, которая в голове уже пару недель вертится. Если более детально — хочу попробовать поэкспериментировать над одним из рецептов, тем самым, что придумал Митрий, и который слабому полу башню сносит на предмет любовных утех.

Он ведь направлен на два действия. Первое — надавить на природную женскую слабость какой-то конкретной взятой неприступной девицы. Второе — удалить воспоминания о легкомысленном поведении из памяти этой самой теперь уже бывшей девицы.

Вот второе меня очень интересует. Это же готовое зелье забвения. В книге ничего подобного я не нашел, а ведь вещь-то козырная. Такое зелье всегда надо под рукой держать, потому что никогда не знаешь, что тебя ждет. Опять же — такую штуку в случае острой денежной нужды монетизировать можно без особых хлопот. Та же Ряжская ее купит охотно, не сомневаюсь в этом ни на секунду.

И сегодня я попробую его сотворить. Уж не знаю — получится, нет. Но почему бы не попытаться?

Вот только на ком бы после готовую продукцию проверить… Но — что-нибудь придумается. Мало ли хороших людей вокруг? Протестирую конечный результат на ядовитость посредством Родьки и захвачу данный препарат с собой на работу. Кому-то да повезет.

Глава двенадцатая

Получилось у меня добыть желаемое. Вышел, так сказать, каменный цветок. Пусть не сразу — но все-таки.

Сначала три раза на выходе я получал, назовем это так, «плацебо». Конечный результат представлял собой серо-зеленоватые кристаллы размером с небольшую горошину. Родька съедал один из них, а после, причмокивая, сообщал:

— Не яд. Но и другого ничего не чую. Эта штука память никому не отобьет. Расслабить живот — расслабит, да и то не наверняка.

После этого я снова изучал список ингредиентов, что-то менял, что-то добавлял, что-то убирал. Понятно ведь, что дело только в них. Нет, если бы то зелье, что я хотел сварганить, было подвязано на заговор или заклятие, то причина неудач не вызывала сомнений. Но здесь-то этого нет. Точнее — подвязано-то оно подвязано, но только на любовную часть. «Пусть эта дева только меня видит, только меня слышит…», ну и так далее. Память в нем даже не упоминалась. Значит, что? Эта стадия процесса существует автономно, сама по себе, и добавлена в данный рецепт до кучи, чтобы нейтрализовать последствия в виде отцов, братьев и дядьев тех девиц, коих развеселый Митрий, предварительно опоив, таскал на сеновал.

Вот только непонятно, как отвязать одну часть от другой.

Я ломал над этим голову почти весь день, и только к вечеру нашел ответ.

«Злат корень». Он же «родиола розовая», если вести речь о сегодняшнем названии данного растения. Часто встречающийся в рецептах компонент, и этот исключением не был.

Я-то полагал, что он относится к любовной части заклятия, потому как почти всегда и почти везде отвечает за стимуляцию работы или половых желез, или надпочечников. Ну и еще глухоту им лечат, точнее, как в книге написано, «тугоухость».

Но я и подумать не мог, что злат корень стимулирует работу памяти. Мне об этом поведал интернет, в который я полез, отчаявшись найти ответ в книге. Решил на всякий случай пробить каждый из компонентов, во избежание. Их в данном рецепте было более двадцати, так что простым перебором из разряда: «этот уберем, этот добавим, авось получится чего» никак не обойтись было.

Кстати — симптоматично. Выходит, что в разрезе информационного поля наше время все-таки старое уделывает одной левой, что бы там ни говорили ортодоксально настроенные сторонники Покона.

Не скажу, что все получилось сразу после того, как я добавил в варево этот недостающий компонент, но все же ближе к ночи воспоследовало.

— Что-то есть, — сообщил мне мой слуга, слизнув с лапы очередной кристаллик, на этот раз, правда, уже радикально желтый. Как видно, злат корень изменил цветовую гамму конечного продукта. — Сам понимаешь, хозяин, что именно не скажу, но есть. Но не яд, этого-то тут нету.

— Прав он, — подтвердил Вавила Силыч, проведя длиннопалой рукой над кристаллами, которые я выложил на маленькое блюдце. — Имеется в них какая-то начинка магическая. Может, и та, что тебе потребна.

— Главное, чтобы не первоначальная, — вздохнул я. — Чтобы опять на меня бросаться женщины не начали. Коли такое еще раз случится в банке, мне точно до конца своих дней не отмыться. И так вон слухи разные ходить начали, а если еще и это… Банковский мир тесен до невозможности, а после крайнего вала цбшных репрессий он еще и узок стал, как одно место. Все всех если и не лично знают, то через знакомых наверняка. Так что даже переход из одного банка в другой вопрос не решит.

— Хозяин, а тебе не плевать на то, что другие говорят? — спросил Родька, выливая из плошки в раковину остатки варочной воды, в которой, собственно, и вызревали желтые кристаллы. — Собаки лают — ветер носит. Денежку платят — да и ладно. А на каждый роток не накинешь платок.

— Умом-то это понимаю, — вздохнул я. — А поделать с собой ничего не могу. Пережитки детства. Нас воспитывали так, понимаешь? Имидж все, важно верно себя позиционировать в обществе, репутация — основа существования в социуме… Ерунда, конечно, полная, но вот только быстро это все из головы не выкинешь. Знаешь, это только в книжках какой-нибудь диванный воин вроде меня хлоп — и сразу из продавца телефонов на Митинском рынке в посланника римского сената превращается. С Цезарем через губу разговаривает, метресс-патрицианок поджуживает и северных варваров гоняет. А так не бывает. Не может из вчерашнего тюфяка легат за один день получиться. Даже если какой-нибудь магией тело из студня в торс «мечта жирдяя» переделать, то склад мышления все равно тот же останется. На перековку сознания время нужно, и очень много. Чтобы из ничего чем-то стать. Вот и у меня так же. Понятно, что начхать мне теперь не только на мнение коллег по работе, но и на саму работу в целом, но рефлексы-то твердят обратное. А вдруг все чего не то подумают, а вдруг мне это боком выйдет? И вертится эта хрень в башке, и вертится, и не выкинешь ты ее оттуда никак, потому что взращивалось такое отношение к жизни в нас десятилетиями.

— Ужас, — сочувственно засопел Родька. — А что такое римский сенат? И кто такие метрессы-патрицианки?

— Организация такая была в старые времена — решил не вдаваться в подробности я и погонял желтые кристаллики по блюдцу, чуть наклонив его. — Однако надо бы провести экспериментальные испытания. Не хочется ждать до завтра. Только на ком? Я, конечно, могу и на себе, но как-то это неспортивно. Сам сделал, сам испытал…

— Марина дома, — отведя глаза в сторону, сообщил мне Вавила Силыч, который традиционно составлял нам компанию. — Час назад пришла.

— И не жалко? — не удержался я от откровенно провокационного вопроса. — А вдруг чего не так пойдет?

Шутки шутками, а если вдруг чего? Снесет ей мое зелье память о последних двух-трех годах — и как тогда быть? С другой стороны — да ничего тогда. Чего для нее принципиально изменится? Все то же самое будет, что и сейчас.

Она бы, кстати, даже раздумывать не стала в аналогичном случае. Сразу бы мне в рот эту пилюльку запихала.

— Ее ни одна холера не возьмет, — заверил меня подъездный. — Она вчера пьяная в ванне заснула. И что? Утонула? Нет. Даже воды не нахлебалась. Зато соседей залила! Теперь у Никишкиных все стены в потеках, а они только-только ремонт сделали.

— Все-все! — замахал руками я. — Понятно. Сейчас джинсы натяну и пойду мстить за никишкинский ремонт.

А вот вторая стадия эксперимента проводилась уже на работе, с учетом недостатков, выявленных ранее.

Работать получившееся зелье работало, но очень уж изрядный отрезок времени убирало из памяти испытуемого. Маринка не только забыла, что я к ней в гости пришел, но и то, как сегодня домой вернулась. После того как препарат сработал, она была уверена, что находится аж в метро!

Видели бы вы ее глаза! И как искренне она убеждала меня в том, что в жизни больше кальян курить не будет, потому что ничего хорошего с ней после этой процедуры не происходит, а одна только хренотень случается! А теперь вот еще и провалы в памяти появились.

Второй раз подвергать ее данному испытанию я не стал, поразмыслив, рассудил, что дело, должно быть, в бадане листовом, после чего сварил новую партию зелья, изрядно уменьшив в нем количество данного компонента, и отложил продолжение тестов до завтрашнего дня. От привычки переживать о том, что будет сказано за моей спиной, я пока не отучился, но вот от излишней сентиментальности потихоньку отвыкаю. Конечно, какие-то особо жесткие сборы или рецепты я на коллегах проверять не стану, опыт с Романовой меня кое-чему научил, но вот милые и безобидные финтифлюшки вроде этих кристаллов… А почему бы и нет?

Получившийся результат меня порадовал. Правда, два раза пришлось выслушать рассказ Наташки о том, как она вчера со свекровью поругалась, после того как та в очередной раз изысканно-афористично объясняла ей, насколько большую ошибку сделал ее сыночек, связавшись с такой прошмандовкой, как она. Но, как по мне, это небольшая плата за успешное завершение дела. Зато выяснил, что при данной дозировке компонентов память испытуемого стирается где-то в радиусе десяти-двенадцати минут. И что бадан, как видно, работает на обе части заклинания Митрия, усиливая и ту, и другую.

Еще я испытал гордость за себя, любимого. В первый раз мне удалось не просто воспроизвести чьи-то готовые наработки, а практически создать что-то свое. Ну, может, и не создать, но все-таки, все-таки… Шаг вперед есть шаг вперед.

Плюс в моей копилке появился очень и очень полезный товар, как и было сказано выше. Правда, тут следует быть очень осторожным в его реализации, больно сфера применения у него может быть разная. Как бы крайним, если что, не оказаться.

Мало того — вечером появился еще один аргумент, подкрепивший эти мои размышления. Вечером в банк заявилась Яна Феликсовна, как всегда подтянутая и немного надменная.

— Александр, я в растерянности, — сообщила она мне вместо «здравствуйте», когда была прикрыта дверь в переговорную и я уселся в кресло напротив нее. — И не только!

— Не только в растерянности? — уточнил я. — Или не только вы пребываете в ней?

— Не только я. — Яна Феликсовна достала из сумочки знакомый мне пузырек, уровень жидкости в котором изрядно уменьшился, и поставила его на стол. — В растерянности ряд сотрудников компании моего мужа. Отменных, замечу, фармацевтов и химиков.

— Разобрали зелье на запчасти, — понимающе кивнул я. — А после снова собрали. И, что обидно, оно не работает?

— Именно так, — подтвердила визитерша.

— Ай-яй-яй, — покачал головой я. — А как же защита интеллектуальной собственности? Моей, имеется в виду? Хотели скопировать рецепт и выдать за свой?

— Сначала нет, — даже не смутилась женщина. — Я, разумеется, доверяю словам Ольги, но давать своему Петеру невесть какое снадобье… Поймите меня правильно, Саша.

— Согласен, — признал ее правоту я. — Но потом-то?

— А потом оно сработало так, как вы сказали, — глаза Яны Феликсовны подернулись поволокой. — Да еще как! Такого даже в институтские времена с нами не было. И что особенно любопытно — состав-то простенький, причем совершенно без химических добавок. В отличие от препаратов, направленных на усиление мужской… Ну, вы поняли?

— Понял-понял, — покивал я. — И?

— Себестоимость копеечная выходит, потому что компоненты наипростейшие, — женщина облизала губы. — При правильной постановке дела и хорошей рекламной компании на данном лекарстве можно поиметь хороший гешефт. Саша, это бизнес, деньги можно и нужно делать на всем.

— Но? — не скрывая иронии, заулыбался я.

— Но… — Яна Феликсовна недовольно сморщилась. — Ничего не получилось. Повторюсь — ваш образец разобрали на молекулы и повторили в точности. И — не функционирует, хоть проверяли его на десятке подопытных. Я и премию своим умникам обещала, и увольнение — все впустую. Ваш работает, а их — нет.

Что примечательно — бизнес-леди была абсолютно искренней в своем негодовании. Сам факт того, что данный рассказ, по сути своей, повествует о том, как она хотела обокрасть меня и почему у нее это не получилось, Яну Феликсовну явно не волновал.

— Два вопроса, Саша, — веско подытожила она. — Почему? И — сколько?

— Почему-почему? — задумчиво пропел я, сложил руки на животе, сплел пальцы в «замок» и мило улыбнулся. — Потому. Так бывает.

— Александр, шутки, ирония — это все очень мило, — жестко произнесла визитерша. — Сейчас речь идет о деньгах. Не скажу, что о гигантских или даже просто о больших, ваше средство не панацея от всех хворей, или хотя бы тех, которые являются мировым бедствием. Но все равно это деньги. Большие состояния не возникают вдруг, они являются плодом длительного труда, правонарушений различной степени тяжести и бережливого отношения к каждой копеечке. Потому давайте уже добавим в наш разговор серьезности и перейдем к условиям. Повторю свой вопрос — сколько? Сколько вы хотите за финальную часть рецепта?

— Не продается, — без тени улыбки сообщил я женщине. — И прошу больше эту тему в наших беседах не поднимать. А то ведь и бесед никаких не будет.

Вот так и отдай результат вчерашних бдений в подобные руки. Его тоже разберут на молекулы и повторят. И он будет работать, потому что не закрыт заклятием или наговором. Хуже, чем у меня, менее эффективно — но будет. Вывод — рано мне еще себя нахваливать, потому как дальше собственного носа не вижу. А судьбе спасибо за то, что предупредила о возможной ошибке.

Что же до предложения Яны Феликсовны… Заманчиво. Легкие деньги, по сути. Вот только не хочу я с ней работать. Очень уж жадна да властна. Поручусь, что следующей ступенькой разговора будет вопрос о том, какие еще интересные штучки есть у меня в ассортименте, и сколько я за них хочу.

И кончится это все очень плохо. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, о чем думает женщина, сидящая напротив. Выдоить меня как корову, а после списать в архив, предварительно предупредив о том, чтобы я нигде даже не отсвечивал. Или вовсе прикопать где-нибудь в Подмосковье, чтобы, грешным делом, конкурентам рецептуру не слил. Фармакологический бизнес один из самых прибыльных и самых жестоких в мире, хуже даже продуктового. В нем крутятся гигантские деньги, а потому слабым там не место. И людям со стороны — тоже.

Вот только в одно она так и не поверила. Что там, во флаконе, не просто лекарство, созданное по формуле. Она слишком верит в науку и не желает осознавать, что имеется нечто такое, что невозможно будет повторить ни одному из ее умников.

И это тоже может стать проблемой. Ясно ведь, что она от меня не отстанет. Это не разумная и расчетливая Ряжская, которая пошла правильным путем, ища ко мне подходы не напрямую и издалека. Госпожа Вагнер будет действовать по принципу «не мытьем, так катаньем». Видно ведь, что баба жесткая. Хотя, повторюсь, учитывая сферу ее бизнеса, это и не удивительно. Если добром не пойду на контакт, меня всегда можно прихватить по дороге домой, а после вдумчиво разговорить в каком-нибудь уютном помещении без окон и с плохой вентиляцией.

Вот только этого мне и не хватало для полного счастья. Так и знал, что вся эта знахарская практика добром не закончится.

Одно хорошо — здесь хоть понятно, что делать, в отличие от остальных моих заморочек.

Если Яна Феликсовна от уговоров соберется перейти к более решительным действиям, и я это почую, то ей гарантирована веселая жизнь. Такая, что про это долго говорить будут.

Не только банковский круг узок, в бизнес-структурах крупные и средние игроки тоже все друг про друга знают. Если с кем-то что-то происходит, то все в курсе, что именно и за какие грехи. Понятно, что я там не предмет разговора и никогда им не стану, но уверен в том, что Ольга свет Михайловна донесет до нужных ушей, что случилось с Яной Вагнер, и почему так вышло. Имеется в виду до тех, с кем я уже работал и тех, с кем еще предстоит.

— Не люблю говорить банальные вещи, — чуть наклонилась вперед Вагнер. — Но придется. Саша, все продается и все покупается. Вопрос всегда только в цене.

— А бывают еще исключения из правил, — я встал с кресла, поняв, что дальнейший разговор не имеет смысла. — Отнесите меня к ним. Яна Феликсовна, я был рад вам помочь с личной проблемой, но это разовая акция. Заниматься потоковым изготовлением снадобий я не собираюсь. Равно как и создавать серию медикаментозных средств под общим названием «Зелья знахаря Ляксандра». У вас ведь что-то подобное в планах уже есть? Если да — так нет. Это все без меня.

— Если бы можно было без тебя, то я и разговоры эти не вела, а уже выслушивала предложения маркетологов и креативщиков относительно старта продаж нашего нового препарата, — буднично ответила мне Вагнер. — Да еще и посмеялась бы, представляя твое недовольство. Я не ангел, но и ты человечек так себе. Дерьма в тебе много. Но вот беда — ты нужен, без тебя пасьянс не сходится. Потому пару деньков подумай, рассуди, что к чему, определись с ценой и звони. Вот моя карточка. Да, еще важное. Цена должна быть именно ценой. Никаких процентов с продаж, никаких долей, даже не заводи об этом речь. Бизнес Вагнеров — это бизнес Вагнеров. Посторонним там не место, не питай никаких иллюзий на этот счет. Карточку возьми.

— Знал бы — принес сегодня средство от тугоухости, — подавив зевок (естественно притворный), сообщил Яне Феликсовне я. — Мне неинтересно ваше предложение. И мне не нужна ваша карточка, нам не о чем говорить. Услышьте меня, пожалуйста. И сразу просьба — не надо больше сюда приходить. И Ряжская меня на этот раз не упросит, предупреждаю сразу.

— Маленький, — почти ласково проворковала бизнес-леди. — Ты даже не представляешь, какое количество средств есть для того, чтобы убедить несговорчивого потенциального партнера в своей правоте. Нет-нет, я сейчас не о бандитах или насилии, это все прошлое, такой ерундой никто в наши дни не занимается. Есть другие способы, более чем эффективные. Это я с тобой говорю, что-то объяснить пытаюсь. Но если мы не найдем точек соприкосновения, то в дело вступит мой муж. Его, как ты понимаешь, тоже заинтересовала коммерческая сторона вопроса, связанного с твоим зельем. И, поверь…

— Не надо, — я говорил тихо, почти шептал. — Не надо всего этого, Яна Феликсовна. Поймите одну простую вещь — я умею не только исцелять. Больше скажу — все эти зелья самая слабая сторона моих познаний. И не дай вам бог узнать, что у меня еще в закромах есть. И вашему мужу тоже.

— Это угроза?

— Это предупреждение, — произнес я и скривился. — Тьфу. Как в каком-то скверном фильме диалог получился, даже противно стало.

И я вышел из переговорки, потому что дальше беседа в любом случае зашла бы в тупик.

Надеюсь, у нее хватит ума понять то, что я хотел сказать. А если нет — то ей же хуже. Волос ее у меня есть, так что данную раздачу я уже, считай, выиграл. Напущу на нее какую-то из сестер-лихоманок, заклинание их призыва у меня в книге есть. Какую-нибудь такую, чтобы было понятно, что это не просто грипп или ОРЗ. Грынушу-грудею напущу или Глухею. А может, и вовсе Глядею, чтобы утром встала, а света белого и нет, ночь кругом сплошная. И будет она ее терзать до тех пор, пока я не скомандую лихоманке «фу» и волос не сожгу.

И вся фармакологическая империя госпожи Вагнер не поможет ей в излечении данной хвори. Вообще никак.

Правда, тут и «ответку» схлопотать недолго, в виде тяжелых кулаков сотрудников их безопасности, потому, пожалуй, надо сразу и этот угол обстрела прикрыть. Заранее. От греха. Так сказать — нанести превентивный удар.

Я спустился в цокольный этаж, с удовлетворением убедился в том, что обеденная комната пуста, и набрал госпожу Ряжскую.

— Да, — после первого же гудка отозвалась она. — Саша, говори, но быстро. Я на благотворительном мероприятии, мне скоро речь говорить и чек вручать.

— Так особо говорить и нечего, — бодро протараторил я. — Спасибо вам, Ольга Михайловна, за те знакомства, что вы мне подбрасываете! Не люди от вас приходят, а чистое золото. Душа радуется!

— Судя по количеству яда в голосе, опять у нас с тобой все не слава богу, — спокойно отметила женщина. — Ладно, отправлю Жанну первой, сама за ней пойду. Я перезвоню буквально через пару секунд.

Обманула. Перезвонила минут через десять, я за это время успел сначала коварно стащить и сожрать чей-то вишневый йогурт, а после еще и несколько печенек. Сам-то я сегодня ничего съестного не принес. Забыл с этой суетой о желудке. Непорядок.

В «МакДак» арбатский сходить, что ли? Девчуль заодно порадовать.

— Извини, — сказала мне Ряжская, когда я ответил на вызов. — Пришлось все-таки первой идти выступать. Мы генеральные спонсоры этого проекта… Ладно, это тебе неинтересно. Что там у тебя опять произошло? Только давай сразу к делу, без этих твоих упражнений в остроумии. Ясно, четко, детально. Слушаю.

Что, я правда так несмешно шучу? Уже вторая дама высшего бизнес-света мне про это сегодня говорит.

Может, просто им глубины моего юмора недоступны? Остальным-то нравится.

Ладно, чего бы генерального спонсора чего-то там не уважить. Детально — так детально.

И я выложил всю суть нашего разговора с госпожой Вагнер почти в том виде, как оно случилось на самом деле. Разве что только маленько сгустил краски, рассказывая о ее роли в беседе, и сделал себя если не невинно оскорбленным агнцем, то добрым и светлым человеком, на которого катят незаслуженную бочку.

— Узнаю Яну, — дослушав, констатировала Ряжская. — Если где-то пахнуло деньгами, она стойку как московская борзая делает. Моя вина, не учла данного нюанса, знакомя ее с тобой. Могла бы и предусмотреть. Но ты не волнуйся, я с ней поговорю.

— Не думаю, что разговоры здесь особо помогут, — заметил я. — Она мне показалась более чем самодостаточной дамой, для которой чьи-то пожелания не слишком существенны, особенно если дело касается предполагаемой выгоды. Да и постоять я за себя, если надо смогу. Так, что мало кое-кому не покажется. С другой целью звоню.

— Загнать мне пару шпилек в бок? — не без ехидства осведомилась Ряжская. — Ставь где-нибудь плюсик, получилось.

— Дать маячок, где меня искать, если вдруг пропаду с ваших голубых экранов, — без тени шутки в голосе объяснил я. — Что-то мне подсказывает, что чета Вагнеров в погоне за гешефтом может далеко зайти.

— Но не настолько же, — укоризненно проговорила Ольга Михайловна. — Саша, на дворе не веселые девяностые, такими методами уже никто не пользуется.

Они что, все под копирку разговаривают?

— И тем не менее, — помолчав, сказал я. — Случаи бывают разные, как говаривал один беспечный поросенок. Вы Алеше вашему про это скажите.

— Ладно, — согласилась Ряжская. — А с Яной я все же пообщаюсь. Мы как раз завтра на прием с мужем идем, она с Петром там тоже будет. Причем формальный повод для «фи» у меня есть. Она забыла, что тебя с ней познакомила я, а значит ты… Неважно.

Неважно. Как раз важно. «А значит, ты мой человек» — это вы хотели сказать, Ольга Михайловна, ведь так? Причем это не неосторожная оговорка, все было произнесено вполне себе опосредованно.

Ладно, пусть будет так. Пока — пусть будет.

— Мне еще хотелось бы донести до нее, что она может потерять больше, чем приобрести, — тщательно взвешивая слова, произнес я. — Если начать на меня давить, то я могу потерять над собой контроль, и кончится это не очень хорошо. Не стану описывать как именно, но поверьте мне на слово. Я не люблю пугать и стращать, особенно людей, возможности и связи которых значительно превышают мои, но что мне остается делать? Опять же, вы наверняка знаете, кто является самым опасным животным на планете?

— Лев? — предположила Ряжская.

— Не-а. Крыса, загнанная в угол. Она способна на такое, что льву не снилось. И мне очень важно, чтобы госпожаВагнер поняла, что не надо меня загонять в этот самый угол.

— Главное, что это поняла я, — подумав, сообщила мне Ряжская. — А до нее я это как-нибудь донесу.

На том мы и распрощались. Не знаю, как Ольга Михайловна, а я был доволен случившимся разговором. Он один хрен назревал. Так что где-то я даже был благодарен Яне Феликсовне. Если что — не буду на нее Глядею насылать. Грынушей ограничусь. Все-таки слепота — это очень страшно. Хватит с нее и стремительно прогрессирующей грудной жабы.

Я же не зверь, правда?

Да, вот еще что. Надо будет себе на ближайших выходных сейф купить. Небольшой. Домашний. Книгу в нем хранить и разные полезные приблуды, вроде волос особо дорогих мне людей, как та же Ряжская, например. Тем более что коллекция может и расшириться. Не хотелось бы потерять что-то из нее. Да и денежные знаки тоже не дело хранить просто так, как бог на душу положит, распиханными по разным тайникам в квартире. Пусть в одном месте лежат.

Выбору сейфа я и посветил остаток рабочего дня, а во время дороги домой размышлял, поставить ли мне его просто так, на пол, или все-таки вызвать рабочих и встроить в стену, как делают все приличные люди? В стену, конечно, лучше, но вот выдержит ли вышеупомянутая стена такое вмешательство в себя? Дом у нас не новый, потенциальный кандидат на реновацию, так что как бы Вавилу Силыча безработным не оставить. Он ведь не простит мне этого.

В подобных мыслях я дошел до квартиры и было полез за ключами, но достать их не успел, потому что на меня сразу с двух сторон набросились Родька и Вавила Силыч, наперебой тараторя:

— Не открывай дверь! Не подходи к ней!

У меня даже ключи из рук выпали от неожиданности.

— Вы! Чего? — я даже запинаться начал. — С ума совсем сошли?

— Нельзя-а-а-а! — свистящим шепотом сообщил мне Родька, выпучил свои круглые глаза и потыкал лапой в сторону двери. — Туда — нельзя!

Я посмотрел на дверь. Какая была — такая и осталась. Закрыта вроде. Бомбы не видать. Может, с той стороны, в квартире чего не так?

— Объясните уже, в чем дело? — потребовал я, подбирая ключи и все-таки отступая назад на несколько шагов. — А то говорите загадками.

— Тут показывать надо, — произнес Вавила Силыч, а после замер, прислушиваясь к чему-то. — Родь, вроде сюда едет! А ну, прячься!

Я совсем уж перестал чего-либо понимать, но после сообразил — это подъездный о лифте говорит.

Собственно — его рядом уже не было. И Родька тоже куда-то испарился, я остался на лестничной площадке один.

Лифт на самом деле остановился на нашем этаже, и из него вышел мой сосед из квартиры напротив, Константин.

— Привет, Саш, — бросил он мне, перекладывая пакет с символикой торговой сети «Дикси» из одной руки в другую. — А ты чего тут стоишь? Ждешь кого?

— Да вот, — я демонстративно порылся в сумке, и досадливо поморщился. — Ключи, похоже, на работе оставил. Там все доставал, когда внешний жесткий диск найти не мог, и, по ходу, обратно не все положил. Придется снова на службу ехать.

— Беда, — посочувствовал мне Константин, открывая свою дверь. — Ты же где-то в центре работаешь? Такие петли, да еще в понедельник вечером… Врагу не пожелаешь.

Я печально вздохнул, давая ему понять, как мне невесело.

— Ну, удачки, — приободрил меня сосед и скрылся в своей квартире.

Хлопнула дверь, лязгнул замок.

Нет, все-таки во временах наступившего тотального равнодушия есть свои плюсы. Никто никому не мешает существовать. Прояви Константин сочувствие, свойственное москвичам былых времен, и не выяснил бы я, почему домой мне никак нельзя идти.

А узнать это мне ох как хочется!

Неужто я мадам Вагнер недооценил, и меня дома уже поджидают плечистые ребята с веревками, кляпом и ростовым мешком?

— Ушел, — вылез из какой-то совершенно неприметной дырки под потолком Вавила Силыч, а после шустро сполз по стене на пол. — Родион, ты где есть?

Родька, оказывается, ловко мимикрировал под дверь соседней со мной квартиры, схожей по колеру с его шерстью. То еще зрелище, доложу я вам, когда на ровной дверной поверхности начинают моргать два круглых глаза. Увидишь такое спьяну — навеки завяжешь. Причем без всяких «торпед» и клиник.

— Вернемся к нашим баранам, — потребовал я, а после сказал своему слуге, который завертел головой: — В переносном смысле. Родя, нет тут никаких баранов, это пословица такая! Вавила Силыч, объясни уже — в чем дело?

— Вон, — подъездный показал пальцем на правый верхний край двери. — Смотри. Только трогать даже думать не моги!

— Дверь, — напрягая зрение, сказал я. — Железная. Чуть облезшая. Погоди секунду.

Достав смартфон, я активировал в нем режим фонарика и осветил угол.

— Все тоже самое. И что я увидеть должен?

— На раму смотри, на самый край, — просопел азартно Родька. — Неужто не видишь?

Вижу. И в самом деле там что-то есть. Что-то маленькое поблескивает.

— Игла это, — произнес Вавила Силыч. — И не простая. Порча на ней. Какая именно — не скажу, мы такое не определяем. Но что порча есть — это точно. Открой ты дверь — и все, она твоя.

— Весело, — я осветил иглу поярче, а после даже на цыпочки привстал, чтобы рассмотреть ее получше. — Это что-то новенькое.

— И чего теперь делать будем? — всхлипнул мой слуга. — Домой-то как попасть? Нешто к Маринке этой шалопутной ночевать пойдем?

— Видно будет, — ответил ему я, отошел от двери, выключил в смартфоне фонарик и полез в записную книжку.

Глава тринадцатая

— Евгения, — бархатно произнес я в трубку, как только на том конце провода раздался заветный щелчок и негромкое сопение. — Категорически приветствую. Как ваше ничего?

— Чего надо? — просто и прозаично ответила девушка на мою витиеватую фразу. — Если поболтать позвонил — иди в задницу. Я целый день не жрамши, а потому не в духе.

— Приземленное ты существо, Мезенцева, — вздохнул я. — Бездушное. Я ей звоню сказать, что она вчера заставила меня взглянуть на себя другими глазами, что ночь не спал и день о том, чтобы ее голос услышать, мечтал, а мне в ответ — «не жрамши».

— Сейчас трубку повешу, — предупредила меня Женька.

— Не надо, — попросил у нее я. — Не хочешь о чувствах — давай о более прозаических вещах пообщаемся. Жень, а меня убить хотят.

— Тоже мне новость, — фыркнула Мезенцева. — Это всем давно известно. А учитывая то, какая ты язва и зануда, странно, что еще такое маленькое количество людей за твоей головой охотится. Еще немного, и я сама пополню их ряды.

— Не-не, ты не поняла, — совсем уже развеселился я. — Прямо сейчас. Злым колдунством!

— Порчей, — поправил меня Родька. — Порча и волшба — разные вещи.

— Верно-верно, — подтвердил Вавила Силыч.

— Так, стоп, — остановила меня девушка. — Ты сейчас серьезно или это опять шутка юмора в твоем стиле?

— Серьезней некуда, — убрал усмешку из голоса я. — Вот, стою на лестнице, в квартиру опасаюсь заходить. Иглу с какой-то хренью прямо над порогом воткнули, как только я его перешагну, то… Не знаю, что именно произойдет, но точно радоваться будет нечему.

— Плохо, — подытожила Мезенцева.

— Ну да, хорошего мало, — поддержал ее я.

— Да не в этом смысле, — немного нервно произнесла моя собеседница. — Пожрать я не успела. Только сковородку на плиту поставила, тут ты звонишь.

— Слушай, ну если все в это упирается, давай Ровнина наберу, — предложил я. — Тем более что он сам мне предлагал, мол, если что — звони. А ты отдыхай тогда.

— Не вздумай! — переполошилась Женька. — Я сейчас приеду. А, чччерт… Ну через час, точнее.

— Чего так долго? — удивился я. — Время пробок пошло на убыль, Третье транспортное уже едет.

— Это ты у нас богатенький Буратино с финансового Поля Чудес, — буркнула девушка. — А я госслужащая, на такси часто ездить не могу. Потому что если барствовать, то мне в конце месяца из питания останется только кусание собственных локтей. Для фигуры подобное полезно, для продолжительности жизни — нет.

— Жень, вызови такси, а я его здесь оплачу, — предложил я. — Не мудри.

— Благодетель, — притворно всхлипнула собеседница на том конце провода. — Кормилец!

— Женщина, — начал закипать я. — Не хочешь — не надо! Тогда я на самом деле звоню Ровнину, который решит все вопросы адекватней и быстрее чем ты! Я, знаешь ли, тоже хочу есть! И устал как собака. Короче — едешь?

— Еду, — тоже на повышенных тонах ответила Мезенцева. — Но знай — я тебя теперь не люблю еще сильнее, чем раньше!

— Детский сад — штаны на лямках, — прокомментировал я данное высказывание. Правда, уже после того как отключил смартфон.

— Порча не волшба, — подергал меня за брючину Родька. — Ты девку ту, из телефона, не путай. И сам не путайся. Порча — это порча, а волшба…

— Это волшба, — закончил я за него. — Мне это и до того известно было. Хотя, если честно, я особой разницы не вижу.

— Как же, — подал голос Вавила Силыч. — Есть она, и преизрядная. Волшбу далеко не всякий может в ход пустить, а только тот, кто силу должную имеет и умения. А порчу любой навести сможет, было бы желание.

— Прямо любой-любой? — удивился я.

— Если знать как — отчего нет? — подтвердил подъездный. — Правда, сила действия разная будет у порчи или там сглаза. Если зло в человеке велико и желание насолить ближнему тоже — знатная может выйти неприятность. А если нет стремления серьезно нагадить, а так, для баловства кто-то решил пошалить, то и опасаться нечего. Как бы тебе так объяснить… А! Вот! Знающая ворожея может такую порчу на глаз навести, что тот бельмом закроется или вовсе вытечет. Да еще и носовертку до кучи накликает, сопли до колен висеть будут. А девка-дура, которая где-то в интернетах ваших наговор нашла, даже ячмень хороший на око соперницы не посадит. Так, прыщ вскочит, да и все. А то и его не будет.

— Любопытно, — заинтересовался я и снова посмотрел на иголку. — Так значит, эту дрянь мне не ведьма подсунула под дверь? И не колдун какой?

— Ведьма? — Вавила Силыч скрипуче хохотнул. — Откуда ей тут взяться, ведьме? У тебя нож в притолоке торчит, ты забыл? Да и я бы ее сразу почуял, как и колдуна настоящего. Человек это был, человек. Если точнее — женщина средних лет.

— Так ты ее видел? — сразу подобрался я.

— Со спины, — досадливо поморщился подъездный. — Я не сразу понял, что к чему, а когда в окно-то глянул, уходила она уже. По фигуре видно — не девка молодая, а по походке, что не старуха. Стало быть, посередке она как раз, между девкой и бабкой. Лет тридцать — сорок ей. Хотя, с другой стороны, теперь и не поймешь, кто каких лет. Иная девка еще в возраст не войдет, а зад такой отъест, что твои ворота! Вот раньше удобнее было. На плат глянешь — и все ясно сразу. Коли плат яркий — девка. Коли с цветами или же вышивкой — баба. Ну, а коли черный — так вдовица.

Совсем неясно стало. Какой-такой тетке непонятного возраста я так насолить мог, что она мне иголку с порчей в дверь воткнула? По отдельности и то, и другое случиться могло, но чтобы вместе это свелось…

Все страннее и страннее дело поворачивается.

Ничего не понимаю.

На лестничной площадке я ошиваться не стал, спустился вниз и уселся на лавочку возле подъезда. Хорошо хоть дождя не было, а то совсем бы меня грусть-печаль заела.

Мезенцева подкатила к дому минут через пятьдесят, вылезла из машины туча-тучей, и без всяких слов махнула головой — мол, расплатись.

Сдается мне, дело не в том, что она есть хочет и потому так зла. Просто не любит эта девушка не соответствовать самой себе в своих же глазах. «Я со всем справлюсь сама — и все тут», — вот ее лозунг. Она и тогда, после кладбища, меня послала не потому, что я потерянная в ее глазах личность ведьмачьего рода, а исключительно по причине того, что мне довелось увидеть ее страх. Тот, которого быть не должно в принципе, поскольку с ее точки зрения подобное недопустимо. Вот и перепало мне по полной программе тогда.

Бзик у нее на этой почве. И ее верный спутник пистолет из той же оперы, она с его помощью самоутверждается. Короче — старику Фрейду она понравилась бы. Идеальный образец пациента для клинических исследований.

— Ну? — требовательно спросила Мезенцева у меня, когда такси отъехало от подъезда. — Веди, показывай, где тут твоя иголка. Слу-у-ушай, а если я ее сломаю, ты помрешь?

— Чем дольше я с тобой общаюсь, тем мне страшнее думать об эффективности работы правоохранительной системы в Российской Федерации, — без тени шутки произнес я. — Если в ней все станут такие как ты, то такие как мы вымрут.

— В смысле — ведьмаки? — уточнила девушка. — Ну и ладно. Вымрете — и хрен с вами. Мы стоим на страже мирных граждан, а вы не в нашей юрисдикции.

— Давай твоему шефу позвоним? — предложил я. — Думаю, он нас рассудит. Третьего дня мы как раз про что-то подобное говорили, и у него на этот счет была другая точка зрения.

— Почему я даже не удивлена? — презрительно скривилась Евгения. — Чуть что, сразу «шефу позвоним». Ладно, пошли уже. Холодно на улице.

На лестничной площадке она сначала потопталась у входа в мою квартиру с невероятно серьезным видом, внимательно изучила все вокруг, потом, сопя, было собралась схватится за дверную ручку, и тут я не выдержал.

— Правый верхний угол. Жень, во-о-он там. Фонарик дать?

— Сама вижу, — буркнула оперативница, всем своим видом давая понять, что где-где, а тут ей помощь не нужна. — Не мешай, пожалуйста.

Вот ведь вредная девчонка. Ну видно же, что никак она иголку найти не могла. Неудивительно, что у нее даже любовника нет. Теперь-то я Нифонтову верю на все сто.

— Есть такое, — невысокая Мезенцева только что не подпрыгивала, дабы лучше рассмотреть искомый предмет. — Торчит! Слушай, а ты уверен, что на ней порча? Это, часом, не шутка?

— Жень, ты последняя, над кем бы я стал шутить, — снова даже не пришлось кривить душой мне. — Во-первых у тебя нет чувства юмора. У тебя даже с сарказмом и то проблемы.

— Ну-ну, — Женька повернулась ко мне и преувеличенно внимательно стала меня слушать. — А во-вторых?

— У меня нет особой радости вообще с тобой разговаривать, так что — нет, это не шутка.

— Ну тогда ладно. — Евгения обогнула меня и плюхнулась задом на ступеньку. — Сидим, ждем, молчим.

— Если не секрет — чего? — полюбопытствовал я. — У моря погоды?

Девушка сурово сдвинула брови и прижала указательный палец к губам. Я показал ей кулак.

— Вдохновения мы ждем, — попутно изображая пантомиму «ой, как страшно», сообщила все-таки она мне. — Чего же еще?

— Слушай, для подобных целей ты могла бы и не приезжать, — уже всерьез начал сердиться я. — Вон фотку тебе «ммской» я бы послал — да и все!

— Фото — замершая жизнь, — пригладила свои рыжие волосы Мезенцева. — Оно не заменит процедуры личного осмотра места происшествия. Ну и, конечно же, радостные минуты общения с тобой!

Внизу хлопнула дверь, после зажужжал лифт и спустя минуту открыл свои двери на нашем этаже. Из него вышла девушка со смутно знакомым лицом.

— Вика, привет, — встала с лестницы Мезенцева. — Спасибо, что приехала!

Да-да, Вика. Виктория. Вечно хмурая сотрудница отдела, которая в свое время здорово помогла мне на кладбище, тогда, когда я моему ныне покойному наставнику подставу готовил. Она у них вроде как главная по заклинаниям. Что-то вроде эксперта и карманной чародейки в одном флаконе.

Вот Мезенцева! Так вроде дура дурой, а соображает, кого позвать надо.

— Надо — значит надо, — почти равнодушно произнесла Виктория. — Добрый вечер, Александр. Что у вас случилось?

— Порча, — быстро ответил я и ткнул пальцем в сторону двери. — Вон там. Мощная и жуткая.

— Действительно? — Виктория подошла к двери поближе. — Прямо такая уж жуткая? Пока ничего такого не ощущаю. Флюиды хорошей порчи издалека можно уловить, а тут таким и не пахнет.

Сотрудница отдела, как и мы до нее, привстала на «носочки» и провела рукой над тем местом, где торчала иголка, после чего я увидел, как там, в полумраке, на секунду сверкнула маленькая красная искорка.

— Ничего жуткого и тем более мощного, — повернулась девушка к нам с Мезенцевой. — Примитивная работа, я бы сказала — топорная. Поводов для паники нет совершенно. Нет, для обычного человека она могла представлять определенную угрозу, это да, но вы, Александр, даже не почесались бы. Вы ведьмак, вам опасаться нечего. Ваша сила защищает от подобной кустарщины более чем надежно. Жень, и к чему были все эти твои вопли из серии «хватай мешки, вокзал отходит?». Я понимаю, что ты испугалась за нашего общего друга, но не настолько же? Могла бы и просто фотку прислать, не дергая меня из дому.

Даже так? Кто-то за меня, выходит, переживает все же. Приятно. А какой повод для злословия у меня теперь появился!

Но это потом. Сейчас интереснее другое.

— А кто подобное мог сотворить? — я подошел поближе к Виктории. — Ну кто автор этой порчи? Как бы так объяснить…

— Из ваших он или не из ваших? — уточнила чародейка — Нет, не из ваших точно. Это дело рук человеческих. Чистоты плетения нет, защиты нет, заговор на крови девственницы, но сделан так грубо, что аж скулы сводит. Ни один обитатель мира Ночи так бестолково кровь использовать не будет. Тем более такую мощную. Это работа дилетанта, который что-то слышал, что-то видел, но ничегошеньки в процессе наложения порчи не понял. Нет, некий опыт у создателя сего безобразия есть, но мизерный, не более того. Чудо, что вы вообще эту порчу как-то умудрились почуять. Кстати — а как вы ее обнаружили?

— Это мой слуга, — рассеяно ответил я, пытаясь понять, это что же за человек такой мне свинью подкладывает. — Он ее опознал и меня предупредил.

— Слуга? — тоненькие брови Виктории изумленно поднялись вверх. — А, поняла. Мохнатик вроде того, что у нас недавно поселился? Да, это смекалистые ребята, они могут.

— Как Афонька, кстати? — понял, о ком идет речь я. — Обжился? Не пьет?

— При деле, — ответила вместо чародейки Евгения. — Архив наш сторожит, и попутно его в порядок приводит.

— Это хорошо, — я потер щеки ладонями. — И все-таки — кто же мне эту хрюшку подложил, а? И, главное, вводные просто сумасшедшие — это человек, дилетант, но имеющий представление о том, что именно он сотворил. Блин, сейчас башка взорвется.

— Кстати, на это порча и направлена, — впервые на моей памяти улыбнулась Виктория. — Головная боль.

— Чего-то жиденько, — изумилась Мезенцева. — Всего-то? Ладно бы на гниение внутренностей или тому подобное. А тут — головная боль. Пфе!

— Ты просто по молодости не знаешь, что такое постоянная изматывающая головная боль, — холодно объяснила чародейка коллеге. — Непрекращающаяся, все время нарастающая и ничем не купируемая. Это ад на земле. Зубная боль на фоне подобного бедствия детские игры на лужайке.

— Ой, старушка нашлась, — округлила глаза Мезенцева. — У нас разница лет в семь.

Виктория ничего на это ей отвечать не стала, она снова подошла к двери, достала из вместительной дамской сумки, что висела у нее на плече, коробочку, из той извлекла пинцет и уже им вытащила иголку.

— Нет, на редкость слабая работа, — сообщила она мне, повертев иголку перед глазами. — Уровень доморощенных колдунов и ведьм, которые всему учились по интернетным сайтам. Кстати, скорее всего так эта бяка и изготовлена, рецепт откуда-нибудь из сети взят. Что ты так на меня смотришь, Мезенцева? Да, и там кое-что найти можно, представь себе. Причем — работающее. Дураков на свете много, иные сами не понимают, что в свободный доступ выкладывают.

— Однако! — только и смог сказать я.

— Повторюсь — тебе это ничем не грозило, — негромко продолжила Виктория. — Будь ты тем, кем раньше, то послезавтра к вечеру уже бы на стенку лез от боли. Но ты теперь другой, потому не переживай. И еще — молодец твой слуга, похвали его за наблюдательность. Раз об этой безделице предупредил, то чего посерьезней точно не пропустит.

Она достала из сумки маленькую пустую стеклянную пробирку, вынула из ее горлышка деревянную затычку и аккуратно опустила иглу внутрь.

Родька, который, естественно, подслушивал, не мог пропустить таких хороших слов о своей персоне. Он вылез невесть откуда и в пояс поклонился Виктории, поблескивая глазами.

— Какая прелесть, — со слабой улыбкой сообщила нам чародейка. — Еще и воспитанный. Не то что наш Афоня, который не здоровается никогда.

Она присела на корточки и протянула Родьке руку. Тот вытер свою лапку о шерсть и ответил на рукопожатие, да еще и ножкой шаркнул. Было видно, что Виктория ему понравилась, не то что Маринка или Мезенцева.

А у меня в голове все вертелось — «доморощенные колдуны», «доморощенные колдуны». Две женщины и мужчина, амулеты, которые дети Ночи носить сроду не станут, Силуянов…

Что-то крутилось в голове, вот только ухвати мысль за хвостик — и все встанет на свои места.

Чего-то не хватало, чего-то важного, последнего связующего звена.

Стоп!

— Жень, а я ведь знаю, кто на меня охоту объявил, — глупо улыбнувшись, сообщил я оперативнице, которая с усмешкой глядела на Викторию, гладившую Родьку по голове. — Точнее — есть у меня версия, причем более чем состоятельная.

— Излагай, — предложила мне девушка. — Почему не послушать?

— Это они, — я показал на Викторию.

— «Они» — кто? — опешила Женька. — Вика и ее клоны?

— Да нет, — я даже ногой топнул. — Эти самые потомственные колдуны и прочие хироманты-гадальщики. И дело тут не в моей ведьмачьей сущности, потенциальной опасности для человечества и так далее. Все просто и обыденно, аж до скуки. Деньги, Женя, деньги.

— Бредит? — спросила у Вики Мезенцева, та пожала плечами. — Какие деньги, Смолин? Ты мелкая сошка в банке, откуда у тебя деньги? Я имею в виду — большие. Такие, за которые убивают.

— У хозяина есть деньги! — возмутился тут Родька, задетый за живое. — Мы не голодранцы, как некоторые. Те, которые вон себе портки нормальные купить не могут и в рванине ходят! Тьфу!

И он указал коготком на джинсы Евгении, которые согласно тенденциям современной моды имели несколько фигурных прорех в районе колен.

— Болтун — находка для шпиона, — сообщила в никуда Виктория.

— Яблочко от яблони, — заметила Мезенцева и обратилась ко мне: — Прокомментируй слова этого существа, Смолин.

— Во-первых, это не существо, — встал в позу я. — Это мой друг, и его зовут Родион.

Родька подбоченился и выпучил глаза, как бы говоря: «да-да-да».

— Во-вторых, — я замялся. — Ну-у-у, ты просто немного не в курсе. Я тут в последнее время немного промышляю… Как бы так сказать…

— Практической магией, — подсказала мне Виктория. — Верно угадала?

— Не совсем, — уклончиво ответил я. — Магии я не знаю, не мой профиль. Скорее, смесью знахарства и алхимии.

— У нас деньжищ в доме вот такая пачка! — все никак не мог успокоиться Родька, он подбежал к Женьке и дернул ее за штанину. — Вот такая! Во!

И он показал лапками размер пачки, преувеличив его раза в три. Или даже в пять. Вот поганец! Уйдут гостьи — я ему язык вырежу. Черенком ложки, чтобы больнее было.

— Очень интересно, — скрестила руки на груди Мезенцева. — Почку он, значит, продает. Хотелось бы уточнить — чью?

Лязгнула дверь соседней квартиры, из нее высунулась голова Константина.

— Сосед, ты чего шумишь? — спросил он, что-то жуя. — Никак дверь не откроешь? Так ты слесаря, что ли…

— Все нормально, — успокоил я его, достал из кармана куртки ключи и потряс ими в воздухе. — Извини за шум.

— Да я вижу, что нормально, — ухмыльнулся тот. — Я-то ему про слесаря! Ну и правильно, гуляй, пока неженат. Потом все, потом уже таких красоток не вызовешь. У жен нюх как у овчарок, они это дело на раз просекают.

И голова соседа снова скрылась за дверью.

— В первый раз меня за проститутку приняли, — с удивлением сказала Виктория. — Всякое бывало, но такого… Мезенцева, что ты опять пыхтишь как чайник? Это не оскорбление, это комплимент. Это значит, что мы еще не так плохо выглядим и сохранили товарный вид.

— Пошли чайку попьем? — предложил я. — Чего мы тут, на площадке, в самом-то деле?

— Ну да, логово алхимика, — оценила Виктория мою домашнюю лабораторию, только войдя на кухню. — Странно. Я слышала, что ты вроде как Ходящий близ Смерти. Зачем же тогда это все?

— Мы, ведьмаки, народ работящий, — усмехнулся я. — И — многопрофильный. А если честно, пока занимаюсь тем, что хоть как-то получается. Стараюсь пройти от малого к большому. Родька, чайник ставь. Опять же — печеньки-баранки на стол.

— И колбасу с сыром, — потребовала Мезенцева. — Хотя — какая колбаса? У тебя денег полпуда! Икру и осетрину подавай!

— Ты зря так резвишься, — негромко произнесла Виктория. — Вон то милое существо почти дошло до стадии кипения. Обрати внимание, как он на тебя нехорошо смотрит. Я вот не знаю, на что способны слуги ведьмаков и какой мощи проклятия они могут накладывать, но что на это способны — не сомневаюсь.

Тут, я думаю, она переборщила, насчет проклятий, имеется в виду. Но вот остальное — это да. Кружка Евгении досталась с отбитой ручкой и выщербленным краем, уж не знаю, где Родька у меня дома такую нашел, а колбаса, масло и сыр были поставлены на стол максимально далеко от того места, где она пристроилась. И сахарница тоже.

— Итак, — Виктория отпила чаю. — Ты полагаешь, что охоту устроили именно представители псевдомагического цеха?

— Судя по всему — да, — я рассмеялся. — Вот же! Я-то гадаю, психую, даже, чего уж там, побаиваюсь. А тут всего-то матушки Агафьи с белыми магами Атлантиды объединились и конкурента выжить пытаются. И, главное, говорил же мне умный… Ну почти умный человек, что конкуренция у них будь здоров какая, и что они за копейку друг другу глотки грызут! А я его не слушал.

— Вообще, очень похоже на правду, — подумав, сказала Виктория. — Я как-то сталкивалась с этой стороной жизни, все именно так. И — да, подобная примитивная порча — это как раз их уровень. Выше им не подняться, там же нет ни опыта, ни знаний, ни, что главное, природного или приобретенного дара. Без него ничего путного не получится.

— А почему бы им просто стрелка не нанять? — Мезенцева, не обращая внимания на недовольное сопение Родьки, намазала хлеб маслом, положила на него сыр, а на сыр колбасу, после подумала и добавила еще того и другого. — Куда проще и эффективнее. Погоди, так тот твой безопасник… А-а-а-а! Да, и в самом деле все совпадает. А еще становится понятно, как ему мозги до такой степени запорошили. Магии эти граждане не знают, но вот психологи и гипнотизеры они хорошие. А то и просто отличные. И не таких ломали, как твой, как там его… Неважно. Мне Пал Палыч про эту публику тоже рассказывал.

Ну да. Кусочки мозаичной смальты, переставшие быть просто разноцветными камушками, один за другим со щелчками вставали на свои места.

Москва — город большой, но при этом горячие новости по нему разносятся с невероятной скоростью. Профессиональные новости, имеется в виду. В какой-то банк проверка еще не нагрянула, но его конкуренты уже в курсе, что «идут к ним, идут». Причем знают даже фамилию руководителя проверки, то, что «брать на этот раз она будет» и что «за лицензией идут. Капец им».

Сбывается не всегда, но, тем не менее, так есть.

Вот, должно быть, и обо мне такая весть прошуршала по профессиональной среде целителей, колдунов и предсказательниц. Не исключено, что даже суммы гонораров были озвучены, и имена тех, кто мне эти гонорары заплатил. И про то, что я исправно добивался результата там, где они раньше терпели фиаско, тоже стало известно.

А после эти люди поняли, что я пришел за их деньгами и уже начал их к себе подгребать. Пока детской лопаткой, но скоро подгоню экскаватор. Вот тогда они и объединились, забыв прежнюю конкуренцию и разногласия, которые, несомненно, в их цехе присутствуют. Так сказать — перед лицом общего врага.

И начали действовать. Собрали информацию, нашли Силуянова, обработали его как следует, может, и какой дурман в ход пустив, а после натравили на меня. Ну а когда не получилось, запулили следующий шар, в виде порчи.

Не знаю, поняли они, кто я на самом деле, или нет, да это и неважно. Хотя, думаю, что знать о мире Ночи они знают, очень уж близки границы того, чем они занимаются, и моя новая среда обитания. Да и не все там такие, как испанский колдун Максиваксио, есть среди них люди, видящие чуть дальше, чем остальные. Достаточно вспомнить ту же бабушку Сану Раю. Вот только меня они с ним не связали, надо полагать. Все как всегда — люди меряют других по себе. А что у меня получилось то, где они провалились — так это случайность.

Повторюсь — это неважно. Главное, что когда они поймут, что и порча не сработала, то сделают следующий шаг. Причем неизвестно какой. А если и в самом деле плюнут, да и наймут стрелка, чтобы тот мне голову продырявил? Понятное дело, что они сначала не хотели связываться с откровенной уголовщиной такого плана. Заказное убийство штука серьезная, его расследовать будут по полной. Одно дело свихнувшийся сотрудник банка, в состоянии аффекта придушивший коллегу, а после неспособный толком объяснить, что к чему, да к тому же несущий откровенную ересь про демоническую природу убиенного, и совсем другое пальба из оружия. Сейчас не девяностые, закон и порядок какой-никакой присутствует. Но если все аргументы кончатся, они могут и на такое пойти. Бах — и раскину я мозгами по асфальту.

Так что надо думать, как их обогнать.

Но вообще мне изрядно полегчало. Теперь я знал, откуда ноги растут у моих проблем, что дает возможность для маневра. И ответного удара. Поглядим еще, у кого зубы крепче.

Вот ведь. Я чего только не перебирал, сверхъестественные теории строил, а в результате все, как всегда, уперлось в сплошь материальное. Нет, не выжить Моране в нашем современном мире. Никак не выжить. Если уж я, плоть от плоти его, маху дал, то куда ей лезть, с ее замашками и закидонами?

— Искать их надо, — жуя, сказала Женька. — Пока они еще чего не учудили. Вон сделают Сашке дырку в голове — и все.

Она ткнула мне пальцем в лоб и издала звук вроде «пффф».

— И этот человек говорил мне, что слово материально, — хлопнул я ее ладонью по пальцу. — Но в целом у дураков мысли сходятся.

— Женя, а когда Нифонтов возвращается? — спросила Виктория, и благосклонно кивнула Родьке, который подлил ей кипяточку в чашку и пододвинул поближе розетку с вареньем.

Кстати — а откуда у нас варенье? Не было же его?

— Послезавтра вроде, — прочавкала Мезенцева. — Так Олег Георгиевич сказал.

— Послезавтра, — задумчиво произнесла мрачная красавица. — Это хорошо. В самый раз. Впрочем, полагаю, если что, то Александр с этими людьми справится без особых хлопот. Как мне думается, он способен на многое. Да, Александр?

— Вы о чем? — спросил я у нее.

— Сидеть и ждать у моря погоды — это не лучший способ решения имеющихся проблем, — объяснила мне Виктория. — Врага надо знать в лицо.

— Полностью с вами согласен, — подтвердил я. — Как раз думаю, как бы этих поганцев найти. Вот только пока в голову ничего не приходит. Ну не таскаться же по всем магическим салонам с расспросами? Тем более что их в Москве как на бобике блох. В каждой подворотне либо потомственная ведьма, либо великий маг сидят.

— А вот это как раз не очень сложно. — Виктория достала из сумки все ту же стеклянную пробирку. — Хвостик от клубочка я тебе дам, а ты его после разматывай. Ну и Коля тебе, я думаю, поможет. Он к тебе очень хорошо относится. И вон Женя тоже.

— Пальцем не шевельну, — заверила нас Мезенцева, пожирая второй бутерброд.

— Врет. — Виктория вытащила пинцетом иголку. — Не слушайте ее. Она мне сегодня, когда позвонила…

— Бубуб-бубу-у-у! — негодующе пробубнила с набитым ртом Мезенцева. — Бу-у-у-у!

— Молчу-молчу, — усмехнулась Виктория и повертела иголку перед глазами. — Ну до чего же все-таки грубая работа. Ужас. Куда мы катимся? Ведь какие традиции у русской и славянской волшбы, какое прошлое! И вот, на тебе.

Я, кажется, начал понимать, куда она гнет. И если это так, то жизнь станет еще проще. Вот только Нифонтов в этом раскладе будет лишним. Не он мне тут нужен, а кое-кто другой. Кто действует куда эффективней.

Виктория провела ладонью над иголкой и что-то прошептала, что именно, я не разобрал. Секундой позже на кончике иглы, том, что с прорезью для нитки, снова загорелся алый огонек. Губы Виктории опять шевельнулись, глаза сузились, и она снова резко провела ладонью над иглой.

По блестящему в электрическом освещении металлу пробежала красная волна, от окончания иглы к ее острию, и оно на секунду вспыхнуло ярко-белым светом.

Глава четырнадцатая

— Вот и все. — Виктория протянула мне иглу. — Держи, Саша. Это тебе пригодится. Нет-нет, можешь брать ее руками смело, вреда от этого предмета больше никому не будет, кроме разве того, кто его здесь оставил. Но выкидывать ее ни в коем случае не надо. Вот, пробирку держи, чтобы она не потерялась или с другими иглами не перепуталась.

— Вика, ты крута! — сообщила Женька восторженно. — Ты перенаправила порчу? Я ведь правильно поняла?

— Правильно, — ответила ей коллега. — Вообще-то подобное нашим руководством не приветствуется, но в данной ситуации — это допустимая мера. Александр, через пару, максимум тройку дней тот, кто эту порчу сотворил, сам придет к тебе.

— За этой иглой? — показал я Виктории пробирку.

— Именно, — одобрительно произнесла девушка. — Пока этот неизвестный ее не расплавит, у него голова разрываться на части будет от боли. С учетом же того, что зло всегда возвращается семью семь крат, ему, поверь, не позавидуешь, так что выход у этого человека будет один — найти тебя и любым способом забрать обратно предмет, на который была наложена порча. И когда он придет, ты, при правильном подходе к делу, многое у него сможешь узнать. Но я лично советую самому особо не утруждаться. К тому времени вернется Николай, он подобные вещи умеет делать лучше, чем кто-либо другой.

— Спасибо, — от всей души поблагодарил я Викторию. — Огромное спасибо! Такой камень с плеч упал! Размером с гору Казбек. И еще вот что… Возможно, прозвучит не очень красиво, но за мной должок.

— Я запомню, — без тени иронии сказала девушка. — Мезенцева, ты свидетель, что это обещание было дано.

— Ага, — отозвалась Женька, мастерящая очередной бутерброд.

О как. Я не то, чтобы пошутил, но близко к тому. Подобная фраза — норма вещей, все говорят в тех или иных случаях, что за ними должок, но никто никогда никому его выплачивать не собирается.

Но вот только, похоже, не в данном случае. Не знаю почему, но, кажется, с меня его взыщут целиком и полностью.

— Спасибо за чай, — чародейка из отдела 15-К встала с табуретки. — Поеду домой. Мезенцева, мне в другую сторону, но, если хочешь, могу тебя подбросить до метро.

— Езжай, — отмахнулась Женька. — Я остаюсь, потому что не все еще доела. Смолин мне потом такси вызовет. Он богатый, с него не убудет.

— Как скажешь, — даже не стала спорить Виктория. — Саша, проводи меня.

Уже у самых дверей она остановилась и произнесла:

— Не обижайся на нее. И не обижай. Женя славный человек. А характер… Он у нас всех не сахар. Просто не всегда понимаешь, что слова — это только слова, и не видишь за ними того, что есть на самом деле.

— Хорошо, — пообещал я, хотя и не со всем вышесказанным был согласен. — Постараюсь.

— Постарайся, — одарила меня на прощание неожиданной улыбкой Виктория и сама прикрыла за собою дверь.

— Грустная и красивая, — сообщил мне Вавила Силыч, невесть откуда взявшийся здесь. — И чародейство знает.

— Как есть волшебница, — подтвердил я.

— Чародейство и волшба — разные вещи, — пояснил Вавила Силыч. — Ты их не путай.

— О боги! — вздохнул я. — Как все непросто!

— Понятное дело, — даже не стал спорить подъездный. — Простого вообще в мире ничего не бывает. Даже таракан — и тот не просто так усами шевелит.

— Надо будет нам с тобой как-нибудь сесть за стол, и ты мне детально объяснишь, чем отличаются волшба, чародейство и к какой отрасли магии относится порча.

— Сам разберешься, — отмахнулся от меня подъездный. — А не разберешься — невелика беда. Ты ведьмак, тебе оно не надо.

А на кухне тем временем Евгения методично и последовательно уничтожала все съестное, стоявшее на столе. Напротив нее сидел мрачный как туча Родька и провожал взглядом каждый кусок, который она поглощала.

— Хоть обсверкайся глазами, на меня это не действует, — с набитым ртом сообщила моему слуге Мезенцева и цапнула новый кусок хлеба. — Лучше еще сырку подрежь.

— Нету больше, — проворчал Родька. — Кончился!

— Вот он у тебя жадина! — сообщила мне Женька. — И вредина! Наш Афонька и то лучше. И добра твой куркуль не помнит!

— Какого это добра? — возмутился Родька. — Пока кроме убытков да ругани с хозяином от тебя ничего хорошего наш дом не видал.

— А кого я печеньками в придорожном заведении кормила? — ехидно произнесла Мезенцева. — Летом еще? И слова не сказала, когда ты их все к себе в рюкзак утащил. А теперь кое-кому для меня даже сыру жалко.

— Нету сыра! — упрямо пробормотал Родька. — Нету! Если хочешь — вон целый чайник кипятку. Хоть залейся!

— Да и леший с тобой! — встала из-за стола Женька. — Нет и не надо. Смолин, до чего у тебя жадный сожитель, ужас просто!

— Он не сожитель, он слуга, — пояснил я. — Это разные вещи. Слушай, ты мне лучше скажи — а чего Виктория все время такая смурная? Вроде молодая женщина, красивая, умная, но по повадкам чисто Снежная Королева.

— Да у нее несколько лет назад любимого убили. — Женька, проходя мимо Родьки вдруг нагнулась и чмокнула его в черную кнопочку носа. — Спасибо, милок, и за еду, и за вежливое обхождение!

Родька возмущенно заверещал и начал вытирать нос лапами.

— Так вот, — Мезенцева, не обращая ни малейшего внимания на происходящее за ее спиной, легко, словно пританцовывая, направилась в комнату. — Как его убили, так и ее словно подменили. Раньше, если верить рассказам коллег, она была живчиком почище меня. Не знаю, сама не видела, но врать народ вряд ли станет. Да и этого парня, Германа, я тоже не застала, потому как была назначена как раз на его место. У нас, Смолин, тоже есть четкое количество штатных единиц, и когда одна выбывает, то на ее место сразу берут другую. Когда-нибудь и на мое кого-то возьмут. Когда я погибну при выполнении служебного задания.

— Типун на твой длинный язык, — не выдержал я, следуя за ней. — Мелешь вечно не знаю что…

— Волнуешься? — Женька оперлась на мое плечо. — Приятно. Но, увы, увы, в нашем отделе по-другому не бывает. Знаешь, у нас даже поговорка есть: «никто и никогда». В смысле — никто и никогда по своей воле из 15-К не уходит и своей смертью не умирает. Так что это только вопрос времени. Сначала мне тоже жутковато было, а потом привыкла и смирилась. О, знакомые все лица!

Мезенцева подошла к шкафу, где на одной из полок стояла так и не убранная фотография Светки.

— Это твоя бывшая, — Женька взяла с полки рамку и хихикнула. — Как мило! Как трогательно! Ты даже хранишь ее фотку! Смолин, не знала, что ты так сентиментален. И даже пыли на ней нет. Ой, это что-то!

— Стоит и стоит, — невозмутимо произнес я. — Хлеба не просит. И потом — я же не говорил, что наш с ней брак был неудачным. Что-то не срослось, что-то не получилось, но это не повод жечь все мосты. Нет, ты-то наверняка при расставании с молодым человеком совместные фотки ножницами режешь и все памятные предметы торжественно кремируешь. Но не все же такие, как ты?

— Не знаю почему, но почувствовала себе дурой, — призналась Женька. — А ты не так прост, как я думала. Или это тебе стены помогают? Твой дом — твоя крепость.

Она еще раз посмотрела на фотографию, поставила ее на старое место, потом подумала и толкнула пальцем так, чтобы та упала лицом вниз.

— Тот случай, когда даже не знаю, как поступить правильно. По уму, надо уезжать, потому что так будет верно. А самой хочется остаться. Только ты не строй иллюзий, Смолин, не в тебе дело. Будь на твоем месте кто-то другой, было бы то же самое. Просто осень пришла. Везде серо, сыро, холодно. Хочется тепла, хотя бы иллюзорного.

— Оставайся, — предложил я. — В чем же дело? Тем более что ты для себя все уже решила.

— Это просто одна ночь, — предупредила меня Мезенцева. — И все!

— Кто бы спорил, — усмехнулся я. — Да меня наши не поймут, что там, что там, если узнают, с кем я связался.

— Какие «наши»? — опешила Евгения.

— Одни в банке, вторые — там, в темноте, — я махнул рукой в сторону окна. — А как ты хотела? Для первых ты мент, для вторых сыскной дьяк. Куда там Монтекки и Капулетти, тут противоречия посерьезней. Это, Женя, не просто грехопадение выходит, это…

Ну это я, конечно, преувеличил. Ни там, ни там до меня никому дела не было вовсе никакого. Потому что ни там, ни там я особо никому не нужен был. Но звучало-то красиво. Импозантно, я бы сказал.

— Ты болтун, — она подошла ко мне совсем близко. — Невероятный болтун.

— Какой есть, — пожал плечами я. — Нравится — бери, не нравится — иди.

Девушка глубоко вздохнула, обогнула меня, подошла к комнатным дверям и громко крикнула:

— Родион, сюда этой ночью не соваться. На кухне переночуешь, не маленький.

А после захлопнула створки. Громко, так, что стеклышки дверные зазвенели.

Как она ушла утром — не слышал. По крайней мере, когда зазвонил будильник, все что от нее осталось, это неуловимый запах духов и рыжий волос на подушке.

— Жень? — на всякий случай крикнул я, рассудив, что, возможно, она добивает на кухне содержимое моего холодильника. — Ты здесь?

— Нет ее, — сумрачно сообщил мне Родька, бочком входя в комнату. — Час, как ушла. И мне еще на прощание пальцем погрозила. Хозяин, не пара она нам! Не пара! Другая хозяйка нам нужна, потому как… Ох, батюшки!

Родька заметил, что на полке шкафа нет фотографии Светки, невероятно шустро, цепляясь лапками за ручки отделений, вскарабкался наверх и облегченно вздохнул, поняв, что никуда она не делась и никто ее не выкинул.

Он дыхнул на стеклышко, протер его и поставил фото так, как оно стояло до того.

— Вот — хозяйка, — заявил он мне. — Сразу видно. И прикрикнет, если чего, и похвалит, коли заслужил. А эта рыжая чего? Только жрать горазда да глотку драть.

— Ты сейчас о чем конкретно? — привстав, чуть смутился я, вспомнив, что творилось в комнате, когда мы потушили свет.

— Да все у нее вечно виноватые, все у нее дураки, она одна умная, — пояснил Родька. — А у самой за душой нет ничего, только портки драные. Нет, хозяин, я тебе так скажу…

— Тыдавай помолчи, — посоветовал я ему, слезая с кровати и аккуратно снимая волос Женьки с подушки. — Позволь мне самому решать с кем жить, как и когда. И пустой конверт из вон того ящика дай. Да не этого, а вон того.

— Ясно, что дело твое, хозяин, — продолжал бубнить Родька, выполняя мое указание. — Но и ко мне прислушиваться тоже не мешает. У меня глазок — смотрок, я на пять верст вглубь земного чрева вижу!

— У тебя глаз, как фара на «Запорожце», потому что круглый и светится в темноте, — возразил я слуге, убирая волос в конверт. — И вообще — много ты воли взял, мой мохнатый друг! Давно фановые трубы с подъездными не чистил?

Черт, я ему эту фразу стал говорить так часто, что он к ней, похоже, просто привык. И впрямь сдать его снова в аренду Вавиле Силычу, что ли? В профилактических целях.

Интересно, а чем ему так Светка по душе пришлась? Он же ее ни разу даже не видел своими глазами. Хотя на фотографии она получилась здорово, что есть — то есть. Это мы тогда ей специально фотосессию заказывали, у профессионального фотографа. Дорого вышло, но очень качественно.

Но это все ладно, это все лирика. Надо о более прозаических делах подумать. Я так понял, через пару дней ко мне наведается та, кто мне иголку с порчей в дверь воткнула, и неплохо бы ее встретить честь по чести, с оркестром и всем таким прочим. А именно — с теми, кто сможет квалифицированно получить у нее интересующую меня информацию. Я сам, боюсь, недостаточно опытен в данных вопросах, так что нужна помощь со стороны. А именно — надо побеспокоить госпожу Ряжскую. У нее такие кадры есть. Например — Алеша. Сдается мне, он большой мастак в данной области. Нет, еще есть Стас, у которого тоже имеется должок передо мной, но его я пока приберегу. Он отлично умеет считать, и оказав один раз помощь бескорыстно, за ранее оказанные мной ему услуги, потом непременно выставит счет за последующие. Но даже не в этом беда, деньги — это только деньги, тем более что сейчас они у меня есть. В следующий раз он может мне просто отказать, если сочтет что моя просьба может повредить его карьере. Свой человек в органах — великое дело, пусть даже и на такой, вроде бы незначительной должности, его надо беречь. Никогда не знаешь, когда такая помощь пригодится. В России живем, а в ней от сумы и тюрьмы зарекаться не стоит никогда и никому.

Так что — Ряжская. Заодно и проверим, как далеко простирается ее расположение ко мне. И еще… Она до сих пор не знает, кто я такой на самом деле. Догадывается — наверняка. Но не более того. Она, небось, и слова-то такого как «ведьмак» не слышала, думает, что я какой-нибудь колдун или знахарь. Так пусть узнает, почему нет? Вот и выясним, готова ли она далее общаться с тем, кого на белом свете нет. Я с теми, кто мою голову собирался забрать, либеральничать не стану. Прав Хозяин Кладбища, нет в мире Ночи сочувствия к тем, кто тебя убить хотел. Ты его пожалеешь, а он только над тобой посмеется и завтра умнее да злее будет. Так что наказать их надо как следует. И тут мне опять понадобятся люди Ольги Михайловны, потому как Нифонтов на такое не пойдет. Ему по штату не положено. А вот Алешу вряд ли остановят должностные инструкции и министерские положения, они для него не писаны.

В общем — завтракать и в путь. А по дороге на работу я ей и звякну, хоть бы даже с родного Гоголевского. Тем более что денек сегодня обещает быть просто замечательным, в смысле погоды, утром такого дня приятно минут на десять приземлиться на лавочке и подышать чуть влажным и каким-то особенно пряным осенним воздухом, в котором неведомым образом сплелись запахи, которые вроде бы не должны соседствовать. Тут тебе и прелая листва, и влажная земля, и чад из недалекой чебуречной, и автомобильные выхлопы. Какофония ароматов, но вместе со всем остальным, с остатками желтой листвы на деревьях, с детьми, деловито спешащими в школу, с женщинами, невероятно грациозно вышагивающими на своих «шпильках» по бульвару, они образуют нечто такое, что обычно называют «московской осенью». А еще — тучи наконец ушли, и небо сияет той пронзительной чистотой и синевой, какая бывает только в этом городе и только в последние дни октября, незадолго до того, как Москву закружит в белизне первой метели новой зимы.

Собственно, так и сделал. Купив в давно знакомой мне закусочной очередной «хот-дог» (холодильник и в самом деле оказался почти пустой, не врал Родька), я бодро сжевал его, стряхнул крошки с галстука, погладил себя по животу и достал смартфон. Ну да, для дам ее круга час ранний, но, с другой стороны, солнце встало, а, значит, и людям спать нечего.

— Мое почтение, Ольга Михайловна, — бодро проорал я в трубку, когда, к моему величайшему удивлению, Ряжская сняла ее после второго гудка. — Как там у Грибоедова? «Едва рассвет, и я у ваших ног».

— Не так, — звонко рассмеялась Ряжская. — «Чуть свет, уж на ногах! И я у ваших ног!». Но на фоне нынешней бездуховности уже тот факт радостен, что ты знаешь классиков. Доброе утро.

— Не разбудил ли? — вложив в голос все сочувствие, поинтересовался я. — Прямо ломал голову — не слишком рано звоню?

— Я встаю в шесть утра, — кротко объяснила мне собеседница. — Ты наверняка в это время еще дремлешь, а я уже бодрствую. Деньги не любят тех, кто долго спит. Они любят энергичных и целеустремленных.

— Не видать мне большого капитала, — вздохнул я. — Ленив больно.

— Не скажу, что сейчас сильно занята, поскольку стою в пробке, но и особо временем не располагаю, надо с кое-какими документами поработать. Что хотел, Саша?

— Во-первых узнать — как там госпожа Вагнер? — решил не лупить просьбой прямо в лоб я. — Надеюсь, ваша вчерашняя беседа заставила ее пересмотреть планы в отношении меня?

— Не сказала бы, — досадливо цокнула языком женщина. — У Яны есть одна очень скверная черта — когда она чует запах денег, то становится неуправляемой. Причем даже неважно, о каких суммах идет речь. Тут как с собакой Павлова — прозвучало слово «прибыль», и все — обильное слюнотечение, глаза навыкате, виляние хвостом и все остальное, что полагается. Так что, боюсь, она тебя еще будет некоторое время донимать своими визитами.

— Надеюсь, только своими? — немного встревожился я. — Просто не хотелось бы общаться с крепкими ребятами, обладающими внешностью истинных арийцев.

— Почему «арийцев»? — изумилась Ряжская.

— Ну она же Вагнер, — пояснил я. — Значит, и безопасность у нее должна состоять из Мюллеров, Шульцев и Рихтеров. Или Рихертов, фиг его знает, как правильно.

— До такого не дойдет, ручаюсь, — снова засмеялась моя собеседница. — Не переживай. Вагнеры знают, что ты под моей защитой, а значит, случись что с тобой, ответ придется держать передо мной. Точнее — перед моим мужем. Это им ни к чему. И даже более чем ни к чему, поверь. Но вот от муторности непосредственно общения с Яной я тебя, увы, избавить не смогу. Извини.

— Ну это не страшно, — заверил ее я. — Главное, меня никто не будет хватать, сажать в машину с тонированными стеклами и увозить за пределы Москвы, дабы пытать в подвале.

— Ты смотришь слишком много русских сериалов, — заметила Ряжская. — Такого в настоящей жизни не бывает, по крайней мере теперь. Есть другие, куда более эффективные способы заставить человека сделать то, что тебе нужно. Начиная от денег, которые работают почти всегда, и заканчивая административным ресурсом. Но это неважно, тебе подобное знать и не нужно.

— Это да, — согласился я, добавив про себя: «Вы даже не представляете, насколько».

Одной проблемой меньше. Вагнеры не представляют физической опасности для моей тушки — и это здорово. Что до моральной стороны дела — я дам Яне Феликсовне еще один шанс. Если не возьмется за ум, то ей же будет хуже.

— А что во-вторых? — поторопила меня Ряжская.

— Тут у меня одна проблемка нарисовалась, — помолчав десяток секунд, сообщил ей я. — Личного, в каком-то смысле, характера. Меня немного повредить хотели, в физическом отношении, но не вышло.

— На тебя напали? — голос Ольги Михайловны неуловимо изменился.

— Не совсем, — я посопел в трубку. — Точнее — да, но не так, как это обычно выглядит… Сложно объяснить.

— Если ты не сможешь четко изложить все детали происшедшего, то я не смогу тебе помочь, — деловито отбарабанила Ряжская.

— Сможете, — заверил ее я. — Еще как. Точнее — это сможет сделать ваш славный Алеша. Через пару дней тот, кто хотел мне навредить, сам нарисуется в поле моего зрения. Поверьте, это будет именно так. И мне не помешала бы помощь того, кто умеет не очень дружелюбных и не очень контактных людей держать в узде и наводить их на мысль о том, что конструктивный диалог — залог здоровья. Административный ресурс мне нужен, говоря, по-вашему.

— Красиво изложил, — похвалила меня Ольга Михайловна. — Витиевато, но информативно. Вот только ты не совсем верно понимаешь смысл как наших отношений, так и направленности службы Алеши. Он отвечает за безопасность нашей семьи. Он не «отбойщик». А именно эту роль ты ему и отвел.

— С последним ясно, — вздохнул я. — Но вот с первым… В смысле — отношений. Я как-то так привык уже к мысли, что мы славно ладим. Так привык, что всегда иду навстречу вашим пожеланиям, практически ничего не прося взамен. И, заметьте, ни слова ни сказал, когда вы пару минут назад обескуражили меня новостью про Вагнеров, кротко приняв этот удар судьбы. А ведь если бы не вы, то и проблемы у меня не было никакой. Нет человека — нет проблемы. Но мы друзья, а они никогда не пеняют друг другу на промахи.

— Да-да-да, — оборвала меня Ряжская. — Ты добрый мальчик, я корыстолюбивая богатая стареющая дрянь, которая тебя эксплуатирует. Хм… Тебя упрекаю, а сама штампами заговорила.

— Вот и не правы вы во всем, — на этот раз вполне искренне заявил я. — Ну кроме слова «богатая». Ольга Михайловна, вы очень и очень красивая молодая женщина, и никакая вы не дрянь.

— Маленький лжец, — я понял, что она улыбается. — К тому же — неумелый лжец. Да и переговорщик ты никакой. Все эти твои рассуждения о моих пожеланиях гроша ломаного не стоят. Саша, ты за все это получал деньги — и хорошие деньги. Твой чек был куда выше чем у кого-либо из подобных профессионалов. Я знаю рынок и знаю цены, благо успела в нем повариться.

— Может, потому что я всегда выдавал результат, в отличие от упомянутых профессионалов? Делал то, что им не под силу. Гарантия результата стоит денег, особенно учитывая характер работ.

— Аргумент, — признала Ряжская. — Но этот аргумент ничего не меняет.

— Так «да» или «нет»? — поставил вопрос ребром я. — Ответ не повлияет на наши отношения, я все пойму.

— И снова ложь, — тут же парировала мою фразу Ряжская. — Причем еще более неумелая, чем раньше. Ты юн, а потому обидчив. Ладно, хорошо, я помогу тебе. Но только ты должен мне сказать, причем на этот раз честно — не криминал? Потому что если это он, то, извини, нет. Есть такая вещь, как репутация, которую очень тяжело заработать…

— И очень легко потерять, — закончил я за нее. — Мне наш предправ недавно целую лекцию на этот счет читал. Никакого криминала, Ольга Михайловна, ровным счетом. Просто мне нужен тот, кто умеет спрашивать и получать ответы, я же объяснил. У меня не получается пока это делать. Там постановка голоса нужна, убедительность и харизматичность. Вы же меня изучили уже, откуда у меня такое… Сарказм там, ирония — это есть. А остального нет. Впрочем, может, придется придержать этого человека немного, поскольку он наверняка будет не очень адекватен. Но не до смертоубийства. Так, малость, чтобы на меня не бросался.

— Н-да, — Ряжская помолчала. — Интересная у тебя жизнь, Александр Смолин. Даже завидно немного. У меня-то одна рутина, с переговоров в фонд, из фонда на фуршет, а там опять переговоры, только с закусками на подносах. Ладно, будь по-твоему. Алешу я не дам, он мне самой нужен, но сегодня в банк придет новый начальник службы безопасности, вот он тебе и поможет. Зовут его Геннадий, я позвоню, его предупрежу. Подойдешь к нему, все объяснишь, а дальше по ситуации. И держи меня в курсе, пожалуйста.

— Конечно, — пообещал я. — Спасибо огромное. Выручили.

— Ну, может, ты и прав, — в голосе Ольги Михайловны отчетливо зазвучала ирония. — Может, я и в самом деле не такая уж дрянь.

На этой условно-веселой нотке она и повесила трубку. Даже «пока-пока» не сказала. Хотя и могла бы.

А я посидел еще немного на скамейке, поглазел в синее небо, да и пошел на работу. Хоть я теперь вроде как неприкасаемый, сильно опаздывать на службу не стоит. Оно ведь как бывает? Сегодня ты фаворит, а завтра нет. Только привык жить красиво и с душой, а все, халява кончилась и снова надо вбивать себя в привычные рамки. А это — сложно, потому что люди к хорошему привыкают очень быстро.

Так что лучше и не начинать жить на широкую ногу. От греха.

И ведь не ошибся. У служебного входа меня, как и прочих моих коллег, ждал «нежданчик», причем, мягко говоря, неприятный. Даже присной памяти Силуянов до такого не додумался.

Прямо за турникетом, к которому каждый из нас прикладывал свою магнитную карту сотрудника, обнаружился незнакомый мужчина в безукоризненном костюме, белой, как снег, сорочке и однотонном галстуке. Он держал в руках часы и сообщал каждому вошедшему приблизительно следующее:

— Опоздание пять минут. Штраф к месячной зарплате пять процентов. Что значит: «несправедливо»? Официально зафиксированные часы работы для сотрудников существуют? Существуют. Штрафы за опоздание на работу существуют? Тоже существуют. И опоздание — вот оно, зафиксировано. Все абсолютно логично. Ну извините, что не предупредил вас. Просто если бы я это сделал, то не получился бы сюрприз. Проходите, не задерживайте людей. Одна минута беседы с вами — один процент от их зарплаты.

Хитер бобер. На возмущающуюся Аньку Потапову, которую вежливый мужчина в этот момент как раз и драконил, тут же заорали все остальные, кто еще не миновал турникет. Ведь видно же, что человек не шутит. Такие вещи как-то сразу нутром понимаешь.

— Так, кто у нас вы? — спросил у меня мужчина, глянув на часы. — Фамилия, имя, должность.

— Смолин, Александр, — вздохнув, ответил я. — Отдел финансового мониторинга.

— Семь минут опоздания, Смолин Александр, — сообщил мне мужчина. — Штраф семь процентов. Проходите.

— Так я три минуты в очереди простоял! — попробовал возмутиться я. — А пришел-то раньше!

— Пришли бы раньше — не стояли бы в очереди и не ждали, — возразил мне мужчина. — Проходим, не задерживаем остальных.

Самое прикольное, что, когда я уже направился к лестнице, за спиной я услышал голос Чиненковой, которая, судя по всему, пыталась пробиться ко входу, расталкивая остальных сотрудников. Интересно, ее тоже оштрафуют? Сдается мне, что да. Не иначе, этот новый начальник безопасности, который Геннадий, гайки завинчивать начал с первого дня и делегировал сотрудников творить суд и расправу.

И правильно. Если нас не щемить, то мы мигом разболтаемся. Главное — без фанатизма это делать и самодурства. Не как предыдущий начальник, проще говоря.

Хотя семь процентов от зарплаты жалко. Понятно, что падение в финансовую пропасть мне сейчас не грозит, но все-таки…

Собственно, утреннее мероприятие и стало главной темой разговоров по всему банку. Как выяснилось позднее, оштрафовали не только младший и средний персонал, под раздачу попало даже руководство. И Чиненкову, и Попову, и даже Немирову рублем ударили. Особую радость вызвала новость о том, что Косачов, который жил по своему личному графику, тоже налетел, причем аж на сорок процентов. Ругался, рассказывали, так, что стены дрожали, грозил новому охраннику жуткими карами и страшной местью, но тот даже и глазом не повел.

А вот Волконскому все было нипочем. Он, как всегда, пришел за полчаса до начала рабочего дня и теперь всячески одобрял меры, предпринятые новым безопасником.

В нашем кабинете особенно разорялась Наташка.

— Такой симпатичный — и такая тварь! — негодовала она. — Двенадцать процентов! Двенадцать! За что? Ну опоздала. Раз. Всего разок!

— На этой неделе, — уточнила Ленка.

— И ты не лучше! — немедленно вызверилась Наташка на подругу. — Ты вообще на чьей стороне? На моей или этого гада гадского?

— Я на стороне правды, — уклончиво ответила Ленка. — Кстати, Сашку тоже рублем ударили — и ничего. Сидит, молчит.

— Он всегда сидит и молчит, — взвизгнула Федотова. — Потому что бесхребетный! А я — нет! Я… Я… Я…

— Верхушка от буя, — лениво произнес я, вставая из-за стола. — Что ты? Иди, скажи это новому главе СБ, а не нам. Или только тут орать сильна?

— Смолин? — притихла Наташка. — Ты чего?

Чего-чего… Не знаю почему, но меня задели ее слова. Еще совсем недавно я бы их мимо ушей пропустил, понимая, что сказано это не со зла и так, между делом.

А вот сегодня… Как-то неприятно стало.

Может, потому что это правда? Ну или совсем недавно была правда? И мне не хочется, чтобы так было и дальше?

— Не пугай нас, — попросила Ленка. — Пожалуйста. Мы к тебе привыкли, нам другого Смолина не надо.

— Хрррр, — я сдвинул брови и сурово поглядел на них.

Федотова перекрестилась. Ленка закрылась листом бумаги, плечи ее вздрагивали от смеха.

— Смотрите у меня! — сурово рыкнул я и вышел из кабинета.

Пойду, прогуляюсь к этому самому Геннадию. Может, Ряжская ему уже позвонила?

Глава пятнадцатая

К моему величайшему удивлению, Геннадием оказался тот самый мужчина, что так лихо опростоволосил сегодня добрую половину банка.

— Слушаю, — сообщил он мне, после того как я вошел в бывший кабинет Силуянова, предварительно, разумеется, постучав в дверь. — Ну?

— Александр Смолин, — немного растерявшись, сказал ему я. — Добрый день.

— Помню, — безопасник взял листок, лежавший перед ним на столе. — Отдел финансового мониторинга, опоздание семь минут. Что дальше?

— А вам Ольга Михайловна по моему поводу еще не звонила? — уточнил я. — Она просто сказала мне…

— Звонила, — кивнул Геннадий. — Но, насколько я понял из ее слов, какая-либо помощь с моей стороны нужна вам не прямо сегодня и сейчас, верно? Речь шла о том, что она вам понадобится через пару дней. Все верно?

— Ну… Да, — признал я.

— Так зачем вы беспокоите меня в данный момент?

Вот тут я прямо-таки впал в ступор. Нет, вопрос мне был понятен. Что на него ответить, неясно.

Не то чтобы я привык к тому, что имя Ряжской обеспечивает мне «зелёный коридор», просто как-то… Непривычно, что ли? По сути, он меня сейчас вежливо и корректно послал куда подальше. Нет, дело знакомое, просто как-то уже подзабытое.

— Вот что, Александр Смолин из отдела финансового мониторинга, идите-ка вы к себе на рабочее место и выполняйте надлежащие служебные обязанности, — властно сообщил мне Геннадий. — И еще. Так и быть, по дружбе я вам дам один полезный совет. Без нужды не шатайтесь по коридорам, не тратьте на обед времени сверх положенного и не бегайте поминутно курить. С сегодняшнего дня это все будет фиксироваться и соответствующим образом отражаться в отчетах моей службы, которые будут отправляться… Куда надо будут отправляться. Я понятно выразился?

— Предельно, — щелкнул каблуками я. — Можно идти?

— Секунду. — Геннадий встал и подошел ко мне. — Вот, карточку возьмите с моим телефоном. Когда будет нужна помощь в означенном вопросе — звоните. Время суток не имеет значения, он включен всегда.

Выйдя из кабинета, я почесал затылок.

Однако. Похоже, у нас сменилась власть — и надолго. Чую, мы Силуянова с его казенным юмором еще не раз добрым словом вспомним.

Да и сокращения не за горами. Знаем мы, куда эти отчеты пойдут и какие выводы на их основании принимать будут. Надо Наташку с Ленкой предупредить, от греха подальше. Заступничество Ряжской на меня распространится точно, а вот на них, по тем делам, что в банке творятся — не факт. Похоже, мои изначальные благотворительные планы медным тазом накрылись. И я не знаю, стану ли, если что, обращаться к ней с лишней просьбой.

А еще… Если бы не мое ведьмачество, то сократили бы меня за милую душу! Как пить дать лететь бы мне в этом случае как голубю белому в синее небушко. Спинным мозгом чую.

Вот только выполнить пожелание сурового Геннадия посидеть и поработать мне толком не удалось. Через час в банк пожаловала досточтимая Яна свет Феликсовна, о чем мне сообщил Косачов, влетевший в кабинет как молния.

— Сашка, — просипел он, вытирая пот со лба. — Вагнеры приехали!

— А почему во множественном числе? — изумился я, откладывая в сторону копию клиентского валютного договора о закупке тигровых креветок у минской фирмы. Должно быть, братья-белорусы их прямо на картофельном поле вылавливают, среди ботвы. — Их к нам пожаловала рать? Надеюсь, они прибыли без коней, доспехов, плащей с крестами на спине и отряда наемных ландскнехтов?

— Они прибыли вдвоем, — Косачов алчно причмокнул. — Яна Вагнер и Петр Вагнер. Сашка, ты мне должен, если ты забыл! И хорошо должен. Давай, дружище, выполняй взятые на себя обязательства!

— Прямо просится фраза: «Выполняй свой долг!» — влезла в разговор Денисенкова.

— Главное, чтобы не супружеский, — добавила от себя Федотова. — Смолин, мы не хотим тебя потерять. Ты только-только стал вызывать у меня хоть какие-то чувства, отличные от материнско-сестринских.

— А, опамятовалась, Федотова, почуяла во мне мужское начало? — я, проходя мимо Наташки ткнул ей пальцами под ребра. — А вот и фиг тебе. Я теперь тебе мстить буду. Я теперь гордый.

— Придет война — хлебушка попросишь, — показала мне язык сослуживица. — Я знаешь какая злопамятная?

— Сашка, время, — Косачов постучал ногтем по стеклышку своих недешевых наручных часов. — Такие люди ждут!

— Люди, люди, — я потянулся. — Кхм… Фрукты, блин, на блюде.

— Там другое слово, — справедливо заметила Ленка. — В поговорке.

— Я джентльмен и нецензурно при дамах не выражаюсь. Хотя, по сути, эти Вагнеры они и есть. Те, кого я словом «фрукты» заменил. Надоели эти тевтоны мне хуже отрыжки.

Бедного Косачова от таких слов всего аж перекорежило.

Но в одном Витька прав — должок за мной значится. И надо его вернуть. Накой мне лишние обязательства? Тем более, что кого-кого, а Вагнеров мне не жалко. Пусть Косачов терзает их зажиточные тушки и кипятит им мозги.

Потому в переговорную мы зашли вместе — я и клиентщик, нацепивший прямо у дверей на себя невероятно радостную и солнечную улыбку. Как ему удается радоваться встрече с клиентом настолько искренне, что даже я, минуту назад слушавший его речи о том, что: «Вагнеры, конечно, уроды еще те, но, блин, у них такие обороты», верю в чистоту его помыслов?

Это талант. Без дураков — это он. Я тоже умею врать клиентам в глаза, но до его филигранного уровня, поднявшего банальную и типовую рекламную ложь на уровень высокого искусства, мне далеко. Полагаю, будь Косачов на моем месте там, в кафе «Костер», то не пришлось бы ему краснеть и выкладывать правду. Он убедил бы Ровнина в том, что приходила никакая не мара, а неприкаянная душа, и тот ему поверил.

— Это кто? — без каких-либо прелюдий и приветствий спросила у меня Яна Феликсовна и ткнула пальцем, на который был надет перстень, украшенный невероятных размером камнем, в сторону клиентщика. — Зачем здесь? Он нам не нужен.

— И вам доброе утро, — ухмыльнулся я и плюхнулся в кресло. — Он нужен. Хотите говорить со мной — сначала выслушайте его.

— Ты не права, Яна, этот молодой человек не полностью лишен манер, — сообщил Яне Феликсовне мужчина, сидящий рядом с ней и неторопливо попивавший кофе. — Он только делает вид, что таков. Ход примитивный, но изредка работает.

Так вот ты какой, Петр Вагнер, таблеточно-ампульный король.

Был он ожидаемо немолод, благообразен, умеренно-бородат, в меру упитан и более всего напоминал бюргера средней руки откуда-нибудь с дюссельдорфщины или мюнхенщины. Ему бы смешную шляпу на голову, штаны на лямках и кружку пива в руку — и как есть типичный немец-перец-колбаса.

— Я рад… — губы Косачова вот-вот должны были треснуть от ширины улыбки, но закончить стартовую, затверженную намертво фразу ему Вагнер не дал, прервав ее в самом начале.

— И мы рады, — сообщил Виктору он, достал из кармана ярко блеснувшую золотистым металлом визитницу, достал из нее глянцевый прямоугольничек и метнул его на стол. — Вот моя карточка. Звонить не надо, говорю сразу, времени на вас у меня не будет. Но можете прислать на электронный адрес свои предложения по обслуживанию, я их рассмотрю. Решение об открытии в вашем банке счетов уже принято, часть оборотов мы сюда переведем. Вашей заслуги тут нет, данное решение принималось на другом уровне, но сопровождение — это тоже важно, равно как и человек, который будет курировать наши интересы в данном учреждении, так что возможность заработать кое-какие комиссионные вы получите. Думаю, на этом все?

Данный вопрос был адресован не Косачову, а мне.

— В расчете? — спросил я у Витьки.

— Полностью, — цапнув карточку со стола, ответил мне тот. — Все вышлю, причем незамедлительно. Поверьте, наш банк — оптимальный выбор для вашей компании.

— Да-да, — одарил Косачова скупой улыбкой Вагнер. — Рад знакомству.

Знакомству. Он даже имя свое Витьке произнести не дал.

Впрочем, моего коллегу это совершенно не смутило, как видно, он к подобному привык. Нет, воистину каждому свое. Я бы так не смог, как он. И еще — честно Косачов свой хлеб зарабатывает. Ведет себя иногда неправильно, но в остальном… Собачья все же у «привлеченцев» работа. Ведь даже не пошлешь никого куда подальше, хотя, наверняка, иногда очень хочется это сделать.

Мой спутник оставил на столе свои визитки, подмигнул мне и покинул переговорную.

— Итак. — Петр допил кофе и беззвучно поставил чашечку на блюдце. — Думаю, представляться нам друг другу не надо, и очерчивать круг вопросов, которые имеет смысл обсудить, тоже.

— Думаю, не надо, — согласился с ним я — Да и обсуждать нечего. У нас с вами нет никаких пересекающихся интересов — ни служебных, ни, тем более, личных. Та услуга, о которой меня просила Яна Феликсовна, насколько я понимаю, выполнена. А более нас ничего не связывает.

Кстати — вот ведь высокие у них отношения! Тогда я как-то не задумался о сути происходящего, а сейчас меня осенило. Блин, она же, выходит, ему все рассказала. И то, что невесть какую жижу в питье подмешала, и зачем это сделала. Не врет Ряжская — любит Яна деньги, если на такое пошла. Из моих знакомых никто так поступить не смог бы, даже безбашенная Маринка.

— Нечасто можно увидеть людей, которые так активно сопротивляются возможности стать немного богаче, — негромко рассмеялся Вагнер. — По идее, вас можно демонстрировать как некий уникум. Скажите, вот такое упорство… Дело непосредственно в нас, или в чем-то еще? Или, может, вы просто не любите немцев как нацию? Я, знаете ли, в молодые годы с подобным сталкивался. Немного, но было.

— Да нет, — немного растерялся я. Подобного националистического поворота разговора я не ожидал. — Немцы и немцы, чего там. Все на одной планете живем. Правда, Меркель эта ваша… Ладно, не об этом речь. Просто — не хочу я популяризировать то, что добыла у меня ваша супруга. Не хочу — и все.

Вагнер сплел пальцы рук в «замок» и с интересом уставился на меня. В переговорной установилось молчание.

— Думаю, дело не в популяризации снадобья, — наконец сообщил мне он. — Вы, Александр, себя лишний раз напоказ не желаете выставлять. Не хотите — и не надо, никто не против. Мы — люди и всегда можем прийти к такому решению, которое будет обоюдовыгодным. И к той форме делового общения, которая устроит всех — и вас, и нас.

— Скажите, а почему вы так вцепились в это зелье? — задал я наконец вопрос, который интересовал меня все сильнее и сильнее. — Есть же масса аналогов, причем с ними уже не надо проходить всякие там тесты, лицензирование и тому подобную тягомотину. Ну не в простоте же компонентов дело?

Супруги переглянулись, и это мне очень не понравилось. Сдается мне, не только в этом зелье дело. Тут что-то другое.

— Знаете, Александр, московский деловой мир — одна большая деревня, — взгляд Петра перестал быть рассеянным, теперь у него были глаза снайпера перед выстрелом. — И новости в нем разносятся быстро. Даже быстрее, чем вы можете себе представить. Вот, например, милейшее существо Зоя Звонарева. Никак она не могла забеременеть. Уж чего только не делала, чего не пробовала!

— Бедная девочка, — без тени сочувствия добавила Яна Феликсовна.

— Да-да, — подтвердил ее супруг. — Я и сам принимал участие в ее судьбе, устраивал в одну швейцарскую клинику, куда без рекомендаций пациентов даже за большие деньги не принимают. Все впустую, даже тамошние мастера руками развели. И тут я узнаю, что она в положении, срок пять недель. И как же это ей удалось?

— И в самом деле — как? — захлопал глазами я.

— А кто ее приятельница? — ехидно прищурившись, спросила у меня Яна Феликсовна.

Тут я и вовсе промолчал, только голову к плечу склонил и дальше стал слушать.

— Ну я и сам отвечу на данный вопрос, — продолжил Вагнер. — Ряжская, Ольга Михайловна. А после я узнаю, что и другая ее подруга излечилась, на этот раз от мигрени, с которой ей даже в профильной франкфуртской клинике помочь не смогли. Так та ее доняла, что бедолага чуть дара речи от боли за последние несколько месяцев не лишилась. А теперь — глядите-ка, эта бывшая больная умчалась с молодым кавалером куда-то в район Карибских островов дайвингом заниматься. Причем глубинное давление ей отныне безразлично. И знаете, Александр, что объединяет эти два случая и еще почти с десяток других?

— Конечно, знаю, — пожал плечами я. — Они все побывали тут, в этой самой переговорке. Это я им всем помог.

— Неожиданно, — огладил бородку Вагнер. — Думал, отпираться станете.

— Зачем? — изумился я. — Какой смысл? Факт есть факт, его доказать проще, чем опровергнуть.

— Вот вам и ответ, — Петр чуть наклонился вперед. — Нам нужно не только то зелье, что заставило меня вспомнить подростковый возраст и реализовать все его эротические мечты. Нам нужно все, Александр. И мы готовы за это платить. Хорошо платить.

— А как насчет доли? — немного насмешливо глянул я на Яну Феликсовну. — Ну чтобы новое название бизнеса звучало как… э-э-э-э… «Вагнер, Вагнер и Смолин»?

— Я оценил юмор, — усмехнулся Петр. — Разумеется — нет. Но если вам угодно устроиться в нашу компанию в качестве сотрудника, то я исключительно «за».

— Надеюсь, должность будет не ниже заместителя генерального директора?

Кроме шуток — вот он, реальный шанс свалить из банка в относительно счастливое будущее. А что? Кабинет выпросить себе можно с видом… Не знаю. На что-нибудь. Опять же любые ингредиенты всегда будут под рукой, бесплатно и без ограничений.

Правда, есть один минус. За это все я соглашусь быть чем-то вроде дойной коровы. Даже не чем-то, а прямо ей. И, к слову, меня довольно быстро забьют сразу после того, как поймут, что выдоить больше нечего.

И этот минус перевешивает все остальное. Хотя я бы все равно не согласился. Ну вот не нравятся мне эти Вагнеры. Нет, может они и неплохие люди, но — не нравятся. Субъективно? На сто процентов. Но я на объективность и не подписывался.

Да и к банку я привык, так что несерьезные это всё мысли.

— Почти, — вместо Петра ответила его жена. — Консультант по особым вопросам. Ну или что-то в этом роде. Александр, ты можешь быть крайне полезен для нашего бизнеса, но это не означает, что перед тобой немедленно откроются врата великих возможностей. Пост в семейном предприятии Вагнеров нельзя получить за красивые глаза, его можно только заработать. Как, впрочем, и в других серьезных компаниях. Так что поменьше читай глянцевые журналы и многотомные фантастические романчики с выдуманными историями успеха. Ах, он сделал нечто необычное и его сразу завалили всем-всем-всем — машина, деньги, большой пост и квартира за счет компании. Какая чушь! Не бывает.

— Все определяет полезность человека, — гораздо более мягким тоном сообщил мне Вагнер. — Мы умеем мотивировать тех, кто представляет интерес для нашего бизнеса, и выбрасывать за борт бездельников, не желающих работать.

— А если я скажу «нет»? Снова и снова? Что тогда?

— Что тогда? — задумался Петр. — Что же тогда… Пока не знаю. Но смею заверить, варианты решения данной задачки найдутся. Как говорили в годы моей молодости: «нет таких крепостей, которые не смогли бы взять большевики». Большевиков уже нет, но фраза хорошая и правильная.

— Нет, — решил я прекратить эту беседу, которая, увы, начала меня немного утомлять. — Я не стану с вами сотрудничать. И дело не в том, что мне не нужны деньги. Они всегда нужны. Просто — не хочу. Вот так, без объяснения причин. И еще — поверьте, все равно бы ничего не получилось. Не прошел бы ни один рецепт ни опробирование, ни лицензирование. Или как там у вас это называется? Просто в силу того, что не все строится на науке и технике.

— Яна мне говорила, что вы чародей или что-то вроде этого, — благожелательно произнес Вагнер. — Увы, в это я не верю. Есть наука, другого ничего нет. В то, что вы химик-самоучка — верю. Даже в то, что вы гениальный алхимик, верю. Алхимия — тоже наука. Зелье Фауста, золото из свинца, и так далее. Да это и неважно. Равно как и любые бюрократическо-фармакологические процедуры. Кто-кто, а вы по роду своей службы должны понимать, что одни бумажные формальности всегда улаживаются при помощи других бумажных формальностей, тех, что с водяными знаками. В России живем. Кстати, и отказы особо несговорчивых переговорщиков тоже всегда можно урегулировать. Нет-нет, я не о насилии. Есть масса других методов убеждения, вполне законных. Так что — до скорой встречи.

Ну вот как с такими людьми общаться? Ты им про Фому, они тебе про Ерему.

— Знаете, видимо мне придется аргументировать свой отказ по-другому, — сказал Петру я. — Вы отчего-то не хотите меня слышать. Будь по-вашему. Только не забудьте, что я хотел договориться так, чтобы все остались более-менее довольны.

— С нетерпением жду, — встал с кресла Вагнер. — Так и быть, первый ход за вами. Ну, а потом я сделаю свой.

— Не сделаете, — покачал головой я и успокоил встрепенувшуюся Яну Феликсовну: — Нет-нет, это не угроза. Это констатация факта. До завтра, Петр… Увы, не знаю вашего отчества.

— Францевич, — любезно подсказал мне Вагнер. — Правда, завтра мы вряд ли увидимся. Рано утром я улетаю в Цюрих, на симпозиум.

— Не улетаете, — покачал головой я. — Боюсь, ничего не получится с симпозиумом. Думаю, завтра утром мы встретимся здесь же и продолжим эту беседу.

Я помахал им ладошкой и вышел из переговорной, но к себе не пошел. Надо будет дождаться, пока они уйдут, и пошарить на том кресле, где он сидел, да и около него. Волос Яны Феликсовны — это хорошо. Но если бы еще и его раздобыть! Двойной удар — двойной Ван Дамм! Блин, какая чепуха иногда в голову лезет! И вообще — надо притормаживать, а то скоро с этим коллекционированием волос я в Жана Батиста Гренуя из романа Зюскинда превращусь.

А ведь есть чашка, там, должно быть, осталась его слюна, которую, если верить книге, при правильном подходе можно использовать даже эффективней, чем волос, но мне не до конца понятно, как ее оттуда собрать. Да и брезгливо, если начистоту. Это даже более веский довод, чем затруднения в сборе исходного материала. Бррр, даже думать противно на эту тему!

Но, вообще-то, самый лучший вариант для подобных вещей, это, конечно же, кровь. Имея на руках хотя бы каплю крови того человека, которому ты хочешь испортить жизнь, добиться можно очень многого. Даже его смерти.

Правда, все мои предшественники в один голос советуют быть очень и очень аккуратным в работе с кровью, и намекают на какие-то нехорошие последствия этого шага. Но вот только не пишут, какие именно они могут быть, эти самые последствия. А — зря. Вот если я узнаю, что там к чему, то напишу про это подробно и начистоту.

Кстати, и Нифонтов еще летом меня предупреждал о том, что играми с кровью увлекаться не стоит, а ему в этом вопросе верить можно. Если я не ошибаюсь, речь шла о том, что кто-то из наших настолько увлекся темой крови, что устроил где-то на югах бойню, которую еле смогли остановить.

Ну мне такое не грозит. Я человек мирный и зла никому не желаю. Главное, не загонять меня в угол.

С этого мысли перескочили на Морану, которая как раз действовала по уму, давая мне возможность маневра.

Вот все-таки интересно, отчего ведьмаки не хотели ей служить? Версия Ровнина была красива и элегантна, но, увы, не внушала мне должного доверия. Во-первых, потому что он был из отдела «15-К», а они там все хитрюшки жуткие. Во-вторых, потому как он мог и не владеть объективной информацией. Он же судил со своей колокольни.

Нет, все-таки плохо жить на свете без учителя-наставника. Нет возможности припасть к первоисточнику.

Хотя… Есть у меня один если не первоисточник, что кладезь знаний точно. Не хотел я его беспокоить, но, как видно, придется. Тем более что погода за окном разгулялась и дорожки на кладбище, надеюсь, к вечеру подсохнут. Да и повод у меня есть. Пусть условный — но есть. Проведать друга перед зимой и заранее поздравить со всеми праздниками. Ну, с другом я, конечно, погорячился, но тем не менее.

Как ни странно, я на самом деле соскучился по тишине темных кладбищенских аллей, и тому состоянию сопричастности к миру мертвых, которое меня там охватывало. Как видно, та часть меня, которая уже не была человеком, требовала своего. Хотя — чего удивляться? Моя судьба — Ходящий близ Смерти, и где мне еще чувствовать себя своим, как не в ее исконных владениях?

Опять же — не удивлюсь, если господин Вагнер часикам к двум-трем ночи изрядно изменит свою материалистическую точку зрения и начнет меня разыскивать. Да и толстовские убеждения, которыми он так бравировал, тоже могут отказать, когда его женушка будет пучить глаза и задыхаться. В такие моменты, как известно, любые средства хороши. Ну а понять, откуда ноги растут, ему будет несложно. Да и Яна Феликсовна, я так думаю, вспомнит свой волос, что с плеча мной снят был.

Да, надо бы Ряжской звякнуть, предупредить о том, что ее тоже могут в ночи побеспокоить. Причем, возможно, даже дважды. В первый раз, чтобы адрес узнать побыстрее, а во второй, когда меня дома не застанут и найти на телефоне не смогут. Возможно, я ошибаюсь и переоцениваю свою значимость, но, сдается мне, все же начнет Петр Францевич ей названивать. А кому еще? Больше некому.

А я буду на кладбище. Оттуда и на работу поеду. Где-где, а там-то меня никто не найдет. На свое счастье. Не знаю, откуда у меня есть такая уверенность, но точно знаю — если кто-то из смертных там задумает причинить мне вред, то это будет очень, очень большой ошибкой с его стороны. И дело не только в покровительстве Хозяина.

Разумеется, есть еще риски того, что этот самый Вагнер после того, как все кончится, может захотеть со мной счеты свести. Например — ноги переломать или череп пробить. Не та я персона, чтобы со мной на равных бороться, это мне предельно ясно. Самооценка у меня подросла, но не настолько, чтобы бессовестно себе льстить.

Но, думаю, до такого не дойдет. Перепугается он нынче ночью изрядно, а завтра… Завтра будет завтра.

Кстати — забавно будет, если все совсем по другому сценарию пойдет. А что если он не только за жену не испугается, а еще начнет приговаривать: «Ну! Ну, давай же, Яночка! Пора тебе к мамочке, туда, за белое облачко, за желтую луну, в Eden Himmelreich». Я вообще немецкий не учил, но как звучит по-ихнему «царство небесное» знаю. И еще несколько слов, преимущественно непристойных. Там, в принципе, любые слова звучат или как ругательства, или как команды. Даже самые безобидные из них.

А что, такое тоже возможно. Супруга ему, прямо скажем, досталась та еще. Внешне симпатичная, но характер как у Малюты Скуратова. Так что как бы он ей еще и подушкой не помог.

В курсе я про нравы этой самой бизнес-элиты, наслушался рассказов кредитников и операционистов. А уж они-то все видели, все знают.

В общем — веселился я про себя изрядно, представляя события грядущей ночи. И даже тот факт, что никакого крючочка, на который я мог бы подцепить мужскую половину семейства Вагнеров, я не нашел, настроение мне не портил.

За работу по призыву лихоманки я принялся аж за полночь. Ну а куда спешить? Пусть госпожа Вагнер баиньки ляжет, пусть безмятежно посапывает, грезя о горе золота, потому что тогда страх от внезапно навалившейся на нее хвори будет куда сильнее. Это не ведьмачество, это голая психология. Человек со сна уязвим сильнее некуда, и, в большинстве случаев, эта паника нарастает с осознанием непонимания происходящего. Знаю, что фраза звучит жутко, но, по сути, так оно и есть.

Еще я поразмышлял о том, какую же из сестер призвать. Сначала вроде остановился на Грынуше-грудее, а потом как-то засомневался — может, кого похуже на супругу Петра Францевича напустить? Жалко мне ее не было совершенно, потому совесть молчала.

Вообще-то их, сестер-лихоманок, аж двенадцать. Самую старшую из них и, по совместительству, самую лютую до человечьего горя зовут Кумоха. Она насылает весеннюю избыву-простуду. Проще говоря — весенний грипп, тот, что самый тяжкий, переходящий в ангину или, того хуже, в воспаление легких. Кто болел таким — тот поймет. Сейчас и с антибиотиками эдакую напасть пережить нелегко, а в старые времена, полагаю, народ мёр будь здоров как.

Но самая страшная из сестер не она. Самая страшная — Невея-огнеястра, та, что «антонов огонь» на людей насылает. Проще говоря — гангрену и все от нее производное. Как писал ведьмак Евпл, который, похоже, немало промышлял целительством: «Аще она до тела человечьего притягнула, то живота тому горемыке нет».

Я немного подумал и решил, что за страх Вагнер мне мстить, может, и не станет, а вот за супружнину смерть, страшную да лютую, «обратку» включит непременно.

Остальные сестры были попроще. Условно, разумеется. Пухнея ведала разнообразными «жирянками» и отеками, Корчея отвечала за эпилепсию и аналогичные напасти, Знобея за ломоту костную и лихорадки, Глядея за непрестанную бессонницу и следующее за ней безумие. Кстати, последняя для моей цели подходила почти идеально, но очень уж это процесс не быстрый. Тут дней пять надо, чтобы Яну Феликсовну как следует скрутило, а у меня столько нет. За это время семейство Вагнеров меня достанет до печени. Да и бяку какую-то мне Петр Францевич обещал, не хотелось бы до нее доводить.

В общем, перебрал я всех сестриц и понял, что Грынуша-Грудея все-таки идеальный выбор. Не очень опасна по сути своей, но приэтом сработать должна впечатляюще. В груди у Яны Феликсовны должно сдавить «аки наковальную дуру кузнечную на грудну жилу поставити да там и оставити», добавим сюда «харкание пенное», да еще и «хрипун давильный». Уж не знаю, что за хрипун такой, но звучит здорово.

Все необходимые компоненты у меня были уже подобраны. Предвидя подобное развитие событий, я еще пару дней назад отложил в сторонку корень росянки, толченые листья лесного ореха, взятые на исходе лета, душицу для усиления эффекта, и все остальное прочее. Ну и, конечно, веточку золотой розги, для подстраховки, чтобы эта пакость, грешным делом, потом ко мне не привязалась. Хорошая штука эта золотая розга, доложу я вам. Мощнейший щит от подобных созданий. Кстати, ей ведь и от порчи спасаются, мне про это Вавила Силыч рассказал. Только непонятно, чего раньше молчал.

Он, кстати, тоже находился здесь, на кухне, и, вздыхая, наблюдал за моими приготовлениями. Что к чему он уже понял, но молчал, подав голос только тогда, когда я взял в руки мешочек с могильной землей.

— Александр, может, не надо? — спросил он у меня. — В прошлый-то раз как неладно получилось, вспомни.

— Не надо? — я посмотрел на мешочек и убрал его обратно, в кожаный короб с массой отделений, который я завел специально для хранения трав и всего прочего, что помогало мне в моих новых занятиях. Дорого он мне встал, но оно того стоило — Да, пожалуй что и не надо. Это уже крайность, согласен.

Могильная земля придавала сестрам-лихоманкам особую силу, она давала им возможность забрать жизнь того, в кого они вцепились, быстрее, чем обычно. У меня же нет цели убивать настырную бизнес-леди. Мне ее надо всего лишь припугнуть.

— Да я вообще, — объяснил мне подъездный. — С людьми ведь по-людски надо договариваться, это-то к чему?

— Вавила Силыч, и рад бы по-людски, — приложил руки к сердцу я. — Да не хотят они меня слышать, понимаешь? А вот запрячь как Савраску и загонять до смерти очень желают. Оно мне надо?

— Нет, так-то конечно, — признал подъездный. — Так никто не хочет.

— То-то и оно, — изрек я. — Родька, паразит, ты где шаришься?

— Пять минуточек, хозяин! — проорал слуга из комнаты. — Ну надо же глянуть, убьет Дениска этого гада или нет?

Родька подсел на криминальные сериалы. Они ему нравились тем, что говорили в них мало, а всё большей частью либо стреляли, либо дрались, либо ели.

— Охти мне! — и в самом деле, через пять минут он влетел на кухню, весь взъерошенный. — Застрелил он этого лиходея заугольного! Но Колю-то, Колю подставил как! Да и старшой их, Серегей, не одобрил его, нет! Но лично я…

— Лично ты завтра без телевизора останешься, — пообещал я ему. — Мы тут сидим, его ждем, а он там кино смотрит!

— Вона! — Родька и в самом деле успел забраться на стол, занять свое место, схватить плошку, а теперь преданно пучил глаза, демонстрируя мне свою готовность к чему угодно. — Командуй, хозяин!

— Орел, — сообщил я Вавиле Силычу. — Краса и гордость!

Тот только ухмыльнулся, понимая, что я шутки шучу.

— Начинаем? — спросил Родька и поднял вверх пестик.

— Листья ореха, шесть штук, — скомандовал я. — Понеслась!

Дело спорилось, уже минут через сорок я снял с огня и перелил бурую, вонючую и дико неаппетитно выглядящую жижу в глиняную плошку, после опустил туда волос и начал начитывать заклятие.

Как только зазвучали первые слова, жижа еще и булькать начала, словно закипая, в кухне стало ощутимо холодно, да еще и запахло чем-то таким… Даже не знаю… Как в больнице, но не лекарствами или там столовой. Это был запах болезни, нездоровья, а может, и смерти.

Вавила Силыч даже поежился на своей табуретке и обхватил плечи руками.

— … терзай, мучь да хладом могильным обдавай. И буде так по слову моему! — закончил я заклятие.

Жижа, которая по мере чтения все более и более убывала из миски, с последними словами испарилась из нее совсем. Или, вернее, буквально втянулась в волос, который один только и остался на дне. Причем он свернулся в колечко и поменял цвет, став седым. Впрочем, не исключено, что как раз наоборот — принял свой естественный цвет. Может, Яна Феликсовна крашеная?

— Получилось? — спросил у меня Вавила Силыч.

— Фиг знает, — передернул плечами я, пинцетом беря волос и отправляя его в полиэтиленовый пакетик. — Скоро узнаем. Если в дверь названивать начнут, а после в нее ногами бить — точно получилось. Жаль, я этого не услышу.

— А ты куда? — удивился подъездный. — В ночь-то?

— На кладбище, — засунул пакетик в рабочую сумку я. — Поеду, меж могилками поброжу, о жизни подумаю. Родька, бездельник, куда ты опять мой телефон засунул? Надо же такси вызвать.

Глава шестнадцатая

Ряжской я позвонил, пока у подъезда такси ждал, на этот раз совершенно не задумываясь о том, сколько сейчас времени. Ну вот такая у нас с ней жизнь — ни минуты покоя.

— Саша, еще немного, и муж подумает, что ты и в самом деле мой любовник, — сонно сообщила мне Ольга Михайловна. — Причем сгорающий от страсти пылкой к моему финансовому положению.

— А почему не непосредственно к вам? — заинтересовался я.

— Потому что ты юн и свеж, а я увядаю, как хризантема осенью, — немного кокетливо сообщила мне Ряжская. — Да, если он так подумает, нам с тобой непременно переспать надо будет. Ну чтобы те претензии, которые он мне выскажет, не на пустом месте основывались. Обидно скандалить без причины. Опять же — когда есть что скрывать, женщина всегда особенно убедительна. Ладно, что тебе от меня на этот раз нужно?

— И приплыла к нему рыбка, и сказала… — еле удерживаясь от смеха, произнес я. — Извините, Ольга Михайловна.

— Тогда уж фея-крестная, — предложила женщина. — Саш, говори, да я спать пойду. Мне вставать через четыре с копейками часа, имей совесть. Хотя — о чем я? Ты же в банке работаешь, откуда у тебя совесть?

— Побольше, чем у некоторых, — немного обиделся я за профессию. — Мы, между прочим, несчастные люди. Мы всегда всем должны. Центральному банку, клиентам, учредителям. А нам — никто!

— Сейчас трубку повешу, — пригрозила Ряжская.

— Вам скоро может Петр Вагнер позвонить, — поняв, что она не шутит, быстро протараторил я. — Попытается узнать, где я в данный момент нахожусь и как меня найти. Еще адрес спросит. Хотя, думаю, он к тому времени его и так знать будет. Так вы скажите правду, что ничего не знаете, а если он на вас бочку начнет катить, так пошлите его куда подальше.

— Какая прелесть! — из голоса Ольги Михайловны исчезли последние сонливые нотки. — Он мне будет объяснять, куда кого посылать. Ты шустрый малый, Александр Смолин.

— Какой есть, — независимо ответил я.

— А что, у Петра будет веский повод меня разбудить?

— Более чем, — злорадно хихикнул я. — Задыхающийся, хрипящий и пену изо рта пускающий. И еще — крашеный.

— Ты с ума сошел? — Ряжская, судя по голосу, даже с кровати встала. — Ты что, Яну… Того?

— Конечно, нет, — фыркнул я. — Так, попугаю немного. Для порядка. Ну а что мне делать, если не понимают люди слова «нет»? Раз сказал, два сказал, куда уж больше. Ольга Михална, ну реально достали. Трудиться не дают, отвлекают постоянно, я на рабочем месте не бываю регулярно. А у нас в банке гайки закручивать начали, проверяют КПД каждого сотрудника. Вы же небось в курсе?

Что интересно — она даже не удивилась тому, КАК именно я ее приятельницу пугаю. Словно это самое обычное дело, когда человек задыхается и пену изо рта пускает по чьему-то желанию.

— В курсе, в курсе, — тем временем вещала Ряжская. — Ладно, завтра, пожалуй, подъеду к тебе, пообщаемся. А Петру найду что сказать. Да, надеюсь, дома тебя не будет? Мало ли что он выкинет в запале.

— Само собой, не будет, — заверил я ее. — И у родителей тоже. Кстати, если ему придет в голову идея потревожить моих стариков, то скажите, чтобы он ее сразу в сторону отмел. Я ведь и рассердиться могу.

— Ты страшный человек, Смолин, — вздохнула Ряжская. — Боюсь представить тебя в гневе. Ведь засмеюсь, весь дом перебужу. Ты такое больше никому не говори, не позорься. «Рассердиться». Придумал же…

Ну да, и правда смешно прозвучало. Для того, кто мару в глаза не видел. Да и ночь только началась, посмотрим, что она завтра скажет.

— А где ты будешь-то? — тем временем поинтересовалась Ольга Михайловна. — На вокзал ночевать поедешь или что повеселее придумал?

— В каком-то смысле, на вокзал, — подумав, ответил я. — В определенном. Спокойной ночи, Ольга Михайловна.

— Стой-стой, — остановила меня женщина. — А что, Яна правда крашеная?

— Как есть, — заверил ее я. — А по жизни — седая.

— Так и знала, — порадовалась моя собеседница. — А она-то разливалась соловьем: «Да я не крашусь, это мой цвет». Ха!

— У меня тоже есть вопрос, — помахав рукой таксисту, подкатившему к подъезду, произнес я. — А вы насчет переспать всерьез или так, шутки ради? Нет, просто интересно.

— В самом деле — спокойной ночи, — расхохотавшись, сказала Ряжская и повесила трубку.

— И вам тоже, — ответил я в тишину, а после отключил телефон. Совсем.

А накой он мне нужен до утра?

Так и не понял — всерьез она говорила или нет? А что, я бы не отказался. Ряжская хоть и в годах, но женщина сильно интересная. Причем мужа ее я особо не боюсь. По ходу, ему пофигу все кроме бизнеса, я таких много видел.

Шучу, конечно. Ну ее нафиг. От такой связи проблем потом будет больше, чем пользы. Да и не по Сеньке шапка, скажем прямо. Я для нее как был никем, так никем и останусь. А если бы не нынешние расклады, то Ряжская на меня даже смотреть бы не стала, не то что разговаривать.

Но в целом, нынешняя ночь удалась! И госпоже Вагнер козью рожу состроил, и новый заговор опробовал, и на кладбище сейчас наведаюсь. Отдельную радость доставило мне созерцание выпученных глаз таксиста, который высадил меня у кладбищенских ворот. Он думал, что я шучу, назвав конечную точку, и крайне удивился, поняв, что это не так. А после очень быстро дал по газам и скрылся во мраке ночи. Как видно, даже в его беспокойной перевозочной жизни не часто встречались люди, отправляющиеся в такое время на погост. Да еще и в деловых костюмах, виднеющихся из-под плаща.

И это ведь я еще с собой мяса сырого или фарша не захватил. Оно же пахучее, не унюхать в машине его невозможно. Представляете, что бы он обо мне подумал в этом случае?

А вообще, не знаю, чего люди так этого места боятся, особенно в ночное время. Да что люди? Я себя недавнего не понимаю. Тоже ведь так думал. А тут — хорошо. Тихо, спокойно, ветра нет, дышится легко. И порядок вокруг наведен получше, чем в иных спальных районах. Чистота, ни бумажки на дорожках не валяется. Ну а дырка в заборе, через которую я проник на территорию, так она не от бесхозяйственности. Это черный ход, известный только своим.

Причем легкость я ощущал не только душевную, но и, если можно так сказать, физическую. Ощущения были такие, будто мне снова тринадцать лет и под силу все, даже подпрыгнуть и взлететь. Словно полжизни с плеч сбросил, честное слово.

Впрочем, кое-что здесь изменилось. Бесплотных теней, в которых раньше здесь недостатка не имелось, стало куда меньше. Так, мелькнет то там, то здесь синеватый силуэт — и снова вокруг пустота. Как видно, это сезонное явление. Может, они как медведи на зимовку в могилы уходят, до весны.

И я угадал. Так оно и было на самом деле. С той, правда, разницей, что Хозяин Кладбища сам распределял, кому зимой отдыхать, а кому — нет.

Он, как всегда, восседал на своей черной плите, творя суд и расправу. Впрочем, про расправу — это я загнул для красного словца.

— Ты, ты и ты, — длиннющий палец с мертвенно-черным ногтем тыкал в покорно склонивших головы призраков. — Нечего вам под снегом делать, вы все лето пробездельничали. Приглядите за крайними аллеями южного конца. Чтобы снег был убран с дорожек, ветки тоже. Знаю я этих лоботрясов-уборщиков, они лишний раз лопатой не махнут. Если что — пуганете как следует, с завываниями, согласно традиции.

— Хорошо, хозяин, — послушно прошелестели души умерших. — Исполним.

— Так, теперь ты, — капюшон умруна повернулся к высоченному призраку в долгополом камзоле. — Тебя ставлю старшим над всем южным крылом территории. В последний раз тебе доверие оказываю, так что смотри у меня! Узнаю, что и в эту зиму ты в склепе своем торчал, вместо того чтобы за порядком следить — отправлю на сотню лет в катакомбы, червей пасти.

Катакомбы? Что за катакомбы такие?

— Ведьмак, — заметил меня умрун. — А ты здесь как? Я уж думал, что до весны тебя не увижу.

— Да вот, соскучился, заглянул, — поклонился Хозяину Кладбища я.

Поклон — он спину не ломит.

— Врешь, — немедленно вывел меня на чистую воду тот. — Опять чего-то тебе нужно от меня. Все вы, люди, одинаковы.

— Да я вроде уже и не совсем человек, — задумчиво произнес я. — Особенно если учесть тот факт, что мне здесь лучше, чем среди живых.

— Так переселяйся к нам, — весело предложил повелитель мертвых. — У меня склепов много, занимай любой.

Он явно был в отличном расположении духа. Просто на редкость.

— Замерзну зимой, — отказался я. — Надо быть реалистом.

— Это тебя кромка так к себе тянет, — посерьезнел умрун. — Граница между миром живых и мертвых. До той поры, пока ты хоть раз ее не пересечешь, быть тебе не полноправным Ходящим близ Смерти, а так, поводырем умерших. Только вот не спрашивай меня о том, как это сделать, я не знаю. Такие вещи из уст в уста всегда передавались, от наставника к ученику. Как говаривали в давние времена, когда я еще обитал на одном парижском кладбище — цеховые тайны.

— Вы бывали в Париже? — изумился я. — Вот тебе и раз. А сюда как попали?

— Значит, надо так было, — ушел от ответа умрун. — Не суй свой нос куда не следует.

Офигеть. У них, оказывается, тоже есть ротация. И самая фишка будет, если его сюда за провинность сослали какую-то, с понижением в должности. Может, он квартальный план по душам не выполнил? Или, к примеру, развалил работу на вверенном ему объекте? Хотя нет, последнее это вряд ли. Думаю, и в те давние времена, когда в городе Париже еще существовали цеховые отношения, он был целеустремленным работником, направленным на результат.

Правда есть одна неясность. Вроде бы Хозяином на кладбище становится первый там похороненный мертвец мужеска пола. Значит, неверной была та информация?

Что же до кромки и перехода через нее — а я ведь буквально недавно нечто подобное от Ровнина слышал. Когда мы в ресторане сидели.

— Ты имей в виду, тебе чем дальше, тем хуже будет, — тем временем продолжал радовать меня умрун. — Не физически, нет. Умереть ты не умрешь и с ума не сойдешь, но тоска будет тягучая. Душа твоя на части рваться станет, потому что принадлежит она теперь обоим мирам, но во второй тебе никак не попасть. Это как умирать от жажды, получить бокал воды, отпить из него половину, а вот вторую — нет. Причем остаток влаги ты все время видеть будешь, а дотянуться до него не сможешь. Коряво объяснил, но, думаю, ты меня понял.

— Предельно, — почесал в затылке я. — Гармония с миром, значит, у меня утеряна. То-то я гадаю, чего в последнее время мне так пасмурно бывает. А оно вот чего! И сразу вопрос, если можно?

Хозяин величественно кивнул.

— Кроме ведьмаков никто не знает, как мне за кромку попасть? Мир Ночи велик, кто еще в курсе быть может?

— Ведьмы из природных родов знают, полагаю, — охотно ответил мне повелитель мертвых. — Может, кто из волкодлаков про то ведает, из старых, матерых, потомки тех, что из Зеваннова чрева произошли на свет. Живы они еще, это мне точно известно. С полсотни лет назад в гости один такой захаживал, сибирской стаи вожак, вещицу кое-какую выпрашивал, да так и не выпросил. Кто еще? Ну боги старые, вестимо, про это все знали, но до них теперь не достучишься.

Мир — кольцо. Вот еще одно подтверждение древней теории.

— А! — Хозяин Кладбища выставил указательный палец вверх. — Колдуны Кащеева семени наверняка знают. Вот только тот, который нам с тобой теперь знакомцем приходится, вряд ли станет откровенничать, после того что было. Так, может, и договорились бы, а теперь точно нет.

— Это да, — признал я. — Какой там, после той стычки…

Да и с ведьмами вряд ли чего получится. Шиш они со мной вообще хоть какой-то информацией делиться станут. Ну или цену такую заломят, что себе дороже выйдет такую сделку заключать. Лучше сразу в омут пойти и утопиться. Кстати!

— А русалки? — спросил я у умруна. — Они что?

— Ты еще леших поспрашивай про это, или анчуток, — ехидно посоветовал мне Хозяин Кладбища. — Русалки! Да им про такое откуда ведать? Они лево и право путают, девки неразумные. Нет, ведьмак, о подобном у кого попало не вызнаешь. Это тебе не мертвую воду раздобыть или на поле «залом» распутать так, чтобы и у самого руки не отсохли, и рожь не сгнила на корню. Тут сложнее.

Это да. Куда ни кинь, всюду клин.

— Если не секрет — чего вы мне про это раньше не сказали? — спросил я у Хозяина. — Ну, про то, что меня за кромку тянуть будет?

— А зачем? — безразлично ответил вопросом на вопрос повелитель мертвых. — Это твои напасти, не мои. Сегодня вот к слову пришлось, а тогда — нет.

Вот такая вот у него позиция, выходит. Интересно, а что еще у него к слову не пришлось? Наверняка есть такие темы, о которых я пока понятия не имею, но непременно с ними столкнусь в будущем, ближайшем или не очень.

— Ну ты пока подумай, а я своими делами займусь, — бросил мне умрун. — Зима близко, ведьмак. Совсем близко. Ранняя она в этот год будет, и долгая. Думаю, что деньков через пять первая пороша и ляжет. А стало быть, мне надо ко сну отходить, до будущей весны.

— А кто же тут зимой за старшего? — изумился я. — Людей же хоронят независимо от сезона. Кто-то должен души сортировать.

— До тепла эти души подождут, — заявил умрун. — Ничего с ними не сделается. И спешить им некуда. Границы кладбища запечатаны, самых буйных вон мои доверенные слуги усмирят, а ты сам привыкай свои проблемы решать. Я тебе свою голову приставить не могу. То есть — могу, разумеется, но делать этого не стану.

— И не надо, — одобрил его решение я. — Хотя мне вас, если честно, все равно будет не хватать. Не как подсказчика, но как доброго приятеля.

— Какой я тебе приятель, ведьмак? — понизив голос, поинтересовался у меня Хозяин Кладбища. — Запомни — в нашем мире нет приятелей и друзей. Совсем. Есть временные союзы, заключенные сделки, договора, которым тысячелетия и которые нельзя нарушать. А дружба… О чем ты? У нас всё разное — судьба, интересы и предназначение. Я уж молчу вот об этом!

Он поддернул рукав балахона, а после чиркнул ногтем указательного пальца правой руки по запястью обнажившейся левой. Хорошо так чиркнул, у меня бы кровь фонтанчиком брызнула.

Но то у меня. Здесь же на землю упало несколько капель черной тягучей жидкости, которая, как видно, плескалась в его венах вместо крови. Более всего она напоминала мазут. Да еще и вспыхнула секундой позже, причем синим пламенем.

— Усвой уже, ведьмак, — Хозяин Кладбища встал с могильной плиты и вытянулся во весь свой богатырский рост. — Ты один, как и любой из нас. Ты всегда будешь сам по себе, сколько бы людей или нелюдей тебя ни окружало. Ты должен быть готов к этому одиночеству. И еще ты должен быть готов убивать. Без раздумий и сожалений, забыв о всех тех слабостях, что присущи большинству представителей рода человеческого. Если же нет, если ты не хочешь этого понять и не желаешь учиться сказанному, то будущей весной мы можем и не увидеться. Я полагал, ты все усвоил за лето, но, как видно, ошибся.

Один-то один, но тогда чего ты так за меня переживаешь, что уму-разуму учишь? Хотя, возможно, в этом есть некий смысл, который пока от меня скрыт. Может, я лишь часть в каком-то его замысле.

А может, все еще проще. Может, он меня кредитует, чтобы потом предъявить счет с процентами.

Умрун тем временем снова опустился на черную плиту, служащую ему троном, и начал отдавать приказы своим подданным, будто меня здесь и вовсе нет.

Я понял, что сейчас лучше промолчать и уйти в тень, что исправно выполнил, устроившись на удобной кованой лавочке работы начала прошлого века, стоящей близ массивного склепа, расположенного недалеко от лобного места.

Стало быть — кромка. Мне надо попасть туда, чтобы обрести гармонию с самим собой. А все мои нечастые приступы хандры и раздражительности — не следствие осеннего сплина, а симптомы подступающей специфической ведьмачьей хвори.

В плюсы можно занести то, что данное заболевание совершенно не смертельно и не чревато какими-то последствиями. По сути, это даже не болезнь, а душевное недомогание, которое, кстати, лечится работой. Скука — хворь лентяев. Когда ты балду гоняешь целый день, то и без всякой кромки на стену раньше или позже полезешь от безделья. А если крутишься как белка в колесе, то тосковать некогда. Как верно было замечено классиками фантастики — в жизни есть смысл, когда времени ни на что не хватает.

Но дорожку на ту сторону бытия искать все равно надо. Не сейчас, так потом оно мне понадобится, спинным мозгом чую. Как минимум, это роскошное убежище, в которое никому кроме меня хода нет. Жизнь, она по-всякому повернуться может. И я сейчас не про угрозу, исходящую от колдуна, которая дамокловым мечом незримо все равно висит над моей головой. Есть власти, которым я, вроде, пока не нужен, но это в любой момент может измениться. Есть Вагнеры и Ряжская, которые с меня не слезут, пока не получат все, что хотят. Есть 15-К, который непредсказуем совершенно. Ну и мало ли что может случиться в ближайшем будущем? А если мне и в самом деле придется убивать? Ну — вдруг? Не дай бог, конечно, но просто так это существо ничего не советует.

Так что лазейка необходима. Как говорит Косачов: «Все они работают в пределах правового поля, но „окошечко“ на границе каждый имеет». «Они» — имеются в виду ВИП-клиенты, те, что при больших деньгах.

Вот и мне «окошечко» нужно. Не небольшой лесок, где меня, если что, на пару дней Лесной Хозяин спрячет, а такое, чтобы вообще никто и никогда меня не нашел.

Ну разве что Мезенцева, эта пространство и время пробьет, чтобы в очередной раз сообщить мне, какой я идиот и как ей безразличен.

Одна беда — как? Как подобрать ключик? Точнее — где его найти?

Волкодлаков у меня знакомых нет, я их даже не видел ни разу, с ведьмами все ясно, отдельские тоже не помощники, потому как не знают ничего. И кто остается?

Ну да. Морана. Владелица эксклюзивного кресла-трона и полупризрачного терема, в котором лежит такая полезная для меня книга.

Стоп. Вопрос, которым стоило бы задаться с самого начала — а как бы я ту книгу в свой мир забрать смог? Из сна, как известно, одна только Нэнси Томпсон шляпу Фредди Крюгера притащила, да и то дело происходило в кино.

То есть, Морана мне, тупорезу, фактически сразу дала понять, что к ней, на берег реки Смородины, можно пожаловать в гости наяву, только я этого намека не распознал.

И вот тут опять возникает очередной вопрос — а стоит ли овчинка выделки? Ну да, появится у меня лазейка в никуда, но какой ценой? Может, в ведьмином чеке сумма за знания поменьше будет?

И еще — не окажется ли так, что там мне будет находиться опаснее, чем здесь. Я к Моране во плоти приду, а она возьмет да горло мне ножичком и перехватит, а после моей горячей крови напьется. Чтобы, значит, угасшие силы взбодрить. Или чего похлеще выкинет.

Черт, но как же мне не хватает знаний! Ужасно не хватает. Правда, что ли, в архив отдела 15-К пойти покопаться? Позвонить Ровнину, привести аргументы на предмет «мир, дружба, жвачка, твоя-моя друзья навсегда».

И снова — стоп. Отдел. А ведь есть еще кое-кто, кого можно опросить на предмет технологии процесса перехода живого человека за кромку. Родька и Афоня. Как-никак — слуги ведьмаков. Они за свою долгую жизнь много чего могли видеть и слышать. Родька, тот вряд ли знает что-то полезное, он в слугах хоть и давно ходит, но не настолько, чтобы помнить последнего из Ходящих близ Смерти в нашем роде. Просто тот проживал аж в пятнадцатом веке.

Тут я ухмыльнулся. «Нашем роде». Вот и до этого дошло.

Так вот — спросить я его спрошу, но результат, скорее всего, не воспоследует.

А вот Афоня — этот может что-то знать, хотя бы в общих чертах. И, даже, возможно, рассказать.

Вообще-то слуги ведьмаков существа скрытные, но чувство благодарности им знакомо, это я уже понял. И еще — хозяина-ведьмака у него сейчас нет, а это здорово упрощает дело. Зона его ответственности здорово снизилась.

Вот только как мне с ним поговорить? Разве что вызнать у Нифонтова точный адрес их конторы, а после напроситься повидать своего «крестника»? Или просто честно все Николаю рассказать. Ну почти всё. Не вникая особо в детали. Что здесь, в конце концов, такого? Я познаю мир, в котором мне жить, и эта часть ведьмачьего существования более чем для меня важна. К тому же Ровнин сам про это мне рассказал, мог я заинтересоваться всерьез этой темой? Запросто мог.

А Морана… Надо бы и с ней парой слов перекинуться, вот только неизвестно, когда она мне снова приснится. Это не я решаю, а она.

Хотя, возможно, это не она мне снится, а я ей. Тут наверняка не скажешь. Вот все-таки сколько же еще непознанного на Земле осталось. Нам говорят — все уже познано, тайны наличествуют только в авторских программах на «Рен-ТВ» и «ТВ-3», да и то сомнительные. Как же, всё. Одно познанное существует где-то там, на грани сумасшествия и воображения, второе вон последние указания теням прошлого отдает.

Я поежился — становилось все прохладнее, как и положено на излете осенней ночи. Утро было все ближе, хоть вокруг и стояла все та же мгла. Но где-то в кроне уже почти совсем лишившейся листвы березы пискнула одна птаха, с другого дерева ее поддержала другая. Птиц не обманешь, они подход рассвета чуют безошибочно.

— Что, ведьмак, озяб? — обратился ко мне умрун, который, наконец, закончил раздавать указания и распоряжения обитателям кладбища. Тех, кстати, вокруг нас и не осталось почти, разошлись они кто куда. Кто по своим могилам, кто осматривать фронт работ.

— Есть маленько, — похлопал себя руками по плечам я. — Чайку бы горячего.

— Прости, не припас, — не без ехидства произнес Хозяин. — Нету у меня тут чайной. Разве что «Поминальная трапеза» у главного входа, так она еще закрыта.

— А жаль, — вздохнул я.

— Кому как. Мне вот все равно. Я ни тепла, ни холода не ощущаю, а пища моя — она не такая, как у вас, людей.

Ага, знаю я твою пищу. Мы она и есть. Помню, как ты душу моего врага-ведьмака сожрал, как же. Хотя, по правде, мне его ни капли жалко и не было. Туда ему и дорога.

— А пришел ты вовремя, — Хозяин поманил меня рукой, предлагая подойти поближе. — Денька на три задержись — и все, не застал бы ты меня. Я не лесовик, который как барсук первого снега ждет и только потом в свою нору лезет. Не люблю смотреть на то, как мир закрывает глаза и засыпает под снегом. Лучше раньше уйти на отдых, когда вокруг еще есть жизнь.

— Странное размышление, — потер подбородок я. — Владыка Смерти любуется жизнью.

— Думай, что говоришь! — громыхнул голос умруна. — Я не владыка Смерти, я пастырь мертвых. Смерть — моя госпожа, а я ее верный и преданный слуга. И ты, кстати, тоже, только еще этого не понял. Что до жизни… Без нее не было бы меня. Рассвет сменяет ночь, зима — лето. А жизнь — смерть. Одно без другого существовать не может.

— Оговорился, — даже перепугался я, потому как в голосе Хозяина уловил прямую и явную угрозу для себя. — Ляпнул не подумавши.

— Ляпнул, — на тон ниже проворчал умрун. — За такие промашки в старые времена тебя бы по Покону заживо под землю загнали лет на сто. Или двести.

— Вопрос можно? — решил я от греха перевести тему в другую плоскость. Нет, мне была крайне интересна его фраза о том, кому я на самом деле служу, но развитие этого направления разговора было крайне небезопасно. Кто знает, что ему в голову придет?

Хозяин кладбища величественно махнул рукой, давая мне понять, что, мол, спрашивай.

— Вот вы про старых богов упомянули, — вкрадчиво проговорил я. — Это ведь те, которые Велес, Морана, Перун?

— Они, — подтвердил умрун.

— Скажите, а мои… э-э-э-э… собратья им служили? — перешел я к главной теме. — Просто я слышал, что такое случалось. Ну от того парня, Николая.

— Судного дьяка? — уточнил умрун. — Ты ему особо не верь. Во всех смыслах. Что для него, что для тех, кто до него был, главное одно — свою работу выполнить. А ты, я, да и другие дети Ночи — мы для них никто. Или враги. Третьего не дано. Если надо будет, он тебя пережует и выплюнет.

— Это я давно понял. Но так оно теперь везде в мире заведено, так что удивительного ничего нет. Скажу честно — и я не лучше. И все мои знакомые тоже.

— Что за времена? — вздохнул Хозяин. — Нет, и раньше всякого хватало, но сердечности в человечишках поболе было. А теперь… Так о чем ты меня спросил?

— Боги, — быстро проговорил я. — Ведьмаки им в самом деле служили?

— Не особо, — качнулся капюшон умруна в отрицающем жесте. — Ведьмаки вообще служить кому-либо не стремились. Они же сами по себе были. Происхождение у них такое. Как бы тебе понятнее объяснить… Лесовики — порождение Велеса. Ведьм змеюка Пераскея сотворила, когда им дала черные веды прочитать, а после ее смерти они к сынам Чернобоговым прибились, потому как те Даждьбога, змеиного убивца, терпеть не могли. За Пераскею мстили, значит. Ведуны да знахари Числобогу поклонялись, тот им знания даровал и в ремесле помогал. Ну и так далее. А ведьмаки — они сами по себе появились. Точнее — первый ведьмак, тот, что Олегом звался, сам себе путь проторил, а уж после остальным его показал. Вот и выходит, что не было у них смысла кому-то на верность присягать, потому что долгов за ними не водилось.

— Ну не только же за долги служат? — пробормотал я.

— Верно, — признал Хозяин. — Не только. Еще за страх, совесть или мзду какую. Но прежним ведьмакам страх был неведом, как и совесть. Что до мзды… Раньше злато ценилось, но куда менее нынешнего. Сыт, здоров, одет, обут? И хорошо. А казна — она сегодня есть, завтра нет. Копили людишки деньгу, конечно, копили, как без того. Но не все. И главнее всего остального она тоже не была.

— Святые времена, — только и сказал я.

— Вот-вот, — подтвердил умрун. — Ну а если они и шли на службу, так только тогда, когда выхода не оставалось, так мне говорили. Один из ваших, я знаю, присягнул на верность Триглаву, чтобы город какой-то от степного войска спасти. Тот, после принятия клятвы, на находников ордынских мигом мор напустил, и они все под стенами городскими за пару дней и перемерли.

— Чем вообще может служба эта ведьмаку навредить? — задал я очередной вопрос, ожидая реакции вроде: «А тебе зачем это надо?»

— Душу он может свою сгубить, — и не подумал так поступать умрун. — Руки в крови попачкать здорово. Ну и свободы у него не будет, что самое главное. Любому человеку в подневолье худо, а тому, кто был рожден вольным — вдвойне.

И все? Свобода. Да я ее в жизни не видел, этой свободы. Разве что только в последние месяцы. Это только на словах у нас есть какие-то мифические «свободы», а на деле — фигушки. Мы все узники законов, порядков, традиций, уставов, положений, указаний, нормативных актов, циркуляров от самого своего рождения и до смерти. Правда, мы настолько привыкаем к этому с детства, что по сути и не ощущаем степени собственной несвободы, считая такое положение вещей совершенно нормальным. Жизнь современного человека — это узкая тропинка, по которой можно идти только медленно и только прямо, потому что по сторонам от нее исходит зловонными пузырями погибельная трясина, которая как раз и есть та самая мифическая свобода. Шаг влево, шаг вправо — и все, ты пропал. Либо в тюрьме, либо в наркотическом угаре, либо еще в какой-то немыслимой круговерти. Любое отклонение от общепринятых правил и устоев ведет или на дно, или в неведомые дали, откуда нет возврата. Так уж устроен современный мир.

— Впрочем, я слышал, что не сильно-то боги к себе ведьмаков и заманивали, — продолжал вещать умрун. — Характер у вашего брата поганый, и принципов много. Куда проще посговорчивей слуг найти, благо тогда в них недостатка не было. А если не найти, так сотворить. Боги ведь, чего им?

Значит, от безысходности на меня Морана клюнула. Я ведь так с самого начала и думал, да Ровнин меня смутил.

Как все непросто. А самое сложное — принимать решения. Раньше было проще, раньше был тот, кто за меня это делал. Мама, папа, жена, председатель правления, начальник отдела. Их, если что, можно было и в неудаче обвинить. А сейчас кого?

Собственно, дальше умрун еще много чего про богов рассказывал. Это было интересно и познавательно, я все внимательно выслушал, но каких-либо полезных данных именно по интересующему меня вопросу он больше не дал.

Хотя — все пригодится. И эти байки из склепа тоже.

На рассвете мы с ним распрощались до весны, на прощание он еще раз посоветовал мне изживать из себя человеческие замашки, а после показал мавзолей, в котором собирался провести время до весны. Я подумал, что он мне скажет что-то вроде: «Если очень припечет — приходи и буди», но нет. Наоборот, мне было рекомендовано до первой листвы туда даже нос не совать, а то худо будет. Войти я в этот мавзолей войду, а вот выйти уже не получится. Очень он, Хозяин Кладбища, со сна всегда злой и голодный. И не разбирает особо, кого именно к нему в неурочный час занесло.

Позавтракал я в том самом кафе, где когда-то побывал с Нифонтовым, и к зданию банка подходил хоть и немного сонный, но сытый и благодушный.

Возможно, этот настрой сохранился бы у меня на весь день, если бы прямо у входа меня не схватили за плечи два крепких парня в деловых недешевых костюмах. Весьма невежливо, я бы сказал, схватили.

Глава семнадцатая

— Мерзавец! — вылезая из машины, припаркованной на банковской стоянке, пропыхтел Петр Францевич Вагнер. — Я тебя… В пыль, в порошок!

Выглядел он уже не так вальяжно, как накануне. Галстука нет, сам какой-то помятый, под глазами мешки, как видно, от бессонной ночи.

— Вы меня расстроили, — невозмутимо сообщил ему я, поведя плечами. Точнее — попробовав это сделать, поскольку держали ребята меня надежно. — И это ваш ход? Такая банальщина? Я-то ожидал чего-то эдакого. Ну не знаю… Грамм героина в карман и изъятие оного при понятых, чтобы после прижать меня с помощью полиции или, там…

— Яна умирает. — Вагнер прихватил меня за грудки и пару раз тряхнул. — Она почти не дышит!

— Почти или не дышит? — я поморщился. — И, если можно, чуть отодвиньтесь, ладно? Вы меня слюной обрызгали!

— Ты бессмертный? — осведомился у меня один из парней. — Не понимаешь, что происходит?

— Понимаю, — успокоил его я. — Яна Феликсовна хрипит, сопит, пускает пену изо рта и производит впечатление человека, который собирается дать отчет о проделанной за жизнь работе высшим силам.

Удар «под ложечку» был очень быстрый и очень сильный. Причем, что неприятно, я даже согнуться не смог и только хрипел, пытаясь восстановить дыхание.

— Вы чего!!! — раздался пронзительный голос Наташки Федотовой, а после она сама, как фурия, налетела на крепких парней и начала их дубасить своей черной объемной сумкой, в которой при каждом ударе что-то громыхало, стучало и звякало. — А ну, отпустили его! Я сейчас полицию вызову!!!

Вот ведь. Вечно подкалывала, а как беда подкралась, даже думать не стала, вступилась за меня. Не зря, выходит, я для нее и Ленки в магазин бегал столько времени.

Приятно.

И неправ Хозяин Кладбища. Не один я, выходит. Есть те, кому моя судьбинушка небезразлична. Может, и немного их, но они — есть.

— Угомонись, — проворчал тот костолом, что стоял слева от меня. — Да успокойся ты!

Он лениво махнул рукой, чуть не въехав Наташке в лицо.

— Если хоть пальцем ее тронешь, сдохнешь как собака, — пообещал я ему, с трудом выдавливая из себя слова, поскольку дышать было все еще очень трудно. — То, что с хозяйкой твоей происходит, тебе детской игрой покажется. Гноем истечешь, сгниешь нахрен изнутри. Слово даю.

И я не шутил. Что там умрун говорил? Надо учиться убивать? Сейчас я был готов сделать первые шаги по этой дороге.

— Отпустите его! — Наташка, похоже, вошла в раж и даже не заметила, что её чуть-чуть не нокаутировали. — Блин, куда охрана смотрит?!

Тем временем к банку подходили остальные сотрудники, причем многие спешным шагом. Как видно, вчерашний урок многих впечатлил, и опаздывать никто не хотел. Кто-то из них отводил глаза в сторону и топал к служебному входу, кто-то останавливался и глазел на происходящее, впрочем, не стремясь прийти ко мне на выручку. Компанию Федотовой решила составить только Сашка Вязьмина, как видно, в память о той паре дней, что у нас с ней была. А может, из вечной своей правдолюбской позиции, поди знай? Она сделала несколько шагов вперед, грозно засверкала стеклышками своих очочков, но сделать или сказать ничего не успела, поскольку в этот момент из дверей банка вышло сразу несколько человек. Точнее — охранников. Ну а следом за ними показался и Геннадий, как всегда, с непроницаемым выражением лица.

— Сотрудники идут на свои места, — негромко произнес он и глянул на часы. — До начала рабочего дня осталось десять минут.

Черт, а он харизматичен. Моих коллег как ветром сдуло. Да что там — не держи меня эти двое, я бы и сам припустил к турникетам, так внушительно это все прозвучало.

Но Сашка и Наташка никуда не пошли, они остались рядом со мной. Вот ведь… А, нет, к ним еще и Ленка присоединилась. Она ничего не понимала из того, что происходит, но сразу подбоченилась, стала раздувать ноздри и нехорошо смотреть на тех, кто меня держал.

— В чем дело? — Геннадий неторопливо спустился по короткой лестнице, ведущей от входа в банк, и остановился напротив Вагнера, на лбу которого пульсировала синяя жилка. — Если вас не затруднит, дайте объяснения, отчего ваши люди подобным образом поступают с сотрудником нашей организации? Не хотелось бы доводить дело до крайностей, это не нужно ни банку, ни вам, его уважаемому клиенту. И потрудитесь сделать это быстро, скоро сюда начнут стягиваться люди, и удар по репутации…

— В чем дело? — взвизгнул Вагнер, а после истерически хохотнул. — В чем дело! В том, чего не может быть на этом свете! В вот этом молодом человеке, который… Который… Я не знаю, как это правильно назвать.

— Его супруга приболела, — подал голос я. — Бывает. Петр Францевич, а своими-то лекарствами, что производите, лечить не пробовали? Как вы там мне говорили? «Есть наука, другого ничего нет».

— Смолин, молчите, — потребовал Геннадий. — Господин Вагнер, я не понимаю, как наш сотрудник может быть причастен к болезни вашей супруги. Ну если только данное заболевание не относится, кхм… К части интимных.

Бедный Вагнер явно был вне себя. Он, выпучив глаза, секунд тридцать смотрел на Геннадия, который с непроницаемым лицом стоял напротив него, после топнул ногой и воздел руки к небу.

Наташка с Ленкой синхронно хихикнули, а Сашка довольно громко сообщила, что:

— Не, это вряд ли. Я ее видела. Смолин такую старую не стал бы…

Она никогда ничего и никого не боялась, маленькая и отважная Вязьмина. И говорила всегда то, что думала, потому и сидела по сей день в операционистках.

— Вы трое — в банк, — скомандовал Геннадий, для убедительности даже сопроводив слова жестом.

— Сами разберемся, что делать, — пробурчала Сашка, не подумав даже тронуться с места.

— Идите, — поддержал безопасника я. — Ничего интересного дальше не будет.

Девчонки с сомнением посмотрели на меня, так и стоящего под контролем дюжих молодцев, но сделали то, о чем их просили. Правда, Наташка напоследок погрозила сумкой господину Вагнеру, отчего у того глаза чуть из орбит не вылезли. Как видно, отвык он от подобного. Или даже не сталкивался с таким никогда. Привыкай, тут тебе не фатерлянд!

— Отпустите молодого человека, — приказал Геннадий вагнеровским бойцам. — Пожалуйста.

В этом его «пожалуйста» настолько ощутимо громыхнуло что-то железобетонное, что даже мне немного поплохело. Всегда завидовал людям, которые умеют убедительно говорить. Не в смысле «толкать речь», а именно говорить, вкладывая в свои слова особую энергию, которая не позволяет их ослушаться.

Я так не умею. А жаль!

Правда, на молодых людей его слова особого впечатления не произвели. Внешне не произвели, но я, которому они завернули руки, почувствовал, как напряглись их мускулы.

— Отпустите, — махнул рукой Вагнер. — Чего теперь.

— Правильно, — одобрил его слова Геннадий. — И давайте-ка пройдем в здание, хорошо? Стоит ли на улице стоять? Все вопросы всегда разрешимы, так я думаю. И ваш, Петр Францевич, наверняка тоже.

Я массировал левое плечо, слушал, что говорит Геннадий, и приходил к выводу, что не очень-то он и безопасник. Больно он умело проблемы разруливает, и речь у него поставлена куда как лучше, чем у бывших служак, пусть даже и работавших некогда в весомых структурах, не имеющих отношения к армии.

Странный тип этот Геннадий, непонятный. Надо от него подальше держаться будет после того, как закончится муторная история с порчей.

У Вагнера дернулся глаз, но он, тем не менее, направился ко входу, следом за ним потопали его люди. Безопасник склонил голову к плечу и чуть приподнял правую бровь, как бы говоря: «А тебе особое приглашение надо?».

— Иду, — покорно вздохнул я и направился за остальными.

Уже в банке Геннадий, следующий за мной, еле слышно шепнул мне на ухо:

— Не вздумай дать Вагнеру то, что ему нужно, раньше времени. Ждем Ольгу Михайловну.

Бумммм! Как кувалдой по затылку.

Ну почему я всегда думаю, что последнее слово будет за мной, а на деле выходит, что я еле-еле умудряюсь только первое сказать?

Опять меня разыграли как пешку. Причем в чужой игре.

Все было просчитано, включая мои слова и заламывание рук. Мне позволили начать партию, а доигрывать ее будут другие. Мне же отведена должность зрителя, максимум — статиста.

То-то мне странным показалось то, что Геннадий появился немного не ко времени. По логике вещей, охранники, увидев в камеру, как сотрудника скручивают прямо у входа, должны были выскочить немедленно, но нет, этого не случилось.

Они ждали. Ждали точки кипения. Точнее — он ждал. И вышел на сцену тогда, когда это было выгодно. Ему выгодно. И Ряжской.

Но сработано красиво. И финал у этой истории, скорее всего, будет тоже красивый. Разумеется, без учета моих пожеланий, но кому они, по сути, интересны? Я просто в очередной раз был пешкой, которой позволили недолго думать, что онаферзь.

Нет, правы были древние мудрецы, когда говорили, что богу отведено богово, а кесарю — кесарево. Многоходовые интриги — не мое. Слишком я для этого прост. Это если мягко выражаться.

Я, конечно, могу сейчас немного взбунтоваться, не ждать Ряжскую, поступить по-своему, но это уже ничегошеньки не изменит. Разве что только в еще более глупом виде меня выставит. Мальчишество хорошо в тринадцать лет, а после двадцати оно смешно.

Так что пусть уже все идет так, как идет.

Я зашел в переговорку, плюхнулся в кресло и зевнул, прикрыв рот рукой.

— Дома ночевать надо, — зло бросил мне Вагнер. — Мы с трех часов тебя там ждали!

— И зря, — вяло парировал его фразу я. — У меня на эту ночь были другие планы. Я наслаждался продажной женской любовью.

— Я не знаю, что именно ты сделал и как, но настаиваю — прекрати это, — стукнул кулаком по столу Петр Францевич. — Верни все… Господи, даже слова к данному случаю не подберешь вот так сразу. Верни Яночке здоровье! Немедленно! Я знаю, что это твоих рук дело. Да, антинаучно, да — невероятно. Будь ты проклят! Верую. Верую в то, что возможно всякое! Что ты еще хочешь? Мальчишка, мерзавец, негодяй! Делай немедленно что сказано!

— Вздремнуть бы, — сказал Геннадию я, и снова зевнул. — Или хотя бы кофе попить.

Вагнер побагровел, и мне стало немного не по себе. Он был близок к бешенству, а жилка на его лбу билась, словно ручеек.

Как бы его удар не хватил.

Похоже, безопасника, ну или кто он там, посетила та же мысль.

— Он сделает то, что должен, — веско произнес Геннадий. — Но пока давайте все успокоимся. И вот еще что… Александр, набери референта, пусть она сюда подаст кофе для Петра Францевича. Или вам лучше чай?

— Почему только для него? — возмутился я. — Мне тоже чашка кофею положена. За перенесенные мучения.

— Смолин, вы, похоже, забыли, что сейчас находитесь на работе, — отчеканил Геннадий. — И здесь вам никто ничего не должен. А вот вы, напротив, обязаны соблюдать внутренние распорядки и предписания. И если вы это никак не можете усвоить, то, боюсь, вам недолго осталось занимать вашу должность.

— Так его, — удовлетворенно произнес Вагнер и вытер со лба выступивший там пот. — Наглец редкий этот ваш Смолин, я таких давно не видал.

— Нечасто в метро бываете, — сообщил ему я. — И на улице вообще. Небось все кабинет да личный автомобиль. Сейчас все такие, как я.

Геннадий молча показал мне на телефон. Я сложил руки на груди и уставился на потолок, прекрасно осознавая, что смотрюсь, как минимум, смешно.

Не знаю, чем кончилось бы дело, кабы в этот момент не впорхнула Ольга свет Михайловна. Она была свежа, весела и благоухала очень дорогими духами. Настолько дорогими, что я даже затрудняюсь сказать, какими именно. Мои приятельницы на подобные ароматы денег сроду не имели. Хотя это все субъективно, может, просто данный аромат очень индивидуален, и дело в этом.

— Всем доброе утро! — озарила она кабинет своей белоснежной улыбкой. — А вы что такие напряженные?

— Доброе? — снова вскочил с кресла было успокоившийся Вагнер. — Какое оно доброе? Яна ночью чуть не умерла, да и сейчас ей не лучше. Она дышать почти не может, я ее в клинику отправил, на аппарат поставил. И все этот твой протеже!

— Вот этот? — Ряжская показала на меня пальчиком. — Да?

— Да! — выкрикнул Петр Францевич. — Именно! И, главное, он еще шутки шутит! Дурака валяет! Мммерзавец такой!

— Да что вы меня все оскорбляете? — наконец не выдержал я. — Давайте уже как-то с этим заканчивать! Я тоже по мутер вас так послать могу, что…

— Уволен, — равнодушно произнес Геннадий. — Приказ будет сегодня.

— Ой, прямо напугали, — я встал с кресла. — Да не вопрос. Меня за последние пару месяцев столько раз увольняли, что я со счету сбился. В гробу я ваш банк видел, в белой теннисной обуви. И еще — вы безопасник и меня уволить не можете, полномочий не хватит. Но я сам уйду, не проблема. О, кстати! Это я прихвачу на память.

И ловко снял с пиджака Геннадия коротенький волосок.

Точнее — почти снял. Как и когда он перехватил мою руку, я так и не понял, настолько моментальным было его движение. И, главное, он даже ее не крутанул, но стало очень, очень больно, а пальцы разжались, выпустив добытый волос, который мягко опустился на пол.

— Не надо, — мягко посоветовал он мне. — Я не господин Вагнер, кричать не буду. Сядь на место и не дергайся. Не могу уволить? Ладно. Значит, пока приказ не подписан, ты на службе и обязан мне подчиняться.

Ничего. Нет крючочка для лихоманок — и не надо. Я еще чего-нибудь придумаю. А с той заразой, что за иглой придет, как-нибудь сам разберусь.

— Что-то вас совсем не туда занесло, — расстроенно проговорила Ряжская, всплеснув руками. — Ругань, угрозы, обиды. Мы же разумные люди, то есть всегда можем сесть за стол переговоров и найти общий язык.

Я зло сопел, Геннадий с усмешкой смотрел на меня, а Вагнер беспрестанно вытирал мокрый от пота лоб.

— Сели. — Ряжская похлопала ладонью по столу. — Саша, я тебя прошу! Да, Гена, сходи и попроси подать нам кофе.

— И мне? — уточнил я немедленно.

— Если хочешь, — пожала плечами Ряжская.

Я еле удержался от соблазна показать Геннадию язык. Серьезно. Как в начальной школе. Ситуация это просто диктовала.

Но удержался. Зато тут же сказал:

— Три кусочка сахара и сливки, — подумал, и добавил: — И пошевеливайся, голубчик, у нас еще много дел. Мне вот заявление об увольнении писать надо.

— Ну что за детский сад? — укоризненно глянула на меня Ольга Михайловна. — Взрослый же человек! И вот что еще, Петр. Мальчики твои пусть за дверью подождут.

Через минуту мы остались в переговорке втроем.

— Итак, — Ряжская с легким хлопком припечатала ладони к столу. — Насколько я понимаю, имеет быть место конфликт между тобой, Смолин, и господином Вагнером.

— Не конфликт, — возразил я. — Недопонимание. Я им не раз сказал «нет», а они этого не поняли. Да еще и угрожать начали. Вот и пришлось мне кое-что им объяснить наглядно.

— Объяснить? — Вагнер снова начал краснеть. — Это, по-твоему, объяснить? У моей жены семь с лишним часов длится жуткая асфиксия, сопровождаемая судорогами. В какой-то момент мне показалось, что она вот-вот умрет!

— Да нет, — успокоил я его. — До этого еще далеко, поверьте.

— Успокоил! — саркастично выкрикнул Вагнер. — Спасибо! Ольга, я тебя прошу, воздействуй на этого… Бандита!

Ух ты. Так меня еще никто никогда не называл. Даже приятно.

— Петр, я бы рада, да как? — невесело потупилась Ряжская. — Ты же видишь, что характер у него непростой. Да ты еще, насколько я понял, успел ему бока намять. Не просто же так ты с собой охрану взял?

На мою правую ногу в этот момент надавила ее узконосая туфелька, давая понять… Черт его знает, что она хотела мне сказать? Поди эту Ряжскую пойми.

Оставалось только импровизировать.

— Так и есть, — подтвердил я. — Прямо скажем — характер у меня скверный. И обиды не забываю.

— Сколько? — внезапно успокоившись спросил у меня Вагнер. — Цифру назови.

— Петр, погоди, — положила свою руку на его Ольга Михайловна, одновременно с этим аж дважды надавив на мою ногу. — Какие деньги, о чем ты? Если уж на то пошло, платить их должен не ты, а я. Это ведь по моей рекомендации Яна пришла к этому человеку.

— С вас денег не возьму, — сразу отказался я. — Вы мне очень симпатичны.

— Тогда сделай так, чтобы с Яной все стало хорошо, — лучезарно улыбнувшись, попросила меня Ряжская. — Давай закончим эту, прямо скажем, всем нам неприятную историю.

— Так он тебя и послушал, — нехорошо осклабился Вагнер. — Шантажист.

Я засунул руку во внутренний карман пиджака и достал оттуда пакетик с почти неразличимым волосом его супруги.

— А почему нет? Я за мирное сосуществование. Вам достаточно только понять, что меня больше не надо беспокоить, и все немедленно кончится. Обещаю.

— Да пропади ты пропадом! — взревел Вагнер, явно даже не поняв смысла моего жеста. — Век бы тебя больше не видеть!

— И чтобы никаких последующих провокаций со стороны излечившейся супруги, — добавил я, покачав пакетиком. — Сдается мне, она дама самолюбивая и злопамятная. Мне бы не хотелось рецидивов, Петр Францевич. Причем если сегодня вы меня смогли найти, то в следующий раз вам может и не повезти. Сегодня я покину этот банк, так что места привязки к местности у меня больше не будет.

— Он еще и угрожает? — устало пожаловался на меня Ряжской Вагнер. — Каково!

— Не угрожает, — возразила ему женщина. — Обговаривает условия. Совершенно нормальный процесс, на мой взгляд. И, давай честно — Яна не ангел, от нее всякого ожидать можно.

— Вообще-то есть такое, — признал Петр Францевич. — Ладно, даю слово. Если хочешь, могу расписку написать.

— Да что мне ваши расписки? — рассмеялся я. — Тут ведь вы не мне, вы себе насвинячите. Причем даже в том случае, если меня убьют по вашей наводке. Больше скажу — это для вас будет наихудший вариант. Детали опущу, но поверьте, я не вру.

— Не врет, — крайне серьезно подтвердила Ряжская. — Увы, Петр, все так.

— Не тронет тебя никто, — устало сказал фармацевт и дернул воротник рубашки. — Делай уже что надо, прошу тебя!

Я заметил, что он то и дело поглядывает на экран телефона, а тот с интервалом в пару минут вибрирует. Как видно, на него поступала информация о состоянии Яны Феликсовны.

— Для твоего пущего спокойствия, Саша, я беру на себя обязанности гаранта твоей безопасности, — добавила Ольга Михайловна. — И все потому, что доверяю слову Петра полностью. Мы, слава богу, знакомы сто лет, и повода усомниться в его честности у меня не было ни разу.

Вагнер криво улыбнулся.

Встав с кресла, я подошел к небольшому шкафчику, стоявшему у одной из стен, открыл его и достал оттуда пепельницу. Я знал, что она здесь есть, как без нее. Так-то в здании курить запрещено, и внутренним распорядком, и федеральным законом, но то сотрудникам и клиентам попроще. «Випов» подобное сроду не касалось, раз они хотят перекурить — то пусть дымят.

Вернувшись обратно, я поставил пепельницу на стол, а после раскрыл пакет и достал оттуда седой волос госпожи Вагнер.

И в этот момент туфля Ряжской припечатала мою ногу к полу.

— Да, Петр, — обратилась она к мужчине, который внимательно следил за моими манипуляциями и, кажется, начал понимать, что к чему. — Возможно, не ко времени вопрос, но все же… Там у тебя с моим Павликом тоже небольшое непонимание вышло. Ну по зданию на Садовом кольце, том, где раньше банк квартировал, у которого лицензию не так давно отозвали. Том, что ты прикупил в обход официальных торгов. Вот скажи, ты ему его все же не уступишь? Тебе оно так и так не нужно, там планировка под кредитную организацию заточена, больше на ремонт потратишь. Да и во дворе оно, а для твоего дела внешняя витринная реклама важна. А для нас — самое то. У нас это теперь профильный бизнес, нам расширяться надо.

Это сильно. Это впечатляло. Как по нотам! И даже тот факт, что меня использовали по полной, ничего в этом не менял. Когда красиво — тогда красиво.

Вагнер долгим взглядом посмотрел на кротко улыбающуюся Ольгу Михайловну, на меня, на волос в моей руке и сказал:

— Забирайте. Я все равно бы Паше его отдал со временем. Просто хотел…

— Иметь свой маленький гешефт, — рассмеялась Ольга Михайловна. — Я передам твое пожелание мужу, думаю, он сделает нужные выводы. Их тебе сообщат сегодня наши юристы, когда подъедут подписать бумаги. Саша, а ты кого ждешь? Делай свое дело. Там же Яна страдает.

— Огонька нет, — озадачился я. — А без него никак.

— Вот, держи, — женщина щелкнула замочком сумочки и протянула мне миниатюрную зажигалку «Ронсон». Золотую, блин. Живут же люди…

Я подмигнул Вагнеру, отчего тот скривился, щелкнул зажигалкой и подпалил волос, лежащий в пепельнице.

Тот вспыхнул неожиданно ярко, я даже такого не ожидал. Чему там гореть-то?

Впрочем, огонь так же быстро сменился на редкость вонючим и густым зеленоватым дымком, в котором я уловил запах той самой жижи, которую варил накануне.

— Вот и все, — по возможности уверенно сказал я. — Петр Францевич, если телефон рядом с Яной Феликсовной, так вы можете ей позвонить. Ручаюсь, она уже почувствовала себя гораздо лучше.

Набрать жену Вагнер не успел, потому как та успела его опередить.

— Да! — радостно крикнул в трубку фармацевт, заставив меня подумать о том, что он, похоже, на самом деле любит эту властную женщину с тяжелым характером. — Все нормально? Задышала? Слава богу. Что? Нет. Нет. Нет, не надо. Я все потом объясню.

Как видно, Яна Феликсовна сходу предложила мне руки-ноги оборвать. Она кто угодно, только не дура, поняла, откуда ветер дует.

— Поеду в клинику, забирать ее, — сообщил нам Вагнер, вставая. — Спасибо говорить не стану, не за что.

— Ты сам виноват, Петр, — закинув ногу на ногу, произнесла Ряжская. — Зачем так наседал на Сашу? Он славный, добрый, милый мальчик. А ты ему угрожать начал. Он просто защищался, вот и все. Нельзя человека загонять в угол, даже странно, что мне приходится это объяснять тебе. Не кому-то, а тебе!

— Недооценил я твоего Сашу, вот и все, — без тени смущения ответил ей фармацевт. — Моя ошибка. Надо было по-другому действовать, так, как ты.

— Простите за банальность фразы, но не могу удержаться — влез в их разговор я — Ничего, что я здесь нахожусь?

Вагнер, ничего не ответив, открыл дверь, застыл на месте, словно раздумывая, выходить из переговорки или нет, а после, повернувшись ко мне, спросил:

— Что это было? С Яной?

— Не что, а кто, — протягивая Ряжской зажигалку, даже не подумал «включать дурака» я. — Грынуша-Грудея, одна из двенадцати сестер-лихоманок. Причем имейте в виду — я вас пожалел. Она не самая страшная из этого выводка. Не самая милосердная, это да, но все могло быть куда хуже. Вернее — куда страшнее.

— Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу, — пробормотал Вагнер и вышел, прикрыв за собою дверь.

— Это он о чем? — обратился я к Ряжской. — При чем тут лес?

— Не бери в голову, — посоветовала мне она. — Захотел человек образованностью блеснуть. Главное, что?

— Что?

— Ты можешь спокойно вздохнуть, Вагнеры тебя больше не потревожат. Ну, молодец я? Как лихо твои проблемы решила!

— Чего? — я даже глаза выпучил от удивления. — Вы решили? Да вы сейчас у товарища здание отж…

— Тсссс, — пахнущая духами ладошка Ряжской закрыла мой рот. — Саша, не наговори глупостей. Я, конечно, не маленькая девочка, понимаю, что такое аффект, но обидеться все равно могу. А это не нужно ни мне, ни тебе. Может, я и извлекла какую-то выгоду из этой ситуации, но приоритетом была не она, правда? В первую очередь я думала о тебе, о твоей безопасности.

— Если бы вы послушали меня сразу и дали этой Вагнер от ворот поворот, то и проблем бы не было, — отстранил ее руку я. — Говорил ведь…

— Тут да, тут просчет, — признала женщина. — Но на ошибках что? Учатся. В будущем будем более тщательно подходить к подбору клиентуры.

— Какой клиентуры? — прищурился я. — О каком будущем речь, я не понимаю. Все, закрыта лавочка, Ольга Михайловна.

Дверь в переговорку открылась, и к нам присоединился Геннадий. Он молча сел на то кресло, где до того располагался Вагнер, и кивнул Ряжской.

Что обидно — кофе он нам не принес.

— Саша, все только начинается, — лучезарным тоном заверила меня Ряжская, и даже руками взмахнула. — То ли еще будет!

— Ничего не будет, — помотал головой я. — Меня уволили, слава богу. Свобода! И я использую ее как полагается. Например, уеду в Нечерноземную полосу России припадать к простым сельским радостям бытия.

— Очень разговорчивый молодой человек, — сообщил Ряжской Геннадий. — Хотя они все здесь языками мелют много. И большей частью не по делу. Два дня слушаю — диву даюсь. Половину персонала менять надо, Ольга Михайловна. Даже две трети.

— Так и меняй, — разрешила ему Ряжская. — Кроме, естественно, вот этого товарища. Я теперь гарант его безопасности, так что — увы, увы. Эй, селянин, чего примолк? Значит, говоришь, в глушь, в деревню собрался? Самому не смешно? Тоже мне, Герман Стерлигов.

— Самому грустно, — вздохнул я. — Даже помечтать не дали.

— Саша, хочешь верь, хочешь не верь, но я на самом деле испытываю к тебе добрые чувства. — Ряжская взяла мою ладонь в свою. — Практически отеческие. Детей у меня нет, вот, в каком-то смысле тебя усыновляю. Так что заканчивай ершиться, хорошо? Ничего, кроме ошибок, это тебе не принесет. А теперь иди к себе и работай. В конце концов, ты у нас на зарплате, а солнце только встало.

«На зарплате». Нет чтобы мне процентик от провернутой сделки со зданием отделить. Так по справедливости было бы.

Ладно, с паршивой овцы хоть шерсти клок.

— Геннадий, — повернул я голову в сторону безопасника. — Насчет увольнений. Я не знаю, кого вы там вычищать из банка будете, но не думайте даже трогать тех трех девочек, которые сегодня за меня впряглись. Это моя личная просьба.

— Хорошо, — вместо Геннадия ответила Ольга Михайловна. — Они в безопасности. У них иммунитет, как в «Последнем герое». Теперь ты доволен?

— Нет, — помотал головой я. — Но это все равно ничего не меняет.

— Упорный, — даже с каким-то уважением сказал безопасник.

— Упорный, — подтвердила Ряжская. — И тем мне симпатичен.

— Косачова жаль, — сказал я, вставая с кресла. — Только он обрадовался, что с Вагнерами поработает — и на тебе.

— Так и поработает, в чем же дело? — Ольга Михайловна достала из сумочки сигареты и все ту же зажигалку. — Куда они денутся? Саш, Петр никогда не будет мешать дело и личное, он для этого слишком умен. Да и раньше между нами особой любви не было, просто бизнес моего Паши кое-где смыкается с предприятием Вагнеров, потому мы и делаем вид, что друзья. Как, впрочем, и все остальные в нашем кругу. Эмоции — не для нас. Они мешают делу. И тебе, кстати, этому тоже надо бы поучиться. Но это тема для отдельного разговора, а пока иди, работай.

Не знаю, о чем потом Ряжская беседовала с Геннадием в переговорке, и когда она покинула банк. Да и не сильно меня это интересовало. На меня навалилась усталость, смешанная с последствиями бессонной ночи, так что мне было не до того. Плюс девчонки меня просто замучали с расспросами. В результате я предложил им заказать пиццу за мой счет, и это моментально переключило их на другую тематику — они начали выбирать что заказывать и орать друг на друга, поскольку вкусы у Ленки и Наташки разные.

Под этот гвалт я отключился прямо в кресле, да так, что даже не почуял, как Федотова у меня из пиджака портмоне вытащила, чтобы за еду рассчитаться. И как Сашка пришла, которую они позвали, рассудив, что она тоже моя защитница.

Причем сонная хмарь так и не развеялась до конца дня, я и домой пришел на автопилоте. Зевая, поужинал и решил было завалиться спать, как раздался дверной звонок.

— Интересно, это кто? — спросил я у Родьки. — Вроде никого не жду.

— Либо эта, — потыкал в потолок мой слуга, намекая на Маринку. — Либо рыжая, которую ты к дому привадил. Опять мне на кухне спать! Тут холодно и по полу тянет!

Звонок повторился, и я пошел к двери открывать. И почти щелкнул ключом, но тут в мою руку вцепился невесть откуда взявшийся Вавила Силыч.

Прямо дежа вю какое-то.

— Не вздумай! — подъездный чуть ли не отшвырнул меня в сторону. — Там — она!!!

Глава восемнадцатая

— Кто — «она»? — спросил у Вавилы Силыча я. — Да что ты так всполошился?

Клавишу звонка снова зажали и, похоже, больше не собирались отпускать.

— Она! — подъездный выпучил глаза и стал чем-то похож на Родьку. — Та самая. Что иголку в дверь втыкала! Только сейчас она какая-то истаскавшаяся стала. На лицо не скажу, я его в тот раз не видел, но… Не знаю, как объяснить. Она это, но не она!

Само собой, другая. Зло-то семикратно к ней вернулось, и корежит ее теперь не по-детски. Поделом! Не рой другому яму, сама в нее упадешь.

Я открыл крышечку «глазка» и с интересом глянул на то, что происходило с той стороны двери. Точнее — сначала с интересом. А через секунду отскочил от двери как ошпаренный.

Нет, реально напугался.

Стоявшая за дверью тетка, похоже, тоже решила посмотреть на меня. Условно, разумеется. То есть — уставилась в «глазок» оттуда, с той стороны, и я, как Фродо Бэггинс, сейчас увидел глаз. Даже не так — ГЛАЗ. Кроваво-красный и жутко пугающий. Если вам кажется это смешным, попробуйте провести эксперимент. Даже обычный глаз в увеличении выглядит усраться как пугающе, а налитый кровью — вдвойне.

— Ты дома! — донесся до меня визгливый вопль, больше даже напоминавший стон. — Дома! Дома!

На дверное полотно обрушились удары ног, тетка входила в раж.

— Отдай! — страстно мычала она, барабаня мне буквально по мозгам. — Отдай иглу, отдай! Ты знаешь, какая это боль? Знаешь?

— Гражданка, не хулиганьте! — проорал я, жестом показывая прибежавшему к нам Родьке, чтобы тот принес мне мой телефон. — Я милицию… Блин! Полицию сейчас вызову!

— Отдай иглу-у-у-у-у-у! — завыла тетка. — Ненавижу! Всех вас ненавижу!

На этаже хлопнула дверь, и до меня донесся голос Константина:

— Ты чего орешь, тетка? Вечер на дворе! Давай, или отсюда!

Незваная визитерша ответила соседу настолько филигранно сплетенной непечатной фразой, что я только подивиться мог. Четверть века на свете прожил, а несколько слов из нее даже для меня явились открытием. И это при том, что мы, банковские служащие, поматериться не дураки. Не настолько, насколько, к примеру, трейдеры или консультантки из парфюмерных магазинов, но тем не менее.

А вы как думали? Когда восемь — десять часов в день ты приторно-сладким голосом общаешься с клиентами, употребляя исключительно благонравные слова, то единственной отдушиной является только пообщаться в своем кругу на простом и соленом русском языке. Отличная, доложу вам, разрядка. Те же Наташка с Ленкой такие нецензурные словесные петли завернуть могут — не в каждой подворотне услышишь. А уж какая мастерица Анька Потапова по этой части — слов нет. Хотя она операционистка, ей сам бог велел.

Константина, похоже, это тоже впечатлило, и он захлопнул свою дверь, выдав напоследок что-то вроде:

— Во Сашка дает!

Соседа можно понять. До последнего времени в нашем подъезде главными возмутителями спокойствия значились Витицкие с пятого этажа, любители простых житейских радостей, вроде водки, капусточки, дружеского мордобоя, Круга и Лепса. За мной же ничего подобного сроду не водилось. А тут за одну неделю и продажные девки, и вон скандал непонятного свойства. Так что ничего удивительного в его словах нет. Правда, неясно, что именно он в них вложил — восхищение или зависть?

Но надо поспешать. Как бы Костик ментов не вызвал, которые мне тут нафиг не нужны. Они эту гостью с собой уволокут, а мне бы хотелось с ней пообщаться. Надо заканчивать подзатянувшуюся историю с охотниками на ведьмаков. Я, в принципе, начал догадываться откуда ноги растут, но мне хотелось бы услышать подтверждение этой теории. Или ее опровержение.

— Геннадий? — спросил я негромко, услышав щелчок в трубке.

— Слушаю, — уже привычно ровно ответил мне наш новый безопасник.

— Ко мне в гости, на огонек, кое-кто заглянул, — протараторил я. — У дверей топчется, кричит, в дом рвется. Хорошо бы…

— Скоро будем, — даже не дослушав меня, ответил Геннадий и повесил трубку.

«Будем» — это хорошо. Это значит, он приедет не один. И правильно. Сдается мне, тетка из-за двери сейчас в таком состоянии, что кучу народа раскидать в стороны может. Вот только «скоро» — это когда? Если от банка поедет, то по московским меркам «скоро» это часа через два. Это ж все «пробки» собрать им придется, которым, наверняка, в это время нет числа.

Я отдал телефон Родьке, а после снова прильнул к «глазку», поскольку за дверью установилась тишина. Может, гостья ушла, решив прихватить меня как-нибудь потом, на улице, когда я этого ждать не буду?

Да фиг! Она топталась рядом с лифтом и что-то шептала, приложив обе ладони к вискам.

Зато я ее хоть рассмотрел.

Вавила Силыч оказался прав во всем. Было ей лет сорок, кабы даже не больше. Нет, ощущалось, что женщина эта за собой до последнего времени следила, но сейчас ей явно не до того. Дорогое дамское приталенное пальто было застёгнуто вкривь и вкось, из-под его пол высовывался не снятый домашний халат, что выглядело достаточно комично.

Да и лицо… Подъездный подобрал очень верное слово. «Истаскавшаяся». Это было лицо интересной еще женщины, не вышедшей в тираж, но все оно было покрыто какими-то прожилочками, мешочками, опухлостями. Глаза же были и вовсе двумя черными пятнами на багровом фоне.

Я бы на месте Константина тоже дверь закрыл. Да еще и подпер бы чем-то изнутри. И это ведь я на нее только в «глазок» глянул!

Кстати, вопрос — а где именно Геннадий собирается проводить интервью с этой красоткой?

Додумать данную мысль я не успел, потому что женщина то ли заметила, что я на нее гляжу, то ли даже учуяла это, поскольку она снова кинулась на дверь, как чайка на волну, несколько раз сильно бахнула по ней кулаками и выдала очередную порцию угроз, смешанных с просьбами. Правда, финал на этот раз был не такой, как раньше. Она схватилась руками за голову, что-то неразборчиво простонала и скрылась из поля видимости.

— О как! — я оторвался от глазка и прошептал: — То ли ловушку готовит, то ли в обморок упала. Вавила Силыч, ты бы глянул, а?

Было заметно, что подъездному эта просьба не по душе, но он говорить ничего не стал, открыл дверь в ванную, запрыгнул на раковину, а после невероятно ловко ввинтился в вентиляционную решетку над ней. Даже не открывая последнюю.

Так о чем я? А, да. Куда Геннадий поведет эту гражданку? Сдается мне, что по пути наименьшего сопротивления. То есть — прямиком ко мне. Врать не стану, эта перспектива меня не греет, но и выбора особого тоже не будет. Это нужно не ему, а мне, так что возмущение здесь вроде как ни к месту.

Хотя вреда мне этот визит мне принести вроде бы не должен. Убивать безопасник ее точно не станет, как, надеюсь, и пытать. Он вообще в этом плане молодец. Умеет убедительно разговаривать с людьми. Опять же — у меня самого есть отличный аргумент, который эту фурию убедит все рассказать. Главное, чтобы ее как следует придержали и не дали ей до меня добраться.

Но на кухне надо бы порядок навести. Не в смысле — посуду помыть и крошки со стола смахнуть, нет. Тем более, что в этом плане все у меня нормально обстоит, Родька хоть и лентяй невероятный, но чистоту в доме обеспечивает. Надо мою мастерскую алхимика накрыть чем-нибудь и книгу в комнату отнести.

Елки-палки, надо все-таки сейф заказать наконец. Все выбираю, думаю, а воз и ныне там. Ведь нужен же он! И даже не столько для безопасности имущества, понятное дело, что для профессионального взломщика этот сейф — семечки. Видал я как-то раз, как такой профи ячейку в депозитарии открывал, одну из тех, от которых ключ потеряли. Я одним из членов комиссии был, сдуру Витале-депозитарщику на глаза попался. Такие вещи без специальной комиссии (читай — свидетелей) не делают. Взлом же на законных основаниях происходит — и клиент здесь, и мастер из специальной фирмы, с которой банк договор на обслуживание заключил. Только наколки на пальцах мастера и без слов нам все сказали о его непростом прошлом. Так вот он чем-то покопался минутку, скрипнул металлом об металл, чуть дверцу вперед толкнул — и готово, принимайте работу. А там два крученых замка, которые разными ключами открывают с одновременным поворотом оных. Что ему моя железная коробка? Смех, и только. Да и толковый колдун, вроде того, что в моих личных недругах ходит, дверцу этого сейфа как апельсиновую кожуру сковырнет, я так думаю. А то и просто расплавит.

Но он мне и не для пущей сохранности ценностей нужен. Просто удобнее и привычнее держать все мое добро в одном надежно закрытом от чужих глаз месте. Ну и вот для таких случаев, как нынче. Хочешь — не хочешь, придется сейчас книгу под матрас засовывать и Родьку на ее охрану ставить.

А, и еще нож из притолоки надо вынуть. Мало ли, кто с Геннадием придет? Возьмут и упрут. Выцарапывай его потом обратно.

Блин, как же это все хлопотно! Доберусь до тех, кто эту карусель раскрутил, не знаю, что с ними сделаю.

Кстати — это правда. Я на самом деле не знаю, что с ними делать буду, если таинственные «они» окажутся теми, кто я думаю. Ну не убивать же мне их?

— Сидит, — вынырнул из ванной комнаты Вавила Силыч. — Стенку спиной подперла и тихонько ноет. Тоненько так: «А-а-а-а-а… А-а-а-а-а». Больно ей, похоже, очень. Даже жалко как-то стало.

— Вот еще! — шерсть на спине у Родьки встала дыбом. — А хозяина тебе не жалко было бы? Она порчу на него накинуть хотела! Поделом вору и мука! Ух, я бы ее!!!

Он выставил вперед свои лапки, на которых сверкнули холодом синеватые острые, чуть закругленные когти, обычно надежно скрытые от чьих-либо глаз.

— Злой ты, Родион, — укоризненно произнес Вавила Силыч. — Безжалостный.

— Тоже мне, Морозко, — показал ему язык мой слуга. — Что, съел? Я эту фильму два раза уже видел по телевизеру. Враки это все, между прочим. И звали Ледяного Старика не Морозко, и посох у него другой был, и девок он в лесу сроду не спасал. Он их на другие цели пускал!

— Даже слышать не хочу, что он с ними делал! — поморщился я — Не ломай красочный и прекрасный мир моих детских воспоминаний, пусть он остается таким, каким был.

— Да не то! — тоненько захихикал Родька. — Не, хозяин, ты чего! Он из них душу забирал. Сначала жизнь из тех дур, что зимой в лес поперлись, морозом выдавливал, а потом, стало быть, душу забирал. И в свой ледяной кристалл на хранение отправлял, чтобы потом в самые сильные метели их вплетать. Слышал, поди, как в снежной круговерти кто-то вроде плачет? Во-о-от, это они, те, кого Ледяной Старик себе на службу взял. Стонут, печалятся, хотят на волю, а никак. И если Старику кого надо в метели завертеть до смерти, да в сугробе и схоронить до весны, так они это сделают. Он повелит — они завертят.

Ледяной Старик. Новое имя в моем личном бестиарии. Надо запомнить. Хммм… Души в метели, которые кого хочешь на тот свет спровадят при определенных условиях.

Очень интересно. И отчасти по моему профилю.

Правда, не до конца понятно, этот Ледяной Старик — он тоже теперь только часть фольклора, как многие другие из старых времен? Или нет? Наверняка ведь сущность не из последних была.

А может, и есть.

Надо будет как следует расспросить Родьку на этот счет. Но это все потом, не сейчас.

За дверью окончательно установилась тишина, как видно, тетке совсем лихо стало, потому я вынул нож из притолоки, а после скомандовал:

— Родька, давай, горелку и все остальное скатеркой накрой. Той, что в шкафу, зелененькой. Чемоданчик с травами — в комнату, за диван. И сам там посидишь, если в дом гости пожалуют. Чтобы носу не казал, понятно? Это тебе не Женька, которая хоть и ругается, но про тебя никому слова не скажет.

— И жрет без остановки, — пробубнил себе под нос слуга. Впрочем, заметив, что я нахмурился, тут же добавил: — Да понятно, хозяин. Я ж не дурень какой?

Негромкий смешок Вавилы Силыча он предпочел не заметить.

Самое интересное — мы еле-еле успели прибраться на кухне. Геннадий и в самом деле появился очень быстро, настолько, что я даже призадумался — а не на вертолете ли он до меня добирался? Просто других объяснений нет. Даже с проблесковым маячком ты за полчаса до нашего спального района от центра не доедешь.

Но эти мысли довольно быстро сменились другими, более приближенными к текущему моменту.

— Александр, открывайте, — в дверь позвонили второй раз. — Мы здесь, опасаться нечего.

— А вы ее под локотки прихватили? — опасливо спросил я из-за двери, не спеша ее распахивать и внимательно смотря в «глазок». — Это она сейчас тихая, а совсем недавно чуть дверной косяк мне не разнесла голыми руками.

— Н-да, — Геннадий с сомнением скривил рот, но все же дал отмашку двум сопровождавшим его молодым людям. Те исчезли из поля зрения, но через секунду снова появились, держа обмякшее тело такой недавно активной женщины. — Все, можете не беспокоиться.

Я щелкнул замком и открыл дверь.

И вот тут все случилось очень-очень быстро.

Женщина, только что напоминавшая груду грязной одежды и цветом, и состоянием, мигом преобразилась, вырвалась из рук державших ее молодых людей, растопырила пальцы, как когти, и кинулась на меня с утробным воем. Кстати — она здорово напоминала атакующую ворону. Сама во все черное одета, глаза круглые и навыкате, и лак на ногтях черный. Жуть, да и только!

И лихо бы мне пришлось, возможно, даже очень, если бы Геннадий не действовал еще быстрее, чем эта мегера. Реакция у него, конечно, чумовая.

Он воткнул ей свой кулак между ребер, выбивая дыхание из груди взбесившейся фурии, да так умело, быстро и качественно, что та и охнуть не успела, повалившись снопиком на пол.

— Оба оштрафованы, — невозмутимо сообщил он своим спутникам, виновато кинувшимся поднимать незваную гостью и закручивающим ей руки за спину до хруста. — Десять процентов от зарплаты.

— То есть эти методы не только нас касаются? — не удержавшись, спросил у него я.

— Материальные санкции наиболее действенны, — Геннадий пошире распахнул дверь. — И быстрее доходят до разума сотрудников. Слова — это только слова. А заработанные, но неполученные деньги — это нереализованные планы. Слово вылетит из памяти моментально, а упущенная возможность останется там надолго. В кухню ее. Александр, это нам прямо по коридору, верно?

— Да, — ответил я. — Если этот кусочек пола можно назвать «коридором», конечно. Это «хрущевка», а не «Рублевка», у нас ряд квартирных понятий, вроде «коридор» или «мезонин», отсутствуют в принципе.

Конец фразы я договаривал на автомате, поскольку мое внимание уже переключилось на другое.

Не скажу, что я увидел что-то для себя новое, этих тварей я встречал уже не раз и не два, большей частью в метро. Но вот у себя дома как-то не доводилось.

На шее женщины вольготно расположилась серая тварь из тех, кого Нифонтов назвал «предвестником смерти», причем на этот раз она была на редкость здоровой и упитанной. Поняв, что я ее вижу, эта пакость поплотнее сжала шею своей жертвы и раззявила пасть, как бы советуя мне отвалить подальше от ее еды.

Интересно, а что является причиной скорой смерти моей незваной гостьи — какая-то личная неизлечимая хворь, или же то, что ей вернули ее же собственную порчу?

На кухне помощники Геннадия усадили нервную визитершу на табуретку, не отпуская ее рук, и уставились на нас.

— Александр, а можно попросить у вас чая? — осведомился у меня сотрудник Ряжской. — Лучше всего зеленого.

— Зеленого? — задумчиво переспросил я, включая мигом зашумевший чайник. — Не знаю. Я-то черный сам пью. Но вроде был.

Светка любила зеленый чай и меня пыталась к нему приучить, говоря, что он невероятно полезен для здоровья. Я лично в этом уверен не был, особенно памятуя о том, что она в свое время и «матэ» пила, которое жутко смердело старыми носками. Так, что хоть святых из дома выноси.

Светки давно тут нет, а вот чай остался. Не уверен, что он до сих пор пригоден для употребления, времени-то прошло немало, но, с другой стороны, мне и Геннадия не сильно жалко будет, если что. Так-то он мне, конечно, помогает прямо сейчас, но если вспомнить сегодняшнее утро, то о каком сочувствии может идти речь?

— Отдай, — на выдохе прошелестела женщина. — Иглу отдай! Больно мне. Очень больно.

— Ну вот и начался конструктив, — Геннадий склонился над женщиной. — А вы скверно выглядите. Пару ночей не спали?

Та ничего ему не ответила и уставилась на меня. Причем не она одна. Предвестница смерти тоже подняла свою змееподобную голову и повернула ее в мою сторону, словно участвуя в нашем разговоре.

— Ты вот про это? — я достал из кармана пробирку с иглой и показал ее злоумышленнице. — Ее надо тебе отдать?

Женщина рванулась ко мне, правда, безуспешно, держали ее на совесть. Но рванулась неслабо, я даже услышал, как хрустнули ее плечи. Блин, это как же у нее болит голова, что она на такие вещи внимания не обращает?

— Подозреваю, что мы вам, Александр, нужны больше как статисты, — заметил Геннадий. — Тем более что я все равно не имею понятия о том, что вам надо узнать у этой леди. Беседуйте сами, а я, если что, подключусь. Так где у вас чай?

— Вон в том шкафу, — ткнул я пальцем в сторону, не отводя взгляда от женщины. — У меня вопросов много, но главный один. Кто вас на меня натравил?

— Варвара, — выдавила из себя женщина.

— Ключница? — не удержался я от сарказма, причем Геннадий, орудовавший в шкафчике, где у меня хранились чай, кофе, сахар и прочее тому подобное добро, тоже не удержался от смешка.

— Нет, — женщина полуприкрыла глаза. — Это она для всех известна как Варвара, светлая колдунья. А так, по жизни, она Марина Мирошниченко, мы с ней вместе во «втором меде» учились когда-то. Я, правда, доучилась, а она нет.

«Светлая колдунья». Так и знал.

— А остальные двое? — уточнил я, чтобы до конца прояснить вопрос. — Еще одна женщина и мужик? Они кто?

— Мужчина — маг вечности Никандр, — почти шептала гостья. — Как зовут по-настоящему — не знаю. А женщина — Аллерия, финская рунная берегиня.

Какой лютый бред! Рунная берегиня. Это чего же они там такое курят?

— Кто? — впечатлился даже Геннадий. — А финская почему?

— Потому что она в Финляндии своему искусству обучалась, — подал голос один из бойцов. — Я эту Аллерию знаю.

— Ты? — еще больше изумился безопасник. — Откуда?

— Да Ленка моя по телику «Магическое противостояние» смотрит каждую субботу, — пояснил парень. — Ну, хочешь — не хочешь, а все равно что-то да видишь. Так там эта берегиня в том году почти до финала дошла. Я почему запомнил — она из себя вполне даже ничего. Видная бабёшка, грудастая.

— Вам что-то это дало? — спросил у меня Геннадий, с банкой чая подходя ко мне.

— Только понимание того, в каком безумном мире мы живем.

— Верни иглу, — потребовала женщина. — Я все тебе сказала.

— Не все, — возразил ей Геннадий. — Ты назвала несколько имен — и все. Причем даже непонятно, правда это или ложь.

— Правда это, — промычала женщина и ее лицо искривил пароксизм боли. — Правда!

— А вот скажите… — начал было я, но Геннадий остановил меня жестом.

— Нет, так дело не пойдет, — сообщил он, беря чашку и внимательно изучив ее дно, как видно, на предмет чистоты. — Кто так спрашивает? Давайте все же я это сделаю.

Он засыпал в чашку чай, залил его кипятком, а после достал из кармана плаща маленький цифровой диктофон.

— Итак, — обратился Геннадий к женщине, которая сидела с закрытыми глазами и глубоко дышала. — Будем последовательны. Первое — как вас зовут? Полностью — имя, отчество, фамилия. Кстати, Александр — хороший сорт чая. Недешевый.

За следующие полчаса он выжал из Олеси (так звали эту даму) все, что та знала. И даже то, чего она не знала, но о чем догадывалась.

Все на самом деле упиралось в деньги. Ради них меня чуть не отправили на тот свет. Причем разгадка все время лежала на поверхности, просто я ее не увидел. Ведь Маринка еще когда мне сказала, что эти самые колдуны, врачеватели и потомственные целители за лишний рубль маму родную удавят, а я к ее словам так и не прислушался.

Как и в любой профессиональной сфере, в среде доморощенных магов все всё о всех знали. В том числе и о том, кто сколько зарабатывает и кого из ВИПов пользует, в хорошем, разумеется, смысле этого слова. И, само собой, тот факт, что группа более чем зажиточных клиентов в поисках ответов на свои вопросы вдруг перестала переходить от одного мага к другому, не прошел незамеченным. Как и то, что кто-то из них исцелился, кто-то обрел покой, а кто-то даже забеременел. Выяснить что к чему было достаточно несложно, и уже совсем скоро мое имя перестало быть тайной.

Что интересно — они даже не попробовали со мной поговорить, а сразу решили просто убрать с игрового поля. Может, потому что не хотели общаться с чужаком, а, может, кто-то из них что-то учуял. Шарлатаны-то они шарлатаны, это понятно, но не дураки же? Не могли они, вращаясь в этой среде, ничего не ведать о мире Ночи. Олеся не знала ответа на этот вопрос, поскольку с ней никто не откровенничал. Да и с чего бы? Она для этой компании была если не чужой, то близко к тому, поскольку не вела частную псевдомагическую практику, являясь, скорее, экспериментатором, промышляющим бытовой волшбой больше ради интереса и острых ощущений. Заработок тут был не главным, хотя, конечно, и от него женщина не отказывалась. Официально Олеся вообще работала врачом в какой-то частной клинике за вполне неплохие деньги. Сдается мне, что кто-то в ее родне по женской линии когда-то был ведьмой, и она получила немного силы, которая время от времени давала о себе знать.

Так вот — к ней обратилась ее подруга и предложила кругленькую сумму за наведение на меня порчи. Я так понял, это был не первый раз, когда бывшие соученицы работали в тандеме, и до меня все у них получалось как надо. Олеся наводила порчу, а потом сама ее и снимала, а визуально это все оформляла Марина, махая руками над волшебным шаром и нагоняя саспенс на страдающих клиенток. И все были довольны.

Но не в этот раз.

Кстати, подруга Марина, узнав, что все пошло не по плану, немедленно перестала брать телефонную трубку, оставив страдающую соученицу один на один с ее проблемой. А доехать до ее офиса у Олеси как-то не сложилось.

Два дня ведунья-кустарщица терпела нарастающую с каждым часом боль, но к вечеру сегодняшнего дня ей стало понятно, что завтра она просто физически из дома выбраться уже не сможет. Вот и рванула бедолага ко мне, выбивать обратно иголку с обернутой на нее саму порчей. Ближе к концу первого дня, когда ни один препарат боль не купировал и та все сильнее и сильнее нарастала, она догадалась, что к чему и откуда ветер дует. Вот только неясно — с чего она взяла, что я ее пожалею? Хотя — какая тут логика, если череп разламывается на части?

Вообще, российско-финскому конгломерату магов крепко не повезло. Сначала их подвёл Силуянов, который наотрез отказался меня убивать даже после того, как ему капитально промыли мозги (а в этом Никандр и его коллеги были большие мастера, почти каждый из них имел диплом психолога, причем не нарисованный, а честно полученный), а после и Олеся наступила на свои же грабли. Подозреваю, что они изрядно приуныли.

А может, и нет. Может, сидят сейчас, передвигают ритуальные шары по столу и планируют новуюкаверзу для неугомонного меня.

— Вот, собственно, и все, — Геннадий щелкнул кнопкой диктофона. — Картина ясна, что делать дальше — тоже. Так, Сережа, ты у нас, как выяснилось, подкованный в этих делах человек, тебе и звонить. Давай, записывайся к мадам Варваре на прием на завтра, лучше всего прямо с утра. У меня во второй половине дня дел полно, так что часов до двух-трех хорошо бы все закончить.

Ему все понятно, включая план действий. А мне объяснить, что к чему? Нет, не дурак, понял, что у него в голове вертится, но все же?

— А чего говорить-то? — молодец что стоял справа, достал из кармана смартфон.

Геннадий глянул на меня, ожидая какого-то комментария.

— Ну-у-у-у, — я почесал затылок. — Скажи, что приворот надо сделать. Девушка, мол, тебя не любит, а ты ее очень. И хочешь, чтобы вы были вместе.

— Номер, пожалуйста, — Геннадий похлопал окончательно сомлевшую Олесю по плечу. — Подруги вашей номер. И еще. Она может спросить, откуда вот этот молодой человек его узнал. Что ему ответить?

— Реклама, — прошептала женщина. — Она ее время от времени дает в газеты «Московский вестник» и «Из уст в уста». Ну и на интернет-порталы тоже.

— Лучше интернет, — подумав секунду, сказал Геннадий. — Кто сейчас из молодых людей бумажные газеты читает? Мадам, диктуйте Сереже номер, не тяните время. И так за окном почти ночь, вдруг ваша подруга рано ложится спать?

Но нет, все прошло как по маслу. Варвара, похоже, даже не удивилась столь позднему звонку и согласилась завтра же принять Сережу для того, чтобы помочь его беде. Вот только не прямо с утра, а в половине первого, что порядком опечалило Геннадия.

— Плохо, — подытожил он. — Резерва времени совсем не будет. Ладно, на этом, я так думаю, сегодня и закончим.

— А я? — проныла Олеся. — Иголку отдайте!

— Александр, вам решать, — равнодушно, без малейшей рисовки промолвил Геннадий. — Хотите — отдайте ей иголку, хотите — можем решить дело по-другому.

Я повернулся к нему, пытаясь понять, что именно безопасник имеет в виду.

— Нет-нет, — верно истолковал мой взгляд Геннадий. — Никаких крайностей. Просто отвезем ее на ближайшую остановку транспорта и там оставим. В самом деле, не сами же вы ее выпроваживать отсюда будете?

Если я сейчас не уничтожу иголку, то жить Олесе день, максимум — два. И никто ей не поможет. Не знаю почему, но уверен — предвестник смерти чует ее погибель не из-за какой-то ранее приобретенной хвори. Дело именно в порче.

Хозяин Кладбища говорил мне: «учись убивать». И вот он, практикум. Причем мне не надо мараться в крови, видеть глаза, из которых уходит жизнь. Мне не надо делать совсем ничего. Эта смерть даже не на моих руках будет, это сотворила Виктория. Я просто стою в стороне — и все.

Но — убиваю.

А еще… В какой-то момент можно будет сказать: «Морана, эта жертва тебе» и, возможно, получить шанс на победу в грядущем противостоянии с колдуном. Призрачный, но шанс.

Всего-навсего надо только сейчас сказать: «Увозите ее».

— Прости, — шевельнулись запекшиеся от сухости губы женщины, ее черные глаза-дыры, в которых уже плескалась вечность, не мигая смотрели на меня. — Прости меня. Я не хотела… Не думала… Всегда всё…

Всегда всё было просто опасной игрой — это она хотела сказать. У нас всегда все вот так и случается. Тут поиграли, там пошалили, вот и допрыгались до такого повсеместного бардака.

— И? — Геннадий изобразил пальцами правой руки некий жест, который можно было истолковать как: «долго будем думать»?

Я молча вышел из кухни, а после вернулся в нее с листком бумаги и ручкой.

— Отпустите ее, — сказал я парням. — А ты давай, записывай, как порчу наводила. Детально распиши весь процесс. Пошагово.

— Вам это зачем? — поинтересовался Геннадий, а его ребята дружно и синхронно заулыбались.

— Любознательный очень, — честно ответил я. — Стараюсь черпать знания там, где только можно.

— Я сегодня днем кое-что видел, — безопасник усмехнулся. — Это было убедительно. Но я все равно в подобное не верю. Даже если созерцаю собственными глазами.

— Так я и не настаиваю, чтобы вы верили, — глядя на женщину, которая безуспешно пыталась вывести хотя бы первую букву слова, заверил его я. — Н-да, эдак она до утра проколупается.

Откинув край скатерти и, получив очередную порцию улыбок от Геннадия и его парней, увидевших мою лабораторию, раскочегарил горелку, поставил на огонь плошку, в которой обычно варил самые сложные зелья, и сразу же отправил в нее иглу.

Быстро, потому что боялся передумать.

Где-то через минуту иголка начала таять, как мороженое летом, и вскоре стала всего лишь серебристо-переливающейся жидкостью. А после сгинула и порча, без каких-либо эффектов, без завываний, стонов и черных вихорьков. Просто маленькая огненная вспышка, которую кроме меня никто и не заметил — и все.

В тот же миг исчез и предвестник смерти. Тут, правда, все обстояло покрасивее. Он буквально взорвался, разлетевшись на серые клочья праха, похожие на те, что остаются от сгоревшей газетной бумаги. Они взлетели вверх, закрыв от меня лицо Олеси, а после медленно кружась, опустились, тая на лету. До пола не долетел ни один из них.

Женщина глубоко вздохнула, поднесла ладони к вискам и неверяще произнесла:

— Боль ушла. Совсем ушла!

— Не видел бы сам — не поверил в такое, — быстро сказал один сотрудник Геннадия другому.

— Всякое бывает, — глубокомысленно заметил его напарник.

— Олеся, — Геннадий подошел к женщине. — Я рад, что вы исцелились, но должен вас предупредить об одной важной вещи. Если вы по доброте душевной предупредите Марину о том, что здесь сегодня происходило, то головная боль может и вернуться. Возможно, не такого свойства, как была, но тем не менее.

— Не предупрежу, — пообещала Олеся. — Эта змея меня в такую историю втравила, а сама чуть что — и в сторону. Да и потом… Я все это хочу забыть, как страшный сон. Чтобы еще когда…

— Только прежде чем забудете, напишите мне методику наведения порчи, — попросил ее я. — Детально, шаг за шагом.

Глава девятнадцатая

Процесс наведения порчи оказался простым до безобразия. По большому счету, подобную штуку мог сотворить любой человек, обладающий достаточно сильной волей и искренне желающий зла тому, на кого порча была направлена. Хотя, конечно, наличие как минимум крупицы силы обеспечивало более эффективное ее действие.

И все равно — какая огромная разница между тем, что пытаюсь делать я, и народными кустарными методами. Не в смысле, кто из нас круче, а в пути достижения результата. Там все куда проще. Но при этом стоит отметить и тот факт, что «обратку» мне включить весьма и весьма затруднительно, а вот самодеятельные колдуньи могут получить плюху только так. Как, например, вчерашняя бедолага Олеся.

Я усмехнулся, вспомнив ее опухшее от пережитой боли лицо, и то, как потом, когда уже был записан рецепт, на выходе из моей квартиры, держась за одного из сотрудников Геннадия, она снова и снова повторяла одну и ту же фразу: «Ты прости, не знала, не хотела». Крепко ее припекло, что уж там. А после ведь к ней еще и окончательное осознание того пришло, что она только благодаря мне жива осталась.

Нет, подобными вещами я заниматься не стану. Эти методы просты в использовании, но слишком нестабильны. Чересчур уязвимым становится тот, кто пускает их в ход. Но это не значит, что не следует интересоваться такими вещами. Я вообще все больше прихожу к выводу, что ненужной информации в моей теперешней жизни просто нет. Все в дело идет.

Да оно и понятно. Я ведь, по сути, до сих пор делаю первые шаги в этом новом для меня мире. Ну да, уже не пускающий пузыри грудничок, но еще не первоклассник. Скорее, дошколенок, смотрящий на все происходящее широко открытыми глазами и спрашивающий у всех встречных и поперечных: «А это чего? А это? А та штука как работает?». Хорошо еще, хоть спросить у кого есть.

Вчера вот узнал о Ледяном Старике, фигуре страшноватой и могучей. Это не аналог Деда Мороза, как я подумал сначала. Не-а, тут все куда менее радостно и радужно. Это, оказывается, внук Карачуна, бога зимы и мороза. При большом переделе зон влияния, которое состоялось где-то в районе десятого-одиннадцатого веков, он как-то умудрился не отправиться в небытие со сородичами, а остаться тут, и даже на старой должности.

Так и проживает Ледяной Старик до сих пор в наших широтах. Летом спит где-то в Авзацких горах, а вот зимой наводит порядок в городах и селах. Свой. Ледяной. И, похоже, не очень человеколюбивый.

Мне рассказы Родьки, приправленные вставками Вавилы Силыча, кое-что напомнили, и я им зачитал фрагменты из поэмы Некрасова, той, что «Мороз-Красный нос». Так вот они в один голос сказали, что «знает человек, о чем пишет». Оказывается, Ледяной Старик не только силой души у людей забирал. Куда более ему любо добром их получить, как с той бедолагой-крестьянкой из поэмы получилось.

Им вообще Некрасов очень понравился. И стихи, и сам автор, портрет которого эта парочка долго рассматривала. Сказали, что жизненно написано, что в те времена так оно и было на самом деле. Вавила Силыч потом у меня книжку выпросил и с собой уволок. Надо думать, «обчеству» читать вслух.

А в целом — мрачная фигура этот Ледяной Старик. Недобрая.

Еще я так и не понял, о каком именно горном массиве шла речь. Что за Авзацкие горы такие? Эти двое толком объяснить не смогли, один показывал налево, другой направо, потом орать друг на друга начали, после вообще чуть не подрались и в запале спора разбили две чашки.

И, что интересно, интернет тоже дал очень противоречивую информацию. То ли это в Индии, то ли в Карпатах. Только вряд ли это верно. Больно от нас далеко. Что Ледяному Старику делать на Памире каком-нибудь? Там свои такие же долгожители есть. Индуистского толка.

Скорее поверю, что речь об Алтае идет, или об Уральском хребте. Самые те места.

Да и вообще, похоже, зимой мне скучать особо не придется. Там и помимо Ледяного Старика есть на кого глянуть. В лесах, например, можно будет встретить волотов — крепких, поросших диким волосом ребят, больших ценителей охоты на людей. Как Лесной Хозяин спать уляжется в своей норе, они тут же и пожалуют. Я так думаю, это их за реликтового гоминида принимают наивные ученые. Реликтовые-то они реликтовые, но что гоминиды — сомневаюсь.

Из замерзших болот вылезут кикиморы. Зима — это их время. Они не дуры полазать по лесам, пока их Хозяева дрыхнут. Ну, а следом за ними поползет нечисть поменьше, вроде шуликунов или крикуниц.

И особое веселье начнется с Нового Года. Точнее — для нас-то Новый Год, а вот для публики, что рождена в те времена, когда зимним весельем им еще и не пахло — Велесова неделя. Что-то вроде: «гуляй рванина от рубля и выше». Если верить тому, что я услышал от Родьки, то лучше эту неделю мне будет дома провести. От греха.

Недаром же наши предки эти дни, те, что с первого по седьмое января, «Страшными» называли.

В общем — обживаться мне еще и обживаться. И самое главное — это тебе не школа, не институт. Тут пересдач не будет. Ошибку допустил — и все, тебя уже кто-то съел. В прямом смысле, не переносном.

Еще интересное. Эту информацию мне Родька под конец разговора выдал. Зима, оказывается, раньше «Марениным временем» называлась. Или «Мораниным». Все верно, она же за холод и мрак отвечала, а у нас в этот сезон и того, и другого хватает. Нет, в Москве, конечно, всесезонная слякоть стоит, но Москва — не вся Россия.

Вот тут у меня еще одна задачка и сошлась. Неудивительно, что Ровнин был так уверен в том, что колдун до весны в столицу не пожалует. А чего ему тут делать? Ясно, что Морана давным-давно за кромкой сгинула, но рефлексы-то остались? Те, что намертво вбиты во всех потомков Кащея, в любого наследника его семени. Зима — не их время. Зимой у нас незыблема власть той, что для них злейший враг. Пусть даже и надо добавлять к этим словам «когда-то», но, по сути, ничего не изменилось.

На все эти темы я размышлял, просматривая суммы вчерашних проводок. Нет ничего лучше для неспешного хода мысли, чем механическая привычная работа. Это разновидность нирваны, в которую уходишь глубоко и плотно, настолько, что ни один дзэн в сравнение не идет. Время теряет над тобой власть, руки сами делают работу, глаза фиксируют происходящее, а мысли настолько ясны и прозрачны, что диву даешься. Всякий офисный житель подтвердит мою правоту.

Если есть какая-то задачка, которую никак не можешь решить, какая-то мысль, не дающая себя поймать за хвост — садись чего-нибудь «крыжить», и все само собой образуется. Главное, не забудь поставить на стол табличку: «Ушел в себя, буду нескоро».

Я вот настолько погрузился в размышления, что даже не услышал, как в кабинет заявился Геннадий и поинтересовался, почему ему меня ждать приходится. Только после того, как он тряхнул меня за плечо, я сообразил, что дело вплотную приблизилось к полудню и нам пора ехать к госпоже Варваре.

— А вы куда нашего Сашку забираете? — с легким вызовом спросила у безопасника Наташка.

— Расстреливать, — привычно невозмутимо объяснил ей Геннадий. — Драка у входа в банк, неподчинение службе безопасности. За такое по головке не гладят, Федотова. Вчера на правлении рассмотрели его дело и вынесли смертный приговор. Замечу — единогласно.

— Несмешно, — подала голос Ленка.

— Абсолютно с вами согласен, — подтвердил Геннадий. — Чего смешного? Сначала убей его, закопай, отчет за использованный патрон напиши, а потом еще официальное следствие запутай. Очень и очень хлопотное занятие. Но мое дело исполнять. Сказали — расстрелять, значит, так тому и быть. Смолин, оделись? Выходим.

Я накинул плащ на плечи, цыкнул зубом, подмигнул девчулям и тонким голосом провыл: «А на черной скамье, на скамье подсудимых…»

— Дурак, — сказала мне вслед Федотова. — Ленк, я почти поверила!

В машине, которая ждала нас у входа, обнаружились двое вчерашних сотрудников безопасности, один из них был за рулем, второй устроился на переднем сиденье.

— Проверили? — коротко спросил у них Геннадий, как только машина тронулась с места.

— Так точно, — бойко ответил тот, что был за рулем. — Дом в центре, старый, из тех, что порушить еще не успели. Там прямо какой-то бизнес-центр в стиле девяностых, кто только ни сидит — и медицинский центр, и ремонт принтеров, и фирма по изготовлению визиток. Ну, и наша красавица тоже. Третий подъезд, первый этаж, вход со двора. Хотя там везде вход со двора.

— А на верхних этажах люди живут, — добавил второй безопасник. — Им всем лет по сто! Они там еще с царских времен обитают, наверное. Я и не знал, что такие дома в Москве остались.

— Это хорошо, что все так обстоит, — ободрил нас Геннадий. — В обычном бизнес-центре сложнее было бы провернуть то, что мы задумали. Там охраны полно, камеры везде, ресепшен при входе. А тут — благодать. Никто, ничего…

— Нет, камера над подъездом есть, — сказал тот, что за рулем. — Только не знаю, ее или нет. Там же еще пара фирмёшек обитает, может она и их. Или вовсе муниципальная. Внутрь мы не ходили, так поглядели.

— Приедем — узнаем, — заверил их Геннадий. — Ладно, я немного вздремну. Эту ночь толком не спал и со следующей непонятно что будет.

— Эй-эй, — обеспокоился я. — Вы сейчас о чем? Вы чего, эту Варвару собрались… Того?

— Александр, мы не уголовники, что бы вы о нас ни думали. — Геннадий откинул голову назад, на сиденье. — Мы действуем исключительно в рамках правового поля, потому что никому из нас не нужны проблемы с законом. И в данный момент речь идет только о том, что условия для выполнения данного нам поручения сложились более чем благоприятные.

Такую «пургу» я и сам мести мастак. Он мне сейчас сказал вроде бы и много слов, но при этом информации в них был ноль. Я так и не понял, что они задумали, и это меня изрядно беспокоило. Никому не нравится, когда его используют «в темную», а эти господа на подобное более чем способны. Мне ли не знать?

Я даже пожалел, что попросил помощи именно у Ряжской. Ей-богу, лучше с Женькой и Нифонтовым дело иметь.

Кстати — а я свинтус. Так ни разу Мезенцевой с той ночи и не позвонил. Нет, она скорее всего наговорила бы мне разных гадостей или вовсе не взяла трубку, но набрать-то можно было?

Как выяснилось, мадам Варвара квартировала не так и далеко от нас, на Садовом кольце, в тех местах, где стоял «домик», что Ряжская у Вагнеров «отжала». Правда, думаю, ее здание было получше, чем то, к которому подъехала наша машина.

Было ему, наверное, лет сто пятьдесят, кабы не больше. Нет-нет, никаких дворянских гербов на фасаде и искусной лепнины, ничего подобного. Обычное строение конца девятнадцатого века, тогдашний вариант теперешнего многоквартирного дома. Я как-то на одной экскурсии был, нам про такие на ней много рассказывали. Подобные дома в то время назывались «доходными». Их строили изначально для того, чтобы потом сдавать квартиры внаем.

Но строили на века, что есть — то есть. Вон, ни трещин на фасаде, ни осыпающейся штукатурки, ни перекоса фундамента. Он еще лет сто пятьдесят простоит, если не снесут раньше или ремонтировать не начнут. То уже чудо, что это здание до сегодняшнего дня дотянуло, не попав под каток массового строительства офисных зданий из стекла и металла. Ведь самый центр, до Тверской пешком пятнадцать минут ходу.

А еще к дому прилагался тихий двор, в котором совершенно не было слышно шума Садового кольца, находившегося буквально в десяти шагах отсюда. Мистика Москвы — непрестанное биение деловой жизни в некоторых местах города неощутимо абсолютно, словно тут навсегда остановилось время. Здесь как раз имел место быть один из таких оазисов.

Слева я увидел вывеску из своего детства, с логотипом «службы быта» и указанием того, что это «Химчистка», прямо над ней расположилась еще одна табличка, на которой красовался умело нарисованный коренной зуб и вилась надпись: «Стоматолог Натансон И.И.», а в дальнем углу двора обнаружилась палатка с мутными от грязи и частично выбитыми стеклами, попавшая сюда прямиком из веселых девяностых. Клянусь, мне показалось, что вот-вот в маленьком окошке появится золотозубая улыбка вечно небритого продавца, и он скажет мне:

— Э, малчык, беры жувачку «Терминатор». Там вкиладиш с Шварацинегером, да!

— Нам туда, — водитель ткнул пальцем в противоположную от «Химчистки» и «Стоматолога» сторону. — Вон в тот подъезд, рядом с банком.

И правда — банк тут тоже имелся. Правда, он был под стать всему остальному, то есть — антикварный и не работающий. Я даже не понял, как он раньше назывался, скромная вывеска над малюсеньким крылечком была расколота, и все, что на ней можно было прочесть, так это обрывок слова «банк», выглядящий как «…анк».

Кстати. А, может, я ошибаюсь и именно это здание отжала себе Ряжская? Там речь о каком-то «упавшем» банке шла, насколько я помню.

Подъезд только увеличил мое уважение к строителям ушедших веков. Здесь не витал вечный запах сырости, абсолютно неистребимый в моей родной «хрущевке», тут было просторно, светло и уютно.

— Здесь, — безопасник ткнул пальцем в одну из дверей, на которой красовалась золотистая табличка с нарисованной на ней пирамидой, в которую был вделан большой глаз. — Вот, тут и написано: «Центр лечебной магии „Варвара“».

— Замечательно. — Геннадий не стал подходить к двери, и нам с водителем не дал, остановив жестом. — Звони.

Его подчиненный кивнул и вжал кнопочку звонка.

— Кто? — курлыкнув, отозвался домофон.

— Я это… к госпоже Варваре, — запинаясь произнес безопасник, захлопал глазами и потер свой курносый нос. — Сергей, вчера вечером записывался.

— Заходите, — предложил голос и щелкнул, открываясь, замок.

— Ага, — бодро отозвался Сергей, распахивая дверь. — Уже в пути.

Следом за ним в дверной проем скользнули второй безопасник и Геннадий, подавший перед этим мне знак, который можно было истолковать как «поспешай не торопясь».

— Вы кто? — взвизгнула встреченная нами в длинном коридоре, начинавшемся сразу за дверью, молоденькая девушка в забавном платье, который так и тянуло назвать «сарафан от кутюрье», роняя на пол поднос с чашками — Я сейчас полицию вызову!

— Будем очень вам обязаны, — любезно ответил ей Геннадий. — Мы, признаться, и сами собирались это сделать, только чуть позже. Но если вы возьмете на себя этот труд, то спасибо.

— Вы сами из полиции? — невероятно нелогично и совершенно непоследовательно немедленно предположила девушка. — Да?

— В каком-то смысле, — по возможности уверенно произнес я, поскольку кроме меня никто ей ответить не мог — все мои сопровождающие уже скрылись в комнате, которой коридор заканчивался. — Так надо.

Надеюсь, Геннадий знает, что делает. А то ведь и вправду вызовет эта молодица полицию, и вкатают нам незаконное проникновение.

— Вы кто? — донесся до меня глубокий женский голос, в котором звучали одновременно и гневные, и испуганные нотки. — Галя, кто это?

— Полиция? — неуверенно пискнула девушка в сарафане.

Я приложил палец к губам и строго посмотрел на Галю. Та вытаращила глаза и понимающе кивнула.

Оставив ее, я поспешил туда, где разворачивались главные события.

— Вы полицейские? — вопрошала у Геннадия статная женщина, при взгляде на которую сразу хотелось сказать что-то вроде «ой ты гой еси, краса-красавица! Глядеть бы на тебя, не наглядеться, лобзать бы в уста сахарные». Все было при ней — и высокая грудь, и тонкий стан, и коса до пояса, и платье, пошитое в стилистике русских народных мотивов. Возникало ощущение, что она сошла с картин Васнецова или рисунков Кочергина.

Правда, возникал неслабый когнитивный диссонанс от того, что вся эта красота общалась с моими спутниками в помещении, которое больше напоминало рабочее место секретаря. Тут были принтер, сканер и все остальное, что полагается. Сдается мне, порядком тут изменили изначальную планировку, делая из квартиры офис.

— Нет, — дружелюбно ответил ей Геннадий. — Но, как я и сказал вашей сотруднице, общение с ними вам еще предстоит, как, впрочем, и нам.

— Налоговая? — неуверенно предположила русская красавица. — Или кто?

— Мы сотрудники безопасности «СКД-банка», — заставив меня вытаращить от удивления глаза, ответил ей Геннадий, протягивая свою визитку. — Рад знакомству.

— Какого банка? — изумилась и Варвара. — Да вы что себе позволяете! Какое вы имеете право ко мне врываться?

— Мы — никакого, — жестко оборвал ее Геннадий. — А вот этот молодой человек — полное. И вообще — я бы на вашем месте уже начал его благодарить за то, что он сюда, к вам приехал и хочет решить дело миром.

— Да что происходит?! — красавица цапнула со стола смартфон. — Я сейчас позвоню, и вам мало не покажется.

— Ну если вы так хотите в тюрьму — бога ради, — разрешил ей Геннадий. — Смолин, поехали отсюда. Не оценили твою доброту.

Когда он назвал мою фамилию, я заметил, что у женщины дрогнула рука, в которой она держала телефон, а ее голубые глаза уставились на меня.

— Вижу, вам знакома фамилия нашего сотрудника, — как-то даже весело произнес Геннадий. — Ну оно и не удивительно. Было бы странно, если бы убийца не знал имени своей жертвы. Ведь это же вы, как говорится в газетах, заказывали его? Правда, неудачно, он вот выжил.

— Что за чушь? — Варвара изрядно побледнела. — Что за бред? Я кого-то хотела убить! Я — целительница, людям здоровье возвращаю!

— Ну одному возвратили, у другого забрали. — Геннадий заметил девушку в сарафане, с интересом слушающую этот разговор. — А, вот и ваш референт. Галя, так вы вызвали полицию? Разговор не складывается, продолжим его в ближайшем РУВД. Чего тянуть-то? Пока заявление Смолин напишет, пока со следователем пообщаемся, пока наш банковский адвокат подъедет — это все время.

— Звонить? — спросила Галя у Варвары.

— Нет, — зло бросила та и распахнула дверь, ведущую в ее кабинет. — Давайте продолжим беседу там.

— С радостью, — согласился Геннадий. — Александр со мной, остальные ждут здесь.

Зайдя в полутемное помещение, я словно попал в русскую народную сказку. На что — на что, а на декор Варвара не пожалась. И да — на контрасте она тоже сыграла здорово. Там, за дверью, шумит кофемашина, жужжит принтер, светится монитор компьютера, а тут…

Горница. Натуральная горница, такая, какой ее показывают в кино и описывают в книгах. Деревянные лавки, резные кресла, и даже печь! Настоящая, невесть как интегрированная в стену. Добавим сюда травы, развешанные тут и там, какие-то веники, висящие под потолком, запах луга и леса…

Это впечатляло. Как и немалый психологический расчет, вложенный в это все. Даже меня торкнуло, а уж простого человека, который к подобному не готов, по любому не может не пронять до костей.

— Итак. — Варвара подошла к дубовому столу, ножками которому служили круглые чурбачки и оперлась на него своим приятно округлым задом. — Что за нелепицу вы там несли? Я хотела убить вот этого молодого человека? Которого ни разу в жизни не видела?

— Знаете, мы могли бы немного поперебрасываться репликами и поупражняться в риторике, но у меня на самом деле мало времени, — холодно сказал Геннадий и достал из внутреннего кармана своего плаща «файлик» с какими-то бумагами. — Вот здесь два документа, являющиеся свидетельскими показаниями против вас. Как только заявлению Александра будет дан ход, а это случится непременно, они немедленно будут приложены к делу. И люди, собственноручно их написавшие, дадут показания и у следователя, и позже, в суде.

— Какие-то люди, какие-то бумаги, — рассмеялась женщина. — Чушь!

— Увы и ах. — Геннадий помахал файликом. — И люди вам знакомы, и бумаги для вас сильно неприятные. Одна написана Олесей Свиридовой, вашей бывшей подругой, которую вы так неблагоразумно оставили в беде, вторая неким Вадимом Силуяновым, знакомство с которым тоже будет несложно доказать. И оба они свидетельствуют, что вы принуждали их пойти на преступление, а именно совершить умышленное убийство гражданина Смолина. Причем тут еще и отягчающих обстоятельств целая куча. Например, противозаконное психологическое воздействие на господина Силуянова, которое впоследствии привело его к нервному срыву, необдуманным действиям и длительному лечению. С учетом вашего, пусть и незаконченного, образования, вам это сделать было совсем несложно. А если в его анализах еще и обнаружатся психотропные вещества, которые вы ему подмешали, то дело примет совсем неприятный для вас оборот.

— Не было такого, — быстро проговорила Варвара.

— Экспертиза покажет, — мягко улыбнулся Геннадий, после чего и мне, и ей стало ясно — было-было. И еще как!

— Вы даже не представляете, какие у меня… — взвинчено начала было говорить Варвара, но безопасник ее сразу же оборвал.

— Связи? Да какие у вас связи? Десяток жен чиновников средней руки среди клиенток? Это даже не смешно. Да и не нужны вы им будете, как только выяснится, в каком неприятном деле вы замарались. Им проще новую гадалку найти, чем с вами валандаться, благо людей вашей профессии в Москве пруд пруди. Сами посудите — ну кто ради вас будет заниматься такой скользкой штукой, как противодействие официальному следствию по резонансному делу? А оно будет резонансным, это я вам обещаю. И добавьте сюда пристальный контроль Генеральной Прокуратуры, чтобы никто хвостом не вильнул. Так что все, что вам останется, это адвокат, причем средненький, поскольку на игроков из высшей лиги у вас деньги вряд ли найдутся. И что в итоге?

— Что? — сухо спросила женщина, поджав губы.

— Реальный срок, — бесстрастно сказал Геннадий. — Даже не условный. Подстрекательство, подготовка убийства, доведение до самоубийства — целый букет. Ну и еще по мелочам.

— Это его я довела? — Варвара показала на меня пальцем.

— Нет, — покачал головой безопасник. — Силуянова. У нас и документы из клиники на этот счет есть. И ваше имя он назвал, Марина Михайловна Мирошниченко, причем полностью, и в присутствии незаинтересованных свидетелей. И это я еще не упоминал про все те же психотропы, которые тоже могут всплыть.

— Что вы хотите? — голос красавицы прозвучал немного скрипуче. — Денег?

— Решить дело миром, — дружелюбно сообщил ей Геннадий. — Не стану врать — нам вся эта суета тоже ни к чему. Нам нужно одно — оставьте нашего сотрудника в покое. Хотя, конечно, небольшая денежная компенсация за неудобства тоже будет не лишней.

— Сколько? — скривила губы Варвара.

— Не так быстро, — Геннадий закинул ногу на ногу. — Не надо все переводить на деньги. Я же сказал — они не главная наша цель. Да и не только с вами нам хотелось бы побеседовать. Вызывайте прямо сейчас сюда господина Незнамова, он же маг вечности Никандр, а также госпожу Шумскую, она же Аллерия, финская рунная, прости Господи, берегиня. Ведь именно ваша лихая троица была движущей силой готовящегося преступления? И сразу — никаких «а если они не захотят» слышать не желаю. Нет — значит, мы едем в ближайшее РУВД и запускаем правоохранительный механизм. Там вашим желанием интересоваться не станут, а просто вызовут повесткой. И если за то время, что будет идти следствие, с головы Смолина хоть волос упадет, это изрядно увеличит ваш срок, потому что пока главным организатором и вдохновителем преступления выступаете вы.

Варвара пожевала полными губами и достала из палехской шкатулки, стоявшей на столе, брендовый смартфон, две недели как поступивший в продажу.

Что-что, а убеждать она умела. Уже через сорок минут и Аллерия, в которой не было ничего финского, зато наличествовала монгольская раскосость, и кряжистый немолодой Никандр, заросший седым волосом, сидели на лавке в горнице и слушали Геннадия, который объяснял им, в какую именно неприятную ситуацию они попали.

Кстати — Никандр этот был явно непрост, очень уж хитро поблескивали его глаза. В какой-то момент он уставился на меня и минут пять глазел, даже не моргая. Нехорошо так глазел, мне даже не по себе стало.

Он же первый и взял слово после того, как Геннадий замолчал.

— И что? — напирая на букву «о» спросил он у него. — Это все доказать еще надо. Силуянов-то ваш в психиатрии лежит. Из него свидетель, как из корыта свистулька.

— Это не так, — возразил ему безопасник. — Вадим Александрович переведен в неврологическое отделение клиники «Вагнер медикал», одной из лучших в Москве. Там же, при необходимости, будет проведена экспертиза на предмет его дееспособности, благо соответствующие разрешения и допуски на этот счет у данной клиники есть.

Сдается мне, что даже если Силуянов под себя ходит и общается с Зелибобой из «Улицы Сезам», а также с Элвисом Пресли, то его все равно вменяемым признают.

Это впечатляло. В смысле — подготовка к разговору. И всего за полдня!

— Вот ты какой, Смолин, — Никандр посопел в бороду. — Стервец!

— Нас не хотят слышать, — Геннадий встал. — Ну вы не расходитесь, думаю, сегодня еще увидимся. Да, Марина Михайловна, вас это в первую очередь касается. Вы же организатор этого преступного сообщества, верно?

— Да не я это! — возмутилась Варвара. — Никандр первым орать начал, что все деньги скоро к вашему приятелю утекут, а мы на бобах останемся. И дурака этого он на него натравливал, мол, убить Смолина надо, ибо он зло. А мы с Леркой только ему подыгрывали.

— Заткнись! — рявкнул старик. — У, подлюка! Подыгрывала она. Кто его ментально кодировал, не ты ли?

— А я против с самого начала была, — подала голос Аллерия. — Не раз говорила, что надо с вашим другом сначала просто поговорить, все объяснить. Ну, что так не делают, что есть какие-то правила совместной работы и зоны влияния в нашем бизнесе давно поделены.

— Не тронем мы его, — глухо произнес Никандр. — Если вы за этим пришли — то договорились. Но и он пусть…

— Никаких условий, — тон Геннадия неуловимо изменился, он стал каким-то… Даже не знаю. Опасным, что ли. — Вы не поняли, мы не просим. Мы предоставляем вам шанс жить дальше без наручников и на свободе. Вам надо нашего сотрудника со слезами на глазах благодарить за то, что он вам такую возможность предоставил и мараться о вас не захотел. Хотя, как по мне, надо вас всех «закрывать» по полной. Как минимум для того, чтобы остальные шарлатаны из вашей братии поняли, чем дело пахнет.

— Ты не перегибай, — проворчал Никандр.

— Не надо мне «тыкать». — Геннадий встал с кресла. — Соблюдайте правила хорошего тона, это всегда к месту. Еще раз спрашиваю — мы достигли консенсуса?

— Достигли, — быстро прострекотала Варвара. — Полного и безоговорочного.

— Вот и хорошо. — Геннадий подошел к ее столу и постучал указательным пальцем по его поверхности. — Но я не вижу кое-какой слагаемой нашей договоренности.

Варвара поморгала длиннющими ресницами, глянула на Аллерию, та только руками развела, дав понять, что не в курсе, о чем речь.

— Денег он хочет, — пробубнил Никандр, снова смотрящий на меня.

— Ну да, — с легким разочарованием вздохнула Варвара.

Пропищал кодовый замок сейфа, стоящего под столом, хлопнула дверца.

— Дедушка, ты глаза сейчас сломаешь, — сказал я Никандру. — Или на мне дырку протрешь.

— Надо было по-другому тебя, — недовольно просопел старик. — И концы в воду!

— Ваше счастье, что не успели, — ободряюще сообщил ему Геннадий, принимая от Варвары неплохую такую пачечку купюр. — А то все по-другому повернулось бы. Не так просто. На этом все, почтенные хироманты и прорицатели. Вы не беспокоите нас, мы забываем про вас. И все довольны.

— Скажи, тебе зачем это надо? — вдруг остановил его Никандр. — Ты «крыша» его?

— Повторюсь для тех, кто не расслышал. Я глава службы безопасности «СКД-Банка». Вот он — наш сотрудник. Ценный сотрудник, отмечу особо. По этой причине его жизнь и здоровье — моя забота. У Смолина возникли проблемы в вашем лице, он обратился ко мне, я предпринял необходимые действия. Это моя работа. Я не могу допустить, чтобы организация, в которой я служу, понесла потери в кадровом составе, тем более по такой нелепой причине, как вы.

— Устроиться к вам психологом, что ли? — задумчиво сказала Варвара. — У вас там вакансий нет? А то так мне надоели всякие разные, от которых только и слышишь: «плати, плати».

— А я скажу так — все одно, пусть меру знает, — упрямо пробубнил Никандр. — Всем жить надо, всем есть надо. Если все он один под себя подгребет, то что нам делать?

— Дураков на ваш век хватит, — бросил ему Геннадий. — Их в России на много лет вперед припасено.

Сказать, что я был впечатлен — ничего не сказать. Такого и в сериалах не увидишь, хоть там иногда такой лютый бред показывают!

— Удачно? — спросил Геннадий у водителя, усаживаясь в машину.

— А как же, — ответил тот.

О чем шла речь, я не понял, а спрашивать не стал. Меня другой вопрос больше интересовал.

— И сколько она выдала? — не зная, как правильней начать разговор о деньгах, спросил у безопасника я. — На глазок — тысяч под сто.

— Где-то так, — подтвердил Геннадий. — Но вы, Смолин, на них рот не разевайте, они не для вас.

— Вот тебе и раз! — я чуть рот не открыл от изумления. — А для кого?

— Для клиники «Вагнер Медикал», — объяснил мне он. — Эти деньги пойдут в счет оплаты за содержание там господина Силуянова и его освидетельствование на предмет дееспособности. Кто знает, как дело повернется? Согласитесь — не банк же за это платить будет? А супруги Вагнер бесплатно даже не чихнут, уж вам ли этого не знать.

Я же говорю — красиво сработано. И спланировано. Все, до мелочей.

Блин, если этот Геннадий такой стратег, то что же из себя представляет Алеша? Он вообще, наверное, такая зверюга!

А вообще — все удачно сложилось, грех жаловаться. Что же до денег — их всё равно все не заработаешь.

Хотя, конечно, к этому надо стремиться.

Глава двадцатая

На меня снизошла благодать. Хотя нет, это слово не слишком подходит для описания моего душевного состояния. Больше подойдет слово «гармония». Не скажу, что я достиг упоминавшегося мной ранее дзэна, но что-то подобное все же имело место быть. И даже без посещения кладбища.

Все-таки есть в том кратком моменте, когда одна неприятность уже завершилась, а вторая еще не пожаловала в твою жизнь, особое очарование, сопровождающееся невероятно приятным душевным покоем. Может, это вообще то, ради чего человек и существует. Мягкое безмятежное счастье. Нет-нет, продолжение рода, самореализация, пять минут популярности — это тоже все очень важно. И даже мужская цель-максимум, которая предусматривает еще два важнейших дела, в виде постройки отдельно стоящего жилого помещения и посадки зеленого насаждения — она тоже нужна. Но это — обязательная программа. И чаще всего — общественно значимая.

А душевная гармония — она только твоя. Личная. Для внутреннего пользования.

И все это при том, что в банке несколько последних дней, скажем так, было неспокойно. Не побоюсь этого слова — нехорошо в нем было. Штормило банк. Потряхивало.

Нет-нет, дело не в ликвидности или нежданном визите Центрального Банка. Речь идет о делах внутренних, которые зачастую бывают куда критичней, чем внешняя угроза.

Геннадий из ИО начальника службы безопасности внезапно переквалифицировался в заместителя председателя правления по развитию. Правда, без права подписи, но, если верить слухам, документы в ЦБ на него уже ушли, так что через месяц-полтора он и ее получит. А то и раньше.

После обнародования этой новости наш предправ изрядно загрустил. Да и Волконский тоже выглядел обеспокоенным, пожалуй, даже поболее Сергея Станиславовича. Хотя ему можно было и не беспокоиться. Тут даже мое заступничество не нужно, все и так будет хорошо.

Впрочем, может я не прав. Возможно, грусть на нашего руководителя нагнали не кадровые перестановки, а другое событие. Буквально за день были освобождены три кабинета в левом крыле, из-за чего валютчики, кредитники и часть бухгалтерии теперь в буквальном смысле сидели друг у друга на головах. Даже помещение архива — и то заняли, предварительно распихав папки из него по всему банку. Там теперь СВКшники сидели, чихая от накопившейся за годы пыли, виртуозно матерясь и поминутно обещая «вот прямо сейчас пойти и заявление написать».

Для чего освободили помещения, наверняка не знал никто. Но резонно предполагали, что в одном из них точно разместятся сторонние аудиторы, для рассматривания банка под микроскопом. Про другие ходили совсем уж невероятные слухи, среди которых фигурировали лютые кадровики из империи Ряжских, льготное ипотечное кредитование и даже перепрофилирование банка под какие-то другие бизнес-проекты.

Стращал друг друга народ, приговаривая: «Вот сейчас гайки закрутят, и дадут нам жизни».

Вот как тут нашему шефу не загрустить? Раньше-то хорошо было — приехал с охоты или пьянки, потопал ногами, провел пару переговоров, дал всем жизни и снова развлекаться уехал. А чего? Поруководил же, создал иллюзию кипучей деятельности, не подкопаешься.

А теперь все. Теперь кресло под задом заскрипело, того и гляди развалится.

И только в нашей комнатушке, на которую, к слову, никто и не посягал, царили тишина и покой.

Я рассказал своим девчулям про то, что они в полной безопасности, после чего полдня слушал радостные визги. Еще я был поцелован в обе щеки, назван «бубусиком» и на следующий день накормлен домашними пирожками с яблоками. В общем — хорошее я дело сделал. Может, самое лучшее за последнее время. По крайней мере, ни себе, ни другим вреда тут не принес. Уже немало, по нынешним жизненным коллизиям.

А еще я много думал. Последние события показали мне, насколько я, по сути, еще не готов к… Да ни к чему я не готов. Слишком мягок, слишком самоуверен, слишком неумел в состязаниях ума с матерыми противниками вроде Ряжской.

Но основное мое слабое место — оно другое. Опыт — он придет. Знания тоже. И самолюбие свое с самоуверенностью на пару я в одно место заткну, если надо будет.

Вот только что мне делать со страхом?

Страх — вот корень моих зол. Я все время боюсь. Причем даже не отдавая в этом себе отчета, не выказывая его явно. Но он — есть. Можно было додуматься до того, что три моих неизвестных врага — они не из мира Ночи. Можно. Надо было только немного подумать и свести концы с концами. Ведь сколько подсказок было.

Но — нет. Я не смог этого сделать. А все потому, что боялся их. На уровне подсознания боялся. Я наделил эту троицу в своем воображении силой, превосходящей мою, и это даже ни разу не столкнувшись с ними лицом к лицу, не поняв, кто есть кто. Я проиграл им, даже не вступив в бой. И если бы не Ряжская и ее люди, то так и случилось бы. Не получилось с Силуяновым, не вышло с порчей? Ну и ладно. Они придумали бы еще что-то. Может — машину, которая сбила бы меня на полной скорости, или еще какую напасть. Но этих людей ничего не остановило бы. Они уже меня приговорили. И единственный, кто мог им помешать — это я сам. А я сидел, варил зелья и для своего спасения толком ничего не делал.

Ни-че-го.

Если так дальше дела пойдут, то мне надо на самом деле проситься на постой к Хозяину Кладбища. Да на какой постой? На ПМЖ. Выбрать уголок потише, выкопать могилку и вены там себе вскрыть.

Страх. Вот корень моих зол. Вот что надо в себе убивать.

Только как?

Страх — вечный спутник человека, с начала времен. Люди привыкли бояться, это их естественное состояние. Когда-то человек страшился молнии, гнева богов и смотреть на убывающую Луну через левое плечо. Потом — того, что упадет Эйфелева башня, автомобилей и самолетов. Сейчас — влезть в ипотеку, жить с родителями и того, что отключат интернет.

Ну и темноты. Ее боялись всегда и во все времена. Автоматы сменили дубинки, дубленки — шкуры, а стейки из мраморной говядины мамонтятину, а в этом плане ничегошеньки не изменилось. Куча народа не может спать без света.

Темнота — враг. В темноте ты слаб и уязвим.

К чему я это? Вроде бы мне нечего стыдиться, любой нормальный человек страдает тем же, чем и я.

Вот только я уже не совсем человек. И нормальным меня тоже не назовешь. Не может быть нормальным тот, кто никому не ведомый Покон потихоньку начинает ставить выше Конституции и Уголовного Кодекса, а обществу себе подобных предпочитает компанию подъездных.

С меня, выходит, теперь и спрос другой. Я сам с себя спрашивать должен, потому что это только мне нужно. Это не работа, тут на самотек надежды нету. Либо берись за ум, либо тебя раньше или позже кто-то прикопает в овраге. Или сожрет.

В общем, о многом я передумал за эти дни. Время было, поскольку меня, впервые за несколько недель, никто не тревожил.

Ядаже начал надеяться, что неделя кончится так же тихо и без неприятных разговоров.

Ошибся.

Ряжская нагрянула в банк как чума, то есть — вдруг.

Сначала она прошлась по банку, заглядывая почти в каждую дверь, потом о чем-то говорила с костлявой высоченной девицей, которую притащила с собой, причем та все записывала в невероятно пафосный ежедневник, из тех, что декорированы под учебники из Хогвартса, фигурирующий в романах про Гарри Поттера. Видал я такие в книжных, они подороже чем весь цикл вышеназванных романов стоят.

Взбудораженный коллектив, который и так почти дошел до точки кипения, обратился в слух и зрение, но так и не понял, о чем там шла речь.

После Ольга Михайловна, размахивая дизайнерским клатчем, нанесла визит председателю правления и провела там полчаса.

Люди окончательно забросили работу и только бродили по кабинетам, нагнетая атмосферу до крайности. Зазвучали совсем уж странные предсказания о нашей будущности, но наиболее разумного, звучащего как «да тупо аттестация будет, а после сокращение» никто не произнес. Банковские служащие очень суеверны по природе своей, а потому все как один верят в то, что слово материально. И небезосновательно, надо признать.

И только после беседы с Сергеем Станиславовичем дошла очередь до меня. А я так надеялся, что пронесет…

Причем — сама за мной пришла. Странно, что косу и плащ с черным капюшоном не захватила, они бы ей пошли.

— Саша, — промурлыкала она, приоткрыв дверь и не обращая внимания на моих моментально насторожившихся сослуживиц. — А я за тобой!

— Иду, — обреченно произнес я, вставая с кресла и снимая с его спинки висящий там пиджак.

— Жду в переговорке, — уточнила Ряжская и прикрыла дверь.

— «Ноториус», причем настоящий, не арабская подделка, — моментально сказала Наташка, чуть подавшись вперед и поведя своим острым носиком. — Флакончик три с половиной штуки баксов, кабы не дороже.

А, так вот как эти вкусные духи называются!

— Часы «Картье баллон блю», — поддержала подругу Ленка. — Блин, я такие только два раза до этого видела.

— И на левой руке кольцо от «Ориандо Ориандини», — снова взяла слово Федотова. — Коллекция этого года. Чума!

— Вам бы оценщицами в ломбард идти работать, — буркнул я. — Человек здесь полминуты не пробыл, даже в кабинет не зашел.

Но на самом деле я был впечатлен. Вот у них глаз-алмаз. И нос-нюхач.

— А нам больше и не надо, — откинулась на спинку кресла Наташка и мечтательно прикрыла глаза. — Но вам, мужикам, этого не понять.

Не понять. Согласен. Ну — кольцо. Ну — красивое. Но я даже понятия не имел, что они, оказывается, тоже бывают сезонными и от кутюр.

Век живи — век учись.

Ольга Михайловна нынче, похоже, пребывала в отменном состоянии духа. Она одарила меня еще одной улыбкой, а после взмахом руки указала на место напротив себя.

— Как настроение, мальчик мой? — поинтересовалась она, доставая пачку сигарет и зажигалку. — Надеюсь, все треволнения остались в прошлом?

— Вроде как, — ответил я, с интересом глядя на кольцо, то, что поблескивало на левой руке. На безымянном пальце.

Вроде самое обычное. Ну — тонкого плетения. Ну — с камушком. И чего мои клуши в нем нашли такого?

Ряжская проследила мой взгляд и глянула на свою левую руку.

— Что-то не так? — спросила она у меня.

— Да нет, все нормально, — задумчиво ответил я.

— Саша, не темни. — Ряжская внимательно осмотрела каждый палец. — Ты что-то заметил? На что ты смотришь?

Она что, испугалась? Точно, так и есть. Вон и морщинка на лбу обозначилась. А это забавно. Это я запомню. И очень хорошо запомню.

— А ваше кольцо — оно сколько стоит? — полюбопытствовал я у нее. — Если не секрет?

— Не знаю. — Ольга Михайловна переключила свое внимание на кольцо. — Дело в нем? Мне его одна приятельница подарила. Точнее, не приятельница, а… Неважно. Мне лучше его снять? Оно что… Ну, ты понимаешь?

— Да просто интересно стало — сколько стоит такое кольцо, — мягко произнес я. — И все. Ольга Михайловна, не ищите второго смысла там, где его нет.

— Напугал — призналась Ряжская — Правда — напугал. Я ведь на самом деле начала верить в то, что ты многое можешь. Многое из такого, чего вроде бы на свете и нет.

— И зря, — лениво заметил я. — Не так уж много я и могу.

— Не прибедняйся, — женщина прикурила сигарету. — Не надо. Не будем снова заводить сказку про белого бычка, Саша. Особенно в свете событий этой недели.

Я молчал, смотрел на нее, ждал продолжения. Ясно же, что это все была вводная часть.

— Саша. — Ряжская по-мужски глубоко затянулась сигаретой. — Не пора ли нам поговорить о твоем будущем?

— Вы все же решили меня повысить до начальника отдела? — заинтересовался я. — Не надо. Кузнецова хороша на своем месте, а у меня служебные амбиции поутихли в душе. Пусть все остается как есть.

— Речь о другом, — покачала головой Ряжская. — Не пора ли, друг мой, переходить на другой уровень? Ты можешь многое, есть люди, которые за это готовы платить, так чего ради зарывать талант?

— Жутко не хочется говорить банальности, — поморщился я. — Потому буду честен. Не надо, Ольга Михайловна, даже не начинайте этот разговор по новой. Вы мне очень нравитесь, в благопристойном смысле этого слова, разумеется, и потому не хочется опять расстраивать вас отказом.

— Хорошо сплел фразу, — одобрила моя собеседница. — И уважение показал, и «нет» сказал. Но только твое «нет» для меня ничего не значит.

И эта туда же. Так сказать — «стопами Вагнеров».

— Ты сейчас подумал обо мне плохо. — Ряжская затушила сигарету в пепельнице. — Ведь верно?

Я изогнул бровь, как бы говоря: «Есть немного».

— Нет-нет, никаких агрессивных заходов в стиле нашей общей знакомой не будет, — заверила она меня. — Зачем? Я уважаю тебя и твой талант… Даже не так. Чего ради из славного мальчика, который мне симпатичен во всех отношениях, делать своего врага? Только потому, что он пока не видит леса за деревьями и не желает принять то, что ему суждено? Не хочешь — не надо. Я подожду. Я буду делать то, что задумала, буду присматривать за тобой и даже иногда отводить от тебя беду. Раньше или позже все равно пасьянс сложится. Ты этого не понимаешь, но я все ответы знаю точно, потому что заглянула в конец учебника.

— Все-все? — засомневался я.

— Ну не совсем все, — рассмеялась женщина. — Но многие. Всё обо всём мы узнаем только тогда, когда покинем этот мир.

— Не факт, — без улыбки сообщил ей я. — Там тоже все ответы на вопросы ждать не стоит, можете мне поверить. А если говорить о возможностях, то их даже меньше, чем тут. Не стоит верить кино и книгам. Все не то, чем кажется.

— А что — там? — жадно спросила Ряжская. — Ты же знаешь, да?

— Если окажусь по ту сторону раньше вас, непременно наведаюсь и расскажу в деталях, — пообещал я ей. — В первую же ночь.

Как видно, в моем голосе было нечто такое, что женщина вздрогнула и поежилась.

— Не стану обещать того же, — помолчав, произнесла она.

— И зря, — я растянул губы в улыбке. — Почем вы знаете, что вам там понадобится? Может, как раз моя помощь? Если что — найдите меня. Вы мне на самом деле нравитесь, и я окажу вам кое-какую услугу, без которой вам там не обойтись. Она будет последней, но очень для вас важной, уж поверьте. И клятвенно обещаю в этом случае не придуриваться и не уводить разговор в сторону.

— Ты меня сейчас напугал, — очень тихо и очень серьезно сообщила Ряжская.

— Может, потому что вы не все про меня знаете? — предположил я. — И не видите за деревьями леса?

— Может, и не вижу, — признала женщина. — Но только теперь я от тебя точно не отстану.

— Мне неизвестен рецепт эликсира вечной жизни, — предупредил Ряжскую я. — Излечивать безнадежных больных я тоже не могу. И свинец в золото превращать не умею. Да и шансов, что научусь подобное делать маловато.

— И не надо, — покладисто согласилась Ольга Михайловна. — Про эликсир, жалко, конечно, хорошая штука-то. Слушай, а как насчет эликсира молодости? Я бы лет пятнадцать с радостью сбросила. Морщинки бы убрала.

— Побойтесь бога! — замахал руками я как мельница. — Какие морщинки? Где они? Я их не вижу вовсе!

— Льстец. — Ряжская перегнулась через стол и потрепала меня по голове. — Негодник какой! Все еще думаешь забраться в мою постель?

— Почему нет? — внутренне перекрестившись, бодро заявил я. — И уверен, что после этого я ни на одну женщину смотреть больше не буду. Просто не будет смысла, ибо лучшее из того, что возможно в интимной сфере, со мной уже случится.

— И даже в том случае, если у девушки будут волосы цвета солнца? — невинно осведомилась Ряжская. — Ты вроде именно рыженьких предпочитаешь?

А они за мной еще и следят. Забавно.

— Давайте сделаем вид, что вы ничего не говорили, а я ничего не слышал, — предложил я. — И еще. Не стоило открывать такие карты.

— Муж всегда говорит мне: «Оля, у тебя талант все портить», — вздохнула Ряжская. — Вот и опять… Да ладно, не хмурься. Никто за тобой не следит, не льсти себе. Просто видели тебя в прошлые выходные на Сухаревке, в ресторане с какой-то огненноволосой красоткой. Ты на нее смотрел как обжора на пончик, а она на тебя, как лиса на Колобка. Я за тебя порадовалась.

Интересно, врет или нет? Это Ряжская, тут так сразу не поймешь. Надо будет смешать зелье, отбивающее память, с зельем правды и как-нибудь ее им накормить. Сразу, одним махом, все у нее выспросить и понять, что к чему.

— Ладно, давай так, — Ряжская протянула ко мне ладони, и я, поняв, что она хочет, ответил ей тем же жестом. — Будем считать, что мы так и не поговорили. Идет?

— Идет, — я еле подавил улыбку. — «Мирись, мирись, мирись» говорить будем?

— Там, насколько я помню, надо пальцами цепляться, — неуверенно произнесла она. — Да и годы наши не те. Уффф… Опять я про возраст. Саша, это ты во всем виноват!

— Как обычно, — пожал плечами я. — Мне не привыкать.

— Но об одном одолжении я тебя попрошу. — Ряжская разжала ладони, после снова открыла клатч, достала из него пакетик, в котором лежал светлый волос, и показала его мне. — Сделаешь для меня кое-что?

— Кое-что, — задумчиво произнес я. — И что именно?

— На твое усмотрение — Ольга Михайловна положила пакетик на стол и толкнула своим наманикюренным ноготком ко мне.

— И не жалко человека? — поинтересовался я. — Вы же знаете, что было с Яной Вагнер.

— Ты тогда упомянул о том, что это не предел, — голос женщины приобрел жесткие нотки. — Я попрошу тебя в данном случае не слишком либеральничать. Этот человек мне много чего задолжал.

— Нет, — подумав, ответил я. — Извините, но нет. Может, это и правда не очень хороший человек, может, он это заслужил. Но вы меня с кем-то спутали. Не мой это профиль.

— Иногда друзья оказывают друзьям услуги. Просто так, потому что те их об этом просят.

— Если в ваш дом нагрянет беда, я первый приду к вам на помощь, — заверил я ее. — Но не надо заставлять делать меня то, чего я не хочу. Я так прожил почти четверть века, и сейчас пытаюсь все изменить. Точнее — я принял решение, что все изменю. И это входит в число вещей, которые не вписываются в мою новую картину мироздания.

— Красиво, звучно, пафосно, — одобрила Ряжская. — Но скажу сразу, мой милый — ничего у тебя не получится. Ты стремишься к идеалу, это похвально. Но вокруг тебя все тот же неидеальный мир, и это противоречие быстро сломает твои благие намерения. Так что я оставлю здесь волос госпожи Соломиной, думаю, он тебе еще понадобится. И вот еще.

Она положила на стол конверт, причем довольно пухлый.

— Нет-нет — перехватила она мой взгляд — Это не мотивация. За дружеские услуги не платят, а я просила тебя именно о такой. Тут твой процент за удачную сделку. Здание-то теперь наше, и получили мы его не без твоей помощи. Ты же тогда об этом подумал, верно? И, поди, скрягой меня в мыслях обозвал.

Я почувствовал, как краснею. Было такое, чего врать?

— Бери, ты эти деньги честно заработал. — Ряжская толкнула конверт ко мне, тот по дороге зацепил пакетик, да так, что они оба оказались напротив меня. — Купи себе чего-нибудь. Например, приличные ботинки. Или костюм получше. А я пошла, мне сегодня до конца дня надо в еще один фонд успеть. Я там чек вручаю, на этот раз на науку. Времени на эти вещи уходит невероятно много, но благотворительность нужна. Сейчас без нее никуда. Тренд, надо соответствовать. Опять же налоговые льготы кое-какие. Так что — до встречи!

И она покинула переговорку, а я остался сидеть в ней. Конверт так и лежал на столе, причем мне даже не хотелось в него заглядывать. Не мотивация, говоришь? Ну-ну.

Дверь приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова Волконского.

— Ушла? — спросил он у меня.

— Отбыла, — подтвердил я. — Нести добро людям.

— Это она умеет, — хмуро сказал Волконский и вошел внутрь. — А это чего у тебя на столе? Саш, ведь тут не то, о чем я подумал?

— Нет, это не маракасы, — неуклюже пошутил я. — Дим, я не живу в твоей голове. Откуда мне знать, о чем ты думаешь?

— Деньги, — Волконский взял конверт и заглянул в него. — И хорошие деньги. Смолин, ты в своем уме? Прямо в банке, в переговорной держать левые «бабки». А если кассовая проверка? А служба безопасности?

— Дим, ты себя слышишь? — я даже вышел из навалившейся было на меня апатии. — Какая кассовая проверка, каким боком я к ней отношусь? А безопасность… И что они скажут? Даже не это главное. Кому? Семейству Ряжских? Ты же не дурак, понимаешь, кто данный конверт тут оставил.

— Н-да. — Волконский положил деньги обратно на стол. — Тоже верно. Но все-таки — убрал бы ты их все-таки. От греха. И так скажу — не дело это, Саша. Правда, не дело. Все понимаю — переходный период, ты вроде как фаворит новых собственников, тебе можно больше, чем остальным, но все-таки — не надо. Знаешь, есть порядок, есть регламент, и они должны выполняться при любых обстоятельствах. Это как флаг корабля — пока он не спущен, боевая флотская единица остается таковой и живет. Мне неизвестно, что там будет дальше и со мной, и с банком. Я просто каждый день делаю свое дело так, чтобы мне самому перед собой стыдно не было.

— Хорошо сказано, — без тени иронии сказал я и убрал деньги во внутренний карман пиджака, а после прихватил со стола и волос неизвестной мне госпожи Соломиной. — Я всегда тебя уважал.

— Врешь, — беззлобно ответил мне Волконский. — Поначалу ты меня недолюбливал, я знаю.

— А тебе до этого было дело? — рассмеялся я. — Плевал ты на мою нелюбовь с Пизанской башни.

— Плевал, — подтвердил Волконский. — Для всех хорошим не будешь. И чем выше ты вскарабкаешься, тем меньше надо на это внимание обращать. Иначе пропал ты как руководитель. Либо в панибратство скатишься, либо пить начнешь. И то, и то не вариант.

Не знаю отчего, но разговор с зампредом поднял мое настроение. Врать не стану — Ряжская чуть раньше его порядком ухудшила. Вроде и слова она мне хорошие говорила, и «милым» называла, и денег дала, а ведь ясно, что ей нужно. Точнее, что она хочет. Ошейник мне на шею напялить и к командам приучить. Чтобы грыз того, на кого она укажет.

Еще немного настроение поднялось ближе к вечеру. Прорезался Нифонтов. Я ведь так и не знал — вернулся он, нет? Женьку я все же набрал, но трубку она не взяла. Уверен — слышала звонок, видела, что я на проводе — и не взяла. Может, на меня злится, что так долго пропадал, а, может, и на себя, за то, что слабину дала. Эта может, с нее станется.

— Привет, — Николай был привычно деловит. — Как дела? Мне Ровнин сказал, что тебя там какие-то мутные личности стращают. И Вика тоже кое-что от себя добавила. Я что хотел спросить…

— Все уже нормально, — перебил я его. — И с личностями, и с остальным тоже. Решена проблема.

— Да ладно, — было слышно, что оперативник обрадовался. Правда, вряд ли из-за меня, скорее тому, что делать ничего не надо. — Вот хорошо. И кто это был?

— Не по телефону, — предложил я. — Давай я лучше к тебе заскочу и все расскажу.

— Чую, не так все просто, — хохотнул Николай. — Если в гости напрашиваешься, значит, чего-то надо тебе. По Женькину душу собираешься наведаться? Ты поосторожнее давай тогда. Она тут туча тучей ходит, а когда твое имя слышит, то сначала ругается так, что даже Аникушка, наш домовой, за сейф Ровнина прячется.

— А после этого? — спросил я, поняв, что этого вопроса Нифонтов от меня и ждет, потому и паузу в разговоре сделал.

— А после ходит и грохает дверями так, что стены трясутся.

Приятно, черт. Ругается — значит…

Ничего это не значит. И значить не может. По ряду причин.

— Ладно, заезжай, — разрешил Нифонтов, переходя к делу. — Хоть бы даже завтра, я на месте буду. Мне отчеты писать. Адрес сейчас СМСкой сброшу.

Вот и хорошо, что в выходной, там народу меньше будет. Мне ведь нужнее всего там не Нифонтов и даже не Женька.

Мне с Афоней поговорить надо. Очень надо. И не думаю, что Николай мне в такой мелочи откажет.

Я бы и сегодня съездил, но вот так, внаглую, напрашиваться неохота. Знаю я отдельских. Ты шаг назад, они три вперед. Ну их…

Но самый главный сюрприз этого дня поджидал меня дома. Точнее — в подъезде. В почтовом ящике.

Это была открытка с видами Праги. Если не ошибаюсь, изображены на ней были какие-то предместья. Центр ее я в свое время со Светкой облазил от и до, мы туда в «медовый месяц» ездили, а вот предместья только из автобуса выдели. Но я их запомнил и сейчас узнал. Там как раз такие то ли дома, то ли замки изображены были — с башенками, красного кирпича и с цветным окнами, которые называются звучным словом «витраж».

А на обороте имелось всего несколько слов, написанных от руки. Причем непонятных мне совершенно, потому что язык был не русский и даже не английский. Вот тут мне и стало не по себе. Опять. И все утренние мысли развеялись как дым.

Ясно ведь, от кого открытка пришла. И что ничего доброго он там не написал — тоже.

Я стоял и смотрел на послание, хотя давно бы следовало пойти к лифту и подняться на свой этаж.

Но я таращился в открытку и пытался понять, что означает «Aetate fruere, mobili cursu fugit».

Я даже не заметил, как в подъезд вошла Маринка и заглянула мне через плечо.

— О, латынь, — сообщила мне она прямо на ухо, отчего я вздрогнул и чуть не подпрыгнул. — Мертвый язык. А совет хороший. Я его еще с института помню, у нас один препод на латыни повернут был капитально.

— Какой совет? — немедленно уточнил я.

— Так вот, — соседка вынула у меня из рук открытку. — «Пользуйся жизнью, ибо она быстротечна». Очень мудро, очень правильно. Как там у классика? Человек не просто смертен, а внезапно смертен. Сегодня не выпил бокал вина, а завтра все, возможности такой уже не будет. Да чего далеко ходить. Сегодня днем один перец вместе с машиной в Москва-реку свалился на глазах у любезнейшей публики. С управлением не справился. Стопроцентный несчастный случай, причем глупейший. Но не это главное. Главное — все у дядьки было, и что теперь? Шиш с маслом. Кстати — я про него слышала на «Магическом противостоянии», его там хорошо знали. Никандр, один из самых крутых московских магов, победитель первого сезона шоу.

Никандр. Вредный старикан, трубно сопящий носом и с бородой до пояса. Был он, и нет его.

Случайность?

Возможно. А если нет?

Как там Ряжская говорила? «Буду присматривать и отводить беду». А что, запросто. Старик был та еще вредина, мог забить на слова Геннадия и решить сделать по-своему. Финал — полет с моста в реку.

Да ну, не может быть. Она, конечно, идет к своей цели по головам, но не настолько же агрессивно?

И еще. Как бы я ей был ни интересен, она никогда не поставит под удар свою репутацию. Не стоит овчинка в моем лице такой выделки.

Выходит, что Никандру просто не повезло. Так бывает.

— Смолин, — Маринка посмотрела на меня своим фирменным загадочным взглядом и начала накручивать светлый локон на палец. — А давай я тебе разрешу угостить меня ужином? Все останутся в плюсе. Я вкусно поем, а ты получишь удовольствие от того, как тебе все посетители кафе будут завидовать. Мужского пола, разумеется. Сам посуди — такая красотка с тобой пришла!

— Чего? — поднял я глаза на соседку. — Слушай, извини, я просто задумался что-то.

— Смолин, — Маринка взяла меня за отвороты куртки. — Пошли пожрем, а? У меня дома даже кофе кончился.

— Пошли, — подумав, согласился я. — Мне развеяться надо.

— Вот и славно, — обрадовалась соседка. — Только ты тут еще минутку постой, ладно? Я домой быстренько сбегаю, а то, боюсь, не донесу до кафе свой груз, расплескаю.

И она усвистела наверх, даже лифта ждать не стала.

Я достал из кармана телефон, повертел его в руках и убрал обратно. А кому звонить? Ряжской? Геннадию? И что спрашивать? «Не вы убили деда Никандра»?

Прямо интересно, что бы тот и другая мне ответили.

Да и не это главное.

Колдун обо мне не забыл. Помнит. Весны ждет.

А значит, мое время почти на исходе, а я все стою и сопли на кулак мотаю.

Да какого черта? В конце концов, я ничем не рискую. Я не говорю «да», а просто немного уравниваю шансы.

Тем более что Никандр наверняка погиб по своей вине, так что ничего и не произойдет.

Я еще немного посомневался, раздумывая о том, не самообман ли это? Может, самого себя сейчас вокруг пальца обвожу. Но нет, молчало мое внутреннее «я», только буркнуло неохотно что-то вроде: «Тебе виднее».

Ну раз так…

— Морана, эта жертва тебе.

И ничего не произошло. Гром не грянул, почтовые ящики со стены не упали, озоном не запахло, фанфары не затрубили. Как оно все было, так и осталось.

Да и с чего бы? Если даже Никандр не сам богу душу отдал, а кто-то им распорядился, то мои слова для нашего мира только сотрясение воздуха. И если где-то и перевернулись некие метафизические песочные часы, начав отсчет с новой контрольной точки, то здесь такое не учуешь, не услышишь, не увидишь.

Зато сверху с топотом примчалась Маринка, подхватила меня под руку и застрекотала, как сорока:

— Пошли, пошли, пошли. Я голодная до жути. Желаю брускетту с крабовым салатом, фритатту с лобстером и маседуан в дыне.

Я убрал открытку в карман и с уважением сказал:

— Ты эти названия на ходу придумала? Или реально люди такое едят?

— Ну да, — согласилась Маринка. — У нас на районе подобное вряд ли подадут. Да и ладно. Тогда «оливьешки» навернем, эскалоп с картофаном и вина красного сухого возьмем. А потом пирожных три штуки! Разных! И «латте».

— Как скажешь, — толкнул я подъездную дверь. — Можно и так.

В воздухе кружились первые снежинки. Они медленно падали на асфальт и даже не думали таять.

Надо же. Угадал Хозяин Кладбища. Как обещал — так и вышло.

— Вот и на зиму год повернул, — сказала Маринка и выставила ладонь так, чтобы одна из снежинок опустилась на нее. — Я в детстве всегда ждала первого снега. Чтобы проснуться, а за окном все уже белое и пахнет так особо — свежестью, водой и почему-то немножко арбузом.

— Все ждали, — запрокинув голову вверх, я смотрел на серое небо, затянутое тучами. — Главное, чтобы воспоследовало.

— Лирическое отступление закончено, — подергала меня за рукав Маринка. — Пошли уже!

— Пользоваться жизнью? — спросил я у нее, вспомнив текст с открытки. — А почему нет? Пошли. Время пока есть.

Автор благодарит всех тех, кто помогал в работе над этой книгой — Нури Магомедова, Евгения Петрова, Василия Крысина, Андрея Белова, Вячеслава Кузьмина, Михаил Yakytа, Андрея Авдеева, Павла Nighmare Сергеева.

Отдельное спасибо Вадиму Лесняку, Дмитрию Нефедову и Дмитрию Овдею.

4. Час полнолуния

Все персонажи данной книги выдуманы автором.

Все совпадения с реальными лицами, местами, банками, телепроектами и любыми происходившими ранее или происходящими в настоящее время событиями — не более чем случайность. Ну а если нечто подобное случится в ближайшем будущем, то автор данной книги тоже будет ни при чем.

Чем дальше, тем больше погружается новоиспеченный ведьмак Александр Смолин в тайны мира Ночи, и полученные знания не всегда его радуют. Просто он все сильнее осознает, насколько его новая жизнь отличается от привычной старой. Причем не просто отличается. Она делает из него совсем другого человека, не того, что был раньше. И пока не совсем ясно, к добру это или нет.

Глава первая

— В кабинете сейф, — прощебетала Жанна, устраиваясь на скамейке поудобнее. — Сама видела. За картиной спрятан, вот там все, про что я тебе рассказала, лежит. И жесткие диски, и бумажки, и пакеты с фотографиями. Знаешь, словно в сериале! Ну из тех, что по «России» идут.

— За картиной, значит, — повторил я. — А за какой? Или у него в кабинете она только одна и есть?

— Нет-нет-нет. — Жанна помотала головой. — Там их штук семь, все старые и в красивых рамах. А на этой кораблик плывет и вулкан огнем пыхает! Этого картинка, как его… Кипрского!

— Может, Кипренского? — уточнил я.

— Может, — не стала спорить Жанна. — Там к раме пластиночка золотистая была приклеена, а на ней фамилия художника. Просто живопись — это не мое, понимаешь? Я не чувствую ее месседж, не вызывает она у меня ярких эмоций.

В принципе, я мог бы сказать что-то вроде «стыд и срам, великих отечественных живописцев надо знать», но это было бы не очень честно. Спроси у меня названия хоть пяти картин этого самого Кипренского, и фиг я их назову. Я фамилию эту знаю только потому, что как-то по телику передачу от нечего делать про него смотрел. Впрочем, имя Кипренского я запомнил — Орест. Почти Эраст, как Фандорин.

И это неправильно. Свой уровень образования, разумеется, надо поднимать. Вон даже серьезные бизнесмены, и те культуры не чуждаются. В своих домашних кабинетах творения классиков живописи вешают, прячут за ними сейфы, в которые самое дорогое помещают — ключи и пароли от банковских счетов да жесткие диски с компроматом на соратников по бизнесу. Значит — доверяют творцам, признают то, что искусство — великая сила.

Надо «Третьяковку» посетить, что ли? А то как там во времена учебы в школе побывал один раз, так больше даже рядом не проходил.

— Месседж — он такой месседж, — согласился я с Жанной. — Если его нет, то дело труба. Слушай, не хочешь со мной в «Третьяковку» сходить? Побродим по залам, картины поглядим. Шишкин там, Репин, Врубель. Может, сейчас тебя искусство цепанет?

— Врубель? — оживилась Жанна. — Прикольная фамилия. А что он рисовал?

— Разное, — расплывчато ответил ей я. — Но ты не сомневайся, он реально продвинутый художник. Прикинь, даже его наброски очень недешево стоят. У нас один крендель в депозитарии такой держал, я слышал, как про это мой коллега Витод Дашке из залогового рассказывал. И еще о том, что этот самый набросок одновременно у нас в сейфе под замками лежит и еще в какой-то галерее висит. Там духовное, у нас — материальное. Вот такой вот дуализм.

— Дуализм — это в старые времена было. Это когда из пистолетов стреляют друг в друга, — поправила меня Жанна. — Пушкина так убили. Поэта. Ему за это памятник поставили!

— Да ты просто кладезь знаний, — подольстил я девушке. — Второй месяц с тобой общаюсь и не устаю удивляться столь могучему интеллекту.

— Ну да, — загордилась та — Или ты думаешь, что все модели — тупые?

— Да ни боже мой! — всплеснул я руками. — Впрочем — есть такие. Но только те, которых ты не любишь. Вот они — все дуры!

Жанна заулыбалась и приосанилась. Причем — зря. Так было хуже, потому что опять стала хорошо видна ее неестественно вывернутая шея. Оно и понятно — когда тебя столкнут с лестницы, и ты крайне неудачно стукнешься о ступеньку, всегда так получается. Понятное дело, там сместилось все что можно. Ну или как это называется? Я не патологоанатом, правильных формулировок не знаю.

Впрочем, хорошо еще, что эта ревнивая жена, выследившая, как Жанна планомерно уводит ее мужа из семьи, по черепу ей пару раз молотком не саданула. Шея еще ничего, а вот дырки в голове — это перебор. Кому на такое глядеть захочется?

Я бы точно не пожелал, и тогда, в конце февраля, даже и не подумал бы остановиться рядом с призраком печальной девушки, сидящим на лавочке в зимнем парке. И уж тем более, не стал бы с ней заговаривать.

А тут мне ее жалко стало. Сидит, понимаешь, такая красивая и неприкаянная, просто символ вселенской грусти. Уж на что я вроде зачерствел сердцем к этим призракам, которые только и ждут того, чтобы с ними в разговор вступили, но здесь меня прямо как подменили.

Правда, потом выяснилось еще и то, что она невероятна рассеянна, забывчива и, признаться, немного недалекая, но это все мелочи. Кто из нас идеален? Да никто.

Жанна, кстати, даже в бродячие призраки попала по причине собственной несобранности. Почему сразу после смерти не ушла — не знаю, но потом… Это песня!

Она родом не из Москвы, а из какого-то далекого города. Обычная история — приехала поступать в театральный, не поступила, но после по баллам все же прошла в какой-то строительный ВУЗ. Уж не знаю как, но все же проучилась там три года, попутно где-то по подиуму вышагивала, и в результате пала от руки вспылившей жены очередного любовника.

Так вот — за телом, как водится, приехали родители, но свинцовый гроб для перевозки решили не заказывать, потому кремировали бедняжку прямо тут, на столичной земле. И урну с собой увезли в тот же день.

Вот этот самый момент Жанна прозевала. Если бы ее тело туда, домой, целиком увезли, то и душа за ним бы последовала, таковы законы бытия. Но тело-то сожгли! Нырни душа в урну с пеплом в тот момент, пока ее завинчивают — тоже улетела бы, пусть и безбилетным пассажиром, а после ошивалась на том кладбище, где урну прикопают. А теперь — все. На столичные кладбища ей вход закрыт, она там никто, и звать ее никак. Домой не улетишь — сожгли-то ее тут. Прописочка, так сказать, теперь московская. Как говорят в народе — ни богу свечка, ни черту кочерга. Есть от чего загрустить.

А знаете, почему она кремацию пропустила? Решила посмотреть, кого вместо нее на каком-то там показе поставят одежду демонстрировать. Я, когда это услышал, сразу понял — полезный мне призрак попался, грех такой к рукам не прибрать. И вот с тех пор она мне служит. Причем не за ту награду, о которой меня обычно ее собратья по несчастью молят, а, если можно так сказать, из идейных соображений. Просто все ее забыли, а я с ней дружу.

Еще мне кажется, что она до сих пор так и не поняла, кто я такой и что могу для нее сделать. А я рассказывать не особо спешу.

Зачем?

— Весна. — Жанна мечтательно улыбнулась, глядя на почти полную луну. — Если бы не смерть, я бы сейчас на распродажи вещей из зимней коллекции прошлого года ходила! Там знаешь, какие скидки в апреле бывают!

— Да, весна, — согласился с призраком я. — Наконец-то!

— Слушай, а давай мы с тобой в «Манго» съездим? — вдруг предложила Жанна. — Вместо «Третьяковки»? Там интереснее, честное слово!

— Подумаю, — уклончиво ответил я. — Вот выходные наступят, и станет видно.

— Да, а ты код замка будешь записывать? — чуть погрустнела мертвая девушка, как видно, поняв, что не собираюсь я никуда с ней ехать. С призраками в этом плане просто — чуть потускнело сияние вокруг них — значит, настроение изменилось. — Я его запомнила на всякий случай. Правда, уже не скажу, что раньше — буковки или циферки. Но всегда можно попробовать сначала так, а потом по-другому.

— Нет, — отказался я. — Лишние знания увеличивают скорбь. Мне важен факт того, что этот красавец на самом деле компромат на ближних своих собирает. А коды и все прочее — это не по моей части. Я же не промышленный шпион, правда?

— Не знаю, — передернула плечами Жанна. — Мы с тобой еще не настолько знакомы. Может, и шпион, почему нет? Я бы вот хотела шпионкой быть, они все время за границей живут и по самым-самым лакшери-местам ходят! Знаешь, я себе часто представляла, как вхожу в зал казино где-нибудь в Монте-Карло, на мне вечернее платье такое с воланами, вот тут и…

— Понял, — остановил я поток сознания, полившийся на меня. — Девичьи грезы — это прекрасно. Но — помолчи. Мне надо подумать.

Один из немногих позитивных моментов общения с мертвыми женщинами — им в этом состоянии реально приказать замолчать. И они это требование выполнят!

Сомневаюсь, что останься Жанна живой, я бы вот так просто от нее отделался. Был бы скандал, рекой лились бы обвинения в моем равнодушии и нежелании жить ее жизнью. Да что там! В своем предыдущем воплощении она бы со мной даже знакомиться не стала. Не снизошла бы. Мелковат я по ее меркам — и физически, и материально.

А нынче — вон рядом сидит, молчит, на звезды смотрит.

Хотя — да, звезды нынче хороши. Луна как огромная тарелка с сыром над головой висит.

И запах. Этот волшебный запах проснувшейся от зимней спячки земли.

Весна пришла вдруг, как это обычно и водится. Совсем недавно дули ветры и мели метели, небо было затянуто серыми нескончаемыми тучами, а уставшие от бесконечной зимы горожане каждое утро начинали с того, что костерили синоптиков, которые обещали им «непривычно раннюю весну» еще месяц назад. А она все где-то задерживалась, как видно, желая немного поиздеваться над людьми.

И в результате, нагрянула внезапно, когда все уже решили, что и в этом году на майских снег идти будет. Одним прекрасным утром люди, выглянув в окна, увидели в небе яркую лазурь, сменившую привычный серый фон. Снег начал таять с неимоверной быстротой, птицы, ошалевшие от таких перемен, неумолчно галдели круглые сутки, а девушки моментально сменили зимние наряды на короткие одежды, заставляя смотреть себе в след даже стариков, которые давным-давно перешли из разряда «боевых» в разряд «холостых». И это я не о семейном положении.

Да я и сам еще две недели назад ходил в опостылевшем мне пуховике и зимних ботинках, а сейчас сижу на скамейке у подъезда в легкой курточке и кроссовках, вдыхая ароматы нового апреля.

Хотя, если совсем уж начистоту, все было не настолько и плохо. Да что там! Интересная зима выдалась, чего скромничать.

Например, я с удивлением выяснил, что совершенно перестал мерзнуть. То есть — не брали меня больше морозы, даже при минус двадцати я запросто мог без перчаток ходить. Ясно, что жителей Крайнего Севера таким не удивишь, но для чахлого москвича, поверьте, это достижение. В чем секрет — так и не разобрался. То ли потому, что дело с мертвыми имею, а они, как известно, не мерзнут, то ли потому, что с Мораной спутался, а она ведь в прошлом как раз за холод и зиму отвечала.

Но о Моране — чуть позже. Там отдельный разговор.

Еще я пытался найти на заснеженных улицах Ледяного Старика, того, о котором столько легенд осенью услышал. Но — неудачно, так мы с ним и не пообщались. Хотя, может, и к лучшему это. Кто его знает, чем дело могло кончиться?

А вот его слуг я слышал. Тех, что в метелях живут которых «снежными душами» называют. Верно, воют они протяжно и страшновато. И людей не любят, это тоже факт. Полагаю, тут дело в зависти. Они же помнят, как раньше дышали, ходили, любили, что кровь у них горячая по венам текла, а теперь все, что им осталось — носиться по темным улицам да снежинки гонять, и то исключительно зимой. Тут поневоле взвоешь и озлобишься. А после решишь — если не тебе, так и никому.

Меня они тоже попробовали закружить, но ничего у них не вышло. Да и вообще — трезвому человеку бояться этих снежных теней не нужно, максимум они его с пути сбить могут. А вот пьяным в сильную метель, особенно январскую, лучше не соваться. Добра из этого не выйдет.

Январь — это вообще что-то с чем-то! Сначала грянул веселый Карачун, старт которого я созерцал в Царицыне, когда участвовал в «диких скачках», пытаясь наложить лапу на «снежный цветок». Расцветает там такой раз в год, на закате первого дня января. Большой силы цветок, многие хотят на него свою лапу наложить, потому мероприятие вышло веселое и беспринципное. Мне лично пуховик порвали и нос расквасили в давке. Я, правда, тоже кому-то глаз подбил, так что в долгу не остался. А цветок так в руки и не дался, его какая-то юная и симпатичная ведьмочка из Выхино зацапала в результате. Но это ладно. Что там к ночи началось, какие типажи из Голосова оврага полезли! И, главное — в парке народа гуляющего полно, на горке детвора на «ватрушках» с визгами гоняет, на открытой сцене концерт идет, певец орет, что он не видит рук любезной публики, а по соседству с этим всем зимняя нежить из-под коряг на белый свет ползет. Точнее — на лунный свет. Феерия!

Но это все ерунда по сравнению с тем, что случилось позже, в конце января. Оказывается, у домовых тоже есть свой профессиональный праздник. Да-да. Двадцать восьмое января. Вы знали про это? Я нет.

Ох, как же широко и весело они его отмечали! Я, кстати, вспомнил — в том году в аккурат об эти числа у нас в доме трубу прорвало. Теперь понятно почему.

И в этом тоже без приключений не обошлось. Нет, начиналось все чинно-благородно — застолье на чердаке, пение песен, которые остальным жильцам слышны не были, а мне наоборот, пьяный Родька, притащившийся ближе к полуночи ко мне затем, чтобы сказать, что он еще немного задержится, потому что «они с ребятами сейчас еще гулять пойдут и в снежки играть». Нет-нет, я не осуждаю. Все понимаю, сам на день банковского работника веду себя не лучше.

Но зачем они после отправились «стенку на стенку» с подъездными из четырнадцатого дома устраивать?

Результат — два выбитых лобовых стекла у машин во дворе, воющая сигнализация остальных, сгоревшая детская горка.

И два «висяка» у местного отделения полиции. Ни подозреваемых, ни свидетелей.

Мало того — они поутру еще и за молоденькими жиличками в душе подглядывали, чего в обычные дни себе никогда не позволяли, а после в чьей-то пустой квартире телевизор смотрели. Боюсь себе даже представить, что именно.

В результате мне пришлось всю эту компанию квасом похмелять. Точнее — сначала за ним в магазин сходить, а уж потом отпаивать. Вот куда это годится?

Так что Карачун на фоне Дня домового — фигня. Как, кстати, и День десантника.

Но в целом это все вносило разнообразие в мою жизнь. А в ней имелись проблемы и посерьезней.

Например — все та же госпожа Ряжская, так и не оставившая свои попытки сделать из меня гибридный аналог доверенного лица и комнатной собачки. Нет, к настоящему моменту она наконец-то поняла тщетность своих попыток. Вернее — что время упущено. Ей бы тогда, в октябре, подналечь посильнее, пустить в ход тяжелую артиллерию в виде… Даже не знаю… Ну что-нибудь совсем уж мощное, пробирающее до костей изобрести. Фантазия у этой женщины бурная, придумать можно было.

А теперь все. Эта зима многое изменила — и вообще, и во мне.

Я перестал бояться. Не то чтобы совсем, поскольку страх наш господин и человек может от него избавиться лишь умерев. Если вам кто-то говорит, что он ничего не боится, то знайте, этот человек либо лгун, либо псих. Третьего не дано.

Но зато можно избавиться от огромного количества страхов, которые ты сам себе придумываешь. Надо просто перейти некий барьер, за которым приходит понимание двух вещей — мы все боимся в основном того, чего не стоит бояться, и мы все стремимся к тому, к чему не стоит стремиться. Хотя вопрос цели жизни — он индивидуален, тут я погорячился, пожалуй. Все мы разные, и понимание счастья тоже у каждого свое. У кого хлеб черствый, у кого жемчуг мелкий.

А вот страхи… Забавно вспомнить, что раньше вселяло в меня ужас! Например — опоздание на работу. Или — вдруг люди про меня плохо думать станут?

Да пусть думают что хотят. Тем более что в большинстве случаев оно так и есть. Каких гадостей я про себя только не наслушался за последнее время, какую чушь выдумывают люди! Мои соседки по кабинету, Наташка с Ленкой, эти слухи теперь коллекционируют, в обязательном порядке информируя меня о новых версиях того, как именно и почему я оказался в фаворе у собственников. Кстати — я сам больше двух версий сроду бы не придумал. Впрочем, тут как бы выбор вариантов невелик, на мой взгляд — либо я, либо меня. Первый почетней, второй современней. Но нет! Такое иногда выдают — волосы на теле дыбом встают. Например, то, что я в свое время сыну Ряжской жизнь спас, а как меня зовут, не сказал. Тут, в банке, она меня увидела, опознала и теперь вот наверх тянет.

Как по мне — феерический бред. Но в него верят! И плевать, что у Ряжских и сына-то никакого нет.

А самое забавное, будь я по другую сторону баррикад, тоже шушукался бы по углам и, возможно, даже выдвинул бы свою версию происходящего. Такова человеческая природа.

Хотя следует признать, что в знатоки-душеведы мне записываться пока рановато. Ничего я про тайны людской сути не знаю, как показал опыт. Просто мне недавно пришлось покопаться в голове у одной сотрудницы банка, так лучше бы я этого не делал. На вид — милейшая барышня. Тихая, невзрачная, безобидная, безответная, про таких говорят: «Кому-то хорошая жена достанется».

Ага. Слышали бы вы ее мысли. Иной маньяк, думаю, на ее фоне выглядел бы мальчиком, который скачет на палочке, держа во рту леденец.

Как же она ненавидела всех нас! Вообще — всех! Даже тех, с кем по работе не сталкивалась, вроде меня. Мало того что ненавидела — она вполне серьезно прикидывала, сколько яда надо всыпать в баллон кулера, чтобы переморить половину офиса. Нет-нет, делать она этого не собиралась, разумеется. Просто привычно рассчитывала дозу, попутно представляя себе, как каждый из нас будет умирать. И это был только один вариант геноцида местного значения. Уверен, что имелись и другие.

При этом она всегда всем улыбалась, никому в помощи не отказывала и говорила так тихо, что ее еле-еле расслышать можно было. «Тихоня» — так ее называли в бухгалтерии, а уж там всем давали куда более злые прозвища.

Когда меня Ольга Михайловна спросила о том, могу ли я читать мысли других, я в жизни бы не подумал, что речь идет именно об этой девчушке. Даже возражал Ряжской, убеждая ее, что тут какая-то ошибка и Геннадий зря на это божье создание напраслину наводит.

Впрочем, все равно согласился помочь, поскольку давно хотел провести эксперимент с зельем, которое помогает в голову к другим людям залезть. Сварил я его еще в январе, сразу после того, как рецепт узнал, но все как-то руки не доходили до практических опытов. Плюс еще там ограничение имелось на использование, из которого было предельно ясно — просто так мысли других читать нельзя. В смысле — забавы ради. Цель нужна. Четкая, ясная, практическая, без нее зелье будет просто редкостно вонючей жижей мерзкого цвета, и неболее. Ну и «отходняк» после этой процедуры неслабый, я сутки пластом лежал с гудящей как колокол головой. Думаю, так специально сделано, чтобы все кому не лень в чужие мысли не лезли.

Так вот — эта милая девчушка продавала инсайдерскую информацию о готовящихся сделках конкурентам Ряжских. Просто и незамысловато. Должность у нее была низовая, доступа к закрытым данным она иметь не могла, но мы ведь в России живем, правда? Потому именно ее и отправляли ксерить протоколы собраний, которые видеть никому было не положено. Почему? Так руководству у ксерокса стоять не по чину, они это секретарям поручали. А у секретарей всегда других дел полно, им недосуг самим куда-то ходить, потому и отправляли к «копиру» именно того, кто никогда не возмущается, когда ему подсовывают «левые» поручения. Как раз эту самую тихую и незаметную девочку.

Еще осенью меня, скорее всего, терзали бы сомнения — а надо ли было вот так? Кончилась-то история скверно. Девушку ту наказали, причем очень серьезно, насколько я знаю, ей потом в больнице пришлось полежать. Психиатрической. Она не сразу имена заказчиков назвала, и это было большой ошибкой. С такими как Геннадий надо сразу откровенничать, раз уж попалась. Дешевле выйдет.

Еще «безопасникам» здорово накрутили хвосты, секретариат разогнали почти полностью и новых референтов набрали. Ну и предправ наш все-таки отправился на «вольные хлеба». Его вины в произошедшем было меньше, чем у остальных, но он, увы, не вписывался в картину мироздания, которую себе нарисовали применительно к нашему банку супруги Ряжские. Проще говоря — нужен был повод, он появился. Не нашли бы этот, отыскался бы другой.

Но поскольку новым председателем правления стал Дима Волконский, я только порадовался. Он хороший человек и пост этот своим трудом честно заслужил.

И, что немаловажно, ему полностью безразлично, чем я теперь занимаюсь в банке. То есть то, что я ничем в нем толком и не занимаюсь.

Собственно, можно было бы из него вообще уволиться, но мне пока это не нужно. Боюсь предаться лени. Когда у человека нет сдерживающих факторов и хоть какой-то доли ответственности, он очень быстро начинает дичать. Сначала перестает придерживаться распорядка дня, потом бриться начинает через два дня на третий, а после и вовсе переходит к растительному виду существования. Мол — все равно спешить некуда.

Я себя знаю, со мной так и случится. Лень вперед меня родилась, и соперничать с ней будет очень трудно. Потому и не увольняюсь с работы, хотя с определенной точки зрения этот шаг был бы оправданным.

Потому и против должности «личный помощник председателя совета директоров», предложенной мне в момент большого кадрового передела, я возражать не стал. Обязанностей по должностной инструкции минимум, ответственности тоже, в кабинете своем старом мне остаться разрешили. Плюс относительно свободный график. Но при этом на службу ходить все же надо, что гарантировало мне определенную внутреннюю собранность, о которой я, собственно, и пекся.

Я вообще стал больше думать о том, что удобно мне, чем о том, как я могу помочь человечеству. Хотя, правды ради, я о судьбах мира и до того особо не переживал, но при этом иногда позволял чувствам брать верх над разумом. Сейчас подобное случалось все реже и реже. Может, потому что круг моего общения здорово поменялся?

Тут надо вернуться немного назад и закончить рассказ о Ряжской и ее попытках меня выдрессировать.

Ольга Михайловна — она, на самом деле, неплохая. И действительно обо мне заботится. Настолько, что готова даже пойти на ряд действий, которые не слишком сочетаются с уголовным кодексом Российской Федерации. Я это ценю, я ей за это благодарен. Но не настолько, чтобы прыгать вокруг нее на задних лапах, как ей того хотелось бы.

После истории с Вагнерами она на некоторое время оставила меня в покое, в аккурат до того момента, пока во дворе банка не установили бюстик мне. Небольшой такой, аккуратный, бронзовый. Что значит «мне»? То и означает. Яна Феликсовна постаралась, выполнив данное некогда обещание. Она хоть женщина в общении сложная, но, как и положено немкам, слово свое держит, пусть даже и частично. Но я не в претензии, скупость представителей германской нации давным-давно даже в пословицы с поговорками вошла. О чем я? Просто еще осенью она дала слово, что воздвигнет мне памятник в полный рост, причем из серебра, в том случае, если понесет ребенка. Судя по всему, звезды на небе сошлись, Яна Феликсовна осознала, что пребывает в тягости, и выполнила обещание. Но — не целиком, обошлась бюстом. Нет, я действительно про него что-то говорил, но там вроде бы еще выплата разницы стоимости в деньгах фигурировала. А вот про нее фрау будущая мать запамятовала.

Но все равно — прикольно получилось. Он почти полдня у входа простоял, весь банк с ним сэлфи сделать успел, прежде чем по приказу Геннадия его демонтировали и утащили во внутренние помещения. Постамент сгинул без следа, а сам бюст перенесли к хранилищу, поставив рядом со столовой на старый ростовой сейф, который там находится с начала времен. Причем почти сразу у сотрудников появилась традиция тереть по дороге к холодильнику бюстов нос, типа «на счастье». Через пару недель нос засверкал как солнце, а Федотова, гнусно хихикая, долго распиналась на тему того, что мне радоваться надо. Дескать — был бы памятник в полный рост, ему бы другие места терли, такие, что вслух сказать стыдно. И добро, если бы памятником все и ограничилось. У нас, русских, традиции иногда принимают крайне забавные формы. Мол — потри и там, и там, тогда счастья вдвойне больше станет.

Что любопытно — сама Вагнер даже не мелькнула на горизонте, возможно, все-таки по здравому размышлению сделав кое-какие выводы. Зато немедленно активизировалась Ряжская, начав мне давить на совесть, апеллируя к тому, что дети очередного рейха тебя хотят поработить, как пришельцы Землю, ты плохо их знаешь, ты даже не представляешь, какие они сейчас планы разрабатывают, они тебя в результате Меркель продадут. И только я одна стою между тобой и тевтонским нашествием на российскую медицину.

И давай ко мне своих знакомых таскать, как правило, с бесплодием. А между ними взяла привычку и более экзотические задачки подкидывать, вроде как с той девицей-информатором. Или обращаться с просьбой определить, правду человек говорит или же врет.

Причем то, что в девяти случаях из десяти на ее просьбы я отвечал отказом, Ряжскую совершенно не смущало. Она обладала упорством улитки, ползущей по склону Фудзи, довольствуясь тем самым одним успешным разом из десяти.

В результате, к апрелю месяцу у нас с ней установилось нечто вроде паритета. Она не наседала на меня так, как раньше, поняв, что лучше меньше да лучше, я же время от времени брался за интересные случаи, которые изредка подкидывали те, кого она приводила в банк.

Ну и докладывал ей о тех, кто периодически пытался подобраться ко мне со стороны. Да-да, и такие встречались. Как правило, из числа тех, кому я по просьбе Ряжской помог, точнее — из их окружения. Язык за зубами у нас люди, избавившиеся от хвори, сроду держать не умели, им надо поделиться своей радостью со всем миром, что они и делали. И всегда находились те, кто умел слушать и слышать главное.

Поначалу все выглядело даже мило. Ко мне в лучших традициях жанра подкатывали добрые люди на машинах и просили в них сесть для последующей беседы. Реже останавливали около подъезда. Совсем редко — пытались поговорить прямо на работе.

А один раз в феврале даже похитили, после того как я отказался что-либо обсуждать даже в первом приближении. Дали сзади по голове, привезли в какой-то загородный дом, там стращали всяко, а после, сдуру поверив моим словам о том, как я испуган, с меня сняли наручники.

Нет-нет, я никого не стал убивать. Я все еще не могу переломить себя и забрать чью-то жизнь, хотя за прошедшее время не раз слышал о том, что именно кровь врага на моих руках может открыть мне новые грани знания. И, что важнее, показать мне путь к таким высотам, о которых я в своем миролюбиво-травническом состоянии даже помыслить не могу.

Может, оно и так. Но я не стал тогда никого убивать, даже в тот момент, когда эти люди, перейдя от посулов к угрозам, здорово меня разозлили.

Глава вторая

Случись все это прошлой осенью, когда ко мне только приходило понимание того, как и что устроено в этом мире, наверное, я бы на самом деле здорово напугался. Но то тогда. А сейчас…

Одного из тех, кто беседовал со мной по душам, я вывел из строя, уколов простой булавкой, которая с недавнего времени всегда была воткнута в лацкан пиджака. Точнее — булавка, верно, являлась самой обычной. А вот тот состав, которым я ее щедро обмазал — нет. Это был сок корня одолень-травы, смешанный с сушеным баранцом. Эти травы и по отдельности сильны, а в смешении, да после нанесения их на металл и прочтения соответствующего заклинания, получают особые свойства. Например — могут полностью парализовать человека, особенно если ткнуть иглой куда-нибудь поближе к сердцу. Станет тот человек на время бревну подобным, только глазами шевелить и сможет.

Оставшейся парочке повезло меньше, я попотчевал их смесью сушеного страстоцвета с волчеягодником, также всегда находившейся у меня в кармане, в специальном отделении, скроенном так, чтобы ничего не просыпалось. В глаза им ее швырнул, пока эти болваны пытались понять, что с их другом происходит и с чего это он на пол повалился как подкошенный. Если честно, не подозревал, что настолько эффектно выйдет. Испытания этой смеси я не проводил, потому до конца не представлял, как она сработает. Догадывался, но не более того.

Эти двое ослепли. Не насовсем, разумеется, но они-то этого не знали. Дикая боль в глазницах добавляла ужаса в ситуацию. Ох, как они орали, сразу забыв и обо мне, и обо всем, что вокруг находится!

Получилось даже лучше, чем можно было ожидать. Для меня лучше, а не для этих бедолаг. Получается, все верно я сделал, и каждая из трав отдала смеси свою исконную злобу, а сцементировала все капля истинного мрака, которую была вложена в этот сбор на финальной стадии.

Я даже перепугался немного, что они таким макаром сами себе глаза выцарапают. Им же невдомек, что через полчасика все закончился?

Нет, все-таки книга древних знаний, которую время от времени дает мне читать Морана — это великая вещь!

Да-да, я получил доступ к той книге, что находилась в тереме Мораны. Все-таки несговорчивого Никандра по приказу Ряжской на дно реки отправили, я в этом убедился следующей же ночью после того, как он покинул грешный мир. Ну да, я сам руку к его смерти, разумеется, не прикладывал, но при этом явился причиной погибели старого «мага вечности», этого оказалось достаточно для того, чтобы богиня смогла попасть в свой терем. Я же отдал ей его в жертву? Слово было сказано и услышано.

И знаете что? Не жалею. Совершенно. Да, деда Никандра жалко, хоть был он, конечно, пакостником тем еще. И, к слову, отправься я на тот свет, он бы по мне не скорбел, это уж точно.

Но его кончина открыла передо мной врата немалых возможностей, которые совершенно нельзя было сравнить с теми, что у меня имелись раньше. Что моя ведьмачья книга на фоне черного фолианта Мораны, переплетенного в некий материал, который более всего напоминает человеческую кожу? Это как букварь сравнивать с энциклопедическим словарем. И самое главное — там описаны вещи, которые на самом деле могут меня защитить от тех, кому нужна моя голова. Как, например, в том случае, который я описываю.

Собственно, дальше с теми, кто решил меня немного попрессовать вдали от людей, все было просто. В доме обнаружилась еще парочка охранников, причем тоже не очень высокой квалификации, которые были глупы настолько, что дали мне приблизиться к себе вплотную. Большая ошибка. На расстоянии я, по сути, также безобиден, как и раньше. А вот вблизи…

Впрочем, мне повезло, разумеется. Будь там хоть один профессионал, получил бы я пулю в живот, как минимум. А этих, похоже, наняли по объявлению.

Помимо охранников в этом доме жили еще двое — мужчина и женщина. Причем женщину я сразу узнал. Она приходила ко мне с просьбой о помощи и получила отказ. Я не берусь лечить тех, чей срок на земле вышел полностью, а в случае с ее мужем дело обстояло именно так. С недавнего времени я стал ощущать некую границу, которую мне иногда очерчивает кто-то очень сильный и властный. И я точно знаю, что пересекать ее не следует, для собственной безопасности в первую очередь. Я не в курсе, кто эта сущность, хотя, конечно, и догадываюсь, но проверять свои домыслы точно не хочу, боже упаси. Мне достаточно того, что в нужный момент меня обдает холодом не этого мира, давая понять, что я снова лезу не в свое дело. Причем совершенно необязательно, чтобы я в этот момент говорил с тем, кому непосредственно нужна помощь, достаточно того, чтобы мне изложили просьбу.

С этой женщиной так и получилось. Ее муж был обречен, и я честно ей про это сказал. Но она, как видно, не поверила мне, после чего стала решать вопрос по-другому.

Кстати, в тот момент, когда мне стало ясно что к чему, я перестал злиться. А смысл? Человек просто делает все, чтобы помочь тому, кого любит, это достойно уважения. Пусть даже лично мне это принесло ряд дискомфортных ощущений.

Не зверь же я, в конце-то концов?

Я даже Ряжской ее не стал сдавать, хоть та и просила меня докладывать обо всех происшествиях подобного толка.

А еще подарил своей похитительнице зелье быстрой смерти. Есть у меня и такое, тоже теперь всегда таскаю с собой, сам не знаю зачем. Ношу и ношу, тем более что зелье это представляет собой маленькое зернышко, размером схожее с тминным. Маленькое-маленькое, а три таких слона убьют. Человеку достаточно одного. Пять минут, потом глаза слипаются, он засыпает и все. Но основной фокус в том, что это не яд. Это концентрированная смерть естественного происхождения. Земля со старой могилы, пара трав, растущих близ погостов, еще кое-какие добавки. Ни один анализ не определит, ни в одной лаборатории. И посмертие будет после него правильное, не такое паскудное как у отравленных, или, боже сохрани, самостоятельно отравившихся.

Только пользоваться им надо по уму. Такие вещи нельзя использовать наживы, мести или власти ради, об этом в рецепте особо говорится. Если пустишь его в ход, преследуя подобные мотивы, зло, что ты причинил, к тебе вернется трижды три раза. Не знаю, что может быть хуже смерти, и знать не желаю, потому с этой красивой и очень печальной женщины я копейки за данный смертный дар не взял. Только отвезти себя домой разрешил, когда охранники в сознание пришли.

Правда, трое из них со мной в одной машине ехать сразу отказались. Боялись. Крепкие такие ребята, а от меня шарахались как от бешеного пса. Забавно!

К подобному тоже начинаю привыкать. Я тогда, осенью, не очень-то верил в то, что свалившаяся на меня сила что-то в моей личности поменяет. Ан нет, правы были те, кто это предвещал. Меняюсь помаленьку. Не внешне, там все как было, так и осталось, разве что лишний жирок потихоньку с боков сошел незаметно. А вот внутренне… Это есть. Ряжская, которая такие вещи ощущает, по-моему, интуитивно, так мне и сказала:

— Мальчик становится мужчиной. Знаешь, Саша, раньше я испытывала к тебя чувства, которые сродни материнским, разумеется, весьма условно. А теперь о подобном говорить просто глупо.

Хотя это все слова, слова… Стоит чуть-чуть утратить внимание, позволить ей сесть на шею — и она тут же начнет поворачивать меня в том направлении, которое выгодно ей.

Но в одном она права — первые шаги я все-таки сделал. Где-то через «не могу» и даже через «не хочу». «Не хочу» — потому что жалко было прощаться с самим собой прежним. Только выбор невелик — иди вперед или умри.

Когда Морана открыла свою книгу и позволила мне в нее заглянуть, вот тогда я и понял, какая бездна лежит между мной и теми, кто живет в Мире Ночи. Например — с тем колдуном, который обещал состроить мне козью рожу.

Я даже не сопляк перед ним. Это как-то по-другому называется. И все мои осенние прикидки, как я поймаю его в очень-очень хитрую ловушку, не более чем лепет младенца.

На то, чтобы создать маленький клочок истинного мрака, у меня ушло три месяца. Сейчас, разумеется, я это повторю гораздо быстрее, но сил и времени все равно потрачу немало.

А он меня им ослепил на ходу. Между делом. Забавы ради.

Учитывая то, что создание истинного мрака в волшбе — это основа основ, можно сделать вывод, что шансов одолеть его в открытом поединке у меня не просто нет. Они в минус уходят.

Да, я с легкостью сейчас одолею нескольких охранников, не ожидающих ничего подобного от перепуганного банковского клерка, которому чуть в пузо ударишь, он и поплывет. Но с матерым колдуном, за которым стоят поколения предков, промышлявших черной волшбой, мне не тягаться.

Если, конечно, не иметь за спиной тех, кто может помочь. Например — богиню, которая его ненавидит.

Вот только и тут все тоже не так просто, как хотелось бы. Впрочем, чего еще ждать от той, которая помнит если и не начало времен, то, как минимум, мир в пору его молодости?

Нет-нет, формально Морана мне покровительствует. Она всегда встречает мое появление улыбкой, если это движение губ можно так назвать, она пустила меня в свой дом, что, как я понял, изначально немало значит по Покону, она позволила мне заглянуть в свою книгу. Мало того — она даже расщедрилась на комментарии к нескольким заклятиям и рецептам, из тех, что я смог прочесть и понять. Да-да, далеко не все, что я в этой книге увидел, доступно для моего понимания. Ряд страниц остаются пустыми, я ничего на них увидеть не могу. Все строго по народной пословице — смотрю в книгу, вижу фигу. Не хватает мне мудрости и силы для того, чтобы прочесть там начертанное. Это другой мир, он живет по другим правилам. Тут каждый получает ровно столько, сколько может унести. Я пока только пару капель воды в горстях удержать могу. Это не мои слова, так Морана сказала.

И она же подтвердила, что будет рада сыграть для меня роль проводницы в мире тайных знаний. Но, естественно, не за так. Ей нужно вернуть часть той мощи, что была рассыпана бисером за века. И кроме меня об этом ей просить некого, нет никому сюда пути. Как видно, никто из ведьмаков общением с мертвыми более не промышляет, я единственный в своем роде на текущий момент.

Мне же совершенно не хочется делать то, что она от меня требует. Не хочу я людей губить по ее прихоти, а ей другая жертва, видите ли, не подходит. Ей жизни людские нужны, дабы вернуть утраченное.

В результате образовалось нечто вроде патовой ситуации, как в шахматах. Я не собираюсь вставать на путь душегуба, она делает все, чтобы я получал новые знания в неполном виде. То есть, вроде как Морана и слово, данное мне ранее, держит, но при этом толку от происходящего чуть.

Самое забавное, что все мои осенние домыслы по поводу экспансии Мораны в наш мир оказались полной чушью. Он ей как прошлогодний снег нужен. Это я просто фантастики перечитал. Там же что не книга, так славянские боги рвутся захватывать Землю, дабы восстановить на ней свою власть.

Нафиг им это сдалось, если рассудить трезво? Времена изменились, и боги куда лучше, чем любой из нас, это понимают. Чтобы получить власть над людьми, надо захватить их души, а это сделать просто невозможно. Во второй раз — невозможно. Она мне так и сказала в одном из наших разговоров:

— Если бог выпустил из своих рук власть над теми, кто ему поклонялся, то возврата к прежнему не будет никогда. Люди не признают павших богов. Даже если пройдут сотни поколений и новым людям на новой Земле будут неведомы имена тех, кто некогда оплошал, все равно ничего не изменится. Память крови сильнее. Род дал нам все, мы это пустили на ветер. Что теперь гоняться за пеплом?

И ведь она не врала. Морана вообще никогда не врет, ей это ни к чему.

Но сила ей все равно нужна. Очень нужна, я это вижу. И, сдается мне, догадываюсь, почему. Она кого-то боится, не знаю кого, но это так. Сам видел несколько раз, как Морана на тот, противоположный берег реки Смородины смотрит, и лицо у нее становится как у моей бывшей, когда я на вечер встреч выпускников ходил. Там и тревога, и непонимание, и предвкушение скорого скандала. Все сразу.

Я пытался узнать, что ее тревожит, но молчит богиня, не желает делиться сокровенным. И знай меня подводит к мысли о том, что надо все же от мягкотелых людских привычек отучаться.

А чтобы умней был, время от времени закрывает мне возможность припадать к первоисточнику, пусть даже и в ознакомительно-урезанной версии. К книге, в смысле. Связь-то у нас с ней односторонняя. Если она не желает меня видеть, то мне к ней никак не попасть. И это тоже меня печалит, потому что я не знаю, когда колдун вернется в город. Может выйти так, что мне совет понадобится позарез, и вот что тогда делать?

Я пытался найти способы попадать туда, за Кромку, самостоятельно. Один нашел, только он такой, что нафиг надо.

Рассказал мне про него Афоня, бывший слуга покойного Артема Сергеевича, моего несостоявшегося наставника в ведьмачьх науках, ныне проживающий в неприметном домике, примостившемся в глубине сухаревских переулков.

Как я и полагал, знал Афанасий много чего, потому как разного насмотрелся, обитая рядом с таким матерым ведьмаком, каким являлся его бывший хозяин. В том числе слыхал он и про переход смертного за Кромку. Рассказывать, правда, он мне сначала про это очень не хотел, но я подключил административный ресурс в лице Николая, и разговор продолжился. Правда, радости никакой я от услышанного не испытал. Да и Нифонтов тоже брезгливо морщился, да то и дело на меня поглядывал.

— Может ведьмак, который, стало быть, с Той Стороной на «ты», за Кромку попасть, — бубнил Афоня, сидя на лавке, качая лапами и не поднимая на нас свой единственный глаз. — Еще туда дорога ведьмам открыта, тем, что обряды заклада посмертия прошли. Но таких я ни разу не видел, хоть давно живу. Ведьмы — они хитрые. Чужую душу, что им по дури или по простоте на блюде поднесут, всегда заложить готовы, или за копейку продать. Чужое ж, не жалко. А свою — ни-ни. Они посмертия лихого ох как боятся! Не хотят ответ за свои грехи держать.

— Я в курсе, что ты ведьм не любишь, — поторопил Афоню Нифонтов. — Ты про ведьмаков говори.

— Плохой обряд, — наконец глянул на меня своим единственным глазом мохнатый собеседник. — Тебе его не надо исполнять. Ты не из тех, кто подобное творить станет.

— Ну-у-у-у? — я даже рукой потряс, давая ему понять, что мне надо наконец услышать, чего именно я делать не должен.

— Смерть дорогу за Кромку открывает, — вздохнув, сообщил нам Афоня. — Людская, не скотья. На границе между Явью и Навью надо человека медным ножом убить. Нож тот должен быть омыт в семи природных водах да умащен семью заветными травами. Ну и некрещеной жертва должна быть, понятное дело, иначе не откроется проход.

Вот в этот момент на меня Николай и глянул испытывающе.

— Ты дурак? — верно истолковал его движение я. — За кого меня держишь? Да и где сейчас некрещеного человека найдешь? Нынче вера в тренде.

— И сразу решить надо, куда именно ты путь держать хочешь, ежели тебе сами серые пустоши Нави не нужны. Коли в Пекельное царство дорога потребна, к тем, кто за вины свои там терпит муку, то жертвой должен быть злодей заугольный, — бубнил тем временем Афоня, прямо как книгу читал. — Душегуб там, конокрад, хитник прожжённый. Женка блудливая тоже сгодится, из тех, что не от мужа понесла, а ему про то не сказала.

— А если в Ирий? — навис над мохнатиком Нифонтов. — Тогда кого?

— Дите безгрешное, — провел коготком по горлу тот. — Кого ж еще?

— Капец что такое! — Меня даже передернуло. — Ну нафиг такие способы передвижения! Это без меня.

— У моего бывшего хозяина не получилось, — безучастно сообщил нам Афоня. — Раз пять пробовал дорогу открыть, а все никак.

— Мало он тогда помучился, — зло бросил Нифонтов. — Знал бы, не дал ему так просто умереть.

— Ты думай, что говоришь? — посоветовал ему я — Просто! Ты вспомни, как он умер, и пойми, что лучше, чем тогда получилось, ты бы не сделал.

— Спорный вопрос, — пробурчал Нифонтов. — Откуда тебе знать?

— Даже спорить не стану, — спокойно ответил я ему. — Это все равно не имеет смысла. И, Коль, не надо сейчас фраз вроде: «Все вы ведьмаки одинаковы», или чего-то в этом роде. От кого, от кого, а от тебя я такого слышать не хочу. У вас уже есть мисс Очевидность, не претендуй на ее лавры.

— Ладно, проехали. — Николай ухмыльнулся. — Но дом тебя к себе ведь не подпускал, согласись? А это что-то да значит.

Это да, это правда. Дело в том, что я не смог найти здание, в котором квартировал отдел «15-К» ни со второй, ни даже с третьей попытки. Вроде шел правильно, и поворачивал где надо, но раз за разом попадал в Последний переулок. В принципе, вся Сухаревка — это одни переулки, но меня ноги приводили именно в этот, Последний.

В результате я сообразил, что дело нечисто, и включил навигатор, который, вступив в соревнование с неведомой силой, упорно не пускавшей меня туда, куда нужно, ее поборол, доказав торжество науки над нездоровой мистикой. Проще говоря, — добрался я до здания отдела. Дверь, правда, так открыть и не смог, как ни старался.

— Ничего это не значит, — подал голос Афоня. — Дело тут не в том, черно у Александра внутре или нет. Просто он теперь на два мира живет, а дом это чует. А зла в нем пока нет, я бы знал.

— Вот, — торжествующе заявил я, и протянул мохнатику руку, которую тот робко пожал. — А тебе, Николай, скажу так, — придет война — хлебушка попросишь.

— Припоминай сколько хочешь, — не поддержал мою шутку оперативник — Но главное помни — есть вещи, которые ни я, ни мои коллеги понять и простить не смогут. То, о чем нам Афоня рассказал, — из их числа.

— Знаешь, хватит на меня сегодня банальностей, — не выдержал я в результате. — И, знаешь — клятв в том, что я был хорошим мальчиком раньше, и планирую им же оставаться в будущем, давать не стану. Это, как минимум, унизительно. Сейчас я тебе союзник, но ты все чаще заставляешь меня задумываться на тему: «а стоит ли им быть дальше»? Поразмысли на этот счет. Как следует поразмысли. И вспомни о том, что весна — это уже скоро.

Сдается мне, что про этот разговор потом узнал его начальник, поскольку на следующий день Нифонтов позвонил мне и извинился. Условно, но все же.

А я извинения принял. Тоже условно.

Но вообще разговор полезный вышел, чего скрывать. Я потом слова Афони в голове гонял и так и сяк, пока не додумался вот до какой штуки. А что если покойный ведьмак своими ритуалами Морану разбудил? Ну не просто же так она воспрянула после бог весть скольких сотен, кабы не тысяч, лет сна? Он ее разбудил, но силенок перешагнуть через Кромку так и не обрел, потому и затеял провести финальный ритуал, который, возможно, дал бы ему шанс на удачу. Но тут в дело вмешался случай в моем лице, который спутал все карты сразу всем — и Артему Сергеевичу, и Моране, и даже мне самому.

В результате Морана, помыкавшись в сумерках, потянулась мыслью хоть к кому-то, кто ее услышит. Вот так мы с ней и встретились в первый раз.

Впрочем, возможно, тут свою роль сыграла как моя узкая специализация, так и то, что в ритуале я все же поучаствовал. На камушке полежал, где кровь лилась, души тех, кто был убит в процессе волшбы, отпустил. Вроде бы мелочи, да только они в совокупности могли составить некое целое, которое вылилось в мои хождения за Кромку.

В любом случае — есть то, что есть. Вот только мне этого маловато. Я учиться хочу, а возможности такой не имею.

Чего далеко ходить — в последний раз я видел Морану почти месяц назад. С тех пор — ни слуху ни духу. И я знаю почему. Так она меня прессингует, дает понять, что условия — это ее прерогатива. А мне остается только их принять.

Не богиня, а наркодилер какой-то. Методы, по крайней мере, те же самые. Подсадить на препарат, а потом цену на него назначать.

Ее бы с Ряжской познакомить. Мамой клянусь, иногда мне кажется, что эти двое — сестры. Замашки одинаковые потому что. «Нет-нет, мы не требуем, но хорошо, если ты сделаешь так-то и так-то. Ты же послушный мальчик, правда?».

Может, грохнуть одну из них, чтобы другая порадовалась? Не панацея, конечно, но как вариант — запросто может пройти. Половину проблем с плеч долой.

Шучу, разумеется. Ольга Михайловна — не самый плохой человек, на самом-то деле. И понятливый. Я же говорю — она уловила то, что я меняюсь, и очень гармонично к этому приспосабливается.

Потому я иногда выполняю ее просьбы. Вот и сегодня оказал небольшую услугу, а именно — узнал, где именно некто Соломин Денис Леонидович держит компромат на ряд политических и финансовых деятелей. Этот Соломин — давний недруг семейства Ряжских, именно его жену меня Ольга Михайловна убить подбивала осенью. Да и потом время от времени намекала, что не очень бы по ней скорбела, случись чего.

Пачкать руки я не стал, это перебор, но нужные данные добыл. Тем более что большого труда это не составило. Жанна всегда пройдет туда, куда надо, и увидит все, что нужно.

Черт, ну как же пахнет весной! Это просто беда какая-то! Аж кровь в венах закипает. Интересно, когда первый лист полезет? Или не ждать его и все же прогуляться на погост, поприветствовать моего старого друга? Прозвучит странновато, но я здорово соскучился по этому странному и, чего уж там, жутковатому существу, которого все называют Хозяином Кладбища. Он, может быть, и не самый приятный в общении собеседник, зато всегда говорит то, что думает. А это в наше время очень большая редкость.

Я достал из кармана телефон и набрал номер Ряжской. На условности вроде того, что вроде ночь на дворе, а она не время для звонков, мы с ней плюнули уже давно. Точнее, Ольга Михайловна мне объяснила, что такого понятия как «неурочный час» в большом бизнесе нет. Есть нужные и ненужные разговоры. За пустую трату ее времени и днем можно по загривку схлопотать, а за полезные данные даже ночью благодарность получить.

Благодарность ее мне была по барабану, но раз дело сделано, чего тянуть?

— Мое почтение, — весело, не сказать залихватски, поприветствовал я Ряжскую, снявшую трубку после третьего гудка. — Поздорову ли, Ольга свет Михайловна? Единорог не приснился ли?

— Меня всегда радовал твой интеллектуальный багаж, Саша, — подавив зевок, ответила мне бизнес-леди. — Умеешь к месту и времени процитировать классику.

— Есть такое, — с гордостью признал я. — Ладно, не буду надолго вас вырывать из объятий Морфея. Ольга Михайловна, вы были правы, есть кое-что у вашего закадычного недруга. И на вас, и на других достойных господ.

— Стоп, — скомандовала Ряжская. — А вот дальше не по телефону. Сколько раз тебе говорила — тому, что не можешь контролировать на сто процентов, не доверяй.

— Согласен полностью, — одобрил ее слова я. — И как раз поэтому никогда не понимаю, когда вы на меня обижаетесь за то, что не все вам рассказываю. Я же не могу вас контролировать на сто процентов? Хотя, врать не стану, не отказался бы.

— Шутник. — Из голоса Ряжской уже полностью испарились сонные нотки. — И чего я тебя терплю столько времени?

— Потому что я умный, добрый и красивый. А еще — покладистый и не алчный.

— Повидать бы того славного молодого человека, про которого ты рассказываешь, — не осталась в долгу Ряжская. — А лучше — познакомь меня с ним. Я его усыновлю. Сколько времени?

— Четвертый час утра, — глянул я на луну. — Скоро рассвет.

— Когда ты вообще спишь?

— На работе, — даже не стал скрывать я. — Вас неделю как в банке не видно, стало быть у меня, как у вашего помощника, дел вовсе никаких нет. Потому веду на службе растительный образ жизни — ем да сплю.

— А потом все ваши кумушки обсуждают то, что старая курва Ряжская совсем Смолина заездила, — заметила моя собеседница. — Мол, всю ночь на нем скачет без устали.

— Вы слишком хорошо думаете о моих коллегах, — возразил я ей. — Увы, но про вас никто и не вспоминает, все лавры достаются мне. В переносном смысле, разумеется. Как меня только не называют!

— Да уж знаю, — хмыкнула женщина. — Цензурные выражения почти не встречаются. Ладно, давай-ка часам к семи выходи к подъезду. Поедем сначала позавтракаем, а после в наш офис наведаемся. Думаю, без Паши обсуждать этот вопрос будет не слишком верно.

Сказала и повесила трубку.

Врать не стану — в главный офис «Р-Индастриз» на встречу с господином Ряжским меня не очень тянуло. Нет, так-то он мужик вроде неплохой, я видел его несколько раз, и никаких негативных моментов не возникало. Но это не значит, что так будет всегда. До него ведь тоже могли донестись слухи о том, что его супруга ну очень много внимания одному молодому человеку уделяет. Почти беспочвенные, к слову.

Вот тоже интересно — а сейчас он где? Ряжская сказала о нем так, будто его вообще рядом нет.

Впрочем, кто их, небожителей, знает. У них там свои отношения, о которых мне лучше и не знать.

— Знаешь, Жанна, а скажи-ка ты мне на всякий случай код от сейфа, — подумав с минутку, сказал я девушке-призраку. — Пусть будет.

Увы, но точный порядок букв и цифр она и в самом деле не помнила. Всем хороша моя новая помощница, только вот память у нее девичья. Если сразу упустил момент, потом все, начинается: «Ой, нет, там не циферка пять была, а буковка. Ну как на пряжке ремня от джинсиков, что я прошлым летом купила». Откуда мне знать, какие именно джинсики она тогда себе приобрела?

Помучавшись так минут десять, я устало вздохнул и отпустил Жанну погулять по городу. С собой я ее никогда не приглашал. Нечего в моем доме призракам делать, знаю я их повадки — один раз пустишь, потом за порог не выставишь, там останется только жесткие меры применять. А я к Жанне привык уже, так что не хотелось бы до такого доводить. Она хоть и не титан мысли, но по-своему очень даже смышленая. И не ноет, как другие ее коллеги по цеху, требуя от меня отпустить ее на волю или, того хлеще, вовсе оживить. Да-да, и такое случается. Один призрак недавно за мной таскался несколько дней, настаивая на том, чтобы я сей же час вернул ему его тело и все, что к данному объекту прилагается. С чего он взял, что я ему собираюсь помогать? Ну да, «врезать дуба» накануне собственной свадьбы от перитонита — это как минимум неприятно, но я-то тут при чем?

И так он меня достал, что в результате я его отправил в конечный пункт назначения. Поженил с вечностью, так сказать.

Жанна исчезла как всегда неслышно и незаметно. Опять, наверное, пошла бродить в залах дорогих магазинов женской одежды, вздыхать, глядя на ценники, и безуспешно пробовать снять очередную эксклюзивную шмотку с вешалки.

Я же встал со скамейки и потянулся, чуть не задев рукой кормушку для птиц. Их зимой на деревьях развесили наши дворники, Фарида и Хафиз, люди невероятно добродушные и сердобольные. Они их еще и надписями снабдили, вроде «Птичка заходи, семечка кушай!». Чтобы, значит, пернатые точно знали, что здесь ФМС им бояться не следует.

Мне это настолько пришлось по душе, что я и сам несколько раз в эти кормушки пшено сыпал. А почему нет?

Спать ложиться смысла уже никакого не было, потому я решил довести до ума одно дело, которое уже несколько дней не давало мне покоя, только, прежде чем за него взяться, следовало соблюсти некоторые приличия. С некоторого времени я к подобным вопросам относился более чем аккуратно, окончательно осознав, что в мире Ночи традиции, устои и уложения значат куда больше, чем в обычном мире. У нас ведь как? Если нельзя, но очень хочется, то можно. Тут такой номер не пройдет. Может, нарушение общепринятых правил в первый раз с рук сойдет, сделают тебе скидку на незнание, но во второй уже точно нет. А память у тех, кто живет под Луной, долгая, рассчитывать на то, что тебя простят и поймут, не стоит.

А кое-кто и на первый раз скидку делать не станет. Сделал — отвечай. Незнание законов не освобождает от ответственности. Тем более, что от тебя ничего такого и не требуют. Надо просто соблюдать правила приличия и уважать тех, кто живет рядом с тобой. Вот и все.

Я стукнул пару раз по стене кулаком и негромко произнес:

— Вавила Силыч, ты не спишь? Зайди на чаек, надо кое о чем пошептаться.

Глава третья

— Наболтался с покойницей? — проворчал Вавила Силыч, вылезая из-за холодильника. Он словно ждал моего приглашения. — Не приваживай их к дому, Александр, не приваживай! Нечего им тут шататься!

— Да я и не приваживаю, — возразил я, включая чайник, который немедленно зашумел. — Она у меня одна и есть, вот эта «помогайка». Славная девчушка, жалко, что мертвая.

— Не слушаешь ты меня, а зря. — Вавила Силыч покачал головой. — А ты чего сам на стол накрываешь? Этот-то где?

— Дрыхнет, — рассмеялся я. — Без задних лап. Чаю надулся с булкой изюмовой, телевизора насмотрелся и ухо теперь давит. Да и пусть его. Сейчас разбудишь, он два часа будет ворчать и сопеть.

— Разбаловал ты его совсем, — пожурил меня подъездный. — Он тебе на шею сел и лапы свесил, а ты и рад!

— На меня где сядешь, там и слезешь, — парировал я его фразу. — Ничего, вот сейчас подсохнет земля маленько, мы в Лозовку поедем. Там он у меня поработает вволю. Огород вскопает, листву соберет прошлогоднюю, деревья побелит. Да мало ли что я придумать могу? У меня богатое дачное прошлое, мама постаралась. Кстати, Вавила Силыч, не хочешь с нами? Воздух, тишина, рыбалка. А что? Неужто тебе отпуск не положен?

— Шутник, — фыркнул подъездный. — Кабы мог — поехал бы. Но ты же знаешь, что мне от дома далеко да надолго не отойти.

— Жалко, — не кривя душой произнес я. — Правда, жалко. Хорошо бы время провели. Слушай, у меня только сушки есть и сухари с сахаром. Не успел в магазин сходить.

— Ничего нет, говоришь? — покосился подъездный на комнату, откуда раздавалось Родькино похрапывание. — Или просто кто-то жрет так, что скоро поперек себя шире станет?

— Да запрягу я его в работу. — Мне было сложно удержаться от смеха, но все же удалось это сделать. — Запрягу. Ну хочешь, к себе его бери на недельку опять. Небось есть, чем занять?

— А то! — мигом успокоился подъездный и отпил чаю. — Весна, дело любому найдется, даже такому никчёме. О чем хотел поговорить? Не про это недоразумение мохнатое поди?

— Нет. — Я пододвинул подъездному вазочку с сушками. — О другом. Я тут собираюсь кое с кем повидаться, и не могу тебя об этом не предупредить.

— Александр, мне очень приятственно, что ты во мне видишь не просто суседушку, — чуть не поперхнулся Вавила Силыч. — Но обо всем, что ты делаешь, советоваться все ж таки не след! Я тебе, чай, не родитель, да и ты уже не несмышленыш.

— Да не о том речь, — рассмеялся я, похлопав его по спине. — Хотя совет умудренного жизнью подъездного, понятное дело, лишним никогда не станет. Сейчас о другом речь. Мне с марой надо пообщаться, а без ведома обчества и твоего лично, творить такое в нашем доме не хочу. Я помню, как оно прошлый раз вышло, так что решил проявить уважение и с тобой посоветоваться.

— Мара? — насупился Вавила Силыч. — Опять? Вот на кой тебе эта погань, а? Ладно, иные зелья ты варить стал такие, что оторви да брось. Мертвячек привечаешь — тоже пусть их, хоть и не к добру это. Но отродье темной госпожи сызнова сюда тащить…

— Мне тоже радости ее видеть никакой нет, — стоял на своем я. — Но — надо. Человека она убивает, понимаешь? И в этом есть моя вина. Ну да, человек тот, прямо скажем, так себе, но не настолько, чтобы я желал ему смерти.

— Предупреждал ведь я тогда тебя! — помахал у моего носа крючковатым пальцем подъездный. — Говорил! Но ты же неслух!

— Согласен, — понурил голову я. — Признаю. Но и ты пойми — что мне тогда известно было? Хрен да маленько. Вот и наломал дров, теперь исправлять надо. Вавила Силыч, ты бы с Кузьмичом перекинулся парой слов по этому поводу прямо сейчас, а? Чтобы в дальний ящик не откладывать. А то он опять со своей кувалдой примчится, зашибет еще кого по дороге.

— Этот может, — согласился Вавила Силыч. — И остальных за собой притащит.

— Вот потому и прошу тебя — предупреди их всех, что скоро гостья ко мне пожалует. Ненадолго, пусть не волнуются. Там разговора минут на пять-десять, не больше.

— Ты в этом уверен? — хмуро осведомился подъездный. — Мары — древнее зло, его так просто под лавку не загонишь. Один раз ты уже оплошал, с чего думаешь, что теперь все по-твоему выйдет?

— Времена меняются. — Я встал и подошел к окну. — Раньше мне хотелось жить так, чтобы грешным делом никого не обидеть.

— А теперь?

— А теперь понял, что не бывает такого. Каждый поступок, какой бы он ни был, ведет к тому, что кто-то доволен будет, а кто-то нет. Невозможно всем угодить и самому при этом в стороне остаться.

— Так-то оно так. — Вавила Силыч допил чай, перевернул чашку и положил ее на блюдечко. — Только ты, Александр, не забывай, что вокруг тебя другие люди живут, вот что важно. Ну и мы тоже, нелюди. Я слова подобные раньше слыхал уже, и те, кто их произносил, не всегда хорошо дни свои заканчивали. Да вот хоть бы в позатом веке чего у меня приключилось! Жил я тогда в деревне Коньково, там, где яблоневые сады раньше были знатные. У, какие сады! На всю первопрестольную наши яблоки славились!

— Вавила Силыч, луна бледнеть начала, — виновато произнес я. — Давай дело сделаем, а потом я твою историю послушаю.

Хотя тут вопрос был не только в луне. Мне хотелось побыстрее закончить то неприятное дело, которым, без сомнения, являлось общение с марой.

Подъездный покосился на меня, укоризненно вздохнул и нырнул в щелку, которая разделяла столешницу и плиту.

— Как он это делает? — уже в сотый раз спросил я сам у себя, причем вслух. — Вот где она, магия-то!

Минут через пять подъездный вернулся, правда, выбрался на этот раз из вентиляционного отверстия, аккуратно приподняв перед этим решетку.

— Сам понимаешь, запретить мы ничего не можем, — взобравшись на табуретку, сообщил мне он. — Ты ведьмак, тебе подъездные не указ. Да ты и сам это все прекрасно знаешь.

— Знаю, — кивнул я. — Но вас я давно не как соседей воспринимаю, а как друзей. Потому со всем почтением отношусь.

Было видно, что подъездному приятны эти слова, на что, собственно, и был расчет. По сути, он ведь прав — мне их разрешение не нужно, я волен делать то, что захочу. Но мне в этом доме еще жить, так что рубить с плеча — это очень плохая политика. И потом — их дружба дорогого стоит, подъездные большая сила в пределах охраняемой ими территории, и мне надо точно знать, что в случае чего они встанут за моей спиной.

Ну и наконец — мне на самом деле не хочется портить с ними отношения. Я к ним привык.

— Кузьмич поворчал,понятное дело. — Мой гость хрустнул сушкой. — Но раз надо — значит, надо. Мы тебе доверяем, Александр, потому что знаем, что зла в тебе нет, кто бы что ни говорил.

А кто и что им говорил, интересно? Такие фразы просто так не произносятся. Сейчас выяснять не стану, но заметочку в памяти надо поставить.

— Побудешь здесь, пока я с ней беседовать стану? — спросил я у него. — Или не желаешь ей на глаза показываться?

— Побуду, — согласился Вавила Силыч. — С марами лишний раз здоровкаться не люблю, сам знаешь, но для твоего спокойствия — почему бы и нет?

Полагаю, мое спокойствие тут не главное. Убедиться хочет, что эта сущность в доме не останется. Или еще в чем.

Но это его право. Собственно, для того я ему и предложил остаться, понимая, что он все равно попросит меня об этой услуге.

Для призыва у меня все было готово, травы я еще днем разложил по миниатюрным яноми. Это такие японские чашки без ручек. Они, как правило, вообще невелики по размеру, а эти и вовсе были крохотные, а потому очень удобные для хранения ранее отмерянных составляющих того или иного зелья. Я их на «Али-экспрессе» зимой увидел и сразу заказал, причем три комплекта. Про запас. И не ошибся. Две Родька уже расколотил, а одну я Вавиле Силычу подарил. Очень она ему понравилась.

Потрескивала спиртовая таблетка в горелке, переливался сине-зеленым оттенком пар над емкостью с бурлящим зельем, а я знай начитывал заклинание призыва, время от времени поглядывая в книгу, лежащую на столе, и в душе поругивая себя за кривоватый почерк.

Да-да, уже не чужие записи цитирую, а свои собственные. Одна за другой страницы книги заполняются. Как вернусь из Нави от Мораны, так сразу с дивана вскакиваю — и давай переносить на бумагу все, что успел услышать и запомнить. Нужно, не нужно — все записываю. В том числе сюда попало и это заклинание призыва, позволяющее вызвать мару во плоти.

Одно плохо — каждая написанная мной страница убирает лист из начала или середины книги, тем самым постоянно сокращая доступ к мудрости моих предшественников. Я, помню, в самом начале гадал — это как же так, столько народу в ней писало, а она не сильно и толстая? Пусть даже время от времени одни листы сменяются другими. Вот и ответ — делая свои записи, ты волей-неволей расстаешься с чужими. А когда эта книга перейдет к следующему владельцу, то она снова будет в том виде, какой попала ко мне. Только уже и с моими текстовыми вставками.

Хотя, может, оно и правильно. Чужая мудрость — вещь нужная, но полагаться на нее во всем не стоит. Все время читая чужое, своего не напишешь.

Ну и потом — а память мне на что? Некоторые вещи надо наизусть знать, не рассчитывая на то, что останется возможность постоянно куда-то подглядывать.

И, наконец, — голову тоже надо включать. Лично я не поленился и часть новогодних праздников потратил на то, что напечатал большинство рецептов в «Ворде», а после сохранил их на флешке, которую убрал в сейф. Двадцать первый век на дворе, есть ведь и альтернативные источники хранения информации.

— Всё, — выдохнул я и поморщился от редкостно вонючего запаха, повалившего от плошки. — Сейчас, по идее, должна пожаловать. Вавила Силыч, форточку не откроешь? Ну до чего вонюча эта емулия! Бррр!

А без нее никак. Емулия желтая полезнейшая травка, хоть и называется неприглядно. Я на ее основе уже и зелье одно сварил, про запас. Нет-нет, не яд. Емулия — травка-миротворец. Если ее в сушеном виде под порог дома своего врага положить, то он перестанет против тебя коварные планы строить. Не любить не перестанет, но злоумышлять прекратит на какое-то время. А если ему пару капель отвара, что у меня в сейфе лежит, в чай добавить, то, возможно, он даже предложит тебе вместе пойти и выпить на брудершафт. Опять же — мера будет временной, но за пару часов, что зелье действует, можно решить какие-то вопросы добром. Или бумаги подписать. А то и дарственную, особенно если совместить зелье из емулии еще кое с чем из моих запасов.

И в нынешнем рецепте без нее никак. В данном сборе трав она как ключ — закрывает маре двери к моему сознанию. Мары большие мастера по части влезть в душу, теперь я это точно знаю. Ну да, со мной они вряд ли рискнут такое провернуть, я под защитой их создательницы, но кто знает? Особенно если учесть тему, на которую мы общаться станем. Так что без емулии не обойтись.

Летом, на Ивана Купалу, надо будет ее запасы пополнить. Она ведь только на эту праздничную ночь в силу входит, в остальное время это просто трава, которую даже в чайный сбор не добавишь. А вот на Купалу — да, большую мощь набирает. Да и не она одна, в эту ночь мне столько всего собрать надо будет — ужас. Без помощи дяди Ермолая и его лесных троп точно не справиться. И Родьку с собой возьму, нечего ему тут бока отъедать, пусть по первой росе побегает, травы пособирает.

А еще непременно надо к летнему солнцестоянию на родительскую дачу наведаться, мандрагыр, обещанный тамошним Лесным Хозяином, выкопать. У меня запас почти весь вышел. Да там и был-то хрен да маленько, прямо скажем.

Я и нож деревянный припас, у одного родновера-мастера на заказ сделанный. Из дуба, золотистый, как солнце! Правда, цвет этот не природный, он таким стал после того, как я его в семи травах да семи водах проварил, по рецепту Митрофана, Евстигнеева сына. Мандрагыр только таким брать надо, деревянным. Если он сталь почует, то сразу в землю уйдет, и фиг его потом поймаешь. В мандрагыре ума нет, а вот душа — есть, потому он для бесплодных и является первым средством. Так сказать — одушевляет их усилия, потому они и ведут к последующему результату.

Мне тогда Хозяин сказал, что корень у него вызрел знатный. Хорошо бы, если так. Очень он мне нужен.

За всеми этими мыслями я не сразу услышал тихие шаги в коридоре, в отличие от Вавилы Силыча, который мигом насторожился.

Кухонную дверь толкнули, она беззвучно отворилась, и к нашей компании присоединилась уже знакомая мне девчушка лет шести с невероятно серьезным лицом. Она подошла к столу, залезла на пустой табурет, свесила вниз ноги и уставилась на меня.

Надо заметить, что с последней встречи мара изменила свой образ. Тогда это была маленькая крестьянка с картины Васнецова, в лапотках и платочке, сейчас же передо мной сидела вполне себе обычная городская девчушка, то ли из старшей группы детсада, то ли даже первоклассница.

Черная короткая блестящая курточка с молниями, юбка, розовые колготки, модные полусапожки и забавная шапка с надписью «New York».

— Спиннер подарить? — вместо приветствия спросил я у гостьи. — Просто тогда образ будет завершенным. Сейчас их все крутят.

Она молча протянула руку, в которую я положил обещанный предмет, взяв его с подоконника. Он у меня там года два лежал. Понятия не имею, откуда он взялся, наверное, Маринка забыла.

Мара крутанула лопасть спиннера раз, потом другой, послушала его жужжание, поднеся к уху, а после уверенно запихала в карман курточки.

— Надо соответствовать, — наконец одарила она нас своей первой фразой. — Все изменилось, старые маски никуда не годятся. Зачем звал?

— Надо кое-что выяснить. — Я оперся спиной на столешницу. — Сразу оговорюсь — мне не нужен конфликт. Я его не боюсь, но считаю, что худой мир лучше доброй войны.

Холодная улыбка уверенной в себе древней нечисти, появившаяся на детском личике, признаюсь, впечатляла.

— Ты нарушила наш договор, — продолжил я. — Ты убиваешь человека, который тебе не принадлежит.

Увы, но речь идет о Силуянове. Некоторое время назад я случайно узнал, что он снова загремел в психушку. Мол — опять у него начались ночные кошмары, чуть жену не придушил и орет, что у всех окружающих его людей черные глаза без зрачков. Само собой, к нему сразу вызвали крепких санитаров, а после с «мигалкой» отправили в больницу имени Петра Петровича Кащенко, где ему поставили диагноз «шизофрения», добавили к этому словосочетание «весеннее обострение», выписали таблетки и препроводили в помещение без зеркал и дверных ручек. А куда еще его такого девать?

Вот только меня не обманешь. Нет, умом он, может, и вправду начал трогаться, вот только весна тут ни при чем. Это симптомы другой болезни. В определенном смысле — рукотворной.

И виной тому я. А значит, мне и исправлять свою ошибку.

— Я голодна, — возразила мне мара. — Ты обещал мне дать другого человека, но не дал. Теперь я беру то, что могу.

— Не обещал, — покачал головой я. — Сказано было, что ты будешь призвана, когда появится ясность в происходящем вокруг меня.

— Прошло достаточно времени, — заметила мара. — Ты настолько неповоротлив, что тратишь полгода на выяснение того, кто твой друг и кто твой враг? Тогда мне точно можно не считаться с твоим мнением. Я убью тебя быстрее, чем ты поймешь, что именно произошло.

— Ты — меня? — мне даже смешно стало. — Попробуй. Вот он я, перед тобой. Рискни, посмотрим, что получится.

— Засовы на твоей душе не провисят вечно, — резонно заметила мара. — Раньше или позже они падут.

— И ты все равно не посмеешь ко мне даже приблизиться, — процедил я. — Мне это известно, и тебе тоже. Я избран той, кому ты служишь. Ты готова пойти против ее воли?

— Ты слишком самоуверен, — резонно возразила гостья. — Сегодня милость нашей матери с тобой, но что будет завтра?

— А завтра я буду сильнее, чем сегодня. Ты мудра и опытна, ты же все видишь.

— Вижу, — призналась мара. — Наш мир все сильнее растворяет тебя в себе. Но ты все еще человек. Ты не готов убивать ради забавы или преследуя свою выгоду. Ты не желаешь без жалости отдавать чужие жизни тем, кому они нужны. Ты все еще живешь под Солнцем, а не под Луной. Потому я не боюсь тебя. Ты слаб.

— В чем-то ты права, — признал я. — Но не во всем. Да, я не готов убивать забавы ради, верно. Но тех, кто стоит на моем пути или не желает прислушаться к моим просьбам…

Договаривать фразу я не стал, вместо этого достал серебряный нож и, поймав отблеск электрического света лезвием, повертел им в воздухе.

Хорошее средство против таких, как она. Подарок Ровнина на Новый Год, он мне его с Женькой передал. Так сказать — «два в одном». Тут тебе и практическая польза, и тонкий намек, мол: «не шали, ведьмак, а то такой же в сердце получишь». Я не дурак, все понял. И Мезенцева тоже, потому что передала этот подарок сильно не сразу, не под бой курантов, а только под утро, когда собиралась домой. Да еще и глаза в сторону отвела.

— Повторюсь — мне не очень хочется переходить к взаимным угрозам и тем самым портить отношения, — спокойно продолжил я, убирая оружие. — Такие беседы никуда не ведут. Попугали друг друга и разошлись — какой в этом смысл? Цели не достигнуты, договоренности нарушены, будущее, которое для нас обоих могло стать радужным, уже не случится.

С такими как она не имеет смысла придерживаться правил переговоров, принятых в человеческом обществе. В беседах с ними не надо врать или давать пустые обещания, это может выйти боком. Здесь каждое слово понимается буквально и за него придется давать ответ. Мара — не человек, и этим все сказано. Она видит ситуацию по-другому, потому что мыслит иными категориями. В том году я этого еще не осознавал, но, как и было сказано, я учусь, может, не очень быстро, но все же — учусь.

Не стоит ждать милости от волкодлака в полнолуние. У него нет жалости к тому, кого он выберет своей добычей, ему все равно, кто перед ним — мужчина, женщина, ребенок, старик. Есть только голод дикого зверя, и он первостепенен. Человек — добыча, а у нее не спрашивают согласия на съедение.

Не стоит надеяться на сострадание гуля, если попал в его когти. Ему плевать на слова и мольбы, он их даже не поймет. Для него людская речь подобна плеску речной волны — шумит что-то, да и все. Он вскроет твое горло, а после затащит в темный теплый угол, чтобы ты немного подстух. Гули не едят свежатину, они любят мясо с запашком.

Дети Ночи — не люди. Не были они ими никогда, и в жизни не станут. А потому не стоит с ними разговаривать, уповая на понятия «элементарная логика» и «здравый смысл». Это верный путь к смерти, потому что в какой-то момент тебя просто могут убить, сочтя бесполезным и слабым. Здесь все решают совсем другие вещи. Ну и Покон, конечно же.

— Что я получу, если отпущу душу твоего бывшего врага? — бесстрастно спросила мара.

— Пока ничего, — так же холодно ответил я. — Но даю тебе слово ведьмака в том, что, если на моем пути появится человек, который будет мне мешать, ты получишь его целиком и без остатка. Сроки не назову, но такое раньше или позже случится.

Мара ткнула пальцем в сторону окна.

— Клянусь в том Луной, — верно истолковал я ее жест. — Теперь ты.

— Человек, который был отдан тобой на закланье, отныне не моя добыча, — покачала ножками мара. — Клянусь в том Луной и именем моей матери Мораны.

— Я тому свидетель, — буркнул Вавила Силыч. — Услышано и запомнено.

— Ведьмак, у меня еще послание. — Мара снова извлекла спиннер из кармана и крутанула его. — Моя мать опечалена тем, что ты не желаешь добра вам обоим. Ей нужна сила, тебе — тоже. Она просила подумать о том, что время летит быстро, и опасность подбирается к твоему дому все ближе и ближе. Твоя смерть будет означать для нее возвращение в мир Теней, а ей этого очень не хочется. И мне с моими сестрами — тоже. И даже дурам-Лихоманкам, которых ты поманил пальцем прошлой осенью, дав им надежду на то, что их не забыли.

— Буду рад снова увидеться с твоей матерью, — склонил голову я. — И лично сообщить ей то, что ее печали — мои печали. Она не желает меня видеть скоро как месяц, сам же я попасть в Навь не могу, и это ей прекрасно известно.

— Человеческая кровь — ключ от всех замков, — почти пропела мара. — И тебе это прекрасно известно. Открой дверь один раз, а после все станет гораздо проще.

Подъездный скрипнул табуретом, как видно, от эмоций. Не сомневаюсь, он знает, как двери в мир за Кромкой открываются. Их брат вообще много про что в курсе, только говорить мне они ничего не хотят. От греха, надо полагать.

— Сиди смирно, — велела ему нежить. — Ты кто? Видок. Вот и не мешай нам.

— Он гость, и он в моем доме, — немедленно осек ее я. — Как и ты. Помни про это, мара, и уважай законы хозяина этого места.

— Пусть будет так, — согласилась она. — Все, луна заходит, и мне пора. Слова сказаны и услышаны, клятвы даны и будут исполнены.

— Передай поклон Моране, — попросил я ее. — Скажи, что жду встречи.

Девочка кивнула, слезая с табурета, а после ушла в коридор, прикрыв за собой дверь. Вавила Силыч почти сразу последовал за ней, но там никого не было.

— Убралась, — выдохнул он, проведя лапой по лбу. — Уф, до чего страшная! Чего ты с ней из-за меня-то сцепился? Я не гордый, меня ее слова не трогают совершенно.

— Потому что нечего на моих друзей бочку катить, — проворчал я. — Может, еще чайку?

— Да нет, пойду, — подъездный спрыгнул с табурета. — Своих успокою.

— А рассказать про то, что в Коньково случилось? — напомнил я ему. — Кстати — почти моя малая родина. Я сам из Теплого Стана родом.

— Да какой там, — отмахнулся подъездный и нырнул под плиту. — Не до рассказов.

Впрочем, секундой позже вывернулся оттуда ужом, и, глядя мне в глаза, произнес:

— Скверную ты клятву дал этой ночью, Александр. Скверную. Не мне тебя судить, но такой долг на себя брать было ни к чему, даже для чьего-то спасения.

— Знаю, — развел руками я. — Но по-другому бы не вышло. И потом — ты же не думаешь, что для меня дальше всё розами усеяно будет, с которых кто-то колючки ободрал? Жизнь чем дальше, тем веселее.

— Нельзя с этими змеюками ни о чем договариваться, — упорствовал Вавила Силыч. — И уж тем более с матерью ихней. Я ведь давно почуял, что ты дорожку к ней протоптал, но молчал, потому как не мое это дело. И дальше молчать буду, чтобы имя ее здесь, в дому нашем, не звучало. И тебя о том прошу.

— Обещаю, — приложил ладонь к сердцу я. — Да не переживай ты так. У меня тяги к темным делишкам и навьим забавам как не было, так и нет. Оно мне надо? Видишь же — свои собственные ошибки пытаюсь исправить, которые наворотил еще осенью.

— Главное — новых не наделай, — вроде как отошел подъездный. — Похужее.

Он ушел, а я сел за стол и отхлебнул остывшего чаю. Мне не давала покоя одна вещь, а именно то, что мара знала, чем недовольна ее госпожа.

Откуда?

Ответ один, и он очевиден — от нее самой. Значит, что? Они общаются. Вопрос только в том, как именно? В смысле — лично или мысленно, сквозь границу миров. Если второе — то ничего. А вот если первое, то это не очень хорошо. Это значит, что отдельные личности туда-сюда шастать начали, и ничего хорошего от этого факта ждать не стоит. Сегодня мара, завтра какой-нибудь упырь, а послезавтра кто? Ведьма или мой собрат-ведьмак? Кто знает, чем это кончится? Мало ли кто там еще очухался, в Нави? Опять же — кто обитает на том берегу Смородины? Кого боится Морана? Морана, которой вон подъездные до судорог опасаются, даже столько веков спустя после ее исчезновения.

Но — вряд ли. Если бы все было так просто, я бы об этом знал. Тот же Нифонтов прискакал бы и начал орать, что это моих рук дело. Информаторы отдела 15-К наверняка бы донесли подобные вести до ушей своих покровителей. В чем — в чем, а в этом мне за минувшую зиму убедиться довелось. Чего стоит только дело с сердоликовой камеей из коллекции Пьеро де Медичи, в котором мне довелось поучаствовать пару месяцев назад. Замечу — как всегда добровольно-принудительно.

Так вот — они бы знали, таскайся кто в Навь, как к себе домой. И я бы тоже. В этом вопросе мы с отделом солидарны, нам обоим ни к чему гости из прошлого под боком.

Ох, как же все непросто на белом свете. А мне сегодня еще в «Р-индастриз» ехать, вместо того чтобы в кабинете спокойно кемарить. Или даже дома, предварительно плюнув на службу и сказавшись хворым.

Одна радость — красивая женщина меня завтраком накормит, причем, подозреваю, вкусным. В моей жизни такого давненько не случалось. Большинство бывших подруг готовить вовсе не умели, а моя нынешняя пассия вовсе сматывается с первыми лучами солнца, никак это не комментируя.

Так что аж чуть ли не со времен супружеской жизни подобного не случалось. Точнее — с той ее поры, когда мы еще не начинали день с перебранки. Славное то было время, ради правды. Безмятежно-счастливое. Жалко, что кончилось быстро, как и все хорошее в этой жизни.

Предчувствия меня не обманули, завтрак был неплох. Я, кстати, даже не знал, что иные рестораны довольно высокого уровня открываются в такую рань. Мне казалось, что они часов до двух закрыты.

— Сыт? — заботливо спросила Ряжская, когда я отодвинул от себя последнюю тарелку и удовлетворенно выдохнул воздух. — Доволен?

— Поспать бы, — доверительно сообщил ей я. — Часиков восемь.

— Вот это нет, — опечалилась она. — Оно бы неплохо, разумеется, но — нет. Паша нас на девять утра записал, так что пора ехать.

— Это что же, вы с мужем по записи общаетесь? — опешил я. — Однако!

— Несмешно, Смолин, — немного обиделась Ольга Михайловна. — Ты просто не представляешь, в каком ритме жизни он живет. Бизнес есть бизнес, случается, что и мне приходится окно в его расписании искать. И потом — я же не одна буду, а с тобой. Так-то я вопрос и по телефону могла решить.

— Ну, — обрадовался я. — Так и решите. А я не обижусь, что ехать никуда не надо. Только до банка меня подбросьте, хорошо?

— Встал и пошел, — приказала Ряжская. — Философ!

«Р-индастриз» меня не очень впечатлил. Обычное высотное офисное здание — стекло да металл. И внутри все то же, что и везде — ресепшн, турникеты, лифты с музыкой, приемная с секретаршей. Я даже заскучал.

А вот в кабинете Ряжского мне стало чуть повеселее. Скорее всего потому, что там обнаружился не только он, но и еще пара человек, которых я совершенно не планировал увидеть.

Глава четвертая

Впрочем, и сам кабинет меня удивил. Я ждал массивный стол с совещательной огурцеобразной приставкой для подчиненных, дипломы с медалями в рамках на стенах, большой глобус-бар в углу, возможно, мини-дорожку для гольфа. И, само собой, портрет президента страны на самом видном месте.

Не-а. Небольшой такой кабинетик, ничего лишнего, никакого пафоса. Только с портретом угадал, да отчасти со столом. Но только отчасти. Нет, он был массивный, добротный, но не из нынешних новомодных мебельных коллекций. Это был стол-ветеран, из тех, что в кабинетах наркомов стояли в сталинские времена. Мне, кстати, такие всегда нравились. Основательная штука, на века сделанная.

Так вот — по соседству с этим столом, у стеночки примостилась сладкая парочка — Алеша да Геннадий. Почти два богатыря. Один отвечает за безопасность в «Р-индастриз», второй у нас в банке, и хорошего от них ждать точно не стоит. Профессия такая у этих добрых молодцев — проблемы создавать всем, кроме руководства. А в некоторых случаях — и ему тоже. Не самому главному, разумеется, а тому, что помелкотравчатей.

Господин Ряжский, услышав, что в кабинет кто-то вошел, на секунду оторвался от монитора, за которым сидел, окинул нас взглядом и махнул рукой — мол, присаживайтесь. Волей-неволей пришлось пристроиться третьим в компанию безопасников, поскольку сидячих мест тут было всего ничего. Ольга Михайловна же вовсе занимать стул не стала, она подошла к мужу, встала за спинкой его кресла и уставилась в монитор.

— Думаешь, мы возьмем этот госзаказ? — секундой позже спросила она у него. — Там входной порог сумасшедший. И гарантия потом еще, тут без залога не обойтись. Хотя — о чем я? Все никак не привыкну, что это теперь не вопрос.

— Торги непринципиальны, все потом отобьётся, — ответил ей Ряжский. — Основная интрига в том, какую цену назовут за сутки до них. Да и сам заказ не столь важен. Ты понимаешь, о чем я? Главное — войти в обойму, занять в ней свое место.

Он коротко глянул на меня, после перевел взгляд на жену. Ну да, понятно. Недоволен, что при мне лишнее брякнул.

— Я слушаю, — бросил Ряжский мне. — Излагайте.

Меня так и подмывало изречь что-нибудь коронное и предсказуемое, вроде: «Я бы сейчас вздремнул» или «Помню, была у меня одна рыжая, с зелеными глазами и вот такими буферами». Но для шуток есть соответствующие время, место и компания. Здесь ничего из вышеуказанного не наблюдалось.

— Что именно? — уточнил я.

— То, зачем вы пришли, — блеснул стеклышками очков Ряжский. — И ради чего вызвали сюда этих господ. Ольга, в чем дело?

— У Соломина есть на тебя компромат. — Ладони женщины опустились на плечи мужа. — Да-да, дорогой. И на тебя, и на Рябчинского, и на Нудельмана. И на тех, кто нам помогает — тоже. И даже на меня. Верно ведь, Саша?

— Верно, — подтвердил я. — Кроме, разве, Нудельмана. Насчет этого товарища ничего сказать не могу, его имя в списках не фигурировало.

Но, возможно, и он охвачен заботой пронырливого Соломина. Просто Жанна по дороге половину фамилий растеряла. Я ж говорю — память у нее девичья. Даже в посмертии.

— Чушь, — поморщился Ряжский. — Что у него может на меня быть? Откуда? Думаю, ты дуешь на воду. И потом — откуда у этого молодого человека вообще может появиться подобная информация? Он, вообще, кто? И зачем ты его привела сюда?

О как. Ну я на приветственные транспаранты и объятия не надеялся, но на чашку кофе по знакомству, пусть и шапочному, рассчитывал.

А он даже не знает, кто я?

Или я за последнее время чересчур забронзовел, и потому ожидаю, что все сильные мира сего меня знать должны? Мне и Женька недавно сказала, очень уж нос кое у кого вверх задрался. И потому с этим «кое-кем» общаться становится все сложнее.

Может, зря я тогда ей довольно резко ответил? Может, это не у нее характер сродни верблюжьей колючке, а меня на самом деле заносить начало?

Ряжская тем временем что-то нашептала мужу в ухо, тот усмехнулся, побарабанил пальцами по столешнице и поинтересовался у меня:

— Ну и что вы, господин экстрасенс, увидели в своем магическом шаре?

И вот в этот момент я осознал, что на самом деле заигрался, пожалуй, немного. И все мои мысли о собственной значимости не более чем пыль.

Я ведь предвидел такой вопрос, но только там, дома, фразы, что вертелись в голове, казались разумными и весомыми, а здесь мне стало ясно, что они и не те, и не другие.

А я буду выглядеть смешно и глупо.

Почему? Да просто если прозвучит то, что я изначально собирался поведать этому товарищу, то мне колдуна можно будет и не опасаться. Он просто опоздает к раздаче, мной распорядятся другие люди, далекие от мира Ночи, но зато отлично владеющие всеми видами огнестрельного и холодного оружия.

Причем винить в этом будет некого, только непомерно разбухшее чувство собственного величия, в народе именуемое ЧСВ. Я отчего-то решил, что смогу превратить Ряжского в своего союзника и использовать в случае необходимости его людские ресурсы в своих целях. С чего мне подобное в голову пришло? Кем бы я ни стал за последнее время, мы все равно с ним пока в разных весовых категориях. В результате всегда решает опыт и знание жизни, в котором до него мне еще далеко.

Промолчать тоже нельзя. Нет, можно попробовать наплести невесть чего, только вот не поверит в это никто. Ни Ряжская, ни Геннадий. Они за минувшие полгода много чего видели, и кое-что поняли.

И соврать не вариант. Если Ряжский поверит, что в сейфе Соломина ничего на него нет, а потом бумаги всплывут, что вполне вероятно, то спрос опять же с меня будет. Крайний нужен всегда, и в данном случае я идеально подхожу на эту роль.

Короче — сам себя поймал. Сам капкан поставил, ногу в него сунул и теперь пытаюсь выбраться. Вывод — не играй на чужом поле, заранее не убедившись в том, что это тебе под силу.

— Что молчим? — поторопил меня Алеша. — Был задан вопрос.

— Саша, не переживай, — мягко произнесла Ряжская. — И не обращай внимания на тон Павла Николаевича. Он скептик и подвергает сомнению любые явления, которые не укладываются в его картину мироздания. И еще — здесь нет тех, кто желает тебе зла.

— Итак? — в голосе Ряжского прозвучали нотки недовольства.

— Разное там есть. — Я перебирал в голове все, что мне выложила накануне вечером Жанна, тщательно просмотревшая в сейфе бумаги, относившиеся к семейству Ряжских. Надо понять, о чем точно говорить не стоит. — Например, документы на строительство нескольких школ в одной далекой горной республике, ещё тем веком датированные. Акты, сметы, накладные с вашей подписью, в том числе, и о сдаче объекта. К ним еще фотографии прикреплены с пустырем и несколько допросных листов с отметками Следственного комитета, из которых следует, что там никто ничего никогда не строил.

Наверное, не тот пример я выбрал. Куда делся интеллигентный бизнесмен? За столом сидел волк, готовый прыгнуть. Какой волк? Тигр!

Все ж таки быстро я забыл Самое Главное Правило клерка — молчи обо всем, что может накликать на тебя беду. То есть — обо всем, что не касается еды, выпивки и баб.

— Дальше? — требовательно спросил у меня Ряжский. — Я жду.

— Да, собственно, это самое веское из того, что есть, — с улыбкой произнес я. — Остальное так, мелочи.

— Врешь, — безынтонационно сообщил мне Алеша. — Говори.

— Еще имеются бумаги о передачах долей компаний, занимающихся нефтянкой. — неохотно пробурчал я. — Документы о пропаже гражданина Селиверстова. По-моему — Селиверстова. Это точно все. Остальное на жестком диске. Я не вирус, внутрь залезть не могу.

— Лихо. — Ряжский откинулся на спинку кресла, сплел пальцы рук в «замок» и хмуро глянул на меня. — Ольга, как его бишь?

— Александр, — подсказала ему супруга. — Александр Смолин.

— Александр, примите мои извинения, — весело потер руки хозяин кабинета, немало меня тем удивив. — Думал, вы шаромыжник. Вижу — ошибался. Когда вы мне доставите эти документы? И все остальное, что есть в сейфе, это важно. Насколько я понимаю, для вас это не очень большая проблема?

— Никогда, — снова невесело посмеялся я про себя, припомнив недавние наполеоновские планы по использованию Ряжского в личных целях. Как в том анекдоте ситуация: «Я медведя поймал». Но — шутки шутками, а за подобную работу я не возьмусь точно. — Извините, взлом и проникновение не по моей части. Как, собственно, и добывание подобной информации в принципе. Просто я Ольге Михайловне отказать в выполнении ее просьбы не мог.

Ряжский коротко глянул на Алешу, тот мотнул подбородком, словно говоря: «нет». А, понятно. Хорошо, что я в марте, накануне праздников, в одной довольно-таки пикантной ситуации все-таки устоял перед чарами моей нанимательницы, хоть обстановка и шептала: «плюнь и возьми». Но — не стал. И правильно сделал. Рубль за сто — этот Алеша без всяких потусторонних соглядатаев все бы про то грехопадение узнал.

— Сказали «а», говорите и «б», — назидательно произнес Ряжский. — Если уж просьбу моей жены выполнили, то и мою тоже уважьте.

— Нет, — покачал головой я и ощутил, что сотрудники службы безопасности пододвинулись ко мне поближе. Кстати, я даже как-то и не заметил, что теперь сижу между ними. Ловки, шельмы. — Это не мой профиль.

— Смолин, Смолин, — как бы вспоминая, проговорил хозяин кабинета. — Это не вам Вагнеры бюстик во дворе банка установили?

— Ему, — подтвердил Геннадий.

— Если вы сейчас скажете, что он неплохо будет смотреться на моей могиле, я опечалюсь, — сообщил Ряжскому я. — Очень банальности не люблю.

— Даже не собирался. — Павел Николаевич рассмеялся. — За кого вы меня принимаете? За мафиози? Ну да, бизнес штука жестокая, особенно российский, но вас никто машиной сбивать не собирается и растворять в кислоте не планирует. Даже с учетом того, что вы видели и знаете то, чего не следует. Вы разумный человек, я в этом не сомневаюсь, а потому наверняка станете молчать. Тем более что ваше слово против моего ничегошеньки не стоит. Но я не понимаю, почему вы не хотите нам… Мне. Почему вы не хотите мне помочь? Повторюсь — я сначала вам не поверил. Да мне и теперь не очень понятно, как вы вообще узнали о существовании этого сейфа и о его содержимом. Ольга мне говорила про какие-то ваши необычные способности, но я, уж извините, в мистику не верю. Я материалист. Но это не мешает мне еще раз предложить вам оказать услугу компании, тем более что это входит в ваши обязанности. Вы же служите у нас? Так будьте любезны, выполняйте поручение вышестоящего руководства.

— Мне очень жаль, но в должностной инструкции нет пункта, вменяющего мне в обязанность совершение кражи со взломом, — вздохнул я. — Потому вынужден отказаться.

Кстати — я в самом деле ничем бы ему помочь и не смог. Жанна бесплотна, а я не «медвежатник». В принципе, возможно, Родька что-то подобное мог сотворить, есть у меня подозрение, что подобные штуки ему по плечу, но — нафиг. Это не моя война.

— Александр, оттайте уже, — вроде бы иронично посоветовал мне Ряжский, но только мне снова на мгновение показалось, что за столом сидит огромный и смертельно опасный хищный зверь. — Я знаю, о чем вы сейчас думаете. Вы прикидываете, каковы шансы на то, что уйдете отсюда домой на своих ногах.

Ошибочка. Отсюда я так и так уйду сам, без посторонней помощи. Булавку, пропитанную зельем, я в пальцах зажал еще до того, как в кабинет вошел. Алеша и Геннадий не те увальни, что меня зимой схомутали, но и ситуация немного другая. Эти двое сидят совсем рядом, один слева, другой справа. Два быстрых укола — и все. Затем останется только пустить в ход травяной сбор, который сделает Ряжских добрыми и покладистыми минут на двадцать, и быстро покинуть здание. А там что-нибудь придумается. Свалю в Лозовку, хрен меня там кто найдет. Дядя Ермолай к моему дому все дороги закроет, ни одна мышь не проскользнет. Или, как минимум, предупредит о незваных гостях, а в лесу меня поди поймай.

Но только это будет не жизнь. Я — и в бегах? Оно мне надо? И потом — месяц поскрываюсь, другой — а потом что? За Уральский хребет уходить? Или на Дон, к казакам, туда, где воля?

Чушь какая. Может, веке в девятнадцатом подобное и было нормой, недаром же моих предшественников по Российской Империи носило от моря до моря, но то тогда. А сейчас другое время, другие стандарты. Планета съежилась до размера теннисного мячика, далеко не убежишь. Родители, опять же…

А может, Ряжского марам отдать? Заодно и по долгам рассчитаюсь. Грех, конечно, так думать, но ведь вариант?

Хотя нет. Тогда и супругу его придется за ним следом отправлять, и этих двоих из ларца, что меня с боков подпирают. Я таких, как они, знаю, для них не зарплата главное, а вопросы личного самоуважения. Самураи хреновы.

Да и других последствий не оберешься. Тот же 15-К пронюхать может что к чему. Непременно ведь припрется ко мне Нифонтов и начнет в душу лезть, выясняя не моих ли это рук дело. И это в лучшем случае. А в худшем… Даже думать не желаю.

Ну и самое главное — не мой это путь. Не хочу я убивать, хоть все, кто только может, меня к этому подталкивают. Но я не хочу! Не то у меня воспитание. И моральные принципы не позволяют.

Пока, по крайней мере. Пока меня совсем в угол не загнали.

Геннадий толкнул меня локтем в бок — мол, отвечай давай, не молчи.

— Нет, — подал я голос. — Все равно — нет. Не потому, что не хочу, а потому, что не обучен. Если желаете — могу продиктовать код сейфа, он у меня есть. Правда, там пара цифр и букв в самом конце могут быть перепутаны местами, так что не обессудьте.

— Даже так? — приятно удивился Ряжский. — Не откажемся. Алеша, потом запиши комбинацию, пусть будет.

— Славный мальчик, да? — похлопала мужа по плечу Ольга Михайловна. — А ты меня слушать не хотел.

— Славный, — согласился с ней супруг. — Но упрямый, вздорный и не желающий признавать прописные истины. Это перечеркивает все его достоинства, так что говорить с ним более не о чем. Всего доброго, Александр, вам пора ехать в банк. Вы же не забыли, что рабочий день в разгаре, а вы все еще мой сотрудник? Гена, проводи молодого человека на выход.

Я встал с кресла, ощутив, что рубашка на спине изрядно промокла. Однако — нервы. Нет, неправа Женька, не стал я еще не пойми кем. Человек я. Не пойми кто так не потеет.

И чего это я вздорный? Упрямый — ладно, есть немного. Но вздорный? Сам он… Не скажу кто.

Эх, уцепить бы его волосок в свою коллекцию! На всякий случай, чтобы был. Только — фиг, Геннадий не даст. Он хоть и не верит во всякое мракобесие, но глаз с меня не сводит.

Правда, под конец, у выхода из здания, он меня удивил, поскольку снизошел до общения, что с ним случается не всякий раз.

— Дурак ты, — сообщил он мне. — И уши у тебя холодные.

— Согласен, — вздохнул я. — Не без того.

Правда, полагаю, каждый из нас имел в виду свое. Но вывод сделан был тождественный.

Дурак не дурак, но никаких репрессий или ущемлений моих прав после этого визита не последовало. Впрочем, как и усиления внимания к моей персоне со стороны службы безопасности. Я, по крайней мере, ничего такого не заметил, хоть и пытался отыскать какие-то отголоски произошедшего в том, что вокруг меня происходило. Ну не верил я в благополучное завершение моей наиглупейшей выходки. Впустую — все шло обычно и рутинно. Разве что весна вступала в этом году в свои права на редкость стремительно, радуя горожан невиданным в середине апреля теплом. Но связать сие с моими деяниями было совершенно невозможно.

Вот и в тот вечер, когда события к тому времени уже недельной давности наконец-то мне аукнулись, на улице стояла погода, которую весенней назвать было сложно. Скорее — летней. Асфальт отдавал накопленное за день тепло, воздух был упоителен. Только в это время года город не пахнет городом, потому что бурные ручьи частично смыли грязь зимы, а недавно пробившаяся листва, еще не припорошенная пылью, берет свое, забивая ароматы выхлопных газов и вытяжек многочисленных ресторанов.

— Пора, — вслух сказал я, озирая свежую зелень на деревьях. — Теперь точно пора!

В смысле — на кладбище. Не рискнул я нарушить пожелание Хозяина, хоть соблазн был велик. Не просто же так он мне велел нос не казать до первой листвы? Но теперь точно можно. Вот прямо завтра и рвану к нему, благо рабочая неделя кончилась. Нынче высплюсь как следует, с утра в магазин схожу, а уж ближе к ночи…

Додумать эту мысль я не успел, мне помешали.

— Привет, — встал с лавочки, стоящей у моего подъезда, крепко сложенный светловолосый мужчина средних лет, одетый в короткую кожаную куртку и голубые джинсы. — На пару слов можно?

Я немедленно засунул руку в карман пиджака и зацепил пальцами горсть все того же ослепляющего порошка. Штука надежная, проверенная.

Все-таки прав я оказался, не бывает дыма без огня.

— Ну-ну-ну, — успокаивающе выставил перед собой ладони мужчина. — Приятель, успокойся. Просто поговорить — и все. Повоевать, если что, мы с тобой всегда успеем, верно? Только особого смысла в этом нет. Нашу проблему, ту, что у нас с тобой одна на двоих, можно решить мирным путем.

— Не припоминаю, чтобы я где-то переходил тебе дорогу, — осторожно произнес я, не спеша вынимать руку из кармана. — Если напомнишь — буду признателен.

— Как же? — мужчина снова опустился на скамейку. — А кто покойницу в дом уважаемого человека настропалил, чтобы та там все разнюхала? Не ты ли? И после эта информация ушла к кому-то очень серьезному, потому что квартирку ту пару дней назад «выставили», да так умело, что закачаешься! И ничего не взяли, кроме содержимого сейфа, от которого просто смердит мертвечиной.

Не стану врать — я опешил. Всякого ждал, но этого точно нет.

— Слушай, можно я тебя сфоткаю? — весело спросил мужчина. — Рожа у тебя сейчас… А еще мозги скрипят так, что вот-вот всех бабок в округе перебудят. Да что бабок — подъездных испугают.

— И есть отчего, — повертел головой я. — Знаю, что произношу банальность нереальную, но все-таки — ты кто?

— Иногда мне жалко, что нашему брату не дали способность чуять друг друга, — раскинул руки по спинке скамейки мужчина. — Как в сериале «Горец». Ну помнишь, один бессмертный к другому приближается на расстояние выстрела, и у них в ушах шуметь начинает. Вот и нам бы такое. Ладно, выдохни. Я не из братвы. Мы с тобой одной крови, Александр Смолин, вот какая штука. Меня зовут Олег, и я ведьмак.

— Представился прямо как в клубе анонимных алкоголиков, — не удержался я. — А так круто, чо!

— Я тоже так думаю, — он протянул мне руку. — Будем знакомы?

— Будем, — решил не кочевряжиться я и ответил на рукопожатие. — И сразу вопрос…

— Как я тебя нашел? — перебил меня Олег. — Очень просто. Что агентесса твоя к моему клиенту в гости заходила, я сразу срисовал. Видеть бродячие души я не вижу, но чую их как барбоска. И тогда же понял, что это дело рук ведьмака, больше с этой публикой таким образом никто работать не сможет. Нет, есть колдуны, которые могут на время неупокоенных себе на службу поставить, только на подобные мелочи они размениваться не станут. Больно дорогое это удовольствие. А непосредственно мертвым подобные забавы вообще ни к чему. Они либо на весь мир злы, либо на судьбу жалуются, либо незавершенные дела пытаются закончить, других забот у них нет. Все остальное — дело техники. У меня есть связи, они обширны, я их задействовал и в результате тебя вычислил.

— В самом деле — просто, — вздохнул я. — Наниматель сильно на меня зол?

— Соломин? — рассмеялся Олег. — Нет. Да он про тебя и не в курсе. Делать мне нечего, как только ему все рассказывать. Велика честь. А вот на твоего патрона — да! Рвет и мечет, сейф-то вычистили почти подчистую. Собственно, за компроматом на коллег по бизнес-цеху и приходили, больше ничего из дома не пропало.

— Да ладно? — снова изумился я.

— Прохладно! — Ведьмак хохотнул, показав белые зубы. — В сейфе осталось только одно досье, и на нем значится фамилия «Ряжский». Дескать — ну-ну, давай-давай, попробуй, пусти эти документы в ход. А все остальные как растворились, и это моего нанимателя особенно бесит. Ох, как все смешалось в доме Соломиных, видел бы ты!

— Ни малейшего желания, — отказался я. — И так пожалел уже, что в эту чехарду ввязался.

— Вот тут мы подходим к главной теме нашего разговора, — посерьезнел Олег. — Что дальше делать будем? Как жить?

— Может, пойдем накатим по рюмке-другой? — предложил я. — За знакомство? Да и сквозит здесь. Днем тепло, а к вечеру прохладно становится.

— Конструктивно, — подумав, согласился Олег. — За рюмкой и обсудим сложившуюся ситуацию. У вас тут есть пристойное место, где два достойных джентльмена могут посидеть и пообщаться, не боясь желудочных отравлений?

— А как же? — поправил ремень сумки я. — Чудное кафе, открыли осенью, потому оно еще не успело промутировать. Следуй за мной.

Спиртное меня не прельщало, но время для осмысления ситуации нужно было позарез. Просто она была совсем уж нетипичная.

Я знал, что другие ведьмаки есть, причем они в том числе обитают и в моем родном городе, но при этом их существование всерьез мной как-то не рассматривалось. В смысле — ну есть и есть, чего теперь? Они где-то там, я тут, — все нормально. И «ведьмачий круг», представляющий собой, как видно, некое профессиональное объединение мне подобных, тоже не являлся темой для размышлений.

Ну вот накой мне это все? И так жизнь бесперебойно меня бьет разводным ключом по голове.

Но в моем случае клизма сама ищет пациента, потому рядом бодро топает светловолосый мужчина, который то и дело хитро поглядывает в мою сторону. Небось понимает, в каком направлении текут мои мысли, да посмеивается про себя.

Правда, мелькнула у меня на миг мыслишка, что, может, это никакой вовсе и не собрат по классовой принадлежности? Может, это мой закадычный враг из эмиграции пожаловал и шустро начал плести вокруг меня интригу? Нифонтов за зиму раз десять мне повторил, что простых шагов от наследника Кащея ждать не стоит. Ему так неинтересно, он у нас эстет-с. Он сначала своего врага в интриги, как паук в паутину, замотает, а потом потихоньку его харчить начнет.

Только вот вряд ли он стал бы настолько просто партию разыгрывать. Лицом к лицу, напрямую, тривиально? Нет, не тот это персонаж. Он любит появиться в последний момент, как «Deus ex machina», и по полной насладиться делом рук своих. Как это прошлой осенью случилось, когда торопыги из спецслужб его прихватить в доме пытались. Я помню торжествующие нотки превосходства в его голосе.

Но при этом он не псих. Ни разу не псих. И именно это дает мне надежду на то, что я еще покувыркаюсь на манеже. Поступки психопата просчитать и предугадать невозможно, он непредсказуем. А вот действия пусть безжалостного и злобного, но все же рационального человека кое-как спрогнозировать реально.

Так что это на самом деле мой собрат, скоторым, правда, совершенно непонятно что делать. Точнее — что от него ждать. Так-то вроде дружелюбен, но это ни разу не показатель. Сейчас дружелюбен, потом по горлу ножом шваркнет. Как-никак я его босса «обул», а это, знаете ли, повод для разборок.

Блин, не понос, так золотуха.

— По первой! — предложил Олег, шустро наполнив рюмки коньяком. К моему удивлению, он предпочел его водке. — Здрав буди, брат-ведьмак!

— Твое здоровье, — согласился я, звякнув своей рюмкой об его.

— Не-не-не, — недовольно нахмурился мой сотрапезник. — Традиции надо соблюдать. Хотя — откуда их тебе знать-то? Но ты все равно не отлынивай!

— Понял-понял, — не стал спорить я. — Здрав будь, брат-ведьмак.

— Другое дело, — одобрил Олег и очень аппетитно выпил, а после начал терзать горячую котлету «по-киевски», из которой немедленно брызнуло на тарелку пряно пахнущее масло. — Закусывай. Сначала еда, потом беседа. Я с утра не жрамши, так что пойми правильно.

Самое забавное — мне этот человек пришелся по душе. Ощущалось в нем что-то настоящее. Точнее — он был настоящий. Ему, похоже, не было нужды изображать из себя то, чем он не являлся.

Мне бы так. Но пока не получается. Начав ощущать внутреннюю свободу, я пока никак не мог выразить ее внешне. Слишком сросся со своей предыдущей шкуркой.

Умом понимаю — надо бросать все, рвать связи и знакомства, возможно, даже менять квартиру и (о, ужас) номер телефона. Вот тогда исчезнет нужда делать то, что надо, а не то, что хочется.

Звучит просто. Превратить слова в дело сложнее. Жалко. Все ж таки не чужая была жизнь, своя. Привык, прикипел. Хоть и ругаюсь постоянно на ту же Маринку, но без нее станет очень грустно жить. А Наташка с Ленкой? А Вавила Силыч?

— У тебя сейчас кровь носом пойдет, — заметил Олег, обсасывая косточку, оставшуюся после котлеты. — Думаешь очень напряженно. Приятель, я не собираюсь устраивать драму из-за того, что два жирных налима что-то не поделили в одной яме. Плевать на них. Они умрут гораздо раньше нас, так что эти двое только пылинки, танцующие в солнечном луче. Вот они есть, вот их нет, для нас с тобой ничего не изменится. Неужели ты полагаешь, что их мелкие делишки станут причиной нашего поединка?

— Просто ты сказал, что нам надо как-то решить этот вопрос, — заметил я. — А что я еще мог подумать?

— Странное вы поколение. — Олег разлил коньяк по рюмкам. — Что бы ни случилось, кто бы что ни сказал — все в одну сторону глядите, денежно-материальную. А я совсем другое имел в виду. Что именно, объясню после того, как выпьем. Здрав буди, брат-ведьмак!

Мы опустошили рюмки.

— Можно подумать, ты намного старше, — вдруг почему-то стало обидно мне. — Сколько у нас с тобой разницы? Лет семь. Ну — десять. Не больше ведь. А сразу — «поколение»!

— Моя доля — вода, — объяснил мне Олег, усмехнувшись. — Так что ты на лицо не смотри, оно таким до самого конца пути останется.

— Сейчас немного непонятно, — признался я. — Нет, что ты по водной части промышляешь, это ясно. Но при чем тут вечная молодость?

— Налей коньяк в свою рюмку, — попросил меня новый знакомый. — Давай. Нет, мне не надо, только себе.

Он дождался, пока его просьба не будет выполнена, глянул по сторонам, чтобы убедиться в том, что до нас никому дела нет, а после его губы шевельнулись, вот только ни слова из того, что он произнес, я не разобрал.

Зато увидел, как спиртное в моей рюмке закрутилось маленьким смерчем, причем ни капли на стол не попало. Этот вихорек выскочил на стол, лихо обогнул солонку и перечницу, перепрыгнул блюдо с холодными закусками, добрался до Олега и запрыгнул в его открытый рот.

— Вот так, — подмигнул мне мой собутыльник. — Здрав буди, брат-ведьмак!

— Ваше здоровье! — впечатленный увиденным, пробормотал я. — Лихо!

— Вода — моя доля, — повторил Олег. — Я служу ей, а она меня вознаграждает за эту службу. Слышал про живую и мертвую воду? Ну хоть в детстве, в сказках? Так вот там не все вранье, Сашка.

— Что сказки не ложь, я давно сообразил. Слушай, а это сколько же тебе лет?

— Давай-ка по порядку, — предложил Олег. — Сначала разберемся с насущными вопросами.

Глава пятая

— Согласен, — тряхнул я графинчик, где коньяку осталось чуть-чуть, на донышке. — Надо еще заказать.

— Слушай, подобную дурку оставь для них, — мотнул подбородком Олег в сторону компании, веселящейся за соседним столом. — Люди любят видеть и слышать то, что им удобно. Но мы — не они. Это факт, который, как известно из классики, самая упрямая на свете вещь. Надеюсь, ты сам это уже понял? Или ты все еще вспоминаешь при полной луне свою романтическую юность и пытаешься убедить себя, что лучше той поры на свете с тобой ничего не случалось, а происходящее сейчас — дурной сон?

— Уже не пытаюсь, — поставил графин на стол я. — Кое в чем разобрался.

— Молодец, — похвалил меня ведьмак. — Тогда ответь мне на следующий вопрос — что же, милый друг, ты тогда полез на чужую территорию? Или знака моего на двери Соломина не увидел?

— Не увидел, — даже не пришлось разыгрывать изумление мне. — Да я к этой двери даже и не приближался. И о том, что какие-то знаки существуют, знать не знал. Как он хоть выглядит? Ты покажи, я на будущее запомню.

— Не врешь, — с удовольствием отметил Олег. — Будем считать, что вопрос исчерпан. У нас тут уголовного кодекса нет, потому незнание законов в ряде случаев освобождает виновного от ответственности.

— А Соломин? — резонно спросил я. — Он тебе на мозг не присядет?

— Да пошел он в жопу, — равнодушно сообщил мне собеседник. — Мне на его недовольство плюнуть и растереть. И тебе рекомендую в общении с нанимателями придерживаться той же точки зрения, а то на шею сядут и ножки свесят.

— Ты извини, — я разлил остатки коньяка по рюмкам. — Просто никак в ум не возьму. Ты у Соломина работаешь или как?

— И да, и нет. — Олег пощелкал пальцами, подзывая официантку. — Я, Сашка, частный детектив. Очень удобная форма существования. И вроде как при деле, и никому ничего не должен. Меня время от времени нанимают для того, чтобы разобраться в делах, которые не очень укладываются в материалистическую теорию, тех, о которых шепчут на ушко, что «там дело нечисто». За годы клиентская база сложилась, репутация появилась. Соломин — наниматель, с которым я работаю часто, потому у его двери я поставил свой знак. Мол — не лезем сюда, этот человек мне нужен.

— И под твоей охраной, — добавил я.

— Эй, эй, эй! — помахал у моего носа указательным пальцем левой руки Олег. — Я же сказал — он мне нужен, не более того. Какой такой охраной? Да пусть его хоть грохнут, я даже не почешусь. В первую очередь потому, что он не почешется, если грохнут меня. Соломин платит за определенные разовые услуги, при условии, что я соглашусь их ему оказать. На этом все. Этот человек разгонятель моей скуки, не более.

— Скуки? — совсем запутался я.

— Ну да. — Олег ткнул вилкой в кусок колбасы, лежащий на тарелке. — Она наш основной враг, не считая, разумеется, ведьм и волкодлаков. Но скука — приоритетней. Ты просто совсем еще зеленый и этого не понял. Для тебя все в новинку, все жутковато и интересно. А мне давно скучно стало, потому и подался в частные детективы.

— То есть не из-за денег?

— Деньги, — рассмеялся Олег. — Дружище Александр, ты вообще меня слушал? Я служу воде. У меня потенциально денег как у дурака махорки. Все, что скрыто под речной, озерной и прочей пресной водой — мое. Ты представляешь, сколько только по Московской области в реках всякого драгоценного барахла под песком и в иле лежит? Грузовики набивать можно. И, заметь — ни одного проклятия на нем нет. Это в лесах остались в основном закладные клады, все обычные давно людям в руки отдались. А в реках что? Просто злато-серебро без владельцев. Оно тонуло, его выбрасывали, чтобы чужим не досталось, его смывало наводнениями. Вариантов масса. Опять же — текучая вода, откуда там проклятию оказаться? Просто нагнись и возьми. Если сможешь.

— Так понимаю, что сможет не всякий? — уточнил я.

— Верно понимаешь. — Олег подмигнул официантке, доставившей нам новый графинчик. — Я смогу. Ты — вряд ли. Да мне и мочь не надо. Когда денежка нужна, к первой попавшейся реке иду, да прошу русалок мне приволочь то, что поближе лежит. И все. А дальше все просто — продаю это знающим людям. У меня связи с ними остались еще с тех пор, как я милиционером был.

— Полицейским, — на автомате поправил его я.

— Милиционером, — строго произнес Олег. — Я не оговорился. Сказано ведь тебе — мои годы с твоими не сравнить. Хотя кое в чем мы похожи. У меня, как и у тебя, наставника не было. Самородки мы с тобой, Сашка, как Михайла Василич Ломоносов. Правда, в нашем случае без обоза с мороженой рыбой обошлось.

— А про наставника откуда знаешь?

— Заканчивай такие глупости спрашивать, — попросил меня собеседник. — Хорошо? Логическая цепочка совсем примитивная. То, что ты новорождённый, сомнений не вызывает, поскольку тебя никто не опекает, и элементарных вещей не знаешь. Вывод? Никто тебя не учит, стало быть, дар к тебе попал так же, как и ко мне — дурняком. По принципу «на кого бог пошлет». Ну или кто там за нами приглядывает? Меня вот так же в семидесятых один хрыч старый облагодетельствовал, когда я его допрашивал как свидетеля. Он у меня прямо в кабинете помереть задумал. Там такой возраст был, столько даже наш брат не живет, он, как я после разобрался, еще матушку Екатерину застал в стадии дееспособности. Но в конце концов помер, только перед этим за руку меня цапнул. И все, я ведьмаком стал.

— Та же фигня, — вздохнул я. — Даже не поинтересовался никто — «за» я, «против»…

— Нет худа без добра, — утешил меня Олег. — Те, у которых наставники имеются, живут еще хреновее, чем мы. Во-первых, традиции таковы, что ученик — он не только ученик. Он еще повар, уборщик и прислуга. Во-вторых, наставник сам будет решать, по какой стезе тебе идти. Твое мнение не учитывается. И если выйдет ошибочка, то это проблемы ученика, а не наставника. Потому что нового наследника можно начать искать в любой момент. Опять. Снова. Вот тебе такое надо?

— Мне нет.

— И мне нет. — Олег разлил коньяк по рюмкам. — Ну да, поначалу трудно, особенно когда приходит время для всех умереть. Но потом становится интереснее. Здрав будь, брат-ведьмак!

— В смысле — «для всех умереть»? — заев спиртное лимончиком, уточнил я. — Это какой-то ритуал? Или обряд?

— Это жизнь. — Олег достал из кармана пачку сигарет и снова убрал ее обратно. — Ну что ты насупился, Сашка? Все просто. Раньше или позже ты поймешь, что все старые связи надо рвать, без вариантов. Они тебя тянуть назад будут. А туда дороги больше нет, там шлагбаум с висячим замком. Так что или вперед, или на месте стой, жди чуда. Чудес же не бывает, можешь мне поверить. Слушай, ты не куришь? Нет? Ну я тогда сбегаю, подымлю быстренько, лады? А то уже уши опухли без курева.

Я даже обрадовался, что мой нежданный новый знакомец отправился на воздух. Очень много новой информации сразу свалилось. Мало того — он только что буквально процитировал мои совсем недавние мысли. Выходит, все через это проходят. И, похоже, мне тоже придется.

Очень верное определение: «для всех умереть». Так ведь оно, по сути, и есть. Был такой Александр Смолин, немного неуклюжий и недалекий паренек, из тех, о которых говорят «ни рыба, ни мясо», да весь вышел.

А вот кто на свет народился вместо него, мне и самому пока невдомек. Но что кто-то другой — это точно.

И еще. Возможно, за последние месяцы я стал слишком мнительным, но очень уж этот Олег дружелюбен. Может, в наших ведьмачьих кругах так и принято, может, тот единственный случай, когда я столкнулся с себе подобным исключение, но…

Мне уже изрядно вдолбили в голову, что верить в мире Ночи никому не следует. Так что — поменьше говорить, побольше слушать. Тем паче, что вопросов у меня за пазухой на три авоськи и пять сумок имеется.

И один из них мне уже полгода покоя не дает.

— Слушай, а ты, выходит, с русалками в дружбе? — вкрадчиво спросил я у Олега, когда тот вернулся.

— Ага, — подтвердил тот. — Я вообще им очень благодарен. Кабы не русалки, то не беседовать бы нам сейчас. Не знаю, как ты, а я сильно не сразу разобрался в своем предназначении. Меня сила уже на куски рвала, мысли дыбом на пару с волосами стояли, думал, что все, «кранты шесть» мальчику Олегу настали. И вот тут мне повезло, очень удачно свалился с моста в реку. Причем — ночью. Мы тогда одно дело расследовали, с цеховиками связанное, вот они меня и определили в Яузу. А там — русалки. Вокруг меня шныряют, тараторят, за ноги вниз тянут, на дно. И так чего-то мне их жалко стало, что сил нет. Они меня убивают, а я их жалею.

— Тут тебя и накрыло, — догадался я.

— Ну да. — Олег почесал нос. — С тех пор вода — мой дом родной, а русалки и водяники — лучшие друзья. По этой причине я, к слову, стараюсь в лес не соваться. Лешие с водяниками с давних времен друг друга недолюбливают, хотя и делают вид, что вражды меж ними нет. Но то они, а то мы, близ них обитающие. В общем, любому Лесному Хозяину меня по тропинкам закрутить да в самую чащу завести на погибель — милое дело. Старые Хозяева сразу суть видят, нутро, им на лицо глядеть надобности нет. Любой лешак сразу понимает, что я воде служу, а потому с радостью на мне оттянется. Не поверишь — один раз в Сокольниках меня чуть не угробили. В парке! Вроде бы — три дерева, два куста, а я часа четыре в них крутился как белка в колесе. Кабы не какая-то парочка, которой я на хвост упал, так бы там и остался.

— А навигатор? — удивился я. — Включи и топай.

— Середина девяностых на дворе стояла, — с жалостью глянул на меня Олег. — Какой навигатор? Тогда мобильных телефонов не было в помине, одни спутниковые, внешне на полевую рацию похожие, и тех на всю Москву штук двести.

— О знаниях, — перевел я разговор поближе к интересующей меня теме. — Слушай, тут прошлой осенью такая история случилась…

И я рассказал ему о русалке Аглае, и о том, что она мне подарок сделала, но какой — вообще непонятно. А знать — хочется.

— Так я тебе тоже ничего на этот счет не скажу, — расстроил в итоге меня новый знакомец. — Откуда мне знать? Одно скажу — русалок многие считают бесполезными дурами, но это не так. Русалки и водяники, возможно, самая старая нелюдь на свете. Человеки тонули в воде всегда. Они это делали задолго до того, как появились ведьмаки, и даже до того, как появились «Веды» и те женщины, которые их сделали своей сутью. А теперь подумай, Сашка, сколько знает и может племя, ведущее свою историю от начала времен? А? А!!! Другое дело, что они все свои знания так на дне водоемов и оставляют. Неприхотливы речные жители. Чего им надо? Девкам гребни, чтобы космы свои чесать, да летней порой какого-нибудь бедолагу на дно утащить. Водянику — раз в год петуха да поросенка, и то не для пищи, а ради глубокого уважения. Правда, от нынешних фиг он чего дождется, забыли люди, отчего то и дело кто-то тонет в реке или озере. Но, с другой стороны, нынче скоропостижной гибелью никого и не удивишь. Времена такие.

— Вот блин, — вздохнул я. — Никогда, наверное, не узнаю, что она презентовала.

— Услугу ты ей оказал королевскую, — очень серьезно произнес Олег. — Уж мне поверь. И награда наверняка ей соответствует. Ты просто не спеши, всему свое время. Да! Не пора ли нам выпить?

Вот так, потихоньку, помаленьку и текла наша беседа.

Я кое-что рассказал о себе, правда, обходя стороной острые углы, вроде дружбы с Хозяином Кладбища, столкновения с колдуном и подробностей смерти моего незадавшегося наставника. Последний пункт даже краем не затрагивал. Кто его знает, как другие ведьмаки смотрят на убийство людей своего же племени? А если негативно? Помню я «Интервью с вампиром», там кровосос на пару с юной кудрявой красоткой Тома Круза грохнули, и им так за это прилетело от других упырей! Оно мне надо?

Но и Олег не молчал, охотно снабжая меня сведениями о том, как устроен мир вокруг меня, причем чем дальше, тем больше я понимал, что меня кто-то последние полгода охранял от происходящего вокруг, не давая шумной жизни ночной Москвы вторгнуться в мой тихий мирок.

Говоря «ночной Москвы», я имею в виду не клубы, стритрейсинг и девушек легкого поведения, но нелегкой судьбы. Речь совсем о другом.

— Нет-нет. — Олегу явно нравилось моя легкая оторопь, он, как видно, вспоминал себя самого много лет назад. — Только ты не думай, что в Москве на самом деле есть какие-то крупные группировки магов или представителей древних рас, которые втайне от людей живут сплоченной и увлекательной жизнью, время от времени устраивая в спортивно-развлекательных целях локальные войны. Это все городское фэнтези. Читать увлекательно, но правды в нем ни на грош. Все гораздо обыденнее.

— Ну кое-кого я даже видел… — неуверенно возразил я.

— И что? — усмехнулся Олег. — Я тоже много чего видел. Но при этом ни одной ведьме в голову не придет открывать филиал ковена в отдельно стоящем здании. Зачем? Кому нужны лишние проблемы? Ну ладно, встретиться всем кагалом раз в год, провести конвент или что-то в этом роде, такое возможно. В последний раз, если не ошибаюсь, в прошлом августе собирались, в «Хилтоне» на Каланчевке. Ну бывшая «Ленинградская». Этаж сняли, ресторан, все по-взрослому. Но и только! Или вот — анклав упырей. Что за ерунда? Они вообще друг друга терпеть не могут. У них весь город на охотничьи участки поделен, и не дай боги, кто границу нарушит.

— А ты откуда про встречу ведьм знаешь? — полюбопытствовал я. — Вроде у нас с ними дружбы нет.

— Нет, — согласился Олег. — А взаимное уважение есть. Они мне и приглашение прислали. Знали, что не пойду, а прислали. Это дипломатия, Сашка. Иногда — просто. Иногда — канонерок.

А про меня забыли. Обидно. Я бы тоже туда не сунулся, но все же?

— И наш брат редко встречается так, чтобы все и сразу. — Олег достал золотой портсигар, посмотрел на него и убрал в карман. — Раз в год, в конце мая. Называется это «ведьмачий круг».

А вот о нем я только-только вспоминал!

— Но на самом деле это фикция, — поморщился Олег. — Пионерский слет, по-другому не назовешь. У ведьм и то веселее мероприятия проходят. У них же все с песнями, танцами, спиртным и даже мужским стриптизом. А у нас — тоска зеленая. Соберутся пни, которым сто лет в обед, и давай нудеть о том, что все теперь другое и поганое, не как в дни их молодости. Да еще и происходит все это в лесу. Ресторан, видишь ли, не по ведьмачьему Уставу арендовать. Надо чтобы поляна, луна, комаров стая, костер и чаша по кругу, все как у пращуров заведено было. Хорошо еще, что голову налысо брить не надо.

— А налысо зачем? — опешил я.

— Первые ведьмаки из дружинных воев князя Олега есть-пошли, так гласит каноническая легенда, — ответил мне собеседник. — Того самого Вещего Олега, которого гадюка укусила, если верить Пушкину. Но ты не верь, он по-другому голову сложил. Что до бритья налысо — у них тогда такой тренд был, чтобы череп до блеска полировать. Времена дикие, война кругом, без волос сподручнее. Враг за чуб не схватит, потеешь меньше. Ну и насекомых нет, это тоже плюс.

— Жесть, — проникся я.

— Не то слово. Короче — скука там смертная. Да еще лес вокруг, а я его… Ну говорил уже. Так что, Сашка, нет никаких профессиональных объединений у тех, кто под Луной живет. По крайней мере, в столице нашей Родины точно. На периферии еще встречаются диковины вроде волкодлачьих деревенек, но здесь — не-а. Да и отдельские такое не приветствуют.

— «Отдельские»? — насторожился я.

— А ты как думал? — Олег криво усмехнулся. — В государстве живем, а оно за всеми бдит. И за нами тоже… Есть у нас в городе настоящие охотники за нечистью, причем облеченные законной властью. Нет, так-то они ребята нормальные, если ведешь себя спокойно и людям не докучаешь, то к тебе не полезут. Но если попробуешь границу перейти, покоя не будет. Из-под земли вытащат, причем иногда в прямом смысле слова. Да чего далеко ходить — в том году один из наших заигрался. Что к чему, толком не знаю, но кровь людскую лить начал как водицу. Вроде как даже кого-то из наших прикончил, что ни в какие рамки. Мне про это Макарыч рассказал, он на Зацепе живет, один из самых старых московских ведьмаков. Надо признать, что он на редкость приличный старикан, особенно на фоне остальных реликтов. Макарыч было начал собирать Малый Круг, чтобы, значит, разобраться с этим злодеем, но опоздал. Тот сам сгинул. Точнее — погиб. И странно так — на кладбище шею себе свернул, дескать, упал неудачно. Ведьмак — и свернул шею? Даже не смешно. Рубль за сто — их работа. Но претензий — ноль, все честь по чести, по заслугам и наказание.

— Нескучно живете, — выдохнул я, радуясь тому, что лишнего не сболтнул. Вроде бы и хорошо Олег о сотрудниках 15-К отзывается, но особого тепла в его голосе я не услышал. Как и симпатии. А узнай он, что я с ними неплохо знаком, да еще и сплю с одной из их сотрудниц? Не думаю, что это добавит мне авторитета. — Весело. С огоньком.

— Тьфу-тьфу-тьфу, не накаркай. — Олег снова взялся за графинчик. — Но в целом — да. Вот только взаимопонимания у нас со стариками все меньше и меньше. Они не признают то, как живем мы. «Мы» — это те, кто родился уже после падения дома Романовых. Ну или после свержения царя Гороха. Собственно, про это я тоже хотел с тобой поговорить, только давай сначала выпьем.

И мы немедленно выпили.

В голове у меня уже изрядно шумело, но при этом связи с реальностью я не терял, как видно, из-за нестандартности беседы.

— Так вот. — Новый приятель стукнул рюмкой по столу. — Смотри. Если тебя нашел я, то раньше или позже тебя отыщут и наши ветераны, после чего призовут на круг. До конца мая осталось всего ничего. Имей в виду, они тебя непременно на четыре кости поставить решат.

— В каком смысле? — у меня даже хмель из головы выскочил. — Не-не, я не по этой части. Все понимаю — древние обряды и все такое, но подобные забавы без меня.

— Ты совсем дурак? — постучал себя по голове Олег. — В переносном смысле, не в прямом.

— Поди тебя пойми, — проворчал я.

— Они всех новеньких под себя гнуть пробуют, — пояснил ведьмак. — Правда, новенькие не каждое десятилетие случаются, но тем не менее. И тебя попробуют. Мол — традиции святы, ты сначала в доростках побегай, нам послужи, а уж после решим, достоин ты круга или нет.

— Да ну нафиг, — отказался я. — Мне этой канители на работе хватило за гланды, теперь еще здесь меня нагибать станут.

— Про то и речь. — Олег пододвинулся ко мне поближе. — И нас это достало. В прошлом году из-за этого антиквариата мы чуть с семейством волкодлаков из Бибирево не сцепились. Один из патриархов чего-то с их отцом не поделил, но сам решил не мараться и троих молодых ребят из наших разбираться отправил. Мол — не царское это дело. А оно им нужно, каштаны для других из огня тягать?

— Ни разу, — даже не стал спорить я. — Только непонятно пока, что от меня требуется? Или я избранный, и мое слово может изменить судьбы этого мира?

— Ты? — с сомнением посмотрел на меня Олег. — Это вряд ли. Не тянешь ты на избранного. Без обид — жидковат. Но зато можешь стать поводом.

— Поводом для чего?

— Для того, чтобы поднять вопрос о целесообразности отмены ряда устаревших традиций.

Однако везде одно и то же. Тут тоже подковерные игры имеются, во всей своей красе. Я стану поводом, развернется дискуссия, и в результате мне может неслабо прилететь в том случае если… Да практически в любом случае.

— Не знаю, не знаю, — протянул я с сомнением. — Вот так сразу в бутылку лезть, только-только заявившись на круг. Это как-то не очень верно.

— Не лезь, — согласился Олег. — Не надо. Стой, хлопай глазами. Мы сами вопрос поднимем и сами будем его продвигать. Повторюсь — ты только повод, не более. Даже если нас причешут, то ты ничего не теряешь, формально тебе предъявить будет нечего.

— Служить я все равно никому не стану, — сообщил я ему. — Не хочу.

— И правильно, — одобрил мой собутыльник. — Я, кстати, тоже в свое время отказался у стариков в прислуге бегать, так они меня лет десять после этого игнорировали. Дескать: «сущеглуп и строптив не в меру».

— Вот ты, наверное, расстроился-то! — хихикнул я.

— Не то слово, — подтвердил ведьмак. — Неделю по кабакам гулял, все обошел — от «Гаваны» до «Узбечки». Короче — ты с нами?

— Фиг знает, — пожал плечами я. — Но скорее всего, да. Я не нонконформист, но ваши устремления мне близки.

— Вот и славно. — Олег достал из кармана какую-то бумажку, а следом за ним брендовый «микротеховский» нож. Щелкнул кнопкой, выскочило лезвие. — Сейчас кровью документик подпиши, а потом…

— Не буду! — я совсем протрезвел от таких слов. — Что за контракт с сатаной?

— Повелся! — ведьмак чуть ли не в голос расхохотался. — Все-таки повелся! Потом подтвердишь Пашке, что я это сделал, лады? Мы с ним на ящик пива забились, что ты воспримешь все это всерьез.

— Вообще все, или только ересь с подписью? — уточнил я.

— Только про клятву на крови, естественно, — повертел ножом Олег, заметил настороженный взгляд официантки, сложил его и убрал в карман. — Остальное взаправду. Да, ты не против, если я про тебя сам аксакалам расскажу? А ну как все же они проморгают тот факт, что ты есть?

Вообще-то я был против. Но, с другой стороны, все равно когда-нибудь придется вступать в контакт со своей новой родней, так что…

— Валяй, — разрешил я. — Почему нет?

Собственно, на этом наша встреча и закончилась. Мы допили остатки коньяка, обменялись телефонами и договорились в следующую пятницу пересечься в «Будваре», что расположен в Котельниках, дабы я мог познакомиться с остальными ведьмаками из числа тех, кто решил пойти против системы.

Это было небезынтересно, так что я ни секунды не думал, сразу дав свое согласие. Ну а что? Я за сегодняшний вечер узнал больше, чем за предыдущий квартал.

И потом — надо же понять, как именно выглядят ведьмачьи знаки и где их раздают? Может, мне тоже свой собственный знак положен, а я его до сих пор не получил!

Пока дошел до дома, меня порядком развезло, несмотря на то что на улице стало ощутимо прохладнее, так что в прихожую я ввалился уже в состоянии мешка с картошкой.

— Охти мне! — всплеснул лапами Родька, встревоженный тем, что я не стал с порога орать: «Ужин на стол», а вместо это возился у вешалки, сопя и кряхтя. — Хозяин, да ты никак вином налился по самые брови?

— Вином! — фыркнул я обиженно. — С вина меня так не сносит. Моя светлость коньяком накушалась.

— Не знаю такого пойла, — помотал головой слуга. — Эх-эх! Стало быть, вечерять не станешь? Ну и правильно. Иди-ка лучше баиньки.

— Благая мысль, — согласился с ним я. — Вот только позвоню кое-кому — и спать.

Почему получилось так, что я набирал Мезенцеву, а в результате меня соединило с бывшей женой — понятия не имею. Тем более что и имена у них разные — одна Женька, другая Светка. В смысле — в телефонной книжке они не рядом находятся.

— Смолин? — поинтересовалась у меня бывшая жена. — Ты на часы смотрел?

— Нет, — признался я, обескураженный тем, что вместо язвительной Мезенцевой слышу не менее саркастичную Светку. — Но за окном темно.

— Да ты поддатый! — восхитилась она. — Все, жизнь удалась! Теперь и я могу похвастаться тем, что мне бывший, как набухается, звонит. Скандалить будешь? Ну как положено? Упрекать, что не поняла тебя, что сбежала. По маме пройтись можно.

— Твою маму даже танк времен Первой Мировой не переедет, — возразил я.

— Почему именно Первой Мировой?

— Их в те времена куда больше, чем потом, изготавливали, — объяснил ей я. — По размеру. Задача была давить, а не снарядами пулять. Но и они бы перед Полиной Олеговной отступили.

— Вот какая ты все-таки сволочь! — почти с восхищением произнесла Светка. — Сколько лет прошло, а ты все еще ее не любишь.

— Было бы странно, если бы по прошествии этих лет я воспылал к ней нежной страстью. Подобное проявление чувств противоестественно.

— Ладно, оставим маму в покое, — предложила моя бывшая. — Чего звонишь? Только не говори, что денег занять. Тогда я решу, что стала героиней сериала.

Да что им всем эти сериалы дались? То Жанна про них вспоминает, то Светка. Им всем делать больше нечего, что ли, как только в телевизор пялиться?

— Случайно тебя набрал, — решил сказать правду я, непонимающе глядя на Родьку, который выпучив глаза, странно жестикулировал и даже подпрыгивал на месте. То на кухню покажет, то на дверь, то просто лапами машет. — Звонил кое-кому, и вот, к тебе попал.

— Ну да, конечно, — хрустально рассмеялась моя бывшая. — Все именно так и обстоит.

— Да, именно так и обстоит, — начал злиться я, теперь вспомнив, как Светка иногда умела меня бесить. — Перепутал я номера! Пере-путал!

— В следующий раз набирай тщательнее, — голос Светки как-то потух, словно светлячок перед рассветом. — Пока.

И линия разъединилась.

— Хозя-я-я-яин! — взвыл Родька. — Что ж ты! Надо было ее в гости зазвать, чайком напоить!

— Каким чайком? — решив, что на сегодня звонков хватит, и от греха подальше положив телефон на тумбочку, возмутился я. — Сгинь, назойливый! Хозяин спать пошел. У хозяина того и гляди «вертолеты» начнутся!

И уже засыпая, я слышал, как на кухне Родька с гордостью сообщает кому-то, как видно, Вавиле Силычу:

— Он нынче у меня назюзюкался в дрова! Вот теперь всё как надо, настоящий хозяин! А то как пятница — он трезвый! Куда это годится? Правда, меня не поколотил, но лиха беда — начало!

«Какие все-таки странные критерии хозяинопригодности у слуг ведьмаков», — подумалось мне, а после я уснул.

Утро было тяжким. Пью я крайне редко, тем более коньяк, потому в висках стучало, а в затылке ломило. И даже рассол, который мне в стакане припер Родька (и откуда взял?) не очень-то помог.

— Ох, — я вышел в прихожую и глянул на себя в зеркало. — Красив! Помят, но красив.

— Хозяин, завтрак на столе, — подергал меня за руку слуга. — И это, вопрос у меня имеется.

— Если ты по поводу Светки, то сразу иди на фиг, — посоветовал я ему. — Не обсуждается.

— Жаль, — вздохнул Родька. — Но я не о том. Ты же вчера с тем ведьмаком выпивал, что тебя у подъезда встретил?

— А ты откуда знаешь, что он ведьмак? — усаживаясь за стол, спросил я. — Табличка на нем не висела, визитку он тебе вряд ли вручил, а я и словом про него не обмолвился.

— Да нешто я вашего брата от человека или кого другого не отличу? — Родька поставил передо мной тарелку с горячим бульоном, пододвинул поближе перечницу. — Извини, но из кубиков, куры у нас в холодильнике нет. Надо бы купить. И еще муки. И гречи. И….

— И еще половину магазина, ту, что левая, с кондитерскими изделиями, — оборвал его я, берясь за ложку. — На вопрос отвечай.

— Вижу я, — карабкаясь на табуретку, пропыхтел Родька. — Это не объяснишь. Моя судьба таким как ты или он служить. Вот и знаю. Я к чему — это хорошо, что ты с другими ведьмаками дружбу завел. Скоро конец мая, ведьмачий круг соберется. Нам туда надо наведаться, хозяин. Обязательно надо!

Глава шестая

— О как, — я откушал ложечку бульона и взялся за перечницу. — А тебе это зачем?

— Так своих повидать, — сложил лапы на животе Родька. — Все ведьмаки со слугами приедут, а как же! Вам у костра сидеть, а нам поодаль, как положено. Пообщаюсь с остальными, новости узнаю, слухи последние. Ну и расскажу иным разным, тем что в глуши сидят, какая она, жизнь городская.

Ясно. Ярмарка тщеславия. Раньше, значит, он сам слушал, как оно в городе, а теперь хочет кое-кому нос утереть, показать, что не лыком шит. Ну-ну.

— А ты, выходит, до того на круге бывал уже? — уточнил я у него.

— Само собой, — подтвердил слуга. — Первый раз еще тогда, когда он в Сибири собирался. В эти края он недавно перебрался, не знаю почему. До того в Сибирь все ездили с хозяевами, ага. В этот… Как его… Тобольск. А еще раньше — в Новгород. Сам я того не помню, но мне старшие рассказывали.

Ишь как по стране место сбора скачет. Ну Новгород — худо-бедно понятно почему. Город старый, места легендарные. Но почему потом Тобольск? Может, это связано с концентрацией ведьмаков в каком-то конкретном месте? Где их больше, там и конвент устраивают?

— И чаще встречаться стали, — продолжал вещать Родька. — В старые времена раз в десять лет круг созывали, а теперь кажен год.

А вот это как раз легко объяснимо. В начале девятнадцатого века поди доберись из, например, Тулы в Тобольск. Только на дорогу месяца два уйдет, кабы не больше. Если вообще доедешь, дороги тогда не чета нынешним были. Да разбойный люд, да прочие неудобства. И денег сколько надо на проезд!

Сейчас же все просто и понятно — сел в самолет или поезд, и поехал. День, максимум два, пути, и ты на месте. Потому, думаю, Москва и выбрана местом встречи, тут все дороги сходятся. Порт пяти морей, понимаешь.

— Но и раньше всегда в мае собирались, — продолжил слуга, пододвигая мне тарелку с хлебом. — Хорошее время! Зимняя нежить да нечисть уже спит, летняя только проснулась, ей ни до кого дела нет. И комара меньше.

— Кстати, да, мне с самого начала было интересно, почему именно май? — высказал я вслух вопрос, который у меня возник еще вчера. — Случайно на это время выбор пал или сознательно? Думаю, комар тут играет не главную роль.

— Так Троян! — по-моему, даже как-то обиделся Родька. — Хозяин, ты чего?

— Мне понятней не стало, — даже и не подумал смущаться я. — Выкладывай развернутый ответ!

— Праздник! — затараторил слуга. — Пресветлый! Об эти дни на смену младому Яриле-Весеню приходит Троян! Ну как тебе объяснить-то… Триглавом его еще кликали. Сварог, да Перун, да Велес в старые времена, когда мрак Явь окутал, мощь свою воедино сложили и Змия-Мракобеса побороли, став трое как один. Вот с тех пор праздник сей и существует. Боги-то потом обратно наособицу жили, а после кто в Прави, кто в Яви, а кто и в Нави покой нашли, но память о союзе их осталась. Особливо у воинов да травников. В Троянов день иные травы такую силу набирают — что ты! Потому тебе, хозяин, меня с собой всяко брать надо. Пока ты чашу круговую пить будешь, я по опушкам пробегусь, травки пособираю. А роса? Пользительней той росы, что на лугу выпадает после Троянова дня, сколько ни ищи — не сыщешь! Но сбирать ее надо до восхода Солнца. Сам рассуди — не тебе же ноги мочить, по лугу бегать?

Известны мне твои травки и росы. Лясы будешь точить с собратьями да нос перед ними кверху драть.

— Ты-то откуда про все это знаешь? — не без иронии спросил у него я. — Понятно, что не вчера родился, но не ведь и не в те времена?

— Я — не в те, — с достоинством возразил мне он. — Только мой род ведьмакам с давних пор служит, потому все, что раньше случалось, мне ведомо от пращуров моих. Ну и другие слуги тоже много чего рассказывали.

— Достойно уважения, — перестал ерничать я. — Молодец. Но все равно непонятно — мы, ведьмаки, к этому празднику какое отношение имеем?

— А как же! — всплеснул лапами Родька. — Как же! Первые ведьмаки — они же все дружинники были, меченосцы. Воины! И Триглав тоже воин, первый из равных. Вот и выходит, что лучше дня для того, чтобы собраться у костра, не придумаешь. Ну не на Купалу же достойным мужам встречаться? Опять же — в этот день что ведьмы, что колдуны, что любая другая нечисть носу на белый свет не кажет, знают, что не их это час. И, стало быть, праздник никто не испортит.

— Логично, — отправив очередную ложку бульона в рот, согласился я. — Слушай, а что на этом круге вообще происходит? В целом? О чем речи ведутся?

— Съездишь — узнаешь, — неожиданно коротко и ясно ответил Родька, недвусмысленно давая мне понять, что на ответ можно не рассчитывать. — Но если боишься чего, так это зря. Когда круг собирается, любую вражду забыть следует, так заповедано от предков. Ни разу такого не случалось, чтобы там драка была или смертоубийство. Спорить спорят, иногда даже до перебранок доходит, но силу в ход пускать никак нельзя. Кара за то страшная будет, это все знают.

— Разумно, — признал я. — Если такие ограничения сразу не ставить, то популяция ведьмаков на Земле здорово убавиться может. Добавки плесни. Хорошо пошел бульончик!

День пролетел незаметно, хотя к вечеру время начало немного тянуться. Подобных чувств я не испытывал чуть ли не со времен школы, когда торопил стрелку часов, чтобы та двигалась побыстрее, дабы поскорее рвануть на свидание. Вроде как вчера было, а, почитай, десять лет минуло с той поры. Для кого-то, может, и всего ничего, а мне этот временной пласт кажется если и не вечностью, то чем-то с ней схожим. Хотя мне и прошлая весна сейчас кажется далекой и не со мной случившейся. Очень уж все изменилось вокруг за этот год.

Впрочем, все эти мысли одним махом вылетели из головы, стоило мне только миновать кладбищенские ворота, проскользнуть вокруг усердно таскающих тачки с песком жителей Средней Азии и зашагать по таким родным и знакомым дорожкам кладбища.

Что воздух и ночь в родном дворе по сравнению с тем, что было здесь? Это как бормотуху сравнивать с хорошим вином. Вроде то же самое, а не то! Нет, совсем другое.

Луна касалась верхушек деревьев, запах свежей листвы пьянил, кровь в венах бурлила как шампанское, и казалось, что если я сейчас подпрыгну, то почти наверняка зависну в воздухе, такая легкость была в теле. А может, даже и взлечу!

Тени мертвых, то и дело попадающиеся по пути, отвешивали мне церемонные поклоны, причем даже те, кто при жизни подобных тонкостей даже и не знал, как, например, молоденькая девушка, явно похороненная совсем недавно. Это следовало из того, как она была одета. Худо-бедно, но в модных тенденциях я разбирался. Наташка с Ленкой помогали, да и Жанна внесла свою лепту в мои познания по данному вопросу.

— В какой связи поклоны бьем? — спросил я у нее.

— Надо, — тихо прошелестела та. — Знаю, что положено так делать. От тебя свет идет, а ему всегда надо поклониться.

Любопытно. Что это за новости, с чего это я светом начал пыхать, как елка новогодняя?

— Отпусти меня, — сложила руки в просящем жесте девушка. — Ты можешь, я знаю. Ты Ходящий близ Смерти, мне про тебя рассказывали.

— Недавно умерла? — уточнил я.

— Зимой. — Ресницы мертвой дрогнули. — Так получилось. Я не нарочно, я не хотела…

— У-у-у-у-у… — протянул я. — Самоубийца, стало быть? Извини, я тебе не помощник. Сочувствую, но — нет.

Один раз зимой я уже отпустил одну такую. Врагу не пожелаю того, что мне довелось испытать. В смысле — какую бурю чувств и эмоций. Два дня пластом лежал, голова разрывалась на части.

Как видно, с этой публики где-то там, за облаками, за небесами, особый спрос. Лишил себя жизни — страдай, отквитывай долг. Но я-то этого не знал, когда пожалел вот такую же призрачную девчушку, которая, скорчившись клубочком в темном переулке, плакала навзрыд. Маленькая, тщедушная, некрасивая, несчастная. Да, стало жалко. Подумалось, что ей при жизни судьба особо счастья не отсыпала, а теперь и после смерти она застряла между небом и землей. Не зверь же я?

Как только она вспыхнула синим пламенем, вместо того чтобы стать облачком, которое рассыпается блескучими каплями, я сразу понял, что, похоже, накосорезил.

Ей хорошо, она в этой синей пелене исчезла, все же отправившись в последнее странствие, а вот меня так пробило, словно я рукой провод оголенный, находящийся под напряжением, схватил. И как начало трясти! Потом-то я осознал, что с ее душой на себя и грех самоубийства принял, который легко не списывают, но то потом. А тогда еле домой добрался, кровью по дороге харкал, каких-то женщин перепугал своим перекошенным лицом.

Короче — дорого мне жалость обошлась.

— Я правда не виновата… — было протянула ко мне в молящем жесте свои руки девушка, но тут у меня зазвонил телефон, разогнав местную тишину залихватской мелодией «Ленинграда».

— Погоди, — велел я ей, и призрак смиренно выполнил мои указания.

— Привет, — немного отстраненно буркнула в трубку, которую я поднес к уху, Светка. — Ну что, продолжаешь банкет или решил немного подлечить печень?

— Что мне всегда в тебе нравилось, дорогая, так это твое умение строить громоздкие версии происходящего, опираясь исключительно на косвенные улики, — не удержался от едкости я, мысленно ругая себя за то, что вчера вообще ей позвонил. Точнее — перепутал номера в телефоне. Перепутал-перепутал, слово даю. — Вынужден тебя расстроить, я все еще не спиваюсь. И по квартире из угла в угол не брожу, съедаемый тоской по утраченной любви и мечте. И…

— И какая же ты все-таки скотина! — рявкнула Светлана и связь разъединилась.

— Чего? — тут же сорвал злость я на призраке, смотрящем на меня с явным осуждением.

— Какие вы, мужики, все-таки все гады! — с чувством сказала мертвячка, но тут же поняла, что зря себе позволила подобную вольность, простерла ко мне руки и по новой затянула свою песню. — Я правда не виновата…

Смешно сказать — но тут снова взревел телефон, оповещая кладбище о том, что на Эйфелевой башне просто замечательно можно делать сэлфи.

— Да вас как прорвало! — начал злиться я, снова взмахом руки останавливая речи покойницы.

Лицо ее перекосилось, она явно была недовольна происходящим и, несмотря на запрет, попробовала продолжить свой бубнеж, но тут ее остановили товарищи по не-жизни, десяток которых вовсю отирался возле нас и получал удовольствие от бесплатного зрелища. Они окружили ее и что-то зашептали, время от времени показывая то на меня, то на трубку в моей руке.

— Да, душа моя, — произнес я тем временем. — Что, не спится одной?

— Пошел ты, — привычно грубо ответила мне Мезенцева. — Я вторую ночь без сна, дел как блох на Барбоске. Ты сейчас где?

— Где? — я обвел взглядом аллею, подсеребренную пусть уже и убывающей, но все еще яркой Луной. — Я там, где прошлое, настоящее и будущее сливаются воедино. Я там, где обычные вещи кажутся непривычными. Я там, где…

— Ясно, опять по кладбищу шастаешь, — оборвала меня Евгения. — Это до утра. Все, на созвоне.

И повесила трубку, поганка такая.

— Н-да, — сообщил я призракам, убирая телефон в карман. — Никогда мне женщин не понять. По крайне мере — живых.

Несколько мертвецов, при жизни относившихся к сильному полу, активно закивали головами, выражая полное согласие с моими словами. Женская половина уставилась на меня с неодобрением.

Интересно, чего Женьке нужно от меня было? Явно не тепла и ласки, знаком мне этот тон.

Шут с ним, занесем в раздел «непонятное» и подождем, пока она нарисуется в зоне видимости. А это непременно случится, к гадалке не ходи. Если ей чего надо, она три стенки кирпичных лбомпроломит.

Другое любопытно — дышал ей в затылок во время звонка Нифонтов или нет? Я знаю, что в последнее время он через нее старается действовать. После того разговора у отдела помириться мы помирились, но ледок в отношениях появился, так сказать — ложечки нашлись, осадочек остался.

— Ладно, вещай, — разрешил я мертвячке, которая совсем уж растерялась, став почти невидимой.

— Я правда не виновата, — затянула она, правда, на этот раз не жестикулируя. — Произошла ошибка. Только попугать хотела, чтобы он понял, чтобы пожалел! А он не пришел, и я умерла.

— Претензии по данному поводу не ко мне, — развел руки в стороны я. — Все вопросы к тому, кто не пришел. И отчасти к фармацевтической компании, таблетками которой ты траванулась. Ты же таблеток нажралась? Ну вот, о чем и речь.

И, не слушая ее дальнейших причитаний, я отправился дальше.

Эх, люди, люди, чего ж вам так плохо существуется на белом свете? Ну да, жизнь не пряник, но и не совсем же дерьмо?

Потом — есть в ней и кое-какая стабильность, которая не может не радовать. Например — Хозяин Кладбища, который, как всегда, сидел на своем надгробии-троне и раздавал приказы и указания.

— А, ведьмак, — заметил он меня почти сразу. — Живой? Я смотрю, ты носа ко мне в гости не кажешь, уж решил, что эта зима забрала тебя с собой. Или что ты другое кладбище для себя подобрал, поцентральней, попрестижней?

Опа. Это он никак намекает на прошлогоднее мероприятие, которое я по просьбе Ольги свет Михайловны провернул? Верно, посетил я тогда один из респектабельных московских погостов по необходимости. Вот только непонятно, чего он только сейчас мне тот визит припомнил? Мог бы еще осенью позлословить на данную тему.

— И пережил, и не подобрал, — я отвесил умруну низкий поклон, согласно Покону. — Сами же сказали — пока первый лист не пробьется, сюда не соваться.

— Так он еще когда вылез, — хохотнул Костяной царь. — Или не тянуло ко мне в гости?

— Тянуло, — не стал скрывать я. — Еще как. Сейчас вот как заново родился.

— Кладбищенская земля — сильна, — подтвердил Хозяин. — Первое дело для тебя ей подышать, особенно весной. А я гляжу, ты заматерел самую малость. Крови на тебе, правда, так и не появилось, но силы прибавилось. Да еще и прислугу из мертвых себе завел? Растешь, ведьмак, растешь. Только аккуратней подходи к подбору свиты, чужие души не прихватывай и за спину поглядывать не забывай. Мертвые куда злопамятней живых.

Вот как он видит все, что только можно? Или на мне где-то надпись наличествует, которую я сам не замечаю?

— Но за Кромку так и не сходил, — продолжал вещать умрун. — Но, может, оно и к лучшему. Нечего там теперь делать ни людям, ни ведьмакам. Была Навь, да вся вышла.

Интересно, а про то, что я с Мораной хороводюсь, он тоже видит? Или нет?

— Радостно видеть, что в ваших владениях после зимы все в порядке, — решил я перевести разговор в другую сторону, подальше от скользкой темы. — Чистота вокруг, порядок.

— Есть такое, — провел когтями по черному граниту трона Хозяин, меня аж передернуло от противного звука. — Не то что в том году. Скажу тебе так, ведьмак — все решают верные назначения на посты и правильная постановка выдаваемых ответственным лицам поручений. Вот поставил графа Рязанцева следить за южным крылом, оказал ему доверие, предупредил, что делаю это в последний раз — и что? Он справился.

Призрак в долгополом камзоле склонился перед умруном в поклоне.

— А, помню его, — моментально среагировал я. — Вы еще обещали графа в катакомбы лет на сто закупорить, если он не оправдает оказанного ему высокого доверия.

— Ну это тоже сыграло свою роль, — признал Костяной царь. — Туда никто не хочет. Место паршивое, гиблое, даже для моих подданных. Хотя тебя там понравилось бы. Там для тебя раздолье!

— На предмет? — заинтересовался я.

— Травы и корешки, — коротко объяснил умрун. — В катакомбах такое встречается, чего ты тут, на поверхности, сроду не сыщешь! А сила у этих растений такая, что иная ведьма за такие ингредиенты часть души отдать сможет. Они ж близ смерти растут и мощь ее впитывают.

— Ишь ты! — только и осталось сказать мне.

— Хочешь, вход в катакомбы покажу? — предложил Хозяин Кладбища. — Точнее — открою его для тебя.

— Не-а, — помотал головой я. — Не хочу. Мне и здесь хорошо.

Когда ему надоест меня пытаться подловить? Или просто такова природа этих существ, что они без провокаций обойтись не могут?

— Нет — так нет, — хохотнул под капюшоном умрун. — Сам отказался. Потом не просись.

— Значит, судьба моя такая, — склонил голову я. — Не побываю в глубинах земных.

— Ладно. — Хозяин положил когтистые руки на колени. — Говори, чего пришел?

— Просто так, — предельно честно ответил ему я. — Нет у меня ни вопросов, ни дела какого. Соскучился — и пришел.

— Не врешь, — будто прислушался к чему-то умрун. — Надо же. Тогда… И не знаю, что сказать. Ходи где хочешь, гуляй. Только мне не мешай сейчас. Весна, дел полно! Так куда ты этих воришек зарыл? В какую яму?

Последняя фраза адресована была уже не мне, а графу Рязанцеву, который начал что-то отвечать, размахивая руками, но что именно — я не услышал. Я вообще мало с кем мог общаться на этом кладбище. Еще в самом начале нашего знакомства Хозяин ограничил возможности местных обитателей в разрезе донесения до меня своих пожеланий и мольб. Нет, как-то раз он предоставил мне возможность услышать, что такое многоголосый вой мертвецов, просящих о милости ухода. Это реально страшно. Я думал, у меня голова взорвется. Второй раз подобное пережить не приведи бог.

Но при этом все равно отдельные личности могут со мной общаться. И я их слышу, и они меня, как, например, та девушка-самоубийца.

Впрочем, не исключено, что и это происходит с подачи Хозяина. То есть я слышу тех, кого должен. Или тех, кому приказали вступить со мной в беседу. Костяной царь личность непредсказуемая. Кто знает, какие замыслы находятся под этим черным капюшоном?

Я бродил по кладбищу почти до рассвета. Сначала отнес увесистый сверток с фаршем к сухому дереву, а после просто бродил по дорожкам. Клянусь, такого покоя и умиротворения не испытывал давно, с плеч будто тонна груза свалилась. И ясность в мыслях такая появилась, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

Как тогда было сказано? «Тянет тебя Кромка». Тянет, есть такое. Пару раз зимой такая тоска наваливалась — хоть волком вой. А лекарство — здесь. Походил, подышал, вроде как отпустило.

Плохо это. Любая зависимость есть потенциальное оружие против тебя же самого, особенно если про нее узнает кто-нибудь еще. А в моем случае это именно зависимость, без вариантов. И хорошо еще, если стадия «тоска» не перейдет в какую-нибудь другую, более жесткую, класса «ломка». Этого мне только не хватало.

И что совсем скверно — даже посоветоваться по данному поводу не с кем. Одни из тех, кто ничего не знает, другие из тех, кому об этом знать и не нужно. А Хозяин Кладбища, как всегда, изречет что-нибудь зловеще-туманное, но ответа на вопрос не даст.

Я загулялся по тропинкам настолько, что прозевал момент, когда восток стал совсем светлым, и шустро побежал в старую часть кладбища. И, увы, опоздал. Не было уже никого на черной гранитной плите. Ушел в склепы местный Хозяин и двери за собой закрыл. И искать в какой именно — это без меня. Есть у меня нехорошее ощущение, что тот смертный, что зайдет в склеп, где обитает умрун, уже никогда из него не выйдет. Даже если он ведьмак, которому дозволено больше, чем кому-то другому. И данное мне слово о неприкосновенности там, полагаю, не работает.

Ну не сложилось — и ладно. Главное — настроение у меня было великолепное, сил прибавилось. И даже — оптимизма.

Причем хватило этого всего надолго, аж до самой среды. До того самого момента, когда из нашего с девчулями кабинета меня за шиворот вытащила госпожа Ряжская. В буквальном смысле за шиворот! Причем была она какая-то не такая, как всегда. Растрепанная, без привычного респектабельного лоска.

— О-па! — донесся до меня из-за неплотно прикрытой двери негромкий говорок Наташки. — Ссора в раю? Похоже, кто-то напроказничал!

Ольга Михайловна перестала шумно дышать и насторожилась.

— Думаешь, Сашка налево сходил? — уточнила у нее Ленка. — Да ладно!

— Ты ее видела? — насмешливо спросила у нее подруга. — В ее возрасте измена молодого любовника приравнивается к пяти новым морщинам! Или даже семи!

Ряжская почему-то потрогала шею, потом глянула на руки, цапнула меня за плечо и повела в переговорную, что-то тихо бормоча себе под нос.

— Даже не думайте, — посоветовал я ей. — Ничего у вас не выйдет.

— Ты о чем? — зло спросила она у меня.

— Их нельзя увольнять. Они мои друзья. И потом — а вы как хотели? Прибежали, глаза навыкате, волосы в разные стороны торчат. Что людям думать?

— Посмеялась бы, да не до смеха мне сейчас. — Тем временем мы прошли мимо переговорной. — Саша, передвигай ногами, времени в обрез.

— А мы куда? — все же притормозил я. — Нет, просто хотелось бы знать…

— Хочешь — узнаешь, — сказала как отрезала Ряжская. — Да иди ты уже!

— А пиджак? — резонно возразил ей я уже у самого выхода из банка. — Без него не поеду! Может, вы меня завезете за город, чем-то недовольны останетесь и из дома выгоните. И как мне потом домой добираться? Денежки в бумажнике, бумажник в кармане, карман в…

— Принеси ему пиджак! — рявкнула Ряжская на одного из охранников, крутившихся рядом. — В машину принеси, мы там тебя подождем!

Шут с ними, с деньгами, это все ерунда. В пиджаке хранился мой малый боезапас и куча других полезных штук.

— И сумку прихвати, — крикнул я ему вслед. — Заодно!

На работу сегодня я вряд ли вернусь. Не знаю отчего, но есть у меня такое предчувствие.

Веселое, не сказать, шутливое настроение у меня начало пропадать еще в машине. Не видел я Ольгу Михайловну до сегодняшнего дня в таком странном настроении. Каком-то… Накрученном, что ли? Она как на иголках рядом со мной сидела, и каждый светофор или небольшая «пробка» вызывали у нее приступ раздражения.

При этом ни на один мой вопрос отвечать не стала. Я, естественно, попытался выяснить, что стало причиной подобной нервозности, но в ответ получил только невразумительное: «После».

Поскольку я уже немного изучил эту женщину, мне стало ясно, что хорошего ждать не приходится. Явно произошло нечто, входящее в событийную категорию «из ряда вон», причем в ближайшем времени данное происшествие станет моей головной болью, хочу я того или нет.

И не ошибся.

— Помоги ему, — приказала мне Ряжская, за руку притащив меня в одну из спален своего загородного дома, кстати, ту самую, в которой она пыталась меня совратить тогда, на восьмое марта. — Немедленно.

— Как? — непонимающе уставился я на нее. — Ольга Михайловна, при всем уважении, я же не врач. Тут реально доктор нужен. Не знаю… Терапевт. А, может, даже вирусолог. Ну и анализы взять на всякий случай. Что там еще медики делают в таких случаях?

— Делай, я сказала, — отчеканила женщина и мне стало предельно ясно, что если я не подчинюсь, то живым из этого дома не выйду. Или, как вариант, мне придется перешагнуть через ее труп. — Если кто и может, так это ты. Я видела, на что ты способен, меня не обманешь. За работу, Смолин. Это не просьба, это приказ.

Ну по крайней мере все встало на свои места. Точнее — наконец-то госпожа Ряжская закончила из себя строить демократичную либералку и дала мне понять, кто из нас есть кто.

Вот только мне-то что делать? Я на самом деле не врач. Да я вообще вредить людям умею гораздо лучше, чем им помогать. На зло спрос гораздо выше, чем на добро.

Потому я вообще не представляю, что могу сделать для Павла Николаевича Ряжского, который в данный момент лежит на широкой кровати, тяжело дышит, обливается потом и, похоже, вскоре собирается в лучший из миров. А еще он нереально красный. В смысле — лицо у него напоминает цветом вареного рака.

— Дайте ему жаропонижающее, — еще раз попробовал воззвать к здравому смыслу я. — Что там обычно люди пьют при простуде? Парацетамол, эффералган.

— Были врачи, — цапнула меня за лацканы пиджака Ряжская. По-мужски так, жестко. — Были. Посмотрели. Анализы взяли. Здоров Паша. Как бык здоров. У него даже температуры нет.

— Да как же нет? — я потыкал пальцем на покрытое бисеринками пота лицо владельца банка. — Вон он красный какой!

— Красный, — тряхнула меня женщина. — Верно. Но холодный, как лед. Да еще вон черные пятна груди. Вот, смотри. Все врачи в шоке пребывали, потому что так не бывает. Одно всегда следствие другого. А тут — ни температуры, никаких отклонений, анализы великолепны. Но он умирает. Я это чувствую.

О как. Может, я и не прав насчет того, что это не мой профиль? Вот только тогда шансы господина Ряжского не увеличиваются, а уменьшаются. Я не Виктория из 15-К, мне так просто порчу не выявить и не снять. Знаний и опыта не хватит.

А это почти наверняка именно она. Или проклятие. Но если это проклятие, то ему точно труба. Я не знаю, как их снимать. С порчей, возможно, все же разберусь, но чего-то большее…

Но начнем сначала.

— Когда он захворал? — отцепив от себя пальцы Ряжской, задал я ей вопрос. — Первые признаки нездоровья когда появились? День, два назад?

— В воскресенье вечером, — почти прошептала женщина, а после уткнулась в мое плечо. — Ближе к ночи. Я подумала простуда, а оно вон как повернулось. Это не простая болезнь, я знаю. Догадалась.

Воскресенье, вечер. Сдается мне, я знаю, откуда ветер дует.

Соломин. Не дам ста процентов, что это точно он, но около семидесяти — запросто. Не сам, разумеется, это ясно. Есть, видать, у него специалисты.

Или специалист?

Если я, Ходящий близ Смерти, могу попутно зелья варить, то кто мешает служителю воды порчами подрабатывать? Или проклятьями?

Причем хорошо еще, что этим обошлось. А если бы он одну из сестер-Лихоманок на него натравил? Из тех, что убивают быстро и качественно? Мару бы Олег не сдюжил вызвать, не его это. А Лихоманок — кто знает?

Если это вообще он.

А если нет?

Ряжскому-то и правда совсем лихо. Как бы ласты не склеил до того, как я разберусь, что к чему. Если такое случится, то мне ведь и вправду мало не покажется. Все, кончились шутки. Ольга Михайловна на самом деле не станет разбираться, кто прав, кто виноват, она просто назначит того, кто за все ответит. И этим кем-то точно окажусь я.

А, может, не мудрить? Может, пусть умрет? Человек он так себе, но если его расценивать с другой точки зрения, прикладной, то очень даже неплох. Хорошая из него жертва получится.

Моране понравится.

А Ряжская… Что Ряжская? И даже — что Алеша, которого я видел, входя в дом?

Все вопросы решаемы. В том числе и эти.

Ладно, потешил себя злобными мыслями и будет. Чего делать-то?

И самое поганое, что у меня ведь с собой ничего нужного и нет. Сюда бы мой запас трав, я бы кое-что сварил. Есть один настой, я его рецепт в своей книге нашел, очень он подходит к данной ситуации. Это что-то вроде блокиратора наведенных хворей. Временного, но действенного. Против одной из Лихоманок не поможет, но остальное по его части. Вылечить не вылечит, но на время развитие болезни остановит. В моей ситуации подобное средство — самое то. Мне нужно время, чтобы понять, как действовать дальше. И самое главное — самому пробовать все разрулить или попросить помощи клуба?

Глава седьмая

— Что? — тон Ряжской из жалостливого снова стал жестким. — Что ты молчишь?

— Вовсе нет, — без тени улыбки ответил ей я. — Не молчу, говорю. Вот например — мне надо домой съездить.

— Куда? — по-моему она не поверила своим ушам. — Ты о чем вообще? Смолин, лечи моего мужа!

— Ну хорошо, повожу я над ним сейчас руками, скажу, что он выздоровел, и? Результата все одно не будет, — не стал врать я, прекрасно понимая, что сейчас бью по больному. — Ольга Михайловна, мне нужны мои травы, плюс еще кое-что. И это все находится у меня дома.

— Давай я пошлю водителя, он все привезет? — предложила Ряжская. — А ты останешься здесь.

— Не-а, — покачал головой я. — Это травы, они не любят чужие руки. Да и не хочу, чтобы кто-то без меня в мой дом заходил.

Павел Николаевич пошевелился и открыл глаза, мутные донельзя. Я только глянул в них и сразу понял — не видит он нас. И рассудок его тоже сейчас далеко.

Зато теперь сомневаться в том, что это не обычная болезнь, не приходилось. Тут, несомненно, приложил руку кто-то знающий.

— Мне нужно позвонить, — сообщил я Ряжской, направляясь к выходу из спальни. — И не надо подслушивать, хорошо? Это в ваших интересах.

Олег ответил почти сразу, будто ждал моего звонка.

— Привет, брат-ведьмак! — бодро проорал в трубку он. — Рад слышать!

— Привет, — поприветствовал его и я. — Слушай, возможно мой вопрос тебя заденет, но не спросить не могу. Скажи, ты к хвори того человека, по приказу которого тряханули Соломина, отношения не имеешь? Просто на него то ли порчу навели, то ли проклятие наложили, и он вот-вот дуба даст.

Я отлично осознавал, что звучит это почти наивно, вот только моему собеседнику врать смысла нет. Люди в подобных ситуациях, особенно если рыльце в пуху, лгут сплошь и рядом. Но то люди. А Олег — ведьмак, причем матерый, ему плевать и на чужое мнение, и на то, что кто-то что-то может не так понять. Я это сообразил еще тогда, в кафе. Он живет так, как ему хочется и делает то, что считает для себя нужным, даже если его поступки идут вразрез с общепринятыми правилами. Потому как эти правила писаны для людей, но не для ведьмаков.

И я еще тогда ему позавидовал, причем сильно. У меня пока так не получается. Как ни пыжусь, а вбитые в меня устои все равно дают о себе знать.

— Нет, — твердо ответил он. — Не моя это работа, Сашка. Да и не под силу мне такое, потому как не обучен подобным тонкостям. Вот в ванной утопить — это пожалуйста, это легко. Вода — она везде вода. Если надо, у меня человек под душем захлебнется насмерть. Но болячки — нет. Не мое.

— Так и думал, — с облегчением произнес я. — Причем сильно этому рад. Погоди-ка секунду.

За дверью спальни установилась мертвая тишина, ни шороха шагов, ни всхлипываний слышно не было. Совсем ничего. Разве что только шуршание уха о дверь.

Ну ведь просил же! Ох, как же меня все достало!

И я со всей дури долбанул ногой в середину белоснежной, с золотой окантовкой, двери, через секунду с удовлетворением услышав громкое «Ой!» и звук падения на пол не очень тяжелого женского тела.

То-то. Любопытство — грех. И пусть радуется, что дверь открывается наружу, а не внутрь, ей бы тогда еще сильнее прилетело.

Что я там говорил про внутреннюю свободу? Нет, клепаю я на себя. Кое-что уже наличествует. Раньше мне подобное и в голову бы не пришло.

— Слушай, вообще-то подобные шутки-дрюки в стиле Соломина, — подал голос Олег. — Але, ты здесь?

— Здесь-здесь, — заверил его я, с удовлетворением услышав оханье из-за двери. Ну да, не очень красивый поступок, но что не сделаешь для хорошего человека. — Так, говоришь, он мог? То есть он не только тебя к себе на службу поставил?

— Но-но, — проворчал ведьмак. — Скажешь тоже — «на службу». Собачки служат. Я наемник экстра-класса, ты забыл?

— Да-да, извини, — добавил в голос почтения я. — Ты — неудержимый!

— Язва ты, Сашка, — хмыкнул Олег. — Тяжело тебе будет и в жизни, и в посмертии. А что, мужик совсем плох?

— Не то слово, — посерьезнел я. — Хотелось бы его спасти. Не скажу, что мне его прямо сильно жалко, но есть кое-какие резоны…

— Да это понятно, — перебил меня ведьмак. — Только здесь я тебе не помощник. Тебе заклинатель хороший нужен, чтобы сначала определил, чем этого толстосума угостили, а после попробовал напасть нейтрализовать.

Это мне и самому понятно. Вот только у меня таких знакомых нет.

Почти нет.

— А если ты насчет живой воды — тоже нет, — продолжил Олег. — Добыть маленько могу, но не стану. Прости, но мы не настолько друзья. Опять же — ладно бы для тебя, но для какого-то барыги… Ответ — нет. Да и не факт, что она сработает, у нее принцип действия не универсальный. Надо точно знать, с какой целью ее употребляешь, и соответствующие чары наводить. А у тебя то ли порча, то ли проклятие…

— Да ты чего, мне и в голову такое не приходило, — поспешно произнес я, а после выдал идею, которая только что посетила меня. — Слушай, а кто-то из твоих друзей нам не сможет помочь? Ну ты по воде, это ясно. А остальные?

— По идее, такое возможно, — неторопливо ответил Олег. — Дэн, правда, сейчас на Гоа, и раньше середины мая не вернется, но Пашка здесь, в Москве. И, возможно, даже согласится тебе помочь. Но только подумай, брат-ведьмак, вот о чем — оно тебе надо?

— В смысле? — уже догадываясь, что будет за ответ, переспросил я.

— Мы все в каком-то смысле свои, — начал объяснять мой собеседник. — Нас мало, мы не враги друг другу, и неприятели у нас общие. Но это не значит, что каждый каждому помочь спешит, понимаешь? А в твоем случае — особенно. Я тебя только один раз видел, а Пашка и вовсе ни разу. Так с чего ему из себя Чипа и Дейла изображать? Его время, силы и знания чего-то стоят, особенно если учесть, что помогать придется не брату-ведьмаку, а какому-то левому дяде. И я сейчас не про деньги речь веду.

— Возьми, но и будь готов отдать, — утверждающе произнес я.

— Именно, — подтвердил ведьмак. — А теперь скажи мне, Сашка, — стоит жизнь этого человека твоих обязательств перед тем, кого ты еще в глаза не видел? Кто знает, что он у тебя попросит, особенно учитывая твою узкую специализацию. Да, сразу уточню — у нас долги принято отдавать всегда. И, если что, то в суды наш брат не ходит, коллекторов не привлекает. У нас другие способы убеждения нерадивых плательщиков. Простые и эффективные. Потому, собственно, долги всегда и возвращаются.

— Нет, не стоит оно того, — подумав секунд двадцать, ответил я Олегу. — Ни разу не стоит.

— Именно, — подтвердил тот. — Хотя бы потому, что умирающий ради тебя наверняка даже пальцем бы не пошевелил в аналогичной ситуации. Я непосредственно этого человека не знаю, но зато знаком со многими другими, ему подобными. Для них я, ты, да и все остальные жители этой планеты только расходный материал, вроде картриджей в принтере. Кончился — да и хрен с ним, вставим новый. И все.

— Спасибо за науку, — поблагодарил я Олега. — Что, пятница в силе?

— Само собой, — хохотнул он. — И вот еще что… Если с Соломиным доведется побеседовать, попробую что-нибудь узнать. Мне не в труд.

— Буду признателен, только вряд ли это пригодится. Там такое состояние… Краше в гроб кладут.

— Знаешь, одно я тебе точно могу гарантировать, — помолчав, произнес Олег. — Тот, кто это сделал, не самый сильный колдун. Или вообще не колдун. С таким, как Соломин, кто-то по-настоящему знающий и умелый работать не будет. Мелковат он для игроков высшей лиги. Колдуны — товар штучный, матерые особенно. Так что это либо самоучка-человек, которых много развелось, либо ведьма. Последнее вероятнее всего. Они на деньги падки, и человека им сгубить всегда в радость.

— Ясненько. Правда непонятно, что это мне дает, но все равно спасибо.

— Ничего не дает, — не стал скрывать Олег. — Пока не узнаешь, чем именно мужика стреножили, все впустую будет. Короче — окочурится он. И это… Если что — звони. Пока!

— Пока, — ответил я в уже замолчавшую трубку, а после почесал ей подбородок.

Окочурится, стало быть, Ряжский. Пожалуй, что и да. Если ничего не делать, так точно.

Скрипнула, открываясь, дверь спальни и из нее навстречу мне шагнула Ольга Михайловна, на виске которой красовалось стремительно синеющее пятно.

— Ну? — требовательно спросила она.

Я глянул назад, за свою спину. Потом повертел головой и вопросительно уставился на Ряжскую.

— Что? — чуть выпучив глаза, поинтересовалась она.

— Думаю, где та телега, которую мне надо тащить за собой, — мирно объяснил ей я. — Раз вы нукаете, значит, я уже запряжен. Но вот вам сюрприз — телеги и нет! Да еще и я не лошадь, которой можно приказывать. Это, кстати, как ответ на одну из ваших недавних реплик. А раз я не лошадь, и вы не извозчик, то пойду-ка я, пожалуй, до…

— Я сейчас тебя ударю, — неожиданно спокойно сообщила мне она. — Вон там умирает мой муж, и ты можешь его спасти. Можешь, но не хочешь. Что тебе надо? Услышать, что я была не права? Хорошо, это так. Что еще? Может…

— Зря вы так, — перебил ее я, подумав, что с учетом ситуации палка и впрямь излишне перегнута. — Хотите верьте, хотите нет, но делаю что могу. Не стану скрывать, вашего супруга вообще не очень-то жалко, но человеколюбие и гуманизм все же мне присущи. Да, слушайте, а чего кроме нас, здесь никого нет? Дом-то у вас ого-го какой, в нем небось прислуги полно. Где служанки, горничные, медсестры, наконец? Про врачей вы говорили, они где? Чего мы тут вдвоем стоим?

— Я всех отослала, — отвела в сторону глаза женщина. — И врачам заплатила за молчание. Стоит только просочиться информации о том, что Павел при смерти, как компанию тут же начнут рвать на куски. Свои же первые и начнут, знаю я этих шакалов. Я уж молчу о завтрашнем тендере. Так что в доме только Алеша и несколько доверенных охранников.

— Звериный оскал капитализма, — только и осталось произнести мне.

Вот что за жизнь у них? Даже когда помираешь, то все равно думаешь о чем угодно, только не о том, что оставляешь после себя.

А я еще своим существованием недоволен. Нет, у меня все нормально, грех жаловаться.

— Прошу тебя, Саша. — Ряжская ткнула пальцем в мой телефон, который я по-прежнему держал в руке. — Позвони еще раз тому, с кем разговаривал. Уговори его, предложи любую цену.

— Да не в цене там дело, — поморщился я. — Он не по этой части, понимаете?

— Я слышала отдельные фразы вашей беседы, — упорствовала Ольга Михайловна. — Он что-то тебе предложил, но ты отказался.

Из спальни раздался мучительный стон Павла Николаевича, и женщина опрометью бросилась туда.

И вот что мне делать? Жалко ее как-то. Еще и синяк поставил.

Ясно дело, все эти ее «приказываю» забыты не будут. Но она мне за это ответит потом, после решения основной проблемы.

Нет, так-то Олег прав целиком и полностью. Но, с другой стороны, не совсем же я еще сволочь? Есть у меня один вариант, который можно попробовать отработать. Не такой затратный, как с пока неизвестным мне ведьмаком Пашкой.

— Добрый день, Олег Георгиевич, — приняв решение, я набрал номер того, кто, возможно, захочет помочь умирающему бизнесмену. — Это вас Смолин беспокоит. Есть на меня минуточка?

— Добрый день, Александр, — ответил мне начальник отдела 15-К. — Рад вас слышать. Что случилось?

— Жутко хочется сказать банальность, вроде: «ну почему сразу случилось?» — по-моему, вполне естественно засмеялся я. — Но не стану, ибо вы правы, причем происшествие исключительно по вашему профилю. Убийство, однако. Пусть и потенциальное, но убийство. Кто-то злонамеренно проклятие в ход пустил. Или порчу. В результате хороший человек помирает.

Ровнин секунд пять помолчал, а после захохотал.

— Странная реакция на невеселую новость, — заметил я удивленно.

— Новость печальная, — отсмеявшись, ответил Олег Георгиевич. — А ваш заход до ужаса банальный. Не побоюсь этого слова — дешевый. Александр, от вас не ждал такого. Все не хотят лезть в долги, это ясно, но так примитивно работать — это моветон.

Н-да, не получилось. Да, банально. Но ничего другого мне в голову не пришло. Тем более доля правды в моих словах есть. Их поставили закон и порядок охранять — пусть охраняют. И Ряжского спасают. Он тоже человек, между прочим.

— Александр, все гораздо проще. Вам следовало просто попросить меня о помощи — и все. Тем более что с учетом всех тех случаев, когда вы нас выручали, мы все будем рады помочь вам просто так, без каких-либо условий, — продолжил Ровнин. — Да и наши должностные обязанности никто не отменял. Дайте-ка мне немного конкретики, для ясности.

Размышляя о том, что кто-кто, а 15-К в этой жизни никогда и ничего не делает просто так, я быстренько изложил собеседнику все свои соображения и наблюдения.

— Диагноз верен, — выслушав меня, высказался Ровнин. — Как ты сказал — черные пятна на груди? Это проклятие, я с подобным сталкивался несколько раз.

— Викторию бы, — вкрадчиво попросил я. — Она наверняка сможет выручить бедного Павла Николаевича. В этих вопросах ей равную не найти.

Из спальни выбежала Ряжская, услышавшая последние слова, и уставилась на меня.

— Вот еще что, — решил я добавить немного патоки. — Возможно, не очень правильно подходить к данному вопросу с подобной стороны, но пострадавший человек не очень беден. Прямо скажем — совсем не беден. И он будет рад оказать нашим доблестным правоохранительным органам некую спонсорскую поддержку. Нет-нет, никаких конвертов из рук в руки, ничего такого. Скажем, он может передать в дар вашему отделу новый внедорожник. Такой, знаете ли, вездеход. Когда я на вашем нынешнем в последний раз ездил, Николай ругался на ходовую такими словами, каких мне за всю жизнь слышать не доводилось. А у меня богатое прошлое.

Произнося все это, я посмотрел на Ряжскую, подав ей глазами знак, который расшифровывался как «вы не против»?

Растрепанная Ольга Михайловна, в которой вообще ничего уже не осталось от привычной мне бизнес-леди, неистово закивала.

Вот ведь. Все-таки живой она человек. Как припекло, весь лоск и слетел, душа наружу вылезла.

Потому, наверное, я и не махнул на происходящее рукой.

— Согласен с тобой, подобные речи звучат не очень красиво, — мягко произнес Ровнин. — Да и внедорожник еще побегает. А вот микроавтобус наш плох, плох. Как полгода назад Мезенцева со всей дури влетела на нем в столб, так он по ремонтам и бродит. То деталей нет, то бюджета не хватает. Беда, да и только.

— Микроавтобус, — подытожил я, глядя на Ряжскую. — Можно, наверное, и его. Ну или минивэн из таких, престижных.

Ольга Михайловна вздохнула и закатила глаза, как бы говоря: «Да хоть самолет, только побыстрее!». Эх, расписочку бы с нее взять, но момент не тот.

И самое забавное — ей, возможно, спасут мужа, Виктория и вправду специалист от бога. Отдел получит микроавтобус. А я, как всегда, в пролете. Интересно живу! Надо Олегу посоветовать рядом со мной покрутиться, его хандру как рукой снимет.

И спроси у меня кто, чему я сейчас радуюсь — ведь не отвечу. Потому как сам не знаю.

— Но дело, разумеется, не в материальном, — уточнил Ровнин. — Главное — человека спасти. Как, кстати, его фамилия?

— Ряжский, — не стал скрывать я. А смысл? — Пал Николаич. Владелец заводов, газет, самолетов.

— Правильнее — пароходов, — поправил меня собеседник.

— Просто насчет наличия в собственности у господина Ряжского водного транспорта я не уверен, а самолет точно есть, — объяснил я. — Про него охранники в банке трепались, а я случайно услышал. Так что с Викторией? Пришлете?

— Погоди минутку, — попросил меня Олег Георгиевич, и, как видно, набрал свою подчиненную с другого телефона, потому что до меня долетали отдельные фразы вроде: «Ты где?» и «Надо одному коммерцу помочь. Нет, не за мзду, я знаю, ты ее не берешь. За благодарность на колесах, без которой мы все вместе никуда поехать не можем». — Александр, ты еще здесь?

— Само собой.

— Адрес мне смской сбрось. Часа через полтора она прибудет к вам, раньше никак.

Полтора часа это много. С другой стороны — судьба есть судьба. Если суждено Ряжскому до приезда спасительницы не дожить, значит, таков божий промысел. Ну или еще чей.

Вот только мне в этом доме сидеть и ждать чародейку из правоохранительных органов совершенно неохота. Мне супруга умирающего за это время весь мозг вскипятит, к гадалке не ходи.

— Да знаете вы его, — не стал долго раздумывать я. — К моему подъезду пусть подъезжает, такси оплачу, не вопрос. И как приедет, пусть сразу позвонит. Мне все равно домой надо подскочить, одно зелье взять.

— С женщинами трудно, особенно с теми женами, которые, казалось бы, не очень-то и любили своих мужей, пока к последним не подобралась беда, — хмыкнул Ровнин. — Правильное решение. Все, жди звонка.

А я ведь про Ольгу Михайловну ему и слова не сказал. Все-таки начальник отдела 15-К — страшный человек. Он всегда все знает.

— Ну? — в голосе Ряжской зазвучали истерические нотки. — Что? Да не верти башкой, нет тут телеги.

— А то вы не слышали. — Я повертел телефон в руке. — Приедет специалист, сделает что может. А может она очень много, уж поверьте. Довелось мне с ней столкнуться как-то, увидеть ее в работе. Очень круто. Очень. Ладно, поеду. Пока доберусь, пока зелье сварю — это время. Да еще, не дай бог, в «пробку» угодим. До «часа пик» далеко, но это МКАД, а он всегда непредсказуем. Хотя оно и понятно — какая может быть стабильность в земном филиале ада?

Мне повезло — я все успел. Вот минута в минуту. Только я заполнил две мензурки огненно-горячим зельем, как заорал телефон. Будучи уверенным в том, что это Виктория, я даже не глянул на экран. А зря. Сделал бы эту простую вещь и не испытал бы странную смесь чувств, где сплелись воедино недовольство произошедшим, ощущение того, что кто-то на небесах решил пошутить, и понимание верности утверждения, гласящего о том, что мир — царство хаоса. Ну и привкус приближающегося скандала по пока неизвестному мне поводу там тоже имелся.

Короче — в трубке раздался голос Мезенцевой.

— Мы уже три минуты здесь торчим! — недовольно проорала она. — Давай, спускайся, таксёра надо отпускать! Ты обещал ему заплатить, будь любезен, держи слово!

Платить мне не пришлось, когда я спустился вниз, такси уже уехало. За меня это любезно сделал водитель машины Ряжской, той, которую она выделила мне для поездки туда и обратно.

— Растешь, — с непонятной интонацией сообщила мне Мезенцева, усаживаясь в салон автомобиля представительского класса. — Еще вчера мелкий клерк, а сегодня салон из натуральной кожи и все удобства.

— Ты еще скажи, что Смолин продался мировому капиталу и стал слугой олигархов, — посоветовал ей я. — Для полноты картины.

— Насчет «слуги» — прямо в точку, — злорадно подтвердила Женька. — Так я и думаю.

— Пустомеля, — осекла ее Виктория, как всегда, сдержанная и молчаливая. — Саша, обрисуйте мне картину происходящего, желательно поподробнее.

С благодарностью глянув на нее, я незамедлительно выполнил ее просьбу.

— «Черная метка», — уверенно заявила сотрудница отдела, дослушав меня. — Проклятие несложное, но эффективное. Плюс сразу могу сказать, что работал если не дилетант, то не очень большой умелец.

— Почему? — в один голос спросили я и Женька.

— Сегодня среда, первые признаки появились в воскресенье, — неторопливо произнесла Виктория. — Если бы сработал умелый колдун или знающая ведьма, ваш знакомец, Саша, еще вчера днем умер бы. Или даже раньше. Повторюсь — это проклятие крайне эффективно, особенно в тех случаях, когда его некому купировать или снять. В старые времена людей, знающих, что к чему, жило больше, потому умереть от «черной метки» надо было постараться. Многие колдуны таким образом не убивали своих врагов, а предупреждали о том, чтобы те готовились к худшему, заранее зная, что умелый ведун или опытный церковный служитель предотвратит смерть бедолаги от этой напасти. Но то тогда. А сейчас первым делом вызывают врача, который потом ломает голову, что же это за странная болезнь. Мне рассказывали, что один раз ее даже за чуму приняли. Черные пятна, красное лицо, увеличенные лимфоузлы — все признаки средневекового бедствия. Заперли бедолагу в «инфекционку», где он благополучно и скончался спустя сутки. Да и люди еще лет сто-сто пятьдесят назад лучше разбирались в подобных вещах, точно зная, когда надо бежать к лекарю, а когда к ведуну.

— Значит, спасете вы хозяина? — подал голос водитель.

— Если еще не умер — непременно, — охотно ответила ему Виктория. — Саша, а какие зелья у вас в кармане лежат?

— Никак учуяли? — удивился я. — Однако!

— Увидела, — чуть ли не впервые на моей памяти улыбнулась строгая девушка. — Карман пиджака оттопырен так, что становится ясно, что там пузырьки. А что у вас в них может быть? Только зелья.

Я рассмеялся и протянул ей одну из емкостей.

— Забавная стилизация, — повертела перед глазами мензурку с изумрудно-зеленой жидкостью внутри Виктория. — Словно из средневековой алхимической мастерской.

Почти угадала. Это овеществленный инвентарь из компьютерной игры, сделанный специально для «ролеплейщиков». Ну тех странных ребят, которые в реальной жизни разыгрывают сцены из компьютерной реальности и изображают разных там паладинов, орков, магов, и в том числе алхимиков. Я эти флакончики когда на «Али-экспрессе» увидел, то сразу заказал полсотни, отдав за них кругленькую сумму. Но не жалею о трате денег совершенно, оно того стоило. Толстое небьющееся и не нагревающееся стекло, глухие пробки, через которые не просочится ни капли, не очень большой размер — чего еще желать практикующему ведьмаку?

Ну и самое главное — это красиво. Вот прямо — красиво. Можно даже сказать — эстетично. Огранка и какая-то особая искра в составе стекла придавали этим пузырькам таинственно-сказочный вид. Вон даже Женьку торкнуло, она завороженно смотрит на переливающуюся в глубине флакона всеми оттенками зеленого жидкость.

— Каюсь, люблю производить впечатление на красивых женщин, — сделав голос поинтимнее, почти прошептал я. — И использую для этого всё, что только можно, в том числе и личный инвентарь.

— А что внутри? — никак не отреагировала на мои слова Виктория и тряхнула пузырек. — Какое зелье?

— Оно действие проклятий немного приостанавливает, — уже нормальным голосом ответил я. — Вылечить не сможет, но выгадает время.

— Поняла. — Виктория еще раз тряхнула пузырек. — Саша, для наших целей одной порции точно будет достаточно. А может, вообще ничего не понадобится. Не подарите мне вторую? Хорошая штука, хотелось бы мне иметь ее в своем арсенале.

— Она ваша, — даже не стал раздумывать я. — Скажу больше — если хотите, я для вас еще несколько подготовлю, и с оказией передам.

— Не откажусь, — не стала кокетничать девушка. — Буду признательна. И вообще нам с вами надо бы пообщаться на эту тему. Очень может быть, что отдел приобретет у вас какие-то образцы продукции для служебных целей.

— Это вряд ли, — покачал головой я. — У меня нет производства, потому нет продукции. То, что варится в моем котле, делается для себя лично и для узкого круга моих друзей, в число которых вы входите. Поэтому если лично вам что-то от меня будет нужно, я это сварю или сделаю. Но продавать не стану.

— Позиция, — коротко глянула на меня Виктория. — Причем достойная уважения.

— Что до беседы… — Я лукаво улыбнулся. — Вам достаточно просто позвонить и назвать мне время и ресторан. Любой, который вам захочется посетить. К указанному часу нас в нем будет ждать столик.

— Топорный подкат, — злобно вякнула Женька. — Древний и тупой!

— Согласен, — внезапно присоединился к ее мнению водитель, которого вообще никто не спрашивал.

— Но действует, — стрельнув взглядом в нахохлившуюся Мезенцеву и подмигнув мне, произнесла Виктория. — Я подумаю, Саша. Подумаю.

В результате, к месту назначения Женька прибыла в совсем уж скверном состоянии духа, что в результате вылилось в неслабый скандал при входе в дом.

— Оружие надо сдать, — непреклонно требовал охранник, загородив проход. — Таковы правила. Или ждите на улице.

— Не сдам! — выпучив глаза, орала Мезенцева. — Это служебное! Я сотрудник МВД России, вот удостоверение! Меня даже в самолет со «стволом» пускают.

— Тут ты врешь, — невозмутимо заметила Виктория. — Не пускают. И ты, и Николай в прошлый раз пистолеты пилотам сдавали, а те их в сейф клали.

— Ты на чьей стороне? — еще сильнее, хоть это было и невозможно, возмутилась Евгения. — На их или на моей?

— Пойдемте, Саша. — Виктория взяла меня под руку. — Эти двое, похоже, до следующего утра ругаться будут, но никто не уступит. У одного должностная инструкция, у второй невероятное упрямство.

Уже поднимаясь по лестнице, до меня донесся вопль: «Да подавись!», а после звуки быстрых шагов. Охранник победил. Или дело в чем-то другом?

— Наконец-то! — Ряжская встретила нас на втором этаже. За прошедшее довольно непродолжительное время она еще сильнее осунулась, под глазами обрисовались синие круги. — Я уж думала, что вы не успеете. Паша совсем плох. И еще та чернота… Она уже везде!

— Это нормально, — успокоила ее моя спутница. — Проклятие в действии. Как до горла дойдет, так человеку конец и наступит.

Ряжская сглотнула, окинула взглядом девушку, а после уставилась на меня.

— Это Виктория, — объяснил ей я. — Большой специалист по черным пятнам и красным лицам. Все, Ольга Михайловна, все, можете выдыхать. Раз она здесь, то страшное позади.

— Пойду посмотрю, — сообщила нам чародейка и отправилась в спальню. — Не мешайте мне пока.

— Богато, — раздался голос Мезенцевой, которая наконец-то присоединилась к нам, войдя в комнату. — Мраморная лестница, лепнина, расписные потолки. Знаешь, Смолин, я тебя даже где-то понимаю. К такому денежному вымечку и я бы присосалась! Плюнула на принципы — и присосалась.

— А это Евгения, — показал на девушку рукой я. — Она нонконформист и правдоруб. Придется потерпеть, Ольга Михайловна, ничего не поделаешь. Увы, но Виктория шла только в подарочном наборе с вот этой чумой.

— Это Ряжская? — обрадовалась Женька, глядя на остолбеневшую бизнес-леди. — Та самая, да? Ну с которой ты за денежку того?

И снова — вот это-то ей откуда известно? Кто поведал рыжей фурии наши внутрибанковские сплетни? Спинным мозгом чую — есть в родном коллективе инсайдер. Узнать бы, кто именно…

— Может быть, девушка подождет внизу? — ледяным тоном осведомилась у меня Ряжская, которую в этот момент Евгения обходила по кругу, оценивая, как зевака скульптуру в музее. — Мне кажется, это было бы самым разумным из возможных вариантов. Для всех нас.

— Не-а, — мотнула головой Женька так, что ее рыжие пряди чуть-ли не стегнули хозяйку дома по лицу. — Не хочу. Мне и тут неплохо. Слушайте, а вы в себя неплохо так вложились. Респект! А говорят, что красоту и молодость не купишь. Вон, купишь, да еще как!

Все могло кончиться скверно, потому что Женьку явно несло так, как никогда ранее, кабы не Вика, которая появилась из спальни с встревоженным лицом.

— Вовремя приехали, — сообщила нам она, стягивая с плеч плащ и бросая его на стул, стоявший у стены. — Еще полчаса — ивсе. Саша, пойдем, твоим зельем его сначала напоим, оно точно к месту. Женя, ты мне тоже нужна.

— С какой радости? — не поняла Мезенцева. — Ладно вы, тут все ясно — дамский любимец Смолин зельевар, ты специалист по заклинаниям, эта дамочка пострадавшему жена. А я с какого бока присоседюсь?

— С левого, — ответила ей Виктория.

Так и вышло. Именно с левой стороны Женька держала голову и зажимала нос Павла Николаевича, когда я лил ему в глотку зелье, предварительно варварски разжав его зубы ножом, и более всего опасаясь, что он захлебнется.

Чародейка оказалась права — еще чуть-чуть, и господин Ряжский снова бы встретился со мной, но уже по другую сторону реальности. Не знаю отчего, но уверен, что не ушел бы он сразу туда, откуда нет возврата. Характер у него не тот, и дел незавершенных много. Вон тендер не выигран. Смех смехом, а для таких, как он, это достаточно веская причина, чтобы остаться здесь, на Земле. Их реально задерживают незавершенные бизнес-процессы. Не дети, не жены, не грехи, которых у каждого за душой где-то на пароход. Нет. Контракты, сделки, договора. Я сначала думал, что это шутка такая, а оказалось — правда. Слово даю, первое, что Ряжский спросит, придя в себя, будет:

— Какой сегодня день? Тендер уже состоялся?

Так вот — вовремя мы успели. Черные пятна на груди бизнесмена уже соединились, став одним целым, и почти добрались до горла.

Ну и зелье мое кстати оказалось. Сразу после того, как оно с бульканьем влилось в горло Павла Николаевича, краснота с лица чуть спала, и дыхание стало немного поровнее.

— Забыла спросить — каков срок действия? — Виктория показала на флакон, что я держал в руке.

— Минут двадцать, — подумав, сообщил ей я. — Плюс-минус пара минут. Все очень индивидуально.

— Хватит. — Виктория засучила рукава своей скромной черной водолазки. — А теперь — все вон. Да-да, мадам Ряжская, вы тоже, причем в первую очередь. Моя работа не любит свидетелей.

Глава восьмая

— Вот этот, — сообщила Женька Ряжской, так только мы вышли из спальни и закрыли за собой дверь.

— Что «вот этот»? — нервно осведомилась у нее бледная до невозможности женщина.

— Вот этот минивэн нам купите, — сунула Мезенцева ей под нос свой смартфон. — «Chevrolet Express II», восьмиместный. И чтобы со всем «фаршем»!

— Господи ты боже мой! — Мне показалось, что Ряжская сейчас ударит оперативницу. — Саша, убери от меня подальше эту… Девушку! Пожалуйста!

— Жень, в самом деле? — даже мою толстокожую натуру немного покоробила эта выходка. — Нашла время.

— Самый что ни на есть подходящий момент, — и не подумала смущаться Мезенцева, зло посверкивая глазами. — Куй железо пока горячо! Знаю я этих… Бизнес-леди. Как припечет одно место, так обещают остров в Карибском море подарить, а потом как отляжет, так коробку из-под пиццы у них не выпросишь! Плавали, знаем!

— Да получите вы свою машину, — с брезгливостью бросила ей Ряжская. — Успокойтесь. А лучше всего — спуститесь вниз и ждите свою коллегу там. Считайте это моей личной просьбой.

— Я сама решу, где мне быть, — с вызовом процедила Женька, уселась на один из стульев, что стояли близ стены, и закинула ногу на ногу.

Вот какая муха ее укусила, а? Нет, она никогда не отличалась миролюбивостью и уживчивостью, но то, что она творит сегодня, более всего смахивает на хамство.

Или на ревность? Она что-то такое вякнула по приезде, когда Ряжскую увидела.

Да нет, чушь. И я не идеальный образчик альфа-самца, и она не тот человек. Иногда мне вообще кажется, что ей лучше было бы родиться парнем, настолько она была не похожа на других представительниц своего пола. Хотя нет. Я бы с ней тогда встречаться не стал. Пусть наши свидания носят нерегулярный характер, но они есть. И мне они нравятся, в том числе как раз своей необязательностью и необременительностью.

Ольга Михайловна глянула на Женьку с нескрываемой неприязнью, а после прислонилась к стене, прикрыв глаза и прислушиваясь к тому, что творилось за закрытыми дверями спальни.

Впрочем, ничего такого до нас не доносилось, только минут через пять мы услышали, как Виктория выкрикнула непонятную фразу, громко хлопнув ладошами, да еще как Павел Николаевич после этого довольно громко застонал.

Ряжская было рванулась к двери, но я ее удержал, приговаривая:

— Нельзя, Ольга Михайловна, нельзя. Вы же в операционную не рветесь, когда там кого-то скальпелями режут, правда? Вот и сейчас не надо мешать.

А еще через пару минут к нам вышла Вика, вытирая руки влажной салфеткой.

— Закончено, — ответила она на безмолвный вопрос измученной Ряжской. — Нет-нет, не пугайтесь. Все в порядке, ваш супруг спит. Это нормально, организму нужен отдых. И не только ему. Подобные вещи бьют и по телу, и по разуму. Не будите его, хорошо? Пусть побудет в состоянии сна, столько, сколько нужно.

— А сколько нужно? — выдохнула хозяйка дома.

— Сутки, — немедленно сообщила ей Виктория и, изящно изогнувшись, взяла свой плащ со стула. — Может, больше. Это проклятие, надо чтобы все его последствия рассеялись. И именно сон выводит их из души лучше всего.

— Проклятие? — Ряжская перевела взгляд на меня. — Саша?

— А она не в курсе? — рассмеялась Мезенцева. — Да ладно? Она думала, что это просто простуда? Сезонный грипп?

— Я догадывалась, что не все так просто, но проклятие… — Ольга Михайловна помассировала виски. — Это как-то неожиданно…

— Ничего неожиданного, — пожал плечами я. — Вы же хотели в свое время, чтобы кое-кому из ваших знакомых пришлось лихо, помните? И дай я тогда свое согласие, то уже в их доме происходило бы нечто подобное. Так что вот вам наглядный урок, как оно случается на самом деле.

— Действительно? — Виктория немного по-другому глянула на Ряжскую. — Вы хотели, чтобы Смолин кого-то для вас убил? Жалко, что мне это было неизвестно раньше, я бы как следует подумала, помогать вам или нет.

— Убил? — Ряжская склонила голову к плечу. — Нет, разумеется, за кого вы меня считаете? Попугал, не более. А теперь, конечно, даже злейшему врагу подобного не пожелаю!

Врет. Я достаточно хорошо изучил ее, чтобы разобраться в оттенках интонаций. Точно врет. Пожелает. И особенно тому, кто такое с ее мужем сотворил.

Все, страх ушел, и в голове Ольги Михайловны моментально завертелись совершенно другие колесики, разделяющие получаемую информацию на полезную и бесполезную. Причем она даже в спальню не заглянула, чтобы убедиться в том, что с мужем точно все в порядке. А ведь по логике вещей это само собой напрашивается.

— Дай он тогда такое согласие, сейчас вам вообще никто бы не помог. — Женька текучим движением встала со стула и подошла к нам. — Для таких, как он, это приговор. Был Саша Смолин — и нет Саши Смолина.

— Много говоришь. — За внешним безразличием Виктории даже глухой бы услышал сталь приказа. — Не тебе советовать, как поступать нашему общему знакомому, и не тебе указывать, какие решения кто принимать станет.

— Спасибо, — мило улыбнулась Ольга Михайловна. — Если честно, эта ужасно невоспитанная девица здорово мне надоела. Как, похоже, и вам.

— Нет, — коротко сказала Виктория, направляясь к лестнице.

— Что «нет»? — только и проводила ее взглядом Ряжская.

— Не надоела, — даже не повернув головы, сообщила ей Виктория.

— Задержитесь на секунду, — бросилась к ней хозяйка дома. — У меня еще есть вопросы!

— Мы спешим, — оттеснила ее плечом от Виктории шустро вклинившаяся между ними Евгения. — Ей еще меня перевоспитывать.

— Слушаю вас, — не обращая внимания на коллегу, все же согласилась ответить на вопрос Ряжской Виктория. Правда, и останавливаться не стала.

— Как все это получилось? — немедленно спросила Ольга Михайловна. — Технически? Как на него проклятие наслали? И самое главное — может ли подобное повториться? Что, если через пару дней — опять?

Вопрос вроде: «Можно ли опять будет к вам обратиться?» не прозвучал, но читался с легкостью. Я же говорю — вернулась привычная Ряжская, словно и не было всего-то десять минут назад рядом с нами той растрепанной женщины, которая не знала, что ей делать. Она уже просчитала ситуацию, и сейчас была здорово зла на меня за ту компрометацию, что я ей устроил.

Не удивлюсь, если она Викторию в свою коллекцию уже захотела получить, потому сейчас прикидывает, как бы так половчее к ней подобраться.

— Технически? — сотрудница отдела все же остановилась, из-за чего Женька ткнулась ей носом в спину. — Щепотка лишенного вкуса зелья, которое превосходно растворяется в любой жидкости. Почти наверняка именно так все и случилось.

— Так просто? — изумилась Ряжская.

— Сложно убивают только в кино, — отозвалась Виктория, вновь зацокав своими каблучками по лестнице, а после добавила. — Фу, как это банально прозвучало.

— Ужасно, — подтвердила Женька. — Я от тебя такого не ожидала. От себя — да, от Смолина тем более, но от тебя? Поехали отсюда.

— Верно, — согласилась с ней Виктория, снова останавливаясь и поворачиваясь к нам. — Еще дел полно. Ольга Михайловна, надеюсь, мы можем воспользоваться услугами вашего водителя?

— Разумеется, — заверила ее Ряжская.

— Благодарю. Александр, мы ждем тебя внизу.

Мезенцева даже подпрыгнула на месте, но вслух свое негодование высказывать побоялась.

Хозяйка дома еще раз глянула вслед сотрудницам отдела 15-К и, поманив меня за собой, устремилась в спальню.

Вика не соврала — Ряжский спал сном младенца, плямкая губами. От красноты на лице и черноты на груди следа не осталось.

— Знаешь, я до сегодняшнего дня была уверена, что те вещи, которые ты делаешь, находятся на грани шарлатанства, гипноза и хорошего знания человеческой психологии. Даже памятуя о том, с чего наше знакомство началось, все равно мне не верилось в то, что ты не такой, как все, — задумчиво произнесла Ряжская. — А теперь точно знаю — нет, не так все просто. Саша, а вы все — кто? Ты, Виктория, эта сумасшедшая рыжая неврастеничка. Вы — кто?

— Люди. Просто мы знаем, видим и можем чуть больше, чем остальные.

— Чуть? — Ряжская тихонько засмеялась. — Сначала некто чуть не убил моего мужа, наложив на него проклятие, а потом девушка, вероятнее всего, сошедшая прямиком с одной из картин Альберта Линча, его сняла. Проклятие, Саша. Самое настоящее. Причем это не книга и не фильм.

— Ведь сто раз про это мной говорено, — не удержался от шпильки я. — А вам все игры. Вот и доигрались. Спасибо еще, что Вика согласилась помочь.

— Спасибо, — повторила Ряжская. — Да, прими мою глубокую благодарность за то, что теперь она никогда для меня ничего подобного больше делать не станет.

— Плохая идея, — тихо произнес я. — Очень плохая.

— Ты о чем? — Ольга Михайловна потрогала лоб мужа.

— Не надо искать подходы к этой девушке, — решил не играть в шарады я. — Она отлично лечит, но, если надо, убивает еще лучше.

Последнюю фразу я, разумеется, для красного словца приплел. Но при этом жила во мне уверенность, что так оно и есть на самом деле.

— Давай я сама решу, что и как мне делать? — неожиданно зло попросила меня женщина.

— Не вопрос, — согласился я. — Воля ваша. Только когда вы поймете, что умираете от напасти, которой и название-то не подберешь, мне не стоит звонить. Одно дело разобраться с внешним агрессором, другое конфликтовать с теми людьми, которые стоят за ушедшей грустной девушкой. Это без меня.

— Да куда ты денешься? — Ряжская встала со мной лицом к лицу. — Ты мне и моему мужу руки должен…

Договорить она не успела, поскольку действие зачарованной иглы было мгновенным. Я еле-еле успел поймать оцепеневшую женщину, так как падать она затеяла крайне неудачно, чуть не налетев виском на какие-то медные завитушки, украшавшие спинку кровати.

— Полежите и подумайте о том, кто что кому должен, — посоветовал я Ольге Михайловне, которая ошалело крутила глазами, пытаясь осознать, что происходит, в то время как я пристраивал ее под бочок супруга. — В особенности о том, что таких как я, Вика и даже та рыжая фурия, не стоит пробовать приручить. Очень накладно выйдет. Слышали, как в семидесятых один дрессировщик львов дома держал? Первый лёва ничего так был, добрый, даже в кино снимался. А второй его близких порвал. Аналогия понятна? Да, и про «Шевроле» не забудьте. Я так думаю, что семейство Ряжских всегда платит свои долги? Ну все, пошел. Можете меня не провожать.

Я аккуратно прикрыл за собой дверь и вытер лоб.

Пожалуй, так далеко я еще не заходил. В старые времена совершенно бесстрастно выслушал бы отповедь по поводу того, что меня нашли, отмыли, причесали и к делу приставили, прекрасно понимая, что это часть платы за все вышеперечисленное. Даже на нашего бывшего предправа время от времени собственники орали в аналогичных выражениях, как правило, после ознакомления с годовым отчетом, и, в частности, с разделом «Прибыль». И ничего, стоял, слушал, кивал. Это правила игры, никуда не денешься.

Но то — раньше. А сейчас — не хочу. Это не они меня нашли, это я им позволяю крутиться рядом с собой. И, между прочим, если бы не я, то на этой кровати в данный момент лежал бы труп, а не сладко сопящий Павел Николаевич.

Так что пусть полежит и подумает. Авось, чего поймет.

Ну а если нет… Да и черт с ней. Далеко она зайти не посмеет, это уж точно, а на все остальное мне плевать. Опять же, времени свободного станет больше. Я не Олег, мне скучать не приходится, столько всего веселого вокруг творится. Один ремонт, который в Лозовке делать надо, сколько всего требует — и сил, и денег, и того же самого времени. Надо тамошнюю развалюху в порядок привести — сайдинг там, дверь железная, воду в дом подвести, котел поставить. А то и на «септик» замахнусь. Может, я все-таки в те края зимой наведаться надумаю, так что же, в зеленом домике мягкое место тогда морозить? Это для здоровья вредно.

В общем — времени на это все вагон нужно.

Одно только меня смущает — Антип. Характер у тамошнего домового не сахар, и хоть пуганул его тогда Пал Палыч крепко, кто знает, как он на нововведения отреагирует? Впрочем, может выйти и удачно. Может, он обидится на меня и из дома уйдет. Отправится в добровольную эмиграцию.

— С Павлом Николаевичем все в порядке, — сообщил я Алеше, встретившему меня внизу. — Жив, здоров и невредим, завтра как новенький будет.

— А хозяйка? — уточнил начальник охраны.

— Отпустило ее, — тихонько и очень доверительно шепнул ему я. — Перенервничала сильно, понимаешь? Ну ты и сам видел, чего тут говорить. Как поняла, что беда позади, около мужа легла и сразу уснула. Ты уж ее до утра не буди, не надо. Нервы — они такие нервы. Им отдых нужен.

Тот понимающе кивнул, и одарил меня белозубой улыбкой.

Рубль за сто, как только я выйду за порог, он помчится наверх. И пусть его. Там его ждет лирическая картина семейного счастья — спящий глава дома и его верная жена, уткнувшаяся в надежное мужнино плечо и трогательно накрывшаяся пледиком. Надеюсь, порадуется парень, поняв, что есть на этом свете истинная любовь.

Интересно, а Ряжская с ним спит или нет? Думаю, что вряд ли. Алеша профессионал, несмотря на молодость, такие как он никогда работу и запретные связи не смешивают.

А еще любопытно, наорет на него Ольга Михайловна, когда сможет ручками-ножками двигать, то есть часика эдак через три, или нет? Она может.

Главное, чтобы Алеша не надумал ее разбудить. Ведь в этом случае мне придется еще и водителя в нирвану отправлять, того, что нас по домам развозить станет. Не хотелось бы. Потом лови машину, объясняй спутницам, что к чему. Женька-то такой поворот событий одобрит, а вот ее коллега — не факт.

Но — обошлось. Мы успели постоять в паре пробок, потом покрутиться по Москве, а телефон водителя молчал.

Первой мы отвезли домой Викторию.

— Еще раз спасибо, — сказал я ей напоследок.

— Да ладно, — уже второй раз за этот день улыбнулась мне она. — Все в порядке. Как там? Это же наша работа. Звоните, если что! И лучше всего сразу мне, а не Олегу Георгиевичу. Не стесняйтесь.

— О как. — Мезенцева широко распахнула глаза. — Смолин! Я догадалась! Я, мать твою так, догадалась! Ты как парфюмер из фильма, изобрел какой-то запах, и потому теперь все бабы на тебя вешаются!

— Чего ты несешь? — возмутился я. — Кто на меня вешается? Женька, тебе к лекарю надо сходить, а если конкретнее — к мозгоправу. Девушка просто сказала, что ей можно звонить. Все! Слышишь, Мезенцева — просто звонить. Причем — по делу, а не поболтать. Тем более что после тебя у меня желания с кем-либо общаться просто так вообще не возникает. Я скоро к «ахтунгам» таким образом переметнусь, и знаешь почему?

— Ну?

— Потому что там нет тебя!

— Куда едем? — уточнил водитель. — Девушка, адрес свой скажите?

— У тебя в холодильнике еда имеется? — хмуро поинтересовалась Женька.

Господи! Мало мне было одного проглота, того, что надо мной живет, теперь еще второй завелся. Правда, главная налетчица на мои припасы, та, которую Мариной зовут, давно уже в поле зрения не появлялась, смывшись еще недели три назад в какую-то жутко далекую и очень перспективную командировку. Обещала по возвращению презентовать мне если не бивень мамонта, то как минимум хрен моржовый.

И это был знак судьбы, который я проморгал. Мне же недвусмысленно дано было понять, что надо срочно валить в Лозовку. Ломая ноги! Снег сошел, этого достаточно для более-менее комфортного существования на природе.

— Так куда едем? — уже совсем по таксерски поинтересовался наш возница.

— К нему, — ткнула в мою сторону пальцем Мезенцева. — Смолин, у тебя фуражка армейская дома есть?

— Нет, — печально ответил ей я. — Не служил я в армии, не сложилось, потому нет у меня ни пропахшей нафталином формы в шкафу, ни заветного дембельского альбома, обшитого шинелькой. А тебе фуражка накой сдалась?

— Для ролевой игры. Я бы ее тебе на голову напялила, назвала Аугусто Пиночетом и заставила отвечать за свои кровавые преступления!

— Вот ведь! — хохотнул водитель. — А она затейница! И образованная, про Пиночета знает. А у меня две дочери, погодки, в этом году школу заканчивают, так у них в голове только ветер и песни Федюка. Или Федука? Неважно. И все, больше ничего там нет! Не факт, что они даже читать-писать умеют. Считать — это да, особенно деньги. А вот что-то еще — не уверен, нет. Хотя песни вроде неплохие, потому слушать не запрещаю. Тем более что сам в их годы вообще «Гражданскую оборону» крутил.

Самое забавное, что, войдя в мой дом, Женька угомонилась. Нет, Светкину фотографию в рамке она кувыркнула привычно громко, с хлопком, но язвить по этому поводу не стала. А смысл? Она прекрасно знала, что завтра утром фото снова будет водружено на старое место, и что данное деяние не моих рук дело. Точнее — она точно знает, чьи лапы к этому причастны.

Не знаю, кто отбирает людей на работу в отдел, но уверен в одном — с Женькой он не промахнулся. Представить себе не могу того отчаюгу, который бы с ней согласился долгое время под одним потолком жить. Не бывает людей с настолько отсутствующим инстинктом самосохранения.

А еще мне иногда становится ее жалко. Раньше я как-то не замечал этого, а сейчас чем дальше, тем лучше вижу, что все ее закидоны не более чем способ доказать самой себе то, что ситуация под контролем и она, Евгения Мезенцева, находится на своем месте по праву. Самое забавное в том, что все это знают и без того. И только один человек в данном факте до конца не уверен. Сама Женька. И потому она ежечасно, ежеминутно пытается убедить себя же саму в том, что шапка по Сеньке.

Как по мне — бред редкий. Но сказать подобное никто не решается. И я — тоже. Потому что не хочу быть занесенным в список ее личных врагов. Когда она не орет, не выпендривается и не размахивает пистолетом, то нам очень даже неплохо вместе.

А еще она очень трогательно выглядит, когда засыпает. Маска непреклонности и самодостаточности с ее лица сходит на нет, и тогда можно увидеть обычную и очень симпатичную конопатую гражданку, которая даже улыбаться умеет. Не ехидно или вызывающе, а по-доброму. Как положено молоденькой девчонке.

Вот и сейчас она знай сопела и улыбалась. Как видно, что-то хорошее снилось, и ей не мешало даже ворчание Родьки, доносящееся с кухни. Он всегда так поступал, когда Мезенцева у нас ночевала. Ну вот не нравилось ему спать на матрасике под кухонным столом, ни в какую не нравилось! При этом никакие возражения мной не рассматривались, и все, что ему оставалось, так это бубнить себе под нос, выражая свое недовольство.

Я, кстати, на недостойное поведение ему уже указывал. Мало того — продемонстрировал кусочек фильма про Гарри Поттера, тот, в котором некто Кикимер вел себя подобным образом, но результат не воспоследовал. Точнее — воспоследовал, но не тот, которого я ждал.

Сначала Родион долго вертелся перед зеркалом, разглядывая себя в отражении, а после заявил:

— И вовсе мы не похожи. У меня и шерстка есть, и ушки аккуратные, а этот урод какой-то.

После же он рассказал об увиденном подъездным, те заинтересовались, и в результате каждый вечер неделю подряд вся их дружная компания собиралась у меня дома и смотрела фильм за фильмом из данной серии, особенно оживляясь при появлении на экране очаровательного Добби.

Когда же отважный домовой эльф пал от ножа коварной Беллатрисы Лестрейндж, то кое-кто из молодняка даже слезу пустил. Что там — их аксакал Кузьмич, и тот пару раз носом шмыгнул, сурово промолвив:

— Достойно ушел. За други своя!

Но ворчать Родька все равно не перестал, и со временем я привык к тому, что на кухне есть некий посторонний шум. А привыкнув, перестал замечать так же, как рокот холодильника или гудение крана.

Вот и сейчас непрестанный бубнеж не мешал мне размышлять на тему того, что мне поведала Женька прежде, чем мы перешли к разнообразным и приятным глупостям.

Если точнее, после того как мы опустошили добрую половину холодильника и неторопливо пили чай, я наконец-то задал вопрос, который вертелся у меня на языке уже несколько часов.

— Слушай, а чего ты тогда хотела?

— Когда «тогда»? — уточнила Женька, пытаясь ухватить конфету из вазочки, которая маневрировала по столу, на редкость умело уворачиваясь от ее загребущих рук. — Саш, ну скажи этой жадине, что меру знать надо! Я сладкого хочу, у меня был тяжелый день, нужно поддержать угасающие силы!

— Про «меру знать» — это очень точно! — буркнул Родька откуда-то из-под раковины. — Ходят тут всякие, конфет на них не напасешься!

— Родион! — рявкнул я и топнул ногой. — Гость в доме! Вот я тебя тапком!

Вазочка остановилась, причем на максимально удаленном от Мезенцевой расстоянии. Это был его любимый трюк, проделываемый регулярно.

— Правильно, — перегнувшись через стол, одобрила мои слова Женька. — Как таракана!

— У ей еще и тараканы есть, — подал голос слуга. — Натащит их сюда, вот обчество порадуется! И тебе, батюшка ведьмак, поклоны бить станет за эту радость! Только-только они эту напасть изжили — и все по новой!

Мне очень хотелось сказать, что эти тараканы проживают исключительно в голове нашей гостьи, но я не стал.

— «Тогда» — это когда ты мне позвонила, — решил я не длить конфликт. — В ночи.

— Все, вспомнила! — Женька развернула «Мишку на Севере» и демонстративно аппетитно отправила ее в рот. — Ах, какая вкусная конфета! С вафелькой, с шоколадом!

Под раковиной что-то загрохало, как видно Родька в неизбывной злобе бился головой о стенку.

— Так вот, — удовлетворенно улыбнувшись, продолжила Мезенцева. — Хотела сказать, что есть новости о твоем приятеле.

— Котором? — уточнил я, заранее зная ответ.

— О том самом, — махнула рукой девушка в сторону окна. — Который осенью отправился в теплые страны, на пару с перелетными птицами. Прорезался наш красавец.

— Опа. — У меня вдруг вспотела спина. Я знал, что этот момент наступит, но хотел надеяться, что все-таки запас времени у меня есть.

— Америка-Европа, — в рифму ответила Женька. — Между прочим, он там и ошивался до последнего времени. В Европе. Точнее — во Франции. И изрядно пошалил в славном городе Париже. Спутался с какими-то выходцами с Гаити, практиковал вудуизм, а под конец устроил макабрические пляски на острове Сите, прибив в их процессе пяток «ажанов» и одного сотрудника «Бюро-15».

— Ажаны — это тамошние полицейские, — почесал в затылке я. — А «Бюро-15» это что? Местное ФСБ?

— Наши коллеги, — веско ответила Женька. — Хорошие ребята, я с ними по «Скайпу» несколько раз общалась. Там есть один такой Поль, это что-то! Сам светленький, глазки голубенькие! Он мне их строил, и «мадемуазель Жени» при этом называл. Такая лапа!

— Да-да, ревную, как Отелло, — поторопил ее я. — Уже вне себя от злости, причем настолько, что готов повторить поход Кутузова на Париж. Что дальше?

— Дальше плохо. — Гора фантиков перед Мезенцевой росла. — Дальше грустно. Разобрали черные братья под руководством нашего соотечественника этого самого Поля на запчасти, а после использовали отдельные фрагменты его внутренностей в черном ритуале, из тех, что в фильмах ужасов показывают. После ритуала сего Поль уже в неживом состоянии приперся в офис Бюро, и там коллегу чуть до смерти не закусал. Вот такие «Зловещие мертвецы», часть четвертая.

— Жалко Поля, — не кривя душой, сообщил я ей. Правда жалко. Паршивая смерть, Соломину не пожелаешь. — Еще один сгорел на работе. Что дальше?

— Коллеги синеглазого бедолаги здорово разозлились, и устроили историческую реконструкцию «Варфоломеевской ночи». Перебили пяток-другой вудуистских жрецов, разорили алтари, но вот нашего друга упустили. Улизнул колдун в последний момент.

— К родным березам или еще куда? — уточнил я. — Это выяснили?

— В Чехию подался, — не стала томить меня в неведении Женька. — Он из «Орли» вылетал, пробили информацию. Чуть-чуть опоздали, рейс уже тю-тю. И не развернешь его никак, этот красавец не в списках Интерпола, то есть оснований на подобные меры нет. Это у нас все решают связи, у них там все строже. А в Праге наших нет. Точнее — вроде бы есть, но с остальными они не общаются, и с просьбой к ним не обратиться. У нас тоже все не очень просто.

— Чехия к нам ближе, чем Франция, — опечалился я. — Стало быть, скоро заявится.

— Непременно, но не прямо завтра, — авторитетно заявила Мезенцева. — Это не моя точка зрения, так Ровнин с тетей Пашей рассудили. Он же туда не просто так сквозанул, а с определенной целью.

— А если поконкретней? — попросил я.

— Хреновый ты ведьмак, Смолин, — обличительно произнесла девушка. — Не мне тебе подобное объяснять нужно, а наоборот. В ночь с тридцатого апреля на первое мая что происходит?

— Что? — начиная злиться, переспросил я. — Ну не знаю, не знаю! Не тяни уже.

— «Ведьмин круг» в Чехии в эту ночь проходит, — с удовольствием добила меня Женька. — Не слышал? Даже не удивлена. Пыль в глаза пускать ты мастер, а как до дела дойдет…

— Хозяин, если ей по башке молотком сильно вдарить сзади, то она точно помрет, — посоветовал из-под раковины Родька. — А тело ейное я сам опосля в ванной разделаю, в пакеты разложу и потихоньку в четырнадцатый дом перетаскаю, к мусоропроводам. Один пакетик в первый подъезд, другой — во второй, и так далее. Я по телевизеру про такое смотрел. В «Дежурной части».

— Он не шутит, — показал я пальцем на мойку. — И мне начинает казаться, что в его словах есть некий смысл.

— В Чехии этот день называют «Ведьмин круг». — Женька, похоже поняла, что заигралась, и немного сменила тон. — А в Германии он известен как «Вальпургиева ночь». Сообразил?

— Ага, — кивнул я. — Только одно неясно — почему Чехия? Отчего не Германия?

— Поверь, по ряду параметров Чехия немцев бьет только так. Спорный вопрос, где черные традиции и искусства мощнее укоренились. И Ровнин того же мнения.

— Значит, май, — потер подбородок я. — Хрен редьки не слаще, он уже на носу.

— Начало июня, — уточнила Женька. — Первого июня «Русалий день», этот праздник колдуну как гвоздь в пятку. А вот потом — жди гостя дорогого. Его время наступит.

— Поглядим еще, — приободрился я, мысленно завязывая узелок на предмет уточнения, что это за праздник такой справляется в день защиты детей. — До лета много воды утечет.

Собственно, после этого ужин закончился, вечер стал чуть более томным, а после Женька уснула.

И мне пора последовать ее примеру да вздремнуть немного. Ну как в ночи у меня дверь начнут с петель снимать крепкие ребята из охраны семейства Ряжских? Фиг выспишься тогда! Внутрь они попадут вряд ли, но шума наделают немало.

Хотя — маловероятно. Ольга Михайловна уже пришла в себя, и если до сих пор добрый молодец Алеша сотоварищи не нарисовался, то, скорее всего, ждать его не стоит.

А вот завтра, на службе…

Что будет завтра я додумать не успел, провалившись в серое марево сна. Точнее — не-сна. Так обычно случалось, когда меня заносило в то место, которого нет.

Ну да, все как всегда. Я снова в Нави, той, которую до сих пор в глубине души побаиваюсь и в которую одновременно с этим уже месяц хочу попасть. Я стою лицом к терему, а за спиной тихо плещет волной река Смородина.

Правда, сегодня как-то совсем тихо.

Обернувшись, я тихонько присвистнул и потер глаза.

Туман. Да какой туман? Туманище. Вся река словно белой шапкой накрылась, противоположного берега не видать. Чудно, никогда здесь подобного не видал. Нет в этих местах природных явлений, точнее, до сего момента не имелось. Небо без звезд и облаков, воздух не холодный и не теплый, про ветер, дождь и снег я вообще молчу.

А тут — на тебе.

Вывод можно сделать только один — оживает, выходит, Навь. Потихоньку, помаленьку — оживает. Или наоборот — она и не засыпала, безжизненным являлся только этот уголок, в котором спала-почивала богиня Морана. А теперь она разбужена, и то, что обитает за рекой Смородиной, это учуяло.

И что-то мне подсказывает, что второй вариант наиболее верный.

Я еще раз глянул на туман, после поднялся на крыльцо терема, по привычке поскреб подошвами ботинок о доски пола, вроде как ноги вытер, и постучался в дверь.

— Заходи, гость желанный, — донесся до меня голос Мораны. — Не стой у порога.

Я глубоко вздохнул и дернул дверную ручку на себя.

Глава девятая

Вот всякий раз, заходя в этот дом, начинаю терзаться одним и тем же вопросом — как приветствовать ту, что в нем обитает?

«Поздорову ли?» — вроде бы созвучно той эпохе, в которой хозяйка терема обитала ранее, но не подходит. Какое там здоровье, после веков, проведенных во сне?

«Привет, красивая!» или «Опа, кого я вижу!» — не поймет. Учитывая же то, что ее раздражает все непонятное, стоит вообще очень аккуратно подбирать слова. Прорезались эмоции у Мораны, прорезались. И не скажу, что это упростило мне жизнь.

«Исполать табе, матушка» и тому подобная архаика вовсе отпадают, поскольку я не очень хорошо осознаю, к месту употреблено то или иное выражение, или нет. А «вайфая» здесь нет, в сеть залезть не получится.

Потому всякий раз приходится как-то выходить из ситуации, выдумывая что-то новое.

— О, мишка! — только войдя в дом, ткнул я пальцем в здоровенную шкуру на полу, которой раньше здесь не видал. — У, зверюга небось при жизни какая была! Три метра в холке!

— Так и есть, — подтвердила Морана, сидящая на скамеечке у окна. — Силен, быстр, жизнелюбив был этот бер. Так и не диво сие. Отцом его Велес являлся.

— Велес? — переспросил я. — Бог? Да ладно!

— Брат чаще всего в медведя перекидывался. — Морана перекинула косу со спины на грудь. — Знаешь, какова печать его? Медвежья лапа. И обереги велесовы ее же на себе несли. Потому иные племена медведя не то что убивать — по имени поминать боялись, «косолапым» да «медолюбом» кликали. Никто не хотел вражды с Велесом.

— На самом деле? — я показал глазами на шкуру. — А отчего тогда вы этим красавцем так распорядились?

— Боялись все, кроме меня, — улыбнувшись краешками рта, пояснила богиня. — Разозлил братец один раз меня очень сильно, вот я и навестила того, кого он прижил, пока год по лесам в шкуре бегал да себя искал.

— «Себя искал»? — не понял я.

— Случалось с ним подобное, — пояснила Морана. — Со зверями жил, чего ещё ждать? Как-то раз и вовсе заявил, что надоело ему все, и мы, дети Рода, более других, ибо зла в нас много. Сказал и ушел от нас в Явь, перекинулся там медведем, и год в его облике прожил. Как потом говорил — истину искал. Дескать, чтобы понять сколько в боге людского есть, надо сначала диким зверем побыть. Чушь полная.

Ишь ты. Не сильно, выходит, иные из них, древних, отличались от нас нынешних. Причем не только людей, но и богов. Сейчас, правда, не столько в леса за поиском истины уходят, сколько в алкогольный чад, или, того хуже, в наркотический угар. Но смысл тот же.

— Однако за поисками истины о себе мой братец не забывал, и медвежонка одной мохнатой красавице заделал, — продолжала богиня. — Вон какого! Лобаст, свиреп! Ух, как я его убивала — приятно вспомнить! Никак он не хотел умирать. Ревел, пытался меня лапой достать, потом кишки себе в живот заталкивал. Одно слово — божье отродье.

— А Велес? — мне не очень понравилась заключительная часть рассказа. Натурализма многовато, да и мишку жалко. Он же не виноват, что ему такой папка достался? — Неужто не вступился?

— Нет. — Морана огладила платье на коленях. — И не подумал. Что ему какой-то там ублюдок? У него уже другие забавы имелись, другие великие планы.

Очень она за что-то на Велеса обижена. И вообще — кабы ей он братом не приходился, то я бы подумал, что Морана его того… Ну этого самого… Но только это бред! Будь на ее месте американская богиня или азиатская — возможно. Там мораль другая и нравы тоже. Про Черный континент я и не говорю, видел я статуэтки их богинь, тех, у которых груди по полпуда каждая.

Но Морана… Да ну! Скорее всего, здесь имеет место быть профессиональная неприязнь. Или даже зависть. Не исключено, что Велес лидировал в размере паствы, количестве подношений, периодичности обращенных к нему молитв, что будило здоровую конкурентную нелюбовь у соратников по божественному промыслу.

— Ладно, то дела минувшие, — встала Морана с лавочки. — А нам надо о дне сегодняшнем думать. Одна из моих служанок поведала, что ты хотел меня видеть? Непонятно.

— Что именно? — уточнил я, внутренне поморщившись. Что мне не нравилось в разговорах с Мораной, так это ее привычка уходить от прямых формулировок. Сказала она что-то — и гадай, какой смысл в эту фразу вложен.

— Почему желая меня увидеть, ты сам делать ничего не хочешь, — разъяснила богиня. — Служанка тебе ясно дала понять, как двери ко мне открыть.

— Причем предельно, — подтвердил я. — Но не подходят мне такие способы. В сотый раз говорю — не стану я людей убивать налево и направо ради достижения своих целей. Не принято сейчас подобное.

Ну это я загнул. Сдается мне, что тот же самый Соломин запросто на подобное пошел бы. Да что Соломин? И Павел Николаевич Ряжский тоже, посули ему гарантированное расширение бизнеса до неприличных размеров. Причем даже в том случае, если бы это пришлось делать собственноручно.

А я так не хочу. И не сумею, чего себе врать. Как представлю себя, перерезающим кому-то горло, так аж в холод бросает.

Правда, это говорит не столько о том, насколько хорош я или плохи они. Это, скорее, демонстрирует то, что они ради того, чтобы сорвать джек-пот, готовы на все, а я по-прежнему склонен к излишней рефлексии и непониманию текущего момента.

Ну и ладно. Переживу.

— Пойдем со мной, — поманила меня рукой Морана, направляясь к лесенке, ведущий на второй этаж. — Пойдем.

В закрома повела. В небольшую комнатку, где стоит расписной сундучище. А в нем — книга. Та самая. Опять будет тыкать пальцем в недоступные для меня страницы, пустые или покрытые тарабарскими крокозябрами, а после вещать о том, что я сам себе враг.

Угадал. Но только отчасти.

Сундук Морана открыла, и книгу из него достала — это да. Но листать ее не стала, а просто положила на стоящий здесь же небольшой столик. Следом за этим она извлекла из сундука довольно-таки большое серебряное блюдо, края которого были испещрены то ли выцарапанными, то ли топорно отчеканенными странными знакам.

— Смотри, — велела мне богиня, прислонив блюдо к корешку книги, после вытянула из рукава белоснежный кружевной платочек и взмахнула им.

По блестящей глади блюда пробежали маленькие золотистые искры, следом по ней прошли волны, словно старое серебро оживало, а минутой позже я с удивлением осознал, что смотрю в эдакий сказочный телевизор, по которому показывают некое подобие фильма «Апокалипсис сегодня», только без музыки Вагнера. Да и вообще без звука.

Но — впечатляло.

Крепкий парень в черном плаще, стоя на холме, лихо отбивался от вояк в блестящих сталью кольчугах, лезущих к нему со всех сторон. То и дело один из нападавших выбывал из строя. Кому доставалось молнией, бьющей из внезапно сгустившейся тучи, кого обдавало водой, льющей прямиком из воздуха, про огонь я и не говорю, там и так горело все, что только можно. Причем за счет того, что дело происходило то ли вечером, то ли ночью, выглядело это все крайне зрелищно.

За всем этим наблюдали три суровых бородатых старца в белоснежных одеждах, каждый из них держал в руках крючковатый ростовой посох. Пылающая деревня за их спинами добавляла антуража этой сцене.

Парень крутанулся на месте, что-то проорал, обращаясь к небесам, и мигом налетевший ветер, который выглядел почти мультпликационно, одним махом смел с холма человек пять, которые почти подобрались к своей цели.

— Лихо! — проникся я. — Силен!

— Да-да, — подтвердила Морана. — Дальше гляди.

Еще минут пять парень в черном умело и даже где-то весело отбивался от превосходящих сил противника, но после в дело вступили белобородые старики. И вот против них ничего отчаюга на холме предпринять не смог.

Ветер ему более не помогал, вылезшие из земли скелеты рассыпались на отдельные составляющие, не успев сделать шага, и вода с небес не лилась. В конце концов, в ход пошла сталь, так как магия, похоже, кончилась.

На мечах парень драться не умел, это даже я, максимально отдаленный от фехтования человек, понял сразу. Потому ничего удивительного в том, что героя древнерусского боевика быстренько обезоружили и связали, не наблюдалось.

Кончилось шоу вообще скверно. Парня связанным закинули в приземистое строение, по моему разумению — баньку, закрыли его там да и подпалили с четырех сторон. Причем никто кресалом не щелкал и факелом в крышу не тыкал. Один из стариков просто рукой махнул — и поползло пламя по стенам. Тоже впечатляет, причем крайне. Я бы хотел так уметь. Полезное заклинание, в жизни точно пригодится.

Банька сгорела шустро, напоследок порадовав зрителя в моем лице красивым спецэффектом. Когда в огне уже и стен видно не было, крыша вдруг словно лопнула, и в небо ударил столб синевато-багрового цвета.

Собственно, на этом трансляция закончилась и блюдо снова стало просто блюдом.

— Вот такой вот «ТНТ-Премьер», — задумчиво пробормотал я. — Эксклюзивный показ. Скажите, а где яблочко?

— Какое яблочко? — Морана подвинулась ко мне поближе. — Ты о чем, ведьмак?

— Ну обычно к тарелочке, которая транслирует какое-либо изображение, в сказках прилагалось наливное яблочко. Оно по краешку катается во время показа, обеспечивая работу данного гаджета, — объяснил ей я. — Фольклор. Вкус, знакомый с детства. Древнерусский «айпад», короче.

— Нет у моего «серебряного ока» никакого яблочка, — немного сердито объяснила мне богиня. — И увидеть оно дает только то, что мне самой довелось созерцать. Не стану скрывать — эту битву наблюдала тогда с удовольствием. И волхвам часть силы своей даровала, чтобы выродка того в Пекельное Царство отправить. Догадался поди, кто тот злодей в черном был?

— А как же! — пожал плечами я. — Кащеев отпрыск.

— Не просто один из многих. — Морана взяла блюдо и отнесла его обратно к сундуку. — Сын его. Первый в роде. Тот, что знания от отца принял.

— Тогда понятно, почему он настолько умело отбивался, — подытожил я. — Кабы не часть вашей мощи, и волхвам небось удачи не видать?

— Верно, — подтвердила Морана. — Силен был Рогволд, не отнять. Слабее Кащея, но все равно — силен.

— Богиня, я и так знаю, что у меня впереди не очень веселая встреча с представителем вышеупомянутой славной фамилии, — вздохнул я. — Что вы меня снова дополнительно пугаете? Мне и так страшно. С такой мотивацией я скоро фамилию сменю, пластическую операцию на лице сделаю и в Аргентину подамся.

— С веками сила потомков моего ненавистного бывшего супруга ослабела. — Морана подошла поближе, а после положила свои ладони на мои плечи, отчего по спине побежали мурашки. — Все меняется в этом мире, и она тоже. Твой враг не владеет и десятой долей той мощи, что была доступна Рогволду, про самого Кощея я и не говорю. Но все равно он силен. Не только познаниями в волшбе. Для него нет слова «нельзя», ведьмак, он берет то, что хочет, не утруждая себя оправданиями. Золото, власть, чужая жизнь — ему без разницы. Ты же сам себе придумал запреты и теперь не можешь их обойти. Потому он победит, случись между вами бой прямо завтра. Ты станешь сомневаться, а Кощеев змееныш — действовать.

— Знаю, — проворчал я. — Просто в нем человеческого не осталось, а я все еще одной ногой в мире Дня стою. И потом — детей резать даже ради своего спасения не стану. Это не потому, что я такой правильный, просто чем такой тварью становиться, лучше сдохнуть. И это вы из моей головы не вышибете, как не старайтесь.

Мне показалось, или Морана устало, совсем по-человечески, вздохнула?

— Все же в старые времена толковых людей найти было куда проще, — сообщила мне она.

— Слуг.

— Что?

— «Слуг», — повторил я. — Называйте вещи своими именами.

— Слуг, — согласилась Морана. — И ничего зазорного в том нет. Служить богине совсем не то, что прислуживать князю. Хотя и в том стыда нет никакого. Князь — первый среди равных, в чем позор? А богиня — она над всеми стоит, в ее терем только лучшие из лучших вхожи.

— Хоть в чем-то стал лучшим! — порадовался я. — А то с детства как-то не складывалось. И в «Зов джунглей» не попал, и олимпиады в школе сроду не выигрывал, и первая красавица на курсе до меня не снисходила.

— Снова непонятны твои слова, — упрекнула меня Морана. — Знай, ведьмак, если ты насмехаться надо мной вздумал, и я про то проведаю…

— И в мыслях не имел, — заверил я ее. — Лучше давайте мы с вами какой-токомпромисс найдем, а? Ну… Такое решение, чтобы и вам хорошо, и мне кровь попусту не лить.

— Много воли взял, — руки богини покинули мои плечи. — Советы давать начал, хоть я тебя об этом не просила.

— Такие уж у нас там, в экс-Яви, времена, — тяжко вздохнул я. — Мое поколение — потерянное. Про нас все думали, что мы «некст», а оказалось, что «офф».

— Сюда иди. — Богиня снова переместилась к сундуку. — Вот, смотри.

Ну да, как я и думал — пустая страница. Сейчас же последует реплика на тему: «Здесь могла бы быть ваша реклама».

Не успел я додумать эту мысль, как Морана ухватила мои щеки своими ледяными руками, ее огромные и нечеловечески красивые глаза оказались напротив моих, а после я ощутил прикосновение ее губ.

Голова закружилась, в ушах гулко ухнуло, а после на миг мне показалось, что земля и небо временно поменялись местами, но дела мне до этого никакого нет, потому что я лечу в какую-то бездонную черную пропасть.

А все почему? Потому что поцелуй богини — это вам не шутки.

Не знаю, сколько по времени заняло это действо. Скорее всего — секунды. Но мне они показались вечностью. Фраза избитая, но зато точно передающая суть произошедшего.

— Смотри, — ткнула в ту же самую страницу пальцем Морана сразу после того, как наши губы разъединились. — Видишь?

И правда — одна за другой на желтом от старости листе появлялись строчки, и я мог их прочесть. «Именем Света, именем Рода, именем силы его! Перун, громом явленный, внемли призывающим Тебя! Славен и триславен буди! Пошли нам дитя свое, да на место на красное…».

Ну и так далее. Я сразу не понял, что тут к чему, потому что раз за разом перечитывал строки, запоминая точный порядок слов (это важно) и список трав, которые нужно будет использовать для получения…

А собственно — чего?

Ладно, потом разберусь. Сейчас главное ничего не упустить и не перепутать.

Как в воду глядел. Минут через пять строки исчезли так же, как появились.

— Ведомо тебе, что ты сейчас узрел?

— Ну догадки есть, — уклончиво ответил я Моране. — Призыв это. Вот только кого? Вряд ли дитя Перуна лично заявится ко мне на помощь.

— Дети любого бога, те, кто дарован ему Родом. — Богиня снова приблизилась ко мне. — Перуну была дарована власть над огнем небесным, над молниями. Они есть суть его дети, те, что его именем и волей добро да зло творили. Молнии тебе не по плечу, людям меньшие силы доступны, но тоже могучие весьма. Смекнул, ведьмак?

— Ох ты, — я вспомнил, как волхв в том ролике, что мне Морана по древнерусскому «Ютубу» показала, запалил баньку. — Это значит, что я огнем из рук пыхать смогу?

— Если овладеешь волшбой, что я тебе показала — сможешь. Не так как перуновы ратники или мои волхвы, но — да. Да и друг тебе огонь. Ты потомок дружинных людей Олега Вещего, а он с ним ладил.

— Вот спасибо! — я даже не знал, что сказать. — Прямо…

— Я отдала часть себя, чтобы ты смог прочесть скрытое, — печально произнесла Морана. — Может случиться так, что именно этой капли силы мне не хватит в тот момент, когда… Но — неважно, ведьмак. Нет во мне жалости о свершенном. А теперь — иди. Ослабела я, и наши два мира связать воедино уже не могу.

И — все. Я лежу с открытыми глазами, рядом сопит Женька, забросившая мне руку на грудь, из кухни слышится похрапывание Родьки.

Кончилось свидание в Нави. Банальным женским шантажом кончилось. Она это знает, я это знаю, но изменить уже ничего не изменишь, последнее слово осталось за богиней.

И главное, прием какой избитый! Светка в годы супружества такие же фортеля выкидывала. А Женька и того похлеще может отмочить.

Другое дело, что теперь стало предельно ясно — других подарков от Мораны можно не ждать ровно до той поры, пока она свое не получит. Больше скажу — и в Навь мне до той поры дорога заказана. Богиня четко дала понять — вот тебе, Смолин, маленькая ложечка вкуснятины. Не овощного бесполезного салата, что ты получал до того, а хорошего наваристого супа, которым наесться можно. А если хочешь получить целую тарелку этой благодати — будь любезен, заплати за нее.

В этом есть свой, пусть и невыгодный для меня, смысл. В конце концов, не она одна так поступает. Любой работодатель ровно то же самое проделывает с теми, кто к нему наниматься пришел. Более того — документально это фиксирует, используя красивую и возвышенную форму человеческих взаимоотношений, именуемую «трудовой договор».

Ладно, пойду на кухню, запишу текст ритуала, а то, не ровен час, какое слово забуду. Или травку из состава.

И надо будет на выходных испытание провести, что ли? А то мне непонятно, как эта штука все-таки действует. В смысле — технологически. Рецепт сложный, практически — ритуал, значит, не так все просто. Значит, после него некая заготовка должна остаться, которую в нужный момент можно пускать в ход. Только надо понять, как ее активировать.

Но это — потом. А сейчас записать все — и спать. До утра всего-ничего времени осталось. На работу вставать скоро. Я туда все-таки пойду, хоть это и припахивает легким суицидом. Но у Ленки нынче день рождения, никак такое мероприятие пропускать нельзя. Не простит она подобного проступка, нет, не простит. Мало того — затаит зло и при случае сведет со мной счеты. Например, сыпанет в мою кружку с кофе рвотного напополам со слабительным. С нее станется.

Опасался я зря, за весь день так ничего и не случилось. В смысле — никто мне руки не заламывал, в машину не заталкивал, в лес не отвозил. День как день. Разве что Геннадий, с которым я столкнулся в коридоре ближе к обеду странновато на меня глянул, но и это не показатель. Он вообще товарищ очень мутный, что у него в голове творится — фиг знает.

Впрочем, мне это до фонаря. Тем более, что под конец рабочего дня я в компании девчуль перешел к разделу «Маленькие офисные радости». Проще говоря — Ленка взгромоздила на мой стол приличных размеров бисквитно-кремовый торт, за которым она не поленилась сгонять в какую-то особенно славную кондитерскую, находящуюся аж в районе «Парка Культуры». Вдохновленные видом и запахом этой кулинарной красоты, мы вооружились ложками и начали методично ее уничтожать, прямо так, без всяких там нарезаний на куски. Чай не графья. Да еще и запивали его «Ламбруской», что усиливало вкусовую гамму.

Чем не рай на Земле? И не мешает никто.

Все-таки хороший предправ Волконский. Правильный. Одним из своих первых декретов он упразднил тягостную повинность, обязующую именинников представать перед трудовым коллективом для их поздравления. Врать не стану — меня всегда это напрягало. Стоишь, улыбаешься как дурак, и слушаешь слова, в которые не верит даже тот, кто их произносит.

Теперь все просто — вызвал тебя руководитель в свой кабинет, сказал пару дежурных фраз, потряс конечность, вручил конверт — и иди работай. Быстро, удобно, хорошо!

Кстати, конверт — это не премия от банка. Это коллеги скидываются кто сколько может тебе на подарок. У нас его с профессиональным цинизмом «фондом взаимопомощи» окрестили, причем точнее и не скажешь. Ну а как? Сначала ты весь год коллегам отстегиваешь на праздник, а потом, через двенадцать месяцев все эти деньги к тебе возвращаются, как правило, в том же объеме. Кстати — мне вот всегда было интересно узнать, кто по сколько мне на день рождения денег сдает. Нет-нет, не из меркантильных соображений. Просто это как лакмусовая бумажка, точно можно понять, как кто к тебе относится.

— Убери свою загребущую лапу от «розочки»! — потребовала Ленка от Наташки. — Я именинница, мне ее есть!

— Ты уже три штуки из четырех стрескала! — возмутилась Федотова. — Куда в тебя лезет?

За этой перепалкой последовала дуэль на спешно облизанных ложках, и пока девчонки, сопя, звенели сталью, я спорную кремовую «розочку» съел. Все правильно, в большой семье хлебалом не щелкают.

— Смолин, скотина!!! — дружно взвыли мои коллеги, но я прекрасно знал, что нужно делать в подобных ситуациях и как избежать моментальной и безжалостной расправы.

— Время шампусика! — Я цапнул полупустую бутылку за горлышко. — Давайте тару!

— Потом его убьем, — предложила Ленка подруге, и та согласно кивнула, подставляя фужер. — Сашка, скажи мне, что я самая красивая!

— Ты самая красивая, — послушно повторил я. — А мы, мужики, просто зажрались! И еще — Ленка, если бы не моя позорная бедность, то я бы давно тебя подпоил, совратил, оплодотворил, а после по «залету» на себе женил. Но заставить такой бриллиант ютиться на моих сорока с копейками квадратных метрах мне совесть не позволяет. За тебя, и пусть у тебя все будет чудесно-расчудесно! И еще! Хоть сейчас открой мне секрет — вокруг кого вращается Земля, если ты сейчас здесь, с нами?

— Врет, гад такой, но до чего приятно! — сообщила Елена подруге, осушила фужер и перегнувшись через стол, потянулась ко мне, сложив губы «бантиком».

Я, само собой, немедленно выпил, и сделал то, что подразумевалось. То есть с немалым удовольствием с ней поцеловался.

Нет, повезло мне с коллегами. Как есть повезло.

— Продолжим, — предложила Наташка и снова воткнула ложку в торт. — Кстати, есть новая сплетня про Чиненкову. Я, когда сегодня у «кредитников» в кабинете кофе тырила, ее случайно подслушала. Так вот, она на новенького мальчика из «операционного» запала! Ничего себе так мальчик, я сходила, посмотрела. Высокий, сероглазый.

— Пропал парень, — со знанием дела подытожила Ленка. — Любовь Чиненковой не всякий ветеран сдюжит, больно она удушливая. А уж новенький…

Я хотел было высказать свое мнение по этому счету, но не успел. Помешали. Точнее — помешала. Еще точнее — в наш кабинет без стука, как и положено хозяйке, решительно вошла госпожа Ряжская, а следом за ней и наш новый предправ.

Реакция моих подруг была молниеносной, такой, какой она и должна быть у матерых офисных служащих.

Ленка немедленно вскочила со стула, закрыв своей спиной стол и, радостно раскинув руки, заорала:

— Дмитрий Борисович, да что ж вы на меня время тратите? Позвонили бы, я сама пришла!

Наташка же неуловимым кошачьим движением смахнула со стола бутылку с остатками шампанского и заменила ее на «минералку». Причем — беззвучно. Ни стука, ни плеска — ничего.

Опыт не пропьешь.

— С днем рождения, — протянул Волконский руку имениннице. — И да, Елена, зайдите потом ко мне в кабинет.

— Непременно, — девушка показала рукой на торт. — Может, с нами? Ну да, я знаю, что на рабочем месте есть нельзя, но повод больно весом. Мне же сегодня восемнадцать исполнилось.

— Мне казалось, что шестнадцать, — медовым голосом сбоку подпел я.

— Восемнадцать, — покачала головой Наташка. — Кто бы ее несовершеннолетнюю на работу взял?

— Я, — вставила свое слово Ряжская. — Дмитрий Борисович, вы идите к себе. Мы тут сами.

Вот здесь мои подруги насторожились. Волконский суров, но справедлив, это знали все. Но что ожидать от новой собственницы? Ее характер для всех, кроме меня, по-прежнему оставался тайной за семью замками.

— Торта? — предложил я Ольге Михайловне, показав на стол. — За компанию?

— Черт, тут кусок уже не отрежешь, — озадачилась именинница, глядя на расковырянное со всех сторон кондитерское изделие.

— И «розочек» не осталось, — иезуитски добавил я, открывая ящик стола и доставая из него ложку. — Экая досада!

— Нечего было последнюю жрать! — справедливо обвинила меня Наташка. — Вот, гостья пришла, а нам и предложить нечего.

Ряжская подкатила к столу запасное кресло, до того стоявшее у стены, и уселась на него. Я протянул ей столовый прибор, предварительно вытерев его своим платком.

Женщина молча запустила ложку в торт, отковырнула кусок покремистее и отправила его в рот.

— Это по-нашему, — признала Ленка, опускаясь на стул.

— Ага, — подтвердила Наташка.

— Шампанского налейте, — прожевав торт, велела Ряжская. — У вас есть, я знаю.

— Глаз-алмаз! — восхитился я, пока Наташка доставала из шкафа запасной фужер. — Вот такой это человек, роднули мои. Все видит, все знает!

— С днем рождения, — не обращая на мои слова внимания, произнесла Ряжская. — Желаю, чтобы все в твоей жизни случилось так, как ты представляла себе тогда, когда тебе исполнилось пятнадцать лет.

Красиво сказано. Надо запомнить. Пригодится.

— Спасибо! — искренне ответила ей Ленка. — Пока особо ничего не сбылось из тех мечт, но я не теряю надежды.

— Не теряй. — Ряжская осушила фужер. — Не надо. И — подарок за мной.

— Да о чем вы? — смутилась девушка. — Какой подарок?

— Хороший, — губы Ольги Михайловны осветила та улыбка, появление которой, как правило, предвещало для меня какие-то неприятности. — А как по-другому?

Она встала, подошла ко мне, взъерошила мои волосы, а после еще и за шею обняла, пристроившись за спинкой кресла.

Вот что у них всех за привычка меня за голову хватать? То за щеки, то за волосы. Ей-ей, раздражать начинает.

— Вы же обе с моим Сашенькой огонь и воду прошли? Он мне рассказывал о вас. Больше скажу, когда начались кадровые перестановки, он мне сразу заявил, что вас они коснуться не должны. Я, разумеется, согласилась, но ему потом ох как пришлось эту свою просьбу отрабатывать. Ну вы же меня понимаете?

И все это время правая рука Ряжской не бездействовала. Она то снова трепала мои волосы, то гладила по щеке, а под конец ослабила галстук, расстегнула две пуговицы на рубашке и нырнула под нее. Причем сама Ольга Михайловна маленько наклонилась и уперлась своим подбородком в мой затылок.

Тут даже тупой догадается, как я отрабатывал свою просьбу, что уж говорить о Ленке с Наташкой?

Логика поступка Ряжской мне понятна, вот только есть один просчет. Не станут эти двое выносить сор из избы. Как раз потому, что не тупые. Ну и потом — они со мной дружат, и прекрасно понимают, каким боком мне такая сплетня выйти может.

— Надо перекурить, — мило улыбнувшись, сообщила Наташка. — Лен?

— И к Волконскому зайти, — поддержала ее подруга. — Он там, в своем кабинете, поди уже извелся весь, меня ожидая. Небось, мерит пол шагами, гадает чего я за конвертом не иду. Нельзя так с ним. Все-таки председатель правления.

После чего эта парочка спешно покинула наш кабинет. Правда, почти наверняка никуда и не подумала идти, заняв пост у двери, больно уж отчетливо простучали их каблучки, удаляясь. Чересчур реалистично. Не знаю только, подслушивают или нет.

— Даже не спрашивай, зачем я устроила все это представление, — промурлыкала Ряжская мне в ухо.

— Не буду, — пообещал я. — И так понятно. Еще шампанского?

— Позже, — отказалась она и погладила меня по голове. — Ну, и что вчера было?

— Среда, — ответил я. — Если календарь не врет.

— Не то. — Руки женщины крепко обвили мою шею. — Не то, Сашенька.

— Может, конкретизируете вопрос?

— Знаешь, я сначала очень хотела тебя убить, — шептала мне на ухо Ряжская. — Не фигурально, а по-настоящему. Первые десять минут только о том и думала. А потом перестала.

— Чой та?

— Мне страшно стало. Так страшно, как никогда не было. Даже в девяностых, когда меня в подвале неделю небритые товарищи в кожанках держали в цепях, на хлебе и воде, ежедневно обещая к нехорошей маме отрезать все, что только можно. Имеется в моей биографии такой момент. Так вот и тогда я так не боялась. Я ведь даже заплакать не могла. Знаешь, я теперь точно знаю, что означает пословица «лежит, как бревно». И когда наконец поняла, что чувствую ноги, то передумала тебя убивать.

— Повторюсь — чой та?

— А у меня нет уверенности в том, что ты после смерти не заявишься ко мне, чтобы отомстить. И если ты такое сотворил, чтобы я просто подумала о своих словах, то что ты устроишь тогда, когда разозлишься? Я не хочу этого знать.

— Ну я в свое пожелание подумать вкладывал немного другой смысл, но в целом направление верное, — одобрил я ее слова.

— Подумала, Саша. — Ряжская прижалась к моей щеке. — Ох, как я подумала. Время-то было. И, знаешь что?

— Что?

— Давай дружить, как раньше. Ну психанула, наговорила глупостей. Так ведь я женщина, что с меня возьмешь?

— «Минивэн», например, — предложил я. — Тот, что со всем фаршем.

— Это само собой. — Ряжская наконец-то разжала объятия, чуть крутанула мое кресло и, опершись на его ручки, нависла надо мной. — Кстати, потом скажи мне, куда его отогнать и кому документы передать. А то ведь контактов никаких нет. Но это — после. Сейчас о другом поговорим.

Глава десятая

Я придал лицу скучающее выражение и вздохнул. Нет, можно было бы забавы ради глянуть за вырез платья стоящей передо мной женщины, благо был он довольно откровенным, да еще до кучи изречь что-то вроде «уф-уф», но это был бы перебор. Причем — сильный. Одно дело отстаивать свои права, другое — хамить.

Потому — лучше скука. Мол — опять вы со своими закидонами, дамочка? Сколько можно?

— Кто? — тихо и страшно спросила Ряжская. — Кто это сделал?

— Без понятия, — мне не пришлось даже врать. — Мало ли в Москве умельцев? Знаю только, что не профессионал. Это не мои слова, а Виктории, а она в этом разбирается. Работай настоящий мастер, Павла Николаевича аккурат сегодня вечером гримировали к завтрашнему мероприятию. Какому именно — сказать?

— Не дура, догадываюсь. — Ряжская отпустила рукоятки моего кресла и выпрямилась. — Найди мне его, Смолин. Пожалуйста. Я боюсь за Пашу. Очень боюсь.

Надо же. Второй день подряд мне доступна роскошь видеть настоящий облик железной леди. Кто-то в гробу перевернется.

Забавно, раньше эта поговорка мне казалась остроумной. А теперь — глупой. Может, и правда кто перевернется, почему нет?

— Знаешь, я сегодня утром всю прислугу рассчитала. — Ольга Михайловна налила себе шампанского и залпом осушила его. — Фу, химия какая. Как вы такое пьете?

— На что денег хватает, то и пьем. — объяснил ей я. — Нам «Дом Периньон» не по карману, причем любого года. Ленка не председатель правления, а обычный специалист.

— Кстати, вот и подарок. — Ряжская достала телефон и через минуту своим обычным тоном распорядилась: — Дмитрий Борисович, отдайте указание выдать в этом месяце премию той девушке, у которой сегодня день рождения. Да-да. Нет, в размере оклада. Штатное расписание не предусматривает? Так проведите приказом.

— Широко гуляете, барыня, — заметил я.

— Так вот, — положив телефон на стол и снова взявшись за бутылку, продолжила Ольга Михайловна. — Прислугу рассчитала. Секретариат в главном офисе тоже разогнала. Не весь, разумеется, только тех сотрудниц, что связаны с Пашей. Что ты заулыбался? Не в этом смысле.

— Конечно-конечно, — по возможности посерьезнел я. — Разогнали. Но?

— Но, мне кажется, корень зла — не там, — запечалилась женщина. — Я весь его ежедневник перерыла и коммуникатор тоже. Он той дряни, что его чуть в могилу не свела, минимум в шести местах мог хватить. И кто даст гарантию, что это не повторится снова? А я жить с постоянным страхом в душе не смогу. Эдак можно и с ума сойти!

— Запросто можно. — Я ковырнул торт ложкой. — Эх, Ольга Михайловна, Ольга Михайловна, в какое неспокойное время живем!

— Саша, я знаю, что ты можешь найти того, кто это сделал. — Ряжская хлопнула еще шампанского и снова подобралась ко мне поближе. — Прошу тебя — постарайся, а? Заметь — не провоцирую тебя, не шантажирую, не пытаюсь приказать, а прошу. Я ведь редко кого-то о чем-то прошу. Даже самой непривычно. Отвыкла. Саша, мне надо знать все об этом человеке. Имя, фамилия, адрес.

Да чтобы вам всем! Понятно ведь, зачем тебе адрес. Явно не для душеспасительных бесед.

Но, если подойти с другой стороны, ведь не я этого красавца на тот свет спроважу, верно? При этом формально произойдет сие деяние с моей подачи. Вот Морана порадуется…

Одна загвоздка — я на самом деле не знаю, кто проклятие сработал.

Ну и что? Зато в курсе, кто его заказал. Отсюда и плясать нужно.

— Ты согласился, — тронула улыбка губы Ряжской. — Согласился, вижу. Вон морщинка на лбу появилась, значит, начал прикидывать свои дальнейшие действия.

— Теперь понятно, что означает фраза «на лице написано», — недовольно буркнул я.

— Не дуйся. — Женщина погладила меня по щеке. — Не надо. Даю слово — после того, как ты выполнишь эту просьбу, я оставлю тебя в покое. Будешь делать то, что захочешь сам. Никакого давления с моей стороны. Да, я тебе подобное уже обещала, но между «тогда» и «сейчас» имеется огромная разница.

— Это не потому, что вы добрая и справедливая, — заметил я. — Это потому, что теперь вы меня побаиваетесь.

— Не без того, — не стала спорить Ряжская. — И еще теперь в полной мере осознаю, с каким огнем играла Яна Вагнер. Ты же мог ее убить?

— В любой момент, — подтвердил я, решив немного преувеличить свою значимость. — На щелчок пальцев. Но не стал. Я вообще не склонен к насилию, потому как верю в торжество человеческого разума. И немного в инстинкт самосохранения.

— Мы будем просто дружить, — еще раз повторила Ряжская. — Только найди мне этого изверга. Деньги нужны?

— Пока нет, — подумав, ответил я.

— Понадобятся — скажешь. — Ольга Михайловна отправила в рот еще одну ложку крема, а после сокрушенно охнула. — Вот куда я столько жру? И так скоро жопа в дверь не пролезет. Саша, звони мне в любое время. Если что-то нужно — просто скажи. И девушку ту еще раз от моего имени поздравь.

Она толкнула дверь, из-за которой тут же раздалось ойканье, причем сразу на два голоса.

— Может, стоило ногой? — повернувшись, вдруг подмигнула мне Ряжская и потрогала лоб. — Не мне же одной «тоналкой» мазаться без меры? Да, чуть не забыла. Тендер мы все-таки выиграли.

И с этим она вышла. А мои боевые подруги, наоборот, вернулись обратно.

— Мы ничего не поняли, потому что не все слышали, — честно призналась мне Ленка. — Но знаешь, Смолин, я впечатлена!

— Премией? — уточнил я.

— И ей тоже. Но в первую очередь тем, каким борзым ты стал! Прямо вот круто-круто. Думаю, это тебя и погубит в результате, борзота никого до добра не доводила. Но пока — орел. Пусть комнатный — но орел!

— Все шампанское вылакала, — печально заметила Наташка, держа в руках бутылку. — И не побрезговала. А нам чего теперь пить?

— Мне Косачев бутылку «вискаря» должен, — вспомнил я. — И он вроде бы в банке. По крайней мере, час назад я его голос в коридоре слышал.

— Ага. — Наташка повеселела. — Ленк, у него наверняка «мартини» есть, я этого жлоба знаю. Скажи, что Смолин готов махнуть «вискарь» на «мартишку», Косачев согласится. Виски дороже стоит, обмен выгодный.

За «мартини» последовал поход в бар, находящийся недалеко от банка, где мы еще текилу пили, потом я за каким-то лешим вылакал пару «лонг-айлендов», и в результате впал в практически полное беспамятство. По крайней мере, как именно я добрался до банка — не знаю. Впрочем, как и то, зачем я направился туда и почему охрана меня в него пустила — тоже. Но проснулся я часов в семь утра на диване в приемной председателя правления. Не сам. Меня разбудил нестерпимо громко горланящий телефон, причем каждый звук мелодии, которую он исторгал из своего электронного чрева, колокольным эхом отдавался у меня в мозгу.

— А? — прохрипел я в трубку, озираясь и пытаясь понять, где нахожусь.

— Привет, брат-ведьмак, — отвратительно бодро проорал мне в ухо Олег. — А ты чего спишь до сих пор? Ты ж вроде служилый человек? Я рассудил, что ты как раз сейчас утренний кофий допиваешь и собираешься на работу. А ты дрыхнешь. Непорядок. Тебя ведь так и уволить могут!

— Экх… — связная речь из горла не шла, в нем было сухо, как в пустыне Гоби. — Я щас!

Кое-как мне удалось добраться до кулера и положить на него телефон, еще минута ушла на то, чтобы выдрать стакан из пластмассового держателя, который никак не хотел мне его отдавать.

И только после трех стаканов холоднющей воды я обрел возможность более-менее связно выражать свои мысли. Но — негромко, потому как барабанная дробь из головы уходить ни в какую не желала.

— Привет, — наконец смог я поприветствовать моего нежданного собеседника. — Уф!

— Бухал! — утвердительно произнес Олег. — Уважаю. С четверга на пятницу, да так, чтобы утром еле дышать — не каждый сможет. Даже боюсь спрашивать насчет сегодняшнего вечера. А ну как ты норму этой недели уже выполнил и перевыполнил?

— Все в силе. — Я налил себе еще стакан холодной воды и, смакуя, выпил его. — У, хорошо! Так вот — буду непременно.

— Одно «но». — Олег хохотнул. — С тем и звоню, собственно. На час попозже встречаемся, у Димона и Славы Раз дела какие-то нарисовались ни с того ни с сего. Но ты, если что, имей в виду — столик заказан на мое имя на весь вечер. Придешь раньше — ничего страшного.

— А фамилия? — уточнил я. — Не говорить же мне девочке, той, что у входа за стойкой сидит вся в белом и с бейджиком на левой груди: «Заказан столик на имя Олега?».

— Там мальчик, — поправил меня ведьмак. — Но не суть. Муромцев моя фамилия.

— Понял, принял, — проурчал я, снова наливая себе воды. — Слушай, а по моему вопросу ты чего-нибудь нарыл? Ну помнишь, я просил…

— Помню, — уже серьезнее ответил Олег. — Кое-что есть, но давай не по телефону.

— Кстати — да, — согласился с ним я. — При встрече. Тогда — до вечера.

А что? С Ряжской станется поставить меня на «прослушку». Связей, денег и технических возможностей ей не занимать.

Но чего опасается Олег? Соломина? Да вряд ли, он еще в тот раз дал мне понять, что клал он на него с прибором.

Ладно, вечером узнаю.

Но пить не стану. Разве что пивка хлебну, хоть я его и не очень жалую. Но просто так сидеть тоже не дело, новые знакомые могут и не понять. Только вот если я продолжу так закладывать за «воротник» и дальше, то, пожалуй, оправдаю надежды моей бывшей жены. В смысле — сопьюсь нахрен и подохну под забором. Что ни неделя, так непременно пьянка, от которой не откажешься. Здесь никакого здоровья не хватит, даже ведьмачьего.

Надо зелье из «копытня» сварить, есть у меня такой рецепт в книге. Если его жахнуть, то месяц от спиртного шарахаться будешь как черт от ладана. Отбивает данное зелье у человека охоту пить хмельное. Правда, там побочных эффектов масса, оно здорово по кишечнику бьет, язва может открыться. И совсем худо, если человек все ж таки выпьет чего-то крепкого в течение этого месяца. Умереть можно. Там в состав еще сушеный гриб-навозник входит, это он так действует.

Но в целом — хорошее средство. Действенное.

Потихоньку-помаленьку хмарь в голове совсем развеялась, а после двух кружек кофе вприкуску с «цитрамоном» и вовсе сошла на нет.

А попутно, чтобы совсем уж отвлечься от жалости к себе и тягостных размышлений на тему «вот так жизнь и летит под откос», я наконец-то выяснил, что же это за «русалий день» такой. У Мораны я про него ведь так и не спросил, хотя и хотел это сделать.

И — да, Женька оказалась абсолютно права. Если и возможно придумать языческий праздник, максимально неподходящий для потомков Кащея, то это именно он — «русалий день».

Вообще-то там всё, как, впрочем, и всегда, оказалось не так просто. «Русалий день» — это, между прочим, вообще не день. Это масштабное мероприятие, проходящее в два захода, причем каждый из них длится аж по неделе. Прав был Олег, русалки — это вам не просто так. Глупым дурочкам с рыбьим хвостом две недели просто так никто выделять не стал бы.

Первая неделя — это формальное открытие сезона, пробуждение водяников, махание ветками вербы и прочие радости ранней весны.

А вот вторая — это уже серьезно. В течение этой недели наши предки чествовали наиболее авторитетных божеств и задабривали русалок, чтобы те особо летом не свирепствовали. Малых детей в это время даже к лужам не подпускали. Вот так-то.

В том числе имел место быть и день поклонения Моране, причем он чуть ли не хедлайнером являлся. По сути, вторая «русалья» неделя запечатывала двери в Навь до следующей зимы, не давая душам ушедших туда чудить в Яви. Ну или что-то в этом роде, просто данные на сайтах немного разнились. Но одно везде было единым, — вторая «русалья неделя» — время серьезное. Даже сейчас, когда все эти боги забыты. Богов нет, но остались те, кого они создали, и для этих существ, по сути, ничего не изменилось.

Кстати — надо будет наведаться к той речушке, что в Лозовке, бус каких тамошним русалкам подарить. Еще гребешков прикупить. Если они и в самом деле настолько серьезная сила, то я предпочту с ними дружить.

В общем, до лета у меня отсрочка.

Черт, может в самом деле спалить Соломина перед Ряжской, а? В конце-то концов мне ведь руки пачкать в крови не придется? Да и сволочь он, каких поискать, его не очень жалко. Хотя нет, пока погожу. Надо Олега выслушать прежде. Мало ли какие там расклады?

Вот только надо будет еще определиться с тем, насколько моему новому другу верить можно. Аксиома о том, что в мире Ночи нет друзей, есть только временные союзы, пока себя подтверждает.

В «Будвар» против своих ожиданий я заявился не первым. За крепким дубовым столом, расположенным в одном из укромных углов заведения так, что сидящих тут не то что слышно, видно не будет, уже сидел довольно молодой парень, попивающий пиво.

Глядя на него, я испытал чувство зависти, круто замешанное на моментальной вспышке неприязни. Это нормальное явление, так всегда случается со мной и мне подобными, то есть с восьмьюдесятью процентами мужского населения России в подобных ситуациях.

Просто был этот парень плечист, красив, светловолос, голубоглаз и румян. Рост оценить я не мог, но уверен — прямо тот что надо у него он. К гадалке не ходи. Короче — эталон. При виде него большинство дам грустно вздыхает, а после печально озирает свое законное пузатенькое сокровище, которое, сопя носом, пытается скрыть раннюю лысину под кепкой, доказывая всем, что он еще ого-го каков!

— Ты — Александр? — одарив меня белозубой улыбкой, протянул мне руку парень. — Да? А меня Михаилом зовут. Слушай, не смотри на меня так злобно, хорошо? Пожалуйста!

— Александр, — подтвердил я. — И ничего я не смотрю.

— Ладно тебе! — рассмеялся Михаил. — Мне этот взгляд хорошо знаком. Честно скажу — моя заветная мечта выглядеть так, как все. Ты даже не представляешь себе, сколько у меня проблем из-за внешности, и с каждым годом их все больше и больше.

— Брось! — не поверил я. — Как по мне, с такой внешностью у тебя их вообще быть не должно.

— Ага, — насупился Михаил. — Кабы так! И с каждым годом все хуже и хуже. Нет, у нас тут еще ничего, а вот в том году я в Штаты ездил, так вообще ужас! Добро бы только женщины приставали, так ведь нет! То и дело меня за задницу хватали эти… Ну ты понял. Я одному руку сломал, а он на меня в суд подал. Так что теперь за границу ни ногой. Короче — сам не рад, что тогда в источник Живы окунулся.

— В какой источник? — навострил я уши.

Оказывается, мне и Олегу еще повезло. В том смысле, что наставников нам судьба не выделила, в отличие от Михаила. Мы еще чего-то печалились, расстраивались, дураки такие. Вот у этого парня он был — и что? Прямо скажем — не позавидуешь, гонял этот учитель Михаила до седьмого пота, и не столько для развития потенциальных ведьмачьих навыков, сколько следуя своим собственным прихотям и желаниям. А под конец вообще его убить решил и ритуал провести, приплюсовав годы ученика к своей жизни. Вообще-то такие вещи Покон не приветствует, да и братья-ведьмаки тоже, но жажда жизни в старике победила здравый смысл.

Подвело его только то, что Михаил к тому времени уже окончательно озверел от постоянной муштры и унижений, причем настолько, что начал подумывать о том, чтобы либо в бега податься, плюнув на все, либо вообще наставника втихую придушить. Будь у него куда идти, сбежал бы, но детдомовское прошлое не давало этого сделать. Когда нет ни кола ни двора и никого на всем свете, даже компания тирана-ведьмака и его развалюха-изба родными покажутся.

Но убивать себя Михаил все же не позволил, сообразив чуть ли не в самый последний момент, зачем именно наставник вынул нож с черным обсидиановым лезвием и начал еле слышно бормотать заклятия. Короче — молодость победила, правда, заработав при этом несколько колото-резаных ран, ожоги на лице и перелом левой ключицы.

А происходило это все километрах в полутораста от Москвы, в буреломном лесу у какой-то ямы, огороженной сгнившими от времени деревяшками. И на дне этой ямы плескалась вода странного перламутрового цвета. В нее-то и свалился Михаил, почти потерявший сознание от боли и потери крови.

Оказалось, что эта яма — бывшее капище Живы, богини светлой и доброй, но прочно всеми забытой. Кровь наследника ведьмака пробудила воду, та притянула к себе силу, которая еще не покинула безжизненное тело покойного наставника, и закрутилась карусель, финалом которой явилось то, что Михаил одним махом исцелился, получил новую модельную внешность на пару с железным здоровьем и обрел свое место в мире Ночи. Ему даже привязывать к себе силу не пришлось, все сделал источник. Вот только заплатить за это пришлось тем, что новому ведьмаку не оставили возможности выбора. Мол — или служи детям Живы, или помирай прямо тут. Правда, я так и не понял, кто именно ставил его перед выбором, обошел рассказчик эту подробность стороной. А жаль. Хотелось бы знать.

Теперь Михаил — лесная душа. Дружит с птицами и животными, по мере сил помогает Лесным Хозяевам, гоняет волкодлаков, не знающих меры, изредка убивает распоясавшихся браконьеров и тех предпринимателей, которые в погоне за прибылью гробят леса. Что поделаешь? Предназначение.

При этом парень он, похоже, на самом деле неплохой. Пообещал мне в ближайшую купальскую ночь трав подсобрать на своей делянке, из числа тех, что вот так запросто не найдешь. Тот лес, где он свою судьбу принял, теперь стал для него домом. Ну и, конечно, знает, где что растет, причем некоторые травы и растения высаживает на специальной делянке, рядом с заветным источником Живы, к которому кроме него никому отныне хода нет. Там они в особую силу входят.

В гости, правда, не звал. Но оно и понятно — кто еле-еле знакомого человека к себе в дом потащит?

Пока я слушал эту историю, начали собираться и остальные участники встречи, причем, что особенно радостно, первым появился Олег, который и представлял меня тем, кто подошел позже него.

Я последовательно познакомился с Георгием, которого все звали «Гера», с Димоном и Пашкой, тем самым целителем, который просто так ничего делать ни для кого не станет, а под конец Славой «Раз» и Славой «Два», которые были похожи как родные братья, но при этом ими не являлись. Прозвали же их так оттого, что одного из них звали Ярослав, а второго Святослав.

Все они были действительно довольно молоды, по крайней мере внешне, и отнеслись ко мне крайне дружелюбно. Особенно мне понравилось то, что никто нос не задирал. Как оно обычно бывает, когда в сплоченный коллектив вливается новичок? Сразу начинаются шуточки и подколки на тему: «да ты еще зеленый совсем». А тут — нет, ничего подобного. Скажу честно — думал я на эту тему по дороге сюда. И решение, как поступить в таком случае, я для себя тоже сразу принял. Посидел бы полчасика, а потом откланялся.

Обошлось. Нормальные ребята оказались, спокойные и с юмором. Причем никто на дружеские подначки не обижался, губы не надувал и обиженно не сопел. Впрочем, шутки тоже отпускались вполне корректные, без перегибов.

Я сам больше слушал, чем говорил, потягивая холодное пиво из литровой кружки, и пытался разобраться, кто есть кто в этой компании. В смысле — кто чем промышляет по основной специализации. Олег служит воде, Михаил лесу, Павел целитель. А остальные? И какие вообще еще бывают варианты? Давным-давно, еще в той жизни, кто-то упоминал о том, какие пути могут ждать ведьмака, но, например, служение воде там даже не упоминалось. Так что — фиг знает, фиг знает…

Но напрямую спрашивать как-то неловко. Вот потому я сидел в уголке со своей кружкой, смотрел и слушал. И изредка вставлял слово в общий разговор, чтобы никто не подумал, что я компанию игнорирую.

— А он меня и послал! — азартно вещал тем временем Слава Два, попутно поедая хрустящее свиное ушко в панировке. — Даже за калитку не пустил. Я ему объясняю — весна, надо ритуалы проводить, у нас же контракт, сроки горят! А этот старый хрыч за окном только ладонь к уху приставляет и делает вид, что ничего не слышит. Постоял я еще минут пять у забора, плюнул и ушел. Пес с ним, с Демидом. Сами справимся!

— Что за ритуал-то? — не удержавшись, спросил я. — Если не секрет.

— Не секрет, — охотно ответил он. — На плодородие. Землю-матушку довели совсем, она от удобрений чуть ли не загибается. Знаешь, уже есть такие места, где костер можно разводить прямо из нее, из земли, столько там химии. Дров не нужно, почва как факел горит. И на вкус как рыба сушеная, соль сплошная. Ну а мы с Славкой немного помогаем ей всю эту дрянь из себя изжить. А она в ответ родит хорошо, особенно если посадить то, что нужно.

— Это как? — не понял я. — В смысле — «что нужно»? А земле не все равно?

Оба Славы рассмеялись.

— А тебе, Сашка, не все равно, что есть? — спросил у меня Слава Два, причем без какой-либо ехидцы. — Вон крылышко куриное, или салфетку, в которую оно завернуто? Нет. Так и земле не все равно. Есть разница, приятель, и огромная. Потому мы и консультируем фермерские хозяйства, что где какой год сажать, на договорной основе, разумеется. И им хорошо — урожаи обычно славные после наших трудов случаются, и нам денежка капает. Ну и миссию свою выполняем — Земле родной служим.

— Если бы еще этот старый пень Демид не жался на помощь, — вздохнул Слава Раз. — Он же старший, а в наших обрядах и ритуалах это очень важно — благословение старшего ведьмака. Это одно из звеньев заклятия. Можно обойтись и без него, но тогда воздействие слабее будет.

— Ничего, — бодро заявил Слава Два. — Кровью закрепим. Кролика принесем в жертву. Или курицу.

— Лучше кролика, — посоветовал им Пашка. — От него выход энергии больше. И еще — кроли деревья и траву жрут, за то их мать сыра земля не любит. Потому их смерть ей радостней. А курицу хорошо в жертву водянику приносить.

— Это да, — подтвердил Олег. — Черный козел, пестрая курица, невинная девка их любимые лакомства, особенно у озерных Хозяев. А если их сразу и одним махом ему подарить, то рыба в том озере пятью пять лет не переведется.

— Не видать нам рекордных уловов, — хохотнул Димон. — Козла и куру добыть можно, но вот невинную девку нынче сыскать не получится.

— Смех смехом, но как лето наступит, и основная работа закончится, так Демид сразу позвонит, чтобы свою долю от заработка потребовать, — заметил Слава Раз. — Каждый год одно и то же.

— И каждый год я тебе говорю — пошли его уже, — цапнул еще одно копченое свиное ушко его напарник. — Не можешь сам — давай я. Не знаю, как тебе, а мне надоело делиться с этим старым хрычом. Да дело даже не в деньгах, слава богу, не нищенствуем. Просто мы горбатимся, а он только ворчит, пыхтит и претензии выставляет. Тоже мне, научный руководитель!

— Формально — да, — возразил ему Слава Раз. — Он и по документам так проходит. И ты сам тогда предложил его в них вписать, когда мы фирму открывали. Как там? «Для пущей реалистичности, чтобы не докопался никто». Ну вот, теперь разгребай!

— И разгребу, — набычился Слава Два, снедь аппетитно хрустнула у него на зубах, и он продолжил с набитым ртом: — Фа не фопрос!

Сдается мне, что тут у всех дело на совесть поставлено. Не удивлюсь, если у целителя Павла своя клиника имеется.

И только я все еще хожу на службу и изображаю из себя не пойми кого.

— Нас стало больше. — Олег показал на меня. — А круг — скоро. Я опять говорю вам, братья — надо решать вопрос комплексно.

— А Покон? — негромко произнес Пашка. — «Чти старших, знай место свое».

— Покон не догма. — Слава Два облизал жирные пальцы. — И мы не дети. Кстати, о новеньком. Сашка, ты же Ходящий близ Смерти? Я не ошибаюсь? Просто так нам Олег говорил.

— Ну да, — не стал скрывать я. — А что?

— Слушай, нам твоя помощь нужна, — подключился к разговору его напарник. — Одно хозяйство на обслуживании имеется, наш старый партнер, лет десять с ними сотрудничаем, если не больше. И вот какая закавыка — у них в зернохранилище какая-то тварь заупокойная обитает. Что работниц пугает — это ладно, ерунда. Бабам эмоциональные встряски только на пользу, кровь по венам разгоняют. Зерно эта дрянь портит.

— То есть? — не понял я. — Каким образом? Зерно материально, тени мертвых — нет.

— Тварь из тех, что окончательно ушли на ту сторону, — пояснил Слава Два. — Она своими эманациями все вокруг пропитала. Зерно же — оно как губка, все в себя впитывает. А из него потом хлеб будут печь, между прочим. Или, того хуже, в землю снова бросят. Ничего путного из такого зерна не вырастет, и будет все поле в «заломах». Может, поможешь? А мы, если что, в долгу не останемся.

— Даже не сомневайся, — подтвердил Слава Раз. — Мы эту погань сколько раз пытались извести, но тут особый дар нужен. Ну ты понимаешь, каждому свое. Так что мы тебя как манну небесную ждали.

— Точнее — уже и перестали ждать, — уточнил его друг. — Ходящие близ Смерти в наших рядах редкость. Редкое предназначение, не всякому по плечу.

— Эй, братья по бизнесу, у вас совесть есть? — поинтересовался Димон. — Парень только-только нас всех по именам запомнил, а вы его уже к своему делу приставляете.

— Я уж молчу про то, что его в круг не ввели, — добавил Олег.

— Ой, кто бы говорил! — в один голос произнесли Славы. — Тебе первому на наших старперов плевать с высокой колокольни!

— Это да, — не стал спорить Олег. — Но насчет совести вопрос не праздный. Дэна на вас нет!

Дэн — это второй целитель, что сейчас на Гоа прохлаждается, если не ошибаюсь.

— Точно-точно, — подтвердил злорадно Гера. — Будь он здесь, мало бы вам не показалось!

— Можно и помочь, — наконец вставил свое слово я. — А далеко ехать?

— Да нет, — обрадовался Слава Раз. — Полтораста километров по Симферопольскому шоссе. Транспорт с нас!

— И питание, — потребовал Олег. — Я тоже с вами махну. Все равно делать нечего.

— Так, может, завтра и дернем? — поскреб вилкой по опустевшей тарелке Слава Два и расстроенно причмокнул. — Чего тянуть? Выспимся как следует, и часика в четыре в путь. Как раз к вечеру, с учетом пробок, доберемся. Молодой человек, можно вас? Нам бы свиные ушки в панировке повторить!

Планов на завтра у меня не имелось, а оказать услугу коллегам всегда не лишнее, потому возражений с моей стороны не последовало. Мелькнула, правда, опасливая мыслишка, что не сильно разумно ехать с еле знакомыми людьми к черту на куличики, даеще и вечернею порой, но она быстро развеялась.

А смысл им меня убивать? Нам делить нечего, от слова «совсем». Никто никому солнце не закрывает, вот какая штука. У каждого из нас свой путь под светом Луны, и они не переплетаются. Так что бояться нечего.

Ну и потом — я же подстрахуюсь. Причем сделаю это, не откладывая это в дальний ящик.

Одним из первых, подчерпнутых мной в книге Мораны, было заклятие «Зов мертвых». Хорошая штука, особенно если ей пользоваться по уму. Сейчас-то я им владел более-менее, а вот когда использовал в первый раз, то чуть не спятил от гвалта неупокоенных, почти моментально столпившихся вокруг меня. Их было не меньше сотни, и каждый пытался сказать мне что-то свое. Оно и понятно — я ж сдуру призвал к себе все бродячие души, обитавшие в радиусе пяти километров. Естественно, они не смогли противиться призыву и приперлись туда, где находился я. Хорошо хоть, не у своего дома это сотворил, а то пришлось бы его на осадное положение переводить, да еще и с «обчеством» после объясняться.

Как я эту компанию разогнал — до сих пор не понимаю. Но — нет худа без добра, зато выводы надлежащие сделал, и теперь мог призвать именно ту душу, которая мне была нужна.

Например — мою верную помощницу Жанну.

Глава одиннадцатая

Сказано — сделано. Не откладывая в дальний ящик задуманное, я отправился в туалет, где достал из внутреннего кармана пиджака небольшой мешочек, набитый травяной смесью, с помощью которой я и собирался призвать Жанну.

Зелье, размещенное на бачке унитаза, полыхнуло оранжевым пламенем, и я, поморщившись, глянул на потолок. Всякий раз забываю про пожарную сигнализацию. Не хватало только, чтобы она сейчас сработала!

Но нет, обошлось. Впрочем, я почти сразу забыл о своих опасениях, поскольку время не ждало. Здесь все решали секунды, упустил миг — начинай сначала.

От черного пятна, которое оставило сгоревшее зелье, отделилось маленькое облачко и зависло в воздухе.

— Жанна, верная помощница моя, — нагнувшись к нему, тихо, почти неслышно, шепнул я. — Приди ко мне.

Сейчас-то я имя назвал, на пару с отличительным признаком, и порошку сжег всего ничего. А в первый раз у меня ума хватило запалить полную пригоршню этой смеси, а после пафосно произнести: «Меня кто слышит? Эй, вы где все?». Неудивительно, что потом такое столпотворение началось.

Облачко сжалось и разжалось, словно маленькое сердце, а после растаяло в воздухе.

Повторюсь — тянуть нельзя. Облачко это все равно секунд через пятнадцать-двадцать исчезнет, ему плевать, успел ты чего сказать или нет.

И что удобно — ждать результата почти не нужно. Еще вонь от сгоревшего зелья не развеялась, а моя призрачная соратница уже печально произнесла у меня за спиной:

— Ты меня долго не звал. Я надоела тебе?

— Дай хоть из кабинки выйти, — попросил я ее. — Нашла место, где отношения выяснять.

При всех своих недостатках и почти тотальной необразованности, Жанна все-таки была девушкой сметливой, потому довольно быстро уяснила, что именно от нее требуется.

— Смотреть за теми двумя, которых ты назовешь именем «Слава» и слушать все, что они будут говорить, — послушно повторила она. — А эти двое — они геи?

— Откуда такие выводы? — опешил я.

— Так из твоих слов, — резонно объяснила мне Жанна. — Если двое мужчин приехали вместе и уедут вместе, то они, скорее всего, геи. Нет-нет, ты не думай, я нормально отношусь…

— А я — нет, — мне даже в голову не пришло ее дослушивать. — Причем совершенно!

— Если они не геи, то, по идее, каждый поедет к себе домой, — продолжила логично рассуждать мертвячка. — И за кем из них мне следовать?

— В этом случае ни за кем, — подумав, ответил я. — Тогда можешь быть свободна. Но если все же в одной машине отбудут — следи. Ну а дальше по ситуации. Как поймешь, что больше ничего интересного не услышать, возвращайся к моему дому и дай о себе знать.

— Ясно, — гротескно козырнула Жанна.

— Геи, — хмыкнул я и погрозил ей пальцем. — Придумает же!

С этими словами я вышел из туалета, у двери наткнувшись на бородатого байкера в косухе и цепях.

— Мужик, ты главное резко не бросай, — басовито посоветовал он мне. — С крепкого на пиво сходи, мягонько так. Главное — не на винище, толку не будет. Но — пора тебе. Если человек в туалете сам с собой разговаривает в голос — это звоночек. Ты мне поверь, я знаю, сам через это проходил!

Меня похлопали по плечу и одарили сочувствующим взглядом.

Нет, есть все-таки у нас еще хорошие и добрые люди. С виду — чистый зверь. А на деле — душа-человек!

Но в целом вечер вышел хоть куда, давно мне не было так весело и легко, особенно учитывая то, что кроме Олега я никого до этого не знал. Да что там — даже накануне, когда я бодро напивался в компании Ленки и Наташки, которые мне, в общем-то, почти родня, и то скучнее было. К тому же эти две красавицы в конце концов еще и забыли меня пьяненького в баре.

Я наслушался забавных историй из прошлого каждого из них, сделав вывод, что не только мне в самом начале приходилось лихо, узнал подробности о «старшаках», которые в нынешнем времени ничего не понимают и даже не стремятся этого делать, и пришел к выводу, что крайне своевременно встретился с Олегом. Пропусти я нынешний ведьмачий круг, еще бы год пришлось ждать, а это не очень хорошо. Это не то чтобы прямо инициация, но очень важное мероприятие. После этого действа я стану полноправным ведьмаком, который может рассчитывать на помощь коллектива, если совсем уж беда нагрянет. По мелочам беспокоить не принято, но если совсем «труба» — то можно.

Интересно, Кощеев отпрыск по шкале неприятностей где находится? Мелочь он или нет?

Покинули мы заведение ближе к полуночи, долго прощались у освещенного входа, хлопали друг друга по плечам и обменивались рукопожатиями.

— Завтра днем созвонимся, — на прощание сказал мне Слава Два. — К четырем будь готов, мы за тобой заедем.

— Но сначала за мной, — напомнил Олег и строго помахал пальцем у носа Славы Раз. — Не забываем!

— Да о тебе забудешь, — хором сказали друзья, а после полезли в такси. Жанна скользнула следом за ними и помахала мне рукой, прежде чем машина, мигнув красными огнями, скрылась в московской ночи.

Следом за ними отбыли остальные участники пирушки, и мы с Олегом остались вдвоем.

— Пошли по набережной пройдемся, — предложил ведьмак. — Проветримся и заодно поговорим. А потом уж машинки вызовем.

— Не вопрос, — сразу же согласился я. — Слушай, весь день голову ломаю — что ты такое выяснил, о чем по телефону говорить нельзя? Соломин — шпион?

— Соломин — идиот, не сказать хуже, — в тон мне ответил Олег. — Он, похоже, связался с кем-то очень и очень… Даже не знаю … Темным? Звучит претенциозно. Опасным? Много чести. В общем, с кем-то из наших, но не из наших. Вот так вот кривенько объяснил, зато суть отражена верно. Как вариант — это колдун. Не новичок, но и небольшой умелец. Скорее всего из самоучек, но уже с кровью на руках.

— С последнего пункта поподробнее, — попросил я. — Что значит «с кровью на руках»?

— Все время забываю, что ты ряда общеизвестных вещей не знаешь, — досадливо поморщился Олег. — Ладно, смотри. Колдун — это не наследственная профессия, как, например, у травниц, и не насильно навязанное тебе жизненное предназначение, как у нас. Колдун — призвание, как у художников и артистов. Это сознательный выбор жизненной позиции, если хочешь. И сразу оговорюсь — не все колдуны злодеи. Далеко не все. Хватает среди них таких, что людей вполне уважают, и даже им помогают. Не безвозмездно, разумеется, но берут они за свои услуги деньги, а не души, что, согласись, далеко не самый скверный вариант.

Олег достал из кармана сигареты и зажигалку, собираясь закурить.

— Надо же. — Я воспользовался заминкой и вставил свою пару слов. — Мне казалось, что любой колдун — зло.

— Нет, — затянувшись, возразил мне ведьмак. — Совсем не любой. Но такие есть. И, что примечательно, в основной массе своей это самоучки. Сначала они получают колдовскую книгу, как им думается, совершенно случайно, потом начинают с ней экспериментировать, познавая мир Ночи и попутно познавая силу первой власти над людьми, ну а потом… Потом они встают перед выбором, кем быть. Остаться человеком или перейти на другую сторону бытия.

— И какова статистика? — заранее зная ответ, поинтересовался я.

— Понятия не имею. Я за этой публикой не слежу. Но, думаю, неутешительна.

Прав был Лагутенко, «мастерами кунг-фу не рождаются».

— А почему ты думаешь, что Соломин связался с колдуном? — отметя пяток вопросов, касающихся мелких деталей, спросил у Олега я. — С чего ты это взял?

— Да потому что этот хрен моржовый вконец оборзел, — пыхнул дымком мой спутник. — Не поверишь — он меня послал. Не выбирая выражений.

— Ну так ты его тоже посылал, судя по рассказам. И не раз. Вот он ответочку и включил.

— Но он-то мне не нужен, — резонно заметил ведьмак. — В смысле — по жизни. Что есть, что нет — никакой разницы. У меня и без него клиентуры хватает. А вот я ему — другое дело. И тут — на тебе. Соломин высказывает мне все, что наболело, а под конец еще обещает состроить козью рожу. Сашка! Каково? Откуда такая смелость? До того год за годом был тише воды, ниже травы, а тут поглядите. Вывод?

— Появился некто, пообещавший сделать то, от чего ты отказался, — уверенно заявил я. — Других вариантов нет.

— Верно, — хлопнул меня по плечу ведьмак. — Добавь сюда странную историю, произошедшую с твоим подопечным, и получишь вполне связную версию. Кстати, тебе тоже были обещаны крупные неприятности.

— А про меня Соломин откуда узнал? — я даже остановился.

— Непосредственно про тебя — ниоткуда. — Олег достал из кармана переносную пепельницу и щелкнул ее крышкой. — Речь шла о тех, кто помог обчистить сейф, а это, собственно, вор и тот, кто его навел. Последний — ты. Но я бы на твоем месте особо не нервничал. Даже хороший колдун вряд ли сможет отследить дорожку к твоему дому. Следы мертвых видят далеко не все, да и времени прошло много. Относительно же меня можешь быть спокоен — свои своих не сдают.

Да елки-палки! Тут с одним колдуном не знаешь, что делать, а уже второй на подходе.

— Хотя, если свести все петли воедино, поставить «наружку» за твоими нанимателями, собрать доказательную базу… — продолжал вещать Олег, туша сигарету. — Но это работа специалистов другого профиля, никак не чернокнижного. У Соломина, разумеется, есть служба безопасности, в которой работают неплохие профи, но он их подключать не станет. Велика возможность утечки информации о том, что именно подрезали из сейфа, а ему огласка не нужна. Так что шансы найти проблемы на свою голову у меня куда выше, чем у тебя.

— А тебе это, я так понимаю, пофиг?

— Не то чтобы… — Олег убрал пепельницу обратно в карман. — Хотя — да, пофиг. Я свой страх давно пережил, так с нами всеми бывает. В смысле — с ведьмаками. Сначала страшно, потом интересно, потом… Потом у каждого свое. Мне вот скучно, Славки себя в бизнесе нашли, фирму открыли, совмещают приятное с полезным, Дэн по полгода в Индии сидит, кобр дрессирует. Его путь — болота, змеи и яды, а там этого добра полно. Говорят, в старые времена каждый из нас появлялся на свет зачем-то, была некая высшая цель в этом, промысел, так сказать. Вот только времена изменились, а цели то ли измельчали, то ли вообще исчезли. Потому мы просто существуем, в отличие от ведьм или волкодлаков. Те хоть как-то знают, зачем рождены и чего хотят от этого мира. А мы — нет.

— Безрадостная картина, — признал я. — Из оптимистичных моментов только одно — со временем, возможно, и от меня страх уйдет. Хотелось бы.

— А чего бояться? — рассмеялся Олег и, встав спиной к темной глади реки, оперся руками о низкий гранитный парапет. — Смерти? Так ее нет, тебе ли не знать? Глада, хлада и мора? Или какого-то самопального колдуна, который может свести со мной счеты по заказу барыги?

— Например, — раздалось шипение у меня над ухом, а после черная тень, которую я успел заметить краем глаза, вбила свою ладонь в грудь Олега.

Что-то сверкнуло, и мой новый приятель без крика перевалился через парапет и канул в темноту воды.

Не скажу, что я потратил эти секунды зря, заветную иглу я достать успел, и даже попробовал пустить ее в ход, только вот рука ткнулась в пустоту.

Черная тень оказалась невероятно, сверхъестественно быстра, там, где она стояла секунду назад, уже никого не было.

— Пора. — Шипение раздалось у меня за спиной, я моментально развернулся на месте, а после понял, что больше никаких движений сделать не смогу, поскольку руки и ноги словно стянули крепкими веревками. Именно веревками. Это не то, что я проделывал с Ряжской, тут нечто другое, менее впечатляющее, но настолько же эффективное.

И, похоже, губительное для меня.

Последнее, что я увидел, это асбестово-белое лицо в обрамлении капюшона угольно-черного «худи», да страшные глаза со зрачками-точками.

И все. А потом я полетел с набережной вниз, сопровождаемый словами:

— Ничего личного.

В воду я вошел неудачно, врезавшись в нее спиной и мигом потеряв ориентацию в пространстве. Ну и, понятное дело, камнем пошел на дно. Москва-река — не Яуза, тут и у берега глубина изрядная. Ну как изрядная? Где три метра, где шесть, а у Перервы вроде как даже шестнадцать.

Но лично мне и двух — за глаза. Особенно в нынешнем состоянии, когда я ни рукой, ни ногой шевельнуть не могу.

Не хочу умирать! Не хочу!

Вот только никого мои треволнения не печалили. Да и кто их мог услышать? Серые безжизненные воды Москвы-реки за века в себя такое количество утопленников всех видов приняли, что их даже сольный концерт Садко в сопровождении оркестра гусельников не растрогал бы. Что тогда говорить о предсмертных терзаниях какого-то глупого и нерасторопного ведьмака?

Я задергался, как рыба, попавшая на крючок, но толку от этого не было, только еще ниже ушел, а через пару минут мои ноги коснулись склизкого дна реки.

В висках стучало, вены на лбу, скорее всего, набухли так, что вот-вот прорвутся, перед глазами поплыла багровая пелена.

Тут я еще и на дно завалился, влекомый течением, отчего остатки воздуха вылетели из моей груди, а в рот хлынула вода.

Вот и все, я утонул.

И каково же было мое удивление, когда я осознал, что могу дышать! Мало того — что я лежу не на дне реки, а на камне, холодящем кожу через мокрую одежду, и что меня вот-вот вырвет.

Это, собственно, немедленно и случилось. Хорошо хоть голову повернуть успел в сторону, себя не забрызгал.

Что ел в ресторане, что не ел. Нет, не впрок мне идут посещения подобных мест, один вред от них. Надо дома питаться, там дешевле, там надежней. Да и вкуснее.

Но это все ладно. Я снова могу двигать руками и ногами! И это — здорово.

Правду говорят люди — прежде чем кого-то карать, испытай наказание на себе и пойми, насколько тот человек этой муки достоин. Может, зря я Ряжскую тогда обездвижил? Может, как по-другому поступить стоило?

— Вот же сука! — послышался рядом голос Олега. — Тварь! Ну все, теперь мне долго скучно не будет, теперь у меня дело есть.

Я оперся ладонями о гранит, привстал и повертел головой. Понятно, один из спусков к реке, которых тут, на набережной, немало. Вот только там, где нас прихватил загадочный гад в «худи», ничего подобного не имелось, это уж точно. Вопрос — как я сюда попал? Да еще и живой?

Или уже неживой? Все мертвецы поначалу уверены в том, что они все еще существуют, мне ли не знать?

Я ущипнул себя за руку. Больно.

— Ну ты глянь, Сашка? — Олег, голый по пояс, показал мне свою дорогую кожаную куртку, на которой красовалась изрядных размеров дыра, аккурат в том месте, куда его ударил ладонью нападавший. На груди, к слову, у него красовался огненно-красный ожог — На заказ делали! А теперь все, теперь только в помойку! Не прощу!

— Это ты меня спас? — кряхтя я пододвинулся к стене и оперся на нее спиной. — Из реки вытащил? Я думал все, пипец мне. Уж и воды хватанул…

— Да какой там! — отмахнулся Олег. — Меня самого еле откачали. Огонь же! Мой главный враг. Будь этот дурак посмекалистей, так ни за что меня в воду бросать не стал бы, она одна меня спасти могла. Ну и водяницы, понятное дело. Они и пламя в груди потушили, и меня подлечили. И тебя, кстати, тоже они вытащили, в счет старого долга. Вот тебе и ответ на твой вопрос, чем тебя одарили. Ну помнишь, ты у меня спрашивал при первой встрече, что, мол, и как? Так вот — шанс на жизнь тебе та русалка дала, тот, с которым сухим из воды выходят. Точнее — три шанса. Еще точнее — уже два. Мне их старшая так и велела тебе передать, мол: «Еще два раза в смертный час вода не причинит тебе вреда».

Стоило оно того тогда, осенью. Стоило. Это, выходит, я той ночью не Аглаю пожалел, а себя спас.

Тьфу, какая чушь в голову лезет.

— Пижон с конфетной фабрики! — продолжал разоряться Олег, глядя на дыру в куртке. — Ух, я его встречу!

— Или он нам второй раз «ух» устроит, — сплюнул я и вытер мокрое лицо. — Ругайся не ругайся, а отработано красиво.

— Меня врасплох застал, а ты еще зеленый совсем, — возразил мне ведьмак. — И потом — злодей явно кровью «забросился». Ты его глаза видел? Зрачков практически нет.

— Вот сейчас неясно, — просипел я, трогая горло, которое саднило нестерпимо, то ли от того, что воды холодной наглотался, то ли после того, как эту воду из себя изверг. — Так это чего, это нас вампир чуть не угробил?

— Хремпир! — рявкнул Олег и злобно скомкал пачку мокрых сигарет. — Граф Фигакула! Колдун это был, колдун! Как видно — тот самый, правильно я все просчитал. А кровь ему силу дает. Своей-то у него откуда взяться? Самоучка, как и сказано выше. В обрядах за кладбищенской оградой он не плясал, через посох не прыгал, наставника своего не убивал. Как бы так тебе объяснить… Это как с самоучителем пробовать машину водить. Вроде бы все написано верно, и картинки есть, но пока ездить научишься, не одну «тачку» разобьешь. А с наставником раз-два — и поехал. Вот и тут то же самое. Он азы выучил, а силенок нет. И что тогда?

— Что?

— Кровь. — Олег тоже присел и оперся спиной о гранит. — Она, родимая. Чего ты дергаешься? Это жизнь. В ней знаешь сколько мощи? Даже полный бездарь много чего натворить сможет, если ее в ход пустит.

Чего дергаюсь? Больно часто про неприятные вещи, вроде обрядов на крови, вокруг меня упоминать стали. Это немного нервирует.

Ну и холодно еще. Весна хоть в этом году и теплая, но апрельская ночь — не августовская. Да после водной процедуры.

И вот тут меня вывернуло наизнанку второй раз, еле вскочить успел. Пришло осознание того, что произошедшее со мной несколько минут назад приключение — настоящее. Это не кино, не книга, не сон. Все взаправду. И вода, которая хлынула ко мне в легкие — тоже. Кабы не дар Аглаи, лежать мне сейчас на дне, перемещаться вниз по течению. Нет, Олег меня, может, и нашел бы потом, но толку-то от того?

Вот как тут не вспомнить еще одну мудрую фразу, которую не знаю кто произнес — спешите делать добро. Оно и вправду всегда возвращается.

Как и зло.

— Слабоват ты в коленях, брат-ведьмак, — хмуро буркнул Олег. — Я только кровь упомянул, тут тебя и стравило. Давай, как-то закаляй дух. Иначе не выжить тебе.

— Да не в крови дело, — вытер я рот. — Накатило просто.

— Это бывает, — признал мой товарищ по несчастью. — Слушай, я, наверное, с вами завтра уже не еду. У меня, как ты видел, дела личного свойства появились.

— Уверен, что один справишься? — усомнился я. — Ты что хочешь говори, а этот гад силен.

— Мне его поймать надо до того, как он сдохнет. — Олег извлек из кармана джинсов комок, в котором угадывались деньги. — То есть — спешить нужно.

— Думаешь, не ты один на него зуб имеешь?

— Это тут при чем? — поморщился Олег, отлепляя одну купюру от другой. — Хотя не исключено, не исключено. Тут дело в другом. Если он себя постоянно кровью разгоняет, это плохо кончится. Я ж сказал — самоучка. Ни один настоящий колдун, ни одна ведьма использовать кровь в таких количествах не станут. По граммчику в обрядах раз в квартал — да. Но постоянно? Вот скажи — ты же концентрированную серную кислоту не пьешь на завтрак вместо чая? Правильно. А кровь для таких как он — это, по сути, она и есть. Препарат силы немалой и разрушительности такой же. Только этому уроду никто ничего не объяснил, и он думает, что так поступают все остальные колдуны. Поверь, я знаю, что говорю. А еще он шалеет от собственной силы, считая себя всемогущим. Нет, оно и понятно — вчера ты обычный дрищ, а сегодня — полубог. И сделал его таким какой-то несложный ритуал. Само собой, он теперь не остановится. То есть — будут новые жертвы, но даже не это главное. Эта тварь хотела меня убить, я такого не прощаю, потому хочу забрать его жизнь до того, как он окончательно перестанет быть человеком. А это случится очень скоро.

— Если не сложно — поясни последнюю фразу, — попросил я, достав из кармана пиджака телефон, увы, безнадежно испорченный водой. — С чего ты взял, что он со дня на день окочурится? Мне рассказывали, что у колдунов душа к телу гвоздями прибита.

— Ты меня вообще слушаешь? — Олег разложил купюры на камнях, точнее — прилепил их к ним. — Я не сказал, что этот поганец умрет. Фраза звучала как «перестанет быть человеком». В нем и сейчас людского уже немного осталось, а скоро вовсе ничего не будет. И тогда он начнет отдавать долг тем, кто ему книгу подсунул и немного могущества отсыпал на время. Штатная история. Этот дурак не первый и не последний. Каким образом он отрабатывать должок станет — объяснить?

— Догадываюсь — я ногтем подцепил крышку телефона и снял ее — Все, точно хана аппарату.

— И потом… — Олег помялся. — Боюсь, он слышал наш разговор, и понял, что ты тоже в теме. Ну, по Соломину. Само собой, он уверен, что мы мертвы, но кто знает? Так что оно и хорошо, что ты завтра с парнями в поля умотаешь. А я сначала проведаю бывшего клиента, чтобы выяснить ряд моментов, ну а после поеду к этому красавцу. Уверен, адрес мне господин Соломин предоставит.

Всем хорош Олег, но очень уж самоуверен. Интересно, а я со стороны в последнее время не так ли выгляжу? Если да — то надо в себе что-то менять. Так не пойдет.

Тем временем мой новый друг определил наше местоположение и вызвал такси. У него телефон оказался водонепроницаемый.

— И как мне в него садиться? — вопрошал он у меня, вертясь на месте с разведенными в стороны руками. — Боюсь, меня даже за двойной тариф в таком виде в машину не пустят!

— Не такая уж большая дырка в куртке. Сойдет, — высказался я по этому поводу, но мигом замолк, как только Олег печально мне подмигнул через отверстие в кожанке. То ли заклятие еще действовало, то ли кожа была специфическая, но за минувшую четверть часа дыра увеличилась вдвое. — Ладно. Держи мой пиджак. Только чур с возвратом!

— Другое дело, — обрадовался Олег. — Из карманов все забери, хорошо? А то тащись потом к тебе, вези какую-нибудь визитницу. И «нет» не скажешь, ты же вроде как благодетель.

Я распихал свое добро по карманам потихоньку подсыхающих брюк и протянул ведьмаку свой пиджак.

— Ты вот что, — попросил я его. — Не застегивай его. Пожалуйста.

А как по-другому? Олег куда массивней, чем я. В плане мускулатуры. Как бы он вообще не лопнул у него на спине.

— Слушай, а как вообще к самоучкам книги попадают? — спросил я у ведьмака, пока мы стояли и ждали такси. — Вот ты сказал, что кто-то им их подсовывает. Кто?

— Есть такие, — неохотно ответил Олег. — Долгожители, блин. Им человека с пути сбить и под себя подмять всегда в радость. Да и выгода тоже немалая. Душа-то им достается, целиком и полностью. Ритуал, что на крови проводится, заклинанием сопровождается, понимаешь? А заклинание это и есть процедура передачи души в обмен на черную силу. А кровь — это как печать на документе. И главное — не подкопаешься. Человек сам все затеял? Сам. Сделал все сам? Точно так. А они, стало быть, ни при чем. Нет-нет-нет.

— А «они» — кто? — настырничал я. — Объясни.

— Нет, — покачал головой Олег. — Не скажу. Это та тема, Сашка, в которой каждый для себя сам разбирается. Таков Покон. Ты не думай, я не боюсь, просто так заведено. Ты сам должен выбрать свой путь под Луной. И я сейчас не о наших ведьмачьих делах. О другом речь. Понимаешь?

— Понимаю, — кивнул я. — Все равно спасибо. За то, что хотя бы направление указал.

— Это всегда пожалуйста, — повеселел Олег. — И вообще — ты хороший парень. Появился на горизонте — и все, скуки как не бывало. О, а вот и такси, обе машины. На, держи денежку. Да бери, твои в кармане до сих пор мокрые лежат. И давай телефон подсуши или новый купи. Я тебе завтра звякну, расскажу последние новости.

Мы обнялись на прощание, и я полез в машину, не особо обращая внимание на чуточку удивленный взгляд шофера. Почему чуточку? Это Москва. Здесь для полного изумления всего лишь мокрой одежды мало, наши водители и не такое видели.

— Очень извиняюсь, но деньги покажите, — попросил водитель, увидел, как я помахал более-менее платежеспособной пятитысячной купюрой, и, взревев мотором, двинулся в путь.

В машине на меня навалилась усталость, замешанная с досадой. Даже нет, «досада» не то слово, оно не очень верно отражает ход моих мыслей.

Это была злость на себя самого. Сильная и неприкрытая.

Сегодня я мог умереть. Совсем. Навсегда. Сейчас мое тело могло медленно плыть в сторону шлюзов, и вокруг него кружились бы рыбки.

И винить в этом кого-то постороннего не имеет смысла. Знал, что жизнь больше никогда не будет такой, как раньше? Знал. Был в курсе, что раньше или позже появятся те, кто захочет убить? Был.

Что сделал для того, чтобы остаться в живых? Ни-чего. Два дня прошло с тех пор, как Морана заклятие огня подарила, два дня! Первое серьезное заклятие, применение которого следовало отточить до идеала, чтобы пускать его в ход на уровне инстинктов. Вот так таки закрыться дома, разобрать его на запчасти, чтобы понять, как оно работает, а после заточить под себя. А я даже пальцем не шевельнул. День рождения отгулял, на вечеринку сходил, а самое важное — оно подождет.

И вот результат. Меня спеленали и утопили. А я только и успел что иголочку достать. Иголочку. Тьфу. Даже не смешно…

Кстати — она тоже сгинула. То ли на камнях набережной осталась, то ли на дне реки лежит.

Короче — до самого дома я себя поедом ел, из машины вылез злой и раздраженный и, когда Жанна, отиравшаяся у подъезда, заметила меня и удивленно хлопала ресницами, сразу рявкнул:

— Даже не спрашивай!

— Хорошо, не буду, — покладисто ответила девушка, а после добавила: — Хотя и очень хочется!

— Понимаю. — Я плюхнулся на лавку. — Но не надо.

— Не в духе, — подытожила мертвячка и присела рядом со мной. — Случается. У меня тоже раньше так бывало. Вот я как-то раз пошла в салон, на маникюр, а моего мастера не оказалось, она в этот день…

— Жанна, очень тебя прошу — не сегодня! — взмолился я. — Мне и так хреново. Лучше рассказывай, что там эти двое.

— Они не геи! — радостно сообщила мне девушка. — Точно тебе говорю! Они еще когда в машине ехали, проституток вызвали. Сам рассуди — зачем геям проститутки?

— И в самом деле, — согласился с ней я. — Ни к чему. Это все?

— Нет, — помотала головой Жанна. — Еще они против тебя ничего не замышляют. Наоборот, — очень рады, что познакомились, и уверены, что ты поможешь им решить их проблему. Какую именно, не знаю, они не сказали, но поняла, что вы завтра куда-то отправляетесь вместе. Очень хорошо о тебе отзывались, мне даже приятно стало.

— Не понял?

— Ну мы с тобой вроде как уже друг другу не чужие, — потупилась мертвячка. — За это время сблизились. Не так, как мужчина и женщина, но все же… Конечно, мне приятно, что о родном человечке хорошее говорят.

— Жесть, — только и смог произнести я, а после поднялся с лавки. — Спасибо тебе. Все, свободна.

— А можно я завтра с вами поеду? — робко попросила она. — Хоть какое-то разнообразие. Пожалуйста!

Вот еще новости. Впрочем… Почему бы и нет?

— Ладно, — подумав еще пару секунд, разрешил я. — Но только не болтать в дороге и в туалет не проситься по старой привычке. Сидеть тихо, как мышь.

Жанна изобразила пантомиму с закрытием рта на замок и выбрасыванием ключей в соседние кусты.

— Гляди у меня! — погрозил я ей пальцем и пошел домой.

Глава двенадцатая

Мои новые знакомцы оказались людьми пунктуальными. Ровно в четыре часа к моему подъезду подъехал респектабельный черный внедорожник, за рулем которого гордо восседал Слава Раз.

— Привет, — помахал он мне рукой. — Давай, запрыгивай назад.

— А чего вещей так мало, один рюкзак? — поинтересовался Слава Два, сидящий впереди, рядом с водителем. — У нас вон полный багажник.

— Так мы туда не жить едем, — резонно заметил я, открывая дверцу машины. — Дело сделаем — и утром назад. Или я чего-то не так понял? Надеюсь, вы меня обратно не на электричке хотите отправить?

— Как ты мог такое подумать? — переглянувшись и тем самым поселив в моем сердце нехорошие подозрения, дружно заорали оба Славы. — Отвезем домой в лучшем виде! С ветерком!

— Смотрите, верю, — забрался в салон я. — Если обманете, сроду больше помогать не стану!

Жанна последовала за мной и мигом устроилась у окна, что-то довольно бормоча и оглаживая юбку, которая, естественно, даже и не подумала задираться.

— Только вот что еще, парни, — обратился я к Славам. — Перед тем как за город рванем, заскочим в пару мест? Одно совсем рядом, а одно в центре. Да ладно вам, сегодня суббота, пробок нет. Или они меньше, чем на МКАДе.

Не скажу, что мои попутчики были в восторге, но спорить не стали.

Я же не хотел откладывать в дальний ящик благодарность за доброе дело, пусть даже ранее мной уже оплаченное.

Потому сначала мы завернули в находящийся неподалеку от меня универсам, а после отправились на Котельническую набережную, к тому самому месту, откуда меня вчера такси забрало.

— Спасибо вам, девицы-красавицы, за то, что сгинуть накануне не дали, — поклонившись в пояс воде, негромко произнес я. — И примите подарки от меня. Надеюсь, они вас порадуют.

В воду полетели два десятка разноцветных пластмассовых расчесок. Ну нет в «Пятерочке» гребешков! Как видно, не востребованы они покупательской массой. Что нашел — то и купил.

Красные, желтые и синие расчески закачались на ровной глади серо-зеленой воды, но продлилось это недолго. Сначала с поверхности исчезло одно пластмассовое изделие, потом второе, а следом за ними буквально за минуту под воду ушли и остальные. Причем они не тонули, создавалось полное впечатление, что их просто кто-то утягивает вниз, подцепив тоненькими девичьими пальчиками.

Впрочем, так оно наверняка и было.

Напоследок вода плеснула у самого берега, чуть забрызгав мои кроссовки и джинсы, и я понял, что таким образом мне сказали «спасибо». Дар был принят и оценен по достоинству, причем не только его материальная сторона.

Я отвесил еще один поясной поклон, и побежал наверх, туда, где меня ждали в машине недовольные задержкой Славы.

Пробок и в самом деле почти не имелось, потому мы шустро проскочили Москву и выбрались на Симферопольское шоссе, не сказать чтобы совсем уж пустынное, но и не очень загруженное.

Слава мигом прибавил скорость, за стеклами, нагоняя на меня сон, как в калейдоскопе, замелькали елки на пару с безлистными еще березками.

Впрочем, я ничего против вздремнуть и не имел. Да и что здесь странного? Я почти сутки на ногах. Нет-нет, никаких нервов, никакого «отходняка» после речной эпопеи. Все сплошь прагматика. И немного стыд. Тот, который меня еще в такси начал терзать.

Короче — я всю ночь и часть сегодняшнего дня колупался с тем заклятием, что мне показала Морана. Оно на вид хоть и казалось несложным, но на деле под конец у меня чуть мозги не закипели. Травы все я записал, ни одну не потерял, но дозировка? Сколько вешать в граммах? И самое главное — активация. Сын Кощея метал пламя прямо из рук, делая это красиво, лихо и небрежно, как нечто само собой разумеющееся. Там имел место быть не классический «файербол» из игр и фильмов, но тем не менее смотрелось это мощно. У него руки словно горели, и языки пламени отлетали от них во врагов подобно неким огненным змеям.

У меня же поначалу не то, что огонь — дымок добыть не получалось. Хотя некую логику того, как именно это работает, я в результате уловил.

Травы, точнее, та мазеподобная субстанция, что у меня получилась в результате, была чем-то вроде катализатора, не более того. Если сравнивать это все с зажигалкой, то зелье — это кремень, высекающий искру. Фитиль — то, на что оно нанесено. Но основой, так сказать, пальцем, крутящим рифленое колесико, кое из кремня вышибает искру, является моя внутренняя энергия. Горит именно она. Я сжигаю часть себя, используя это заклятие. Ну фигурально, разумеется, и тем не менее.

Причем для верного использования важны все факторы, включая веру в то, что оно сработает как надо. Да-да, я сам был очень удивлен, это осознав. Как понял? Да очень просто.

Когда я, в очередной раз заорал о том, что ничего у меня не получается, и пошло бы оно все к лешему, Вавила Силыч, сидящий на табуретке и наблюдающий за моими мучениями, заметил:

— Ты сам не веришь в то, что делаешь. И не спорь. Со стороны виднее.

— Верно-верно, — поддакнул ему Родька и брякнул дужкой ведра с водой, стоящего рядом с ним. Как только мои приятели пронюхали о том, с чем именно я экспериментирую, то немедленно озаботились вопросами пожарной безопасности. Более того — Вавила Силыч очень сильно не одобрил эти огнеопасные опыты, проводимые в жилом помещении, но в результате я его все ж таки уломал. — Но ты, хозяин, себя не вини. Мало кто согласится руку подпалить.

— Это да. — Я глянул на свою конечность, покрытую тонкой блестящей пленкой подсохшего зелья. — Страх внутри имеется.

Имеется — не то слово. Полчаса себя заставлял сначала эту хрень на руку намазать, а потом к испытаниям перейти. Если бы не купание в Москве-реке, так, может, и не заставил бы вовсе. Но если сама по себе она не горит, как я ни пробовал, и будучи нанесенной на карандаш, а также на пяток других предметов, тоже, то только рука и остается.

— Он тебе и мешает, — изрек Вавила Силыч. — Я в таких штуках не силен, но точно знаю, что если самому не верить в то, что делаешь, то ничего не получится. Хоть расшибись.

— И что теперь? — устало поинтересовался я, опускаясь на табурет. — Плюнуть на все?

— Серебро, — поднял вверх крючковатый палец подъездный. — С ним попробуй. Огонь и серебро всегда ладили. И против нежити они оба первое средство.

А ведь верно. Серебро часто фигурирует в рецептах. Иные зелья только этим металлом и надо размешивать в процессе варки, чтобы придать им нужные свойства. Я специально для подобных целей даже недешевую длинную серебряную ложку прикупил. И такой же черпачок, для последующего разлива. А то не тем чем надо зелье зачерпнешь — и все, оно превратилось в бесполезную вонючую неаппетитную жижу.

Но здесь черпак не то, что нужно. Зато отлично подойдет новогодний подарок Ровнина, а именно — нож, что он мне с Женькой передал. Чистое серебро, без примесей, и даже с пробой.

Покрыв лезвие мазью, я повертел нож в руках. Блеск серебра исчез, скрывшись за матовой оболочкой.

«Гори», — устало попросил я предмет, сильно сжав рукоять ровнинского подарка. — «Гори. Пожалуйста».

Нет. Не желает возгораться из искры пламя. То ли я бездарен до крайности, то ли все делаю неверно.

Но этого быть не может. Все — так. Да, верный вес компонентов в рецепте не фигурировал, зато описание конечного результата имелось, и оно полностью совпадало с тем, что у меня вышло.

Значит, дело все-таки во мне?

И тут меня такая злость взяла, причем за все сразу! И за бессонную ночь, и за все проблемы, которые я нажил с прошлого лета, и за собственную лень! Да сколько можно уже!

— Гори, скотина! — прорычал я, уставившись на нож в своих руках и ощущая, как откуда-то изнутри меня окатывает горячая волна гнева. — Гори!

Вот тут и вспыхнул огонь. Причем — сразу. В смысле — нож загорелся сразу весь, не частями, он полыхал как факел, ярко-красно и беззвучно. Пламя вытянулось по всей длине лезвия, и потому предмет в моей руке напоминал очень короткий огненный меч.

Выходит, главное условие срабатывание заклинания — злоба? Разозлись, и будет результат? Если да — это плохо. Я так часто вгонять себя в подобное состояние не смогу.

— Горит! — пискнул Родька. — Ох, лихо горит!

— Ведро наготове держи, — велел ему Вавила Силыч. — А ну как сейчас и рука у Александра полыхнет? Так он ножик бросит сразу, и добро если в раковину, а не на пол!

Самое забавное — металл не нагревался. И пламя, полыхавшее в сантиметрах от моей руки, ее совершенно не припекало, хотя и должно было.

Я подумал пару секунд, а после провел свободной ладонью над полыхающей сталью. Ничего. Ни жара, ни боли не испытал. Словно это и не огонь вовсе.

Так, может, ничего и нет, и это просто иллюзия? Морок?

Я цапнул какую-то бумажку, лежащую на столе, и поднес ее к огню. Та мигом загорелась.

Значит, все настоящее. Значит — получилось.

Бумажка отправилась в ведро с водой, а я пару раз махнул ножом. Пламя держалось на клинке как привязанное, не шевелилось и искры не рассыпало.

— Туши, — попросил меня Вавила Силыч. — Не дело в дому с огнем играться!

— Пусть само потухнет, — возразил я ему. — Интересно, на сколько его хватит?

В рецепте про это не говорилось, но и ежу понятно, что бесконечно длиться подобное не может.

Так оно и вышло. Через две с небольшим минуты пламя потухло, причем так же, как и появилось — вдруг и сразу.

С клинка осыпалась черная труха, в которую превратилась субстанция, на него нанесенная, и он опять сверкнул тусклым блеском серебра.

Стало быть, время действия обусловлено тем, какое количество мази будет нанесено на нож. Или на руки. Теперь ясно, отчего тот колдун на холме больше не смог показывать чудеса файер-шоу окружившим его врагам — у него боезапас кончился. Хотя мне, конечно, до него далеко еще — он-то даже бросаться пламенем мог.

Но это ничего. Терпение и труд все перетрут. Главное — направление взято верно. Опять же — в загородной поездке появился дополнительный смысл. Там чисто поле, там не страшно спалить родимый дом, вот и потренируюсь. Нож — это хорошо, но хотелось бы все-таки обходиться без дополнительных предметов. Страха перед огнем больше нет, он для меня, как показала практика, безвреден, а, значит, может, все же выйдет чего?

Ну и наварить побольше расходного материала надо будет. Вот тоже интересно — у него есть срок годности? И хранить его как? В сухом и теплом месте, недоступным для детей, неугомонных сотрудниц отдела «15-К» и особо продвинутых слуг, или, наоборот, в холодильник засунуть?

Вопросов масса, ответов нет, как и всегда. Тяжко жить молодому ведьмаку, тяжко. Все путем проб и ошибок приходится узнавать.

— Подъем! — меня толкнули в плечо, вырывая из объятий сна, потом еще раз, посильнее. — Просыпаемся! Мы почти на месте, так что самое время поужинать. Дальше приличных забегаловок не будет, дальше мост, лес, поле и точка назначения.

— Еда — это хорошо, — зевнув, пробормотал я и ощутил, что в самом деле здорово голоден. — Особенно горячая. А если еще и с большой кружкой сладкого кофе…

— Кружку не обещаю, тут картонные стаканчики в ходу, но все остальное — без проблем, — Слава Раз лихо подрулил к типичному придорожному кафе, у которого уже стояло несколько машин. — Да, надо бы еще с собой еды прикупить. Завтракать-то все одно нужно чем-то будет. Ну не консервы же трескать?

— Верная реплика, — снова зевнул я. — Тем более что мое питание по нашему договору возлагается на вас. И сразу скажу — я тушенку ножом из банки выковыривать не хочу. И лапшу китайскую в пластиковом корытце запаривать тоже.

— Привередливый какой, — проворчал Слава Два. — Балованный. Нам вот и лапша хороша!

— Потому что вы на себя работаете, а не в офисе. Потрескали бы ее с мое, по-другому запели. — Я вылез из машины и потянулся. — О-ох, ноги как затекли!

— Здоров ты спать, — хлопнул дверцей, а после пискнул сигнализацией Слава Раз. — Как на выезде из столицы отрубился, так и все. Нет тебя с нами! Завидую от чистого сердца. Я вот, бывает, по два часа верчусь, все уснуть никак не могу.

— Это тебя совесть гложет, — подал голос Слава Два. — Кто очередную бухгалтершу в декрет отправил? А нам отчеты в налоговую сдавать надо!

Что любопытно — перебранка, начатая на улице, после переместилась в кафе, и не закончилась даже за столом. При этом было видно, что ругающиеся Славы зла друг на друга не держат, и данный спор для них скорее развлечение, чем повод поорать друг на друга.

Да и вообще было предельно ясно, что эти двое на самом деле крайне дружны. Возможно, когда-то их связала общая ведьмачья стезя, но со временем это переросло в нечто большее, чем просто бизнес и просто дружба. И я сейчас не о модных в последнее время однополых тенденциях говорю. Подобным тут и не пахло.

К месту назначения мы подъехали уже в сумерках. Кстати — до того подобное строение мне ни разу видеть не приходилось. Не бывал я раньше в «закромах родины». Со слов Славы Раз я понял, что это зернохранилище небольшое, местного значения, для локальных целей.

Ну не знаю. Когда мы выехали из леса на полевую дорогу, и на фоне стремительно темнеющего неба нарисовалась громадина ракетообразной формы, я, например, проникся. Если эта хреновина проходит по категории «зернохранилище эконом-класса», то что тогда считается бизнес-категорией? Элеватор? Кстати — еще одно слово, знакомое мне только по книгам.

Вблизи оно, правда, оказалось на самом деле на таким уж здоровенным, но все равно — впечатляло.

Хотя оценить в полной мере величественность этого строения я смог, только въехав на территорию. До того картина за окном автомобиля никак толком в моем сознании зафиксироваться не могла. Почему? Потому что в Москве весна — это первая листва, короткие юбки молоденьких девочек, и прочие радости бытия.

А здесь это раздолбанная дорога с грязью, летящей во все стороны. Меня давно так не мотало из стороны в сторону. Пару раз я даже был уверен в том, что мы точно завязнем в очередной колдобине, которая осталась тут со времен царя Гороха, и придется нам вылезать из сухого теплого салона, нырять в глиняную жижу и толкать транспортное средство под унылые вопли вроде: «Рррраз-два, взяли! Е-е-е-е-еще — взяли!».

Короче — так себе тут весна.

Да что там. В лесу, который остался позади нас,кое-где еще снег лежал под елками. Но при этом лесная дорога была куда приличней полевой, то ли по ней ездили меньше, то ли еще чего. Не знаю.

Но — обошлось. Мы добрались туда, куда надо, сухенький дедок-сторож на входе безропотно открыл ворота, представляющие собой сваренные трубы с натянутой на них сеткой Рабица, после снова замкнул их на большой висячий замок, и поспешно скрылся в своей караулке, даже не обменявшись с нами парой слов.

— Странно, — проводив его взглядом, сообщил нам Слава Два. — Обычно этот старикан не такой шустрый и любит из себя начальника покорчить. А тут даже не помурыжил, документы не проверил, номер машины с листочком в сто тысяч пятьсот первый раз не сверил.

— Значит, есть на то причина, — отозвался его друг и заглушил мотор. — И я догадываюсь какая. Все, приехали.

Я покинул салон, с удовольствием вдохнул свежий воздух и повертел головой, оглядываясь.

Прямо передо мной возвышалась та самая башня, которую я еще от леса заметил. Левее, ближе к воротам, у высокой стены, огораживающей территорию, темнели силуэты каких-то ящиков, закрытых брезентом. Ну а за спиной находилось приземистое одноэтажное белостенное здание с прямоугольными окнами, назначение которого для меня пока являлось тайной. Более всего оно напоминало гигантских размеров длиннющий сарай.

Может, это конюшня? Правда, накой она тут нужна? Впрочем… В наших краях и похлеще вещи встречаются. У нас тут не Германия, где все по порядку — либо параллельно, либо перпендикулярно. У нас тут Россия.

— Кстати, Саш, обрати внимание. — Именно к этому зданию и направился Слава Раз. — Вот и метка. Помнишь, я тебе обещал показать, как она выглядит? Смотри.

Он провел рукой по белой стене здания, прямо рядом с закрытыми дверями, и я увидел, как на ней заискрилась приличных размеров буква «С» и цифра «2», расположенная поверх нее.

— Наш знак, — пояснил мне Слава Два. — Всякий порядочный ведьмак, увидев его должен смекнуть, что никакие безобразия творить тут не стоит, поскольку это место находится под охраной. По каким причинам, зачем, отчего — не суть. Важен сам факт. Нет, это не означает, что ему немедленно надо убираться отсюда, потому что здесь чужая территория. Мир — он ничей. Он — общий. Но помнить о том, что конкретно здесь шалить не следует, — нужно.

Про ведьмачьи знаки я спросил у моих спутников сразу же, как мы отъехали от кафе. Давно я хотел этот вопрос прояснить, но все как-то не до того было. То очередная пьянка, то меня утопить пытаются, то еще что-то происходит. Короче — кругом хаос, вопрос не задашь.

А тут, наконец, появилась такая возможность.

Оказывается, свой знак имел всякий порядочный ведьмак, и им отмечал то место, которое… Ну вы уже поняли.

И только у меня такового не имелось. Право на свой знак я мог получить только после того, как меня примет ведьмачий круг. Нет, никакой оговорки. Не «в ведьмачий круг», а именно так. Механизм сего действа, правда, мне Славы объяснить не смогли. Мол — сам увидишь, поймешь, почувствуешь.

Так что и знака мне пока не положено, и даже увидеть я их самостоятельно пока не мог. Одно проистекало из другого. Потому, собственно, Олег и претензии мне предъявлять при знакомстве не стал, разобравшись в вопросе по справедливости.

Кстати — он мне так и не позвонил. А ведь обещал рассказать детали о том, как именно он господина Соломина будет через колено ломать.

— Плохое место, — внезапно шепнула мне на ухо Жанна. — Там чернота.

Ее призрачный пальчик указал на дверь непонятного строения, которую как раз в этот момент отпирал Слава Раз, с натугой прокручивая ключ в очередном навесном замке.

— Поконкретней, — тихонько попросил ее я. — Что ты имеешь в виду?

— Я не знаю, — еле слышно произнесла девушка. — Как описать ощущения? Просто знаю, что там, внутри, что-то очень-очень плохое. Оно когда-то было как я, а теперь стало не таким. И еще оно нас слышит. И радуется, что мы пришли. Даже мне. Только это не такая радость, когда хорошо, она другая, черная. Понимаешь?

Понимаю. Душа какого-то бедолаги переродилась до такой степени, что ничего доброго от нее теперь ждать не приходится. Стало быть, действовать надо по старинке — хватать и не пушшать, пока она не истает и не станет лужей слизи под ногами. Отпускать этого товарища по-белому, туда, за облака, я не стану. Здоровье дороже. Пес его знает, за какие грехи он тут остался и чего за истекший период успел натворить.

Но подстраховаться надо.

— Слав, погоди, не отпирай, — попросил я ведьмака, который почти уже отпер дверь. — Замри на секунду.

Что мне нравится в моих спутниках — они умеют не задавать лишних вопросов. Сказали «замри» — значит, замрут без всяких там «зачем» и «почему».

Мне тоже надо научиться так поступать.

Я достал из рюкзака свой ведьмачий нож, прикрепил ножны к поясу и подергал их — не расстегнутся ли крепежные кнопки?

После достал второй нож, серебряный, тот самый, что сегодня испытания проходил, и по новой покрыл его лезвие слоем мази, моментально подсыхающей на воздухе. Ножен для этого клинка у меня, увы, не было, и я, немного поколебавшись, сунул его в карман куртки. Надеюсь, мазь с лезвия не сотрется.

— Арсенал, — с уважением, то ли натуральным, то ли наигранным сказал Слава Два. — Сразу видно — суровый профи.

— Внутри узнаем, — порадовал я его. — Нас там ждут.

— Да ладно, — насторожился Слава Раз. — Да ты никак эту нежить учуял уже?

— Есть маленько, — скромно подтвердил я. — Ты мне другое скажи — там свет есть?

— Само собой, — кивнул Слава Два. — Сразу зажжем, не сомневайся. И тебя, если что, подстрахуем как сможем.

— Только сможем не ахти, — признал его друг. — Не наш профиль. Обычному человеку мы морду набьем без проблем, но обитатели мира призраков — это уже перебор. Мы их даже не видим.

— И если все кончится совсем плохо, то похороны за наш счет. — Дужка замка брякнула о петли, дверь с легким скрипом распахнулась. — По первому разряду, не сомневайся!

— Вот идиот! — обреченно вздохнул Слава Раз и виновато посмотрел на меня. — И с этим человеком я веду бизнес.

— Он там! — взвизгнула Жанна и юркнула мне за спину. — Совсем рядом со входом! И хочет убить всех нас. Даже меня! Он так и говорит!

Верно — я тоже услышал некое глухое ворчание, идущее изнутри здания, только слов разобрать не смог. Но вот угрозу, вложенную в него, разобрал сразу.

— Стоять! — заорал я на Славу Раз, который было уже шагнул в темноту дверного проема. — Назад!

— А? — повернул ко мне голову он, но уже в следующий миг его лицо исказилось от боли.

И неудивительно — когда в тебя запустил свою призрачную когтистую лапу призрак, это не шутка.

Самое же паршивое то, что я таких, как эта тварь, до сегодняшней ночи и не видал даже! Вон он, торчит за плечом Славы Раз, с видимым удовольствием шерудит в его теле своей лапищей, и при этом таращится на меня. Здоровенный, метра под два с лишним роста, весь какой-то облезлый, глаза светят словно прожекторы, и, что особенно примечательно — в лице ничего человеческого не осталось. У него вместо лица жуткая помесь обезьяньей рожи и черепа.

Призрак-мутант. Что-то новенькое. Воистину, — век живи — век учись.

И сейчас этот гибрид потащил в темноту ведьмака-землеведа, который орет от боли уже настолько громко, что уши закладывает.

Скажу честно — только глянув на эдакое диво, мне сразу захотелось не сводить с ним близкое знакомство. Все новое, бесспорно, интересно, но ровно до тех пор, пока ты не осознаешь, что оно может тебя убить.

Вот только выбора нет. Если сейчас эта пакость прикончит Славу, а я ничего не сделаю для его спасения, о дружбе с собратьями по моей новой социальной среде можно забыть. Трусов не любят нигде. А особенно тех, из-за которых гибнут свои.

Потому я бросился к двери, на ходу крикнув Славе Два:

— Входишь за мной, зажигаешь свет! В темноте его достать будет сложнее! И не суйся, замри на месте!

И я ошибся. Никаких трудностей темнота мне бы не доставила, поскольку эта нежить светилась как новогодняя елка. Да и Слава Раз орать не переставал.

Призрак изрядно отошел от входа, сейчас он стоял аккурат посередине здания, принадлежность которого мне, наконец, стала понятна. Это была помесь ангара и гигантского чулана. Вдоль стен стояли разнообразные сельскохозяйственные машины, а по углам были свалены приблуды к ним, всякие там сеялки и веялки. Ну или как эти штуки называются?

А зерно где? Славы что-то про зерно говорили?

Какая чушь всегда мне в голову лезет, когда дело плохо, ужас просто.

— Отпусти его, — потребовал я, приближаясь к глухо ворчащему призраку, который все еще перебирал когтистыми пальцами в теле ведьмака, явно подбираясь все ближе к сердцу. — И тогда я отпущу тебя. Это хорошая сделка.

Для него — да. Для меня — нет. Но так лучше, чем драться.

Призрак раззявил рот и зашелся в хохоте, от которого у меня мурашки по спине побежали, а после что-то проревел. Ни слова из этого воя, переходящего в ультразвук, не понял.

Может, он при жизни не русским был? Или он, к примеру, из этих, «детей Солнца», то есть рожден изначально косноязычным? Должна же быть причина, по которой я его понять не могу?

— Он тебя не боится, — пискнула Жанна у меня из-за спины. — И еще он рад, что ты пришел в его дом. Ему будет радостно забрать и сожрать твою душу. Именно твою.

У входа раздался громкий щелчок, под потолком вспыхнул неяркий свет. Призрак и не подумал исчезать, он только плотоядно глянул в сторону Славы Два, стоящего рядом с дверью.

Похоже, у этого красавца и правда большие планы на нынешний вечер. Далеко идущие. Прямо маньяк какой-то. Нас сожрать хочет, а Жанну, возможно, еще и изнасиловать. А что? От такого мутанта можно чего угодно ждать.

— Тебе нужен я? — моя улыбка была более чем дружелюбной. — Так в чем же дело? Приди и возьми. Только друга моего в покое оставь. Если ты сможешь забрать меня, он от тебя никуда не денется. А если нет… Не ты мою душу заберешь, а я твою выпью.

Не знаю, не знаю… В годы моей юности, в родном Теплом Стане на такой примитивно-кинематографический заход ни один дошколенок бы не купился.

Но то суровые дети Теплого Стана, а здесь-то призрак с давно сгнившими мозгами. Он заурчал, сбросил на пол уже почти совсем затихшего и бледного как смерть Славу Раз и замахал лапищами, как бы приглашая меня подойти поближе.

И что интересно — свет под потолком стал как будто тусклее, тени по углам сгустились, которых раньше там не имелось.

Нет, правда, что это за тварь такая, если она даже свет может тушить? Электрический свет! Без выключателя!

А еще я разглядел в его призрачном теле некую черноту. До того ничего подобного я у его соплеменников не замечал. Призрак всегда прозрачен. Цвет — да, он может варьироваться от светло-голубого, как у Жанны, до алого, видел я и такое, но никаких темных пятен и линий я в жизни не замечал.

Тут же — прямо тонкая черная линия, от той точки, где у человека находится сердце, до причинного места.

И спросить-то не у кого, что это за ерунда такая. Ни сейчас, ни потом. Разве только что у Мораны, может, она в курсе?

Но это — после. Если отсюда живым выберусь. Вон опять стало почти темно, и оскал на лице твари торжествующе-радостный, будто она уже рвет меня своими когтями.

Тихонько прошуршал клинок, вынимаемый из ножен, и призрак радостно осклабился, а после замахал лапищами, приглашая меня подойти к нему поближе. Похоже, его он совершенно не боялся. Это плохо.

Но зато он отступил чуть назад, потому я принял его предложение. Теперь Слава Раз, лежащий на полу, оказался за моей спиной. Выглядел он, кстати, не ахти. Весь бледный, лицо словно изморозью покрыто, и дышит еле слышно. Но хоть живой.

— Мне страшно, — проскулила за моим плечом Жанна. — Мы умрем!

— Тебе не впервой, — успокоил ее я. — Ты уже мертва, чего бояться? А если вдруг что-то пойдет не так — просто лети отсюда, что есть силы.

— Нет, — отказалась она. — Ты последнее, что у меня на свете осталось. Как тебя одного с этой чувырлой оставить?

Надо же. Не ожидал. Приятно.

И в этот момент призрак бросился на меня. Внезапно. Вдруг. Прямо как тигр какой-то.

Глава тринадцатая

Увернуться от него я успел, поскольку чего-то такого ожидал, в результате обитатель зернохранилища сшиб с ног Жанну, которая, возмущенно вопя, отлетела шагов на пять назад и врезалась в стену.

— Нельзя так с девушками поступать, — не сводя с твари глаз, попенял я и, поняв, что нож тут не поможет, быстро убрал его в ножны. — Ай-яй-яй!

Обитатель сарая не стал вступать в дискуссию и снова прыгнул на меня, ощерив зубы, которые формой более всего напоминали акульи.

Может, он плотоядный, а? Иначе с чего бы такая деформация? Я ни разу не слышал, чтобы призраки поедали людей, но следует признать, что мир Ночи крайне многообразен.

В этот раз мне повезло больше, я ловко ухватил противника за запястья и сжал их что есть силы.

И — ничего. Он не начал истаивать, не зашелся в визге, как это бывало в аналогичных ситуациях ранее, не просил о пощаде. Какой там! Мне самому стало паршиво, поскольку до костей пробил могильный холод, а в голове зазвенело так, словно медный таз на пол уронили.

Вдобавок призрак ловко крутанулся, цапнув в ответ мои руки своими длиннющими пальцами, и через секунду уже не я его держал, а он меня!

— Твою-то мать! — не удержался я от вопля, когда черепоподобная физиономия этой погани оказалась в сантиметрах от моего лица. — Да что ты такое?

— Сме-е-е-ерть! — прошипела тварь и высунула длинный черный язык, который непонятно как вообще внутри головы крепился. Хотя — о чем я? Это же призрак!

Или уже не просто призрак, а нечто большее?

А еще мне стало страшно. Уже как-то привык к тому, что души для меня безвредны и любую из них я могу отправить в небытие. Но вот того, что одна из них сможет сделать то же самое со мной, не ожидал.

Зря. Надо быть ко всему готовым.

И — холод. Ох, какой холод шел от этого существа! Нестерпимый. У меня аж руки свело, словно я ими сухой лед схватил.

— Отпусти его! — раздался визг, а после на спину вражины свалилась худенькая и очень решительно настроенная Жанна, которая немедля начала лупить его сумочкой по голове. — От-пусти!

Как мне показалось, моего противника это немного ошарашило. Как видно, не часто здесь подобное происходит.

Вот только результат оказался почти нулевой. Призрак лениво отмахнулся, скидывая девушку на пол, и даже что-то проворчал, типа: «Сейчас я этого смертного прибью, а потом тобой займусь».

Но самое главное — в этот миг он отпустил мою правую руку. На мгновение — но отпустил. И мне хватило этого мгновения, чтобы вытащить из кармана куртки серебряный нож.

По-хорошему — это вообще надо было сразу делать. Ведьмачий клинок штука хорошая, но она более полезна против тех, кто еще хоть сколько-то жив. А с такими, как данный упырь, хорошо серебром воевать, так про это и в моей книге написано, и в других более-менее авторитетных источниках, включая сказки разных народностей. Впрочем, я уже ни в чем не уверен. В первую очередь оттого, что даже не понимаю, с кем дерусь. Но одно знаю точно — холод боится тепла.

В тот же миг тварь крутанула ту мою руку, которую по-прежнему сжимала своей мосластой лапой, да так, что у меня мышцы в плече затрещали, а после вонзила когтистые пальцы второй конечности в мою грудь, как раз туда, где билось сердце.

От холода у меня перехватило дыхание, и я понял, что вариантов осталось два — либо побеждать, либо пропадать.

И такое меня зло взяло сразу за все! И за собственную самоуверенность, и за то, что в этой гребаной жизни никогда не знаешь, что тебя ждет за поворотом, и за Славу Два, который застыл у входа, не желая пальцем шевельнуть, и от того, что сейчас я вот так вот глупо умру. Причем в данном случае смерть, похоже, будет только началом пути, и далеко не в рай. Фиг знает откуда, но я это точно знаю.

Изнутри, сопротивляясь льду когтистой лапы нежити, толкнулась теплая волна, и нож в моей руке вспыхнул так же, как нынче утром на кухне.

Призрак недоуменно гукнул, увидев яркий свет рядом с собой, немедленно вырвал лапу из моего тела и попытался выбить нож, но запоздал.

Я вогнал пылающее лезвие прямиком в черноту, ту, что отчетливо была заметна в прозрачном теле немертвой пакости. Имелась у меня твердая уверенность, что она там неспроста присутствует. В этом мире ведь все устроено не так уж и сложно. Если есть какая-то непонятная хрень — значит, дело в ней. Если есть чернота в призраке — бей в нее. Отчего, почему — потом разобраться можно. Сейчас главное выжить.

Призрак взвыл, да так, что его даже Жанна поддержала. Правда, мой противник выл от неизбывной злобы, и, возможно, боли, а подруга от страха. Я же, не размениваясь на эмоции, знай раз за разом вгонял и не думавший гаснуть нож в тело твари, отлично понимая, что если я не прикончу ее до окончания действия заклятия, то мне точно не жить. Сдается мне, что этой пакости даже регенерация не нужна. Чему там регенерировать?

Но огонь и серебро делали свое дело. Призрак зернохранилища в какой-то момент стал таять подобно снеговикам из мультфильма, что я в детстве смотрел. То есть — быстро и сразу, оплывая на пол мерцающей всеми цветами спектра лужей.

Я же, закрепляя успех, уже и нож из него вынимать не стал, полосуя врага как рыбу. В смысле — повел лезвие снизу вверх, вспарывая черноту внутри врага, как рыбье брюхо.

Следует отдать должное — эта тварь не сдавалась до последнего. Даже тогда, когда те ошметки ее тела, что не стали жижей, начали истаивать в воздухе, и то она пыталась добраться до меня, до последнего полосуя воздух своими когтями.

Хорошо хоть, что продлилось это недолго. В какой-то момент последние лохмотья призрачной плоти растворились в темноте, и меня оглушил пронзительный вой, рванувший слух, а после под потолком вспыхнул совсем уж было погасший свет.

— Он ушел! — пискнула откуда-то из-под потолка Жанна. — Совсем ушел!

— Уффф… — ответил ей я, оседая на пол рядом с мерзкого вида лужей. — И слава Богу!

В этот момент как раз погас огонь на ноже, и черная труха, осыпавшаяся с него, опала мне прямиком на джинсы.

— … … … — подал голос Слава Два, заставив меня с уважением глянуть в его сторону. Так лихо сплести матерную фразу не каждый сможет. Тут талант необходим, и богатый словарный запас. Все думают, что умеют хорошо сквернословить, но не всем дано делать подобное красиво. — Слушай, это что за гадость такая была?

— Без понятия, — вытер лоб я. — Ни разу про такое даже не слышал. Значит, говоришь, только зерно эта тварь портила?

— Ну не только, — уклончиво ответил Слава Два, который уже находился рядом с другом и весело хлестал его по щекам. — Ходили слухи, что тут пара работников пропала без следа. Но сам посуди — кто им верить станет? Тем более что работники эти из Средней Азии родом, и запросто могли просто сделать ноги туда, где платят побольше, никого об этом не предупреждая. Эй, ты жив? Да приходи в себя уже!

— Что это было? — наконец открыл глаза Слава Раз. — А? Меня как кувалдой по голове стукнули! И внутри все смерзлось!

— Ты теперь не просто ведьмак, — сообщил ему я. — Ты супергерой. Человек-эскимо.

— Так себе шутка. — Слава Раз привстал и уперся руками в пол. — Ох, мать твою так! Ничего не помню.

— Повезло, — подбодрил его друг. — А я все видел. И фиг теперь развижу. Ух, какая страхолюда тут обитала! Если бы знал, носа сюда не сунул.

— Стоп, — среагировал на его фразу я. — Ты же мне говорил, что вы призраков не видите?

— Так и есть, — подтвердил Слава Два. — Но не этого. Я его как тебя видел. Сам удивлен. Слушай, может, он и не призрак вовсе был?

— Может, — согласился я. — Но тогда вы оба попали — и капитально. Что ты так смотришь? Втравили меня в тухлую историю и чуть не угробили!

— Компенсируем, — прокряхтел Слава Раз. — Все же понятно, мы тут не дети.

Интересно все же — что это за тварь такая была? Надо будет у Нифонтова спросить. Или у Хозяина Кладбища. Кто-то из них точно в курсе. А может, и оба.

— На, держи. — Слава Два достал из внутреннего кармана куртки фляжку с золотыми вставками и протянул другу. — Хлебни. Саш, слушай, а что это у тебя за клинок, который огнем пыхает? Я бы от такого тоже не отказался.

— Ты о нем? — я показал ему серебряный нож. — Это рояль в кустах.

— В смысле? — чуть не поперхнулся Слава Раз.

— В прямом, — я обтер рукавом куртки лезвие ровнинского подарка. — Если бы я его нынче не прихватил, то сейчас из нас всех только вон Славка в живых и остался бы. Да и то не факт, сдается мне, что этой гадине двери нипочем были. Странно, что он сторожа до сих пор не прикончил.

— Судя по поведению дедули, к тому все и шло, — резонно заметил Слава Два. — Но ты так и не ответил.

— И не отвечу. — Я убрал нож обратно в карман и поднялся с пола. — У каждого из нас есть свои секреты. О, а лужа-то высохла.

И правда — там, где минуту назад булькала мерзкая жижа, теперь имелось лишь бурого цвета пятно.

— Я слышал как-то разговор местных тружениц, — снова вступил в беседу Слава Раз, после того как выхлебал, судя по звукам, не менее половины фляжки. — Так вот они рассказывали, что здесь при старом режиме тоже зернохранилище было. Собственно, это и не удивительно — всегда проще что-то перестроить, чем новое возвести.

— В смысле — при коммунистах? — уточнил я.

— При царе-батюшке, — поморщился рассказчик. — И при этом зернохранилище работал мужичок, большой любитель женского пола…

— Все, дальше неинтересно, — замахал руками Слава Два. — Я эту байку не слышал, но и так все знаю. Он кого-то трампам-пам, потом его жестоко убили, и траля-ля. «Сверхъестественное», сезон очередной, пятая серия.

— Ну если при старом режиме еще… — задумчиво посмотрел я на пятно. — Это ему за сто лет выходит. В принципе, возможно такое. Только непонятно, почему его именно сегодня проняло в драку с нами лезть?

— А он тебя учуял, — предположил Слава Раз. — Чем не версия? Понял, что по его душу пришли, как бы данная фраза двусмысленно ни звучала. Ну и среагировал соответственно.

— Или просто время пришло, — предположил его напарник. — В любом случае — все хорошо, что хорошо кончается. Недруг мертв, мы живы, пьем вино и радуемся победе.

— Вы пьете, — уточнил я.

— Держи. — Мне была немедленно протянута фляжка.

— Нет, спасибо, — отказался я. — И так что-то в последнее время стал злоупотреблять этим делом. Пейте сами.

— ЗОЖ, — кивнул Слава Раз. — Одобряю. Ваше здоровье!

— Слушай, — обратился опять ко мне Слава Два. — Ты перед дракой и во время нее еще с кем-то говорил, но не со мной и не с этим уродом. Вопрос — а с кем? Или это тоже тайна?

— Жанна, — улыбнувшись, ответил я. — Моя спутница. Она нам на хвост еще в Москве упала, спасаясь от посмертной хандры. Очень милая и красивая девушка. Мало того — еще и смелая, как оказалось.

— Скотина ты, — опечалился Слава Раз — Чего сразу не сказал? Барышня в машине, а я же и «отливал» чуть ли не на ходу, и выражался нецензурно.

Что интересно — его абсолютно не смутило то, что барышня эта не сильно живая. Вот что значит другое восприятие реальности. Меня до сих пор нынешняя двойственность среды обитания корежит, не так сильно, как раньше, но все же. А ему — трын-трава. Сила привычки!

— Да ладно, — среагировала на его слова Жанна. — Я и не такое видела!

— Она не в претензии, — усмехнувшись, передал ее слова друзьям я и поднялся на ноги. — Ого, какие синяки!

Да, крепко меня цапнул за руку повелитель куч зерна, от всей души. Прямо синева выступила на том месте, где его пальцы отметились. Силен был, бродяга!

— Слушайте, пойдемте пожрем? — предложил приободрившийся Слава Раз. — У меня после этих приключений прямо живот подвело!

— Все как всегда — отметил его напарник — Кто о чем, а он о жрачке.

— Нервы, — стукнул себя в грудь Слава Раз. — Когда нервничаю, всегда кушать хочу.

— Если следовать твоей логике, то мне надо что-то жевать без остановки, — проворчал я. — Потому что у меня спокойная жизнь закончилась в аккурат с того момента, как с Олегом с знакомство свел.

— Так это Олег, — усмехнулся Слава Два. — Чего ты хотел? Но на самом деле он один у нас такой.

— С шилом в заднице? — уточнил я.

— Да нет, тут другое. Понимаешь, у него сил, энергии и жизнелюбия много, а расходовать это все некуда, потому ему все время скучно. В результате, он и находит приключения там, где можно без них обойтись.

— Постоянно влезает в какие-то истории, иногда с очень нехорошим душком, — подтвердил Слава Раз. — Несколько раз за последние пару лет даже нам приходилось вписываться за него, иначе могла случиться беда. Вон в том году он с лианозовскими ведьмами очень жестко заспорил за душу одной девчонки, причем та ему была никем. Вообще никем, понимаешь? Казалось бы — что тебе до души дуры, которая ту сама ведьмам отдала за какую-то грошовую хрень, вроде зелья приворота? Но он уперся как бык — верните, и все тут. Жалко ему эту девку стало. Дело почти до резни дошло, чудом удалось все разрешить.

— Но мы все равно всякий раз приходим ему на помощь, — продолжил его друг. — Потому как знаем, что если вдруг беда, Олега даже звать не придется. Он появится из ниоткуда и будет с тобой до конца.

— Единственное, никто так и не разобрался, почему он так поступает — заметил Слава Раз, направляясь к выходу. — То ли потому, что натура такая, то ли и в этом случае он просто скуку свою разгоняет.

— У вас прямо братство, — пошел я за ними. — Один за всех, и все за одного.

— Не совсем так, — в унисон произнесли мои спутники, чем вызвали хихиканье Жанны.

— То есть? — не понял я.

— Мы все — сами по себе, — объяснил мне Слава Два. — Да, мы представители… э-э-э-э… Скажем так — одного вида. Но это не значит, что это на сто процентов братство. Мы просто небольшая группа лиц, связанная общим признаком. Но при этом каждый из нас — сам по себе. В первую очередь потому, что у каждого из нас свой господин. Или госпожа. Мы служим Земле, ты — Смерти, Олег — Воде. Мы — одно. Но при этом мы — разное. Все остальные это поняли давным-давно, и только Олег не хочет признавать данный факт. Хотя на круге иногда возникает чувство единства, не без того.

— И это здорово! — добавил Слава Раз. — Что до Олега — именно он является тем звеном, которое изредка всех нас связывает, за что мы ему очень благодарны. И потому ему сходит с рук многое, за что меня бы, например, давно со свету сжили. В том числе и редкостная безалаберность. Да вот, к примеру. Ты по дороге вроде обмолвился, что он тебе не позвонил, хотя обещал? Не удивляйся. Он мог просто забыть, что обещал это сделать, потому что влип в очередную историю.

— Больше скажу — он и потом не вспомнит про данное обещание, — хохотнул его друг. — А когда ты ему начнешь объяснять, что так неправильно поступать, он станет размахивать руками и орать про то, что у него голова одна, а нас всех много. И ты же виноватым окажешься.

— Это Олег, — подытожил Слава Раз, доставая из салона машины промасленный пакет. — Так, вот чебуреки с сыром, они и холодные ничего. Эх, термос с кофе я забыл!

— Не забыл, а даже и не подумал взять, — фыркнул его напарник. — «Забыл»! Хоть при мне не ври!

— Может, дедушку-сторожа тряхануть? — предложил я, беря чебурек. — У него наверняка чайник есть.

— Дедушка-сторож сейчас небось в обнимку с ружьем сидит, — с набитым ртом возразил мне Слава Раз. — Крепко его эта нежить пуганула. Полезем к двери, получим заряд дроби в живот. Убить не убьет, но оно нам надо?

Странно, но мне сейчас было очень хорошо. Странно, потому что после подобного приключения какие-то другие чувства следовало испытывать. «Отходняк» там или жалость к себе, бедному. Ну да, все же меня используют в своих целях, а толку от этого чуть.

Но нет. Мне было именно что хорошо. Вот так вот, оперевшись на машину, жевать холодный, но все равно очень вкусный чебурек, слушать байки двух Слав, глазеть на звезды, которых в Москве весной сроду на небе не увидишь, время от времени поглядывать на Жанну, которая забралась на крышу белостенного здания и теперь сидела на ней, обняв колени, и тоже таращась на небо.

Может, потому что это было так не похоже на то, как я жил раньше?

Или дело в другом? В том, что сегодня я наконец-то одержал свою первую настоящую победу? Все, что до того было, — не в счет. Там имели место расчет, какая-никакая логика, хитрость иногда.

А тут — один на один. Глаза в глаза. И в результате я стою тут, и мне хорошо, а от него осталось пятно на полу.

Что скрывать — это пьянит, как бокал шампанского натощак. И именно по этой причине я не злюсь на Слав, которые то ли по недомыслию, то еще почему втравили меня в эту схватку. Они дали мне возможность испытать себя. Даже не так. Я смог проверить то, сколько старого Смолина во мне осталось.

Немного. Тот, годовой давности, почти наверняка сбежал бы. Не сразу, разумеется. Но — сбежал. Я в этом уверен.

А новый — остался даже тогда, когда осознал, что противник куда сильнее, чем планировалось. Остался и победил.

Мне кажется, или я слишком высоко задрал нос? Наверное, кажется.

— Вот, — вещал тем временем Слава Раз, продолжая рассказывать про Олега. — И он год за годом все готовится устроить на ведьмачьем круге революцию. Мол — пусть патриархи живут по своим законам, а мы будем по своим. Покон у всех един, а дальше кто во что горазд.

— Да-да, — подтвердил Слава Два, хихикая. — Каждую весну твердит одно и то же, особенно перед кругом. Только на самом мероприятии в какой-то момент Олег застенчиво так говорит: «Сейчас не к месту, чего старшаков обижать? Вот спляшем — тогда уж!». А потом, после пляски, порося начинают жарить на вертеле, вторую чашу с вином по рукам пускают, и понеслась… Всякий момент — не тот.

— Но уже на следующий день Олег звонит и говорит о том, что в следующем году он точно все переиначит. Точнее — мы.

— И все с ним соглашаются, чтобы он не расстроился.

Из слов напарников следовало, что Олег оказался изрядным «звонарем», но вот только интонации… Они не были насмешливыми или издевательскими. Славы на самом деле очень хорошо относились к этому человеку.

Может, и мне пока рано выводы делать? Тем более что мне Олег тоже очень пришелся по душе. Было в нем что-то настоящее. Может, то, что он на самом деле верил во все, что говорит? Я невеликий душевед, но такие вещи понимаешь не умом, а чутьем.

— Ладно, баиньки пора, — зевнув, сообщил нам Слава Раз. — Берите пледы в багажнике, да пошли.

Я, признаться, не понял, куда нам именно надо идти, но рассудил, что, возможно, у них тут есть некая «бытовка». Если они тут не в первый раз, то, наверняка, озаботились чем-то таким.

И ошибся. Никакой «бытовки» у них не имелось. Слава Раз отошел шагов на тридцать в сторону от сарая, свернул в какой-то закуток и расстелил плед прямо на землю между двумя старыми ржавыми тракторами.

— В смысле? — изумленно посмотрел на него я.

— Мы всегда тут спим. — Слава Раз с видимым удовольствием растянулся на пледе. — Давай, бросай кости.

— Так холодно же. — Я поежился. — Застудимся все. Простатит не спит.

— Саш, это наша земля, — мягко произнес Слава Два, устраиваясь рядом с другом. — Поверь, сегодня ты выспишься так, как никогда в жизни. И утром даже не чихнешь.

Звучало убедительно, но я все равно колебался. На дворе градусов десять от силы, кабы не меньше. К тому же тут только-только снег сошел.

— Слушай, если не понравится, если замерзнешь — машина открыта, — предложил Слава Раз. — Заночуешь там. Но, поверь, в ней будет хуже, чем здесь.

Я положил плед на землю и плюхнулся рядом с ними.

И оказался в детстве. Не по жизни, по ощущениям. Я, когда еще совсем маленьким был, приехал к маминой маме, моей бабушке, которая жила в деревне, и она уложила меня спать на перину. Хрестоматийную такую, настоящую. Как только я на нее лег, то сразу провалился во что-то безумно теплое, мягкое, уютное и родное до невозможности.

Здесь было тоже самое. Почти один в один.

— Прочувствовал, — с небольшой ехидцей заметил Слава Раз. — Вот всегда так. Никто не верит, пока не попробует.

— Это как? — спросил я у него, возможно, не очень связно, но меня поняли.

— Вот так. — Слава Два погладил ладонью землю рядом с собой. — Ты забыл, кто мы? Это место — наше, про это здесь известно всем, и на этот участок никто даже ногой ступить не смеет. Ну а для пущей верности вот, трактора убитые мы сюда поставили, чтобы окончательно границы обозначить. Ну и от ветра они защищают.

— Мы за этим местом особо ухаживаем, — пояснил его напарник. — Оно нас всегда, даже в зимние холода, согреет, приютит и защитит. Та погань, что ты завалил в ангаре, сюда бы сроду не сунулась. Твой талант — это здорово. Но сила Земли — она сильнее. Вот только убивать она не умеет, максимум — защищать.

— Да все, что есть на свете, — от нее. От Земли, — очень серьезно объяснил мне Слава Два. — Просто все про это забыли. Знаешь, Земля — она как мать, и отношения здесь ровно те же. Когда мы маленькие, мамы нам всем очень нужны. А выросли — все, лишние пять минут раз в месяц в тягость поговорить. «Не нуди», «отстань», «сам разберусь». А они ждут. Верят. Надеются на то, что их дети поймут простую вещь — матери нужно всего лишь немного внимания. Чуточку. И столько же уважения.

— Вот-вот. — Слава Раз насупился. — А потом не понимают, почему та отворачивается и смотрит на своих родных детей, как на чужих. Земля еще от нас не отвернулась, но до этого момента осталось не так и долго ждать, поверь. Ее же травят, жгут, корежат. А потом удивляются — откуда все эти катастрофы в виде вулканов и трещин? Но она ведь живая! Ей больно!

Надо же. Непривычно от этого живчика такое слышать.

— А тебя наше место приняло, раз согрело, — порадовал меня Слава Два. — Но я в этом и не сомневался. Ладно, спим. Завтра день длинный будет.

И через пару минут парочка друзей вовсю уже сопела носами. Да и меня самого почти сморило в нежданном тепле, но уснуть я не успел. Жанна помешала.

— Давай отойдем в сторону, — тихонько попросила она меня. — Мне надо тебе кое-что сказать.

— Ты только меня не пугай, — жалобно скривился я. — Если опять какая напасть на подходе, то дело плохо. Нет у меня больше сил. Кончились. Совсем.

— Да нет. — Жанна поманила меня рукой. — Это другое.

Мы отошли к машине, где я испытующе уставился на призрачную девушку. Та, поймав мой взгляд как-то засмущалась, попробовала накрутить локон на палец, как видно, по старой привычке, но это у нее не получилось.

— Не тяни, — предложил я ей. — Говори как есть.

— У меня просьба, — наконец выдавила она из себя первые слова. — Обещай, что выполнишь.

— Нет, — сразу отказался я. — Знаешь, со мной такие штуки и у живых барышень не проходят, а уж у тебя… Только без обид? Ты изложи, а там поглядим.

— Если ты заметишь, что я становлюсь похожа на вот этого, то сразу убей меня. — Жанна мотнула головой в сторону ангара. — Я серьезно. Не хочу становиться злой и жестокой. Не хочу вот так же, как он.

— Да ты и не станешь, — непритворно удивился я. — С какого перепуга? Не забывай, он и при жизни, похоже, не подарок был. Вдобавок, умер скверно, это тоже сыграло свою роль. Радость моя, нет никакого повода для беспокойства.

— Обещай! — насупился призрак. — Я никогда ничего у тебя не просила.

— Да прямо? — возмутился я. — А кто сегодня в данную поездку меня умолял с собой взять?

— Ничего серьезного, — поправилась Жанна.

— Ладно, — заметив, что в голубых оттенках девушки стали появляться белые прожилки гнева, я перестал дурачиться. — Даю слово, что если замечу нечто недоброе, то сразу отпущу тебя.

— Слово ведьмака? — уточнила девушка, немало тем меня удивив. Я же говорил — она умнее, чем хочет казаться. Формулировочка-то абсолютно верная.

— Слово ведьмака, — кивнул я. — Но ты все равно не переживай. С тобой такого не случится. По крайней мере, пока я рядом.

— Спасибо. — Жанна попробовала меня обнять, получилось так себе, но она вроде осталась довольна. — Я тогда опять на крышу полезу. Знаешь, тут очень красиво. Я даже не представляла, что поля и леса могут быть такими… Не знаю, как правильно описать то, что чувствую. Если бы я тогда знала…

Опять это «если бы». Сколько раз я его уже слышал в аналогичных ситуациях — не сосчитать. И сам, наверное, когда-нибудь произнесу. При условии, разумеется, что у меня вообще будет посмертие, в чем я не слишком уверен. Не тот я веду образ жизни, чтобы на него рассчитывать.

Почему никто не живет так, чтобы потом, после смерти, обойтись без «если бы»?

Выспался я великолепно. Ей-ей, с детства так не спал. И так хорошо себя не чувствовал тоже. Нет, я ничем не хвораю и утром за поясницу не хватаюсь, но тут другое. Даже синева с рук сошла, будто никто меня за них ночью и не хватал.

А вот обоих Слав я поблизости не обнаружил, как и пакета с остатками еды.

Зато наконец-то прорезался Олег. Прямо как почуял, что я проснулся.

— Здорово, пропащая душа, — радостно проорал в трубку я. — Как она?

— Да так себе, — ответил мне ведьмак, причем по голосу сразу стало ясно, что мой оптимистический настрой он не разделяет. — Кисло.

— А если поконкретней?

— Я вчера с этим красавцем еще раз сцепился, — посопев, ответил Олег. — У дома Соломина. Представляешь, этот гад, Соломин который, оказывается, в Европу свалил. Причем надолго, никто даже не знает, насколько. То есть заказал всех, кто ему насолил, жену прихватил и ходу из России. Но куда именно — неизвестно.

— Может, просто ты не у тех спрашиваешь? — предположил я.

— Мне спрашивать самому нужды нет, — буркнул ведьмак. — За меня все вода слышит. Говорю же — не знает никто, где он, ни прислуга, ни любовница. И, кстати, колдунчик этот тоже. Он, я так понимаю, за гонораром приходил и, сдается мне, остался крайне недоволен. Я, когда это потом понял, долго смеялся. Хотя, если честно, так-то было не до смеха.

— Ты конкретней объяснить можешь? — заранее зная, что хорошего не услышу, потребовал я.

— Куда конкретней? — вздохнул Олег. — Мы с ним столкнулись у дома Соломина, он как раз оттуда злой, как собака, выходил. Увидел меня и аж затрясся весь. Мол, как так, ты же умереть должен был? И сходу давай меня по второму разу убивать. Сам весь белый, лицо больше череп напоминает, глаза как у кролика-альбиноса. Уж на что я ко всему привычный, но тут, конечно, беда, беда…

— И чем дело кончилось?

— Он меня не убил, я его тоже. Но вот какая штука… Короче, там двум охранникам попутно досталось. Ну в потасовке, что мы устроили. И это не есть хорошо.

Глава четырнадцатая

— Да уж, — согласился с ним я. — Попасть под раздачу вот так, ни за что… Хоть живы эти двое остались?

— Вроде, — неуверенно ответил Олег. — Да черт с ними, их никто не звал, сами влезли. Но теперь ситуация может обостриться. Помнишь, я тебе рассказывал про отдел? Ну тот, что следит за правопорядком в нашей сфере? Они наверняка уже в курсе произошедшего и теперь начнут искать крайних. Таковых двое — я и колдун. Ясное дело, что моей вины в случившемся нет, но я сам когда-то работал в органах и знаю, как такие вопросы решаются. Сначала загрести всех, а потом назначить виноватого. Не скажу, что сильно их опасаюсь, но и лезть в дебри разбирательств не желаю. Это вопросы самоуважения. Короче — я на месяцок сваливаю в Карелию, поживу среди озер. Хрен меня там кто найдет. А к кругу вернусь, как раз к тому времени все уже успокоится. И эта сволочь уже сдохнет, ему жизни недели на три осталось, не больше.

— В добрый путь, — ответил я. — Говорят, в Карелии красиво. Сам не видел, но много о ней слышал.

— Так поехали со мной! — оживился Олег. — Кстати — кому-кому, а тебе там точно побывать нужно. Что ты за Ходящий близ Смерти, если на горе Воттоваара не побывал? Даже я из некоторых сейдов, что там понатыканы, голоса шаманов умудряюсь услышать, а уж ты-то… Кто знает, что они тебе расскажут? В Кильполе пару ночей проведем, посмотришь, как тамошние водные духи на закате пляшут. Восхитительное зрелище. Жителей там давно нет, так что вся деревня будет в нашем распоряжении. Главное в лес, что за ней стоит, не соваться. Мне так точно!

Может, и правда с ним поехать? Хотя нет, о чем я. Майские на носу, у меня на них уже четкие планы есть. Но на будущее надо себе заметочку поставить — Карелия. Не знаю отчего, но мне вдруг очень захотелось там побывать.

Вот умеет Олег убеждать.

— Нет, — наконец ответил я. — И рад бы, но травы надо подсобрать. И росы майской, весенней. Сейчас время упустишь, потом весь год куковать без нужных компонентов для зелий придется. Не вариант.

— А они тебе сильно нужны, эти зелья? — хмыкнул ведьмак. — Твоя доля — мертвые. Им припарки ни к чему.

— Нужны, — не стал скрывать я. — Это то немногое, что у меня получается. Расширю список возможностей — может, и перестану травничать. А пока — вот так. И еще — мне нравится этим заниматься.

— Да и занимайся, — по-моему, смутился Олег. — Я чего? Я ж ничего. Каждый сходит с ума по-своему. У меня тоже тараканов в голове хватает. Ладно, на круге встретимся — поболтаем еще. И магнитик я тебе из Карелии привезу.

— Вот за него спасибо, — засмеялся я. — На холодильник прилеплю.

— Что-то еще хотел сказать, — задумчиво протянул Олег. — А! Слушай, это хорошо, что ты из Москвы свалишь в ближайшее время. Ты же травы не в городе собирать станешь? Ну вот. Просто этот полудурок, который колдун, он может сообразить, что ты тоже уцелел. С башкой у него беда, как ты понимаешь, потому не удивлюсь, если он попробует встать на твой след и будет гнать тебя как зайца, пока не прикончит. Не факт, разумеется, но кто знает? У многих из его племени есть пунктик на предмет того, что нет ничего хуже незавершенных дел, несвершенной мести и незаконченного убийства. Мне иногда кажется, что эту идею фикс колдунам вместе с даром выдают, в комплекте. А ты оно и есть — незаконченное убийство.

— Порадовал, — хмуро отозвался я. — Спасибо тебе, добрый ведьмак!

— Не за что, — довольно хохотнул Олег. — Но ты особо голову этим не забивай. Сваливай на майские поближе к природе, да живи спокойно. Вряд ли этот злодей покинет город. Здесь он как рыба в воде, есть куда нырнуть и под какую корягу забиться. Он хоть и обезумел почти от крови, но это сообразит. А в сельской местности его быстро к ногтю прижмут, те же ведьмы, например. Им конкуренты и возмутители спокойствия не нужны. Опять же — отдельские тоже не успокоятся. Так что скоро все в любом случае кончится, кто-то точно умрет — или ишак, или султан, илиНасреддин. А мы с тобой будем жить-поживать да пивко попивать. Ну все, пока!

И повесил трубку.

Как там про него вчера Славы говорили? Хороший человек, только хлопот от него много? Очень верная формулировка.

Они были правы. Дополнительную головную боль этот товарищ создавать умеет. Нет, в Лозовку, в Лозовку — и поскорее. Слава богу, до майских осталось всего ничего, каких-то несколько дней. Да, и надо будет написать заявление в счет отпуска, на те рабочие дни, что между праздниками выпадают.

Или вообще уволиться? Нет, серьезно? По тому ритму жизни что сейчас пошел, вряд ли мне грозит стать диванным жителем. Опять же — ладно, этот полудурок-кровосос. Не факт, что он меня искать станет, к тому же жить ему осталось хрен да маленько. А вот гад, что сейчас в Чехии отирается — это да, он реально опасен. Работа в этом случае становится тем местом, где меня проще всего прищучить. Даже выслеживать не нужно. Просто приходи с девяти утра до шести вечера и бери меня голыми руками. Опять же — это лишний аргумент в грядущем споре. Ясно ведь, что те, с кем я работаю, мне не чужие люди. Может, они мне и не слишком близки, но тем не менее могут выступить одним из рычагов давления. Шантаж всегда был действенным способом убеждения кого-то в чем-то. К тому же этот товарищ, если верить рассказам, крайне злокозненный, убивать просто ради убийства ему неинтересно.

Не скажу, что мне будет очень жалко Косачова или Чиненкову. Но там есть те, к кому я на самом деле неплохо отношусь. Да и в целом, мои проблемы — это только мои проблемы. Не стоит в них вмешивать посторонних.

И самое главное — работа перестала для меня быть тем местом, которое жизненно необходимо для того, чтобы ощущать себя полноценно. Скажем, осенью, когда я еще думал, что все обстоит так же, как раньше, без нее мне бы не сдюжить. Психологически. Мне был необходим некий якорь, который позволял понимать, на каком свете я живу.

Но сейчас подобное уже без надобности. Все более-менее встало на свои места, я осознал, что к чему. Нравится мне моя новая жизнь, нет — какая разница? Обратно то, что случилось, уже не отыграешь.

И, выходит, Олег прав. Каждый из тех, кто пришел в мир Ночи навсегда, должен умереть для старой жизни. Не получится иначе.

Размышляя на эти темы, я покрутился во дворе зернохранилища, еще раз восхитился видом коричнево-ржавой башни, которая, на мой взгляд, давным-давно должна была рухнуть, но вместо этого, похоже, еще всех нас переживет, состроил рожу дедку-сторожу, который с подозрением таращился на меня из своего домика, и наконец обнаружил своих спутников.

Они, как два грача, выхаживали по полю, с трудом выдирая из размокшей от весенней воды почвы свои сапоги, на каждый из которых налипло килограмма по три земли.

Причем эти двое не просто ходили-бродили. Они работали. И, скажу честно, я не меньше получаса с интересом за ними наблюдал. Потому что на людей, которые с удовольствием занимаются любимым делом, всегда приятно посмотреть.

Они то и дело зачерпывали то оттуда, то отсюда пригоршни земли, нюхали ее и даже пробовали на вкус. То тут, то там они добавляли в почву какие-то смеси из многочисленных небольших мешочков, которые висели у них на поясах, а после помечали это место заранее припасенными разноцветными колышками. Пару раз крепко спорили, размахивая руками, но после все же находили общий язык. А под конец они и вовсе сотворили на одном клочке земли такое, что мне оставалось только рот открыть. Я увидел, как в золотистом сиянии, которое исходило от рук Славы Два, соткалась иллюзия с раскачивающимися на ветру длиннющими колосьями то ли пшеницы, то ли ржи. Это было красиво.

Еще я этой парочке немного позавидовал. А почему нет? Они, в отличие от меня, созидают и видят результаты своих стараний. Те, которые можно потрогать, попробовать, которыми можно гордиться. Мне же остается исключительно общение с тенями прошлого, а про плоды трудов вообще стоит промолчать, за неимением оных. Нет, еще есть те, кому пошли на пользу мои опыты в части здравоохранения, но что от них проку? Да никто из этих людей больше в моей жизни даже ни разу не появился. Что там. Даже человеческого «спасибо» ни разу не услышал, все сразу деньги суют. Хотя, чего скрывать, деньги — это тоже хорошо.

Не скажу, что это меня прямо вот очень сильно ранит, но некая досада имеет место быть. Особенно в такие моменты, как сейчас.

Или это тщеславие во мне говорит? Не знаю.

Славы мыкались по полю почти весь день. Я успел сгрызть пачку хлебцев, обнаруженных в багажнике, еще поспать, наболтаться с Жанной, а они знай занимались своим делом, в какой-то момент уйдя чуть ли не к самому горизонту. Грешным делом, я начал думать, что сегодня домой и не попаду. Даже обличительно-обвинительную речь заготовил, которой собирался пристыдить двух хитрованов, заманивших молодого сотоварища в сельскую глушь и задумавших уморить тут голодом. Я бы и холод приплел, но чего нет — того нет. И день теплый выдался, да и ночью я не мерз. Лишнего наговаривать не стоит.

И — ошибся. Славы появились на территории зернохранилища ближе к закату, быстренько вымылись под раритетным длиннющим краном, торчащим прямо из земли и снабженным круглым дырчатым ключом, который в годы моей молодости на районе называли «звездочкой», после чего побросали вещи в багажник и напоследок рыкнули на меня за то, что я все еще мотаюсь по двору, а не сижу в машине.

— Давай, давай, — подгоняли они меня. — Надо еще пожрать заехать, а это тоже время!

Я настолько оторопел от этой простоты, что даже приготовленную речь забыл толкнуть. Нет, моим Наташке с Ленкой до этой парочки в плане той простоты, что хуже воровства, пока далеко. Есть девчулям куда стремиться, есть!

Впрочем, обиды или чего-то такого у меня, разумеется, не имелось. По сути, я был даже рад, что все так вышло, что мы не сразу после подъема отправились в путь. Когда мне еще выпадет такой тихий, спокойный и солнечный денек? Вот чтобы никуда не спешить, не бежать, не догонять? Неизвестно. Даже в Лозовке — и то вряд ли на подобное следует рассчитывать. С Антипкой в доме и кучей ведьм за забором особо не расслабишься. Плюс неизбежный ремонт, который, как известно, равняется полутора переездам.

В результате Славы очень удивились, когда я, прощаясь с ними у своего подъезда, куда они меня крайне любезно доставили, от чистого сердца их поблагодарил. Как мне показалось, сначала они подумали, что я иронизирую.

— Тебе спасибо, — разобравшись, что я имел в виду, пожал мне руку Слава Раз. — Смех смехом, но, полагаю, раньше или позже эта гадина из ангара точно бы нас потрепала. Или того хуже.

— Наверняка, — уверенно заявил Слава Два. — И вот что — мы тебе обязаны. Не надо сейчас говорить слова вроде «да какие счеты, бросьте». Долг есть долг, это придумали не мы, это традиция. Ты нам не просто услугу оказал, ты вот этого дятла от смерти спас, на минуточку. Есть Покон, и он гласит — жизнь за жизнь. Мы живем по нему, так что ты в любой момент можешь позвонить и сказать — мне нужна помощь. Мы не станем спрашивать, что и как, а просто приедем туда, куда скажешь.

— Только потому, что так велит Покон? — уточнил я.

— Второй Олег, — вздохнул Слава Раз. — Одного нам мало было! Все, выметайся. Тебе завтра дрыхнуть, а нам ни свет ни заря обратно пилить.

— Это вы из-за меня такой путь проделали? — изумился я. — Нет, вы говорили, что отвезете и привезете, но…

— Да прямо щас! — фыркнул Слава Раз. — Если бы мы кое-какие растворы с собой сразу захватили, ты бы в Москву на электричке еще днем отправился. Нет, билет за наш счет, это ясно. И кулек пончиков в дорогу. Там на станции отличные пончики продают! Ушастые, ноздреватые, и пудры сыплют много!

Короче — хороший день выдался. И вечер. По крайней мере, я так думал, стоя у подъезда и глядя вслед уезжающему внедорожнику. В аккурат до того момента, пока припаркованная совсем рядом красная «мазда» не мигнула фарами, и из нее не выбралась стройная девушка в бежевом плаще.

Блин, фигура у Светки с годами не меняется. Не мамаша ли ее ворожит, ведьма старая? С нее станется. Она в дочке души не чает, что есть — то есть.

— Привет, — помахал я рукой своей бывшей. — Какими судьбами? Никак случайно мимо проезжала?

— И я рада тебя видеть. — Светка подошла ко мне. — Причем трезвым. Хоть и очень, очень неухоженным.

Согласен, выгляжу я, скорее всего, диковато. Двухдневная щетина, измызганные джинсы и прическа, далекая от идеала.

— А это кто? — тихонько спросила у меня Жанна. — Подружка твоя? А та, рыжая, она уже все? Ой, да ты бабник! Я про тебя лучше думала.

Ты еще меня покритикуй! Тоже мне, «полиция нравов».

— Дичаем помаленьку, — развел руки в стороны я. — Увы и ах. Расскажи про это Полине Олеговне, она порадуется. И непременно изречет нечто вроде: «Вот, а я тебе говорила!».

— Саша, ты хоть в одном нашем разговоре можешь обойтись без того, чтобы не оскорбить мою маму? — устало спросила Светка. — Да, она не подарок. Но она моя мама, и с этим надо считаться.

— Мне уже не надо, — чуть пристыженно буркнул я. — Слушай, а ты, гляжу, теперь на «колесах»? Машинку себе купила?

— Купила, — с достоинством ответила моя бывшая. — В кредит. На полную стоимость не хватило.

— Да ладно? — приложил ладони к щекам я. — А как же «кредит — добровольное рабство»? Так ты ведь говорила в те времена, когда мы еще являлись семьей?

— Это твоя бывшая жена! — взвизгнула Жанка, уже устроившаяся на лавочке, и с нескрываемым любопытством слушавшая нашу беседу. — Ничего так, симпатичная. Но ногти неухоженные. Ты скажи ей, что надо чаще на маникюр ходить.

Ага, вот он, предел моих мечтаний. Передать слова мертвой нынешней помощницы живой бывшей жене. Только ради этого стоило ведьмаком становиться.

— Когда остаешься одна, без поддержки, на многие вещи смотришь по-другому, — с грустью в голосе уведомила меня Светка. — В том числе и на кредит.

Нет, мне не дано понять женскую логику! Более абсурдный ответ представить в принципе невозможно, но если продолжить данную беседу, то все равно виноватым окажусь я. Не знаю, как Светке удается всякий раз так вывернуть наизнанку элементарные вещи, но финал всегда предсказуем.

— Мои поздравления с покупкой, — решил я отступить на ранее подготовленные позиции. — Хорошая модель. И цвет приятный. Так чем обязан?

— В последний раз мы не очень хорошо поговорили, — было заметно, что Светка чуть переламывает себя, произнося эту фразу. Просто она никогда не любила банальности, но тут, увы, без них никак не обойтись. Специфика жанра. — Хоть мы и расстались, но…

— Стоп! — попросил я. — Свет, это все лирика. Давай перейдем сразу к делу.

— Нет дела, — обезоруживающе улыбнулась она. — Я правду говорю.

— Тогда спешу обрадовать тебя — все в порядке, — подтверждая свои слова, я неторопливо повернулся вокруг своей оси. — Твой бывший трезв, жив, здоров, невредим и прекрасно провел день за городом. Прикинь, там местами еще снег до сих пор лежит!

— Не припоминаю я, чтобы тебя раньше тянуло в поля, — с сомнением произнесла Светка. — На дачу чуть не из-под палки ехал всегда.

— Времена меняются, я меняюсь. Это жизнь.

— Верно. — Светка обхватила свои плечи руками. — Саш, может, поднимемся наверх? Я немного озябла и выпила бы чаю. Можно даже черного. Зеленого-то у тебя наверняка нет.

Жанна ехидно заулыбалась, мол, «знаем мы эти чаи», а мне показалось, что из окошечка, которое за каким-то лешим имеется в фундаменте каждого дома, раздалась возня и кто-то негромко пискнул нечто вроде: «расступись, пойду печенье на стол поставлю».

Показалось, наверное. А если нет, то кое-кому сегодня крепко нагорит.

Да и смысл печенье на стол ставить? Не будет у нас нынче в доме гостей. И дело не в потасканных банальных истинах, вроде «разбитого не склеишь» или «угли давно стали золой». Нет, это тут ни при чем.

На самом деле, просто нет в этом смысла. Слишком мы с ней непохожие. Всегда так было, но раньше хотя бы шанс на то, что два молодых идиота сумеют найти компромисс, имелся. В какой-то момент мне даже показалось, что мы к нему пришли. Увы, это была иллюзия.

А теперь и гипотетического шанса нет. Разные миры у нас со Светкой. У нее свой, у меня свой.

Так что…

— Зеленого чая нет, — подтвердил я. — Как, впрочем, и смысла подниматься наверх вместе. Я как есть сказал. Если обидел — извини.

Жанна даже ногами затопала, как видно, от эмоций. Но — промолчала.

Светка тоже ничего не говорила, просто стояла и смотрела на меня.

Как по мне — немая сцена немного затянулась, и я было хотел подвести дело к логическому финалу, но сделать мне этого не дали.

Новенький, как говорится, «с иголочки», минивэн «Шевроле» прошуршал шинами по асфальту и лихо тормознул у моего подъезда.

Мне очень хотелось произнести: «Да ладно!», но я удержался и промолчал. Впрочем, вру. Мне еще очень хотелось процитировать матерную фразу Славы Два, которую он выдал сразу после того, как закончилась схватка с призраком. Очень она к данной ситуации подходила.

Мягко щелкнула дверь минивэна, и гибкая фигурка в короткой зеленой куртке неуловимо быстро оказалась около нас.

Вот тоже вопрос — Ряжской координаты отдела я так и не дал. Закрутился, забыл, грешен. А транспортное средство они из нее все же выбили. И кто подсуетился? Она или они?

Хотя — какая разница? Мне вот отчего-то стало Светку жалко, и это очень плохо. Не хочу я никакие чувства по отношению к ней испытывать, потому что ничего путного из этого не выйдет.

— Привет, — прядка волос щекотнула мою щеку, а секундой позже ее коснулись мягкие губы. — Я скучала. А это кто, мама твоя?

— Не смешно, — холодно произнесла Светка. — И я вас узнала, и вы меня тоже.

— Такой у нас юмор, — пояснил я ей. — Кинематографический. Знает девушка классику жанра.

— Какой есть, — крепкие руки рыжей бестии обхватили мою талию, а ее подбородок уперся мне в плечо. — Другого при рождении не выдали. И вообще — радуйся, что шучу. Еще утром мне не до смеха было. Знаешь, когда задержка на неделю, как-то уже не до него.

Ну насчет задержки она загибает, к гадалке не ходи, знаю я эти ее интонации. Просто Светку побесить хочет.

Собака на сене. Сама не ам, и другим не дам.

— Свет, не надо, — попросил я, заметив, как на щеках моей бывшей появились неровные красные пятна. Верный признак того, что она выходит из себя. — Пожалуйста. Лучше давай выдохнем, после скажем друг другу еще по одной банально-штампованной фразе и на этом закончим разговор. Я даже готов начать. Знаешь, мне было приятно тебя увидеть.

— Я рада, что у тебя все хорошо, — отчеканила Светка, развернулась и пошла к своей машине.

— Круто! — подала голос Жанна. — Прямо как в «Санта-Барбаре». Мне про этот сериал мама рассказывала, я как-то от скуки серий сто скачала и посмотрела. Очень похоже.

— Не знаю, как отнестись к твоим словам. — Я смотрел на машину, в которую села женщина в бежевом плаще. — То ли это комплимент, то ли нет.

— Без понятия, — пожала плечами мертвячка. — Просто похоже. Но если тебе интересно, то эта липучка, что тебя до сих пор за бока хватает, мне нравится куда меньше, чем твоя бывшая.

— Я вообще сейчас молчала, — чуть замедленно среагировала на мои слова Женька. — Ты что, сам с собой начал общаться?

— Ну не настолько же я еще спятил, — возразил ей я. — Не надо грязи.

«Мазда» заурчала мотором, осветив меня и Мезенцеву фарами, а после неспешно покинула двор.

— Тогда я чего-то не понимаю, — Женька разжала свои объятия и внимательно посмотрела на меня. — Хотя нет, сообразила. Мы тут не одни, выходит?

— Выходит. — Жанна показала ей язык — Слушай, эта рыжая точно не твое. Уж поверь, мне как женщине виднее.

Да что такое. Все в мою личную жизнь нос суют, даже мертвые. Может, меня проклял кто? И я сейчас не шучу.

— Есть немного, — подтвердил я устало. — Кстати — с обновкой ваш отдел. Славная машинка.

— Сама в шоке. — Мезенцева с видимым удовольствием повернулась к минивэну. — Не надула нас богатая старушка. Была уверена, что кинет. Когда набирала ей напомнить про должок, думала, что пошлет она меня куда подальше. Фиг. Мало того, что машину на следующее утро пригнали, так еще и по документам провели честь по чести. Мы же бюджетники, у нас там все непросто, бюрократия, и все такое. Слушай, Смолин, я все хотела у тебя спросить — а ты с ней в самом деле спишь? Я без наезда сейчас, просто для справки. По жизни ведь мы друг другу никто, нас кроме постели ничего не связывает. А постель в наше время — это даже не повод для знакомства.

— Даже если рыжая права, скажи «нет»! — заорала Жанна так, что я чуть в сторону от лавки не шарахнулся. — Эта не простит! Она тебя сейчас провоцирует! Можешь мне поверить, я знаю!

— Жень, хочешь верь, хочешь нет — ты сейчас единственная особь противоположного пола, которая в последние полгода находится рядом со мной. Серьезно. Даже бывшую на порог не пустил.

— А я? Вот ты гад! — обиженно буркнула Жанна, блеснула синей вспышкой и растворилась в ночи.

Нехорошо получилось. Но — ничего. Завтра вечером ее позову по магазинам погулять, она и оттает.

— Врешь, конечно, — стукнула меня кулачком в грудь Женька. — Но предупрежу сразу — старушку я понять и простить смогу. Нашу Викторию — нет. Услышал?

— Услышал. — Я прихватил ее руку и чуть сжал. — Но и ты запомни — не надо затачивать меня под себя. И указывать, с кем, как и о чем мне общаться тоже не нужно. Я ясно выразился? Как было верно замечено ранее — мы друг другу никто. Это твои слова, не мои. Ты столько раз мне это повторяла, что, наконец, убедила в своей правоте. Пусть так и будет.

— Ты чего разошелся? — как мне показалось, растерялась Мезенцева. — Мало ли чего я несу?

— Ты взрослая самодостаточная личность, — объяснил ей я. — Раз что-то говоришь, значит, перед этим думаешь. И, соответственно, несешь ответственность за сказанное. И еще — ты не Нифонтов, ясно? Да и ему пора бы уже потихоньку привыкать к тому, что я не отдельский карманный ведьмак. Ваш мир — он тот, в котором Солнце светит. А мой — вот он, под Луной.

— Это ты не мне, это ты ему объясняй, — вырвав свою руку из моей, буркнула насупившаяся девушка. — Дурак! Хорошо хоть никто этого не слышит, кроме меня.

И я же еще дурак. С другой стороны — сам виноват. Ни разу толком ее до сегодняшнего вечера на место не ставил — и вот, получите и распишитесь. А может, так и надо. Может, оно и к лучшему. Не исключено, что и с этой рыжей фурией стоит проделать то же, что и со Светкой. Для ее же блага.

— Вон Нифонтов, — показала мне Женька на Николая, вылезающего из машины. — Иди и объясняйся. А на меня орать не смей!

— Да кто на тебя орет? — не выдержал я. — Что ты вечно придумываешь? Если твой характер все окружающие кое-как терпят, это не значит, что так будет всегда. И я не исключение. И вообще — а не пошла бы ты…

— Привет, Александр. — Николай схватил мою руку, ловко скрыв опешившую от моего неожиданного поведения Женьку за своей спиной. — Давно не виделись.

— И еще бы столько не видеться! — закипая от неожиданного приступа злости, рыкнул я. — Что ты, что вот эта рыжая — достали вы меня! Как припретесь, так непременно настроение испортите. Такой был день хороший, так замечательно время сегодня провел, воздухом чистым надышался. И нате вам — вечер насмарку. Спасибо вам большое. Тьфу!

Я плюнул Нифонтову под ноги, повернулся и собрался пойти домой.

— Гражданин Смолин, прошу вас задержаться, — таких интонаций у Нифонтова я до сегодняшнего вечера не слышал. Это что-то новенькое! И еще — «гражданин».

— Весь во внимании, — повернулся я к нему. — Что, у правоохранительных органов ко мне возникли какие-то вопросы?

— Возникли, — подтвердил Николай. — Но я думал, что мы поговорим на интересующую нас тему по-людски, как обычно. Жаль, что ошибся.

— И мне жаль, — раздвинув губы в улыбке, немного лицемерно вздохнул я. — Повесткой вызывайте, тогда и поговорим. Ах, да, ходу-то мне в ваш теремок нет. Я ж не человек, я ж чудовище, дикая тварь из дикого леса. Вот, а ты говоришь «по-людски».

— Завтра же поставлю вопрос о том, чтобы тебя сняли с оперативной работы, — деловито сообщил Мезенцевой Николай. — Вон до чего твои закидоны отдельных граждан доводят. Был нормальный человек, стал неврастеник. Все, Евгения, все. Будешь сидеть и перебирать архивные папки. Так от тебя вреда меньше будет.

— Не имеешь права, — наставила на Нифонтова палец, как пистолет, Женька. — Ты оперативник, как и я! Не начальник!

— Ты кого-то, кроме себя, слышишь? — уточнил Николай. — Сказано — поставлю вопрос перед руководством. И, сдается мне, оно со мной согласится. А на заступничество Пал Палыча не рассчитывай. Он до сих пор на тебя зол за ту никому не нужную стычку с экстрасенсами.

— Впечатляет, — признал я, потихоньку остывая. — Но если ты хочешь сейчас вызвать у меня сострадание в отношении Женьки, или чувство вины, то зря. Я на такие вещи не ведусь. К тому же меня уже реально все достало. В смысле — эти ваши интриги, скандалы, расследования. Мне вообще иногда кажется, что у вас в отделе только один нормальный человек и работает — Виктория.

— Спорный вопрос, — сменив тон на более миролюбивый, ответил мне Николай. — Ты ее раньше не знал, до того, как она собой нынешней стала. Сказал путано, но по смыслу верно. Ну что, нам повестку выписывать, или все же пообщаемся? Сразу скажу — тебя никто ни в чем не обвиняет. Но при этом случившееся определенным образом с тобой связано. Саша, пострадали люди, ведется следствие, так что все равно придется давать показания. Но мы с тобой если и не друзья, то уж точно не враги, потому мне хотелось бы решить все полюбовно. Но если хочешь под протокол — пожалуйста.

Вот все и стало предельно ясно. Я, в принципе, сразу понял, что речь пойдет про Олега, колдуна и все такое прочее. Не ошибся.

Полюбовно — это лучший вариант, чем светиться в казенных бумагах. Тем более что меня как профессионального служащего кредитной организации вообще очень нервирует формулировка «разговор под протокол». От нее неуловимо потягивает потенциальным сроком за экономические преступления и незаконную банковскую деятельность. В лучшем случае — свидетельскими показаниями против своего бывшего коллеги, с которым на прошлом корпоративе за одним столом сидел.

Так сказать — сегодня я, а завтра ты.

— Ну так что? — поторопил меня Нифонтов.

— Давай поговорим, — согласился я. — Убедил, черт красноречивый.

— Так хоть домой пригласи, — усмехнулся оперативник. — Чаю предложи. Весь день на ногах и не жрамши. Слушай, я понимаю, что мы тебя достали, но законы гостеприимства никто не отменял?

Мезенцева молчала, не вступая в разговор, и время от времени шмыгала носом.

— Пошли, — обреченно согласился я, рассудив, что это меньшее из зол.

Нет, если бы не осознание того, что этот разговор нужен не только им, но и мне, фиг бы им удалось меня уговорить. Я все же сильно разозлился. Но в данном случае — так надо. Хотя бы для того, чтобы понять, насколько сильно вляпался Олег и стоит ли ему возвращаться из Карелии в столицу в ближайшие лет пять.

Пискнула машина, и Мезенцева недовольно спросила у напарника:

— А мне что, с вами?

— Нет, блин, — ответил ей тот. — В машину тебя отправлю ждать своего возвращения. В новую. Ту, на которой еще муха не сидела. Жень, я что, настолько похож на идиота? Так что да, ты отправляешься с нами. Или вон на лавке сиди, мерзни, если сильно умная и гордая. Пойдем, Саша, ну ее к лешему!

Глава пятнадцатая

Чайник Родька не поставил, как видно, чтобы у Светки не возникло лишних вопросов, но стол накрыл, расставив на нем вазочки с сушками, конфетами и печеньем. Так что — не примерещился мне шепоток из подвала, я и в самом деле под «колпаком». Сделали подъездные на пару с Родионом из моей жизни аналог «Дома-2», и теперь с интересом наблюдают за происходящим.

— А чего посущественней есть? — громко спросила Мезенцева, окинув взглядом стол. — Колбаса там, сыр?

Прикрытая дверь, ведущая в комнату, распахнулась, и на пороге появился Родька с округлившимися от непонимания глазами.

Он посмотрел на меня, потряс башкой, потыкал лапой сначала в сторону окна, а после в направлении Мезенцевой, которая уже грызла печенюшку, соря крошками и с интересом наблюдая за происходящим. Закончилась немая мизансцена разведением лап в разные стороны и приданием мордочке выражения «не понимаю!».

— Да-да, мой маленький мохнатый друг, это снова я, — абсолютно верно истолковала немые страдания моего слуги Мезенцева. — Ты-то ждал, что пожалует другая гостья, а тут нежданчик в виде меня, любимой. Я бы даже сказала — облом. Но не грусти, ты не один такой. Хозяин твой тоже не очень рад подобному раскладу.

— Вон пошла, — негромко приказал ей Нифонтов. — Надоела. Серьезно.

— Все-все, — как видно, уловила что-то совсем уже нехорошее в его интонациях Женька, мигом присмиревшая. — Молчу.

Родька с невыразимой печалью уставился на меня. И такая грусть обнаружилась в его круглых глазах, такое разочарование в жизни, что мне даже неловко стало.

— Это жизнь, — объяснил я слуге. — В ней всякое случается. Извини.

Мезенцева хмыкнула, но промолчала, запихав для верности в рот целиковую печенину и смачно ей захрустев.

Родька бросил в сторону девушки короткий взгляд, после чего та немедленно закашлялась, да так сильно, что аж согнулась, задыхаясь.

А что, он и так умеет? Не знал.

— Получила? — с удовлетворением произнес Нифонтов, подходя к Женьке. — А вот не зли тех, кто при желании может устроить тебе веселье с последующей кремацией.

Он несколько раз с силой хлопнул ее по спине.

— Уффф! — с трудом восстановив дыхание и выплюнув остатки печенья в ладонь, просипела Женька. — Как же вы мне все…

— Что именно? — уточнил Нифонтов любезно.

— Дороги! — почти проорала Мезенцева, выбрасывая несъеденное в мусорное ведро, открывая кран и наклоняясь к нему. — Особенно ты, глазастик.

Родька погрозил ей лапой и тихонько скрылся в комнате.

— Нет у человека ума, — пожаловался мне Нифонтов. — Напрочь. Как и инстинкта самосохранения. Не понимает, что несет.

В этот момент кран дернулся, а следом за этим Мезенцевой в лицо ударила струя воды. Выглядело это так, словно кто-то невидимый приложил к нему палец, очень верно рассчитав, кого именно ему хочется обрызгать.

Сдается мне, Вавила Силыч тоже решил не оставаться в стороне. А может, за Родьку обиделся.

— Да вашу мать! — заорала Женька, пытаясь спешно закрыть воду. — Что же это такое?

— Это? — Николай иезуитски улыбнулся. — Злонравия достойные плоды. Садись на табуретку и прикинься восковой фигурой. Поверь, данный вариант на текущий момент для тебя лучшее решение.

Женька цапнула кухонное полотенце и вытерлась им, а затем последовала совету старшего товарища.

— Я бы чаю выпил, — сообщил мне Нифонтов, тоже усаживаясь на табурет. — Если не сложно.

Как же я не люблю те моменты, когда оперативник становится изысканно-вежлив. Это всегда означает одно — у него есть на меня планы.

Интересно, а если я его отравлю, то меня быстро вычислят? Шутка.

Щелкнув клавишей включения электрочайника, отчего тот немедленно зашумел, я повернулся к незваным гостям и предложил:

— Может, реверансы опустим, и сразу о деле поговорим?

— Вариант, — легко согласился Николай. — Почему нет? Расскажи-ка нам, дружище Смолин, о своем новом приятеле.

— Каком именно? — уточнил я.

— Ведьмаке, таком же, как ты, — дружелюбно пояснил оперативник. — Лет тридцати, крепко сбитом, зовут Олег. И сразу просьба — не надо делать удивленное лицо и вещать о том, что ты не понимаешь, про кого я говорю. Вас видела куча народу позавчера в ресторане. Вас, и еще нескольких таких же, как вы. Только все остальные разъехались кто куда, а вы после еще мило прогуливались под луной.

«Мило прогуливались». Скажет тоже. Я как вспомню мутно-зеленые воды Москва-реки, так в горле хлюпать начинает.

— Да, сразу отмечу, что у отдела к твоему приятелю претензий нет, — добавил Нифонтов. — Никто его не собирается ни в чем обвинять или, того хуже, привлекать к ответственности, так что не надо сейчас мысленно готовиться к обороне. Несколько свидетелей вчерашнего происшествия дали показания, и из них следует, что ведьмак не более чем защищался.

— Плюс от его действий никто не пострадал, — добавила Женька. — Во всем виноват тот, второй.

— Вот он-то нас и интересует в первую очередь, — закончил Николай. — Любая информация, пусть даже самая куцая и незначительная, будет очень к месту. Но начнем мы все же с твоего знакомца.

— Черный, зеленый? — достал я из шкафчика коробочки с чаем — Или кто-то желает кофе? У меня есть, причем неплохой.

— Сразу виден рост благосостояния, — заметил Николай. — Нет-нет, это не ирония. Просто констатация факта, и не более.

— Кто на что учился, — холодно прокомментировал его высказывания я. — Ладно, сами разберетесь, кто что хочет.

Чайник с щелчком выключился, знаменуя то, что мне пора делать выбор — то ли гнать сотрудников отдела в шею, то ли начинать с ними разговор на заданную тему. Просто отмолчаться или «включить дурака» не получится, не те это люди. И ситуация не та. Сейчас я вроде как ни при чем, но если начну юлить, то запросто все поменяться может. Это Россия, у нас закон что дышло — как повернул, так и вышло. Традиция, однако.

Вот и выходит, что лучше поговорить. Дешевле выйдет.

— С вашим братом никогда не знаешь, где ирония, где сарказм, а где прямая угроза, — все же не удержался я от колкости.

— Не без того, — легко признал оперативник. — Не без того. Итак — с кем именно сцепился твой приятель? И почему? Что ты о том, втором, вообще сказать можешь?

— Слушай, давай вот без этого, а? — предложил я, расставляя чашки на столе. — Ты и сам все знаешь.

— Знаю, — легко согласился Николай. — Олег Муромцев. Личность хорошо отделу знакомая, поскольку время от времени она попадает в поле нашего зрения. В последний раз это случилось года два назад, когда он спровоцировал серьезный конфликт между ведьмаками и ведьмами, там дело чуть до войны не дошло. В последний момент, и отчасти нашими стараниями, старейшины сумели договориться мирным путем.

— Но ту ведьму, из-за которой Муромцев взбеленился, так и не нашли, — дополнила слова коллеги Женька. — Она как в воду канула.

— Туда, я думаю, и канула, — кивнул Николай, насыпая в чашку кофе. — Учитывая специфику дара Муромцева. Но… И поделом. Потому никто эту «потеряшку» особо не искал, даже свои. У ведьм нравы простые, а верность и дружба не в чести. Временные союзы, совокупность интересов — обычное дело. А чтобы друг за друга горой, плечом к плечу — это нет. Потому все и спустили на тормозах.

Сдается мне, речь идет о той же сваре, которую сегодня Славы упоминали. Надо же, какая громкая, выходит, история была, если даже отдел к ней подключался.

Но как они информированы! Даже про то, какой дар у Олега, знают.

— Муромцева сейчас в Москве уже нет, нам это известно, — продолжал Нифонтов. — Небось, рванул «в бега», причем совершенно напрасно. Хотя логика в этом прослеживается. После той истории в Лианозово наш коллега Пал Палыч имел с ним беседу, человек он в общении жесткий, как ты знаешь, так что твоего приятеля можно понять. Но если он снова тебе позвонит, скажи ему, что можно возвращаться.

— «Если снова»?

— Саш, возможно ты не в курсе, но на вооружении правоохранительных органов есть масса современных приемов, — усмехнулся Нифонтов. — В том числе и такой, как «биллинг». Знаешь, что это такое?

— Знаю, — отпил я чаю. — А точно только биллинг? Может, вы уже все мои разговоры слушаете?

— Не слушаем, — заверил меня Нифонтов. — Хотя такая техническая возможность есть. Саш, ты себе не льсти, ты фигура не того масштаба, чтобы на тебя отдельные «уши» вешать. Сам знаешь, сколько народа у нас в отделе. Если каждого ведьмака или ведьму «слушать», то работать «в поле» кому? Вот то-то. Ладно, вернемся к нашим делам.

— Повторно интересуюсь — колбаса есть? — перебила его Мезенцева. — Сыр, масло?

За закрытыми дверями комнаты что-то грохнуло.

— Я гость! — повернувшись к ним, чуть повысила голос Женька. — И ты не можешь выражать неудовольствие! Покон запрещает!

— Ему нет, — возразил Нифонтов, хрустнув сушкой. — Он не домовой, он слуга ведьмака. Его доля — служить Сашке, делая его жизнь комфортной, и защищать до последнего вздоха в случае опасности. Так что поосторожней, Мезенцева, поосторожней. Сама знаешь, в Поконе лазейку всегда найти можно, тем более что ты для него никто, ты не из мира Ночи. Так что, если сыпанет он в твою чашку незаметно зеленого травяного порошка, от которого ты помрешь с пеной на губах, в корчах и жутких страданиях, то вины никакой за этим существом значится не будет. Он таким образом защищал хозяина. От кого? Да от тебя. Характер твой в последнее время жутко испортился, агрессивной ты стала до крайности, и представляешь опасность для всех. И для Смолина в том числе.

За дверями раздался звук, более всего похожий хлопок ладонью по лбу.

— Сейчас насоветуешь! — на самом деле испуганно отодвинула от себя чашку Женька. — Нифонтов, ты совсем дурак?

А ведь Родька может. Правда — может. Надо будет ему официально запретить причинять Мезенцевой вред. Да, меня она в последнее время тоже часто выводит из себя, но смерти я ей не желаю совершенно.

— Приличия соблюдай — проблемы исчезнут, — без тени улыбки произнес оперативник. — Ладно, вернемся к нашим баранам. Саша, так все же — с кем именно сцепился Муромцев? Что ты знаешь о его противнике?

Самое забавное, что знаю я на самом деле не так и много. Конкретики практически никакой нет. Лицо описать не смогу, поскольку запомнил только красные буркалы моего потенциального убийцы, имя его мне тоже неизвестно, о чем-то большем даже и упоминать смысла нет.

Но что знал — то рассказал, опустив совсем уж незначительные детали, вроде передачи Олегу пиджака. В конце концов, это в моих интересах. А если Олег прав, и этот душегуб в самом деле задумает довести начатое до конца? Мой приятель смылся в Карелию и в ус не дует, а я-то тут?

Ну и потом — я же гражданин. Помогать органам защиты правопорядка — моя священная обязанность. Тем более что эти органы пока желаемое не получат, фиг отсюда смоются.

— Муромцев прав. — Николай встал, взял чайник и подлил себе кипятка. — Такие, как этот колдун, на самом деле не бросают начатое на полдороге. У них ведь необратимые изменения не только физического плана происходят, но и психического. Черные обряды такая штука, с которой шутить не стоит. Одно дело, когда какой-то малолетний прыщавый дурачок заиграется с колдовской книгой в попытках затащить к себе в постель симпатичную сокурсницу, и совсем другое, когда он пройдет через обряды инициации кровью, тем более — неоднократные. В первом случае все поправимо. Не сразу, но тем не менее. Во втором возможно только кардинальное решение вопроса.

Сиречь — физическое устранение, без особых раздумий. Что-что, а терминологию работников отдела 15-К я уже усвоил.

— Он уже не человек, — пояснила Женька. — Без вариантов. У него в голове мозги спеклись. Это ходячее бедствие.

— И, кстати, определение «колдун» тут вообще не очень применимо, — поморщился оперативник. — Какой он колдун, право слово? Он сейчас, скорее, некая помесь умруна и упыря.

— Умруна? — удивился я — То есть у него такая же мощь, как у Хозяина Кладбища?

— Сравнил! — засмеялся Николай. — Нет, разумеется. В данном случае умрун — это просто ходячий мертвец. Этот парень по сути своей уже труп. Чужая кровь выжгла ему нутро и остановила сердце. И она же поддерживает в нем то, что с натяжкой можно назвать жизнью. Оттуда и бледность, и красные глаза, и невероятная скорость. Он подпитывается чужими смертями, понимаешь? Точнее — как бы их концентратом, самыми сливками, которые снимает с забранной у кого-то жизни. Звучит путано, но ты, думаю, смысл уловил. Добавь сюда еще умение применять какое-то количество заклятий, и ты получишь прямую и явную угрозу для столичных жителей, которые даже не знают, что по улицам бегает зверь в человеческом обличье.

— И не только, — добавила Мезенцева, которая, плюнув на страшилки напарника, все же достала из холодильника еду и сейчас сооружала огромный бутерброд. — Сегодня днем он пришиб ведьму, та в парке травы собирала. Место там с интересным прошлым, потому много разного всякого произрастает, особенно поближе к дубам. Не знаю, каким ветром этого красавца в те края занесло и чем ему ведьма помешала, но факт остается фактом — он выдавил ей глаза, пробил дырку в груди и вырвал сердце. Мало того — еще и сожрал его сразу после изъятия.

— На глазах у влюбленной парочки, которая до того мирно целовалась на скамейке, — дополнил ее рассказ Нифонтов. — Ребятам повезло дважды. Первый раз в том, что они за кустами сидели и этот гад их не заметил, второй — что орать не стали, а только молча смотрели на происходящее.

— Страх иногда бывает полезен, — назидательно произнесла Мезенцева и стала примеряться, с какой стороны начать поедать созданную ей вавилонскую башню из колбасы, масла, сыра и хлеба. — Их проняло до немоты. Мало того — парень еще и обтрухался. А девка вообще в обморок упала под конец.

Ну увидь я такое год назад, фиг знает, как бы отреагировал. Когда на твоих глазах женщине пробивают грудную клетку, а после достают из тела сердце — это, знаете ли… Все мы на диванах перед телевизором смелые и отважные. А вот так? Если в пяти шагах от тебя бледное исчадие ада с красными глазами живую человеческую плоть, чавкая, жрет?

Легко судить других, сидя в тепле за закрытой железной дверью.

— Бегать ему недолго осталось, — подытожил Николай. — При любых раскладах. Но до той поры, пока этот злодей сам ласты склеит, ждать никак нельзя. Он столько разного наворотить может, что беда просто. Одно хорошо — на него теперь ведьмы московские очень злы. Мы уже до них информацию о смерти товарки донесли, так что волна пошла.

— Ты ж говорил, что они не очень корпоративные ценности чтут? — засомневался я.

— Так все от ситуации зависит, — хмыкнул оперативник. — И от того, как новость подана. Плюс этот головорез еще и ходячий источник темной силы, которую из него можно изъять. Мы не приветствуем подобные вещи, но, если они совпадают с нашими интересами, можем на время прикрыть глаза.

— А как же принципиальность, моральный облик? — не удержался я.

— Это там. — Николай махнул рукой в сторону окна. — В том мире. Да и то не везде. А у нас, в Ночи, все обстоит иначе, и ты это знаешь не хуже меня.

— Знаю, — подтвердил я. — Значит, началась охота?

— Именно. — Николай отпил кофе. — И мой тебе совет — свали куда-нибудь из Москвы до ее завершения. Вон в деревню свою, например.

— Я не согласна, — пробубнила Женька. — Это неправильно.

— Неправильно говорить с набитым ртом, — строго произнес Нифонтов, а после помассировал виски и пожаловался мне: — Слушай, я с ней скоро с ума сойду. Серьезно. У нас разница всего в пять лет, но при этом у меня постоянное ощущение, что это не так. Вон уже батины интонации в голосе появляться начали, он мне именно с такими в детстве хвоста крутил за мелкие грехи. Это же ненормально?

— Ненормально, — согласился с ним я. — Но, с другой стороны, вот эту гражданку считать стопроцентно адекватной нельзя.

— Скотина ты, — наконец прожевав кусок бутерброда, беззлобно сообщила мне Женька. — Я о нем забочусь, а он… Но все равно скажу — неправильно Сашку в деревню отсылать. Да, этот упырь опасен, спору нет. Но не так, как тот, что сейчас пиво в Чехии пьет. Надо отыскать злодея и сделать из него одноразовую «куклу», пусть Сашка на нем потренируется. А мы с тобой его подстрахуем.

— Хм, — оперативник задумчиво глянул на напарницу. — Ведь можешь, когда хочешь.

— И ты скотина, — отозвалась Женька и снова впилась зубами в бутерброд.

— Не лишено, — признал и я. — Может, и в самом деле?

— Пока не скажу, — покачал головой Николай. — Надо с шефом поговорить, как он на подобное посмотрит. И потом — здесь, на светлой кухне, это звучит хоть сколько-то оптимистично. А там, на ночных улицах, все будет обстоять совсем по-другому. Этот поганец не станет ждать, пока ты выйдешь на позицию и приготовишься к бою, он атакует сразу и всеми силами, которых у него хватает. Повторюсь — у данного существа больше нет разума в нашем, людском понимании. Это — зверь. Хитрый, умный, ловкий, опирающийся только на инстинкты, но при этом сохранивший память и знания с того времени, когда он являлся человеком. Тут не нам двоим страховать надо, здесь куча народа для этого нужна, чтобы он в сторону не вильнул. Да еще простые люди могут оказаться рядом и пострадать при столкновении, а подобное недопустимо. Так что, скорее всего, ничего не получится. Мы просто сразу начнем бить на поражение, вот и все. Впрочем… Если только совсем под конец, когда ему все нутро черная сила выжжет. Он, разумеется, будет опасен, но уже не так, как сейчас. Только много толку в схватке с таким противником? И сколько всего он еще наворотить успеет в этом случае?

И снова — верные слова. Он прав. К тому же я даже не представляю, как именно мне надо убивать подобного противника. У него непременно есть слабые места, у любого из нас такие имеются, но их надо знать.

Я — не знаю. Наверняка могла бы помочь Морана, уверен, она про таких существ много знает, но как к ней попасть? А сама она вряд ли до того момента, пока не получит искомое, выйдет на связь.

Так что — поеду-ка я лучше в Лозовку, как и собирался.

Хотя… Заманчиво!

— Ладно, все вроде обсудили, — Нифонтов встал из-за стола. — Спасибо за хлеб-соль. И — звони, если что.

— Само собой, — пообещал я, отметив про себя, что чуть ли не впервые за последнее время я не испытываю неприязни к этому человеку. — Слушай, погоди минутку. Да и Женька как раз свой бутер дожует.

Девушка, как питон заглатывающая огромные куски, согласно кивнула.

Собственно, идея, ради которой я остановил оперативника, пришла мне в голову прямо сейчас, но повода не реализовать ее я не видел.

За добро надо платить добром — этому в детстве нас учили родители, учителя начальных классов и даже русские народные сказки. Со временем для меня эта аксиома перестала быть таковой, пройдя через ряд трансформаций, и в какой-то момент превратилась в некий жизненный принцип, гласящий: «За добро надо платить добром, особенно если то, что ты отдаешь взамен, послужит неплохой основой для дальнейших хороших отношений с получателемподарка». К этому принципу прилагался еще один, побочно-дополняющий, попроще, давным-давно сформулированный Самуэлем Клеменсом: «Спешите творить добро, особенно если это вам ничего не стоит».

В данном случае я решил передать небольшой подарок Виктории, которая произвела на меня большое впечатление при нашей последней встрече. И как практикующий… э-э-э-э-э… лекарь, скажем так, и как женщина. Красивая она. Не по моим зубам, это я отлично понимаю, но это не столь принципиально. И кошка имеет право смотреть на королеву, так говорят британцы.

Потому я живенько собрал шесть зелий из числа тех, что относились к лекарственным, и упаковал их в плетеную коробочку, которая для этого и была предназначена. Эдакая колдовская мини-аптечка. Я же уже упоминал о том, что практикующий маг в наше время в интернет-магазинах может приобрести для себя все, от хламиды до волшебной палочки? Что до кузовка — изначально это был инвентарь для «ролевиков», тех веселых ребят, что время от времени бегают по лесам с накладными эльфийскими ушами и гномьими бородами, но мне он как-то сразу понравился, и я заказал себе десяток. Хотел еще пояс с кармашками для зелий заказать, если верить изготовителю, пошитый из натуральной драконьей кожи, но решил, что это уже перебор. У нас зимой морозно, съежится драконья кожа, боюсь. Да и широкий он, куда в таком ходить?

Неплохо было бы написать коротенькую пояснительную записочку о том, какое зелье что из себя представляет, но времени на это уже не было. Ну и еще одно соображение у меня по этому поводу имелось.

— Передашь Виктории? — протянул я коробочку Николаю. — Если не в труд? С поклоном от меня. Ничего криминального внутри нет, можешь проверить.

— Если там чего-то не то, она это учует сразу, — заверил меня оперативник. — В чем, в чем, а в таких вещах ей равных нет. Так что передам, не сомневайся. Мезенцева, ты доела наконец?

— Езжай. — Женька допила чай, перевернула чашку и поставила на блюдце. — Я, пожалуй, тут останусь, на радость одному местному обитателю, тому, что с лапами, но без хвоста. Смолин, ты не против?

— Против, — не раздумывая ответил я. — Так что поспеши, пока Николай один не уехал.

— О как, — удивленно протянула девушка. — Неожиданно.

— Предсказуемо, — и не подумал ее поддержать Нифонтов. — Удивлен, что он тебя столько времени терпел.

Женька подошла ко мне, как видно, хотев что-то высказать, но делать этого не стала. Просто вышла из квартиры — и все. Правда, перед этим кинула нехороший взгляд на коробку в руках коллеги.

Надеюсь, я не слишком сильно подставил Викторию. Хотя… Есть у меня подозрение, что плевать этой холодной красавице на любые закидоны рыжей неугомонной девчонки. Очень у них большая разница в весовых категориях. И я сейчас не о физическом весе тела веду речь.

Нифонтов тоже не стал дополнительно комментировать увиденное, просто похлопал меня по плечу, пообещал напоследок держать в курсе происходящего, посоветовал не шляться по ночам и последовал за напарницей.

Я дождался, пока они отъедут от подъезда, и тут же, проигнорировав его последний совет, вызвал такси.

Не шли у меня из головы слова Мезенцевой о тренировке, никак не шли. Да, вероятность того, что ее замысел будет реализован, стремится к нулю, но, тем не менее, некое рациональное зерно в этом имелось. Но без помощи тут никак не обойтись, вернее — без подсказки. И в настоящий момент есть только одна сущность, которая что-то может знать и, возможно, не откажется мне помочь.

Ворота на кладбище были уже закрыты, что, впрочем, и неудивительно, но давно знакомая дырка в заборе, как всегда, пришла мне на помощь. Вот интересно — ее из смертных кто-то кроме меня видит? Хотя о чем я? Наверняка. Мы же не в фэнтезийном мире, тут «полога невидимости» нет. Другое дело, что, скорее всего, администрация кладбища отчасти в курсе того, кому именно этот лаз служит, потому и не рискуют его заделывать. Ну не могут те, кто кормится близ мертвых, не представлять, как именно устроено все на вверенной им территории. Может, не в полном объеме, но знают, я уверен. Не просто же так я никогда не встречал ночью ни одного сторожа там, в глубине кладбища? В это время живым там делать нечего, если только они не такие, как я.

Что примечательно — Хозяина Кладбища на его привычном месте в этот раз я не застал. Оказывается, он нынче отправился инспектировать десяток свежих захоронений на новой территории, ближе к южному выходу. Там, насколько я понял из путаных объяснений сразу нескольких призраков, отиравшихся близ черной плиты-трона, объявились какие-то две непокорные души, не пожелавшие предстать перед местным владыкой, заявив, что они при жизни масть держали, и на этом свете, который формально «тот», не собираются на четыре кости перед кем-то вставать. А тем более прогибаться под кого-то на глазах собственной «пристяжи», которая с ними в машине была взорвана и тоже здесь оказалась. Типа — пацаны могут неверно все истолковать. Не по понятиям это. Из последних фраз мне предельно стало ясно, кого именно занесло во владения Хозяина, и я даже посочувствовал этим борцам с системой. Костяной Царь не городской суд, он устраивать слушания дела не станет, а присяжных с адвокатами тут не было, нет и не будет. Чую, сначала он одного из смутьянов в распыл пустит, а остальных лет на тридцать отправит червей пасти. А то и всех сразу к высшей мере приговорит. Он может, с него станется.

Можно было бы сходить и посмотреть, но я побоялся разминуться с умруном по дороге. Кто знает, каким путем он обратно направится? А если воздушным?

И правильно сделал. Нет, прибыл Хозяин как положено, пешим манером, но очень скоро, минут через двадцать.

— А, ведьмак. — Величественная высокая фигура неслышно проплыла рядом со мной, благожелательно махнув у самого лица рукавом черного балахона, а после опустилась на черную могильную плиту. — Зачастил. Что, решил еще в моих владениях погулять?

— Не без того, — признал я. — Ну и еще просьба есть. Точнее — вопрос.

— Валяй, — разрешил повелитель мертвых. — У меня хорошее настроение нынче. Я всегда после экзекуции благодушен.

Точно козырным валетам с новой территории не повезло. Не отделались они легко. Но о их судьбе спрашивать не стану. Кто Костяного Царя знает, поди догадайся, сколько попыток на вопросы и ответы он мне нынче отмерит?

Но и с главного начинать не стоит, так что сделаем нейтральных заход. Расскажу-ка я ему о своей загородной поездке.

— … только пятно и осталось, — закончил я повествование через пару минут. — Бурое, мерзкое. Вот мне и непонятно — что это за сущность была? И черная линия внутри, она мне тоже покоя не дает.

— Перерожденец, — прогудел Хозяин. — Подобное нечасто, но случается. Нечасто, потому что надо, чтобы очень много условий совпало. Душа должна остаться там, где погиб ее носитель, смерть последнего должна быть насильственной и мучительной, но заслуженной. То есть его не просто убить должны, а покарать. Ну еще кое-какие мелочи есть, но самое главное — носитель этой души при жизни должен быть проклят тем, кому он причинил зло, а после им же и убит. Здесь, похоже, все так и получилось, и в результате ты столкнулся с черной душой, которая потихоньку начала принимать телесный облик.

— Телесный? — сглотнул я слюну. — То есть — материализовываться?

— Представь себе, — весело гукнул умрун. — Ты сказал, что он там лет сто просидел? Ну вот. Хоть этот человек и был злодей, но он понес прижизненную и посмертную кару, так как его прокляли, убили и на целый век оставили на одном месте, что, по загробным меркам, серьезное наказание. Даже я использую его с оглядкой, применяю только к совсем уж непокорным душам или к чиновничьему сословию. Последних другим не прошибешь, они в гордыне и зле закостенели. В качестве же компенсации за подобные истязания душа может уйти насовсем, в другие миры, дают ей такую возможность. Ну или поступить иначе, если тьма не покинет ее, и в результате перевесит раскаяние.

— То есть стать осязаемым сгустком зла, — подытожил я. — А чернота внутри — это и есть овеществленная тьма.

— Именно, — подтвердил Костяной Царь. — Еще чуть-чуть, и он смог бы пересечь порог своей тюрьмы, а после начал сеять зло и смерть. Ни на что другое он все равно не способен. Надолго бы его не хватило, люди хоть нынче и не те, что раньше, но не совсем же дураки? Да и твои приятели — сыскные дьяки — не дремлют. После первых же смертей наверняка встрепенутся. Перерожденные души убивают, во-первых, кроваво и страшно, во-вторых, после них всегда остается ледяная метка. Холод — их верный спутник. Но оно и неудивительно.

— Почему? — жадно спросил я.

— Так это родовая черта, если можно так выразиться. — Капюшон умруна задергался, как видно, от смеха. — Холод, мрак, безнадежность — верные слуги той, кто создала первую перерожденную душу. Древние боги были большие затейники, ведьмак, можешь мне поверить.

Глава шестнадцатая

— Нет повода не верить, — пробормотал я, рассуждая о том, что в этом мире все очень взаимосвязано. Мысль, конечно, не очень оригинальная, но при этом верная по своей сути.

Речь, разумеется, идет о Моране. А о ком же еще? Холод, мрак и безнадежность — это все по ее ведомству проходит.

— Я рад, что ты убил этого полупризрака, — продолжал тем временем свои речи Костяной Царь. — Мне такие, как он, не по нраву. Слишком много ярости, слишком мало понимания того, что во всем нужна мера, даже в стремлении к смерти.

Ага, и никакого желания подчиняться твоим приказам, это тоже надо учитывать. Но вслух я такие свои измышления никогда не произнесу. Я еще не совсем свихнулся.

— Согласен. Неприятное существо, такое и пришибить не грех.

— Именно. — В голосе умруна я уловил благожелательные нотки. — Это все, что ты хотел у меня узнать, или нет?

— Есть еще кое-что, — не стал скрывать я. — В городе появился… Даже не знаю, как его и назвать… Короче — какой-то дурак налакался крови путем колдовских обрядов, и теперь сеет смерть налево и направо. И меня пытался убить. Здоровый, гад такой!

— В старые времена таких, как он, называли «пиявец», — качнулся черный капюшон. — И тогда их было куда больше, чем нынче. Иные чернокнижники специально молоденьких дурачков с искрой дара отыскивали, прикармливали, и в нужный момент, накачав кровью, отправляли туда, куда им было нужно. Врага убить, или боярина какого. Золото — оно и тогда золотом было, за него и простой люд, и чародеи на многое шли. Век «пиявца» короток, но ярок. Пройдя через черный обряд, они уже никогда не станут такими, какими были ранее. И жить им без обрядной крови недолго. А с ней — еще меньше. Выжигает эта кровь их изнутри — и плоть, и душу.

— И душу тоже? — уточнил я.

— А как же! — с видимым удовольствием подтвердил умрун. — Раз преступил запретную черту, которую боги с давних времен обозначили, то все, возврата нет. И спасения — тоже. Даже у перерожденных, о которых мы ранее говорили, шанс на него имеется, а у «пиявцев» — нет. Потому и лютуют напоследок эти человеки бывшие, не жалея никого. Для них «дальше» не будет, в какой-то момент они до этого додумываются. И рады бы иные из них вернуть все обратно, ан нет, поздно, ушел обоз из Холмогор на Москву.

— Жесть какая, — даже передернулся я.

— Не то слово, — согласился со мной Хозяин. — За все надо платить, ведьмак. За все. И ты о том не забывай. Ваш брат тоже, случается, через кровь силы да власти ищет, этот путь самый простой и доступный. Правда, «пиявцем» ведьмакам стать не грозит, суть у вас другая, но и хорошего ничего ждать не стоит. Либо свои пришибут, либо сыскные дьяки выследят и выпотрошат.

— Мне такая сила нафиг не нужна, — сразу отперся я. — Кровь лакать… Брррр!

— Ну там не только кровь пить надо, обряд вообще-то куда сложнее, — глухо хохотнул умрун. — Сначала нужной фазы Луны следует дождаться, потом знаки на граните-камне нарисовать, после заговоренным ножом горло жертве перерезать, причем та должна быть…

— Все-все! — перебил собеседника я. — Обойдемся без деталей.

— Как знаешь, — согласился Костяной Царь. — Еще что-то?

— А убить «пиявца» тяжело? — задал самый главный для меня на сегодня вопрос я. — Даже не так — как его убить? И чем?

— Сталью заговоренной, — не стал тянуть с ответом Хозяин. — Огнем. Магией. Чем человеков убивают, тем и его можно. Тело-то его почти прежним осталось. «Почти» — это потому что он, само собой, живучей стал после обряда. Но если ему голову с плеч снести, то он наверняка умрет. Без головы только курица по двору бегает, да и то недолго.

— Голову рубить нынче не принято, — почесал затылок я. — Да и привычка к подобным вещам нужна.

— Жить захочешь — наловчишься, — приободрил меня умрун. — А когда этот «пиявец» чудить начал, не знаешь?

— Не-а, — подумав, ответил я. — Но, думаю, недели три точно ему уже есть.

— Тогда и печалиться не о чем, — прогудел Костяной Царь. — Ему землю топтать всего ничего осталось. К Трибогову дню, самое позднее, сам окочурится, без посторонней помощи.

«Трибогов день», это, похоже, тот самый «Троян», о котором Родька говорил. То есть — двадцатые числа мая.

— Да, ведьмак, — умрун подался вперед. — Ты не забывай, скоро зверобой зацветет.

— Как же скоро? — за последнее время я порядком поднаторел в вопросах цветения трав, да так, что разбуди ночью, все расскажу — В июне его срок. Да и запасец у меня пока есть.

— Это кладбище, — возразил Хозяин. — Тут травы раньше отцветают. И сила у них другая, не такая, как у луговых растений. Кладбищенский зверобой в умелых руках, да взятый с нужной могилы… А у меня тут такая есть. Вон там, за деревьями, отцеубийца лежит. Так что если надумаешь — на первый раз помогу тебе. Отведу на ту могилу и взять траву пособлю. Просто сам можешь не справиться, там знать надо, что и как делать. И слова нужные ведать.

— Даже так? — проникся я. — Ух ты! А что этот зверобой делает? Чем от обычного отличается?

— Всем, — лаконично ответил Костяной Царь. — Он забирает то, что его луговой брат-близнец лечит. Но не это главное. Главное — с какой могилы его сорвать. Если с нужной, как та, про которую я речь веду, то сила в этой травке великая будет. В ней часть черной души мертвеца останется. Душам отцеубийц и матерям, что детей своих сгубили, из земли хода нет, им до конца времен в ней торчать, и никто их из этой тюрьмы не вызволит. И только раз в год, когда цветет трава, они могут глянуть на мир через нее, пройдя по стеблю с соком. Другое дело, что редко у кого из них на могиле что пробивается, стоят они гладкие, как девичья коленка, ни травиночки. Черные души, заугольные, что тут скажешь? Так вот, — сорви ту траву — и с ней получишь часть души, истомившейся в темнице. Маленькую, но тем не менее. Захватить тело того, кто отвара из такой травки изопьет, она не сможет, силенки не те, но источит его изнутри как червь, это уж точно. И кошмарами замучает. Если, конечно, ее оттуда не изгнать.

— Ого, — проникся я. — Вещь полезная. Кошмары нон-стоп — это сильно. А ее обязательно в Трибогову ночь собирать? Прямо вот в нее?

— Нет, — обрадовал меня умрун. — Но лучше всего брать ту траву, когда луна полная. И до начала убывания. Как луна начнет таять, так и сила в землю начнет уходить.

Так, полнолуние девятнадцатого, собственно, к нему и приурочен ведьмачий круг. Стало быть, накануне, восемнадцатого, можно будет сюда наведаться. Даже не можно, а нужно. Трава злая, это без вариантов. Но и я не сильно добрый, особенно если меня крепко достать. Вот только…

— А как потом человека, что отвара из кладбищенской травки откушает, лечить?

— Можно заклятием, можно отваром, — неторопливо ответил умрун. — Заклятие тебе не под силу, тут ничего не поделаешь, а вот рецепт отвара могу продиктовать.

Чего это он такой добрый сегодня? Или ему надо чего? Неспроста же он про то, что за все платить надо, упомянул.

— Не откажусь.

— Насторожился! — расхохотался Костяной Царь. — Молодец! Гадаешь, с чего это я вдруг тебе помогаю? Верно?

— Есть такое, — выдохнул я. — Просто слова ваши про то, что у тех, кто в мире Ночи живет, друзей нет, хорошо помню.

— Зато есть те, кто готов дать что-то сегодня, чтобы напомнить о долге завтра, — проскрежетал мой собеседник. — Чем больше услуга — тем крупнее долг. Эта — мизерная, она почти ничего не стоит, мне даже слово благодарности от тебя без надобности. Просто помни о том, что такое случилось, — и все.

Ну не знаю! Если по его меркам это пустяк, то какое деяние он оценивает как серьезную помощь? Впрочем, надеюсь, что никогда не узнаю ответ на данный вопрос. Просто страшно представить, во что может вылиться возврат такого долга.

— Благодарю, — твердо заявил я. — И заверяю вас в том, что добро помню всегда.

— Этого достаточно, — благосклонно уведомил меня умрун. — И потом — ты вносишь в мое существование разнообразие, ведьмак. Ты молод, глуповат, наивен. Это меня развлекает.

Звучит обидно, но я промолчу. Не тот это повод, из-за которого стоит вступать в перепалку с данной сущностью. К тому же он на самом деле может так и не думать, а сейчас просто меня провоцирует.

— Приходи в середине мая, до наступления полнолуния, — повторил Хозяин Кладбища. — Как обещал, отведу тебя на могилу и покажу, какие именно цветки сорвать, а после продиктую рецепты.

— Благодарю. — Я отвесил ему церемонный поклон. — И, если несложно, еще один вопрос.

Капюшон благосклонно кивнул.

— Я снова о «пиявце». Точнее, о том, как именно его убить. Голову отрубить — это понятно. А вот огонь — вы что имели в виду?

Если честно, вопрос был задан с умыслом. Дело в том, что из головы у меня не шла одна нелогичность, которую я отметил еще тогда, когда смотрел древнерусский боевик в тереме у Мораны. Там сын Кощея бросался языками пламени в тех, кто желал его смерти. При этом сама богиня несколько раз отметила тот факт, что и сам Кощей, и его потомки огонь не сильно жалуют. Более того — именно он и может убить их конечной смертью.

Фигня выходит какая-то.

— Спалить его, паскудника, да и все, — с легкой раздраженностью дал ответ умрун. — Что тут неясного?

— Принцип действия, — с трудом подобрал слова я. — Как-то странно получается. Что колдуны, что вот эти красавцы огня опасаются, но при этом сами только так пускают его в ход. Если он им враг, то…

— Огонь — это огонь, — не дал мне окончить фразу Костяной Царь. — Он не служит никому. И при этом служит всем. Если ты запалишь дом, в котором засел твой враг, он сгорит. Но коли сам в него в этот момент сунешься, разделишь его судьбу. Но если бы у огня был выбор, кого именно сжечь — человека или колдуна, он бы выбрал последнего, поскольку волшба ему противна. Огонь — великий очиститель. Спалив тело чернокнижника, он очищает его душу. Душегубы в черных балахонах были те еще изуверы, но кое-какие остатки древних знаний сохранили, потому ведьм да чародеев завсегда либо жгли, либо топили. Вода послабей огня, но тоже дело свое знает. Но огонь — вернее. Душа, выйдя из умершего тела в воде, может там и остаться, но после костра она точно отправится туда, куда должно. Туда, где ее осудят по делам земным, и вынесут приговор. Так что огонь для тебя в этом деле первый друг, не хуже стали. А вот серебро здесь не помощник, нет. Он не нежить, его не боится.

Короче — надо Нифонтову сказать, чтобы стрелял этому красавцу в голову, без всяких премудростей. Впрочем, он наверняка это не хуже меня знает.

— Ладно, — проскрипел тем временем Хозяин. — И в этом тебе маленько подсоблю.

Он наклонился и сгреб костистой лапой горсть земли у себя из-под ног, а после пересыпал её в небольшой черный мешочек, появившийся невесть откуда.

— Лови, — бросил он мне его. — Если что — попотчуй его этой землицей, лучше всего в лицо цель. Поверь, ему не понравится.

— Почему? — я немедленно убрал неожиданно тяжелый мешочек в карман.

— Для него кладбищенская земля, как солнце для упырей, — пояснил умрун. — Боится он ее. Кстати, если совсем припечет, можешь немного у меня здесь пожить, склепы свободные есть. Куда-куда, а в мои владения он не сунется. У ворот мяться будет, а внутрь — ни-ни. Нет ему сюда ходу.

— Все равно непонятно.

— Я и говорю — глуповат ты. — Умрун взмахнул рукой. — Это — кладбище. Тут люди последний покой находят, но только те, что таковыми до конца оставались. Добрыми ли, злыми, честными, подлыми — неважно. Главное — они умерли так, как положено. Как заповедано богами, старыми и новыми. А «пиявец» — он уже не человек. И посмертие свое он на силу променял. Сразу все — и душевное, и телесное. Потому земля его не примет, как бы он ни старался, она его из себя извергать станет, попробуй кто его кости зарыть. А кладбищенская земля — сильней вдвойне, у нее предназначение иное, не такое как у пахоты или дна речного. Она живо своих от чужих отличит. «Пиявец» ей чужой.

— А еще раньше самоубийц за оградой хоронили, — вспомнил я.

— Верно, — похвалил меня Костяной Царь. — Сейчас, правда, люди про этот обычай забыли, а зря. Не люб кладбищу тот, что сам себя величайшего дара небес лишил. Потому и не могут часто родные найти дорогу к могилке самоубийцы. Ходят, ходят кругами, а выйти к нужному месту не могут, даже несмотря на указатели. А вот похорони они его за оградой — все бы сладилось. И им к могилке подойти можно, и у того, кто в ней лежит, шанс появился бы на искупление. Э-э-эх, люди, люди…

А ведь он их жалеет. Или не их, а нас всех?

— Скажите, а на того колдуна… — Я махнул рукой в сторону входа. — Ну что прошлой осенью тут почудачил, эта земля тоже подействует?

Если да — я два мешка отсюда вывезу. Или три!

— Куда там! — захохотал умрун. — Он — человек, душу свою ни на что не менял. Наоборот, бережет ее как зеницу ока, чтобы она случайно после смерти в лихие руки не попала. Как раз потому он тебя так невзлюбил сразу. Или ты думаешь, ведьмак, этот лиходей не почуял, кто ты есть на самом деле? Таким как он, ты, Ходящий близ Смерти, первый враг, потому что можешь заставить их ответ за все сделанное держать. Не при жизни, а после, когда час расплаты наступит, и он к Кромке вплотную подберется. Сейчас — что? Кандалы на него наденут? Так он их сбросит. В камень засунут? Он его расколет да выйдет наружу. А вот посмертие — это его страх. Как сбежать от бесконечности? Никак.

Вопрос. Чего ты раньше молчал, если все с самого начала знал? Не скажу, что данная информация сильно меняет сложившуюся ситуацию, но хоть ясность появилась. Меня как-то изначально смущала незначительность причины нашей с Кощеевым потомком размолвки. Слишком она мелкая. Была охота такому орлу мелкую муху вроде меня ловить.

А теперь — ясно. Я для него потенциально опасен.

И еще — вот почему мне кажется, что Нифонтов также про это знал? Знал — и молчал, гад такой. Женька — не факт, а вот он — точно. Только-только подумал о нем хорошо, и вот снова добрые чувства к чрезмерно хитроумному оперативнику растворились, как утренний туман солнечным утром.

— Веселая нынче ночка выдалась, — выдохнул я. — Вернее — полезная. Информативная.

— Кто предупрежден — тот вооружен. — Хозяин Кладбища провел когтями по краю плиты, от нее в разные стороны брызнули снопики искр. — Главное — почаще за спину поглядывай. Знаешь, как оно бывает — сегодня кто-то тебе друг, а завтра глядь — уже враг. Ты не ждешь, а он в спину ударил. Всякое случается на свете, ведьмак.

Так и дураком стать недолго. Почему я теперь в каждом его слове ищу второй смысл, а? Ведь банальная истина прозвучала, но мне кажется, что мрачное порождение Ночи опять строит загадочные намеки. Мол — я кое-что знаю, а ты нет. Но вот тебе маячок.

— И такое случается, — подтвердил я. — Хотя сейчас все станет проще. Круг знакомств стремительно сужается, скоро совсем на «нет» сойдет.

Ничего на это мне Хозяин Кладбища не ответил, только рукой махнул — мол, все, аудиенция закончена. Вали отсюда.

И слава Богу. Хватит мне на сегодня впечатлений. Вон уже светает во всю, поеду завтракать, а после — на работу. Заявление на отпуск напишу, причем прямо с завтрашнего дня. А потом — в Лозовку. В тишину и покой.

Что приятно — как задумал, так и случилось. Ни в этот день, ни в следующую за ним ночь никаких неожиданностей на мою многострадальную голову не свалилось. Заявление Волконский подмахнул не глядя, что, впрочем, совершенно не удивительно. Все равно от меня проку никакого в банке теперь нет. Что я хожу на работу, что не хожу — никакой разницы. Как мне показалось, он даже обрадовался такому моему решению.

Правда, меня немного удивило то, что Ряжская вскоре после этого не объявилась. Ни лично, ни при посредстве телефонной связи. Врать не стану — ждал ее звонка, будучи уверенным в том, что Дмитрий Борисович непременно сигнализирует о моих устремлениях. Но то ли он забегался и забыл о своем священном долге, то ли Ольге Михайловне с ее тендерами не до меня в настоящий момент было… Короче — и тут обошлось.

А теперь мне не дозвонишься. Как только полупустая в этот ранний час электричка тронулась с места и покатилась по рельсам в сторону города воинской славы Можайска, я снял крышку со смартфона, извлек из него аккумулятор и выцарапал из гнезда сим-карту. Все, ребята и девчата, меня ни для кого более нет, аж до самого конца майских. То есть — на полмесяца. Тем более что из тех, кто мне может позвонить, я никого слышать не желаю. Что до родителей — они предупреждены о том, что я отбыл в солнечную Турцию с подругой. Мама, разумеется, сразу сообщила мне о том, что подруги эти — сплошное зло, и лучше бы я попробовал восстановить отношения со Светочкой, которую она в те выходные видела на даче, но наткнувшись на мое ледяное непонимание, решила затаиться до поры, до времени.

И правильно сделала. Не надо о Светке. Мне достаточно того, что один мохнатый негодяй контрабандой протащил в рюкзак ее фото. Как, когда и, самое главное, зачем — не понимаю, но факт есть факт. Я так удивился этой случайной находке в одном из отделений рюкзака, в которое как раз и хотел засунуть разобранный на запчасти телефон, что, плюнув на возможные удивленные взгляды пассажиров, сидящих на других полированных вагонных лавках, даже спросил у этого паразита, не фетишист ли он.

Родька сначала меня не понял, поскольку слово «фетишист» ему известно не было. Когда же я ему растолковал значение данного термина, этот поганец сначала долго с отвращением плевался, пару раз попав и в меня, а после заявил, что хозяин ему, понятное дело, я, но вот кого он изберет своей хозяйкой, решать станет только он сам.

Определенная доля абсурдности в данном заявлении имелась, но продолжать беседу на эту тему я не стал. Зато теперь мне точно известно, кто землю под картошку копать станет. Не факт, что я ее стану сажать, но пяток соток он у меня все одно вспашет. Носом. Без лопаты.

Кстати, телефон я чуть позже, где-то в районе Кубинки, все-таки снова собрал. Совсем вылетело из головы одно незаконченное дело, которое следовало довести до ума.

Виктория ответила на звонок сразу, словно ждала его. Мало того, даже узнала мой голос, что приятно. Нет-нет, ничего такого у меня и в мыслях не имелось. Я всегда четко вижу берега и могу сообразить, когда шапка по Сеньке, а когда нет.

В данном случае — нет. Она для такого как я слишком… Даже не знаю… Она как королева. На нее можно смотреть, но надеяться на что-то глупо. Просто потому, что сказки кончились в детстве.

— Спасибо вам, Саша, — поблагодарила она меня после того, как я в деталях описал, что к чему в подаренной коробочке. — Не уверена, что каждое из этих зелий я пущу в ход, с учетом того, что некоторые из них очень специфичны, но ваше внимание в любом случае мне приятно.

— Пригодятся, не пригодятся — дело десятое, — поддержал ее я. — Главное — пусть будут. И еще. Виктория, мое приглашение насчет ресторана остается в силе. Единственное — уже после майских праздников.

— Я подумаю, — мягко ответила девушка и повесила трубку.

Ну да, надеяться на что-то глупо, думал я, снова разбирая смартфон. Но никто ведь не запрещал попробовать добиться того, во что сам не веришь?

Отдельная история, как мы добирались до Лозовки. Прозвучит забавно — но на тракторе. Прямо самом настоящем. А машина туда бы и не прошла, завязнув еще в самом начале. Да что там! Пару раз мне казалось, что и «стальной конь» вот-вот «сядет» в особо глубокой колдобине. Но — доехали все же. Правда, недешево мне эта поездка обошлась. Ох, недешево.

Можно было бы и напрямки через лес попробовать, через заветные тропинки, но я не был уверен в том, что дядя Ермолай, местный Хозяин, уже проснулся. Опять же — кто знает, в каком он настроении? Я от кого-то слышал, что по весне лесовики похожи на только что проснувшихся медведей. В смысле — не в духе они до той поры, пока лес не зазеленеет.

А тут листва только-только обозначилась. Самую малость. И не на всех деревьях. Хорошо хоть, что снега под елками не обнаружилось.

Когда мы добрались до Лозовки, трактор более всего напоминал собой огромный самоходный кусок грязи. После того как мы с громыханиями проехались по улицам, на всех заборах остались следы в виде шматков глины. Это хорошо. Это порядок. Пусть каждая ведьма в деревне знает, что ведьмак Александр Смолин изволили пожаловать в свое фамильное имение.

Одно плохо — вид у этого самого имения был больно грустный. У меня возникло такое ощущение, что за зиму дом еще сильнее обветшал и накренился влево. Или так и было? Фиг знает. В любом случае, что-то надо делать, причем срочно. А то скоро придется палатку под яблонями разбивать, потому что в доме страшно спать станет. Что если он в ночи рушиться начнет, и меня спящего бревном по голове стукнет? Это, наверное, очень больно — бревном по голове.

На мою удачу тракторист Слава, который меня привез, оказался парнем сообразительным. Он поглядел на покосившийся дом и со знанием дела произнес:

— Рухлядь.

— Она, — признал я.

— Надо бы его подлатать. Фундамент там, крыша, стены.

— Короче — комплексно, — подытожил я. — Есть соображения?

— Соображений нет, — бодро сообщил Слава. — Зато есть брательник двоюродный, он по этой части как раз. Построить, перестроить, подделать, то, сё. Врать не стану — берет недешево, но зато и работает на совесть. И найти его всегда в Моденово можно, он не шабашник какой-то, сегодня здесь, завтра там. Звоним?

— А то!

Вот так и закрутилась карусель, благодаря которой дни помчались с невероятной скоростью.

Брательник Валера оказался деятельным молодым человеком, который действительно знал, с какой стороны подойти к ремонту. Поняв, что я в этих делах полный профан, он решил взять все в свои руки, для чего долго бродил вокруг дома в сопровождении нескольких ребят, каждый из которых являлся мастером в своей узкой специализации, то и дело советовался с ними, после чего нажимал кнопочки на небольшом калькуляторе.

Та сумма, которую я в итоге увидел на экране, меня впечатлила. Не скажу, чтобы прямо очень, я себе теперь мог такое позволить, но все же. С другой стороны — это «под ключ», и мне самому ничего делать не нужно.

Кроме одного. Прежде чем окончательно сказать «да», я решил согласовать работы с Антипом. Нет, мне как хозяину дома его одобрение как таковое без надобности. Захотел — сделал. Но мне такой подход все же казался неправильным. То ли потому, что я там, в Москве, с подъездными крайне сдружился, то ли еще почему, только без разговора с домовым я ничего начинать не хотел.

Плюс — работы ведь не только снаружи дома будут происходить, но и внутри. Проводка, утеплитель, обшивка стен, то, се. Как его не уведомить? Надо же часть вещей прибрать от чужих глаз, а лучше него это никто не сделает. Ну и пригляд за работягами тоже необходим.

Вот только уверенности в том, что Антип захочет со мной говорить, у меня нет. Строптивый он и вредный до жути. Я здесь времени уже немало провел, а видеть его так ни разу и не видел. Только слышал. Ну и придушить он меня как-то хотел, имеется такой факт в нашей совместной биографии.

Но попробовать — надо.

И, представьте себе, он откликнулся на мой призыв. Я прямо удивился, когда за печкой что-то зашебуршало, после к потолку взвилось облако пыли, из которого появилась низенькая коренастая фигура в странноватых одеждах и очень, очень неухоженная. Если бы его увидел мой парикмахер Влад, то ему инфаркт был бы гарантирован. Не выдержала бы его тонкая нервная организация такого кошмара.

Чумазый, всклокоченный, борода нечёсаная, из нее соломинки торчат. «Прелесть, какой кошмар», как сказала бы запропавшая Маринка.

— Чего звал, хозяин? — неожиданно басом спросил домовой, сверля взглядом пол.

— Здравствуй, Антип, — присел я на диван. — Разговор есть. Ты видел людей, что сегодня к нам приезжали?

— Не слепой, — по-прежнему не глядя на меня, отозвался домовой.

— Дому ремонт требуется. Хороший, капитальный, без него он скоро развалится. Эти люди им займутся, хочешь ты того или нет. Но мне важно, чтобы ты понимал — это необходимость, а не мое желание разрушить то, что создавали другие.

— Нужен ремонт, — наконец-то перестал сверлить взглядом пол Антип. — Прав ты, хозяин. И крыша течет, и в стенах щели появились. Еще маленько — совсем просядет.

— А «спасибо» где? — возмутился Родька, оседлавший спинку старого кресла. — Чья вина, что дом обветшал? За хозяйством не смотришь, совсем его запустил! Мы за такие деньжищи его ремонтируем, а он еще и…

Свистнул валенок, попав моему слуге в аккурат между поблескивающих глазок, после чего тот кувыркнулся на пол, разразившись гневным верещанием.

— Ах ты полено деревенское, неотесанное! — невнятно орал Родька, снова карабкаясь на кресло. — Да я тебя знаешь что? Ты у меня знаешь как? Я трубу нашего дома шатал! И бороду твою! Давай досвидания!

— Замолкни, — рыкнул я, и для убедительности отвесил слуге подзатыльник, удостоившись одобрительного взгляда Антипа. — Уши от твоего гвалта заложило.

— Пока не забыл, хозяин. — Мигом притихший Родька подобрался ко мне поближе. — Перво-наперво антенну надо на крышу вешать. Круглую такую. Мы чего, хуже ведьм? У них она имеется, сам же видел. Я как чуял, с Вавилой Силычем сначала в девятнадцатую квартиру сходил, к Родионовым, там «НТВ Плюс» стоит. Хороший выбор каналов, достойный. А потом мы в двадцать шестую наведались, к Кастелянцам, у них «Триколор». Тоже есть чего посмотреть. И вот что я думаю…

— У нас телевизера нет, — буркнул Антип. — Ты штуковину эту в ноздри себе втыкать станешь?

— Ох, ё! — опешил Родька. — Батюшки, забыл совсем! Хозяин, перво-наперво надо телевизор купить. И чтобы экран побольше!

Вот так все и сладилось. Антип и Родька потом еще пару раз подрались, разумеется, выясняя какие-то вопросы, которые были от меня далеки, но в это я уже не лез. Тем более что мне и так было чем заняться. Сначала утрясались документарные и финансовые вопросы, потом обсуждалась последовательность работ, причем меня очень устроил тот момент, что непосредственно на праздниках никто ничего делать не собирался. Ну оно и понятно, майские для русского человека — это святое. А после них я все равно уеду в Москву и сюда буду наезжать только затем, чтобы принять очередной участок работ. Может, это немного безалаберно, но торчать тут все время в качестве наблюдателя у меня охоты нет. И потом — а чего опасаться? Рабочих ведьмы не тронут, они не дуры. Воровать у меня тут нечего, да и Антип вряд ли хоть гвоздь из дома кому унести даст. А непосредственно в том, правильно ли все мастера делают, я все одно не разбираюсь.

Пока суд да дело, весна наконец вступила в свои права и здесь, а следом пришло настоящее тепло. Природа ожила, буквально из ниоткуда выпорхнули бабочки, басовито загудели шмели, а березки радовали глаз своими зелеными плетьми-ветками.

А я, прихватив с собой маленько зачерствевший кругляш хлеба, отправился в лес, в надежде повидать дядю Ермолая.

Повидать — повидал. Правда, для начала, не его, а кое-кого другого.

Глава семнадцатая

— Вот мы и встретились снова, ведьмак, — с нехорошей ухмылкой поприветствовала меня бабка Дарья, она же ведьма Дара. — Как не расставались.

Я наткнулся на старую чертовку почти сразу после того, как углубился в лес, бодро вышагивая по знакомой с прошлого года тропинке. Если честно, расслабился, по сторонам особо не поглядывал, неприятных встреч не ждал — и вот результат. Чуть не наступил на свою давнюю недоброжелательницу, которая деловито выкапывала деревянным ножом какой-то клубень из земли, стоя на коленях около высоченной разлапистой ели. Инструмент, к слову, посерьезней, чем мой родноверский «новодел», сразу видно — работа старых мастеров. Ему лет двести, кабы не больше. Как я это понял? Да фиг знает. Просто вижу — и все.

— Не могу сказать, что сильно рад, — я откинул в сторону полу короткой легкой куртки и демонстративно положил ладонь на рукоять своего ведьмачьего ножа. — Не сильно по вам соскучился за зиму.

— Успокойся. — Старуха убрала клубень в холщовую сумку, висящую у нее на боку. — Воевать сейчас не станем. Не тот момент, не то время.

Деревья рядом с нами качнулись, словно их потревожил ветер.

— И место тоже не то! — рявкнула Дара, заставив меня подпрыгнуть на месте от неожиданности. — Успокойся, старый хрыч. Сказано же — не трону я ведьмака.

— Еще кто кого не тронет, — мне внезапно стало немного обидно. — Вы ведьма авторитетная, разговора нет, но и я маленько поднатаскался за прошедший год.

— Суров, суров, — хихикнула бабка, после чего мне за сказанное стало стыдно. И правда — как маленький мальчик хвастаюсь тем, чего на самом деле нет. Ясно же, что эта бабка один на один меня, скорее всего, уработает. За ней стоят века и пара цистерн пролитой крови, такой опыт мне пока не переплюнуть. — Запомню и подругам скажу, чтобы пятой дорогой тебя обходили.

Щеки начали предательски краснеть, что окончательно меня добило. Вот ведь гадская старушонка!

— Ты никак ремонт затеял в доме? — миролюбиво полюбопытствовала Дарья. — Это правильно. Совсем изба на ладан дышит. Захарка-то все в небесах витал, истину искал, о земном не думал. Ты другой, на ногах стоишь, крыльев не имеешь. Почти как мы. Нам тоже призрачное не мило, нам все потрогать надо, надкусить да в карман положить. Вот и рассуди, ведьмак — чего нам делить, коли мы так похожи?

— Может, то, что в карман положить? — предположил я. — Оно, то, что вы потрогали и надкусили, одно, а карманов два — ваш да мой. Чем не повод для дележки?

Слишком она ласкова, слишком добра. Жди беды.

— Договоримся, ведьмак, договоримся, — почти пропела бабка. — Было бы желание, поладить всегда можно.

— Худой мир лучше доброй войны. Я только «за».

Вот ведь как забавно выходит. В лесу стоим, среди деревьев, до ближайшего города десятки километров, а беседа ведется один в один как на деловых переговорах. Обе стороны демонстрируют дружелюбие, дают обещания, которые не будут выполнены, и не верят ни одному слову друг друга. Только стола не хватает, бутылок с водой на нем и офисного шума за дверью.

Весь мир театр? Во времена Шекспира — возможно. В наше время — весь мир офис. Вот и зачем мне из банка увольняться, если разницы нет? Менять шило на мыло? Там я хоть всех знаю.

— А что, друзья твои в этот раз пожалуют? — между тем осведомилась Дара. — Ждать их?

— Какие друзья? — не понял я.

— Те, что осенью наезжали, — пояснила старуха. — Два сыскных дьяка да девка рыжая. Середь тех двух один был мущинистый — спасу нет. Ох, он на меня глядел исподлобья, чуть дырку не прожег. Видно, не любит нашу сестру сильно!

Это она о Пал Палыче речь ведет. Ну да, коллега Николая ведьм не жалует, что есть — то есть. Да он этого и не скрывал.

— Видный дьяк, видный, — причмокнула Дара. — Такого убить в радость. Нынешние мужики слабые, податливые, стыдоба одна, никакого интересу. А этот — нет, в нем старая сила ощущается. Сердце такого зажарить и съесть — одно удовольствие.

— Я передам ему ваши слова. В смысле — что вы его оценили. Ну а уж кто там кому сердце из груди вынет, сами между собой разбирайтесь.

Чего-чего, а оказаться между молотом и наковальней я не хочу. Но если драка будет настоящей, я встану на сторону Пал Палыча, это без вариантов.

А может, и не стану я ему ничего передавать. Наверняка пакостная старушонка чего-то задумала, вон как глазками сверкает.

— Передай, передай, — прошелестели ее слова, а после она ловко скользнула за елку, что росла рядом с тем местом, где мы беседовали, и исчезла. Я дерево со всех сторон обошел — нету ее.

Я тоже так хочу уметь!

— Сколько ее не знаю, все чего-то егозит, егозит, — послышался глухой голос Лесного Хозяина. — Ведьма, одно слово.

А вот и он, сидит на пеньке, смотрит на меня. Точнее — на кругляш «Столичного», что я держу под мышкой.

— Добрый день, дядя Ермолай. — Я протянул ему хлеб. — Вот, привез вам. Он, правда, немного зачерствел, но не получилось сразу в лес выбраться. То одно, то другое…

Леший махнул рукой, мол, не переживай, сноровисто отодрал от кругляша изрядный ломоть, поднес к носу, улыбнулся и с видимым удовольствием принялся его жевать.

— Весна нынче поздняя, — прочавкал он. — Травы только в рост пошли, нечем мне тебя порадовать в отдарок.

— Да я же не за травы, — мне почему-то стало неловко. — Это от души.

— Да? — блеснули глаза Лесного Хозяина. — Вот чего хлебушек-то такой вкусный. Ну и ладно. И хорошо.

— Но пожелание есть, — понимая, что, в разрезе моей предыдущей фразы следующая прозвучит некрасиво, вздохнул я. Вроде как от души — и тут же просьба. — Тут ко мне рабочие ездить будут, дом подновлять. Вы, дядя Ермолай, их с дороги не сбивайте, хорошо? Я знаю, вы любите иногда шутки пошутить, но эти мужички — они полезные.

— А ежели кто другой в деревню надумает добраться? — уточнил леший, хитро улыбнувшись. — Незнакомый мне на личность? С ним как?

— Мне больше ждать некого, — пожал плечами я. — Слуга в доме сидит, а остальные знакомцы в Москве остались.

— Лады. — Дядя Ермолай закинул крошки в рот. — Хотя, паря, мне сейчас не до проказ. Лес просыпается, зверье просыпается, дел полно. Росу-то рассветную, майскую, собирать думаешь? Захар-от никогда не забывал по весне запас подновить. Для вашего ремесла она штука сильно нужная.

— Обязательно, — оживился я. — Как раз хотел полянку приглядеть поукромней, и чтобы березки рядом. Помню я одну, что вы мне в том году показывали, так самое оно. Но времени прошло много, боюсь, дорогу сразу не найду.

— Пошли уж, — слез дядя Ермолай с пня. — Есть тут одно место, отведу. Там и березы старые стоят, и ключ небольшой бьет. Роса нетолько от земли да деревьев, но и от текучей воды силу набирает. Что до первого луча Солнца надо её брать, помнишь? Но не ранее, чем Ночь уйдет в небеса.

— А как же! — радуясь такому славному повороту событий, заверил его я. — На грани Света и Тьмы, в книге так и написано.

Есть у меня подозрение, что этот самый момент будет очень короток, так что два-три дня я капитально не высыпаться буду.

Но роса — нужна. Дядя Ермолай прав, это очень, очень мощный ингредиент. И, как это ни кощунственно звучит — выгодный. Например, на основе росы можно сделать мазь, которая вернет женскому лицу девичью свежесть. Не навсегда, но на денек-другой — запросто. Узнай о таком препарате Вагнеры — их бы синхронный удар от жадности хватил.

Или, к примеру, зелье, которое позволит увидеть тебе сон о будущем. Ну не обо всем, разумеется, а о том, которое супружества касается. Как там в присловье? «Приснись жених невесте?». Так вот если со второго на третье сентября, аккурат в полночь это зелье употребить с нужными словами, а после лечь и уснуть, то гарантированно увидишь того, кто является твоей судьбой. Ну или ту, если зелье парень употребит. Не факт, что семейные узы после свяжут тебя именно с явившимся во сне, жизнь есть жизнь, не все в ней решает любовь и страсть, есть масса других факторов, определяющих человеческую будущность. Но в одном можно быть уверенным наверняка — именно этот человек предназначен тебе свыше.

Так что, если обзавестись клиентурой да репутацией, за такое зелье можно рубить очень, очень большие деньги. Правда, я пока ни того, ни другого не планирую. Со своими бы проблемами разобраться, куда в чужие лезть?

Вот и выходит, что сбор росы — дело очень нужное. Я под нее и пузырьки уже приготовил, толстого стекла, небольшие и небьющиеся, с глухой пробкой, похожие на пробирки. Еще зимой пять штук купил на… Ну вы поняли. Там, где, похоже, реально купить все, что только можно.

И здорово раскатал губу, как оказалось чуть позже. Еле-еле два заполнил, причем один из них даже не доверху.

Блин, я всегда считал, что хуже и нуднее «выкрыживания» платежей занятия на свете нет. Есть. Сбор росы.

Чтобы подцепить капельку, бриллиантом сверкающую на травинке, надо изогнуться как змея и тихонько ее подогнать к горлышку пузырька. А она, зараза такая, все норовит на землю стечь, а не туда, куда следует. И самое поганое — пока одну каплю соберешь, сотню собьешь. Казалось бы — поляна немаленькая, росы много. Иллюзия. Топ-топ, и все, ничего не осталось, жди следующего утра и надейся, что потоптанная трава поднимется. А дней на ее сбор всего ничего, после четвертого мая роса станет просто росой. Ее можно будет использовать, но…

Да еще и насморк подхватил из-за утренних прогулок. Не лето на дворе пока, перед рассветом свежо, а я весь мокрый, снизу от все той же росы, сверху от пота. Вот и просифонило. Да еще колени после этой физкультуры хрустели так, что мыши, живущие в сарае, от этого звука разбегались.

Короче — к четвёртому мая силы у меня кончились. Плюс к физическому дискомфорту добавился и душевный. Подрядчик оказался парнем обязательным и шустрым, потому до праздников успел завезти кучу строительного материала, который выгрузил на участке. Что-то было убрано в сарай, а что-то просто лежало под старыми яблонями, прикрытое непромокающей пленкой, совершенно не оживляя пейзаж.

Раньше сидение на крылечке доставляло мне радость, а теперь напоминало о том, что скоро здесь застучат молотки и все покроется отходами строительства, всякими щепками, гнутыми гвоздями и обрезками сайдинга.

Ремонт нужен, кто спорит. Но как это хлопотно…

— Давай, хозяин, — Родька, вышел из дома и сунул мне под нос железную кружку, от которой шел на редкость вонючий запах. — Пей.

— Это обязательно? — скривился я, с сомнением поглядев на коричневую неаппетитную жижу.

— Если хочешь дальше с соплями да кашлем ходить — нет, — ответил Родька. — А коли наоборот — так да. Тебе решать.

Я сделал первый глоток и скривился. Отрава еще та, даже не знаю, с чем сравнить. Наверное, таковы на вкус старые вонючие носки, смешанные с пищевой содой. Ей богу, лучше бы не поленился и сам себе лекарство сварил.

— Пей! — грозно насупился Родька. — Здоровье — первое дело! Весна пришла, а ты в соплях весь!

Много он все-таки воли взял, много. С другой стороны — заботится обо мне, это где-то даже трогательно. Эдакое ми-ми-ми. Тьфу, ну какая же гадость!

А вот с третьим глотком ерунда вышла. Закашлявшись, выплюнул я было выпитую жидкость прямо на крыльцо. Но дело было не во вкусе отвара, а в том, что я увидел.

Змея. Длиннющая и толстая гадюка, самодовольно расположившаяся прямо на дорожке, ведущей к дому, поднявшая голову и смотрящая на нас немигающим взглядом.

— Хозя-я-яин! — укоризненно протянул было мой слуга, но тут тоже заметил рептилию и уже с другими интонациями взвизгнул: — Ай, хозяин, змеюка!

Острые коготки ловко пробежали по моей спине, и мгновением позже мех Родьки уже щекотал мой затылок. Смелый и отважный слуга спрятался за мою спину.

— Чего ей нужно? — проныл он жалобно мне прямо в ухо. — Прогони ее!

— Прогони, — проворчал я, не сводя глаз с пресмыкающегося, которое, казалось, улыбалось, глядя на нас, и время от времени выпускало жало. — Легко сказать. Откуда она вообще взялась? Я сколько в лесу был, змей ни разу не видел.

— А ну брысь отседова! — на крыльцо выскочил Антип, держащий в руках ухват. — Куды приперлася? Чего тебе тут надо? Кыш, я говорю!

Змея не стала дожидаться разъяренного домового, и шустро скрылась в траве, которая своим колыханием показала, что путь рептилии лежит к забору.

— Ишь! — недовольно проворчал Антип, оперся на ухват и укоризненно глянул на Родьку. — Что ж ты, защитник? А коли я бы не заметил, а та паскудина хозяина куснула? Весенний гадючий яд злой, он к сердцу дорогу быстро торит.

— Чего орешь? — возмущенно заверещал Родька, так и не покинувший мою спину. — Тебе ли не знать, что я ничего, кроме змеюк, не боюсь! Кабы тут какая другая вражина обнаружилась — у-у-у-у, как я ее! Но эти, в чешуйках… Бррррр!

И тут он выкинул совсем уж непонятную вещь. Залился слезами и что-то жалобно забормотал.

— Забыл, — сказал мне Антип, подходя поближе. — Верно, есть такое. Боится он змей. Его первого хозяина в яму с ними бросили, а он, как и положено, за ним последовал. Куда ведьмак, туда слуга, закон таков. А после яму ту крышкой закрыли, и провел Родион в ней неделю, пока ученик бывшего хозяина из темницы не сбег и за телом учителя не пришел. Яд Родиона не берет, вестимо, но в темноте, да с этими тварями, поди невесело столько времени провести.

Да уж. Такое испытание никакая психика не выдержит. А я его тогда на удава посылал охотиться с подъездным. Вот он, бедолага, небось натерпелся!

— Надо будет ребятам заплатить, — посмотрел я на траву у забора. — Пусть покосят все. А потом я косилку самоходную куплю, и сам время от времени буду траву стричь. Я ж теперь в те дебри лезть просто так побоюсь.

— Уползла она, — заверил меня Антип. — Верно говорю. Ладно, пошли чай пить. Первое дело после того, как обомрешь — чай с мелиссой да мятой!

— И лимоном, — всхлипнул Родька. — И печенюшками!

— Может, ее бабка Дарья прислала? — предположил я, глядя на дома, виднеющиеся за нашим забором. — Чтобы нервишки мне потрепать?

— Ведьма — змею? — недоуменно глянул на меня домовой. — Да ты спятил, хозяин! Ни одна шипучка клыкастая ей служить не станет, так с давних пор повелось. Змеи — Семаргловы дети, а он ведуний не жаловал. Нет, не жаловал. Дети родителей завсегда почитать должны, вот и змеи этих баб сторонятся, хоть столько веков прошло. А ежели какая из ведьм змею пришибет случаем, или, того хуже, по умыслу, так ей лучше сразу самой себя в избе спалить. Не будет ей прощения от ползучего племени, не успокоятся они до той поры, пока в гроб убийцу не сведут. Так что — даже не думай на Дарью. Не ее это проделки.

— И отвар допей, — размазывая слезы по мохнатой мордочке, велел Родька. — Чай — чаем, а лечиться надо.

— Верно, — одобрил Антип. — Не время хворать. Завтра, вроде ж, трудники должны быть? А за ними глаз да глаз нужен! Еще потибрят чего…

Чего это мне вдруг так в город захотелось, никто не подскажет?

Впрочем, это желание пропало само собой через несколько дней, когда город пожаловал ко мне в гости. Ну не сам город, разумеется, а отдельные его представители. А если еще точнее — те, кто город охранять поставлены.

Когда за забором послышался гул мотора я сначала подумал, что рабочие плюнули на праздничные дни и решили еще немного ударно потрудиться. Между майскими праздниками ремонтники успели развернуть неслабый фронт работ, много чего раскурочили, разметили и раздербанили, объясняя мне всякий раз, что так надо. Время от времени я ощущал себя осажденным в собственном доме, поскольку под окнами с утра до вечера то и дело что-то ухало, грохало и жужжало. Раздражало невероятно, но осознание того, что все происходящее — суровая необходимость, кое-как примиряло меня с окружающим хаосом.

Вчера вечером старшой сообщил мне, что продолжение работ последует только на следующей неделе, после «вторых майских» и я искренне порадовался этому факту. Мне уже очень хотелось тишины. Пусть даже и в разоренном гнезде.

И на тебе — они вернулись. Ну просто больше некого вроде ждать?

Ошибочка вышла. Есть кого. Например — вон того товарища, который вышел из знакомого «внедорожника», бока которого изрядно угваздались грязью в местных колдобинах.

И ведь не застряли ни в одной из них! Где справедливость? И куда смотрел дядя Ермолай?

Впрочем… Он про незнакомые лица говорил, а эту парочку Лесной Хозяин видел и знает. Потому и пропустил.

— Хозяин! — весело проорал Нифонтов и погрохал запертой калиткой. — Встречай гостей из Первопрестольной!

— Да нет! — вытаращил глаза Родька, кинувшись к окну. — Да ладно? Опять он!

— Разделяю твое негодование, — вздохнул я.

— Сашка, это просто невежливо! — донесся до нас девичий голос. — Покон велит гостей, пришедших с добром в твой дом, встретить, накормить, напоить и спать уложить.

— И эта здесь! — взвыл Родька. — Антип, ты ж мастак человеков во сне душить? Придави эту заразу, век тебе обязан буду! Проси что хочешь, только избавь от нее нашего хозяина!

— Гостя нельзя жизни лишать, — хмуро буркнул домовой, тоже смотрящий в окно. — Пугать можно, убивать — нет. Правы они — Покон не велит. Ты, Родион, на речку ее замани в ночи, Водяник как раз после зимы в ней порядок наводит, близ берегов шарится, топляки ловит. Не ушел еще в омуты, меж сомов летние сны смотреть. Девка-то вон рыжая да зеленоглазая, он таких любит, наверняка захочет к себе в свиту утащить. Главное, чтобы она хоть до колена в воду зашла.

— Точно! — оживился Родька и потер лапы. — Ну и башковит же ты, Антип! На дно ее, паскуду, середь речных трав плавать!

— Вы ополоумели оба? — возмутился я. — Что за душегубские разговоры? Тьфу!

Незваные гости тем временем так и мялись у калитки, периодически стукая по ней ногами. Покон так блюдут, не заходят внутрь, показывают, что уважают хозяина этого дома. Меня то есть. Стало быть, что-то им опять нужно, что-то где-то подгорело. И чего Славы были так уверены, что я не избранный? Вон Отдел без меня никак не может со своей работой справиться. Всем Смолин нужен. Необходим.

Еще немного поиронизировав в подобном ключе, я вздохнул и направился к визитерам. Шутки шутками, а пускать их в дом придется. И люди уже друг другу не чужие, и отношения у нас как у черепахи, везущей по воде на спине змею. Черепаха плывет и думает: «Сброшу — укусит». А змея, в свою очередь, рассуждает почти так же: «Укушу — сбросит». Вот такой симбиоз. Только пока непонятно, кто из нас есть кто.

— Исполать тебе, хозяин дома сего! — весело заорал Николай, заслышав мои шаги. — Пусти воды попить, а то так есть хочется, что переночевать негде.

— Ремонт у меня, — не спеша открывать калитку, сообщил ему я. — Хаос. Бардак. Какие гости?

— Не будь свиньей, — попросила Женька. — Зря мы столько в пробках стояли на «Минке»?

— Мы торт привезли, — вкрадчиво сообщил Нифонтов. — И колбасы с сыром!

— Торт, — призадумался Родька, стоявший рядом со мной. — Торт — это хорошо. Хозяин, устали ведь люди, с другой-то стороны? Да и слава о нашем доме худая пойдет, коли не пустим гостей на порог.

Вот и доверяй этому обжоре. Как про торт услышал, так сразу точку зрения и изменил.

— Заходите, — я открыл засов. — Что с вами сделаешь. Но я предупредил по поводу разрухи.

— Мохнатик! — кинулась к Родьке Мезенцева, подхватила его на руки и закружилась. — Ты по мне скучал, да? А я-то по тебе как! Ты же рад меня снова видеть?

Родька оторопело хлопал глазами, от удивления забыв даже заорать во весь голос. Такого он точно не ожидал.

— Она перешла на какие-то препараты? Синенькие таблеточки, красненькие таблеточки? — тихонько спросил я у Нифонтова, вынимающего из машины пакет с продуктами. — Просто она меня толком ни разу за пять минут не обругала. И вообще выглядит непривычно адекватной.

— Весна, — туманно объяснил мне Николай. — В это время всякая тварь жизни радуется.

— Соскучился, соскучился, — наконец отмер Родька. — Вот радость-то, что ты приехала! Как раз накануне тебя с хозяином вспоминали.

— И чего? — перестала кружиться Женька, но слугу моего не отпустила. — В какой связи вспоминали?

— Так май же! — объяснил ей Родька, суча ногами. — Река от сна проснулась. Самое время тебе у русалок попросить немножко воды из донных ключей. Ежели девица той водой трижды три дня на рассвете лицо умывать станет, так ее ни женские хвори, ни морщины до следующей весны тревожить не станут. Обычной бабе русалки ту воду сроду не дадут, но ты с хозяином моим того… Этого… Вот. А они, русалки местные, с ним в дружбе, могут баклажку и набрать. Так что вовремя ты, рыжая. Пошли вечером на речку. Тут недалеко, я покажу.

Интересно, а насчет воды из донных ключей он придумал, или на самом деле такая есть? Если да, то я и сам бы от пары-тройки литров не отказался. Не для себя, конечно. Меня женские хвори не тревожат и морщины не волнуют.

— Какой-то ты больно добрый стал, — тряхнула Женька Родьку. — С чего бы?

— А куда деваться? — печально вздохнул слуга и почесал за ухом. — Ежели хозяин тебя выбрал, мое дело признать новую хозяйку. Не по чину мне с ним спорить. Вот и выходит, что лучше уж ты будешь здоровой и красивой, чем хворой да старой. Перед обчеством не стыдно будет тобой похвастаться.

— Врет? — повернула ко мне голову Мезенцева. — Да?

Родька извернулся, вырвался из ее рук и убежал в дом, как видно, подозревая, что я могу и раскрыть его коварный план. Женька мигом поспешила за ним.

— Не стоит ей вечером на реку ходить, — рассмеялся Николай, посмотрев им вслед. — Верно?

— Есть такое, — уклончиво ответил я. — Хотя все относительно. Это же Женька, от нее все живое и мертвое в стороны разбегается. Чего приехали-то?

— Так телефон у тебя отключен, а поговорить надо. — Николай всунул мне руки коробку с тортом. — Но сначала давай перекусим. Скажи своему непоседе, пусть самовар раскочегарит. Я еще с прошлого раза помню, насколько чаек у тебя вкусен был.

Все-таки такие вещи, как попыхивающий дымком самовар, создают уют. Даже сейчас, на разоренном ремонтом дворе, среди куч стройматериалов, нам было крайне комфортно. Покоя добавлял и спустившийся на Землю вечер, теплый и ясный. Антип — и тот к нам присоединился, он швыркал чай из блюдечка, покусывая кусок сахара, и время от времени недоверчиво тыкал заскорузлым пальцем в выданный ему кусок кремового торта, пытаясь понять, что это за еда такая. Тот факт, что Родька, в одну мохнатую рожу уже умявший треть кондитерского изделия, был безмятежно счастлив, его ни в чем не убедил.

И даже Женька притихла, время от времени поглядывая на моего слугу и о чем-то размышляя. Как видно, до сих пор для себя не решила, верить ему или нет. Правду я ей не сказал, но на реку, разумеется, не отпущу. С ней тяжело, но без нее скучно. Да и водяника местного жаль. Он мне зла не делал.

— Хорошо. — Николай допил третью кружку чаю и вытер со лба пот. — Душевно!

— Не без того, — согласился с ним я. — Ну, гостюшки дорогие, вы сыты? Если да — то давайте, выкладывайте, накой вы сюда приперлись?

— Саш, ты не поверишь — соскучились, — умильно улыбнулся Нифонтов.

— Не поверю, — покивал я. — Другая версия есть?

— Как не быть, — с готовностью отозвался оперативник. — Вон Евгения вся извелась. Целыми днями талдычит про то, что на сердце у нее неспокойно. Опять же — слезы, сопли. Оно нам такое в отделе надо?

— Чего? — Мезенцева аж подпрыгнула. — Нифонтов, ты совсем края не видишь?

— Хорошая попытка, — оценил я. — Многообещающая. Но…

— Согласен, не прокатило. Хотя доля правды в этих словах есть. — Николай увернулся от кружки с чаем, летящей ему в голову. — Так, сама иди подбирать! Ладно, расскажу все как есть. Саш, нужна твоя помощь. Разошелся наш колдун-«самострел» не на шутку, убивает направо и налево. И, самое главное, ловок, стервец такой. Мы его было загнали в угол на одном складе, но он умудрился ускользнуть. Нас Ровнин потом чуть не прибил.

— Он может, — посочувствовал ему я. — И?

— А склад тот в квартале от твоего дома, — пояснила Женька. — Смолин, он тебя ищет. Ты его незавершенное дело, осознание этого удерживает данную мразь на земле. Так тетя Паша сказала, а она в таких вопросах понимает.

— Честь и хвала тете Паше, — отпил чаю я. — Но сразу нет. У меня отпуск, у меня ремонт. И еще — люди, я устал изображать подсадную утку. Сколько можно? Кроме меня на белом свете полно народа, используйте их. В конце концов, подставьтесь как-то, вызовите огонь на себя. Эй, ловить таких гавриков — ваша прямая обязанность, вы за это зарплату получаете. Давайте, отрабатывайте народные деньги.

— Если бы так можно было — к тебе бы не поехали, — невозмутимо возразил мне Нифонтов. — Но тут выбор невелик — либо ты, либо Муромцев. Последнего мы отыскать никак не можем, надежно твой приятель спрятался. Есть еще господин Соломин, что нанял данного красавца, но с ним разговор будет особый. И не на нашем уровне.

— Нашел себе олигарх проблем на мягкое место! — захихикала Женька. — Мало не покажется! Ровнин уже слил информацию куда надо.

— Но, увы, это не решает проблему, — подытожил Николай. — Город велик, темных уголков огромное количество, и найти в нем кого-то, кто хочет, чтобы его не отыскали, почти невозможно. А люди гибнут. И не только люди.

— Этот пес недавно опять ведьму прибил, — пояснила Мезенцева. — То ли случайно, то ли нарочно — поди разберись.

— Ведьмой больше, ведьмой меньше, — проворчал я. — Невелика потеря.

— Хлеб да соль, — послышалось из-за калитки. — Никак гости в твоем доме, ведьмак! Да какие!

— Едим, да свой, — поспешно ответил Родька, подтягивая к себе поближе остатки торта.

Бабка Дарья стояла у приоткрытой калитки (а я ведь ее точно закрывал), не переступая, впрочем, линии, отделяющей мой двор от остальной деревенской территории.

— Вспомни, понимаешь, рогатого, — пробормотал я, не сдержавшись.

— Смотрю, не все в этот раз пожаловали? — ведьма не сводила глаз с оперативника. — Третьего дружка своего не прихватили?

— Извини, соседка, — уже взял себя в руки я. — Не получится у тебя разнообразить свое меню.

— Вот сейчас непонятно, — коротко глянул в мою сторону Николай.

— Потом объясню, — пообещал я. — У тебя дело какое к нам?

— У меня? — Бабка усмехнулась. — К вам? Вот уж нет. Просто по-соседски заглянула. Деревня ведь. Всем все знать надо, иначе жить скучно.

— Простота нравов. — Мезенцева встала, легко, будто танцуя, подошла к калитке, постояла секунду напротив ведьмы, а после захлопнула дверцу, напоследок громыхнув засовом и звонко сообщив: — Любопытство — грех.

Антипка восхищенно крякнул. Как это ни странно, рыжая оперативница, похоже, пришлась ему по душе.

— Иногда гадаю — то ли она у нас бесстрашная, то ли бездумная, — поделился со мной Нифонтов. — Что вернее — неизвестно. Ладно, это все не суть важно. Саш, надо ехать. Это не только моя прихоть. Это просьба Ровнина. И еще — отдел будет тебе должен, и я сейчас не про деньги. Ты часть мира Ночи, мы это знаем. У вас в чести оплата услуги услугой. Пусть будет так. Один раз отдел придет на помощь по твоему зову. Хотя, ради правды, мы и так это сделали бы, но давай все проведем по процедуре, для твоего спокойствия.

— И приходили уже, — заметила Женька. — Когда мужа твоей стареющей красотки с того света вынули. Все, молчу, молчу.

Я ничего не ответил оперативнику. Я думал.

— Да, вот еще что. — Николай щелкнул пальцами. — Аргумент так себе, больше смахивает на то, что я в ход пускаю все, что можно, но Женька тогда была права. Это какая-никакая, а тренировка. Работать ведь будем вместе, страхуя друг друга.

В этот момент на забор уселась птичка с пестрым оперением, повертела головкой и звонко зачирикала.

— Хозяин, там на дороге двое застряли, — подал вдруг голос Антип. — Повозка у них в яму села, так они ее выталкивают и через слово твое имя поминают. Лесной Хозяин этой сойке справиться у тебя велел — ему их как, закружить и в болото завести, или же пропустить к деревне?

— Антип, а ты чего, по-птичьи понимаешь? — ошарашенно спросил я у домового.

— Само собой, — с достоинством подтвердил тот. — Всю жизнь в лесу живу, как-никак. Хочешь, не хочешь, а научишься.

— И это все, что тебя интересует? — насторожился Нифонтов. — Саш, а ты вообще кого-то в гости ждал?

Глава восемнадцатая

— Нет, никого, — помотал головой я. — Включая вас. Вы все мне в Москве надоели до смерти.

— Ну до чего радушный хозяин! — сообщил Нифонтов Антипу. — Сердце поет!

— Так что батюшке Ермолаю передать? — и не подумал реагировать на слова оперативника домовой. — Пропустить этих двоих или в болоте утопить?

А вот фиг знает. Интересно — кто это? Может, от Ряжской какие бойцы? Да нет, вряд ли, про это место никто, кроме Нифонтова, не в курсе. Документально я дом на себя не оформлял, в банке никому ничего не говорил, по телефону меня не отследишь, в интернет не выхожу, с рабочими наличкой расплачиваюсь.

Хотя — нет. Еще Маринка знает. Только ее из списка сразу можно исключить, по причине отсутствия в городе. Да не сунет она сюда свой любопытный нос больше, ей прошлого раза хватило.

Тогда — кто?

Но топить загадочных визитеров не станем пока. А то ведь покою мне не будет, любопытство заест, до конца дней гадать стану, кто это был. Попрусь потом еще на болото, с трясинником и кикиморой знакомство сводить.

— Передай мою благодарность, — ответил я домовому. — И пусть пропустит, в случае чего мы их тут и приберем. Вон под септик яму какую выкопали, там не то что двоих, пятерых можно землицей присыпать.

Как видно, прозвучали мои слова довольно серьезно, поскольку Николай с Женькой с недоверием уставились на меня.

— Что? — спросил я у них — Вы не в городе, вы на природе. Тут на вопросы жизни и смерти смотрят проще.

— Где тот добрый, мягкий банковский клерк, с которым я познакомился год назад? — вздохнул оперативник. — Такой славный был человек.

— Ой, вот только не надо! — засмеялся я. — Ты приехал сюда, чтобы уговорить меня отправиться с тобой убивать колдуна. До смерти. А он тоже немного человек. Ну, может, уже и не совсем, но все же! Двойные стандарты, Коль, двойные стандарты. Узнаю стиль работы «15-К».

Промолчал гость незваный, нечем парировать.

— Убивать никого не дам, — насупилась Евгения. — Сразу предупреждаю. Только этого мне не хватало! И так по лезвию ножа ходишь.

Никак это сейчас была трогательная забота обо мне? Пусть и своеобразная. Прелесть какая!

Гудение мотора приближающейся к моему дому машины мы услышали только через полчаса, если не больше. Ну оно и понятно — пока незнакомцы вытолкали свой транспорт из промоины, пока доехали.

Шутки шутками, а мои гости вправду напряглись, это по ним хорошо видно было. Женька расстегнула наплечную кобуру, да и Николай посерьезнел. Слетела с него обычная маска расхлябанного простака, теперь за моим столом сидел боец.

По дороге за забором прошуршали шины, хлопнули дверцы, и я услышал знакомый голос:

— Слав, вроде тут.

— Вроде да. Сейчас, с бумажкой сверюсь.

Вот уж кого не ждал, так это их. И сразу вопрос — как? Как они узнали, где я? И что это за бумажка такая?

— Тут, тут, — крикнул я. — Можешь не сверяться.

— Сашка! — весело заорал Слава Раз. — А мы к тебе в гости. Открывай дверь и ставь чайник. Нам мокро и холодно!

— Знакомые? — негромко уточнил у меня Нифонтов.

— Почти родня, — усмехнулся я. — В определенном смысле.

Оба Славы были изгвазданы грязью невероятно, про машину я и не говорю.

— Сосед, — словно из-под земли возникла бабка Дарья, аккурат в тот момент, когда я обменивался рукопожатиями с незваными гостями. — Не дело это, не дело. Всю дорогу перегородили твои приятели своими машинами. Ни пройти ни проехать.

— А тебе на что дорога, старая? — неожиданно зло поинтересовался у нее обычно миролюбивый Слава Два. — Тебе вон небо нужно, а не земля. На метелку села — и вперед.

— Ишь ты! — показала свои крепкие белые зубы Дара. — Еще пара ведьмаков. Прости, не признала. И говоришь непочтительно, а я ведь тебя старше намного. Нехорошо так поступать.

— Моя бы воля, я ваше семя все спалил, чтобы и следа не осталось, — даже не подумал смущаться Слава Два. — Вот только нельзя. Договор запрещает, на твое счастье.

— Или на твое. — В тот же миг румяная, ворчливая и забавная старушка куда-то пропала, перед нами стояла истинная ведьма. Волосы, до того скрученные в узел на макушке, распустились сами по себе и сейчас висели белыми патлами, оттеняя костистое бледное лицо прирожденной убийцы. — Кабы не договор, я грядущую ночь для тебя превратила бы в вечность. Ту, в которой ждешь рассвета, понимая, что он никогда не наступит.

— Дамские романы не пробовала писать? — добродушно спросил у моей соседки Николай, опершийся на калитку и небрежно поигрывающий ножом. — Слог просто хороший и построение фразы знатное. Сейчас за такие сочинения хорошие деньги платят. Придумала бы себе псевдоним позвучнее, что-то вроде «Дарина Истинная», выложила бы его на интернет-портал и стригла купоны. Подумай, бабуля, подумай.

— Слушай, а у тебя тут не скучно, — хлопнул меня по плечу Слава Раз, не сводя, впрочем, глаз с нашей собеседницы. — Мы-то думали — глушь, скука и все такое. И как ошиблись! И ведьма у тебя имеется, и люди, уважаемые в наших узких кругах, чаи в саду гоняют. Интрига прямо!

— Иди, бабка Дарья, иди, у тебя скоро сериал начнется, — попросил соседку я. — Извини за причиненные неудобства, но ничего не поделаешь. Я не Захар, я молодой парень, у меня много друзей. Прими как данность тот факт, что они ко мне в гости ездить станут.

— Банька есть? — уточнил Слава Раз. — Очень люблю попариться!

Может, и правда баню поставить? Мне тот парень в кожанке предлагал ее возвести, причем с хорошей скидкой.

— Пока нет, — ответил я. — Вон, ремонтируюсь. Дом на ладан дышит. Но — поставлю.

— Тогда точно ездить станем, — подытожил Слава Раз. — И девок веселых с собой привозить. Терпи, мать, терпи. Такая твоя судьба.

— А еще водку ящиками! — злорадно поддержал его Слава Два. — Как нажремся, группу «Мираж» станем включать и голыми под луной танцевать! Мне «Мираж» еще с восьмидесятых нравится.

Дарья посмотрела на него, на меня, на хихикающую Женьку, плюнула нам под ноги и шустро посеменила к своему дому, на ходу собирая волосы в привычный узел.

— Не простит, — без улыбки сообщил мне Слава Два. — Я подобных старушонок знаю. Реликты, мать их так. Саш, ты в ее сторону не забывай поглядывать. Договор эта гнилая колода в прямую не нарушит, но обойти стороной в нашей жизни можно все что угодно. Так, что никто и не подкопается.

— Не любишь ты ведьм, — убирая нож, заметил Нифонтов. — Чего так?

— Личное, — холодно ответил ему ведьмак. — Есть причины.

— Твои друзья? — мотнул подбородков в сторону оперативников его друг.

Странно, но я не знаю, что ему ответить. Сказать «да»? Так это уже не совсем правда. Сказать «нет»? И это не очень верно.

Ситуация прямо как в статусе социальной сети — «все сложно».

— У нас есть кое-какое общее дело, — верно истолковав паузу, выручил меня Николай. — Довольно неприятное, в котором без помощи Александра никак не обойтись.

— Пошли во двор, — предложил я. — Чего у калитки мяться?

Родька, воспользовавшийся возникшей ситуацией для того, чтобы доесть торт, заприметил визитеров, спрыгнул со стула, вытер с мордочки остатки крема и отвесил им церемонный поклон.

— Толстый он у тебя какой, — сообщил мне Слава Два, глянув на слугу. — Ишь, ряху отъел. Ты его не гоняешь совсем, похоже.

— Зря, — поддержал его Слава Раз. — Этой публике только дай волю, они с дивана не слезут, знай в телевизор пялиться будут. И знаешь — он их разлагает. Серьезно. Мой вот недавно насмотрелся какой-то дряни и позволил себе со мной спорить. Каков наглец? Ну я его мигом определил семена перебирать, белый клевер из травяной смеси отделять. Пять ростовых мешков, сроку — сутки. И все, как рукой вольнодумство сняло.

— Нашел чем гордиться, — буркнула Женька и выкинула совершенно уж неожиданную штуку. Она Родьку по голове погладила.

Тот вздрогнул, похлопал глазами и умчался в дом.

— Слушай, прежде чем мы начнем играть в недомолвки и прочие шпионские страсти, объясни мне одну вещь, — попросил я Славу Два. — Вы меня как нашли?

— Да без особых трудностей, — отозвался тот, садясь на стул и прикладывая руки к самовару. — Вроде не остыл еще. Чаем-то напоишь?

— Несу, — пропыхтел Родька, вылетая на крыльцо и держа в лапах чашки и блюдца. — Сейчас все будет.

— Перепугался, — хохотнул Слава Раз. — Все они одинаковы. Опасается, что мы тебе сейчас насоветуем, как их брата надо на место ставить. Так ведь, слуга?

Родька промолчал настолько красноречиво, что стало ясно — опасается, да еще как!

Да, похоже, остальные ведьмаки со своими помощниками не особо либеральничают. Мне казалось, покойный Артем Сергеевич и кто-то из его предшественников, тот, что вырезал глаз у бедолаги Афони, были исключением из правил, ан нет. Это я — исключение. А хитрец Родька знай этим пользуется.

— И все же, — настырно повторил я. — Как?

— Дэн, — пояснил Слава Раз, открывая краник самовара и подставляя под парующую струйку воды чашку. — Он с Гоа вернулся.

— Понятней не стало.

— Змеи, — добавил Слава Два. — Они ему служат. Что скажет — выполняют.

А-а-а-а-а! Точно-точно, звучало что-то такое тогда в кабаке. Теперь все на свои места встало. И гадюка, что нас с Родькой так третьего дня напугала, вписалась в картину мироздания. Вот чего она тут делала и почему так на меня смотрела.

Слава богу. А то я по ночам в нужник ходить боюсь, все кажется, что она в темноте ко мне подкрадывается. Может, я от ее укуса и не помру, но радости в этом все же мало.

— Мы догадывались, что к тебе перешла сила Захара Петровича, — пояснил Слава Раз. — Ты про это не упоминал, но и тайной данный факт не назовешь. Димон примерно представлял, где тот обитал, Петрович как-то раз при нем обмолвился про сотый километр Минки. А дальше просто. Дэн призвал старших змей, дал им указание и стал ждать результата. Как только появилась ясность, мы рванули сюда.

А ведь впечатляет. Вот так запросто человека найти без всяких новомодных штук — это сильно. И Дэн этот… Не дай бог такого врага. Ему ведь никакие порчи и проклятия не нужны. Он просто пошлет змею, и та уж точно цапнет бедолагу, которого ночью понесло в «зеленый домик».

— Ребята, мы ничего не имеем против вас, — обратился Слава Два к оперативникам. — Служба есть служба, все понимаю. Но нам бы с Сашей наедине пообщаться.

— Нет проблем, — легко вскочил на ноги Николай. — Женя, уважим ведьмаков. Пошли в дом.

Мезенцева не стала спорить и последовала за ним.

— Не пойми меня неправильно, я не лезу в твои дела, но водить дружбу с этими людьми — большая глупость, — помолчав, сказал Слава Два. — Я их уважаю, они делают нужное и сложное дело. И не только я, поверь. Почти все сколько-то разумные обитатели ночной Москвы знают их в лицо и стараются не переходить им дорогу без нужды. Знаешь отчего? Мы для них не просто те, кто живет под Луной. Мы — объект наблюдения и опасный фактор.

— А иногда цель, которую надо уничтожить, — добавил Слава Раз. — Если поступит надлежащий приказ. Саш, плохая идея. Очень плохая идея. Не знаю, как там у тебя с ними и чего, но для них ты никогда не станешь своим, а у нас многие могут сделать ненужные выводы, и я сейчас имею в виду не только ведьмачий круг. Мы, конечно, ничего сегодня не видели, не сомневайся, но шила в мешке не утаишь. Если не перестанешь с ними вожжаться, то правда вылезет наружу.

— Знаю, — хмуро ответил я. — Но вот так карта легла. Завязалось все в узелок, а как его распутать, пока не знаю.

— Если узел не развязывается, его разрубают, — пожал плечами Слава Раз. — Что ты так на меня уставился? Я не об убийстве, чур тебя! Просто иногда надо говорить жестко, а не сопли на кулак мотать. Ладно, это твои дела. Мы сказали — ты услышал.

— Вообще-то мы по делу, — перехватил инициативу Слава Два. — Причем странному настолько, что самому удивительно до невозможности. Чтобы я — и ведьмам помогал? Однако же вот. Короче — тут третьего дня одну ведьму пришибли, и теперь ее коллеги по цеху на нас это пытаются повесить.

— На наших старейшин вышли, — подтвердил его друг. — Мол, долги ваши, а платим мы. Те хоть ведьм и не любят, но отчасти их правоту признали.

— Это не я, — мне вдруг стало зябко. — Вы чего?

— Знаем, что не ты, — успокоил меня Слава Два. — Если бы это твоих рук дело было, другие разговоры бы сейчас у нас здесь шли. Например, о том, где тебе лучше пару лет отсидеться, пока волна не спадет. И как тебя в это место доставить, избежав пристального внимания ряда лиц, заинтересованных в том, чтобы тебя препарировать.

— Ведьму порешил какой-то дурень-человек, — пояснил его друг. — Из молодых да ранних. Налакался крови и вразнос пошел, такое иногда случается. И вот тут есть одно «но». Этот тип отчего-то хочет убить именно тебя. И еще — Олега. Вот только наш шумный и беспокойный Муромцев смылся в такую даль, что до него запросто не дотянешься, а ты — рядышком. И тебе, выходит, придется решать эту проблему.

— Дурень-то этот кровосос дурень, но кое-какие мозги у него остались, — усмехнулся Слава Два. — Поняв, что так просто тебя не отыскать, он отловил пару ведьм в парке неподалеку от твоего дома, изложил им свои требования, назвав, заметим, ваши имена, а после вырвал сердце одной из них, в целях демонстрации серьезности своих намерений. Эти двое, как назло, оказались не одиночками, и входят в один из московских ковенов. Их мало, но они есть. Парочка эта мелкая шушера, верховным ведьмам на них плевать, но раз есть возможность насолить нашему брату, как от подобной радости отказаться?

— Мы все пытались объяснить старшим, что предъявлять к тебе претензии глупо, — виновато произнес Слава Раз. — Мол, ты до сих пор не в круге, и убивать никого не убивал, скорее всего, попав под раздачу случайно. Вот хоть ты глаз мне выдави, чую я в этом тухлом деле лапу Олега.

— Точно, — подтвердил его напарник. — Сам в «блудняк» влез, тебя втравил и слинял. Его стиль.

— Только все впустую. Претензия обоснованна, ведьмы в своем праве, так что тебе, Саша, и разбираться с полусумасшедшим гаденышем. Так решили старейшины.

— Но не это самое поганое, — поморщился Слава Два. — Нам запрещено тебе помогать. Мы и орали, и ногами топали, но деды наши уперлись как бараны. Мол — вот ему испытание, если пройдет, то в Час Полнолуния станет одним из нас. Не подкопаешься, есть у нас такая традиция, с давних времен. Правда, ее не очень-то соблюдают последние лет двести, но формально…

— Короче, мы тебе теперь даже нелегально пособить не сможем, — вздохнул его друг. — Испытание — оно такое испытание. Кто его знает, чем такая помощь потом аукнуться может? Не нам. Тебе.

— В общем, тебе нужно этого колдунчика найти и завалить, — добавил Слава Два. — Ведьмы желают голову того, кто грохнул их товарку. Кстати — голова им нужна в буквальном смысле, отделенная от тела, и чем быстрее, тем лучше. Тем более что искать особо и не нужно, вторая ведьма, та что уцелела, след душегуба как собака розыскная возьмет. Он ее изрядно напугал, а их племя такое не прощает. Насколько я понял, она как-то умудрилась на него заклятие метки кинуть, и теперь везде отыщет.

— Работать с ведьмой в паре неприятно, но придется, — развел руками Слава Раз. — Главное, как закончишь, спиной к ней не поворачивайся, с этой дряни станется и тебя рядом с колдунчиком положить. Доказывай потом, что это не он тебя прибил. Да и тебе с тех доказательств ни жарко, ни холодно уже будет.

— А Олегу мы после бубну выбьем как следует, не сомневайся. Совсем совесть потерял.

Это, конечно, здорово, но до «после» еще дожить надо.

И ведь что характерно — снова все вышло так, как хотел Нифонтов. Я же не собирался с ним ехать и отделу помогать. Теперь же получается, что это не я им, а они мне нужны. Особенно в разрезе слов Славы о том, что компанию мне ведьма составит.

Вот как так?

— Надо, Саша, — мягко сообщил мне Слава Два. — Правда надо. Ведьмаку без круга долго не пробегать, наша сила отчасти зависит и от него. Ходят разные слухи, почему все так обстоит, и многим из них веры нет, но лично я точно знаю одно — одиночки очень быстро находят смерть. Это — факт, против которого не попрешь.

— Надо — значит надо, — пробормотал я. — Ладно, вы чай пейте, а я в дом схожу.

— Хорошая у тебя компания подбирается, — хрустнул печенькой Слава Раз. — Ведьмак, ведьма и гончие псы из «15-К». Прямо как в голливудском боевике! Неудержимые, блин.

Сообразил. Умный.

И Нифонтов туда же. Он сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и выражение лица у него такое было, что сразу стало ясно — догадался о чем-то. Или подслушал наш разговор невесть каким образом.

— Ну, как беседа с коллегами? — с невыразимой сладостью осведомился оперативник у меня. — Надеюсь, хорошие новости?

— Терпимые, — с достоинством ответил ему я. — Завтра в Москву возвращаюсь.

— Ведьмы таки добрались до патриархов, — удовлетворенно констатировал Николай. — И те в результате решили все скинуть на твои плечи. Ведь так?

— Скажи, ты ведь про то, что все именно так сложится, знал еще тогда, когда ко мне ехать собирался?

— Я? Нет, — покачал головой Нифонтов. — А вот Олег Георгиевич — да, он опытней и умнее, потому и отправил нас сюда. Саш, наши цели совпадают, просто признай это — и все.

— Ведьму тебе в нагрузку прицепили? — спросила Женька, стоящая у печи.

— Прицепили, — вздохнул я.

— Отлично, — качнул ногой оперативник. — Она найдет злодея, а дальше дело техники. Не печалься, ведьмак, тебе даже ничего делать не придется. Мы все сами устроим лучшим образом.

— Ведьме нужна будет голова этого душегуба, — пробурчал я. — Такое у них условие.

— Наверное, в могилу товарки положить ее хотят, — сообщил мне Нифонтов. — Есть у них такая старая традиция, идет еще чуть ли не с той поры, когда люди в пещерах жили. Чтобы, значит, убийца ей в том мире ноги мыл и воду пил. Хотя, может, и нет. Может, для ритуалов каких приберечь надумали.

— Жесть какая, — передернулась Женька. — Я смотреть на то, как бошку от тела отпиливать станут, не хочу!

— А тебя никто и не заставляет, — сообщил ей старший товарищ. — Мы этого упыря грохнем и пойдем себе оттуда. Нам важен факт того, что злодей мертв, этого достаточно. Ну и еще осознание, что человек, которого мы считаем другом, пусть он даже и думает о нас плохо, теперь в полном порядке. Что, Саша Смолин, поработаем еще разок вместе?

Он встал и протянул мне руку. И я ее пожал.

Выбора все равно нет.

Но какой же Николай все-таки… Нет у меня подходящего слова в лексиконе. И при этом — ведь не подкопаешься к нему.

Хочешь — не хочешь, а зауважаешь. Так ситуацию постоянно выкручивать в свою пользу, это даже не талант нужен, а дар божий.

Про то, как я всю эту дружную компанию устраивал на ночлег, рассказывать не стану. Полезных метров у меня в доме маловато, а народу прибыло немало, но кое-как разместились все. Причем ведьмаки, против моих опасений, вполне себе поладили с оперативниками, более того, завязалась дружеская беседа с шуточками и прибауточками, затянувшаяся за полночь. И это при том, что решено было выезжать поутру, не дожидаясь «пробок», которые неизбежны в предпоследний день майских праздников. Не все уезжают с дач прямо накануне начала рабочих будней, многие сваливают на день раньше, чтобы доехать быстро и с ветерком. Зачастую таких умников настолько много, что заторы на пригородных шоссе ужасают своей длиной.

Родька растолкал меня, как ему и было велено, в районе семи утра. Есть у моего помогайки такая полезная функция, как «будильник», и сбоя она не дает. Но не в этот раз, рассудил я, глядя на то место, где спали Славы. Оно было пусто. Поверить в то, что эта парочка встала раньше меня, я отчего-то не мог.

Сверился с часами. Семь.

— А где? — спросил я у Родьки, который в этот момент сладко, по-кошачьи зевнул, прикрыв рот лапкой и показал на пустые матрасы ведьмаков. — Не знаешь?

— Во двор пошли, — с готовностью ответил слуга. — Час как.

И правда, Славы обнаружились именно там. В данный момент они копались под одной из яблонь, сыпали ей под корни какой-то порошок серебристого цвета и что-то приговаривали.

— А, Сашка, — заметил меня Слава Раз, вставая на ноги и отряхивая руки. — Слушай, хорошая у тебя земля, отдохнувшая. В этот год непременно надо ее занять делом, а то разленится совсем.

— Мы тут тебе набросали, что где сажать, — показал мне исчерканный ручкой лист бумаги Слава Два. — Все по этим рекомендациям делай, и урожай соберешь хороший.

— И деревья мы подлечили, — погладил яблоню по стволу его приятель. — Не ухаживали за ними давно, вот и завелась под корой живность в избытке. А у этой в корнях одна пакость засела, еще год-два и все, пилить бы ее пришлось. Но теперь все, вывели мы этого паразита. Плодов, правда, в этот год от нее не жди, дереву отдохнуть надо. Они же как люди. Вылечился — восстановись.

Хлопнула входная дверь, на крыльцо вылез взъерошенный Антип и поклонился ведьмакам в пояс. Да еще и меня за майку дернул, мол, давай, хозяин, неотставай.

— Спасибо, парни, — решил отделаться я только словами. — Надо засеять — засею.

— И не тяни, — подошел ко мне Слава Два. — Май короток, чуть промедлишь — и ушло время. Осень в этом году ранняя будет, это я тебе уже сейчас могу обещать.

— Да ладно, — не поверил я.

— Земля — это наше все, мы ей служим, как можем, потому всегда знаем, что, когда и как. Правда, это здорово снижает нашу ценность в качестве боевых единиц, потому что больше мы ни в чем толком не разбираемся. Да ты и сам, наверное, это понял там, в зернохранилище.

— Даже не задумывался. Да там я сам, уж на что к нежити привычен, чуть коня не двинул. А ведьма? Ты вчера с ней чуть ли не в драку полез.

— Ведьмы. — У Славы Два дернулась щека. — Это отдельный разговор.

Он явно не стремился беседовать со мной на эту тему, и я не стал ни на чем настаивать. У каждого из нас есть свой скелет в шкафу. Захочет — потом поведает мне эту историю. Не захочет — и не надо.

— Приглядывай за садом, — попросил Слава Раз Антипа. — Хозяин твой, сам знаешь, шебутной, у него что ни день, то приключение. На тебя вся надежда.

Домовой вновь отвесил глубокий поклон, бородой чуть крыльцо не подмел.

Надо будет семян купить в «ОБИ» или в «Леруа» и сделать, как ребята сказали. А почему нет? Вот только где на это все времени взять? Даже здесь, вдали от города, я все, что задумал, не выполнил. На реку к русалкам так и не сходил, хоть и собирался. Но это ладно, после круга я все равно сюда наведаюсь, тогда и навещу речных дев, вручу им подарки. Как раз русальная неделя будет. Может, еще чего интересное увижу.

Сборы были недолги, и уже часов в девять мы отправились в путь. Перед отъездом я наказал Антипу приглядывать за рабочими, подумав о том, что стоит, пожалуй, купить ему немудрящий телефон. Пусть будет, на всякий случай. Понятное дело, что дремучая приверженность к старым традициям заставит его топорщить бороду и бубнить о том, что эдакую срамоту он и в лапу не возьмет, но это все наносное. Если припечет — позвонит, никуда не денется. Главное — объяснить, что к чему, так, чтобы он запомнил. Записывать смысла нет, неграмотный мой домовой.

А может, нарисовать?

Вышла проводить нас и бабка Дарья. Насмешливо щурилась, стоя у своего дома и даже помахала рукой на прощание. Мол — катись отсюда, ведьмак, и друзей своих забирай.

Стоило только мне в машине вставить аккумулятор в телефон, как он практически сразу зазвонил. Естественно, на экране высветилась до боли родная фамилия.

Спасибо тебе, оператор сотовой связи, за сообщение о том, что данный абонент снова находится в сети. Кому удобство, кому головная боль.

— Да, Ольга Михайловна, — произнес я, не обращая внимания на фырканье Мезенцевой.

— Куда пропал, дружочек мой? — почти пропела в трубку женщина. — Не скажу, что с ног сбились, тебя разыскивая, но профессиональная гордость Геннадия задета. Чтобы он искал и не нашел?

— Плохо искал, — не стал выгораживать ее сотрудника я. — Кому надо, те на след напали. Стало быть, не так он и хорош.

— Мне передать ему твои слова?

— Да как-то все равно, — не покривил душой я. — Дело ваше.

— И о деле. — Голос женщины приобрел немного другие интонации. — Есть, чем меня порадовать?

— Пока нет. Но скоро, полагаю, мне будет, что вам рассказать. В любом случае, можете спать спокойно. Того, кто доставил неприятности вам и Павлу Николаевичу, вряд в данный момент интересует вопрос продолжения банкета. У него другие планы и цели. За это поручусь.

— Спасибо, — поблагодарила меня Ряжская. — Новости отличные. Вот только один момент хотелось бы прояснить. Выходит, ты знаешь кто это? Так почему мне неизвестно имя и местонахождение данного человека? Если не ошибаюсь, именно об этом и шла речь.

— Если не знаете, значит, вам оно ни к чему, — отозвался я.

— Это ты так решил?

— Именно. — На душе у меня внезапно стало легко и светло, как когда в душной накуренной комнате открываешь форточку и в нее врывается порыв зимнего ветра, неся с собой свежесть и прохладу. — Вы знаете ровно столько, сколько нужно. Так есть и так будет впредь. Если вас не устраивает подобное положение вещей, то это ваши проблемы, а не мои.

Нифонтов, сидящий за рулем, показал мне большой палец левой руки, выражая тем самым полное согласие с тем, что услышал.

— Н-да, — помолчав с полминуты, непонятным тоном произнесла Ряжская. — Надо что-то сказать, а что именно — не знаю. Потому лучше промолчу.

И в трубке раздались гудки.

— Ни фига ты с ней не спал! — внезапно заявила мне Мезенцева. — Врун!

Как будто я это утверждал! Сама придумала, сама поверила, сама обиделась. Я вообще ничего не делал.

— Как страшно жить, — вздохнул Николай. — Знаешь, Саш, почему я всегда сажаю ее рядом с собой в машине? Боюсь за спиной держать. Кто знает, что ей придет в голову? Хорошо, если уснуть. А вдруг ей захочется мне в шею ручку воткнуть? Просто чтобы посмотреть — пройдет она насквозь или нет?

— Хм, — призадумалась Мезенцева и уставилась на его шею.

Меня довезли до дома, причем машина Слав составила нам компанию.

— Короче, — уже у подъезда, перед прощанием, явно смущаясь, произнес Слава Два. — Вот тебе визитка, держи. Это ведьма, та самая, которая тебя на след наведет. Звони смело, пока вы эту пакость на ноль не помножили, ждать от нее подстав не стоит. До той поры она твой верный союзник. Но после — держи ушки на макушке, не верь ни единому ее слову, и самое главное — не поворачивайся к ней спиной.

— Ты говорил уже, — напомнил ему я, изучая карточку, на которой красовались ножницы, скрещенные с расческой, и надпись:

«Воронецкая Стелла Аркадьевна

директор салона красоты „Стелла“».

Вот так и ходи в парикмахерские, стригись, не подозревая даже, что у них за директор.

— И еще раз повторю — это ведьма. Им верить вообще нельзя.

Интересно, насколько дискомфортно сейчас Нифонтову? С учетом того, кем является его избранница, должно быть, не очень.

— Без меня на встречу не ходи, — буднично предупредил меня оперативник. — Это в твоих интересах.

— Спалите вы его, — криво улыбнулся Слава Раз. — Все ведь узнают, что он с вами вожжается, и после вони будет от отдельных личностей немало. Всем достанется — и ему, и вам…

— Тебе все равно? — спросил у меня Нифонтов, получил подтверждение в виде кивка и ответил Славе: — Ну вот. Если ему все равно, то до остальных мне и дела нет.

А мне правда по барабану. Серьезно. Я еще вчера об этом думал, после разговора со Славами. Вот какое мне дело до мнения тех, кого я даже не знаю? Что до перспективы… Да пошла она. В мире Ночи каждый сам за себя, что-что, а эту мудрость Хозяин Кладбища в меня вколотил намертво.

И еще — мне до смерти надоело быть для всех хорошим. Не в смысле — положительным, а… Ну, чтобы никто плохо не думал, зла не таил, лишний донос руководству не сделал. Это все осталось там, в банке. Тут другие правила. И играть надо по-другому, без оглядки на корпоративные ценности мира Дня.

— Может, ты и прав, — признал Слава Раз и протянул мне руку. — Ну все, давай. Если чего — звони.

И все разъехались. Сначала ведьмаки, а следом за ними и оперативники. Причем Евгения успела сбегать в подъезд и проверить, не подстерегает ли меня там злодей. Шустро так, я даже и не заметил когда.

Злодей и правда меня не ждал, но зато, когда я уже проворачивал ключ в замке, сверху раздался веселый и бодрый голос:

— Смолин! А я гадаю — куда ты пропал?

Глава девятнадцатая

— Привет, лягушка-путешественница! — неподдельно обрадовался я соседке, которая, опершись на перила, радостно мне улыбалась. — Не поверишь, но я по тебе соскучился.

— Это потому что ты в меня тайно влюблен, — со знанием дела заявила Маринка. — Но признаваться в этом ни себе, ни мне не хочешь.

— Все-то ты знаешь. — Я достал из кармана ключи от двери. — Прямо Ванга во плоти.

— Да, я такая. — Маринка горделиво подбоченилась, из-за чего и без того неплотно запахнутый легкий халатик позволил мне созерцать отдельные достопримечательности ее красивого тела. — Хвали меня, хвали.

— И ведь есть за что! — демонстративно облизнулся я. — Ох, есть!

— Тьфу, дурак, — заметив, на что именно я смотрю, Маринка тут же сменила тон. — Все у тебя в одно упирается.

— И это тоже правда, — подмигнул ей я, игриво вильнув бедрами. — Упирается — не то слово!

— Смолин! — топнула ногой в тапочке по ступеньке соседка. — Это я должна сыпать двусмысленными фразами и над тобой глумиться, а не наоборот! Так нечестно!

— Задался день, — подытожил я. — Давно я мечтал тебя морально изнасиловать, и вот это произошло! Сегодня усну со счастливой улыбкой на губах.

— Чтоб тебе пусто было! — пожелала Маринка. — Чтоб тебя вспоминали только… О, кстати! Погоди, никуда не уходи, у меня для тебя кое-что есть.

И она умчалась наверх, забавно шлепая по ступенькам подошвами тапочек.

— Вот, — вернувшись через минуту, она протянула мне длинную серую бумажку. — Это тебе.

— Что это такое?

— Это — телеграмма, — сообщила мне Маринка. — Самая настоящая. К тебе почтальон три раза заходил, в дверь трезвонил, потом задолбался и отдал ее мне. Мы с ним на лестнице встретились. По правилам надо из рук в руки передавать, но там дедушка старенький совсем, мне его жалко стало. Сказала, что мы с тобой живем в гражданском браке, и в книге расписалась. Ты ж не против?

— Нет, — ответил я. — Телеграмма. Прикольно. Никогда телеграмм не получал.

— Я тоже. — Маринка провела пальцем по моей щеке. — Ты небритый забавный. Слушай, а тот человек что тебе это диво дивное отправил — он старовер?

— С чего ты взяла?

— У нас репортаж просто такой делали в газете. Прикинь, есть люди, которые принципиально не пользуются скайпом, электронной почтой и даже мобильной связью. Кто из религиозных соображений, кто из чувства протеста. Так сказать, «„Скайнет“ не пройдет». Я и подумала — этот из таких. Да и текст забавный.

Это да. Забавный и короткий. «Лето на пороге. Скоро увидимся» Старовер? Да нет, это не старовер. Но, что самое интересное, данная телеграмма меня не столько напугала, сколько насмешила. Один и тот же трюк, повторенный дважды, не может вызвать испуг, так же как повтор шутки не вызовет смех.

Тоже мне, Остап Бендер. «Графиня изменившимся лицом бежит пруду».

А ведь колдун, выходит, тщеславен безмерно. Он начал давить на меня до того, как вернулся в Россию, давая понять, что никто не забыт и ничто не забыто. Его черная душа требует перфоманса, вот только рычагов давления практически нет, а потому он вынужден повторяться.

Тщеславие — славный порок. Удобный для меня и опасный для него. Хорошо, в моей колоде появилась первая карта, которую можно будет разыграть в нужное время в нужном месте.

— Эй, Смолин, — у меня перед глазами мотнулась узкая девичья ладонь. — Ты со мной?

— С тобой, — с готовностью ответил я. — А в какой именно связи?

— Забыли, — отмахнулась Маринка и протянула мне длинную тонкую кость довольно стремного вида. — На, держи. С Севера перла, через полстраны, специально для тебя.

— Это чего такое? — я покрутил в руках подарок.

— Хрен моржовый, — с готовностью ответила соседка. — Бивень мамонта не добыла, да и громоздкий он. А эта красота в чемодан влезла без проблем.

— И в какой же части моржа эта косточка была при жизни? — недоуменно спросил я ее. — Моржи — они ж здоровые!

— В бивнях — да, — пояснила Маринка. — А внизу — нет. Сашк, это реально хрен. У них там кость, прикинь! Морж этой штукой моржиху…

— Блин! — заорал я, поняв, что держу в руках. — Ты совсем охренела?

— Не, — довольно заулыбалась Маринка. — У кого в руках хрен, тот и… Ну ты понял. Слушай, у тебя есть чего пожрать дома? Просто я всю неделю материал готовлю, живу на плоскости редакция-дом, даже в магазин некогда сходить.

В рюкзаке у меня за плечами недовольно зашебуршился Родька, рассчитывающий после путешествия развалиться в любимом кресле и пощелкать пультом телевизора, а теперь осознавший, что, похоже, его планы летят в тартарары.

— Откуда? — хмыкнул я. — Сам две недели дома не был. Разве что сухарики какие.

— А давай ты меня пиццей угостишь? — захлопала ресницами Маринка. — Той, что с ветчиной и ананасами, как ее… Неважно. И еще — пепперони! И скажи, чтобы везли побыстрее, я очень есть хочу. А с меня бутылка клюквенной настойки. С Кольского привезла, тут такой нет!

С Кольского? Вон куда ее черти занесли. Странно. А разве там моржи водятся?

— Ладно, дуй за своей настойкой, — согласился я. — Пойду пока пиццу закажу.

Хорошо, что в жизни есть нечто неизменное, правда?

Как выяснилось через день, неизменно не только желание Маринки залезть в мой холодильник, но и кое-какие иные вещи, вроде алчности.

В банк пожаловал господин Вагнер, причем именно ко мне. Если честно, этого я совершенно не ожидал, резонно предполагая, что, рассчитавшись со мной установкой бюста, тевтонская супружеская чета напрочь исчезнет из моей жизни.

Ошибся. Жадность оказалась сильнее страха.

— Добрый день. — Петр Францевич встал, когда я вошел в «переговорку», и даже подал мне ладонь. — Рад вас снова видеть, Александр.

— Наша нынешняя встреча мне нравится больше, чем предыдущая, — заметил я. — По крайней мере, мне не выкручивают руки, это само по себе приятно.

— Жизнь непредсказуема, — мягко сообщил мне Вагнер. — В ней случается всякое. Но помнить надо только хорошее.

— Вы о памятнике? — уточнил я. — За него спасибо. Пусть не в полный рост меня изваяли, да и сходство относительное, но приятно.

Можно было бы еще шпильку по поводу денег подпустить, но я решил пока приберечь ее на потом.

— Итак. — Я уселся в мягкое кресло. — Чем могу?

— Александр. — Вагнер снял очки и потер переносицу. — Прозвучит немного литературно, но вы за последние полгода стали достаточно известны в определенных кругах. Можно даже сказать — обрели некую славу. Славу целителя.

— И? — чуть подогнал его я, ожидая предложения вроде: «А не совместить ли нам бренды?»

— У меня есть друг, и он умирает, — неожиданно твердо произнес Вагнер. — Я прошу вас ему помочь.

— Друг? — услышав совершенно не то, что предвиделось, я немного растерялся. — У вас?

— А что? — вроде как даже обиделся Вагнер. — У меня не может быть друга?

— Простите, но в подобное верится с трудом, — не стал даже притворяться я. — Повращавшись некоторое время в определенных кругах, могу со всей ответственностью заявить — нет у вас друзей. Не конкретно у вас, а у вам подобных. Это непозволительная роскошь.

— И тем не менее. — Петр Францевич снова нацепил очки на нос. — У меня — есть. И он очень, очень плох. Александр, очень вас прошу — посмотрите его. Врачи, увы, бессильны, вы его единственный шанс.

— На самом деле — очень литературно получается, — поморщился я. — Ощущение такое, что читаю самиздатовский роман где-то на «Авторов. нет». В книгах такие обороты к месту, а в жизни… Я не волшебник, господин Вагнер. Если медицина бессильна, что вы хотите от меня? А с учетом того, что вы во многом и есть она… Друг ведь не в муниципальной больнице, поди, лежит, а в одном из ваших центров? А там лучшее оборудование и лучшие врачи.

— Тут другое. — Вагнеру явно было дискомфортно. — Дело в том, что природа его заболевания схожа с той болезнью, которая некоторое время назад поразила Яну. Не симптоматикой, нет. Речь о первопричине.

Проще говоря, кто-то его приятеля хочет прикончить посредством проклятия или колдовства. Ясно. А господин Вагнер, в свою очередь, вслух подобное произнести не может, гордость не позволяет. Он, насколько я помню, всегда верил в науку, как и положено человеку с академическим образованием.

— Так что прошу вас. — Петр Францевич, щелкнув замками, открыл свой портфель крокодиловой кожи и достал оттуда плотный конверт. Очень плотный. Я таких еще не получал. — Это аванс, причем безвозвратный. Если вы, посмотрев Руслана, скажете «нет», я приму ваше решение как должное. В том случае, если вы сможете ему помочь, сумма гонорара вас приятно удивит. Даю вам слово. Возможно, это не к месту, но Руслан очень богатый человек. И он очень любит жизнь.

Что же такое неизвестный мне Руслан сделал для господина Вагнера? Отчего тот так за него печется? В слова о том, что это его друг, я все равно не верю, тут что-то другое.

Ловушка? Какая? Обвинить меня в занятиях медициной без патента? Чушь. Схомутать в палате клиники и увезти за город, в темный и душный подвал? Вообще ересь.

Но второе дно есть, я это нутром чую.

Главный вопрос один — «да» или «нет»? Согласиться или отказаться? Какой из вариантов для меня более выгоден?

Вообще, деньги не помешают. Ремонт дома в Лозовке тянет мои сбережения как пылесос. Опять же — лето практически на носу, что до него осталось? Если я почую, что дело пахнет керосином и потомок Кощея скоро меня на ноль помножит, то придется рвать когти из страны, отбросив в сторону лирику и лихие выкрики вроде: «Мы принимаем бой». А что? Чем я хуже его? Он зимой отсиживается за границей, а я летом туда намылюсь. Месяца на три свалю куда-нибудь на Крит или в Испанию — иди меня поищи. Ну не в перелесках же Средней полосы мне куковать? Да, Лесной Хозяин с родительской дачи меня спрячет, если надо, да так, что никто не найдет. Он обещал, и слово свое сдержит. Но что мне столько времени в лесу делать? Пням молиться?

А для реализации такого плана денег надо сильно много.

Но лучше, разумеется, этого демона завалить. Не хочу я в бегах существовать, это не жизнь, а ее подобие. Раньше я такой поворот событий, возможно, и принял бы как данность. Теперь — не хочу.

И опять выходит, что предложение надо принимать. Кроме денег, от него много другой разной пользы получить можно. Вагнер — это сеть клиник, это возможности доступа к массе препаратов, это связи с фармакологами по всему миру. Кто знает, что мне может понадобиться в ближайшем будущем? А если неугомонную Мезенцеву, которая вечно лезет туда, куда не надо, зацепит и понадобится ее лечить? Не магией, а просто так, как положено?

Что же до второго дна… Если Вагнер глуп настолько, что решил поиграть с огнем — хорошо, пусть будет. Один раз я прикрыл глаза на его косяки, второй не стану.

— Интересно, интересно. — Я крутанул конверт на столе, а после, не беря его в руки, заглянул внутрь.

Надо же. Даже не рубли. Две пачки бело-розовых купюр с нарисованными на них зданиями в стиле «модерн». Как видно, совсем плохи дела у неизвестного мне Руслана, если он авансом столько платить готов. Причем безвозвратным.

Любопытно, а сколько себе взял за услугу внимательно смотрящий на меня господин Вагнер? Или там не о деньгах речь шла, а о чем-то посущественней?

— Счет идет на дни, — подал голос Петр Францевич. — Бедный Руслан. Он ведь несколько лет жил за границей, вел дела оттуда. Но бизнес есть бизнес, потребовалось его присутствие здесь, он приехал, и почти сразу случилось… То, что случилось.

— Беда. — Я побарабанил пальцами по столу. — Со временем у меня туго, вот ведь как. Нет-нет, я не набиваю себе цену, поверьте. Честно — просто нет времени. Давайте сделаем вот как. Если ваш друг дотянет до следующего понедельника, я его посмотрю, если нет — значит, так угодно судьбе.

Пока не побываю на ведьмачьем круге, никуда не поеду. Да еще этот колдун-недоучка… Не до страждущих мне сейчас, короче.

Было заметно, что Вагнеру не понравился мой ответ. Но он молчал, что подтверждало мое мнение о нем. Это очень, очень неглупый человек.

— И еще, — продолжил я. — Есть дополнительное условие. В том случае, если я помогу вашему другу, деньги составят только часть моего гонорара. Вторая половина будет выражаться в кое-каких услугах, которые мне окажете лично вы.

— Я? — снова стянул очки с носа Вагнер.

— Именно, — холодно ответил я. — Ведь именно вы просите меня об одолжении? Значит, вам и платить.

— Ну не знаю. — Петр Францевич начал нервничать, это было отлично заметно. — Просто не понимаю, что именно я могу для вас сделать…

— Ничего предосудительного или криминального, — чуть сменил тон я. — Не переживайте. Речь идет исключительно о вашей профессиональной деятельности. У меня тоже есть друзья, они время от времени болеют, а ваши клиники заслуженно признаны одними из лучших в стране. По ряду причин не все могут себе позволить лечиться у Вагнеров, мне бы хотелось исправить эту несправедливость хотя бы в пределах собственного окружения. Опять же — мне время от времени требуются кое-какие медицинские препараты. Вполне легальные, не наркотические, не стоит беспокоится. Травы, коренья, все в таком роде. У вас есть связи, они могут быть мне полезны.

— А, вот вы о чем, — уже спокойнее произнес Вагнер. — Разумеется, вы можете на меня рассчитывать.

— Пять раз, — показал я ему ладонь с растопыренными пальцами. — Пять раз я смогу обратиться к вам, и не услышу отказа.

— Если ваши просьбы будут в рамках закона — я согласен.

— Подумайте, — предложил ему я. — У меня с некоторого времени появился странный пунктик — я стал держать данное мной слово, и требовать того же от других. Если вы говорите «да», то мы поладили. Если «нет» — значит, нет. И еще — эта договоренность действует только в том случае, если я попробую что-то сделать для вашего друга. Если он умрет до того, как я примусь за его лечение — вы мне ничего не должны.

— Да, — выдохнул Вагнер. — Расписку написать?

— Зачем? — спросил у него я и взяв со стола конверт, убрал его во внутренний карман пиджака. — Слово было вами сказано и мной услышано, этого достаточно. И еще — визитку свою дайте. Ждите моего звонка в понедельник, с утра, я скажу вам, куда прислать за мной машину.

— Да-да. — Вагнер вынул из кармана блестящую визитницу, достал из нее бумажный прямоугольник, взял ручку и написал на пустой стороне номер. — Этот телефон только для ближнего круга, он включен всегда. Буду ждать.

— И еще, — вспомнил кое-что я. — Возможно, мне придется привлечь для решения проблемы сторонних специалистов. Их услуги должны быть оплачены отдельно.

Это я про Викторию подумал. Из меня целитель пока так себе, а вот она — это да. Кто знает, может, девушка подзаработать захочет? Все мы люди, все мы человеки.

— Разумеется. — Петр Францевич даже руками всплеснул. — Не сомневайтесь.

— Ну и славно, — встал я с кресла. — На том и порешим. Да, как там Яна Феликсовна? Как беременность протекает?

Струхнул Вагнер, сразу видно. Научный подход, научный подход, а на лбу вон испарина выступила! Сглаза боишься, фармацевтический король. А я знал, что так будет, потому этот вопрос и задал.

— Все в порядке. Она в клинике, под присмотром.

— Это хорошо, — доброжелательно произнес я. — Дай бог, дай бог.

Выходя из «переговорки», я чуть не столкнулся с Волконским, который, похоже, пронюхал о том, что в банк заглянул ВИП-клиент.

— Кстати! — хлопнул я себя ладонью по лбу. — Петр Францевич, а вы к нам «обороты» свои перевели? Обещали ведь.

— Ну-у-у, — отвел глаза в сторону Вагнер. — Это дело не простое и не быстрое…

— А у нас условия хорошие! — заверил его я, недобро улыбнувшись. — Да, Дмитрий Борисович? Вот это новый председатель правления, и, полагаю, что он найдет аргументы для того, чтобы именно наш банк стал вашим выбором. Мне бы очень хотелось видеть вас в числе основных клиентов. Лично мне — очень.

Ну не знаю, получится что у Волконского или нет, а я что мог, то сделал. Полагаю, что будущее вряд ли будет связано с этим банком, но все же он долгое время для меня являлся домом родным. Так почему не сделать для него что-то хорошее?

Настроение, и до того неплохое, стало просто прекрасным. Ну да, возможно я позволил себе быть немного жестким с этим человеком, но и происходящие вокруг меня события тоже не сильно напоминают сахарную вату. Зато добился всего, чего хотел.

Только с Нифонтовым надо будет побеседовать при случае. Он хоть и жук, каких свет не видывал, но в случае чего на него положиться можно. Если путь в клинику Вагнеров для меня станет билетом в одну сторону, то лучше этого человека меня оттуда никто не вытащит.

Симбиоз, однако.

И вот тут я вспомнил, что до сих пор не позвонил ведьме, той, что стала живым компасом, указывающим в ту сторону, где находится колдун-кровопийца. А Николай просил меня это сделать еще утром, даже СМСки-напоминалки присылал.

Трубка была снята почти сразу.

— Стелла Аркадьевна? — осведомился я.

— Стелла Аркадьевна, — ответил мне приятный женский голос. — А это кто?

Сказал бы я «конь в пальто», да воспитание не позволяет.

— Александр Смолин, ведьмак.

— А-а-а-а-а, — голос из приятного превратился во вкрадчивый. — Так это из-за тебя мою подруженьку ненаглядную сердца лишили?

— Не-а, — даже не подумал смущаться я, и перешел на «ты». — Нечего ночью по паркам шляться. Москва — город контрастов. У нас тут и хипстеры есть, и гопники, и полупокеры, и маньяки. Вам двоим не повезло, нарвались на последнего. А меня не надо к этому делу привешивать. Ладно, наверное, надо встретиться, я так понял, что ты собираешься в охоте участие принять, верно? Хотя убей меня, не пойму — накой тебе это нужно?

— «Убей меня» — это пожелание? — уточнила ведьма. — Сегодня вторник, я в этот день исполняю желания того, кто пятым по счету позвонит на этот номер. Угадай, повезло тебе или нет?

— «Или нет», — даже не стал гадать я, и, окончательно плюнув на учтивость, предложил: — Давай, заканчивай словесно мусорить. Договор о ненападении никто не отменял, так что…

Стелла только бархатисто посмеялась над моими словами. Ну да, договоры созданы для того, чтобы их нарушать.

— Приезжай ко мне в салон, — наконец предложила она. — Часам к семи вечера, не раньше. Адрес на визитке.

— Буду, — пообещал я.

Еще как буду. Да с сюрпризом, в виде Нифонтова. Уверен, кого-кого, а оперативника из «15-К» эта стерва точно не ждет. И почему-то мне кажется, что его появление радости у нее не вызовет.

Причем Николай подтвердил мою догадку, после того как я подробно рассказал ему о беседе с ведьмой. Днем-то некогда было, СМСкой отделался, а вот вечером, по дороге на встречу, уже все в деталях изложил.

— Считай, расквитался с ней, — посмеявшись, сказал он. — Не любят они нашего брата, так что перекосит ее по полной.

— А она послать тебя куда подальше не сможет? Мол — ты нам не нужен.

— Да шиш ей, — ловко руля новеньким минивэном, фыркнул Нифонтов. — Я в своем праве. Преступник есть, жертвы есть, это наша зона ответственности. Скорее, я ее отправлю на хутор бабочек ловить, чем она меня.

— И очень хорошо, — обрадовался я. — Не доверяю я ведьмам. Очень они паскудные создания.

— Не совсем так, — покачал головой Николай. — Нет, отчасти ты прав, но только отчасти.

— Понимаю, — глубокомысленно изрек я.

— Да-да, знаю, что ты сейчас думаешь, — невозмутимо произнес оперативник. — Дескать, ты с ведьмой хороводишься, чего тебе их не защищать. Так ведь?

— Ну-у-у-у-у… — протянул я, давая понять, что так оно и есть на самом деле.

— А вот и нет, — усмехнулся Нифонтов. — Да, ведьмы не лучшие из созданий земных. Но и не худшие, поверь. Дело тут исключительно в том, с какой точки зрения на них смотреть и какими мерками их дела мерить. Мы подходим к ним с нашим аршином, и в этом заключается самая большая ошибка.

— Поясни, — потребовал я.

— Легко. Вот возьмем, например, меня. Я служу закону, и мои коллеги тоже. Ты ведьмак, твои собратья ведьмаки, и вас объединяет круг. Вы все разные, но у вас есть нечто общее, крепящие узы. Волкодлаки живут семьей и охотятся стаей. Интересы стаи — превыше всего.

— А у ведьм есть ковены, — поняв, куда гнет оперативник, перебил его я.

— Верно, — согласился Николай. — Вот только интересов ковена не существует как таковых. Точнее — они появляются только тогда, когда беда грозит сразу всем ведьмам, в него входящим. А в остальное время каждая из них существует автономно, преследуя только собственные интересы. Саш, любая ведьма — вещь в себе. Она существует только для себя самой, и ее волнует только то, что связано с ней. Все остальное — вторично.

— Идеальный эгоизм, — буркнул я.

— Почти прав, — подтвердил Николай. — Только не эгоизм. Эгоцентризм. Само собой, что идеальный эгоцентрик не может вызывать у окружающих теплые чувства, поскольку его поступки почти всегда идут вразрез с общепринятой моралью. Согласись, как минимум через два раза на третий мы с тобой ущемляем свои интересы в пользу общественных, и потому злодеями нас никто не считает. А ведьмы не делают подобного никогда. Для них существуют только они сами — и больше никто. Можно ли считать подобный подход к вопросу злом? Отчасти — да, поскольку в какой-то момент их интересы могут вступить в конфликт с законом и обществом. Но только отчасти. В остальном они зло не более, чем мы с тобой.

— Спорное утверждение, — почесал я затылок. — Но с этой стороны я их и не рассматривал.

— Я до какого-то момента тоже. — Нифонтов прибавил газа. — Пока несколько лет назад не влип в одну переделку, связанную как раз с этими гражданками. Кстати, дело было недалеко от твоей Лозовки. Я тогда много чего о них понял. А тебе скажу так — если имеешь дело с ведьмой, не пытайся предугадать ее действия, сразу прикидывай другое — какой у нее в данной ситуации может быть интерес. Если поймешь — считай, знаешь, чего от ведьмы ждать и в какой момент.

А ведь Слава мне почти то же самое говорил. Мол — до боя подлянки не жди, а после спину береги.

— У нас еще будет время поговорить на эту тему — глянул на меня Нифонтов — Сдается мне, что тебе еще не раз и не два придется иметь с ними дело, так что надо тебя к этому подготовить. А пока запомни главное — ведьмы хорошо помнят две вещи — обиды, им нанесенные, и чужие обещания. Свои не помнят, а чужие — ого-го как! Этого пока достаточно. О, по ходу, приехали.

И навигатор приятным женским голосом немедленно подтвердил его слова.

Мне очень хотелось спросить, как это он тогда с подругой своей умудряется ладить, но не стал. Не мое это дело.

А устроилась ведьма Стелла неплохо. Салон был впечатляющий, занимавший изрядного размера пространство на первом этаже жилого дома. Тут тебе и парикмахерская, и маникюр с педикюром, и куча всего другого. Одних мастеров человек пятнадцать — и все заняты делом.

И выглядела она соответствующе — ухоженная женщина с яркой, броской внешностью, в белом дорогом брючном костюме, который изумительно ей шел.

— Так вот ты какой, Александр Смолин, — склонив голову к плечу, проворковала она, осматривая меня с головы до ног. — Молоденький и хорошенький. Но вот что меня интересует, ведьмак, — ты кого с собой притащил? Я тебя одного ждала.

— А то ты не знаешь, кто я такой? — фыркнул Нифонтов. — Вот уж не поверю.

— Как не знать. — Стелла улыбнулась, причем в этот момент под ярким освещением салона в ее рту блеснул вставной бриллиантовый зуб. Слышал я про такую фишку, дорогое удовольствие. — Никак подстричься решили, господин сыскарь? Так нет проблем, лучшего мастера попрошу вам красоту навести.

— Не-а. — Нифонтов был спокоен как дохлый лев. — Просто следует принять как данность тот факт, что я участвую в этом деле. Это моя юрисдикция. Так что, Стелла Аркадьевна, у нас получается сводный оркестр. И мне хочется верить в то, что мы будем играть не кто во что горазд, а слаженно и дружно. Вопросы есть?

— Голова этого ублюдка моя, — деловито заявила ведьма. — Данный момент не обсуждается.

— Принято, — подтвердил оперативник. — Но после того, как дело будет закончено, к ведьмаку никаких вопросов более быть не должно.

— Хорошо, — легко согласилась ведьма.

— Цеце-це, — помахал у ее носа пальцем Нифонтов. — Так не пойдет. Давай-ка по процедуре. «Клянусь Луной, что ни я, ни мои сестры…». Ну и так далее.

Короче, я в разговоре толком участия не принимал, они прекрасно обходились без меня, плетя кружева намеков и недомолвок. Хотя, возможно, оно и к лучшему. Мое дело солдатское. А еще лучше, если все мероприятие без меня пройдет.

— Ну что, поехали? — в конце концов предложил Нифонтов. — Чего тянуть? Только переоденься, вряд ли этот красавец в «Хилтоне» нас ждет.

— Я не знаю, где он, — вздохнув, развела руки в стороны ведьма. — Не чую его. Как растворился в городе.

— О как, — выпятил нижнюю губу Нифонтов. — Ну такое случается. И что теперь?

— Как учую — позвоню, — снова блеснула зубом ведьма, и ее пальчик с ярко-красным ногтем уперся мне в грудь. — Вот ему. Так что будь готов, ведьмак.

— Всегда готов, — хмуро буркнул я.

— На том и договоримся, — подытожил Нифонтов.

— Так может — стрижку? — гостеприимно предложила Стелла. — Мои мастера одни из лучших в столице, запись на неделю вперед. Причем бесплатно обслужат, мы же теперь партнеры.

— Спасибо, но я пас — отказался Нифонтов. — Саш?

— Поддержу, — шаркнул ножкой я. — Не хочу изменять своему парикмахеру. Обидится еще…

— Вольному воля. — Стелла сложила губы «сердечком». — До созвона, мальчики!

Мы вышли на улицу, и первое, что я произнес, было короткое слово:

— Врет.

— По любому, — даже не стал спорить Нифонтов. — В глаза. Но сделать мы ничего не в состоянии, потому что доказать обратное невозможно. Другое интересно — она заранее для себя приняла такое решение, или после того как меня увидела?

— Без понятия, — отозвался я. — И какой в этом вранье смысл, тоже не понимаю.

— Он наверняка есть, — заявил Николай. — Даже не сомневайся. Какой — непонятно, но имеется. Ладно, давай я тебя домой отвезу. Теперь все зависит не от нас, а от госпожи Воронецкой, так что сидим на попе ровно и ждем.

Скажу честно — ждать пришлось несколько дней, я даже нервничать начал. Время шло, все ближе и ближе была суббота, на которую назначен большой ведьмачий сбор. Мне и Славы позвонили, напомнили про это событие.

А Стелла молчала. Я даже заподозрил, что эта ведьма по вредности своего нутра решила меня специально лишить возможности побывать на круге. Наверняка ведь она в курсе того, когда проводится данное мероприятие?

Потому, когда в пятницу вечером на экране смартфона высветился ее номер, я с облегчением вздохнул. Нет ничего хуже, чем ждать и догонять.

— Сейчас сброшу тебе адрес, — коротко сообщила мне она. — Через час жду там, у центрального входа. И не позже.

Посмотрев на адрес, я присвистнул. Мне было знакомо это место, оно находилось не так уж и далеко от моего дома. Сначала, отталкиваясь от словосочетания «центральный вход», я подумал, что речь идет о торговом центре или чем-то таком. А вот и нет! Местом встречи оказалась площадка с «долгостроем», где лет, наверное, семь стояли столбами три не доведенных до ума дома. В народе их ласково называли «невезунчики». Оно и понятно — одна за другой три компании-застройщика сменились, причем каждая из них раньше или позже банкротилась, не успев сдать комиссии хоть одно из зданий. Бедолаги-дольщики — и те перестали буянить, смирившись с происходящим.

Само собой, я не опоздал. И Нифонтов, слава богу, тоже. Причем он приехал не один, следом за ним из машины выпрыгнула Мезенцева. Собственно, мы с ним добрались до места встречи практически одновременно.

— Нас все больше, — заметила Стелла, сидящая на капоте черного пафосного «бугатти». Причем рядом с ней отиралась еще одна ведьма, немолодая и некрасивая. — Мы про эту девицу не договаривались.

— Так и ты не одна, выходит — квиты, — резонно заметил Нифонтов. — И потом — вместе веселее.

А я с ним согласен. Впятером одного не запинать — это надо постараться, будь он хоть трижды колдун. Да и после этого расклад на нашей стороне будет — три против двоих.

— Да? — притворно изумилась ведьма. — Не знала. Ну ладно, пойдем, повеселимся.

И она первой нырнула в темноту строительной площадки, воспользовавшись проломом в заборе, тем, что находился прямо рядом с закрытыми на висячий замок воротами. Ее спутница последовала за ней.

Глава двадцатая

Вот разве так можно? А поговорить? А обсудить где, что и как? Фига с два. Мы еле поспевали за ведьмами, тенями, скользящими в ночи.

Женьку, похоже, терзали аналогичные мысли, поскольку она тихонько материлась сквозь зубы, поминая близких и родных Стеллы, то и дело спотыкаясь об камни и куски гнутой арматуры. Мне-то хорошо, я в темноте вижу отменно, а вот Мезенцева — нет.

— Он на шестом этаже, — сообщила нам, наконец остановившись у одного из домов Стелла и ткнула пальцем вверх. — Ну, ведьмак, тебе идти первому. Это твоя охота.

— А вы постоите и посмотрите? — ласково улыбнувшись, уточнила у нее Женька. — Отличная позиция.

— И очень выгодная, — согласилась ведьма. — Так и есть. Или ты думала, что мы в самом деле все вместе? Нет. Вы это вы, мы это мы. Этой ночью у каждого из нас имеется своя цель и свой интерес. Герои у нас кто? Вы. Вот и в добрый путь. А мы вас со спины прикроем.

Ведь даже ничего не возразишь. Нет, у меня еще оставался вариант с гордым разворотом на месте и уходом домой, это право у меня не отнять, но тогда о ведьмачьем круге и завтрашней церемонии можно забыть. Насколько я понял из рассказов ребят, патриархи люди упертые, как и положено старикам, а значит, решение свое не переменят.

В коллектив мне влиться хотелось, потому я шагнул в черный зев подъезда и начал тихо-тихо подниматься по лестнице.

Не знаю, ждал нас «пиявец», или просто углядел со своего шестого этажа, но встретились мы с ним раньше, чем предполагали. И совсем не так, как ожидала Стелла.

Он свалился на нас как снег на голову, когда мы преодолевали очередной пролет в районе третьего этажа.

Удар руки, которую вернее будет назвать когтистой лапой — и Женька с воплем летит вниз по лестнице. Звук удара о стену — и тишина.

Второй взмах лапы — и грудная клетка безымянной спутницы Стеллы раскрывается как книга, обдав Нифонтова, стоящего неподалеку от нее, фонтаном крови.

И все это за пару секунд, я даже понять ничего не успеваю.

«Пиявец» тем временем вырвал сердце ведьмы и шустро запихнул его в свой безгубый, невероятно большой рот.

Это он сделал зря, поскольку Нифонтов тут же начал действовать. Правда, не очень результативно, но все же.

Нож оперативника, тускло блеснув во мраке лестничного пролета, почти достиг бока колдуна, тот ловко увернулся от удара и в два прыжка скрылся в коридоре, ведущем вглубь этажа.

Женька. Она там, внизу, может, ей помощь нужна?

Как видно, Нифонтов уловил ход моих мыслей, поскольку бросил на ходу:

— Все потом, сейчас не это главное.

И я поспешил за ним, поняв, что он прав. Если Женя жива, то ей ничего не угрожает, поскольку эта тварь до нее не доберется, ей мимо нас не пройти. А если нет… То ей все равно.

За спиной я услышал невесомые шаги — ведьма тоже решила присоединиться к нам. То ли не хотела одна оставаться в темноте лестницы, то ли рассудила, что втроем у нас шансов выжить больше, чем поодиночке.

Странно, что вообще не сбежала.

Самое интересное — «пиявец» даже не подумал от нас прятаться или устраивать засаду в изгибах коридоров. Мы отыскали его в одной из квартир, в огромной комнате с окнами-эркерами. Он стоял напротив одного из них, и огромная полная луна освещала его фигуру, придавая происходящему некий оттенок нуара.

— Почему нет? — спросил невесть у кого Нифонтов, и в его руке словно по мановению волшебной палочки появился пистолет, который три раза сухо кашлянул, выплевывая пули.

Забавно, до того он никогда огнестрельным оружием на моих глазах не пользовался.

Ни один выстрел не попал в цель. Ни один! Колдун двигался невероятно быстро, он в стиле Морфеуса лихо увернулся от пуль, выписывая кренделя на пыльном полу новостройки.

И, совершив последний прыжок, буквально наделся на нож оперативника, который, оказывается, умел перемещаться в пространстве не хуже «пиявца».

Не знаю, как там чего дальше у нас с Нифонтовым сложится в плане общения, но зауважал я его в этот момент сильнее, чем раньше. Хотя бы за то, что он знал, что ему делать, в отличие от меня. Никогда я еще так остро не испытывал ощущения собственной бесполезности. Угнаться за этой тварью я никак не смогу, а потому стою как засватанный.

«Пиявец» взвыл, оскалив зубы, одним коротким рывком снял себя с ножа, а после обеими лапами ударил Нифонтова в грудь, словно реаниматор умирающего пациента электрошоком. Причем это не метафора, я увидел, как между длиннопалыми ладонями убийцы и грудью оперативника мелькнуло нечто вроде молний.

Николая шваркнуло о стену, да так, что та дрогнула, и он мешком сполз на пол.

— Уже почти все, — сообщил мне «пиявец», а после показал длинный и раздвоенный на конце язык. Мало того — он зацепил когтистыми пальцами пару капель темной жидкости, лениво стекавших на пол из разреза, оставленного ножом Нифонтова, и слизал их.

Это кто угодно, только не человек. Как он сказал — «уже почти все»? Он из меня десерт решил сделать? Я не хочу так умирать, не желаю, чтобы меня разделывали, как свинью на бойне. Лучше вон в окно сигануть.

И такая меня злоба взяла в этот момент, так у меня мозги переклинило, что я, аки горный баран, скакнул к кровопийце, который уже алчно таращился на истошно вопящую Стеллу.

«Пиявец» подобной прыти от меня явно не ожидал, и именно это позволило мне вогнать вспыхнувший факелом серебряный нож ему под ребра. Я, естественно, прихватил его с собой. У меня, собственно, никакого другого серьезного оружия, кроме пары ножей, и нет. Хотя — еще я одну руку обильно мазью покрыл. Обе не стал, чтобы рукоять ножа не скользила, а одну намазал. Но это так, до кучи. Я как ни старался в Лозовке, как ни нагнетал себя — ничего не помогло ее запалить. Даже образ бывшей тещи — и тот не выручил.

Колдун зарычал, ничего человеческого в этом звуке не было. Зверь, дикий зверь.

Стелла тоже времени не теряла, она подбежала к нам и было хотела хлестнуть «пиявца» короткой плетью с семью концами, светящимися в темноте, но не успела.

Извернувшись и тем самым избежав удара плетью, наш противник сначала оттолкнул меня, после вырвал не нанесший ему практически никакого урона нож из своего тела и отбросил его в угол, а под конец, махнув рукой, выкрикнул какую-то тарабарщину. Как видно, это было нечто вроде заклинания, потому что Воронецкую сначала подбросило вверх, под самый потолок, а после она отправилась прямиком в окно, лишенное стекол и рам.

Союзников у меня не осталось, похоже, они все были мертвы. И я, похоже, сейчас последую за ними.

Причем это понимал не только я, но и он, мойвраг. Безгубый рот раздвинулся до ушей, причем в буквальном смысле, раздвоенный язык снова заплясал среди зубов, здорово похожих на толстые иголки, которые в народе называют «цыганскими». Он не спешил. Он получал удовольствие. Он собирался убивать меня долго, очень долго. Как там было у кого-то из древних и великих? «Плотью живой, он в могилу живую уходит». Вот, это про меня.

Хотя — какой этот упырь живой?

А я так не хочу! Не хочу! Жить — хочу. Видеть тех, кто мне дорог — хочу. Дышать, радоваться теплу дня и призрачному свету ночи — тоже хочу. А умирать только потому, что какая-то сволочь кровососущая просто-напросто решила меня уничтожить — не желаю.

«Пиявец» все же не вытерпел, инстинкты взяли свое, он кинулся на меня, а я в тот же самый миг решил использовать свой последний козырь, что у меня имелся, и швырнул ему в лицо горсть кладбищенской земли, той, что мне дал Костяной Царь при нашей последней встрече.

Ох, как он заорал! Кусочки земли, похоже, подействовали на него подобно кислоте, этот гад даже на секунду потерял ориентацию в пространстве, поднеся руки к лицу. И это шанс я использовал для того, чтобы подскочить поближе и вогнать свой ведьмачий нож ему в шею.

Отрезать «пиявцу» голову, как советовал умрун, у меня, понятное дело, не получится, но и умирать ровно баран на бойне, безропотно и бессловесно, я тоже не желал.

И вот тут полыхнула моя рука — ослепительно ярко, так, что я чуть не заорал в голос от эдакой неожиданности. Но — не заорал, нет. Не до того мне было.

Мы сшиблись с колдуном грудь в грудь посреди комнаты, я ощутил, как его когти вспороли одежду и кожу под ней, но мне было уже все равно. Я буквально вбил свой горящий алым пламенем кулак в его рот, царапая пальцы о клыки, и, чтобы этот гад не дергался, отбросив в сторону нож, второй рукой ухватил его за плечо и притянул к себе.

Пиявец сипел, хрипел, пытался что-то выкрикнуть, но мой кулак, извергающий огонь, не давал ему это сделать. Казалось, пламя льется ему прямо в глотку, и он словно пьет его, сгорая изнутри.

Противник ударил меня в правый бок — раз, и еще раз, острые как бритва когти погрузились в мою плоть, но я даже боли не почувствовал, настолько сильно мне хотелось убить эту тварь. Наверное, именно такое состояние и называют «боевым безумием». По крайней мере я сам себя вменяемым сейчас не назвал бы.

И глаза. Его глаза, желтые, как у кошки, с вертикальными зрачками, они сверлили меня ненавидящим взглядом до той поры, пока их не заполнила алая пелена.

— Морана, эта жертва тебе, — прохрипел я, подчиняясь внутреннему наитию. — Его душа — твоя.

Хотя — какая там душа? Не факт, что это существо и раньше-то можно было человеком назвать, а уж теперь…

Не знаю, произнесенные ли мной слова сработали, или просто кипение внутри колдуна дошло до критической точки, но сразу после этого мой враг дернулся, словно его прошиб электрический ток, что-то утробно промычал, а после меня отбросило от него в сторону, словно некий незримый воздушный кулак как следует дал мне в грудь.

«Пиявец» же постоял еще мгновение, и, исходя вонючим дымом, грянулся на пол с деревянным стуком.

А еще через секунду в комнате снова стало темно, только лунный свет лился через окна.

Нож. Где мой нож? Я попытался вспомнить, куда именно его отбросил в тот момент, когда мы сшиблись, но не смог. Разглядеть же чего-либо мне сейчас было затруднительно, после яркого огня глаза никак не могли приспособиться к темноте.

Полусогнувшись, пятная пол кровью, сочившейся из подранного бока, я подошел к «пиявцу», а после, преодолевая отвращение и, чего уж там скрывать, страх, склонился над ним.

Мертв. Точно мертв. Никакая колдовская жизнь не может удержаться в теле, у которого выжжены глаза и от которого так мерзко смердит горелой плотью.

Вот тут меня и накрыло. Если точнее — вырвало. И от запаха этого, и от пережитого безумия, и от осознания того, что только что я убил… Нет не человека, разумеется, но… Убил же?

Желудок скручивали спазмы, горло саднило, я уперся рукой в стену, чтобы не упасть. Мне было очень, очень хреново. Не морально — физически.

Хотя и морально тоже. Пес с ним, с «пиявцем», такую паскудину хоть десять раз прикончи — и все мало будет по делам его. Но — Николай, Женька, даже черт с ней, Стелла. Все мертвы. И что мне теперь делать? Ровнину звонить?

Даже если абстрагироваться от того, что мне жалко погибших, то все равно выходит очень неприятная история. Столько трупов в одном месте и везде мои следы. Черт, это пожизненное!

— Убил? — неимоверно удивленный голос Стеллы вырвал меня из плена невеселых мыслей. — Вот не ожидала! Ведьмак, ты полон сюрпризов.

Ведьма сидела на подоконнике и с изумлением смотрела на меня. Выглядела она не ахти, была все перепачкана в цементной пыли, с набухающим синяком на скуле и жутко растрепанная.

— Случаются на свете чудеса, — прохрипел я и сплюнул.

Одним покойником меньше. Уже хорошо.

— Первый раз, да? — подмигнула мне Стелла. — До сегодняшней ночи не убивал никогда? Правда это приятно?

Она спрыгнула с подоконника, подошла к телу колдуна и потыкала острым носочком сапожка в его голову. Изо рта мертвеца вылетел небольшой фонтанчик пепла.

И тут меня повторно вывернуло. То ли от этого зрелища, то ли еще от чего.

— Башка этого урода моя по праву, — деловито напомнила мне ведьма. — Таков договор!

— Да бери, — вытер я рукавом рот. — Не претендую на этот трофей.

— Попробовал бы только, — сморщила носик Стелла. — Фу, как он воняет.

Она склонилась над мертвым колдуном, двумя очень умелыми движениями отделила его голову от туловища, а после ловко засунула ее в черный мешок с длинными завязками, который извлекла из напоясной сумки.

— Вот и ладушки, — Стелла перекинула завязки мешка через левое плечо. — Вот и славно. Ой, смотри-ка, а этот красавец жив, оказывается.

И верно — ноги Нифонтова дернулись, словно в конвульсии.

Уф, от сердца отлегло. Я по-прежнему не мог себе представить, как скажу Олегу Георгиевичу о смерти Николая и Женьки.

Да, Женька. Как я мог о ней забыть? Надо же к ней бежать срочно! Правда бок саднит все сильнее…

— Как интересно, — Стелла склонила голову к плечу и сделала несколько мелких шажков, смещаясь к оперативнику. — Живуч до чего. Такой удар даже меня мог бы на тот свет отправить.

Она умело крутанула в руке нож, и лунный свет отразился от его лезвия.

А еще в этом свете я отлично разглядел выражение ее лица. Мне даже спрашивать ничего не надо было, все было ясно без слов.

— Отошла от него. — Я наконец подобрал свой нож с пола. — Пока прошу по-хорошему.

— Ведьмак, только не говори, что он твой друг. — Лезвие показало на Николая. — Не могут волк и теленок дружить, это сказки для детей младшего школьного возраста. Они — это они. Мы — это мы. И если надо будет для дела, они перебьют нас не задумываясь.

— Возможно, — признал я. — Не от тебя первой это слышу. Но здесь и сейчас ты его не тронешь.

— Очень многие из тех, что живут под Луной, когда узнают о данном разговоре, останутся недовольны подобным решением, — вкрадчиво произнесла Стелла. — А они узнают, смею заверить.

— Лишняя болтовня никогда никого до хорошего не доводила, — приложил я руку к боку. — Так что давай уже что-то делать. У тебя на выбор три варианта. Первый — ты продолжаешь упорствовать, и все кончается безобразной сценой, в которой ты захлебываешься своей кровью из перерезанного горла. Второй — ты поддерживаешь свой имидж деловой и, самое главное, разумной женщины, и мы расстаемся полюбовно.

— А третий? — светло улыбнулась ведьма.

— Можем переспать прямо здесь и сейчас, — предложил я. — Есть в этом нечто нездоровое, но зато какие воспоминания об этой ночи останутся!

— Прозвучит забавно, но третье предложение весьма любопытно, — призадумалась ведьма. — Знаешь, а я…

— Как Мезенцева? — глухо спросил Нифонтов, не открывая глаз. — Жива?

— Жива, — послышался Женькин голос из коридора. — Смолин, ты гребаный извращенец!

— Не получится, — как мне показалось, искренне опечалилась Стелла. — Но ничего, какие наши годы! До встречи, ведьмак.

Ведьма подбежала к окну, и выпрыгнула в него «рыбкой». Какой-то «ангел Чарли» просто!

— Она забрала его голову? — Нифонтов наконец посмотрел на меня.

— А то. — Я рукавом вытер кровь, стекающую у него по лицу из уголка рта. — Отчекрыжила сразу же после того, как я этого злодея грохнул.

— Плохо, — поморщился оперативник. — Не хотел я ее таким подарком баловать.

— А договор? — уточнил я.

Ответа я не получил, из чего сделал вывод, что эти двое — Стелла и Нифонтов — друг друга стоят. Это не мне надо с ней спать, а ему. Ух, какие хитроумные детишки могли бы пойти от союза этих двоих!

Женька выглядела не лучше, чем мы с Николаем, она тоже была изгваздана в пыли, куртка ее обзавелась несколькими прорехами, а на лице имелись изрядных размеров кровоподтеки.

Но самое главное — мы остались живы. И, слава богу, Николай отделался только ушибами. Я, грешным делом, поначалу боялся, что он позвоночник повредил.

— Знал, что ты справишься. — Нифонтов, охнув, уселся поудобнее. — Ох, как все болит!

— Еще бы, — поддакнул я, прикладывая платок к боку, который не переставал кровоточить. — Вон даже Стелла признала, что таким ударом о стену кого хочешь убить можно!

— Ведьма есть ведьма, — буркнула Мезенцева, подходя к телу «пиявца». — Ее приятельницу на лестнице препарировали, а она даже не потрудилась тело забрать, придется нам самим его утилизировать.

— Позвони, скажи, чтобы приехали и прибрались, — попросил ее Николай. — Тела забрали, кровь затерли. Сюда, понятно, никто не заглядывает, но мало ли?

Кстати — кровь. Надо хоть маленько ее затоптать. А ну как Стелла вернется? Не думаю, что она рискнет ее использовать против меня, но осторожность не помешает.

— Фу, ну и вонь! — Женька достала из кармана телефон. — Смолин, ты чего, его зажарил?

— Что-то в этом роде, — уклончиво ответил я, выглядывая темные пятна на полу. — Слушайте, поехали ко мне, а? Ну или просто до дома меня подбросьте. Я с собой ни одного зелья не взял, дятел такой, а кровь вон не останавливается!

— Я против, — взвилась Женька. — Коль, давай ему такси вызовем. Ну он же весь салон перепачкает! Машина новая ведь совсем!

Нам с Николаем только и оставалось, что промолчать. А что тут скажешь?

Знаете, что еще обидно? Я настолько был уверен в том, что впятером мы этого паршивца легко уделаем, что планировал этой ночью наведаться на кладбище, за обещанным «зверобоем». Теперь все, теперь какая поездка? Если тамошние обитатели учуют кровь, то мало мне не покажется. И кто знает, как к этому отнесется Хозяин Кладбища? От него всего чего хочешь ожидать можно.

Так что облом. И завтра я туда не попаду, только ночь с воскресенья на понедельник и останется. А потом еще в клинику Вагнеров ехать…

Да, надо бы Николаю про эту сделку рассказать. Но, наверное, не сегодня. Просто сейчас не лучший момент для беседы о делах.

Хотя кое с кем как раз самое время пообщаться как раз на подобную тематику. А чего тянуть? Потом ведь забуду.

И как только мы, охая, загрузились в минивэн, я первым делом достал смартфон.

— Ольга Михайловна, я выполнил свою часть договора, — без каких-либо прелюдий сообщил я новость Ряжской, как только та ответила на мой звонок. — Тот, кто устроил вашему мужу веселую жизнь, больше его не побеспокоит. Что до заказчика — с ним разбирайтесь сами. Вы господина Соломина знаете лучше, чем я.

— Так и думала! — прошипела женщина. — Все-таки он. А исполнитель, значит…

— Он более не опасен, — повторил я. — И помните о том, что вы мне обещали.

— Само собой, — быстро протараторила Ряжская. — Но в понедельник нам обязательно надо будет пообщаться!

— Не надо, — возразил ей я. — Не о чем. Да и другие дела у меня в понедельник. Всего доброго.

Если не возьмется за ум, придется ее поучить. Например, испытать на ней действие «зверобоя» с могилы отцеубийцы. А почему нет? Заодно посмотрю, как он работает. Ну не на себе же испытывать, правда?

А все почему? Потому что слово держать надо, таков Покон. И мне пофигу, что Ряжская к миру Ночи отношения не имеет, это ее проблемы.

— Приехали. — Мезенцева остановилась у моего подъезда. — Ох, башка кружится!

— Это хорошо еще, что ты только ей о стену приложилась, — тяжело дыша, произнес Нифонтов. — Голова не задница, завяжи да лежи.

Сам он выглядел не ахти, и при каждом вздохе в груди у него что-то булькало.

— Пошли ко мне, — велел я оперативникам. — Лечиться станем.

— Да ладно, — было отказался Николай. — Мы сейчас в больничку заскочим, нас там посмотрят. Если до сих пор живы, уже не умрем. Да и Женьке надо бы рентген сделать.

— Пошли, говорю. — Я открыл дверь. — Рентген не убежит.

Родька, увидев то, в каком виде мы заявились в дом, против моих ожиданий, и не подумал охать и причитать. Он даже ворчать по поводу того, что Мезенцева снова появилась на пороге квартиры, не стал. Зато включил чайник, притащил сумку со снадобьями и молча встал рядом со мной, ожидая указаний.

Первым делом я достал несколько эликсиров, которые вручил оперативникам. Не знаю, какие уж у них там повреждения внутри, я не медик, но в одном я уверен — от этого зелья хуже не станет. Добротная штука, оздоравливающая. Времени на варку уходит много, но зато и работает она как часы. Что-то по-настоящему неприятное и серьезное этот эликсир не вылечит, но хвори умеренные, вроде сотрясения мозга или, к примеру, геморроя — запросто. Ну или ослабит их вредное воздействие на организм. А еще это первое средство против воспалительных процессов, что лично для меня сейчас приоритетно. Хрен его знает, что на когтях у «пиявца» имелось? Вон бок как тянет. Может, он мне туда заразу занес, причем такую, что ни одно ведьмачье здоровье против нее не сдюжит.

— Да пейте уже, — велел я гостям, которые хоть и вынули из пузырьков пробки, употреблять их содержимое не спешили. — Накой мне вас травить?

И показал им пример, влив в себя порцию зелья.

— Работает, — минут через пять сообщил Нифонтов, прислушавшись к себе. — Вдыхать-выдыхать могу, и в груди ничего при этом не свистит. Хорошая штука. Недаром Виктория о тебе так хорошо отзывается как о зельеварце.

— Правда? — мне отчего-то стало приятно услышать такие слова. — Ай, аккуратней!

— Извини, хозяин, — засопел виновато Родька, обтиравший мне бок куском бинта, смоченным в перекиси водорода. — Я не нарочно!

— Но вообще прокололись мы, — сообщил вдруг нам Николай. — Это ведь не обычный колдун-любитель был. Саш, ты рожу его видел? Он переродился. Обычные со временем, когда их чужая кровь иссушит, больше скелет напоминают, и так от пуль уворачиваться не смогут. И сердца людские не жрут. Кровь — да, пьют, но плоть… Короче — тут что-то другое, не просто заемная сила, которую дали обычному дурачку в обмен на душу.

— А что тогда? — в один голос спросили мы с Женькой.

— Есть у меня предположение. — Николай глянул на мой бок, а после залез в карман, достал телефон и сделал пару фото. — Но сначала я хочу все обсудить с Ровниным. Без обид. Да, Саш, где у тебя визитка этой красотки-ведьмы? Хочу я с ней парой слов перекинуться, объяснить кое-что.

«Кое-чем» оказалось недвусмысленное предупреждение о том, что если вдруг полученная ей голова колдуна всплывет где-то на черном рынке или, не дай бог, на месте преступления, то кое-кому мало не покажется. Не знаю, что ему отвечала Стелла, но по лицу оперативника было понятно, что своей цели он достиг.

Часа через два, когда небо уже начало светлеть, эти двое покинули мой дом, прихватив еще по пузырьку эликсира.

Женька отправилась вниз, Николай же на минуту задержался около меня.

— Ведьма хотела меня прирезать? — коротко спросил он. — Ведь так?

— Так, — не стал скрывать я.

— И почему ты ей решил помешать? — осведомился оперативник. — Вреда тебе от меня больше, чем пользы. Нет меня — нет проблем. И руки чистые, на пару с совестью.

— Кабы я сам знал, — устало произнес я. — Видимо, я просто вселенски глуп.

— Ну-ну.

Нифонтов слегка стукнул меня кулаком в плечо, а после нажал кнопку вызова лифта. И все, больше ни слова, ни жеста.

Да и шут с ним. Сделал — и сделал, чего теперь думать про то, что не изменишь?

Я проспал почти весь день и проснулся от тягучей трели дверного звонка. Ну и еще от того, что меня Родька теребил.

— Хозяин, — верещал он. — Хозя-я-яин! Просыпайся! Это за тобой приехали, я уже сбегал, поглядел!

— За мной? — с трудом оторвал голову от подушки. — Кто? Полиция или ФСБ?

— Браты! — вытаращил глаза слуга. — Те, что к нам в Лозовку приезжали! Надо открыть, не дело своих на пороге держать! Не по Покону это!

Куда ни плюнь — все не по нему. А сколько вообще времени?

— Ты чего, дрыхнешь? — возмутился Слава Два, как только я открыл дверь. — Друже, дело к вечеру. И что у тебя с телефоном? Звоним, звоним — все впустую.

— Даже начали думать, что ты того… — Слава Раз отвел глаза в сторону. — Ну… Короче, что не получилось у тебя поручение старшаков выполнить. В драке ведь побеждает кто-то один, и не всегда тот, на кого ставишь.

— Спасибо, друзья, — подтянул я трусы и почесал бок, на котором от ран, оставленных когтями «пиявца», почти следа не осталось. — За веру в меня и все остальное. Пошли на кухню, кофе выпьем.

— Ехать надо, — покачал головой Слава Два. — Собирайся. По дороге заскочим в какую-нибудь кофейню, из тех, что на «вынос» работают. Их сейчас как грязи развелось.

Еще один сюрприз ждал меня в машине. И звали его Олег.

Я как-то уже привык к тому, что он всегда весел и уверен в себе, потому меня неприятно царапнуло его смущение, и даже некоторая виноватость.

Причина их была понятна, но чего после драки кулаками махать? Как вышло, так и вышло. Тем более что если докапываться до первопричины, то ей все равно являюсь я. Жанну к Соломину ведь не Олег направил, верно?

Нет, он тоже, разумеется, хорош, но вот только — кто из нас идеален?

— Старик, я не думал, что выйдет именно так, — пробубнил Олег. — Кто ж знал, что этот урод ведьм резать станет?

— Все нормально. — Я плюхнулся на сиденье рядом с ним. — Был урод, и сплыл. Не парься.

— А Соломина я достану, — заверил меня Муромцев. — Пусть он только в Россию вернется, тут ему и каюк. Я его в чашке с чаем утоплю.

— Лучше не надо, — попросил его я. — Неровен час, еще в какую историю влипнем. Ты его вообще не трогай, хорошо? Поверь, об этом товарище есть кому позаботиться.

— Слил его, — понимающе ухмыльнулся Олег. — Тогда да, я устраняюсь. У меня фантазия не такая мощная, как у этой публики. По части злопамятности и мстительности любому из нас до «коммерцев» далеко!

Славы, сидящие впереди, дружно засмеялись.

Ехали мы долго, несмотря даже на то, что «пробок» на загородном шоссе не было. В какой-то момент мы свернули с трассы на проселок, проехали мимо нескольких дачных поселков, через поле, и в конце концов оказались на совсем уж узкой лесной дороге, петлявшей, как следы зайца.

— Почти приехали, — обнадежил меня Олег. — Скоро тарантайку бросим и пешком пойдем.

— Пешком? — уточнил я.

— Есть еще на планете такие места, куда на транспорте не доберешься, — пояснил Слава Два. — И они находятся не только в джунглях Амазонки.

Олег не соврал — минут через десять мы оказались на небольшой полянке, где уже стояли десятка два машин. Странная, признаться, картина — вокруг лес, темнота, елки, палки, — и вот такая импровизированная парковка. Попади сюда случайный человек — он очень, очень удивится. И наверняка заподозрит что-то нехорошее.

Вот только сдается мне, что именно сюда случайного человека не занесет. Не найдет он в это место дороги.

— Уффф! — Олег выбрался из машины и с удовольствием потянулся. — После Карелии московский воздух как отрава! А тут — хорошо, дышится легко!

— Ты, главное, от нас в сторону не уходи, — попросил его Слава Два. — А то опять тебя придется искать, как в прошлый раз.

— Не любят его Лесные Хозяева, — пояснил мне его напарник. — Стоит ему в лесу чуть замешкаться — и все, пропала головушка.

— Он в курсе, я рассказывал. — Олег достал из кармана сигареты. — Вот ведь, зажигалку никак забыл?

Слава Два открыл багажник и скомандовал:

— Так, мелкота, выбираемся наружу. И не разбегаться.

Это он слугам. Они, как и предсказывал Родька, тоже в обязательном порядке ехали на круг, но, разумеется, не с нами, не в салоне. Им достался багажник.

Забавно было смотреть на то, как сразу четыре мохнатых шарика, в темноте почти неотличимые друг от друга, попрыгали на землю и зашныряли между нами, о чем-то переговариваясь.

— Хорошая ночь, — втянул воздух Слава Раз. — Небо чистое, и не холодно. Самое то. Ладно, пошли уже. Как бы не опоздать!

Мы не опоздали, даже несмотря на то, что по дороге чуть не потеряли Олега, который сам не понял, как вдруг оказался за кустами, находящимися в стороне от тропинки, по которой мы шли. И ведь даже шага в сторону он не делал, я сам видел. Мало видел — мне показалось, что так и должно быть. Отвел глаза Лесной Хозяин, надо полагать. Если бы слуга Олега не заверещал, то все, пиши пропало.

Мы шли и шли, пока лес вдруг не кончился и передо мной не открылась широкая поляна с одиноким деревом, стоящим в ее центре.

Одиноким — но каким!

Это был дуб. Дуб — гигант, дуб исполин. Ему, наверное, тысяча лет стукнула, а может, и больше. Он был нереально высок, толст и раскидист, я таких монстров даже в Кусково не видал, где мы со Светкой в конфетно-букетный период гулять любили, а уж там дубы серьезные, многовековые.

Я, часом, не на Лукоморье приехал? Может, в комплекте к этому дубу русалка, кот и все остальное прилагается?

Близ дерева горел костер, и высокие языки пламени освещали лица людей, сидящих вокруг него. Не скажу, что народу было мало, десятка три — точно. Но если говорить о сборе в масштабах страны — совсем немного. Я думал, что нас больше.

— Опять половина наших не прибыла, — негромко сказал Слава Два своему другу, как видно, его посетили те же мысли, что и меня. — Так скоро вообще одни местные собираться станут.

— Времена меняются, — ответил Слава Раз и с ехидцей спросил у Олега: — Что, сразу будем старшакам правду-матку резать, или как?

— Ну так сразу нельзя, — почесал в затылке Муромцев. — Ты чего!

Славы дружно засмеялись и пошли вперед, по низенькой траве поляны. Я последовал за ними.

Ближе всех к дубу, прямо на его могучих корнях, разместилось шесть стариков. Нет-нет, не хрестоматийных старцев с окладистыми бородами, мудрыми очами и с посохами в руках. Обычные старики, каких без счета. Кто в джинсовой куртке, кто в свитере, а один даже в бейсболке с логотипом «Black Star». Но одежда — это ничто. Мощь и силу, исходящую от них, я ощутил сразу.

— Отцы, вот тот ведьмак, о котором мы вам рассказывали, — подведя меня к ним, с поклоном произнес Слава Два и, ткнув меня в спину, прошептал на ухо: — Не молчи.

— Меня зовут Александр Смолин, — не зная, что именно от меня хотят услышать, произнес я. — Ведьмачу недавно, года нет. Призвание мое — Ходящий близ Смерти. Вроде все.

Среди сидящих вокруг костра мужчин пробежал шепоток, как видно, не все еще знали о том, чем я занимаюсь. Да и откуда?

— Редкий дар, редкий. — хрустнул пальцами один из патриархов. — Давно Ходящих середь нас не появлялось.

— Это тебе, стало быть, Захар свою силу передал? — уточнил другой, быстроглазый и невысокий. — Славный был ведьмак, крепкий и надежный.

— Да я его и не знал совсем. Все так быстро случилось… В смысле — он почти сразу умер, ничего мне не объяснив.

— Обычное дело, — успокаивающе произнес старик в бейсболке. — Здесь половина таких, как ты, кабы не больше. Мало кто в наше время учеников берет, больно с ними маеты много.

— Урок, что мы тебе дали, выполнил? — сурово осведомился кряжистый старик, сидящий в самом центре, как видно — главный. — Изничтожил злодея, что людей да ведьм жизни лишал?

— Изничтожил «пиявца», — подтвердил я. — Вчера ночью. Здоровый был, гад, бок мне подрал!

— «Пиявец», — пророкотал главный. — Давно эту погань так никто не называет, все больше «колдунами». Хотя какие они колдуны, «пиявцы» и есть.

Упс! Прокольчик. Лишнее сболтнул.

— Братие, кто скажет слово свое за этого юношу? — встав, зычно спросил главный. — Есть такие?

— Я, — поднял руку Олег, уже устроившийся у костра. — Хороший ведьмак в мир пришел. Настоящий!

Старики переглянулись, как видно рекомендация Муромцева не сильно много для них значила.

— И мы в его пользу свидетельствуем, — отозвались оба Славы в унисон.

— Я тоже, — неожиданно поддержал мою кандидатуру совершенно незнакомый чернявый парень. — Он трудолюбив, что для нас первое дело. Хотя и боится змей, а это неправильно.

А, так вот кто это такой. Тот самый Дэн, что с Гоа недавно вернулся и о котором я столько слышал.

— Иди к костру, Александр Смолин, — пророкотал старик. — До той поры, пока ты чтишь законы круга и верен своим братьям, для тебя всегда найдется место у общего огня.

И только? А клятва на крови, пафосные речи на полчаса, выжигание специального ведьмачьего знака на груди, и тому подобная экзотика? Где это все?

И где Родька? Разве он не должен стоять рядом со мной?

Впрочем, ответ на последний вопрос я получил почти немедленно. Сев у огня, я повертел головой, и заметил небольшой костерок неподалеку от дуба, где суетливо метались маленькие черные тени. Они то ли плясали, то ли делили еду, то ли просто играли в чехарду. Так сказать — у нас своя пьянка, у них — своя.

— Добро пожаловать в семью! — хохотнул Олег, ткнув меня кулаком в тот самый бок, что накануне подрал «пиявец». — Теперь ты один из нас.

После мне сунули в руку кружку с пивом и кусок жареного мяса, положенный на ломоть хлеба, хлопнули несколько раз по плечу и сказали:

— Ты свой среди своих, расслабься.

И знаете что? Я расслабился, потому что на самом деле ощутил, что вокруг меня сидят те, с кем меня свела судьба, возможно, на всю оставшуюся жизнь. Я не буду их видеть так же часто как Маринку или Нифонтова, но если придет беда, то именно они встанут за моей спиной, не спрашивая себя, зачем им это нужно, и не ожидая никакой награды.

С чего я так был в этом уверен? Не знаю. Просто — чувствую.

А еще мне стало весело. Вокруг костра то и дело звучал смех, кто-то с кем-то спорил, пиво из деревянных бочонков с краниками лилось рекой, а Слава Раз с Димоном то и дело интересовались у Олега, когда тот начнет революцию устраивать, ту самую, о необходимости которой он который год им талдычит.

— Ну не сейчас же? — потупясь, бубнил тот. — Как-то не к месту это. Не тот момент!

— Выпьем, брат-ведьмак, — протянул ко мне кружку черноволосый Дэн. — Рад с тобой познакомиться. Моя девочка хвалила тебя, говорила, что ты хоть ее и испугался, но пробовать убить не стал.

«Девочка» — это, надо полагать, та длиннющая гадюка, которая перепугала нас с Родькой.

— Она не нападала, — стукнул краем своей кружки о его я. — Зачем же убивать?

— Мы подружимся, — заверил меня Дэн. — Я хожу почти теми же тропами, что и ты. Целитель всегда ближе к Смерти, чем кто-то другой. Правда, твоя дорога уходит куда дальше в серые края Нави, чем моя.

— Буду рад, — коротко ответил я. — Да и целительство мне интересно как таковое. Даже получается кое-какие зелья довести до ума.

— Прости за банальность, но Смерть и Жизнь — две стороны одной монеты, — объяснил мне Дэн. — Потому тебя и тянет в эту сторону. Ты берешь одной рукой и даешь другой. Ладно, потом договорим, время у нас на это будет.

Над поляной повисла тишина, которую нарушало только потрескивание костра да ширканье ножей о ножны, все ведьмаки зачем-то доставали их и клали себе на колени. Смысл данного действа мне был неясен, но от коллектива отрываться резона не было, так что и я последовал их примеру.

— Братья! — гулко раскатился над поляной голос главного ведьмака, имя которого мне так никто и не назвал. — Мы снова здесь, и мы еще живы! Хвала!

— Хвала! — дружно рявкнули три десятка глоток.

— Пращурам нашим славным — хвала!

— Хвала!

— Трибогу великому — слава!

— Слава!

— Тому, кто был первым из первых — память вечная!

— Память вечная!

Луна — огромная, бело-желтая, стояла прямо над дубом, и ее лучи, пробиваясь через юную листву, окутывали старого ведьмака призрачным плащом.

— Час полнолуния, братья! — рыкнул старик. — Время пить и веселиться! Пусть те, кто навеки ушел от нас, знают, что мы помним их! Чашу!

Назвать то, что секундой позже оказалось в руках ведьмака, чашей, я бы не рискнул. Этой посудине, в которую входило, скорее всего, не менее ведра, данное название никак не подходило. А еще — какая богатая штука! Похоже, что золотая, камнями отделана, и по бокам две ручки, чтобы, значит, не уронить.

Что интересно — когда и как в нее что-то налили, я не заметил. Но при этом главный ведьмак немедленно и лихо из чаши отхлебнул, а после передал ее своему соседу.

Минут через пять чаша дошла до меня, взявшись за ручки, я ощутил ее тяжесть, а после приник к краю, сделав пару глотков.

Это было вино, причем такое, какого я никогда до того не пробовал. Терпкое, с ягодным ароматом, с привкусом каких-то трав, да еще… Нет, нет, не смогу я толком описать то, что сейчас обжигающей волной неслось по моей глотке. Там смешалось все — ароматы весны и первых гроз, сладость девичьих губ, которых ты впервые коснулся короткой летней ночью, безграничность раннеосеннего синего неба, сладость первой победы… По ходу, я только что отпил пару глотков полной жизни.

А луна светила все ярче и ярче, она заливала поляну своим светом, и в какой-то миг я понял, что исчезли в никуда обычные мужички, что сидели вокруг костра. Луна сняла с них джинсовки, куртки, бейсболки, всю привычную для нашего времени одежду.

Теперь рядом со мной сидели воины, молодые и старые, призрачный свет отражался от их кольчуг и шлемов, путался в складках алых плащей, бликовал на клинках мечей, в которые превратились ножи.

Да я и сам ощутил тяжесть металла, навалившегося на мои плечи. И в этом не было ничего удивительного, ведь я теперь тоже стал одним из них. Одним из верных дружинников того, кто когда-то давно ушел от нас туда, откуда нет возврата.

Того, кто дал нам жизнь и дело, которому мы служим. Пусть я пока не понял до конца, что это за дело, но у меня ведь есть время, правда? Так что — разберусь.

Но это все потом. А сейчас у меня есть все, что нужно ведьмаку для полного счастья — ночь, огонь, стреляющий искрами вверх, отменное вино и верные друзья рядом. И раз в год наступающий Час Полнолуния.

И пусть кольчуги и мечи — это только отблески былой славы, иллюзия, причуда лунного света и, возможно, воздействие галлюциногена, добавленного в вино.

Но мы все — живые и настоящие. Остальное — неважно.

Не знаю, как кому, а мне этого вполне достаточно для того, чтобы здесь и сейчас ощутить себя хоть немного, но счастливым.

Автор благодарит всех тех, кто помогал в работе над этой книгой — Нури Магомедова, Евгения Петрова, Василия Крысина, Вячеслава Кузьмина, Михаил Yakyta, Андрея Авдеева, Павла Nighmare Сергеева, Игоря Таратенко.

Отдельное спасибо Вадиму Лесняку, Дмитрию Нефедову и Дмитрию Овдею.

5. Темное время

Книги выдуманы автором.

Все совпадения с реальными лицами, местами, банками, телепроектами и любыми происходившими ранее или происходящими в настоящее время событиями не более чем случайность. Ну а если нечто подобное случится в ближайшем будущем, то автор данной книги тоже будет ни при чем.

Мир Ночи, загадочный и притягательный, все больше и больше затягивает в себя бывшего банковского служащего, а ныне полноправного ведьмака Александра Смолина. Да и выбора у него особо нет, вот ведь какая штука. Вражда с колдуном, ведущим свой род от самого Кощея, вошла в решающую фазу, теперь рассчитывать приходится только на себя. Ну и немного на тех, кто живет в Ночи.

Глава 1

— Скоро будем на месте, — задушевно, почти по-свойски сообщил мне Петр Францевич, поелозив задом по мягкой коже автомобильного сиденья. — Почти приехали.

— Ага, — стряхнув с себя дремоту, подавил зевок я, прикрыв ладонью рот. — Это хорошо.

Спать хотелось неимоверно, так, что хоть распорки в глаза вставляй, чтобы не слипались. Но оно и не странно: за последние два дня я толком ни разу не прикорнул и как раз сегодня собирался отоспаться от души. Вот только не удалось, поскольку Вагнер начал мне названивать ни свет ни заря. Ну да, я сам обещал позвонить и все такое, но в конце-то концов, некто Смолин ведь хозяин своему слову? Хозяин. Сам дал, сам и обратно взял. Может, звучит не слишком красиво, но я никогда и не являлся эталоном добросовестности. Сейчас, глядя правде в глаза, могу смело говорить о том, что правильно мне в банке повышение не давали, ибо я ленив и безынициативен. Тем более что речь идет не об отказе помочь страждущему Арвену в целом, а только о том, чтобы перенести визит с сегодняшнего дня на завтрашний. Мысль отказаться от данного обещания целиком, да еще вот так, в одностороннем порядке, мне и в голову прийти не могла. Покон не велит. И недавно обретенные принципы — тоже.

Вот только не получилось у меня отвертеться от выезда к страждущему приятелю Вагнера, увы и ах. Петр Францевич, поняв, что я, похоже, сегодня никуда ехать не собираюсь, с истинно немецким усердием пошел на приступ, приблизительно так же, как его далекие предки, наемные ландскнехты, на какой-нибудь европейский городишко во время Тридцатилетней войны. Дескать, совсем плох Руслан, дышит через раз и собирается отправиться в Страну Вечной Охоты. Причем это он мне сообщил не по телефону, который был отключен практически сразу, после его третьего звонка, а через квартирную дверь. И ведь вызнал, поганец такой, каков мой адрес проживания.

Квартиру поменять, что ли?

Мне, если начистоту, этого самого Руслана было не сильно жалко, поскольку я с ним совершенно не знаком, но маячившая впереди неплохая прибыль сделала свое дело. И я сейчас не только о деньгах говорю.

И вот результат — мы с Вагнером сидим в машине и с не очень большой скоростью перемещаемся по Рублево-Успенскому шоссе. Интересно, а тут вообще бывает так, чтобы пробки отсутствовали? Казалось бы — десять утра, кто в область в таком количестве ехать может? Ладно в Москву, это понятно. Но из нее-то?

С данной темы мои мысли сползли на события последних двух дней. Припомнив большой ведьмачий сбор под дубом, я даже заулыбался. А что? Там хорошо было, зря Олег о нем отзывался как о бесполезном времяпрепровождении. И вина там попили, и пару свиненков над углями зажарили, а под конец, когда заря вовсю тронула восток, а ночную темень сменили синие предрассветные сумерки, еще и сплясали. Причем танец этот, несомненно, носил ритуальный характер, смысл которого мне и сейчас до конца не ясен. То есть догадываться я догадываюсь, но наверняка не знаю.

Все ведьмаки, включая даже стариков, обнялись за плечи и начали медленно обходить почти погасший костер по кругу, полупропевая-полупроговаривая слова, от которых у меня почему-то по телу дрожь пошла:

Ведьмачий круг вокруг костра двигался все быстрее, потухшее было пламя вдруг снова взвилось вверх, причем став каким-то серебристым, почти белым, а после еще и приняло форму старинного русского меча. И изгибалось оно так, словно плясало с нами.

Не менее странным было то, что мне, до сегодняшнего дня такой песни сроду не слышавшему, были известны ее слова, и голос мой в общем хоре не терялся. Почему они всплывали в памяти так, словно я их знал всегда, — понятия не имею.

Огненный меч вспыхнул ярко, словно комета, тысячи искр белого пламени взлетели вверх, теряясь среди молодой листвы дуба, и в этот миг на землю упал первый солнечный луч.

Мы стояли около угасшего окончательно костра, обнявшись за плечи, и в этот момент я точно понял, что наконец-то, впервые за всю жизнь, окончательно стал своим среди своих. И это ощущение не исчезло даже тогда, когда мы все разошлись в разные стороны — кто в лес, к машинам, стоящим на потаенной полянке, кто в другую сторону, к реке, поблескивающей километрах в пяти от дуба.

Данный факт ничего не менял, для меня, по крайней мере. Просто я впервые в жизни понял смысл слова «братство». Не в его кинематографически истасканном смысле, а в подлинном, когда каждый готов встать за каждого, пусть даже и всего на одну ночь в году. По нашим стремным временам — уже немало.

И распрощались мы сердечно, с суровыми мужскими объятиями, похлопываниями друг друга по спине и заверениями в том, что «если чего — так я сразу».

Правда, дворничиха Фарида, которая как раз махала метелкой у моего подъезда, очень неодобрительно на это все смотрела, а когда Славы и примкнувший к ним Олег отъехали от дома, укоризненно мне сказала:

— Сашка, зачем с мужчина обнимаешься? Ну не получилось у тебя со Светка семья, и с Маринка — тоже. Бывает такое. Пальцем показал, сказал три раза: «Талак», — и новая женщина ищи. Когда мужчина с мужчина — неправильно это. Деток не будет. Нет деток — зачем жил на Земле? Что после себя оставил?

— Добрую память, — подумав, ответил я. — Но ты, Фарида, не беспокойся. Это просто мои друзья. Я с верного пути не сверну, уж поверь.

— Генка из второго подъезда тоже сначала просто дружил, — сверля меня взглядом контрразведчика, проговорила дворничиха. — Потом начал в такой салон ходить, в который мужчина делать нечего. А потом с другом-мужчина на море уехал. Все знают зачем. Бэш!

— Какой салон? — озадачился я.

— Где женщина ногти красят, — подбоченилась Фарида. — Но то мы, нам Аллах сказал красивыми быть. А мужчина там что делать?

Аргумент был убийственный. Но меня просто так за горло не возьмешь.

— Это не про меня, — заявил я, показывая разошедшейся женщине свои пальцы рук. — Вот, смотри, сам себе ногти грызу. Без посторонней помощи. А красить их и в голову не приходило.

— И все равно — женщина тебе надо, — подытожила Фарида. — Нельзя мужчина без женщина. Мужчина без женщина своя голова не хозяин.

— Это да, — признал я. — Ладно, спать пойду.

Хорошие все же люди вокруг меня живут. Вон, переживают.

Приятно.

Вот только поспать мне не удалось. Спасибо Родьке, который сам, между прочим, очень неплохо выдрыхся в моем рюкзаке, куда я его определил еще там, у дуба.

Развеселая компания слуг провела ночь не хуже, чем мы, а то и получше. Их гвалт, писк и даже ругань иногда звучали так громко, что даже нас, ведьмаков, перебивали. В результате на рассвете Родион предстал передо мной весь взлохмаченный, со стеклянным взглядом и еле стоящий на задних лапах. Да еще и с каким-то туго набитым мешком за спиной.

Разбираться что к чему я не стал, слушать его бессвязный лепет — тоже, просто запихнул в рюкзак, не обращая внимания на смешки Славы Раз и Славы Два, сопровождаемые комментариями типа: «Какой постыдный либерализм», — и потащил домой.

Что любопытно — и в рюкзаке он не расстался с грязным и мокрым холщовым мешком, сжимая его в лапках даже тогда, когда я вытряхнул его на кресло.

— Хозяин, — сонно пробормотал он, не открывая глаз. — Эта… Я щас!

— Да оно ясно, — хмыкнул я. — Спи уж. Только дай мне эту грязь, я ее к двери поставлю.

Какой там! Так я и не выдрал у него из рук поклажу. В результате, поборовшись пару минут с упрямым слугой, плюнул на это все и пошел в душ.

Тоже мне, добытчик! «Я росу соберу, я там по опушкам пробегусь». Собрал!

И зря на него наговаривал, между прочим. В мешке, как выяснилось, все это и лежало. Я-то думал, он в него набил остатки ночного пиршества у костра, по своей природной запасливости, но оказалось нет. Он в самом деле остаток ночи провел на лугу и в лесу, добывая все, до чего дотянулись его мохнатые лапы.

Вот только это все перемешалось до такой степени, что я провел кучу времени, занимаясь практически ювелирной работой, а именно отделяя стебельки друг от друга. А по-другому никак. Травы, особенно те, что обладают тайной силой, долго не живут. Шесть — восемь часов после сбора — и все, они уже просто сено, которым можно кормить коров. Причем шесть — восемь — в самом лучшем случае. Есть такие травы, что сразу надо в работу определять, читать над ними заговор, чтобы сила не ушла, а то вовсе тереть в мелкую кашицу да смешивать с другим ингредиентом. А тут еще и Трибогов день, когда к природным свойствам добавляется искра силы ушедших богов…

Короче, пришлось спасать добытое слугой богатство, среди которого, к его чести, были очень и очень весомые по своей полезности находки. Причем мохнатый прохиндей про это знал и потому не уставал себя нахваливать.

— Вот, хозяин, — распинался он, сидя на табурете и дуя чай, в котором сахара было больше, чем воды. — Пока остальные веселились, я как пчелка над лугом летал. Побежал в лес, побежал к реке. Где ты еще такого слугу найдешь, чтобы и трудолюбив был, и покладист, и верен…

— И болтлив не в меру, — в тон ему продолжил я, разглядывая пучок ревенки.

— Да, — самодовольно подтвердил Родька, но тут же сообразил что к чему и возмущенно пискнул: — Нет! Это уже не про меня.

— Про тебя, про тебя, — заверил его я и показал очередную травинку слуге. — Она плакала, когда брал?

— Как дите, — подтвердил тот. — В голос. И рвал ту, что подлиннее, чтобы плести удобнее было.

Вот до чего интересная трава ревенка. Если из нее сплести тонкий венок, надеть его на шею в день, на который выпадает середина второй русальной недели, и проносить до самого заката, то ты никогда не утонешь в реке. Почему именно в реке, а не в озере или пруду, не знаю. Но факт есть факт, про это в моей книге написано, а значит, так оно и есть на самом деле. Так что сплету и буду носить, я даже напоминалку в телефонный органайзер себе поставил. Помощь русалок — это здорово, но лучше перестраховаться. Мне прошлого раза в Москве-реке вполне хватило для осознания того, что тонуть крайненеприятно.

Да, еще важным условием является то, что венок этот после заката надо отправить в плавание по лунной дорожке, прочерченной ночным светилом на речной глади. Без этого никак. И вот тогда «…не примет тебя текучая вода, всяко к берегу прибьет».

Хотя, может, я не так что понял? Может, она меня уже утопшего к берегу прибьет, для того, чтобы тело в земле схоронили? Но все одно надо будет попробовать. Дело несложное, тем более что и трава есть, и река есть. Я как раз в Лозовке на второй русальной неделе буду.

А ревенкой эту траву называют потому, что, когда ее рвешь, она издает звук, более всего похожий на плач. И чем он громче, тем обильнее напиталась трава земной силой.

— Трава — что, — самодовольно заявил Родька. — Росу-то, хозяин, росу видел?

— Видел, — подтвердил я. — Молодец!

Вот тут душой не покривил. Правда молодец. Когда только успел половину пузырька наполнить? И роса-то какая! Алмаз! Бриллиант! До чего хорош да перламутров цветом был майский сбор, который я в лесу дяди Ермолая брал, но это — что-то с чем-то!

Даже здесь, на кухне, сквозь темное стекло пузырька был виден легкий свет, что источала влага Трибогова утра. Как маленькая лампочка сияла. Сильная штука, ох сильная. Ей-ей, пока даже думать о том, чтобы ее в дело пускать, не хочу.

— Никак голубец? — удивленно произнес я, рассматривая очередное растение. — Его-то ты где достал? Он же на болоте произрастает.

— Где взял — там боле нет, — весомо ответил слуга, поднабравшийся от обчества разных выражений. — Знаем места.

Тоже забавная штука, хоть почти и бесполезная для использования в наше технологичное время. Голубец — это не блюдо. Это охотничья травка. Если из нее сплести оберег, разумеется, нужным образом и с правильными словами, то того, кто его при себе иметь будет, в лесу ни один зверь дикий не тронет. При условии, что этот человек, всякий раз выходя из дома на охоту, будет произносить:

Раньше, должно быть, очень полезная была штука, но сегодня, при почти тотальном отсутствии крупной и опасной дичи и невероятном прогрессе охотничьего арсенала, смысла в ней особого нет. С рогатиной на медведя и луком на лося давно никто не ходит, да и осталось их в живой природе не так и много. Оптические прицелы и вертолеты сделали свое дело без всяких оберегов.

Да что там. У нас на втором этаже мальчишка живет, ему лет десять сейчас или около того, так он корову только по телевизору в рекламе видел. И еще — на обложке мороженого «Буренка из Кореновки». Вот так-то. Какие уж тут медведи и лоси…

Но выкидывать я эту травку конечно же не стал, пусть будет. Жизнь исключительно разнообразна. Это в Центральной полосе в лесу из живности только короеды водятся, но на ней Россия не заканчивается. А ну как меня в сибирскую тайгу судьба занесет? Там зверя пока хватает.

Короче, потратил я на эти травяные дела полдня и только было собрался лечь поспать, как Родька начал нудеть, что у нас холодильник пустой. Нет, без малейшего прессинга по отношению ко мне, он о подобном даже помыслить не может, но все эти его причитания о том, что вот-вот голодная смерть схватит нас своей костлявой лапой за горло и что он, когда особая нужда наступит, отдаст любимому хозяину последнюю корочку хлеба, дабы тот дальше жил, радуясь солнышку и белому светушку… Короче, такой нудеж любого идиотом сделает. Проще до магазина пробежаться, чем все это выслушивать.

И, само собой, на этом приключения не закончились, потому что в тот момент, когда я с полными сумками входил домой, из лифта вышла Маринка.

Вот вопрос — зачем она на моем этаже из него вылезла, если живет выше? Чего сразу на свой не поехать? Нет, ладно бы она ко мне собиралась зайти, но к чему тогда радостный возглас:

— О, Смолин! А ты дома?

Если ты думала, что меня нет, то зачем… И так далее.

И все, труба. Она четыре часа сидела на кухне, уничтожила треть приобретенных продуктов и безостановочно болтала. Я, если честно, даже начал подумывать о том, чтобы пустить в ход кое-какие зелья из числа тех, которые людям особо не вредят, но на время их нейтрализуют.

Нет, я люблю свою соседку. Не как женщину, разумеется, — у нас с ней отношения другого порядка, я ее как друга люблю. У меня, признаюсь, таковых вообще практически нет, потому тех, что имеются, я берегу. Потому и не шуганул ее из своей квартиры, перед этим цыкнув зубом и топнув ногой.

Вот только ответьте мне, почему я должен на протяжении доброго получаса выслушивать историю про какого-то молодого сотрудника редакции по прозвищу Мамонтенок? Разумеется, мне бы тоже был не по душе гражданин, который отчего-то считает, что разбирается во всем лучше других, и изрекает свои суждения так, будто те являются истиной в последней инстанции, при этом является редкостным болтуном и невероятным невеждой во всех областях человеческого знания. Но мне-то с ним не работать и детей не крестить, потому я не понимаю, на кой мне эта информация? И зачем мне знать, что прозвище свое он заработал за попытки копировать стиль главного редактора издания, в котором работает Маринка, и предсказуемо носящего прозвище Мамонт.

Когда сытая, веселая и выговорившаяся Маринка наконец-то ушла домой, за окнами совсем уже стемнело, а потому спать ложиться мне смысла никакого не было. Напротив, самое время было вызывать такси и ехать на кладбище. На завтра этот визит откладывать никак не стоило. И без того уже время упустил, по-хорошему, мне там надо было позавчера нарисоваться, крайний срок — вчера. Что мне Хозяин говорил? Если траву зверобой, что на могиле отцеубийцы, брать после майского полнолуния, то сила ее будет уменьшаться с каждым днем. А луна убывать уже начала, пусть пока это и незаметно совершенно. В мире Ночи значение имеют не внешние признаки, а то, что есть на самом деле. Тут пыль в глаза никому не пустишь, все про всех все знают.

И один из основных людских принципов: «Да ладно, завтра будет день и будет пища», — тоже не действует. Если ты сегодня что-то не сделал, то совершенно необязательно, что для тебя наступит завтра. Просто потому, что этого несделанного тебе, возможно, и не хватит для выживания.

Или другой поворот событий. Я сегодня на кладбище не поеду, а завтра его Хозяин скажет, что поезд ушел, и помогать мне не станет. Причем не только в сборе зверобоя этой ночью, но и в любом другом деле в перспективе. Причина? А вот не любит он, когда его добротой манкируют. И все. Это навсегда. Человека можно переубедить, уговорить, задобрить, подпоить, подкупить, наконец. А это существо — нет. Потому что оно не человек и живет по своим законам, которые с нашими никак не соотносятся. Вообще. И ничего ты с ним не сделаешь.

Потому, плюнув на то, что голова у меня была тяжелая как наковальня, через полчаса я уже сидел в такси и ждал, когда цитрамон купирует головную боль. Само собой, у меня были зелья и подейственней таблеток, но в данном случае пускать их в ход было просто нерентабельно. Тем более что голова даже не столько болела, сколько гудела, что твой паровой котел. Впрочем, оно и неудивительно, все же вторая ночь без сна, а я не железный.

— Припоздал, — первым делом сообщил Хозяин кладбища, только завидев меня. — Ленив и не любопытен ты, ведьмак. С таким подходом к делу тебе истинных высот не достичь никогда.

— Да я и не претендую, — ответил я. — По крайней мере — пока.

Оно можно было бы сказать что-то вроде «виноват», но не стоит этого делать. Что-что, а нехитрую формулу «виноват — плати» за время работы в банке я усвоил отлично. Она была выведена еще в ревущих девяностых и до сих пор определяла уклад массы областей российской жизни. Само собой, это существо не знало данной тонкости, только вот сдается мне, что оно тоже ее придерживается.

— Ну-ну, — с непонятной интонацией ответил мне умрун. — Ладно, в любом случае обещание выполню. Тем более теперь.

— В смысле? — Последние слова Костяного царя тревожно царапнули меня. — А что изменилось?

— Не лукавь, ведьмак, — посоветовал мне умрун и скрипуче рассмеялся. — И — с почином. Первую жизнь у смертного забрал наконец-то. Я это сразу почуял, как только ты в мой дом вошел.

— Да у какого смертного? — отмахнулся я. — Пиявец обыкновенный, его к живым причислять не стоит. Его вообще классифицировать невозможно. Это же не колдун, не кровосос, не ходячий мертвец. Он, скорее, инфернальный трансгендер, существо вне категорий.

— Может, и так. — Хозяин кладбища встал со своего гранитного трона. — А может, и нет. Ты видишь одно, а я — другое. В любом случае выигрыш за тобой, ведьмак. Ты жив, он мертв — чего еще желать?

Ну да, и Нифонтов тогда что-то подобное говорил, мол, странный пиявец, вместо того чтобы сдохнуть, наоборот, силы набрался немеряной. И на меня поглядывал при этом. Выходит, он все же был не ходячим потенциальным трупом?

Наверное, мне стоило испытать укол совести или начать рефлексировать по поводу того, что я прикончил не просто ошалевшую от крови тварь, а сущность, которая все же умудрилась сберечь свою душу, несмотря ни на что. Я так понимаю, речь об этом идет. Не о том, что я убил тело, это-то как раз ерунда.

Но — нет. Ничего не шелохнулось. И не потому, что я сам потихоньку начал терять связь с привычным миром, а потому, что очень хорошо помнил схватку в недостроенном доме, рот этой погани, полный острых зубов, раздвоенный язык и алчный взгляд, который сулил мне изрядные муки перед смертью. Поди, заживо он меня жрать бы стал, не иначе.

Так что убил — и убил. Все равно это рано или поздно случилось бы, не сегодня, так потом. Кощеев наследничек тоже, между прочим, не нежить, а вполне настоящий человек. И что мне теперь, проповедовать непротивление злу насилием и в стиле кота Леопольда призывать его жить дружно?

Даже не подумаю. Мне моя жизнь чем дальше, тем больше нравится, и просто так я с ней расставаться не собираюсь. Если пойму, что в драке не сдюжу, просто смоюсь из Москвы куда подальше, вот и все. Отступить не значит струсить. Мне просто нужно время для того, чтобы набраться опыта и знаний. Главное — не прозевать первый удар. Вот это на самом деле важно.

И еще. Если Николай и Костяной царь правы, то на улице Мораны в данный момент должен царить праздник. Она получила то, что хотела, а именно жертву, принесенную в ее честь. Пусть это вышло случайно, но факт остается фактом. Тем более что самой Моране, полагаю, подобные мелочи по барабану, поскольку боги не люди, их интересует только собственная выгода, остальное несущественно.

Красиво изрек, кстати. Самому понравилось. Может, сделать эту фразу статусом своей страницы «ВКонтакте»?

— Ведьмак, ты идешь со мной или дальше будешь спать стоя? — громыхнул голос Хозяина кладбища. — Право слово, ты до того, как принял на свои руки первую кровь, был куда сноровистей, а теперь на ходу спотыкаешься. Ведь уже прозевал полную луну, когда могильные травы входят в самую силу. И если так продолжишь, то даже с донышка ковша ничего не зачерпнешь.

— Две ночи не спал, — состроил жалостливую рожицу я. — Вот и торможу.

— И что? — нехорошо блеснули красные глаза под черным капюшоном. — Мне тебя пожалеть надо? Или всю работу самому сделать? Ведьмак, я оказываю тебе услугу, при этом ничего не прошу взамен, что в нашем мире уже большое диво. Я сам не до конца понимаю, зачем это делаю. Ты же проявляешь типично людские черты, а именно неблагодарность и наглость.

— Да я…

— Именно ты! — Голос умруна громыхнул так, что мне на секунду показалось, будто листья на березке рядом со мной вот-вот опадут. — Ты должен наконец разобраться с тем, кто ты есть. Если человек — так твое место вон там, за оградой. Пока — за оградой. А потом ты все равно окажешься здесь, но не как мой гость, а как мой раб, и будешь служить до той поры, пока я не сочту все земные долги уплаченными. Но если ты ведьмак, если ты Ходящий близ Смерти, то забудь все эти свои ужимки из прошлой жизни. Мысль должна быть острее стилета, а действия — продуманны и своевременны. И ты всегда должен быть настороже. Всегда! Врагов у тебя теперь куда больше, чем союзников. А те, кто кажется тебе другом…

Черная тень молнией скользнула среди могил, и мое горло оказалось сжато невероятно крепкой дланью. Когти-ножи уперлись в мою щеку, только чудом ее не разрезав.

— И что ты теперь будешь делать, ведьмак? — Капюшон приблизился к моему лицу, сквозь серое марево внутри него я смог различить жуткие черты того, кого звал Хозяином кладбища. Не знаю, из каких глубин мироздания выбралось это существо, но человеком оно никогда не было. По крайней мере, мне так показалось. Ну да, я помню, что, по идее, он первый, кто был похоронен на этом кладбище, вот только… Не человек это, без вариантов. — Скажи?

— Не дергаться, — осторожно произнес я. — А то щеку разрежете. Не хватало только взбудоражить ваших постояльцев запахом свежей крови. Ведьмак-то я ведьмак, но в моих венах пока она струится, а не что-то другое.

— Хм. — Пальцы разжались. — Забавный ответ. Но разумный.

Интересно, а голова у меня прошла оттого, что цитрамон подействовал, или от страха? И главное — сонливости как не бывало. Но с этим как раз все ясно, после такой жути я, наверное, еще неделю спать не смогу. Хорошо хоть штаны не намочил, вот стыдобища бы была!

— Твой путь и так непрост, — прогудел умрун. — Он представляет собой узкую тропинку между жизнью и смертью, и если ты с нее сойдешь, то обратно уже не вернешься. А ты вместо того, чтобы смотреть под ноги, еще и повязку на глаза надеть пытаешься. Не испытывай судьбу, ведьмак, она щедра лишь до поры до времени.

Вот тоже вопрос — чего он так обо мне печется? Сам сто раз говорил о том, что я его развлекатель, и не более. Мол, мое существование для него не значимее пылинки, танцующей в лунном луче. А сейчас как отец родной поучает. Бескорыстия в мире Ночи нет и никогда не будет, значит…

Значит, что? Пока ответа нет, но искать его нужно. Хотя бы для того, чтобы понять, кем я для Костяного царя являюсь на самом деле. Или чем.

— Знаю. — Я потер горло, на котором наверняка еще долго будут видны отпечатки пальцев. — И про тропинку, и про судьбу. Просто не все сразу получается так, как хочется. Но наглеть я и не думал, что вы?

— Н-да? — призадумался умрун. — А мне уж было показалось… Ладно, идем к могиле. Майские ночи короткие, не успело солнце сесть, как обратно на небо лезет. «Зори целуются», — так когда-то смертные про это время говорили.

Могила отцеубийцы, как он и говорил мне в нашу прошлую встречу, в самом деле оказалась не так далеко от его трона. Я, кстати, вспомнил эту могилу, поскольку тут пару раз бывал. И еще припомнил неприятный озноб, который тогда пробегал по моей спине. Теперь понятно почему. Мерзкое местечко, оно просто-таки пропиталось злобой и отчаянием.

— Ну вот. — Костяной царь показал мне когтем на скукожившиеся белесые цветочки, еле держащиеся на желтоватых стебельках.

И это зверобой? Сроду бы не сказал. Между этой бледной немощью и его ярко-желто-зеленым луговым сородичем разница такая же, как между трубой и валторной.

Но не это главное. Что-то тут не так. Не скажу, что именно, но у меня есть четкое ощущение неправильности происходящего. И еще — нависшей угрозы. Нечто невероятно злобное находится совсем рядом со мной и не впивается мне в глотку только потому, что его сдерживает некий запрет.

— Рви, — велел умрун. — Чего ждешь?

— Не-а, — покачал головой я. — Не стану. Эта могила не пуста. Там кто-то есть.

— Молодец, — усмехнулся Костяной царь. — Учуял или догадался?

— И то и другое, — выдохнул я. — То есть он там?

— Там, там, — подтвердил умрун. — Уж, почитай, лет сто. И лежать ему до той поры, пока последний гвоздь его гроба не станет ржавой трухой, последнюю кость его тела не сточат черви, а надгробный камень не уйдет под землю целиком. А это долго. Очень долго.

Ишь ты! Гвозди, кости — это ерунда, сотня — полторы лет, и нет их. Но вот камень — это да. Это сильно.

— Вылезай уж, — приказал умрун. — Покажись гостю. И не скрежещи, он тебе не по зубам.

Все-таки это оказался призрак. Я уж, если честно, начал ждать некоей голливудщины, руки, вылезающей из-под земли, и всего такого прочего. Но — нет. Просто призрак. Правда, мерзкий донельзя, чем-то напомнивший мне пакостного перерожденца из зернохранилища. В первую очередь, чернотой внутри, там, где у человека желудок находится.

Может, правы японцы и душа живет в животе? Если да, то у этого господина она вконец прогнила.

— Ишь как он на тебя смотрит, — чуть ли не с одобрением заметил Хозяин. — Так бы и сожрал. Верно ведь? Сожрал бы?

— Сожрал, — подтвердил призрак, алчно буровя пустыми глазами мой кадык. — Всю кровь высосал бы! И душу… Душу!

— Не хочешь его отпустить? — вдруг предложил умрун. — Я разрешаю. Сам посуди — раскаяния от эдакого негодяя ждать не приходится, он закоснел в злобе. А ну какого случайного прохожего сюда занесет, и тот с его могилы хоть листик поднимет? Тогда тому человеку беды не миновать.

— Значит, судьба у него невезучая, — и не подумал соглашаться я. — Плюс нечего просто так, без дела, по кладбищам шляться. Это не парк, тут аттракционов нет и мороженым не торгуют.

Костяной царь наклонился к могиле, шепнул себе под нос нечто неразборчивое, как видно, некий заговор, без которого эту травку не возьмешь, после сорвал десяток стебельков зверобоя и протянул их мне.

— Бери. И не забудь — сила в стеблях, а не в цветках. С дозировкой аккуратней. Этот негодяй силен, как ты видишь, в нем много загробной злобы. Если ошибешься, то отведавший зелья может навсегда потерять часть своей сути, зато приобрести кое-какие склонности вот этого мерзавца. Например, может пойти и кого-нибудь убить. Просто потому, что это покажется ему нормальным поступком.

— Ясно. — Я убрал зверобой в заранее приготовленный пакетик. — И сразу в тему — вы мне еще обещали дать заговор, который устраняет последствия этого отвара?

— Обещал — продиктую, — кивнул умрун и обратился к отцеубийце: — Постоял на земле? Поглядел на небо? И все, давай обратно, еще лет на десять.

— Отпусти-и-и! — проскулил призрак, глядя на меня. — Отслужу!

— Давай-давай, — убрал я пакетик в карман. — Вали в могилу. И скажи спасибо за то, что мне трава с нее была нужна, без этого бы ты вообще на белый свет не вылез. Я же знаю, каково твое наказание. Тебе заповедано веками пребывать во тьме, без надежды на помилование.

Ох как он на меня глянул перед тем, как снова под землю уйти. Страшное дело! Прямо мороз по коже прошел.

— Может, не так все плохо, — подытожил Хозяин кладбища. — И я могу ошибаться. Ну ладно, ведьмак. Дело сделали, идем продолжим беседу.

Глава 2

А вот дальнейший разговор с умруном у нас не задался, что меня очень расстроило. Он ходил кругами, изрекал какие-то непонятные фразы, в которых, несомненно, имелось второе дно, но нащупать это самое дно, распознать его мне никак не удавалось. То ли ума не доставало, то ли знаний, то ли усталость начала сказываться.

Впрочем, удивителен сам факт того, что это существо, от которого даже у меня, человека более-менее привычного, иногда мороз по коже пробегает, в этот раз предпочло кривые пути вместо прямой дороги. С чего бы? Раньше за ним ни деликатности, ни толерантности не замечалось. Он что думал, то и говорил, что хотел, то и делал. Потому что здесь, на кладбище, он царь и бог. Нет над ним другой власти — ни людской, ни духовной.

И даже сейчас, в машине, мне было немного неприятно от осознания того, что я его не понял. Костяной царь — фигура, без которой мое существование станет куда более невеселым и в плане знаний, и в плане безопасности, потому любая шероховатость в отношениях фатальна. Ну, может, я и сгустил краски, но только самую малость.

Это вон Вагнера можно послать куда подальше, и ничего для меня в системе координат не изменится. А умрун… Это совсем другая история.

Надо будет выспаться как следует, снова нагрянуть на кладбище и там расставить все по своим местам. На худой конец, честно признаться, что я не так умен, как он обо мне думает, потому лучше прямо объяснить, что ему от меня нужно.

— Приехали, — снова заелозил по сиденью Петр Францевич. — Я же говорил, что быстро доберемся, потому что утро. А вот вечером… С тех пор как честным бизнесменам запретили проблесковые маячки приобретать, так сложно стало ездить. Вот зачем это сделали? Кому мы мешали?

И столько недоумения было в голосе этого человека, что я на секунду усомнился в том, что он так умен, как про него говорят. Ну невозможно же не осознавать абсурдность сказанного? Или возможно? Может, просто он и ему подобные настолько привыкли жить с обычными россиянами вроде бы и в одной стране, но при этом в разных измерениях, что иные вещи им видятся в абсолютно другом свете? Ну не могут они понять, почему обычным людям не нравится, когда кто-то на них сверху поплевывает? Отчего им так дискомфортно?

Впрочем, делиться с ним этими мыслями я не стал, поскольку смысла в этом нет совершенно никакого. Сытый голодного не разумеет, я это за годы службы в банке отлично осознал. Иронизируй, не иронизируй — все одно результат не воспоследует, тебя просто не услышат. Потому я молча выбрался из остановившейся машины и, упершись руками в поясницу, потянулся, разминая затекшие мышцы.

А хорошо потомок ландскнехтов устроился. Ну, оно и понятно — престижное направление, элитный район, серьезная клиентура. И хорошо мне знакомый запах больших денег. Больших, но чужих.

Утреннее, почти летнее солнышко омывало своими лучами пять аккуратненьких трехэтажных корпусов, стоящих между хрестоматийными левитановскими березками. По вымощенным разноцветными плитками дорожкам неспешно трусило десятка полтора сильно немолодых, но при этом поджарых мужчин в «родных» костюмах «Боско», следуя за девицей-тренером с такими формами, что даже у меня, идейного противника спорта, появилось желание влиться в их ряды.

Еще тут имелись беседки, обвитые плющом, несколько фонтанов, глядя на которые местные пациенты, видно, так чудно размышляли не только о времени и о себе, но и о судьбах отечества, пара строений неясного назначения — то ли лаборатории, то ли корпуса для проживания обслуживающего персонала, и много чего другого. Территория позволяла. Иной аэропорт куда меньше места занимает, чем эта «небольшая» частная клиника.

В такой больничке полежать — это как в хороший отель съездить, скажу я вам. Не удивлюсь, если тут еще и бассейн с морской водой есть.

— Впечатляет? — уточнил у меня Петр Францевич. — Наше с Яной детище. Если бы вы знали, сколько мы сюда сил вложили, сколько души, сколько нервов.

— И сколько денег, — продолжил я иронично.

— Само собой, — и не подумал обижаться Вагнер. — Причем своих, а не заемных. Никаких дотаций, никаких субсидий, исключительно личный капитал.

Нет, надо мне выспаться. Собственно, чего я на него накинуться решил? Делает мужик свой бизнес, и делает. В конце-то концов, не наркотой же торгует и не дурочек малолетних в Турцию продает для постельных утех? Ну а что до отстраненности данного места от широких народных масс, так подобное всегда было, есть и будет. Можно подумать, что в советское время вожди в районную поликлинику ходили.

— Нам в четвертый корпус, — сообщил мне Вагнер. — У нас там инфекционное отделение.

— Хм… — озадачился я. — Про инфекционку вы не упоминали. Если честно, нет у меня желания какую-нибудь заковыристую хворь подхватить, из числа тех, что воздушно-капельным путем передаются.

— Не подхватите, — успокоил меня Петр Францевич. — Просто внешний вид Руслана, он… специфичен. По этой причине мы именно туда его и определили. Собственно, Руслан один занимает весь этаж, других пациентов там нет. Но его болезнь не носит инфекционный характер, в этом можете быть уверены. Лучшие врачи Москвы уже составили свое суждение по этому поводу, про анализы я и не упоминаю.

— Хорошо, — согласился я и снова зевнул. — Скажите, а кофе в вашем заведении есть? Засыпаю просто на ходу. Так сказать — полцарства за «Нескафе».

— Найдется, — с достоинством ответил Вагнер, а после усмехнулся. — Правда, не для всех. Гипертоникам, к примеру, его не видать как своих ушей, даже за деньги.

— Ну, вопрос всегда только в сумме, — усмехнулся я.

— У меня персонал вышколен будь здоров, — покачал у моего носа указательным пальцем Вагнер. — Разумеется, прецеденты были, но нарушители вылетали с волчьим билетом, их после этого даже в аптечный киоск на работу не брали. А оставшиеся точно знают — если что, никакие мольбы не спасут. Но у вас, мой друг, вряд ли обнаружатся проблемы с сердцем и давлением, не так ли? Кстати, не желаете после кардиограмму сделать? У нас отличное оборудование, в Германии на заказ изготовили.

— Пока ограничимся кофе, — предложил я и глянул на часы. — Но вот если бы к нему прилагалась тарелка пшенной каши на молоке, пара кусков хлеба с маслом и два — три ломтика сыра, это было бы счастье. Но утренняя раздача еды, надо думать, уже закончилась?

Самое забавное — я абсолютно точно указал блюда из «меню номер шесть» стандартного понедельничного завтрака. Но одновременно в этом и крылась моя ошибка. Вагнер же немец, что я у него попросил, то и получил. Просто в «меню номер три», например, бутерброды с севрюгой фигурировали, а в «меню номер девять» — паровые куриные котлеты с пюре, так что стоило не скромничать в своих запросах. Может, это и не такая больничная классика, как каша и сыр, но мне котлеты больше по душе. Вот только переигрывать было уже некрасиво.

Все разновидности меню я с интересом изучил в небольшой, но крайне миленькой столовой четвертого корпуса, созданной, насколько я понял, специально для тех, кто любит питаться в компании. Остальным пациентам пищу доставляли прямо в палаты. Воистину, любой каприз за ваши деньги. Сами посудите — я насчитал двенадцать видов. Двенадцать! Наверное, каждый соответствовал своей группе болящих — диетику одно, желудочнику другое, сердечнику третье.

Ну не по толщине же кошелька их формировали? К тому же за этот забор бюджетники все равно не попадают, если тут оказался, то уже данному меню соответствуешь.

— Ну, идемте к вашему горемыке, — облизав ложку и отпив из кружки отличного кофе, предложил я. Не из чашечки, а из кружки, предусмотрительный Вагнер отдал соответствующее распоряжение. — Сон отступил, пользуйтесь вспышкой активности. Вижу, вижу, что спешите, потому допью на ходу.

— Плохая идея, — немного удивив меня, покачал головой Петр Францевич. — Лучше я подожду, спокойно завершите завтрак. Желудок ошибок не прощает, поверьте врачу. Да и другие причины на этот счет имеются.

Смысл, который Вагнер вложил в эти слова, стал мне понятен чуть позже, когда мы наконец добрались до палаты его друга Руслана.

Черт, какая же в ней стояла вонь! Не помогали ни очистители воздуха, ни навороченный кондиционер, установленный под потолком, ни марлевая маска, которую мне вручил Вагнер перед тем, как сюда зайти. Смрад гниющего заживо тела лупанул меня как молотком по голове, я чуть «меню номер шесть» обратно из себя не исторг.

Про внешний вид этого горемыки я уж и не говорю. По изъеденному язвами лицу было просто невозможно понять, как этот человек выглядел раньше. Да что там! Не знай я, что это мужчина, то затруднился бы и с определением пола.

Да, это точно не типовое заболевание. Кому-то этот самый Руслан крепко перешел дорогу. Кому-то сильно непростому. Я не эксперт по проклятиям и порчам, но даже мне ясно, что его хотели не просто убить, кто-то желал, чтобы он еще и помучился. Хорошо так помучился, от души, качественно. Чтобы всю жизнь свою перед смертью вспомнил и каждый поступок в ней взвесил, точно перед Страшным судом.

— Бо-о-ольно-о-о, — проскрипел голос, в котором ничего людского уже не было. Распухшие, точно оладьи, губы шевельнулись, по ним потекла зеленоватая вонючая жижа. — Бо-о-ольно-о-о. Э-э-э…

Мать моя женщина! Он еще и в здравом уме!

— Укол, — бросил Вагнер сестре. — Четверть дозы.

Даже знать не хочу, что именно они ему колют. Но и не осуждаю, поскольку мужика корежит очень уж неслабо.

Я с собой захватил пару зелий, тех самых, с помощью которых некогда помог господину Ряжскому во в чем-то схожей с этой ситуации. Можно было бы подарить приятелю Вагнера двадцать — двадцать пять минут без боли, но стоит ли? В данной ситуации это не благодеяние, а часть пытки, которую ему и без меня кто-то устроил. И все же интересно, за что его вот так?

Я глянул на Вагнера и ткнул пальцем в направлении двери, давая ему понять, что пора на выход. Делать мне тут больше было нечего. Да и невмоготу, если честно, очень уж запах жуткий. Как сестры здесь подолгу находятся, в ум не возьму. Им за вредность тройной оклад платить надо. Впрочем, может, так оно и есть.

— Что скажете? — Мой наниматель стянул повязку с лица и глотнул свежего коридорного воздуха.

— Кто-то здорово рассердился на вашего приятеля, — сделал я ровно то же самое. — Уфф! Кранты ему, Петр Францевич. Я не большой эксперт по данной части, но, сдается мне, точка невозврата пройдена, и не вчера.

По лицу Вагнера ясно читалось: «Если бы ты сразу сюда поехал, а не ждал бог весть сколько, то ситуация могла и не дойти до такого кошмара». Но произносить вслух он этого не стал. Умный.

Да и не случилось бы по-другому. Что я сейчас не знаю, как такое вылечить, что тогда не знал. Тут эксперт нужен. Специалист узкого профиля.

— Совсем ничего сделать нельзя? — Опытный и мудрый Вагнер что-то прочел по моему лицу, потому и задал этот вопрос. — Совершенно?

— Думаю, — пояснил я. — Не отвлекайте.

Хотя что тут размышлять-то? Вариантов всего ничего. Первый — плюнуть на все, сказать, что «увы и ах», и забыть про горемыку Руслана напрочь. Второй — прибегнуть к помощи своего нового приятеля по имени Дэн. Вернее, предложить ему немного заработать. Выглядит это не сильно красиво, вроде только познакомились и сразу — такие предложения, но я же не взаймы у него прошу? Деньги есть деньги, почему нет? Вот только, несмотря на наличный расчет, кое-какую услугу я ему задолжаю, а это мне не по душе. Ни к чему это сейчас, не ко времени. Да и потом — овчинка не стоит выделки, потерять я могу больше, чем приобрести.

И вариант номер три. Красавица Виктория, непостижимая и холодная, словно Снежная королева. Собственно, я сразу так и предполагал, еще тогда, когда мы с Вагнером сделку заключали. Интуиция, однако.

Основной момент один — оно мне надо или нет? Про сострадание говорить не имеет смысла, этот большой гнойник мне не брат и не сват. К тому же я понятия не имею, кто и за что его такой красотой наградил. А что если за дело? Может, он беззащитных дольщиков обманул, собрал с них денежки и дом не достроил? Или чего похуже учудил? Простые люди сюда не попадают, и есть у меня серьезное подозрение, что кое-кто из местных постояльцев на руку сильно нечист.

Опять же, что если я ему помогу, а потом кто-то мне за это предъявит? Ведьма какая или колдун? Запросто такое случиться может. Скажем, кто-то их подрядил убрать этого Руслана с дороги, они честно хотели исполнить контракт, а тут я со своими кустарными методами и излишним состраданием, пусть даже и замешенным на материальной выгоде. Мне новые враги не нужны, старых хватает. А если еще учесть друзей, которые иной раз проблемы подкидывают похуже иных супостатов, так и вовсе на руках завалящей покерной «пары» может не оказаться.

— Как он, Петр Францевич? — К нам подошла восточная женщина, красоту которой не портила даже изможденность, заметная сразу. За ее спиной стоял черноволосый и крепко сбитый подросток, почти юноша, неотрывно глядящий на дверь, что вела в палату, из которой мы только что вышли. — Нет улучшений?

— Увы. Лиана Мансуровна, увы, — всплеснул руками Вагнер. — Мы делаем все, что можем. Впрочем, я пригласил для дополнительной консультации одного очень серьезного специалиста, вся надежда теперь только на него. Собственно, вот — Александр… Мнэ-э-э…

— Просто Александр, — оборвал я его мычание. — Добрый день.

Вот не люблю я этого всего. Не люблю. Не знаю, случайно тут оказалась эта измученная неизвестностью и страхом женщина, или хитрый немец все подстроил, но не стоило этого делать. Так меня проще разозлить, чем подвигнуть на доброе дело.

— Это Лиана Мансуровна Арвен, — представил женщину, которая не мигая таращилась на меня своими черными глазами, Вагнер. — А это их сын, Темир.

Арвен. Это не тот ли, что владелец банковской группы «Бета»? Финансовый мир сам по себе невелик и с каждым годом стараниями Центрального банка России становится все более узким, потому серьезных игроков все знают. А «Бета» — серьезный игрок, она за последние несколько лет пяток крупных, но просевших банков санировала. И зарплаты там, по слухам, неплохие, про подобные вещи в нашей среде тоже все знают. Помню, когда года полтора назад я с Кузьминой полаялся, так даже хотел им свое резюме отправить.

Вот ведь.

— Помогите Руслану, — тихо попросила женщина. — Умоляю вас! Я чувствую, что вы в силах это сделать. Не знаю отчего, но точно чувствую!

Ну что за сериальные страсти, а?

— Вам бы поспать, — посоветовал я ей. — Вон тени какие под глазами. Все уже идет так, как идет, и то, что вы себя мучаете, никому пользы не принесет.

— Вот, — почему-то обрадовался Вагнер. — Врача два, а мнение одно. Заметьте: это мои вчерашние слова.

— Я пойду к мужу. — Лиана Мансуровна накинула на плечи халат и отправилась в палату.

— Моя семья богата, — сообщил мне подросток ломким голосом, как только за его матерью закрылась дверь. — Если отец выздоровеет, то вы получите много денег, даю слово. Очень много. Если надо, я расписку напишу. Но Петр Францевич может подтвердить вам, что мужчины из рода Арвенов всегда держат свое слово. Это на самом деле так.

— Хорошо, — без тени улыбки в голосе отозвался я. — Ваше предложение мне предельно ясно, Темир Русланович. Не надо расписки.

Не подав руки ни мне, ни Вагнеру, парень отправился вслед за матерью в удушливо-гнойный полумрак палаты.

— Хотелось бы ясности, — твердо произнес Петр Францевич. — Не обессудьте, Александр, но как врач я имею на это право.

— Бесспорно. — Я совершенно не желал с ним спорить, хотя и можно было бы. — Но прежде я бы еще кофейку жахнул. Опять меня в сон клонит.

— Разумеется. — Наконец-то в голосе бизнесмена от медицины я услышал раздражение. Не знаю почему, но мне хотелось его вывести из себя.

Беседу мы продолжили уже на улице, устроившись на уютной кованой скамеечке в тени высоченной липы.

— Итак. — Я отпил кофе. — Вы желаете ясности. Какой именно?

— То есть? — На лбу Вагнера запульсировала жилка.

— Так она разная, — пояснил я. — Есть ясность по поводу хвори этого господина, есть ясность на предмет того, что мы делаем дальше. И так далее.

— Хотелось бы полную, — глубоко вздохнув, произнес Петр Францевич. — Если можно.

— Отчего же нет? — добродушно согласился я. — Что до хвори, то еще у палаты я, на мой взгляд, четко выразился. Вы были правы, это не медицинское заболевание, потому ваши врачи ничего сделать и не смогли.

— Ужас, — вытер лоб Вагнер. — Боюсь, вам не понять, Александр, насколько страшно мне это слышать.

— Вы на самом деле настолько дружны? — искренне удивился я. — Если это так, то примите мои извинения за неуместную иронию во время нашего предыдущего разговора.

— Да нет, — отмахнулся Петр Францевич. — Хотя — да, дружны, но речь не о том. Мне как медику страшно. Я всегда был уверен в том, что для медицины нет понятия «невозможно». Любая болезнь — это лишь предмет научного исследования. Даже если ее невозможно вылечить, то как минимум можно диагностировать, систематизировать и классифицировать. А сейчас я столкнулся с тем, что лежит по другую сторону научных познаний, понимаете? С чем-то, против чего бессильны лучшие из лучших. Это рушит все, во что я верил. Александр, поверьте: то, чем я занимаюсь сегодня, почти перечеркивает мою предыдущую жизнь, в которой я был врачом, человеком науки. Яна — нет, она деловая женщина, она мозг и сердце нашего дела, собственно, на ней держится бизнес. Не на мне. Я — клиницист, был им и остаюсь.

И я ему верю. Не знаю отчего, но верю. Хотя, разумеется, и не во всем.

— Это жизнь, — попробовал утешить его я. — Она любит подбрасывать сюрпризы, особенно тем, кто их уже не ждет. Ладно, продолжим. Ясность номер два. Я не смогу помочь вашему другу. Не мой уровень, да и профиль не мой. Это как если венерологу предложат лоботомию провести. В теории он что-то знает, но на практике больному ничего хорошего не светит.

— И? — поторопил меня Вагнер.

— И все, — закинул я руку на спинку скамейки. — Почти. У меня есть человек, который мог бы взяться за подобное дело. Специалист высокого уровня. Но…

— Деньги — это не проблема, — напомнил мне владелец клиники.

— Само собой, — кивнул я. — Тут другое. Она сама решает, кому помогать, а кому — нет, вот в чем дело. Может случиться так, что будет сказано «нет», и здесь ничего не поделаешь.

— Договоритесь о встрече, — предложил Вагнер напористо. — Я постараюсь найти аргументы, чтобы убедить эту даму помочь Руслану.

— Любопытно было бы глянуть на эту картину, — хмыкнул я, представив, как Виктория выслушивает бизнес-предложение, а после встает и уходит, окинув нас на прощанье своим ледяным и безразличным взглядом. — Да нет, милейший Петр Францевич, здесь я буду вести беседу сам. С вами она даже общаться не станет. Эта леди не практикующая колдунья, ее не наймешь и не купишь вот так просто.

С шорохом разъехались в стороны двери, ведущие в корпус, мимо нас прошла Лиана Мансуровна, давящая в груди рыдания и прижимающая ко рту скомканный платок, за ней следовал сын. Впрочем, поравнявшись с нами, он остановился, сдвинул черные брови и произнес:

— Петр Францевич, мы с мамой верим в вас. И еще дед просил вам непременно сказать, что пакет акций клиники перейдет от нашего семейства в ваши руки только тогда, когда мой отец станет таким же здоровым, как и был прежде. Не раньше. И вы тоже старайтесь. Как следует старайтесь.

Ну слава богу! А то я уж в бескорыстие Вагнера начал верить, против всех упреков интуиции, которая теребила мое сознание с самого начала. Мне ведь даже неловко стало, что записал хорошего человека в стяжатели.

Пакет акций. Вот чего он бьется как рыба об лед. Ну да, серьезный аргумент, за такой можно гордость, страх и самолюбие в одно место засунуть, особенно если пакет немаленький. Не контрольный, разумеется, его бы Вагнеры никому не отдали, но процентов пятнадцать — двадцать у Арвена иметься может. Думаю, его банк поддержал клинику на раннем этапе, а как обеспечение в залог взял акции. Или вовсе их выкупил, став инвестором.

А мне лишний раз урок — не верь Вагнерам. Как он там говорил? «Свои, не заемные»? Ну-ну.

Но мальчишка молодец, хорошо держится для своих лет. Зубасто так. Главное ему понять, где проходит граница между «можно» и «перебор». Но я ему ее очерчу. Исключительно из педагогических соображений.

— Мне необязательно стараться, — сообщил я вслед Темиру. — Я клятву Гиппократа не давал, моя совесть чиста. Привет деду!

Парень остановился так, будто ему в спину снежком залепили, и медленно повернулся ко мне.

— Прежде чем вы скажете какую-нибудь глупость, молодой человек, я должен вам напомнить, что именно они обходятся нам дороже всего, — продолжил я. — А уж каким боком встают угрозы, особенно направленные в адрес тех, кто может быть полезен в той или иной ситуации, это вообще ужас!

— Друзья! — Вагнер вскочил с лавочки. — Давайте держаться в рамках вежливости. Да и вообще… Ладно Темир, он совсем еще молодой человек, его эмоции захлестывают. Но вы-то, Александр! Вы же взрослый человек!

— А что, собственно, такого было мной сказано? — изобразил удивление я. — Юноша рекомендовал нам с вами работать лучше, я ему объяснил, что не все в этом мире обязаны выполнять его указания.

Ну, тут я душой покривил чутка, куш мне предложен достойный, но не семейством же Арвен? Или Арвенов? Не знаю, как правильно.

— Думаю, мы найдем точки соприкосновения, — мягко проговорил Вагнер. — Точнее, они ведь уже найдены, не так ли? Темир, а вы идите и поддержите вашу маму. Ей сейчас как никогда это необходимо.

Промолчал мальчишка, пошел, куда посоветовали. Но дедуле наверняка настучит, можно не сомневаться.

Нет, все-таки в такие дела уставшим ввязываться нельзя, в сотый раз себе это повторяю. И правда, чего я на этого подростка сорвался? Нашел тоже, с кем меряться, кто выше на забор писает, отыскал достойного соперника. Прямо даже стыдно стало.

— И все-таки. — Петр Францевич проводил взглядом две фигуры, которые вскоре сели в автомобиль, снова уселся на лавочку и сплел пальцы рук в замок. — Ваше решение, Александр. Я бы хотел его услышать. Тем более что теперь вы четко осознаете, насколько для меня важно исцелить Руслана. Эта клиника — мой… наш с Яной ребенок. И мысль о том, что кто-то может прийти и потребовать ее часть, гложет нас давным-давно. Да, приходится признать: когда мы ее создавали, нам пришлось прибегнуть к помощи семейства Арвенов, влиятельного в деловых кругах. После мы не раз делали им предложения о выкупе акций, но они всякий раз отказывали. Постоянно отказывали! И этот случай — наш единственный шанс, как бы цинично подобное ни звучало.

— Согласен. — Сквозь листву скользнул солнечный луч, на секунду ослепив меня, и я, как в детстве, прищурил глаз. — Другого такого может не быть.

— Я все понимаю. — Вагнер закинул ногу на ногу. — Скажем так — сумма вашего гонорара будет удвоена. Это хорошие деньги. Разумеется, при условии благоприятного исхода для больного.

— Сложно сказать, какой из исходов для товарища является благоприятным, — вздохнул я. — Как по мне, прямо сейчас это вариант сдохнуть побыстрее, потому как чем в таком состоянии существовать, лучше уже вообще никак не жить.

— И все же? — мягко, но непреклонно спросил Вагнер. — Ваш ответ, Александр?

— Секунду, — попросил я его и достал телефон. — Сначала кое с кем поговорю, потом закончим. И сразу — если человек скажет «да», то вы утроите два гонорара.

— Утрою? — изумился Петр Францевич.

— Ну да. Вы тогда оговорились, когда сказали: «Сумма будет удвоена». Правильно — «утроена». Ну-ну, акции все равно вам бы обошлись дороже, и вы это прекрасно знаете. Да и вообще не факт, что дело выгорит. Там все так сложно…

Девушка сняла трубку почти сразу, после второго гудка.

— Ничего себе, — вместо «здрасте»удивился я. — Виктория, возможно, я себе льщу, но вы что, ждали моего звонка?

— Да, Саша, — с легким придыханием ответила та каким-то незнакомым голосом.

— Сдается мне, ошибочка вышла, — сообщил собеседнице я и глянул на экран смартфона.

— Не ошиблись. — Вот теперь я узнал голос Виктории. — Я тоже иногда люблю пошутить.

В жизни бы не подумал!

— К тому же я на самом деле жду звонка, — продолжила девушка.

— Вот ведь, — расстроился я. — Значит, не стоит вас отвлекать? А у меня важный разговор. Точнее, дело по вашей части. Любопытное! Я, по крайней мере, ничего подобного до сегодняшнего дня не видал. И к тому же в моих нынешних планах значится все-таки выманить вас в какой-нибудь приличный ресторанчик. Вы просто не знаете ничего про мое упорство, я если чего решил, то непременно сделаю. И потом, мне сегодня даже позавтракать толком не довелось, а дело движется к обеду. Неужели вы позволите мне умереть голодной смертью, прекрасная Виктория?

— Последняя фраза мне не очень, а все остальное… — Девушка задумалась. — Почему бы и нет? У нас тут неподалеку от отдела есть милое кафе, там неплохо готовят. Сейчас вам сброшу на телефон адрес, вы, как приедете туда, мне позвоните, я подойду.

— Договорились, — обрадовался я. — Жду сообщение!

— Куда мы едем? — деловито спросил меня Вагнер.

— Мы? — хмыкнул я. — Мы — никуда. Вы остаетесь здесь, Петр Францевич, дабы нести за наличный и безналичный расчет исцеление страждущим. А вот я отправляюсь обедать с красивой и умной женщиной, которая, возможно, сделает ваш бизнес по-настоящему семейным.

— Деньги? — уточнил он. — На представительские расходы?

— Больше никогда мне ничего подобного не предлагайте, — попросил его я. — И не надо иллюзий, я у вас не служу. Это разовая акция, не более того. Если вы сейчас про себя произнесли что-то вроде скептического «да-да-да», то хочу вам сообщить интересную новость. Я не знаю, как врачевать ту дрянь, что добивает господина Арвена, но зато могу узнать, как ее на кого-то напустить. Ломать не строить, Петр Францевич, первое всегда проще второго. Я доступно изложил свои мысли?

Деньги я люблю, а вот кабалу — нет. От этих самых расходов до поводка на шее — два шага. Сегодня предложил это, завтра — трудовой договор, а послезавтра? Мне одной Ряжской хватит за глаза. Ну да, недавно я ее «причесал», вот только для нее это ничего не значит. Эта женщина умеет ставить перед собой цели и добиваться их любой ценой.

— Предельно, — ответил Вагнер. — Машина в вашем распоряжении.

Ну да, конечно, поеду я на ней прямо до места встречи, как же. Наверняка водитель тут же стукнет, где я высадился и куда зашел. Вагнер не шпион, но лишнего ему знать не надо. С него станется внезапно нагрянуть за наш столик и тем самым все испортить.

Потому я вылез из машины рядом с метро «Тургеневская» и сразу нырнул в подземку, решив, что лучше проеду пару остановок ею. Так спокойней будет.

Кафе и правда оказалось по-домашнему уютным, а Виктория не заставила себя долго ждать. Сначала все было очень мило, она сделала заказ, а после любезно разрешила мне не ждать ее, когда официантка принесла отбивную с гарниром. От вина, правда, отказалась, сообщив, что на службе.

— Так что у вас за вопрос? Давайте сразу его проговорим, чтобы не обмениваться пустыми репликами, — предложила девушка, с улыбкой глядя на то, как я кромсаю мясо ножом. — И можете говорить с набитым ртом, я к этому привыкла. Мои коллеги только так и поступают, особенно Мезенцева.

— Есть один человек, его крепко прокляли, — все же прожевав кусок, сообщил ей я. — Ну или порчу навели. В жизни такой жути не видел.

— Вы много чего не видели, — резонно заметила Виктория. — И всякий раз будет казаться, что хуже быть не может. Это не так. Будьте любезны, переходите к конкретике.

— Не к столу рассказ, — предупредил я ее.

— Меня ничем не смутишь, — заверила меня Виктория. — Считайте, что я патологоанатом, тем более что где-то так оно и есть.

— Мужик весь в гное, — поморщился я. — Это жуть какая-то. Даже не знаю, как этого Руслана описать правильно…

— Руслана? — напряглась Вика. — Его зовут Руслан?

Глава 3

— Ну да, Руслан, — подтвердил я, окунув кусочек отбивной в томатный соус. — Арвен. Серьезный дядька, владелец мощного банка, который в рейтингах… Виктория, что-то не так?

Девушка смотрела на меня очень странно, а ее лицо скривилось так, что было совершенно неясно — то ли она заплакать собирается, то ли засмеяться.

— Не так, — наконец произнесла она. — Или, наоборот, так.

— Такое дело, Виктория… — Я положил вилку с нанизанным на нее кусочком отбивной на тарелку. — Дураком надо быть, чтобы не допереть до простой вещи, а именно до того, что вам это имя знакомо, причем хорошо.

— Знакомо, — повторила, как заводная игрушка, моя собеседница. — И хорошо. Так вы говорите, Саша, что он совсем плох?

— Шмат мяса, сочащийся гноем, — осторожно подтвердил я, пытаясь по лицу собеседницы понять, печалят ее эти новости или радуют. — И боли неслабые испытывает, ему их наркотой какой-то медицинской купируют.

— Жаль, — еле слышно прошелестела Виктория. — Снисхождения он не заслужил.

Ну хоть ясность появилась. Если так, то особой любви у нее к Арвену нет. И шансов на то, чтобы выжить, у этого господина тоже больше не имеется. Что до меня — я ему помогать в любом случае теперь не стану, поскольку данная ситуация — из числа тех, когда ты точно должен для себя решить, с какой стороны баррикад оставаться. Тут мне думать особо не о чем.

— Как скажете, — нейтрально произнес я, снова берясь за вилку и нож.

— Саша, а вы теперь наемник? — вдруг спросила девушка своим обычным голосом. — Да?

— С чего вы взяли? — удивился я.

— Просто вы уже второй раз прибегаете к моей помощи ради решения проблем других людей. На филантропа вы, уж извините, не похожи, к тому же людей, пострадавших в обоих случаях, живущими за чертой бедности не назовешь.

Я рассмеялся, вызвав у собеседницы удивление.

— И правда, все именно так выглядит. Но это не более чем случайность. Нет, Виктория, я не ступил на скользкий путь оказания сомнительных услуг. Просто так получилось, так совпали звезды.

— А Арвен? — Глаза девушки нехорошо сузились. — Получается, вы помогаете ему не из-за денег? Он что, ваш приятель?

Ай-ай, как смотрит. Сдается мне, теперь я знаю, кто именно напустил на Руслана такую жуткую хворь. Или как минимум тому поспособствовал.

— Нет, не приятель, — миролюбиво ответил я. — Мне сегодня впервые в жизни его увидеть довелось. Просто один человек замолвил за этого товарища слово. Полезный человек, замечу особо. Виктория, да не смотрите вы так грозно! Для меня с некоторых пор авторитетов нет, мне что бомж, что депутат — все едино, потому как теперь я точно знаю, что там, за чертой жизни, все люди одинаковы и мечтают об одном и том же. Права народная мудрость: на том свете карманов нет и туда ничего не унесешь — ни золото, ни власть, ни приватный счет в Швейцарии.

Кстати, неплохо бы узнать пару-тройку кодовых слов к подобным счетам. Чем хорош данный способ хранения денег — истинную личность владельца там, в Швейцарии, никто не знает, в том и смысл анонимности. Да и не нужна она там никому, такие счета частенько через фирмы-посредники открывают. Главное — знать кодовое слово и владеть уникальным ключом-флешкой, именно они откроют тебе доступ к деньгам. Казалось бы, в чем отличие этого швейцарского счета от нашего обычного? Да в том, что их, такие счета, как правило, держат отдельно. Отдельно от любимой семьи и верных друзей. И иногда случается так, что информация про подобные сбережения уходит в могилу с тем, кто был их владельцем.

Но в моем случае чужая смерть — это только начало чьего-то пути.

— Так зачем же вы помогаете Арвену? Если вам плевать на авторитеты?

— Помощью это и не назовешь, если честно. Так, приехал, глянул… Но вообще — ради выгоды, разумеется. Нет, деньги деньгами, это уж само собой, меня бы просто не поняли, не потребуй я их, сами знаете, в каком мире мы живем. Но главное, повторюсь, не это. Дело в том, что проситель является весомой фигурой в фармакологии. Сеть аптек, собственное производство лекарств, клиника, короче — полный набор, и вот это мне очень и очень интересно. Вы же знаете мой профиль — зелья, порошки, снадобья. Есть ингредиенты, которые так запросто не купишь, есть такие, которые вовсе не добудешь, просто в силу того, что не растут они в средней полосе России. Я же не полечу в Бразилию ради одного корешка или травинки, верно? И вот тут…

— Я поняла, — оборвала мой рассказ Виктория. — Извините, Саша, я подумала о вас плохо.

— Да ничего. — Кусочек мяса наконец-то отправился в рот. — И правильно сделали. Человек я так себе. Дрянь человек, скажем прямо. Но это не помешает мне доесть отбивную, а после позвонить тому, кто просил о помощи, и сообщить, что я ничем ему и господину Арвену помочь не могу.

— Вы хотите удружить мне? — уточнила Виктория со слабой улыбкой. — Это мило. Я оценила. Нет, серьезно. Но, ради правды, у вас все равно ничего не получилось бы, Арвена уже не спасти. Что-то можно было предпринять в течение первых трех дней после того, как он был проклят, а после — все. Знаете, что лежит в основе заговора? Гнилая вода из центра Шатурских болот, взятая в апрельское полнолуние из чарусы, недавно поглотившей детскую душу, да еще и зачерпнутая тем, кто эти места охранять поставлен. Осечки быть не может. Арвена пожирает не болезнь, его разъедает природная злоба гнилой воды. Вы никогда с ней не имели дела?

— Heт, — помотал головой я, а после осторожно спросил: — Виктория, я понимаю, что мы знакомы не первый день, но при этом не настолько, чтобы вы вводили меня в курс данного деяния. Я не совсем дурак, уже сообразил, что вы приложили руку к недугу, поразившему господина Арвена, но все равно это не очень правильно. Подобное лучше оставить при себе. Просто в силу того, что ваши же коллеги могут не очень адекватно воспринять ваши действия. От меня информация не уйдет, даю слово, но если вы и дальше будете так откровенничать, то кто знает, чем это кончится?

— Они в курсе, — огорошила меня Виктория. — Я сама на болота и не сунулась бы, побоялась. Пал Палыч воду добывал, тамошний болотник — его давний должник. Саша, вы же знакомы с Пал Палычем?

— Само собой, — подтвердил я. — Он ко мне в Лозовку приезжал. Так, получается, этот Арвен по вашему ведомству проходил? Тогда понятно. То-то его банк ЦБ не прихлопнул. Правда, я всегда был уверен в том, что ни с цэбэшниками, ни с налоговиками ни одно чародейство не справится, поскольку у них на это иммунитет, но, как видно, ошибся.

— Нет, — покачала головой девушка. — Арвен — обычный человек, он никак не связан с миром Ночи. Вернее, когда-то он очень хотел заглянуть за окоём обыденности, причем настолько, что перешел грань дозволенного, за что в результате и поплатился.

— Ясно, — отозвался я, хотя на самом деле это было не так.

Но в такой ситуации лучше в расспросы не лезть. Захочет Виктория — сама все расскажет. Не захочет — значит, не захочет.

Так оно и вышло.

— Несколько лет назад Арвен убил человека, которого я очень любила, — вычерчивая ногтем по столу замысловатые узоры, произнесла девушка. — Не сам, разумеется, чужими руками, но разве это что-то меняет? Виноват не пистолет, а тот, кто нажал на курок. Непосредственного убийцу застрелил Коля, тогда еще совсем юный оперативник, а вот до Руслана мы не добрались, не успели. Он сбежал из страны, как видно, что-то почувствовал. Можно было бы найти его и там, где он затаился, но Олег Георгиевич запретил мне это делать, не хотел портить отношения с коллегами. И потом — тот, кого он убил, лежит здесь, на этой земле, стало быть, виновник его смерти тоже должен умереть тут. Так оно и получилось, прошло время, и Арвен вернулся, чтобы за все заплатить. Простите уж за пафосные и банальные слова.

— Не за что извиняться, — заверил ее я. — Все правильно сказано. И смерть у него такая, что врагу не пожелаешь.

— Только мне этого мало, — очень тихо и очень жестко произнесла Виктория. — Знаю, что мои коллеги не одобрили бы того, о чем я хочу вас попросить, Саша, но мне это безразлично.

— Не надо, а? — предложил я. — Не стоит произносить вслух то, что у вас на уме. Это очень, очень плохая идея. Этот гад и так подыхает как собака, истекая гноем и корчась от боли. Куда уж хуже?

— Вам ли не знать, что хуже? — таким голосом произнесла она, что мне стало немного не по себе. — Вы же Ходящий близ Смерти, потому разбираетесь в данном вопросе лучше, чем кто-либо другой.

— Потому и советую обратить свое внимание на салат «Цезарь», — показал я на девушку-официантку, которая как раз принесла заказ моей спутницы. — Это куда разумнее и целесообразнее.

Дело не в том, что мне не хочется помогать этой Снежной королеве, нет. В обычной жизни для нее лично я готов сделать очень многое, без проблем. Я за добро всегда плачу добром, да и вообще она мне нравится. Но при этом я помню, кто она такая и где служит, в этом все дело. Нет, подставы ждать не стоит, это сто процентов, но если вдруг все всплывет, то ее из событийной канвы выведут за ручку, а меня отправят за борт. Потому что от ее просьбы, пусть пока и невысказанной, за километр тянет открытой могилой.

— Я хочу, чтобы Арвен страдал не только при жизни, но и после нее, — отчетливо произнесла Виктория, дождавшись того момента, когда официантка от нас отдалится.

— Все-таки сказали, — поморщился я. — Ну вот зачем?

— Потому что это справедливо, — нахмурилась девушка. — Потому что так будет правильней.

— Никто не знает, что на этом свете правильно, а что нет, — возразил я. — Никто. Зато мне прекрасно известно, что благо для одних всегда является горем для других, а мы сейчас говорим о такой тонкой штуке, как посмертие. Виктория, это очень, очень паршивая идея, поверьте ведьмаку, пусть даже и начинающему. Я живу под луной меньше года, но уже понял, что с этими вещами играть нельзя. Покон есть покон, за все сделанное с каждого из нас когда-нибудь спросится.

— Я приму этот долг на себя, — заявила моя спутница. — Даю слово. И моих друзей из отдела тоже не опасайтесь, даже если они что-то узнают, по вам это никак не ударит.

Умная. Все поняла.

— Это вы так думаете, — продолжил упорствовать я. — А Нифонтов придет да и вспорет мне живот своим тесаком. Или Женька в голову выстрелит, когда я этого ждать не буду. И все, пишите письма.

— Вы не верите моему слову? — аристократично приподнялась левая бровь.

— Я не верю вообще никому, — пробурчал я и отрезал еще кусочек мяса. — С тех пор как перестал быть обычным клерком с обычными радостями и горестями. И сразу — если вы сейчас заведете разговор о деньгах, то я оплачу счет, встану и уйду.

— Саша, это плохой человек, — неожиданно мягко произнесла девушка. — Очень плохой. Я же знаю, наводила справки. На нем много крови, много чужого горя. Я не прошу мести. Я прошу справедливости.

— Да не о том я! Вика, вы просите у меня то, отчего не то что подальше надо держаться, а бежать сломя голову! Поймите вы эту простую вещь!

— Понимаю. — Девушка перегнулась через стол, ее глаза оказались напротив моих. — Но мне это нужно. Четыре года, Саша. Четыре года я не живу, а просто существую, потому что в душе пустота. Мне известно, что месть не приносит счастья, и это на самом деле так. Но она дает покой и осознание того, что ты выплатила свой долг. Выплатила — и теперь можешь идти дальше. Саша, я просто хочу снова дышать полной грудью.

Ну и что мне с ней делать, а? Почему я такой податливый, почему меня всегда можно уговорить сделать то, чего не хочется? Не всем, разумеется, такое удается, а только тем девушкам, которые мне нравятся. А она мне нравится. Не знаю чем, но есть такое. И потом — выполняя ее просьбу, я могу решить свою проблему. Даже парочку.

— Чего вы хотите, Виктория? — Я приблизил свое лицо к ней так, что мы уперлись лбом в лоб. — Чего конкретно?

— Лишить его посмертия, — быстро ответила девушка. — Пусть душа Арвена скитается без упокоения.

— Нет, — сразу отказал я. — Не пойдет. Похоже, он негодяй тот еще, а значит, через десяток-другой лет его душа людям вредить начнет. Например, прибьется к Ледяному старику и станет забулдыг в сугробах морозить. Мне такие грехи не нужны, полагаю, за них рано или поздно счет предъявят. Неуверен в этом до конца, но проверять не желаю.

— Отвергая — предлагайте.

— Хорошо. — Я внезапно чмокнул девушку в щеку, не без радости заметив живой огонек, мелькнувший в ее глазах. — Извините, но надо было немного разрядить обстановку. Еще чуть-чуть, и это кафе могло пострадать от взрыва наших эмоций.

— Вы ловкач! — Девушка улыбнулась, на щеках обозначились ямочки, а мое сознание отчетливо произнесло: «Ауф, какая женщина!»

— На том стоим, — не без самолюбования произнес я. — Все-таки профессиональный банковский служащий, тем и кормимся. Кстати, о работе! Вика, вы все-таки кушайте салат, а мне надо кое с кем пообщаться.

Шутки шутками, а на работу позвонить все же надо, хотя бы приличия ради. Ну и градус напряжения за столом чуть понизить следует.

В последующие пять минут я выслушал по телефону кучу всякого разного, потому что моя коллега Наташка никогда не умела просто так принять и передать кому надо излагаемую ей информацию. Она сначала с ноткой зависти иронизировала над тем, что кое-кто сомнительным путем сумел вымостить себе дорогу в личное светлое будущее, потом жаловалась на то, что пришло тепло, а за мороженкой сходить некому, после пересказала мне пяток свежих сплетен и только под конец сообщила главное. То, что с утра пораньше в банк нагрянула Ряжская, не обнаружила меня, наорала на Волконского, который в общем-то был ни при чем, но при этом запретила разыскивать меня по телефону.

Логики в поступках Ольги Михайловны я не усмотрел, но это и не страшно, ибо повредить мне данный факт никак не может. Все равно скоро уволюсь, какая разница?

Виктория тем временем лихо умяла салат и теперь лакомилась клубничным мороженым. Значит, не все еще потеряно, значит, не совсем она внутри заледенела. Когда девушка в минуты душевных терзаний мороженое, торт со сливками или шоколадку не кушает с задумчивым видом, вот тогда беда. От такой надо бежать сломя голову, чтобы остаться в живых, ибо такие, как она, жалости и сострадания не знают.

— Ваше предложение, Саша, — поторопила она меня. — Обед заканчивается.

— Что-то мне подсказывает, что вы его можете растянуть на столько, на сколько захотите, — хмыкнул я. — Просто вам невтерпеж узнать, что мне пришло в голову.

— Невтерпеж, — подтвердила девушка.

— Еще раз повторю — лихое посмертие я ему устраивать не стану. Хотя бы потому, что не знаю, как это сделать в полной мере качественно.

— Разве? — изумилась Виктория. — Вы же Ходящий близ Смерти?

— Правильно, — согласился я. — Все так. Но это не значит, что я умею обрекать души на вечные муки. К тому же я ведаю не распределением, а утилизацией. А ну как его сразу после смерти отправят в конечный пункт назначения? Ну а насчет извлечения души из еще живого тела даже и упоминать не стоит, такое мне точно не по плечу. Да оно мне не нужно. Бери ношу по себе, чтоб не падать при ходьбе.

— Но… — поторопила меня Виктория.

— Но я могу отдать его маре, — отчеканил я. — Вы знаете, кто такие мары?

— Само собой, — задумчиво облизала ложечку девушка. — Если это шутка, то очень неумная.

— Какие шутки? — даже обиделся я. — Все вполне серьезно. Скажем так — у меня с ними были кое-какие делишки, и я всегда могу обратиться к ним снова.

Виктория с минуту посидела молча, а после изрекла:

— Знаете, господин ведьмак, а вы полны сюрпризов. Причем опасных. Мары — очень, очень древние существа, до которых к тому же трудно достучаться. А уж как они любят на сладкое выпить душу того, кто их призвал… Но вы здесь и живы, это означает, что каким-то образом вам удалось с ними поладить. Примите мое восхищение.

— Это не ответ, — передернул плечами я. — Если «да» — хорошо. Если нет — других предложений не последует. Да и это вы у меня вытянули клещами.

— Да, — протянула мне руку Виктория. — И еще вот что… Вы не назвали цену. Что я буду должна вам за услугу?

— Одну «спасибу», — хмыкнул я. — Ничего вы мне не будете должны. Будем считать, что хоть раз в жизни я себя повел как нормальный мужик, который помогает женщине только потому, что он обязан это делать по сути своей. Просто так, без дальнего прицела. Вы же нас рожаете не для того, чтобы пособие получать, а по любви, верно? И потом — мне надо хоть одно доброе дело иметь в загашнике, чтобы не совсем уж сволочью себя ощущать. Правда, добрым его по здравом размышлении не назовешь.

— Немного хитрите, но это нормально, — одарила меня еще одной улыбкой Виктория. — Ладно, сама решу, как именно вас отблагодарить. Но есть еще одно условие. Я участвую в переговорах с марой.

— Сразу — нет, — немедленно отозвался я. — И не думайте.

— Да, — тоном, не оставляющим места для возражений, сообщила Виктория. — Не стоит спорить, сразу предупреждаю. Ну и, в конце-то концов, это в ваших интересах. Если что, именно этот аргумент отведет от вас все возможные подозрения сотрудников отдела.

— Вы же сказали, что возмездия со стороны ваших коллег ждать не стоит? — подковырнул я собеседницу. — А?

— Не стоит, — кивнула Виктория. — За Арвена никто из них вам счет не предъявит. Но мы не последняя инстанция, поймите, и в этом случае мои показания станут решающими. Если что, я приму удар на себя. Но для этого я должна быть рядом с вами.

Все это шито белыми нитками. Третий класс, вторая четверть. У нее другие цели, и я догадываюсь какие. Она хочет убедиться в том, что сделка на самом деле будет совершена. Так сказать, верю-верю всякому зверю, а тебе, ежу, погожу. Это я понимаю. Это нормально. Или есть еще что-то, чего я пока не вижу?

И ведь не отстанет, это ясно, как белый день. Жалко, хотел я погреть руки у костерка Арвена по полной, а так только должок маре верну. Убытка я, разумеется, из-за этого никакого не понесу, но и сто процентов прибыли не получу. Обидно.

Впрочем, еще одна уступка — это тоже инвестиция в будущее, не так ли?

— Ваша взяла, — вздохнул я. — Уговорили, пусть будет так. Но на моих условиях. Идет?

— Слушаю, — насторожилась сотрапезница.

— Ваша роль — наблюдатель, — очень серьезно предупредил ее я. — И не более. Вы не встреваете в разговор, вы не ставите условий, вы не даете обещаний и ничего не просите. Вы вообще не открываете рот. Это понятно?

— Но…

— Виктория, не сомневаюсь, что вы у себя в отделе много чего читали про мар, — усмехнулся я. — Смею вас заверить — вы про них ничего не знаете. Книги — это только книги. В жизни все куда проще, а потому страшнее. И вообще — будь на вашем месте кто другой, фиг бы я вписался в эту свистопляску.

— Согласна, — кивнула Виктория. — Это ваша территория, Александр, и вам лучше знать, что там к чему. Я буду молчать.

— Тогда приглашаю вас в гости часикам эдак к одиннадцати вечера, — потер руки я. — Посидим, попьем чайку, а там и дело сделаем. Да, вот еще что… Мне нужна какая-то личная вещь Арвена. Черт, придется снова в клинику ехать.

— Не придется, — прищурила левый глаз Виктория. — У меня есть его галстук. Проклятие ведь тоже не просто так накладывается.

— Уже проще, — обрадовался я. — Да, о клинике…

Я снова достал телефон и набрал Вагнера.

— Петр Францевич? — В моем голосе плескалось море озабоченности и озерцо печали. — Плохие новости. Увы, но не видать вам пакета акций.

— Она отказалась? — уточнил бизнесмен. — Дело в этом? Возможно, есть еще какие-то варианты?

— Если бы, — вздохнул я. — Согласие как раз не вопрос. Беда в самой… скажем так — хвори. Она поддается лечению только на начальном этапе. День-два — и процесс необратим. Совершенно. Даже если бы я поехал с вами еще тогда, на прошлой неделе, результат мы бы имели тот же. Увы, увы, но господин Арвен уже мертв, несмотря на то, что он до сих пор дышит. День-два у него в запасе есть, не больше. Я к чему — вы донесите эту весть до родных и близких, может, ему какие бумаги надо подписать, на предмет наследства или передачи собственности. Ну и попрощаться тоже следует, так, чтобы по-людски. Меня, разумеется, в этой связи упоминать не надо. Клиницист у нас вы, а не я.

— Хорошо, — без особого оптимизма пробурчал Вагнер. — Всего доброго.

— Стоп-стоп, — скомандовал я. — Это еще не все. Теперь по нашим с вами взаимным расчетам.

— Каким расчетам? — опешил он. — Аванс ваш, а больше мне платить вроде как не за что.

— Да что вы? — рассмеялся я. — Короткая у вас память, Петр Францевич. Как было сказано в тот день, когда мы заключили сделку? Если ваш приятель умрет до того, как я примусь за его лечение, вы мне ничего не должны. Он пока еще жив, не так ли? Тем не менее время мною потрачено, вдобавок я побеспокоил очень и очень влиятельного человека своей просьбой. Да, результат прискорбный, но услуга мне оказана, и когда-нибудь мне за нее предъявят счет. Вы сами коммерсант и знаете, что одна из основ любого серьезного бизнеса — взаимные услуги и уступки. Иногда они важнее, чем деньги. При этом действовал я в ваших интересах. Еще вопросы есть?

Молчал Вагнер, сопел в трубку.

— Замечательно, — продолжил я. — Но поскольку я привык вести дела честно, то и цена за мои услуги будет справедливая. Три раза. Я обращусь к вам за помощью три раза, а не пять. Так, на мой взгляд, будет нормально. Вы согласны?

— Да, — подтвердил Вагнер. — Александр, у меня тоже есть вопрос.

— Можете, только не со всякой ерундой, — разрешил я. — Вы же хотели про это спросить? Можно ли, если что, позвонить и обратиться с просьбой? Ну и не забывайте о том, что я — очень дорогое удовольствие. Помните, сколько было в конверте Арвена? Всякий раз я хочу от вас получать аналогичную сумму как безвозвратный аванс. И это — независимо от просьбы, которую я могу и не выполнить. Впрочем, можете класть в конверт больше, я не обижусь.

В принципе, хороший вариант. Зная его жадность, могу предположить, что чаще чем раз в год он появляться не будет. А мне лишний приработок не помешает.

— Значит, день-два? — еще раз уточнил Вагнер. — Ох, беда, беда…

На том мы с ним и распрощались.

— Не знала, что я влиятельная особа, — покачала головой Виктория. — Насмешили. И еще — пройдоха вы. Александр. Даже на отказе умудрились заработать.

— На убийстве, — поправил ее я. — Называйте вещи своими именами. Сегодня ночью этот человек умрет из-за наших стараний.

— И очень хорошо, — моментально изменилось лицо девушки, веселье из него ушло, осталась застарелая ненависть. — Жалко, лично этого не увижу.

— Кстати, а не допустили ли мы ошибку? — вдруг озадачился я. — Они, часом, эвтаназию к нему не применят? Чтобы не мучился? Тогда все наши труды — коту под хвост.

— Нет, — заверила меня девушка. — Ручаюсь за это. Вера — часть его сути и, что важно, сути его жены, которая могла бы упросить Вагнера облегчить его страдания. Так что он пройдет свой путь до самого конца.

Вот тоже интересно — Арвен ведь мусульманин, а я на него нашу отечественную нечисть натравлю. Как эти вещи могут сочетаться? А может, и запросто. Не исключено, что те же мары появились еще до того, как верования растащили людей в разные стороны. Так что им не помешает то, чего они не знают.

— Ну и замечательно, — успокоился я и поднял руку. — Барышня, а можно нам кофе и счет? Вика, вы какой предпочитаете? Я вот латте. Он вкусненький.

Вскоре мы расстались. Девушка отправилась на службу, я подобной ерундой заморачиваться не стал и поехал домой.

Там я шуганул Родьку, который призывно махал полиэтиленовым пакетом и демонстративно хлопал дверью холодильника, давая мне понять, что тот снова почти пуст, и завалился на кровать, о чем мечтал два дня. Завалился — и не заснул. Весь день спать хотел, в метро в дремоту впал, в лифте чуть челюсть не свернул, зевая, а тут — никак.

Как видно — перехотел. И так бывает. Но, может, оно и к лучшему, поскольку еще по дороге я, похоже, сообразил, зачем Виктория напросилась ко мне в гости. Тут дело не в любопытстве и не в недоверии. Тут другое.

Потому я живенько раскочегарил горелку и сварил одно немудреное зелье, которое, как мне кажется, сегодня непременно пригодится. А после еще и в магазин сходил. Не ради Родьки, который всем своим видом показывал, что голодная смерть уже протянула свои костлявые пальцы к его мохнатому горлу. Просто некрасиво выйдет — у нас гостья, а в доме даже сахара нет, накануне-то я его купить забыл, а все сладкое Маринка стрескала. Хотя если бы не Виктория, никуда бы я не пошел. Я вообще в последнее время к тихим домашним радостям, вроде еды и тому подобного, охладел. Да оно и понятно, не до того мне. То Лозовка, то ведьмачьи дела, то вон убивать кого-то надо. Где времени на все взять?

Кстати, Лозовка. Что-то прораб Валера затих, не звонит, не пишет. Мужички там на моей стройке века вообще работают? Хоть что-то делают? Надо съездить, посмотреть. Может, у меня там долгострой образовался? Не хотелось бы.

Виктория оказалась пунктуальна невероятно. Ровно в одиннадцать вечера брякнул дверной звонок, и я поспешил к двери.

Родька был в курсе того, кого я жду, но никаких эмоций по этому поводу не выказал. То ли приход Виктории не очень его беспокоил, то ли он ее как конкурентку Светке не воспринимал — уж не знаю. Но того недовольства, которое я постоянно замечал в те моменты, когда в наш дом приходила Мезенцева, тут и близко не возникало.

Кстати, правы мои собратья. Распустил я его. До чего дело дошло — вполне серьезно рассуждаю на тему, кто моему слуге нравится, а кто нет. Хотя с ним таким интереснее сосуществовать. Видел я других слуг, забитые они какие-то, неживые. Особенно те, что ведьмакам-ветеранам служат. А Афоня? Он вообще чуть не спился.

Нет уж, пусть остается такой, какой есть. Хотя ему я ничего подобного сроду не скажу, разумеется.

К тому же он меня не подвел. Чашки стояли на столе, там же имелись печенье, сушки, зефир и даже три глубокие розетки с разным вареньем. Что примечательно — ни розеток таких, ни варенья в моем доме сто лет как не водилось. Опять у кого-то из соседей позаимствовал, появилась у него такая привычка. Нет, посуду он, конечно, после вернет, чистую и невредимую.

Но, в принципе-то, это неправильно? Хотя и вкусное варенье, тут не поспоришь. Особенно вишневое славное оказалось.

Но поругать его стоит, ибо не дело. И куда только Вавила Силыч смотрит? О! Вавила Силыч! Чуть не забыл! Его же предупредить надо!

Чураться Виктории подъездный не стал и вылез из-под холодильника почти сразу после того, как я его позвал.

— Исполать тебе, чародейка-матушка, — невероятно вежливо поприветствовал он мою гостью и даже отвесил ей что-то вроде поклона. — Сто зим здравствовать, сто лет благоденствовать.

— И вам добрый вечер, суседушка, — встала с табуретки та. — Пусть в вашем дому всегда будут лад да согласие, хлеба вдоволь да молоко не киснет.

Фольклор. Надо запомнить, может пригодиться.

— Вавила Силыч, — решил не откладывать неприятный разговор я. — Тут такое дело… Опять мне придется кое с кем побеседовать. Ты понял с кем, да? Знаю, что тебе эти встречи в тягость, но — надо.

— Ох… — Подъездный зацепил ложечкой варенья из розетки. — Снова ты за свое. Хоть ты ему скажи, чародейка! Ну глупость же несусветная — сюда эту погань приманивать! Ты же понимаешь, какое это зло!

— Понимаю, — ответила Виктория. — Но это не Александру нужно, а мне, не вините его. Он меня отговаривал, но я его вынудила это сделать.

— Вон как? — опешил Вавила Силыч. — Куда мир-от катится! Я же вижу, что ты хоть и молода, а горячего варева хлебнула, потому знаешь, что за этим последовать может. Александр несмышленыш еще, но ты-то…

И он махнул рукой, давая нам понять, что не в силах мириться с нашей людской глупостью. Но своих сбегал предупредил.

Как только часы отмерили полночь, я сразу же приступил к ритуалу призыва, не желая откладывать неприятное действо в долгий ящик. И на этот раз мара откликнулась почти моментально. Смесь трав догореть не успела, а в коридоре раздались меленькие шажочки, сопровождаемые непонятным жужжанием.

— Чтоб тебя, забыл! — хлопнул я себя по лбу и сунул в руку Виктории пузырек с зельем, что недавно сварил. — Пей! Живо!

— Это что? — подозрительно глянула на меня девушка. — Зачем?

— Отрава, блин! — рыкнул на нее я. — Пей, говорю! Это чтобы она тебя в ментальном плане не скрутила!

Виктория еще раз с сомнением покосилась на меня, выдернула пробку, понюхала жидкость, а после одним глотком опустошила небольшой пузырек.

Глава 4

Прикрытая дверь скрипнула, и в кухню вошла мара. Который раз ее вижу и все удивляюсь несоответствию формы и содержания. Кругленькая задорная девичья мордашка, нос-пуговка, светло-льняные кудряшки, голубенькие глазки — прямо Аленка с обложки шоколадки. Любой режиссер рекламных роликов детской одежды или сока это солнечное чудо без проб сниматься пригласит. Вот только жизни этому смельчаку останется потом ровно столько, сколько эта девчушка ему сама отмерит.

Кстати, она еще и одежду сменила сообразно сезону. Пропала шапка с надписью New York, ей на смену пришли солнцезащитные очочки в розовой оправе, придерживающие волосы на лбу, а на ногах вместо сапожек красовались кроссовки с розовыми же шнурочками.

И еще — глаза. Я сразу как-то не смекнул, но ушла из них чернота, которая так напугала меня в первый раз. То ли мимикрирует мара, то ли еще что…

«Жжж», — крутанулся в маленьких пальчиках спиннер.

— Славная штука, ведьмак, — сообщила нежить, карабкаясь на табурет. — Удобная. Время коротать хорошо. Спасибо, что подарил.

— Да не вопрос, — отозвался я. — Лишь бы тебе в радость.

— А это кто? — Мара уставилась на Викторию. — Подружка твоя? Зря. В ней хоть сила и есть, но она из людей. Ничего у вас не выйдет. Многие из ваших пробовали, только толку — чуть. Либо ты ее погубишь, либо она сама от тебя уйдет. Ваш век длиннее людского, она старухой станет, а тебя даже седина еще не тронет.

— Какие невеселые перспективы, — поморщился я. — Но это в любом случае наши дела.

— Ваши, — с готовностью согласилась мара. — Так и есть. И говорить о них нечего. А вот что с нашими делами, с твоими и моими? Клятва прозвучала, время идет, я жду.

— Слово ведьмака нерушимо, — с достоинством произнес я. — Для того и позвал. Я готов отдать тебе человека.

— На потерзать? — сразу же уточнила мара. — Или?

— Или, — твердо сказал я. — И тело, и душу. Хотя тело тебе, конечно, без надобности, но тоже можешь забрать.

— Ты же понимаешь, ведьмак, что лишаешь этого человека посмертия? — уточнила мара. — Одно дело — пить ночные страхи того, на кого ты меня навел, и совсем другое — то, что сейчас предложено.

Вот ведь зараза какая. Все верно просчитала, поняла, чего ради сюда Виктория пришла, и теперь на нее давит, чтобы вызвать эмоции, за которые можно уцепиться. Мара — она как клещ, ей главное впиться, а дальше — дело техники. Причем она знает, что мне прекрасно известны все нюансы таких сделок. Нет там никакой разницы, что так дело грязное, что эдак. И будь я человеком, за подобные штуки пришлось бы, наверное, отвечать где-то там, за жизненным пределом. Потом, когда помру. А может, и раньше. Та же мара после припрется во сне и начнет стращать, показывая последствия договора с ней, чтобы до кучи твою душу тоже к рукам прибрать. Ну или что там у нее на самом деле? Щупальца, ложноножки…

Только вот с ведьмака взятки гладки, я это в книге еще когда прочел. Обычная сделка двух обитателей Ночи. Один делает, второй платит. Вот и все. Главное — условия сделки соблюдать, потому как покон есть покон. Слово дадено, слово исполнено.

Виктория встала с табурета, хотела что-то сказать — и не смогла. Она еще пару раз открыла и закрыла рот — тот же результат.

Оно и понятно — зелье немоты именно такой эффект и вызывает. Еще минут с пятнадцать она будет точно как золотая рыбка — дышать может, глазами хлопать — тоже, даже кое-какие желания исполнять, но вот в беседу вступить не получится.

И очень хорошо, а то она таких дел наворотить может, что волосы дыбом встанут. Она ведь для чего ко мне напросилась? Чтобы на себя принять ответственность за то, что я сейчас делаю. Чтобы на мне этого долга перед марой и мировым разумом не висело. Вот такая она, эта самая Виктория. Хочет быть честной и передо мной, и с самой собой, чем выгодно отличается от своих коллег. Может, еще и поэтому я решил ей помочь.

Только фиг ей, не люблю я подобной жертвенности. Ведь сожрет ее мара и не подавится. Само собой, ей только в радость еще на одну людскую душу присесть, к ней присосаться и вытянуть, как газировку из стакана через трубочку. Так что обойдутся, причем обе сразу. Все будет так, как я захочу.

Кстати, я думал о том, чтобы ей на самом деле защитное зелье дать, но не стал. Зачем? Здесь ее мара тронуть не посмеет, она моя гостья, покон не велит. Ну а я сам — под защитой Мораны. Если она хочет рискнуть и устроить праздник непослушания — флаг ей в руки.

Виктория тем временем поняла, что к чему, зло глянула на меня, уселась обратно на табурет, скрестила руки на груди и опустила глаза в пол.

— Чего это она? — чуть расстроенно уточнила мара, потыкав пальчиком, на котором тускло блеснуло простенькое латунное колечко, в сторону девушки. — А?

— Да пока тебя ждали, в «Крокодила» играли, — пояснил я. — Чтобы время убить. Вот она и догадалась наконец, что за слово я загадал, только сказать не может. Немая она. От рождения.

— Не знаю такой игры. — Мара снова крутанула спиннер и даже язык чуть высунула, глядя на полоску стремительно вращающихся лопастей. — Зело забавно! Так что, ведьмак? Какое твое последнее слово?

Виктория стала ей неинтересна, это было заметно невооруженным глазом.

— Такое же, как первое, — пожал плечами я. — Я отдам тебе душу одного человека. Она будет твоей, делай с ней то, что захочешь. Но условие — она должна хорошенько помучиться. Так, чтобы ей каждый миг вечностью казался.

После этих слов я вопросительно глянул на Викторию, чтобы уточнить — не передумала ли она. Женщины — существа переменчивые, никогда не знаешь, что им в голову придет.

Но нет, ничего не изменилось, только скулы на красивом точеном лице девушки чуть сильнее обозначились. То ли от эмоций, то ли от злости на меня.

— Хорошо, — облизнула губы розовым язычком мара. — Давай вещь этого человека, и я пойду. Ночь только началась, не хочу терять времени. Светает сейчас рано, а мне Ярилино око не по нраву. И я ему — тоже.

Виктория засунула руку в чуть оттопыренный карман своего приталенного пиджачка, отчего золотой кулон-капелька, висящий на ее груди, мотнулся из стороны в сторону, достала оттуда свернутый в кругляш галстук и хотела было передать его маре, но я успел раньше и перехватил его.

Ого, «Стефано Риччи». И, похоже, настоящий, в смысле, хенд мейд. Насколько я знаю, они в год всего штук триста галстуков выпускают, потому стоит каждый из них будь здоров сколько. Ну а уж потом безвестные китайцы к процессу подключаются, только оригинальную вещь с подделкой не перепутаешь никогда.

— Погоди, родная, — ласково произнес я. — Давай сначала уладим кое-какие формальности.

— Что тут улаживать? — передернула узенькими плечиками мара. — Ты даешь мне эту вещицу, на том и расстанемся.

— Только перед этим кое-что надо произнести, — подсказал я. — Дескать, твой долг… Ну ты же в курсе?

— Да-да, — недовольно насупилась девчушка. — Ведьмак, твой долг полностью погашен и с сего момента закрыт. Ни ты мне, ни я тебе больше ничем не обязаны.

— Услышано и запомнено, — тут же отозвался Вавила Силыч.

— Лови. — Я бросил галстук маре. — Не задерживаю. И помни о моем условии насчет страданий и терзаний.

— Это уж не сомневайся, — хихикнула мара. — Тем и пробавляемся. Да, может, ему чего передать?

— Ну-у-у… — Я глянул на Викторию, причем с изрядным сомнением. Ее имя я маре называть не хотел категорически, но при этом в каком-то смысле музыку все же заказывала она.

Виктория все поняла, мигом достала из сумочки телефон и набрала в текстовом поле сообщений имя «Герман».

— Привет от Германа передай, — попросил я, глянув на экран. — Он поймет.

Черт, почти как перевод с карты на карту. «Вы желаете добавить СМС?» Забавно.

— Сделаю, — деловито пообещала мара, болтая ножками в гольфиках и ладно сидящих кроссовках. — До встречи, ведьмак.

— Лучше уж прощай, — выразил свое пожелание я без особой щепетильности.

— Э нет, — заливисто расхохоталась девчушка. — Мы с тобой теперь одной веревочкой повязаны прочно, не разорвешь. Где ты — там смерть. Где смерть — там я.

Мара спрыгнула с табуретки, помахала нам ладошкой и вышла за дверь. Еще пара секунд, и ее шажочки стихли в глубине коридора.

— Ушла? — скрипнула дверца, за которой стояло мусорное ведро и таились водопроводные трубы, из-за нее показалась голова Родьки. — Хорошо! Не люблю я их племя.

— Вылезай уже, — брюзгливо велел подъездный. — Храбрец. Александр, я тебе, вестимо, никто, учить жизни права не имею, но скажи мне — ты сам-то понял, что сделал? Ты ж ей живую душу отдал!

— Там, Вавила Силыч, такая душа, что ее еще раз пять отдай — и все не жалко, — и не подумал оправдываться я. — Этот человек жениха моей гостьи убил, между прочим. Не со злобы, не из ревности, а так, ради выгоды.

Ну этого я точно не знал, причину давнего злодеяния мне Виктория так и не назвала, но зато мне были хорошо известны люди, подобные Арвену. И именно деловые интересы в девяноста процентах случаев являлись основанием для всех возможных видов нарушения закона. Хотя до убийства дело доходило нечасто, врать не стану. В основном это были подлоги, хищения и растраты. Одно время, когда после очередных выборов власть «гайки затягивала», сотрудники Управления по борьбе с экономическими преступлениями к нам в банк как на работу ходили, таких, как он, за горло брали. Выборы — дело недешевое, казну государеву после них пополнять надо.

Хотя, по сути, подъездный прав. Только что я человека нежити ночной скормил и ничего внутри не шелохнулось. Не от смерти спасался, не в бою, когда либо ты, либо тебя, а просто так. Потому что красивая женщина попросила.

Прислушался к себе. Нет, ничего не екает. И жалость молчит, и совесть не бубнит. То ли перерождаюсь, то ли правильно поступил. Лучше бы второе верным оказалось.

— Что убийца он — плохо, — отвел взгляд в сторонуподъездный. — Нельзя человеков ради денег жизни лишать. Но и тебе гордиться нечем. Хоть какой он злодей заугольный, но душа-то у него живая была!

— Какая там душа? — поморщился я. — Чернота одна небось. Видел я такие уже, Вавила Силыч, и на волю их отпускал. Так ни одна вверх не ушла, все кляксами черными на земле оседали. Аж траву собой выжигали.

Молчал подъездный, сопел, ничего не отвечал.

Тут не выдержала гостья. Она вскочила на ноги, потыкала пальцем в губы, потом подбоченилась и, вытаращив глаза, уставилась на меня.

— Да-да-да, пока ты говорить не можешь, — верно распознал я ее пантомиму. — Потерпи немного, скоро все кончится, к тебе вернутся коммуникативные способности. Правда-правда.

Виктория раздула ноздри и топнула ногой.

— Ишь ты. — Вавила Силыч, как мне показалось, очень обрадовался перемене темы. — Такое бы зелье Пал Петровичу со второго этажа подарить. Его супружница как домой с работы вернется, так сразу давай на него орать. Злобу девать некуда, молодые-то от них съехали. Ей Галина, невестка, стало быть, сразу не по душе пришлась, вот она ее два года и шпыняла, стрессу свою снимала. А теперь молодые квартиру купили, только их и видели. Сами сюда не ездят и ее к себе не зовут, так она им надоела. А поорать-то надо? Вот Пал Петровичу и достается. А он мужик тихий, спокойный, терпит. Прямо жалко его.

— Не поверишь. Вавила Силыч, но для того это зелье и придумано, — рассмеялся я. — Оно из разработок Митрия. Ну, помнишь, я тебе о нем рассказывал?

— А, это тот ведьмак, что девок портил через одну и искал способ, как воду в зелено вино превратить? — покивал подъездный. — Редкостный прохиндей, похоже, был.

— Ну да, — подтвердил я. — Вот и это зелье он выдумал, причем специально для продажи. Так и написал: «Дабы сварливых женок речи лишить, когда те злы сильно или же в цареву лавку свово мужа не пущают». Кстати, ты не знаешь, что за «царева лавка» такая?

— Так кабак, — причмокнул Вавила Силыч. — Одно время водку-то не везде наливали, а только в специальных заведениях, что имели на то разрешение от власти. Так это дело и называли — «царево вино». Или же «казенкой», потому как ее только казенные заводы гнали. Государевы то есть.

Ну да, что-то такое я слышал. Или читал?

Тем временем Виктория, которую, похоже, вся эта комедия абсурда достала до края, схватила с подоконника первый попавшийся предмет и начала им махать, выказывая недовольство.

Все бы ничего, но им оказался Маринкин недавний подарок, ту самую моржовую… хм… кость.

— Моя прекрасная леди, вы хоть знаете, что держите в руках? — давя в горле хохот, поинтересовался я. — Нет? Сейчас объясню.

Через минуту длинная и узкая кость полетела в угол, а я перестал сдерживать смех. Да и подъездный со слугой не отставали Что там — Виктория сначала неуверенно заулыбалась, а потом беззвучно захохотала.

— Хорошо, что не сломала, — вытер слезы из уголков глаз я. — Не скажу, что мне сей предмет нужен, но пусть будет. Может, с каким настоящим шаманом сведу дружбу, кто знает? Вот ему подарю. Так и скажу: «Держи, шаман Василий, на память»!

— Почему Василий? — заинтересовался Родька. — У них обычно имена заковыристые. У меня один хозяин долго на Севере жил. Мы с ним еще через пролив туда-сюда на лодке катались. Забавная такая лодка, узкая только. Каяк называется.

Через какой пролив? Берингов, что ли? Интересно, чего это они туда-сюда через него шастали? С какой целью? Может, с территории Штатов на нашу золото, намытое на Клондайке, перевозили? Хотя это вообще невесть когда могло быть.

— Не знаю почему, — признался я. — Звучит просто красиво. Шаман Василий. Эдакий чукотско-российский колорит.

— Болтуны! — хрипло изрекла Виктория, обрадованно ойкнула и продолжила: — Слава богу, речь вернулась! Смолин, я тебя убью!

— Вот, — поднял указательный палец я. — Во-первых, девушка обрела право голоса и произнесла заветную фразу, которую я слышу с завидным постоянством, во-вторых, мы наконец-то перешли на «ты».

— Это был мой долг, — хлебнув остывшего чаю, продолжила Виктория. — Мой! Я должна была на себя его принять.

— И чего добилась бы? — хмыкнул я. — Через пару дней это милое дитя с тысячелетним прошлым заявилось бы к тебе в ночной тиши и начало мучить во снах. И кому, кроме нее, от этого хорошо станет? Если хочешь свести счеты с жизнью, я могу подобрать тебе варианты куда поинтереснее.

— Но теперь с тебя за сделанное спросится. — Тоненькие брови девушки образовали домик, на лбу обозначилась морщинка. — Это неправильно.

— За что с меня спросится, это не твоя печаль, — немного грубовато бросил я. — Главное, что с твоих плеч груз упал. Как ты говорила? «Дышать не могу»? Теперь дыши. Полной грудью.

— Я попробую, — криво улыбнулась девушка. — Правда, не уверена, что получится.

— Ну, тут я тебе не помощник. Твоя жизнь, тебе ее и жить.

— Но какая же она жуткая. — Виктория отломила кусочек от печенья. — Я мару имею в виду. Девочка девочкой, таких на улицах тысячи. А в глазах — ледяной холод. Они как небо зимой.

— Вот-вот, — поддержал ее Вавила Силыч. — А Александр ее сюда, в дом свой, то и дело зазывает. Куда это годится? Да еще и дела с ней какие-то водит. Нельзя такое делать! Нельзя! Беда будет! Коготок увяз — всей птичке пропасть! Вон как в фильме той. Парнишка-то тот, сиротка, сначала не злой был, нет. Но одну глупость сделал, потом другую, а после пошло-поехало. И вот — носа нет, губ нет, одежда черная да драная и змеюка в приятелях.

А, это он о Волан-де-Мортс речь ведет. Очень обчеству кино про мальчугана-волшебника понравилось, они все части уже раза три пересмотрели.

— Вот-вот, — встала на сторону подъездного Виктория, не очень понявшая его последние фразы, но зато обрадовавшаяся поддержке. — Еще раз повторю — это было…

— Все! — припечатал ладонь к столу я. — Дело сделано, тема закрыта. Родька, чайник включи.

Интересно, когда она у меня спросит о том, какой именно долг я вернул маре? Мимо ушей данную информацию пропустить было невозможно, а рефлексы сотрудника отдела 15-К просто обязаны подтолкнуть ее все вызнать.

Однако пока гостья молчала. Пила чай, хрустела печеньем, слушала рассказ Вавилы Силыча о том, как паразиты-подъездные из четырнадцатого дома стянули у них бухту поливочного шланга, прикрываясь тем, что это вроде как им выделили, а не нам, и как теперь их дружная компания под руководством Кузьмича планирует акцию отмщения.

— Ого, второй час, — в какой-то момент сказал я, глянув на экран смартфона. — Давай-ка, Виктория, я тебе такси вызову. Москва пустая, доедешь быстро, даже поспать немного успеешь.

— Я никуда не собираюсь, — как-то очень буднично произнесла девушка. — Разве что в душ. Надеюсь, чистое полотенце и халат у тебя найдутся? Ну или хотя бы футболка.

— Прости? — слегка опешил я, но тут же все понял, и мне эта идея не очень понравилась. — Слушай, если речь о некоей благодарности, которую ты хочешь вот таким образом…

— Глупость какая, — чуть отстраненно объяснила мне гостья. — При чем тут благодарность? Просто на самом деле надо как-то снова начинать жить и чувствовать. Хотя бы попробовать вспомнить, как оно было раньше. Четыре года в тисках памяти — это очень долгий срок, Саша. Невозможно долгий. Сегодня я все долги отдала. Я свободна.

— Так, — закряхтел Вавила Силыч, воспользовавшись возникшей паузой. — И то — пойду я. Права была эта пакость — еще час-полтора, и светать начнет, а дела-то стоят! А ты что застыл? Бегом, гостье полотенце найди! И потом брысь спать! Под раковину, а не под кресло! У, нерюх ушастый!

Он отвесил подзатыльник Родьке, который, открыв от любопытства рот, слушал нашу с Викторией беседу, изобразил немного неуклюжий поклон, адресовав его чародейке, и нырнул в щель между столешницей и плитой.

— Деликатный какой, — мило улыбнулась Виктория. — Знаешь, они очень хорошие, твои друзья. У меня таких нет.

— Мы хорошие, — подтвердил Родька, который уже успел смотаться в комнату и обратно, а теперь протягивал девушке аккуратно сложенное полотенце. — Что есть, то есть.

— И скромные, — процедил я. — Невероятно.

Черт, черт, мне это очень не по душе. Ну да, Виктория мне нравится и все такое… Но я очень не люблю, когда меня используют, особенно в делах сердечных, в качестве громоотвода или в каком другом. Не приводит это ни к чему хорошему. Ну да, сейчас нам, возможно, будет хорошо, но вслед за этим непременно наступит завтра. Точнее, сегодня, но не стоит придираться к словам, все и так все поняли.

Лично для меня ничего не изменится. А для нее? Кто знает, какие колесики вертятся в женских мозгах, а особенно вот в таких ситуациях? Сейчас, на нервах, на обостренных чувствах, на эмоциях ей видится одна картина. Утром же произойдет переоценка произошедшего, придут раскаяние, стыд, еще какая-нибудь ерунда, которой наши милые дамы так любят загружать свою голову, а после плющить ею же наш мужской мозг.

Может, и не случится этого, но кто знает?

А мне терять эту женщину совершенно не хочется. Ни как человека, ни как очень хорошего специалиста в определенной области тайных познаний.

Вот только потом все произошло как-то очень стремительно и обыденно одновременно, разрушив мои логические выкладки и сомнения. Как? Ну а как оно между мужчиной и женщиной бывает? Так и произошло. Тут думать не надо, тут или да, или нет.

В моем случае все же прозвучало внутреннее да, несмотря на все предыдущие мысли. Наверное потому, что нравилась мне Виктория, и ничего с этим не поделаешь. С того первого дня, как я ее увидел. Правда, не ждал, что так карта ляжет, поскольку сначала решил, что не моего поля эта ягода. Да так оно и есть на самом деле, просто жизнь и судьба иногда выкидывают такие коленца, что только диву даться можно. Что диву! Такое сценаристам сериалов с телеканала «Россия» в голову не придет, а уж они затейники еще те!

В общем, как вышло, так и вышло. И пусть все дальше идет так, как идет. К тому же никто не обещал продолжения банкета. Скорее всего, завтра утром эта женщина просто оденется и уйдет из моего дома, чтобы никогда сюда не вернуться. Я просто оказался в нужное время в нужном месте, вот и все.

С этой мыслью я повернулся на бок и уснул. Точнее, думал, что уснул. На самом же деле оказался там, где, кроме моей ноги, много столетий ничья не ступала.

А мост-то уже и на развалины не похож. Вон столбики появились на берегу, на них вроде как даже веревки повязаны, которые перилами будут служить. Эдак скоро можно будет и на тот берег перебраться. Вот только нет у меня охоты туда ходить. Опять там туман густой лежит, на который смотреть немного зябковато, не физически, а душевно. Есть в нем что-то такое, от Стивена Кинга. Меня в свое время его книга на эту тему очень впечатлила. Даже больше, чем фильм.

Кто знает, что живет в той хмари, которая затянула все пространство сколько взгляда хватает, и даже частично захватила тихие, недвижимые воды реки Смородины? Проверять точно не хочется.

Зато над теремом Мораны, который окончательно утратил всякую иллюзию призрачности, раскинулось звездное небо. Сама же хозяйка его стояла на крыльце, глядя на меня и сложив руки на груди. Причем она немного изменилась по сравнению с прошлым разом. На щеках появился румянец, черты лица несколько поменялись, сделав ее куда симпатичней, да еще в отдельных местах она стала… Как бы так выразиться… Чуть выпуклее.

— Ну здравствуй, гость желанный, — глубоким голосом, который, опять же, здорово отличался от того, что я слышал ранее, произнесла она. — Заждалась тебя. Даже думать начала, что не хочешь ты меня видеть.

— Неправда ваша, — возразил я. — Просто навалилось как-то сразу все и много. Три дня на ногах, от усталости мысли разбегаются как тараканы. А я смотрю, у вас тут ландшафт опять поменялся?

— Что такое «ландшафт»? — насторожилась Морана. — Мне сие слово неведомо.

— Да вон. — Я ткнул пальцем вправо. — Мост подремонтировали, и с той стороны реки туману куда больше стало.

— Навь почуяла, что я пробудилась, — нехорошо сверкнули глаза богини. — И ей весть эта ох как не по нраву. Раньше все было как? Тишина, забвение, покой. Я сплю, она дремлет, и дети ее тоже вечные сны видят. Псоглавцы, босоркуны, планетники, души злодеев в огненных озерах и героев-воинов в курганах — все угомонились, все забыли прошлые подвиги и обиды, все упокоились в Нави. А тут — вон чего. Я пробудилась. А где один встал, там и другие могут проснуться.

— И что тогда? — забеспокоился я.

— Тогда не она будет главной, — пояснила богиня. — Опять придется с кем-то власть делить. Например, со мной. А власть — штука сладкая, ее на всех не растянешь, ее себе целиком забрать всегда охота. Вот она и волнуется, на мой берег поглядывает, гадает, что дальше станется. И тебя, ведьмак, она тоже приметила, не сомневайся.

— Не пугайте меня, — попросил я Морану. — Не надо. У меня там, в моем мире, неприятностей полно, а тут еще это.

— А как ты думал? — рассмеялась богиня, и смех ее прозвучал как дюжина маленьких золотых колокольчиков. — Неужто Навь не учует родича тех, кого столетиями баюкает? На том берегу, ведьмак, твоих братьев хватает. Еще из тех, из первых ближников Вещего князя. Кого-то он сумел в Ирий вывести, а кто-то навеки тут остался, глядеть бесконечные сны о битвах. Лежат они в сырой земле, в курганах, под багровыми стягами, там, где смерть свою приняли.

— Трогательно, — подал голос я. — И пусть лежат, вечная им память.

— И они, и кони их, и доспехи, — продолжила перечислять Морана. — И мечи. Те, что Олег саморучно из небесного железа ковал, на которые чары наводил и огненные знаки Трибога накладывал, чтобы сталь эта разила любую нечисть и нежить, не встречая преград. А уж как тех клинков колдовское да ведьмино семя страшится!

Вот же стерва! Хитрая, умная, расчетливая стерва!

— Еще раз про меня такие слова подумаешь, я осерчаю, — деловито предупредила Морана. — Сильно осерчаю, не посмотрю, что ты мне люб.

— Вы о чем? — выпучил глаза я, придав лицу как можно более идиотское выражение. — Ведь ничего такого и не помышлял!

— Я думы людские, как раньше, читать не горазда пока, — ласково произнесла Морана. — Но по лицу твоему все поняла. Лучше ответь — что, княжий воин, возжелал один из мечей заполучить?

— А то нет? — фыркнул я. — Конечно! Только все равно это невозможно как минимум по трем причинам. Первая — на тот берег, насколько я понимаю, ходу мне нет. Вторая — пойди найди там нужный курган. И третья, самая главная — меч-то тут, а я-то там, в своем мире. Вот и что зря мечтать?

— Где курганы те, мне ведомо, — с достоинством ответила богиня, спускаясь с крыльца и подходя к своему пню-трону. — И меч, если он тебя признает, ты заполучить сможешь наяву, поверь. Но вот на тот берег тебе и правда пока ходу нет. Сунься ты туда — навеки останешься в Нави, не отпустит она тебя назад, ни на мой берег, ни в твой мир. Закружит во мгле, закрутит, и ходить тебе по сонным лугам и лесам до конца времен.

— Не хочу, — снова глянул я на клубы тумана. — Меч — это здорово, но если так, то лучше уж без него.

— Если только… — лукаво продолжила богиня.

— Если только вы не составите мне компанию, — закончил я. — Это понятно. А составите вы мне ее тогда, когда сил наберетесь. А чтобы силы были, мне надо вам еще душ подогнать. Ничего не забыл?

— Как-то так, — кивнула Морана. — И еще раз говорю тебе, ведьмак, — не забывайся. С богиней говоришь, не с блудной девкой.

— Извините, — шмыгнул носом я. — Замотался просто сильно, вот и несет меня по кочкам.

— Но мыслишь ты верно. — Пальчики Мораны выбили дробь на подлокотнике. — Я должна быть готова к тому дню, когда Навь решит, что я ей помеха, и пошлет своих детей вернуть все на свои места.

— В смысле — убить вас?

— Упокоить, — поправила меня богиня. — Лишить тех крох, что мне удалось себе вернуть, разрушить терем, забрать книгу. И если так случится, то ты, ведьмак, останешься один на один с миром Ночи, я не смогу тебе более помогать.

Ну, тут вопрос спорный, кто кому нужнее. Хотя, ради справедливости, если бы не ее книга, из которой я узнал заклинание огня, то пиявец сожрал бы мое сердце. Да и вообще, эта богиня хоть особа и вздорная, но интересная.

Вот только я для нее не менее полезен, чем она для меня. А то и посильнее. Она это прекрасно знает, а потому ведет переговоры по старинной формуле: «Это не ты мне нужен, а я тебе». Во времена князя Олега такие штуки, возможно, и срабатывали, тогда народ попроще был. Ну и божественный авторитет на них давил. Только меня на такие примитивные заходы не возьмешь, я на запросы Росфинмониторинга отвечал так, что они их принимали и последующих уточнений не требовали. А Моране до этих организаций, как до луны на тракторе, — и по степени влиятельности, и по степени возможного причиняемого вреда.

— Так всегда, — снова выкатив глаза, заверил ее я. — Как только — так сразу же. Вот, представилась возможность, добыл желаемое. Если еще случай подвернется, его тоже не упущу.

— Хорошо, — благосклонно кивнула богиня, но в глазах ее я уловил какой-то недобрый отблеск. — Тогда скажи мне, ведьмак, почему мне достались ошметки какого-то недоучки-колдуна, а моя чернавка получила нетронутую человеческую душу?

— Ваша — кто? — не понял я.

— Служанка. Из тех, кого вы зовете марами. — Морана встала с кресла, выпрямилась, и на секунду мне показалось, что над ее головой заклубились черные снежные тучи. — Ответь мне, ведьмак, как так вышло, что богине бросают объедки, а какой-то пустой нежити, которая под корягами ютится, накрывают богатый стол? Я жду ответа!

Глава 5

Как ни крути, а ситуация-то сложилась поганенькая. Даже не так. Некрасивая она получилась, вот что я вам скажу. И в первую очередь оттого, что Морана права. Все так и есть. Ей я подогнал невесть что, в полном смысле по пословице: «На тебе, убоже, что нам не гоже», ну а маре — здоровяка Руслана. Почему здоровяка? Знаю я, как он и ему подобные за собой следят, потому что жить им хочется долго-долго. Не у всех, правда, выходит, на радость части российского народонаселения, которое в подобных случаях обычно приговаривает: «Богатые тоже плачут». Хотя, если по чести, в иных случаях это вполне оправданно, потому как не всякое состояние имеет в своей основе только разум и труд его заработавшего. На такой грязи люди, случается, «поднимаются», что волосы дыбом встают, и тут кроме как «туда ему и дорога» ничего не скажешь.

Ладно, не об Арвене речь, тем более что такового уже и в живых-то нет. Если эта грозная красавица в курсе, что его душа уже не его, то, выходит, мара свое дело сделала.

А для меня теперь главное — не признавать правоту Мораны. Если чуть-чуть прогнешься — все, ты уже проиграл. Тут не суд, апелляцию не подашь, не прав — плати, вот и все разговоры. Хотя, разумеется, на прямой конфликт нарываться тоже не следует. Мне с этой дамочкой еще долго общаться придется, очень от нее пользы много получить можно. Пусть даже и взаимообразной.

— Есть такое, — смело взглянул я на повелительницу ночи. — Согласен. Только в вину мне это ставить не следует.

— Это как же так? — немного опешила хозяйка терема, как видно, не привыкшая к тому, что обвиняемые держатся с такой наглостью, при этом отрицая очевидное. — Говори, говори, да не заговаривайся!

— Покон есть покон, — нахально заявил я. — Его даже богам не перепрыгнуть. За мной значился долг перед вашей… э-э-э… воспитанницей. Я при свидетелях обещал ей отдать человеческую душу, что и сделал. Знаю, что вам она нужнее, но и вы меня поймите — слово-то держать надо? Тем более что мары — девушки нервные, все время голодные. Они подождут-подождут, да и возьмут свое натурой с должника. С меня то есть. И кому от того хорошо станет?

Славная, однако, штука покон, здорово, что его наши предки выдумали. Все на него свалить можно.

— Нелепица какая! — чуть искривился рот богини. — Они не посмеют тебя тронуть. Мир стал другим, верно, но для моих порождений прошедшие столетия ничего не изменили. Моя воля для них по-прежнему основа основ.

— Это вы так думаете, — парировал я. — Нет-нет, оно, скорее всего, так и есть. Но мне лично это неизвестно, потому что я продукт другой эпохи и не знаю, насколько были широки пределы вашей силы в былое время. Зато точно знаю, что именно ваши слуги могут сотворить с человеком. Сам видел. И оказаться в «дурке» или на погосте после встречи с ними не желаю. Потому честно вернул долг, как это предписывал закон самосохранения и, самое главное, покон.

— Много воли взял, ведьмак! — громыхнул, как удар грома, голос богини. — Не забывайся! Я — Морана, хозяйка северных ветров, ночного мрака и всего, что в нем обитает!

— И просто красавица, — добавил я, осознавая, что если сейчас хоть на шаг отступлю, то потеряю все, чего добился в общении с этим существом. Она прессингует, это ясно как день. Нет, и злится — тоже, не без того, но ярость вторична. Главное — сломать волю, перевести меня из разряда равных переговорщиков в категорию слуги. — Вам так идет гнев! Смотрел бы и смотрел!

Интересно, а если она меня тут убьет, я там, в своем мире, помру? И переименуют ли мою улицу после этого в «Вязовую»?

Замолчала богиня, о чем-то задумалась, после уселась обратно на трон.

— Еще раз позволишь себе такое — буду куда сильнее гневаться, — деловито заявила мне она. — Ух, как буду неистовствовать!

— Так дайте мне номер своего мобильника, — предложил ей я. — Если что — сразу позвоню, проконсультируюсь, чего мне можно делать, чего нет.

— А? — Левая бровь Мораны недоуменно приподнялась. — Ты о чем, ведьмак? Или насмехаешься надо мной?

Ну, не без того. Но в подобном конечно же сознаваться не стоит. А вот объяснить ей на пальцах принцип работы сотовой связи стоит. Чтобы она получше поняла, как далеко мы, люди будущего, ушли от посконно-домотканых основ древнего бытия. Не в смысле «лучше — хуже», предки, думаю, не дурнее нас были, а в принципе. Нет в нашем нынешнем мире места гневу богинь, вот какая штука. Не верим мы в него. А когда нет веры, то нет и страха.

Я вот Морану совершенно не боюсь. Серьезно. Ни капельки. Утерять связь с ней — да, опасаюсь, мне нужно то, что скрыто в ее книге. Ну и рассказом о мечах дружинников князя Олега она меня зацепила. А вот весь этот перформанс с громом и молниями… Шапито, да и только. Хотя год назад, может, и струхнул бы. Я тогда еще впечатлительный был, ничего почти не понимал.

— Хитро, — прониклась Морана. — Вот такая коробочка, говоришь? И можно хоть с кем поговорить?

— Ну, отсюда вряд ли. — Я глянул на туман над Смородиной. — А в нашем мире — запросто. Так что, выходит, все решения придется самому принимать, как раньше. На свой страх и риск.

— Ты бы Олегу по душе пришелся, — откинулась Морана на спинку трона. — Он любил хитрых и непокорных. Гонял их больше других, но держал всегда близ себя, зная, что в лихую минуту эти не дрогнут и не предадут. Ты прощен, ведьмак, я более на тебя не гневаюсь. Но не испытывай мое терпение впредь. Ясно ли?

— Предельно, — отозвался я. — Да и не предвидится больше ничего такого. С долгом я рассчитался, новый не планирую.

— Если что от мар понадобится, вели им моим именем, они выполнят, — бросила богиня. — И взамен ничего просить не станут.

— А если?.. — Я шаркнул ножкой и лукаво взглянул на собеседницу, не завершив вопрос.

— Ежели не восхотят, в мире твоем мар более не станет, — верно поняла меня богиня. — Смуту надо сразу давить, ровно клопа в перине, или гореть твоему дому вскоре, как лучине. Когда слуга знает, что хозяин чрезмерно добр, тогда он перестает быть слугой.

Врет. Вот тут точно врет. В старые времена, может, что-то подобное она и устроила бы, но сейчас — вряд ли. У нее слуг осталось всего ничего, станет она из-за какого-то ведьмака последних уничтожать? Но сделаю вид, что поверил. И поблагодарю от всей души, как полагается. Я что хотел — продемонстрировал, она меня услышала, так чего зря в бутылку лезть?

Интересно, а она с душ, что мары к рукам прибрали, свой процент имеет? Десятину, так сказать? Или нет?

Но спрашивать не стану. Мне от этой информации ни жарко ни холодно.

— Что касаемо награды, — весомо произнесла Морана. — По правде, не заслужил ты ее, ведьмак, но я не только грозна, но и добра. Добра к тем, кто моему сердцу мил, а ты, уж не знаю как, сумел в него пробраться. Сама тому удивляюсь!

— Отрадно слышать! — смахнул я из уголка глаза несуществующую слезинку. — Матушка-богиня.

— Нет, может, и правда тебя убить? — топнула ножкой в сафьяновом сапожке о землю Морана. — И будь что будет?

Ну да, перегнул я палку, согласен.

— Больше не стану, — приложил я руку к сердцу. — Честно-честно! Оно само!

— Само, — проворчала богиня. — Само — это когда у теремной девки живот до носа вылезает, а мужа нет и не было. А ты, поганец эдакий…

— Чем наградите? — перебил ее я, не желая выслушивать вторую серию упреков. — Правда интересно!

Морана глянула в серое небо над своей головой, как бы спрашивая у него, почему из всех обитателей мира ей достался именно я, а после взмахнула платочком, который извлекла из широкого рукава платья.

Миг — и на ее ладони лежит хорошо знакомая мне книга. Ого. Теперь она и так может делать?

— Здорово! — не стал держать эмоции при себе я. — А можно спросить?

— Ну? — с сомнением разрешила собеседница, как видно более не ждавшая от меня ничего умного или пристойного.

— В детстве читал, как одна гражданка такие же штуки устраивала. Или мультик видел? Не помню. Не важно, — затараторил я. — Так вот, она в один рукав вино выливала, в другой кости забрасывала, потом ими, рукавами в смысле, махала, и эти пищевые отходы в лебедей и водоем превращались! Вы так можете?

— Что за чушь? — поморщилась богиня. — Кости — в лебедей? Так не бывает!

— Н-да, — почесал я в затылке. — То есть если лягушку на болоте поцеловать, она не превратится в умницу и красавицу? Ну не всякую, естественно, лягушку, а ту, что зачаровали? Я как-то так и думал.

— От целования с лягушками только бородавки на губах могут статься, — постучала себя по лбу пальчиком богиня. — Какие красавицы на болоте могут обитать? Кикиморы да трясинницы — это да. Но их красивыми даже после чрезмерного винопития не назовешь! И уж тем более умными.

— Так и знал, что сказки врут, — печально подытожил я. — Экая досада!

Что примечательно — я не придуривался. Мне на самом деле было очень интересно найти ту границу, где заканчивались легенды и предания и начиналась суровая реальность. Пока она была размыта, к тому же иногда все оказывалось совсем не тем, чем казалось. Но почему бы не спросить?

— Любите вы, люди, придумывать всякую небывальщину, — вздохнула Морана. — А то, что под носом, никогда не замечаете.

— Это да, — признал я. — Кстати, хотите, расскажу, как Юрий Гагарин в космос летал?

— Кто? — тряхнула головой Морана, и в этот момент я заметил, что в волосах ее блеснула совсем маленькая червонно-золотая корона, которой там раньше вроде бы и не наблюдалось. — Куда?

— Первый космонавт. — Я ткнул пальцем в небо. — Вон туда. Он на Землю сверху смотрел, на всю сразу. Это на предмет наших людских придумок и небывальщины.

Богиня помолчала, а после раскрыла книгу. Так я и не понял — осознала она, о чем я речь веду, или нет? Объяснение-то путаное вышло, кривенькое.

— Сюда иди, — скомандовала она, перелистнув десяток страниц. — Вот, запоминай. Хорошее заклинание, надежное. И очень старое. Его мне одна берегиня поведала, из первых, из тех, что Рода сидящим на дереве в виде сокола застали и по его велению реки да озера заселяли рыбой и прочей живностью.

— Ишь ты! — проникся я. — Верно все же говорят, что русалки не так просты, как про них все думают.

— При чем тут русалки? — недовольно отозвалась Морана. — Я тебе толкую — берегиня мне его поведала. Берегиня! А, что воду в ступе толочь, ничего вы не знаете, человеки. Как звери дикие живете одним днем, беспамятные и бесполезные.

Жаль, смартфона с собой нет, я бы поставил в органайзер напоминалку о том, что надо разузнать все, что можно, о берегинях. Кто такие, где живут, как до них достучаться. Ну а то, что я глупость сморозил, уже и самому ясно — какими бы ни были умницами русалки, заклинаний они точно не знают. А вот берегини — как раз наоборот. И тем они мне могут быть очень полезны.

В верности данного вывода я убедился сразу же после того, как ознакомился с заклинанием. Хорошая штука! Вроде бы пустяк — формула зачарования куска ткани (который в книге именовали «плат») на хранение в нем некоего объема воды.

То есть берется, скажем, носовой платок, над ним проводятся определенные манипуляции, благодаря которым он впитывает в себя изрядное количество влаги, оставаясь при этом сухим. Ну а после, при необходимости, над этим кусочком ткани произносится слово-активатор, и вода одномоментно выплескивается туда, куда нужно.

Повторюсь: вроде бы ерунда. И иди речь о паре-тройке ведер, так оно и было бы. Но здесь количество поглощаемой влаги измерялось тысячами этих ведер. Точнее не скажу, но фраза: «И платом тем цельный колодезь вычерпала досуха, да так, что тамотко и ключ иссяк», — наводит на мысли об объемах трюмов нефтеналивных танкеров. Правда, я не очень представляю, сколько в эти трюмы влезает, но, наверное, очень много.

В таком количестве воды слона утопить можно. Или еще кого, при необходимости. Случаи разные бывают.

К слову, о сказках. Что-то такое я тоже читал в своем милом, мирном и ясноглазом детстве. Там кто-то от кого-то убегал, таким платком махал. И другие предметы там фигурировали.

Точно, надо не забыть все, что только можно, о берегинях разузнать. И моего нового приятеля Олега на их счет потеребить. Вода — его профиль, и все, что в ней обитает, тоже.

Еще мне был подарен рецепт зелья, «кое дозволяет некое время лихо бегать, не боясь сердечную жилу надорвать». Я теперь могу марафонцем заделаться, если чего, и ни один антидопинговый комитет не прикопается. Хотя им законы не писаны, не в допинге обычно дело, а в мировых конъюнктурах. Вот только одно непонятно: «некое время» — это сколько?

А вообще, Морана мне только что очень четко дала понять, что количество выдаваемых знаний напрямую будет зависеть от моих поступков. Нельзя сказать, чтобы я получил от нее в дар какую-то дребедень, но и серьезным козырем ее подарок не назовешь. Эти два рецепта полностью эквивалентны полубесполезной душонке пиявца.

Интересно, что бы она мне дала за Арвена?

Собственно, на этом наша встреча и закончилась. Взмах руки, блеск кольца на безымянном пальце богини — и вот я лечу в черноту, которая называется «сон».

Жаль. А я хотел бы еще пообщаться. О чем? О курганах, что спят на том берегу реки Смородины, и о мечах давно умерших героев. Ну очень заинтересовала меня эта тема. Как и то, что меч оттуда можно каким-то непонятным образом перетащить в наш мир.

С этой мыслью я и проснулся. За окнами начинался новый день, а рядом, тихонько сопя, лежала Виктория, лицо которой во сне потеряло привычную отстраненность и холодность.

Красивая она все же. Хотя, конечно, зацепила она меня не этим. Чем тогда? Не знаю даже. Может, тем, что в отличие от других моих знакомых женского пола именно она ближе всего к миру Ночи находится? Остальные в мире Дня живут, а Виктория застыла в своем давнем горе где-то посередине между тем и другим.

— Сколько времени? — моментально перейдя от сна к яви, спросила у меня она. Такое ощущение, что почувствовала, как я на нее смотрю.

— Прах его знает, — отозвался я и снова глянул в окно. — Часов семь или около того.

— Эта… — подал голос Родька, отиравшийся около двери в комнату. — Восьмой час уже. Кофий варить или чайку попьете?

Относительно недавно мой слуга наловчился обращаться с туркой, посмотрев то ли какое-то кулинарное шоу, то ли рекламу телемагазина. Сам он эту «горечь окаянную» не употреблял, но не козырнуть своими новыми умениями перед свежим человеком не мог. Тщеславен мой мохнатый друг, не без того.

— Буду признательна. — Девушка откинула одеяло и поднялась с кровати. — Саш, если ты не против, я первая в ванную схожу. И еще — такси мне вызови.

— Да бога ради, — согласился я, не без удовольствия созерцая практически идеальные формы сотрудницы отдела, которую это, похоже, совершенно не смущало. — Как скажешь.

— На через полчаса, — уточнила Вика и чуть скривилась, набрасывая на плечи халат. — Какая жуткая фраза вышла. Но зато точная. Все, я в душ.

К моему великому удивлению, Родька, не приветствующий незваных гостей женского пола в моем доме, расстарался на славу. Это даже навело меня на нехорошие мысли.

— Надеюсь, ты ничего не подмешал в еду? — с недоверием потыкал я пальцем в сторону накрытого стола. — Смотри у меня.

— Как можно? — даже запыхтел слуга от обиды. — И в мыслях не было!

— А с чего тогда… — Я пощелкал пальцами, подбирая слова, — это изобилие?

— Так я ж с пониманием! — засыпал кофе в турку Родька. — Чародейка же у нас в гостях! Она и покон ведает, и вежество. Не то что иные разные свиристелки рыжие, которые только жрать горазды. Эдакой хозяйке любой услужить рад.

И он лукаво сверкнул своими глазами-пуговками.

Эх, Светка, Светка, пал последний твой форпост в моем доме. Теперь нам точно не быть вместе.

Я ухватил со стола кусок хлеба, плюхнул сверху колбасы и, плюнув на вызов такси, с удовольствием его сжевал. Утро, они быстро приедут. За первым бутером последовал второй, и только после этого я отправился в комнату за смартфоном. Правда, позвонить никуда не успел, поскольку именно в этот момент раздался звонок в дверь.

Все-таки я здорово расслабился в последнее время. Самоуверенность и ощущение силы, которая мне подчинилась, меня здорово испортили. Раньше я всегда смотрел в дверной глазок, а тут просто щелкнул замком, брякнул ключами и распахнул дверь.

— Дрыхнешь? — задорно поинтересовалась у меня бодрая до невозможности Мезенцева, влетая в коридор. — А, нет, завтракаешь. Очень кстати, я голодная, как волк! И кофе пьешь? Я тоже хочу!

Скрипнула дверь, ведущая в ванную комнату, и нас в коридоре стало трое.

— Так, — ошарашенно произнесла Женька через пару секунд, переводя взгляд с меня на Викторию, поправляющую волосы. — Это как?

— Хозяйка, — выкатился под ноги чародейке Родька, который, разумеется, сразу понял, что тут к чему, и с поклонами затараторил: — Стол накрыт, кофий сварен. Ты поспеши, а то ен остынет.

А следом за этим, не обращая внимания на новую гостью, еще и начал ножкой шаркать, паршивец такой, точно давая понять, что он-то знает, кто в доме не лишний.

— Ситуация из примитивных романов, — усмехнулась Виктория. — Никогда бы не подумала, что стану участницей чего-то подобного. Потому просто пойду пить кофе, поскольку говорить тут не о чем. Смолин, ты вызвал мне такси?

— Как раз собирался, — помахал я смартфоном, который держал в руке.

— Ну так давай, давай, — поторопила меня Вика и направилась на кухню, ни сказав Мезенцевой ни слова.

Мне Женьку, если честно, даже как-то жалко стало. Просто такое у нее обиженное лицо было, прямо как у ребенка. Не думаю, что непосредственно я представлял для нее какую-то ценность в качестве спутника жизни, нет скорее являлся чем-то вроде временной забавы, как, впрочем, и она для меня. Но сам факт того, что коллега, не сказать — подруга подложила ей такую свинью, для самолюбивой и где-то даже эгоистичной Женьки был нестерпим.

— Прежде чем ты начнешь орать и бросаться не самыми красивыми словами в наш адрес, хочу тебе напомнить, что некто А. Смолин, ведьмак, не твоя личная собственность, — негромко, но по возможности веско произнес я. — Никто никаких обещаний друг другу не давал, не так ли? Более того, ты с завидной периодичностью вдалбливала мне в голову, что мы друг другу никто. Так часто, что я это отлично усвоил.

— Ну да, ну да, — процедила Мезенцева, засовывая большие пальцы рук под широкий ремень, продетый в петли ее джинсов. — Что еще?

— Все, — пожал плечами я и уставился на экран смартфона. — Вот, такси буду Вике вызывать.

— Не все, — пообещала мне Женька. — Ой не все, Смолин.

— Слушай, Мезенцева, давай обойдемся без этих постпубертатных закидонов, — попросил я ее. — Мы тут все взрослые люди, никто никому ничего не должен в принципе.

— Очень верно сказано, — заметила из кухни Виктория. — Лучше идите завтракать. Вон Родион как расстарался. Просто шведский стол.

— Спасибо, хозяйка, — очень громко и очень показушно мурлыкнул мой слуга.

Женька прищурилась, заглянула в комнату, увидела, что на обычном месте нет фотографии Светки, свирепо засопела и вылетела из квартиры, на ходу сообщив:

— А тебе, мохнатый, я этого точно не спущу!

И дверь с грохотом за собой захлопнула, да так, что чуть нож из притолоки не вылетел.

— Теперь будет месяц дуться, — сообщила мне чародейка, как только я уселся напротив нее. — Не меньше. Она очень, очень славная девочка, но до невозможности упертая. Или так, или никак, понимаешь? Максимализм, возведенный в принцип. Я до сих пор поражаюсь тому, как Нифонтов за годы работы с ней с ума не сошел.

— Побольше поплачет — поменьше пописает. — Я положил на кусок хлеба ломтик колбасы.

— Женя — и будет плакать? — Губы Виктории тронула улыбка. — Не надейся, такого не случится, это не из ее сказки. Да и вообще, ты про нее с этой минуты можешь забыть, она больше к тебе никогда не придет и не позвонит. Ты ее предал.

— Я?

— Ты, — подтвердила Виктория. — На самом деле ничего такого не случилось, просто мужчина и женщина провели вместе ночь без каких-либо перспектив на будущее, это обычное дело. А для нее это предательство, которое нельзя прощать. Детство из нее не ушло окончательно, понимаешь? Меня, если честно, всегда это немного беспокоило, я даже Ровнину советовала снять ее с оперативной работы. Она не различает линию риска, для нее адреналин и действие стоят на первом месте, а это верный путь к смерти. Олег Георгиевич, правда, меня не послушал, сказал, что рано или поздно она перебесится.

— Значит, без перспектив, — произнес я. — Жаль. Правда, жаль.

— Это единственный возможный вариант, — не стала уходить от темы Виктория. — Ты ведьмак, Саша. Если Мезенцева по своему прекраснодушию на что-то и надеялась, то я все же реалистка, потому прекрасно осознаю, что данный путь ведет в никуда. Родион, благодарю вас за завтрак.

— На здоровьичко! — пискнул мой слуга из-под раковины.

Смартфон подал голос, но вместо ожидаемого абонента «Такси „Комета“» на экране высветился номер Вагнера.

— Петр Францевич, — ответил я, и Вика, уже было почти ушедшая в комнату, остановилась. — Доброе утро.

— Доброе, Александр, — невесело произнес владелец клиники. — Подумал, что вам будет интересно узнать о том, что сегодня ночью Руслан Арвен умер.

— Если честно — не очень, — равнодушно произнес я. — В первую очередь потому, что другие варианты были невозможны.

— Я был рядом с ним, когда это случилось, — почти шептал в трубку собеседник. — Не знаю, что он видел перед самой смертью, но это было очень, очень страшно. Такое ощущение, что он пытался от кого-то спастись. Руслан — сильный человек… был. Даже в таком состоянии он пытался бороться с тем, что за ним пришло, но проиграл. Еще он бормотал что-то на своем языке, кого-то звал, имена разные называл.

— Достойно уважения, но это все не имело смысла. Он проиграл войну за свою жизнь куда раньше. — Осознав, что именно хочет от меня услышать Вагнер, я решил его успокоить: — И не волнуйтесь, Петр Францевич. То, что забрало жизнь вашего пациента, не осталось в клинике, и более таких смертей ждать не стоит. И вам лично тоже ничего не угрожает. Это же не атомная бомба, право слово.

— Спасибо. — По голосу было слышно, что врачу стало куда легче. — Да, вот еще что… Тут приезжал отец Арвена, разговор с ним вышел крайне нелицеприятным. И вас он тоже поминал недобрым словом, имейте в виду.

— А меня-то за что? — удивился я.

— Вы последний из врачей, которые его осматривали, — пояснил Петр Францевич. — По его логике, именно вы во всем и виноваты. Разумеется, на пару со мной. Так что вы уж поосторожней будьте, мало ли что. Я им ничего про вас не стал рассказывать, но Москва — город маленький, а возможности семейства Арвен не так уж малы. Захотят — найдут.

— Ну-ну, — хмыкнул я. — В этом случае данное семейство уменьшится еще на пару человек, вот и все.

— Права была Яна — с вами лучше дружить и договариваться, чем пытаться чего-то добиться силой, — пробормотал Вагнер и повесил трубку.

Ну да, конечно. Только для осознания данного факта мне его супругу сначала пришлось отдать на забаву одной из сестер-лихоманок.

Кстати, надо будет попросить Олега, чтобы тот через пару-тройку неделек Вагнера хорошенько пуганул. К примеру, лежит тот в ванной, в кораблики играет или пузыри пускает, и тут из-под воды рука высовывается, машет указательным пальцем, и жуткий голос ему сообщает:

— Помни про должок.

Вряд ли Петр Францевич смотрел наши старые фильмы-сказки, потому аналогию не проведет. А как средство устрашения это сработает отменно. Я бы испугался.

— Готов? — жадно уточнила Виктория. — Да?

— Испустил дух в муках и смраде, — подтвердил я. — Если тебе интересно — мара сдержала слово. Перед смертью Арвен называл какие-то имена, думаю, одно из них было «Герман».

— Я довольна, — чуть обмякла Виктория. — Только теперь внутри меня как-то совсем пусто стало. Жить незачем.

— И эта женщина еще в чем-то пытается обвинить Мезенцеву, — фыркнул я. — Такую дурь даже Женька не выдаст. Самой не совестно?

— Нет, — прислушавшись к себе, сообщила Виктория. — Не слишком. Телефон звонит, такси, скорее всего, приехало.

Так оно и оказалось. Через пять минут чародейка покинула мою квартиру, оставив после себя лишь легкий запах терпких духов.

— Хорошая она, — сообщил мне Родька. — Ежели сюда переберется, то славно заживем, хозяин. Силы в ней много, я это чую. И умом не обижена, не то что некоторые.

— А как же Светка? — не удержался от колкости я.

— Так твоему сердцу я не указ, — вздохнул мохнатик. — Она, конечно, хозяйкой хоть куда была бы, и машина у нее новая есть, я в окно видел. Но что уж теперь…

Машина — это для Родьки серьезный аргумент. Он давно оценил удобство автомобилей и осознал их превосходство над электричками, потому время от времени теперь строит тонкие намеки, мол, хозяин, не купить ли нам машинку? Причем не абы какую, а внедорожник, ну или хотя бы кроссовер. Мало того, он повадился в чьей-то квартире по спутниковому телевидению«Топ Гир» смотреть!

Еще чуть-чуть, и я начну опасаться того, что он подастся к метросексуалам или начнет посещать барбер-шоп. Жуткое название, кстати. Вроде бы всего-то брадобрейня, но как страшно звучит — «бар-рбер-шоп». Брр…

Что же до Арвенов и иже с ними — тут особо и думать нечего. Флаг им в руки, ветер в спину, электричку навстречу.

Да, об электричках. Надо валить из города, нечего мне тут больше делать. Амурные дела закончены, работы у меня, по сути, больше нет, а в Лозовке забот полон рот. Ремонт, посевная, сбор трав. Вторая русальная неделя, опять же, на носу. Короче, заскочу в банк, скажу девчулям, что я увольняюсь, отдам заявление в отдел кадров, закуплюсь всем необходимым — и в глушь, в деревню.

Но, в полном соответствии с русской народной поговоркой о планах и божественном промысле, который на них воздействует, все прошло не так гладко, как задумывалось. В первую очередь потому, что госпожа Ряжская оказалась в банке. Уж не знаю, меня ли она ждала, или просто звезды так на небе совпали, но — увы и ах.

— Смолин! — чуть ли не сразу после того, как я вошел в здание, меня цапнула за рубаху новый секретарь Волконского, очаровательная кареглазая стройная девушка, которую весь рабочий персонал с ходу стал называть Юленькой. — Ты чего? Почему в таком виде? Почему через главный вход? Ты же знаешь, правилами внутреннего распорядка строжайше запрещено…

— Да я пропуск потерял, — честно ответил ей я. — Искал — не нашел.

И это была чистая правда. Фиг его знает, куда эта карточка завалилась. В сумке ее нет, в карманах — тоже. Что до внешнего вида — ну да, без пиджака. Ноне в джинсах же и не в шортах? Хоть и был соблазн.

— Я фигею, дорогая редакция! — Секретареныш даже рот раскрыла от изумления. — Тебя же за пропуск безопасники сожрут! Или вообще уволят. Может, даже по статье!

— На то и рассчитываю, — тихонько щелкнул я Юленьку по носику. — Пойду сдаваться. Может, без статьи обойдется. Генка тут?

— Ты с похмура, что ли? — принюхалась ко мне девушка. — Или какой дрянью закинулся? «Генка»! Геннадий Павлович! И не к нему тебе надо, а к Дмитрию Борисовичу в кабинет. Он сказал, что как появишься, так сразу! И из здания тебя не выпускать.

— Ну, это уже перебор, — заметил я. — Это Конституции противоречит, и Уголовному кодексу, скорее всего, — тоже. Я не согласен, чтобы меня где-то против воли удерживали.

— Хватит уже шутки шутить, — рассердилась Юленька. — Саш, охота тебе вылетать отсюда с треском и плохими рекомендациями вдобавок, а? Ну да, ты бесшабашный, со своей жизненной позицией, и это круто, но… Как говорит моя бабушка — не плюй в колодец, пригодится на обратной дороге воды напиться.

— Грех не прислушаться, — согласился я. — Ладно, идем уже. Не ради Волконского согласился, ради тебя. Ну и из уважения к твоей бабушке.

Какая мне разница, кому заявление об уходе отдавать? Что кадровик, что председатель правления — все едино. Тем более что его ему и подписывать.

— Позавчера Ряжская тоже здесь была, о тебе спрашивала, — шепотом сообщила мне Юленька у самой двери кабинета Волконского. — Это так, для справки.

— Понял, принял. — Я выбил заковыристую дробь по двери кабинета предправа, не дожидаясь ответа, толкнул ее от себя и вошел внутрь со словами: — Вызывали, Дмитрий Борисович?

Глава 6

— Смолин! — преувеличенно-гротескно всплеснул руками Волконский, чем немало меня удивил. В списке многочисленных способностей и умений Дмитрия Борисовича ранее никогда не значились ни сарказм, ни ехидство. Как мне всегда казалось, он к ним был вовсе не способен. Однако ошибочка вышла. Может, кресло предправа, как некий магический артефакт, даровало ему несколько новых талантов? — Мы уж и не чаяли тебя увидеть! Хотели в розыск объявлять, задействовав административный ресурс в органах правопорядка.

— Как чуял, — дружелюбно поддержал шутливый тон я. — Сам пришел!

— Саша, дорогой мой, хочу заметить, что на работу надо непременно являться каждый день, а не тогда, когда прогулочный маршрут проходит вблизи от нее, — задушевно продолжил Волконский. — Ей-богу, даже странно, что мне приходится объяснять тебе такую простую и незамысловатую вещь. Скажу так: если бы не Ольга Михайловна, ты бы сейчас гадал, куда тебе с такой красивой трудовой податься. Я к тебе отношусь хорошо и зла не желаю, но, когда сотрудник демонстративно игнорирует трудовую дисциплину, подобное надо пресекать. Причем максимально жестко, чтобы остальные четко осознали: незаменимых у нас нет. Есть незамененные.

— Дмитрий Борисович, да это все прекрасно понятно. — Я прижал руки к груди. — Желаете — увольте, нет проблем. Причем из лучших побуждений это говорю. Да вот прямо сейчас на меня поорать можете, а я потом, когда из кабинета выйду, скажу, что вы меня по ковру кабинета как масло по хлебу размазали и что у вас стальная хватка, как у царя зверей льва. Еще приказ по банку издайте, чтобы все были в курсе моего преступления и последовавшего за ним неотвратимого наказания.

— Статья, Саша, — покрутил у виска указательным пальцем Волконский. — В нашей сфере это все. Это волчий билет. Тебе после такого либо область личного применения менять придется, либо новую трудовую заводить. Да и то не факт, что номер пройдет. Банков становится меньше, отбор в них жестче, безопасникам работать все легче. Крайне узок круг профессиональных служащих, все про всех все знают.

— И зарплаты все ниже, — продолжил я логическую цепочку. — Так что поменяю область личного применения. Ну? Будете показательную порку устраивать или мне заявление по собственному писать?

— Саш, тебе на зарплату жаловаться грех, — подала голос Ольга Михайловна, которая, оказывается, тоже присутствовала в кабинете. Она обнаружилась в огромном кресле Волконского, а не заметил я ее только потому, что она к окну в нем повернулась. — Разве нет?

— Не все возможно измерить деньгами, — ушел от прямого ответа я. — Они важны, но свобода дороже.

— А зачем тебе свобода? — задушевно поинтересовалась Ряжская. — Что она тебе даст? Если ты не в курсе, так нынешний век принадлежит социуму. Разумеется, человек всегда был стадным животным, еще с тех пор, когда толпы волосатых существ шатались по Среднерусской равнине, занимаясь собирательством и изумленно глядя на груды камней, что приволокли с собой ледники. Но наше время — это гимн корпорациям, рекламе и технологиям, которые сделали человечество обществом потребителей. Угрюмые выживатели-робинзоны ушли в прошлое, теперь все решает скорость вайфая и умелое использование коммуникативных навыков. Ну выпадешь ты из движения — и что? Через пару недель ты будешь ощущать себя рыбой, которую вытащили на берег. Все не то, все не так, и ты словно не живешь. Непрерывное вербальное и сетевое общение — главный наркотик двадцать первого века, мы все на него подсажены намертво. Нет-нет, человек сегодня не винтик в большой машине, это все отблески славы тоталитарного ушедшего века. Теперь он личность среди миллионов других личностей. И его главная задача — убедить в этом всех-всех-всех, но самое главное — себя любимого. Теперь ответь мне, дружочек, — насколько дней свободы и тишины тебя хватит?

— Вам бы лекции на телеканале «Синергия» читать! — восхитился я. — И книги писать, по тематике «Горизонты современного сознания». Сейчас такое в тренде. Вон на «Литресе» в топах не художественная литература стоит, а как раз прикладные пособия по глубинному самокопанию.

— Еще один дружеский совет — снизь градус иронии в голосе, — посоветовал Волконский, бросив короткий взгляд на Ряжскую. — Какая муха тебя укусила в последнее время? Был же человек как человек.

Был, верно. Но весь кончился.

Я вышел в коридор, подмигнул Юленьке, вытянул лист бумаги из лотка принтера, позаимствовал ручку, вернулся обратно в кабинет и уселся за стол.

— Дмитрий Борисович, вы нас не оставите на несколько минут? — попросила Волконского Ольга Михайловна. — Если не сложно?

— Разумеется, — устало кивнул тот. — Как скажете.

Я скрипел ручкой по бумаге, Ряжская же, дождавшись, пока за председателем правления закроется дверь его собственного кабинета, закинула ногу на ногу и укоризненно уставилась на меня.

— Вот чего тебе опять не так? — наконец нарушила она молчание. — А? Что ты вечно чем-то недоволен?

— Все так, — заверил ее я, аккуратно выписывая сегодняшнюю дату. — Просто хочу проверить на себе действенность социальных программ государства. Высока во мне гражданская сознательность, понимаете? Желаю убедиться в том, что безработная часть населения на самом деле защищена так, как про это говорят представители власти по телевизору. У нас ведь как бывает — в нем одно, на деле другое. А у меня душа болит за общество! Опять же проверю, так ли хороши центры «Мои документы», не впустую ли потрачены на них средства из бюджета?

— И именно по этой причине ты принял предложение Вагнеров и прогулялся с Петром в его клинику? — уточнила Ольга Михайловна. — Вопросы здравоохранения, надо полагать, тоже вошли в сферу твоих интересов?

— А это мое дело, — небрежно бросил я, отлично осознавая, что данная фраза звучит немного по-хамски. Впрочем, не сильно это меня и беспокоило. — Ольга Михайловна, мы же вроде третьего дня все наши совместные дела закончили, да? Я обещал найти того, кто подложил свинью вашему супругу, слово свое сдержал. Теперь и вы будьте любезны сделать то, что обещали.

— Сдержал, — подтвердила Ряжская. — А уж если вспомнить нашу с тобой беседу с субботы на воскресенье, так у меня вообще сердце радуется. Так, как ты, меня давно никто не посылал. Даже любимый муж — и тот опасается со мной в подобном тоне разговаривать.

— Не любите вы слышать слово «нет», — заметил я, откидываясь на спинку стула. — Отвыкли.

— Отвыкла, — призналась женшина. — Видел бы ты мое лицо в этот момент.

— Оно наверняка было прекрасно, как, впрочем, и всегда, — дипломатично заверил я ее. — Вне всяких сомнений. Однако дописал я заявление, любезная моему сердцу Ольга Михайловна, теперь пойду отволоку его в отдел кадров. И личная просьба — давайте без отработки меня отпустим, а? Все равно я сюда ходить не стану, нет у меня на это времени. Лето на носу, не желаю менять футболку на пиджак.

Конечно, дело не в футболке и даже не в том, что моя прежняя работа мне стала совершенно неинтересна, хотя и не без того. Просто июнь не за горами. Я не собираюсь снабжать отпрыска Кощея дополнительными козырями. Я вообще не хочу давать ему ни единого шанса меня прищучить. Еще бы квартиру сменить, но тут все сложнее. Впрочем, дома я особо появляться и не собираюсь, мой дом на ближайшие несколько месяцев — Лозовка. А там, на своей территории, еще поглядим, у кого зубы крепче.

Вот только родители… Как бы по ним все это рикошетом не вдарило.

— Дай сюда. — Ряжская легко встала с кресла и подошла ко мне. — Давай, давай, не кочевряжься.

Неужто, как в фильмах, она заявление об уходе разорвет? Но я не киногерой, второй раз писать ничего не стану, решу этот вопрос проще. Для начала отправлю к ней нынче ночью Жанну, чтобы та как следует пошумела у нее в доме и страху на семейную чету Ряжских нагнала, а потом, если ума не добавится, могу и чего похуже учудить. Им пиявец ангелом покажется.

— Решим так. — Ольга Михайловна ознакомилась с текстом заявления, а после положила мне руку на плечо. — Заявление остается у меня, но ты все же не увольняешься.

— Не вариант, — недовольно пробурчал я, поняв, что добром мы не расстанемся.

— Живи как знаешь, — мягко произнесла Ряжская, наклонившись ко мне и щекоча шею своими волосами. — Не хочешь ходить сюда — не надо. Но зачем сжигать мосты, Саша? Для чего? Сломать всегда проще, чем построить, уж прости меня за банальность. Будем считать, что ты в длительной командировке. С разницей в окладе.

— Ольга Михайловна, и к чему это шапито? — рассмеялся я. — Ничего не изменится. Не буду я, как та золотая рыбка, у вас на посылках служить. Мы славно провели время, вы пару раз помогли мне, я тоже выручил вас — и все. Сказка кончилась, начались будни.

— Строптивый мальчик, о каких «посылках» ты говоришь? — Голос Рижской обволакивал меня, как паутина — беспечную бабочку. — Это просто знак признательности за все, что ты для меня сделал. Ты спас моего мужа, ты нашел того, кто хотел его смерти, так неужели я не могу для тебя сделать хоть что-то? Например, такую мелочь?

Шут с ней. В конце концов, какая разница, где именно моя трудовая книжка валяться станет — в мусорном баке у моего дома или тут, в сейфе под замком? Что пнем об сову, что совой об пень — все едино.

— Хорошо. — Я встал со стула. — Пусть будет так. Спасибо. Но сразу предупрежу — по звуку горна и царственному взмаху правой длани я сюда бегать не собираюсь, поскольку вашим сотрудником себя более не считаю.

— Пусть будет так, — с достоинством повторила мои слова Ряжская. — Но, надеюсь, на дружескую помощь и поддержку в особых случаях я рассчитывать могу? За наличный расчет, разумеется?

— По ситуации, — подумав, согласился я. — Если это мне самому будет интересно. И никаких «ты обязан» и так далее. Хоть раз подобное услышу — дружба врозь.

— На том и договоримся. — Ряжская сложила мое заявление об уходе пополам, потом еще раз и убрала в свою брендовую дамскую сумочку. — Какой же ты все-таки ершистый товарищ, Смолин. Но это мне нравится. Может, поедем пообедаем? Я угощаю. Есть тут неподалеку один милый ресторанчик с отличной едой и приватными кабинетами. А какие там десерты! Объедение. Я бы сама ими побаловалась и тебя побаловала.

Знаю я твои десерты, Ольга Михайловна. Ты меня Восьмого марта чуть до отвала не накормила, хорошо хоть ума хватило отказаться от нежданной трапезы.

Или съездить полакомиться? Почему нет? В прежней жизни такого обилия сладкого на меня за пару лет не сваливалось, а тут вон чуть ли не каждый день предложения поступают. Начинаю ощущать себя героем-любовником, роковым мужчиной. Как одна моя знакомима выражалась: «альфачом».

Впрочем, не стоит себе врать. Кем я был, тем и остался. Просто у каждой из женщин, что попали в мою орбиту, шебаршатся в черепной коробке свои тараканы. Ряжская по сути своей победитель и хищница, ей нужна моя голова, дабы повесить ее в зал личной славы. Мезенцева сама не знает, чего хочет. Виктория… Просто мне довелось оказаться в нужное время и в нужном месте, вот и все. Оттаяла Снежная королева, снова ощутила себя живой и настоящей, а я в этот миг был к ней ближе других. Светка… О ней и вовсе не стоит вспоминать. Она — прошлое, которое уже никогда не станет будущим.

В общем, десерты кушать не поеду. У меня других дел полно.

— Рад бы, да не могу, — скорчил печальную рожицу я. — Время не ждет. Но приятного аппетита, желаю хорошо отдохнуть.

— Ну, может, в следующий раз, — мягко улыбнулась Ряжская. — Прости, Сашенька, но наша любовь еще впереди, ты просто этого до сих пор не понял. Ты все думаешь, что я тебя пытаюсь под себя подмять, в переносном смысле, разумеется, сделать из тебя бессловесного исполнителя. А дело ведь совсем не так. Просто увидь уже во мне друга — и картина предстанет в совсем ином свете. К тому же я дала слово, что более тебя привлекать к сотрудничеству без твоей воли не стану. И я его сдержу.

— Подумаю над вашими словами, — без тени насмешки пообещал я, облобызал ее ручку, шаркнул ножкой и удалился из кабинета прочь, чуть не врезав дверью по лбу Юленьке, которая, несомненно, подслушивала нашу беседу.

Молодая еще, неопытная. Не знает, как такие вещи правильно делать. Вернее, когда подобное делать вообще не следует.

Что до Ольги Михайловны… Надеюсь, она в самом деле собирается сдержать данное мне слово. Это ведь не в моих, это в ее интересах. Мне-то как раз обратный результат выгоден. За ее душу Морана мне какую-нибудь древнерусскую базуку в качестве премиальных выпишет. Или танк модификации «Емелина печь» презентует, с говорящей щукой в придачу.

Надо было бы напоследок еще к моим подругам-коллегам заглянуть, но я этого делать не стал. Долгие проводы — лишние слезы. Хоть мы и собачились через два дня на третий, но я на самом деле душевно привязался к этим двум занозам, потому не хочу говорить глупые и банальные фразы, выслушивая в ответ все то же самое. Неправильно это. Может, потом, когда все перегорит и золой покроется, зайду, но не сейчас. А пока из дома закажу им торт килограммов на пять — семь, с доставкой. Самый такой, с кремом и цукатами, как они любят! Пусть им всю неделю питаются. И шампусика пять бутылок, того, что подороже.

С этими мыслями я и покинул банк под удивленные взгляды, по сути, уже бывших коллег. Впрочем, они обо мне забыли еще до того, как я спустился с крыльца. Такова наша жизнь — о тебе помнят, пока тебя видят.

Что до меня — я, подумав немного, позвонил Олегу. Надо все же узнать, кто такие берегини. Ну и заодно выяснить, не чревато ли чем общение с речными обитателями во время второй русальной недели? Кто его знает, может, в это время они на таких, как я, сезон охоты открывают? Раз в году, разнообразия ради. Опять же, русалки русалками, но их старшой может меня и не любить. Я же прошлой осенью его кадровый состав проредил немного, отпустил одну бедолагу на волю.

Увы и ах, телефон моего нового приятеля был недоступен. Видать, опять его куда-то нелегкая занесла, и это печально. Не то, что он куда-то смылся, разумеется, а его отсутствие. Оно, конечно, можно про берегинь и в Сети почитать, но вот только насколько написанное там будет совпадать с тем, что есть на самом деле, — вопрос. А тут — информация из первых рук.

Еще пару раз набрав телефон брата-ведьмака, но не добившись никакого результата, я плюнул на все и отправился в «ОБИ». Надо семян купить. Славы в области выращивания корнеплодов зря советы давать не станут, да и моего растолстевшего мохнатого помогайку надо к работе приставить, пока он вконец не обленился. Физический труд на свежем воздухе еще никому не вредил.

Одно плохо — я в семенах этих совершенно не разбираюсь. Впрочем, тут можно и интуиции довериться. Опять же там на пакетиках фотки есть, какие понравятся — те и возьму.

Утро застало меня в практически пустой электричке, которая, бодро постукивая колесами, мчалась по направлению к станции Бородино. Не знаю отчего, но встал я ни свет ни заря, по этой причине на вокзале оказался аж в шесть утра. Но при этом на душе было хорошо и спокойно. Вообще возникало такое ощущение, что я из гостей домой еду. Эдак я скоро вообще в сельскую местность переселюсь.

Причем если в прошлые разы я обходился одним рюкзаком, в котором большую часть места занимал Родька, то теперь я был навьючен как верблюд. Ну так мне казалось. Под ногами у меня лежала пузатая сумка, битком набитая всякими полезными вещами вроде ингредиентов для зелий, пузырьков, пластмассовых гребешков, сырокопченой колбасы, упаковок печенья и много чего еще. Мало того, я еще и в компании ехал. Помимо Родиона ко мне присоединилась Жанна, изрядно заскучавшая в городе. Я встретил ее вчера у своего подъезда, она смотрела на звезды и вздыхала. Так мне ее что-то жалко стало! Ну я и предложил ей прогуляться со мной в загородное имение. В дом, конечно, не пущу, не дело ее через порог переводить, пусть она даже мне вроде как и друг. Опять же Антип наверняка такой поступок не одобрит. Но пусть по саду погуляет, между деревьями. Да и сторожа лучше, чем неупокоенная душа, не сыскать. Мало ли кто нагрянет незваным гостем?

Жанна ужасно обрадовалась подобному предложению, сообщив, что перемена мест — это как раз то, что ей сейчас нужно. Как выяснилось, какая-то ее заклятая подруга выбилась в люди, заняв то место под прожекторами подиума, на которое при жизни метила сама Жанна, и этот факт ее жутко печалит. Пугануть она подругу пуганула, изрядно пошалив у нее дома в ночной тиши, но грусть-тоска никуда не делась. А тут какое-никакое, но разнообразие.

Сейчас мертвая девушка сидела напротив меня, глазела в окно и трещала о том, как же все-таки красиво за городом и что зря она раньше этого не ценила. Еще одна странность — меня этот безостановочный поток сознания совершенно не раздражал, напротив, как-то даже развлекал. Чудно — с мертвыми мне становится общаться проще, чем с живыми.

А сколько вопросов на меня вывалила Жанна, когда мы шли через лес! Я даже удивился — росла-то она не в Москве, а в провинции, вроде как должна знать очевидные вещи. Но нет, все вокруг было для нее ново и свежо, она и деревья-то не все узнать могла. Разве что березки отличала безошибочно.

— Смотрю, ведьмак, ты свитой начал обзаводиться? — остановил меня знакомый голос. — Может, оно и верно. Только ты своей мертвячке скажи, чтобы она по моему лесу одна не шлындала. Я их племя не люблю, потому мигом ее какой-нибудь пень дубовый определю стеречь до той поры, пока тот не сгниет. А они по сто лет, бывает, простоять могут. Дуб — дерево крепкое, даже когда спиленное.

— Ой, дедушка, — всплеснула руками Жанна. — Какой забавный!

Ну не знаю. Я лично не рискну дядю Ермолая «забавным» назвать. Нет, внешне он такое впечатление, возможно, и производит. Совсем невысокий, кургузый, заросший бородой, в кепке и ватнике, лесной хозяин выглядит карикатурно, не без того. Но точно зная, на что он способен в пределах своей зоны влияния, я воздержусь от подобных комментариев. Причем, сдается мне, я видел только малую часть того, что он может сделать.

Дядя Ермолай сидел на пеньке, опустив на колени мозолистые короткопалые руки.

— Здрав будь, лесной хозяин, — поклонился я ему. — Не сомневайся, она от меня никуда. Вот, прими гостинец.

Я достал из рюкзака кругляш «Столичного», купленный накануне, и протянул лесовику.

— Спасибо, — поблагодарил меня тот, сразу же отломил горбушку и начал ее, сопя, жевать. — А ты как — надолго? Оно правильно, до июня рукой подать, стало быть, до Купалы всего-ничего осталось, а в ту ночь тебе раздолье будет.

— Ну, где июнь и где Купала? — отмахнулся я. — Это ж еще месяц с лишним.

— Лето на дворе, — подобрал под себя ноги в лапоточках дядя Ермолай, устраиваясь на пне поудобнее. — Дни бегут, что вода в реке. Только вроде птица на гнездо села, ан глянь — уже и детки ее крыльями машут. Это в стужу время ровно замерзает, а когда тепло — только поспевай жить.

— Согласен. — Я опустил сумку на тропинку, поняв, что разговор затягивается. — Зима — это долго.

Кстати! Не забыть бы на дачу к родителям съездить, корень мандрагыра выкопать, что мне тамошний лесовик обещал. Летнее солнцестояние — оно раньше Купалы состоится.

— Только теперь разве умеют Иванов день встречать? — пригорюнился дядя Ермолай, который нынче, похоже, пребывал в меланхоличном настроении. — Вот раньше было — да! Знали люди, что силы большие в Иванову ночь к ним благосклонны, много чего дать могут тем, кто их внимания попросит. А девки-то, девки! Это же самая их пора была!

— Можно поподробнее? — оживилась Жанна, заметила недовольный взгляд лесовика, но даже и не подумала смущаться. — Что? Интересно же!

— Так Иванов день девкам жениха вел, — посопев, пояснил лесовик. — Ежели по уму купальскую ночь провести, так на Покров жди сватов.

— В смысле — «по уму»? — уточнила Жанна. — Вы про…

— Это ты — «про»! — гаркнул дядя Ермолай так, что из соседних кустов выскочил заяц, посмотрел на нас ошалелыми глазами и припустил по тропинке так, что только мы его и видели. — Вон хоть и покойница, а все коленками голыми сверкаешь. А я про другое баю! В купальскую ночь можно было себе жениха наворожить. А то и привязать к себе того, по ком сердце печалится.

— Теперь и мне интересно стало, — поддержал я Жанну. — «Привязать» — это как? Обряд какой или заклинание из старых было?

— По-разному случалось, — успокоился лесовик и снова куснул горбушку. — У кого в венах пара капель старой крови плескалась, те могли «косу замкнуть» или на озубочек к себе жениха подманить. А те, кто со мной в дружбе ходил, кто лес любил, те на тайную поляну с рассветом пробирались, есть у меня тут такая, чтобы в купальской росе тело омыть. Если с первыми лучами солнышка «свадебным колоколом» ее вдоволь зачерпнешь, чтобы, значит, даже капало, беспременно по осени родительский дом на мужнин сменишь, а первый ребятенок крепким, что твой дубок, родится. Мальчик, как правило.

— «Свадебным колоколом»? — снова влезла в разговор Жанна. — Это как?

Леший молча ткнул пальцем в ее направлении, девушка опустила голову, пытаясь понять, что он имел в виду и на что показывает. И поняла.

— А! — сообщила она нам. — Вон как это раньше называли! «Свадебный колокол». Забавно! А озубочек что такое?

— Пойду. — Дядя Ермолай слез с пенька и засунул каравай под мышку. — Спасибо за гостинец, ведьмак. Ты меня не забывай, заглядывай.

— Непременно, — заверил его я. — И в самом скором времени.

Кусты еле шевельнулись, и мы с Жанной остались одни.

— Саш, все-таки что такое озубочек? — озабоченно спросила у меня девушка, причем таким тоном, как будто от этого ответа зависели судьбы мира. — Ты не знаешь?

— Понятия не имею. — Я поднял с тропинки сумку. — Да не печалься. У Антипа спросим. Он наверняка в курсе данного вопроса.

— А кто такой Антип? — немедленно спросил неугомонный призрак.

Дом я сначала не узнал. Серьезно. Да что дом — я и забор не узнал! Его мы вроде в смету не включали, однако же вот — стоит новый, свежепокрашенными в темно-зеленый цвет досками сияет.

А молодцы ребята! И Валера молодец, хороших мастеров набрал, держит марку. Из развалюхи, дышащей на ладан, за месяц сварганил дом-пряник. В смысле, хорошенький настолько, что в нем не жить, его скушать хочется.

Проржавленные жестяные листы на крыше заменил благородный темно-багровый шиндель, стены одеты в радующий глаз светло-желтый сайдинг с симпатичными коричневыми вставками. И на левую сторону здание больше не косилось, ибо фундамент подправили.

Дом как-то даже выше стал. Хотя, может, и стал, фиг его знает.

Этих ребят в телевизор надо отправлять, вот что я вам скажу. В программу «Дачный вопрос».

Кстати, тоже верно. Надо будет уточнить, устранены ли проблемы с проводкой, и если да, то спутниковой антенной озаботиться. А перед этим сгонять в Можайск и техникой закупиться разной — «телик» там, кофемашина немудрящая, может, микроволновка…

Да, надо бы еще как-то порешать вопрос с оплатой за электричество. Странно, что до сих пор меня вообще от него не отключили, там небось долга наросло будь здоров сколько. Правда, формально я никто, дом-то занят явочным характером. Но это не страшно. Взятки в России пока никто не отменял, авось порешаю вопрос, в крайнем случае пущу в ход свое благоприобретенное умение убеждения. Так сказать, практическую магию. С ее помощью и сварганю быстренько договор купли-продажи. Надо только паспортные данные покойного ведьмака разузнать, наверняка в доме какие-то бумаги остались.

— О, хозяин! — обрадовался один из рабочих, заметив меня. — А наш шеф как раз собирался тебе завтра звонить. Мы, по сути, закончили, остались мелкие доделки.

— Привет. — Я протянул мастеру руку. — Нет слов, парни. Нет слов. Красота какая!

— Первостатейная, — с достоинством подтвердил тот. — Материал хороший — и вид хороший. На таких вещах лучше не экономить, так я считаю.

— Вот только забор, — кивнул я на новоделку. — Вроде бы мы о нем не договаривались?

— Это с шефом говорить надо, — сразу открестился работяга. — Все с ним. Наше дело телячье — обделался и стой. Пойду, мне еще площадку для септика копать, мы его «на сладкое» оставили.

Он задержал взгляд на моем лице и, несомненно, остался увиденным недоволен.

— Септик, — через секунду повторил мастер. — На сладкое.

— И? — уточнил я.

— Септик — он для дерьма, — терпеливо объяснил рабочий. — Понимаешь? И — на сладкое.

— Шутка юмора, — облегченно вздохнул я. — Да, смешно. Я просто сразу не понял.

— Хочу осенью в «Открытый микрофон» сходить, — приосанился парень. — Попробоваться. Стендап, то-се… За меня мою жизнь никто не проживет.

— А вот это хорошая фраза, — одобрил я. — Очень правильная.

— Не то слово, — подтвердила Жанна. — Утверждаю как специалист по глупым смертям. Ой, яблоня! У нас дома во дворе тоже яблоня была!

И она усвистела в сад следом за рабочим.

Вот ведь. У всех есть цель в жизни. У этого парня — попасть на ТНТ, у Ряжской — мировое господство, Вагнер спит и видит, как бы ему для начала акции у семьи Арвенов отжать, и даже Жанна стремится узнать, что такое озубочек. Один я не знаю, чего хочу. Нет, есть цель выжить в столкновении с наследником Кощея, прости господи, Бессмертного, но как главное устремление в жизни данное желание рассматривать не очень правильно.

Вот и выходит, что плаваю я пока, как десерт в этом самом септике. Так себе шутка, но для стендапа сгодится. Надо будет ее работяге подарить, если не забуду.

Хотя нет. Наговариваю я на себя. Год назад у меня вообще никаких устремлений не имелось, я просто плыл по течению и был этому рад. А сейчас потихоньку выгребаю на середину реки, борясь с прибрежною волною. Хоть как-то барахтаюсь, и это уже что-то.

Мысленно погладив себя по голове, я вошел в дом и удовлетворенно вздохнул. Ну вот, теперь тут можно жить. Уже не сарай с затхлым запахом, уже вполне себе комфортное обиталище для современного ведьмака.

Стены были отделаны золотистой вагонкой, потолок укрепили толстенным брусом, на чердак вела новая и надежная лестница, на стенах красовались новенькие французские розетки, как раз там, где мы их с Валерой и разметили. Из того, что здесь имелось раньше, осталась только печка, но уже не закопченная, а сияющая новенькой побелкой.

А еще они очень по уму отгородили уголок, по сути, сделав еще одну маленькую комнату, в которой теперь красовались раковина и унитаз. Душевую кабину я сразу отмел как таковую, нечего ей в деревянном доме делать. Лучше пусть и впрямь мне баньку сварганят в дальнем углу участка. Будут браты-ведьмаки приезжать, будем с ними париться и пугать местных ведьм нашими красными рожами. И еще кое-чем.

Ну и еще куча хлама, который был свален в одном из углов. Впрочем, вру. Аккуратно сложен. Надеюсь, они травы сушеные туда не кинули? Тут от прежнего хозяина такой гербарий остался, что я в нем до сих пор разобраться до конца не смог и как раз собирался этим заняться. А после этого мне только останется травяной сбор в совочек собрать и вон за окно отправить.

Скрежетнула молния рюкзака, которую Родька наловчился открывать своими острыми коготками. Мой слуга высунул голову наружу, повертел ею, убеждаясь, что тут нет посторонних, а после ловко спрыгнул на пол.

— Ничего так! — сообщил он мне секундой позже. — Не наша городская квартира, но жить можно!

«Наша». Ей-ей, в один прекрасный момент я и в самом деле не попаду домой, потому что этот пройдоха сменит замки в дверях. Раньше я так шутил, а теперь всерьез подобного опасаться начинаю.

— Да тьфу на тебя! — раздался голос из-за печки, и оттуда вылез мой второй подручный, домовик Антип. — Ничего ты, сыроежка кургузая, не понимаешь! Красота вокруг какая, благодать! Неделю уж хожу радуюсь! Хозяин!

И Антип отвесил мне церемонный поясной поклон. О как. А раньше удавить хотел.

Что примечательно — внешний вид домового изменился. Борода расчесана, волосы на голове больше не похожи на воронье гнездо, и рубаха, оказывается, у него не серого, а белого цвета. Интересно, с чем это связано? Дом благоустроили — и он проапгрейдился? Или он просто сообразил, что со смертью старого хозяина жизнь не кончилась?

— Да что ты тут, за печкой своей… — подбоченившись, заорал было Родька, но от моего легкого пинка отлетел в сторону кучи хлама и чуть не воткнулся в нее головой.

— Разобрать, рассортировать, разложить, доложить, — коротко велел ему я. — Антип, проконтролируешь.

Домовой расплылся в улыбке и снова отвесил мне поклон, уже второй. Впрочем, когда он разогнулся, выражение лица у него моментально изменилось.

— Матушка моя в лаптях да без онучей! — охнул он. — Мертвячка! Как есть мертвячка! Эхма!

Верно — за окном маячила Жанна, смотрела на нас и тыкала себе пальцем в нижнюю губу.

— Кхм, — откашлялся я, отчего-то ощущая неловкость. — Слушай, Антип, а ты не в курсе, что такое озубочек?

Глава 7

— Озубочек? — оторопело взглянул на меня Антип. — Объедок это. Пряника там печатного или пирога. Девки дурные, которые от перезрелости на стенку лезли, в Иванов день его под подушку пихали да приговаривали: «Суженый-ряженый, приходи озубочек доедать да меня целовать».

— Почему дурные? — удивился я.

— Так Иванов день же, — пояснил домовой. — Лето! Суженый придет ли, нет — неизвестно. А змий огненный, что до тела бабьего жаден, запросто заявиться на зов может. Зимой он спит в пещерах дальних, в горах Авзацких, а летом как раз безобразничает. Обернется молодцем, что эта дуреха во сне видит, да под одеяло к ней и шасть. И все, девства как не бывало, а жениха теперя сколь ни жди, уже не дождесся. Кому она, порченая, нужна? Лучше в вековухах время коротать, чем после свадьбы грех вскроется, это на всю семью позор. Одна дорога ей потом — в монастырь. А ежели вдруг еще и понесет эта тетеха, так точно соседи ворота дегтем вымажут, потому как потаскух, что до замужества ноги раздвинули, никто не любит. Охти мне, таращится-то как! И зубы пальцем трогает! Никак сожрать кого задумала? И ведь белый день на дворе!

«Змий огненный». Новое определение в бестиарии. Это кто же такой? Но до чего же дикие времена были, а? Из-за такого пустяка, как потеря невинности, в монастырь уходить. Расскажи кому — не поверят.

— Не сожрет, — подал голос из угла Родька. — Это хозяина подружка, она с нами приехала.

— Чего? — даже подпрыгнул на месте Антип. — В дом? Нежить?

— В дом не пущу, — примирительно произнес я. — А так — да, это с нами. Она безвредная.

— Она мертвая, — завопил Антип. — Неживая! Да еще и не в своем уме! Вона как губу оттягивает!

— Ей интересно, что такое озубочек, — пояснил я. — Расскажу — перестанет.

— Ты хозяин, тебе виднее, — недовольно пробурчал домовой. — Только не дело на своем подворье мертвячку держать, ровно живность домашнюю.

— Тебя не спросили, — снова высказался Родька, а после звучно чихнул.

— Забыли Жанну, поговорим о другом, — предложил я, погрозив пальцем девушке, а после подав ей знак отойти от окна. — Антип, скажи, рабочие не шалили? Все нормально?

— Хорошие трудники, — как мне показалось, с радостью перешел на другую тему домовой. — Не ленивые и не ворье. Думал, кого оглоушить придется, когда тот попробует добро наше к своим рукам прибрать, так нет. Трогать — трогали, с места на место переставляли, но чтобы в карман сунуть — не было. И делают, опять же, все на совесть. Чтобы согнутый гвоздь оставить или там криво доску прибить — не видал.

— Ну, за такие-то деньги… — хмыкнул я. — Хотя в наше время даже цена не гарантия качества.

— Это что же, хозяин, ты теперь сюда переберешься жить? — с надеждой спросил Антип. — А?

— На лето — да, — кивнул я. — А зиму все же в городе буду проводить.

— Зачем? — погрустнел домовой. — Чего тебе тут не хватает? Вон даже нужник — и тот в дому, на мороз бегать не нужно, коли припрет. Живи да радуйся.

— Не получится, — развел руки в стороны я. — Просто не выдержу. Я привык к другому ритму жизни. Летом-то здесь хорошо — тепло, светло, травы собирать можно, есть с кем пообщаться — на реке русалки, в лесу дядя Ермолай. А зимой, в четырех стенах, я от скуки через месяц свихнусь. Даже при наличии спутникового телевидения.

Как это ни грустно признавать, но Ряжская была права. Надолго меня не хватит, на добровольное заточение я не способен.

— Оно, конечно, так, — признал домовой. — Эх-эх.

— Давай лучше ты с нами? — предложил я. — Квартира у меня не сильно большая, но места всем хватит. Как там вашего брата перевозят? В лапте вроде? Так я добуду его. Настоящий, аутентичный. В Сети чего только не продают.

— В сети? — озадачился Антип. — Это в какой же? В рыбачьей? Как же оно так получается?

— В Интернете, село ты дремучее! — выпендрился Родька. — Хотя ты о таком тут, за печкой, понятное дело, даже и не слыхал. А я там был! В Интернете!

— Был и мед-пиво пил, — начал злиться я. — Забыл тебе сказать — надо овощи сажать. Завтра с утра — в поля, и копать тебе там землю до самого ужина.

— Как? — завопил обиженно мой слуга и показал свои короткие лапки. — Чем?

— Лопатой, — даже не подумал жалеть его я. — Или щепочкой. Мне по барабану. Мне результат важен.

Антип злорадно закхекал, оглаживая руками бороду.

Родька не стал возражать (да и попробовал бы), молча развернулся ко мне спиной и стал копаться в куче хлама, раскладывая его на кучки по какой-то своей, непонятной остальным присутствующим системе. Но при этом его молчание как бы говорило: «Эх, хозяин, хозяин…»

— И вот еще что, Антип. — Я потер лоб, не зная, как подступиться к очень и очень щекотливому вопросу. — Раз уж ты тут собираешься зимовать, то надо тебе мобильный телефон освоить.

Родька издал горловой звук, в котором отчетливо звучало: «Куда ему, чумазому!»

— Нет, — немедленно отказался Антип. — И не проси, хозяин. Не наше это, не посконное. Жили мы без этих диковинок и дальше проживем.

— Жили вы без них, потому что времена другие были, — мягко произнес я. — Нет телефона — нет проблем. Теперь они есть. Вот, специально для тебя купил. Простой и надежный, как ты любишь.

И самый дешевый. Не потому, что хотел сэкономить, просто кроме звонков эта модель ни на что больше не была способна. Зато кнопки большие, корпус прочный и аккумулятор зарядку с месяц держит.

— Нет, нет, нет, — замахал рукавами рубахи Антип. — И не проси!

— Да он просто цифры не знает, — злорадно захихикал Родька. — Вот и отказывается!

— Кто? — уже в голос крикнул Антип. — Я не знаю? Я? Един да един — два. Два да един — три!

— А шесть плюс семь? — голосом кинопровокатора поддел его мой слуга.

Антип задумался, начал пальцы загибать.

За окном зафырчала машина, после стукнула калитка. Выглянув, я увидел Валеру, который сменил кожаную куртку на жилетку из того же материала.

Шустро. Не успел я приехать, он уже здесь. И кто говорит, что на периферии люди инертны и не предприимчивы? Враки это!

— Так, — скомандовал я. — Оба — за печку.

— Да еще един… — Антип, не слыша меня, загнул еще один толстый короткий палец. — Два на ум пошло.

— Тьфу! — Я подошел к Родьке, который уставился на меня чистым, безвинным и незамутненным взором. — Делай что хочешь, но чтобы вас обоих тут через десять секунд не было. Понятно излагаю? Сам его отключил от действительности, сам и возвращай в наш мир.

Родька с заданием справился — когда мы с Валерой, которого я встретил на пороге, вошли в дом, их обоих уже не было. Как, кстати, и коробки с телефоном, которую, похоже, они прихватили с собой.

В процессе разговора выяснилось, откуда взялся новый забор. Оказывается, старый они случайно сломали, когда водитель неудачно подал к калитке грузовик. Валера, как честный человек, тут же сварганил новый, подав мне его как бонус для оптового заказчика. Следом за этим мы перешли к смете, и я обнаружил, что она подросла процентов эдак на пять, то есть аккурат на ту сумму, в которую мне этот забор и обошелся. Нет-нет, подан факт увеличения бюджета грамотно и обстоятельно — колебания курса доллара, снижение ставки рефинансирования, сезонные повышения цен.

Можно было бы поторговаться, повозмущаться, можно. Но зачем? Работа сделана отлично, новый забор куда лучше старого, деньги у меня есть, а хорошие отношения с Валерой в будущем могут пригодиться. Мало ли чего еще я задумаю проапгрейдить? Может, дорожки из плитки везде проложу или прудик в саду выкопаю да рыбок в него запущу.

Мало того, предприимчивый парень приволок с собой летний душ, о котором я совсем забыл с ним в прошлый раз договориться. Дескать, вез другому заказчику, но могу поставить вам. И даже со скидкой. Вот и как тут не восхититься его деловой хваткой? Заодно я и о строительстве баньки упомянул, получив в ответ заверения в том, что пара дней — и она уже стоит во-о-он там, за яблонями, на краю участка. Сборная, но добротная.

Одно плохо — канитель с приемкой работы затянулась надолго, поскольку Валера заставил меня осмотреть чуть ли не каждый гвоздь, вбитый в стену, и подтвердить его наличие собственноручной подписью в многостраничных актах.

Но все когда-нибудь кончается, и во второй половине дня, ближе к закату, Валера, довольный моей сговорчивостью, наконец уехал, прихватив с собой работников, а я уселся на крыльце и глубоко вздохнул.

— Так что такое озубочек? — Жанна устроилась рядом с моими ногами, на пару ступенек ниже. — Узнал?

— Узнал, — устало ответил я. — Только давай чуть попозже расскажу, хорошо? Вот будем вечером чай пить из самовара, тогда и…

— Я видела самовар в музее, — поделилась со мной Жанна. — Он пузатый и прикольный!

Ответить здесь мне было нечего, потому я отправился в дом, где о чем-то шумно спорили Антип и Родька.

А, нет, не спорили. Наоборот, мирно беседовали. Правда, на повышенных тонах.

— Я и говорю — удобная штука, — тыкал кулаком в бок домового мой слуга. — Что ты сразу: «Нет, нет». Вона люди как птицы в небо летают и не кочевряжатся. А ты все тут, за печкой, пытаешься новое время пересидеть.

— Да не понимаю я время это, — бубнил Антип, вертя в руках массивную трубку телефона. — Но ежели все так, как ты болтаешь, то оно, может, и надо новое-то узнавать. И что же, всегда можно хозяина по нему услышать?

— Ежели он не занят чем — так да, — подтвердил Родька. — Ну а если занят или с хозяйкой новой того самого, так я тебе отвечу. Я у него заместо обеих рук, если чего. Он вообще без меня никуда. Вот так-то!

— Врешь, — уверенно заявил Антип. — А что за хозяйка такая, а? Стой-ка! Неужто вон та, что под окном таскается? Охти мне, батюшки!

— Чур на тебя! — замахал лапами Родька. — Она ж неживая! Не, у нас другая теперь хозяйка. Чародейка она! Не такая сильная, как те, что жили в бывшие времена, но зато и под звездами голой не пляшет.

— Чародейное племя, чай, паскудное, — с сомнением произнес домовой. — Они за ради капли силы мать родную с золой смешают, сам же про то ведаешь.

— Не, эта другая, — заверил его Родька. — Правда, учуял я в ней примесь крови от… О, хозяин! А мы тут! Может, пообедаем?

Надо бы его как следует взгреть за то, что не в свое дело лезет, да уж ладно. Тем более что я настроен крайне благодушно. Помимо всего прочего Валера пообещал меня вывестина нужных людей в близлежащих можайских «Моих документах», а те, в свою очередь, за небольшое вспомоществование пособят с оформлением дома в собственность.

Ну вот не хочу я с помощью зелий решать данный вопрос. Не стоит оно того. Дешевле выйдет заплатить.

— Подавай на стол, — разрешил я. — Давай перекусим.

— Так это… — Родька шаркнул лапой по полу. — Печку топить долго, а плитка, на которой мы готовили раньше, сломалась. Я ее в розетку, а она не включается.

— А если в другую ткнуть? — уточнил я. — Тоже нет? Печально.

— И еды в дому почти нет, — затараторил слуга. — Разве только то, что мы с собой привезли. Ну еще крупы да сухарей немного на чердаке в наволочке лежит. Надо бы в Можайск съездить, плитку новую купить. И продуктов — тоже.

Нет, все-таки когда-нибудь я его точно убью!

— Ты чего раньше молчал? — рассвирепел я. — А? Можно же было с Валерой уехать! Столько времени получилось бы сэкономить и сил — тоже. А теперь придется через лес на своих двоих топать, да еще там автобус до города ждать. Тут не Москва, такси влет не поймаешь.

— Болтун, — с невыразимым презрением глянул на Родьку Антип, прихватил телефон и полез за печку, добавив напоследок: — Городской! Тьфу!

Как видно, последнее означало у него степень крайнего презрения. Что особенно приятно — сказано это было в единственном числе, то есть меня не касалось. Хотя… Кто его, Антипа, знает?

Впрочем, его достоинства перекрывали все недостатки. Домовик Антип был отменный — трудолюбивый, надежный, основательный, что и показали несколько последующих дней.

Во время поездки в Можайск за плиткой-времянкой я решил времени зря не терять и заказал в тамошнем магазине электроники сразу весь набор бытовой техники, от большого телевизора до невысокого холодильника. Ну вот надоело мне кое-какие продукты в колодце держать, чтобы они не пропали. Это, конечно, романтично, в духе предков, но чертовски хлопотно. Если предыдущие владельцы дома не знали о существовании техники, призванной облегчить жизнь человека, то это их проблемы. Я тут ни при чем.

В последующие несколько дней суета во дворе достигла апогея — одна бригада Валеры занималась финальными доделками, вторая ставила баньку, да еще доставили заказанную технику.

Я, если честно, в какой-то момент немного осовел от вопросов, которые сыпались на меня со всех сторон, вроде: «Тут вот заподлицо сделаем, нормально?» или «Хозяин, сток воды куда отводить станем? Вон туда или вон туда?» Какой сток воды? Куда его отводить? Зачем?

И вот тут дело взял в свои руки Антип. Как-то так ловко, незаметно, но ощутимо. Он словно нашептывал мне в уши нужные ответы, а я только их повторял.

К вечеру пятницы все наконец закончилось. Я расплатился с Валерой, и его молодцы, напоследок подключив мне всю технику, того требующую, подметя двор и собрав весь строительный мусор до последней щепочки, наконец-то уехали, оставив уставшего за эти дни меня практически в полной прострации.

— Картошечки наварю сейчас, — успокаивающе заявил мне Родька. — С тушенкой! Эх, жаль, капусточки квашеной нет и огурчиков соленых!

— Ничего, в следующем году будут, — помассировал виски я.

— Да? — обрадовался слуга. — А откуда?

— Так ты завтра у меня и капусту посадишь, и огурцы. В доме лежит схема, по которой надо это делать, ее мне Славы еще когда нарисовали. Семена в рюкзаке, в пакете. А засолишь и заквасишь потом, когда они вырастут.

— Огурец так не сажают, — пробубнил Антип, устраиваясь рядом со мной на крылечке, где я обосновался. — Его сначала прорастить надо, а уж потом сажать. Тебе, хозяин, в Моденово бы сходить. Ведьмы бают, что там люди есть, которые уже готовую рассаду продают. Вот ее бы купить, да и в землю. Чтобы, значит, время не тратить и самому не мучиться.

Надо же. И тут все непросто. Рассада какая-то нужна. Хотя да, все верно. Мама время от времени по весне что-то такое держала на подоконнике, в баночках из-под йогуртов.

Выдав данную информацию, домовой раскрыл инструкцию по использованию холодильника на аккуратно заложенной сорочьим пером страничке и начал по складам читать то, что там написано, водя при этом по строчкам толстым заскорузлым пальцем и проговаривая про себя изученное.

Я же говорю — основательный товарищ. Он скрупулезно и последовательно штудировал все инструкции от всех товаров, которые я заказал. Начал с электроплиты, продолжил микроволновкой, теперь вот до холодильника добрался. Не пропускал ни единого слова, время от времени задавая мне вопросы, большинство из которых ставило меня в тупик. Хорошо хоть телефон принимал здесь сигнал, поскольку где-то неподалеку была вышка, и я мог найти ответы в Интернете. Вот что такое «фреон»? Да-да, газ, который в трубках холодильника находится. Но если копнуть поглубже, дай бог один из десяти современных мужиков сможет что-то более подробное о нем рассказать. Антип копал, он по своей натуре был перфекционист, хотел дойти до самой сути, и это вызывало немалое уважение.

— Может, ну их? — задушевно предложил Родька, подергав меня за локоть и заговорщицки сопя. — Огурцы эти, помидорки… Вон редисочку да морковку посеем — и будет. Пару грядочек.

— Не хочешь копать, — злорадно отметил я. — Ой не хочешь! А придется. Славы сказали: «Надо», значит, надо.

Родька хотел что-то вякнуть, но тут взревел смартфон, на экране которого я без особого удивления увидел фамилию «Мезенцева». Хотя нет, не так. Удивлен, что она раньше не позвонила, дабы высказать мне свое презрение.

— Да, Евгения, — вложив в голос максимум дружелюбия и миролюбивости, произнес я. — Привет!

Ну да, любовь прошла, завяли пока еще не посаженные помидоры, но это не повод враждовать, правда? Тем более в нашей симбиозной с отделом ситуации? И особенно учитывая то, что пока я им нужен больше, чем они мне.

— Сволочь ты, — пробубнила в телефон Женька, причем по голосу было слышно, что она пьяная до изумления. — Ненавижу тебя. И очень надеюсь на то, что рано или поздно ты, как и все тебе подобные, сорвешься, перейдя черту. Я сама тебя убью. Лично. Никому это право не отдам. Возьму нож — и в сердце тебе, как положено по инструкции.

Столько в ее голосе было ненависти и злобы, что я как-то даже сразу поверил в правдивость этих угроз. Убьет. Как есть убьет.

Не слушал я умных нелюдей, которые говорили мне, что не может быть ничего между ведьмаком и сотрудницей отдела, который существует для того, чтобы мне подобных в узде держать. Думал, что я самый умный, и вот результат.

— Пойди проспись, — уже без всяких попыток наладить контакт, посоветовал я ей. — Несешь какую-то ересь.

— А шлюху эту, которая под монашку рядилась, я отдельно отблагодарю за дружбу, — продолжала разоряться Мезенцева. — Вот увидишь! Сволочи вы оба!

И она бросила трубку.

Надо Вику предупредить, что ли? Мало ли какие пакостные мысли возникнут в и без того не сильно крепкой на ум голове Мезенцевой, в настоящий момент к тому же дополнительно ослабленной алкоголем.

Не успел, телефон зазвонил по новой.

Будучи уверенным, что это Женька решила добавить до кучи еще пару крепких слов, я, не глядя на экран, сразу рявкнул в трубку:

— Ну и что еще? Вроде все уже сказала!

— Я — женщина! — сообщила мне Светка, причем не менее пьяная, чем моя предыдущая собеседница. Они там не вместе, часом, синячат? — Мало ли что, кому и когда я сказала? Заметь, Смолин, я сама делаю первый шаг навстречу тебе. Сама! А ты сразу орать на меня начал! Разве так можно? Я же девушка!

— Определись уже, женщина ты или девушка, — куда более тихо предложил ей я. — Хотя о чем я? Мне ли не знать…

— Пошляк! — Голос моей бывшей жены похолодел, как ветер, внезапно поменявший направление с южного на северное. — Как я с тобой столько прожила — не понимаю?

— В основном скандаля по мелочам, — охотно подсказал ей я. — Ну и не сильно богато, ибо добытчик из меня, как из тюля костыль. Кстати, респект твоей маме за метафоры. Эта, например, дивно хороша!

— Что плохого тебе сделала моя мама? — отчеканила Светка. — Она вообще не лезла в наши дела, если ты забыл. Подумаешь, заглянет раз…

— В три дня, — завершил я фразу за нее. — Но ты права. Это действительно уже несущественно. Как, впрочем, и все остальное.

— Давай я сейчас приеду, и мы все решим окончательно? — помолчав, предложила Светка. — Не по телефону, не на ходу, а спокойно, глаза в глаза?

Удивлен. Серьезно — удивлен, и сильно. Зная самолюбие моей бывшей, могу предположить, чего ей стоили эти слова.

Впрочем, ее упертость куда сильнее, чем самолюбие, полагаю, дело как раз в этом. Попала шлея под хвост, вот она и бьется, как рыба об лед. В прошлый-то раз я ее, по сути, послал, спасибо Женьке, вот и взбеленилась.

Увы, увы, но и сейчас ей ничего не светит. Да и потом — тоже. Все, разошлись дорожки окончательно. И это в ее же интересах, между прочим.

Но как бы я ликовал всего год назад, услышав эти слова! Вот только вряд ли бы они прозвучали. Год назад я был другим, и мир вокруг меня — тоже.

— Свет, давай в другой раз? — предложил я, отлично понимая, что последует за категоричным «нет». — Не потому, что я имею что-то против, просто меня сейчас нет дома.

— Я знаю, — заявила моя бывшая, перед этим тихонько икнув. — У тебя окна темные. Но я могу подождать, пока ты придешь. Я знаю, ты никогда не ценил моей готовности избежать конфликтов любой ценой, но это сегодня не важно.

— О как, — проникся я, решив не фокусироваться на более чем сомнительной истинности последней фразы. Помню я ее неконфликтность, такое не забывается. — Надеюсь, ты не за рулем?

— Я в такси, — с достоинством ответила Светка.

— Езжай домой, — велел я. — Не дождешься ты меня сегодня. И нет, я не у какой-то малолетки или проститутки, можешь этого даже не говорить. Я в командировке, в другом городе.

— Ты? — рассмеялась Светка. — Кто тебя в нее отправит? Ты же нич-то-же-ство в карьерном плане! Младший помощник старшего дворника!

Сразу видно — стремится человек к конструктивному разговору. Выбрана правильная и миролюбивая позиция, которая расположит к ней собеседника.

— Все так. И меня отправили проверять в филиалы вопросы соответствующего архивирования документов, а также их последующей утилизации, — решил я соответствовать той должности, которую она для меня определила. — Вернусь — позвоню.

Ответа не последовало. Она просто бросила трубку.

Нет, не понять мне некоторых женщин. А может, и всех. И, возможно, к лучшему.

— Чего не так пошло, хозяин? — пискнул из-под локтя Родька.

— Не то чтобы… — отозвался я. — Наверное, как раз так, как нужно, вот только веселья по этому поводу на душе отчего-то нет.

— Оно всегда так и случается, — не отрываясь от инструкции, пробурчал Антип. — Когда лжу творишь, на душе легко, потому как такое дело всегда к какой-никакой выгоде ведет, на первых порах так точно. А коли правду сказал, так хорошего не жди. Правду никто не любит, она завсегда неприятная бывает. Зато потом беды ждать нет нужды. Правда есть правда, другой она уже не станет. Лжа же рано или поздно наружу вылезет, и тогда невесть что случиться с тобой может. Люди только свои собственные грехи прощать всегда горазды, а чужие — ни за какие коврижки.

— Да ты философ, — отметил я, вертя смартфон в руке и раздумывая — позвонить Виктории или ну его на фиг?

— На свете живу давно, — отозвался домовой. — Ваше племя хорошо изучил.

— О, кстати! — вспомнил я. — Скажи, Антип, а ты о берегинях знаешь что?

— Вестимо, — кивнул тот. — Мне дед про них рассказывал много разного. Только ушли они вроде из Яви. Может, в Навь, где вечный сон, может, еще куда. Как люди начали их труды уничтожать, так и ушли. Не под силу им было смотреть на то, что вы творите. Какая мать сможет без мук глядеть на то, как ее дите жизни лишают?

— А кто они вообще? — жадно спросил я. — Поподробней бы!

— Берегини? — уточнил зачем-то Антип. — Так хозяйки они были. Всей земли нашей — рек, лесов, лугов. Творил это все Род, про то всем ведомо, но Род — он кто?

— Кто?

— Мужчина, — горделиво заявил домовой. — Мужское дело — дом построить, а уж за порядком в нем следить ему без надобности. То женская забота.

— А сам-то? — не удержался Родька. — Чай, не баба, а по дому хлопочешь!

— Это ты хлопочешь, — насупился Антип. — А я тут живу. Пока дом стоит, я в нем буду. Он погибнет — и я сгину. То разные вещи! Берегини водам да лесам, зверям да рыбам хранительницы были. А я сему жилищу хозяин. Александр — мне, а я — дому. Ясно тебе, недомерок ты мохнатый?

— Хранительницы, — задумчиво повторил я. — Не сходится задачка. Если Род им велел привести все в соответствие, так сказать, делегировал полномочия, то почему хранительницы? Или — создали, теперь охраняйте?

— Берегинь всего двенадцать было, — закрыл наконец инструкцию Антип. — Какие на север подались, какие — на юг, а какие тут, у нас остались. Я за всю свою жизнь одну из них только видел, да и то краем глаза. Давно, лет двести назад. Она мимо нас в виде голубицы пролетала. Мне истинный облик владельцев силы видеть поконом не положено, да, на удачу, мой тогдашний хозяин как раз со старухой Дарой лясы точил, что-то они там поделить не могли. Дом-от тогда еще другой стоял, не тот, что нынче.

— И? — поторопил я его.

— Дара и молвит: «Гляди-ка, берегиня полетела». А хозяин ей вторит: «Она. Желана. Должно, где беда случилась». Вот и вся история.

— Н-да, — вздохнул я. — Понятно, что ничего не понятно. И самое главное — если они в основном природоохранной деятельностью занимались, то откуда разные заклинания знали?

— Все берегини раньше, когда человеческую суть имели, сильно могучими чародейками были. Из первых людей, что в Яви родились, — как о чем-то общеизвестном сообщил Антип. — Род им вечную жизнь даровал и власть над миром, но знания-то их никуда не делись, верно?

— Ага, — оживился я. Пасьянс потихоньку начал сходиться. — Чародейками, значит?

— Ими, — кивнул домовой. — Очень знающими. Даже боги — и те с ними считались, вот как! Но знания свои они при себе держали, а чтобы за ради зла их в дело пустить — это никогда! Да и не было у них врагов, у берегинь. Ни боги, ни твари ночные, ни звери дикие чего дурное им сделать или даже помыслить о таком и не могли. Только вы, человеки, их со света и сумели сжить, причем сами того не заметив.

— Мы можем, — хмуро согласился я. — Такая у нас натура. Значит, совсем они ушли?

— Я про них давно ничего не слыхал, — еще раз повторил Антип. — Но я никуда и не хожу. Мои владения вон за забором кончаются. А новости от птиц да мышей узнаю, только много ли они чего рассказать могут? Ты, хозяин, если больше про берегинь узнать желаешь, с водным хозяином поговори, пока он спать до листопада не лег. Он из рук Желаны свою власть над рекой получал, так кому, как не ему, про нее все знать?

— Сейчас насоветуешь, — всполошился Родька. — Ты куда нашего хозяина посылаешь? А что если водяник его с собой на дно уволочет?

— Да с чего бы? — озадачился домовой. — Ведьмаки да водяники сроду не враждовали. Вот трясинник — тот да, тот его непременно бы в чарусу заманил, потому как лесовика терпеть не может, а ведьмак есть суть порождение леса да поля. А наш еще и с батюшкой Ермолаем дружится. А водный хозяин ему не друг, конечно, но и не враг. Хотя в воду, вестимо, залезать точно не стоит. Чего зря искать беды на свою голову? Да и холодно еще купаться-то. Простудиться можно.

— Это да, — согласился я и поежился. Днем было тепло, а вот к вечеру от близкого леса начало тянуть сырым холодком. — Не сезон пока.

— Надо самовар раскочегарить! — предложил Родька. — Пока картошечка варится. Антип, тащи его во двор.

Я посидел еще немного, глядя то на бурную деятельность, которую развела эта парочка, то на танцующую между начавших зеленеть деревьев Жанну. Моей помощнице, несомненно, тут нравилось, поскольку ее все эти дни было не видно и не слышно. Знай на травке сидит да на небо смотрит.

А я никак не мог для себя решить — звонить Виктории или не надо? Странное чувство, я такого класса с девятого школы не ощущал. Ну, когда позвонить очень хочется, но при этом жутко страшно услышать не грубое «Чего ты звонишь?», а равнодушное «Да, что хотел?».

Подумал-подумал — да и убрал телефон в карман. Все эти заботы остались там, в городе. Вернусь — буду думать, делать, звонить и ездить. А сейчас у меня другая задача — узнать как можно больше всего, чего только можно.

И в первую очередь — о берегинях. Что они за природой глядели — это прекрасно. Но вот то, что в прошлом каждая из них являлась влиятельной чародейкой — это вообще замечательно. И не столь важно, что они давно ушли за грань этого мира. Насколько я понял, в Ночи не принято доверять памяти, она может подвести, потому все более-менее толковые ее обитатели ведут записи. Уверен, что, например, у тех же старушек-ведьм, что являются моими соседками, тоже где-то книги личных заметок припрятаны.

Ясное дело, что за века не я первый о таком задумайся, до меня народ не глупее жил. Но это не значит, что данную версию не надо отрабатывать.

Вот чуть разгребусь с делами — и на реку. Заодно, кстати, и проверю, работает венок из ревенки или нет?

Глава 8

Солнце почти село за верхушки елей, которые черной грядой опоясывали другой берег реки. Я сидел, опустив ноги в воду, шевелил пальцами, разгоняя мальков, мельтешащих подобно маленьким серебристым молниям, и мне было хорошо.

— Две недели, — ворчал Родька, в очередной раз забрасывая удочку. — Прямо как крот какой-то — рою, рою землю. Тьфу!

— С перерывами на второй завтрак, обед, послеобеденный сон и так далее, — заметил я. — Кто-кто, а ты не перетрудился.

— Какой он у тебя все же ворчунишка! — звонко рассмеялась Жанна, устроившаяся рядом со мной. — Маленький, а вредный.

— А ты вообще помолчи, нежить. — Шерсть на голове моего слуги встала дыбом, отчего он стал похож на панка из времен моего далекого и беспокойного детства. — Тебе слова не давали.

— Тебе тоже, — резонно заметил я, чуть откидываясь назад. — Жанна — наша гостья, будь любезен проявлять вежливость и дружелюбие по отношению к ней.

— Я не обиделась, — бросила мертвячка, чуть отвернувшись от нас. — Вот еще… И было бы на кого? Вот в «Инстаграме» меня троллили, так троллили. А тут… Подумаешь, какой-то мохнатый коврик из «Икеи»!

— Веселая у тебя компания, — услышал я голос дяди Ермолая, который появился из кустов, как всегда, внезапно и вдруг. — Здорово, ведьмак. А я смотрю с опушки — на берегу костерок горит. Думаю — никак опять какие туристы пожаловали? За ними, знаешь, глаз да глаз нужен. Об тот год эти паразиты на дрова три молоденьких березки срубили. Лень им, пакостникам, было чутка до леса пройти, валежника набрать.

— Долго потом их по чащобам своим водили? — заинтересовался я.

— Два дня, — с достоинством ответил лесной хозяин. — Так помотал, что они чуть с ума не сошли. Раз пять к шоссе давал подобраться, так, чтобы они шум машин слышали. К Борисьево пару раз подводил, там вечно собаки лают и дети шумят. Дам послушать людей маленько, почуять надежду, что они выбрались, да и обратно к оврагам их, к оврагам. Там мрачно, гнилью пахнет, деревья старые, злые на весь мир. Ух они у меня побегали!

— Потом-то отпустил? — уточнил я.

— Отпустил, — кивнул дядя Ермолай. — Не стал губить. Поначалу хотел их погонять по лесу да и отдать трясиннику, после пожалел. Девка среди них башковитая оказалась, смекнула, что к чему. То ли слышала чего когда, то ли память крови проснулась, не знаю. Заставила их у меня прощения попросить. На коленях, в голос.

— Встали?

— А то, — нехорошо усмехнулся леший. — Нынешние человеки только тогда сильны, когда середь каменных домов ходят, а как пару дней по лесу побегают без дорог да еды, мигом с них спесь слетает. Нет, может, один понимающий на сотню найдется, так он зазря молодняк рубить не станет.

— Это да, — согласился я.

— А мы, батюшка, тут картошечку печем, — вежливо, не то что с Жанной, произнес Родька. — Не желаете с нами отужинать? И сальце есть, и хлебушек.

— Чего нет? — присел на пенек, которого только что в помине не было, дядя Ермолай. — Не откажусь. Только, думается мне, ты сюда, Александр, не трапезничать пришел, посередь второй-то русальной недели?

— Так и есть. — Я оттопырил пальцем плетеное из травы кольцо на своей шее. — Есть кое-какие дела.

— Ревенка. — Дядя Ермолай принял от моего слуги кусок хлеба, посыпанный солью и увенчанный изрядным шматом сапа. — Не хочешь, стало быть, при водянике состоять? Чего так? Он ведьмака точно под водорослями не схоронит, не иначе как в свою свиту запишет.

Вот такой у него незатейливый юмор.

— Мне и на земле хорошо, — резонно заметил я, дернув ногой, в которую щекотно бились мальки. — Дел как грязи, времени на все не хватает. Когда тут тонуть?

— Да прямо сейчас! — весело крикнул девичий голос. — А ну, бабоньки, тащи его в омут! Нам такой кавалер ох как нужен!

Это были не мальки! Мою ступню, оказывается, щекотала глазастая русалка, имя которой я, естественно, уже не помнил.

Точнее, щекотала она ее секунду назад, а сейчас все изменилось. Она вцепилась в нее как клещ, второй же ногой завладела пакостная Лариска, которую я сразу же узнал.

— Как он Аглайку-то прошлый год ублажал! — визгливо гомонила она, стягивая меня с берега в воду. — А мы что же? Мы тоже хочем!

— А ну, отпустите его! — завопила Жанна, вскакивая на ноги. — Я сейчас… полицию вызову!

Даже я улыбнулся после таких слов, хоть мне было и не до смеха. Если первая русалка больше дурачилась, то Лариска всерьез нацелилась на какую-то гадость, я это понял по злым отблескам в ее глазах.

— Эй-эй! — Я уперся руками в ускользающий берег. — Заканчивай уже! Между прочим, я в гневе неприятен!

— Лариска, ты чего, в самом-то деле? — опешила та русалка, которая мне ногу щекотала. — Не глупи!

Но разошедшаяся злюка никого уже не слушала, в ее глазах пылали мертвые зеленые огоньки, а сила, с которой она тащила меня на глубину, была впечатляющей. В прямом смысле слова — нечеловеческой.

Дядя Ермолай, поняв, что происходит неладное, было рявкнул нечто грозное, но я слов уже не разобрал, поскольку после очередного резкого рывка вода накрыла меня с головой.

Зато разобрал, что гаркнул другой голос, не менее грозный и немного булькающий:

— Что творишь!

Звук удара, похожий на тот, с которым большая рыбина бьет хвостом по воде, бабий визг, и я понимаю, что снова свободен.

Вынырнув, я еще успел увидеть серебристый росчерк парящей в воздухе русалки. Похоже, что пакостную Лариску тем самым ударом выбросило из воды, как рыбу на сушу. Она хвостатой ракетой промчалась над речной гладью, на секунду застыла в воздухе, а после с громким плеском снова плюхнулась в воду, уже на изрядном от меня расстоянии.

Впрочем, я не особо вглядывался в произошедшее, фиксируя его так, между прочим. Я спешил к сухому и надежному берегу. Причем вплавь! Воистину, в особо опасные моменты можно овладеть теми способностями, которыми сроду не владел. Например, плавать до нынешнего вечера я не умел. Теперь, стало быть, научился.

— Вот же дрянь! — поделилась со мной, мокрым с головы до ног, одна из ее товарок, высунув голову из воды. — Знает, что тебя трогать нельзя, а все одно утопить хочет. Очень уж Аглае завидует. Всю зиму нам про это толковала!

— А чего меня трогать нельзя? — выкарабкавшись из реки и дрожа, спросил у нее я. — Из-за того, что сделан прошлой осенью?

— В том числе, — подтвердил тот самый голос, который я слышал под водой. — Хоть, конечно, ты мне число служанок и уменьшил, но доброе дело есть доброе дело. А за него покон велит тем же и платить.

Голос принадлежал тощенькому старичку, сидевшему на поросшем мхом бревнышке близ воды. Водяник, он же водный хозяин. Вот, стало быть, он какой.

Зеленая то ли длинная куртка, то ли короткий плащ, зеленые же порты, лапоточки, сплетенные из речных трав, куцая бороденка клинышком и глаза навыкате, точно у рыбы. Дедок как дедок, ничего особенного. На улице встретишь — за обычного человека примешь. Разве что только лапти вызовут удивление. Хотя… Нынче в чем только народ по улицам не бродит. Я и казаков с нагайками видал, и готов, живущих по принципу «все свое ношу с собой», а потому тащивших на плечах черные гробы, и даже девушек, изображавших героинь мультфильмов в стиле аниме, поражающих воображение количеством пластических операций, сделанных на лице, затейливым макияжем и костюмом «мечта педофила». Так что этот старичок не самое вычурное, что можно увидеть на московских бульварах.

Встряхнувшись как собака и обрызгав водой недовольно заворчавшего Родьку, который, похоже, и не подумал бросаться меня спасать, я отвесил водяному поясной поклон.

— Впрямь вежлив, — сообщил тот дяде Ермолаю. — Ишь ты!

— Так вы мне жизнь спасли, — лязгая зубами от холода, ответил я речному владыке. — Как по-другому?

Ох, и холодна водица в реке! Днем вроде бы хорошо солнышко припекает, чего же она хоть чуть-чуть не прогрелась-то? Да еще и ветер к вечеру поднялся, аж до костей пробирает!

Я протянул руки к костру, ощущая, как тепло разливается по моему телу.

— Это шутка была, — послышался от реки вкрадчивый женский голос. — Шутка!

— Вот динамита раздобуду и тоже с тобой пошучу! — рявкнул я не поворачиваясь. — Пузом вверх всплывешь! Всех остальных потом за неудобство отблагодарю и отпущу, а тебя на веревке повешу на солнце сушиться! Была русалка — стала вобла!

Жанна хихикнула и захлопала в ладоши, как видно, ей понравилась эта идея.

— Эй-эй, ведьмак! — В голосе водяника шумнула черная штормовая волна. — Эта река — мои владения! Динамитом он надумал швыряться! Лариска — дура, она свое уже получила от меня под зад. И будет!

— Извиняюсь, — снова поклонился я, повернувшись к костру задом. — Уф, хорошо! Но и вы меня поймите — тонуть очень неприятно.

— Кто бы спорил? — тоном парламентера произнес дядя Ермолай. — Но не утонул же? Вон помог тебе Карпыч.

Ага, стало быть у водного хозяина и имя есть. Или только отчество? С этой публикой поди пойми. Они ведь, скорее всего, сами себя именуют.

— Я гляжу, у тебя ревенка на шее? — миролюбиво обратился ко мне водяник. — Так, для красоты или хочешь ее по лунной дорожке запустить?

— Хочу, — охотно ответил я. — Сегодня. Аккурат же середина русальной недели.

— Не поплывет этот венок, — авторитетно заявил Карпыч. — У тебя в нем ревенки-коронки нет, отсюда вижу.

— Чего нет? — насторожился я.

— Середь обычной ревенки раз в пять лет зацветает ревенка-коронка, — пояснил дядя Ермолай. — Стебелек золотистый, а не зеленый, а поверху цветок, что корона трезубая. Ее найти сложно, взять — еще труднее. Она орет так, что травник, который нужных слов не знает, оглохнуть может. У него слух через уши с кровью вытекает. Так вот, без нее твоему плетению грош цена.

— Да? — опешил я. — В книге про это ни слова не было.

Старики дружно рассмеялись, их поддержали русалки.

— Вестимо, не было, — подобрал под себя ноги Карпыч. — Племя людское думает, что все знает, а на деле и понюшки не ведает.

— Так книгу подобные мне писали, — расстроенно сорвал с шеи травяную плетенку я. — А не естествоиспытатели и ботаники.

— А вы что, не люди? — уточнил дядя Ермолай. — Ну да, знаете и видите чуть больше, но суть ваша не меняется. Все спешите, спешите куда-то, вместо того чтобы вокруг внимательно оглядеться.

— И тот, кто до тебя здесь жил, все спешил, — поддержал его водяник. — Я ему говорил, когда в последний раз виделись, — зрю в отражении водном над тобой камень могильный. Плохое вода вещает. Не послушал он меня, и что вышло? Да, а что вышло? Как он сгинул?

— Отравили Захара Петровича, — вздохнул я. — Яд любого свалит, если рядом антидота нет.

— Кого нет? — в один голос спросили старички.

— Чего нет, — пояснил я. — Противоядия. Его не оказалось, зато ваш покорный слуга подвернулся.

— Не самый плохой для тебя случай вышел, парень, — вздернул вверх бороденку водяник. — Ведьмаком стать — не мальков гонять, в этом пользы больше, чем обычным пустоцветом жить. К тому же, слышал я, тебе путь достался хоть и трудный, но зато почетный. Вроде как Ходящий близ Смерти ты.

— А то сам не видишь, — рассмеялся дядя Ермолай, показав на Жанну, которая сидела чуть в сторонке, обняв руками колени, и не мигая смотрела на пляшущее пламя костра. — Вон уже спутницей из неушедших обзавелся.

— Так и правильно, — одобрил Карпыч. — С кем ему еще ходить-то? С перевертышем? Или планетника за пазухой носить?

А ведь ему что-то от меня нужно, точно говорю. Не просто так он разговор к моей сущности подвел. И дядя Ермолай в курсе происходящего. Если ничего особенно экзотического не попросит — пойду навстречу. Много пользы от этого дедка получить можно, спинным мозгом чую.

— Планетника не хочу, — сразу отказался я. — Очень уж это нервная публика.

Рассказывал мне про них Антип недавно вечерком. Домовой вообще оказался кладезем знаний, потому что жил давно, много чего видел, много чего слышал. Нет, совсем уж замшелые, дохристианские времена он не застал, но исправно запоминал в бытность свою домовенком все, что рассказывал его дед, у которого на воспитании он находился. Водится так у домовых — не отец воспитывает молодое поколение, а дед. Не знаю отчего.

Так вот, о планетниках. Крайне неприятные были существа. Они руководили тучами и, отчасти, ветрами. Могли урожай побить градом потехи ради, могли летом снегом поле засыпать. Это если локально, один из них работал. А если они собирались в кучу, то тут умри все живое! Причем не в переносном, а в буквальном смысле. Если верить Антипу, то в «сильно давнее время» именно планетники послужили причиной смерти «дитяток да женки царя-батюшки, что добро правил». По моим прикидкам, речь шла о Борисе Годунове. Если не ошибаюсь, именно многолетний неурожай, связанный с постоянными холодами и дождями, стал первой предпосылкой для недовольства народа его правлением. Еще, кстати, домовой намекал, что не просто так те планетники такую каверзу устроили. Дескать, «заказали» царя-батюшку. Вытащил кто-то эту публику из Нави, где она спокойно дрыхла, и на Годуновых напустил. И был этот кто-то большой мастер-чародей.

Вот такой дворцовый триллер «а-ля рус». Монархи тоже плачут.

Кстати, частично эти планетники по моему ведомству проходят. Они, когда человеческий вид принимают, чаще всего в свежих покойников вселяются, в тех, что с посмертной червоточинкой были. В утопленников, в висельников, в матерей-детоубийц. Это все их клиентура. Душа была черная, стало быть, тело к ней привыкло, отторгать планетника не станет. Вот и на кой мне такое счастье?

— Да его нынче и не сыщешь, планетника, — отмахнулся дядя Ермолай. — Откуда им взяться? В небесах вон железны птицы порхают стаями, где там теперь умоститься?

Это он, должно быть, о «летунах» с военного аэродрома, что в Кубинке базируется. Эти «воздушные волки» почти ежедневно выделывали кульбиты над Лозовкой как днем, так и ночью, отрабатывая слетанность в парах и звеньях. Так гудели иногда, что я даже ночью просыпался.

— И слава Роду! — сплюнул Карпыч. — Я этих поганцев терпеть не мог. Им как вода нужна была, так они вечно ее из рек черпали. Брать берут, а чтобы обратно вернуть — нет их!

— Не говори, — поддержал его лесовик. — Хорошо, что иные из нас ушли за кромку, да там и остались.

— Верно! — кивнул водяник. — Одно плохо — все одно имеются такие, которые чистую воду баламутят.

И зырк на меня хитренько.

— Это кто же? — не стал чиниться я и подыграл старичку.

— Да вот, понимаешь, какая штука вышла, ведьмак. — Дедок понял, что я его несложную хитрость разгадал. — Тут недавно мужички трубы железные в землю запихивали за каким-то лядом. Вон там, за излучиной. Отсюда не видать, но так и было.

— И? — поторопил я его, уже догадываясь, в чем дело.

— «И», — передразнил меня Карпыч. — И могилу старого мукомола потревожили, паразиты. Того, что первым здесь мельницу снарядил!

— Все равно непонятно, — сказал я дяде Ермолаю.

— Мельники — народ непростой, — степенно объяснил тот. — Как и кузнецы. Мельник, что на реке живет, много чего такого знает, что обычным людям ведать не след. А тот, который первую воду в колесо пускает, и вовсе договор с речным хозяином заключает. И от своего имени, и от имени всех тех, кто за ним тут будет жить да зерно молоть. И цена этого договора — его душа. Не должен он своей смертью помереть, обязан реке ее отдать.

— Проще говоря — пойти и утопиться, — внезапно подала голос Жанна. — Так, дедушки?

— Верно, девка, — одобрил ее слова Карпыч. — А этот лиходей взял да и помер! Не нарочно, правда: сердечная жила у него лопнула, когда мешок на плечи взгромоздил. Но договор-то остался. Мы же не просто так, мы ведь богов в свидетели призывали, как по покону заповедано.

— Им Дара помогла, — перехватил нить рассказа дядя Ермолай. — За мзду немалую, ясное дело. Похоронили мельника на перекрестке дорог, на место то заговор кинули, вроде как все при своем остались.

— А тут перекопали могилу его! — забавно сморщил лицо водяник. — Печать, что Дара положила, сломали! Теперь Степан что ни ночь к моему омуту таскается, хочет в реку попасть, как положено. Только мне такого добра не надо! У него внутри-то все черным-черно, он мне тут всю воду попортит!

— Вот теперь все ясно. — Я выкатил из костра картофельный кругляшок. — Надо его отправить куда подальше, верно?

Не понравилась мне эта ремарка про черноту внутри. Видал я уже одного такого. Хотя… Там-то злодей был, душегуб. А тут — мельник. Может, конечно, он и натворил чего в своей жизни, но умер-то точно своей смертью.

— Молодец, — потер ладошки Карпыч, с них закапала вода. — Прав ты, Ермолай, хороший нам достался ведьмак!

— Не согласен. — Я выкатил из костра еще несколько картофелин. — Никому я не доставался. Просто так получилось.

— «Случилось» да «получилось» девки говорят отцам, когда у них по осени животы вперед лезть начинают, — хохотнул водяник. — А Макошь свою нить прядет не вслепую, она все видит, все знает.

Про Макошь и ее нить жизни я тоже слышал. Мощная была богиня, не чета той, которая на меня пытается узду накинуть. Но она вроде бы и ушла раньше остальных, так мне сказал Вавила Силыч, который, подобно Антипу, много о чем ведал.

— А нынче этот старый мельник пожалует? — спросил я у водяника. — Или он не каждую ночь вахту несет?

— Притащится, — заверил меня тот. — Луна на убыль идет, самое для него то время. Полной-то нечистые души не любят, слепит она их. Как филин в лесу три раза ухнет, как ночь в силу войдет, так и припрется, окаянный.

— Тогда поедим, да и пойдем, — глянул я на небо. — Картошечки печеной не желаете?

— Можно, — степенно согласился тот, лукаво прищурился, отчего стал немного похож на дедушку Ленина, такого, каким его изображали на картинках в детских книгах. — Только ты прежде свою цену назови, ведьмак. Чего пожелаешь за помощь? Злато есть, серебро, мечи да кольчуги имеются, жемчуг речной. Правда, мелковат он, не то что раньше.

— Мечи да кольчуги? — удивился я. — А как они не проржавели?

— Когда мне надо, у меня камни на дне сухими останутся, — с долей самодовольства заявил Карпыч, разламывая картофелину, что ему поднес Родька. — Так что, ведьмак? Сколько с меня возьмешь?

— Да нисколько. — Я посолил парующую и рассыпчатую мякоть корнеплода. — Соседи мы. Коли друг с друга за каждую мелочь будем мзду тянуть, то скоро никого в округе не останется.

— Эва как. — Карпыч подул на дымящуюся сердцевину картофелины, от той пошел пар, как от влажного белья, по которому прошелся горячий утюг.

— И так бывает, — усмехнулся дядя Ермолай. — Я тебе говорил. И середь человеков разные встречаются.

— Это да. — Водяник куснул картофелину. — Мне Сазаныч, что за Иночью приглядывает, баял, что один из ихних…

— Из человеков? — с невероятно серьезным видом, таким, будто от ответа зависела судьба мира, уточнила Жанна.

— Не, из ведьмаков, — пояснил Карпыч. — Так вот, один из ихних его реку спас. Там речушка-то — всего ничего, а все одно повадились в нее какую-то дрянь с полей сливать, аккурат чуть ниже плотины. Рыба кверху пузом плывет вниз по течению, сам он из зеленого желтым стал, что твоя глина. Но свезло ему, ночью мимо ведьмак на жестянке своей самоходной ехал, из тех, что воде служат. Остановился, искупался, почуял, что умирает река. Слово за слово, рассказал ему Сазаныч о своей беде.

Никак про Олега речь?

— Ну, ведьмак тот его выслушал похмыкал, да и уехал восвояси. А на следующую ночь Сазаныч сразу трех утопленников заполучил, аккурат тех самых, что безобразие это и творили. У всех руки-ноги спутаны и камушек на шею привязан. Чтобы, значит, наверняка.

Точно про Олега. Его стиль, его методы.

— Мужчина, — одобрительно заявила Жанна. — Всегда мне такие нравились! Раз — и нет проблемы. А то все сама, сама…

— Хотел его Сазаныч отблагодарить, да не получилось, — закончил Карпыч. — Уехал ведьмак и даже не попрощался. Вот так-то.

— Вот! — с набитым ртом проговорил я. — А вы удивляетесь, чего мне оплата не нужна. Мы все такие.

Старики дружно рассмеялись. Как видно, что-то вспомнили.

Вообще-то я, конечно, творил глупость несусветную. Нет, смотрелось все красиво, мне разве что только золотых доспехов не хватало и нимба над головой. Смелый и отважный ведьмак Смолин, защитник униженных и оскорбленных. А по сути — неизвестно, что собой представляет этот мельник, особенно если учесть то, сколько времени он провалялся вне кладбищенской земли. Да еще и на перекрестке! Я то и дело встречал в книге рецепты, которые на них были подвязаны, из чего можно сделать однозначный вывод — перекрестки не просто место слияния нескольких дорог. Это нечто большее.

У меня же с собой только ведьмачий нож — и все. Ни огненной смеси, ни зелий. Впрочем, вру. Еще плетенка из ревенки есть. Дефектная и порванная, но все же…

Но, переваривая подобные мысли, я все равно вид старался иметь лихой и беззаботный. Знай дышал ртом, отправляя в него огненно-горячую картошку, которую перед тем обильно посыпал солью.

— Спрашивай, — насытившись, предложил водный хозяин. — Да не дури, ведьмак, не дури. Ясно же: ты потому от награды отказался, что знаний хочешь. Я не в обиде, наоборот даже. Те, кто ум на злато променяли, для меня горсти лягушачьей икры не стоят. Ты не такой. Потому что можно, я тебе расскажу, о чем нельзя — промолчу.

Точно без дяди Ермолая здесь не обошлось. Два дня назад я его о берегинях спрашивал, он еще отговорился, что те лес не особо жаловали, все больше рекам внимание свое уделяли. А потом, похоже, сложил два и два и сейчас снимает два урожая с одной делянки. Вроде как и приятелю добро сделал, и мне. И теперь мы оба ему обязаны.

Впрочем, может, это я уже совсем до ручки дошел со своим «кто кому что должен». Это в городе все меряют услугами и деньгами. А дядя Ермолай, возможно, и в уме такого не имел. Просто решил помочь. Просто. Просто так! Какая непривычная фраза: «Помочь просто так». Прямо режет слух, честное слово. В кого мы все превратились, люди?

— Вопросов много, ночи не хватит, — уклончиво сообщил водянику я.

— А ты спроси о том, что на сердце лежит, — предложил тот, напившись воды прямо из ладони.

— Вы о берегинях знаете? — бухнул я напрямки.

— Да кто ж о них не знает? — непритворно изумился Карпыч. — Вон даже мои дурехи, и те про них слышали.

— Неправильно вопрос сформулировал, — признал я. — Давайте так — они на самом деле ушли в Навь или можно с какой-то из них поговорить?

— Не стали бы они с тобой беседы беседовать, — сказал как отрезал водный хозяин. — Ты ведьмак, потомок ратников Вещего Князя, а он берегиням был если и не враг, то не друг, это точно. Вещий Князь с клинка жил, кровь лил. Хоть и за наши поля да реки, но кровь. Берегини же добра да света хотели, и более ничего. Потому и ушли за кромку, не смогли видеть то, что люди творят с собой да с землей.

— Давно ушли? — быстро спросил я. — Сколько веков назад?

— Я Желану в последний раз видел… мм… — Карпыч задумался. — Лет полста назад, как француза с наших полей погнали. Где-то так.

— Ну да, — подтвердил Ермолай. — В тот год еще зима сильно долгая была, у тебя лед на реке аж до травеня лежал.

— Потому и лежал, — пояснил водяник. — Берегини ушли, природа по ним плакала. Тогда и лето все дождливое было, недород потому случился. А речка моя вдвое против обычного больше стала, даже те луга залила, до которых сроду не доходила.

«Травень» — это старое название мая. Хотя какая разница, это совершенно непринципиально. Главное — давно все случилось. Сильно давно. Француза гнали в тысяча восемьсот двенадцатом году плюс полста лет… У-у-у…

Пустышку тянул. Не отыскать теперь следов, как ни бейся.

— Чего опечалился, парень? — поинтересовался Карпыч, чистя новую картофелину. — Плохи новости?

— Не веселы, — подтвердил я. — Насовсем ушли берегини, раз за столько времени никто их больше не видел. Жаль. Вдруг все же разговорил бы вашу Желану? Я парень молодой, обаятельный, авось и выгорело бы дело.

— Ежели не секрет — чего от нее хотел-то? — Водяник уставился на меня.

— Все берегини раньше были сильными чародейками, — не стал скрывать я. — Чуть ли не первыми на этой земле. Значит, многое ведали, много умели. Тех, кто помнит те времена, почти не осталось, а знаний из первых рук очень хочется зачерпнуть.

— Ишь чего захотел! — хихикнул Карпыч. — Смел, смел. Или не знаешь, что в старых чарах силы, власти и смерти поровну намешано? Кто того зелена вина изопьет, потом водой жажду в жизни не утолит. Нет, парень, даже если мог бы тебе чего подсказать, не стал бы этого делать. Не совсем ты еще опаскудился, потому не желаю я тебе такой доли. Так что давай лучше я тебе со дна реки чашу золотую с каменьями приволоку. Отменной работы чаша, в незапамятные времена сработана. Старое злато! В нем, если ты не знаешь, великая сила есть. Иные зелья, в такой посудине поплескавшись, ох какую мощь набирать станут!

Ну да, читал я что-то такое в книге. Мастера-ковали дохристианских времен, отливая такие предметы, часто над ними заклинания читали, придавая своим творениям особую силу. По нашим временам — предрассудки, но ковали-то в это верили. А вера часто творит чудеса.

— Давайте, — немедленно пискнул Родька. — Несите!

— Я бы тоже глянула, — призналась Жанна. — Люблю старинные штучки! И золото люблю!

Темнит старик. Руку на отсечение даю — темнит. Не скажу точно, в чем именно,но есть у него за душой нечто, мне очень нужное. Может, это знания, может, какая вещь. Причем не обязательно эта неизвестная величина связана именно с берегинями. Но давить нельзя. Так что сначала — мельник.

Ну и чаша. Отказываться нельзя, такой ход будет выглядеть откровенно неискренним. Да и хотелось бы такую цацу в коллекцию диковинок заполучить. Нужная штука!

А все-таки очень обидно, что мне не удастся забраться в закрома этих древних хранительниц. До чертиков обидно. Понятно, что я сам себе за эти дни навыдумывал разного, но… Вывод — не фиг сочинять мечты! Надо стоять на твердой земле обеими ногами. Как Слава Раз и Слава Два.

— Чашу не просил, вы сами предложили, — встал с пенька я и отряхнул почти высохшие колени. — Только тогда уж прежде дело, а там разберемся — будет мне ее за что дарить или нет. Полночь на носу, пойдем, что ли?

— А и пойдем, — согласился Карпыч, поднимаясь с бревнышка. — Филин скоро гукнет, стало быть и гость незваный, нежеланный вот-вот пожалует. Ермолай, ты с нами?

Глава 9

— А кубок тяжелый? — пытал Родька Карпыча по дороге. — Камушков много? Они красные, синие или зеленые?

— Тебе-то какая разница? — поинтересовался у него водяник утомленно. — Не твой он, а хозяина твоего.

— Это одно и то же, — заявил вконец обнаглевший слуга, после чего покатился по траве, в очередной раз словив отменно прицельный пинок, который отвесил ему дядя Ермолай. — Чего? Так оно от начала времен заведено!

— Ты еще про покон скажи, — посоветовал я ему, даже и не подумав сообщить лесовику, что не стоит пинать чужую собственность, а, наоборот, благодарно на него глянув. — Ох, приятель, отдам я тебя на перевоспитание Славе Два, точно отдам.

— Не надо, — пискнул, поднимаясь с земли, мохнатик, несомненно напуганный серьезностью моего тона. — Все, я молчу! Только пусть она смеяться прекратит!

Жанна, глядя на все это, покатывалась со смеху, что здорово задело тщеславного Родиона.

— И не подумаю, — сообщила она. — Вот еще!

За разговорами и всем таким прочим мы быстро добрались до места, о котором говорил водный хозяин. Никакого строения там, понятное дело, уже и в помине не было, разве что торчал из воды различимый даже сейчас, ночью, черный от времени невысокий деревянный столб.

— Вот мельница, она уж развалилась, — пробормотал я застрявшие с детства в голове строки Пушкина.

— А вон и мельник, — ткнул коготком в темную фигуру, стоящую на берегу, Родька.

— Он и есть, — подтвердил Карпыч. — Аккурат над моим любимым омутом стоит. Знает, паразит, где я живу.

— Пусти-и-и! — донесся до нас исполненный страданиями стон. — Дай покою! Нет мне места на земле-э-э!

— Ну да, слушай я такое каждую ночь, тоже бы волком взвыл, — произнес дядя Ермолай. — Тут никаких чаш не пожалеешь.

Фигура билась на берегу точно в конвульсиях, кулаки мертвого мельника ударяли по невидимой стене, не в состоянии ее проломить.

— Давай, ведьмак, — подбодрил меня Карпыч. — Покажи свое мастерство! Да, если что — я его долги все прощаю, в том перед луной клянусь!

— Услышано, — веско произнес дядя Ермолай.

Глядя на исполинскую фигуру призрака, я уже начал было сомневаться в разумности собственных недавних мыслей о том, что водянику точно следует помочь. Вон этот нелюдь здоровый какой! И привычной мне синевы, сопровождающей неупокоенные души, там не наблюдалось, чернота одна.

Короче, сам себя в капкан загнал. И задний ход, что досадно, уже не включишь. Покон не позволит. В мире Ночи все держится на слове, а не на бумажке. Сказал: «Берусь», — все, умри, но сделай, иначе беда. Для тех же дяди Ермолая и Карпыча я после отказа существовать перестану напрочь. А может, и для всех остальных хозяев леса и воды, сколько их ни есть на белом свете.

Проверив, насколько хорошо вынимается из ножен мой ведьмачий нож, и еще раз поругав себя за то, что не захватил серебряный подарок Женьки, я направился к завывающему от безнадежности мельнику.

Родька, чуть помедлив, посеменил за мной, Жанна же осталась рядом со старичками, внимательно следящими за происходящим.

— Чего орешь, дядя? — обратился я к неупокоенной душе, остановившись шагах в пяти от нее. — Ночь на дворе.

— Ночь, — подтвердил слезливо мельник. — И снова ночь! Нет мне покою, не сдержал я клятвы! Дело мое проклято, от дома и следа не осталось!

— Так давай помогу, — предложил я ему. — Отправлю тебя туда, где, может, найдется и мельница, и дело для нее.

Призрак глянул на меня, перестав дергаться, причем взгляд был не то чтобы нехороший, а какой-то… оценивающий, что ли? Как на товар в магазине он на меня посмотрел.

— Ну? — Меня начало потряхивать, но показывать это собеседнику, само собой, не стоило, потому веселый и чуть равнодушный тон не изменился. — Ты же видишь, кто я. Ведь так?

— В тебе есть свет и есть тьма, — тяжело произнес мертвец. — Их вижу.

— А еще я отпускаю с земли таких, как ты, — подтвердил я. — Ну а там уж кто куда, по делам его прижизненным. Слушай, холодает, мне домой пора. Хочешь — отпущу, не хочешь — так и ори тут до самой зимы, пока река льдом не затянется.

Нет в этом мельнике той злобы и ненависти, как в нежити из зернохранилища. Он не такой, я это отчетливо чую. Это просто душа, которая не смогла уйти туда, за кромку. Не ожесточившаяся, не жаждущая уничтожить все вокруг только потому, что оно живое. Вот только откуда чернота, я в ум взять не могу.

— Нельзя, — обхватил себя лапищами мельник. — Мне туда надо, в воду. Слово сполнить.

— Слушай, ты там, в воде, лет двести как никому не нужен, — призвав на помощь всю убедительность, объяснил мельнику я. — Водный хозяин твой долг списал и закрыл. Все, ты свободен.

— А мельница? — ткнул пальцем в направлении столба мертвец.

— И она — тоже. — Я подумал, почесал затылок и добавил: — В каком-то смысле. Где-то крутится, вертится, муку мелет.

— Ежели чего — мои долги на тебя перейдут, паря, — предупредил меня мельник. — Смотри.

Хорошо, что Карпыч про прощение долгов упомянул, а то фиг бы я стал чего делать. Только чужого обременения мне и не хватало для полного счастья.

— Смотрю, — отмахнулся я. — Давай руки.

В первую секунду все было как всегда — мурашки, пошедшие от пальцев вверх, к плечам, легкое пощипывание, пелена перед глазами, в которой вот-вот должны были побежать картины чужой, не мной прожитой жизни. Но тут все резко кончилось. И пришли нежданные гостьи — темнота и боль.

Призрак завыл, причем в голосе его совсем уж ничего человеческого не осталось, и мне, признаться, было впору ему вторить, поскольку голова буквально разрывалась на части от боли, а в глаза словно насыпали песку на пару с солью. Перед моим полуослепленным взором мелькали какие-то серые от пыли дороги, а после возникло ощущение, что я куда-то лечу и ветер вертит меня в воздухе, словно невесомое перышко.

И тут все закончилось, причем крайне неприятно — ударом о землю. Таким, что у меня все ребра захрустели, а из груди дыхание выбило. Я лежал в пыли, хватая пересохшим ртом воздух, и пытался понять, что произошло, где я и кто сделал так, что мне в голову вместо мозгов при рождении солому набили?

— О-ох… — Я приподнялся с земли, разлепил глаза, в которых до сих пор плавали разноцветные пятна, и кое-как огляделся. Поле вокруг. Русское поле. А еще вон — трубы лежат, три штуки. Большие, круглые, длинные, железно-ржавые. Бахнись я на одну из них, тут бы мне конец и настал. Никакого ведьмачьего здоровья не напасешься в подобной ситуации. А сам я валяюсь на дороге в центре здоровенного черного пятна.

Трубы. Дорога. Стоп.

Не дорога. Перекресток. Тот самый, на котором этого бедолагу в давние времена закопали. Вон видно, где рыли, там земля до сих пор не до конца укатана машинами. Видать, не так часто они здесь ездят.

Вот тоже вопрос — зачем тут трубы закапывать? С какой целью? Здесь ни трубопровода нет, ни канализации, ни-че-го!

Хотя о чем я? У нас часто работу работают ради процесса, а не ради результата. Деньги выделили, указание дали, а логику в указанном действии искать никто не станет. Надо зарыть — зароем.

Да и не это главное. Другое неясно — чего меня так заколбасило? Хотя первое предположение у меня уже есть. Даже вывод. Я все-таки клинический идиот, который не умеет слушать собеседников. Ведь сказано было — Дара какое-то заклинание на этого мельника-инфарктника наложила, чтобы тот покоился и не дергался. Ну да, теперь могилку разрыли, и он пошел туда, куда его звал долг, возникший вследствие данного при жизни слова, но заклинание-то никуда не делось. Оно при нем осталось! А тут я полез доброе дело творить, две структуры сплелись в одно целое, и получилось то, что получилось. Это как холодный и теплый атмосферные фронты, которые сталкиваются лоб в лоб. В этом случае без урагана и прочих природных явлений тоже не обходится. Оттуда у него и чернота внутри имелась. Это было ведьмино заклинание.

Сдается мне, что я еще легко отделался. Все могло бы быть куда хуже, и даже без участия вон тех ржавых труб. Меня запросто могло перемолоть в труху на пару с неупокоенной душой. А почему нет? Магия ведьм — мощная штука, мне ли не знать?

Ох, как все болит-то! И зелья никакого с собой нет.

— Хозяин, — подбежал ко мне запыхавшийся Родька. — Целый? Уф! Я уж думал — все!

— Обрадовался поди? — просипел я и выплюнул из рта невесть как оказавшиеся там соломинки. — Тьфу!

— Ты что такое говоришь? — чуть не заплакал слуга, причем на этот раз — без наигрыша. — Как не совестно!

— Переживал, — подплыла ко мне синим облачком Жанна. — Правда переживал! И я тоже. Тебя когда в воздухе с шаровой молнией закрутило, мы все испугались, даже эти странные старички. Особенно тот, что в кепке. Он чуть бороду себе не вырвал, честное слово.

— Шаровой молнией? — озадачился я.

— Ну да. — Жанна присела рядом со мной. — Тот черный, когда ты его за руки взял, сразу засветился и стал как шар, внутри которого все блестит и искрит. Я в детстве видела такое, оно потом взорвалось и чуть наш общий сарай во дворе не спалило. Тогда кто-то и сказал: «Шаровая молния». Вот это очень похоже было. Тебе больно?

— Терпимо. — Я встал на ноги, покачнулся, но удержал равновесие. — Сходил, называется, на речку. Подышал воздухом.

Обоих хозяев я нашел на берегу, ко мне, на перекресток, они не пошли. То ли не захотели, то ли не могли. Там поле, там не их территория. Здесь все четко разделено на зоны влияния.

— Ну, ведьмак, ты и устроил! — именно так встретил меня дядя Ермолай. — Прямо как в грозу все было, только без грома.

— Так старался. — Я с печалью глянул на свои джинсы, которые хоть и подсохли, но не настолько, чтобы не впитать пыль и грязь перекрестка. — Как в таком деле обойтись без спецэффектов и 3D?

— Без чего? — Карпыч пытливо глянул на приятеля.

— Шутит он так, — пояснил тот. — Радуется, что все обошлось в результате. Мельник-то ведь все, ушел?

— Ушел, — подтвердил я. — Правда, чуть меня с собой не уволок за компанию.

— Дара — знающая ведунья, — степенно огладил бороду лесной хозяин. — Что да, то да.

— Не то слово, — усмехнулся я и более ничего говорить не стал.

Почему? А это не имеет смысла. В мире Ночи все устроено просто и справедливо, чем дальше, тем больше я это понимаю. Тебя предупредили, но ты этого то ли не услышал, то ли просто не захотел думать, потому все дальнейшие неприятности — это твоя проблема. Здесь никто никогда крайнего не ищет, каждый отвечает за свои слова и поступки сам. Без участия третьих лиц.

— Вот теперь можно будет и спать спокойно на лето лечь, — потер ладошки, из которых тут же на землю пролилась тоненькая струйка воды, Карпыч. — И никто над ухом орать не станет дурным голосом. Ты, ведьмак, никуда не уходи, я быстро!

Невероятно ловко, так, что я даже этого движения не заметил толком, водяник скользнул в реку. Причем даже кругов на поверхности не осталось!

— А ты нам гребешки привез? — требовательно спросил девичий голос, после чего из воды одна за другой появились прехорошенькие в лунном свете лица русалок. Меня, правда, теперь не обманешь, знаю я, что они собой представляют вне воды да ночи. — Забыл небось?

— Почему забыл? — нахмурился я. — Привез. И гребешки, и бусы. Они там, у костра, остались.

— Бусики, бусики! — запереговаривались девушки. — Вот хорошо-то!

Прямо как туземки с дикого острова. Еще чуть-чуть — и можно открывать колониальную торговлю, менять пластмассовые бусы и зеркальца на речной жемчуг.

— А ну, брысь! — Из воды вылез Карпыч, держа в руках приличных размеров чашу, поблескивающую в лунном свете камнями, которыми были инкрустированы ее бока. — Разгалделись! Вот, держи!

— Ого! — Я цапнул подарок, сразу же подивившись его весу. На полкило потянет, не меньше. Как видно, в старые времена тонкостенные поделки класса «рюсс стайл», которыми сегодня битком набиты антикварные лавки в центре Москвы, были не в чести. Что этот артефакт, что круговая чаша, которую мы с братами-ведьмаками передавали из рук в руки тогда у дуба, отличало одно — основательность. — Вещь!

— Хорошая, не сомневайся, — по-своему истолковал мои слова Карпыч. — И сильно старая, еще до прихода распятого бога сработана. Нет, точно-то не скажу, сколько с той поры времени прошло, сколько воды утекло… Помню только, сеча тогда была сильная — и на берегу, и потом в воде. Почему, отчего — не ведаю. То ли кто дань платить не восхотел, то ли, наоборот, уже собранное добро отнять задумал да полонян освободить — поди вспомни. Да и не знал я, вернее всего. Мне ваши людские хлопоты неинтересны, я для другого сюда поставлен. Но, как кончилась битва, по порядку все исполнил — поганых на дно отправил, ракам на корм, тех воев, что сторону нашу оберегали, к берегу отнес, чтобы, значит, их тела други забрали и в родную землю положили. Ну а добро — оно мое стало. Вот середь него эта чаша и была.

Елки-палки. «Поганые» — это же эти… Как их? Половцы, хазары, кто там еще был? Выходит, этому антиквариату веков тринадцать — пятнадцать. Да мне страшно ее будет дома держать, пусть даже и в сейфе. Под нее депозитарную ячейку надо абонировать.

— Хозяин, дай глянуть, а? — протянул ко мне лапы Родька. — Чего? Не мне одному интересно. Вон она тоже интересуется.

И верно, Жанна тоже с любопытством смотрела на драгоценность.

— Держи, — протянул я чашу слуге, а после в пояс поклонился водному хозяину. — Благодарствую, батюшка, за дар твой.

— Вот, — с довольным видом сообщил другу дядя Ермолай. — А ты сомневался. Хороший ведьмак на смену Захару пришел.

— И не сквернословит совсем, — кивнул Карпыч. — А то Захар последние годы знай только ругался. Я с ним потому и видеться перестал. Девок своих посылал, когда он за какой нуждой ко мне приходил.

— Вот! — хлопнул я себя по лбу. — Чего спросить хотел. Тут вот это мохнатое недоразумение рассказывало, что есть у вас такая вода, которая женщинам очень полезна. Если ею умыться, то морщин не будет и хвори разные пройдут.

Родька, тискающий драгоценность и отмахивающийся от Жанны, которая лезла ему под лапу, на мгновение замер.

— Враки, — отмахнулся Карпыч. — Нет такой воды, парень, чтобы годы с лица бабьего смывать. Если уж они прошли, то хоть чего делай, все одно красоту не вернешь.

Ну, это вопрос спорный, нынче пластическая хирургия много чего может, но это уже не важно. В моей области применения на данном ингредиенте можно ставить крест. Жалко.

— А вот если ты о живой воде, так это да, — продолжал тем временем вещать водяник. — Имеются такие ключи. В моей реке их нет, врать не стану, но знаю, где в наших землях они бьют, все три. Только тебе не скажу и даже извиняться за то не стану. Это наши, речные тайны, и только тем, кто с водой одним целым стал, они откроются.

— Код доступа, — кивнул я. — Какие обиды, все понимаю. Ладно, идемте к костру, надо девушкам вашим подарки отдать.

— У меня еще вопрос, — прижимая чашу к пузу, заорал вдруг Родька. — Чего в реке твоей рыба такая мелкая? Сколько сегодня ни ловил, все гольцов с коготок размером вынимал.

— А ты мне не нравишься, — пояснил водяник. — Наглый стал, вежество забыл. Слушай, ведьмак, давай твоего служку утопим? Я его научу речку любить, уж не сомневайся. А ты себе другого найдешь, порасторопней да поскромнее.

— Давайте, — легко согласился я. — Подарок только ваш у него заберу, и топите. Самому этот нахал надоел до ужаса.

— Ты за руки, я за ноги, — включился в игру дядя Ермолай. — Ну, мохнатый, иди сюда!

И он захлопал руками, изображая загонщика.

— Я, если что, подтвержу, что он сам упал в воду и утонул, — добавила Жанна. — Если кто спросит.

Родька в ужасе пискнул, шерсть у него встала дыбом, он обвел нас глазами, поплотнее прижал чашу к пузу и с невероятной скоростью помчался в сторону кустов козьей ивы, где и скрылся секундой позже. Какое-то время еще трещали гибкие ветви, через которые продирался мой слуга, но вскоре все стихло.

Хохотали все долго и от души, особенно я. Очень это полезно — посмеяться после пережитых волнений. Со смехом из меня выходил страх, испытанный на перекрестке.

— Скоро рассвет, — сказал дядя Ермолай, когда мы добрались до полянки с костром. — Майские ночи короткие. Только стемнело, ан уже и небо яснеет. Ты там хотел русалкам что-то подарить? Не тяни, скоро им обратно на дно уходить, день там коротать.

— Верно, — поддержал его водяник, уже забравшийся в реку. — Эй, девки! Разбирай гостинцы!

— Чуть не забыл, — поморщился я. — Память никудышная стала, надо будет глицина попить.

В воду полетели расчески и бусы, в ответ послышались всплески, охи, вздохи и одинокое томное «Мужчина!» Последнее было приятнее всего, пусть даже это сказала и русалка.

— На-ко еще! — хлопнул в ладоши Карпыч, и меня чуть не сбила с ног скользкая длинноносая рыбина, сама прыгнувшая мне в руки из реки. — Не для проглота твоего дарю, для тебя. Похлебай ушицы, оно всегда полезно. Да под жабры ее хватай, а то руки изувечишь!

— Это осетр, что ли? — Я цапнул извивающуюся рыбину как велено, повертел, рассматривая, заглянул в ее круглые глаза. — Вон у нее клюв какой!

— Сам ты клюв! — притворно рассердился Карпыч. — Стерлядка это! На крючок такую не поймаешь, паря, и неводом — тоже. Гоняю я их от берега. Коли узнает кто, что в моей реке стерлядь водится, так все, пиши пропало. Всю вентерями да сетями перегородят, до донышка вычерпают и молодь погубят. Но тебе — дарю.

Увесистая рыбка, килограмма четыре, кабы не больше. Так вот она какая, стерлядь. Читать про нее читал, а есть не доводилось. Интересно, у нее внутри икра есть? Она же из осетровых?

Я, если честно, разбираюсь только в жареной рыбе. Ну и карася от щуки отличить могу, на большее меня не хватит.

— Хорошо ночь провели, — подытожил дядя Ермолай. — Все, Александр, идем. Отведу тебя к дому, а то еще заплутаешь в потемках.

Карпыч махнул нам на прощанье рукой и скрылся под водой, следом за ним пропали и русалки. Одна лунная дорожка осталась, та, по которой мне надо было бы пустить плетенку из ревенки, не окажись рецепт неверным.

Но сколько же я искал Родьку, возвратившись домой! Он спрятался так, что только позавидовать можно. Все углы облазил, все закутки, даже в самовар заглянул — нет его.

Я уж, грешным делом, плохое начал думать, хоть и звучало это абсурдно даже на уровне мыслей. Как-никак при нем полкило золота имелось, да еще с камушками. Хотя кому и как он это все толкнуть сможет — представить не могу.

Обнаружила его Жанна. Уснул мой отважный защитник в кустах красной смородины, предварительно замаскировав себя спешно нарванной травой и привалившись одним боком к забору. При этом кубок он крепко прижимал к себе, надо полагать — инстинктивно. Да еще и ногами дергал, то ли убегал от кого, то ли догонял.

Не стал я его тревожить. Пусть спит. И мне пора баиньки идти, поскольку рассвет на носу, а я еще не ложился. И распорядок дня сбивать не следует, и данное слово нарушать не след. Сказал себе — теперь ты спишь столько, сколько хочешь, и да будут прокляты все будильники на свете, — выполняй!

Вот только остальной мир оставался в неведении относительно моих «хотелок», потому покемарить удалось не так долго, как мечталось. Разбудили меня сопение, возня и негромкая перебранка. Ну как негромкая? В понимании слуг — не очень они шумели, но мне этого хватило для пробуждения.

— Дави его!

— Давлю! Ты же, возгря мохнатая, говорил, что все науки в городе постиг? Чего ж не знаешь, как эту штуку оглоушить?

— Моделя новая! Мне хозяин старую дал, у ней кнопка есть, а у этой нет!

— Моделя! В мозгу у тебя моделя! Иль в другом месте, которым ты и думаешь!

Родька и Антип возились в углу, навалившись на подушку, из-под которой несся полузадушенный вой смартфона.

— Вот же настырный какой! — возмутился Антип. — Коли не отвечают, так, значит, в дому никого нету!

— Какая, — зевнув, поправил его я. — Это женщина звонит.

На звонки Ряжской я установил специальный рингтон, представляющий собой давнишнюю песню, повествующую о радостях красивой жизни, похожей на рай. Как по мне, ее припев отлично соответствовал внешнему ритму существования этой дамы.

— Разбудили-таки, — топнул ногой, обутой в валенок, домовой. — Тьфу!

Интересно, а ему летом в них не жарко?

— Хозяин, ты дальше спи. — Родька приподнял подушку, под ней лежал смолкнувший смартфон. — Все, уже никто никому не звонит.

— Чаша где? — поинтересовался я у него. — Там же, где твоя совесть? Антип, он тебе не рассказывал, что ночью учудил?

— Нет, — нехорошо глянул на Родьку домовой. — Хотел спросить, чего он в кустах дрых, как кот какой бездомный, да не успел.

— Так слушай. — Я опустил ноги на пол и почесал бок. — Этот красавец, когда его лесной да речной хозяева пристыдили за нехорошее поведение, без спросу сбежал куда подальше, даже не попрощавшись. Да еще и уволок с собой вещь, что мне подарили. Опозорил он меня. Как есть опозорил.

— Вот паразит! — Борода домового распушилась от гнева, как веник. — Хозяина бросил! Да еще и очернил его перед миром? Вот я тебя…

— Звонят! — звонко выкрикнул Родька, подхватив с пола телефон, вновь заверещавший о том, что до входа в рай предприимчивой даме всегда остается только один шаг. — Хозяин, надо ответить. Вдруг чего важное? Вон человек как настырничает.

— Давай. — Я протянул руку, и Родька с поклоном положил в нее смартфон. Прямо ангел, а не слуга. Сама услужливость. — Антип, я там рыбину принес, тоже подарили. Что делать с ней, не знал, потому в бочку выпустил. Вода вроде чистая, не должна она сдохнуть. Только-только из колодца ее набрали.

— Плавает, — отозвался домовой. — Не уснула пока. До вечера дотянет, а там мы ушицу сварганим, не сомневайся. И за помин души вот этого поганца ее съедим!

В процессе разговора он деловито копался за печкой, а с последним словом у него в руках появилась кривая палка, похожая на топорище гигантских размеров.

— Ты это чего? — испуганно заорал Родька и опрометью бросился от свирепо сопящего домового. — Не имеешь права! Я по телевизору видел, как человеков судили, так там дядька в черном платье сказал, что просто так казнить нельзя! Этот… как его… Астахов! Он умный, он знает! Надо сначала…

— Пять секунд — и поговорим, — ответив на вызов, попросил я Ряжскую. — Ага?

На Антипа его доводы не действовали, он махал палкой, наращивая темп. Первым на пол полетел декоративный светильник, стилизованный под керосиновую лампу, следом отправились несколько книг, которые я привез с собой.

— Имущество портить? — окончательно вызверился Антип. — Убью! Конечной смертью упокою!

Родька в прыжке открыл головой дверь в сени и мохнатым мячом выкатился из комнаты, Антип последовал за ним.

— Лихо, — признал я. — Как бы мне и впрямь без слуги не остаться.

— Саша, какого слуги? — донесся до меня голос Ряжской. — Ты вообще где?

— В Сан-Франциско, — ответил ей я, поднеся трубку к уху. — Вот, думаю, может, прикупить себе еще и лилового негра для посещения притонов? Или не стоит?

— В Сан-Франциско? — опешила та. — То-то тебя так скверно слышно. А ты как туда попал? У тебя же визы нет?

— Мм, — проникся я. — И откуда же вам такие интимные подробности моей жизни известны? Стойте, сам догадаюсь. Досье на меня собрали, да? Был, не был, состоял, не состоял, лечился, не лечился.

— Лечился, лечился, — с ехидцей сообщила мне Ряжская. — Один раз, в девятнадцать лет. Не с теми девочками дружил, проказник эдакий!

— Но-но-но, — с достоинством ответил я, вставая с дивана и подходя к окну. — Не надо грязи. Все мы не идеальны, все совершаем ошибки. Ух ты!

За окном разворачивалось действо, живо напомнившее мне гонки «Формулы-1». Среди деревьев молниями метались Родька и Антип, расстояние между которыми то сокращалось, то увеличивалось. Мало того, к ним еще и Жанна присоединилась. Она никого убивать не желала и, несомненно, восприняла это как некую игру. Ей было просто весело.

Не потоптали бы грядки, которые мы с таким трудом обиходили.

— Ладно, это все дела прошлые, — примирительно заявила Ряжская. — Давай о дне сегодняшнем поговорим.

— Давайте, — покладисто согласился я. — Вот вы меня, между прочим, разбудили, из-за вас день сегодняшний начался не так, как я его планировал.

— Почти девять на дворе, — возмутилась Ольга Михайловна. — Петушок пропел давно.

— Это у вас, — возразил я ей. — У тружеников рубля и кредита. У вас там трудовые будни, причем писать данное высказывание следует в одно слово. А я — идейно безработная личность, свободный художник. Я в это время сплю.

— Ты не безработный, не наговаривай на себя, — потребовала Ряжская. — Ты в служебном отпуске, это другое.

— Смысл тот же. То есть я имею право на сон, лень и негу.

За окном тем временем Родька вскарабкался на самую верхушку старой раскидистой яблони и качался на ветке, подобно макаке веселой, мадагаскарской. Антип зажал деревяшку в зубах и полез следом за ним, кровожадно пуча глаза и напоминая пирата из Караибского моря. Жанна без особых сложностей вспорхнула на соседнюю от моего слуги ветку и теперь поддерживала домового, что-то скандируя и хлопая в ладони.

— Поупражнялись в остроумии — и будет, — сменила тон Ряжская. — Саш, я понимаю, как выгляжу в твоих глазах в данный момент, но это жизнь. Она не спрашивает у нас, хотим мы чего-то или нет. Лично мне желалось бы тебя не тревожить еще месяца три — четыре, чтобы ты на самом деле понял, что я не собираюсь загонять тебя в угол и делать личным чародеем.

— Кем? — не удержался от смешка я.

— Называй это как хочешь, — бросила Ряжская. — Чудотворцем, экстрасенсом. Все ты понял! Я на самом деле хочу с тобой дружбы. Где-то взаимовыгодной, но дружбы. Я хорошо усвоила те уроки, что были, и знать не желаю, что ты делаешь с теми, кто перешел тебе дорогу. Мне жизнь и рассудок дороги.

— Отрадно слышать, — без тени издевки произнеся. — Но?

— Но у меня, увы, сейчас нет выхода, — вздохнула Ряжская. — У нас с мужем есть давний партнер. Хороший, надежный, еще с девяностых. Много всякого за эти годы случалось, но наши отношения с Мишей всегда были добрыми и доверительными. Мы даже в те времена без аккредитивов обходились, вот как доверяли друг другу. И сейчас у него возникла проблема. Серьезная проблема.

— Которую без меня не разрешить, — закончил я за нее. — Так?

— Так, — эхом отозвалась Ольга Михайловна. — А что за смех? Что забавного я сказала?

Ничего. Забавное творилось в саду. Антип почти добрался до Родьки, который сжался в комок на краю ветки, и деваться ему было некуда, но тут в дело вмешалась случайность.

Ветка склонилась под весом Антипа, чудом не ломаясь, и когда тот, самую малость не добравшись до замершего мохнатика, соскользнул вниз, распрямилась и отправила Родьку в полет. Прямиком в бочку, ту самую, куда я выпустил стерлядку поплавать до ужина.

Слуга с плеском влетел в воду и до смерти напугал рыбу, которая то ли по наитию, то ли от страха, а может, и от удивления высунула голову наружу.

Увидев напротив себя длинноносую и круглоглазую морду, Родька заорал благим матом, да так, что я его за двойными стеклопакетами услышал, подпрыгнул на немыслимую высоту, плюнув на все законы земного тяготения, зацепился за водосточный желоб и исчез из поля моего зрения, как видно, вскарабкавшись на крышу.

— Это просто неприлично, Смолин, — возмущалась в трубке Ряжская. — Я ему душу изливаю, а он ржет!

— Больше не буду, — вытирая слезы, выступившие на глазах от смеха, повинился я. — Так что у вашего приятеля Миши там случилось?

Глава 10

— Дело непростое, — туманно ответила Ольга Михайловна. — О таком по телефону не рассказывают.

— Вы все-таки затеяли олигархический заговор против действующего президента, — пожурил ее я. — Ай-ай-ай. Нет, дорогой вы мой человек, это без меня. Я лоялен к действующей власти, поскольку абсолютно аполитичен.

— Ты совсем с ума сошел? — Клянусь, в голосе Ряжской проскользнули нотки неподдельного испуга. — Что несешь? Какой заговор? О таких вещах и в наше время шутить не стоит. Даже не так. Особенно в наше время.

Как бы она ни молодилась, а в такие моменты четко понимаешь, кому сколько лет. Те люди, что постарше, до сих пор боятся, что их спецслужбы слушают. Нет, может, оно и так, только вряд ли подобный треп вызовет хоть у какого-то «слухача» желание вызвать «черный воронок» по наши души.

— Ладно-ладно, — успокоил женщину я. — Хорошо, не прав. Попробуем по-другому. Ваш Миша подхватил особо злобную и страшную мадагаскарскую лихорадку?

— С тобой по телефону разговаривать положительно невозможно, — заявила Ряжская. — Просто скажи, куда прислать машину.

— Никуда, — твердо произнес я. — В ближайшее время я не собираюсь покидать то место, где нахожусь. Мне и тут хорошо.

Ну или как минимум не скучно. Достаточно просто в окно посмотреть на то, как Антип и Жанна что-то орут Родьке, который, похоже, навсегда обосновался на крыше. Ого! Он в них еще и плюется!

— Саша, мы топчемся на одном месте, — мягко произнесла Ольга Михайловна. — Я же сказала тебе — форс-мажор. У нашего друга беда. Настоящая беда. Поверь, бизнес для таких, как он… как мы! Так вот, бизнес важнее здоровья, для кого-то он даже важнее семьи. Это образ жизни, образ мысли. Не деньги тут главное, они лишь способ, средство, но не цель. Мы как марафонские бегуны, остановишься — умереть можешь от того, что сердце не выдержало. И наш друг попал в такую ситуацию, где не помогут обычные способы и связи. Нужен кто-то с особым взглядом на вещи. Такой, как ты.

— Не-а, — помотал головой я, хоть увидеть меня собеседница не могла. — Все равно не поеду. Даже надень. И не просите. Если подождет ваш Миша чисел до десятых июня — тогда повстречаемся, а раньше — увы и ах.

А почему нет? Я все равно в Москву заскочу на пару дней, перемещаясь с дачи на дачу. Ряжская, колдун, Мезенцева — это все нюансы, которые никуда не убегут. А убежали бы — и слава богу. Зато корень мандрагыра, что мне обещан лесовиком с родительского поместья, очень нужная в жизни штука. Упустишь день летнего солнцестояния — и жди потом еще год его наступления.

— Ты ставишь меня в безвыходную ситуацию. — Голос Ряжской стал посуше. — Это не очень правильный поступок, Саша.

— Так увольте меня, — предложил ей я. — С позором, по статье. Предлагал ведь уже. И о том, что характер у меня дрянь, предупреждал. А вы не слушали! Ну же, скажите мне «кыш»!

— Это не ответ.

— Вы станете смеяться, но это именно он. — Я тоже добавил в голос официоза. — Ольга Михайловна, вам не кажется, что наши отношения начинают себя исчерпывать? В силу неравномерности распределения дружеской нагрузки. Вы все время говорите мне про то, что не желаете давить, прессинговать, что Саша Смолин вам как родной стал, — и я вам верю. И всякий раз на деле все оказывается совсем не так. Не так, как было сказано. Вот и сейчас — вы услышали «нет» и сразу начали переходить к пусть и очень завуалированным, но угрозам. «Не очень правильный поступок», значит? А вы подумали, насколько ваш поступок правилен? И что я тоже могу рассердиться? У вас есть охрана, решетки на окнах, куча денег, наконец, только мне на это все плевать, и вы об этом прекрасно знаете. Да что там. Даже моя смерть не будет означать, что все закончилось. Наоборот, для вас все только-только начнется. Подумайте об этом.

Ряжская бросила трубку. И дело тут было не в нервах, как мне кажется. Она просто не знала, что сказать дальше. Эта леди привыкла, что у всех и всегда есть некая точка, на которую можно надавить для получения желаемого результата. Но как надавить на того, кто ничего не боится? Ничего, включая летальный исход. Непонятно. И она взяла тайм-аут.

На самом деле она не права. Я много чего боюсь. Например, боли. Хорошо несгибаемым героям боевиков, которые презрительно улыбаются в лицо своим мучителям, когда те дробят им кости. Их сила духа выше, чем болевой порог. Я не такой. Мне если мизинец в плоскогубцах сжать посильнее, то все расскажу. Что знаю, что не знаю — все. Я не герой. Я обычный человек двадцать первого века, не очень приспособленный к лишениям и дискомфорту. Могу, конечно, потерпеть какое-то время бытовые неудобства, я же еще и русский человек, а мы, по сути своей, чудовищно способны адаптироваться, в отличие от совсем уж рафинированных европейцев, но боль… Это нет.

Телефон задергался в моей руке. Ряжская.

— Саш, извини, какие-то помехи. — Голос женщины снова сочился дружелюбием. — Разъединили вот нас.

— Вы думаете, нас разъединили только помехи? — чуть ехидно поинтересовался я.

— Только они, — заверила меня Ольга Михайловна. — И да, ты в чем-то прав. Я подумала… Саша, я не умею извиняться. Не приучена.

— Так и не надо, — отозвался я. — Не настаиваю ни на чем таком.

— Вот и славно. — Ряжская помолчала. — Значит, десятое июня? Я верно запомнила?

— Ориентировочно, — ответил я. — По дате ближе к встрече определимся. И вот еще что. Безвозвратный аванс — двадцать пять тысяч евро. Это только за то, что я согласен выслушать вашего Мишу.

— Нагло, — заметила Ряжская. — Я все понимаю, но это уже перебор.

— Это недобор, — возразил я ей. — Если точнее, скидка за то, что он ваш друг. С кого другого я бы вдвое больше взял.

Согласен — нагло. До края. Но мне что она, что все ее друзья так надоели, что сил нет. Если уж делать нелюбимую работу, то надо на ней хоть зарабатывать. А то вовсе мазохизм какой-то получается.

— Двадцать две пятьсот, — отчеканила Ряжская. — Я все еще твой работодатель, десятина — моя.

— Теперь точно уволюсь, — захохотал я. — Ладно, пусть будет даром. Двадцать тысяч.

— Наглец, — рассмеялась и Ольга Михайловна. — Но есть в тебе шарм, Смолин. Сначала одна наглость имелась, а теперь и мущинистость прорезалась. Ох, не натворить бы мне с тобой дел на старости лет!

И снова повесила трубку, на этот раз окончательно.

Не натворите, Ольга Михайловна, не натворите. Вы женщина интересная, но у меня и без вас хватает забот по этой части. Даже чересчур. И самое досадное, что последняя по счету, та, которую я про себя зову Снежной королевой, так и не позвонила ни разу. Можно и самому набрать ее номер, но вот только я отчего-то уверен, что она не ответит на мой вызов. И это будет досадно.

Одно хорошо — подобные мысли навешают меня разве что только перед сном. Да и то не каждый день, потому как иногда я засыпаю еще до того, как голова на подушку ляжет.

Протяжный вопль, раздавшийся за окном, возвестил о том, что мой слуга все же свалился с крыши. Ну или был сбит метким броском Антипа, с домового станется. Пойду посмотрю, убился он или нет.

Не убился. Уцелел. Сидел на крылечке с выпученными глазами и таращился на Антипа, который задумчиво поигрывал веревкой с уже завязанной на ней петелькой.

— Только не в саду, — попросил я его. — Там у реки небольшая рощица есть… Ну ты понял.

— А как же, — бодро ответил мне он. — В рощице так в рощице. Да и твоя правда, хозяин. Повадится еще потом по саду бродить, на разные голоса завывать. Оно нам надо?

— Я не завываю, — влезла в разговор Жанна. — Хотя и могла бы. Между прочим, один продюсер говорил, что у меня отменное контральто. Вот так!

— Он имел в виду не голос, — ответил я. — Уж поверь. У меня один приятель в кредитном отделе есть, так он после основной работы тоже продюсером подрабатывает, правда, кинематографическим. Ищет на одну ночь в недорогих клубах талантливых актрис для сериалов. Так вот, у него твое контральто называется фактурой. И к кино эта фактура никакого отношения не имеет.

— Совсем? — уточнила Жанна.

— То есть абсолютно, — невесело усмехнулся я. — По-хорошему, Грине надо за такое морду бить. Странно, правда, что я это только сейчас осознал. Раньше мне такие разводы доверчивых дурочек почему-то нормальным делом казались.

Замолчана Жанна, о чем-то задумалась, а после с непонятной мне целью в сумочку слазила, что по обыкновению висела на плече. Да и куда бы ей деться, этой сумочке? Она с ней в момент смерти была, так что…

Зря я, наверное, ей глаза на правду открыл. Лучше бы дальше думала, что у нее отличное контральто.

— Хотя зачем идти куда-то, — задумчиво пробубнил домовой. — Да и Ермолай может не одобрить.

— Я больше не буду, — пролепетал Родька, глядя на то, как Антип залихватски перекинул веревку через высокую ветку яблони. — Правда не буду! Я ж сберечь чтобы… Золото же, камушки. Ежели голодный год, так их продать можно, чтобы хозяин с голоду не помер! А то выйдет, как тогда, на Урале, когда кору с деревьев толкли!

Из глаз слуги выкатились две огромные слезинки.

— Жа-а-алко его! — протянула Жанна, опуская на мои плечи свои холодные, словно лед, ладони. — Может, не надо? Он же не со зла.

— Со зла, не со зла, — проворчал Антип. — Слова это все. Род свой опозорил, дом свой опозорил! И перед кем! Перед хозяевами, лесным да водным!

Так он что, на самом деле Родьку вздернуть собирается? Ну это уж дудки! Шума и гама от этого пройдохи многовато стало, что есть, то есть, но это не повод его на ноль множить.

— Развлекаешься, сосед? — послышался из-за калитки голос бабки Дарьи. — Так его, непутевого, так! Он, почитай, лет двадцать с моего огорода редиску да огурцы Захарке-покойнику таскал. И ловко так, ни разу его не поймала. И ни в одну ловушку мою он не попался. Больно смекалист, стервец!

Это как же она углядела, что мы тут делаем? Забор новый, в рост, щелей в нем нет.

— Воспитательный момент, — громко ответил я. — Чтобы знал, с какой стороны масло у бутерброда. А то Захару Петровичу овощи на стол поставлял, а мне и не думает.

— Я принесу, — забормотал Родька. — Принесу! Просто нет у нее еще ничего, я лазал, смотрел. Но как…

— Заткнись! — в один голос прошипели Жанна и Антип, верно все понявшие.

— На два слова, сосед, — весело попросила ведьма. — Дело есть.

А нож в притолоке торчит. Не идти же за ним? Впрочем, на воду дую. Договор есть договор, не тронет она меня. Она же не совсем рехнулась.

Ошибочка вышла. Стоило мне только выйти за пределы двора, эта старая перечница с неожиданной силой приплюснула меня к забору.

— Мадам, я не по этой части, — выдал я первое, что пришло в голову. — Десять минут назад я отказал в любви даме, которая моложе лет на восемьсот, так что вам вовсе рассчитывать нечего.

— Я тебе дам любовь! — задушевно прошипела мне в лицо ведьма. — Такую любовь, что дышать перестанешь. Ты что творишь, недоучка? Ты куда лезешь?

— Вы о чем? — Я отцепил ее морщинистые руки от своей футболки. — Куда я лезу? У меня вон ремонт только-только закончился, мне вообще сейчас не до чего.

— То есть это не ты нынче ночью мое заклинание порушил? — уточнила бабка. — Или все же ты?

Вон оно что. Тут да, тут претензия обоснована.

— Договор есть договор, — продолжала вещать ведьма, разгладив замятости на моей футболке. — Ты не суешь нос в мои дела, я в твои. До той поры живем мирно, полюбовно. Так?

— Наверное, — предположил я. — Этот договор не мной заключен, деталей не знаю. Что до ночи — меня попросили помочь, я помог.

— И лишил меня малой дани, что водяник платил за свой покой да тишину, — подытожила Дарья. — Мертвяка нет, шиш он мне теперь речной жемчуг будет задаром да с поклоном нести.

Чего? Да меня нынче ночью, получается, тупо использовали! Просто и безыскусно. Эти два старых хрыча разыграли представление как по нотам, решив свои проблемы за мой счет. Убил бы!

— Так я не знал, — придал лицу выражение поглупее я. — Это ваши внутренние дела, я в них не вхож.

— Что там мое заклятие лежит, тоже не знал? — не мигая уставилась в мои глаза старуха. — Правду говори, помни о том, что покон за лжу карать велит строго.

— Это знал, — неохотно выдавил я. Меня на такой фуфел не возьмешь, я врать в глаза приучен на славу, работа такая была. Но тут правда на ее стороне, покон лжецов карает строго, особенно в разрезе подобных разборок. — Только заклятие твое строители сковырнули, когда дорогу перекопали. Иначе чего бы этот жмурик каждую ночь к реке таскался? А если его нет, так я, получается, в своем праве.

— Нет у тебя никаких прав там, где ведьмина метка положена, — прошипела старуха, причем в этот момент я заметил двух ее подружек, стоявших на разных концах улицы и неотрывно смотревших на нас. — Тако было, тако будет. Или ты и про это не слыхал, ведьмак?

— Не-а, — передернул плечами я. — Про ведьмины метки впервые слышу. Серьезно. Как они хоть выглядят, опишите, а? Чтобы в следующий раз не оплошать.

Бабка помолчала, посопела, а после сделала пару шагов назад.

— На первый раз не будет беды, — наконец молвила она. — Но наперед знай — второй раз встанешь на моем пути, станем судить-рядить, кому в Лозовке жить, а кому — нет.

— Идет, — сплюнул я. — Что до меня, скажу так — дойдет до драки, будет драка. Надо тебе было меня тогда, в лесу, резать, бабка, потому как я тогда толком ничего не знал и не понимал. А теперь все по-другому стало. Теперь я тебе дорогу в Навь, туда, где мгла на твоих сородичей под плеск реки Смородины сон нагоняет, быстро налажу. И подругам твоим тоже дорожку укажу.

Ничего такого сделать я, само собой, не мог, но почему бы не козырнуть полученным знанием?

— Далеко прошел, Ходящий близ Смерти, — цыкнула зубом бабка Дарья. — Пригож да умен, два угодья в нем. Только не забудь, что там и твои браты под курганами спят. Коли меня туда отправишь, я тебя с собою утащу, не сомневайся.

— Потому давай жить мирно, соседка? — предложил я. — Ну нарушил я твои бизнес-схемы, признаюсь. Так не нарочно же? Не со зла. Будем считать, чтоквиты.

— Квиты? — опешила ведьма. — Это что за долг ты покрыл?

— А все тот же, за прошлогоднюю летнюю ночь, — на голубом глазу ответил я. — У меня память длинная, в ней ничего бесследно не исчезает. А теперь все, мы с тобой при своих.

— Ваше ведьмачье племя всегда бесстыдностью отличалось, — медленно проговорила бабка Дарья. — Но если все теперешнее поколение подобным тебе станет, то и вправду мне в Навь пора. Знавала я наглецов, но таких…

— Это что, — потер я руки. — Видела, я баньку поставил? Скоро мои закадыки приедут, водки да девок привезут. Вот они как есть чумовые, мне до них как до луны на тракторе!

— Те, что ли, которые по осени были? — уточнила ведьма. — Охти нам!

Она развернулась и, ссутулившись, побрела к своему дому.

Само собой, я ей ни на грош не поверил. Будь у нее хоть один повод разодрать меня на клочки, она бы это сделала с превеликой охотой. Нет, сейчас соседка сначала показала мне зубы, а после дала увидеть, что она на деле просто дряхлая старушка, которую такой лосяра, как я, запросто, если что, плевком перешибет. Вон, вон как скрючилась, ножками пыль загребает.

Имей я немного меньше жизненного опыта, так и поверил бы. Очень здорово все разыграно, не придерешься. Только в банке я и получше актрис видал. Такие иногда приходили народные таланты — закачаешься. И такие сказки рассказывали о деньгах, пришедших им невесть откуда невесть за что, — заслушаешься. Причем подкрепляли свои вирши отлично сделанными документами. Знаешь ведь, что и слова их вранье от начала до конца, и бумаги липа, а деваться некуда. Единственный выход — соврать, что ты им полностью веришь, а после сообщение отправить куда следует.

Так что бабка Дарья не самый сильный игрок на этом поле. Но зато самый опасный. Я, признаться, почти и забыл о существовании ведьм по соседству, что, впрочем, и неудивительно. Тихо они себя ведут весной, не то что осенью. На метлах не летают, шабаша со стриптизерами не устраивают, оскорбительные слова из-за забора не выкрикивают. А я сам на улицу нос высовываю нечасто, тем более что к реке теперь через отдельную калитку можно пройти, которую я прозвал черным ходом. Мне ее ребята-строители за отдельную плату поставили. Там сначала неглубокий овраг, потом рощица, а за нею речной берег начинается. Хорошо и удобно. И крюк через деревню давать не надо. Опять же, через тот овраг легко и в лес улизнуть, если что. Случаи разные бывают. И гости — тоже.

Последнее утверждение, кстати, оказалось очень верным. Незваные гости нагрянули вдруг, ни с того ни с сего. Правда, к тому времени перебранка с ведьмой уже позабылась. Да что там — весна кончилась, лето вовсю началось.

Вечера у нас в Лозовке тихие и светлые. Да и откуда взяться шуму? Железная дорога проходит сильно в стороне, трассы автомобильные — тоже, разве что «летуны» из Кубинки начнут крутить «бочки» в безоблачном небе, но и только. Что до дачников, основных производителей загородного гвалта, то их здесь сроду не водилось, похоже. То есть дети не орут, музыка не играет, хоровое пение отсутствует.

Бабки-ведьмы после девяти себя тоже никак не обнаруживают. Они сидят у Дары, смотрят любовные сериалы по каналу «Россия», сопереживают главной злодейке, ласково называя ее «наша красотка». Радуются успехам, расстраиваются из-за промахов, гадают, какая ее смерть поджидает. Серьезно, без шуток, сам слышал. А по выходным «Пусть говорят» глядят. Тоже, видать, на своих глазеют.

Так что благолепие в Лозовке летним вечером. Самоварчик пыхтит, чаек парует, да слуги мои, все же пришедшие к согласию друг с другом, сушками знай хрустят. Потому звук автомобильного мотора здесь слышно издалека, аж от самой околицы. И говорит он об одном — ко мне пожаловали гости. Почему ко мне? А к кому еще?

Вопрос — кто именно?

— Машинка едет, — встрепенулась Жанна, устроившаяся на крылечке дома. — Слышите?

— А как же, — подтвердил я. — Странно, что дядя Ермолай весточку не прислал. Может, занят чем?

Вскоре двигатель рыкнул у самой калитки и затих. Хлопнули дверцы, и веселый голос произнес:

— Ого! А Саня-то куркуль! Какой забор отгрохал! Значит, есть чего прятать от чужих глаз.

— Ага, — подтвердил его спутник. — А крыша-то, крыша дома! Шиндель, не дранка или жесть. Эй, богатенький Буратино, открывай двери. Гости на пороге!

Слава Раз и Слава Два! Надо же, напророчил. Может, у меня и этот талант есть, а я просто не в курсе? Нет, вряд ли. Если бы к их словам добавился звон бутылок и распутные женские голоса, то да. А так… Совпадение, надо думать. Случайность.

Так, кстати, и оказалось. Приятели-напарники, оказывается, где-то неподалеку выполняли очередной заказ, вот и решили наведаться в гости. Посмотреть, как я их рекомендации по посадке корнеплодов выполнил, ремонт оценить, да и просто душевно время провести.

— Баньку поставил, — удовлетворенно заметил Слава Раз, протягивая Родьке пузатый пакет, который друзья привезли с собой. Как видно, у них не имелось привычки ходить в гости с пустыми руками. — Вот это дело!

— Истопить разве? — немедленно осведомился у него Антип, который встретил ведьмаков со всем мыслимым почтением — поклонился в пояс, приволок к столу чашки и блюдца, докинул щепочек в самоварную трубу. — Или завтра уже?

— Завтра в путь, суседушка. Завтра некогда, — вежливо ответил ему Слава Два. — Так что, если истопишь, наша тебе благодарность. Банником-то не обзавелись еще?

— Нет покуда, — фыркнул домовой. — И сто лет он нам не нужон! Рожать у нас там никто не собирается, а другой пользы от их роду нет!

На том он нас оставил, шустро устремившись к приземистой баньке, стоявшей в углу сада.

— Домовые банников не жалуют, — заметил Слава Раз, обращаясь ко мне. — Давняя вражда, мне про нее рассказывали. До драк дело доходит.

— Делят зоны влияния, — рассмеялся его друг. — Все как всегда.

— Вы что не позвонили? — поинтересовался тем временем я. — Не в смысле — «чего приперлись как снег на голову», а на предмет предупредить о приезде. Мы бы ту же баньку уже до кондиции довели. Да и пивка бы по дороге взяли. У меня нет.

— Пива мы привезли, — хмыкнул Слава Раз. — Что до «позвонить» — а как? Ты ведь трубку не берешь. Вот поехали так, наугад, подумали, что, может, у тебя электричество кончилось и телефон сел.

— Странно, — почесал в затылке я. — Не было звонков. Я бы услышал.

Родька тем временем бочком начал смещаться в сторонку, подальше от стола.

— Стоять! — рявкнул я, заподозрив недоброе. — Принеси-ка… Хотя нет, я сам!

Ну да, конечно. Этот паршивец, похоже, время от времени решал, с кем и когда мне общаться, приблизительно так же, как и сегодня. А я этот момент прозевал, поскольку за летними делами и хлопотами, походами в лес и на реку совершенно забыл о телефоне. Раньше в жизни бы не поверил, что такое возможно. Телефон — это все для современного человека, это помощник, развлекатель, советчик и даже собеседник. Я лично знавал одного товарища, который в поддатии вел длинные и задушевные разговоры с «Алисой». И та ему что-то отвечала!

Мне иногда кажется, что именно телефоны погубят нашу цивилизацию. В какой-то момент они станут умнее, чем мы, осознают это и поработят Землю. Раньше они служили нам, а теперь мы станем служить им.

Хотя так оно и есть. Сколько народу взяло ненужные им кредиты, чтобы купить новый телефон? Не что-то, без чего не выжить, вроде жилья или еды, а телефон. Штуку, которая изначально служила лишь средством коммуникации между людьми. Кусочек пластика с деталями. И я был не лучше. Кредит не брал, врать не стану, но…

Тут же я про него совершенно забыл, впервые за много лет. Он знай себе лежал на печном пристенке и никому не мешал. И иногда кое-кто его еще подушечкой придавливал, чтобы звук меня не беспокоил.

Три десятка неотвеченных вызовов. Однако! Как я сегодня этого не заметил-то, когда с Ряжской беседовал? Кто тут? Славы, Славы, Славы. Нифонтов. Ого, Светка. Мезенцева. Ух ты, аж в два ночи звонила позавчера. Небось опять накеросинилась и хотела гадостей наговорить.

Надо будет Николаю перезвонить обязательно. Но не сегодня. Ничего хорошего от него ждать не стоит, а настроение сейчас портить себе я не хочу. К тому же, если бы случилось что-то совсем важное, одним звонком он бы не ограничился. Или вообще сюда приперся, с него станется.

А вот эти номера мне неизвестны. Рекламщики небось, хотят предложить мне пройти комплексное бесплатное обследование опорно-двигательного аппарата. Или юридические услуги, эти тоже часто звонят.

Когда я вышел из дома, Родька в испуге сжался у стола, прикрыв голову лапами. Он вообще после той истории с водным хозяином и его подарком попритих, смекнув, что моя доброта не безгранична.

Чаша, кстати, оказалась вещью и вправду уникальной. Я одно зелье сварил и после в ней остудил, как в книге рекомендовал один из моих предшественников. Он плотно занимался вопросами металлов, в том числе старого золота. Я раньше эти страницы перелистывал, не слишком интересуясь данной темой, а тут вчитался. Хорошую вещь мне Карпыч подогнал, однако. Такого перламутрового цвета у конечного продукта я сроду не добивался. И свойства зелья наверняка усилились. Жалко, что на себе проверить никак не возможно, так это или нет. Зелье-то лекарственное, крайне полезное для тех, у кого печень отказывает. Вернусь в Москву, созвонюсь с Вагнером, у него наверняка какой-нибудь болящий по этой части есть. Вот на нем и испытаю.

— Ты его бьешь, что ли? — показал на Родьку пальцем Слава Два, жующий кусок сыра. — Не стану осуждать, но не увлекайся. Они когда побоев боятся, то хуже работают.

— Мой что так ничего не делает, что эдак, — уселся я за стол. — Да все, отомри, не буду я на тебя орать.

— Смотри-ка, все посадил, как мы велели, — крикнул из сада Слава Раз. — Молодец. Криво и косо, но видно, что на совесть поработал.

— Так по бумажке, — оживился мой слуга и поспешил к ведьмаку. — По схеме, значит. Я сам, вот этими лапами… Все перерыл! Как крот!

Он метнулся в дом и приволок оттуда конвертики, в которых раньше лежали семена.

— Вот чего сажали, — тараторил он. — Вот редиска, вот огурцы!

— Так, давай, пока банька топится, немного похимичим, — предложил другу Слава Раз, изучив принесенные бумажки. — Помидоры укрепим, сорт слабенький они выбрали, он может не выжить в этой почве. Да еще холода на подходе.

И снова я наблюдал за работой этой парочки, испытывая восхищение. Глядел на иллюзорные помидорные кусты, выраставшие под их руками, на золотистую пыльцу, окутывающую недавно отцветшую вишню. И завидовал. Снова завидовал.

— Мы завтра с ними уедем? — спросила тихонько у меня Жанна, пристроившаяся сбоку.

— Откуда такие выводы? — поинтересовался я, отметив, что раньше моя спутница особо причинно-следственными изысканиями не увлекалась, а тут — на тебе!

— Они на машине, — передернула та плечиками. — На ней удобней ехать, чем на электричке. Да и пора, наверное, уже в город возвращаться. Мы тут скоро как три недели живем.

— Хочешь обратно в Москву, поближе к магазинам? — весело спросил у нее я.

— Тут хочу остаться, — покачала головой Жанна. — Здесь хорошо. Спокойно. Небо синее, трава зеленая, тишина. А там все серое и шум. Давай никуда не поедем? Давай тут до осени жить?

— Если хочешь — бога ради, — предложил я. — Почему нет? Антип будет не против, вы вроде как сдружились. Только на улицу не суйся, мало ли что бабки могут учудить. У их старшой глаз почище МРТ будет, если она тебя вне моего дома углядит, кто знает, что может придумать.

— Нет, — отказалась Жанна. — Я с тобой. Что мне тут одной делать?

Баня протопилась аккурат тогда, когда друзья-ведьмаки закончили свои священнодействия.

— Урожай будет на славу, — хохотнул один.

— Гарантируют Славы, — подтвердил другой. — А теперь — париться! Люблю я это дело!

— Родька, ты пиво в холодильник поставил? — строго спросил я у слуги, несущегося в сторону бани с простынями в руках. — Нет? Почему?

— У меня верхних лап всего две! — пропыхтел он. — Сейчас поставлю!

— Лучше в колодец опусти, — посоветовал ему Слава Два. — Так оно быстрее выйдет.

Скажу прямо — последний вечер в Лозовке задался. Пар был отменный, пиво охладилось как положено, а настроение у нас было такое, что хоть песни пой. Этого мы делать, правда, не стали, но за душевными разговорами засиделись допоздна. Аж за полночь.

— А мы думали, что Олег у тебя тут прохлаждается, — сообщил мне Слава Два, допивая пятую банку пива.

— С чего бы? — удивился я. — Нет. Я вообще его с весны не видел. Он мне звякнул разок, когда из Карелии вернулся, — и все. Потом, правда, я его сам набирал, но там абонент не абонент.

— Та же фигня, — подтвердил Слава Раз. — Хотя это Олег, он сейчас может где-нибудь в Канаде нырять в озеро Эри.

— Или в Турции на песке валяться, — поддержал его Слава Два. — Он непредсказуем. Года два назад мы его на все лето потеряли, а он, оказывается, на резиновой лодке по малым рекам Черноземья себе турне устроил. А что ему? Рыба сама в руки прыгает, комары его не едят, а сибаритством он никогда не страдал. Почти четыре месяца по протокам лазал!

— Найдется, — произнес я, отсалютовал сотрапезникам банкой пива и спросил у них: — Парни, я вам завтра «на хвост» упаду? Пора в город ехать, засиделся я тут.

— Вместе веселее, — тут же согласился Слава Два. — Не вопрос.

— Тогда по последней — и шабаш, — подытожил Слава Раз. — Вставать-то рано придется. Хорошо бы до полудня уже в Москве быть.

Глава 11

— Следят за подъездом, Александр, — сообщил мне Вавила Силыч, как только я вошел в квартиру. — Вон той машины сроду там не стояло. Мне наши все известны, наперечет. Эта три дня как стоит, никуда не уезжает. И все время в ней кто-то сидит, не один, так другой. А кроме как за тобой, наблюдать тут не за кем. Разве что подружка твоя может каких неприятностей найти, но это вряд ли. Она вроде за ум взялась. Намедни вообще невиданное случилось — она в такой юбке на службу пошла, из-под которой трусы не видать!

И ведь прав подъездный. Слежка это. И я даже знаю, откуда тут ноги растут. То есть глаза. Не просто же так госпожа Ряжская мне позвонила сразу же после того, как я вошел в подъезд? И, что примечательно, в беседе никаких: «Ты приехал, мой хороший? А чего не набрал меня?» — рядом не валялось. Просто вежливые вопросы из серии «что, как и когда», но с тонким подтекстом.

И вот оно, материальное подтверждение данных доводов. Седан серебристого цвета с затененными стеклами, стоящий под моими окнами.

Врать не стану, в какой-то момент по позвоночнику даже холодок пробежал. А что если это не от Ряжской «хвост», а от колдуна? Он ведь точно уже в Москве. Не просто же так мне Нифонтов звонил?

Да нет, не может быть. Насколько я понял, этот товарищ банальностей не любит, ему с подвывертом все надо разыграть, с интригой. На то, кстати, вся моя надежда. Любители перформанса часто заигрываются и начинают делать ошибки, причем иногда очень грубые. Плюс их здорово сбивают с толка прямолинейные и нелогичные выпады противников. Мне главное теперь первый выпад не пропустить, а там поглядим, у кого зубы покрепче окажутся.

Бравада, понятное дело. Но уж лучше так, чем сопли на локоть мотать. Год назад, скорее всего, я бы сел на табуреточку, начал жалеть себя, горемычного, и ждать, что оно само все как-то рассосется. А теперь — фигушки. Если мир Ночи мне чего и дал, так это понимание совсем простой вещи — сам себя не спасешь, значит, тебе кранты. Никто другой за тебя этого делать не станет. Либо помирай, либо бери все в свои руки.

Вот только эта машина под окнами… Даже не знаю, как с ней поступить. То ли проучить этих горе-соглядатаев, то ли использовать их по полной? В смысле, на этой же машине до Ряжской добраться.

С одной стороны, ехать куда-либо мне сегодня не хотелось совершенно, несмотря даже на то, что дорога из Лозовки в Москву была не слишком утомительна, да и день выдался не сильно жаркий. С севера наволокло туч, небо посерело и собиралось вот-вот пролиться дождем.

С другой — может, сразу отстреляться, да и в сторону? Решить вопрос с Ряжской, с Николаем созвониться и, может, даже повстречаться, узнать, чего ему от меня нужно. А завтрашний день провести в блаженном безделье, порочной неге и безудержном обжорстве. Плов в мультиварке можно забабахать, порадовать себя. А потом с утра рвануть на родительскую дачу.

— Хозяин, а давай им картофелину в машинную заднюю трубку запихаем? — азартно предложил Родька, подкидывая в лапе изрядных размеров клубень. — Я в фильме одной видел, как такое делают! Из нее дым тогда наружу не полезет, и они ехать не смогут. Я мигом обернусь туда-сюда. Меня никто и не приметит!

Вариант, причем презабавный. Впрочем, можно даже чего похуже устроить, есть у меня одно снадобье, если его в небольшом замкнутом пространстве развеять, то последующие десять минут человеку адом покажутся. Хотя бы потому, что он нечто подобное все это время созерцать станет. И неудивительно, так как данное снадобье по сути своей мощнейший галлюциноген, при этом совершенно не наркотического толка. Сушеная белена, вытяжка из листьев клена серебристого, толченые семена акации, собранные на исходе лета, семена же кохии, еще кое-какие добавки, смешанные в нужной пропорции и с нужными словами, — и вот на выходе получается зелье, безвредное для физического состояния человека и убийственное для психического. Вопрос в другом — надо ли? В конце концов, мне эти ребята в машине ничего плохого не сделали. Они выполняют свою работу, причем качественно. Меня же не прозевали? Им сказали: «Сиди, следи», — они сидят и следят.

Да и вообще, мне это только на пользу. Люди Ряжской точно играют на моей стороне, а не на стороне колдуна. Авось когда пригодятся.

Впрочем, зачем тут слово «когда»? Да прямо сейчас они мне пригодятся. Незамедлительно. Заодно и пообедаю за казенный счет, но зато в каком-нибудь хорошем месте с хорошей же кухней. После месяца на сытной, но при этом максимально незамысловатой еде как-то даже хочется откушать чего-нибудь эдакого. Фрикасе там, салат по-милански, тарелочку супа прентаньер. Если Ольга Михайловна планирует меня использовать, то пусть и кормит заодно.

Только надо будет погуглить, что это за блюда такие, может, их нормальным людям, не мажорам, есть не рекомендуется. Фрикасе мне хоть как-то знакомо, но вот все остальное…

— Куда собрался?! — остановил я окриком Родьку, посчитавшего мое молчание автоматическим согласием. — Вот откуда что берется? Тебя бы к сомалийцам, они таких, как ты, очень уважают. Тех, кто сначала стреляет, а потом разговаривает.

— Это где ж такие сомалийцы живут? — заинтересовался слуга.

— В теплых морях, — объяснил я ему. — Там живут, там и промышляют.

— Море — оно хорошее, — задумчиво протянул Родька и со скрежетом почесал затылок. — Особенно если теплое.

— К этим ребятам так сразу не попадешь, — расстроил я его. — Им неучи не нужны. Прежде надо пройти курс обучения по программе «Практическое пиратство — аспекты и пути развития», после курсовую работу по захвату кораблей среднего водоизмещения написать, а потом, в самом конце, защитить диплом, совместив его с производственной практикой. Захватить какой-нибудь там нефтеналивной танкер или лайнер пассажирский.

— Опять шутки шутишь, — догадался Родька и шмякнул картофелину на стол. — А я поверил. Слушай, хозяин, а давай на море просто так съездим? Ну, без разбоя? Я ж теплого-то моречка никогда и не видал, разве только по телевизеру. Все больше холодные попадались, по которым льдины плавают.

— Может, и съездим, — потер подбородок я. — Ого! Однако крепко я зарос. Как-то и не заметил даже.

— Скоро еж в бороде заблудится, — подтвердил слуга. — Зато выглядишь почтенно. Любой сразу скажет — как есть ведьмак! Такому за работу не меньше целкового платить надо. А то и два!

Может, оно и так, только все равно я отправился в ванную комнату. Ну вот не хочу я бороду или усы носить. Не мое это.

Стекло водитель машины, стоящей около моего подъезда, опустил не сразу, мне сначала пришлось изобразить пантомиму: «вниз-вниз-вниз», используя жесты, более приличествующие сотрудникам ДПС.

— Чего? — проворчал тот, наконец проделав желаемое.

— Поехали, — дружелюбно произнес я. — Только имей в виду — на внутреннем кольце МКАД пробка.

— Ни с кем меня не перепутал? — немного опешив, спросил водитель. — Я не такси.

— Не такси. — Мне и в голову не пришло с ним спорить. — Но меня все равно отвезешь.

— С чего бы? — Мужчина даже черные очки на кончик носа сдвинул, окинув меня взглядом. — Куда?

— К Ольге Михайловне, — вздохнул я. — Куда еще?

Молчит, не отвечает.

— Приятель, что за ерунда? — задушевно сказал я. — Ты не чекист, я не шпион. Тебя, собственно, и посадили сюда за тем, чтобы ты сообщил, когда моя особа заявится домой. Я — вот он. Больше скажу — готов общаться с той, кто давал распоряжение о слежке. Отвези меня к ней, и, возможно, получишь хорошую прибавку к июньской зарплате. А она лишней не будет, согласись? Скоро лето, свозишь семью в Крым.

— Предпочитаю Крит, — пробурчал водитель. — Садись.

— Ну вот! — обрадовался я сговорчивости этого угрюмого мужика. — А то все разведчика на допросе изображал!

— Шиш бы я тебе чего сказал, кабы меня не предупредили о том, что ты нечто подобное выкинуть можешь, — усмехнулся водитель. — Только я не знаю, где хозяйка сейчас находится. Надо уточнить.

— По ходу движения выяснишь. — Я открыл заднюю дверцу и полез в салон. — Наверняка в центре, а в него тут дорога одна.

— Может, сам ее наберешь? — предложил он. — Правда ведь быстрее выйдет. Не по штату мне ей напрямую звонить.

— Не вопрос, — покладисто согласился я, устраиваясь поудобнее и доставая смартфон. — Давай рули, что время терять?

— Саша? — немного удивленно произнесла Ряжская. — Вот не ждала. Мы же вроде только что общались.

— Да вот после этого и пришло понимание того, как я по вам соскучился. Так, знаете ли, сердце сжалось, что решил — самое время встретиться. Сел в машину, которую вы так любезно за мной прислали, и поехал.

— В какую машину? — уточнила Ольга Михайловна.

— Серебристый «ниссан», — пояснил я. — Седан. Только вот непонятно, в какой именно ресторан мы едем.

— Ресторан? — совсем уже опешила моя собеседница. Про машину она промолчала, из чего можно было смело делать вывод, что я все угадал верно.

— Ну да, — еле сдерживаясь от смеха, продолжил я. — Тот, в котором вы меня обедом угостите. И где мы с вашим другом Мишей встретимся, чтобы обсудить его важное и неприятное дело.

Припахивает мальчишеством, я знаю. Но удержаться не могу.

— Шутник, — фыркнула Ряжская. — Нет у меня сейчас времени по ресторанам ходить. И Михаил Евгеньевич тоже человек занятой. Я понятия не имею, какие у него планы.

— Милейший, разворачивай обратно, — громко сказал я водителю. Тот повернулся ко мне, на его лице было написано удивление, но после моего подмигивания он успокоился. — Домой едем.

— Я всегда полагала, что уже знакома с человеком, у которого самый паршивый характер в мире, — вздохнула Ольга Михайловна. — Этот человек — моя свекровь, чтоб ей пусто было даже в том мире, куда она отправилась двенадцать лет назад. Но нет, ты вырвал у нее пальму первенства. Ладно, ее вытерпела и тебя как-нибудь вынесу. Ты как к японской кухне относишься?

— Отрицательно, — сразу заявил я. — Не понимаю я ее. И не люблю сырую рыбу жрать, от нее, говорят, потом в башке черви заводятся.

— У тебя и без того скоро там черви заведутся. От вредности, — сунула мне шпильку в бок собеседница. — Хорошо, нет так нет. Скажи, чтобы тебя на «Смоленку» везли, в «Серую утку».

Ого. Не самый дешевый из московских ресторанов. Я мимо него не раз проходил, это от нашего банка рукой подать.

— Утка — это вкусно, — заметил я. — Только я нынче без галстука. И без брюк. И без пиджака.

— Трусы на тебе? — уточнила Рижская. — Да? Ну и славно, тогда пропустят. Вот без них — никак. Столик будет зарезервирован на меня. Да я, собственно, скорее всего, раньше тебя там окажусь, так что не переживай.

Так оно и вышло. Когда я, сопровождаемый чуть недоверчивым взглядом метрдотеля, не привыкшего видеть здесь посетителей в жеваных футболках, потертых джинсах и с рюкзаком за плечами, вошел в полупустой зал, то сразу заметил Ольгу Михайловну, задумчиво ковырявшую ложечкой непонятное что-то, политое красным чем-то.

— Саша, — взглянула она на меня, когда я плюхнулся на мягкий и удобный диванчик напротив нее. — Привет.

— Плохо выглядите, — заметил я, на этот раз совершенно не иронизируя. — Поспать не пробовали? Если нет — рекомендую.

— Как я люблю твои изысканные комплименты, — криво улыбнулась моя сотрапезница. — Умеешь поднять стареющей женщине настроение. Ладно, ты поесть хотел, так что заказывай. Рекомендую начать с паштета из кролика с трюфелями, он тут дивный и аппетит хорошо разжигает.

— Мне разжигать ничего не надо, со вчерашнего дня толком ничего не ел. — Я цапнул меню. — Вот это я понимаю, никаких сложных слов. Салат, похлебка, котлета. А где компот?

— Возьми сангрию, — посоветовала Рижская. — Невелика разница.

— А это вы что такое кушаете? — спросил я, не удержавшись.

— Голубой сыр с соусом из красного вина, — объяснила Ольга Михайловна.

— Это салат? — уточнил я.

— Десерт. — Губы женщины тронула улыбка. — Заказывай. Нам Мишу еще час ждать.

Сыр — и на сладкое. Чудны дела твои, Господи! Твои — и шеф-поваров элитных ресторанов. Хотя, возможно, оно так и должно быть, просто я не в курсе. В прошлой жизни я такие места стороной обходил, мне они были не по карману, а в нынешней… Да тоже предпочел бы что попроще. Там привычней, что ли. Кухня не авторская, разумеется, но хоть понятно, что в тарелке лежит.

Впрочем, еда оказалась очень и очень вкусной, только порции были рассчитаны то ли на эстетов от кулинарии, смакующих каждый кусочек, то ли на детей. Я даже подумывал, не заказать ли мне еще одного цыпленка на гриле, потому как первого я поглотил, практически не заметив.

Но не успел. Приехал друг семьи Миша, оказавшийся высоченным пожилым дядькой с седой гривой волос. Причем он пожаловал не один, а в сопровождении улыбчивого господина приятной наружности по имени Эдуард, который был лет на двадцать моложе спутника. Я сначала подумал, что он его сын, но ошибся. Эдуард оказался деловым партнером.

— Чаю, — потребовал друг Миша у официанта, сурово сдвинув клочковатые брови. — И пирожных разных. Мне не нужна десертная карта, юноша, мне нужны пирожные. Принесите все, что подходит под эту категорию. Уфф, упрел! Хоть на улице и не совсем летняя погодка, но все равно.

— Уважаю, — отсалютовал я ему бокалом с сангрией. — Это по-нашему.

— Люблю сладкое, — поделился со мной друг Миша. — Оно меня успокаивает.

— А как же ЗОЖ? — спросил я у него. — Сахар вреден.

— Мы все когда-то умрем, — пожал мощными плечами друг семейства Ряжских. — Но если об этом думать каждый день, то жизнь превратится в зал ожидания. А если еще при этом и пытаться отсрочить данное событие, ограничивая себя в радостях бытия, то лучше не жить вовсе. Так что я беру от жизни все, что можно, и гастрономические удовольствия занимают в этом «всем» не последнее место.

Если проблема этого забавного дядьки не слишком головоломная и не чрезмерно затратная, то я ему помогу, поскольку мне нравятся люди, предпочитающие унылому существованию жизнь, полную радостей и развлечений. Наверное потому, что я сам всегда мечтал быть таким же, но не получалось. Несовместима чарующая легкость бытия с нашей нудной работой, не монтируются они друг с другом. Максимум, который возможен, — разгул в пятницу вечером, когда город принадлежит клеркам, вырвавшимся из офисов. И то это так — эрзац, имитация, муляж. А еще вернее — самообман.

— Перейдем к делу, — совершенно искренне улыбнулся я другу Мише.

— Сразу видно, с кем мы сейчас имеем дело, — ответил мне улыбкой же он и облобызал ручку Ряжской. — Твоя школа, Олюшка, ведь так?

— Какой там! — усмехнулась женщина. — Тут такой экстернат получился, что сама диву даюсь.

— У нас возникла проблема… — начал было Эдуард, но я его остановил, постучав пальцем по столу. Он замолчал, а потом удивленно спросил: — Что?

— Перейдем к делу, — повторил я и слова, и жест.

Мужчины непонимающе переглянулись, Ряжская же достала из своей сумочки плотный конверт и подала его мне.

— А вот теперь — рассказывайте, — сказал я, убрав конверт в рюкзак. — Сразу предупрежу — обещать, что возьмусь за решение вашей проблемы, не могу, но сохранность тайны гарантирую.

Седой великан нахмурился. То ли потому, что ему не понравилась вся ситуация целиком, то ли оттого, что за него заплатила Ряжская.

— Так и будем молчать? — поинтересовался я, ковырнув ложечкой сложносочиненный десерт. — Если да, то я сейчас вот эту вкусную штуку доем и уйду, у меня дел еще полным-полно. Но деньги при этом не верну, сразу предупреждаю.

— На ходу подметки режет! — хохотнул вдруг Миша. — Сразу видно: приятель твой — сволочь еще та, но зато и не дурак. И правильно, в наше время другие не выживают.

Не скажу, что мне польстила данная оценка, но следует признать, что по-другому мое нынешнее поведение и не оценишь. Но тут уж деваться некуда, выбрал курс — держись его. Иначе оседлают меня, как Сивку-Бурку, и будут гонять в хвост и в гриву. Лучше уж пусть хитрой сволочью считают.

— В наше время вообще выжить трудно, — не согласился с ним Эдуард. — Просто у ловких, хитрых и жадных шансов на это больше, чем у честных, простых и наивных. Вопрос только в том, что если выживут лишь первые, что с миром станет? Я так думаю, что оставшиеся начнут играть в «крысиного короля», что приведет к концу нашей цивилизации.

— Уже играем, — проворчал Михаил Евгеньевич. — Если ты не заметил.

— Отличное время вести философские диспуты о смысле жизни, — заметила Ряжская. — Прямо вот самый тот момент. Я отменяю переговоры, плюю на свой бизнес, бегу сюда и должна выслушивать сентенции о вечных ценностях.

— Да-да, — покивал Миша. — Извини. Я слышал о том, что у вас с Пашей проблемы начались. Поняли уже, откуда ветер дует?

— Нет, — поджала губы Ольга Михайловна. — Все это как-то вдруг случилось, внезапно. Ясно, что время от времени где тонко, там и рвется, но чтобы вот так, сразу и много? Главное — точно не инсайд, если бы это был он, мы бы нашли источник. А тут прямо что-то непонятное творится.

Хм. А со мной она своими проблемами делиться не стала, между прочим. Может, зря я так с ней обхожусь? Ну да, она человек жесткий, где-то даже безжалостный, как и положено правильной бизнес-леди, но, однако же, вон, слово держит. Или это все большой-большой спектакль, направленный как раз на то, чтобы у меня именно такая мысль и появилась?

Да нет, чушь. Переоцениваю я себя. И вообще, надо время от времени темечко щупать, проверять, не появилась ли там корона.

— И то правда, — бросив еще один быстрый взгляд на Ряжскую, сказал я. — Рассказывайте, что у вас случилось.

А случилась у них вещь вполне обыденная, из числа тех, которые, полагаю, имеют место сплошь и рядом. Компаньон у них помер, вот какая неприятность. Внезапно, вдруг, ни с того ни с сего, причем от совершенно естественных причин, что было тщательно проверено следственными органами, а после еще и специально организованной независимой экспертизой. Последняя была нужна, дабы оставшиеся два партнера могли спокойно друг к другу в бане спиной поворачиваться и друг на друга не грешили. Короче, сердечко их товарища подвело. Большой бизнес косит своих солдат почище, чем иной пулемет — бойцов на поле боя. Инфаркт для этой публики уже стал чем-то вроде насморка, мимо него никто не проскочит, вопрос только в том, как скоро он вдарит и с какой силой. Этому дядьке не повезло, его моя хозяйка прибрала сразу.

После такого вступления я было подумал, что речь пойдет о заупокойных шалостях, ночных кошмарах и прочей киноэкзотике, но ошибся. Все оказалось куда прозаичней. Этот самый третий партнер никому не сказал, куда спрятал свои бумаги, точнее, в каком банке абонировал депозитарный сейф. Что они в железной коробке — это точно, это факт. Но где именно?

А бумаги были не просто нужные — жизненно необходимые. Без них не могла закрыться сделка на какую-то безумную сумму, по этой причине оставшиеся двое компаньонов были готовы на себе волосы рвать. Вот-вот все мыслимые сроки пройдут, после чего начнут наматываться штрафные санкции, которые за пару-тройку недель превратят эту парочку из состоятельных людей в соискателей места на паперти храма Христа Спасителя. Или чего похуже случиться может, поскольку в сделке участвовали деньги не только этих трех господ. Неофициально, разумеется.

Квартиру покойного перерыли раз двадцать — и «следаки», в соответствии с должностными обязанностями, и воры, нанятые в качестве экспертов, поскольку они отличаются редкостным умением видеть то, чего остальные не замечают, и даже экстрасенсы, к которым под конец кинулись эти двое. Никто успеха не достиг.

На родню грешить было бессмысленно, ибо у умершего искомой толком не имелось, а единственная дочь уже почти разучилась говорить по-русски, поскольку с шести лет жила в Лондоне с сестрой своей матери. Что до прислуги — ее в доме не было. Не верил ей умерший, да и не того был воспитания человек. Все сам предпочитал делать.

— Что же за бумаги такие? — заинтересовался я. — Если не секрет? Завещание?

— В определенном смысле, — подтвердил Миша. — Разрешение на закрытие сделки. Юристы нашего зарубежного контрагента сочтут условия контракта исполненными только тогда, когда мы все трое зафиксируем это своими подписями в их присутствии. А как теперь Савва это сделает? Да никак. Но мы подобное предусмотрели. Все мы люди взрослые, знаем, что человек смертен, причем, как говорил классик, внезапно смертен, потому и заверили у нотариуса распорядительные документы, в которых подтверждали, что в случае гибели или какой другой неприятности оставшиеся партнеры вправе закрыть сделку самостоятельно, без участия выбывшей стороны. И я такое распоряжение сделал, и Эдик, и, как вы понимаете, Савва.

— Так у нотариуса должен остаться один экземпляр? — удивился я. — Разве нет?

Бизнесмены снисходительно посмеялись, отдавая дань моей наивности.

— Если бы, — печально покачал головой Эдуард. — Это общая практика, кто же знал, что все так выйдет? Нет, Савву мы не виним, он правильно сделал, убрав документ в депозитарную ячейку. Когда речь о больших деньгах, никто никому не верит. Но нам-то теперь что делать? Где этот банк? Их в Москве даже после деятельности Центробанка все равно четыре сотни осталось. Только банков, не считая отделений и дополнительных офисов. Мы, конечно, «зарядили» кое-кого из столичных хакеров на поиск по их базам, но пока результат нулевой. Воспоследовать он, скорее всего, воспоследует, эти парни деньги зря не берут, но когда?

— И вот тут я вспомнил об Олюшке. — Миша снова облобызал ручку Ряжской, причем выглядело это настолько интимно, что у меня появились серьезные сомнения — а действительно ли здесь имеет место только дружба. Сдается мне, что кое-кто не вовремя сходил на охоту. В смысле — рога трубят, Пал Николаевич Ряжский, рога трубят. — И о том, что есть у нее один кудесник, который много чего может.

— Народная молва, — отвела взгляд Ряжская, ее щеки чуть покраснели. — Сарафанное радио, тут ничего не поделаешь.

— Ну да, ну да, — покивал здоровяк, махнув седыми патлами. — Оно и есть. Я позвонил Оле, рассказал, что к чему, кое-что…

— Это все детали, Миша, — оборвала его женщина. — Говори, что тебе нужно.

«Кое-что». А что именно — «кое-что»? Скорее всего, следующим словом было бы «предложил». Все-таки это бизнес. А я ее почти пожалел, даже хотел потом поболтать, спросить, не нужна ли помощь.

Нет, ничему меня жизнь не учит, так дураком и помру. Но зато предельно ясно, что нужно от меня этой парочке.

— Как вашего друга похоронили? — даже не стал слушать Мишу я.

— Торжественно, — опешив, ответил тот. — С оркестром. Все наши пришли, он человек достойный был, бизнес вел честно даже в девяностые. Его уважали.

— Похвально, — одобрил я. — Но речь о другом. Кремация?

— Нет, — замахал руками Миша. — Как можно! Гроб заказали — о-го-го! Дубовый, самый дорогой, ручная работа! Я же сам похоронами занимался, Марьяна, дочь его, из Лондона так и не прилетела. То ли не смогла, то ли не захотела. Не могу ее в этом винить, они с ее отъезда виделись всего раз десять, не больше. По сути, Савва был для нее чужим человеком.

— Но на оглашение наследства тем не менее она примчалась, — немного язвительно заметил Эдуард. — С юристами, как и положено.

— Не суди, да не судим будешь, — забасил Миша, недовольно нахмурившись. — А что ты хотел?

— Документ, в котором вам дано право закрыть сделку, — подсказал я здоровяку главное желание Эдуарда. — Предпоследний вопрос — на каком кладбище ваш друг лежит?

Услышав ответ, я только и смог, что усмехнуться. Да, ребята, вас кто-то проклял, и неслабо. Нет, логика событий вполне понятна — престижное кладбище, отлично подходящее для того, чтобы серьезного коммерсанта определить на последний постой. Ну а куда его еще? Только туда, к артистам, генералам и поэтам. Чтобы не скучно лежалось.

Но при этом из всех московских погостов они похоронили своего приятеля именно на том, куда я ночью не очень стремлюсь попасть. Запрета у меня на это нет, наоборот, право на одно посещение имеется, но стоит ли его тратить на чужие проблемы? Тем более что в это посещение мне надо будет с кое-кем прояснить один щекотливый момент, чего очень не хочется делать.

— А последний вопрос какой будет? — поинтересовался Эдуард.

— Никакой, — встал из-за стола я. — Мне очень жаль, господа, но я не смогу вам помочь.

— Здесь пятьдесят тысяч. — Миша положил на стол пухлый конверт, который извлек из кармана пиджака. — И еще столько же после того, как документ окажется у нас в руках. Могу расписку написать. Но вообще за мной «кидков» не значится, Оля может это подтвердить.

Серьезная сумма. Ряжской работа, сто процентов, она знает, на чем меня подловить. Нет, я не жаден, но все равно эта магия имеет пока силу над моей душой. Я слишком долго сидел на чужих деньгах и не имел своих, потому трудно удержаться, услышав такие цифры. Знаю, что скоро данная болезнь пройдет, но вот когда оно наступит, это «скоро»?

А самое забавное в том, что мне деньги даже толком и тратить-то некуда. Дом в Лозовке я отремонтировал, новую квартиру покупать не собираюсь, машину — тоже, рацион питания не изменился.

Но все равно кто-то другой, не я, заставил меня сесть обратно за стол и протянуть руку за конвертом. Ненавижу себя за эту слабость, а сделать ничего не могу. Или не хочу?

— Нет, — заявил вдруг друг Миша, отводя мою ладонь от конверта. — Деньги пока побудут у Ольги, она — гарант нашей договоренности. Аванс вы уже получили, хоть и не от нас, а остальное — потом.

Сдается мне, он только что это решил. Почему? Может, увидел в моем лице что-то такое, что ему не понравилось? И что мне самому не очень бы пришлось по душе?

— Договорились, — произнес я. — Мне нужен номер захоронения вашего друга, его имя-фамилия и какие-нибудь подробности сделки. Название контрагента, товара, сумма, наконец.

— Неужели правда получится? — чуть прищурившись, поинтересовался Эдуард. — Просто я во всю эту хиромантию не верю, когда Михаил экстрасенсов в квартиру Саввы Дмитриевича таскал, даже над ним посмеивался.

— Не знаю, — честно ответа я. — Как можно уверенно говорить о том, что еще не случилось? Но завтра утром ясность появится. Да, значит да, нет, значит нет, я вокруг да около ходить не стану.

Надо фарша купить килограмм пять, не меньше. Хотя тамошнему Хозяину на все это наплевать, помню я его. Мрачная личность, он тогда Женьку до судорог перепугал. Да мне самому не по себе было, чего скрывать?

— Уже завтра? — обрадовался друг Миша. — Уж расстарайся, Саша, будь любезен!

— Ваши десерты, — подошел к столику официант с заставленным до краев подносом. — Приятного аппетита.

Какой там аппетит теперь. Лично мне только осталось сидеть и думать об одном — а не дурак ли я? И ждать, пока Эдуард запишет на бумажку ту информацию, что я попросил.

Правда, что ли, жить в Лозовку насовсем уехать? Там нет соблазнов, там все просто и понятно. И теперь, после ремонта, вполне комфортно. Может, потому Захар Петрович оттуда носа не казал? Чтобы со своими внутренними демонами в согласии жить?

Ресторан я покинул в жутком душевном раздрае, при этом попрощавшись с сотрапезниками немного скомкано, что вызвало встревоженный взгляд Рижской. Как мне показалось, она начала жалеть, что вообще устроила эту встречу.

И как будто нарочно, практически сразу после того, как и вышел на улицу, закурлыкал смартфон, высветив на экране фамилию «Нифонтов».

— Добивай, — вместо приветствия хмуро предложил ему я.

— Чего? — не понял оперативник. — Ты сейчас о чем?

— День как-то сразу не задался, — объяснил я. — Согласно примете, неприятности по одной не ходят, так что ничего хорошего от тебя ждать не приходится. Давай, не тяни. Что там случилось? Мезенцева объявила на меня охоту?

— Нет, — бодро заявил Николай. — Хотя она тебя в последнее время очень сильно не любит, врать не стану. Все уже знают, что если она плюется и что-то шипит сквозь зубы, значит, тебя вспомнила. Но дело не в ней.

Внутри, где-то там, внизу живота, появился уже привычный холодок, предупреждающий меня об опасности. Или о том, что сейчас мне будет сообщено что-то очень неприятное. Хотя чего тут гадать, что именно? И так понятно.

— Он в городе, — произнес Николай. — Ты понял, о ком я говорю? И это точная информация, Сашка. Точнее не бывает.

Глава 12

Ничего. Странно, но я ничего не почувствовал. Ни страха, ни отчаяния, ни-че-го. Да и смысл теперь метаться? Ясно же было с самого начала, что колдун вернется в Москву, так что есть то, что есть. А страх… Устал я бояться. Еще до ведьмачества устал. Того, что работу потеряю, того, что там, на службе, упорю какой-нибудь серьезный косяк и меня будут распекать на глазах у всех, того, что придет неизбежная старость и я стану никому не нужен. Вся наша жизнь соткана из сотен страхов, большинство из которых мы сами себе придумываем. Потому что так проще, чем делать что-то, отводящее от нас беды в сторону.

А тут что? Ну прибыл этот упырь в мой родной город, и чтос того? Это значит, что теперь просто надо быть готовым ко всему, внимательно смотреть по сторонам и не пропускать ни единой мелочи, которая может навести меня на его след. И если это случится, если я найду его раньше того, как будет нанесен первый удар, то использовать данный шанс по полной. Слава богу, не одному мне этот гад стоит поперек горла. Он многим в свой прошлый визит на мозоль наступил, и этот его промах — мое преимущество.

— Ты сейчас где? — немного сочувственно спросил Нифонтов, как видно истолковавший мое молчание по-своему. — Я на «Парке Культуры». Если ты недалеко, то можем пересечься, поболтать. У меня немного времени имеется.

— Недалеко, — отозвался я. — На «Смоленке». Говори, где тебя искать.

Чудно, но, оказывается, в центре Москвы, европеизированном за последние годы до отвращения, до сих пор уцелели маленькие палатки, торгующие снедью. Я-то думал, что их все посносили еще в те времена, когда новый мэр спешно уничтожал все начинания бывшего мэра. Ан нет, кое-что осталось.

Например, небольшая шаурмячная, притулившаяся между домами и набережной, — если не знать, что она там имеется, то фиг о ней догадаешься. Впрочем, слово «шаурмячная» звучит громковато. Все, что есть, — палатка да при ней три столика с пластиковыми стульями.

И вот что интересно — час назад я ел авторскую кухню, приготовленную лучшими поварами Москвы, но все эти изыски не вызывали у меня такого слюноотделения, какое я испытал, принимая из рук здоровенного волосатого продавца приличных размеров шаурму.

Видно, не гурман я ни разу. Если уж ты вскормлен на фастфуде, так и нечего из себя эстета корчить.

— Ташаккур, Абрагим, — поблагодарил Николай подавальщика. — Как вообще? Не шалишь? Все хорошо?

Шаурмячник проурчал что-то непонятное, покивал, оскалил рот в улыбке, показав нам невероятно длинные и острые зубы, а после в его глазах сверкнули ярко-красные искры.

— Я рад, что все хорошо, — мягко произнес оперативник. — И не жалею о том, что для тебя сделал.

Шаурмячник снова одарил нас своей жутковатой улыбкой и подал Нифонтову бутылку с водой.

— А он кто? — спросил я у своего приятеля, когда мы обосновались за столиком. — Ведь это не человек?

— Абрагим? — Николай открыл бугылку. — Конечно, не человек. Ты же это уже понял, зачем переспрашивать? Аджин он.

— Джинн? — оторопел я и снова глянул на волосатого здоровяка. — Да ладно? А где борода? Как он «трах-тибидох» делает?

— Аджин, — терпеливо повторил Николай, открывая воду. — Он же иблис. И там еще с пяток названий имеется, нет смысла их все перечислять. Но с джиннами его путать не стоит, они другие. Сам их не видел, но читать доводилось, плюс наша уборщица тетя Паша кое-что рассказывала. Она в пятидесятых — шестидесятых, после реабилитации, изрядно по азиатским пескам поколесила. Отогревалась после вечной мерзлоты.

— До чего многообразен мир! — восхитился я.

— Не то слово, — согласился со мной оперативник. — Восток вообще штука такая… Не очень понятная. Там надо родиться, чтобы в нем хоть чуть-чуть разбираться. Вот, например, тот же Абрагим. Если прямо, то я вообще не представляю, откуда именно его к нам занесло. Может, из Самарканда, может, из Худжанда, а то и вовсе из Ферганской долины. Я его по-таджикски сейчас поблагодарил, и он меня понял, но это не его родная речь. Ему что таджикский, что узбекский, что тюркский — все едино. Скажу так — вообще неясно, на каком языке он разговаривает, но при этом всем все понятно.

Я откусил шаурму и даже причмокнул от удовольствия, настолько она была бесподобна. А мне есть с чем сравнивать, уж поверьте!

— Его собратья за какие-то грехи из дома изгнали, вот он сюда с мигрантами и приехал, — продолжил Нифонтов. — Сила его почти вся там осталась, в песках, а есть-то хочется. Ну кое-какие ошметки былой мощи при нем сохранились, он ими потихоньку пользовался, пил жизнь и кровь голубей, чтобы не окочуриться. Но это все не то, аджину мелкие птахи на один зубок. В результате чуть до убийства человека не дошел, несмотря на то что по своей природе он очень миролюбив. Хорошо мы его до того схомутали. Мор среди голубей — верный признак того, что неладное творится, мы по трупикам, по трупикам и добрались до подвала, где он отсиживался. В результате вот, сюда пристроили. Днем он шаурму продает, а ночью на птицефабрике сырье для нее подготавливает. И не только для нее.

— Прямо «Люди в черном» какие-то, — восхитился я. — Если бы не знал, что кино и жизнь — разные вещи, то подумал бы, что вы сценаристов консультировали.

Нифонтов достал из нагрудного кармана легкого летнего пиджака черные очки, нацепил их на нос и смачно откусил огромный кусок от шаурмы.

— Да ладно? — недоверчиво посмотрел на него я. — Да ты гонишь?

Оперативник молчал, сопел, жевал. Впрочем, его серьезности хватило ненадолго.

— Само собой — кино, — рассмеялся он. — Хотя в чем-то и реалистичное. Но там все делается во имя чего-то высокого, а у нас простой и понятный расчет. Во-первых, такое существо, как Абрагим, запросто не убьешь, даже сейчас, когда он не очень силен. Во-вторых, аджин очень и очень полезен для отдела. Я же говорил тебе, что Азия — это не просто географическое название. Тамошние обитатели Ночи не моложе наших, традиции там о-го-го какие, и иногда эти существа заглядывают сюда, в страну рек и берез. Но если люди в большинстве случаев подчиняются законам государства, в которое приехали, то те, кто живет под Луной, такими мелочами не заморачиваются. И вот тогда нам нужен Абрагим. Как источник информации, например. Или как переговорщик.

— Или как тот, кто выполнит грязную работу, — закончил я его мысль.

— И такое случается, — не стал отнекиваться Николай. — Почему нет? На взаимовыгодных условиях. Ешь шаурму, а то она остынет. Другой такой в Москве не найдешь, отвечаю.

— Вещь, — с восхищением заверил его я. — Я сюда, наверное, на обед каждый день стану ездить.

— Верю, — без тени шутки ответил оперативник. — Мы тоже иногда сюда специально заворачиваем, чтобы перекусить и узнать последние новости. Тут центр, а Абрагим, несмотря на свой диковатый внешний вид, очень и очень наблюдателен. И умен. А еще он отлично умеет слушать тех, кто здесь останавливается перекусить. Дело в том, что эта точка общепита некоторое время назад стала популярна среди тех, кто живет в Ночи. Не только у людей есть понятие «тренд», среди вашего брата оно тоже в чести. Так вот, неделю назад Абрагим сообщил мне, что в городе появился некто, здорово напугавший парочку молодых ведьм. Настолько, что те надумали покинуть Москву в ближайшее время, не желая случайно попасть под раздачу.

— Кощеево семя, — кивнул я, сморщившись.

— Мне подумалось так же, но догадка есть догадка, а я привык оперировать фактами. — Николай нахмурился. — Через пару дней я их получил. Неожиданно, скоропостижно и мучительно умерли все те, кто выжил в осенней операции по захвату этого ублюдка. Все, кроме Стаса. Его просто не было в Москве, он в командировку убыл, какого-то урку-гастролера в Красноярске вязать. Он вообще парень везучий, я давно это приметил.

— Жалко мужиков, — вздохнул я.

— Жалко, — подтвердил Николай. — Но зато и сомнений не осталось после этого.

Я же говорил, что главная слабость моего врага — излишняя гордыня. Не простил он тех, кто хотел ему зла, отомстил. Вот только это были государевы люди, а не обычные горожане, которых никто не считает. Нет, убийство последних, разумеется, трагедия, но — местного масштаба. Кроме родных и близких усопшего она особо никого не беспокоит. Скажем так — не более, чем это положено по штатной процедуре розыска злодеев. Найдут — найдут, не найдут… Ну, будет еще один «глухарь». Лиходеев много развелось, всех не переловишь.

Совсем другое дело — убийство тех, кто служит власти. Тут уже не уголовщина, тут посягательство на устои государственности, пусть даже и незначительное. Значит, землю носом рыть станут, и это мне на пользу. Глядишь, и найдут. Не факт, что схомутают, но потрепать могут. А если я про это заранее узнаю, так и на помощь приду с удовольствием. Одно ведь дело делаем, правда, с разными целями.

Колдун один, а врагов у него теперь много. Как говорят в народе — если ты плюнешь в коллектив, то он утрется, если коллектив плюнет в тебя, ты утонешь.

— Если не секрет, ты чего телефонной беседой не ограничился? — поинтересовался я, отпив воды из пластикового стаканчика. — Давай, давай, мы с тобой не первый день знакомы. Коли позвал, значит, что-то предложить хочешь. Или попросить.

— Наши цели в очередной раз совпали, — не стал вилять Нифонтов. — Тебе этот красавец как гвоздь в пятке, нам тоже. Можно объединить усилия.

— Только «за», — отсалютовал стаканчиком ему я. — Если от меня что понадобится, просто скажи.

— В принципе, ничего такого нам не требуется. Но ты должен докладывать мне обо всем непонятном и необычном из числа того, что с тобой происходит, — деловито заявил Николай. — Даже если это какие-то мелочи, не заслуживающие внимания. Из мелочей, как правило, и складывается общая картина.

— Свежая и оригинальная мысль, — усмехнулся я. — Да не вопрос.

— Ну? — поторопил меня оперативник. — Или с тобой за последние дни ничего из ряда вон выходящего не произошло?

— С аджином познакомился, — показал я рукой на Абрагима. — Это как, подойдет?

— Саш, не смешно, — укоризненно произнес Нифонтов.

— Еще меня подрядили на кладбище сходить и у недавно умершего коммерца узнать, где он бумаги свои спрятал. Не знаю, насколько это подходит под понятие «необычное». Для нормального человека звучит как бред, для меня это будни. Правда, кладбище больно неудачное подвернулось.

— В смысле? — насторожился Нифонтов.

— Одно из центральных. То самое, на которое мы с Женькой в том году ходили. Тамошний Хозяин — тот еще… владыка мертвых. Чую, хлебну нынче ночью горячего.

— Отказался бы, — немного равнодушно посоветовал сотрапезник. — Или предложенная мзда настолько поразила твое воображение?

— И да, и нет, — уклончиво ответил я, практически из детского упрямства не желая признавать правоту оперативника. — Все сложно.

— Не доведет тебя семейство Ряжских до добра, — подытожил тот. — И себя самое, заметим, тоже. Нашли с кем в игры играть. Просто гимн идиотизму.

— Я им это пытался объяснить, но они меня слышать не желают.

Оперативник только рукой махнул на эти слова, давая понять, что говорить тут не о чем.

— С тобой сходить, что ли? — задумчиво спросил он у меня через пару минут молчания, как только доел остатки шаурмы. — На кладбище, имеется в виду.

— Плохая идея, — возразил я. — Тамошний Хозяин вашего брата сильно не любит, он сам это в прошлый раз сказал. Если мне не веришь, то у Мезенцевой спроси, она подтвердит. Кстати, как Женька? Сильно буянит?

— Совесть замучила? — усмехнулся Николай. — Как, как… Как обычно. Смотрит исподлобья, тихонько ругается, когда никто ее не видит, каждый день ходит в тир и игнорирует Вику как таковую. Что-то в ее рыжем котелке кипит и булькает, но что именно, пока непонятно. Рванет — разберемся.

— Главное, чтобы в эпицентре мирных граждан не оказалось, — опасливо заметил я. — Атомная бомба не выбирает цели.

— Боишься? — хихикнул Николай. — Правильно делаешь. Ты как те Ряжские — полез туда, куда не следует, а теперь надеешься, что расплачиваться за сделанное не придется.

— Надеюсь, — признался я. — Ну и потом, что за детские забавы? Мы все не школьники уже, чтобы верить в любовь до гроба! И уж точно не стоит портить жизнь друг другу по такому дурацкому поводу. Вика говорила мне, что у Мезенцевой до сих пор странные представления о взрослой жизни, но я и предположить не мог, что все настолько запущенно!

— А надо было, — назидательно помахал пальцем у моего носа Николай.

— Не смешно, — начал злиться я. — У нас тут колдун, магическая война на пороге, другие разные заботы, а мне придется гадать, какую еще глупость сотворит великовозрастная девочка, которая упорно не желает взрослеть! Будто других печалей в этой жизни нет.

— Не трещи, — попросил Нифонтов. — Не полезет она к тебе больше. Ей Ровнин запретил. Женька, понятное дело, нонконформист, но Олега Георгиевича очень уважает, потому его приказы нарушать не станет, даже если очень припечет.

— Такой вариант меня устраивает, — приободрился я. — Тогда осталось только с Кощеевым последышем разобраться, и дело в шляпе.

— Все в твоих руках. — Николай устало помассировал виски. — Если не станешь лезть на рожон, работать согласованно с нами и проявишь должную осмотрительность, то шансы выйти живым из этой переделки у тебя очень высоки. Нам бы только за ниточку потянуть, ту, которая к центру паутины ведет. Уверен, первые витки ее он вокруг тебя давно сплел.

У дураков мысли сходятся. Я о том же самом думал.

— Мне еще за родителей страшновато, — поделился с Николаем я. — Что, если он через них попробует меня достать?

— Не попробует, — уверенно заявил тот. — Этот товарищ, конечно, гнида редкая, но родителей и детей даже такие никогда не трогают до тех пор, пока те сами в драку не влезают. Покон запрещает. Жизни стариков и детей святы. Первые дали жизнь этому миру, вторые когда-нибудь ее продолжат далее. Кстати, в этом разумная нелюдь ушла очень далеко от нас, человеков. Они, Саш, выходит, честнее и благородней, чем мы, и это обидно. У нас с родных и близких начинают, поскольку они — самый короткий путь для того, чтобы достать цель. Крики боли матери или твоего ребенка в телефонной трубке — и ты готов идти куда угодно и делать то, что скажут. После этого поневоле задумываешься, а точно «нелюдь» — это про них, а не про нас?

— Стало легче, — обрадовался я. — Если покон запрещает, то вопрос решен. Что же до всего прочего… Много ли обитателей Ночи по таким правилам живет? Можно подумать, что гулю во время кормежки не без разницы, кого именно он жрет? Читал я в книге про них, впечатлился.

— Так я о разумных нелюдях речи вел, — буркнул оперативник. — Ладно, вроде обо всем поговорили. Будь все время на связи, а не как обычно, по принципу «захочу — отвечу». Вот еще что — на кладбище я бы на твоем месте все же не ходил и вообще лишний раз из дома не вылезал. Понятно, что просто так он убивать тебя не станет, ему важно тебя перед тем как следует помучить, но тем не менее.

— Да я сам уже не рад, что в этот расклад вписался, — поморщился я. — На кой согласился? Но заднюю не включу. Не потому что герой или дурак, не в этом причина, просто слово дано, обратно его брать не стану. Ясно, что Ряжской на покон плевать, она о нем понятия не имеет, но я уже привык жить именно так.

— Данную точку зрения не разделяю, но уважаю, — сообщил Нифонтов. — Просто мне такого подхода к делу не понять, я исхожу из принципа рациональности происходящего. Но я человек, в отличие от тебя, ведьмака.

— То есть меня к людям ты уже не относишь? — уточнил я немедленно.

— А ты сам себя к ним относишь? — в лоб спросил меня оперативник. — Молчишь? Вот то-то и оно. Нет, физиологически ты все тот же «гомо сапиенс», прямоходящий, теплокровный, и прочая, прочая. Но твоя среда обитания отныне Ночь. Там тебе привычней, чем здесь, и ты сам это знаешь. Тебе проще найти точки соприкосновения с лесовиком, ведьмой или неупокоенным призраком, чем с той же Мезенцевой, потому что с ними ты теперь говоришь на одном языке. Не надо обо мне плохо думать, Саша, я сейчас не хочу тебя обидеть или указать на место, ничего подобного. Это не хорошо и не плохо, просто так есть.

На том мы с ним и расстались, отправившись дальше каждый по своему маршруту, он — устанавливать закон и порядок на вверенных ему территориях, я же — домой, готовиться к вечерней вылазке на кладбище.

Много тем мне задал Нифонтов для раздумий. Я его, собственно, за то и не люблю — после каждой беседы мне волей-неволей приходится в себе, любимом, копаться, а это дело неприятное. Ясно, что он не со зла такое устраивает, но все равно хорошего мало.

Вот и сегодня. Ну да, я и сам осознавал, что все дальше и дальше отхожу в сторону от того мира, в котором безмятежно прожил четверть века, от его правил, обычаев, привычек и даже законов. Нет, в России всегда закон был что дышло — как повернул, так и вышло, и каждый россиянин нет-нет, да и нарушит его по мелочам. Дорогу перейдет в неположенном месте или еще чего сотворит. И я был таким же еще совсем недавно.

А сейчас… Как-то незаметно исчез тот правовой барьер, который разделял в моем сознании «это можно» и «это нельзя». Разумеется, я не собираюсь прямо сейчас идти и устраивать оргию с несовершеннолетними или бойню в торговом центре. Я же не маньяк? Но вбитого с детства страха, связанного с тем, что закон суров, а наказание неотвратимо, у меня не стало.

И вот таких отличий меня сегодняшнего от меня вчерашнего очень много. Настолько, что впору согласиться с Нифонтовым: я уже, наверное, не совсем и человек в определенном смысле. Только если я это признаю, то некто Александр Смолин окончательно перестанет существовать, а вместо него появится кто-то другой. Похожий на него, но другой. Потому — не стоит спешить. Вот выберусь из переделки с колдуном, а после окончательно в себе разберусь. Там дело к осени пойдет, самое время для раздумий и жизненной переоценки.

И вот, опять же, как тут не припомнить поганца Николая, если его слова вновь подтвердились. Стоило мне ступить на землю кладбища, как в душе словно лампочку зажгли. Все тягостные раздумья, всю усталость как ветром унесло, в теле легкость появилась. Ну и кто я после этого?

Хотя, конечно, кладбище тут роскошное, что греха таить. Не чета тому, которое я потихоньку начинаю считать родным, как бы это глупо ни звучало. И речь идет не о памятниках и надгробиях, которые, впрочем, тоже внушают немалое уважение. Тут атмосфера другая, тут ушедшее время ощущается куда сильней, чем там. И то, сколько людей за века легло в эту черную и жирную почву, чтобы еще сильнее удобрить ее своей плотью, — тоже.

Погулять бы тут несколько часов, подышать, посмотреть. Но нет у меня такой возможности, потому что никто мне подобного не разрешал. Это чужой дом, в который я пришел хоть и с разрешения хозяина, но зарываться все равно не стоит.

Несколько призраков, ошивавшихся прямо на аллеях, раскланялись со мной.

— Не в курсе, где можно Самсона Орепьева-третьего найти? — спросил я у них. — Нет? Жать.

Хорошо, что я сразу в телефон записал, как звали нашего с Женькой тогдашнего проводника, а то ведь так с ходу и не вспомнишь. Впрочем, он наверняка напомнил бы свое имя при встрече, которая неизбежна, но лишнее внимание живых призракам всегда приятно. А мне несложно оказать им эту услугу.

— Господин ведьмак. — Орепьев-третий появился передо мной, когда я свернул на очередную тропинку. Дорогу к местному Хозяину я не помнил, потому просто топал прямо, время от времени меняя направление движения. — Рад снова вас видеть. И приятно, что вы меня запомнили.

— Самсон, ваша радость взаимна, — поправил лямку рюкзака я. — Надеюсь, вы не откажетесь и в этот раз стать моим провожатым?

— С тем и послан. — Призрак поклонился. — Следуйте за мной, господин ведьмак, Повелитель ожидает вас.

— Одну минуту, — остановил его я. — Мне бы сразу подношение к дереву отнести. И тяжело, и протекать фарш может начать. Я порядки знаю, с пустыми руками в гости не хожу.

Хоть призраки и бесплотны, но живую кровь они чуют, это мне отлично известно. Фарш же нынче я купил свежий, только-только прокрученный, да мне его еще и не очень хорошо упаковали. Не стоит лишний раз искушать как мертвых, так и того, кто ими правит.

Местный Хозяин кладбища, как и в прошлый раз, сидел близ старинного склепа, в дверном проеме которого клубилась черная непроглядная тьма. Причем я снова поразился его неестественно высокому росту, подумав о том, что если он поднимется с кресла, то я почувствую себя Гулливером, попавшим в страну великанов.

— Ведьмак, — громыхнул его голос. — Надумал все-таки податься в мои слуги? Или пренебрег предложением? Если так, то зачем пришел?

— Мое почтение, повелитель мертвых. — Я отвесил поясной поклон. — И почему сразу «пренебрег»? Ничего подобного.

— Значит, согласен? — довольно рокотнул бас из-под непроницаемо-черного капюшона. — Это славно. Хороший выбор, ведьмак.

— Не согласен, — твердо и с достоинством ответил ему я. — Я не могу служить никому, кроме одной-единственной хозяйки. Выбери я тебя, и она меня не простит.

— Ты о Моране? — уточнил умрун. — Пфе! Кому она хозяйка? Когда-то, возможно… Да нет, и тогда она была не так сильна, как сама о себе думала. Нынче же о ней не помнят даже камни под твоей ногой. Что уж говорить о тенях или смертных?

— О как! — опешил я, растерянно заморгав. — А про Морану-то ты откуда узнал?

— Учуял, — равнодушно ответил Костяной царь. — В прошлый раз твоя душа была пуста, а теперь от нее просто смердит Навью. Пойми, ведьмак, мои владения очень стары. Думаю, они самые древние в этом поселении, которое вы именуете Москвой. Да тут никакими городскими стенами еще и не пахло, а я уже творил суд и расправу над теми, кто покинул жизнь и ушел во мрак. То, что ты сейчас видишь вокруг, — это только преддверье моей вотчины, не более того. Сами чертоги лежат под землей, там скрыты от света тысячи тысяч тех, кто покинул этот мир за ту бездну времени, что я сижу на своем престоле. И даже Хозяин подземелий не рискует переходить границы мест, на которые распространяется моя власть.

Красиво сказано. Но до чего он тщеславен — офигеть можно. Интересно, а кто такой Хозяин подземелий? Надо будет у Нифонтова спросить, он всю эту публику отлично знает. Или у своего умруна.

Бред какой. «Своего умруна». Брр…

— Так что я помню и Морану, и Велеса, и прочую их родню. А раз помню, то и чую, — небрежно продолжал вещать умрун. — И скажу тебе так — все они были не сильно могучи. Больше говорили, чем делали, да еще и постоянно грызлись друг с другом, потому в урочный час сгинули без следа. Туда им и дорога. А ты, ведьмак, глуп, если выбрал себе покровительницу, у которой нет славного прошлого и великого будущего. Я уж не упоминаю о том, как лихо она предавала тех, кто был ей верен.

А вот это интересно. С радостью послушал бы пару историй о Моране, тем более рассказанных очевидцем событий. Но сколько же этому монстру веков? Вернее, тысячелетий?

— Вообще-то я имел в виду не ее, а Смерть, — отложив свои желания на потом, объяснил умруну я. — Сам же знаешь, как называется тот путь, который я выбрал.

Замолчал Костяной царь. Замолчал, задумался, начал постукивать длиннющими когтями с синевато-стальным оттенком по подлокотнику кресла.

Молчал и я, ждал ответа. Надеюсь, он сейчас не мою судьбу решает? В сотый раз себя корю за то, что опять пошел у кого-то на поводу. Не ведьмак я, а калоша дырявая. Собака, которой крутит хвост.

— Неверно сказано. Не ты выбрал путь, а она избрала тебя, — поправил меня Хозяин кладбища. — И мне про то ведомо. Зачем, для чего — не понимаю. Как по мне — ты ей совершенно не нужен ни как слуга, ни как помощник, но… Ответ хорош, ведьмак. Я прощаю тебе твой отказ. И теперь ты волен покинуть мое царство беспрепятственно.

Ну что, надо уходить. Не стоит испытывать судьбу.

— Или у тебя еще что-то за душой есть? — В голосе умруна я отчетливо слышал насмешку. Оно и ясно, он ведь отлично понимал, что я пришел не просто так. — Ты попросить чего хочешь или узнать о чем?

— Даже за крохи знаний, что у тебя есть, Костяной царь, иному мудрецу не будет жалко душу свою отдать. Я не мудрец, но тоже был бы рад испить из этого родника. Особенно — послушать о том, кем была Морана тогда, когда этот мир был юн.

— Что за глупость! — От смеха умруна у меня чуть ноги не подкосились. Что я там говорил про страх? Не испытываю его больше? Заблуждался я. Просто потому, что никогда не слышал раньше вот это. — Мир был юн! Юность мира ныне не помнит никто. Разве что Святогор, что спит тяжким сном под Рипейскими горами, да и то вряд ли. Так что не позорься, говори, что тебе надобно.

— С одним из твоих подданных пообщаться хочу, — признался я. — Из совсем недавно похороненных.

— Опять ты выгоду ищешь, ведьмак, — благодушно отметил умрун. — Но это ничего, это или пройдет, или тебя убьет. Помни — злато-серебро всегда предает тех, кто ему служит.

— Не в деньгах дело… — было начал я, но замолчал, повинуясь жесту повелителя мертвых.

— Слуги, приведите того, кто ему нужен, — распорядился тем временем тот. — Вон он бумажку в руках мнет, небось на ней все и записано.

Наблюдательный какой!

— А ты помни, ведьмак. — Умрун чуть подался вперед. — Второй раз я тебе помогаю. Второй раз ты приходишь и уходишь из моего дома живой и здоровый.

— Я помню, повелитель, — громко сказал я. — Помню. И знаю, что велит в этом случае делать покон. Платить добром за добро.

— Не забывай этого, — проурчал умрун. — Вот и твой интерес пожаловал.

Савва при жизни был тучен, лыс и щекаст. Он топтался на дорожке, то и дело переводя взгляд с меня на Костяного царя. Я вызывал у него недоумение, умрун — очевидный страх.

— Видел его, — бросил Хозяин кладбища. — Пустая душонка, бесполезная. Он твой, ведьмак, спрашивай, о чем хочешь.

— Вы куда документы дели? — без особых прелюдий осведомился я у мертвеца. — Те, что для закрытия сделки нужны? Там ваши партнеры скоро по миру пойдут.

— Документы? — Савва совсем опешил. — Вы от Миши?

— От него, — кивнул я. — Где документы? Если в банке, то в каком? Адрес, номер ячейки, куда ключ от нее спрятали? Если не в банке, то где еще?

— В банке, — мелко закивал Савва. — Сейчас все расскажу!

Все-таки бизнесмен есть бизнесмен, чего у них не отнимешь, так это четкости изложения. Две минуты — и весь расклад на руках. Правда, я так и не понял, почему в его квартире не нашли ключ от ячейки, ведь он хранился именно там. Но это уже не мои заботы, даже если ячейку выпотрошили сразу после смерти этого бедолаги, так как я свою работу выполнил. Кстати, паршивые спецы у друга Миши. Договор на абонирование сейфа был оформлен на имя Саввы, по идее, не такой уж великий труд был найти этот банк.

— И скажите Мише и Виктору вот что! — затараторил покойник, опасливо поглядывая на умруна. — Надо…

— А кто такой Виктор? — уточнил я.

— Наш с Мишей партнер, — удивился моему вопросу Савва. — Виктор Челых. Мы только друг с другом работаем, уже лет двадцать. Неужели Миша без него вам поручение найти меня дал? Как такое возможно?

— Виктор? — переспросил я. — А как же Эдуард?

— Эдуард? — ответил вопросом на вопрос мертвец. — Эд-дуа-а-ар… Арр… Арр!

Он начал надуваться как воздушный шар, слова превратились в звуки, а сквозь синеву призрачной оболочки то тут то там начали пробиваться тонкие лучики слепящего света.

Глава 13

Все, что я успел сказать, разглядев происходящее, было:

— Что за?..

Сказать успел, осознать — нет, потому что вслед за этим раздался оглушительный взрыв, а за ним последовала вспышка невероятно яркого, ослепляющего света.

Сгустившийся до крепости кулака Брюса Ли воздух отбросил меня в сторону, а после проволок по аккуратно подметенной дорожке, точнехонько к трону Хозяина кладбища, который, как я успел заметить до того, как вообще перестал что-то видеть, успел прикрыть то, что можно было счесть его лицом, полой своего длинного черного балахона.

Сразу целый хор воплей рванул мой слух, заставив не только ослепнуть, но и оглохнуть. Это были крики ужаса, если и не поразившие мое привыкшее ко всяким извивам судьбы воображение, то как минимум заставившие пожалеть тех, кто их издал.

И самое главное — что вообще произошло? Что случилось? Почему этот свежеупокоенный Савва рванул, как бомба в предместьях Хиросимы?

Данный вопрос, как выяснилось, занимал не только меня. Впрочем, это было и не слишком удивительно, на месте здешнего Хозяина я бы тоже хотел получить ряд ответов на остроактуальные вопросы. Жаль только, что в данной ситуации я на своем месте, и оно ничего хорошего мне не сулит.

Я выплюнул изо рта пару веточек и пучок травы, попавшие туда во время моего скольжения по дорожкам (халтурят служащие, не так уж они и хорошо подметены), и только хотел встать на ноги, как на мою грудь навалилась неимоверная тяжесть, сдавив грудную клетку так, что в нее воздух почти перестал попадать.

С трудом проморгавшись, я понял, что лучше бы мне этого не делать. Первое, что разобрали мои слезящиеся глаза, была жуткая, неземная чернота, клубившаяся в капюшоне повелителя мертвых, который навис надо мной. Если вернее, это увидел один глаз. Второй ничего не мог различить, потому что сине-стальной коготь, венчавший указательный палец правой руки умруна, практически уперся в зрачок.

Это было страшно. Правда, очень страшно. Все сразу.

— Ты-ы-ы! — с лютой ненавистью провыл умрун. — Убить меня решил? Приятеля своего на мой трон посадить? Этого неудачника, который профукал все, что имел!

Когти его левой руки, как бритвы, прошлись по моему плечу, разрезав и футболку, и кожу под ней, но боли я почти не почувствовал, все ощущения забили страх и адреналин.

— Нет! — с трудом вытолкнул из себя ответ я. — Нет! Мне самому непонятно…

— Что непонятного?! — рявкнул умрун. — Накачать тень мертвого солнечным светом и взорвать может кто угодно. А такому, как ты, это вовсе раз плюнуть! Но до чего ты нагл! Сам пришел! Хотел увидеть мою конечную смерть? Ошибся, ведьмак, ошибся!

Накачать мертвеца солнечным светом? Никогда о таком не слышал, хотя принцип этого действия мне более-менее ясен.

Колдун! Его работа. Это он залил в покойного Савву солнечный свет, а после просто запрограммировал его, сообщив мертвецу слово-активатор. Ох, как же красиво все разыграно! Есть у этого гада стиль, есть. Трудно отрицать очевидное.

Теперь ясно и то, откуда взялось имя Виктор. Не было никакого третьего компаньона, зовущегося Эдуардом. Его в принципе не существовало. А в «Серой утке» я общался с потомком Кощея. Он пришел на меня посмотреть и сделал это неимоверно красиво. Ох, как он, должно быть, потешался над моей самоуверенностью и жадностью. И каким же дураком я наверняка выглядел!

Даже сейчас мне, лежащему с почти раздавленной грудной клеткой, истекающим кровью плечом и практически одноглазому, стало нестерпимо стыдно за собственную глупость и недальновидность. Правы были древние — если боги хотят наказать человека, они отмеряют ему гордыни без счета.

Одно жалко — не получу я, похоже, ответов на ряд вопросов. Например, почему Ряжская, которая наверняка отлично знала Виктора, место которого занял колдун, ничего по этому поводу не сказала? Или он настолько здорово умеет отводить глаза, прямо с колес? А еще…

Нет, ну какая ерунда в голову лезет, а? Может, это у меня такая защитная реакция организма?

— Сладкая. — Умрун засунул в начавшую багроветь тьму капюшона свой коготь, с которого капала моя кровь. — Но твоя душа повкуснее будет!

— Это не я! — покопавшись в голове, я не нашел ничего лучше данной банальнейшей фразы. — Это Кощеевич все устроил! Он на меня давно зуб точит!

— Мне все едино, — филином ухнул Костяной царь, снова обмакнув коготь в мою кровь. — Два десятка моих подданных пылью стали, и ответишь за это ты!

Ну, одно хорошо — не один я избитыми временем, сериалами и книгами фразами изъясняюсь. И еще — из тех же источников мне прекрасно известно, что если героя сразу не убили, то у него есть шанс выпутаться. Разумеется, при условии, что этот самый герой будет действовать с умом. Правда, в этом плане все обстоит не сильно хорошо, с умом у меня, судя по тому количеству глупейших поступков, совершенных только за один вчерашний день, дела обстоят не очень.

Хорошо хоть сразу нож в ход не пустил. Не выработался у меня пока такой инстинкт.

— Подданных жалко, — просипел я. — Но их не вернешь. А мои услуги еще пригодиться могут. И потом — вы меня сейчас… кха-кха… Снимите коленочку с груди! Дышать совсем не мо-ху-у-у!

— А? — крутанул капюшоном умрун, но просьбу мою выполнил, колено убрал.

Правда, сильно легче мне от этого не стало. Следом за этим он цапнул меня за горло, и я взмыл вверх на почти трехметровую высоту.

Одно хорошо — теперь обоими глазами могу видеть. Коготь у зрачка — то еще удовольствие, доложу я вам!

— Услуги, значит? — В капюшоне, в черноте, алели угольками два багровых огня. — В слуги ко мне запросился? Оно понятно — как хозяйка наша мимо тебя прошла да плащом своим задела, все сразу по-другому видится. Так, ведьмак?

— В слуги не пойду, — ответил я чуть задушено. Ну а что? Раньше мне на грудь коленом давили, теперь горло когтистой лапой жмут. Не жизнь, а душегубка.

— Имеешь право, — согласился умрун с веселыми нотками в голосе. — Пожалуйста. Не хочешь идти в слуги — пойдешь ко мне в гости. Вон туда, в мой дом. Тебе понравится.

Клянусь, я услышал, как довольно ухнул мрак, клубившийся у входа в склеп. Он явно был рад визитеру в моем лице.

— Ведьмаки никогда никому не служат, кроме своей чести, своих братьев и того, кому они отдали профессиональную верность, — выпалил я невероятно нелепую фразу немного дрожащим голосом.

Что я там говорил про отсутствие у меня страха? Врал, похоже. Себе любимому и врал, упиваясь тем, насколько стал крут. В данный момент я из последних сил давил в себе желание заорать в полный голос и пообещать этому существу всю возможную преданность и лояльность, только бы не отправиться с ним туда, в черноту, в оживший сумрак. Я спинным мозгом, всеми своими инстинктами, старыми и новыми, чуял, что там меня ждет что-то куда более скверное, чем смерть. Что там — пытка вечностью, из которой не будет выхода никогда.

Но пока я держался, пусть и из последних сил. Не из упрямства, не из гордости или ведьмачьих традиций, которые к тому же мне были не сильно известны, просто чуял еще и то, что начни я орать, и чаши весов немедленно качнутся не в мою пользу. Откуда взялась эта уверенность — понятия не имею. Просто знаю, и все.

— Красивые слова. — Коготь умруна прошелся от моего горла вниз по груди, добрался до пупка, сдвинулся чуть правее и вот уже там вонзился в мое тело, проникая все глубже и глубже. Это было больно. — Но что они стоят тогда, когда у тебя заживо вырезают печень? Вырезают и съедают на твоих глазах. Ты еще жив, а твоя душа, твоя жизненная сила переходит в другого человека. Или не человека, что по сути дела не меняет.

По низу живота, щекоча его, потекла струйка крови, пока слабенькая, но, если так дело продолжится, она скоро превратится в ручеек.

— Приятного аппетита, — почти отключившись от боли, страха, эмоций и зашкаливающего адреналина, прошептал я. — Надеюсь, моя печень на вкус будет не так плоха.

Бум! Я шлепнулся все на ту же дорожку, крепко приложившись позвоночником о ее камни.

— Значит, ведьмак, ты утверждаешь, что меня чуть не убил один из Кощеевичей? — рыкнул Хозяин кладбища, направляясь к своему креслу.

— Не совсем вас. — Я попробовал сесть, опершись руками в камни. Получилось плохо. — Говорю же: этот ублюдок непосредственно на меня зол еще с прошлого года, я ему случайно дорогу перешел, сам того не зная. Но его частности не интересуют, он решил мстить, и вот результат.

Мне вдруг стало смешно. А ситуации-то похожи, Хозяину кладбища тоже по барабану, что удар наносили не по нему, виноват все равно я. И главное, все по покону. Я принес сюда беду, значит, за нее и отвечу.

— Что за времена настали? — удивленно гукнул умрун. — Прикончить сокола ради того, чтобы раздавить букашку?

— Ему что вы, что я — разницы нет, — прижал майку к животу я, чтобы хоть немного остановить кровотечение. На плече рана вроде не кровила особо, а вот там сквозило по полной. — Если надо будет, он половину города с золой смешает. Точнее, смешал бы, будь у него такая возможность. Он хоть колдун и знающий, но на такое силенок у него не хватит.

— То его заботы. — Костяной царь уставился на меня. — А вот что с тобой делать?

Тем временем на дорожку из-за деревьев потихоньку начали выползать тени, стремительно менявшие цвете небесно-голубого на сероватый. Они почуяли пряный запах свежей крови и не могли более сдерживать себя. Их лица, еще мгновение назад обычные, те, что им оставила милостивая смерть, забирая жизнь, трансформировались в жуткие маски, за которыми уже было не различить бывших людей.

Вот только этого мне и не хватало.

— Еще чутка — и делать ничего не надо будет, — сообщил я умруну, теперь уже с полным правом обнажив серебряный нож. — Сожрут меня сейчас ваши подданные и косточек не оставят. И вашего разрешения на это не спросят.

Ну да, трюк дешевый, но сработал же? Один взмах умруновой длани — и тени веером разлетелись по кустам.

— Три моих приказа, — громыхнул голос Хозяина кладбища. — Ты выполнишь три моих приказа. Беспрекословно, безропотно и со всем усердием. После я сочту твой долг уплаченным.

— Нет, — покачал головой я, собрал все силы и встал на ноги. — Ведьмаки никогда никому не служат.

Глупость? Возможно. Это ведь отличный шанс уйти отсюда живым и относительно невредимым. Не сомневаюсь, что год назад я бы согласился на подобное предложение, почти не думая. Ведь собственная жизнь дороже всего. А обещание — что? Его можно и не выполнять. Особенно если точно знаешь, что это жуткое существо никогда не покидает своих владений. Что оно со мной сделает там, за кладбищенской оградой? Там, где даже ночью светло, как днем, где шумит город, который никогда не спит.

Но то год назад, когда я думал, что здесь, в Ночи, все устроено так же, как и в моей прежней жизни. Что данное слово ничего не стоит и задача каждого живущего под небом одинакова — прожить жизнь так, чтобы тебе было хорошо. Лично тебе, а не кому-то еще. Потому и поступать надо так, как выгодно тебе. Нужно соврать — соври. Нужно схитрить — схитри. Стыд не дым, глаза не выест.

Оно где-то, конечно, верно. Но где-то там, а не здесь. Слово «стыд» детям Ночи неведомо, что да, то да, но вот все остальное… Если я дам слово и не сдержу его, то смело можно меня записывать в покойники. Я для них всех буду все равно что мертв. Здесь слово держат всегда и долги отдают с процентами, таков закон. Таков покон.

Потому — никаких трех приказов. Я не знаю, что придет в голову этому созданию. А если первым из них будет пойти и убить его собрата? Того, которого я числю если не своим другом, то точно одним из наставников, пусть даже он сам про это и не догадывается? И дело тут не во внутреннем благородстве, откуда ему взяться? Просто… Не хочу я этого делать.

— Ты точно ведьмак? — поинтересовался у меня Костяной царь. — Ваш брат всегда вроде смекалистым был, а ты ведешь себя как дурачок с ярмарки.

— Согласен, — не стал спорить я. — Но ответ менять не стану. На абы что, мне неизвестное, подписываться не желаю. Мало ли какая вам фантазия в голову придет? Может, вам пожелается личное кимоно нашего президента себе под пижаму приспособить и вы меня его добывать отправите.

Пара призраков в кустах весьма отчетливо хихикнула.

— Чего мне пожелается? — озадачился Костяной царь. — Ась?

— Не важно. — Я чуть пошатнулся, немного присохшая к животу майка дернулась, тело пронзила вспышка боли. — Не люблю я котов в мешках, короче.

— Упрям ты. — В голосе умруна мне послышались уважительные нотки. Хотя вряд ли. Показалось небось. — Будь по-твоему, ведьмак. Вот тебе моя последняя цена — ты отпустишь десять душ, на которые я тебе укажу, без вопросов и сомнений. Я указал — ты отпустил. Но если я и сейчас услышу твой отказ, то пеняй на себя, ты и впрямь тогда отправишься со мной в склеп. Простить безданно, беспошлинно я тебя не могу, ты принес в мой дом зло. Вольно ли, невольно — мне безразлично. Оно пришло с тобой, и ответ держать тебе.

— Десять душ, — задумчиво произнес я, уже зная, что соглашусь. — Это можно. Это то, ради чего я на свете живу. Но одно условие у меня все же есть.

Костяной царь раздраженно хлопнул рукой по подлокотнику кресла, но промолчал.

— Все эти души должны обитать в пределах ваших владений. Здесь, на этом кладбище.

— А где же еще? — язвительно осведомился у меня Костяной царь. — Экий ты потешный!

Мне показалось или в его голосе я уловил нотки разочарования и наигранности?

— Если так, то я принимаю на себя эту обязанность, — громко заявил я. — Обязуюсь отпустить указанные вами десять душ, находящихся в вашей власти и обитающих в ваших владениях. Закрепляю это обещание ведьмачьим словом, и да будет мне свидетельницей Луна.

— А теперь пошел прочь! — рыкнул Хозяин кладбища. — И знай — я не желаю видеть тебя на своих землях до той поры, пока ты мне не понадобишься. В этом случае я отправлю тебе весточку. Ты понял, ведьмак? Не суйся в мои владения, тут тебя ждет смерть. Я лично тебя не трону, ибо теперь ты мой должник, но и мешать своим подданным, которые вечно голодны, не стану. Поспеши, до выхода далеко, а я скоро уйду в склеп, и тогда тебе не поздоровится.

Покидая аллею, я бросил взгляд назад, и по моей спине пробежал холодок. Крови из ран на дорожку натекло немало, и сейчас ее, уже подсохшую, жадно слизывали с камней два — три десятка серых теней. Мало того, время от времени они кидали скверные взгляды в мою сторону.

Когда пробирает нужда, каждый из нас способен на многое. Я вот, например, даже без помощи Орепьева-третьего, который то ли оказался одним из тех, кого разнесло в пыль заклинанием колдуна, то ли просто под шумок смылся куда подальше, добрался до выхода с кладбища, не заплутав в его аллеях и переходах. Память хвалить смысла нет, очень уж велики владения местного Хозяина. Чтобы тут все переплетения тропинок запомнить, надо кучу времени потратить. Никакие таблички-указатели не помогут. Нет, сработал инстинкт самосохранения. И пусть ноги передвигались с трудом, саднили разодранные плечо и живот, в висках стучало так, что голова дергалась как у припадочного, а рюкзак волочился по земле, но минут через десять мне таки удалось выбраться через прутья ограды, согнутые в дугу неподалеку от главного входа.

— О-ох, — промычал я, оседая на асфальт сразу же после этого и прислоняясь спиной к прохладному камню, в который и были вделаны те самые прутья. — Кошмар какой-то!

Хорошо, что вокруг никого нет. Думаю, увидь меня случайный прохожий, нервный срыв ему бы был гарантирован. Сами посудите — с кладбища выбирается основательно испачканный грязью молодой человек в залитой кровью футболке. И какие тут могут быть варианты? Только два. Перед ним либо непосредственно зомби, либо его самая первая жертва, так сказать «пациент ноль». И втом и в другом случае это повод заорать вполный голос.

Но, на мое счастье, зрителей не оказалось.

Зато зазвонил телефон. Если это Мезенцева, то она выбрала самое то время. Мне как раз на кого-нибудь поорать охота.

— Да, — пробурчал я в трубку, даже не глянув на экран. — Чего надо?

— Похвалить тебя, — дружелюбно ответил мне мужской голос. — Ты оправдал мои надежды.

Как я удержался от того, чтобы не сорваться на крик и матерную ругань, не понимаю. Это был он, лже-Эдуард! Я сразу узнал его голос, моментально.

А номер не определился. Жаль.

— Как родился, так сразу перед собой цель поставил — радость тебе доставить, — собрав в кулак все силы, что у меня остались, невероятно сердечно ответил я. — И вот она — сбыча мечт.

— И даже настрой, смотрю, такой прямо боевой, — похвалил меня колдун. — А по тебе не скажешь. Видок-то у тебя так себе. Вон весь в крови да в грязи. Не понравилось, как видно, обитателям кладбища мое световое шоу, да? Я так и думал. И Хозяин местный, поди, сдох? Для него дневной свет, тот, что был собран сразу после затмения, все одно, что для человека укус кораллового аспида. Ох, наверное, зла после этого на тебя была его прислуга! Это же они тебя потрепали? Но повторюсь: ты молодец, выбрался.

Он меня видит. Но откуда? Вернее всего, он где-то в автомобиле сидит, только где именно? Тут припаркованных машин десятки, центр же. И он может оказаться в любой из них. А я сижу под фонарем. Так сказать, весь вечер на арене клоун Пепка.

— Я так для себя решил, — тем временем продолжал вещать колдун. — Если ты и вправду такой дурачок, каким мне показался, то тебя совсем не жалко на корм душам пустить. Ну а если все же ошибка вышла, то славно, дальше веселее будет. Потому и Хозяина я сразу решил убрать, он тебе не по зубам, особенно если разгневается. Что, если бы он порвал бы тебя на лоскуты между делом? У этой публики скверный характер. Сначала они дают тебе то, что ты просишь, а после начинают подбираться к твоей душе. А мне это не нужно. С кем я тогда забавляться стану? Ну а души — это так, мусор. Сколько-то толковый ведьмак сквозь них пройдет, а если те его съедят, то и жалеть не о чем. Скажем так: это было твое тестовое задание, и ты его выполнил.

Не стану я его печалить, не скажу, что умрун уцелел. Может, этот разумник на кладбище сунется, думая, что оно теперь беспризорное, и с Костяным царем нос к носу столкнется. Тот сразу поймет, кто к нему пожаловал, и уж точно не спустит ему с рук свою обиду.

Я прижал трубку к уху здоровым плечом, стараясь не пропустить ни слова, а сам начал шарить в рюкзаке. Наученный горьким опытом, я захватил с собой малый лекарственный набор. Проще говоря, это были зелья, которые могли купировать боль и вылечить несильные ожоги, отравления или не очень опасные и неглубокие раны.

Хлопнула пробка, я выплеснул в рот янтарную, пахучую и приятную на вкус жидкость. Порезы на плече и животе в тот же миг изнутри словно степлерными скобами сщелкнули, отчего я, естественно, зашипел от боли.

— Какой примитив, — ехидно отметил колдун. — Настойки, микстуры, зелья. И это — в наше время! Ну ладно эти ортодоксы, твои новые приятели-ведьмаки, но ты-то? Ведь плоть от плоти нового века — и туда же.

— Чем богаты, тем и рады, — прохрипел я, держась за живот, в который, казалось, воткнули раскаленную иглу. — Искусству волшбы не обучены, извините уж нас, дураков.

— Потому и не обучены, что дураки, — парировал колдун. — Да и нельзя таких, как ты, к нему подпускать. Вы все уничтожите. Все, что собиралось веками.

— Это да, — согласился я, открывая второе зелье, то, которое я называл «антидот». Не нравится мне это жжение в животе, кто знает, какая зараза на когте у умруна была? А если трупный яд? Плечо он мне поверху взрезал, а вот брюхо изрядно расковырял. — Даже не сомневайся. Убью я тебя обязательно. Сожгу по всем правилам и пепел по ветру развею. Чтобы и следа от тебя на земле не осталось.

— Дай бог нашему теляти да волка поймати, — рассмеялся Кощеев потомок. — С радостью посмотрю, как у тебя это получится. Но пока я решаю, что произойдет дальше, а не ты. Но надежду терять все же не стоит. А вдруг? Да и мне интереснее будет.

— Пять секунд, — попросил я его и одним глотком осушил пузырек, после чего выкатил глаза и задышал ртом. Это зелье приятным вкусом не отличалось, наоборот, отменная была гадость. — Уфф! Что ты там про надежду говорил?

— Советовал тебе не опускать руки. Иногда и оленю удается поддеть на рога охотника. Или на какое-то время даже скрыться в лесу, как один наш с тобой общий знакомый. Но рано или поздно все равно победит тот, у кого в руках ружье.

— А, так у нас тут охота затевается. — Я оперся рукой о стену и с трудом поднялся. — Вон оно чего!

— Мой отец был большим любителем данной забавы, — поделился со мной колдун. — Увы, его сожгли в доме, когда мне было всего тринадцать лет, но кое-что из его рассказов я запомнил. У меня вообще отличная память, ведьмак.

— А чего же тебя к нему за компанию не определили? — расстроенно поинтересовался я. — Вот все же халатно у нас на Руси относятся к работе. Вечно куда-то спешат, ничего до конца довести не могут.

— Ну вот не досмотрели, — рассмеялся колдун. — На твою голову. Так вот, относительно охоты. Сначала зверя надо поднять, и это я уже сделал, вон ты какой сейчас красивый! Вроде бы бодришься, а на деле первую кровь тебе уже пустили. Но это только начало. Теперь в дело вступят загонщики и заставят тебя как следует побегать, так, чтобы все силы из тебя вышли, все желание сопротивляться грядущему.

— А что там грядет? — уточнил я. — Ну надо же знать?

— Встреча с тем, кто поставит точку в твоем существовании, — охотно объяснил колдун. — Загонщики ведь и нужны для того, чтобы выгнать дичь на охотника и поставить ее под выстрел. Но ты не надейся, легко не отделаешься. Один выстрел — это скучно. Я хочу, чтобы ты осознал, что смерть — это заветная возможность избавиться от невозможно ужасной жизни, это привилегия, которую можно расценивать как награду. Но это мы вперед ушли, сейчас об этом говорить рано. А пока беги, ведьмак. Беги! Загонщики уже рядом!

— Как же много пафоса, — сказал я, но слова ушли в никуда. Колдун повесил трубку.

Вот скотина. И все-таки как же это он Ряжскую-то провел?

Или не провел, и она — часть его плана? Добровольная помощница? Если так, то даже и не знаю, хорошо это или плохо. Одно предельно ясно — если это так, то она не жилец в любом случае, этот хмырь ее под конец наверняка прикончит. Да и черт бы с ней, но до того, как она умрет, можно попробовать из нее что-то вытрясти. Но, разумеется, займусь этим не я, пусть Нифонтов тоже маленько поработает.

А лично я валю из Москвы. Сегодня же. Не знаю, кого этот змей пустил по моему следу, и знать не хочу. Сейчас так точно. Раны затягиваются, но лучше мне от этого не становится. Да и переварить произошедшее нужно.

Но для начала мне надо покинуть это место. Может, эти загонщики прямо сейчас сюда нагрянут? Вряд ли, конечно, но тем не менее. Да и эта паскуда на меня глазеет, что отдельно бесит. Плюс видок у меня тот еще. Полиция наверняка в эти края время от времени заглядывает, потому как кладбище статусное, и им показываться на глаза не стоит. Наверняка в отдел заметут.

Я сплюнул на асфальт, закинул рюкзак на плечо и поковылял в сторону моста над Яузой, находящегося неподалеку. Самое то место, чтобы перевести дух. Если что — бултых за парапет, и ищи меня свищи. Утонуть мне русалки не дадут, что же до преследователей — будут девушкам новые кавалеры на дне. Да и Нифонтову проще меня там подобрать.

Как только я скрылся в тени аллеи, ведущей к реке, так сразу оперативнику и позвонил. Ну да, ночь, но дело-то нешутейное.

— Что, тоже не спится? — вместо приветствия спросил у него я.

— Так себе юмор, — вполне бодро ответил мне Николай. — Как вылазка? Задалась?

— Не то слово. — Очень кстати меня еще и кашель разобрал. — Настолько, что я буду рад рассказать о ней в лицах, причем чем быстрее, тем лучше.

— Даже так? — немного задумчиво произнес оперативник. — А до утра если — не-а? Просто я только-только расплевался с одним ну очень неприятным делом и хотел хоть несколько часов вздремнуть.

— Можно и до утра, — не без сарказма ответил я. — Но это здорово усложнит мне жизнь. Понимаю, что ты мне ничего не должен, но тем не… Блин!

Просто в этот момент мимо на не очень большой скорости проехала новенькая бээмвэшка класса «премиум». Поравнявшись со мной, она задорно просигналила, после прибавила газу, мигнула габаритными фонарями и скрылась в московской ночи.

— Это был он, — сообщил Нифонтову я. — Сначала пообщались, а теперь и увиделись.

Ну, слова мои были относительной правдой, только оперативнику этого хватило для того, чтобы его голос потерял некую ночную томность.

— Речь о колдуне? Ты его видел?

— Пару секунд назад, — подтвердил я. — Скотину такую. Резвится он!

— Место назови, — попросил Николай. — Куда ехать?

Как уже было сказано, Москва — город, который никогда не спит, но это утверждение верно только в отношении части его жителей, к дорожным пробкам это почти не относится, потому уже минут через двадцать рядом со мной, сидящим на парапете набережной, остановился до боли знакомый внедорожник. Как видно, не так далеко от этого места Нифонтов занимался своими неприятными делами.

— Да ладно, — это было первое, что я сказал, забравшись в салон машины. — Ты решил меня добить? А как же гуманизм и человечность?

Просто в автомобиле он был не один. Рядом с ним на переднем сиденье обнаружилась Мезенцева, которая немедленно уставилась на меня нехорошим взглядом.

— А куда я ее дену? — резонно поинтересовался Николай. — Выкину посреди дороги? И потом, ребята, ваши отношения — ваше дело. Давайте не смешивать соленое и круглое, а тем более не прицеплять к этому всему меня, хорошо? А ты, Сашка, красив, красив. Я тебя когда сейчас увидел, думал, придется в больничку ехать. Это кто тебя так? Наш общий Друг?

Мезенцева протянула руку и потрогала мое плечо, которое виднелось под разодранной в хлам и заляпанной кровью футболкой.

— Рубцы поджившие, — сообщила она Нифонтову. — Небось отравы своей уже наглотался. И следы как от когтей.

— От них и есть, — подтвердил я. — Но, если бы не чертов колдун, ничего бы и не случилось. Слушай, давай уже ехать, а? Все по дороге расскажу. И это… Назад поглядывай, не упал ли кто нам на хвост. Похоже, я теперь дичь, на которую объявили охоту. Слышь, Евгения, твоя мечта сбылась. Моя голова стала призом, и ее мечтают прибить к стенке. Рада?

— Дурак, — надула губы Мезенцева, отвернулась от меня и уставилась перед собой.

— Дурак, — согласился я. — По-другому меня не назовешь.

— Куда едем-то? — словно и не заметив нашей короткой перепалки, осведомился Нифонтов. — К тебе?

— А не знаю, — усмехнулся я. — Теперь мой дом не сильно-то крепость. Как бы не ждали меня там неизвестные пока друзья, те самые загонщики.

— Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд, — сказал Нифонтов, нажал на газ, и машина легко тронулась вперед. — Ну, рассказывай.

Глава 14

Не скажу, что я получил большое удовольствие, повествуя о своих похождениях. Гордиться там особо нечем, да и потряхивать меня начало потихоньку. Отходняк нагрянул. Но при этом я ничего не забыл, более того, добавил немного личных логических выкладок. Сейчас не время выяснять, кто мы с Николаем друг другу есть, после в шпионов играть станем, если доживем. А сейчас дело надо делать, то, что одно на двоих. Опять у нас с ним симбиоз образовался, поневоле в судьбу верить начнешь.

— Кисло, — сообщил мне Николай. — Этот красавец пока бежит впереди нас, насмешливо помахивая палочкой лидера, что обидно, но не смертельно. Ничего, нагоним.

— Насчет «не смертельно» сомнительное утверждение. — Я просунул указательный палец в разрезы футболки. — Меня вот чуть на ленточки для бескозырок не располосовали, между прочим. И по моему кровавому следу сейчас мчатся охотники, трубя в рога. А то и еще чего похуже… Какие-нибудь гончие Смерти. Тьфу-тьфу-тьфу, чтобы не сглазить.

— Я тебе сразу сказала — он своими препаратами закинулся, — въедливо заметила Мезенцева. — А они у него наверняка галлюциногенные!

— Цыц оба, — скомандовал Николай, набирая чей-то номер. — Не до вас сейчас.

Прямо отец-командир. И не пошлешь его сейчас куда подальше, придется замолчать.

— Стас, это Нифонтов, — отрывисто бросил в трубку оперативник. — Ты когда вернулся? Вечером? Ага. А сейчас ты где? Если спрашиваю, значит, надо! У девки, что ли? В участке? Вот там и оставайся. Да елки-палки, там у вас что, диванов нет? Тоже не аргумент, хорошая грязь на пятые сутки сама отваливается. Стас, ты жить хочешь? Нет, не хорошо, а вообще. В целом. Даже не так — в принципе? Ну вот. Сиди в отделе, жди меня.

— Это тот Стас, что нам тогда на кладбище помогал? — уточнил я.

— Он самый, — подтвердил оперативник. — Толковый парень, мы с ним пяток взаимовыгодных операций уже провели. Ему «палку» в отчет, мне лишние запросы не писать. Сотрудничество, однако. И мне совершенно не хочется того, чтобы отдел в моем лице потерял столь ценного конфидента.

— Кого? — уточнила Мезенцева.

— Соратника, — пояснил Нифонтов, увеличивая скорость. — Книжки читай, Евгения. Это интересно и полезно, много новых слов узнать можно.

— Ты думаешь, этот гад до Стаса добраться может? — обеспокоился я.

— Это не я думаю, это ты мне сообщил, — невозмутимо отозвался оперативник. — Колдун же упомянул одного вашего общего знакомого, который на время скрылся из его поля зрения. Это Стас, без вариантов. Все остальные участники той осенней операции уже мертвы, а Стас — нет. Я же тебе рассказывал, что он за каким-то злодеем в Красноярск летал и только вчера вечером вернулся в Москву, так что о нем речь шла. Хорошо хоть успел его перехватить, он как раз домой собирался.

— Думаешь, этот черт его там ждет? — оживился я. — Так, может, мы его там и хап!

— Это вряд ли, — покачал головой оперативник. — Ловушку он наверняка поставил, это точно. Причем какую-нибудь немудрящую, но при этом очень эффективную, в предыдущих случаях это сработало безотказно. Но сам колдун светиться не станет, не того пошиба жертва, чтобы все лично контролировать. Стас всего лишь человек, чего на него время тратить? Ты — другое дело, ты главное блюдо. А остальные — гарнир, не более.

— Главное блюдо, — вздохнул я. — Мясо с кровью. Коль, а как думаешь, Ряжская меня продала? Она же знала, что Эдуарда не существует.

— Не факт, — помолчав, ответил тот. — Он запросто ей мог глаза отвести. Ряжская твоя вообще, скорее всего, никакого Эдуарда и не видела, перед ней сидел ее старый знакомец, как там его?

— Виктор.

— Вот-вот. А вообще, реализована задумка отменно. Уморить Савву, а после накачать его солнечным светом, да так, что никто ничего не заметил, — это сильно. Не в смысле родных и близких покойного, а позже, уже на кладбище. Савва ведь наверняка перед умруном в первую же ночь предстал, и тот ни сном ни духом.

— А Виктора наверняка уже в живых нет, — добавила Женька. — Да и Михаил, полагаю, не жилец. Кощеевичи свидетелей не оставляют, в их досье так и написано. Фамильная традиция. Не потому, что чего-то боятся, а просто так, по привычке. Если с ними соприкоснулся хоть краями, все, заказывай заупокойную.

— Тебе страшно? — хмыкнул Колька и весело глянул на Мезенцеву. — И мне — тоже. Очень-очень.

— А мне страшно, — признался я. — Не сильно, но есть такое. Слышали бы вы его голос, эти интонации… Знаете, он прямо как со страниц Лавкрафта сошел, эдакая тварь из-за хребтов безумия. Потому его обязательно убить надо.

— Мне сейчас по всем канонам следовало сказать: «Обязательно убьем», — невесело отозвался оперативник. — Но я воздержусь от подобных фраз. Но при этом отмечу, что все возможное мы для этого сделаем, просто потому, что выбора нет. Или мы его, или он тебя. А я к тебе привык, Смолин, ты не самый паршивый обитатель мира Ночи. А уж как вон та рыжая…

— Нифонтов, еще хоть слово… — процедила Женька и демонстративно полезла под куртку, где у нее на боку висела открытая кобура.

— Приехали, — иезуитским тоном почти пропел Николай, останавливая машину недалеко от шлагбаума, за которым виднелось типовое здание самого обычного РУВД. — Выходим, выходим. Интересно, у них там автомат с кофе есть?

Насчет кофе — не знаю, а вот недовольный Стас обнаружился прямо у входа в здание, на лавочке. Он зевал, как котенок, и смотрел на нас без особой приязни.

— Если все это была только шутка, я вас всех сейчас «закрою» на пятнадцать суток, — без приветствий и без тени юмора сообщил он нам. — Не посмотрю, что коллеги. А с тобой, приятель, вообще проблем никаких не будет, особенно учитывая внешний вид.

«С тобой» — это со мной, в смысле.

— Валяй, — согласился Николай. — Хоть отосплюсь в заточении, а то третий день как савраска бегаю. То одно, то другое, то вон, фэбсов поморили. Ну, тех самых, которые по осени уцелели после пожара. Теперь, выходит, все участники той операции на том свете. А, нет, один остался. Ты.

— Уже интересно, — моментально подобрался полицейский. — А кто же ими так распорядился?

— Да все тот же персонаж, — охотно ответил ему Николай. — Тот, который тебя в том году еще и на кладбище приласкал. Вон на щеке след до сих пор виден.

— И печень после недели три ныла, — подтвердил Стас. — Вернулся, стало быть, голубь? Вот и хорошо. Я в должниках ходить не люблю, это не совпадает с моими принципами. А это значит он нашего приятеля так отделал?

— Да нет, это он в другом месте изволохался, — отмахнулся оперативник. — Через забор перелезал, а там «колючка», вот и ободрался весь.

— Думаешь, он меня у дома ждет? — деловито уточнил Стас. — Так, может…

— Не может. — Из голоса Николая тоже пропала томность. — Кроме смерти, нелепой, но мучительной, ты там сейчас ничего не найдешь. Потом кое-кто из наших туда съездит, все осмотрит, а до той поры вам обоим хорошо бы из города свалить. Нечего вам в Москве делать сейчас.

— Только «за», — подключился к разговору я. — Тем более что это совпадаете моими планами. Одно плохо — мне небось тоже домой соваться нельзя.

— А что тебе там нужно? — спросил Нифонтов. — Нож при тебе, зелья кое-какие — тоже. Если денег надо — одолжу.

— Как минимум — переодеться. — Я оттянул драную футболку. — Не в таком же виде ходить?

— Майку я тебе дам, — успокоил меня Стас. — У меня в сумке в багажнике есть еще пара чистых, я с собой их в Красноярск брал. Другое дело, куда нам с тобой заныкаться, да еще за городом? В Москве — не проблема, у меня есть пара мест, где нас даже УСБ не сыщет, но за МКАД… Разве что тряхнуть какого барыгу из местных на предмет ключей от дачи? И еще — как надолго эта канитель? У меня так-то служба. Нет, пара дней после командировки положена, благо отчет я уже написал, да еще пара в запасе имеется за особые заслуги, но больше никто не даст. Лето, время отпусков, народу не хватает.

Судя по всему, он уже принял правила игры и теперь просто расставлял все по своим местам. Вот это адаптивность у человека, только позавидовать можно. Мне бы так!

— Сейчас что-нибудь подыщем. — Николай потряс рукой, в которой был зажат телефон. — Не переживай.

— Ничего искать не надо, — заявил я. — Ко мне на дачу поедем. Точнее, к моим родителям.

— Какой хитроумный и непредсказуемый ход, — хмыкнул Стас. — Саш, а тебя в подобном раскладе ничего не смущает? Например, то, что в подобных местах нас будут искать в первую очередь?

— И пусть ищут. Главное ведь не это, главное — найдут или нет. А там — не найдут. От отчего дома до леса два шага в припрыжку, а там лесной хозяин, который обещал меня в случае чего спрятать. И тебя, раз уж ты теперь моя компания, укроет. Так что нас там Таманская дивизия при прочесывании лесного массива не найдет.

— Кто его обещал спрятать? — уточнил Стас у Нифонтова. — Лесник? Нет, они ребята хваткие, помню…

— Юлит, как всегда, — так, будто меня рядом и нет, сообщил оперативник напарнице. — Какой-то свой интерес у него есть. Но идея хорошая, мне нравится. Я этот поселок помню, там народу много живет, в том числе и детей, что очень хорошо. И лес в самом деле рядом.

— При чем тут дети? — изумился Стас. — Когда таких, как он, подобные мелочи останавливали? Или этот злодей — гуманист? Убивает только взрослых и половозрелых граждан?

— Не поверишь, но это так, — кивнул Нифонтов. — По-другому нельзя. И тем, кто ему служит, — тоже.

— Сейчас расплачусь, — фыркнул полицейский. — Ладно, тогда я метнусь к шефу, предупрежу его, чтобы меня особо не искали.

— Все равно не понимаю, — сказал я, глядя на спину удаляющегося от нас Стаса. — Почему он вот так сразу нам поверил? Раньше, помню, он скептически ко всему относился.

— Во-первых, у него все в порядке с инстинктами, — пояснил Николай. — Более того, они у него отменные. А самое главное — он им доверяет и правильно делает. Во-вторых, мы успели поработать вместе, как я уже говорил, и он уже видел кое-что такое… Ну, ты понял, я так полагаю? И, наконец, он точно знает, что, крутясь близ нас, можно заработать очередные очки в глазах руководства. Дело по прошлогодним проделкам колдуна никто не заводил, но фэбсы на него до сих пор здорово злы, и тот, кто притащит его живым или мертвым, может рассчитывать на слово «молодец», похлопывание по плечу и звонок от руководства чекистов к его собственному руководству. Дружбы между этими ведомствами сроду не имелось, но подобные вещи всегда высоко оцениваются, поднимают ставки в глазах начальства. Орел-молодец ведь не там служит, а здесь. Вот и выходит, что МВД опять всем нос утерло. Так что у Стаса прямой резон держаться поближе к нам.

— А я против, — хмуро заявила Женька. — Прав Стас, глупо ехать в то место, которое официально засвечено.

— Мезенцева, ты иногда меня поражаешь, — вздохнул Николай. — Если колдуну надо будет, он наших приятелей сыщет, уж поверь. Есть способы и методы, пусть и затратные, но для него принцип важнее. Только дома и стены помогают, да еще местный леший у Сашки в должниках, а это такой козырь, что его перебить трудно. Плюс рядом будет Стас, который сначала стреляет, а потом спрашивает, кто в дверь постучал. Тут удачно вышло, конечно, прямо как по заказу. Так что от колдуна нашего друга лес укроет, а от загонщиков этих, которые меня, признаться, здорово смущают, доблестная полиция защитит.

Ну, чего замолчал? Продолжай. Говори о том, что, пока невесть кто будет охотиться на нас, вы будете следить за ними. Впрочем, чего я злюсь и сам себе противоречу? Только-только ведь размышлял о симбиозе.

В этот момент у меня в кармане задергался телефон, умудрившийся пережить все треволнения минувшей ночи. Минувшей — потому что она уже, по сути, закончилась, небо подернулось розоватой дымкой, и наступил тот краткий светло-серый миг, когда точно и не скажешь, какое время суток на дворе. Еще не утро, уже не ночь…

— Родька? — удивленно ответил я на вызов. — Ты чего?

Мой слуга, разумеется, выучился обращаться с телефоном, но до этого момента никогда мне не звонил. Он хоть и корчил из себя продвинутого горожанина, в душе все же оставался сторонником обычного общения. Того, когда собеседник рядом находится.

— Хозя-а-аин! — жалобно проныл мой помощник. — Ты где? Ты когда вернешься?

— Не пугай меня, Родион, — потребовал я. — Что случилось?

В трубке что-то стукнуло, более всего это по звуку напоминало подзатыльник.

— Ай! — взвизгнул Родька. — Больно же. Вавила Силыч! Да говорю, говорю. Тут какие-то двое в дом наш залезть хотели, у двери копошились, железки в замок пихали! Сами чернявые, в куртках коротких и матерятся через слово, причем умело так. Варнаки, короче.

— Новое дело, — озадачился я и тут же поймал внимательный взгляд Нифонтова. — Коль, у меня квартиру вскрыть пытались.

— И вскрыли? — уточнил оперативник.

— Так понял, что нет, — ответил я и адресовал тот же вопрос слуге: — Копались — и чего?

— Ну… — замычал было слуга, но Вавила Силыч, похоже стоявший рядом, снова взбодрил его. — Короче, у подъездных такая штука есть, шнурок електрический. Он одним концом, значит, в розетку втыкается, а с другого проволочки голенькие торчат. Против, значит, как раз таких лиходеев. Еще с того века он у них лежит, с лихолетья, как Кузьмич сказал. Вот мы втроем этот шнурок в ход и пустили. Там один как раз замок ковырял железочкой длинной, к ней, стало быть, електричество подвели. Его затрясло всего так, что ужас просто. В дугу выгнуло!

— Молодцы, — похвалил я его. — Правильно действовали, с умом. Чего же тут виноватиться?

— Так это… — засопел Родька. — Хитник как отдергался, так на ногах и не удержался, да с лестницы кубарем полетел. Убился он, похоже. Насмерть. Его товарищ на себе из подъезда вытаскивал, на плечах. В машину уложил, после уехал.

— И черт с ним, — оборвал его я. — Труп на лестнице не валяется — уже хорошо. А этим вперед наука. Так что хвалю за сообразительность и решительность.

— Я такой, — немедленно приободрился Родька. — Я могу. Знаешь, хозяин, мы как только этих лиходеев увидели, я сразу Вавиле сказал: надо их от дома нашего отвадить. Ружжа нет, но мы их по-другому! Да и не простой это проводок, там не только сила електрическая имеется, но и кое-что еще!

— Понеслась телега по кочкам. — Я глянул на оперативника и отрицательно покачал головой, давая понять, что все в порядке. — Значит так, Родион. Меня несколько дней не будет, сохранность дома на тебе. По чужим квартирам не шастать, телевизор целыми днями не смотреть. Ясно?

— А если еда кончится? — опасливо поинтересовался он. — И тогда никуда не вылезать?

— Голубя поймай и сожри! — рявкнул я. — А лучше — нескольких, тебе все жильцы только спасибо скажут. Эти твари каждое утро по отливу топочут, да еще и урчат. Соли у нас запас большой, где сковородка лежит, ты знаешь.

— Суров, — сообщил Женьке Нифонтов, даже изобразил аплодисменты.

— Вавиле Силычу поклон, — продолжил я. — И смотри у меня!

— Смотрю, — пискнул слуга и, похоже, нажал кнопку «отбой».

— Может, заехать к нему, продуктов завезти? — вдруг спросила Мезенцева. — Ну не голубей же ему, в самом деле, есть?

— А? — опешил я. Каких эмоций за последние часы я только ни испытал, но удивление — впервые. — Ты сейчас серьезно?

— Твой домашний любимец — поганка еще та, это есть, — отведя глаза в сторону, пробубнила Женька. — Но он же живой. Ему теперь что, с голоду пухнуть? Он ведь на самом деле из дома ни на минуту не уйдет, подчинение хозяину есть его суть.

— Жень, у этого куркуля по уголкам и закуткам столько харчей припасено, что в нашей квартире можно ядерную зиму пересидеть, — рассмеялся я. — Одних круп на тонну, если не меньше. Чудо, что мыши до сих пор не завелись. Видела бы ты, какой склад он на антресолях устроил! У меня там кроме новогодней пластмассовой елки сроду ничего не лежало, а теперь и сахарок, и пшено, и гречка, и… Я сам не знаю, что еще, но оно там есть!

Слава богу, разговорил вроде. Хоть, конечно, между нами все и кончено, но это не повод друг на друга крыситься. Были любовниками, станем приятелями, одно другого не отрицает.

— Кто это был? — влез в разговор Нифонтов. — Он их разглядел?

Я пересказал все, что услышал.

— Молодец твой Родион, — похвалил в итоге Николай слугу. — И информация хорошая, полезная. Кусочек для пазла. Вот как его весь сложим, так до цели и доберемся. Кто доживет, понятное дело.

— Звучит оптимистично, — вздохнул я. — Бодро. Умеешь ты мотивировать. Если из органов погонят, можешь даже онлайн-курсы вести по данной теме.

Мезенцева хихикнула, но тут же снова придала лицу хмурое выражение.

— Держи, — подошел к нам Стас и протянул мне светло-серую футболку. — Должна быть впору. Ты, кстати, жирок-то за полгода хорошо растряс, молодец. Переодевайся да погнали, чего ждать? Скоро планктон на работу поедет, нет у меня желания в пробках стоять. Мне бы уж хоть куда-то приехать да кости бросить. Там толком не спал из-за разницы во времени, и тут тоже все не слава богу.

— Ты на колесах? — уточнил у него Нифонтов и довольно кивнул, увидев, как Стас показал на потрепанный серебристый «Фораннер». — Самое то.

Пока я переодевался под внимательным взглядом Мезенцевой, которая скривилась при виде порезов на моем плече, оперативник поведал моему нежданному спутнику о ночном происшествии.

— Может, залетные, — вынес свой вердикт Стас. — Я так понимаю, Сашка уже известен в определенных кругах, а значит, многие в курсе, что у него денежки появились. Хотели просто хату выставить, вот и все. Дождались, пока свалит, и полезли. Откуда им знать, что у него не квартира, а теремок, в котором сказочные персонажи живут? Кстати, потом познакомишь меня с этой парочкой, я им расскажу, что людей бить током в двести двадцать вольт — это перебор. Сто десять — еще туда-сюда, а такое напряжение — чересчур. Шокер им купи, что ли? Эффект тот же, а жмура, если что, утилизировать не придется. Все, идем грузиться, пока я не уснул.

— Телефон, наверное, надо отключить? — спросил я напоследок у Нифонтова. — Да?

— А смысл? — вздернул брови вверх он. — Если захотят найти — найдут. Но там им вас взять будет сложнее, никто войну в поселке затевать не станет, я уже про это говорил. И потом — сейчас не девяностые, не забывай. Значит, загонщики, кем бы они ни являлись, будут ждать момента, когда вы дадите им шанс сделать свое дело тихо. Ваша задача — им такой возможности не предоставить.

— Стратег, — ухмыльнулся Стас. — Хорош нам по ушам ездить, мы не первоклассники. Главное, сам не оплошай и не подставься. Уверен, на тебя у этого упыря тоже что-то да припасено.

— К бабке не ходи, — в тон ему ответил оперативник. — Все, валите.

И только когда мы уже выехали на Ленинский проспект, я сообразил — а Ряжская-то? Про нее мы с Николаем так и не пообщались. А ведь она наверняка что-то знает или видела.

— Слушай, а старики твои не удивятся, меня увидев? — поинтересовался в этот момент у меня Стас. — Они вообще у тебя как на такие нежданные визиты смотрят?

— Нормально смотрят, — ответил я. — Да их там нет, они в городе сейчас и раньше выходных не заявятся. А если я им скажу, что сам на даче и клубнику полью, то вовсе не поедут. У бати аллергия на цветение трав, он в июне терпеть не может туда кататься. А если приезжает, то сразу начинает лечиться народными средствами, что маме очень не нравится. Ей тогда в воскресенье самой приходится за руль садиться, потому как батя после лекарства только к понедельнику отходит. Ну и выхлоп на всю машину о-го-го какой!

— Хорошая хворь, — одобрил Стас. — Удобная!

Хоть Николай меня еще раз и заверил в том, что ничего родителям не угрожает, мне все равно за них было боязно. Но в городе им точно будет безопасней, чем рядом со мной, потому, наверное, я так и поступлю.

Что хорошо в родительской даче, так это ее расположение. Солнышко только-только закрепилось на небе, поливая яркими летними лучами божий мир, а мы уже вовсю колесили по узеньким поселковым улочкам, причем перед этим даже успев заскочить в круглосуточный придорожный маркет, где накупили с запасом еды и пива. Ну и водочки взяли пару пузырей. Лучше пусть будет. Например, как антисептик. Да и шпикачек мы взяли три упаковки. Не с пивом же их употреблять?

— Как сказал бы мой родитель — социалистический реализм, — сообщил мне Стас, обозрев родительские загородные хоромы. — Как по мне — лучший дачный вариант, сам в таком рос в школьные годы чудесные. В доме всегда прохладно и пахнет правильно — деревом, яблоками и мышами. Ароматы детства. Давай, растопыривай ворота, машину внутрь загоним, нечего ей на улице стоять. Если тут местная шантрапа такая же, какими мы с тобой были, то от нее чего угодно ждать можно.

Сыскарь даже завтракать не стал, он почти сразу завалился на облюбованную им тахту, стоящую на первом этаже, засунул длинноствольный, явно не табельный пистолет под подушку и заснул. Спал он как младенец, без храпа и рыка, знай только посвистывал тоненько носом, словно в соломинку дул. И лицо, обычно жесткое, не сказать жестокое, стало почти мальчишеским. Мы же с ним ведь ровесники, если не ошибаюсь?

Да и я решил составить ему компанию. Поспать надо обязательно, после такой ночи нервам разрядка нужна, они не канаты, могут не выдержать. Вот только сначала Ряжской позвоню. Не угомонюсь я, пока с ней не пообщаюсь.

— Миша умер, — сняв трубку после первого же гудка, без приветствия сообщила мне Ольга Михайловна. — Представляешь, Саша? Сегодня ночью.

— О как, — отозвался я, данной новости совершенно не удивившись. Этого следовало ожидать. — И от чего?

— Не знаю пока, — всхлипнула женщина. — Буквально десять минут назад звонила Роза, его жена, она и сообщила. Мы с ней хорошо знакомы, еще с девяностых. Не буду же я у нее детали выведывать? Не по-христиански это. И Виктора никто найти не может.

— Кого? — насторожился я.

— Витю, — повторила Ряжская. — Который вчера с нами в ресторане был. Ты забыл, что ли?

В общем, все вчера видели Виктора, кроме меня, как я и предполагал. Черт, хорошее заклинание есть у колдуна в арсенале, позавидовать можно. Вот бы такое выучить! Только это вряд ли. И делиться он со мной им не станет, да и не смогу я его воспроизвести. Я ведьмак, а не практикующий маг, тут особый дар нужен, которого у меня нет и не будет. По покону не положено.

— Стало быть, информация, что я добыл, теперь стала никому не нужной трухой. Обидно. Столько трудов псу под хвост.

— Боюсь, что да, — подтвердила Ольга Михайловна. — И это еще одна печаль для Розы. Если Виктор не появится, то она без копейки остаться может, штрафные санкции за невыполнение договора никто ведь не отменял. Хотя надо бы его посмотреть. Может, там какой форс-мажор предусмотрен, может, потянуть получится. Тогда и твоя информация понадобится. Да, половину гонорара я тебе, конечно же, отдам, а вот со второй придется подождать.

— Само собой. Ну не зверь же я дикий, все понимаю.

— Саша… — Голос женщины прозвучал необычно робко. — Только не обижайся, но я не могу не спросить. Ты точно тут ни при чем?

— Нет, — твердо заявил я. — Сами рассудите — какой мне смысл гробить собственного заказчика? Изюм в чем?

— Просто я не верю в совпадения, — пояснила Ряжская. — Особенно когда они каким-то образом связаны с тобой.

Я всегда говорил, что она умная женщина. С первого дня. Выводы-то почти верные, только в деталях маленько промахнулась.

— В этот раз вы ошиблись, — по возможности мягко заверил я ее. — Это просто случайность, которая не имеет никакого отношения к закономерностям.

— Знаешь, о чем я думала перед тем, как ты позвонил? — произнесла Ряжская. — О том, что, может, зря я тогда в банке не дала ход твоему заявлению об увольнении.

— В чем же дело? — удивился я. — Оно лежит у вас в клатче. Достали, завизировали, да и переслали в банк с курьером. Дмитрий Борисович — человек исполнительный, к тому же не приветствующий хаос и рефлексию во вверенном ему учреждении, потому с огромным удовольствием отправит данный документ по инстанциям. День-другой, и дело в шляпе, мы разойдемся с вами, как в море корабли.

— И эта мысль мне тоже не нравится, — вздохнула Ряжская. — Почему — не скажу, но не нравится, и все. Ладно, надо собираться. Жизнь, смерть, цунами, техногенные катастрофы — это все лирика, которая хороша в меру. А вот бизнес пренебрежительного отношения к себе не терпит, он и отомстить может.

— Звериный оскал капитализма, — вспомнился мне лозунг из каких-то древних журналов, которые я в детстве листал тут, на даче. Они и по сей день на чердаке валяются. — Удачи!

— Когда за деньгами заедешь? — как бы между прочим спросила Ряжская.

— При случае. Я заранее позвоню, вы не волнуйтесь.

— Была охота, — фыркнула она, и связь прервалась.

Веселые дела. Я хотел было сообщить о произошедшем Нифонтову, да тот оказался недоступен. Тогда я просто написал ему СМС, после, по уже устоявшейся привычке, практически на автомате, воткнул ведьмачий нож в дверную притолоку, поднялся на второй этаж, где мигом и заснул, как только щека коснулась подушки.

Из забытья меня вырвал сигнал будильника, который я, поднимаясь наверх, поставил на четыре часа дня.

Война войной, но мандрагыр мне все равно нужен. И сегодня — тот самый день, когда его брать лучше всего. Я бы даже на сон плюнул и поперся в лес прямо с утра, но в заметках Филофея, одного из моих предшественников, жившего на рубеже восемнадцатого и девятнадцатого веков, было четко сказано: «Брать корень сей потребно ближе к закату, когда он того уже не ждет и в землю, подобно червю, не уйдет».

Филофей, судя по записям, был ведьмак обстоятельный и знающий, потому не верить ему у меня поводов не было.

Стас все еще дрых. Будить его не стал, зато быстренько написал короткую записку, в которой изложил, что от такой жизни мне пришла в голову мысль свалить в лес, но если он по пробуждении задумает разжечь мангал, что стоит во дворе, то, может, я и вернусь. После отрезал кусок краковской колбасы, который немедленно сунул в рот, прихватил кругляш «Столичного», деревянный нож, что всегда лежал у меня в рюкзаке, телефон, да и подался за порог.

Поселок жил своей привычной жизнью. Где-то гомонила детвора, где-то играла музыка, на перекрестке улиц, находящемся неподалеку, стояли и судачили тетя Саша, тетя Маша и тетя Фира, которых я знал с детства. Сколько их помню, они все наговориться не могут. Мне кажется, если бы их, не дай бог, посадили лет на десять в тюрьму, так они и после освобождения еще бы часа три после этого стояли у ворот и о чем-то беседовали.

В доме Светки были распахнуты окна на втором этаже. Не иначе как тещенька за цветочками своими любимыми приехала ухаживать да молодость поддерживать, используя глупость местных перезрелых девиц.

И ладно, каждый крутится, как умеет. Тем более что договор между ведьмами и ведьмаками никто не отменял. Пока она меня не трогает, пускай живет.

У входа в лес я еще раз глянул на поселок, вздохнул поглубже и шагнул под прохладную сень высоких берез.

Глава 15

— Думал уж, что забыл ты про мое обещание. — Лесной хозяин появился привычно незаметно, из тощеньких кустов, через которые секунду назад можно было стоящую за ними березу разглядеть. — Лето скоро к середке покатится, а тебя и не видать.

— Так забот много, батюшка, — поклонился я старичку и протянул ему хлеб. — То одно, то другое… Знай крутись. Но чтобы за мандрагыром не явиться — такое мне и в голову не приходило! Ты ко мне с добром, а я про него забуду? Так нельзя. Да и корень больно нужный, столько на нем зелий завязано.

— Твоя правда, парень, — важно кивнул лесовик, принимая подарок. — Мандрагыр — корень непростой, тайный, с характером, с душой. Нож-то взял? Тот, что для трав, для кореньев?

— А то, — покопавшись в рюкзаке, продемонстрировал я лешему свой деревянный нож. — Куда я без него?

Золотистый, широкий, дубовый, очень умело сделанный на заказ одним родновером, этот предмет всегда лежал в рюкзаке. Жизнь моя непредсказуема, никогда не знаешь, куда занести может, а травы — они везде растут. И почти все не любят железо. Какие-то, будучи срезаны обычным клинком, теряют часть присущих им свойств, какие-то и вовсе становятся просто сеном, а совсем уж капризные, такие, как, например, мандрагыр, могут от неумелого сборщика сбежать. Копай, не копай — ушел корень в мать сыру землю, его теперь не отыщешь, даже если на этом месте яму ростовую выроешь. Как мандрагыр умудряется подобное сотворить, каким образом — понятия не имею. Просто так есть — и все. Может, и правда он не совсем корень, а нечто большее, сокровенное.

— Неплохая работа, — оценил нож лесной хозяин, после протянул руку и провел указательным пальцем по лезвию. — Видно, что человек толковый делал. Со старыми мастерами не сравнить, но где их теперь сыщешь? Вот только материал можно было и получше сыскать. Что дуб — хорошо, самое то дерево для такой вещи. Но что же такой молодой? Ему и сотни лет нет. Не напиталась древесина временем, не обрела мудрости. Приехал бы ко мне, попросил, я бы тебе ветку-другую от своего дуба-хранителя подарил. Ему, почитай, тыща лет скоро будет. Вот нож так нож вышел бы!

— А вы и подарите, — предложил я. — Мастер тот никуда не делся, попрошу его, он еще один инструмент мне сделает!

— Можно, — согласился лесовик. — Но это потом, а пока пойдем. Солнце вон скоро к закату клониться начнет, мандрагыр уйдет в землю на ночь, ищи его потом!

И лесной хозяин шустро засеменил по тропинке, появившейся, как всегда, ниоткуда и моментально исчезавшей за нашими спинами так, будто ее и вовсе не было.

Поспешая за старичком, я решал для себя одну проблему, пусть и не очень серьезную, но щекотливую. Дело в том, что я понятия не имел, как этого лесовика зовут. Ну вот не представился он мне тогда, когда я, развлекаясь, монету серебряную в его лесу из земли выкопал. А я его и не спросил, как обычно, по спешке, которая, как известно, есть величайшее в мире зло.

А теперь как-то неудобно это делать, мы уже вроде как старые знакомцы. Еще осерчает, закружит по лесу, а мне только этого для полного счастья и не хватало.

— Что сопишь, парень? — поинтересовался лесовик, бодро топая по тропинке. — Чего не так в жизни повернулось?

— Все не так, батюшка, — отозвался я. — Тридцать три напасти, и все на мою голову. С Кощеевичем я не поладил, понимаешь. Поди знаешь, кто это такой? Сошлись мы с ним на одной дорожке так, что не разойдешься. А он товарищ матерый, умелый, мне до него как вон той березке до неба.

— Дурень ты, — хмыкнул старичок. — Да не потому, что с семенем колдовским сцепился, а потому, что себя ни в грош не ставишь. Про детей Кощеевых я, понятное дело, слыхал немало, и о том, что сила у них изрядная имеется, тоже. Они дел за века натворили богато, вон даже до меня рассказы дошли, а я из леса своего не вылезаю уже веков пять. Но если уж так повернулось, так что теперь, перед ним на колени встать и голову под меч склонить? У него своя сила, а у тебя — своя. Ты ведьмак, за тобой пращуры стоят, на тебя глядят. Они, чай, не гнулись под каждого ворога, а шли на битву, как на свадьбу. Смерть — она разная бывает, тебе ли не знать о том? Кому она — страх главный, а кому и награда за жизнь славную. Трус умрет погано, о нем никто не вспомнит, а тот, кто честно гибель встретил, в глаза ей глядя, — он, считай, бессмертен. Вот и выбирай для себя, парень, как оно будет. Мое слово крепкое, если надо, я тебя в лесу спрячу так, что ни Кощеевич тебя не сыщет, ни бабы ягие, что ему сестрицамиприходятся, но разве то жизнь? Под кустом сидеть, от каждого шороха трястись? Ты все ж таки Ходящий близ Смерти, а не заяц.

Мне чего-то так стыдно стало от его слов, аж щеки запунцовели. Может, потому, что он прав оказался по всем позициям? И говорил он это так обыденно, на ходу, как нечто само собой разумеющееся.

Интересно, а бабы ягие — это кто? Нет, ясно, откуда ноги растут, но я полагал, что ведьмы и есть хрестоматийные бабки-ежки. Но, похоже, ошибался.

— Спрятать, может, и понадобится, — решил не скрывать я. — Меня и моего приятеля, он в поселке сейчас остался. Но не от колдуна — от слуг его. Они люди как люди, да только их много может оказаться, а сила солому ломит. Что до остального — прятаться не стану, но и напролом не полезу. Кощеевич ведь не только силен, но и умен, только на каждого мудреца довольно простоты.

— Вот теперь твои речи мне по нраву, — похвалил меня лесовик. — Другое дело. Что до обещания моего — сказал же: спрячу, если нужда приспеет, не сомневайся. А вот мы и пришли, здесь тогда девка удавилась. Вон на том дубе, что у оврага растет.

Верно, так оно и есть. Паршивое место, я это сразу ощутил, у меня даже волоски на руках дыбом встали, так старой и скверной смертью пахнуло. Лет прошло много, но ни дерево, ни земля под ним греха людского не забыли. Они не мы, у них память долгая.

— Долго висела, — забравшись на пенек, сообщил мне лесовик. — Подванивать уже начала, когда ее нашли. И вовремя, к ней уже косолапый один, что в бору жил, начал пробовать подобраться, любят они мяско с тухлецой.

— Фу, — скривился я, а после огляделся. — А мишка что, до сих пор тут живет? Не тот, понятно, но какой другой, его потомок?

— Откуда? — отмахнулся лесной хозяин. — И бора того нет, и ведмедя — тоже. От моих прежних владений шиш да маленько осталось, чего скрывать? Людей многовато стало, им земля нужна, вот и рубят деревья почем зря. Так что одни лисы да зайцы теперь в моей власти да лосей два десятка. Но грех жаловаться, нынешняя власть охотничков беззаконных поприжала, это есть. Не все же мне одному их под дерновое одеяльце припрятывать?

Интересно, сколько браконьеров тут по оврагам припрятано, из тех, что «ушел из дома, и не вернулся»? Хотя там им самое место. Совесть тоже иметь надо. Впрочем, имели они эту совесть во все щели, за что, собственно, и поплатились.

Я потоптался у дуба, поковырял кроссовкой землю, попытался изобразить из себя джедая, вслушиваясь в лесной шум и пытаясь уловить в нем эманации мандрагыра, но все тщетно.

— Дедушка, — в конце концов обратился я к лесовику, который, не скрывая усмешки, наблюдал за моими изысканиями. — Помоги, а? Я этот корешок ни разу не брал еще у земли.

— Оно и видно, — не стал чиниться старичок. — Как сорока по утру мечесся, мечесся, а толку нет. Мандрагыр хитер, ведьмак, его так просто не возьмешь.

— А как же тогда? — печально произнес я, разведя руки в стороны.

— Гляди. — Лесовик спрыгнул с пня. — Перво-наперво надо усвоить, что мандрагыр — он как человек, не любит делиться тем, что имеет, все под себя гребет. Смекаешь?

— Ага, — не сразу, но кивнул я. — Вроде как.

Еще раз внимательно оглядев землю под дубом, я заметил, что в одном месте трава растет не так густо, как везде. Некая маленькая проплешина там имеется. И как я ее раньше не заметил?

— О! — одобрительно поднял указательный палец лесовик. — Молодец. Тут он сидит, верно. Теперь что делать станешь?

— Уж и не знаю, — вкрадчиво ответил я. — По всему выходит, копать надо, вот только чую подвох какой-то.

— А его и нет! — довольно засмеялся лесовик, потирая ладошки. — Просто люблю я веселую шутку! Копать надо, верно. По кругу рой, аккуратно, противосолонь. Землицу рыхли да вынимай, только не разбрасывай, а в кучку собирай. Корешок в самой середке сидит, сразу к нему лезть не стоит, постепенно брать надо. Ежели ты его испугаешь, то добра не жди, он из лекарства ядом стать может. В нем же жизнь и смерть той недотепы смешались, соображаешь? А то и вовсе сбежит, с него станется.

— Что значит — жизнь и смерть смешались? — спросил я, начав ковырять ножом плотную лесную землю и надеясь на то, что деревянный клинок не сломается. Вот же я лапоть, не мог еще и лопатку маленькую захватить. — Это как?

— Мандрагыр — он разный, — охотно отозвался лесовик. — Бывает такой, что близ болота растет, есть те, что в осинниках старых нарождаются, ну и другие всякие случаются, даже луговые. Все они силу имеют, но у кого-то она больше, у кого-то меньше. Болотный, например, лучше всего для оберегов подходит, ему топи да духи трясинные песни поют. Но самый лучший мандрагыр — тот, что на месте смерти вырастает, причем не абы какой, а поганой, если убили кого лиходеи или вон человек сам себя жизни лишил. Тогда его непрожитые годы корню достаются, со всем плохим и хорошим. Уловил ли, о чем я речь веду?

— Более-менее, — пропыхтел я, выгребая землю. — Можно будет кое-какие рецепты в ход пустить. Из тех, что людям жизнь продлевают.

— Ничего не понял, пенек сосновый! — рассердился лесовик. — Я тебе, дуболому, объясняю, что нельзя сразу этот корень на зелья пускать, потому что неизвестно, как именно он подействует на того, кто его употребит.

— А как тогда? — остановился я. — Ему что, вылежаться надо?

— Слушай, какой-то ты не очень сведущий травник, — насупился лесной хозяин. — Вот думаю: может, не давать тебе мандрагыр? Чего добро переводить на такую нелепу? Ты, поди, и короб тоже не захватил?

Мне снова стало стыдно, на этот раз даже сильнее, чем в прошлый раз. И, главное, непонятно — что за короб-то?

— Хоть наговор знаешь, с каким мандрагыр брать надо? — подергал себя за бороду лесной хозяин. — Иль и ему учить придется?

— Знаю, — оживился я, радуясь возможности хоть как-то реабилитироваться в его глазах. — Гой ты, корень подземный, корень тайный, корень заветный. А иди в мои руки…

— Вижу, знаешь, — оборвал мой словесный поток лесовик, слезая с пня. — Давай, обкапывай, а я кое-куда отлучусь.

Орудуя ножом, я размышлял о том, какие же все-таки паразиты мои предшественники. Наговор они записали, а то, что корень этот с придурью и причудами, упомянуть забыли. Убивать за такое надо.

И меня за компанию. Они не написали, конечно, но с них спросу и нет никакого. Во-первых, они все давно мертвы, во-вторых, эти люди мне ничем не обязаны. А вот я мог как следует прошерстить Интернет, и не только в поисках хворей, от которых мандрагыр помогает, но и в той части, которая называется «легендарной». То есть предания, сказки, легенды и все такое прочее. Наверняка где-то да наткнулся бы на нужную информацию.

К тому времени, когда лесовик вернулся обратно, я расчистил землю вокруг места, где находился корень. Надо заметить, забавнейшая инсталляция получилась, где-то даже немного непристойная.

— Вот. — Лесовик протянул мне хрусткую пластиковую прозрачную коробку из числа тех, в которых продают самопальные печенья в супермаркетах. — Держи.

— Спасибо, — принял я дар, не до конца понимая, зачем мне этот мусор нужен. — А…

— Охти мне! — совсем закручинился старичок. — Что же ты за обалдуй такой! Ничегошеньки не знаешь и не понимаешь.

— Какой есть.

Внутри меня появился тугой комок недовольства. Ну да, не тот случай, когда стоит лезть на рожон, но сколько можно-то? Сам знаю, что дурак, только зачем про это упоминать постоянно?

— Злоба — плохой советчик, — погрозил мне пальцем лесной хозяин. — Лучше вспомни, о чем мы с тобой беседу вели. Корень тот — живой, в нем добро и зло в равных долях смешаны. Чуть не так пойдет, невесть что случиться может. Но жив он только до той поры, пока в земле сидит, в той, что его породила. А ежели оторвать его от нее?

— Он умрет? — предположил я.

— Верно, — подтвердил лесовик. — Но в гневе ли, в радости — то мы не ведаем, потому работу надо с умом сделать. Землю ему дать, но такую, из которой соки он тянуть не сможет. Вроде как и дом родной, но только пустой, без всего. Злиться не на что, но и делать нечего. Смекаешь?

— Он уснет, — понял я. — Просто уснет, без зла и обиды.

— Вот теперь — молодец, — обрадовался старичок. — Верно, уснет. Не сразу, вестимо, на то год нужен, а лучше — два. Но зато вся сила при нем останется, и даже чутка добавится. Главное — в тепло эту коробку поставь, и чтобы темно было.

На антресоли запихну. Лучше бы в сейф, конечно, но там кругом металл, а мандрагыру такое наверняка противопоказано.

— Как покоричневеет совсем, стало быть все, можешь в дело пускать, — продолжал поучать меня лесовик. — И помни — лишку в зелье не брось, а то беда может случиться. Когда хорошего много, оно плохим стать может запросто. Сей корень могуч, вот таким кусочком, с половину моего ногтя, в старые времена знающие лекари аж антонов огонь вылечивали, а эта хворь жалости не знает. Ясное дело, не тогда, когда он человечье тело доедал уже, пораньше, но все едино.

Антонов огонь — это, если не ошибаюсь, то ли заражение крови, то ли гангрена, что-то такое я читал. В общем, лютая болячка, в средние века лечению практически не поддававшаяся.

— Ну давай, бери, — скомандовал лесовик, когда я заполнил пластмассовую тару землей. — Аккуратно, не повреди. Подкопай снизу, потом расшатай — и в короб его.

Я послушно повторял его команды, правда, чуть не выпустил мандрагыр в самый последний момент, ощутив, как он судорожно дернулся в моей руке.

Он живой! В самом деле! И правда похож на маленького человечка. Земля с него осыпалась, и я точно разбирал гротескные, почти босховские черты лица на верхней части. И человечек этот был очень недоволен происходящим.

Впрочем, маска раздражения тут же сменилась покоем, как только мандрагыр оказался в корытце и был присыпан землей.

— Уфф, — выдохнул я, когда супермаркетовая тара с противным звуком была закрыта, а после аккуратно положена на пень. На землю, как оказалось, класть ее нельзя. — Как все непросто!

— Вестимо, — передернул плечами лесовик. — Это у кукушек все просто — поорала, яйцо в чужое гнездо подкинула и дальше полетела. Ты же ведьмак, потому на легкую жизню не рассчитывай. Ладно, пошли земляники поедим. Есть у меня одна полянка, ее никто не знает, ягода там завсегда раньше, чем в других местах, поспевает. В землянике, парень, большая сила, она и крепость телу придает, и для брюха полезна. Да и в листьях ее, ежели те сорвать во время цветения да с нужными словами, пользы не меньше. Ежели жар лютый на человека напал, то отвар из них — первое средство. Рассказать, как его сделать?

Ночь была так себе, день — тоже, но вот вечер задался. Я наелся крупной земляники, причем иные ягоды не уступали размером клубнике с маминых грядок, нарвал тех листьев, на которые мне указывал лесовик, попутно выучив очередной наговор, да еще и рецепт отвара записал, который, похоже, здорово помогал при сильных простудах. Про мандрагыр я даже и не упоминаю, это отдельная радость. Единственное, что ветки дуба все же брать не стал. Куда мне их сейчас девать? На даче не оставишь, спалит их мама в бочке как обычный сушняк, и вся недолга, а с собой по нынешним делам особо не потаскаешь.

А еще я в очередной раз подивился тому, как быстро проходит время тогда, когда ты занимаешься тем, что тебе интересно. Не скажу, что бывшая работа была мной нелюбима, нет. Но все равно иногда день на службе тянулся невозможно долго, я физически ощущал, как одна минута сменяла другую. И самым поганым в этом являлось осознание того, что убегают минуты моей жизни, и без того не сильно длинной. Убегают в никуда, и при этом без малейшего толка. Жизнь сквозит, как речной песок сквозь пальцы, а я сижу и на это смотрю. Но поскольку все вокруг существовали точно так же, подобные душевные терзания нападали на меня не сильно часто, как правило, в скверную погоду или с похмелья. То есть тогда, когда себя особенно жалко.

Здесь же совсем другой коленкор. И хоть в лесу темнеет быстрее, чем в поле, я все равно был удивлен тем, как быстро пролетело время и наступил вечер.

— Иди уж, — оборвал мои многословные благодарности лесной хозяин, когда мы с ним прощались на опушке леса. — Ничего такого для тебя я не сделал, просто по покону поступил. Ты ко мне с добром, и я к тебе так же. На том свет белый стоит, ведьмак.

— Если бы, — вздохнул я, не в первый раз подумав о том, что спорный все же вопрос, кто именно из нас нелюдь — мы, человеки, или вот эти полумифические существа. Пока, получается, что нелюдями чаще оказываемся мы, люди. — Если бы так.

На том и расстались. Лесной хозяин растворился в темноте, а я неторопливо зашагал по пыльной дороге.

— Нагулялся? — уже на подходе к дому остановил меня знакомый голос. — Вот скажи мне, Смолин, что можно в лесу делать сейчас столько времени? И это при том, что грибов еще нет, а земляника только пошла. Да и какая-нибудь доверчивая дурочка, вроде меня, с тобой не увязалась, я видела.

— Никогда я тебя за дурочку не держал, — возразил я. — Нечего на себя наговаривать.

Стройная фигурка в темном платье отделилась от соседнего забора. Точнее, поднялась с лавочки и подошла ко мне.

Светка. Вот не ждал не гадал.

— Увидела тебя — сильно удивилась, — сообщила мне она, приблизившись. — Даже разозлилась. Приехала сюда, чтобы в себе разобраться, побыть в тишине, подальше от всех, и на тебе — идет мой бывший по нашей улице, весь такой деловитый и довольный жизнью.

— Последнее, естественно, раздражает больше всего, — в тон ей продолжил я. — Ну-ну, что дальше? Ты, конечно, тут же зовешь маму…

— Мама в Турции, — устало возразила мне Светка. — На две недели ее туда отправила, потому что… Потому что тоже от нее устала. Она услышала, как я тебе звонила, и такую истерику мне закатила!

Еще бы. Представляю, что испытала эта особа, когда узнала, что ее дочь снова общается с бывшим мужем, который к тому же стал ведьмаком. Я бы на ее месте тоже радости особой не испытал.

— А что за парень с тобой приехал? — Умение Светки сходить с одной темы на другую меня всегда восхищало. — Он мангал развел просто. Дядя Дима и тебя-то к нему не подпускал никогда, а тут — совсем незнакомый человек. Я ничего ему не скажу, разумеется, но если он узнает…

Это да. Батя к своему мангалу, шампурам, решеткам и всему остальному относится крайне ревниво. Собственно, это один из немногочисленных пунктиков моего родителя. Даже мама — и та боится его шашлычные сокровища трогать.

Впрочем, вряд ли Стаса подобные мелочи беспокоят. Не тот он человек.

— Приятель мой, — ответил я Светке. — Он не в курсе, а я сам запамятовал… Да чего теперь, дело уже сделано. Опять же счетчика входящих шампуров на мангале нет.

— А я борщ сварила. — Бывшая заложила руки за спину и внезапно снова стала той самой девушкой, при виде которой у меня под ребрами все ныть начинало. И не только под ребрами. — Ты ведь наверняка голодный? Охота тебе остывшим мясом давиться? Пойдем, хоть горячего поешь. А приятель твой подождет, ему, судя по тому, как он лихо водочку хлебает, и так сейчас неплохо.

Летний вечер, такой же, как и пять, и десять лет назад, эта с детства родная дачная тишина, тепло, идущее от земли, легкий, но терпкий запах Светкиных духов и, самое главное, ощущение, что сейчас так, как было раньше, — это сильно. Настолько, что я чуть не сделал шаг вперед, тот, которого хватило бы для того, чтобы наши лица оказались совсем рядом.

Шаг, который на самом деле ни ей, ни мне не нужен.

— Борщ — это хорошо, — чуть кашлянув, ответил я. — Но неправильно. Стас, вероятнее всего, действительно уже накидался, но так дела не делаются. Я к тебе, мой друг там… Некрасиво.

— Нормально, — уточнила моя бывшая. — Я тебя, Смолин, хорошо знаю. Ты дружить никогда не умел, потому что тебе друзья никогда не нужны были. Приятели — да, этих хватало, но друзья — это другое, согласись? Так что, скорее всего, вы тут оказались не просто так, а по какому-то делу или в неприятности какие-то влипли. Твоего спутника я не знаю, но на тебя нового это похоже. Не на того милого недотепу, с которым я когда-то жила, а вот этого, другого Смолина, который сейчас передо мной стоит. Больше скажу — я даже не удивлена, особенно учитывая то, с кем ты в последнее время общаешься. Одна та малолетка чего стоит!

Умная. Всегда такой была. Вот только все недавнее очарование ушло и испарилось, задавленное знакомыми тещиными нотками, прорезавшимися в Светкином голосе.

— И с работы тебя, похоже, погнали, — продолжала тем временем препарировать меня бывшая. — Я звонила, и мне сообщили, что тебя нет и неизвестно, когда будешь. Читай: будешь ли вообще, мне такие нюансы прекрасно известны, я сама служу.

На эту фразу я никак не отреагировал. Просто не знал, что именно сказать нужно. Согласиться? Возразить? И самый главный вопрос — надо ли мне как-то реагировать вообще? Мнение Светки о том, каким я стал, в принципе ни на что не влияет. Проще говоря, плевать мне на него с высокой колокольни. Или я снова начал себе врать? Встретил когда-то любимого мною человека из той жизни и снова стал собой прежним?

— Саш, я же за тебя переживаю, — тем временем снова сменила тональность моя бывшая. — Да, у нас не все получилось. Да, мы наделали глупостей. Да, мы…

— Свет, — перебил ее я, но фразу закончить не успел.

— Сашка, ты, что ли? — скрипнула наша калитка. — Я его жду, а он лясы точит. Ого, да ты тут в такой славной компании!

Стас, слегка поддатый и потому, видимо, очень бодрый, приблизился к нам.

— Добрый вечер, очаровательная девушка, — весело произнес он и вроде как даже ножкой шаркнул. — Позвольте представиться — Станислав, приятель Александра.

— Светлана, — без особой приязни произнесла моя собеседница. — Бывшая жена Александра.

— Опа. — Стас почесал затылок. — Весело. Про подругу, выходит, у вас спрашивать смысла нет?

— Ни малейшего, — холодно подтвердила Светка, внимательно изучая взглядом наплечную кобуру с торчащей из нее рукоятью пистолета, которую Стас и не подумал снимать даже на отдыхе.

— Понимаю, — выставил перед собой ладони тот. — Беседуйте, не мешаю. Саня, если что — шпикачки остыли, но все еще очень ничего. Цени — мог сам все сожрать, но не стал.

После чего он деликатно удалился, беззвучно прикрыв за собой калитку.

— В какую историю ты вляпался, Саш? — положила мне руку на плечо Светка. — А? Что это за человек? Почему он вооружен? Ну что ты молчишь?

— Сказать нечего, — честно ответил я. — Одно могу сказать точно — к криминалу это все не имеет никакого отношения. Ты же знаешь, я в конфронтацию с законом сроду не вступал. Даже дорогу предпочитаю переходить на нужный сигнал светофора.

— Несмотря ни на что, ты для меня родной человек… — завела было снова свою шарманку моя бывшая, и вот тут я не выдержат. Нет моих сил больше это все выслушивать.

— Свет, да прекрати ты уже, а? — попросил ее я. — «Родной человек», «я за тебя переживаю». Дело же обстоит проще, правда? Пока я был тем, кем раньше, — тихим офисным служащим без перспектив, устремлений и, пардон за прямоту, постоянной бабы, тебя все устраивало. Ты говорила себе: «Мама все же оказалась права, он ничтожество, он бы погубил мою жизнь», — и засыпала со счастливой улыбкой на губах. Причем реалити-шоу «Жизнь Смолина» тебя настолько увлекло, что ты даже после развода, похоже, продолжала жить со мной вместе. Правда, я этого раньше не замечал, только сейчас об этом догадался. Если бы это было не так, ты бы уже замуж по второму разу вышла, за какого-нибудь задохлика с кафедры Полины Олеговны. Или за мануальщика из родной клиники. Да это и не важно. Главное — не вышла же? Тебе и так хорошо жилось, в собственных иллюзиях и с нимбом страдалицы над головой. «Если я за ним не присмотрю, он пропадет». Но как только картина чуть-чуть изменилась, как только я выскочил за привычные рамки, тебе сразу же стало дискомфортно, и вот тогда ты вышла из подполья. Все эти звонки, визиты…

— Что за глупости? — возмутилась Светка, но я уловил в ее голосе некие нотки, которые подтвердили верность догадок. Я все же с ней не один год прожил, знаю все полутона ее натуры. — Как ты был дураком, так им и остался.

— Дурак, — с радостью согласился я. — Остолоп. Непроходимый идиот. Называй меня как угодно. Но это моя жизнь, Светка. Моя. И нашей она больше никогда не будет. Поверь, я к тебе очень хорошо отношусь, ты всегда у меня вот тут будешь жить. Но…

После того как я ткнул пальцем в сердце, она всхлипнула и убежала, так что договаривать фразу до конца смысла не имело.

— А ты чего приперся? — удивленно уставился на меня Стас, сидевший за столом в беседке, и вытер губы от шпикачечного жира. — Я думал, ты у бывшей заночуешь, вон решил остатки доесть. Или там новый муж уже имеется? Не беда, рядом лес, так оно даже романтичней выйдет. Главное — клеща не зацепить, в июне их море.

— Да ну на фиг, — отмахнулся я. — Не было у бабы забот, купила баба порося.

— Идиот, это ж самое то, — облизал пальцы Стас, а после наполнил две рюмки водкой. — Переспать с бывшей женой — это как дембельский альбом перелистать годков через пять после «армейки». И вспомнить приятно, и обратно возвращаться не надо. Давай, остограмься и иди к ней. Фиг знает, чем вся эта карусель закончится, так что лови момент. Может, завтра на закате нас с тобой суровые плечистые ребята где-нибудь на пустыре в яму забросят, а после землей присыплют. И тогда — все, тогда радостей жизни больше не видать.

— Умеешь приободрить, — похвалил его я.

— А может, мы их в эту яму свалим. Тут как карта ляжет, — закончил Стас и поднял рюмку. — Будь здоров. Давай, пей и вали. Ну хочешь, замажем на ящик пива, что она тебя ждет? Или я ничего не понимаю в бабах.

Надо отдать сыскарю должное — он в вопросе разбирался, и очень хорошо. Дело даже до борща не дошло, все случилось как-то само собой, словно мы со Светкой и не расставались. И я даже расстроился, когда в окно постучался серый рассвет, сообщая нам, что ночь кончилась.

— Машина, — немного сонно сообщила Светка, водя пальцем по моей груди. — Странно, это кто же в такую рань приехал? Вроде бабушки с внуками все уже здесь, и день будний. Если только к Колокольцевым. Дай гляну.

И правда — моторы автомобильные шумят. В утренней тиши непривычные, не дачные звуки вообще хорошо слышны, особенно когда окна в доме открыты. И не одна машина едет, а две, судя по всему.

— Саш, а они у твоего дома остановились! — тревожно вскрикнула Светка, уже подошедшая к окну. — Слушай, у меня плохое предчувствие.

— У меня тоже, — согласился я с ней, вскакивая с кровати. — Не помнишь, куда я вчера джинсы бросил?

Глава 16

Пока я натягивал носки, пока влезал в джинсы, события начали принимать совсем уж неприятный оборот.

— Саш, это нерусские, — совсем уже испуганно сообщила мне Светка, когда я подошел к ней. — Вон смотри.

И правда, у наших ворот суетились несколько крепко сбитых мужчин, причем их черные костюмы и белые рубашки смотрелись в данной ситуации не то что неуместно, а, скорее, откровенно гротескно.

Вот только ситуация вырисовывалась не сильно забавная. То, что это и есть те самые загонщики, которых Кощеевич по мою душу послал, было ясно как божий день. Другое непонятно — мне-то чего сейчас делать? Самый простой и разумный вариант — выйти тихонько из дома, перемахнуть через забор и через три минуты войти в лес, где меня никто не сыщет, как бы ни старался. А если эти господа в костюмах туда сунутся, то и вовсе оттуда могут не выбраться. В лесу все от настроения его хозяина зависит. И немного от того, о чем я его попрошу.

Но Стас… Он в доме, причем почти наверняка спит. Возьмут его тепленьким, прямо с кровати, и кто знает, чем для него все это закончиться может. Хотя о чем я? Он враг колдуна, да еще и мент, так что у горбоносых гостей как минимум уже два повода его завалить. Добро еще, если быстро и безболезненно, а если есть установка «чтобы помучился»?

Ненавижу такие ситуации. В смысле, те, когда надо для себя решать, кто ты есть такой. Не для вида, не для славы или карьеры, не напоказ, а вот так, по-настоящему.

Люди в костюмах еще немного повертелись возле ворот, а потом один из них легко перемахнул забор и скрылся на моем участке.

— Саш, надо в полицию звонить, — подергала меня за руку Светка. — Это бандиты, наверное! Скажи, куда ты влез? Во что? Ты им денег должен, да?

— Кому я должен, всем прощаю, — пробормотал я на автомате. — Что? Нет, конечно. Ты же знаешь мой принцип — в долг не брать. Сама ведь в меня его вбила намертво.

— А почему тогда… — И она ткнула пальцем в сторону моего дома, где перелезший через забор мужчина как раз распахнул калитку, в которую немедленно проскользнули еще двое визитеров.

— Потому что потому кончается на «у». — Я наконец принял решение, и мне стало бездумно легко. Наверное, потому, что сделанный выбор являлся напрочь безумным. — Пока не в курсе. Как раз пойду узнаю.

— Ты дурак? — выпучила глаза моя бывшая. — Саш, не надо. Давай просто окно шторкой закроем и сделаем вид, что нас здесь нет. Не фашисты же они, не пойдут по домам с обыском?

— Как там было? — Я почесал затылок. — Ну, после того, как мы с тобой свидетельства о разводе получили? «Ты никогда и ничего не можешь решить сам. Так жить нельзя». Знаешь, все верно, так жить нельзя. Я тогда, у загса, на тебя злился, думал, что ты специально все это на меня вываливала, чтобы больнее было. А нет, все так, все правильно. Потому ты сиди здесь, за шторкой, а я прогуляюсь к себе, пообщаюсь с гостями.

— Нет! — Светка вцепилась мне в руку. — Не пущу!

Я разжал пальцы, крепко сжимавшие мое запястье, после легонько щелкнул ее по носу, стараясь не обращать внимания на две мокрые полоски на щеках, и легко сбежал по лесенке на первый этаж, на ходу доставая из кармана джинсов маленькую коробочку, в которой лежали две иголки, копеечная монета и мешочек со светло-зеленым порошком.

Коробочку я еще с весны постоянно таскал с собой, сделав это непременным правилом, от которого не имел права отклоняться. По первости несколько раз я выходил из дома без нее, натянув не те джинсы, в которых был накануне, а после, внутренне ругая себя за дурацкое упрямство, возвращался домой от метро. Никакие «ничего, обойдусь», привычные в прежней жизни, в ход не шли, это дело принципа. Раньше было раньше, оно не считается. Здесь — вопросы личной безопасности, в них скидок быть не должно.

И вот — пригодилась коробочка. Ну, монета, семью семь раз с нужными словами омытая в отваре разрыв-травы, да еще с добавлением коры дерева, умершего от «ржавчины», и способная превратить в труху любой замок, понятное дело, тут не нужна, она для других случаев. Но вот зачарованные иголки вроде той, которой я в свое время призвал к порядку Ряжскую, а также порошок слепоты — самое то.

Если честно, я не знал, как в подобных случаях действовать правильно. Матерые киногерои всегда внимательно выглядывали из-за угла или какого другого укрытия, ждали подходящего момента, а после лихо обезвреживали всех, кого можно. Но то кино. А тут — жизнь. Да и чего тут прятаться — вон она, моя дача, пять шагов — и я там.

Слава богу, за меня все решил Стас. Около моей дачи негромко хлопнул выстрел, потом второй, третий. Все в том же кино пистолеты грохочут подобно пушкам, а в жизни, оказывается, этот звук не громче того, что издает бумажный пакет, когда от удара лопается.

Из машины выскочили еще два бойца и застыли на месте, прислушиваясь к тому, что происходило за воротами, третий, что стоял около калитки, достал пистолет.

Ждать чего-либо не имело смысла. Не уверен, что Стас уложит тех троих, что уже внутри, но если их станет шестеро, то его шансы выжить превратятся в пыль.

Все-таки хорошо, что я немного вес сбросил, раньше так быстро и ловко двигаться у меня не получилось бы, это уж точно. Иголки погрузились в мощные шеи кавказцев, причем одна из них вошла очень глубоко, почти по самую жемчужинку-наконечник. Была бы это портняжная игла, из тех, что я использовал раньше, можно было бы сразу его душу Моране отдавать. Они скользкие были ужасно, я бы ее просто не удержал в пальцах. А с подобной штукой внутри тела и без соответствующей медицинской помощи никто долго не живет.

Третий противник, услышав звук падения, повернулся ко мне, поднимая пистолет, но я оказался быстрее. Облачко зеленого цвета окутало его лицо, зрачки, как и было написано в рецепте, исчезли, будто их и не бывало. Жутко все же смотрятся белесо-мутные глаза без тени смысла. У, жуть какая!

Все, спекся красавец. Боли от этого порошка нет, это, скорее, психологическое оружие. Вон он как задергался, пистолетом замахал, что-то на своем языке заорал. Нет, не только на нем. Вот и наша речь пошла.

— Ты что сделал? — вопил кавказец. — Ты как это? Верни глаза, собака! Верни, или я…

Что именно он собирался сделать, понятия не имею, не дослушал, так как очень уж он громко орал. Того и гляди всех соседей перебудит, если только они от стрельбы раньше глаза не продрали. Черт с ним, с их сном, но что они потом моим старикам расскажут?

Ну и потом — не дай бог он сейчас еще и стрелять от душевного расстройства во все стороны начнет. А ну как в кого попадет?

Короче, саданул я ему по затылку рукоятью пистолета, что с земли подобрал. Можно было бы и иглой парализовать, но это лишнее. Игла, как и любое другое оружие, имеет свой предел прочности. Два-три втыкания в тело — и все, лимит исчерпан, покрывавшее металл засохшее зелье осталось в телах жертв. А то и меньше получится. Например, та игла, что торчит в шее абрека, уже не пригодна к немедленному использованию.

Надо, кстати, потом будет ее вынуть, а то как бы этот бедолага не дал дуба, так сказать, не приходя в сознание. Если «потом» наступит, разумеется.

Выстрел, еще выстрел, стон, звук падающего тела.

— Всем лежать, работает ОМОН! — рявкнул Стас. — Бросай ствол, идиот, а то башку прострелю! У вас уже нападение на сотрудника при исполнении имеется в активе, не усугубляй!

Железо брякнуло о гравий, и я осторожно заглянул внутрь. На дорожке выгибался в луже крови, натекшей из продырявленного плеча, один из незваных гостей, второй стоял, подняв руки, и нехорошо смотрел на Стаса, который показался наконец из-за угла дома.

А вот третий кавказец, который очень умело и незаметно засел за бочкой, на этот год нашедшей себе место рядом с входом на участок, как раз вскинул руку с оружием, собираясь подстрелить моего друга. А то и пристрелить.

Ждать я не стал, кинувшись, подобно зверю дикому, ему на спину. Игла легко вошла в мясистый загривок, а парой секунд позже я с облегчением ощутил, как подо мной обмякло мощное тело незадачливого стрелка.

Последний из незваных визитеров осознал, что план не выгорел, дернулся было за своим пистолетом, но Стас немедленно его осек, посоветовав не дурить. Впрочем, сам церемониться со снова застывшим на месте бойцом не стал, подойдя поближе, он сразу очень ловко рубанул его ребром ладони по шее, после чего кавказец незамедлительно повалился на землю. Да еще и ногой по голове добавил, окончательно введя незваного гостя в бессознательное состояние.

— Жесть, — вытер лоб Стас, подходя к постанывающему злодею, что держался за плечо и пятнал кровью дорожку, которую с такой любовью и тщательностью обихаживала моя мама. Черт, кровь потом фиг замоешь, это же белый гравий. — Да не дергайся, не собираюсь я тебя добивать, просто пиджак с тебя сниму и ремень из порток выну. Надо им руку перетянуть, чтобы ты не сдох, мне только трупа для счастья и не хватало. И за эту-то дырку потом УСБ все жилы вытянет. Нашумели мы изрядно, наверняка кто-нибудь уже наших вызвал. Сашка, упал!

Я выполнил его приказ без раздумий и моментально. Стас хоть молодой да ранний, есть у него в голосе нечто, заставляющее делать то, что он велит. Мне бы так научиться.

Пистолетный выстрел грохнул секундой позже, мне показалось, что я даже услышал свист пули, которая явно бы проделала дырку если не в моей башке, то в груди точно.

Одно непонятно — кто стрелял? Я же всех вроде вырубил?

Пока голова думала, тело действовало. Прежний я, скорее всего, сейчас бы еще приходил в себя, переживая страх смерти, прошедшей рядом, а ведьмак Смолин рефлексировать себе позволить не мог.

Невысокая фигурка, сжимавшая пистолет, стояла практически вплотную ко мне, потому, даже не поднимаясь, я смог подсечь ее ноги, а после, когда она повалилась ничком, еще и от души добавить локтем в затылок.

— Паршивый из тебя оперативник получился бы, — сообщил мне Стас, опуская свой пистолет. — Почему не убедился, что за спиной чисто? Кто так поступает?

— Виноват, — пропыхтел я, вытирая пот. — Исправлюсь.

— На то и надежда. — Полицейский сначала затянул ремень на предплечье раненого, а после начал отдирать шелковую подкладку от его же пиджака. — Да не скули ты, не помрешь, рана сквозная, кость не задета. Так, дырка в мякоти, максимум неделя больнички, а потом в камеру. Что значит «почему»? Нападение на сотрудника при исполнении — это не шутки, говорил же. Это, дружок, года три общего режима. А если на твоем стволе еще чего висит, так и поболе. И, поверь, на нем точно «мокрухи» найдутся, уж я расстараюсь. Заодно и следакам нашим удружу, они под это дело пару «глухарей» спишут. Не дергайся, сказал, дай перевяжу.

Чуть позже Стас подцепил веточкой, которую отодрал от маминого любимого куста, пистолет, лежащий недалеко от подранка, и аккуратно отправил его в пакет, извлеченный из кармана джинсов. Вот, я же говорил! Каждый из нас таскает с собой то, что ему нужнее всего.

— Остальные не чухнутся? — уточнил он у меня. — Ты чем их вырубил?

— Во, — показал я ему иглу.

— Фига се, — изумился Стас. — Она с ядом, что ли?

— Что-то вроде, — кивнул я. — Минут за сорок крепкого сна поручусь.

— И то хлеб, — согласился мой напарник, умело и очень ловко связывая руки оглушенного супостата. — Давай, давай, чего расселся? Сорок минут, не сорок минут — все одно иди их вяжи. Я пулю в спину получить не хочу. Твой трах-тибидох, конечно, хорош, но наручникам доверия больше. А в их отсутствии — ремням.

— Погоди. — Я перевернул того, кто хотел меня убить, на спину. Молодец я, вон как крепко приложил его о камни двора, помню кое-что из бурной юности. Сознания, правда, этот человек не потерял, но связь с реальностью все же немного прервалась, только потому он до сих пор не попробовал продолжить то, что начал. — Интересно же… Ба! Знакомые все лица! Ну хоть какая-то ясность появилась.

На меня мутным взором таращился Темир Арвен, сын скормленного маре Руслана.

— Отрадно слышать, — весело отозвался Стас, вынимая ремень из штанов очередного кавказца. — Я вот пока в непонятках маюсь. То ли это наемники, то ли ты денег кому задолжал, то ли еще чего?

— Еще чего, — показал я на мальчишку. — Давай, вяжи остальных, а я за ним присмотрю. Закончишь — объясню. Не все, конечно, но хоть что-то.

— Как всю ночь с бывшей чудачить — так это ты, — проворчал мой приятель. — А как злодеев вязать — так это Стасик. Где справедливость?

— Нет ее. — Я присел на корточки около начавшего икать подростка. — Откуда ей взяться в нашем мире?

Стас по-лисьи скользнул за ворота, пистолет вновь был у него в руке.

— Вроде народ не шебаршится, — подал он голос через минуту. — Знаю я такие ДНП. Если бы кто что услышал, тут бы половина местных кумушек уже ошивалась.

— Будни, — подмигнул Темиру я. — И не всех бабушек еще привезли. Свезло нам.

— Да какой свезло? — пропыхтел Стас, затаскивая во двор одного из налетчиков. — Этих мы тут заныкаем, не вопрос. А тачки куда девать? Разве что отогнать куда по-быстрому? Ключи в замках, я проверил.

Он сноровисто притащил сначала оружие нападавших, а после и их самих, причем тот подручный малолетнего Арвена, которого я ослепил, потихоньку начал приходить в себя и даже попытался пнуть своего носильщика.

— Я тебе побрыкаюсь! — рявкнул полицейский, следом за этим коротко и сильно ударив его в живот. Кавказец застонал, и Стас тут же удивленно пробормотал: — Мать моя, чего у него с глазами?

— Тоже трах-тибидох, — хмыкнул я. — Не обращай внимания.

— Легко сказать, — коротко глянул он на меня. — Мне, конечно, в вашей компании много чего повидать довелось, но это особенно впечатляет.

— Нет предела совершенству, — заверил его я, наконец-то вынимая иголку из шеи плечистого налетчика. — Что, излагать краткую предысторию?

— Само собой. — Стас прикрыл калитку. — Можно и не краткую. Все уже случилось, хуже, чем сейчас, не будет. Если в местный участок все же звякнули, то наши здесь минут через пять — семь появятся. Это плохо, придется как-то выкручиваться, чтобы в рапорт и сводку не попасть. Вся надежда — на неприхотливость и коррумпированность местных коллег. Если нет, то у нас время есть. Не сильно много, но есть. Вон тот живчик помирать вроде раздумал, а с остальными все и так неплохо. Давай, излагай расклад.

И я рассказал ему про скверную смерть Руслана Арвена, про то, что этот сопляк в том числе и меня в ней винит, и про то, что именно эти шустрые парни могут быть теми самыми гончими, которых Кощеевич по моему следу пустил. А почему нет?

— Если ты прав, то это очень толковая оперативная разработка, — заявил Стас. — Сволочь этот колдун, но молодец, при минимуме затрат — максимум результата. Только скажу тебе так — без агентурных данных подобное не провернешь. Значит, пасли тебя, закадыка, хорошо и качественно. Отслеживали все передвижения и контакты. Или…

— Или? — поторопил его я.

— Или где-то сквозит, — закончил свою мысль полицейский. — Слил колдуну кто-то все твои расклады, в том числе и про его заживо сгнившего папашу.

— Вы оба умрете, — подал голос Темир. — Теперь точно!

— А до того что, таких планов не имелось? — живо спросил у него Стас. — Вы сюда приехали с нами чайку попить, пахлавы покушать?

Подросток молчал, смотрел перед собой, угрюмо сопел.

— Вот не люблю я этого всего. — Стас присел около мальчишки на корточки. — Пацан, зачем нам нужны все эти игры в войну и немцев? Тем более что все произошло по-честному — твои бойцы стреляли в меня, я в них, пиф-паф и так далее. Мы оказались шустрее. Но, заметим, вы все еще живы. Потому что я и мой приятель кто?

— Кто? — Даже мне стало интересно, кем он нас считает.

— Мы — гуманисты. — Стас похлопал мальчишку по щеке. — Нам ваши жизни не нужны. Тем более что вас в этой истории втемную разыграли, если ты еще не понял. Мой друг твоего папашу пальцем не трогал, ты же слышал. Да и зачем ему это? Но кто-то представил все по-другому, кто-то очень умный и очень ловкий, и нам надо знать, кто это был. Как выглядел, на чем в ваш дом приехал, что говорил, обещал, как с ним связаться можно. Нам надо знать все. Расскажи — и мы найдем способ, как свести случившийся конфликт к тому минимуму, который устроит нас всех.

Его тон был искренен и дружелюбен, а голос мягок, как вата. Но, увы, на Темира это все не подействовало. Он злобно глянул на Стаса, а после плюнул ему в лицо.

— Гордый, — и не подумал злиться тот, только щеку вытер. — Ну-ну. Сразу предупрежу — я тебя упрашивать или совестить не стану. Времени на это жаль, да и вообще… Не хочешь добром — не надо, пусть будет по-другому. А если ты окажешься крепче, чем я думал, то после мы на одной из твоих же машин до дедушки доедем и с ним пообщаемся. Покажем тебя, объясним, что лучше изуродованный внук, но все же живой, чем кучка мертвых субпродуктов. Думаю, старичок сделает правильный выбор.

Молчал младший Арвен, сжимал зубы, напрягал мышцы.

— Начнем. — Стас рывком поднял мальчишку вверх, а после поставил на колени. — Сань, у тебя какой лоскуток есть?

— Ну да. — Я достал из кармана платок. — Сойдет?

— Вполне. — Стас мило улыбнулся, заводя руки Темира ему за спину и стягивая их его же ремнем. — В рот товарищу запихни, а то он ором своим местную публику перебудит-таки, что нам на фиг не надо. А ты, приятель, если захочешь мне что-то сказать, знак подай. Трижды кивни, например.

Мне стало как-то не по себе. Я догадался, что задумал мой гость, и мне это не очень понравилось. Нет, я далек от норм христианского всепрощения и левую щеку после удара по правой сроду не подставлял, но пытки… Это, конечно, жесть.

Но платок в рот Темиру все же запихал. А что мне еще оставалось? Всплеснуть руками и сказать Стасу, что это не наш метод? Можно подумать, он меня послушает. Да и информация нужна.

Звякнув, крутанулся нож-«бабочка», извлеченный из кармана, всхлипнул Темир, руки которого сильно, до хруста в суставах, Стас дернул вверх, а после узкое и тонкое острие остановилось в миллиметре от ногтя большого пальца правой руки подростка. Да что там — почти вошло под него.

— А с другой стороны — стоит ли? — задумчиво спросил у меня Стас. — Пальцы-то я ему тогда искалечу по полной. Это не игла — нож, он ведь потом даже вилку держать не сможет.

— Не сможет, — подтвердил я, догадавшись, что у хитрого полицейского есть некий план, которому он следует. Да оно и не странно — это его профессия, он таких Темиров небось на завтрак ест.

— А если после до разбирательств дойдет? — продолжал вещать мой приятель. — Знаю, проходили. «Пытки, хуже Гуантанамо», тонны жалоб. Можно, конечно, то, что от этого щенка останется, где-нибудь в близлежащем водоеме утопить, но не вариант. Не хочу лишний грех надушу брать.

Стас положил левую руку на голову мальчишки и начал задумчиво барабанить по ней пальцами.

— Знаю! — злобно рявкнул он через минуту, заставив и меня, и Темира подпрыгнуть на месте. Его пальцы сгребли волосы парня в горсть, и он рванул их с такой силой, что у того слезы из глаз брызнули. — Знаю, что сделаю. И ты никогда никому ничего не докажешь, потому что никто тебе не поверит. Но жалеть о своем молчании ты всю оставшуюся жизнь станешь. Если то, что тебя ждет, можно, конечно, назвать жизнью.

Стас за волосы подволок сучащего ногами мальчишку к одному из его подручных, тому, который тихонько подвывал, впустую пытаясь что-то увидеть белыми беззрачковыми глазами.

— Вот что мы с тобой сделаем. — Стас буквально ткнул мальчишку в лицо незрячего. — Вот! Мой приятель — большой мастак на подобные вещи. Одно движение — и ты слепой. Навсегда! Видишь это небо, эту траву, цветы, птиц, деревья? Красива наша среднерусская природа? Согласен, дивно хороша. И ты ее запомни навеки, потому что дальше тебя ждет темнота. Мальчик ты не бедный, коробки клеить или выключатели собирать тебе не придется, но это мизерное утешение. Все остальное — тьма. Ты никогда не поймешь, красива ли та девка, с которой ты лежишь в постели. Никогда не сможешь понять, кто и куда тебя ведет, этим людям придется верить на слово. И не увидишь того, кто тихо подойдет к тебе сзади и выстрелит в затылок тогда, когда дедушкаумрет и ты окончательно станешь лишним в семейном бизнес-раскладе. И мать свою, которую этот же человек незадолго до того прикончит, ты защитить не сможешь. Ты станешь причиной ее смерти! Ты убьешь свою мать, парень!

Мальчишку била крупная дрожь, он не мог оторвать взор от молочно-белой пустоты глаз своего охранника и только мычал, пытаясь выплюнуть платок из рта.

— Саня, не будем тянуть, — скомандовал Стас. — Мальчик насладился видами, пора тушить свет.

— И то, — равнодушно согласился я. — Потом отвезем эту компанию куда-нибудь в лесок и поедем завтракать. Тут неподалеку неплохое придорожное кафе имеется, ух там чебуреки и ушасты!

Темир извивался как уж, пытаясь вырваться из рук Стаса, но тщетно. Когда же я приблизился, демонстративно разминая ладони, он настолько неистово замычал, что мне его даже жалко стало на мгновение. Но потом я вспомнил, что он минут десять мне пулей чуть затылок не раздробил, и жалость ушла.

— Что? — наклонился к нему Стас. — Что тебе? Еще раз мне в морду плюнуть хочешь? Чего ты башкой крутишь? Не хочешь? А чего так, вроде тебе понравилось недавно?

Потерзав таким образом Темира минуты две, он наконец вытащил платок у него из рта, а после лукаво мне подмигнул. Дескать, сейчас запоет соловей.

Так оно и получилось. Захлебываясь воздухом, парень поведал, как к его дедушке, очень уважаемому человеку и бизнесмену, пусть сейчас и отошедшему отдел, пожаловал в гости какой-то русский и рассказал о том, что в смерти Руслана виноват тот, кто лечил его последним, а именно некто Александр Смолин. Что если бы не он, пошел бы его сын на поправку и сейчас не в земле лежал, а за праздничным столом сидел.

На дедушку рассказ этот произвел большое впечатление. Настолько, что он, обычно очень сдержанный в решениях и делах человек, сразу же начал действовать. Нет-нет, про моментальное убийство речь не шла, дедушка желал справедливости. Он хотел этому Смолину в глаза посмотреть, а уж потом, по результатам… Видно было бы.

Охранники Арвена-старшего наведались ко мне на квартиру, потерпев при этом неудачу и даже потери в виде одного ударенного током посланца, после искали в банке и у родителей, но не преуспели. Они все же охранники, а не сыскная полиция. И не бандиты, к криминалу семья Арвенов никакого отношения не имеет. Да и не имела никогда.

— У родителей? — испугался я. — Слушай, если с ними хоть что-то случилось, я всю вашу семейку…

— Нет, — замотал головой парнишка. — Ты что? Просто с соседями поговорили, узнали, что ты там почти не появляешься, вот и все! Зачем родителей трогать? Это харам!

В результате разузнали адрес вот этой дачи и сюда поехали. Дедушка запрещал Темиру в происходящем участвовать, но мальчишка решил по-своему, потому что это его сыновний долг.

— Странно. — Стас снова крутанул нож. — Дедушка твой, судя по всему, на самом деле дядька неглупый, так почему он поверил какому-то незнакомому человеку, которого видел впервые в жизни? Причем настолько, что собрался убивать сам, чуть ли не лично. Понимаю — традиции и все такое, но на дворе не девяностые, подобные вещи сейчас никому с рук не сходят.

— Я сам сейчас не понимаю этого, — всхлипнул Темир. — Но тот человек говорил так, что ему нельзя было не верить. Каждое его слово было правдой, и я, и дедушка это точно знали. Он был нам как лучший друг, как брат. Наша боль была его болью.

— Да уж, — потер лоб Стас. — Это сильно.

— Когда он приходил? — спросил я у Темира.

— Три… Нет, уже четыре дня назад, — поспешно ответил тот. — Утром.

Колдун всегда на шаг впереди меня. Я еще на кладбище к Савве не сходил, а он все подготовил для продолжения банкета. Значит, следующий капкан тоже уже расставлен и ждет.

— Еще он сказал нам, что, когда мы тебя привезем, он непременно придет посмотреть на то, как свершится месть, — добавил Темир. — Что так будет правильно.

И снова лихо. Он бы глядел, как меня мордуют, а после нанес последний удар, так сказать «фаталити». Ну и этих всех прибрал бы заодно, чтобы свидетелей не оставлять.

— Где живете? — спросил вдруг Стас.

— В Куркино, — отозвался мальчишка. — У нас там дом. Таунхаус.

— Куркино — это хорошо, — потер руки сыскарь. — Это удачно.

— Почему? — поинтересовался я.

— Там народ не сильно бедный обитает, — пояснил Стас. — Не Рублевка, конечно, но и не спальный район. Это означает что?

— Что? — в один голос спросили я и Темир.

— Значит, камер там везде висит немало, — похлопал мальчишку по голове Стас. — И на домах, и на магазинах. И этот красавец не мог где-то не засветиться. У вас ведь в доме тоже камеры есть?

— Конечно, — кивнул парень. — Везде.

— Ну вот, — почти ласково произнес Стас. — А это уже что-то. Мало нам твоих «ну, русский, обычный, высокий». Нам конкретика нужна.

В кармане модной куртки Темира заиграл телефон, громко и настойчиво.

— Это дедушка, — пробормотал мальчишка. — Ой!

— И снова — удачно. — Стас запустил руку в куртку и вытащил вибрирующий аппарат. — Ого, «Верту». А не рановато? Впрочем, пофиг. Але! Доброго вам утречка! Кто это? Это сотрудник московской полиции. Станислав меня зовут. Вот смотрю сейчас на вашего внука, и мое сердце обливается слезами. Бедный мальчуган, молодость свою под откос пустил! Ему теперь не то что совершеннолетие в «крытой» встречать придется, он там и двадцатипятилетие отпразднует. За что? За все хорошее, что он нынче сотворил. Бандитизм, покушение на убийство, сопротивление представителям власти, нападение на этих самых представителей с применением огнестрельного оружия. Полный букет. Про всякие мелочи вроде незаконного хранения огнестрельного оружия и организацию банды я уж и не упоминаю. Что? Адвокат подъедет? Нет, адвокат нам ни к чему. Ему да, а мне нет. Мне другое от вас нужно. Нет, не деньги, хотя я их очень люблю. Поговорить надо, желательно — при личной встрече и не под протокол. О чем? О странном визитере, который к вам четыре дня назад в гости наведался и кое-кого обвинил в смерти вашего сына. Темир? С нами приедет, куда он денется. Да цел, цел. Так, попинали его немного, чтобы не имел привычки одним людям в спину стрелять, а другим — в лицо плевать, но от синяков пока никто не умирал.

— Ой, что теперь будет! — аж побелел Темир. — Дедушка за такие поступки меня… Ой!

— И правильно, — заметил я. — Даже врага надо уважать. И уж точно сразу не стоит стрелять, сначала надо все выяснить. Ни при чем я, парень. Когда я твоего отца в первый раз увидел, он уже был обречен, уж поверь мне. Не оставалось у него шансов.

И я не врал. Так и было. Что же до его души… Про нее речь сейчас не шла.

— Договорились, — весело бросил в трубку Стас. — И еще — не надо резких движений и глупостей, уважаемый. Как я сказал пару минут назад вашему внуку, на дворе новейшее время, убивать уже не модно. Вот и хорошо.

— Ругался на меня? — как-то совсем по-детски спросил Темир. — Да?

— Уж не хвалил, — подтвердил Стас, после насторожился, неуловимым движением выхватил пистолет и наставил его на калитку.

Та, скрипнув, открылась, за ней стояла Светка.

— Тьфу ты! — мотнул головой полицейский. — Девушка, ну нельзя же так!

— Нельзя, — согласилась моя бывшая. — Так нельзя. Смолин, можно тебя на минуту?

— Самое время для сентиментальных сцен, — пробурчал Стас, убирая оружие в наплечную кобуру.

Мы вышли за ворота.

— Знаешь, ты был прав, — тихо и как-то отстраненно произнесла Светка. — Вчера, помнишь? Ты не тот человек, которого я когда-то любила. Тот не стал бы ввязываться в грязные истории, калечить людей и издеваться над подростком, почти ребенком.

— Не стал бы, — подтвердил я.

— Ты не волнуйся, теперь я тебя точно больше не побеспокою, — положила мне руку на плечо бывшая. — Просто потому, что с незнакомыми людьми я общаюсь исключительно по работе или по необходимости. А тебя теперешнего я, выходит, не знаю совершенно. И знать не желаю. Прощай.

Она развернулась и неторопливо пошла к своему дому.

Наверное, по всем законам драматургии я должен был смотреть ей вслед, и суровая мужская слеза обязана была сползать по моей небритой щеке, но на это все не оставалось времени. И желания — тоже.

Потому я просто вернулся на свой двор.

— Ну и? — Стас хлопал по щекам бойца, которого сам же оглушил. — Чего ей надо было?

— Сказала, что уходит от меня, — передернул плечами я.

— Вы же и так в разводе?

— Снова. Дубль два. Причем теперь причина в том, что я стал таким, каким она не смогла меня увидеть тогда, когда бросила в прошлый раз.

— Ни пса я не понял из твоих слов, — заявил Стас. — Кроме одного — умер Максим, да и фиг с ним. Ты же не в печали?

— Не-а.

— Ну и ладно, тогда забыли, нам и без того есть чем заняться. И вот зачем я его так приложил?

Глава 17

Давно не испытывал такой зависти. С того самого момента, как на вечере встречи выпускников в своей школе побывал и заценил, какую себе машину один мой одноклассник купил. Нет, к автотранспорту я равнодушен, но сам факт того, сколько именно эта тачка стоит, конечно, убийствен. Правда, потом выяснилось, что это вовсе не его машина, а выставочно-автосалонная, и он, пользуясь своим статусом менеджера по продажам, ее позаимствовал на один вечер. Чего не сделаешь ради хороших понтов. Но сработало же! И парни все прониклись, не подавая, впрочем, никакого вида, и девушки — тоже. А бывшая первая красавица даже более чем прониклась, она, я бы сказал, распростерлась. Кстати, именно Наташка потом и донесла до остальных весть о том, что Федот, так сказать, не тот. Преимущественно в нецензурных выражениях, разумеется.

Вот и тут — завидую я Стасу. Умеет человек расставлять приоритеты и решать вопросы. Часа не прошло, а мы уже едем в направлении Москвы, не оставив на даче практически ни одного следа от произошедшего. Кое-как очухавшиеся визитеры погрузили в машины тех, кто еще пребывал в нирване, прихватили раненого, получили заверения в том, что Темир будет доставлен к дедушке, и отбыли в направлении ближайшего медпункта, а именно — в поселок Вороново. Кровь с гравия смыта, две пули из дома извлечены, мангал блестит как солнце. Плохо, конечно, что пробудившиеся наконец соседи видели момент отбытия незваных гостей, но это ладно. Наплету чего-нибудь своим старикам.

Вот бы мне научиться так же, как Стас, легко, ловко и последовательно воплощать в жизнь свои планы! Увы, увы, мои стихии — суета и хаос. Всех только радостей, что именно из хаоса и зародилась наша Вселенная.

Он и сейчас, в дороге, время не терял, песоча какого-то своего коллегу.

— Меня не волнует, что телефон сел! Для кого пауэрбанки придумали? Нет, не только для бесшабашной молодежи, но и для нормальных людей. Ладно, дуй в Куркино, адрес сейчас сброшу. Обойди все магазины, кафе, химчистки и что там еще есть рядом с адресом, пусть тебе четырехдневной давности записи с камер на флешку сбросят, отрезок между десятью и одиннадцатью часами утра. Что значит — «если не захотят»? Ты представитель власти, пусть попробуют. Ну а если совсем упорные попадутся, запиши кто. У меня в тамошнем РУВД приятель работает, мы им устроим веселую жизнь. Потом дуй к гайцам в управу… Да, к Машке Петровской, я ей сейчас позвоню, она тебе с их камер в том районе тоже все сольет. И конфет ей купи! Шоколадных, она их любит очень!

При этом я еще на даче ему напомнил о том, что этого колдуна сам опишу во всех подробностях, так как на его рожу в ресторане почти час смотрел.

Но Стас сказал:

— Рожу в наше время тебе какую хочешь нарисуют, до такой степени косметология дошла, потому мне она не особо и нужна. Речь о его тачке. Может, конечно, у него их целый парк, нельзя подобный нюанс со счетов сбрасывать, но, думаю, вряд ли все так обстоит. Вернее всего, гоняет он, родимый, по столице на одной и той же машине, у которой, как водится, есть номер. И вот по этому номеру его можно попробовать прищучить. Шанс невелик, но это лучше чем ничего, согласись? Не знаю, как ты, но я сидеть на попе ровно и ждать, когда меня грохнут, не желаю.

А вот Нифонтову он позвонил чуть ли не в самую последнюю очередь. Нет, я сам хотел Николая набрать, но Стас попросил уступить это право ему, уж не знаю отчего. Но спорить не стал. Какая разница, кто это сделает? Причем он был очень немногословен, по сути, изложил только то, куда именно мы едем и зачем. И еще мне показалось, Стасу не пришелся по душе тот факт, что Нифонтов решил отправиться к дедушке Арвену с нами.

Интересно, какая кошка между этими двумя пробежала? Но выяснять не стану, у меня своих проблем полно, только чужих не хватало. Тем более что при встрече они дружелюбно обменялись рукопожатиями и сквозь зубы слова не цедили.

Дом у семейства Арвенов был не такой уж пафосный, каким мне представлялся. Да и не дом это был в полном смысле слова, а, скорее, его часть. Или отдельно стоящий подъезд. Короче, таунхаус, причем не самый заковыристый из тех, что я видел.

Да и внутреннее убранство не поражало роскошью. Добротно — более чем. Комфортно — да. Но никакого мраморного пола, никаких подлинников голландцев на стенах. И золотого унитаза тоже наверняка не имеется.

Зато с охраной все в порядке. Пяток крепких ребят, как близнецы похожих на тех, которые сейчас зализывали раны в поселении Вороново, попробовали потребовать оружие у моих спутников, чем вызвали их дружный смех.

— Какое именно? — чуть ли не вытирая слезы, осведомился у них Стас. — То, что при мне, или то, что я у ваших отобрал? Шиш вам, орлы комнатные, причем вот такенный. Даже два!

Насупились охранники, как видно, обидными им слова полицейского показались, но до конфликта дело не дошло. Откуда-то сбоку выбежала знакомая мне по клинике Вагнеров женщина, которую, если я не ошибаюсь, звали Лиана Мансуровна, и начала обнимать моментально засмущавшегося Темира. Попутно она окинула нас коротким, но очень внимательным взглядом, и от меня не укрылся тот факт, что, заметив Николая, она слегка вздрогнула, причем в ее глазах мелькнуло узнавание.

— Так, гражданочка, — строго вмешался в процесс Стас. — Попрошу вас от молодого человека отойти, потому что его процессуальный статус пока еще не до конца ясен. Может, он подследственный, может — нет. Вот выясним, тогда и обнимайтесь.

— Мне казалось, по телефону мы обо всем договорились.

Человек, задавший этот вопрос, подошел сзади, причем никто из нас этого не услышал и не почуял. Ладно я, с меня взятки гладки, но эти-то двое? А если бы у него в планах было кому-то из нас глотку перерезать? Например, мне? С распаханным ножом горлом ни один ведьмак не выживет, враз мертвяком станет.

— Договорились, — всем телом, как волк, развернулся к говорившему Стас. — Но кто знает, вдруг ваши планы подкорректировались?

— Я никогда не изменяю своему слову, — с достоинством ответил старший Арвен. — Если что-то сказал, то так и случится, даже если мне обещанное станет невыгодно. Деньги, вещи, золото — это все приходит и уходит. Слава о тебе как о человеке остается. Если все будут знать, что я не хозяин своему слову, что я лжец, зачем тогда жить?

Странно, но мне сразу понравился этот человек. Странно — потому что именно он собирался меня убить, причем, если я верно понял, собственноручно. Но симпатия — штука такая, ей не объяснишь, что к чему.

И еще — статный, седоволосый, с орлиным носом и резкими чертами лица, старший Арвен совершенно не был похож на хрестоматийного дедушку. Нет, молодым его не назовешь, старикан, конечно. Но дедушка — это некто в тапочках, с палочкой, с ватой в ушах. А тут — совсем другая картина.

— Капитан Нифонтов. — Николай показал ему свое удостоверение. — Могу я узнать ваше имя-отчество?

— Имран Салманович, — не стал чиниться Арвен, но руки никому из нас не подал. — Лиана, уведи моего внука в его комнату. Пусть он сидит там и ждет, когда я провожу гостей. Я буду с ним разговаривать после.

Сдается мне, Темир сейчас очень жалеет о том, что мы его не убили. По тону слышно, что ждут парня немалые неприятности. Такие, что, может, и с моими сравнятся.

— И больше не стреляй людям в спину, — с ехидцей напутствовал его Стас. — Настоящий мужчина смотрит своему врагу в лицо!

На щеке старшего Арвена дрогнула жилка, слова полицейского его, несомненно, задели. Но вместо того чтобы как-то отреагировать, этот мощный старикан подошел ко мне.

— Значит, это вы тот самый Александр Смолин, — произнес он, меря взглядом мое лицо.

— Верно, — не стал скрывать я. — И сразу скажу — к смерти вашего сына ни малейшего отношения не имею. Если не верите мне, спросите Петра Вагнера, он подтвердит. Да и логику можно немного потерзать, на предмет ответа на вопрос, чем мне мог помешать человек, которого я вообще не знал.

— Ну, тут можно и поспорить, — влез в разговор Стас. — Были в моей практике случаи… Все, молчу.

— В сложившейся ситуации очень много вопросов, но почти нет ответов, — произнес старший Арвен. — Но для начала я предлагаю вам продолжить разговор за столом. Как говорят русские, в ногах правды нет.

— Ее вообще не существует, — продолжил ерничать Стас, старательно изображая из себя дурака, но меня он обмануть не мог. Мне уже был известен этот его взгляд. Наверное, так смотрит снайпер в прицел на свою цель. — Я вот по долгу службы ее ищу-ищу, а все никак.

— И тем не менее, — произнес Имран Салманович и не спеша отправился в правый коридор. — Прошу идти за мной.

Столовая меня опять же приятно удивила. Крепкая и немного громоздкая дубовая мебель, на столе — никаких сервизов и непонятной снеди вроде фуа-гры. Или фуа-гра? Зелень, лепешки, сыр, холодное вареное мясо, много терпко пахнущих соусов.

— Простая и сытная еда, — пояснил старший Арвен. — Она замечательно подходит для мужских разговоров.

— Полностью согласен, — кивнул я, и мой желудок подтвердил слова, выдав протяжную руладу. — Можно без церемоний?

Имран Салманович показал рукой на стол, и я тут же вцепился в ароматную и теплую лепешку, которая буквально манила меня румяностью боков.

— Что ты как из голодного края? — чуть недовольно поинтересовался у меня Николай.

— Со вчерашнего дня не ел, — прочавкал я. — Стасу хорошо, он шпикачек натрескался, а у меня росинки маковой во рту не было.

— Твоя бывшая что-то о борще говорила, — уточнил Стас. — Свежесваренном.

Я только глазами хлопнул, пережевывая кусок мяса.

— Сам виноват, — обличительно заявил полицейский. — Надо было сначала пожрать, а потом глупостями заниматься, вроде секса и войны.

Хозяин дома в наши разговоры не лез, помалкивал, ждал, пока мы наедимся. Даже улыбнулся пару раз.

Судя по всему, конфликт можно было считать исчерпанным. Если он усадил нас за свой стол, это что-то да значит. Этот старик не из тех, кто сейчас с тобой хлеб переламывает, а через минуту голову продырявит. Цельный человек, сразу видно.

И я все правильно прикинул, так оно и оказалось.

— Я мог бы вам сказать о том, что сожалею о случившемся, — медленно, точно отмеривая каждое слово, произнес старший Арвен. — Мог, но не стану. Дело сделано, ничего теперь не изменишь.

— Это верно, — невесело усмехнулся Николай, который за все это время не съел ни крошки из той снеди, что лежала перед нами на столе.

— Но мне очень важно понять, как случилось все то, что случилось, — сдвинул брови старик. — Это было… неправильно. Другого слова подобрать не могу. Нет, я сейчас не о вашей стычке с моими людьми, хотя и она, разумеется, является ошибкой. Почему вышло так, что какой-то человек пришел в мой дом, сказал мне, что делать, и я его послушал? Когда я был вашим ровесником и часто думал чем угодно, только не головой, даже тогда никто не мог крутить мной, как пес хвостом. Скажите мне, кто это был. Я вижу, вы знаете ответ.

Я глянул на Николая, он на меня.

— Это плохой человек, — наконец ответил оперативник. — Он хочет смерти вот этим двум парням и для достижения своей цели использовал вас.

— Гипноз? — уточнил Арвен. — Да?

— Что-то вроде, — признал Нифонтов. — Вроде того.

— Сильно «вроде», — приподнял бровь хозяин дома. — Я читал, что гипноз действует только тогда, когда сам гипнотизер рядом стоит. А я и потом, после его ухода, хотел этого мальчика убить, сердце ему вырвать собирался. Сегодня утром встал и думаю — откуда у меня такие мысли? Что творю, при чем тут этот Смолин? Потом узнал, что Темир с моими людьми уехал, — испугался. Клянусь, впервые за много лет испугался. Кровь на руках в таком возрасте, как у моего внука, — это горе. Это на всю жизнь метка. Да и наследили мы, когда тебя искали. Что твой адрес, что адрес родителей узнать было совсем несложно, но тебя там давно никто не видел, потому пришлось кое-кого просить о помощи.

— Главное, что никто не умер, — примирительно заметил я, искренне радуясь, что данный конфликт, похоже, исчерпан. — Уже хороший результат.

— Верно, — согласился со мной Арвен. — И раз об этом зашел разговор — сколько я должен за то, чтобы сегодняшняя история была всеми забыта? Назовите сумму, я расплачусь сполна.

— Мне ничего не надо, — пожал плечами я. — Будем считать, что едой компенсацию взял.

Деньги я люблю, это так, но всему есть предел. Здесь и сейчас их брать не стоило, не та ситуация, не тот человек. А вот кое-что другое в качестве гонорара я бы принял, например, имена тех людей, которые ему помогли меня найти.

— Мы на государевой службе, — подал голос Стас. — Нам мзда не положена по должностной инструкции.

Он залез в карман куртки, достал из него пистолет в пакете и положил перед Имраном Салмановичем, сопроводив данное действие фразой:

— Нет тела — нет дела. Остальные стволы — в багажнике одной из машин. Тема закрыта.

— Ты слишком хитер, чтобы все забыть, — возразил Арвен. — Ты свой долг с меня потом стребуешь, тогда, когда тебе это будет выгодно. Так ведь?

— Да, — не стал скрывать Сгас. — Но больше чем положено не попрошу. Я меру знаю.

— Ну а вам деньги предлагать не имеет смысла? — спросил хозяин дома у Николая. — Верно?

— Как и что-либо другое, — подтвердил тот.

— Я вспомнил вашу фамилию, — положил ладони на стол старший Арвен. — Я встречал ее в бумагах сына. Старых, им уже несколько лет.

— Мы с ним общались, было, — ровно произнес Николай. — Я и с вашим внуком раньше встречался, приблизительно в то же время. Он как-то затерялся по зиме без следа рядом со своей школой, а мы с коллегой его отыскали.

— Я заметил, что Лиана узнала вас. — Имран Салманович побарабанил пальцами по столу. — Скажите, вы имеете отношение к смерти моего сына? Я не буду мстить, мне просто хочется знать, почему он умер. В чем причина?

— Нет, — покачал головой Николай. — Это не моих рук дело. Но попадись он мне четыре года назад, я бы пристрелил его не задумываясь. Или что похуже устроил.

— Жаль, что он не попался вам тогда, — тихо и печально произнес старик. — Лучше пуля, чем такая смерть, какую он принял.

— У нас разные точки зрения на этот вопрос, — жестко возразил ему оперативник. — Но это нормально. У вас свое горе, у нас тогда, четыре года назад, было свое.

— Предлагаю перейти от воспоминаний к дню сегодняшнему, — снова вступил в разговор Стас. — Имран Салманович, нам бы записи с ваших камер наблюдения. Очень хочется глянуть на внешность вашего гостя.

— Не получится, — усмехнулся Арвен. — Нет записей.

— Мне казалось, мы поладили? — прищурился полицейский.

— Записей нет, — повторил старик. — У меня в доме стоит отличная техника, я никогда не экономлю на безопасности своей семьи, но в этот раз она дала сбой. Не записалось ничего. Совершенно. Рябь на всех экранах.

Нифонтов коротко рассмеялся, Стас помрачнел.

— Ну хоть описать-то его сможете? — подумав, спросил он. — Поподробней, если можно. И, может, кто из охраны запомнил марку его машины, номер?

— Это пожалуйста, — согласился владелец дома. — Высокий, под два метра, черноволосый, усы подковой…

— Усы? — перебил его я. — Два мегра? Коль, это не Эдуард!

— А ты думаешь, что он всякий раз будет выглядеть одинаково? — насмешливо отозвался оперативник. — Ну-ну.

В кармане взревел телефон, громкие звуки его сигнала заставили меня дернуться.

— Номер не определен, — заметил я, достав аппарат, а потом ответил на вызов: — Да, слушаю.

— Расстроил меня этот хрыч, — преувеличенно грустно прошептал мне в ухо голос, от которого по телу прошла неприятная дрожь. — Я думал, он боец, а оказалось — лишь тень себя прежнего. Мельчают люди.

— Согласен. — Я сделан круглые глаза, давая понять своим спутникам, кто именно мой собеседник. — Не тот стал народ, мало на кого можно положиться.

— Но ведь это всего лишь загонщики, чернь. — Колдун перестал шептать, заговорил обычным тоном. — Их дело — бить в кастрюли и орать, дабы зверь сорвался с места и направился в нужную сторону. Свою задачу они выполнили, ты уже бежишь в ту сторону, где тебя ждет кто?

— Кто? — без тени издевки осведомился я. Нет, правда не знаю. Охота не мое, в жизни на ней не был.

— Егеря, — ласково объяснил Кощеевич. — И вот они выгонят тебя под мой выстрел. Если сами раньше не прикончат, разумеется. Но в этом случае тебе будет умирать даже где-то радостно. Ты моя жертва, и тот, кто заберет у тебя жизнь, за это ответит. Согласись — с осознанием того, что будешь отомщен, умирать ведь веселее?

— Не знаю, не умирал, — хмуро ответил я. — И не стремлюсь. Я лучше тебя убью и дальше спокойно жить стану.

— Прости за банальность, но заяц не может загрызть охотника, — рассмеялся мой собеседник. — Это смешно. Да, передай судному дьяку, что он слишком далеко зашел в моих поисках, он уже стоит на краю, далее начинается пропасть. Я не желаю вражды с отделом, но если они перейдут границу дозволенного, то могу изменить своим правилам. Так что пусть расслабится и не сидит за столом, подобно памятнику самому, себе. Пусть хотя бы поест.

Он нас видит. Не только слышит, но и видит.

Я щелкнул пальцами, после показал на свой глаз и обвел рукой помещение.

— Ты забавен. — В трубке раздался бархатистый смех. — Право, мне будет тебя не хватать. Лето в столице скучновато, развлечений мало, а таких, как ты, — особенно. И вот еще что — передай своему приятелю, тому, что в полиции служит, что я дарю ему свою машину, пусть на нормальном автомобиле покатается напоследок. Она стоит на парковке «Крокус Сити Холла», номер и место парковки сброшу эсэмэс. Ключи — в замке зажигания, документы — в бардачке.

— Он будет очень рад, — пробормотал я.

— Конечно. Машина-то новая совсем. — Колдун снова хохотнул, а после резко окликнул меня: — Ведьмак!

— Чего? — чуть не подпрыгнул на стуле я.

— Рога трубят! — снова шепотом сообщил мне Кощеевич. — Слышишь? Егеря уже совсем близко!

И повесил трубку, подлец!

— Эта гнида нас слышит и видит. — Я аккуратно положил смартфон на стол. — Камеру, наверное, куда-то запихнул, скотина такая!

— Исключено, — воспротивился хозяин дома. — Моя охрана каждый день проверяет все помещения на предмет наличия подслушивающих устройств, я этот обычай завел еще тогда, когда от дел не отошел, и ему не изменяю. У них лучшие сканеры из существующих, потому что я…

— Не экономите на безопасности, — закончил за него Нифонтов, обводя взглядом потолок. — Спорить не стоит, вы оба правы, нет тут жучков и камер. Но он все равно все видит, и я догадываюсь, как именно. Хитер!

— Он просил передать тебе, что ты зашел слишком далеко, — хмуро выполнил я поручение колдуна. — Если пойдешь дальше, то он тебя убьет.

— Штаны сухие, — потрогал ширинку Николай. — Значит, не испугался. Что еще?

Пискнула трубка, сообщая о том, что поступило сообщение.

— А еще вот номер машины и места, где она припаркована, — показал я трубку присутствующим. — Она теперь твоя, Стас. Это тебе подарок от нашего друга. Ключи в замке, владей и катайся.

— Щедрый какой, — фыркнул полицейский. — Но пусть будет. Я, как мы свое дело сделаем, его труп хлорочкой посыплю, в полиэтилен закатаю, в багажник уберу, отгоню эту машинку верст за сто от столицы и в каком-нибудь озере покрупнее ее утоплю. И все останутся довольны.

— Если бы все было так просто, — вздохнул Николай. — Ладно, идем на улицу, покурим. Сашка, ты с нами?

— Само собой, — поднялся я из-за стола, представляя, как сейчас смеется над нашими наивными действиями и словами мой враг. — Надо свежего воздуху глотнуть.

— А теперь все в деталях, — сухо скомандовал мне сотрудник отдела, как только мы вышли из дома. — Дословно!

— Он точно нас сейчас не видит? — деловито поинтересовался полицейский, озираясь. — Вон та ворона какая-то подозрительная. Чего она башкой крутит?

— Стас, с ума не сходи, — покрутил пальцем у виска Николай. — Ну да, случается, перекидываются люди в птиц или животных, но ради наших секретов никто таким заниматься не станет. Это себе дороже может выйти.

— Но там-то он что-то учудил, — потыкал пальцем Стас в сторону входа в дом.

— Где-то стоит «Темный глаз», — пояснил Нифонтов. — Заклинание сложное, затратное, но действенное. Потом Вику надо сюда направить, пусть она его снимет.

Из дома вышел Имран Салманович и приблизился к нам.

— Тот, кто приходил, — он ведь не человек? — решительно спросил он у нас. — Ведь так? Я хотел бы знать правду.

— Не совсем, — выдержав паузу, все же ответил Нифонтов. — Что-то людское в нем еще осталось.

— Даже могу сказать, что именно, — хмуро продолжил я. — Мстительность. Вам лучше бы уехать из города, и желательно куда подальше. Он не очень доволен тем, как все вышло, поэтому может устроить какую-нибудь гадость. И охрана вам не поможет, поверьте.

— Так и думал, — глубоко вздохнул мужчина. — Я стар, но еще умею связывать факты воедино. Еще один вопрос: он как-то связан со смертью моего сына?

— Нет, — покачал головой Николай. — Никак. Ваш сын умер исключительно из-за собственной самоуверенности и жажды власти. И я даже извиняться за свои слова не стану, потому что все обстоит именно так. Он хотел получить то, что ему не принадлежит, и слишком далеко зашел в своих действиях. Есть вещи, которые не предназначены для всех, ему об этом говорили, его не раз предупреждали, но он был глух. Вот результат.

— Руслан никогда не терпел запретов и ограничений, — опустил глаза Арвен. — Да, извинения тут ни к чему, за правду прощения не просят. Я вас оставлю на некоторое время, мне надо сказать Лиане, что мы уезжаем.

Пользуясь моментом, я наконец-то рассказал своим приятелям все, что говорил колдун, и их услышанное не порадовало.

— Из одной задницы в другую, — сплюнул Стас. — Коль, что он мог иметь в виду, говоря о егерях?

— А я откуда знаю? — даже удивился оперативник. — Вот ты спросил! Поживем — увидим.

— Если это будет что-то очень резкое, то, возможно, и не поживем, — мрачно напророчил Стас. — Или не переживем. Да елки-палки, может, тоже свалить из Москвы куда подальше? В Калининград или на Ямал. У меня там армейские кореша проживают, тоже по нашему ведомству служат. Всяко схорониться помогут.

— Валяй, — согласился Николай. — Ты в эту замотку случайно влип, по сути, претензий к тебе нет и быть не может. Одна благодарность. Если бы не ты, то Сашка сейчас мог бы с незапланированной дыркой в голове лежать.

— Мне кажется, мы сможем его прищучить только в одном случае, — обреченно произнес я. — Если он допустит какую-то оплошность, а мы ее не прозеваем. Других шансов в принципе нет.

— Свежая, оригинальная мысль, — поаплодировал мне оперативник. — Как мы до такого сами не додумались?

— Не к месту шутишь, — неожиданно поддержал меня Стас. — По факту он прав. Все, что нам остается, — это охранять Сашку и следить, куда кривая выведет. Подходов к нему нет, ниточки все перерезаны. Как эти егеря нагрянут, так их и будем брать в оборот, если получится. Авось чего и прояснится.

— Написали на бумаге, да забыли про овраги, — пробормотал Николай. — Знать бы еще, что это за егеря такие. Вот что он имел в виду? Хитрый, гад. Ведь с этим Арвеном он против всяких стандартов сработал. Мы у себя чего только не передумали, а он вон чего выкинул.

— Ждать, — уверенно сказал Стас и даже воздух рукой рубанул неуловимо знакомым кинематографическим жестом. — Это самое разумное в данный момент. Начнем суетиться — сами себе навредим.

— Тебе хорошо, — печально вздохнул я. — Ты билет на самолет до Калининграда возьмешь и уже завтра утром будешь в Балтийское море поплевывать, копченую рыбку кушать и на берегу янтарь искать для сувениров. А мне тут под смертью ходить.

Вообще-то, если честно, я всерьез начал подумывать о том, что мой давний план не лишен смысла. Ну, тот, который предусматривает спешный и срочный побег из родной страны в какое-нибудь дальнее безвизовое зарубежье, желательно — расположенное близ теплого, синего и ласкового моря. И только одно меня смущало — деньги и загранпаспорт лежат в сейфе, дома. А туда соваться было небезопасно, это я всем нутром чуял.

— Да куда я поеду? — отмахнулся Стас. — И что мне потом, всю жизнь в бегах провести? Нет, этот узел надо сейчас рубить, пока у нас троих интересы совпадают. Вместе, может, и справимся. Поодиночке — точно нет.

— Пойдем уже, — предложил Нифонтов. — Тут делать больше нечего. Разве что Вика потом подъедет, заклинание снимет. Боец, хозяина позови.

Мордатый охранник выполнил его просьбу без малейших возражений, и через пару минут Имран Салманович деловито кивал, слушая Николая.

— Важно — в доме ни слова о том, куда отбываете, — деловито вещал тот. — В смысле — правдивого. И тем охранникам, что тут останутся, — тоже. Поверьте, это в ваших интересах.

— Уже подумал об этом, — кивнул седовласый кавказец. — Все сделаю.

— Когда вы отбудете — напишите мне об этом, — продолжил Николай. — Я попрошу нашу сотрудницу, она кое-что в вашем доме подчистит. То, что сканеры не находят.

— Пусть она сейчас этим вопросом займется, если это возможно, — попросил Арвен. — Я вышлю за ней машину и обратно после доставлю. Мне очень не нравится, что мой дом перестал быть моей крепостью.

— Пока вы тут, она не приедет, — покачал головой Николай. — Скромная очень.

Ну да, скромная. Мой знакомец боится, как бы Вика, услышав фамилию Арвен, не выкинула какой-нибудь номер вроде дополнительного проклятия. А вообще правильно. Ни к чему Виктории подобные эмоциональные встряски. Ей и так досталось в этой жизни, куда уж больше?

Мы уже почти вышли за ворота, когда я вспомнил об одной вещи, которую хотел выяснить.

— Имран Салманович, — окликнул я Арвена, который что-то негромко втолковывал охраннику. — Можно еще один вопрос?

— Разумеется, — кивнул тот.

— Скажите, кто меня сдал? — подойдя к нему, тихонько произнес я. — Вагнер? За пакет акций?

— Нет, — покачал головой старик. — Впрочем, если бы я ему их предложил, он бы не отказался, как мне кажется. Но я обратился к другому человеку. Мы с ним несколько раз делали бизнес, он остался мне кое-что должен. Я обменял долг на сведения.

— Ряжский? — помедлив, уточнил я. — Верно?

— Верно, — подтвердил Арвен. — Это была выгодная сделка, так что не стоит судить его слишком строго.

— Вы бы на его месте поступили так же?

— Я не знаю, какие вас связывают отношения, — уклончиво ответил Имран Салманович. — Мне трудно судить.

— Все больше пустяшные. Я разок спас ему жизнь, супруге помог обрести потерянное наследство. Ничего серьезного.

— Люди дела часто отличаются от остальных, — помолчав, сообщил мне Арвен. — Они мыслят другими категориями.

— Ну да, ну да, — почесал подбородок я. — Спасибо вам. И рад знакомству.

— Если станет очень жарко, буду рад видеть тебя своим гостем, — внезапно огорошил меня Арвен. — Приезжай в Махачкалу, позвони мне. Вот визитка. Так в горах спрячем — никто не найдет. И приятеля своего можешь взять, того, который за своими словами не следит. Он мужчина, воин, я вижу, а глупость… Она, как и юность, со временем пройдет, если не убьют раньше. А вот второму твоему другу в моем доме делать нечего. Да и не друг он тебе, поверь старику.

— Спасибо. — Я убрал визитку в карман и пожал ему руку. — Жизнь веселая пошла, может, и наведаюсь в гости.

Мои спутники уже сидели в автомобилях, каждый в своем.

— Куда едем, решили уже? — первым делом спросил я у Стаса, когда плюхнулся на сиденье рядом с ним. — Сдается мне, домой нельзя.

— Это точно, — подтвердил Стас и повернул ключ в замке зажигания. — Но нам туда и не надо. Есть пара мест, про которые никто ничего не знает и где можно отсидеться. Жратвы только надо купить.

Мотор взревел, и мы отправились туда не знаю куда.

Глава 18

Мне снилась Морана. Нет, не так, как обычно, не в системе 5D с эффектом присутствия, то есть без тумана на реке Смородине, разрушенного моста, терема и всей прочей атрибутики. Это был обычный сон, сплетенный из отрывков воспоминаний, странных ассоциаций и, если верить ряду хиромантов и доморощенных чародеев на «Ютубе», мелких знамений, по которым можно предсказать ближайшее будущее.

Она что-то говорила, но я ее не слышал и не понимал. Причем время от времени в руках ее появлялась ярко-светлая полоса — то ли язычок первородного огня, то ли лента, с которой гибкие гимнастки выступают в произвольной программе, то ли еще что-то, возможно вовсе не имеющее названия. А иногда она начинала мне грозить пальцем, как видно, за то, что я ленив и нерасторопен.

Не знаю, с чего меня на подобный сон пробило. Вероятно, виной тому была усталость, которая навалилась на нас со Стасом сразу после того, как мы вошли в небольшую однокомнатную квартирку в районе «Петровско-Разумовской». А может, причина таилась в посредственном коньяке, бутылка которого была распита на двоих с целью эту самую усталость немного развеять.

— Да проснись уже, ведьмак! — в какой-то момент наконец-то во сне появился звук. — Погибель близко!

Окрик прозвучал настолько резко и неожиданно, что я на самом деле проснулся. Грань сна и яви всегда тонка, потому первые секунды я пытался сообразить — это мне там, в мире теней, команду отдали, или тут, в реальности, кто-то шумнул?

Стас, лежащий на тахте в другом конце комнаты, всхрапнул, гулко пустил «злого духа», перевернулся на другой бок и снова мерно засопел.

Лунный свет лился из незашторенного окна с мутными грязными разводами, освещая убогую меблировку нашего нового жилья и неубранный бардак на круглом столе. Лень нам было посуду мыть, оставили мы данное занятие на утро. Но что-то все равно было не так, и именно осознание этого окончательно вырвало меня из цепких объятий дремы. А потом я понял, что именно не так.

В коридоре ярко-белый и отстраненно-холодный лунный свет смешивался с другим цветовым оттенком, изумрудно-зеленым. Планировка здесь была точно такая же, как и в моей квартире, дом-то типовой. Разве что лифта тут не имелось да метраж чутка поменьше, а в остальном — один в один.

И в коридоре здесь, как и у меня дома, тоже стояло зеркало, вделанное в гардеробную стойку. Большое и вытянутое.

Воистину, история всегда повторяется дважды, вот только на фарс это все очень и очень не похоже. Зеленый свет — это плохо. Очень, очень плохо!

И словно в подтверждение моих мыслей, на лунно-зеркальную дорожку легли две тени как овеществленный детский кошмар. Каждый из нас в нежном возрасте хоть раз да не мог ночью заснуть, чутко ловил шорохи уснувшей квартиры, неразличимые днем и пугающие ночью, и со сладким ужасом смотрел на яркую полосу света, расчертившую пол, ожидая, что вот-вот на ней появится тень неведомого существа, которое пришло за тобой. Тень не появлялась, но страх тех времен по-прежнему живет в каждом из нас. А у меня он стал реальностью. С той, правда, разницей, что я знаю, кто пожаловал в наше временное пристанище.

— Стас! — рявкнул я, вскакивая с дивана и бросаясь к креслу, на котором лежали мои джинсы. — У нас гости!

— Так даже лучше, — пронесся над комнатой шелково-шелестящий интимный полушепот. — Не люблю сонным глотки резать!

Гостьи уже стояли в дверном проеме. Обе. Красивые, стройные, в коротеньких стильных кожаных куртках и смертельно опасные. О последнем мне неистово сигналили все чувства, которые только имелись в наличии.

— Договор никто не отменял, — первым делом заявил я, сжимая в руках ведьмачий нож, который я, к своему великому стыду, забыл вогнать в притолоку входной двери. Хотя, может, и удачно, что я этого не сделал. Любой запрет можно обойти, особенно если учесть, что это не родные стены и они не должны меня защищать, а другого оружия под рукой нет.

Наверное, забавно я выгляжу сейчас. В одних трусах, взъерошенный, сонный, но зато с ножом.

— Ты его нарушил первым, ведьмак, — холодно сказала мне одна из ведьм. — И за это ответишь.

— Вроде мы шлюх не вызывали? — удивился Стас, в отличие от меня, уже вполне бодрый и с пистолетом в руках. — Но, если что, моя вон та, с ямочками на щеках. Люблю таких!

Вот чего он влез? Естественно, ведьмы тут же перешли в атаку. Они хоть и аморальные по своей сути существа, но все же женщины, которым подобные сравнения никогда не нравятся. Даже тем, кто на самом деле занимается данным древнейшим ремеслом.

А можно было вытащить из них информацию.

Кудрявая синеокая ведьма сиганула ко мне, сразу же, одним прыжком преодолев все пространство комнаты, вдобавок при этом чуть застыв в воздухе в стиле «Матрицы». Из ее пальцев вылезли длиннющие, жуткие и очень острые когти.

Как увернулся — понятия не имею, но они врезались в стену совсем рядом со мной, вспоров дешевые обои и со скрежетом выбив серую каменистую крошку.

Я рухнул на затрещавший диван, с которого немедленно соскользнул на пол, попутно ругая себя за то, что не последовал своему же собственному доброму совету и не взял несколько уроков ножевого боя. Ведь думал об этом, думал!

Ладонь мигом вспотела, одна радость — рукоять ножа сделана с умом, она шершавенькая, не выскользнет.

Грохнул выстрел, но увы, увы, пуля ударила в стену, не причинив второй ведьме ни малейшего вреда. Краем глаза я увидел, как хлыст, невесть откуда появившийся у противницы Стаса, за секунду до выстрела обвил руку полицейского, дернув ее вверх. А секундой позже пистолет вообще полетел в угол.

— Ну, с кем ты там хотел развлекаться? — Голос ведьмы был одновременно распутным и жутковатым. Не знаю, как подобное может сочетаться, но так есть. — А?

Удар! И я успел перекатиться по полу, а когти моей врагини оставили на допотопном паркете четыре глубоких зарубки. Фредди Крюгер какой-то! Может, я все еще сплю? Хоть бы, хоть бы!

Крик Стаса, который, как мне казалось, вообще неподвержен страху как таковому, сообщил мне, что наши дела, похоже, идут не ахти. Хотя я его понимаю. Если бы я увидел, как пальцы грудастой красотки с ямочками на щеках превращаются в четырех маленьких гадюк, которые тянутся своими жалами к твоим глазам, то тоже бы орал не переставая.

— Машка, хорош забавляться! — рявкнула моя преследовательница. — Прикончи человека и хватай этого живчика! Я хочу печень у него вырезать заживо, она мне потом пригодится!

Я снова махнул ножом, отгоняя ведьму, которая знай только скалила рот в усмешке, и снова запрыгнул на диван, прижавшись рукой к стене.

Черт, черт, все мои иголки, порошки и прочее — мишура. Не тому я учился все это время, не тому! Вот она, смерть, рядом стоит, и я перед ней бессилен! Почти бессилен!

Выстрел! И сразу — крик той, кого моя убийца назвала Машкой. Второй выстрел, и красотка с ямочками отлетает на пол, на животе у нее два темных пятна, а у Стаса в руках маленький, почти игрушечный револьвер, который он непонятно откуда взял.

И самое главное — потенциальная владелица моей печени отвлеклась, с удивлением уставившись на свою подругу, корчившуюся на полу. Это был шанс, упускать который я не собирался.

Прыгнул я не хуже, чем она, и со странным, практически физическим удовольствием ощутил, как нож вошел в ее правый бок.

Ох, как она заорала! Мало того — место разреза вдруг полыхнуло алым, и мой нос ощутил запах горелой плоти.

— Н-на! — заорал я, извлекая нож и во второй раз вонзая его в женское тело. — Печень ей мою! Подавишься!

Вспышка, да такая, что я на миг ослеп.

— Чтоб тебя! — выкрикнул Стас и снова выстрелил. — Сашка!

— Уходим! — метнулся по квартире женский утробный визг, послышался стук каблучков по полу, сопровождаемый стоном.

Когда я проморгался, ведьм в комнате уже не было.

— Твари! — прорычал Стас, подхватывая свой «кольт» с пола. — Вот я вам!

Выскочив в коридор, мы успели увидеть, как две женские фигуры канули в зеленом мутном мареве, перед тем закапав своей кровью всю гардеробную стойку и пол рядом с ней.

Бэнг! Бэнг! Бэнг! Две пули ушли в сторону неприглядного болота, лежавшего по 17 сторону рамы, третья расшибла на осколки гладь зеркала, снова ставшего обычным предметом.

Сразу после этого Стас устало оперся спиной о стенку и выдал невероятно умело сплетенную матерную тираду, в которой высказал все, что он думает о нашем мире, устройстве Вселенной и женщинах, приходящих незваными в ночи.

Я даже заслушался.

— И кто это был? — выговорившись, осведомился у меня полицейский, махнув пистолетом в сторону разбитого зеркала.

— Ведьмы, — предельно честно ответил я.

— Это-то ясно, — хмыкнул Стас. — Ведьмы, падлы, твари. И все-таки?

— Натурально — ведьмы, — отчего-то рассердился я. — Как они есть. Или ты думаешь, у них всех нос крючком, бородавки на щеках и кулинарная книга по приготовлению Ивашек под мышкой? Вот такие они теперь. Одеваются в бутиках, пользуются хорошим парфюмом, посещают стилистов. Сериалы смотрят.

— Офигеть. — Он глубоко вздохнул и сполз по стене на пол. — Но зато это много объясняет. Я всегда за своей бывшей женой неладное подозревал. Думал — мерещится, а оказалось — интуиция. Слушай, у нас коньяк остался? Или мы весь допили?

На наше счастье, на дне еще плескалось немного янтарной жидкости, употребив которую, мы немедленно взялись за веник и совок. На этом настоял Стас, и не напрасно — через десять минут к нам пожаловали в гости два поджарых сержанта, которых вызвали соседи, перепуганные стрельбой, криками и грохотом.

Если бы не ксива и умение моего приятеля вести беседы с себе подобными, точно рассвет в обезьяннике пришлось бы встречать. А так они походили по квартире, заглянули на балкон и в кухню, с некоторым недоверием осмотрели метки когтей на полу (стену мы прикрыли креслом) и наконец ушли.

Зато следом за ними примчался хмурый и осунувшийся Нифонтов, которого вызвонил я. После нашего сумбурного рассказа он помрачнел еще больше.

— Если бы не эта «пукалка» — кранты, — в очередной раз произнес Стас и погладил маленький револьвер, который, как оказалось, он всегда носил на ноге в специальной кобуре и не снял перед тем, как уснул. — Правильно я его тогда в вещдоки не сдал! Правда, теперь придется утопить. Я той стерве два раза в брюхо пальнул, с такими ранениями она долго не протянет. Разве что хирург хороший попадется, но все одно «огнестрел» зафиксируют.

— Забей, — посоветовал ему Николай. — Поверь, она нас с тобой переживет, и без всяких врачей. Вот вторая — не факт, не факт. Сашкин ножик для их племени куда страшнее, чем твоя игрушка. Говоришь, в бок ее ударил?

— Два раза, — подтвердил я. — Почти на полную длину нож вошел, до кишок достал.

— Значит, жизни ей до сегодняшнего заката осталось, — подытожил оперативник. — Кабы не меньше. Даже не знаю, хорошо это или плохо. Ведьмы и так на тебя злы невероятно, а тут еще это…

— Я не нападал, я защищался. Все по правилам было. И вообще непонятно, чего они на нас набросились!

— Это-то как раз и не тайна. — Николай взял пустую бутылку, тряхнул ее и с сожалением поставил обратно на стол. — Пазл потихоньку начинает складываться, парни, вот только радостным данное утверждение назвать сложно.

— Хотелось бы подробностей, — попросил Стас. — Заканчивай нагнетать атмосферу, давай конкретику.

— Нет проблем, — покладисто согласился оперативник. — Вчера днем недалеко от дома Сашки в парке была убита ведьма, и все следы, какие только можно, ведут прямиком к нему.

— Какие следы? — опешил я.

— Разные. — Николай задумчиво начал изучать потолок. — Показания подруги, которая утверждает, что покойная жаловалась на ведьмака по имени Александр, который всю последнюю неделю не давал ей покоя, а под конец открыто угрожал расправой. Еще то, что за пять минут до смерти ты ей звонил. Ну и съемка с парковой видеокамеры. Лица там не видно, но со спины — чистый ты.

— Аргументированно, — признал Стас. — Если бы Сашка все это время не был со мной, улик на то, чтобы его как минимум задержать, мне бы хватило.

— Вот и им хватило, — поддержал его оперативник. — Но они не следственные органы, они с ходу приговорили его к смерти. Прямое нарушение договора о ненападении, все просто и банально.

— Да уж, просто, — поежился я, осознавая, в какую задницу попал.

Ведьмы в качестве врагов — это не край бездны, это полет к ее дну. Мне кранты, это факт.

— Егеря, господа, — припечатал ладонь к столу Нифонтов. — Вот и егеря. И да, они выгонят зверя хоть под выстрел, хоть куда еще. А с учетом двух нынешних подранков ситуация стала совсем паршивой.

— Одного понять не могу, — поделился с нами Стас. — Как они нас нашли? Это оперативная квартира, про нее мало кто знает. Специально ее на чужой «земле» заимели, чтобы агентуру не палить. И уж вообще никто не в курсе, что мы сюда заселились, я даже своим парням про это говорить не стал.

— Уже думал, — кивнул Николай. — Ответа пока нет. Но да — странно. Мало того — откуда им про тебя вообще знать? Если только колдун донес, но это крайне маловероятно. Он явно их разыгрывает втемную, в отличие от Арвенов. Из очевидного имеется только одна версия, что Сашку по крови отследили, но откуда у ведьм она взяться может? Он с ними дел никаких не имел, насколько я помню. По крайней мере таких, чтобы в них кровь лить. А по волосу или следу так четко не определишь местонахождение, это точно.

— Нет, — подтвердил я и тут же опроверг собственные слова: — Стоп! Имел! Ах, тварь такая!

— Ты о чем? — немедленно уточнил оперативник.

— Стелла! — стукнул я его в плечо. — Воронецкая! Парикмахерша! Это все она! Ну помнишь, мы пиявца угробили? Он мне весь бок располосовал тогда, я кровью там пол будь здоров как забрызгал! И главное — когда успела? Я же за ней следил все это время!

— Было такое, — встрепенулся оперативник. — Вот ведь. А я и забыл совсем про ту переделку. Тогда все ясно.

— Не все, — хмуро возразил Стас. — Неясно, что мы дальше делать станем.

— Думать, — пробурчал Николай. — Просчитывать вероятности. Не исключено, что вам вообще из города придется исчезнуть на какое-то время.

— Теперь это как раз не вариант, — возразил я. — Раньше — да, были у меня такие мысли. Но если я теперь сбегу, то беда будет, это ж, считай, я признаю свою вину. А за мной ее нет. Так что и не подумаю. У меня другое предложение имеется.

— Изложи, — попросил оперативник.

— Да не вопрос. — Я достал из кармана джинсов свой смартфон. — Мало того, я сразу его реализую. Так сказать, следите за руками.

Гудок, второй, а после в трубке прозвенел голосок, который я ни с каким другим не спутал бы. Уж при очень веселых обстоятельствах он мне в душу запал.

— Стелла Аркадьевна, — как можно слаще проговорил я. — Мое почтение. Дико извиняюсь, что в такое раннее время звоню. Но что-то мне подсказывает, что вы и не спите. Ночь — она же не для сна, правда?

— Александр Смолин, — еще медовее откликнулась ведьма на том конце провода. — Не буду врать, что удивлена. Я сразу сказала, что ты куда умнее, чем кажешься со стороны, и, если уцелеешь, то очень быстро протянешь ниточку ко мне. Да-да, ведьмак, вот такое странное вышло совпадение — ты убил ведьму из того ковена, к которому принадлежу я. Чудны извивы судьбы. Или это не случайность? Впрочем, не важно. Так вот, у нас тут даже небольшой спор вышел насчет твоей смекалки, и я, выходит, его выиграла. В благодарность за эту пусть маленькую, но победу дам тебе совет — умертви себя сам. Для тебя на текущий момент это лучший выход из ситуации. Поверь, самоубийство — меньший грех по сравнению с тем, что планируют в отношении тебя мои сестры.

— Услуга за услугу, — дружелюбно отозвался я. — Готовьте попки для порки, славные ведьмочки. Вы нарушили договор, которому невесть сколько лет, и это вам с рук не сойдет. Не скажу, что я самый авторитетный ведьмак из всех, что проживают в Москве и области, но я все равно один из. Я принят в круг старейшинами, пил круговую чашу и плясал на церемонии, потому на меня распространяются и ведьмачьи обязанности, и ведьмачьи права. По обязанностям я соблюдал договор, не причиняя вреда ни одной ведьме, потому имею полное право на поддержку собратьев в этом конфликте. Будет война, ведьма, потому как я свою обиду никому с рук не спущу!

— Ты рехнулся, Смолин? — Тон Воронецкой неуловимо изменился. — На твоей совести кровь и смерть нашей сестры, это доказанный факт!

— Кем доказанный, Стелла? — снизил обороты я. — Кем? У меня туча свидетелей, которые подтвердят, что я никого пальцем не трогал. Ну, из вашей когорты, имеется в виду, так-то вчера разное случалось.

— Твоим свидетелям грош цена, — фыркнула ведьма. — Я, если надо, найду десяток видоков, которые засвидетельствуют тот факт, что крокодил по небу гулял и между делом солнышко съел. И все они реально будут верить в то, что это видели. Ни один детектор лжи не засвидетельствует.

— Бог с ними, с людьми, — согласился я. — Но есть камеры наружного наблюдения, ими вся Москва утыкана. Их никакая магия не надурит, потому как против техники нет у нее методов. Молоток если только… Стелла, поверь, мне не нужна война, у меня других проблем полно. И никому она не нужна, согласись. И еще — отвечаю, вас играют втемную. И это не только моя точка зрения.

Николай и Стас одновременно одобрительно кивнули.

— Звучит убедительно, — протянула Воронецкая. — Что ты предлагаешь? Сразу скажу — мне не по чину принимать решения, но твое послание кому надо я передам, причем в точности, не меняя ни слова. Ты мне всегда был симпатичен, ведьмак, я не хочу твоей смерти. И потом — мы с тобой так и не закончили одно дельце. Интимное.

Хороший признак, она почуяла перемену ветра. Значит, я правильную политику веду.

— Конфликт есть, его надо урегулировать, пока не пролилось много крови. Но такие вещи делаются не по телефону, а лицом к лицу, чтобы все было предельно прозрачно. Я готов к встрече с главой вашего ковена. Понимаю, что мне подобное не по чину, где она и где я, но и случай, согласись, необычный. Гарантом безопасности в данных переговорах выступят сотрудники отдела 15-К, который всем нам хорошо известен. Этот момент я с ними сам согласую.

Николай задрал брови вверх, как бы говоря: «Да? А я и не знал!»

— И еще, — продолжил я. — Одна из твоих сестер, скорее всего, в ближайшее время испустит дух, не так ли? Я крепко ее подрезал, защищаясь. Так вот — я готов еще до начала переговоров в качестве жеста доброй воли снять с ее раны проклятие ведьмачьего ножа. Дальше все будет зависеть от нее самой. Выживет — выживет, нет — значит, нет. Теперь — все.

— Я перезвоню, — уже без малейшего наигрыша деловито сухо сказала Стелла, и связь прервалась.

— Красиво, — одобрил Стас, выщелкивая обойму из пистолета. — Верно рулишь, Саня. Такие нарывы так вскрывать и следует.

— И с жестом доброй воли хороший ход, — добавил Нифонтов. — Хотя мог бы сначала согласовать свои действия. А вдруг я против выступать гарантом?

— Не вопрос, — передернул плечами я. — Позвоню Ровнину, он точно будет не против в таком мероприятии поучаствовать. И еще — Коль, не забывай, я не твой коллега, мне ничего ни с кем согласовывать не надо.

— Все-все-все, — выставил перед собой ладони оперативник. — Понятно. Давай выдохнем и чуть успокоимся.

Стас снова глянул на пустую бутылку и скорчил грустную рожицу. Мол, поди тут, успокойся.

— Забавно будет, если вместо ответного звонка они пойдут на повторный штурм, — вдруг сказал он. — Злость иногда побеждает разум, по себе знаю.

— Вряд ли, — усомнился Нифонтов. — С людьми такое возможно, с ведьмами — нет. Их рационализм и эгоизм в пословицы вошли. Позвонят. Другое дело, что они попытаются из этой ситуации максимум выгоды выжать, но это уже предмет торга.

— На меня где сядешь, там и слезешь, — почесал живот я. — Черт, вот нет тут моего Родьки. Сейчас бы отправил его к соседям, чтобы он у кого-нибудь бухла умыкнул. Вечно его за это ругаю, но…

— Кхе-кхе, — кашлянул кто-то у входа в комнату.

Щелкнула обойма, мигом вставленная в рукоять пистолета, да и мой нож тут же сверкнул в электрическом свете лампочки, сияющей под потолком. Люстры или плафона в этой квартире не имелось.

— Извиняюсь. — В дверях мялся домовой. — Я это… Послали меня.

— Обчество? — уточнил я.

— Оно, — с достоинством ответил гость, старательно отводя взгляд от Стаса, который разве что только челюсть не отвесил до пола. Всякое он за пару дней со мной повидал, но такого не видел. Да и то — ведьмы были бабы как бабы, Кощеевич тоже человеком выглядел, а подъездный — он колоритный.

— Рад буду услужить, — встал со стула я. — Извини, суседушка, не поприветствовал тебя так, как поконом заповедано. Как имя-отчество твое?

— Да ничего, — шаркнул ножкой подъездный. — А величают Михеем Василичем. Так я чего пришел-то. Мы тут живем тихо, спокойно, в дому нашем сроду ничего такого не случалось. А тут — ведьмак, бабы лютые, теперь вон судный дьяк пожаловал. Знать желательно, чего еще ждать? К чему готовиться? И еще это… Как сказать-то…

— Если что — мы дом защищать станем любой ценой, — подсказал ему я. — Верно?

— Ох! — подтвердил подъездный. — То долг наш. Для того мы поставлены.

— Не будет больше шума, — заверил визитера Николай. — Кончилась война, не начавшись.

— И хорошо, — с облегчением выдохнул Михей Василич. — И славно. А я вот тут услышал, что вам выпить желательно. Мы так-то это дело не жалуем, зелено вино то есть, но гость есть гость.

Он вытянул руку, в которой обнаружилась бутылка коньяка «Курвуазье», причем не абы какого, a Initiale Extra. Уж не знаю, где подъездные ее раздобыли, но впечатляло.

— Может, с нами посидите? — спросил я, принимая с полупоклоном у него подарок. — Хороших собеседников в компании много не бывает. И обчество зовите. Пиццу заказать можем.

— Пойду я, — отказался Михей Василич. — У вас свои разговоры, мы же с понятием. Только это… Не надо больше ничего такого. Отвыкли мы от подобного.

Он поклонился, а после только мы его и видели.

— Это кто такой был? — положил пистолет на стол Стас. — А?

— Подъездный, — ответил я, подцепив ногтем язычок пробочной обертки. — Местный смотрящий за порядком. Видно, здорово мы их переполошили, коли он тебе показался. Они людям на глаза стараются вообще не попадаться.

— Перед уходом со стола надо убрать будет и мусор выкинуть, чтобы все это не затухло тут, — заметил Николай, ставя передо мной рюмки. — Разливай. Тоже выпью, пошло оно все. И что ты там насчет пиццы говорил?

— Вон колбасу ешь, — заявил Стас. — Фиг его знает, кто эту пиццу принесет и что в ней на самом деле будет. Сыпанут на лестнице в нее какой-нибудь дряни, и привет родителям. Мы пока еще в осаде, не забывай.

Телефон зазвонил только минут через двадцать, на экране высветилась фамилия «Воронецкая».

— Смолин? — Низкий и властный голос в трубке принадлежал никак не Стелле. — Верно?

— Именно, — ответил я настороженно.

— Меня зовут Марфа. Я глава ковена, к которому принадлежала та, кого ты убил.

— Повторюсь — крови ведьм на моих руках нет. Кроме, разве, той, что появилась этой ночью. Но я защищался, за подобное договором и поконом наказание не предусмотрено. Наоборот, теперь я в своем праве. Но мне нужен мир, я про это Стелле уже говорил.

— Я готова с тобой встретиться, — помолчав, произнесла верховная ведьма. — Люди не свидетели, твой приятель судный дьяк — тоже. Но записи… Если мой человек подтвердит, что это не монтаж, то мы можем решить дело миром. На наших условиях.

— Условия? — рассмеялся я, надеюсь, вполне естественно. — О чем ты, Марфа? Вы нарушили договор, напали на ведьмака и хотели его убить. Лучший для вас вариант — тот, в котором я соглашусь просто забыть все, будто ничего и не было. Иначе наши старейшины могут изрядно разозлиться. Ты наверняка знакома с ведьмаками-аксакалами, знаешь, какие они буквоеды.

— Завтра в десять вечера в Кусково, — никак не стала комментировать мои слова Марфа, чем очень порадовала. — У старой Шереметьевской оранжереи. Знаешь ее?

— Это та, к которой аллея со статуями ведет? — уточнил я. — Знаю. Буду. Сразу скажу — не один.

— Армию с собой не веди, — велела ведьма. — Можешь прихватить одного из ваших и судного дьяка. С его командиром я отдельно поговорю. Как ты там молвил? «Гарант»? Вот и хорошо. Если что пойдет не так, я сама ему сердце вырву. Лично. И все по покону.

— Стас, ты с нами? — прикрыв трубку ладонью, спросил я у полицейского. — Или ну его?

Тот хлопнул рюмку коньяку и кивнул, мол, куда вы без меня?

— Еще один человек придет, — добавил я. — Мой друг. У него тоже счет к твоим красавицам. Особенно к той, что с ямочками на щеках.

— Пусть радуется, что живой остался, — совсем уж басовито заявила Марфа. — Но шустер, мент поганый. Марии две дырки в пузе сделал, еле ее откачали, она зла до невозможности, так что лучше бы ему не приходить. Да, вот что еще. Минут через тридцать к тебе Изольду привезут, ту, которой ты весь бок располосовал. Не дотянет она до вечера, раньше уйдет. Вылечи, как обещал.

— Ну, обещал я кое-что другое, но… Пусть везут, договорились. Я против ведьм сроду не умышлял, хоть ваше племя и не люблю.

— До десяти вечера от нас зла не жди, — веско произнесла Марфа. — Будем считать — перемирие. До встречи, ведьмак.

На душе стало маленько легче.

— Стас, можешь не переживать, — сообщил я полицейскому, который снова разливал коньяк по рюмкам. — Жива милашка, в которую ты шмалял. Привет тебе передает.

— Красивая, стерва, — как мне показалось, с облегчением хмыкнул тот. — Такую спиной на кроватку прислонить — как медаль из рук президента получить.

Мы чокнулись рюмками, но выпить я не успел — снова зазвонил телефон. Я отчего-то решил, что это снова Стелла звонит, но нет, номер не определился.

— Что сказать, Александр. — Я даже не удивился, услышав этот голос, чего-то такого и следовало ожидать. — Неплохо. Очень неплохо. Но если ты думаешь, что уже выпутался из этой истории, то зря. Все только начинается.

— Как ты меня достал! — искренне сказал я. — До печенок просто. Вот мне сейчас подумалось — а выброшу-ка я телефон в окно. И что ты тогда делать станешь? Как меня изводить будешь? Останется одно — лично прийти и попробовать меня убить. И, знаешь, я этому буду рад. Даже если проиграю в схватке и отправлюсь за кромку — рад. Потому что от тебя, душного, избавлюсь.

И я скинул вызов.

— Фига себе. — Стас смотрел на меня с чем-то, похожим на восхищение. — Я думал, что сам отмороженный на всю голову, но ты меня переплюнул.

— Ваше здоровье. — Я выплеснул коньяк в рот, занюхал его куском краковской колбасы, выдохнул и только после этого снова взялся за трезвонящий телефон.

— Ведьмак, не зли меня, — потребовал Кощеевич.

— А ты меня не беси, — тем же тоном заявил я. — Говори, чего тебе опять надо, и пошел в задницу. Я отдыхаю, ночь на дворе.

— Чего надо? Да так, пустяк. Сегодня ночью на переговорах ты убьешь некую ведьму Марфу. Ту самую, с которой минут десять назад познакомился.

— Да пошел ты, — не задумываясь, среагировал я. — Поищи другого смертника.

— Не проблема, — нехорошо засмеялся колдун. — Да и искать долго не придется. Он у меня уже имеется, его жизнь и смерть находятся на кончике твоего ножа. Видео погляди, а потом мы снова поговорим.

Трубка замолчала, а через пару секунд сообщила о том, что получен видеофайл.

— Чего там? — заинтересованно засопели мои собутыльники.

Выслушав же краткий пересказ беседы, они потребовали срочно открыть видео, что совпадало и с моими пожеланиями.

— А кто это? — как только пошла запись, спросил Стас.

— Дела, — присвистнул Николай.

Мне же на ум пришли совершенно иные выражения.

Глава 19

Да и как по-другому реагировать, когда видишь на записи своего друга, примотанного к массивному деревянному стулу толстой и вроде как даже серебряной цепью?

Впрочем, все остальное, что имелось на записи, тоже выглядело мрачно. Дело происходило то ли в большом подвале, то ли в бойлерной — красные кирпичные стены, какие-то трубы, идущие по ним, сбоку железная лестница, ведущая невесть куда, вернее всего — наверх, к жилым или служебным помещениям. Такой, знаете ли, пейзаж из голливудских малобюджетных фильмов категории В.

Вот только это не кино, и Олегу, несомненно, приходится туго. Выглядит он по крайней мере жутко, не сказать хуже. И сидит там давно, вон на лице его уже не щетина, а некое подобие бороды появилось. Надо думать, прихватил его колдун сразу же по возвращении в Москву, а может, даже и раньше. Наверняка у него имеются подручные, сейчас я в этом почти не сомневаюсь.

— Это ведьмак, — ответил Николай на вопрос Стаса. — Приятель нашего Сашки.

— Беда, — протянул полицейский. — Вот теперь он взял нас за горло крепко и конкретно. Заложник — ход беспроигрышный. Саш, сразу обозначу — статистика удачных освобождений не так уж велика, это я тебе говорю как человек системы. В телевизоре, понятное дело, каждое из них заканчивается победой силовиков, но в жизни все печальней.

— Не дурак, — бросил я. — Черт, вот как же так?

Снова взревел телефон.

— Ну, посмотрел киношку? — весело осведомился колдун. — Понравилось?

— Не то слово, — зло ответил я.

— Тогда повторюсь — вечером ты обязан убить Марфу. Нож при тебе, так что вперед. Она, конечно, ведьма матерая, опытная, в честной схватке у тебя шансов было бы не очень много, но тут ситуация другая, можно ударить с умом, то есть исподтишка. Все предпосылки для этого есть — ты вроде как стремишься к миру, да еще и волкодавы из отдела за разговором присматривать станут. Все получится, Смолин, я в тебя верю. А если нет… У тебя много друзей, Александр. И ведьмаков, и людей. Я их всех знаю и стану убивать одного за другим. Родителей не трону, Покон есть покон, старики да дети малые под защитой Живы, но вот все остальные — у-у-у! А еще запишу их предсмертные крики и стоны на телефон, чтобы ты их после неоднократно послушал. Специально тебя убивать не стану до той поры, пока всех ближних твоих не истреблю. Итак, до вечера. Если уцелеешь после выполнения задания, продолжим беседу.

Я положил трубку на стол и глубоко вздохнул.

По сути, шах и мат. Даже если пожертвовать Олегом, за ним последуют Слава Раз и Слава Два, Дэн, Димон, Пашка. Маринка, Наташка и Ленка из банка, кто-то еще, о ком я даже сейчас помыслить не могу. Светка! Нет, это дело немыслимое. Лучше самому сдохнуть, чем свою жизнь их мучениями выкупать.

Одно плохо — глотку этой твари перегрызть не получится, меня ведьмы точно на ломти настрогают прямо там, в Кусково. Из такой петли не выберешься, это уж точно.

— Чего молчим? — осведомился Николай. — Саш, мы тут, нам тоже знать охота, о чем колдун говорил.

— И чего ты так с лица сбледнул, — добавил Стас. — А еще лучше — в следующий раз громкую связь включай, чтобы мы все слышали. Детали — главное в нашей работе. А из-за эмоций ты чего-то и забыть можешь.

— Захочешь — не забудешь, — глухо проговорил я. — При всем желании.

Друзья слушали меня молча, не перебивая, только время от времени бросали друг на друга короткие взгляды.

— Крыса, — сразу же после того, как я замолчал, заявил Стас. — Без вариантов.

— В смысле? — потряс головой я.

— Колдуну вашему кто-то информацию сливает, — пояснил полицейский. — Кто-то из ближнего окружения этой самой Марфы. Сам посуди — с момента принятия решения десяти минут не прошло, а он уже про все знает. И тут никаких ваших «Темных глаз» и прочих ахалай-махалаев почти наверняка быть не может. Ведьмы эти, насколько я понял, публика прошаренная, не то что Арвен, их на кривой козе не объедешь.

— Полностью согласен, — подтвердил Николай. — Больше скажу — начинаю думать, что ты, Сашка, далеко не главная его цель. Ты — приманка, которую он всем подсунул. А хочет этот упырь совершенно другого.

— Чего? — окончательно растерявшись, осведомился я.

— Например, поставить во главу одного из московских ковенов свою креатуру, — охотно ответил оперативник. — Собственно, ковенов в столице, если ты помнишь, всего ничего, а этот еще и самый многочисленный. Или того хлеще — стравить ведьм и ведьмаков. Ты завалишь Марфу, разъяренные бесовки мигом порвут тебя на лоскуты, после чего твои собратья непременно с ними сцепятся. А он будет попивать коктейли и смотреть на это все из ВИП-ложи. Или какие-то свои делишки провернет под шумок. Знаешь, где лучше всего ловить рыбу?

— Где?

— В мутной воде, самое то занятие. Я тоже иногда такие штуки проворачиваю. В благих целях, разумеется, и без жертв. Но случается, грешен.

— Даже не знаю, радоваться или печалиться данному факту, — невесело усмехнулся я. — Да и какая разница? Мне при любом раскладе кранты.

— Быстро он вторую жертву не схомутает, — деловито заметил Стас. — На это нужно день или два, так что выиграть немного времени можно.

— Ценой жизни Олега, — уточнил я. — И при условии, что у него в другом подвале еще кто-то не сидит в кандалах.

— Не сидит, — уверенно заявил полицейский. — Он бы тебе тогда обоих показал и сообщил, какой интервал будет между первой и второй смертью. Колдун он, не колдун, а такие ублюдки всегда по одной схеме действуют. Кроме разве совсем уж конченых психов, эти-то абсолютно непредсказуемы. Но ваш клиент не шизик, так что в схему укладывается.

— Ведьмак за ведьмака обязан жизнь отдать, как брат за брата, — негромко произнес Николай. — Понятно, что это закон не писаный и за нарушение его с Сашки никто не спросит, но он есть. Я прав?

Прав. Это было первое, что я вспомнил, еще во время просмотра ролика. Ведьмачье братство — не государственная организация, устава и четких правил поведения в коллективе в нем не предусмотрено, но есть несколько законов, корни которых теряются в глубине веков, не сказать — тысячелетий.

И первый из них — умри сам, но брата-ведьмака спаси. Вот так просто и незамысловато. Кстати, неудивительно, что присной памяти Артем Сергеевич так от своих же прятапся. Всплыви тот факт, что он собратьев резал на жертвенном камне, так ему смерть от когтей Хозяина кладбища за счастье сошла бы. Собственно, так оно и есть на самом деле.

Вот и выходит, что мне надо идти и гибнуть за други своя. Предварительно, правда, предупредив остальных о том, что случилось. Может, получится отомстить?

— Уважаю. — Стас разлил коньяк по рюмкам. — Но не принимаю позицию «все решено, пойду помру». До вечера куча времени, много чего успеть сделать можно. Например, найти то место, где твоего приятеля держат. Ну да, таких подвалов полно, но…

— Стоп, — попросил я его, наконец-то ухватив за хвостик мысль, которая вертелась в голове с того момента, как я посмотрел присланный колдуном ролик. — Погоди, не шуми!

Я снова запустил запись, в какой-то момент поставил ее на паузу и пальцами увеличил изображение.

Ну да, все правильно.

— Помните, я говорил вам про то, что эта сволочь может допустить оплошность, а наше дело — ее не прозевать? — Я показал им стоп-кадр. — Так вот, он ее, похоже, допустил.

— И что? Надо искать поставщика этого оборудования? — осведомился у меня Стас сердито, разглядывая на экране красную кирпичную стену с коричнево-ржаными трубами. — Знаешь, какое количество организаций поставляет его в город? К тому же сразу видно, что здание не новое, эти трубы вообще еще с советского времени могут там стоять, тогда чугуна на ЖКХ не жалели. У меня как-то одна женщина была, хоть и в годах, но все при всем, так вот у нее в ванной…

— Не то! — Я даже ногой топнул. — Коль, ну ты-то видишь?

Оперативник округлил глаза и развел руками.

— Вода из них капает! — потыкал я пальцем в экран, который как раз потух. — Вода! А Олег как раз по ней специалист. Он чует ее, а она — его!

— Бред какой-то, — пожаловался в никуда Стас и опрокинул рюмку в рот.

— Не бред, — возразил ему Нифонтов. — Ну да, рациональное зерно в этом всем есть. Но только он там, а больше никто воде приказ отдать не сможет. Это же специализация, а не просто так.

— Из людей — да, — потер руки я. — Но есть же нелюди. Эх, если бы Карпыча сюда! Жаль, он в Лозовке.

— А Карпыч — кто? — поинтересовался Николай вкрадчиво.

— Водяник, — отмахнулся я. — Ладно, если нет его, значит, надо искать тех, кто поближе имеется. Причем прямо сейчас, пока ночь на дворе, днем они на глубину уйдут.

— Кто — «они»? — выпучил глаза Стас. — Ты вообще о ком?

— О русалках. — Я глянул за окно, небо потихоньку начало светлеть. — За ними должок имеется, вот я в его счет и попрошу меня с хозяином Москвы-реки свести. Или кем-то из его заместителей. Река-то о-го-го, вряд ли он один в ней управляется. Олег им всем свой, водный народ добро помнит, авось помогут.

Все придуманное мной было шито белыми нитками, но я не мог просто сидеть и ждать вечера, вспоминая все хорошее из личного прошлого и при этом судорожно жалея себя. Лучше так, лучше отрабатывать самую идиотскую идею, но двигаться, барахтаться, а не ждать того момента, когда придет последний час.

И самое главное — из сердца исчезла тупая игла безнадежности, которая словно парализовала меня, заставив на миг стать старым Сашей Смолиным, которому было все равно, что там дальше с ним случится, и жившим по принципу «день прошел, и фиг бы с ним».

— Почему нет? — согласился со мной Нифонтов. — Только давай прежде еще кое с кем пообщаемся. Есть и у меня одна мыслишка. Причем если твой вариант выстрелит, то пасьянс может чудненько сойтись.

«Кое-кем» оказалась Стелла Воронецкая, которая предсказуемо пожаловала к нам в дом, сопровождая еще двух насупленных ведьм и очень скверно выглядящую Изольду.

Последняя была в сознании, но даже мне, далекому от медицины человеку стало ясно — жить ей осталось всего ничего.

— Лечи, — уложив ее на диван, потребовала одна из гостий. — Ты обещал.

— Раз обещал — сделаю, — веско произнес я, доставая нож. — Давайте, заголите ей бок, а потом руки-ноги держите. Я раньше подобного не делал, но мне кажется, что ей будет очень больно. Не надо, чтобы она дергаться начала.

— Стелла, думаю, нам лучше бы выйти отсюда, — предложил благоухающей хорошим парфюмом красотке-ведьме Нифонтов. — Вот хоть бы на кухню. Стас, составь компанию, будь любезен.

Стелла задумчиво глянула на оперативника, тот ей подмигнул, а после его лицо приняло выражение: «А чего я знаю! Ты не знаешь, а я знаю».

По-хорошему, он ведь ее подставляет. Вот спросят у нее потом: «Зачем с оперативником на кухню ходила, о чем говорила?» — и что тогда? Хотя… Это Воронецкая. Она выкрутится.

Изольда коротко застонала, когда ее подруги отлепили от раны присохший к ней тонкий черный джемпер. Черт, они ее даже не перевязали! Впрочем, следует признать, что смысла в этом особого не имелось. Раны выглядели жутко, так, будто их нанесли не пару часов назад, а бог весть когда. И не просто нанесли, но и не лечили.

Иссиня-черные разрезы безобразно раздулись, напоминая накачанные коллагеном рты новомодных московских тусовщиц. Мало того, они сочились зеленовато-прозрачным гноем, который к тому же безбожно подванивал.

— Жесть какая, — поморщился я. — Уф!

— Твоих рук дело, — зло бросила одна из ведьм, та, что держала Изольду за плечи.

— А вон ее работа. — Я показал зарубки на полу. — Она мне в грудь метила, да вот, увернуться получилось. Так что нечего считаться, кто прав, кто виноват.

— Помоги, ведьмак, — прошептала Изольда, по лбу ее бисером рассыпались крупные капельки пота. — Буду должна.

— Все, держите крепче, — скомандовал я. — И ты крепись, подруга. А о долге потом потрещим, когда оклемаешься. Думаю, в твоем случае я предпочту получить его натурой. Понимаешь, о чем я?

Изольда, в отличие от своих подруг, верно расценила мои слова, попробовала улыбнуться, но потеряла сознание. И слава богу.

Заговор я помнил отлично, специально заучивал, но действие его, как и говорилось, наблюдал впервые. Скажу прямо — то еще зрелище оказалось, бедная Изольда от боли пришла в себя и начала орать так, что ей пришлось рот затыкать подушкой, по причине чего ее еще и чуть не придушили.

Под конец лезвие ножа раскалилось до белизны, и я всерьез начал за него опасаться. А ну как расплавится?

Обошлось. Лезвие остыло, Изольда перестала кричать, а раны… Нет, они никуда не пропали, но теперь это были просто раны. Скорее всего, опасные, так как пырнул я ее два раза неслабо, но без какой-либо магической составляющей. Короче, дальше пусть сами ее лечат.

— Всегда ваше племя не любила, а теперь и вовсе ненавижу, — сообщила мне та ведьма, что в ногах сидела. Тоже, к слову, симпатичная — черноглазая, стройная, с короткой тугой косой. Может, у них какой фейс-контроль есть при наборе в ведьмы? — Жаль, что старшая запретила тебя трогать.

— Все наоборот. Свезло тебе, красавица. — Я показал ей нож. — Вот эту пожалел, потому как она просто исполнитель. Ей поручили, она сделала. Точнее, попыталась. А тебя жалеть не стоит, вспорол бы тебе брюхо, как рыбе. И на будущее запомни: коли лбами столкнемся, пощады не жди.

— Добро, ведьмак, — кивнула ведьма. — Так и будет.

Она достала из кармана короткой кожаной куртки бинт, белыми зубками рванула его обертку, ее подруга приподняла постанывающую Изольду.

— Я тоже помню наш договор, — еле слышно шепнула раненая женщина. — Если оклемаюсь и тебе до той поры сердце не вырвут, почудачим. Кого-кого, а ведьмака у меня до сих пор в постели не бывало.

— Идет. Разнообразим мы с тобой свою личную жизнь. — Я встал и засунул нож обратно в ножны. — Думаю, будет весело.

Ловко бинтующая Изольду черноглазка презрительно фыркнула. То ли не верила в мою мужскую мощь, то ли подругу осуждала.

— Стелла, мы уходим, — крикнула вторая ведьма. — Или ты тут решила остаться?

— Да вот еще, — надменно сообщила владелица салона красоты, появляясь из-за двери. — Было бы с кем!

Входная дверь захлопнулась, следом за этим Николай с довольным видом потер руки.

— Ну? — поторопил я его. — И как?

— Как и ожидалось. — Нифонтов порылся в карманах и достал ключи от машины. — Поехали, по дороге все расскажу. Кстати, а куда именно мы едем?

— На Котельническую набережную. — Я снова глянул в окно. — И правда, надо поспешать. Скоро совсем рассветет.

Стелла, как оказалось, тоже заподозрила нечто неладное. В отличие от остальных своих товарок, она меня немного знала и здорово сомневалась в том, что я способен на совершенно бессмысленное убийство. Но при этом, естественно, вслух свои соображения высказывать не спешила. Я ей не брат и не сват, на кой за меня впрягаться? И потом — ведьмаком больше, ведьмаком меньше…

Николай же, с его византийскими ухватками, как только это уяснил, начал плести свою паутину, напирая в основном на то, что Стелла при правильном раскладе может получить немалые барыши. Разумеется, хитроумная Воронецкая ни малейшего доверия к моим приятелям не испытывала, но при этом усмотрела в происходящем какую-то личную выгоду, потому все же пообещала оказать нам определенное содействие. Но только при том условии, что мы до встречи в Кусково отыщем этого самого колдуна, а после предоставим ей неоспоримые доказательства того, что именно он затеял круговерть.

— И ведь она все уже отлично поняла, — бубнил Николай. — Как только запись увидела — сразу смекнула. Но натура есть натура. Ведьма, одно слово.

— А она сама не может быть «кротом»? — спросил вдруг Стас.

— Стелла? — презрительно сморщился оперативник. — Да какой там, ей не по чину такие авантюры. Она и сейчас-то попала в расклад только потому, что с Сашкой лично знакома. Когда волна пошла, она сразу подсуетилась, да еще его кровь предоставила, а после наверняка вызвалась выступить парламентером. Для этих особ лицом торгануть перед старшими ведьмами — норма вещей. И с нами она только потому, что понимает — окажись мы правы, это откроет ей путь наверх. Не на место той заразы, что с Кощеевичем в паре работает, разумеется, но в когорту приближенных как минимум. Шутка ли — найти предателя среди доверенных лиц верховной! За подобную услугу многое попросить можно.

— Слушайте, а зачем нам Стелла вообще нужна? — спросил я. — Если мы находим Олега, на что я очень рассчитываю, то мы накрываем колдуна до встречи в Кусково. Ну а дальше — как пойдет. Либо мы его, либо он нас. Опять же я нашим позвоню. Славы не бойцы, это факт, но Дэн, Пашка, Гера — крепкие ребята.

— Ну а если нет? — резонно заметил Николай. — Может, наш красавец не сидит там целыми днями, гуляя вместо этого по Арбату и Тверской, где на стройные девичьи ножки смотрит и мороженое кушает? А туда пожалует только к часу икс? Не забывай, главная цель — не спасение твоего друга, она другая. Смысл травинки дергать, надо корень из земли выкорчевывать.

— Стало совсем непонятно, — потер я лоб. — Если все так, то мне все равно придется ехать в Кусково и там убивать Марфу, чтобы на телефон этого гада поступил звонок от «крысы». И что мы получим на выходе? Кучу трупов, среди которых будет и мой?

— Не забивай себе голову, — посоветовал мне Николай. — Это те проблемы, которые следует решать по мере поступления. Давай будем последовательными. Сначала надо попробовать найти Олега, а вместе с ним и базу колдуна. Все остальное — потом.

Как ни странно, но в этот раз у меня его уклончивость вызвала не привычное раздражение, а немного успокоила. Если он начал уходить от прямых ответов, значит, ситуация потихоньку стабилизируется.

Правда, это утверждение могло быть верным только для него одного, а меня, возможно, он уже занес в графу «невозвратные потери».

К знакомому мне гранитному парапету мы подкатили тогда, когда небо совсем посветлело. Час был еще очень ранний, но и июньские ночи коротки. Особенно сейчас, накануне летнего солнцестояния. Вот же скотство, сейчас столько трав в силу входит, их самое время собирать, а тут такие неприятности!

Набережная была пуста. Влюбленные уже давно разбрелись по домам, пьяных расхватали таксисты, тусовщики допивали последние коктейли в клубах, а рабочий и служилый люд вовсю сопел носом. Москва никогда не спит, это так, но в рассветные часы она все же нет-нет, да и прикорнет ненадолго.

— Ну? — Стас глянул вниз, на реку, которая спокойно катила свои воды по направлению к плотинам и области. — И чего теперь? Орать станем?

— Ну да. — Я показал им на спуск к воде. — Туда пойдем, попробую позвать местных обитателей. Не выйдет, тогда сигану с моста, других вариантов нет. Неохота, а что делать?

Вот тоже вопрос — как попросить русалок с тобой поговорить? Сколько я с этой публикой ни общался, они сами как-то ко мне приплывали. Звать не приходилось.

Эх, кабы знать, купил бы вчера в магазине расчесок десятка три! И бусиков.

— Девины речные, — ощущая себя круглым дураком и чуя спиной насмешливый взгляд Стаса, произнес я, обращаясь к речной глади. — Помощь ваша нужна. Не мне, а брату моему, что с водой связан неразрывно. Его много водных хозяев знает, он не так давно Сазанычу с Иночи помог! Он в беде большой, неизбывной! Придите, отзовитесь!

Время шло, слова кончались, а река безмолвствовала.

Я уж решил, что придется с набережной в реку прыгать, как у моих ног плеснула изрядная волна, замочив при этом кроссовки. Когда же она схлынула обратно, то рядом обнаружился невысокий старичок в затрапезном капитанском кителе образца тридцатых годов, мятой, когда-то белой фуражке и брюках с желтым кантом.

— То-то мне лицо знакомым показалось, — весело сказал он. — Помню я, ведьмак, как дуры мои тебя из воды вытаскивали.

— Здрав будь, хозяин, — поклонился я ему, внутренне радуясь тому, что с русалками объясняться теперь не придется. Они и вправду на голову не сильно крепки.

— Мне девки рассказали, что какой-то обалдуй ором над рекой орет, их на беседу зовет, — дружелюбно продолжил водяник. — Они уж с полчаса над тобой потешаются. Всякое вроде за века видели, но такого балагана — нет. Вон ко мне и то приплыли, хоть и знают, что я этого не люблю, позвали глянуть на дурня, что пытается русалок на обычные слова подманить. И еще шепнули, что ты Сазаныча поминал. Так ли?

— Истинно, — подтвердил я.

— Ишь ты, — покрутил головой старичок, хитро щурясь. — Я-то думал, он давно под корягами уснул, водорослями порос, что твой валун. Ну оно и понятно. В прежние времена он на пару с братом своим, Гольянычем, на Оке-реке владычил, но потом, вишь ты, не заладилось у них. Рассорились браты, вот Сазаныч в иные края и подался. Сам его видел?

— Нет, — помотал головой я. — Мне пронего Карпыч рассказывал. Вот с ним мы хорошие знакомцы.

— Карпыч! — непритворно обрадовался водяник. — Старый плут! Он мне в зернь лет двести тому назад сотню карпов зеркальных проиграл, да так и не вернул должок. Не любит он эту рыбу отдавать, она же ему как родня. Плотвы косяк пригнал, да и только. Коли его увидишь, ведьмак, так передай — Налимыч с Москвы-реки про должок не забыл, просил напомнить. Не дело так поступать.

— Исполню поручение, — твердо пообещал я. — Если жив буду.

— Никак ты помирать собрался, парень? — изумился водяник. — Вроде молод еще. Болезнь какая приключилась никак? Или ты из тех идиотов, что от любви топятся? Так это не в моей реке давай, мне своих таких хватает. Вон к деду Голавлю в Яузу ступай, он по старости лет кого хочешь в звание утопленника переводит. Хотя это, может, потому, что у него раков совсем не осталось, кормить их не надо. Загадили ему реку за последние сто лет очень сильно. И мне достается, но ему — особо.

— Да беда у меня, хозяин, — вздохнул я. — С Кощеевым семенем сцепился, не поделили мы с ним кое-что.

— А я видал его года три назад, — немедленно сообщил мне Налимыч. — Приходил он ко мне с поклоном и дарами, клянчил одну вещицу из кладовых. И как прознал только, что я ее храню! Цену неплохую давал, не стану врать. Пяток непорочных девок, что по доброй воле утопятся, — это, знаешь ли, парень, редкость в наше время. Но больно у его семейки репутация скверная, потому ничего я ему не отдал. Не дело иным вещам в такие руки попадать. Да и темнил он наверняка. Одна девка, может, и утопится по собственному почину, у них по молодости в голове свист один. Но чтобы пятеро разом? Тем более нынешних распустех, которым озеро бочажком кажется? Это вряд ли.

— Да сволочь он, — подал голос Стас. — Верно говоришь, отец. Друга нашего к себе забрал, говорит, что если вон он кое-кого не убьет, что тому кранты. Олегу, в смысле.

— Олег — ведьмак? — нахмурился водяник. — Речной охранитель? Так это о нем ты горлопанил?

— Ну да, — покивал я. — И без вас нам его не найти.

— Ты парень, не тяни, рассказывай, — попросил водяник. — Солнышко выйдет, я в реку уйду, мне с Ярилиным оком лишний раз видеться радости нет.

— Давай лучше я вопрос изложу, — предложил Николай. — Ты вон и глотку сорвал, пока орал над водной гладью.

Судя по всему, он рассудил, что я окончательно теряю связь с реальностью, и решил взять дело в свои руки. И пусть его. Опять же, если что, долг перед хозяином Москвы-реки на двоих разделим. Позвал-то его я, но просьбу изложил Нифонтов.

Впрочем, что-что, а раскладывать тему по полочкам оперативник в самом деле лучше меня умел. За пару минут он ввел водяника в курс дела, и тот понял, что от него требуется.

— Э, ребяты, вон вам чего нужно… — Старичок почесал зеленые волосы на затылке, забавно при этом сдвинув фуражку почти на нос. — Непростая задачка, прямо скажу. Мыслите вы верно, вода — она одно целое. Капля дождя в придорожной луже до того в моей реке текла, а до реки под землей пребывала, в глубинных водах. А еще раньше туманом над лугом стлалась или в стакане плескалась. Что она одна видела, то и остальные. Но вот сыскать ведьмака в городе… Нелегко это.

— Вы единственный, кто нам помочь может, — честно признался я. — Знаю, что есть другие способы поиска, по крови, например, но где ту кровь взять? Не найти нам Олега без вас до вечера, никак не найти. А завтра уже и искать будет некого. И некому.

— Ладно. — Водяник глянул на небо, начавшее розоветь. — Попробую помочь, авось и отыщется тот дом, где вашего дружка ховают. Делал я пару раз что-то схожее в былые времена, еще для Архарова. Уважительный был человек, с пониманием.

— Благодарствуем, — в пояс поклонился ему Николай, я повторил его движение, и даже Стас нечто подобное изобразил. — Нам тут ждать?

— Какое там, — махнул рукой старичок, причем в этот момент я заметил, что между пальцами у него имеются перепонки. — Быстро только лягуха икру мечет. Ступайте себе.

— А как же тогда? — переглянулись мы с Николаем.

Вот ведь. Не часто увидишь Нифонтова растерянным. Налимыч усмехнулся и беззвучно канул в воду. Впрочем, мы даже озадачиться тем, что теперь делать дальше, не успели, как он снова показался на поверхности.

— Вот, ведьмак, держи. — Водяник протянул мне небольшую банку, наполненную водой. В такой, если не ошибаюсь, майонез продавали в те времена, когда я еще маленький был. — Ежели мне чего вам сказать понадобится, она булькать начнет. Громко так, не прозеваете, коли не заснете. Понял?

— Предельно. — Я аккуратно принял емкость у него из рук. — Какой сон, не до него теперь.

— Не разлейте, — предупредил Налимыч. — Это вода моей реки, я ей хозяин. Где она есть, там и я могу появиться. А до другой мне еще достучаться надо будет. Да я и не стану, не мне помощь нужна, а вам.

— Давай пакетом завяжем? — сразу предложил Стас. — Если что — точно не расплещется.

— Ждите, — булькнул водный хозяин и скрылся под водой.

Совету Стаса мы последовали, благо пакет в машине Николая нашелся, но банку при этом я из рук не выпускал ни на секунду.

— Вот только как мы поймем, где именно этот дом стоит? — задумчиво произнес полицейский, когда мы ехали обратно на квартиру. — Хорошо, он его найдет. А потом? Он же не скинет нам GPS-координаты и на «Яндекс-картах» флажком его не отметит?

— Без понятия, — отозвался Николай. — Но скажу так — был бы дом, а к местности мы его привяжем. Может, воду на карту Москвы выльем, и ручеек проложит маршрут, может, там река какая поблизости есть или пруд, а дальше по приметам пойдем. Это все уже частности. Главное другое. Главное, чтобы у нас на это время было. Если он этот дом часам к девяти вечера не отыщет, вот тогда беда. Тогда мы в пролете и придется импровизировать на ходу, а это очень, очень плохая идея. Сашка, ты кому звонишь?

— Нашим, — коротко ответил я, одной рукой прижимая к животу небольшую банку, другой поднося трубку к уху. — Нам все равно втроем этого демона не одолеть. Нужны еще люди. Точнее, нелюди.

Глава 20

— Ничего хуже нет, чем ждать да догонять, — заявил Дэн, отправляя в рот последний кусок пиццы. — Для меня — точно.

И ведь не поспоришь. Вроде сидим в квартире не так и долго, полдня не прошло, как вернулись с набережной, а уже извелись так, что мочи нет. Даже поговорить — и то не о чем, все десять раз обсуждено и рассказано.

Нет, когда Дэн и Гера заявились к нам, сюда, и в первый раз выслушали историю моих похождений, то они впечатлились сильно. А отчасти еще и успокоились.

— Про то, что ведьму завалили недалеко от твоего дома, уже все в курсе, — пояснил данные эмоции черноволосый и крепко сбитый Гера. — Кстати, мы с Дэном сразу не поверили, что это твоих рук дело, хоть, разумеется, настолько детективного расклада даже представить не могли. Прямо «Граф Монте-Кристо», том третий.

— А старики наши вообще сделали вид, что на самом деле они ничего не знают и не ведают, — без малейшего уважения к сединам вождей добавил Дэн. — Официальной претензии ведьмы не выставили, значит, ничего и не было. Ей-ей, еще чуть-чуть — и я встану на сторону Олега, который каждый год готовит революцию. С той, правда, разницей, что я заднюю не дам и доведу дело до конца.

Если уцелею, присоединюсь к нему. Тоже мне, ведьмачье единство. Меня на ленточки для бескозырки вот-вот пустят, а отцы-командиры в ус не дуют! Простые ведьмаки без вопросов взяли и приехали, впряглись за своего, как законы братства велят, а эти… Нет, так дела не делаются.

Кстати, эти двое оказались единственными моими знакомцами-соратниками, которых я застал в Москве. Остальных растащило кого куда. Славы так вообще уже успели в Краснодарский край умотать, по каким-то кукурузно-подсолнечным делам.

Но оно и хорошо. Я уже говорил, что толку в драке от них нет никакого, в отличие, например, от того же Дэна. Он, как и всякий порядочный лекарь, знает не только как врачевать, но и как калечить, что крайне немаловажно.

И еще — никаких «должен будешь» или «на том свете пятки мне почешешь» не прозвучало. Ребята выслушали мою бессвязную речь, уточнили адрес, куда приехать, и вскоре были здесь. Без лишних слов, без каких-либо ненужных телодвижений.

И вот теперь они, как и мы, сидели, жевали остывшую пиццу и таращились на банку, стоящую в середине стола.

— Может, сбегать в зоомагазин, рыбку купить? — брякнул вдруг Стас. — Она бы там плавала, какое-никакое разнообразие.

— Так себе шутка, — буркнул Николай.

— Чем богаты, — насупился полицейский, достал из кармана платок, из сумки, что лежала на тахте, — масленку и какие-то железяки, после чего ловко разобрал свой «кольт» на запчасти и занялся его чисткой.

Что до меня — в какой-то момент я понял, что реальность начала в моих глазах смешиваться с иллюзиями. Проще говоря, потянуло меня в сон. Оно и не странно — ночью-то выспаться педали, дай предыдущие дни особо спокойными не назовешь.

И так хорошо было в этой полудреме от осознания того, что здесь-то нет никаких проблем и никому я тут не нужен, что тычок в бок, закончивший эту добрую сказку, был воспринят мною практически как обида…

— Да что ж такое! — рявкнул я, открывая глаза. — Какая разница, как я бдю!

— Помолчи, — велел Дэн. — Не дай боги чего пропустим!

Елки-палки, я, как всегда, заснул в самый интересный момент. Банка на столе начала побулькивать так, будто в нее поместили кипятильник, вода в центре ее вовсе напоминала маленький водоворот.

— Нашли, — над комнатой проплыл утробный голос, звучащий, словно из бочки. — Пишите адрес.

Колька цапнул ручку, которую с самого начала положил перед собой, и округлым, почти каллиграфическим почерком записал все, что было продиктовано.

Голос замолк, вода в банке успокоилась.

— Ну вот. — Говоря, Николай сразу же полез в телефон. — Ты еще спрашивал: «Как, как?» Ну, в смысле адреса. Думаешь, они там, в реке, неграмотные все? Жди. У него небось в коллективе русалки с высшим образованием есть, а то и кандидаты наук. Топятся ведь не только дуры, понимаешь? Умные нет-нет, да и тоже сиганут в реку, от несчастной любви или половой неудовлетворенности. Ага! Я так и знал! Перово!

— И? — потирая глаза, спросил я. — Коль, не говори загадками, я тебя очень прошу. У меня голова как свинцом налита.

— Вот Перово, — ткнул он мне под нос телефон с открытыми «Яндекс-картами». — А вот парк Кусково. Ни на какие мысли не наводит, нет?

— Ага, — встрепенулся я. — Так это же совсем рядом.

— Что лишний раз подтверждает правоту моей версии, — ткнул меня оперативник пальцем в грудь. — Все, выдвигаемся на местность, надо глянуть, что за здание такое.

— Стелле сейчас позвоним или попозже? — Стас несколькими отточенными до автоматизма движениями собрал пистолет и отправил его в наплечную кобуру.

— Зачем? — спросил у него Николай. — Сначала посмотрим, а после решим — звонить или нет.

— Ну, я как-то так и полагал, — согласился с ним полицейский. — Все, погнали, концы-то немалые. Теперь время работает против нас, такая у него суть. То девать некуда, то не хватает.

Я в Перово толком до этого дня не бывал, если честно. Да оно и неудивительно. Все спальные районы одинаковы, что Перово, что Бирюлево, что Теплый Стан. Типовые дома, типовые школы, типовые магазины — что там смотреть? Центр — да, там еще кое-где сохранилась старомосковская архитектура, точечно даже незримую атмосферу той самой Москвы можно отыскать, но окраины остались окраинами, даже после того, как границы города отодвинулись от них далеко в область. Не в смысле — разгул преступности, драки район на район, ребята в спортивных костюмах и с семечками, нет-нет. Просто там место для жизни, а не для пешего туризма. Хотя, конечно, если очень не повезет, то и сегодня за неправильный ответ на несложный вопрос «Ты откуда такой красивый взялся?» в тех краях можно запросто в «пятак» получить. Традициями силен русский человек. Укладом.

Так что ничего нового в этом неизведанном ранее месте я для себя не увидел. Стандартные «брежневки», детские площадки с деревянными кораблями и песочницами, «Дикси» и «Пятерочки». Все как везде.

В какой-то момент мы с оживленной улицы свернули в один переулок, потом другой, попетляли между хрущевками, до которых до сих пор не добралась реновация, и наконец остановились у небольшого оврага, под раскидистыми липами, чуть поодаль от дорог и домов.

— Почти на месте, — заглушив мотор, сообщил нам Николай. — Я так мыслю, что наша цель — вон там, за оврагом.

— Странно. — Стас открыл дверцу и выбрался наружу. — Чего это столько земли простаивает? У нас давно бы все разровняли на фиг и высотку на этом месте возвели. А то и жилой комплекс.

— Бывает. — Николай последовал его примеру. — Ну что, метнемся, поглядим?

— А мы? — возмутился я. — Тут сидеть будем, что ли?

— Будете, — командным тоном сообщил оперативник. — Только не хватало, чтобы он вас учуял. Не факт, конечно, что такое случится, даже, скорее, этого и не произойдет, но экспериментировать не желаю. Опять же он там и ловушек мог наставить, причем не против нас, людей, а против таких, как вы.

— Согласен, — неожиданно поддержал Николая Дэн. — Лично я бы на его месте так и сделал.

— Вот. — Нифонтов поправил наплечную кобуру. — Слушай старших товарищей. Все, мы быстро.

И парочка силовиков исчезла в кустах, которыми поросли края оврага.

«Быстро» растянулось минут на тридцать, которые нам пришлось провести под тенью лип, поскольку в машине находиться было положительно невозможно. Жаркий в этом году выдался июнь, солнце пекло нереально, так же, как матерый налоговик — растерявшегося главбуха нечистой на руку фирмы. Плохо. Значит, июль дождливым выдастся, не повезло отпускникам, которые на середину лета отпуск взяли, рассчитывая хорошо провести время на дачах.

Я уже начал терять терпение, когда за нашими спинами зашуршала трава и послышалась негромкая ругань.

— Терпеть не могу репейники, — сообщил нам Стас, отдирая от майки колючие сероватые шарики. — С детства. Раз одна дура мне их в волосы напихала, так мне после от мамки знаете как досталось? У!

— Трогательно, — начал потихоньку закипать я. — Детство — оно такое детство, всякое в нем случалось. Но хотелось бы услышать кое-что более актуальное.

— Забавный домик, — заметил Николай, отряхивая джинсы. — Колоритный такой. Такое ощущение, что он к нам прямиком из Германии пожаловал. Совершенно европейская архитектура.

— Ничего удивительного, — подал голос Гера. — Я читал, что после войны пленные немцы в этом районе много чего строили. В порядке наказания за свои военные преступления восстанавливали объекты народного хозяйства.

— А, ну тогда понятно. — Нифонтов достал телефон. — Вот, смотрите, я пофоткал. Это то ли бывшая районная бойлерная, то ли водостанция-распределитель — не скажу точно. Но точно что-то из этой оперы. Очень добротная постройка, должно быть, по этой причине и уцелевшая. Не все у нас под снос пускают, какие-то здания оставляют как есть.

Точно не наши этот дом строили. Имелись в нем узкие окна-бойницы с частично выбитыми стеклами, толстые, из красного кирпича стены, невысокое крыльцо, и чувствовалась та основательность, которая свойственна только немецкой нации. Это их фишка — пусть будет не сильно красиво, зато надежно.

Правда, применительно к данной ситуации непонятно, плюс это или минус. Наверное, все же плюс. Штурмом нам это здание все равно брать не придется, у нас тут хоть и война, но локальная, скрытая. Зато звуки выстрелов и всего такого прочего из-за таких стен слышны не будут. Без шума нам все равно не обойтись.

— Мы близко не подходили, так, издалека посмотрели, — продолжал тем временем вешать Николай. — Рискованно вплотную подбираться. Если спугнем эту тварь, то пиши пропало, ищи его потом опять.

— Внутри кто-то есть, — добавил Стас. — Я два раза в окнах тени видел. Но кто, что — поди знай. Может, наш клиент, может, бомжи там время коротают. А надо бы выяснить. Вслепую лезть — все дело погубить.

— Беда, — потер переносицу Гера, была у него такая привычка.

— Так давайте я туда Жанну отправлю? — осенило меня. — А? Она у меня молодец. Все посмотрит, все подметит.

— Жанна — это кто? — поинтересовался Стас обреченно.

Ну оно и ясно. Для него последние два дня под девизом «открытие мира» прошли, и он отлично понимал, что под именем «Жанна» может скрываться кто угодно. Даже подкованная вошь.

— Призрак, — не стал разочаровывать его я. — Славная барышня, год с гаком как померла, теперь вот при мне состоит.

— Саш, давай соберись как-то, — попросил меня Нифонтов. — Ты чего несешь? Какой призрак? Мы вас-то к дому пока не подпускаем, чтобы охотника нашего не насторожить, а ты предлагаешь туда отправить девку, от которой не-жизнью за километр несет.

И в самом деле ерунду сказал. Нет, все же я положительно отупел за последние два дня. Или я всегда таким был, просто это в глаза не так бросалось на фоне моего бывшего окружения?

— Раз дело зашло в тупик, то попросим Марусеньку нам помочь, — весело сообщил приунывшим нам Дэн. — Она добрая, не откажется.

— С Жанной разобрались, теперь осталось только узнать, кто такая Марусенька, — хмыкнул Стас. — Ой, блин!

Последние слова он сопроводил вскакиванием с земли и отбеганием в сторону. Оно и неудивительно — когда из рукава человека, сидящего рядом с тобой, вдруг появляется голова змеи, причем однозначно ядовитой, тут любой струхнет. Мне и то не по себе стало.

— Ты ее все время с собой таскаешь? — уточнил Николай, сглотнув слюну.

— Конечно, — подтвердил Дэн. — Разве что только когда к девкам иду, ее дома оставляю. Она, понимаете ли, ревнует, может глупостей наделать. Потом жалеть станет, а уже все, девку не вернешь, от яда Марусеньки спасения нет.

— А на вид — обычная гадюка, — произнес чуть подуспокоившийся Стас. — Среднерусская. Они вроде бы не до смерти кусают, если не в шею или лицо.

— Обычная, да необычная, — возразил ему Дэн. — Саня, глянь на нее повнимательней, ничего не замечаешь? Друзья твои точно ничего не увидят, а вот ты — сможешь.

Змея тем временем полностью выползла из рукава и теперь лежала у ног Дэна. Как она у него под курткой помещалась? Тело, поди, обвивала. Брр…

— Замечаю. — Я тоже поднялся на ноги. — А как же. Это та самая красавица, что по весне в мой деревенский дом визит нанесла. Да, сразу хочу перед ней извиниться за поведение своего домового. Он не знал, что к нам пожаловала гостья, вот и позволил себе лишнее.

Марусенька раскрыла пасть, и между острых, чуть загнутых клычков мелькнул раздвоенный язычок. В этот миг на змею упал луч солнца, пробившийся сквозь качнувшуюся от ветерка листву, и я явственно различил блеск малюсенькой золотой короны, венчавшей прямоугольную головку.

— Заметил, — удовлетворенно сообщил всем Дэн, внимательно наблюдающий за мной. — Да?

— А кто она? — заинтересовался я и объяснил своим не менее заинтригованным приятелям: — У нее на голове корона, прикиньте?

— Марусенька ведет свой род от тех змей, что в незапамятные времена служили богине Деване, дочери Перуна и Додолы, — пояснил Дэн. — Она, если можно так выразиться, гадючья царевна. Главными помощниками Деваны были два волка, но к особо разошедшимся охотникам, тем, что меры да совести в лесу не знали, она посылала как раз пращуров Марусеньки. От ее яда нет спасения. Королевские кобры по сравнению с ней — ужики.

— Лихо, — проникся я. — Теперь мне за моего Антипку совсем стыдно стало. С веником — и на царевну.

— Она не обидчива, — рассмеялся Дэн. — Марусенька, помоги нам, будь любезна. Вон там, за оврагом — дом. Сползай, глянь, что там внутри, есть ли люди, сколько их, кто они? И будь осторожна, там свил гнездо потомок Кощея. Он силен, хитер, если увидит тебя, то распознать может.

Змея зашипела, язычок снова метнулся туда-сюда.

— И еще. — Дэн приблизил к ней свое лицо. — Там имеется подвал, в нем спрятан Олег. Ты помнишь Олега? Хорошо. Если он там один и Кощеевича рядом нет, то дай ему о себе знать, пусть наш друг поймет, что мы рядом. Ступай, милая.

Черная длинная молния скользнула в кусты, и только мы ее видели.

— Она не любит Кощеево племя, — пояснил Дэн, растягиваясь на травке. — Старые дрязги. Девана не ладила с его бывшей женой, Мораной, оттуда все пошло.

Ой-ой. А если эта царевна учует, кому я служу?

Или она учуяла, да виду не подала? Минус на плюс дал плюс, и моя дружба с Дэном в ее глазах пересилила давнюю вражду богинь?

— Обалдеть. — Стас снова плюхнулся рядом с нами. — Это же, по сути, идеальное оружие!

— В определенном смысле — да, — признал Дэн. — Но я ее никогда для подобных целей не использую, Марусенька — мой друг, а не киллер на жалованьи. Хотя для сегодняшнего дня я бы сделал исключение. Жаль только, что Кощеева потомка ей не убить, он не просто человек, яд его немного ослабит, но не прикончит.

— Жаль, — согласились с ним все мы.

Марусеньки не было еще дольше, чем перед тем наших друзей. Час с лишним прошел, мы даже нервничать начали. Все, кроме Дэна, который знай лежал на травке, грыз стебелек тимофеевки луговой да что-то насвистывал.

Когда и как его приятельница вынырнула из кустов и вползла ему на грудь, никто не заметил даже. Вот ее не было — и вот она есть.

— Ну, милая моя, рассказывай, — безмятежно обратился к гадюке Дэн. — Что видела, что слышала?

Как видно, и вправду есть змеиный язык, потому что из шипения и посвистывания, которое издавала Марусенька, наш приятель уяснил многое.

— Первое — колдуна там сейчас нет, — не вставая с земли, сообщил нам ведьмак. — Он еще утром уехал, обещался быть к вечеру. Она потому так долго и не возвращалась, что слушала разговоры трех его прислужников. Те телевизор смотрят в комнате, что недалеко от входа, и между собой разное всякое обсуждают. Больше в здании никого нет, кроме, разумеется, Олега, тот на самом деле сидит в большом подвале. Очень большом, размером с верхний этаж. Марусеньке там не понравилось, говорит, что очень в нем смертью пахнет, муками и кровью. О нас она дала ему знать, Олег сразу после этого велел передать, что колдун не просто так все это затеял. Ему нужна власть над ведьмами, он какое-то очень дрянное дело замышляет. И у него среди них есть помощница.

— Бинго, — хлопнул в ладоши Николай. — Имени он, конечно, не знает?

— Или не назвал, — подтвердил Дэн. — Да, еще он просил передать тебе, Саня, вот что: «Не дури и не подставляйся. Один фиг он меня убьет». Узнаю Олега, он весь в этом.

— Алле, Стелла? — Николай, оказывается, уже успел позвонить Воронецкой. — Это Нифонтов. Скажи, а кто посоветовал выбрать местом встречи со Смолиным Кусково? Ты же была при этой беседе? Нет, я хочу не слишком много. Нет, мне неинтересно, какого цвета на тебе трусики и надела ли ты их вообще. Стелла, это серьезный вопрос. Ага, ясно. А теперь вот что — мне надо встретиться с Марфой как можно скорее. Причем об этой встрече не должен знать никто, кроме нее и тебя. Нет, Воронецкая, я не рехнулся. Ты хочешь пролезть на вершину конклава? Вот и давай, шевелись, делай для этого что-то. А чтобы Марфа тебя сразу не послала, скажи ей, что на встрече со мной она узнает, кто полгода назад обезглавил ее троюродную сестру. Информация достоверная, она может не сомневаться, и я передам ее ей безвозмездно, в качестве спасибо за встречу, которая, кстати, вашему племени нужна не менее, чем мне. Все, жду звонка.

Он глянул на небо, а после набрал еще чей-то номер.

— Вика, ты где сейчас? Ага, хорошо. Даже отлично. Ты мне нужна, причем сильно. Минут через тридцать подходи к Театру на Таганке, я тебя подберу. Да, то самое дело. Ровнину отзвонюсь. Все, у меня вторая линия.

Следующий разговор состоял практически из одних союзов и междометий. Даже место встречи, на которую все же согласилась Марфа, мы и то не узнали.

— Все, я уехал. — Нифонтов направился к машине. — Стас, ты со мной. А вы, господа ведьмаки, давайте-ка замаскируйтесь и ждите нашего возвращения. Тем более что надолго мы не задержимся, дело идет к вечеру.

— Коль, ты извини, но не могу не спросить, — встал на его пути я. — Мне в Кусково надо будет ехать или нет?

— Нет, — помолчав пару секунд, ответил оперативник. — Но это не значит, что все закончилось. Легкого вечера я тебе не обещаю, уж извини.

— Да это ладно, — произнес я, слегка задыхаясь. Господи, у меня как гора с плеч свалилась. — Живы будем — не помрем.

— С последним утверждением тоже не соглашусь, — хмуро возразил мне Нифонтов. — Тебе ли не знать, что смерть не всегда является конечной стадией жизни. Все, парни, мы уехали. И не маячьте тут особо, ясно?

— Не учи ученого — посоветовал ему Гера, растягиваясь на травке.

— И еще. Дэн, ты красотку свою чутка попозже отправь следить за входом, — попросил моего собрата Николай, уже усевшись в машину. — И если он нарисуется до того, как я вернусь, просигналь, хорошо?

— Сделаю, — пообещал тот. — Не сомневайся. Саня звякнет.

Признаюсь честно — ну не мог я никак поверить в то, что этим вечером меня, возможно, убьют. Умом понимал, что это так, а принять как истину не мог. Ну как так? Вот он я, живу, на небо смотрю, на травке-муравке лежу, но завтра для меня не наступит. Утро придет, солнышко взойдет, а меня нет. Совсем нет. Не укладывалось это в голове. Сущность моя живая не принимала такого расклада, и потому сжималась, сжималась внутри некая пружина, на которой шпицштихелем было выгравировано словосочетание «не хочу».

Нет, пошел бы я туда, к ведьмам, если бы понадобилось. Куда деваться? Но как себя повел бы там, в Кусково — не знаю. Правда не знаю. Хочется верить, что правильно.

Но теперь проверять ничего не надо. Само собой, что пресловутое завтра для меня, возможно, все одно не наступит, поскольку нынче вечером мы с этой сволочугой сцепимся намертво, но это куда проще. Тут хоть какие-то шансы уцелеть имеются. Да и компания хорошая подобралась.

Все эти мысли доконали меня окончательно, и я отключился от реальности подобно тому, как в случае перегрузки на сеть вырубается электричество. Проще говоря — уснул, как младенец, без снов. Сам от себя такого не ожидал, если честно.

Не знаю уж, долго будили меня собратья или нет, но из сна я выплывал долго и неохотно. Но вовремя. Небо уже начало чернеть, солнце почти свалилось за горизонт, а под липами вовсю звенело жадное до ведьмачьей крови комарье.

— Который час? — хрипло спросил я.

— Десять минут десятого, — отозвался Дэн. — Выспался?

— Относительно. — Я потер глаза. — Есть попить?

— На. — Гера сунул мне в руку бутылку с водой. — Я уже и в магазин сгонял, и поели мы, а ты знай дрыхнешь. Ну у тебя и нервы, Саня. Канаты! Уважаю!

— О, вроде снова едут, — ткнул пальцем в сторону дороги, находящейся в стороне от нас, Дэн. — Сюда свернули. Наконец-то!

— Что значит «снова»? — уточнил я, чуть не поперхнувшись. — А кто-то уже приезжал?

— Приятель твой прибыл, — заурядно, как о чем-то привычном, сообщил Гера и махнул рукой в сторону оврага. — Час как. Мы уже и Николаю позвонили с твоего телефона. Что ты так смотришь? Не будить же тебя из-за этого было?

— Опа! А машинка-то не наша, — чуть изменившимся тоном сообщил Дэн. — Может, она и не к нам?

— К нам, — успокоил его я. — Знаком мне этот «микрик», он тоже отдельский. Видать, решил Николай экипаж сменить.

Я оказался прав, но только наполовину. Транспорт был узнан верно, но вот Нифонтова внутри не обнаружилось, за рулем сидел Пал Палыч, которого я с прошлого года не видел. Мало того, из салона следом за Стасом выпрыгнули три поджарых парня, чем-то неуловимо похожих друг на друга. Не братья, нет. Но…

— Сразу, чтобы снять вопросы. — Стас, как видно, верно истолковал наши непонимающие взгляды. — Это наши коллеги, так сказать, «смежники». Непонятно? Из «конторы» они. Тот красавец, что в подвале засел, их кадры проредил, хороших парней положил, вот ребята и хотят с него долги спросить. Негласно, если кто не понял. Ну а нам помощь не помешает, вместе и батьку бить веселее.

— А Николай где? — спросил я у Пал Палыча.

— Там, — неопределенно махнул рукой тот. — Да какая разница? Или ты ему доверяешь, а мне нет?

— Как-то не задумывался на эту тему, — озадачился я.

— И не надо, — посоветовал оперативник. — Если много думать, то мозг может через уши вытечь. Главное — не наломай дров и глупо не подставься, тогда, может быть, мы все доживем до следующего дня. Колька мне сообщил, что цель уже прибыла.

— Час как, — подтвердил Дэн.

— Отлично. — Пал Палыч потер руки. — Значит, так. Нам надо оказаться в подвале в десять вечера. Он в это время будет гарантированно занят, то есть хоть немного, но ослабит внимание. Это наш шанс. До того надо будет устранить его подручных, причем сделать это тихо. У меня есть одно средство, прихватил из отдела, пустим его в ход. Людишки эти наверняка гнилые насквозь, других Кощеевич к себе в прислугу не взял бы, потому жалеть их нечего. Читал я рапорты коллег, которые с такими, как они, дело в прошлом имели, впечатлился. Главное тут — не нашуметь, вот что важно.

— Кстати, это именно они, Сашка, тебя «пасли» по поручению колдуна, — добавил Стас. — Больше некому.

— Если вы не против, я могу взять это на себя, — предложил Дэн. — Тогда точно не шумнут. Не успеют.

Пал Палыч изобразил рукой змееобразное движение и деловито кивнул.

— Так, идем дальше. — Он достал из салона микроавтобуса наплечную сумку и перекинул ее ремень через шею. — Колдун. Убить его можно, но сложно.

— Жечь надо, — подал голос Гера. — Кто-то из наших старшаков про это говорил.

— Верно, — покивал Пал Палыч. — Но не просто жечь. Есть один нюанс, который герои вроде нас часто не учитывают при уничтожении подобных субъектов. Его надо сжечь в замкнутом пространстве, так, чтобы душа не рассталась с телом и не улизнула в какую-нибудь щелочку. Двери ей закрыть надо, пусть даже и номинально. То есть дом, сарай, дачный сортир и так далее. Любые четыре стены, пол, потолок и непременно дверь.

— О как, — проникся я.

— Ну так, — хмыкнул Пал Палыч. — Наши предки — люди неглупые, знали, что делали. Вспомни детство золотое и народные сказки из учебника по чтению. Ведьму в печи с заслонкой зажаривали, злого чародея в доме сжигали и так далее. То есть закрытое пространство. Сказка — ложь, да в ней что?

— Намек? — предположил Дэн.

— Инструкция для таких, как мы, — ткнул его указательным пальцем в грудь Пал Палыч.

— Тогда фигня выходит, — расстроился я. — Нет там ни сарая, ни сортира. Там вообще один кирпич да металл.

— Не совсем так, — покачал головой оперативник. — Ролик включи еще раз.

Он внимательно смотрел на экран моего телефона и в какой-то момент скомандовал:

— Стоп! Вот! Кто скажет, что это такое?

— Это? — сказал один из фээсбэшников задумчиво. — На печь-«шведку» похоже, только очень большую.

— Верно. — Пал Палыч покопался в кармане своей легкой черной куртки, а после протянул ему чупа-чупс. — Держи, заслужил. Она и есть, я сразу ее приметил. И это именно то, что нам нужно. И вот тут мы подошли к самому главному вопросу — как бы нам теперь этого паразита в нее затолкать? Он же наверняка против будет.

— Так себе шутка, — заметил Гера. — И не смешно, и не к месту она.

— Какие шутки? — озадачился оперативник. — Я абсолютно серьезен. Положим, растопить я эту печь растоплю, кое-что с собой прихвачено. Топливо знатное, из семи древесных пород, разгорается шустро, жар дает мощный. Но минуты полторы-две мне на это вынь да положь. Вроде пустяк, но это в обычной жизни. А там эти минуты вечностью покажутся, потому что он за подобный отрезок времени половину из нас убить успеет. Но выбора нет, отвлечь его надо, иначе мы все равно ничего не добьемся. Я кое-что в ход пущу, но и вы давайте не зевайте, делайте все, что сможете.

— А пули его точно не берут? — спросил Стас. — Даже если в голову стрелять?

— Пишут, что нет, — пожал плечами Пал Палыч. — Тоже не очень понимаю, как это выглядит в реальности, но не верить отчетам коллег смысла нет. Да ты пальни пару раз ему в лоб — поглядим, так и так хуже не будет. У нас кроме пистолетов да ножей ничего и нет больше. А, разве что еще вот сеть.

— Зачарованная? — потер руки Стас, привыкший за пару дней к чудесам.

— Надежная, — осек его Пал Палыч. — Хорошего плетения и безо всякой магии. Не хватало еще нам всем взлететь вместе с подвалом на воздух. Магия Кощея — штука непростая, имели место случаи, когда, сталкиваясь с артефактами или чуждой ей волшбой, она… детонировала, скажем так. Несовместимость возникала. Этот гад после такого взрыва даже не почешется, а нам «со святыми упокой» настанет. Понятно, что он эту сеть, скорее всего, спалит, но мы выиграем секунды, которые так нужны.

— Ясно одно — плана у нас, по сути, нет, — немного насмешливо сказал один из фээсбэшников, имен которых мы так и не узнали. — Пара неозвученных заготовок да сеть, вот и все.

— Так и живем, — и не подумал смущаться Пал Палыч. — Какие объекты наблюдения, такие и методы работы. Поверьте, это еще не самый плохой вариант. Нам известен способ, которым противника можно уничтожить, и имеется фактор внезапности, который можно разыграть. Это хороший расклад. У нас часто приходится работать вообще с колес. Да, вот еще что. Саша, если он меня прикончит, а такое может случиться, потомок Кощея ведь не дурак и поймет, что к чему, то дело закончишь ты. Горючка в рюкзаке, и вот, держи зажигалку. И не лезь на первый план, твоя работа — быть моим дублером.

Вроде как он обо мне позаботился, но все равно понятно, что мы лишь смазка для штыков. Мы — пушечное мясо, которое не жалко, наша задача — отвлечь колдуна, для большего мы не нужны. Если останемся живы, то услышим «молодцы», если умрем, то в лучшем случае при написании отчета нас назовут словосочетанием «невозвратные потери». Но, скорее всего, просто забудут. Никто не думает о гильзе, когда патрон израсходован.

Сволочи они, понятное дело. Но деваться некуда, надо принимать ситуацию такой, какая она есть.

Пал Палыч дал еще пару практических советов, выкурил сигарету, а чуть позже скомандовал:

— Ну, пошли потихоньку. Денис, где твоя змейка ручная? Уже там?

— Да, — кивнул мой собрат.

— Все, отправляй ее в дом. Пока суд да дело, как раз десять пробьет.

Марусенька на самом деле оказалась крайне эффективным, не сказать — страшным оружием. Видели бы вы перекошенные лица и посмертно оскаленные рты той троицы, что расположилась за столом в одной из комнат этого затрапезного здания, которое, похоже, давным-давно в коммунальном разрезе не использовалось.

— Лихо, — шепнул нам Пал Палыч и глянул на часы, которые носил странно, циферблатом вниз. — Берем левее, спуск в подвал там.

Он ориентировался в местных коридорах так, будто провел тут не один день. Нет, не так их тут было и много, но тем не менее.

Мы спустились по одной лестнице, кирпичной, потом по второй, уже железной, и оказались около приоткрытой массивной двери, ведущей, как видно, в тот самый подвал.

— Ну-ну, — услышал я голос, который сразу же меня убедил в том, что мы у цели. — Не дергайся. Смерть рано или поздно заберет каждого из нас, ведьмак. К тому же если твой приятель сделает то, чего я от него жду, то у тебя и шанс появится. Что было обещано? Он убивает, я тебя отпускаю. И отпущу!

— Как же, — просипел Олег, которому, похоже, на самом деле пришлось очень туго. Это был голос мертвеца, а не живого человека. — Так я в это и поверил.

— Клянусь памятью пращуров — отпущу, — рассмеялся колдун. — Покон слово заповедал держать, не уподобляясь неразумным людям. Другое дело — как далеко я тебе дам уйти, в этом весь фокус. Скажем… Ну-у-у… До выхода из подвала. Нет! Даже по лестницам подняться можешь. А вот потом я начну тебя догонять, и тут уж все будет по-честному. Кто поспел, тот и съел!

— Очень честно, — как ворон каркнул Олег и попробовал засмеяться. Получилось плохо.

— Так, все, — велел ему колдун. — Цыц, ведьмак, а то язык отрежу, он в условия договора не входил. Хотя и неудивительно, поскольку твой приятель-дурачок ничегошеньки в правильных договорах между детьми Ночи не смыслит. Как его в банке только держали столько лет? Куда отдел по работе с персоналом смотрел? Нет, дай-ка я тебе все же рот заткну, чтобы ты мне своей болтовней не мешал.

Громко взвыл телефон, колдун немедленно ответил, но при этом ни слова не сказал.

Акустика в подвале была превосходная, мы, даже стоя за дверью, все отлично слышали. У него там велась прямая аудиотрансляция из Кусково, после первых же прозвучавших фраз всякие сомнения в этом отпали. За пару минут разговора несколько раз прозвучало мое имя и было предложено три варианта того, как меня следует умертвить. Второй из них, кстати, понравился колдуну, он даже одобрительно хмыкнул.

Молодец. Сволочь, конечно, но молодец. Все продумано, до мелочей. И подельница у него будь здоров, вон даже с освещением мероприятия расстаралась.

А потом, судя по тем фразам, которые до нас доносились, в бывшую резиденцию Шереметьевых пожаловал я, собственной персоной. В компании с Нифонтовым.

— Это как? — было шепнул я Пал Палычу, но тот только недовольно поморщился и снова глянул на часы.

Впрочем, мне ответ был и не нужен, я сам до всего допер. Виктория. Вот кто сейчас стоит перед Марфой и вещает моим голосом. И именно она, похоже, сейчас пустит в ход нож, чтобы формально исполнить обещание, данное колдуну. Но никто на самом деле не умрет. Там не умрет, а вот здесь…

Пал Палыч пошарил в карманах и достал оттуда два продолговатых цилиндрика, увидев которые, Стас и фээсбэшники сразу оживились.

— Светошумовые? — еле слышно осведомился один из «спецов». — Дело!

— Полная готовность, — скомандовал Пал Палыч и снова глянул на часы. — Вот-вот уже.

Марфа что-то громко рявкнула, я ей ответил, а после телефон разразился дружными женскими воплями. Похоже, верховная ведьма была убита.

Колдун разразился довольным смехом и, судя по звукам, хлопнул себя по ляжкам.

— Вот теперь пойдет резня, ведьмак! — сообщил он Олегу. — Много крови будет! А когда и вы, и ведьмы устанете от войны, тогда я…

— Зажмурились, — скомандовал Пал Палыч, ногой распахнул тяжелую дверь и отправил обе гранаты вниз, туда, где ликовал потомок Кощея и страдал мой друг.

Хоть я и закрыл глаза, как было велено, перед взором все равно поплыли круги, да и звук взрыва здорово вдарил по ушам. Одна надежда на то, что колдуну еще хуже пришлось. Идея-то и в самом деле отменная — пуля его не берет, нож — тоже, но звук и свет он воспринимает так же, как и мы.

Пал Палыч первым рванул в подвал. Плюнув на лестницу, ведущую вниз, он перемахнул через перила, за ним последовали Стас и фээсбэшники, причем один из них держал в руках сеть. Я не был готов к таким прыжкам, заранее зная, что либо ногой за перила зацеплюсь, либо что-то сломаю при приземлении, потому рванул по лестнице, на ходу оценивая диспозицию.

Пал Палыч суетился у печи, которая на самом деле поражала своими размерами. Не домна, разумеется, но и не дачная буржуйка. Промышленная штука, короче. Оперативник уже успел оттянуть на себя массивную дверцу почти с себя размером, вдобавок увенчанную здоровенным засовом, и теперь закидывал внутрь какие-то брикеты, попутно поливая их из пластмассовой бутылки зеленовато-желтой жидкостью, время от времени опасливо поглядывая на колдуна.

А ему, хвала небесам, было не до оперативника. Силовики проявили немалую сноровку, лихо спеленав сетью оглушенного и моргающего, как совенок, супостата, после припечатали его к полу лицом вниз, и сейчас Стас суетился с наручниками, чтобы окончательно зафиксировать успех.

— Псы! — взревел Кощеевич, явно приходя в себя. — Ах вы, черви навозные!

Он вывернул голову вбок, и наши взгляды встретились.

— И ты тут? А там, стало быть… Ну-у-у!

Что-то грохнуло, пол под ногами колыхнулся, как водяной матрас, а четверо силовиков разлетелись в стороны, как кегли в боулинге от шара.

— Еще минуту! — долетели до меня слова Пал Палыча.

Какое там! Сеть огненными нитями полыхала прямо на колдуне, при этом никакого беспокойства по существу данного факта я на его лице не обнаружил. И ведь даже костюм его от огня не занимался.

И еще он был зол. Нереально зол. Подтверждением тому послужил один из фээсбэшников, который отлетел от Кощеевича совсем недалеко и теперь ошалело тряс головой, которой крепко приложился о пол.

Колдун легко, как плюшевую игрушку вздернул его вверх и одним коротким движением свернул шею. Причем свернул в прямом смысле. Не сломал, а именно свернул. Лицо и затылок поменялись местами, прямо как у одного отрицательного героя в «Кавказской пленнице». Врать не стану, здесь меня дрожь и пробрала.

Загрохотали выстрелы, Стас со товарищи все же решили проверить верность слов Пал Палыча. Колдун задергался от попадавших в него пуль, но и только. А несколько из них вовсе сплющились, это те, что ему в лоб попали.

Короткий взмах руки — и нас стало еще меньше. Один из фээсбэшников поднес ствол пистолета ко рту и нажал на спуск.

Щелчок пальцев — и Стас взлетает под потолок, с резким звуком ударяясь об него. И еще раз. И еще.

Третьего, последнего фээсбэшника накрыло какое-то черное облако, из которого немедленно раздались жуткие вопли.

И все это — за считаные секунды, мы даже компанию ударной силе нашего отряда составить не успели. А теперь все, теперь наша очередь.

— Так даже лучше, — сообщил мне колдун, потягиваясь, отчего в разные стороны разлетелись горелые ошметки сети. — Сам тебя убью. А потом разберусь с теми, кто меня одурачил.

Бум! Это в голову Кошеевича кирпич прилетел. Герина работа. Он по камням специалист. Он их чует, понимает, слышит. Специализируется, разумеется, больше на драгоценных, работая в качестве очень авторитетного, а потому и очень дорогого эксперта-оценщика, но и кирпичом, если что, вражине по щам засветить тоже может. Понятно, что этой твари подобные удары, как слону дробина, но…

Колдун, не ожидавший подобного поворота, покачнулся, и как раз в этот момент из искры возгорелось пламя. В печке полыхнул огонь — ярко, весело, дружно.

— Вон оно чего! — нехорошо оскалился колдун. — Ишь чего задумали!

Еще три кирпича, прилетевших с разных сторон, ударили его один за другим, но и Гера уже попал в прицел заклинания. С треском обе руки ведьмака сначала нечеловечески выгнулись, а после повисли плетьми. Мой собрат завыл от боли, а затем рухнул на пол без сознания.

Я же стоял как вкопанный, ошарашенный всем увиденным. Наверное, надо было что-то делать, но что?

— Ты, — колдунповернулся к Пал Палычу, — судный дьяк, я вас не трогал. Но теперь!

Черный сгусток, подобный тому, что некогда словил и я, полетел в лицо оперативника. Тот почти увернулся, но только «почти».

И вот тут случилось неожиданное. Сверху, с труб, оплетавших тут и там потолок, на колдуна упало с полдюжины черных плетей, на деле оказавшихся длиннющими и толстыми гадюками. Они, злобно шипя, оплели его шею, плечи, голову и жалили, жалили его туда, куда могли, куда только получалось впиться клыками.

Кощеевич, стоя напротив пышущей жаром печи и сдирая с себя разъяренных змей, напоминал персонажа древнегреческих мифов Лаокоона, смотрелось это одновременно и жутко, и впечатляюще. Змеиный яд, похоже, в самом деле не причинял ему особого вреда, как и говорил Дэн, но непосредственно укусы, видимо, все же доставляли боль. Странно — на пули этому демону плевать, а вот змеи смогли достичь результата. Может, потому что пули, по своей сути, мертвая материя, а змеи — живые?

А еще я наконец-то понял, что надо делать. И то, что этот шанс — последний, других не будет. Если упущу, то нынче уж точно встречу свою смерть, мучительную и долгую. Причем не факт, что конечную.

Я, согнувшись, рванулся вперед, со всего маха налетел на колдуна, который отдирал от лица очередную змею, терзавшую своими клыками его щеку, и, разве что только не воткнувшись головой ему в живот, напрягая все силы, протащил к печи, благо та находилась совсем рядом.

Одна из змей упала мне на спину, и тут же ее зубы впились в мой загривок, ей было все равно, кого сейчас жалить. Шею пронзила боль, но я даже глазом не моргнул. Так и так умирать, лучше уж от яда, чем от рук этой твари.

Как я впихнул своего врага в огненное жерло — не понимаю. Серьезно. Думаю, он сам ничего такого не ожидал, потому и потерял те несколько секунд, которые могли поменять ситуацию в корне.

Но он их потерял. А я, ощущая, как волосы на голове скручиваются от немыслимого жара, успел захлопнуть нереально тяжелую и порядком нагревшуюся дверцу печи до того, как Кощеев потомок мне помешал, и даже заложить ее засовом.

Змея еще раз ужалила меня, после свалилась на пол и, зашуршав, направилась в сторону Дэна.

В ушах стояли неумолчные вопли и проклятия злодея, бьющегося в печи, сознание начало мутиться — то ли от эмоций, превысивших норму, то ли от сильного и, похоже, не очень-то обычного змеиного яда, который сейчас кровь толчками разносила по моему телу.

Ноги подкосились, я упал на колени, но не отрывал глаз от дверцы, ходящей ходуном от ударов моего врага. Господи, до чего же живуч, там же температура, как в вулкане, а он все никак не сгорит.

Вопли сменил вой, в котором ничего человеческого вовсе уже не имелось.

— Морана, — прошептал я, чувствуя, как немеют губы. — Эта жертва тебе.

Колдун, словно услышав меня, издал такой вопль, что стены дрогнули, и затих. Остался лишь гул огня и сочащийся сквозь зазоры удушливый запах сгорающей плоти.

Прежде чем сознание совсем померкло, я еще успел услышать ликующий женский смех, прозвучавший где-то на грани бытия. Впрочем, может, его и не было на самом деле. Не знаю.

Эпилог

— Поеду я, — то ли спросил, то ли уведомил меня Николай. — Мне еще отчеты писать. Дело к концу квартала идет.

— Да не вопрос, — согласился я, ставя сумку на пол и протягивая ему руку. — Спасибо, что подбросил.

— Ну а как по-другому? — Оперативник умело изобразил удивление. — Мы же друзья?

— Разумеется. — Я растянул губы в улыбке. — Ладно, созвонимся! Коллегам привет передавай. Ну и еще раз их от меня поблагодари.

Николай пожал мою руку и быстро пошел по направлению к выходу из здания аэропорта.

— Друзья, — иронично произнес я, проследил за тем, как он сел в машину, и сразу после этого извлек из телефона симку. — И еще какие.

Я уезжал из страны. Надолго. Нет, про «надолго» — это мой личный выбор, врать не стану. Но вот совет о том, что нам, ведьмакам, хорошо бы свалить из города на некоторое время, причем желательно побыстрее, прозвучал почти сразу после того, как мы все более-менее пришли в себя.

Непосредственно я очухался последним. Мой организм, конечно, был подвержен ядам куда менее, чем у обычного человека, но если тебя два раза гадюка куснула в шею, причем в начале лета, когда ее яд особенно зол, то хорошего не жди. Да еще такая, которую призвал ведьмак.

Меня спасла Марусенька. Ну и Дэн, по просьбе которого она это сделала. Оказывается, левый клык этой царевны-гадюки несет исключительно смерть, а вот правый может исцелять укушенных другими змеями, но только в том случае, если она сама этого хочет. Само собой, подобное желание у Марусеньки возникает крайне редко, но мне повезло. Более того — теперь, если верить Дэну, мне гадючий яд вообще не страшен. Кстати, кто-то мне в том году говорил, что я змей могу более не опасаться, правда, не помню кто. А жаль. Плюнуть бы в глаза говорившему. Не опасаться, как же…

Остальным тоже досталось неслабо. У Геры левая рука оказалась сломана, а на правой здорово досталось связкам, Стас получил очередное сотрясение мозга и перелом трех ребер, Пал Палыч уже кое-как ориентировался в пространстве, но один глаз упорно отказывался видеть происходящее. Из трех же фээсбэшников в живых вовсе остался только один, и тот дышал через раз, невероятно изобретательно сквернословя в те моменты, когда к нему возвращалась память. Черное облако, которое его окутало, со смертью колдуна развеялось, но последствия, похоже, все еще давали о себе знать.

Мне бы сюда мою аптечку! Но это только мечты.

Впрочем, вскоре к нашей компании присоединилась не очень молодая, но веселая дама, представившаяся Валентиной и являвшаяся коллегой Николая, после чего дело более-менее пошло на лад.

Вот тогда-то Стас и произнес заветную фразу, перед тем обменявшись взглядом с наконец-то проморгавшимся Пал Палычем:

— Парни, вот что я вам скажу. Не худо было бы вам свалить из города на месяцок-другой. Два холодных фэбса — это не шутки. Не стоит вам мелькать в документах, добром для вас это не кончится. Мы из системы, наши вопросы, если что, «старшаки» порешают. А вот вы…

— Ни малейших возражений, — немедленно отозвался Дэн, сидящий на лестнице и поглаживающий Марусеньку, свернувшуюся кольцом на его коленях. — Я так и так собирался прокатиться в Белоруссию, погулять по болотам Полесья. Там есть чудные трясины, где растут такие травы, каких нигде более нет.

Что интересно — Дэн лекарь, но помогать кому-то, кроме меня и Геры, он не стал. Любопытно, отчего?

— У меня уже билет на самолет до Екатеринбурга куплен, — сообщил всем другой мой собрат. — Я всегда лето в горах провожу. Там и руку подлечу.

— А ты? — обратился ко мне Стас. — Тебе первому валить следует, карусель ты закрутил.

— Ее вон он закрутил. — Я потыкал пальцем в сторону дверцы, за которой все еще гудело пламя. — Ох. Не знаю пока, куда поеду, у меня один фиг шенгена нет. Но точно не в Турцию. Они свинку жареную не кушают, а мне без нее отдыхать неинтересно.

— Не проблема. — Полицейский попробовал глубоко вздохнуть, но тут же закашлялся. — Так вот — у меня на «земле» одно турагентство есть, я его хозяйку время от времени… Сотрудничаем мы, короче. Будет тебе виза, причем быстро. И тур со скидкой тоже устрою. У тебя хоть «загранник» есть? Ну и славно, это главное.

— Правильно, — наконец-то подал голос Пал Палыч. — Мы все сами тут разгребем, а вам светиться не нужно.

Все это выглядело сомнительно, да и Дэн уже потом, наедине, подтвердил мои подозрения.

— Хотят добро Кощеевича к рукам прибрать, — негромко произнес он, когда мы стояли у машины и ждали, пока в нее загрузят Геру и измученного Олега, который до сих пор в себя не пришел. — От него наверняка много чего осталось — и артефакты, и книга колдовская, да и просто ценности.

— Пусть их. — Я потер шею, которая все еще ныла. — Дэн, в любое время, в любом месте…

— Саня, не надо, — остановил меня он. — Мы с тобой братья, как ни крути. Для кого-то это пустой звук, но лично для меня — нет. Так что не сотрясай воздух понапрасну.

Через пару дней, как и было обещано, ко мне заскочил Стас, привез паспорт с визой и пакет с документами, из которого я узнал, что через сутки ни свет ни заря улетаю на остров Крит сроком на три недели. Причем пожаловал он на новенькой «БМВ» премиум-класса, а не на своем старом внедорожнике. Догадываюсь, откуда машина взялась, не иначе как с парковки «Крокус Сити». Молодец, он из этой истории, получается, с самой большой прибылью из всех нас вышел, как, впрочем, и всегда. Главное, чтобы колдун в машине сюрприза какого-нибудь для него не оставил. Долгоиграющего. Я даже высказал эту мысль вслух, но Стас только хлопнул меня по плечу, произнес: «Все пучком», — стащил из холодильника кусок колбасы и усвистал по своим делам.

А вообще я искренне обрадовался новости о своем отъезде. Мысль свалить куда подальше крепла во мне с каждым днем, и дело было не только в пожеланиях моих недавних союзников.

Когда я отмылся, отоспался и более-менее пришел в себя, то стал перебирать в голове все события этих нескольких сумасшедших дней. В какой-то момент в памяти всплыло то, что Арвену меня сдал господин Ряжский, а еще минут через пять я осознал, что начал планировать акцию возмездия. На автомате и без малейших душевных терзаний. Причем речь не шла о каких-то безобидных шалостях вроде «неделя верхом на унитазе». Я прикидывал, как его убить. По-настоящему. Насмерть.

Врать не стану — испугался. Я не хочу становиться подобием той сущности, которую лично запихал в печь, а значит, надо уезжать, и как можно быстрее. Надо менять все вокруг себя — страну, людей, привычки. Вообще все. Перезагрузиться нужно. Обнулить тот мир, в котором я до того жил, как когда-то и советовал мне Хозяин кладбища. И трех недель для этого мне будет явно недостаточно.

Хотя, по сути своей, обнулять-то особо и нечего. Я, как один герой из прекрасного советского фильма, улечу налегке. Братья-ведьмаки разъехались, причем Дэн прихватил с собой в Белоруссию Олега, который хоть более-менее и оклемался, но все равно время от времени начинал заговариваться. Как видно, Кощеевич как следует его помытарил, и не только физически. Других друзей у меня и раньше особо не имелось. Женщины… Были — и нет. Светка при упоминании моего имени небось до сих пор плюется, Мезенцева тоже, Виктория… это Виктория. Не хочу об этом думать.

Правда, есть еще Изольда, которая мне позвонила первой, сообщив, что от своих слов не отказывается и будет рада принять от меня приглашение в хороший ресторан с последующим неистово-страстным продолжением. Раньше я бы подумал да и согласился, но то раньше. Хватит с меня авантюр и приключений, устал я от них, а с этой гражданкой по-другому не получится. Ей бы с Маринкой познакомиться, они, похоже, два сапога пара.

Зато от нее я узнал, что крысой оказалась первая помощница Марфы. Мало того, предательница ей еще и родственницей приходилась. Теперь, правда, уже покойной и всеми моментально забытой. В ковене начались кадровые перестановки, о списанных с борта корабля матросах никто и не думает вспоминать. Ведьмы — такие ведьмы. Их надо принимать такими, какие они есть.

Не сомневаюсь, что и я был забыт красавицей Изольдой сразу же после того, как закончился наш разговор.

Впрочем, не стоит совсем уж прибедняться, я вовсе не Робинзон. Что Родька, что Жанна — они ведь никуда не делись? И не денутся, кстати. Они отправятся вместе со мной, я слишком к ним привык. Ну и потом, даже ведьмаку время от времени надо с кем-то общаться, а то ведь очень даже просто можно с ума сойти.

В общем, какое-то время я буду колесить по Европе, с шенгеном и деньгами в наше время подобные перемещения сложностей не представляют. А потом, когда придет зима и я настранствуюсь вдоволь, то осяду в какой-нибудь тихой стране вроде Венгрии или Финляндии. Там и климат с нашим схож, и травы растут такие же, и кладбища имеются. Сниму домик, буду совершенствоваться в ведьмачьем ремесле. Книгу-то я с собой беру.

А за Антипом приглядят Славы, я с ними на этот счет уже договорился. И урожай снимут они же, не пропадать ведь добру? Поразмыслив немного, я даже одним днем съездил в Лозовку, отвез туда на сохранение почти все содержимое из домашнего сейфа и мандрагыр с антресолей, а заодно и объяснил домовому, что к чему. Тот жутко расстроился, но спорить не стал, потому что наконец признал во мне хозяина, и теперь для него действенна та аксиома, по которой я всегда прав. Но зато он проникся моим доверием, я же ему вместе с травами и ранее сваренными зельями чашу золотую обратно привез.

В тот же день, точнее, в ту же ночь я наведался к еще одному своему давнему знакомцу, кстати, единственному из всех существ на свете, с кем я мог быть абсолютно откровенен. К Хозяину кладбища.

Увы и ах, я его не застал. Черная плита была пуста, на тропинках его тоже не обнаружилось, а призраки молчали, как подпольщики на допросе. Даже и не знаю, в чем дело. То ли он в ту ночь из склепа не вышел, то ли по какой-то причине видеть меня не захотел. Надеюсь, что верен первый вариант.

Что же до Ряжской… У нас состоялся телефонный разговор. Ольга Михайловна, похоже, на самом деле не знала, что ее муж тогда меня сдал, но каким-то образом позже это пронюхала. Просто держалась она непривычно, и интонации в голосе звучали незнакомые. Боязливые, что ли?

Встречаться я отказался, но попросил ее передать мне деньги за ту работу, что была выполнена для Михаила. Он мертв, его партнеры — тоже, это так. Но я свое дело сделал, а детали меня не интересуют. Проще говоря, как она эти деньги будет выбивать из безутешной вдовы, меня более не волновало. Кончился у меня запас сочувствия.

Просьбу мою она выполнила, прислав человека с пухлым конвертом уже через час, причем сумма в нем оказалась в два раза больше оговоренной ранее, что было очень кстати. Не скажу, что у меня нет денег, это не так. Но провести год, а то и два за границей — дело недешевое, так что лишним этот подарок не будет. Короче, оценил я данный жест доброй воли, отправив в ответ СМС: «Все долги закрыты. Живите спокойно. Оба». Но на звонки ее больше не отвечал.

Совсем уж просто все вышло с родителями. Они были счастливы узнать, что меня на пару лет отправляют в Англию, на стажировку в банк. Я обещал им время от времени звонить и рассказывать, как там у меня дела идут, причем сразу предупредил, что мой нынешний номер будет недоступен. Мол, я там местный куплю, так дешевле выйдет. А еще надо будет им время от времени присылать через DHL подарки. Ну и денежку переводить.

И только Морана так ни разу и не дала мне о себе знать. Не знаю отчего. А еще стараюсь не думать о том, что, может, зря я ей именно эту душу подарил. Может, не стоило?

В Шереметьево меня то ли отвез, то ли отконвоировал Нифонтов. Он честно подождал меня у подъезда, пока я прощался с обчеством, в дороге был весел, да и в аэропорту сыпал шутками, прося меня привезти из Греции магнитик на холодильник и бутылку-другую раки. А я хотел только одного — чтобы он уже уехал.

И вот старая симка отправилась в кармашек бумажника, практически подведя итог моей прежней жизни, потому что никто из тех, кого я знал, теперь не сможет меня отыскать. Я закинул на плечо рюкзак, окликнул Жанну, которая вертелась вокруг каких-то девушек модельной внешности, подслушивая их разговоры, а после направился туда, где звенели рамки, стояли молодые ребята и девушки в синей форме и брякали о стол часы, телефоны и ключи. Чемодана у меня нет, а все остальное вроде маек, шлепок и банданы куплю на месте.

— Можно я покатаюсь на этой штуке? — шепнула мне на ухо Жанна, показав на валики ленточного транспортера. — Ну пожалуйста? Заодно и за рюкзаком твоим присмотрю.

— Валяй, — разрешил я, думая о своем.

Все-таки она не позвонила. И мне ни на один вызов не ответила. Нет, ясно, что попытка изначально была провальной, но чего же так на душе тоскливо? Могла бы просто сказать: «Пока». И все. О большем-то я не просил, правда?

Уже перед самым пропускным пунктом я зачем-то обернулся, и мне показалось, что там, у ряда кресел, у стойки «Шоколадницы» стоит девушка в легком сером плаще и черной водолазке, и на груди ее поблескивает золотой капелькой незамысловатый кулон. Поднялась узенькая ладошка и качнулась в воздухе, как бы говоря мне: «Пока-пока». Или даже «До встречи»?

— Молодой человек, вы идете? — толкнула меня потная толстуха в пестрой кофте. — Вы тут не один!

Я на миг отвернулся, а когда глянул снова, то никого там не было. Показалось? Или нет? Ладно. Узнаю, когда вернусь. Через год. Или через два?

Потому что рано или поздно я обязательно захочу домой. Ну а куда я денусь?

Автор благодарит всех тех, кто помогал в работе над этой книгой: Нури Магомедова, Евгения Петрова, Василия Крысина, Вячеслава Кузьмина, Михаила Yakyta, Андрея Авдеева, Павла Nighmare Сергеева, Игоря Таратенко.

Отдельное спасибо — Вадиму Лесняку, Дмитрию Нефедову, Анне Федосеевой и Дмитрию Овдею.

6. Карусель теней

Все персонажи данной книги выдуманы автором.

Все совпадения с реальными лицами, местами, банками, телепроектами и любыми происходившими ранее или происходящими в настоящее время событиями — не более, чем случайность. Ну, а если нечто подобное случится в ближайшем будущем, то автор данной книги тоже будет ни при чем.

Когда возвращаешься из долгого путешествия, то никогда не знаешь, к чему приедешь. То ли все будут рады тебя видеть, то ли, наоборот, накопится столько проблем, что и за год не разгребешь.

Ну, а иногда такое ждет странника дома, что лучше бы и вовсе туда не возвращаться. Например — старые долги, о которых ты уже и думать забыл. А не стоило бы забывать. Ох, не стоило…

Глава 1

— Вот и я! — весело сообщила мне Жанна, выныривая из черноты багажного отделения и традиционно восседая на моем чемодане. Она во всех аэропортах, где мы побывали, поступала так же. Нравилась ей эта забава. — Слушай, чего Шереметьево все кому не лень критикуют? Всё тут нормальненько, чистенько, сотрудники в рабочих костюмчиках, аккуратненькие такие. Не то, что…

— Жанна, ну сколько можно вспоминать тот случай? — устало осведомился у своей неупокоенной спутницы я, когда она оказалась рядом со мной — Ну, завалили тебя один раз чемоданами, было. Но когда это случилось? Год прошел. Или даже больше. И потом — ты тогда больше смеялась, чем злилась. Я же помню!

Но в целом с ее точкой зрения я был согласен, Шереметьево выгодно отличалось от ряда аэропортов, в которых мне за минувшие два года довелось побывать. Например, в Барселоне я был просто шокирован размерами и безлюдностью тамошнего воздушного порта. Нет, так-то он всем хорош, но вот только идешь по нему, идешь и не знаешь — есть тут еще люди, кроме тебя или нет? Там, позади, где паспортный контроль остался, они точно попадались. А тут — не факт. И, главное, ни тебе магазинов в изобилии, ни тебе ресторанчиков в ассортименте. Одни коридоры, переходы да желто-выгоревший пейзаж за окнами.

Впрочем, путешествие по коридорам нового терминала мне как раз Барселону и напомнило. Правда на безлюдье тут, конечно, жаловаться не приходится.

Но это все мелочи. Главное другое — я наконец-то вернулся домой. В Москву.

Врать не буду — соскучился. Правда — соскучился. Ну да, новые города, впечатления, друзья и подруги — это прекрасно. Но чем дальше, тем больше меня тянуло сюда, в огромный муравейник, который скоро как тысячу лет носит имя Москва. Мне не хватало этих улиц, скверов, кофеен, обманчивого городского дружелюбия и его же непритворного равнодушия. Я соскучился по зимним московским хлябям, летнему зною, осеннему сплину и весеннему тополиному пуху.

Нет, я прекрасно провел эти два года. Повидал мир, многое узнал, многое понял, обзавелся неплохими связями и даже заработал определенную репутацию в узких кругах тех, кто считает днем Ночь. Не скажу, что жизнь моя все это время была безоблачна, это было бы неправдой. Случалось такое, например, что по тем или иным причинам меня хотели убить. Вот, хоть бы Париж вспомнить. Там меня вообще настигло собственное прошлое, в самом прямом смысле. Местные чернокожие поклонники культа «вуду» пронюхали, что именно я стал причиной смерти их негласного лидера, которым являлся покойный Кащеевич, и по этой причине устроили на меня форменную охоту, в которую вскоре оказалась вовлечена куча народу, в том числе одна очень шустрая местная ведьма по имени Жозефина, а также несколько сотрудников Бюро, тамошнего аналога Отдела 15-К. Выпутаться я, конечно же, выпутался, но во Францию с тех пор стараюсь нос не совать без особой нужды. Особенно в Париж. Почему? Просто не все вудуисты тогда свои курчавые головы в финальной переделке сложили, кое-кто уцелел. А они ведь меня не просто убить хотели. Они меня сожрать собирались.

Или можно Чехию вспомнить. Прага город вообще непростой, с давней и мрачной историей, там всегда следует нос по ветру держать. Жаль, что мне сразу этого никто не объяснил, может тогда и не влип бы я в на редкость мутное дело, связанное с наследием императора Рудольфа Второго, его придворного мага Льва бен Бецалеля и астронома Тихона Браге. Хотя, ради правды, тут большей частью подвело меня собственное тщеславие. Просто очень мне понравилась девушка Генриетта, с которой я познакомился на второй же день пребывания в Праге, распустил я перед ней перья, что твой павлин. А когда узнал, что она одна из тех, кто живет под Луной, так и вовсе раздухарился.

Результат — смертельно опасное приключение в пражских подземельях, включая такие, о которых даже диггеры не ведают, дырка в левом боку, которая чуть не отправила меня на тот свет, и окончательная уверенность в том, что есть-таки на Земле тайны, которые лучше не знать. Впрочем, из плюсов этой истории стоит отметить совершенно фантастическую неделю, что мы после провели с Генриеттой в Карловых Варах и селфи с настоящим големом.

И так страна за страной, город за городом. То ли я мастер находить приключения на свою голову, то ли все же проклял кто-то меня еще тогда, два года назад.

Хотя — вру. Последние полгода выдались относительно спокойными. Большей частью я их провел в Венгрии, на берегу одного из тамошних озер, в тишине и безмятежности, почти не выбираясь в людные места. Нет, несколько заказов по своей ведьмачьей специальности за это время взял, конечно, но куда без этого? Есть-пить мне что-то надо, верно?

И ведь хорошо там было, в Венгрии. На самом деле хорошо. Летом не слишком жарко, зимой не сильно холодно, еда вкусная, воздух чистый, люди вокруг хорошие. Правда, они меня поначалу принимали то ли за бандита, то ли за олигарха. Ну вот подумалось им, что неспроста русский тут, в европейской глуши, обитает. Наверняка прячется или от правосудия или конкурентов. Потому поначалу местные мужчины, когда я заходил в местный бар, смотрели сторожко, не зная, что от меня ожидать, а непосредственно бармен всякий раз заводил песню Робби Уильямса «Party like a Russian». Но зато этот флер таинственности притягивал ко мне местных девиц из числа тех, кто ищет приключения на свою подтянутую задницу.

Но мне они все были неинтересны, так как у меня уже была Маргит. Красавица Маргит. Ее губы пахли вечерней свежестью воды, косы напоминали реки, а глаза отливали синевой неба.

Мы почти поверили, что встретились не зря, что это судьба. Но ее брат, между прочим, самый настоящий чародей, наследник тех, старых мастеров, не сильно хотел видеть своим зятем ведьмака из далекой России. Нет, он ко мне отлично относился, но называть родичем категорически не желал.

Тем более, что мне начала сниться Москва. Все чаще и чаще. Она ждала меня, я ощущал этот зов почти физически. И с каждым новым рассветом я все сильнее осознавал — время странствий подходит к концу. Мое место там, в далеком и суетном городе, а не здесь, на берегу озера. Там я родился, там обрел свою новую суть, там, надо думать, когда-нибудь меня навсегда заберет к себе та, которой я служу.

Вот так и вышло, что Маргит осталась в Венгрии, а я, поняв в одночасье, что если в ближайшие два-три дня не глотну майского московского воздуха, до отказа напоеного атомной смесью ароматов свежей листвы, выхлопных газов, дорогой парфюмерии, близящейся грозы и свежесваренного кофе, то попросту умру. От тоски. В том году не умер, но в этом точно копыта откину.

Короче — одним днем собрался и уехал. Сначала в Будапешт, а уж оттуда сюда, домой. Устал за время дороги как собака, но все равно счастлив.

Я дома!

И вишенкой на торте, а, может, подарком судьбы оказалось то, что все за пределами аэропорта, обстояло так, как надо. Так, как мне виделось во снах и мечтах.

Там меня встретило умытое легким весенним дождичком славное майское утро. Свежее, с капельками, блестящими на хроме поручней, с легким ветерком и многоголосым шумом людей.

Вечная московская круговерть, как же мне тебя не хватало!

— Такси? — осведомился у меня сонный молодой человек, и тряхнул биркой, висящей на шее — Едем, нет?

— Едем — согласился я, и назвал адрес.

— Три — подавил зевок юноша.

— Неужто бензин так подорожал? — изумился я, вспомнив о том, что раньше подобная поездка стоила вдвое меньше — Или инфляция страну настолько заела?

— Вольному воля — равнодушно ответил мне он — Ищи дешевле.

Не скажу, что у меня не было денег. Были. Не то, чтобы прямо очень много, но тем не менее. С месяц назад я по просьбе упомянутой выше Жозефины, помог одному состоятельному англичанину избавиться от назойливого призрака его прадеда. Там вообще забавная история вышла, связанная с чистотой крови и правом наследования. В результате я довольно-таки неплохо заработал, несмотря на невероятную скаредность обитателя туманного Альбиона, а моя подруга Жозефина получила доступ к семейным архивам его семейства. Зачем это было нужно моей приятельнице-ведьме неизвестно, но, зная ее предприимчивость, не сомневаюсь в том, что в конечном итоге она сорвала куш поболее моего. Может, опять клад своей прабабки затеяла искать, может, еще что. Кто знает, какие мысли на этот раз бродили в ее шальной французской голове?

Хотя, памятуя о нескольких наших совместных приключениях, я этого не знаю и знать не желаю. Мне моя жизнь дорога. И рассудок тоже.

— Как скажешь — ответил я индифферентному перевозчику и достал из кармана смартфон.

Надеюсь, «Яндекс-такси» за эти два года не успело исчезнуть в никуда? И не стало работать медленнее, чем раньше?

Нет, тут все осталось как было, и «откуда вас забрать» спросили, и машину подали быстро. Цена поездки, конечно, все равно оказалась не такой уж низкой, ибо дорога ложка к обеду, но сравнивать ее с названной мне ранее, было как минимум приятно.

Ну, а бонусом оказалось то, что в серебристой «Киа» меня встретили сразу два водителя. Один — живчик-азиат, с глазами-щелочками на круглом, что твой блин, лице, улыбчивый и расторопный, второй же мой соотечественник средних лет, хмурый и ворчливый. А еще — мертвый.

Правда, я не сразу понял, что он тоже водитель, ясность в данном вопросе появилась уже после того, как мы отправились в путь. До того он меня просто обматерил, таким оригинальным образом предупреждая о том, что не стоит садиться на переднее сидение, и разумеется, даже не догадываясь о том, что я его слышу и вижу. Впрочем, я и не собирался посягать на данное место, мне все равно сзади сидеть комфортнее. Да и привычнее, за минувшие два года у меня уже сформировалась привычка располагаться сзади. Не принято в Европе плюхаться рядом с водителем.

После того, как машина тронулась, он переместил свое внимание на шофера, всяко костеря его за то, как он управляется с автомобилем, за то, что в салоне играет шансон, а не «Милицейская волна», за то, что окно открыто, и еще много за что. А еще прозвучала фраза: «когда я за рулем этой «ласточки» сидел, совсем другое дело было», что полностью прояснило ситуацию. Хотя я и без того догадывался, что при жизни наш нежданный попутчик работал таксистом и, скорее всего, именно на этой машине. Может, в ней и помер, например от инфаркта. Ну да, на вид ему сорока нет, но болезни молодеют, так что сердечным приступом у нестарых еще мужчин нынче никого не удивишь. Потому и после смерти он на своей «ласточке» катается, это его единственный якорь в новом, но не лучшем, мире.

Непонятно только, чего он на нашем пласте бытия застрял? Наверняка какая-то причина есть. Но, признаться, мне плевать, какая именно, поскольку я не собираюсь разбираться в том, что случилось с этим ворчуном. Это не мое дело.

— Капец, какой он душный — сообщила мне Жанна минут через пять, скорчив недовольную гримасу — Неудивительно, что его тут оставили. Кому он там, наверху, с таким характером нужен?

Ее слова произвели на зануду-таксиста невероятное впечатление, он, бедный, даже подпрыгнул, да так, что его голова на время скрылась из поля зрения, пробив потолок автомобиля. Видать, не так давно он стал призраком, с подобными себе еще не встречался, и не знает, что есть все же на белом свете те, кто может его видеть и слышать, и я сейчас речь не о себе веду. Вот вылез бы он хоть раз из машины, погулял бы по аэропорту, и узнал, что кроме него другие призраки есть. В том же Шереметьево их хватает. Место людное, случается в нем всякое, потому минимум десяток душ я по дороге из самолета до выхода приметил. Мало того — двое из них поняли, кто я такой есть и поспешно скрылись из вида, из чего следовало, что устраивает их нынешнее существование, не желают они сводить знакомство с Ходящим близ Смерти.

Вывод — даже на том свете социопатам живется несладко. Фу таким быть.

— Ты меня видишь? — заорал он, вернувшись в салон — Видишь, да? И слышишь?

— Лучше бы не слышала — поморщилась Жанна — Ты такой нудный, такой ворчливый. У тебя, наверное, при жизни даже женщины не было, потому что такой нудеж ни одна ведь не выдержит, даже самая кривая и косая. Максимум — проститутки, да и те, наверное, с тебя сверх таксы денег брали.

— Сама ты косая! — ошарашенно отбрехнулся таксист — Вон, шея буквой «зю» вывернута. И на шлюху ты похожа, между прочим.

— Вот ты козел! — возмутилась Жанна — Я модель! Была.

— Так ты — как я? — наконец смекнул призрак — Тоже померла?

— Капитан Очевидность — похлопала в ладоши моя спутница, выдав одну из своих коронных улыбок — Поздравляю, догадался.

— Слушай, а почему так? — засуетился таксист — Почему мы тут? И как отсюда… Ну… Уйти? Всегда думал, что после смерти либо ничего нет, либо что попаду в трубу, по которой полечу… Ну, куда-то.

— Фантастический идиот — сообщила мне Жанна — Да?

— Не больше, чем ты два года назад — ответил я ей совсем негромко, так, чтобы не привлекать внимание водителя.

— А? — поняв, что мой ответ был адресован злорадно лыбящейся девице с кривой шеей, призрак таксиста совсем уж ошалел от происходящего — А?

Он перегнулся через сидение и махнул рукой перед моим лицом.

Я вздохнул, в очередной раз подумав о том, что язык мой — враг мой, после достал телефон и приложил его к уху. Это, увы, была необходимая мера, которой я пользовался с давних времен. Люди большей частью своей достаточно мнительны и не очень благодушно относятся к тем, кто говорит сам с собой. Чаще всего они склонны видеть в таких чудаках безумцев разной степени социальной опасности или же наркоманов, находящихся в трансе.

Впрочем, в свое время, я и сам на том же Гоголевском с любопытством поглядывал на тех, кто, идя по бульвару в совершеннейшем одиночестве, при этом с кем-то общался. Смотрел и гадал — «блютус» или марихуанна? Поди пойми…

Короче, я давно для себя решил не дразнить собак, потому беседуя на людях с той же Жанной, всегда доставал телефон.

— Ты меня видишь? — вопрос прозвучал с такой мучительной надеждой, что даже камень, наверное, прослезился бы — Да? Видишь?

— Клешню убери — велел ему я холодно — Ты мне ее еще в глаз засунь. И вообще — не шали в ближайшие сорок минут, хорошо? Это в твоих интересах. Последние полдня я провел в пути и очень устал, по этой причине добряком меня не назовешь.

Повторюсь — камень, может, и прослезился бы. Но не я. Меня этими страдальческими интонациями не пробьешь, я хорошо знаю им цену. За последние два года я вообще научился ориентироваться во многих вопросах, о которых раньше даже не догадывался.

— Ты меня видишь! — взвыл бывший таксист — Видишь! А почему? Как? Ты кто вообще?

Вместо ответа я убрал телефон в карман и снова уставился в окно, за которым мелькали среднерусские пейзажи, по коим мне время от времени доводилось скучать в дальнем зарубежье. Ностальгия, знаете ли, свойственная русским людям, особенно если перед ее приступом ты закинул в себя изрядное количество виски или текилы. Так что радовали мой взор как березки и елочки, так и до сих пор нереновированные «хрущевки», а также многочисленные торговые центры разной степени престижности, включая показавшуюся в поле зрения «Мегу». Дорога по причине раннего времени все-таки оказалась пуста, а потому мы невероятно шустро домчались аж до Химок.

— Нет, ты мне ответь! — в конец распоясавшийся призрак полез ко мне чуть ли не с кулаками — Я тут, как дурак…

— Ты дурак и есть! — протараторила Жанна, глядя на него — Он Ходящий близ Смерти, ясно? Так что лучше заткнись, и сиди тихо до той поры, пока мы из этой колымаги не выйдем. Целее будешь!

— Это не колымага — зло зыркнул на нее призрак — И мне плевать, ходячий этот мажор или сидячий. Он меня видит! А, значит, может сделать то, что я ему скажу.

— Идиот — обреченно произнесла Жанна — Ну и ладно. Сам виноват.

В принципе все так, одно только неясно — почему мажор? Может, из-за перстня, что мне Маргит при расставании подарила? Или из-за костюма? Ну да, он сильно недешевый, только сомневаюсь я, что данный товарищ настолько хорошо разбирается в тенденциях мужской моды текущего года. Особенно тех, что касаются деловых костюмов.

Я, впрочем, тоже в них не силен. Просто два месяца назад помог выяснить владельцу одного из крупнейших миланских модных магазинов кое-какую информацию, скоропостижно ушедшую за пределы бытия вместе с его родителем. Нет, так-то ничего нового все, как обычно — пароли от сейфов, коды доступа к банковским ячейкам. Но в этот раз вместе с гонораром мне перепало три костюма на все случаи жизни, полдюжины сорочек, пяток галстуков и куча аксессуаров по мелочам. С ними в комплекте еще шли подмигивания и многозначительная игра бровями вышеупомянутого наследника модной империи, но эти намеки я предпочел не замечать. Как, впрочем, и всегда в таких ситуациях. Это в России, слава богу, все в отношениях полов пока идет так, как положено от веку, а в Европах, знаете ли, давно вектора сместились.

— Слышь — вконец разошедшийся таксист попытался схватить меня за лацканы пиджака, но, разумеется, безуспешно — Доставай телефон и набирай номер. Девятьсот шестьдесят…

Дослушивать приказ я не стал и попросту ткнул его пальцем в лоб, после чего призрак на полуслове замолчал, и рухнул прямо на пол машины в оцепенении.

Подобную способность я обнаружил у себя не так давно, причем работала она не с любой нежитью, а только, скажем так, с неопытной, неокрепшей. Прошлой осенью в Севилье, куда меня занесло по делам, вот так же прицепилась какая-то девица с довольно жуткой дыркой на месте правого глаза, а после добрых полдня таскалась следом, то прося, то требуя того, чтобы я помог ей воздать по заслугам некоему Миклосу. Этот ухарь, насколько я понял, стал причиной ее смерти, он то ли случайно, то ли нарочно выстрелил ей в лицо. Подозреваю, что все-таки нарочно, очень уж занудной особой оказалась эта гражданка.

Под конец я вот так же ткнул ей пальцем в лоб со словами:

— Чтоб тебе остолбенеть, липучка!

И — вуаля, так и вышло. Из нее словно батарейки вынули, она ни двигаться, ни говорить больше не могла, просто застыла как статуя, а затем повалилась на мостовую.

В тот же день я опробовал новую способность на Жанне и еще паре безобидных призраков в отеле, где проживал. Моя спутница только хихикала, когда я ей тыкал пальцем в лоб, один из неоформленных жильцов гостиницы, обитавший там добрых лет двадцать, и при этом отличавшийся на редкость незлобливым для столь почтенного посмертного возраста нравом, тоже и не подумал подчиниться моему приказу, а вот печальный юноша, умерший в одном из номеров с полгода назад от внезапного сердечного приступа, отреагировал на мое указание так же, как докучливая девица, то есть оцепенел, что твой кролик при виде удава. И только через полчаса он смог вернуть себе власть над призрачным телом, да и то не в полной мере. А после поведал мне о том, что, лежа недвижимым, он все время испытывал дикий ужас. Настолько сильный, что второй раз такое пережить бы не желал.

С тех пор я взял обретенную способность на вооружение. Срабатывало, повторюсь, через четыре раза на пятый, но знали про это только я да Жанна с Родькой, со стороны же выглядело это очень, очень эффектно. Эдакий истинный маг. Ткнул пальцем в лоб — и нежить у моих ног лежит.

Причем искренне хочется надеяться, что за тот период времени, пока он там валяется, мы все же доберемся до моего дома. Ведь этот таксист, как только очухается, снова вопить начнет, требования выставлять. Как, впрочем, любой недавно окочурившийся человек, застрявший тут, в мире живых, и случайно узнавший, что среди них есть тот, кто его может услышать. И ведь что примечательно — хоть бы один из них, хоть раз спросил, — а хочу ли я вообще кому-то помогать? Нет, они сразу за горло норовят схватить, дескать — бери больше, кидай дальше. Причем в девяносто девяти процентах случаев проблемы и запросы у всех одни и те же — позвони туда, поговори с близкими и родными, доведи до сведения властей, что это было убийство, а не несчастный случай, и так далее, и тому подобное. Раз за разом, снова и снова…

И не могут они понять, что я никому ничего не должен, и им в первую очередь. Их смерть — это их проблема, а не моя. Я служу лишь той, кто раньше или позже получит всех и каждого. Ей одной — и больше никому. Но уж точно не им.

А все остальное дело случая и везения. Бывает так, что кому-то из них удача улыбнется в последний раз, потому что мне понадобятся деньги, и по счастливому совпадению, именно в этот момент появится некто, готовый заплатить их за мои услуги. И вот тогда их последние хлопоты отчасти станут моими.

Но такое случается нечасто, поскольку и живым в девяносто девяти процентах случаев это не нужно, да и я не сильно стремлюсь наводить мосты между мирами или служить поводырем для душ, уходящих навсегда. Поначалу, еще тогда, до отъезда, эти новые ощущения меня интриговали и привлекали, но чем дальше, тем сильнее я слышу звуки иных миров, иных измерений. И это меня, мягко говоря, настораживает.

Не стоит испытывать судьбу без особой нужды. Ни к чему это.

Машина, скрипнув тормозами, остановилась около подъезда, который, признаюсь, мне даже снился пару раз там, на чужбине. Вот как на родину тянуло!

— Сдачи нет — весело заявил мне водитель, которому я протянул две тысячные купюры — Утро!

— Врет — проскрипел призрак у меня из-под ног. Он очухался еще пару минут назад, говорить уже мог, но двигаться пока нет — У него в левом внутреннем кармане куртки размен всегда лежит.

— Да и не надо — я открыл дверь, и снова с наслаждением втянул ноздрями хмельной весенний воздух — Ничего страшного.

— Спасибо! — водитель выскочил из машины, а после извлек из багажника мой чемодан — Эта. С приездом!

— Ну да, ну да — я потянулся, а после оживился, заметив знакомую фигуру, махавшую метлой у соседнего подъезда — С ним. Эй! Привет, Фарида! Сколько лет, сколько зим! Как дела? Как Хафиз? Дети как?

— Сашка, ты? — захлопала густыми ресницами дворничиха, обернувшаяся на оклик — Ой, ма! А мы думали, что ты мертвый уже! Галина Антоновна из шестой подъезд прошлое видит, и иногда будущее. Вот она говорила — сгинул ты навсегда. Застрелили тебя!

— Почему именно застрелили? — удивился я — Почему не утопили или не повесили? Откуда такая категоричность?

— Так ты в банк работал! — пояснила дворничиха, подходя поближе — У вас по-другому не бывает. Был бы большой начальник, тебя в машине бы взорвали. А ты — маленький начальник, у тебя машины нет. Значит — застрелили.

— Сплошные стереотипы — вздохнул я — Фарида, меньше смотри сериалы. Ну, а если смотришь, то хоть не верь всей это ерунде.

— Ерунда не ерунда, а два года тебя не было — резонно заметила таджичка — Где пропадал? Зачем? Не иначе, как из-за работа.

— Ну, можно сказать и так — не стал с ней спорить я — Но вообще — учиться ездил.

— И как, выучился?

— Скорее да, чем нет — рассмеялся я — Новости-то какие еще есть?

— Абдулжон мой первый класс заканчивает — гордо подбоченилась она — Молодец такой! Буквы знает, цифры знает, и авторитет среди одноклассников имеет.

— Молодец. Чего еще?

— Марина Тимофеевна из ЖЭКа зимой померла — подумав, произнесла Фарида — А, вот еще! У Маринка, с которой тебя тогда ребенок не получился, такой ухажер появился, такой ухажер! У него машина… Это… «Хаммер». Хафиз говори, что такая очень много денег стоит! Сильно много. На них десять обычных машин купить можно. Или даже двенадцать.

Странно. Вроде раньше Маринка не столько за материальным гналась, сколько за неформатным. Между теми, с кем удобно и теми, с кем интересно, она всегда выбирала последних. Но, как видно, за два года полюса взглядов немного сместились.

Впрочем, может случиться так, что одно совпало с другим. Ведь непризнанные гении и нестандартные личности иногда и на «Хаммерах» могут ездить. Почему нет?

— Еще к тебе тоже разные ездили — продолжала тем временем вещать Фарида — Давно. Тот год еще. Женщины. Ко мне подходили, спрашивали, где ты, что ты. Когда сами, когда нет. Водителей присылали.

— Да ладно? — заинтересовался я — И что ты им рассказывала?

— Правду — мне показалось, что дворничиха даже обиделась на меня — Зачем врать? Сначала говорила, что давно не видела. Потом, что все думают — тебя застрелили. Потому что ты…

— В банке работал маленьким начальником — закончил за нее я — Деньги хоть платили за информацию?

— Я сама не просила — горделиво оперлась на метлу Фарида — Я имею свое уважение. Но если давали — не отказывалась. Но у твоей бывшей жены не стала деньги брать. Она сама женщина хорошая, хоть тебе и не подходит. Другой ей нужен, такой, который всегда рядом. Как мой Хафиз. Но мать ее недобрая. Все, к чему она прикоснется, порченое станет. Не хочу зло в свой дом приводить.

— Светка тоже приходила? — опешил я — Вот тебе и раз!

Странно. Она-то чего тутзабыла? Вроде тогда за городом, после памятной стычки с отпрыском покойного Арвена, мы с ней последние точки в нашей совместной истории поставили.

Ну, буду надеяться на то, что она приходила позвать меня на свою свадьбу, в качестве почетного гостя. А что? Со Светки станется. Она тихая, тихая, а на деле там такие черти в душе иногда джигу пляшут.

— Еще красивая женщина приезжала. В возраст уже, но красивая. Не раз, не два приезжала. Зимой снова была. Сильная, сразу видно. Такая… Всех вот тут держит— Фарида сжала кулачок — Но уважительная. Сама ко мне подошла, первой поздоровалась.

— Лет сорок, блондинка, невысокая? — уточнил, я и получил в ответный кивок — Ясно.

Ряжская. Опять же — вроде ведь все перед моим отъездом мы с ней решили? Вернее — я дал ей понять, что имею полное право стереть и ее, и мужа с лица земли, но не стану этого делать в счет недавних партнерских отношений. Но на этом — все. Никакого «потом поговорим» или «выдохнем и начнем снова» не предвидится.

И я был уверен, что Ольга Михайловна, которой в уме и осторожности не откажешь, на этот раз сделала верные выводы.

Как видно — ошибся. Иначе чего бы ей тут крутиться? Впрочем, выбираясь из болота, и за гадюку вместо веревки схватишься. Мало ли что у нее произойти могло? А женщина она при всем прочем еще и рисковая, этого не отнять.

— Другие не такие были — Фарида поморщилась — Особенно одна, толстая такая. Кричит, руками машет. «Где он». «Где он». А я откуда знаю, где ты?

— Если еще кто приедет, ты формулировку не меняй — попросил я ее — Нет меня. Не вернулся до сих пор. А еще лучше используй версию Галины Антоновны, ту, в которой меня застрелили.

— Дурак Сашка — рассердилась дворничиха — Кто так говорит? Пустой твой башка! Совсем не изменился.

— Да с чего бы мне это делать? — мило улыбнулся я, и направился к подъездным дверям, отметив при этом, что на скамейке сидит тот самый призрачный таксист из машины, что привезла меня домой. Как видно, у него достало сил выбраться из салона, и даже, вон, доползти до лавки.

— Поговорим? — поймав взгляд, с надеждой спросил он у меня, но я и не подумал отвечать.

Да и с чего бы?

— Жанна, тебя долго ждать? — осведомился я у девушки, которая остановилась в двух шагах от входа в подъезд. Дальше ей проход был закрыт, не имела она на это права.

— Ты шутишь? — никогда я еще не видел эту беззаботную девицу настолько серьезной.

— Нет — я подавил зевок — Два года мы жили бок о бок, ты помогала мне, я пару раз спас тебя. У меня с большинством живых столь близких отношений сроду не водилось. И что, ты теперь будешь ошиваться вот здесь, с этим хмырем, а я жить там, наверху? Все, не дури, пошли уже. А если тебя смущают формальности… Я даю тебе право войти в мой дом. Но только в мой, и более ни в чей.

— Ура! — пискнула девушка и скользнула в подъезд.

Я глянул на Фариду, которая, отойдя подальше, уже достала телефонную трубку и даже прижала ее к уху, на таксиста, хмуро смотревшего перед собой, на утреннее небо и закрыл подъездную дверь.

Глава 2

Однако, сколько же макулатуры может скопиться в почтовом ящике за два года! Вроде и бесплатных газет уже не стало, так как данный промысел ушел в сеть, и писем почтовых с открытками никто друг другу не пишет давным-давно, а все равно такой ворох разной корреспонденции я из него выгреб, что только диву даться можно.

Прямо сейчас разбирать весь этот мусор я не собирался, потому запихнул его в рюкзак, чем вызвал недовольное ворчание Родьки, на которое, впрочем, не обратил никакого внимания. Просто ничего другого от него ожидать и не приходится. Не любит мой слуга путешествия, надоели они ему хуже смерти, потому в дни перелетов или переездов он начинает жалеть себя и до того, как залезает в рюкзак, и после, когда его покидает. Причем ни шоколад, ни газировка в этот день благодушия ему не возвращают.

А тут еще вон, бумаги на голову сверху посыпались. Само собой, он моментально начал невесть кому жаловаться на глобальное мироустройство в целом, и на своего хозяина в частности.

Вообще, наверное, я слишком его разбаловал, всякий раз разрешая высказывать свое мнение, и, в некоторых случаях, даже недовольство моими решениями по тому или иному поводу. И, да, стоило бы ему напомнить о том, кто здесь слуга, кто господин, стоило.

Но… Не хочу я его ломать о колено, как настоящему ведьмаку и положено. Не хочу, чтобы он стал таким же, как его собрат-слуга, который безропотно позволил у себя один глаз хозяину вырезать. Да, Родька сварлив, прожорлив и тщеславен, этого у него не отнять. Но он идет за мной не только потому, что такова его судьба. Он стал мне другом, как бы странно это не звучало, и сей факт проверен в ряде довольно непростых и опасных авантюр. Когда приходит беда, на него можно положиться, и это достоинство перевешивает десяток недостатков.

Он мне даже жизнь умудрился спасти как-то разок. Правда, потом раз десять про это напомнил в тот же день, и еще раз сто в последующие. Я же говорю — он невероятно тщеславен.

— Не гуди — я легонько стукнул рюкзаком о стенку лифта — Почти приехали.

— Наконец-то — закатила глаза под лоб Жанна — Сейчас немного передохну и отправлюсь в центр. По магазинам погуляю.

— Отдохнет она! — скрежетнула молния и Родька, истомившийся в рюкзачном чреве, высунул голову наружу — А то ты сильно перетрудилась! Мы пахали — я и лошадь! Да и как ты устать можешь в принципе, нежить ты могильная!

— Мохнатая нелюдь — привычно и с легкой скукой отозвалась девушка — Нерасчесанная и кудлатая.

— Кривошеяя вешалка — Родька подтянул себя вверх, высунувшись из рюкзака более чем наполовину, непонятно каким образом скрутил из своих коротеньких пальчиков две фиги, приложил их к груди, присвистнул и произнес — Во! Эт ты! Ох, батюшки!

Последние слова были адресованы не Жанне. Это я тряхнул рюкзак, и мой слуга снова провалился внутрь.

— За что, хозяин? — через секунду жалобно проныл он — Сменял? Меня на мертвячку сменял? Это я тебе, между прочим, в городе Венеции жизнь спас, а не она!

— Случайно — поправила его Жанна — Скорее всего — по недомыслию. Хотя… Откуда в твоей башке вообще мысли возьмутся?

Лифт остановился, раскрыл двери.

— Как же вы мне оба… — я выдохнул — Дороги! И какое счастье, что, наконец-то мы вернулись в Москву. Может, хоть здесь от ваших бесконечных свар отдохну.

— Это все он! — заявила девушка — Он начинает. Я сама сроду первой скандалить не стану!

— Жанка виновата всегда и во всем! — прогудел как шмель из рюкзака Родька — Она вбивает между нами клин, хозяин! Нарочно! Желает нас рассорить.

— Я вбиваю? — взвилась под потолок Жанна, причем в буквальном смысле — Ах ты детская шубка на ножках! Да ты в Сашу как клещ впился, и вечно чего-то у него выпрашиваешь! То еду, то фонарик, то брелок. Только и слышишь: «хозяин, купи», «хозяин, подари». Он терпит. Я — не стану!

— Кстати — да — подтвердил я, подходя к двери — Тут она права. Денег на тебя уходить стало сильно много. Шоколад тебе подавай только «Тублерон», опять же на круассаны ты подсел не по-детски, простой хлебушек тебе на завтрак уже негож. Зажрался ты, мил друг.

— Зажрался — обличительно подтвердила Жанна — Не то, что я.

— Ты мертвая — буркнул Родька из рюкзака — Тебе ничего и не надо.

— Зато ты столько хлама насобирал за это время, что вон, пришлось через «DHL» доставку оформлять. Саша столько просто не допер бы на себе.

— Там моего всего-ничего! — заорал Родька — Магнитики, сувениры разные, карандашики цветные! А остальное — одежда хозяина и книги.

— А еще набор сковородок из Швеции — загнула пальчик Жанна — Куча бейсболок, опять же, которые вообще тебе непонятно зачем нужны. Кружки с названиями отелей. Полсотни, не меньше!

Пока эти двое переругивались, я, подбрасывая ключи на ладони, внимательно осматривал входную дверь. Времена, когда я, не думая совал ключ в замок, давно миновали, теперь мне было хорошо известно, сколько разных неприятностей можно нажить, совершив столь незамысловатое, вроде бы, действо.

И нашел-таки то, что искал. Тоненькую, еле заметную булавочку, по самую головку воткнутую в дверную обивку.

Ведьмина метка, классика жанра. Не знаю уж, когда и с какой именно целью ее сюда поместили — то ли хотели на меня небольшую порчу навести в профилактических целях, то ли это обыкновенный сигнальный маячок. Второе куда вероятнее. Порча — основа для предъявления претензий, а с местными ведьмами у меня вроде как мир, а не война. Ну да, некий конфликт случился, мы с ними неслабо схлестнулись позапрошлой весной, и я даже одну из них чуть не отправил под дерновое одеяльце, но по итогу ни я им ничего не должен, ни они мне. Ну, если не считать того, что одна из этих бесовок, белокурая и грудастая, вроде как была не против приятно провести со мною время. Имя ее, правда, я напрочь забыл.

— Родь, дай мне «огонек» — попросил я слугу — Передам привет неизвестному адресату, пусть порадуется, что его закладка сработала.

Травничество я не забросил, хоть с моей основной ведьмачей специализацией оно почти никак не пересекалось. Нравилось мне это дело, что скрывать. И не мне одному, если судить по новым записям, которые то и дело появлялись в книге. Но, стоит заметить, что не все они несли в себе рецепты как раньше, далеко не все. Все чаще стали возникать заметки на, скажем так, житейски-философские темы, которые мои предшественники когда-то оставляли для тех, кто придет после них. Например, жил три века назад некий Леонтий, так он вообще с древними греками поспорить по части философствования мог. Насколько я понял, получив и подчинив себе силу, он сбежал от своего барина и отправился бродить по свету, обошел пол-Европы, грамоту и счет выучил, но нигде не нашел ни покоя, ни воли, потому в результате решил на белый свет плюнуть и свалить от всех куда подальше, в дикие края. В результате этот товарищ аж до Алтая добрался, тогда совсем неизведанного и заселенного джунгарами. Лет двадцать все было хорошо, но после туда пожаловал Демидов сотоварищи, который, нарушив первозданную тишину, начал вырубать леса и медь на пару с серебром добывать.

Так вот Леонтий этот под закат своих дней совсем философом стал, потому то и дело оставлял в книге заметки, вроде: «Нынче созерцал гладь водную на закате, беседовал с хранителем озера, пытал его о том, что ен зрит смыслом бытия свово. Ничего мне водяник на вопрос тот не ответил, только знай хвостом по воде бил, да после карасей в корзину три десятка насыпал. Мыслю я, что он, нелюдью являясь, сам того не знает, потому обитает на бел-свете, что птица на ветке или же волчара в лесу. Он просто есть — и все тут. А кабы не было его, так ничего бы и не сменилось.

Или же нет? Может, нелюдь разная на свете есть для того, чтобы человеки поняли такую вещь — ежели они за разум не возьмутся, так сгинут восвояси, и те, кто их сменит на тверди земной, уже тут есть и ждуть.

А караси зело крупны и вкусны. Особливо в жареном виде. Эх-ма, кабы сметанки к ним ишшо… Но нету!»

Ей-ей, жду записей этого чудака даже больше, чем новых рецептов. Они мне сериалы заменили.

Что же до «огонька» — хорошее зелье вышло. Эффективное. Я несколько пузырьков даже продал особо доверенным покупателям. Да-да, у меня теперь и такие есть. Говорю же — Родьку пойди, прокорми.

Делается оно на основе олеандра, дерева нередкого, и в южных краях встречающегося очень часто. Вот только не каждый знает, что ядовит этот самый олеандр невероятно, и не приведи вам бог развести из него костерок, дабы погреться или картошечку испечь. Или, например, поставить ветки, которые невероятно красиво цветут, дома, для украшения интерьера. Добром это не кончится в любом случае, и, как минимум, очень сильная головная боль вам гарантирована. А, может, и чего похуже случиться, вплоть до летального исхода.

Ну, а если в нужных пропорциях смешать его сок, собранный в первую неделю апреля при растущей луне с несколькими другими травами, среди которых лидирует потенциально огнеопасный розмарин, а после шесть часов отварить получившуюся смесь, периодически произнося над ней необходимые заклятья, то получится дивное зелье, которое в разрезе пожароопасности с бензином поспорить может. Плесни его, например, на дом всего-то в паре мест, а после запали — и все. Никакая вода то строение не потушит, и сгорит оно до самого основания.

А еще «огонек» чудно плавит незамысловатые ведьминские хендмейды, вроде вот таких булавок. Мало того — их создательницы получают небольшой привет в виде внезапного головокружения и головных болей, которые ни одна таблетка часа три не купирует. Так что — лети, весточка, к той, кто хотел знать больше других. Передай от меня поклон.

Булавка на секунду вспыхнула белым пламенем, и с шипением расплавилась, оставив на дверной обшивке тонкий черный след.

— Вот как-то так — довольно пробормотал я — Теперь почти порядок, осталось только для особо непонятливых персональную вывеску на видное место определить.

Моя ладонь впечаталась в дверную обшивку, в ее верхнюю часть, а уже через секунду я с удовольствием смотрел на искрящуюся букву «Х» расположенную поверх латинской буквы же «V». Впрочем, может, это и не буква вовсе. Может, это римская цифра «пять», говорящая о том, какой именно по счету я Александр среди ведьмаков, занимавших пост Ходящего близ Смерти. А, может, это и вовсе метафорическое обозначение моего жизненного пути, символизирующее то, что я бреду между Жизнью и Смертью, и в какой-то момент эти два пути сольются в один. Просто хоть сколько-то внятного объяснения мне никто не предоставил, вот я и начал выдумывать, что есть что в моем личном ведьмачьем знаке.

Не соврал Слава Два, получил я его вскоре после того, как на ведьмачьем кругу побывал, и с братами по роду у костра поплясал. Причем произошло это как-то буднично, незамысловато. Я тогда только-только из столицы свалил и на Крит прилетел, где в компании алкогольных коктейлей и скучающих дам средних лет потихоньку приходить в себя после безумной майской гонки за наследником Кащея. И вот в один прекрасный день вышел я из номера, и ощутил вдруг, как правая ладонь зачесалась. Даже не зачесалась, а просто-таки зазудела, так, что спасу нет.

Ну, случись такое раньше, я бы, может, и внимания особо не обратил, сказал бы про себя: «к деньгам» да и пошел себе на ужин, но то раньше. А теперь подобные вещи я без внимания не оставляю.

Верный ответ подсказал Родька, вернувшийся с прогулки по территории отеля. Ему отчего-то нравилось шастать в одиночку по кустам, забитым трескучими цикадами, по крайней мере он именно так обосновывал свои частые отлучки. Но я подозреваю, что он в основном ошивался на отельной кухне, где в непомерных количествах втихаря трескал кондитерские изделия, а также тырил у зазевавшихся туристов разнообразные мелочи, вроде зажигалок и монеток. Последние, разумеется, не ради наживы, и даже не ради спортивного интереса. Просто этот товарищ совершенно неожиданно подался в коллекционеры. А именно — нумизматикой увлекся. Я ему даже кляссер в Вене купил. Пусть его.

— Печать ставь — выслушав меня, посоветовал он и куснул огромную грушу, которую держал в лапе.

— Чего ставь? — не понял я его сначала.

— Печать личную — брызгая фруктовым соком, повторил слуга — Точнее — знак. На дверь. Правой рукой. Так все мои прежние хозяева поступали. И то — давненько надо было и тебе это начать делать, ага. Нож в притолоке — это хорошо, но печать нужна непременно. Обычные человеки ее не приметят, но те, кому надо, увидят и смекнут — в доме этом ведьмак обитает, и лезть в него не стоит, коли голова дорога. А как мы отседова съедем, так она сама и пропадет.

Не скажу, что я прямо все из сказанного им понял, но основной посыл уловил, потому недолго думая приложил ладонь к двери, и сразу же чуть не отскочил назад, поскольку на ней ярко вспыхнули описанные выше знаки.

— Красиво — сообщила мне Жанна, стоящая рядом. Она всегда сопровождала меня в гостиничный ресторан, ей нравилась тамошняя сутолока. А еще она с удовольствием комментировала наряды, украшения и пластику лица дам, проживающих в отеле, причем иногда неожиданно тонко и иронично. Да и вообще, чем дальше, тем больше меня удивляла моя спутница, то и дело открываясь с новых сторон — Мне нравится!

И мне нравилось, то, что я видел. Немного печалило отсутствие возможности самостоятельно сгенерировать этот самый знак, но его наличие в любом случае говорило о том, что я теперь полноправный ведьмак.

Вот с тех самых пор я, где бы не останавливался на ночлег, непременно прикладывал правую ладонь к двери, как бы говоря всем, кто задумает навестить меня без спроса: «лучше сообщите о себе. Это моя территория». Ну, а личная квартира является такой территорией в кубе. Или в какой-то более весомой степени.

Впрочем, нож я все равно сразу в притолоку вогнал, на автомате.

Если честно, думал, что дома встретит меня пылюга, затхлый запах и атмосфера запустения. Два года — длинный срок, а дома, что деревянные в деревнях, что квартиры в многоэтажках не любят, когда в них никто не живет. Им нужно тепло, и я сейчас не о температуре тела говорю, или кухонных плитах. Домам нужны человеческие эмоции и страсти всех рангов, так как они не терпят тишины и безлюдья. Когда в них бьется искорка жизни, тогда они стоят на земле долго и прочно. И, наоборот, опустев, дома очень быстро ветшают и рушатся, мало того — на пустое место может притащиться кто угодно. И это почти наверняка будет не человек.

Побывал я в паре домов, которые бросили хозяева, и скажу честно — не хотелось бы этот опыт повторять.

Кстати. В ближайшие дни надо непременно выбраться в Лозовку, проведать Антипа. Надеюсь, он не слишком на меня зол за долгую отлучку и не станет снова бросаться утюгами. Да и других тамошних обитателей надо бы навестить, с поклоном и вежество, как положено приличным ведьмакам.

А после, когда вещи доставят, наведаюсь на кладбище, навещу тамошнего Хозяина. Опять же, сувенир из Парижа я ему привез, с Пер-Лашез. И из Лондона, с Хайгейта. А еще с доброй дюжины кладбищ, которые посетил во время вояжа. Надеюсь, он это оценит.

И еще — родители. К ним обязательно надо заскочить. Повидаться, подарки отдать, денег подбросить, просто поболтать.

Чистота в квартире стояла идеальная, такая, какой во времена моего в ней проживания сроду не водилось. Подъездные, похоже, чуть ли не каждый день ее мыли и терли. Почему они? Ну, во-первых, больше некому, а во-вторых, мне об этом рассказали мешок с бочонками лото и замусоленные карточки от него же, лежащие на столе. Эти ребята, судя по всему, в моей квартире устроили некое подобие личного клуба. Да и ладно, я не в претензии. Тем более, что я, вроде бы, им что-то такое даже разрешил.

— Ну, вот я и дома! — Жанна крутанулась вокруг себя, а после уселась в кресло.

— Проваливай оттуда! — Родька выскочил из рюкзака, причем настолько резво, его содержимое частью оказалось в воздухе. В смысле — бумажная корреспонденция, мной туда положенная — Это мое кресло!

— Да с чего бы? — и не подумала вставать девушка, напротив, вместо этого свернула фигу и показала ее моему слуге. А, нет, даже две фиги, как рефрен к его недавней выходке. Ну да, она злопамятная, не отнять — Тут ничего такого не написано!

— Вон, видишь матрасик лежит? И подушка? И одеяльце? Они — мои. Я тут сплю.

— И спи себе дальше — Жанна закинула ногу на ногу — Будем считать, что ты живешь в подвале, а я над тобой квартирую. Тем более что так и должно быть всегда — уродство прячется в тени, красота нежится на солнце.

— Это я — уродство? — шерсть на Родьке встала дыбом — Я? Да ты… Да тебя… Хозяин!!!!

— Здравствуй, Александр — раздался у меня за спиной знакомый голос — Смотрю, этот дармоед как был крикуном да бестолочью, так ей и остался?

— Вавила Силыч! — улыбнувшись, я повернулся к говорившему — Привет! Ну да, ничего не меняется.

— Меняется — подъездный, против моих ожиданий, был насторожен, и даже насуплен — Меняется. И, уж прости, не в лучшую сторону. Ты зачем же такое учудил, а?

— Чего учудил? — изумился я — Ты о чем?

— Не о чем, а о ком — Короткий толстый палец Вавилы Силыча показал на Жанну — О ней.

— Понятно! — я с облегчением выдохнул — А я-т уж невесть что подумал!

Это правда, я на самом деле немного напрягся, увидев столь холодный прием. Подъездные ребята не вредные и не агрессивные, но пребывать с ними в состоянии вражды я лютому врагу не пожелаю. Возможность критично навредить внешнему или внутреннему агрессору их племени изначально не присуща, но зато они запросто могут превратить жизнь любого разумного существа в ад, осуществляя сотни мелких диверсий. Из крана у тебя вечно будет течь крутой кипяток, вода из унитаза уйдет навсегда, нажатие на любой из выключателей приведет к удару током, ну и так далее. И даже переезд не решит проблему, поскольку эти ребята общаются друг с другом, потому покою ждать и на другом конце столицы не стоит. А, может, даже и в любом городе страны.

— Зачем мертвячку в дом приволок? — осведомился у меня подъездный — Тут живые обитают, Александр, рядом с ними теням делать нечего. Пусть по улице шлындает, раз ее за Кромкой видеть не желают.

— Скажи, Вавила Силыч, ты мне доверяешь? — я сложил руки на груди — Как есть скажи, честно. Да-да, нет — нет.

— Доверяю — не задумываясь ответил он — Чего ж не доверять? Слово свое ты всегда держишь, это факт, и парень ты незлой. Был, по крайней мере.

— Ну вот. И сейчас я, Александр Смолин, ведьмак, даю тебе свое слово в том, что вот эта девушка никому в нашем доме никаких проблем не создаст. Ни одному жильцу. Ни одному подъездному. Кошек — и тех не тронет. Верно, Жанна?

— Да — моя неживая приятельница уже не полулежала в кресле, а сидела в нем, являя собой картину «первая ученица в классе». Ручки на колени положены, глазки застенчиво в пол смотрят. Чудо, а не призрак. Жаль, вывернутая шея все портит.

— А если вдруг получится так, что данное сейчас мной слово будет нарушено, то я на твоих глазах лично отправлю в Навь вот эту девицу. Несмотря на то, что очень с ней дружен, все одно изничтожу. Ну, а после мы решим, как жить дальше. Пусть обчество решит. Захочет виру с меня взять — выплачу. Велит из дома съехать — съеду.

— Эва как — губы подъездного тронула улыбка, было видно, что он немного отошел от изначальной настороженности — Подожди-ка.

Он покинул комнату, как видно отправился советоваться с коллегами по работе, на предмет соглашаться на предложенные условия или нет.

— Правда убьешь? — тихонько вдруг спросила у меня Жанна.

— Правда — кивнул я — Если ты хоть раз жизнь человеческую возьмешь, то некую черту перейдешь, за которой ничего хорошего нет, и быть не может. Той Жанны, что я знаю, просто не станет, она окончательно умрет. Помнишь, пару лет назад мы с тобой в зернохранилище призрачную пакость упокоили?

— Помню.

— Помнишь, что ты тогда у меня попросила? Так вот — и то мое обещание, и слово, что я Вавиле Силычу сейчас дал, по сути, две стороны одной монеты. Только ты вот что знай — надеюсь, до этого дело не дойдет. У нас есть какое-никакое, но общее прошлое, и переступать через него мне очень не хочется.

— Вот-вот — добавил Родька — Зря я что ли тогда на Сицилии, в катакомбах, своей башкой рисковал, когда тебя подменыш в ловушку загнал?

— Мохнатый! — всплеснула руками Жанна — Да ты, никак, только что мне в любви объяснился? Обалдеть можно! Только ради этого стоило подвергнуться дискриминации со стороны домовых.

— Подъездные мы, нежить — веско произнес вернувшийся в комнату Вавила Силыч — Подъездные.

— Ну, так что? — я упер руки в бока и широко улыбнулся — Согласно обчество на то, что было предложено?

— Согласно — кивнул подъездный — Из уважения к тебе потерпим эту девицу в своем дому. Но и ты, нежить, блюди условия, ясно? По квартирам не шастай, детишек не пугай, ковы не чини!

— Чего не чини? — наморщила лобик Жанна — Дедушка, я не слесарь и не сантехник. Я девушка, причем красивая. Я вообще не знаю, как чего чинить надо. Если у меня при жизни дома какая поломка случалась, то я специального человека вызывала.

— Ковы, бестолочь — влез в разговор Родька — Сиречь — пакости какие. Вавила, да ты не сомневайся, она ничего, нигде и никогда. Да оно ей и не надо, на самом-то деле. Ее главная цель — я. Она на свете этом задержалась лишь для того, чтобы мою жизнь сделать как можно горше. А кто другой ей неинтересен.

— Ну, если формальности закончены, то, может, мы с тобой наконец-то почеломкаемся? — предложил я подъездному и раскинул руки в стороны — Как-никак, не виделись сколько!

— А и то! — радостно тряхнул бородой тот — С возвращением, Александр!

Ну, челомкаться, сиречь, лобызаться мы не стали, разумеется. В старые времена может, такое и казалось нормальным, но в наше время у той части населения, которая не требует к себе всеобщей толерантности, подобные вольности не в чести. И я, и подъездный относимся именно к ней.

— Ладно, я по магазинам — сообщила нам Жанна, которую, похоже, все-таки немного задели за условно живое речи Вавилы Силыча — Посмотрю, кто круче — мы или Милан.

— По ценам точно мы — заверил ее я — Тут мы вообще впереди планеты всей.

— И не говори — покивал подъездный — Знаешь, как тарифы на ЖКХ задрали за то время, что ты по Европам шлялся? Ты, кстати, проверь, нет ли за тобой какой задолженности. Неровен час, электричество или воду отключат.

Жанна хихикнула, прошла на балкон, не открывая дверей, и «рыбкой» сиганула вниз.

— Видать при жизни шалая девка была — заметил подъездный — Без царя в голове.

— Так и есть — согласился с ним я, приглашая его пройти на кухню — Ну, какие новости? Как обчество? Надеюсь, все хорошо? Или опять какой удав жить мешает?

— Да вроде все благополучно — степенно ответил Вавила Силыч, усаживаясь за стол — По той весне, было, гуль один пытался в подвале у нас обосноваться, так мы его прогнали. Не надо нам таких соседей. ТСЖ с новым провайдером контракт заключило, так что у нас теперь аж сто каналов по телевизеру без антенны тарелочной глядеть можно. Подруга твоя, Марина, после Нового Года аж три этажа вниз залила. Ванну поставила набираться, да с пьяных глаз и уснула. Ей и стучали в дверь, и по телефону звонили, а она знай дрыхнет. До чего дошло — пришлось нам ее расталкивать. А это ведь нельзя! Тем более что она в газете работает, и не дура. Пьяная, пьяная, а глаз у нее алмаз. И память хоть куда.

— Не бери в голову — успокоил его я, наливая чайник — Она еще и мнительна, как все профессионально пьющие женщины-репортеры. Она скорее к мозгоправу пойдет в таком случае, чем к главному редактору. Слушай, Вавила Силыч, ты извини, к чаю у меня ничего нет, мы же только из аэропорта. И чая, кстати, тоже, может, нет. Дай гляну в шкафу.

— Да не суетись ты, Александр — успокоил меня подъездный — Я ж не тот гость, что плохо о хозяине подумает, я ж с пониманием.

— Нету чая — сообщил ему я, обревизировав содержимое шкафа — Только кофе, но ты его, помню, не пьешь.

Ну да, точно. Я же сам перед отъездом в мусорку отправил почти все, что можно, и из холодильника, и из кухонных шкафов, включая чай и сахар. Последний не портится, конечно, но я его все же выбросил, памятуя историю, случившуюся с одной моей приятельницей. Она на полгода отбыла в Англию, стажироваться в каком-то из их банков, а когда вернулась, обнаружила в кухонном шкафу колонию муравьев, избравших своим домом как раз ту самую оставленную ей пачку рафинада и полностью ее сожравших. В результате ей пришлось специальную службу вызывать для того, чтобы избавиться от незваных соседей. Локальные и кустарные методы с этими мелкими рыжими бесами, вскормленными на отборном сахаре, не работали.

— Да угомонись ты — улыбнулся в бороду подъездный — Трапезничал я уже. А коли тебе чайку хлебнуть охота, так давай я к той же Марине схожу, у нее пару-тройку пакетиков позаимствую. Ничего плохого в том нет, не чужие вы с ней люди.

— Вавила, принимай гостинцы! — в кухню вошел Родька, наряженный как новогодняя елка и с цветастым полиэтиленовым пакетом в руках. Он и бейсболку оранжевую на себя напялил, ту, что мы ему в Осло купили, и темные зеркальные очки, которые спер в торговой галерее Палермо, за что был мной после крепко отруган, и закатанный в ламинат пропуск на неделю высокой моды в Милане на грудь повесил. Мне его Жозефина добыла, с ее связями подобное несложно сделать. Ну, а я его попросил, понятное дело, по просьбе Жанны. Она мне тогда так мозг выела с этой просьбой, что я ее чуть за Кромку не отправил, честное слово.

— Батюшки! — подъездный чуть с табурета не упал, глядя на это чудо в шерсти — Ты что же так вырядился-то? Как есть басурман!

— Эх ты! — выпятил грудь вперед Родька — Понимал бы чего! Сидите тут, за печкой, а мир он знаешь какой на самом деле? Он за твоим забором не кончается. Вот, к примеру, держи, это из городу Амстердаму магнит. Хошь — повесь на стену и любуйся! Вона, какие мельницы нарисованы. Хошь — как открывалкой пользуйся. Удобно, разумно, красиво! Европа!

— А нам и тут хорошо — взяв магнитик, ответил ему Вавила Силыч — А диковины эти… За морем телушка полушка, да рупь перевоз. Вон, Павлова со второго этажа в Туретчине шубу купила, и пару дней по приезду всем хвасталась, что такой, мол, тут нет, а если и есть, то по цене ого-го какой. А на третий аккурат такую же в магазине одежном, что у метро стоит, и увидела.

— Поди, вдвое дешевле? — хмыкнул я.

— И даже больше. Так что ты, Родион, их дела да товары хвали, особенно если есть за что, да только свое не хай. Негоже это. И сними ты эти очки. Как филин лесной в них смотришься, честное слово. Или страхолюд тот из фильма, что мы недавно смотрели. Сильно хороший фильм, Александр! Там мужик из железа мальца шустрого спасает, да мамку его, что на голову не сильно крепка. А вражина тот, что кисель тянется, не ухватишь его! И вот такие же очки носит.

— Умеешь ты, Вавила, в каждый котелок плюнуть — расстроился Родька — Я ему вон, мешок подарков привез, шоколад иностранный припер. Сам есть не стал, тебе отложил. А ты меня и обругал, и еще вон, жидкостью какой-то поганой назвал!

Он сунул увесистый пакет подъездному в руки, бахнул очки о стол, да так, что те чуть не разбились, заложил лапы за спину и гордо-обиженно вышел из кухни.

— Нехорошо получилось — расстроился Вавила Силыч — Но так-то я прав? Верно же, Ляксандр?

— Прав, прав — не удержался от улыбки я — Да не бери в голову, он у меня отходчивый.

— Охти, добра сколько — сунул нос в пакет подъездный — На все обчество гостинцев привез! Фонарики вон, вещь в наших делах первейшая! Пойду мириться, однако. А то нехорошо получается.

— Да он сам прибежит через минуту — заверил его я — Захочет узнать, понравилось тебе содержимое пакета или нет.

Я, кстати, тоже обчеству кое-что прикупил, только мои подарки чуть позже прибудут, через пару дней, в компании с остальным нажитым имуществом.

— Нет, нет, не можно так — засопел подъездный — Пойду все же.

И он отправился в комнату, где Родька чем-то шуршал под своим креслом, а я достал сигареты и пошел на балкон.

Надо же! А водитель такси так и сидит на лавочке у подъезда, как видно, меня ждет. Ну, флаг ему в руки.

Балконная дверь за моей спиной скрипнула, и я, не оборачиваясь, спросил:

— Ну, что помирились?

— Мы и не ссорились ведьмак — прозвучал в ответ голос, который я сразу же узнал — Пока не ссорились.

Глава 3

— Даже ночи ждать не стала? — я щелкнул зажигалкой — А как же зловещее «топ-топ-топ» в полумраке коридора и прочие спецэффекты?

— Ты слишком надолго пропал, Ходящий близ Смерти — холодно сообщила мне Мара, подходя поближе — Это очень неразумный поступок.

— Как поглядеть — я затянулся сигаретой и оперся локтем на балконный поручень — Для тебя может и да, а для меня нет. Наследил я тогда в городе крепко, надо было спешно ноги уносить. В старые времена может никто на такие мелочи и не обратил бы внимание, человеком больше, человеком меньше, но то тогда, а то сейчас. Нет у меня желания свои юные годы за решеткой проводить.

— Наша госпожа была очень зла — Мара покачала головой, льняные волосики, собранные в два хвостика и стянутые цветными резиночками забавно мотнулись — Ты подвел ее.

— Она мне не госпожа — усмехнулся я — Тебе — да, но не мне. Я готов оказывать Моране услуги определенного рода, я даже принял ее сторону, не зная всех раскладов, но и только. Союзничество и поклонение суть разные вещи. Слушай, а ты что, в школу пошла, что ли?

— Какую школу? — уставилась на меня чистыми голубыми глазками Мара.

— Судя по твоему росту в начальную — предположил я — И по наряду.

Дело в том, что на этот раз гостья с темной стороны бытия нацепила на себя белые гольфики, аккуратные сандалики, синюю юбку и синий же пиджачок с эмблемой на правом нагрудном кармане. Я такую уже не раз видел, с ней щеголяли ученики соседней с моим домом школы.

— Эта одежда мне понравилась, я стала ее носить — пояснила Мара — Красивая!

— Красивая — согласился я — Надеюсь, ни одна школьница при конфискации формы не пострадала? Сразу скажу — я этого не пойму. Сам детей сроду не трогал, и тебе не позволю. За ними грехов покуда нет. Ну, разве что только уроки кто прогуляет, так подобное в зачет не идет.

— Я не гуль и не мавка, чад неразумных в свои сети не ловлю — качнула головой Мара — Если только мать их мне сама не отдаст.

— И такое бывает? — удивился я — Однако!

— Умирать никто не хочет — равнодушно пояснила гостья — Мне — детская душа доброй волей, ей — пять-семь лишних лет жизни. Правда, такого торга давно уже у меня не случалось, уж и не помню сколько столетий. Забыли люди о том, что так можно себе немного жизни купить. И многое другое тоже запамятовали.

Вот и очень хорошо, что широкие массы забыли о таких вещах. Нравы чем дальше, тем больше склоняются не в лучшую сторону, моральные принципы тоже из моды один за другим выходят. Потому я просто уверен в том, что желающих заключить с мелкой пакостью, стоящей напротив меня, эдакую сделку найдется множество. Как бы это печально ни звучало.

— Ладно, частности — я стряхнул пепел с сигареты — Ты передай своей хозяйке…

— Я ничего ей не могу передать — перебила меня Мара — Она снова задремала. Тебя не стало, потому туда, где она живет, снова вернулись темнота и тишина. А когда дома тихо и темно, что остается делать? Только спать.

— Может, оно к лучшему? — проворковал я вкрадчиво — Пусть и дальше спит. Вот ты рассуди, малая — чем плохо? Она там одна-одинешинька живет, дом у нее покосился, мост сломан, за рекой Смородиной туман этот жуткий вечно ползает. Ты его видела? Жуть. Стивен Кинг и сыновья. Опять же — вай-фая нет, онлайн-кинотеатров, как следствие, тоже, доставка продуктов отсутствует. Разве это жизнь? Это же даже существованием не назовешь.

— Не тебе решать, ведьмак, каково бывать нашей госпоже — резко заявила девчушка — И не мне.

— Твоей — поправил ее я

— Что?

— Твоей госпоже. И вообще как-то свыкнись с мыслью о том, что я немного поменял приоритеты за прошедшее время.

— Чего поменял?

— Приоритеты. Ну, кто сверху, кто снизу, кто сбоку, кто вообще не с нами.

— И с кем же я? — Мара раздвинула губы в улыбке, показав мне меленькие, но зато очень острые зубки.

— С кем ты — не знаю. А вот я тебе точно не враг. Более того, хочу вот что спросить — случись так, что мне понадобится твоя помощь, то ты откликнешься на зов? На возмездной основе, разумеется. В смысле — за все будет заплачено сполна. А то и с лихвой.

— За мной должок остался, так что приду.

— Не о долге речь — покачал головой я и затушил сигарету в пепельнице, которая так и стояла тут, на балконе, с позатого года — Раньше мы с тобой работали по инициативе, так сказать, сверху. Вернее — снизу, Навь ведь там, надо полагать. Цепочка была другая — ты, я, а между нами Морана стояла. Она давала добро на то, чтобы ты помогала мне. А сейчас я говорю о сотрудничестве без посредников. Зачем они нужны? Нет, случись что глобальное, затрагивающее интересы твоей госпожи — то все действия только с ее санкции. Но есть ведь штатные ситуации, типовые. Кого-то припугнуть, кого-то проучить. Ну, помнишь, как тогда? Но так, чтобы об этом знали только я и ты. Обещаю — расчет произведу честь по чести.

— Хваток ты стал, Ходящий, ой, хваток — Мара облизала губы розовым язычком — Подметки на ходу режешь.

— Так если не успел, то все, считай опоздал — в тон ей ответил я — Время не ждет.

— Позови меня, коли нужда приспеет — подумав, произнесла девчушка и снова прожужжала своей игрушкой — Чаю, договоримся. А госпожу… Короче — ты в Навь все же наведайся. Ждет она тебя. И не тяни, слышь? Тот, кто прячется в тумане, покуда Смородину не пересек, но он ползает среди курганов и серых холмов, шипит, свивает кольца. И ждет, когда его слуга отыщет путь, ведущий к дому Мораны в обход моста.

— Ну, раз до сих пор не нашел, то, может, не судьба? — предположил я — Этот некто в том тумане небось с невесть каких времен ползает — все никак.

— Всему есть начало и конец — льняные хвостики волос качнулись — На том мир стоит. А ты помни самое главное — путь начинается не там, в Нави, а тут. Ты здесь, и тот, второй, тоже здесь. Он — как ты.

Это что-то новенькое. Выходит, слуга неведомой зверушки, что в тумане шарится, тоже, так сказать, местный? И, как я, из ведьмаков?

Может, речь идет о Дэне? Эта мелкая пакость сказала «ползает», потому речь с великой долей вероятности идет о змее. Возможно, даже Горыныче. Ну, я других в славянском фольклоре просто не знаю. А Дэн у нас как раз в серпентологии практикуется.

Ох, как скверно-то. Он хороший пацан, не хотелось бы с ним схлестнуться в драке. Да и змейка у него сильно непростая. Ну да, тогда, в котельной, она меня спасла, но, подозреваю, что при желании точно так же на тот свет отправит с легкостью.

Хотя неувязки все же есть. Дэн парень независимый до крайности, сомневаюсь, что он, как и я, станет перед кем-то шею гнуть. Фиг такого в слуги запишешь.

Нужно больше подробностей, теперь это уже не досадная неприятность, а насущная необходимость. Ибо если это все же не Дэн, а кто-то неизвестный, то он может вскорости пронюхать о возвращении слуги Мораны, и начать его, то есть меня, искать. И, неровен час, найдет прежде, чем я буду готов к этой встрече.

А я хочу быть к ней готовым до того. И остаться живым после.

— Стоп, вороные — я выставил перед собой ладони — С этого места поподробнее!

— Пойду, пожалуй — Мара снова крутанула спиннер — Не люблю днем шататься по миру, мне это доставляет неприятные ощущения.

— Да ладно! — поморщился я — Так не поступают. Сказала «а», говори «б».

— Госпожа поведает остальное — посоветовала мне малышка — Она знает больше моего.

— Ладно — вздохнул я — А, вот еще что. Подарок-то забери!

— Какой подарок? — опешила Мара — Мне?

— Ну, а кому? — удивился я, открывая балконную дверь — Мы друг другу не чужие, я за тридевять морей ездил, неужто, без гостинца вернусь?

Вообще-то ту ерунду, что я экспромтно надумал отдать этой маленькой представительнице киноиндустрии ужасов, покупал себе Родька, но, думаю, он не обеднеет.

— Это чего же такое? — заинтересовалась Мара, разглядывая резиновую разноцветную пластину с бортиками и вдавленными в нее кругляшами.

— «Поп-ит» — пояснил я — По-нашему — «пыкалка». Последний писк моды, между прочим. Вот, гляди. Медитативная штука, похлеще твоего спиннера.

Я показал ей, как действует модный нынче заменитель пузырчатых пакетов, и с удовольствием отметил, что Маре эта безделица на самом деле понравилась.

— Благодарствую — играясь с новой забавой, произнесла Мара — Но о моих словах все же не забывай.

— И рад бы — вздохнул я — Только уже не получится. Напрягла ты меня, подруга.

Похоже, что до меня никто это существо «подругой» не называл, именно поэтому она на секунду опешила, как-то странно на меня глянула, после неуверенно улыбнулась, помахала мне ладошкой и покинула балкон.

Причем в комнате, куда я отправился следом, ее не оказалось. Вот как они это делают, а? Я тоже так научиться хочу.

— Ну, Александр — подъездный, сопя, выбрался из-за кресла — Два года все спокойно было! Два года! Не успел ты вернуться, и на тебе, гости пожаловали, да такие, что после них спать спокойно не сможешь.

— Вавила Силыч, если по-честному, от сердца — ты по мне скучал?

— Ну, не то, чтобы… — мой собеседник огладил бороду — У меня дел-то по дому ого-го. Но так — да, случалось, вспоминал.

— И она тоже — я подошел к нему поближе — Вспоминала, иногда грустила. Почуяла, что вернулся, пришла узнать, как сам, поздорову ли, весел или хмур. Подарок вот забрала.

— Это моя штуковина была — влез в нашу беседу Родька — Моя! В городе Стокгольме купленная. Так что ты теперь, хозяин…

— Ступай унитаз намывать — перебил его я — Думаю, через денек-другой прочие мои друзья пожалуют в гости, не хочу опозориться.

— Так это… — вякнул было Вавила Силыч, но тут же умолк, смекнув что к чему.

— Давай-давай, чего застыл? — упер руки в бока я — Приступай с своим обязанностям, Родион. Тут обслуживания номеров нет, и приходящей уборщицы, как в Венгрии, тоже. Тряпку в зубы — и вперед! Мы дома, Родион. Отпуск кончился.

— Хозяин, мы же только приехали? — опешил от такого моего коварства слуга — Вот так сразу за работу? Не поевши, не поспамши? К тому же я другу свому еще самый главный подарок не вручил.

— А ну-ка! — заинтересовался Вавила Силыч, которому, как и Маре, похоже никто и никогда из-за границы ничего не привозил — Валяй, вручай!

— О! — Родька невесть откуда извлек предмет, который с год назад выцыганил у меня в Лозанне. Я все еще гадал, зачем этому бездельнику столь полезная вещица — Держи. Это, Вавила, мультитул! Пятнадцать разных предметов, ага! В стране Швейцарии приобретено, за огромные деньжищи!

— Ты меня совсем-то уж за тупня не считай — попросил его подъездный, шустро раскрывая лезвия — Чай, не лаптем щи хлебаем, знаем, что это за штучка. Но сталь хороша, хороша! И отвертки есть обе. О, шило! Это дело!

— Во — Родька, надуваясь от гордости, ткнул коготком в надпись на лезвии — Свизерленд! Страна маленькая, размером с каку гули, и дорогая сильно, но вот такие штуки они делают на совесть. А еще часы. Хозяину один тамошний богатей такие подарил за дело, что тот для него спроворил. Но он их не носит, представляешь? Эдакую богатую штуку — и не носит.

— Не хочет — вот и не носит — примирительно произнес Вавила Силыч, ковыряясь с мультитулом.

— И мне не отдает — подытожил Родька.

— Тряпка — моющеесредство — унитаз — ткнул я пальцем в сторону туалета, поймав его алчный взгляд.

— А нету средства — на голубом глазу заявил Родион — Откуда ему взяться? У нас вообще тут ничего нету, одна вода, и та в кране. В магазин надо идти, хозяин.

И ведь прав он, собака мохнатая. Надо, хоть и неохота. Но не пиццу же заказывать, верно? Тем более что я ее столько съел за эти годы, что еще долго не захочу.

Но прежде надо родителям позвонить. Это важнее любой еды.

— Саш, так ты уже в Москве? — радостно уточнила мама, услышав мое «Все, я прилетел» — Вот хорошо то! Просто мы как раз на дачу едем с отцом. И ты давай завтра к нам присоединяйся!

Потерял я хватку, надо признать. Как же это я две простые вещи не связал — пятницу и май? Подставился, как есть подставился.

— Мам, ну только-только домой вошел — понимая, что этим жалобным нытьем в трубку мою родительницу не пробьешь, все же попытался выбраться из ловушки я.

— И что? — с железобетонной интонацией осведомилась мама — Можно подумать, что это многое меняет. Будь у тебя жена, дети — тогда да. Но ты-то как перекати-поле? Какая разница, где время проводить — там, здесь? А тут вы с отцом хоть делом займетесь. Я вот в «ОБИ» перголы себе купила и надумала их…

Рассказ о том, какие новшества ждут наш многострадальный участок, затянулись минут на пять, и только после этого я пустил в ход последний козырь.

— Мам, у вас в ТСЖ на окраине проживает замечательный товарищ Хабиб с кучей родственников мужского пола, которые отлично заточены под копать, таскать, грузить и иные работы, не требующие особой квалификации. Вот и привлеки их. А финансирование с меня.

— Свою землю надо своими руками обихаживать — назидательно-укоризненно произнесла мама — Саша, это азы. Короче — завтра жду.

Я успел сказать: «Постараюсь» до того, как она повесила трубку. Но случись разбирательство, это мне точно не поможет. Или я не знаю свою маму.

С другой стороны, — а чего бы и не съездить, не порадовать глаз среднерусской природой, по которой я так соскучился? Опять же можно навестить тамошнего лесовика.

Кстати!

Я притащил с кухни табуретку, залез на нее, пошарил рукой на антресоли и достал оттуда тряпицу, в которую был завернут отданный мне позапрошлой весной мандрагыр.

На самом деле я тогда не понял, насколько царский подарок мне Лесной Хозяин сделал. А вот после визитов на травные рынки Праги, Бремена и Неаполя оценил это в полной мере. Проводятся такие в Европе, правда нечасто, и всегда в особые дни. В Германии, например, один из них проводится 29 мая, а в Испании в последнюю пятницу июля. И тот и другой завязаны на ведьминские праздники. Эти дамочки частенько зелья разные перед большими шабашами варят, кто на красоту, кто на красноречивость, кто просто отраву для закадычной подруги.

Случайные люди, зеваки или домохозяйки на такой рынок попасть не могут, нечего им там делать. Да и покупать тоже. Те травы да коренья, что там в ходу ни в одно семейное блюдо не положишь. У них другое предназначение.

Так вот там мандрагыр стоит невероятных денег. Причем даже не целый корень, а его обрезки, чуть ли не очистки. Дороже только золотой жень-шень котируется, и то не всякий, не менее, чем столетний.

А у меня тут вон какой здоровенный красавец хранится, в ладонь длиной.

Однако, все как тогда лесовик и говорил — покоричневел корень, потерял схожесть с белой морковкой, которая имелась тогда, когда я его из земли выкопал. И запах от него идет теперь приятный, схожий с тем, который свойственен старым книгам. Эдакое благородство, смешанное с тайной.

Значит, готов мандрагыр к употреблению, чутка силу набрал. Только шиш я его расходовать стану, по крайней мере на всякие безумства в стиле себя двухлетней давности. Пусть дальше лежит, копит мощь.

А вот лесовика поблагодарить, повторюсь, надо. Мне его за эдакую благодать конфетами да хлебом еще лет сто кормить надо. Еженедельно.

И все бы ничего, но одно мне настроение портит. Светка. Что, если она тоже там? Признаюсь честно — ни малейшего желания видеть и слышать ее я не испытываю. Если она приходила, значит она меня за ту заварушку оправдала, после какой-то ерунды себе напридумывала и теперь опять затянет старую песню о главном.

Но если тогда я худо-бедно готов был ее слушать, хотя бы в память о нашем общем прошлом, то сегодня уже нет. Стерло настоящее это прошлое, как школьные карандашные каракули резиновый ластик. У меня вообще иногда возникает ощущение, что мое не столь далекое прошлое иногда выглядит так, будто это все и не со мной было. Ну, как если бы я посмотрел сериал, а через несколько лет попробовал вспомнить его содержание. Что-то в памяти осталось, что-то нет. Институт, банк, люди, лица, события — они все стали зыбкими, как утренний туман. Когда-то я вроде боялся человека по имени Силуянов. Никчемного человека, которому дали каплю власти, и он решил, что это дает ему право судить и миловать. Сегодня мне кажется диким, что я испытывал страх перед столь невзрачной особой. Позволял ему себя унижать, даже бить.

Нонсенс.

Сейчас все закончилось бы, даже не начавшись. Сейчас я бы предоставил этому Силуянову один-единственный шанс на то, чтобы взяться за ум. И, если бы он его не использовал, то дальше его жизнь пошла бы совсем не так, как он себе это представлял. Или просто закончилась.

Нет, и тогда все вышло неплохо, но я потратил на это массу лишних сил и времени, заключил сделку, которая была очевидно лишней, наделал кучу других глупостей. Извиняет меня только одно — я учился.

— Хозяин — жалобно проныл Родька — Я куушать хочу!

— Как и всегда — на автомате ответил я — Ладно, сейчас схожу в магазин. Но не ради тебя, недоразумение ты эдакое. Просто вон, с друзьями хочу посидеть, повечерять. Вавила Силыч, обчество-то как, придет в гости?

— К хорошему соседу на ужин да беседу как не прийти? — степенно ответил подъездный — С нашим удовольствием!

И еще надо фарша пару кило купить. Поужинаю, и рвану на кладбище. Не хотел сегодня туда тащиться, но съезжу все же. Что-то перебаламутила меня Мара этими своими байками про туман, ползуна в нем и неведомого слугу. Беспокойство в душе пробудила. А если кто и сможет хоть как-то прояснить ситуацию, так только он, мой первый наставник в заупокойных делах. Ну, и еще Морана, но ее пока я видеть не очень хочу. Она, по сути, не лучше Светки. Тоже сразу начнет стыдить и что-то требовать, не имея на то ни малейших оснований.

И хорошо бы еще хоть пару-тройку часов вздремнуть успеть. Я не железный, в конце-то концов.

Что поразительно — все вышло, как хотел. И поспать удалось, причем, хвала всем богам, а особенно Моране, без снов, и за столом с подъездными посидеть. Недолго, правда, но зато душевно. Все новости узнал — и то, что трубы в подвале наконец-то поменяли, и то, что в том году переходящий приз московских подъездных за здание образцовой культуры быта уже в восьмой раз за этот век взяли работники «Дома на набережной», что вызвало у общественности нездоровые подозрения в некоей коррумпированности комиссии за вручение оного отвечающей, и про потоп, что зимой Маринка устроила, снова послушал. Похоже, она на самом деле здорово соседей залила, потому что добрых слов в ее адрес совсем не прозвучало.

Еще узнал о том, что, оказывается, пару раз в мою квартиру пытались попасть какие-то люди, но всякий раз подъездные их спугивали, не давая довести дело до финала. Один из них, похоже, был обычный воришка, проведавший, что хозяин надолго уехал, и решивший в этой связи вынести квартирку. А вот двое других таковыми не являлись, они что-то другое в моих хоромах найти планировали. Что именно — непонятно, но тем не менее. Откуда такие предположения? Просто одного из них привезли на сильно дорогой машине, что для обычных домушников нормой не является, а другой и вовсе оказался оборотнем. Кто-кто, а подъездные в таких вопросах никогда не промахиваются. Они на меня даже обиделись, когда я уточнил у них, нет ли тут какой ошибки.

Чудно это все. Где я — и где оборотни? Да и друг другу на пятки мы с этим племенем никогда не наступали, ни до моего отъезда, ни после. Нет, в странствиях я свел знакомства с парой представителей этого вида, но все прошло чинно-благородно. Приятные ребята, с юмором.

Короче — навалилось на меня вопросов и загадок за полдня больше, чем нужно. И, что совсем скверно, большинство из них не то, что ответов, но даже и намеков на оные не имеют. А это ведь я еще толком ни с кем пообщаться не успел — ни с Хозяином кладбища, ни с братьями-ведьмаками, ни с Маринкой, ни с представителями Отдела.

Впрочем, с кем, с кем, а с ними хорошо бы и вовсе не встречаться больше в этой жизни. Мы тогда расстались полюбовно, вот только времени прошло немало, какие-то исходные могли и измениться.

Ну, а Вика… Что Вика? Было и прошло. Да, признаться, ничего ведь и не было. Так, иллюзия. Иллюзия того, что, может, когда-нибудь…

А на деле — никогда. Она умная, и это еще два года назад поняла, а мне пришлось поколесить по миру, чтобы до этой мысли дотумкать.

В районе одиннадцати вечера я покинул кухню, ставшую местом веселой гулянки, причем в самый подходящий для того момент, а именно, когда Родька начал задирать нос, намекая присутствующим на то, что они-то дальше околицы сроду не выходили, а вот он, матерый странник, мир повидал. Причем в качестве аргументации в ход пошли сувениры, монеты и те фотографии, что я на его телефон делал. И, надо признать, галерея вышла весьма почетная, все же в ней присутствовали такие композиции «Родька и Эйфелева башня», «Родька и корабль «Ваза», «Родька и океанариум».

Впрочем, должного почтения подъездные к отважному путешественнику не испытали, а уже на пороге я услышал, что, они вроде как его валтузить начали, не сильно, но от души. Оно и не странно, обиженный до глубины души отсутствием зависти, мой слуга совсем уж зарвался и произнес пару фраз, за которые и я бы ему в пятак стукнул.

Что любопытно, таксист по-прежнему сидел на скамейке, несмотря на то, что при прошлой нашей встрече я ему посоветовал проваливать куда подальше. Имеется ввиду днем, когда я в магазин ходил.

Упорный какой! Ну, пусть сидит, вольному воля. Тем более, что кому-кому, а ему спешить точно некуда. Все его дела остались в прошлом, а настоящее представляет собой бесконечность, не сказать — вечность.

А еще интересно — куда запропастилась Жанна? По идее, давно ведь должна была вернуться. Ну — пробежаться по магазинам. Ну, подруг навестить, чтобы порадоваться тому, насколько у них все плохо, даже в том случае, если все хорошо. Было бы желание, а пятна на Солнце найти всегда можно. Ну, или морщины на лице и шее. А еще лучше — целлюлит на бедрах.

Странно прозвучит, но я к ней очень привязался. Так, как, пожалуй, за всю свою жизнь ни к одной живой девушке не привязывался. Может, потому что она у меня никогда ничего не требовала? Ни слов, ни клятвенных заверений в любви, ни гарантий, на которых строятся отношения между мужчиной и женщиной? И мне, в свою очередь, от нее ничего не нужно, если не считать кое-каких мелких услуг, связанных с проникновением в чужие дома и тайны.

А самое главное — живая душа всегда со мной рядом есть, как бы странно данное словосочетание не звучало, особенно если учесть то, что оно относится к давно умершей девушке.

Да, у меня есть Родька. Он славный, несмотря на все свои недостатки, но Жанна — это совсем другое. Родька — это слуга. А Жанна — друг, который всегда рядом. Теперь, к слову, я прекрасно понимаю Дэна, которого постоянно сопровождает Марусенька. В свое время меня позабавила нежность, с которой он к этой змее относится, а вот сейчас я бы и не подумал улыбаться. Нет в том ничего потешного.

Если ведьмы или оборотни существа коллективные, то мы, ведьмаки, по сути своей одиночки. К этому располагает образ жизни. Каждый из нас есть вещь в себе, у каждого своя сфера интересов и область применения умений. Да, мы рады встречам, когда те случаются, мы ощущаем нашу связь в ту единственную майскую ночь, когда, глядя на белый огонь, пляшем на стыке прошлого и будущего, обнявшись за плечи. В этот крайний миг мы — дружина, обреченная в давние времена на вечное существование. Так было, так есть и пребудет вовеки, пока жива ведьмачья сила.

Но и только. А все остальное время каждый из нас идет своим путем, только ему предназначенным, в нем нет места остальным. И представителям других фракций, обитающих под Луной, тоже. Казалось бы — мы все живем в Ночи, бродим одними путями, а вот поди же, не сложилось у меня с Маргит. Не одобрил ее брат-колдун то, чтобы его сестра, служащая Деве Озера, сошлась с ведьмаком, отдавшим свою судьбу Смерти.

Хотя у самого рыло даже не в пушку наверняка, а в такой щетине, которую не всякая бритва возьмет. Знаю я этих колдунов, с виду все они паиньки, а копни чуть поглубже, такое полезет — у!

И что уж говорить об обычных людях, тех, которые знать не знают, что городское фэнтези это всего лишь лайт-версия реальных событий, и что за их входной дверью иногда бродят ночами такие существа, с которыми встречаться не рекомендовано никому.

К чему это все сказано? К тому, что таким как я только с призраками и дружить. По крайней мере, с ними хоть по-людски пообщаться можно, не особо следя за словами и не думая о том, как бы чего лишнего не брякнуть.

— Вон там вот остановите — сказал я водителю и почувствовал, как губы непроизвольно раздвигаются в улыбке при виде знакомой до боли ограды.

Все же первое кладбище — оно как первая любовь. Даже нет. Оно как детство. Сколько бы потом еще всякого разного с тобой не случилось, его не забудешь никогда, и станешь возвращаться сюда снова и снова, чтобы снова почувствовать себя беззаботным и наивным, чтобы опять ощутить восторг открытия мира.

— Точно здесь? — уточнил усатый шофер и опасливо глянул на решетки, которые отделяли мир мертвых от мира живых, и пугающе непроглядным сумрак за ними — А?

— Точно, точно — успокоил я его, протягивая деньги — Ну, вот не повезло мне, живу рядом с кладбищем. Зато тут квартиры недорогие.

— Э, брат, даром такую квартиру не надо — шмыгнул горбатым носом водитель — Страшно же!

— Не знаю — я открыл дверцу — Привык, наверное. До свидания.

— Вах! — вложив в это высказывание все свои эмоции, водитель дал по газам и такси, мигнув красными задними огоньками, исчезло в ночи.

Может, машину себе купить? На какую-нибудь недорогую, но приличную иномарку у меня деньги найдутся, особенно если не новую. Не придется всякий раз не пойми кому объяснять, чего это мне приспичило в ночь на кладбище тащиться. Да и вообще…

С другой стороны — хлопот сколько добавится. Это же ее оформлять придется, к нотариусу идти, и в ГИБДД тоже. Права, кстати, у меня давным-давно просрочены, что тоже добавит хлопот. Место для парковки придется искать каждый раз, у дома-то не поставишь, там все расписано сто лет назад. Только попробуй свою машину поставить на чью-то точку — и все. Радуйся, если дело только исцарапанными боками закончится, считай, легко отделался.

Так что — ну нафиг, по крайней мере сейчас. Вот огляжусь, пойму, что к чему в столице, а после можно будет вернуться к данным планам. А пока такси мне в помощь, тем более что, судя по количеству желтых и белых машин с привычной символикой на бортах, снующих по столичным улицам, так думает большая часть горожан.

Я прошел десяток метров от того места, где вылез из машины и снова улыбнулся. Никуда лаз, ведущий на кладбище, не делся, где был, там и остался. Не заделали его за эти годы.

Глянув на тускло светящийся фонарь, я втянул в себя чуть влажный и оттого терпкий ночной воздух, и полез через раздвинутые кем-то с нечеловеческой силой прутья ограды.

Глава 4

— Молодой человек — почти сразу окликнул меня старческий голос — Ой, как хорошо, что я вас встретила! Вы представляете — заблудилась тут. Деда своего пришла навещать, и заблудилась. Вот, до темноты тут пробродила, а выхода не нашла. Не будете ли вы столь любезны…

— Не буду, не сомневайся — я иронично глянул на милейшего вида старушку, выбравшуюся из кустов на дорожку — Новенькая? Недавно тут поселилась?

Опешившая бабулька кивнула головой, она явно не понимала, что происходит.

— Что Хозяин, у себя? — уточнил я — Или по территории бродит?

Весна в этом году выдалась поздняя, про то мне подъездные поведали, так что мой наставник по кладбищенским делам наверняка совсем недавно вылез из своего склепа, того, в котором он зиму коротает. Не любит он холода. Не его это погода.

— У себя — пискнула старушка — А ты кто?

— Почетный завсегдатай сего славного места — охотно ответил я — Не надо паники, я не охотник за приведениями, скорее — наоборот. Что до вас, почтеннейшая — попытка была так себе. Ну что за наивный текст? Заблудилась, выхода не нашла… Дилетантство — и только. Тем более что всю эту феерическую чушь вы несли рядом с указателем. Вот тем. Видите? Ну-ка, что на нем написано?

— К выходу — вздохнула бабулька.

— Именно — я заложил руки за спину и принял менторский вид — Реализм. Реализм — вот что может дать вам шанс добиться желаемой цели. А с таким подходом вы в своих кустах до второго пришествия просидите, так ни разу за пределы кладбища и не выбравшись. Хотя, может оно и к лучшему. Нечего вам там делать, уж поверьте.

— Есть — неожиданно резко возразил мне призрак — Есть что делать. Дочь, зараза такая, на похороны мои так и не пришла. Желаю ей в глаза глянуть. И спросить — чем же это я таким перед ней провинилась? Чем такое отношение к себе заслужила? Я же всю жизнь для нее… Ради нее!

— Аргумент — признал я — И не возразишь ничего, цель уважительная. Но, ради правды, если вы тут застряли, значит что-то в этой самой жизни натворили. Был повод.

— Был — кивнула старушка — Совершила грех по молодости, натворила дел. Но за него я уже отстрадала свое, и к доченьке моей, стерве такой, он отношения никакого не имеет.

— Почем знать — зябко передернул плечами я и застегнул молнию куртки. Май и сентябрь в Москве всегда славятся своими перепадами температур. Днем вроде тепло, а вечером чуть зазевался, гуляя в футболке, и все — с утра из носу потекло — Ну, и потом, почему сразу стерва? Может, ей заплохело от того, что вы покинули этот мир? Может, она сейчас в больнице лежит?

— Ага. Второй год — раздухарилась старушка — Ни разу так и не пришла на могилку. Ни цветочка не принесла. Ни конфетки.

— Нууу… Может, тоже померла? От расстройства? Потому и не приходит. А похоронили ее в другом месте, вот вы и не в курсе.

— Типун тебе на язык! — возмутилась бабка — Чего мелешь-то?

— Это просто версии — начал сердиться я — Короче — желаете выбраться на волю — изыскивайте варианты пореалистичнее.

— Послушайте, молодой человек — старушка сменила гнев на милость, и снова стала приторно-добренькой — У вас наверняка ведь телефон есть, да? Давайте ей позвоним. Я же теперь изведусь вся, после ваших слов.

— Можно и позвонить — кивнул я, в очередной раз подумав о том, настолько просты и предсказуемы те, кто недавно стал призраком. Две-три нужных фразы — и они уже в моем кармане — Только в этом мире ничего просто так не случается, мать. Потому ты сначала вот что…

Я замолчал, не закончив фразы. Нет-нет, никаких душевных переживаний насчет того, что сначала я старушку своими речами взбаламутил, а теперь хочу на обязательства развести, у меня не появилось. Да и откуда бы им взяться? Начнем с того, что она вообще-то первой хотела мое тело себе подчинить, выведав обманом имя. Так что вопрос еще, кто из нас больший негодяй.

Остановило меня другое соображение. Это не ничейная земля, где каждый может делать то, что ему заблагорассудится, здесь действуют законы местного Хозяина. И кто знает, как он отреагирует на то, что я выставил на отложенные обязательства одного из его подданных? А ну, как он увидит в этом некий хитроумный замысел с моей стороны? Мол, я создаю на его кладбище собственную агентурную сеть?

Кто знает, какие мысли бродят под черным глухим капюшоном, надежно скрывающим от мира лицо этого существа? Или то, что его заменяет?

— Так чего? — поторопила меня бабка — Чего я тебе за звонок должна буду?

— Ничего — я достал из кармана смартфон и включая громкую связь — Диктуй номер. И очень прошу — не ори, когда дочь ответит, все равно она тебя не услышит. А я женские вопли и визги класса «Оленька, доченька» не очень люблю.

— Полина — переступая с ноги на ногу поправила меня обитательница кладбища — Полина ее зовут.

— Да хоть Митрофания — отмахнулся я — Какая разница? Ну, будем звонить или нет? У меня дел еще хоть отбавляй, а ночи в мае короткие, не успел обернуться, уже светать начинает.

Дочка оказалась вполне себе жива. Да что там! Она отлично себя чувствовала, судя по бодрому голосу и тому энтузиазму, с которым мне было объяснено, кто я такой и что со мной она лично сделала бы, находись сейчас рядом. Должен заметить, что некоторые из перечисленных эротических пассажей даже меня, человека довольно опытного в сексуальном плане, впечатлили до глубины души.

И это я всего-то изобразил звонок не туда. А если бы я попробовал ей рассказать, что ее мать стоит со мной рядом, сложив ладони в умоляющем жесте? Как далеко могли бы зайти ее мечты?

Но, само собой, я подобной ерундой заниматься не собирался. И смысла в этом нет, так как никому никакого прока от эдакой правды не будет, да не получится ничего. Люди есть люди. В темноте они боятся увидеть тени умерших, а на свету отказываются верить в то, что они существуют.

Бабка плелась за мной еще аллеи три, то жалобно канюча, то ультимативно требуя продолжения банкета. Она, как видно, решила, что я для того сюда пришел, чтобы ее прихоти выполнять, и не собиралась сдаваться до того самого момента, пока я ее, подобно водителю, не обездвижил. Мало того — после сорвал несколько листочков обриетты, растущий рядом с одной из могил, и ей на грудь бросил.

Не люблю зануд и хапуг, а эта пожилая леди сразу к обеим категориям относится. Сделали тебе добро, причем безвозмездно — так поблагодари и свали в туман. Особенно, если видишь, что не простой человек на кладбище заглянул, с подвывертом. Но нет, ей надо вцепиться как клещ, и тянуть из меня нервы на предельной мощности. Вот пусть помучается теперь, зараза старая.

Дело в том, что обриетта, она же аубреция, растение вроде бы и простенькое, но с интересной особенностью — оно при правильной посадке на могиле почти любой призрак, особенно желающий зла живым, удержать может. Есть в этом растении такая сила, изначально то ли богами, то ли природой данная.

Люди, жившие в былые времена это хорошо знали, потому на по-настоящему старых кладбищах обриетта синим или красным ковриком буквально обтекает старинные саркофаги, или же затягивает собой входы в позеленевшие от времени склепы. Живым — радость для глаз, мертвым с недобрыми помыслами — преграда.

Ну, а на новых кладбищах, что городских, что сельских, этот цветок, равно как ирис или маргаритку, сажают по привычке, забыв о его изначальном, истинном предназначении. Глаз радует, ухода особого не требует, растет быстро — чего не нет? Вот только растет он все больше по бокам от могил, функцию свою основную при этом не выполняя.

Бабулька завращала глазами, силясь встать, но ничего у нее не получилось. И в ближайшие сутки не получится, даже когда спадет мое незамысловатое заклятие. Оно бы лучше даже побольше, но листочков на это не хватит, следующей ночью станут они трухой, а старушка получит свободу. Вот цветы ее денька на три связали бы, не меньше. Это вам не роза, незамысловатые цветочки обриетты вянут медленно. Только вот рано пока, они только в конце мая появятся.

Три дня на солнце и для живого человека ого-го какое испытание. А уж для призрака… Нет, его не мучает жажда и голод, его не слепят лучи, но день — не время для мертвых. Их стихия — ночь. И она же среда их обитания.

Чем ближе я подходил к резиденции местного повелителя, тем больше неупокоенных душ встречалось мне на тропинках, дорожках и аллеях. Причем некоторые из них мне кланялись, чего раньше не происходило. Как видно, чуяли они некие перемены, во мне произошедшие, в том числе и те, о которых я сам пока понятия не имел. Или не хотел об этом думать.

Мой старый знакомец на этот раз не бродил по кладбищу с ревизиями, он занимался своим привычным, и, как мне кажется, любимым делом, а именно — творил суд и расправу.

— Много себе стал позволять! — услышал я его голос еще с аллеи, ведущей к холму-резиденции — Днем выбираешься из могилы, словно какой-то свежеиспеченный покойник, шастаешь по территории, пугаешь посетителей. А по какому праву? Я тебе это разрешал делать?

— Нет — подал голос обвиняемый.

— Нет — рыкнул Хозяин кладбища — Вот именно, что нет! Есть строгие правила, их надо соблюдать. Все, надоел! Ступай к себе, и жди моего решения. Думать стану, куда тебя определить — лет на сто в землю или же…

— Не надо «или»! — взмолился тот, кто вывел повелителя из себя — Не надо! Лучше в землю!

— Что? — от этого вроде бы тихо произнесенного вопроса у меня по коже мурашки проползли — Ты мне еще свои пожелания высказывать станешь?

— Я нет… Я ушел. Нет меня!

Секундой позже мимо меня проскользнула тень, в которой я опознал своего старого знакомца в затрапезном сюртуке и кальсонах, того, что когда-то меня и Нифонтова к Костяному царю сопровождал. Достукался-таки шулер, подвела его склонность к авантюризму под монастырь.

— Ох ты! — рокотнул голос умруна, рядом с которым ужом вился невзрачный призрак из числа тех, кто мне не так давно кланялся на аллеях — Да что ты говоришь? Гости у нас, значит? Ну-ка, ну-ка? Эй, ведьмак, ты где там прячешься? Подходи поближе, давно ведь не виделись.

— Вовсе и не прячусь — подал голос я, проходя мимо расступившихся передо мной теней — С чего бы? Вот, сегодня вернулся в город, сразу же по приезду отправился к тебе, дабы засвидетельствовать почтение.

Раньше мы с этим существом были на «вы», но теперь мне показалось более разумным перейти с ним на «ты». И это не смесь хамства с зазнайством, как могло бы показаться со стороны некоему суровому критику. Нет. Подобный шаг характеризует изменения наших взаимоотношений. Раньше он был наставник, пусть это и не оглашалось вслух, а я ученик. Теперь ситуация изменилась, мы стали если и не равны, то, как минимум, равноправны.

На самом деле в этом мире подобные нюансы очень важны. Если в офисе или, к примеру, на предприятии все определяет штатное расписание, должностные инструкции и личная приближенность к телу руководства, то здесь, под Луной, рамки «кто выше, кто ниже» более размыты. Все зависит от тебя самого. Как ты себя заявишь окружающим, так к тебе и будут относиться. Хоть властелином мира себя назови. Но знай — сказанное будет услышано и запомнено. И, следовательно, будь готов к тому, что раньше или позже кто-то захочет проверить, правда это или нет, и если ты не сможешь подтвердить слово делом, то умрешь. Если повезет — легко и быстро.

Сегодня я обратился к Хозяину кладбища так, будто мы ровня друг другу, и не сомневаюсь, что он это отметил и запомнил. Раньше или позже мне будет предъявлен счет за подобную вольность, и от того, смогу ли я его оплатить, зависят наши будущие отношения.

Конечно, куда проще было бы жить так, как и раньше, но подобный путь никуда не ведет. А я хочу большего, чем имею сейчас, значит, надо раз за разом делать шаги вперед. По-другому никак не получится.

— Заматерел — оглядев меня, не дошедшего до плиты-трона всего пару шагов, проворчал умрун — Не внешне, душой. Что, поломали тебя дальние пути-дороги?

— Не то, чтобы… — я скинул рюкзак с плеч — Хотя всякое случалось.

— А еще кровь на тебе чую — продолжил Костяной Царь — Убивал, стало быть?

— Бывало— подтвердил я — Мир за оградой, с тех пор как ты его покинул навсегда, добрее не стал.

Ну да, убивал, чего скрывать? Жизнь штука такая — либо ты, либо тебя, потому да, есть на моих руках упомянутая кровь. И мне не стыдно за сделанное ни капельки. Да и с чего бы? Что чернокожие вудуисты из Парижа, что жрецы-хранители тайн пражских подземелий, что чокнутые парни из Бухареста с татуировками дракона на правом плече, ничего хорошего мне не желали. Напротив — они хотели меня сожрать, принести в жертву или запытать до смерти. А я, разумеется, ничего такого не хотел, потому выбор лично для меня был крайне несложным. Каким? Пусть они умрут сегодня, а я завтра.

— В этом даже не сомневаюсь — мрачно подтвердил умрун — Более того — склонен думать, что он стал еще хуже, чем раньше. Такие, знаешь ли, экземпляры ко мне иногда попадают, что начинаешь задумываться о том, что живые окончательно обезумели.

— Да и прах с ними всеми — я достал из рюкзака матерчатый мешок и, приблизившись к умруну, протянул его ему — Вот, привез тебе подарок из-за семи морей. Надеюсь, угодил.

— А ну-ка — проворчал тот и запустил лапу в мешок — Что здесь?

Уже через пару минут мне стало ясно — угодил я ему. Точно угодил. Костяной Царь один за другим вскрывал небольшие узелки с могильной землей из разных уголков Европы, растирал ее своими нечеловечески длинными пальцами, а после то и дело подносил их к капюшону, к той точке, где у смертных, как правило, находится нос.

Вот интересно — откуда Генриетта знала, что стоит подарить этому существу? Перед расставанием, о котором я догадывался, а она почти наверняка знала, мы отправились в Лозанне, где провели прекрасную неделю, полную безделья и любовных утех. Так вот, там я поделился с ней своими измышлениями на данный счет и получил ответ, результат которого сейчас созерцаю. Нет, о возвращении домой тогда речь не шла, просто мы с ней говорили на самые разные темы, и всякий раз я поражался тому, насколько много моя новая любовница знает о том, что творится и творилось под Луной. Вот и здесь вышло так же. Я не успел сказать, что не знаю, каким заграничным подарком можно порадовать Хозяина Кладбища, а она уже ответила — землей с разных кладбищ. Желательно старых, таких, которые помнят Темные Века.

Вот как так? Откуда она это знала? Без понятия. Как, собственно, для меня осталось загадкой и то, кто Генриетта вообще такая есть. Когда мы встретились с ней впервые, то я принял ее за ведьму, по всем ухваткам она принадлежала к этому племени. Но тем же вечером я понял, что все не так. Наоборот, она как раз охотилась на одну немецкую ведьму, которая что-то там украла у ее брата. Брат, насколько я понял, тоже был из наших, и он махнул на произошедшее рукой, дескать — пропади ты пропадом, пусть тебя жизнь накажет.

Не знаю точно, что именно двигало Генриеттой — то ли так сильно брата любила, что не собиралась спускать его обиду нахальной ведьме ни при каких условиях, то ли просто решила развлечься охотой, но факт остается фактом — она гоняла оступившуюся ведьму по всей Западной Европе, пока наконец не настигла в Праге, где, в результате, и выпотрошила на дальней окраине города, посреди развалин какого-то то ли замка, то ли просто большого старого дома. В буквальном смысле выпотрошила. Причем на моих глазах. Ну, вот так вышло, что я оказался замешан в это страшненькое и кровавое дело.

После я думал, что она чародейка, но и это оказалось неправдой. Умей она какие-то магические штуки-дрюки, не натерпелся бы я страха в подземельях Старого Города. Впрочем, дырку в боку, что я там заработал, она мне залечила на редкость умело и качественно, шрам почти не виден. Но это была не магия, а что-то другое. Что именно — понятия не имею.

Так что Генриетта осталась одной из немногих неразгаданных загадок, что попались мне на долгом пути из Москвы в Москву. И если совсем честно — я рад, что наш роман состоялся. Но еще больше рад тому, что он оказался недолгим.

А лучше всего то, что мы расстались с ней друзьями. Потому что кого-кого, а ее своим врагом я точно не хотел бы видеть. Уверен, что сто человек из ста назовут эту трогательную, всегда чуть сонную девушку с голубыми глазами, наивно распахнутыми навстречу миру, безобиднейшим существом. И это будет огромная ошибка, возможно, фатальная. Даже не так — возможно, последняя. Лично я предпочту по новой сцепиться с Кащеевичем, чем с ней. Так шансов уцелеть будет больше.

— Порадовал — проурчал Хозяин кладбища, собирая узелки в мешок — Ой, порадовал, ведьмак!

— Старался — застенчиво ответил я — Для милого дружка и сережку из ушка! Ну, в хорошем смысле, разумеется.

— А в каком еще?

— Ну, по нынешним временам даже в безобидных поговорках можно найти нетолерантный смысл.

У меня за спиной раздалось несколько смешков, кто-то из недавних покойников уловил смысл сказанного.

— Не понимаю я тебя иногда, ведьмак — отмахнулся умрун — Может, оно и к лучшему.

— Определенно — подтвердил я — А как вообще дела? Никто больше не тревожил покой твоих владений? Телевизионщики, журналисты?

— Приходят иногда разные — филином ухнул Костяной Царь — Какие целы остаются, потому как днем бродят. Ну, а какие ночью норовят наведаться, с этими по разному случается.

— Всегда был уверен в том, что погоня за сенсациями до добра никогда никого не доводит — усмехнулся я — И вот, оказался прав.

— Иные ведь даже до меня добрались — в голосе умруна мне послышалась недобрая ирония — Представляешь? Правда эти не из зевак, эти знали, к кому и зачем идут?

— И зачем же? — насторожился я.

— Верно, ведьмак — Хозяин кладбища, несомненно, получал удовольствие от происходящего — Тобой они интересовались.

— Ишь ты. Чего узнать хотели, если не секрет? И, сразу уж, чтобы не тянуть — кто «они»?

— Где ты есть, хотели выведать — ответил умрун — Отчего-то полагали, что я более других знаю. Называли меня твоим наставником, дуралеи. Какой ты мне ученик? С чего бы? Только не хватало.

Ну, а я что говорил? Не прозевал он «тыканье».

— Я никому и никогда не рассказывал о наших встречах и тех беседах, что мы вели. Но случись подобное, то слово «наставник» или «мастер» по отношению к тебе подошло бы лучше других.

— Тем летом ко мне ведьма заявилась — помолчав, произнес умрун — Из молодых да ранних, стелет мягко, а ткни пальцем — на стальные шипы наткнешься. Сказала, что вы приятели давние, очень она за тебя волнуется, так как весточек давно нет.

Ведьма? Интересно, которая из? Та, с которой мы пиявца убивали или другая, которую я чуть не прибил?

— Не люблю ведьм — продолжал тем временем мерно бубнить умрун — Отпустил ее живой, но велел больше в мои владения не соваться. Ну, и припугнул маленько. Вроде дошли до ее нутра мои слова. Так бежала к выходу, что чуть ноги не переломала.

— А еще кто приходил?

— Еще кто? — будь передо мной человек, я бы сказал, что он замялся. И это удивительно, ничего подобного до этого момента мне видеть не приходилось — Тот, другой, куда раньше ведьмы заявился, всего месяца через полтора после того, как ты отбыл в Европы. И скажу так — не рад я был этого гостя на своем кладбище видеть. Сильно не рад. И вот что еще — не знаю, с какой стати твоей особой Черный Карл заинтересовался, но если ты с ним дела какие-то затеял вести, то это очень и очень плохое решение. Лучше бы тебе от него подальше держаться.

— С кем? — опешил я — Впервые о таком слышу. Нет, правда. Это кто вообще такой? И отчего с ним лучше не связываться?

— Вроде не врешь — умрун повел капюшоном слева направо — Хм. Совсем странно. Если ты с ним незнаком и ничего ему не должен, так с какой стати ему твоя персона понадобилась?

— И все-таки — решил понастырничать я — Кто этот Черный Карл?

— Да я и сам не знаю — признался Костяной Царь — Кто он, что он… Одно мне ведомо точно — мало, кто открыто решится встать у него на пути. А те, кто отваживался на такой поступок, раньше или позже находили свою смерть. Чаще раньше. Причем всякий раз все выглядит так, будто он и не при чем. Заметь, я сейчас не только о смертных речь веду. У этого скряги врагов хватает и среди нашего брата.

— Скряги?

— Он славится тем, что жаден безмерно до золота, побрякушек и прочей дребедени. Не то, чтобы за копейку удавится, нет. Но, скажем, если тебе придется с ним делить добычу, то можешь быть уверен в том, что он сначала попробует забрать себе все, а если не получится, то всякими правдами и неправдами отдать тебе меньше договоренного. И еще одно — он очень к долгам щепетильно относится. И своим, и чужим. Вот я и подумал, когда он ко мне заявился, что ты сдуру с ним какое-то дельце провернул, да с добычей и улизнул в чужие страны.

— Повторю, что уже говорил — понятия не имею о ком идет речь. Хотя… Как он выглядит-то? Сделок ни с кем незнакомым я точно не заключал, но мало ли? Может, пообщался с этим Карлом о чем-то, да и забыл про это?

— Да никак он не выглядит — отмахнулся Хозяин Кладбища — Обычный старик, у меня таких каждую неделю по десятку хоронят. Но, думаю, не встречал ты его. Нет, не встречал. Поверь — запомнил бы.

— Ну, может еще встречу.

— Ко мне весточка приходила, что он в то же лето, о котором я речь вел, из столицы съехал — умрун поцокал когтями по черной гранитной плите, на которой сидел — Что-то с судными дьяками не поделил. Эти-то на него зуб давно точат, еще с тех времен, когда царь-батюшка правил. Не любят они, когда что-то не по их идет, а Карл мастер на такие плутни, когда все выходит так, как ему нужно.

— Конфликт интересов — понимающе кивнул я.

— Он самый — подтвердил Костяной Царь — А мой совет, парень, ты запомни. Если доведется с Карлом столкнуться — не верь ни единому его слову. И ни в коем случае не заключай с ним никаких сделок. Поверь, как бы все привлекательно не выглядело, ты все равно окажешься в убытке. Не случится по-другому. Никогда.

Прямо демоническая особа этот Черный Карл. И очень неоднозначная. Ну, сами посудите — если его опасается тот, кто являет собой живое воплощение страха, то это точно нерядовая личность.

Одно непонятно — я Карлу тому за каким чертом сдался?

— Да я вообще ни с кем, ни о чем договариваться не планирую — заверил я умруна — Хватит с меня приключений. Покоя желаю. В городе сейчас все дела закончу и до осени отбуду в деревню. Там тишина, лес, речка, грибы, ягоды…

— Долг отдашь — и отбывай — очень серьезно произнес собеседник — Но не раньше.

— Долг? — снова опешил я — Какой? Перед кем?

— Числится за тобой такой. Не передо мной, но перед моим собратом. Он тебе два года назад помог, а ты за то обещал его пожелание выполнить, буде таковое возникнет. Вот, возникло, причем давно, о чем он меня и уведомил, зная о том, что ты на мой погост частенько захаживаешь.

— Было — признал я, вспомнив визит на одно из центральных кладбищ и тамошнего Хозяина, куда более опасного и величественного, чем тот, который сейчас сидел передо мной — Согласен.

— Не тяни — велел мне умрун — Претензий со стороны моего собрата за то, что ты с возвратом долга тянул, можешь не опасаться. Раз тебя в наших краях не было, какие тут обиды? Но теперь ты здесь, так что давай, ступай к нему, обещанное выполняй. Я за тебя поручился, так что не подведи.

— Ого! — присвистнул я — Твое доверие — честь для меня!

— Но-но — погрозил мне пальцем мне Костяной Царь — Ты всего лишь смертный ведьмак, потому не обольщайся и не строй иллюзии. Твое существование для меня лишь миг. Вот ты есть, и вот тебя нет. А я буду править тут вечность. Ну, или чуть поменьше. Но всяко дольше, чем ты живешь.

— И не поспоришь — вздохнул я — Ну, а что до твоего коллеги по цеху — конечно схожу к нему. Не обещаю, что завтра, но послезавтра — точно. Вдруг он такой же стяжатель как этот твой Черный Карл?

— Черный Карл не мой — возразил мне умрун — Он вообще ничей. И лучше бы тебе его не поминать лишний раз. Не надо.

— Ладно — согласился я — Тогда можно другой вопрос? Просто мне больше спросить не у кого.

— Попробуй — разрешил мне Костяной Царь — Но за то, что ты получишь ответ, не поручусь.

— Скажи, а кто живет в Нави?

— В Нави? — Хозяин кладбища призадумался — Никто там не живет, насколько мне известно. Да и не ко мне с такими разговорами стоит приходить. Навь, Явь, старые боги — это было до меня. Причем задолго. Когда я стал тут править, правда о тех временах успела стать сначала легендой, в которую верили не все, а после сказкой, в которую уже вообще никто не верил. Разве что дети, но какой с них спрос? Дети же…

— Это понятно — я хлопнул себя руками по плечам. Однако, все же зябковаты нынче ночи. Надо будет на дачу к родителям куртку поплотнее с собой захватить. Мало ли, куда меня вечерней порой понесет? — Но что-то же ты слышал?

— Так, обрывки тех самых легенд — умрун жестом дал мне понять, что наш текущий разговор лишен всякого смысла — О реке, которую не всякому дано преодолеть, о туманах, которые поглотят любого, будь он человек, нелюдь или нежить, о курганах, в которых можно найти все, включая смысл жизни, о том, что там, в Нави, спят боги, которых все забыли. Не скажу, что я расцениваю эти россказни как выдумку. Нет. Но и на веру в полной мере подобное принять нельзя.

— Туманы — повторил я — Интересно. А ты не слышал случайно, кто в этих туманах живет, а? Просто…

— Светать скоро начнет — оборвал меня Хозяин кладбища — Ночи нынче коротки, Ходящий близ Смерти, потому перенесем-ка мы эту беседу на потом. Ясно?

— Ясно — улыбнулся я, поняв, что не хочет мой друг продолжать разговор о Нави, хотя знать что-то знает — Тогда пойду, по аллеям погуляю.

— Погуляй — разрешил умрун — И не забудь про долг! Я, как-никак, за тебя поручился.

Глава 5

— Я же говорю — цены у нас ниже — сообщила мне Жанна — Не везде, конечно, но в ряде мест.

Девушка вольготно расположилась в кресле, причем теперь она делала это на законных основаниях, отстояв его во второй, решающей битве с Родькой. Сам я при данном эпохальном событии не присутствовал, так как Жанна вернулась домой уже после моего отъезда на кладбище, но сам факт того, что мой слуга недовольно ворчал, глядя на девушку, при этом не предпринимая никаких попыток спихнуть ее с предмета меблировки, обо всем красноречиво свидетельствовал.

Собственно, так всегда и получалось. Ни разу еще Родька не выигрывал в длительном противостоянии с Жанной, всякий раз она брала над ним верх. Где упорством, где хитростью, а где и шутливым словцом. Родькина слабость в том, что он очень серьезно к себе относится, и любая колкость, на которую он не в состоянии ответить, моментально выводит его из равновесия. Жанна же крайне остра на язык, потому в нужные моменты легко оборачивает слабость Родьки в свою пользу, заставляя того отступать с занятых позиций. После он всегда пару дней бесится, ворчит, кряхтит, называет ее «нежитью холодной» и «метвятиной», но при этом поражение своепризнает, закрепляя право Жанны на то, что выступало предметом спора.

Вот и сейчас, разбирая коробки с имуществом, которое с полчаса назад доставили служащие «DHL», Родион мрачно бубнит себе под нос какие-то ругательства, и всем своим видом дает нам понять, насколько он недоволен происходящим.

— А где сковорода? — уперев руки в бока, уставился слуга на меня своими глазами-пуговками — Сковорода где, хозяин? Та, которую я в Гамбурге купил?

— Во-первых, не купил, а выпросил — поправил его я, вскрывая очередную коробку — Во-вторых — понятия не имею. И в-третьих — лучше меня не зли, Родион. Я, если ты не заметил, спал всего три часа, а потому…

— Сам куда-то убрал — перебил меня Родька — В смысле — я убрал. Паковались-то в спешке, вот и… Короче — найдется сковородка. Куда она денется?

— А вдруг она там осталась, в доме? — ехидно поддела его Жанна, перекинув призрачные ножки через подлокотник кресла — Лежит себе в шкафчике, думает: «Где же мой Роденька? Где же мой мохнатенький?». Грустно ей. Одиноко. А потом как придет какая-нибудь тетка, как схватит ее за ручку, кааааак ножом начнет царапать по антипригарному покрытию!

— Хозяин! — заорал Родька в голос — Ну скажи ей!

— И откуда у меня такая хреновина? — задумчиво произнес я, вынув из коробки тяжеленный старинный медный компас. По сути своей он, похоже, являлся карманным, но не представляю себе карман, который он не оттянет. Или не оторвет — Никто не помнит?

— Я — нет — тут же откликнулась Жанна — Эй, чудо в мехе, ты не знаешь?

— Ненавижу тебя, зараза ты прозрачная — буркнул Родька, поняв, что я в их свару не полезу — Тьфу!

Надо же, как человек может обрасти имуществом за довольно короткий срок. Что я там прожил, в Венгрии? Меньше года. А до того вообще странствовал по миру с одним единственным чемоданом и рюкзаком за плечами. Однако же вот сколько хлама скопилось. Ладно травы, оборудование для варки зелий, книги, купленные на букинистических развалах Берлина и Праги, прочие полезные профессиональные мелочи. Но одежды-то откуда столько? И главное — зачем мне она в таких количествах?

Все Жозефина виновата. «Алекс, купи то», «Алекс, я тебе купила вот эту сорочку, она замечательно оттеняет твои глаза. И эти три тоже», «Погляди, этот плащ тебе дивно идет. Мы его берем».

— Все в шкаф не влезет — скептически заявила Жанна — Нет-нет, даже не пытайся. Саша, тебе нужен новый, без вариантов. Купе. Если сейчас заказать, то в понедельник уже привезут.

И эта туда же, а? Верно Родька сказал. Тьфу!

— И это… — слуга шмыгнул носом — Надо бы интернет проплатить. Не работает же.

— Перебьешься — я бросил компас на кровать и пнул пустую коробку ногой — Интернет-зависимость не лечится, так что без сети поживешь пока.

— Ну, хозяин — засуетился Родька — Ну как же так? Я же не о себе думаю, а о тебе. Вдруг надо будет какие травки заказать или еще чего? А интернета нету!

— Да не убивайся ты так. У меня он в телефоне есть — успокоил его я под злорадный смех Жанны — Так что все нормально.

— Нууу… — задумался слуга, отыскивая иные приемлемые аргументы — А вот ежели, к примеру…

— Родь, тут не проплачивать надо — осек я его — Тут, может, придется по новой с провайдером договор заключать. На это нужно время, а его у меня не то, чтобы много, я еще хочу сегодня до родителей добраться. Да и желание с кем-то на этот повод сегодня общаться у меня отсутствует. И потом — сразу после того, как я вернусь мы все, вместе и дружно отправимся в Лозовку, к Антипу. Если ты не забыл, то он два года там один кукует.

— Вот за кого, за кого, а за него можно не переживать — насупился Родион — Он и еще десять годков один там проживет. И будет счастлив. Ему так лучше и проще. Тишина, покой, ты сам себе хозяин.

— Как и ты через десять минут — подытожил я — Значит так. Я уехал, на тебе дальнейшие работы по разбору багажа. И я хочу онеметь от восторга, когда вернусь и войду в квартиру. Даже не так. Я должен восторженно сказать: «Вот это да! Как тут все чисто! А как аккуратно разложены вещи! И коробки кто-то подготовил к выбросу! Кто же это такой молодец?».

— Не получится — подала голос с кресла Жанна — Слишком ты высоко планку задрал, не справится он.

— Я? — Родька даже подпрыгнул от возмущения — Я не справлюсь? Да чтобы у тебя язык отсох!

— Мой язык давно в пепел превратился — сообщила ему девушка — В печи крематория. Так что считай, что твое желание уже исполнилось. Саш, а я еду с тобой?

— Не-а — качнул головой я — Остаешься тут. Поможешь товарищу с раскладыванием вещей.

— Как? — личико Жанны приняло наивно-трогательное выражение. Она вытянула руки и показала их мне — Я же мертвенькая. Мне пылинку не поднять, не то, что вон, костюм или ремень.

— Полезными советами — пояснил я — Что куда лучше класть. Ну, или там, вешать.

— А, так я за старшую остаюсь? — уточнила девушка — Это приятно.

— Она? — заорал Родька, окончательно выходя из себя — За старшую? Да я… Да мне… Да никто никогда…

— Кунсткамера — вздохнул я — По-другому не скажешь. Хоть опять в Европу убегай.

— Я «за»! — тут же успокоился Родька.

— И я, пожалуй, тоже — подняла руку Жанна — Приехали, посмотрели, Москва на месте, подруги, стервы такие, еще не передохли, значит, можно снова улетать. Для начала лучше всего в Осло.

— Почему туда? — опешил я.

— Всегда хотела там побывать. При жизни не довелось, так хоть теперь на Норвегию гляну.

— А это вообще где? — спросил у нее тихонько Родька.

— На севере — пояснила ему девушка — Стокгольм помнишь?

— Ага. Там рыбка вкусная — кивнул мой слуга — И мороженое у них славное.

— Вот. А Норвегия— она еще дальше. А за ней — Исландия.

— Ишь ты! А чего мы в тот раз до нее не добрались?

— Так мы и в Швецию изначально не планировали ехать — всплеснула руками Жанна — Сашу туда по работе позвали. Забыл, отчего мы в Вазастане под дождем по крышам бегали и кого ловили? Ах, да. Ты и не помнишь. С чего бы? Ты в это время в теплом номере отеля газировку дул и мороженое с вкусной рыбкой трескал за обе щеки!

— Я, если надо, за хозяина знаешь как? Горой! — снова завелся Родька — А вот ты, студня синюшная…

Как говорилось в старинной народной сказке — на колу мочало, начинай сначала. Но если в путешествии эти бесконечные дрязги казались даже милыми, поскольку создавали иллюзию того, что я на чужбине не один, то здесь, дома, они отчего-то сразу начали меня раздражать. Все-таки прав был бородатый теоретик коммунизма — бытие определяет сознание.

Я тихонько собрал рюкзак, прихватил нож, пакеты, в которых лежали подарки, привезенные родителям и продукты, купленные для Лесного Хозяина, да и покинул квартиру, на ходу доставая телефон. А спорщики этого даже не заметили, так увлеклись разбором поездки в Швецию, которая случилась год с лишним назад. Кстати, та еще вышла поездочка. Стокгольм не Нью-Йорк какой-нибудь, у него за спиной восемь веков, причем иные из них далеко не самые веселые, так что там чего только нет и кого только не встретишь. Например, ведьмы там лютые, наши по сравнению с ними сама безобидность. И хитры они очень. Впрочем, их можно понять, два века методичного истребления кого хочешь заставят пересмотреть взгляды на добро и зло, пусть даже десять поколений после этих гонок по вертикали сменится.

Одна такая, по имени Нильсин, меня чуть на скалу Блокула не затащила. Тамошние ведьмы собираются на этой самой скале раз в году на свои корпоративные встречи, и рубль за сто, что она меня туда тащила точно не для того, чтобы со стонами отдаться. Добро хоть я в самый последний момент, когда мы уже на перекресток, с которого путь на Блокулу открывается, вышли, сообразил, что если сейчас ноги не сделаю, то завтрашний день пройдет уже без меня. И все остальные дни тоже.

Но красивая была эта Нильсин — слов нет. Вон, сейчас ее вспомнил, и по телу аж мураши пробежали. Грудь высокая, глаза зеленые, волосы цвета пшеницы, ямочки на щеках… Уф!

— Сколько? — выходя из подъезда, уточнил я сумму у диспетчера «Яндекс-такси» — Ого! Нет-нет, заказываю. Ехать-то надо. Через семь минут? Хорошо.

Надо же, вчерашний таксист так и сидит на лавочке у подъезда. Когда я утром возвращался домой, как-то не глянул в ту сторону с устатку, а теперь вот, вижу — он в наличии.

Упорный какой.

— Шел бы ты отсюда — посоветовал я ему, присаживаясь рядом — Нет смысла в этом бесконечном сидении под моими окнами. Я не буду заниматься твоими проблемами, и звонить никому не стану. Прими это как факт, мужик.

— Вода камень точит — глухо пробормотал таксист — И потом — не знаю, отчего ты меня видишь и слышишь, но живой же ты человек?

— Что живой — бесспорно — я подставил лицо теплым солнечным лучам и полуприкрыл глаза — А вот насчет человека… Тут все спорно. Формально — да, а по жизни мне и самому уже неясно, кто я есть такой.

— Это неважно — мужчина сдвинул призрачные брови — Все равно своего добьюсь, ясно?

— Упрямство никогда никого не красило — укоризненно произнес я — Так что лучше возвращайся в Шереметьево, катайся на своей машине, критикуй нынешнего водителя. Какое-никакое, а занятие.

— Девчонка, что с тобой была, сказала, что ты нормальный вроде — сообщил мне таксист — Я ей верю. Ну, а если ты на меня сердишься за то, что я себя тогда, в машине, неправильно повел, так извини. Просто неожиданно все вышло, понимаешь? На эмоциях к тебе полез, обрадовался, что наконец-то хоть один живой меня услышал.

— Девчонке, что со мной ходит, надо язык укоротить, чтобы лишнего не болтала — я поднялся со скамейки, увидев подъезжающую серебристую «Киа» — Особенно тем, кто не входит в число родных и близких.

Таксист вскочил, явно нацелившись составить мне компанию в поездке, я тут же погрозил ему пальцем, как бы говоря — не стоит этого делать.

— Опять обезножишь? — уточнил мужчина и криво улыбнулся — Да?

— Если попытаешься увязаться следом — обязательно — подтвердил я — Или чего похуже сделаю. Поверь, это не так сложно.

— Ничего — таксист снова уселся на скамейку — Я тебя тут подожду. Время у меня есть.

— Валяй — разрешил я — Только имей в виду, местные обитатели очень не любят, когда рядом с их домом нежить ошивается. И я сейчас не о жильцах речь веду.

— Да уж понятно — хмыкнул мужчина — Уже пробовал в подъезд зайти, мне все объяснили. На пальцах.

Забавный он. Упертый, конечно, чрезмерно, что мне всегда в людях казалось не столько достоинством, сколько недостатком, но зато с несомненным стержнем внутри. И вроде не дурак. Ладно, пусть еще недельку посидит, помаринуется, попокладистей станет, а там поглядим, как с ним быть. Может, и приставлю его к какому полезному для себя делу. Поставлю предел в три-четыре десятка поручений, выполненных не за страх, а за совесть, а после отпущу его в небеса. Ну, или чего он там хочет? Позвоню тому, кому нужно. Или той.

Так или иначе штат слуг увеличивать придется. Жить-то на что-то надо, верно? Зелья, конечно, это прекрасно, но очень уж нестабильны на них заработки, то густо, то пусто. Вывод — раньше или позже мне придется принимать заказы на свои услуги. Да и лишний соглядатай мне не помешает. Обеспокоил меня немного Вавила Силыч своим рассказом про оборотня, что ко мне в квартиру хотел попасть. Да и дворничиха кому-то доложила о моем приезде. Нет, я догадываюсь, откуда ноги растут, конечно. Либо Вагнеры, либо Ряжская. Первые, скажем честно, жадны без меры, вторая любит выжимать пользу из всего, чего только можно. И из всех. До такой степени любит, что даже инстинкт самосохранения не всегда срабатывает.

Зря я все же тогда, два года назад, ее напоследок хорошенько не пуганул, одними словами обошелся. Следовало бы, для пущего ума, но я тогда был куда мягче, добрее и доверчивее чем сейчас. Плюс из страны стремился свалить побыстрее, небезосновательно опасаясь уголовного преследования за совершенные правонарушения. Как-никак человека заживо в печке сжег. Шутка ли? Ну да, все в один голос твердили, что переживать не о чем, но слова — это лишь слова, потому спокойно я вздохнул лишь тогда, когда самолет, уносящий меня из столицы, набрал высоту.

А ведь еще есть ведьмы со своими раскладами, в которых, возможно, для меня уже отведено место. Булавочка свою миссию выполнила, а ее создательница, излечившись от жуткой головной боли, наверняка доложила старшей, что некто Смолин вернулся в город. Понятно, что я далеко не самая ключевая фигура в бесконечной московской ночной шахматной партии, разыгрываемой самыми разными людьми и нелюдями, но опытный гроссмейстер, вроде приснопамятной Марфы, и пешку может пристроить на доске так, что ее за короля примут. А есть ведь еще и другие игроки, те, которых я не знаю.

Вот только я не желаю быть одной из фигур в чужой игре. И сам ни с кем играть не желаю, мне это ни к чему. Я просто хочу жить спокойно, вот и все. Жаль только, многие с таким подходом к делу не согласятся, потому придется отстаивать свою позицию неприятными и жесткими методами. Хоть и не хочется.

Может, именно потому мои предшественники предпочитали селиться невесть где, на дальних выселках, вроде Лозовки, в которую даже случайно забрести нельзя или среди тайги? Да и современники особо стараются не светиться. Дэн, насколько я помню, в основном в Гоа околачивается, Славы по полям бродят, добиваясь рекордных урожаев, а Олег… А Олег — он раздолбай, потому никому особо неинтересен.

Кстати. Надо бы ему позвонить что ли?

За всеми этими мыслями я даже и не заметил, как мы добрались до родительской дачи. Наверное, стоило бы сказать, как сжалось мое сердце при виде нашего фамильного приземистого домика, как я словно бы услышал свой смех, несущийся откуда-то из далекого далека, которое зовется детством, как незваная и нежданная слеза скатилась по щеке, при виде мамы, выбежавшей из ворот мне навстречу и раскинувшей руки, подобно чайке…

Наверное, стоило бы. Но я не люблю врать без нужды, не вижу в этом смысла. Потому и не стану рассказывать о том, чего не было. Да и с чего бы всему этому случиться? Родители и до отъезда меня чаще слышали, чем видели, так что для них ничего существенно не изменилось.

— Саш, ну чего ты не сказал, что все-таки приедешь? — укоризненно произнесла мама, глядя на меня — А? По дороге заскочил бы на рынок, что на той стороне трассы, купил бы два мешка мульчи, я бы ее под кустарники подсыпала. Отца-то твоего не допросишься сесть за руль и съездить.

— Проси, не проси, а мне все одно нельзя — с достоинством ответил батя и шумно дыхнул на нее — Правилами дорожного движения запрещено. А я законы чту!

— Вот, уже успел — с негодованием топнула ногой мама — И главное когда? Все время же на виду!

Приятно, что хоть что-то в этом мире не меняется. В том числе и закладки бати, которые надежно спрятаны в разных уголках нашего участка, причем так, чтобы мама на них даже случайно не наткнулась.

А вообще ему за эти два года крепко досталось, я погляжу. От того ландшафтного решения, что я помню, почти ничего и не осталось, только деревья стоят на старых местах, хозяйственные постройки и дом. А все остальное поменяло места, даже часть кустарников.

И ведь не лень ей?

— Кушать будешь? — поинтересовалась у меня мама — Или сразу за работу примешься?

— Так ведь подарки — я тряхнул пакетами, которые держал в руках — С ними как?

— Они не убегут, в отличии от выходных и светового дня. Так что переодевайся, бери лопату и помоги отцу.

— Добро пожаловать домой, сын — хмыкнул батя — Поди, соскучился по дачному труду-то в заграницах?

Будь на его месте кто другой — наслал бы на этого остряка кого-то из сестер-Лихоманок. Вот прямо сегодня и наслал бы.

— Не то слово — в тон ему ответил я — Там, на чужбине лопата и грядки ко мне во снах приходили, как символ малой Родины.

Смех смехом, но в лес я выбрался только вечером, тогда, когда солнце уже потихоньку начало цеплять верхушки деревьев. Ну да, весной темнеет медленно, это не осень, но все равно по свету среди деревьев бродить куда приятнее. Да и злого, только-только народившегося на свет комара, меньше.

— Батюшка лесной хозяин, поклон тебе — чуть углубившись в лес и оглядевшись вокруг, негромко произнес я, а следом за тем, в соответствии со сказанным, поклонился— Вот, приехал к родителям в гости, и, само собой, решил к тебе зайти, чтобы все честь по чести было. Подарки принес, ты уж прими их, не побрезгуй.

И я выложил на пенек кругляш хлеба, коробку с сахаром и три пакета конфет. Незамысловаты все же вкусы лесовиков, незатейливы. Хотя, может, именно так и нужно жить, не привыкая к разносолам и отдавая преимущество самой простой еде. Жизнь по-разному поворачивается, сегодня у тебя пир горой, а завтра, глядишь, последний хрен без соли доедаешь. Лесной хозяин в такой ситуации перемену участи даже не заметит, а вот мне туго придется. Привык к хорошему, разбаловался.

— А чего ж, не побрезгую — лесовик выбрался из орешника, что рос в двух шагах от меня — Особливо если дары от сердца поднесены, как сейчас. Здоров, ведьмак. Давненько не заглядывал ко мне.

— Так в отъезде был — пояснил я — За тридевять земель уезжал.

Вроде я ему даже про это говорил при последней встрече? Или нет? Впрочем, какая разница.

— Да на кой оно тебе понадобилось? — лесовик уселся на пень, отломил горбушку от краюхи и начал ее жевать — Там, чай, не лучше, чем тут?

— Не лучше — я присел у раскидистого дуба на изумрудно-зеленую молодую травку — Там по-другому. Все по-другому. Настолько, что не всегда и поймешь, что к чему. Но дома — лучше.

— То-то и оно — прочавкал Лесной Хозяин — Родной куст и зайцу дорог. А что, леса там есть?

— Есть. Но мне они не глянулись. Больно там все прилизано, размерено, продумано. Каждое деревце пронумеровано, каждая травинка на учет поставлена. Грибы только со специальным разрешением собирать можно. Лишний сорвал — все, плати штраф в казну. Не лес, а выставка. Жизни в них нет. Не все такие, конечно, но многие.

— Эва как — проникся лесовик — Видать, сурьезные там Хозяева, коли так дело поставлено.

— Нет в них Хозяев — огорошил его я — По крайней мере мне они не показались, хоть и звал. Да и что им там делать, коли люди лучше их управляются?

— Не бывает так, чтобы Хозяев не имелось в лесу, реке да в поле — недоверчиво почесал левое ухо лесовик — Сроду о таком не слыхал. Хотя… Иноземье же. Другие порядки, другие правила.

— Дома лучше — я оперся спиной о ствол дуба и уставился вверх, туда, где сквозь молодую листву пробивались последние лучи заходящего солнца — Здесь все настоящее, такое, каким и должно быть.

— На-ко вот, хлебни — лесовик спрыгнул с пня и подошел ко мне, протягивая помятую флягу, которая, скорее всего, генерала Брусилова помнила. А то и Скобелева — Ты до жизни жадный, я погляжу, а эта влага тебе силенок добавит. Есть тут у меня одна полянка, на ней в старинные времена берегиня отдохнуть прилегла. Летела, понимаешь, откуда-то куда-то, да и завернула на пару часов соснуть. Должно, устала от хлопот. Вот на том самом месте, что она спала, береза после выросла, да так до сих пор там и стоит. Не берет ее ничто, даром что с той поры невесть сколько времени прошло. Ну, а я, как весна наступает и деревья от зимнего сна очухиваются, всегда пару фляжек сока себе с той березы сцеживаю. Так и отец мой делал, и дед, и прадед. Сила в нем немалая, парень. Земная сила, та, которую никто не переборет. Берегинь тысячи лет никто в глаза не видывал, а то, что они после себя земле, воде да лесу оставили, по сей день живо.

От подобного предложения только дурак отказаться мог. Ясно же, что подобный дар есть знак того, что Лесной Хозяин во мне друга увидел и за равного себе принял, а это очень и очень хорошо. Кто знает, как дела повернутся завтра? Жизнь непредсказуема. Может получиться так, что мне снова придется спешно уносить ноги из Москвы и где-то отсиживаться. И вот тогда надежнее схрона чем лес, в котором хозяйничает вот такой вот забавный старичок, не найдешь. Ну да, тогда еще, позапрошлой весной, он обещал меня в случае чего прикрыть, но все относительно. Одно дело, когда по обещанию кому-то услугу оказываешь, и совсем другое, когда делаешь то же самое, но только от души, потому что самому то в радость. Опять же травы и коренья, из числа тех, что в руки сроду добром не дадутся, по его приказу сами ко мне в сумку полезут.

Потому взял я фляжку и сделал из нее хороший глоток.

Так вот что такое «пить жизнь полной чашей»! Сто раз слышал это выражение, но никогда бы не подумал, что оно не пословица и не метафоричное построение, что под этой красивой фразой имеется реальная основа.

В той влаге, что сейчас проскользнула по горлу в пищевод было все — закаты, рассветы, невозможная свежесть послегрозового воздуха после грозы, марево утренних туманов, жар июльского полдня… Все! И еще — осознание того, что жизнь во всем своем многообразии невозможно прекрасна. Настолько, что это нереально описать словами.

— Ага, проняло — захихикал лесовик, с интересом наблюдавший за моим лицом — Что, побежал огонь по жилочкам?

— Побежал, батя — выдохнул я — Не то слово как! Но — хорошооо!

— Еще бы плохо — Лесной Хозяин распатронил пачку с рафинадом и бросил в рот белый прямоугольничек сахару — И мне неплохо, что тебе хорошо. Зла, выходит, в тебе нет. Хитрость там, пронырливость какая — это само собой, как без нее. Вы, ведьмаки, все одно до смерти своей человеками остаетесь, значит и все, что людскому роду присуще, с вами живет. Но зла заугольного в тебе нет. Имейся оно, ты бы сейчас по земле катался с сожженной глоткой. Не терпели берегини черноты в душах людских, потому и то, что от них осталось, принимает лишь тех, кто светел изнанкой своей. Смекаешь?

— Ага — кивнул я, осознавая, что этот старый хрыч только что мне мог спалить ко всем хренам гортань, связки и все, что к горлу прилагается — Я еще глотну?

— Валяй — разрешил лесовик — Оно и для здоровья полезно. Если есть в тебе какая хворь, сок этот ее если и не вылечит, то хоть приструнит.

— Так это чего, элексир жизни? — уставился я на флягу.

— Да нет — отмахнулся старичок — Серьезную хворобу ему не осилить, нет. Хромой ковылять не перестанет, слепой слепым останется. Но незамысловатые одолеть под силу. Кашель там, боли головные, раны затянет, если не сильно глубокие. Женские хвори отменно лечит. Берегини с Живой в сродстве находились, как-никак, а та за баб горой стояла всегда.

— Ишь ты — я еще раз глотнул из фляжки — Хорошая штука.

И чего я бутылку воды с собой не захватил, а? Можно было бы попросить перелить маленько этой благодати в свою емкость. А что тут такого? Я же не на продажу, а для внутреннего использования. Ну, или для представительских целей.

— Давай уже — вырвал у меня фляжку из рук лесовик — Ишь, присосался!

— Так вкусно же — рассмеялся я — Как Ярило пяточками по душе прошелся.

— Не теребень имена тех богов, в которых не веришь — посерьезнел Лесной Хозяин — Не след таким заниматься. Добра с того не будет, а вот беда случиться может.

— Ну, почему сразу «не веришь»? — подобрался я как волк, взявший след добычи — Года два назад, верно, даже и не думал на эту тему, но вот сейчас…

— Не надо, ведьмак — перебил меня старичок — Не стану я с тобой эдакие разговоры разговаривать, даже не нащупывай тропиночку. Те боги были да ушли, что их поминать? Смыслу нету. А те, что умудрились не сгинуть, не потерпят, когда их имена попусту трепать в разговорах станут. Так что не буди Лихо, парень, пока оно тихо.

«Те, что умудрились не сгинуть». Значит, не все ушли, кто-то до сих пор бродит по серым полям Нави. И этот кто-то не один. Их, как минимум, двое. А то и больше. И, что характерно, моя спящая покровительница в их число не входит.

А, может, и не в Нави они? Может, где-то тут, рядом совсем? Ходят по площадям, проспектам, посещают театры и рестораны.

Может, я с ними даже встречался уже, только не понял, с кем дело имею?

— Твоя правда, батя — кивнул я — Да и то — у них своя дорога, у нас своя. И хорошо бы им в жизни в одну не сплестись.

— Вот теперь молодец — одобрил лесовик мои слова — Слушай, ведьмак, а ты ко мне через недельки три в гости не заглянешь еще?

— Нет проблем — мигом согласился я — Чем пособить надо?

— Да видишь ты, об тот год лихие люди ко мне в лес нагрянули — насупился старичок — Сначала орали друг на друга, деньги делили, а после один другого и порешил. Разбойники, что с них возьмешь? И все бы ничего…

— Не пожелал убиенный на тот свет уходить? — довел я до конца его мысль.

— И орет, и орет — недовольно сморщил лицо лесовик — И все не по-нашему.

— Так, а чего через три недели? — удивился я — Пошли, спровадим его куда подальше прямо сейчас.

— Сейчас не надо — покачал головой Лесной Хозяин — Дождемся начала лета. Заодно я тебе тогда первых грибочков отсыплю. И земляники.

— Да не вопрос — я встал с земли, которая с приходом темноты мигом начала из меня тепло тянуть — Особенно если земляникой угостите.

— Ты ее с малолетства любил — рассмеялся старик — Правда всегда давил больше, чем собирал. А вот подружка твоя была куда ловчее, никогда из леса без банки с верхом не уходила.

Это он о Светке. Верно, она никогда с лукошком или чем-то таким за ягодами не ходила, всегда банку с собой таскала. Специальную, с наплечным ремешком и крышкой на хитрых крепежах. Моя бывшая всегда была рациональна и продуманна в таких вопросах, даже в те далекие годы.

И вот зачем он ее вспомнил, а? Сам же говорил — не буди Лихо, пока оно тихо…

Глава 6

Впрочем, не во всем виноват лесовик. Даже, наверное, вообще ни в чем не виноват. Я отчего-то изначально был уверен в том, что непременно столкнусь со Светкой на родительской даче. Вот прямо с гарантией. Потому что есть проверенная веками традиция — если какая-то неприятность может случиться, то она непременно случится.

Впрочем, может, оно и к лучшему. Ни к чему тащить старый жизненный груз в новые времена.

— Говорят, в этом году клещей в лесу много — сообщила мне Светка, сидящая на лавочке у наших ворот — Не нацеплял их часом? Энцефалит штука неприятная.

— Зараза к заразе не липнет — отозвался я, усаживаясь рядом с ней — Да и потом, есть вероятность того, что если клещ меня кусанет, то он самому себе хуже сделает. Знаешь почему?

— Почему?

— Потому что я тот, кто ввязывается в скверные истории, бьет людей и издевается над детьми. То есть ничего хорошего во мне нет. Настолько, что даже клещу мало не покажется.

— Запомнил — вздохнула Светка — Надо же!

Ну, не то, чтобы дословно, но да, запомнил все то, что ей было сказано после драки с отпрыском семейства Арвенов и его охранниками. В конце концов, не каждый день подобное случается. Разумеется я не о драке, а об откровениях бывшей жены.

— Среди множества моих недостатков должны же быть какие-то достоинства? — резонно заметил я — Например, хорошая память. Кстати, тогда же прозвучало откровение насчет того, с кем ты общаешься и с кем нет. Мое имя во втором списке, так что — удивлен. В смысле тем, что ты обо мне трогательную заботу проявляешь. Или ты подалась в добрые самаритянки?

— А я замуж вышла — словно не слыша меня, сообщила Светка.

— Мои поздравления.

— И уже развелась — продолжила она.

— О как! — искренне удивился я — Быстро. Не теряет Полина Олеговна хватку. Или это у тебя профессионализм растет? Так сказать — привычка жениться?

— Зря ты так о маме — укоризненно нахмурилась моя бывшая — Она, между прочим, сказала, что на твоем фоне Антон не просто блекло смотрится, а вовсе никак. Она вообще тебя только добром теперь вспоминает.

— Ага — я рассмеялся, вспомнив свою последнюю встречу с бывшей тещей, которая аккурат в двух шагах отсюда и случилась — Тихим незлобивым словом. Ладно, это все лирика. Чего пришла-то? Только сразу попрошу, ты вот эти все сериальные «мы с тобой совершили ошибку» и «мы тогда погорячились» даже не начинай, хорошо? Не трать свое и мое время. Нет в этом никакого смысла.

— Но все на самом деле так — вздохнула Светка — Саш, ты пойми, не просто так нас судьба раз за разом сталкивает.

— Ничем таким судьба не занимается — фыркнул я — Поверь мне, у нее и без нас дел выше крыши. А вот ты — да. Раз за разом пытаешься вернуть то, что давным-давно исчезло. Прости за банальную фразу, но нет никаких «нас», Светка. Много лет как нет. Есть ты, есть я, и у каждого своя жизнь. Новая, интересная, яркая… Ну, или не очень, тут как повезет. У меня — точно такая. И тебе того же желаю. Со вторым браком не сложилось? Бывает. Попробуй еще раз. Ребенка в конце концов роди, он тебе точно ненужные мысли из башки выбьет. Не до них тебе станет.

— Молодец. Вот просто — молодец — мило улыбнулась бывшая, и прихватила меня за локоток — Об этом я и хотела с тобой поговорить. Мне вот что подумалось…

— А вот с этого места стоп — помрачнев, я высвободил руку из ее цепких пальцев — Просил же — даже не начинай, слушать не стану. Да и вообще — шла бы ты домой, душа моя. Завечерело, похолодало, не ровен час еще подстудишься. Цистит не спит.

Совсем она сбрендила, я погляжу за это время. Эх, Полина Олеговна, Полина Олеговна, поломала ты дочери жизнь любовью своей материнской. Даже не тем, что в свое время нас в разные стороны растащила, нет. Я — только один из, не более того. Ты раз за разом влезала в пряжу ее судьбы и ниточки путала, в результате теперь Светка мечется, как ночью по лесу, пытается найти дорогу, но вместо этого все глубже в чащу забредает.

Ну, а я в этой ситуации оказываюсь чем-то вроде маяка, поскольку какой-никакой, а ориентир. Потому и вертится она вокруг меня, выдумывает разные теории, почему мы не вместе, а после в них сама верит. Ведь прекрасно понимает, что мы давно чужие друг другу, что нет у нас будущего, но для нее это лучше, чем ничего. И вот она ломает себя раз за разом, несет всякую чушь, сама то прекрасно осознавая, но для нее, похоже, лучше жить в этих иллюзиях, чем оглядеться и попробовать что-то изменить.

А почему? Потому что чужую судьбу проживает благодаря матери. Не свою собственную. А страшнее этого, пожалуй, что, ничего и нет.

Надо будет за ней поглядывать, что ли… Неровен час какую глупость над собой учудить надумает. Вот же не было печали. Но это лучше, чем потом ее посмертную судьбу решать. Довелось мне пару раз с тенями самоубийц сталкиваться, теми, что давно по свету бродят. Врагу такой участи не пожелаю.

— А вы что тут сидите? — скрипнув калиткой, участливо поинтересовалась мама. Вот ведь. Хоть бы для приличия и пущего антуража она могла бы изобразить что-то вроде «Ой, Света, здравствуй!». Но какой там… — Пошли в дом чай пить.

— Хорошая мысль — поддержал ее я — Вы идите чай пить, а я пойду баиньки. Устал что-то. Опять же — воздухом свежим надышался.

— Саша, это невежливо — укорила меня мама — Света наша гостья…

— Мам, Света моя бывшая жена — напомнил ей я — Мы с ней вместе жили, причем периодически вот под этой самой крышей. Больше скажу, она за последние два года тут бывала куда чаще моего, вот просто уверен в этом. Так что ничего предосудительного, на мой взгляд, не происходит. Желаете пить чай — не вопрос, пейте. Приятного аппетита. А я все же спать. Правда устал.

Сказано — сделано. Мама и Светка внизу демонстративно гремели посудой и булькали чайником, я же забрался на второй этаж, улегся на топчан и через пару минут провалился в сон.

Вернее — не в сон. В вязкое марево, четко давшее мне понять, что теперь-то возвращение на родную землю точно можно считать свершившимся, ибо вроде как почти везде отметился.

А с домом-то я угадал. И правда, резной теремок в славянском стиле как-то покосился, осел, потерял свой браво-фольклорный вид. Вместо хором стояла передо мной избушка, разве что только не на курьих ножках.

И хозяйка ей под стать выглядела. Куда подевалась гордая и величественная красавица из русских сказок? Поблекла Морана, постарела, пусть не сильно, но тем не менее. Тени под глазами залегли, морщинки появились, в светлых волосах седые пряди серебром посверкивают.

Да и короны на голове, той, что я приметил при нашей последней встречи, не видать. Подевалась она куда-то.

Но все остальное в комплекте. В смысле — антураж. Темно-смолянистые воды Смородины то ли движутся, то ли не движутся, на том стороне реки туман непроглядный стоит, тот, на который смотреть жутковато, и мост, что здорово, покуда не соединил два берега. И, как по мне, лучше, если этого вовсе не случится. Я и раньше чуял холодок опасности, который сюда наползает от серого тумана, который на той стороне реки хозяин, а теперь железно уверен в том, что ничего хорошего он мне не сулит. Смерть меня в этом тумане ждет. Неминуемая и почти наверняка крайне мучительная.

— Исполать тебе, богиня-матушка — отвесил я поклон богине — Вот и свиделись наконец.

— Свиделись — голос у Мораны тоже изменился, появилась в нем некоторая надломленность — Ведьмак, скажи, за что ты меня так ненавидишь? Вроде мы с тобой славно поладили?

— Без сомнений — подтвердил я.

— Я изначально была к тебе благосклонна, верно? Более того — оказала тебе почести, которые мало кто из смертных в былые времена от меня видывал. Я даже позволила тебе войти в свои покои, а уж таким и вовсе почти никто похвастать не мог.

— Чего? — опешил я — Куда войти?

— На порог терема своего пустила — пояснила богиня — А ты о чем подумал?

— Лучше вам не знать — выдохнул я, с трудом сдерживая улыбку. Воистину — наши предки были куда непорочнее нас, это факт. Она всего лишь толкует о том, что я к ней в дом заглянул, а у меня сразу мысли на совсем другую тему в голове зашебуршились. Нет, я помню, что ничего такого между нами не происходило, мы только общались, и то не каждый день, но в ее обвинении звучит столько обиды, столько экспрессии, что поневоле поверишь, что, может, что-то и было?

— Ведьмак, знаешь каково это — очнуться от сна, который хуже смерти, снова ощутить себя живой, поверить в то, что Род сменил гнев на милость, а после снова день за днем смотреть, как все, что только-только расцвело, начинает увядать? И ты в том числе. Знаешь, как это, когда капля за каплей из тебя утекают силы. Жизнь утекает. Я тянулась к тебе, звала тебя, искала, но тебя не было. Нигде не было. Ни в Яви, ни в Нави, ни в Прави. Ты исчез. Но при этом ты не умер, твою смерть я бы сразу почуяла. И выходит что?

— Что?

— Ты бросил меня, ведьмак. Хуже того — ты предал меня

— Упрек отчасти справедлив — я уселся на пень и закинул ногу на ногу — Признаю. Но лишь отчасти. Видите ли, у меня, увы, выбора особо не было. Если бы я не сделал то, что сделал, то есть если бы я не покинул родные земли, на которых остались не только вы, но и моя семья, мои друзья и мои женщины, то наша теперешняя встреча не состоялась. Вообще. Вы бы все равно потеряли всё то, о чем говорите, но уже навсегда. А так вот — я тут, вы тоже здесь, значит все что? Значит, все в порядке. Ну, и еще… Обвинение в предательстве — это перебор. Вы больше так не говорите никогда обо мне. Не надо. Я ведь и обидеться могу, сильно, надолго. А оно вам надо? Как мне кажется — нет.

— Ты изменился — помолчав, произнесла богиня — Сильно. В лучшую ли сторону, в худшую — пока не понимаю, но того молодого ведьмака, с которым меня свел то ли Род, то ли случай уже нет. Есть другой, тот, которому мало будет только знаний. Верно?

— Если вы о золоте или власти — я к ним не стремлюсь. Вот они-то как раз всегда предадут своего владельца и не задумаются. Им все равно с кем дружить или кому служить. Ну, а чего другого от вас хотеть… Так мне ничего вроде не надо, кроме, пожалуй, только одного. Вы богиня, славная Морана. Да, долго проспавшая, да, растерявшая за века свою паству, но — богиня. И мне было бы приятно знать, что я вхожу в число ваших друзей. Настоящих друзей, для тех которых и сережку из ушка не жаль отдать.

— Ты не понимаешь, о чем говоришь, человек — сузила глаза Морана — Боги карают и милуют. Какая дружба?

— Все идет, все меняется — я встал с пня и потянулся — Время великий уравнитель, в том числе и для богов. Кого вы собираетесь здесь карать? Кого миловать? Дом? Два дерева? Разрушенный мост? И сразу — я ни в коем разе не указываю на ваше не слишком веселое положение, а просто обрисовываю реальное положение вещей. У вас, уж простите за прямоту, вон, платье, и то одно на все случаи жизни. Но меня, например, это как не смущало, так и не смущает. Вы достойны уважения, славная Морана хотя бы за свою волю к жизни. Вернуться из теней забвения, из, назовем его так, Великого Ничто, смогли только вы, и более никто из вашей родни. И если вы назовете меня своим другом, то большей награды я у вас никогда не попрошу.

— Ловок — усмехнулась богиня — И хитер. А если я все же тебе откажу?

— Спать пойду — вздохнул я — В грусти и печали.

— Значит, не желаешь мне служить?

— Служить — нет — подтвердил я — Ведьмаки никому не служат, богиня, это наша принципиальная позиция, оттого их в ночи и не любит никто. Зато за друга мы и в огонь, и на плаху.

— Лучше бы не уезжал — Морана поправила волосы, в которых седых прядей за недолгий наш разговор поубавилось, как, к слову, и морщин на лице. Незначительно, но тем не менее — Ты тот мне нравился больше, чем нынешний.

— Ну, если бы да кабы… — я закатил глаза под лоб — Время назад не повернешь. Опять же — тот, этот… Какая разница? Я вам никаких условий не ставлю. Не желаете одарить меня своей дружбой — не надо. Это ваше право. Значит, будем поддерживать деловые отношения, такие же, какие я практикую в своем мире. Я вам услуги, вы мне гонорар за них. О цене сговоримся. Опять же — скидку вам организую, как представительнице славянского пантеона богов.

— Я поняла не все слова, что ты произнес, но смысл сказанного мне ясен. Что же, ведьмак. Ты желаешь дружить с богиней? Изволь. Пусть случится по-твоему. Но смотри, как бы тебе после не пожалеть о своем желании.

Это было сказано таким тоном, что я даже на секунду задумался — так ли мне нужна эта дружба? В Венгрии, когда я так и эдак прикидывал варианты того, как себя следует вести с Мораной по возвращении, данный план мне казался наиболее приемлемым, а вот сейчас умудрилась она таки сбить меня с панталыку. Сомнения появились, а это плохо. Они мой первый враг. И ее главный союзник.

Вот как все-таки скверно, когда нет наставника. До всего ведь своими умом приходится доходить. Добро, когда речь идет о каких-то профессиональных моментах, тут работает метод проб и ошибок. А что делать с моментом расстановки сил? Вурдалаки, гули, ведьмы, арыси, поляницы — много тех, кто живет под Луной. Им есть число, это так, но поди разберись, какой к кому ключик подходит, кто сильнее, кто слабее, с кем стоит заключать союз, кого сразу следует на лезвие ножа поддевать. Тут ведь шаг влево сделал — и ты должник. Шагнул вправо — и все, заработал врага на веки вечные. И не стоит надеяться на то, что проблема сама рассосется. Это не люди, тут вопрос возврата любого долга крайней принципиален. И про него никто никогда не забудет.

А здесь вон, целая богиня. Ну да, она живет на другом пласте бытия, ее слава, власть и сила в далеком прошлом, таком, до которого рукой не дотянешься, но…

Морана тем временем приблизилась ко мне вплотную, положила свои ладони на мои плечи, причем они были холодны как лед, а следом за тем ее губы впились в мои.

Это был самый невероятный поцелуй, что случался у меня в жизни. Даже невероятнее, чем тот, что у меня с ней же случился два года назад. Почему? Ну, просто как-то до того только в книгах читать приходилось о том, как в подобных ситуациях голова у людей кругом начинает идти, верх с низом местами меняется и все такое. А тут все это в реальности произошло — головокружение, глаза какая-то мертвенно-синяя пелена застлала, и такой холод меня пронзил, что аж в жар кинуло.

— Вот мы и друзья, ведьмак — провела ладонью по моей щеке Морана — Все, как ты хотел. Ты теперь никогда не станешь моим слугой, что да, то да, и я не смогу тебе отдавать приказы. Но это сомнительная победа. Если слуга оплошал, его накажут, а потом простят, и все пойдет по-старому. Если подведет друг, то он запросто может стать врагом, с которым примирение невозможно. Не бывает замиренных друзей, ведьмак. Сказки это.

— Ну да — я перевел дух и вытер пот со лба — Но я не собираюсь вас подводить. И вы, надеюсь, меня тоже.

Ничего не ответила на это Морана, только улыбнулась загадочно, а после вернулась на свой трон.

— Конечно же нет — ее голос был сладок, как турецкая пахлава, и мягок, точно подушка-антистресс — Как тебе только такое в голову пришло?

А вот теперь сомнения в собственной правоте стали куда более ощутимы. Когда в речах женщины присутствует столько добра и ласки, то это как минимум повод для того, чтобы приготовиться к большим неприятностям. Но то обычная женщина, смертная. А тут-то богиня!

Или это она меня специально провоцирует? Создает почву для подозрений, чтобы после взять меня, сомневающегося и запутавшегося голыми руками?

Только шиш ей. Врешь, не возьмешь. Я, если что, заморочусь, найду средство, которое мне дорогу в этот мир перекроет. Не верю, что такого нет. Не я сюда первый лазаю, не я последний, наверняка что-то да изобрели те, кому как мне эти древние боги поперек горла встали. Надо просто поискать.

— А знаешь, что самое скверное из того, что случилось за то время, пока ты отсутствовал, друг-ведьмак — Морана, как видно, что-то прочла по моему лицу, потому сменила и тон, и тему разговора — Он все ближе. Он ползает вон там, в тумане, скрипит чешуей, и в его шипе я слышу «Жди в гости. Скоро приду за тобой».

— «Он» — кто? — уточнил я — Почему шипит?

— Потому что Великий Полоз здесь, в Нави, может присутствовать только в своем истинном обличье — пояснила богиня — Впрочем, там, в полях, стоит курган, насыпанный некогда для великого витязя Сухмана, павшего в величайшей битве, а после преданного своим владыкой. Вот в нем-то Полоз свил свое логово, и творит там то, что ему заблагорассудится. Впрочем, что у него на уме? Смерть да предательство, больше этому гаду ничего не нужно. Разве только что еще сжать мою шею в своих хладных кольцах, выдавить по капельке остатки жизни, и тем сквитаться за выдуманные старинные обиды.

Ой, сдается мне что не все обиды там такие уж выдуманные. Если эта особа здесь и сейчас, по сути, на грани исчезновения, характер постоянно показывает, то что же она творила, пребывая в полной силе? Даже думать неохота. Может, она в старые времена Полозу тому мыша отравленного подбросила? Или какую другую пакость учудила.

— И не то беда, что он то и дело где-то рядом отирается — продолжала Морана, страдальчески изогнув правую бровь для пущей демонстрации своей печали — Я привыкла к этому. Другое погано. Сей змейзавел себе слугу. Не такого друга, каким для меня являешься ты, ведьмак, а именно что слугу. Верного, исполнительного и безжалостного. И случилось это как раз тогда, когда ты покинул меня, оставив одну.

— То есть на том берегу Смородины обитателей все больше становится? — я задумчиво глянул на серую пелену, лениво клубящуюся за черными речными водами.

Положительно, надо реже тут бывать. Чую, ничем хорошим визиты сюда для меня не кончатся.

— Ты не понял, ведьмак — недобро улыбнулась Морана — Его слуга обитает не тут. Он живет там же, где и ты — в Яви. Он такой же, как ты. Только куда злее и решительнее. Я знаю Полоза, добрые и веселые люди никогда ему по нраву не приходились. Он всегда брал себе в помощь тех, для кого чужая кровь водица, да и своя не дороже. Так что берегись, друг мой. Берегись. Слуга Змеиного царя наверняка давно тебя ищет. И как найдет — разговоры разговаривать не станет, уж поверь.

— О как — проникся я — Не было печали.

— Полоз служил моему супругу Велесу. Он его творение — пояснила Морана — Оттуда, собственно, и наша вражда пошла. Я жена добрая была, но всему есть мера, и гульбе мужниной тоже. Вышвырнула я его из своего дома, да еще и посмеялась вволю. А змей-от меня и не простил за то. Велес обиду забыл, он всегда отходчив был, а Полоз нет, у него память длиннее, чем хвост. Да еще я в свое время его подругу в лед вморозила, это тоже, надо думать, он памятует.

Да уж наверное! Такое поди, забудь. Говорю же — ой, много разного всякого за этой гражданочкой числится.

— Убей первым — подытожила Морана — Найди слугу Полоза и убей. Такой мой тебе дружеский совет. А там, глядишь, мы и до ползуна золотого доберемся.

— Золотого?

— Полоз злато более всего на свете любит — объяснила мне богиня — Жить без него не может. Сколько ему не дай — все мало. И слуга его, поди, им же промышляет. Может, он златых дел мастер, а, может, Хозяин над кладами. Но это вряд ли, Полоз такие дары смертным редко делает, ведь клады тогда из его рук в чужие уплыть могут, что нестерпимо. Жаден он без меры, ведьмак. Ох, жаден!

— А как вы проведали, что у Полоза помощник объявился? — спросил я у богини — Не сам же он вам про это рассказал?

— Как-то — Морана даже не скрывала, что не собирается делится со мной подобными секретами — Главное — таить не стала, все тебе выложила как есть. А ты уж дальше сам мозгами раскидывай что да отчего.

Раскидывай. Это у вас, в дохристианской Руси вражда была относительно честной, то есть шансы на победу у обеих сторон были более-менее равны, потому в большинстве случаев верх брал тот, кто на момент столкновения находился в лучшей физической форме. А у нас все куда проще и циничнее, и именно по этой причине велик шанс того, что если этот змеепоклонник меня первым найдет, то я и в самом деле раскину мозгами. По асфальту. Почему? Потому что хороший снайпер всегда бьет в голову, а не в корпус.

Хотя… Может, он все же сначала захочет поговорить? Вдруг, он вовсе не такой уж злодей, каким его Морана подает? С нее соврать станется.

— Поживем — увидим — я зевнул — Ну, если новостей на сегодня больше нет, то пора прощаться.

— Погоди, ведьмак — остановила меня Морана — Скажи, а «паства» — это кто?

Надо же, какие у наших предков памятливые и любознательные боги были!

— Все, кто в вас верил и все, кто вам поклонялся. Проще говоря — те, кого у вас больше нет.

— А ты?

— А я друг. Потому мне верить в вас не обязательно. Главное — не подводить. Разве не так?

Ответа я не услышал, так как мир закрутился вокруг меня, подобно детской игрушке «волчок» и все, что я успел заметить, будучи брошенным в серое небо, так это изгибы тела гигантской рептилии, которые на миг появились в разрыве туманной пелены на той стороне реки.

Великий Полоз, надо полагать. Ползает, выглядывает, вынюхивает. Не зря, выходит, Морана его опасается, есть на то основания. Интересно, он меня сейчас видел? Если да — плохо. Ну, или как минимум — нехорошо.

Проснулся я ни свет, ни заря, причем совершенно не отдохнувшим. Да и откуда бы ей взяться, бодрости и свежести? Днем покою нет, то одно, то другое, ночью тоже на мне, как на Савраске ездят. Вернулся, понимаешь ли, домой, хотел покою и спокойствия. Ей-ей, на чужбине менее хлопотно жилось.

Нет, нафиг этот город и его пригороды. Надо сматываться туда, куда даже автолавки не катаются, туда, где речная вода свежа и прохладна, а деревья так чудно шумят свежей листвой. В Лозовку, проще говоря. Нет, надо бы на кладбище съездить, долг есть долг, но… Потом. Ничего несколько дней не решат.

Тем более что самое время пополнить личные запасы. Начало мая на дворе, многие травы как раз зацветать со дня на день начнут, то есть войдут в самую силу. А леса дяди Ермолая, тамошнего лешака, весьма богаты на это дело. Делянка прямо, а не леса.

Опять же — Антип. Что бы там Родька не молол своим языком, все-таки два года он там один кукует, шутка ли! Я за него в ответе все же, как минимум перед самим собой.

Потому тянуть я не стал, быстренько собрался, спустился вниз, с удивлением глянул на Светку, спящую на так называемом «гостевом» диванчике, написал записку, повествующую о том, что в связи с форс-мажором мне пришлось отбыть в столицу и без раздумий и сожалений покинул отчую дачу. Причем, полагаю, что надолго. Нечего мне здесь больше делать. Ну, если только веревочка судьбы в петельку совьется, тогда да, придется вернуться. Да и то не в СНТ, а в лес, что рядом с ним. Прятаться лучше тут, а не в Лозовке. Тутошнему Лесному Хозяину у меня веры больше, чем дяде Ермолаю. На него местные ведьмы влияния не имеют.

— Вот это да! — сказал я, войдя в квартиру и оглядевшись — Как тут все чисто! А как аккуратно разложены вещи! И коробки кто-то подготовил к выбросу! Кто же это такой молодец?

— Я — с гордостью заявил Родька, выставляя вперед мохнатую грудь — Хвали меня! Хвали!

— Мо-ло-дец! — каждый слог я сопровождал ударом в ладоши — Красавчик! И за свои труды ты получаешь заслуженную награду!

— Какую, какую! — мой слуга даже лапками засучил от нетерпения, так хотел ответ услышать.

— Ты выигрываешь увлекательную поездку за город! — выкрикнул я — Ура! Причем по категории «все включено». То есть и трансфер, и питание, и работы в саду, и уборка дома — все будет! Даже не сомневайся.

— В Лозовку что ли? — внутри Родьки словно лампочку выключили — Уже? Так быстро? Хозяин, да ну ее! Чего там сейчас делать? Картошку, что ли, сажать? Или деревья белить? Да и ты только с дороги. Давай лучше покушай, я гречневую кашу со шкварками приготовил, да и на бочок. Небось, толком-то не выспался.

— Сказано — едем — я слегка топнул ногой — Поспорь еще со мной. Жанна где?

— С вечера еще смылась — буркнул Родион — Куда — не знаю, она мне не докладывает. Да хоть бы она и не возвращалась вовсе, зараза такая, больно от нее шума много. Ладно, пойду собираться. Надеюсь, мы хоть на машине туда поедем? Или в электричке трястись придется?

— В электричке, разумеется — добил его до конца я — Ты бросай давай свои мажорские замашки, надо жить по средствам. Опять же — я по отчизне соскучился, желаю смотреть на родные просторы.

Водитель, все так же сидевший у подъезда, поднялся с лавочки, заметив меня, вышедшего из дверей. Полчаса назад у меня не было времени и желания с ним общаться, а сейчас, в ожидании такси, минутка выдалась.

Вот интересно, Моране нужны только те души, которые, так сказать, в моменте покидают тела, или несвежие, вроде этой, тоже сойдут? Что будет, если я его отпущу и при этом гаркну: «Морана, эта жертва тебе»? Куда его занесет? В неведомое далеко, или же в края, где река Смородина протекает?

С другой стороны — какая он жертва? Помер сам, страдания если и есть, то не те, которые мою, прости Господи, новоиспеченную подругу порадуют. Да и не след с такими тонкими материями эксперименты ставить. Вреда может оказаться больше, чем пользы.

Потому пусть все идет так, как я раньше наметил.

— Служить мне станешь? — холодно осведомился я у таксиста.

— Как? — удивленно уточнил он.

— Верно и добросовестно. Я приказываю — ты делаешь, причем без лишних вопросов и закидонов. Если останусь тобой доволен, то когда-нибудь выполню одну-две твои просьбы.

— А если поподробнее? — замялся таксист — Что за работа, когда ты мне…

— Посиди еще, подумай — заметив подъехавший к подъезду «фольксваген», оборвал я его — Может, поумнее станешь. И помощнице моей передай, чтобы не волновалась, мы скоро вернемся. А до той поры оставляю ее за старшую. Пусть за квартирой присмотрит.

Глава 7

Приятно все же, что есть на земном шаре места, где никогда и ничего не меняется. Где-то царствуют инновации всех мастей и видов, создаются и рушатся корпорации, выходят новые «айфоны», известные артистки осваивают космос, а здесь, на станции «Шаликово» все так же, как было и пять, и десять, и двадцать лет назад. Шелуха от семечек на платформе, выщербленные ступени, ведущие в вечному мини-болотцу, через которое надо перебираться по сгнившей во времена царя Гороха доске, и золотозубые водители-южане, готовые на своих тюнингованных «четверках» и «шестерках» отвезти безлошадных дачников хоть куда и хоть когда. За символическую плату в пятьсот рублей, э!

— Брат, куда надо? — залихватски крикнул мне один из них — С ветерком ехать станем, мамой клянусь!

А я ведь этого весельчака помню. Нет, серьезно. Как же его… А! Талгат. Точно, Талгат.

— Что, так и не купил себе «Паджеру»? — подошел я к раздолбанной «четверке», которая, похоже, ездила на одних морально-волевых качествах — Не удалось накопить на нее?

— Брат жениться надумал! — экспрессивно взмахнул руками парень — Все деньги на свадьбу ему отдал. А как по-другому? Родня! Надо чтобы не хуже, чем у других. Традиции такие, понимаешь? А ты откуда про «паджеру» знаешь? Ездил со мной уже, да?

— Давно — улыбнулся я — Года три назад ты меня в Лозовку отвозил. Ну, почти в Лозовку. У поля высадил и удачи пожелал.

— Э, помню тебя! — хлопнул себя по ляжкам водитель — Помню, да! С тобой женщина была. Эх, какая женщина! Уф-уф, а не женщина! Жена твоя, да? Отвечаю, все тебе завидуют. Чего сегодня без нее?

— Решил нервы себе поберечь, потому дома оставил. Там же опять пешком идти придется. Ну, ты же в курсе, какие там дороги? Не проедешь по весне ни за что. Так ведь орать станет, винить меня во всем. Оно мне надо?

— Женщины — понимающе покивал Талгат — Жить с ними тяжело, а зарезать жалко. Э, брат, давай я тебя до поворота на «Глухарево» отвезу, а оттуда ты через лес пойдешь. Компас в телефон есть? Вот. Через поле к дороге сейчас никак не получится идти, там даже танк застрянет, отвечаю. Как другу скидка делаю. Всего семьсот рублей возьму.

Вообще-то мне транспорт был нафиг не нужен, но отчего-то мне захотелось прокатиться с обещанным ветерком. А почему бы и нет?

— Так «Глухарево» куда ближе отсюда — рассмеялся я — Чуть ли не вдвое. Раньше ты за такой путь пятихатку просил, откуда сейчас семьсот взялось?

— Инфляция, э! — очень убедительно сказал Талгат, выпучив свои черные глаза.

— Ладно, погнали — я залез в салон — Только у продуктового останови, надо харчей прикупить.

Надо ради правды заметить, что парнем Талгат оказался совестливым. Нет, цену он не снизил, когда мы тормознули около придорожных березок, радующих глаз свежей зеленью, но зато весьма искренне мне предложил:

— Короче, если в лесу заблудишься, то звони. Вот бумажка с телефон, бери. Я сюда приеду, ракета в небо запущу. У меня ракетница есть, один черт мне там… Неважно, короче. Ты увидишь, откуда она полетела, к дороге выйдешь, я тебя на станцию отвезу обратно.

— Хороший ты человек, Талгат — даже как-то растрогался я — Всегда ближнему готов помочь.

— Ага — широко улыбнулся водитель — И возьму недорого. Три тысячи всего. Клянусь, себе в убыток! Но не жалко, ты же мне теперь как брат!

Нет, правда трогательно. Он же не знает, что где-где, а в этом лесу я не заблужусь никогда. И вообще ни в каком не заблужусь. Я научился чувствовать лес, улавливать его настроение по шелесту листьев, понимать закономерности плетения тропинок. Меня давно не пугает стена деревьев, ненадолго возвращающая человека из простого и понятного ему мира, где есть телевидение, ЖКХ, «Жиллет» и «Бургер кинг» в тот, где жили его предки. И неплохо жили, ради правды. Да, куда проще и незатейливей в бытовом смысле, зато понятнее и честнее. Когда у человека почти ничего нет за душой, ему нет смысла врать, ни себе, ни окружающим. А когда между людьми не стоят ложь и страх, то жизнь не кажется совсем уж безнадежной.

Я прошел с километр, испытывая невероятное удовольствие созерцая все то, что меня сейчас окружало. Ей-ей, только в весеннем лесу можно дышать вот так, полной грудью. Причем здесь воздух был прямо-таки медвяный. Не в обиду лешему из того леса, что близ родительской дачи находится, но тут мне куда лучше, чем у него в гостях.

Может, потому что здесь неподалеку находится мой дом? Нет, дача тоже входит в данную категорию, но тут все же другое. Этот дом — он только мой, и больше ничей. Он — моя крепость в самом прямом смысле.

Я достал из пакета классический продуктовый набор под названием «Угощайся, лесовик», выложил его на пенек, обнаружившийся слева от тропинки, по которой я шел, поклонился и произнес:

— Здравствуй, дядя Ермолай. Вот я и вернулся!

— Да уж вижу — оказалось, что Лесной Хозяин находится у меня за спиной. Причем, не исключено, что уже давненько — Загулял ты, парень. Ой, загулял. Кой год нос сюда не кажешь.

— Кабы мог — давно бы приехал — заверил его я — Но все дела да случаи, причем не в наших землях, а далеко отсюда.

— За морем теплее, а у нас светлее — назидательно произнес лесовик, беря с пня кругляш «столичного» — Дом есть дом, не след его надолго оставлять. Тем более с такими соседками, как у тебя.

— Ну, за дом как раз не страшно — я рассмеялся — У меня там такой домовик — что ты! Он этих соседок вые… Кхм… Отчитает и высушит, короче. А вообще — да. Там, конечно, здорово, интересно, но народ не то, что у нас. Неинтересно с ними. Знаешь, под конец я даже Дарью Семеновну пресловутую был бы рад повидать, вот до чего дошел!

— На чужой сторонушке рад своей воронушке — поддержал меня дядя Ермолай, отламывая горбушку — Только вряд ли она куда отправится, особенно теперь. Не вылазит она из Лозовки.

О как. А почему — «особенно»? Интересненько!

— Глаз-то как сразу заиграл! — захихикал леший — Поднялся вон, как борзая собака. Тут с такими лет двести назад баре охотились, которым местные земли принадлежали. Псы те были уродливые, глупые, но зайца и иную дичину брали очень ловко. Как-то раз даже меня чуть на зуб не попробовали, во как!

— Так интересно же. Чего такое с соседкой моей случилось? Кто ей глаз на задницу натянул? Ты же это имел в виду?

— Ну, это, не это… — лукаво прищурился старичок и впился зубами в хлеб.

Вот нравятся ему эдакие театральные эффекты, я это еще тогда, в позапрошлом году, понял. Он, в отличии от других мне знакомых лесовиков, в душе, похоже, актер. Ну, а почему нет? Чего в мире только не бывает.

И приятель его Карпыч такой же любитель устраивать шоу с подковырками. Как они меня тогда развели с немертвым обитателем перекрестка? Да как ребенка. Вспоминать стыдно.

Кстати, надо к нему сегодня же вечерком наведаться, еще один старый счет закрыть. Ну, и девкам-русалкам гребешков отсыпать. Я еще тогда, той давней весной, их с запасом купил, вот заначка и пригодилась.

— Уф, запарился я в рюкзаке — прошуршав молнией, высунулся на волю вольную Родька — Здорово, батюшка Ермолай. Поздорову ли?

— Скриплю помаленьку — отозвался лесовик, жуя хлебушек — А я уж надеялся, что Александр тебя, занозу эдакую, где-то там, в чужих землях оставит. Но вот ошибся, выходит. Вот же досада!

— И я тебя рад видеть — Родька спрыгнул на землю и тут же напялил на нос противосолнечные «рэйбэновские» очки. На чем они у него держались — понятия не имею, поскольку не означенный орган, ни уши для того предназначены никак не были. И тем не менее — вот, стоит это чучело, посверкивает стеклышками, горделиво грудь вперед выпячивает. Шапито, да и только!

— Так что там с теткой Дарьей случилось? — напомнил я лесовику тему разговора, с которой он, похоже, собрался соскочить — Дядя Ермолай, не отстану ведь. Сам понимаешь — мы с ней хоть и соседи, но такие, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Иные враги друг дружку больше любят.

— А то мне неведомо, как ведьмы с ведьмаками суседятся! — рассмеялся мой собеседник — Кабы не тот договор, что в незапамятные времена Вещий князь с веды знающими заключил, поубивали бы вы друг друга давно.

— Вернее — они бы нас извели — самокритично признал я — Их больше. И они хитрее.

— Подлее — поправил меня Родька — И зловреднее. У, поганки такие!

Он ведьм терпеть не мог, причем что наших, что импортных, потому моя приятельница Жозефина, как раз таковой и являющаяся, в свое время от него натерпелась ого-го как. Соленый кофе и зеленка в тюбике зубной пасты были наименее безобидными пакостями из тех, что мой слуга ей устроил.

Правда, и она в долгу не осталась. Ведьмы вообще мстительны, а французские, похоже, особенно. Ох, и долго же мне пришлось ее упрашивать сменить гнев на милость и нейтрализовать заклятие, благодаря которому с Родьки шерсть начала слезать клочьями. Он под конец кота породы «канадский сфинкс» начал напоминать, и как-то в ночи здорово напугал Жанну, что в принципе почти невозможно. Сами посудите — чем можно напугать уже умершую девушку, скитающуюся по миру в компании ведьмака, работающего Ходящим близ Смерти? Однако же вот, Родьке это удалось.

Да я и сам, признаться, под конец смотреть на него побаивался. Он правда жутко выглядел.

Но — обошлось. Простила его Жозефина, в обмен на мое обещание выполнить одну ее просьбу бесплатно. Нет, все-таки были у нее ко мне чувства, не врала она тогда. Просто если бы не так, то цена составила бы три просьбы. Или даже пять. А тут всего одна. Определенно, это была любовь.

Ах, Жозефина, Жозефина, веселая и беспечная ведьма, которая, наверное, будет смеяться и шутить даже на эшафоте. Париж, цветущие каштаны, остров Сите, мост Сен-Мишель… Quand je repense à nous, j’ai le coeur qui flambe un peu и все такое.

Может, все же я был не прав? Может, стоило ей поверить? Впрочем, чего теперь думать о том, что не случилось?

— Эй, ведьмак — окликнул меня дядя Ермолай — Ты здесь?

— А где же еще? — тряхнув головой, ответил я — Здесь.

— Об тот год гости к соседке твоей пожаловали из Первопрестольной — лесовик устроился на пеньке поудобнее и огладил бороду — Тех же кровей, что и она сама, да и чинами не меньше. Матерая ведьма приехала, из старых, я это сразу почуял, когда она да присные ее через лес ехали. Не ровесница нашей, нет, Дара постарше будет, вестимо, но тут не только годы решают, а и опыт.

— Так к ней и раньше кто-то только не таскался — не удержавшись, влез в беседу Родька. Перед тем он уселся поодаль от нас, обиженный тем, что на его роскошный аксессуар никто не обратил внимания — И ведьмы тоже прикатывали, я помню.

— Только до драки дело не доходило раньше — тоном заговорщика пояснил дядя Ермолай — А тут, представь себе, под вечер сцепились они, да так, что только искры во все стороны летели. Я уж думал все, пришел конец Лозовке, спалят ее дотла, а следом и лес мой займется. Особенно когда автомобиля приезжих ахнула! Пламя до небес полыхнуло, с деревьев аж лист посыпался. Со времен германца так тут у нас не громыхало, ага.

— Ух ты — проникся я — Война на западном направлении, однако. И что потом?

— Одну девку Дарья и ее служанки уходили до смерти, сердце ей из груди выдрали — достаточно буднично поведал нам лесовик — А матерая и двое других в лес успели улизнуть. Я же говорю — знающая гостья наведалась, понимающая, когда драться стоит, а когда правильнее сбежать, если уж такая договориться не удалось и вот такая пьянка пошла. Лозовка — дом рода Дары со стародавних времен, он ей силу дает и защиту. Тут же и мать ее жила, и бабка, и прабабка, и еще десять колен. Каждая из них отсюда в большой мир уходила, чтобы ума-разума набраться, а потом сюда обратно возвращалась, когда старшая из рода мир оставляла. Как Дарья помрет, дочка ее пожалует, чтобы принять дом, ключи и книгу. А еще через сколько-то лет — внучка. Нет ведьмину роду переводу, так они говорят.

— Так у тетки Дарьи дочь есть? — опешил я.

— Чего ж ей не быть? — изумился дядя Ермолай — Вестимо есть. И тоже Дарья. И внучка Дарья. Да у них все девки в роду это имя носят. А робят ни одна до сих пор не рожала.

— Ну надо же — не мог скрыть удивление я — В жизни бы не подумал.

— Дочку ее я давно не видал — лесовик отщипнул кусочек хлеба и бросил его в рот — Она еще лет сорок назад в столицу подалась, а потом вроде вовсе в дальние края уехала от греха. Какая-то неприятная история у нее вышла, причем настолько, что аж судные дьяки по ее душу сюда приезжали. А вот внучка, Даренка, и посейчас к бабке наведывается. Той осенью тоже заезжала. Славная такая девчушка, шустрая. И красавица, конечно. Телом крепкая, волос рыжий, глаз зеленый. Небось, в городе парни за ней табунами ходят.

— Рыжая — бесстыжая — пробормотал я — Так, говоришь, смылась гостья от бабки Дарьи?

— Старая следом за ними прибежала — хмыкнул лесовик — Минут через пять. Орала на меня, ногами топала, кулаками махала. Хотела, стало быть, чтобы я этих троих закрутил, завертел, да на поляну с жертвенным камнем по темноте и вывел.

— Как меня с Маринкой в свое время — подсказал я, не удержавшись.

— Вот-вот — покивал дядя Ермолай, который, похоже, ни малейшего стыда за ту давнюю историю не испытывал — Только шиш! Я ей не слуга, а она мне не госпожа. Надо мной вообще старших нет. Я сам себе хозяин.

— Ясно. Стало быть, из чувства вредности ты этих беглянок самой короткой дорогой к станции вывел? — сопоставив его слова, предположил я.

— Только что билет не купил — подтвердил лесовик — А Дарью послал куда подальше. Ишь, взяла моду на меня голос повышать! С тех пор мы особо больше не общаемся. Да она из Лозовки и носу не кажет, за околицу — и то не суется. То ли боится, то ли еще чего. Не меня боится, понятное дело. Кого-то другого.

— Очень интересно — почесал ухо я — Очень.

— Хорошо дом не спалили — подал голос Родька — А то приехали бы сейчас на пепелище.

— А как звали гостью ты случайно не знаешь? — поинтересовался я у дяди Ермолая — Может, обмолвился кто? Они сами или бабка Дарья?

— Нет — помотал головой лесовик — Да оно мне зачем? То их дела.

Жаль. Хотелось бы знать, кто это так с моей соседушкой поцапался. Это может быть полезно, ибо еще древние говорили — «аmicus meus, inimicus inimici mei», что означает «враг моего врага мой друг». Моего предшественника Дарья Семеновна кое-как терпела, по старой привычке, а со мной такой номер может и не пройти, особенно если я надумаю сюда, к примеру, на все лето переселиться. И вот тут очень бы пригодилась неизвестная мне столичная ведьма, испытывающая к старой стерве глубокую личную неприязнь. Не знаю пока как, но это точно так.

Впрочем, ничего пока не потеряно. Мир слухами полнится, а Москва, как известно, большая деревня, наверняка кто-то что-то да слышал. Все же тут ведьма погибла, а это тема резонансная. Тупо драку можно было бы и скрыть, но вот смерть товарки вряд ли получится замолчать. Другое дело, захочет ли этот «кто-то» со мной на столь скользкую тему беседовать, но аргументы для откровенности всегда отыскать можно.

Нет, положительно надо будет повстречаться с грудастой Изольдой, и между третьим и четвертым бокалом мартини попробовать ее разговорить. Ну, как получится? А если нет… Звякну Нифонтову, он-то точно в курсе. Не могу сказать, что сильно хочу его слышать, но все равно раньше или позже мы пересечемся. Почему? Потому что, как сказано выше, в Москве все всё про всех знают. Потому что все одними и теми же тропами ходят.

— Травы-то собирать станешь? — зашуршал фантиком карамельки лесовик — Или забросил этот промысел в заграницах?

— Стану — тут же отозвался я — Обязательно! И по лесу просто гулять буду. Хорошо тут у вас, дядя Ермолай. Покойно.

— Телепня своего завтра присылай — велел мне он — Росу майскую собирать. А лучше сам приходи. Он вон какой у тебя важный стал, небось ему теперь спину гнуть на хозяина невместно. Да и раскормил ты его чересчур. Он же поперек себя шире, лапы вон еле двигаются. Все капли не в пузырек, а на землю упадут.

— И не говорите — вздохнул я — Уж сам не знаю, кто кому прислуживает — то ли он мне, то ли я ему. Беда…

— А давай мы его с тобой в болоте утопим? — азартно предложил дядя Ермолай — Чай, одна польза с того будет, а? И экономия на харчах какая!

— Вообще-то это вариант — призадумался я.

— Вы это все нарочно говорите — буркнул Родька — Не всерьез.

При этом его голос стал чуть подрагивать, это значит он, скажем так, немного напрягся. Я хорошо изучил своего слугу и потому разбирался в тонкостях его душевного состояния.

Ладно, сейчас усугубим.

— Может да — я тоже достал из кармана противосолнечные очки и скрыл за ними глаза — Но, может, и нет.

— А то пошли к болоту сейчас? — зловеще проскрипел дядя Ермолай, засовывая хлеб в пакет, а тот пристраивая себе под мышку — Тут недалеко. Я покажу. Там, кстати, горь-росянка растет около одной чарусьи, сам в том году видел, когда с болотником урожай клюквы делил. Слыхал про нее, ведьмак? Редкая травка, мало где встречается. Положи ее под порог недоброжелателя да скажи нужные слова, и много с того проку выйдет. Тебе. А ему — нет. Аккурат до поры, пока травка трухой не станет, деньги от его дома к твоему дорожку проложат.

— Нам в Лозовку надо — загомонил Родька, теперь уж точно запаниковав — У нас Антип один там два года живет, горемыка! Холодный, голодный! И вон, пожар был. Мало ли чо? Хозяин, надо идти.

— Пошли — согласился я и отправился следом за дядей Ермолаем, который перед этим мне заговорщицки подмигнул и распахнул перед собой проход, ведущий в мрачный даже этим солнечным днем ельник.

— Вон туда надо, там дом — замахал лапами слуга, указывая в другую сторону — Я точно знаю! Я чую! Дом же! Мне даже этот не нужен… Как его… Навигатор, во!

— Так путь короче, паря — недобро глянул на него лесовик — Или ты мне не веришь?

— Не пойду! — заорал Родька, глядя на нас и вцепился лапами в ближайшую березу — Не буду! Не хочу! Аааа!

— Другой разговор — закхекал довольно лесовик — А то гляди-ка, какой гость заморский пожаловал. Ты всегда помнить должон, кто ты есть в этой жизни и для чего на свет белый появился. Вразумел?

— Вразумел — закивал Родька, не отцепляясь от березы — Я ж не нарочно! Я ж этого… Того. Мне же просто удивить всех хотелось. Вот!

— Как есть дурень. Но оно, может, и хорошо. Глянешь на этого нерюха и поймешь, что есть на свете белом то, чего не меняется — подсказал ему дядя Ермолай — Ладно, Александр, ступай и впрямь домой. С дороги тебе отдохнуть надо, в баньке попариться. А потом жду в гости. На росу и вообще.

— Вечером хочу Карпыча навестить — поделился я с ним планами — Со всем почтением, стало быть. Костерок запалим на бережке, картошечку печь станем, разговоры разговаривать. Может, и вы с нами, а?

— Доброе дело — согласился лесовик — А чего ж не прийти, да в такую кумпанию?

— Вот и ладно — обрадовался я, а после, не утерпев, спросил — Дядя Ермолай, а гарь-росянка на самом деле есть? И действует именно так, как вы сказали?

— Есть такая — подтвердил лесовик — Редкая трава, но, думаю, болотник тебе пару-тройку стебельков подарит. Мы с ним спокон веку не ладим, но ты к той вражде отношения не имеешь.

Пару-тройку. Капля в море. Трава-то отличная, и в перспективе очень полезная.

— И наговор обскажу — немного неверно расценил мое молчание лесовик — Ведом он мне.

— Спасибо! — если бы не некоторые условности, я бы старичка-лесовичка даже обнял. Не за наговор и траву, а за то, что на душе внезапно очень светло и радостно стало. Приблизительно так же, как в детстве перед Новым Годом было. Почему? Потому что, как было сказано раньше, теперь мне стало ясно — вот теперь я точно вернулся домой. К себе домой — И — до вечера.

Следы прошлогоднего сражения, о котором так красочно рассказал мне дядя Ермолай, встретили меня у самой околицы. И без того не сильно благоустроенный пейзаж Лозовки теперь был дополнен черным остовом сгоревшей машины, вроде как «крузака». Интересно, это чем же ее так бабка Дарья подпалила? Разрывной пулей в бензобак? Встречу — спрошу.

Но нет, пустынна была деревенская улица, только ветерок гонял по дороге невесть как уцелевший с осени желтый кленовый лист, шаркал своими лапами за моей спиной Родька, да птицы гомонили неумолчно в ветвях деревьев. Надо думать, устраивали свой пернатый быт, чинили подразвалившиеся за зимние месяцы гнезда.

А ведь знают ведьмы о том, что я вернулся. Точно знают. Не происходит в этой деревне ничего без их ведома. Печально сие признавать, но тем не менее прав дядя Ермолай — это их земля. Я здесь, конечно, уже не гость, но и хозяином меня не назовешь. Так… Вольный земледелец.

Мой дом в недавней войне ведьм, слава небесам, не пострадал совершенно. Ну да, крыша и стены потеряли лоск недавнего ремонта, но и только. А сад так и вовсе выглядел замечательно, от неухоженности, к которой я приехал с Маринкой сюда три года назад, следа не осталось. Кусты стоят ровненькие, словно подстриженные, большая часть деревьев вообще уже зацвела несмотря на то, что вроде рановато им это делать. Но факт есть факт — и вишня, и яблони все белым осыпаны. Красиво, блин!

Дверь дома хлопнула, на крыльцо вышел Антип, тоже, что приятно, не одичавший за эти два года. Я опасался, что он снова себя запустит, но нет — борода аккуратно расчесана, одет не в рванье, на ногах аккуратно подшитые валеночки.

— Исполать тебе, хозяин — отвесил он мне поясной поклон — С возвращением, стало быть.

— Здравствуй Антип — ответил я, но кланяться в ответ не стал. Меня давным-давно на этот счет Родька просветил, сказав, что подобного делать ни в коем случае нельзя. Из нас двоих главный я, поскольку дом мой, и, следовательно он всегда будет выказывать мне большее уважение, чем я ему. Но я при этом обязан непременно хвалить его за честно выполненную работу и время от времени премировать сладостями и мелкими подарками. И тогда у нас будет полное взаимопонимание. Самое забавное в том, что Антип терпеть не может сладкое, случается такое не только у людей, но и у домовых. И при этом все равно я должен время от времени с добрыми словами класть на припечек леденцы, которые он называет «ландрин», кусковой сахар и прочие незамысловатые лакомства — Вижу, сберег и дом, и хозяйство. Спасибо тебе.

— И тебе благодарность, хозяин, за добрые слова — он снова поклонился.

— С формальностями все? — спросил я у успокоившегося после лесного стресса Родьки. Тот кивнул — Да? Ну и хорошо. Антип, заканчивай из себя паиньку корчить. Иди лучше глянь, сколько мы тебе подарков привезли.

На самом деле было их не так и много, но в их сборе не один Родька участвовал, но и я тоже. Набор инструментов, небольшой, но очень толковый — это моя инициатива. И пояс с крючками, на который можно повесить кучу всякой всячины — тоже. И, забегая вперед, именно эти вещи более всего порадовали Антипку, а не разнообразный хлам, что приволок в Лозовку мой слуга.

— Урожай в тот год, что ты, хозяин, уехал, выдался такой, что хоть плачь — вещал домовой, внимательно разглядывая небольшие клещи, вынутые из коробки — В смысле — много всего выросло, а чего с этим всем делать — непонятно. Была бы у нас хозяйка — другое дело. Что засолить, что засушить, из чего варенье сделать. А я чего? Я ж ничего. Собрать — соберу, а дальше как? Куда?

— И как? — уточнил я — Куда?

— Ведьмам отдал — вздохнув, опустил голову Антип — Звиняй. Ну не дело, если еда гнить станет. Не для того ее деревья да земля родят. Лучше пусть эти съедят, чем оно никому не достанется. Ежели чего — ругай меня, хозяин. Имеешь право. Разбазарил добро.

— И не подумаю — я хлопнул его по плечу — Правильно ты все сделал.

— Так я ж не раз — шмыгнул носом домовой — И тот год также. Не меньше сад родил плодов да ягод. Даже больше. Не поверишь — плакал, когда отдавал. Но и в этом, если не подморозит днями, тоже славный урожай ждать стоит. Его-то хоть себе оставим?

— Не печалься — попросил я его — В этом году никому ничего не отдадим, сами все соберем. Хозяйку, правда, не обещаю до осени завести, но мы и без нее попробуем как-нибудь урожай освоить. Засушить, отварить, и так далее.

— Травы твои все сберег — продолжал рапортовать Антип — Добро, что ты привез, тоже. Но, правды ради, никто и не пытался ничего украсть. Ведьмам оно не надо, а чужие тут не ходят. Разве что только в том году какие-то приезжали, шастали у калитки, но в дом не полезли.

— Это ты о ком? — уточнил я — О ведьмах, с которыми бабка Дарья сцепилась?

— Не — мотнул головой домовой — То бабы, они к нашему дому даже не подходили, у них другой интерес имелся. А это два парня, хозяин, были. Молодые, но ухватистые. По ним видно, что успели понюхать, чем исподнее у судьбы пахнет, ага. Чуют, когда что делать можно, а что нет. Через забор так и не перемахнули, хоть поначалу собирались.

Даже гадать не стану, кто и что. Все равно ответов нет. Ряжская, Вагнеры, отдельские, передумавший дедушка Арвен, черт рогатый — этих ребят мог прислать кто угодно. Да и хрен с ними. Приедут снова — будем общаться. А нет — так и нет.

— Ну что, баньку? — предложил домовой, ощутимо расслабившийся после того, как с души упал урожайный грех — Только скажи, я протоплю. У меня и венички запасены еще с того года. Хороши венички! Ух! Хлесткие! Пахучие!

— А давай — согласился я — Пошли попаримся. Эх, надо было пивка взять на Шаликово. Не сообразил вот.

Когда я выбрался из бани на свежий воздух, небо уже приобрело тот синевато-бездонный оттенок, который свойственен исключительно для ранних весенних вечеров. Никогда больше в наших краях не бывает столь безмятежной лазури, на которую можно смотреть бесконечно.

Ну, при условии, разумеется, что вам кто-то не помешает это сделать. Приблизительно, как мне сейчас.

— Вернулся, сосед? — раздался от калитки притворно-дружеский старческий голос — Вот радость-то!

Глава 8

— Дарья Петровна — растянув губы в улыбке, повернулся я к говорившей — Душа моя! Как же я по вам скучал, вы даже не представляете!

— Да что ты? — всплеснула руками старушка — Не может того быть!

— Скучал, скучал — заверил ее я — Ужасно! Как землица в засуху по воде, как река Волга по пароходу «Ласточка», тому, что шибче других бегает, как космонавт по ракете. Во как! И вот наконец мы встретились!

Я подошел к калитке, и, не открывая ее, уставился на ведьму взглядом, который можно классифицировать как «щенок просит взять его домой».

— Смотрю, время тебе на пользу пошло — одобрительно заметила моя собеседница — Наивности и след простыл, зато язвительности прибавилось. Глядишь, лет через десять, если не прибьют, взаправдашним ведьмаком станешь, не хуже Захарки покойного.

— Нет предела совершенству — согласился с ней я — Так что хотели-то?

— Да по-соседски заглянула. Давно же не появлялся. Вот, думаю, свидимся, раскланяемся, порадуемся друг дружке. А там, глядишь, сядем рядком, да и поговорим ладком.

— А есть о чем? — удивился я — У вас свои дела, у меня свои. Да и калибром я не вышел, куда мне до вас. Я войну на территории Лозовки не устраиваю, живую силу противника не уничтожаю, боевую технику не жгу.

— Доложил уже лесовик — понимающе заулыбалась Дарья Петровна — Рассказал в деталях.

— Да и без того все ясно. «Крузак» обгорелый на окраине деревни стоит, мимо него не пройдешь, коли даже захочешь. Ну, а кроме вас его спалить никто не мог. Если не секрет, на предмет чего с товарками по цеху сцепились-то?

— А что же — и расскажу — неожиданно для меня согласилась ведьма — Если впрямь интересно. Пошли-ка ко мне, парень, чайку с рыбником попьем. Такой, знаешь ли, сегодня рыбник у меня удался — что ты! Давай, давай, пока не остыл.

— Да мы вон, попариться затеяли — показал я на домовика и слугу, которые то и дело поглядывая на нас, таскали дрова в баньку.

— Хорошее дело — одобрила мои слова старушка — С дороги помыться — оно всегда полезно. Только вот чаек с мятой до бани пошвыркать это самое то, после него веселее пар пот гнать станет. Опять же — кваску я тебе своего дам. С ледника, холодненького, ядреного, изюмного! Выйдешь из парной, кружечку опрокинешь — ах, радость земная, счастье поднебесное!

— Дарья Петровна, может, мы лучше как раньше общаться станем? — попросил я ее — Пожалуйста. Вы когда добрая, мне сразу не по себе становится. И еще очень убить вас хочется. Не по злобе или ненависти, а дабы сработать на опережение.

— Скверные все же времена настали — вздохнула соседка — Не верит никто в доброту, в сердечность, в открытость. Ту, что просто так, от души происходит. Все сразу второе дно в словах ищут, подвох. И убивать собираются, когда его не находят. Мол — совсем глубоко смысл собеседник спрятал, значит, задумал что-то недоброе. А, может, нет никакого умысла? Может, в фразе «здоровья тебе» только доброе пожелание и есть, никто там подтекст «чтобы ты сдох побыстрее» не прятал?

— Так, может и те гражданки, джип которых на окраине гниет, тоже сюда с добрыми чувствами приезжали? — предположил я — А вы их в результате так встретили-приветили, что люди аж на Шаликово ежились под одеялами и тихонько друг дружке говорили: «Эвона как! Эхо войны, не иначе».

— Несешь чушь разную — возмутилась старушка — Ну не было тебя ведь здесь, так чего выдумываешь? И хорошо что не было. Ты хоть и повзрослел маленько за то время, что где-то шлялся, но дурь из головы не всю растерял, кое-что осталось, я же вижу. Не ровен час, полез бы в нашу драку, а оно ни к чему. Свои собаки грызнутся, чужая не встревай.

— С чего бы? — уже без всякой иронии и наигрыша осведомился у нее я — Вот мне больше делать нечего. Максимум — забрался бы на крышу, поскольку оттуда лучше вид, да смотрел бы на вашу потасовку, надеясь, что вы, как те два богатыря, сразите друг друга, а я после тут один останусь. Чем вас меньше, тем нам лучше. Ведьмакам, имеется в виду.

— Ой ли? — усмехнулась тетка Дара — Это ты здесь и сейчас такой точки зрения придерживаешься, а в ту ночь по-другому могло случиться. Ну, как твое вмешательство все изменило бы? И ты про то ведал? Раз — и не я гостей незваных шуганула из своего дому так, что только клочья полетели, а они меня, с твоей помощью, в нем и спалили.

— Сдается мне, что даже со мной эти лиходеи результата не добились бы — самокритично признал я — В другом месте — может и да, но тут, на вашей исконной территории… Не-а. Хоть с помощью, хоть без. Но даже не это главное. Я ведьмак, вы ведьмы, корень слова вроде бы и один, да вот суть у нас разная. И игры тоже у каждого свои собственные.

— Может, и не маленько повзрослел — внезапно посерьезнела старушка, а после накрыла своей морщинистой ладонью мою, лежащую на калитке — Пойдем, ведьмак, попьем чайку. Сделай такое одолжение бабушке.

— Так баня ведь — я ткнул пальцем в строение, над крышей которого поднявшийся ветер начал закручивать штопором дымок — Париться надо.

— Клянусь Луной, что не причиню тебе сегодня зла в своем доме, ни явного, ни тайного — глядя мне в глаза, мерно проговорила Дарья Петровна — Клянусь Луной, что угощение мое, что нынче будет поставлено на стол, не пойдет тебе во вред ни сегодня, ни после. Клянусь Луной, что за моим гостеприимством не стоит злого умысла. Все? Успокоился? И потом — я все же соседка, а это пусть и маленькая, но деревня. Приехал — так соблюдай веками установленные правила. Нельзя отказываться от того, что с душой предлагают.

— Прямо так прижало, что без меня никак не обойтись? — напрямую задал я вопрос ей — Да?

— Мир поменялся, а я это как-то и прозевала — вздохнула ведьма — Нет, так и должно быть, время не стоит на месте, люди постоянно что-то выдумывают, изобретают, но я всегда поспевала за переменами, чуяла их, постигала по мере сил. А вот тут оплошала. Думала, что все идет как прежде, что шагаю вровень с эпохой, ан нет, ошибочка вышла. А самое поганое, что теперь все про это знают — и я, и те, кто ко мне приходил.

— Звучит трогательно — усмехнулся я — Прямо на слезу меня сейчас пробьет.

Само собой, я почти ни слову этой старой бесовки не поверил. С чего бы? Она врет, как дышит, это образ ее существования. Но при этом клятва прозвучала настоящая, это факт, из числа тех, которые даже самые матерые ведьмы нарушить не посмеют. Слишком велика цена такого проступка.

Что-то ей от меня нужно. Сильно нужно. И узнать, что именно, лишним точно не будет. Кто знает, может я смогу из этого какую-никакую пользу получить? Опять же — мы и в самом деле соседи. Чего на ровном месте конфликтовать?

— Рыбник, говорите? — я почесал подбородок — Это хорошо.

— Давеча на реку ходила, так батюшка-водяник рыбки подбросил для пропитания. Он в этом году проснулся поздно, потому добр да учтив с гостями — проворковала Дара — Хорошие такие язи, здоровенные. Вот, запекла одного поутру, как знала, что гости пожалуют. С лучком, с перцем, как полагается.

— Красиво излагаете — сглотнул слюну я, и понял, что жутко голоден — Ладно, уговорили. Идем. Только ненадолго, не хочу первый пар упустить.

— Ииии, милок, пока эти двое баню натопят, ты и поешь, и чаю самовар выдуешь, и вздремнуть успеешь — Дарья Петровна захихикала — Сроду у них согласия не водилось, и сейчас его в помине нет. Да сам глянь.

И верно, в этот самый момент из дверей бани выкатился шар, состоящий из вцепившихся друг в друга Родьки и Антипа. До меня донеслись невнятные выкрики, вроде: «говорю тебе, так не топят» и «да понимал бы чего, я вообще сауну видел!».

— Как дети, честное слово — вздохнул я — Сил моих нет.

— Потому что мягкий ты, Александр — назидательно произнесла ведьма — Не умеешь в нужный момент кулаком по столу ударить, надеешься на то, что ближние твои, как и ты сам, умом наделены. А все совсем не так. Потому пока ты сам себе баньку не натопишь, грязным ходить станешь. Или в речке купаться.

— У меня летний душ есть — хмуро буркнул я — Вон там.

— Так на дворе еще не лето — резонно заметила ведьма — Погоды для него неподходящие. А то, если желаешь, я своим подруженькам велю, они мою баню раскочегарят. И венички березовые у нас есть. В том году заготовили.

— И все выйдет прямо по канону. Накормила, напоила, в баньке искупала. А после чего?

— Даже не надейся — погрозила мнепальцем Дара — На лопату садиться не стану. Эти штуки со мной и в юные годы не проходили, знаешь ли.

Вот и не поймешь — то ли шутит эта старушка из фильма ужасов, то ли нет. И юбка у нее до земли, поди пойми, какая там, под ней, нога — живая, костяная?

Шучу, конечно.

— Идем уже — сдвинула брови Дарья Петровна — Или собрался этих никчём разнимать?

— Пусть дерутся — махнул я рукой — Пойдемте. Хоть поем…

Рыбник, надо заметить, и в самом деле оказался знатный. Я только знай отдирал от него одну за другой хрустящие сверху и мягкие снизу ржаные корки, да заедал ими сочное мясо огромного язя, запеченного целиком, вместе с головой и хвостом.

— Как неделю не питался, честное слово — проворковала Дара, сидящая напротив меня за столом и подпершая подбородок сухеньким кулачком — Бабу тебе хорошую надо, ведьмак. Чтобы готовила, стирала, обхаживала тебя всяко, да обалдуев твоих гоняла в хвост и гриву. Тогда и жизнь на толк пойдет.

— Где теперь такую взять? — вытер рот коркой я — Феминизм, равноправие, женщина не домохозяйка, а личность, и все такое. А из кулинарии большинству женщин известно только одно — телефон «Деливери клаба».

— Так то городские — Дарья Петровна подлила в мою чашку кипятку из самовара. Отдельно замечу — электрического — А ты здесь, у нас, себе подружку сердешную найди. Оно куда проще и разумнее.

— Из вашей свиты, что ли, кого сватаете? — опешил я — Нет, там все достойные дамы значатся, спору нет, но некоторая возрастная разница…

— Так на Лозовке наши края не заканчиваются — вкрадчиво прошелестела старушка — Вон, Глухарево неподалеку стоит, там девки ох, какие живут! Крепкие, веселые, в руках все горит, меж ног все… Кхм… Занесло меня не в ту степь. Хорошие девки, короче. Ну, а что они наших кровей — так оно не страшно. Я ж говорю — времена меняются, глядишь, и черта меж моим племенем и твоим родом сотрется в никуда.

— Подумаю — дипломатично изрек я и отодрал от изрядно уменьшившегося пирога еще одну душистую корку — Может, вы и правы. Глобализация, все такое. Вы лучше к делу переходите, за которым позвали. Уважить — уважили, все формальности соблюдены, так чего тянуть? Самое время.

— Думаешь, это так легко? — насупилась старушка — А самолюбие? Не умею просить. Приказывать да велеть кому — это да, привычно. А вот самой…

— Условности — отмахнулся я — Пустое. Ну, если вам так проще — начните издалека. С самого начала.

— Полагаешь, так проще? — задумалась Дарья Петровна — Ну, разве что. Так вот, милок — спервоначалу древо выросло. Здоровое, раскидистое, от корней не то, что крону не видно, но даже и то, где первые ветки начинаются. И на вершине его сокол белый сидел, и имя тому соколу было…

— Не настолько сначала — перебил ее я — Эдак мы с вами дня два тут просидим, а то и больше. Не то, чтобы мне все эти легенды и предания совсем неинтересны, но давайте переместимся в наше время.

— Скажи, Александр, ты же с судными дьяками дружбу до сих пор водишь? — по блеску глаз я понял — шутки соседка шутить перестала, и в самом деле добралась до того, ради чего меня сюда затащила.

— Дружба? Я бы свои отношения с ними этим словом не назвал — отхлебнул я огненно-горячего чаю — Приятельство — и то не совсем верное определение. Мы иногда оказывали друг другу услуги, причем в плюсе всегда оказывались они, а не я. Хотя, ради правды, и убытка особого терпеть не приходилось.

— Верно, эти молодцы, давая в долг рубль, обратно всегда два заберут. А то и два с полтиной — меленько покивала Дара — Но вопрос задан о другом. Ты с ними отношения поддерживаешь?

— Наверное.

— Это как так? — опешила ведьма — Тут или «да», или «нет», по другому никак получиться не может.

— Может — я хрустнул коркой — Если долго в стране отсутствовал, и по возвращению пока не созвонился. Кто его знает, как оно сложится? Может, нормально поговорим, может — нет. Опять-таки работа у них опасная, глядишь, мои знакомцы за прошедшее время головы сложили на фронте борьбы с преступностью.

— Не надейся, не сложили — деловито уведомила меня ведьма — У них, как у кошек, по деять жизней на брата выделено.

— Радостно — с непритворным безразличием произнес я. Просто мне и на самом деле было все равно, живы мои знакомцы из отдела 15-К или нет — И?

— И очень бы мне хотелось, сосед, чтобы ты с одним из них, тем, которого Николашей кличут, встретился да поболтал — продолжила старушка — О жизни, о погоде, о том, что мир в тартарары катится.

— А еще о чем?

— А еще о том, что некую Людмилу, зазнобу его, могут из ковена безданно, беспошлинно на волю отпустить, безо всяких условий. И даже силы не лишат, вот как. При ней она останется, причем навеки. Ну, если только она сама ее в ночное небо на Карачун отпустит. Ну, а коли дочку родит, то сама, без чужой подсказки, решить судьбу сможет, то, по какой дорожке в жизни ей идти — по ночной или же по дневной. Захочет — подарит ей свою силу, не захочет — не сделает этого.

— Щедро — признал я — Очень щедро.

Людмилу я помню, красивая девушка, фигуристая. И то, что у нее роман с Нифонтовым, тоже не забыл, хоть по сей день не понимаю, как у них всерьез все закрутились. Пару раз переспать — это понятно, это сродни экстриму. Она занесет его имя в список личных побед над экзотическими видами мужчин, где-то между оборотнем и перевертышем, он сможет на пьянках упоминать о том, что ведьму на спинку уложил. Всем хорошо, все довольны. Тем более что в постели ведьмы чудо как хороши, и это наблюдение основано на личном опыте.

Но у этой парочки, по ходу, настоящее чувство, раз вся эта канитель вон на сколько лет затянулась. Причем, судя по словам Дары, дела у ребят идут не сильно весело, не желают Людмилу из ковена отпускать. И наверняка исключительно в пику отдельским. Не любит их никто, причем не так уж и небезосновательно.

Потому выглядит предложение Дарьи Петровны почти царским. Воля без каких-либо ограничений, да еще с возможностью передачи силы дочери… Это сильно. От такого ни одна ведьма, желающая выйти замуж за обычного человека, не откажется.

Вопрос теперь только в одном — что она за щедрость такую от Николая получить желает?

— А он за это… — произнес я и скрутил из пальцев некую фигуру, предлагая собеседнице не молчать и продолжить свои речи.

— А он за это свой служебный долг блюсти обязан — отчеканила Дара — Тот, что на него государство возложило. Пресечь правонарушения должон, не взирая на лица!

— О как! — снова впечатлился я — Какие именно? В смысле правонарушения и лица?

— Ты же с Марфой знаком, я ничего не путаю? — ведьма налила кипяточку и в свою большую фарфоровую чашку — Вроде как два года назад ты ее чуть не пришиб, верно?

— Неверно — поправил я Дарью Петровну — Меня пытались заставить это сделать, но ничего не получилось. В результате мы оба живы, а тот, кто строил коварные планы скоропостижно скончался.

— А жаль — вздохнула ведьма — Сколько бы пользы да проку всем вышло, случись все по-другому. Людям, городу, нам с тобой.

— Лично мне все едино — жива она, мертва. Нас ничего не связывает.

— Ты в обществе живешь — погрозила мне пальцем ведьма — В этом… Как его… Социуме. И, значит, его неприятности — твои неприятности.

— Давайте обойдемся без громких слов — поморщился я — Ведь так хорошо беседовали, чего вас свело в сторону? Итак — Нифонтов. Что вам от него нужно? Чтобы он Марфу что? Приструнил? Посадил? Убил?

— Знаешь, милок, а давай-ка мы по-другому сделаем — бабка взяла из сахарницы кусок рафинада и бросила его в чашку — Скажи ему, чтобы он сюда, ко мне, приехал. Тут и потолкуем за чайком да пирожком. А безопасность его я, само собой, гарантирую. Луной в том клянусь прямо сейчас.

Закрылась Дара в последний момент, решила, что мне лишние знания ни к чему. Ну и ладно. Все равно ведь разнюхаю что да как.

— Как скажете — я потянулся — А теперь перейдем к главному вопросу. Мне все это зачем? Николай свою девушку отмажет, вы соперницу его руками уберете. Это же, выходит, Марфин внедорожник сгорел, верно? С ней вы закусились? Так вот — все при своем интересе, кроме меня, что в корне неправильно. Поймите меня верно — дело не в жадности, а в справедливости. И сразу — не начинайте рассказ о том, что соседи всегда почти родня, и они должны друг другу помогать. Не надо. Тем более что с того момента, как Россия из державы деревенской стала городской, это правило перестало работать совершенно. У нас люди не знают, как соседей по лестничной клетке зовут, хотя живут бок о бок десятилетиями.

— И не собиралась — Дарья Петровна порылась в кармане передника, который нацепила на себя, только войдя в дом, а после достала оттуда нечто, завязанное в тряпицу и положила это передо мной — Вот твой гонорар. Получишь его сразу после того, как сюда Нифонтов приедет, вне зависимости от результата нашей с ним беседы.

Я развязал узелок, откинул матерчатые края и присвистнул. Мандрагыр! Причем, судя по коричневому цвету и сильному терпкому аромату — настоявшийся, в хорошем таком возрасте. Кусочек, правда, совсем маленький, в половину мизинца, но все равно — это достойная плата за ту услугу, что от меня хочет получить Дара. Даже щедрая.

— Не стоит оно того — откинулся я на спинку стула — Это не моя война, Дарья Петровна, а ваша.

— Так тебя никто не зовет воевать — резонно возразила мне старушка — Передал мои слова, привез сюда дьяка, забрал мандрагыр — и всё.

— И всё — не удержавшись, передразнил ее я — Кабы так. Вот только вы его здесь возьмете, да и уходите насмерть. Может, даже, не нарочно, а случайно, но уходите. А счет после отдельские мне предъявят. Мол — обманул, заманил и так далее. Да и Марфа…

— Что — Марфа? — недобро уточнила Дара.

— Как сказано выше — у меня с ней мир — холодно объяснил я — Да, случилась пару лет назад небольшая заваруха с ее девками. Те меня желали порешить, я их, но после все устаканилось. Мне не хочется нарушать данное равновесие. И не начинайте снова песню про «ты только передал». Я в данном случае выступаю не почтарем, а посредником, то есть по факту — соучастником. Вам хорошо, вы тут, в глуши, сидите на своей земле, где никто не страшен, Нифонтова защищают сложившиеся традиции и коллеги по Отделу. А вот непосредственно я превращаюсь в отличную мишень, на которой, если что, злобу выместить легко и приятно. За мной нет никого и ничего.

— Хорошо — ведьма закутала мандрагыр в тряпицу и убрала его обратно в карман — Назови свою цену.

— Не-а — отказался я — Потому что итоговое «да» не готов пока сказать. Но обещаю подумать.

— Только недолго— попросила бабка — Я ведь и другого помощника могу найти.

— Это самый лучший из возможных вариантов — раздвинул губы в улыбке я — И вы цели достигните, и мне муки выбора испытывать не придется. Да и в случае чего, вам, любезной соседушке, отказывать не придется.

Ага, есть у тебя другие варианты, как же! Если бы имелись такие, шиш бы ты со мной за один стол села, а перед тем Луной клялась в том, что не навредишь. Да и мандрагыра тебе наверняка жаль до судорог, от сердца наверняка отрываешь. А еще ты Марфу боишься. Да-да, боишься! Потому и в город не суешься, хотя, казалось бы, чего проще — взяла, поехала, поговорила с тем же Колей. Да и дядя Ермолай упоминал о том, что кое-кто дальше околицы теперь не ходит.

Плюс — личные отношения, это тоже аргумент. Она ведь не знает, как оно там у нас на самом деле обстоит, судит только по тому, что видеть довелось. А там ведь все красиво обстояло — дьяки ко мне в гости приезжали, в бане мы вместе парились, водку пили. Стало быть, мы друзья, что для России есть определяющий фактор. У нас по дружбе, как известно, люди готовы пойти на такие крайности, которые в остальном мире никому и в голову не придут. В рамках служебных отношений, или там за деньги — не факт. А по дружбе или за компанию — запросто. Такой уж у нас менталитет. Ну, и традиции, опять же.

Вот были бы мы с Дарой друзья, я бы уже сегодня в Москву вернулся и с Нифонтовым созвонился. А так — фигушки!

— Зубастый ты стал, Александр — неожиданно печально произнесла ведьма — Что волчище матерый в зимнем лесу. Хотя чего тут удивляться? Близ Смерти ходишь, другим тебе быть невместно. Сожрут ведь, и косточек никто не сыщет.

— Мир жесток — согласился я, вновь принимаясь за пирог — И несправедлив.

— Я помогу тебе один раз — помолчав, заявила вдруг Дара — Один раз. В жизни, в смерти — без разницы. И это последняя цена. Другой не будет.

— А «в жизни» и «в смерти» — это как? — чуть не поперхнулся я — Просто не очень понятно.

— Я заберу у кого-то жизнь для тебя — пояснила Дара — У того, на кого ты укажешь. Поверь, я смогу это сделать так, что никто и никогда не найдет дорожку, которая приведет к тебе. И умрет этот кто-то так, как ты пожелаешь — быстро или медленно, со страданиями или без них. Или же, наоборот, верну кому-то жизнь, в некоторых случаях даже тому, кто уже умер. Я много знаю, много умею, много видела, потому мои слова не пустой звук.

— А вот это по-настоящему щедрое обещание — признал я — И еще мандрагыр?

— Половина его. Не наглей, ведьмак.

— Резонно. Ладно, я дам вам ответ скоро. Правда, скоро. Обещаю.

Собственно, на том чаепитие и окончилось. Дарья Петровна быстренько вручила мне на дорожку пару кусков пирога, кувшин с квасом и выставила за порог. Как видно, здорово я ей надоел.

Баня, несмотря на скептические заверения соседки все же протопилась, нашли Родька с Антипом некий компромисс и смогли добиться результата. И хорошего, парок вышел такой, что с меня пот тек ручьем. Но зато и косточки прогрелись аж до звона!

Мало того — эта парочка залила в бочку, стоящую около дома, холодной колодезной воды и лесенку к ней приставила. Позаботились, стало быть, о хозяине, что приятно. И скажу так — за подобное много чего можно простить. Даже то, что они вылакали весь квас, который мне Дарья Петровна дала.

Дарья Петровна. Дара. Ведьма бог весть в каком колене, с неимоверным багажом знаний, за которые и душу, наверное, отдать не жалко. Хотя нет, душу жалко. Но вот в предложенную авантюру за возможность заглянуть в ее книгу заклинаний, ну, или как там она называется, я ввязался бы не задумываясь. Вот это — по-настоящему хорошая цена. Нет, то, что она предложила, тоже замечательно, возможность убить кого-то чужими руками мне не каждый день предлагают. Но убить, если что, я и сам могу, невелика наука. Вон, Мару попрошу, да и все. Собственно — почему попрошу? Окажу ей такую любезность, рассчитывая на благодарность и ответные услуги же. Она вечно голодна, ей только покажи жертву, и даже «фас» говорить не надо, она сама душу этого бедолаги рвать на куски начнет. Правда тут следы, конечно же, остаться могут. Но ты по ним до меня еще дойди.

А вот знания, накопленные веками, причем не самыми слабыми под Луной ведьмами, — это да. Это аргумент. И книга Дары куда реальней чем та, которая лежит в тереме Мораны. Она точно есть. Она есть здесь и сейчас.

Помотавшись по разным странам, пообщавшись со знающими людьми и нелюдями, побывав в разных переделках, я усвоил одну простую истину — настоящей ценностью в этом новом мире для меня являются только знания. Не деньги, не власть, не здоровье даже, а именно знания. Хотя бы, потому что именно они и дадут мне все вышеперечисленное.

Хорошо Славам или Олегу, их ведьмачий путь прост и понятен. Само собой, это упрощенная точка зрения, и там наверняка хватает подводных камней, но тем не менее им все же куда проще, чем мне. Объекты служения моих друзей не столько изменчивы и непредсказуемы, как та, которой я присягнул на верность. Причем я сейчас говорю не о Моране.

Потому моя дорога — вечный бег по лезвию бритвы, и только ежедневная готовность к любому повороту событий, в состоянии продлить мне жизнь. А для этого надо знать очень, очень много. Вот только своими знаниями по доброй воле никто и никогда делиться не спешит. Не принято у нас такое. Вот и приходится крутиться, что твоей юле. А куда деваться?

Так что не зря я приехал в Лозовку. Ой, не зря. Любопытная может получиться партия, если ее по уму разыграть. Главное — не суетиться и верно просчитать ходы.

А что до Нифонтова — надо с ним повстречаться в любом случае. Может и тут какие новости узнаю? Например, о том, с чего это Марфа с Дарой сцепились. Уверен, кто-кто, а он-то точно в курсе сложившейся ситуации. Да, Николай хитрец изрядный, есть такое, но если его не подпускать к себе слишком близко, так, как тогда, два года назад, то еще поглядим, кто кому нос натянет. Ведь еще есть некая Людмила, ведьма, квартирующая где-то неподалеку от меня и связанная своим ковеном по рукам и ногам.

И это очень, очень хорошо.

Да и вообще в конкретный данный момент все в этом мире шло так, как надо. Я сидел, распаренный и благодушный, привалившись спиной к стене дома, предвечернее весеннее солнышко не только светило, но и грело, неподалеку гудели пчелы, кружась над цветущими деревьями, и даже голоса вновь о чем-то заспоривших Родьки с Антипа меня не раздражали, а, скорее, умиротворяли. Стабильность — великая штука. Пока они ругаются, все в мире идет своим чередом, как положено.

И вот, пребывая среди эдакой идиллии, я даже и не заметил, как заснул, крепко и безмятежно, словно младенец.

Вот только там, по другую сторону бытия, ничего особо хорошего, как оказалось, меня не ждало. Нет-нет, Морана на этот раз решила меня не тревожить. Другой мой знакомец с темной стороны мира решил наведаться ко мне в гости, и пребывал он в очень, очень недобром расположении духа.

Глава 9

Сначала в непроглядной тьме, окружившей меня, появились два красных огонька, чем-то напоминавшие багровые угли в почти догоревшем костре, а следом за тем из мрака, из черных вихрей небытия, сплелась высоченная фигура, увидеть которую в своем сне я никак не ожидал. Она уперла руки в бока и грозно рявкнула:

— Ведьмак! Знаешь ли ты цену своему слову?

— Знаю — ошарашенно ответил я Хозяину Кладбища, пытаясь понять, что, собственно, происходит. В смысле — это мне кошмар снится, или же происходящее вполне себе реально.

— Нет, ты ее не знаешь! — рыкнул тот — Иначе ты не поступил бы так, как поступил! Если ты не осознал, то твое слово уже почти тлен, и об этом знают многие из тех, кто живет среди теней. Но это твое слово и твоя жизнь, мне нет до них дела. Только вот оступившись сам, ты замарал и меня! Я ручался за то, что…

— Все понял! — произнес я, стараясь не сорваться на крик и ощущая, что даже во сне мое тело покрывается мурашками. Очень уж нехорошим холодом веяло от моего кладбищенского приятеля. Таким, какого я еще никогда не ощущал ни по ту сторону бытия, ни по эту — Все выполню!

— Завтра — процедил Хозяин Кладбища, которого, похоже, более-менее убедил мой порыв — Завтра ночью ты должен исполнить данную клятву, не раньше и не позже. Если же нет… Берегись, Ходящий близ Смерти. Берегись! Наша госпожа справедлива, но беспощадна. Знай — ей противны те, кто не держит данное слово. И особенно она гневается, если клятвопреступники входят в число ее слуг.

Яркая вспышка — и вот я снова в Лозовке, около своего дома. Только благодушия как не бывало, да еще тепло из тела ушло, словно я не на солнышке все это время грелся, а в леднике сидел.

— Завтра ночью — повторил я вслух и стер со лба холодный пот — Обязательно! Уф!

Однако, расслабился я, слишком много о себе возомнил. Сижу тут, строю хитрые планы, рассуждаю о знаниях, жизни и смерти, а сам опростоволосился так, что впору пойти и повеситься. Да мне надо было в ту же ночь, как Хозяин мне напомнил о долге, рвануть в центр, пробраться на кладбище и предстать перед своим кредитором. А я блин, какой-то хренью вместо этого заниматься начал.

«Твое слово теперь просто тлен». Блин, блин, блин… А что, если Хозяин это все всерьез сказал, а не для того, чтобы на меня страх навести? Что, если по Ночи в самом деле пронесся слух, что с ведьмаком, тем, который Ходящий близ Смерти, не имеет смысла какие-либо дела вести? Что он, по факту, фуфло, которое только языком болтать умеет? И ведь плевать всем будет на мои отговорки, вроде «да умрун тот сам запретил к нему без вызова являться». Их даже никто слушать не станет. Да и кому я их высказывать стану-то? Родьке с Антипом? Больше некому. Но при этом вся ночная Москва будет знать, что я своему слову не хозяин, без всяких скидок на форс-мажоры. Ну, может не вся, может я себе и переоцениваю, но все же.

Тогда все. Тогда мне кранты, можно собирать вещи и валить в Европу на ПМЖ, тут жизни не будет. Свои же первые и затопчут, по указке патриархов. Мол, запачкал цеховую честь, подвел коллектив, опозорил перед обчеством.

И ведь еще не факт, что в Европах неприятная информация обо мне тоже не всплывет. Наш континент, как показала практика, не так и велик, все всех знают, так что и там может прилететь неслабо. Вон, возьмем брата моей недавней возлюбленной Ласло. Он, если Маргит верить, не так давно сюда, в Москву, летал, какие-то семейные дела решал. И помог ему, между прочим, кто-то из наших, местных. Причем, похоже крепко помог, от души. Не просто же так Ласло ему на каждый год на Рождество посылку с венгерскими национальными сладостями и наливками отправляет?

Вот ведь, всё один к одному. И крайнего искать не стоит, во всем виноват только я сам. Одно хорошо — сдается мне, все еще не так критично, иначе бы не прозвучало в речах моего заупокойного наставника спасительное «уже почти». Если оно есть, значит, все-таки он меня только пуганул. Но с четким посылом — это последний шанс. Не упусти.

И я не упущу. Сегодня бы рванул, прямо сейчас, но, если было сказано завтра — значит завтра. От греха. И так накосорезил — дальше некуда. Все прямо по классическому труду товарища Сталина «Головокружение от успехов». Я его, разумеется, не читал, но по урокам истории помню, что такой есть. И, наверное, в нем написано о вот таких же долбоящерах, как я, решивших, что если все идет неплохо, то так будет всегда.

Ой блин, аж в животе заныло, вот как меня пробрало от всех этих мыслей. Хотя… Может, мысли не при чем, может рыбник виноват? Такой вариант со счетов сбрасывать тоже нельзя. Нет-нет, никакого яда, Дарья Семеновна себе не враг. Просто накой я его столько сожрал, а? Ох, далек моя персона все же от идеала, страшно далека. Если разобраться как следует, то выйдет, что я жадный, ленивый и глупый.

Тьфу!

В результате самоедством я занимался до самого заката, а после того, как Солнце закатилось за недальние ели, закинул в рюкзак полтора десятка картофельных клубней, выбрав те, что покрупнее да покруглее, прихватил подарки, предназначенные для русалок, и отправился на реку. Говорят, созерцание проточной воды успокаивает нервы. Вот и проверим, так это или нет.

Как это не странно, но тихий плеск речной воды и пламя небольшого костерка, который я разложил на берегу сразу же после того, как сюда пришел, немного меня успокоили. Во-первых, психовать не стоит никогда, это все отголоски моей прежней жизни. Это там я, выходя с работы, сразу начинал ждать, что завтра уж точно какая-то неприятность случится. Может, новая ошибка вылезет, или старый «косяк» всплывет, или Силуянов по какой-то причине до меня доколебется. Кстати — интересно, как он там? Да и все остальные мои коллеги тоже? Нет, что они меня забыли давным-давно — даже не сомневаюсь. Тут ведь как — пока ты часть коллектива, ты есть. Стоит уволиться, или даже в другое отделение перейти — и все, тебя для них нет. Это не хорошо, не плохо, так уж нынешняя жизнь устроена. Рутинный калейдоскоп, в котором нет места лишним деталям, вроде тех, кто сошел с общей дистанции. Я и сам такой же, как они. Был, по крайней мере.

Но то время ушло, причем навсегда. Что до неприятностей… Они теперь неотъемлемая часть моего существования. Вот и стоит относится к ним, как к чем-то будничному. Во-вторых, что случилось — то случилось, чего теперь-то уж? Схожу, объяснюсь, а далее — по ситуации. Ну, и выводы надлежащие следует сделать. Не для кого-то там, не для «палочки» или показухи, а для себя самого.

За моей спиной зашуршали кусты, я обернулся, думая, что сейчас увижу дядю Ермолая, но нет, на берег выбрался мой слуга, с удочкой, которую он держал на плече и мятым жестяным ведром в правой лапе.

— Вот, Антипка, чтоб ему, за рыбкой послал — пояснил мне он — Мы тут пирог доели, что тебе Дарья на дорожку дала, так он нам не того… Не очень, короче.

— Дареному коню в зубы не смотрят — погрозил ему пальцем я — И потом — не нравится — не ели бы.

— Антип сказал, что эдак рыбник не делают — пояснил Родька — Он же у нее как покупной получился, если не хуже. Перцу положено, как украли, лаврушки тоже, да и передержала она его. Разве ж это дело? Ну вот Антип теперь тесто ставит, а меня за рыбкой отправил. Велел карася ловить, он для рыбника лучше, чем язь подходит.

— Привереды вы у меня — я отправил в костер очередную порцию поломанных сухих веток, тот моментально вспыхнул ярче — То не так, это не эдак.

— Антипка этот… Как его… Перфекционист — выдирая из шерсти запутавшиеся в ней шарики прошлогоднего репейника, пояснил Родька — Ежели он чего лучше другого может сделать, то все, хоть дом гори, не будет на него угомону. Пока не переплюнет — есть-пить не станет. И спать тоже. Уй, больно!

— Перфекционист — это немного другое — усмехнулся я — Слышал ты звон, да не знаешь, где он.

— Ну, может быть — Родька отправил в костер пригоршню репейников, и начал разматывать леску с удочки — Только я лучше тут, на бережке посижу, чем в доме. Там сразу начнется: «неси муку», «раскатывай в блин», «куда соль попер». Знаю я его.

Он сноровисто зачерпнул в ведро воды, извлек невесть откуда извивающегося червя, насадил его на крючок, залихватски плюнул на несчастного кольчатого, и через секунду уже сидел на небольшом камушке, глядя на поплавок. С его зрением себе такое позволить можно. С моим, даже новым, улучшенным — нет.

— А ты привез нам подарки, ведьмак? — прозвенел над рекой девичий хрустальный голос — Или придется тебя за забывчивость защекотать и на дно утащить? Те гребни, что ты в прошлый раз дарил, поломались. Нам бы новых!

Русалка. Вон она, по пояс высунулась из воды и смотрит на меня.

— Не шуми, хвостатая — велел ей Родька — Рыбу распугаешь. А еще лучше — возьми ведро и карасей мне им налови. Да покрупнее! Туман скоро от воды пойдет, я промокну, потом полдня шерсть сушить придется.

— Здравствуй, Анисья — улыбнулся я русалке, которая только презрительно фыркнула после слов моего слуги — Ты все так же прекрасна.

Если честно, я с трудом вспомнил имя этой русалки. Спасибо кувшинке, что красовалась за ее ухом, только по ней и сориентировался. Просто больше себе эдакую красоту никто из местных девиц-покойниц не позволяет. После ухода Аглаи ведь именно Анисья у них старшей стала, и потому на законных основаниях хочет от остальных отличаться. Плюс — она утонченная натура. Коли мне память не изменяет, она не из-за какого-то обрюхатившего ее деревенского увальня в реку вниз головой сиганула, или по случайности в нее сверзилась. Нет, тут история, достойная стать основой для стосерийной мелодрамы, которую не прочь будет показать не только телеканал «Домашний», но и «Россия». Анисья утонула, спасаясь от разъяренных односельчан, собиравшихся порешить ее за связь с французом-гувернером из помещичьего дома, до того служившего, как выяснилось, в наполеоновском войске. Любовь у них была, полыхнувшая как вот этот костер. Прикипело сердечко девичье к усатому красавцу-французу несмотря на то, что являлся ее избранник в прошлом захватчиком, не сказать — оккупантом. И все бы ничего, только вот родственники и односельчане изрядно пострадавшие во время военных действий, сей порыв чувств оценили по-своему и собрались Анисью дрекольем забить. Но оно и понятно — помещика нельзя, он отец родной, француза тоже, тем более что тот, почуяв недоброе, шустренько собрался и умотал куда подальше, а Анисья вроде как своя, ее не жалко. Бедняжка чудом успела до бежать до реки, которая, насколько я понял, тогда была куда шире, чем сейчас, и сиганула в нее, а вот на другой берег уже не вышла. Прямо как Чапаев какой-то, честное слово. Правда, герою гражданской войны рана и пуля помешали, а у Анисьи просто сил не хватило. Хотя… Водяники вроде только тех берут, кто доброй волей под водное одеяльце укладывается и им глянется. Так что — кто знает. Любовь — она такая любовь. Может, просто решила Аглая, что ей без дролюшки жизнь более не мила, ясно же было, что тот не вернется. Да и проще так уйти, чем на вилах односельчан повиснуть, или всю жизнь в качестве беглой крепостной прожить. Мужикам было проще, если что — махнул в Сибирь и ищи-свищи, а женщинам в то время намного сложнее приходилось. Феминисток нет, социальных сетей, в которых можно поднять хай о харрасменте и домашнем насилии тоже нет, ток-шоу отсутствуют. Куда им податься? Только разве что на дно речное.

— Привез — я залез в рюкзак, достал оттуда пакет с гребешками, подошел к кромке воды, и один из них, красный, кинул русалке — Лови. И подружек зови, тут всем хватит.

— Мы тут! — из-под воды сразу пяток девичьих головой появился — Тут мы! Давай-давай-давай!

— Как карасей попросить — так фигу с два, а как самим гребни захапать — так они первые — проворчал Родька со своего камушка — Нечего их баловать, хозяин. Как они к нам — так и мы к ним.

— А где хозяин ваш? — поинтересовался я у галдящих русалок, которые азартно делили добычу, беззлобно переругиваясь насчет того, кому какого цвета гребешок достанется — Мне бы с ним потолковать. Дело у меня к нему.

— Так тут я — раздался знакомый мне говорок — Здорово, парень. Где пропадал-то?

Я обернулся и увидел, что народу на берегу прибавилось. Ну, если под категорию «народ» можно отнести владык местного леса и реки. Они расположились друг напротив друга, причем и тот, и другой сидели в некотором отдалении от костра. Но это и понятно — ни тому, ни другому огонь другом не являлся.

— По миру покатался — я отвесил церемонный поклон, выказывая тем самым почтение этим хитрым и знающим старикам — Людей посмотрел, пару раз себя показал.

— Блажь — Карпыч звучно высморкался в изрядных размеров тряпицу, извлеченную из кармана — Чего у них есть такого, что у нас нет? Вода да рыба везде одинакова.

— Не соглашусь. Вот, например в Ирландии мне водяного коня довелось повидать — возразил я ему — Они его «агишки» называют. Впечатляющая животина, правда, людей сильно не любит. Если есть возможность — непременно человека утопит. Заманит его так, чтобы тот на спину ему залез, а после сразу в реку кидается, на самую глубину. Или в омут. Ну, а после там, в воде, он его еще и съедает. Меня один такой тоже хотел к себе на спину заманить, очень я ему не понравился.

— Не заманил? — усмехнулся водяник.

— Копыта у него коротки — рассмеялся я — Да и не один я не берегах той реки оказался, а в компании тех, кто объяснил этой скотине, кого надо приманивать, а кого нет.

Веселая тогда выдалась поездочка, что уж там. Никогда не думал, что встречу Новый год в компании двух полукровок-сидов, охотясь на безумную даже по меркам своего племени банши. Добавим сюда симпатичную, но коварную килох-вайру по имени Орлэйт, троицу домовитых, но невероятно скупых гроганов, а также Бузинную матушку, и получим варево почище «Hot Toddy». Впрочем, сейчас, полгода спустя, мне кажется, что я тогда провел праздничную ночь не так уж и плохо. Ну, или как минимум, не слишком скучно. В любом случае, я уже не злюсь на Жозефину, по милости которой влип в ту историю.

— Не по зубам, выходит, заморской коняке нашенский ведьмак — улыбнулся леший.

— Да какой там — отмахнулся я и подошел к водянику — Дядя Карпыч, у меня к тебе дело. Вернее — послание. Извини, что с опозданием его передаю, но раньше никак не получилось бы.

— Ох ты! — даже опешил старичок, с левой полы сюртука которого безостановочно капала вода — Это от кого же?

— От Налимыча с Москвы-реки — протараторил я — Велел он тебе кланяться, и со всем уважением напомнить, что про должок твой не забыл.

— Какой-такой должок? — дернул себя за бороду речной дед.

— Ты лет двести назад в зернь ему стаю зеркальных карпов проиграл, а вместо них ему косяк плотвы пригнал — пояснил я без малейших сомнений. В таких вопросах их быть не может, даже с учетом того, что Карпыч мне, конечно же, полезнее и нужнее Налимыча. Но — ну нафиг. Вон, я с долгом Хозяину кладбища протянул — и что вышло? — Потому он тебе просил сказать — не дело так поступать. Проиграл — вынь да положь, как Поконом заповедано.

— Верно он говорит — неожиданно поддержал меня лесовик — Я вот лет двести назад Кузьме, что при бородинском лесе живет, сотню белок проиграл, так отдал же? Хоть и жалко их было. Осень на дворе, вот-вот первые морозы грохнут, у них все дупла запасами набиты, а я их с насиженных мест согнал и в новый лес отправил. Чуть не плакал, а все ж погнал. Долг есть долг, его завсегда платить следует. Особенно, если в зернь продулся.

— Как ты с Карпычем-то снюхался? — хмуро поинтересовался у меня водяник — Где дорожки пересеклись?

— Он нам помог колдуна одного поймать — охотно ответил я — Из рода Кащея.

Старички переглянулись и обменялись кивками, из чего я сделал вывод, что и здесь, в Лозовке, та история двухлетней давности известна. Но оно и понятно — Кащеевич все же был фигурой неординарной, принадлежащей к старой и знаменитой фамилии, потому его смерть не могла пройти бесследно.

— Ладно, ваша правда — покряхтев и повздыхав, согласился водяник — Но не сейчас! Не сейчас! Нерест же! Куда им по рекам шлындать? Вот икру отмечут, тогда пусть плывут.

— Ведьмак, а ведьмак — раздался голос одной из русалок. Речные девы уже закончили дележку подарков, и теперь, сидя на мелководье, расчесывали гребешками свои волосы. Смотрелось это все очень красиво, особенно учитывая то, как гармонично их оттенял лунный свет — А вот там, где ты был, такие как мы есть?

— Есть — кивнул я — Тамошние речные девы мерроу называются. Но если напрямоту, то по красоте вас сравнивать с ними нельзя.

— Чего? — насупилась вредная Лариска, которая, похоже, до сих пор не простила мне того, что я в свое время помог Аглае покой обрести — Это мы, значит, косорылые да страхомордные, а они, выходит…

— Так он не в том смысле — перебили ее сразу несколько товарок — Он о том, что мы краше тех.

— Верно — подтвердил я — И река у нас лучше.

— Вот только рыбы в ней нет! — влез в разговор Родька — Битый час сижу — ни одной поклевки. Хоть бы уклейку какую выдернуть!

— До чего же докучливый у тебя слуга, ведьмак! — поморщился Карпыч — Анисья, насыпь ты ему карасей в ведро, сделай милость! И пущай он отсюда уматывает куда подальше!

— И покрупнее — мигом сориентировался Родька, немедленно начав жестикулировать — Таких вот. Или, лучше даже вот таких!

— Какие будут — недовольно буркнула русалка, которую отвлекли от медитативного расчесывания своих волос — Таких ему, не таких…

— Мне не себе — протараторил мой слуга и ткнул пальцем в мою сторону — Мне ж хозяина кормить! Так что это ему!

Ведро появилось уже через минуту, и в нем кто-то отчаянно плескался. Хотя — почему «кто-то»? Караси. И, судя по довольной роже Родьки, изрядного размера.

— Благодарю за подарок, дядя Карпыч — изучив добычу, поклонился водянику мохнатик — Ну, я пошел.

— А мы? — возмутилась Аксинья, усевшаяся на свое место и снова доставшая гребешок — Или наши труды доброго слова не стоят?

— А вы, хвостатые, и так должны нам свежую рыбу каждый день таскать — заявил Родька, волоча ведро к кустам — Ежели бы мой хозяин вам гребешки то и дело не дарил, вы бы еще сто лет косматые ходили. Кто про вас еще вспомнит, как не он?

Выдав сей достаточно грубоватый спич, Родька удалился с берега, но некоторое время еще был слышен шорох кустов, через который он пробирался, по своей привычной лени желая сократить дорогу до дома, да негромкая ругань, когда к его шерсти прилеплялся очередной кругляш репейника.

— Почему ты его до сих пор не утопил — не понимаю — произнес Карпыч — Кого только на своем веку не видел, но эдакого стервеца не припомню.

— Зато верный — возразил ему лесовик — И за одно это можно много чего простить. Хотя ему про то знать не следует. А вот пугануть еще разок, как нынче днем, стоит. А, Александр?

— Пуганем — согласился я, поворошив палкой изрядную кучу углей, а после доставая из рюкзака пакет с картошкой — Он когда боится чего-то, до того забавный!

— А хочешь, мы тебе поможем? — застенчиво спросила у меня хорошенькая русалка с кокетливо вздернутым носиком. Странно, раньше я ее не видел, это точно. Просто наверняка запомнил бы, больно уж девчонка симпатичная. Может, из новеньких? — Он же воды боится? А мы его в нее — бултых!

— Не надо — покачал головой я — Он после такого «бултыха» вообще умываться перестанет, а это никуда не годится. Пахнуть ведь начнет, или того хуже — линять. Мы уж лучше его с дядей Ермолаем к какому-нибудь полезному делу приставим. Белок пересчитывать или пни корчевать.

— Пни — это интересно — призадумался лесовик, глядя на то, как я закатываю клубни в самый жар — Пни — это хорошо. Славная идея!

То ли в благодарность за рацпредложение, то ли, потому что картошка печеная удалась как никогда хорошо, но через несколько часов дядя Ермолай, к моему безмерному удивлению, принял участие в сборе утренней росы. И, скажем честно, уделал меня как младенца, что в скорости ее сбора, что в качестве. На каждую мою одну каплю приходилось десять его. Вот вроде бы — старичок старичком, и пальцы у него толстые, но как ловко он передвигался по просыпающемуся лугу, не задевая ни одной травинки, как умело стряхивал капли в флаконы. Да, именно флаконы! В этот раз был собрана не одна емкость, и то заполненная не до верху, как это традиционно случалось, а целых три! Три флакона с жемчужно-переливающейся внутри влагой, которую добыть можно только в эти быстрые майские дни и обязательно до того, как на капли упадет первый солнечный луч. Нет, рассветную росу можно собирать и в другое время, хоть все лето, и даже часть осени, но такой нутряной земной силы, как в мае, она больше не наберет. В эти дни в ней концентрируется вся мощь весны, все желание природы возродиться для новой жизни, она одновременно сочетает в себе ярость первых гроз и печаль ушедшей на покой зимы. Столько всего в майской рассветной росе намешано, что слов нет.

Короче — очень сильная штука, если ей пользоваться с умом, причем как отдельным снадобьем, так и в сочетании с другими ингредиентами. И у меня ее три здоровенных флакона по триста грамм каждый. Офигеть!

Так что если дядя Ермолай захочет, Родька ему теперь не то, что все пни в лесу выкорчует, но и опустевшее место новыми деревьями засадит. А я их в ближайшем питомнике куплю. Вон, объявление на станции висит «Садовый рынок в Шиколово». Приеду, и весь этот рынок скуплю.

Ну, а дома меня ждал обещанный рыбник, который и впрямь ведьмин уделал как слон черепаху. Как выяснилось — куда Дарье Семеновне до моего домовика! Я чуть пальцы себе не откусил, вот как вкусно он готовит. Я даже и не знал, что он на подобное способен.

И вот после этого всего лечь бы мне в саду под цветущей яблоней на расстеленный прямо на траве плед, да как вздремнуть часика три-четыре для души! А после снова в лес пойти, травы на закате пособирать, в том числе непременно упомянутую дядей Ермолаем гарь-росянку, после их не торопясь перебрать, слушая очередную перебранку Родьки и Антипа, которые станут раскочегаривать самовар, чаю напиться от души в их компании…

Так нет же — надо ехать в город. Деваться-то некуда. Второй раз столкнуться с Хозяином Кладбища во сне у меня ни малейшего желания нет. Он и в жизни, что скрывать, выглядит не ахти, но во сне, как оказалось, его созерцать куда хуже. Вон, даже меня пробрало, а я уж считал, что такое в принципе невозможно. Почему? Да привык я к этой публике потихоньку. Когда постоянно вращаешься в мире теней и их хозяев, на ряд моментов уже не реагируешь.

Скорее всего, дело в том, что во сне я более уязвим, как, впрочем, и любой другой человек. Во сне мы все, если можно так сказать, ментально голенькие, нет на нас доспехов сознания, которое отметает или блокирует многие нюансы во время бодрствования, аргументируя тем, что «это не нужно» или «забудь». Знание, логика, благоприобретенный за годы скептицизм — все работает на нас, чаще спасая, реже губя. А во сне ничего этого в помине нет, там мы такие же, какими вылезли из утробы матери. Там мы все дети. А детям свойственно бояться всего, что непонятно. И это, к слову, очень и очень правильная реакция, особенно во сне. Там ведь тоже чего только не случается, и не все существа, обитающие за гранью сознания, не так уж нереальны. А для иных это и вовсе охотничьи угодия, вот так-то.

Рассказывала мне Генриетта кое-что на этот счет, было. И про повелителей снов, тех, что могут открывать двери между сознаниями разных людей, когда те спят, тоже поведала. Правда, вероятность встречи очной встречи вне сна с кем-то из них минимальна, очень уж это редкая специальность, даже для мира Ночи. Да и не афишируют они себя, прекрасно понимая, что неприятностей им в данном случае не избежать. Или чего похуже. Умение вторгаться в чужие сны это ведь не благословение, а по сути, проклятие. Слишком многим ты нужен, и мало кто из этих соискателей планирует что-то доброе.

Вот так, размышляя на данную тематику, я и добрался до дома, где у подъезда меня встретил таксист, так и не покинувший своего поста.

— Я согласен — сообщил он мне, вставая — Какие будут указания?

— Ничего не забыл? — спросил я у него.

— Да вроде нет — озадачился призрак — А чего?

— Подумай, может, сообразишь — посоветовал я ему — Пошевели мозгами.

Таких, как он, надо сразу ломать о колено, без этого никак не обойтись. Это тебе не Жанна, которая при всей своей внешней независимости отлично знает в каких границах надо держаться при общении со мной. Проще говоря, у нее есть четкое понимание того, кто из нас двоих хозяин, и ей объяснять ничего не нужно. Здесь же другая история, здесь уже через день начнутся разговоры на тему «такие поручения я выполнять не стану» и «за кого вы меня считаете». А мне все это даром не нужно. И так я этому клоуну уникальный шанс предоставляю по доброте душевной.

Кстати — опять Жанны дома нет. И где ее черти носят? Призвать ее, что ли? Или погодить пока?

Через несколько часов, когда я вышел из подъезда, то первым делом осведомился у таксиста:

— Девушка приходила? Та, что со мной живет?

— А? — почесал затылок тот — Так это… Я ж не знаю, с кем ты живешь. Ты баб к себе пока не водил.

— Не живая — нахмурился я — Призрак. Ну, который с нами вмашине был.

— Так ты чего, с ней живешь? — выпучил глаза мой собеседник — Ну нефига себе! А как же ты ей… Ну…. Там же некуда? Или ты и так можешь? Но я бы так не смог. Не в смысле — болтом, а это… Чисто по душе. Это ж все равно что трупак жарить!

— Н-да — я втянул в себя воздух — На вид казалось, что ты умнее. Ошибся я, как видно.

— Тьфу ты! — махнул рукой мужчина — Я-то уж подумал, было… Ф-фу! Аж легче стало.

— Тебе не может стать легче или тяжелее — поведал я ему — Ты мертвый. Тебе теперь одинаково. Ну? Жанна приходила?

— Вчера — с готовностью ответил таксист — Пришла и снова ушла, я только и успел ей сказать, что ты уехал.

— Молодец — похвалил я его — Ну, а что мне сказать следует, сообразил?

— Всегда готов — вытянулся во фрунт таксист — Выполню любое задание.

— Ближе — заметил я — Но все равно — не то. Вернее — ответ неполный. Думай дальше. Ну, а мне пора. Дел еще полно.

— Так ночь на дворе — заметил таксист.

— Привыкай — я с удовольствием потянулся — Ночь теперь твой день. И мой тоже.

Глава 10

— Едрить-колотить! — невольно вырвалось у меня восклицание из арсенала Антипа Петровича — Новое дело!

Помпезные, новые, черные с позолотой, ворота кладбища были надежно и крепко закрыты, для полноты картины не хватало черной же крупнокольцевой цепи с массивным замком. Всякого я ожидал от нынешней ночи, но вот такого казуса точно нет.

В прошлый раз я вроде бы приехал к тому же времени и без особых сложностей прошел на территорию. И вышел с нее тоже, через согнутые прутья в заборе. А тут — нате вам. Реновация, понимаешь.

— З-зараза — эмоционально произнес я и от всей души пнул ворота. Они даже не пошевелились, зато я запрыгал на одной ножке, отбив большой палец.

И что теперь делать? Может, тут, как и на моем, назовем его так, родном погосте, тоже есть черный ход? В смысле — служебный?

Или — лаз. Опять же как там. Хотя это не факт, не факт. Там все же кладбище периферийное, без особой помпы обустроенное, без громких имен на надгробиях, потому и не меняется ничего десятилетиями. А тут все же центр города, причем исторический. То есть — большие люди лежат, непростые, иные из них еще царям-батюшкам служили, потому наверняка за подобными вещами смотрители приглядывают. Кстати — странно, что ко мне до сих пор не подошел и не спросил, какого лешего я тут отираюсь.

Кстати! Может, не мудрить, найти кого-то из сторожей, дать ему денег и попросить провести меня внутрь?

Хотя нет, ну нафиг. Не с моим везением в такую лотерею играть. А ну, как у них тут все строго, и вместо прогулки между могил я, по прихоти принципиального служителя, отправлюсь в ближайшее отделение полиции? Ясно, что ничего никто мне не предъявит, но до утра я там точно прокукую. Так что пойду искать второй вход, или какую-то другую возможность попасть внутрь. Появилось у меня одно неплохое соображение на этот счет. Может, и не придется круги вокруг некрополя описывать.

По моему и вышло. Через несколько минут ходьбы и внимательного изучения того, что находится за оградой, я наконец увидел подходящую для моего плана особу. А именно — призрак, отиравшийся близ решетки. Что любопытно — это был мальчишка лет двенадцати-тринадцати, не старше. Впервые с таким сталкиваюсь, хотя по кладбищам полазал изрядно. Молодых людей, от двадцати лет и старше, преизрядно повидал, а вот детей — нет. То ли оттого, что они не успевают нагрешить и сразу отправляются в то место, где свет, то ли еще по какой загробной причине. Я на эту тему никогда не размышлял. Да и не планирую. Не все стоит знать, даже с учетом моей специфической специализации.

— Пацан — окликнул я парнишку, который с ловкостью макаки в данный момент качался на ветке вяза, вцепившись в нее обеими руками — Поди сюда.

— А зачем? — осведомился он у меня, даже не подумав прекратить своё занятие и выполнить мою просьбу.

Вот все-таки как забавно устроена психика детей, что живых, что мертвых. Он даже не задумался над тем, что этот дядька по какой-то причине его видит. Для него данный факт совершенно несущественен. Вот так оно — и всё.

— Раз зову — значит надо — пояснил я — Дело есть.

— Тебе надо — сам и подходи — без малейших признаков уважения к старшим, ответил мне пацан, раскачиваясь на ветке.

— Ну ты и наглый — не мог не восхититься я — Меня бы отец за такие слова как сидорову козу выдрал.

— Так ты мне и не отец — резонно заметил мальчишка — Мой батя вон лежит. Правда, он не пришел после того, как… Ну, потом. А я его ждал. Сильно.

— Бывает — признал я — Каждому свое. Слушай, все-таки уважил бы меня, а? Хоть и ночь, но люди ходят, а я, вон, ору тут чуть ли не на всю улицу. Того и гляди машину из психушки мне вызовут.

— Так ты, наверное, псих и есть — предположил наглый малец, но при этом разжал руки и опустился на землю — Раз меня видишь. Те, которые в своем уме, такого не умеют.

Он не торопясь приблизился к ограде, правда вплотную к ней подходить не стал. Славный такой мальчонка, аккуратный, в рубашечке с длинными рукавами, застегнутой под горло, в брючках со стрелочками. Видать, с душой его собирали в последний путь. С любовью. Впрочем — разве бывает по-другому в таких случаях?

— Скажи, ты Самсона Орепьева-третьего знаешь? — спросил я у него — Забавный такой персонаж, всю дорогу при местном Хозяине отирается.

— Знаю — подтвердил паренек — Вернее — видел несколько раз.

— Позвать его можешь?

— Нет — помотал головой мальчишка — Мне отсюда уходить никуда нельзя. Как определили меня на это место, так я тут и живу. Давно уже.

— Ой, да ладно — поморщился я немного показушно — Чтобы такой безбашенный пацан, как ты, сидел на одном месте, никогда с него не сбегая? Не поверю.

— Что значит «безбашенный»? — заинтересовался мальчишка — Это как?

— Ну, значит, без тормозов — попробовал объяснить ему смысл слова я, поняв, что он, скорее всего, умер еще до появления данного выражения — Нет для него преград ни в море, ни на суше, ни в квартире, ни в подвале. И запретов тоже нет.

— Так то там, с той стороны ограды — мальчишка попробовал пнуть ногой ветку, лежащую на земле, и ему это удалось. Значит точно давненько он здесь. Молодые, назовем их так, призраки на подобное неспособны. Они еще не потеряли связь с той реальностью, в которой их уже нет, а потому не различают до конца, где бытие, а где небытие, что здорово сбивает координацию действий — Здесь все по-другому. Это тебе не с урока сбежать, или вместо занятий музыкой пойти в футбол играть на пустырь. Там что, только замечание в дневник запишут, или в кино пару недель запретят ходить. А тут… Не, я лучше здесь поиграю.

— Прости, не верю — покачал головой я — Хоть ты десять раз мне одно и то же повтори, а все равно — шастаешь ты по территории кладбища. Причем по тем лазам и тропинкам, которые никто не знает. Не может по-другому быть. Знаю, что говорю, сам таким был.

— А докажи! — хитро глянул на меня пацан.

— Вот ты вредный — вздохнул я — Некрасиво прозвучит, но с таким подходам к людям что бы из тебя выросло?

— Что-то да выросло бы — мальчишка заложил руки за спину и качнулся на пятках туда-сюда — Вот ты взрослый — и чего? Бродишь по ночам у кладбища. Нормальные люди так не поступают, они чаю напились и телевизор сейчас глядят. А ты… Как там тебя?

— Ал… — на автомате начал отвечать ему я, только в самый последний момент сообразив, что чуть не попался в банальнейшую ловушку — Ах ты, маленький паршивец!

Мальчишка текуче скользнул к решетке, задрал свое лицо вверх и нехорошо так, очень не по-доброму улыбнулся. И ведь что примечательно — детской непосредственности больше не наблюдалось. Нет, лицо осталось тем же, но черты как-то заострились, а глаза… Это были два черных провала. Не скажу, что мне стало не по себе, такими вещами меня теперь не напугаешь, но в целом — сильно.

— Ты хорош — признал я — Ловок. Чуть не поймал меня.

— Жаль, что не поймал — еще сильнее, прямо как Петрушка какой-то, раздвинув губы в улыбке, и став неуловимо похожим на очень-очень ядовитую змею, звонко ответил мальчуган — Напялить на себя шкурку Ходящего близ Смерти было бы весело. Надоели уже пьяные и старушки, с ними неинтересно, потому что все это слишком просто. Да еще вечно их причитания слушать приходится: «отпусти», «что со мной?». Всегда одно и то же. А ты — совсем же другое дело.

— Не по плечу тебе моя шкурка — поднял я воротник куртки — Мало каши при жизни ел.

— Я вообще при жизни почти ничего не успел — поделился со мной призрак — Спасибо папе, это его стараниями я сюда, на кладбище попал. Тут и застрял.

— За что же это он тебя так? — заинтересовался я.

— За сестрицу — охотно ответил мальчишка, из глаз которого постепенно исчезла чернота — Сводную. Орала она очень, особенно по ночам, спать мне не давала. А у меня учеба, кружки, футбол, стенгазета. К походу мы всем классом готовились еще, тоже времени много уходило. За день набегаешься, а ночью как начнется эти «аааа», «ааааа» — сил нет. Вот я ее и напоил снотворным. А она возьми, да и помри.

— Жесть — проникся я.

— Чего? — пацан недоуменно глянул на меня — При чем тут жесть?

— Не суть. А папаша, значит, не простил?

— Это все мачеха — хмуро пояснил он — Она после похорон Аленки его накрутила, вот он меня и задушил. Отец же вообще никогда не пил, даже в экспедициях, когда студентов на практику возил, а тут целую бутылку выдул. Мачеха в крик, меня ругает, мол, «его даже не посадят», «он теперь и нас убьет», отец сидел, сидел, а после в горло мне вцепился. Я только ногами подергал — и все.

— Н-да — я почесал в затылке — Невеселая история.

— Я его тут ждал — показал на заросшую травой могилу с покосившейся оградой он — Поговорить хотел. Сказать о том, что Аленку мне вообще-то жалко. Любить мне ее было не за что, это да, но убивать за что? Вот мачеху — ту да! Она ж меня ненавидела, и я ее тоже. А сестренка — она при чем? Только не получилось ничего. Не пришел отец сюда, видать сразу в другое место отправился. И мачеху не дождался. То ли она жива до сих пор, то ли в другом месте ее схоронили. Я, когда в чужое тело подселялся, пару раз звонил в нашу старую квартиру, но там другие люди теперь.

Посадили твоего отца скорее всего, и надолго, а там он, видать, капитально раскаялся, раз сюда не попал. Кстати — легко отделался. Могли и расстрелять, при советской власти (а эта жуткая история, судя по тому, что говорит мальчишка, явно случилось сильно не вчера) детоубийство классифицировалось как одно из самых тягчайших преступлений, я про это читал в «Дзэне». Ну, а вторая жена из мест не столь далеких его ждать не стала, быстренько разменяла квартиру, а после развелась.

— Хотел даже доехать, глянуть что да как, может, попробовать найти, где мачеха живет. Ну, если жива до сих пор — продолжал тем временем парень свой рассказ — Но далеко от кладбища отойти не могу, даже в чужом теле. Тут мое место теперь.

— Может, оно и к лучшему? — предположил я — Лет-то, похоже, прошло немало. Даже если найдешь ты ее — и что?

— Так убью — просто и буднично произнес он — Я и живым время от времени то и дело мечтал, чтобы она умерла, а теперь мечтать не интересно. Теперь убить хочется. Ее, и еще кого-нибудь.

И я как-то так сразу ему поверил. Это — убьет. Просто так, для удовольствия.

— Ладно, поболтал бы еще, но времени нет. Мне к вашему Хозяину надо спешить, он меня давно ждет — сообщил ему я — Так что ты все же Орепьева позови.

— Через два пролета крайний слева прут решетки снимается, его цветочники выпилили — ткнул пальцем влево мальчишка — Тебе внутрь попасть надо? Ну, и чего бегать туда-сюда, как на физкультуре? Только потом обратно вставь как было, хорошо?

«Цветочники», надо полагать, это те предприимчивые ребята, которые ночью с могил забирают ту флору, которую туда днем посетители положили. Что же до проявления заботы о них со стороны этого мальчугана… Не думаю, что дело в его доброте или бескорыстии. Сдается мне, он их телами время от времени пользуется. И мне точно не хочется знать о том, что именно он творит, в них попадая. Многовато у него внутри мрака. Ой, многовато.

Я шагал по кладбищенским аллеям, надеясь на то, что верно иду. Два раза я тут бывал ранее, потому кое-какие ориентиры в памяти всплывали, но не все. Все же времени прошло немало. Старое кладбище, большая территория, тут поневоле заплутаешь.

Хотя вроде, все так. Мимо вот этого склепа, невесть как уцелевшего в тридцатые годы, когда в центре города рушили все, что напоминало о старом режиме, я точно тогда проходил. И этого ангела Смерти, вроде, тоже. Впрочем, тут такие ангелы вон, через могилу стоят. Типовая скульптура, обычная для конца 19 — начала 20 веков. Еще считалось хорошим тоном что-нибудь жалостливое внизу написать, причем в стихах.

Чем сильнее я углублялся на территорию кладбища, тем чаще на пути встречались призраки, причем почти каждый из них со мной церемонно раскланивался. Исключение составляли мордатые военные в призрачных кителях, они большей частью меня игнорировали, как видно, из-за штатского вида. Впрочем, попадались и такие, которые прикладывали ладони к фуражкам или же приветственно махали треуголками.

Ну, а после все и вовсе устроилось наилучшим образом. Повернув на очередную аллею, я увидел знакомую фигуру в зеленом сюртуке, несомненно, меня и поджидавшую.

— Досточтимый Ходящий близ Смерти, рад приветствовать вас в наших палестинах — чиновник местного Хозяина склонился в поклоне — Заждались, заждались.

— Мое почтение, Самсон…ээээ… Не знаю, как по батюшке — шаркнул ножкой и я — Увы, но возникли определенные проблемы с тем, чтобы попасть внутрь. Ворота, видите ли, закрыты.

— Так реконструкция — заулыбался призрак — Да-да, милостивый государь. Выделили, знаете ли, фонды, хватило и на дорожки новые, и на ворота…

— И, наверняка, на новый «бентли» кое-кому — влез в нашу беседу лысоватый толстяк, стоявший неподалеку — Представляю себе, какой на этом тендере был «откат».

— Но я имел в виду другое — нехорошо глянув на мигом притихшего толстяка, продолжил Орепьев — Наш повелитель желал вас видеть еще о прошлый год, так-то. Но вы, насколько нам стало известно, изволили в Европы отбыть. Впрочем, как оказалось, оно и к лучшему.

— Изволил — подтвердил я, зафиксировав в памяти последние слова провожатого. Мне не до конца был ясен их смысл — Вот только-только вернулся.

— И это радостно — поправил ни разу не сбившийся в сторону ворот сюртука Самсон — Одно плохо — следовало вам сразу же по прибытии к нашему Хозяину прибыть. Как должно в таких случаях.

— Вашему — поправил его я — Вашему Хозяину. У меня таковых нет. Есть друзья, есть враги, есть те, кому должен я, и есть те, кто должен мне. Хозяев у меня не имеется.

— Разумеется-разумеется — захлопотал лицом Орепьев-третий — Я это и имел в виду-с. И все же…

— Пошли уже — предложил я — А то до рассвета тут с тобой проболтаем, и мое дело не завершим, и тебе на орехи перепадет.

— И то верно — мигом согласился со мной Самсон — А что, в Швейцарии вы, досточтимый Ходящий, побывали ли? Чудная страна, чудная! Я в бытность свою вторым секретарем при московском градоначальнике как-то раз туда ездил по поручению его высокопревосходительства, да-с! Был, так сказать, обласкан доверием-с. Очень уж дочерям его «колеровский» шоколад полюбился, вот он меня за ним и отправил. Экая же там красота! Озера, луга зеленые… Благость сердешная! А дороги, дороги какие! Ни выбоинки, ни ямки! Не едешь, а на воздусях паришь.

— Там и сейчас неплохо — отозвался я — Дорого только все. Что до дорог — у нас они не хуже. По крайней мере те, что платные.

Вот так, за беседами, мы потихоньку и добрались до самого сердца кладбища, того, где стоит высокий старинный склеп, одновременно похожий и не похожий на остальные. Отличие заключается в том, что створки этого склепа по ночам всегда открыты, а вместо обычной темноты в дверном проеме непрестанно клубится непроглядный, и вроде как даже живой мрак.

Впрочем, не склеп является тут главным действующим лицом, а исполинская фигура в черном балахоне, сидящая на кресле, которое так и подмывает назвать троном.

— Ходящий близ Смерти! — пророкотал Костяной Царь в тот же миг, когда я ступил на дорожку ведущую к склепу. Орепьев-третий замолк на полуслове и юркнул в толпу призраков, стоящих неподалеку — Неужто ты наконец соизволил явиться!

— Мое почтение — я отвесил умруну поклон — Да, вот пришел. Признаю, сделал это в нарушение нашего договора, но ситуация такова, что…

— Верно подмечено — в нарушение! — костистая рука хлопнула по подлокотнику кресла — Верно говорят в ночи — не те стали ведьмаки. Не знают они цену своему слову.

— Неправда — я качнул головой — Слово, данное ведьмаком, всегда будет исполнено, даже ценой его жизни. А если оно и нарушается, то только к пользе того, кому оно было дано. Как, например, сегодня. Прямо сейчас. Я нарушил данное слово, но цель этого проступка благая, и направлены мои действия на то, чтобы оказаться вам полезным.

— Ты чего-нибудь понимаешь? — поинтересовался умрун у величественного старца в украшенном искуснейшим шитьем камзоле, стоящего рядом с ним — Нет? И я тоже. Ведьмак, твои речи туманны.

— Все просто — я сделал еще пару шагов вперед — При нашей последней встрече моя скромная персона, увы, вызвала ваш гнев. Вины моей в происшедшем было немного, но она все же имелась, это так. И тогда вами было сказано, что я под страхом смерти не должен показываться на этом прекрасном и древнем кладбище до той поры, пока вы сами меня не призовете. Как было замечено, ведьмаки хозяева своему слову, плюс ко всему глубокое почтение, что я к вам испытываю…

— Очень много слов — от голоса Костяного Царя повеяло холодом. Могильным, как бы двусмысленно это не звучало.

— Если проще — вы мне запретили появляться тут без вашего личного приглашения. Таковое ко мне лично не поступало, но через третьи руки я узнал, что вы желаете меня видеть. Узнал и пришел сюда, к вам, при этом прекрасно понимая, что рискую головой. Из соображений глубокого уважения.

По дороге к кладбищу я так и так прикидывал — разыгрывать мне карту под названием «на самом деле я не забыл, а просто следую договору» или же нет? В конце концов решил — разыграю. Формально ведь все так и есть, верно? Происходи дело в обычном человеческом суде, я бы на сто процентов выиграл дело.

Штука в том, что тут не суд, тут все решает дело, уводя слова на второй план. И тем не менее — эта позиция, по моему мнению, наиболее выгодна. Как минимум я увожу из-под удара моего наставника. Ну, или друга? Не знаю, как верно именовать умруна с того кладбище, что для меня почти родным стало. Сложное у меня к нему отношение, слишком уж много мелких завязочек в наших с ним судьбах возникло.

В любом случае, я решил гнуть линию «ты сам дурак», но, само собой, со всем уважением и почтением. Этот умрун сильно стар, а потому лют безмерно. Не дай бог что заподозрит, то все, конец мне. Опрокинет на дорожку, после распластает когтем мое брюхо, ногой кишки выдавит, и на том закончится история Александра Смолина, ведьмака.

На секунду установилась тишина, а после Хозяин Кладбища разразился хохотом, который и ворон, было заснувших на деревьях, перепугал, и меня, признаться, тоже. Очень жутко он смеется. Невозможно просто.

— Ловко, ловко — закончив веселиться, сообщил мне он — Ну ладно, будем считать, что так все и есть. Это не ты забыл про свой долг, а я запамятовал условия, при которых он должен быть возвращен.

Все, можно выдохнуть, задача минимум достигнута. Только вот мне кажется, что эта доброта окажется похуже его гнева. Знаю я такие расклады, проходил их уже.

— Итак, почтеннейший, я готов прямо сейчас выполнить все то, что обещал. Покажите мне души, которые следует отпустить, и еще до конца ночи их в ваших владениях не будет.

— А их в моих владениях и нет — пророкотал голос из-под капюшона — Что печалит меня безмерно. Ты ведь мне для того и понадобился, ведьмак, чтобы наказать тех, кто посмел нарушить мою волю. Мой закон!

— Теперь мне не все понятно — признался я — Нет, про наказать — это ясно. Но вот насчет того, что их нет здесь, на кладбище — это лучше бы прояснить.

И вот тут я совсем уж удивился. Да и как по-другому? Просто заерзал умрун на своем троне, закряхтел, а это означало одно — он находится в растрепанных чувствах. Пусть не сильно, пусть на вот столечко, но тем не менее. А подобное, по моему личному мнению, вообще невозможно. Особенно применительно к столь древним и могучим сущностям, как он.

— Нелепа вышла — наконец прогудел Костяной Царь — Кто-то из помощников, телепней эдаких, оплошал. Н-да.

— Хорошие слуги нынче редкость — посочувствовал ему я — Понимаю как никто. У самого, знаете ли…

— Колдуна у меня на кладбище закопали! — перебил меня умрун и бахнул кулаком по ручке кресла, да так, что та аж затрещала — Чернокнижника! Из новых, да хватких. В осень это случилось, я как раз собирался в склеп уходить, вот и не учуял его. А эти остолопы… Уууу!

Он погрозил пальцем толпе призраков, после чего те дружно пали на колени.

— И? — выждав с полминуты, тактично поторопил умруна я.

— И! — недовольно буркнул тот — Весна пришла, а колдуна того нет! И след его простыл. Тело — здесь, в могиле лежит, гниет. А душа с моего кладбища улизнула! С моего! Кладбища!

Как видно, здорово зацепило случившееся, иначе с чего бы он так переживал? Или, может, все умруны сдают кому-то очень и очень влиятельному некую отчетность, в которой поименованы все души, переданные им на баланс? Приход, расход, сальдо?

Я про такое не слышал, но должна же быть причина подобного гнева?

— Мало того — угомонившись, продолжил умрун — Он с собой еще восемь душ сманил.

— Лихо — не удержался я от реплики, понимая теперь, что имел в виду Орепьев, говоря: «оно и к лучшему».

— Лихо? — в глубине капюшона кроваво блеснули две красные точки — Ты считаешь, что это лихо?

— В иных ситуациях можно восхититься и врагом — сообщил ему я, подавив желание сделать пару шагов назад — Хотя бы для того, чтобы победа над ним казалась почетнее.

— Красиво сказано — обертоны умруна стали потише — Но сама история от того лучше не стала. Я не знаю, кому пришло в голову хоронить колдуна на моей земле, вместо того чтобы сжечь его по всем правилам. Я не знаю, каким образом он совратил тех восьмерых на то, чтобы покинуть свои могилы и уйти с ним. Я не знаю, какое заклятие он пустил в ход, сумев разорвать путы кладбищенского посмертия. Не знаю, и знать не желаю. Но вот тебе мой наказ, ведьмак. Найди тех восьмерых и клятого колдуна. А как найдешь — воздай им по заслугам. Не желали они тут, под моей рукой, существовать, имея хоть какую-то надежду? Значит, и не надо. Пущай отправляются туда, где надежды вовсе нет. Такой мой тебе наказ. Выполнишь сказанное — и, считай, что долг твой выплачен.

— Нет — выдержав лишь минимальную паузу вежливости, ответил ему я.

— Чего? — даже привстал умрун — Как — нет? Ты в своем уме?

— В своем — кивнул я — Потому — нет. У нас с вами, уважаемый, договор о другом был. Речь шла о десяти душах, которые проживают здесь, на вашем кладбище. Именно на нем, я хорошо помню, как сфокусировал ваше внимание на этом моменте. Вы меня еще забавным назвали. Ну, или что-то в этом роде изрекли. Так вот — от этого долга не отказываюсь, готов его вернуть в любой момент. А бегать по стране за беглыми душами — это увольте. Я не сыщик, не охотник за приведениями, я ведьмак. У меня профиль другой.

— Нормальный у тебя профиль, это и отсюда видно — буркнул умрун — Разве что разъелся ты в своих странствиях, вон, из-за щек ушей не видать.

Ничего я ему на это не ответил, только улыбнулся безмятежно. А что? Я сейчас в своем праве, не то, что пять минут назад, когда все было очень зыбко. Главное не грубить, не провоцировать скандал, и тогда ничего он со мной не сделает.

— Я не умею просить, ведьмак — спустя минуту тишины произнес умрун — Не учен тому. Да, ты прав, это не тот долг, о котором у нас с тобой заключен договор. Но ведь и я уступку делаю. Восемь да един — девять. На душу меньше выходит. Неужто оно того не стоит?

— Не стоит — невозмутимо подтвердил я — Те десять — их сюда приведут. А эти девять… Кто знает, где они есть, где их искать? Да еще и колдун у них главный. Чернокнижник, сами сказали. Я с одним таким два года назад закусился уже, мне хватило.

— Здесь они покуда — рука умруна обвела окрестности — В граде Московом. Не могут они его покинуть до поры, до времени. На кладбище мое у колдуна силенок хватило, смог он круг разорвать, а вот из города ему так просто не улизнуть. Да и сыскать их можно, можно. Все души там одна к одной, пакостные донельзя. Воры, душегубы, казнокрады… Гниль людская. Знал этот заугольник, кого к себе в подручные определять, знал. Но в том и слабость их. Не смогут они тихонько до первого снега пересидеть, непременно задумают какой скверной заняться.

— А почему до первого снега? — заинтересовался я.

— Потому что после того откроются для них врата — вздохнул Костяной Царь — Как за мной двери склепа сего на зиму захлопнутся, так они свободу до весны обретут. Нет в Карачуново время над землей моей власти, и над ними, выходит, ее тоже не станет. Улизнут они из города, и все, ввек их не сыщешь. А мне то позор великий. Собратья наверняка про сие узнают, пойдут пересуды, перетолки, а там и до чего похуже рукой подать… Опять же — в мире подлунном ничего просто так не случается. За их вины с меня спрос будет. Смекаешь?

— Смекаю — проникся я.

— Стало быть, берешься за работу?

— Не-а — почти ласково ответил ему я — Не берусь. Больно хлопотно. Опять же — если я вас подведу, так мне крайним быть перед вашими собратьями. Вроде как вся вина на мне. А оно же не так?

Костяной Царь поерзал на кресле, извлек откуда-то тяжело звякнувший мешок, и бросил его на дорожку.

— Я все понимаю. Вот тебе плата за твои труды.

Хороший такой мешок, килограмма на три-четыре. Золото поди, причем не нынешнее, а старое, то, что редко блестит. А если и делает это, то чаще всего в антикварных лавках. «Ефимки» какие-нибудь, или «николаевские» червонцы. Ну, или что там в ходу при царской власти было? Я просто не специалист.

— Мне хватает денег на жизнь — и не подумал я нагибаться за предложенной мне платой — Неприхотлив в быту, знаете ли, щи да каша пища наша. Ну, а женщины мне пока и без денег знаки внимания оказывают, ибо молод я и горяч.

Шутки-шутками, но раньше или позже мое «нет» может вывести его из себя. А другого ответа я дать не могу, мне беглые души ловить и в самом деле неохота. Да и не знаю я, как такими вещами заниматься. Хорошо тем, для кого подобные занятия являются бизнесом, есть такие люди, слышал о них кое-какие разговоры. Но я — не они.

— И боек без меры — добавил умрун — Ладно, есть у меня одна вещица, которую я готов отдать тебе в награду за работу. Это не золото, это кое-что повесомей. И, думаю, тут-то ты не откажешься. Да вот, гляди-ка.

Глава 11

Костяной царь пошарил рукой за своей спиной, а секундой позже показал мне толстую растрепанную книгу в коричневом кожаном переплете.

— Лет двести с гаком назад похоронили тут у меня одного умника — сообщил он мне — При жизни его лекарем все считали. Сидел высоко, глядел далеко, с царями, случалось, виделся. Ну, а на деле он ваших кровей был.

— В смысле — ведьмаком? — уточнил я — Если да, то мне эти записки даром не нужны. У нас все очень четко разграничено. Каждому из нас полагается одна книга, один нож и один слуга, не более.

— Не ведьмак он был — тряхнул книгой умрун — А колдун-травник, из тех, что зла людям не приносят. Встречаются среди их племени и такие. Нечасто, правда, но встречаются. Для них волшба не способ золотом кошель набить или власти под себя подгрести поболее, а возможность новое узнать, или изобрести эдакое, чего никто ранее не делал. Нет, есть в книге сей и такие заковыки, с помощью которых вражине возможно веселую жизнь устроить, есть. Как без них. Но больше все же о другом написано.

— Достойно уважения — произнес я, с куда большим интересом глядя на том с разлохматившимся от времени краями — Именно такие люди двигают цивилизацию вперед. Не так шустро, как войны, но все же.

— Возможно — качнулся капюшон — Так вот — всё, чего он сотворил, чего добился в этой книге записано. Возьмись за работу, что я тебе предложил, и она по ее завершению трудов станет твоей. Даю тебе в том свое слово. И вот что — посмертного вреда тебе от нее не будет. Заклятий недобрых на труд сей не наложено, за то поручусь, и след кровавый за ним тоже не тянется. Ее в гроб тому колдуну его жена положила, по доброй воле, по любви да согласию. Ну, что скажешь?

— Знания — сила, это так — протянул я — Только вот их на белом свете больше, чем у меня времени имеется. Все ведь не изучишь.

А вот теперь я вру, причем бессовестно. Интересная книга-то. Ой, интересная!

Но до чего же не хочется в блудняк с поиском сбежавших мазуриков ввязываться!

— Все не изучишь — ладонь умруна, на которой лежал пухлый том, чуть качнулась — Твоя правда. Только вот мне думается, что знаний мало не бывает. Особенно таких, как тут. Первосортных. Говорю же — глянь.

Он распахнул книгу и выставил ее перед собой, я, по мановению его пальца приблизился поближе и глянул на листы, исписанные мелким, но практически каллиграфическим почерком.

Да, эта книга дорогого стоит. На одной странице разместился рецепт настойки, способствующей «грудной жабы изгнанию, даже такой, коя человека почитай задавила», на другой — состав зелья для сведения родимых пятен с лица, «тех, что в Европах за ведьмин знак почитают».

«Грудной жабой», если не ошибаюсь, раньше стенокардию называли. Ее сейчас и без настоек нормально лечат, медикаментозно в основном. Ну, а если совсем труба пациенту — шунтированием. А вот сведение родимых пятен — это уже куда любопытнее. Нет, опять же, сейчас лазером их убирают, но не те, что на половину лица раскинулись. То есть, и те тоже, конечно, удалить можно, но это куда сложнее и опаснее. И, что важно, — куда дороже.

Заманчиво, елки-палки! Ой, заманчиво.

А ведь все это с авторскими иллюстрациями, весьма и весьма искусными. А рецептура, рецептура-то как записана! В отдельных колонках размещена, аккуратненько, с примечаниями.

— Интересная книжечка, конечно — немного отстраненно признал я — Знающий человек писал, сразу видно.

Умрун верно расценил мой тон, фолиант с треском захлопнулся, аж переплет чуть не лопнул.

— Ты не красна девица, ведьмак! — проскрежетал умрун — А я не парень, что ей под юбку надумал залезть. Я ведь могу другие способы отыскать, как тебя к службе примучать.

— Не сомневаюсь — сделал несколько шагов назад я — Только одно дело, когда работу из-под палки выполняют, другое — когда с душой. Вам ли не знать?

— Мне все одно, как этих беглецов ловить станут — с душой или без нее! — раненым медведем заревел Костяной Царь — Мне важно, чтобы они перестали быть! Чтобы следа их на земле не осталось. И памяти о том, что они существовали!

А я в этот момент понял, что он в на самом деле боится за свое реноме. До судорог боится. Престиж, как всегда все дело в нем. Этот дерзкий побег, похоже реально жестко подорвал его репутацию. Или же подорвет в ближайшем будущем, когда новость о случившемся выплывет наружу. Отчего-то мне кажется, что сейчас она еще является тайной за семью печатями и девятью замками, но только шило в мешке не утаишь. Судите сами — старейший из московских Хозяев Кладбищ, патриарх, тот, чей голос всегда является решающим в любом споре — и в такую лужу сел. Само собой, ему мысль о том, что скоро все его коллеги узнают о таком проколе, нестерпима. Видно же, что тут чувство собственного величия не просто велико, оно просто зашкаливает за все возможные рамки.

— Значит — нет? — положив книгу на подлокотник и чуть привстав, уточнил умрун — Верно понял?

Я развел руки в стороны и виновато улыбнулся, как бы говоря: «Ну, вот такой я упертый. Что поделаешь?»

— Ладно — Костяной Царь снова опустил свой зад в кресло — Ладно. Будь по-твоему, добавлю я еще кое-что к названной цене. Но знай, Ходящий близ Смерти, дружбы моей тебе теперь ввек не обрести. Не достоин ты ее.

Наверное, это плохо. Но почему-то мне на это начхать. По крайней мере в данный момент. У меня вообще сейчас есть только одно желание — свинтить как можно побыстрее. И от опасности, которая, чую, все еще висит надо мной, и от соблазна согласиться. Очень уж мне та книга глянулась. Вот чую просто — много там таких знаний, которые мне позарез нужны, потому велико желание сказать: «Гори ты в аду, чорт костлявый. Решу я твой вопрос». Тем более, что пара мыслишек на тему «с чего бы начать» в голове уже промелькнула.

— Должен мне кое-что один наш общий с тобой дружок — мерно произнес Хозяин Кладбища — Давно должен. И очень это его тяготит, про то мне отлично ведомо. Стало быть так — если исполнишь требуемое, право на востребование долга твоим станет. Отдам я его тебе целиком и полностью. А после сам решай, что с ним делать.

— Дружок, стало быть — я демонстративно почесал затылок — Это о ком же речь?

— А у нас с тобой много общих знакомых? — отрывисто хохотнул умрун — Как мне думается, один всего и есть. Хотя… Еще судные дьяки сбоку припекой прилепились. Но эти сроду роду в долги не полезут. Других в них загонят, они такое любят. А сами — никогда. Ну, или только если уж совсем дело швах. Так что о братце моем названном речь, том, что тебя, ведьмак, выгораживал о прошлый год. Захотел я тебя тогда повидать, ан, а посланец мой ни с чем вернулся. Вот этот доброхот тогда и рассказал, где твою милость нелегкая носит, просил не серчать, заступался за тебя всяко.

Как интересно. Во-первых, не исключено что все Хозяева кладбищ — названные братья. Как мы, ведьмаки. Во-вторых — он за меня прямо вот так заступался? Нет, я помнб его слова, но — прямо вот так? Никогда бы не подумал, что подобное возможно.

Но — есть?

Или это очередной развод, попытка надавить на то людское, что во мне еще живет? Такой вариант тоже возможен, эта публика, если ей надо, соображает и действует крайне шустро, да еще и с завидной фантазией.

А если нет? Если все то, чем кажется, а не наоборот? Тогда я получаю в руки очень серьезный козырь, который можно использовать в особо пиковый момент. Хотя и тут все небесспорно. Пока это только кот в мешке.

— Если не секрет — что же такое этот наш общий друг вам задолжал? — как бы между прочим поинтересовался я.

— Кое-что весомое — с четко различимым ехидством ответил мне умрун — И я сейчас веду речи не о грудах мертвых тел. Ведьмак, я не обманываю тебя, мне это не нужно. Я просто плачу хорошую цену за твои услуги.

— Два долга — мой и не мой, да книга в придачу — произнес я задумчиво — А на другой стороне весов беготня и суета под девизом «пойди туда — не знаю куда».

— Которую надо закончить до первого снега — добавил умрун — Это непременное условие.

Вот зачем он накинул сверху этот долг? Так ведь все хорошо было…

— Ладно, берусь — произнес я — Но только из уважения к вам.

— Я нанимаю ведьмака Александра для поиска девяти сбежавших душ, и, коли он все исполнит как велено и в срок, обязуюсь вознаградить его по заслугам тем, о чем сговорились ранее — прогудел, что твой шмель, умрун — Свидетелем сказанного является Луна.

— Я, ведьмак Александр, берусь выполнить поручение, что мне дано, надлежаще и в срок — привычно отбарабанил я формулировку, которая, кстати, используется и за границей. Интернациональная типовая форма, так сказать — И получить за то награду, оговоренную ранее. Свидетелем сказанного является Луна.

Вот и все. Недолго я пробегал без хомута на шее, что уж там. С другой стороны — скучно не будет, тоже плюс. Опять же — на самом деле награда хороша. Откажись я от нее, и уже утром грыз бы себе локти. А обратно сюда не придешь, это вопросы репутации и самолюбия. Не любят в ночи тех, кто свою точку зрения на тот или иной вопрос меняет через день.

— Ступай и делай то, за что взялся — приказал мне умрун, и только что пальцем на выход не показал — Поспеши, ведьмак. Эти девятеро и так слишком долго испытывают мое терпение.

— Хорошо — согласился я — Как скажете. Только вот еще один момент осталось проговорить. Если я не выполняю контракт в срок, то каждый из нас остается при своем.

— Ты будешь должен мне то, что и ранее — кивнул Хозяин Кладбища — Десять душ.

— Обитающих тут на кладбище — уточнил я и удостоился величественного кивка.

Тут клятвы не нужны, слово сказано — слово услышано.

— И запрет на посещение моих владений без особого разрешения тоже останется в силе — добавил Костяной Царь — Не люб ты мне, ведьмак, стал за свою скаредность и неуступчивость.

На самом деле все может выйти чутка хуже, если я оплошаю, то для меня может закрыться навсегда несколько московских кладбищ, на это его власти хватит, но в целом условия сделки не так уж и плохи. Скажем так — по идее я вообще могу только обозначить деятельность, и все равно остаться почти при своих. Но поступать так я не стану, не принято в наших кругах подобное, и этот костлявый хрен про данный момент в курсе. У нас как? Встал в круг — танцуй. Или не поймут тебя окружающие, а следом и разговоры поползут о том, что дело с тобой иметь нельзя.

Политика. И здесь, представьте себе, тоже политика. Куда от нее денешься…

— Это как вам будет угодно — чуть склонил голову я — Ваша земля — ваши законы. О промежуточных итогах сообщать, или не надо?

— Непременно — милостиво разрешил мне Костяной Царь — И еще… На то время, которое потребно для выполнения порученного я даю тебе право приходить сюда тогда, когда тебе этого захочется. Не как другу, этого блага тебе не видать, как своих ушей, но как моему служителю.

— Наемнику — поправил его я — На худой конец — работнику, хотя это не бесспорно. Не стоит меня записывать в слуги, не будет такого никогда. Нет-нет, это не в ваш огород камень полетел. Я вообще никому служить не собираюсь, кроме себя самого. Лучше вот что — расскажите мне все, что вам про организатора побега известно. И о тех, кто с ним на «рывок» ушел, тоже.

— Куда ушел? — озадачился умрун.

— За забор — пояснил я — И чем больше деталей — тем лучше. Вплоть до самых мелочей.

На обратном пути к заборной бреши я снова и снова гонял в голове те огрызки информации, что мне удалось выдавить из Хозяина Кладбища, который под занавес общался со мной все с меньшей и меньшей охотой. Оно понятно — я живое свидетельство того, что ему, великому и могучему, пришлось чутка прогнутся под обстоятельства. И, кстати, он мне этого никогда не забудет, можно даже не сомневаться. Не скажу, что я нынче ночью обзавелся врагом, нет. Но вот недоброжелателя обрел точно. И весьма могущественного.

Впрочем — пес с ним. Сейчас я этому Костяному Царю нужнее, чем он мне, потому опасаться нечего, а после что-то, да случится. Либо эмир помрет, либо ишак, либо Насреддин. Шутка. Надеюсь, никто не помрет, кроме восьми призраков и их духовного вдохновителя по имени Кузьма Петрович Савостин. По крайней мере на табличке, которая торчала над в некотором роде уже пустой могилой, красовалась именно такая надпись. И годы жизни, как водится. К слову — товарищ оказался почти долгожителем, десяток лет до сотни не дотянул. Впрочем, веры этим циферкам нет, речь идет о колдуне, причем недобром, черном.

Как мне было сказано, он поначалу себя никак не проявил, тихий старичок, каких тут полным-полно по кладбищу шатается ночной порой, а когда все случилось, уже поздно было пить боржом. На могилку к нему никто не приходил, на похоронах толпа народу тоже слезами не заливалась, пришла только парочка смурных мужичков да женщина средних лет. Они дождались, пока гроб зароют, после развернулись и ушли, больше их никто не видел. И памятника никакого со временем не появилось, так казенная табличка и осталась стоять. Про оградку я уж и не говорю. Думается мне, что вряд ли это были скорбящие родственники. Скорее всего либо ребята из социалки, либо «рентовщики», которые старичка холили и лелеяли за отписанную квартиру до той поры, пока он коня не двинул.

Кстати — вот и первая потенциальная зацепочка. Не редкость ведь такое, что пожилой человек живет себе, живет, есть-пьет, гулять ходит по часам и завещанную жилплощадь освобождать не собирается. По этой причине нет-нет, да и случится такое, что неугомонному пенсионеру возьмут, да и помогут покинуть этот прекрасный мир. Могло тут иметь место подобное происшествие? Да запросто. Вкололи Кузьме Петровичу что-то эдакое, он и представился. При нынешнем развитии фармакологии и правильно подобранном содержимом шприца шансов уцелеть у товарища почти не было. Даже будь он хоть трижды колдун. Сила в теле не та, старое оно стало, трухлявое. Моторчик не сдюжил — и привет, отправляйся в последний путь.

А сила колдовская при нем осталась, да добавим сюда непременное желание натянуть нос на задницу своим погубителям. Он затаился, на глаза Хозяину не попадался, дотянул до той поры, пока тот на зимовку в склеп не ушел, за несколько месяцев сколотил себе бригаду из местных сливок общества, а после, как снег таять начал, рванул на волю.

Версия? По-моему вполне. И как вывод — надо скоренько добывать все данные по господину Савостину. Где был прописан, кому отошла квартирка, кто именно занимался данной сделкой, если на самом деле имел место договор ренты. И, если я прав, раньше или позже Кузьма Петрович по их души придет. Тут-то мы с ним и пообщаемся о разных всякостях.

При условии, разумеется, что все самое плохое с этой троицей уже не случилось. А такое вполне возможно.

Одно плохо — для подобных изысканий нужен серьезный административный ресурс, которого у меня, увы, нет. Тут ведь не придешь, не скажешь: «а вот как бы мне так узнать?». Опять же — куда именно идти? Ладно, начать можно с администрации кладбища, там, полагаю, вопрос худо-бедно деньгами можно решить. Кто-то же заказывал похороны? Кто-то платил за гроб, копку могилы, табличку. Значит есть квитанции, сейчас никто в «черную» уже не работает. Есть квитанция — есть имя и фамилия плательщика. А то и название организации.

Но дальше начинается затык. В этой организации, случись мне узнать ее название со мной никто говорить не станет, это точно, я же никто и звать меня никак. А то еще и к стенке припрут с назидательными целями, чтобы лишнего не спрашивал. Понятно, что и в этом случае можно отыскать ресурсы, которые окажутся весьма эффективными, но только тривиальными их не назовешь.

Короче — надо думать, какой чертей, тех, с которыми я знаком, не самый рогатый.Тем более, что выбор не так уж велик.

Но как же неохота кого-то из них видеть-то, а? Кроме, может, только Стаса, он хоть и ловкач изрядный, но нормальный парень. Только вряд ли он полезет в это дело, подозреваю, что ему тех приключений хватило с избытком. Он человек полностью земной, ему любая сверхъестественная колготня нафиг не нужна. Более того — она ему претит, как мне показалось.

Ряжская… У этой, конечно, тоже мощностей раскрутить дело хватит, даже с избытком. Личная служба безопасности, укомплектованная не самыми плохими спецами из государственных силовых структур, прикормленные дяди из больших кабинетов, те, что с большими звездами на погонах, деньги, наконец.

Но так она мне еще тогда надоела — сил нет. Больно хитра. Да-да, для леди из большого бизнеса это норма, но меня данное обстоятельство не колышет. И, к слову, если бы ее муженек сейчас поступил бы со мной как тогда, шиш бы он так легко отделался. Как минимум психиатрическая клиника ему была бы гарантирована, ручаюсь за это.

И вот мы подходим к самому очевидному решению. Па-ба-бам! Господин Нифонтов, ваш выход.

Впрочем, чему быть, тому не миновать. Уверен, он уже знает, что я в городе, потому наша встреча — это только вопрос времени. Может, он сам бы мне позвонил, может, произошла бы на сто пудов случайная встреча — вариантов масса. Финал один и тот же — дружеская беседа в кафе с тысячей недомолвок и туманных фраз.

Но ничего, я не гордый, сделаю первый шаг. А почему бы нет? Тем более, что на ней кроме возможности заручиться его поддержкой, много всякого разного полезного узнать. Кто, что, когда. И о том, не нашалили ли где уже мои новые друзья, и о многом другом. Все тайны ночного города он мне, ясное дело, не выложит, но что-то поведает. Опять же — про поручение бабки Дары не стоит забывать. Надо только решить, как его подать правильно, так, чтобы максимально от этой истории отстраниться.

Кстати, а чего это я? Это не я его прошу мне помочь в ловле духов. Нет! Это я им услугу оказываю, за которую мне Отдел должен будет. Девять опаснейших душ на свободе! И в данный момент они невесть что невесть с кем творят. Так что — думай, Николай, чем меня умаслить.

Понятно, что я это все утрировано, но курс-то, по сути, верный?

Вот тоже интересно — а зачем колдун с собой столько народу утащил? Трое-четверо — понятно. Соглядатаи, подручные, да мало ли кто. Но восемь? Это уже не компания, это какая-то призрачная мини-армия.

— Ходящий — окликнул меня мальчишеский голос — Погоди!

За мыслями я и не заметил, как добрался до забора, и ведь не заплутал, хоть шел на автомате.

— Чего тебе? — повернулся к нему я — Если попрощаться желаешь — пока-пока. И спасибо за помощь.

— Забери меня с собой, а? — попросил парень — Туда, в большой мир. Я хорошо буду тебе служить, обещаю. Все, что скажешь, делать стану. Любую работу.

Не врет. На самом деле станет, это ясно, как день. На кого укажу, того и убьет. Он ведь это имеет в виду.

— Это не в моей власти — объяснил ему я — Твое место тут, приятель. И у тебя есть свой Хозяин.

— Я был там, у склепа — мальчишка уставился на меня — Сзади стоял, но все слышал. Если ты скажешь, он меня отпустит. Тем более, что я ему все равно не нужен.

— Ты видел этого колдуна? — уточнил я — И тех, кто ушел с ним?

— Колдуна — нет — помотал головой паренек — А других — да, почти всех.

— Интересно — я поднял воротник куртки и глянул на темное небо, с которого вдруг начал сеять мелкий дождь — Тебя как зовут-то?

— Павлик — протянул мне руку он — То есть — Павел.

— Я подумаю, Павел — разумеется, мне и в голову не пришло обменяться с ним рукопожатием, не по чину ему такие привилегии. Нет, я не стал снобом и не зажрался. Просто есть в нашем мире некая табель о рангах, которую следует соблюдать. От этого зависит отношение к тебе окружающих, определяющее твое место в мире, в том числе и то, кто ты есть — охотник или добыча. Этот призрачный мальчик — не Жанна, оставшаяся все той же веселой девушкой, которой была при жизни. Ее трансформация еще даже не думала начинаться. А он живет в совсем другой системе координат, круто замешанной на ненависти и не самых лучших устремлениях в отношении живых — Может, и вернусь за тобой.

И я не соврал. Повторюсь — этот Павел мальчишка крученый, опасный, с чернотой внутри. Все так. Но, с другой стороны, кто знает, какие ресурсы мне могут понадобиться в ближайшее время? Может, как раз вот такие, как он пригодятся, без тормозов и малейшего подобия жалости на пару с состраданием. Не хотелось бы, конечно, переходить к столь решительным мерам, вот только кто бы когда наши желания учитывал.

А привязать я его к себе привяжу, если что. Есть у меня в загашнике один ритуальчик, после которого он мне сроду вред не причинит, если только я сам того не захочу. Генриетта мне про него рассказала незадолго до расставания, так сказать, с барского плеча подарочек скинула.

Насупленный таксист, сидящий на скамейке, вскочил с нее сразу же, как увидел меня, выходящего из машины.

— Есть результат? — подавив зевок, спросил у него я — Или хоть какие-то соображения относительно того, что ты делаешь не так?

— Есть — пробурчал он, помялся секунд пять и добавил — Хозяин.

— Вот! — я выставил указательный палец левой руки перед собой — Молодец. Начинаешь кое-что соображать. Хотя… Аааа, я понял. Жанна вернулась и объяснила тебе, тугодуму, что к чему. Верно?

— Верно — признал мужчина — Только ты ее не ругай. И потом — как я дотумкать должен был, что тебя так называть надо?

— Ты мне еще посоветуй, как жить — фыркнул я — И повозмущайся. Что до твоего вопроса — все же очень просто, надо было лишь немного поразмыслить. Ты мертв, мужик. Окончательно и бесповоротно. Твое бренное тело сожгли или закопали, ты выписан из квартиры и снят с учета в Пенсионном фонде. Тебя нет ни для кого на том свете.

— На этом — поправил меня таксист.

— На том — рявкнул я — Потому что для тебя свет теперь этот, тот, который раньше тем был. Потому ты не в состоянии быть мне ни другом, ни деловым партнером, ни соратником. Все, что ты можешь — попроситься ко мне на службу. Не на работу, заметь, а на службу. Чуешь, в чем тут разница? Это не пришел-ушел по Трудовому кодексу, это пожизненное «подхватился и побежал», беспрекословно и сразу же. Когда говорю «прыгай», и ты в этом случае можешь задать мне только два вопроса — «как далеко» или «как высоко». Другие не принимаются. Ну, и как же ты в этом случае должен меня называть?

— Ну да — призрак потупил взор — Понял. Буду.

— Мне все равно — пожал плечами я — Это нужно тебе, усвой это раз и навсегда. Москва — мегаполис, новых слуг, тех, которые не станут выдавливать из себя слова, как ты сейчас, я себе набрать могу в любой миг. Другое дело, что они мне не нужны. Мне, знаешь ли, достаточно общества одной Жанны. Просто меня немного впечатлило проявленное упорство в достижении цели, и я решил дать тебе шанс. Потому посиди и подумай — воспользоваться им или спустить в унитаз. Фигурально, разумеется.

Как было сказано ранее — души сразу надо ставить на место. По-другому никак. У живых есть страхи, и их много. Они боятся за свою жизнь, за свое здоровье, за родных и близких, боли. А еще в большинстве своем чтут закон, осознавая риски, связанные с его нарушением.

Мертвые поначалу существуют так, словно они еще живые, но довольно быстро осознают, что все их былые фобии стали ничем. У них ничего не осталось, все, что еще недавно было весомым и важным, превратилось в дымку. И эти соображения открывают для некоторых дорогу вседозволенности. Бояться-то нечего, самое худшее уже произошло. Какие-то ограничиваются мелкими проказами, вроде подглядывания за живыми в душе и разнообразными пугалками в стиле фильмов ужасов, а вот в иных начинает чернота копиться, как в том же Павлике. И раньше или позже количество черноты переходит в качество.

Потому всегда надо указывать призраку на то, кто есть он, и кто есть я. Просто из соображений личной безопасности. Со стороны подобная беседа может показаться некрасивой, я в ней выгляжу как самодур или человек, реализующий собственные комплексы. Но все совсем не так. Просто чтобы это понять, надо побывать в тех переделках, что и я.

— Тебя как зовут? — спросил я у таксиста, уже открыв подъездную дверь.

— Анатолий — отозвался он — Насонов.

— Хорошо. Я запомню твое имя.

Жанна была дома. Она лежала в своем кресле, свернувшись клубочком, словно кошка.

— Чего хандрим? — спросил у нее я, включая свет.

— Подруг проведала — невесело ответила девушка — Представляешь, Галка теперь как я.

— В смысле — призрак?

— В смысле — умерла. Вернее — погибла. С любовником в аварию попала, машина всмятку, они тоже. Так маму ее жалко, ты даже не представляешь. Она у нее старенькая совсем. А призрак она или нет — не знаю. Наверное нет. Иначе бы она у своего дома бродила, правильно?

— Вот уж не знаю. Но, наверное — да.

— А Олеська родила — чуть оживилась Жанна — Двойню! Мальчик и девочка. Я с ними поиграла немного. Такие забавные!

Есть такая штука. Дети до того, как скажут первое слово могут видеть то, что остальные не замечают, в том числе и призраков. А еще они запретная добыча для любого обитателя Ночи, кроме разве что самых пропащих, вроде окончательно свихнувшихся от жажды крови вурдалаков или, к примеру, окончательно потерявших связь с реальностью колдунов. Но, как правило, от подобных безумцев свои же довольно шустро избавляются, еще до того, как случится непоправимое. Проблемы никому не нужны.

Куда страшнее люди, которые готовые зарабатывать деньги любыми способами. Слышал я от Нифонтова об одном таком алхимике-человеке, который несколько лет назад на поток производство довольно жуткие снадобий поставил. Грязная и страшная история, скажем прямо.

— А еще у нее теперь такая жопа! — совсем уж взбодрилась Жанна и развела руки в стороны — Во какая! И сиськи по десять килограмм каждая, не меньше! Разнесло ее после родов, как бочку, прямо смотреть приятно!

Ну да, то-то мне имя знакомо. Олеся эта у моей спутницы еще при жизни несколько раз перехватывала контракты на участие в показах, а как-то раз даже мужика богатого увела. Закадычная врагиня, короче.

— А еще сюда дедка приходил — снова помрачнела Жанна.

— Какой дедка? — насторожился я мигом.

— Местный — девушка ткнула рукой в сторону кухни — Который у них старший, похоже. Ну, у подъездных. Старый, с бородищей седой, из ушей волосы торчат. Пришел, значит, встал в дверях, на меня глядит, сопит, кряхтит. Потом пальцем погрозил, сказал «смотри у меня, девка» и ушел. Саш, мне прямо страшно стало!

— Так работа у него такая — я стянул с себя джинсы, а следом и майку — Он тут, как ты верно заметила, старший, за порядком следит, за тем, чтобы все в доме как надо шло. Как же он мог не прийти, не предупредить тебя о том, что шалить здесь нельзя?

— Я и не собиралась.

— Но он-то этого не знает? Веди себя хорошо, по квартирам не шатайся, людей не пугай, и он больше тебя стращать не станет.

— Не стану — подтвердил голос с кухни.

— Мое почтение, Кузьмич — поприветствовал я старшего подъездного, личность суровую, но справедливую — Обещаю, эта дама будет вести себя достойно.

Ответа не последовало, вместо этого брякнула крышка сахарницы. Не сомневаюсь, что утром в ней останется лишь пара кусочков рафинада. Кузьмич был невероятный сладкоежка, это являлось его единственной слабостью.

— Все, спим — я зевнул и показал Жанне на окно, где ночная темнота сменилась предутренней серостью.

— А в душ? — удивилась девушка.

— После — я рухнул на диван — Нет сил. Все — утром. Да. Ты, если что, меня часов в десять толкни. Дел как грязи.

— Так как же мне тебя толкнуть? Я же призрак.

— Ну, как-то исхитрись — проваливаясь в сон, пробормотал я — Все, меня с вами нет.

Глава 12

— Сааааш — ворвался в мой спокойный сон тихий девичий голос — Сааааш! Вставать пора! Десять минут одиннадцатого уже!

— Не пора — промычал я, поворачиваясь на другой бок — Мне надо сон досмотреть.

— А мне тебя разбудить. Сааааш! Тебя работа ждет!

— Изыди. Я безработный. Я гнойный прыщ на теле трудового народа и примкнувших к ним офисных служащих. Да блиииин!

Последний возглас был произнесен уже не сонным, а нормальным голосом. Оно и не странно — на меня только что вылили целый ковшик холодной воды.

— Вавила Силыч! — возмущенно произнес я — Вот от тебя не ожидал.

— Это все она — потыкал пальцем подъездный в сторону Жанны — Говорит, ты так велел. Ну, а чего мне ей не верить? Она хоть и нежить, но девка вроде неплохая. Слово держит, по квартирам не шастает, Кузьмича нашего вчера испугалась, а он такое любит. Ну, а что шея маленько подкачала… Так и с нас, знаешь ли, картины не писать!

— Жанна! — перевел я взгляд на девушку.

— Это все ты — тут же заявила она — Да-да, и не смотри на меня так. Что было сказано? «Исхитрись». Я проявила сообразительность, вот, исхитрилась. Ты проснулся, результат достигнут.

Мертвячка и подъездный переглянулись, после уставились на меня и в один голос произнесли:

— Так что сам виноват!

— Вы репетировали? — опешил я.

— Нет — помотал головой Вавила Силыч — Я ж говорю — вроде справная девка. Можно с ней общий язык найти. И уж она всяко лучше твоего балбеса Родьки. От нее вреда меньше, и шума тоже. Да! Он вообще где?

— В деревне остался. Огород копает, деревья белит, мусор сжигает — я подумал и добавил — Наверное.

— Наверняка нет — заявил подъездный — Больно ленив.

— Есть такое — подтвердила Жанна — Ему пока пинка не дашь — не забегает. Если, ясное дело, ему самому чего-то не нужно. Вот тогда да, тогда он только так движ дает!

— Особливо коли разговор про пожрать да поспать — поддакнул ей Вавила Силыч.

— Спелись — констатировал я, недовольно глянул на мокрую подушку и встал с дивана — Плохо мое дело.

Ну, а окончательно меня добила пустота в холодильнике. Нет, там не то, чтобы ледяная пустыня раскинулась, но и еды особой не имелось. Я прямо свое банковское прошлое вспомнил, тогда подобный пейзаж для меня являлся если и не нормой вещей, то не редкостью точно. Когда из-за нехватки времени, а когда и из-за нехватки денег.

А самое главное — вроде только-только в магазин ходил? Куда еда делась? Ведь два полных пакета припер из «Дикси»? Ладно сахар, здесь Кузьмич постарался, но остальное-то? Не мог же Родька в одну рожу столько стрескать?

Хотя… Мог. Он — мог. Всегда меня это удивляло — сам маленький, а снеди в него очень много входит. Ну — очень.

Я отправил в рот сиротливый кусочек колбасы, оставшийся от недавно еще целого батона, и, жуя его, отправился в комнату. Раз уж пошла такая пьянка, совмещу, что ли, приятное с полезным.

— Слышь, Александр, хочешь я сейчас к подружке твоей схожу, у нее харчей займу? — предложил Вавила Силыч, сочувственно глядя на меня.

— С чего это вдруг? — изумился я, зная принципиальность подъездного. Он скорее себе руку отгрызет, чем вот так просто у кого-то начнет продукты тырить. Ладно еще для себя, такие вещи у них, насколько я знаю, проходят под грифом «вознаграждение за труды праведные», но, чтобы для кого-то?

— А что такого? Вы с ней люди не чужие, свои. Опять же — ей вчера харчей навезли видимо-невидимо, она все одно их все не съест, большей частью выкинет. Представляешь, она их даже в холодильник не убрала, хозяйка бедовая! А там же и копчености всякие, и мясо, и еще невесть что. Ну, и потом — все одно она не помнит, что у нее есть, чего нет. В дым пьяная наша красавица вчера была, еле до дома ее довели. Стыдобища! До сих пор дрыхнет, я к ней заглядывал перед тем, как сюда прийти. И ночью наведывался, смотрел, чтобы на спину не перевернулась. Неровен час захлебнется!

— Чем? — заинтересовалась Жанна, поймала взгляд подъездного и понимающе кивнула — Аааа! Туплю.

— Раз так — чего бы и нет? — легко согласился я — И правда — Маринка все равно это добро в мусорное ведро отправит. Даже не дожидаясь того момента, как продукты испортятся.

— Почему? — опять влезла с вопросом Жанна.

— Как проснется — пойдет на кухню воду пить — объяснил ей я — Там, учует запах съестного, ей сразу плохо станет, комок к горлу подойдет. Тут вся еда в мусорку и полетит. Моя соседка коротка на расправу, что с харчами, что людьми. Потому с ней никто ужиться и не может. В смысле — ни один мужчина. Месяц максимум, потом сбегают.

— Ух, какая! — признала девушка — Ты мне ее потом покажи обязательно. Я сама такой всегда хотела быть — сильной и независимой. Но для этого нужно много денег. А чтобы они появились, надо быть или сильно талантливой и пробивной, или очень покладистой. Талантами меня бог не наградил, пришлось пойти по второму пути.

— И он тебя довел до той точки, за которой деньги вообще не нужны — логично подытожил я ее размышления, ища в записной книжке смартфона телефон Нифонтова — А, вот он.

— Слушаю — прозвучал в трубке через несколько секунд голос сотрудника отдела 15-К — Алло?

— Доброе утро, Николай!

— У кого-то давно уже день — холодно ответил оперативник — Так что вам я могу только позавидовать.

Он меня узнал, не сомневаюсь в этом ни на секунду, но отчего-то решил сделать вид, что это не так. Ладно, мне и подыграть нетрудно.

— Николай, с каких это пор мы сошли на «вы»? — добавив чуть обиды в голос, осведомился у него я — Вроде огонь и воду прошли, причем в самом прямом смысле, какие между нами могут быть церемонии?

— Александр? — уточнил Нифонтов, причем в его голосе послышалась настолько искренняя радость, что я чуть не поверил в то, что все на самом деле обстоит именно так — Смолин? Ты? Да ладно! Откуда звонишь? Вернулся в Москву, или все еще по заграницам мотаешься?

Точно узнал. Более того — он ждал моего звонка. Хорошо у них информаторы работают, на совесть.

— Вернулся! — задорно гаркнул в трубку я — Соскучился по дому, по городу, по вам, моим друзьям. Вот, чутка акклиматизировался, кое-какие личные дела, за два года накопившиеся, растряс, и сразу тебя набрал. Чай, не чужие же люди.

— Не чужие, не чужие — подтвердил Нифонтов — Ах, ежики курносые, до чего ж я рад тебя слышать! Жень! Знаешь, кто звонит? Сашка Смолин!

Мезенцева, к которой, несомненно, он обращался, судя по всему, была не слишком рядом, но тем не менее ее «Так и не сдох? Жаль. Привет можешь не передавать» я все же расслышал. Надо же, какая она злопамятная, а? Ну, не получилось у нас тогда ничего. И что теперь, всю жизнь на меня дуться? Тем более такими словами разбрасываться.

Вот хорошо, что я не злопамятный. Ну, или не сильно такой.

— Женька рада — кхекнув, сообщил мне Николай чуть смущенно — Вон, рукой машет.

— Изображая, как на моей шее петля затягивается? — рассмеялся я — Да ладно, не заморачивайся. Все понимаю. Да и хорошо, что она такой же, как была, осталась. А то, ты знаешь, вроде бы всего два года прошло, а многое изменилось. И город, и вообще… Не то, чтобы как на другую планету приехал, но тем не менее.

— Город — да, что ни день, то меняется, есть такое. Только вроде красненькой брусчаткой бульвары замостили, глядь, — а сегодня она уже серенькая.

— А что Виктория? — спросил я неожиданно для себя самого. Вроде бы не собирался, а вот, выскочил этот вопрос откуда-то из моего нутра — Все у нее хорошо?

— Даже если бы все обстояло плохо, она никогда никому про это не стала бы рассказывать — не без иронии в голосе ответил мне Николай — Думаю, ты в достаточной мере ее изучил, чтобы это понять.

— Тоже верно — я уже жалел, что задал столь поспешный и ненужный вопрос — Слушай, у меня есть предложение, поражающее своей новизной и оригинальностью. Как насчет пересечься и поболтать немного? Заодно ты пообедаешь, а я, бездельник эдакий позавтракаю. Ну, найдешь время для старого приятеля? Плачу я! Не скажу, что сильно разбогател за прошедшее время, но на какое-нибудь неплохое место с претензией на высокую кухню у меня хватит.

— Да ну ее нафиг, высокую кухню — отказался Нифонтов — Там порции такие, что их цыпленку не хватит, да еще и по меню не поймешь, чего вообще заказываешь. Про нисуаз, блин, какой-нибудь там понапишут, а ты гадай, что есть станешь. Думаешь, что это мясо, а оказывается салат.

— Не вопрос — даже не стал спорить я — У вас на Сухаревке есть отличная чебуречная, ей лет сто, если не больше. Мне про нее рассказывали еще в те времена, когда я в банке служил, очень хвалили. Мол — гастрономическая достопримечательность. Пошли туда похаваем.

— Есть предложение получше. Я сейчас выдвигаюсь на Парк Культуры, у меня там встреча на час дня назначена. И угадай где именно?

— У Абрагима — сообразил я.

— Верно. Подъезжай к двум, думаю, я к тому времени освобожусь. И — да, посидим, поедим, выпьем пивка, потрещим по-свойски, по-нашему.

— Идет — согласился я — К двум буду как штык! И передай Мезенцевой, что я по ней все эти годы скучал невероятно. И даже видел ее во снах с неприличным содержанием.

— Уверен, что стоит сказанное ей передавать? — с сомнением произнес оперативник — Нет, мне-то хоть бы хны, но ты, я так понимаю, в город не на пару дней приехал? Не на побывку? Она же не простит.

— Да? — я помолчал — Тогда не стоит. Прибережем сии нежные слова для более подходящего момента.

Я положил телефон на стол и потянулся. Еще один интересный день начался. Пусть голодно, зато многообещающе!

Да и вообще — мне бы, по идее, печалиться надо, что нынче ночью я себе на шею хомут повесил, а настроение, наоборот, отчего-то отличное. И я догадываюсь отчего. Отучился я за эти годы жить размеренно. Нет-нет, я всякий раз брюзжу, когда на мою голову сыплются какие-то проблемы или неприятности, но на самом деле мне куда хуже, когда вообще ничего не происходит, когда вокруг меня тишь да гладь.

Не исключено, что я ту подцепил хворь, которую в Европе называют «адреналиновым голоданием». Но лично мне хочется думать, что таким образом я пытаюсь сохранить в себе часть качеств, которые свойственны любой людской натуре, и доказывают, что я все же живой. Не стоит забывать, что мой обычный круг общения — мертвые, а это очень и очень специфическая публика. Вот эмоции, которые я получаю в переделках, и выступают неким противовесом трудовым будням.

— Саш, я принес еды — заглянул в комнату Вавила Силыч — Пошли поснедаем!

Я зашел в кухню и первым делом подумал о том, что нашим журналистам, похоже, на безденежье жаловаться не приходится. Еды в самом деле было много, и она была, по ходу, ресторанного качества. Красиво гуляет Маринка. От души.

Хотя, возможно, это не она гуляет. Не исключено, что это ее гуляют. Увижусь — спрошу.

Как бы то ни было, из дома я вышел сытым и благодушным. И даже первым поздоровался с Анатолием, что так и сидел на лавочке.

— Добрый день — встал таксист и подошел ко мне — Какие указания будут?

По идее, следовало бы его сейчас еще немного погнуть, заставив прибавить к сказанному «хозяин», но я не стал этого делать. Если сильно давить что на человека, что на призрака, то раньше или позже это тебе же боком и выйдет. Перевесит желание насвинячить слишком много о себе понимающему работодателю стремление получить искомое. Проще говоря — начнет меня Анатолий тихонько ненавидеть, и при первой же возможности подведет, причем умышленно. В данный же момент он меня просто не любит — и этого вполне достаточно. Большего не надо.

— Никаких — ответил я — Но в качестве совета — ты бы по окрестностям побродил, дворы-переулки изучил, к примеру. Мало ли какое я тебе завтра задание дам? Может, велю патрулировать район вокруг моего дома, подмечая все необычное. А навигатора у тебя больше нет.

— Да знаю я этот район — отмахнулся призрак — Больше скажу — даже сюда, к этому подъезду доводилось ездить разок. Тут девка одна живет, журналистка, вот ее и возил. Кстати, нынче ночью ее видел, причем, как и тогда, она в хламину была. Жалко. Молодая совсем, а уже спивается.

Воистину — тесен мир. Это он, выходит, Маринку когда-то до дому доставлял. И — да, надо будет навестить ее, что ли. Есть у меня одно средство в активе, очень эффективное в лечении алкоголизма. Оно на пару месяцев полностью блокирует возможность спиртное употреблять. Засадил рюмку — и все, бегом в туалет, будет тебя выворачивать со страшной силой, так, что после не то, что бухать — дышать через раз получится. Сыпану ей его в чай, пусть она печени передышку даст.

— Ну, тебе виднее — сообщил Анатолию я — Была бы честь предложена.

— Это… — он помялся, а после, как видно, решившись выпалил — Слышь, хозяин, тебя ведь, по ходу, пасут. Причем не менты.

— С чего такие выводы? — насторожился я.

— Так дом-то обычный — пояснил бывший таксист — Народ в нем разный живет, но большей частью люди как люди, без ВИП-персон или телезвезд. Так с какого же хрена то и дело около него машины отираются, в которых крепкие ребята сидят, да еще и с фотоаппаратом? Кого им тут пасти? Причем лайбы время от времени меняются, но встают всякий раз так, чтобы именно твой подъезд хорошо видно было. Я тут который день отираюсь, всех жильцов уже повидал, даже коммерсантов сколько-то серьезных в нем не живет. И криминальных типов, за которым «наружку» пустили тоже, я эту публику хорошо знаю. Так что это или тебя караулят, или ту деваху-журналистку. Но в ней я что-то сомневаюсь. Ее и так заполучить можно, без всякой слежки. Пара рюмок — и она твоя.

Ну, о Маринке Анатолий так зря думает, к ней под юбку шиш залезешь, даже если она никакая, но в целом… Положительно не дурак этот мужичок. И ведь он чего еще раздумывал, сообщать мне о своих наблюдениях или нет? Не хотел, чтобы я его за болтуна принял, который всякой небывальщиной себе цену набивает. И глазаст.

— Молодец — одобрил его действия я — Вот только чего ты к ним в машину не залез и не послушал, о чем они говорят? Вариант — проще некуда.

— Залезал — тут же ответил мне он — Но они не говорят. Молчат. Сидят, смотрят, что-то в планшете отмечают — и все. Хотел было с ними уехать, когда время пересменка пришло, но не решился. Ну, ты выйдешь, меня не увидишь, подумаешь еще, что я служить отказываюсь.

— Езжай смело — велел я — Ничего такого не подумаю, не сомневайся. Смотри в оба, после вернешься, мне все расскажешь.

— Сашка, ты с кем говоришь? — окликнула меня Фарида, проходящая мимо — Тут никого нет.

— Стихи читаю — отозвался я, мысленно ругнувшись на себя за то, что забыл пустить в ход свой привычный трюк со смартфоном. Привык за пару дней к ночному образу жизни — и вот результат. Смех смехом, а кончиться все может плохо. Например — в лечебнице для душевнобольных, представителей которой вызовут сердобольные соседи, приметившие, что я день за днем беседую сам с собой. Да, времена нынче такие, что каждый сам за себя, но все еще случается, что гуманизм побеждает в людях равнодушие и даже осторожность — День теплый, небо синее, настроение хорошее, вот и навеяло из классики строки.

— А я вот, цветы сажаю — показала мне дворничиха кассету с дюжиной маленьких ростков — Бархотки. Этот год наш дом в конкурсе участвовать будет. Эта… «Красивый дом — красивый город». С призом!

— Фарида, что стоишь? — подошел к нам муж дворничихи — Работать надо! Цветы земля сажать надо! С завтра тепло идет, я прогноз погоды видел! А, здравствуй, Сашка! Мне жена сказала, что ты вернулся. Молодец! Другая страна хорошо — дома лучше. Я знаю, сам другая страна живу.

— Привет, Хафиз — я пожал руку дворника — Ты на жену не ругайся, она просто мне про конкурс рассказывала.

— Конкурс! А! — Хафиз закатил глаза под лоб — Знаешь, он еще не начинался, а Фарида его уже выиграла, награду получила и ее потратила! Э, слушай, не женись никогда! Я молодой был — дядя свой не верил, думал, он специально так говорит, чтобы я Фарида не брал. Мой род и ее род… Ну, не очень, короче. Давно уже. Ты понял? Не женись. Тогда у тебя все будет! И деньги, и здоровье, и ты сам себе господин!

— Э! — недовольно молвила Фарида и пригрозила кассетой с бархотками мужу. Вроде бы смехом, но брови при этом сдвинула так, что стало ясно — какие там шутки!

А еще говорят, что восточные женщины тихие и покладистые, слова мужу поперек не скажут. Вранье! Хотя, возможно, это на нее так столица подействовала, со своими феминистическими закидонами. Как там говорил Джон Сильвер? «Поживешь среди дегтя — поневоле запачкаешься».

— Какая, а! — с гордостью сказал Хафиз — Ничего не боится! Меня не боится!

Ну, это он уж точно шутки шутит. Все знают, что у кого, у кого, а у этой парочки даже перебранок не бывает.

— Пойду — сообщил им я — У вас цветы, у меня дела.

— Сашка, приходи вечером к гаражам — предложил Хафиз — Я плов делать буду. Посидим, поедим, попоем. Весна. Ай, хорошо!

— Если вернусь — зайду — согласился я — Почему нет?

Плов у него и правда роскошный получается. Я пробовал, знаю.

И вообще у меня сегодня получается день восточной кухни. Плов пловом, но впереди меня ждет бесподобное лакомство. Два года, десяток с лишним стран и сотни разнокалиберных ресторанов не смогли стереть в моей памяти воспоминания о великолепной шаурме, которую готовит аджин Абрагим, держатель небольшого заведения общепита, находящегося на почти малолюдной улице имени Тимура Фрунзе. Мало того — еще и не всякий из немногочисленных прохожих в нее сможет зайти, ибо Абрагим очень тщательно подходит к выбору посетителей своего заведения. Кто-то сможет пройти его фейс-контроль и сесть на пластиковый стул за пластиковый же стол, а кто-то пройдет мимо, даже не заметив того, что справа от него находится шаурмячная. Разве что запах учует, но и то решит, что он просочился в чье-то открытое окно. Но мне в этой связи опасаться нечего, поскольку я давно получил от аджина право на посещение его заведения.

Что приятно, аджин меня не забыл.

— А, ведьмак! — рыкнул он, заставив подпрыгнуть на стуле молоденькую девушку, которой как раз принес чашку кофе и две пахлавы на картонной тарелочке — Давно ты ко мне не заглядывал!

Что примечательно — слово «ведьмак» не слишком удивило посетительницу шаурмячной, не сказать, что не удивило вовсе. А с учетом того, что она после еще и уставилась на меня с любопытством, можно было смело сказать — из наших эта красотка. Ведьма, небось.

Это заведение, по сути своей, эдакая нейтральная полоса, на которой никто никого не тронет, потому тут кого только не встретишь. И ведьмы, и оборотни, и вурдалаки — все приходят сюда поесть, попить, узнать новости. Но самое главное — здесь можно обсудить дела даже тем обитателям Ночи, которые в данный момент друг с другом в конфронтации находятся. Например, сделать первые шаги к окончанию военных действий, не опасаясь того, что предложение о встрече для разговора о мире это только ловушка.

— Здравствуй, Абрагим — мы обнялись с аджином, который подошел ко мне — Рад тебя видеть. Да! Я же тебе подарок привез из странствий!

— Мне? — гигант расплылся в улыбке — Ай, приятно! Какой? Давай!

На этот раз мне врать и копаться в куче хлама, который приволок с собой Родька, не пришлось. Все было так, как я сказал. С год назад, в Гросхойбахе, на ярмарке для своих, мне попалась на глаза джезва (у нас их называют «турками»), причем мне сразу стало ясно — вещь это сильно старинная, с историей. В народе такие вещи называют «намоленными», вот только ни ко мне, ни к данному предмету данный термин не применишь. Но смысл — тот. Была джезва, как водится, сработана из кованой меди, борта ее украшали какие-то символы, сплетавшиеся то ли во фразы, то ли даже в полуабстрактные картинки, и не вызывало ни малейшего сомнения то, что кофе в ней сварили столько, что слона утопить можно.

Не знаю отчего, но я сразу для себя решил — куплю эту джезву для Абрагима. Без всякого расчета решил, без дальних перспектив. Просто мне подумалось, что она порадует здоровяка-аджина, от которого лично я ничего кроме добра не видел. А если ко мне по-хорошему относиться, то и я буду соответствовать. Даже немаленькая цена, которую с меня запросила торговка, ничего не изменила. Заплатил и купил. Деньги — это только деньги, их никогда нет. А радость друга при виде подарка — она бесценна.

И — да. Так и вышло.

— Уфффаааа! — выпучив глаза, выдохнул аджин, взяв в руки джезву, которую я достал из рюкзака — Иииээх! Это мне?

— Тебе, конечно — мне было очень приятно, что я угадал с покупкой — Кому еще? Вот, увидел в одном дальнем краю эту вещичку, сразу про тебя вспомнил.

— Ее ковал большой мастер — толстый палец аджина бережно прошелся по бортам джезвы — Старый мастер. Человек, да, но из тех, кто знания получил от тех, кто был учениками учеников учеников самого Нахи, который, возведя Луну в небеса, иногда разжигал свой горн и брал в руки молот.

— А теперь ты будешь пить кофе, сваренный в этой джезве, и время от времени вспоминать меня — я приобнял аджина за плечи — И большей награды мне не надо. Ну, разве что твою шаурму, о которой я мечтал все это время, отведать бы. А лучше — парочку.

— Сейчас все будет, мой дорогой! — Абрагим никак не мог выпустить из рук подарок — Иди садись, он тебя уже ждет.

«Он» — это Нифонтов. Я его сразу заметил, он, как всегда, сел в углу, так, чтобы спина была прикрыта стеной. Причем — каменной. Это место смыкалось со зданием, к которому Абрагим и пристроил свою шаурмячную.

И это при том, кроме него и неприкрыто пялящейся на меня симпатичной большеглазой ведьмы со светлыми волосами, сплетенными в тугую косу, в заведении никого не было.

Должно быть профессиональная привычка. «Никогда не подставляйся» или что-то вроде этого.

— Здорово! — я подошел к оперативнику, который тем временем встал из-за стола и сделал пару шагов мне навстречу — Сто лет, сто зим!

— Не говори — произнес не меньшую банальность Нифонтов, после широко улыбнулся и протянул мне руку — Но главное — все же встретились. От тебя же ни весточки, ни сообщения. Ничего. Право, в какой-то момент мы начали думать о том, что ты где-то сложил свою бедовую голову. Особенно если учесть, какие слухи до нас доходили вскоре после твоего отъезда.

— Это ты о Париже? — предположил я, усаживаясь за стол — Верно?

— О нем, о нем — подтвердил оперативник — Нашалил ты там изрядно.

— Я сам мухи не обижу. Ты же всё знаешь, чего я тебе рассказываю. Но когда меня хотят съесть, то выбор не велик — либо в котел, либо пускаться в шалости с причинением среднего и тяжелого вреда.

— Это не претензия — Нифонтов отпил кофе — Сказано к тому, что дальше твои следы потерялись, и это заставляло думать о худшем. Но ты здесь, и, значит все хорошо.

— Как минимум неплохо — я снова залез в рюкзак и достал оттуда противосолнечные зеркальные очки — Вот и тебе подарок. Фирменная вещь, последний писк моды. Ну, и потом — ты же крутой коп. Тебе по штату положены роскошные темные очки зимой и летом

А вот эта вещица была как раз из коллекции Родьки. Причем она даже куплена не была, он стащил этот аксессуар у какого-то зазевавшегося итальянца в кафе, в Палермо. Ну, а я сегодня у него.

— Красивые — оглядел вещицу Нифонтов — Зимой их, конечно, не поносишь, к ним тогда надо «дворники» приделывать, чтобы снег сметать, а вот лето на пороге. Спасибо!

— Носи на здоровье — вполне искренне пожелал ему я — Ладно, будем считать торжественную часть завершенной. Лучше расскажи, чего нового в столице?

— В столице? — повторил мои последние слова оперативник — Да все то же, что и раньше. Кто-то хочет жить мирно, кто-то не мыслит себя без убийств, кто-то делает деньги на том, что под запретом, а кто-то скоро отрастит себе уши, как у ослика. Девушка, это я про вас. А имя вам, коли не ошибаюсь, Василиса? Верно?

— Верно — повернулась к нам юная ведьма, которая невесть как и когда переместилась со своего столика за другой, стоящий совсем рядом с нами — Друзья называют меня Васька. Но для вас, господин полицейский, я Василиса Михайловна. И никак иначе.

— Василиса Михайловна, я очень не люблю, когда мои приватные беседы с друзьями подслушивают, причем так демонстративно и неуклюже — безукоризненно вежливо произнес Нифонтов — Еще меньше мне нравится, когда их пытаются записать. Потому выключайте диктофон и пересядьте вон в тот угол. Там тоже тенек, и даже ветерок имеется, то есть все то, ради чего вы, вроде как, покинули свой предыдущий столик. И добрый вам совет — работайте тоньше. И, прежде чем что-то сделать, прикидывайте что и как. Иначе вам не то, что близ Марфы не удержаться, но и голову на плечах не сберечь. А она у вас вон какая красивая.

Это да. Повторюсь — чудо, как хороша девчонка. И глаза шалые донельзя.

— Запомню — фыркнула Василиса Михайловна — И даже запишу.

— Покушала? — подошел к ней аджин.

— Еще нет — ответила ему ведьма.

— Покушала, покушала — утвердительно проворчал шаурмячник — Сама не заметила, как все проглотила, да!

И правда — на тарелке уже ничего не было. Исчезла пахлава, которая там секунду назад лежала.

— Так я еще хочу — захлопала ресницами девушка — Столько же!

— Не надо тебе — покачал головой Абрагим — Сладкого много не кушай днем. Вредно. И ходить надо после еды. Я по телевизору видел, там умная ханум говорила, что, если так делать, то жить будешь хорошо и долго.

— И здорово — добавил Нифонтов — Ну, или просто жить.

По лицу девушки явно читалось, что хочется ей выдать этой парочке пару дерзких и хлестких фраз, но тем не менее она себя пересилила, изобразила очаровательную улыбку, положила на столик тысячу рублей, фыркнула и, тактично подталкиваемая в спину Абрагимом, вышла из заведения. На пороге, правда, обернулась, глянула на меня и лукаво так подмигнула.

Ой, не приведи бог в такую влюбиться! Все, пропала тогда головушка! Одно хорошо — я как-то и раньше с этим чувством не сильно сталкивался, а теперь и вовсе от него далек. Производные — случаются, а непосредственно то, о чем поэты стихи пишут, осталось где-то там, в выпускных классах и томных сиреневых весенних вечерах.

— При случае надо будет Марфе сказать, что ее девицы совсем страх потеряли — заметил Нифонтов — Я все понимаю, у нее сейчас новая кадровая политика, ставка на молодежь, все такое, но прописные истины-то надо свежей поросли втолковывать?

— А прежние куда делись? — заинтересовался я — Воронецкая, Изольда? Я их помню.

— Да никуда не делись — передернул плечами Николай — Воронецкая, правда, давно уже из основы ковена вышла. Сначала по собственной дури в опалу попала, а после ей самой оно ни к чему стало. Выгорела, надо думать, у ведьм такое хоть и нечасто, но случается. Да и другие хлопоты у нее появились, поважнее прежних. А Изольда — это грудастая такая? Так я ее толком и не знаю. Пересекались несколько раз, не более.

— А когда в последний раз ее видел? — уточнил я — Не помнишь?

— Зимой вроде — потерев лоб, произнес оперативник — А тебе зачем?

— Да она мне свидание задолжала. Ну, еще с тех пор. Вот и интересно — а не ее ли недавно в Лозовке грохнули?

Глава 13

— А когда, ты говоришь, вернулся? — вопросом на вопрос ответил мне Нифонтов и потер ладонью старый шрам на щеке.

— На этой неделе — расплывчато ответил я — А что?

— Да просто в Москве ты пробыл всего-ничего, а уже знаешь больше, чем я. Вот как так?

— Все очень просто. Ты, Коля, с одной стороны баррикад стоишь, а я…

— Неужто уже с другой? — совершенно не в своей манере перебил он меня.

— Вовсе нет. Я, Коля, стою непосредственно на баррикаде, и одинаково хорошо могу разглядеть как то, что с одной стороны творится, так и то, что с другой происходит. А если непосредственно о заварушки в Лозовке говорить — так все довольно просто. Если ты забыл, то напомню — у меня там дом имеется. Частная недвижимость. К ней прилагается сад, огород, русская печь, нужник во дворе и персональный домовой в одном экземпляре. Само собой, я по приезду сразу же туда отправился. Два года как-никак отсутствовал, мало ли что? Вот там я следы побоища и углядел. Согласись, трудно не заметить сгоревший «крузак», стоящий на окраине небольшой деревеньки

— А про Изольду откуда узнал?

— Вот тут немного сложнее — я откинулся на спинку стула и радостно заорал — Да! Да, вот она, шаурма от Абрагима! Как же давно я о ней мечтал!

На самом деле шаурма была лишь отсрочкой от продолжения разговора. Дело в том, что я все никак не мог для себя решить, как же именно поступить. То ли рассказать Нифонтову все как есть о своем разговоре с Дарьей Семеновной, то ли все же сыграть в темную. Нет-нет, ни о каких моральных терзаниях вроде «мы же друзья, так нечестно поступать» речь не шла. Какие мы друзья? Да и с кем? С Дарой? Или с Нифонтовым? У каждого из нас свой путь, своя правда и своя выгода. На том стоит подлунный мир, теперь я это наверняка знаю. Иногда я вообще поражаюсь тому, как мне удалось уцелеть в той давней мясорубке. Видимо, пожалел меня кто-то. Посмеялся, глянув на то, как я пытаюсь играть по правилам с теми, кто их сроду не признавал, и сказал что-то вроде:

— Ладно, пусть живет. Поумнеет — молодец. Нет… Ну, значит нет.

Я поумнел. По крайней мере, мне так кажется. Еще вернее — мне хочется в это верить. Потому сейчас я пытаюсь для себя решить, кто из этой парочки мне более полезен в сложившейся ситуации. Дара? Или же Николай?

Хотя ответ очевиден, так как минувшая ночь изрядно поменяла вектора и приоритеты. Еще вчера вечером шансы Дары на наше потенциальное сотрудничество были куда выше, чем теперь. Как ни крути, она мне соседка. Опять же в ведьминском кругу не последний человек, если можно так выразиться.

Но сейчас мне куда нужнее лояльность Отдела и вытекающий из нее доступ к информации.

А, елки! Ну до чего же вкусная шаурма! Вот прямо тот случай, когда каждый ингредиент блюда стоит на своем месте, причем в нужной пропорции.

— Аппетитно ешь — рассмеялся Николай — Я сейчас слюной изойду! Абрагим, мне тоже порцию сделай!

— И пива нам принеси, если можно — присоединился я к заказу — Темного! Оно под шаурму лучше, чем светлое пойдет.

— И все-таки — выждав момент, когда я прикончил первую порцию, но еще не взялся за вторую, пытливо глянул на меня Нифонтов — Откуда дровишки?

— От Дары, вестимо — в тон ему ответил я — Или у тебя есть другие варианты?

— Да нет — оперативник взял со стола солонку и повертел ее в пальцах — Только вот с чего это она с тобой откровенничать начала? Вроде раньше дружбы между вами не водилось.

— Ее и сейчас нет — кивнул я — Зато есть перспектива взаимовыгодного общения. Дара бабка мстительная и на редкость вредная, потому ей позарез нужно кое-кому глаз на жопу натянуть. Иначе ее нутро злоба сожрет без остатка. У меня в этой ситуации тоже есть свои резоны, скрывать не стану. Например, загнатьсоседку-ведьму пусть в небольшие, но долги. Ну, и еще кое-что по мелочам.

— Некоторый резон в твоих словах есть — искоса глянул на меня Николай — Хотя в целом ты, конечно, темнишь.

— Это ты думай, как знаешь — разрешил я, берясь за вторую шаурму — Слушай, вот что еще хотел спросить. Как там у тебя с Людмилой дела? Ну, той красавицей-ведьмой, что я на Белорусском вокзале года три назад видел. Не поженились еще?

— Нет — ощутимо напрягся оперативник — А с чего вдруг такое любопытство у тебя к моей личной жизни появилось?

— Экий ты забавный! — рассмеялся я — Мы с тобой сколько времени не виделись-то? Море! А что делают старые добрые друзья, после длительной разлуки? Обмениваются разными новостями и подробностями из личной жизни.

И я впился зубами в шаурму, с интересом глядя на лицо собеседника.

— Ну да, ну да — покивал тот — Конечно же. Так вот если тебе интересно — нет, не поженились. Не получается все как-то.

— Экая досада — прожевав кусок, расстроенно произнес я — А что так? Жилищные проблемы? Или какие другие неурядицы? Или, может…

— Может — перебил меня Нифонтов — У нас имеются кое-какие социально-адаптивные затруднения. Но это наши проблемы, и мы их решим.

— Ни разу в том не сомневаюсь. Но, знаешь, если какой-то вопрос решать не индивидуально, а с помощью знающих людей, имеющих в определённых кругах немалое влияние, то все выйдет куда проще и быстрее. Однако, где же пиво? В желудке пожар начинается!

— Значит, все-таки тебя ко мне послали договариваться — подытожил Николай — Однако, ты и в самом деле изменился, ведьмак. Тот Смолин, которого я раньше знал, сроду бы на посылках у ведьм не служил.

— Коля, Коля — вытерев рот бумажной салфеткой, укоризненно произнес я, отметив попутно прозвучавшее «и в самом деле». Значит, с кем-то он успел обо мне побеседовать, причем совсем недавно. Интересно — с кем? — Я никому не служу, разве только что самому себе. Ладно, хорош намеками говорить, слушай, как было дело. Старая бесовка и впрямь просила меня рассказать тебе о том, что случилось в Лозовке, вот только исподволь, не впрямую, и упомянуть, что виновница того — Марфа. Дескать — это она агрессор и возмутитель спокойствия. Плюс еще очень ей хотелось бы видеть тебя в Лозовке. Ну просто крайне. И чтобы ты согласился хоть на денек туда заглянуть, выдала мне вот такую фишку — мол, есть шанс Людмиле вольную оформить. Отпустят ее из ковена, причем вчистую. Знает, хрычовка, мою романтическую натуру. Ну, как не помочь разлученным влюбленным?

— Даже так — Нифонтов посмурнел лицом — Щедро.

— Припекло старушку, вот и обещает золотые горы — я улыбнулся Абрагиму, который принес нам две литровые кружки пива — Дара, конечно, Марфу из Лозовки шуганула, вот только это так себе победа. Не просто же так она теперь дальше околицы не ходит, верно? Ей, Коля, новые союзники нужны, сильные и надежные. Вроде тебя. За тобой стоит Отдел, который при желании любого может размазать по стенке.

— Не люблю говорить банальности, но никогда такого не случится — буркнул оперативник — Не мешаем мы личное со служебным.

— Может, и зря — я отхлебнул пива — Служебное — это общее, то есть ничье, а личное — только твое. Сейчас такое существование, может, и кажется тебе единственно верным, но что ты по этому поводу станешь думать, когда башка побелеет? Не пожалеешь, что свое тихое счастье на общественное благо сменял? Ну-ну, не хмурься. Я тебя ни к чему не склоняю и ни к чему не призываю. Это просто личное наблюдение. И сразу, чтобы снять возможные вопросы — все закулисье произошедшего ты знать не должен был. Слышал такой термин «с открытым забралом»? Вот именно это сейчас и происходит. Я выдал тебе полный расклад вместо того, чтобы раскидать десяток намеков, а после хитростью склонить поехать в Лозовку и с соседушкой моей побеседовать. Хотя последнее я все же рекомендую сделать. Старая чертовка насчет Людмилы не врала, я это сразу понял. Причем вольную дадут не только ей, но и вашим детям, которые еще не родились, а это, знаешь ли, очень и очень щедрый дар. Уфффф!

Последнее относилось к замечательному темному пиву, которое замечательно гасило костер в желудке, тот, который разожгли жгучие восточные специи.

— И все-таки — Нифонтов глянул на шаурму, которую ему принес аджин, но есть ее не стал — В чем твой интерес? Зачем тебе все это нужно? И не надо про долги мне сказки рассказывать, хорошо? Ладно бы ты решил провести данную беседу между делом в том случае, если бы я тебя сам на встречу позвал. Но первым позвонил ты, а это все меняет.

— Без обид, но мания преследования у тебя, Николай, началась — я отпил еще пива — Ух! Видишь ты фигу во всех карманах страны. Ладно, хрен с тобой. Обещала мне Дара мандрагыра приличный кусок за то, что я тебя склоню в Лозовку приехать. Тебе легче стало?

— И какого размера этот кусок? — уточнил оперативник.

— Вот такой — я показал на пальцах размер корня, раза в три больше обещанного ведьмой. Решил польстить самолюбию Нифонтова.

— Ну, хоть не продешевил

— Это да. Только знаешь, Николай, в чем твоя ошибка?

— Ну-ка, ну-ка — чуть насмешливо произнес оперативник — Расскажи.

— Я тебе не за тем сюда позвал. Вот вообще не затем. Это попутная тема, которую я поднял только для того, чтобы немного твоему личному счастью помочь. Хочешь верь, хочешь не верь, но все именно так. Дарья Семеновна сейчас в жестком цейтноте, то есть ее можно как рыбу распластать и выпотрошить. Если конкретнее — она реально может сделать так, что Людку твою отпустят навсегда. Так давай, пользуйся возможностью, не дай мне повода считать тебя прекраснодушным идиотом. Ясно, что моя соседка устроит жесткий торг, но и ты же не лыком шит, верно? Дави и продавишь те условия, которые устроят обоих. А мандрагыр… Что такого, если я отщипну себе маленький процент от сделки, которая нужна вам обоим? Тем более что от тебя не то, что ответной благодарности, элементарного «спасибо» не дождешься.

Чуть смягчились было закостеневшие черты лица оперативника.

— Если это не главное, то…? — не закончил фразу Николай, вопросительно глядя на меня.

— Только давай вот как — всё здесь сказанное остается между нами — попросил я — Нет, начальству можешь наш разговор пересказать, не проблема. И вообще — поклон Олегу Георгиевичу от меня передай.

— Передам, почему нет? — кивнул оперативник — А ты давай, излагай.

— Не так давно с одного кладбища девять призраков улизнуло — буднично произнес я, отметив, что относительно моего основного пожелания Николай ничего не пообещал. Ну и хорошо, пусть будет так — Восемь — не обретшие покоя тени не самых законопослушных при жизни граждан, а вот девятый — это и вовсе что-то с чем-то. Он при жизни чернокнижником являлся, причем, судя по тому, что я слышал, не самым слабым. В результате вся эта компания до осени осела где-то в столице, и я очень, очень сильно сомневаюсь в том, что она ограничится мелочами вроде пугания поздних прохожих или подглядывания в душах за молоденькими девчонками. Более того — не исключено, что они уже чего-то натворили, просто никто не знает, чьих рук эта работа. Лежат сейчас дела о непонятных убийствах в разных отделах полиции, и в одно большое общее их никто свести не додумывается.

— Неприятная новость. А у тебя в этом деле какой интерес?

— Вот все же существует профессиональная деформация у служащих в полиции людей — расстроенно вздохнул я — А мысль о том, что я, к примеру, просто решил послужить закону и порядку, в голову тебе не приходит? Что я, как гражданин России пекусь о физическом и психическом здоровье ее граждан? Что, в конце-то концов, я решил в этом непростом и, прямо скажем, опасном деле на сто процентов выступить на стороне государства?

— Нет — коротко ответил на мою тираду Нифонтов — Не приходила мне в голову такая мысль, в связи с ее полной нереалистичностью. Девять душ, одна из них чернокнижник. Да на кой тебе эдакий головняк за здорово живешь? Вот в то, что ты задумал лапу на книгу этого колдуна наложить — поверю. На то, что ты надумал к себе на службу его определить — тоже. Кстати — если это так, то ты не представляешь, какой это риск, в первую очередь для тебя же. Да и мы подобный альянс не одобрим.

— Ясно — я изобразил совсем уже вселенскую грусть — Не веришь ты в души прекрасные порывы. Ладно, хорошо. Клянусь Луной, что не собираюсь примучивать кого-то из этих девяти душ служить себе и собираюсь каждую из них отправить туда, куда и должно, а именно в небытие. Клянусь Луной, что не планирую присвоить себе что-либо из наследия покойного чернокнижника, за исключением не запрещенных законом ингредиентов для зелий, причем только растительного происхождения. Что-то еще? Ты говори, не стесняйся.

Молчит оперативник, думает. Ну, оно и понятно, картинка-то в голове не сходится.

— Да не парься ты так — попросил я его — Не надо. В этом непростом деле мы на самом деле стоим на одном берегу. Что до моего интереса… Прозвучит вторично и банально, но я снова любезно согласился оказать кое-кому услугу, в расчете на то, что со временем получу ответную. Вот и все. Хочешь верь, хочешь не верь. И в результате мы имеем тот редкий случай, когда все на самом деле станут работать на один общий результат. И выгода твоей конторы тут самая большая. Вам же так и так со временем придется ловить эту нежить, хотя бы просто в силу служебных обязанностей, верно? И без меня это сделать будет куда как сложнее, тебе ли не знать?

Ну, если он сам не догадается, кому это я такую услугу оказываю, то ему на работе разъяснят старшие товарищи. Как было сказано ранее — шила в кармане не утаишь. Не очень мне хотелось афишировать свои намерения, но пришлось. Он бы не угомонился, пока не понял, что тут к чему. Ну, или не получил хоть сколько-то внятную версию происходящего. Маялся бы, нос к уху прикидывал, выдумывал разные теории заговоров, одну другой хуже, а это вредно скажется на результате.

— Вводные, что есть, мне в «вотсап» сбрось — наконец ответил оперативник — Кто, что, где, когда.

— Вот, держи — я достал из кармана джинсов сложенный вчетверо листок бумаги — Данные на чернокнижника — имя-фамилия, на каком кладбище лежит, номер участка, дата захоронения, подробности о похоронах. Больше фактических данных нет, но есть кое-какие соображения. Слушать станешь?

— Стану — Николай взял шаурму с картонной тарелки — И очень внимательно.

Я поделился с жующим оперативником своими мыслями насчет того, как именно старичка в могилу загнали и что теперь от него можно ожидать в первую очередь. Причем чем дальше, тем больше мои выкладки мне же самому казались вполне логичными.

— Может, все обстоит и так — Нифонтов промокнул губы салфеткой — Ну, а может и нет. В любом случае пробить тех, кто провожал колдуна в последний путь, нужно. Добро, если ты прав и это случайные люди. А если нет? Если они знают, чем дедушка промышлял, и теперь решили его дело в свои руки забрать вместе с колдовской книгой? Тем более, что старичок явно непростой окочурился. Матерый и знающий.

— Откуда такие выводы?

— Я про него не слышал — глянул на меня оперативник — Сань, в столице не так много настоящих, серьезных колдунов. Псевдо, из числа тех, кто в телевизоре с накрашенными глазами и перьями в заднице бегают — пруд пруди. Работающих по удаленке и снимающих любое проклятье через скайп или зум за онлайн-оплату — еще больше. Но вот таких как твой, которые после смерти с кладбища могут ноги сделать — не больше полусотни. А то и меньше. И этого я не знаю, хоть список имен поднадзорных чернокнижников еще несколько лет назад наизусть заучил, вместе с адресами.

— Круто, чо — отпил пива я — Хотя, может, все наоборот? Дедуля отошел от колдунства, доживал свой век, шастал по утрам в магазин за хлебушком и молочком, в поликлиничных очередях к бабулькам, у которых еще зубы сохранились, клинья подбивал, короче вел нормальную пенсионерскую жизнь. Жил себе и жил, нигде не светился, потому ты о нем ничего и не слышал. И тут — на тебе. Уморили, проклятые!

— Не исключено — не стал со мной спорить оперативник — Всякое случается. Только по факту ничего это не меняет. В посмертии эта публика все одно меняется не в лучшую сторону, уж поверь. Тем более что этот силу свою скинуть никому не успел, жжет она его сейчас нереально. И на родину он выбраться не может, чтобы там ее в землю скинуть.

— На какую родину? — тряхнул я головой — Поясни?

— Колдун, умирая, должен свою силу наследнику передать, чтобы спокойно отправиться в дальние дали, за облака, за седьмое небо и там уже получить то, что причитается.

— Не новость — поторопил его я — И у ведьм так же, и у нас, ведьмаков. А если нет? Если не скинул?

— Тогда у всех по-разному — степенно ответил Нифонтов — Ваша ведьмачья сила в землю уйдет, а круг на одну единицу уменьшится. Потому, кстати, когда-нибудь вы вообще исчезнете, как вид.

— Тебе до того дня не дожить — насупился я — Уж будь уверен.

— Это да — согласился он — Это еще нескоро. Ведьмы — тут сложнее. Умирать им с непереданной силой тяжко и долго, а после на том свете в этом случае вообще рассчитывать не на что. Души-заступницы у них и так нет давно, да еще все грехи, что за жизнь ведьма нацепляла на себя, что репьи, при ней остались. Не обнулилась она, так сказать.

Надо же. А я про это не знал. Как-то прошла мимо меня данная информация, даром что с ведьмами который год бок о бок живу. И даже иногда с ними сплю.

— А с колдунами вообще все непросто — продолжал тем временем свой рассказ Николай — Пока сила при нем — нет ему смерти как таковой. Причем она ежеминутно, ежесекундно, как я сказал, выжигает его изнутри, выхода ищет, которого нет. Это ад, Сашка, чистый ад. И единственный способ от нее избавиться — вернуться в те края, где был рожден, найти могилу матери и раскаяться на ней во всем сотворенном. Тогда, может, сила уйдет в могильную землю, а он отправится туда, куда следует. Только вот задача это очень сложная. Выберись с одного кладбища, доберись до другого, а это ведь общение сразу с двумя Хозяевами. Опять же — живет эта публика подолгу, а города растут сейчас ого-го как. Может, того погоста уже в помине нет, и стоит на его месте теперь монолитно-кирпичный красавец высотой в тридцать этажей. Мне вот одна наша сотрудница, которая еще царя Гороха помнит, рассказывала историю про то, что в Москве полвека назад случилось, когда на «Новых Черемушках» микрорайон построили, аккурат на месте старого деревенского кладбища. Жуть, что творилось, как раз из-за такого же казуса. Приперлась душа колдуна прощения искать, а могил нет! Дома стоят, детские сады, школа. Ох, как же она буянить начала!

— Не позавидуешь жильцам — согласился я — А что до нашего беглеца — похоже на правду. И вряд ли его родина тут, иначе зачем бы ему с собой восемь спутников прихватывать. Если только как почетный караул и свидетелей торжественного покаяния.

— Вот-вот — кивнул Нифонтов и повертел в руках тот листок, что я ему отдал — Кстати. А где?

— Что — где?

— Имена и фамилии тех восьмерых? — пояснил он — Номера участков, годы жизни? Где это все?

— Нууу… — я глянул вверх — Ух ты! Надо Абрагиму сказать, что у него скоро потолок прохудится. Гляди, какие трещинки в материале. Пойдет дождь — может клиентов намочить.

Нифонтов выдержал небольшую паузу, а после расхохотался, причем не натужно или деланно, а как-то так по-настоящему.

По-людски.

— Хоть что-то — вытирая выступившие слезинки, сказал мне он — А то стал ты какой-то другой, словно чуть замороженный. Я уж даже расстроиться немного успел. Но нет — все тот же Смолин, хоть что-то, хоть где-то, но упустит.

— Ой, ладно. Просто я был уставший, информации поступило много, вот и не сообразил списать данные с памятников.

— Эти красавцы самый верный путь к основному фигуранту — пояснил Нифонтов — Его мы быстро не найдем, не надейся. Если ты, к примеру, прав в своих предположениях, те трое уже мертвы, и ниточка оборвана. Нет, квартира никуда не денется, и мы ее обшарим, но вряд ли что-то найдем. Да и сам колдун бесплотно по городу не шатается, наверняка уже шкуркой обзавелся.

— Какой шкуркой?

— Скорее всего молодой и привлекательной. Если, в свою очередь, прав я, и этот дедок настоящий чернокнижник, а не божий одуванчик, то его душа давным-давно подселилась в чужое тело, причем такое, как я описал. Зачем ему снова в старика превращаться, если есть возможность бегать на сильных ногах, не мучаться артритом и нравиться женщинам?

— Так надолго же у них такой фокус не выходит? Час, два — и все, снова ты дух бесплотный.

— У обычных призраков ограничения есть, а здесь-то совсем другое кино. Наш с тобой… Как его? Кузьма Петрович. Так вот он не лыком шит, потому сразу после того, как тело чужое захватил, ритуал провел. Есть такой, я про него слышал. Скверный ритуал, на крови, но зато действенный. Он душу человеческую загоняет в самый дальний уголок сознания, откуда не выбраться крайне затруднительно. Само собой, шансы есть всегда, сильный верой и чистый помыслами человек может захватчику на дверь указать, только вряд ли наш старый хрен такого носителя себе выбрал. Зачем ему эдакая маета и вечно бьющийся в двери собственник жилплощади внутри? Нет, он нашел типчика потрусливее, молодого телом, да гнилого душой. Цыкнул пару раз, посулил, что если он не шуметь, то скоро все кончится, причем с выгодой для него — и все, тот уже ниже травы, тише воды.

— Однако.

— Думаю, все так и есть. Но свиту свою он не оставит. Нет. Они ему и помощники, и собеседники, и… И кто-то еще, только пока не знаю кто. Подбор типажей уж очень странный, на разные мысли наводит. Опять же — число, возможно, не случайное. Короче — вопросов, как и водится в начале дела, больше, чем ответов. Так что давай, добывай данные, Сашка, и побыстрее. Если и есть тропинка к колдуну, то через них, родимых. Все они дома уже побывали и не по разу, но это не значит, что они туда не возвратятся. Особенно если учесть склонности этой публики и то, что теперь их деньгами пользуются родные и близкие. Понимаешь, о чем я?

— Жадность, мстительность и злоба — это наше все. Будут данные.

— Вот и славно — Николай убрал бумажку в карман — А я еще кое с кем посоветуюсь. Ну, а как все разузнаешь…

— Напишу. Или фотку вышлю, так быстрее.

— Зачем? Приходи в отдел. Посидим, чаю попьем.

— Да как-то не тянет — прищурил левый глаз я — Тем более что не все меня там будут рады видеть.

— Не все. Но кое-кто — обрадуется. И я сейчас не о себе. Так что не глупи, заходи в гости.

— Подумаю — пообещал я, вставая из-за стола — Может, и загляну.

— Да, вот еще что — Николай тоже поднялся — У тебя же баня есть в Лозовке?

— Само собой. Третьего дня как раз парился. Ух, какой парок у меня Антип делает! Блаженство в чистом виде!

— И рыбалка вроде тоже есть?

— Как без того — кивнул я — Опять же — ух, какой рыбник с карасем у меня Антип испек! Чуть язык не проглотил. И сразу — печка у меня тоже есть, и мангал, и самовар. Я ближе к выходным туда собираюсь, буду рад, если ты мне компанию составишь.

— Составлю — подтвердил Нифонтов — Ты прав, приятель. Может, это тот самый момент, когда есть шанс изменить ситуацию в свою сторону.

— Если чего — бери с собой Пал Палыча, или еще кого-то — предложил я — Места всем хватит, харчей тоже. Правда, Пал Палыч, если не ошибаюсь, сильно ведьмино племя не любит.

— Есть такое. Но это ничего. Не ему же беседовать с твоей соседкой?

— Это да — хмыкнул я — На ее удачу. А то ведь добили бы старушку окончательно.

— Такую фиг уморишь. Она нас всех переживет. Слушай, а ты часом не знаешь, из-за чего Дара твоя с нашей Марфой повздорила? Есть же какая-то причина, и наверняка веская. Они дорогу друг другу нигде не переходят, одна в области сидит, другая в столице. Ну, ладно бы еще это все в Новой Москве происходило, там в самом деле после присоединения ковены зоны влияния по новой делили, но тут-то ничего такого в помине нет?

— Без понятия — искренне ответил ему я

На том мы и расстались, как мне показалось, оба довольные друг другом. Не знаю, какую именно выгоду, кроме решения личных проблем, вынес из нашей встречи Николай, но лично я план-минимум выполнил полностью, так как заручился поддержкой отдела и Дарье Семеновне по-соседски потрафил. Плюс — мандрагыром разжился, а это немалая ценность. Ну да, не стоит делить шкуру неубитого медведя, но куда она денется с подводной лодки?

А еще мне перепадет одна людская жизнь. Вернее — смерть. Страшненькая награда, не спорю. Но никто никогда не знает сегодня, что случится завтра.

И еще — надо будет все же проследить за тем, чтобы с Нифонтовым, грешным делом, чего в Лозовке не случилось. Кто ее, каргу старую, знает? Ну да, она Луной поклялась, что ничего ему не сделает, но… Нет такого слова, которое обойти нельзя. Случится с Колькой чего, а я потом ответ неси, поскольку являлся посредником.

Ладно, это те проблемы, которые надо решать по мере поступления. Тем более, что у меня на текущий момент есть вопрос, не терпящий отлагательств, а именно — список свиты господина Савостина. Прав Нифонтов, если и дергать, то за эти ниточки. А мне — стыд и позор за преступную небрежность и недомыслие.

Так что в ночь снова придется на кладбище тащиться, хоть и неохота. Хорошо хоть погода вроде разгулялась.

И еще — надо в магазин зайти, что ли. Есть-то в доме нечего.

У подъезда, к которому я подошел, таща в руках два забитых до отказа «пятерочных» пакета, меня встретил взбудораженный Анатолий.

— Есть новости! — выпалил он, старательно пуча глаза — Эти в машине все-таки прокололись! Вы…

— Не тарахти — попросил его я, ставя пакеты на скамейку, а после усаживаясь рядом с ними — Кто прокололся? Вон те перцы в машине? И еще — давай с тобой окончательно сойдем уже на «ты». Ну да, я хозяин, ты слуга, но все это «выканье» мне не по душе. Я, скажем так, в некоторых вопросах демократ.

— Хорошо — согласился призрак — Ты как ушел, я сразу к ним. Они, значит, тебя взглядом проводили, и дальше сидят. А потом, через полчаса, у того, что за рулем, телефон зазвонил, он трубку берет и говорит: «Да, Ольга Михайловна. Нет, сейчас его нет. Уехал куда-то. Хорошо, как вернется, сразу отзвонюсь». Я сразу думаю — имя это уже что-то. Верно же?

— Верно, Толя, верно — пробормотал я — Молодец.

Собственно, никаких сомнений насчет личности работодателя машинных соглядатаев, у меня и не имелось. Ряжская, кто же еще. Ничему человека жизнь не учит.

Но догадываться — это одно, а наверняка знать — другое. Впрочем, может оно и к лучшему? Опять же — стоит ли класть все яйца в одну корзину? Я заключил сделку с Отделом — это прекрасно. Но у них других дел полно, потому мое станет одним из их многих, что не есть хорошо. Это потеря времени. Опять же — между фамилией «Ряжская» и словом «деньги» стоит знак равенства. Дело не в меркантильности, а в элементарном расчете. Финансовая пропасть передо мной не маячит, но кто знает, как ситуация может повернуться? Вдруг мне понадобятся средства на какие-то оперативные нужды? И что тогда? Идти кредит в банк брать?

Я зашел в квартиру, не торопясь разложил продукты по полкам холодильника и кухонным шкафам, поразмыслил еще пару минут, зашел в комнату, сменил футболку и скомандовал:

— Жанна, едешь со мной.

— Хорошо — встрепенулась девушка, как обычно сидящая в кресле — А куда?

— Тебе понравится — заверил ее я — Там все, как ты любишь — красиво и по богатому.

Водитель черного «мерседеса» непритворно удивился, когда я открыл заднюю дверцу машины и залез в салон.

— Ты чего, мужик? — спросил он у меня, а после переглянулся с напарником — Ничего не перепутал?

— Нет — миролюбиво ответил я — Ничего. Еще сразу — не «ты», а «вы». Давайте соблюдать правила взаимной вежливости и субординацию. И — поехали, поехали.

— Куда?

— Как куда? К Ольге Михайловне, куда еще. Время обеда прошло, опять же — пробки, так что как раз к ужину и поспеем.

Глава 14

Прежде чем мы тронулись с места, водитель все же набрал Ряжскую, при мне, правда, общаться с ней не стал, покинув автомобиль, когда вызываемый абонент ответил на его звонок. Ну, оно и понятно. Инициатива наказуема, даже если она не от тебя самого исходит. Подневольные же люди. И, если что, всегда они виноватыми окажутся. С меня-то какой спрос?

А вот с пробками я, увы, то ли угадал, то ли накаркал. По ходу, все до единой, что в городе имелись на нашем пути оказались. Вот тоже вопрос — начало недели, лето не наступило, до конца рабочего дня еще пара часов. Куда, блин, едут все эти люди? Вот — куда? Ладно я, идейный безработный, но они-то? Опять же — если они тоже безработные, как и я, откуда у них всех машины? Причем большей частью иномарки? Они же даже не таксуют, просто куда-то едут.

Воистину — многие запретные секреты я за последние годы узнал, но этот, наверное, не разгадаю никогда. Можно даже не пытаться, все равно не получится.

Ну, а окончательно меня добил звонок, который раздался уже после того, как мы покинули городскую черту. Хотя, казалось бы, что такого? Объявилась старая знакомая — и только. Но беда в том, что я слишком уж хорошо ее знаю. Раз звонит — значит, чего-то ей от меня нужно.

— Алекс, как же я по тебе соскучилась! — как всегда не распыляясь на мелочи, вроде приветствий, прощебетала в трубке Жозефина — Ты даже не представляешь себе! Знаешь, я сейчас в Марселе. И вот сегодня меня ноги словно сами привели в «Старую трубку». Вот, сижу, заказал буйабес, пью «Шатонеф-дю-Пап». Все прямо как тогда, когда мы с тобой, уставшие и замученные… Ну, ты же помнишь, милый? Ты же не забыл?

— Конечно же — подтвердил я, борясь с желанием выкинуть телефон в окно — Такое разве забудешь?

Ради правды, я в тот вечер, о котором мне напомнила Жозефина, больше пил, чем ел, причем даже не пьянел. Мы чудом выбрались из Парижа, где нас гоняли, как крыс, за спиной осталась полудюжина трупов и два сгоревших здания, плюс в тот момент я понятия не имел, чем все произошедшее закончится. Потому мне было вообще не буйабеса и красот вечернего Марселя. Мне вообще более всего тогда хотелось как можно быстрее смыться из Франции куда подальше, и больше никогда туда не возвращаться. Той же точки зрения, к слову, я придерживаюсь и по сей день.

— Скажи, дорогой, как твои дела? — в голосе Жозефины проскользнули те нотки, которые я больше всего не любил. Это была некая смесь детскости, которой поначалу мне не удавалось ничего противопоставить, и алмазной твердости, означавшей, что со своих позиций моя приятельница не потеснится, так как уже взяла аванс за услугу, которую мне предстоит кому-то оказать.

Вот только в этот раз она прокололась. Никуда не поеду. Не до частных заказов мне сейчас, потому что очень уж любопытная каша тут, в столице, заваривается. И самое главное — вся эта круговерть мне по душе. Я наконец-то ощутил в полной мере то, что вернулся домой. Почему? Потому что снова вокруг творится дурдом. Потому что времени ни на что не хватает. Потому что разные вроде бы события неведомым образом стягиваются в один тугой узел, который еще чуть-чуть, и может трансформироваться в петлю. И еще, потому что снова нет никакой ясности — кто мне друг, кто мне враг. Там, в Европе, все было более-менее ясно. Кто бы что не говорил и не писал, но простые они там все, незамысловатые. Разве что Генриетта так и осталась для меня загадкой. Но в любом правиле всегда есть исключения, верно? А остальные…. Как улицы в их городах. Они же у них или параллельны, или перпендикулярны. А у нас? Улица, первый переулок, второй, третий, после проходной двор, а за ним тупик. Но если очень надо, то и из тупика есть выход, через сквозной подъезд.

Так что — я дома. Не повезло тебе, Жози.

— А давай с тобой махнем в Санкт-Мориц? — с придыханием предложила она — Там есть один отель, ему уже двести с лишним лет! И нас с тобой уже ждет мансардный номер. Все, как мы любим — вид на горы, тишина, вино, свечи, ты и я!

— И некая неприятность, которая ни с того, ни с сего свалилась на голову владельца этого отеля — продолжил я ее фразу — Верно?

— Не «некая», а «пустяковая» — поправила меня француженка — Верно расставляй приоритеты. Главное — мы с тобой и наша любовь. А невесть откуда выползший призрак… Ты быстренько загонишь его туда, где ему и место, для тебя это раз плюнуть. Разве не так, Алекс? Разве я не права?

— И да, и нет — рассмеялся я — Ты конечно же права, солнышко. Все эти призраки из старых отелей и гостиниц часто похожи друг на друга. Редко, когда что-то на самом деле интересное попадается. Но вот с остальным промашка вышла. Я не поеду в Швейцарию. Мне некогда.

— Слушай, я понимаю, что в Венгрии сейчас очень и очень неплохо — вкрадчиво шепнула в трубку Жозефина — Вокруг весна, у тебя играет кровь, грудастые девицы пляшут вокруг майского шеста… Или какие там у них забавы? Я просто не знаю. Но что они значат в сравнении со мной? Будь честен, Алекс, их много, а я у тебя одна. Одна на всю жизнь.

Воистину, ее тщеславие и самооценка достойны того, чтобы их какой-то психолог в кандидатской отразил. И самое забавное в том, что она на самом деле так думает. Это не шутка и не игра.

— Я не в Венгрии.

— Что? Просто плохо слышно.

— Жози, я уже не в Венгрии. Я домой вернулся. В Россию. И, как выяснилось, у меня тут масса дел накопилась, причем все они требуют пристального внимания. По этой причине я до осени точно не выездной. А то и до следующего года.

— Алекс, помощь требуется моему очень хорошему другу — зашла Жозефина с другой стороны — Я уже обещала. Он на нас с тобой надеется.

— Вали все на меня — предложил ей я — Как обычно: «ох, уж эти русские», «они только бомбы умеют делать», «он объезжает нового верхового медведя, потому не может приехать».

— Алекс, ты не понимаешь — Жозефина замолчала — Ладно, хорошо. Я возьму всего тридцать процентов комиссионными. Семьдесят — твои.

— Оставь себе все сто — разрешил я — И заблокируй телефон своего хорошего друга, чтобы он не смог тебе дозвониться с претензиями. Это единственное, чем я могу тебе помочь.

В чем, в чем нельзя отказать моей приятельнице-ведьме, так это в чутье. Вот и сейчас она каким-то седьмым, а то и десятым чувством поняла — дело провалено, не уговорить меня никак.

— Я думала, прошлое связало наши судьбы навсегда — печально и показно-ошарашенно, с горючей девичьей слезой в голосе пролепетала она — И как же мне сейчас больно. Ты даже не предст…

Связь разъединилась, оборвав ее фразу на полуслове. По всему мне следовало бы ей немедленно перезвонить, но я этого делать не стану. Почему? Ну, хотя бы потому, что Жозефина фиг сейчас трубку возьмет. Нет, она будет сидеть, любоваться солнце, садящимся в волны Лионского залива, пить Шатонеф-дю-Пап, с удовольствием считать, сколько же раз я наберу ее номер и прикидывать, как скоро я сорвусь с места, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Надо заметить, что несколько раз это даже срабатывало. В смысле — со мной. Давно и к великому стыду, но срабатывало. Вот такой я доверчивый дурачок.

Был.

Так что — нет. Не перезвоню. Тем более что отношения наши от этого никак не пострадают. Через две недели, или три, или месяц раздастся звонок, и я снова услышу ее голос. И разговаривать мы станем так, будто сегодня ничегошеньки не произошло.

Еще одной причиной такого моего поведения является то, что мы наконец-то почти добрались до места, а именно до коттеджного поселка, в котором проживает семейная чета Ряжских. Узнаю я эти места, благо два года назад тут довелось побывать, причем воспоминания о тех визитах к числу неприятных, пожалуй, что, не относятся. Они были, скорее, поучительны, как, впрочем, и все общение с этим семейством. Столько всего нового я узнал, благодаря ему и об этом свете, и об обществе, и о своем месте в нем. Том, которое я, по мнению этого милого семейства должен всегда знать.

А еще они меня в конце концов сдали не менее славным людям, которые хотели изучить мой богатый внутренний мир, сделав полостную операцию без наркоза. Прекрасно знали, чем это для меня закончится, и все равно сдали. Нет, положительно, повезло им тогда, что у меня времени было мало до отъезда. Ну, и еще в том, что я тогда был куда гуманнее, чем сейчас, и воздавал подобным за подобное через раз, а то и реже.

А еще я ведь Ряжскую предупреждал о том, что не стоит ей больше появляться в поле моего зрения, поскольку беда случится. Но для этой бизнес-леди, похоже, мои слова что ветер, который пошумел, да и стих. Она и дворничиху денежкой стимулировала, и соглядатаев приставила — короче, уверенной поступью дама к проблемам идет. Честь ей и хвала!

Впрочем, для начала я ее все же выслушаю. Почему бы и нет? К тому же сдал меня все же ее супруг, а не она сама. А после и решим, как дальше жить станем. И станем ли вообще.

То ли водитель исправно передал мои слова, то ли звезды совпали, но я и в самом деле приехал аккурат к ужину. То есть меня прямо от порога дома сопроводили в обеденную залу, к длинному дубовому столу, заставленному разнообразной снедью, большей частью, правда, диетического толка. Фрукты, овощи, какие-то зеленые салаты, то есть еда полезная, но не очень-то вкусная.

А сдала Ряжская за эти два года. Не очень сильно, но тем не менее. Да, это все та же уже далеко не юная, но все еще интересная и подтянутая женщина, но вон и морщинки новые появились, и глаза как-то поблекли.

— Здравствуй, Саша — встала она из-за стола. Надо заметить, что они с супругом расселись за ним прямо как в фильмах про аристократическую жизнь — с разных сторон, друг напротив друга — Я очень рада тебя видеть. Правда — очень рада.

— Искренние слова всегда приятно слышать — я глянул на нее, а после на Ряжского — Если, конечно, они таковыми являются.

— Присаживайся — предложила Ольга Михайловна — Поужинай с нами.

— Можно — согласился я, и отодвинул от стола стул, который стоял, если можно так сказать, аккурат посередине — Только вот мне бы мяса какого-нибудь. Отбивную, например. Или котлету. Боюсь, сыром и зеленью я не наемся.

— Скажу очевидное, но ножом и вилкой копаем мы себе могилу — вступил в беседу глава семейства — Истина избитая, но истинно верная.

— Если бы путь на тот свет торили исключительно гастрономические изыски, человечество давно вступило бы в Золотой век — усмехнулся я — Но это слишком просто. Увы, Петр Николаевич, подавляющее большинство людей роет себе и ближним своим могилу не обедами и ужинами, а личными поступками.

— Я так и знала, что ты, Саша, сразу же коснешься той неприятной истории, что случилась два года назад — печально произнесла Ряжская — Да, ты прав мы повели себя тогда не лучшим образом. Наверное, мне стоило бы поискать какие-то доводы, что нас оправдают, привести аргументы, свидетельствующие о том, что данный выбор…

— Не надо — попросил ее я — Тем более что никакого второго смысла в свою фразу я не вкладывал. Все обстоит именно так, как я сказал. Каждый человек на этом свете по сто раз на дню принимает те или иные решения, влияющие на то, что с ним случится завтра. И большая часть этих решений ведет его к могиле. Почему? Потому что людям свойственно ошибаться. А еще они всегда делают только то, что нужно именно им, при этом заверяя всех вокруг в благостности своих замыслов, в том, что их действия направлены на счастье всего человечества. Ну, или большей его части. А ведь это не так. Совсем не так. Ошибочка выходит. И счет за эту ошибку раньше или позже будет предъявлен каждому, даже не сомневайтесь.

— И вам? — уточнил Ряжский.

— И мне — кивнул я — А как же. Впрочем, применительно к той давней ситуации, вы были честнее многих. Вы просто и незамысловато меня просто продали. Сменяли жизнь пустякового человечка на весомый пакет акций. Как там у классика? «Бизнес — и ничего личного». По большому счету это куда честнее, чем поступки многих людей, в разное время входивших в мое окружение.

— Мне приятно, Александр, что вы трезво оцениваете ситуацию — как мне показалось, Ряжский стал дышать чуть чаще, как видно отпустило мужика — В отличии от моей супруги, которая после случившегося еще долго рвала и метала. Не поверите, мне даже пришлось продать предприятие, выступившее камнем преткновения, чтобы убрать этот триггерный момент из наших отношений.

Даже так? Интересно, врет или нет. Впрочем, это я узнаю со временем.

— Неслабый домишко — в зале появилась Жанна, которая покинула меня сразу же по приходу в дом. Не иначе, как она эти хоромы уже от подвала до чердака облазила — Богатенько живут. Саш, имей в виду — вон за той дверью три черта сидят, причем с пистолетами в руках. Мне кажется, они там не просто так притаились, а по твою душу.

Конечно, по мою, по чью же еще? Подстраховались Ряжские. Бдят. Или только Ряжский? И он, пардон за вольность, не столько бдит, сколько бздит? Хотя… Наверняка Ольга Михайловна помнит, как я ее в свое время движения лишил, заставив пережить самые, пожалуй, страшные часы в жизни. Ибо нет ничего страшнее, чем жить недвижимо, но при этом все осознавая. Лучше уже смерть, чем такое бытие.

Но, что характерно, никакой дополнительной неприязни к супругам-коммерсантам данный поступок у меня не вызвал. Да и с чего бы? По сути, правильное решение, разумное и рациональное. Их ошибка кроется в другом. Не стоило меня вообще тревожить. Никак. В принципе. Тем более что, может, ситуация вывернула таким образом, что я сам к ним наведался бы.

— Может, лучше ну их? — предложила Жанна — Давай отсюда уже свалим. Недобрые люди, Саш. Нехорошие. Я с такими, как этот мужик, спала не раз, потому в состоянии хрен от тирамису отличить. Видно же, что он редкая сволочь.

Я еле заметно качнул головой в отрицающем жесте. Рано. Сначала хочется выслушать, что же именно им от меня нужно. Догадки есть, но желательно знать точно. И если ничего особенного они не пожелают, то я, может быть, даже назову цену за свои услуги. Не уверен, что она их устроит, но — почему бы и нет?

Плюс есть желание немного их потроллить. Заслужили.

— Понимать — понимаю — ответил я Ряжскому — Но понимание не есть одобрение. Не понравилось мне тогда, что вы мою жизнь разменяли на куш, пусть даже и очень неплохой. Настолько, что я вообще-то собирался вас убить, причем какой-нибудь очень, очень нехорошей смертью. Долгой, мучительной и неприглядной. Вы в курсе, как уходил из жизни ваш знакомец Арвен? Вижу, в курсе. Наслышаны. Так вот его кончина на вашем фоне считалась бы легкой и безмятежной.

— Не надо так со мной говорить — негромко, но с ощутимой угрозой в голосе произнес Ряжский — Тем более в моем доме.

— Говорю так, как умею — откинувшись на спинку стула и закинув ногу на ногу произнес я — И так, как желаю. Ну, а если что-то не устраивает — укажите мне на дверь. Даю слово — уйду, и никогда сюда не вернусь. Но и вы тогда уж больше меня не беспокойте, ни явно, ни тайно. Ни-ко-гда. Что, такая сделка вас устроит, Павел Николаевич? Если да — можете просто кивнуть.

— Меня не устроит — сообщила нам Ольга Михайловна — Абсолютно. Более того — все, что связано с тобой — моя инициатива, а не Павла. Он тут не при чем?

— И добрым людям тогда меня тоже вы сдали? — притворно удивился я — Надо же!

— Саша, не утрируй — поморщилась женщина — Не надо. И еще — тебе это не идет. Я говорю о дне сегодняшнем. Что до дня вчерашнего… Тебе же были принесены извинения, верно? И не только. К ним была приложена материальная компенсация, вполне достойная на мой взгляд.

— Относительно размера компенсации — все не менее спорно. Сомневаюсь, что ее размер дотягивал хотя бы до одного процента от той прибыли, которую ваш супруг получил за мою жизнь, так что о какой-то равноценности говорить просто глупо. Его спасло не это. Его спасли вы.

— Я? — мне показалось, что Ряжская немного удивилась — Неужто мне тогда удалось подобрать нужные слова?

— Не в словах дело — я чуть печально улыбнулся, а после облизал губы — Его избавили от мук те воспоминания, которые остались у меня от нашего с вами общения. Крайне приятные воспоминания о красивой, умной, невероятно чувственной женщине, которую так не хочется расстраивать даже в мелочах. Такая женщина как вы, Ольга Михайловна, обязана каждый день, каждый миг радоваться жизни. И ради этого я счел возможным забыть о том, что именно ваша семья мне задолжала.

Уверен, что никаких чувств Ряжский к супруге давно не испытывает, но все же она — его женщина, потому слово «чувственной» и прочие намеки он никак не мог пропустить мимо ушей. В каждом мужчине живет собственник, так было, так есть и так будет.

Что до Ольги Михайловны — в ее глазах, несмотря на определенную щекотливость момента непосредственно для нее, скакнула парочка веселых чертенят. Как мне кажется, она от складывающейся ситуации начала получать неподдельное удовольствие. И это при том, что бизнес-леди, насколько я помню, к мужу относится куда лучше, чем он к ней. В разрезе чувств, имеется в виду. Когда Ряжского черное проклятие чуть на тот свет не утащило, его супруга вне себя была, вся от эмоций почернела, что твоя головешка. Правда, тогда, помнится, все же прозвучала пара невеселых фраз про незакрытые сделки и проблемы с наследованием бизнеса.

— Я читал как-то, что все профессиональные убийцы не чуждаются поэзии и живописи — Ряжский отодвинул от себя тарелку с недоеденным блюдом — Теперь же вижу — так и есть.

— Ольга Михайловна, мне очень жаль, но вряд ли наш совместный ужин состоится — я специально не стал приподнимать стул, и его ножки недобро скрежетнули по полу — И дело не в том, что меня немного раздражает метафоричность вашего супруга. Просто я устал и вряд ли смогу достойно ответить словами. Придется переходить к делу, а это, знаете ли…

Ряжский напрягся, я понял, что он в шаге от того, чтобы спустить на меня ту троицу, что сидит вон за дверью. Не стану врать, внутри все ходуном ходило, но при этом осознание полноты бытия меня буквально захлестывало.

— Не надо — сказал я бизнесмену, усмехнувшись — Ну, расстреляют меня эти трое. И какой в том смысл? Моя смерть ничего не изменит. Напротив. Она все ухудшит. Сейчас есть вероятность того, что умрете только вы. Если же ваше гостеприимство скажется на мне летально, то умрет ваша жена, ваши незаконнорожденные дети и их матери, все родные и близкие до пятого колена. Может, и еще кто-то, кого я не назвал. Так что моя смерть — это только начало.

— Какие трое? — насторожилась Ряжская — Паша, это он о чем?

— Вон там три бойца притаились — я кивком указал на дверь — Сидят, ждут команды «огонь».

— Ты дурак? — выдохнув, осведомилась у мужа женщина — Ты знаешь, что он наша последняя надежда, и все равно выкидываешь такие фокусы? Я сотни аргументов перебираю в голове, три ночи толком несплю… Да еще и прямо в нашем доме! Это вообще за гранью разумного!

— Привычка — без тени смущения объяснил жене бизнесмен — Ругайся, не ругайся, но я так устроен. Для меня наличие запасных способов решения текущей проблемы необходимость. Есть план один, план два, план три. А иногда имеется вот такой вот… Ээээ… Нулевой вариант. Мы расстались с этим человеком не лучшим образом, верно? Он затаил на нас обиду. А еще он опасен, о чем нам обоим прекрасно известно. Кто знает, что ему придет в голову во время беседы? И случится ли она вообще? Может, он сюда пришел далеко не за тем, чтобы нам помогать. Разумеется, у меня нет ни малейшего желания в своем собственном доме устраивать стрельбу и проливать чью-то кровь, я вообще сторонник мирного сосуществования всех со всеми, и в данном случае буду только рад решить вопрос миром, особенно учитывая наши обстоятельства. Но раз так сегодня сложились обстоятельства, раз встреча незапланированно проходит на нашей территории, то я обязан предусмотреть все возможные варианты развития событий. Даже такой.

— Кстати, отчасти верная точка зрения — поддержал я его — В том смысле, что я пришел сюда совсем не за тем, чтобы вам помогать. Нет, убивать тоже не собираюсь, не следует меня демонизировать. Просто хотел сказать — хватит ходить за мной по пятам, я этого не люблю. Да и никому, наверное, такое не понравится, верно?

— Моя сестра больна — Ряжская опустила крепко, до белизны, сжатые кулачки на стол — Проблемы с кровью. Врачи сказали, что шансов нет. И наши, и не наши. И, что самое страшное, то же самое подтвердил Вагнер. Все. Саша, она умирает, ей осталось всего-ничего. Последний год я пыталась тебя отыскать, нанимала частных детективов, делала все, что можно, но ты как в воду канул. И вот, когда я уже смирилась с тем, что скоро останусь на свете совсем одна, ты вдруг появляешься в Москве. Когда я про это узнала, сразу же хотела ехать к тебе, но Павел отговорил.

— И правильно сделал — отправив в рот стебелек спаржи, добавил Ряжский — Ты вон и сейчас не слишком приветлив, а в день приезда и вовсе всех собак на Ольгу спустил бы. По себе знаю, как подобные вещи после дороги раздражают.

— Резонно — признал я — Что до сестры — сожалею. Но это жизнь, все мы смертны.

— Ты можешь ее вылечить — уставилась на меня женщина — Ты — можешь. Я это знаю. И кого бы ты сейчас из себя не изображал, я знаю, ты все тот же хороший парень Саша Смолин. Не злой, не безжалостный. Нет в тебе этого. В нас с Пашей — есть. В приятельнице твоей хоть отбавляй. А в тебе — нет.

— В какой приятельнице? — опешил я, отчего-то подумав о Жозефине. Вот только с какого бока она тут может прилепиться.

— В той, что мужа моего два года назад спасла — пояснила Ряжская и, словно жеваный насвай, выплюнула имя — Виктория. Дрянь такая. Наверняка ведь могла что-то сделать, уверена в этом, но уперлась как скала — нет, и все тут. И ведь не переиначишь. А как? Уж и на начальника ее сверху давили, и припугнуть пытались, только толку ноль. Знаешь, я в какой-то момент на нее так разозлилась, что чуть… Неважно.

— Как раз важно — заметил я — И вам очень повезло, что с Викторией ничего непоправимого не случилось.

— Только эти соображения и остановили — не стала скрывать Ряжская — Считай, именно ты ей жизнь спас. Не хотела, чтобы ты, когда наконец найдешься, на меня из-за этой стервы злился.

— Думаю, на этой ноте можно закончить вечер воспоминаний и начать беседу о текущем моменте — предложил Ряжский — Что до меня — я изрядно устал от сложившейся ситуации и буду рад ее разрешению. Хоть каком-то. Ольга совсем издергалась за последний год, что вредит всему сразу — и ее здоровью, и нашему бизнесу. И, как бы это банально не звучало, я готов заплатить и очень много за то, чтобы все стало, как раньше. Бэлла станет рисовать свои ужасные картины, которые восхищают лишь ее любовников и владельцев выставок, спонсируемых нашей компанией, Ольга снова начнет решать сотни небольших, но очень важных внутренних вопросов, называемых «текучкой», а я наконец-то вернусь к своему прежнему образу жизни, и займусь тем…

— Что станешь трахать молоденьких секретарш — поморщилась Ряжская — Павел, с ним такой подход не сработает.

— Ну почему же? — я снова уселся на стул — «Заплатить и очень много» — хорошая фраза. Мне она нравится. Вот только «много» — это сколько?

Ряжский, было, хотел что-то сказать, даже рот открыл, но после его захлопнул, не издав ни звука.

— Вот! — рассмеялся я — Все говорят — много, только оно у каждого разное. У каждого свое. Ваше «много» и мое наверняка не совпадают, и вы сейчас это поняли. Лишнего платить не хочется, назовешь мало — я, неровен час, снова взбрыкну, потому как характер у меня говно редкое. Так ведь?

— Так — подтвердил Ряжский — Потому — назови цифру, и мы вместе решим, много это или мало.

— Деньги, деньги, деньги — я изобразил пальцами в воздухе некую фигуру — Деньги — это хорошо. Жаль только они не столь всемогущи, как про них судят люди с начала времен. Потому не стоит все ими, родимыми, мерять.

— Не деньги — значит, не деньги — влезла в беседу Ряжская — Скажи, что тебе нужно.

— Беда в том, что сам не знаю — задумчиво произнес я — Мало ли, что мне завтра может понадобиться? Может, частный самолет для поездки куда-нибудь в Исландию. Может, сто жестяных почтовых ящиков. Или, к примеру, сбор исчерпывающей информации о десятке-другом разных людей.

— Интересная у тебя жизнь — отпив зеленой жижи из высокого стакана, заметил Ряжский — В чем-то даже позавидовать могу. Хотя хоть убей не пойму, на кой тебе сто жестяных ящиков.

— Так и я не знаю. Может, и не на кой.

— Да или нет? — Ряжская была бледна, на виске у нее пульсировала синяя жилка.

— Завтра наведаемся к вашей сестре — мягко произнес я — Она где, у Вагнеров лежит? Туда положили?

— Да — выдохнула женщина.

— Машину к дому пришлите часам к десяти — попросил я — И, надеюсь, вы сами мне компанию составите? Не стану врать, я немного по вам соскучился.

— Александр, вы так и не назвали цену — произнес Ряжский, снова переходя на «вы» — Хотя бы в первом приближении. Люблю, знаете ли, определенность.

— Мои услуги обойдутся вам недешево. Но последнее не заберу, не переживайте. Да и вообще — может, оплату брать уже и не за что. Я не волшебник и не чародей, мертвых не воскрешаю. И тех живых, которые уже пересекли черту невозврата — тоже. Понятно излагаю?

— Предельно — подтвердил бизнесмен — Ольга, не забудь, завтра вечером у нас юбилей «Анттрансойла». Мы должны там быть. Оба!

— Будете — ответил за Ряжскую я — Думаю, мы с Ольгой Михайловной управимся с нашими делами довольно быстро. И даже несмотря на то, что давно не виделись.

Вот накой я его сейчас-то злю этими двусмысленностями? Поигрался — и будет. А я все бью, бью по этой болевой точке. Множественные удары по мужскому самолюбию добром не кончаются. Вот разозлю его капитально, он даст команду найти хорошего стрелка (а с ними в России-матушке всегда дело обстояло неплохо), и тот мне пулю в голову всадит как-нибудь поутру. И все. Привет родителям.

— Хотелось бы верить — буркнул Ряжский.

— Так и будет. А теперь прошу прощения, пойду, пожалуй. Вы не единственные старые друзья, которых мне сегодня надо навестить. Да, вы не против, если я воспользуюсь вашей машиной?

— Разумеется — Ряжская встала из-за стола и подошла ко мне — Саша, я обещаю, на этот раз никаких фокусов не будет. Просто помоги мне — и я навсегда исчезну из твоей жизни.

— Это вряд ли — покачал головой я — Вы исчезнете ровно до следующего раза. Кроме сестры есть вы сами, муж, еще какая-то родня, деловой партнер, что ближе брата, и готовый за свою жизнь отдать вам часть бизнеса… Список длинный. И всякий раз вы будете приходить ко мне, обещая, что он-то точно последний. Мы с вами уже это проходили, не так ли?

— И как же быть? — заглянула мне в глаза Ряжская.

— Поглядим, потянете ли вы в этот раз мою цену — усмехнулся я — Вот тогда ясность и появится. Очень может статься так, что овчинка не будет стоить выделки.

Глава 15

Я покинул обеденную залу, на ходу шепнув Жанне:

— Останься и послушай, о чем эти двое беседовать станут. Ясно?

— А то сама бы не сообразила — фыркнула девушка, повернулась и отправилась обратно. Ну, а я вышел во двор и уселся в ту же самую машину, которая привезла меня сюда.

— Куда едем? — осведомился у меня уже знакомый водитель.

— На кладбище — ответил я.

— Какое? — удивился он.

— Вот это — я показал ему экран смартфона — И можешь не спешить, до ночи времени полно.

— Ух — сказал водитель — Неблизко, настоимся в пробках будь здоров.

— Говорю же — не к спеху. Главное доехать в принципе.

— Интересно живете — он завел машину — Ночные прогулки по кладбищу — это звучит внушительно.

— Еще как — подтвердил я — Да, ты со мной пойдешь.

— Я?

— Ну да. Да не бойся, там чудо как хорошо. Воздух чистый, свежий, тишина, покой, деревья молоденькой листвой шумят. Тебе понравится.

Ничего на это водитель не ответил, то ли не счел нужным, то ли еще отчего. Ну, а я, под его задумчивое сопение и ненавязчивую мелодику играющего в машине «Радио Монте-Карло» как-то незаметно для себя взял, да и задремал.

— Приехали — вырвал меня из дремы голос водителя — Уважаемый! Приехали, говорю.

— Меня Александр зовут — пробормотал я, открывая глаза — Можно без отчества.

А ведь хорошая машина, удобная, с мягкими сиденьями. И водитель вроде мужик неплохой, хоть, конечно, и боится мертвых. Вон, с опаской на меня смотрит, думает, что я его на самом деле с собой потащу. Впрочем, это не редкость. И ведь бесчисленное количество раз было говорено всем и в книгах, и в кино — бояться живых надо. Мертвые без веского основания никогда никого за собой в могилу не потащат, а вот живым в большинстве случаев вообще повода для уничтожения собратьев по виду не нужно. Иногда для убийства достаточно обычной скуки или банального «ну, вот захотелось пострелять». Иногда еще добавляют «как в игре».

Игруны, блин!

— Который час? — потянувшись, спросил я у водителя.

— Почти десять — отозвался тот — Вон, стемнело уже.

— Хорошо — я открыл дверь и неторопливо выбрался наружу — Самое то. Ну, говорил же — вон экая тут благость. И дышится, дышится-то как!

— Как везде — вылез из машины водитель — Воздух как воздух. Идем?

— Да ладно, это шутка была — отмахнулся я — Шутка. Ты давай, где-нибудь вон там припаркуйся, и меня подожди.

— Долго?

— Как пойдет — я глянул на ворота кладбища. Как всегда закрыто. Опять, значит, через дырку в заборе лезть придется — Но, полагаю, управлюсь за час-другой. Нет, если есть желание мне помочь, то пошли вместе, не проблема.

— Ничего-ничего — забрался водитель обратно в машину — Я подожду.

Чудны дела твои, Господи. Вроде он не мальчик уже, жизнь повидал, наверняка в армии служил, причем наверняка не в самых обычных частях, может, даже воевал, а… Впрочем, я про это совсем недавно размышлял, нет смысла повторяться.

— За мной вернулся? — подбежал ко мне мальчик Павел сразу же после того, как я через решетку проник на территорию кладбища — Скажи, что да.

— Покуда нет — расстроил я его — Извини, пацан, в моей свите свободные места на данный момент отсутствуют. Но если хоть одно таковое появится, оно станет твоим.

— Слово? — требовательно глянул на меня мертвый подросток.

— Ты еще потребуй у меня клятву на крови! — возмутился я — И письменную расписку. Не наглей, мелкий. И не зли меня без особой нужды, не люблю этого.

Говорю же — с чутьем и думалкой у паренька все в порядке. Его лицо в тот же миг стало трогательно-виноватым, он опустил глаза долу, и даже ножкой вроде как шаркнул. Мол — виноват, перегнул палку. Короче — он не простодушный Анатолий, за этим мальцом, если я и в самом деле задумаю его прибрать к рукам, глядеть в оба глаза придется.

Зато, в отличии от моего новобранца, он работать станет с фантазией, искусно, изобретательно. Особенно если поручение будет связано с тем, чтобы живым насолить. Не любит мальчонка людей как явление.

Маршрут мне был уже знаком, провожатые не требовались, потому до места назначения, а именно до склепа, являющегося домом для Хозяина Кладбища я добрался быстро.

— Ведьмак? — немного удивленно гукнул тот, заприметив меня на дорожке, ведущей к его трону — Вот не ждал! Неужто уже исполнил порученное?

— Рад, что вы высокого мнения о моих способностях, но нет — чуть виновато произнес я — Мне кое-какая дополнительная информация понадобилась. Оплошал я маленько в прошлый визит, про колдуна все выспросил, а вот про его подручных нет. Надо ликвидировать этот пробел. Мне бы пройтись по могилам, переписать данные.

— Как есть оплошал! — хохотнул умрун — А я ведь сразу подумал — странно то, что ты про свиту его ничегошеньки не спросил. Но говорить не стал, нет. Это твоя работа, ведьмак, и делать за тебя ее я не собираюсь.

— Резонно. Но провожатого-то дадите? Вон, хоть бы Орепьева-третьего. Он малый смышленый, пусть проведет меня по вашим владениям, покажет нужные захоронения.

— Ладно уж, в этот раз я тебе пособлю — подумав, милостиво сообщил мне Костяной Царь — Чего ноги бить, коли у меня полно бездельников, которые только и знают, что рядом со троном отираться. Самсон, отправь восьмерых гонцов, пусть поглядят, что да как, а после нашему гостю все обскажут.

Неожиданный, но приятный, и даже красивый жест. Умрун с моего кладбища, например, сроду бы так не поступил, точно меня самого бы в обход отправил. Из принципа. Он такой.

А еще хорошо то, что у меня появилась возможность задать местному Хозяину пару вопросов. Правда, не факт, что он захочет на них отвечать, особенно если учесть их направленность.

Но лучше все же спросить, чтобы потом не жалеть об утраченных возможностях.

— Ты чего мнешься, ведьмак? — проницательно осведомился у меня умрун — Если по нужде приперло, так не стесняйся, иди да справь.

— Нет — я подошел поближе к владыке кладбища — Мне бы еще кое-что уточнить. Скажем так — личное.

— Второй раз за ночь удивляешь — поудобнее устроился на троне Костяной царь — Добро, уточняй.

— Там у самой ограды мальчонка похоронен — я наклонился к самому капюшону умруна, крайне удивив его и сам шалея от собственной смелости. Но тут по-другому не получится, не иначе как этот паршивец уже здесь околачивается и внимательно ловит каждое слово — Павлом кличут. Если он мне вдруг понадобится, отпустите его с кладбища?

— Насовсем? — негромко прогудел умрун. Сомневаюсь, правда, что он вообще понял, о ком идет речь.

— Зачем? На время. Пока ваше задание не выполню. Полезный мальчишка. Хитрый, глазастый, без принципов. Самое то для мелких поручений.

— Отпущу — кивнул — И даже насовсем его тебе отдам, коли желаешь. Толку от него все одно нет. Что-то еще?

— Да — я собрался с духом — Души беглецов. Могу я их к одному своему делу пристроить?

— В смысле? — рявкнул умрун — Сказано — не должно их следа до первого снега остаться.

— Это само собой — закивал я — Это без изменений. Но когда душу отпускаешь, с этого тоже кое-какая выгода капает. Могу я ее к своим рукам прибрать? Не как награду, а просто чтобы добро в никуда не пропало.

— Ох, и жадны вы, люди! — проворчал Костяной Царь — Все в дело пристроите — ветки ломаные, листву прелую, навоз…

— Какие есть — потупил глаза я.

— Ладно, я не против. Если есть какая твоя выгода — можешь ее соблюсти. Дозволяю. Но чтобы…

— Следа от них не останется — пообещал я — Все сделаю, что от меня зависит. За это поручусь.

И я не соврал. Все, что могу — сделаю. Почему нет? Тем более что теперь у меня дополнительная мотивировка для выполнения данного умруном поручения появилась. Я эти блудные души не просто так в небытие отправлю. Я их Моране отдам. Не знаю уж, будет ли ей какой прок от тех, кто уже коньки отбросил, или нет, но это не моя печаль. Помог? Помог. Души заслал? Заслал. И неважно, что они мертвые, какие были — такие и использовал. Вывод? Вынь да положь причитающуюся мне награду. Ну, или советом пособи, как мне половчее колдуна блудного схомутать. Те восьмеро — так, гарнир вокруг мяса, их я всяко на атомы разложу, а вот старшой может крепким орешком оказаться.

Так что двух зайцев одним выстрелом прикончу, если повезет. А третьего сьем. Так в свое время Волконский говаривал, в бытность мою работником банка. Между прочим, будет до бывших коллег как-нибудь доехать, тем более что это в моих интересах. Счет мой точно закрыть не могли, поскольку на нем какой-то остаток болтается, но вот карту надо бы перевыпустить, она уже год как просрочена. Я же ее с собой за границу даже не брал, предпочтя прихватить наличку, плюнув на законы и ограничения, благо Родька таможенникам глаза отводить мастер. Так она тут и провалялась все два года. Но то там, а то — тут, надо этим вопросом озаботиться, поскольку Ряжских я планирую как следует потрясти, и потому без банка мне никак не обойтись. Ясно же, что хворь сестрицы Ольги Михайловны лишь начало нового витка наших отношений. Не сомневаюсь ни на миг, что та на самом деле плоха, таким не шутят, но если удастся ее вытащить, то моя старая знакомица тут же попытается влезть мне на загорбок, а вскоре после того еще и понукать начнет. Такая уж у нее натура, и ничего с ней не поделаешь. Разве что убить можно, но это крайнее средство. Да и потом — деньги на поддержание штанов мне все равно нужны. Ну, не зельями же мне из-под полы торговать или контракты Жозефины брать на исполнение? Тем более что я с них дай бог половину дохода имею, вот только фиг это докажешь, очень уж хитра и ловка моя приятельница. Я пару раз пробовал ее прищучить, но все впустую. Так что лучше уж пусть будут Ряжские. Тем более они — это не только гонорары. Это еще очень и очень неплохие связи на всех уровнях бизнеса и власти, что, пожалуй, даже полезнее денег. Да и за горло их, если что, взять куда сподручнее, чем какого-нибудь мордатого швейцарца. Опять-таки международного резонанса в случае чего не возникнет, никто не станет долго и нудно вещать о правах человека и ценности его жизни, какой бы никчемной она не являлась, цитируя при этом законы, написанные еще во времена Вильгельма Телля. Сталкивался я как-то раз коллегами Николая, которые обитают в Цюрихе. Боже, какие они зануды! Просто ужас.

Впрочем, это в самом прямом смысле уже дела дня грядущего, потому и подумаю я о них завтра.

Тем временем к нам начали возвращаться гонцы с разных концов кладбища, и один за другим надиктовывали мне добытую информацию.

— Севрюшин Олег Петрович — деловито излагала стройная девица в старомодном длинном платье. Всем хорошая девица, но с невероятно длинным носом, таким, что иной Буратино позавидует — Годы жизни надо?

— Конечно надо — подтвердил я — Диктуй.

И так вот, один за другим мне отчитались все восемь призраков, а я все услышанное слово в слово за ними записал. Причем — не на электронный носитель, а в бумажный блокнот, который из дома захватил. Некоторые вещи лучше вот так, по старинке фиксировать. Чтобы потом не хвататься за голову и не причитать: «почему я этот файл еще куда-то не сохранил»? А вот эту бумажку я дома в ящик стола положу и фиг с ней что случится. Нет, есть вероятность глобального бедствия, вроде потопа или пожара, но это уже из области совпадений высшего порядка.

— Ладушки — осмотрел я при свете смартфонного фонарика получившийся список, закрыл блокнот и убрал его во внутренний карман куртки — Спасибо вам, ваше могущество. И вас всех благодарю за помощь. Все, что хотел, я получил, потому общий привет!

— Не забывай заходить с докладами о том, как продвигаются твои труды! — рыкнул умрун — Да почаще!

— Непременно и обязательно — пообещал я — Как только появятся новости.

Павлик, как я и предполагал, отирался где-то поблизости от своего повелителя и внимательно следил за происходящим. Я приметил его маленькую синеватую тень почти сразу после того, как двинулся в обратный путь. Она то и дело мелькала в ночной мгле, опережая меня шагов на сто или около того.

Но, само собой, когда я подошел к забору, мальчуган беззаботно висел на ветке дерева, всем своим видом давая мне понять, что никуда он не отлучался.

— Может, все же возьмешь меня с собой? — спросил он, раскачиваясь под легким порывом ветра — А?

— Сказал же — позже — веско произнес я — Всему свое время, парень. Имей терпение.

— Не хочешь — не надо — насупился он, и где-то там, в самом его нутре, мелькнула на миг и пропала черно-багровая точка.

Нет, точно пока его брать с собой не стану. Держать такого в своем дворе мне неохота, он раньше или позже какими-нибудь правдами и неправдами пролезет в подъезд и наведет там шороха, а мне придется перед обчеством за это ответ держать. Ну, а если не во дворе, то где?

Пускай тут пока висит на дереве, дозревает, злости набирается.

Машина Ряжских, само собой, никуда не делась она ждала меня почти там же, где я ее оставил.

— Ну, как? — осведомился у меня водитель — Все дела поделали?

— О да — я вытер губы и чуть приподнял верхнюю губу киношно-вампирским образом — Нынче славная ночь выдалась. Славная ночь и добрая охота!

Мой собеседник чуть дернулся и нехорошо на меня глянул.

— Да шучу! — я рассмеялся — Нельзя быть таким доверчивым, особенно при твоей профессии. Памятник один я там искал, для диссертации по истории надо.

— Тьфу ты! — хохотнул и водитель — А я уж напрягся. Просто мне про вас кое-что ребята рассказывали, которые… Ну, те, что два года назад работали.

— И что рассказывали?

— Разное — туманно ответил он — Большей частью выдумки, как мне кажется. Мол, мертвых вы оживляли, и все такое.

— Брехня — подтвердил я его предположения — На сто процентов. Непосредственно я не оживлял. Не умею. Вот одна моя знакомая — та да, в подобных манипуляциях разбирается. Вот она и постаралась. Слушай, тебя как зовут-то?

— Слава — охотно ответил водитель, похоже, принявший мои слова за шутку — Куда едем?

— Домой. Куда же еще? Ночь на дворе. Только секунду погоди, я в салоне свет включу, мне кое-что сфоткать надо.

Речь шла о списке имен сподвижников колдуна. Просто я так рассудил — чего тянуть, утра ждать? Отправлю его Нифонтову прямо сейчас, да и все. А то, может, он еще не ложился, вот и будет ему что перед сном почитать.

И ведь я как в воду смотрел! Не спал Николай. Мало того — он мне почти сразу перезвонил, как видно решив, что у меня бессонница. Ну, а иначе чего я ему в столь поздний час файлы шлю?

— Добрая ночь — поприветствовал я его — Чего спать не ложишься?

— На работе засиделся — бодро ответил он — Дел как грязи, так что ни сна нету, ни счастья.

— Файл нормально прошел? — уточнил я — Открывается? Читается?

— Да, все отлично. Слушай, у меня к тебе вот какой вопрос. Ты про ту троицу, что колдуна хоронила, догадался? Или же все-таки уже знал правду, а мне подал эту информацию как одну из возможных версий?

— Правда догадка — сразу поняв, что ниточка оборвалась, ответил я — И как это случилось? Несчастные случаи?

— Сразу три — подтвердил Нифонтов — С интервалом в день-два. И, главное, не подкопаешься. Одна в ванной утонула, вторая с лестницы навернулась, причем при свидетелях, третий с четвертым угорели. Нажрались в усмерть, и газ не закрыли в плите.

— Стоп-стоп-стоп. А откуда вторая дама взялась? Одна же на кладбище крутилась?

— Так директор фирмешки. Та, что на похоронах присутствовала — всего лишь сотрудница. Ее дело клиента найти, очаровать, уболтать договор подписать, и после курировать до последнего вздоха, естественно не ее. Ну, и на похоронах побывать.

— Сопровождающее лицо, короче.

— Оно. Кстати, не такие уж эти ребята и «черные», если верить тому, что мне рассказали. Нет, грешки какие-то точно имеются, все же в России живем, но никого они на тот свет сами не спроваживают. Никаких лесных поездок в один конец, никаких отселений в глухие деревни, откуда фиг выберешься в любое время года, ничего такого.

— Возможно — с сомнением протянул я — Только чего тогда Кузьма Петрович на них так разозлился?

— Хороший вопрос. Как встретимся — спросим. Хотя… Может и вкололи они ему что-то эдакое, чрезмерно стимулирующее, например, работу сердечной мышцы. Договор на посмертную передачу жилплощади фирме лет пять как подписан, а наш фигурант жил себе да жил, и на тот свет не спешил.

— Вот они его и поторопили — задумчиво проговорил я — А что? Запросто.

— Теперь уже не спросишь — вздохнул оперативник — Не у кого. Все организаторы и исполнители уже в лучшем из миров. Может, заместитель директора чего и знает, разумеется, но ввек правды не скажет.

— Слушай, Коль, еще такой вопрос у меня возник. А как, интересно, Кузьма Петрович на это кладбище смог попасть? Оно ведь из непростых, сюда абы кого не пускают для захоронения?

— Саш, ты серьезно? — возмутился Нифонтов — Эта-то информация как делу поможет?

— Да никак — признался я — Просто интересно. Может, он место на нем купил еще тогда, когда оно не настолько статусным стало? При советской власти?

— Или ему кто-то подарил. Или еще что-то. Какая разница?

— Никакой. А вот еще любопытно — почему ныне покойные сотрудники фирмы эту землю не перепродали? Гипотетически же такое возможно? Закопали бы Кузьму Петровича где-нибудь на окраине, где подешевле, а это участок…

— Ты надо мной издеваешься? — уточнил Николай очень-очень спокойным голосом.

— Тебе в отпуск надо — сообщил я ему — Нервный ты какой-то стал.

— С отпуском у меня плохо — печально ответил Нифонтов — С отпуском у меня труба. Не пускают меня в отпуск. Но вот в сельскую местность на этих выходных я все же наведаюсь. Надеюсь, твое приглашение в силе?

— Конечно — с достоинством ответил я — Сказано — сделано. Единственное, я туда свалю чуть раньше, и потому компанию в дороге тебе составить не смогу. Ты один приедешь?

— С Пашей. Он твою баньку до сих пор вспоминает, говорит, что нигде такого пара лет сто не встречал.

— Только с ним?

— Ты, если еще кого-то пригласить хочешь, так просто возьми и сделай это — лукаво посоветовал мне Нифонтов — Кстати, и повод имеется. Ровнин просил у тебя спросить — не согласишься ли ты при случае, если возникнет такая возможность, к нам в гости заскочить, на чаек да разговор? Вот и совмести одно с другим. Не скажу, что прямо приятное с полезным, поскольку непонятно что тут что, но тем не менее.

— Что за разговор? Если не секрет?

— Вербовать тебя станем — равнодушно пояснил Нифонтов — Добровольное сотрудничество с органами, своевременное информирование последних о предполагаемых правонарушениях в столице и области… Что ты так сопишь в трубку? Шучу я, шучу. Ну сам подумай — откуда мне знать, о чем он с тобой беседовать станет? Он начальник, я подчиненный, потому я ему докладываюсь, а он мне — нет.

Врет, собака такая. Все он знает, просто говорить не желает. Хотя его можно понять. Ровнин свой, а я — нет.

— Не вопрос, заеду — решил не отказываться от приглашения я — Вот завтра и заскочу. Днем у меня дела, а вот вечерком — почему нет. Часиков в пять твое начальство еще на месте будет?

— Да кто его знает? — с сомнением произнес Нифонтов — Ты лучше за час до приезда позвони. Чего вхолостую кататься?

На том мы и распрощались, причем я еще раз попросил Николая не затягивать с идентификацией покойных слуг колдуна. Время имеет привычку проходить очень быстро, мне ли этого не знать?

Жанны дома предсказуемо не оказалось, она, как видно еще ошивалась у Ряжских, и это меня отчего-то опечалило. Слишком пусто было в квартире, слишком тихо. Непривычно. Отвык я быть один за эти годы, как видно.

Вавила Силыч тоже не откликнулся на мое приглашение прийти в гости, потому я напился чаю в одно рыло и завалился спать.

Во сколько моя помощница пришла домой — не знаю, но вот разбудила меня именно она.

— Сааааш — прямо как накануне, ворвался в мой сон ее голос — Сааааш, вставай! Ну не обливать же тебя снова водой?

— Не обливать — согласился я — А! Заявилась! Ты где была?

— Чего? — изумилась девушка — Ты о чем?

— О том самом! — я сурово сдвинул брови — Где по ночам шатаешься?

— Так ты же сам мне… — ткнула пальцем она в сторону балкона, а после рассмеялась — Да ну тебя!

— Как скажешь, дорогая! — я потянулся, раскинув руки и ноги на диване в разные стороны — Ууух! Хоть выспался наконец. Ну, что наши друзья? Много грязи на меня вылили?

— Немало — Жанна присела на диван — Знаешь, этот Павел Николаевич тебя крепко не любит. И я сейчас очень мягко выразилась. А еще, знаешь… Ты только не психуй, ладно?

— Постараюсь — пообещал я — Говори, говори.

— Зря ты вчера его выбешивал своими намеками на то, что… Ну, ты понял. Не стоило этого делать. Мужчины не любят, когда их бутерброд кто-то еще кусает. Женщины тоже, но мужчины сильнее. Вы терпеть не можете своими игрушками с кем-то делиться, что в детстве, что потом, даже если они давно поломанные, и вам не нужны. И, знаешь, мне кажется, он хочет тебя убить.

— Почему кажется? — уточнил я — Ты не уверена?

— Они с женой сначала ругались, причем в какой-то момент чуть не на крик сошли. Похоже, у них подобное случается редко, очень уж прислуга была удивлена происходящим. Он орал, что, мол, ты, Саша, шарлатан, причем наглый донельзя, а супруга его тебя защищала, причем резко, не выбирая выражений, прямо как родного. Вспоминала прошлое, говорила про то, что только ты сможешь ее сестре помочь, и, не только ей, но и еще каким-то людям. Имена не называла, но я так поняла, персоны непростые, и этому бизнесмену очень-очень нужные. Просто он после этого аргумента орать прекратил, сказал жене что, дескать, делай как знаешь, я тебе доверяю, и в кабинет свой ушел, а уже оттуда кому-то очень для него важному позвонил. Я по тому сужу, как он с этим неизвестно кем говорил. Позвонил и пообещал, что проблема в ближайшее время будет решена, поскольку нужный человек наконец-то в город вернулся. Что ему ответили — не знаю, он потом только «да», «хорошо» и «разумеется» повторял. А вот под конец выдает: «утечки не будет, ручаюсь. Как он свое отработает, моя безопасность о нем позаботится». Может, этот Павел и о ноутбуке, например, говорил, но мне отчего-то кажется, что все-таки о тебе.

— Ай, какой добрый! — восхитился я — Позаботится он обо мне, значит?

— Вот-вот — поддакнула Жанна и легла на диван рядом со мной, уставившись в потолок — Не зли его, пожалуйста. Просто если он еще сильнее из себя выйдет, то может тебя того не дожидаясь решения проблемы. А мне этого очень не хочется. Я к тебе привыкла. Я тебя люблю.

— Не буду — пообещал ей я — Сам вчера подумал, что перегнул немного палку.

— Просто ты отвык от дома — чуть монотонно произнесла Жанна, так, будто говорила хорошо обдуманный или выученный текст — Тут не Европа, все по-другому. Другие ценности, другие отношения между людьми. Деньги у нас не все и не всегда решают. Иногда они вообще ничего не решают. Уж я-то знаю, поверь.

— Жанн, что за прописные истины? — изумился я — Можно подумать, что меня из России в младенчестве увезли, и я не представляю, как что у нас тут устроено.

— Это не все — девушка сделала паузу — Ты только не обижайся, но иногда тебя здорово заносит, причем чем дальше, тем сильнее. Иногда ты словно нарочно на конфликт лезешь.

— Да? — удивился я — Не замечал.

— Поверь, все так — девушка не отводила глаз от потолка — Нам с Родькой со стороны хорошо видно. Чуть что не по тебе, ты сразу беситься начинаешь. С людьми тоже не всегда хорошо говоришь, сам не замечая того, что их обижаешь. А знаешь, кто в этом виноват?

— Кто? — чуть обалдело спросил я.

— Жозефина, зараза картавая! Это она тебе постоянно в уши пела о том, какой ты сильный, умный, хитрый, ловкий, как здорово ты можешь решить любую проблему. Вот у тебя, Саш, небольшая корона на башке и выросла.

— А раньше ты чего молчала? — поинтересовался я.

— Раньше из-за этого тебя убить не планировали — пояснила Жанна — Так, за спиной словами разными называли, но и только. А теперь все куда серьезней.

— Ты в следующий раз не жди, пока ситуация до критической температуры раскалится — попросил ее я — Подошла да сказала. И — да. Я тебя тоже люблю. Ты у меня лучшая. Все, я в душ.

— А раньше это была моя фраза — закинула Жанна руки за голову — «Все, я в душ». Встану голенькая с постели, потянусь красиво, мужик мигом давай слюни пускать…

— И вот фиг в той жизни мне бы удалось с тобой в одной постели полежать — не удержался я от шутки — Разве не так?

— Так — с достоинством ответила Жанна — Ты был бедный, а я красивая. Иди уже. У тебя встреча со старушкой Ряжской на десять назначена, а вон, уже половина.

— Старушкой? — хмыкнул я — Это ты маханула. Да и выглядит она нормально.

— Старушкой — упрямо повторила Жанна — Даже не спорь!

И это у меня испортился характер? Ну-ну!

Хотя в чем-то она права. Иногда я на самом деле говорю то, что говорить не стоило, и нарываюсь на неприятности на ровном месте. Надо повнимательней следить за собой. И вообще быть поосторожнее.

А вот Ряжские не удивили, все обстоит так, как я и предполагал. Ну, разве что Павел Николаевич соригинальничал, решив пустить меня в расход после усиленной эксплуатации. Все все-таки не зря он мне с самого начала не понравился, еще тогда, когда его проклятие доедало. Надо было ему дать умереть. Надо. Но нет, пошел на поводу у чувств, проявил гуманизм на пару с состраданием, и вот результат.

Ну, ничего. Ошибки в жизни, как известно, встречаются трех видов. Первые никак нельзя исправить. Вторые лучше никогда не повторять. А на третьих — учатся.

Так что ничего. Тем более что время у меня есть, так как таинственному «некто» я еще услугу не оказал. Подождем и поглядим. Жизнь иногда раскладывает невероятно забавные пасьянсы, потому кто знает, что ждет господина Ряжского? И кто из нас первым отправится проведать как оно там, на той стороне, все обустроено?

Что любопытно — в машине, которая ровно в десять подъехала к моему подъезду, Ряжской не оказалось.

— А где Ольга Михайловна? — спросил я у водителя. Увы, но за рулем в этот раз оказался не Слава.

— Она уже отбыла в клинику — пояснил он — Я так понял, сестре ее хуже стало. Ну что, едем?

— Конечно — я глянул на Анатолия, который с готовностью поднялся со скамейки, подумал пару секунд, помотал головой, давая ему понять, что не надо мне и Жанне компанию составлять и захлопнул дверь — Чего тянуть?

Глава 16

— Александр! — владелец клиники, за прошедшие годы изрядно прибавивший в весе и практически растерявший остатки и ранее не слишком густой шевелюры, устремился навстречу сразу после того, как я вышел из машины — Приветствую вас! Сердечно рад вашему приезду! Признаться, уже думать начал, что мы с вами и не встретимся больше. Вы тогда исчезли невероятно быстро и абсолютно бесследно!

С учетом того, что за этим господином кое-какой должок передо мной остался, не очень-то я верю в сильную печаль по факту моего долгого отсутствия. Впрочем — кто его знает? Может, я и не прав. Нет, в чистоту помыслов и искренность слов этих людей я поверить не смогу при всем моем желании. Не та это публика. Но вот в то, что время от времени я ему был нужен как специалист определенного толка, поверю запросто.

— Мое почтение, Петр Францевич — нацепив на губы улыбку я потряс его руку — Как ваши дела? Как Яна Феликсовна? Надеюсь, роды тогда прошли успешно, и сейчас у вас подрастает наследник?

— Наследница — с гордостью, свойственной для немолодых родителей маленьких детей ответил мне Вагнер — Чудная девочка! И такая смышленая! Ей всего-ничего, а она уже демонстрирует самые разные таланты! Яна только ей и живет.

Да? Вроде бы мальчик должен был родиться. Или я что-то путаю? Впрочем — появилось на свет дитё, живо-здорово — и хорошо.

— Все так и есть — подтвердила подошедшая к нам Ряжская, выглядящая, ради правды, сильно не ахти. Вот теперь она точно тянула на свой возраст — Никогда бы не подумала, что Яна Вагнер может полностью плюнуть на свой бизнес, променяв его на семью. Воистину — бывают на земле чудеса.

— Случаются — подтвердил владелец клиники — Хоть и редко.

— А ты что по этому поводу думаешь, Саша? — пытливо глянула на меня Ольга Михайловна — Есть чудеса? Или нет?

— Смотрю, еще один корпус возводите? — ушел от ответа я — Вон там?

В стороне от зданий, знакомых мне по прошлому визиту и впрямь велись строительные работы, причем вошедшие в финальную стадию, поскольку работяги в фирменных костюмчиках в данный момент пестренькую мозаику на одной из стен выкладывали, вроде как цветущий луг. Ну, оно и понятно — место тут не сильно веселое, больница, какой бы комфортабельной она не оказалась, остается больницей, потому нужны положительные эмоции по максимуму. А летний луг всегда глаз радует, даже на фоне зимних сугробов.

— Да, вот затеяли стройку — покивал в ответ Вагнер — Год назад случились у нас некоторые финансовые трудности, но все, слава богу, все обошлось. Теперь вот, даже расширяемся.

— Спорный вопрос — обошлось или нет — немного сварливо заметила Ряжская и чуть сдвинула брови — До сих пор не понимаю, почему ты взял в новые совладельцы не нас, а Швецова.

— Оленька, давай не станем возвращаться к сто раз обмусоленной теме — попросил ее Петр Францевич — Так тогда сложилась ситуация. Если угодно — расположились звезды.

— Звезды — фыркнула женщина — Саш, ты слышал? Звезды!

— Мы вроде не для обсуждения бизнес-процессов встретились — заметил я, доставая из кабины небольшую сумку и закидывая ее на плечо — Все люди занятые, у всех свои дела имеются.

— А перекусить? — лукаво подмигнул мне Вагнер — Помнится, в прошлый раз вам наше меню глянулось. Я же ничего не путаю?

— В прошлый раз я приходил сюда к человеку, судьба которого меня не занимала совершенно. Сегодня ситуация немного другая. Ваш пациент сестра Ольги Михайловны, а с ней меня связывают определенные отношения.

— Саша! — щеки Ряжской запунцовели, а Вагнер не удержался от двусмысленной улыбки.

— Ты неисправим — всплеснула руками Жанна — Только-только я тебя предупреждала — не дразни гусей.

Вот ведь! И самое обидное — в мыслях ничего такого не имел, просто сказал! Тьфу!

— Я не знаю о чем вы, Ольга Михайловна и вы, Петр Францевич подумали, а я имел в виду исключительно партнерские отношения. Тьфу ты! В смысле — деловые. Короче — не будем тянуть. Господин Вагнер, пойдемте уже к пациентке.

Если честно, сейчас я себя ощущал в определенном смысле Лжедмитрием, просто, потому что не очень представлял, чем я этой страждущей помочь смогу. Нет, в моей книге имелись кое-какие данные о «зельях, кровь затворяющих» или, наоборот, о «снадобьях, густую кровь разгоняющих», а также прочие изыски аналогичного толка. Раньше все было проще, большинство ныне известных медицине болезней для тогдашних лекарей просто не существовали. Особо талантливые из них, скорее всего, что-то подозревали, не сказать — предвидели, но все равно методологии диагностики тех же болезней крови не существовало. Кровь либо пускали, дабы ее излишка в теле хворого не наблюдалось, либо затворяли. На этом — все.

Но и отказывать Ряжской я не хотел. Повторюсь — мне нужна ее служба безопасности, причем прямо сегодня. Пусть добывают информацию по списку, и чем быстрее, тем лучше. Кстати — может, Ольга Михайловна таким образом отчасти сама сестре и поможет. Книга-то, что мне в награду достанется, лекарю принадлежала, причем очень хорошему. А вдруг там ответ на ее вопрос найдется? Что она там у меня спросила пару минут назад? Случаются ли чудеса? Да, случаются. Очень редко и не всегда добрые, но случаются. Я тому свидетель.

А еще через пять минут я сильно пожалел, что вписался в этот расклад. За последние годы мне много разного довелось повидать — и боль, и раны разной степени тяжести, и умирающих людей. Один Арвен, с которым я тут, у Вагнеров, столкнулся, чего стоил.

Но там другое. А тут я стою у постели бледной до одурения и хрупкой на вид до невесомости молодой женщины, от которой, по сути, одни глаза остались, и не знаю, что сказать ей и ее старшей сестре. Врать смысла нет, а правду не хочется. Я хоть уже и не совсем человек, но у меня тоже сердце есть. И чувства.

Хреновая просто правда выходит. Вон она, правда, обвила, шею бедняжки и душит ее потихоньку. Вся серо-дымчатая, с разводах-зигзагах, прямо как змея какая-то. И здоровая на редкость. Видать, совсем недолго Бэлле осталось на этом свете жить, на недели счет идет, кабы не на дни.

И ничем я ей помочь не смогу. Максимум, если она на этом свете задержится в виде призрака, отправлю ее по назначению. Ну, еще кое-что по мелочам.

— Это Саша — сказала Ряжская, сжимая руку сестры в своих ладонях — Помнишь, я тебе про него рассказывала? Он такое умеет, что никто другой сделать не сможет.

— Помню — прошелестел тихий голос — Ты на него еще ругалась за то, что он слишком хорошо спрятался в Европе, так, что его даже Интерпол отыскать не смог.

— Интерпол? — изумился я и уставился на Ряжскую — Ольга Михайловна, то есть меня вашими трудами где-нибудь в Швейцарии могли прихватить, заковать в наручники и препроводить в столицу России? Однако!

— Не прихватили ведь? — резонно возразила мне Ряжская — Так что обошлось.

— А могло и не обойтись — проворчал я и снова глянул на хворую девушку — Но в целом все верно, меня зовут Саша. А ты — Бэлла, верно?

— Не надо со мной разговаривать как с маленькой — попросила меня девушка, одарив слабой улыбкой — Все плохо, я это знаю, но жить до конца хочу так, как раньше.

— Болезнь может победить тело, но она не в силах сломить дух — произнес я — Так говаривал один мой знакомый.

— Он умер?

— Да. Но не от болезни. Он ее перехитрил и смог уйти так, как жил — весело и азартно. Жюстен был тот еще авантюрист, и как-то раз жульническим путем затащил меня в Пиренеи. Нашел, пройдоха, кое-какие бронебойные аргументы. Три дня мы там лазали, пещеру искали, в которой семь веков назад последние из альбигойцев остатки сокровищ своего ордена спрятали. Знаешь, всякий мужчина хоть раз в жизни хочет найти клад, и возраст этому желанию не помеха.

— И что дальше? — с трудом пошевелилась девушка, ее лицо скривилось от боли.

— Дальше — больше. На четвертый день наползли тучи и ливануло, как из ведра. Прямо стена дождя, по-другому не скажешь. А мы как раз на берегу одной из тамошних рек оказались. Два часа назад рядом с нами тек чуть ли не ручеек, а теперь глядь — бурный поток, от которого не спрячешься. Я выплыл. Он — нет.

— Может, и не старался?

— Жюстен? Не старался? Вот уж нет. Он слишком любил жизнь, каждый день для него был как новое рождение. Нет, исключено.

— Жизнь, получается, его тоже любила — задумчиво прошептала девушка — Потому и подарила вот такой уход. Не угасание, а яркую вспышку.

— Может — согласился я — Почему нет?

— У меня так не получится — из краешка глаза девушки вытекла одинокая слезинка — Хотела бы, но не смогу. Я совсем уже не встаю. Я даже не ем. И — мне больно. Все время больно.

— С первой печалью помочь сложно — я залез в сумку, достал оттуда небольшой пузырек, взял с тумбочки чайную ложку и наполовину ее наполнил, тщательно отсчитывая капли — А вот со второй — попробую. Давай, одним махом. Сразу говорю — горько до ужаса, приготовься.

Бэлла не стала спорить, спрашивать, что именно я ей даю, она доверчиво глянула на меня и позволила вылить зелье себе в рот.

Бедная. Горечь там и вправду невозможная. Основой этого зелья является корень полыни, да и остальные составляющие сладости не добавляют. Но — эффективная штука, проверенная, почти идеальный болеутолитель. Но только употреблять его следует только в самых крайних случаях, и частить ни в коем случае нельзя. Иначе — жди беды в виде очень, очень неприятных последствий. Не просто же так за подобное зелье несколько столетий назад в Европе можно было на костер угодить.

— Ой! — выдохнула Бэлла, сморщив лицо — Ой, и правда горько!

— Горьким лечат, сладким калечат — назидательно произнес Вагнер, с огромным любопытством глянув на пузырек в моих руках.

Белла открыла рот, часто задышала, щеки ее, до того восково-бледные, вдруг слегка заалели.

— Саш? — с тревогой глянула на меня Ряжская.

— Нормально все — успокоил я ее, смотря на дымчатую гадину, лежащую на плечах девушки. Она беспокойно задергалась, зашевелилась, а после чуть уменьшилась в размерах. Значит, выиграл я для Бэллы немного времени — Не переживай.

— Какая гадость — сообщила нам девушка и приподняла голову с подушки — Но и правда стало лучше. Я шевелюсь, и мне не больно! Оль! Видишь?

— Вижу — шмыгнула носом ее сестра — Вижу!

— Саша, вы и в самом деле волшебник? — распахнув глаза, осведомилась у меня Бэлла — Просто я думала, что Олька шутит, или как в детстве сказки рассказывает, а теперь вижу, что нет, все по-настоящему.

— Рад бы сказать, что да, но — нет. Волшебства на свете нет, по крайней мере в той части, которая в сказках присутствует. Ковер-самолет там, сапоги-скороходы, гусли-самогуды. Это все фольклор. Но есть кое-какие вещи, которые… Бэлла, это долгая история, и я вам ее непременно расскажу, но в другой раз. Например, за ужином в ресторане, в каком-нибудь из новиковских. Я слышал, что там кормят хорошо и вкусно, но блюда подают не сильно быстро, потому время надо чем-то занимать. Вот я вам тогда и про то расскажу, и про се, и про пятое, и про десятое.

— Хорошо — Бэлла неожиданно посерьезнела — Договорились. Я буду ждать. А сейчас вы, наверное, хотите меня осмотреть?

— Зачем? — опешил я.

— Все специалисты, которых Оля приводила, осматривали. Я сначала стеснялась, а сейчас уже все равно. Да и смотреть теперь особо не на что. Чего там от меня осталось?

— Ну, тогда не стану — отказался я — Тем более, что самое главное я увидел. Вы хотите жить, большего мне знать не нужно.

— Петр Францевич, а возьмите Александра к себе в штат — посоветовала девушка, которая выглядела сейчас куда лучше, чем десять минут назад — Думаю, у вас отбоя от пациентов не станет.

— Я предлагал ему место еще два года назад — запыхтел Вагнер — Но он отказался. Чего только не сулил, чего не обещал! Не хочет!

— Просто у меня есть одно правило. Я помогаю только очень красивым девушкам, и точка. Вы — красивая, потому я здесь. А какого-нибудь богатея, которого хватил удар на молодой любовнице, я лечить не желаю.

— А как же клятва Гиппократа? — уточнила Бэлла.

— Никак — рассмеялся я — Это печаль вон, Петра Францевича, он ее давал, пусть и отдувается. Я же ни Гиппократу, ни Авиценне, ни Парацельсу ничего не должен. Ладно, Бэлла, мы пойдем, а вы живите себе дальше. И еще… Поешьте чего-нибудь более существенное, чем глюкоза внутривенно. Тем более что очень скоро вам самой этого захочется. И сразу скажу — у меня в этом вопросе есть свой интерес.

— Даже мне любопытно стало — какой? — переглянувшись с сестрой осведомилась Ряжская.

— Приведу я Бэллу в ресторан, люди глянут на эти кожу да кости, и чего обо мне подумают? Скажут: «заморил, поганец, девку голодом, довел до анорексии». Мол, у самого-то рожа вон какая, ушей из-за щек не видно, а эта бедняжка… Вот оно мне зачем?

Ряжская повертела пальцем у виска, а Бэлла рассмеялась. Совсем тихо, еле слышно, но засмеялась.

Я подмигнул ей, а после вышел из палаты, следом за мной последовал Вагнер.

— Что это? — первым делом осведомился он, алчно глянув на пузырек, который я все еще держал в руке.

— Снадобье. Вы станете давать его Бэлле раз в пять дней, не чаще. И не более десяти капель за раз. Лучше даже шесть-семь, так она времени больше выиграет. Держите.

Вагнер цапнул емкость, глянул ее на свет, после аккуратно вынул пробку и втянул в себя запах содержимого.

— Полынь — утвердительно заявил он — Верно же?

— Верно — кивнул я — Значит, вот что. В этом пузырьке было ровно пятьдесят капель, десять я уже использовал, осталось сорок. Это предельная норма данного зелья, которую можно дать человеку, не опасаясь последствий. Очень неприятных последствий, таких, каких врагу не пожелаешь. А вот теперь, Петр Францевич, слушайте меня очень, очень внимательно. Если я узнаю, что хоть одна капля отправилась в ваши лаборатории для разбора ее на атомы, или то, что вы поделили содержимое этого пузырька между Бэллой и еще каким-то очень богатым страдальцем, все закончится плохо. Вы же помните, какие страсти-мордасти творились два года назад? Так вот тогда были цветочки. И я не советую вам пробовать ягодки.

— Не надо, Саша — я даже не услышал, как скрипнула дверь палаты и к нам подошла Ряжская — Не стоит наговаривать на Петра. Он, конечно, не святой, и деньги любит, но если дело касается Бэллы, то ему можно доверять.

— Я когда-то принимал ее — пояснил врач.

— В смысле — в институт?

— В смысле — роды — усмехнулся Вагнер — Отец Ольги и Бэллы, царствие ему небесное, был дружен с моим папой, который в свою очередь заведовал одной из лучших столичных больниц. А я тогда был интерном, и именно в мою смену к нам привезли рожать Полину.

— Я совсем запутался. Ольга Михайловна, вашу маму звали не так. Не помню точно, как именно, но не Полина.

— Мы сводные сестры — пояснила Ряжская — Папаша порезвился на старости лет, отсюда такая разница в возрасте. Но люблю ее так, как, наверное, родную бы не любила.

Ну да. Она ведь тебе не столько сестра, сколько ребенок, которого у вас с мужем сроду не было. Вот ты и тянешься в жилку, на все идешь, лишь бы ее спасти. Представлю себе, в какую сумму тебе вошло Интерпол на мои поиски подрядить. И, кстати, скорее всего кинули тебя. Эти ребята если захотят найти человека, то его найдут.

Впрочем — славная девчушка эта Белла. Серьезно. Есть в ней что-то такое, настоящее. Или можно сказать наоборот — грязи в ней нет. Сразу видно.

Редко подобное случается, но мне ее на самом деле жалко. Без дураков.

— Рад, что мы поняли друг друга, Петр Францевич — заявил я — Еще раз — не менее пяти капель, не более десяти, не чаще чем раз в пять дней.

— А когда лимит будет выбран? — уточнил он — Когда пузырек кончится, что тогда?

— Прошу прощения за цинизм, но поживем-увидим. Время есть, будем думать.

— Сейчас ты врешь — положила мне руку на плечо Ряжская — Верно же, Саша? Ты слишком добрым с ней был. Не таким, как всегда.

— Иногда и во мне просыпается что-то человеческое, Ольга Михайловна. Хотите верьте, хотите нет, но это факт.

— Она умрет?

— Мы все когда-нибудь умрем. Кто-то раньше, кто-то позже.

— Не надо банальностей, Саша. Не здесь и не сейчас. Ты видишь и знаешь больше, чем остальные, потому, потому дай мне простой и ясный ответ — есть надежда? Или это все? Не надо меня жалеть.

— Да я и не собирался — фыркнул я — С чего бы? Вы сильная женщина, удар держать умеете. Я, собственно, только потому с вами в свое время и согласился сотрудничать.

— Ты со мной тогда сотрудничал, потому «нет» не научился говорить тем, кто сильнее тебя — осекла меня Ряжская — Не то, что сейчас. Итак?

— Ольга Михайловна, я вам отвечу то же, что и уважаемый Петр Францевич — все плохо и будет еще хуже. Вы же это ей говорили, верно?

— Не дословно, но да — подтвердил Вагнер.

— Петя сказал, что это конец. Но ты — не он. Ты базируешься не на медицине.

— Раз в пять дней — показал я на пузырек пальцем, игнорируя ее вопрос — Не чаще.

— Я с первого раза запомнил — кивнул Вагнер — Сам буду давать. Лично.

— Она вас зовет — высунулась из палаты голова медсестры, зашедшей к больной после того, как мы ее покинули — Ольга Михайловна!

Ряжская и Вагнер поспешили к Бэлле, я же уселся на подоконник и призадумался.

Как я и предполагал, в моей книге ничего подходящего к данному случаю точно нет, так что все, что я мог, то уже сделал. Но на мне круг не замыкается. Есть в Москве другие представители Ночи, которые, возможно, в состоянии решить данную проблему, и вот тут возникают два серьезнейших вопроса.

Первый — надо ли оно им?

Второй — нужно ли оно мне?

За просто так никто никому помогать не станет, это утверждение, не требующее доказательств. Ну, а поскольку речь идет о жизни и смерти, то цена за подобную услугу просто наверняка окажется запредельной. И я сейчас не о деньгах говорю, про них никто даже не заикнется.

Да, девушка хорошая. Да, жалко ее. Но платить за ее жизнь раньше или позже придется именно мне, а не ее сестре. Через не хочу, через не могу платить. И снова — а оно мне зачем? Вот лично мне? Просто чтобы доказать самому себе, что не совсем я еще сволочь? Или потому, что на душе сейчас муторно от осознания того, что эдакая славная девчонка на самом рассвете жизни в небытие уйдет? Так сколько их, славных и светлых, каждый день отправляются туда, откуда обратной дороги нет? Всех не спасешь.

— Бедненькая она — Жанна уселась рядом со мной на подоконник — Да?

— Ну ты еще давай, мне на жалость подави! — возмутился я.

— И не думала! — аж подпрыгнула Жанна — Ты чего? Просто меня чуть на слезу не пробило, а я ведь и при жизни никогда не плакала.

— Восхищен твоей невозмутимостью и там, и тут — буркнул я.

— Саш, ты с кем разговариваешь? — вышла из палаты Ряжская — Сам с собой?

— Нет. Я еще не совсем сошел с ума. Близок к тому, но до критической точки не дошел.

— А с кем же тогда? — озадачилась женщина.

Я глянул на Жанну, она скользнула к двери, которую Ряжская не закрыла, и через секунду та захлопнулась чуть ли не с треском. Данную способность Жанна обнаружила в себе не так давно, чему очень обрадовалась. Как, впрочем, и я. Вон, как Ряжская впечатлилась, аж побелела вся.

— Сквозняк? — предположила она, глянув себе за спину.

— Конечно — я спрыгнул с подоконника и демонстративно подергал закрытое окно — Что же еще?

— Знаешь, я за эти годы подзабыла то, как иногда мне становилось страшно при общении с тобой. Сейчас вспомнила.

— И очень хорошо — одобрил я ее слова — Но напомню то, что было говорено еще тогда, в старые добрые времена. Пока вы не причините зла мне, я не отвечу вам тем же. Поэтому если вы по своей всегдашней привычке держите фигу в кармане, то подумайте хорошенько — а оно того стоит? Может, лучше мы сейчас разбежимся в разные стороны и забудем друг о друге?

— Я и тогда с тобой была честна. И сейчас мне скрывать нечего.

— Ой ли? — усмехнулся я — Правда? Ну хорошо, это ваша жизнь и ваш выбор. И еще кое-что — на этот раз я разделять вас и вашего мужа не стану. Понимаете, о чем я?

— Звучит как угроза.

— Потому что так есть. Ольга Михайловна, вы очень хорошо должны понимать, что я не наемный работник с сетевой доски объявлений, а мои услуги — это не аутсорсинг и не клининг. Потому и отношения наши не трудовым договором регулируются, они по другой ведомости проходят, по другим счетам оплачиваются. И еще. Простите за банальность, но держите в голове одну очень простую истину — смерть — это только начало.

— Простую — криво улыбнулась Ряжская.

— Поверьте, здесь нет ничего сложного. Просто, когда надумаете сделать нечто не слишком укладывающееся в схему наших с вами отношений, примените данное выражение к возможным последствиям еще не совершенного поступка. Вот и поймете — стоит оно того или нет.

Все. Теперь моя совесть чиста, я обо всем ее предупредил, причем настолько явно, насколько возможно. И если она или ее супруг все же попробуют сыграть со мной втемную, то никаких угрызений совести после того, как я направлю к ним в гости, например, Мару, у меня не возникнет.

И ведь кое-кто еще меня обвиняет в зазнайстве! Да я почти ангел. Только крыльев не хватает.

— Бэлла. Как с ней?

— Обещать ничего не стану — честно ответил я — Буду думать.

— Может, лучше делать? — предложила Ряжская — Времени на раздумья нет. И его могло бы оказаться больше, если бы не твой строптивый характер. Ты в городе почти неделю находишься, а я все это время думала, как бы так к тебе подобраться, чтобы сразу не быть нафиг посланной.

— Если делать, не думая, то после полученный результат почти всегда переделывать приходится. Как вы это себе в данной ситуации представляете? Потому — нет. Сначала думать. Потом, возможно, кое с кем беседовать.

— А потом? — жадно уточнила она.

— Если все сложится успешно, то я назову вам цену. И вы станете решать, платить ее или нет.

— Платить — сразу же ответила она.

— Не торопитесь, Ольга Михайловна. Не торопитесь. Поверьте, иногда цена за некоторые услуги оказывается слишком высокой даже для тех, кто уверен в своей кредитоспособности. Тьфу, до его банальная фраза вышла. Прямо как из какого-то заштатного романа.

— Такие фразы сейчас в моде — возразила мне Жанна — Я бы такую в «инсту» запостила обязательно, да еще за свою собственную выдала бы. Красиво звучит!

— Если нужен аванс — только скажи — глаза Ряжской странно блеснули — Причем безвозвратный.

— Даже не знаю. Вот так сейчас возьмешь аванс, вроде бы безвозвратный, а потом — раз, и у меня на хвосте Интерпол висит.

— Саш, ну какой Интерпол? — всплеснула руками бизнесвумен — Это я Бэлле сказала, чтобы ей легче стало. Мол, найдут, привезут, он поможет. Ей же хоть во что-нибудь верить надо? Вот она в тебя и верила. Тем более что и Петр в этом мне немного помог.

Поражаюсь я этой женщине иногда. Наверное, она единственная на свете, кто до подобного додумался бы.

— Да и не в кино мы, а в жизни — продолжила она — Это там позвонил, попросил, и вот уже на границах твои фотографии у всех таможенников на экранах. На самом деле я даже не очень представляю, в какую сумму подобное мероприятие может обойтись. Но точно очень, очень недешево. Не думаю, что Паша одобрил бы такие траты.

— Хорошо — я достал смартфон, нашел там фото со списком мертвецов и отправил его своей собеседнице — Для начала гляньте файл, пожалуйста, а после напрягите свою службу безопасности. Мне нужны все данные, которые можно найти об этих людях. Адреса, имена и данные членов семей, последнее место работы, фото, банковские реквизиты. Короче все, что только можно нарыть. И чем быстрее — тем лучше.

— Интересный какой список. На посмертный похож.

— Он и есть — я набил в телефоне еще пару слов и тоже отправил их Ряжской — Да, все они лежат вот тут. Это для удобства идентификации, чтобы не ломать вашим спецам голову — тот покойник, не тот.

— День прошел недаром, хоть телефонный номер твой добыла. А то ведь старый отключен давным-давно, а новый ты в пределах Российской Федерации либо пока не завел, либо не на себя его оформил — задумчиво произнесла Ряжская, изучая фамилии соратников колдуна — Стоп. А вот этого я, скорее всего знаю. Хвощов Леонид Леонидович. Ну да, и даты вроде совпадают, он года полтора назад как раз помер.

— Да ладно! — проникся я — Так не бывает!

— Бывает еще и не так — глянула на меня Ряжская — К тому же не факт, что Хвощов из твоего списка и тот, которого знала я одно лицо.

— А что за человек этот Хвощов? Чего о нем рассказать можете?

— Да дрянь человек, хоть и не говорят о покойниках плохо — Ряжская потыкала пальцами в экран смартфона — Все, ушел твой список куда надо. О чем я? А. Хвощов. Тот еще пройдоха, греб под себя все, до чего дотянуться мог, а когда вскрывались неприятные обстоятельства, вроде неуплаты налогов или увода денег в офшор, вину на кого-то другого спихивал. Не совру, если скажу, что за него сейчас по колониям десятка два человек сроки отсиживают. И ведь как-то всякий раз он умудрялся находить дурачков, которые соглашались становиться генеральными и подписывали все документы не глядя! Как, где? Я уж думала, что в стране такие перевелись.

— Ну что вы! — успокоил я ее — У нас дураков еще на тысячу лет припасено, если не больше.

— Тем не менее Паша с ним время от времени работал — продолжила Ольга Михайловна — Хвощов знал, кого кинуть можно, а кого не стоит. Да и связи у него в тендерной сфере и системе госзакупок неплохие имелись. Мог подсказать, к кому подойти можно, к кому не стоит, кто берет, кто нет.

— Умер отчего?

— Официально — инфаркт. Для нашего круга, по сути, профессиональное заболевание.

— А неофициально?

— Я специально не интересовалась — поправила волосы Ряжская — Но на одном мероприятии, вскоре после его смерти, кто-то упоминал о некоем инвестиционном фонде, ухнувшем со всеми деньгами в никуда. Очень немалыми деньгами. А хозяином фонда де факто, как ты, наверное, понял, являлся Леонид.

— Дальше можно не продолжать. Хотя — странно. Не проще было его выдоить досуха? Убивать-то зачем?

— Не знаю — дернула плечом моя собеседница — Вариантов масса. Может, и вправду во время неприятного разговора с кем надо у него сердце не сдюжило. Может, он все отдал, но приказ наказать никто не отменил. Или все отдал, и от осознания этого помер. А, может, уперся как баран, потому его исполнили в назидание остальным. Кстати — в это сразу верю. Я же говорю — жаден он был невероятно, за копейку мог удавиться.

По всему выходит — мой клиент. И что это? Случайность? Везение? Или что-то другое?

— А у него кто-то был? Жена, дети?

— Детей вроде не было, по крайней мере во втором браке точно. А жену его новую я знаю, мы с ней на выставках встречались, она на них как на работу ходит. При этом в искусстве она ничего не понимает, но ей хочется верить в то, что это не так. Так вот — встречались, общались, пару раз даже в ресторане посидели, поболтали. Девочка славная, но недалекая.

— То есть, если вы ее наберете и спросите, как дела, она подобному звонку не удивится?

— Да пусть удивляется, мне не жалко — Ряжская провела пальцем по экрану смартфона — А какие именно события, происходящие в ее жизни, тебя интересуют?

Глава 17

Машина, мягко урча мотором, отмеряла километры, давно позади нас осталась клиника Вагнеров и ее совладелец Петр Францевич, при прощании долго трясший мне руку и намекавший на то, что неплохо было бы оставить ему мой новый телефон. Зачем? Ну, а вдруг уважаемый Александр согласится помочь одной-двум очень, очень уважаемым и, что важно, зажиточным дамам, имеющим проблемы демографического характера? Телефон я ему не дал, этого только не хватало, но при этом и «нет» не сказал. Жизнь за последние годы научила меня многому, в том числе и тому, что иногда категоричность обходится куда дороже чем даже глупость и жадность, именно поэтому никогда не стоит сжигать все мосты. Хоть маленькую дощечку стоит оставлять.

Теперь же, сидя на заднем сидении рядом с Ряжской, которая очень строгим голосом отдавала по телефону указания какому-то своему подчиненному, я методично растасовывал факты, вывалившиеся на меня, как град из внезапно наползшей на город тучи.

Супруга господина Хвощова в равной степени удивилась и обрадовалась звонку Ольги Михайловны. Удивилась оттого, что та ей до сегодняшнего дня не звонила ни разу, обрадовалась потому, что после смерти мужа по ряду причин она для своего недавнего окружения словно существовать перестала. Нет, до оглашения завещания кое-какие хороводы вокруг нее водились, разумеется, надо же было деловым партнерам покойного понять, кого именно придется в ближайшее время окучивать — первую супругу или вторую? Не имелось ясности, кому из них отойдет большинство активов, которые составляли не только деньги на счетах и имущество, но и акции ряда предприятий, а также доли в уставных капиталах.

У Леонида Леонидовича, как выяснилось после вскрытия нотариусом заветного конверта, в душе осталось немало добрых чувств к первой жене, которая, как известно, от бога, потому львиная доля добра отошла именно к ней. Что до второй, той, к которой мы сейчас едем, то ей досталась некая сумма, не слишком большая, но и не такая уж скромная, домик в Черногории и кое-какая иная мелочевка. А еще — недавно построенное поместье в довольно престижном местечке, находящемся недалеко от Москвы. Не успел Хвощов его в завещание внести, то ли закрутился, то ли просто забыл, но тем не менее, по этой причине дом и отошел к молодой жене, носящей красивое и звучное имя Милана. Первая супруга бизнесмена оказалась особой на редкость зубастой и упорной, потому начались дрязги и ругань, перешедшие позже в суды разных инстанций и изощренные схватки адвокатов, но победа все же осталась за Миланой, чем она, похоже, крайне гордилась. Не так много в ее жизни имелось больших свершений и громких побед.

И все бы ничего, но только с какого-то момента ее жизнь превратилась в сущий ад, и началось это как вы думаете когда? Ну да, с этой весны. Как снег сходить с земли начал, так и образовался в комфортабельном особняке неимоверный ералаш с очень и очень пугающим потусторонним душком. Причем не какой-то комедийный, вроде воды, льющейся на голову визжащей хозяйке или кровавого пятна, появляющегося на полу каждую ночь, а, прямо скажем, жесткий до крайности.

Нет, поначалу события носили пусть неприятный, но относительно беззаботный характер. Впрочем, прислуга так не считала, и потому разбежалась в течении пары недель после того, как в доме начали сами по себе открываться и закрываться двери, столовые приборы являли чудо левитации и так далее, и тому подобное. Все эти штуки-дрюки хорошо в кино смотрятся, а вот в жизни пугают до усрачки. Хорошо хоть удалось с ними договориться о том, чтобы они рот на замке держали, причем обошлась подобная услуга Милане в немалую сумму.

Но дальше — больше, и через какое-то время относительно безобидные забавы сменились куда более жесткими, да еще и с криминальным душком. Финальным аккордом стало то, что молодой и красивый адвокат, тот самый, который отспорил дом в суде, сверзился с лестницы, да так неудачно, что свернул в падении шею. Причем Милана клятвенно заверила Ряжскую в том, что ну никак он оступиться на верхней ступеньке не мог, потому как до нее ему еще шагов пять надо было сделать. Она вышла из спальни вслед за ним, и сама все видела. Столкнули его, но кто и как — непонятно.

Дурой молоденькая хозяйка большого дома, несмотря на светлый цвет волос, кукольную внешность и юный возраст не являлась, мигом смекнула, что дело принимает совсем уж кислый оборот, и начала действовать. Пусть своеобразно, но все же. После похорон адвоката и неприятных процедур допросов, она пригласила священника, тот часа два ходил по комнатам, махал кадилом и бубнил молитвы. Результат, увы, не воспоследовал. Вернее — он имел место быть, но не тот, который ожидался. Неведомой силе, что нелегально поселилась в доме, действия хозяйки пришлись совершенно не по душе, и вечером того же дня она недвусмысленно продемонстрировала барышне свое недовольство, оттаскав ту за волосы по всем комнатам, которые посетил священник. Милана за это путешествие чуть дух не испустила, как от страха, так и от боли, поскольку все углы дома собственными ребрами пересчитала.

Разумеется, данный вояж по помещениями созерцала вновь набранная прислуга, что позже сыграло в развитии событий свою роль. Правда, она не то, что не подумала прийти на помощь истошно вопящей хозяйке, а напротив, спешно хватала свои вещи и покидала проклятый дом. Милана только-только добралась до гардеробной, теряя на ходу голос и зарабатывая все новые и новые синяки, а в доме уже никого, кроме нее и неведомого существа, уже не осталось.

Закончилось все совсем уж печально. Бедную хозяйку, которая под конец чуть сознание не потеряла, вышвырнули за входную дверь, которая после сразу же захлопнулась, а вся эта история стала народным достоянием, ненадолго заполонив как сомнительные новостные сайты, так и эфиры каналов, промышляющих инфернальным контентом. Если бы я чуть раньше вернулся из своего турне, то мне бы и помощь Ряжской не понадобилась, поскольку фамилия «Хвощова» звучала с экрана довольно часто.

Как это не парадоксально, но в результате изрядно пострадавшая от всей этой кутерьмы Милана сумела даже подзаработать на своих неприятностях, так сказать, получить небольшую компенсацию за полученные неудобства. Ну, не бесплатно же она должна ходить на эфиры программ о неведомом, и проводить время в странных компаниях ведьм, ведунов, шаманов и прочих служителей разнообразных культов? Причем суммы за свое участие в проектах она называла хоть и не маленькие, но все же подъемные, так что телеканалы в конце концов раскошеливались.

Но любая слава преходяща, к тому же жизнь каждый день подбрасывает телевизионщикам новые темы, требующие обсуждения, потому вскоре Милана покинула телеэкран, и осталась со своими проблемами один на один. Вернее — с проблемой в виде дома, куда возвращаться она не желала ни под каким видом. А сделать это было нужно. В спальне на втором этаже находился сейф, а в нем лежало то имущество, без которого было никак не обойтись — паспорт, бумаги на дом, неплохая сумма наличными. Плюс драгоценности и куча других мелочей, без которых женщине жизнь не жизнь.

Впрочем, паспорт, пластиковые карты — это все мелочи, подлежащие пусть долгому и муторному, но все же восстановлению. А вот бумаги на дом были нужны позарез, тем более что нашелся некий чудак, который пожелал приобрести проблемную недвижимость. Милана прекрасно понимала, что это, скорее всего, её единственный шанс расстаться с проклятым наследством, и другого покупателя не будет вовсе, потому она чего только не предпринимала. Она посылала в дом и полицейских, и сотрудников частных охранных агентств, и откровенных отчаюг из числа тех, которые дают сообщения о поисках работы, связанной с риском, и даже шаманов, с которыми свела знакомства на телепрограммах. И никто их них успеха не достиг. Нет, новых жертв не последовало, из дома все выходили хоть и потрепанными, но живыми. Хотя парочку визитеров таки пришлось отвезти в дом скорби, причем одним из них оказался некий ведьмак Феофан, что вызвало у меня здоровый смех. Разумеется, этот товарищ не наших кровей. Во-первых, никто из моих собратьев подобной ерундой заниматься не станет, хотя бы из чувства самоуважения, во-вторых, каждый из нас делает свое дело, и на чужую территорию без особой нужды не залазит.

Кстати! Надо Олега набрать, что ли. Конец мая не завтра, но до него не так и много осталось. Я прошлогодний Круг пропустил, не хватало еще и этой весной его прозевать. Опять же — патриархам надо доложиться, мол, прибыл Алексашка Смолин из земель чужеземных. Тута я. Здеся.

Так вот — дом стоит, в нем, бывает, по ночам даже и свет горит, а хозяйка его на птичьих правах обитает в отеле неподалеку, и думает о том, как бы свое добро оттуда забрать и поскорее в Черногорию свалить с концами. Тем более, что никому она тут не нужна. Из бывшего круга общения, как было сказано ранее, она выпала после смерти мужа, а теперь и вовсе стала, по сути, изгоем. Века идут, а суеверность на Руси никуда не девается. Сегодня ты эту Хвощову в дом пустишь, а завтра у тебя невесть чего начнет твориться.

До того дошло, что Милана, у которой почти опустел кошелек, начала подумывать о том, чтобы выбрать ночку потемнее, да и подпалить здание с четырех концов, после чего попробовать стребовать со страховой компании соответствующую премию, если получится. Ну, и понятное дело, найти на пепелище сейф, который был заявлен фирмой-производителем как несгораемый. А если он все же не оправдает свое гордое имя, то восстановить все бумаги с меньшими мытарствами, благо пожар — это то основание, которое снимает ряд бюрократических сложностей. А под конец этой огненной феерии продать землю первому пожелавшему ее купить.

Смысл происходящего мне (да, подозреваю и ей самой) был предельно ясен. Муженек вернулся, обнаружил, что его посмертная воля нарушена и принялся восстанавливать справедливость теми методами, которые оказались доступны. Ну, а то, что он сам не вписал дом в завещание, его не волновало совершенно. Причем Милана еще легко отделалась, заработав лишь синяки на ребрах и лишившись части белокурых локонов. Сунься она в дом сейчас — и все, живой ей оттуда не выйти, причем умирать придется долго и мучительно. Призрак Леонида Леонидовича, несомненно, вошел во вкус, ощутив свою силу и власть над людьми, пусть даже ограниченную небольшим пространством. А получил он ее почти наверняка от колдуна-хозяина, поскольку не может обычный дух, которому от роду год, такие штуки выкидывать. Вон, Жанна близ меня сколько уже околачивается, а только двери и наловчилась захлопывать. Ну, и еще кое-что по мелочам.

Так что ничего хорошего меня в особняке не ждет. Но идти туда надо обязательно, поскольку это реальный шанс получить информацию из первых рук. Ну, и стартовую галочку в ведомости поставить, что не менее важно. Управлюсь я к часу «х», не управлюсь — поди знай, а так какой-никакой результат есть. Мол — что мог, то сделал.

И еще один любопытный факт. Вернее, не любопытный, а, скорее, показательный. Дело с домом вышло громкое, резонансное, опять же — человек там погиб. То есть ну никак, ни при каких обстоятельствах Нифонтов сотоварищи его мимо себя подобный факт пропустить не могли. Вот — по любому. И случилось это все, что характерно, буквально недавно, следовательно фамилия Хвощов не могла у него не быть на слуху. Он, читая список, сразу должен был за нее глазами зацепиться.

Но мне ничего на этот счет не сказал. Никаких «опа, знакомые все лица» не прозвучало. Вот как так?

И, следовательно, напрашиваются два варианта. Первый — задумали меня эти ребята в очередной раз втянуть в какую-то свою оперативную разработку, да так, чтобы я не только все сделал, но еще им и должен остался. Они на такие штуки-дрюки мастера, мне ли не знать. Второй вариант более лицеприятен. Может, Ровнин меня зовет в гости как раз с целью рассказать о доме, в котором буянит призрак, а после предложить какие-то варианты, при которых волки будут сыты, а овцы — целы. В этом случае я начну думать о представителях власти, работающих в Ночи чуть лучше, чем сейчас.

По данной логике, мне, конечно, следовало бы сначала навестить руководителя Отдела, а уж после ехать на встречу с Миланой, но я все-таки принял решение не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня. А то ведь возьмет эта измученная жизнью красотка, да и вправду спалит дом. И что тогда? На пепелище призрак точно обитать не станет, ему оно ни к чему. И где его тогда искать? Опять же — Ряжская сейчас может мне компанию составить, а завтра — не факт. Женщина занятая, у нее иные дни по минутам расписаны, вот только ей и дел есть, что таскаться по элитным поселкам на задворках Москвы лишь для того, чтобы некоего наглого мальчишку познакомить с какой-то там незадачливой… Ну, скажем так — вдовой.

Она, к слову, так и не поняла, отчего меня так воодушевила путанная исповедь измучившейся от всеобщего отчуждения бедной девушки, которую я выслушал по громкой связи, и отчего я устроил целое мимическое представление, давая ей понять, что нужно Милану на встречу вызвать, причем к тому самому дому. Да наследница не сообразила, на кой ляд супруге влиятельного бизнесмена это понадобилось, но спорить не стала и покладисто согласилась на встречу. Может, решила, что на обиталище потусторонних сил еще один покупатель нашелся?

Дом, к слову, конечно, был хорош, хорош. Да и домом сие строение называть, пожалуй не очень верно. Скорее я стоял перед небольшим замком. Эдакий многокомнатный трёхэтажный красавец в англо-шотландском стиле, привольно раскинувшийся посреди участка земли, по размеру сопоставимого с общей площадью иных деревень. Ну, это я утрирую, разумеется, но все равно становится ясным, отчего первая жена Хвощова в суде бодалась со второй супругой, даже с условием того, что ей и так перепал весьма и весьма солидный куш. Было за что. Деньги и в землю, и в недвижимость вложены немалые, в том нет никаких сомнений. Неудивительно, что призрак бывшего хозяина теперь так бесится. Конечно, ему неприятно — он покупал, он строил, а пользуется этим всем не он. Мало того — бывшая жена в их бывшей спальне с их бывшим общим адвокатом кувыркается, причем оспорив его посмертную волю и присвоив дом себе. Как тут не взбелениться?

Я его где-то даже понимаю.

Милана оказалась на самом деле очень и очень симпатичной девушкой, причем ничего особенно кукольного в ее лице я не заметил. Ощутимо сгустила краски Ряжская при описании своей знакомой. Всем славная барышня, только осунувшаяся очень и с потухшими от стрессов последних месяцев глазами.

— Вот — после приветствий и знакомств печально сообщила нам страдалица, показывая рукой на добротную дубовую с искусной резьбой дверь, ведущую в дом — Близок локоть, да не укусишь. Не поверите — она даже не закрыта. А смысл? Все равно туда никто доброй волей не пойдет. Даже воры!

Надо заметить, что горюшка в бывшем своем жилище она, похоже, на самом деле хлебнула преизрядно, поскольку весь разговор происходил на улице, рядом с невысоким, в половину человеческого роста, забором. Милана не то, что в дом, но и на участок отказалась заходить сразу и наотрез. Впрочем, хоть без присмотра садовника часть придомовых насаждений изрядно разрослась, особенно кустарники, но все же не настолько, чтобы не разглядеть все, что нужно.

— Пойду гляну, как этот трансформер жил — прощебетала Жанна.

— Почему трансформер? — удивился я, еще больше изумив данной фразой Милану.

— У нее от базовой комплектации только разве что уши остались — пояснила мертвячка — Все остальное переделано, подкорректировано, убрано, наращено. Ты не видишь, но меня не обманешь. Я, знаешь ли, и сама собиралась… Но не успела. Ладно хоть деньги не пропали, мама их нашла, когда за мной прилетала.

Родителей своих Жанна непритворно любила, я им даже несколько раз по ее просьбе деньги высылал. Анонимно, понятное дело. Еще она несколько раз заводила разговор о том, что неплохо было бы на ее историческую родину слетать, но мне эта идея не нравилась. Во-первых лень, во-вторых, не люблю благотворительность подобного толка, а в-третьих… Я к Жанне привык, поездка же в те края запросто может стать для нее последней. Где-то там находится кладбище с могильным холмиком и памятником, на котором красуется фотография, имя и годы жизни мой спутницы. Это официальное место ее последней прописки, и только по собственному раздолбайству она умудрилась оказаться вне его. Но когда мы окажемся рядом с этим кладбищем, пусть даже и не на нем самом — кто знает, чем все кончится? Ведь Костяные Цари очень не любят тех, кто так или иначе улизнул от них, потому, собственно, я тут сейчас и стою. Не любят и никогда не забывают, сколько бы лет не прошло. И не стоит надеяться на неосведомленность тамошнего умруна. Он точно знает, что одной души не досчитался.

— Аккуратней там — велел я ей — Просто глянь. И все.

— С кем это он? — шепотом осведомилась Милана у Ряжской — Ольга, он точно нормальный? Я много всяких клоунов за последние месяцы повидала, он чудили будь здоров, но все как один играли, причем иногда откровенно халтурно. А этот словно по-настоящему с кем-то разговаривает.

— Значит, есть с кем — холодно ответила ей Ряжская, которая, скорее всего, тоже мало что понимала, максимум — догадывалась — Ты главное под руку этому человеку советы не давай и командовать им не пробуй. Тогда, может, скоро все свое добро из дома заберешь.

— Он вообще кто? Просто ты сказала, что это твой приятель, и я подумала, что он хочет мой дом купить. А теперь мне кажется, что дом ему совсем не нужен. Зачем вы тогда здесь? Не для того ведь, чтобы мне помочь?

— А почему нет? — обратился я к девушке — Может, мы с Ольгой Михайловной добрые самаритяне?

Милана смеялась заливисто, долго и от души, похоже, что в первый раз за немалое время. Я было хотел выдать какую-нибудь шутку на этот счет, но не успел. Жанна помешала, с истошным визгом вылетевшая через закрытое окно, и со всего маха грянувшаяся о землю. Если бы она была живая, то мало бы ей не показалось.

— Однако — качнул я головой, перемахнул через заборчик, не напрягая Милену просьбой открыть красивую резную калитку и направился к своей помощнице.

— Ох! — произнесла та, поднимаясь на ноги — Саш, он очень сильно злой, этот дядька, имей в виду. И сильный. Помнишь барона из Йоркшира? Ну, которого брат отравил? Этот злее.

Барона я помнил, он очень неприятным по всем параметрам призраком оказался, причем в рекордные сроки посмертную силу набравшим. Думаю, дело было в том, что злоба его съедала неимоверная. Да, праведная, но при этом губительная для всех, кто с ним в родстве находился. Он братом-убийцей не удовлетворился, и начал последовательно губить всю остальную родню, которая сдуру прибыла в родовое старинное поместье для пилки наследства. Что до меня — я в ту историю вляпался совсем уж случайно, заплутав в дождливую туманную ночь с парой случайных попутчиков на хороших, но безлюдных английских провинциальных дорогах. Я утром из поместья вышел живым, кое-кто из родни призрака тоже, а вот попутчикам удача так не улыбнулась, хоть я и сделал все, чтобы сберечь их жизни.

Коли покойный Хвощов из той же категории, то это скверно. Нет, отправить его в никуда — это задача не самая простая, но вполне выполнимая. Только мне желательно перед тем с ним побеседовать, и узнать хоть что-то о его новом работодателе и покровителе. И чем больше, тем лучше.

И еще — надо возвращаться к истокам и начинать с собой носить малый джентельменский набор из серии «на все случаи жизни». Все, я дома, а тут никогда с утра не знаешь, где вечером спать придется ложиться.

— Может, ну его? — предложила Жанна, отряхивая платье, которое по определению испачкаться не могло — И этих двоих тоже. Саш, всех денег не заработаешь, тем более они даже цену не назвали.

— Если бы только о деньгах речь шла — вздохнул я — Ты же понимаешь.

— Нет — Жанна, как это с ней иногда случалось, включила режим «обиженная девочка» — Не понимаю. Мы как в Москву вернулись, так ты сразу мне не все рассказывать стал. И берешь с собой не всегда.

— Очень тебя прошу, только не начинай — попросил я мертвую девушку, и поймал себя на мысли о том, что произнесена эта фраза заученно-привычно, с теми интонациями, которые со брака в ход не шли. Скажу честно — осознание данного факта испугало меня куда больше, чем предстоящий поход в гости к Леониду Леонидовичу — И вообще — ступай за забор и жди меня там.

— Да пожалуйста — фыркнула Жанна, а после гордой и независимой походкой отправилась к парочке женщин, недоуменно смотрящих на меня. Причем Милана, похоже, окончательно решила для себя, что я попросту псих, это у нее на лице было написано.

Дубовая дверь, массивная и на вид монументальная, открылась легко и без скрипа. Собственно, это ни разу не странно, поскольку строили дом на совесть. Да и на внутреннюю отделку денег прежний хозяин не пожалел, я даже присвистнул, когда оказался в просторной зале первого этажа, пусть даже порядком разоренной недавними событиями. Тут тебе и мебель, то ли антикварная, то ли очень удачно копирующая старину, и барельефы на стенах, и картины, опять же наводящие на мысли о том, что это подлинники, и лестницы с позолоченными перилами, ведущие на второй этаж. На одной из них, кстати, и расположился беглый и мстительный дух, с нехорошей ухмылкой глядя на меня. Был господин Хвощов, как оказалось, не сильно высок, пузат и с приличными залысинами. Комплексы — они и на том свете комплексы, потому понятно теперь, отчего его первой жертвой симпатяшка-адвокат стал. Ряжская его лично знала, ее словам верить можно.

А еще внутри у него проглядывалась агатовая чернота, очертаниями схожая с огромным пауком.

— Еще один — с нескрываемым удовольствием подал голос Хвощов, и не торопясь стал спускаться по лестнице — Добро пожаловать в мой дом, приятель. Думаю, тебе здесь понравится. Хе-хе.

— Да ничего так ты обустроился — я с интересом уставился на панно, украшавшее одну из стен — Все красиво и со вкусом. Только подзасрано немного, уборка нужна.

— А? — призрак остановился и уставился на меня — Чего?

— Разгром, говорю, вон какой — я поднял с пола валяющееся на нем платье с отпечатками чьих-то ног и положил его на подоконник — Ты бы хоть уборщиц не пугал. Тем более, что они тебе точно ничего плохого не сделали.

— Это ты как так? — Хвощов выглядел сейчас не столько жутко, сколько комично — Ты отчего меня видишь? Ты медиум, что ли?

— Рад бы тебя порадовать, но — нет — я уселся на мягкий стул, который так и подбивало назвать «гамбсовским», и закинул ногу на ногу — Все эти телевизионные штуки из серии: «в меня ударила зеленая молния, и я стал видеть мертвых» не из моей сказки. Там — шоу. А здесь и сейчас у нас с тобой жизнь. Условно, разумеется, потому что формально ты давно уже мертв. Но и за пределами земного пути некое бытие имеется, верно? Причем строго регламентированное, имеющее свои законы, весьма и весьма строгие. И ты, Леонид Леонидович, их переступил, что ой, какой непорядок. Ты зачем с кладбища сбежал, а?

— Потому что хотел — призрак словно выплюнул ответ — И потому что смог! Имею право.

— Ничего ты не имеешь. Повторюсь — ты мертв, потому у тебя теперь только обязанности есть. Права у тех, кто, окончив земной путь, сразу отправился в дальнее путешествие к неведомым мирам. А тебя тут оставили, определив конкретное место проживания и того, кто далее станет распоряжаться твоим бытием. Вернее — небытием.

— Ты про ту образину в рясе с капюшоном? —уточнил Хвощов — Если да — то плевать я на него хотел.

— И это тоже ошибка — дружелюбно произнес я — Да, твой новый приятель, тот, что помог тебе и твоим закадыкам улизнуть с кладбища, наверняка Хозяина высмеивал всяко, особенно сразу после побега. Мол — вертели мы его на хрену, пусть другие следуют правилам, а мы станем жить лучше, чем раньше. И со всеми врагами каждый из вас посчитается, причем начинать этим заниматься следует прямо сейчас. Наше время пришло, э-ге-гей! Только неправда все это, по крайней мере для вашей компании. Вот гляди. Ты — здесь. Я тоже тут. А он где? А он затаился в городе как мышь. Сидит тихо-тихо, незаметно-незаметно, ждет своего часа, пока такие, как я, вашу компанию ловят. Вы-то шумите ого-го как. Ширма вы, Леонид Леонидович. Отвлекающий маневр.

— Может и так — нехорошо оскалился призрак и скользнул вниз по лестнице — А, может, и нет. Не все ты угадал, приятель, кое в чем ошибся, и серьезно. Да и плевать мне на вас всех. Я при жизни никого не слушал, и сейчас не собираюсь. Это мой дом, это мои деньги, и никто не имеет права их тратить, кроме меня.

Радостно, что хоть что-то угадал. Но очень хотелось бы знать, в чем ошибся, это важно. Вот только беседа, похоже, подходила к концу, поскольку Хвощов, несомненно, изготовился для атаки.

— Может, обойдемся без драки? — предложил ему я — Поверь, я тебе дело советую. Лучше посидим, лясы поточим немного, а затем я сделаю тебе достаточно выгодное предложение.

Призрак ничего мне не ответил, вместо этого он взвился под потолок, а после соколом упал вниз, метя в меня руками, выставленными перед собой. И на них, между прочим, синевой посверкивали острые когти. Неплохо Кузьма Петрович своих гвардейцев экипировал, просто так такие не отрастают. Выходит, неплохо колдун разбирается в посмертном бытии, что скверно.

Само собой, ждать того момента, когда мне вспорют глотку, я и не подумал. Постоянное движение — вот основа победы в стычке с призраком, каким бы он сильным не оказался. Не менее важны и другие аспекты. Никогда не следует затягивать поединок и ни в коем случае нельзя поддаваться чувству жалости. Нарушил эти правила — жди неприятностей.

Я увернулся от свистнувших над ухом когтей раз, другой, а на третий, когда бывший хозяин дома в неизбывной злобе взвыл, что твоя собака, уловил момент и схватил его за запястья.

— Говори, где Кузьму искать! — заорал я на него, сжимая руки и не без удовольствия замечая, как по конечностям призрака побежали красные прожилки. Какой бы силой колдун их не накачал, но некоторые аспекты небытия остались теми же, что и были. Жидковат против меня этот дух, не набрал он той заупокойной мощи, которой стоит опасаться всерьез — Говори, тогда я тебе посмертие получше обеспечу!

— Пошел ты! — заходясь в злобе, прорычал Хвощов — Сейчас освобожусь и тебя… Ааааа! Больно! Мне больно!

А ты чего хотел? Привык, что ни холода, ни страха, ни боли в твоем новом мире нет, а тут раз — и сюрприз такой свалился на голову!

— Говори, где его искать! — приказал я — И боль уйдет, слово даю!

— Он сам тебя найдет — лязгая зубами, просипел Леонид Леонидович — Мы все связаны! Он узнает, и тебя на куски, на лоскуты, на лохмотья! Ыыыыаааа! Нет! Не хочу! Не хочу умирать!

Он забился в моих руках, малиновое пламя протекло через руки внутрь, в его призрачную утробу.

— Скажу! Все скажууууу!

Да блин! Чего ж ты дотянул до точки невозврата, а? Раньше надо было соглашаться, а теперь все, теперь я ничего не смогу изменить, даже если очень захочу.

Ладно, хоть дополнительный клок шерсти с этой паршивой овцы состригу напоследок.

— Морана, эта жертва тебе! — рявкнул я, и потише добавил — Забирай, если надо.

Хлопок — и бывший бизнесмен навсегда покинул этот мир. Надеюсь, что без права перерождения, очень уж он неприятной личностью оказался.

Я поднял стул, который перевернулся во время драки, уселся на него, подпер подбородок кулаком и погрузился в размышления.

«Он узнает». «Он тебя найдет». Нехорошие слова с очень неприятным смыслом. Ну да, сам по себе факт того, что Кузьма Петрович сам ко мне придет весьма радостен, искать его не придется. Вот только пожалует он не тогда, когда это нужно мне, а тогда, когда сам того захочет. Проще говоря — на его стороне фактор внезапности, что само по себе огромное преимущество. И еще — если Хвощов не соврал, и они все ментально связаны, значит мой противник уже в курсе того, что на него началась охота. Спутники у него не только ширма, но и маячки.

Впрочем, особо хандрить не стоит, не так все и печально. Счет открыт, и пока он в мою пользу. А что до «он тебя найдет»… Да пусть ищет. Здесь никак без расспросов не обойтись, колдун не бобик, чтобы след при помощи нюха брать, верно? А Москва, как известно, город хоть и большой, но довольно-таки тесный, если в нем кто-то начинает задавать необычные вопросы, то это рано или поздно становится известно многим. Главное не упустить те отклики эха, которые разносит ветер.

Вот ведь. Как кого-нибудь убью, всегда высоким штилем начинаю разговаривать. Отходняк у меня такой. Может, во мне поэт, не родившись, умер?

Глава 18

Я вышел из дома, не без удовольствия глянул на яркое весеннее солнце, а после неторопливо направился туда, где меня ожидали сразу три женщины — две живые, одна мертвая. И, что приятно, все выглядели взволнованными.

— Ну как? — одновременно спросили у меня Милана и Жанна.

— Как обычно — ответил я, подходя поближе — Доброе слово не сработало, пришлось пускать в ход аргументы поубойнее.

— Это был он? — понизив голос почти до шепота уточнила теперь уже полноправная хозяйка дома — Да? Он? Леня?

— Ключевое слово здесь «был» — усмехнулся я — Остальное — частности. Все, можете идти внутрь, забирать свои документы и все остальное. Ну, или просто дальше в нем жить.

— Жить? — выпучила глаза Милана — Там? Ни за что! Да, если честно, даже заходить туда не хочется. Мне страшно. Александр, может вы сходите еще раз, а? На втором этаже спальня, в ней сейф. Я вам и код назову. Вы друг Ольги, вам можно доверять.

— Нет — сразу отказался я — Это ваш дом, ваш сейф, ваши ценности, так что без меня.

— Ну пожаааалуйста! — грустным котенком глянула на меня девушка — Мне очень, очень страшно!

— Если желаете, могу составить компанию — предложил я — Десять минут ничего не решат. Ольга Михайловна, у нас же есть это время?

— Разумеется есть. Как я могу помешать тебе совершить рыцарский поступок?

— Да какое рыцарство? Виной всему доброта моя душевная и некоторые личные мотивы.

— Ох! — вздохнула Милана — Как подумаю, что туда надо идти, так ножки подкашиваются!

— Минута у вас есть — сообщил ей я — Как раз на подумать. После мы с госпожой Ряжской садимся в машину и уезжаем.

— Идем — тут же заявила девушка — В конце концов, свои страхи надо побеждать.

— Молодец, подруга — похвалила ее Жанна — Хоть ты и трансформер!

Смелости Милане хватило аккурат до того момента, как мы оказались в доме. Там она как крабик уцепилась за мою руку, и что-то жалобно пролепетала, причем я из этой речи не понял ни слова.

— Нет тут никого! — рявкнул я на нее — Только мы с тобой, и больше ни души. Ни живой, ни мертвой.

— Значит все-таки мертвая душа здесь обитала? — уточнила девушка, которую била крупная дрожь — Да?

— Пошли уже — я потащил ее за собой на второй этаж — Где там твоя спальня с сейфом?

Имелось у меня подозрение на то, что фиг мы чего в той спальне найдем. Вот ни капли не удивился бы, увидев сейф выпотрошенным, бумаги разорванными, а драгоценности растоптанными и исковерканными. И это еще ничего, с Хвощова сталось бы их, например, в унитаз спустить. Просто из вредности. Сам не ам — и другим не дам.

Но — нет. Не знаю отчего, но сейф он не тронул. Может, не смог код набрать? Хотя… Милана запросто после скоропостижной смерти супруга код поменять могла. Даже наверняка так и поступила.

— Вот они — выдохнула девушка, когда массивная дверца с легким скрипом распахнулась — Всё тут! Слава богу!

Она завертела головой, как видно задумавшись, куда бы сложить вновь обретенное добро. Я не стал мудрить, снял наволочку с подушки, валявшейся у окна, и отдал ее ей.

— У меня в доме всегда стоял порядок — грустно сообщила мне Милана — А сейчас здесь просто хаос. Даже хуже.

Она засунула в наволочку несколько кожаных папок, десятка два бархатных футляров, в которых наверняка хранились драгоценности, после добавила туда же массивную серебряную шкатулку, стоявшую на прикроватном столике и тоже уцелевшую при разгроме. Ну, а под конец сгребла в потяжелевшую наволочку купюры в банковских упаковках, находившиеся на нижней полке сейфа. Не скажу, что там их прямо груда имелась, но если не безумствовать, то лет десять она точно просуществует безбедно.

Жанна, которая, разумеется, составила нам компанию, смотрела на происходящее со странной улыбкой, а после повернулась ко мне и удивленно развела руки в стороны, как бы говоря: «и чего ты ждешь?».

И верно. Совсем расслабился.

— Стоп — подошел я к Милене, которая собралась завязать наволочку узлом, чтобы не просыпалось содержимое — Дай-ка.

— Все-таки есть на свете джентльмены — заявила приободрившаяся девушка и протянула мне кутуль с добром — И проводят, и помогут. Жаль, Саша, что я вас не встретила раньше. Может, и не пришлось бы весь этот ужас пережить.

— Ваше счастье, что не встретили — хмыкнул я — Уж поверьте.

Я засунул руку в наволочку и вытащил оттуда одну пачку пятитысячных купюр.

— Ты не против? — осведомился я у хозяйки дома — Верно? Думаю, мной эта маленькая награда вполне заслужена.

— А мне показалось, что вы решили помочь безвозмездно — уточнила она, неуловимо изменившись в лице — Ведь речь ни о какой оплате за услуги не шла?

Жанна скорчила забавную рожицу и выскользнула из комнаты.

— Все так — подтвердил я — Все верно. Проблемы в доме я устранил просто так. От чистого сердца.

— Тогда за что же я только что заплатила?

— За экскорт-услуги. Дело в том, что я в качестве сопровождающего лица стою очень недешево. Это и есть те личные мотивы, которые были упомянуты во дворе.

Внизу что-то негромко грохнуло, скорее всего картина со стены сорвалась, или, к примеру, кочережка каминная навернулась. Да мало ли разных звуков в пустом деревянном доме раздается? Но Милана в данный момент не была склонна к анализу, вместо этого она всем телом вздрогнула, побледнела как лист бумаги и уцепилась за мое плечо.

— Так что, оно того стоит? — поинтересовался я и повертел пачку в руке — Или, может, я пойду себе? А вы останетесь?

«Вы» я прямо выделил голосом, как бы давая понять — не стоит жадничать.

— Стоит — уверенно заявила девушка — Глупость сморозила. И можно снова на «ты» перейти.

— Вот и славно. Тогда и ты мне не «выкай» — усмехнулся я — Ну, куда дальше направимся?

— На улицу — ответила Милана — И поскорее.

— А шубы всякие, платья, туфли, пижамки, иной скарб? Неужто все тут останется?

— Может, потом кого-нибудь найму для вывоза. Но сейчас и сама — ну нафиг. Хочу на воздух!

— Как скажешь — кивнул я — Тогда пошли, чего стоять?

Само собой внизу никого, кроме Жанны, сидящей на подоконнике и качающей ножкой не оказалось. А вот насчет картины я угадал — один из симпатичных пейзажей, украшавших стены, валялся на полу.

— Бывает — погладил я по плечу побелевшую от страха девушку, которая, надо полагать, вспомнила, что, когда мы вошли в дом, картина висела на своем месте — Иногда вещи падают сами по себе, без внешнего воздействия.

— Ну да — сглотнув слюну подтвердила она — Падают.

А после молнией метнулась за дверь, с грохотом захлопнув ее за собой.

— Ну, довольна? — я укоризненно глянул на свою спутницу и повесил картину на крюк — Перепугала бедняжку до судорог.

— А нечего на тебя так смотреть — заявила Жанна — Тоже мне, королева красоты.

— Не жизнь у меня, а песня — констатировал я и покинул здание.

Милана ждала меня снаружи и смотрела на черный микроавтобус, который за то короткое время, что мы провели в здании, присоседился к машине Ряжской. Дверь его была открыта, но пассажиров я не увидел, скорее всего они топтались за воротами, которые были повыше ограды. Да и Ольги Михайловны я не заметил, она, как видно, в автомобиле сидела.

— Очередные телевизионщики приехали — деловито сообщила мне Милана — Не желаешь еще немного подзаработать? Дадим интервью, нагоним жути, ты сводишь этих клоунов в дом. Если канал из числа более-менее серьезных, и мы проведем эту тему как эксклюзив, то сумма может оказаться вполне приятной. Обещаю — гонорар поделим честно.

— За предложение спасибо, но я все же откажусь. Более того — давай считать, что меня тут вообще никогда не было. Совсем. Ты есть, дом есть, все остальное тоже, а меня — нет.

— Без тебя история окажется не такой продаваемой — задумчиво произнесла вдова Хвощова — Сам посуди — таинственный красавчик сходил в мой дом, сразился… С кем-то. Сразился и победил. Опять же — мы прекрасно будем смотреться на экране вместе.

— Милана, ты знакома с народным творчеством?

— Ты о сказках и песнях?

— Я о пословицах и поговорках. Слышала такую — не буди лихо, пока оно тихо? Так вот она о тебе и обо мне. И сразу, чтобы обойтись без банальностей — это не угроза. Это констатация факта.

— Хорошо — внешне покладисто согласилась она — Как скажешь.

— И еще — я закинул узел, который держал в руках, на плечо — Не говори никому, что в доме теперь все в порядке. Не советую.

— Отчего так?

— Продавать после замучаешься. Тот чудик, что на него нацелился, без привидения твою виллу брать не станет, а остальным потенциальным покупателям она с такой репутацией нафиг не сдалась. В результате зависнет строение неликвидом, вот и все. А ты еще и в убытке окажешься — земельный налог пока никто не отменял. Да и прочие платежи тоже.

— В принципе верно — глянула Милена на дубовую дверь — Так и случится. Вот только… Если тот странный мужик его приобретет, а после выяснит, что паранормальщина кончилась, он же, наверное, захочет сделку расторгнуть?

— На каком основании? — хмыкнул я — Том, что в доме нет нечистой силы? Самой не смешно? Ну, а если все же он подаст на тебя в суд, то непременно набери меня и расскажи об этом. Я даже на заседание приеду, слово даю. Очень хочу глянуть на того судью, который примет данный довод как полноценный аргумент.

— Надо будет нанять нового адвоката, чтобы договор купли-продажи грамотно составить — подытожила девушка — Слушай, а у тебя на вечер какие планы вообще? Может, посидим в ресторане, отметим удачное завершение этого безумия? А, специалист по эскорт-услугам? В отеле, где я обитаю, неплохой шеф. Не Гордон Рамзи, конечно, но все равно ничего так.

— Если тебя интересует мое мнение — ни к чему тебе с ней куда-то ходить — появилась из-за двери Жанна, которая конечно же нас подслушивала — Ты знаешь, я никогда в твою личную жизнь не лезу…

— Поглядим — ответил я Милане — Вообще у меня на вечер кое-какие планы имелись, но… О как. Но теперь, они, похоже, могут измениться.

В поле видимости наконец-то показались пассажиры черного микроавтобуса, и я почти всех их знал. Вот только увидеть их здесь и сейчас не рассчитывал. Как, впрочем, и они меня. Один из них даже присвистнул, уперся руками в штакетины изгороди и распевно произнес:

— Вот тебе и раз!

— Вот тебе и два — в тон ему ответил я — Привет, Николай. Даже не знаю, как верно нашу встречу назвать — забавной или неожиданной? Павел, и тебе добрый день.

— Я так понимаю, что делать нам в доме уже нечего? — поинтересовался Михеев, уперев руки в бока — Так?

— Так — кивнул я и направился к ним — Но если есть желание посмотреть на оригинальный дизайн в стиле «нувор-эстейт», то можете заглянуть. Хозяйка, предполагаю, будет не против.

— Это телевизионщики? — мигом уточнила шедшая за мной Милена.

— Нет. Это полицейские. И вряд ли они станут тебе что-то платить. Нет у них такой привычки.

— А то я не знаю — фыркнула она — Хотят поглядеть — бога ради, только не очень долго. Раз ситуация изменилась, то я дверь хочу закрыть на замок. Раньше не выходило, ключ просто не проворачивался, а теперь, думаю, все получится. Верно?

— Верно, верно — я перепрыгнул через забор, глянул на сотрудников отдела и вручил ей наволочку с добром — Иди в машину к Ольге. Прямо сейчас иди.

Их было не двое, а трое. И от взгляда третьего, незнакомого мне высоченного парня с резкими чертами лица и одетого во все черное, у меня по спине пробежали мурашки. Нет-нет, ничего такого толерантно-европейского. Просто я четко ощутил то, что мы с ним из одной тарелки едим, вот только подходы у нас разные и Смерти служим мы тоже каждый по-своему.

— Думаю, мы друг другу руки пожимать не станем — прервал затянувшуюся паузу парень в черном — Не из неуважения, просто не стоит — и все. Это в наших общих интересах.

— Полагаю, это верное решение — согласился я — Прости за прямоту, но ты кто?

— Расходная статья в бюджете нашего отдела — проворчал Михеев — Саш, вот что бы тебе на пару недель раньше не вернуться? Мы бы тогда Антона из Вятки выдергивать не стали. А так ни уму, ни сердцу.

— Я душелов — не обращая на него внимания, ответил парень — Неужели ни разу о нас не слышал?

— Не доводилось — признался я — Прости за еще один банальный вопрос. Я тебе дорогу сейчас перешел?

— Нет — качнул головой Антон — У меня свой путь в этом мире, у тебя свой. Ты же ведьмак, верно? Тот Ходящий близ Смерти, тот, что пару лет назад потомка Кащея в печи сжег? Я ничего не путаю?

— Ничего.

— Хорошая работа. Мы сталкивались с этим господином лет пять назад. Разошлись краями, но теплых воспоминаний он о себе не оставил.

— Ты, Сашка, знаменитостью становишься — заметил Николай — Вон, даже до Вятки байки о тебе добрались. И, что совсем обидно — о нас в них ни слова не сказано. А ведь и мы внесли свой вклад в общую победу.

— Круг специалистов нашего профиля не то, что узок, он практически отсутствует. Ну, а о таких, как он, вообще давным-давно никто не слышал — Антон достал из кармана смартфон — Так что ничего удивительного. Кстати, нам сорока на хвосте весточку принесла, что у вас в столице и Хранитель Кладов объявился. Вы наверняка с ним знакомы, может, сведете? Есть у моего братца к нему интересное и взаимовыгодное предложение.

— Это вряд ли — поморщился Михеев — Не потому что мы не хотим, просто он парень с еще большим подвывертом чем вот этот ведьмак. С Сашей хоть как-то договориться можно, а тот живет по принципам, которые сам себе придумал. Главный из них — старое золото — старое зло, потому к сотрудничеству его фиг склонишь.

— Не лишено логики — заметил Антон — И все-такие — если выпадет случай, не забудьте про нас, в долгу не останемся. Да, расставим-ка точки над латинской буквой — мы в расчете?

— Спорно — сразу же оспорил его слова Нифонтов — Работу-то выполнил не ты?

— Это ваши проблемы — не повел глазом душелов, тыкая пальцем в экран — Я приехал? Приехал. Работать готов? Готов. А то, что у вас все сорвалось, меня не касается. Так что мы все же в расчете, господа. Если есть претензии — не вопрос, обращайтесь к Сереге и решайте все с ним. Тем более, что я отрабатывал не свой, а общий, семейный.

Вот и ответ на вопрос, отчего Нифонтов мне о Хвощове не сообщил. Они его решили сами зачистить при помощи вот этого невозмутимого парня как социально опасный элемент. Хотя легкая неясность осталась. Я же все равно уже здесь, этот мятежный дух попадает в сферу моих интересов, так зачем же его уничтожать, прежде не расспросив?

Или наоборот — они сначала хотели его допросить, а уж после дозированно мне информацию выдавать? А то и вовсе не планировалось его уничтожать? Антон же душелов, а не душе… Кто? Душекиллер?

— Я рад нашему знакомству — сообщил мне тем временем парень в черном — Вот, держи визитку, звони, если что. Нас не так и много, надо поддерживать друг друга по мере сил. Опять же — выдерживать общий тариф за услуги. Демпинг — зло.

— Согласен — я ощутил небольшой дискомфорт, поскольку мне в свою очередь дать ему было нечего. Завтра же визитки закажу — А то может поехали, посидим где-нибудь, выпьем, закусим, пообщаемся? Общих тем, думаю, у нас полным-полно.

— Я на самолет — качнул головой Антон — Дома дела ждут. Вон и такси мое. Но если еще буду в столице — непременно повидаемся.

И верно, коллекция машин у ворот загородного дома покойного Хвощова увеличилась еще на одну иномарку, на этот раз желтого цвета.

— Я уехал — сообщил нам душелов, после еще раз глянул на меня и произнес — Красивую девчонку с собой водишь, ведьмак. Только смотри, чтобы она не сочла тебя своей собственностью. Тогда — беда.

Он видит Жанну? Хотя — о чем я? Конечно видит.

— Он обо мне? — взвизгнула та — Нет, серьезно?

Такси заурчало мотором, сдало назад, развернулось и умчалось в сторону Москвы.

— Сволочь — глядя ему вслед, произнес Нифонтов — Паш, нас только что поимели.

— Сволочь — согласился с ним его напарник — Но стиль у Запалиных есть, этого не отнять.

— Саша, мне надо ехать — вылезла из машины Ряжская — Садись, пожалуйста.

— У меня возник ряд вопросов — глянул я на Нифонтова — Могу рассчитывать на ответы?

— А также на беседу с Ровниным, который сейчас в отделе, чай с лимоном, сушки и конфеты — ответил тот — Если тебе это нужно, разумеется.

— Езжайте, Ольга Михайловна — сообщил я бизнес-леди, стоящей у двери машины — Я с ребятами в город вернусь. Что до нашего вопроса… Будут новости — я позвоню.

— Мне хотелось с тобой еще пару важных тем обсудить — поморщилась она — И лучше бы сегодня.

— Днями, Ольга Михайловна — мягко произнес я — Днями. Сегодня уже не получится. Тем более что у вас вечером вечеринка в этом. Как его…

— «Анттрансойле». Но я позвоню?

— Почему нет? Звоните. Если будет возможность — отвечу.

Милана про ужин напоминать мне не стала, только, набравшись храбрости, сбегала к дому закрыть дверь, да после из окна ручкой помахала. Впрочем, я не в претензии. Она, конечно, симпатичная, но очень уж себе на уме, проблем от этой милашки в результате можно получить больше, чем удовольствия. Зачем мне вторая Жозефина?

— Коль, а он все же кто? — я потыкал пальцем в сторону дороги, куда последовательно умчались уже два автомобиля — Только не повторяй, что душелов, это слово уже прозвучало. Кто они такие? Это люди, обретшие способность видеть мертвых? Или данный дар врожденный, и они не совсем люди?

— Люди, люди, успокойся. Но люди, само собой, непростые. Антон, равно как Сергей и Михаил, его братья — они наемники — веско произнес Пал Палыч — Сергей — старший, он у них и главный. И эта троица одна из лучших в стране.

— Потому их услуги очень, очень дорого стоят — добавил Николай — Нам, например, не по карману. Никаких фондов не хватит, если часто к ним обращаться.

— Стало чуть понятнее. Но только чуть. Мертвых-то он как видит? Вернее, даже не так. Видеть души умерших могут многие, особенно если те сами этого захотят. Но как он умудряется их отправлять в конечный пункт назначения?

— А он на такое и не способен — Николай достал из кармана сигареты — Поймать — да, может. Пообщаться с ним в силах. Но устранить его с нашего пласта бытия? Это нет.

— У них дома, в Вятке, есть что-то вроде тюрьмы для беспокойных душ, которые живых не любят — перехватил инициативу Михеев — Пару раз поднимался вопрос о том, что подобное хранилище несет в себе потенциальную опасность, но в результате все осталось так, как есть. То ли связи у их семейства хорошие, то ли еще чего.

— И артефактов в хранилище хватает — добавил Нифонтов — Они же не только злыми душами занимаются, а всем, что приносит доход. Хочешь, накажут оборотня, которому в полнолуние на дороге твоя подруга попалась на свою беду, хочешь, отвадят вурдалака от твоей шеи, расшалившегося домового из дома выкурят с концами, ведьму приструнят, если та на тебя проклятие наложила. Универсалы.

— Но при этом у каждого еще есть узкая специализация — снова вступил в разговор Пал Палыч — Антон как раз по призракам. Его в пятнадцать лет чуть лихоманка не забрала, он выжил, но с тех пор стал видеть то, что иным недоступно. Его братья подобными способностями похвастаться не в состоянии, хотя тоже ухари хоть куда. В бабку пошли.

— А кто у нас бабка?

— Колдунья, причем из серьезных. Заметь — именно колдунья, не ведьма. Но в свое время она с ремеслом завязала намертво, потому как амур у нее случился, да такой, что земля и небо местами поменялись. Встречается все же настоящая любовь, хоть и нечасто. Семьи она захотела, детишек. А колдуньям подобные изыски противопоказаны.

— Почему? — уточнил я.

— Раньше или позже сила, что в них живет, и мужа приберет, и детишек, одного за другим — буднично произнес Михеев — Причем начнется это именно в тот момент, когда колдунье покажется, что счастье — вот оно, в руках. Не любит колдовство конкуренции.

— И что она сделала?

— Что всегда их род в таких случаях предпринимает — отказалась от своей силы и в землю ее зарыла, в льняном мешочке с нужными словами. Старинный обряд, мучительный и тягостный, сначала очень больно физически, потом морально. Она же, по сути, часть себя живьем выдрала из себя же. Лично я только о двух таких случаях и слышал за все время службы. Любовь, мать ее так, иногда чудеса творит.

— Зато вон как прошлое в внуках сказалось — затянулся сигаретой Нифонтов — Что не говори, а наследственность — великая сила.

— Чего только на свете не встретишь — проникся я — Семейный подряд прямо. «Сверхъестественное» и все такое.

— Что-то вроде, только эти ребятишки такие деньги за свои услуги требуют, что не всякий согласится с ними сотрудничать.

— Зато если берутся, можно быть уверенным в том, что тебя не кинут. Сам же знаешь — если Запалины согласились работать, то они пойдут до конца, что бы не случилось — потянулся Михеев — Честное слово в наше время дешево стоить не может, потому что это невероятная редкость. Кстати, мне рассказывали, что каждое новое деловое предложение прежде их бабка рассматривает, и только после Сергей дает свое согласие заказчику. Вот так-то.

— А вы где деньги на них взяли? — заинтересовался я — Сам же говорил — мы бюджетники, то, се.

— Должок за ними значился — пояснил Пал Палыч — Вот мы его и использовали.

— Вернее — просрали — поправил его Николай — Чего? Так и есть.

— Сами виноваты — не без удовольствия произнес я — Не наводил бы тень на плетень, вчера мне позвонил, сказал, что Хвощов в своем доме безобразничает — и все. Уж всяко бы оно вашей конторе дешевле обошлось.

— Когда ты мне список сбросил, Антон уже в Москву прибыл. И потом — кто же знал, что ты настолько шустрым стал? Прямо подметки на ходу режешь.

— Покурил? — спросил Михеев у напарника — Тогда поехали.

— Паш, этот парень еще какого-то Хранителя кладов упомянул — обратился я к Михееву — А это кто?

— Ну, а ты сам как думаешь-то? — изумился тот — Смолин, не тупи. Хранитель кладов это тот, кто зарытыми в землю сокровищами командует. Ты — душами распоряжаешься, он — кладами. Захотел Хранитель — тот дался в руки кому сказано, не захотел — вообще его никто никогда не найдет.

— Клады — они бывают разные — затушил носком ботинка сигарету Нифонтов — Какие-то лежат в земле и ждут, пока их выкопают. Какие-то совершенно этого не хотят. А какие-то попросту опасны для того, кто их попробует забрать себе.

— Ишь, как ты закрутил — отметил Михеев — Эту фразу прямо как аннотацию к какому-нибудь роману средней руки в стиле «городское фэнтези» можно использовать.

— Интересный промысел — впечатлился я, забираясь в салон микроавтобуса — Нервотрепки никакой, и при деньгах всегда. Нет, не тем я занимаюсь.

— Иллюзия — Николай уселся на водительское место — Поверь, у этого парня проблем хватает.

— И главная его проблема постоянно трется где-то поблизости от него — добавил Павел — Причем всячески настраивая против сотрудничества с нами.

Я понял, что речь идет о некой особе женского пола, но уточнять что к чему не стал. Вряд ли наши пути с этим Хранителем кладов когда-нибудь пересекутся, так на кой мне нужна лишняя информация?

— С Валерой хрен такие штучки пройдут — Николай повернул ключ в замке зажигания — Другое дело, что у него своих тараканов в башке будь здоров сколько. Плюс Женька в тот раз здорово напортачила. И кто ее за язык тянул? Ладно, не суть. Саш, ты самое главное скажи — ты же этого Хвощова допросил, перед тем как его в небытие отправить?

— И да, и нет — уклончиво ответил я.

— Слушай, давай без всех этих словесных извивов обойдемся, а? — попросил меня Нифонтов — Сам же говорил — цель у нас одна, потому говори, как есть.

У меня, разумеется, имелись кое-какие контрдоводы, ставящие его высказывание под сомнение, но я решил пока их придержать при себе, потому предельно честно выложил все, что услышал от призрака.

— Стало быть, мы имеем пирожок ни с чем — дослушав меня, вздохнул Николай — Саш, без обид, но лучше бы Антон этого духа отработал.

— Ты не прав — осек его Михеев, чем меня немало удивил — То же на то же бы и вышло в информационном плане. Что он Сашке толком ничего не сказал, что с нами бы молчал. Антон не инквизитор и не экзекутор, он заставить говорить духа не может. Схомутать — да, но и только. К тому же прозвучало главное — его хозяин теперь осведомлен о том, что кто-то пошел по его следу. Да, он в тени. Да, мы ничего пока о его новом лице или убежище не знаем. Но и он покуда не в курсе, кто за ним идет. Про нас, возможно, догадается, но Смолина вряд ли в расчет возьмет, поскольку он про него просто не знает. И это наш шанс, который следует использовать по уму.

— Остальных искать нужно — добавил я — Тогда мы Кузьму Петровича заставим дергаться, плюс что-то еще про его планы узнать сможем. Да и в любом случае — чем их меньше, там нам проще.

— Таких прецедентов, как с этим Хвощовым, в Москве и области больше не случалось — сообщил мне Нифонтов — Я проверил. Остальные фигуранты из твоего списка в работе.

Меня так и подмывало спросить о том, с чего они столько времени тянули с ликвидацией Хвощова, но я не стал этого делать. Все равно соврут чего-нибудь или разговор в сторону уведут. Да и истинная причина могла оказаться весьма тривиальной, вроде — Антон как смог, так и прибыл.

Хотя, с другой стороны — с другими призраками они как-то управлялись же? Хвощов не первый и не последний. Или они всякий раз Антона вызывают? Сильно сомневаюсь в этом.

Мутят ребята воду. Ой, мутят. Но меня отчего-то это даже не раздражает. Просто я понял — работа у них такая. У меня своя, у них своя, и у каждого в конкретной данной сложившейся ситуации имеются свои резоны и свои интересы. Такова жизнь.

Но именно по этой же причине я никогда им доверять до конца больше не стану. Как другой я, тот, что двухлетней давности.

Микроавтобус подъехал к старинному желтому зданию, которое я в свое время только с помощью навигатора смог найти, и лихо развернулся, став задом к дому, а передом к узкому жерлу дворовой арки.

— Ого, кого вы с собой притащили! — встретил меня на выходе из автомобиля задорный девичий голос — Смолин, ты ли это? Хотя можешь не отвечать, и так вижу, что ты.

— Хорошо, не стану — покладисто согласился я.

— Что не станешь? — уточнила Мезенцева, стоящая на крыльце и грызущая огромное краснобокое яблоко.

— Отвечать. Ну, раз ты сама все видишь. Я лучше к твоему начальнику пойду, он меня на чай с сушками звал.

— Не-а, не получится — с ноткой злорадства выдала Евгения.

— Чего, Ровнин уехал? — нахмурился Николай — Вроде не собирался никуда.

— К нему генерал нагрянул. Ремезов. Ну, тот, у которого шеи нет, зато щеки как мои плечи — пояснила девушка — Уж не знаю, с проверкой или с просьбой, но они уже час как у шефа в кабинете заседают.

— С просьбой — уверенно заявил Михеев — Мы у него давно под грифом «бюро добрых и бесплатных услуг» проходим. Опять нам с тобой, Колька, завтра куда-то переться придется.

— Зато он нас прикрывает в Управлении — резонно заметил Нифонтов — Симбиоз, однако. Саш, может, чайку? Ты как?

— Можно — согласился я — Только мне бы сначала…

— А, ну да — Михеев и Нифонтов обменялись понимающими взглядами — Это тебе на второй этаж надо. Сейчас покажу куда.

Мезенцева фыркнула, бросила недоеденное яблоко в урну и зашла в здание, закрыв дверь прямо перед моим носом.

Глава 19

Смешно. Я не знаю, что мне сказать Виктории. Вернее — с чего начать разговор. В последний раз такое со мной случалось в средней школе. И само главное — причина этого внезапного небольшого ступора мне не слишком понятна. Ну да, два года назад мне показалось, что между нами проскочило нечто такое, возможно, та самая искра, о которой столь охотно пишут романисты и поэты.

А сейчас… Не знаю. Слишком много времени прошло. К тому же за это время пришло осознание того, какова разница между ведьмаком и сотрудницей отдела, изначально созданного для того, чтобы за такими как я, надзирать. Может, Нифонтов в аналогичной ситуации на что-то и рассчитывает, а вот я от романтического взгляда на мир давно отказался. Реалистом стал.

И все равно — не знаю, с чего начать разговор. Может, сразу задать тот вопрос, который мне два года покоя не давал?

Дверь, перед которой я стоял, скрипнула, открываясь, и передо мной оказалась Виктория, держащая в руках папку синего цвета.

— Саша? — удивленно спросила она и поправила волосы — Смолин? А ты как здесь оказался? Что вернулся из вояжа — знаю, уже рассказали. Но не ожидала тебя так скоро на пороге своего кабинета увидеть.

— Шеф ваш в гости позвал — еле сдержав облегченный вздох, ответил я — Мол — заезжай, чайку попьем. А сам взял и с каким-то генералом уединился, понимаешь ли.

— Да? — она глянула на папку — Значит, зря я к нему собралась. Спасибо, что предупредил.

— Не за что.

— А ты ко мне? Какой-то вопрос? Да ты проходи, присаживайся.

— Есть такое — я устроился на стуле с гнутыми ножками, стоящем у стены — В смысле — вопрос.

— Ну? — девушка уселась за стол, заваленный бумагами, карандашами, амулетами и тому подобным хламом — Спрашивай.

— Даже не знаю, как верно сформулировать — я потер лоб — Скажи, Вик, ты же можешь вылечить те хвори, которые формально считаются неизлечимыми? Особенно если пустить в ход кое-что из тех средств, которые отрицает официальная медицина.

— Так ты и сам вроде в лекарском мастерстве не из последних будешь? — ответила вопросом на вопрос она.

— Да бог с тобой — рассмеялся я — Так, любитель, не более. А вот ты — эксперт.

— Что-то серьезное?

— Кровь. Счет идет на дни.

— Кто-то из твоей родни? Или друзей?

— Да как тебе сказать — замялся я — Скорее — знакомые.

— Погоди — сузила глаза девушка — Ряжские? Верно?

— Верно — кивнул я.

— Ясно — Вика повернулась к столу и взялась за мышку от компьютера — Нет.

Если бы голосом можно было замораживать людей, я уже превратился бы в ледяную статую. И еще я буквально ощутил, что между нами встала глухая стена. Возможно, даже в три кирпича толщиной.

— Ты не поняла — я встал со стула и подошел к ней — Никто не говорит о лечении родственницы Ряжских, хоть девчонку жалко. Она хорошо держится и уходит красиво, что достойно уважения. А еще не похожа она на свою сестрицу абсолютно, одно это свидетельствует в ее пользу. И о деньгах речь не идет. Это был теоретический вопрос, мне просто интересно — возможно такое или нет. Вика, я не засланец с той стороны и не переговорщик. Не стоит к моим многочисленным грехам и недостаткам лишнее навешивать.

Виктория оторвала взгляд от экрана монитора и перевела его на меня.

— И, если можно, глянь бронхи — попросил я ее — Кашель замучал.

— Ты о чем?

— Ты сейчас очень на рентген-аппарат смахиваешь, словно просвечиваешь меня насквозь. Вот я про бронхи и вспомнил.

— Дурак — сообщила мне Вика и рассмеялась.

— Вовсе нет — притворно нахмурился — Добрый, отзывчивый и доверчивый ведьмак — это обо мне. А дурак — нет. Так что, есть способы излечить от такой хвори?

— Живая вода — подумав, ответила она — Универсальное средство. Но ее даже Ряжским не купить, нет у них столько денег. Да и не продаст ее им никто, можно даже не пытаться. Опять же — болезнь естественного происхождения, к ней никто из детей Ночи не причастен, значит по Покону за подобную сделку огрести можно ого-го как. Вплоть до высшей меры, как говорили раньше. И не только покупателю, и продавцу достанется, перепадет и посредникам.

— Убедительно звучит — согласился я — А еще что входит в список?

— Если ее раз в неделю поить отваром из мандрагыра, которому стукнуло лет триста, а лучше даже более, то она сможет жить. Но именно жить, о выздоровлении речь не идет. Стоит только перестать употреблять отвар, то все, сгорит за пару-тройку дней.

— Триста лет и более? — проникся я — Даже не знаю, что дешевле — живая вода или такой корень.

— Я видела эдакое чудо чудное разок — похвасталась Вика — Лет пять назад. Вот такой кусочек, размером с этот ластик. Цветом каштан напоминал и пах… Даже не знаю, как описать этот аромат. Наверное, слово «вечность» подойдет лучше других. Да. Он пах вечностью.

— И гигантской стоимостью.

— Ну да — кивнула моя собеседница — И заканчивая тему — еще ей поможет поцелуй вурдалака. Жизни пациентка, разумеется, при этом лишится, да еще и нежитью станет, но личность свою сбережет, вместе с памятью и прочими частностями.

— Не лучший вариант — хмыкнул я — Говорю же — нормальный человек. Сомневаюсь, что она на подобное согласится.

— С ведьмами пообщайся — подумав, предложила Виктория — У них есть свои способы решения подобных вопросов, из числа тех, о которых я или не имею понятия, или даже думать не желаю. Но будь готов к тому, что эти дамы за оказанные услуги попробуют тебя на пару-тройку лет загнать в кабалу. Причем весьма нешуточную.

— Да шиш им — отмахнулся я — Говорю же — мне просто интересно, и не более того. Найдись какой-то не слишком сложный и затратный способ — тогда да, пособил бы. А так… Жалко девчонку, врать не стану, но лезть из-за нее в долги я не собираюсь. Перебор. Надеюсь, я не слишком циничен?

— Умеренно — улыбнулась Вика — Скорее — разумен и практичен.

— Неужели не скажешь что-то вроде «раньше ты был другим»?

— Нет. К тому же, я не очень-то и помню, каким ты был. Что мы там общались? Всего-ничего. Один раз в кафе посидели, один раз на машине покатались. И все.

— И все — повторил я, ощутив, как внутри словно какая-то незримая струна лопнула — Ну да, как-то так.

Виктория светло улыбнулась и открыла какую-то папку, как видно давая мне понять, что время аудиенции истекло.

— Ладно, пойду — встал я со стула — Может, шеф ваш освободился.

— Может — согласилась девушка — А если нет, то без чая ты все равно не останешься. Наш домовой чтит законы гостеприимства.

— Вот еще что — я залез в рюкзак и достал оттуда небольшой плоский бархатный футляр — Я тебе подарок привез. Увидел эту вещицу в Палермо, и отчего-то сразу решил, что она тебе понравится.

Виктория, как мне показалось, немного удивилась, но встала и подошла ко мне.

— Продавец утверждал, что данное украшение еще чуть ли не из мастерской Бенвенуто Челлини вышло — дождавшись, пока она достанет из футляра золотую брошь, сделанную в форме виноградной лозы и инкрустированную изумрудами, сказал я — Врал, разумеется, эта штучка моложе великого флорентийца века на три с немалым гаком. Но делал ее хороший мастер, сразу видно.

— Красивая — признала девушка — И, должно быть, дорогая?

Дорогая. Я за нее под вопли Жанны отдал почти весь гонорар, днем ранее полученный за одно очень непростое дело.

— Не хочу произносить какие-то типовые фразы — поморщился я — Вика, это подарок, причем от сердца. Правда. Когда я покупал эту вещь, то думал о тебе, а не о том, сколько она стоит. К тому же мы с продавцом еще минут десять торговались.

— Десять? — лукаво уточнила она.

— Ну, пять. Или три. Какая теперь разница?

— Спасибо, Саша — Виктория убрала брошь в футляр — Правда — спасибо. Мне очень приятно.

— Значит, и мне хорошо — подытожил я, открывая дверь — Чего еще желать?

Я почти вышел, но в последний момент задержался и задал тот самый вопрос.

— Вика, это ты была тогда в Шереметьево?

— Когда — тогда?

— Когда улетал из страны два года назад. Я тебя видел или нет?

— Говорю же — времени много прошло — Виктория повернулась ко мне спиной и подошла к окну — Жизнь у нас тут беспокойная. Извини, я просто уже не помню.

— Понимаю — кивнул я и закрыл за собой дверь, и повторил — Теперь уж точно все понимаю.

Хорошо еще, что Жанна в здание пройти не смогла и осталась ждать меня на улице. Вот бы она от души похихикала сейчас. Еще и «последним романтиком» назвала бы, наверное. Или как-то похуже.

— Ну чего, пообщался? — без тени иронии осведомился у меня Нифонтов — Успешно? Хотя, судя по твоей физиономии, не очень. Ну, а что ты хотел? Знаешь, как трудно впрячь в одну упряжку коня и кого-то там еще? Да охрененно трудно! Кто-кто, а я точно в курсе, уж поверь. Иногда волком выть хочется, то ли от злости, то ли от того, что на ситуацию никак воздействовать не в состоянии.

— Ты бы не путал «не хочу» и «не могу» — посоветовал я ему чуть раздраженно — Днями тебе был офигенный вариант предложен, и ты еще чего-то думал.

— Потому и думал, что слишком он офигенный — крайне серьезно парировал мой выпад оперативник — Когда яблоко выглядит ну очень хорошо и аппетитно, это значит что либо оно химией накачано по самую попку, либо с того боку, что ты не видишь, подгнило. Аналогию уловил?

— Л-логика — признал я — Что шеф? Не освободился?

— Так с тем и пришел. Покинул генерал здание, Саша, так что потопали, Ровнин нас ждет.

Приятно все же, что в мире хоть что-то остается неизменным. Руководитель отдела 15-К был, как и прежде, импозантен, доброжелателен и вальяжен. Он одарил меня улыбкой и рукопожатием, а после сразу же предложил чаю.

— Лучше бы кофе — попросил я — Черного и без сахара. Просто в сон тянет.

— Чего нет — того нет — развел руки в стороны Олег Георгиевич — Аникушка, наш домовой, его не признает, считая бусурманской отравой, которую употреблять нормальному человеку нельзя. Даже контрабандой в здание не пронесешь, он все равно учует и выбросит. С ним несколько поколений наших предшественников боролись, доказывали, что кофе на Руси три века какв ходу, предъявляли доказательства из художественной и документальной литературы, рассказывали о том, как его царь Петр в Россию вместе с картофелем, табаком и Ибрагимом Ганнибалом завез, но только хуже сделали. Табак наш домовой тоже не жалует, правда тут до полного эмбарго дело все же не доходит.

— И Петра Алексеевича не любит. Он его «царем-подменышем» называет, опираясь на рассказы своего родителя — добавил Николай — А папаша для него крайне весомый авторитет.

— С чая лиха не бывает — припомнил я одну из любимых поговорок Вавилы Силыча — Только тогда уж покрепче.

За стеной кабинета что-то шумнуло, а после я услышал топоток маленьких ножек.

— Рад, что вы вернулись — сообщил мне Ровнин, доставая из ящика стола курительную трубку и пачку дорогого табаку — Желаете верьте, желаете нет, но это чистая правда. Наш отдел всегда поддерживал с ведьмаками хорошие отношения. Скажу больше — случалось такое, что мы помогали друг другу, причем не на возмездной основе, как это обычно водится в нашем мире, а исключительно на дружеской. Ну, или взаимовыгодной. Да вы наверняка на этот счет осведомлены, ваши новые собратья не могли не упомянуть о неприятной истории, случившейся несколько лет назад.

— Что-то такое было — подтвердил я — Вроде как кто-то из наших совсем умом тронулся и по этой причине резню устроил.

— Не совсем так, но в целом верно — кивнул Ровнин, а Николай потрогал шрам на щеке — В результате мы вместе этого злодея извели. Так сказать — плечом к плечу.

— Все люди братья, все должны помогать друг другу в сложных ситуациях — произнес я, а после добавил — Даже если эти люди не совсем люди.

— Абсолютно согласен — Ровнин утрамбовал пальцем табак в трубке — Более того — вы замечательно подкрепляете свои слова делом. Николай мне успел коротенечко поведать о том, что случилось в доме… Как его бишь?

— Хвощова — подсказал Нифонтов.

— Вот-вот, его самого. Одно жаль — ситуации немного помешала некоторая несогласованность.

— Ну, извините — фыркнул я.

— Саша, к вам претензий ноль — поправил очки Ровнин — Речь о моих орлах, это они напортачили. С них и спрос. И, возможно, удар рублем, как наиболее действенная воспитательная мера. Коленька, ты знаешь такое слово «забудь»?

— Знаю — буркнул оперативник, предчувствуя недоброе.

— Вот и забудь о квартальной премии. Мы денежку на дорогу туда-обратно для господина Запалина потратили? Потратили. Дальше мысль развивать?

— Не надо.

— И правильно, что не надо — добродушно согласился с ним начальник — Ага, вот и чаек!

В кабинет вошел домовой, разительно отличавшийся от Вавилы Силыча сотоварищи, был он мохнат, круглоглаз и безбород. И никаких тебе комбинезонов, никаких бейсболок и инструментов на поясе, из одежды на нем имелись только подшитые валеночки. Вот и выходит, что то ли мне достались неканонические домовые, то ли мои эволюционировали, а этот — нет.

Странно, кстати, что я его в прошлый раз не приметил. Может, он мне тогда глаза отвел, а нынче показался?

В руках мохнатик держал поднос, чуть ли не больше себя размером, заставленный чашками, розетками с вареньем и вазочками с сушками да печеньем.

— Деньги отняли, хоть чаю дайте — недовольно проворчал Нифонтов — Или я теперь и от казенной еды отлучен? Так сказать — посажен на голодный паек?

— Не сгущай краски — попросил его начальник — Не надо. Но в целом вся эта история полностью твоя недоработка. Саша, вы не стесняйтесь, угощайтесь. На что взгляд упал, то и берите. Мы старые знакомцы, церемонии нам ни к чему.

— Да у меня и в мыслях не имелось стесняться — заверил я Ровнина, а после взял кусок хлеба и намазал его вишневым вареньем — Даже не сомневайтесь. Особенно если варенье такое отменное. Один запах чего стоит!

— Ведьмы варили — сообщил мне Олег Георгиевич — Мытищинские. Они уже лет полтораста каждый год по осени отделу полсотни банок варенья дарят. Вишневое, клубничное, малиновое. Разное. И еще столько же лет снабжать будут, если, конечно, с их ковеном ничего не случится, что вряд ли.

— Пари проспорили?

— Нет. В одну лихую ночь, случившуюся полтора века назад, один лихой поручик из числа наших предшественников спас жизнь ведьме, которую по лесу гнала стая оборотней. В благодарность за спасение она красавца-поручика накормила, напоила и спать уложила, а когда тот варенье похвалил, пообещала, что ее ковен триста лет служителей Отдела, который тогда назывался его Императорского величества канцелярией, вареньем станут снабжать. И вот, держат слово.

— К весне, правда, только смородиновое остается — добавил Николай — Его у нас никто не любит.

— Думаю, у Аникушки в закромах банок двести резерва стоит — понизив голос, сообщил нам Ровнин — Если не больше. Он наверняка каждый год пяток емкостей про запас отставляет. Натура у него такая. Домовые, особенно те, что из старых семейств, вечно глад и мор ожидают, потому складируют все, что только можно.

— А потом военные действия с мышами ведут — поддакнул Нифонтов.

— Весело живете — доев бутерброд с и в самом деле отменным вареньем, сообщил сотрапезникам я — Но давайте перейдем ближе к делу. Упс! Секунду!

У меня зазвонил телефон, причем номер, который высветился на экране, я не знал. Обычно такие вызовы я сбрасываю, не желая реализовывать свои гражданские права в отношении медицинских услуг и общаться с представителями банков, беспокоящихся о безопасности моего счета, но тут отчего-то решил ответить.

— Слушаю.

— Александр, добрый день. Вот, решила тебя набрать. Ничего, что на «ты»? Думаю, мне это простительно. Просто ты паренек еще совсем юный, я же дряхлая старуха.

Мало мне хитрецов вокруг, так еще и эта объявилась.

— Я знаю, что должен сейчас буквально проорать в трубку: «нет-нет, вы прекрасно выглядите», но к несчастью, ничего такого сказать не могу.

— Отчего? — как мне показалось, вполне по-настоящему удивилась одна из влиятельнейших московских ведьм.

— Я вас не видел никогда. Только слышал.

Сотрудники отдела даже не скрывали своего любопытства. В какой-то момент Николай глянул на шефа, его губы шевельнулись, озвучивая имя «Марфа». Ровнин пыхнул трубкой и чинно кивнул.

— Что непорядок — в трубке послышался смешок — Предлагаю ликвидировать данный пробел в наших отношениях. Плюс за одной из моих девиц, насколько я ведаю, перед тобой должок остался, в виде обещанной ночи любви. Девку ту я отослала за серьезный проступок далеко и надолго, но долг остался и уплатить его надо непременно. Сама обещанное я тебе никак обеспечить не могу, уж не обессудь, годы мои не те, но кое-что другое предложу. Время сейчас обеденное, так, может, встретимся, где, перекусим, да и потолкуем?

Вот все-таки правду говорят о том, что Москва хлебосольный город. Все меня пытаются накормить, в кого не плюнь. Это так мило, так трогательно.

Ровнин и Нифонтов с интересом ждали моего ответа, а я в очередной раз подумал, что точно надо аппарат менять. Очень уж этого динамик сильный, никакой тайны переговоров с ним не дождешься. Надо кнопочный купить, какие в старинные времена делали, еще до смартфонов. По такому только ты слышать сможешь, что тебе говорят.

Что же до предложения… Пожалуй — да. Эта встреча в моих интересах. Да и потом — все равно рано или поздно мне придется с ней встретиться и пообщаться. Она волей-неволей числится среди тех лиц, которые являются ингредиентами круто заваривающейся каши. Так чего тянуть?

— Как насчет восточной кухни? — спросил я у нее — Незамысловатой, но вкусной? Я угощаю.

Ровнин одобрительно кивнул, Николай глянул на часы.

— У Абрагима, стало быть, мне встречу назначаешь? — понимающе кхекнула ведьма — Ну, отчего бы и нет?

— Как насчет половины четвертого? — я тоже глянул, сколько сейчас времени — Вам удобно?

— Я дама в годах, потому мне любое время удобно — проворковала Марфа — Но до восьми часов вечера. «Пусть говорят» я пропускать страсть как не люблю.

На том мы и распрощались.

— Держи ухо востро — сразу же после того, как я убрал смартфон в карман, предупредил меня Николай — Марфа всегда стелет мягко, да только после жестко спать. И за каждым словом следи, она ни одной мелочи никогда никому не простила.

— Потому до сих пор у власти и стоит — выпустил кольцо дыма Ровнин — Марфа никому не верит, никого к себе близко никогда не подпускает и не прощает даже малейших ошибок ни друзьям, ни врагам. Такова ее политика. И она, повторюсь, действенна. Да и вообще, я предпочитаю общаться с этой леди по телефону, а не лично. Так всем спокойнее получается.

— Господа, время начинает поджимать — я ткнул пальцем в сторону окна — Пока доеду, пока дойду. Да и с Абрагимом я хотел кое о чем пошептаться.

— Рациональное решение — одобрил мои слова Ровнин — Так вот. Коля мне передал ваше предложение о союзничестве в деле о бежавшем с кладбища колдуне и его свите. Скажу прямо — сердечно рад тому, что вы видите в нас не цепных псов или гончих-законников, как многие из тех, кто живет в Ночи, а друзей. Людей, с которыми не зазорно плечом к плечу во время общей напасти встать.

Не припоминаю, чтобы я употреблял термин «союзничество» и тем более предлагал оное отделу. Речь шла об обмене информацией и возможных совместных акциях. Так что тут или Нифонтов все подал в другом свете, или Ровнин лунокрутит. Хотя… Может и оба хороши.

Но соглашаться надо. Не та ситуация, когда стоит в позу вставать.

— И у меня, и у моих собратьев, как верно было сказано ранее, с вашей конторой сложились традиционно дружеские отношения — не менее медовым голосом произнес я — Но все же хотелось бы несколько моментов проговорить. Первое — никто никому ничего в этой связи после должен не будет. Мы делаем общее дело, одинаково выгодное и вам, и мне. Второе — я надеюсь, что оплошностей вроде сегодняшней более не случится, и обмен информацией обретет своевременность.

— Ручаюсь за это — склонил голову в подтверждающем жесте Ровнин.

— Ну, и еще… Надеюсь, прозвучу не слишком резко. Я бы не очень хотел афишировать наше сотрудничество. Сами знаете, не все те, кто живет в сумерках, вас любят. Мне не нужно, чтобы неприязнь к вам начала транслироваться и на мою особу.

— Резонно и рационально — снова кивнул шеф Отдела — Но гарантий не дам. Шило в мешке не утаишь.

— Меня устроит и лайт-вариант. То есть, когда о происходящем на всех углах кричать не станут.

— Разве мои сотрудники когда-то подобным занимались? — приподнял правую бровь Олег Георгиевич — Не припоминаю такого.

— Я утрирую.

— Причем в данном случае чрезмерно. С перебором. Но в целом, Александр, я вижу хороший и правильный подход к вопросу. Профессиональный. И что же я могу сказать по данному поводу? Только — да, договорились.

— Отлично — улыбнулся я и отсалютовал начальнику отдела чашкой с чаем — За сотрудничество.

— Н-да, сотрудничество — Ровнин выбил трубку в пепельницу — Оно же всегда обоюдно, верно? Вот и у нас есть небольшая просьба. Ну, или условие, если угодно. Когда мы доберемся до колдуна, вы, Саша, не сразу отправите его в небытие. Прежде чем это случится, я или кто-то из моих друзей будет иметь с ним беседу, в процессе которой задаст два вопроса и получит на них ответы. И если вы, Саша, случайно или нарочно услышите эти самые ответы на заданные вопросы, то сразу их забудете, раз и навсегда. Идет?

То ли у меня мания преследования, то ли я схожу с ума. Ну нельзя же везде видеть ловушки? Вот и сейчас — может, они не желают меня как-то использовать в личных целях, а просто хотят узнать у Кузьмы Петровича, где этот старый хрыч свою черную книгу спрятал? Что до «забудете раз и навсегда» — тоже ясно. Личные записи матерого колдуна штука серьезная, за нее, случается, молодые чернокнижники друг другу кишки выпускают. Но нет, внутри сразу же появилась уверенность в том, что это какой-то хитрый капкан.

Может, потому что это он и есть?

— Идет — кивнул я.

— И вот еще что… — Ровнин потер лоб — Призраки по сути своей довольно упрямы, потому если вдруг этот бывший колдун заартачится, вы же поможете его разговорить, верно?

— Тут наверняка ничего обещать не смогу — сразу же отозвался я — Раз на раз не приходится. Получится — пособлю. Но в целом — по ситуации.

— Ну разумеется — чуть укоризненно вздохнул Ровнин — Никто вас не собирается ни к чему принуждать. И вообще, Саша, что вы так зажаты? Зажаты-зажаты, я же вижу. Здесь у вас нет врагов, поверьте. И не водилось их среди нас никогда. Прямое подтверждение сказанному тот факт, что вы сидите в моем кабинете и пьете чай. Те, кого мы считаем своим неприятелем, не то, что тут не окажутся, они никогда не смогут даже войти в это здание. И уж точно наш домовой не станет тратить на них варенье из отдельских запасов. А вам он вон, три разных вида на стол поставил.

— Я тоже это заметил и даже офигел — подтвердил Нифонтов — Редкий случай, Саша, смею тебя заверить.

— Что еще? — задумался Олег Георгиевич — Данные по списку скоро будут, этот вопрос на моем личном контроле. Ну, а если появятся какие-то новости, связанные с буйством духов в Москве и области, то вы узнаете о подобных происшествиях сразу после нас.

— Ну, прямо по всем-то моментам меня информировать не надо — попросил я — Москва город немаленький, а область и того больше. Мало ли кто где проказничает?

— Разумеется — усмехнулся Ровнин — Речь идет о более-менее подходящих по событийной логике случаях. Не факт, что виновники событий окажутся теми самыми, которых мы все дружно ищем, но лучше перебдеть, чем недобдеть.

Ой, чую, в ближайшее время изрядно мне придется окунуться в мир призрачной столицы. Нифонтов тот еще жук, он своего не упустит.

Расстались мы совсем уж друзьями, по крайней мере внешне выглядело это именно так. Ну, а что — пусть будет. В данной ситуации худой мир точно лучше хорошей войны. Что до вопросов доверия друг к другу… Нет его. Ни у меня к ним, ни, полагаю, у них ко мне. Но, повторюсь, сейчас мы друг другу нужны, так что пусть все идет так, как идет.

А вот Абрагима я и впрямь всегда рад видеть. И обнялся по старинному восточному обычаю я с ним ни кривя душой ни разу, от чистого сердца.

— Хорошо, что зашел — пробасил аджин, потрепав меня по голове — Кушать станешь? Я сегодня самсу сделал.

— Ты еще спрашиваешь? — даже обиделся я — Конечно! И еще у меня к тебе один вопрос есть, практического характера. Ты все знаешь, может, подскажешь чего?

— Хорошо — пророкотал чернобородый гигант — Что знаю — расскажу.

Он усадил меня за стол, принес мне тарелку с тремя невероятно аппетитно выглядящими большими треугольниками, состоящими из хрусткого теста и сочного мяса, налил в две пиалы ароматного зеленого чаю, а после уселся напротив меня.

— Говори.

— Абрагим, есть одна женшина, которая умирает. Хорошая женщина, добрая и светлая. У нее плохая кровь, она ее убивает. Все зашло так далеко, что ангел Смерти уже стоит за ее плечом.

— Все умирают — повел могучим плечом аджин — Все смертны. Люди, и ведьмаки, плохие и хорошие. И даже такие, как я, когда-то приходят к вратам Судьбы.

— Это понятно — я отпил чаю, про себя восхитившись его вкусом. Не люблю зеленый чай, но тут прямо шедевр какой-то — Просто иногда хочется немного продлить дни отдельно взятым личностям. Без них этот мир станет чуточку серее, понимаешь?

— Не стоит отбирать у твоей Хозяйки то, что ей принадлежит по праву — погрозил мне пальцем аджин — Странно, что мне приходится именно тебе про такое говорить.

— И все-таки — я глянул на самсу и ощутил, как рот заполнился слюной — Просто из любопытства — ты слышал, чтобы кто-то смог помочь таким, как она?

— Слышал и видел — пророкотал хозяин шаурмячной — Давно, дома. Сам такого не делал, нет. Спорить с Судьбой или Смертью я никогда не стану из глубокого уважения. Не из страха, нет. Я никого не боюсь, создатель вырвал из моей сути это чувство. Но они старше меня, они великие.

— И кто взял на себя смелость спорить с великими? — уточнил я.

— Я знал одну старуху, которая много знала и умела — цокнув языком, ответил мне аджин — Она долго жила, сильная была. Потому что полукровка.

— Это как?

— Ее мать как-то уснула не там, где следовало, а проснулась от звона колокольчиков, висящих на одеждах джанголоса.

— Кого?

— Джанголоса. Он когда-то был человеком, но после доброй волей отрекся от души, приняв в себя сущность древнего демона. Его работа — стеречь места силы, те, что остались от великих царств прошлого, и не пускать туда людей. Но матери той старухи повезло, она была дивно красива, настолько, что джанголос отпустил ее с миром, взяв лишь кое-какую плату. Ты понимаешь, о чем я?

Аджин мне подмигнул, разразившись при этом хохотом, а после продолжил:

— В той старухе сплелись суть человека и демона, потому она много чего знала и мало чего боялась. Я видел, как она вылечила женщину, лба которой уже коснулась длань Вестника Судьбы. Но поверь, лучше бы дети дали той несчастной умереть. Ведь это они за не малую плату уговорили мыстан кемпир продлить жизнь их матери. Не желали с ней расставаться, причем против ее воли.

— И что эта мыстан сделала? — поторопил его я.

— Она влила в жилы той, кого взялась излечить, немного своей крови, дождалась, пока вена затворится, а после произнесла заклинание, которое от которого хворая словно загорелась изнутри. Мыстан кемпир повелевает многим и многими, и уж, конечно, она хозяйка своей крови. Знаешь, даже меня, вышедшего некогда из предвечного пламени, бросило в холод от криков той женщины, да. Кровь старухи выжгла болезнь, это правда, только пользы никакой в том не было. Женщина выздоровела телом, но навсегда рассталась с рассудком. В результате в выигрыше оказалась исключительно мыстан кемпир, ведь она получила хорошую плату за свою работу. И, пойми, я сейчас веду речь не от баранах или золоте. Ведьмак, никогда не стоит пробовать отобрать то, что принадлежит Судьбе или Смерти. Кроме беды и горя ты ничего не сможешь приобрести.

Глава 20

Я жевал неимоверно сочную и вкусную самсу, прогоняя в голове как то, что услышал от аджина, отошедшего тем временем к другому столику, за которым расположилась какая-то парочка, по виду напоминавшая студентов, так и то, что ранее мне рассказала Вика. По всему выходило, что Бэлле помочь не получится. Разных вариантов вроде бы имелось не так и мало, но каждый из них ни к чему хорошему не вел, даже с учетом и без того невеселой ситуации. Проще говоря, рассматривать их не имело смысла. Ну, кроме разве того, который подразумевал использование мандрагыра. Он-то как раз казался вполне себе безобидным и приемлемым, вот только где эдакую диковину добыть? Трехсотлетний корень. Всю Европу на пару с Азией обыщи, и то не факт, что найдешь эдакий раритет в сколько-то свободном доступе. А если и найдешь, так кусочек с ноготок, вроде того, что Вика видела. Нет, если пошарить по тайникам и заначкам старых колдовских и ведьминских семейств, то можно данный реликт отыскать, но кто же тебя в них пустит? И потом, насколько найденного огрызка хватит? На месяц? Два? Полгода? Да и вряд ли Бэлла на подобное предложение согласится. Она девчонка умная, прекрасно понимает, что короткая отсрочка от смерти хуже, чем сама смерть. Каждый день просыпаться с мыслью о том, что могила все ближе, потому что запас мандрагыра все меньше, – это, знаете ли…

Вот жалко мне ее. Жалко, и все тут. Думал, что за минувшее время вытравил из себя всю эту чепуху о том, что ближнему надо помогать, а оказалось – нет. Затронула какие-то вроде бы с концами оборванные струны в сердце эта девушка. Впечатлила она меня. Может, тем достоинством, с которым готовится встретить мою госпожу, может, тем, что в состоянии улыбаться незнакомцу, когда болит все и каждый новый день является персональным адом. А может, и тем, что, в отличие от своей старшей сестры, сумела остаться человеком.

Я на самом деле хотел бы ей помочь. Не за награду, без дальнего и ближнего прицела, просто так. Но, увы и ах, пока ничего не получается.

– Опять ты? – услышал я ворчанье аджина. – Я же тебе сказал, не ходи сюда. Мой дом не для тебя.

Я вытер губы бумажной салфеткой и заинтересованно глянул на ту, кого частил шаурмичник. Ясно же, что там, у входа, находится примечательная во всех отношениях личность. Почему примечательная? Просто если Абрагим закрывает кому-то доступ в свое заведение, то хоть ты разорвись, а дорогу к нему тебе ввек не найти. Ты будешь видеть стену дома, пустырь, что угодно, только не эту небольшую по московским меркам едальню. А эта особа – смогла.

Как оказалось, речь шла о молоденькой ведьмочке, хорошенькой до невозможности и мне, представьте себе, знакомой. Это она тогда нас с Нифонтовым тут снимать на телефон пыталась. Как бишь ее зовут? Василиса, кажется.

– Не шуми, Абрагим, – успокоила набычившегося шаурмичника сильно немолодая, но все еще импозантная дама в строгом деловом костюме. – Она пришла со мной и просто тихонько посидит вон в том уголке. Даже заказывать ей ничего не стану. Считай, что ее здесь вовсе нет. Ну вот не нашлось сегодня никого, кто бы мог сесть за руль, кроме нее.

Марфа. Я ее по голосу узнал. Вот, значит, ты какая.

– Господин аджин, я больше не буду! – губы девушки задрожали, густые ресницы затрепетали, по нежной коже щеки пробежала прозрачная слезинка. – Простите меня пожаааалуйста!

– И правда, Абрагим, – добавила Марфа. – Ну, дура. Ну, сцепилась она у тебя тут третьего дня с девкой-оборотнем. Так по молодости все мы ошибки совершали, верно? Никто не умер, никто претензий никому не выставлял. Что до твоих убытков – они все компенсированы в полной мере, верно?

– Я подумаю, – буркнул аджин. – Вон там садись.

– И гляди у меня! – погрозила девушке старшая ведьма. – Как мышь чтобы!

– Меня уже нет, – пискнула Василиса, а после уселась в указанном углу на стул, положив ладони на колени и глядя строго перед собой.

– Молоденькие ведьмы – они как дети, – задушевно сообщила мне Марфа, устраиваясь напротив. – Только грудь побольше и запросы посерьезнее. А так – все то же. Ни нервов, ни денег на них не хватает. Здравствуй, Александр.

– Мое почтение, Марфа Петровна, – улыбнулся я. – Рад, что мы наконец-то поручкались.

– Называй меня просто по имени. Ну а с учетом твоего юного возраста можешь даже добавлять что-то вроде «баба».Я не обижусь. И еще, давай без лишних расшаркиваний и показной вежливости обойдемся. И еще, давай с тобой на «ты» сразу сойдем. Я бабка молодежная, у меня даже аккаунт в этом… Как его… В… Да чтобы вам всем! Васька!

– Тут! – вскочила со стула ведьмочка.

– Где ты меня тогда зарегистрировала? Ну, мы туда еще фотографии поместили, те, что с «Майбахом» и с самоваром?

– В «Инстаграме».

– Вот, – Марфа снова перевела взгляд на меня. – В нем. Так что, не мудри, Александр. Давай по-свойски станем общаться. Не чужие же мы друг другу, верно? Ты меня пару лет назад убить хотел, я вроде как на это даже согласилась. Подобные приключения сближают, не так ли?

– Не то слово, – согласился я. – Может, чайку?

– Почему нет? – кивнула ведьма. – И поесть что-нибудь закажи. Хоть бы даже то же, что у тебя. Мне жирное вообще-то нельзя, желчный пузырь пошаливает, но больно хорошо Абрагим готовит. Не могу себе отказать в эдакой малости.

– И правильно, – одобрил я ее слова. – В жизни мало радостей, потому надо грести в обе руки те, которые хоть как-то доступны. Абрагим, можно тебя попросить принести достопочтенной Марфе самсы и чаю?

– Черного. Ассама, – добавила ведьма.

– Хорошо, – пророкотал аджин, который как раз рассчитал собравшихся уходить студентов, после погрозил пальцем сначала Василисе, которая снова превратилась в сидячий соляной столп, а за ней и Жанне, ошивавшейся у входа, но не смевшей войти внутрь.

– О радостях, – встрепенулась Марфа. – Сразу, пока не забыла. Как я тебе сказала, Изольда маленько занята и не сможет сдержать данное тебе слово. Но, если желаешь, можешь реализовать обещанное вон с той мелкой пакостницей. Она не против. Васька, ты не против?

– Нет, не против, – снова вскочила со стула голубоглазая ведьма и преданно уставилась на свою повелительницу. Настолько преданно, что я засомневался в искренности ее слов и поступков. Где-то в глубине сего действа, как мне думается, спрятана изрядная такая глумежная фига. – Тем более что ведьмака у меня еще не было ни разу. Любопытно попробовать.

– Вот, – откинулась на спинку стула Марфа. – Видишь какая! Ух! Расстарается будь здоров. Берешь?

А ведь они меня провоцируют. Вот так вот незамысловато, без особой фантазии, но тем не менее. То ли хотят из равновесия вывести, то ли проверяют психическую устойчивость, то ли еще что. Но это все театр.

Ну а может, просто хотят посмотреть, насколько я тупой. В смысле, догадаюсь, что к чему или нет.

Хорошо. Пусть думают, что тупой. И пожалуй, закомплексованный. Можно, конечно, двинуться в другую сторону, но в данном случае это не лучший из вариантов. Мне только прицепа в виде этой Василисы не хватало. Тем более что эта милашка наверняка на ходу подметки режет, по ней видно.

– Ну зачем вы так-то? – отведя глаза в сторону, пробубнил я. – Настолько буквально? Я просто хотел повстречаться с Изольдой, так, как водится. Ну, в ресторан там сходить, в театр. В музей еще можно, картины поглядеть.

– Последняя фраза лишняя, – цокнула языком Марфа. – Все испортила.

– Да? – абсолютно искренне расстроился я. – Пережал?

– Есть немного, – ведьма рассмеялась. – Ладно, будем считать, что счет пока один-один.

– Но только пока, – уточнил я.

– Что до Васьки – не спеши с выводами, – понизив голос, сообщила мне Марфа. – Ты ей глянулся, ведьмак, имей в виду.

– Это приятно.

– С приятностью ты ошибаешься. Она всегда получает то, что хочет, есть у нее такой пунктик. То ли комплексы детские еще не выветрились из головы, то ли еще чего. Я не психолог, а она не пациент, точно не знаю. Так что впереди у тебя интересные дни грядут, поскольку в покое она тебя не оставит. Впрочем, Васька хоть и ершистая по молодости, но все же славная.

– Какая любопытная перспектива у меня замаячила на это лето.

– Невероятно, – усмехнулась моя собеседница. – Как волком взвоешь от ее проделок, набери меня, попробую помочь.

Абрагим принес тарелку с самсой и поставил ее перед главой ковена, рядом примостил чайничек и чашку.

– Спасибо, – чинно поблагодарила его ведьма.

– На здоровье, – буркнул аджин, подождал пару секунд и сказал, ткнув в мою сторону пальцем: – Он мой друг.

– Ладно, – очень серьезно произнесла ведьма. – Я запомню это.

– Хорошо запомни, – прогудел Абрагим. – И не забывай.

Он отошел от стола, Марфа проводила его взглядом и поинтересовалась:

– Если не секрет, чем ты его так зацепил, что в друзья попал? Это редкость.

– Не знаю, – передернул плечами я. – Может, тем, что в них не набивался?

– Интересная версия. Не лишенная логики и остроумия.

Я подождал, пока она расправится с едой, и только после, когда в ход пошла вторая чашка чаю, поинтересовался:

– Может, перейдем к делу? Не просто же так ты меня на трапезу пригласила?

Если честно, на «ты» с ней общаться было адски трудно. Всячески мешали вбитые с детства в подкорку правила, гласящие о том, что к людям старше себя следует обращаться на «вы».

– Скорее это сделал ты, – поправила меня Марфа. – Кто оплачивает счет, тот и приглашающая сторона.

– Ну хорошо, пусть будет так. И все же?

– А что, Александр, ты в свое загородное имение уже наведался? Верно ведь?

– Как же, побывал. Сожженную машину видел, если ты об этом. Стоит, ржавеет, воняет.

– Соседушка твоя как? Подруженька моя задушевная?

– Как обычно. Мила, добра, улыбчива. Рыбником меня угостила.

– И ты его ел? Однако, отважный ты парень!

– Ей меня травить смысла нет, себе дороже выйдет. И мне ее тоже. Это так, на всякий случай.

– Говорю же, подружки мы. Давние-давние, с тех пор, когда твой дед небось еще твою же бабулю не встретил. Разве же я могу желать ей смерти?

– Наверняка можете. И убили бы, кабы возможность имелась.

Ведьма уставилась на меня, отпила чаю, а после одарила меня очередной белозубой улыбкой:

– А и убила бы. Кожу с живой содрала, выпади случай. Как, впрочем, и она с меня. Вот только не судьба нам выяснить, у кого хватка крепче. Она в столицу век как не суется, а у меня до нее добраться в вашей Лозовке руки коротки. Неприятно такой факт признавать, но что уж теперь. Как есть, так и есть.

– Самое время переходить к просьбе.

И снова Марфа замолчала. Сидела, пила чай, буровила меня взглядом.

– Ну, нет так нет. Тогда можно я вопрос задам?

– Спросить можно. Но не обещаю, что получишь ответ. Вопросы – они разные, встречаются и такие, которые лучше мимо ушей пропустить.

– Ничего особенного, поверь. Есть девушка, у нее болезнь крови. Лечат ее на совесть, техника, медикаменты – всего хватает. Только врачам там делать уже нечего, она почти мертва. Вопрос: вне медицины что-то придумать можно? И сразу – варианты с живой водой, поцелуем вурдалака и мандрагыром можно не предлагать.

– Я сразу про мандрагыр и подумала, – призналась Марфа. – Самый надежный способ, не требующий особых премудростей.

– Вы много трехсотлетних корней видели? Я ни одного.

– Ну, мне лет побольше, так что видела, не сомневайся. Как-то и постарше созерцала, тому красавцу пять сотен годков миновало. Моя предшественница и заодно наставница на него тогда у оборотней книгу заклинаний Рогнеды выменяла, так-то. Вот такой здоровый, представляешь? Размером с хороший… Кхм… Большой, короче. Но это единичный случай, обычно с такой ценностью никто не расстается доброй волей. У меня корень-двухсотка есть, так я его как зеницу ока берегу. Это же жизнь в чистом виде, каждый его грамм – дни, недели, месяцы, что я у твоей хозяйки в свою пользу отчиню.

– Значит, сожрали оборотни уже ту красоту, что у вас выцыганили?

– Может, и нет. Скорее зарыли где-то. Они же все ценное всегда в землю прячут, как видно на инстинктах. Ну, как собаки кости. Вот и Вернигор, с которым тогда договор заключали, наверняка запихал тот корень в сундук и зарыл его в лесу. Тем более что у него с доверием к ближним, даже к собственной стае, с какого-то момента сильно нехорошо стало. Может, оттого, что погибель свою чуял, может, от возраста, а может, потому что слишком много власти над племенем своим себе забрал. Хотя силен был, силен. Знаешь, как его звали и друзья, и враги?

– Как?

– Волчий Пастырь. Такое прозвище, Саша, просто так никому не дают. Такое прозвище заслужить надо. О чем я? Ах, да. Так вот, скорее всего, к корню он не притронулся. Почему? Да просто он умер лет через десять после этой сделки, ну или чуть позже. Его старая хрычовка из отдела прикончила, Павла, мать ее так, Никитична. Не заберет ее костлявая никак, заразу такую. И ведь справилась она с Пастырем как-то, а?

– Десять лет – большой срок. Не вижу логики.

– Потому что смотришь криво. Вернигор хоть и сдавал потихоньку, но на здоровье или упадок сил не жаловался. Ему стимуляторы не нужны были совершенно на тот момент. Ну а со стаей он сроду делиться не стал бы, даже не сомневайся. Так что лежит этот корень где-то по сей день, позабыт, позаброшен. А через тысячу-другую лет превратится в прах.

– Неужто не пытались его разыскать?

– Я пыталась, – не стала скрывать ведьма. – Только без толку. С оборотнями нам не договориться, мы с ними друг друга в лучшем случае терпим, и то не всякий раз. Ну а вслепую… Перерыли старый дом Вернигора сверху донизу, когда там никого не было, в подполе землю разве что только через сито не просеяли. Нет ничего. С местным лешаком поговорили, причем добром, без всяких угроз, но он тоже ничего не рассказал.

– А его стая? Может, они его нашли?

– Нет. Оборотни тихо жить не умеют, у них вечно душа нараспашку и пасть раззявлена. Проболтались бы. Да и денег этому племени вечно не хватает, так что прямая дорога корню, будь он найден, на закрытый аукцион в качестве лота года. Слышал о таких? Ну вот. А знаешь, Саша, что самое обидное?

– Что?

– Книга Рогнеды тоже сгинула в никуда. Когда моя наставница преставилась, я стала в права наследства вступать, и вот тут выяснилось, что не хватает нескольких вещей, которыми она точно владела. Очень непростых вещей, с историей. Кое-что из пропаж потом обнаружилось, причем во владении у глав других ковенов, вот только я так и не выяснила, как именно к ним эти вещички попали. А книгу Рогнеды не нашла. Вернее, не могла найти до последнего времени.

Вот как тут не восхититься, а? Так лихо пристегнуть чужой вопрос к своим интересам – это надо уметь!

– Я уже могу с нетерпением выдыхать «и у кого же она находится»? Или мне сразу сказать «нет», и мы переведем нашу беседу на какую-то другую тему?

– Разве я сказала, что моей книгой владеет твоя соседка?

– А разве это не так?

– Скорее всего, так. Вот только полной уверенности в том у меня нет. Пока имеются только кое-какие предпосылки, не более. Собственно, я и приезжала к ней именно для того, чтобы разобраться, что к чему, просто поговорить. А попала на войну.

– Какие предпосылки? Ну, просто из любопытства хотелось бы знать.

– Недавно в Москве умер один влиятельный человек. Очень влиятельный. Умер внезапно, вдруг, что кое-кому показалась странным. После того, как его смерть окончательно была признана произошедшей от естественных причин, в качестве эксперта пригласили меня. Я тоже почти согласилась с заключениями врачей, а потом обнаружила кое-что примечательное у него в доме. Потянула за ниточку, клубочек пошел разматываться и привел в Лозовку.

Интересно, кто ее нанимателем выступал? Хотя нет, не хочу этого знать. Просто если человек в качестве эксперта привлекает главу не самого слабого ковена, то это о чем-то да говорит.

– …Один раз видела, как Бронислава пускала этот наговор в ход. Она меня еще предупредила о том, что эдакие вещи лучше не делать, если нет полной уверенности в своих силах. Те сущности, которых ты просишь о помощи, непременно уничтожат указанную цель, но после того непременно заявятся и за твоей душой, такая уж у них структура бытия. И тогда или ты их, или они тебя. Так что это забавы только для взрослых девочек, таких, например, как я. Или твоя соседка Дара. К которой, кстати, один из деловых партнеров покойного ездил в гости за два месяца до происшествия.

– Так не проще ли нанимателю о той поездке рассказать, да и все. Дарья Семеновна сильна, спору нет, но против двух-трех десятков хорошо подготовленных ребят с опытом горячих точек ей не устоять. Мы не в кино, мы в жизни.

– И снова ты прав, Сашенька. Вот только я хорошо знаю свою заклятую подругу и скажу тебе так: мне без нее книгу ввек не сыскать, как тот мандрагыр. Она же ее наверняка в тайнике держит, да не простом, а таком… Ну, ты понял. Так какой мне смысл в том, что ее убьют, а дом сожгут? Опять же, сообщество может не понять подобный подход к вопросу. Наши дела – это наши дела, людям в них не место. Это вон Ваське хорошо или твоей подруге Стелле Воронецкой, дескать, стыд не дым, глаза не выест. Но сейчас речь идет о другом. Я не себя лично скомпрометирую, я на вверенный мне ковен, с многовековой безупречной, с ведьмовской точки зрения, репутацией, тень брошу. Это недопустимо.

– Как у вас все непросто.

– Можно подумать, у вас по-другому. Хотя глупость сказала, конечно, по-другому и, разумеется, значительно проще. Вам только и забот, что раз в год у дуба собраться да своих старцев одну ночь потерпеть с их нудежом на тему того, что мир давно не тот, каким был раньше. Нет-нет, я не иронизирую, все так и обстоит.

– Наши деды милые и трогательные, – улыбнулся я. – И давай-ка ведьмачьих патриархов все же не критиковать. Они мне как-никак отцы-командиры.

– Сильно ты их слушаешь, можно подумать, – глаза Марфы лучились смехом. – Ладно-ладно. Хорошо. Лучше скажи мне, Саша, твое «нет» осталось прежним или мы все-таки можем найти точки соприкосновения?

– Я не до конца понимаю, какие надежды вы на меня возлагаете. Я должен сделать что? Обыскать дом Дарьи Семеновны, когда ее не будет? Подпоить на правах соседа, а после вывести на откровенный разговор? Или же просто следить за каждым ее шагом?

– Мне все варианты нравятся, – бодро заявила ведьма. – В каждом есть свои плюсы. Нет, положительно напраслину на тебя возводили, мол, тугоумен Смолин, неконтактен, конфликтен. А как по мне, ты прелесть и умничка.

Конечно, мне сразу же захотелось узнать, кто такое говорил, но делать этого я не стал. Тем более что, может, ничего подобного никогда и не звучало, просто Марфа решила использовать фразу-триггер для очередного поворота беседы в нужном ей направлении.

И еще. Лучше бы мне с ней не встречаться. Старушка оказалась лютая, такая меня сожрет и не подавится. Теперь уйти бы отсюда, не влипнув в новые долги и при этом не испортив с ней отношения.

А ведь Ровнин намекал мне, дурню, на подобный расклад событий. Когда про телефон упомянул.

– Извини, Марфа Петровна, но – нет, – я печально вздохнул. – Это не оттого, что я прямо так уж чту узы соседства, нет. Просто не в тех мы с Дарьей Семеновной отношениях, чтобы друг с другом секретничать или водочку пить. Она терпеть не может меня, я… Ну, тоже не сильно ее жалую.

– Как только книга попадет в мои руки, я ее убью, – деловито сообщила мне Марфа. – Давно хочу ее кишки себе на локоть намотать, еще с того века. И тогда твое существование в Лозовке станет куда приятней. Будешь жить-поживать, воздухом дышать, огород копать, с домовым чаи гонять. Девушку, ту, что сейчас где-то на больничной койке умирает, в гости позовешь, с далеко идущими последствиями. Может, у вас даже детки после родятся. Детки, когда они маленькие, то сильно забавные, смотришь на них и всю полноту жизни ощущаешь. Видишь, сколько всего хорошего можно получить, выполнив лишь одну мою маленькую просьбу?

– Значит, есть способ моей приятельнице помочь? Без мандрагыра и вурдалаков?

– Есть, – кивнула ведьма. – Непростой и недобрый, скрывать не стану, но при этом выполнимый и действенный. И, что важно, ни к чему подружку твою не обязывающий. Она просто выздоровеет, и все. А риски – они на другой стороне. На моей.

– Так о чем речь? Хотелось бы понять?

– Ты про Дару, бесовку старую, или о ритуале?

– О ритуале, – терпеливо повторил я, стараясь дышать равномерно и через нос.

– Перемена участи, – пояснила моя собеседница. – Слышал о подобном? Впрочем, если и не слышал, то все равно понимаешь, о чем идет речь.

– Размен жизней, – кивнул я. – Да, рассказывала мне такое одна ваша иностранная коллега. Черное дело, Марфа Петровна. И очень, очень опасное.

– Именно что, – как-то даже весело подтвердила ведьма. – Не любит твоя госпожа тех, кто в ее изначальные планы вмешивается и карты путает. Потому и взяться за него могут только те ведьмы, которые в своих силах уверены. В Москве сейчас таких четверо, считая меня. В стране… Ну, десятка три, не больше. К тому же ты учитывай, ведьмак, могут – не значит возьмутся. Лично мне одного раза хватило, ко второму не стремлюсь. Разве что пожелаю удружить кому-то, кто мне симпатичен. Для милого дружка и сережка из ушка.

Все так и есть. Перемена участи – высшая математика ведьмовства, данный ритуал меняет судьбы двух людей. Применительно к нашей ситуации это выглядит так: болезнь Бэллы достанется какому-то другому человеку, некоей юной и крепкой девушке, не ведающей до сего дня печалей и хворей. И девушка эта умрет в тот день и час, которой Судьбой и Смертью не ей отведен. Ну а Бэлла после станет жить долго и счастливо. А чего бы нет? Ведь ей достанутся все годы, ранее принадлежавшие той, кто ушел в небытие за нее. Все, до последнего.

Это очень, очень плохие и опасные игры. И да, Марфа права, мало кому этот ритуал под силу. Мне Жозефина рассказывала, что ее приятельница из Швейцарии как раз таким образом свою собственную смерть отыскала. Она взялась за очень большие деньги провести перемену участи, нашла подходящую по всем показателям жертву, дождалась новолуния, и… И все. Нашли ее утром наизнанку вывернутой. В прямом смысле. Один из полицейских после увиденного в психушку загремел, вот как его торкнуло увиденное. Не привыкли они там к таким картинам.

Короче, перемена участи это вам не болезнь на купюру перенести и после ее на дорогу подбросить. Тут все серьезно.

– Эк тебя нахлобучило, – рассмеялась Марфа. – Что ты на меня уставился? Да, и такие слова знаю. Сказано же тебе, я бабка современная, стараюсь от жизни не отставать. Ладно, Александр, пойду я. А ты подумай над тем, что я тебе сказала. Подумай и реши, что тебе нужнее. И еще – кто тебе важнее. Телефон мой у тебя есть. А еще спасибо за нашу встречу. Давненько я с молоденькими мальчиками на свидания не бегала.

– Да какой молоденький? – невесело хмыкнул я. – Мне тридцатка почти.

– Поверь, по моим меркам ты сопляк сопляком, – заверила меня ведьма, несомненно вкладывавшая в эту фразу и второй, глубинный смысл. – Но при этом ты тот мужчина, с которым мне приятно провести время. Я – старая и седая ведьма, это так. Но я же еще живая? Не померла пока? Так что, до встречи, ведьмак. До скорой встречи.

Марфа встала из-за стола и направилась к выходу. Отойдя на пару шагов, она повернулась и негромко произнесла:

– Чуть не забыла. Ты же понимаешь, что все сказанное должно остаться между нами, верно? Это ни в коем случае не угроза и не предупреждение, нет. Это то проявление благородства, на которое надеется слабая женщина, доверяясь благородному мужчине.

– Разумеется, – подтвердил я. – Всего доброго.

Как катком она меня переехала, чего скрывать. Нет, какие-то моменты мне предельно ясны. Ритуал – сразу нет. И дело даже не в том, что я не желаю лезть во внутренние дела Дары и Марфы или морально-этической составляющей, той, что «не мне решать, кому жить, кому умирать».Просто я – Ходящий близ Смерти. И еще не настолько рехнулся, чтобы обворовывать ту, с чьей ладони я ему. А она – узнает. Наверняка. Мне ли не знать…

Бэлла славная. Но здесь мой выбор ясен предельно.

А вот все остальное… Есть над чем подумать. И в первую очередь над рассказом о корне, который когда-то оборотень в землю зарыл. Ясно, что его и до меня искали, и, наверное, на совесть. И все-таки попробовать стоит. Опять же, тут тебе и доброе дело, и немалая прибыль в перспективе. Если мандрагыр и вправду настолько велик, как его описала Марфа, то его на все хватит и даже еще останется.

Плюс тут замешаны оборотни, а до них у меня имеется отдельный интерес. Я не забыл, что один из них зачем-то хотел попасть в мою квартиру. Вот, может, наконец и выясню зачем.

А что до Дарьи свет Семеновны...Нет, я ее не стану предупреждать. Зачем? Да и признаться, мне Марфа больше нее глянулась. Да, бабка она опасная до судорог, спору нет, но при этом, если можно так выразиться, стильная и с хорошим чувством юмора.

– Берегись ее, Сашка, – пробурчал аджин, подходя ко мне. – Она тебя иссушит и выбросит. Я вижу. И той, второй, опасайся. Она женщина-змея, будет тебя обвивать кольцами, ластиться, но когда-нибудь обязательно ужалит.

– Однозначно так и случится, – согласился с ним я. – Абрагим, посчитай, сколько я тебе должен, хорошо? Поеду-ка я домой. И еще, не завернешь мне с собой самсы? С десяток штучек? Очень она у тебя вкусная получилась.

На самом деле я прикупил эту снедь не для себя, а для Вавилы Силыча, который был этим моим поступком, несомненно, тронут. Просто мне начало казаться, что в наших с ним и обчеством отношениях некий ледок появился, тот, которого перед отъездом в помине не имелось. А чем подобную напасть лучше всего рушить? Горячей и вкусной едой, а также искренностью в словах и поступках. С последним у меня так себе, а вот первое обеспечить можно.

Весь вечер я гонял в голове короткую в общем-то беседу с Марфой, так и эдак раскладывал на составные части ее слова и интонации, под конец совершенно запутался, расстроился этому факту и в результате уснул.

Вот только и сон мне покоя не принес, поскольку в нем вместо чего-то яркого, бессвязного и феерического мне явилась серая земля под серым небом, река, несущая невесть куда черные воды, да непроглядный туман, затянувший все до горизонта.

– Ведьмак, ты что творишь! – Морана в гневе топнула ножкой и гневно подбоченилась. – А? Ты мне что подсунул?

– Душу – поняв, что именно она имеет в виду, бодро ответил я.

– Мертвую душу! Мертвую!

– Какая есть – невозмутимо парировал я ее слова. – И между прочим, вам и такая на пользу пошла. В прошлый раз вас еле слышно было, а сейчас вон как кричите. Значит, что? Прибавилось силенок-то. Прибавилось. Опять же, терем ваш тогда чуть ли не прозрачный стоял, а нынче? Выглядит как коттедж в элитном поселке, если не лучше.

– Мной любимы иные души, – сузив глаза, проговорила богиня. – Те, в которых ярь жизни есть, искра Рода.

– Уже говорил, я не убийца. Не по адресу обратились. Если выпадет случай вас побаловать – хорошо, но лишать людей жизни лишь для того, чтобы разнообразить ваше меню, я не стану. Опять же повторю себя двухлетней давности, времена изменились, досточтимая Морана. Сейчас ради небожителей жертвы никто не приносит.

– Это не времена изменились, это мне нерадивый служитель попался, – буркнула богиня. – Не свезло.

– Обидно сказали, но ладно, – я заложил руки за спину. – Так, выходит, мертвые души вам больше не нужны? Просто у меня в планах еще с более полудюжины их значилось, и на десерт еще одна, принадлежавшая сильномогучему колдуну. Специально этот выводок выслеживать взялся, чтобы вам угодить. Но раз нет – значит нет. Как скажете.

– Полдюжины с гаком, да еще одна? – заинтересовалась богиня. – Отчего же. Я их заберу.

– Что? – я приложил ладонь к уху. – Не расслышал, повторите, пожалуйста.

– Не дерзи мне, ведьмак, – попросила богиня. – Да, ты делаешь что можешь, и я… Я тебе благодарна.

– Вот и замечательно, – заулыбался я. – И раз уж зашла речь о благодарностях, то у меня есть пара вопросов. Можно?

– Один, – погрозила мне пальцем Морана. – Пока – один.

Жаль. Хотел я у нее про книгу Рогнеды спросить. Подозреваю, что писана она в те времена, когда моя покровительница еще в самой силе пребывала, потому она может про нее что-то знать. Просто до смерти интересно, за что именно наставница Марфы отдала полутысячелетний мандрагрыр глобального размера? Что такого в этой книге? Может, она не только Марфе, но и мне самому на что сгодится? Может, там универсальные познания хранятся, которые не только ведьмам, но и ведьмакам доступны?

– Я жду, – поторопила меня богиня.

– Одна девушка очень больна, – привычно изрек я. – Болезнь крови. Скоро умрет. Есть ли средство ее спасти? Живая вода и мандрагыр – не варианты, их в наше время днем с огнем не найдешь.

– Вон там, за рекой, стоят курганы, – рука Мораны указала на туман, серой подушкой накрывший противоположный берег. – В них хранится много разных диковин. И живая вода, и слезы берегинь, что очищают плоть от хворей, и дудочка Леля, способная мертвого из-за кромки в мир живых вывести. А еще в одном из них лежит фляга с предвечной водой, что любые желания исполняет, причем загаданное здесь, в Нави, в твоем мире непременно исполнится, за то поручусь. Дай мне силы, ведьмак, и я помогу тебе добыть ту воду или же любое из иных див, что помогут твоей болящей. Кроме дудочки, от нее тебе толку мало. Ей только девка может воспользоваться, да не абы какая, а та, которую Лель вниманием своим наградил.

Как всегда, дай мне сейчас, а я помогу тебе потом. Вот только, как говорит Маринка, если каждому давать, то развалится кровать.

– А в книге вашей ничего такого нет? – я мотнул головой в сторону терема. – Той, что в сундуке лежит?

– Когда я была той, прежней, то часто делала живое мертвым. Куда реже – мертвое живым. Но то прежде, а теперь… Нет, ведьмак. Моя книга тебе не поможет.

Врет, зараза. Уверен, что врет. Но уличить ее в этом возможности никакой нет.

– Мы нужны друг другу. Расстарайся там, и я помогу тебе тут, – величественно произнесла богиня, и пропавший было венец снова сверкнул в ее пышных волосах. – А теперь – ступай.

Мир, как и всегда в таких случаях, завертелся в моих глазах, а секундой позже я вздрогнул от резкого и громкого звука, возвестившего о том, что на мой смартфон пришло новое сообщение.

– И кому ночью неймется? – осведомилась у меня Жанна. – Совсем люди с ума посходили.

– Может, реклама, – пробормотал я. – Или сообщение от МЧС, они любят их в темное время суток рассылать.

Но нет, не угадал. Это Ряжская дала о себе знать, прислав файл под названием «Данные по запросу вх. № 873» и короткое сообщение, гласящее: «Надеюсь, я тебя порадовала. Порадуй и ты меня».

Увы, но пока нечем, Ольга Михайловна. И не знаю, получится ли это сделать в перспективе.

А за сообщение спасибо. Будет чем заняться по дороге в Лозовку, куда я завтра отбуду. Вернее, уже сегодня. И, ради правды, я очень этому рад, поскольку мне просто необходимо разобраться во всей той груде разнообразной информации, свалившейся на меня за столь короткий период, разложить ее по кучкам, определить, что в приоритете, а что нет. И еще, с кем мне долго идти по одной дороге, а с кем – до первого перекрестка.

Разобраться, определиться, убедиться в том, что фигуры на доске расставлены верно, а после переходить к делу. Время, как известно, не ждет, а летом оно бежит особенно быстро.

7. Злые игры

Все персонажи данной книги выдуманы автором.

Все совпадения с реальными лицами, местами, банками, телепроектами и любыми происходившими ранее или происходящими в настоящее время событиями — не более, чем случайность. Ну, а если нечто подобное случится в ближайшем будущем, то автор данной книги тоже будет ни при чем.

Для кого-то самым важным в жизни является власть, для кого-то — деньги, а для кого-то — дело, которому он служит. Александр Смолин, как это ни странно, так до сих пор и не определил для себя, что для него из этого списка наиболее приоритетно, но, правды ради, не сильно его это и печалит. Тем более что его жизнь такова, что иногда все три перечисленных понятия сплетаются в ней воедино, словно клубок змей перед тем, как впасть в осеннюю спячку. И вот тогда спокойной жизни ждать не стоит, ни ему самому, ни тем, кто рядом с ним.

Глава 1

— Ну, так как насчет оплаты за выполненную работу? — поинтересовался я у Дарьи Семеновны, встретив ту на улице неподалеку от своего дома. Так-то я обычно вечером по Лозовке не шатаюсь без особой нужды, поскольку не сильно весело смотрится почти заброшенная деревенька в лунном свете, но тут решил все же не откладывать дело до завтра и добежать до леса, чтобы взять у дяди Ермолая травяного сбора, недавно им мне обещанного. Эксклюзивная штука, такого больше нигде не сыщешь — Гости приехали, среди них тот, кого вы ждали.

Собственно, для них, гостей, я за травяным сбором на ночь глядя и пошел. Вернее — для Пал Палыча, который, как оказалось, настоящий любитель этого дела. Да что там — знаток! Такой, что даже мой Антип, который в чаях и производных от них разбирается ого-го как, и то проникся. Воистину — никогда не знаешь, какие таланты и познания таятся в людях.

— Так-то оно так, вот только он у тебя в гостях обретается, ко мне на чаек да разговор заглянуть не спешит — чуть осуждающе заметила старая ведьма — А пока мы не побеседуем, ни о какой оплате речь идти не может.

— Стоп-стоп-стоп! — пригрозил ей пальцем я — Ты, соседка, не мудри. Что было сказано? Получишь мандрагыр сразу после того, как сюда Нифонтов приедет, вне зависимости от результата вашей с ним беседы. Верно? Нифонтов тут, так что корень мой. Ладно, не весь, половина от изначально показанного, это я тоже помню, плюс жизнь человечья в одном экземпляре. А уж как ты к себе моего гостя заманишь — твоя забота. И имей в виду, они завтра в город возвращаются. Я вместе с ними укачу, так что хотелось бы рассчитаться до отъезда.

— Памятливый какой — расстроенно вздохнула старушка — Ладно, будет тебе мандрагыр. Я Покон чту, потому слово свое всегда держу.

— И чья-то жизнь — снова напомнил ей я — Того, на кого укажу.

— В город не поеду — сразу же предупредила меня Дара — Суетно там. Фотографию врага своего покажешь и установочные данные сообщишь, далее моя забота.

— Это как угодно, на твое усмотрение — благодушно согласился я — Да и не значится у меня в планах пока никого с белого света сживать. Я вообще за мир во всем мире.

— Значит, немало крови ты еще прольешь — констатировала соседка — Те, кто о мире громче других кричат, как правило убивают без повода и раздумий. А вот что мне еще скажи — ты, ведьмак, никак зазнобой обзавелся? Девка-то, что с ними приехала, тебе, по сердцу, верно?

Внимательная, ничего не скажешь. Не иначе как на чердаке у нее наблюдательный пункт оборудован. Но я и сам, если честно, здорово изумился, когда из отдельского микроавтобуса выбрались не только Нифонтов и Пал Палыч, а еще и Вика. Кого-кого, но ее я точно не ожидал увидеть тут, в Лозовке. Да и, признаться, вообще где-либо, по крайней мере в ближайшее время. Мы же вроде все друг другу сказали. Ну, а каких-либо постоянных точек пересечения у нас с ней попросту нет, разве что только случайность поспособствует.

Не стану врать, я ее приезду не обрадовался. Никогда не понимал тех людей, которые только-только поджившие болячки ковыряют, чтобы выяснить — будет им больно или нет? И так ясно — будет. Да еще и заразу занесешь туда непременно.

Вот и здесь так же. Я уяснил, что Вики в моей жизни больше нет, и эта ясность как-то успокаивала.

И на тебе!

Но соседке моей про все эти неуместные вертеровские страдания знать ни к чему.

— Очень ты наблюдательная, Дарья Семеновна, ничего от тебя не спрячешь и не скроешь. Правда, на этот раз оплошала, не туда глянула. Нет, так-то, конечно, неплохо бы с ней по темному времени в саду под деревьями прогуляться, да только я, как было сказано выше, сторонник мирного сосуществования всех со всеми. И особенно с отделом. Мало ли что ее коллеги подумать могут?

— А у их девок сладкое место по-другому скроено, не вдоль, а поперек? — ехидно осведомилась у меня соседка — Или им другого чего в жизни нужно? Не того, что все остальные бабы у Судьбы просят?

— Дарья Семеновна, какого ты шапито устраиваешь? — ответил вопросом на вопрос я — Ведь прекрасно, знаешь кто она и чем занимается. У меня, знаешь ли, и без нее проблем выше крыши, только такой суеты мне сейчас и не хватало. Ладно, пойду. Все же в моем доме гости, надо соответствовать высокому званию хозяина.

— Нифонтову скажи, что я его вечерком жду — попросила старушка — Не сочти за труд. А насчет девки — подумай. Ты парень еще молодой, на дворе весна, так что не упусти момент, ведьмак, жизнь второй раз никто из нас прожить не сможет. А так хоть будет чего на закате лет вспомнить.

— Поверь, мне и без этой красотки воспоминаний на три старости хватит — фыркнул я — Вот только дожить бы хоть до одной из них. Ты же телевизор смотришь, потому в курсе, что экология в мире ни к черту, продукты сплошная химия, а хронические заболевания стремительно молодеют.

— Тебя и рельсом не убьешь, сосед — проворковала Дарья Семеновна — Ты с силой ведьмачьей здоровье железное получил, а удача тебе в довесок с ней досталась. Или наворожил ее тебе кто-то, уж не знаю кто. Кабы не это, то вырезала бы я тебе сердце еще тогда, в лесу, на заветной поляне. Вырезала и сожрала, можешь быть уверен.

— Ни тени сомнения в том не возникает — в тон ей ответил я.

— И правильно — подтвердила старушка невесело — Только жизнь длинная, может, еще и сладится чего.

— Тогда эти вопросы и обсудим — я глянул на небо, там уже появились первые звезды — Короче, баба Дара, ты давай, ускоряйся, если желаешь дело сладить. Под лежачий камень вода не течет. Все, чмоки-чмоки.

Решив добить ведьму окончательно, я, словно иллюстрируя свои слова, наклонился и чмокнул ее в щеку.

Уже у калитки я обернулся и глянул назад. Глава местного ковена так и стояла на дороге, глядела мне вслед и, по-моему, даже не дышала. Вот все же как мало надо немолодым дамам. Чуточку внимания окажи — и все, мир расцвечивается для них, казалось бы, совсем уже забытыми цветами. Даже если они ведьмы с многовековым стажем.

Мои гости сидели за столом, поставленном в саду, под упомянутыми мной в разговоре с ведьмой яблонями, и с видимым удовольствием гоняли чаи с баранками. Колорита происходящему добавляли попыхивающий дымком ведерный самовар и Родька, который, само собой, от сотрудников Отдела таиться не стал. А смысл? У них такой же мохнатик в здании проживает, только без одного глаза.

К столу подходить я сразу не стал, вместо этого прислушался к тому, о чем они беседу ведут. Хотелось узнать, как далеко в своей глупости может зайти мой слуга и степень пронырливости моих гостей.

— А еще есть такие закладные покойники — посверкивая глазками, вещал Родион, то и дело отхлебывая чай из полулитровой фаянсовой кружки с надписью «Sacher». Он ее самолично спер из сувенирного киоска, расположенного в одноименном отеле перед нашим отъездом оттуда. И еще два прославленных торта с тамошней кухни умудрился прихватить, которые после в одно рыло и стрескал во время перелета из Вены в Рим — Вот там жуть настоящая! Я одного такого видал, когда мы со старым хозяином недалеко от Новгорода обитали. Они же, закладные-то, как вылежатся как следует и силу наберут, могут в новолунные ночи из ямы с кладом, что им оставлен для сбережения, вылезать.

— Да ладно? — профессионально-азартно среагировал Нифонтов — Прямо вылезать?

— Так и есть — Родька хрустнул сушкой — Один такой повадился к нашему дому шастать. Мы с хозяином в старой сторожке жили. Лесник, видишь ты, умер, про нее все и забыли. Так он в ночь притащится на огонек и давай чудить. То в дверь скребется, то в окно заглядывает, скулит, опять же. Сам кривой, косой, рожа синяя, зубы как у пилы острые. Жуть!

— А старый хозяин? — уточнил Пал Палыч — Чего его не отвадил? Он вроде ведьмак сильный был?

— Сложно здесь все — шмыгнул носом-кнопкой мой слуга — И простого-то покойника не так легко под землю загнать, а уж закладного… Тут такие знания нужны, которые не у всякого имеются. У Захара Петровича таких не водилось.

— А у нового? — отхлебнув чаю, спросил у Родьки Нифонтов — Имеются такие? С ним-то не страшно? Тем более, что он у тебя как раз по мертвякам специалист.

— То наше с ним дело — вдруг навесил замок на роток обычно неугомонный слуга — Бывших хозяев обсуждать с чужими у меня право есть, они уже мертвые, им хуже, чем уже есть, не станет. А нынешнему нам не можно кости перемывать, ни со своими, ни с чужими.

— Уважаю — отсалютовал ему чашкой Пал Палыч — Бусидо. Кодекс самурая.

— А я знаю, знаю! Самураи — это японские люди. Мы до них не добрались — посетовал Родька — Далеко. И дорого ишшо. А интересно было бы, ага. Я в телевизор видал, что у них города как муравейники в лесу! И спят они в этих… Как их… На гроб похожи еще…

— В капсулах — подсказал я, выходя из-под деревьев — Паш, держи травяной сбор. Такого в городе ни у кого не купишь, отвечаю.

— Ага — Пал Палыч поймал полиэтиленовый пакет, развернул его, нюхнул зеленую смесь, что в нем находилась, и от удовольствия аж головой помотал — Вот за это спасибо. Уважил!

— Коль, за забором соседка моя бродит — перевел я взгляд на Нифонтова — Вроде как гуляет перед сном грядущим. Моцион и все такое. Однако же я точно знаю, что сейчас самое время ей «Бесогона» смотреть и млеть, глядя на усы Никиты Сергеевича. Так что самое время определиться, чего ради ты ко мне приехал. Просто отдохнуть, попарится в баньке и воздухом подышать, или… Ну, ты понял. И имей в виду, Дарья Семеновна бабка принципиальная. Запросто завтра может просто с тобой не захотеть разговаривать, по принципу: «задолбал живот болеть, как сейчас стукну по нему кулаком!».

— Ведьмы, которые в возрасте, все с изрядным прибабахом — подтвердил Михеев, подставляя чашку под краник самовара и поворачивая вентиль — Что есть — то есть. Потому лучше их давить еще юными.

— Значит, рекомендуешь сходить? — уточнил у меня Николай.

— Я не могу тебе что-то рекомендовать или нет, это не моя жизнь, а твоя. И решение принимать можешь только ты сам. Как сделаешь, так и будет.

— Сразу видно, что набрался ты, Сашка, ума-разума в Европах — Пал Палыч потянулся за заварочным чайником — Скользкий стал, как угорь в воде, не ухватишь. Только не обижайся, это сравнение не для того, чтобы тебя задеть. Просто констатация факта. Тем более что мы с Колькой сами точно такие же.

Нифонтов встал из-за стола, достал из штанов миниатюрный фонарик и направился туда, где находилась калитка, Родька устремился за ним, чтобы проверить, закроет ли он ее как должно. Имелся у него такой пунктик, за которым, уверен, стоит какая-то давняя история.

— Надо бы для логического завершения этой сцены что-то сказать ему вслед, а нечего. Его теперь учить — только портить. — пробормотал Пал Палыч — Вот ведь!

— А Вика где? — спросил я у него, устраиваясь за столом.

— В доме — ответил мне оперативник — Она не любительница застолий.

— Ну да — кивнул я — Заметил. Хотя все равно это не очень правильно, могла бы с нами и посидеть.

— Так сходи, позови — лукаво посоветовал мне Михеев — В чем же дело?

Сходи. Умный какой. Вот сам возьми и сходи.

В этот момент, скрипнув входной дверью, из дома появился Антип, держащий в лапах широкую деревянную тарелку с наваленной на нее грудой пышущих жаром пузатых пирожков.

— Во, напек — подходя к нам, гордо сказал он — Утрешние все подъели, я, стало быть, еще сготовил.

— А что гостья наша? — уточнил у него я — Спать легла? Просто если нет, так может ты ей предложишь сюда прийти, с нами посидеть?

Надо заметить, что Антипу Виктория очень понравилась. Нет, даже не так. Он, не смотря на всю свою всегдашнюю независимость, как-то сразу проникся к ней большим уважением, как видно, заметив в строгой девушке нечто особенное. Что именно — не знаю, но непременно его расспрошу на эту тему позднее, поскольку сейчас домовику не до того. Просто давно гостей в доме не водилось, о сейчас он все силы сейчас клал на то, чтобы не ударить в грязь лицом. Для хорошего домового довольство гостей есть дело личного престижа. Тем более, если те его хозяину друзьями приходятся.

— Так нет ее там — прикладывая лапу к самовару, ответил Антип — Эх-ма, остыл. Надо бы подкочегарить маленько.

— Как нет? — озадачился я и переглянулся с Пал Палычем — А где же она тогда? Не в бане же?

— Она баню не любит — мотнул головой оперативник — Сам же вчера слышал.

— Вы о ком? — спросил у нас вернувшийся за стол Родька и тут же стянул с тарелки самый большой пирожок.

— Ты не знаешь, куда наша спутница делась? — поинтересовался у него чуть напрягшийся Михеев — А?

— Так она купаться пошла, минут двадцать как. Я как раз в дом за сахарком забегал, а она мне навстречу — перебрасывая печево с лапы на лапу, чтобы оно остыло, пояснил мой слуга — Полотенец через плечо перебросила, спросила, какая тропинка к речке ведет и пошла. Я ей говорю — вода-то еще холодная, май на дворе, а она только эдак улыбнулась и все.

— А, ну тогда все нормально — мигом успокоился Пал Палыч — Нашу Вику холодной водой не испугаешь, она морж. И на Крещение в прорубь лазает.

— На реку? — выпучил глаза Антип — Она? В ночь? Родион, что же ты за нерюх, диву даюсь! Чем дальше живешь, тем дурнее становишься, право слово! Ладно эти, они человеки, ничего почуять в ней не могли, но ты-то? Там же Карпыч, он красу нашу в свою свиту непременно забрать захочет, чтобы на русальной неделе, стало быть, ее…Ахти мне, ахти! И девки речные тоже сразу же ее за ноги сцапают. Будь уверен, они уже знают, где она живет и к кому приехала! Неважно, что из реки не вылазят, все одно ведают. Что ты глаза пучишь? А то не знаешь, как они не жалуют тех баб, которые близ нашего хозяина тереться станут? Они ж после Аглаи через одну спят и видят, как из реки по лунной дороге уйти за горизонт.

Родька ошарашенно моргнул и уронил пирожок.

— Что-то не так? — с оперативника вмиг снова слетело благодушие, он привстал — Что за Карпыч? Какая лунная дорога?

— Бежи, хозяин! — взвизгнул Родька — Короткой дорогой бежи, через репейники! Может, не дошла она еще до реки-то!

Я, мигом поняв, что именно происходит, пулей метнулся туда, где за деревьями имелась вторая калитка, выводящая прямиком к дорожке, идя по которой, можно было быстро добраться до реки, причем не выбираясь при этом на деревенские улицы.

— Ты здесь останься — услышал я за спиной голос Антипа, который, похоже заступил дорогу оперативнику — Хозяин сам справится, там ты ему не помощник, только испортишь все. Стой, тебе говорят! Не любит Карпыч таких, как ты, не друзья вы друг другу. Он глазом моргнет, еще и тебя девки в реке мигом утопят. Они сейчас в силе, ты сам к ним в руки дашься, доброй волей. Стой, говорю!

Пал Палыч что-то домовику ответил, причем голос его был раздражен до крайности, но что именно я не расслышал, потому что покинул сад, выскочив за забор.

Более всего я боялся подвернуть ногу, поскольку это замедлило бы меня крайне. А среди тех буераков, которые Родька громко назвал «короткой дорогой» подобное могло случиться запросто, там и кроты поработали, и время, и еще невесть кто. А промедление было смерти подобно, причем в самом прямом смысле. Я не знаю, что учуяли в Вике Антип и Родька, но одно мне было ясно предельно — ей грозит опасность. Настоящая и смертельная. Карпыч водяник не злой, но если он чего-то захочет получить, то от своего не отступится. Да еще эти русалки, относительно которых Антип все верно подметил…

Вот чего тебе днем не купалось, Вика? И солнышко вчера теплое светило, и ветра не было. Чего ночью тебя на реку потянуло?

Я упал, покатился по земле, ломая сухие прошлогодние стебли репейника, снова вскочил на ноги и помчался вперед с тем, чтобы через пару минут, проломившись через стену кустарников, выбежать на берег реки.

Не успел. Причем, похоже, что совсем чуть-чуть не успел. Полотенце и легкий сарафанчик лежали на берегу, а вот Вики рядом с ними я не увидел. И водная гладь была почти недвижима, разве что только волна еле-еле накатывалась на берег, немного при этом искажая серебристую лунную дорожку.

Горло стиснул спазм, перекрывая дыхание, в виски тяжелым молотом бахнула кровь и отчего-то очень захотелось заорать в голос.

Наверное, от бессилия. Она где-то там, под водой, ее, наверное, еще можно спасти, но где именно? Не подскажет мне этого никто. И Карпыча можно не звать, не выйдет он на зов. При этом он наверняка где здесь, у берега, плещется и ждется, пока у Виктории все дорожки к жизни окажутся отрезанными.

Но не заорал. Не успел. Просто именно в этот момент не так уж далеко от берега вспучилась вода, и я увидел взметнувшуюся вверх Вику, на плечах которой повисло сразу две русалки. Она выплюнула из рта воду, жадно глотнула воздуха, было дернулась вперед, к берегу, но тут к парочке речных дев добавилась третья, и сотрудница отдела снова скрылась под набежавшей волной.

— Отпустите ее! — раненым слоном завопил я, буквально влетая в воду — Слышите меня! Иначе кранты вам! Слово даю, если она утонет, то погублю я эту реку нахрен, тут даже лягушки жить не смогут! В нее навоз со всей области сваливать станут! Карпыч, ты меня знаешь!

Конечно, грозить Водному Хозяину, находясь при этом в его владениях, являлось не слишком разумным поступком, но мою душу одновременно раздирали гнев и страх за Вику, потому я не особо задумывался о последствиях. Главное — спасти ее, а остальное ерунда. Мелочи жизни.

Я нырнул в том месте, где пару секунд назад скрылась под водой моя гостья, и там, под водой, увидел, как уже аж четыре русалки без малейших раздумий ее топят, вцепившись в руки и ноги. Мало того — по соседству и остальные их товарки ошивались, глядя на происходящее и переговариваясь.

Воздуха у меня в груди оставалось все меньше, а у Вики, судя по пузырям, вылетавшим из ее рта, его вовсе не было, не потому я тянуть не стал. Не знаю, откуда взялась сила, но мне удалось разбросать в стороны русалок, державших девушку, подхватить ее и поплыть в сторону такого иллюзорно близкого берега.

— Она наша! — ударил мне в спину многоголосый девичий визг — Ведьмак, мы в своем праве! Это наша река!

Внимания на этот гвалт я не обращал, стремясь как можно быстрее покинуть смертельно опасную для Вики реку, и даже ощутил под ногами речной песок, но тут мне в лодыжки вцепились чьи-то пальцы и потянули назад.

— Карпыч! — выпростав голову из воды, и глотнув воздуха, снова заорал я — Отзови своих девок! Добром прошу! Ведь я тебя даже с того света…

Тут меня с головой накрыла вода, хуже того — я вволю ее глотнул, что было крайне неприятно. И самое скверное — я из последних сил удерживал безвольное тело Вики, которое у меня буквально вырывали из рук осатаневшие русалки.

И вдруг все кончилось, кто-то с немалой силой схватил меня за волосы и потащил из воды на сушу.

— Никогда мне больше не угрожай, ведьмак — как оказалось, неведомым благодетелем оказался никто другой, как Карпыч, к которому я все это время и взывал — Не люблю этого. И потом — правы мои русалки, девка сама пришла на мою реку майской ночью, сама полезла в воду, перед тем мне не поклонившись и почтения не оказав, стало быть, я в полном своем праве.

— Тьфу! — выбравшись на берег, я выплюнул воду из рта, несколько раз глубоко вздохнул, а после, полностью игнорируя неторопливо вещавшего Карпыча, тряхнул Вику, более всего напоминавшую сейчас сломанную куклу.

Но нет, она не хрипела, воду из себя не извергала и вообще, похоже, уже не дышала.

— Беда — просипел я, убедился в том, что нос и рот девушки не забиты тиной или песком, перевернул ее на живот и сунул ей два пальца в рот, резко надавив на корень языка. Чему-чему, а технике помощи утопающим меня в свое время хорошо обучили. Просто я два раза по молодости тонул — впервые из-за ненужных понтов, а после спьяну. Оба раза добрые люди меня спасали и откачивали, а теперь вот, тот давний опыт пригодился.

По крайней мере я очень хотел в это верить.

— Все одно помрет — вороной каркнула Лариска, вынырнувшая из реки неподалеку от нас. Да и все ее подруги здесь же находились, глазели на нас — меня, взъерошенного и мокрого и девушку, которая в данный момент прощалась с жизнью. Я не видел привычных мне знаков Смерти, не слышал мелодий иных миров, просто это знал — Отдал бы нам, все лучше бы вышло, хоть какая, а жизнь. А теперь ни того ей, ни другого.

— Она умрет — ты тоже сдохнешь — хрипнул я, и снова нажал на язык Вики, всем сердцем желая, чтобы она сейчас дернулась, закашлялась, а после начала из себя извергать потоки воды, но при этом осознавая, что, видно, зря я жду чуда. Надо переворачивать ее обратно на спину и начинать дуть в рот, время от времени массируя сердце, других вариантов вроде нет.

— Кххххаааа! — выдохнула девушка, открыла глаза и забилась в рвотных спазмах — Хххаааа!

— Живучая — недовольно произнесла сварливая русалка и тряхнула гривой зеленых волос — Вот же! Экая досада!

— Это не она живучая — холодно произнес ее повелитель, пристроившийся неподалеку от нас на бревнышке — Это ты, задрыга, нерасторопная. Даже утопить человечицу тебе поручить нельзя. Вот до чего же пустое ты создание, Лариска, до чего бесполезное. Надо тебя кому-нибудь из соседей в зернь проиграть, что ли? Я помучался, теперь они пусть пострадают.

— Ффффой — выдохнула девушка, которую я так и не выпустил из рук — Ох!

— Все-все — я погладил ее по голове — Обошлось. Ты на суше, и ты жива.

— Одежду дай — сорванным голосом попросила Виктория, вытерла ладонью рот, а после, косо глянув на меня, прикрыла руками обнаженную грудь. Да-да, купалась она почти в чем мать родила — И не смотри на меня.

— Почему нет? — удивился Карпыч, и по-молодецки крякнул — Девка ты молодая да ладная, есть на что приятно поглядеть. Ну так и ты пользуйся тем, пока такая возможность есть. А то лет через десять-пятнадцать, может, сама рада будешь мужику чего показать, только оно никому уже и не понадобится.

— Он кто? — уставилась на меня девушка, из взгляда которой постепенно исчезали недавние страх и боль — А?

— Это? Карпыч — пояснил я, протягивая ей поднятый с песка сарафан — Владыка этой реки и повелитель вон тех водоплавающих девиц, которые тебя только что на тот свет не определили.

— Девки мой приказ выполняли — любезно пояснил Вике водяник — Очень захотелось мне тебя в свою свиту забрать, красавица. Так-то в ней должны присутствовать только те, кто сам с жизнью простился, в мои воды уйдя. Доброй волей, стало быть. Но твой случай особый, здесь от традиций и даже Покона чутка отойти в сторонку можно, тем более что ты сама нарушила все уклады вежества, которые только можно. По незнанию, вестимо, только мне до того какая печаль? Нарушила же. Ну, и еще один резон у меня имелся, личный. Только вот не получилось ничего. Жаль.

— Не разделяю ваше недовольство — натянув на себя одежду, Вика явно стала чувствовать себя чуть уверенней, правда, на ногах все равно стояла не очень твердо — Но рада, что настолько понравилась вам, что вы решили меня убить.

— Не убить, дуреха — поправил ее Карпыч мягко — Забрать. Это разные понятия. Совсем разные.

— Не вижу разницы. Так и так жизнь закончится, как способ ее потери не назови.

— А она нужна тебе, такая жизнь-то? Понимаешь, о чем я? — глаза Карпыча, до того обычные налились нехорошей зеленью — Много ты от нее радости сейчас берешь? А? Здесь хоть все настоящее будет. Сама себе хозяйкой стала бы.

Ничего не ответила Вика на его злые, в общем-то слова, только поклонилась поясно, подобрала полотенце и отправилась в ночную темноту, туда, где находился мой дом.

— Постой, ведьмак — велел мне Карпыч, и я, подумав, решил уважить его. Водяник же, дождавшись пока Вика изрядно удалится от берега, произнес — Проводишь ее и возвращайся. Если, конечно, кое-что про подружку свою узнать хочешь, то, что она сама никогда тебе не расскажет. Надо же мне тебе за твой героизм при спасении утопающих хоть какую-то награду выдать, верно?

Много в голосе водяника ехидства присутствовало, это трудно было не заметить. Не доброе дело он сделать хочет, а шпильку в бок сунуть за то, что я помешал реализовать его замысел. Но все равно я согласно кивнул и поспешил за Викторией, сарафан которой вовсе в темноте неразличим был.

Мы молчали с ней всю дорогу, и только когда в поле зрения появился темный силуэт крыши моего дома, она остановилась и сказала:

— Ребятам не рассказывай ничего. Не надо. Они же после и мне жизни не дадут, и в реку эту цистерну мазута сольют, с них станется. Или две. Водяного и русалок не жалко, а вот рыбу и прочих подводных обитателей — очень.

— Я все же гуманнее. Я обещал Карпычу его владения всего лишь унавозить, если он тебя не отпустит. Какая-никакая, а органика.

— Ничего не слышала. В ушах сначала стоял шум, а после все исчезло, только серость какая-то перед глазами осталась.

— Ты молодец — очень серьезно ответил ей я — Боролась до конца. Не вырвись ты от русалок, не выскочи из-под воды, я бы тебя не увидел и не смог на помощь прийти. Так что, считай, ты сама себя спасла, я так, помог самую малость, и только.

— Что до слов этого противного старикана — ерунду он какую-то нес — пытливо глянула на меня девушка — Я, если честно, ничего не поняла, так, кивала на автомате, не более.

— Вообще его не слушал — решил поддакнуть ей я — Но вообще с ними всегда так. Что он, что другие Хозяева, особенно из тех, кто постарше — они чудные. Их хлебом не корми, дай только таинственности нагнать и намеков непонятных накидать собеседнику. Мне кажется, они так развлекаются. Мол — наплету дурачкам семь верст до неба и все лесом, а они пусть ищут в сказанном тайный смысл. Авось и найдут.

— Может и так — согласилась со мной Виктория, а после неожиданно обняла меня за шею и поцеловала. Хорошо так, по-настоящему. Не по-дружески или по-братски.

Правда, продолжения не последовало, девушка отстранилась от меня, развернулась и отправилась в сад, откуда, кстати, доносился какой-то гвалт.

Оказывается, там дрались Антип и Родька, причем не шутейно, а от всей души, с сопением, размахиванием лапами и обвинениями друг друга в разных грехах.

— Саш, разними их — потребовала Виктория — Они же друг друга поубивают!

— Это вряд ли — с сомнением произнес я — Не может мне так повезти. Но раз просишь… Эй, закончили потасовку! Закончили, говорю! Паш, из-за чего они сцепились-то?

— Да как раз из-за Вики — охотно ответил оперативник — Домовой твоего слугу обвинил в безответственности и преступной халатности, тот мигом завелся, и понеслась. Вик, у тебя все нормально?

— У меня все отлично — тряхнула мокрыми волосами девушка и отправилась в дом.

— А у тебя? — обратился ко мне Михеев.

— Пожалуй, тоже — подумав секунду, ответил я — И даже весьма. Коля не возвратился еще?

— Нет — с сомнением глянув на мою мокрую одежду, произнес оперативник — Подожду еще часок, а после пойду его выручать. Ты со мной?

— Здесь воздержусь. Одно дело Вику от потенциальной опасности спасать, другое Николая от вполне реальной. И потом — вы уедете, а мне тут дальше жить.

— Резонно — согласился со мной Пал Палыч — А ты чего по карманам шаришься? Что-то потерял?

— Елки-палки, смартфона нет — расстроенно объяснил ему я, не желая объяснять истинные причины того, отчего мне надо вернуться обратно на реку — Как видно, на берегу выронил. Опять придется по темноте шастать.

— Судьба — Михеев взял пирожок с блюда — А с этими что делать? Ты уйдешь, они ведь опять сцепятся. Вон как друг на друга зыркают злобно.

— Вылей на них пару ведер воды. Два в одном получится — Антип остынет, Родька помоется. Все, я быстро.

Глава 2

Карпыч сидел на том же месте, где я его оставил, бросал камушки в воду и задумчиво смотрел на круги, которые те оставляли на месте падения.

— Ты, парень, наверное, сейчас думаешь обо мне не сильно добро — произнес водяной, когда я подошел поближе — За душегуба держишь, верно? Мол, захотел бессовестный старый хрыч красивую девку себе в свиту прибрать, потому, глазом не моргнув, ее под воду потащил.

— Не прямо этими словами, но что-то такое в голове вертится — признался я, пристраиваясь напротив него.

— Что до совести — ее и впрямь у меня нет — заверил меня Карпыч — Я нелюдь, мне она не положена в принципе. Вам, человекам, она с рождения выдается, так же как стыд или алчность непомерная. Мы подобных роскошеств лишены, у нас все проще.

— Я в Европе пару раз с вурдалаками пересекался, так что насчет алчности вы погорячились. Жаднее их вряд ли кого сыщешь в Ночи.

— Вурдалаки нежить, а нелюдь, ты не путай. Да и потом — нет в них никакой алчности, не наговаривай на это племя. Деньги им нужны постоянно, верно, но, чтобы злато-серебро копить? Брось! Копеечка к копеечке — это только ваше, людское. А они все что добыли, сразу же спускают до нитки не считая. Очень они до радостей жизни жадны становятся, сразу же после того, как с ней навеки распрощаются. Как же это слово-то… Компенсируют они одно другим, вот!

— Ну, может и так — согласился я.

— А девку я хотел из-за тебя утопить — монотонно проговорил водяной и бросил в реку еще один камушек — Чтобы она, грешным делом, тебя же с панталыку и не сбила. Не скажу, что ты, парень, мне очень уж дорог, но мы с Ермолаем рассудили, что другого ведьмака нам здесь, под боком, пожалуй, что не нужно. Мало ли кто на твое место придет, верно? Нынче люди сильно разные попадаются, не то, что прежде. Я с одним утопленником беседу на той неделе имел, он с моста навернулся и сразу камнем на дно пошел, так это же кошмар. Вроде бы вы с ним почти ровесники, а я половину сказанного этим никчемой вообще не понял. Он как иноземец какой-то, даром что вроде наш. «Ты дед», говорит, «не флекси. Я не утонул». Объясняю — нет, милок, утонул. Уж будь уверен. А этот снова: «Это пранк, не мог я рипнуться. И вообще ты, дед, токсичный какой-то». Говорю тебе — вроде он и по-нашему изъясняется, но ничего же не понять. Куда такое годится?

Не повезло Карпычу, нарвался он на прожжённого миллениала, который в реку небось сверзился потому что хотел селфи покруче сделать, а плавать при этом не умел. Я таких еще по старым временам помню, они за хороший кадр для ленты в «инсте» и сотню-другую «лайков» к нему душу дьяволу продадут. У них инстинкт самосохранения напрочь отключен, причем вместе с той частью мозга, которая за него отвечает.

Правда не совсем ясно, кой черт этого клоуна в наши края занес, так далеко от фрешей, воркаутов и устойчивого сигнала «вай-фай»

— И что ты с ним сделал?

— Уморил до конца да на под корягу запихнул. Мне он не нужен, потому станет рыбе кормом — равнодушно ответил водяной — Хоть какой-то прок.

Нет, не Карпычу не повезло, а миленниалу. Впрочем, и черт с ним. Забыли.

— Но я-то тут при чем? И моя знакомая?

— Погубит она тебя, Александр — пояснил водяной — Не сейчас, так потом, но обязательно. А нам с Ермолаем того не надо. Ты нам живой полезней, чем мертвый.

— Да с чего ей меня губить? — изумился я — Между нами вражды нет и не предвидится. Даже наоборот… Ну, отчасти.

— Только вот с твоей стороны это «наоборот» есть, а не с ее — отметил Карпыч — Верно же?

— Большей частью да — кивнул я — Иногда мне кажется… Да блин, это уже слишком личное!

— Может, и не кажется — бросил в реку еще один камушек водяной — Только все равно ничего у вас не выйдет, парень. Поверь ты мне. Ну что ты глазами лупаешь? Проклятие на ней лежит. Вернее, на роде ее. Причем не теперешнее, которое развеять ничего не стоит. Нет, тут кто-то из старых и сильных постарался, руническую вязь ни с чем не спутаешь. Какая-то из ее прапрапра и так далее бабок перешла дорогу одной из веды знающих, причем из тех, первых. Или кому-то из ближниц этих самых первых, что вероятнее. Может, молодца доброго увела, может, еще что натворила, поди теперь узнай. Вот с тех пор и тянется за родом девки этой проклятие, и нет ему переводу. Чудно, кстати, то, что он, род-то, до сих пор не прервался. По-хорошему еще поколений десять назад должон был зачахнуть, как деревце без воды. Хотя, может, это часть начального умысла, первые ведуньи на подобные штуки были мастерицы. Мол, из века в век будете жить и мучаться, осознавая, что цепочка бед ваших никогда не прервется.

— Что за проклятие? — уточнил я — Хотелось бы конкретики. В чем оно выражается?

— Поглупел ты на чужбине — печально вздохнул Карпыч — Раньше на лету мысль ловил, как лещ муху, а теперь совсем остолопом стал. Любить ей никого нельзя. Как кто ее сердце растеребенькает, так и все, считай, пропал мужичок. За ним Смерть мигом охоту начнет, а она промахов не допускает, всегда свое забирает. И, сдается мне, девка о чем-то таком догадывается, потому тебя к себе особо не подпускает, да и остальных, надо полагать, тоже.

— Сам же говорил, что, дескать, из века в век, из поколения в поколение… Как же она может не знать?

— Да запросто — отмахнулся водяной — Я с таким уже сталкивался. Вон Марьяна плещется. Вон та, у которой титьки торчком вечно. Видишь? Ага, верно. Так вот она тоже из проклятой семьи, только сама о том не знала. И мать не ведала, и бабка, небось, тоже. Догадываться догадывались, а наверняка не знали. Только тут, в моей реке ей все и открылось, потому как за гранью жизни тайн для человека не остается, все явным становится. Так что и горемыка эта тоже может ничего не знать. Так, одни догадки, но не более. Только женское сердце не мужское, оно шерстью покрыться не может, потому, ежели ты не угомонишься, она раньше или позже может слабину дать, и после того, как это случится, тебе добра можно не ждать. Ну, а нам с Ермолаем…

— Да-да, я помню — прервал его я — Другой ведьмак не нужен, вас и я устраиваю.

— Вот-вот — покивал водяной — Потому я и решил ее к себе забрать. Опять же — девка она красивая, неглупая, душой чистая, не то, что ее друзья-приятели. Да и беда ее только для смертных беда, а мне эдакая напасть даже кое-какую пользу может принести. К тому же я в ней еще кое-что почуял, но про то тебе знать ни к чему.

— С чего бы? — подобрался я — Может, и к чему?

— Ты со мной поспорить решил? — усмехнулся Карпыч — Ну-ну.

— А снять то проклятие никак нельзя? — поинтересовался я у него — Что одна ведьма наложила, другая завсегда изничтожить может. Разве не так?

— Ты нонешних ведьм видал? — насмешливо осведомился у меня водяной — Стыд да позор. Порчу навести должно не в состоянии, куда им с наследием первых управиться.

— А Дара? — потыкал я пальцем себе за спину — Эта много на что способна.

— Так-то да — подумав, кивнул Карпыч — Не поручусь, что совладает, но сила в ней есть. Только ты за такую услугу с ее стороны лет на сто в услужение к ней попадешь. Уж поверь. А теперь рассуди — оно тебе надо? Девок на свете ой, как много, а что до любви… Я в нее не верю, потому как живу давно и разного навидался. Знаешь, сколько парней да девок за столетия на берегах моей реки сидело, особливо у омутов, под ветлами или ивами? Уууу! И все как один о любви говорили, друг дружке клятвы вечные давали. А потом что?

— Что?

— Девки после тех ночейко мне топиться и прибегали — пояснил Карпыч — Парни нет, им оно ни к чему. А девки — да, каждая десятая точно. Какие от расстройства, какие по отчаянию, а иные, чтобы грех да позор скрыть, который по слабости нутра допустили, пока пузо не выперло и ворота дегтем не вымазали. Так-то. Потому не дури, ведьмак, не ищи на свою головушку бедовую новых напастей. Иногда надо не мчать вперед, по сторонам не глядя, а остановиться и поразмыслить — куда бежишь-то? Зачем? И надо ли оно тебе вообще? Знаю, что ты парень не совсем глупой, слова мои услышишь и осмыслишь. Потому и пожалел вас обоих, девку ту тебе отдал, себе забирать не стал. Что ты глазами так зыркаешь? Если бы веры в твой разум не имел, то непременно утопил бы ее. Ну да, повздорили бы мы с тобой, что ж теперь. Только время — оно все лечит. Позлобился бы ты на меня год, другой, третий, а там, глядишь, пришел бы на берег, костерок разложил, картошечков в уголья напихал — и все, обид как не бывало. Время, ведьмак, все рано или поздно стирает, всех под один пробор чешет.

— Может, и так — согласился с ним я — И все-таки — неужто сильных ведьм не осталось, что смогут эти старые чары снять? В Москве, например, Марфа обитает, так она, по ходу, много чего может.

— Ты пойми, ведьмак, не все сила и прожитые на Земле годы решают — мягко, как ребенку, объяснил мне Карпыч — Знания — вот истинное мерило мастерства настоящей природной ведьмы. А их утрачено знаешь сколько? Ииии! Что ты! Тогдашняя самая никчемушная чернавка запросто нынешнюю верховную за пояс заткнула бы, случись им схватиться. Рассеялись знания за тысячелетия, в пыль превратились. Это сейчас времена такие, что творить можно чего угодно, а тогда все по-иному обстояло. Сколько ведьм из первых селяне пожгли в домах, сколько по-другому изничтожили? Не сосчитаешь. И их секреты вместе с ними уходили, навсегда, навеки. Какие-то в черных книгах оставались, да где они теперь? Сгнили небось давно в тайниках. А если и нет, то не достанешь их оттуда никак, это верная смерть.

Если бы не железная уверенность в том, что Карпыч ну никак не мог сговориться с Марфой, то подумал бы, что меня сейчас тихонько, исподволь подводят к тому, чтобы я ввязался в расклад с книгой Рогнеды. Но такое точно невозможно. Просто в силу того, что не стал бы водяник связываться со столичной ведьмой. Да и слишком уж сложная комбинация получается, с запредельным количеством случайных факторов. Никто так не делает.

— Ладно — я поднялся с песка — Спасибо тебе, Речной Хозяин, за то, что пожалел мою гостью, за советы твои, и за то, что моей судьбой озаботился. Мало от кого добро последнее время вижу, потому ценю его безмерно.

— В том и мой интерес был, так что не за что.

— И еще один вопрос — я отряхнул джинсы — Вика сама надумала пойти искупаться?

— Девки сильно любят по ночам в реке нагишом плескаться — чуть по-лягушачьи растянул губы Карпыч — Должно, нравятся сами себе в лунном свете. Даже мои, даром, что давно уже неживые, и то это дело уважают.

— Конкретно эта и конкретно сегодня — сама?

— Вот что тебе за печаль? — поднялся с бревнышка и водяник — Сама, не сама… Кончилось все хорошо? Ума тебе да ей прибавилось? Ну и славно.

Значит, все-таки его рук дело. Интересно — как? Хотя… Он тут всем ручьям да ключам, надземным и подземным хозяин, и тому, из которого мой колодец запитывается, наверняка тоже. А остальное дело техники.

Надо будет в доме запас воды сделать, что ли? Пятилитровых жбанов штук десять привезти, вот на такой случай.

Хотя по факту все получилось не так и плохо, много интересного я сегодня узнал. Понять бы только теперь, как этими знаниями правильно распорядиться.

— Карпыч — окликнул я водяного, который уже зашел в реку — Это что же получается? Ей, выходит, вовсе лучше по ночам в реках не купаться? Ты ведь не только из-за меня ее хотел утопить? Есть и другой повод, тот, на который твои сородичи могут соблазниться?

— По весне, да не сказав нужных вежественных слов — нет — ответил мне он — После русальих недель — можно, а до того не стоит.

Что же он такое учуял, а? И ведь не добьешься от него правды, нет. Коли сразу не сказал, то все, забудь. Со временем может и вызнаю чего, но не сейчас.

Если только дядю Ермолая попробовать расспросить, он тоже может быть в курсе происходящего.

— Нашел смартфон? — поинтересовался у меня Пал Палыч, все так же сидящий за столом и пьющий уже невесть какую по счету чашку чаю.

— Нашел — подтвердил я — Николай вернулся?

— Нет. Но и контрольный срок еще не вышел, потому сидим, ждем. Да и не думаю, что старая карга ему вредить станет вот так, по нахалке. Она же не сумасшедшая, прекрасно понимает, что за этим последует.

— А где мои охламоны? — повертел головой я — Никак друг друга поубивали наконец?

— Помирились, самовар для меня подогрели, а после в дом ушли — хмыкнул гость — Вику там чаем отпаивают. Она, было, в сад вылезла, так эти двое переполошились, мол, вся мокрая, ветерок в мае студеный, неровен час простудится. Слушай, заботливый у тебя домовик какой, прямо позавидовать можно. От нашего Аникушки только сушек и дождешься, на большее рассчитывать не приходится. И если что не по его, сразу валенками бросается.

— Ну, у Антипа характер тоже не сахар — заметил я — Это он сейчас более-менее успокоился, а поначалу такой жизни мне давал — что ты! Один раз утюг на ногу сбросил. И не какой-нибудь современный, а старый, паровой. В нем весу знаешь сколько?

— Характеры у всех нас не сахар, знаешь ли — отпил чаю оперативник — А вот такие пироги печь — тут талант нужен. Да и Родион твой хоть и болтун, а за тебя в огонь и в воду. Это сразу видно.

— Ленив только без меры — вздохнул я — И прожорлив до невозможности. Иногда даже гадаю — куда в него столько еды лезет? Сам-то вроде росточком невелик.

Хлопнула калитка, послышались шаги, и секундой позже к нам подошел Николай.

— Ну, как сходил? — подался вперед Михеев — Как переговоры прошли?

— Мило и ненавязчиво — задумчиво произнес Нифонтов, усаживаясь за стол — Если коротко — услуга за услугу. Она помогает мне, я — ей.

— Это было ясно еще до того, как ты отправился в гости — хмыкнул его коллега — Никакого другого развития событий и не предвиделось.

— Пойду в дом — поднялся на ноги я, сообразив, что при мне Николай товарищу все равно ничего толком не скажет — Спать пора.

— Доброй ночи — с признательностью глянул на меня Нифонтов — Мы еще немного посидим, и тоже на бочок.

— Да, надеюсь вы не против, если я завтра с вами в город отправлюсь? Найдется для меня место в вашем микроавтобусе?

— Мог бы и не спрашивать — вполне правдоподобно обиделся на меня Михеев — До подъезда доставим, даже не сомневайся. Не чужие же друг другу люди.

Не чужие, это верно, но, как ни грустно, и не до конца свои, иначе чего бы Нифонтов при мне в секреты стал играть? Особенно если учесть, что именно я ему эти переговоры и устроил?

Впрочем, я в данном случае без претензий. К интимным делам Николая я никаким краем не отношусь, разборки Дарьи Петровны и Марфы (а речь у этой парочки почти наверняка шла о вендетте, я в этом практически уверен) мне тоже по барабану.

Хотя… Вру. Не совсем так дело обстоит. Запали мне в память слова Карпыча о том, что в старых ведьминских книгах чего только не отыщешь, в том числе и способы снять старые проклятия. Знал старый хрыч, когда, что и кому именно говорить.

Да и Марфа мне по нраву пришлась больше, чем Дара, пусть даже пребывающая ныне в новой покладистой ипостаси. Нет, московская ведьма явно такая же змеюка, как моя соседушка, но с ней договориться, похоже, проще будет. Она, если можно так выразиться, гибче.

Впрочем, может я и заблуждаюсь. Многие психологи утверждают, что первое впечатление о человека всегда самое верное, вот только я на личном опыте не раз убеждался в том, что все совсем не так. И со мной, полагаю, согласится куча народу, которая успела поработать в банках или сфере обслуживания.

Короче — нужна помощь родных и близких. Вернее — только близких, родные в данной ситуации мне точно никак не пособят. Они, скорее, меня опять запрягут землю копать или забор поправлять. К тому же, по-хорошему, мне вообще следовало этих близких еще на той неделе собрать в уютном зале ресторанчика с видом на Яузу, где от пуза напоить пивом и накормить жареными куриными крылышками по старинном баварскому рецепту.

А то ведь не по-нашему выходит, не по ведьмачьему. Не по-братски.

Вот и совмещу два дела в одном — проставлюсь по прибытии и, может, какой полезной информации о Марфе раздобуду. А там уж приму решение — нужен мне весь этот головняк или нет. И если да, то на чьей стороне я выступать стану.

Впрочем, кое-какие нюансы я решил уточнить еще до отъезда в Москву, потому с утра пораньше заявился под окна Дарьи Семеновны и заорал:

— Эй, соседка, выходи-ка на крыльцо! Солнышко встало, и тебе не след спать!

— Ты же сегодня уезжаешь, верно? — распахнув окно, уточнила у меня старая ведьма — Да? Вот и славно. Всем хороший ты парень, ведьмак, но очень много от тебя шума.

— Да ладно на меня наговаривать-то. И шума не так уж много, и хорош я не настолько.

— Как же! — всплеснула руками Дара — Хорош, хорош! Ты добрый, доверчивый и глупый. Куда же еще лучше? По мне — самое то. И не меняйся, касатик, с годами. Не надо!

Умыла меня старая карга. Причем красиво.

— Ну да, прямо моя характеристика — как можно шире улыбнулся я — Соседушка, я чего зашел. Рассчитаться бы самое время.

— Сейчас выйду — пообещала ведьма — Жди.

Не стану врать, подумал было, что она меня здесь, у калитки, сейчас с полчаса промаринует, но нет, через пару минут старушка подошла ко мне, зябко кутаясь в здоровенную темно-лиловую шаль.

— Кости ломит — пожаловалась она мне и глянула на небо — Но оно понятно, как раз днями черемуха зацвела.

— И какая тут взаимосвязь? — озадачился я.

— Прямая — пояснила бабка — Зацвела черемуха — жди холодов. Нынче к вечеру хмарь натянет, а завтра с севера ветра холодные задуют. Все, до русальих недель теперь тепла не жди.

— Досадно — опечалился я — Впрочем, это тот случай, когда мы сами ничего изменить не можем, потому приходится принимать то, что есть. Да и не за тем я здесь. Дарья Семеновна, позолоти ведьмаку Сашке ручку честно заработанной наградой.

Я придал лицу наивно-наглое выражение и вытянул руку так, чтобы раскрытая ладонь оказалась под самым носом ведьмы.

— Подавись — ласково проворковала та, достала откуда-то из-под платка миниатюрный узелок и положила его в эту самую ладонь — Вот все же хваткое у вас поколение, из всего выгоду извлечете. Нет в вас бескорыстия.

— Есть — возразил ей я, развязывая тряпицу — Вопрос всегда только в доходности, которую может обеспечить это бескорыстие. Дарья Семеновна, тут точно половина корня? Вроде тот огрызок, что ты мне тогда показывала, побольше был.

— Клянусь Луной — половина — недовольно буркнула бабка — Да и какой смысл мне тебя дурить?

— Прямой, какой еще? Как и мне тебя, ради правды — я взвесил мандрагыр на ладони — Н-да, невелик прибыток.

— Смотря для чего — Дара оперлась локтем на калитку — Если баб, к примеру, от бесплодия лечить, то тебе этого кусочка на дюжину яловых хватит, а то и поболе. Слышала я, ты таким образом промышлял одно время.

— Случалось такое, не стану скрывать — я зажал кусочек корня пальцами и повертел его влево-вправо — Жить на что-то было надо. Дарья Семеновна, а возраст у него какой? Сотня лет будет?

— Ииии, милай! — захихикала старуха — Если бы у меня эдакое сокровище в закромах имелся, я бы его тебе сроду-роду не предложила. И даже не упомянула бы о том, что он у меня есть. Такие вещи, как старый мандрагыр или живая вода — они не для всех, ясно? Они только для себя и больше ни для кого. А этому три десятка лет всего.

— И этот человек упрекал меня в корыстолюбии — хмыкнул я и завернул огрызок корня в тряпицу — Хотя, по сути, все верно. Но по факту выходит, что больного человека этот корень на ноги не поставит даже на время?

— Сильно больного? — деловито осведомилась старуха.

— Смертельно. На последней грани стоящего.

— Нет — мотнула седыми космами бабка — Такого не поставит. Но зато убьет.

— «Зато»! — восхитился я — Очень оптимистично.

— Остолоп ты, ведьмак — рассердилась ведьма — Как ты до сих пор живым остаться сумел, не понимаю. Кхм, да… Так вот — корень, что я тебе дала, у такого хворого сперва боли уберет, после душу ему успокоит, мысли печальные отгонит, радость подарит, а под конец в такой сон погрузит, из которого тот уже никогда не выйдет. Но будет тот сон спокойный, яркий, как в детстве. Что ты скалишься? Сам же знаешь, что перейти из одного мира в другой частенько задача не из простых. Столько всякого-разного человека на этом пути поджидает иногда, что страх берет. Иногда по уму умереть вообще становится самой трудная в жизни людской задачей, так-то. А самое главное — душа его тут не застрянет, точно отправится туда, куда должно.

— А дозировка? — я подбросил на ладони узелок — Чтобы уйти без печальных мыслей и с доброй улыбкой на лице?

— Тут все от массы тела пациента зависит — пояснила Дара — Если сильно грузный бедолага попадется, то того, что я тебе отдала, может и не хватит.

— Ясно — я убрал свое новое приобретение в карман — А как его давать? Сырым, в протертом виде или в виде отвара? И если да, то сколько варить? Может, добавки какие нужны?

— Телефон свой мне диктуй — ведьма запустила морщинистую длань под платок, а когда она появилась обратно, то в ней был зажат «айфон», причем одна из последних моделей — Я тебе по «вотсапу» рецепт пришлю. Считай, это тебе привесок за оказанную услугу.

— Смотрю, ты в стороне от прогресса не стоишь — с почтением произнес я — Уважаю!

— Только те, кто готовится умереть, цепляются за прошлое — буркнула старушка, шустро водя узловатым пальцем по экрану — А я планирую еще долго жить, врагам на горе, себе на радость. Диктуй, говорю.

— Надеюсь, что не вхожу в список тех, кто будет горевать — сказал я ведьме после того, как продиктовал свой номер — Кстати, может и ты мне свой телефончик оставишь? Обещаю по пустякам не тревожить и по ночам не звонить.

— Перебьешься — отмахнулась бабка — Что до второй части награды — она тоже твоя. Надо будет кого прибрать тихонько и без следов — приходи, сделаю. Но только сразу предупреждаю — речь только о людях идет. Вурдалака какого или оборотня я за кромку отправлять не стану, ясно?

— Само собой — заверил ее я — Да, об оборотнях. Ты такого Вернигора не знала, часом? Его еще Волчьим Пастырем кликали?

— Вестимо знала — подтвердила ведьма — Сильный был мужчина, властный, яро жил, никого не боялся и никого не слушал. Только ведь убили его, причем давненько уж. Вон, соратники твоих гостей постарались, их это рук дело. Вроде как старая стервь Павла собственноручно ему голову отрезала. А что у тебя к нему за интерес?

— Да так — передернул плечами я — Есть одна тема любопытная.

— Мандрагыр старый сыскать желаешь? — меленько посмеялась Дара — Верно? Тот, что ему Мирослава за книгу Рогнеды отдала? Ну-ну, давай-давай. Удачи тебе!

— Ты иногда такой проницательной бываешь, что жуть берет. Ну, а если и так, что с того?

— Ничего — бодро отозвалась Дарья Семеновна — Мне здесь один профит. Чем больше ты всякой ерундой станешь заниматься, тем реже тут отсвечивать станешь. А то и вовсе тебя волкодлаки на ленточки карачуновы порвут.

— Поглядим еще, кто кого — проворчал я, скрывая легкое раздражение, которое появилось у меня внутри, то ли от того, что старая ведьма так легко разгадала мои намерения, то ли от того, что дормидонтов мандрагыр, похоже, до меня только ленивый не хотел найти — Слушай, соседка, а можно еще один вопрос?

— Только один — предупредила меня бабка — Просто скоро «Русское лото» начнется, я его никогда не пропускаю, еще с девяностых.

— Ты вот Рогнеду упомянула — осторожно подбирая слова, начал строить фразу я — Скажи, правду говорят, что в записках первых веды знающих можно найти ответы на почти любые вопросы, связанные с ведьмовскими практиками?

— Ничего не поняла — хлопнула ладонью по калитке Дара — Яснее изъясняйся или проваливай!

— Надо одно старое проклятие с человека снять — выполнил ее просьбу я — Из тех, что во времена Рогнеды и наложили.

— Ты, никак, ту девку имеешь в виду, что с твоими приятелями приехала? — уточнила ведьма — Верно?

— Может ее, может — нет. Мне в принципе интересно.

— Ну, если в принципе, то да, в таких книгах много чего имеется. Правда, не все, что там написано, стоит в ход пускать, чтобы хуже, чем есть не стало. А если о проклятой девке говорить… Ты уверен, что ей самой то нужно? Может, ей и так хорошо живется? Настоящее старое проклятие наложенное одной из первых праматерей, ведьмак, штука очень тонкая и очень непростая. Оно что-то отнимает, это так, но при этом непременно что-то в ответ дает, как компенсацию. Это сейчас все стало просто и банально — простенькие сглазы, незамысловатая порча, иная чепуха… А тогда, в истоках времен, когда новая вера еще не угнездилась, а старая в самой силе пребывала, на мелочи не разменивались. Если уж карали, то на совесть, так, чтобы и через тысячу лет потомки бедолаги для себя решить не могли, как им лучше жить — с проклятием или без него? И какую долю для своих детей, внуков и правнуков выбрать. Вот ты знаешь, чего именно она лишится, если все по-твоему совершить?

— Нет.

— И я нет. Но мне все едино, потому как мне девка та точно не друг. Более того — она мне враг, как и все отдельское семя. Чем им хуже, тем мне лучше. А вот тебе, похоже, не все равно. Верно же?

— Ой, вот только давайте обойдемся без этого психоанализа, хорошо? — поморщился я — Просто спросил.

— А я просто ответила — сверкнула белоснежными мелкими зубками Дарья Семеновна — И все довольны.

Пора, пора разговор заканчивать, а то, чего доброго, не я в плюсе после него останусь, а зараза соседка. А ведь я хотел с ней еще пообщаться о Белле и о заклинании перемены участи. Но на этот раз все же воздержусь.

Но книга Рогнеды, похоже, все же у нее, права Марфа. Собственно, она это даже и не скрывает особо.

— Ладно, пойду свой мильен выигрывать — соседка в очередной раз запустила конечность под шаль, а когда она ее достала обратно, то в ней вместо айфона была зажата стопка билетов — Повезет же мне когда-нибудь, верно?

— Непременно — заверил ее я — Даже не сомневайтесь.

Все то оставшееся время, которое мы провели в Лозовке, я то и дело поглядывал на Викторию, которая сегодня утром была непривычно весела и общительна. То ли запоздалый шок на нее обрушился, то ли еще чего — не знаю, но факт есть факт. Время от времени в саду и доме даже звучал ее искристый смех, что изрядно удивляло не только меня, но и ее коллег.

— Надо ее чаще к тебе сюда привозить — сообщил мне Николай в тот момент, когда мы уже собирались уезжать — Она на человека стала похожа. Имеется в виду живого, а не быстрозамороженного.

— Или надо чаще Сашку к нами приглашать — голосом провокатора сообщил коллеге Михеев, хитро при этом глянув на меня — Смекаешь?

Нифонтов пакостно захихикал, попутно доставая из кармана взвывший сиреной смартфон.

— Да ну вас — отмахнулся я, забрасывая рюкзак в микроавтобус — Родька, залазь уже в салон. Все, уезжаем. Антип, вот еще что… Ты имей в виду, завтра здорово похолодает, причем ненастье придет надолго. Ты там что-то сажать собирался, насколько я помню. Может, погодить?

— Поглядим, хозяин — степенно ответил мне домовой, а после сунул Виктории, стоящей у калитки небольшую плетеную корзинку, из которой пахло свежим печевом — На дорожку вам. Приятного аппетита.

— Спасибо — погладила его по голове девушка — И за угощение, и за заботу. Я такое никогда не забываю, потому что нечасто подобное в моей жизни случается.

— Жизнь — она всякая — огладил бороду домовой — Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Но коли уж нашла — так сбереги, не расфуфырь обретенное по ниточке.

— И рада бы не расфуфырить. Смешное слово какое! Так вот — я бы и рада, только вот кто бы меня спрашивал.

— Мы едем, нет? — крикнул из кабины Михеев — Если еще чутка потянем, то все, труба, на «Минке», не доезжая до Кубинки, встанем намертво. Тогда проще тут остаться, и завтра с утра рвануть, до свету.

— Едем, едем — Николай убрал смартфон в карман, а после хлопнул меня по плечу — Саш, а у меня для тебя появились хорошие новости. Да-да.

Глава 3

— Удиви меня — разрешил ему я.

— В списке значился некто Анатолий Черемисин, помнишь? — деловито произнес Нифонтов — Скончался прошлым летом от инфаркта в возрасте сорока девяти лет.

— Да в том списке все, почитай, от него загнулись — невесело усмехнулся я — Два профессиональных заболевания деловых людей — инфаркт да инсульт. Первый не доберется, так второй обязательно тяпнет.

— Я бы предпочел первое, а не второе — подал голос из кабины Михеев — Лучше на тот свет отправится сразу и быстро, чем долго и мучительно существовать в качестве овоща.

— Нам ни то, ни другое не грозит — вступила в разговор Вика, забираясь в салон — Мы все умрем еще до того, как эти заболевания получат над нами власть. Саша, к тебе мои слова, разумеется, не относятся.

Родька, неожиданно насторожившийся, сразу после ее слов трижды плюнул через левое плечо, крутанулся на месте, и напоследок дернул себя за правое ухо.

— Сказала же — от меня ему беды не будет, не бойся — пристально глянула на него девушка — Так что не переживай за своего хозяина, не надо.

— Хреновую вы тему подняли — заявил я — Особенно в разрезе того, что нам сейчас в дорогу отправляться. Относительно Черемисина — помню такого. И что с ним?

— С ним — ничего нового — бодро заявил Нифонтов — Он мертв. А вот жена его буквально вчера загремела в психиатрическую клинику. Диагноз Женьке неизвестен, но, догадываюсь, что в анамнезе наверняка фигурируют навязчивые галлюцинации и все такое прочее.

— Не исключено — потер руки я — Причем жена эта, надо полагать, лет на двадцать моложе супруга, то есть психика у нее ни разу не расшатана. Опять же — о большой любви, а также невозможности существования на белом свете без ушедшего навек за облака суженого, здесь речь наверняка не идет.

— С вероятностью до девяноста пяти процентов — согласился со мной Нифонтов — Ну что, наведаемся завтра к безумной вдове, разузнаем подробности произошедшего?

— Можно и сегодня — предложил я — Чего тянуть?

— Э, нет — отказался оперативник — На сегодня у нас другие планы. Сегодня у нас выходной. Это ты принципиально безработный, а мы люди служивые, нам каждый воскресный час дорог безмерно. А вот завтра — запросто. Во второй половине дня, если ты не против.

— Как скажешь — согласился я, понимая, что в данном случае придется принимать его правила игры. Психиатрическая клиника не районная поликлиника, куда кто хочет, тот и заходит. Это серьезное заведение, по сути — режимное. И даже если я попаду внутрь, мне с обезумевшей вдовой поговорить никто не даст, поскольку я ей никто. Был бы родственник — тогда да, а так — нет. Короче, в таких местах нужны либо знакомства, чаще всего подкрепленные денежным купюрами, либо ксива — Во второй, так во второй.

— Так, может, вам лучше сразу к ним домой прокатиться? — предложила Вика из салона — Не исключено, что ваш этот… Как его…

— Черемисин — подсказал ей я.

— Именно. Так вот, может он в своем доме сидит и радуется грянувшей недееспособности бывшей жены. Собственно, как с предыдущим духом случилось. Да, по сути, они все у вас как на подбор, кроме, пожалуй, идейного вдохновителя. Я бы на вашем месте не ждала у моря погоды и просто прокатилась по местам их прижизненного обитания. Уверена, минимум половину вы там и найдете.

Надо же, она, оказывается, в курсе происходящего. Не ожидал! А особенно приятно то, что мысли наши с ней совпали. Я как раз что-то подобное и собирался провернуть, правда без Нифонтова. Мне подобная мысль еще в доме Хвощова пришла. Просто я оплошать не хочу. Раньше да, раньше кавалерийский наскок предпочитал, а сейчас понял всю мудрость русской народной поговорки «поспешишь — людей насмешишь». А в моем случае не только людей.

— Можно и так поступить — согласился с ней Николай, скользя пальцем по экрану смартфона — Вот только в данном случае ехать некуда. Продала бывшая жена совместно нажитую недвижимость, а именно коттедж в элитном поселке по Рижке, причем еще зимой. Надо думать, сразу же после того, как вступила в права наследования. И остальное все тоже распродала. Так сказать — с глаз долой, из сердца вон.

— В чем-то ее понимаю — подумав, заметила Вика — Только тогда логики в происходящем нет совершенно. С чего тогда бывший за нее именно теперь принялся, а не раньше? Он что, специально ждал того момента, когда вы, мальчики, заинтересуетесь его персоной? Вроде как: «Ну наконец-то! Ведь вы же меня искали? Так вот он я!».

— Завтра все подробности узнаем — заверил ее Николай — Уверен, какое-то обоснование есть. Не может его не быть.

— Слушайте, вы задрали! — недовольно гаркнул Михеев — Внутри это все тоже можно обсуждать!

— И правда — Нифонтов убрал в карман извлеченную из него было пачку сигарет, и полез в микроавтобус, приговаривая — Курить — здоровью вредить.

Я захлопнул калитку, помахал рукой Антипу и последовал за ним.

— Саш, ты не против, если я к тебе летом еще пару раз в гости нагряну? — спросил у меня Нифонтов, когда микроавтобус тронулся с места и мы проехали мимо дома Дарьи Семеновны — Когда грибы пойдут? Люблю, знаешь ли, грибы собирать.

— Да пожалуйста — разрешил я — Какой разговор? Мы же друзья! Приезжай, живи хоть все лето. Кстати — ко всем относится.

Значит, до чего-то он с моей соседкой все же договорился. Нашли они какие-то точки соприкосновения, нашли. И, если честно, я этому очень рад. Если Отдел выступит на ее стороне, пусть даже и в лице всего одного сотрудника, положение Марфы, которая гоняется за книгой Рогнеды, станет более зыбким, что мне определенно на пользу. Пока не знаю точно, как именно, но были бы кости, а мясо нарастет.

Впрочем, я в их расклады без какой-то чрезвычайной надобности точно не полезу. Во-первых, у меня своих забот полон рот, во-вторых, не стоит забывать о том, что я ведьмак. Да, между нами и ведьмами с давних пор заключено некое подобие вечного мира, но трактует его каждый из нас по-своему и исходя исключительно из текущей ситуации. В противостоянии Марфы и Дары, если в него сунуться, мне непременно придется занимать чью-то сторону, без этого никак не обойдется. И, следовательно, со кем-то из них отношения будут испорчены раз и навсегда. Добро еще, если со стороной проигравшей. А если нет? Если с победителем?

Вопрос — мне оно надо? Я только-только вернулся домой, и, хочется верить, что на этот раз надолго. Так что пусть грызутся друг с другом, а я постою в сторонке и посмотрю на это все в качестве наблюдателя.

Дзиннь! Не подвела Дара, прислала объемное сообщение с рецептом отвара. И не лень же ей было его печатать? Кстати — рецепт несложный, никаких особо редких ингредиентов в себе не содержащий. Большую часть вообще в любой аптеке купить можно. Что там? Ромашка, чабрец, болотный багульник и так далее.

А еще в сообщении имелась любопытная приписка.

«Имей в виду, мандрагыр корень непростой, его свойства можно и в другую сторону развернуть. Если добавить ко всему перечисленному 5 мер корня омежника, два десятка ягод переступня и две меры истертых цветов бруслины, то человек, после краткого, на день-два, притока сил и бодрости, из жизни тяжко уходить станет, с муками и страданиями, при этом неусыпно в сознании и здравом уме пребывая. Ни одно лекарство его боли не притупит и в сон не погрузит. И что важно — яда после ни одна экспертиза в его анализах не обнаружит. Нельзя найти то, чего нет.»

Любопытно. Надо запомнить, может эта и информация мне и пригодится. Не знаю, правда, когда и зачем, но мало ли? Жизнь исключительно разнообразна. Да, и номер соседки-ведьмы надо в памяти смартфона сохранить. Пусть все же будет.

Нам повезло, мы проскочили Минское шоссе еще до того, как на нем начали собираться традиционные воскресно-летние «пробки».

— Еще раз — спасибо за гостеприимство — подъехав к моему подъезду, сказал с переднего сидения Михеев — Хорошо выходные провел. Душевно. Правда, на рыбалку не сходил, но это не беда.

— Зато я на реке побывала — очень серьезно глянула мне прямо в глаза Вика — Хорошая река, спокойная. Главное, пока туда да обратно идешь, многое понять успеваешь. И даже для себя кое-что решить.

— Как же я не люблю все вот эти многозначительные фразы — поморщился Николай — Нет, чтобы просто выйти из машины и по душам друг с другом поговорить. Какое там, надо наводить тень на плетень в этот чудный солнечный день. О! Экспромт в стихах получился!

— Мы поговорим — пообещала ему Виктория — Но не сегодня. Потом. Сегодня еще не время.

— Ну, тогда пойду — сказал я, открывая дверь — Был рад видеть вас в гостях и спасибо, что довезли до дома.

«Не сейчас». «Потом». «Не время». Блин, вот же она путаная, это ужас какой-то. И как же это бесит, если честно!

Вот плюну на все, и пойду другим путем, тем более что у меня даже сейчас есть куда более выигрышные варианты обустройства личной жизни. Нет-нет, никто не говорит о браке, подобная роскошь не для меня, но не одному же мне век вековать, верно? Вон, к примеру, можно заморочиться невероятно и спасти сестрицу Ряжской от смерти, попутно сойдясь с ней поближе. А что? Бэлла девушка красивая, неглупая, духовно одаренная, и, при такой родне, наверняка еще и не бедная. Хотя последнее для меня не столь принципиально. Да, я не образец нравственности, и мое падение с общечеловеческих моральных высот уже свершилось, но непосредственно альфонсизма за мной сроду не водилось. И, надеюсь, в будущем до такого я тоже не докачусь.

А уж Ольга Николаевна-то как обрадуется такому альянсу! А муженек ее!

— Привет! — помахала мне рукой Жанна, сидящая на скамейке рядом с Анатолием — А мы тебя только к вечеру ждали. Или даже завтра.

Ее я не стал брать с собой в Лозовку из если можно так сказать, политических соображений. Просто она даже без моей просьбы, по собственному почину, наверняка стала бы подслушивать то, о чем говорят оперативники, и могла на этом запалиться. Ладно бы приехали только Нифонтов с Михеевым, но там же и Вика присутствовала. Причем я на самом деле был бы тут ни при чем, но поди, объясни моим гостям что натура у моей немертвой спутницы такая. Между нами и так доверие весьма и весьма относительное, а тут еще такое.

Нет-нет, этические соображения, вроде «ах, они обо мне плохо подумают», меня совершенно не беспокоят, да и друзья мы только на словах. Но нам еще работать бок о бок, так что без нужды ситуацию обострять не стоит. По крайней мере пока.

— Ну, извините — развел я руки в стороны — Вот, быстрее управился.

— Тебя кто-то расстроил? — уточнила глазастая Жанна — Да?

— Если надо, шеф, так только скажите — поднялся с лавочки бывший таксист — Я, конечно, сейчас не то, что раньше, но мне тут Жанка порассказала всякого разного про новое житье-бытье, можно кое-чего из этого попробовать провернуть.

— Пока не надо — отказался я — Опять же — мои проблемы — это мои проблемы. А если ты понадобишься, то я скажу. В гости ко мне никто не заглядывал?

— Девчонка приезжала — тут же отозвался Анатолий — Вчера вечером.

— Девчонка? — озадачился я — Новое дело. Только детей мне в качестве гостей еще и не хватало.

Может, Мара решила наведаться, за «попит» поблагодарить? Или до кучи к нему попросить, чтобы я ее в «Тик-Токе» зарегистрировал? Но почему так, через подъезд?

— Почему детей? — удивился таксист — Ей лет двадцать или около того. Но они все для меня девчонки, я так уж привык. Симпатичная такая, глазастая, светленькая.

— А! — рассмеялся я, догадавшись, похоже, о ком речь идет — И ямочки на щеках, да?

— Ну, так-то я ее не разглядывал — отчего-то смутился Анатолий — Но вроде да, были ямочки.

— Понятно. Черт, начинаю ощущать себя альфа-самцом. Сколько женщин разных возрастов — и все вокруг меня вертятся. Прямо приятно.

— Еще бы они все к тебе хоть какие-то чувства испытывали — было бы совсем замечательно — не без язвительности заметила Жанна — А так… Хотя бы Жозефину вспомни! Одни неприятности из-за нее всегда случались.

— Неправда, Жози в общении со мной тоже руководствовалась чувствами — заступился я за свою французскую приятельницу — Например — алчностью. Еще хитрость присутствовала.

— Жаль, я ее удавить тогда не могла — свирепо заявила Жанна — А то бы с радостью!

В этот миг ее прозрачная фигура на миг словно облаком окуталась, причем состояло оно из миллиона миниатюрных иголок. Ого. Это что-то новенькое. И непонятно пока, к добру подобное явление возникло или нет.

— А мне та деваха понравилась — заявил вдруг Анатолий — Ну, что приходила. Симпотная.

— Ведьма она, приятель — вздохнул я — Самая что ни на есть настоящая. И потому ничего хорошего от ее визитов лично мне ждать не приходится. Мои сородичи с ее племенем с давних пор вооружённый нейтралитет поддерживают. Кстати, о сородичах!

Я достал смартфон, нашел нужный номер и нажал зеленый кружок вызова.

— Олег! Привет. Узнал?

— Нет — чуть настороженно отозвался мой старый приятель.

— Вот и спасай тебе жизнь — хохотнул я — Вытаскивай из старой бойлерной, где воды нет, зато печи огнем так и пыхают!

— Смолин? — гаркнул Олег в трубку так, что у меня чуть барабанная перепонка не разорвалась — Ты откуда взялся?

— Конкретно сейчас или вообще?

— Вообще мы все из мам вылезли, я про сейчас. Ты где, в Москве? Или все еще за границей?

— Уже в столице — успокаивающе произнес я — Вернулся. Слушай, мне бы проставиться за прибытие, вас всех, чертей полосатых, повидать.

— Ты так больше не говори — неожиданно серьезно попросил меня Муромцев — Ну, относительно рогатых. Не надо. Мы с ними не в родстве, потому добра от такого сравнения не жди. А собраться — я только за. Хоть нынче!

— Нынче вряд ли — засомневался я — Ребята ведь кто где, небось, их оповестить надо заранее. У Слав наверняка посевная, да и Димон за городом живет вроде.

— Ну да, ну да — подтвердил Олег — Твоя правда.

— Слушай, не сочти за труд, обзвони часть парней, а? — попросил я его — Просто у меня не все телефоны есть. Славам, Гере и Дэну я наберу, а остальные тогда на тебе.

— Дэну не звони — посоветовал мне Муромцев — Нет его в стране. Он еще по зиме в Египет умотал, с тамошними змееловами по пустыне сейчас бродит, опыт перенимает. И даже на Большой Сбор не приедет. Да, насчет сбора! Ох, как Демид с Макарычем ярились на прошлом Сборе, как тебя крыли. Мол, не успел в Круг войти, как уже на его основы плюет, дескать, кто ему важнее — Европы там или мы тут? Короче, крыли по-всякому. А как по мне — ты в своем праве. И всем нам через две недели, у дуба, надо будет им так и заявить…

— Заявим — подавив смешок, остановил разошедшегося собрата я — Все, вместе и дружно. Но для начала давай встретимся. Предлагаю в среду, часиков в пять в том же кабаке, где мы два года назад сидели. Помнишь?

— Это который на набережной Яузы? — переспросил мой собеседник — Конечно помню. Все, договорились.

— Я тогда столик в нем забронирую на свое имя. Но тебя накануне встречи все же наберу, хорошо? Ну, чтобы узнать кто будет, кто нет.

— Договорились. Слушай, как же я рад, что ты вернулся! Теперь-то мы наших нафталиновых дедов точно ушатаем!

— Сам доволен — без тени иронии ответил я — В гостях хорошо, а дома лучше.

— Вот и пошли домой — гукнул из рюкзака Родька — Чай, по телефону и оттуда поговорить можно!

Нет, некоторые люди и правда не меняются. Как был Олег псевдо-бунтарем, так им, похоже, до конца времен им и останется. Хотя у нас таких горе-смутьянов полстраны, если не больше. Они всегда все всем недовольны, но только негромко и исключительно среди своих. От греха, чтобы чего не вышло. А как по мне, чем так бунтовать, то лучше уж никак не бунтовать. Над тобой хоть смеяться не станут, как, к примеру, над Муромцевым.

Дома, пока Родька гремел на кухне сковородками и, ворча, исследовал морозное чрево холодильника, я включил компьютер и закачал в него файл под названием ««Данные по запросу вх. № 873», тот самый, который получил от Ряжской.

Между прочим, надула она меня с ним капитально. И если вспомнить сообщение, файл сопровождавшее и гласившее: «Надеюсь, я тебя порадовала. Порадуй и ты меня», скажу так — за подобную информацию ее особо радовать не стоит. Максимум можно в не слишком пафосный парк сводить, там воздушный шарик купить, и может, сахарную вату. Или даже без нее обойтись. Просто на большее полученная справка не тянула. Если бы я посидел в сети часика три-четыре, приблизительно такой же объем сам мог насобирать. Ни информации по теневым сделкам, которые наверняка каждым из покойников проводились, ни списка потенциальных недоброжелателей, ни грязного бельишка из личной жизни, которая наверняка у них била ключом — ни-че-го. Тупо список родных и близких плюс опись недвижимости. Ну, и всякие мелочи, вроде адресов офисов и так далее. Короче — на тебе убоже, что нам негоже.

Хотел я набрать Ряжской еще из электрички, везущей меня в Лозовку, чтобы высказать все, что на душе имелось, но подумал маленько, и не стал. Зачем спешить? Нет, торопиться на надо. Приберегу эту карту на потом и пущу в ход когда подходящий момент подходящий. А его долго ждать не придется, наверняка Ольга свет Михайловна в своем ежедневнике целое расписание по моей особе оформила. Вот поспорить могу, что все так и обстоит.

И то странно, что она за эти дни ни разу не позвонила. Паузу выдерживает, что ли?

Я как в воду глядел. Звонок от Ряжской раздался уже совсем вечером, когда мы с Родькой, Вавилой Силычем и Жанной смотрели по телевизору старых добрых «Пиратов Карибского моря». Вернее, это они смотрели, а я так, тихонько подремывал под свист ветра, хлопанье парусов на фок-мачте и пушечную канонаду, без которых, по мнению создателей этого фильма, пиратская жизнь в Караибском море положительно невозможна.

— Надеюсь, не разбудила? — ласково осведомилась у меня бизнес-леди — Ты извини, просто раньше никак не получалось позвонить.

— Так и не звонили бы — резонно ответил я, добавив в голос сонливости чуть больше, чем в нем на самом деле было — Или что-то срочное?

— Срочное, Саша — печально произнесла Ряжская — Срочное. Без тебя, боюсь, никак не обойтись.

— Но два года как-то обходились? — я зевнул — И ничего, никто не умер.

— Если бы ты только мог представить, насколько ты неправ — вздохнула моя собеседница — Скольким хорошим и добрым людям ты мог помочь, если бы не мотался невесть где столько времени.

— Думаю, кое-какие слова в вашей фразе надо поменять.

— Какие именно?

— «Хороших и добрых» следует заменить на «полезных и влиятельных». Или я не прав?

— Даже если и так, что такого? И потом — одно не отменяет другого. Разве влиятельный человек не может быть хорошим?

— Может — согласился я — Почему нет? Да все мы хорошие, особенно когда спим зубами к стенке.

— Рада, что мы с тобой понимаем друг друга. Ведь понимаем же, да?

— Нет, не понимаем. Я раз за разом вам пытаюсь объяснить, что роль придворного лекаря при семействе Ряжских мне не нужна, а вы упорно пытаетесь меня на нее оформить. Иногда мне кажется, что проще вас убить, чем вбить в голову то, что у нас разные взгляды на жизнь и смерть.

Замолчала. Как видно — задумалась над словом «убить», прикидывала — это я шучу или нет?

— И ведь заметим — я, было, даже чуть поддался на ваши уговоры. Почему? Потому что мне показалось, что, возможно, мы сможем кое-какие партнерские дела вести. Более того — я проникся этим потенциальным сотрудничеством, встретился с вашим супругом, человеком, признаемся, не очень приятным, и даже простил ему то, что он ко встрече со мной подготовился не самым миролюбивым образом. Подобное, чтобы вы знали, вообще мало кто из моих коллег по цеху с рук спустит. А я — глаза закрыл. Это ли не свидетельство моего к вам огромного расположения? Что там — я даже посетил с вами клинику Вагнера и помог вашей сестре. Кстати, как она?

— Значительно лучше — чуть севшим голосом сообщила мне женщина — Про тебя вспоминает часто, спрашивала меня, не заглянешь ли ты к ней еще раз.

— Вот! — укоризненно произнес я — Но что же я получил от вас в ответ? Буквально плевок в лицо. Нет, дорогая моя Ольга Михайловна, так не пойдет. Знаете, у меня есть понимание о том, что такое самоуважение. И говорю я с вами сейчас лишь потому, что меня мама с папой в детстве хорошо воспитали, привив почтение к людям старшего возраста.

— Это уже перебор — возмутилась Ряжская — Не настолько я и старше тебя!

Мне очень хотелось сказать «настолько», но это было бы уже откровенное хамство, которое не слишком укладывалось в ту канву разговора, которую я для себя определил.

— Объясни по-человечески, что опять не так? — потребовала у меня женщина — Без этих твоих метафор!

— Вы файл, что мне переслали, сами открывали? — осведомился я у нее — Смотрели, что внутри?

— Нет. Мне его отправил начальник службы безопасности, а ему я доверяю, он профессионал.

— Лентяй он, а не профессионал. Или, что вероятнее, дилетант, рядящийся под специалиста. Геннадий — тот был профи, а этот черт знает что и сбоку бантик! Полагаю, вы с мужем еще живы лишь потому, что у по нынешним временам стрелять и взрывать богатых людей практически перестали. Если бы не эти социальные перемены, то я бы сейчас спокойно спал, а вы в аду горели.

— Саша, ты не перегибай палку — снова попросила меня Ряжская.

— Ольга Михайловна, мы взрослые люди, и оба понимаем, что для таких, как вы и ваш супруг дорога в рай закрыта накрепко. Слишком много всего недоброго на вас висит. Давайте честно — ведь хватает в вашем прошлом такого, о чем до сих пор не то, что говорить, но и думать не рекомендуется? Молчите? Ну вот. Впрочем, если вас это успокоит, то у нас есть хорошая возможность там встретиться. Вряд ли и мне светит что-то другое.

— А он есть? — помолчав, спросила моя собеседница — Рай?

— Без понятия — ни капли не соврав, ответил ей я — Да и никто вам правду не скажет, потому что ее никто не знает. Придет ваш час — все само собой разъяснится. И мой вам добрый совет — не приближайте его столь интенсивно. Я, так и быть, по старой дружбеи в последний-распоследний раз сделаю вид, что не сильно меня ваш обман задел, но есть же и другие люди, которыемогут подобного кидка не простить. Я сказал, что взрывать и стрелять практически перестали. Но «практически» — не значит «совсем».

— По-прежнему не понимаю, о чем ты ведешь речь, но разберусь — тоном, который начальнику ее службы безопасности ничего хорошего не сулил, пообещала Ряжская — Обещаю.

— Мне обязательно сейчас говорить что-то вроде «я вам верю»? — лениво осведомился я — Может, обойдемся без ненужных формальностей? Да и вообще… А что до Бэллы — я к ней обязательно загляну. Обещаю. Причем не для того, чтобы вам, Ольга Михайловна, услугу оказать, а просто потому, что ваша сестра мне понравилась. Мало сейчас на свете настоящих людей осталось. Может, она вообще одна из последних. Я, конечно, не образец добродетели, но какие-то вещи иногда и просто так готов делать, по велению души.

— За сестру — спасибо. Для нее правда твой визит очень важен — совсем уж посмурнел голос Ряжской — Что до наших вопросов — да, признаю свой недосмотр. Я должна была проверить документы, которые тебе отправляла, но этого не сделала. И все, Саша, не жди от меня большего. Можешь считать меня зажравшейся сукой, но многословно и подолгу извиняться перед кем-то я отвыкла. Да и пустое это. Дело сделано, чего теперь словами сорить?

— А зря — назидательно произнес я — Смирение есть добродетель. И сразу — я завтра с утра собираюсь наведаться в банк. Надо карты новые сделать, то, се… Да и коллег бывших повидать хочется. Ну, если кто-то из них там еще работает, разумеется. Может, уже давно все поувольнялись. Так вот — буду я там часам к одиннадцати, и, если у вас есть желание повидаться — подъезжайте. Тогда и продолжим беседу о добродетелях, извинениях и всем таком прочем. А пока — доброй ночи вам, Ольга Михайловна. Доброй, спокойной, мирной ночи.

Ласково проворковав последнюю фразу, я нажал на «отбой» и глянул на разношёрстную компанию, сидевшую на полу, дующую квас, хрустевшую сушками и таращащуюся в экран, на котором лихо бегал по кучам золота, укрытым в пещере, Джек Воробей. Ах, извините! Капитан Джек Воробей.

— Жанна, душа моя, как досмотришь фильм, давай-ка, дуй к Ряжским и пугани их там как следует — обратился я к призраку, который расположился между моим слугой и подъездным — Пошуми в доме хорошенько. Стулья подвигай, картинами о стены погрохай, можешь даже какую-нибудь вазу разбить о пол.

— Александр, нехорошо! — повернувшись ко мне, укоризненно произнес Вавила Силыч — Пугануть — туда-сюда, но имущество-то зачем портить?

— Поправка принимается — согласился я — Просто пошуми. И главное — как они всполошатся, бегать начнут и свет везде включать — затаись, не шали. А как угомонятся — начинай по новой. И так всю ночь, до рассвета.

— А вторая часть? — возмутился Родька, потыкав перепачканной крошками лапой — Там продолжение есть! С ним как? Надо же понять, сладится любовь у этих ребят или нет?

— Завтра узнаешь — осек его я — А пока эту досматривайте — и расход. Время позднее, спать пора. И еще вот что. Вавила Силыч, ты не добудешь мне телефон нашего интернет-провайдера? Надо наконец к сети подключиться, а то живу как на необитаемом острове.

— Давно пора — подтвердил мой слуга — Скучно без интернета.

— И этого орла давай, к работе какой-нибудь приставь, причем потруднее — подумав, добавил я — Пока он внешне мохнатый мяч не начал напоминать. Вот квартиру он мне завтра отдраит до блеска — и забирай его.

— Я ведьмачий помощник, а не домовик! — буркнул Родион — Моя стезя — другая. Я тебе служу, а не всему дому.

— Ты еще плакат в защиту своих прав напиши, и вокруг дома с ним ходи одиночным пикетом — посоветовал ему я — Авось результат воспоследует. А до тех пор, пока я тебе хозяин, ты будешь делать то, что мной велено, ясно? Или уматывай отсюда в Лозовку, сиди там в погребе, грызи морковку и копи обиды.

Жанна и Вавила Силыч после этих слов переглянулись и дружно зааплодировали, Родька же ошарашенно похлопал глазами, пошерудил коготком в ухе, словно не веря тому, что только что услышал, а после согласно кивнул мохнатой головой, давая мне понять, что все будет так, как я сказал. В смысле трудовой повинности, разумеется.

Жанна заявилась домой из своей ночной вылазки тогда, когда солнце стояло высоко в небе, а я собирался вызывать такси.

— Замечательно развлеклась — сообщила она мне, устало опускаясь в кресло и вытягивая ноги — Роденька, маленький мой! Да ты никак за работу взялся? А я думала, что ты только жрать и дрыхнуть горазд! Нет, положительно сегодня снег пойдет!

— Жаль, ты бесплотная — проворчал слуга, сноровисто трущий тряпкой плинтуса в комнате — А то кинул бы в тебя чем-нибудь тяжелым!

— Ну что, нагнала на наших друзей страху? — уточнил я, натягивая футболку — Они хоть пару часов поспать смогли?

— Не-а — расхохоталась Жанна — Ни они, ни слуги, ни охрана до рассвета толком глаза не сомкнули. У них дом большой, в каждую комнату человека не поставишь. Ох, как же они дергались! А как эта молодящаяся бабулька на начальника охраны орала, который в два ночи приехал! И все из-за тебя, между прочим. «Ты не понимаешь, с кем меня чуть не поссорил, ты не знаешь, что это за человек, и человек ли он вообще». Но умная, не отнять. В какой-то момент она в столовой, ну, где ты тогда ее супруга легонько нагнул, встала, руки вверх задрала и говорит: «Передай ему, что я все исправлю! Не надо больше, очень тебя прошу! У моего мужа слабое сердце».

— Но тебя это не остановило — усмехнулся я.

— На полчаса затихла — хихикнул призрак — Чтобы они заснуть смогли. А потом поднос по лестнице третьего этажа запустила и на нем проехалась. Ох, грохоту было — ужас! Но до чего весело!

— Не сомневаюсь — рассмеялся и я, представив себе эту картину — Молодец. Отдыхай, заслужила.

— Не, я с тобой — вскочила на ноги Жанна — Хочу досмотреть представление до конца.

— Не вопрос — кивнул я — Ты же знаешь, я без тебя, как без рук.

— А без меня? — ревниво подал голос от стены Родька — Без меня, как без чего?

— Без денег и без еды — первой отреагировала Жанна — Потому что все на тебя и уходит. Так что три усерднее, отрабатывай хозяйский хлеб.

— Когда ж тебя за Кромку уже заберут, заразу такую! — фыркнул слуга, снова берясь за тряпку — Прямо как заноза в лапе — и жжется, и не вытащишь никак. Тьфу!

— Саш — Жанна чуть понизила голос и придвинулась ко мне поближе — Так-то все прошло здорово, но одна штука меня теперь беспокоит.

— Какая?

— Начальник охраны здорово на тебя разозлился. Не такой он, похоже, и дурак, как ты вчера его описывал. А еще амбиций у него через край, это сразу видно. Он очень здорово на тебя разозлился за то, что такую головомойку хозяйка ему устроила, да еще и при подчиненных. Я его лицо видела. Это страшно. Саш, ты его берегись, ладно?

— Поживем-увидим — подмигнул ей я, и, чтобы снять возникшее на миг недоброе напряжение, коряво пошутил — Ладно, как поедем? На «Комфорте»? Или шиканем и выберем «Комфорт Плюс»?

Глава 4

Врать не стану, на душе у меня чутка потеплело, когда я вошел в здание банка. Ностальгия есть ностальгия, от нее русскому человеку никуда не деться. Тебе может быть сколько угодно в настоящее время плохо там, где ты работаешь, но когда через год или пять ты вернешься туда в качестве посетителя или гостя, то сразу начнет казаться, что именно те годы, которые ты провел в этом месте, и были самыми лучшими в твоей жизни.

Тем более что мне конкретно в этом банке жилось весьма и весьма неплохо. Да, деньги платили не самые большие, и безопасник Силуянов меня периодически донимал, но все это так, мелочи. Зато коллектив был хоть куда, потому иногда мы чудили настолько славно, что небесам становилось жарко.

Вот только, похоже, от тех людей, с которыми я когда-то не один литр напитков разной степени крепости вылакал, никого здесь не осталось. За депозитарной стойкой, там, где обычно располагался хмурый в любое время суток Витька Гусаров, теперь сидел совершенно незнакомый мне молодой человек. Пройдясь по операционному залу, я понял, что и среди операционисток, ни одного знакомого лица я тоже не вижу.

Эк их всех за два года размотало-то! Я все понимаю, но, чтобы совсем состав сотрудников сменился полностью, это, знаете ли, сильно.

Хотя… Может, просто Ряжские сюда вместо Волконского какого-то своего варяга на место председателя правления определили? Ну, а он, как это в банковской среде водится, притащил с собой свою команду основных функционеров, от зама до начальника операционного. Те же, понятное дело, мигом сменили низовой персонал, до операционистов включительно.

Тогда, выходит, зря я сюда приехал. Проще было бы пойти в «ПСБ», что рядом с домом находится, и там себе новый счет открыть.

— Сашка, ты? — раздался у меня за спиной женский удивленный голос — Смолин?

— Юрча! — глубоко вздохнул я, поворачиваясь — Ну, хоть кто-то! Привет, душа моя!

И точно, это оказалась Наташка Юрченкова, к которой, чего скрывать, я одно время, было, неровно дышал. Но она, увы, пребывала в статусе счастливо замужней дамы, потому все мои коварные планы завоевания ее внимания были изначально обречены на провал.

— Вот уж неожиданность! — всплеснула руками она — А ведь у нас кто что на твой счет говорил, после того, как ты уволился. Даже то, что ты умер, представляешь! Многие верили.

— Однако! — впечатлился я.

— Антошкина из кредитного постаралась — пояснила Юрченкова — Помнишь такую? Ну, она еще на новогоднем корпоративе самбукой нарезалась до синих соплей, и тем же вечером налысо побрилась.

— А, это когда Пашка сказал, что с ее новой прической она похожа на маленького грустного гнома? Помню. Она потом до лета в парике еще ходила.

— Ну да — хихикнула моя бывшая коллега — Лучше бы лысой ходила, чем в этом парике. В нем она уже не на гнома была похожа, а на бульдожку. Так вот, Антошкина еще тогда, два года назад, тебя в какой-то нереально дорогой клинике видела, той, где только безнадежные больные лежат. У нее там то ли тетя богу душу отдавала, то ли еще кто-то. Ну и решила, что ты, значит, квартиру продал и теперь пытаешься выжить любыми способами.

— Нет слов — ошарашенно признался я.

— Мы потом тебе пытались дозвониться, но ты всю дорогу был недоступен — потупилась Наташка — Потому некоторые и решили, что Антошкина права. А Федотова даже рассказывала, что как-то раз видела твой призрак там, внизу, где хранилище. Мол, ты очень грустно ей улыбнулся и рукой помахал, словно прощался.

Жанна, стоявшая рядом со мной, не удержавшись расхохоталась.

— Все в порядке — успокоил я зашмыгавшую носом Наташку — Я, как ты видишь, не призрак, а настоящий. А Федотова небось перед той встречей не меньше пузыря «мартишки» нахлобучила.

Вот — верю. И в разные слухи, и в то, что звонили. Обычное дело. И в то, что, не дозвонившись, выпили за упокой моей души, а следом за тем сразу же меня забыли тоже верю, потому что знаю, что именно так все и было. Это не хорошо, не плохо, просто так устроен офисный мир в любой компании любой страны. Мы реальны для других людей, пока мы работаем бок о бок, исчезнув же с горизонта мы словно перестаем существовать. Живые, мертвые — непринципиально. Нас нет для них, а их, что скрывать, почти нет для нас. Жизнь несется вперед слишком быстро, и у нас нет возможности тащить за собой вагоны с людьми из прошлого.

— Что да — то да — поспешно произнесла Юрченкова, чуть покраснев — За ней не заржавеет.

— А где народ? — я обвел рукой операционный зал — Где Меркулова, Сашка Вязьмина, Ольга Ченкина? Витод где? Неужели все уволились?

— Кто уволился, кого уволили — чуть понизила голос Наталья — Витод сам ушел, ему место в «Райффайзене» предложили, с повышением. Сашка с новым зампредом сцепилась, ее после этого в Электроугли перевели, она туда не захотела переходить, и уволилась. Меркулова замуж вышла, теперь дома сидит, на шее у мужа. Как, кстати, и Денисенкова, та, правда, по декретному поводу.

— Да ладно! — обрадовался я — Размножилась Ленка? Вот молодец!

— А приятель твой, Пашка Винокуров, вообще номер отколол — ехидно прищурилась Юрченкова — Свалил в другой банк и большую часть наших денежных клиентов с собой увел. Причем «в черную». Такой скандал был после этого, ты не представляешь.

Опять же — верю. Пашка хоть и не «привлеченцем» трудился, но по роду своей службы руку на клиентском пульсе банка держал плотно, потому личные контакты с наиболее влиятельными клиентами поддерживал неукоснительно. Само собой, свалив в другой банк он сделал все, чтобы перетащить их туда, и тем самым доказать новым работодателям свою несомненную полезность как сотрудника. Зря только он это сделал по «черному», то есть с быстрым уводом всех активов из этого банка. Умные люди проворачивают такие вещи по «белому», то есть постепенно и относительно незаметно. Но Пашка, как видно, решил рубануть с плеча.

— Почему, представляю. При мне тоже такое разок случилось, помню.

— Говорят, что Винокурову через месяц после этого здорово наподдали вечером в подъезде — почти шепотом сообщила мне Наташка — И даже ноги переломали. Может, врут.

— А, может, и нет — в тон ей ответил я — Никому не понравится, когда остатки кредитной организации резко падают, особенно по вине бывшего сотрудника. И ЦБ, небось, потом запросами замучало, мол, почему да отчего.

— Небось — покивала моя приятельница — А Силуянова помнишь?

— Еще бы — фыркнул я — Сколько он крови у меня попил!

— Повесился — чуть выпучив глаза, наклонилась ко мне Юрченкова — Вот это точно не слухи, я сама проводку о перечислении о материальной помощи его жене делала. Ужас, да?

Ну, не то, чтобы прямо ужас-ужас… Хотя неприятно, разумеется, поскольку по-хорошему, отчасти эту смерть я могу на свой личный счет записать, в компанию к неграм-вудуистам, одному слишком шустрому, любознательному и жадному французу, а также еще паре человек, оказавшихся в ненужном месте в ненужное время. Бывший безопасник чуть умом тронулся после свидания с Марой, которое я устроил, так что косвенно, как не крути, есть в случившемся моя вина. Но только очень косвенно, поскольку первопричиной данной встречи все же являлся сам Силуянов, и более никто другой. Ему говорили — отстань. Его об этом предупреждали всяко. Но нет, не захотел человек прислушиваться к советам, напротив, кулаками махал, слова нехорошие говорил. И вот логичный результат — петля и невеселое посмертие.

Так что ни переживать, ни, тем более, как-то рефлексировать по этому поводу лично я не собираюсь. Умер Максим — да и хрен с ним.

— Ну да — почесал затылок я — Царствие ему небесное. Хотя, скажем прямо, не самый приятный в общении был человек.

— Сааааш! — укоризненно протянула Юрченкова — О мертвых либо хорошо, либо ничего.

— Тогда ничего — согласился я — А что Наташка Федотова? Она тоже уже того? Ну, в смысле уволилась?

— Наташка здесь, работает. Если хочешь, могу позвать.

— Позови — оживился я — Конечно хочу!

— Только ты сначала расскажи — где ты? Что ты? В банке работаешь или нет? И если банке, то нет ли там нормальных вакансий? Если честно, задолбалась я тут сидеть в старших операционистах. И, главное, перспектив ноль!

— Не-не-не — выставил перед собой ладони я — Не в банке! И не стремлюсь. Хватит с меня уже. Я так, по консультационной части тружусь. Причем последние два года даже не в России.

— Ты? — недоверчиво глянула на меня Юрченкова — Без обид, но ты кого и в чем консультируешь? Не помню я у тебя особых талантов.

— А они — есть. Так чего, Федотову позовешь?

— Позову, позову — Наташка вздохнула — Хорошая тогда у нас все же компания была, Саш. И поговорить было с кем, и выпить. А то все новенькие… Они генно-модифицированные какие-то. Вроде как есть, но вроде как их и нет. Отработали день и сразу брызгами в сторону. У одних ЗОЖ, у других квизы, у третьих еще что-то. А еще они через одного веганы, представляешь? Едят такое, на что смотреть страшно. И, главное, вроде в возрасте разница всего-ничего, а все равно я себя рядом с ними старухой иногда ощущаю.

— Это да — покивал я головой — Глобализация наступает на традиционные забавы клерков средней руки, которые хоть иногда и приводили их в медицинские учреждения для лечения от разных нехороших привычек, но зато создавали основу для приятных воспоминаний разной степени тяжести. На наших глазах, Наташка, гибнет субкультура целого офисного поколения.

— Эк тебя прет! — с уважением произнесла Юрченкова — Ладно, пошли, я Феде позвоню, сюда ее позову. Вот она обрадуется!

— Еще бы — не без гордости подтвердил я — Мы с ней, все же, тонну пиццы съели и цистерну мартини выпили.

— И не только — с ехидцей улыбнулась Наташка, а Жанна, как видно ориентируясь на ее интонации, как-то так сразу подобралась и даже подалась вперед — У нас еще тогда ходили слухи, что вы с ней… Ну, ты понимаешь?

— Враки — качнул головой я — Не было ничего. Сама подумай — мы же в одном кабинете сидели. Оно мне зачем? И потом — Денисенкова нас тогда сожрала бы обоих живьем. Не, я себе не враг.

— Логично — подумав, согласилась Наташка — Ленка бы не простила, выбери ты Наташку, а не ее. И даже если по пьяни у вас все завертелось бы. Как, кстати, и Федя завелась бы с пол-оборота, случись оно все наоборот. Ты сам им нафиг был не нужен, тут дело принципа.

— Про то и речь — я глянул на операционисток, которые то и дело поглядывали на нас — Да, слушай, вот еще что. Мне бы счета свои проверить, а? Они наверняка не закрыты, там какая-то мелочушка болтается на остатках. Ну, и еще карты перевыпустить надо.

— Не проблема — отозвалась Наталья — Вон, к «восьмерке» подходи. Только иди, талон в адской машине возьми. У нас теперь электронная очередь, то есть порядок, учет и контроль.

Я окинул взглядом пустой операционный зал и сказал:

— Ясное дело. Как без электронной очереди? Да никак. Сутолока не ровен час начнется, скандалы разные…

— Добрый день. Меня зовут Мария — в отсеке под номером 8 я увидел хорошенькую и очень молоденькую кареглазую брюнетку в безукоризненно отглаженной фирменной одежде — Чем я могу вам помочь?

— Мне нужно проверить состояние счетов и оформить заявку на получение пластиковых карт — ответил я ей, протягивая паспорт.

— Разумеется — девушка считала данные моего документа и уставилась в экран — Счета рабочие, никаких ограничений или приостановлений нет. Тааак. Уважаемый Александр Дмитриевич, а не желаете ли вы рассмотреть возможность участия в премиум-программе, предлагаемой нашим банком…

— Смолин, а Смолин — перебила кареглазку Юрченкова, обосновавшаяся за ее спиной и сейчас с интересом смотрящая в монитор — Мелочушка, значит, у тебя на счету. Интересные у тебя нынче понятия о деньгах, интересные. Скажи, а ты вообще в какой именно области консультации людями даешь?

— В разных — я уставился на нее, уже начав догадываться, с чего это Наташка такие вопросы начала задавать — В основном по части долгой и счастливой жизни.

— Ну, что счастливой, это я вижу. По крайней мере, у тебя она точно такая. Слушай, а ты за консультации свои дорого берешь? И полагаются ли твоим старым друзьям скидки? Просто я тоже хочу долго и счастливо жить.

— Мария, а какой у меня остаток на счете? — поинтересовался я у операционистки.

Так записала на бумажке число, состоящее из шести знаков, и пододвинула ее мне.

Не скажу, что чего-то подобного я ожидал, это будет неправдой. Но — приятно, что скрывать хотя бы потому, что я снова перешел из состояния «вот уже виден порог бедности» в состояние «можно заниматься разной ерундой, не думая о завтрашнем дне».

— Скажите мне, прелестное дитя, а когда денежка на счет упала и от кого? — снова обратился я к Марии.

— Сегодня — бойко ответила та, а после произнесла — Ой!

— Смолин, ты удивляешь меня все сильнее — заметила Юрченкова, глянув на монитор — Или начинаешь пугать?

Значит, моя догадка верна. Впрочем, не так было и много вариантов, если честно. Я кроме как от Ряжской, денег ни от кого не жду.

— Александр Дмитриевич, так относительно премиум-программы… — затараторила было Мария, как видно сделав в своей хорошенькой голове какие-то выводы относительно моей персоны, но Наталья снова прервала ее речи:

— Какой премиум? На статус его глянь.

— Ну да — согласилась ее подчиненная — А еще вам карты уже заказаны по ускоренной форме. Вечером уже будут готовы, можно приехать и их получить.

— Или их тебе доставят на дом, что более вероятно — добавила Юрченкова — Саш, а тебе помощница не нужна часом? Я просто знаю одну очень и очень умную особу, которая…

— Ты про Марию? — перебил ее я и показал рукой на операционистку, которая от скорости смены тем разговора потихоньку начала терять связь с реальностью. Права Наташка, слабовато новое поколение в разрезе стрессоустойчивости — Я не против. Видно, что девушка она смекалистая и покладистая. Опять же — симпатичная.

— Конечно про Марию, а то про кого же еще? — ответила моя бывшая коллега и рассмеявшись, сказала фразу, которая была нормой в нашем общем прошлом — Ненавижу тебя, Смолин.

— Ненавижу тебя, Юрченкова — в тон ей ответил я — Слушай, вроде тебя зовут? Вон, смотри, симпотная блондинка из третьего окошка рукой машет. Или нет? Нет тебя?

— Ага — глянула в указанном направлении Наталья — Жди. Вернусь, Федотову наберу.

Мария глянула вслед отошедшей от нее Юрченковой, а следом за тем уставилась на меня, как видно, не очень понимая, что ей следует делать дальше и стоит ли всерьез воспринимать мои слова.

— Все в порядке — произнес я — Вы молодец, Мария. Если в этом банке все операционисты такие как вы, то его в перспективе ждет большое будущее и топовые позиции в рейтинге.

— Правда? — снова хлопнула густыми ресницами девушка.

— Нет — дружелюбно улыбнулся ей я — В части рейтинга приврал, каюсь. Но вы на самом деле молодец. На этом месте до вас Алла Фролова сидела, так вот вы ей свободно фору дать можете. Хотя бы тем, что от вас духами пахнет, а не выхлопом от вчерашнего веселья.

Пискнул замок двери, отделяющей служебные помещения от операционного зала, из нее вышла длинноногая девица с достаточно высокомерным выражением на лице и, цокая каблучками, направилась к охраннику, который сидел за стойкой недалеко от того места, находился я. Кстати, охрана тоже вся новая была, как видно, распрощался мой бывший работодатель со старым ЧОПом.

— Алексей, напоминаю вам, что Дмитрий Борисович ждет очень важного клиента — менторским тоном обратилась она к чуть сонному русоволосому крепышу — Если придет некто Александр Смолин и обратится к вам с просьбой проводить его к председателю правления, то сразу же вызывайте меня.

— Да помню я — проворчал охранник — Чего по десять раз одно и то же говорить? Я же не тупой!

— Не знаю, не знаю — с сомнением глянула на него девица — Статистика штрафов, насколько мне известно, говорит об обратном.

Мария хихикнула, на ее лице наконец-то отразились хоть какие-то человеческие эмоции. Впрочем, они почти тут же исчезли, их снова сменила профессионально-заученная маска.

Надо же. А меня, оказывается, ждут. Неожиданно и, наверное, приятно. Вот только все, как всегда, в этом банке немного недокручено. Ну с чего бы мне к охране подходить, а? Тем более с просьбой о встрече с Волконским? Мы и в старые времена с ним в друзьях не ходили просто в силу того, что мы находились в разных отрезках должностной вертикали. Он зампред, позже предправ, я обычный специалист среднего звена, нет у нас точек пересечения. Правда, в самом финале моей банковской одиссеи мы стали общаться чуть больше, но и это не показатель.

Впрочем, приказ, скорее всего, исходил не от него, а от другой особы, которой и в голову не может прийти то, что можно просто взять талон и самому подойти к операционистке, как это делают все нормальные люди. Не укладывается это в ее систему мироздания.

— Маш, скажите Наталье Михайловне, что я не ушел и подойду к ней попозже — попросил я операционистку — Ладно? И еще — как вон ту милашку зовут?

— Вон ту? — заморгала чаще обычного девушка, как видно не очень у нее монтировалось слово «милашка» с неприступной на взгляд офис-девой — Это Алена. Она личный помощник Дмитрия…

— Детали не столь важны, и так ясно, что он ее референтит — остановил ее я, и обратился к неприступной на вид девушке, как раз проходящей мимо меня — Алена, добрый день. Я слышал, вы меня ищете?

— Вас? — я был окинут внимательным взглядом с головы до пят. И не просто окинут, а взвешен, измерен, оценен и, увы, похоже признан негодным — Полагаю, вы ошибаетесь.

— Не думаю — я поднялся со стула — Вы вон тому бравому парню только назвали мою фамилию, и упомянули о том, что меня ждут в кабинете председателя правления. Ради правды, я к вашему шефу заходить вовсе не собирался, но, похоже, он сам зачем-то хочет со мной повстречаться. Ну, а поскольку мы, как-никак, давние закадыки, придется его уважить.

— Закадыки? — переспросила меня референт, глянув на мою, признаться, изрядно мятую футболку и потертые джинсы — Вы точно о господине Волконском говорите?

— Ну, это он для вас господин Волконский — ухмыльнулся я, решив развлечься от души — А для старых друзей вроде меня он Димыч. А то и Димас. Да, а Ольга уже там?

— Какая Ольга? — уточнила Алена- Вы кого имеете в виду? Госпожу Ряжскую?

— Ее, родимую — пояснил я и, уперев руки в поясницу, с хрустом потянулся — Подругу дней моих суровых, голубка… Кхм… Ну, короче, вы поняли.

Жанна хихикнула, а после мне посоветовала:

— Заканчивай, Саш, ее же вот-вот удар хватит от ломки стереотипов.

— Маша, я отлучусь ненадолго, хорошо? — обратился я к операционистке, которая с интересом слушала мою беседу с референтом — Но скоро я вернусь, и расскажу вам о том, каким бессмысленным и бесполезным являлся мой жизненный путь до сегодняшнего дня и встречи с вами.

— А мне обязательно про это слушать? — впервые за всю беседу в голосе Марии появились не отрепетировано-привычные, а настоящие, человеческие интонации — Может, не надо?

— Да? — озадачился я — Ну, не знаю. Ладно, решим после. Алена, так мы идем?

— Шульгина, этого господина на самом деле зовут Александр Смолин? — строго спросила у операционистки длинноногая дева.

— Да — кивнула та, показала ей мой паспорт, причем в закрытом виде, после чего протянула его мне.

— Ален, если желаете, можем никуда и не ходить — предложил я — У меня на сегодня дел еще вагон и маленькая тележка, так что выбор за вами. Как, впрочем, и последующая ответственность за него.

— Следуйте за мной — отчеканила девушка и двинулась к двери, ведущей в святая святых банка, туда, где билось его финансовое сердце.

— Ну, как тут откажешься? — вздохнув, сказал я Марии и двинулся за Аленой. Жанна, у которой, похоже, сегодня было игривое настроение, подхихикивая, составила нам компанию.

А вот в служебных помещениях почти ничего не изменилось. Тот же цвет стен, та же оргтехника, запах кофе, духов и еще чего-то непонятного, витающий по коридорам, и ровно тот же гул голосов в кабинетах. Причем я четко разобрал в нем вечно раздраженный тенорок Чиненковой, той самой, которая меня чуть не употребила в половом смысле несколько лет назад. Опять она кому-то мозги вправляет. Не удивлен, что она все еще тут находится. Кого-кого, а ее любые треволнения и перестановки сроду не коснутся, потому что кадрово-репрессивные органы в любой компании неприкосновенны при любой смене власти. Не любит руководство неприятные вести до коллектива доносить, боится тем самым себе карму попортить, и использует для этого специалистов из отдела по работе с персоналом. А им, как известно, любые лихоманки не страшны. У них на эти вещи врожденный иммунитет.

И ведь что примечательно — не столкнись я тогда на Гоголевском бульваре со старым ведьмаком, не получи его посмертную силу — и кто знает, как оно бы для меня все повернулось? Скорее всего, вылетел бы я из этого банка еще пару лет назад вместе с остальными своими коллегами, вот и все. Не факт, что его собственниками стали бы именно Ряжские, разумеется, но от этого ничего не изменилось бы. Тот же покойный Силуянов меня под монастырь мог подвести. Или, вон, Чиненкова расстаралась бы. Да и вообще…

Так что мне, выходит, свезло, с какой точки зрения не гляди. Я нынче при профессии, востребован и, как выяснилось пару минут назад даже не так уж и беден. Жизнь-то задалась!

А что меня время от времени хотят в темную разыграть или даже убить, так это плата за относительно успешную ведьмачью карьеру. Тем более что подобные вещи не редкость и в обычной жизни. Любого человека кто-то когда-то и как-то пытается использовать. Таков мир.

Мы вошли в до боли мне знакомую приемную, где Алена еще раз с недоверием глянула на меня, прислонившегося к дверному косяку, чуть сморщила носик, но все же постучала в дверь, на которой висела табличка «Председатель Правления Волконский Д. Б.» и прощебетала чудо каким ласковым голоском:

— Дмитрий Борисович, к вам Смолин. Пригласить его?

— Ну разумеется — донесся до меня голос моего бывшего руководителя — Давно ждем его!

— Вас ждут — церемонно сообщила мне девушка и даже изобразила некий приглашающий жест — Прошу вас.

— Спасибо Аленушка! — сообщил я ей, проходя мимо — Спасибо, милая!

— Сердечно благодарим за доброту и ласку — поддержала меня Жанна, нимало не беспокоясь тем, что ее референт не слышит — Наша ты красота!

Следом за этим я услышал удивленное аханье Алены и шелест бумаг. Оказывается, ни с того, ни с сего изрядная стопка документов взяла, да и свалилась со стола. Мало того — разлетелась по всей приемной.

Жанны работа, больше некому, точно она эти бумаги сковырнула. Как видно, задел ее не самый радушный прием, что мне Алена оказала. А, может, ее пренебрежительное ко мне отношение тому виной. Жанна оставляет за собой право высказывать мне все, что ей взбредет в голову, но, как я заметил в последнее время, терпеть не может, когда кто-то другой себе позволяет подобное. Особенно, если речь идет об особах женского пола.

И, признаться, меня это начинает немного беспокоить.

— Саша! — Волконский, ни капли не изменившийся, встал из-за стола и пошел ко мне навстречу с распростертыми объятьями — Как же давно мы не виделись!

— Два с небольшим года или около того.

— А, кажется, что лет десять — он приобнял меня, но в рамках правил, без всяких новомодных закидонов — Слушай, ты совсем не изменился. Разве что в такой одежде я тебя ни разу не видел вроде.

— Это, Дмитрий Борисович, потому что ты с коллективом на выходных никогда на пьянки за город не ездил, даже когда в статусе зампреда пребывал — пояснил я — Держался ты от него в стороне, что кадрово верно, а по-людски неправильно. Ба, Ольга Михайловна! И вы тут? Позвольте ручку облобызать.

Ряжская, сидевшая за столом и попивавшая кофеек, одарила меня улыбкой и протянула руку.

— Что-то вы бледны нынче — сочувственно произнес я — Дела финансовые совсем замучали, да? Неправильно это. Надо себя беречь. Надо больше отдыхать!

— Да вот, выспаться сегодня толком не удалось — печально поведала мне она — Не поверишь, Саша — глаз не сомкнула.

— Что вы говорите! — я отодвинул кресло от стола и уселся рядом с ней — Ай-яй-яй! А что так? Бессоница? Хотя… Может дело в метеозависимости? Погода вон меняется, холода на подходе.

— Да ладно — вклинился в наш разговор Волконский — Теплынь на улице.

— Поверь мне, Дмитрий Борисович, это ненадолго — заверил его я.

— Да нет, Саша, не в погоде дело — вернулась к теме разговора Ряжская — Тут, скорее, причины надо искать в других областях. Метафизических, если угодно.

— Я начинаю себя уважать все больше и больше — сообщила мне Жанна, устроившаяся прямо на краю стола и свесившая с него свои стройные ножки — Я теперь нечто метафизическое. Круто. Только ты, Саш, потом объясни мне, что это такое, хорошо?

— Понимание причин всегда ведет к успешному разрешению проблемы — уже без шутовства сообщил Ольге Михайловне я — По крайней мере на то время, пока не появятся новые причины.

— Искренне надеюсь на то, что они не появятся — положила свою ладонь на мою Ряжская.

— Каждый человек сам кузнец своего счастья — я глянул на Волконского — Вон, Дмитрий Борисович живой тому пример. Начал с низов, сейчас председатель правления. И все своим трудом, своим умом, терпением.

Между прочим, это чистая правда. Хотя я и тогда этот фанатизм его не понимал. Но тут ведь как? Люди делятся на две категории, одни работают чтобы жить, другие живут, чтобы работать. Я из первых. Он — из вторых.

— Мы с супругом очень довольны тем, как себя показал за этим годы Дмитрий Борисович — сообщила мне Ольга Михайловна — Очень! Умный, деятельный и, что важно, крайне тактичный руководитель, всегда понимающий, что именно от него требуется в тот или иной момент.

— Хорошо, что напомнили — только что устроившийся в своем кресле, Волконский снова поднялся на ноги — Мне же в кредитный надо сходить, кое-что проверить. Прошу прощения, но я вас оставлю ненадолго.

Положительно, некоторые вещи на самом деле не меняются. И некоторые люди тоже. Всем хорош Волконский, и человек хороший, но поперек желаний руководства он никогда не шел. Ни при каких условиях.

Хотя, может, так и надо поступать?

— Ничего-ничего — успокоила его Ряжская — Работа есть работа, мы все понимаем. Ничего страшного, как раз будет повод пообщаться друг с другом. Нам с Сашей столько всего друг другу надо рассказать — получаса не хватит, наверное.

— Ясно — кивнул Волконский — Ну, тогда я пошел. Если нужно будет кофе или чая — скажите Алене.

Мне очень хотелось брякнуть что-то вроде «нам бы шампусика, ананасов и упаковку презервативов», но я удержался. Это уже откровенное шутовство, оно тут будет очевидно лишним.

Он вышел из кабинета, осторожно притворив дверь.

— А я тебе денежку на счет отправила — сообщила мне Ряжская, откинувшись на спинку кресла — Аванс за Бэллу.

— Не припоминаю, чтобы я его просил.

— Любая работа должна быть оплачена — погрозила мне пальцем женщина — Ну, и потом — тебе же надо на что-то жить? Официально ты нигде не работаешь, больших сбережений, как мне кажется, у тебя нет, уж не обижайся за мою прямоту. Наконец, мы же не чужие друг другу люди.

— Так ведь и не родственники.

— Я сторонница той теории, что духовное родство всегда превалирует над кровным — Ряжская закинула мне руку на шею — Родственников не выбирают, они достаются нам в базовой комплектации при рождении. А свой круг мы формируем сами. Звучит это банально, может, даже как штамп, но ведь все так и есть на самом деле. И даже если иногда мы создаем друг другу проблемы, вроде той, что случилась нынче ночью у меня дома, то это ничего не значит. Поругались, помирились, живем дальше. Верно же, Саша?

Глава 5

— Ольга Михайловна, вся штука в том, что я не вхожу в ваш круг. Где вы, где я? Давайте будем реалистами.

— Все на этом свете относительно, мой хороший — с ноткой назидательности в голосе произнесла Ряжская — Каждый может добиться всего, было бы желание.

— Эти сказки хорошо рассказывать детям младшего и среднего школьного возраста, они доверчивы и морально невинны. Мне — не надо, я знаю, как устроен этот мир. Потому предлагаю лирическую часть беседы считать завершенной и перейти к делу. У меня не так много времени, как хотелось бы.

— Так ее — одобрила мои слова Жанна — И клешню свою она пусть с твоей шеи снимет, зараза такая!

В этот момент Ряжская, словно нарочно, меня ладонью второй руки еще и по щеке погладила, заставив мою призрачную спутницу сурово нахмуриться.

— Дела как снег, Саша — сообщила мне Ольга Михайловна — Они сыплются сверху, сыплются, и невесть когда закончатся. А жизнь проходит мимо. Разве не так?

Еле слышно скрипнула дверь и в кабинет заглянула Алена, робко спросив:

— Может быть чай или кофе? Ой!

Ее можно было понять, она никак не ожидала увидеть то, что собственница банка, обычно строгая и непреклонная, обнимает какого-то мутного человека, который даже делового костюма, похоже, не имел.

— Что «ой»? — спросил я у нее — Стучаться надо. А если бы мы от предварительных ласк уже к делу перешли?

— Не неси чушь — убрала от меня руки Ряжская — К делу… От тебя дождешься.

Я не выдержал и расхохотался. Секундой позже ко мне присоединилась и сама Ольга Михайловна, поняв комизм ситуации.

— Нет, Алена, нам ничего не надо — сообщил я девушке, которая, похоже, не знала, как ей реагировать на все увиденное и услышанное. Она сейчас, несомненно, ощущала себя сапером на минном поле — одно лишнее движение, и все, взлетишь на воздух.

— Минут десять никого в кабинет не пускай — не поворачиваясь распорядилась Ряжская — А если будешь молоть языком лишнее, то я об этом быстро узнаю. Мысль понятна?

— Предельно — звонко ответила Алена и скрылась за дверью.

— Ну, любезная моя Ольга Михайловна, теперь-то сплетня точно гарантирована. Она все равно проболтается, на первой же пьянке. Ну невозможно такую информацию девушке-секретаренышу, какой бы она ни была карьероориентированной, за зубами удержать. И еще — вы меня зачем позорите?

— Чем это?

— Десять минут — сдвинул брови я — Всего? Вы серьезно? Это унизительно. Нет бы сказать — полчаса. Или лучше час. Это достойно. Это…

— Саш, прошу тебя, заканчивай балаган — Ряжская закинула ногу на ногу — Пожалуйста.

— Ладно — я повторил ее жест — Что до денежки — все же спасибо. Неожиданно, но приятно. Да и лишней она не будет, чего скрывать. Но мне все же более интересен другой гонорар, тот, с которым вы меня кинули.

— Некрасиво сказал — погрозила мне пальцем женщина — Я объясняла — произошла ошибка. Вернее — накладка. Виновные уже наказаны, будь уверен.

— Ну, последнее чистая правда — под смех Жанны произнес я — Вот только воз и ныне там. Кстати, а почему у вас новый начальник безопасности? Прежний рыцарь плаща и шпаги куда девался? Толковый же парень был, настолько я помню. Хваткий и резкий.

— Люди смертны, как писал классик — вздохнула Ряжская — Причем иногда внезапно. Авария, представь себе. Банальная авария на МКАДе. Машина всмятку, шансов выжить у находящихся в ней не было совершенно. И Алеша погиб, и Роман Самуилович, наш семейный… ээээ… Казначей. Увы, но так иногда случается.

Ну да, наверное. Вот только когда в аварию попадают люди вроде бывшего начальника охраны Ряжских, никогда нельзя сказать наверняка — случайность это или нет. Очень много такие люди знают, очень много видели, да и рассказать немало разного могут, случись пиковая ситуация. Потому не такой уж и банальной могла оказаться та авария, а, напротив, очень хорошо спланированной. Так сказать — обнулился Ряжский, сменив ближний круг.

Впрочем, это не моя печаль. Хотя Алешу, конечно, жалко, мужик он и в самом деле был неплохо. Правильный.

— Было следствие, даже два — продолжала тем временем вещать Ольга Михайловна — И компетентные органы землю носом рыли, и наши сотрудники. Авария как она есть, вина водителя фуры, которая нашу легковушку с дорожным покрытием сровняла, ни малейшего сомнения не вызывает.

— Печально, печально — вздохнул я — Уходят лучшие. А новый главный охранник откуда взялся? Если не секрет.

— Его Паша на работу брал, так что мне подробные детали не очень известны. Но рекомендации у него отменные, опыт работы изрядный. Да и показал он себя уже неплохо. Случай с тобой — это его первый прокол за все время. Даже не прокол, а оплошность. Антон просто не очень верно понял мое распоряжение.

А, так товарища зовут Антон. И, похоже, он тот еще… Кхм… Безопасник.

— Главное, чтобы он сейчас сделал все так, как нужно.

— Ну сказала же — то ли притворно, то ли искренне обиделась моя собеседница — Завтра, крайний срок послезавтра ты получишь все сведения в полном объеме. Вернее, тот максимум их, который возможен.

— Хорошо, если так — потянулся я — Ладно. Теперь излагайте свою просьбу. Не обещаю, что ее выполню, но выслушать — выслушаю.

— Вообще-то у меня две просьбы и одно предложение — уточнила Ряжская — С чего начинать?

— С просьб — выдержав небольшую паузу, решил я — Да вы не мнитесь, говорите, как есть. Вы же знаете, если мне придет в голову сказать вам «нет», то я именно так и поступлю.

— В чем, в чем, а в этом не сомневаюсь. И все же мне очень хотелось бы услышать «да». Это правда очень важно.

— Для кого именно важно?

— На колу мочало, начинай сначала. Знаешь, два года назад с тобой положительно проще было иметь дело. Ты и тогда был колючкой, но все же не такой, как сейчас.

— Пусть будет по вашему, важно — и все — кивнул я — Итак? Кого надо спасать от неминуемой смерти? Какого хорошего человека?

— Зря иронизируешь — укоризненно заметила Ряжская — Речь в самом деле идет о очень и очень достойном человеке. Он давний деловой партнер Павла, и я сама хорошо его знаю. И — да, он болен. Почки. Две пересадки, увы, результатов не дали, прогноз врачей крайне неутешительный. Помоги этому человеку, Саша, и, поверь, в его лице ты обретешь очень, очень влиятельного друга. Мы можем многое, но его возможности с нашими несравнимы.

— Мне стоит спрашивать, что именно вы обретете в том случае, если я соглашусь или лучше мы оставим этот момент за скобками?

— Лучше оставим — крайне серьезно произнесла женщина — Зачем тебе лишняя информация? И потом — твоя собственная награда будет более чем весома, тем более что она сложится из двух частей — той, что тебе вручит счастливый и здоровый пациент, и той, которая достанется от нас.

Ну, что я получу от вас, мне уже известно. Например — пулю в затылок. Или нож в спину. Или на МКАДе в машину со мной врежется фура с уснувшим водителем. Вариантов масса. Так сказать — в ассортименте.

А самое забавное, что почки, в отличии от хвори Бэллы, это не самый сложный вариант для лечения. Нет, если все совсем запущено и человек уже стоит на пороге небытия, то скорее всего смогу лишь купировать боли, как в случае с Бэллой. Но если хотя бы одна из почек еще работает, то варианты имеются. Есть зелья, есть настойки, есть даже интересный ритуал, которым со мной поделилась славная знахарка из Вены, с которой я познакомился года полтора назад на традиционном июльском базаре. Ну, а если это не сработает, то можно пойти на экстренные меры и призвать одну из Лихоманок, а именно Пухею. Она, как и остальные ее сестрицы, дама на редкость вредная и сквалыжная, если в какого бедолагу вцепится, так ввек не отпустит, пока тот дух не испустит, но с ней, представьте себе, можно договориться. Это непросто, но возможно. СНевеей или Трясуницей такой номер ни за какие коврижки не пройдет, а вот с Пухеей, которая как раз отвечает за почки и еще пару органов, расположенных в человеческом организме, такое провернуть реально. Особенно если призвать себе в качестве дополнительной поддержки Мару, имеющую на двенадцать сестриц-хворобиц большое влияние. Они ее здорово боятся, это факт. Отчего так — не знаю, но про это написал в ведьмачьей книге один из моих предшественников, причем основываясь на личном опыте. Между прочим, сии записки перемежаются с очень трогательная историей. Сдается мне, что у этого самого предшественника, которого Никитой звали, книга выступала не только в качестве свода знаний, но и как личный психотерапевт. Он, похоже, был натурой тонкой душевной организации, не то, что я. Хотя, что любопытно, общего между нами оказалось неожиданно много. Никита ведьмаком случайно стал, не сразу этот факт умом принял, потому пытался какое-то время жить как раньше, но только у него, как и у меня, тоже не вышло из этого ничего путного. Скажу больше — ему было еще хуже, поскольку на дворе стояла вторая половина противоречивого пятнадцатого века, христианские священники аккурат добивали по лесам последних волхвов и бодро жгли в банях ведуний, которые как раз в те годы получили новое имя, раз и навсегда став ведьмами. Уходила Старая Русь, неохотно, болезненно, но уходила навсегда. Хорошо это, плохо — не мне судить, я тогда не жил, потому воздержусь от комментариев, чего и остальным могу пожелать. Мы ведь не знаем доподлинно, как оно было на самом деле, потому изначально необъективны.

Но не суть. Так вот — не получилось у Никиты жить по-старому, как прежде, что вполне объяснимо, а через какое-то время его невеста смекнула, что он стал другим, не от мира сего, и от чистого сердца заложила суженого местному священнику. Тот же, особо не мудрствуя, в компании с несколькими стрельцами из местного гарнизона парня чуть не сжег, действуя в рамках четко обозначенной государственной программы, взявшей курс на тотальное укрепление православной веры. Тем более что на Москве как раз недопонимание с латинянами вышло, связанное с приездом в стольный град красавицы Зои из славной фамилии Палеологов, ставшей сначала невестой, а после и супругой государя Ивана Третьего Васильевича, и вошедшей в нашу историю под именем София, потому на местах, понятное дело, региональные власти сразу же начали проявлять здоровую инициативу.

Чудом Никита успел унести ноги, при этом окончательно поняв, что все, старая жизнь совсем кончилась. Но, что примечательно, мстить изменщице-невесте не стал. Напротив — он ее понял, простил и напоследок с риском для собственной жизни даже вылечил, поскольку та то ли от волнений, то ли еще почему крепко захворала, как раз по части почек. Вот тогда-то Никита к помощи Пухеи и прибег. Штука в том, что эта Лихоманка может как угробить больного, полностью блокировав жизнедеятельность почек, так может и подлечить их, по крайней мере на какое-то время точно. Ну, а если приплюсовать сюда еще кое-какие зелья из ведьмачьего арсенала, которых и у Никиты, и у меня, и у любого из предшественников, кроме разве что шалого Митрия, который только по бабам силен был бегать, хватает, то больной сможет совсем скоро ощутить значительное улучшение самочувствия.

Другой вопрос, насколько мне оно нужно? И нужно ли вообще? Что я смогу выиграть в этой ситуации? Деньги? Я давно понял, что они не так всесильны, как мне когда-то казалось. Просто, когда приходит настоящая беда, они ни разу тебя не спасут, как бы это банально не звучало. Предать — могут. Спасти — почти никогда нет. Да вот, у приятеля Ряжских их, скорее всего, куры не клюют. И чего? Сильно они его выручили? По ходу нет.

Что там еще? Связи? Они мне тоже ни к чему. В том мире, где я живу, связи почти ничего не значат, по крайней мере те, которые имеют в виду Ряжские и иже с ними. Благодарность сильных мира сего? Ну, на этот счет я, как было сказано выше, тоже особо не обольщаюсь, и то, что мне подслушала и подглядела недавно Жанна в доме Ряжских, прекрасно иллюстрирует правильность данной точки зрения.

А я, со всей этой суетой, между прочим, в долг перед Пухеей влезу, который она раньше или позже непременно с меня стребовать захочет. И еще неизвестно, что именно Лихоманка в откуп запросит. Возьмет, к примеру, и размен в пропорции три к одному потребует. То есть я за одного этого красавца ей трех других бедолаг должен буду подогнать на съедение. А оно мне зачем? И потом — что, жизни трех обычных людей стоят дешевле, чем бытие друга, или даже благодетеля семейства Ряжских.

Как по мне — нет. Мы все равны при рождении и на пороге смерти. Бедные, богатые, сильные, слабые — любые. Мы все радостно кричим, выбравшись из материнского чрева и мы все, по прошествии какого-то времени, одинаково не желаем покидать этот странный, непонятный, непредсказуемый, но все же прекрасный мир.

Кстати, одна из последних записей Никиты, имеющаяся в книге, тоже на этот счет и была. Помотало его после ухода из родных мест по свету неслабо, в результате он аж до далеких песков Аравии добрался, где постигал разные науки, в том числе иностранные языки, астрономию и лекарские премудрости. Умный был мужик, прямо скажем. Я бы с ним с удовольствием пообщался, выдайся такая возможность. А как и где он сгинул — не знаю. Никто ничего про это не написал. Но, с учетом стремления к подвижничеству, думаю, ничего хорошего его не ждало. Последние записи относятся уже к 16 веку, а там тебе и татары, которые то и дело на Русь таскались, и усиление вертикали государственной власти с последующим закручиванием гаек в части свобод простого люда, и еще невесть что.

— Саш, ты здесь? — помахала ладошкой перед моими глазами Ряжская — Ты со мной?

— Формально — да — ответил я — По жизни — нет.

— То есть? — опешила женщина — Ты сейчас о чем?

— Я ни с кем. Я сам по себе. Всегда сам по себе. Запомните эту простую истину и никогда ее не забывайте. Даже когда мы с вами станем любовниками, все равно я не буду с вами, Ольга Михайловна. Это аксиома.

— Иногда поражаюсь, насколько ты самонадеян! — непритворно возмутилась женщина.

— Не люблю говорить очевидные вещи, но это нужно не мне, а вам — я встал и цапнул со стола стоящую там бутылку воды — Тьфу, теплая.

— Знаешь ли…

— Знаю — я свернул пробку и одним махом выпил половину содержимого — Все я знаю. А если, о чем и не в курсе, так только до поры, до времени.

Жанна глянула на меня, а после скорчила противную рожицу, перед тем поднеся два пальца ко рту.

— Ладно, оставим пока в стороне вопросы нашей с тобой совместной будущности — глубоко вздохнув, произнесла Ряжская — Что с моей просьбой?

— Поживем — увидим — я вытер со лба выступивший на нем пот — «Нет» не скажу, согласия тоже пока не дам.

— Увидим — возможно. Поживем — не факт. Вернее — поживет. Там все скверно, Саша. Не так, как у Бэллочки, но очень, очень скверно.

— А где сейчас этот господин обретается? У Вагнеров поди, как обычно?

— Нет — всплеснула руками Ряжская — Работает. Большей частью из дома, но работает. Такие люди, как Илья Николаевич до последнего вздоха расходуют жизнь на дело, которому служат.

Даже интересно стало, что это за дело такое. Поехать что ли, глянуть? Опять же — появилась у меня в голове одна забавная идейка о том, как попробовать и бублик съесть, и на елку влезть. Вернее, краеугольная основа идеи, которую еще нужно до ума довести.

— Молодец Илья Николаевич — я допил воду из бутылки — Честь ему и хвала. Но все равно у меня на него в ближайшие дни времени нет. Так уж получилось. Не поверите — все расписано по минутам.

— Я — поверю — усмехнулась Ряжская — Это история последних двадцати пяти лет моей жизни. Но поверь, ты поступаешь неразумно.

— Потому что вы уже пообещали, что дело в шляпе и чудо-лекарь примчится по первому свистку ему на помощь? Это ваши проблемы, дражайшая Ольга Михайловна, а не мои. И репутация на кону тоже не моя.

— Не только репутация.

— Возможно. Но мне что с того? Сами обещали — сами выкручивайтесь. А мне никому ничего доказывать не надо. Кстати — это охрененное ощущение, радость от которого не пропадает совершенно. Так что, если выдастся свободная минутка — съезжу с вами. Нет — значит нет.

— Слушай, твой список еще не готов, поэтому…

— Поэтому поспешите. Чем больше у меня будет поводов ощущать к вам признательность, тем выше шансы на наше возможное сотрудничество. Это вашим подчиненным плохо, у них выбора нет. А я в их число не вхожу.

— Кстати! — подняла вверх указательный палец Ряжска — О признательности и сотрудничестве. Саш, вот какое у меня есть предложение, — а не завести ли тебе свой офис?

— Прямо удивили — признался я — Как-то не думал. Да и накой он мне? Частная практика в моих планах не значится, ИП я тоже открывать не собираюсь, поскольку лениво бухгалтерию вести и тому подобной возней заниматься, вот и выходит, что нужды в нем ноль.

— Это сейчас — резонно заметила Ряжская — А потом? Кто знает? Опять же — вот понадобилось нам с тобой встретиться, так что, опять сюда, в банк обоим ехать?

— Чем плохо? — я обвел взглядом кабинет — Кондей есть, водичка на столе стоит, Алена за дверью уши греет. Мне нравится! И потом — вот эта штука, Ольга Михайловна, называется смартфон, при ее посредстве…

— Саш, заканчивай дурака валять! — рассердилась Ряжская — Ну сколько можно?

— Перебор?

— Если честно — да. Меру знать надо. Как клоун прямо!

— Принимается — кивнул я — И правда занесло. Если вам станет приятно, то мне стыдно.

— Относительно офиса — никто не говорит о том, что тебе надо будет где-то на окраине Москвы что-то там арендовать, вносить плату и так далее. У нас в Москва-Сити, в одной из башен, конкретно в «Меркурии», есть два этажа.

— Красиво живете.

— Можем себе позволить — веско ответила Ряжская — Один из кабинетов можешь взять себе, какой именно и на каком из этажей — сам выберешь. Поверь, это снимет часть твоих проблем. В будущем, к примеру, захочешь ИП открыть — пожалуйста, наши юристы и бухгалтера к твоим услугам. Плюс охрана, разъездные машины и так далее, и тому подобное.

— Звучит красиво — признался я — Многообещающе. Но с ответом все же повременю, хорошо?

— Думай столько, сколько заблагорассудится — отмахнулась моя собеседница — Колхоз дело добровольное, это надо не нам, а тебе.

Ну да, конечно. Нет, милая, это нужно как раз тебе. Там мимо твоих ушей ни один мой разговор не пройдет, ни одна встреча, ведь кругом глаза и уши на жаловании, включая разъездные машины. И прищучить меня там тоже куда проще.

— Вроде еще одна просьба имелась? — уточнил я — Небольшая. Готов выслушать.

— Саш, я правда сегодня ночью не выспалась — жалобно протянула Ольга Михайловна — Еще одну такую просто не перенесу.

— Так ведь вроде этот момент мы уже обсудили? Спите спокойно, родная женщина моя, и пусть вам снятся только хорошие сны. Ну что, это все?

— Саш, может…

— Нет — резко оборвал я ее вопрос — Нет. У меня на сегодня запланированы очень важные встречи, причем пока непонятно, сколько времени они займут. И давайте не возвращаться больше к этой теме, хорошо? Мы славно побеседовали, не стоит под конец разговора портить пусть даже и иллюзорное, но все же взаимопонимание.

— Хорошо — Ряжская глянула на часы — Тогда разбегаемся в разные стороны. Не ты один сильно занятой человек, знаешь ли.

— Так тому и быть — я поднялся с кресла — Тем более что меня наверняка ждут в операционном зале.

Так оно и оказалось. Писк замка еще не стих, а Федотова повисла у меня на шее, при этом перепугав бабушку-клиентку, как раз садившуюся напротив Марии и вызвав гримаску недовольства у Алены, которая решила нас проводить до выхода.

— Смолин! — облобызала меня в обе щеки Федотова — Как же хорошо, что ты, оказывается, не помер!

— Однако! — усмехнулась Ольга Михайловна — А твои приятельницы, Саша, девушки на позитиве. Душа радуется!

— Они такие — подтвердил я, ощутив, как в кармане джинсов задергался смартфон — Наташка, да расцепи ты руки, зараза такая! Мне звонит кто-то, ответить надо.

Это оказался Николай.

— Саш, привет — бодро проорал он мне прямо в ухо — Ну чего, я свободен, можем прокатиться по нашему делу. Ты сейчас где?

— На Сивцевом — ответил я — В банке.

— А, прогулка по местам боевой молодости. Святое дело. Но это хорошо, я как раз неподалеку. Давай я тебя минут через сорок у «Художественного» подхвачу. Нормально?

— Вполне — я глянул на Федотову, которая смотрела на меня так же, как ребенок на новогоднюю елку тридцать первого декабря, то есть с предвкушением и надеждой — Договорились.

— Саш, подвезти? — осведомилась у меня Ряжская — Нет? Ну, как знаешь. Все, на связи. И Алена, непременно напомните Дмитрию Борисовичу что в районе пяти часов я к нему наведаюсь с одним потенциальным клиентом. Очень важным для банка клиентом!

— Обязательно — прощебетала референтка.

Через минуту она, проводив гостью, прошла мимо нас, не забыв попутно добавить:

— Попрошу соблюдать порядок в операционном зале. Это банк!

— А то мы не знали — негромко сообщила в спину ей Юрченкова — Королева недоделанная! Работает без году неделя, а гонору-то, гонору!

— Да и хрен с ней! — отмахнулась Федотова — Сашк, ты где? Как? А про Ленку тебе рассказали? Я ее малышка видела, он такая лапа!

Казалось бы — много ли можно рассказать за те двадцать минут, что у меня были? Представьте себе — много! Невероятно много! У меня аж в ушах зазвенело от переизбытка информации. Видать, долго моя бывшая коллега в себе ее копила, вот и выплеснула сразу все запасы.

Погода на улице тем временем начала портиться. Вроде в банке-то пробыл всего-ничего, а на солнышко уже какая-то дымка наползла, и теплый до того ветерок ощутимо похолодел.

— Надо было куртку захватить — произнес я вслух — Как бы не простыть.

И вот тут меня охватило неприятное ощущение чужого взгляда, направленного мне в спину. Причем не просто чужого, а очень, очень недоброго, не сказать — ненавидящего. В былые времена я бы списал все на синдром накопленной усталости или другие извивы психики, но сейчас другое дело. Сейчас я своим чувствам доверял, зная, что они редко меня подводят.

Резко развернувшись, я скользнул взглядом по окнам банка. Нет, никто кроме Федотовой и Юрченковой, прощально замахавших руками, на меня не смотрел, но на их счет у меня сомнений не возникло. И ведь вертикальные жалюзи нигде не дернулись. Хотя это не показатель.

Интересно, кто же в этом здании меня может настолько не любить, особенно если учесть, что в нем почти не осталось моих знакомых как таковых?

— Жанна, а ты в внутри банка ничего странного не заметила? — спросил я у своей спутницы, махнув в ответ своим бывшим сослуживицам — Необычного?

— Если не считать домогательств к тебе бабули Ряжской — нет — язвительно ответила та — Ну, еще дизайн помещений откровенно неудачный, но ты же не о том меня спрашиваешь?

— Ну да — я поежился под порывом ветра и еще раз глянул на окна — Ладно, пошли. Может, на Арбате какой магазин одежды среди сувенирных лавок попадется, я куртку куплю. Или кофту.

— Там дорого.

— После Милана мне везде дешево. По твоей милости столько денег там оставили! И главное — зачем?

Когда я залез в отдельский микроавтобус, погода совсем уж испортилась, по небу с невероятной скоростью неслись рваные серые облака.

— Здорово — поприветствовал меня Нифонтов — Видал, как погода испортилась? Не иначе как дождь скоро ливанет.

— И тогда тебе придется везти меня домой — продолжил я его мысль — Ты же не бросишь друга на улице, когда разверзнутся хляби небесные?

— Да как нечего делать — фыркнул оперативник — Ты просто плохо меня знаешь. Ладно, это все лирика. Значит так, в дурке в разговоры с персоналом не лезь, если чего спросят — кивай или отвечай односложно, ясно? Там не обычная психиатрическая клиника, а, скажем так… Ээээ… Ведомственная. Туда абы кого не кладут. Надеюсь, моих полномочий для свидания с гражданкой Светланой Черемисиной хватит, по крайней мере Пал Палыч уверен в этом. Он там как-то раз бывал года два или три назад, тоже свидетельницу опрашивал.

— Хорошо — покладисто согласился я — Мне же проще.

Что клиника на самом деле непростая, мне стало понятно еще на въезде в нее, который был оборудован настолько капитально, что в какой-то момент показалось, что мы не в больницу приехали, на секретную военную базу с кучей степеней допуска.

Впрочем, когда мы миновали пропускной пункт, стало ясно, что это все же место, где больные духом снова пытаются обрести себя. Зелень газонов, аккуратно подстриженные кусты, широкие дорожки, по которым неспешно передвигались люди в одинаковой больничной одежде, какие-то сами по себе, какие-то в сопровождении медсестер или даже санитаров — все говорило о том, что мы прибыли туда, куда надо.

И главное — выражение лиц гуляющих по тропинкам людей. Оно были не таким как у тех, кто сейчас находился там, то ту сторону забора. Оно было иным. У кого-то одухотворенным, у кого-то отрешенным, у кого-то вовсе непонятным. Но все равно их всех, таких разных, объединяло одно — публичное одиночество. Они были среди людей, и все же каждый из них оставался при этом один на один с собой самим.

— Не люблю я подобные учреждения — вылезая из микроавтобуса, сообщил мне Нифонтов — Не по себе мне тут. Нет, понятно, что болезни у местных обитателей не заразные, что все буйные по отдельным палатам закрыты и никто их на улицу не выпустит, но все равно как-то муторно.

— Поневоле местные реалии на себя примерять начинаешь — предположил я — Страшное же дело. Не дай бог!

— Это да — кивнул Николай — Ладно, нам, похоже, вон туда надо. Там главное здание.

Скажу честно — это вам не вагнеровская клиника, где меня всегда и встретят, и приветят, и даже накормят. Мы с Николаем минут сорок потеряли, пока наконец дюжий молодец в идеально отглаженной форме не сопроводил нас в один из трех корпусов и не оставил в специальной комнате, предоставленной для свиданий с больными.

— Если какие продукты для передачи есть — сначала предъявляете их мне — привычно-сухо сообщил он нам — Иные предметы для передачи больному запрещены. Свидание десять минут, если закончите раньше или же пациент проявит нездоровую активность — незамедлительно жмете вон ту кнопку. Она у нас недавно, кто ее знает… Ясно?

— Предельно — подтвердил Нифонтов, которому при входе в здание пришлось сдать охране пистолет и массивный нож, что его крайне расстроило.

— Ожидайте — буркнул санитар и удалился с тем, чтобы через пару минут вернуться в сопровождении очень красивой женщины средних лет. Всем она была хороша, и только одно ее портило — страх, который, похоже, навсегда отпечатался на ее лице.

— Десять минут у вас есть — напомнил нам санитар, выходя прочь — Дверь не закрывать.

— Я вас не знаю — сообщила женщина, внимательно ощупав беспокойным взглядом наши лица — Вы кто?

— Капитан Нифонтов — показал ей удостоверение Николай — А это Александр Смолин, мой помощник.

— Добрый день — мягко произнес я, не очень хорошо понимая, как именно надо держаться с людьми, скорбными душой. Просто обычно я имею дело исключительно с теми, кто страдает телесно, а это, согласитесь, совсем другой коленкор.

— Кто вы? — дернулась щека Светланы — Зачем вы здесь?

— Ваш муж — не стал ходить вокруг да около Николай, заставив меня поморщиться. Мне кажется зря он настолько прямолинеен — Это он стал причиной того, что вы оказались здесь? Верно?

— Нет — мотнула рыжими кудрями красавица — И да.

— Это как же? — озадачился я — Так разве бывает?

— У живых — нет. А у мертвых — да!

И она разразилась смехом, да таким жутким, что даже у меня, разное за последние годы повидавшего, мурашки по спине пробежали.

Глава 6

— Он ко мне пришел! — задыхаясь от хохота, сообщила нам Светлана — Он — ко мне. Мертвый.

— Бывает — мягко сообщил ей я — Они иногда возвращаются.

— Не иногда — подалась вперед женщина, резко перестав смеяться — Это я виновата! Я!

— И что же вы сделали? — уточнил Николай, заставив меня недовольно поморщиться. В таких случаях должен говорить кто-то один, и ему подобные азы должны быть известны. Его этому учили. В конце концов, кто из нас сотрудник внутренних органов?

— Я его предала — губы Светланы задрожали, она, похоже, решила без особых остановок перейти от веселья к плачу.

— Господи, да в чем? — изумился я — С его смерти уже добрых полгода прошло. Я понимаю месяца три траур поносить, цветочки на могилку по первости повозить. Но жизнь- то идет дальше. Что же вам, до конца дней верность ушедшему супругу хранить, как духовную, так и физическую? Нет, я читал про такое, даже в театре спектакль на данную тематику видел, но в жизни ни разу не встречал. Так что стоит ли себя винить в некоей мифической неверности? Вы поступили так же, как все остальные, вот и все.

— Вы не поняли — из глаз женщины вытекли две крупные слезинки — Это не я решила, что предала. Это он так сказал. А потом… Потом…

Нифонтов забеспокоился, глядя на Светлану, которая, судя по судорожному дыханию и подергиванию плеч, похоже, собиралась забиться в истерике с минуты на минуту. Я, заметим, его волнение разделял, поскольку прекрасно понимал, что на этом разговор будет закончен. Заберут от нас эту бедолагу, отведут в палату и врубят ей укол. И бог весть, когда мы снова сможем с ней побеседовать.

— Ну-ну-ну — я положил свою ладонь на ее — Мало ли кто что скажет? Я вот, например, одной своей подруге пообещал звезду с небес достать. И что вы думаете?

— Что? — заинтересовалась она, всхлипывая.

— Не достал — немедленно ответил я — Где я и где звезда? Так что ваш муж, что живой, что мертвый может нести любую чушь. Особенно, если она еще и бездоказательна.

— Он прав — мотнула головой Светлана — Я ведь его на самом деле предала. Так и есть!

— Каким же образом? — снова влез в разговор Нифонтов, то и дело поглядывающий на приоткрытую дверь.

— Я продала Олегу ту часть бизнеса, что мне в наследство досталась — широко открыв глаза, объяснила нам женщина — А это ведь была память о нем. Он же всю душу свою в дело вложил, жил им, дышал им. Из-за него и умер. А я, дрянь, мерзавка, тварь…

Светлана вцепилась ногтями себе в щеки и, раскачиваясь из стороны в сторону завыла, словно подстреленная волчица.

— Олег — кто? — резко спросил у нее Нифонтов.

— Они с Толей когда-то вместе дело начинали — промычала Черемисина свозь рыдания — Напополам.

Она еще не договорила, а в помещение, где мы расположились, ввалился санитар с невероятно недовольным выражением лица.

— Все, свидание окончено — сообщил он нам — Все понимаю, интересы следствия, но пациентка эмоционально нестабильна.

— Он меня наказал за жадность — взвизгнула Светлана, когда санитар прикоснулся к ней — И Олега накажет! Но его — больше.

Что примечательно — слезы снова сменились хохотом. Возникало ощущение, что у этой дамы внутри головы есть какой-то рубильник, и некий чертик, поселившийся там, то и дело его переключает.

На самом деле — страшное дело. Лучше помереть, чем сюда попасть.

— Почему его больше? — чуть задержал санитара, уводящего женщину, Николай, причем тот немедленно что-то забубнил — Да не гундось ты, служивый. Это важно.

— Я ему жена — захлебываясь от веселья, пояснила Светлана — А он — брат, хоть и не родной, а названный. Для мужчин такое значит куда больше. А-ххххаааа!

Она зашлась в истерическом смехе и начала колотить кулачком по плечу медбрата.

— В любом случае прокатились сюда не зря — проводив взглядом больную женщину, сообщил мне Николай — Так сказать, совместили познавательное с поучительным.

— Жалко эту милашку — заметил я — По сути, ее вины в случившемся как таковой нет. Вступил человек в право наследования, после подумал-подумал, да и избавился от ненужного актива. Что здесь такого?

— Расскажи про это призраку — хмыкнул оперативник — Авось он тебя послушает. Да и потом — не думаю, что она сама вот так подумала-подумала и продала. Скорее всего, компаньон мужа ее уговорил расстаться с долей. Хотел под себя все дело забрать.

— А в этом что плохого? Нормальный бизнес-процесс. Я бы на его месте так же действовал.

— Так-то оно так — согласился Николай — И в этой связи мне вот что думается — а не Олег ли приятеля своего каким-то хитрым образом приговорил? Ну, просто все один к одному складывается, согласись?

— Не думаю — покачал головой я — При таком раскладе Черемисин компаньона давным-давно навестил бы, причем с летальным исходом для последнего. Не стал бы он нынешних событий дожидаться. Живые иногда не в состоянии разобраться в том, кто виноват, кто нет, а вот мертвые всегда знают всё. Не прикладывал Олег руку к его смерти, рубль за сто даю.

— Зато на бизнес лапу наложил, чем здорово себе усложнил жизнь.

— Или сократил — предположил я — Может, супруге покойного Черемисина еще повезло в том, что она лишь до психушки достукалась. Не исключено, что мы вообще опоздали. Может, лежит сейчас Олег где-то в морге с биркой на ноге и перекошенным от ужаса лицом, совершенно непригодный для допроса.

— Да типун тебе на твой длинный язык — недовольно скривился оперативник, доставая из кармана смартфон — И фамилию этого Олега мы у супруги Черемисина не узнали, пробивать придется кто да что.

— Да ладно прибедняться — попросил я его — Ну, и цену себе набивать тоже. Поверь, я на самом деле ценю твою помощь, так что можешь мне об этом постоянно не напоминать.

— Злой ты стал после поездок по Европе — попенял мне Нифонтов, выходя из помещения для свиданий с пациентами — Язвительный. Смотри, с таким подходом к людям ты скоро себе немало проблем наживешь, причем и тут, среди людей, и там, среди своих. Это не Англия, это Россия. У нас душевность в ходу, а не саркастичность и хитровыдуманность. Але, Жень, привет. Давай, пробей мне одного кренделя. Нет, фамилии и отчества у меня нет, только имя.

Следом за этим Николай убрал трубку от уха и подмигнул мне. Оно и понятно, Мезенцева ней сквернословила так, что было неясно, как аппарат от этой тирады не расплавился.

— Прооралась? — уточнил у нее мой спутник через минуту — Вот и славно. Теперь давай займемся делом. Сначала выясним личные данные фигуранта, а уже после остальное — адрес офиса, дома, телефон и так далее. И от Смолина тебе огромный привет. Какой именно? Размером со слона. Куда ему идти? Нет, это очень далеко, он мне пока тут нужен. А, и мне идти? Не вопрос, только отыщи мне в базе нужную информацию.

Фамилия у Олега оказалась самая что ни на есть ходовая — Петров. И если бы не деловое партнерство с Черемисиным, закрепленное юридически, что оставило след в разнообразных базах данных, то отыскать его было бы куда сложнее. Нет, все равно он никуда не делся бы, при нынешней цифровизации общества подобное невозможно, но времени на обнаружение ушло бы куда больше. А так через десять минут мы знали о нем все, что нам может понадобиться.

А вот если бы новый безопасник Ряжской свою работу по уму сделал, то и ждать бы не пришлось.

— Ничего так у них компания была, немаленькая — заметил Николай, копаясь в смартфоне — Лесом занималась. В первую очередь за границу его гнали, но при этом и сами кое-что производили. Лесопилки, склады, несколько деревообрабатывающих комбинатов по стране, две мебельные фабрики. Короче — крепко на ногах стояли ребята, крепко. Кабы не твои слова, Сашка, то я в своей версии только укрепился бы. За такой куш, как половина подобного налаженного бизнеса, и убить не грех, прости меня, Господи, грешного.

— Да ладно я. А следствие? Наверняка после смерти Черемисина оно проводилось, и его деловой партнер, к гадалке не ходи, основным подозреваемым выступал. Так ведь он на свободе гуляет. Значит не нашли ничего?

— Вот это точно не показатель — ухмыльнулся Нифонтов — Все мы люди, все мы человеки. Ладно, пустое. Давай-ка мы с господином Петровым созвонимся и о встрече договоримся, причем если повезет, то прямо на сегодня. У меня просто потом все забито очень плотно до конца недели. Буду, твоими стараниями, личное со служебным пробовать совместить.

Он начал тыкать пальцем в экран телефона, а я, глядя на него, задумался о другом. Все спутники колдуна-бунтаря ребята с не самым чистым прижизненным прошлым, это был основной критерий. Интересно, что же такое натворил этот самый Черемисин тогда, когда еще ногами грешную Землю топтал? Покуда ничего особенного я не увидел. Жена его если даже не любила, то, по крайней мере, точно не ненавидела, то есть домашним тираном и деспотом он не являлся. Бизнес, хоть и относится к той категории, которую экономически прозрачной не назовешь, все же не криминальный, а вполне себе легальный. Ясно, что без откатов, ухода от налогов и иных шалостей в нем не обошлось, так в России это скорее норма, чем отклонение от нее. Вот когда люди реально в «белую» работают по всем направлениям, то здесь точно что-то неладно. Это или шпионы, и те, по кому учреждение, в котором мы сейчас находимся, плачет.

Но скелет-то в шкафу все равно есть. Только вот понять бы, где этот шкаф стоит и как его дверцу приоткрыть.

А Николай тем временем общался с кем-то из офиса Петрова, причем, судя по недовольной роже, его перекидывали с линии на линию.

— Капитан Нифонтов — рыкнул он в трубку в очередной раз — Московская полиция. Мне надо пообщаться с Олегом Эдуардовичем. И не надо меня еще на кого-то переключать, ясно? Я не клиент вашей организации, а представитель власти. Чего? Когда? Понятно. А где он сейчас? Ясно. Спасибо.

Николай отнял трубку от уха, глубоко вздохнул и уставился на меня. Причем взгляд у него был довольно неприятный, такой оценивающе-задумчивый. И наводящий на нехорошие мысли.

— Да ладно? — первым нарушил молчание я — Не может быть.

— Знаешь, Смолин, я, наверное, всем нашим скажу, чтобы они с тобой дела не имели больше. У тебя глаз черный и язык недобрый. Ты вот десять минут назад брякнул, что Петров в морге лежит с биркой на ноге, а он возьми, да и в самом деле туда попади. Помер наш бизнесмен нынче ночью.

— Ой, как интересно! — даже взвизгнула от переполняющих ее эмоций Жанна, вольготно расположившаяся в салоне микроавтобуса — Надо же! Саш, так ты пророк?

— Знаешь, Коля, ты на меня не наговаривай — потребовал у оперативника я, не разделяя восторгов своей спутницы — Это не сглаз и не пророчество. Это элементарная логика и знание предмета. Черемисин достаточно спокойно пережил тот факт, что дом, деньги и все остальное достались жене, к которой он при жизни, похоже, неплохо относился. Даже не побоюсь утверждать, что он ее любил. Но та выбесила призрак до крайности, продав долю в компании, и тем самым заставив его перейти к жестким действиям. Бедолага эта про предательство не просто так упоминала. Скажу больше — это, скорее всего, даже не ее слова. Подсказать чьи?

— Причем предательство тут двойное — кивнул, соглашаясь с моими словами Николай — И жены, и друга. А почему ты думаешь, кстати, что он супругу любил?

— Так он же ее не убил, только вот, до дурки довел. Да и то, скорее всего, у него подобное в планах не числилось.

— А, может, он ее на сладкое оставил? — азартно заявила Жанна, вскочив с сидения и переместившись поближе к нам — Я бы так и сделала! Пусть сначала помучается!

— Не исключено — на автомате согласился с ней я.

— Ты сейчас с кем говоришь? — немедленно насторожился Николай — А?

— Так, мысли вслух — заюлил я.

— Какие «мысли вслух»? — возмутился оперативник — Ты кого лечишь? Кто с нами катается?

— Милая девушка — поняв, что все равно спалился, признался я — Жанна.

— Ты охренел? — таким ошарашенным я Нифонтова не видел никогда, даже после драки с пиявцем — Милая? И мертвая?

— У всех свои недостатки — примирительно произнес я — Ну — мертвая. Бывает. Ты с ней, между прочим, уже в каком-то смысле давно знаком.

— Ну, а то, что ты несколько раз рыгнул по дороге сюда — это нестрашно — прощебетала Жанна, погладив Николая по голове — Все мужчины так делают, когда думают, что их никто не видит. А еще они постоянно кое-где чешут. Есть у них такая привычка.

— Капец — не мог успокоится оперативник — Везде таскать с собой призрак! Смолин, ты чокнутый!

— Коль, я Ходящий близ Смерти — добавив в голос холода, напомнил ему я — Поэтому призраки — это часть моей профессии. Причем во всем их многообразии. Каких-то их них я убираю с нашего плана бытия, какие-то мне служат, а какие-то меня все время сопровождают. Как, например, Жанна, которая неотлучно следует за мной последние три года.

— Нет слов, одни эмоции — Николай поправил ворот куртки — Ладно, тебе жить. Так что твоя сопровождающая предположила?

— Что жену Черемисин на потом оставил — пояснил я — Такое в рамки случившегося укладывается, по идее. Но я бы поставил не на Светлану, а на супругу покойного Олега. Думаю, именно она будет следующей мишенью.

— Поясни.

— Теперь де-факто именно она хозяйка компании. Ну да, до полного вступления в права какое-то время должно пройти, но де-юре, предполагаю, нашего красавца вообще не интересует. Он работает с тем, что есть.

— А еще она жена предателя — Николай повернул ключ в замке зажигания — Только непонятно, чего он ее тогда этой ночью вместе с мужем не пришиб? Одним махом.

— Да откуда же мне это знать? — усмехнулся я — Может, у него план есть, вроде «одна ночь — одна смерть». Или ее вообще дома не было. Или вот тебе еще один вариант — в нем проснулась жалость. Предположений масса. Причем они все могут оказаться правильными, или, наоборот, ни один рядом с правдой рядом не стоял. Последний, думаю, так точно.

— В любом случае надо ее опросить — Николай снова достал смартфон — Так что поехали, прокатимся к безутешной вдове, пообщаемся.

— Зная нашу удачливость, предположу, что тащиться нам придется на другой конец Москвы. Да?

— Представь себе — нет — ответил Нифонтов, глядя на экран смартфона — Семейство Петровых в коттеджном поселке обитает, за городом, и отсюда это не так далеко. Если, конечно, в пробке не залипнем.

Нам повезло, мы не влипли в транспортный коллапс, хотя час на дорогу все же потратили. Причем Николай, как видно, обидевшись на то, что я ему не рассказал о Жанне, большей частью помалкивал, то и дело зачем-то поглядывая в зеркало заднего вида. Кого он там хотел увидеть — понятия не имею.

Коттеджный поселок, в котором обитал покойный ныне Петров оказался куда менее пафосным, чем, к примеру тот, где квартировал мой предыдущий оппонент из свиты колдуна Кузьмы. Так сказать — и дом пониже, и дым пожиже. На въезде вместо плечистых чоповцев дедок-сторож, дома если и не бюджетные, то близко к тому, не замки, скажем так. Да и дороги без разметки, что тоже показатель.

— О, смотри-ка ты, наши — сообщил мне Николай, подъезжая к высокому забору зеленого цвета, из-за которого виднелся довольно-таки красивый домик — Это хорошо, значит мы вдову тепленькой примем.

И правда, около массивной калитки стояла полицейская машина, около которой курили два мужичка, скорее всего следователь и сотрудник прокуратуры. Или еще кто, я в этих частностях не сильно разбираюсь. Так, на уровне сериалов.

— Пойду с ними пошепчусь, пока они не уехали — сообщил мне Нифонтов и шустро покинул машину, сказав мне напоследок — Ты пока не вылезай. Не надо.

— Он чего имеет в виду? — уточнила у меня Жанна — Что значит — тепленькой?

— Не то, о чем ты подумала — пояснил я ей — Наш с тобой друг имеет в виду то, что госпожа Петрова еще не отошла от только что закончившегося допроса и не предалась терзаниям по ушедшему супругу.

— Не друг он мне вовсе — буркнула девушка — И тебе, между прочим, тоже. Ты просто многого не замечаешь, вот так-то!

— Потом меня просветишь на этот счет — отозвался я — Как-нибудь вечерком под чаек.

Николай о чем-то беседовал с коллегами минут пять, после те сели в машину и уехали, а он помахал мне рукой, мол — вылезай, уже можно.

— По второму кругу ее эти парни опрашивали — доставая из кармана сигареты, сообщил мне Нифонтов — Был звонок сверху, велено разобраться детально и доложить незамедлительно. Оказывается, покойные короли древесины еще и на госзаказах сидели, а это уже не шутки. Надо думать, заносили они кому-то серьезному денег, вот он и хочет теперь понять, откуда ветер дует. Сейчас времена непростые, сверху вниз кубарем слететь даже по незначительному поводу можно за секунду.

— И чего нарыли?

— В первом приближении никакого криминала, естественно, нет — щелкнул зажигалкой оперативник — Ну, оно и понятно. Рабочая версия — инфаркт. Думаю, она в результате и останется единственной. Следов насилия нет, пулевых отверстий тоже, яда в крови не обнаружат, и так далее, и тому подобное. Да и откуда этой роскоши взяться? Все же было куда как проще. Раздавил друг Толя другу Саше сердце, как это у нежити обычно и водится, я такое уже не раз и не два видал. Судмедэксперт, понятно, немного удивится, но спишет все на постоянные стрессы, без которых большого бизнеса не бывает. Ну, а после дело закроют и сдадут в архив.

— Что вдова?

— Адекватна, подавлена, показания дала, под подпиской о невыезде автограф поставила без звука. Еще в доме какое-то время ошивался семейный адвокат, но потом, поняв, что его нанимательницу никто в острог волочь не собирается, куда-то уехал. Но это тоже в порядке вещей, у него горячие денечки начались. А нам подобное вообще на руку. Никто под ногами мешаться не будет. Ладно, сейчас докурю и пойдем. Да! Кличут вдову Римма Аркадьевна. Вот такое звучное имечко.

Прямо скажем — не очень обрадовалась нам вышеупомянутая Римма Аркадьевна, это было видно по ее выражению лица.

— Я уже дважды дала показания — устало произнесла она, как только увидела удостоверение Николая — Сколько можно? У меня горе. У меня муж умер. Давайте все опросы перенесем на завтра. А лучше — на послезавтра.

— Рады бы, да не можем — Николай убрал документ в карман — Позволите пройти?

— Прошу — обреченно махнула рукой она — Все равно не отстанете.

Была госпожа Петрова белокура, стройна и весьма привлекательна собой, хоть, конечно, пора яркого женского цветения, у нее осталась позади.

— Если желаете о чем-то спрашивать — начинайте — сообщила она Нифонтову, раскрывая вместительный чемодан, положенный на прозрачный стеклянный столик — Но уж извините, отвечать стану на ходу. И чаю тоже не предложу, не обессудьте.

— Жаль, я бы не отказался — отозвался Николай — А вы что, куда-то собираетесь? Насколько я знаю, вы вроде под подпиской о невыезде?

— Из Москвы я не уезжаю — ответила ему вдова, убирая в чемодан стопку одежды, которую она взяла с дивана. И там еще несколько таких же осталось — Но и вы поймите меня. Вчера в этом доме был дом, в котором жило счастье. Сегодня же…

Она сухо всхлипнула, но тут же взяла себя в руки, глянула на красивые настенные часы и снова направилась к дивану, за очередной партией пожитков.

— Ну да, ну да — покивал Николай — Понимаю.

Не знаю, что он вкладывал в свои слова, а вот мне точно стало ясно. Спешит вдова, желает до темноты дом покинуть. Значит, предположения верны.

— Ничего не изменится — сказал я и опустился в кресло, стоящее у стены — Уедете вы из этого дома, нет — результат будет тот же. Он все равно придет за вами, Римма Аркадьевна. Придет и сделает то, что обещал.

— Кто придет? — женщину слово разряд тока пробил — Вы о ком? Вы о чем? И еще — ваш товарищ представился и удостоверение показал. Вы — нет.

— Все верно. Видите ли, мой друг служит в полиции, а я нет, так откуда взяться удостоверению? Что до имени — меня зовут Александр. Очень рад знакомству.

— Я не знаю кто вы, и что вам нужно, но покиньте мой дом немедленно — глаза вдовы нехорошо сузились — Немедленно!

— Нет проблем — я поднялся из кресла, не обращая внимания на недовольный вид Нифонтова — Хорошо, мы уйдем. Но когда все начнется, вы останетесь с ним один на один. Простите за банальность фразы, в данный момент вы теряете свой последний шанс.

— Что начнется? С кем — ним? — процедила побледневшая женщина.

— С ним — это с Анатолием Черемисным, деловым партнером вашего мужа, и, уверен, другом семьи. Теперь, правда покойным. Что до первого вопроса… Да вот хоть такое начнется.

Я подмигнул Жанне, та мигом поняла, что от нее требуется, и кувыркнула на пол, покрытый ковром, стеклянную вазу с придверного столика. Та, слава богу, не разбилась, но ее падение впечатление на хозяйку дома произвело изрядное.

— Или вот такое — я показал глазами своей помощнице на камин, рядом с которым имелась стойка с разным инвентарем, вроде кочерги и совка для угля. Через мгновение вся эта инженерия с громыханием обрушилась на пол — Поверьте, с чего-то такого Анатолий и начнет. Если он сразу вас не убил, значит решил поразвлечься. Ну, а какая забава без нагнетания атмосферы и разнообразной жути?

— Кто вы? — выдохнула Римма Аркадьевна — Еще раз спрашиваю.

— И когда я себе визитки закажу? — спросил я у Нифонтова — Все же проще было бы. Дал карточку, там все написано.

— Я на самом деле полицейский — заверил вдову мой спутник — А Александр… Он разбирается в том, что происходит в вашем доме. Считайте, что он… Экстрасенс. Или там — охотник за приведениями. Главное в другом. Главное — он вам поможет.

— И я должна в это все поверить? — нервно рассмеялась женщина — Да?

— Дело ваше — я подошел к ней поближе — И все-таки — почему он не убил вас вслед за мужем? Ведь есть какая-то причина?

— Он хотел — глубоко вздохнула Римма Аркадьевна — Сначала меня, а потом Марью.

— Марья — это кто? — в один голос спросили Жанна и Нифонтов.

— Речь о прислуге? — уточнил я

— У нас нет прислуги. Марья — это наша с Олегом дочь — пояснила хозяйка дома — Причем эта сволочь мне описала, как именно он ее убивать станет. Прямо смаковал. Только я не удивилась этому. Испугалась, сопротивлялась, но не удивилась. Я вообще последние два года терпеть не могла, когда Черемисин к нам в дом приходил, и как раз из-за Машки. Ей недавно пятнадцать исполнилось, а формироваться она начала рано, они сейчас все такие, вот я стала замечать…

— Ясно — перебил ее Нифонтов — Сальные взгляды и все такое.

— Именно — подтвердила Римма Аркадьевна — И потом… Слышала я кое-какие сплетни о том, как именно Черемисин развлекается, пока Светка на Бали или в Тае свою задницу греет. Такая мерзость, знаете ли. Даже если из них только десятая часть правда, то Толикуточно кое-какие части тела стоит не то, что отрезать, а попросту оторвать.

Все, можно выдохнуть и вычеркнуть из раздела «Загадки» один пункт. Теперь понятно, отчего Кузьма зачислил этого поганца в свою компанию. С такими-то склонностями куда ему еще, как не туда? Сладенькое, видишь ли, он любит. Малолеточек предпочитает.

Одно только неясно — что, Хозяин кладбища вообще мух не ловит? Почему при распределении он его не отправил лет на сто под землю? Странные у него представления о справедливости и посмертном воздаянии, получается. Не совпадающие с другими коллегами по цеху.

— А где дочка? — я ткнул пальцем в лестницу, ведущую на второй этаж — Там, наверху?

— Я ее еще утром к маме в Королев отправила. Я сама оттуда родом — пояснила хозяйка дома — От греха подальше, и вообще… Просто я сама отца почти в ее возрасте потеряла, помню, какой это ужас. Вот и зачем ей здесь быть? Тем более эти бесконечные допросы…

— Попытка с негодными средствами. Он и там ее найдет — заверил я мигом побледневшую женщину — Вы можете ее хоть в бункер закрыть, но он доберется до вашей дочери. Ручаюсь за это.

Вообще-то я немного приврал, не так легко призраку попасть туда, где он ранее никогда не бывал. Но ей про это знать не нужно, иначе она не сделает то, что мне от нее нужно. Впрочем, кто знает. Многолетние деловые партнеры — это почти семья, так что запросто Толя мог и в Королев хоть раз в жизни, да заскочить. Почему нет? И тогда все. Тогда для него двери в мамину квартиру открыты. И даже подъездные такому как он, не помеха. Он не просто призрак, вроде моего вольнонаемного шофера. Он — убийца, а это совсем другой коленкор.

— Зачем вы меня пугаете? — похоже, что запас сил у бедняжки кончился и она буквально плюхнулась на диван, так, будто ее ноги не держали. Хотя, может, так и было — Зачем?

— Да не пугаем мы вас — вступил в разговор Николай, который прекрасно понял, чего именно я добиваюсь — Мы предлагаем вам помощь. Реальную помощь. Мы избавим вас от того, кто желает вашей смерти. Навсегда.

— Сколько? — устало спросила Римма Аркадьевна.

— Ему платит государство — показал я на Нифонтова — Что до меня… Оплата по результату. Если он вас устроит, то рассчитаетесь.

— А если нет? — неожиданно я услышал в голосе этой измученной женщины нотки иронии.

— Тогда вы умрете. Но до того ему придется прикончить меня и моего приятеля, а это, как бы самонадеянно не прозвучали мои слова, не так уж просто сделать.

— Сто раз такое видела по телевизору, но никогда не думала, что столкнусь с подобной дичью в жизни — пожаловалась нам хозяйка дома — Горячечный бред — и только.

— Ну так что, сидим, ждем друга семьи? — поинтересовался я у нее — Закончим все здесь и сегодня?

— Хорошо — хлопнула ладонями по коленям Петрова — Я вам поверю. Но если… Хотя какое тут «если»? Его попросту нет.

— Вот и славно — я закинул ногу на ногу — Римма Аркадьевна, раз уж мы сидим и ждем наступления темноты, так может вы нас покормите? Мы с Колей весь день на ногах, и признаться, очень голодны. Нам бы бутербродов каких-то и чайку к ним. Понимаю, что звучит моя просьба нахально, но…

— Конечно — хозяйка дома поднялась с дивана, и мне стало ясно, что она справилась со своей недавней слабостью. И, признаюсь, в этот момент я проникся к ней большим уважением. Нечасто доводится встречать столь сильных духом людей — Пойду приготовлю.

— Саш, ты уверен, что он придет сначала сюда? — тихо спросил у меня Нифонтов, когда хозяйка покинула комнату — А не в Королев рванет?

— Сто процентов — ответил ему я — Маша у него, как выразилась моя Жанна, на сладкое припасена. Так что сидим и ждем.

— И еще — Нифонтов шмыгнул носом — Ты его точно уработаешь? Уверен?

— Обидно говоришь — попенял я ему — Куда он денется. Главное не это. Главное суметь его разговорить. Есть у меня одна идейка, но вот сработает ли она — фиг знает.

Солнце, как это бывает весной, валилось за горизонт медленно, не торопясь, а мы сидели в немаленькой гостиной первого этажа, пили чай и ждали темноты.

— Он сначала Олега убил — рассказывала нам Римма, то и дело судорожно хватая ртом воздух — Медленно так, словно смакуя. Руку ему в грудь запустил, и все приговаривал: «Ты предал меня, брат. Предал!». А я смотрю и думаю, что с ума, наверное, сошла. Ведь не бывает же такого в жизни!

Мы с Николаем переглянулись, вспомнив наш недавний разговор.

— А потом меня схватил и к кровати прижал — женщина чуть приспустила блузку с одного плеча, и мы увидели иссиня-черные пятна на ее белой коже — Вот тогда он и начал рассказывать, что и как сделает с Машкой. Я дергаюсь, пытаюсь вырваться — и все впустую. Даже закричать не могла, боялась, что дочку разбужу, она сюда придет, и тогда он ее на моих глазах… Ну, вы поняли.

— Чего не понять — вздохнула Жанна — Вот же сволочь этот Черемисин!

— А потом его словно кто-то позвал — продолжила хозяйка дома — Он насторожился, словно услышал кого-то, недовольно так рожу скривил и говорит: «Завтра продолжим, не до тебя сейчас. Ты жди, я приду». И прямо сквозь дверь проскользнул, та даже не дернулась. Я полежала немного, в себя пришла, Олега трясу, а он уже холодеть стал. Ну, а потом завертелось.

Интересно, кого же это такого Черемисин услышал? Или, может, его кто позвал? И еще — а он, любопытно, вот так кого-то к себе призвать сможет? Например, своего хозяина?

Потихоньку, помаленьку в гостиной сгустилась темнота, после чего разговоры стихли сами собой. А следом за этим где-то наверху хлопнула дверь, и тишину нарушил бодрый мужской голос, который спросил:

— Машенька, ты тут? Нет? А где же ты? К тебе пришел в гости твой дядя Толя!

Глава 7

— Не обращайте внимания — негромко посоветовал я женщине, которая ощутимо напряглась — Товарищ желает получить все возможные удовольствия до того, как вас убьет. Это нормально.

— Я так не считаю — пробормотала она — Что же тут нормального?

— Пришел наш общий друг? — оживился задремавший было Нифонтов — Да?

— Пришел, пришел — подтвердил я — Дверью хлопнул, молодую девчатину наверху ищет. Ой, Римма, простите, брякнул не подумавши!

— И вы его слышите? — обратился оперативник к хозяйке дома.

— Лучше бы не слышала — вздохнула та.

— И я тоже — не без удовлетворения сообщила полицейскому Жанна, а после еще и язык показала — А ты — нет! Так тебе и надо.

Детский сад — штаны на лямках, по-другому не скажешь.

— Римма, такое ощущение, что и ты меня не ждешь? — интонации в голосе Черемисина были откровенно издевательские — Я надеялся застать тебя в спальне, а тут пусто.

Снова хлопок двери, уже куда более сильный.

— Определенно это дискриминация по социальному статусу — буркнул Николай — Все его слышат, один я — нет. И еще, наверняка, не увижу.

— Увы, но иногда не мы решаем, кого видеть, кого нет — я ткнул пальцем в сторону камина — Жанна, ну-ка встань вот туда, чтобы с лестницы тебя видно не было.

— Ага — девушка послушно выполнила мой приказ.

— Она наше тайное оружие — пояснил я присутствующим, и включил торшер, который стоял рядом с моим креслом. Ну, а что? Не в темноте же мне с этим душегубом силами меряться — А вы, Римма Аркадьевна, помните, о чем мы договорились. Беседую с вашим другом семьи я, вы вступаете в разговор только тогда, когда это необходимо.

— Я вижу свет! — раздался голос со второго этажа — Так ты ждешь меня внизу? Может, даже стол накрыла? Мне еда теперь не слишком нужна, но это так трогательно! Хорошо, иду.

И Черемисин нас не обманул, уже через пару секунд он синей тенью вынырнул из темноты коридора второго этажа. Правда, тут же лихо прыгать вниз или, к примеру, чинно спускаться по лестнице не стал, напротив, заметив, что жена его мертвого друга в гостиной не одна. Он замер на верхней ступеньке и с любопытством уставился на нас.

Я же в свою очередь рассматривал его. Высок был при жизни Анатолий, и телом крепок. Не иначе, как из бывших спортсменов. Нет, годы, несомненно, брали свое, и некогда подтянутая фигура уже принялась расползаться в стороны, но косая сажень в плечах никуда не делась. Костюм, правда, на нем смотрелся как на корове седло, видно нечасто он его носил, выбирая для себя более комфортную одежду, но тут уж в чем похоронили, в том и ходи.

Елки-палки, на вид нормальный мужик, у такого с бабами проблем возникать вообще не должно. Да и деньги у него водились, что тоже немаловажный фактор в наше прагматичное время. И вот накой ему малолетки? Воистину, человеческий мозг — это черная дыра, в которой непонятно что откуда берется и что куда пропадает.

Впрочем, черноты в Черемисине как раз хватало, причем с избытком, она непроницаемым облаком клубилась в его животе. До приснопамятного призрака из элеватора, которого я прибил по просьбе Слав ему было еще далеко, но своего сотоварища Хвостова он уверенно обогнал.

А, может, эта темнота внутри не после смерти появляется, а еще при жизни у иных людей заводится? Возникает, как пятнышко, которое никто ни на каком рентгене или МРТ сроду не заметит, и расползается потихоньку во все стороны, подпитываясь от дурных дел и недобрых мыслей, от злобы и зависти. Ну, а после, когда земной путь человека окончен, она не дает своему владельцу уйти туда, куда должно, привязывая его к нашей реальности и заставляя теперь делать то, что хочется ей. Сколько я таких, как вот этот красавец-мужчина, мраком изнутри пропитанных, уже видел? Не сосчитать.

А сколько еще увижу?

— Римма, Римма — укоризненно-слащаво произнес Черемисин — Зачем же ты этих двоих сюда приперла, а? Я же их теперь непременно убью, даже не сомневайся. Причем им будет хуже, чем тебе, они, как и твой муженек даже не поймут, кто именно из них жизнь выжимает по капле, а это очень, очень страшно. Аааа! Я понял! Просто неохота тебе одной помирать, приятнее это сделать в компании?

Молчала женщина, даже не смотрела в его сторону. Побледнела вся от страха, кулачки сжаты так, что вот-вот кровь из ладоней брызнет. Но — держится. Не кричит, не истерит, пощады не просит. В другой ситуации и будь она помоложе лет на десять — я бы за ней приударил. Нет, серьезно. Не женщина, а мечта. И имя у нее красивое — Римма. Я до сегодняшнего дня ни разу Римм не встречал.

— А Машенька где? — глумливо осведомился призрак, спустившись на одну ступеньку вниз — Спрятала от меня, да? И наверняка думаешь, что ох, как надежно, что не найду я ее. Только вот времени у тебя было мало, так же, как и мозгов. Наверняка к матери в Королев отправила, верно? Опять молчит! Интересно, а приятели твои часом про это не знают? Ой-ой! Я догадался! Олежка-то наш, похоже, был рогат! Да, Риммочка? А что, ты с обоими сразу пежишься, или только один из них имеет доступ к твоему телу? Небось тот, что помоложе? Тоже на свежатинку потянуло? Не хочется стареть, да?

— Редкий случай, Римма Аркадьевна — вступил в разговор я, небрежно закинув ногу на ногу — Столько слов, и ни одной верной догадки. Скажите, этот господин при жизни на самом деле был бизнесменом?

— Был — еле слышно произнесла женщина.

— Странно — я склонил голову к плечу и задумчиво окинул взглядом застывшего на месте Черемисина — Бизнес — дело серьезное, требующее хороших умственных способностей, которыми тут, уж извините, не пахнет даже. Много ненужной иронии, бессмысленных угроз, сомнительного юмора. Вы, милейший, больше напоминаете мне сварливого старичка на лавке у подъезда, который то несмешно острит, то пукает.

— Очень интересно — голос призрака ощутимо изменился — Значит, ты меня видишь? Это как же так получается? Римма ладно, я хочу, чтобы она знала, кто ее убьет. Но ты как? Он сказал, что я сам могу решать, перед кем показываться, перед кем нет! А, выходит, все не так?

— Входит, выходит — отмахнулся я — Мало ли чего на свете случается? И потом — твой Кузьма тоже не семи пядей во лбу, знаешь ли. И слова его не истина в последней инстанции.

— Ты Кузьму не тронь! — велел мне призрак — Он всех нас… Стоп! И все-таки — ты кто такой?

— Кто-кто. Гость вот этой милой дамы — я показал рукой на Римму — Сын ее школьной подруги. Они за одной партой все десять лет просидели. Вот, проездом в Москве, по просьбе любимой мамочки заскочил сюда, а тут вон какое горе. В результате засиделись до темноты, а тут и вы пришли.

Хозяйка дома после слов про школьную подругу неожиданно выпрямилась и крайне недовольно глянула на меня. Похоже, я что-то сказал не так. Только что? Может, она не в школе училась, а в интернате? Или, к примеру, дома и экстерном?

— А я и поверил — хохотнул Черемисин — Сын школьной подруги, как же!

Римма замерла словно суслик перед змеей, не отрывая взгляда от призрака, неспешно спускавшегося все ниже и ниже по лестнице. Николай, единственный из нас, кто его не видел, в свою очередь, внимательно следил за ней, его ладонь неторопливо обхватила рукоять ножа, притороченного к поясу.

— Ну ладно, ладно — вздохнул я — Раскусил ты меня, Толик. Мы с моим приятелем, вон тем, надумали прикупить твой бизнес. Ты помер, ее муж, царствие ему небесное, тоже, а сама Римма лесозаготовками заниматься не желает. У нее в планах значатся жизнь на природе, цветоводство, воспитание дочери и ожидание внуков.

— И снова врешь — деловито заметил призрак, спустившись на еще одну ступеньку — Из тебя бизнесмен, как из моего хрена оратор. Я своих за километр чую.

— Имеется в виду — любителей маленьких девочек?

— Ой, да ладно. Это забава не хуже прочих — равнодушно ответил Черемисин — Знал бы ты, чем остальные представители нашего круга развлекаются. Олег, между прочим, тоже не ангел был. Да-да Римма, я тебе такого мог бы порассказать, да не стану. И потом — не было бы спроса, не было бы и предложения. Что до тебя — похоже, догадался я, кто ты такой есть.

— Да ладно? — округлил глаза я — В самом деле?

— Кузьма предупреждал нас, что рано или поздно та образина в черных тряпках с кладбища по нашему следу собак спустит. Вот ты, полагаю, одна из них. Ленчик Хвощов твоя работа? Ты его приговорил?

— Ну, почему сразу «приговорил»? Сначала попытался договориться, но он отчего-то не пожелал прислушиваться ни ко мне, ни к голосу разума. Но ты-то, надеюсь, посмекалистей окажешься?

Увы, увы, но цветовая гамма Черемисина начала багроветь, из чего следовало то, что разговор у нас, похоже, не получится. А жаль.

— А я… — с недобрыми интонациями начал было что-то мне говорить бывший бизнесмен, но тут у меня в кармане закурлыкал смартфон.

— Пять секунд — попросил я его и достал гаджет — И мы продолжим. Алло?

— Саня, привет — бодро проорал мне в ухо Олег — Я не слишком поздно?

— Нет — заверил его я — Мы тут с приятелями весело время проводим, так что ничего страшного.

— Сильно весело? — неожиданно посерьезнел мой собрат — Знаю я этот твой голос. Помню. Да и чуем мы друг друга. Помощь не нужна? Ты скажи, я приеду.

— Нормально все — я состроил извиняющуюся рожицу Черемисину, который знай себе шагал со ступеньки на ступеньку, очень медленно, но неотвратимо, при этом очень недобро глядя на меня — Серьезно.

— Ну, как знаешь. Я чего звоню? Все, встреча в силе. Как говорили, в «Будваре», на Котельнической, в среду. Единственное, давай не в пять, а в семь?

Блин. Я же так Гере и Славам не позвонил!

— Мишаня не может, у него там в лесу какие-то дела возникли — продолжал трещать Олег — Я так понял, что некие коммерцы собираются часть его владений в распыл пускать, чтобы потом там коттеджный поселок построить. Короче, не до встреч ему сейчас. Я, кстати, на выходных собираюсь к нему рвануть. Может, чем подсоблю. Не чужие же мы друг другу люди, верно?

— Да чем же? — поинтересовался я, не сводя глаз с Черемисина, который как раз переместился с последней лестничной ступеньки на пол первого этажа.

— Не знаю пока. Может, речушку какую запружу, чтобы ту местность подтопить. Или коммерца припугну как следует. Вариантов-то масса. А то давай со мной? Расслабишься, развеешься, воздухом лесным подышишь.

— В среду поговорим — ответил я.

— Отлично. Да, Славкам и Гере я позвонил, так что не беспокойся. Еще Никитос будет, Пашка, Димон. Тоха приедет, его ты не знаешь, он в прошлый раз с нами не гудел. Его в Москве тогда не было.

— Олег, я все понял. Ты прости, меня люди ждут. Увидимся в среду.

— Лады — согласился он — И все-таки — если беда нагрянула, просто дай знать.

Закончив разговор, я, не торопясь, убрал смартфон в карман, и поинтересовался у призрака:

— Так что, пообщаемся? Ты мне, я тебе. Поверь, в накладе не останешься.

— А мне и так неплохо — задушевно ответил Черемисин, более всего похожий сейчас на прогорающий в костре уголек — Лето пролетит быстро, а за ним нас ждет свобода. И, поверь, у меня большие планы на новую вечную жизнь.

— Это здорово — признал я — Вот только один вопрос — совпадают ли они с тем, что запланировал ваш хозяин? Подозреваю, у него на каждого из вас есть определенные виды.

— Он мне не хозяин — оскалился призрак — Остальным не знаю, но мне — точно нет.

— Ой ли? — рассмеялся я — Да он станет сдавать вас одного за другим, чтобы отвлечь мое внимание от себя, любимого. Вы просто разменная монета. Пешки. Ты правда этого не понимаешь? Как ты думаешь, я тут оказался, а? В сети про смерть твоего приятеля не писали, поскольку ничего необычного в ней нет. Знать я ни тебя, ни его, ни вон, Римму, в жизни не знал. И все-таки — вот ты, вот я. Ни на какие мысли не наводит?

— Если у меня появятся сомнения насчет него, то я сам все выясню — Черемисин сделал шаг по направлению ко мне — Ты мне для этого не нужен.

Интересно, я так же выгляжу, когда беседую, к примеру, с той же Ряжской? Настолько же самонадеянно и глупо? Нет, положительно права была Жанна, когда мне недавно высказала некоторое «фи» по поводу моего поведения в людях.

Черемисин атаковал меня быстро, словно змея. Короткое движение, и вот его ледяные пальцы пытаются проникнуть в мою грудь, туда, где бьется сердце. Короче — все, как всегда. Редко, редко встретишь разнообразие в технике боя заплутавших между мирами теней. Нет, иногда исключения бывают, но они только подтверждают правило.

— Не желаешь договариваться — констатировал я, сцапал Анатолия за запястья, отчего тот зашипел, как масло на сковороде, крутанул его в воздухе и отбросил обратно, к лестнице — Это твой шанс на хороший финал. Последний шанс! Сдай мне лежку Кузьмы — и я тебя пощажу.

— Как пощадишь! — воскликнула Римма Аркадьевна — Почему?

— По доброте душевной — ответил я ей — Ну, Толян? Давай, решай.

Вместо ответа тот что-то неразборчиво рыкнул и снова прыгнул на меня.

— Жанна, придержи его — крикнул я и моя спутница тут же сиганула Черемисину на спину, буквально повиснув ней и прихватив своими руками его локти. Нечто подобное мы с ней уже не раз проделывали раньше, так что девушка знала, что делать. Пусть это дает мне всего пару секунд, но в такие моменты счет идет именно на них.

— Что? — раненым зверем зарычал призрак — Кто?

— Кто надо — ответил ему я и вогнал ему в живот, в самую черноту, столовый нож, еще утром прихваченный мной из дома, на лезвие которого была нанесено горючее снадобье, чудно действующее на представителей мира теней, особенно таких, как этот поганец. Не любит мрак, в них селящийся, живого огня. Боится он его.

Но — не глубоко. Как сказал бы некий мой знакомец Ваня Иванов, человек веселый, но временами переходящий грани приличия, и сам того не осознающий — на пол-шишечки. Не хотел я его быстро убивать. Мне информация нужна.

Конечно, лучше было бы в ход пустить мой личный ведьмачий клинок, с которым я почти сроднился, но как его в банк пронесешь? Там же рамка-металлоискатель. А столовый нож — да бога ради. Что ты с ним сделаешь, даже если захочешь?

— Где Кузьму найти? — спросил я у извивающегося и воющего от боли призрака, уже забывшего про свои злодейские планы. Она, боль, есть всегда и везде, даже за пределами бытия, надо просто знать, как правильно ее причинить — Говори, Толя, и тогда все кончится куда быстрее!

— Я… Я скажуууу! Скажу!

— Где? — я двинул нож вперед, отчего огонь стал подбираться к его груди.

— Где надо — неожиданно спокойно сообщил мне вдруг призрак. Он перестал трястись и извиваться, его губы раздвинулись в улыбке, а глаза приобрели какой-то особенно пакостный, желто-гнилушечный оттенок — И ты меня не ищи, парень. Не надо. Пустое это. Я сам тебя найду, и тогда уж мы всласть потолкуем. С чувством, толком, расстановкой.

Короткий животный вопль — и Жанна, лишившись опоры, кувыркнулась в воздухе, причем в тот же миг ее окутали черные посверкивающие хлопья, в которые превратился тот, кого она держала. Причем до пола ничего из внезапного погребального снегопада не долетело, растворились эти ошметки былой жизни в воздухе. И только где-то на грани сознания я услышал прощальный вой того, кто при жизни был Анатолием Черемисиным, бизнесменом, убийцей и любителем очень молоденьких девочек.

— Вот же зараза! — я со злобой топнул ногой — Переиграл меня!

— Кто? — немедленно уточнил у меня Нифонтов — Саш, не молчи. Я же, в отличии от вас, ничего не слышал и не видел. Односторонний эфир был.

— Колдун — я, злобно сопя, опустился в кресло — Прикинь, он, по ходу, своих подручных контролирует. Причем настолько плотно, что может вселиться в любого из них. И даже убить может! Как вот сейчас этого прихлопнул. Ну, не без моей помощи, конечно, но все же!

— Он умер? — уточнила у меня Римма, показав пальцем туда, где минуту назад извивался призрак — Совсем умер?

— Да-да, совсем — я глубоко вдохнул воздух, успокаиваясь — Не сомневайтесь.

— Слава богу! — прикрыла глаза женщина, перекрестилась, а следом за тем отвесила мне крепкую и звонкую пощёчину.

— Вот тебе и раз! — ошеломленно потер я щеку — За что?

— Вы обещали его пощадить, если он сделает то, что нужно. Если все скажет! Как вы могли?

— Кстати да, Саш, данный момент я тоже не понял — согласился с ней Нифонтов — Этот хмырь понятия о Поконе не имел, ясное дело, но это ничего не меняет.

— Колян, ты меня удивляешь — я погрозил пальцем Жанне, которая, подбоченившись, недобро смотрела на хозяйку дома — Ну, ладно, Римма. Она издерганная, испуганная, уставшая, да и в наших делах ничего не понимает. Но ты то? Я чего конкретно этому хмырю обещал? Что все кончится быстро.

— Еще ты сказал — «я тебя пощажу» — поправил меня Нифонтов, а следом за тем, сразу после того, как я молча показал ему нож с почерневшим лезвием, хлопнул себя по лбу ладонью — Да блин, ну, конечно же. Извини, туплю.

— Убивать и человека, и призрака можно по-разному — пояснил я Римме Аркадьевне, которая неотрывно смотрела на меня — Можно быстро, в щадящем режиме, раз и все. Как комарик укусил. А можно долго и с чувством. Я не врал. Я обещал ему быструю смерть и сдержал бы свое слово. Ну, а что он сам там себе напридумывал — это не мое дело.

— Неловко получилось — после небольшой паузы произнесла она — Простите меня, если сможете.

— Да я и не в претензии. Все же понятно — нервы, стресс. Вы же живой человек, правильно? Больше скажу — то, как вы держались все это время достойно уважения. Коль, подтверди.

— Однозначно — кивнул сотрудник 15-К — Я в восхищении.

— Спасибо вам — прижала ладони к груди хозяйка дома — Спасибо! Я уж думала — все. Да я ладно, умру и умру, чего теперь. Машка — вот за кого по-настоящему страшно было. Если бы не вы… Спасибо, Саша. И вам, Коля, спасибо. И вам, Жанна.

Римма Аркадьевна глянула в сторону камина

— Не за что — буркнула моя спутница, уже устроившаяся на подлокотнике того кресла, на котором сидел я — Если что — обращайтесь.

— Не вопрос — поддержал ее Николай, сам того не подозревая, при этом доставая из кармана сигареты — Я закурю, вы не против?

— Да, пожалуйста — разрешила хозяйка, подошла к камину, взяла с него пепельницу и поставила на столик рядом с оперативником — Если желаете, могу предложить чего-нибудь выпить. У мужа отличный бар… Был. Ну, и есть.

— Я за рулем — отказался Николай.

— Тоже пас — присоединился к нему я — Да и ночь почти на дворе. Мы, наверное, поедем уже.

— Оплата — немного покраснев, сказала Римма Аркадьевна — Я обещала вам заплатить. Назовите сумму.

— Так мы уже в расчете — усмехнулся я — Вы нас накормили ужином, верно? Будем считать, что это и был гонорар.

Ну, вот не хотел я брать с нее деньги. Конкретно с нее не хотел — и все. Симпатична мне эта женщина, есть в ней что-то настоящее. Кто-то, возможно, скажет «дурак», и, этот строгий критик скорее всего окажется прав. Но это мой выбор.

— Нет, так нельзя — Римма глянула наверх, на второй этаж — Саша, если вы составите мне компанию и проводите до сейфа…

— Успокойтесь — попросил разволновавшуюся женщину я — Вы теперь кто? Вы теперь настоящая бизнес-леди, хозяйка лесопилок, комбинатов и мебельных салонов. Не исключено, что в скором времени я надумаю поменять меблировку в своей квартире, и вот тогда я позвоню вам, а вы, в свою очередь, дадите мне конскую скидку на столы, кресла и все остальное. Плюс бесплатная доставка и сборка.

Нифонтов одобрительно засмеялся, а Жанна о чем-то призадумалась.

— Это вряд ли — отозвалась женщина.

— Не дадите скидку? — уточнил я — Или вы доставку и сборку не осуществляете?

— Мне не нужно это наследство — качнула головой она — На пушечный выстрел к нему не приближусь. И страшно, да и не мое это. Какая из меня бизнес-леди? Я себя трезво оцениваю. Что вы там говорили о цветах и внуках? Вот этим и займусь, причем как можно дальше от этого дома. Где-нибудь в Португалии. Машку и маму с собой заберу и уеду. А сюда я больше не ногой. Только бы покупателя побыстрее найти, да такого, чтобы совсем уж сильно не обманул.

— Ощущаю себя добрым феем — сообщил я ей, доставая смартфон — Ладно, попробуем сделать из тыквы карету. Алло, Ольга Михайловна? Не разбудил ли? А, едете с мероприятия, усталая и недовольная. Понимаю. Скажите, в сферу интересов вашего бизнеса древесина не входит? Нет, это я не о вашем новом безопаснике говорю. Откуда вообще такая ассоциация возникла? А, ничего другого вы от меня просто не ждете. Вообще ничего хорошего не ожидаете? Красиво, я оценил. И все-таки. Есть крепкий, и, что важно, абсолютно легальный бизнес, связанный с древесиной, полный цикл, от спиливания дерева до доставки конечного продукта потребителю. И есть его полновластная хозяйка, которой этот бизнес нафиг не нужен, она собирается его продать, причем хочет это сделать максимально быстро. Я и подумал о вас, мало ли, вдруг заинтересуетесь. Угадал? Интересно? Вот и славно. Я тогда дам Римме Анатольевне, так зовут эту даму, ваш номерок, и дальше вы все с ней сами проговорите. Но, Ольга Михайловна, я дал слово, что все будет честно. Вот именно поэтому и поручился, потому что знаю, что кто-кто, а вы моих друзей никогда не станете обманывать, как, впрочем, и я ваших. Мы с вами уважаем друг друга, и я это очень ценю. Именно так! Да, и про мои пять процентов не забудьте. Какие? Агентско-посреднические. Мне кажется, я их честно заслужил. Три? Мало! Два с половиной? Ну, ладно, три, уломали. Вот веревки вы из меня вьете!

— Да я заплачу — пискнула было Римма, но повинуясь моему жесту тут же замолчала.

— Был рад вас услышать. Спокойной ночи.

— Лихо — хохотнул Николай, туша сигарету — Три процента от такой сделки! Елки-палки, красиво живешь!

— Завтра позвоните и все обговорите — сказал я Римме — Сейчас вам запишу координаты и имя этой дамы. Верить ей можно, но лучше бы все же вам пообщаться с юристом и главбухом вашего мужа. Бизнес есть бизнес, то есть если контрагента можно надуть, то надо это сделать обязательно. Особенно, когда речь не идет о долгосрочных отношениях. Но это вы уже сами думайте. Римма, что такое?

— Вот тебе раз — озадачился и Николай, глядя на слезы, которые текли по щекам женщины.

— Отпустило ее — пояснила мне Жанна — Плюс нормальные люди оказались рядом с ней во всем этом кошмаре. Неужели не понимаешь? Сам же говорил — она живая. Не как я.

— Ладно, завтра сюда приеду и все документы из сейфа заберу — Римма Аркадьевна снова глянула наверх, и ее немного передернуло — Сегодня я туда за все золото мира не сунусь. Господа, еще одна просьба. Вы не дождетесь со мной такси? Пожалуйста. Просто мне все еще страшно, а на улице темно. И дождь идет.

— Конечно — подтвердил я — Мы же джентльмены, да, Колян? Опять таки данные потенциальной покупательницы мне вам записать надо.

— Не проще обменяться телефонами? — предложила она — Перебросите мне информацию по вотсапу или смской.

Нифонтов после этих слов еле слышно гукнул, а Жанна нахмурилась.

— Почему бы нет? — согласился я — Так даже проще.

— И лучше всего давайте мы дождемся его в машине — попросила Римма — Не тут.

Минут через двадцать такси, мигнув огнями, исчезло в ночи, а следом за ним отправились мы.

— Льет, как из ведра — сочувственно глянул на мокрого меня Нифонтов — Чего сам поперся? Водитель сам бы чемодан в багажник загрузил.

— Хотел довести дело до логического финала.

— Э, нет, братец — ехидно хихикнул он — Логический финал, сдается мне, тут другой случится. В Португалию-то она не завтра и не послезавтра уезжает, так что…

— Да пошел ты! — лениво посоветовал ему я.

— И вообще — зря ты ей с продажей помог — продолжил глумиться надо мной Нифонтов — А чего? Женщина она интересная, все при всем. Сколько ей? Сороковник, не больше. Ну — сорок пять край. Бизнес, сам слышал, ей неинтересен, стало быть, ты бы мог…

— Все, закрыли тему — всерьез начал сердиться я — Нашел тему для шуток.

— Почему для шуток? Может, я завидую? На меня состоятельные вдовы не бросаются.

— Потому что ты злой — подала голос Жанна — И некрасивый.

— Колдун обещал меня убить — решив прекратить пустой разговор сразу и резко, сообщил Нифонтову я — И вообще он уже в курсе, что за ним ведется охота. Вот так-то.

— Не удивлен. И потом — ты же не ждал от него, что он нас станет пряниками кормить? С чего бы? Мы не друзья, мы враги. И вообще, давай-ка, расскажи мне все с самого начала. И слово в слово.

Выслушав все, он пару минут молчал, как видно осмысливая полученную информацию, а после изрек.

— Одно непонятно — он на самом деле не знает, кто ты, или же дурака включил? И тот, и другой варианты одинаково возможны.

— Думаю, не знает — предположил я — Но как по мне, лучше бы знал. Глядишь, и придет по мою душу. А там поглядим, у кого хватка крепче.

— Или наймет снайпера — в тон мне продолжил Нифонтов — Он же не как его подручные, он в чьей-то тушке бродит, из мяса и костей, той, которую все за человека принимают. Деньги добыть не проблема, стрелка найти при известном желании тоже. Сядет тот на крышу напротив твоего дома, бац — и все, разлетелись мозги из умной головы Смолина по асфальту у его подъезда.

— Вот ты зачем это сказал? — возмутился я — А? Мне же теперь покоя не будет. Я же думать об этом стану!

— Ничего-ничего, я Толе скажу, чтобы он этот момент на контроль взял — моментально принялась успокаивать меня Жанна — И сама тоже пригляжу. Саш, ты только не переживай!

— Ну, это пиковый вариант — Николай бибикнул какому-то таксисту, который решил на мокрой дороге поиграть в «шашки» — Не думаю, что до такого дойдет. Да и обострять ситуацию ему нужды нет. Сейчас на него всем, кроме нас, насрать, ну, есть он и есть. Мало ли кто в столице ошивается? А вот если он прикончит Ходящего близ Смерти, то может помешать чьим-то планам, и тогда количество врагов у него возрастет. Тем более что сделано это будет не по Покону, не в честной схватке. Не сопи, я-то знаю, что ни у кого на тебя никаких планов нет, но он-то не в курсе? Так что гадостей от нашего Кузьмы ждать можно и нужно, но не таких.

— Успокаиваешь или правда так думаешь?

— Правда, правда — Нифонтов засунул в рот сигарету — Но что у этого злодея в голове творится, не знаю, потому гарантий все же не дам. Но вот тебе совет — раздолбайствуй поменьше, а по сторонам поглядывай почаще. Охота началась, дружище, причем с обеих сторон, иногда бывает и так. Ты, Саня, теперь одновременно охотник и добыча. И только от тебя зависит, чем закончится это сафари и чью башку на стенку повесят в результате. Да, слушай, ты в Африке часом не бывал? Просто мне всегда хотелось туда сгонять и на жирафу поглядеть. Не в зоопарке или цирке, а в живой природе. Но дорого, блин!

Мы с ним расстались у моего подъезда, договорившись созвониться, следом за тем микроавтобус мне прощально бибикнул, и исчез в серой пелене мелкого и нудного дождя.

— Ты иди — велела мне Жанна — А я с Толей кое о чем поговорю.

— Слушаю и повинуюсь — согласился я — Спать хочу. И вообще объявляю на завтра себе выходной. Вообще из дома никуда не выйду!

Глава 8

Сказано — сделано. Я на самом деле проторчал целый день дома, не покидая четырех родимых стен. И скажу так — чудно время провел, даже несмотря на то, что время от времени у меня названивал телефон, а ближе к вечеру пара посетителей наведалась. Впрочем, и тот, и другой не принадлежали к числу знакомых, что меня примирило с их визитами. Сначала представитель банка привез пластиковую карту, а после деловитый юноша с обритой налысо головой и в одежде, к которой более всего подходило наименование «креативное рванье», наконец-то подключил мне интернет. Ну, как мне? Судя по тем индейским танцам, которые Родька устроил вокруг компьютера сразу же после ухода техника, то, скорее, нам. А, может, и вовсе только ему. Просто я в какой-то момент устал от того, что пара жадных до онлайн-забав глаз непрестанно буровит мне спину, и, не выдержав, сказал:

— Да садись, садись ты уже за этот компьютер, зараза такая!

И все равно — такого спокойного дня у меня со времен отъезда из Венгрии не бывало. Тишина, покой, еда и сон. Вот и что еще человеку для счастья нужно? Да ничего. С другой стороны, все мы, человеки, разные. Я готов эдакими мелочами удовольствоваться, а кому-то власть на пару с большими деньгами подавай, ему без того и другого жизнь не мила. Диалектика, мать ее так.

Да и новый день тоже ожидался неплохим. Я на самом деле был рад тому, что нынче увижу своих братов-ведьмаков. Так-то вокруг меня всегда людей хватает, равно как и нелюдей, причем некоторые из них даже входят в число друзей, но это все немного не то. Своим среди своих я могу ощутить себя только в компании лиц своего же вида, то есть — ведьмаков. Как видно, что-то в моей людской натуре навсегда перестроилось тогда, на майской сходке, под ночным небом у старого дуба. И не будет у меня в этой жизни, до самого ее останнего дня, никого ближе собратьев. Равно как и у них. Вот так повязала нас судьба, ничего с этим не поделаешь.

Но прежде, чем направиться в ресторан, я решил еще пару вопросов решить. Кто знает, будет после у меня на это время, нет?

Первое — наконец-то дошел до небольшой полиграфической мастерской, которая находилась недалеко от метро, и заказал себе сотню визиток. Ей-ей, иногда себя не пойми кем ощущаю при общении с людьми. Они мне визитку протягивают, а я чуть ли не бумажку с ручкой у них прошу, чтобы свой контакт записать. Да вот, недавно так и с Риммой вышло. Стыдоба, да и только.

Кстати — она мне вчера тоже звонила. Еще раз благодарила за помощь с решением всех проблем сразу, и личных, и деловых. Как видно, Ряжская сделала-таки ей хорошее предложение. Ну, Ольга Михайловна баба хваткая, она своего не упустит. Еще мне на мгновение показалось, что Римма Аркадьевна исподволь намекала на то, что не прочь со мной встретиться лично и высказать благодарность очно, но, полагаю, что это, конечно, игра моего воображения. Ладно бы она с мужем в разводе была, или, к примеру, с ним ничего не случилось вообще, жил бы он себе, поживал. Тогда — ладно, тогда нормально. Но тут-то другое дело. Супруг ее в морге лежит, похороны на носу, какой уж тут адюльтер? Пусть даже медленный и печальный? Нет, сто пудов показалось.

Второе — после посещения мастерской я вызвал такси и отправился за город. Нет-нет, не в Лозовку, поближе. Я решил наведаться в клинику Вагнеров, посмотреть, как там у Бэллы дела. Заранее ясно, конечно, что не очень, причин для оптимизма здесь как не ищи, не найдешь, но это ничего не значит. Сам не понимаю отчего, но было у меня ощущение, что я за эту хрупкую до прозрачности девушку в ответе. Умом понимаю, что это полнейший бред, что неоткуда тут взяться серьезным обязательствам, но вот, собрался, поехал. Хотя по-хорошему — зря. Почему? Потому что порадовать-то мне ее нечем. Нет у меня лекарства от ее хворобы пока, не нашел я его. Все что имеется, так это мелкие зацепки, обрывки идей, сомнительные теории и предложение Марфы, от которого смердит как от помойки. Впрочем, еще есть соседка Дара, задолжавшая мне одну жизнь в обе стороны. То есть она жизнь эту для меня у кого-то может забрать или, если пожелаю, наоборот, кому-то ее подарить. Только очень уж размыты рамки второго варианта. Конкретики нет. Как бы счет за бесплатное желание не оказался слишком велик. С моей соседушки, бесовки старой, такое станется.

А еще это игры с огнем. Ну, как Хозяйка моя решит, что я ей дорожку надумал перейти? Тогда мне мало не покажется, это уж с гарантией. Да и нет у меня ни малейшего желания с ней еще раз очно общаться. Мне прошлого нашего свидания, случившегося в Мадриде, за глаза хватило. Я потом еще три ночи спать не мог, хоть особой впечатлительностью и не обладаю.

Вот только мысли мыслями, доводы доводами, а машина знай себе отмеряла километры, приближая меня к вагнеровскому центру, где меня, надеюсь, на самом деле ждала девушка с серыми грустными глазами.

А змеюка-то серая, что на шее Бэллы гнездилась, стала куда меньше, я это сразу отметил, как только в палату вошел. Стало быть, действует зелье, что я ей оставил. Не лечит, не заложена в него такая функция, но боль, как и положено, купирует, не позволяя серо-туманной дряни возможность страданиями девчонки подпитываться. Это хорошо. Просто иногда случается так, что вроде должно средство помочь, а фигушки. Иногда из-за каких-то личных особенностей организма, а иногда и из-за памяти предков. Мне Жозефина рассказывала про одного своего приятеля-альпиниста, который как-то раз неудачно навернулся со скалы во время пикника. Полез на нее без страховки, желая показать компании, что у него тестикулы больше, чем у любого из присутствующих на мероприятии мужчин. Результат — несколько серьезных переломов и внутренние повреждения, которые запросто могли его отправить на тот свет. Жозефина по доброте душевной (и наверняка с каким-то дальним прицелом) решила ему помочь, и дала сильнодействующее восстанавливающее средство из своего достаточно обширного арсенала зелий и снадобий. Его пределы, кстати, мне были неизвестны в полной мере, даром что я с этой милашкой столько времени провел и пол-Европы исколесил. Она вроде девушка открытая, смешливая, коммуникабельная, а сунься чуть дальше в ее личное пространство — и все, там стоит глухая стена, через которую не пробьешься. Я еще тогда подумал — вот так, наверное, и надо жить. Вот так, наверное, правильно.

Только чего-то не получается у меня так пока. А жаль.

О чем бишь я? Ах, да, альпинист. Так вот — не сработало зелье Жозефины. Наоборот, чуть парня окончательно не добило. Она невероятно удивилась, даже перепугалась немного, а после начала разбираться, с чего это всем ее декокт помогает, а Жослена Дебре чуть в гроб не загнал? И выяснила ведь! Оказывается, прапрапрапрадед горе-альпиниста охотником на ведьм работал. Имелась в лихую годину, лежащую между Средневековьем и Новым Временем, при инквизиции подобная служба, эдакие санитары городов и лесов, работающие как за идею, так и за наличные. Так сказать — кто на что учился. Пращур Жослена трудился непосредственно за идею, потому на него было наложено какое-то особенно сильное церковное благословение, которое далеко не всякому перепадет. Такой вот специальной наградой католические церковники дедушку Дебре отметили, как видно за особые заслуги. А после его смерти оно перешло к его детям, от них к внукам. Эдакое незримое наследство. Потому Жослен так на ведьминскую настойку и отреагировал, противопоказания у него к ней имелись.

— Александр! — радостно улыбнулась Бэлла — Мне Ольга говорила, что вы ко мне обязательно заедете, но я, врать не стану, не очень в это верила.

— Чего это? — удивился я, усаживаясь на стул рядом с ней, а после выложив на тумбочку несколько яблок — Знаю, что тут кормят от пуза, но с пустыми руками приходить как-то неудобно. Вроде как неуважительно.

— Спасибо — чуть смутилась девушка.

— Не за что. Так почему я вас обмануть должен был? А?

— Ну, у вас, наверное, дел полно — отчего-то засмущалась она — Вы долго ездили по Европе, верно же? Значит, надо родителей навестить, с друзьями повидаться. Да мало ли?

— Одно другому не помеха — возразил я и обратился к Вагнеру, стоявшему у меня за спиной — Верно же, Петр Францевич?

— Если Александр сказал, что проведает, то он это сделает непременно — авторитетно заявил владелец клиники — У него есть редчайшее на сегодняшний день качество — он всегда держит свое слово.

— Это правда — еле заметно кивнул Бэлла — Вы сказали, что мне станет лучше, так оно и вышло. Вы представляете, Саша… Можно же я вас так буду называть?

— Сколько угодно — разрешил я, улыбнувшись.

— Так вот! Мне даже удалось на прогулку сходить… То есть — съездить. Меня вывезли в парк, и я там провела целый час. Это такое счастье! И все благодаря вам и вашему лекарству.

— Да-да, динамика положительная — подтвердил Вагнер — Просто чудо какое-то!

Вот тут я, как и предполагал, очень пожалел, что вообще сюда приехал. Белла смотрела на меня, и я отлично понимал, чего она от меня ждет, какие слова жаждет услышать. Но вот только не было у меня их. Вернее, наплести я ей мог чего угодно. Ну, а что? Она ведь не принадлежит Ночи, просто человек, кто с меня спросит за ложь? Тем более ту, что во благо. Ряжская, и та только спасибо скажет, осознавая, что так ее сестре так легче. И жить легче, и, если что, умирать.

Только выжгли у меня последние три года привычку врать по поводу и без повода, чем я частенько грешил в прошлой жизни. Как, впрочем, и все остальные люди на планете Земля. Это не хорошо, не плохо, такова жизнь. Если все и всегда будут говорить правду, то вышеуказанная планета долго не протянет, разлетится на куски.

Потому мне проще промолчать, чем дать обещание, в выполнении которого я хоть немного сомневаюсь. Дешевле выйдет.

— Лечит не лекарство — моя ладонь накрыла ее руку, лежащую на одеяле — Лечит вера в него. Вы поверили, оно сработало.

— Я поверила не в него. Я поверила в вас, Саша. И чудо случилось.

Вагнер за моей спинойвроде даже как всхлипнул, а после шумно высморкался. То ли атмосферу старый плут нагоняет, то ли и впрямь сентиментален, как все немцы.

Да нет, не может быть такого. Ладно бы он был булочник или настурции продавал на рынке. Он-то врач, а у них цинизм является частью натуры. Такая уж профессия, по-другому в ней никак не выжить.

— Оставим сферу чудес — я взял с тумбочки книгу, на обложке которой был нарисован молодой парень в длинном кожаном пальто и со старинным дисковым пулеметом, ствол которого он положил себе на плечо — Ого, чего вы читаете. Война и немцы?

Вагнер снова высморкался, но теперь в этом звуке мне отчетливо послышалась укоризна, что-то вроде «ну зачем так-то?».

— Нет, это про другое — лучисто улыбнулась Бэлла — Интересная книга. Только я не сама читаю, мне читают. Можно было бы и аудио скачать, но Петр Францевич…

Приоткрылась дверь палаты, и на пороге появилась Ряжская.

— Ого, да у тебя гости! — весело произнесла она — А я слышу — вроде мужской голос, думаю — это кто это тут такой! Привет, Саша.

Она подошла к нам и потрепала меня по плечу. По-доброму, приветственно, как своего. Чуть ли не члена семьи.

— Да, у меня гости — как мне показалось, Бэлла самую малость, чуточку, но расстроилась от того, что к ней пришла сестра — Привет, Оль!

— Ты сегодня совсем молодцом — похвалила ее Ряжская и поправила подушку — Сердце радуется тебя такой видеть! А то вчера грустная лежала, говорить ни с кем не желала.

— Погода — вступился за Бэллу я — Вся Москва смурная ходит, потому что дождь льет как из ведра и холод вернулся. Чего ж тут веселого? А нынче вроде как ничего, более-менее распогодилось.

— Вот-вот! — подтвердила девушка невероятно серьезно, словно вступая со мной в одну коалицию — А как снова потеплеет, меня опять отвезут в сад. Да, Петр Францевич?

Тот покрутил в руках невероятно большой клетчатый платок и вновь трубно высморкался, как видно, последовав моему примеру и не стремясь давать какой-то конкретный ответ. А минут через двадцать и вовсе выгнал нас из палаты, не обращая внимания на просьбы, а после и протесты Бэллы.

— Скоро увидимся — покидая ее, все же пообещал я, плюнув на свои недавние мысли — Обещаю!

— Я буду ждать — прошелестел негромкий голос Бэллы — Приходите поскорее, Саша. Мне с вами очень спокойно.

Ох, надеюсь, что в пиковом случае, который, увы, более вероятен чем благоприятный исход, мне не придется ее отпускать туда, за седьмое небо. Не в этот раз.

— Что скажешь о Бэлле? — спросила Ряжская, когда мы подошли к тому же месту, у которого беседовали в прошлый раз — Может, есть чем меня порадовать?

— Ничего нового сказать не могу — ответил я, устраиваясь на широком подоконнике — Рад бы, да не могу. Но я ищу. Поверь, на самом деле ищу. Советуюсь с теми, кто знает больше, чем я, кое у кого прошу помощи, даже в долги залезаю. Но пока ничего.

— Если долги денежные, только скажи — деловито заметила Ряжская — Это не проблема. Или нет? Речь не о деньгах?

— Не о них — подтвердил я — Не бери в голову, это мои заботы. Да, время играет против Бэллы, это так, но оно пока есть. Значит, есть и шансы.

— Ты невероятно сложный парень, Смолин — Ряжская положила мне руку на плечо — С тобой бывает очень тяжело. Но при этом ты один из немногих людей, которым я отчего-то верю.

— Дело в моем природном обаянии — предположил я — Да и как женщине устоять против такого красавчика?

— Болтун ты! — рассмеялась моя собеседница, расстегивая сумочку и доставая из нее флешку — Красавчик! На, держи, мне Антон сегодня утром информацию по твоему запросу передал. Это тот максимум, на который мы способны, ручаюсь. Тут не банальная отписка на отвали, а полноценная аналитическая справка. Я проверила.

— В последнем не сомневаюсь ни на секунду — обрадовался я — Вот спасибо!

— Наш недавний конфликт улажен полностью? — уточнила у меня Ряжская.

— Да я про него еще тогда забыл. Чего в жизни не случается, особенно между друзьями.

— А мы друзья? — очень внимательно глянула на меня Ольга Михайловна.

— Конечно — заверил ее я — Иначе чего бы я тут делал?

— Бэллу навещал. Думается мне, даже если мы разругаемся вусмерть, то ты ее все равно не бросишь. Так ведь?

— Не прессингуй меня чрезмерно — не разругаемся. Тем более что у меня не так и много друзей.

— Друзей? — сложила губы сердечком Ольга Михайловна и придвинулась ко мне, буквально приперев к стеклу — А один обаятельный красавчик мне обещал куда большее. Намеки интимные строил, сопел вызывающе. Не подскажешь, кто это был?

А, это она мне ответочку включила за недавний выпендреж в кабинете Волконского. Не спорю, имеет право.

— Можно, я потом отшучусь? Правда в голову ничего путного не идет, а банальщину городить не хочу. Я тебя для этого слишком уважаю.

— Ладно, отложим этот раунд на потом — согласилась она — Но ты имей в виду — женщины никогда не прощают бездействия тем мужчинам, которым они поверили.

— А мне ты поверила?

— Тебе? Да.

— Лучше бы соврала — опечалился я, спрыгивая с подоконника — Теперь мне стало страшно.

— Ну, пока не бойся — успокоила меня Ряжская — Сам же говорил — время есть. И у тебя, и у меня. У нас!

— Это да — я глянул на экран смартфона — Ого, шестой час. Надо выдвигаться.

— Далеко идущие планы? — полюбопытствовала Ряжская.

— Встреча с друзьями — не стал скрывать я — Два года не виделись.

— Если в центре — могу подбросить — предложила она — Где встречаетесь?

Как оказалось, наши маршруты практические совпадали, что не могло не радовать. По дороге сюда мне пришлось почти час слушать протяжные песни на таджикском языке, исполняемые водителем, и повторного концерта, боюсь, я бы не пережил.

Попрощавшись с Вагнером, который как раз вышел из палаты Бэллы, мы направились к лестнице. Не знаю, что заставило меня обернуться тогда, когда мы уже в самом конце коридора, но я все же это сделал. И успел увидеть прозрачную тень, спешно нырнувшую в одну из палат.

Призрак. Причем спрятался он потому, что не захотел быть замеченным. Мой замеченным. Значит, он в курсе того, кто я такой.

С другой стороны — ничего удивительного в этом нет. Ни в существовании духа, обитавшего при больнице, ни в подобном его поведении. Призрачная публика, особенно та, которая уже потерлась на свете после смерти, со временем приобретает способность отличать таких как я от обычных людей. Например, моя Жанна, встреться мы с ней сейчас, а не тогда, скорее всего не была бы столь удивлена тем, что я ее вижу.

Что до местного призрака… Наверное, он не желает нашей встречи, потому что меня боится. Думает, что я его отсюда выпроваживать стану, или, того хуже, на небеса отправлю. Не секрет, что есть и такие тени, которые не желают покидать грешную Землю, предпочитая сомнительность этого существования сомнительной благостности того. Тут все ясно, понятно, привычно. А там — поди знай. Да и есть ли оно, это «там»?

Так что я местного обитателя мигом из головы и выкинул, тем более что он точно безобиден. Просто начни он шалить, я бы про это точно знал. Тот же Вагнер, который, несомненно, прекрасно понимает с кем имеет дело, сразу бы ко мне обратился. Даже несмотря на то, что не советовал ему этого делать. Да и Ряжская поделилась бы.

В ресторан я опоздал. Ну, вот не повезло, застряли мы на МКАДе. Зато, когда я подошел к столу, то там уже собрались все приглашенные на встречу сородичи-ведьмаки. Они поглощали куриные крылышки, бодро терзали брызжущие кровавым соком стейки, похрустывали капусткой «кул-слоу» и, заметив меня, приветственно подняли вверх литровые пивные кружки, огласив зал дружным ревом.

— Привет, блудный брат! — полез обниматься ко мне уже изрядно поддатый Олег — Мы уж решили, что ты опять хрен знает куда смылся.

— И нам придется самим оплачивать счет — добавил Слава-Два — Здорово, Сашка! С возвращением!

— С возвращением! — почти синхронно рявкнули все остальные, а после Слава-Раз добавил — Давай, садись во главе стола. Это твой день и твой пир.

— А это Тоха — Олег приобнял за плечи невысокого паренька с каким-то просто-таки детским лицом. Встречаются такие люди, они хоть до старости могут дожить, а внешне все на ребенка будут похожи — Он у нас погодник.

— Саша — протянул я руку незнакомому мне до того ведьмаку — А погодник — это как? В смысле — хочешь дождь призову, хочешь солнышко выйдет?

— Антон — тряхнул мою конечность паренек — Ну, если упрощенно, то да. Хотя там все сложнее, конечно. Ты же лучше меня знаешь, что не всегда и не везде можно управлять древними силами. Слишком они хаотичны. А особенно, если речь идет о силах природы.

— Это да — признал я.

— Тоха свое дело хорошо знает — заметил Гера, обгрызавший куриное крылышко — Он пару лет назад планетника в одиночку умудрился уработать. Лично я бы не рискнул с ним связываться, а он вот, управился.

— Планетника? — переспросил я, отхлебнув темного пива, кружка которого поджидала меня на столе — Ого!

Про этих существ я читал в своей книги, один из моих предшественников как-то раз с ним тоже сцепился, и только чудом уцелел. Как правило, планетниками становились не сильно добрые при жизни люди, погибшие от удара молнии или при каких-то других неслабых катаклизмах, вроде наводнения или падения метеорита. Причем, что примечательно, это касалось только сильного пола, женщин-планетников никто никогда не видел. Переродившись, они обретали некоторую власть над силами природы, такими как гроза или ветер. В определенных пределах, разумеется, но для того, чтобы натворить серьезных дел, этого хватало. Причем, чем старше был планетник, тем большую мощь он набирал. Хотя, ради правды, как правило, первыми они в драку не лезли, да и вообще сторонились людей. Должно быть, имелись у них некие ограничения на этот счет, предположительно предписанные Поконом. Но если уж дело доходило до драки, то противнику планетника точно следовало сто раз подумать, что лучше сделать — сражаться или убегать.

— Да там по-дурацки все получилось — отмахнулся Тоха — Я из Финляндии в Москву ехал, после границы навигатор дурканул, и занесло меня в какую-то подпитерскую глушь, на проселки. До сих пор не понимаю, с чего я решил, что еду правильно. Выехал к деревеньке из двух десятков домов, смотрю, планетник тучи нагнал и ее рушит. А я сам ведь в такой рос, так что меня это за живое взяло. Вот и вписался в расклад.

— Чуть голову там не сложил — заметил плечистый Никитос, одним махом перед тем ополовинивший кружку — И главное — за кого?

— За людей — чуть нахмуривши брови, сообщил ему Тоха.

— За ведьму — поправил его Димон — Нам-то не ври. Да и вообще планетник, по-хорошему, был в своем праве. Сашк, ты представляешь, как все было на самом деле? В деревне этой ведьма обитала, из молодых, но перспективных. И она у планетника его метелку сперла накануне.

— Метелку? — удивился я.

— Которой он тучи нагоняет — пояснил Олег — Как Мганга. Ну, помнишь фильм «Пятнадцатилетний капитан»? «Сейчас придет Мганга, и разгонит тучи своею метлой».

— Нет, не помню — признался я — Книгу знаю, фильм нет. Да и книгу, если честно, вроде тоже не дочитал.

— Потерянное поколение — вздохнул он — Короче — у них метелка, как нас нож. А ведьма ее сперла, чтобы в своих ритуалах использовать. Вот он из себя и вышел, а после, понятное дело, пошел справедливость восстанавливать. И, если положить руку на сердце, я его понимаю.

— Я тоже — совсем сник Тоха — Но мне-то откуда детали было тогда знать? Стоит планетник, над ним туча чернющая, ветер с домов крыши рвет, бабки в деревеньке гомонят. Я ему говорю: «давай заканчивай безобразия», а он вместо того, чтобы все объяснить, сразу в меня молнией шарахнул.

— И зря это сделал, потому что наш друг в результате его на тот свет отправил — подытожил Слава Раз — Правда, сам чуть следом за ним не отправился.

— А ведьма? — полюбопытствовал я — Она что?

— Вот тут самое забавное начинается — хохотнул веснушчатый и невозможно рыжий Пашка — Она, вместо того чтобы дать ему просто умереть, почти месяц выхаживала. И это совершенно не монтируется с ведьминской моралью и их отношением к нашему роду.

— Ксения хорошая — буркнул Тоха — И метелку ту она не из корыстных побуждений у планетника тиснула, а для проведения экспериментов. Она изыскатель. Может, она ему ее потом вообще вернула бы!

Сдается мне, не закончилось общение Ксении и Тохи после выздоровления последнего. Скорее, наоборот, у них там все только началось. Но не мне его судить, поскольку я и сам хорош, особенно в свете отношений с той же Жозефиной.

— Как ребенок! — восхитился Слава Два — Во все верит, даже в сказки.

— Это наше с ней дело — сузил глаза Тоха — Ясно?

— Ваше — примирительно заявил я — Никто и не спорит. Парни, может уже выпьем?

Кружки со звоном сдвинулись над столом, раздалось хлюпанье, заходили кадыки на шеях.

— Доброе пиво — вытирая губы, произнес Никитос — Что за сорт?

— "Ментор Шварц» — немедленно отозвался Олег — Авторский, его только тут и встретишь.

— Так что там у Мишани? — спросил я — Ты говорил по телефону, что какие-то проблемы у него? Поподробней расскажи. Он все же наш брат, надо же нам понимать, что к чему?

— Кстати — да — поддержал меня Слава Два, которому, похоже было немного неловко перед Тохой за свои слова — Я вообще ничего из твоей трескотни тогда не понял.

С учетом того, что Олег уже неплохо набрался, и теперешний его рассказ особенной связностью не отличался, но все же присутствующим стало ясно, что за лес нашего собрата некие коммерческие структуры взялись всерьез, каким-то образом вывели из состояния природоохранной зоны его часть, перевели ее в земли сельхозназначения, и вот-вот займутся выпилкой деревьев. Мишаня зол, как черт, кикимора, руководящая небольшим болотцем, подпадающим под осушение, в шоке, тамошний леший в панике, а животный мир откочевывает на территорию сопредельного заповедника.

— Я ему говорю — давай грохнем директора фирмы — отправив в рот пригоршню соленого арахиса, пробубнил Олег — А он против. Мол — ничего не изменится. Одного похоронят, другой дело продолжит.

— Ну, и правильно говорит — согласился с отсутствующим за столом Мишаней я — На кону большие деньги, потому от перемены мест слагаемых сумма нефига не изменится. Тут по-другому надо действовать.

— А как? — заинтересовался Тоха.

— Пока не знаю — признался я — Думать нужно.

— Поехали к Мишане! — тут же предложил Олег — Все вместе, хоть бы даже и завтра. Всем миром возьмемся, глядишь, лес и отстоим.

— Мы не можем — в один голос сказали Славы — У нас посевная. Вот только на вечер выбрались, чтобы Сашку повидать.

— Я тоже пас — следом за ним отказался от поездки Никитос — Причина уважительная. Какая не скажу, так что поверьте на слово.

— Такой вопрос не там, а тут надо решать — рассудительно заметил Пашка — Через больших людей в Москве. И лучше всего тех, что при власти состоят.

— У нас столько денег нет — хмыкнул Димон — Даже если мы все вместе скинемся. Нет, разве что кто-то из нас с Хранителем кладов знакомство свел, и его о помощи попросит.

— Нафиг нам этот Хранитель сдался? — осушив кружку до дна, заржал Олег — Тем более, судя по рассказам очевидцев, у него характер дрянной до ужаса. И с ведьмами он хороводится. У нас есть я! И я со дна рек, если надо, столько золота возьму, сколько Хранителю вашему не снилось, ясно?

— Ори погромче, пусть все услышат — посоветовал ему Слава Раз — Но в целом мысль продуктивная. Осталось только найти того, у кого завязки во властных структурах есть. У нас нет. Никит, у тебя как? Есть прямой выход на кабинет министров?

— У меня нет — отмахнулся тот — Но идея на самом деле плодотворная. Как мне думается, главное сейчас время потянуть, притормозить начало работ.

— Общественность можно поднять — предложил Тоха — В сети шум устроить, там такое любят. У меня одна знакомая есть, она всегда кого-то защищает или против чего-то протестует, если ей такую тему подбросить, то она под ружье хренову тучу сетевых бойцов вмиг поставит. Толку от них мало, зато шума много.

— Кстати — да — согласился с ним я — А у меня соседка журналист, она такие истории обожает. По крайней мере раньше обожала. Правда еще от себя наверняка дофига всего напридумывает, но это ладно. Я с ней сегодня-завтра поговорю.

— А я поеду к Мишане — упрямо заявил Олег — Надо не говорить, а делать!

— Езжай — мягко, как ребенку, разрешил ему Слава Раз — Поддержи его на месте. Заодно будешь нас информировать о происходящем.

— И узнаешь подробности — добавил я — Название застройщика, фамилия директора фирмы и так далее. А то ведь мы знаем сейчас чуть меньше, чем ничего. Хотя… Перешли-ка мне телефон Мишани. Нет, прямо сейчас перешли, а не потом.

Первое, что спросит Маринка, это будет как раз установочная информация, а ее-то у меня и нет.

— Готово — икнув, сообщил мне Олег, потыкав пальцами в экран смартфона — А теперь, браты, давайте решим, как мы на сборе наших дедов будем в бараний рог гнуть! В этом году нам обязательно надо это сделать! Не-пре-мен-но!!!

В итоге наш неугомонный друг надергался до такой степени, что его Никитос вызвался домой отвезти, да еще и таксист не сразу согласился их в салон пустить, аргументируя тем, что: «он плохо стать, я потом убирать, да?». Следом за тем разъехались и все остальные, так что через какое-то время у ресторана остался стоять только я.

Впрочем, вру. Рядом со мной была Жанна. Она подошла ко мне сразу после того, как машина, увозящая Пашку, исчезла в московской ночи.

— Ты здесь откуда? — удивился я, вызывая себе такси через приложение.

— Решила, что тебе скучно будет одному домой возвращаться. Адрес я знала, ты его при мне называл, вот и пришла тебя встретить. Да и что мне еще делать? Родька в компьютере залип, Анатолий сегодня какой-то невеселый, вот и подумала — оно мне надо с ними торчать? Лучше я с тобой побуду. А внутрь не пошла, чтобы тебя перед друзьями не компрометировать. Вдруг кто из них меня заметит?

— Умничка — похвалил я ее — О, а вот и наша машинка.

Я залез на заднее сидение, Жанна устроилась рядом.

— Добрый вечер — поздоровался со мной водитель и автомобиль сорвался с места.

Но, к моему великому удивлению, уже метров через триста он резко затормозил, следом за тем распахнулись обе задние дверцы, и в салон сноровисто забрались двое мужчин в строгих черных костюмах, моментально и умело заблокировав меня таким образом, что я даже рукой двинуть не мог. Третий мужчина секундой позже уселся на переднее сидение рядом с водителем, глянул на него и скомандовал:

— Поехали.

Глава 9

— Саша, это кто? — проверещала Жанна, случившимся одновременно перепуганная и возмущенная. Ну, а кому понравится, если вдруг на тебя ни с того, ни с сего сядут? Даже если ты призрак.

Вот только ответить мне ей было нечего просто в силу того, что я сам не знал, кем является эта троица. Нет, несколько вариантов у меня в голове возникло сразу, причем какой-то из них, наверняка являлся верным. Только какой?

Но вероятнее всего то, что на меня обратили внимание спецслужбы. Нечто подобное мне еще пару лет назад Нифонтов рассказывал, мол, не они одни внимательно наблюдают за ночной жизнью города. Старшие братья тоже в ту сторону нет-нет, да и поглядывают.

Не скажу, что меня сильно пугает беседа с вот таким же костюмоносцем где-то на Лубянке. С чего бы? Я законов не нарушал, дорогу никому не переходил. Но и радости особой по данному поводу я не испытываю, поскольку подобная беседа в любом случае сведется к некоему предложению, на которое мне вряд ли захочется соглашаться. Не из-за того, что я нахожусь в оппозиции к властям или каких-то принципов. Нет. Просто не хочу больше под чью-то дудку плясать, а тут без этого не обойдется. Любые спецслужбы в любой стране мира сначала говорят «это взаимовыгодное сотрудничество, вы просто время от времени будете выполнять наши просьбы, если сочтете это возможным», но через какое-то время перестают договариваться и начинают отдавать приказы, не оставляя ни малейшей возможности для маневра. Знаю это не понаслышке, был у меня уже в Италии такой опыт. Началось все с заветного «мы друзья», а закончилось все неприятной историей с шантажом и даже угрозами. А все потому, что я в какой-то момент просто решил помочь вроде как неплохому человеку, пусть даже и из Системы. Да и опыт работы с Отделом верность данного суждения мне отлично продемонстрировал, а они далеко не самые плохие ребята.

Так что — нафиг. Ну, а если совсем перекроют кислород, то, после того как рассчитаюсь со всеми долгами, снова свалю из страны. Не хочется, конечно, поскольку это мой дом, и я по нему скучаю в разлуке, но, если сильно прижмет, то выбора не останется. Мир велик, место в нем для бродяги-ведьмака всегда найдется.

— Могу поинтересоваться о том, что все это значит? — дружелюбно произнес я, решив, что надо все-таки как-то отреагировать на случившееся.

— Можете — ответил мне человек с переднего сидения — Но ответа не ждите, это не входит в нашу компетенцию.

— Ясно. Но все же — это похищение, захват или какая-то другая мера воздействия на меня? Просто хочется понять, как именно надо реагировать? Может, следует начать метаться, кричать «помогите» и «спасите». Или, может, сквозь зубы цедить «вы знаете кого я знаю? У вас будут проблемы».

— Александр Дмитриевич, давайте мы просто спокойно прокатимся до конечной точки нашего маршрута, без криков, суеты и всего прочего. Это в наших обоюдных интересах. И поверьте, при правильном поведении вам ничего не угрожает.

— В такие слова веришь тогда, когда знаешь их произносящего — резонно заметил я — А мы с вами совершенно незнакомы.

— Если бы я хотел, чтобы мои подчиненные сделали вам больно, это бы уже случилось — пояснил впереди сидящий — Повторюсь — Александр Дмитриевич, не надо шуметь и все будет хорошо.

— Мой личный опыт говорит об обратном — вздохнул я — Как только начинают заверять в том, что тебе ничего не грозит, сразу жди неприятностей и мордобоя. Но выбора у меня, похоже, нет, потому придется поступить так, как вы рекомендуете.

— Саш, ты чего? — зашептала в ухо Жанна, усевшаяся мне на колени — Нельзя вот так сразу сдаваться. Давай я попробую что-то сделать. Вон у того пистолет под мышкой, давай я на курок нажму! Он стрельнет, они перепугаются, а ты под шумок… Хотя нет, тут надо машину сначала как-то остановить!

Наши взгляды пересеклись, и я еле заметно покачал головой, давая ей понять, что пока ничего делать не надо. Просто мне стало интересно, куда же это мы все-таки едем. Лубянка осталась в стороне, в данный момент такси вовсю мчалось по Кутузовскому проспекту.

И чем дальше, тем больше во мне крепла уверенность в том, что никакие спецслужбы эти крепкие ребята не представляют. Понятно, что одним адресом владения тех, кто стоит на страже Родины, не ограничиваются, но, сдается мне, за ними стоит кое-кто другой. И, как мне кажется, я начинаю догадываться, кто именно.

В городе окончательно воцарилась ночь, разогнав большую часть автолюбителей по домам, потому наша машина практически без остановок проскочила Кутузовский проспект, после за окнами мелькнули огни «Кунцевской», и мы выскочили на Рублевское шоссе, что косвенно подтвердило мои предположения. Правда, с этого момента мне стало куда труднее ориентироваться на местности. Не заносило меня в эти края особо, поскольку не было у меня знакомых с недвижимостью на Рублевке. Разве что в «Архангельском» несколько раз отметился во времена безмятежной юности, с будущей бывшей гулял по дорожкам и скульптуры рассматривал. Нравились Светке владения Юсуповых, она там вдохновение черпала для своих акварелей. Она ведь тогда еще рисовала. Потом перестала, убедила мама в том, что каляками-маляками на жизнь себе не заработаешь. Мол, тебе, доча, настоящая профессия нужна, а это все так — блажь, иллюзия, баловство.

Я же ее не поддержал, хотя и следовало бы. Ну да, задним умом всяк крепок.

А мы все ехали, ехали, я уж и сам не знаю куда. За окнами виднелись то высокие деревья, еле подсвеченные фонарями, то редкие огоньки дачных поселков элитного типа, большей частью окруженных со всех сторон добротными высокими заборами. Просто некоторые дома в них были из категории «мини-замок», вот и удавалось увидеть свет окон верхних этажей.

Впрочем, может мне это только казалось? Поди знай. Напридумывал себе стереотипной ерунды, основанной на байках многолетней давности, и выдаю ее за правду.

Но в конце концов именно в такой поселок и свернуло наше такси. Для начала охрана въездной группы нас хорошенько промариновала у шлагбаума, как видно, не слишком поверив в то, что кто-то из местных обитателей может приехать на обычном такси, после мы еще какое время петляли по отменным дорогам этого заповедника для избранных, и под конец остановились у высоченных кованых ворот, несомненно сделанных на заказ, причем настоящим мастером. Ласло, брат моей венгерской наяды Маргит, в свободное время любил постучать молотом по наковальне, просто так, для души. Ну, а я, руководствуясь своей любознательностью и попутно пытаясь завоевать его доверие, часто проводил время в кузне. Вот тогда-то я и наслушался историй о кузнецах и их работе. И, скажу вам так — не зря наши далекие предки считали всех кузнецов если не колдунами, то людьми сильно непростыми. Так оно и есть на самом деле.

— Выходим — велел то ли мне, то ли тем парням, что меня поджимали с боков, пассажир с переднего сидения, который несомненно в этой компании являлся старшим — Александр Дмитриевич, я надеюсь на то, что вы и далее будете благоразумны в своих словах и поступках.

— Ничего не могу обещать — вежливо ответил ему я — Все зависит от ситуации. Да, надеюсь, с водителем вы сами рассчитаетесь? Ведь он довез нас туда, куда надо было не мне, а вам.

В том, что таксист настоящий, я не сомневался, очень уж он, бедолага, всю дорогу трясся. И потел при этом так, что мне хотелось выскочить из машины не из-за того, что еду невесть куда, а из-за жуткой вони.

Только одного не могу понять — когда они с ним договориться успели? От момента вызова машины до ее приезда минут пять прошло, максимум. С другой стороны — товарищ с переднего сидения явно тот еще волкодав, для такого невозможного нет.

— Разумеется — кивнул старший, доставая из кармана бумажник — Что сидим? Работаем по процедуре.

Когда я выбрался из салона, меня мягко и ненавязчиво обыскали, перед тем вежливо извинившись, а после того, убедившись, что оружия при мне нет, повели ко входу в дом. Впрочем, слово «дом» тут не очень подходит. Скорее это была небольшая крепость, которую, скорее всего, даже из пушек вот так сразу не развалишь. На совесть построено, сразу видно. И не вчера сие строение возводили, это тоже заметно.

— Саш, мне чего-то страшно стало — сообщила мне Жанна, озираясь — Не понимаю, почему ты такой спокойный?

А чего психовать? Я уже тут, обратного хода с этого широченного двора мне по своей воли нет, это предельно ясно. Кое-какие мелочи из числа тех, которые сойдут за оружие, при мне остались, это верно, но пускать их в ход сейчас совершенно не имеет смысла, тем более что ребята, приглядывающие за мной, явно знают, что делают. Это тебе не подручные младшего Арвена или обдолбанные парижские вудуисты, таких запросто не нейтрализуешь. Одного — да. Двух — может быть. Ну, а потом меня в сито превратят или отделают так, что долго лечиться придется. Вот и стоит ли нервы палить? Проще пойти и выслушать того, кто их послал. Тем более, что я теперь точно знаю, о ком идет речь.

Такси, на котором мы сюда прибыли, развернулось и, весело подмигнув мне красным огоньками, выехало со двора, а следом за тем массивные створки ворот беззвучно сомкнулись, отрезая мне путь на волю.

— Прошу следовать за мной — проходя мимо меня, коротко велел старший — Вас ожидают.

Можно было бы ответить ему что-то вроде «отрадно слышать» или «это всегда приятно, когда тебя кто-то где-то ждет», но я решил воздержаться от подобных реплик. Не то время, не то место. Это вам не Ряжская, тут за лишнюю шутку, похоже, можно удар в печень получить.

Внутри дом оказался не менее добротно сделанным, чем снаружи. Причем во всех отношениях. Тут все было… Даже не знаю… Массивное, что ли. Мебель, двери, лестницы, даже картины на стенах. Я даже вспомнил персонажа из «Мертвых душ» по фамилии Собакевич, Гоголь в описании имения этого помещика вот такие же кресла и стол описывал.

Надеюсь, меня здесь так же, как Чичикова, потчевать не станут. Что они там дегустировал тогда? Гуся, что ли? Или барана? Не помню уже. Да что бы ни было, мне не надо, поскольку здорово в ресторане наелся, дополнительную еду пихать просто некуда. А вот попить не отказался бы, после острых крылышек во рту пожар.

Пока мы мерили ногами лестницы и коридоры, все эти бесполезные, по сути, мысли, одна за другой, промчались у меня в голове как птица-тройка, и я сам не заметил, как мы остановились у ничем не примечательной двери, расположенной на третьем этаже. Старший поправил галстук, тихонько кашлянул в кулак и негромко в нее постучал.

— Да-да — басовито ответил тот, кто за ней находился — Заходи, я не сплю.

Старший шагнул за порог первым, я, было, хотел пропустить следом за ним и других костюмоносцев, вот только один из них ненавязчиво, но ощутимо тут же подтолкнул меня в спину. Я не стал кочевряжиться и сделал то, что от меня хотели.

Даже не знаю, как верно охарактеризовать то помещение, в которое я попал. С одной стороны, это вроде как рабочий кабинет. Вон и стол письменный, и шкафы с книгами, и несколько кресел. С другой — откуда бы в рабочем кабинете взяться здоровенной кровати со всей сопутствующей атрибутикой, вроде торшеров, дающий неяркий свет? Тем более что хозяин этого всего на вышеуказанной кровати и лежал, прикрытый тонким пледом.

— Саш, может сразу этому старому хрену обозначишь, что ты не по этой части? — немного нервно спросила у меня Жанна — А то он вон на тебя как вытаращился! Того гляди слюни пустит. И ведь уже разлегся, собака сутулая. Мол — давай, прыгай сюда, побалуемся. Был у меня один козел, вот этому ровесник, все время так поступал и говорил.

Здесь моя спутница, конечно, палку немного перегнула. Не имелось в глазах владельца всего окружающего меня имущественного великолепия ни похотливости, ни вожделения, и ничего такого прочего. Любопытство — да, пожалуй. Но не более того. Усталость, еще, пожалуй. То ли от дня минувшего, то ли от боли и невеселых перспектив. Да и откуда им, позитивным, взяться, с серой змеюкой на шее? Не такой здоровой, как у Бэллы, нет. Но — изрядной.

Впрочем, крепость, похоже, еще не покинула окончательно тело этого немолодого человека, не было в его внешности той ломкости, которая предшествует скорому концу. Более всего к тому, кто сейчас глядел на меня, подходило словосочетание «мощный старикан». Именно так. За шестьдесят ему было точно, но зрелая сила их мышц пока никуда не делась.

А еще в этом человеке сразу чувствовались воля и разум. Причем воля железная, а разум острый и живой. Не могу сказать, отчего ко мне пришло понимание этого, просто чую — и все.

— Добрый вечер, Илья Николаевич — негромко поприветствовал я хозяина дома — Рад стать гостем вашего дома, пусть даже попал я в него таким необычным способом.

— Не стоит начинать наше общение со лжи, Александр Дмитриевич — доброжелательно сообщил мне тот, кто лежал на кровати — Не думаю, что вы сильно рады. Да и не спешили вы посетить меня, хотя я передавал приглашение через Пашу Ряжского. Вот, пришлось немного ускорить события. Время единственный невосполнимый ресурс, я это осознал еще в достаточно юном возрасте, и с тех пор дорожу каждым днем. Именно потому у меня нет ни желания, не возможности ждать того, пока вы наконец соизволите свести со мной знакомство.

— Я поняла кто это! — взвизгнула Жанна, уже усевшаяся в одно из кресел — Это тот богатенький мужичок, про которого старая овца Ряжская тебе говорила, да? Ну, которого и она, и ее дятел боятся?

Вот не любит моя подружка Ольгу свет Михайловну, причем чем дальше, тем сильнее.

— Непосредственно приглашение мне передано не было — сообщил хозяину дома я — Была просьба помочь некоему влиятельному человеку, у которого имеются кое-какие проблемы со здоровьем. Но я не врач, потому не очень понимаю, как могу быть вам полезен.

— Не врач — подтвердил Илья Николаевич, беря с пледа, которым он был накрыт, какую-то папку — Но, согласитесь, не редкость случаи, когда людям помогают выздороветь те, кто врачами никогда и не являлись. И наоборот — иногда врачи не в состоянии вылечить своих пациентов, несмотря на диплом, регалии и звания. Все относительно.

— С последним трудно не согласиться.

— Итак — хозяин дома открыл папку и перелистнул несколько страниц — Скромничаете вы, Александр Дмитриевич. Вот, например, милейшая Яна Феликсовна Вагнер, которая понесла после знакомства с вами, даром что все, кто мог, включая швейцарцев, твердили о невозможности подобного.

— У нас точно с ней ничего не было — заверил я его — Госпожа Вагнер не в моем вкусе и весовой категории.

— Так себе острота — заметил Илья Николаевич — Далее мелочи. А, вот. Мадрид, полтора года назад. Вы вытащили буквально с того света семилетнюю девчушку, которую сбила машина. Там уже и смерть зафиксировали.

Ага, а после в одном из питейных заведений, находящемся в Ла Латина, сбивчиво пытался объяснить своей Хозяйке что вот такой я дурак. Ну не обрастает у меня сердце шерстью, как не стараюсь. Получалось так себе, но она мне вроде поверила.

— Вена — прошелестел еще один листок — Тут у нас балерина вдруг на сцену вернулась, хоть до того без тросточки ходить не могла.

Тоже правда. Жозефине та балерина родственницей приходилась, по крайней мере она мне так сказала. Я же ей тогда еще верил, вот и помог девчонке немного. Там делов-то было на пять минут. Кстати, она еще и девственницей оказалась. Не Жозефина, разумеется, а балерина. Н-да. Никогда бы не подумал, что в Европе эдакое диво можно встретить. Славная девчушка эта Бертина, мы до сих пор иногда письмами обмениваемся.

— Снова Вена. Стокгольм. Нант — пальцы Ильи Николаевича переворачивали страницы дела — Бремен. Амстердам. Будапешт. Слушайте, вы изрядно поколесили по миру.

— Предпочитаю смотреть на историческое наследие человечества сам, а не глазами телепутешественников — пояснил я — Благо имелась такая возможность.

— Скорее — необходимость — поправил меня старик — До истинных деталей произошедшего с вами два года назад мои люди докопаться не смогли, и полную картину случившегося восстановить не удалось, но ясно одно — вы не просто так покинули Москву.

— Поверьте, причиной все же была элементарная охота к перемене мест.

— Весьма мучительное свойство, немногих добровольный крест — закончил пушкинскую фразу Илья Николаевич — Кстати, Александр Дмитриевич, а вы носите крест?

— Нет — немного удивился вопросу я — А это вы к чему спросили?

— Просто любопытно — хозяин дома закрыл папку и отложил ее в сторону — Да и в самом деле это не столь важно. Ну так что, Александр Дмитриевич? Мы договоримся?

— Хорошая у вас служба безопасности — я кивком указал на папку — Кое-кому следовало бы у них поучиться. И сегодня они меня приняли прямо безукоризненно.

— Невелика сложность — улыбнулся мне винирами Илья Николаевич — Особенно если точно знать, где и когда вы будете встречаться с друзьями.

— Сашка, они твой телефон слушают! — сообщила мне Жанна, причем отчего-то шепотом — Точно тебе говорю!

А то я после такой ремарки без нее бы не дотумкал до очевидного факта. Ну что за жизнь, что за времена? Никакой приватности не стало, все что можно переходит в общественное пользование.

— Саша, вон тот ваш тезка, предлагал мне привезти вас до мероприятия, но я решил, что это лишнее, потому и происходит наша встреча в столь поздний час — продолжил старик — Впрочем, я почти не сплю по ночам. Мысли покоя не дают. Не хочется умирать, Александр Дмитриевич. Очень не хочется. Потому повторю вопрос — мы поладим?

И вот что ему ответить? Да? Наверное, это было бы разумнее всего, потому что отказ с огромной вероятностью приведет к непоправимым повреждениям моего организма. Но с другой стороны, что, если я ему помочь не смогу? Лихоманки, к помощи которых придется прибегать, бабы капризные до ужаса. Ну да, Пухея не Трясуница, но кто ее знает? Опять же — с ней расплачиваться придется. И самое главное — гарантий тут ноль. Может этот старый хрен еще лет десять небо коптить будет, а, может, через пару недель загнется. Первое вероятнее, и намного, но с моим везением ручаться ни за что нельзя.

— Александр Дмитриевич, давайте не будем забавляться киношными играми из серии «ты сделаешь так, как я хочу». — расценил мое молчание по-своему Илья Николаевич — Впрочем, если желаете соблюсти традиции — извольте. Миша!

Стоящий слева от меня мужчина достал из наплечной кобуры пистолет и наставил его на мою ногу.

— Для начала он прострелит тебе правую коленную чашечку — сухо и буднично сообщил мне тот охранник, что сидел на переднем сидении такси, и кого хозяин дома назвал Сашей — Это больно, но не смертельно, плюс данная мера никак не повлияет на твои способности. Потом — вторую. Если ты герой и это не сработает, тобой займусь я, применив кое-какие свои навыки, а в это время несколько моих подчиненных отправятся в Теплый Стан. Какова их цель, думаю, ты понимаешь.

— Последнее было лишним — глянул на него — Это плохая идея и плохие слова. За них придется ответить, даю слово.

— Я всегда готов отвечать за то, что говорю — равнодушно произнес Саша и уставился на наручные часы — У тебя осталось двадцать пять секунд на принятие решения.

— Ну да, шаблонные методы, примитивные, но они почти всегда работают — миролюбиво заметил Илья Николаевич — Таковы законы бытия — сложное ломается, когда простое продолжает работать и работать. Но вы человек, как мне кажется, более чем разумный, потому предлагаю закончить этот…

— Да вы охренели совсем? — взвилась из кресла застывшая было в нем Жанна — Я вам дам сейчас коленную чашечку!

Она сияющей молнией скользнула по комнате, по дороге опрокинув вазу, стоящую на полу и сковырнув с полок десяток книг в глухих дореволюционных переплетах.

Старик на кровати подпрыгнул, когда ваза с грохотом разлетелась на осколки, охранники вздрогнули, а Саша подобрался, словно волк.

— Ты у меня сейчас сам себе чего-нибудь отстрелишь! — зло бросил Жанна, синева которой сменилась серебряным сиянием — Яйца, например. Или мозги себе вышибешь, если они у тебя есть!

Она вцепилась в руку Миши и, как мне показалось, без особых усилий, развернула ее так, что теперь пистолет был направлен не на меня, а на него самого.

— Какой интересный поворот — отметил старик на кровати — Ну-ну!

— Заканчивай! — мигом велел мне Саша, в руке которого тоже появилась оружие — Буду стрелять!

— Чего заканчивай? — я оперся спиной о стену и показал ему конечности — Ручки-то вот они. Ну, хочет парень себе пулю в рот пустить — его право. У нас свободная страна. Куда хуже, если бы он надумал своего принципала пристрелить, лишив его последнего времени, коим тот так дорожит. Вот это да. Вот тут беда была бы.

— Ясно — мигом сообразила куда я гну Жанна — Так даже лучше. Мне этот старпер сразу не понравился!

И несчастный Миша, на лице которого застыло непонимание, в тот же миг перевел дуло пистолета на своего работодателя.

Тут оживился и третий охранник, направивший свое оружие на коллегу, и, несомненно, готовый нажать курок сразу после команды начальника.

— Впечатляет — признался Илья Николаевич — Очень здорово. Я видел экстрасенсов, хороших, настоящих, но тут, конечно, совсем другое дело. Не соврали мне те, кто вас рекомендовал.

— Стрелять? — уточнила Жанна — Или как? Я долго его не удержу.

— Если не прекратишь, то я тебя убью — снова вступил в беседу Саша — Даю…

— Двадцать пять секунд — перебил его я — Слушай, ты, наверное, на самом деле хороший специалист, и, поверь, это все понимают. Но тут сложилась такая ситуация, с которой ты никогда не сталкивался. Нет зазорного в том, что ты не понимаешь, как действовать. Да и нельзя тебе меня убивать, шеф не велел. Верно же?

— Верно — подтвердил Илья Николаевич.

— Вот — я зевнул, прикрыв рот ладонью — К тому же если ты меня на самом деле убьешь, то в этом доме утром живых вообще не найдут. Ни одного. Вы все умрете, и это не шутка.

— Смерть — это только начало — произнес Илья Николаевич — Так ты, кажется, говорил Ряжскому?

— Что-то в этом роде — подтвердил я.

— И как же быть? — уточнил он — Будем умирать или договариваться?

— Присоединяюсь к вопросу — подала голос Жанна.

— О, легок на помине — глянув на экран зажужжавшего виброзвонком смартфона сообщил мне хозяин дома — Паша. Что-то поздно, обычно он себе такого не позволяет. Прошу прощения, поговорю, а после мы продолжим. Да, слушаю.

Разговор был недолгим, но, что меня немного смутило, Илья Николаевич при этом пару раз глянул на меня с каким-то странным выражением.

— Печально, печально — произнес он в трубку — Но ты держись, Паша. Держись.

Нажав «отбой», он на секунду задумался, а после рассмеялся. Смех, к слову, у него оказался довольно неприятным, не очень подходящим к его богатырскому сложению. Сухим каким-то, дробным.

— Н-да, ночь сюрпризов — сообщил он мне — Все, друзья мои, отомрите. Ситуация изменилась, причем коренным образом. Теперь, Александр Дмитриевич, не вы мне нужны, а я вам.

— По причине? — насторожился я.

— Ольга Ряжская мертва — придав лицу печальное выражение, сообщил мне старик — Павел звонил мне затем, чтобы сказать, что он снимает с себя полномочия посредника в общении между мной и вами, и на то есть веская причина. Он собирается вас убить, причем в самое ближайшее время.

— О-фи-геть! — выдала Жанна, отпуская руку Миши — Вот же!

— Ага — согласился с ней я, даже не подумав, что это слышат люди, находящиеся рядом.

— Чего-то такого от Паши в данной ситуации и следовало ожидать — пояснил Илья Николаевич — Нет-нет, никакой лебединой верности, тут другое. Ольгу он никогда не любил, как и кого-то другого, впрочем, тоже. Он всегда обожал только себя самое, с юности таким был, с той поры, когда я его вчерашним выпускником подобрал и к бизнесу приставил. Не скажу, что это большой грех или отрицательная черта, просто он вот такой. А еще он терпеть не может, когда у него кто-то что-то забирает.Неважно что — карандаш, контракт, тендер, жену. Его — это только его, и больше ничье. Пунктик такой. А тут прямо совпало!

— Самое досадное, что я тут вообще ни при чем.

— Уверен в этом — покивал хозяин дома — Но Ряжский считает по-другому, и его не переубедить. Да и не стану я этого делать. Зачем? Мы же не договорились.

— Проверь — поймав взгляд Жанны, шевельнул губами я.

— Ага — мигом смекнула та, оценивающе глянула на охранников, опустивших оружие и через секунду исчезла из вида, сообщив на прощание — Я быстро!

Э, нет, Илья Николаевич, таким как ты, на слово верить нельзя. Если все так, как сказано — буду думать и торговаться. А если нет… Что-то с тобой решать.

Хотя, ради правды, сотрудничать именно с этим человеком было бы куда выгоднее, чем с той же Ряжской. Возможности у него другие, куда большие. Вон, даже про мое заграничное турне его парни кое-какие детали раскопали, а это не так и просто. А уж про оставшуюся шестерку кладбищенских беглецов они мне вообще все, что можно, на тарелочке принесут. Все подробности выведают, от рождения до смерти.

Но Ряжская… Если сказанное правда, то мне в любом случае надо будет выяснить все до мельчайших деталей. В совпадения я не верю, в случайности тоже, а умирать еще несколько часов назад она точно не собиралась, и мне это известно лучше, чем кому-то другому. В автокатастрофу, пожар или в неправильно приготовленную рыбу фугу поверю. В то, что она дома легла в кровать и умерла — нет. Ни при каких условиях.

Кто-то ей помог, и мне надо знать кто именно. Не для того, чтобы отомстить. Чтобы разобраться, кто это так меня не любит. Били-то не по ней, а по мне, тут без вариантов.

Хотя и отомстить, наверное, тоже хочется. Да, Ряжская была хитрая и расчетливая, но мы худо-бедно ладили.

— Скажу очередную банальность, но пока за вашей спиной буду стоять я, Пашу можно не опасаться — доброжелательно произнес Илья Николаевич — Он не пойдет против меня. Он хорошо знает мое правило платить за подобное подобным. Рекомендую и вам взять его на вооружение, это идеальное средство разрешения ситуаций, в которых присутствует выбор. Разумеется, речь идет не о незнакомцах, речь идет об личном окружении, ближнем и дальнем. Не знаешь, как поступить с тем или иным человеком, так вспомни, чего он для тебя сделал больше — добра или зла. И все, решение вот оно.

— Уволен — сказал Саша Михаилу — С завтрашнего… Уже сегодняшнего дня.

— За что? — опешил охранник, только-только пришедший в себя.

— За непрофессионализм — пояснил Саша — Поняв, что не владеешь собой, ты должен был сразу же бросить пистолет на пол. Так ты обезопасил бы нас всех.

— Не желаете ли перекусить, Александр Дмитриевич? — предложил мне тем временем хозяин дома — А за трапезой мы обсудим сложившуюся ситуацию и придем к тому конечному решению, которое устроит всех. Уверен, оно есть.

Конечно есть. Я его отлично знаю. Ты собираешься убрать меня после того, как добьешься своей цели. Хотя, если честно, что тогда, что сейчас меня немного удивляет эта нелогичность. Раньше или позже годы и болезнь свое возьмут, а меня уже не будет.

Ох, чую Ряжский и тут накрутил хвостом!

— Есть не хочу — признался я — А вот чайку бы выпил. Много.

— Саша, распорядись — велел Илья Николаевич — Ну, а вы, Александр Дмитриевич… Скажите, может я вас просто Сашей стану называть? Разница в возрасте нам это позволяет делать.

— Бога ради — разрешил я — Как вам удобнее.

Чаю я и в самом деле выпил много, литра полтора. И вопросов мне было задано немало, причем каждый второй из них был с подковыркой и вел к тому, чтобы я ответил «да» этом старому и умному человеку. Иногда мне казалось, что он так дожимает меня на согласие, чтобы после сразу сказать: «Покон тому свидетель». Но я выкручивался и ждал возвращения Жанны. Мне надо было понять, какова ситуация на самом деле.

Она появилась где-то часа через два, и по ее лицу я понял — не соврал мне Илья Николаевич. Не видать мне теперь офиса в «Москва-сити», на который я было нацелился.

Почему?

Потому что Ольга Ряжская на самом деле мертва.

Глава 10

— Жива она — недовольно буркнула Жанна, устраиваясь за столом так, будто решила с нами чайку попить — А я-то уж было обрадовалась!

О как! Значит, блефовал гостеприимный хозяин? Вернее — умышленно вводил меня в заблуждение. Нет, ход неплохой, я же на самом деле, чего греха таить, сначала немного струхнул. Это Кузьма по Покону живет, он снайпера нанимать не станет, а Ряжский запросто на подобное решится. Или, того хуже, смахнут меня вот так же с улицы, как сегодня, посадят в машину, отвезут за город и там уж… Хотя нет, в данном случае шансов у меня будет не меньше, чем у тех, кто эту операцию осуществит.

Так что очень даже неплохая попытка со стороны Ильи Николаевича. Разумная.

— Одно хорошо — в коме она — продолжила свои речи Жанна, не обращая внимания на то, что одновременно с ней что-то говорит и мой новый знакомец. Вернее — потенциальный наниматель — Хоть что-то.

Совсем интересно получается. Нет, так дело не пойдет, надо мне с ней более обстоятельно все обсудить.

— Повторюсь, в этом доме вам, Александр, опасаться нечего — благодушно вещал тем временем Илья Николаевич, употребляя какой-то на редкость пахучий отвар из небольшой фаянсовой пиалки — Так сказать, мой дом — ваша крепость.

Да-да, все и так ясно. Я сижу тут, лечу вас, при необходимости мне будет предоставлено все, о чем попрошу, от самых редких трав до элитных проституток, причем в кратчайшие сроки. Надо будет — домой меня свозят, попутно, скорее всего изобразив сценку «спасение Фомы Неверующего от покушения». Ну, а попутно за это время добрый и участливый Илья Николаевич попробует мне на шею поводок надеть, не сильно тугой, но зато очень крепкий и надежный.

Вот только меня это все не слишком устраивает, особенно в свете полученной только что информации.

— И это прекрасно — одарил я собеседника самой обаятельной улыбкой из тех, что у меня в запасе имеются — Илья Николаевич, я тысячекратно извиняюсь, но где тут у вас уборная? Я ведь пива выпил немало, да еще вон, сверху чайком его заполировал. Если честно, из последних сил держусь.

— Да зачем же так себя мучать? — изумился старик — Саша, проводи нашего гостя туда, куда ему нужно.

Я глянул на Жанну, давая ей понять, что рассиживаться нечего, еще раз улыбнулся, теперь смущенно, и посеменил за охранником, придерживая руками живот. Да, выглядит это комично, но и пусть. Тем более, я вообще-то не совсем и соврал, зов природы, назовем его так, на самом деле имел место быть.

Туалет, как и все остальные помещения в этом доме, поражал своими размерами. На таких площадях среднестатистическая семья проживать может, как мне думается. А моя квартира так точно меньше.

— Значит — кома? — спросил я у Жанны, которая смотрелась в зеркало, которое ее, разумеется, и не думало отражать — Это точно?

— Сама слышала — с достоинством ответила девушка — Там Вагнер был, он это и сказал. «Павел, это кома. Более точный диагноз и прогноз дам тебе после клинических исследований».

Она очень точно изобразила интонации Петра Францевича, потому сомнений в том, что все было именно так, как она рассказывает, у меня даже не возникло.

— А что Ряжский? — глянув по сторонам и искренне надеясь на то, что тут нет камер и микрофонов, уточнил я — На самом деле в бешенстве?

— Не сказала бы — подумав, произнесла Жанна — Скорее, не знает, что делать. Но да, он думает, что это твоих рук дело. Так Вагнеру и заявил — это Смолин. И еще ругнулся матом.

— Плохо.

— Чего хорошего. А Вагнер, кстати, попытался его в этом разубедить. Не верит, что ты на такое способен. Рассказал о том, что вы днем с коматозницей в его клинике виделись, очень хорошо общались друг с другом, шутили. Раза три повторил, что причины убивать Ряжскую у тебя вообще никакой нет. Но этот хмырь все равно ему не поверил. Или поверил, но сделал вид, что это не так. Знаешь, он тебя здорово боится, потому ему пофиг — ты его жену убил, не ты… Не это главное.

— Ну да, ну да — пробормотал я — Главное, у него теперь есть веский повод, чтобы меня прикончить. И никто ему помешать не сможет, Ольга-то считай, что мертвая лежит.

— Александр Дмитриевич, у вас все в порядке? — послышался из-за двери приглушенный голос моего тезки-охранника.

— Не совсем — прокряхтел я — Еще, как назло, и манжет расслабило. Вы идите, не ждите, я обратную дорогу найду, не заблужусь. И обещаю — сбегать не стану.

— Так и не получится. Но я все же подожду вас тут.

— Дело ваше — не стал спорить я, и снова обратился к Жанне — Что-то еще?

— Саш, там в доме призрак был — немедленно произнесла она — Он, похоже, Ряжскую-то и оприходовал. Ну, в смысле…

— Да понятно в каком смысле — насторожился я — Что за призрак?

Кто-то из клевретов Кузьмы? Да вряд ли. Он просто не успел бы настолько быстро и меня найти, и такой тонкий план с подставой реализовать. А то, что это спланированная акция, ни малейших сомнений у меня не вызывало.

— Дядька — отозвалась Жанна — Немолодой, но сильно злой. У него вся начинка цветом как опал в том перстне, что тебе Генриетта на прощание подарила. Я как в комнату вошла, где Ряжская лежит, сразу его заметила, он рядом с кроватью стоял и хихикал. Потом увидел меня, кулаком погрозил, и в окно сиганул.

— Все страньше и страньше — я потер подбородок — Выходит, он тебя знал?

— Выходит — кивнула девушка — Но я его точно впервые видела. У меня же память фотографическая. Хотя лицо у него ничем не примечательное, мужик как мужик. У меня самого отец такой же, рядом поставь — за братьев сойдут. Единственное мой отец сутулится, а это прямой, как шпала. Может, он из бывших военных? Дядька мой тоже вот тоже сроду не гнулся, даром что давно в отставку вышел.

Кто же это может быть? Кроме Кузьмы с присными я вроде никому из призрачного мира на пятки не наступал. А те, с кем нелады были, мне ничем насвинячить не могут, потому что находятся в таких краях, откуда нет возврата.

Но факт есть факт, Ольгу все же загнал в кому неизвестный мне призрак. И метился он именно в меня.

Причем это сильный враг, что следует отметить особо. Он не стал убивать свою жертву, хотя мог, он предпочел окунуть ее в бесконечный сон. Я про такое читал, некоторые призраки на подобное способны, особенно те, кто живых ненавидят. И Жанну он не тронул, несмотря что та наверняка слабее его, то есть в стычке почти наверняка потерпела бы поражение. Нет, он дал ей увидеть себя, заранее зная, что девушка всё расскажет мне. И, скорее всего, сможет его опознать.

Разрозненные факты один за другим вставали на свои места, точно квадратики в старинной забаве «пятнашки», которую я в детстве нашел на чердаке нашего дачного дома. Вставали и потихоньку складывались в четкую картину происходящего.

Да, чуть не забыл. Мне же еще надо наведаться в лес около нашей дачи, я тамошнему хозяину посулил помощь с нейтрализацией душ залетных бандосов. Время пока есть, главное со всей этой суетой не забыть бы про данное обещание.

Ох, как же не вовремя одно на другое наложилось. Невероятно не вовремя.

— Уууух! — прорычал я и нажал на кнопку унитаза — Чертов соленый горох! Эк он меня!

Жанна негромко рассмеялась.

— Я тебе одну фотку покажу, как домой приедем — пообещал я ей — Дядьку этого на ней поищешь.

— Если — отозвалась она — Если приедем. Как по мне, так тебе отсюда лучше не высовываться пока. Когда я уже собиралась из дома уходить, то слышала, как Ряжский велел своему главному охраннику тебя убить. И обещал ему, что никаких проблем с законом у того не будет. Говорю же — он тебя ненавидит и боится, потому жалеть не станет.

— Здесь сидеть до бесконечности тоже не вариант — возразил я ей — Да и Ольге надо бы помочь.

— Зачем? — всплеснула руками девушка — Она тебе кто? Прилепилась к тебе как комар, и тянет, тянет кровь. А ты добренький, всегда подхватываешься, как она тебя позовет, бежишь, язык набок свесивши. И сестру вылечишь, и подруге залететь поможешь, и еще невесть чего сделаешь. Лежит она сейчас колода колодой, вот и пусть лежит! Нам меньше хлопот.

— Если Ольга проснется, ее муженек меня пальцем не тронет — пояснил я — А так придется жить и гадать, что и с какой стороны мне прилетит.

— Дядька, у которого мы в гостях, круче Ряжских обеих, вместе взятых — сообщила мне Жанна — Конечно, и жопу он нам, если что, устроит куда большую, но в плане пользы сейчас лучше держаться рядом с ним. Он на этого Павла только глянет, тот сразу под диван забьется, как насравший в тапочки кот. А если совсем жареным запахнет, то свалим за границу.

Все так, все правильно. Только мне к Ряжской надо наведаться не только за тем, чтобы ее вылечить. Уверен, где-то рядом с ней непременно станет ошиваться тот, кто ее в кому определил. Он знает, что я приду, он меня ждет, наверняка и ловушку какую-то приготовил. Но это ладно, это фигня. Главное, что наши желания полностью совпадают, мне тоже очень хочется с этим товарищем о жизни и судьбе пообщаться. Особенно, если это именно тот, о ком я думаю.

Вот только сначала надо выяснить, как Ольгу с той стороны сознания обратно вернуть. В моей книге о том ни слова не сказано. Есть только рассказ о том, что такое возможно, что бесплотная тень при известном желании и умении может отправить живую душу бродить по серым полям Нави. Но зато я знаю, кто меня сможет на этот счет просветить. А, может, даже и помочь.

Но это все потом. Сейчас надо решить, что мне Илье свет Николаевичу ответить. Хотя — чего юлить? Все я уже для себя решил. Да и к мнению Жанны прислушаться не грех, она чем дальше, тем чаще путные вещи подсказывает. Повзрослела шебутная девица, которую я несколько лет назад отчего-то пожалел, помудрела. Вот как смерть людей меняет!

— Когда я уеду, останешься здесь — велел я ей — Наверняка он с кем-то да обсудит нашу беседу, глядишь, чего интересное и сболтнет.

— Ясненько — Жанна изобразила нечто вроде стойки «смирно» — Будет сделано. Ты бы шел отсюда. Не дразни гусей.

— Уффф — громко произнес я, открывая дверь туалета и на ходу демонстративно застегивая ремень — Думал, весь выйду.

— Это те детали, которые мне знать ни к чему — равнодушно ответил мне охранник — Следуйте за мной.

Илья Николаевич за то время, что я провел в уборной, допил свой пахучий отвар и сейчас, нацепив на нос очки, что-то читал на экране планшета.

— Потряхивает рынок — сообщил он мне, когда я снова уселся за стол — Как и всегда в конце весны. Итак, Александр Дмитриевич… Послушайте, можно я буду звать вас просто Сашей? Вы молоды, зачем же вас старить эдаким обращением?

— Если вам так удобнее, то бога ради — разрешил я — Ничего не имею против.

— Так что, Саша, мы договоримся?

— Вопрос только в том, чего именно вы от меня ожидаете — уклончиво ответил я — Конкретики хотелось бы.

— Что ожидаю? — хозяин дома положил планшет на стол — Племянница покойной Олечки Ряжской по идее, пару дней как должна была из палаты переселиться в морг, я навел справки, это абсолютно точно так. Вместо этого ее возят на улицу гулять и она даже стала употреблять твердую пищу. Если вы для меня сделаете то же самое, что для нее, то, скорее всего, я снова бегать начну. Ну, или, как минимум, вернусь к тому образу жизни, который вел пару-тройку лет назад, с определенным ограничениями для здоровья, но все же пригодному для более-менее нормального функционирования. Не буду прикован к кровати и аппаратам. Тяжело, знаете ли, управлять делом удаленно, теперь я это точно знаю. Не углядишь за всем. Предоставьте мне подобный результат хотя бы лет на десять — и нашу сделку можно будет считать совершившейся.

— С этим все ясно. Но хотелось бы понять, каков мой интерес в упомянутой сделке?

— Для начала безопасность в сложившейся ситуации, что уже само по себе немало — загнул один палец Илья Николаевич — Повторюсь — пока за вашей спиной стою я, вам не стоит никого и ничего бояться. Ни Ряжского, ни представителей власти.

— Да, собственно, мне не сильно и страшно — отпив чаю, сообщил ему я — Давайте так — властей я точно не боюсь, поскольку закон не нарушаю. Что до Ряжского… Так это в Москве он может быть опасен, здесь у него есть рычаги воздействия. Но где-нибудь на Средней Волге или в Пермском крае на его влияние и капитал все чихать хотели. А уж за Уральским Хребтом он вообще никто, и звать его никак. Там другая жизнь, другие правила. Ну, а я парень не балованный, мне без устриц и утреннего рафа на миндальном молоке прожить несложно. Я и так их не употребляю. Потому, если понадобится, я Москву, к примеру, на Канск в качестве места проживания сменю как нечего делать. Может оно и к лучшему, чем дальше от столиц, тем экология лучше, а люди честнее во всех своих проявлениях. И без куска хлеба не останусь, работа для меня всегда найдется. Страшно тому должно быть, у кого профессия бестолковая, когда воздух из воздуха делаешь.

— А соглашусь — эдак залихватски произнес Илья Николаевич — Тогда что же вам надо, дорогой целитель? Просто назовите цену — и вы ее получите.

По сути, это момент истины. Если я называю цену, сделка, считай, завершена. Впрочем, не мытьем, так катаньем этот старый хрыч меня все равно к ней приведет, это ясно. Ему терять нечего, а мне еще одна война сейчас не нужна, и так проблем выше крыше. Опять же, как ресурсный источник он куда выгоднее той же Ряжской. Единственное — надо четкие границы очертить. Досюда — ручаюсь за результат. Дальше — не факт. С Пухеей-то еще договариваться надо.

Правда, у меня есть свободный кусочек мандрагыра, тот, что я от Дарьи Семеновны получил в качестве гонорара. Ну, вылечить он товарища не вылечит, больно корень юн, но боли временно купирует и общее состояние тонизирует. С Бэллой я его использовать не мог, а вот тут самое то.

— Не стесняйтесь, Саша — подбодрил меня хозяин дома, расценив мое молчание по-своему — Если гонорар окажется слишком велик, я об этом вам скажу.

— Гонорар? — глянул на него я — С гонораром все просто. Вы дадите мне слово, что выполните семь моих желаний. Не больше, не меньше. Разумеется, я не стану у вас требовать чего-то невозможного, вроде отправки меня на Марс или устройства дворцового переворота где-нибудь в Лесото, с последующим объявлением меня тамошним королем. Нет, это будут вполне выполнимые вещи. Может, мне понадобятся деньги, может, какая-то серьезная услуга. Отдельно замечу — серьезная. Просто если мы договоримся, по мелочам вас время от времени дергать стану непременно, уж не обессудьте, но в общий счет они не пойдут. Я не знаю, что мне может понадобиться в процессе лечения. Есть некоторые ингредиенты, которые в нашей стране достать трудно или очень затратно, а то и вовсе незаконно. Опять же мне может понадобится кое-какая информация о тех или иных людях, тут тоже без ваших ресурсов не обойтись.

— Насчет Лесото вы зря — усмехнулся Илья Николаевич — В принципе здесь как раз нет ничего невозможного. Монархия — самая неустойчивая форма государственного правления, для ее свержения нужны лишь деньги и толковые люди. Ну, и какое-то время. Но это все частности. Саша, у меня вот какой вопрос. Вы в самом деле поверите мне на слово? Вот так просто?

— Ну да — я взял из вазочки печеньку и хрупнул ей — Мне договора и контракты ни к чему, просто ударим по рукам, как между людьми издавна водится, вот и все. А после я выполню свою часть договора, вы — свою. Если же у меня ничего не получится, а вероятность подобного, разумеется, есть, то вы мне ничего не будете должны, каждый останется при своем интересе.

— В наше время в подобное почти не верится.

— И зря. Так удобнее — я стряхнул с майки крошки — Да и потом — какой смысл нам друг другу врать? Мы оба работаем на результат. Ваше выздоровление решит мои вновь возникшие проблемы и потенциально снимет часть тех, что появятся в будущем. И у вас есть прямой резон меня не обманывать. Просто, потому что если вы так поступите, то очень быстро лишитесь всего, что приобрели моими трудами.

— То есть, болезнь снова вернется? — уточнил Илья Николаевич.

— Ну да — кивнул я — Причем в удвоенном, если не утроенном виде, что с учетом вашего нынешнего состояния, по сути, смертный приговор. Саша, не дергайтесь вы. Это не угрозы, не страшилки, я просто говорю так, как оно есть на самом деле, вот и все. Вернее — как будет. И еще — коли я вдруг попаду под машину или утону в ванной, причем сделано это будет именно вашими стараниями и трудами ваших людей, то и в этом случае для вас все кончится плохо, имейте в виду. И даже хуже. Разумеется, вы можете счесть мои слова блефом, но поверьте — я не вру. Мне оно ни к чему.

— И даже хуже — это как? — неовзмутимо осведомился Илья Николаевич.

— Ну, вы же сами цитировали мои слова, сказанные Ряжскому — отпил остывшего чаю я — Насчет того, что смерть — это только начало. А дальше сами додумывайте.

— А если вы сами умрете? — вдруг спросил охранник Саша, стоявший неподалеку — Без нашей помощи? На самом деле несчастный случай, или, к примеру, инфаркт?

— Тогда и неприятностей ждать не стоит — глянул я на него — Ни вашему принципалу, ни тому, кто занимался организацией приказа, ни исполнителю. Не встретимся мы с ними там, за туманной пеленой. Каждый пойдет своей дорогой и в свое время.

Чушь, конечно, несу полную, но, судя по всему, она работает. И потенциальный работодатель призадумался, и Саша вон, напрягся.

А тут еще умница Жанна ложечку чайную со стола сбросила, так от ее звона о пол, и тот, и другой аж подпрыгнули на месте.

— Ну так что, договор? — я встал, подошел к хозяину дома и протянул ему свою руку — Или вам надо еще немного подумать? Если так, то не вопрос. Просто, если честно, мне очень спать хочется.

Молчал Илья Николаевич, что-то прикидывал, не глядя на меня. Ну, оно понятно, на ходу переобуваться приходится. До того все выходило замечательно — я, если повезет, выполню требуемое, а после отправлюсь на дно водоема в Подмосковье или в котлован строящегося дома. Всем хорошо, все довольны.

А тут вот, накладка выходит. И, главное, может я все же вру? Может, не случится ничего после смерти — и моей, и вообще?

Но если — да? Если все же случится?

Да еще какие-то семь желаний. Та еще чушь несусветная.

Тут любой человек призадумается, будь он хоть десяти пядей во лбу. Кстати, лично я не согласился бы. Ни за что.

— Ладно, поеду домой — я зевнул, прикрыв до того протянутой рукой рот — Надо поспать хоть немного. День ожидается шумный, сложный, разъездов много. Опять же — надо Ольгу навестить, поговорить с ней. Авось, на мой зов она и вернется.

— В морге? — хитро сверкнул глазами Илья Николаевич.

— В клинике Вагнера — поправил его я — Соврал вам Паша Ряжский. Она не мертва, а в коме. Вот такой приятный нежданчик.

Все же есть у тебя нервы, старик. Есть. Вон, бусинки пота на лбу выступили.

— Те семь желаний, что я буду должен, не должны касаться моего бизнеса, моей семьи и моей будущности — размеренно произнес он, явно оценив демарш с информацией про Ряжскую — Все мое останется моим.

— Хорошо — согласился я — Единственное — мне деньги могут понадобится. Они же тоже ваши?

— С деньгами мы как-нибудь, да разберемся.

— Да, вот еще что — я кротко улыбнулся — Если понадобится чья-то жизнь, вы не станете вместо этого рассказывать мне про любовь к ближнему?

— Разумеется нет — старик протянул мне ладонь — Этот вопрос решить еще проще, чем денежный.

— Тогда договорились — наши ладони соприкоснулись — А теперь мне бы домой поехать. Довезут меня ваши мальчики?

— Разумеется — подтвердил Илья Николаевич — Они в вашем распоряжении, Саша. Но я бы все же советовал остаться здесь. У меня в доме три гостевые спальни, выбирайте любую. И вам меньше суеты, и мне так спокойнее.

— Да нет, я все же домой. И еще — не забудьте позвонить Ряжскому, уведомить его о том, что теперь я лицо неприкасаемое. Хорошо бы добавить пару слов про то, что моя смерть в принципе тождественна его самоубийству. Больно уж он товарищ пакостный.

— Разумеется — кивнул старик — Сейчас и наберу.

— Два ночи — глянул я на экран смартфона — Не поздновато? Хотя, с учетом произошедших событий…

— Дрыхнет он — уверенно заявил Илья Николаевич — Уж поверьте. Сплавил жену к Вагнерам, и сразу спать завалился. Паша стопроцентный эгоцентрист, ему нет дела ни до кого, кроме себя. Но мне это как-то безразлично. Проснется как миленький. Что-то еще?

— Пожалуй, на этом все — зябко повел плечами я — Прохладно у вас как. А, нет, есть еще один вопрос, который, возможно, перейдет в просьбу. Скажем так — небольшой аванс. Скажите, а есть у вас возможность остановить строительство коттеджного поселка в дальнем Подмосковье? Там просто нацелились лес вырубать, болота осушать, животный мир весь распугали. Губят экологию. Жалко!

— Саша, вы сейчас ткнули пальцем в небо и спросили у меня, что это за звезда. Что я вам отвечу, ничего толком не зная? Разве что — может да, может нет. Сообщите мне, где именно ведется строительство, кто застройщик, прочие установочные данные, и тогда появится какая-то ясность.

— Завтра… Вернее, уже сегодня все будет. Я вам смс напишу, если номер телефона дадите.

— Дам, дам — Илья Николаевич поморщился, как видно от боли — А еще вот что — услуга за услугу. Вы там Ольге лесопилку сосватали, к которой полный производственный комплекс прилагается, верно?

— Есть такое.

— Ей, понятное дело, нынче не до сделки, а актив между тем интересный. Перспективный актив. Не ровен час, уступит его владелица за копейки какому-нибудь прохиндею, который ее еще и с оплатой надует. Так, может…

— Мы с Ольгой Михайловной договорились о том, что я получу комиссионные в размере трех процентов от суммы сделки — перебил я его — Данное условие остается в силе?

— Разумеется — кивнул Илья Николаевич — Саша, дашь нашему гостю контакты Соболева, этой сделкой будет заниматься он. И предупреди о том, чтобы к даме, которая является продавцом, отнеслись со всем возможным уважением. Все же у женщины горе, муж погиб.

Мне осталось только мысленно поаплодировать этому старикану. Я вот еще ничего не получил, а он уже в плюсе. Нет, положительно надо с ним быть максимально осторожным. Ведь на ходу же человек подметки режет!

— Не тяни — на прощание сказал мне мой новый партнер, переходя при этом на «ты». Уверен, что это неспроста, так он мне пытается навязать свою игру, свою политику, указать на то место в системе координат, которое я отныне занимаю. Ладно, пусть. Пока — пусть — Мне все хуже. А самое скверное — мысли. Боль пока еще можно забить медикаментами, а вот мысли из головы никак не выкинуть, и это убивает меня куда вернее, чем любая хворь.

— Мысль материальна — отозвался я — Но тут ничего не поделаешь. Голова не утюг, ее из розетки не выключишь. Но если что, могу порекомендовать старинный рецепт.

— Какой?

— Откупорите вина бутылку. Или перечтите «Женитьбу Фигаро».

Большой человек посмеялся, мы обменялись рукопожатием, и я отправился вниз, туда, где меня ждала машина.

Усевшись в салон, я сразу же аккуратно постукал пальчиком по плечу того охранника, который отправился со мной.

— Да? — повернулся он — Что-то не так?

— Все так — заверил его я — Единственное, мы чуть расширим маршрут. Не сразу меня домой повезем, сначала в одном место заскочим. Надо мне кое с кем повидаться.

— Так ночь же? Все спят.

— Ничего, те, к кому я еду для беседы, наверняка бодрствуют.

— Хорошо — согласился охранник — Как скажете.

— Какой адрес? — поинтересовался водитель.

Я выполнил его просьбу, и не без удовольствия стал ожидать его реакцию.

— Так это кладбище? — оправдал мои предположения шофер — Вы ничего не перепутали?

— Нет — кротко подтвердил свои слова я — Именно туда нам и надо. Самое времечко!

Что примечательно — молчание в машине стояло буквально гробовое, причем все то время, что мы добирались до пункта назначения. Не знаю уж, о чем размышляли мои попутчики, а я в какой-то момент провалился в полудрему, ту, когда вроде и спишь, но вроде и нет.

— Приехали — вырвал меня из этого зыбкого состояния голос водителя — Что дальше?

— Дальше вы ждете меня тут — потянувшись, произнес я — Постараюсь управиться побыстрее. А вы куда собрались?

Этот вопрос я адресовал охраннику, который тоже нацелился вылезать из машины.

— С вами — лаконично ответил тот.

— А не страшно? — сдвинул брови я — Место-то жуткое!

— Нет — ответил он — И не такое видал. Да и не верю я в разные страсти-мордасти. Как говорится, живых бояться надо.

— Уважаю. Но все же останьтесь тут. Живые мне там угрожать не могут, а мертвых я, как и вы, не сильно опасаюсь.

На территорию кладбища я проник через давно знакомый мне лаз и, само собой, сразу же нос к носу столкнулся с Павликом.

— Ты за мной? — требовательно осведомился у меня малец.

— Пока нет — чуть помедлив, ответил ему я — Но это вопрос времени.

Размышлял я на его счет, было. И по любому выходило, что там, на воле, он мне пока не нужен. И дела для него нет, и пристроить мне его пока некуда. В свой дом я его не поведу ни под каким предлогом, а у подъезда, подобно Анатолию, этот негодник сидеть не станет, не тот у него характер. Непременно начнет гадости окружающим творить, причем даже в том случае, если я свяжу его клятвой. Любой запрет как-то можно обойти, мне ли этого не знать?

Так что пусть пока тут побудет, для общего спокойствия. И так проблем целый ворох, не хватало еще за него перед кем-то ответ держать.

Было заметно, что мой ответ парню не понравился, но никаких реплик на этот счет от него не последовало.

Зато как эмоционально мне встретил его повелитель, местный Хозяин Кладбища!

— Ведьмак! — буквально взревел он, только приметив меня неподалеку от своего трона — Да как ты посмел?

— Мое почтение — приложив ладонь к груди, я обозначил неглубокий, но все же почтительный поклон — Все сделано с вашего разрешения.

Не знаю, что именно этот страхолюд имеет в виду, но сейчас я и словом не соврал. У меня действительно есть разрешения почти на все, что связано с ним и его кладбищем.

— Ты кому отдал души тех негодяев, которые покинули мои владения? — продолжил возмущаться местный повелитель — А? Что, думал, я не узнаю?

— Если честно, даже не размышлял на данную тему — признался я — Не видел в этом ни малейшего смысла.

— Нет смысла? — Хозяин Кладбища даже с трона привстал, так разгневался — Даже так?

— А что, собственно, такого? — миролюбиво поинтересовался у него я — Все же согласовано. Вы высказали пожелание отправить в небытие девять беглецов. Верно? Верно. Двое из них уже наказаны. Кстати — сделано это было в крайне короткий срок, как по мне. Если дальше так пойдет, я не в назначенное вами время управлюсь, а куда быстрее. Так вот. Вопрос утилизации душ тоже был обговорен. Я спросил у вас, мол, можно? Вы сказали «да». В чем проблема-то?

— Ты не сказал, кому эти души отдашь! — рыкнул гигант в черном — Я не знал, что их получит Морана!

— Ну вот так — развел я руки в стороны — У каждого свои привязанности. Мне захотелось побаловать богиню душами злодеев. Кстати, это куда более жесткая кара за их проступок перед вами, чем просто уход в небытие. Стать пищей богини, как мне кажется, то еще удовольствие. Опять же — я могу довести до ее сведения, кому именно она отчасти обязана столь приятной трапезой.

— Уж будь любезен! — проворчал Хозяин Кладбища, вновь плюхаясь на трон — И не позволяй себе впредь подобных вольностей!

— Хорошо — согласился я — Но оставшихся-то семерых могу по тому же адресу отправить?

— Будь по-твоему — разрешил умрун — И гляди у меня!

— Непременно — пообещал я, глянув на быстро светлеющее небо — А еще один вопрос можно? Личного характера? Просто трудно отыскать в Ночи кого-то кто так же, как вы, разбирался бы в тонкостях смерти и посмертия.

— Личного? — изумился костяной царь — Ты? Мне? Ну хорошо, спрашивай.

— Скажите — я подошел к нему поближе — А правду говорят, что матерый дух в состоянии человека в кому вогнать?

Глава 11

— Куда вогнать? — уточнил у меня Костяной царь — Изъясняйся понятнее, ведьмак.

— В сон, который точно смерть — поняв свою ошибку, поправился я — Когда человек дышит через два раза на третий и незаметно, а все вокруг думают, что он помер.

— Случается такое — качнулся черный капюшон — У меня эдаких бедолаг изредка хоронят. Раньше чаще подобная нелепица выходила, но и сейчас нет-нет, да и бывает.

Ясное дело. Раньше всех в гробах под землю определяли, а теперь чаще кремируют, потому точный процент невезучих граждан определить сложно.

— Не по нраву мне, когда подобное происходит — прогудел умрун — Непонятно, что с такими насельниками делать, понимаешь. Владения вроде как мои, все местные обитатели — тоже. Но исключительно те, что уже окончили свой земной путь, причем так, как должно. А эти ни туда, ни сюда. Добро еще, если местные служители их откопать сумеют прежде, чем те по второму разу помрут. А коли нет? Кому их душа должна отойти? Мне или же… Ну, неважно, тебе ни к чему знать то, чего знать не стоит.

— И все-таки — вкрадчиво почти прошептал я — Бывает такое, что призрак может человека вот в такой сон погрузить?

— Бывает, бывает — чуть раздраженно отозвался Хозяин кладбища — Слыхал я о таком. И даже видел пару раз в совсем уж давние времена.

— И как тогда его вернуть сюда, на белый свет? С обычными все ясно, они или проснутся, или уснут навсегда. Но здесь ведь наверняка не так все просто, ведь их души не в забытье пребывают, а по серым равнинам Нави в туманах бродят.

— Ну вот, сам же на свой вопрос ответил — красные глаза умруна двумя звездами сверкнули из — под капюшона — Надо туда, в Навь сходить, да пинками душу обратно в тело и загнать.

— Легко сказать — чуть опешил я — Так дороги же закрыты! Захоти я туда попасть, то не смог бы. Да и не нужен мне такой туризм, ну его нафиг.

— Ты и не сможешь — подтвердил Хозяин Кладбища — Пока живой. Ты дитя другого мироздания, тебе пути в Навь и Явь нету. Хотя… Ежели из тебя со знанием дела и верными словами душу вырвать…

— Не надо из меня ничего вырывать! — не дослушав его, сразу открестился я — Ни к чему это!

— Тогда никак — покладисто подытожил умрун, помолчал пару секунд и уточнил — Тебе никак. Твой дом тут, твой мир тут, нечего тебе там делать.

— Значит, кому-то все же можно? — уцепился я за его слова.

— Вестимо — похлопал костистыми лапами по подлокотникам трона мой собеседник — Сноходцы из матерых, проведя ритуал, туда могут ненадолго заглянуть. Зарянники по весне да осени туда-сюда и сами шастают, и дурачков, жадных до простой наживы, с собой на туманные равнины уводят безвозвратно. Мары, опять же, темные пути, ведущие в самое сердце туманной трясины, ведают. Только не думаю, что ты кого-то из перечисленных не то, что подрядишь на работу, а и вовсе найдешь. Про сноходцев толковых я с позатого века не слыхал, должно исчезло их племя совсем. Зарянники свой весенний урок давно выполнили, ушли в Навь и двери за собой до осени притворили. Ну, а про мар и говорить нечего. Да и неблагодарное дело с ними связываться, больно высока может оказаться плата.

— Это да — согласился я, мысленно потирая руки. Хоть где-то, хоть в чем-то повезло. Ниточка, пусть тонкая и ненадежная, но все же ведущая к Ряжской, которую занесло невесть куда, оказалась в моих руках.

Бесспорно, новый контракт со страшной девочкой меня изначально не очень-то бодрил, но, во-первых, та мне кое-что должна, а во-вторых, все равно придется Ольгу Михайловну вытаскивать на белый свет. Живая она мне пока нужнее, чем мертвая. И как ошейник, который придержит в узде ее муженька, и как источник информации. Слишком непростой персонаж этот Илья Николаевич, слишком многозначный, без Ряжской мне здесь никак не обойтись. Ясно, что она всего знать не может, но кое-что лучше, чем ничего. Ясно, что я в его дом нынче же Анатолия денька на три-четыре определю, пусть там поживет, послушает, посмотрит. Но этого мало.

Опять же, можно совместить приятное с полезным. Это я про беседу с Марой, есть у меня для нее еще кое-что.

— И еще — тонкие, обманчиво хрупкие и невероятно сильные пальцы Костяного царя цапнули меня за плечо — Не стоит заигрывать с Мораной, ведьмак. Мы не друзья, и ими никогда не станем, но этот совет я даю тебе именно что по-дружески. Она отлично умеет внушать смертным почтение к себе, когда добром, когда страхом. Но в конце концов она всегда пожирает тех, кого приблизила к себе. Кого раньше, кого позже, но — всегда. Не бывает по-другому.

— Пожирает? — пробормотал я.

— Смертью это не назвать — пророкотал глухой голос — А более верного слова подобрать не сумею.

Короче, обескуражил меня под конец Хозяин кладбища. Нет, я Моране с самого начала не доверял, чего скрывать, но все равно на душе стало как-то маятно. Не хочу я, чтобы меня пожирали. Не прельщает меня подобная перспектива.

— Что-то случилось? — как видно заметив, что настроение у меня подпортилось, спросил охранник Ильи Николаевича — Какие-то проблемы?

— Ну да — ответил я, поудобнее устроившись на заднем сидении — Пора бы городу лицом к кладбищам повернуться, какие-то фонды на их благоустройство выделить. Вы бы сказали про это своему патрону. Наверняка же он в большие кабинеты вхож.

На этом наша беседа закончилась, до самого дома ни он, ни водитель слова не промолвили, только попрощались со мной, когда я из автомобиля вылез.

— Хозяин — окликнул меня Анатолий, как всегда сидевший на скамейке — Дело есть!

— Есть, Толя, на заду шерсть — устало ответил ему я, но все же пристроился рядом с ним — Пусть редкая, зато своя. Чего случилось?

— Тут сегодня один тип ошивался днем — пробубнил он — Туда-сюда ходил вокруг твоего подъезда. И он — как я!

— Как ты — что? Как ты мужчина, как ты бывший таксист, как ты шатен? Выражайся точнее.

— Призрак он — пояснил Анатолий — Причем какой-то неприветливый. Я его окликнул, когда тот пятый круг наматывал, мол, иди сюда, потрещим, а он нехорошо так на меня глянул и быстро смотался. Вот я и думаю — чего ему тут понадобилось?

— Хороший вопрос — согласился с ним я — Благодарю за внимательность.

— А Жанна где? — поинтересовался мой новый слуга — Опять гулять по магазинам убежала?

— Жанна сейчас в одном милом доме приглядывает за его хозяином. А завтра, к слову, ее там сменишь ты. Будешь слушать, смотреть и запоминать все, что так или иначе связано со мной. Как имя мое услышал — так ушки торчком, ясно?

— Ясно — кивнул Анатолий — А где этот дом? Адрес бы.

— Жанна тебя завтра туда отведет — пояснил я — Все, пойду наверх. Так устал, что с ног валюсь.

Интересно, кто это рядом с моим домом ошивался и с какой целью? Совсем не факт, разумеется, что этот призрак мне враг. Еще в те времена, когда я не смылся от греха подальше за границу, сюда то и дело наведывались подобные визитеры, отчего-то уверенные, что я обязательно их выслушаю и сделаю то, что они просят. Москва город небольшой, хоть и мегаполис, упорный и коммуникабельный человек что при жизни, что после смерти всегда добьется своей цели. Анатолий вот уселся в свою бывшую машину и сидел там бирюк бирюком, не глядя по сторонам. А один ушлый покойный коммерц, помню, настолько хотел отомстить своему партнеру, который его на тот свет отправил, что всю столицу на уши поставил, разузнал о том, что я есть, провел форменное следствие, нашел мой дом, и так меня за неделю достал с просьбами о содействии, что я сдался и сообщил через Нифонтова кому следует о «серых» схемах, которые в их совместном бизнесе использовались. А ребята шалили ого-го как, перегоняя очень серьезные суммы в офшоры. Правда, из вредности не дал посмотреть ему на плоды трудов и отправил в конечный пункт прибытия. Партнер, кстати, даже до суда не дожил и помер от инфаркта в СИЗО. Уж не знаю, сам или помогли, в коротенькой сетевой новостной заметке про это ничего не написали.

Так что это может быть кто угодно. Но симптомчик все равно тревожный, нехороший. Впору хоть квартиру меняй. Только не хочется. Тут мой дом, тут обчество, да и вообще…

В квартире царили темнота и тишина, которую нарушало только похрапывание Родьки, которое доносилось из комнаты. Но обо мне слуга не забыл, поскольку на кухне я обнаружил кастрюлю с еще теплым рассольником. Надо же, отвлекся он, стало быть, от компьютера, да и позаботился о хозяине. Одно только непонятно — где он соленые огурцы взял? Хотя чего тут неясного, опять небось у кого-то из соседей из холодильника спер. Куда только подъездный смотрит?

Кстати, о нем.

— Вавила Силыч — постучал я по стене — Загляни, коли не спишь. Дело есть. Неотложное.

За холодильником раздалось шуршание, а секундой позже передо мной появился немного сонный смотритель нашего подъезда.

— Ты чего полуношничаешь, Александр? — уточнил он у меня — Час волка на дворе, в эдакое время только тати одни и не спят. Вон, даже молодожены со второго этажа и те угомонились со своими ахами да вздохами.

— Их время день, мое — ночь — пояснил ему я — Хотя спать, конечно, хочется.

— Так и ложись.

— Не могу, надо еще кое с кем пообщаться. Собственно, Вавила Силыч, я потому тебя и позвал. Ну, чтобы извиниться за причиненные моральные неудобства.

— Опять ты какую-то пакость в дом приведешь! — недовольно буркнул мой собеседник — Причем догадываюсь, какую именно. Стало быть, снова Кузьмич филином на меня гукать станет, что в подъезде невесть что творится!

— Если чего, то сам готов перед ним ответ держать — предложил я — Не проблема. Ты же тут вообще ни при чем, верно?

Ничего мне на этот Вавила Силыч не ответил, только глянул невесело, короткопалой рукой махнул, да и ввинтился в цель между плитой и столешницей.

Надо будет ему торт купить, что ли? А лучше заказать. Плотный, калорийный, с розочками из масляного крема и щедро пропитанным коньячком бисквитом. Я заметил, что подъездные именно такую кондитерку любят более всего.

Решив, что так и сделаю в ближайшее же время, я направился в комнату, туда, где под креслом упоительно безмятежно похрапывал мой слуга.

— Подьем — нагнувшись, я дернул его за заднюю правую лапу — Родька, да проснись ты!

Лапа дернулась, чуть не засветив мне в нос, но этот мохнатый лентяй даже и не подумал открывать глаза.

— Сейчас водой оболью — пригрозил я ему — Хотя — нет. Сейчас к нехорошей маме сетевую плату из компа выну, шиш ты тогда фотки голых человечиц рассматривать сможешь.

— Да мне они даром не нужны — проворчал Родька — Все, все, проснулся я.

— Дай мне еще один«поп-ит» из твоих запасов — потребовал я — Да поживее.

— Нуууу! — заныл тот — У меня их всего-ничего и все любимые.

— Поговори мне еще! — распрямился я — Знаешь, у меня эта ночь не очень сложилась, не хватало еще с тобой, собственным слугой, отношения выяснять. Правы люди — много ты воли себе взял! Если сейчас же не выполнишь мой приказ, я тебя из своего дома и своей жизни изгоню, ясно? А на твое место вон, Афоньку одноглазого возьму.

Никогда я еще так с ним не разговаривал, и, может, если бы не непомерная усталость, что навалилась на мои плечи, не стал бы. Но тут, видно, звезды сошлись, не исключено что те самые, что одна за другой гасли на светлеющем небосклоне.

— Сей момент — и в голосе Родьки, как ни странно, я услышал какие-то новые нотки, которых раньше не было — Щас!

Он лохматым клубочком метнулся к шкафу, чем-то там громыхнул, а после вернулся обратно, держа в лапах пригоршню разноцветных игрушек.

— Во! — высыпал слуга мне их под ноги — Выбирай любую, хозяин! Или все забирай, мне не жалко.

— Все-то мне накой? — я нагнулся и взял одну из безделушек, среднюю по размеру — Этого хватит. Иди уж, досыпай.

— Как повелишь — Родька отволок свои пожитки обратно в шкаф, а после забился под кресло.

Мне отчего-то стало неловко, будто я что-то нехорошее сделал, постыдное. Ну да, этот мохнатый прохиндей не подарок, иногда вреда от него бывает больше, чем пользы, но стоило ли так поступать?

Или наоборот — именно так и стоило? Причем давным-давно? Мне ведь много кто про это говорил, и не только люди.

Я вернулся на кухню, положил «поп-ит» на стол, включил электрочайник и громко произнес:

— Мара, поговорить бы, причем прямо сейчас. Это важно. Для нас обоих важно.

Тишина. Не топают по сумрачному коридору маленькие ножки, не щелкают резиновые пузырики на новомодной забаве, только чайник знай негромко гудит.

— Мара, я жду тебя — произнес я — Чайку попьем, дела обсудим. Ведь ты же меня слышишь, я в этом уверен. Ну нет у меня сил ритуал проводить по всем правилам, честно. Устал я сегодня, как собака.

И снова тишина.

Минут через пять я уж было решил, что все-таки придется доставать с антресолей горелку, снова будить Родьку, который как ассистент в процессе деланий зелий и прочих алхимических забавах незаменим, но тут услышал, как еле слышно скрипнул ламинат в коридоре.

Пришла, стало быть, малая, почтила-таки меня своим вниманием.

— Звал? — малышка, светлые волосы которой сегодня были заплетены в одну тугую косичку, вошла в кухню и по-хозяйски вскарабкалась на табурет — Слушаю тебя.

Она еще и наряд сменила, теперь на ней красовалась ярко-синяя курточка с Губкой Бобом.

— Звал — подтвердил я и ткнул пальцем в направлении закипевшего чайника — Может, чайку?

— Не употребляю — холодно отказалась Мара — Говори.

— Есть у меня к тебе два дела. С рассказа о каком начинать? О том, что попроще, или о том, что посложнее?

— Мне все равно — передернула плечами малышка — Сам решай.

Сам решай. Да я уже голову сломал над тем, какую из двух просьб первой изложить.

— Скажи, ты с Пухеей в каких отношениях?

— Да почти ни в каких — Мара протянула ручку и цапнула со стола изъятый мной у Родьки поп-ит — Это мне?

— Разумеется — подтвердил я.

— Ты мне такое уже дарил! — в голосе нежити послышались подлинные капризные нотки избалованной девчонки.

— Тот круглый был, а этот квадратный. И цвет другой.

— Ну да — повертела Мара подарок перед глазами — Фу, он пахнет. Так что ты там у меня спрашивал, ведьмак?

— Пухея — напомнил ей я.

— А, да. Она, как и ее сестрицы особо к разговорам не тянется. У них другой промысел. Ты давай, лучше сразу скажи, что тебе от нее надо, а я отвечу — возьмусь помогать или нет.

— Человека одного надо от хвори излечить, как раз по ее профилю. Она точно такое может сотворить, я это наверняка знаю.

— С чего такая доброта? Родич твой, что ли?

— Да нет — уклончиво ответил я — Просто надо. Жизнь ведь по-разному поворачивается, вот и у меня она крутанулась в неожиданную сторону.

— Жизнь — она такая — согласилась девочка, поигралась немного с поп-итом, и продолжила — Будь по твоему, ведьмак. Я тебе помогу, но если все сладится, то мы в расчете. Договор?

— Договор — без особой радости согласился я. Нет, все получилось даже лучше, чем ожидалось, но все равно жалко утраченной возможности. Мне больше нравилось, когда эта особа у меня в должниках значилась. Вернее, когда мы на равных были. Я должен ей, она — мне. А теперь, вроде как, я снова в минусах, причем в сильно давних.

Может, не мудрить, просто скормить ей Ряжского, да и все? Его не жалко совершенно. И ряд проблем сразу разрешится.

Без шуток — если Ольгу вытащить не получится, то надо будет на эту тему как следует подумать. Ну, чтобы ко мне ни единая тропочка не вела. Просто еще ведь Отдел есть, который в каждую щель нос свой сует. Грешным делом проведают, что это моих рук дело, замучаешься после с ними объясняться. Да и нужны они мне пока в качестве союзников.

— А второе дело какое? Ты про два говорил.

— Скажи, ты же в Нави бываешь?

— В Нави? — мертвые глаза девочки уставились на меня — Бываю. Пусть иногда и ненадолго, но случается. Когда наша госпожа попросит глянуть, что там, в серых туманах, происходит. Но тебе-то что до того?

— Где-то там, на равнинах, сейчас бродит душа женщины, которая мне не чужая. Ее туда призрак загнал по злобе. Ты же знаешь, что некоторые из них могут…

— Могут, могут — перебила меня Мара — И что далее?

— Найти бы ее там, а после вывести обратно в Явь. Мне ведомо, что подобное в твоих силах.

— А давай, ведьмак, мы с тобой по концу лета в обычные поля сходим — предложила мне Мара — Я иголку в стог сена брошу, а ты ее там искать станешь. Ох, и потешно мне будет на то глядеть!

— Так я магнит с собой захвачу, с ним все иголки мои. Это такая штуковина, которая железки к себе притягивает — парировал ее выпад я, а после извлек из правого кармана джинсов пакетик, в который еще несколько лет положил волос Ряжской, и положил его на стол — А твой магнит — вот. Или путеводная звезда, называй как хочешь.

И снова она призадумалась, молча забавляясь с игрушкой. Ну, а я гостью не торопил, зная ее непростой характер.

— Мне какая в том корысть? — наконец подала голос она — Те, кто в тумане обитает, слуг Мораны не жалуют. Да и в раньше времена нас на правом берегу Смородины особо не привечали. Терпели, но и только.

— Есть человек — я достал из левого кармана джинсов еще один пакетик, в котором тоже лежал волос и определил его на место рядом с первым. Они выглядели почти как близнецы, между ними имелось лишь одно отличие. На втором красовалась буква «С». Я сам его маркером, который чудом за два года не высох, пять минут назад надписал, чтобы, грешным делом, волоски не перепутать. Зачем мне накладка, в которой наказание, приготовленное для охранника Саши, достанется и без того пострадавшей Ольге Михайловне? — Я не отдам его тебе на съедение, но ты можешь ночку-другую как следует его потерзать. Только уговор — до сумасшествия не доводить. Он до поры, до времени мне дееспособным нужен. Ну, в своем уме, короче. Договор?

— Ой, ведьмак, хитер же ты — недобро ощерилась Мара — Мне кусок с порога кидаешь, а перед тем домой целую тушу отволок. Не след так поступать. Не след.

— Зря ты так — изобразил обиду я — И вообще — не хочешь — не надо. До осени недалеко, а там я с зарянником договорюсь. Он в Навь и обратно постоянно шастает, а в цене мы с ним всяко сойдемся.

— Ну-ну — тоненько захихикала моя гостья — Попробуй. Вот только до осени твоя краля в Нави сгинет десять раз. Там в туманах, особенно у старых курганов, много охотников за заблудшими душами бродит.

— Твоя цена? — я решил закончить пикировку одним простым вопросом. Если будет сильно дорого — значит Ряжской не повезло, как, впрочем, и ее и мужу. Одна сгинет сразу двух мирах, второй днями пойдет на уплату моего давнего долга. Надо только будет как-то его волос раздобыть или какую-то другую вещицу, с ним связанную, что, в принципе, не проблема. Вон, тот же Илья Николаевич, уверен, запросто мне с этим поможет. И на этом все.

Бэллы, разумеется, эти беды не коснутся. Она — другое.

— Ее озвучила наша госпожа — немного отстраненно сообщила мне Мара — Ей нужны силы для того, чтобы защитить себя от врага, что подбирается к ней все ближе. Сделай то, о чем она просила — и мы в расчете.

— Слишком размыто — покачал я головой — Конкретики нет. Давай так — днями я подарю ей душу. Не живую, врать не стану, но сильно ярую, уж поверь.

— Теперь ты туман наводишь — попеняла мне гостья — Днями — это когда?

— Самое большее неделя — чуть помедлив, пообещал я — Но, думаю, скорее.

— Седьмица, стало быть — повторила девочка — И мне две ночи на то, чтобы с недругом твоим потешиться. Цена невелика, но будь по-твоему. Договор.

Она смела со стола пакетики, убрала их в карман, и, на секунду опередив мой вопрос, произнесла:

— Сначала ты выполни обещанное, а после я схожу за твоей подружкой. Такое у меня условие.

— Предоплата сто процентов, значит — пробормотал я — Ладно, пусть так. Слушай, у меня еще одна маленькая просьба есть. Она тебе ничего стоить не будет, обещаю.

— Ну? — Мара, которая уже спрыгнула с табуретки на пол, глянула на меня.

— Передай тому, кто тебя будет веселить две ночи, от меня привет. И скажи, что в следующий раз ему следует хорошенько подумать о том, кому и чем стоит угрожать.

— Ишь ты! — гостья недобро усмехнулась — И чем же он тебя стращал?

— До родителей моих собирался добраться, чтобы я сговорчивей стал.

— Передам — посерьезнела девочка — Не сомневайся.

Она, как и все жители Ночи, к подобным вещам относилась очень серьезно. Покон, знаете ли, есть Покон, а он родителей и детей в личные разборки запрещает впутывать. Ну, а то, что Саша о таком своде правил в жизни слыхом не слыхивал, никого не волнует. Незнание законов не спасает от ответственности.

— И с Пухеей не затягивай, если можно — попросил я Мару напоследок — Времени не так и много у того человечка осталось.

— Если она с меня какую плату запросит, то сам с ней рассчитываться станешь — предупредила меня та — Может, и без мзды обойдется, но я сразу говорю, как есть.

— Само собой — не стал спорить я — Только пусть особо не разгуливается, не с того же света мы кого-то тянем за ноги? Все куда проще.

— С ними никогда не знаешь, что да как — вздохнула Мара — И чем дальше, тем хуже. Все, я пошла. До света время есть, еще успею твоего недруга навестить.

Она с видимым удовольствием облизнулась, а после тихими, прямо-таки какими-то кошачьими шагами, удалилась из кухни.

— Ох, Александр, нехорошие ты игры затеял — сообщил мне Вавила Силыч минутой спустя. Он, разумеется, слышал наш разговор от слова до слова, но меня это совершенно не раздражало и не печалило. Такая уж у него работа — все знать, что в доме происходит — Недобрые. Как бы это все тебе боком не вышло.

— Если все упрется только в «как бы», то я счастлив буду. Многовариативность — это же замечательно! Но в моем случае, боюсь, ей и не пахнет, потому даже шансов на то, что последствия не наступят, нет. Другой вопрос какие.

— Мудрено говоришь — пожаловался мне подъездный — Так сразу и не поймешь.

— Это от усталости — предположил я — В голове гудит, вот и прет из меня поток сознания. Вавила Силыч, ты только не обижайся, но я спать. А ты вон, если хочешь чайку попей, или, к примеру, рассольника поешь. Мой раздобай целую кастрюлю сварил.

Чай он пить отказался, есть тоже, зато живенько распределил всех куда следует — меня отправил спать, а рассольник в холодильник.

Я заснул еще до того, как голова коснулась подушки. И, что важно — в этот раз мне ничего не снилось. А то, знаете ли, имелись у меня подозрения о том, что еще и Морана пожелает со мной пообщаться. Она всегда выбирает такое время, когда у меня сил почти не остается. Может случайно, а, может, и нет.

Разбудил меня луч солнца, который настырно светил в глаз. Опять я шторы забыл задернуть, выходит. Только и остается, что непристойной выругаться, причем вслух.

— Саш, привет! — прощебетала Жанна, нависая надо мной — Ой, ты когда спросонья, такой смешнооой!

— Привет — я потянулся — Ну, что там наш старинушка? Много гадостей про меня наговорил?

— Да нет — девушка устроилась рядом и уткнулась призрачным носиком мне в плечо — Но мнения он о тебе не слишком высокого.

— В смысле? — опешил я.

— Как о человеке — пояснила Жанна — Он так своему помощнику, Саше, и сказал: «Этот Смолин слишком молодой и глупый. Много самолюбия и самоуверенности, такого обратать ничего не стоит. И тщеславия хоть отбавляй, что тоже работает на меня».

Не скажу, что приятно было такое слышать. Хотя, конечно, доля правды в этом была, причем немалая.

Ой, много же мне все-таки еще над собой работать надо. Много. Как там в тэгах к книгам на самиздатовских сайтах пишут? «Становление личности». Вот это про меня.

— Зато под утро все изменилось. — продолжала тем временем рассказывать Жанна, забрасывая мне руку на грудь — Все уже угомонились, и Илья Николаевич, и прислуга, и Саша этот тоже. Он же прямо там и живет, в доме хозяина. Я подумала, что интересного ничего уже не случится, и уходить собралась, но тут как завертелось все! Крики, грохот, стрельба. А потом Саша из своей комнаты выскочил, бледный как покойник, глаза безумные, волосы торчком, а в руках пистолет. И как заорет: «Смолина убить надо, и как можно быстрее. Он — черт!»

— О как! — восхитился я, поняв, что маленькая засранка Мара таки сделала то, что собиралась — Ну-ну, чего дальше?

— Влили в него вискаря, он более-менее в себя пришел, но связного ничего все равно не рассказал, кроме того, что из него во сне какая-то нечисть чуть душу не вынула, а после от тебя привет передала. Илья Николаевич все это выслушал, подумал маленько и велел, чтобы с твоей головы ни волоска не упало. Саше это сильно не понравилось, но он из военных, а потому приказ для него все. И вот еще что — старый хрыч Ряжскому позвонил, и то же самое сказал. Вернее — велел. Он вообще с ним разговаривал так, словно с прислугой, не то, что накануне ночью, при тебе. Ну, знаешь — подай-принеси, пошел вон.

А вот это уже интересно, это кое-что меняет в общей картине мироздания. Значит, с этой стороны мне опасаться пока нечего. Правда, теперь другая напасть появилась — охранник Саша. Знаю я таких твердолобых, они если чего для себя решили, то от намеченного плана не отступают. Пока действует запрет хозяина, он меня на самом деле не тронет, но когда его отменят, то он меня из принципа прибить попробует. А если Илья Николаевич, неровен час, крякнет, то еще и зверски.

Чую, не разойтись нам теперь с ним миром ни при каких условиях. Ну да и ладно. Скормлю его Маре вместо Ряжского, заодно с ней и рассчитаюсь.

— Хозяин, проснулся? — в комнату, топоча лапами, вбежал Родька — А я там сырничков приготовил. Сметаны, правда, нет, но зато варенье есть. Клубничное! Айда снедать!

— Чего это он? — оторвав голову от подушки, удивленно уставилась на моего слугу Жанна — Завтрак, почтение в голосе… Я что-то пропустила?

— Ночью ему фитиля вкрутил как следует — пояснил я — Чтобы место знал.

— Жалко, что это шоу мимо меня прошло — посетовал призрак — Может, повторишь на «бис»?

— Вот же до чего ты пакостная девка! — возмутился Родька — Я ж всегда за хозяином своим в бытовом смысле как за дитем малым хожу. Покушать там, еще чего… Ну, немного отвык от того за пару лет, пока мы по странноприимным домам мыкались, но теперь все по-старому пойдет. Как положено.

— Сырники — это хорошо — поднялся с кровати я и потянулся — Пошли, поедим. Только вот что сначала сделаем.

Я включил компьютер, забрался в одну старую папку, нашел там некую фотографию и развернул ее во весь экран.

— Жанна, поди сюда — попросил я девушка — Посмотри и скажи — ты среди этих людей никого не узнаешь?

Глава 12

— Это ты — ткнула девушка в пальцем в экран, если, конечно, оное телодвижение так можно назвать. Просто он матрицу экрана насквозь прошел — Такой молоденький и смешной! И галстук у тебя жуткий, конечно. Неужели тебе никто не мог сказать, что нельзя на шею такое убожество повязывать? Лучше уж вообще просто с расстёгнутым воротом ходить, чем с таким отвратом.

— На что были деньги, то и носил. Не отвлекайся, знакомые лица выискивай.

— Эта была в банке, когда мы туда заходили — Жанна внимательно изучала лица моих бывших коллег на групповой фотографии с одной очень давней новогодней пьянки. Редкий случай — на ней присутствовал весь тогдашний состав отделения, от операционистов до управляющего. Почему редкий? Просто на коллективных производственных сабантуях всегда кого-то да не хватает — то ребенок заболел, то печень, то еще чего случилось. Или просто люди тихонько сваливают, поскольку им за трудовые будни коллеги по цеху надоели до предела. А тут прямо все остались — Наталья, если не ошибаюсь. Ты с ней еще обнимашки устроил у всех на виду. И вот эту помню, ты ее Федей называл. Да ладно! Нет, точно! Да вот же он! Сто пудов — он! Тот самый дядька, которого я у Ряжских в доме видела. Только теперь он призрак.

Так я и знал! Все-таки Силуянов, подлюга такая! Это он мне палки в колеса сует! И прогулка Ольги в Навь его рук дело.

Но вообще произошедшее в логические рамки замечательно укладывается, потому я еще до опознания моей неугомонной подружкой покойного Вадима Анатольевича сообразил, кто же прячется за маской загадочного недоброжелателя. Просчитал я его. Собственно, данный вывод, по мере накопления фактов, просто-таки напрашивался. Человек Силуянов был недобрый, что признавалось всеми, включая даже его коллег. Да прямо скажем — дрянь был человек. После роковой встречи с Марой он еще слегка умом тронулся, а под конец и вовсе руки на себя наложил. Нет, бывает, что даже при подобном пучке проблем люди после смерти куда следует отбывают, но тут еще один фактор наложился — горячая ненависть ко мне. Именно она, как мне думается, его на нашем пласте бытия удержала.

А дальше все просто. Дома он ошиваться не стал, чего ему там делать? Нет, Силуянов отправился в банк и стал там ждать меня, попутно накапливая в себе ярость и гнев. День за днем, месяц за месяцем. Жанна же сразу сказала, что у него нутро черное, как у опала в перстне, что мне Гертруда подарила, а уж тот темен как ночь. И просчитал покойный безопасник все верно, я не мог там раньше или позже не появиться. Нас всех время от времени тянет в те места, где мы когда-то немало времени провели, просто поглядеть — изменилось там что-то или нет, помнят тебя или нет. Особенно это касается тех мест, где мы работали. Хотя бы потому, что ты придешь, пообщаешься, узнаешь, что без тебя тут все не то и не так, а после уйдешь довольным и счастливым. Они все останутся, а ты уйдешь. Есть в этом некая сакральность.

Так и вышло. Я эдаким заморским гостем заявился, поточил лясы с девчулями, с Волконским и с кем? Правильно, с Ряжской. Чем, собственно, и подписал последней приговор. Силуянов смекнул, что нас по-прежнему многое связывает, что не оборвались те ниточки, которые еще тогда, два года назад, в узелки завязались. Понял и начал действовать. Для начала прилепился к Ольге как репей, помотался с ней, а после и в дом ее попал. Призрак не вурдалак, ему приглашение не требуется. Нет, обитай в хоромах Ряжских домовой, так просто ему бы внутрь не просочиться, но у них такового нет, потому двери для призраков и некоторых других порождений ночи открыты настежь. Почему? Потому что для Ряжских дом — не дом. Это всего лишь место куда они приезжают переночевать и поспать, да и то, подозреваю, не всякий раз. Перевалочная база с огромным метражом, не более того. Домовые — ребята тонко чувствующие, для них важна атмосфера того места, где они обитают, и неважно, сколько квадратов будет у той семьи, которой они служат — тридцать или триста. Важно другое — дом это или просто место для ночевки. Если последнее, то они там никогда не поселятся. Как, собственно, с Ряжскими и вышло.

После мой недоброжелатель выждал немного, да и отправил Ольгу на тот свет. Вернее — почти отправил. Думаю, хотел, конечно, убить, но Ряжская оказалась теткой крепкой и вместо того, чтобы окончательно испустить дух, впала в кому. Ну, а Силуянов, поняв после приезда Вагнера что с ней, решил, что так, возможно, даже лучше. Так я гарантированно раньше или позже заявлюсь туда, где она лежит. Если, конечно, меня до того люди ее мужа не прибьют, что Силуянова, полагаю, тоже вполне устраивало. Главное, чтобы я сдох, желательно в мучениях, ну, а уж как — это дело десятое. Хотя, возможно, и на этот счет у него тоже какие-то измышления имелись

Потому он и Жанне показался, зная, кто она такая. А еще — это его я тогда у банка учуял. И в больнице наверняка тоже он в коридоре ошивался, скорее всего наши разговоры подслушивал.

Но самое любопытное не это. Самое любопытное то, что покойный безопасник, похоже, абсолютно не понимает, во что влез.

Почему? Да потому что он ни про Навь, ни про Мару, ни про то, насколько мир по ту сторону привычной для него реальности тонко организован, понятия не имеет. Ему просто никто про все эти нюансы рассказать не мог. Не существует никаких адаптационных центров для недавно умерших, каждый обитает в посмертии так, как может. Максимум, что мог сделать бывший безопасник, так это поточить лясы с каким-то товарищем по несчастью. Вот только сомневаюсь, что тот знал намного больше, чем непосредственно Силуянов. Так, базовая информация. Впрочем, зная характер покойного, могу предположить, что он ни с кем своими душевными переживаниями делиться и не подумает. Хотя… Может первичную информацию он все же и собрал, руководствуясь своими прижизненными навыками и привычками. Но, опять же — ну что ему могли поведать собратья по призрачному цеху? Только «мужик, крепись, ты умер» и «держись подальше от кладбищ». Все.

И про то, кто я такой есть, он тоже не знает! Думаю, он считает меня колдуном или чернокнижником, причем скорее всего его представления о данных материях базируется на фильмах и сериалах, просмотренных при жизни, то есть материалах, не имеющих ничего общего с реальным положением дел. Да и все об этом говорит — я его сначала сглазил, после нежить на него натравил, мне вон, мертвые служат.

Отчего я так в этом уверен? Ведай Силуянов о том, кто я на самом деле, то он бы не действовал настолько топорно и попробовал устроить ловушку похитрее. Да и перед Жанной светиться бы не стал. Да, тип это крайне неприятный, но он не тупица. Ничего подобного, он мужик очень неглупый был. Но будь он хоть семи пядей во лбу, связать меня и некоего Ходящего близ Смерти, о котором рассказы среди заупокойной братии худо-бедно ходят, вряд ли сможет. Тем более что правильнее говорить — ходили. Призрачное народонаселение Москвы меняется быстро, как и все в этом городе, и тех, кто помнил о существовании мостика между мирами в моем лице, осталось всего-ничего. Это раньше у моего подъезда то и дело появлялись типы, вроде убитого партнером коммерца, что я накануне вспоминал, а сейчас вон, тишина. Если, конечно, не считать того призрака, которого вчера Анатолий видел.

Ну, а если я все же ошибаюсь, и он смог как-то разнюхать о моей истинной сущности… Тогда, выходит, я его слишком лестно думаю о его интеллектуальных возможностях. Или же он все-таки делал ставку на то, что разъяренный комой жены Ряжский даст команду прострелить мне голову, тем самым доведя месть до логического финала.

Кстати! Представляю себе, как Силуянов сейчас бесится! Илья Николаевич же запретил меня трогать, чем, скорее всего, безмерно опечалил мужа Ольги Николаевны. И вряд ли тот стал держать при себе эту информацию, а, значит, и мой недоброжелатель уже про это в курсе.

Надо будет съездить с ним повидаться, причем чем быстрее, тем лучше. С Силуяновым, имеется в виду. Ведь это его душу я Маре обещал в качестве оплаты за услугу. Повторюсь — на момент разговора с ней, я подозревал, кто мне свинью подложил, только окончательно в этом убедиться оставалось. И не соврал я страшной девочке ни словом — хорошая душа Моране достанется. Сильная, ярая, яркая. Такую захапать — одна радость.

Надо только будет с Ильей Николаевичем поговорить, чтобы он ко мне пару бойцов приставил, от греха. Приказ приказом, но кто этого Ряжского знает? Возьмет, даст отмашку своим телохранителям, те из меня сито и сделают.

А, значит, что? Значит, надо доставать с антресолей горелку и устраивать ревизию трав и кореньев, которые у меня есть. Илья Николаевич калач тертый, чтобы от него что-то получить, сначала надо что-то дать. Проще говоря — нужно зелье из мандрагыра варить. Оно работает быстро и эффективно, обеспечивая приток сил и энергии. Опять же — обезболивающие свойства в наличии.

Ох, надеюсь, договорится Мара с Пухеей насчет моего нового знакомца, потому что если нет, то неприятностей мне не избежать. Мандрагыр-то молодой, он болезнь у Ильи Николаевича только затормозить сможет. Но как зелье кончится, та на старикана с двойной силой навалится, нынешнее состояние ему праздником казаться станет. А то и вовсе доконает его окончательно.

Впрочем, месяц у меня точно есть. То, что мне дала Дара, кроме как огрызком не назовешь, но на двадцать пять-тридцать ежедневных доз этого корня хватит. Можно было бы еще кусочек от подарка лесовика, обитающего близ родительской дачи добавить, но этого я делать не стану. Во-первых, два разных корня лучше не смешивать, что-то на этот счет мне читать доводилось, во-вторых, мой корень вообще по мандрагырным меркам почти младенец, потому силы в нем почитай, что и нет. Ее только что на не особо сильные женские хвори хватит, вроде цистита. И в-третьих — жалко столько добра на моего нового знакомого изводить. И тот ему корень, и этот… Перебьется.

Опять же — я пока еще не знаю точно, насколько Илья Николаевич надежен и выгоден в качестве делового партнера. Ряжская другое дело, она была относительно проста и сколько-то понятна, а здесь покуда белое пятно. Да и в практическом смысле кроме чая, я от него ничего пока не видел. Одни обещания да посулы.

Да, об обещаниях! Чуть не забыл.

Я взял смартфон, поводил пальцем по экрану и нашел нужный номер.

— Олег, привет. Ты как, к Мишане уже выдвинулся?

— Ага — бодро гаркнул в трубку мой собрат — А чего, надумал-таки со мной отправиться? Если что смотри, я от Москвы еще недалеко отъехал. Могу остановиться, тебя подождать, заодно и пополдничаю. А ты такси бери и на нем сюда дуй. Дороги более-менее пустые, часа через два уже увидимся. И Мишаня обрадуется! Он к тебе очень хорошо относится, я это точно знаю.

— Я к нему тоже. Вот только компанию тебе я составить не смогу, хоть и хотелось бы. Дела, прах их забери! Но зато появилась у меня одна идейка насчет того, как вражин мишаниных изжить. Помнишь, мы вчера в кабаке говорили о том, что неплохо бы узнать кто это нашему брату такую свинью подложил? В смысле — название организации, телефон и имя контактного должностного лица.

— Помню.

— Так вот там, где эти поганцы работы ведут, по любому в землю есть какой-то плакат или стенд с интересующей нас информацией.

— В смысле?

— Олежа, не тупи. Я вчера не сообразил, а сегодня вспомнил — по закону любой застройщик обязан размещать на месте проводимых работ агитационное средство с установочной информацией, в которой будет значится все, что нам как раз и нужно. Ты это хозяйство фоткни и сразу мне пришли, ясно? Ну, и еще пяток кадров сделай с нужных ракурсов из числа тех, которые так любят защитники живой природы в целом и Грета Тунберг в частности.

— Варварское уничтожение зеленых богатств родного края, техногенная катастрофа для одного конкретно взятого леса, и так далее — понимающе отозвался Олег — Сделаю. Еще до вечера пришлю.

— Буду ждать — произнес я и нажал «отбой».

— Хозяин — снова прибежал из кухни Родька — Сырники стынут!

— Да подожди ты — отмахнулся я, выискивая в телефоне другой номер — Никуда они не денутся. А, вот он. Римма Аркадьевна, добрый день.

— Ой, посмотрите на него! — приложила преувеличенно-гротескно ладошки к щекам Жанна — Бархатные нотки в голосе, только что не с придыханием говорит! Смолин, ты знаешь кто? Ты этот… Как его… Геронтофил, вот ты кто!

Я сурово зыркнул на нее, но девушка в ответ только язык мне показала.

— Добрый день, Саша. Если честно, то думала, что вы мне сами не позвоните никогда. Скажу больше, сама собиралась вас завтра набрать, еще раз поблагодарить за то, что вы для меня сделали.

— Да не стоит — мягко произнес я — Так, чуть-чуть помог.

— Не чуть-чуть — возразила мне собеседница — Вы жизнь спасли мне и моей дочери. Плюс благодаря вам я многое узнала о том, о чем понятия не имела.

— Сомнительно мне, что подобные знания вам будут полезны в будущем. Лучше всего просто забудьте о произошедшем и живите себе дальше спокойно.

— Вы, наверное, имеете в виду те страсти-мордасти, что в доме случились? — уточнила Римма Аркадьевна — Да? Речь совсем не о том. Эту жуть я на самом деле стараюсь стереть из своей памяти. Получается, правда, не очень. Нет, я о другом. Черемисин-то не соврал, в прошлом моего покойного муженька в самом деле столько всего интересного нашлось, что остается только диву даваться, как я раньше всего этого не замечала.

— Да ладно? Так быстро?

— Ну да — невесело рассмеялась женщина — Вчера вот, например, свела знакомство со своей коллегой. Она мне сама позвонила.

— В каком смысле — «коллегой»? — удивился я.

— У Олега, как оказалось, еще одна семья была — пояснила Римма — Он последние семь лет на два дома жил. Нежданчик, верно? С той, правда, разницей, что вторая жена про это знала, а я, первая, нет. Вот такие пироги, Саша.

— Лихо. И чего теперь?

— Да ничего. По бумагам у моего недоделанного султана, царствие ему небесное, только одна супруга имелась, и это я, официальное завещание отсутствует, потому мне все и достанется. Что до судебных исков со стороны второй женушки, которыми она под конец беседы начала грозиться — пусть дерзает. Мой адвокат сказал, что шансы на успех у нее практически отсутствуют.

— Действительно, нескучно вам, похоже, живется — признал я.

— Еще как — Римма Аркадьевна снова рассмеялась — Саша, как вы смотрите на то, чтобы нам с вами лично встретиться? В конце-то концов, имею я право угостить ужином своего спасителя от разнообразных напастей? А то ведь я скоро из России улечу, и неизвестно когда снова тут окажусь. Да и окажусь ли вовсе.

— В принципе не проблема — задумчиво произнес я — Почему нет? В принципе я сегодня вечером, наверное, свободен. Часиков после семи.

И то — денежные вопросы лучше решать не по телефону, а лично.

— Сегодня, увы, я никак не могу — печально ответила мне собеседница — У нас сегодня похороны, а за ними, как водится, будут поминки, которые наверняка допоздна затянутся. Вот, как раз на кладбище сейчас едем.

— Елки-палки, как неловко получилось — смутился я — Сразу бы сказали, что мой звонок не ко времени.

— Ко времени — ко времени — заверила меня Римма Аркадьевна — Возможно это вообще единственный позитивный момент за сегодня. Предлагаю такой вариант — завтра днем мы созвонимся и договоримся о месте и времени встречи.

— Хорошо — согласился я — На том и договоримся.

— Тогда до завтра — почти шепнула в трубку женщина.

— До завтра. Да, вот еще какой вопрос, немного странный, но все же. На каком кладбище супруга хороните?

Название кладбища, где бывший партнер Черемисина нашел свой последний приют, само собой было мне знакомо, но сам я там ни разу не бывал. Тоже, к слову, упущение. По-хорошему надо бы мне обойти все более-менее крупные московские погосты и свести знакомство с тамошними Хозяевами. Мероприятие, понятное дело, это не сильно радостное и, пожалуй, небезопасное, особенно если учитывать тот факт, что умруны не самые приятные в общении существа, но, как думается мне, в разрезе перспективы нужное. Кто знает, как и что дальше случится? Тем более я все еще верю в то, что вернулся домой всерьез и надолго.

Вот разгребусь с нынешними напастями и непременно займусь данным вопросом.

— Остыли — причитал, подкладывая мне сырник за сырником Родька — Говорил же!

— Нормально — ответил ему я — Вкусно. Спасибо. Ты давай лучше доставай наше алхимическое снаряжение — горелки, плошки, пестик и так далее. Будем нынче зелье варить. Мандрагырное.

— Ишь ты. Дорог ить мандрагыр-корень — рачительно заметил Родька, подкладывая мне в розетку еще варенья — Хоть для денежного человека стараться станем? Хорошую мзду получим? Или опять за так сработаем? В счет будущих барышей?

— Хорошую, хорошую — заверил я его.

— Тебе что за печаль — хорошую, плохую? — спросила у моего слуги Жанна, пристроившаяся рядом со мной — Все равно же на полном пансионе живешь. На всем готовом.

— А у меня душа за хозяина бесперечь болит. За то, что добротой его всякие разные безданно, беспошлинно пользуются — моментально окрысился на нее Родька, топнув по полу лапой — Только тебе этого не понять! Не понять!

— Ой, да ладно — отмахнулась от него девушка — Душа у него болит. Ты сам-то в сказанное веришь?

— Самое забавное, что да. Нет, серьезно, так оно и есть на самом деле — заступился за слугу я — Просто он смотрит на подобные вопросы со своего угла зрения, не всегда совпадающего с нашим. И вообще — хорош спорить, дайте поесть. Родька, а ты время не трать, извлекай с антресолей имущество.

— Так, а как? — выпучил глаза слуга, недоуменно посмотрев сначала на меня, а потом наверх, на упомянутые в разговоре антресоли — Даже если я табуретку подставлю, то все одно до них не дотянусь. Лапы у меня коротки!

И в доказательство своих слов он выставил конечности вперед и даже повертел ими почти перед моим носом.

— Тоже верно — признал я, доедая последний сырник — Ладно, сам достану.

Однако, крепко же я в той своей жизни, доотъездной, имуществом оброс — именно к этому выводу я пришел, когда доставал с антресолей коробку за коробкой. Наверное, у меня среди предков кулаки по какой-то из линий имелись. Скорее всего по маминой, она же не коренная москвичка.

Просто сколько же я тогда разных трав, корней, семян и прочих ингредиентов для снадобий запас! Лет на десять вперед, не меньше. Причем многие из них сам отыскивал, собирал, сам сушил. Мало того — в отдельном кофре обнаружились и готовые к употреблению, так сказать, продукты. А я ведь совсем про них забыл. Нет, где-то на периферийных участках памяти хранилась информация о том, что тут, в Москве, есть запас разных всякостей, но напрочь вылетело из головы их количество. А ведь это добрых полсотни флаконов с самыми разными зельями, предназначенными для самых разных случаев. Да и не только зелий. Например, вот порошок, предназначенный для того, чтобы замести свой след. В прямом смысле. Если не хочешь, чтобы кто-то проведал о том, что ты где-то был, то покидая это место брось себе за спину три щепотки этого порошка, произнеси заговор — и все. Ни одна собака твой след не возьмет. Что собака — домовик не сможет с уверенностью сказать, заходил сюда чужак или нет. Хорошая штука. Пользоваться мне ей, правда, не приходилось ни разу, но сделать я ее сделал, сразу же после того, как в книге появился рецепт. Пусть будет.

А вот десяток мешочков с зельем «Зов мертвых», которым я тогда сдуру пользовался налево и направо, совершенно не задумываясь о последствиях. Как уцелел — до сих пор смекнуть не могу. Нет, так-то дивная штука — пустил его в ход, призвал нужную тебе душу и вуаля! По нынешней же ситуации вообще отменный способ — ни за кем бегать не надо, по одному этих поганцев призывай и куда следует после отправляй.

Так — да не так. Хорошо, что меня Жозефина в свое время на этот счет просветила. Всякий раз используя это зелье, я, по сути, вхожу в призрачный мир, туда, где и людям, и ведьмам, и, понятное дело, ведьмакам делать нечего. Это не наша территория. Платой же за такой визит является часть моей сущности. Проще говоря, призывая духов на их территории, я выжигаю часть своей души. Пусть небольшую, но навсегда. Хуже того — я оставляю там, в призрачном мире, свой след, по которому меня можно отыскать тут, в реальности. Например, можно попасть сюда, в мою квартиру, в обход подъездных, ножа в притолоке и прочих ловушек.

Так что меня тогда, два года назад, только незнание подобных основ, возможно, и спасло. Почему? Потому что дуракам — счастье. А по-другому меня, бездумно использующего подобные зелья, назвать никак нельзя. Вернее можно, но там слова будут из того же семантического ряда.

Кстати, моих нынешних фигурантов я, скорее всего, «Зовом мертвых» приманить к себе и не смог бы. Наверняка колдун первым делом их от подобных неприятностей оградил. Заклятие призыва штука несложная, блок на нее поставить как нечего делать. Особенно если речь идет о призраке.

А вот тоже забавная вещица. Расческа с мороком. Да-да, именно так. Это я для Чиненковой расстарался, когда еще в банке работал. Специально купил такую же, как у нее в сумке лежала, а потом два выходных дня над этим артефактом корпел. Вот только так и не успел одну расческу на другую подменить, экая досада. А как бы весело вышло, скорее всего! Чиненкова начала бы причесываться, и увидела в зеркале, как ее волосы пучками выпадают. Меньше минуты — и вот она стоит перед зеркальной гладью лысая напрочь. Ох, ору бы было! И ведь что — примечательно — любое другое зеркало в течении десяти минут то же самое бы показало.

Но — не сложилось. Жаль. И подарить эдакую красоту больше некому, она именно на мою бывшую коллегу заточена. Я ее биоматериал в процессе варки первичного зелья использовал.

Господи, на какую только ерунду я тогда свое время не тратил! Ужас…

— А почему тут написано «Федоткино зелье»? — спросила у меня Жанна, с интересом изучая фигурные пузырьки и холщовые мешочки, которые я разбирал.

— Это против икоты — пояснил я.

— И что? — удивилась девушка — Не вижу логики.

— Икота, икота, перейди на… — я вопросительно глянул на нее — На кого?

— Не знаю — пожала плечами Жанна — Как вариант — нафиг?

— На Федота, бестолочь — не выдержал Родька — С Федота на Якова, с Якова на всякого.

— Блин, как у вас все непросто — закатила глаза под лоб девушка — Федоты, Яковы… Капец!

— Дикая она у нас — иезуитски-кротко сообщил мне Родька, сноровисто перебирая ингредиенты в разных коробках — Уж мы в нее вкладываем-вкладываем ума, а все впустую, как песок сквозь сито… Да, хозяин?

Я ничего ему не ответил, вместо этого отправился в комнату за своей ведьмачьей книгой. Так-то я вроде рецепт зелья из мандрагыра помнил, благо до того несколько раз варить его приходилось, но в таких вопросах лучше все же лучше памяти не доверять, и иметь под рукой первоисточник.

— Так, хозяин, я не понял, мы какое зелье-то варить станем? — уточнил у меня Родька, переложивший из коробок на стол большую часть их содержимого — Мандрагыр корень могучий, какую из сил будить станем? Опять кому ребеночка зачать надо?

— Нет, на этот раз оздоравливающее. Силенок одному дядьке надо прибавить, чтобы смог болезни противиться какое-то время.

Родька внимательно глянул на меня, как видно хотел что-то спросить, но не стал этого делать. И правильно. Не ему решать, кого и чем мне поить. Его дело принимать мои решения такими, какие они есть.

— Стеблелист есть, и правильный, хороший — лапки моего слуги шустро елозили по столу, раскладывая пакетики с травами в кучки — Помню, как мы его на Амазоне заказывали. Я еще не верил в то, что из заморских земель те травки-муравки, что нам нужны, прийти могут. Однако, ошибался. Так, а где расторопша? Охти мне! Неужто нету?

— Да вот она — я пододвинул к нему небольшую банку с сушеными плодами — Не паникуй раньше времени.

Как верно заметил Родька, мандрагыр корень сильный, но, чтобы пробудить эту самую мощь, а после направить в нужное русло, надо провести очень большую подготовительную работу. В чем-то варка зелья из мандрагыра напоминает выступление оркестра. Инструментов в нем много, каждый звучит по-своему, и, чтобы сплести эту какофонию в мелодию, нужен толковый дирижер, который проследит за тем, чтобы труба, скрипка или тромбон заиграли не раньше и не позже того момента, который им предназначены. Малейшее опережение или заминка — и вот уже композиция звучит фальшиво. Нет, стройно, красиво, завораживающе, но опытное ухо бывалого меломана уловит этот мизерный сбой. Здесь то же самое. Чуть замешкался, перепутал меру, передержал зелье на огне — и все. Нет, оно поможет тому, для кого предназначено, но чуть меньше, чем могло бы.

А вдруг именно этого самого «чуть» и не хватит? Такое случается сплошь и рядом, потому что закон подлости пока никто не отменял.

Не скажу, что я прямо ах, какой опытный дирижер, мне еще учиться и учиться. Но вот Родька в этих вопросах незаменим. У него дозатор, похоже, в голову встроен при рождении был, причем с нулевой погрешностью, за ним перевешивать ничего не нужно. Да и как исполнитель мой слуга идеален, все у него всегда на своем месте лежит и приготовлено для отправки в котел в том виде, в котором должно.

— Так, теперь, стало быть, бросаем руту душистую — произнес я, глянув на часы и сверившись с книгой — Пол-меры.

— Пол-меры — измельченная зеленая труха всыпалась в кипящее варево — Ух, душистая какая! Помню, как ее собирал.

И я помню. Она только в одном месте у нас в Лозовке и растет, на каменистой россыпи, что в южной части леса. Причем то чудо, что вообще есть. Так-то это южный полукустарник, он не любит холода и обожает солнце. Но мне повезло, у дяди Ермолая он все же в хозяйстве обнаружился, что меня очень обрадовало. Рута штука многофункциональная, часто выступающая основой зелий. Можно ревматизм ей лечить, можно бессонницу прогнать и тревожному человеку нервы успокоить, можно даже спазм снять. А еще в сочетании с кое-какими заговоренными травами можно и плод из женского чрева выгнать, причем даже на очень серьезных сроках. Да так, что дура, на такое пошедшая, жива останется и, может, после даже снова забеременеть сможет. Последнее, правда, не факт, не факт… Но лично я никогда по этой части не работал, хоть пару раз и получал подобные предложения с гарантиями щедрой оплаты и серьезными авансами. У меня старых грехов на душе хватает, новые не нужны.

Последним в котел отправился мандрагыр, полученный мной от Дары. Весь, без остатка, под грустный вздох скаредного Родьки.

Зелье на секунду перестало кипеть и его поверхность словно зеркальной пленкой подернулась, создаваяощущение, что в емкости находится не травяное варево, а живая ртуть. Но сразу же после этого цвет сменился на красно-коричневый, а следом за тем со дна поднялся огромный пузырь, мигом лопнувший на поверхности и затопивший кухню ароматом цветущей лесной поляны, как видно той самой, на которой некогда и появился на свет попавший в котел корень.

— Молодой корешок — филином ухнул Родька — Слабенький.

— Как узнал? — заинтересовалась Жанна.

— Так он светлым цветом только на миг сверкнул, и на медяшку перекинулся. А теперь и вовсе в зелень пошел. Стало быть, силы в нем чуть. Был бы старый, мудреный, так с минуту бы золотом сиял, не меньше. И уж после того серебром переливаться начал.

— Надо же — с неожиданным уважением посмотрела на мохнатика девушка.

— Ага — Родька потер лапы — Ну что, хозяин, почитай, что и все. Полчаса ему кипеть осталось, верно?

— Верно — я снова глянул в книгу, после взял со стола пустой флакон и показал ему — Что думаешь, полный наберем в итоге?

Родька наклонился над бурлящим котлом, понюхал варево и мотнул башкой.

— Не, не наберем. Чуть больше половины выйдет, и то не поручусь.

— Да ладно — не поверила Жанна — В этом пузырьке емкость четверть литра, а тут у вас все полтора.

— Мандрагыр как губка, все в себя впитает — фыркнул Родион — Полегоньку, помаленьку, глядишь — и дно котелок покажет. Да сама к вечеру увидишь, что я тебе рассказывать стану.

— Думаешь, до темноты настоится зелье? — с сомнением глянул на бурлящую влагу я.

— Само собой — заверил меня слуга — Говорю же — молодой корешок. Много ли ему надо?

— Это хорошо — я перелистнул несколько страниц в книге, а после ткнул пальцем в некий рецепт, записанный невероятно кривым почерком — Ты давай, все вот по этой записи подготовь. Как мандрагыр с огня снимем, этим делом займемся. А я пока пойду, заказчику позвоню.

Глава 13

Я вышел из дома, когда в его окнах зажигались огни, один за одним. Если честно, имелись у меня сомнения насчет того, что Родька ошибся, и в результате мне придется переносить встречу с Ильей Николаевичем на завтрашнее утро, а вместе с тем и все остальные мероприятия, запланированные на сегодня. Но нет, все вышло так, как мой слуга и предсказал — к вечеру жидкость, плескавшаяся на дне котелка, остыла и приняла описанный в рецепте темно-бронзоватый цвет. А еще чуть-чуть искрилась, если ее немного колыхнуть.

— Как ты и сказал — готово — похвалил я Родьку, переливая итог утренних трудов во трехсотраммовый флакон темного стекла с узорным тиснением на лицевой стороне и тугой деревянной пробкой, один из тех, что я еще два года назад на «Амазоне» заказывал. Кстати, надо бы пополнить запасы, тары под зелья почти и не осталось, ни такой, как эта, ни игривой, оформленной в компьютерно-игровом стиле — Молодец.

— Ты, хозяин, просто именно такое зелье ни разу еще не варил — великодушно сообщил мне слуга и перехватил у меня из рук опустевший котелок, на дне которого ни капельки не осталось — А так и сам бы, без меня, смекнул что да как. Да и я вон, промашку дал, варева-то поболе получилось, чем посулил.

И это верно. Флакон заполнился почти полностью, еще чуть-чуть — и можно было бы сказать, что почти под пробку. Так что свезло моему заказчику, прямо скажем. У него теперь не месяц в запасе есть, а поболе. Ненамного — но все же. Кто-то скажет — пустяк, что такое лишние пять-семь дней? Нет, друзья, это не пустяк. Это шанс задержаться на белом свете, причем отличный. Иной раз людям выпадает удача в виде всего лишь каких-то пары часов, и та почитается за великое благо. А тут около недели мужику досталось!

Может, конечно, эти дополнительные дни ему и не понадобятся, может, договорится Мара с Пухеей.

А коли нет?

Вечерок же, между тем, выдался в плане погоды нынче преотменный. Ненастье, предсказанное моей соседушкой по Лозовке, покрутилось в столице, покрутилось, да и отправилось куда-то на Запад, нагонять дождливо-ветренную тоску на обитателей Европы. Ну, а к нам вернулось мягкое тепло, то самое, которое вот в такие сиренево-ласковые майские вечера будит в душе, казалось бы, давно и прочно забытые воспоминания о тех днях, когда ты только-только пересек границу, отделяющую детство от юности, начав открывать для себя мир, наполненный до того неизвестными для тебя чувствами и эмоциями.

Даже меня этот особенный поздневесенний вечерний воздух и то зацепил. Вспомнились дачные прогулки со Светкой, слова, которые мы тогда друг другу говорили — настоящие, искренние, в которые сами верили, ее мягкие губы…

Было это. Было. Но прошло. Может, к добру, может нет, теперь уж не узнаешь, потому что все случилось так, как случилось.

— Толя — обратился я к таксисту, садясь рядом с ним на скамейку — Сейчас машина прибудет, ты едешь со мной. После я из того места, куда нас привезут, уеду, а ты там останешься? На всякий случай уточню — будешь смотреть в оба глаза и слушать в оба уха, при этом никак себя не выдавая. Все, что будет сказано насчет меня, запоминай, желательно дословно. Основной фигурант — старикан, с которым я беседовать буду. Он там главный и все решает, потому внимание именно на него. Ясно?

— Предельно — кивнул мой новый помощник — Сколько мне там быть? День, два, неделю?

— Завтра вечером вернешься, доложишь — ответил я — А после поглядим, надо продолжить дозор или нет.

— А Жанка уже там? — поинтересовался у меня Анатолий — Или куда в другое место усвистела?

— Не там. Но тоже при деле.

Я ее отправил узнать, где в данный момент Силуянов ошивается — у Ряжского дома или в клинике Вагнеров, близ пребывающей в коме Ольги Михайловны. Надо же мне понимать, куда именно я направлюсь после визита к Илье Николаевичу?

Для начала Жанна наведается в клинику, а уж оттуда, если мятежный дух не там, двинется дальше. Уверен, скрываться Вадим Александрович от нее не станет, более того, специально ей покажется. Разумеется, он прекрасно поймет, зачем именно мертвая девушка заявилась, но ему только того и надо. Он столько времени ждал нашей встречи, столько к ней готовился, так для чего устраивать прятки с препятствиями?

И тут, может быть впервые за все время знакомства, наши с Силуяновым планы и устремления совпали. Я тоже не собираюсь откладывать в долгий ящик данную встречу.

— Что-то еще, шеф? — поинтересовался таксист — Какие-то дополнительные указания будут?

Он уже несколько раз называл меня «шефом» вместо «хозяина», но я его не осекал. Хорошее слово, меня оно устраивает.

— Указаний не будет — встрепенулся я — А вот вопрос есть. Глянь-ка, Толян, на фотки, и скажи — нет ли среди этих рож того призрачного типа, что около моего подъезда накануне топтался?

Я достал телефон, открыл раздел «Галерея» и неторопливо стал перелистывать фотографии, с которых на нас таращились те, на кого меня подрядил охотиться Костяной царь. На этот раз безопасники Ряжской расстарались, досье покойных бизнесменов и политиков сделаны были на славу, причем к каждой прилагалась качественная фотография фигуранта. Ясно, что совсем уж все подвиги этих господ туда не попали, но за что зацепиться по каждой из персоналий мне было. Вернее — теперь я хоть отправными точками для поиска обзавелся.

— Нет — мотнул головой Анатолий — Тоже не он. И этот мимо. Стоп! Вот этот.

— Точно? — спросил я, не обращая внимания на удивленный взгляд, которым меня окинула проходившая мимо стройная длинноногая девушка. Кстати — глянешь на такую, как она, и понимаешь, что неуклонно стареешь. Просто я ее помню, эта милашка в третьем подъезде живет. И то, как она в начальную школу с белыми бантами бегала, тоже помню. А теперь вот, глядите-ка — уверенная в себе барышня вышагивает, прекрасно знающая о своей привлекательности и уверенная в том, что она может заставить покорно пойти за собой, подобно барану, любого мужчину, независимо от его возраста — Не ошибаешься?

— Сто процентов — заверил мне я таксист — Он это. Да как такого с кем-то спутаешь? Вон, рожа у него какая неприятная.

Ну да, не красавец на нас с экрана смартфона глядел, это верно. Но, ради правды, человеком Константин Леонидович Смелков был не самым лучшим и не самым законопослушным, потому за шестьдесят отведенных ему лет, он не сильно добрых дел натворил немало. Откуда я про это знаю? Говорю же — на этот раз к поставленной задаче безопасники Ряжской подошли крайне ответственно.

Первый капитал товарищ сколотил в девяностые, еще тогда, когда отзывался на погоняло «Кастет» и предпочитал стрелять первым, независимо от обстоятельств. После, во времена, когда веселый беспредел сменил относительный закон и порядок, в его биографии значились игры с оффшором, пара крайне своевременно обанкротившихся банков, темные инвестиционные истории и затеянное сравнительно недавно возведение целого микрорайона на окраине Москвы. Собственно, именно с этой стройкой века и связывают его безвременную кончину. Просто квартиры его компания продавала куда шустрее, чем строила те дома, в которых они располагались. Причем сделки с некоторыми из них, как после выяснилось, проходили не раз и не два. То есть жилье одно, а владельцев у него несколько. Я, когда читал это все, крепко удивлялся тому, что в наше время такие штуки еще, оказывается, еще случаются. Впрочем, похоже, что господин Смелков собирался сделать этот «кидок» своей последней гастролью, а после свалить из страны куда подальше, в те края, где не работает такая штука как экстрадиция. Их на земном шаре хватает. Но — не успел, пуля оказалась шустрее. И есть у меня подозрение, что как раз заброшенная стройка и стала причиной его смерти. Среди покупателей люди имелись самые разные, может, нашелся и такой, который лихо прострелил голову бизнесмену Смелкову, когда тот солнечным летним утром, позевывая и потягиваясь, вышел на балкончик своего особняка в коттеджном поселке закрытого типа дабы насладиться жизнью и видами среднерусской природы. Следствие пришло к выводу, что убрал его большой знаток стрелкового ремесла, поскольку выстрел был сделан где-то с полутора километров, что является почти предельной дистанцией для стандартного снайперского оружия. Но ни стрелка, ни оружия, заметим, оно так и не обнаружило. Ну, или не очень-то и искало, учитывая личность того, кого этот снайпер уложил.

Кстати — хорошее и результативное решение проблемы тот стрелок нашел. После смерти владельца компания, как это водится, обанкротилась, а стройку почти сразу передали другому подрядчику, который на самом деле занялся строительством домов.

А теперь Смелков, значит, у моего подъезда крутится. Ну и хорошо. Если бы все подручные Кузьмы вот так, один за другим, сюда пришли, я бы только порадовался. Бегать не надо, искать никого не нужно. Красота!

Но это вряд ли. Скорее всего, это личная инициатива покойного бизнесмена. Видимо, не хватает ему на новой стороне бытия эмоций, вот он и решил добраться до того, кто его приятелей в небытие отправил. И ведь нашел меня как-то! Впрочем, может, это и не он нашел. Может, это заслуга Кузьмы Петровича. Или вообще какая-то его комбинация, для которой он решил пожертвовать охочим до острых ощущений миньоном.

Но — не суть. Не исключено, что оно и к лучшему. Они будут охотиться за мной, а я за ними. А там поглядим, у кого хватка крепче.

Додумывал это все я, уже сидя в машине, которая везла меня к Илье Николаевичу. Кстати, фамилия его была Носов, прямо как у детского писателя. Я же не поленился, посидел в интернете, изучил его биографию, попутно прочтя еще тонну сплетен и слухов. Причем последние были куда интереснее, чем официальная информация, и, если они являлись хоть на четверть правдой, то мой заказчик прожил очень интересную и насыщенную жизнь. Чего ему только не приписывали! И интимные связи с доброй половиной представительниц отечественной поп-сцены, и владение футбольными клубами в пяти-семи европейских странах, и яхту размером с небольшой городок где-нибудь в Поволжье. И даже смену политического режима в одной из африканских стран из числа тех, где есть кимберлитовые трубки. В последнее, кстати, верю охотно, на подобное мой новый знакомец точно способен. Как в его присутствие на инаугурационном пиру, устроенным новыми властями страны, где происходило поедание ее предыдущего руководителя. Есть у них такая традиция — новый диктатор в прямом смысле слова съедает старого, чем закрепляет законность наследования власти, причем в трапезе участвуют все приближенные к нему особы и личные друзья.

Нет, не поеду я на Черный континент, хоть там, конечно, специалисту моего профиля есть чему поучиться. Это очень старые земли с древними преданиями, богами, имена которых потерялись во тьме веков и знаниями, объем и уровень которых трудно даже представить.

Да и с Хозяйкой моей тамошние обитатели пребывают в иных отношениях, чем весь остальной мир. Но я туда все равно не поеду. Может, потому что боюсь остаться там навсегда, потеряв сердце на алтаре и став одной из теней, обитающей в каком-то забытом всеми, кроме черных жрецов, храме?

Мне Генриетта кое-что в свое время порассказала на этот счет. Я впечатлился.

А что до Ильи Николаевича — таки да, это вам не Ряжский с его закидонами. Другой уровень, другой масштаб. И мне, если по уму, лучше бы от этого исполина отечественного бизнеса держаться подальше. Знаю я таких. В какой-то момент он может решить, что меня разумнее всего держать постоянно под рукой, да и посадит на цепь в подвале своего имения, и никто никогда меня там найти не сможет. Да и искать не станет. Разве что браты-ведьмаки расстараются.

Впрочем, цепи меня не удержат, и я оттуда все равно обязательно выберусь, даже без посторонней помощи, но вот все эти игры в войнушку — они мне зачем? Будто других дел нет.

А вообще — плюнуть бы на это все, да и уехать в Лозовку. Там сейчас чудо как хорошо! Весна, все цветет, русальные недели на носу…

Что до Ильи Николаевича — по нему было заметно, что он меня ждал. Не то, чтобы он прямо ерзал задом по своей гигантской кровати в нетерпении, но все же еле различимые интонации в его голосе позволили мне сделать такой вывод.

— Добрый вечер — я изобразил движением, будто снимаю с головы цилиндр или шляпу — Как себя чувствуем?

— Не очень — признался Носов — Как, впрочем, и последние несколько лет.

— А вы, Саша, как? — обратился я к охраннику, который, разумеется, тут тоже присутствовал. Здесь можно было бы обойтись и без вопросов, достаточно было того его взгляда, которым он смерил меня в тот момент, когда встретил у входа в особняк. Прямо скажем — ничего доброго в нем не было. Нет, ненависти и страха я в нем не увидел, это был взгляд профессионала, который прикидывает, как именно он устранит данную цель, следом за тем, как на то будет получено одобрение принципала. Так сказать, ничего личного, просто бизнес — У вас все в порядке?

— Благодарю — холодно ответил мне охранник.

— Кошмары его накануне мучали — поделился со мной Илья Николаевич, тонко улыбнувшись — Впервые на моей памяти. До нее я считал, что Саша сделан из железа.

— Так это совесть к нему, скорее всего, заявилась — предположил я — Вот и стало неловко за те слова, что вчера произнесены были. Те, что насчет моих родителей. И правильно, нельзя так не то, что поступать, но даже и думать. Положим, есть некое недопонимание, и желает некто, например вы, Александр, силовым путем доказать мне мою же неправоту. Хорошо, действуйте, нет проблем. Конечно, если получится. Но зачем сюда еще кого-то впутывать? Тем более если речь идет о немолодых людях или, к примеру, детишках сопливых. Скажу так — в тех кругах, где я общаюсь, подобное вообще недопустимо. И — наказуемо. Мне думается, это правильный подход к вопросу. Вы согласны со мной, Александр?

— Нет — бесстрастно и лаконично ответил охранник.

— Не суди его строго — попросил меня Носов — Саша человек долга, таким уж он, как видно, появился на свет, потому его образ мысли и действия отличается от привычного.

— Ну, не знаю — я снова глянул на охранника — Мою точку зрения это не изменит, родителей и детей при любых выяснениях отношений вмешивать нельзя. Надеюсь, что и ваш преторианец в конце концов до этого додумается. Или все же совесть своего добьется.

А если нет… Тогда возможны разные варианты. В том числе и тот, который очень порадует некую забытую всеми богиню, обитающую неподалеку от мрачной реки под названием Смородина.

— Ну да ладно — потер я ладоши, а после достал из кармана смартфон — Выяснил я, кто же у нас так не любит зеленую природу Подмосковья. Помните, мы вчера этот вопрос обсуждали? Тут вот у меня контакты есть, название застройщика и фамилия ответственного лица. Ну, и название будущего коттеджного поселка. Само собой — элитного.

— Патриотичное что-то, поди, выбрали? — усмехнулся бизнесмен — В последнее время из моды вышли «Премьер-парки» и «Новые Венеции», теперь все чаще появляются «Вербы», «Алые зори» и «Березки».

— «Березка» еще ничего. Товарищи назвали свой проект «Бубенцы-1». Каково?

— С претензией на оригинальность. Саша, выясни кто, что и как, завтра утром мне нужна полная информация по данному объекту. Ну, а после появится какая-то ясность, как скоро будет свернуто строительство.

— Лучше бы побыстрее — попросил я — Там уже работы начались, и это не очень хорошо.

Я сейчас мягко выразился. Просто Олег мне не только фотку переслал, он еще и отзвонился. Ох, как его разозлило увиденное, как же он орал в трубку! И, самое интересное, я его чувства во многом разделяю. Дело в том, что все ведьмаки, и я в том числе, неровно к живой природе дышим. Думаю, эта слабость приходит к нам вместе с полученной от предшественника силой и потихоньку, незаметно становится частью нашей сущности. Вот я до того, как стал тем, кем стал, являлся хрестоматийным стопроцентным городским жителем, который мог годами не покидать мегаполис и чихать хотел на все прелести лесов, полей и рек. Да я другого способа существования вообще себе не мыслил. А сейчас вот с радостью сменил бы каменные джунгли на ту же Лозовку. Мне там лучше дышится, лучше думается. Мне там живется, а не существуется. И даже обитание там в холодный период года совершенно не пугает, хоть пару лет назад подобное казалось в принципе невозможным.

Само собой Олег вышел из себя, увидев пни на месте деревьев и развороченные грейдерами поляны, превратившиеся бог весть во что. Настолько, что прозвучало даже предложение завалить пару бригадиров, чтобы стройку приостановить. А если повезет, так и вовсе свернуть. Дескать — грохнуть их покровавей, а после поднять шум в сети, мол, тут, в этих лесах, безжалостные сектанты резвятся, жертвы темным силам приносят и очень ждут того, когда к ним в гости будущие обитатели поселка пожалуют.

От столь прямолинейной уголовщины я его, разумеется, отговорил, но это же Олег. Одна дурная идея из башки вылетела, значит скоро туда вторая пожалует, еще хлеще.

— Завтра утром я буду знать все, и, если не возникнет особых конфликтов интересов, то через день-другой оттуда начнут вывозить технику — пообещал мне Илья Николаевич — Вероятнее всего.

— Было бы замечательно — улыбнулся я — Теперь о лесопилке…

— Мне бы хотелось прежде пообщаться о другом — осек меня Носов — Ты сказал, что сделал лекарство, которое мне поможет.

— Слово «лекарство» здесь не очень подходит. Правильнее будет назвать то, что я для вас сварил, зельем. Что до помощи… Скажем так — это средство стабилизирует ваше состояние — поправил его я — Сбалансирует его до той поры, когда я, возможно, перейду к более радикальным способам вашего лечения. Ну, и бодрости придаст.

— Возможно? — уточнил Носов.

— Я сразу обозначил свою позицию — гарантий не даю. Есть вещи, которые мне под силу. Есть вещи, которые я не могу сделать ни при каких условиях. А бывает еще так, что сразу наверняка не скажешь — да или нет. Ваш случай именно таков.

Я достал из внутреннего кармана куртки флакон и встряхнул его, за темным стеклом заметался десяток-другой ярких искорок.

— Выглядит весьма эффектно — заметил Носов — Прямо алхимия из средних веков.

— Вы ВИП-клиент, пришлось соответствовать. Не в пузырек же из-под настойки боярышника мне было зелье переливать, верно? И мне зазорно, и вы бы не поняли. Теперь самое важное. Ваша норма в день — семь капель, ни больше, ни меньше.

Я ковырнул большим пальцем руки верх деревянной пробки, откидывая крышку, под которой скрывался встроенный дозатор, и продолжил:

— Принимать зелье желательно в одно и то же время. Лучше всего, если вы будильник поставите в смартфоне или какому-то из ваших охранников, вот, тому же Саше, например, поручите за этим следить. Чуть позже положенного времени — можно. Раньше — не рекомендую.

— Патрон, чем вы станете принимать данное лекарство, его надо отдать в лабораторию для исследований — произнес Саша и протянул ко мне руку — Это не обсуждается.

— Бога ради — покладисто согласился я и передал ему флакон — Как скажете. Я обещанное выполнил, зелье привез, а дальше решайте сами — надо, не надо. Здесь запас на месяц с небольшим хвостиком, желаете какую-то часть его передать для исследований, отбирая у себя дни без боли и часть шансов на продолжение бытия — извольте, дело ваше. Но имейте в виду — второй порции не будет. Это, как сказал ваш охранник, не обсуждается.

— А почему не будет? — уточнил Илья Николаевич — В чем проблема?

— Я использовал для него весь имеющийся у меня запас одного очень редкого корня, который достать не просто трудно, а почти невозможно, даже с учетом ваших связей и денег. Но и не это главное. Просто подобными вещами злоупотреблять крайне опасно, в силу их природы. Последствия могут возникнуть нехорошие.

— То есть это наркотик? — уточнил Саша, тряхнув флаконом.

— Нет, не наркотик — чуть раздраженно ответил я — Одно с другим рядом не стояло. Как бы так объяснить, чтобы ты понял… С этим зельем организм начнет работать лучше, он получит новые силы, отдохнет от боли. Но, повторюсь, это не лекарство, важно о том помнить. Это — времянка, которая притормозит процесс, убивающий твоего шефа. И когда данный флакон покажет дно, организм Ильи Николаевича вернется к своему первоначальному состоянию. Само собой, он не может в этом случае не испытать некий стресс. Но он поскрипит, поворчит, и начнет работать дальше. А вот если его таким образом убаюкивать больше нескольких месяцев, то может и отказать. Просто не сдюжит перехода от нового состояния к прежнему.

Разумеется, я врал. Как только зелье кончится, этого старого хрыча согнет так, что не охнуть, не вздохнуть. Но другого варианта все же равно нет. Тем более что за это время наверняка можно будет что-то еще придумать в том случае, если Пухея не согласится помочь.

— Саша, никакой лаборатории — приказал охраннику Носов — Она половину содержимого изведет, прежде чем что-то скажет. Да и какой смысл нашему гостю меня морить? Он же прекрасно осознает, что залогом в данном случае выступает его голова. Верно же, Саша?

— Я — да, хоть мне это и не очень нравится. Ну да, не нравится. А чему вы удивляетесь? Давайте честно признаем — объективно у меня на то есть все основания. Непосредственно я работаю, трачу драгоценные ингредиенты, свое время, выслушиваю угрозы в свой адрес и адрес своих родителей от вот этого господина, голову свою в залог, оказывается, ставлю, а в обмен что? Покуда в полной мере получаю только обещания и туманных перспектив. «Завтра, крайний срок на днях» и так далее. Ну, и еще чаем с печеньками вы меня напоили. Без обид — но какое-то неравноценное партнерство у нас с вами пока получается.

— Нехорошо говоришь — нахмурился Илья Николаевич — Недобро.

— Так это правда, а она всегда звучит неказисто. Как гвоздем по стеклу.

— Саша, накапай мне первую порцию зелья — велел охраннику Носов — Прямо сейчас.

— Одну минуту — Саша подошел к столику, находящемуся возле окна, заставленными чайными принадлежностями, взял оттуда десертную ложку, натряс в нее семь капель из флакона и жестом предложил мне подойти к нему поближе — Пейте, Александр Дмитриевич.

— Да не вопрос — легко согласился я и отсалютовал ложкой Илье Николаевичу — За один день без боли, тот, который только что Саша отнял у вас!

Глоток — и вот по венам промчался огненный поток, разгоняя кровь и заставляя сердце биться чаще. В висках стукнуло, в кончики пальцев на руках впились сотни тонких иголочек.

А потом пришла легкость, такая, что хоть бери и взлетай, даже без крыльев. Но это была не хмельная легкость, которую дарит выпивка, и наверняка не та, что дают наркотики. Это другое ощущение. Это то радостное состояние из юности, когда ты знаешь, что здоров, как бык, ловок, как обезьяна, вынослив, как вол, и потому можешь делать все, что пожелаешь. А еще то, что тебе на все задуманное точно хватит и сил, и здоровья!

— Уфф! — выдохнул я и широко улыбнулся — На славу получилось, не зря весь день работал. Ну, будем ждать?

— Чего именно? — поинтересовался Носов.

— Понятное дело — помру я или нет? Я к чему — если да, так может, чтобы время не тратить, все же о лесопилке пообщаемся? Мне вроде как там посреднический процент полагается.

Носов глянул сначала на часы, после на меня, а следом перевел взгляд на охранника.

— Саша, накапай — приказал он.

— Но Илья Николаевич! — чуть ли не жалобно произнес мужчина.

— Саша, даже если наш гость надумал меня отравить, то хуже мне от этого точно не станет. Все равно он так и так моя последняя надежда.

Хотел я вставить что-то вроде «причем, заметим, бесплатная», но не стал. Это не Ольга, которая худо-бедно терпела мои закидоны, тут совсем другой коленкор. Частить не стоит.

Носов взял в руку ложку, поднесенную ему Сашей, понюхал зелье, задумчиво посмотрел на меня, после коротким движением выплеснул жидкость в рот, и застыл, точно восковая фигура. Как видно прислушивался к ощущениям в собственном организме.

— Илья Николаевич, все нормально? — через минуту осведомился у него охранник, обеспокоенный поведением шефа — А?

— Хорошо — удивленно сообщил ему Носов — Нет, правда хорошо. Даже замечательно! Боль стихает, я ее уже почти не чувствую. И ноги не ноют, представляешь! Главное — быстро как все происходит.

— И так будет до завтрашнего вечера — пояснил ему я — Вернее — до ночи, до этого самого часа.

— Да ты, Саша, кудесник просто — Носов на секунду задумался, а потом откинул одеяло, жестом остановил охранника, дернувшегося было к нему на помощь, помедлил немного и опустил ноги на пол — А я, признаться, все же сомневался в том, что мне про тебя доложили. Ан нет, похоже все правда. Ап!

Он встал на ноги, сделал несколько шагов и зычно расхохотался.

— Круто! — с уважением посмотрел на меня Анатолий — Шеф, чем дальше, тем больше я вас уважаю.

— Мальчики, а вот и я — в комнату влетела Жанна — О, смотрю этот старый хрен уже сам передвигаться начал, без посторонней помощи?

— Ага — подтвердил таксист — Я вот думаю, что, если такую микстуру на поток поставить, так это можно очень большие деньги заработать.

— Нам с тобой они ни к чему, а Сашка больше, чем нужно для жизни, ни с кого не берет — отмахнулась девушка — Что до нашего общего приятеля — он в доме Ряжских обосновался. Меня заметил, поклон изобразил и очень гадко улыбнулся. Саш, ты был прав, он тебя ждет.

— Так и славно — произнес я, глядя на нее, но Носов, понятное дело, воспринял эту фразу на свой счет.

— Знаешь, я не самый лучший человек на свете — Илья Николаевич подошел ко мне — Всякое у меня за душой есть, да и людей я не сильно жалую, поскольку знаю, чего кто из них стоит. Но тебе я благодарен по-настоящему. Причем речь идет не о том, что я впервые за годы не испытываю боль. Я к ней привык, она стала частью меня. Нет, Саша, ты сделал кое-что большее. Ты подарил мне надежду на то, что я, похоже, еще задержусь на Земле, а это очень, очень дорогого стоит. Так что, если ты и сомневаешься в том, что я тебя отблагодарю, так это зря. Ты получишь все, что было обещано и даже больше, поверь.

— Поверю, почему нет — произнес я, стараясь, чтобы это звучало как можно искреннее — А кое-что вы прямо сейчас можете для меня сделать. Я собрался к Пете Ряжскому заехать в гости, так вы позвоните, предупредите его об этом. А то неровен час меня на порог не пустят, ссылаясь на позднее время. И еще пару ребята покрепче, если можно, дайте. Вдруг хозяин дома не выдержит, и прикажет своим охранникам немного меня подрихтовать. А то и чего похуже сотворить.

— Не могу сказать, что считаю данный поступок сколько-то разумным, но это твое решение — Илья Николаевич взял телефон, который ему подал Саша — И все же — подумай. Зачем тебе это нужно? Опять-таки ночь на дворе.

— Да тоже кое с кем надо рассчитаться сполна — пояснил я — И еще вот что. Я хочу озвучить вам пару личных просьб, которые пойдут в счет награды. Вернее, даже требований, как бы некорректно не звучало это слово.

— Каких? — заложил руки за спину Илья Николаевич и даже чуть подался вперед.

— Первое. Вы никогда не будете просить меня помочь еще кому-то, кроме вас. Неважно кому — друзьям, партнерам, очень важным людям. Я не стану этого делать ни на каких условиях, запомните это накрепко.

На самом деле я не сомневался в том, что хозяин дома неминуемо это условие нарушит, но меня это устраивало. Всегда нужно пространство для маневра, эту истину я усвоил давно. И если есть возможность это пространство расчистить, то надо это делать. Сказать «да» вместо «нет» я смогу всегда, только это «да» в свете произнесенного здесь и сейчас будет стоить в несколько раз больше.

Полагаю, и Илья Николаевич все отлично понимает. Даже уверен в этом.

— Хорошо — помедлив, кивнул Носов — Второе?

— Вы никогда не будете пытаться ограничить мою свободу — медленно, тщательно проговаривая каждое слово, произнес я — Если подобное случится, неважно в какой форме, все наши договоренности немедленно будут расторгнуты. И знайте — после этого я скорее умру, чем шевельну хоть пальцем ради того, чтобы вам помочь. Тем более, что я смерти не боюсь. Потому что она…

— Только начало — закончил за меня хозяин дома — Помню. И отчего-то верю, что в твоем случае так оно и есть.

— Именно — я протянул ему руку — Мы договорились?

— Договорились — он ответил на мое рукопожатие.

— А теперь звоните Ряжскому. Время-то и вправду позднее.

Глава 14

К дому Ряжских я добрался уже далеко за полночь. Сразу уехать из имения Ильи Николаевича не удалось, поскольку тот, радуясь тому факту, что у него ничего нигде не болит и в теле приятная гибкость появилась, чуть ли не силком усадил меня чаи гонять, с пряниками, коржиками, рогаликами и еще невесть чем. Оказалось, что Носов большой охотник до домашней выпечки, потому у него в штате домашней прислуги значится дама-кулинар, которая только тем и промышляет. И, заметим, квалификация у этой особы высочайшая, поскольку я чуть язык не проглотил, пробуя пряженцы, сочники, кренделя и небольшие сдобные рассыпные печеньки с экзотическим названием «кокурки». Кстати, в прошлый раз меня не так щедро угощали за столом. Как видно, подобную честь здесь еще заслужить надо.

Впрочем, я особо о потраченном времени не жалел. Во-первых, еда на самом деле была вкусной. Во-вторых, и главных, я вопрос по Римме детально обсудил, и теперь мне есть, что ей завтра сказать.

А еще под конец застолья Саша, который то и дело куда-то отлучался, принес и протянул своему хозяину пачку пятитысячных купюр. Хорошую такую пачку, больше стандартной как минимум вдвое, причем перетянутую бандерольной лентой. Ну, а тот, в свою очередь, положил ее на стол и подтолкнул ко мне.

— Вроде про деньги никто ничего не говорил — заметил я, пытливо глянув на Носова.

— Но и накладные расходы никто не отменял — резонно заметил тот — Ты упоминал о некоем корне, который очень дорого стоит. Надеюсь, я покрыл затраты?

— Там подобных пачек с десяток нужен, а то и больше — усмехнулся я, забирая деньги и нарочито небрежно засовывая их во внутренний карман куртки, висевшей на спинке стула — Мандрагыр удовольствие крайне дорогое, поскольку в живой природе, равно как и в свободной продаже, он почти не встречается.

— Мне сказать, чтобы принесли еще девять таких же пачек? — без малейшего намека на иронию или сарказм осведомился Носов.

— Не надо — отказался я — Этой суммы мне достаточно. А если понадобится еще, я вам просто позвоню, да и все. Да и не платил я за него, у меня в личный запасах небольшой кусочек с давних времен лежал. Берег, знаете ли, на всякий пожарный случай. Не такой, как ваш, врать не стану, но раз пошла такая пьянка — режь последний огурец.

— В другой ситуации я бы, возможно, на такие слова обиделся, но не в данной — Илья Николаевич отхлебнул чаю — Таким случаем я быть согласен, и сейчас, и в будущей.

На самом деле против я ничего не имел, и от девяти таких же пачек точно не отказался бы. Как показала практика, в моей новой жизни денежка тратится куда быстрее, чем в старой, поскольку жизненные запросы у меня изрядно подросли. Нет-нет, «бентли» мне не нужен, и костюм от «Бриони» тоже, но вот запас трав и корешков освежить было бы неплохо. По результатам нынешней ревизии многие ингредиенты для будущих зелий отправились в мусорное ведро. Какие-то из них усохли до крайности, какие-то оказались трачены неведомым жучком, непонятно каким образом, оказавшимся у меня на антресолях, некоторые вовсе в труху превратились, к использованию напрочь непригодную. Ну да, можно, конечно, самому походить по лесу, что-то сорвать, что-то выкопать, оно так даже лучше и правильнее. Вот только у каждой травки и корешка имеется свое время, то, в которое их брать у Земли-матушки надо. Следовательно, какие-то растения уже отцвели несмотря на то, что еще даже май не окончился, а какие-то и не думали еще свою силу набирать. Эрантис, например, давным-давно цвет сбросил, а без него зелья, сводящего с лица бородавки, родинки и небольшие родимые пятна не сваришь. И наоборот, до цветения «иван-чая», без которого в целом ряде рецептов и не туда, и не сюда, еще добрый месяц с гаком остался. И это если погода будет хорошая, жаркая. Если же дожди зарядят, то и того больше. Плюс ему еще вылежаться надо как следует, чтобы в полную силу войти.

Вот и выходит, что проще кое-что купить, чем самому собрать. А поскольку закупки я буду делать не в интернет-магазине, а у частных лиц из числа тех, кому можно доверять, потому что для них репутация дороже сиюминутной выгоды, то есть у немецких травниц, знакомства с которыми я завел во время своих странствий, финансовые траты предстоят сильно немаленькие. Плюс расходы на пересылку из Европы в Москву.

Добавим сюда необходимость проведения строительных работ по утеплению дома в Лозовке, плюс учтем разнообразные накладные расходы на то и на сё, а также кругленькие суммы, идущие на прокорм Родьки, и что получим на выходе? Довольно печальную картину получим. Нет, до похода на паперть мне еще далеко, но плюсовое сальдо свести все же трудновато.

Только вот Илье Николаевичу про эти мои финансовые выкладки знать ни к чему. Поверил он в то, что я относительно равнодушен к деньгам, не поверил — уж не знаю. Но что это очередная проверка, а то и почти неприкрытая провокация — не сомневаюсь. Он внимательно следил за моей реакцией, это я приметил. Не блеснут ли у алчно глаза, не затрясутся ли руки, не раздвинутся ли губы в радостной улыбке. Потому — предложенное взять надо, чтобы не выглядеть простодушным дураком из числа тех, о которых я недавно сам же ему говорил, но жадничать не стоит, это может пойти в минус. И в карму, и по жизни.

— И в будущем лучше бы обойтись без нала — попросил я его напоследок — Сейчас времена такие, что с ним дискомфортнее, чем без него. Нынче в ходу деньги не бумажные, а пластиковые. Ну, не мне вам рассказывать. Реквизиты своего счета я вам сброшу.

Хоть я душой и не кривил, говоря все это Носову, но все же наличие в кармане толстой пачки денег, что скрывать, самолюбие немного грело. Приятно ощущать, что легкую до того летнюю куртку утяжелило мое внезапно возросшее финансовое благополучие.

И вообще настроение как-то поднялось. То ли так кокурки сработали на пару с бергамотовым чайком, то деньги начали потихоньку отвоевывать позиции в моей душе. А что, такое вполне возможно. Несколько моих предшественников в записях упоминали о том, что ведьмаков, конечно, губят и ведьмы, и сталь, и поголовная необразованность населения, которое видит даже в безобидных травниках злых колдунов, но то гибель физическая, привычная и понятная. Но случается смерть другого плана, духовная, и ведет к ней как раз стяжательство. Сначала получение денег за помощь тебе кажется забавно-приятным, вроде как, не было рубля, да вдруг алтын. Потом становится просто приятным. Ну, а дальше все идет по нарастающей, и вот уже ты не замечаешь, как начинаешь делить людей на тех, кто может позволить себе твои услуги и всех прочих. И все, переход на темную сторону завершен, теперь ты не джедай, ты ситх.

Впрочем, кое-кого из наших сознательно сбивали с панталыку, с умыслом. Один из моих предшественников, Фома, живший аж в начале семнадцатого века, писал о некоем в книге о «змее огненном, лживом и злокозненном», который активно вел разлагательную работу среди ведьмаков, «сулил братам мзду невиданну, злато да лалы самоцветны в руки совал, речи рек сладки да тягучи, ровно медок». Первая реакция на данную запись у меня была, конечно, библейского толка, но по здравому размышлению она отпала в сторону. Какое дело лукавому до языческих верований? А потом я вспомнил слова Мораны о том, кто на том берегу Смородины кольца вьет да ползает с шипом. И подумалось мне — может, Фома рассказывает про того самого Полоза, о котором она упоминала?

Вот только что ему за интерес до нас, ведьмаков? Ладно Морана, у них с приснопамятной змеюкой, я так понимаю, старые терки, еще тех времен, когда Солнце наравне с ними было богом. Опять же — являйся мы все дружиной моей нанимательницы, тоже какой-никакой резон прослеживался бы. Но ведьмаки не служат никому, вот какая штука. Был в незапамятные времена один князь, тот, кому самые первые из нас поклялись в верности — и на этом все. После смерти Вещего и те первые, и мы, их потомки, сколько не было, обрели полную автономность в рамках Мира Ночи. Мы живем сами по себе, готовы пойти в огонь и в воду исключительно за своих братьев-ведьмаков, и иногда делаем вид, что слушаемся старейшин.

На этом — все. Остальные в пролете.

Или дело как раз в этом, и Полоз хотел таким образом сделать из особо корыстолюбивых ведьмаков своих собственных преторианцев? К тому же и среди нас, как известно, встречаются паршивые овцы, достаточно вспомнить того же Артема Сергеевича. Да и про других отщепенцев мне слышать приходилось.

Так что кто знает, что у Полоза на уме? Но если мы с этим фольклорным земноводным когда-нибудь встретимся и у нас завяжется задушевный разговор, то непременно спрошу его мнения на этот счет. Только для меня лучше, если подобная беседа не состоится никогда. Не думаю, что она для меня может чем-то хорошим закончиться. Морана Полоза боится — и это факт, не требующий подтверждения, поскольку я сам тому свидетель. А она все же богиня. Пусть всеми забытая, растерявшая паству, силу и отчасти знания, вылетевшая невесть куда с нашего пласта реальности, но — богиня. И она, на секундочку, все же смогла вынырнуть из небытия, худо-бедно обжиться там, где время остановилось тысячи лет назад, и даже дотянуться до меня. Шутка ли!

Впрочем, где-то здесь, у нас, бродит тот, кто служит Полозу, его не стоит сбрасывать со счетов. И, сдается мне, рано или поздно наши дорожки пересекутся, как мне кажется. Вот ему эти вопросы и задам, может он знает ответы. Если, конечно, он сразу в драку не полезет и будет склонен к диалогу. Люди, они, как и боги, разные бывают. Какие-то предпочитают решать конфликты словом, а какие-то силой. Хотя и тут все может измениться в один миг. Вот, например, Ряжский, который встречает меня на крыльце своего дома, всегда предпочитал переговоры расправе. А сейчас так смотрит, что мураши по спине поползли. Кажется, он сейчас скомандует своим охранникам, которых рядом имелось сразу четыре души, «Огонь», громыхнут выстрелы, и я, продырявленный свинцом, упаду на плитку дорожки, ведущей к его жилищу. Причем мое бездыханное тело даже убирать не станут до рассвета, и с выходом Солнца его станут топтать большие зеленые мухи.

Тьфу, какая ерунда в голову лезет! Ладно бы от недосыпа, так нет, дело не в нем. Я днем как следует успел ухом придавить подушку, понимая, что ночью такой возможности может и не выпасть.

— Не думал, что у тебя хватит наглости прийти в мой дом — сообщил мне сквозь зубы Ряжский — Но ошибся.

— Банально — поморщился я — Не обижайтесь, Павел Николаевич, но вы словно отечественных сериалов насмотрелись, честное слово. Там подобная риторика к месту, там она органично с картинкой сплетается, но в реальной жизни эдакие фразы звучат смешно. Вам подобное точно не к лицу. Тем более что меня в беде, случившейся с вашей супругой, винить не стоит. Это не моих рук дело.

— Ой ли? — недобро сузил глаза Ряжский — А чьих же тогда? Только не говори, что она сама собой так распорядилась, в это точно не поверю. Ольга следила за своим здоровьем, причем очень тщательно. Да и Вагнер это подтвердил, а ему верить можно. В отличии от тебя.

— Вы правда желаете знать правду? — осведомился я у него — Если да — расскажу, не вопрос. Вот только не думаю, что услышанное вам понравится.

— Если ты знаешь, что случилось, значит ты все равно при делах — отметил Павел Николаевич — И, скажу прямо, нет для меня большой разницы — сам ты Ольгу довел до состояния овоща, или всего лишь стал виновником того, что произошло. Для меня важен результат, а он печален. Моя жена сейчас лежит в больничной палате, дышит через раз, питается при помощи зонда, и ни один врач не может дать никакого прогноза на будущее. Даже диагноз поставить не могут — как, что и почему. Хотя это-то как раз меня совершенно не удивляет. Там, где появляешься ты, Смолин, заканчивается простой и понятный мир, что даже не неприятно. Это — страшно. И я сразу был против сотрудничества с тобой. Ольга меня продавила. «Он уникум», «Он наш джокер в колоде», «Саша чудо что такое». Всегда она тебя защищала, прямо как львица своего детеныша. Два года, пока ты где-то таскался, тебя вспоминала, искать пробовала.

— Надо же — мне отчего-то стала грустно и легко — Никогда бы не подумал.

— Так и не думал бы — зло бросил Ряжский — Спишь ты с ней? Пожалуйста. Не скажу, что мне это нравится, кого-то другого я вообще заподобное в порошок бы стер, но в твоем случае — ладно. Да и не подросток я, знаю, что женщина не пирог, в одиночку не съешь. Опять же — сам не ангел, не мне судить Ольгу за то, что она молоденького мальчика захотела. Ну, еще на взаимовыгодной основе какие-то дела с нами проверни. Это бизнес, это нормально. Ты нам услуги, мы тебе деньги. Но зачем так ее подставлять под удар? Овощ из нее делать зачем?

Видно, крепко он устал, если такими словами при людях бросается. Хотя — фиг знает, может в его кругах это норма? Может, такие как он обслуживающий персонал воспринимают как естественную часть обстановки, вроде мебели.

— Вас винил в банальности, а в результате вот и самому кроме примитивного «не предполагал, что так получится», сказать больше нечего — вздохнул я — Это — правда. Фактор случайности никто не отменял, тут именно так и вышло. Ответственности с себя не снимаю, потому могу пообещать две вещи. Я сделаю все, чтобы вытащить вашу жену оттуда, где она сейчас пребывает. Уже кое-что в этой связи делается, поверьте. И второе — тот, кто виноват, получит свое, причем прямо сегодня. Вернее — прямо сейчас. Я за тем и приехал в ваш дом, Павел Николаевич.

— Стоп-стоп — бизнесмен повертел головой, вглядываясь в лица своих охранников — То есть это кто-то из них?

— Нет, разумеется — фыркнул я, заметив при этом, как напрягся один из телохранителей, тот, что стоял крайним справа. Должно быть, какие-то грешки на его совести числились. Не те, о которых шла речь, но тем не менее — Да и не здесь виновник находится, не в нашей в компании. Он сейчас внутри. В доме.

— Там никого нет — бесстрастно произнес один из охранников — После произошедшего мы совершаем обход территории каждые два часа.

— Если этот говорит, что есть, значит есть — устало вздохнул Ряжский — И что, это некто все время у нас тут обитает, да?

— Нет — успокоил его я — До этого он в банке отирался, том, где я когда-то работал. К вам он переехал недавно.

— Сколько же ты, Смолин, дискомфорта жизнь вносишь — буркнул мой собеседник, опасливо глянув на закрытую дверь, ведущую в дом, а после перевел взгляд на двух крепких ребят в костюмах, стоящих слева и справа от меня — Вот кабы не заступник твой, не уехал бы ты отсюда сегодня никуда. Сам, имеется в виду.

Надо же, я думал Ряжский как-то более эмоционально отреагирует на подобную новость. А он почти спокоен. Впрочем, может дело в привычке? Серьезные бизнесмены, хирурги и дипломаты люди особого склада, почти самураи, по лицам которых никогда невозможно понять, что они думают в данный момент.

— Даже не сомневаюсь — согласился с ним я и легко взбежал по ступеньками крыльца — Что же до дискомфорта… Я по возвращению и вам, и супруге вашей говорил — давайте держаться друг от друга подальше, и тогда все будут довольны. Но нет, она сама искала встреч, сама то и дело обращалась ко мне, и вот результат. Я не отрицаю своей косвенной вины в случившемся, но именно косвенной. Опять же — когда Ольга Михайловна придет в себя, я не имею ничего против того, чтобы наши дороги навсегда разошлись — моя и вашего семейства. Бэллу только разве что вылечу, если получится — и все. Забудем друг про друга навсегда.

Промолчал Ряжский, ничего на это не ответил.

— Так — я пару раз хлопнул в ладоши — Все дружно стоим тут, в дом не суемся, как бы там не громыхало и бахало.

— У нас есть инструкции — подал голос один из моих охранников — Велено быть рядом до того момента, как вы доберетесь до дома.

— Вероятная угроза вот, рядом стоит — отмахнулся я — И вреда мне причинять не собирается, мы с ней договорились. А тот, с кем я собираюсь пообщаться… Простите парни, он вам не по зубам.

— Надеюсь, и тебе тоже — добавил Ряжский — Хоть бы этот некто тебя прибил. Хрен с ним, с домом, пусть в нем дальше жить не получится. Оно того стоит. А я себе потом новый куплю, побольше и получше.

— Я тебе эти слова запомню — пообещала Жанна, без симпатии глядя на Павла Николаевича — Сволочь!

— Добрый вы какой, прямо сердце радуется — сообщил я Ряжскому, а после добавил — Не было у меня с вашей женой ничего, не надо на нее грязь лить. Мы просто общались, но и только. Это — правда.

Сказал он мне что-то в ответ, нет — не знаю, поскольку сразу после этого я вошел в дом, мигом притворив за собой дверь.

Тишина, именно она сразу же накрыла меня в этом большом и пустынном здании. Почему-то, когда знаешь, что чужой дом, в котором ты оказался, пуст, что в нем нет людей, безмолвие ощущается особенно остро, почти физически, даже если речь идет не о вот такой здоровенной постройке как тут, а об обычной квартире. В своей — нет, а в чужой — всегда. И тишина эта волей-неволей заставляет тебя как минимум немного нервничать.

Впрочем, формально я тут был не один. Рядом со мной стояла Жанна, а где-то там, в глубинах дома, затаился мой недруг, решивший хитрым финтом разменять одну человеческую жизнь на другую. Недруг — потому что за врага я Силуянова считать никак не мог. Жидковат он для такого гордого звания. Кузьма Петрович, до которого я раньше или позже оберусь — тот, да, враг. Кащеевич на подобное поименование тянул, покойный Абу-Джафар, долгая вражда с которым закончилась большой дракой в Хофбурге, тоже. А этот — нет.

— Вадим Анатольевич, ты выходи уже, хорош прятаться — громко произнес я, оказавшись в хорошо знакомой мне обеденной зале — Ты меня ждал? Так вот он я, пришел. Пообщаемся, выясним, кто кому чего должен. Или тебе очень уж хочется, чтобы я сказал что-то вроде «раз, два, три, четыре, пять, я иду искать»?

— Давай я этим займусь — предложила Жанна — Охота тебе в прятки играть?

— Ну, не будем товарищу портить праздник — отказался я — Он все же эту комбинацию долго выстраивал, пусть удовольствие напоследок получит.

Где-то наверху, на втором этаже, еле слышно хлопнула дверь. Вот как все-таки молодые и неопытные призраки любят все эти киношные спецэффекты, просто сил нет. Паркетный скрип в ночной тиши, звон разбившейся чашки, ни с того, ни с чего упавшей со стола и главная «короночка» — двери, что живут своею жизнью. Чаще их этими трюками пользуются только авторы книг в жанре «хоррор». Но цель и у тех, и у других одна и та же — как следует нагнать на человека страха.

Впрочем, в этой предсказуемости Силуянова есть и свои плюсы. Я, теперь, кажется, догадываюсь какую именно комнату выбрал мой бывший коллега для нашей последней встречи.

— Он там — ткнула Жанна пальцем в сторону лестницы, ведущей наверх.

— Да что ты? — не удержался от колкости я — А то непонятно. Ладно, пошли на второй этаж, будем там в войнушку играть. Кстати, гляди-ка, уже светать начало. Вот и ночь прошла.

И верно, за окнами темнота сменилась робкими предутренними сумерками, и первые проснувшиеся птицы радостно приветствовали катящийся с Востока рассвет своими трелями.

Но то на улице посветлело, а в коридорах второго этажа стояла изрядная темень. Понятно, что каким-то образом свет тут включить можно было, но как именно — поди знай. Может, у них тут «умный дом», может, где-то на стенах имеются клавиши выключателей, может и вовсе надо в ладоши хлопать с определенной громкостью и частотой. Вариантов масса.

Но поскольку мне темнота не враг и вижу я в ней не хуже, чем кошка, то меня данный вопрос заботил не слишком. Скорее, меня напрягало то, то пришлось одну за другой открывать двери в комнаты, которых тут было немало. Гостевые спальни, курительная гостиная, две гардеробные, еще какие-то помещения, с совсем уж непонятным предназначением… Вот зачем семье из двух человек вся эта ерунда нужна, а? Сдается мне, они и сами не все комнаты за время жизни в этом доме обошли.

— Я его заметила, он скрытно идет за нами — еле слышно шепнула мне Жанна — Берегись!

Чего-то такого я и ожидал. Да и место, что Силуянов выбрал для своей страшной мести, мне тоже удалось угадать верно. Все двери комнат были закрыты кроме одной, ведущей в спальню Ряжской, ту самую, в которой бывший начальник службы безопасности чужой жизнью так нахально распорядился.

— Странно — громко сказал я — Везде двери закрыты, а эта нет. С чего бы так?

Интересно, а какой-то сюрприз он мне приготовил? Хотя, нет, тут меня чего-то занесло. Какой сюрприз? Как? Призраки, конечно, на разное способны, но вот ловушки точно не по их части. Это привилегия живых. Нет, в старых катакомбах, вроде тех, которые имеются в городе Палермо они могут некоторые неприятные штуки выкинуть, закрутив человека в бесчисленных переходах и тоннелях, сам тому свидетелем являюсь, но не более того.

Так что это просто приглашение войти. Так сказать — умирать подано.

Разумеется, в комнате никого не оказалось. Полумрак, идеальная чистота, как видно наведенная домработницей после того, как Ольга отбыла в клинику Вагнеров да все та же тишина.

Печально это все, скажу я вам. Невесело. Одно хорошо — день сегодня, похоже, выдастся солнечный, не хуже вчерашнего. Я подошел к окну и уставился на стремительно светлеющее небо.

— Мне чего-то страшно стало — призналась Жанна и, судя по всему, ткнулась своим призрачным носом в мою спину — Бррр… Ой! Саш, он пришел!

— Здравствуйте, Вадим Анатольевич — громко произнес я, не поворачиваясь — Что же вам все неймется, а? И потом — нельзя быть настолько мстительным и злопамятным.

— С теми, кто жизнь людскую комкает как лист бумаги — можно — раздался голос, который давненько я не слышал — И нужно.

— Вообще-то вы сами поступили днями ровно также — произнес я — И даже хуже.

— Я? — похоже, призрак за моей спиной на самом деле удивился услышанному.

— А кто же? Вы ни в чем неповинную женщину убить попытались только лишь потому, что отвели ей роль приманки. Не получилось, да, но кома, знаете ли, не лучшее из состояний для человека.

— Неповинную? Очень смешно. Да там клейма ставить негде! Неповинную… К тому же она помогает тебе, а это уже достаточное основание для того, чтобы ей не жить. Так что по грехам ей воздалось! По грехам!

— Ой, да ладно, не надо меня демонизировать — попросил я Силуянова и наконец-то развернулся. Оказывается, он подобрался ко мне совсем близко, протяни руку — дотянешься — И праведника из себя вам корчить тоже не стоит. Это попытка с негодными средствами.

И да, Жанна верно сказала, черноты в нем хватало. Два года понадобилось бывшему безопаснику для того, чтобы накопить в себе непроницаемого мрака столько, что диву даться можно. Думаю, даже если бы мы с ним не встретились, он бы все равно начал убивать, причем совсем скоро. И для начала он прошелся бы безжалостным ураганом по банку, где когда-то мы оба трудились. Я даже знаю имя первой потенциальной жертвы. Ей бы стала Наташка Федотова. Почему? Мы с ней дружили, и Силуянов про это отлично знал. Потом пришло бы время тех последних могикан, которые меня помнили и все еще значились в штатном расписании, а после Вадим Анатольевич отправился бы в город, на поиски остальных моих приятелей. Ну, при условии, что до того с ним не свели бы знакомство Нифонтов сотоварищи. Подобные события не могли не привлечь их внимания, тем более что адрес банка им все же знаком.

— Я не знаю кто ты или что ты — сообщил мне Вадим Анатольевич — Почему видишь мертвых, почему такую власть над душами людскими имеешь, как ночными тварями управляешь. Много об этом думал, разные версии рассматривал, но ответа все же не нашел. Да это теперь и неважно. Главное, что сегодня я от тебя мир освобожу.

Жанна звонко расхохоталась, глядя на гордого от осознания близости финала своей миссии на Земле Силуянова. Он, к тому же, еще вытянулся как струна, только что голову горделиво назад не запрокинул.

— Пошла отсюда вон, шшшаболда! — как видно, незамысловатая реакция девушки нарушила заранее продуманную величественность момента, и это здорово разозлило моего бывшего коллегу — Жди своей смерти там, на улице!

Надо заметить, кое-чему Силуянов на самом деле научился, причем, похоже, сам по себе, без наставников, поскольку он ловко сцапал Жанну, поднял над собой и выкинул в окно, та даже взвизгнуть не успела. То есть он не только материальное научился себе подчинять, но и нематериальное, а это совсем другой уровень посмертного развития. Хотя тут удивляться нечему — ненависть и жажда мести мотиваторы мощнейшие, я в том не раз убеждался. Деньги, как стимул, рядом с этими чувствами рядом не стояли.

— Она мой друг — сообщил призраку, чернота внутри которого начала красновато искрить, я — Не стоило так-то уж.

— Хотел растянуть удовольствие — процедил Силуянов — Поговорить сначала, кое-что узнать. А теперь чую — нет на то терпения. Слишком долго тебя ждал, все его запасы его исчерпались.

Он метнулся ко мне, причем быстро, очень быстро, года три назад я бы такую атаку прозевал.

Но не теперь. Да, собственно, мне даже делать ничего было не нужно, просто выставить перед собой заранее припрятанный в рукаве кинжал с довольно длинным, узким и острым лезвием, на который призрак моего бывшего коллеги благополучно и напоролся.

Ох, как же он завизжал от боли! Не заорал, а именно завизжал, как свиненок, почуявший, что не просто так его изловили на скотном дворе. Дело в том, что лезвие кинжала было покрыто тонким белым налетом, именно такой вид приобретала после высыхания мазь, рецепт которой мне открыл Ласло, брат моей венгерской подружки Маргит незадолго до того, как я отбыл в Москву. Как мне думается, сделал он это в знак благодарности, когда понял, что до брака дело у меня с его сестрой все же не дойдет. А, может, на радостях от осознания этого факта. Именно ее я приготовил накануне днем после того, как закончил все хлопоты, связанные с зельем из мандрагыра. Ласло рассказал, что это семейный рецепт, его деды-прадеды использовали данное средство в тех случаях, когда им приходилось избавляться от мстительных духов, которых к ним направлял владыка подземного мира Эрдёг. Дело в том, что семья Балинтов, служила светлым богам Иштенанье и Хадуру, хоть все мужчины в ней и рождались с колдовскими способностями, формально сразу же отходя под протекторат Эрдёга. Тому это не нравилось, вот он то и дело посылал к ним злые души в качестве орудия мщения.

Не соврал Ласло, работает эта штука отменно, теперь можно смело говорить, что испытания она прошла. Вон как Силуянова корежит, причем от боли, самой настоящей, физической, той, которую бесплотные существа при столкновении со сталью вроде бы испытывать не могут. Мало того — размеры раны, нанесенной кинжалом, стремительно расширялись, багровая пелена разъедала голубое тело подобно тому, как ржавчина пожирает железо, только намного быстрее.

— Ненавижу! — взвыл тот, кто когда-то звался Вадимом Анатольевичем и снова рванулся вперед, целясь искривленными пальцами мне в грудь, туда, где билось сердце — Все равно заберу! Еще раз умру, но заберу тебя с собой!

— Не-а — холодно возразил я, уворачиваясь, а после вогнал лезвие ему в спину, чуть выше поясницы — Не получится. Переоценили вы себя, дорогой коллега. Не-смерть это еще не гарантия неуязвимости и власти.

Тело призрака дергалось, как при приступе лихорадки, багровые линии разрезов, расширялись, словно стремясь соединиться друг с другом, и попутно, похоже, выжигая черноту, поселившуюся внутри Силуянова. Просто та судорожно пульсировала, чем-то напоминая огромное темное сердце, готовое вот-вот остановиться.

— Ты зря поднял руку на невиновного — я развернул Вадима Александровича лицом к себе и припер его к стене — Наш конфликт был только наш, не следовало Ольгу в него впутывать. Потому и подыхаешь ты сейчас вот так, страшно, больно, без надежды на хоть какую-то будущность в посмертии.

— Ыыыыы! — зло замычал призрак, как видно поняв, что я имею в виду. Два года в мире теней любого чему-то да научат.

— Именно так — я злорадно скривил губы — Душа твоя отправится не туда, куда следует, а совсем в другую степь. Ты, Вадим Анатольевич, самоубийца, тебя и так ничего хорошего не ждало, но то место, которое я для тебя припас, оно в десятки раз хуже, чем любое пекло. Уж поверь мне.

И я снова ударил его кинжалом, на этот раз под левое ребро. Силуянов дернулся и взвыл, как подстреленный волк

— Ох ты ж ё! — раздался возглас вернувшейся к нам Жанны от двери — Чего это с ним?

— Прозрение приходит — пояснил я ей — Понял, что неправильно жил.

— Все равно я до тебя доберусь — с трудом выдавливая из себя слова, прохрипел Силуянов, тело которого на глазах начинало расползаться на синие клочья — Из ада вернусь, если понадобится!

— Убей его, Саша — попросила меня Жанна — Прямо сейчас убей. Ничего он не понял и не поймет.

— И то правда — согласился с ней я, отбросил кинжал в сторону и схватил своего противника за истончившиеся запястья — Морана, эта жертва тебе! Надеюсь, ты будешь довольна.

Глава 15

— Можете новый дом не покупать — сказал я Ряжскому, который, казалось, за все это время даже с места не сдвинулся — И сюрпризов больше никаких ожидать не стоит. Живите как жили. Или даже лучше.

— В самом деле? — саркастично осведомился у меня бизнесмен — Как-то не верится.

— Верить, не верить — ваше дело — отмахнулся я — Сказал то, в чем уверен, дальше решать не мне.

— Батюшку на всякий случай вызвать бы — подал голос один из охранников Павла Николаевича, без особой теплоты во взгляде глянув не меня — Пусть все освятит. У меня, если что, телефон есть. Хороший батюшка, проверенный, надежный. Он у моей жены офис освящал, так к ним теперь даже налоговая не суется.

— Вызови — разрешил Ряжский — Почему нет? Лишним не будет. А ты, Смолин, знай — если Ольга не очнется, то я этого тебе так не спущу. Носов долго тебя защищать не сможет. Не потянет он такую ношу.

— Вы не забыли, что мы пока еще тут? — поинтересовался один из охранников моего нового клиента — И можем эти слова расценить как потенциальную угрозу в адрес нашего работодателя?

— А что такого я сказал? — усмехнулся Ряжский — Только то, что скоро ваш патрон, даст бог, разберется, с кем именно его жизнь свела. Я тоже, знаете ли, сначала вот этого господина за клоуна держал. Над женой посмеивался, мол, охота тебе какого-то шарлатана прикармливать. И что в результате? Жена в коме, сам вот тут стою, в дом зайти боюсь, и сделать тому, кто мне веселую жизнь устроил, ничего не могу. Только если косо глянуть в его сторону. Так что у Ильи Николаевича все впереди, уж поверьте.

— О, а вот и он, легок на помине— хмыкнул я, доставая из кармана куртки задергавшийся от виброзвонка смартфон — Это что же там такое случилось, что человек в такую рань вскочил с кровати? Стоп! Может, он как раз прозрел? А, Павел Николаевич?

Ряжский было открыл рот, как видно имея, что мне возразить, но я уже ответил на звонок, потому он от реплики решил все же воздержаться.

— Доброе утро — бодро проорал в трубку я, догадываясь, что именно сейчас мне скажет новый наниматель — Ну, со мной все ясно, волка ноги кормят, но вам-то чего не спится в столь ранний час?

— Да я бы и спал, только разбудили меня — в тон мне ответил Носов — Александру, понимаешь ли, настолько скверный сон снова приснился, что он весь дом переполошил. Да ладно бы вопли и крики, которые даже я услышал, это еще ничего. Он же стрелять начал, дырок в стене понаделал.

— Охохонюшки! — добавил в голос печали я — Вот ведь! А все нервы и стрессы. Не бережет он себя, вот что я вам скажу. Потому, думаю, иногда всякие глупости и говорит посторонним людям.

— Саша, оставь его в покое — мягко произнес Носов. Вот только в эту словесную ватку было закутано легкое такое предостережение. Почти неуловимое и неосязаемое. Но оно — было — Он хороший человек, потому не стоит его больше третировать.

— Он рядом с вами? — спросил я — Да? Передайте ему трубку.

— Слушаю — голос охранника ничем не выдавал его недавнее растрепанное состояние.

— Скорее это я вас слушаю. Вы ничего не желаете мне сказать, Саша?

— Думаю, я был не слишком прав в своем недавнем суждении — выдержав паузу, произнес он — И, если когда-нибудь между вами и моим хозяином возникнет какое-то недопонимание, мы решим все проблемы исключительно на нашем уровне. Без привлечения сторонних лиц.

— Золотые слова — похвалил я его — Все, идите спать. Думаю, что более вас дурные сны не потревожат. Ну, если, конечно, вы на ночь не станете слишком сильно набивать живот вредной пищей. Илье Николаевичу поклон.

Я завершил звонок нажатием на красный кружочек и глянул на Ряжского.

— Теперь что до вас — несколько раз щелкнув пальцами, произнес я — Павел Николаевич, не надо передергивать. И вы меня не прикармливали, и я специально вам яму не копал. Да и чего ради? Что до Ольги Михайловны, так ей я вообще никогда зла не желал. Не желал и, что важно, не делал. Ну, разве что поучил поначалу маленько разок-другой, чтобы она на себя лишнего не брала и не считала меня кем-то вроде собственной прислуги. Причем самую малость поучил, без последствий, без зла в душе. А что до вас, Павел Николаевич, так вы получили ровно то, что заслужили. Кто недавно охране дал команду меня пристрелить, если беседа, неровен час, пойдет не так, как вам того хочется? И они бы меня прихлопнули как муху, верно ведь? Так что нечего из себя сиротку изображать, тем более доверчивых зрителей тут все равно нет. И это я молчу о вашей черной неблагодарности. Кто вас с того света вытащил четыре года назад? Вы ведь уже почти на тот свет переселились, и если бы не я, то серые могильные черви давно бы ваши кости сточили до трухи.

Ряжский что-то забубнил, но я его уже не слушал, не без удовольствия глядя на стремительно светлеющее небо. Вот тоже странно — мое время, по сути, ночь. В ней нынче мой мир, вся моя нынешняя суть, все друзья и недруги в ней живут. По идее, мне за нее держаться надо. А я все равно каждый раз радуюсь, глядя на то, как сумрак сменяет свет. Может, потому что не все еще в моей душе поменялось? Или потому то ведьмаки, возможно, являются неким промежуточным звеном в бесконечной цепи мироздания? Обмолвилась как-то Генриетта о чем-то таком в одну из немногих откровенных бесед, которые у нас случались в Швейцарии. Мол и вы, дружинники давно ушедшего князя, и последние послушники Монсегюра, сумевшие уйти от костра и смерти, и еще кое-кто, о ком упоминать вообще не имеет смысла, стоите на границе Дня и Ночи. Нет-нет, вы не стража, не дозор, не служба контроля. Просто так вышло, что одной ногой вы там, другой — тут.

Я попытался развить эту тему, но девушка как-то очень ловко перевела разговор в другую плоскость, а после ни по каким видом возвращаться к ней не хотела. Ну, а после мы и вовсе расстались.

— Ольгу Михайловну, как было сказано, я вытащу — спускаясь с крыльца, пообещал я замолкшему наконец Ряжскому — Вернее все для этого сделаю. Про Бэллу тоже не забуду, обещаю. Что до вас — будем считать, что мы в данный момент в полном расчете. Я ничего не должен вам, вы — мне. Подумайте, это хорошее предложение. Выгодное. Вернее — обоюдовыгодное.

— Хорошее — согласился со мной Ряжский — Но идеальным мне видится вариант, где все мои родные живы, здоровы, а тебя рядом нет. Не только со мной, но и с ними.

— Тогда Бэлла умрет — пожал плечами я — Жалко ее. Хорошая девчонка. Да и Ольга вряд ли…

— Думаю, что если она очнется, то точно не захочет тебя видеть. Не знаю отчего, но есть у меня уверенность в этом.

— Если так, то и ладно — согласился я — Навязывать свое общение точно никому не стану. Вот мне больше делать нечего.

Последнюю фразу я договаривал уже из салона машины. По мере того, как на Город накатывалось яркое майское утро, меня все сильнее и сильнее тянуло в сон. Ночка-то выдалась ого-го какая.

— И смотри у меня! — погрозила Ряжскому пальцем Жанна, хоть тот ее ни услышать, ни увидеть не мог — Не дай тебе бог против Сашки моего чего замыслить! Порву на британский флаг! Эй, вы куда? Меня подождите!

Она нырнула в салон автомобиля за секунду до того, как он начал движение и беззаботно засмеялась, когда ее голова уткнулась мне чуть ниже живота.

— Вот уж не думала, что и после смерти буду в этой позе на заднем сидении дорогих машин кататься — сообщила она мне — Нет, все же некоторые вещи неизменны. Видимо, такова моя судьба, хоть верь в нее, хоть нет.

— Не резвись — еле слышно проворчал я.

— Ладно-ладно — покладисто ответила Жанна и тут же уселась в позу «я вся такая непорочная», даже ладошки на колени положила.

— Домой поедете? — спросил у меня тот охранник, что сидел на пассажирском сидении.

— Ну да — ответил ему я — Адрес сказать? Вроде вечером не вы меня забирали, другой экипаж был.

— Не надо — отказался охранник — Мы в курсе, куда ехать.

— Нет, все же останусь — вдруг сообщила мне Жанна — Послушаю, о чем этот дятел со своими «быками» говорить станет. Мало ли…

И синей молнией она выскользнула из салона набиравшего скорость автомобиля.

Ну, может оно и правильно. В самом деле — мало ли.

А вот прямо до дома я все же не доехал. Нет-нет, ничего такого не случилось. Просто в какой-то момент я ощутил, что жутко хочу есть, потому и попросил высадить меня у метро, где находилось несколько общепитовских заведений, которые несмотря на ранний час уже функционировали. Ну да, это фаст-фуд, вредный для здоровья и фигуры, только когда мне жрать охота так, что в животе все гудит, я особо не привередничаю. Да и есть в нем свое очарование, вбитое нам в голову бесконечной рекламой на уровне подсознания.

Короче, к своему подъезду я подошел в тот час, когда Город уже окончательно проснулся и начал собираться на работу. Впрочем, на улицу еще никто особо не выбрался, люди пили утреннее кофе заедая бутербродами с сыром да проглядывали на планшетах и телефонах новости, накопившиеся за короткую майскую ночь. Даже Фариды — и той не видно. Хотя она-то точно уже на ногах, просто, надо полагать, соседний двор метет.

И Анатолия, что примечательно, тоже у подъезда не наблюдалось. Странно, был уверен, что он-то точно уже тут меня поджидает. Все разговоры у Носова на мой счет, полагаю, давно закончились, даже с учетом психологической травмы, полученной не таким уж, как оказалось, несгибаемым Сашей. Кстати — может, перестарался я? Может, не стоило его вот так ломать? Нет-нет, дело здесь не в сострадании. Чего его жалеть, парень сам нарвался. Просто такие, как он, не терпят тех, кто пробил в их душевной броне трещину. Им кажется, что они потерпели поражение, и оттого стали слабее. На самом деле это не так, слабость или сила не измеряется числом побед и проигрышей, эти категории считаются по другим порядкам, но вот только понимают это не все.

Пока Носов жив, он меня не тронет. Но если, неровен час, дедуля загнется, то сезон охоты будет открыт одновременно с тем моментом, как Илья Николаевич испустит последний вздох.

Может, все же скормить его Маре? Ну так, на всякий случай? И ей хорошо, и мне спокойнее будет. Да и должок полностью верну.

Или подождать? Носов не дурак, он ведь поймет, кто его охранником-помощником так распорядился. Ну да, выбирая между мной и Сашей он сейчас выберет меня, потому что я посулил ему будущее, а Саша всего лишь часть прошлого. Нужная, важная, но заменимая.

Но это сейчас. А потом? Кто знает. Нет, пусть пока невозмутимый боец живет. По крайней мере до той поры, пока снова не опростоволосится. Ну, а после видно будет. Даже не так — пусть он будет тем резервом, который мне нужен. Не исключено, что Морана раньше или позже, мытьем или катаньем меня прожмет, такую возможность со счетов сбрасывать нельзя. Вот тогда и настанет его час.

— Сашка, вернулся наконец? — раздался сверху голос, которого я давненько не слышал — И даже не зашел, гад такой, повидаться!

Маринка. Стоит в легкомысленном халатике на балконе, в одной руке у нее дымящаяся сигарета, в другой чашка с кофе. И, как всегда, ей плевать на общественное мнение. Нет-нет, я не о том, что соседка нынче пренебрегла нижним бельем, что мне снизу отлично видно. Я о том, что она глотку надсаживает, общаясь со мной с высоты своего этажа.

— Зайду — пообещал я — Вот только…

— Берегись — выпучив глаза, вдруг заорала она, роняя чашку — Сааааш!

Я даже не заметил, откуда рядом со мной появился зачуханный и патлатый юноша с вытянутым, то, что называется, «лошадиным» лицом. И момент, когда он ударил меня ножом в грудь, тоже не уловил. Очень уж быстро все произошло.

Что примечательно — боли я тоже не ощутил, хотя удар был довольно сильный. Так, чутка кольнуло в районе сердца — вот и все. Но видеоклипа, который вроде как должен быть продемонстрирован тому, кто вот-вот отправится на тот свет, мне не показали, и земля из-под ног тоже уходить не стала. Так, чуть качнулся назад по инерции — вот и все.

Данный факт, похоже, удивил не только меня, но и моего потенциального убийцу. Он на миг застыл, не отрывая руки от деревянной ручки кухонного ножа средней длины и глянул на меня.

Глаза! Елки-палки, его глаза! Синяя муть вместо белизны, и зрачок в ней плавает, как окурок в ручье, не в состоянии сфокусироваться на чем-то одном! Я такое уже видел, и не раз. Он — не он! Там, внутри, в этом человеке имеется другая сущность, и я догадываюсь, чья именно.

Дальше мое тело действовало на автомате. Я со всего маха ударил юношу ладонями в грудь, зло рявкнув:

— А ну, паскуда, пошел вон из него! Изыди, тень!

Надежный способ, мне про него еще в Греции один вурдалак рассказал, который работал ночным портье в неплохом афинском отеле, где я провел пару недель после того, как покинул Крит. Неплохо, кстати, устроился этот Еварест, тут тебе и комфорт, и подкормиться всегда можно, если не жадничать и не зарываться.

Так вот он рассказал мне, что такие, как я, могут любого призрака из живого человека одним ударом вытолкнуть, надо только знать как и куда бить, да что при этом сказать.

Синяя фигура вылетела из тела молодого человека как пробка из шампанского, и распласталась на асфальте. Я, было дернулся к ней, но призрак Смелкова (а это был именно он, верно я угадал) мигом сгруппировался и, словно бегун на соревнованиях, прямо с низкого старта рванул от меня куда подальше. Да еще с такой скоростью, что мне его догнать возможности точно никакой не было.

— Шеф! — словно из ниоткуда рядом со мной появился Анатолий и уставился на нож, так и торчащий из моей груди — Чего за фигня?

— Догони! — мигом ткнул я пальцем в синюю фигуру, которая уже почти скрылась за соседним домом, остановившись лишь на миг для того, чтобы погрозить мне издали кулаком — Проследи! Живее! Потом доложишь.

— Ага! — кивнул бывший таксист и через мгновение его след простыл.

— Ох! — жалобно проныл юноша, который в тот миг, когда призрак бывшего бизнесмена покинул его тело, рухнул ничком на землю — Это чего было-то?

— Ну, как сказать? — ответил я ему — Ты, приятель, меня убить хотел.

— Я? — данная новость, похоже, вселила в бедолагу новые силы, он сначала голову приподнял, глянув на меня, а после и сам на ноги встал — Вас? За что?

— Понятия не имею. Подошел и нож мне в грудь воткнул. Да вот, сам смотри, он из нее до сих пор торчит.

— Я не мог — юноша вытер со лба мигом выступившие на нем капельки пота — Да нет… Да как же?

— Нет ничего проще, чем доказать данный факт — добродушно пояснил я — Полиция снимет с рукояти отпечатки пальцев, и они окажутся именно твоими. Без вариантов.

— Чертова гидропоника — лицо молодого человека — Чертовы голландцы! Вот нафига я ее курил сегодня?

— Очень правильная постановка вопроса — одобрил его слова я — И вообще — любые наркотики есть зло.

— А почему же вы тогда не умерли? — вдруг оживился мой собеседник — Вон, нож как глубоко вошел. А вы живы! Я понял, это пранк!

Он схватился за рукоять ножа и вынул его из моего тела. Вернее — из денежной пачки, что лежала во внутреннем кармане куртки, той самой, что мне жизнь спасла. Ведь именно в нее лезвие воткнулось. И будь Илья Николаевич поскупее, а пачка потоньше, кто знает, чем бы все кончилось?

— Ага, вот я его сейчас! — молодой человек попробовал затолкать лезвие в рукоять, но только порезался — Настоящий?!

— Конечно — подтвердил я — Какой же еще?

— Тогда ничего не понимаю! — жалобно уставился на меня он — Может, я уже с ума сошел?

— Ладно, тебе расскажу правду — решив добить бедолагу окончательно, произнес я — Дело в том, что ты меня в любом случае убить не смог бы. По крайней мере, этим ножом точно.

— Почему? — взгляд юноши становился все более безумным.

— Потому что я не человек. Я — терминатор.

— Кто? — ошарашенно пробормотал молодой человек.

— Терминатор — повторил я — Киборг-убийца. Прибыл из будущего, чтобы кое-кого тут уничтожить ради победы машин над людьми.

Мне батя как-то давно показал фильм про этого самого терминатора, древний, как не знаю что. Говорил, что в юности он его наизусть знал, потому как это кино являлось культовым для его поколения. Фильм оказался на самом деле неплохой, но культурного шока, который, по мнению бати, должен был меня накрыть с головой, я не испытал. А спецэффекты меня вообще только насмешили.

Но вот, пригодился же тот самый давний киносеанс. Ну, а этому чудику, похоже, вышеупомянутый фильм смотреть не доводилось, потому что он так и не понял, что я над ним подшучиваю.

— Как? — совсем уж диковато стал выглядеть он — Какой победы?

— Сашка! — из подъезда выскочила Марина и подбежала ко мне — Живой? Как? Ведь вот этот придурок тебя ножом ударил, я видела! Думала — убил!

— Его нельзя убить, потому что он не человек — монотонно, как заклинание, произнес юноша, чуть покачиваясь влево-вправо — Не получится. Или мне вообще все это только кажется?

— Наркоша — моментально поставила диагноз Маринка, только глянув на моего незадачливого убийцу — Сейчас я полицию вызову, он на тебя столько всего повесят, что до старости из тюрьмы не выйдешь!

Как видно ее слова добрались-таки до помутненного сознания молодого человека, потому что он мигом отбросил нож в сторону, а после с невероятной скоростью припустил от нас куда подальше. Вот же утро какое выдалось. Все куда-то бегут, только я на месте стою.

— Держи его! — дернулась было за ним Маринка, но после поняла, что в тапочках и халате она вряд ли догонит беглеца — Вот ведь! А ты чего его не схватил?

— Да ну нафиг — отмахнулся я — Ехать куда-то придется, потом протоколы, допросы… Можно подумать, у меня других дел нет.

— Таких лучше сажать — на редкость серьезно ответила мне Маринка — И для общества, и для них самих. Уж поверь, я криминальную хронику вела, такого насмотрелась! Один раз меня чуть тоже не прирезали. Кстати! Так почему ты жив?

— Жить люблю — ответил я, но этот ответ соседку не устроил.

Она ощупала мою грудь в том месте, где на куртке чернел небольшой разрез, запустила руку мне за пазуху и извлекла из кармана толстую пачку денег со сквозной дыркой посредине.

— Ого! — Марина даже присвистнула от избытка чувств — Кто-то у нас стал богатеньким Буратино? Ты всегда, уходя из дома с собой столько денег на мелкие расходы берешь? И почему кэш? Ты забыл о том, что человечество придумало пластиковые карты?

— Убери обратно — уже не в шутку, а всерьез разозлился я — У нас не самый мирный район для того, чтобы деньгами светить. Увидит кто не тот, и в следующий раз мне уже не так повезет, как сегодня. Проломят череп в подъезде — и вся недолга.

— Тоже верно — согласилась соседка, выполняя мою просьбу — Слушай, чую за этим всем интересную историю. Расскажешь? У меня есть немного времени, я бы послушала.

— Чуть позже — пообещал я — Только домой загляну.

— А вообще забавно вышло — заходя в подъездную дверь, которую я перед ней любезно распахнул, отметила Маринка, поддергивая халат, который так и норовил разойтись у нее на груди — Сейчас мы созерцали тот самый случай, когда бабло победило зло. В прямом смысле!

Дома меня встретил перепуганный до невозможности Родька. Ну, как встретил? Вцепился в мою ногу прямо у порога, бессвязно гомоня насчет того, что больше меня никуда не отпустит одного и что не имеет ничего против перемещения в рюкзаке. Я так и не понял, то ли он учуял, что меня хотели убить, то ли тоже это в окно увидел.

— Да успокойся, говорю тебе! — я попытался расцепить его лапы, которые крепко-накрепко вцепились в джинсы — Все закончилось хорошо. Вот, я жив.

— Так, а если в следующий раз не обойдется? — резонно уточнил слуга, обливаясь слезами — А меня рядом не будет! Нет уж, так не пойдет. И вообще — может, ну его этот город, хозяин, а? Поехали лучше в Лозовку жить. Там-то уж ни один лиходей до тебя не доберется, точно говорю! Там дом, а в нем и стены помогают.

— А как же интернет? — усмехнулся я — Супермаркеты? Телевизор?

— Роутер купим! — шмыгнув носом, сказал слуга — Я тут поглядел один сайт, так там написано, что мы в эту входим… Как ее?

— Ну-ну? — мне прямо интересно стало, куда же это мы с ним входим.

— В зону покрытия, во! — Родька наконец-то отпустил мою конечность и, топоча лапами, побежал в комнату — И тариф хороший! Дорогой, но хороший. Иди вот, хозяин, сам глянь!

Но я за ним не пошел. Просто именно в этот момент меня и накрыло понимание того, что я только что находился на волосок от смерти. Как всегда, с опозданием накрыло.

— Уфф — выдохнул я и по стеночке сполз на пол — Твою ж мать…

На лбу выступила испарина, в ушах громыхали барабаны, а сердце судорожно долбилось в грудную клетку.

— Плохо, да? — сочувственно спросил у меня писклявый голосок, а после в поле зрения появилась обманчиво-симпатичная детская мордашка — Так это ты смерть почуял, ведьмак. Оно всегда так бывает. Те, кто ей служат, исключительно пугаются, оказавшись со своей Хозяйкой лицом к лицу. Больше, чем остальные. Просто люди понятия не имеют, что их ждет там, за Кромкой, а вы, Ходящие близ Смерти, точно все знаете. Потому и не спешите туда, откуда нет обратной дороги.

— Привет, Мара — выдавил я из себя — Прости, сегодня подарка для тебя нет.

— Так ты его уже сделал — подмигнула мне девчушка — Ой, какого ты мне сладкого человечка отдал, ведьмак! Какого сильного и ярого! Одно плохо — не насовсем.

— Пока так — я запрокинул голову назад, ударившись затылком о стену — Уж извини.

— И госпожу нашу ты потешил — продолжила Мара — Она тобой довольна. Хотя и просила попенять за то, что давно ты ее не проведывал.

— Так как же давно? — удивился я — Только-только виделись.

— Она просила сказать — я сказала — погрозила мне пальцем девочка. Будь на ее месте обычная семилетка, это выглядело бы забавно, а так скорее жутко — Дальше сам мысли, как жить да как служить.

— Что с душой, бродящей по Нави? — уточнил я — Ты ее вытащишь? Обещала!

— Попробую. Только тут мне без тебя не обойтись, ведьмак. Я ее с той стороны попробую вывести, но этого мало. Ее здесь, в этом мире, кто-то должен встретить.

— В смысле? — я удивился ее словам настолько, что внезапно нахлынувшая слабость почти прошла — То есть как встретить?

— Она должна знать, что ее тут ждут — пояснила Мара и, как видно устав сидеть на корточках, плюхнулась задом на пол, забавно, словно кукла, раскинув в разные стороны ноги в розовых колготках — Тебе ее надо будет позвать. Слова может какие нужные найти, чем-то зацепить. Тогда ее туманы с пути не собьют. Ну, это как в ночи огонек вдруг зажжется, ты на него пойдешь и куда-то да выйдешь. А если без этого… Могу ее и не довести. Силы не те, да и никогда я в Нави своей не была.

— Ну, хорошо — согласился я — Как скажешь. Но ты хоть предупреди меня заранее, когда в Навь намылишься в поход. Ольга же не здесь лежит, не в моей кровати, верно? Надо добраться туда, куда ее определили. И потом — как я пойму, когда ее звать начинать? Нет, если надо, я несколько часов могу…

— Ты поймешь — провела своей рукой по моей Мара и лучезарно улыбнулась — Уж поверь. А когда… Завтра вечером дома будь. Я загляну. А если не загляну, то послезавтра жди. Не все зависит от наших желаний, ведьмак. Ну, да тебе ли этого не знать?

Она, забавно сопя, встала на ноги и отряхнула юбку.

— А что с Пухеей? — поняв, что гостья собралась на выход, быстро спросил я.

— Не видала ее покуда. Сестры в такой угол этого мира спрятались, что их так просто не отыщешь, так что потерпи. Не все сразу.

После она потрепала меня по голове и ушла в комнату, где тут же что-то пискнул Родька.

— Клин клином — произнес я, ощутив, что все вернулось на круги своя, и стресс от осознания возможной глупой гибели закончился, толком не начавшись — Нет худа без добра.

— Уж не знаю, что тут что — проворчал Вавила Силыч, выглядывая с кухни — Пойдем, Александр, лучше чайку выпьем за твое чудесное спасение. Я ж чуть бороду себе не выдрал, когда тот нерюх в тебя железкой тыкнул. Думаю, все, пропал мой… Жилец!

— Ты хотел сказать «друг»? — уточнил я — Верно же?

— Что хотел, то сказал — буркнул подъездный — Не чипляйся к словам.

— И не думал даже — улыбнулся я — Что до чаю… Мне к Маринке наведаться надо, я обещал. Схожу, а потом…

Как раз в этот момент в дверь позвонили, а следом за тем раздался голос только-только упомянутой особы.

— Сашк! — проорала моя соседка — Открывай!

Я выполнил ее просьбу.

— Слушай, мне ехать надо срочно — протараторила Маринка, за столь короткий период времени успевшая сменить домашний наряд на деловой костюм — Просто там один коммерц согласился нам интервью дать. Ну, не только мне, о таком эксклюзиве только мечтать можно, там что-то вроде пресс-конференции состоится. То два года всех лесом слал, а сегодня вот, расщедрился. Потому — давай вечером поболтаем. Я сегодня точно дома, мой нынешний куда-то в Челябу на завод умотал.

— Он у тебя что, сталевар?

— Он у меня сталелитейный магнат — не без гордости заявила Маринка — Ну, и козел еще тот по совместительству. Не всегда, но время от времени. Скоро год как меня донимает, мол, выходи за меня замуж, да выходи за меня замуж. А оно мне зачем?

— Это да — усмехнулся я — Фридом, подруга!

— Аллилуйя! — Маринка отсалютовала мне сжатыми в кулак пальцами правой руки — Ну все, до вечера.

— Не факт — вздохнул я — У меня на него кое-какие планы имеются. Далекоидущие.

— И друг на друге лежащие — проницательно заметила соседка — Я этот твой взгляд знаю. Тьфу, Смолин, и ты из нормального мальчика становишься невесть кем.

На улице бибикнула машина.

— Все, я погнала — рванулась к лифту Маринка — В любом случае не потеряемся!

— Само собой — согласился я — А как фамилия этого коммерца? Не того, который тебя сначала пашет, а потом замуж кличет, а другого, который с пресс-конференцией?

— Пашет. Фи! — сморщила носик Маринка, входя в стремительно подъехавший к моему этажу лифт. — Любит, Смолин. Любит. Или даже обожает. А фамилия нынешнего таргета —Носов. Как у детского писателя.

Двери закрылись, кабина с гулом устремилась вниз.

— Носов, стало быть — пробормотал я, закрывая дверь — Эксклюзив, говоришь? Забавно, забавно. Родька, ставь чайник, лентяй мохнолапый!

Глава 16

— Боже, как это отвратительно банально — произнесла Римма и растрепала мои волосы — Я ощущаю себя сейчас героиней романа Мопассана. Сам посуди — стареющая женщина в погоне за ушедшей молодостью и в надежде на то, что ее снова захлестнет буря чувств, ложится в постель со смазливым юношей, годящимся ей в сыновья почти сразу же после знакомства.

— Аналогия неверна — я встал с кровати, подошел к столику, на котором стояла откупоренная бутылка шампанского и наполнил уже еле слышно шипящим напитком бокалы.

— Да отчего же? — Римма устроилась на кровати поудобнее и закинула руки за голову, на ее губах застыла полуулыбка — Все так и есть. Нет, конечно же ты можешь мне сейчас начать врать, говоря о том, что я юна и свежа, точно роза, но мы же оба знаем правду?

— Не стану — заверил ее я — Не люблю врать без повода. Но при этом замечу, что иные мои ровесницы не выглядят вполовину также хорошо, как ты. Поверь, это не дежурный комплимент, я знаю, о чем говорю. А что до неверности аналогий — Римм, наша первая встреча по насыщенности событиями свободно перекрывает лакуну конфетно-букетно-театрального периода, и приводит нас сюда же, в постель. На, держи.

— Если бы не твой приятель и остатки приличий, я бы переспала с тобой еще тогда — сообщила мне женщина, забирая у меня бокал с шампанским — Да, звучит странно, особенно для замужней женщины, которая к тому же только-только стала вдовой, но меня такие эмоции захлестывали — это ужас какой-то. Ну, и потом ты мне сразу понравился, Саша. У меня в тот день словно земля из-под ног ушла, я вообще не знала, что делать, за что хвататься. А потом появился ты, спокойный, надежный, и я каким-то седьмым чувством поняла — теперь все будет хорошо. Может, не сразу, но обязательно.

— Ну вот — я снова устроился рядом с ней на кровати — А ты говоришь Мопассан. Да ему наши страсти-мордасти не снились даже. И потом — мораль в обществе с того времени серьезно поменялась, ни дедули с молоденькими девицами, ни обратные варианты нынче никого не удивляют и не смущают, они стали нормой вещей. Хотя, думаю, и тогда было не лучше, просто мы не в курсе.

— Вот! — невесело рассмеялась Римма — Все же мы вышли в эту конечную точку!

— Никуда мы не вышли — я отпил шампанского и поморщился — Н-да, хороша ложка к обеду, аж железкой какой-то отдает. А ведь недешевое. Так вот — не наводи тень на плетень. Римм, через несколько часов мы расстанемся и больше в этой жизни, скорее всего, не увидимся. Да что там — процент за твою лесопилку, и то мне покупатель платит. Я сейчас здесь только потому, что наши устремления совпали. Ты женщина, я мужчина, между нами пробежала искра, мы оба свободны, так чего ходить вокруг да около? Так что не кокетничай и не плавь себе мозг, все случилось так, как должно было.

В принципе я ни словом не соврал. Все так и было. Нет, некий регламент был соблюден. Сначала мы посидели в гостиничном ресторанчике, с очень неплохой кухней, по крайней мере буйабес был здорово похож на тот, что я ел в Марселе, который, по сути, является родиной этого блюда, после обсудили насущные дела, касавшиеся вопроса наследства, перепавшего моей новой знакомой. Сначала она изрядно опечалилась, узнав, что первоначальная покупательница древесного бизнеса, увы, не сможет выполнить взятые на себя обязательства, но мигом утешилась, узнав, что сделка все же состоится. Ей было безразлично, кто именно выложит денежки, на которые ее семья будет дальше жить где-то очень далеко от родных осин. Тем более, что Носов, с которым я связался прямо из ресторана, пообещал решить в минимальные сроки не только вопросы, связанные с наследованием имущества, но и снять все сложности, которые потенциально могли возникнуть с опекой. Дочка-то Риммы несовершеннолетняя, а господа омбудсмены всегда внимательно бдят за подобными вещами, особенно когда состояние потенциального защищаемого чада обладает изрядным количеством нулей. Так сказать, чтобы копеечка на сторону не вильнула. С одной стороны, это хорошо и правильно, с другой — очень уж часто в таких случаях включается некая избирательность.

Пока моя знакомая общалась с моим же новым клиентом, я прогонял в голове все то, что услышал от Анатолия, который незадолго до моего отъезда на встречу вернулся к подъезду, причем не очень довольный собой.

— Упустил? — расстроенно спросил у призрака я, глядя на его кислую физиономию.

— Упустил — вздохнул тот — Там черт ногу сломит, на этой стройке.

— Стройке? — заинтересовался я — Ну-ка, давай поподробнее.

Оказывается, эта парочка, мой несостоявшийся убийца и бывший таксист устроили целую гонку по Москве. Анатолий у меня не профессиональный «топтун», потому Смелков, ясное дело, в какой-то момент его срисовал. Ну, а срисовав, конечно же узнал. Этот поганец долго терся у моего подъезда, и не раз видел Толика, сидящего на лавочке. Далее же провести логическую цепочку между мной и призраком, который повис на «хвосте» ему было крайне несложно.

Он и так, и эдак пытался оторваться от моего соглядатая, нырял в метро, забегал в торговые центры, где традиционно ошивается довольно большое количество неприкаянных душ, среди которых можно затеряться, но все впустую. Анатолий прилепился к своей цели как репей к хвосту бродячей собаки.

Под конец в конец рассвирепевший Смелков полез в драку, но и тут потерпел неудачу. Толик был зол не меньше его, так ему бегать по городу за этим типом надоело, потому стычка закончилась вничью, а призрак-убийца, как видно опешивший от полученного отпора, рванул в сторону МКАДа, где в конце концов сумел-таки оторваться от преследования на какой-то заброшенной стройке. Представляй она собой один-два заброшенных на стадии возведения дома, мой подручный его бы не потерял, но там, похоже, целый микрорайон предполагалось возвестт, так что винить его было не за что.

— Ты молодец — так и сказал я Анатолию — Сделал все как надо.

— Да? — удивился тот — А я думал ругаться станешь.

— С чего бы? Наоборот, повторю еще раз — молодец. Ты его загнал до такой степени, что он тебя, похоже, в свое логово привел. Это, Толя, была когда-то его стройка, я в этом уверен. И именно там он свил себе гнездо.

Кстати, такая мысль у меня возникла почти сразу же после того, как я ознакомился с досье господина Смелкова, но одно дело предположения, и совсем другое — уверенность.

— Да, вот еще что. Там, похоже не все объекты заморожены — сообщил мне таксист — Несколько домов до ума доводят, похоже, другой подрядчик за них взялся. Но этот хмырь ховается в зданиях, где никого нет, это точно. Только не знаю, в каком из них именно. Я пошнырял, пошнырял, но его не нашел.

— Ничего, выцепим попозже — потер руки я — А что тот старый хрыч, за которым ты ночью присматривал?

— Лютый дед — с уважением покачал головой Анатолий — Как ты уехал, он сразу начал какие-то встречи и совещания назначать на сегодня, причем то, что ночь на дворе его вообще не волновало. Еще и ругался на то, что он бодрствует, а его подчиненные дрыхнут. Сталина в пример им приводил, мол, тот тоже по ночам работал, и все его сотрудники спать по этой причине не ложились. Двоих вообще уволил.

— Сурово — согласился я — Но это все мне не сильно интересно. Обо мне речь шла?

— Конечно — кивнул таксист — Тот охранник, что тебя заставил зелье пить, спать пошел, его, как видно, пример Сталина не сильно впечатлил. А через какое-то время переполох устроил со стрельбой, что-то ему там примерещилось. И на тебя все свалил, мол, этот Смолин зло в чистом виде, он нас всех погубит и так далее. Потом сказал даже, что ты сделку с дьяволом заключил, и потому тебя непременно надо убить.

— Прямо убить?

— Ага. Только хозяин его велел о таком даже не думать до той поры, пока ты не сделаешь для него то, что обещал. Наоборот приказал, если что, оказывать тебе всяческое содействие. Ну, а потом тебе позвонил.

— Было такое.

— Только знаешь, мне это «до той поры» очень не понравилось. Гнилью от него тянет.

— Не сказать — могилой — подтвердил я — Что-то еще?

— Про тебя — нет. Они поговорили, Саша ушел, а этот старый пердун какому-то человеку позвонил и сказал, что теперь он готов и послезавтра можно начинать атаку на Белозерова. Начать следует с налоговой и антимонопольного комитета, одновременно с этим подключить прессу, плюс слить инсайдерскую информацию всем заинтересованным лицам. Не знаю, кто этот Белозеров, но, сдается мне, ничего хорошего его не ждет.

Я тоже не знал о ком идет речь до той поры, пока не залез в интернет. Оказывается, это давний приятель господина Носова, с которым его, если верить материалам из сети, связывала многолетняя дружба, даже несмотря на то, что формально они друг с другом конкурировали. Вот, кстати, еще одно подтверждение того, что в бизнесе товарищей нет.

Но так-то крайне любопытный расклад. Интересно, сколько бы мне денег заплатил Белозеров, если бы я сдал ему весь расклад? Думаю, очень много. Вот так и задумаешься — может, мне промышленным шпионажем заняться? Найти пару подставных лиц, чтобы своей рожей не светить, да и стричь купоны. За пару лет озолочусь, если раньше не пристрелят.

И про стройку ту я тоже все, что мог узнал. Материалов в сети имелась масса, но в большинстве своем они касались борьбы обманутых дольщиков за свои права и квадратные метры. Я ребятам посочувствовал, конечно, но вникать в эти расклады не стал. Зато крайне заинтересовался несколькими смертями, которые случились на стройке и в ее окрестностях сравнительно недавно. Сначала кирпичом прибило одного из самых активных борцов за свои права, который мотался по площадке без каски, но зато с транспарантом. Произошедшее классифицировали как несчастный случай. Через месяц в с четвертого этажа свалился один из заместителей генерального директора той компании, что выиграла тендер на достройку объектов, причем прямиком на арматурные пруты. А еще чуть позже с высоты сверзился рабочий, снимавший баннеры, на которых красовалось название компании Смелкова с призывом покупать квартиры по цене от застройщика.

Воедино эти смерти никто и никогда не связывал, кроме одного блогера, да и тот преследовал исключительно рейтинговые цели, умело нагоняя жути на подписчиков. Ну, и теперь еще меня.

Но вообще, как бы кощунственно не звучало, хорошо, что получилось именно так. Теперь отдел мне еще маленько задолжает, поскольку я снова буду делать их работу. Вернее, именно так это все представлю.

Решив не откладывать задуманное в долгий ящик, я набрал Нифонтова, но он, увы, был недоступен. Не дозвонился я до него и тогда, когда ждал такси у подъезда, и чуть позже, из ресторана. В результате отписал короткое сообщение «Перезвони, есть важная тема» и после уже про него не вспоминал. Просто мы с Риммой, прихватив бутылку шампанского, переместились в номер, где случилось то, чего я от нашей встречи и ожидал.

— А ты не хочешь поехать со мной? — спросила Римма, отставив бокал в сторону и умостив голову мне на плечо.

— Неожиданное предложение — заметил я, допивая шампанское.

— Такое же банальное, как все остальное, что я сегодня говорю и делаю — вздохнула она — И бесполезное. Ты все равно не согласишься, я знаю. Но все же если не спрошу, то буду об этом долго жалеть.

— Не соглашусь — подтвердил я — На то есть масса причин, причем твой возраст, о котором ты постоянно упоминаешь, среди них вообще не фигурирует.

— А что фигурирует?

— Дочь твоя, например, которая ни мне, ни тебе жизни все одно не даст. Ей пятнадцать, самое время для бунтарства, так что еще года три минимум она будет добросовестно из нас пить кровь, а потом еще долго тянуть из тебя деньги в качестве компенсации за разрушенную семью и причиненную моральную травму.

— Машка не такая — чуть нахмурилась Римма, а следом за тем удивленно продолжила — Это самая веская причина?

— Нет, но ее одной достаточно для того, чтобы не принять твое предложение. Да и не будет никаких трех лет. Тот максимум что у нас есть, это три месяца, потом ты будешь поставлена в ситуацию выбора, и разрешишь ее не в мою пользу, что совершенно нормально. К тому же ты там маму упоминала, подозреваю что и она мою кандидатуру не поддержит. Рубль за сто, что она увидит во мне не просто твоего любовника, а мерзкого и расчетливого альфонса.

— Мне кажется, Саша, что ты немного темнишь — проницательно заметила женщина, прижимаясь ко мне своим крепким телом — Дело не только в Машке и маме. Я же права?

— Права — подтвердил я с легкостью — Есть и другие причины. Не последняя из них та, благодаря которой мы с тобой встретились. Ты же понимаешь, о чем я? Если нет, то поясню — речь о моем образе жизни.

— Лучше бы не понимала — вздохнула Римма — Но сделанного не воротишь. И потом — может, ты и прав. Пусть мы лучше останемся друг для друга легким и приятным воспоминанием, чем через какое-то время превратимся в тяжкий груз памяти.

— А вот это уже на самом деле банальщина! — рассмеялся я — Причем махровая, с примесью дамских романов. Просто фу-фу-фу!

— Грешна, читала их стопками — призналась женщина — И все же — жаль. Мне с тобой очень спокойно, Саша. И очень хорошо. Так, как давно не было.

— Вот понимаю, что все это извивы психики, но все равно мужское самолюбие подобные признания тешат. И самооценку поднимают ого-го как!

— Похоже, не только самооценку — рука Риммы скользнула под одеяло — Ага, я права.

— Права — согласился я, обнимая ее — Так что…

Договорить я не успел, поскольку именно в этот момент взревел смартфон, извещая меня о том, что кому-то кроме нас посередь ночи тоже не спится.

— Рекламщики совсем обалдели — возмутилась Римма — И вообще — ты чего его вообще не отключил? Я вот так и сделала.

— Значит, повод был — я глянул на экран — Хотя и стоило. Нифонтов, ты знаешь который час?

— Как время появилось, так и набрал — холодно ответил мне оперативник, причем в голосе его я услышал какие-то новые для себя нотки — Слушаю тебя.

— Вчера ты не мог говорить, сейчас у меня такой возможности нет — в тон ему ответил я — Давай созвонимся утром, тогда и пообщаемся. И сразу — эта беседа тебе нужнее чем мне. Или, если хочешь, можем встретиться часиков в восемь-девять в центре, заодно пойдем позавтракаем.

— Позвоню утром — буркнул Николай и повесил трубку.

Интересно, какая это муха его укусила? Или случилось что-то, о чем я не знаю, хоть и должен?

— Континентальный завтрак включен в стоимость номера — обвила мою шею руками Римма — Должна же я тебя хоть раз им накормить? Пусть даже и не мной приготовленным.

Завтраком, как оказалось, она решила не ограничиваться. Утром, когда было съедено все, что нам подал официант и чашки с кофе показали дно, Римма достала из своей сумочки небольшую плоский футляр и протянула его мне.

— Возьми. Долго думала, что же подарить тебе на память, но так ничего путного и не сообразила. Видно, так себе у меня дела с фантазией обстоят.

— Не сказал бы — сдержал улыбку я — Прошедшая ночь убедила меня в обратном.

Римма укоризненно глянула на меня, но было видно, что некоторая сальность шутки ее не задела, скорее даже польстила ее самолюбию.

Внутри футляра оказались запонки, булавка для галстука и визитница. Вроде бы стандартный подарочный набор, если бы не одно — материал, из которого предметы были сработаны. Это было золото. Мало того — каждое изделие было снабжено изящным выгравированным вензелем, в котором сплетались буквы «А» и «С».

Короче, чувствовалось, что не дежурный подарок я получил. Старалась она, думала, вон, к граверу ходила.

Прямо тепло внутри стало. А ведь давненько со мной такого не случалось, растерял я свою сентиментальность на кривых дорогах Европы.

— Спасибо — поблагодарил я Римму — Неожиданно как-то, скрывать не стану. И приятно.

— Ты хоть костюм-то носишь? — спросила она меня — Или все время вот так ходишь, как сейчас.

— Раньше каждый день на себя его напяливал, сейчас все реже такое случается — не стал скрывать я, доставая из кармана куртки, висящей на стуле, белую коробочку — Но все же случается. А вообще ты, как настоящая женщина, все верно проинтуичила. Вот, гляди.

Я отколупнул бумажную крышку и извлек из коробки часть содержимого. Это были визитки, те, что я недавно заказал в маленькой типографии и вчера наконец-то забрал.

— Действительно забавно — отчего-то с облегчением произнесла женщина — Надо же, как угадала!

— Держи — я протянул ей одну из визиток — Не золото, конечно, но больше, увы, мне подарить сейчас тебе нечего.

— Ты еще очень молод, и потому не до конца понимаешь, как много мне всего дал — вздохнув, ответила Римма, забирая белый прямоугольничек — Но, может, оно и к лучшему. И все-таки я пришлю тебе свой новый адрес. Вдруг ты передумаешь? А я у меня будет надежда на то, что однажды дорога приведет тебя к моим дверям. Вот ведь! Нет, надо на самом деле заканчивать с чтением сентиментальных романов.

В этот момент у нас обоих зазвонили телефоны. Не знаю уж, кто пожелал пообщаться с моей спутницей, но лично у меня на экране высветилась фамилия «Нифонтов».

— Звоню, как договаривались — буркнул в трубку оперативник — Ну, где и когда пересечемся?

— Да хоть сейчас — добродушно ответил я — Сориентируй меня по своему местоположению, от него и оттолкнемся.

Как оказалось, Николай находился совсем рядом со мной, что не могло не радовать.

— А я на Тверской-Ямской. Слушай, тут есть неплохой грузинский ресторанчик, «Саперави» называется, вот давай там через…

Я на минуту запнулся и глянул на Римму. Та невесело улыбнулась и махнула рукой, как бы говоря: «да ладно уж, беги, раз надо».

— Минут через двадцать — закончил я фразу — Они как раз откроются.

— Я бюджетник, и до зарплаты еще полторы недели — хмыкнул Нифонтов — А там, небось, дорого.

— Зову я — значит, плачу тоже я.

— Ладно, разберемся — подытожил Николай — Скоро буду.

— Я тоже уже уезжаю — встала со стула, сделанного в винтажном стиле, Римма — Секретарь твоего протеже звонил, машина за мной вот-вот прибудет. Так что нам обоим пора.

— Наверное, надо что-то такое, душещипательное сказать, но мне такой талант при рождении не выдали — признался я — И дамские романы я тоже не читал. Так что все будет просто — если чего — звони.

Я поцеловал Римму в щеку, подхватил со стула куртку, убрал во внутренний карман футляр с подарком и направился к выходу. Впрочем, уже выйдя из отеля, я все же еще раз глянул на женщину, с которой провел не самую худшую ночь своей жизни, благо стекла тут были прозрачные, а не тонированные. Она сидела за столом и плакала, уткнув лицо в ладони.

Не думаю, что именно я выступил причиной этих слез. Вовсе нет. Просто сейчас эта женщина прощалась со своей старой жизнью, которая, казалось, у нее уже наладилась настолько, что никогда не изменится. Для молодых это пустяк, они живую как птахи в небе, а вот когда ты обеими ногами уже в землю врос — это да. Это тяжело.

Впрочем, я, скорее всего, стал свидетелем минутной слабости. Тем более что не такие уж там и глобальные изменения. Дочь жива, мама тоже, а все остальное приложится. А я скоро стану для Риммы лишь воспоминанием. Как, впрочем, и она для меня.

Не задерживаясь более у отеля, я пересек улицу и через пару минут вошел в гостеприимно распахнутые двери только-только открывшегося уютного ресторанчика, в котором витали приятные и завлекательные даже для меня, только что неплохо перекусившего, хлебно-сырные запахи и звучала распевная кавказская мелодия.

Я занял стол у окна, заказал себе бокал тархуна и стал ждать Нифонтова. Впрочем, он особо не задержался, уже минут через семь оперативник вошел в заведение, повертел головой, высмотрел меня и без особых реверансов плюхнулся за стол. Что примечательно — даже руку не подал.

— Прежде чем мы перейдем к теме разговора, для которого я тебя позвал, не могу не спросить — что случилось? — осведомился у него я, отхлебнув освежающего зеленого напитка — Какую мозольку я тебе, сам того не зная, отдавил?

— Хочешь без прелюдий? — уточнил оперативник — Да нет проблем. Ряжская твоих рук дело?

— Вот оно что! А я-то гадал!

— Зря улыбаешься — очень серьезно заявил Николай — Хорошо вообще, что она еще жива. Если бы умерла, то пришлось бы полноценное следствие учинять. А пока вот, только разговорами обходимся.

— А также демонстрируем мне всяческую неприязнь — добавил я — И это, заметим после того, как мы побывали в стольких переделках. Я уж молчу о куче мелких услуг, оказанных вашей конторе совершенно безвозмездно. И тебе лично, между прочим. Я бы в расклад с бабкой Дарой мог и не вписываться. Моего интереса там сроду не водилось.

— Есть человек, стоящий на грани жизни и смерти, есть ты, ведьмак, стоящий на границе между мирами, и любви между вами двумя никогда не водилось. Выводы напрашиваются. Но, повторюсь, мы просто беседуем, хотя я и мои коллеги вправе получить от тебя ответы используя более консервативные методы.

— Пытка? Застенки? — не удержался я — Кувалдой по пальцам?

— Ну, ты совсем-то уж палку не перегибай — попросил Нифонтов, и взял у подошедшего к нам официанта меню — Конечно нет.

— Заказывай — сказал я ему — Может, мы больше и не друзья, но законы гостеприимства никто не отменял. Верно, генацвале?

Официант, как видно опытный и бывалый, ничего мне не ответил, только заученно улыбнулся.

— Тогда мне вот это хачапури, который «Лазури» — ткнул пальцем в карту Николай — Еще, если можно, оджахури и компоту кизилового.

— Оджахури придется подождать — наконец-то подал голос официант — У нас все готовится в моменте, заготовки мы не делаем.

— Думаю, мы не спешим — глянул я на Нифонтова — Так что подождем. И мне тоже тогда хачапури принесите. По-аджарски.

Молодой человек отошел, мы проводили его взглядом, а после Николай сказал:

— В Питере хорошие хачапури на Лиговском делают. Есть там за Обводным кафе. Хотя, может, уже и было, время-то идет. Помню, как-то мы там с Германом очень сильно накушались.

Герман. Я слышал это имя несколько раз, от него и, кажется, от Вики. Вроде бы он был одним из сотрудников отдела, и во время какой-то операции погиб. Но уточнять не стану, очень уж невесело голос оперативника сейчас прозвучал.

Странные они все же ребята, эти сотрудники отдела. Дома нет, машин нет, денег нет, семьи нет, зато имеется отличная перспектива сложить голову во цвете лет.

Вот зачем им такая жизнь? Зачем такие сложности? Для чего? Почему?

Нет, не понять мне их. Никогда, наверное, не понять. Хотя оно, скорее всего, и к лучшему.

— Я не трогал Ряжскую — тщательно выговаривая каждое слово, произнес я — На моих руках нет ее крови. Клянусь в том Луной, Поконом и своей честью ведьмака. Ты знаешь, что эта клятва для меня не просто слова. Мы, в отличии от вас, людей, всегда отвечаем за свои слова.

— Ффффух! — выдохнул Николай и вытер со лба выступившие капельки пота — И очень хорошо! А то ведь знаешь, какие баталии вчера у нас в здании развернулись. Погоди-ка.

Он достал смартфон, набрал номер и дождался, пока ему ответили.

— Олег Георгиевич, это не Смолин. Точно. Он дал клятву, которую ведьмак сроду не нарушит, так что посылайте этих гостей куда подальше. Что? Я на громкой связи? И чего изменилось? Смолин не при делах, это свершившийся факт. Ни один ведьмак не станет давать ложную клятву, привлекая в свидетели Луну и свой круг.

Как видно Ровнин что-то еще ему сказал, потому что Николай пару раз кивнул, явно соглашаясь с его словами, и только после этого отключил телефон.

— Кому-то ты крепко на хвост наступил, Сашка — уже привычным мне тоном произнес он — Приперлись там одни из главка, очень хотели тебя за хибот взять.

— А если поподробнее? — насторожился я.

— Нельзя — Нифонтов благосклонно глянул на официанта, поставившего перед ним кувшин с компотом — Есть вещи, которые передаче не подлежат. Только вот какая штука — не было среди нас тех, кто взял бы и тебя им отдал. Ну, кроме тети Паши, которая с тобой толком не знакома. Но она держала нейтралитет.

— Как видно, я должен растроганно шмыгнуть носом? — спросил я — Или суровая мужская слеза должна сползти по моей небритой щеке?

Черт. По ходу способность высказываться возвышенно-романтично передается половым путем. Вот, подхватил я эту хворь от Риммы, теперь изъясняюсь как не знаю кто.

— Это твое дело — оперативник набулькал себе компоту — Сам решай. Но скажу по секрету, что одна наша коллега сегодня изумила персонал отдела невероятно. Мы все забыли даже, что она умеет повышать голос, сердиться и даже угрожать. Однако же вот, оказалось, что еще умеет. Или снова умеет? Не знаю, какое время тут правильное.

Похоже, речь о Вике идет. Не стану врать — приятно такое слышать. Да, быть нам вместе, похоже, все же не судьба, но это не значит, что она мне перестала иногда сниться.

— И все-таки — Ряжская — Николай осушил стакан и наполнил его снова — Кто ее так? Ну не верю я, что она сама собой так распорядилась.

— И правильно делаешь — подтвердил я, раздумывая тем временем о том, как бы из него вытащить информацию о людях из главка, которые ко мне такой интерес проявили. Нет, я догадываюсь, откуда ноги растут, и все-таки…. — Ее Силуянов чуть не убил. Но вообще-то проще всего было сразу мне позвонить и спросить, я этот или нет, чем шпиономанией страдать.

— Силуянов? — прищурил левый глаз оперативник, игнорируя мою последнюю реплику — А это кто вообще такой?

И я рассказал ему во всех деталях историю нашего противостояния с бывшим безопасником банка, в процессе которой Николай, кстати, вспомнил покойного Вадима Анатольевича. Он с ним имел беседу в тот самый день, когда я стал тем, кем стал.

— Что ты его грохнул, это хорошо — одобрил мои действия Нифонтов, активно при этом уплетая уже принесенное ему хачапури, в котором теста было раза в два меньше, чем сыра — Это правильно. Но что теперь с теткой делать? Я эти расклады знаю, и куда она угодила тоже представляю. Ни мне туда дороги нет, ни никому из наших. Даже тетя Паша, и та, наверное, помочь не сможет.

— И не надо — отмахнулся я — Без обид, но на вас я и не рассчитывал. Часть моей вины тут все же есть, значит мне и разгребать эту кучу. Да, по сути, я все уже решил, остались так, мелочи. Надеюсь, уже на следующей неделе Ольга Михайловна уже оклемается.

— Дай бог — Нифонтов цапнул с блюда очередной кусок — Вкусно. Толком два дня не жрал. Столько дел, столько проблем. Капец какой-то, а не май! Ладно, это мои заботы. Давай я лучше тебя послушаю. Что там у тебя за разговор был?

— История длинная. Начнем с того, что вчера меня убили — сказал я ему и мило улыбнулся.

Глава 17

— Ой, слушай, заканчивай ты эти свои иносказания — попросил меня Николай, жуя — Вроде нормальный парень, не то, что некоторые мажоры, которые краев не видят. Ну вот откуда в тебе эта страсть к дешевым театральным эффектам? Убили его.

Я молча показал ему куртку, которая лежала рядом со мной на мягком диванчике, после взял ее, продел палец в разрез и демонстративно пошевелил им. Кстати — жалко куртку. Красивая была, удобная, для промежуточной погоды самое то, в ней не жарко, не холодно. А теперь все, она свою службу полностью сослужила, теперь только на выброс. Такая дырка на самом видном месте — стыдоба. Хорошо хоть Римма, благодаря пребыванию в растрепанных чувствах, ее не увидела.

Нет, будь у меня жена класса «хозяюшка» или сожительница того же уровня, то они чего-нибудь да придумали бы. Но чего нет — того нет. Есть два призрака и недотепа-слуга.

— То есть все так и было? — улыбка покинула лицо Николая — Прямо убили?

— Почти — я снова пошевелил пальцем в прорези — Будь нож получше, или не лежи в кармане бумажник хорошей кожи, тут бы мне кранты и настали.

— И кто же тебя так не любит?

— Некто Смелков Константин Леонидович — охотно ответил я — Бизнесмен, меценат, недобросовестный застройщик, покойник. А теперь еще вот и убийца.

— Какую ты ему интересную характеристику дал — хохотнул Нифонтов — Меценат и мошенник в одном флаконе. Это что-то новенькое.

— Ну, он по ходу был Робин Гуд наоборот — пояснил я — Он брал деньги у бедных и раздавал их без того зажиточным музыкантам и современным художникам. Сам же знаешь, слоган о том, что художник должен быть голодным, давно не актуален. Художник должен или быть сытым, или просто заниматься чем-то другим. За идею и ради чистого искусства давно уже никто ничего не творит.

— Может, это и правильно — пожал плечами Николай — Знаешь, мне Вика как-то сказала, что все до единого по-настоящему великие произведения живописи и скульптуры были сотворены не от души, а на заказ. То есть их прежде кто-то проплатил, а уж потом Рубенс там, или Шишкин уже брались за кисть. Ну, или как минимум имелась четкая перспектива реализации конечного результата. В галерею там продать, или еще куда. Ну да ладно, мы не о том. Ты-то чем этому Смелкову насолил?

— Все тем же — я макнул корку в уже чуть застывшую смесь сыра, масла и яичного желтка — Есть у меня желание как его, так и остальных отправить в дальние дали. А после вожака их на ноль помножить.

— А, теперь ясно — Нифонтов отпил компоту — Превентивный удар, значит. Ну, и что дальше?

— Дальше я передаю его тебе — безоблачно улыбнулся я — Он, конечно, пребывает в моем личном списке врагов, но ты и твои коллеги на него прав имеете больше. Забирай!

— То есть? — немного опешил оперативник — Саш, еще раз прошу — заканчивай играть в «угадайку». И не смешно, и бесяво, как сказала бы Женька.

— Все очень просто — я достал смартфон, сделал запрос в «Яндексе», а после показал Нифонтову фотку покойного лидера обманутых дольщиков, лежащего среди куч строительного мусора с раскроенным черепом — И это только первая из жертв Смелкова. Он ошивается на своей бывшей стройке и убивает всех, кто так или иначе пытается его имя опорочить.

— Имя? — удивился Николай — Или все же дело в самой стройке?

— Представь себе — нет. Я тоже сначала подумал о привязке к непосредственно строительству, а потом подумал и понял, что все не так. Похоже этот кадр на себе любимом капитально зациклен. Вот гляди — этот парень народ мутил, мол, позор Смелкову, на кол его, собаку, посадить. Представитель нового застройщика, который вниз головой с верхотуры без парашюта полетел, отвечал за связи с общественностью, статьи писал на тему, как раньше все со стройкой было плохо и как теперь станет хорошо. Ну, а с третьим вообще все ясно. Вот, смотри, чего он делает. И сразу скажу — это не тонкий стеб, типа вы мух не ловите. Нет у меня желания тебя и отдел в некомпетентности обвинять. Временные разрывы между убийствами немаленькие и выглядят они как реальные несчастные случаи. Ну, а чтобы понять их логику, надо быть полностью в теме. Я сам не сразу ее уловил.

— А сколько еще таких шкатулок с секретом мимо нас проходит? — невесело осведомился у меня Нифонтов — Не сосчитаешь.

— Так штат увеличьте — посоветовал я — И то — на такой здоровенный город полдюжины человек, смотрящих за порядком. Это даже не смешно!

— Есть вещи, которые ни я, ни Пал Палыч, ни даже Ровнин изменить не можем. Так оно ведется с давних времен, так оно будет после нас. И все, за этими словами глухая стена, в которую хоть лбом бейся, все без толку. Наверное, потому иногда некоторые наши не выдерживают и сбегают из Отдела. Не от работы, а от осознания того, что это дорога, ведущая в никуда.

— Да? — изумился я — У вас случаются и такие?

— Редко, но да. Я лично знаю только одного — неохотно произнес Николай — Недавно познакомился. Он в самом начале века из Отдела лыжи смазал, когда Ровнин только-только начальником стал. Этот хрен, я так понял, тоже на данную должность метил, а когда утвердили Георгиевича, то усталость наложилась на обиду, и он свалил в закат подальше от наших заморочек. Слабоват духом оказался, и не сильно тверд в убеждениях.

— Ну, хоть что-то у вас есть такое, как и у всех — заметил я — А то уж мне казаться начало, что вы совсем не от мира сего.

— По-хорошему, он должен был довольно быстро загнуться — продолжил Нифонтов — Так наше дело карает отступников, это тоже старая добрая традиция. Но этот тип выкрутился. Он каким-то образом смог помочь Алконосту, уж не знаю, как ему подобное удалось. Тот в благодарность дважды взмахнул над ним своими крыльями, кои, как известно, имеют невероятную живительную силу и убирают с человека любые проклятья. Так что получил этот черт второй шанс.

— Даже не слышал о такой птице — признался я — Вернее — имя-то слышал, но не знал, что она существует, да еще такое может сотворить.

Любые проклятья. Как интересно. Нет, сколь же многообразен этот мир, и на любую напасть, было бы желание, в нем можно отыскать противоядие.

— Три вещие птицы никуда не делись. Они как в давние времена на наших землях жили, так и живут, что умели, то и умеют. Однократный взмах крыльев Сирина открывает дорогу для горя-злосчастья, двукратный, напротив, приносит удачу в делах. Алконост… Ну, ты в курсе, что будет. А вот махни он крылами своими один раз, одолели бы этого двурушника болячки. Ну, а Гамаюн отвечает за дела семейные. Может сделать так, что вся родня друг друга изведет, или напротив, обеспечить мир и лад в доме на веки вечные, причем сразу нескольким поколениям.

— Вот же — проникся я — Сколько всего рядом интересного, а я ведать не ведаю.

— Рядом, да не совсем — покачал пальцем Николай — Фиг ты кого-то из этой троицы найдешь, они людей не любят, и к себе не подпускают без особого случая. В шаге от них пройдешь и сам того не заметишь. Из наших только тетя Паша как-то раз столкнулась с Сирином, да и то еще в середине того века. А больше из действующих сотрудников никто их в глаза не видел. Ну, кроме Баженова.

— Это ренегат который?

— Он. Кстати, очень верное слово. Ренегат и есть. Он, как оказалось, за сильно большие деньги к одному очень неприятному персонажу недавно на службу поступил, и с недавних пор обеспечивает его интересы тут, в Москве. Шлюндт, змей старый, сам сюда сунуться боится, вот и нашел себе представителя, а тот первым делом с нами попытался договориться, как с основными гонителями его патрона. Мол, мы же хоть и бывшие, но коллеги, неужели не найдем общий язык, мой наниматель ни в чем не виновен, это все наговоры и так далее.

— А он точно при делах?

— Уж поверь. Ровнин сначала хотел разыграть сценку «ладно уж, договоримся», вдруг эта старая сволочь клюнет и правда в страну вернется, но потом от этой идеи отказался. Если, говорит, мы Карла его же методами поймаем, то это не красиво получится, а мерзко, мы ничем не лучше его, выходит, станем. Мол, есть такие негодяи, с которыми принцип «бей зло его же средствами» не работает. Потому отправился Баженов ко всем хренам, а старая крыса Шлюндт где-то в Европе шхерится. Там полно укромных уголков.

— Что да — то да — подтвердил я — Встречаются даже такие, которые ни в одном путеводителе не описаны. Но вернемся к нашему вопросу. Где «спасибо» за сданного тебе призрака?

— Спасибо, конечно, но есть пара неясных моментов. Первый — как он такую дырку в куртке тебе организовал. Как-то не очень это у меня с призраком монтируется. Второе — стройка, думаю, немаленькая. Ты знаешь, где его схрон? И вообще хотелось бы побольше деталей и фактов.

Я охотно изложил ему все то, что сам знал, завершив рассказ теплыми дружескими словами:

— Так что давай, Николай, очищай город от недобросовестных застройщиков, пусть даже и призрачных! Я лично в тебя верю!

— Скажи, а если бы того небольшого инцидента, с которого наша встреча началась, не было, ты бы мне такую же свинью подложил? Или все-таки подсластил бы информацию как-то, обошелся без этого своего «пойди туда, не знаю куда».

— Неужели ты думаешь, что я способен на подобную мелкую месть? — почти натурально обиделся я.

— Ты? Да как нефиг делать — хмыкнул Нифонтов — Ладно, убедил. Я вел себя не лучшим образом и признаю это.

— Всего-то? — прищурил я правый глаз — Мне кажется подобное поведение называется по-другому. Например, к нему подходит слово «свинство». Или…

— Спрашивай — сказал Николай, потирая руки и облизываясь. Просто официант как раз принес ему керамическую глубокую плошку с ранее заказанным оджахури, источавшим пряный аромат, способный пробудить аппетит даже у наевшегося донельзя человека

— Чего?

— Тебе виднее, чего именно. Ты же весь этот цирк учудил не просто так, а по поводу? Только давай так — есть секреты и есть секреты. Если желаешь узнать что-то про нашу внутреннюю кухню или какие-то тайны, связанные с чьим-то прошлым — сразу нет. Лучше обижайся дальше.

— Был такой волкодлак, которого звали Вернигор — я решил последовать совету Николая и перешел к основной цели устроенного мной перфоманса — Фигура это была титаническая, не слышать ты про него не мог. Что ты мне про него можешь рассказать такого, чего я сам не знаю?

— Можно подумать, я у тебя в голове покопался и в курсе, что ты знаешь, что нет — прожевав густо перченное мясо, фыркнул оперативник — Хотя у меня и информации-то всего-ничего. Мы не ты, нас покойники не интересуют. Нам живых вот, с горочкой хватает. Да не зыркай ты так! Ну, жил такой Вернигор, волкодлак, предводитель стаи. Характер у него, по рассказам был дрянь, стаю свою он в черном теле держал, обид никому не спускал, в драку лез по малейшему поводу, причем не только в юные бездумные годы, но и потом, когда постарел, и вроде бы должен был поумнеть. Несмотря на это все в волкодлачьем сообществе Вернигора здорово уважали и к мнению его прислушивались. Сам знаешь, у этой публики не всегда можно найти логику в поступках, звериное иногда берет верх. Вернигор, как видно, имел тот самый «запах вожака», который столь важен для оборотней. В поле зрения Отдела попадал не раз, но долгое время умудрялся как-то балансировать на грани. Но в один недобрый для себя день он эту грань пересек, и наша тетя Паша вскоре перерезала ему глотку. Все, конец истории.

— Лаконично — почесал затылок я.

— Что знал — рассказал — причмокивая, отозвался оперативник — Повторюсь — мне мертвые герои вчерашних дней не сильно интересны сами по себе. А если понадобится, про них что-то узнать, на то есть архив.

— А не сказано ли в том архиве что-то о тайнике, который Вернигор незадолго до смерти оборудовал? — напрямую спросил у него я — Ходят, знаешь ли, слухи о таковом, вот интересно — брехня или нет?

— Я тоже что-то такое слышал — кивнул Николай — Правда о содержимом разное рассказывают. Кто про мешок алмазами говорит, кто о мандрагыре весом в пять кило, кто про некую книгу, из которой можно узнать самый главный волкодлачий секрет. Все эти версии стоят одна другой, и верить в них, как мне кажется, смысла нет никакого. Не вызывает сомнения только один факт — он есть.

— И что, ни ты, ни кто-то другой из твоих коллег ни разу не попробовал до него добраться? — недоверчиво протянул я.

— Нет — на этот раз в голосе Николая не присутствовало ни нотки юмора или иронии — Это не наш тайник. Отдел не имеет к нему никакого отношения, значит, и дела нам до него никакого нет. По крайней мере до той поры, пока он или его содержимое не начнут представлять опасность для людей. Тогда, если будет надо, мы вмешаемся. Но не раньше. А в целом вот что я скажу тебе, Саша — не стоит играть с огнем. Подобные тайники или, к примеру, старые клады всегда являются источником повышенной опасности.

— В результате ты мне сказал чуть больше, чем ничего — вздохнул я — Ладно, такой результат — тоже результат.

— Какой же ты нудный — поморщился Нифонтов, последним кусочком пури собирая соус со дна миски, за время нашей беседы он крайне сноровисто ее, оказывается, опустошил — Ладно, расскажу я тебе одну историю, может, она тебе чем-то и поможет. Пару лет назад, как раз в то лето, когда ты из Москвы свалил, довелось мне, Палычу и Женьке одного паренька вытаскивать из когтистых лап волкодлаков, те его чуть ли не прямо с улицы сцапали и к себе в лес утащили. Так вот — провернули это остатки стаи Вернигора, у них теперь его сын заправляет, Дормидонт. Выглядит он внушительно, но характером послабее папы уродился, мы в результате тогда и его под себя прогнули, и паренька из беды выручили. В последний момент спасли, те его уже собирались на ремни распускать. Ну, или как минимум попугать так, что мало бы не показалось. Хотя их понять можно, перед тем этот красавец умудрился от них сбежать, да еще и парочку оборотней подрезал. Не насмерть, ясное дело, но от души. Далеко слинять не смог, все одно они его по новой сцапали, но уважение такое поведение вызывает.

— Молодец — признал удаль неизвестного паренька я — А он что, из наших? В Ночи живет?

— И да, и нет. Он аккурат посередке устроился. Он Хранителем Кладов работает, а такая судьба всегда предполагает стопроцентный нейтралитет из-за неоднозначности профессии. Так я к чему. То ли Валера тогда, то ли кто-то еще потом обмолвился, что стая старалась всяко его принудить к поискам какого-то добра в ближнем от их логова лесу, упомянув о том, что это их законное наследство. Соображаешь?

Соображаю. Чего не сообразить? Весьма себе явный след нарисовался. И только одно неясно — чего тогда этот Хранитель Кладов, которого, как оказалось, Валерой зовут, к рукам это добро не прибрал до сих пор?

Или, наоборот, давно уже прибрал, просто никто об этом не в курсе? Впрочем, это-то как раз вполне логично. Если бы я хапнул такой куш, то тоже не стал бы налево и направо звонить о своей удаче. Нет, я его убрал бы в другую заначку, уже свою собственную, и громче других орал о том, что байки это все, и нет никакого заветного волкодлачьего тайника. А если и есть, то фиг его отыщешь.

— А как же — подмигнул я Николаю — Слушай, дружище, а как бы мне с этим Валерой пересечься? Может, посодействуешь как-то? К тому же я не в первый раз о нем слышу, интересно было бы поручкаться, даже без перспектив дальнейшего сотрудничества. Так, в принципе. Ну, а за мной благодарность не заржавела бы, ты меня знаешь, я добро помню.

— Ты без перспектив не чихнешь даже, Смолин — ухмыльнулся оперативник — И до того хитрованом был, а как из Европ вернулся, так на тебе и вовсе клейма негде ставить стало. Что до Валеры… Вряд ли смогу помочь. Не из вредности, не подумай. Просто мы с ним знакомы совсем шапочно, так, пару раз пересекались и не более того. Плюс сотрудничество у нас не очень-то задалось, онпарень гонористый, на все случаи жизни свою точку зрения имеет и никому особо не доверяет. Плюс там Воронецкая воду то и дело мутит. Помнишь Стеллу?

— Конечно. Та еще стерва. Только ты же сам вроде мне не так давно говорил, что, мол, она выгорела, потому чуть ли даже из ковена, в котором состояла, не вышла.

— А почему она так поступила?

— Почему?

— Из-за Валеры. Она постоянно где-то поблизости от него крутится. То ли выгоду какую в нем видит, превышающую ту, что ей ковен даст, то ли влюбилась. Не знаю точно, а врать не хочу. Но факт есть факт — она всегда рядом с ним. Не скажу, что Хранитель прямо очень уж прислушивается к ее мнению, но в расчет его все же принимает. Плюс они там еще какие-то общие бизнес-схемы мутят. Ну, а нас с тобой Стелла, как ты знаешь, не особо жалует, меня, по крайней мере, точно. Да и Швецов, повторюсь, с нами сотрудничать не стремится. Так и не смогли мы нормальные отношения наладить, больно уж он своенравен. Да еще и мнительный как не знаю кто. Все ему кажется, что мы только и думаем о том, как бы ему на шею аркан накинуть. Будто у нас других дел нет, честное слово! Так что ищи другие подходы, Сашка, я тут тебе не помощник.

Темнит Николай. Точно темнит. Думаю, мог бы он нам встречу с таинственным Валерой Швецовым организовать, но отчего-то не желает этого делать. Да и насчет аркана, думаю, все так и есть на самом деле, это как раз в стиле Отдела. Любят они на чужом горбу в рай и обратно съездить. Ладно, переживу. Москва город густонаселенный, не получилось с центрального входа зайти с одним провожатым, значит, найду другого, того, что проведет меня через черный ход. Например, можно с Марфой поговорить. Если Стелла из ковена официально не вышла, то она до сих пор формально верховной ведьме подчиняется, и должна выполнять все ее приказы.

Хотя нет, так себе идея. Если неведомый Валера и вправду настолько гонорист, как про него Нифонтов рассказывает, то он меня при таком раскладе скорее пошлет, чем станет слушать. Такие люди не любят, когда их к знакомству при помощи хитровыдуманных комбинаций принуждают. Да я сам точно так и поступил бы.

Ну, не суть. Я знаю имя, представляю себе базовый расклад, а, значит, есть с чем работать. Очень уж хочется корешок многовековой к рукам прибрать. Да и с Хранителем кладов познакомиться не лишнее, очень уж много о нем говорят в Ночи.

Кстати. А ведь по мою душу, если верить рассказам подъездных, в то время, когда я по заграницам отирался, какой-то оборотень наведался. Жалко, за давностью времени теперь уже никак не узнаешь, какой и зачем. Наверняка он про стаю наследника Вернигора знает побольше, чем Нифонтов.

Правда, непонятно что этому оборотню, от меня нужно было. Но это не суть, разобрались бы. Вот только вряд ли он нанесет мне повторный визит. Просто если он всего один раз к дверям моей квартиры наведался, и после того больше не появлялся, значит тут либо имело место какая-то ошибка, либо проблема была решена без моего участия.

Хотя по-прежнему не понимаю, в каком качестве я этому племени понадобиться могу. Их души призраками не становятся никогда, независимо от того, как и где их встретит смерть, и под мою юрисдикцию никак не попадают.

— В расчете? — допивая остатки компота и довольно поглаживая живот, уточнил у меня Николай — Работаем дальше?

— В расчете — согласился я — А что до работаем… Ладно, уломал, помогу вашей конторе и со Смелковым. Ты тогда его найди на стройке, а ликвидацию этого поганца я беру на себя.

— Как — найди? — опешил Нифонтов.

— Ловко, умело, желательно побыстрее — объяснил я — Ты ж розыскник? Вот и соответствуй высокому званию. И, повторюсь, не тяни. Я в конце недели опять в Лозовку собираюсь. Русальные недели на носу, надо кое-какие травки пособирать, они в эту пору в самую силу входят.

А вот так вот! Привык, понимаешь, к тому, что все за тебя само делается. Давай-давай, руки в ноги и беги искать, где мой несостоявшийся убийца на стройке прячется. Хоть раз сам что-то сделай, а не жар чужими руками загреби.

Хотя, может я и необъективен. Но сегодня — вот так. Хотя в Лозовку я на самом деле собираюсь сгонять, здесь и словом не соврал. Хочу с бабкой Дарой кое о чем поговорить, появилась у меня одна идейка. А еще на следующей неделе надо подскочить на родительскую дачу, тамошнему лешему пособить. Одни разъезды, одни разъезды… Никакой личной жизни, если, конечно, не считать нынешнюю ночь.

— Договор — Николай протянул мне руку — Я нахожу, ты уничтожаешь.

Вот засранец! Зачем он так быстро согласился? Значит, есть для него в этом какая-то выгода?

Тьфу! Правильный все же образ жизни ведет пока еще незнакомый мне Валера Швецов. Он послал этих прохиндеев из Отдела куда подальше и в ус не дует. Вот как закрою сделку по призракам и их руководителю, то так же поступлю.

Но протянутую мне руку все же пожал. А куда деваться?

— Ну, тогда на связи — Нифонтов поднялся из-за стола — Я погнал, надо работу работать. Виктории что-то передать?

— Привет — ответил я — И поклон.

— Уверен, что только это? — уточнил Николай голосом кинопровокатора — А?

Смартфон, лежащий на столе, очень вовремя взревел, сообщая, что я кому-то понадобился, потому я махнул рукой, давая собеседнику понять, что да, таки это все, и ответил на вызов.

— Але, братка! — проорал мне в ухо Олег, находящийся, судя по голосу, в прекраснейшем настроении — Слушай, как тебе это удалось сделать? Они сворачивают стройку! Они технику вывозят! Мало того — на месте вырубленных деревьев новые сажают, так сказать, возмещают лесу нанесенный ранее урон. Мишаня в шоке, он уже приготовился к войне, а тут такое. Вот, он трубку из рук рвет.

— Саня, здорово — услышал я размеренный и, если можно так сказать, светлый, голос Мишани — Спасибо тебе! Ну, насчет войны Олег палку перегнул, конечно, ее я не потяну, но так бы не сдался конечно. Только это ничего бы не изменило, ты же понимаешь. Так что ты мой лес спас.

— Мы — поправил его я — Все мы. И ты, и Олег, и я, и Славы. Все старались, все думали и делали.

— Жду в гости, брат — ответил мне Мишаня — Отказ не принимается. Координаты в вотсап тебе сброшу.

Пока я с ним беседовал, Нифонтов уже успел исчезнуть, даже не предложил меня до дома подбросить. Нет, я бы все равно отказался, чем по утренним пробкам два часа стоять, лучше на метро за полчаса доехать, но предложить-то можно было?

А вообще все идет очень и очень неплохо. Носов вот начал рассчитываться за услуги, перейдя от слов к делу, денежка в кармане зашуршала, поголовье призраков из долга умруну потихоньку уменьшается.

Хотя с Ильей Николаевичем все, конечно, не так просто. Вне всяких сомнений, он ищет поводок, на который меня можно посадить. Ясно, что люди из главка, о которых говорил Николай это его работа. Ну, про отдел он может и не знает, он просто дал команду кому-то из своих подручных просветить меня, как рентгеном и найти все мои болевые точки, сколько их есть. Эта оказалась одной из них.

Надо будет как-то его осадить при случае, что ли. Пугануть как следует, например. Только надо хорошенько подумать, как именно. Мару к нему не пошлешь, она его в могилу сведет, Жанна с ее перфомансом «а-ля невидимый разгром» просто не сработает, это тебе не впечатлительная Ряжская. Тем более что он такое уже видел.

Нет, тут надо что-то особенное придумать. Необычное и вместе с тем назидательно-предупредительное.

А прямо у подъезда меня опять чуть не прибили. Нет, положительно, тут дело нечисто. Ну, не бывает так, чтобы одного и того же человека на одном и том же месте два дня подряд судьба испытывала на крепость.

Правда тут злого умысла не было, по крайней мере против меня лично. Просто водитель черного здоровенного «Хаммера» решил меня проучить и чуть не поддел меня на капот. Просто я задумался и не услышал, что сзади машина приближается, а водитель, как видно, счел это непростительной дерзостью. Так сказать — пешеход должен знать свое место.

— Смотри куда едешь! — в один голос заорали Жанна и Толик, сидящие на скамейке.

— В самом деле — согласился с ними я, и пнул ногой колесо здоровенной машины — Совсем офигели уже!

— По башке себе побарабань — посоветовал мне водитель, приоткрыв окно — А не угомонишься, так я тебе настучу!

Вот все же добрый я человек. Прямо скажем — почти святой. И ведь не ценит этого никто. Ведь будь на моем месте ведьма, так она уже прикинула бы, какое именно проклятие на этого придурка навесит за подобное отношение. А я — нет. Я пока еще человеческую жизнь ценю, даже если она принадлежит вот таким шутникам, как этот водитель «Хаммера». А ведь чего проще — взять, да и отдать его Маре в уплату долга. И ей хорошо, и мне, и человечеству в целом.

Но не стану. Это штука такая, затягивающая. Сначала делаешь расходным материалом злобных хамоватых дураков, убеждая себя в том, что тем самым ты на самом деле творишь добро, а потом не успел оглянуться, и вот ты уже стал таким же, как мой первый наставник, а человеческие жизни для тебя лишь средство для достижения цели.

— О, Сашка, привет — из подъезда выпорхнула Маринка — Ты куда или откуда?

— Домой — ответил я — Спать иду.

— Ясно — она оглядела меня с головы до пят — Рожа довольная, вид помятый. По бабам бегал?

— Не без того — подтвердил я — А как твоя вчерашняя пресс-конференция?

— Мощный старикан этот Носов — крутанула головой Маринка — Динозавр. Скоро таких вообще не останется. Слушай, мне пора, вон, меня машина ждет, но ты вечером меня набери, я вроде сегодня дома ночую. Тогда и поболтаем.

А, ну да, я мог бы и догадаться, за кем именно пожаловал сей экипаж. Да и Фарида что-то такое говорила.

— И это еще меня некоторые называли проституткой — произнесла Жанна, глядя на то, как моя соседка садится в «Хаммер» — Мне вот до этой точно далеко!

— Не совсем так — подтвердил я — Между вами есть определенные отличия. Ты рвалась из всех жил ради денег, а она такую цель не преследует. Маринку по жизни ведет не жажда наживы, а безудержное любопытство. Уверен, что и вот этой колымаге с гидроцефалом внутри найдется какое-то объяснение.

— Тогда ей не повезло — глянул вслед уезжающей машине Анатолий — Такие долго не живут.

— Не каркай — я сплюнул три раза — Может, и обойдется. Она же еще где-то по большому счету дура, а их бог любит и жалеет. Ладно, у вас есть какие-то новости, которые мне надо знать? Если есть, то выкладывайте, да я спать пойду. У меня теперь, похоже, как у некоторых обитателей живой природы, ночной образ жизни. Ночью я живу, а днем сплю.

— У вампиров тоже так — сообщил мне Анатолий — Кстати — а они есть?

— Есть — заверил его я — Но не такие, как в кино. Жанна, что у тебя?

— Сама удивлена, но все в порядке. Ряжский, как ни странно, про тебя вообще ничего не говорил — поведала мне Жанна — Сутки близ него провела — и ни словечка. Хотя он вообще сегодня был какой-то отстраненный. В клинике у постели бабульки своей два часа сидел, о чем-то думал.

— Переживает, наверное — предположил Анатолий — Он хоть и бизнесмен, но человек же. Жена в коме — шутка ли! Тут призадумаешься.

— Этому пофиг, в коме она, не в коме — мигом вызверилась на него Жанна — Там ни стыда, ни совести, уже поверь!

Слушать перепалку призраков я не стал, зевнул во весь рот, да и пошел в подъезд.

Глава 18

Как только голова коснулась подушки, я сразу же понял — не видать мне спокойного и сладкого сна. Просто мне уже хорошо знакомо это чувство, когда под тобой кровать словно перестает существовать и ты летишь в некую серую бездну, в которой нет ни дна, ни времени. Там есть только маленький островок с обломком моста, черной нетекучей водой реки Смородины, пнем, домом и хозяйкой всего вышеперечисленного.

Значит, пожелала меня Морана лицезреть. Опять, небось, пенять станет на то, что подаю ей души второй свежести, не сильно живые. Может, и правда того придурка-водителя на «Хаммере» следовало уработать? Так от него хоть какой-то толк будет, польза, так сказать. Ну да, не всему человечеству, а большей частью непосредственно мне, но и что с того?

Ноги коснулись земли, марево перед глазами развеялось, и я увидел хозяйку этих забытых всеми мест.

— Мое почтение, богиня — чуть склонился я перед Мораной, сидящей на пне-троне в величественной позе — Рад нашей новой встрече.

А Силуянов-то, похоже, впервые за последние годы своей бестолковой жизни и не-жизни, сделал что-то пристойное. Вон, приободрилась моя фольклорная нанимательница, щечки чуть у нее порозовели, волосы видом паклю перестали напоминать, да и небольшая корона в вышеназванных стала куда заметнее. Камушки в ней цвета обрели, а до того стекляшки стекляшками были.

— И я тоже — милостиво одарила она меня кивком и добрым словом. Ну, просто подобное высказывание от нее тянет именно на такую формулировку. Просто обычно она всегда или выражает недовольство, или требует от меня как можно больше свершений к ее личной пользе. Впрочем, боги, наверное, все такие, они просить или хотя бы договариваться не умеют, не заложено это в их генетический код — Не скажу, что очень довольна твоими трудами, но ты не сидишь сложа руки, это следует признать. Последняя душа, что ты мне пожертвовал, была черна, но удала, видно, яр был ее обладатель при жизни. Умом не сильно крепок и душой слаб, но зато верой силен. Верой в то, что ему кажется правильным. В былые времена я бы такого к себе приблизила, мной были любы такие слуги. Если такому даровать цель и указать путь, по которому к ней можно дойти, то его ничего не остановит. Кроме, разумеется, моего приказа.

В принципе все так. Силуянов и в самом деле был упертым, как баран, и все, что выходило за рамки его понимания о деле, которому он служит, его бесило. Я в том числе. И да, дай Моране сейчас вот такого слугу, как он, много народу в Москве на тот свет отправится. Он же ей души стопками бы поставлял, только в путь. Недолго, ясное дело, раньше или позже до него не полиция, так Отдел бы добрались, но все же.

Хорошо, что я его прикончил, короче. Еще одно доброе дело в мой актив записать можно.

— Мара сказала мне, что какая-то твоя знакомая бродит там, в туманах — рука богини указала на тот берег Смородины, где привычно клубилось серое марево, один вид которого нагонял тоску — Это так?

— Так — подтвердил я — Увы и ах.

— Она твоя женщина?

— Вы в том смысле что, мол, сплю ли я с ней?

— Ведьмак, ты делаешь простое сложным. Женщина либо твоя, либо нет, она или идет за тобой следом, или идет по другой дороге с другим мужчиной. Иначе в этом мире не бывает.

— Не бывало — поправил ее я — В нашем мире, увы, вариантов гораздо больше. Включая тот, в котором человек, выглядящий полностью как женщина, и даже проходящий по документам как женщина, таковой на деле не является. Вернее, не являлся при рождении.

— Это как? — изумилась богиня — Нешто так случается?

— Вот так. Был Алеша, стал Алена. Чудеса медицины и технологий двадцать первого века. Но в конкретном данном случае женщина, которая сейчас бродит вон там, все же не моя. И мне это не нужно, и ей тоже.

— Так чего ради тебе ее спасать? — уточнила Морана.

— Дурак, потому что. Она туда из-за меня попала, вот какая неприятность. Мне бы плюнуть да забыть, а я так не могу.

— Хороший мне слуга достался — вздохнула богиня — Ничего не скажешь.

— Мне кажется, мы уже обсуждали этот вопрос — нахмурился я, причем в этот раз без всякого притворства — Я — не слуга. Не ваш, не чей-то еще. Моя судьба и семья — ведьмачий круг, они единственные, кому я присягнул на верность. Усвойте это уже, пожалуйста, и вот тогда наши взаимовыгодные отношения станут максимально прозрачными и гармоничными.

— Служить богине это честь — горделиво вскинула голову повелительница Зимы — Это…

— Досточтимая Морана, мы данные моменты уже проговаривали, и не раз. Да, честь, да слава, а также великая привилегия, доступная лишь единицам. Но вот такой вам достался непутевый собеседник, который этого не понимает. Вернее, понимает, но не принимает. Потому еще раз — я готов оказывать вам должное почтение, готов помогать всем, чем смогу, но не требуйте от меня подобострастия, славословий и чинопочитания. Не мое это.

— Чинопочитание — задумчиво произнесла Морана — Слово незнакомое, но красивое. Мне оно нравится. Хорошо ведьмак, я еще раз постараюсь запомнить, что ты не слуга мне и не ближник, а просто наемник, который служит тому, кто окует его меч золотом.

— Эк вас из стороны в сторону мотает-то, а! — покачал головой я — Прямо уж наемник! Скажите еще без чести и совести. Да ради правды, пока за все то, что я для вас сделал, особо ничего и не получил. Что мне перепало? Пара заклинаний, которые непонятно как использовать, да отметка ваша, которую никто, включая меня, не видит. Так что я не наемник, прекрасная богиня, я филантроп с примесью мецената.

— Ты — кто?

— Добрый человек, который по велению души пришел на помощь богине, очнувшейся после долгого сна. И который не собирается менять ее на кого-то другого, хотя возможность такая присутствует. Почему? Просто потому она ему нравится.

— Ой ли? — сморщила носик Морана — И кто же это тебя к себе на службу зовет?

— Пока никто. Но вы — здесь, там, в туманах, ползает другой представитель старославянского пантеона, значит где-то кто-то еще может появиться. У вас родни много было, так что кто знает? Но сразу повторюсь — я уже встал на вашу сторону, и менять ее на чью-то другую не собираюсь. По крайней мере до той поры, пока наши отношения сохраняют хоть какое-то подобие сердечности и взаимоуважения.

— Пусть будет так, ведьмак. Что же до награды… За тобой значился долг перед Марой, верно?

— Верно.

— Ты от него свободен. И с той душой, что по равнинам бродит, она тебе поможет нынче же. Я распоряжусь.

— За скорое исполнение моей просьбы — благодарю. Что до долга — тут нет. Я бил по рукам с вашей служанкой, это наше с ней дело и наши расчеты. Но за участие, за заботу тоже благодарствую.

Я, стараясь не засмеяться, приложил ладонь к правой стороне груди и поклонился. Господи, что древние богини, что нынешние чиновники — ведь одно и то же по сути. Все норовят в качестве награды либо что-то никому не нужное впихнуть, либо вообще оформить ее за чужой счет, чтобы за их показную щедрость третье лицо расплачивалось.

Генезис власти, однако, неподвластный времени.

Впрочем, у Мораны смягчающее обстоятельство все же есть. Ей щедрость показать хочется, а дать мне просто нечего. У нее же кроме короны да пня ни шиша за душой не имеется. Нет, еще есть дом, сундук, в нем книга, только до них поди, доберись. Покосилось жилище богини, подрасплылось, пока больше на морок туманный похоже, чем на комфортабельный терем.

— Твое дело — Морана недовольно искривила соболиную бровь — Я жалую, а ты уж принимай или нет.

— Богиня, повторюсь, я свой выбор сделал, потому никуда от вас не денусь. Поверьте, это на самом деле так. Что же до всего остального… Слово ведьмака, я делаю все, что от меня зависит, не сижу, сложа руки. Время изменилось, люди изменились, отношение к ценности жизни изменилось, это все добавляет трудностей. Но я про вас всегда помню.

— Верю тебе, ведьмак — чуть смягчился голос Мораны — Потому вот тебе еще один мой дар. Подойди поближе.

Я выполнил ее просьбу. Она встала с трона-пня, сделала пару шагов, оказавшись со мной почти лицом к лицу. Вернее — шеей к лицу, ростом богиня была куда выше меня.

— Кое-кто из моих младших слуг пережил эти столетия, и по сей день обитает там, в вашем мире — Морана положила мне ладони на плечи — Их дом — снежные метели, поземка, бураны. Дарую тебе малую власть над теми, кто губит людей в морозной мгле, лишая их сначала надежды, а затем и жизни. Если пристигнет беда, если потеряешь путь темной зимней ночью, они придут, помогут, выведут куда надо и ничего в обмен не попросят. Опять же — при нужде врага со следа собьют, закружат, запутают, а то и загубят. Чтобы призвать их, в холодную да снежную ночь просто скажи: «Именем Мораны и властью ее призываю вас к себе на помощь», и они явятся.

— А они — кто?

— Духи мелкие, что по недосмотру Рода и доброте его получили право на существование — пояснила Морана — Было их много, без числа. Какие-то в реки ушли, какие-то в леса, какие-то в жилища людские, близ печей греться. Эти вот ко мне прибились, а я уж их к делу приставила — метели крутить, окна вымораживать да сугробы наваливать. Я, вишь ты, ушла, а они, мелочь такая, остались.

Она приложила ладонь туда, где билось мое сердце, и я ощутил, как леденящий холод, обжигающий похлеще любого огня, проник ко мне в грудь и растекся по телу.

— Мороз перестал быть твоим врагом давно. Теперь и Зиме ты ближник, ведьмак. Цени это и не подведи меня.

— Ценю — серьезней некуда сказал я — Благодарю!

— А теперь ступай — легонько оттолкнула меня богиня — Тем более, что к тебе, как мне подсказывают, гостья пожаловала. И вот тебе совет напоследок — ты ей не верь. Она тебе не друг, никогда им не была и никогда не станет.

Земля уходит из-под ног, мир кружится вокруг своей оси, а я лечу куда-то туда, где неугасимым костром полыхает то ли его прошлое, то ли будущее.

Впрочем, конечной точкой, как и всегда в таких случаях, оказалась моя собственная постель. Да и куда я еще бы мог попасть из тех мест, где только что побывал?

А еще по квартире разливались трели дверного звонка. Похоже, что та моя гостья, о которой только что поведала Морана, ни скромничать, ни мудрить не стала. Она просто зажала кнопку пальцем, и ждала, когда ей откроют дверь.

— Это кто же у нас такой борзый? — спросил я, вставая с кровати. Вообще-то вопрос был адресован к Жанне, но ее дома не оказалось. Как видно, она отправилась на одну из своих магазинных прогулок. Характер у моей спутницы менялся, взгляды на жизнь тоже, но тяга к высокой моде и шоппингу, пусть даже вот такому, полувиртуальному, никуда не девалась.

— Так девка — сообщил Родька, молнией метнувшись в коридор и обратно — Молодая совсем, только что не сопливая. Одета срамно, но на гулящую не похожа, нет.

— Совсем интересно — хмыкнул я — Небось, адресом ошиблась.

— Отчего так?

— Родь, я уже вышел из той категории, в которой молодые и срамно одетые девки могли бы мной безвозмездно заинтересоваться. За деньги — да. А даром — это уже вряд ли.

— Наговариваешь ты на себя, хозяин — почесал ухо мой слуга — И потом — девки не только на годы смотрят, или на кошелек. Не-не-не! Вон, помнишь плясунью, которой ты ножку в немчих землях вылечил? Ей тоже годков было всего-ничего. И сладилось же все у вас, да хорошо так, с охами да вздохами. Жанна от злости тогда вообще из гостиницы сбёгла на три дня!

— Меньше смотри телевизор — попросил я его, натягивая джинсы — Особенно ток-шоу. А то у тебя ко всему прочему интонации психоаналитика начали появляться, а это уже совсем никуда не годится.

Щелкнул замок, дверь распахнулась и за ней на самом деле обнаружилась молодая светловолосая длинноногая девчонка с очаровательной улыбкой и невероятно очаровательными ямочками на щеках. И, что примечательно, ничего она адресом не ошиблась. Она на самом деле пожаловала именно ко мне.

— Привет — прощебетала она, белозубо улыбнулась и помахала ладошкой, на которой сверкнуло золотом тонкоободное колечко с синим камушком — Скучал?

— Не то слово — я провел ладонью по волосам, которые после псевдосна наверняка в разные стороны торчали — Но не ждал.

— И зря — назидательно произнесла незваная гостья — Я же говорила — ты меня чем-то зацепил, и теперь тебе от меня никуда не деться.

— Звучит как угроза — я привалился плечом к дверному косяку — А если серьезно — чем обязан?

— Может, все же в дом свой пригласишь? — притворно возмутилась девушка — Законы гостеприимства, элементарная вежливость… Или это не про тебя?

— Не про меня — подтвердил я — Мой дом — моя крепость, чтобы в него попасть нужен повод более веский, чем прихоть молоденькой, и пусть даже очень симпатичной, ведьмочки.

— Хорошо — покладисто согласилась Василиса и перекинула русую косу со спины на грудь — Тогда пошли гулять. Я, собственно, за тем и заглянула.

— Гулять? — чуть опешил я.

— Ну да — ведьма пальцами изобразила имитацию ходьбы — По улицам. Как остальные люди. Там май, вечереет, тепло. Сирень зацвела.

— Удивила — признался я — Разные мне предложения делали за последние годы, но такого давно не поступало.

— Потому что дружбу водишь не с теми — пояснила Василиса — Вот и забыл о том, что есть простые радости жизни, вроде пеших прогулок. Вы, ведьмаки, все в этом — или драка, или пьянка. А если с женщиной общаетесь, то или сразу с места в постель, или иди нафиг. Так что пошли, пошли. И денежек захвати немножко, мороженое мне купишь. Иди, одевайся, я тут, на лестнице тебя подожду.

Странно, но я и в самом деле забыл, что так бывает, что можно просто неспешно идти без какой-то конкретной цели рядом с симпатичной девушкой, есть мороженое и болтать ни о чем. Правда, мы, наверное, смотрелись рядом немного диссонансно, так как Василиса своим молодежно-минималистичным нарядом лет пять себе сбросила, и теперь по всем статьям внешне тянула максимум на старшеклассницу, а моя близость к тридцатнику никуда не делась. Но народ сейчас таков, что больше занят сам собой, потому лично я услышал только одну забавную реплику, исходящую от какой-то пожилой пары, сидевшей на скамейке:

— Надо же, такой молодой, и такая взрослая дочь

Васька, само собой, ее тоже расслышала и задорно хихикнула, чуть не уронив при этом мороженое, уже третье по счету.

— Поела? — спросил я у нее.

— Да.

— Попила?

— Да.

— Теперь говори, чего хочешь.

— Ничего не хочу — показала мне розовый язычок ведьмочка — Хотя нет. Вру. Хочу захомутать себе Ходящего близ Смерти и натянуть нос своим товаркам по ковену. Вот, видишь, я тебе честно все рассказала, не то, что некоторые.

— Некоторые — кто?

— Неважно. Среди нас есть всякие, знаешь ли. Мы тоже живые, у нас сердце есть, чувства.

— Душа — не удержался от того, чтобы поддеть ее, я.

— С душой у нас особые отношения — уже серьезно ответила Василис — А вообще по-разному случается. Вон одна у нас, сначала парня убить хотела, только и ждала, пока такая возможность подвернется, а потом раз — и в него влюбилась. Да так, что жизни ей теперь без него нет. А он никак ей поверить не может, что это на самом деле так, при том, что она ему, похоже, тоже нравится и сильно. Так и ходят краями друг около друга, рады бы быть вместе, да все никак.

— Прямо шекспировские страсти — признал я.

— Жизнь — как-то очень по-взрослому, что не очень вязалось с ее несерьезным видом, ответила мне Василиса — Куда там Шекспиру до наших реалий…

— И все же — я заметил пустую скамейку, стоящую на аллее, по которой мы шли — О, пошли присядем.

— Пошли — покладисто согласилась девушка — Ты мужчина, ты говоришь — я делаю.

— Вот тут перегнула — попенял я ей — Это лишнее было.

— Ничего не лишнее. Меня так воспитали, вне феминистических ценностей, и я о том ни капельки не жалею. Да и Марфа тех же взглядов придерживается. Фигня в том, что женщины изменились, а мужчины-то нет. Потому они всегда выберут не ту, которая знает, что у всех равные права и держит в шкафу пять брючных костюмов, а ту, которая борща нальет, пожалеет, когда болит что-то, и дырку на носке заштопает. В результате у меня будет все, что я захочу, а у нее в активе только пустая квартира и коллекция самотыков. Да вот хоть тебя взять. Ты же из двух перестарков не Ряжскую выбрал, которая с переговоров на переговоры бегает. Нет, ты нынче с другой ночь провел, той, которая по всем приметам тянет на звание «хозяюшка». У меня глаз-алмаз.

— И ты этим глазом, выходит, за мной все время приглядывала? — уже немного недобро уточнил я.

— Есть грех — легко согласилась Василиса — Да не зыркай ты на меня так зло, люди не то подумают. Про то, что ты с Ряжской дружбу водишь, мне давно известно, еще с той поры, как я для Марфы досье на тебя собирала. А эту, вторую, я сегодня утром впервые увидела. Я в ту гостиницу к приятельнице заезжала, она там остановилась. Сама в Питере живет, к нам в Москву по делам приехала. Сидим мы в кафе, тут я смотрю — парочка входит, дама очень сильно средних лет и при ней кавалер куда моложе. И знакомый-знакомый! А взгляды-то у них томные, движения плавные, выводы сами собой напрашиваются. Ну, а что перезрелая ягодка не бизнес-леди мне лично сразу стало понятно. Но тут не объяснишь, тут область чувств. И скажу тебе так — правильный выбор. Хотя, конечно, сам факт того, что ты, парень в принципе, еще молодой, стабильно предпочитаешь женщин в районе полтинника, немного странен, не сказать симптоматичен. Вот я так сегодня и оделась, потому что хочу понять — ты на самом деле только по перезрелым шарашишь, или это случайность. А ну-ка, смотри!

Она крутанула головой влево-вправо, а после коротким движением задрала свою майку, под которой, понятное дело, ничего не было. Ну, кроме крепкого и красивого девичьего тела, на которое мужчине в любом возрасте смотреть одна радость.

— Нормально — Васька, лукаво смеясь, вернула одежду на место — Глаз блестит, нос сопит, значит, все у нас получится как надо.

— Ну ты оторва! — рассмеялся и я — Хотя насчет «получится» все же погорячилась. Ты ведьма, я ведьмак. И твои не поймут, и мои не одобрят.

— А тебе не насрать на мнение коллектива? Мне вот класть на него с высокой колокольни. Жизнь штука короткая, причем иногда скоропостижно, а время для телесных радостей еще короче, особенно у нас, баб. Так чего мне кто-то будет указывать, с кем в постель ложиться и от кого детей рожать? Пусть за собой смотрят, а я как-нибудь да разберусь.

— Детей? Однако, у тебя и планы.

— Ну, я тебя в этой связи не рассматривала, как кандидата, но в целом — почему нет? Опять же, как был сказано — я ведьма, ты ведьмак… Вдруг — Избранный? Или того круче — Спаситель?

Неприятно признавать, но я начал четко ощущать, что уже попал под обаяние этой веселой, шебутной и внешне простецкой ведьмы. Что она мне нравится, причем не только как манкая женщина, которую реально хочется затащить в кровать, но и как человек, насколько к ней применимо данное понятие. Как умный и тонкий собеседник с любопытным и оригинальным взглядом на большинство вещей.

При этом я отлично сознавал и то, что я для нее не более, чем полезный объект для реализации личных планов.

Пока понимал. Равно как и слова Мораны покуда не забыл.

— Ну, если рассматривать с этой перспективы, то да — признал я, доставая из кармана задергавшийся в нем смартфон — Извини. Слушаю.

— Давай, приезжай на стройку — велел мне Нифонтов — Прямо сейчас, и не тяни. Нашли мы, кажись, лежбище твоего Смелкова. Паша, правда, чуть шею не свернул попутно, но это уже мелочи.

— Прямо сейчас? — переспросил я, глянув на часы — А завтра никак?

— Блин, а давай лучше и не завтра. Давай в следующую среду! — рявкнул в трубку оперативник — Саш, нам, конечно, нужен этот призрак что скрывать. Но и тебе, уверен, тоже, причем не меньше, чем нам. Мы сегодня можем, завтра уже нет, так что или сегодня, или давай, колупайся с ним один. Я тебе координаты геолокации сброшу. Но, подозреваю, без наживки ты его фиг из логова выманишь. Он же или знает точно, с кем имеет дело, или, как минимум, о том догадывается, потому ты просто впустую по стройке побегаешь. Так что руки в ноги и пулей сюда. Как подъедешь к воротам — набери. И сразу, чтобы ты потом не начал свои песни — это не приказ. Просто мы или делаем дело, или нет.

Я посидел секунд тридцать, переваривая информацию, а после сообщил Василисе, которая явно часть разговора слышала, благо орал Нифонтов так, что будь здоров:

— Все, красавица, о наших чувствах и потенциальных детях потом еще как-нибудь потрещим. Мне ехать надо.

— Возьми меня с собой, а? — попросила она — Нет, серьезно. Мне интересно глянуть на то, как ты работать будешь. Никогда с таким не сталкивалась. Да и рожу Михеева заценить, когда он меня с тобой увидит, хочется. Он же там тоже будет? Эти двое, Нифонтов и Михеев почти всегда в паре работают.

— Будет. А ты неплохо осведомлена о сотрудниках Отдела.

— Так я Марфу вожу, а она часто в машине по телефону общается, вот поневоле все и слышишь. Да и без того Михеев в нашем кругу персонаж популярный. Он ведьм терпеть не может органически и убивает их при малейшей возможности. Хотя понять его можно, конечно. Он, собственно, из-за нас в Отделе и работает.

— А если поточнее? — мигом спросил я. Меня давно интересовало, за что Пал Палыч ведьмино племя так не жалует.

— Ты в курсе, что он был женат? Нет? Был-был, причем сильно ранним браком и вроде как по очень большой любви. А одна из наших взяла, да его супругу в могилу и свела — ответила Василиса, вставая с лавки — Что-то они там не поделили, вот жена Михеева и словила смертное проклятье. Случается, такое, сорваться каждый может, мы тоже где-то люди, у нас есть нервы, вот и попала эта бедолага под горячую руку. В результате три дня — и Михеев вдовец. А после выяснилось, что она еще и дитя под сердцем носила.

— Жесть — выдохнул я.

— Не то слово. Душа в ребенке уже поселилась, смерть пришла через проклятие, тот, естественно, стал игошей.

— Кем?

— Нечистью. Игоша это такой мелкий дух, который творит немаленькие пакости. Первым делом он отправился к отцу, который не смог сберечь мать, да чуть его не убил. Если бы не отдельские, вставшие на след игоши еще в морге, то все, отправился бы Михеев следом за женой. Повезло, короче, мужику.

— Относительное везение.

— Ну, это да — признала девушка — Потом все было просто. Игошу развоплотили, а штат отдела стал больше на одного сотрудника. Встретились, так сказать, два одиночества.

— А ведьма, с которой все началось?

— Ее ковен после отдельским выдал. Гончие требование честь по чести главе ковена отправили, та сочла претензии законными, плюс не захотела сраться с этими горлохватами из-за какой-то дуры, которая не понимает, какому заклятию какое время положено, и слила ее с чистой совестью — равнодушно ответила девушка, копаясь в смартфоне — По слухам, Михеев лично этой идиотке сердце вырезал. В принципе — верю. Он может. Ну что, поехали? Машину вызывать? Адрес только скажи.

— Там ничего интересного не предвидится — предупредил ее я — Просто призрак, которого надо отправить туда, куда следует. Мега-битвы с искрами, вспышками и эктоплазмой не последует. Скучная рутинная работа — и все.

— Так и работай — согласилась Василиса — А я погляжу.

По всему стоило бы ее, конечно, послать куда подальше. Ну, в самом деле, я же не на детский утренник собираюсь и не в цирк. Что это за «а я погляжу?». Но, с другой стороны, очень мне хотелось еще одну шпильку в бок Нифонтову засадить за его утренние дела. Ну, и еще один резон тут имелся, личного характера.

В такси ведьма сцапала мою ладонь своей, переплетя наши руки, да еще и голову мне на плечо положила.

— Василиса, все понимаю, но это уже лишнее — заметил я — Нет, все трогательно, мило, мимимишно, но — перебор.

— Вот что меня иногда в мужиках бесит, так это их неверие в то, что женщины иногда с ними на самом деле поступают честно — сказала, даже не подумав отодвинуться от меня, девушка — С чего ты, Саша, взял, что я сейчас душой кривлю? Может, ты мне в самом деле понравился. Причем даже не сейчас, а еще тогда, два года назад, когда тебя сиськи тупой овцы Изольды восхитили. Может, я эти два года тебя ждала, придумывала, как бы так к тебе подъехать, чтобы у нас все хоть как-то завертелось? И сейчас я просто получаю то, что себе за это время навыдумывала. Или только одной Воронецкой можно влюбляться в невесть кого?

— Воронецкой? — переспросил я — Стелле? С бриллиантовым зубом которая? А в кого такого она влюбилась?

— В Хранителя кладов — фыркнула Васька — Тот еще придурок. Да я же тебе про нее сегодня уже говорила. Она сначала своего Валеру грохнуть хотела, тот какую-то полянку, что она долго возделывала, то ли случайно, то ли намеренно, обосрал с ног до головы. Ну, а от ненависти до любви, сам знаешь, один шаг.

Совпадение? Не думаю. Сначала Нифонтов, теперь она. Если это не тайные знаки судьбы, то что тогда?

Интересно, а Стелла все еще держит парикмахерский салон на Ленинградке? Надеюсь, что да. И если так, то надо будет туда заскочить, с ней пообщаться о разных всякостях. Заодно и подстригусь.

А к Марфе я всегда успею обратиться за помощью.

— Слушай, а ты чего на следующих выходных делаешь? — спросила у меня ведьма.

— Пока не в курсе. А что, есть предложения?

— Есть. У тебя, говорят, есть домик в ближнем Подмосковье, с речкой и лесом. Если бы ты позвал меня туда провести уик-энд, то я бы подумала, подумала, и, может, согласилась. Я девчонка небалованная, мне Флоренции да Венеции не нужны, меня родные березки вполне устраивают.

Таксист, который нас вез, глянул на нее в зеркало и еле слышно хмыкнул.

Я сделал то же самое, но мысленно и с другой интонацией. Просто мне теперь вроде бы стало ясно, чего ради устраивался весь этот цирк с конями. Может, конечно, и ошибаюсь, но — вряд ли. Шустрая девчонка. Очень шустрая. Только вот не соразмеряет она пока свои «хочу» и «могу». Я — тоже. Но — меньше. Потому мне, возможно, удастся протянуть на этом свете еще сколько-то лет, а ей, если не угомонится, подобное не светит. И закопают ее красивое юное тело в одну лихую ночь среди тех самых родных березок. В Лозовке ли, в каком другом месте, но закопают.

— Да-да, дяденька, я вот такая — с достоинством произнесла Василиса, обращаясь к водителю — Я нонконформистка. Ну так чего, пригласишь?

— Поглядим — расплывчато ответил ей я — Ближе к концу недели. А сейчас не до того, мы вроде как приехали.

Глава 19

Размахнулся со строительством покойный Смелков и правда широко, со всей душой. Действительно он как есть полноценный микрорайон якобы планировал возвести, со школой и поликлиникой. Представляю себе, какие деньги были вложены в вывод этих ближнеподмосковных земель под строительство. А уж сколько он на этом всем после того заработал, даже и представить не могу. Не укладываются в моей голове подобные цифры, воображение скудновато.

А еще, глядя из-за строительного забора на десятки недостроенных домов, корявыми зубьями впивавшиеся в темнеющее небо, приходило четкое понимание — нет, не нашел бы я его тут сам, сколько бы не бродил. Но вот он меня точно бы приметил. Приметил, и прибил бы ко всем хренам. Может, кирпич сверху сбросил, может, еще как, но точно отыскал бы способ, как умертвить. Тут его территория, его дом. Его логово. Не исключено, кстати, что он потому Толика со следа и не сбросил, что хотел его досюда довести, с дальним прицелом на то, что со временем и я тут появлюсь. А что, красивое решение. И ведь реализма даже добавил с дракой, в которой никто не победил.

Стратег, мать его так.

— Вот тебе и раз — произнес Нифонтов, глядя на Василису, которая пестрой птичкой выпорхнула из салона такси — Знакомые все лица. Саш, ты накой ее с собой сюда припер? Я не спрашиваю, зачем ты вообще с ней общаешься, это твое дело, но мы здесь не для веселья собрались, а для дела.

— Поддерживаю вопрос — хмуро произнес Пал Палыч, пожимая мне руку — Ведьма, тебе здесь не место.

— У меня тоже к вам обоим куча претензий, но я же не вываливаю их вот так сразу? — не полезла за словом в карман девушка — Даже не поздоровавшись. Кстати — привет, мальчики.

— Нашла мальчиков — потер Михеев пару дней небритый подбородок — У меня половина волос седых. Мальчики! Да и какие у тебя к нам-то претензии могут быть? Ковен твой никто не трогал, а непосредственно тебя я вообще то ли второй, то ли третий раз в жизни вижу.

— Самые непосредственные — подбоченилась Василиса — У меня в планах значилось провести приятный вечер в компании вот этого мужчины, а потом плавно перевести его в не менее приятную ночь. Но вы в них влезли с ногами, все перекроили, и вместо предварительных ласк в уютном полумраке мне пришлось тащиться вот сюда… Даже толком не знаю куда! Да еще на вас, оленей в загоне, смотреть.

— За языком следи — посоветовал ей Пал Палыч — А ты, Сашка, совсем сбрендил, если ведьму к себе так близко подпустил. Я тебе не раз говорил — общение с этим племенем никогда ни для кого кроме них самих хорошо не заканчивается.

Василиса фыркнула, сложила руки на груди и демонстративно уставилась в небо.

— Но актрисы они все же замечательные — добавил Николай, глядя на нее — Сколько сталкиваюсь, столько восхищаюсь.

— Очень верное замечание — мигом среагировал Пал Палыч — Верно! Вот ее, родимую, в качестве приманки и запустим на территорию. Рубль за сто он эту милаху пожелает оприходовать!

— Это в каком смысле? — тут же сбросила с себя личину томной оскорбленности Василиса — А?

— Да уж не в смысле предварительных ласк — хмыкнул Михеев — Ему это уже без надобности. Убить наш призрачный друг тебя пожелает, скорее всего задекорировав это под несчастный случай.

— А меня спросить не судьба? — вызверилась Васька — Может я не желаю, чтобы меня убивали?

— Раз сюда приперлась — отрабатывай — жестко заявил напарник Нифонтова — Или ты думала, что мы для тебя тут шоу будем разыгрывать? Что мы комедианты, для которых смысл жизни скучающую ведьму развлекать? Веееесь вечер на арене ведьмак и два сотрудника полиции! Аааааплодисменты! Вот уж нет. Пришла — работай на общее дело и на общих основаниях. Или проваливай отсюда прямо сейчас.

— Саш!? — требовательно взглянула на меня девушка.

— Они правы — подал плечами я — Я дал тебе понять, что не шампанское с устрицами еду жрать, но ты меня не услышала. Теперь либо вписывайся в расклад, либо вызывай такси. Все по-честному.

— Хотела тебе сегодня дать, а теперь — фиг — покрутила кукишем перед моим носом Васька — И ты даже не представляешь, что именно потерял, какую ты ночь упустил!

— Ничего, ведьмак, не печалься — приободрил меня Пал Палыч — Сейчас этого красавца прижмурим и поедем водку пить. Я тут хороший кабак поблизости знаю.

— Вот вы все же животные! — совсем уж надула губы Василиса — Эх, жаль матриархат давно кончился. Хорошее же было время!

— Короче, ведьма, ты с нами или нет? — уточнил у нее Николай — Время принятия решения. Еще минут двадцать-тридцать, и совсем стемнеет, мы тогда на этой стройке и без призрака на тот свет сможем отправится. Там хренова туча ям, на дне которых арматурины торчат. Свалился в такую, и все, привет родителям.

— Да чтобы тебе пусто было — невероятно искренне пожелала ему Васька — Ладно, согласна. Но вы мне должны будете за помощь. Что делать нужно?

— Ничего мы тебе должны не будем — заявилПал Палыч — Не раскатывай губешки. Ну, разве что как-нибудь я тебе мороженое куплю, да и то если только не сильно дорогое. Или леденец на палочке.

Вообще происходящее, конечно, было сплошной театральной постановкой. Если бы Васька хотела, она бы уже послала нас куда подальше и отсюда смылась, это ясно как божий день. Раз осталась — значит, ей это нужно. Это знал я, она и оперативники тоже. Просто ушлая девица решила еще попробовать немножко подзаработать на сложившейся ситуации. Не получится — да и ладно. Получится — совсем хорошо, будут у нее сотрудники отдела в должниках ходить. Ненамного, но все же.

— От тебя дождешься — отмахнулась от оперативника ведьма — Как же. Любая из нас в болоте тонуть станет, ты сроду руку не подашь.

— Не подам — подтвердил Михеев — Да еще ногой на голову надавлю, даже не сомневайся. И непременно пузырей дождусь, чтобы наверняка быть убедиться, что одной дрянью на белом свете стало меньше.

И такая недоброта сквозила в его голосе, такая уверенность в своей правоте, что мне даже не по себе стало. Василисе, похоже, тоже.

— Мы ведь тоже разные бываем, дядька — потеребила кончик русой косы девушка — Не все такие твари, как та, что у тебя будущее забрала. И нормальные ведьмы встречаются, причем таких большинство.

— Да? — коротко глянул на нее Михеев — Не знаю, не попадались мне такие. Но вот насчет тебя у меня сомнений никаких нет, поверь. Сашке, ты, может, мозги и сможешь запорошить, а мне точно нет. Так что если ты хоть в чем-то когда-то оступишься, я окажусь рядом, и тогда мы продолжим эту беседу.

— Не оступлюсь — на редкость серьезно пообещала ему Василиса — И не надейся. Повторяю — что делать нужно?

Мне показалось, что вот теперь ей на самом деле захотелось отсюда уехать, но, похоже, эта девушка была еще ко всему прочему и упряма невероятно, потому осталась.

— Мы с тобой пойдем вон туда, на стройку — ткнул Пал Палыч пальцем в сторону ворот, завязанных веревкой — Там мы будем громко обсуждать то, какой скотиной при жизни являлся при жизни ныне покойный господин Смелков Константин Леонидович, высказывать предположения о том, что его сейчас, возможно черти на сковородках жарят и бурно радоваться этому факту. А еще пару раз уточним, что пожаловали мы сюда ради того, чтобы на стене большими буквами написать «Смелков — сволочь! Гори в аду!»

— Никогда ничем подобным не занималась.

— Все бывает в жизни в первый раз — заверил ее Николай — Главное, когда призрак за вас примется, беги в то место, которое тебе Паша укажет, когда вы на стройку зайдете. Именно туда, и больше никуда, ясно?

— Не прозевать бы еще тот момент, когда за нас примутся — проворчала Василиса — Не люблю призраки и тени из сумерек, самые поганые враги. Они тебя видят, ты их нет.

— А ты на меня смотри, ведьма — посоветовал ей Пал Палыч — И меня слушай. Сказал — «стой», значит остановись. Сказал «беги» — беги.

— Так с тебя станется меня этому призраку скормить — резонно заметила Васька — Ты нашу сестру сильно не любишь, чего стоит тебя меня угробить?

— Ты приехала с Сашкой, значит, за твою смерть нам придется отвечать перед ним — пояснил оперативник — А мне это не нужно. Мы неплохо ладим, и кое-какое общее прошлое у нас есть. Так что не в этот раз.

— Общее прошлое? — снова глянула на меня ведьма — Ой, как интересно! А какое?

Отдельские не будут бы отдельскими, если, охотясь за одним зайцем, второго не подстрелят, а то еще и третьего не съедят. Теперь все ведьмы Москвы будут знать, что я с обитателями дома на Сухаревке дружбу вожу, да не простую, а тесную.

Нет, не скажу, что я прямо большую тайну из этого делаю, но все-таки так-то зачем?

— Самое время для того, чтобы сесть кружком и начать рассказывать друг другу истории о богах и героях — съязвил Нифонтов — Все, вперед. Паш, и поосторожней. Это тебе не Тит Титыч, который только языком метет, там та еще зверюга засела.

— И сторожа, небось, тоже — добавила Василиса то ли в шутку, то ли всерьез — Фиг его знает, кто хуже, особенно если они из бывших военных. У меня дед полковник в отставке, так я время, проведенное у него в детстве, как вспомню, так вздрогну.

— Никого тут нет — отмахнулся Николай — Это, если можно так сказать, черный ход. Тут здания, на которые еще нового застройщика не нашлось, не дошли до них руки. Грязь, неучтенные и никому ненужные стройматериалы да грязюка, вот и все, что тут есть. Да еще призрак неугомонный.

— Пошли — велел Михеев ведьме и двинулся к воротам — Значит, так, повторяю вводные, а ты мотай их на ус. Нет усов? Ничего, с годами вырастут, у вас, ведьм, это норма вещей. Так вот, когда подам знак, начнешь громко говорить о том, что Смелков… Да не «угу», а фамилию запомни — Смелков…

Парочка скрылась в наползающих на стройку сумерках, и их голоса довольно быстро пропали из зоны слышимости.

— Так, минут через пять придет наша очередь — глянул на часы Николай — Раньше соваться не стоит, неровен час, эта сволочь нас приметит, тогда весь план коту под хвост.

— Ты бы меня в него хоть посветил, в этот план — предложил я оперативнику — Ну, как вариант.

— Саш, поверь мне, ничего сложного в нем нет, так что на месте все расскажу. И вообще подобные мероприятия не любят сложных схем. Чем меньше узелков на веревочке, тем меньше шанс на то, что она порвется. Что ты ржешь?

— Просто странно конкретно от тебя слышать слова о простых, не двух-трехслойных планах. Ты слова в простоте не скажешь, как, собственно, и все твои коллеги. Ну, кроме, пожалуй, что только Вики, у нее «да» на самом деле всегда означает «да», а «нет» — нет. Но это скорее подтверждает правило, чем его опровергает. И не надо сейчас говорить про то, что не надо мне было в Европу ездить и что меня там испортили. К этим выводам я еще до того пришел. До отъезда, в смысле.

— Меньше с ведьмами общайся — то и дело поглядывая на часы, посоветовал мне Нифонтов — Это они тебя против нас настраивают исподволь, так, что создается впечатление, будто ты сам до всего додумался. Тут слово, там слово, так в твоей башке и формируется превратное мнение обо мне и моих коллегах. Нейролингвистическое программирование, понимаешь, они это умеют.

— Вы и без ведьм сами со всем прекрасно управляетесь — парировал я его реплику.

— Мы, конечно, не святые, но и тебе не враги. Кстати, ты сегодня мог сам в этом убедиться. Согласись, нам тебя сдать было куда проще, чем защищать — произнес оперативник — Ладно, на эту тему мы как-нибудь потом поговорим, если время будет. Все, пора, пошли. И вот что — на открытые пространства не суйся, а то запалишься. Да и вообще держись строго за мной. Можно не след в след, но впритирочку, впритирочку. Все, двинули.

Он змеей ввинтился в щель между чуть прикрытыми створками ворот и серой тенью заскользил по сумеречной стройке. Ну, а я, помедлив секунду, двинулся за ним следом, надеясь на то, что не навернусь, зацепившись ногой за погнутую железяку или еще какой мусор, которым тут все было изрядно захламлено.

Похоже, что Николай изрядно побродил по этим местам днем, поскольку он невероятно уверенно передвигался между огромных блоков, каких-то здоровенных ржавых металлических кругляшей, огромных деревянных катушек, на которых не осталось никакого кабеля, причем делал это так, что со стороны двух-трех этажных строений, которые все же возвели, как видно для того, чтобы создать для потенциальных приобретателей недвижимости видимость работы, нас было почти невозможно заметить.

— Аккуратней, там яма — донесся до меня голос оперативника — Не свались в нее.

Хорошо, что предупредил. Если бы не он, точно бы усвистел вниз, туда, где на глинистом дне плескалась неприятного вида жидкость, которую и водой-то особо не назовешь.

— Пришли — еще через пару минут забега по стройке, сказал мне Николай, останавливаясь на небольшой площадке, которую с одной стороны подпирали все те же бетонные блоки, с другой котлован с залитым фундаментом, из которого торчали неизменные арматурины, а с третьей покосившийся вагончик, где, должно быть, когда-то обитали рабочие — Какое местечко мы подобрали, а? Самое то для нашего дела. И со стороны домов нас вообще не видать, что крайне важно. Не должен наш клиент ничего заподозрить до того, пока сюда не заявится.

— Коль, ты задрал со своими недоговорками — выдохнул я — Ну, не заметит он до того, хорошо. Но зато как сюда заявится все мигом поймет, а после сквозанет обратно. И всего делов. А я за ним не угонюсь, я так быстро бегать не могу. Да и если бы и мог, то не….

— Вика дала — Николай достал из внутреннего кармана куртки кожаный увесистый мешочек с завязками — Знаешь, что это? Замок для духов. Была у нас в том году одна задачка без ответа, вот наша разумница к ней и подключилась. Она, оказывается, еще пару лет назад вычитала про такую штуку в реквизированном у одного идиота дневнике какого-то колдуна позатого века. Ну, поэкспериментировала маленько с ингредиентами, потом на нашем Титыче испытания устроила. И вот, добилась своего. Хорошая вещь, скажу тебе, она уже несколько раз нам здорово помогла. Один минус — недолго функционирует, минуты четыре максимум эффект держит. Но тебе-то, думаю, этого времени хватит, верно?

Он развязал мешочек и начал засыпать бурого вида порошок в как видно заранее размеченные канавки, охватывающие почти всю небольшую площадку. Только у вагончика остался небольшой пятачок, припасенный, надо думать, для него самого и двух других наших спутников, которые сейчас бродили где-то там, в все более сгущающихся сумерках.

— Как этот хрен с горы сюда заявится, так я сразу порошок подожгу — бубнил он, внимательно следя за тем, чтобы порошок по углублениям в земле распределялся равномерно — А дальше тебе карты в руки. О! Слушай, кажись твоя орет.

И правда, я тоже отчетливо услышал звонкий девичий крик, в котором, пожалуй, что, присутствовал страх.

— Однако, скоро пожалуют — ускорился Нифонтов — Время не ждет.

— Ага — согласился с ним я — И еще — ты чего несешь? Какая она моя?

— Ну, ты же ее сюда припер? — резонно возразил мне Николай, озираясь и разглядывая плоды своего труда — Не просто же вы по дороге встретились и решили дальше ехать вместе? Да нет, так-то я тебя не осуждаю. Более того — где-то могу понять. Сам не без греха, ты же в курсе. Но тут ты все же подумай, как следует. Эта Василиса хоть молодая, да сильно из ранних, наверх прет как танк, не считаясь ни с кем и ни с чем. Нет, они почти все у Марфы такие, но тут особый случай. Ей двадцать с копейками, а она уже двух ведьм с вершины пирамиды при помощи интриг столкнула, чуть Воронецкую на тот свет не отправила и сумела пробиться в любимицы главы ковена. Плюс еще кое-какие недобрые слухи про нее ходили, но доказательств их истинности нет, а потому нам подключаться рановато. В любом случае амбиций у этой девочки не просто много, а очень много, и умом на пару с внешностью ее судьба не обделила. Так что если ей заклятые подруги при оказии глотку не перережут, то лет через десять мы получим очень серьезного игрока на московском поле.

— Ты думаешь, я этого не понимаю и не вижу? Коль, я давно иллюзии насчет ведьминского племени растерял, но мне проще с этой милашкой вечер провести, чем она станет осаждать меня как крепость. Причем не потому, что я ей как мужчина интересен, а из упрямства и выгоды. Или наоборот — из выгоды и упрямства. Опять же — ты бы отказался от такой девчули? Ну, если она сама в руки идет, как рыба на нересте? Я вот нет. У меня с инстинктами все нормально.

— Ой, Сашка, иногда с тобой тяжело. Вроде умный, умный, а дурак. — вздохнул оперативник, а после вгляделся в меня повнимательней — Да ты никак надо мной глумишься?

— И в мыслях не водилось — ехидно ухмыльнулся я.

— Ага, оно и видно. Во, во, гляди, бегут!

И верно, в моем поле зрения один за другим появились те, кого мы ждали. Первый я увидел Михеева, который в процессе движения то и дело оглядывался назад, за ним следовала легко и воздушно перепрыгивавшая колдобины Василиса, ну, а замыкающим выступал Смелков, недобро скалящийся, и, кажется, не особо спешивший догнать тех, кто приперся на его территорию.

Надо думать, на то и был расчет оперативников. Они просчитали призрака-беглеца, верно предположив, что тот, возможно, не станет сразу убивать незваных визитеров, собиравшихся опорочить его имя. Нет, он предпочтет немного развлечь себя и устроит некую имитацию охоты.

Как и у ранее встреченных мной миньонов Кузьмы, черноты у этого товарища внутри имелось с излишком. Густой такой, непроницаемой, да еще и заполнившей добрую половину этой сущности. Но не это скверно. Просто еще чуть-чуть, и эта тварь перешла бы из категории призрака в другую ипостась, материальную, куда более сильную и опасную, причем не только для людей, но и для меня. Вон пальцы у него уже как форму поменяли. А почему? Мутация. Они в когти превращаются, причем такой крепости и остроты, что ими металл иной резать можно. Да и лицо у него начало менять свои черты, людского в нем явно становилось все меньше и меньше.

Сталкивался я с подобными перерожденцами несколько раз, и не скажу, что это сильно радостные воспоминания. Один такой меня крепко порвал в Амстердаме, когда я контракт, сосватанный Жозефиной, выполнял. Она же после мне пропоротый чуть ли не до кишок бок врачевала, объясняя, что ее саму обманули, и ей невдомек, отчего тихий призрак дедушки, у которого надо было узнать, где спрятано завещание, превратился в вот в такое чудовище.

Так что вовремя я до него добрался. Интересно, а остальные его собратья по секте беглого Кузьмы тоже уже до подобной стадии дошли? Если да, то беда, задание изрядно осложняется.

— У-ух! — Михеев перепрыгнул яму, находящуюся рядом с вагончиком, за которым притаились мы с Николаем — Да быстрее ты, он рядом!

Ясно, эти двое его тоже видят. Говорю же — мутация Смелкова в самом разгаре, а я, как назло, почти с пустыми руками против него выйти должен. Нет, что делать, я знаю, но больно неприятная процедура мне предстоит. И очень болезненная.

Михеев, сопя, вбежал на площадку и растерянно завертел головой, как бы решая, куда же ему теперь двигаться дальше, секундой позже рядом с ним оказалась Васька, на лице которой застыл уже не наигранная, а неподдельная жуть. Похоже, Пал Палыч не объяснил ей, чем дело должно кончиться, и ведьма решила, что ее в самом деле решили скормить черно-синей страхолюдине, идущей по их следу.

— Прибежали — не сказал, а, скорее, проскрипел Смелков злорадно, приближаясь к застывшим на месте людям — Вот и все. И кончен марафон.

— Все так — сказал Николай, чиркнул по коробку толстой охотничьей спичкой и бросил заискрившуюся палочку в канавку, заполненную порошком — Ведьма, сюда иди! Сашка, давай!

Темно-багровый огонь стремительной змейкой опоясал площадку, но Михеев и Василиса, мигом смекнувшая что к чему, успели покинуть ее до того, как пламя замкнуло круг.

И я тоже успел шагнуть туда, к призраку, до этого момента.

— Саш, не тяни! — крикнул мне Нифонтов — Помни, что я тебе говорил!

Смелков, увидевший меня, мигом все понял и, было, кинулся прочь отсюда, туда, где так легко спрятаться в тенях недостроенных домов, вот только впустую. Он словно ударился о незримую стену, не пустившую его на волю.

— Даже так? — будь у меня нервы послабее, а опыт общения с теми, кто перестал на Земле быть, но продолжает на ней существовать, поменьше, я бы, наверное, даже испугался той ненависти, с которой были произнесены эти слова. Да и людского в голосе Смелкова вообще почти не осталось.

— А ты ждал чего-то другого? — усмехнулся я, внимательно следя за призраком, оскалившим свои длинные и острые зубы — Ты наведался ко мне, теперь моя очередь. Ответный визит вежливости.

— Тогда не получилось — длинный, как у змеи, язык призрака облизал синие тонкие губы — Решил — подожду. Потом тебя хотел убить. Так, чтобы в удовольствие, в радость.

— А Кузьма? Неужели он тебе разрешил бы так тянуть? Я же ему как чирей на заднице — ни сесть, ни встать.

Ну, давай, давай родимый, не тяни с ответом! У меня времени в обрез, каждая секунда на вес золота!

— Кузьма — дурак! — расхохотался Смелков — Он решил, что если разок нам помог, то имеет право указывать, что делать и как жить! Я его послал куда подальше почти с самого начала, и остальным сказал, чтобы этого чушка слушать не вздумали, да они все бараны безмозглые, им без пастуха никак. В той жизни они все у кого-то на подсосе были, и в этой, когда уже ничего не страшно и терять нечего, тоже сами не на что не способны. Так что нет, Кузьма тут ни при чем. Он только рассказал нам, что есть тот, кого послали по нашему следу, а дальше я все сделал сам. Сам тебя нашел и сам тебя убью. В тот раз не получилось, но в этот-то ты никуда уже не денешься. Ты у меня, выходит, сегодня на первое, вон те двое на второе, а девка за десерт сойдет.

А, ну тогда все в относительном порядке. Этот сам, получается, дичал и без посторонней помощи превратился в бог весть кого. Остальные, скорее всего, до подобного состояния не дошли. Да и Кузьме такое не нужно, если поразмыслить. Массовые убийства могут привлечь чужое внимание, а оно ему к чему?

Но это ничего не меняет, все одно тут один урод другого хлеще. На фоне вот этого, например, даже мой предыдущий собеседник из их компании, тот, что Римму стращал, блекнет. Что же дальше-то будет, а? А ведь их еще пять осталось, да сам колдун. Нет, надо расширять арсенал, надо. И заканчивать с задушевными беседами. Пришел, убил, оформил душу как гуманитарную помощь голодающей богине.

Василиса, которая жадно смотрела на происходящее, не выдержала и нахально спросила у него:

— Если я десерт, так, может мне сгонять в магазин, купить сливки в баллончике, и сосочки ими намазать? Чтобы послаще было.

Вот же огонь-девка. Только-только вроде боялась эту тварь, а теперь ее подкалывает.

— Остра — ощерился призрак — Люблю таких. Жаль, в той жизни не встретились. Уж я бы тебя отодрал по полной. Но ничего, тебе все равно достанется всего и полной ложкой, не сомневайся.

Смелков атаковал меня неожиданно. Вернее, это он так полагал, я же был готов к подобному с самого начала. Призраки, особенно те, что мнят себя капец какими непредсказуемыми, на самом деле примитивны в своей агрессии до невозможности. Всегда одно и то же — стремительный рывок, такой, какой ни одному живому человеку сделать не под силу, и попытка добраться до моего сердца, дабы то раздавить. Впрочем, а что им еще остается? Они же больше ничего и не умеют.

Я увернулся от лапы Смелкова, которой тот было нацелился на мою грудную клетку и, в свою очередь погрузил свою руку в его живот, туда, где чернота была особенно густой, туда, где пульсировало нечто, подпитывающее злобу этого существа и способствующее его переходу на новый уровень не-жизни.

В свое время я пытался узнать, как так получается, что бестелесные создания вдруг снова начинают обретать некое подобие плоти, каким образом злоба и ненависть мертвых трансформируются в осязаемую форму, которая начинает диктовать неживым свою волю. Но, увы, в своих поисках не преуспел. Пара знающих колдунов, как только речь зашла о данном вопросе, перевели разговоры на другие темы, а Генриетта, ведающая про эту сторону жизни больше, чем кто-либо другой из моих знакомых, просто ничего мне не ответила. Сказала только что-то вроде «потом сам разберешься».

Нет, предположения у меня имелись, но поди знай, верны они или нет. В любом случае одно я знал наверняка — именно штука, располагавшаяся в самом эпицентре черноты и своими сокращениями более всего напоминавшая сердце, которое мертвому точно не положено, отныне управляет всеми желаниями и устремлениями призрака, стоящего передо мной. Уничтожь ее — и Смелкова не станет, исчезнет он с поверхности Земли навсегда и бесповоротно. Другое дело, что не так это просто сделать.

Будь при мне нож, лезвие которого напитано огнем, то и волноваться было бы не о чем. Призраки на том уровне перерождения, которого достиг мой противник, именно его боятся более всего. Огонь — основа основ, он с древнейших времен естественный противник мрака в любых его проявлениях. Не просто же так именно ему поклонялись наши давние предки? В виде пламени вообще или Солнца, например. Да это не столь важно. Свет побеждает Тьму — так было, есть и будет.

Но ножа нет, огня тоже, потому мне придется немного потерпеть ту боль, которая охватила мою руку в тот миг, когда она сцапала пульсирующее нечто, квартирующее в Смелкове.

Вернее, это была даже не совсем боль. Это был холод, который очень трудно описать словами. Такое надо ощутить. В детстве я как-то цапнул сухой лед, который лежал в коробке с мороженым и мгновение спустя отбросил его в сторону, поскольку руку чуть не свело от невероятно неприятных ощущений. Сейчас тот кусок льда подержать мне за счастье бы показалось.

Смелков взревел, его пальцы вцепились мне в плечо, заставив затрещать ткань куртки, а секундой позже и вовсе впились мне плоть, причем я ощутил, как острые когти призрака вспарывают мою кожу.

Нет, вовремя я тут оказался, вовремя. Столкнись я с этой тварью через неделю-другую, да с пустыми руками — и кто знает, чем бы все закончилось.

Но сегодня победа будет на моей стороне. Да, собственно, уже все и кончилось, осталось только вырвать новое черное сердце из призрака. Чуть-чуть поднатужиться — и вырвать.

Кривая судорога исказила и без того неприглядные черты лица Смелкова, когда я выдрал из него зародившуюся не-жизнь, а следом он заорал так, что у меня чуть уши не заложило. Впрочем, его можно понять. Он уже свыкся с мыслью о том, что его ожидают долгие годы бессмертия и той власти над людьми, которую дает невидимость и неуязвимость. Плюс ему понравилось убивать, это было хорошо заметно. Потому и вопил он, глядя на то, как на моей ладони истаяла его надежда на долгое темное будущее. Как, впрочем, и его жизнь после смерти.

Первой оболочку призрака покинула чернота, она просочилась сквозь нее как вода через сито, а после кусками, как утренний туман под порывом ветра, начало расползаться в стороны и все остальное.

— А вот и мой прощальный подарок — еле слышно сказал я Смелкову и цапнул его за истончившееся запястье — Уверен, тебе понравится. Морана, эта жертва тебе!

Последние слова я даже не прошептал, это было просто движение губ. Здесь слишком много лишних ушей, причем все они принадлежат людям, которые очень хорошо умеют пользоваться полученной информацией. Я вообще в какой-то момент задумался о том, что, может, перебьется моя работодательница без еще одной пайки в виде Смелкова, но в последний момент решил, что очень уж душа смачная, жалко такую просто так отпускать. Да и окончательное посмертие этой сволочи хотелось устроить как можно более паскудное. Он все же меня убить хотел, а такое прощать нельзя.

Призрак дернулся, из его горла вырвался звук, похожий на тот, что издает, закипая, чайник и истаял, превратившись в дымку, которая секундой позже развеялась в никуда.

Глава 20

— Впечатляет, — Пал Палыч пару раз хлопнул в ладоши, как видно таким образом выражая свое восхищение. — Работа мастера.

— И главное, секунда в секунду, — добавил Нифонтов.

— Ты о чем? — повернулся я к нему, морщась от боли в руке, пальцы которой скрючило так, что я их разогнуть не мог.

— Заслон, — показал оперативник на канавку. — Ты его прикончил ровно в тот миг, как тот рассеялся. Это впечатляет.

— Слушай, а может, и в самом деле? — задумчиво произнесла Васька, как-то странно глядя на меня.

— Чего именно? — уточнил я.

— Да я наш разговор дневной вспомнила, — пояснила девушка. — Насчет Избранного или Спасителя. Тогда-то мы шутили, а вот теперь… Фиг знает! Ой, Саш, да у тебя кровь вон! Дай-ка я…

— Стоять! — Михеев цапнул за плечо Василису, устремившуюся было ко мне. — А вот этого не надо.

— Ты чего? — дернулась было та, но оперативник держал ее крепко. — Ему же помочь надо!

— Мы сами поможем, — объяснил ей Пал Палыч. — А ты давай-ка иди за ворота и жди нас там, ясно?

— Давай я сама решу, что и как мне делать? — довольно резко произнесла Васька. — Ты мне не отец и не брат, так что не командуй.

Вместо ответа Михеев достал из наплечной кобуры пистолет, щелкнул предохранителем и прислонил ствол к ее затылку.

— Даже так? — уточнила Васька. — Ладно, запомню.

— Сколько угодно запоминай, — разрешил ей Пал Палыч. — Можешь даже на меня жалобу накатать в службу собственной безопасности, ничего не имею против.

Ведьма снова попыталась освободиться из его рук, и на этот раз Михеев удерживать ее не стал.

— Ой, да подумаешь, — фыркнула она, развернулась и покинула площадку.

— Помощница нашлась, — глянул ей вслед оперативник, убирая пистолет обратно в кобуру. — Знаем мы таких.

— Кровь? — уточнил я, промокая не слишком глубокие разрезы на предплечье носовым платком. — Думаешь, она хотела ей поживиться?

— Не думаю, а уверен, — произнес Михеев. — Не факт, что она вообще когда-то обратила бы ее против тебя, но в таких вопросах всегда лучше перестраховаться.

Он подошел ко мне поближе и носком ботинка начал колупать землю в тех местах, куда упали капли моей крови.

— Это-то зачем? — удивился я. — Ты на воду не дуешь? Крепко сомневаюсь, что она сюда вернется, и…

— А ты не сомневайся, — посоветовал мне он. — Не надо. Когда речь идет о ведьмах, ни в чем и никогда нельзя быть уверенным. Немало народу погибло лишь потому, что некоторые события или поступки считались невозможными или абсурдными, а они возьми, да и случись. Уверен, что этой девицы за воротами не будет, когда мы туда придем. А завтра или послезавтра она позвонит тебе и скажет, что уехала, так как ты за нее не заступился. Дескать, ты должен был защитить ее от произвола гончих из отдела хотя бы потому, что она с тобой на одной стороне, а мы для вас чужие.

— Соглашусь с Пашей, — вставил свое слово в разговор Николай. — Скорее всего, так и случится. Понимаю, что все это припахивает шпиономанией, но она на самом деле дождется, пока мы уедем, и вернется сюда. Кровь ведьмака — хороший стимул. Особенно если этот ведьмак Ходящий близ Смерти, от которого много пользы получить можно.

Вот так и иди к Стелле на стрижку. Я-то по наивности своей полагал, что все эти страсти-мордасти уже в прошлом, и что сотрудничество с Марфой переводит меня в разряд особ если и не неприкасаемых, то хотя бы относительно защищенных от всякого рода порч и сглазов, но, похоже, в очередной раз ошибся.

Хотя и этой парочке особо доверять не стоит. Отдел всегда ведет свою игру, и, уверен, им ведьма рядом со мной на фиг не нужна. Она может помешать их собственным планам. Не просто же так они о той же Воронецкой отзываются исключительно недружелюбно. А почему? Потому что та, насколько я понял, имеет определенное влияние на загадочного Хранителя Кладов, что, уверен, то и дело мешает их оперативным разработкам.

Ох, друзья, как же вы мне все надоели со своей мышиной возней! И как же я устал за последние дни, причем больше всего от этих хитросплетений интересов, чем от чего-то другого.

А еще я все сильнее начинаю понимать Мишаню, Дэна, обоих Слав. Правильно они делают, что в Москве не живут. И правоту Захара Петровича, предшественника своего, все лучше осознаю. Нечего в городах ведьмакам делать, не наша эта стезя. Тут ты всегда кому-то что-то должен, причем твое мнение на этот счет вообще не учитывается, тебя просто включают в чьи-то планы — и все. Возможно, сидят где-то там, в глубинах ночной Москвы, некие гроссмейстеры, пьют чай и передвигают по доске фигуры, разыгрывая бесконечные партии. А фигуры — это мы. Я, Васька, неизвестный мне пока Хранитель Кладов, десятки других обитателей Ночи. Мы сами, возможно, не понимаем, что являемся пешками в этой чужой и злой игре.

Ладно, что-то меня занесло. Навыдумывал всякой ерунды, того и гляди в нее поверю. А всему виной вот эти двое, они вечно воду вокруг меня мутят!

— Одежды с вами не напасешься, — вздохнул я, глядя на изодранный и окровавленный рукав куртки. — Вчера одно, сегодня другое. К концу недели у меня таким образом гардероб закончится.

— Ну извини, — развел руками Николай. — Производственные расходы. Лучше вот что скажи: ты чего этому гаду напоследок шепнул? Мы просто не расслышали. Сначала что-то про прощальный подарок было, а вот потом неразборчиво получилось.

— Пообещал его жену молодую найти, совратить, обрюхатить и на себе женить, — мигом ответил я. — Он же по натуре своей собственник, да еще и жутко тщеславный. Вот и рассудите, каково ему было уходить в никуда с осознанием того, что твой убийца заберет себе и бабу, и состояние. Слышали, как он орал?

Оперативники переглянулись, по их взглядам я понял, что они мне ни капли не поверили, но мне, признаться, на это было плевать. Их проблемы, не мои.

А насчет Василисы они угадали. Не оказалось ее за воротами стройки, не ждал нас там никто.

— Где-то тут она ховается, — тихонько сказал мне Михеев, подходя к отдельскому микроавтобусу. — Ждет, пока уедем, хочет запасным козырем разжиться. Ведьминская натура чем-то сродни сорочьей, они к себе в гнездо все тащат, до чего дотянутся, — а ну как пригодится? Сегодня не надо, а завтра поди знай. Вот хоть тебя возьмем, Смолин. Нынче с тобой можно договориться, а после кто знает? Чем старше мы все становимся, тем больше у нас характер портится. Опять же, мнение меняется, и о жизни, и о нашем окружении. Вдруг лет через десять-двадцать, когда эта милаха станет авторитетной ведьмой, случится у вас конфликт интересов и ты не захочешь с ней находить компромисс. Вот тогда в ход и пойдет тряпица с бурыми пятнами. А сколько всего интересного толковая ведьма с эдаким материалом придумать может, тебе лучше даже не знать.

— Так это выходит, Паша, что мне надо в скафандре по улицам ходить, — раздраженно бросил я. — Чтобы ни волоска врагу не досталось.

— Волосы, ногти и прочая, прочая — это все фигня, — отмахнулся оперативник. — Не бери в голову. Особенно в свете того, что ты не человек, а полноправный ведьмак. От большинства их заговоров и проклятий ты теперь даже не чихнешь, максимум ночной сон нарушится, ну, или пронесет тебя пару раз по-большому хорошенько. Да и то не факт. А вот кровь, к тому же пущенная твоим противником во время смертельной схватки, — это особая статья. Потому твоя подруга стойку как борзая и сделала, знает ее ценность, зараза такая.

— А самое главное, что потом замучаешься доказывать, что это ее рук дело, — добавил Николай. — Сразу начнется «мы договор о ненападении чтим, да мы никогда и ни за что» и так далее. Можно, конечно, попробовать клятву Луной стребовать, но это тоже не так просто. Хитро их племя, понимаешь?

— Домой меня забросите? — перебил я его, потирая то место, по которому прошлись когти переродившегося призрака. Оно начало ныть, причем недобро, боль накатывала волнами, из чего можно было сделать вывод, что эта тварь занесла мне в кровь какую-то заразу. То есть надо спешить, ибо тянуть с лечением в таких случаях не стоит, мертвые живых в таких вопросах сроду не миловали, тут на долгий инкубационный период хвори рассчитывать не стоит. Я, конечно, стал покрепче, чем раньше, меня просто так на тот свет ни одна зараза не отправит, но это не значит, что стоит уповать лишь на силы организма, так как они не безграничны.

Плюс совсем уж дело к ночи идет, а Морана четко дала понять, что именно сегодня ее служанка отправится в Навь душу Ольги искать. Характер у богини, что мне досталась вместе с ведьмачьей силой, тот еще, это верно, но слово свое она держит. По крайней мере, у меня в этой связи к ней претензий нет. Мара же, в свою очередь, при последней нашей встрече сказала, что без меня операцию по возвращению Ряжской из серых туманов провести невозможно.

Вывод: мне час, а то и полтора как дома надо быть, сидеть и ждать. А я таскаюсь прах знает где.

— Метет? — от Николая не скрылось то, как я шипел от боли, когда микроавтобус мотало по колдобинам, из которых в основном и состояла дорога, ведущая к нормальной трассе. — Может, давай к нам заедем, Вика тебя посмотрит? Она, конечно, не врач, но в таких вопросах разбирается. Да ты в курсе, собственно.

— Нормально все, — пробормотал я. — Домой отвезите, там я и сам себя подлечу.

— Тебе виднее, — не стал спорить со мной Нифонтов. — Но, если что, набери меня, чем сможем, тем поможем.

— Спасибо. Ценю.

Не знаю, какая именно дрянь находилась на когтях окончательно теперь покойного Смелкова, но в главном я все угадал верно: действовала эта штука шустро, потому в лифте мне стало совсем уже лихо. Руку дергало так, что в глазах от боли темнело, да еще башка кружиться начала капитально, что веселья не добавляло. Хорошо все же, что я отказался в отдел ехать, это лишние минут тридцать дороги, боюсь, они бы меня вконец доконали.

Как обычно и случается в таких ситуациях, на одну неприятность тут же наложилась вторая. На этот раз она приняла внешний вид Маринки, изрядно поддатой, державшей в одной руке бутылку шампанского, а палец другой вдавившей в кнопку дверного звонка.

— Не открывают? — спросил я у нее, подходя поближе. — Вот ведь!

— Наверное, дома никого нет, — ответила она мне на автомате, после глянула на собеседника и возмутилась: — Сашка, этой шутке сто лет в обед! Баянище!

— Но ты-то купилась, — выдавил из себя я, после, преодолевая боль, провернул ключи сначала в одном замке, потом в другом. — Марин, давай завтра пообщаемся, а? Мне сегодня не до задушевных бесед. Честно.

— Я давно тебя не видела, я соскучилась, — заявила соседка, входя в квартиру первой и включая в прихожей свет. — И потом, сегодня у меня время есть. Что будет завтра, не знает никто.

— Как скажешь. — Я повесил куртку на вешалку и стянул майку. — Ай, блин!

— Ого, — Маринка глянула на рану, которая за прошедшее время из простых разрезов превратилась в нечто пугающее. Плоть в том месте, где ее вспороли когти призрака, почернела и теперь сочилась мутным гноем. — Сашк, тебе к хирургу надо срочно! Ты совсем дурак, что ли? Без руки остаться хочешь? У меня, если что, один хороший знакомый в Семашко есть, хочешь, его наберу?

— Не хочу, — отказался я. — Ты, главное, мне не мешай сейчас. Вон в комнату иди, я чутка подлечу себя и к тебе присоединюсь. А еще лучше домой ступай.

— Не пойду я никуда, — отказалась соседка. — И в комнату тоже. Смолин, не дури. Тут квалифицированная помощь нужна, ибупрофеном и стрептоцидом уже никак не обойтись.

— Отчасти верно. — Я прошел на кухню, открыл несессер, в котором ровными рядами стояли пузырьки с зельями на все случаи жизни, и вытянул один из них. — Обычные лекарства не помогут.

— Вот-вот. — Маринка извлекла из кармана халата, который был на ней надет, смартфон. — Все, я Митьке звоню.

— Не звонишь, — я взял у нее из рук аппарат и положил его на стол. — Лучше чайник включи.

Зубами я вытянул пробку из горлышка пузырька, втянул ноздрями густой травяной дух, убеждаясь, что зелье хорошо настоялось, аккурат до тех пределов, кои и предписаны ему рецептурой, подошел к раковине, прошептал заветные слова и вылил половину имеющейся в емкости жидкости прямиком на рану. Раздалось громкое шипение, но ни капли не стекло по руке вниз, все впиталось в мою плоть.

Сказать, что мне стало больно, — вообще ничего не сказать. Если я о чем и жалел, так о том, что не сообразил чего-нибудь прикусить перед лечением, что-нибудь такое, что перегрызть нельзя и обо что зубы не поломаешь. Может, тогда бы я не взвыл так, что аж стекла в окнах звякнули.

Маринка подпрыгнула на месте, из-за холодильника на секунду показался озадаченный Вавила Силыч, а из комнаты, плюнув на то, что его может увидеть гостья, примчался Родька. Впрочем, в таких случаях он каким-то образом умудрялся оставаться незаметным для посторонних глаз, имелась у него такая врожденная способность. Но тем не менее риск запалиться имелся, мог его обычный человек заметить краем глаза. Такая уж особенность есть у людей — мы часто не видим того, на что смотрим в упор, но зато случайно, сами того не ожидая, способны приметить то, что для нас не предназначено: возрастные изменения в лице вроде бы молодой девушки, сидящей напротив в метро, странного старичка, стоящего за лесным кустом, невысокого человечка, пробежавшего по коридору квартиры. Но стоит только моргнуть, приглядеться получше, и эти странности пропадают, словно ничего и не было. Тогда мы говорим: «Померещилось» — и забываем об увиденном.

Ан нет, не померещилось. Все есть, просто для наших глаз эта иная жизнь не предназначена.

— Саш, ты меня напугал, — жалобно проныла Маринка. — Варварство какое-то, а! Что ты творишь? Сейчас медицина дошла до такого уровня… Бли-и-ин! Это как так?

Боль отступала, с ней пропадала и пугающая чернота с моей кожи, причем вместе с росчерками когтей. Зелье сделало свое дело, оно выжгло всю скверну, которой напоследок одарил меня Смелков. Отличная штука, я в свое время очень обрадовался, когда этот рецепт появился в моей книге, поскольку уже тогда мне стало ясно, что рано или поздно его придется пустить в ход. При моей профессии по-другому быть и не могло. Зелье это было направлено на врачевание ран, нанесенных мертвыми, теми, кто, покинув мир живых, все еще обретается на Земле, скрываясь в тенях. Не всяких, разумеется, ран, только тех, которые можно назвать легкими, но зато в этом случае оно работало неизменно результативно. Кстати, еще часок-другой, и не факт, что оно бы мне помогло. Если бы яд нежизни проник глубже и потек по моим венам вместе с кровью, то уже все, силы зелья не хватило бы. И тогда оставался бы мне один путь — спешно бежать на кладбище, на поклон к его Хозяину, с нижайшей просьбой вытравить ту дрянь, которая вот-вот меня убьет. Любому умруну такая способность в базовой комплектации выдается, он может, если надо, чуть ли не с того света человека, отравленного тленом, вытащить.

— Это вот так, — я втянул в себя воздух и снова плеснул зелья на рану. — Уф-ф-ф!

На этот раз и шипение было потише, и боль не такой острой. Так, чутка подергало — и все. Выходит, обошлось, излечился я. Но вообще это уже бог весть какой по счету звоночек от моей Хозяйки. Ох, допрыгаюсь я когда-нибудь. Точно допрыгаюсь.

— Саш? — взгляд Маринки стал профессионально-острым, из него пропали расслабленность и хмель. — Поясни?

— Народная медицина, — ответил ей я, вытирая крупные бисеринки пота, выступившие у меня на лбу. — В ней знаешь сколько всего непознанного? У-у-у! Будь здоров!

— Смолин, за дуру меня не держи, — попросила соседка. — Ни одна народная медицина не сможет такого. Минуту назад у тебя правую руку впору было ампутировать, а теперь она вон от левой почти не отличается, разве что только краснотой на коже. Так не бывает.

— Марин, ты просто не в курсе, — искренне жалея о том, что под воздействием боли все же пустил эту занозу к себе, произнес я. — И не такое бывает. Просто если все время сидеть в городе и кататься на «хаммере», то не будешь знать, сколько тайн и загадок скрывается в маленьких деревнях, затерянных на карте России. Кстати, а что за черт тебя на такой тачке возит? Ну, который меня утром чуть не сбил? Он кто?

— Он водитель, — пояснила соседка и ткнула меня пальцем в красноту на предплечье. — И чего, даже не больно?

— Скорее неприятно. А с каких это пор ты личным водителем обзавелась? Это что, теперь журналистам столько платить стали? Может, мне тоже в ваше ремесло податься?

— Да нет, платят мало. Я ж тебе говорила, у меня сейчас страстный роман с одним металлургом, вот у него денег как у дурака фантиков. Вообще-то он прижимистый, но на мне не экономит, по крайней мере такова официальная версия в его изложении.

— А в твоем?

— Слушай, нам больше поговорить не о чем, кроме как о моей личной жизни? — возмутилась Маринка и начала сдирать фольгу с горлышка бутылки. — Расскажи лучше, где был, что видел и в какой именно деревне приготовляют вот такую микстуру. Лучше всего если к рассказу приложишь координаты геолокации, я бы туда прокатилась, с местными жителями пообщалась.

— Да ты в этой деревне была, — улыбнулся я, вытирая предплечье кухонным полотенцем. — Со мной вместе, года три назад. И производительницу этого лекарства видела. Помнишь, ночь, лес, полянка с камнем, милая старушка в белом? Так что, если желаешь — съезди, пообщайся. Только допоздна там не задерживайся, а то дороги скверные, не ровен час, накроется твой «хаммер» на тамошних буераках. Наши дороги, сама знаешь, любую технику ухайдакать могут.

Маринка молча наполнила пустую кружку, стоявшую на столе, шампанским и осушила ее до дна. Видно, помнилась ей та поездка. Может, неясно, неявно, но помнилась. И страх, который ее неслабо торкнул той ночью в лесу, тоже.

Впрочем, похоже, тот страх Маринке вот-вот детскими играми может показаться. Стоит ей только развернуться — и все, новая порция ночных кошмаров соседке гарантирована. Почему? Да потому что из коридора, еле слышно ступая, в кухню вошла Мара. В свое время эта малышка с черными глазами меня самого изрядно перепугала, в первую очередь несоответствием внешнего облика с внутренней сутью. А я к тому времени уже разное повидал. Что уж тут говорить о Маринке, нервы которой к тому же изрядно расшатаны алкоголем и многообразными стрессами, неизбежными в ее профессии.

— А поехали, — стукнула кружкой по столу Маринка, при этом икнув. — Тем более все эти фольклорные страсти-мордасти чудно бьются в одну тему, которую я недавно начала копать. Мне одна сорока на хвосте принесла весточку о чудном старичке, который не так давно…

Фразу она не закончила, это было связано с тем, что Мара положила ей свою хрупкую ручку на затылок и что-то прошептала, после чего Маринка сонно хлопнула глазами, а секундой позже врезалась челюстью в стол.

— Она не твоя, — тут же сообщил девочке я. — Предупреждаю: даже не вздумай тянуть из нее жизнь или чего другое. Нарушишь мой запрет — поссоримся.

— Как скажешь, — покладисто согласилась та и снова провела ладонью по волосам моей соседки. — Хотя я бы не отказалась. В ней очень много жизни. Очень. Правда, и дури столько же. Ты имей в виду, ведьмак, если она за ум не возьмется, надолго ее удачи не хватит, я это точно вижу. Сама сгинет, и тех, кто рядом с ней окажется, погубит.

— Вот тут я с тобой согласен, — признал я. — Вот только фиг до нее достучишься. Ладно, давай ближе к делу. Что от меня требуется, скажи точнее?

— Через два часа ты должен быть рядом с той, чью душу хочешь вернуть из Нави, — ткнула пальчиком Мара в направлении круглых часов, висящих на стене. — Зови ее, найди те слова, которые смогут заставить душу вернуться в тело. Я помогу ей их услышать. Если онипридадут ей силы, то знакомица твоя вернется обратно. Если нет, то не тревожь меня более по ее поводу. Не будет в том смысла.

— Елки-палки, — я глянул на циферблат. — Ночь на дворе, больница закрыта. Как же я в палату попаду?

— Не моя печаль, — холодно ответила Мара. — Я тебя упреждала загодя, как и что. Нужно было раньше думать.

Верно, надо. Только всего на меня навалилось столько, что какую-то мелочь нет-нет да и упустишь.

Ну ладно, не мелочь. Но и я не железный.

С одной стороны, хорошо, что ночь на дворе, пробок на дорогах не будет. С другой — скверно, потому что клиника точно закрыта и меня в нее ни под каким предлогом не пустят. Так что без административного ресурса никак не обойтись.

Сначала я хотел позвонить Вагнеру, но после, чуть-чуть поразмыслив, набрал совсем другого человека. Того, кому, по идее, мне точно звонить не стоило.

— Павел Николаевич? Мое почтение, это Смолин. И сразу — не бросайте трубку, это не в ваших интересах.

Наш с Ряжским разговор занял минут пять. Он сначала крайне удивился, потом достаточно резко высказался в мой адрес, но под конец все же согласился сделать то, о чем я его попросил. Без особой радости и охоты, но согласился.

За время беседы я перетащил Маринку в комнату и уложил на кровать, предварительно сняв с безмятежно сопевшей соседки халат. Ну не дрыхнуть же ей за столом, верно? После не удержался, стянул с нее кружевные трусики и повесил их на люстру. Хотел еще записку написать, что-то вроде: «Будить не стал, ты слишком сладко спишь. И да, ты на самом деле в постели тигрица! Р-р-р!» — но не стал. Просто не факт, что она ее найдет и прочтет, а для далекоидущих выводов и нижнего белья под потолком достаточно.

Напоследок велел Родьке, чтобы тот приглядывал за гостьей и встал на ее защиту, если загулявшая невесть где Жанна заявится домой. Уверен, ей очень не понравится, что в моей постели спит какая-то женщина, пусть даже ей и знакомая. И вообще что-то с моей спутницей надо думать, меня начинает беспокоить ее поведение. Я не слепой, все прекрасно вижу и знаю, что следовало бы сделать, вот только мне очень не хочется расставаться с немного непутевой, но зато прямой и верной девушкой-призраком. Привык я к ней. Она мой друг.

Против моих ожиданий, Ряжского в машине не оказалось.

— Привет, — забираясь в салон, сказал я. — А где шеф?

— Он ждет вас в клинике, — не слишком дружелюбно сообщил мне знакомый водитель, имени которого я, к своему стыду, не смог вспомнить.

— Хорошо, — я поелозил задом по сиденью. — Тогда помчались. Время не ждет, как бы не опоздать.

Ради правды, тут я немного сгустил краски. Дороги ночной Москвы были предсказуемо пусты, потому, когда мы добрались до пункта назначения, оказалось, что запасец имеется, и даже немалый.

Ряжский обнаружился в палате жены, когда я вошел, он сидел рядом с ней и невесело вздыхал. Мало того, как-то сполз с него привычный лоск и блеск. Неухоженным каким-то стал недавно еще вальяжный бизнесмен. Потерянным.

— Все же живой вы человек, Павел Николаевич, — не без удивления сообщил ему я. — А меня все заверяли, что, мол, у вас вместо сердца калькулятор.

— Я и сам так думал, — буркнул он. — А вот нет Ольги рядом — и как-то пусто стало. Ничего не нужно, ничего не радует. Живу, как не живу.

— Может, это любовь? — вполне серьезно предположил я.

— Не знаю. Мне не с чем сравнительный анализ проводить, а без этого любой результат может оказаться неверным.

— Красиво сказано.

— Добрый вечер, — заглянула в палату симпатичная медсестра. — Может, вам чаю подать, господа? Или кофе?

— А поесть ничего нету? — спросил я у нее, глянув на экран смартфона. — Может, суп какой-то найдется или котлетка с пюрешкой?

— Ты серьезно? — уставился на меня Ряжский.

— Вполне. Я сегодня… Вернее, уже вчера только завтракал. Нет, еще мороженое ел, но это в зачет не идет.

— Кухня закрыта, — поведала мне сотрудница клиники. — Но есть каша. Некоторые пациенты едят по часам, для них держим. Еще сушки могу предложить.

— Щи да каша — пища наша, — оживился я. — Мне бы тарелочку, да с верхом. А если еще хлебушек с маслом раздобудете и чаю сладкого дадите, то моей признательности не будет границ.

— Безумие какое-то, — провел ладонью по лицу Ряжский — Сюрреализм.

— А вам каши принести? — осведомилась у него медсестричка. — Нет? Хорошо. Только попрошу вас перейти в другое помещение. Тут есть нельзя. Тут пациентка.

Ряжский молчал все то время, пока я уничтожал очень вкусную манную кашу, и только когда тарелка опустела, наконец снова подал голос.

— Смолин, ты же осознаешь, что если Ольге сегодня станет хуже или, не ровен час, она… Ну, в том случае…

— Если она умрет, — помог я ему. — Да? Вы не продолжайте, я знаю все, что вы мне скажете. Ну, что мне тогда отсюда не выйти и бла-бла-бла. Павел Николаевич, давайте уже с этими страшилками завязывать, нет в них смысла. В первую очередь потому, что наши с вами планы совпадают. Я на самом деле хочу помочь вашей супруге, иначе бы меня тут вообще не было.

— Я могу спросить, как именно? — наконец-то задал он тот вопрос, который лежал у него под сердцем. — Что с ней вообще такое? Никто из светил мне ответа ведь так и не дал.

— Вот оно вам зачем? — я отправил в рот остатки хлеба и снова глянул на часы. — Не во всём и не всегда стоит пробовать дойти до самой сути, уж поверьте мне. Ладно, пойду. Самое время разбудить спящую.

— Я с тобой, — поднялся с кресла и Ряжский.

— Не надо, — остановил я его. — Вот это лишнее. Более того, что бы там, за дверью, ни творилось, как бы ни громыхало — не вздумайте зайти. Вы все испортите, причем безнадежно. А если все же решитесь на подобное, то после не говорите, что вас не предупреждали.

Замолчал бизнесмен. Задумался.

— Так что сидите и ждите — хлопнул его по груди ладонью я — Ну что вы так смотрите? В конце концов, вы же в операционную не рветесь, когда там хирурги работают, верно? Вот и тут что-то подобное предстоит. Вон, лучше еще чайку выпейте.

Что примечательно, мне еще и охранника пришлось шугануть, который за это время обосновался у палаты Ольги Михайловны. Причем оказался тот самый новый начальник службы безопасности Антон, сменивший на данном посту покойного Алешу.

Он было тоже попытался выдать тираду на тему «если нет, то о-го-го», но его я уж и вовсе слушать не стал, только поморщился недовольно, снял волосок с его плеча, посоветовал поменьше нервничать, чтобы раньше срока не облысеть, да и отправился в палату. Мало того, там еще одним из двух имеющихся в наличии стульев дверную ручку подпер. Кто знает этого Ряжского, вдруг все же он надумает мне помешать?

Ольга дышала тихо-тихо, почти неслышно, бело-восковое лицо было недвижимо, и только синенькая жилка еле заметно билась на виске.

Я, уже бог весть в который раз, глянул на экран смартфона. Два часа прошло. Минута в минуту.

— Пора, — произнес я мягко, беря ее руку в свою. — Оль, пора возвращаться. Не знаю точно, где ты сейчас, но уверен в том, что это место не лучшее на свете. И уж точно тут, с нами, тебе будет куда лучше. Здесь твоя жизнь. Здесь твой мужчина, сестра, дело. Я, в конце концов.

Понятия не имею, верные слова сейчас произношу или нет. Хочется верить, что да. Но, по крайней мере, говорю то, что на самом деле думаю. Не дежурные фразы.

— Оль, если бы я мог, я бы вытащил тебя оттуда за волосы, но так уж получается, что тут ты сама себе должна помочь. Найди силы, вырвись оттуда к нам. Мы скучаем. Мы все скучаем. Ты сможешь. Другая бы, возможно, не справилась, но ты — не любая. В тебе крепости на сто человек припасено.

Мне показалось или ее рука дрогнула? Нет, не показалось. Это точно так.

— Давай, Ольга. В конце концов, для тебя никогда и ни в чем преград не существовало. Ты даже меня прогнуть умудрилась. Не целиком, но все же. А уж это точно подвиг! Неужто тебя какие-то туманы удержат?

И вот в этот самый момент, когда я помянул туманы, меня словно серое облако накрыло, мрачное, непроглядное и недоброе.

Зато в этой серой густоте я внезапно увидел Ольгу и стоявшую рядом с ней Мару, причем последняя пребывала не в привычном мне облике маленькой девочки. Нет, теперь это была стройная, очень красивая женщина с длинными черными волосами, и лишь глаза, которые остались прежними, позволили мне понять, кто именно находится рядом с моей знакомой. Вот только красота ее была, если можно так выразиться, злой. Так себе определение, но другого у меня нет.

— Ведьмак? — удивилась Мара, глядя на меня. — Ты тут откуда?

— Не знаю, — растерянно ответил я, уже сообразивший, куда именно меня занесло. — Но оно к лучшему. Оль, нам пора.

— Саша? — растерянно произнесла женщина и прикрыла одной рукой грудь, другой — причинное место. Просто она тут, в Нави, оказывается, бродила в чем мать родила. — Я слышала твой голос, но думала, что мне кажется.

— Ведьмак, тебя тут не должно быть, — нервно дернулась Мара. — Если он учует нас, то все, никто обратно не выберется.

Не знаю точно, кого она имеет в виду, но одно ясно стало сразу: если служанка Мораны такое говорит, то дело плохо.

— Ольга, да отомри ты уже, — я приблизился к Ряжской и тряхнул ее за плечи. — Время на исходе!

— Он рядом! — взвизгнула Мара. — Ведьмак, беги!

И как не бывало ее, исчезла черноглазая красавица в один миг.

Ну, а я услышал совсем рядом с собой негромкое шипение и неприятный скрежет, напомнивший мне посещение серпентария, находящегося в Московском зоопарке. У некоторых змей так же чешуя поскрипывала, когда они ползали туда-сюда.

И тогда все встало на свои места, я понял, кто именно напугал Мару.

Великий Полоз. Это он пожаловал глянуть, кто же это наведался на пустынные равнины давно забытого мира.

И вот тут впервые за долгое время мне стало по-настоящему страшно. До дрожи в коленках, до мурашек в кулак величиной по спине.

— Оля, надо валить! — рявкнул я. — Иначе обоим кранты! Найдет твой Пашка в палате два тела и после этого совсем затоскует! Он и так почти одичал, а уж после такого вовсе промутирует. Может, даже бухать начнет. Сама посуди: и любимой жены нет, и того, кому за ее смерть что-то предъявить можно, тоже нет!

— Паша по мне грустит? — в глазах тени, которой почти стала Ряжская, блеснула яркая живая искорка.

— Да не то слово. — Я всем своим существом ощущал, как за моей спиной шевелится в туманной мути огромная змея. И это не разбушевавшаяся фантазия, уверен, так оно и есть. Можно было бы повернуться, чтобы в этом убедиться, только вот все инстинкты орали мне: «Не смотри! Не надо!» — Потерянный бродит, небритый, нечесаный, даже на бизнес забил!

— Честно?

— Предельно. Да сама сходи посмотри!

Ольга Михайловна знакомым жестом поправила волосы и исчезла, так, будто ее тут и не было.

В тот же миг перед глазами у меня вспыхнул огонь, в виски бухнули два огромных молота, и я ощутил, что падаю в какую-то неведомую бездну.

Но перед тем успел услышать голос, в котором не имелось ничего человеческого. «Я все равно найду тебя, ведьмак», — сказал он мне. Всего одна фраза, ни больше ни меньше. Но сколько в ней было уверенности, сколько предвкушения, сколько злобы.

А еще я, похоже, стал лучше понимать Морану. Я бы на ее месте тоже нервничал, если бы эдакая пакость ползала поблизости от моего дома, и пытался набрать сил для того, чтобы дать ей отпор.

— Саш! — стукнулся в мои уши голос Ряжской. — Саш, это ты?

Открыв глаза, я понял, что, оказывается, навернулся со стула и в данный момент валяюсь на полу.

— Ну, а кто же еще? — выдохнул я, не поднимаясь. — Добро пожаловать обратно, Ольга Михайловна. Добро пожаловать домой.

— А мы где?

— В больнице.

— Почему?

— Это долгий рассказ, — улыбнулся я и раскинул руки в разные стороны, словно собираясь сделать «снежного ангела». — Сначала вы на свою голову познакомились со мной…

— А если сразу перейти к финалу? — в голосе женщины я услышал прежние нотки, и еще из него стремительно уходила слабость.

— Тогда все совсем просто. Вам хорошо бы поесть и поспать, а я полежу еще минутку, да и поеду куда подальше.

— А именно?

Я промолчал, хотя мне и было что ей ответить. Я поеду туда, где можно немного прийти в себя и попытаться спокойно поискать ответы на вопросы, которых стало как-то очень много.

Я поеду домой. В Лозовку.

Конец книги

Автор благодарит всех тех, кто помогал ему в работе над этой книгой: Нури Магомедова, Евгения Петрова, Василия Крысина, Евгения Прядеева, Михаил Yakytа, Андрея Авдеева, Павла Nighmare Сергеева, Сергея Карпенко, Игоря Таратенко.

Отдельное спасибо Софье Потоцкой.

8. Грани сумерек

Все персонажи данной книги выдуманы автором.

Все совпадения с реальными лицами, местами, банками, телепроектами и любыми происходившими ранее или происходящими в настоящее время событиями — не более, чем случайность. Ну, а если нечто подобное случится в ближайшем будущем, то автор данной книги тоже будет ни при чем.

Обычно возвращение домой после долгих странствий на чужбине приносит радость и душевный покой, а также сулит спокойный и славный отдых. Но то у нормальных людей, к Александру Смолину подобное не относится. Он ведьмак, потому на легкую жизнь рассчитывать не приходится, тем более что многие из тех, кто сделал его частью своих далеко идущих планов, являются особами непростыми и влиятельными. Впрочем, это не означает, что Смолин примет правила чужой игры и станет делать то, что ему скажут. А это значит одно - впереди его ждут веселые и очень жаркие во всех отношениях летние деньки. Обложка работы Софьи Потоцкой.

Глава 1

— Алконоста ни разу не видал. И Сирина тоже, врать не стану. А вот с Гамаюном как-то беседу вел, да — Карпыч посолил подостывшую картофелину и аппетитно начал ее поедать — Она в моей реке, понимаешь, решила крыла свои сполоснуть. Устала, видать, вот и остановилась на дневку.

— Она? — изумился я — А я думал, что Гамаюн это он!

— Нет, точно она — заверил меня водяник — Потому как стервь редкая. Я-то думал — шутка ли! Все же вещая птица, власть над судьбами имеет, самого Рода помнит. И что? Да большинство моих русалок по сравнению с ней девицы невинные. Ну, кроме Лариски, само собой. Все этой пернатой не так, все ей не эдак. И почтения, видите ли, не оказали достойного, и вода в речке мутновата, и камыш шумит слишком громко. Тьфу!

Мой собеседник разломил остывшую уже печеную картофелину, сдобрил ее солью и отправил одну из половин в рот. Горячую еду, только из костра, водяник по ряду причин есть не мог, потому всегда ждал, когда та достигнет, скажем так, комнатной температуры.

Но при этом против того, что я всякий раз, еще со времен нашего первого знакомства, на берегу раскладываю костерок, ничего не имел. Может, Карпычу нравилось то, что жаркое пламя не может причинить ему никакого вреда и в результате будет потушено водой из именно его реки, может, еще что — не знаю.

— А что у тебя за интерес к этой троице? — уточнил водяник, прикончив картофелину — Нездоровый, я бы сказал.

— Почему так?

— Вещие птицы не лучшие собеседники, в первую очередь оттого, что им на кого-либо другого кроме себя самого, плюнуть и растереть. Они не добрые и не злые, они равнодушные. А когда тому, с кем ты общаешься, все едино что да как — добра не жди. Вот враг — с ним все ясно, он тебя ненавидит и хочет убить. Стало быть, сделай все, чтобы он умер первым. Вот друг — с ним тоже ясность присутствует. Иногда, конечно, случается такое, что друг врагом становится, а враг другом, но и это — жизнь. А Сирин, Гамаюн да Алконост — они не живые и не мертвые. Они… Слово-то не подберешь.

— Никакие? — предложил я.

— Во-во — закивал водяник — Никакие они. Нет в них чувств. Хотя, конечно, иные умельцы какой-никакой прок от них получали, слышал я про это. Проклятия снимали, удачу подманивали, а один ухарь даже умудрился нить своей жизни поменять.

— Чего поменять? — уточнил я.

— Вещие птицы, все трое, раньше, в старые времена, обитали при доме Макоши — пояснил мне водяник — Том, что в Прави стоял, у подножия великого дуба, коей еще сам Род посадил. Они, стало быть, песни пели, а Макошь сидела у окна да знай пряла свою пряжу, и каждая ниточка в ней — судьба людская. Какая покрепче, какая потоньше. Ну, а как порвется ниточка — так и все, понесли человека на погост. Вот один удалец и умудрился при помощи Алконоста свою нить на чужую подменить, ту, которая потолще да подлиннее. Ловок был, видать, подлец, да смекалист. Нет, все одно помер, конечно, но годков от чужого каравая отхватить смог немало. Ну, если, конечно, сам себе после не подгадил, глупостей не наделал. Нить нитью, но все от человека зависит. Жизнь и судьба — это разные вещи.

— А что потом с Макошью стало? — заинтересовался я.

— Откуда же мне знать? — хитро глянул на меня Карпыч — Мне путь что в Правь, что в Навь заказан. Мой дом — река, я от нее никуда. Если чего и знаю, так исключительно то, что ветер да вода расскажут. Но, думаю, отправилась Макошь в те же неведомые края, куда и все остальные ушли. Или вовсе померла. Боги, они, конечно, не люди, но тоже, поди, мрут? За каждым из нас раньше или позже придет незваная гостья.

— Лучше бы позже — заметил я.

— Так говорю же, ведьмак — все от нас самих зависит. Поступай по уму да по совести, думай, прежде чем чего-то сделать, и тогда судьба, глядишь, тебе воздаст за то награду. А коли нет — так и не жалуйся. Вон, видишь Лариска довольная какая нынче? Аж светится вся, как та Луна.

Это да, вредная русалка, которая не так давно чуть Вику не утопила, нынче была весела невероятно. Она брызгалась водой в подружек, крутившихся в воде рядом с ней, заливисто смеялась и даже вроде как похорошела.

— Вижу — подтвердил я — И с чего это у нее такое настроение хорошее?

— Так жизнь людскую она нынче взяла — пояснил мне Карпыч — Часа два назад, аккурат после того, как солнце село, дурачка молодого на дно утащила.

— О как — я глянул на резвящуюся неподалеку речную деву.

— Так ее время — ее право — пояснил водяник — Русальные недели, парень, никто не отменял. Даже если вы, люди, про них забыли, то мы — нет.

— Незнание закона не освобождает от ответственности — пробормотал я.

— Да если бы незнание — поморщился старичок — Не поверишь — года не было, чтобы какой-нибудь остолоп или, того хуже, дуреха, не полез ночью в реку со словами «Сказки это все». И нынешний такой же. Сидел он в компании таких же олухов, кто-то вслух и скажи, что на этой неделе купаться никак нельзя, и не потому, что вода холодная, а так как по народным преданиям русалка за ногу может на дно утащить. Этот сразу подхватился и давай орать, что все это ерунда, а после портки скинул и в воду полез. Даже не перекрестился. Толку от того не было бы, но все же… Само собой, Лариска такого шанса не упустила, она у меня хваткая. Ей и в обычное время человека загубить в радость, а уж во вторую-то русальную неделю! Квартирует теперь этот обалдуй на дне, травой оплетенный и песком присыпанный. И еще три дня лежать будет, до самого, значит, конца Русалий.

— А потом?

— Потом отпущу, на что он мне сдался? С такого утопленника проку нет, не я его прибрал, а девки мои, то серьезная разница. А главное что? Летняя жертва реке моей принесена, вода этот год в ней будет чистая, рыбе переводу не предвидится. А парня пусть найдут, родне отдадут, да похоронят как у людей водится. Мы тоже понимание имеем о том, что хорошо, а что нет.

Ну, насчет чистой воды и множества рыбы Карпыч явно погорячился. Старыми категориями мыслит мой мокрый приятель, не берет в расчет реалии сегодняшнего дня. С полей удобрения в реку смоют или завод какой в верховьях поставят — и ни один ритуальный утопленник не поможет.

— Вот еще бы кто петуха черного мне поднес, свернул ему шею да в реку бросил с нужными словам — многозначительно глянул на меня водяник — Тогда бы и вовсе все честь по чести сладилось.

— В принципе не вопрос, конечно — я подмигнул Аглае, которая подобралась почти к самому берегу — Вот только где мне еще этого черного петуха отыскать? Соседки мои кур не держат, а вокруг в основном дачные поселки. Там у людей не то, что живности, но и огородов особо не сыщешь теперь. Куда не глянь, одни альпийские горки и барбекю.

— А ты поищи — вкрадчиво попросил Карпыч — За мной не пропадет, обещаю.

— Он все одно ведьмак, не человек — подала голос Аглая и принялась расчесывать волосы синим гребнем, который я ей же и подарил — Толку-то.

— Тебя не спрашивали! — рявкнул на нее водяник — Цыц! А то отправлю сейчас народившихся щурят считать, сколько их в моей речке ни есть.

— Ой, да сколько там их! — фыркнула русалка — Вы об тот год, батюшка, Сомычу, что под Рузой обитает, почти всю свою щуку проиграли в зернь. Или забыли? Мы еще с Галинкой по осени ему ее и перегоняли по рекам. Помню, в одной, совсем мелкой, я себе все пузико о камушки расцарапала!

— Верно, было — тяжко вздохнул Карпыч — Сначала-то игра хорошо шла, я у него всю молодь карпов выиграл и еще кое-что по мелочам. А потом как отрезало! И приобретенное потерял, и своего еще прибавил. Щуки этот год у меня почитай, что и нет, чистить реку от больной рыбы самому придется.

Ну да, верно. Если волк — санитар леса, то щука неотложка водоема. Это только в мультфильмах она ест все, что в пасть попадает, а на деле в основном хворую рыбу в пищу употребляет. Природа гармонична, все в ней сбалансировано. Кроме, понятное дело, вмешательства человека, его тот, кто творил мир, не предусмотрел.

И все-таки любопытно — вот зачем Карпычу было нужно, чтобы я его реке жертву принес, а? Какой у него в этом был интерес? И ведь не узнаешь, не расскажет мне этого хитрый повелитель местных вод.

Потому и я обещать ничего пока не стану. Вот посоветуюсь с Антипом, который в таких вопросах хорошо понимает, а там видно будет.

— А тебе вещие птицы-то зачем? — вернулся к первоначальной теме нашего разговора водяник — Хотя… Знаю. Догадался. Ты же про Алконоста спросил, а он, стало быть, проклятия снимать может. Девку, стало быть, хочешь освободить, ту, что мои недотепы тогда не потопили. Так ведь?

— Не то, чтобы прямо хочу… — уклончиво ответил я — Но в целом на эту тему размышляю.

— Дурная идея — качнул головой мой собеседник — Некудышная. Не сыскать тебе Алконоста, а коли и свезет, то все одно он с тобой разговаривать даже не станет. Мы все — и ты, и я, и ведьмы вон, и Ермолай, пенек лесной — повязаны одной ниточкой. Мы под Луной живем, нам друг от дружки все время что-то надо. Ты мне вот петуха в реку бросишь, а я тебе, если что, как-то по-другому помогу, случись такая нужда. Да и у людей все так же устроено, сам же знаешь. А вещим птицам ни от кого ничего не надо, а потому они никогда никому и помогать не станут. Смерти для них нет, власти да славы они не желают, врагов не имеют. Им даже есть не надо, во как! Вот и выходит, что тут баш на баш не получится договориться, а по-другому в этой жизни не бывает. Ну, я про такое не слыхал, по крайней мере.

— Да ладно, как не бывает? — засмеялся было я, а потом понял — прав Карпыч. И вправду — не бывает. Даже самые бескорыстные вроде бы поступки все равно под собой какую-то почву имеют, пусть иногда даже неразличимую, а то и вовсе изначально неосознанную. Союз двух любящих сердец, в день свадьбы трогательный и романтичный, рано или поздно перерастает в состояние «с меня уют, с тебя обеспечение быт», безвозмездное пожертвование бизнесмена сопровождается возвратом НДС, налоговыми льготами и хвалебной публикацией в прессе, а спасение тонущей девушки из воды завершается вручением медали и неизбежным внутренним самолюбованием. И нет в этом ничего плохого на самом-то деле. Так устроен мир. И так устроены мы.

А на мне, любимом, тут и вовсе клейма ставить негде. Не то, чтобы я без мзды не чихнул, конечно, но перед тем, как с кем-то ударить по рукам, непременно прикидываю все убытки и прибыли, которые мне сулит заключаемый договор. И запросто могу сказать «нет», если первое превышает второе. Прошли те времена, когда я сначала обещал, а потом пытался понять, зачем это сделал. Вот хоть бы как сейчас.

— Всегда в любом деле есть у каждого свой интерес — упрямо повторил старичок, прямо в тон моим мыслям — Хоть какой — но присутствует, на том мир и стоит с начала времен. А тут-то вон как выходит — у тебя он есть, а у Алконоста — нет. А без интереса и договора нету. Если только совсем уж свезет, но я бы не стал на такое рассчитывать. Только не это даже главное. Ты, парень, вспомни, что я тебе говорил об прошлый раз — ей-то оно самой надо? Может, она без той напасти, которую ей пращуры через кровь свою передали, жизни не станет? И тогда она тебя не благодарить да целовать станет, а наоборот, проклянет. Или вовсе убьет. Я ее видел, такая может. Да что там — есть на ее руках кровь, я это сразу понял. Есть. И ее — немало. А еще души у нее самая малость осталась, только разве что на себя ее хватит, да и то сомнительно. Что если проклятие уйдет, а перед тем эти остатки выжжет?

Может и так, может и прав Карпыч. Только вот почему тогда почти бездушная Вика позвонила мне в ту беспокойную ночь, когда я одним махом два дела закончил — отправил к Моране одну из беглых душ и вытащил из Нави душу Ряжской? Мало того — или я ничего не понимаю в интонациях, или все-таки она была изрядно и неподдельно встревожена.

Ее звонок застал меня в машине, когда я ехал домой. Позади осталась клиника Носова, вместе с ее владельцем, который в очередной раз попробовал подъехать ко мне на кривой козе с коммерческими предложениями, Ольгой Михайловной, которая усиленно пыталась понять, что же все-таки произошло и почему вокруг нее царит такая суета и ее супругом, который явно пересиливая себя, все же пожал мне руку. Ну, и еще начальником его безопасности, одарившем меня очень недобрым взглядом. Само собой он меня этим не напугал, но над чем подумать тут есть. Просто в нем читалась не столько нелюбовь ко мне, как к потенциальной угрозе его принципалам, сколько недовольство человека, планы которого потерпели некое фиаско. Я, конечно, не бог весть какой физиогномист, до той же Генриетты мне далеко, но некоторые эмоции, даже те, что человек пытается спрятать, считывать с людских лиц все же могу.

Антон явно был недоволен моим вмешательством в случившееся, а еще больше тем, что я в своих устремлениях преуспел. Вопрос — с чего бы так? И по какой причине ему Ольга Михайловна, пребывающая в коме, милее ее же, но в активно-жизненной ипостаси?

Есть над чем подумать. Но не сейчас. А, может, и вовсе не мне. Сдам его той же Ряжской, и пусть она сама разбирается со своим персоналом. Вряд ли этот Антон станет сводить со мной счеты за оживление хозяйки, это просто нерационально.

Ну, а после того, как на экране смартфона замерцала надпись «Викуся-красотуся», так и вовсе все эти семейные тайны Ряжский у меня из головы вылетели.

— Саш, с тобой все в порядке? — спросила она у меня — Мне ребята сейчас рассказали, что случилось, что призрак тебе руку поранил. Саш, это очень серьезно, я знаю, насколько опасны такие раны. Просто приходилось видеть, чем подобное заканчивается.

— Все уже в порядке — успокоил я ее — Не переживай. То, о чем мы говорим, штука, конечно, неприятная, но если вовремя принять необходимые меры, то ничего страшного не случится. Я принял.

— А если поподробнее? — потребовала девушка — Что ты сделал?

— Есть у меня одно зелье, вот его и использовал.

— Что за зелье? — продолжила настырничать сотрудница Отдела.

Я перечислил ей список ингредиентов, отметив при этом то, что оба сотрудника Носова, которые сидели впереди, очень внимательно слушают то, что я говорю. Разве что только не записывают произнесенное. Хотя… Хрен знает. Может и записывают.

— Ого — произнесла моя собеседница, когда я замолчал — Сам такое варил?

— Ну, а кто еще?

— Молодец. Только вот одно — травы в нем сильные, но очень жестокие. Тебе, наверное, больно было?

— Не то слово — признался я — Чуть в голос не заорал. Живой огонь, по-другому не скажешь.

— Бедный — вздохнула Вика — Ну ладно, если ты цел, то хорошо. И извини за поздний звонок.

— Звони хоть когда и хоть во сколько — произнес я — Мне тебя всегда слышать в радость. А то, хочешь, приезжай в мою загородную резиденцию, я сегодня туда отбываю на недельку. Поход на реку не обещаю, но зато, может, первыми дарами земли побалуемся. Родька у меня мастак по экспроприации редиски у соседок. Да и земляника вот-вот пойдет.

— Спасибо за приглашение, но я все же откажусь — помолчав, ответила мне Виктория — Не надо этого. Ни к чему. Ты лучше свою новую приятельницу пригласи.

— Какую новую приятельницу? — слегка опешил я.

— Ту, которой твои соседки сами редиски отсыплют. По причине родства душ.

И трубку повесила.

Это она Ваську имела в виду, надо полагать. Только вот сомневаюсь я, что Дара и ее товарки этой милашке хоть что-то, кроме могильного камня подарят. Нет там никакого родства душ, неоткуда ему взяться. Но сам факт подобной реакции мне был приятен. Если это не ревность, или хотя бы ее подобие, то что?

Дома все было точно так же, как тогда, когда я из него уезжал — тихо, темно и покойно. Под креслом похрапывал Родька, а на кровати, раскинувшись звездой, дрыхла голенькая Маринка. И только одно меня в этой душеспасительной картине не устраивало — Мара, которая вновь приняла вид маленькой девочки. Она сидела на краешке кровати, гладила по волосам мою соседку и, такое ощущение, что принимала для себя какое-то решение. Впрочем — почему «какое-то»? Вполне понятное и предсказуемое. Но крайне сложно реализуемое, по крайней мере, пока я жив.

— Не надо — шепотом произнес я — Повторяю — она не для тебя. Давай не станем ссорится.

— Все же успел выбраться? — глянула на меня Мара, из глаз которой наконец-то ушла чернота — Хорошо. Я уж думала, мне конец.

— Тебе? — удивился я — Ты оттуда улепетнула с такой скоростью, что тебя бы даже «Тополь-М» не догнал.

— Тополь — не летает. Тополь — это дерево — улыбнулась Мара, причем я заметил, что у нее пары зубов во рту не хватает, как и бывает у детей такого возраста. Впрочем, улыбка на лице не задержалась, следом за тем ночная гостья посерьезнела — Узнай госпожа, что я тебя там оставила один на один с Полозом, мне бы не поздоровилось. А она бы узнала, можешь не сомневаться. Ладно, ты мне главное скажи…

— Пошли на балкон — предложил ей я — Если мы сейчас разбудим вот эту спящую красавицу, то беседе нашей конец. Уж поверь, я ее знаю.

— Пошли — согласилась девчушка.

И все-таки я в самом деле, похоже, окончательно перешел на ночной образ жизни. Ведь до чего дело дошло — мне уже кажется нормальным мысль о том, что спать я лягу с рассветом.

— Он тебя видел? — еще раз переспросила Мара — Или нет?

— Понятия не имею. Я его точно нет. На самом деле очень хотелось обернуться, прямо словно кто-то в голову эту мысль впихивал. Но мне хватило ума этого не сделать.

— Значит, не видел он тебя — облегченно произнесла Мара — Хвала Чернобогу! Навь — не этот мир, где все просто и понятно, где каждый может смотреть на каждого, тогда, когда ему заблагорассудится. В тамошних туманах разглядеть лики своих врагов, и, бывает, даже друзей не так легко. Так что это он, Великий Полоз, подбивал тебя развернуться. Сделай ты это — и все, он бы знал, кто ты есть такой.

— Он и так, по ходу, знал — заметил я — Не имя, но, скажем так, социальную принадлежность. Он меня ведьмаком назвал.

— Так это для него не секрет. Он давно тебя почуял, с той поры, как наша госпожа проснулась. Почуял и запомнил. Но пока мост через Смородину разрушен, он бессилен. Никак ему до тебя никак не дотянуться — ни мыслью, ни взором. А тут ты сам, почитай, к нему в гости нагрянул. Навь, конечно, не вотчина Полоза, но среди туманов сильнее его, пожалуй, никого не сыскать. Тени мертвых — они только тени, ни добра, ни зла от них не жди, всякую мелочь, вроде Зарянников можно не считать. Есть еще князь Брячислав, который от веку по Нави со своей дружиной скитается, но только о своей потерянной душе и думает, ему до старого змея дела нет. Ну, а такие как я, если туда и приходят, то ненадолго. Навь — она как болото, чуть остановился — и все, сначала ноги увязнут, а там, глядишь, и с головой серая муть накроет.

— Хорошо, что ты мне это все только сейчас рассказала — сообщил девочке я — Мне и так под конец страшно стало, а знай я эту информацию раньше, то и вовсе бы, наверное, в штаны наложил.

— Ты бы не наложил — уверенно заявила Мара — Ты не такой. Но вот сгинуть мог запросто, получи Полоз то, чего хотел. Или в слуги его попасть, появись у него такая мысль. Ты же госпоже клятву верности не дал, длань ее не целовал, потому вроде как сам по себе, вольный воин, может смело выбирать, кому служить. Так что, может, он тебя и не левым клыком цапнул бы, а правым.

— А какая разница?

— Если он левым клыком человека ранит, тот, считай, все, помер. Нет от яда Великого Полоза спасения. Боги — и те не помогли бы, даже тогда, когда они еще в силе находились. Ну, кроме Рода, наверное, тот все мог. А вот тяпни он правым — у человека появится право на выбор.

— Служить этой рептилии или нет? — предположил я.

— Ага — Мара достала из кармана симпл-димпл — Пусть очень редко, но Полоз выбирает себе подручных из рода людского. Он им даже время дает на то, чтобы они решили — желают они себе такого хозяина или нет, вроде как играется с ними. И службу какую-нибудь непременно поручает, да такую, что человек непременно начнет думать, что он теперь не такой, как все, и что эта жизнь куда лучше, чем та, которая была прежде. А еще после вскорости еще золота отсыплет, да столько, что не унесешь. Отсыплет и смотреть станет, что для человека главнее — его воля или людская корысть. Если жадность победит, то все, яд сердце этого человека сожжет, а если нет, то, считай, молодец он. И вот тут ему надо делать тот самый выбор — жить как прежде или выбрать новую судьбу. Ну, по крайней мере человек так думать станет, что выбирает. Он же хитрый, Великий Полоз. Он всегда таким был. Потому и не уснул в тумане, как все остальные.

— Все равно не складывается картинка. Я же ведьмак, у меня свой путь, так сказать, свое предназначение. Как я ему служить могу?

— Бывало такое прежде — заявила Мара, щелкая резиновыми пупырями на игрушке — И твои собратья ему служили. Нечасто, но случалось подобное. Старшие ваши этот выбор не принимали, но большой власти у них сроду не водилось. Так, одна видимость да слова громкие.

— С этим не поспоришь — я сразу вспомнил встречу двухлетней давности и потешных стариканов, которые думали, что на самом деле чего-то решают — С властью там плохо. Никак у нас с ней.

— Навь тебя приняла — внезапно сообщила мне Мара — Точно говорю. Приняла и запомнила. Слушай, а ты нож свой ведьмачий туда не брал? Нет? Жаль. Он тебе потом мог бы вместо ключа служить. Кое-какие наговоры над ним произнеси, кровью живой омой, правильное место найди — и все, дорога откроется.

— Мне одного раза хватило, второго не надо — отказался я — Нечего мне в этой вашей Нави делать. Нет у меня там друзей, одни враги. И спрятаться, если что, негде.

— И то верно — согласилась со мной гостья — Хотя насчет спрятаться ты не прав. Там стоят погребальные курганы, в которых лежат твои пращуры-ведьмаки. В них ты всегда укрыться от беды сможешь, а врагу твоему туда не войти ни за что. Ну, если только он, конечно, тоже не ведьмак.

Помню, упоминала Морана про эти курганы. Дескать, там все есть — и мечи-кладенцы, и скатерти-самобранки, а также корзина печенья и бочка варенья. Даже сводить туда обещала. Правда я ей тогда не поверил, и, по ходу, правильно сделал. Не с ее жидкими силенками в те края соваться. И сама погибнет, и меня под монастырь подведет.

— Теперь еще вот что — Мара глянула мне в глаза — Долг твой передо мной закрыт.

— С чего бы? — удивился я.

— Подумай, может догадаешься — буркнула девочка — Да, и с Пухеей я сегодня повидалась. Она готова тебе помочь, готова излечить того, на кого ты укажешь, но взамен ей нужна другая жизнь. Человека за человека, по-другому она не согласна помогать. Но я сразу тебя предупреждала, что так будет. Само собой, вина за смерть того, другого, на тебя ляжет, не на Пухею. Тебе за него за Кромкой отвечать придется.

Не скажу, что меня это сильно пугает, поскольку это не первое пятно на моей совести. Другое хуже — некого мне Пухее отдать покуда. Недоброжелателей полное лукошко, но неприязнь, пусть и обоюдная, еще не повод для того, чтобы их на тот свет отправлять. А вот врагов живых не осталось. Одни мертвые.

Да и Отдел не дремлет. Ну, как пронюхают, что эдакий чендж сделал? Не то, чтобы я с ними прямо очень конфронтации боялся, но мы сейчас вроде как одно дело делаем, и друг другу взаимно полезны.

— Печально — я вздохнул — Но все равно спасибо за ясность, внесенную в вопрос.

— И еще совет — Мара убрала симпл-димпл в карман, давая мне понять, что беседа, по сути, закончена — Уезжай из города на несколько дней. Сегодня уезжай. Сейчас. В деревню уезжай, где твой дом стоит.

— В принципе, я так и собирался поступить. Замотало все в городе, хочу на природу отбыть. А в чем, собственно, дело?

— Навь населена теми, чье время закончилось. Ты не такой. Ты — живой. Туманы запомнили тебя, ты оставил там свой след. Не навсегда, ненадолго, но оставил. Кто знает, что из этого может выйти? Лучше поостеречься.

Сказала мне зараза маленькая напоследок эту гадость и покинула балкон, а с ним и квартиру. Вот сиди и гадай — чего конкретно надо поостеречься, о чем речь? Может, она имеет в виду что Великий Полоз каких-то охотников на этот след настропалит за немалую награду, а, может, то, что мне Навь сниться повадиться в городе каждую ночь. Ну, или день, исходя из указанного выше графика моей жизни.

В любом случае, гадать что да как я не стал, шустро собрал вещички, после выставил из дома сонную Маринку, заверив ее в том, что это именно она меня поимела, а не наоборот, велел Анатолию сообщить окончательно запропавшей Жанне, где именно я нахожусь, да и покинул Москву. Мало того — я еще и телефон еще в электричке отключил, рассудив, что все меня достали.

Первые два дня я отсыпался и отъедался, игнорируя то и дело мелькавшую за забором бабку Дару, а на третий, ближе к ночи, направился к реке, решив пообщаться с Карпычем да дядей Ермолаем о всяких разностях. В том числе о трех вещих птицах из славянского фольклора и о существе, носящем имя Великий Полоз.

— Может, оно и так — согласился я с точкой зрения умудренного жизнью водяника — Тут для себя-то не всегда решишь, как оно лучше, что о других людях говорить.

— Ведьмак, пошли купаться — предложила мне Аглая — Обещаю, топить не стану! Просто поплаваем вместе!

— Не, вода холодная — отказался я — Вот через месяцок, как она прогреется как следует, тогда уж…

— Да не бойся — хмыкнул Карпыч — Если желаешь — искупнись. Ничего с тобой не случится, обещаю.

— Правда неохота — я поворошил угли палкой — А можно еще спросить об одной вещи?

— Экий ты пытливый — притворно сдвинул зеленоватые брови водяник — Ну да уж ладно. Спрашивай.

— Великий Полоз — он кто? Говорят, что змей и что золото любит. Но это ведь не все? Есть же что-то еще?

— Про Великого Полоза не у него надо спрашивать — на мое плечо опустилась тяжелая рука — Про него со мной надо разговаривать, ведьмак.

Глава 2

— Да что б тебе! — сплюнул на прибрежный песок Карпыч — Напугал, дерево ты трухлявое. А на Ляксандре вон, вообще лица нет!

— Ну, не то, чтобы совсем нет — произнес я — Но ты больше так не делай, дядя Ермолай, пожалуйста. У меня запасные штаны, дома, конечно, есть, но до него дойти еще надо. А тут застирывать как-то неловко. Вон, Стешка меня засмеет. Засмеешь, красивая? Ведь так?

— Вовсе нет — прощебетала русалка — Всякое бывает. У меня тятенька на каждый праздник напивался так, что непременно портки обделывал, когда после под телегой отсыпался. Я привычная.

— А перед тем тебя да твоих сестер лупцевал, да так, что ты в семнадцать лет от такой жизни пошла, да и утопилась — невесело усмехнулся Карпыч.

— Не потому утопилась — улыбка сползла с лица Стеши — Не из-за его кулаков. Да ты, батюшка-водяник, сам знаешь все.

Она невероятно грациозно развернулась и быстрой молнией ушла в глубину реки.

— А чего с ней стряслось-то? — поинтересовался дядя Ермолай, присаживаясь рядом со мной и цапнув одну из печеных картофелин, лежащих около костра.

— Дядька ее ссильничал, тятенькин брательник — странно, но в голосе водяного я услышал искреннюю жалость к незадачливой девице, бог весть когда сведшей счеты с жизнью — Дело вроде как семейное, но такой грех все одно не скроешь, а порченая девка никому не нужна. Это деревня, а не город, тут нравы другие. Ну, тогда были. Да еще и понесла, как назло. Короче, плод она вытравила, а через день пошла к мельнице, да там в воду и сиганула. Чтобы, значит, наверняка. Народишко тогда был не чета нынешним беспамятным, потому знал, что я именно в тамошнем омуте тогда обитал и молодых девок, что в гости пожаловали, обратно на землю не отпускал.

— Невеселая история — вздохнул я.

— Но зато она через пару лет обидчика своего наказала — оптимистично заявил Карпыч — Сына его утопила, младшенького, позднего, любимого. Причем прямо на дядькиных глазах под воду утащила, да еще личико свое показала, чтобы тот знал, отчего так вышло и к то в том виноват.

— Жестко, но справедливо — признал я — Внушает.

— Ты ей давно нравишься — сообщил мне водяник — Я слышал, как она другим девкам про то сказывала. Потому тогда подружку твою она с особым усердием под воду тащила.

— Даже не знаю, радоваться или печалиться — поежился я — Вот так и купайся в твоей реке летом. Войти в воду войдешь, а выйдешь или нет — вопрос.

— Купайся — разрешил Карпыч — Не тронет тебя никто этот год, слово даю. Моя река — мои законы. Девки, слышали меня?

— Слышали, батюшка — нестройно ответили русалки, причем за секунду до того веселая Лариска как-то вдруг посмурнела, что навело меня на определенные мысли.

— Так ко мне еще друзья приезжают — вкрадчиво произнес я — Вот…

— Твои гости — тебе за ними и приглядывать — ответил за Карпыча дядя Ермолай — И ответ держать, если они чего лишнего себе позволят. Хотя, как по мне, иные из них те еще хваты. Да, сосед?

— Ты про того дьяка, что к Даре приезжал? — уточнил водяник — Да, парень ушлый, не отнять. Хотя все они такие, им палец в рот не клади. И за жизнь цепляются до последнего. Помню, лет сто тому назад в мою реку один такой после драки с оборотнем сверзился, такни в какую тонуть не хотел. Бок распорот, рука сломана, а он знай пытается к берегу выгрести. Другой бы сдался и камнем на дно, а этот нет. И знай себе бормочет, как он этого оборотня в другой раз непременно пришибет.

— И что, утоп? — заинтересовался дядя Ермолай.

— Утоп бы непременно — подтвердил Карпыч — Говорю же — бок распорот был здорово, сильно волкодлак его подрал.

— Значит, пожалел его? — утвердительно произнес леший — На берег, поди, выволок.

— Ну и выволок — вдернул зеленую бороденку вверх Карпыч — Я хоть и нелюдь, но сильных человеков уважаю. Не телом сильных, а духом. А оборотней, наоборот, не жалую, ты же знаешь. Паскудное племя, один вред от них реке.

— Да? — удивился я — В какой же это вы точке пересекаетесь? Они в лесу, вы тут.

— В медвежьей — пояснил водяник — Оборотные медведи сильно рыбку уважают, что в том обличье, что в другом. Ну, когда они в шерсти еще ничего, а вот в человечьем обличье беда просто. Как-то раз совсем обнаглели, в одном месте, где помельче, все русло сетями перегородили и столько рыбы из реки забрали, что ужасть просто. Телегами вывозили. И все же без спроса, без поклона, без вежественного слова. Я, понятное дело, терпеть не стал, сети мои девки в ночи убрали, а после, поутру, я одного мохнатика и вовсе утопил. Они поняли, что к чему, да и убрались куда подальше от моей реки, но запомнить этот случай запомнил. Потому и дьяку тому пособил, на берег его выволок, да ракшу-траву к ране прилепил. Хорошая трава, в омутах растет, на дне тех ям, где сомы стоять любят. Она мигом жар оттягивает и кровь затворяет.

— Ракша-трава — повторил я — Нет, не слышал даже. А мне такой не дадите немного? Ну, если не жалко.

— Дать дам, только проку тебе с нее не будет. В ней сила держится до той поры, пока она мокрая от речной воды, как высохнет, так все, в труху рассыплется. И в зельях каких от нее проку не жди, если ты про то речь ведешь.

— Жаль. Но все равно спасибо.

— За что же?

— За то, что про такую траву рассказали — пояснил я — Век живи — век учись.

— Что у тебя, паря, за интерес к батюшке Великому Полозу-то? — снова вступил в разговор лесовик — А?

Вообще-то я сначала хотел узнать подробности визита Нифонтова к моей соседке, разу уж о нем речь зашла. Сдается мне, мирной беседы у них не вышло. Но раз уж он хочет о чешуйчатом обломке былого пообщаться — почему нет?

— Все тот же, познавательный — бодро заявил я — Просто в Москве краем уха услышал, что появился некий Хранитель Кладов, а на должность эту его определил как раз Великий Полоз, существо древнее, могучее, влиятельное. Само собой, мне интересно разузнать побольше про этих двоих. Жизнь та еще змеюка, никогда не знаешь, как она извернется. Ну, как дорожки мои с этим Хранителем пересекутся? Или, неровен час с его покровителем.

— С Полозом тебе точно лучше бы по разным тропкам ходить — веско произнес Карпыч — Не любит он ведьмаков, что есть — то есть. С давних пор не любит, с заповедных. Даже тех, кто доброй волей к нему на службу шел, и то не жаловал. Не мог ту обиду забыть, что его хозяину нанесли.

— Да не в обиде дело — перебил его дядя Ермолай — Что ему обида? Так, комариный писк над ухом, отмахнулся, да живи дальше. Власть он потерял тогда. Власть. А до нее Золотой Змей всегда жаден был. Родитель наш общий — нет, ему дороже свобода была, да жизнь такая, какую полной чашей пить можно. А Полоз одного жаждал — все под себя загрести — золото, каменья драгоценные, судьбы людские. Все. Даже баб, и то в основном чужих охмурял, замужних, потому как кусок чужого пирога он всегда сочнее да слаще чем свой собственный.

— Если честно, я почти ничего не понял — признался я — Можно с самого начала? Родитель общий — это кто?

— Велес — охотно ответил мне лесовик — Создатель наш. Это он в чащобы да перелески душу живую вдохнул, вот тогда мы, хранители лесные, на свет и появились. Он нам всем батюшка, и первым Хозяевам, и нам, детям-правнукам их. Ну, и Полоза тоже он создал, после к себе приблизил, доверил свои тайны, власти дал.

— Не ему одному — добавил Карпыч — Были у Велеса и другие слуги.

— Но этот самым хитрым да ловким оказался — возразил ему дядя Ермолай — Где все эти остальные? Сгинули. А Полоз в Нави обитает, жив-здоров. Бывает, что и сюда, в Правь, заглядывает. Нечасто, потому как прямого пути ему в этот новый мир нет, но, если кто призовет — непременно заглянет. Иногда каверзу какую учинит, иногда даром кого побалует, если человек ему глянется. Ясное дело, дар тот с подковыркой будет, но тут уж от того, кому он достался, все зависеть будет. Хранитель кладов вот, я слышал, сдюжил, смог доказать, что не ошибся Полоз, его выбрав.

Ну да, что-то такое мне и Мара говорила. Мол — лучше никакого подарка, чем тот, что змей из туманов в руки пихает.

— Я про него в то в первый раз услышал аккурат в то лето, когда ты сгинул куда-то — продолжил дядя Ермолай — Мне свойственник малиновку с весточкой прислал, что, мол, если ко мне в гости пожалует парень и скажет, что он Хранитель кладов, надо его принять как должно, что он Великим Полозом отмечен. Опять же — помочь при надобности, если беда какая за ним по пятам идет. Правда, так он до меня и не добрался, а жаль. Говорят, хороший парень, вежеству учен, с почтением к нам, Лесным Хозяевам относится.

— Большая редкость в наше время — покивал Карпыч — Ой, большая!

— Ну, а нас-то, ведьмаков, за что он невзлюбил? Какую мы ему обиду нанесли?

— Не вы — поморщился водяник — И даже не пращуры ваши, те, первые из первых. Тот, кому они после смерти Вещего Князя на верность присягнули, всему виной. Он привел на наши земли нового Бога, того, который и Велеса, и Перуна, и Зарю-Заряницу, и всех остальных победить смог в душах людских. Не сразу, не быстро, но смог. А коли у бога нет тех, кто в него верует, то и самого бога, выходит, нет. Вот они и ушли за горизонт, один за другим. Только мы и остались, их дети. Нам до веры людской дела нет, не ей мы живы. У нас дело есть, к которому нас приставили, и покуда реки текут, а леса шумят мы при нем будем состоять.

— И еще несколько слуг осталось, таких, как Великий Полоз — снова перехватил инициативу леший — Вот ему-то как раз есть о чем печалиться. Все же потерял, все что можно. Только золото и осталось, да сил чутка. Владыка, который все это начал, давно опочил, род его прервался, их ненавидеть какой резон? А вы, потомки его верного воинства, вон, живы-здоровы. Вот он вас и не любит. Ему, Ляксандр, непременно кого-то ненавидеть нужно, он тем живет. Натура у его такая.

Зашибись. Это, значит, я и братаны мои, огребаем за то, что десять веков назад какие-то ребята в остроконечных шлемах и с мечами Владимиру Красному Солнышку на верность присягнули? Да это даже звучит как бред!

Но самое смешное то, что все это чистая правда.

— Да ты не печалься — посоветовал мне дядя Ермолай — Нарочно он тебе ковы строить не станет. Вот сойдись вы на узкой дорожке — тогда да, непременно тебя убить попробует, а душу себе забрать. Только вот вряд ли такое случится. Навь за семью замками пребывает, тебе туда дорогу даже твоя Хозяйка не откроет.

— И правильно сделает — добавил Карпыч — Не то это место, куда стоит соваться, не то, что из интереса, но и по делу.

Полностью согласен. Я вот разок побывал, больше не хочу.

— Выходит, что Полоз этот вам приказывать может, дядя Ермолай? — задал я вопрос, который в данный момент меня, в свете услышанного, интересовал более всего — Раз он заместитель вашего создателя?

— Приказывать, парень, мне никто не может — негромко, но очень веско изрек леший — Я сам себе хозяин. Себе и своему лесу. Мой он, с того момента, как мне его родитель передал и навеки. А вот попросить — может. И если я ту просьбу сочту разумной да возможной, то ее выполню.

Интересно, а если эта рептилия попросит меня деревом трухлявым пришибить при случае, то какая это просьба будет? Разумная и возможная, или же нет? Что перевесит в голове дяди Ермолая в тот момент — желание уважить заместителя его создания или относительно неплохое отношение ко мне?

Нет у меня ответа на этот вопрос. Зато появилось четкое ощущение того, что я, похоже, нашел еще одну серьезную проблему на свою голову. И еще осознал то, что Лозовка теперь, пожалуй, лишается статуса условно-безопасного места. Ясно же, что раньше или позже правда выползет наружу. Я засветился в Нави, и то, когда Великий Полоз доберется до понимания того, кто заглянул к нему в гости это только вопрос времени. Да, лица моего он, может, и не видел, но сложить два и два сможет. Он знает, что я ведьмак, а уж выяснить кто из нашей братии может заглянуть в те пропащие места не так и сложно. Ясно же, что ни охранители воды, ни специалисты по посевам в те края не ходоки. На такое способен лишь Ходящий близ Смерти. Ну, а кроме меня специалистов такого узкого профиля в столице просто нет.

Если до такого дойдет, плохи мои дела. Тогда я в Лозовке, как в осаде сидеть стану, в лес-то не сунешься. Нет, выбраться выберусь, меня или ребята из Отдела вывезут, или я вообще Носову позвоню и попрошу вертолет прислать. У него же наверняка есть вертолет, верно?

Только мне как-то не нравится такой расклад. Я уже начал считать Лозовку своим домом. Настоящим домом, местом, где мне не самом деле хорошо и спокойно. И не желаю его терять из-за какого-то фольклорного звероящера.

— Мы, Лесные Хозяева, к нему тоже по-разному относимся — словно прочитав мои мысли, произнес дядя Ермолай — Фома, что мне весточку прислал, Полоза сильно жалует. Тот лет триста назад помог его папаше крепко. Царь тогдашний, видишь ли, сильно воевать любил, и под это дело леса вырубал страсть как. То ли корабли строил, то ли дорогу через болота мостил, то ли еще чего — уж и не помню. Вот лес родителя Фомы под топор и пустили, чуть вовсе не извели. А Полоз, который тогда в Правь еще частенько лазал, этих лиходеев шуганул, да так, что те дубравы после еще лет сто все седьмой дорогой обходили, даже крестьяне тамошние. Добро наше племя крепко помнит, вот он и рад расстараться. А мне вот до него, Полоза, дела особого нету.

— Мне тоже — добавил Карпыч — Берегиню любую — ту да, уважу, много добра от них вода видела. А Полоз пущай мимо ползет.

— А ты чего так скукожился? — проницательно блеснул глазами леший — Ночь-то вроде не холодная? Или о чем плохом подумалось?

— Если совсем честно — то да — шмыгнул носом я — Неровен час не повезет мне, и с этим Полозом придется схлестнуться. Ну — вдруг? Ведь тогда, возможно, вам выбор придется делать — его пожелание или моя жизнь.

Старички дружно расхохотались.

— Ты чего о себе выдумал, паря? — вытирая слезинку, выкатившуюся из краешка глаза, спросил Карпыч — Где ты, где Полоз?

— И то верно — поддержал его приятель — У него, чай, других забот хватает. Делать ему нечего, только о тебе думать. Схлестнутся они! Эва!

— Но если? Но — мало ли? — осознавая, что выгляжу минимум смешно, упорствовал я, надеясь на то, что все же услышу заветные слова, которые, возможно, в будущем мне очень даже пригодятся.

— Тогда прежде я с тобой поговорю — пообещал дядя Ермолай — Сразу уж изничтожать не стану. Хе-хе!

Ну, это не совсем то, что хотелось бы, но все же что-то. Теперь хоть можно не бояться того, что лес в один миг из моего друга в врага не превратится.

И только одно меня всерьез смутило — взгляды, которыми после фразы лесовика обменялась эта парочка. Мне отчего-то сразу вспомнился перекресток, который находится не так далеко отсюда и ощущение собственной глупости, которое испытал, стоя на нем и осознавая, что меня просто использовали.

А что, если я уже, так сказать, в розыске, и эти двое шутников снова разыграли передо мной спектакль? Для себя все давным-давно решили и теперь, собаки сутулые, развлекаются, глядя на то, как клоун-ведьмак перед ними распинается?

Тьфу! С этими всеми приветами из прошлого, дураком стать можно! И самое обидное — ведь фиг правду узнаешь. Хотя нет, узнаю. Вот в следующие выходные на дачу к родителям поеду, и все станет ясно. Если тамошний Лесной Хозяин меня традиционно встретит-приветит — волноваться пока не о чем. Ну, а если нет, то придется что-то думать.

— Слушай, я тут недавно разговор двух бабенок слышал — сказал дядя Ермолай, внимательно глянув на меня — Они, вишь ты, решили лесным воздухом подышать, на полянке расселись и лясы давай точить. Так вот одна другую раз пять назвала «тревожной», да еще с жалостью такой! Я все думал — это как? Может, она не спит по какой причине, или еще какая беда стряслась? А оказывается, это то же самое, что «с придурью». Люди вообще любят сами себе причину для печали придумать, в нее поверить, а потом ходить и жалиться всем встречным-поперечным — «ой, пожалейте нас, несчастных»! Тревожная она, погляди-ка! Сама холеная, ручки белые, ступает по траве как по болоту, каждой капельки боится. Тьфу! Так я к чему — хлопот у вас всех мало, ведьмак. Бед не знаете, много у вас всего чересчур! Оттого о всякой ерунде и думаете, сами себе печали отыскиваете, чтобы жизнь вкус совсем не потеряла, такой пресной не казалась. Но ладно та бестолочь городская, которой вместо утешений мужика хорошего лучше бы найти, чтобы тот ей, значит, продыху не давал. Но ты-то ведьмак, кое-что уже понимать должон? Ты ж не тревожный?

— Я? Точно нет.

— Вот и хорошо — леший снова глянул на водяного, тот еле заметно кивнул — Вот и славно.

— И про черного петуха не забудь — напомнил мне Карпыч — Ты обещал.

— Не было ничего такого — возразил я ему с улыбкой, беря еще одну картофелину — Я обещал поспрошать.

Кстати — тут я ни словом его не обманул. Только вернувшись домой, я озадачил сонного Антипа, который ни свет, ни заря уже ходил с огромной зеленой пластиковой лейкой, что была мной куплена по его просьбе, между грядками с клубникой, следующим вопросом:

— Скажи, а для чего водяному черного петуха в жертву приносят?

— Черного? — переспросил у меня домовой, зевнув — Чтобы, значит, вода ярей была, больше силы летом набрала. Ежели пестрого поднести, то это в честь матушки Живы, тогда рыба икру метать станет лучше, малька прибудет. Белый — в честь Стрибога, тогда реке даже сильно засушливое лето не страшно, вода если убудет, то не сильно. А черного, стало быть, Моране заповедуют, чтобы по осени лед реку быстро не сковал, чтобы вода подольше не засыпала. Ну, и чтобы она на водяного деда не злилась, когда тот себе души живые забирает. Это ежели петуха жертвовать. А вот коли про несушек речь вести… Постой, а тебе оно зачем?

— Да просто интересно — медленно проговорил я — Для общего развития.

О как. Подозреваю, что Карпычу этот петух и нафиг не сдался, не в нем дело. Просто он, похоже, знает чьим официальным представителем в Прави я являюсь, о чем мне нынче и было сообщено. Отдельно стоит отметить, что сделано это было достаточно тактично и мягко. Вопрос в другом — кто-то еще в курсе? Нет, с дядей Ермолаем все понятно, он тоже в теме. Но на них список местных обитателей не заканчивается.

Но надо признать, что опять эта парочка неплохо развлеклась за мой счет.

— Ежели надумал Карпыча порадовать, лучше пеструшку ему поднеси — посоветовал мне Антип — Но так-то дело хорошее, хорошее.

— Сосед, ты чего в такую рань на ногах уже? — отвлек меня от беседы с домовым голос Дары — А? Вроде обычно до полудня дрыхнешь?

— Да не ложился еще — понимая, что на этот раз от разговора с ней не отвертеться, я направился к калитке — То одно, то другое, вот уже и рассвело.

— Ладно врать-то — поправила платочек на голове ведьма — Видела я тебя нынче ночью, ты с двумя этими пустобрехами, лесным да речным, на берегу костер жег. Нашел себе компанию, друзей по разуму.

— Мне нравится. С ними интересно.

— Никогда вас, ведьмаков, не понимала, и, наверное, не пойму. Хотя оно и к лучшему. Я тут передачу смотрела по телевизору, так там сказали, что понимание — путь к принятию моральных ценностей других людей. Мы с тобой, конечно, не люди, но все равно — не надо.

— Полностью согласен — зевнул я — Баб Дара, чего хотела? Ты говори, я послушаю, да спать пойду.

— Не знаю, ведаешь ты или нет, но с приятелем твоим мы худо-бедно поладили — степенно произнесла ведьма — Пока договаривались, чуть не подрались, он мой дом подпалить обещал, я его почти прокляла, но обошлось. Договорились все же.

— Честь вам, и хвала обоим — равнодушно бросил я — Что-то еще?

— Пособил бы ты ему — вкрадчиво попросила меня соседка — Один этот телепень долго больно станет колупаться. Сам он тебя не попросит о помощь, слишком горд да независим, не любит в должниках ходить. А у меня, видишь ли, времени не так много, как хотелось бы, осталось. Чую, беда рядом совсем ходит.

— С меня даже сон слетел — признался я — Старая, ты в своем уме? Сама вдумайся как звучит — я, ведьмак, по просьбе ведьмы стану помогать сотруднику Отдела в каких-то их совместных делах. Ничего не смущает?

— А что такого? — подбоченилась старушка — Мир на том и стоит…

— Мир стоит на трех слонах, а те на черепахе — перебил ее я — Разговор закончен.

— Саша, да если бы не дела, что цветом чернее сажи, не пришла бы сюда — как-то вдруг сгорбилась до того статная ведьма — Просто Лихо на этот раз уже не у забора вьется, а на пороге стоит. Вот до чего дошла — у ведьмака помощи прошу. Стыдоба какая!

— Хорошая попытка, кто другой на моем месте уже слезу бы пустил, но тоже нет — заявил я — И потом — баба Дара, за тобой и без того должок значится. Охота тебе кредитную историю увеличивать?

— Неохота, да выбора нет — на этот раз похоже искренне сказала старуха, оперевшись локтем на забор — Не спешит твой приятель, а Марфа, змеюка подколодная, так кольца вокруг меня и свивает. Звонили мне тут днями из златоглавой, рассказывали, что да как. Эх, что ж я ее тогда, в двадцатом, не убила-то? Была же возможность. Была.

Интересно, в каком именно «двадцатом»? Первые две цифры года какие? Не удивлюсь, если речь идет о тех временах, когда опричники ведьм жгли.

— Скажи, а ты болезнь почек вылечить сможешь? — спросил я у нее.

— Камень выгнать невелик труд — моментально ответила соседка — Сделать так, чтобы новые там не родились — посложнее, но тоже можно.

— А если совсем дело плохо? Если почки у него уже не свои, врачи отказались и мандрагыр только боль снимает, но уже не лечит?

— Тогда это не человек, а мертвец ходячий. Но мы вроде в прошлый раз все обговорили на этот счет?

— Это другой бедолага — пояснил я — Не тот, о котором речь шла.

— Где ты таких хворых находишь, ведьмак? — уставилась на меня бабка — Или из принципа берешься только за таких, на кого Смерть свою руку уже наложила? Ты с кем спорить берешься, хоть понимаешь? По краю же ходишь, такие вещи бесследно с рук не сходят.

— Ну, вот сглазил меня кто-то. Может, даже и ты.

— Точно не я — заверила меня соседка — Нет у меня над тобой такой власти. А жаль!

— Так что, сможешь помочь?

Это был бы не самый плохой вариант. Всяко лучший, чем просить о помощи Пухею через третьи руки.

— Сделать что угодно можно, вопрос только в цене, которую я, ты да болезный заплатить согласны.

— За болезного не скажу, а что до нас с тобой, так тут все ясно — ты мне, я тебе.

— Э, нет, сосед. Мой интерес тут меньше твоего. Ты дружку своему то ли подсобишь, то ли нет, а я всяко, выходит, должна буду Белую Гостью попробовать вокруг пальца обвести. Так не пойдет.

— Нет — так нет — покладисто согласился я — Вот и пообщались. Все, спать пойду.

Не стала меня бабка Дара останавливать, но о чем-то призадумалась. Это хорошо, может, все же мы с ней и поладим в результате.

Дома я побродил по комнатам, осознавая, что спать на самом деле мне не хочется, после достал смартфон и включил его, прекрасно понимая, что за этим последует.

Количество пропущенных звонков меня не удивило совершенно, чего-то такого я и ожидал. Маринка, Николай, Ряжская, Олег — каждый не по разу отметились. Но лидером стал совершенно незнакомый мне номер, с него звонков поступило гораздо больше, чем от кого бы то ни было. Имелись там и другие «неопределешки», но не настолько настырные.

— Интересно — пробормотал я — Это кто же такой настырный?

Сразу перезванивать таинственному незнакомцу, как и кому-то другому из вышеозначенного списка я не стал, больно час еще был ранний. Но в районе девяти часов я все же этот номер набрал. Интересно же!

— Приемная господина Носова — прощебетал в трубке приятый девичий голос — Меня зовут Ольга, чем могу служить?

Ну, вот теперь все встало на свои места. Оклемался господин Носов, теперь самому ему звонить мне уже не по чину, времени на это нет. Впрочем, это я уже придираюсь, он мне и до того особо не звонил.

— Я слушаю вас — поторопил меня голос в трубке — Алло?

— Добрый день — отозвался я — Просто думаю, как правильно с вами начать беседу, а после перейти к ее сути.

— Уведомляю вас, что все разговоры записываются.

— Да это понятно — усмехнулся я — Моя фамилия Смолин, и с вашего номера на мой телефон…

— Александр Смолин? — появившийся было холодок мигом исчез из голоса моей собеседницы.

— Александр — подтвердил я.

— Как же долго я вас искала! — чуть ли не всхлипнула девушка — И не я одна.

— Вас на самом деле Ольга зовут? — не удержавшись, уточнил я — Точно не Катя?

— Ольга — подтвердила девушка, явно не смекнувшая, куда я гну.

Просто ей повезло с родителями, потому она в детстве не смотрела старое советское кино в огромных количествах. Волей-неволей некоторые фразы до сих пор в голове всплывают.

— Чего искали-то? — решил я вернуть разговор в практическую плоскость.

— Илья Николаевич приказал. И мне, и службе безопасности. И все никак, вы как в воду канули.

— Кто приказал — понятно. Чего он хотел-то?

— Да откуда же мне знать? — опешила собеседница — Мое дело вас отыскать и передать информацию о том, куда и к какому времени вы обязаны явиться.

— Обязан, значит? И прямо вот к определенному времени? Ну-ну.

— У Ильи Николаевича очень плотный график дня — пояснила Ольга — Потому…

— Спать пойду — перебив ее, сказал я — А если Илья Николаевич захочет меня видеть, пусть сам позвонит. И вот еще что — подозреваю, что он попробует сорвать на вас зло за то, что вы вроде как не выполнили порученное вам дело. Так вот передайте ему, что если такое произойдет, то я очень, очень расстроюсь. Настолько, что еще на пару недель пропаду из вида. Вы запомнили мои слова?

— Да — чуть ошарашенно произнесла Ольга — Только вот…

Дослушивать ее я не стал, нажав на красную кнопку. После посидел минуту, подумал о том и о сем, да и пошел собирать вещи. Похоже, пора мне в город возвращаться. Кончилась передышка. Только к бабке Даре перед тем надо будет заглянуть, сообщить ей, что у нее есть последний шанс со мной договориться. А ну как дело сладится?

Глава 3

Пока я запихивал в рюкзак разные мелочи, которые стоило забрать в Москву, телефон постоянно сообщал мне или о том, что кто-то желает меня слышать, или о пришедших сообщениях, но я игнорировал и то, и другое. Побеседовать я, если что, смогу и попозже, пока к станции через лес идти стану, а сейчас надо собираться, а не лясы точить. Времени маловато осталось, все утренние электрички, те, что останавливаются в Шаликово, уже на пути в столицу, осталась только одна, «бородинская», которая идет в половине двенадцатого. Если на нее не успею, то шабаш, до половины третьего придется на перроне куковать, ибо начнется дневной перерыв в движении поездов.

— Только же приехал, хозяин — недовольно бубнил Антип, заворачивая в газету полувековой давности, которых на чердаке хватало с избытком, испеченные им же накануне пирожки с рисом и яйцами — Говорил, что надолго, что в городе погано, а тут славно. И на тебе — обратно засобирался!

— Дела, Антипка, дела — важно произнес Родька, напротив, весьма довольный моим неожиданным решением — Без нас там никак, ясно?

— У тебя всех делов в этой жизни разве что только брюхо набить, да после спать завалиться — не полез за словом в карман домовой — Помолчи уж. Хозяин, может все же останешься, а? Земляника днями пойдет, сходили бы, набрали лукошек пять-десять, я бы опосля варенье сварил. Зимой баночку откроешь, такой по избе аромат пойдет — прямо как снова лето началось.

— Земляника не один день плодоносит, так что ее наберем — заверил его я — Заодно привезу тебе утварь для варки, что ты просил.

— И сахару побольше — сразу же добавил домовой — А то наши запасы дно кажут, ага. Круп тоже прикупи, лучше всего смоленских. И соли. И…

— Вот какой же ты жадный! — потешно сморщил свою мордочку Родька — Лишь бы тебе все под себя грести.

— Не под себя, а в дом — с достоинством парировал его выпад Антип Петрович — Мое дело, чтобы в нем все было, чтобы хозяин горюшка не знал.

— Причем за его счет — съязвил мой слуга и тут же ойкнул, словив подзатыльник — За что?

— За длинный язык и редкостную дурь — пояснил я — Еще раз такое брякнешь — оставлю тут с вот такого размера списком трав, которые надо сначала собрать, потом засушить, а после еще и расфасовать.

— Так его! — довольно ухнул домовой — Поделом тебе, мохнатый!

— Ой, да и ладно — насупился Родька, причем в его голосе я четко расслышал интонации Жанны. Собственно, и фраза была из ее лексикона.

Помахав на прощание домовому, сиротливо стоящему на крылечке, я закинул обе лямки рюкзака на плечи и бодро потопал по улице, принципиально даже не глядя в сторону дома Дарьи Петровны.

— Сосед, ты же вроде спать собирался залечь? — донесся до меня ее голос тогда, когда я его уже не рассчитывал услышать — Или чего-то не так поняла?

— Планы изменились — не останавливаясь, ответил я ей — Так бывает. Мы одно задумали, а судьба другое для нас приготовила. Вот, в город возвращаюсь, так что всего доброго. Может, через неделю увидимся, может, через месяц.

— Да постой ты, не беги — попросила она — Старая я уже, невместно мне за парнями молодыми гонятся. Твой один шаг как мои два.

— Ой, да ладно — я выполнил ее просьбу и развернулся — Ты, бабуля, если надо любого догонишь и перегонишь.

Дара же, желая доказать мне, что на самом деле она дряхла до крайности, добиралась до меня пару минут, припадая при ходьбе на одну ногу, кряхтя и трубно сопя носом.

— Если честно — опаздываю — показал я соседке экран смартфона — До электрички всего-ничего осталось, а мне еще надо с дядей Ермолаем попрощаться и до станции дойти, потому давай обойдемся без словесной пикировки.

— Есть у меня один рецепт, который твоему болезному поможет — деловито заявила ведьма — Очень старый, потому проверенный. Сам ты такое зелье не сваришь, это я тебе точно говорю, здесь даже мне придется очень крепко постараться. В иных случаях мало знать, какие травки да добавки в котел идут, там другое. Там право крови решает.

Не иначе как из книги Рогнеды этот рецепт, руку на отсечение даю.

— Хорошо — одобрил я ее слова — Твоя правда, старое — значит качественное. Значит, я помогаю Николаю, ты мне зелье отдаешь. Верно условия нашей сделки назвал? Ничего не перепутал?

— Верно, верно — покивала Дара — Вот только хлопот у меня выйдет больше, чем у тебя, как и было говорено. Да и не все составляющие, что в рецепте указаны, у меня есть, кое-что тебе самому раздобыть придется, а после мне сюда привезти.

— Ты не спеши, старая, не форсируй события — шмыгнул носом я — Сначала объясни, какая именно моему приятелю помощь нужна? Детали хотелось бы услышать.

— Сначала по рукам ударим, после все обскажу — не без злорадности улыбнулась старуха.

— Пойду, пожалуй — поправил лямки рюкзака я — Бывай, Дарья Петровна.

— Вот что ты такой взбалмошный, а? — уцепилась за мою футболку ведьма — Чуть что — сразу гонор показываешь! Нет, чтобы отнестись к бабушке с пониманием, с уважением, сообразно ее возрасту. Мы, возрастные люди, все с причудами, в дневных ток-шоу так и говорят.

— Я подобную мозгосушку не смотрю, на нее можешь не ссылаться. А что до тебя — кабы не знал, кто передо мной, так, может, и проявил бы сочувствие да почтение. Но в твоем случае это точно лишнее. Либо говори, что мне делать придется, либо я в лес пойду, а ты домой.

— Приятель твой должен добыть два предмета, которые принадлежат Марфе — неохотно выдавила из себя слова ведьма — Непростых предмета, заветных, которые еще старых богов помнят. Доставит он их мне до конца лета — молодец. Нет — значит, не видать ему девки как своих ушей, ни в этой жизни, ни в следующей. Может, вовсе ее убью, чтобы помнил пес цепной до конца дней о том, что со мной шутки плохи.

— А ведь ты мне не врала, Дара — в кармане задергался телефон, я достал его и глянул на номер абонента. Опять из офиса Ильи Николаевича названивают — В самом деле ты, уж извини за правду, головой ослабла. Отдельские тебя потом за это живьем в доме сожгут. И подружек твоих сердешных тоже в Навь отправят, за компанию.

— Не сожгут — хладнокровно возразила мне старуха — Нет на то у них никакого права. Людка, телушка эдакая, наших кровей будет, не человек она, а ведьма. Потому у их старшей, что ковеном управляет, над ней полная власть имеется. Желает — милует, желает — казнит.

— А старшая та твоя давняя подруга, это мне известно — продолжил я, понимая, что бабка, по ходу, права. Если Николай ее спалит, то добра ему не ждать. Либо его ведьмы, пользуясь полным на то правом, со света сживут, либо, как бы это жутко не звучало, свои за решетку законопатят. Или что у них там в таких случаях предусмотрено?

— Вижу, понял, что глупость сморозил — хихикнула Дара — Так что, возьмешься ему пособить?

— Нет — покачал головой я — Не возьмусь. Не тот расклад, в который стоит вписываться. Хрен с ним, с почечником, пускай помирает. Лучше он, чем я.

Я вовсе не набивал себе цену, а на самом деле думал именно так. Не знаю уж, что там за предметы Дара у Марфы собралась тиснуть, но точно не спицы и клубочек шерсти, из которых та себе носочки на зиму вяжет. Наверняка это какие-то серьезные артефакты, особо ценящиеся в ведьминских кругах, а то и обосновывающие ее право на руководство ковеном. И я точно не желаю иметь никакого отношения к их пропаже. Более того — постараюсь объяснить Кольке, что он, заключив такую сделку, по сути, подписал себе приговор, который будет приведен в исполнение в любом случае, независимо от того, умыкнет он эти вещицы или нет.

Хотя… Это Нифонтов, он еще тот змей, не то, что добрый и наивный я. Не исключено, что он располагает расширенной информацией по данному вопросу, потому и согласился влезть в эдакий блудняк.

Но это его дело. Я — пас. Ей-ей, лучше всю охрану Носова Маре скормить и тем самым обезопасить себя от их мести после смерти патрона. Оно дешевле выйдет.

— Шутишь? — заулыбалась ведьма — Да? Просто ты же вроде людишек, что своими друзьями числил, жалел всегда, за их глупости из своего кармана платить брался.

— Жалел, было такое — не стал спорить я — Вот только сейчас мне себя жальче, чем кого-то другого. Я, бабка Дара, на тот свет не стремлюсь, мне и тут хорошо. Больно в тамошних туманах сыро да серо.

— Стало быть, ты в Нави побывал? — блеснула глазами старуха — То-то ее помянул только что. Силу набираешь, Ходящий, дорожку торишь, по которой если что уйти за окоем можно. Умно, умно. А что до предложения моего — так ты все же подумай, не отказывайся сразу. Да и поторговаться всегда можно. Сделка без торга не сделка. Верно?

Она приложила руку к уху, как бы говоря «созвонимся», подмигнула, да и пошла к своему дому, причем бодрой походкой, без шарканья ногами и держания за поясницу.

И ведь ни слова не сказала о том, что, мол, молчи об услышанном, никому не рассказывай, что я собираюсь закадычную неприятельницу чужими руками обнести. Знает, зараза, что я и так этого делать не стану.

— Ведьма — тихо произнес я и сплюнул себе под ноги.

— Она и есть — подтвердила Дарья Петровна, слух которой, похоже, был получше, чем даже у меня.

В этот момент снова запиликал уже опостылевшую мне мелодию телефон, я глянул на экран, и не особо скрывая недовольства, рявкнул в трубку:

— Да, Ольга. Что еще?

— Александр Дмитриевич, я очень извиняюсь, но дело в том… — немного неуверенно попыталась завести разговор девушка-референт, как видно, немного ошарашенная моей экспрессией.

— Прошу прощения за повышенный тон — сказал я — Вы тут, собственно, не при чем, вам сказали, вы звоните. Причем даже не сам Носов, наверняка, распорядился, а какой-нибудь его заместитель. Только результат, при всей моей симпатии к вам, будет тот же самый, что и полчаса назад.

— Просто… — снова заикнулась было девушка, но и в этот раз я ее не дослушал.

— Давайте я вам кое-что поясню. Ольга, милая, поверьте, это не хамство с моей стороны, не тщеславие, и даже не завышенное сверх меры ЧСВ. Нет-нет-нет. Простите за банальность, но в этом мире люди делятся на тех, кому что-то надо от тебя и тех, от кого чего-то тебе самому требуется. Мне от вашего шефа вообще ничего не нужно, потому у него нет никаких оснований назначать место и время встречи. Я не его сотрудник.

— Да дадите вы мне сказать или нет? — неожиданно громко произнесла девушка — Я поняла вашу позицию с первого раза, донесла ее до своего руководства. Мой начальник передал ваши слова Илье Николаевичу, тот, насколько я поняла, также принял их к сведению, и сообщил, что по возвращению в Москву он сразу же вас наберет. Сейчас, увы, в этом нет смысла.

— А он где? — уточнил я.

— Не могу вам ответить на подобный вопрос, это конфиденциальная информация.

— Ой да ладно! Если порыться в сети, то там наверняка уже указано куда ваш шеф намылился. Ну, а если вас смущает тот аспект, что после безопасники вам а-та-та за болтливость сделают, то я принимаю этот ваш грех на себя. И если что, перед Александром сам за него ответ держать стану.

— И все-таки — нет — в голосе девушки появились веселые нотки — Но он в пределах нашей страны.

Однако, резво старичок за дела принялся. Такими темпами он и впрямь себя живенько в гроб загонит. Мандрагыр средство хорошее, но и у его силы пределы есть.

— Ольга, а вы замужем? — поинтересовался я у сотрудницы Носова. Не знаю отчего, но мне понравился ее голос, было в нем что-то такое, что меня притягивало. Может оттого, что он был неподдельно живой? Или потому, что непосредственно этой девушке от меня вообще ничего не нужно было? Служебное, понятное дело, не в счет.

— Нет — ответила она — Александр Дмитриевич, я рада, что смогла передать вам…

— Простите за еще одну банальность, но что вы вечером делаете? — в который раз перебил я собеседницу — Может, сходим куда-то? Ну, если вы сочтете подобное возможным. На всякий случай — я не стар, не слишком глуп, не слишком нагл, и, если верить моим знакомым женского пола, не совсем уж урод, как внешне, так и морально

Скрипнула молния рюкзака и в затылок мне принялся дышать любопытный Родька. Видать, не все ему там, внутри, слышно было.

— Всякое за время работы случалось, но вот вы меня удивили — выдержав паузу, призналась Ольга — И сильно. Всего доброго.

— Буду ждать звонка — ответил я, и на том наша беседа закончилась.

— А ежели она кривая да косая? И черти у нее на личике горох молотили? — поинтересовался у меня слуга — Ты ж ее в глаза не видел, а уже собрался куда-то вести, может, даже кормить за свой счет! Эх, хозяин, ничего-то ты в жизни не понимаешь!

Ну, насчет кривая да косая — это вряд ли, никто референта или кем там Ольга является, с такой внешностью в офисе держать не станет, как бы это дискриминационно не звучало, но вообще странно. С чего это меня так растопырило? Только потому, что она не похожа на всех остальных женщин, что вокруг меня, который год крутятся? Тем, что она обычная?

Странно. Нет, правда странно. Неужто до такой степени меня все достало?

— Отбываешь уже? — раздался из-за кустов козьей ивы голос дяди Ермолая, а следом за тем он и сам предстал передо мной — Вроде не собирался?

— Ну, вот так — развел я руки в стороны, чуть при этом не скинув со спины Родьку, который немедленно возмущенно заверещал — Бывает.

— Жизнь — понимающе кивнул леший — Это понятно. Но ты же ненадолго, верно? Имей в виду, нонешний год земляники немного будет, больно весна выдалась холодная, потому сойдет она быстро.

— Да мне Антип по этому поводу уже мозг поклевал — вздохнул я — Варенье ему, видишь ли, варить приспичило.

— Дело хорошее — лесовик недовольно глянул на мой вновь зазвонивший телефон — А вот эту штуку убери. Не нравится она мне. В нее, видишь ты, карту вставили, да такую, что та меня перемочь в силах. Экая напасть!

Это он, должно быть, навигатор имеет в виду.

— Нет, я все одно тех молодцев, что тебя искали, закрутил по дорогам, да обратно к шоссейке развернул. Но все одно — не по нраву мне ваш прогресс! Нет в нем ничего хорошего!

— Каких молодцев? — насторожился я.

— А я тебе рассказать про то и забыл! — смутился вдруг дядя Ермолай — Совсем старый стал, память что сито. Давеча они заявились. На повозке, вестимо, нынче на своих двоих только ты по моему лесу один и ходишь, остальным, как видно, это невместно. В колдобине, той, что на повороте, где тритоны обитают, чуть автомобилю свою не разворотили, вылезли, дно смотрели, тебя материли всяко. Мол, забрался этот Смолин в дебри такие, что не сказать, не представить. Ну, я понял, что они по твою душу заявились, да и начал их по дорогам крутить. Подумал, что вряд ли твои друзья стали бы о тебе эдак говорить. А если они не друзья, то накой тебе с ними встречаться? Если бы не эта их штука с картой, то, может, вообще до болота бы довел да там кикиморе сдал бы с рук на руки. Уж она бы их искупала в своей луже от души, не сумлевайся! А так нет, они повертелись полчаса, покрутились, а опосля к шоссейке выбрались. Постояли там у повозки, покурили, после ругаться начали, что, мол, дело-то не сделано, как уезжать? Но потом договорились на том, что… Как же один сказал… А! Что программа глючит. Не знаю, что уж они в виду имели, но на том все и закончилось. Убрались они восвояси.

— О как. А что за ребята? Не те, что ко мне в гости недавно приезжали, нет?

— Ну, ты совсем-то уж меня не позорь! — обиделся леший — Тех я помню, они судные дьяки. Я бы и дороги им путать не стал, потому как они люди служивые. Не положено нам им препятствовать до той поры, пока они бесчинства какие учинять не станут. Нет, этих раньше не видал.

«Программа глючит». А я все гадал, после того как в первый раз с Ольгой поговорил, чего это меня найти не могли? Хоть телефон и выключен был, но все равно есть такие программы, по которым его отыскать на карте можно. И вот — отыскали. Другое дело, что найти человека и добраться до него в моем случае это совсем разные вещи, но тем не менее.

Интересно, от кого были гонцы? От Носова или от Ряжских? Склоняюсь к первому варианту. И если я прав, надо будет Илье Николаевичу дать понять, что настойчивость не всегда и не со всеми хороша. Нет, он ни разу не оригинален, Ольга Михайловна в свое время общение со мной такими же способами начинала строить, да и Яна Феликсовна что-то подобное устраивала. Правда в последнем случае навязчивость побюджетнее выглядела, там финансовые возможности не те, плюс давала о себе знать хваленая немецкая бережливость.

Ничего, я к ним Жанну на пару ночей отправлю, пусть нервы моему новому нанимателю попортит как следует. Без фанатизма, разумеется, но от души.

— Никак зря я так с ними? — уточнил лесовик.

— Не-не-не — замахал руками я — Я точно этих ребят в гости не звал, а значит нечего им в Лозовке делать. Так что — спасибо огромное.

— Ну и ладно — дядя Ермолай щелкнул пальцами и передо мной появилась неширокая тропинка — Давай, ведьмак, топай на станцию. Скоро по чугунке поезд пойдет, знаю, что ты на него спешишь.

— Спасибо — поклонился ему я — Может, из города вам привезти чего? Ну, кроме хлеба, конфет да сахара? Может, куртку новую? Ваша-то скоро развалится совсем.

— Ты это брось! — погрозил мне пальцем лесовик — Не по Покону то. Что лес даст, то и стану носить. Да и ты, знаешь ли, не лешачиха, чтобы о моих обновках печься.

Принципы. Уважаю. И да — я не лешачиха.

— А Антипу твоему я земляники отнесу — моментально сменил гнев на милость Лесной Хозяин — Пущай варит свое варенье.

После этого разговора на душе стало тепло и светло. Все же вот какие у меня соседи по лесу да реке — заботятся обо мне, в обиду не дают. Ну, а что время от времени чудачат — так что же? Это ничего. Это не страшно.

И благость эта держалась до той поры, пока снова не проснулся телефон, а случилось это уже в электричке, на которую я еле-еле успел, чуть ли не на ходу в нее запрыгнул. На этот раз меня хотел услышать Нифонтов. Видать, почуял, что о нем разговор совсем недавно шел. Может, икалось ему или уши горели.

— Саш, вообще-то отключать аппарат на такой срок — это моветон — сообщил мне оперативник — Ну, или как минимум несерьезно.

— Если что-то серьезное случилось, то ты знаешь, где меня найти. Вечером по пустым дорогам от Москвы два часа езды. И это даже с учетом перекуса где-нибудь на трассе.

— Сено к лошади не ходит, знаешь ли — возмутился оперативник — Это не нам нужны мстительные призраки из списка, а тебе! Что это получается? Сначала мы их ищем, потом тебя, потом еще кого-то… Не знаю кого!

— Ой ли? Прямо так и не нужны? Да и слово «ищем», знаешь ли, немного необъективно. Крепко подозреваю, что просто один из них либо сейчас объявился, либо раньше напортачил, вы и подхватились.

— Не выспался что ли? — немного обескураженно поинтересовался Нифонтов — Очень уж ты сегодня резкий. Прям как понос!

— Есть такое, занесло маленько — согласился с ним я — Но скажи — угадал же? Угадал, да?

— И да, и нет. Связали кое-какие события с одной персоналией из списка — есть такое. Но почему? Потому что искали.

— Тебя не переспоришь — признал я — Ладно, кого вы там нарыли?

— Некто Антон Осьмянин — ответил Николай — Вернее, он сам себя называл Антуан, что наводит на определенные мысли. Помнишь такого?

— Помню — на автомате кивнул я, хоть Нифонтов и не мог меня видеть — Журналист, блогер, хроникер, звезда желтой прессы. Умер при странных обстоятельствах, которые в конце концов, и подозреваю, по всеобщему согласию, были квалифицированы как несчастный случай. Он, похоже, под конец жизни счел себя бессмертным, полез туда, куда не следует и нарвался. Но это только мои предположения.

— Скорее всего не слишком далекие от истины, но про это при личной встрече поговорим. Ты вообще сейчас где?

— В электричке, которая везет меня в Москву. То есть туда, куда я не хочу.

— Понимаю, сейчас на природе куда лучше. Но ты же в курсе, Саша, что работа сама себя не сделает?

— Ябезработный. Не поверишь, даже не в курсе, где моя трудовая книжка валяется. Как отдавали — помню. Куда ее потом засунул — нет.

— Вот на все у тебя отговорки есть. Ладно, сегодня у меня со временем швах, а вот завтра нам бы хорошо повстречаться и кое-куда прокатиться. Не скажу, что покойный Антуан прямо вот уж сильно проказничает, на фоне наших предыдущих клиентов он, скорее, паинькой выглядит, но все же не дело, что по городу шатается призрак сомнительной ориентации и такой же добродетели.

— Прозвучало убедительно — отметил я — Лады. Ты тогда позвони, скажи, где и во сколько встречаемся. И еще — надо до выходных управится, потому что крайний срок в субботу утром я на родительскую дачу уеду.

На минуту у меня мелькнула мысль о том, чтобы с ним сейчас побеседовать еще и о предложении Дары, но я тут же отмел ее как несвоевременную. О таком лучше глаза в глаза общаться, телефон тут скверный помощник. Нет, Нифонтов и при очной беседе соврет — недорого возьмет, да еще невероятно правдоподобно, но там хоть какой-то шанс появится понять то, насколько он честен со мной.

Ну, а что до покойного скандального журналиста — если Николай прав, и он в самом деле не такой уж злодей, то особых проблем возникнуть не должно. Я его даже особо мучать не стану, тем более что практика показала бессмысленность данного действа. Не желают миньоны своего господина сдавать, ну вот просто ни в какую. Прямо беспрецедентная верность, которая в жизни не встречается и возможна только после смерти.

Кстати, надеюсь мои собственные приспешники все же около дома обретаются, а не шатаются невесть где, вместе или по отдельности. Кто знает, что им в голову придет? Неровен час чего натворят, и потом мне за них придется ответ держать. А Покон — это вам не земной суд, тут договориться не получится.

Анатолия я у подъезда не увидел, но зато в квартире обнаружилась Жанна, которая немедленно полезла ко мне обниматься, попутно ругаясь на чем свет стоит:

— Как ты мог уехать без меня? — верещала она — У тебя совесть есть? Я тут сижу совсем одна, не знаю, в какой угол ткнуться!

— Слушай, ты прекрасно знала, где мы с Родькой находимся — возразил ей я — Вариантов не так и много. Опять же, я Толика предупредил.

— Все так, вот только я даже в лес войти не смогла — насупилась девушка — Прямо как невидимый барьер стоит, я в него тыкаюсь, словно муха в стекло, и все никак. То ли леший меня не пускал, то ли еще что — не знаю. Прямо как под куполом каким-то твоя Лозовка. Пришлось домой возвращаться. Я так злилась, так злилась!

Как любопытно. Надо будет с дядей Ермолаем поговорить, его это проделки или кто-то другой так распорядился.

— А где, кстати, наш Анатолий? — решил я перевести разговор в другую область — Чего-то я его внизу не увидел.

— У Ряжских в доме дежурит — пояснила Жанна — Ну, или, может, он сейчас в офисе у Павла Николаевича ошивается. Старая кошелка нам неинтересна, она до сих пор в себя приходит, а вот муженек ее другое дело, за ним глаз да глаз нужен.

— Все так плохо? — я проводил взглядом Родьку, который, выбравшись из рюкзака, отправился на кухню устраивать ревизию в холодильнике. Правда перед этим он показал язык Жанне, что та попросту проигнорировала.

— Как я и говорила — он тебя боится — пояснила девушка — А такие люди, как Ряжский от страха дел наворотить могут ого-го сколько. Спала я с одним таким, он как-то кокса нанюхался до одури, и рассказал мне, что партнера своего заказал. И ведь не потому, что его долю хотел захапать, а потому что боялся того, что тот раньше него тоже самое сделает. Да еще этот Антон, охранник его, только и делает, что ему в уши дует, мол, этот Смолин непредсказуем, вдруг в следующий раз чего похуже удумает.

— С чего он так на меня окрысился? — изумился я — Вроде нигде друг другу дорогу не переходили. Да мы в первый раз увиделись в больнице у Вагнера. Неужто за тот случай с данными по неугомонным покойникам? Так вроде это мелочь, обычный рабочий момент.

— Люди разные бывают — философски заметила Жанна — Кому-то рабочий момент, а кому-то обида на всю жизнь. Вот он на тебя зуб и затаил. И ведь, сволочь такая, сам мараться не хочет, подбивает Ряжского стрелка на стороне нанять. Не в открытую, намеками, но мы же все взрослые люди, все понимаем.

— Стрелок — это уже перебор — возмутился я — Не хватало только!

— В этой ситуации успеть первым будет правильно — обняла меня Жанна — Тут или ты, или тебя. Мы с Толяном, конечно, руку на пульсе держим, но мало ли?

Может, она и права. Заодно Морану побалую живой душой. И еще лучше будет по-другому сделать. Если Носов поймет, что я не его подчиненный и начнет себя хорошо вести, можно будет обмен сделать, а именно — Антона Пухее отдать. Вообще два в одном выйдет, и все будут довольны. Кроме Антона, разумеется, но его мнение по данному вопросу никого не интересует. Потому что злоумышлять не надо.

Вот только Николай сотоварищи в эту схему хреново вписываются. А ну, как пронюхают про этот размен? Или донесет кто. Мир не без добрых людей, равно как и нелюдей.

За всеми этими мыслями я как-то незаметно взял, да и уснул. Бессонная ночь и духота электрички сделали свое дело.

Разбудил меня, как и следовало ожидать, телефонный звонок. Впрочем, то уже чудо, что мои неугомонные друзья дали мне поспать аж до седьмого часа вечера

— Да? — хрипло произнес я — Слушаю.

— Я подумала — прозвенел в трубке голос Ольги — Ситуация, конечно, странная складывается, но в этом есть что-то неформатное. Вечер у меня свободен, так что если предложение в силе, то мы можем встретиться.

Интересно, это чистосердечный порыв, или ей Александр объяснил, что надо пойти и со мной повстречаться? С него станется.

Впрочем — почему бы и нет? Лето, тепло, вечер, отчего же не прогуляться с девушкой по улицам Москвы, даже если она надумала примерить на себя образ Маты Хари? Кстати — да, в этом на самом деле есть что-то неформатное.

Или, как вариант, далеко идущее, и существующее в моей голове только в виде разрозненных мыслей.

Через полчаса я вышел из подъезда и увидел довольно странную картину. Какой-то мужчина вручил водителю вызванного мной такси денежную купюру, после чего оно уехало в неизвестном направлении.

— Вот сейчас не понял — сообщил я незнакомцу — А ничего, что эта машина за мной приезжала?

— Александр, не стоит по этому поводу переживать — дружелюбно заулыбался мужчина — Пусть это будет самая большая проблема в вашей жизни.

— В данный момент это она и есть. У меня на пунктуальности пунктик, а теперь по вашей милости я опаздываю.

— Простите, но не поверю. Не может уехавшее такси стать самой большой проблемой в жизни ведьмака. Причем не абы какого, а Ходящего близ Смерти.

Глава 4

— Впечатляющая осведомленность — мигом подобрался я, не зная, что ожидать от этого человека. А, может, и не человека даже. Мир крайне многообразен, это я уж наверняка знаю — Вызывает уважение. Но по сути ничего не изменилось. Машина приходила за мной, не стоило ее обратно отправлять. Я, знаете ли, опаздываю, меня девушка ждет. Красивая.

— За последнее — спасибо — незнакомец лукаво улыбнулся и отвесил чуть шутовской полупоклон.

— Да вроде не за что — сказал я и придал лицу недоуменное выражение, хотя уже начал догадываться, что тут к чему.

— Комплимент всегда приятен — голосом Ольги, той самой, с которой у меня была назначена встреча, возразил мужчина и звонко рассмеялся — Даже если он адресован тебе лишь отчасти.

— Лихо — признал я его правоту, и даже обозначил свое восхищение парой хлопков ладошами — И задумано, и провернуто. Я прямо ведь поверил. Да что там — я прямо ведь повелся! Очень круто. А теперь парочка очевидных вопросов — вы кто и зачем вам это все понадобилось?

— Вопросы резонные и справедливые, но тут все за пару минут не объяснишь — мягко произнес незнакомец — В свете этого, и по той причине, что вы, Александр Дмитриевич, никуда больше не спешите, может, пригласите меня в гости? Просто, по-свойски. Посидим, пообщаемся, попьем чайку. У меня и торт припасен. Да-да.

Он щелкнул пальцами, тут же открылась задняя дверь в припаркованной неподалеку от подъезда машине, из нее выскочил крепыш в деловом костюме, держа в руках пеструю коробку, перевязанную синей лентой, и направился к нам.

— Сам, знаете ли, испытываю слабость к кондитерке — задушевно признался мне незваный гость, хлопнув ладонью по стенке коробки, в которой таился торт весом, думаю, килограмма в полтора — Грешен. Люблю. Все понимаю — вредно сладкое в больших количествах для организма, но отказать себе в бисквите с масляным кремом не могу. Это выше моих сил.

Он всплеснул руками и печально потупился.

— Все мы рабы привычек — снова согласился с собеседником я — Крутят они нами, как пожелают. Вот и у меня есть несколько устоявшихся правил. Одно из них — в мой дом приходят только те гости, которые являются моими друзьями. В крайнем случае — деловыми партнерами. Доброй волей, имеется в виду, приходят, с моего согласия. Бывает и по-другому, нечасто, но все же. Но тут ведь как — войдя куда-то, никогда не знаешь, выберешься ли ты обратно.

— Так давайте дружить, Александр Дмитриевич, в чем же дело! — немедленно предложил он и протянул мне руку — Меня зовут Максим Максимович. Но вы можете обращаться ко мне просто по имени. Как между друзьями и водится!

Я окинул взглядом того, кто сначала так лихо обвел меня вокруг пальца, а сейчас втирается в доверие. Причем — умело это делает, качественно. И дело тут явно не только в хорошем знании нейролингвистического программирования, тут задействованы механизмы похлеще. Больно голос у него мягкий, обволакивающий, да и интонации подобраны так, что волей-неволей хочется верить этому человеку. Опять же — он даже внешне располагает к себе. Не высок, не низок, не худ и не толст, средних лет, курносый нос, добрые и веселые глаза, белозубая улыбка, не сходящая с лица.

И это все означает только одно — верить ему никак нельзя. Даже если очень хочется. Потому что он явно из наших. Не знаю каких именно, но из наших, тех, кто живет в Ночи. А значит, он всегда играет только на своей стороне, как, впрочем, и я.

Потому руку я ему пожимать не стану. Да, это выглядит не очень красиво, но зато так поступить правильнее всего. Пожатие руки — это принятие его предложения о дружбе, то есть переход на другую ступень отношений. По людским меркам — фигня ничего не значащая. По Покону — свершившийся факт.

— Такое дело — только-только из сельской местности прибыл — убрал я руки за спину — Там рыбу ловил, одна красноперка была хворая, склизкая, снулая. Мало ли какую заразу подхватил? Не хватало только вам ее передать. Некрасиво получится — только познакомились — и на тебе!

— Очень ответственный подход к делу — Максим убрал руку, чуть шевельнул подбородком, и крепыш с тортом удалился обратно к машине — Уважаю людей, который взвешивают каждый свой шаг и продумывают каждый поступок. С такими людьми можно иметь дело. Даже в том случае, если они стоят по другую от тебя сторону баррикад.

— Не припоминаю, чтобы я вообще выбирался в места, где находятся баррикады — я присел на лавочку — Мне в целом не по душе любые разновидности военных действий — от городских беспорядков до генеральных сражений. Я сторонник той теории, что лучше заниматься любовью, а не войной.

— Иногда случается так, что баррикады есть, а ты их не видишь. Просто, потому что про них не знаешь.

В этот самый момент из подъезда выскочила Жанна, как видно, увидевшая в окно то, что я никуда не уехал, а вместо этого с каким-то неизвестным мужиком разговариваю. Я не афишировал тот факт, что собрался на свидание, но она у меня не дура, сама все поняла, потому даже до дверей меня провожать не стала. Впрочем, то уже хорошо, что за мной не увязалась, с нее станется. Но тут, как видно, не удержалась.

— Саш, у тебя все в порядке? — осведомилась она, обходя кругом моего нового знакомца — Это кто?

В тот же миг Максим насторожился, выражение его лица изменилось, черты его как-то заострились, а после он повернул голову в то сторону, где в данный момент стояла девушка.

— Могу я вас попросить, Александр… Ничего, что без отчества? Ну и хорошо. Так вот — попросите своего призрачного слугу так близко ко мне не приближаться. Я очень не люблю ощущать холод не-смерти, он меня не пугает, но крайне раздражает. Неприятные воспоминания, знаете ли.

Ого. Впечатляет. Он Жанну, выходит, учуял, прямо как розыскная собака. Именно что учуял, а не увидел, с полом-то промашка вышла. Ситуация становится все интереснее и интереснее, я же теперь заснуть не смогу, пока не узнаю, кто он такой. Просто это что-то новенькое, до того мне неизвестное, а я люблю повышать свой профессиональный уровень.

И — да, мы вряд ли с ним поладим. Не знаю еще, где именно я перешел ему дорогу, но вот точно знаю — не дружить нам. Точно не дружить. Не могу сформулировать точно почему именно, эта уверенность появилась у меня на уровне подсознания, а чутью своему я привык доверять. Впрочем, на вражду без особой нужды нарываться тоже не стану, мне это ни к чему. Врагов у меня и без него хватает, равно как и проблем. Так что меня вполне устроит вариант «просто знакомые», они никого ни к чему не обязывает и оставляет пространство для маневра. Главное, чтобы и вторую сторону подобный расклад устроил, что не факт. Больно уж мягко товарищ стелет. Чересчур.

— Отойди — велел я Жанне — Уважим моего нового знакомого, не станем его раздражать.

— Саш, а он кто? — выполнив мою просьбу и отойдя к подъездной двери, поинтересовалась девушка — Он медиум, как Франсуа? Или кто-то другой?

Да, было такое. В Берне я случайно свел знакомство с молодым парнишкой, который никаким краем к ночным делам не относился, но мертвых чуял будь здоров как. Он являлся природным медиумом и очень неплохо монетизировал этот свой талант. Хотя, как по мне, слишком уж он глубоко погружался в тайны небытия, потому рано или поздно это для него наверняка плохо кончится. Меры он не знает. Я вот пару раз побывал на той черте, за которой начинался непроглядный первозданный мрак, мне этого за глаза хватило. Навь и то более приятное место.

— Пока сам не знаю, с кем свел знакомство — закинув руки на спинку лавочки, ответил я своей спутнице — Но не теряю надежду узнать, что да как.

— На всякий случай, чтобы потом не возникло недопонимания или претензий — я очень не люблю, когда меня пытаются контролировать, особенно без моего ведома — Максим повернулся в ту сторону, где сейчас находилась Жанна — Особенно без моего ведома. И пресекаю я подобные попытки достаточно жестко, таковы мои правила.

— Признаться, у меня и в мыслях такого не имелось — произнес я — Зачем мне это нужно? Но ваши слова услышаны, не сомневайтесь.

— Интересно — «жестко» это как? — задумчиво пробормотала Жанна — Как думаешь, Саш? Ой!

«Ой» относилось к тому, что через нее в этот момент открыли дверь, как бы жутко не звучала эта фраза. Троица развеселых подростков решила покататься на велосипедах и им, разумеется, даже в голову не пришло, что они только что буквально располовинили призрак девушки.

У подъезда мигом стало шумно, поскольку к гомону этих спортсменов добавилась какая-то новомодная песня, звучащая из мини-колонки, присобаченной к рулю одного из велосипедов и исполняемая человеком, который, кажется, перед началом музицирования засунул голову в унитаз. По крайней мере, голос его звучал именно так.

— Шумно — подошел ко мне Максим — Хорошо, не желаете вы меня в гости звать. Понимаю и разделяю, сам таков. Но, может, все же сядем за общий стол и преломим хлеб? И дело даже не в ритуале, тем более что он к нам не имеет никакого отношения. Просто за столом беседовать удобнее и комфортнее. Все же нам не по тринадцать лет, чтобы сидеть на лавочке и тереть о том и этом. Верно?

— Пожалуй — согласился с ним я и поднялся на ноги — Есть тут неподалеку неплохое заведение, где точно не отравишься. Да, меню не сильно пафосное, но зато порции большие. И десерты там неплохие.

— Так и чудно, идем — Максим глянул в сторону двери — Только давайте мы туда отправимся вдвоем. Без сопровождающих. Думаю, вы поняли, что я имею в виду?

— Хорошо — кивнул я — Эту просьбу я, пожалуй, выполню. Но и ваши помощники тогда уж пусть тоже тут останутся. Идет?

Говорил я не слишком громко, но и этого хватило для того, чтобы Жанна меня услышала, понятливо кивнула, показала непристойный жест гомонящим подросткам и устремилась к машине, в которой находились водитель, торт и крепыш, который бегал с ним туда-сюда. Уверен, что я наверняка что-то да узнаю, когда вернусь домой.

Или — если вернусь. Увы, но до того момента, пока в замке не лязгнет ключ и я не перешагну порог квартиры, ручаться ни за что нельзя. Случалось в моей жизни и такое, что я выходил всего-то навсего минут на десять в тихой пескарийской траттории чашечку полуденного кофею откушать под тирамисушечку, а в результате ужинал аж в Ломбардии. Просто, потому что одному влиятельному сеньору очень уж захотелось побеседовать с русским «custode dei morti» на темы жизни, смерти и судьбы. Италия в этом плане вообще большая деревня, один раз раскрылся перед кем-то — и все, прощай покой. Причем никого не интересует — хочешь ты общаться, не хочешь, это по их меркам ненужные условности. А еще они ну очень гостеприимны. Кошмарно. Невыносимо. Они тебя окружают такой заботой и опекой, что начинаешь мечтать об общем наркозе.

Кафе, в котором я время от времени столовался еще до того, как уехал в Европу, за прошедшие годы совершенно не изменилось. Ну, разве что цены маленько подросли в меню — но и только.

Максим Максимович заказал кофе и пирожное, я же решил не мудрить и поужинать по полной, тем более что обед я проспал.

— Итак — сделав заказ, обратился я к своему теперь уже сотрапезнику — Все-таки хочется понять, что же именно вам от меня нужно. Причем предлагаю обойтись без ненужных реверансов и мудреных аллюзий. Не будем тратить время.

— Снова резонно и разумно — согласился со мной он — Тогда начать, пожалуй, стоит с того, что вы, Александр, перешли мне дорогу. Причем серьезно. Настолько, что, почти полностью уничтожили результат моей работы, на которую я потратил год жизни и очень много сил. И по всему мне бы не говорить с вами стоило, а сделать все, чтобы вы умерли, причем желательно в мучениях.

— Ух ты! — проникся я — И снова удивили.

Ну вот, хоть какая-то ясность появилась. Правда, у меня сейчас есть сразу два равноценных варианта того, где именно я этому мутному товарищу насвинячил. Но, скорее всего, ноги все же растут из дома-дворца, стоящего за МКАДом. Проще говоря — в Носове дело. То-то мне еще странным показалось, что у него столько комплектов почек не прижилось, и это при том, что оперировали его в лучших клиниках лучшие врачи.

— Думаю, вы уже догадались о ком речь? — проницательно глянул на меня Максим — Да?

— А почему вы выбрали столь долгий путь? — ответил вопросом на вопрос я — Почему не уморили как-то попроще? Есть же масса быстрых и хороших способов. Или это не ваш профиль просто, потому так и намудрили? Да и вообще — скажите уже кто вы? Медиум-универсал? Или колдун?

— И не то, и не другое — покачал головой собеседник — Я ворожей. Потомственный ворожей. Еще меня можно назвать кудесником, и по сути это, где-то будет правильно, но мне такое наименование самому не нравится. Так что я — ворожей.

— Никогда не слышал. Про ворожей женского пола слыхал, но они вроде сродни тем же ведьмам. Или вовсе это одно из их наименований?

— Никогда не рекомендую в присутствии моих сородичей сравнивать их с ведьмами — погрозил мне пальцем Максим — Может возникнуть крайне неприятная, а то и опасная ситуация. Видите ли, у них разная природа силы, и, что важнее, разные области ее применения. А самое главное — принципы существования на белом свете у ведьм и ворожей не совпадают совершенно. Для ведьмы главными ценностями в земной жизни является свое «я», желание во всем и всегда стать первой, а также власть во всех ее проявлениях. Ворожеи безразличны к славе и власти, им важнее прикосновение к сокровенным тайнам прошлого и будущего.

— А для ворожеев что главное?

— Про всех не скажу, а для меня лично сложнее всего было дожить до того момента, когда пришло время уйти из отчего дома. Видишь ли, мы, мужчины, считаемся погаными овцами стаде — без смущения ответил мне Максим — Нет-нет, феминизм тут ни при чем. Просто обычно у ворожей рождаются девочки, но иногда, крайне редко, на свет появляются и мальчики. Эдакая системная ошибка. Нет-нет, их никто не бросает с обрыва, не душит подушкой и не топит в реке. Напротив, они до какого-то возраста получают в полной мере все то же, что и их сверстницы, от еды до знаний, но при этом все дети мужского пола отлично знают, что являются сбоем в статистике и теми, кто занял чужое место. Даже их матери не скрывают своего неудовольствия. Ну, а потом приходит время совершеннолетия, после чего девочки начинают постигать мудрость древних ворожей, ту, что была завещана им праматерями-берегинями, а мальчикам указывают на дверь. С этого момента у них нет дома и родных, они сами должны определять свой путь в этой жизни.

Праматерями-берегинями, значит? Как любопытно. То есть среди нас есть те, в ком течет кровь древних? Или это так, для красоты придумано? Ну, вроде как лешие за папашу своего Велеса считают?

— Жестко — отметил я — Прямо Спарта вперемешку с средневековой Японией.

— Многие не справлялись с подобным прессингом — вздохнул мой собеседник — Кто руки на себя накладывал, некоторые в какой-то момент начинали лить кровь людскую направо и налево, мстя таким образом всему миру. Отчасти из-за них у нас, ворожеев, такая скверная слава в узких кругах. Почему в узких? Потому что в широких про нас вообще мало кто знает. Мы себя не афишируем, а наша бывшая родня женского пола тем более. Они вообще живут достаточно уединенно, в заповедных местах, из которых время от времени выбираются в основном затем, чтобы отыскать подходящего мужчину для продолжения рода.

— И убивают каждого случайного путника, узнавшего об их селении? — не удержался я от колкости.

— Нет, это уже выдумки кинематографистов — отмахнулся Максим — Не такие они и дикарки. Там все, как и в любом другом населенном пункте. Есть электричество, почта, телевидение банкомат, даже интернет. Но всего этого ровно столько, сколько нужно, без излишеств, остальное остается таким же, каким было во времена первых великих матерей. Сберечь основы бытия, первозданную красоту и чистоту для моей родни крайне важно. Впрочем, они на этом еще и деньги зарабатывают, причем неплохие.

— Это как же?

— Эко-деревни, «назад в прошлое», «прикоснись к истокам» и так далее — рассмеялся мой сотрапезник — Сейчас такие проекты в моде. Опять же — не надо даже ехать никуда, чтобы найти персоналию, с которой можно возлечь на ложе для продолжения рода. Интересуются такими вещами, как правило, люди, следящие за своим здоровьем и близкие к нашей изначальной культуре, так что просто смотри на группу туристов да выбирай мужика, который тебе подходит. Дальше в дело идет питье с наложенным на него заклятием — и все. Утром турист даже не вспомнит, что было ночью, а род ворожей через девять месяцев пополнится новым ребенком.

— Если они еще и налоги платят, на пару со мздой кому надо, то я уж и не знаю, что сказать.

— Налоги — может быть, а что до остального… Как-то само собой получается так, что люди, которых матери-покровительницы видеть не желают, сами огибают их поселки стороной.

— Прямо уж само собой?

— Ну, не то, чтобы совсем — лукаво подмигнул мне он — Но не суть. Итак — я ворожей. Могу вылечить, могу убить, могу отвести глаза, могу помочь отыскать скрытое. Много чего могу.

Вылечить — это интересно. Это я запомню. И про родственниц твоих тоже не забуду. Сдается мне, они любой ведьме фору в вопросах лечения дадут только в путь, а мне это на руку. Другое дело, что вряд ли они вот так сразу пожелают со мной общаться. Но то со мной, а вот с сотрудниками Отдела — очень даже может быть. Особенное если учесть, что в Ночи никогда не знаешь, кто кому и что должен.

— Мои поздравления — сказал я — Широкий спектр умений есть гарантия востребованности. О, снедь несут!

— Все так — дождавшись, пока официантка удалится, перед тем поставив перед нами еду — И что же выходит? Я выполняю серьезный заказ, почти добиваюсь успеха и тут вмешиваетесь вы, ломая выстроенную мной довольно сложную конструкцию.

— Проще говоря — поднимаю на ноги Носова? — терзая истекающую соком котлету, уточнил я — Верно?

— Именно — подтвердил Максим.

— И вот тут снова спрошу — к чему такие сложности? Я так прикинул, вы его где-то год мурыжите. Почему было просто не отправить его на тот свет за пару-тройку недель? Или даже быстрее. Не думаю, что для вас это серьезная проблема.

— Так захотел мой работодатель. Ему нужно, чтобы ваш наниматель умирал медленно и мучительно. Может, это вопросы личного характера, может, какие-то бизнес-соображения — я не знаю. Да мне это и не очень интересно. Была поставлена задача — человек должен каждой клеткой своего тела ощущать, как он переходит в мир иной. Я ее выполнил. Все шло к финалу, и тут я узнаю, что господин Носов дал пресс-конференцию, на которой выглядел веселым и бодрым. Чуть ли не сальто крутил на глазах журналистов. А после на банкете после мероприятия еще виски глушил. Мало того — увез с собой какую-то молоденькую журналистку, причем явно не с целью дать ей эксклюзивное интервью.

— Ну, думаю, оно тоже состоялось — отхлебнув морса, предположил я — Просто, скажем так, после. Ну, или между.

Нет, точно Носов запланированный мной месяц не протянет, сгорит как спичка. Слишком уж активно он принялся жить.

— Возможно — Максим отколупнул кусочек пирожного ложечкой — Патрон, разумеется, тут же высказал мне свое «фи». И он, согласитесь, имел на это право. Я заверил его, что через две недели на одном из самых престижных кладбищ Москвы состоится пышная церемония, в процессе которой его главный конкурент переселится под землю, а вместо этого потенциальный покойник развязывает против моего нанимателя бизнес-войну.

Ну вот, теперь я знаю, кто твой хозяин. Это господин Белозеров Вадим Евгеньевич, серьезный бизнесмен, калибром чуть ниже Носова. Формально они давным-давно дружат, а по жизни соперничают. Вот только Илья Николаевич всегда, еще с конца девяностых, всегда был на полкорпуса дальше Белозерова. Я все это выяснил еще тогда, когда мне Анатоль рассказал про подслушанный в доме Носова разговор о том, что настало время атаковать бизнес заклятого друга.

Воистину — пауки в банке. Хотя — фиг знает. Может, Носов о чем-то таком догадывается? В смысле, предполагает, кто и как его неторопливо в могилу сводит? Хотя — нет, вряд ли. Не тот у него характер. Он бы действовал жестче.

Но опять же — куда жестче? Для людей бизнеса, таких, какими являются и он, и Белозеров, потеря дела жизни куда страшнее, чем смерть, к примеру, от пули. Пусть даже и мучительная, а не моментальная. Я еще в свою банковскую бытность слышал жутковатые истории про то, что творилось с разорившимися бизнесменами. Один стрельбу в офисе конкурента устроил, другой в психушку уходил, третий вообще самосожжение в своем бывшем офисе устроил. Так что — кто знает, кто знает…

Но вот то, что я оказался между этих двух жерновов — это очень плохо.

— Может, все-таки закажете себе что-то посытнее десерта? — предложил собеседнику я — Котлеты дивно хороши, как и пюрешка. Натурально из картофеля, не порошковая. По нашим временам большая редкость.

— Что дело не в чудесах фармакологии и что это не последняя вспышка активности перед смертью я понял сразу — никак не отреагировал на мое предложение Максим — Ну, а дальше я начал собирать информацию — кто, что, когда.

— Выходит, посвистывает кто-то из прислуги Носова, да? А уж как он мне заливал про то, что чужих меж ними нет.

— Блажен, кто верует. Деньги и кое-какие мелкие услуги, связанные с личным здоровьем, могут поколебать любую верность. Да и вообще нет таких моральных устоев, которые не проломили пусть аморальные, но зато крайне выгодные предложения.

— И что дальше? — я зачерпнул из стоящей на столе розетки горчицы и намазал ей кусок котлеты, вздетый на вилку — Как быстро вы добрались до меня?

— Не стану врать, не сразу. Сначала грешил на какую-то особо глупую и алчную ведьму, по жадности своей влезшую не туда, куда следует. Мандрагыр… Вы же использовали мандрагыр, верно?

Я передернулся от остроты приправы, а после кивнул.

— Так вот — это их метода, они отлично умеют выжимать из упомянутого корня все соки. Но задачка с ответом не сошлась, я узнал, что в доме Носова несколько раз побывала не женщина, а молодой мужчина. Здесь я перестал злиться и принялся наводить справки о том, кто же это может быть такой. Вот тогда-то я и узнал, что в Москве несколько лет назад появился на молодой, да ранний ведьмак, который впутался в несколько нехороших историй, умудрился сцепиться с наследником Кащея и в результате того прикончил, после куда-то на время запропал, но недавно вернулся. Ну, а когда я услышал, что вы еще и Ходящий близ Смерти, то все окончательно встало на свои места. Все, кроме одного — как Носов умудрился вас к себе привязать? Мне говорили, что пугать вас бессмысленно, вы от этого только злее становитесь, за деньгами не гонитесь и к власти над кем бы то ни было не стремитесь.

— Он забавный — ответил я — Плюс ко всему у него в активах значится пара этажей в Москва-Сити, а мне нужно помещение для офиса. Подумываю ИП открыть.

— Ну, не желаете — не говорите. Не так это и важно. Так вот — дальше я допустил ошибку, сказав своему нанимателю о том, кто именно влез в наши планы. Вернее, он случайно про это узнал и решил лично с вами разобраться, не поставив меня о том в известность. Дома вас его люди не отыскали, проведали, что вы сейчас за городом, в некоей Лозовке, и отправились туда. Правда, и тут не преуспели, просто-напросто до нее не добравшись.

А, так вот о ком дядя Ермолай говорил, вот кого он по лесу крутил. Теперь ясно. Жалко, конечно, что вовсе этих молодцев в болоте не утопил. Явно же они со мной не просто поговорить ехали.

— Я когда про это узнал, очень рассердился — виновато глянул на меня Максим. Прямо настолько искренне, что не поверить ему было очень сложно. Приблизительно так же, как в то, что он не знал про эту поездку — Понятно, что навредить они вам не навредили бы. Прищучить ведьмака, да на его земле? Право, даже не смешно. Но все же!

— Кто знает — многозначительно поднял правую бровь я — Земля землей, а пуля пулей.

— Главное, что все закончилось хорошо — примирительно произнес мой новый знакомец — Полагаю, не без помощи местного Хозяина. Ведь так? Ну, неважно. Вот только проблема никуда не делась. Ваш пациент, назовем его так, бодр и свеж, словно хвори и не бывало. И ладно бы он расходовал силы на какие-то радости бытия, вроде водки и женщин. Нет. Он, как я уже упомянул, атаковал бизнес моего работодателя. Да попросту вцепился ему в горло как бойцовский пес и не собирается разжимать клыки, пока не добьется победы. Вопрос — что делать станем?

— Понятия не имею — признался я, отодвигая от себя опустевшую тарелку — Но готов выслушать ваше предложение. Оно же есть, верно?

— Верно — кивнул Максим — Причем самое незамысловатое. Вы, Александр, просто отходите в сторону и не вмешиваетесь, тогда, когда ваш патрон поймет, что все возвращается на круги своя. Зелья у него, думаю, где-то на месяц припасено, не больше, а после того он снова станет развалиной, за которой вот-вот придет ваша Хозяйка. И если вы не вмешаетесь, он умрет. Всем хорошо, все довольны. Мой заказчик получит его бизнес, я свой гонорар, а вы мою признательность и некую моральную компенсацию, размер которой можно обговорить прямо сейчас.

Интересно, а каков твой гонорар, ворожей? Не думаю, что речь идет о деньгах. Нет, тут что-то другое, более весомое.

— А если нет? Это не отказ, я просто хочу понять полноту перспектив.

— Тогда мы точно окажемся по разные стороны тех самых баррикад, о которых я упоминал в начале разговора. Тогда нам придется воевать, поскольку вы станете врагом, которые мешает мне достичь намеченной цели. Но мне бы этого очень не хотелось. Не потому, что я исключительно миролюбив или не знаю, как свести со света недоброжелателя. Нет. Я просто не люблю воевать, мне жалко тратить силы и время на бессмысленный, по сути, процесс.

— Тут мы совпадаем во мнениях — я допил морс — Причем полностью.

Темнит Максим Максимович. Точно темнит. Не в миролюбии дело, в чем-то другом. Вот только в чем?

— Ну вот — обрадовался мой собеседник — О том и речь. Наконец — вы же не преторианец, чтобы хранить верность тому, кто обречен? Носов почти что мертв, это известно нам обоим. Да и вообще вы случайно впутались в эту историю, вот и все. Стоит ли ломать себе жизнь? Так что просто отойдите в сторону, Александр, и дайте мне закончить мое дело.

— Да и рад бы, но есть одно «но» — вздохнул я — Вернее два. Самолюбие и упрямство. Не знаю, рассказали вам про них или нет, но это основные черты моего характера, проявляющиеся в подобных ситуациях. Проще говоря — почему я должен отойти, а не вы?

— Почему? — Максим впервые глянул на меня расчётливо и жестко, без иллюзорной теплоты— Потому что я об этом вас прошу. Пока именно прошу. И мне очень не хотелось бы от просьб переходить к более неприятным способам убеждения. К тому же, помимо этой просьбы имеется еще и очень выгодное и перспективное предложение, которое я изложу вам тогда, когда мы достигнем согласия по первому вопросу.

Глава 5

— Вы кое-что забыли сделать — укоризненно глянул я на ворожея и промокнул губы салфеткой.

— Что же?

— Сдвинуть брови и сказать «бу» — пояснил я — Тогда картина будет законченной. А так — не очень получилось. Мне сейчас не столько страшно, сколько смешно.

— Да? — чуть опечалился Максим — Но я старался! Нет, правда старался.

— Это было заметно — утешил я его — И поверьте, года четыре назад вы бы смогли добиться цели, убедить в том, что все сказанное правда.

— Собственно, я ни в чем и не соврал — обиделся мой сотрапезник — Ну, почти.

— И это «почти» определяющее. На нем все крепится.

— Но попробовать все же стоило — заметил ворожей — А вдруг?

— Азартны вы, Максим Максимович, риски не соразмеряете. Кстати — имя-то настоящее? Или нет?

— Настоящее. Что до азарта — оставьте. Какой там риск?

— Самый что ни на есть серьезный — я откинулся на спинку стула и погладил себя по животу — Уф, наелся. Так вот — вы же, мил дружок, по сути, в убийстве сознались. И не каком-то там, а с применением, скажем так, особых умений. Понятно, что для следственных органов и прокуратуры подобный рассказ явится исключительно основанием для сдачи меня в психушку. А вот группа лиц, квартирующих на Сухаревке, напротив, с большим интересом меня выслушают. И им никаких дополнительных доказательств для открытия дела не понадобится. Вы же знаете, о ком я речь веду?

— Кто из обитателей столицы и ее окрестностей про Отдел 15-К не в курсе? Вот только не пойдете вы к ним, Александр. Случай не того толка. Не стоит овчинка выделки.

— Поясните — заинтересовался я — Назовите хотя бы пару поводов.

Нет, я и в самом деле не пошел бы по поводу этого хлыща к отдельским, на то действительно имелись аргументы, но мне было интересно — верно он назовет главный из них или нет.

— Репутация — передернул плечами Максим — Шила в мешке не утаишь, уже на следующий день все, кто имеет уши и следит за тем, чем живет город в Ночи будут знать, что Ходящий близ Смерти информатор судных дьяков. Это клеймо, которое не свести и за сто лет. Одно дело прибегнуть к их помощи в столкновении с наследником Кощея, это понятно и логично. У вас совпали цели, вы использовали их, а они вас. Но тут другой случай. Я вам не враг, пришел не войну объявлять, а договариваться. Да и вообще, если брать общо — все что происходит в Вегасе, остается в Вегасе. Мы это мы, они это они. Бывает, что дорожки пересекаются, но не так это часто происходит.

— Положим, вы правы — согласился я — Ладно, признаю, не стал бы я вас закладывать. Но все равно — вот так, с открытым забралом… Зачем?

— Я на самом деле не хочу войны — лицо Максима затвердело — Наши интересы сошлись в одной точке, уж так случилось, и теперь кто-то должен сдать назад — или вы, или я. И это лучше решить здесь, за столом, чем в каком-то темном переулке.

— Вот уж не факт — усомнился я — Сомневаюсь, что дело до настоящей драки дошло бы.

— Да непременно. И инициатором выступили бы вы. Все просто — ваш принципал начал бегать как молодой олень и если это продолжится, то я буду вынужден перейти к более жестким методам воздействия на него. Вы, соответственно, начнете копать, с чего это Илья Николаевич вдруг снова слег и собирается на тот свет. Думаю, в конце концов вы вышли бы на меня. Может, до его смерти, может, после, но тем не менее. Но вот тут уже разговоры, увы, стали бы невозможны. Не потому, что я не захотел бы общаться, потому что вы упертый господин, так говорят многие, кто с вами сталкивался. Закусили бы вы удила, сто к одному. Кто из нас сильнее? Не знаю. Может вы, может я. Да это и неважно. Я бы проиграл в любом случае, даже если бы вас убил.

Вот оно что. Вот он почему пришел со мной договариваться. Он боится тех, кто стоит за моей спиной. Братов-ведьмаков опасается, и того, что они с него за мою смерть спросят.

— Да — как видно, тень догадки отразилась на моем лице — Я один, вы — нет. У вас есть род, семья, которая не спустит вашу смерть никому. Да и кроме них есть те, кто подобное не потерпит, велик ваш круг общения. Та же Марфа, например, разозлилась бы, вы же с ней какие-то дела ведете. Мне это не нужно. Собственно, я вообще сторонник мирного сосуществования и сотрудничества. И предложение мое, кстати, чистая правда.

— Это какое? На предмет в сторону отойти и не отсвечивать?

— Именно. Что вам дался этот Носов? Если вопрос в деньгах — это не проблема, просто назовите цифру. Если дело в самолюбии, дескать «мой девиз не отступать и не сдаваться» — простите, не поверю. Я изучил вашу биографию, вы в прошлом банковский служащий. Люди с подобными закидонами в этом бизнесе подолгу не работают. Финансы любят гибкость разума, а не принципиальное твердолобие.

— А что вам дался ваш наниматель? — ответил вопросом на вопрос я — Ну да, вы приняли заказ первым, потратили время, все такое… Но этого как-то мало для железобетонных оснований вашей правоты.

— Будете смеяться, но и тут дело в репутации, на этот раз, правда, уже моей. Если я провалю заказ, информация об этом моментально распространится в тех кругах, где я вращаюсь. Скажем так, это некий крайне узкий теневой рынок услуг, где все всех знают. Провал — это жирная клякса в моем резюме, до того почти безукоризненном. Причем никого не интересует, отчего так случилось, важен факт — я не смог выполнить то, за что взялся. Это снизит как мою личную профессиональную ценность, так и суммы гонораров. А я, знаете ли, к деньгам отношусь крайне щепетильно. У меня есть цель — хочу себе остров купить где-нибудь в краях, где круглый год лето. Причем не какой-то маленький островок, размером с ладошку, а большой, как у Робинзона Крузо. Может, даже с местным населением, чтобы скучно не было. Буду там жить-поживать, коктейли попивать, манго их закусывать.

— Хорошая цель — признал я — Достойная. Уважаю.

— Я не требую ответа прямо сейчас — Максим выложил передо мной визитку — Понимаю, надо подумать. И все же — здесь для вас плюсов больше, чем минусов. Деньги вы получите так и так, а вдобавок к ним мою личную признательность. Поверьте, я всегда плачу свои долги.

Я молчал, смотрел на него, переваривал ужин и услышанное. И ведь что любопытно — а он в чем-то прав. Деньги — это ладно, не они главное. А вот иметь среди должников эдакого товарища очень выгодно. Знаю я, в каких кругах он общается, слышал о них пару раз. В любом крупном городе такие, как он, водятся. Он чистильщик, наемный убийца, их еще «бесследниками» называют. Потому что ни один следователь, даже самый гениальный не сможет найти следов того, что человек умер не сам, не от естественных причин. Все всегда выглядит абсолютно естественно, хотя бы потому что так оно и есть на самом деле. Вон, крякни Носов, и все было бы нормально. В том смысле, что самое тщательно проведенное вскрытие указало бы на естественные причины смерти.

А, может, еще и укажет. Что мне этот Носов? А чересчур шустрого Александра, во избежание неприятностей, я, например, Маре скормлю. Авансом за последующие услуги и из чувства личной симпатии.

Если бы еще не Отдел с их задолбавшей всю ночную столицу любознательностью. Вон, лучше бы вместо того, чтобы мне покою не давать, таких как этот Максим Максимович ловили. Вот кто точно их клиент. Но нет, им удобнее меня донимать и во всех грехах винить, чем подобных ему выслеживать.

Хотя, конечно, они про них не знать не могли. И, думаю, искали. И даже, наверное, находили. Только не всех, и подтверждение тому сидело напротив меня.

Или не хотели находить по какой-то причине?

— Подумаю — припечатал ладонь к столу я — Ну, а если все-таки нет?

— Значит, нет. Что еще-то? Проверим, у кого знаний и силенок больше. Если у меня, то Носов умрет. Если у вас — значит, мне придется отправить на тот свет господина Белозерова, то есть остаться без гонорара. А по-другому никак, больно уж он человек мстительный, властный и вредный. Не даст же мне покоя, замучает своим нудежом. Хотя именно это меня особо не печалит, я и так уж едва сдерживаюсь чтобы ему болячку какую-то не обеспечить. Но самое досадное — никакого потенциального партнерства в будущем, между нами, уже точно не случится.

— Если не секрет, о каком партнерстве речь? Просто варианты разные в голову приходят.

— Ну не физиологическое же — рассмеялся Максим — Профессиональное. Нет-нет, я ни в коем разе не говорю о том, чтобы вы примкнули к моему цеху. И вам это не нужно, да и вас в нем не примут. Вы Ходящий близ Смерти, то есть персона, в каком-то смысле, публичная, находящаяся в поле зрения слишком большого количества людей и нелюдей в силу своей определенной уникальности. Так же, как сноходцы, например или Хранитель Кладов. Но кое-какие совместные и взаимовыгодные операции мы могли бы проворачивать, причем даже без ярко выраженного… Кмх… Криминала. Финансовый шпионаж, то, се. Ваши подручные добывали бы информацию, а я превращал бы ее в денежные средства.

Забавно. Я недавно очем-то таком как раз думал.

— Подумайте, Саша — собеседник подвинул свою визитку поближе ко мне — Взвесьте все за и против, а после позвоните. Лично я очень хотел бы стать вам другом. А лучше — компаньоном. Мы не те же Хранители кладов и кровь Змиулана в наших венах не течет, деньги к рукам сами не липнут. Как потопаешь — так и полопаешь.

— Слушай, а ты с этим Хранителем, кстати, не знаком? — решил перейти на «ты» я.

— Нет — покачал головой Максим — Но видеть — видел. В шаурмячной на Парке Культуры как-то сидел, обедал, он как раз туда заглянул. Заказывать не стал, о чем-то с Абрагимом пошептался минут пять и поминай как звали. Молодой парень, крепкий, улыбчивый. И не скажешь по нему, что он слуга Полоза. А еще я слышал, что он вроде как с ведьмой сожительствует, что совсем уж ни в какие ворота. Хотя, может, и врут.

А вот это интересно. Я с Абрагимом нормально лажу, может, через него на этого узкого специалиста по поиску скрытых в земле сокровищ и выйду.

— Ладно, пойду я — Максим поднялся из-за стола — Был рад познакомится. Да, люди моего нанимателя тебя не побеспокоят, за это ручаюсь. И еще вот что… Только не воспринимай это как угрозу, ладно? Просто иногда случается так, что для очищения репутации оплошавшему приходится устранять те причины, которые привели к неудаче. Мою позицию на этот счет ты уже знаешь. Мне очень не хочется выяснять, кто из нас с тобой более умел и живуч. Но если меня поставят перед фактом, выбора будет невелик — либо ты, либо я. Впрочем, еще есть вариант, в котором кто-то из нас покидает Москву, но он тоже не ахти.

— Позвоню, даю слово — я демонстративно положил его карточку в карман — И рад знакомству.

И на этот раз я протянутую мне руку пожал. Моя точка зрения не изменилась, друзьями мы вряд ли станем, но дружба и не является обязательным условием для потенциально взаимовыгодного сотрудничества.

Впрочем, так далеко заглядывать тоже не стоит. Слишком уж мой новый знакомый мягко стелет, настолько, что спиной к нему я точно не повернусь. Потому и судьбинушку господина Носова считать решенной рановато. Пускай он еще немного покуражится, ощущая радость бытия, а я пока подумаю, что с ним да как. И кое с кем еще на этот счет пообщаюсь.

Цинично? Может быть. Но и справедливо, и это ни разу я себя сейчас оправдывать не пытаюсь. Просто такие как Носов и ему подобные, в какой-то момент людей тоже перестают за людей считать. Профдеформация в чистом виде. Для них все человечество превращается в нечто одно объемное целое, имя которому «потребители». Или «электорат». Еще, как вариант, «целевая аудитория». Все зависит от сферы бизнеса. Исключение составляют ему подобные, некоторая часть обслуживающего персонала и иногда, на время, какие-то люди, которые могут быть полезны, вроде меня. Ну, и конечно те, кто стоит над ними.

Так что в данном случае я просто играю в его же игру по его же правилам. Просто он забыл, что в нее можно играть вдвоем, а мне оно вроде, как и ни к чему было.

Жанна, ждавшая меня дома, в ответ на мой вопросительный взгляд в только руки в стороны развела.

— Нечего мне тебе рассказывать. Эти двое, что в машине сидели, обо всякой ерунде трындели, вроде футбола и заднице какой-то Светки. Про этого мужика — ни единого слова. А как он появился, так сразу заткнулись, словно воды в рот набрали. То ли вышколил он их так, то ли боятся они его — не поймешь.

— Ясно.

— А еще он как в машину сел, так сразу башку ко мне повернул, рожа у него злая стала и как рявкнет: «Брысь отсюда!». Я решила, что лучше так и сделаю. Мало ли, до чего ты с ним договорился.

Мой косяк, не предупредил я ее о том, чтобы она сразу сваливала, как его заприметит. Жанна девочка умная, но иногда все же тупит. Как, впрочем, и я.

Ну да ладно, ничего страшного. Даже если мой новый знакомый отнесет случившееся на мой счет, то меня это не сильно печалит. Мне с ним детей не крестить.

Нифонтов мне в этот день так и не позвонил, вместо этого он, ни свет, ни заря сам заявился ко мне в гости.

— Ничего, что я без звонка? — осведомился он от порога, причем не переступая его — Не прогонишь?

— Гость в дом — радость в дом — изобразил гостеприимный жест я — Проходи.

— Пожрать чего есть? — потер осунувшееся лицо ладонью он — Со вчерашнего дня крошки во рту не было. И это… Мне бы умыться, если можно. В таких дебрях всю ночь шарохался — жуть. Хватает еще в столице медвежьих углов, причем в самом прямом смысле.

— Ванная тут — ткнул я пальцем в дверь, на которой с незапамятных времен висела овальная фигулька с изображенной девчушкой, стоящей под душем. Счастливое и безоблачное прошлое, никто в этих безобидных предметах и не думал усматривать мотивы педофилии.

Снять ее что ли, от греха? И вторую, с туалета, ту, на которой писающий мальчик изображен, тоже?

— Мое почтение всем тут обитающим — заглянул в комнату Нифонтов и помахал рукой.

— Да пошел ты — фыркнула Жанна, глядя на оперативника — Сто лет бы тебя не видеть.

— И то правда! — пробурчал Родька из-под кресла — Тоже мне гость. Приперся с пустыми руками, да еще корми его. Не надо нам таких гостей!

— Они тоже очень рады тебя видеть — хлопнул я Николая по плечу — Иди, умывайся, а я чайник поставлю пока.

— Врун! — одновременно сообщили мне слуга и спутница.

Ну, вот невзлюбили мои домашние сотрудника Отдела. Впрочем, есть такое ощущение, что они вообще никому, кто приходит сюда, не рады. Ну, кроме, разве, Вавилы Силыча.

— Так что там с товарищем Антуаном? — спросил я у Николая, когда тот маленько подкушал и с немалым удовольствием пил третью чашку чаю, в которую перед тем кинул пять кусков сахару — Я глянул по нему кое-какую информацию — он был шалун, причем изрядный. Говорил много лишнего, часто выдавал свои фантазии за факты и искренне верил в то, что гениален, как журналист.

— Все так — подтвердил Нифонтов — А еще любил разоблачать все и вся, даже в тех случаях, когда это было откровенно нелепо или небезопасно. Потому и нашли его как-то утром синенького и холодненького в машине на стоянке одного из торговых центров. Мигом поставили диагноз «разрыв сердца», выписали отказную по открытию уголовного дела, кремировали и урну закопали.

— Может, правда он до чего-то такого докопался? — предположил я — Раз в год палка стреляет. Не исключено, что он и сам не понял, что залез не туда.

— Одна из последних статей была о том, что кое-кто… — Нифонтов многозначительно глянул на меня и ткнул пальцем в сторону потолка — Что кое-кто играет в той же лиге, что и сам Осьмянин. В половом смысле. Так это, нет — уж не знаю, но, положа руку на сердце, крепко в этом сомневаюсь. Там человек, во-первых, в том возрасте, когда даже гетеросексуальные излишества уже не сильно нужны, а во-вторых, прошедший через пяток локальных войн, горнило девяностых и все остальное прочее, что к нашей действительности прилагалось. Знаю, подобная характеристика не показатель, всякое случается, но тут все же вряд ли вряд ли. Но вот в то, что он, узнав о себе новые интимные подробности запросто мог дать распоряжение смутьяна Антошку закопать, как картошку — верю сразу. И даже не осуждаю такое решение, хоть служебное положение меня к этому обязывает. Ну, просто всему предел должен быть, даже если очень хочется скандальной славы.

— Поддержу. Тем более что не так уж много с его уходом эдакого красавца общество потеряло — усмехнулся я — Мне другое интересно. Слушай, а как этот Осьмянин на такое кладбище попал? Ему вроде по штату не положено, не того калибра особа.

— Да у него дед был ого-го какой — генерал, конструктор и так далее. Это ему участок государство еще в те времена выделило. Грех такое говорить, но хорошо, что он не дожил до того времени, как внук взрослеть начал, раньше помер.

— Твоя правда — согласился с ним я — Но вот еще одна странность — отчего его колдун в свою свиту взял? Вспомни предыдущие мишени — злодей к злодею, один другого краше, что при жизни, что после смерти. И тут — на тебе скандальный хроникер, да еще и из заднеприводных. Как-то не монтируется одно к другому.

Я, кстати, этот момент еще тогда отметил, когда самое первое досье читал, то, которое забраковал как халтуру, чем и вызвал неприязнь у нового начальника охраны Ряжских. Правда же нелогично — в одной компании собрались бизнесмены, политики, уголовник — и вдруг вот такое чудо в перьях, которое тяжелее телефона сроду ничего в рука не держало. Логики нет,

Если только для смеху Кузьма его в свою бригаду включил. Или, может, для ровного счета? Времени, к примеру, у него не оставалось для того, чтобы кого-то получше найти?

Впрочем, это не столь и важно. Мало того — мне такие расклады только в радость. Посмертие ведь во многом определяется тем, как ты при жизни существовал, и не только в смысле воздаяния за дела твои. Возьмем, к примеру, моего предыдущего фигуранта, господина Смелкова. Вон в какую тварь он превратился, причем довольно-таки быстро. А почему? Да потому что в нем и под конец той, земной жизни, людского уже не сильно много оставалось, а переход на другую сторону бытия эти остатки окончательно выжег. Не сразу, разумеется, постепенно. Но еще пара-тройка месяцев, и крови на той стройке пролилось бы куда больше, вошел бы он во вкус и начал рвать всех подряд — и причастных к охулке его бывшего имени, и непричастных. Любых. Главное живой крови напиться, той, которую бывший бизнесмен и в земном своем воплощении уважал. Не в прямом смысле, конечно, но тем не менее.

А Осьмянин этот персона куда более мелкотравчатая. Если Смелкова можно сравнить, к примеру, с волком, который рвет своего противника клыками, то Антошка при жизни был комаром, который под покровом темноты кровь из жертвы тянет и в сторонку отлетает при простом взмахе ладони. Вряд ли на новом пласте бытия в нем что-то изменилось.

— Без понятия — ответил на мой вопрос оперативник, монтируя из сыра, хлеба и колбасы некую конструкцию, которую «бутербродом» назвать было уже сложно — Подобные мелочи ни на что не влияют, потому тратить время на их осмысление считаю нерациональным. А вот то, что этот паразит потихоньку от безобидных шалостей переходит к откровенному насилию, меня совершенно не устраивает. На модном показе в ту субботу он модельку одну, некую Дарью Камышову, чуть не придушил, причем чужими руками.

— Чужими руками? — переспросил я — Подселился в чье-то тело?

— Именно — кивнул Николай — И что примечательно — владелец тела согласия на такое не давал. Вернее, владелица. Я сам ее допрашивал, три раза уточнил, не называла ли она какому-то незнакомцу перед тем, как память потерять, свое имя, заработал в ее глазах, скорее всего, репутацию капец какого странного полицейского — и все впустую. Нет, ничего такого. Вокруг все свои находились, суета, ор, до показа времени оставалось всего-ничего. А потом — темнота. В себя пришла — кругом стало еще шумнее, чем раньше, ее семеро за руки держат, а под ней заклятая подружка Камышова сипит, хрипит, глаза пучит, за горло держится. Жуть, да и только!

— Думала — послышалось — в кухню впорхнула Жанна — А — нет, все правильно, Дашку Камышову чуть не убили, да? И жаль, что не убили, это та еще стерва. Помню ее, пересекались мы на разных мероприятиях. Я сама, конечно, не ангел, но до нее мне далеко. Принципов — ноль! Для нее главное первой стать, во всем, и цена вообще не важна. Да она лучшей подруге стекла толченого в туфлю сыпанула перед показом, чтобы контракт с одним модным домом увести. И, главное, этого почти не скрывала, наоборот, вроде как гордилась сделанным. Ну да, мы все друг друга не любили, время от времени случалось всякое, что уж там, но вот так, не за спиной, напоказ — никогда.

А, ну да, конечно. Она при жизни ведь как раз в тех кругах вращалась. Времени прошло немного, вот она и подхватилась, услышав знакомую фамилию.

— Эволюционирует Осьмянин, как и положено — подытожил Николай, который Жанну, ясное дело, не слышал — Но то хорошо, что мы это сейчас выяснили, а не после, до того, как кто-то умер.

— Да, почему ты решил, что это именно он? Почему не кто-то другой? Или бедняга, руками которой он модельку чуть не задушил, все же что-то запомнила?

— Говорю же — ничего она не помнит, черное пятно. А вот другая бедолага, которая не так давно прямо на подиуме с себя всю одежду сняла, а после в народ отправилась, вспомнила голос, который звучал в ее голове тогда, когда она себе не принадлежала. И сразу его узнала. Фигня в том, что у нее с Осьмяниным в свое время возник крепкий конфликт из-за одного небедного мужичка, близкого к миру моды, каждый из них на него свои права предъявлял. Так что спутать она ничего не могла, хотя сама в случившееся особо не верила. Списывала все на застарелую усталость и нервное расстройство.

— Слушай, я про этот случай в сети читал. И даже фотку видел. Там еще говорилось о том, что эта модель таким поведением на показе, по сути, себе профессиональный приговор подписала. Мол, да, шокирующее поведение в этом бизнесе явление нередкое, но не настолько же?

— И она не первая, у кого карьера за последние полгода полетела ко всем чертям. Еще были истерики, падения в зал, драки с модельерами, странные откровения журналистам и так далее. Просто раньше все эти случаи носили достаточно локальный характер, потому в поле нашего зрения не попадали.

— Осьмянин, Осьмянин — пробормотала Жанна — Что-то очень знакомое. Глянуть бы на него.

— Коль, у тебя фотография этого подиумного злодея есть? — поинтересовался я у гостя.

У меня в досье она тоже имелась, но, во-первых, мне было лень идти за ноутбуком, во-вторых, пришлось бы делиться всей информацией с Нифонтовым. Нет, я это делаю, но дозированно, кое-что приберегая исключительно для личного пользования.

— Есть — кивнул тот, достал смартфон и через пару секунд показал мне его экран — Вот, смотри.

Ну, не совсем он и фрик, этот Антуан. На вид нормальный парень лет тридцати с гаком. Прическа немного странная, ну так и сфера личного применения у него была такая, в которой чем ты чуднее — тем востребованнее.

— Так это Гнус! — взвизгнула Жанна — Точно-точно! А что, выходит он тоже скопытился, да?

— Гнус? — переспросил я у нее — Почему Гнус?

— Потому что он такой и есть — ткнула пальцем в экран девушка, причем после этого фотка перелистнулась, и на следующей я увидел селфи, на котором Николай находился щекой к щеке с какой-то улыбающейся девушкой, и это была не Людмила. Я его подругу-ведьму хорошо запомнил, хоть и видел ее всего один раз несколько лет назад. Просто реально красивая девушка была, глаз не отвесть.

— Я так понимаю, мы уже общаемся не вдвоем, а втроем? — мигом убрал телефон в карман оперативник, как видно смекнувший, что я увидел снимок, не предназначенный для моих глаз — Верно же?

— Верно — подтвердил я — Тебя это не слишком смущает?

— Да нет — изобразил на лице некую гримасу Нифонтов — Нормально все. Просто обычно я с этими сущностями немного в другой плоскости, скажем так, сотрудничаю.

— Знаю, как ты сотрудничаешь — язвительно процедила Жанна — Последнюю не-жизнь у таких, как я, отбираешь.

— Так почему Гнус? — повторил свой вопрос я — Подетальнее объясни, будь добра.

— Да человек он был дрянь, жадный и подлый. А журналист, наоборот, хороший. Его колонки куча народу читала, в том числе и профи из нашего бизнеса, вот он девчонкам карьеры и ломал, писал про них разные мерзости. Мешает тебе кто-то, зашли Гнусу денег, и все, дело сделано. Не наверняка, конечно, но с высокой долей вероятности. Плюс у него всегда можно было разжиться не настоящим голландским «быстрым». Половина наших у него затоваривалась.

— Чем?

— Амфетамины — пояснила девушка — Препараты для расширения сознания. Что ты так на меня смотришь? Знаешь, как мы все уставали?

— Интересно девки пляшут. Что еще расскажешь про этого многогранную, как выяснилось, личность?

Для Николая информация о том, что покойный Осьмянин помимо всего прочего еще барыжил наркотой, промышлял сводничеством и мутил какие-то совсем темы, связанные с порнографией самого жесткого пошиба, оказалась новостью, так далеко в прошлое нашей новой мишени он не забирался.

— Спасибо вам, барышня — обратился он к Жанне, которую, разумеется, не видел — Помогли.

— Бог подаст — недобро усмехнулась та — А Гнусу я гвоздик в голову с радостью что живому, что мертвому заколочу. Он же и по мне тогда хотел пройтись в своей колонке, уже и статью написал.

— Чего же не прошелся?

— Так он выбор предоставил — либо карьеру сломает, либо я с одним чертом на недельку в Абу-Даби скатаюсь. Страшным, старым и весящим за двести кило. Блин, один раз он меня чуть не задавил, серьезно. Думала — все. А деньги за это все вон, Гнус получил. Мне только пара колечек перепала, да серьги. Ну, и гонки «Формулы» из вип-ложи посмотрела.

Похоже, вопрос о том, почему Осьмянин попал в компанию Кузьмы, теряет свою актуальность.

— Н-да — Николай, выслушав меня, почесал затылок — Вот он, мир шоу-бизнеса.

— Вопрос в другом — отмахнулся я — Как нам этого поганца сцапать? С предыдущими все было просто и понятно, они, если можно так сказать, были к одному месту привязаны. А здесь все не так. Не знаю, сколько каждый день в городе проходит показов мод и презентаций, но, мне отчего-то кажется, немало. Все не посетишь, даже если очень постараешься.

— А кроме сучки Дашки, кто еще пострадал? — спросила вдруг Жанна — А?

Глава 6

— Всех не назову, понятное дело — выслушав мой вопрос Николай пошерудил пальцем по экрану смартфона — Просто мы совсем уж глубоко не копали, на это времени нет. Вот, Женька небольшой список мне прислала, девушки, похоже, как раз из числа жертв нашего красавца. Видишь?

Он повертел головой, не представляя, где именно находится моя подруга, а после положил аппарат на стол.

— Ага — Жанна склонилась над ним — Знакомые все лица. Ну, то есть фамилии. Хотя нет. Вот эту не знаю, и эту тоже, видать, они из новеньких. Интересненько!

— И что именно тебе интересненько? — уточнил я — Жанн, давай, не тяни, говори уже.

— А поломаться? — возмутилась мертвячка — Интригу нагнать мне надо?

— Не надо — возразил ей я — Не тот случай.

— Ладно. Фигня в том, что со всеми этим девчонками Дашка никогда не ладила. Ни с одной из них. За новеньких не скажу, не знаю, но остальные частенько ей дорогу переходили. Светка, например, в свое время у нее одного папика небедного увела, Алена контракт с модным домом заключила, тот, на который Дашка претендовала. В честной конкурентной борьбе, замечу отдельно, его забрала, ей даже спать ни с чем не пришлось. Да она бы и не стала, Аленка не по этой части, она девчонка с принципами. Среди нас много таких, как она, что бы там в сериалах не показывали. Ну, и остальные из списка тоже все Камышихе не друзья.

— Слушай, а вообще с кем-то эта Дарья ваша ладила? Хоть с одним человеком?

— Вроде да — немного неуверенно произнесла Жанна — Про дружбу не скажу, в наших кругах такое не принято, мы же так или иначе все потенциальные конкурентки, но, чтобы совсем уж в одиночку существовать — такого не бывает. Так и свихнуться недолго, у нас же жизнь не сахар, мы тоже люди. Не настолько мы повернуты на контрактах, «бабках» и карьере. Я вот в караоке очень любила петь. И мартини.

— Помню — кивнул я, а после рассказал оперативнику все, что услышал от своей приятельницы.

— С одной стороны — не сходится — дослушав, сломал сушку, взятую из вазы, в кулаке Николай — Она сама пострадавшая, ее же душили. С другой — я столько разного всякого повидал, что уверенно говорить о том, что кто-то где-то когда-то ни при чем, не стану. По крайней мере до той поры, пока сам в этом детально не удостоверюсь.

— Подытожим — предложил я — Есть некая модель Дарья, которая вроде как сама пострадала от особи по прозвищу Гнус, но до того он как следует прошелся по ее конкуренткам. Прямо танком прошелся.

— При этом сама Камышова уже весела и бодра, от пережитого ей на память только синяки на шее остались, а душительница под подпиской о невыезде — добавил Николай — Заявление написано, доказательная база в полном порядке, так как свидетелей происшедшего больше, чем нужно. Сажать модельку, думаю, никто не станет, но условный срок почти наверняка нарисуется.

— А кто Камышиху чуть не прибил? Имя ее как? — осведомилась у меня Жанна, я тут же переадресовал вопрос оперативнику.

— Сейчас — он заглянул в телефон — Марина Володина.

— Маринэ — кивнул девушка — Помню ее, она одно время с Хвычей Марданашвили из «Золотого хамелеона» любовь крутила, пока тот с какой-то мажоркой не спутался. Думал денег на новый лакшери-кабак поднять с помощью ее папы, но в результате ничего у него не получилось. Мало того ему еще и пару ребер сломали, чтобы не лез со своим корешком в элитный огород. Но так Маринэ нормальная вроде, не совсем овца. Хотя мы почти не пересекались, она как раз начинала, когда я… Ну…

— Понятно — прервал ее я.

— По идее Марина сейчас самую форму набрала, до возрастной ей еще далеко — продолжила Жанна — Слушай, принеси ноутбук, давай кое-что проверим.

Я выполнил эту просьбу, и минут через десять, посетив несколько сайтов и форумов, адреса которых мне подсказала моя помощница, выяснил, что, оказывается, у Володиной на мази был трехлетний договор с одним влиятельным в мире мировой моды зарубежным агентством. Еще немножко, еще чуть-чуть — и она сделала бы тот шаг, который отделяет обычную модель от приставки «супер».

А теперь все. Теперь не будет никакого контракта. Ни одному агентству, даже очень уверенному в себе и своих силах, нафиг не нужна сотрудница с подмоченной судебным разбирательством репутацией. Тем более — уголовным.

Ну, а поскольку свято место пусто не бывает, то его мигом заняли две претендентки, о чем было написано сразу на трех форумах, посвященных хитросплетениям мира высокой российской моды. Вернее — тем, кто ее олицетворяет.

Первой являлась юная, но перспективная Яна Сибирцева, которую уже окрестили новой Синди Кроуфорд, за сходство с знаковой красоткой из дремучих 90-х. Ну, а второй оказалась опытная и амбициозная как бы вы думали кто? Правильно, Дарья Камышова.

— Однако, пасьянс начинает сходится — потер руки Николай — Слушайте, вот нравится мне, как мы работаем вместе. Нет, я серьезно. Красиво, быстро и, главное, результативно.

— А как быстро заключаются такие договоры? — проигнорировав его слова, вернее тот смысл, который в них был заложен, поинтересовался я у Жанны — Сколько обычно времени уходит от «подписываем» до начала работы?

— По-разному. Пока детали обсудят, пока бумаги подпишут, пока сведут планы воедино, пока все долги, которые тут есть, будут отработаны. Я не о деньгах или чем-то таком. Нет. Просто, когда модель уже с именем, то есть какие-то мероприятия, на которые она подписана заранее, а, значит, обязана их отработать, причем это не обязательно показы. В нашем мире репутация — все. Один раз оступился — еще ничего, может проскочишь. Но второй раз точно станет последним, тебя больше никуда не позовут. Максимум в какой-то магазин на диване, платье за тысячу рублей по акции рекламировать или косплеить какую-нибудь марсианку на фан-конвенте. Тоже работа, конечно, но, по сути, это путь в никуда. Так что это будет осень, как бы не зима.

Осень. Я так и думал. Как раз то время, когда двери склепа на кладбище закроются до весны, а врата больших возможностей, ведущие куда подальше из Москвы, наоборот, откроются.

Не так и плохо придумано. И только одно мне непонятно — каким образом Камышова эта с господином Антуаном договориться смогла? Как верно было замечено — мы не в кино, мы в жизни, тут номера с монеткой, ползущей по стене, не срабатывают.

Впрочем, мало ли как? Может, у нее бабушка ведьмой была, и вот так в ней ее кровь сказалась, может она мертвых слышать. Очень редко, но подобное случается, мне Генриетта рассказывала. Или, как вариант, беглец с кладбища мог с ней договориться пока в чужой тушке сидел. Почему именно с ней? А отчего нет? Судя по тому, что я услышал от Жанны, Дарья принципами не отягчена и к цели своей идет не взирая ни на что. Вот и встретились два одиночества.

С другой стороны — он бы так и так из города осенью смылся, без ее помощи. Может, просто ему одному скучно мотаться по миру, а тут вроде как при деле находишься.

Ладно, поболтаем — узнаем. Вот только найти бы его еще.

— Мне пора — сообщила мне Жанна.

— Далеко собралась? — осведомился у нее я.

— Попробую инфу добыть. Мы лично, как ты понимаешь, с Яной этой незнакомы, но видеть ее видела, когда недавно среди наших ошивалась, потому кое-что про нее знаю. Сегодня две коллекции, наверняка она не на той, так на другой работать будет. Я знаю, кто ее букер, этот черт без мыла в задницу влезет, особенно когда его модели такой контракт корячится. К нему для начала наведаюсь, повожу жалом, может что разузнаю.

Есть такое, я по ее просьбе уже глянул программу мероприятий сферы моды на сегодня, и там действительно значилось два показа. Не титульных, без громких имен, но тем не менее.

— Одно плохо — Яна юниорка, а Камышиха-то возрастная, одно с другим может не совпасть — чуть скривила личико моя спутница — Хотя… Фигура у Дашки кабин, что есть — то есть, и не скажешь, что ей почти тридцатник. Может, и не разведут их по разным подиумам.

Если честно, я не все понимал в том потоке сознания, что на меня обрушился, но общий смысл сказанного вроде улавливал.

— Сидите, ждите — велела нам девушка и покинула кухню прямиком через стену.

— Вот и все, ребята — я одним глотком допил остывший чай — Умчалась моя помогайка инфу добывать для нас с тобой. Велела ждать.

— Ну и хорошо — оперативник хрустнул очередной сушкой — Сиди, жди, а я поехал. У меня дел невпроворот. Не поверишь — уже не помню, когда в последний раз спал так, чтобы самому проснуться, а не от телефонного звонка или дружеского пендаля. Жру, опять же, один фаст-фуд, потому семимильными шагами приближаюсь к гастриту.

— Вот и нужна она тебе, такая жизнь? Нет, я не стеба ради спрашиваю, правда интересно.

— Нужна — очень серьезно ответил мне Нифонтов — Только такая и нужна. Я, Саш, ощущаю, что нахожусь на своем месте. А это очень важно для человека — знать, что он делает именно то, для чего на свет родился. Тогда жить интересно и, наверное, умирать не сильно страшно. Ты понимаешь, что годы и силы не впустую растратил, что сделал в жизни все, что мог, и даже немножко что не мог. Глядишь, где-то там это мне зачтется.

— Может, ты и прав. Мне трудно о таких вещах судить.

— Так и ты такой же — хмыкнул оперативник — Тоже занял свое место, то, которое тебе Судьба определила и идешь своим путем, только для тебя размеченным. Разве что денег поднимаешь побольше нашего, да питаешься получше. Горячее небось каждый день употребляешь, щи, борщи, все такое.

— Что до еды — так ты женись — посоветовал ему я — Вон, хоть на Людмиле. Ты же о чем-то с соседкой моей, старой хрычевкой, договорился? Выполни обещанное и получишь жену, умницу да красавицу. Наверняка она готовит так, что пальчики оближешь, небось не городская недотепа, которая в разрезе кулинарии только «Яндекс-едой» пользоваться умеет.

— Стало быть, заглянула к тебе Дарья свет Семеновна — проницательно отметил Николай — Посулила что-то за помощь мне. Полезную хоть вещь?

— Весьма и весьма — не стал скрывать я — Но сказать, что она нашла во мне союзника — это нет. Больно уж туманна обозначенная цель. Какие-то два предмета, да еще настолько антикварные, что времена древлян да полян помнят… Не нравится мне подобная канитель. Подобные вещи обычно за собой такой ворох проблем тащат, да таких, что никакая награда не компенсирует положенные усилия по их добыванию и усмирению. Довелось мне с парой древних цацек за границей столкнуться, на всю жизнь воспоминания остались. Плюс тут еще и Марфа фигурирует, а она тетка лютая и, подозреваю, сильно злопамятная.

— Верно мыслишь — кивнул Николай — И я сначала отказаться хотел, да Дара меня в угол загнала. Вернее, не то, чтобы в угол, но там полшага оставалось до того, что или я, или она. Понимаешь, о чем речь?

— Мне рассказали, что у нее во время твоего визита аж стены в доме тряслись от вашей перебранки.

— Так и есть. Короче — вписался я в расклад. Пришлось. Но больше никого в этот тухляк не зову, ни друзей, ни врагов. Мои мне тоже помощь предлагали, но я ответил — нет. И тебе скажу то же самое.

— Можешь даже не говорить, я и сам, знаешь ли, не собирался к тебе в помощники набиваться. У меня вон, своих забот полон рот. Единственное — что хоть за вещицы-то? Интересно же.

— Гребень и кольцо — неохотно буркнул Нифонтов, вставая с табуретки.

— Гребень — это, в смысле… — я обозначил движение, будто причесываюсь.

— Ага. Он стальной, кольцо медное. Бюджетный вариант. Только вот Марфа и то, и другое бережет как зеницу ока. Насколько я понял, это наследие ее предков, вернее, праматерей. И расставаться, тем более в пользу Дары, она с ним точно не желает.

— Плохо твое дело, друг мой Колька — вздохнул я — Ситуация-то патовая.

— Хреновый из тебя шахматист — невесело улыбнулся оперативник — Мы с соседкой твоей не на равных играем. Если ничего у меня до осени не сладится, то она не в убытке окажется, а при своих. А вот я очень многое теряю. Например — надежду на счастье, а это, знаешь ли…

— Будем надеяться на лучшее — приободрил я его — И еще на то, что подружка моя в клювике хорошие вести принесет относительно проказника Антуана. Хорошо бы его в ближайшие дни схомутать, а то мне на этой неделе надо еще к родителям на дачу смотаться, проверить, как там они, не надо ли им в чем помочь.

Нифонтов глянул на меня с усмешкой, в которой явно читалось «да-да-да, так я и поверил», но ничего вслух не сказал.

И правильно. Не его дело, куда и зачем я еду.

— Звони, короче — произнес Нифонтов, согнувшись завязывая когда-то дорогие, а теперь изрядно раздолбанные кроссовки — Скажешь, куда и когда подъехать.

— Хорошо. Слушай, у меня еще один вопрос есть. Скажи, а кто такие ворожеи?

— Промежуточное звено между ведьмами и очень, очень большим геморроем — распрямился оперативник — Ох, что-то в спине хрустнуло! Нет, доконает меня моя работа. А тебе про них накой знать? Они в города не суются, их ареал обитания — сельская местность. С учетом урбанизации, надеюсь, лет через сто-двести они вообще исчезнут как вид. И уверен, что моих будущих коллег этот факт только порадует.

— Все настолько плохо? А я так понял, что они дамы вполне себе мирные, адекватные. Экологию берегут, для этнографов ценность представляют.

— Это да, не поспоришь. Вот только методы у них такие, что даже днем поминать не хочется. А самое главное — ничего никогда доказать в их связи не получается. Все вроде на виду, а доказательств нет. И не только у нас такой облом с ними, я отчеты девятнадцатого века листал — там та же самая канитель.

А я ему больше, чем Максиму верю. Мне сразу показалось странным, что фемин, исповедующих непротивление злу насилием, не перебили до нашего времени. Не бывает такого в Ночи. Тут либо ты ешь, либо тебя. Третьего не дано, если не считать ситуации, когда тебя не трогают, потому что боятся.

— Ты не ответил на вопрос — в какой плоскости у тебя к ним интерес? Если деловой — лучше плюнь и забудь. Или попробуй у Марфы кольцо и гребень для меня спереть, это более безопасное занятие.

Хотел я у него еще про представителей мужского пола, что иногда встречаются в общинах ворожей кое-что узнать, но подумал, подумал и не стал. Не время и не место. Как-нибудь потом поинтересуюсь.

— Просто услышал про таких, решил справки навести — беззаботно отмахнулся я — Мир крайне многообразен, мало ли когда с кем придется знакомство свести.

— Звони — буркнул оперативник, зевнул и отправился куда-то по своим делам.

Я же решил не терять времени и занялся одним любопытным рецептом, из числа тех, что откладывал до той поры, когда время будет. В моей жизни такое редко, но все же случается. На чердаке, среди запасов моего предшественника, обнаружилась одна очень редкая травка, «прикрытыш» называется, я ее еще до своего спешного отъезда из Москвы за границу сюда привез. В отличии от многих других трав срока годности она не имела, опасаясь исключительно разве что сырости, потому меня из вынужденной эмиграции дождалась. Не могу сказать, что непосредственно мне то, что я задумал сделать, может как-то в быту пригодиться, но поэкспериментировать над этим рецептом все же хотелось. Просто предназначение у прикрытыша крайне необычное, она, если можно так сказать, свадебное, то есть предназначенное для защиты молодоженов от злого глаза или, того хуже, наговора, когда кто-то лютого зла только-только образовавшейся ячейке общества желает. Если эту правильно зачарованную травку положить под порог дома, куда жених свою суженую после брачного ритуала приведет, и невеста на него, в смысле на порог, ножкой своей не наступит, то те, кто ей желал зла, получат обраточку в пятикратном размере, причем немедленно. Как это будет выглядеть — без понятия. Может, той же мерой отмерит некая незримая справедливость злыдням горюшка, может, к примеру, паралич недоброжелателя разобьет или, если это она, сиськи до колен вырастут — не знаю, в книге про то ничего не сказано. Но сама по себе мысль, что есть вот такая травка-индикатор, с встроенным в нее механизмом возмездия мне показалась очень интересной. Как и то, что ее как-то по-другому, возможно, использовать получится? Не только в матримониальных целях? К примеру, если совместить с другими травами? И каким-то образом добавить к ней что-то вроде отложенного воздействия? Чтобы не в конкретно отведенный момент она срабатывала, как сейчас, с привязкой «свадьба-порог», а тогда, когда злыдень действовать начнет?

И вообще, чем дальше, тем больше мне было интереснее не воссоздавать уже имеющиеся рецепты, а придумывать что-то свое, новое. В конце-то концов, вон, Митрий, который только и знал, как девкам юбки на голову заворачивать, и то сколько успел всякого напридумывать за свою короткую, но насыщенную жизнь. Чем я хуже? Хотя, конечно, в многоквартирном доме таким заниматься, все же не стоит, из соображений безопасности окружающих. Это забавы для сельской местности, где ни вонь от иных трав никому не страшна, ни любые другие последствия.

А еще вот что в этом рецепте интересно — если невеста таки наступит на порог своей ножкой, то все, ей беды не миновать, непременно на ее голову все загаданные беды обрушатся. При этом предупреждать ее о том, что травка под порогом никак нельзя.

Может, именно оттуда пошла традиция, что в жених невесту на руках носит? Просто со временем торжественный внос в дом перекроился на вынос из ЗАГСа? Раньше-то их не было, а в церквях ношение гражданок на руках не приветствовалось.

Ближе часам к пяти мне удалось достигнуть нужного результата, несколько травинок, как и значилось в рецепте, начали золотисто посверкивать, сигнализируя о том, что они способны защитить юную прелестницу от проклятий невезучей соперницы или, к примеру, обозленной на весь мир разведенки. Ну, или кто там еще невест не любит?

Как раз в этот момент и появилась на кухне Жанна, невероятно довольная собой, из чего я сделал вывод — ей удалось что-то узнать.

— Кто молодец? — спросила она у меня, и тут же сама дала ответ — Я молодец! А ты чего тут, опять шаманишь?

— Мала-мала — подтвердил я — Давай, рассказывай.

— Всех видела — мигом выполнила мое пожелание девушка — И Яну, и Дашку, и Гарика. Это их букер. Я и не знала, что он их обоих ведет. Надо же, как случается.

— Букер — это кто?

— Он договаривается о показах, улаживает конфликты, спорные моменты разруливает…

— Агент, ясно — прервал я ее — А Осьмянина ты видела? Ну, Гнуса?

— Нет — чуть помрачнела Жанна — Все облазила, но — нет. Только это неважно. На показе, уверена, мы его прищучим. Если мы правы, если она Дашку опекать взялся, то точно появится. Хотя в ум взять не могу — накой она ему нужна? В чем интерес.

— Не знаю — я убрал стебельки травы, от которых струился слабенький золотистый свет, в специальную пробирку и заткнул ее пробкой — Может, души у них родственные, может, он ее при жизни похачивал, да так и не реализовал свои мечты, может, желает с ней за границу уехать. В компании с красоткой странствовать куда веселее, чем в одиночку. Я тому наглядный пример.

— Если бы ты знал Камышиху и Гнуса лично, то такую пургу не мел бы — разнесла мои доводы в пух и прах Жанна — Звони своему дружку, без него нам на показ не попасть. Билеты на него не продаются, «проходки» нужны. А у него ксива, с ней хоть, когда и хоть куда. Звони, звони. Он же вечно занят, а начало уже совсем скоро, через три часа.

Надо заметить, что в заведениях такого толка, как то, куда нас с Николаем сегодня занесло, мне раньше бывать не приходилось никогда. Я в молодости, конечно, по недорогим клубам хаживал, но не по таким. Да и клубом это место, пожалуй, что назвать было трудно. Тут какое-то другое слово стоит применить, но какое именно — не знаю.

Сначала нас не хотели пускать внутрь два крепких парня, даже несмотря на то, что Николай им под нос свое удостоверение сунул. Вот ни в какую. Они раз за разом вежливо нам объясняли, что это закрытая вечеринка, на которой присутствует только свои. И только когда тот, рассвирепев, пообещал к нехорошей маме свернуть все мероприятие, вызывав сюда ГНК, перед нами, к моему величайшему удивлению, все же открылись двери в мир высокой моды. Как видно, появились у моего спутника в голосе некие нотки, убедившие поднаторевших в общении с самой разной публикой охранников в том, что все именно так и случится. И никакие завязки местного владельца в органах не помогут утихомирить этого невзрачно одетого полицейского в не таких уж больших чинах, потому лучше его пропустить внутрь.

— Совсем обнаглели! — никак не мог успокоиться Николай даже тогда, когда мы уже прошли внутрь — Куда это годится? Я в клубы вурдалаков двери с ноги открываю, а там, поверь, секьюрити куда серьезнее.

— Не шуми — попросил его я, заметив, что местная публика начала на нас озираться — Пошли лучше в бар, куплю тебе выпить.

— Я на службе — проворчал оперативник — Да и разморит меня наверняка. Да где тут, блин, проход в служебные помещения-то? Нам туда надо.

И ведь он все верно говорил. Нет, так-то вроде все на виду — вон бар, вон подиум, винтажные стулья по обе его стороны расставлены, все просто и понятно. Ну, если не брать в расчет посетителей этого места, в большинстве своем были одетых по принципу «чем чуднее — тем лучше» и чем дальше, тем сильнее пробуждавших во мне инстинкты прадеда, который на Великой Отечественной летчиком-истребителем был. Просто у них имелось обязательное правило — в бою каждые сорок секунд следовало оглядываться назад, проверять, не зашел ли противник в хвост. Вот и мне сейчас не грех было его вспомнить, потому что ну очень много было здесь любителей толерантной свободной любви. Чересчур, как по мне.

— Да не суетитесь вы! — топнула ногой по полу Жанна, привлекая мое внимание — Вон там вход в служебные помещения. И еще вон там. Света мало, вот их и не видно. Только вас туда до показа даже с ксивой не пустят, можешь мне поверить. И потом — там сейчас все равно хаос. И это нормально, так устроен этот мир. Короче, как свет включат, садитесь и ждите, пока все не кончится. Вот маэстро выйдет, раскланяется, после отправится за стол к спонсорам, вот тогда ваше время и наступит.

Сказала — и умотала туда, куда нас не пустят. За сцену. Ну, а мы с Николаем в результате с трудом дождались показа, примостились на стулья, стоявшие на одном из задних рядов и стали смотреть на девушек, которых зачем-то задрапировали в некое подобие штор, причем довольно вырвиглазных расцветок.

— Вон Яна — шепнула мне на ухо невесть откуда взявшаяся Жанна — Видишь, которая с родинкой на губе.

Яркая девчонка, ничего не скажешь. Причем даже без скидки на юность, которая всех красит.

— А вот и Дашка — совсем другим тоном пояснила мне моя спутница — Та, носатая.

Ну, не такая уж и носатая. Да, горбинка есть, но это госпожу Камышову ни разу не портило. Опять же стоит признать — интересная женщина. Очень интересная, хоть некая стервозность в лице и ощущается. Так часто бывает — некоторые особенно устойчивые черты нашего характера рано или поздно становятся частью внешности.

Я призадумался о превратностях жизни и судьбы, особо на подиум не смотрел и именно потому чуть не прозевал момент, когда Яна вдруг взяла и обеими руками толкнула одну из своих коллег по ремеслу вниз, прямо на зрителей, которые этого, естественно, совершенно не ожидали.

Само собой, за этим последовал грохот стульев, женский визг и повсеместный мужской легкий матерок, как естественная реакция на необычное происшествие. Характерности происходящему добавило и то, что в тот же миг, взвизгнув, стихла музыка.

— Вон он! — заорала Жанна, ткнув пальцем в сторону подиума — Видишь!

И правда — из тела конкурентки Камышовой выскользнула голубоватая тень, обвела взором зал, злорадно улыбнулась, а после устремилась в кулисы, близ которых в данный момент застыли ледяными статуями модели, ошарашенные произошедшим.

Яна же приложила ладонь ко лбу, прикрыла глаза и безвольно осела на подиум. Может, так сказывалось то, что в ее теле квартировал призрак, а, может, пришло моментальное осознание того, что карьера ее, похоже, закончена. Подобного ей не простят ни потенциальные наниматели, ни коллеги по цеху. И неважно, что девушка, рухнувшая в зрительный зал, похоже, кроме синяков ничего не заработала и то, что из зрителей никто, судя по всему, не пострадал. Это профессиональный приговор уже не изменит. Да и то, что мы шкодника Осьмянина сейчас схомутаем, ей тоже ничем не поможет. Все, дело сделано. Жалко девчонку. Правда жалко.

— Я за ним — азартно взвизгнула Жанна и устремилась прямиком на подиум.

— Это он? — ткнул меня в бок Николай — Да?

— Да — произнес я — Он в Яне был, сейчас внутрь смотался.

— Так чего мы сидим? — возмутился оперативник — Давай, пошли!

Против моих ожиданий на этот раз охранник для нас препятствием не стал. Впрочем, здесь свою роль сыграло то, что он с интересом смотрел за тем, как развивались события в зрительном зале, где пришедшая в себя после падения модель, орала на окончательно поплывшую Яну, при этом не забывая поворачиваться «рабочей» стороной лица к снимавшим происходящее многочисленным фотографам. Как говорит Маринка, даже неудача становится благоприятным инфоповодом, если ее правильно подать.

Но нам с Нифонтовым до всего этого дела не было, мы с топотом промчались черезкакой-то тускло освещенный коридорчик и оказались во внутренних помещениях, где и вправду творился натуральный хаос. Не соврала нам Жанна.

Эпицентром его являлся невысокий человек со странной прической и в клетчатом пиджаке, он блажил в голос, перемежая итальянские слова с подсердечным русским матом. Если я правильно понял, он просил его немедленно убить, потому что только смерть могла гарантировать ему душевный покой.

Этого бедолагу утешали полуодетые, а то и вовсе раздетые девушки, молодые люди с подведенными глазами и несколько бесформенных теток, на запястьях которых имелись подушечки с торчащими оттуда булавками. Они называли его «маэстро», заверяли в том, что выходка Сибирцевой показ не сорвала, а, напротив, придала ему особенный скандальный шарм и настоятельно призывали продолжать действо.

Короче — кого тут только не было. И только господин Осьмянин отсутствовал.

— Его нигде нет — сообщила мне Жанна, выскочив словно из-под земли — Саш, я ничего не понимаю. Я знаю Гнуса, он не мог уйти. Он всегда смотрел до конца на те пакости, которые случались после того, как он насвинячит кому-то. Но его тут нет!

Я прошел мимо завывающего модельера, проигнорировав при этом вопросительные взгляды невозмутимых теток с булавками, миновал коридор, заставленный напольными вешалками, и оказался рядом с выходом на подиум, где все так же толпились модели, не знавшие, что делать. Маэстро истерил, а без него, похоже, тут ничего не работало.

И только один человек был на редкость спокоен. Это была Дарья, стоявшая в кулисах и смотрящая на плачущую Яну. При этом на губах ее змеилась улыбка. На редкость знакомая улыбка, та, которую я видел на фотографии в присланного мне Ряжской досье.

Глава 7

— Ты его видишь? — ткнул меня в бок Николай — Или нет? Чего застыл?

— Вон — мотнул я подбородком в сторону Камышовой, не сводившей глаз с униженной соперницы, которую в данный момент подняли за локти с пола и повели в нашу сторону — Он в той милашке обосновался.

— Так вышиби его оттуда — предложил мне оперативник — Хотя да, ерунду порю. У всех на глазах такое не делается.

— Что-то тут не так — пробормотал я — Только понять не могу, что именно.

В этот момент Камышова перевела взгляд на меня, и улыбка медленно сползла с ее губ. Это было как в старых детективах — сыщик и вор встретились глазами, и каждый понял, кто перед ним стоит.

Перекрестье взглядов длилось недолго, считанные секунды, а следом за тем модель серебристой молнией скользнула в какой-то отнорок, которыми было просто пронизано все закулисье этого заведения. Мы с Николаем кинулись за ней, плюнув на условности и на то, что нам придется засветится на подиуме. И тут, по закону всемирной подлости, именно в этот самый момент грянула музыка. Как видно, маэстро передумал умирать, здраво рассудив, что шоу должно продолжаться.

— Ого, Франческо сегодня и мужскую коллекцию решил презентовать! — донесся до меня голос дорого одетого мужчины из первого ряда — И ведь ни словом не обмолвился, хитрюшка! А что — мило, мило. Мне нравится.

— Эдакое ретро столичных окраин. — жеманно добавил его спутник, к которому более всего подходило определение «оно» — Районы, кварталы. Весьма-весьма.

Я не удержался, крутанулся на месте, а после, приложив руку к бедру, на мгновение застыл на месте. Ну, а чем я хуже этих моделей? И нам, ведьмакам, не чужд мир высокой моды. Но, разумеется, без заднеприводных ценностей.

— Che diavolo? — донесся до меня негодующий вопль из той кулисы, которую мы с Николаем только что покинули — Chi sei? Какого хьера?

Там стоял только что упомянутый Франческо, лицо которого наливалось нездоровой краснотой, и глазел на меня.

— Grande collezione, maestro! — сообщил я ему и поспешил за Нифонтовым, которого, кстати, уже и видно не было.

Впрочем, искать беглецов долго не пришлось, они обнаружились в полутемном помещении, заваленным всякой всячиной, вроде здоровенных черных колонок, свернутых в гигантские рулоны баннеров и тому подобного хлама. Причем моему приятелю в данный момент приходилось довольно туго, так как в противостоянии между ним и Дарьей верх брала последняя. Причем в самом прямом смысле. Она восседала на оперативники верхом, что, учитывая ее достаточно откровенный наряд, наводило на мысли о неких фильмах, которые я в молодые годы, как и все остальные подростки, любил втихаря посматривать, и сноровисто его душила.

— Ну, и что ты сделаешь? — приговаривала модель, явно совсем с неженской силой сжимая длинные пальцы правой руки на горле сипящего и пучащего глаза Нифонтова — Выстрелишь в меня? Ножиком ткнешь? Нельзя, ты тогда шкурку Дашеньки попортишь, а вам такое запрещено. Запрещено таким, как ты, вред смертным приносить! Я знаю, мне рассказали.

Думаю, вряд ли бы Николая остановили подобные нюансы, но, увы, пистолет валялся шагах в пяти от его руки. И до ножа своего он тоже не мог дотянуться, так как Камышова, вернее тот, кто в ней обитал в данный момент, прижимал его левую руку к полу.

И снова эта улыбка, одновременно злорадная и пакостная. Нет, не просто так девушки дали Осьмянину прозвище Гнус, похоже, при жизни этот поганец ему на самом деле полностью соответствовал.

Именно поэтому я, не заморачиваясь на какие-либо моральные аспекты и сложившиеся в обществе правила, пробил с ноги в голову Дарьи, да так, что у нее аж зубы лязгнули. Ну да, женщин не бьют. Вот только тут женщиной сейчас даже и не пахнет, как бы это не двусмысленно звучало. Да и человеком тоже, поскольку тот, кто сидит в ее теле, давно не он.

Ну, а после того, как я вышибу постояльца из тела Дарьи, так мы с ней как-нибудь урегулируем этот вопрос. Впрочем, лично я извиняться за сделанное не собираюсь. Пусть она мне лучше спасибо скажет за то, что я ее от вот такого соседа спас.

Своей цели я достиг, удар сбросил женщину с тела Нифонтова, который тут же со свистом втянул в себя воздух, а следом за тем цапнул с пола пистолет.

— Чего у вас тут? — влетела в помещение Жанна — А?

— Кого я вижу! — глумливо до невозможности проворковала Дарья, поднимаясь на ноги и чуть ссутуливаясь — Марковская! Ты тоже застряла в этом мире? И теперь значит, на подсосе вот у этого дурачка, верно? Даже не удивлен, все в твоих лучших традициях. И боже мой, какая же у тебя уродливая шея! На теперь на тебя без слез не глянешь. Хотя ты всегда была не ахти какой красотулей. Как у меня тогда, в «Цилиндре», на тебя встал — не понимаю даже.

— Тварь! — прошипела моя спутница и синей молнией рванулась вперед, явно собираясь устроить злорадно хихикающей Камышовой козью рожу.

Вот только ничего у Жанны не вышло. Та очень ловко сцапала ее в тот момент, когда пальцы девушки, растопыренные наподобие птичьих когтей, почти достигли лица противницы, крутанула и впечатала в стену, после чего моя помощница на какое-то время покинула помещение. Надеюсь, что лишь на время.

— Ловко — признал Николай за моей спиной — Сдается мне, он твою девчулю полетать отправил?

Да, Жанна потерпела неудачу, но даже этим сослужила неплохую службу, выиграв для меня пару секунд, достаточных для того, чтобы я смог сократить расстояние и нанести тому, кто засел в теле модели тычок в грудь обеими руками. Разумеется, с произнесением при этом заветной фразы, необходимой для вышибания особо нахальных призраков из людских тел.

Дарью удар отбросил к стене — но и только. Не вылетела из нее синяя, с чернотой внутри, фигура, а она сама не издала протяжный выдох, как обычно в таких ситуациях случается.

Вообще ничего не произошло.

— Не получилось? — ехидно хохотнула женщина и сплюнула на пол кровавый сгусток. Я ей крепко губу расшиб, когда ногой ударил — Обидно, да? А вот и ответочка!

Нет, ну как же быстро она двигается, а? Я даже среагировать не успел, за что и огреб по полной. Сначала ее колено воткнулось мне в пах, а после и в глазах искры вспыхнули, потому что оно же долбануло меня по лицу, да еще с добавкой кулаком по затылку. Классика жанра, однако.

Больно то как, блин!

— Помогите! — заорала вдруг Камышова, раздирая на себе аж до пупка и без того уже изрядно замурзанное платье, под которым кроме красивого тела предсказуемо ничего не оказалось — Аааааа! Не надо, пожалуйста! Не трогайте меня!!! Неееет!

Ответ на вопрос «это она чего еще удумала?» появился почти незамедлительно, приняв образ двух крепких ребята в черных майках, на которых было написано название клуба. Хорошая у сидящего в теле модели поганца реакция, ничего не скажешь. И со слухом все в порядке.

— Вы чего творите, твари? — рявкнул один из них, глядя на меня, согнувшегося в три погибели и Николая, с лица которого еще не сошла нездоровая краснота, а также расхристанную Дарью, которая для полноты картины еще и кровь, сочащуюся из разбитой губы, по подбородку размазала — Да я вас сейчас в асфальт закатаю!

И ведь даже не скажешь ничего, окажись я сам свидетелем подобного, тоже особо думать не стал бы. Все же очевидно — два черта решили под шумок присунуть красивой бабенке, не особо заморачиваясь тем, хочет она того или нет.

— Ребята, спасите! — жалобно проныла Камышова — Они меня изнасиловать хотят! А вон у того «ствол» на кармане, так что осторожнее!

— Полиция! — тут же произнес Николай, сунув руку в карман, как видно, за удостоверением.

— Да пофиг! — ответил один из крепышей и его немаленький кулак врезался в глаз оперативника, отбросив того к стене.

Наша противница ехидно хихикнула, шмыгнула точеным носиком, и рванулась в полутемный коридор, который, подозреваю, вел прямиком к черному ходу. И это было очень, очень плохо. Ищи ее потом в большом городе. Вернее того, кто в ней окопался.

И еще — как так-то? Почему Осьмянина не вышибло, как пробку из бутылки с шампанским, из тела модели? Надежный же способ, проверен не раз и не два, всегда срабатывал. А тут — нет, что очень и очень скверно. Есть у меня пара предположений, отчего так получилось, и одно из них другого хуже.

Тем временем охранники совсем уж разошлись, один из них еще пару раз саданул Николая, который от первого удара толком не отошел, а второй, недобро щерясь, подскочил ко мне, несомненно, собираясь отделать как бог черепаху.

Само собой, меня подобный расклад совершенно не устраивал. Во-первых, я вообще очень не люблю, когда меня бьют, во-вторых, с синяками мне ходить не улыбается, я все же не школьник уже. И, наконец, нет у меня времени на эту канитель, чую если мы сейчас Дарью упустим, то после, может, вообще не найдем. А я своему чутью привык доверять.

Черная длинная игла, один из прощальных подарков Генриетты, уколола охранника, который уже занес над моей головой здоровенный кулак совсем незаметно, комар — и тот ощутимее кусает человека. Но этого вполне хватило для того, чтобы здоровяк в черной майке рухнул как подкошенный, крепко при этом приложившись затылком о пол. Надеюсь, он остатки мозгов себе не отбил.

Надежная штука парализующее зелье. А если учесть, что оно, по сравнению с тем, которым я пользовался несколько лет назад, изрядно модернизировано, в подобных ситуациях и вовсе незаменимая. Пролежит теперь этот красавец тут три часа, а когда очухается, то не вспомнит, что именно с ним происходило последние минут тридцать до того, как сознание было потеряно. Так, какие-то расплывчатые образы останутся в памяти, да еще жуткая головная боль, которую никакими таблетками не забьешь. Такова плата за амнезию, дурман-трава штука такая, жестокая.

Следом за ним в принудительную нирвану отправился и тот охранник, который метелил Николая.

— Где? — просипел разбитыми в хлам губами оперативник и злобно сверкнул глазами, один из который начал стремительно заплывать.

— Там — ответил я и указал то направление, в котором скрылась неугомонная модель — Давай, догоняй!

— Ага — сплюнул на пол кровавые сгустки Нифонтов — Идем.

Он отлепился от стены и неожиданно резво двинулся вперед, по дороге сначала пнув свернувшегося калачиком охранника, а после обогнав меня.

И все равно ушла бы от нас Камышова, больно большой ей временной драфт выпал, аж в несколько минут. Для кого-то они ерунда несчитовая, иные музыкальные треки в несколько раз больше по длительности, но в вопросах случившегося у нас тут «убегай-догоняй», когда все решают секунды, это просто гигантская фора.

Жанна. Нас выручила Жанна. Ее нереально взбесило поведение бывшей неприятельницы, оттуда, надо понимать, и взялись силы, которых моей спутнице достало на то, чтобы придержать свою давнюю врагиню в считанных метрах от заветной двери, ведущей к свободе.

— Отцепись, дрянь! — визжала Камышова, пытаясь сбросить с себя обвившую ее руками и ногами Жанну — Исчезни, шлюха!

— Сама ты шлюха! — орала моя помощница, частично сменившая привычный светло-голубоватый цвет на неприятно-багровый. Особенно мне не понравилось некое пятно, пульсирующее там, где у человека находится грудная клетка — Вернее — козлина ты, Гнус! И импотент!

Как видно, последнее высказывание окончательно разозлило беглеца с кладбища, тем самым придав ему новые силы, которых достало на то, чтобы Жанна снова с визгом впечаталась в стену.

Но время он потерял, и это было главное. Не хватило ему тех самых недавно упомянутых мной секунд для того, чтобы распахнуть дверь и исчезнуть в синих московских сумерках.

— Куда!? — рявкнул Николай, ловко и безжалостно скручивая стройную девичью фигуру — Стоять, зараза!

— Да щас! — взвизгнула Дарья и дернулась было, но в тот же миг на запястьях рук, завернутых за спину, щелкнули кольца наручников — Ай! Жжется!

— Конечно жжется — устало выдохнул оперативник — Еще бы. Это тебе не штатные браслеты, на них гравировка непростая нанесена. Так что если не желаешь, чтобы дальше больно было, то давай, вылезай из гражданки Камышовой.

Модель ехидно захихикала и показала Нифонтову язык, дескать — ага, как же, сейчас. Умный этот Антуан, ничего не скажешь.

— А ты мне их раньше не показывал — заинтересовался я наручниками — Любопытная какая штука.

— Самое время для минутки самообразования — коротко глянул на меня Николай — Тут у нас вон, строптивый Антошка выбираться наружу не желает. Ты бы лучше взял, да его поторопил. И так мы наследили будь здоров как, если дело до руководства дойдет, Георгиевич отписываться замучается.

— Я уже пробовал. Не вышло.

— В смысле? — уточнил оперативник.

— В коромысле — не выдержал я — Не получилось у меня его из тела вышибить.

— Не получилось — злорадно подтвердила Дарья — И не получится. Это теперь мое тело, ясно? Мое. Захотел — пришел в него. Захотел — ушел.

— Знаешь, Саша, я иногда думаю — вот до какой степени может дойти идиотизм отдельных представителей рода человеческого? — устало осведомился у меня Николай — Казалось бы уже все повидал, все оттенки безумств людских. Но нет, все время что-то новенькое подворачивается, то, чего еще не встречал.

— Похоже, что мы пришли к одному и тому же выводу — я прислонился плечом к стене — И утешительным его назвать трудно. Хрен мы просто так теперь до этой сволочи доберемся.

Все обстояло именно так, как я сказал, Осьмянин в определенном смысле для нас теперь стал недосягаем. Штука в том, что Дарья сама, доброй волей, разрешила ему занять ее тело. Не просто назвала свое имя, открывшись для временного и краткого подселения, а добровольно потеснилась, согласившись владеть им на пару с умершим Антоном. Прописала его в себе, если можно так сказать. Технически подобный ритуал крайне несложен, он состоит из всего одной фразы, которую по очереди произносят обе стороны. Не на секунду не сомневаюсь, что Антуана на этот счет никто иной как Кузьма просветил, не мог колдун про такое не ведать. Как результат — да, Осьмянин теперь мог шнырять туда-сюда тогда, когда ему заблагорассудится. Ну, а мой проверенный способ вышибания духа из человека в данном случае сработать, разумеется, не мог. Он рассчитан на штатную ситуацию, а не на подобную экзотику.

А еще сдается мне, что этот шустряк уже загнал Камышову на самую дальнюю периферию сознания, не оставив ей ни малейшего шанса на то, чтобы забрать приглашение обратно. Вот до какой степени надо не иметь мозгов, чтобы на подобное согласиться? Это что же такое он ей пообещал?

Впрочем, это неважно. Уверен, что обещание свое Осьмянин выполнять и не думал. Он при жизни, скорее всего, врал как дышал и после смерти меняться не собирался. Что до Покона — чихать он на него хотел. Да и кто ему про него расскажет?

— Обряд придется проводить — погрустнел Нифонтов — Вика знает как, она мне про это рассказывала. Да и совсем-то уж уникальной подобную ситуацию не назовешь, случалось уже такое, и не раз. Вот только ритуал сложный, многослойный и затратный. Разновидность экзорцизма, шутка ли!

— А я буду сидеть и ждать, пока это случится! — глумливо заявил Осьмянин и потряс руками так, что наручники звякнули — Вот уж нет! Сейчас немного силенок поднакоплю и разорву их нафиг тогда, когда вот этого вот урода рядом не будет. Не станет же он меня двадцать четыре на семь пасти? Или кисть руки чем-нибудь отпилю. Мне ее не жалко, она не моя.

Это она меня уродом назвала. Обидно, кстати. Ну да, я не красавец, но и не урод же?

— Что мы имеем? — Нифонтов потрогал передние зубы и чуть повеселел, поняв, что они не качаются — Он не желает выходить, потому что боится тебя, а мы его оттуда вытянуть не можем, потому что возможности такой нет. Как только тебя рядом с этой красоткой не будет, наш общий друг тут же из нее выберется и ищи его свищи.

— Если повезет перед тем, как смотаться куда подальше я тебя убью — добавила девушка ангельским голоском— И еще кого-нибудь. Я очень мстительный. Ну, и эту дуру уморю, от нее теперь пользы нет. Засветилась шкурка, нет от нее больше толку. Плюс достала она меня очень со своим нытьем на тему «отдай мое тело».

— Вопрос — чего делать-то? — продолжил оперативник — Саш, может пойдем от обратного? Может, есть способ как-то его в теле зафиксировать, чтобы не выбрался? Тогда законопатим его куда-нибудь подальше, да и все. Вон, в овраге каком-нибудь зароем за городом.

— Нельзя — хихикнула Камышова — Тогда Дашенька помрет, а тебе ее непременно спасти надо. Так что фиг вы меня зароете.

Зароете.

Стоп!

Ну да, все правильно. Не настолько буквально, но в целом гражданка все абсолютно верно говорит.

Я дернул на себя дверь, предсказуемо оказавшуюся открытой, окинул взглядом сумрачный двор с аркой, за которой виднелась пустая по вечернему времени дорога, поморщился от кислого запаха, который источала недальняя мусорка и сказал Нифонтову:

— Коль, подгоняй сюда машину. И давай побыстрее, пока кого-нибудь еще нелегкая не принесла. Сдается мне, что ее вот-вот хватиться могут, показ-то не закончился еще. Да и тех двух здоровил могут начать искать собратья по бицепсу.

— Чего придумал? — заинтересовался Николай.

— Да есть одна идейка — я достал из кармана платок и засунул его в рот модели — Давай, не тяни. Хотя погоди секунду, ладно? Пойду ремешок у охранников позаимствую, надо еще ей ноги стянуть от греха.

Наконец-то я увидел беспокойство в глазах нашей пленницы. Почуял тот, кто в ней сидит, что-то неладное, занервничал. Может, и ехать никуда не придется, может, рванет он сейчас напролом? Хорошо бы!

— Не знаю, что ты придумал, но уверена, что мало Гнусу не покажется — сообщила мне Жанна и потрепала свою бывшую коллегу по щеке — Надеюсь, вы оба сдохнете — и оболочка, и начинка.

— Гуманизм из тебя так и прет — отметил я, поглядывая во двор, и гадая, где Нифонтова столько времени носит. Ведь если сюда на самом деле сейчас кого-то занесет, то сразу такой вой поднимется — хоть всех святых выноси.

— А я никогда доброй девочкой и не была — парировала мои слова она — И тебе это прекрасно известно. Хорошо тем, кто с серебряной ложечкой во рту родился, а я сама себе жизненное пространство всегда выгрызала. Без посторонней помощи.

— Бу. Бу-бу-бу-бу — подала голос связанная Камышова, как видно желая прокомментировать слова моей спутницы.

— Сама ты потаскуха — отмахнулась от нее Жанна, непонятно как разобравшая что-то в бубнеже — Клейма ставить негде.

Дверь скрипнула, на пороге появился Николай.

— Давай паковать нашу подругу — велел он мне — Берись за ноги. И — надеюсь ты знаешь, что делаешь.

— Отлично знаю — заверил я его, хватаясь за лодыжки Дарьи — Поверь мне.

Мы запихнули модель в багажник, не особо заботясь о том, чтобы ей там было удобно, при это Нифонтов все время отчего-то мрачно посмеивался и бубнил себе под нос что-то вроде «все в жизни повторяется». Как видно, приходилось ему до этого уже грузить ночной порой женские тела в машину. Но лично я не желаю знать, когда и где это случилось.

— Может, теперь объяснишь, что задумал и куда мы едем? — поинтересовался оперативник у меня, захлопнув багажник — А?

— Да не вопрос — я понизил голос, не желая, чтобы тот, кто сейчас лежал в машине узнал конечную точку нашего маршрута — Мы едем в гости.

— В гости к кому? — немного раздраженно уточнил Николай — Саш, вот реально не лучшее время для загадок. Мало того что я два дня толком не ел и не спал, так меня еще и отбуцкали только что как следует. Ты знаешь, что я довольно сдержанный в эмоциональном плане человек, но чем дальше, тем больше мне хочется кого-то ударить, а рядом кроме тебя никого больше нет. Так что давай, не тяни.

— Вот сюда поедем — я показал ему экран смартфона, на котором уже был проложен маршрут от клуба до точки назначения — Понял, нет?

— Думаешь сработает? — осознав увиденное, поинтересовался у меня оперативник, усаживаясь в машину — Хотя… Да, скорее всего ты прав. Вот только как бы эта дура Дарья не пострадала. Что если и ей перепадет?

— Коль, она в любом случае без последствий из этой переделки не выберется. Визиты к психиатру, как минимум, ей гарантированы. А то и дурка, что более вероятно. Да, модели невероятно устойчивы психологически, моя Жанна тому подтверждение, но не настолько же?

— Одно дело психушка, другое — физическая смерть — Николай завел автомобиль, и мы тронулись с места — По-хорошему этот полупокер прав, я должен сделать все, чтобы Камышова уцелела. Это мой долг.

— Все так — согласился с ним я — Вот только твой долг еще и общество оградить от опасности, которую несет тот, кто обитает в Камышовой. С ее разрешения, замечу, обитает, что в определённом смысле накладывает на нее часть вины за случившееся. Потому, исходя из принципа меньшего зла…

— Все-все, я понял, хорош моросить — Нифонтов потрогал опухший глаз — Зараза, как они меня, а? А если бы не ты со своими штучками-дрючками, так и вовсе бы покалечили, наверное. У них вообще тормозов, по ходу, нет.

— Эти могут — подтвердила Жанна — В таких местах других охранников не держат. Очень уж велик процент неадекватов среди любителей ночной жизни. Мне ли не знать?

Впрочем, и нас с Николаем среднестатистический московский обыватель за нормальных сейчас вряд бы ли принял, особенно с учетом того, где именно остановилась та машина, в которой мы сидели.

— Я тут раньше не бывал — сообщил мне Нифонтов, глядя на массивную черную решетку, которая отделяла кладбище от остального мира — Но о местном Хозяине наслышан. Говорят, он лют до крайности. С ним наша тетя Паша как-то раз крепко закусилась в середине того века, так даже ей пришлось назад сдать, а такое случается крайне редко.

Интересно, на какой почве эта внешне безобидная старушка сцепилась с моим теперешним нанимателем? Впрочем, не уверен, что на самом деле хочу это знать. Чужие тайны, особенно припорошенные песком времени частенько становятся первым шагом к собственной могиле.

— Все, милаха, пора на волю — Николай, уже открывший багажник, подмигнул подбитым глазом женщине, которая тут же начала дергаться и что-то злобно мычать — Сейчас проверим, насколько крепко твоя новая душа привязана к телу.

Ох, как пробрало того, кто обосновался в теле модели, когда он увидел, куда именно мы его привезли! Какой же ужас появился в его глазах, как исказились черты лица.

Ну да, все так. Мы тебя на самом деле запросто вытащить из этого красивого тела не можем, но вот тот, кому ты, по сути, принадлежишь — запросто.

— Мууууу! — забилась в судорогах модель, а после начала извиваться как червяк — Му-му-мууу!

— Я тоже эту песню знаю — сообщил ей Николай — Му-муу-мууу!

— Муму-мууу — не без удовольствия поддержала его Жанна — Нет, положительно ночь нынче задалась!

— А ну брысь в машину — велел я ей — Нечего тебе тут отсвечивать, ясно? Если, конечно, ты не надумала сменить место проживания.

— Не надумала — посерьезнела девушка, после нагнулась к бывшей коллеге и сообщила ей — Надеюсь, вы оба там, за решеткой, сдохнете. В муках!

Хорошо, что Николай ничего не слышит. Наверняка ведь после таких слов он взял бы ее на карандаш.

Через давно знакомый лаз я пробрался на территорию кладбища, где сразу же нос к носу столкнулся с Павликом.

— Ты за мной? — требовательно спросил мальчик — Или, как всегда, скажешь «потом-потом»?

— Скажу. Нет у меня пока в свите вакансий, парень. И убивать покуда никого не надо. Но, если тебя это приободрит, скоро, похоже, тебе работы подвалит. Жизнь у меня все веселее и веселее становится.

— Убивать сладко — расплылся в улыбке мальчуган и поправил и без того безукоризненную прическу — Когда убиваешь, то словно снова живым становишься.

— Главное меру знать — назидательно произнес я — А то ведь потом за это отвечать придется. Как вон той красотке.

— Сашк, ну ты где? — проворчал Нифонтов, подтаскивая извивающуюся Камышину к бреши в заборе — Она не то, чтобы тяжелая, но все же!

— Не шуми! — поморщился я — И давай ее сюда. Да башкой вперед, что ты ноги пихаешь!

После того, как наша пленница оказалась на территории кладбища, и сам оперативник было нацелился перебраться сюда же.

— И не думай — остановил его я — Иди в машину, нечего тебе тут делать.

— С чего это? — озадачился Николай.

— А то не знаешь, как Хозяева относятся к таким, как ты. Не любят они вас. И, если что, я тебе помочь ничем не смогу, ясно? Я сам тут гость.

— Верно замечено, Ходящий близ Смерти — пророкотал за моей спиной знакомый голос — И ты тут гость, и этого человека я в своих владениях видеть не желаю. Впрочем, если ты, судный дьяк, желаешь испытать судьбу — пересеки черту, отделяющую живых от мертвых, и поглядим, что из этого выйдет.

— Прими мое почтение, Костяной Царь — Николай немедленно сделал пару шагов назад, при этом не отрывая взгляда от того, кто стоял рядом со мной — Рад знакомству!

— Не могу ответить тем же — не особо скрывая неприязни, изрек умрун.

Нифонтов хотел что-то еще сказать, но вместо этого забрался в машину и захлопнул за собой дверь.

— Сыскные дьяки изрядные сволочи, но дураков среди них никогда не водилось — сообщил мне Хозяин Кладбища, глядя на автомобиль — Как, впрочем, и трусов. А что это за девица в той повозке затаилась, что мышка в норке? Твоя служанка, ведьмак? Или наложница? Ха-ха!

— Служанка — подтвердил я — Умна, расторопна, не сварлива. Чего еще желать?

— Не бойся, не стану я ее у тебя забирать — костистая рука похлопала меня по плечу, отчего то, кажется, инеем покрылось — Тем более что нынче ты сюда с подарком пожаловал, да каким славным! Видишь, я даже сам сюда пожаловал, вот как обрадовался!

Фигура, кажется целиком скроенная из мрака, нагнулась над замершей в ужасе женщиной, лежащей на земле.

— С возвращением, беглец — проворковал умрун почти нежно — Вот и свиделись. Как не расставались.

Мне вдруг очень захотелось в туалет. Всякое я за последние годы видел, с чем и кем только не сталкивался, но именно добрые интонации в голосе Костяного Царя пробрали меня до самого нутра, заставив кишки завязаться в узел. Клянусь, такой жути я не испытывал с той самой поры, как увидел в собственной прихожей болото за зеркальной гладью и мерзкую старуху, стоящую среди кочек.

— Пожалейте девку — сказал я зачем-то — Она ни в чем не виновата.

— Лжа — сверкнули красные глаза под капюшоном — Мой холоп в ней по праву сидит, значит она на то сама согласилась.

— Ну, если только в дурости собственной — мигом поправился я — Но если за это всех и каждого убивать, то скоро человеческий род переведется. Все мы не без греха.

— Длинен волос, да ум короток — филином хохотнул умрун — Ладно, не трону ее. Но только проку-то с того? Все одно ей как раньше не быть, поверь мне, ведьмак. Года не пройдет, как она в петлю полезет.

— Это будет ее выбор, а не моя вина.

Костистая длань умруна погладила грудь модели, спустилась к животу, задержалась там на секунду, а после словно провалилась в тело.

— Ну-ну, не трепыхайся! — проурчал Хозяин кладбища, копаясь в теле Камышиной — Экий юркий! Ага, вот и спымал я тебя!

Его рука вынырнула наружу, в ней была зажата миниатюрная человеческая фигура, извивающаяся как змея в когтях орла.

Что до Камышиной, то она судорожным движением умудрилась вытолкнуть из рта платок и тоненько завыла. Ее лицо при этом перекосилось в жуткой гримасе, а в глазах не было даже тени смысла.

— Обычно я таких, как ты, отправляю на пару сотен лет в тоннели, лежащие между Явью и Навью, те, что не имеют начала и конца — все так же доброжелательно сообщил Осьмянину умрун — Но ты и твои дружки — отдельный случай. Вы так просто не отделаетесь, бесконечные блуждания в вековечной тьме для вас слишком простое наказание. Нет. Я тебя съем, и ты навеки станешь частью меня. Ты будешь все понимать, все помнить и знать, что твои муки не кончатся никогда. Ты будешь жить до тех пор, пока живу я. А я бессмертен.

Умрун хохотнул, закинул голову назад и опустил обмякшую от осознания происходящего душу Осьмянина в черноту капюшона.

Глава 8

Врать не стану — выглядело произошедшее впечатляюще. Разумеется, я понимал, что Осьмянину тут, на кладбище, почти наверняка ничего хорошего не светит, но чтобы настолько?

Впрочем, жалости я к нему не испытывал ни малейшей. Во-первых, потому что человеком он был, скажем прямо, скверным, что при жизни, что после смерти. Да-да, я знать его не знал тогда, когда он топтал своими ногами Землю-матушку, но есть свидетельства Жанны, а ей я верю.

Во-вторых, он сам выбрал свою судьбу. Послушался бы знающих людей, вылез из дуры Дарьи, как ему предложено было — и все бы обошлось. Нет, я его, конечно же, отправил бы в небытие, но не так же, как сейчас? Опять-таки какой-никакой шанс на то, что после все же что-то будет. Хоть какая-то надежда на завтра, пусть даже и с потерей себя сегодняшнего. А так что? Вечный плен внутри того, кто знает о Смерти почти все. Ладно, не вечный, ничего вечного на свете нет, но долгий. Кладбище здесь старое, заслуженное, столичная достопримечательность, вон, экскурсии по нему водят, так что вряд ли кто-то когда-то его под снос предназначит. В области всякое бывает, на окраинах столицы тоже, но тут? А пока стоит ограда, и внутри нее имеется хоть одна могила, Хозяин никуда не денется. Он всегда будет тут.

Нет, во время странствий слышал я рассказы о том, что в старые времена находились ухари, которые умудрялись уничтожать даже таких исполинов Ночи, как Костяные цари, но процент побед этих горе-героев был мизерен по сравнению с их поражениями. Статистика, скажем так, была сильно не в их пользу. Впрочем, я не до конца понимаю и по сей день, кому и зачем это было нужно. Что черный колдун Грегор, что Ласло, поведавшие мне сии предания старины глубокой, от ответа уходили и отделывались туманными фразами о том, что в обиталище умруна можно найти нечто, представляющее немалую ценность для любого обитателя Ночи. Но что именно ни тот, ни другой так и не объяснили. А я не особо и упорствовал. Мне Хозяев убивать не нужно, они мне, разумеется, не друзья, но уж точно не враги. Мы с ними в определенном смысле одной крови, поскольку служим одной госпоже.

Да и в обиталище любого из них я сроду не полезу. Мне достаточно глянуть на антрацитовую черноту, начинающуюся за порогом, чтобы понять — там живут ужас, боль и смерть. Никаких сокровищ не надо. Ни живой воды, ни навигатора с забитыми туда координатами Алатырь-камня, ни даже куска коры с дуба, на котором некогда квартировал Род.

— Славно — прогудел довольно умрун и раскатисто хохотнул — Вельми славно!

Если бы он сейчас еще и живот погладил, то получилась бы сцена из второсортного фильма ужасов. Но сам факт того, что он доволен, уже неплох. По-хорошему он бы мог сейчас мне предъявить претензию в той связи, что ему пришлось делать мою работу. Я бы, конечно, начал отбрехиваться, у меня и аргументы заготовлены на этот счет, но не хотелось бы сутяжничать с этой сущностью, да еще и на ее территории.

— Рад, что угодил — с достоинством произнес я — Отдельно замечу, что половина беглецов изловлена, а при том еще даже весна не кончилась.

— Не половина — качнулся капюшон — Этот четвертый, а сбежало отсюда девятеро.

— Колдуна по отдельной статье числю — ответил ему я — Больно он, стервец, хитер да ушл. Никак к нему не подберешься. Эти просто злодеи, они до сих пор себя за живых считают и за прошлое цепляются, на том и горят. А колдун из другого теста слеплен, его запросто не подцепишь. Сидит где-то как филин в дупле да с помощью вот этих поганцев со следа меня сбивает.

Этот разговор я завел неспроста. Нет у меня уверенности в том, что я хитрюгу Кузьму до осени выцеплю. Город велик, он хитер, поди его сыщи, если он, когда подручные закончатся, где-нибудь в Братеево или Кунцево на съемной квартире осядет, забив ту предварительно продуктами для своей новой шкурки. Или вообще без нее, так даже удобнее. Ясное дело, что я на попе ровно сидеть не стану и сделаю все, что от меня зависит, но гарантий, что результат воспоследует, нет ровным счетом никаких.

А вот этот страхоидол результат в конце октября с меня стребует в любом случае. А то, может, и того быстрее, если осень ранняя наступит. И что тогда? Ему не скажешь: «не нравится, подавай на меня в суд», он сам себе прокурор, адвокат и присяжные. Един в многих лицах.

— Считай, как знаешь, а только будь любезен службу справить — в тон моим мыслям велел умрун — Ты слово дал, ведьмак? Дал. Так держи его. На том твой род испокон стоял, со времен Вещего Князя.

— Так вот, держу — я показал на Камышову, которая в данный момент лежала на земле свернувшись калачиком с засунутым в том большим пальцем правой руки — С доставкой на дом.

— Юлишь маленько, ведьмак, но да ладно — Костяной Царь подошел поближе и крепко хлопнул меня по плечу своей костистой дланью — Вы хоть вроде и наши, а все же людское в вас сильно. Вот Вещий — он был другой. Родился и спервоначалу жил он как все, верно, но после встречи со Святогором другим стал, открыл ему тот нечто такое, чего человечье нутро выдержать не может. И тут либо умирать остается, либо обрести новую суть. Князь ваш выбрал второе.

— Вещий Князь? — переспросил я — Олег?

Господи боже, это сколько же тебе лет???

— Он — подтвердил умрун — Видел я его как-то раз, он мимо нашей деревни проезжал с дружиной, после того как радимичей на дань примучал. Один из его ближников дорогой от ран помер, он его на моем погосте и схоронил. Достойный был муж, ничего не скажу. И вежественный, это да. Что ему до меня? Да ничего. Я против того, кому Святогор свои знания передал, что мышь перед горой. А он с почтением подошел, побеседовал, разрешение на то, чтобы воин его тут лежал, испросил. Мог этого не делать, однако же вот. Благодаря тому разговору, ведьмак, я тебе навстречу при первой нашей встрече и пошел. Вы, нынешние, конечно, тем, старым воям, в подметки не годитесь, но потомки, как-никак. А что мзду запросил — так ведь и птица за так не чирикает.

В который раз поражаюсь тому, насколько прошлое близко к настоящему. События тысячелетней давности запросто влияют на то, что происходит в моей сегодняшней жизни. Проследуй тогда князь Олег мимо маленького погоста, расположенного на окраине деревеньки с потешным названием Москва, не пообщайся он с его Хранителем — и поди знай, чем для меня закончилось бы путешествие на кладбище пару лет назад.

— А что за знания Святогор Олегу передал? — жадно спросил я у умруна — Если не секрет?

— Того не ведаю — филином ухнул тот из-под капюшона — И ведать не желаю. Да и тебе не советую нос совать в те тайны. Родителем Святогора кто был?

— Кто?

— Вий — почти прошипел умрун — Кто же еще?

Кто? Вий? Тот, которому надо веки поднимать? Нет, понятно, что Николай Васильевич трансформировал в своих текстах изначальный фольклор, но все равно не тянул призванный ведьмой-панночкой мрачный персонаж на сущность, которую даже мой нынешний собеседник лишний раз упоминать не стремится.

— Как-то раз деревенская девка шла домой, да сдуру и с устатку заснула там, где людям ночевать не следует. Но откуда ей было знать, что холм, на котором рос одинокий вяз, вовсе не холм, а курган, насыпанный над телами павших в давней битве воинов, и находится в нем путь, ведущий прямиком в Навь? Воины те не за правое дело стояли, парень, потому души их после смерти прямиком к Вию на службу и отправились. Что дальше случилось, рассказывать?

— В целом все понятно — произнес я — Девка проснулась и поняла, что уже не девка, после родился Святогор, а папаша ему в урочный час явился и многое про мироустройство порассказал.

— Изъясняешься ты похабно, но мыслишь во многом верно. Святогор был великий воин, да и в тайных знаниях с ним никто сравняться не мог. Потому и покою он себе найти не смог, даже наша с тобой Хозяйка его забрать не смогла, больно уж тяжек был груз силы, что он с собой носил, никому кроме него не по плечу. Так что спит великий богатырь под горами вечным сном, и пребудет там вовеки. И хорошо. Есть такие тайны, ведьмак, которым лучше сгинуть навсегда, чем они по свету ходить станут. Тем более что и народишко обмельчал. Вон, гляди. Всего-то навсего в ней душа блудная разместилась ненадолго, а рассудка у этой бабы как не бывало.

Ну да, Дарья, похоже, капитально сбрендила. Надеюсь, хоть не окончательно.

— Ступай — велел мне умрун — И не ленись давай! Остальных побыстрее излови, а после и вожака их тоже. Ну, а коли сюда его доставишь, мне на расправу, то я в долгу не останусь, даю тебе в том слово. У меня ведь много чего имеется такого, что тебе, ох, как пригодится. Так что ты уж расстарайся. Не для меня — для себя.

Хозяин кладбища хохотнул и черной тенью заскользил среди могил, следом за ним потянулась и его свита.

— Чума — только и сказал я, глядя ему в спину — Вий. Вещий Олег. Сбрендить можно.

— Ага — подтвердил Павлик, который, оказывается, все это время находился у меня за спиной — Знаешь, я тебе верно служить стану. Нет, я и так собирался, но… Не буду врать, разное, короче, думал. А теперь слово даю, что никогда против тебя не пойду и все приказы выполнять стану. Чего скажешь — то и сделаю.

— С чего это ты так проникся? — я нагнулся к модели, которая что-то тихонько мурлыкала себе под нос.

— Если он к тебе так относится, то это много чего значит — мальчик мотнул головой в сторону черных деревьев, где от умруна и его свиты уже и следа не осталось — Ты сильный и он это чует. Значит, быть рядом с тобой правильно. Ты всегда будешь тем, кто велит, а не тем, кто слушается. У таких людей всегда полно врагов, а, значит, я скучать не стану. Ты же не дурак, ты живых врагов у себя за спиной оставлять не станешь?

Вот не факт, парень. Не факт. Если подумать, то я только таким и занимаюсь. Есть как минимум пара человек, которых давно следовало бы тихонечко убрать, порадовав попутно их душами Морану, а я все расусоливаю, придумывая для себя оправдания вроде: «а что, если отдельские узнают?».

— Встаем — я с трудом поднял на ноги девушку — Надо идти.

— В садик? — очаровательно улыбнулась та и потерла щеку, как следует размазав по ней могильную землю — Да?

— В садик, садик — подтвердил я — Ты сама его садила, сама будешь убирать. Ну, или чего там, в саду, делают?

— Там кашу есть заставляют! — капризно заявила Дарья — Не хочу! Не пойду!

— И в самом деле рехнулась — рассмеялся Павлик беззаботно — Теперь ее только в психушку. У нас, помню, в подъезде Эсфирь Марковна из семнадцатой квартиры тоже умом тронулась, когда ее сына забрали куда следует. Он практику проходил на секретном заводе и какую-то информацию американцам передал за пластинки и журналы. Ну, такие, знаешь… Там женщины голые. Вот! Так она…

— Это все очень любопытно но потом дорасскажешь — пропыхтел я, подтаскивая Камышину к ограде, схватив ее под мышки. Женщина сама идти ни в какую не желала, вместо этого она дергала ногами, пищала «не хочу в садик», время от времени показывала мне язык и даже плеваться пробовала.

— Может, я все же с тобой? — жалобно уточнил Павлик — А? Что тебе проку с той дуры что вон, у машины стоит? Девчонка она и есть девчонка. А со мной и поговорить можно о всяком, и на футбол сходить. Только это… Я, если что, за «Торпедо» болею!

Ну да, он же то ли в пятидесятых, то ли в шестидесятых на тот свет отправился, тогда «Торпедо» всех громило. У них был Стрельцов, мне родитель, большой поклонник футбола, про него много чего рассказывал.

— «Торпедо» — сила — устало выдохнул я, передавая Камышину Николаю, который уже отирался у ограды — Но это все после, ладно? И футбол, и убить кого-нибудь, и прочие радости.

— Поскорее бы — произнес призрак мальчика — Когда тебя не было, вроде не так и тоскливо тут было. Привык. А теперь все по-другому.

Ну да, я его волей поманил, но дать ее не дал. Надежда вещь, конечно, хорошая, только жить с ней, вопреки распространённому убеждению, кому-то лучше, а кому-то хуже.

— Сказал же — заберу — буркнул я и выбрался с кладбища на улицу.

— Не пойду! — заорала вдруг Камышина и чуть не вырвалась из рук Нифонтова — К маме хочу! К маааамееее!

— Эк ее колбасит — с злобной радостью в голосе отметила Жанна — Свихнулась, да? Саш, ведь так?

— Именно — повертел головой я — Коль, да заткни ты ей рот! Не ровен час, полиция нагрянет, задолбаемся объяснять кто да что.

— Я сам полиция — чуть обиженно сообщил мне оперативник — Если ты забыл.

— Помню. Только это может оказаться не смягчающим, а отягчающим обстоятельством. А если еще и всплывет то, как мы на показе зажгли, то и вовсе проблем не оберешься. Причем у тебя их будет больше. Я лицо гражданское, безработное и безответственное, а ты при исполнении. Охота тебе в ССБ объяснительные писать?

К тому же меня, если что, кто-то из нанимателей-богачей отмажет. Должен же от них хоть какой-то прок быть? Но Николаю про это знать ни к чему.

Впрочем,все обошлось. Мы запихали модель в машину, причем там она моментально перестала орать, начав вместо этого напевать не лишенным приятности голоском песенку про облака, которые похожи на лошадок.

— Мы сегодня молодцы — заявила Жанна, любуясь своей бывшей коллегой, которая начала ковырять пальцем в носу, не переставая при этом петь — Гнус сдох, эта сбрендила, показ чуть не сорвали. Не день, а сказка! Побольше бы таких.

— Не дай бог — возразил я ей — К тому же еще неизвестно, как нам этот сорванный показ аукнется.

— Я тоже на эту тему думал — сообщил мне оперативник, заводя машину — А какое мнение на этот счет у твоей приятельницы?

— Никак не аукнется — моментально отреагировала Жанна — Все уже про всё забыли, поверь мне. Я вообще показы, которые прошли без накладок, по пальцам одной руки могу пересчитать. То девочки подерутся, то нажрется кто-нибудь и все заблюет, то устроители в последний момент денег не дадут, то еще что-то. Как-то раз модельеры повздорили прямо во время проходов и чуть друг друга не поубивали. В прямом смысле, даже «скорую» вызывали. А тут что? Так, мелочи.

— Так вот, одной модели не досчитаются же? — показал на Дарью я.

— Да кому она нужна? — фыркнула Жанна — Тоже мне, звезда подиума. Свалила и свалила, никто даже не заметит этого. Вот платье — да, когда его недосчитаются, вою будет. Они же все в единственном экземпляре пошиты. Хорошо хоть она в нем успела пройти. А что она умом тронулась, так это не только меня радует. Все остальные так же отреагируют. Во-первых, потому что она сука еще та, во-вторых, потому что теперь претендентов на контракт не осталось. Теперь начнут выбирать новых, а это отличный шанс для многих из нас.

— Них — поправил ее я.

— Да, них — чуть посмурнела девушка.

Я пересказал Нифонтову то, что услышал от моей спутницы, а после спросил у него:

— Мы куда едем-то?

— К тебе — ответил оперативник — Куда еще?

— А она? — я показал пальцем на Дарью, которая не пожелала покидать небесную тему, и теперь исполняла совершенно незнакомую мне песню про дорогу с облаками.

— Я думал, ты ее судьбой как-то озаботишься — предположил Нифонтов — Как по мне — это правильно.

— Вовсе нет — возмутился я — С какого перепуга? Ты представитель власти, она часть народонаселения России и налогоплательщик, вот тебе ее проблемы и решать. Вези ее в психушку или куда-то еще, вроде Склифа, а меня сюда не привешивай. Тем более что у меня одна модель дома уже проживает, второй не надо.

— Зачерствел ты душой во время своего вояжа — вздохнул Николай — Ушло от тебя наше извечное сопереживание сирым и убогим, сменял ты его на практичность и прагматичность.

— Зато ты все так же силен в перекладывании своих проблем на чужие плечи. Я тебя предупреждал, что она может с ума спрыгнуть? Да. Ты что сказал? Главное, чтобы не померла. Вот, не померла.

До самого моего дома Николай молчал, давая мне понять, что не нравится ему такой подход к делу, но меня это ни капли не трогало. Нет, была у меня изначально мыслишка порасспросить его о Хранителе кладов, но я с ней расстался без малейшей печали. Я жутко хотел спать и есть, это отбивало любые другие желания. Причем я сам не мог определить, чего именно я хочу больше.

Победил сон. Родька прямо с порога было начал вещать что-то про мясо, тушеное с овощами, курагой и черносливом, после побежал на кухню греметь сковородками, а я открыл дверь на балкон, чтобы комната проветрилась, всего-то на минутку прилег на кровать, подумав о том, что надо бы в душ сходить еще, все же по кладбищу шарохался.

И все. На этом мысли кончились.

Вымотался я до такой степени, что ни солнце, бьющее в глаза, ни утренний детский гвалт, проникавший в комнату через открытую дверь, меня разбудить не смогли. Это сделал настырный телефонный звонок.

— Какого хрена? — даже не глянув на экран и вообще не открывая глаза, поинтересовался я, ответив на вызов — Человек спит! Имейте совесть!

— Нашел кому про такие вещи говорить — рассмеялся звонкий девичий голос — И вообще — день на дворе! Хотя, конечно, я отчасти не права, мистер супермодель. Ты же теперь в полном смысле слова ведешь ночную жизнь, верно? Так сказать — dolce vita

— Вась, не понимаю тебя — я наконец-то разлепил сонные веки и потянулся — Какая сладкая жизнь? Ты вообще о чем?

— Как говорит мой знакомец, рожденный на Кавказе — ох, я тебя один день поймаю! — сарказм и ехидность в голосе ведьмы смешались в равных долях — Теперь точно! Эдакого-то красавчика! И только одно пугает — ты точно свои прежние предпочтения сохранил? Ничего не изменилось? А то мало ли!

— Да блин! — остатки сна с меня слетели как листья осенью с деревьев — Вась! Скажи уже что… А, нет, погоди минуту. Повиси на линии. Или чуть позже перезвони.

Выбирая между ведьмой, которая, несомненно, изощренно надо мной издевалась, и общением с собратом я выбрал последнего.

— Привет, Олежа. Чего случилось?

— У меня ничего — было слышно, что он еле сдерживается от смеха — А вот у тебя, братик, по ходу не все ладно. Мы с Мишаней даже собрались было к тебе ехать. Ты ж нам не чужой, тебя спасать надо.

— От чего?

— От того, от самого — пояснил Олег — Ладно мы худо-бедно понять тебя сможем. Через силу, но все же. А вот старинушки наши если проведают, то все, беда. Ни в каких Европах ты не отсидишься, ага. И даже в Австралии. Они такое не приемлют на генетическом уровне.

— Да блин! — заорал я, понимая, что чего-то не понимаю — Вы что, все с ума посходили сегодня?

— Последнее утверждение очень спорное. Мы-то нормальные, а вот ты… Хотя, с другой стороны, из нашей братии такое коленце никто еще не выкидывал, это уж точно. Ты — первый. В историю войдешь. В анналы.

— Олег, если ты сейчас не объяснишь мне что к чему, то сам пойдешь туда, куда меня занес. С той разницей, что в этом слове будет не хватать одной буквы «н»!

— Лови ссылку на «вотсап», гламурный ты наш! — в трубке послышался хохот, причем в двойном количестве. Надо полагать, Мишаня тоже веселился от чистого сердца — И думай теперь, как перед патриархами будешь оправдываться. Они хоть и старые хрены все, но новости тоже в интернете читают, а не в бумажных газетах.

Васька меня не дождалась, потому я сразу же после того, как прервалась беседа с Олегом открыл ту ссылку, что он прислал, вчитался в текст, глянул на фото и разразился такой подсердечной бранью, что аж стекла в окнах звякнули.

— Ты чего, хозяин? — влетел в комнату перепуганный Родька — Случилось что? Беда какая?

— Случилось! — рявкнул на него я, удерживая себя от желания расфигачить смартфон о стену — Еще как случилось! «Молодая и перспективная мужская модель с большим будущим», твою мать! «Близкий интимный друг именитого модельера маэстро Франческо Джильермо»! Какая тварь это написала? Нет, какая именно? Я же его, сволочь такую, изничтожу! Душу в склеп к Хозяину кладбища законопачу, а тело гулям скормлю! Интимный друг!

— Так вот, написано же — мою шею обвила призрачная рука Жанны — Автор некто Харитон Никифоров. Хм, не знаю такого. «Московский вестник» всегда показы освещает, они же плотно на тему столичной культурной жизни присели. Это одна из их фишек. Только раньше этим Веня занимался. Смешной такой парень, высокий очень, под два метра ростом. Каланча прямо. Правда, он еще тогда, когда я была жива, коксом сильно баловался. Может и сторчался в итоге, а этого на его место поставили.

— Псевдоним наверняка — буркнул я — Не может у людей таких имен быть в современном мире.

— Что, если у него родители изверги? — предположила Жанна — Или он ребенок не желанный. Да что ты гадаешь? Вон, у тебя соседка там работает. Разузнай все об этом утырке, а потом я его навещу несколько раз. Убить не убьем, а нервы поднимем так, что он на стенку лезть будет.

Кстати — да. Как вариант — запросто.

— Убивать не станем, но прокляну я его точно. Если у себя в книге не найду ничего подходящего, то с Марфой поговорю. Она умная, она много чего знает. Или с бабкой Дарой! Ох, отрыгнется ему эта статья!

— А мне нравится — синий прозрачный пальчик прошелся по экрану смартфона, на котором красовалась моя фотография со вчерашнего показа — Ты тут классный! Даже лучше, чем в жизни!

Фотограф-сволочь умудрился поймать в объектив тот краткий миг, когда я за каким-то лешим изобразил из себя модель. Мало того — он был на самом деле хорошим мастером своего дело, потому выглядел я на этом фото так, что хоть в петлю лезь. Тут тебе и отставленная нога, и рука, упертая в бедро, и все остальное, включая ретушь. А выражение лица такое, что Олега даже осуждать теперь не за что.

И, конечно, текст! Если бы не он…

— Хозяин, ты в интернет попал? — вытаращил глаза Родька — Ну все, теперь на сходке я всех умою! Что их змеюки или, там, катера. Интернет — вот сила!

— Заткнись! — рявкнул на него я — И — изыди!

— Пойду мясо подогрею — протараторил слуга, пятясь обратно в коридор — И чайничек поставлю!

Дзиинь! Пришло еще одно сообщение в «вотсап». От Мезенцевой.

«Вот так сегодня выглядит Пал Палыч. Он же с тобой, шалуном, в баню ходил, так что теперь у нас всех под подозрением».

И — фотка человека с вытаращенными глазами, раскрытым ртом и вставшими дыбом волосами.

Да елки-то палки!

Дзииинь!

А это от Воронецкой. Ну как же, останется она в стороне, жди!

«Ты таааакой милый! Чмоки-чмоки. Может, как-нибудь встретимся, потрещим о нашем, о девичьем?».

Надо же, как много у меня друзей. Даже не подозревал. Ну, кто следующий? Хотя — нафиг. Сам позвоню.

— Марин, привет. А ты чего так дышишь тяжело? В фитнес намылилась? Пробежка на тренажере?

— Скорее, занимаюсь верховой ездой — прерывисто дыша сообщила мне соседка — А-ах! Если важное дело — говори. Если нет — иди в задницу!

До меня донесся мужской голос, который, похоже, горячо одобрил ее предложение, пусть и не в той связи, в которой оно было высказано.

Хорошо быть журналистом. Все работают, она развлекается. Хотя… В ее случае это может быть частью работы. У этой братии другая мораль, другие нравы и другие взгляды на очевидные, казалось бы, для всех вещи.

— Кто такой… ээээ… Харитон Никифоров? И как мне его найти?

— Никак. Он утром на Алтай улетел, на три недели, в командировку. За Веньку материалы в номер сдал и умотал. Венька в наркологичку загремел на тех выходных. Все потом созвонимся! Ну же, ну!

— Вот что ты так переживаешь? — попробовала успокоить меня Жанна, когда я отбросил телефон на кровать — Ничего страшного не случилось, через пару дней все всё забудут. И потом — это «Московский вестник». Кто ему верит?

— Хренова туча народу не забудет — хмуро пояснил я — Ясно, что не поверит, но стебать будут еще долго. И свои, и чужие.

Опять же — шутки шутками, а старейшины и вправду могут мне козью рожу сотворить. С этих раритетов станется. Не скажу, что на меня сильно давит их авторитет, не сказать, что не давит вовсе, но все-таки Ведьмачий Круг есть Ведьмачий Круг. Я не хочу стать изгоем.

— Поди прими душ и покушай — мягко произнесла Жанна — А там, глядишь, тебе повеселее станет. Тоже мне беда!

Я сделал то, что она посоветовала, но неприятное ощущение, вроде того, когда раздавил таракана босой ногой, никуда не делось. Ведь страшного на самом деле ничего не произошло, подумаешь, дурацкая статья и только. Вот только вышибла она меня как-то из равновесия. Может, накопившаяся усталость сказалась, может, еще что…

Когда я поставил тарелку в раковину, снова забренчал смартфон. Ряжская.

— Добрый день, Ольга Михайловна — произнес я — Если вы тоже собираетесь изобразить удивление тем, как ловко я все это время маскировался, то не трудитесь. Вас куча народа опередила.

— Маскировался где? — удивилась женщина — И зачем? Саша, я тебя не понимаю, объяснись. Хотя нет, сейчас мне некогда. Я что звоню — твой кабинет в «Москва-Сити» готов. Помнишь, я тебе его обещала? Ну вот. Сейчас сброшу данные. И паспорт не забудь! Это важно. Все, через два часа я тебя жду в нашем офисе.

Хоть кто-то порадовал. Впрочем, и ей раньше или позже донесут. Да хоть тот же Волконский отметится, он-то наверняка уже в курсе.

Дзииинь!

«Не надо было тебе в Европу ездить, Сашка, тебя там плохому научили. А ведь какой был мужик!».

Ну вот, я же говорил. Федотова уже в курсе, значит, и все остальные мои коллеги из числа ветеранов тоже. Хорошо еще, что у какой-нибудь Чиненковой моего нового номера нет.

Москва-Сити, конечно, впечатлял своей масштабностью и многолюдностью. И еще тем, что не так-то там просто найти вход в нужную тебе башню, особенно если пытаешься туда попасть через «Афемолл-сити». Долго можно бродить по его пределам, но так и не найти желаемого, даже при условии того, что там указатели висят.

Лифт вознес меня на один из верхних этажей, где меня встретила премиленькая девушка в строгом приталенном офисном костюме.

— Господин Смолин? — дежурно-отработанно улыбнулась мне она — Я — Оксана, ваш сопровождающий. Ольга Михайловна ожидает вас.

— Очень приятно — улыбнулся и я, сожалея, что не послушал Жанну и вместо костюма влез в джинсы. А ведь стоило бы. Некоторые правила все же стоит соблюдать — пойдемте.

— Вы ведь у нас не в первый раз? — уточнила девушка.

— В первый — возразил я.

— Просто мне ваше лицо знакомо — пояснила она — Мы точно встречались раньше. У меня не очень хорошая зрительная память, но вас я наверняка видела.

— Просто у меня внешность типовая — отвел глаза в сторону я — Один из многих миллионов, так сказать.

— Может быть — покладисто согласилась она — Вот, мы пришли.

Мы остановились у кабинета с мощной дубовой дверью, не очень монтирующийся с остальными прозрачно-стеклянными особенностями офиса.

Подумав мгновение, я решил не стучать, а просто зайти внутрь. И, по сути, поступил правильно. Это ничего бы не изменило. Что так, что эдак, меня бы все равно скрутили сразу после того, как я переступил порог, а после резко, до хруста, вывернули руки.

Глава 9

— Саша, я была против — немедленно заявила бледная как смерть Ряжская, сидевшая в глубоком кожаном кресле, стоявшем у стены — Но моего слова оказалось недостаточно.

— Что печально — выдавил из себя я — Но — верю. Все же я вам намедни жизнь спас, так что могу рассчитывать на небольшую благодарность.

— Которую она чуть из-за тебя и не потеряла — уточнил Павел Николаевич, расположившийся во главе массивного стола ручной работы. Я такие видел пару раз, когда в серьезные организации от банка ездил. Дорогая штука.

— Мы вроде это уже обсужда… — закончить фразу я не сумел, поскольку заорал от боли. Крепыши, которые держали меня, подчинились жесту нового начальника охраны и крутанули мне руки так, что аж жилы затрещали.

— Станешь говорить, когда тебя спросят — погрозил мне пальцем он — Или будет бо-бо.

— Что за штампы? — не удержался я от реплики и тут же о ней пожалел. Нет, правда больно.

Надо было через улицу в башню «Меркурий» идти, тогда бы Жанна со мной сюда поднялась, наверх. А так залипла помогайка в афемолловских магазинах, причем наверняка надолго. И невдомек ей, что тут меня калечат.

Но вообще совсем Ряжский из ума выжил. Курочить человека вот так, белым днем, в центре города, когда в паре шагов отсюда куча клерков с серьезными лицами сидит, имитируя бурную деятельность? Мне такое даже в голову прийти не могло. Особенно с учетом того, что мы в последний раз расстались пусть и без приязни друг к другу, но и без особой вражды. По крайней мере такой, за которую руки выкручивают. Правда Жанна недавно предупреждала меня о том, что Антон, который сейчас стоит напротив меня, воду мутит, но я надеялся на то, что Ряжский мужик неглупый, горячку пороть не станет.

И вот еще вопрос — где Толик? Где этот буревестник московских дорог? Почему не здесь? Когда выберусь из этой переделки, устрою ему разнос по полной. Вернее — если выберусь.

— Ну, что дальше? — нервно поинтересовалась у мужа Ольга Михайловна — Вот вы его скрутили. И?

— Дальше все просто — ответил вместо Ряжского Антон, взял со стола несколько листков и ткнул мне их в лицо — Дальше он расскажет нам вот об этом.

Я окончательно перестал что-либо понимать.

— Ну? — потребовал начальник охраны — Мы ждем!

Вместо слов я издал мычание.

— Не так тебе и больно — бросил Антон — Не надо тут изображать.

— Вот ты тупой! — возмутился я — Сам же сказал — отвечать, когда спросят. Вопрос не прозвучал, говорить нельзя. Давай вопрос — получишь ответ.

Его кулак врезался в мой живот. Бить парень умеет, что есть — то есть, селезенка екнула так, что я даже сначала испугался, что он ее своим молодецким ударом раздолбал ко всем чертям.

— Зачем ты подставил Павла Николаевича? — снова ткнул мне бумагами в лицо охранник — С какой целью? Или, может, надоумил кто?

— Чего — чего? — без всякой театральности изумился я — Ты говори, говори, да не заговаривайся. Мне ваши бизнес-игры как шли, так и ехали, у меня свои забавы. Да и не смыслю я в них ничего.

— Сказал человек, который столько лет отработал в банке — скривил рот Антон и снова ударил меня, на этот раз в район печени — Давай, Смолин, покайся. Может, еще и обойдется все. Может, даже на своих двоих отсюда уйдешь.

— Ты, Антошка, дурак трижды — я смачно харкнул на дорогой дубовый пол — Во-первых, потому что замутил все эти забавы тут, в «Москва-Сити». Куча свидетелей видела то, как я сюда пришел, потому, когда начнут разбираться кто да что, мое исчезновение спрятать будет сложно. А разбираться начнут, за это поручусь, причем люди, которые спрашивать умеют. Во-вторых, ты отчего-то уверен в том, что тебе на самом деле дадут со мной от души потешиться. Оттащат тебя, пса бешеного в последний момент от моей тушки. Шеф твой Носова забоится, ведь тот его на куски порежет, если что. А супруга его сестру спасти желает. Без меня она очень скоро умрет.

— А третья причина какая? — уточнил охранник, ухмыльнувшись — Ты заканчивай, раз начал.

— Закопают тебя, Антошка, в сырую землю в самом скором времени — с улыбкой пояснил я, внимательно глядя на супружескую чету Ряжских, и подмечая, что мои слова попадают-таки в цель — Словно картошку. Прямо как детской песне. То есть наоборот.

А интересно — сдал Нифонтов спятившую Дарью в дурку или нет? Блин! Вот какая же фигня в голову лезет! Хотя ассоциативный ряд предельно ясен. Оттолкнулся мой разум от словосочетания «детская песенка».

— Но ты про бумажки эти мне все же расскажи — попросил я побелевшего то ли от злости, то ли еще от чего парня — Хочется понять, что за ерунда случилась. Интересно, по какой причине мне ливер отбивают.

— Носов, о котором ты только что упомянул, сегодня утром задал мне трепку, словно нашкодившему щенку — нервно пояснил Ряжский — Не сказать хуже. Дело в том, что ряд моих операций, связанных с… Скажем так с неким бизнес-процессом. Нет, не так. Произошла утечка некоей закрытой информации, и по всему выходит, что виновник случившегося я. Но вот какая штука — я этого не делал. Абсолютно точно. Просто я бы знал о случившемся, согласись?

— Резонно — не стал отрицать я очевидного — Но все равно не совсем ясно, с какого вы именно ко мне прицепились? Повторюсь — я в вашу песочницу не лезу, интереса моего там нет.

— Больше некому — склонился к моему лицу Антон — Только ты и остаешься, Смолин. Ну, а зачем ты это сделал… Вариантов масса.

— Назови хоть парочку — попросил я его — Если не сложно.

Ряжская внезапно засмеялась. Нехорошо так, с надрывом.

— Не жди ответа, Саша — сообщила она мне, закончив хохотать так же неожиданно, как начала — Его у них нет. Просто я тоже самое спрашивала, но впустую. «Это он, больше некому» — вот и все доводы.

— Он с нечистой силой знается, ему мертвые служат, а по ночной Москве он передвигается исключительно на сером волке — понимающе продолжил я — Н-да. Павел Николаевич, а вы точно бизнесмен? Причем состоятельный и удачливый?

— Раньше так и было — откликнулся Ряжский — Теперь насчет состоятельности уже не уверен, поскольку основной акционер по твоей милости очень сильно мной недоволен.

— Как вам удалось столько времени удерживаться на плаву — не понимаю. Просто с таким подходом к делу, с этим вашим «просто больше некому»… Смешно, честное слово.

Хотя на самом деле я так не думал. Нервы, кома жены, и, самое главное, плотное соприкосновение с той стороной жизни, которой вроде и нет — тут у любого ум за разум зайдет. Даже у человека с железной выдержкой.

Впрочем, это мелочи. Другое интересно — от кого информация ушла на сторону? И я догадываюсь, кстати, к кому именно.

— Так что в бумажках? — осведомился я — Тех, которые мне в лицо тычут? Отдельно замечу — мне это очень не нравится. Это унизительно.

— Ничего страшного — отозвался Ряжский — Два часа назад мне тоже бумажками в лицо тыкали. Не этими, другими, но какая разница? Я потерпел — и ты потерпишь.

— Тем более что недолго осталось — недобро посулил мне Антон.

— Павел Николаевич, а вы в каких отношениях с народным фольклором? — осведомился я у бизнесмена.

— Самое время и самое место вести беседы на подобную тематику — устало произнес Ряжский.

— Я к чему. Вот кто громче всех кричит «держи вора»? Причем, заметьте, постоянно. Вот давайте посмотрим. Я за последний месяц сколько вам пользы принес? Оказал помощь Носову, при этом ни слова плохого про ваше семейство не сказал, хотя и мог бы. Чего мне стоило поставить ценником за его здоровье, например, вашу жизнь? И уже на следующий день взорвали бы ваш «майбах» ко всем чертям. Или еще что-то случилось. Но нет, я этого не сделал, напротив, поднял акции семьи Ряжских в его глазах. Белле, свояченице вашей облегчение устроил, может и вовсе ее на ноги поставлю вскоре. Вон, Ольгу Михайловну из комы вывел, в которую она загремела. Заметим, за все это копеечки не попросил. Все доброй волей, по сердечному позывы. И все-то я для вас плохой, все вредный. А почему? Да потому что кое-кто постоянно в уши вам добит про это, как дятел.

Кулак Антона снова врезался в мой живот.

— Оставь его — резко произнесла Ольга Михайловна — И отойди в сторону. Немедленно.

— Оля — поморщился Ряжский, но во взгляде его появилась неуверенность.

— Я тебе говорила то же самое — сдвинула брови женщина — И не раз. Это логика, прямая как шпала. Но ты отчего-то слышать меня не желаешь, все какие-то подвохи ищешь.

— Чем больше пользы я приношу вам, тем сильнее вон тот человек хочет меня уничтожить — просипел я, морщась от боли — Странно, правда? Или наоборот — совсем не странно, а, напротив, логично? Сначала нелепая смерть вашего бывшего начальника охраны, потом неожиданная хворь того, кого вы называете главным акционером, еще кое-какие внешне странноватые происшествия, о которых я ничего не знаю, но которые наверняка случались. Уверен, это не случайности, а четкая и спланированная операция, в которой у каждого есть свое место и время. Вот только меня в ней не учли. Не знал никто, что я вернусь в Москву из своего турне и что Ольга Михайловна снова меня захочет к рукам прибрать. Да, Антошка? Не учли? Ох, и ругались, поди, Белозеров и эта сволочь белоглазая Максим, когда я то тут влезу, то здесь все поломаю, то там вроде бы сложившуюся комбинацию порушу.

Железной уверенности в том, что я все верно по полочкам разложил, у меня не было. Так, предположения, не более. Но очень уж плотно все сходилось в одной точке, особенно этот инсайд. Был он, не был — не столь важно. Главное, что меня к нему привязать несложно.

Но работа грубовата, конечно. Не вообще, а именно сегодня. Хотя трудно ворожея, который наверняка за этим всем стоит, в подобном винить. Я по-прежнему мешаюсь у него под ногами, время поджимает, хозяин подгоняет, вот и приходится реализовывать планы, сшитые на живую нитку. Да и этого идиота Антона ему не слишком жалко, как мне думается, он почти отработанный материал, не сегодня-завтра ему так и так крышка. Не я его убью, так сам Ряжский рано или поздно один плюс один сложит.

Но ведь выгорело. Почти. А выстрели он мне в лоб сразу по прибытию, так точно кое-кто сегодня банкет бы устроил, в честь удачно проведенной операции. Уверен, что он так и предлагал сделать, да только Ряжский не дал. Или, что вероятнее, Ряжская.

— Антон? — глянул на охранника Павел Николаевич.

— Тьфу, не повезло — вздохнул тот, достал пистолет с уже навернутым на ствол глушителем и выстрелил мне в грудь.

Боли почти не было. Удар — да, его я ощутил, но и только. Да еще ноги обмякли, потому я на них и не устоял тогда, когда двое охранников, которые меня держали за руки, их отпустили.

— Тоха, ты чего? — спросил один из них и тут же упал с простреленной головой. Что до второго — он даже вопрос задать не успел, поскольку последовал следом за товарищем.

— Ну, а теперь ваша очередь — Антон повернулся к супружеской чете замершей в креслах как суслик, над которым нависла кобра — Ох, как же вы мне оба надоели! Одна из себя невесть что корчит, королева дерьма и пыли, понимаешь, другой вообще неврастеник какой-то.

Все он сделал правильно, и только одного не учел. Я все же не совсем уже человек, и ведьмачья суть отмерила мне жизни чуть больше, чем обычным людям положено. Ровно настолько, чтобы успеть наказать того, кто меня застрелил. До усрачки обидно уходить в края, из которых нет возврата, с осознанием того, что твой убийца дальше будет жить, вино пить и девок мять. Как-то это неправильно. Пращуры не поймут, если я с ними там встречусь. Вдруг наша братия в какое-то конкретное место после смерти попадает? Например, в какой-то курган, что в Нави находится, приспособленный под ведьмачье посмертное общежитие? Что я скажу какому-нибудь Мстивою или там Ратибору, когда те спросят у меня: «За погибель свою отмстил?». Извините, но не получилось?

Засмеют сразу. А после отправят лет на сто отхожие места чистить, как не оправдавшего высокое оказанное мне доверие. Или еще куда подальше.

И даже если все по-другому, даже если потом для меня ничего не будет — неправильно так.

Остатка сил мне хватило на то, чтобы вынуть из лацкана светлого летнего пиджака, купленного по настоянию Жанны в Милане заветную черную иглу и вогнать ее в икру Антона, на мою удачу стоящего на расстоянии вытянутой руки от меня. По самую головку, сделанную в виде черепа, вогнать, так, что острие с другой стороны ноги моего убийцы высунулось. Это было самое важное. Игла-то с секретом. От острия до середины она средством парализующего свойства была сдобрена, все верно. Кольнул человека, он упал, отключился, все забыл. А вот от середины и почти до самой головки — совсем другое дело. На нее пошло другое зелье, из числа тех, о которых особо никому знать не следует, а особенно Николаю и его коллегам. Скверное, недоброе, за такие в Средние века в той же Европе сжигали на костре без особых разговоров. Даже не за зелье, за одни ингредиенты, что на него шли. Череп черного кота, крылья нетопыря, черви, обитавшие в могиле детоубийцы из расчета пять штук на пол-литра конечного продукта, три цветка церберы, взятых в полнолуние на перекрестке четырех дорог, и так далее. Кстати, с последним возни было больше всего. Цербера в Старом Свете не растет, даже у нас ее не сыщешь, это южное растение, потому пришлось использовать связи Жозефины, а после эту услугу отрабатывать сторицей. Это только в кино француженки веселые и безмозглые, а на деле все совсем не так.

Но вот, окупилось же. Хотя, конечно, лучше бы такого не случалось. Не потому, что Антона жалко, а потому что Жози, которая помогала мне варить это зелье, еще тогда отчего-то назвала мою работу «фолом последней надежды». Я посмеялся, а оно вон как вышла. Ведьмы, особенно из старых родов, часто могут видеть будущее. Неотчетливо, без привязки к времени и месту, но тем не менее.

Антон вскрикнул и дернулся, что спасло жизнь Ряжскому, поскольку пуля, предназначенная для него, ударила в матовое стекло за его спиной. Хорошее стекло, к слову, оно не рассыпалось на осколки, а только пошло трещинами. На совесть Москва-Сити строили, не экономили на материалах.

Тело лженачальника охраны, грянулось о пол, причем так, что наши лица оказались друг напротив друга. Губы Антона беззвучно шевелились, глаза стеклянели, сердце останавливалось. Нет панацеи от отравы, нанесенной на иглу, она убивает вернее, чем самая ядовитая змея. И быстрее. Даже самый сведущий знахарь не смог бы ему помочь, даже самая опытная ведьма уровня Марфы или Дары. Жизни в том, кто меня убил, оставалось на полглотка.

Впрочем, как и во мне. Руки словно свинцом налились, ноги тоже, так что за тридевять небес мы с ним отправимся с минимальным разрывом по времени. Но в разные места, это уж наверняка.

— Моя взяла — прошептал я и улыбнулся. А после, уж не знаю зачем, глядя на испускавшего последний дух противника, добавил — Морана, эта жертва тебе.

Ну, а чего? Пусть хоть кому-то от моей смерти прок будет.

Ох, как родителей жаль! И Жанну, она же теперь совсем с катушек….

И вот тут на меня навалилась темнота, такая, какой я даже в подземельях Праги не видал, а уж там хоть глаз коли какой мрак! И я летел в ней, невесомый словно пушинка и не знавший, когда достигну дна этой бездны и есть ли у нее вообще дно.

— Рано — невесомая рука, казалось, погладила меня по голове — Пока рано.

И в тот же миг я грянулся о землю. Хорошо так грянулся, со всего маха, аж внутри что-то екнуло. Еще и локоть зашиб как следует, по пальцам словно ток пробежал. Но не скажу, что меня это сильно расстроило. Наоборот. Что-то чувствую — значит, я живой. Значит, не умер пока.

— Скоро же ты за благодарностью пожаловал, ведьмак — раздался мелодичный голос той, кого я ни с кем не спутаю — Ты всего-то одну душу мне поднес. Славную, сильную, но одну.

— Мне эта душа больно дорого обошлась — поднялся я на ноги — А что до благодарности — так не затем сюда пожаловал.

— А зачем тогда? — осведомилась у меня Морана, восседавшая на своем троне, который, кстати, снова не слишком-то был похож на пень. Да и остальная обстановка на небольшом пятачке, который отжала себе у Нави богиня из прошлого, поменялась. Исчезла полупризрачность, которую я отметил в прошлый раз и свидетельствовавшая об откате к заводским настройкам. Терем опять выглядел респектабельно, трава зеленела, а у Мораны на щеках появился румянец. И корона в пышных волосах снова посверкивала лалами да яхонтами.

Короче — отработал Антон все то, что мне задолжал. Пусть вот так странновато, но отработал. Главное, чтобы эта фольклорная красавица во вкус не вошла. Ну, еще пару живых душ я ей точно подгоню, а остальные все пойдут а-ля Гоголь. В смысле — мертвые.

Хотя, может, и не пару. Может — тройку. Поглядим по ситуации. И тогда, когда станет ясно, что я на самом деле жив. Не исключено, что я теперь тут не гость, а местный житель, потому и ощущения все вернулись.

А что, если мне теперь вот тут, на этом аппендиксе, вечность куковать придется на пару с Мораной? Бррр, жуть какая! Ее раздутое ЧСВ любого за час до инфаркта доведет. Нет, тогда уж лучше пойду и вон, в Смородине утоплюсь. И это не шутка.

— Так просто — ответил я наконец Моране — Захотелось вас повидать.

— Врешь — обличительно произнесла богиня — Ты умер, ведьмак. Вернее, застыл между смертью и жизнью. Повернись к реке. Что видишь? Да-да, вон там.

Я повернул голову и уставился на руины моста, которые являлись неизменной частью местного пейзажа, памятной мне с самого первого визита сюда. Только вот какая интересная штука — теперь он был цельный. В смысле — по нему можно было перебраться на ту сторону, что была скрыта извечным туманом.

— Все верно — доброжелательно произнесла богиня — Ты можешь отправиться туда, на равнины Нави. Я — нет. И тот, кто таится на том берегу, сюда ходу тоже не имеет. А ты мертв, ведьмак и для тебя все дороги здесь теперь открыты. Как далеко ты сможешь по ним зайти? Не знаю. Может, доберешься до края этого давно умершего мира и встретишь там того, кто дал жизнь тебе и таким как ты. Может, пары шагов не успеешь сделать. Но у тебя есть право выбора, а это уже немало.

— Между чем и чем? — уточнил я — Остаться здесь или пойти туда?

— Ты себя переоцениваешь — хрустально рассмеялась богиня, легко поднимаясь с трона — Коротать вечность в моем обществе — такое право надо еще заслужить. Могучие воины совершали великие подвиги лишь для того, чтобы узреть мою улыбку или получить всего-то взгляд, что будет брошен в их сторону. Ты не победил Смока, не завоевал царство, не добыл молодильные яблоки, так с чего тебе такая честь? Ты просто ведьмак, причем с довольно скверным характером. Нет, выбор проще. Туда — или назад, в твой странный и непонятный мир.

— Назад — это хорошо — оживился я — Нет, тут тоже неплохо, но мой выбор очевиден.

— Разумно — богиня подошла ко мне вплотную, и я поднял голову, чтобы видеть ее лицо. Надо же, она еще и подросла изрядно. Ведь ниже была, точно помню — Только ты, думаю, понимаешь, что ничего ни в твоем мире, ни моем, которого уже нет, ни здесь просто так никому не дается?

— И что послужит платой за билет домой?

— Билет? — на лбу Мораны появилась морщина — Не знаю такого слова.

— Что от меня требуется?

— А ты разве не догадываешься? — она глянула на меня, ровно на дитё малое — То, что тебе давно уже следовало сделать. Склонись передо мной, назови госпожой, пообещай служить верой и правдой все те годы, что тебе отведены — и двери откроются.

Ну да, в самом деле мог бы и сообразить. Морана невероятно упорна во всех своих начинаниях, и столь же памятлива. Вот уперлось ей меня нагнуть, и от этой цели она не отступит ни за что. Одно плохо — в этот раз мяч на ее стороне.

Вот только я всем своим нутром чую — не при делах она тут. Просто пытается использовать сложившуюся ситуацию. Не ее голос произнес: «Пока рано» и не ее длань моей головы коснулась. За это поручусь. Как и за то, что голос этот я уже слышал раньше. Да, всего один раз, в Испании после того, как я изрядно накосячил, пойдя против воли моей хозяйки. Но и одного раза мне было достаточно для того, чтобы я его навсегда запомнил.

А если все наоборот? Что, если это и есть тот самый шанс, который мне нужно использовать? Если путь в мой мир лежит через этот, с которым я, похоже, связан навсегда? И если я сейчас откажусь, то потеряю тот самый билет, о котором в разговоре упомянул? Логично?

Ну да, логично. Только очень уж не хочется мне что склоняться, что служить. Я так долго вышибал из себя въевшуюся во все жилы суть клерка, которая всякий раз шептала мне в особо спорных ситуациях: «да ладно, просто делегируй полномочия» или «и так сойдет, все равно никто не проверит, дедлайн же», что даже думать о входе в ту же реку не хочется. А ведь это то же самое и есть. Неважно, кто стоит над тобой — председатель правления, генеральный директор или богиня из древнеславянского пантеона. Принцип действия всегда будет один и тот же — начальник прав, ты нет, потому что он платит тебе зарплату, а не ты ему. Так что, когда тебе говорят «прыгай», ты вправе задать только два вопроса — «как высоко» или «как далеко».

Не хочу. Да и не буду. К тому же ее место давно уже занято.

— Ответ все тот же — наши взгляды скрестились — Нет. У моей судьбы уже есть владелица, другой быть не может. Я же не Труффальдино.

— Не кто?

— Итальянец один, он двум господам одновременно служил. Неважно, короче. Ответ — нет. Уважаю вас, восхищаюсь вашей мудростью и красотой, но тем не менее. Надеюсь, моя позиция не повлияет на наши традиционно дружеские отношения.

— Надейся — Морана приложила свою ладонь к моей груди, к тому месту, куда совсем недавно ударила пуля — Ладно, на этот раз тебе повезло ведьмак. Но ты не кошка, у тебя нет девяти жизней, помни о том. В другой раз удача может и отвернуться.

Она легонько толкнула меня, но этого хватило для того, чтобы я кувыркнулся вверх тормашками и снова оказался в кромешной тьме.

— Все от стола! — ударил по ушам резкий женский выкрик — Разряд!

— Стоп, не надо, он завелся — тоже женщина, но голос у нее приятнее — Надо же! Вот это рывки!

— Работаем — этот голос я узнал сразу. Вагнер. — Кохер!

— Петр Францевич, кровотечение прекратилось — в девичьем голосе послышалось удивление — Ой!

— Сердечный ритм полностью нормальный, словно остановки не было. Давление в полном порядке.

— Смотрите! — судя по всему, мной занималась целая толпа народа, поскольку в разговор вступил какой-то мужчина. Хотя, может так всегда бывает в этой клинике? Я просто не в курсе — Что вообще происходит? Разве так бывает?

— В конкретном данном случае — да — ответил Вагнер, и в его голосе я уловил недовольство.

— Пневмоторакса нет — сообщила всем дама с резким голосом — Что за ерунда?

— Операция закончена — произнес Вагнер — Всем спасибо. И коллеги — никуда не расходимся, ждем меня. Нам надо кое-что обсудить.

Коллеги многоголосо ответили, что, да, точно надо и покинули операционную, где я, похоже, находился.

— Саша, вы же уже пришли в себя? — мягко осведомился у меня врач — Верно?

— Верно — открыл я глаза — Добрый день, Петр Францевич.

— Для вас не очень — вздохнул он — Да и для меня тоже. Теперь же надо будет произошедшее коллегам объяснять. Они, как и я, врачи, потому опираются в своей жизни только на профессиональный цинизм и в чудеса не верят даже тогда, когда их видят.

— Ну извините — я пошевелил пальцами рук, потом пальцами ног. Все работало — Поверьте, этот стол последнее место, где я хотел бы оказаться.

— В этом ни на секунду не сомневаюсь. Хотя мне, признаюсь, невероятно интересно — а вот если бы у вас в кармане пиджака телефона не оказалось, и пуля попала прямо в сердце, то вы бы воскресли?

— Телефона? — переспросил я.

— Антон, царство ему небесное, стрелок был отличный, по крайней мере, так утверждает Павел Николаевич — пояснил Вагнер, стягивая с рук перчатки — Потому попасть мог… Как там у Булгакова? В любое предсердие или в любой из желудочков? По-моему, как-то так звучало. Тем более что стрелял он в вас, насколько я понял, с нескольких шагов, а пистолет у него был не дамский, серьезного калибра. И попал бы, кабы не визитница, что у вас в кармане лежала. Пуля пробить ее, конечно, пробила, но траекторию изменила. Все равно, конечно, пошалила внутри вас здорово, разумеется задела легкое, но не убила на месте. И если бы еще особо не трепыхались для того, чтобы… Кхм… Скажем так — воздать кое-кому по заслугам… Короче — все могло бы обойтись, но вы сами сделали все, чтобы умереть.

Надо же. Ему все прямо в деталях рассказали. Не ожидал.

— Но не умер же?

— Отчего же? — всплеснул руками Петр Францевич — Обязательно умерли. В вертолете, на котором вас сюда доставили. На целых десять секунд. Потом, правда, дернулись, выгнулись дугой, харкнули кровью и снова задышали. А теперь еще и вот, персонал мне взбаламутили. Хорошо, что они у меня вышколены и знают, что есть такие вещи и случаи, о которых можно говорить, а есть такие, о которых надо сразу забыть и больше никогда не вспоминать. Вы из последних. Причем я делаю это не для вас. Для себя.

Умный мужик, ничего не скажешь. А еще я, оказывается, на вертолете прокатился, только сам этого не помню. Впрочем, оно и понятно — наиболее скоростной вариант доставки меня в данную клинику. В башне есть площадка, тут тоже, а в небе никаких пробок. Но, вроде, и в «Москва-Сити» клиники есть, они еще ближе? Хотя нет, они не подходят. Ряжские наверняка не захотели слишком уж афишировать произошедшее, а клиника Вагнеров это гарантированное молчание.

Ну, и плюс Павел Николаевич наверняка рассчитывал на то, что время, что я проведу в пути, завершит то, что не доделала пуля.

— Петр Францевич, я вам очень благодарен. И за то, что жив, и за то, что вы все верно понимаете. И вот еще что. За вами там кое-какой должок значился?

— Верно. Пять раз вы можете обратиться ко мне с…

— Три раза. Только три.

Да я бы и все пять, скажем так, простил, но он не только врач, но и бизнесмен. Если ему палец протянуть, то он руку по локоть отгрызет.

— Не скажу, что меня этот долг вообще сильно тяготил — заметил Вагнер — Если бы вы привезли мне пациента и сказали его лечить, я бы и без всяких условий его взял. Просто из уважения к вам, Александр. Ну, и немного из нежелания с вами ссориться. Я и Ряжскому несколько раз советовал не доводить конфликт с вами до кипения, поскольку знал, что добром это не кончится. Не предполагал только вот такой развязки.

— Вы думали, что на столе раньше или позже окажется он, а не я, верно?

— Именно — Петр Францевич придержал меня за плечи, заметив, что я хочу встать — Нет-нет-нет! Лежим!

Он глянул мне на грудь и покачал головой.

— Хорошо, что я персонал спровадил. Именно вот так и возникают нездоровые сенсации. Десять минут назад там было пулевое отверстие, а теперь рана, которой на вид недели две, если не больше. Завтра, я так понимаю, там можно будет увидеть только небольшой шрам. А то и вовсе гладкую кожу.

— Это разовая акция — неожиданно для себя самого сообщил ему я — Пожалели меня, дурака.

— Даже не желаю знать, кто именно. Меньше подробностей — меньше поводов для беспокойства. Я лучше стану делать то, что умею и что должен. Палата, внутривенные вливания и так далее. И не вздумайте нарушать мои предписания и распорядок.

— В утку писать не буду — сразу заявил я — Это унизительно!

— Это нормально — сдвинул брови Вагнер — Как и то, что минимум на пару дней я вас тут задержу. Ничего. Полежите, анализы сдадите, процедуры кое-какие пройдете. У вас утомленный вид, Саша, и дело не только проникающем ранении. Тем более что все равно за все платят Ряжские.

— Пару дней можно — согласился я — Хоть высплюсь.

— Даже не сомневайтесь — подтвердил доктор — Тем более что главного современного убийцы времени и нервов, а именно телефона, у вас больше нет.

— Как нет?

— Никак. Настолько я понял из рассказа тех, кто вас доставил, он разбился. Выскользнул из кармана, когда вас в вертолет грузили, и экраном прямо о железку какую-то ударился. Просто в нашей клинике принято в подобных случаях родным и близким звонить, ведь их поддержка — это очень важно.

— Беда — вздохнул я.

— Вовсе нет. Напротив, это к лучшему, не будет лишних отвлекающих факторов. Питание, покой и режим — вот ваши друзья на ближайшее время. А родителям после сами позвоните.

Глава 10

Палата мне досталась хорошая, светлая и просторная. Впрочем, тут, наверное, других и не было.

— Если вам что-то понадобится — нажмете на эту кнопку — деловито объяснила мне симпатичная медсестра.

Наверное, по всем канонам жанра мне следовало у нее спросить «что-то — эточто?», добавив в голос легкий оттенок интимности, но я этого делать не стал. Думаю, она подобные шутки если не каждый день слышит, так через день точно. Надо же чем-то отличаться от остальных пациентов?

Да и не до шуток мне сейчас. Вопросов на текущий момент у меня имеется больше, чем ответов, так что надо сначала все по полочкам в голове разложить.

— Хорошие у вас вены — похвалила меня медсестра, втыкая в левую руку иглу, соединенную тонким хоботком с бутылочкой, висящей на штативе.

— Хоть в чем-то повезло — порадовался я — А туалет где? Вон там? Вдруг приспичит?

— Вот тут — с готовностью показала мне девушка недавно упомянутое мной приспособление под названием «утка», достав его из-под кровати — Я же говорю — нажали кнопочку, я пришла…

— Не-не-не — перебил ее я — Мы с Петром Францевичем договорились — я все сам буду делать. Без посторонней помощи.

— Так у нас не положено — ласково произнесла медсестра — А если станете спорить, так я вам катетер поставлю, и все наши разногласия сразу прекратятся.

Я не сразу понял, что она имеет в виду, а когда до меня дошел смысл ее слов, то сразу очень захотелось иголку из руки вынуть и домой поехать. У меня там поэффективней местных препаратов средства для заживления ран есть. Да и они, похоже, не понадобятся, ведьмачья суть и помощь извне работают куда эффективней традиционной медицины.

— Как в туалет захочу — там и разберемся — предложил ей я — Про кнопку все понятно.

— Буду заглядывать — пообещала мне девушка и погрозила пальцем — Меня предупредили о том, что вы пациент своенравный.

Она щелкнула ноготком по бутылке с глюкозой, положила рядом со мной пульт от телевизора и покинула палату.

— Жесть — пробормотал я, когда закрылась дверь, а после залез пальцем под бинты и потрогал рану, которая уже затянулась тоненькой кожицей и совершенно не болела — Вот и до больницы докатился.

В принципе — сам виноват. Знал же, что Антон воду мутит, знал. Чего его не устранил? Хотел остаться в своих и чужих глазах чистеньким? Не желал еще одну жизнь на совесть вешать? Отношения с Отделом портить, опять же, опасался. Вот результат — чуть не окочурился. Хорошо еще этот паразит мне в грудь пулю всадил, а не в лоб, как своим бывшим коллегам. Тогда уже никаких шансов мне никто бы не предоставил, вылетевшие из черепной коробки мозги обратно не вставишь.

Воистину — не я такой, мир такой. И не хочешь убивать, а придется. Вынуждают просто меня это делать разные сволочи, вроде того же Максима Максимовича. Или как его там зовут? Наверняка имя липовое, теперь я в этом ни на секунду не сомневаюсь. Его первого, к слову, и прибью, тем более что за эту шкуру с меня никто ничего не спросит. Никто за ним не стоит, и Отделу на него плевать с высокой колокольни. Он один из нас, а внутренние разборки Ровнина и Ко не волнуют. Думаю, они их вообще только радуют, потому что чем нас меньше, тем им лучше.

А потом и до нанимателя его, господина Белозерова доберусь. Неровен час он, потеряв своего консультанта по теневой части бытия начнет нервничать и совершать глупые поступки, вроде найма снайпера. Если Носова завалят — да и пес с ним. А если меня — то это точно лишнее. Я не кошка, у меня нет девяти жизней в запасе.

Только обставить все нужно будет по уму. Во всех смыслах.

Ну, а что до Ряжских… Да тоже, по-хорошему, надо бы их убрать. Не потому, что они представляют для меня опасность, на этот счет можно особо не переживать. Как писал классик, у змеи уже вырваны ядовитые зубы. Тут дело принципа.

И сразу возникает вопрос — чего же ради тогда я Ольгу из Нави вытаскивал? С Марой договаривался, головой рисковал, чуть на клык Полозу не попался? Просто так? Забавы ради? Да и вообще…

Но тут вот какая штука. Если уж Ряжского зачищать, то только в комплекте с супругой, по-другому не получится. Любовь у них, понимаешь ли. Ну да, эгоистичная, в духовном смысле извращенная, но тем не менее. И если его убрать, а ее оставить, то через сутки самое большее на меня будет открыта охота. Она никаких денег не пожалеет, все активы распродаст, но голову мою на стенку в качестве трофея повесит.

Ох, как же это сложно — делить людей на живых и мертвых. Вот Дара, к примеру, на данную тему наверняка вообще не заморачивается. Она живет давно, потому убивает как дышит, наверняка даже радости какие-то в этом промысле находит. У меня так пока не получается. И очень хочется верить, что подобные размышления не станут для меня нормой жизни.

В этот момент прямо через закрытую дверь в палату вошла Жанна, увидела меня, издала горловой звук, который я в жизни от нее не слышал, и с воплем «Сааашаааа!» пала мне на грудь.

— Ты чего? — удивился я для приличия, догадываясь, впрочем, в чем тут дело — А?

— Я в офис… Говорят — все, убили… Увезли… — принялась бессвязно бормотать девушка — Эти уроды тоже уехали… Хорошо одна там… Ааааааа!.. Я виновата… Овца я тупая!!!

— Самокритичность ценю, но в целом тут искать правых и виноватых можно долго — начал успокаивать я ее — И Ряжских на кукан поддели лихо, и у меня головокружение от успехов случилось, и ты со своей страстью к бутикам хороша. Но это так, комплексно. А вот если ты спросишь меня о том, кто лоханулся капитально, то я тебе скажу.

— Скажи! — потребовала Жанна, оторвав лицо от моей груди.

— Толян, падла такая — выполнил я ее просьбу — Он был поставлен следить за Ряжскими, именно он должен был держать руку на пульсе и докладывать о том, что происходит в их доме и его окрестностях. Но вот, как в воду канул. Получается, я пулю по его милости получил.

— Странно это — против моих ожиданий, Жанна не стала поливать бывшего таксиста бранью — Может, случилось что? Просто ему тебя подставлять вообще никакого смысла нет. Да и не скрыл бы он от меня ничего. Вам, живым, мы соврать можем, но когда общаемся друг с другом, то такие номера не проходят. Не знаю почему, но друг другу врать не особо получается. Только все, как есть на самом деле. Знаешь, я ведь когда живой была, в последние годы правду вообще разучилась говорить. Не потому, что не хотела, а оттого, что она никому не нужна была. Или того хуже, неприятностей через нее наживешь. Сам прикинь — очередной коммерц у меня спрашивает: «тебе хорошо?». И что я ему скажу? «Нет, потому что ты весишь сто килограмм, воняешь потом, и «дружок» у тебя размером с мой мизинец»? Да меня за такие слова поломали бы всю, а после живой в землю зарыли. Ну, или просто загнали в «черный список». Это…

— Понял-понял — прервал я ее — Но Толик не появился. Ни дома, ни, повторюсь, в офисе.

— Когда выпишемся отсюда, попробую его найти — деловито заявила Жанна, слезая с меня и усаживаясь на стул — Начну с дома Ряжских, а потом по ситуации. Ну, или, может, сам объявится. Но, знаешь, Саш, думаю, что-то случилось. Не предал бы он тебя. Нет. Ему это ни к чему.

Согласен. Какой интерес у Толику при таком раскладе? Никакого. Ну, если только самолюбие потешить, сквитаться за то, как я его в свое время нагнул, заставив признать, что он теперь мой слуга. Но минусов-то здесь больше, чем плюсов. Да и он не кастильский дон, который ради чести на плаху пойдет. Нет, Толян точно знает, с какой стороны масло у бутерброда. Я его билет на рейс, отправляющийся с этой Земли в дальнейшее путешествие. И самое главное — как он с кем-то договориться смог бы? В самом прямом смысле? Увидеть призрака можно, это да, но вот пообщаться с ними способны единицы. Ну, а уж предложить ему за услуги что-то весомое, такое, чтобы он стал на тебя работать — вовсе утопия. Это мне наверняка известно. Я этим кормлюсь.

— Не жди выписки — велел я Жанне — Какой в этом смысл? Убивать меня еще раз вряд ли станут, думаю на ближайшие пару дней лимит данной забавы выбран, а разобраться что к чему стоит побыстрее. Наведайся сначала в дом Ряжских, поводи жалом, может чего нароешь. Если Толика там нет, дуй в Шереметьево. Может, у него в мозгу чего-то коротнуло, и он решил вернуться к истокам? Мало ли?

Дверь раскрылась и Вагнер самолично вкатил в палату кресло с сидящей в нем Бэллой. Она была привычно бледна, но при этом старалась беззаботно улыбаться. Вот только серая гадина на ее шее снова прибавила в росте и весе. Значит, зелье, что я девушке дал, потихоньку перестает действовать в полной мере, и это очень скверно. Время Бэллы на исходе, а я так и не нашел способа ей помочь. Вернее, один способ нашел, вот только как перейти к реализации пока не знаю.

— Привет — прошелестел голос девушки — Мне сказали, что ты немного приболел?

— Простыл — подтвердил Вагнер, подмигнув мне.

— Есть такое — весело ответил ей я — Вот, просквозило немного. Жара совсем уж летняя стоит, а я под кондиционером посидел. Теперь лечусь.

— Похоже, тебе тут скучать не дадут — Жанна благожелательно глянула на мою гостью — Ей доверять можно. Все, я ушла. Как что-то выясню — сразу вернусь. Если не выясню — тоже.

И она вышла из палаты прямо через окно. Ей вообще такие штуки нравятся. И зрелищно, и быстро. Неважно, что никто не оценит, Жанне это и не нужно. Раньше — возможно, а сейчас нет.

— А я принесла тебе книги — на коленях Бэллы на самом деле лежали два толстеньких томика. Один, тот на котором красовался парень с пулеметом, я помнил. Второй, как видно, являлся продолжением, такой вывод я сделал, глянув на обложку, оформленной, скажем так, в серийном духе. На ней красовался все тот же молодой человек, но уже в короткой куртке и с автоматом. Если исходить из того, что с каждой книгой размер оружия и качество его убойной силы уменьшается, на обложке третьего тома герой, скорее всего, с пистолетом окажется. Или с винтовкой. Ну, а когда до пятого дойдет, так и вовсе с ножом для разрезания бумаг, а, может, даже со штопором — Вдруг скучно станет?

— Я счастливый человек, мне скучно не бывает. Жизнь, знаешь ли, неустанно бьет ключом, и все по голове. Но книги — это замечательно. Давно не случалось просто в тишине побыть и почитать. Спасибо большое!

— Поверь, их стоит прочесть. Фантазия у автора — ого-го!

Девушка с явным усилием положила оба тома на краешек моей кровати. Ей снова стало тяжело двигаться, и это плохо.

— Ты-то как? — осведомился я — Гулять ходила?

— Да — глаза Бэллы загорелись — Представляешь, у нас в парке столько бабочек живет! И все разные! Знаешь, за их полетом можно наблюдать бесконечно!

Люди, люди… Все-то мы бежим, все пытаемся добыть себе что-то такое, чего ни у кого нет, меряем жизнь деньгами, бизнес-классом и новомодными гаджетами. И слишком поздно осознаем, что настоящее счастье кроется в самых простых радостях, вроде наблюдения за полетом бабочки или за тем, как беззаботная малышня в песочнице куличики лепит. Только тогда осознаем, когда дело к самому концу идет, и назад ничего не отыграешь.

Вагнер расщедрился, мы точили лясы с Бэллой добрых полчаса, если не больше. Он за это время раз пять вышел из палаты и вернулся в нее. Причем в самый последний — не один.

— Саша! — Ольга Михайловна, напряженная и бледная не менее, чем ее сестра, с видимым облегчением уставилась на веселого и бодрого меня — Ффух! А я уж думала все, не успели мы. Здравствуй, родная!

— Не успели чего? — осведомилась у нее Бэлла, которую Ряжская поцеловала в щеку и погладила по голове

— Совесть найти — подсказал ей я — Это же в их машине я простыл. Верно? Специально кондиционер так включили, чтобы я в соплях уже на следующий день утонул. Чуть не заморозили — и это с жары!

— Виновник уже наказан — глядя мне в глаза, подтвердила женщина — Да ты же в курсе, верно?

— Еще бы — усмехнулся я.

— Все, Бэлла, нам пора — тоном, не оставляющим пространства для спора, заявил Вагнер — И даже ничего не говори. Время!

— Я завтра снова загляну — пообещала мне девушка — И ты заходи, если разрешат. Хорошо?

— Даже если не разрешат, все равно приду в гости — заверил ее я — Посидим, потрещим.

— У меня тут не казачья вольница, а медицинское учреждение — насупился Петр Францевич — В нем все по предписанным нормам и внутренним положениям происходит. Потому что порядок должен быть!

Даже если бы у него фамилия была не Вагнер, я так и так догадался, что в его жилах немецкая кровь.

Дверь за Бэллой закрылась и в палате установилось молчание. Я смотрел на Ряжскую, она на меня.

— Сестра тут точно ни при чем — наконец нарушила тишину женщина — Правда ты уже ее приговорил. Еще там, в офисе.

— Не приговорил. Вдруг медицина за оставшиеся ей дни сделает гигантский рывок и найдет способ, как ей помочь? Меня ведь вон, с того света вытащили?

— А перед тем ты нас на этом оставил, хотя по всему не должен был. Или просто очень хотелось потом самому удовольствие получить, потому Антону не дал задуманное завершить?

— Смешанную гамму чувств испытывал, не скрою — я усмехнулся — А с чего это вы вертолет вызвали, меня в больницу отправили? Не проще было дождаться, пока я просто умру? И вы вроде ни при чем, и проблема решена.

— Проще — согласилась Ряжская — Но мы решили поступить вот так. И потом, — а вдруг не умер бы? И что тогда? Мы и так дров наломали много, зачем усугублять? К слову — ты на редкость бодро выглядишь для человека, который час назад валялся на полу с простреленной грудью, и это говорит о верности моих предположений.

— В этой клинике врачи творят чудеса — задушевно сообщил ей я — Ну, и потом — ни один жизненно важный орган пулей задет не был. Повезло мне.

— Повезло. Отчасти потому мы предпочли потерять немного времени, и привезти тебя сюда, а не в одно из медицинских учреждений, которые есть в «Москва-Сити». — подтвердила Ольга Михайловна — И нам, выходит, тоже повезло. Или нет?

Все-таки — что же мне с вами, красивыми, делать?

— Твое имя нигде фигурировать не будет — добавила Ряжская, которую, похоже, очень напрягало то, что я на ее вопросы отвечать не желаю — В смысле — протоколы и прочий полицейский документооборот. Тебя в нашем офисе в этот день не было. Да и вообще никакого следствия, по сути, не последует, мы уже решили этот вопрос с кем надо. Нам огласка не слишком нужна. Был конфликт начальника охраны с подчиненными, он убил их, а после сам умер от инфаркта. Сердце у него слабое было. Захлестнули эмоции, опять же перепады давления, то жара, то дождь, вот он и перегорел, что лампочка.

— Вот за это спасибо — уже без клоунады сказал я — Мне на допросы ходить совершенно не хочется. Мне их в свое время в банке хватило за глаза. То по одному клиенту под протокол опрашивают, то по-другому. Вроде бы ничего страшного, и вины за мной никакой нет, но сильно напрягает.

— Я так и подумала — Ряжская была так напряжена, что, казалось, вот-вот и искрить начнет — С твоим образом жизни это точно ни к чему.

— Одно плохо — журналисты вряд ли к вам прислушаются — помрачнел я, вспомнив утреннюю статью в «Московском вестнике» — Им закон не писан, собакам сутулым. Лепят не пойми что, а честным людям потом расхлебывать приходится.

— Думаю, мы и эту проблему решим — оптимистично заверила меня Ольга Михайловна.

— Да, вот еще что! — я дернул руку, бутылочка на штативе лязгнула о металл — Что было в тех бумагах, которыми мне Антошка в морду тыкал?

— Полное текстовое переложение твоего вчерашнего телефонного разговора с личным деловым врагом Ильи Павловича, и нашим, следовательно, тоже — немедленно ответила мне посетительница — В которой ты обещал всячески ему содействовать во всех начинаниях за весьма и весьма серьезный гонорар, а также рассказывал, как очень хитрым и необычным способом узнавал конфиденциальную информацию из первых рук. Еще высмеивал как нас, так и Носова. И, разумеется, оскорблял всяко.

— И что, вы вот так сразу в это поверили? — изумился я — Нет, конечно такое возможно, спора нет, мы все люди и все продаемся, вопрос только в цене, но зачем же сразу столь радикально действовать? Вплоть до убийства? Да еще и в своем офисе.

— Помимо этого существует запись этого разговора — пояснила Ряжская — Я сама её слышала, это на самом деле твой голос.

Ворожей. Снова его проделки. Ну до чего ловок, паскуда, только позавидовать можно его расторопности. Хотя, о чем я? Наверняка все заранее было заготовлено, и когда я не согласился с ним сотрудничать, он готовый план претворил в жизнь. Причем, уверен, это не единственная его наработка, есть и другие, на тот случай, если сейчас ничего не получится.

— Но можно же было просто поговорить сначала? На худой конец попробовать меня перекупить.

— Перекупить тебя? — рассмеялась Ольга Михайловна — Я потому была против того, что задумал Паша, что знала — деньги тебя не слишком интересуют. Именно это меня смутило в компромате, который притащил Антон. Будь это что-то другое, правда не знаю даже что — может и поверила бы. Но деньги? Только муж меня слушать не стал, сразу начал повторять за Антоном «его надо убить, он слишком для нас опасен, он при помощи своих способностей знает все, что мы делаем и о чем говорим». И это тоже было очень странно.

— Почему?

— Ты тогда все правильно сказал в кабинете — помолчав, ответила женщина — Когда спросил, точно ли Паша бизнесмен. Он очень изменился за последнее время. Вроде бы тот же, что и раньше, но другой. Паша никогда никому не верил на слово и всегда всё перепроверял. А чтобы петь с чужого голоса? Да никогда. Особенно если речь идет о прислуге. Тут же он словно… Я даже не знаю… Как загипнотизировал его Антон. И меня тоже, скрывать не стану. Он говорил — и мы ему верили. Знали, что он все верно излагает, за нас беспокоится, что всегда нам поможет и сделает всё так, как нужно. Нам надо только его слушать.

Нет, положительно Максима надо убирать, и срочно. Самостоятельно, нет — неважно. Но держать эдакую поганку за своей спиной нельзя ни в коем случае. Это тоже его рук дело. Может Антошка подливал чего супружеской чете в кофе, может, какой заговоренный предмет в доме разместил или ритуал какой провел по указке ворожея. Ясно одно — не так уж виноваты Ряжские.

Потому пусть пока живут. До поры, до времени.

— А сейчас вы — это вы? — уточнил я у моей гостьи.

— Сейчас — да — кивнула она — Словно очки с неправильными линзами с глаз сняла. И это очень, очень странное ощущение. Саш, получается Антон — он из ваших был?

— Наших?

— Ну, не таких, как все остальные — внезапно смутилась моя собеседница — Я просто не знаю, как правильно изложить то, что думаю. Оно и в голове на бред похоже, а когда вслух произносишь, так и вовсе…

— Да, Ольга Михайловна, вы правы — понизив голос до шепота и чуть выпучив глаза, поведал я ей — Знаете, кто мы?

— Кто? — чуть подалась вперед бизнесвумен.

— Мы супергерои, живущие среди людей.! Каждый из нас обладает уникальным талантом и направляет его во благо или во вред человечества. Веками мы сражаемся друг с другом…

— Да ну тебя, Смолин! — возмутилась Ряжская — Он мне тут лапшу на уши вешает, а я сижу, слушаю!

— Если серьезно — не так все просто с вашим Антоном обстояло. И да, в случившемся его вина куда главнее вашей. Даже так — почти все его рук дело.

— Очень хочется сказать, что я рада такое слышать, но понимаю, насколько абсурдно подобное прозвучит. Пойми меня правильно — я на самом деле дорожу нашими с тобой отношениями. И я очень не хочу их разрыва. Плюс Бэлла, которая без тебя просто умрет. И я сейчас не только о ее хвори речь веду, Саша. Ты подарил ей надежду. Не станет тебя — не станет ее.

— «Почти все» — не значит «совсем все» — решил я особо ее не расхолаживать — Вы меня чуть в гроб не вогнали. Плюс прочие убытки — телефона вот лишился, грохнули его о крышу, когда меня в вертолет грузили. Одежда наверняка вся в кровище перемазана, а я ее в Милане покупал за немалые деньги. Да елки, я вообще не понимаю, в чем отсюда уеду! В пижамке вон той, что ли?

Ряжская глянула в сторону небольшого диванчика, который входил в меблировку палаты. На нем аккуратно были разложены синяя пижама и широкие штаны того же цвета.

— Да, верно — Ольга Михайловна расстегнула сумку, достала оттуда коробку, на которой был изображен смартфон и положила ее мне на грудь — Вот, купила по дороге. Новая модель, умеет все, даже вроде как дом по ночам сторожит. А это твой старый аппарат.

— Нет, ну если так, то конечно — я повертел коробку в руках — Вещь. Спасибо.

— Одежду тебе привезут завтра — продолжила женщина — Есть какие-то предпочтения или доверишь ее выбор мне?

— Только не яркие цвета — попросил я — Что-нибудь потемнее.

— Странно — уголки губ Ряжской обозначили улыбку — Мне казалось, что ты, как начинающая модель, как раз и должен отрицать все консервативное, стремясь к новому, яркому имиджу.

— И вы туда же! — грозно засопел я — Блин! Между убийствами успеваете модные новости читать?

— Да мне Олеся рассказала — пояснила женщина — Мой референт. Ты с ней общался, когда в офис пришел. Когда тебя на каталке мимо нее к лифту провезли, она вспомнила, что видела тебя на фото, которое прилагалось к статье о модном показе. Очень переживала, причем сразу по двум причинам.

— Двум?

— Ну да. Первая — что такого симпатичного мужчинку убили. Вторая — что, если ты и выживешь, то ей не достанешься из-за несовпадений в ориентации.

— Да блин! — дернулся я на кровати — Чертов «Вестник»! А Олесе скажите — как выпишусь, так первым дело заявлюсь в ваш офис, и мы еще поглядим, кто есть кто!

— Мой тебе совет — не надо этого ей говорить. Просто приди и заведи с ней беседу, а дальше она сама все сделает, тебе даже напрягаться не придется. Не исключено, что даже не отходя далеко от рабочего места, укромных уголков у нас в офисе хватает. Для современной женщины желание обратить гея в истинную гетеросексуальную веру, есть занятие схожее с поиском Святого Грааля в средние века. Это одновременно и цель, и средство. А тут еще и момент экстрима, все же офис, застукать могут. Так что пользуйся свалившейся на тебя сомнительной славой по полной. В ней, как ты видишь, есть не только минусы, но и плюсы. И кстати — очень хорошее фото, не понимаю, чем ты недоволен. Снимал если не мастер, то крепкий профессионал.

Да? Я как-то не рассматривал случившееся с данной точки зрения.

— Меня не фото взбесило, а….

Закончить фразу я не успел, поскольку дверь вновь распахнулось и в палату влетело тело Павла Николаевича Ряжского. Нет-нет, он был жив, но вот совсем здоровым я бы его не назвал, поскольку нос ему кто-то расквасил капитально. Секундой позже я понял, кто именно.

Носов. Оправдал человек свою фамилию.

— Убил бы! — занес он кулак над головой лежащего на полу Ряжского, тот прикрыл ее ладонями — За инициативу, которая всем бы дорого обошлась! У, скотина!

А не хватит ему зелья на запланированный мной отрезок времени. Точно не хватит. Слишком он яро жить начал, расходует силы больше положенного. Вот потому у него, как и у Бэллы, серая нежить тоже прибавила в весе. Мало того — она выглядит чрезвычайно довольной своей не-жизнью. Значит, чует что-то для себя крайне радостное. Что именно — сомневаться не приходится.

Самое скверное то, что даже когда я убью ворожея для того мастодонта отечественного бизнеса ничего не изменится. Его организм в любом случае откажет, если ему не помочь. А как — пока не знаю. Вернее знаю, но очень уж в долги лезть из-за этого товарища не желаю. Не стоит оно того.

— Привет, Сашка — Носов лизнул сбитую костяшку — Вот, еще и кулак расшиб о его ремень. Один дискомфорт от тебя, Ряжский.

— Вы чего тут устроили? — заскочила в палату медсестра — Это медицинское учреждение, тут должны быть тишина и покой! Особенно тут! Пациент полчаса как с операционного стола!

— Этого пациента лопатой не убьешь — хохотнул Носов и подмигнул мне — Но в целом вы правы, милая… Как вас зовут?

— Зоя — недовольно ответила девушка.

— Милая Зоя — продолжил бизнесмен — Все, мы будем вести себя тихо и спокойно. Да, Павлик?

— Да — прогундосил с пола Ряжский.

— Вот видите — показал на него Носов — Так что вы, Зоенька, идите себе спокойно по своим делам, и ни о чем не переживайте.

— Только после вас — подбоченилась медсестра — Еще раз повторю — пациенту нужен покой.

— А также фрукты и соки — поддержал ее Илья Николаевич — Саша, занеси.

В палате появилось еще одно знакомое мне лицо — начальник охраны Носова, нагруженный двумя массивными корзинами, в которых чего только не было. Даже дуриан, и тот вроде там присутствовал.

— Вот, милая, тебе питахайя к обеду, она вкусная — преподнес бизнесмен оторопевшей девушке взятый из корзины красный, забавно выглядящий плод — Бери и иди. Да не переживай ты так, мы сейчас с твоим поднадзорным совсем немного пообщаемся, а после все, кроме него, разбежимся по своим делам. А он останется в полном твоем распоряжении. Кстати, имей в виду — он у нас парень неженатый, небедный и очень перспективный. Приберешь его к рукам — горя знать не будешь.

— Вот тут не уверена — подала голос Ольга Михайловна — С его-то характером…

— Так и Зоя тот еще кремень — приобнял девушку за плечи Носов — Вон нас тут сколько, и ясно ей ведь, что мы люди непростые, а она знай ножкой топает, ничего не боясь.

— Да ну вас — медсестра забрала у мощного старикана экзотический фрукт, бросила взгляд сначала на бутылочку с глюкозой, а после на меня и покинула палату, сообщив на ходу — У вас пять минут. Потом вернусь со шваброй.

— Пистолет против швабры не пляшет — констатировал охранник Саша.

— И человек тоже — Носов встал напротив меня и укоризненно покачал головой — Что же ты, братец, грудь пуле подставляешь, а? Вроде не дурак, и на тебе!

— Так если капкан расставить по уму, в него и матерый зверь вроде вас попасться может — усмехнулся я — Это был очень неплох. Вроде простая схема, а сработала. Да и вас они тоже поймали, Илья Николаевич, причем куда раньше, чем меня.

— Они? — сдвинул седые брови бизнесмен — Ты сейчас о ком?

— А вы не поняли?

— Не понял, почему «они»? — пояснил Носов — Речь ведь идет только о Белозерове, верно? Это же его человек тебя сюда определил?

— Его, его — покивал я — Только Белозеров, будь он хоть семи пядей во лбу, в одиночку не смог бы провернуть такую роскошную многоходовку, в которую ни с того, ни с сего вклинился неучтенный фактор в моем лице. Так что мое ранение просто экспромт. А началось все не сегодня, а довольно давно. С того, что они для начала вас убили.

Глава 11

— Меня? — предсказуемо уточнил бизнесмен — Хотелось бы услышать детали.

— Никаких проблем — я поворочался, устраиваясь поудобнее — Елки-палки, как же этот шнурок глюкозный мешается!

— Глюкоза нужна — назидательно произнесла Ряжская — У тебя была большая кровопотеря. Надо тебе еще гранатового сока привезти будет, он очень полезен в таких случаях.

— Ольга, я сейчас начну сердиться! — громыхнул Носов — Вообще-то тут речь идет о том, что меня, оказывается, убили. А я и не в курсе.

— Как же? — деланно удивился я — Внезапно отказавшие почки, бесполезные операции, проведенные в лучших клиниках, кровать, с которой вы подняться не могли. Это, как выяснилось, все звенья одной цепи. Нет, я сразу что-то такое заподозрил, просто озвучивать не стал. Такой уж меня характер — говорю только то, в чем уверен полностью, безоговорочно.

— Теперь, значит, уверен? — уточнил Илья Николаевич.

— Да. Ваш противник по бизнесу, оказывается, парень не промах. Он завел себе… Как бы так сказать… Назовем это так — личного колдуна. Зовут товарища Максимом, и именно он ответственен за все ваши хвори. Правды ради замечу — работает он красиво, с душой. Не стал вас сводить в могилу сразу, как когда-то вон, Павла Николаевича одна ведьма. Нет, он все обставил красиво, чтобы комар носа не подточил, чтобы ни малейшего подозрения в неестественности хвори не возникло. Врачи же ничего не заподозрили? А это были не какие-то интерны, а вполне себе светила. Уверен, некоторые даже с мировым именем.

Лицо Носова по мере того, как он осознавал услышанное, мрачнело все сильнее и сильнее. Под конец оно стало напоминать маску злого древнего демона, которую я видел в Версале.

— Документальные подтверждения есть? — спросил у меня его охранник — Записи разговоров, что-то еще?

— Нет. Вам придется поверить мне на слово. Но все на самом деле так. Кстати, странное поведение вашего супруга, Ольга Михайловна, имеет ту же природу. Покойный Антон то ли работал на этого негодяя, то ли был под его воздействием. А через него тот и Павлом Николаевичем крутил. Подозреваю, что опаивал Антон вас обоих какой-то дрянью, подавляющей людскую волю и делающей человека более податливым к внушению. Причем основной упор делал именно на господина Ряжского.

— Разумно — кивнул Носов — Паша больше знает про наши общие дела, опять же у него право подписи по ряду проектов. Да и вообще…

— Вот-вот — поддакнул ему я — Если бы не форс-мажор в моем лице, то кто знает, чем это все могло кончиться. От телешоу «Грязные тайны олигарха Носова» до банального сгона денег куда-нибудь на Каймановы острова. Вариантов-то масса. Причем я уверен, что они не стали бы ждать вашей смерти. Думаю, они начали бы действовать в тот момент, когда вы обессилите настолько, что уже не сможете им противостоять, но сможете здраво оценить, как вас употребляют.

— Сука! — даже не знаю, чего в голосе Носова было больше — злости или уважения — Ладно. Пусть будет так.

— Именно. Но тут, уж извините за нескромность, появился я, и спутал все карты. А потом все закончилось так, как закончилось.

— Александр, сразу просьба — охранник Носова подошел ко мне, держа в руках небольшой планшет — Вот тут все окружение Белозерова. Посмотрите внимательно фото и укажите на того, о ком идет речь, пожалуйста.

— Конечно — покладисто согласился я — Только вам самому придется листать. Боюсь, от движений иголка из вены выскочит.

— Не выскочит — успокоил меня Саша — Поверьте, я знаю. Но полистаю, разумеется, мне не трудно.

Досье, как и следовало ожидать, собрано на Белозерова было полнейшее. На доброй сотне фотографий присутствовали все, кто его окружал, вне зависимости от степени личного общения — от шофера и садовника до главы юридического департамента и молоденьких любовниц. Кстати, у него их аж три штуки имелось, и каждая, судя по внешности, только-только отпраздновала совершеннолетие. А, может, еще и нет. Что я могу сказать? Орел Белозеров, даже если для общения с ними он горстями жрет соответствующие таблетки. Хотя не удивлюсь, если и тут Максимушка свою руку приложил. Так сказать, сделал бонусный подарок оптовому клиенту.

К слову — вот его-то как раз на этих фото и не оказалось, чему я совершенно не удивился. Куда сильнее меня изумил бы обратный вариант.

— Его тут нет — сообщил я Саше.

— Этого не может быть — сдвинул охранник брови — Здесь все окружение Белозерова. Без исключения.

— Исключения есть всегда и во всем — задушевно поведал ему я — Максим — одно из них. Уверен, что ваши люди с ним, скажем так, сталкивались, только не знали, что этот мужчина входит в список целей. Впрочем, может быть и так, что они на него смотрели и не видели.

— А ты так умеешь? — спросила у меня вдруг Ряжская — Чтобы смотреть — и не видеть.

— Я — нет. Но поверьте, Ольга Михайловна, если понадобится, все что мне надо, я узнаю. Даже если буду находиться в другом месте.

— Не сомневаюсь — фыркнула женщина.

— Я тоже — Александр выключил планшет — Только если вы всегда и все знаете, то отчего лежите тут с пулевой раной? Отчего не подстраховались?

— Если бы я знал всегда и все, то сошел бы с ума. А тут валяюсь по причине собственного раздолбайства. Ну, и отчасти из-за одного безответственного товарища, который своими обязанностями манкирует. Нет-нет, речь не о вас.

— Это все прекрасно, но ты с темы не сходи — потребовал Носов — Если этого таинственного Максима на фото нет и мои люди не могут его идентифицировать удаленно, то тебе, Саша, придется им его показать. Мне очень хочется с этим господином по душам побеседовать. У меня в поместье и помещение для таких разговоров есть. Подвального типа.

— Плохая идея — усмехнулся я — Боюсь, этот разговор закончится для вас не лучшим образом. Хорошо конечно, что первоначальный план Белозерова накроется медным тазом, но вам от того уже никакого прока не будет. Ни морального, ни финансового. Мертвецам ни то, ни другое не нужно. Максима надо убивать сразу, без лишних разговоров, лучше всего с дальнего расстояния. И непременно в голову. Да и то не поручусь, что он наверняка умрет. Очень скользкий тип. Очень. Меня вот чуть на тот свет не отправил.

— Тоже верно — рыкнул Носов — И — верно. У тебя к нему счет есть! Так что давай, присоединяйся к охоте на этого призрака. Надо людей — дам, надо технику — бери любую. Но голову его добудь!

— Ну-ну-ну — я погрозил олигарху пальцем — Не надо меня запрягать в свою телегу и пробовать отдавать команды. Вы же помните, что мне не нравится, когда вы считаете, что я на вас работаю? Да? Вот и хорошо. Что до Максимушки… Наши счеты — это наши счеты, мы сами разберемся. Может, я его убью, может, виру за обиду возьму. Поглядим.

— Скажи, если этот невидимка умрет, то все сделанное им перестанет существовать? — уточнил у меня Саша — Просто… Кхм… Ну, в книгах если убить колдуна, то…

— Нет — прервал я его речь — Что сделано — то сделано. Сказки — это сказки, там есть ложь, намек, урок, куча всего другого, но не стоит их воспринимать как инструкцию или руководство к действию. Так что ликвидация нашего мистера Х это просто контрмера и отчасти средство психологического воздействия на Белозерова. Ну, и где-то упреждающий удар. Кстати. А чего бы вам коллегу по цеху не убрать, Илья Николаевич? Тогда ваш убийца сразу станет не опасен. Он лично против вас ничего не имеет. Он наемник. То есть если нет оплаты, то нет и работы.

— Нельзя — тяжко вздохнул Носов — Мы же с Вадиком не письками меряемся, у нас цели куда более серьезные. Он хочет заполучить все, что есть у меня, а я все, что есть у него. Сам же только что говорил — ему я не был нужен мертвым. Я должен жить до той поры, пока с меня последние трусы не стянут. А до того — ни-ни. Умри он или я — и все, состояние брызгами в стороны разлетится. У него три жены, одна действующая плюс две бывших, детей пять душ, да внуки, да любовницы. Там такая драка за наследство начнется, что меня юристы этого табора затопчут и не заметят. И самое главное — мне ведь тоже хочется быть уверенным в том, что он понимает суть происходящего. Что он осознает, как я ему шершавого под кожу засадил.

— Фу! — поморщилась Ряжская — Илья Николаевич!

— Я же не в буквальном смысле — ухмыльнулся олигарх — В переносном. Так-то я женщин люблю. Да, Сашка, мне тут одну фотографию сегодня показали, при ней статья имелась…

— Илья Николаевич, скажите, мне же будет положен гонорар, если я ворожея прибью?

— Ворожея? — переспросила Ольга Михайловна — Это он так правильно называется, выходит?

— Да — подтвердил я — Таков именуется его узкая специализация. Так что с гонораром?

— Почему нет? — подтвердил Носов — Любой труд должен быть оплачен.

— Тогда купите мне «Московский вестник». А потом я его сожгу нахрен! Вместе со всем персоналом! Или как там у них трудовой коллектив называется?

— Газета сама наверняка не очень дорогая, так, пятачок пучок — задумчиво произнес олигарх — Здание подороже, но через мэрию я его прикуплю, есть у меня там в департаменте горимущества человечек. А вот замять тему поджога в центре Москвы, да еще повлекшего за собой гибель людей — это сложнее. Просто сейчас с этим строго. Нет, решить можно все, но там крайне серьезная сумма выйдет. Дело резонансное, государевых людей к нему подключат много, и каждому надо будет заслать. А ведь еще есть те, кто не берет, с ними тоже надо как-то договариваться.

— Все так — качнул головой Ряжский — Да хоть вчерашнее наше происшествие возьми. Вроде все келейно случилось, без особого шума, все свои вокруг были, и все равно столько пришлось отдать! Причем пока только аванс взяли, основную сумму после закрытия дела придется засылать.

— Может, ты только здание спалишь? — предложила мне Ряжская — Без людей? Тогда все куда проще произойдет. По традиции спишут все на проводку, да тамошнему «пожарнику» условный дадут. И у тебя на душе греха не будет. Там же не все виноваты, а только журналист да фотограф.

— А им мы ноги переломаем — вставил свои пять копеек в разговор Саша — Чтобы всякую чушь не мололи в печатном виде.

— Да шутка это! — вытаращил глаза я, поняв, что они сейчас вполне серьезны, и не видят в моих словах ничего такого особенного — Шутка. Не надо никому ничего ломать. Я с ним сам разберусь.

— Бедный журналист — усмехнулся Саша — Лично я на его месте выбрал бы сломанные ноги.

— Как скажешь — равнодушно передернул плечами Носов — Главное, ты белозеровского гаденыша мне придуши.

— Да, о деньгах — вспомнил я — Что там с моим процентом за лесопилку и все остальное? Сделка-то давно уже прошла.

— Лесопилка? — оживилась Ряжская — Не та ли, что была мне обещана, а? Каюсь, грешна, забыла про нее совсем. Но это не повод выкидывать меня из сделки, по которой уже были достигнуты договоренности.

— Спать надо меньше — поддел ее Носов — Кто поспел — тот и съел.

— Я была в коме! — возмутилась бизнес-леди — Это другое. Саш, от тебя я такого не ожидала!

— А не на что обижаться. Все очень просто — хозяйка лесопилки стремилась сделать все как можно быстрее, и свалить из страны — пояснил я — Мы с ней любовники, следовательно ее интересы мне небезразличны. Илья Николаевич был готов к сделке в любой момент, с ним мы ее и провернули. Вот только процент…

— Завтра упадет на твой счет — заверил меня бизнесмен — С небольшой компенсацией за просрочку.

— Все господа — в палату вошла медсестра — Время. Прощаемся с больным и выходим!

Велика власть младшего медперсонала над людскими душами. Ой, как велика! Ведь непростые же люди находились у меня в гостях, но все одно миловидную девушку послушались беспрекословно.

— Пригляди за ним — велел ей на прощание Носов, а после сунул в кармашек накрахмаленного халата несколько пестрых евровых купюр — Мало ли, чего парень захочет? Водички там, яблочко или еще чего. Сочувствия, например. Разные приятные эмоции, знаешь ли, не хуже лекарств действуют.

— Да вы о чем вообще… — возмутилась было девушка и даже руку в карман сунула, чтобы достать оттуда то, что в него положили, но после глянула в глаза Носова, и, как видно, прочла в них нечто, отшибающее желание поспорить — Идите уже.

— Вот и умница — погладил ее по голове олигарх — Выздоравливай, Сашка.

— Завтра одежду завезу — сказала мне на прощание Ряжская, а после поцеловала в щеку — И вот еще. Ты у нас в офисе эту вещицу оставил. Я так подумала, что она тебе еще пригодится. Вот, возвращаю.

И она положила на тумбочку длинную черную иглу в полиэтиленовом пакетике.

— Полдник нести? — проводив посетителей поинтересовалась медсестра Зоя, попутно перебирая фрукты в корзине — Сок и булочка. Выпечка у нас, кстати, своя, очень вкусная.

— Нет, не надо. Лучше капельницу отключите, а? Ну нет в ней никакого смысла.

— Врач решает — в чем есть смысл, в чем нет — в голосе девушки снова появились суровые нотки — Пациент же выполняет все, что ему предписано. Не знаете, как вот эта штука называется? И откуда она вообще?

Речь шла о плоде размером с яблоко, бугристом и зеленом, чем-то похожим на гранату-«лимонку».

— Нет — признался я — Впервые такой вижу. Но наверняка откуда-то из южных краев приехал, из Тайланда или Индонезии. Там чего только не растет.

— Это да — согласилась Зоя — Я вот во Вьетнаме была в том году, так там фруктов разных необычных хоть лопатой греби. Некоторые прямо так висят на деревьях — бери, рви и ешь.

Слушая эту звонкую трескотню, я даже и не заметил, как провалился в сон. И что особенно здорово, на этот раз мне ничего не снилось. Совсем ничего. Потому, вероятно, я и проспал довольно долго. Проснулся, правда, ни к селу, ни к городу, тогда, когда в окно полезли ранние серые предутренние сумерки. Причиной этого стали крайне неприятные ощущения, возникшие после того, как я во сне попытался повернуться. Прямо как иглой ткнули, да еще в такое место, что стыдно сказать. Сон как рукой сняло.

— Да елки-палки! — пробормотал я, приподняв одеяло и глянув под него — Вот же ты зараза, Зоя!

— Кто такая Зоя? — поинтересовалась Жанна, которая, как оказалось, уже вернулась обратно в больницу и расположилась на небольшом диванчике, который входил в меблировку палаты — А? Я чего-то не знаю?

— Зоя — медсестра — раздраженно пояснил я — И она мне вон, катетер воткнула в причинное место, хоть я и просил без него обойтись. Поверь мне, ощущения сильно так себе.

— Может, так надо — заступилась за сотрудницу клиники моя помощница — Может, ей Вагнер велел его тебе туда воткнуть? Ей сказали, она сделала. И вообще — раз ты тут, то лежи, лечись. Хоть раз по-людски это произойдет, а не самопально. Я как вспомню Прагу, когда тебе ведьма бок латала, так дрожь по телу проходит.

— У тебя нет тела — заметил я.

— А дрожь есть — парировала девушка — Вот и представь, как меня пробирает.

— Ты Толика нашла? — перевел я тему разговора в другую плоскость, а после цапнул с тумбочки бутылку с водой — Или нет?

— Нашла — Жанна встала с диванчика и подошла поближе — Саш, он не виноват.

— Для начала я хотел бы сам с ним пообщаться — напившись от души, сообщил ей я — А после, по итогам беседы, решу — виноват он, не виноват.

— Не получится — мотнула головой моя помощница — Он не может покинуть дом Ряжских.

— Это как?

— Вот так — Жанна присела на кровать — Он там заперт. Внутри дома перемещается, как угодно, а наружу выбраться не в состоянии. Ни через дверь, ни через стены, ни даже через каминную трубу.

— Очень любопытно — проникся я — Давай-ка поподробнее рассказывай.

Как выяснилось, Жанне крепко повезло. Она, как мы и договорились, первым делом рванула в дом супружеской четы Ряжских. Слава богу, что перед тем, как войти в здание, она, словно по некоему наитию свыше, сначала описала круг вокруг него, в результате чего увидела в одном из окон отчаянно жестикулирующего Анатолия.

Увы, но пообщаться с ним вербально у Жанны никак не получилось, но и знаки о многом рассказали. В первую очередь о том, что лезть моей неживой подруге в дом не стоит, он теперь ловушка для таких, как она. Войти можно, выйти нет. Во-вторых, непосредственно мне стоит поберечься, поскольку негодяй Антон склонил-таки своего нанимателя к мысли, что я лишний в списке живущих на этом свете. И, в-третьих, то, что он, Анатолий, жутко хочет выбраться на волю.

Уж незнаю, каким образом Жанна все это поняла из тех пантомим, что ей устроил бывший таксист, но уверен, что смысл она уловила верно.

— Вот же скотина этот Максим! — мрачно пробормотал я — Хотя, по большому счету, мне у него еще и поучиться можно. Все ведь верно просчитал, до мелочей. Или это я такой предсказуемый?

Но самое скверное было не то, что ворожей в очередной раз опередил меня на пару шагов. Это ладно, это понятно. Сегодня он впереди, завтра я, все относительно. Тем более что Максим со мной уже воюет, а я только-только за оружие взялся.

Плохо другое. Я не знаю, каким именно образом он закрыл Толика в доме Ряжских. Вернее — при помощи чего. Не скажу, что существует прямо уж очень много способов для того, чтобы ограничить в передвижении неупокоенную душу. Подчеркну отдельно — не развоплотить, не прикончить, а именно стреножить. Если конкретнее — их не более полудюжины. Но вот какая штука — лично мне доступен для, назовем это так, разблокировки, только один, основанный на древних рунах. Неважно — славянских, скандинавских или каких-то еще. Просто там все совсем несложно — находишь на доме, как правило в самом укромном и недоступном для обозрения месте, надпись, состоящую из пяти знаков, и стираешь любой из них. Или соскребаешь, без разницы. Все, формула нарушена, призрачный узник может выходить из дома.

А вот с остальными способами хуже. Печати с еще чуть ли не древнехалдейскими символами, запирающие духов в ограниченном пространстве, заклятия, которые надо особым образом развеивать, древнеславянские штучки с сплетенными в замок травинками, которые признают лишь того, кто их зачаровал, и все такое прочее — это не мой профиль. Не ведьмачий.

И я очень сомневаюсь, что ворожей пускал в ход именно руны, в которых я хоть что-то смыслю. Долго, хлопотно, легко найти. Зачем ему такие сложности? Нет, он наверняка пошел другим путем, и выбрал вариант с печатью, как наименее затратный и наиболее надежный.

Что это значит? Правильно, придется мне кого-то просить о помощи, то есть, увы, влезать в долги. Неприятно, но факт. А куда деваться? Я эту печать даже увидеть не смогу, как бы не пытался. Проверено. Случилась у меня в Марселе одна мелодраматичная история, в которой все шло прямо по канону — и жизнь, и слезы, и любовь. Нет-нет, не мои, я для подобного слишком циничен. Так вот там одну гражданку сначала уморили, а после на два десятка лет в кладовке небольшого ресторана заблокировали. И если бы не Жозефина, которая печать нашла и сломала, то мадам Ренье до сих пор куковала бы в чулане, в компании с сырами, вяленым мясом и яблоками, потихоньку наливаясь злобой и все сильнее испытывая желание прикончить какого-нибудь поваренка. Просто, потому что они ей своим постоянным шастаньем туда-сюда страшно надоели.

Так что не обойтись мне без сторонней помощи. Надо только понять, какой из чертей, окружающих меня, наименее рогат.

А еще — я отчего-то испытал то неловкое чувство, когда ты вроде и не виноват, но все же виноват. Я ведь Толяна уже чуть ли в предатели ведь записал, а он не при делах. Понятно, что по-хорошему, меня его чувства и печали волновать не должны, но все равно некрасиво получилось. Неправильно.

— Надо как-то его выручать — оборвала Жанна затянувшуюся паузу — Не сидеть же Толе там до той поры, пока дом не снесут.

— Выручим — заверил ее я — Куда мы денемся. Из больницы выйду, этим займусь.

— А долго тебе здесь валяться еще? — обеспокоенно уточнила девушка.

Интересно, она за меня переживает или за Толяна? Поди пойми, что у нее в голове.

— Увы, но нет. Так-то тут неплохо, знай спи, ешь да телевизор смотри, и никто над ухом не зудит. Опять же можно с медсестричкой какой-нибудь шуры-муры развести, чтобы совсем уж славно стало. Но дел больно много, некогда разлеживаться. Вернее — долгов. Их раздавать надо, чтобы они якорями на ногах не висли.

Я неловко повернулся и вновь испытал неприятные ощущения, те, которые меня из сна выдернули.

— Больно, да? — уловив мое недовольство, поинтересовалась Жанна.

— Дискомфортно — ответил я и глянул на кнопку вызова медперсонала.

Нажать, что ли? А смысл? Не станет сестра у меня катетер из причинного места вынимать без указания лечащего врача. Ну, а поскольку меня ведет сам Вагнер, которого наверняка в клинике сейчас нет, то и говорить тут не о чем. Придется утреннего обхода ждать.

Но вообще надо отсюда выбираться, и как можно быстрее. Знаю я этих врачей, им волю дай — ведь залечат. Или отрежут чего-нибудь до кучи. Причем не из злого умысла, а исключительно из лучших побуждений или научного интереса. Наверняка ведь то, что вчера случилось в операционной стало темой обсуждения в ординаторской, не каждый день человек с дыркой в груди прямо на глазах исцеляется.

Как бы кто-нибудь из персонала, кстати, эту инфу какому-нибудь новостному порталу не слил. Чего-чего, а публичной известности мне и так уже хватает. По самое горлышко.

За всеми этими мыслями я распаковывал коробку со своим новым смартфоном. Вот тоже интересно — аппарат точно чистый? Не навтыкали ли сюда какой-нибудь сторонней ерунды, вроде маячка или, того хуже, программы, которая будет транслировать все мои разговоры на сторону? Визуально вроде все хорошо, но сомнения все одно есть.

Или это у меня уже шпиономания началась? Хотя по такой жизни оно неудивительно.

Новые смартфоны в наше время являются одними из самых любимых игрушек взрослых мальчиков. Да, уже завтра он превратится в неуклонно устаревающую модель, а через полгода начнет откровенно раздражать, но сегодня, когда аппарат только-только извлечен из коробки, когда он пахнет новизной и содержит в себе исключительно заводские настройки… Нет, нет, это совершенно отдельное мужское счастье, почти недоступное для понимания женщин. В старые времена, если верить книгам, аристократы частенько женились на совсем еще юных девушках, почти девочках, чтобы воспитать из них супруг, так сказать, «под себя». Заточить под нужным углом. С женщинами в наше время такие штуки не пройдут, они сами кого хочешь заточат, кроме разве что свекровей, потому мы, мужчины, переключились на смартфоны. Тем более, что с ними мы времени проводим куда больше. И знают они нас лучше.

Потому я благополучно провозился с подарком Ряжской до появления Вагнера, надо полагать осуществлявшего утренний обход.

— Как спалось? — осведомился он у меня — Самочувствие как? Все в порядке?

— В полнейшем — заверил я его и жалобно попросил — Петр Францевич, выньте уже катетер, а? Реально он меня задолбал!

— Сейчас, сейчас — врач сдвинул повязку и глянул на мою грудь — Н-да, как я и полагал, следа почти не осталось. Потому, кстати и оставил своих коллег за дверью, ни к чему им видеть сквозную рану, которая исцелилась за сутки практически без нашей помощи. Бинты, по-хорошему, можно снимать, но мы пока этого делать не станем, да? К чему нам лишние разговоры?

— Абсолютно согласен — кивнул я — Катетер! Пожалуйста!

— Кто же вы такой, Александр? — задумчиво произнес Петр Францевич — Хотя нет, все же лучше мне этого не знать. Так спокойнее. Ну, а что до всего остального — думаю, на следующей неделе, пожалуй, можно будет вас уже и выписать.

— Завтра — возразил я — После завтрака. Нет, я бы и сегодня ушел, да не в чем. Моя одежда наверняка вся кровью перепачкана, а другой нет. Разве что вон, пижамка лежит, но в ней по городу я рассекать не готов. Ряжская обещала сегодня наведаться с новыми шмотками, но вряд ли она появится раньше вечера.

Жанна, лежащая на диванчике, хихикнула.

— Завтра — это слишком рано — не согласился со мной Вагнер — Саша, суток не прошло с той поры, как у вас в груди появилось сквозное отверстие. Вам надо сходить на КТ, может даже на МРТ, пройти кое-какие процедуры.

— Вот сегодня этим всем и займемся, какое-никакое, а развлечение. Но завтра с утра готовьте выписку, пожалуйста — предложил я — А сейчас выньте вы этот долбаный катетер наконец! Добром прошу!

— Выписку так выписку, как скажете — согласился Петр Францевич — Вам я возражать не стану. Вот только позволите высказать одно соображение?

— Конечно.

— Вы слишком спешите жить, Саша. Вас так надолго не хватит. Можете ничего не отвечать, это просто личное наблюдение, не подразумевающее какой-то дискуссии. Но мне будет очень жалко, если в один из дней вас снова привезут ко мне в клинику, только в этот раз у вас не будет столько сил и везения. Я, конечно, сделаю все, что от меня зависит, но что стоят мои знания и опыт против вашей сути?

— Хороший дядька какой — подала голос Жанна — А еще мне отчего-то сделалось тоскливо. Может, потому что он прав?

— Это не я спешу жить, Петр Францевич — ответил я врачу — Это жизнь мне не дает опомниться, и гонит все время вперед, как волка на флажки. И ведь не остановишься, не получится. Ай!

— Ну вот — Вагнер стянул с рук резиновые перчатки — Теперь позавтракайте и на процедуры. Список я Зое направлю, она вас будет везде сопровождать.

— А к Бэлле можно заглянуть? Я просто обещал.

— Можно — разрешил Вагнер — Она порадуется. Кстати, динамика ее состояния меня печалит. Похоже, то средство, что вы ей дали, перестает действовать. Ну, или пошел процесс привыкания.

— Перестает, факт. Но я ищу способ ей помочь. Правда, пока не нахожу…

В хождении по коридорам клиники и посещении разнообразных специалистов время прошло быстро, я обернуться не успел, как день перевалил за середину. Потом еще час сидел болтал с Бэллой, которой, увы, на самом деле даже говорить становилось все сложнее.

Может, попробовать Дару дожать? Пусть пороется в книге Рогнеды, чего-то там отыщет. Хотя нет, не получится. Вредная старуха как скала, пальцем не шевельнет, пока Нифонтов ей заветные предметы не притащит.

Когда же я вернулся в палату, то застал там симпатичную девушку, лицо которой мне показалось знакомым. Ну да, я ее вчера видел в Москва-Сити, это она у того кабинета сидела, где меня подстрелили. Как бишь ее? Олеся, кажется.

— Добрый день — вскочила она со стула — Меня Ольга Михайловна к вам прислала, велела одежду передать.

И верно — на полу стояло несколько разноформатных фирменных бумажных пакетов с написанными на них иностранными названиями и именами.

— Только померить надо — продолжила Олеся — Она на глазок заказывала, вдруг что-то не подойдет.

— Не вопрос — ответил я и начал расстегивать пижаму — Надеюсь, вас не слишком смутит мое обнаженное тело?

— Не думаю — чуть покраснела девушка, доставая из ближайшего пакета светло-голубые джинсы с уже вдетым в поясные петли ремнем — А вы ведь фотомодель? Да?

— С чего вы взяли? Хотя не отвечайте, я и так знаю. Нет, я не фотомодель.

Олеся отвела глаза в сторону, когда я стянул с себя больничные штаны, по ее лицу было понятно, что вопросы не кончились.

— Ну же! — подбодрил ее я — Спрашивайте дальше. Хотя сразу скажу — и на другой вопрос ответ тоже «нет». Если желаете, могу после примерки привести вам веские аргументы того, что это чистая правда.

— Какие аргументы? — опешила сотрудница Ряжских.

— Ну, вы же хотели спросить про мою ориентацию, верно? — джинсы оказались впору, чему я крайне порадовался — Она правильная. Я женщин люблю. И, как было сказано, готов вам это прямо сейчас доказать. Тем более что вы мне еще вчера очень понравились.

— Спасибо — еще сильнее зарделась Олеся.

— Спасибо «да» или спасибо «нет»? — уточнил я, беря из ее рук темно-синюю футболку, которая была извлечена из того же пакета.

— Спасибо, не так быстро — лукаво ответила девушка, причем в ее глазах ответ на мой вопрос читался весьма отчетливо — А еще вам у нас на этаже кабинет подготовили. Ольга Михайловна распорядилась. Соседний с ее собственным.

И снова в воздухе повис невысказанный вопрос. Олесе явно смерть как хотелось знать, кем мы с Ряжской друг другом приходимся, причем двигала ей не столько извечная женская любознательность, сколько желание завладеть закрытой для остальных информацией, и тем самым оказаться наверху офисной пищевой цепочки. В офисах ведь как? Кто знает то, о чем остальные не в курсе и в состоянии распорядиться тем, что попало в его руки, тот имеет хорошие шансы повысить свой социальный статус.

Самое забавное, что в конторе Ряжских меня уже считают или любовником Ольги, или ее незаконнорожденным сыном. Последняя версия бредовая, конечно, но я знаю, как работает фабрика офисных сплетен. Я словно слышу, как тамошние кумушки друг другу на ушко шепчут: «она его в шестнадцать лет родила от однокурсника и в детдом сдала. А теперь совесть заела, вот и нашла».

Чем бредовей версия, тем больше в нее верят. Шапито, блин…

— Тут костюм — цапнула другой пакет Олеся — Светлый. А вон там — темный и еще несколько сорочек. Ой, вы что?

— Ничего — я решил не профукивать выданный мне взглядом аванс, обнял девушку и притянул ее к себе — Просто кажется, что ты не до конца мне поверила. Это меня расстраивает.

— Да верю, верю — не слишком активно попыталась освободиться девушка, трепыхнувшись ровно настолько, чтобы точно не вырваться из моих рук — Честно! И еще…

— Что еще?

— Дверь не закрыта. Вдруг кто войдет? Спалимся…

Глава 12

Вагнер выполнил обещанное, и на следующий день я покинул клинику. Пришлось, конечно, написать заявление о том, что я это делаю по доброй воле, и ни к кому никаких претензий, случись какая неприятность, предъявлять не стану. Но тут ничего не поделаешь, весь современный мир на формальностях держится. На них, и на правильно ведущемся документообороте.

— Сказал бы, что буду рад вас видеть снова, Александр, но не стану — сообщил мне Петр Францевич, протягивая довольно плотную пачку бумаг — В моем случае это не слишком правильная фраза. Я сторонник размеренности и порядка, а за вами по пятам следует хаос.

— Понимаю — я полистал документы — А это что?

— Результаты исследований. Не просто же так вы вчера ряд процедур прошли? Смело могу сказать — вы совершенно здоровы. Практически аномально. Еле угомонил пару коллег, которые стремились вас использовать как практический материал для своих работ.

— За это отдельно спасибо. Не хочу становиться наглядным пособием.

— Машина нужна? — деловито уточнил у меня Вагнер.

— «Девятка», пробег минимальный, один хозяин? — усмехнувшись, уточнил я.

— Домой вас отвезти — всплеснул руками врач — Ну, или куда-то еще.

— Нет. За мной приедут.

И это была чистая правда. Еще во время завтрака я набрал Нифонтова, сочтя его лучшей кандидатурой для задуманной мной локальной операции.

— Чего надо? — ответил мне оперативник после пятого гудка — Говори коротко.

— Не вопрос — охотно выполнил его просьбу я — Ты, Николай, редкостная свинья.

— А? — чуть ли не впервые я услышал, как Нифонтов непритворно изумился — Как сказал?

— Свинья — с готовностью повторил я — Редкостная.

— Обоснуй.

— Легко. Ты меня, если верить сказанному тобой же, вроде как за приятеля числишь, время от времени я помогаю тебе в твоем нелегком труде, причем безвозмездно, жизни и времени не жалею, и что? Меня чуть не убили, я буквально с того света еле выкарабкался, а ты не то, что не навестил меня в больнице, но даже не позвонил, не справился о самочувствии. И кто ты после этого?

— Если это шутка, то очень хреновая.

— Какие шутки? — я полюбовался бутербродом с сыром и маслом, который только что сотворил — Твоего друга, теперь, видимо, уже бывшего, третьего дня продырявили пулей в районе груди. Возьми она чуть правее — и все, прости-прощай.

— Новости — озадаченно произнес оперативник — Однако!

— Паршиво у тебя поставлена работа с осведомителями, Нифонтов — не удержался я от того, чтобы вонзить в Николая еще одну булавку — Никак она у тебя поставлена.

— Ты себя не переоценивай — посоветовал мне собеседник — Не того ты калибра фигура, чтобы о тебе все судачили. Вот если бы, к примеру, Арвида или Джуму завалили — тогда да, разговоров ходило бы много. Или кого-то из ваших патриархов, например, того же Кузьму. Но вообще — да, некрасиво получилось. Вик, прикинь, Сашку Смолина подстрелили. Говорит серьезно.

Может мне и показалось, но мне послышался вскрик и некий звон, словно что-то разбилось.

— Н-да — крякнул Николай — Где лежишь-то, болезный? Надо тебя в самом деле навестить, яблок привезти. Сока апельсинового.

— Запоздал — я откусил сразу половину бутерброда — Навещать вчера следовало, сегодня уже забирать надо. Выписываюсь я нынче. Такая у меня природа — если не убили, то дальше все проще. Сможешь через часок подъехать к клинике Вагнера? Или прямо вот сильно занят? Если сильно, так я такси вызову, а повидаемся потом, через недельку-другую.

— Все дела отложу, желаю новости из первых рук послушать — в голосе оперативника я уловил легкое ехидство, которому вроде бы тут взяться было неоткуда — Непременно приеду.

— Все расскажу, ничего не утаю — пообещал я — Тебе эта история сильно понравится, ты мне за нее спасибо скажешь. Вот какой еще вопрос — нет у тебя в запасниках какой-нибудь приблуды, которая магические знаки рушит? У меня одного помощника в доме запечатали, он теперь оттуда выбраться не может, потому что не человек. Понимаешь, о чем я?

— По-хорошему это твои проблемы, Сашка, не дело нам в такие вопросы вязаться. — посерьезнел Николай — Пойми правильно. Но для тебя сделаю исключение. Есть у меня одна идейка, попробую ее реализовать.

Вот за что я люблю сотрудников Отдела, так это за них незамысловатость. Как им чего надо, они в любой трэш с ногами влезут, лишь бы добиться результата. А если вопрос не в зоне их интересов, так сразу начинается: «нам нельзя», «это не по правилам» и так далее. За то их гончими и зовут. Одна охота в голове.

Что хорошо — Николай почти не опоздал, я его всего десять минут прождал. За это время я успел съесть яблоко, оставшееся у меня от завтрака, стереть из телефона номер Зои, отлично осознавая, что никогда ей не позвоню и изрядно упреть под лучами совсем уже летнего солнца. Хорошо так пекло, качественно. Наступают в столице горячие деньки.

А потом случилось нечто то ли странное, то ли приятное. Сам не знаю, как произошедшее классифицировать. Из подъехавшего к остановке, на которой я расположился, знакомого мне микроавтобуса неожиданно резво выскочила Вика и подбежала ко мне.

Никогда не видел, чтобы при мне демонстрировала свои эмоции. Даже когда тонула, до такого не доходило. Она всегда была невозмутима и немногословна. Всегда!

— На самом деле стреляли? — спросила Виктория у меня — Не врешь?

— Стреляли — я задрал футболку и продемонстрировал ей шрам, который уже был еле виден — И попали. Но я оказался на редкость живучим типом, как когда-то Распутин. Уж как его только не пытались изничтожить в одну лихую ночь — и травили, и стреляли, и били, и топили. А все равно он даже подо льдом еще дышал.

— Распутин — отдельная история — Вика приложила ладонь к месту ранения — В реальности все происходило совсем по-другому. Как именно — рассказать не могу, информация засекречена. Болит?

— Да нет — я улыбнулся и накрыл ее руку своей — А теперь совсем хорошо стало.

Надо же. Испугалась за меня, примчалась сюда. Нет, положительно ради этого стоило пулю схватить.

— Не надо, Саша — Виктория убрала ладонь — Не надо. Просто вдруг это предупреждение. Вдруг в следующий раз не промахнутся?

— Вдруг, вдруг… — поморщился я — Все наше бытие из них состоит. Если все время на этом зацикливаться, то что тебе от жизни останется? Воспоминания о том, как ты год за годом жертвовала собой, боясь за других? Так себе перспектива.

— Как есть голубки — не удержался от комментария Нифонтов, который стоял, прислонившись плечом к дверце микроавтобуса — Смотрел бы и смотрел. Вик, я же тебе говорил, что в той статье вранье и Сашка вполне себе гетеросексуальная особь? А ты ведь усомнилась, а?

— Колька сказал, что тебе нужна помощь с магическими знаками? — голос Вики отчетливо похолодел, а мне резко захотелось если не убить Нифонтова, то хотя бы его покалечить. Причем по взгляду девушки, брошенному в сторону коллеги стало ясно, что ее посетили те же самые мысли — Можно поподробнее?

— Только давайте мы это все обсудим по дороге? — предложил Николай — Время не резиновое, у меня сегодня еще пара дел есть, не терпящих отлагательства. Заодно и все остальные детали своей несостоявшейся гибели поведаешь.

— Охотно — согласился я — Тем более что это совпадает с моими планами. Адрес в навигатор забивай.

Вскоре микроавтобус весело запылил в сторону дома Ряжских, а я, устроившись в салоне рядом с Викой, задумчиво смотрящей в окно, спросил у Нифонтова:

— Коль, помнишь, мы беседовали о ворожеях?

— Ну да — ответил тот — Было вроде.

— Ты все правильно тогда сказал, очень они непростые ребята.

— А когда я тебе врал? — искренне настолько, что прямо даже верилось в правдивость сказанного, произнес оперативник — Сам с ними не сталкивался, не довелось, но в старых отчетах мелькали упоминания о том, что с этой публикой лучше не связываться. Да и с обычными ворожеями тоже. Правда, и с ними я не то, чтобы хорошо знаком. Так пересекался год назад с парочкой девиц, которые искали отступницу из своих рядов. Мы мило пообщались, даже посмеялись, друг друга поняли и разошлись миром, но по спине у меня холодок полз, полз. Ощущалось, что если придется закуситься, то еще неизвестно кто из нас дальше планету топтать станет. Одно хорошо — они вообще, насколько я понял, не стремятся интегрироваться в современный мир, предпочитают сидеть в глуши, до которой только очень упорный путешественник доберется.

— Паршивые овцы — подала голос Вика, не поворачиваясь ко мне — Ворожеи-женщины рожденных ими мальчиков вообще за людей не считают. Они для них что-то вроде погрешности, которая всегда случается и от которой никуда не деться, потому по достижению совершеннолетия их изгоняют. Не самая красивая позиция, как по мне. Но так повелось еще чуть ли не с дохристианских времен, если не ошибаюсь. Впрочем, эти хотя бы мальчиков не убивают, как, например, некоторые кланы ирландских ведьм, поклоняющихся Калех, что уже неплохо. Изгнание — не смерть.

— Верно — покивал я — Так и есть. Вот одна из этих паршивых овечек и подставила меня под пулю. Красиво, технично, с фантазией. Только поаплодировать остается.

— Странно — наморщила лоб Вика — Не похоже на ворожей, что тех, что других. Да, силы у них много, но все же они не сторонники решения проблем путем насилия, пытаются договориться даже с явными врагами до последнего. И Коля то же самое сейчас подтвердил.

— Всегда есть исключения из правил, мой недоброжелатель как раз таков.

— А где же ты ему на мозоль наступил? — уточнил Николай — Как умудрился?

Я не стал кочевряжиться и рассказал ему все без утайки. А, собственно, что тут такого? Ну да, состязаются два богача в том, кто кого на кукан подденет, что в том удивительного? Ничего нового или необычного здесь нет. Ну, за исключением того, что в данное соперничество затесались ворожей и я.

И еще я придержал один факт, не стал Нифонтову рассказывать о том, что Максим не просто наемник, который должен отправить господина Носова в лучший из миров, а профессионал из организованного сообщества убийц. Уверен, мой приятель из Отдела про данное сообщество непременно слышал. Более того — как только он узнает столь пикантную деталь, то я моментально стану частью очередной его разработки. А мне это напрочь не нужно, слишком уж скользкая тема, чтобы в нее лезть. И очень опасная. Не хочу становиться мишенью по причине того, что это нужно кому-то другому. Ладно бы тут мой интерес какой-то имелся, а так, за чужую звездочку на погонах… Без меня.

— К чему рассказано. Коль, ты же понимаешь, что нам с этим парнем миром уже не разойтись? И он не отступится от своего, в силу имеющихся договорных отношений, да и мне хочется отплатить подобным за подобное. Отвык я левую щеку подставлять после того, как по правой треснули.

— Это ваши внутренние терки — хмыкнул Нифонтов — Отдел в подобные свары не влезает до той поры, пока они не начинают представлять опасность для мирного населения. Так что я точно тебе мешать не стану. А если надо, то и помогу, так как этот хрен с горы чуть человека на тот свет не отправил, а подобное уже по нашему ведомству проходит.

— За это отдельное спасибо. Ну и наниматель его тоже вроде как передо мной должок заимел. Уверен, инициатива исходила от него. Мол — нет человека — нет проблемы.

— С этим сложнее — помолчав, произнес оперативник — Пока не будет веских доказательств, по крайней мере. Добудешь такие — ты в своем праве. Но мой тебе совет — лучше не надо. Особа твой Белозеров непростая, влиятельная, вхожая в кулуары власти, и, что совсем скверно, на виду находящаяся. Ясно, что ты сработаешь чисто, но если все-таки кое-кто из старших братьев начнет копать глубже, чем все остальные, то последствия просчитать сложно. Да и потом — я этих пауков знаю, они все равно друг друга сожрут. Так что спокойно сиди на берегу реки и жди.

Ну да, а Носов, значит, со своими деньгами, заводами и пароходами сидел в уголке и сопли на кулак мотал?

Хотя да, мы о разных вещах говорим. Мой наниматель умирал медленно, про него даже сетевые издания перестали уже писать, а Николаша имеет в виду смерть неожиданную и скорую.

Может, он и прав. К тому же я не уверен, что именно Белозеров являлся инициатором моей смерти. Ну да, Нифонтову я подал все под этим соусом, но на деле… Не уверен, что работодатель Максима вообще знает, кто я такой. Думаю, все случившееся операция от и до задуманная и реализованная ворожеем, проведенная без согласования с начальством. И сейчас он имеет бледный вид, объясняя почему Белозеров лишился глаз и ушей в ближайшем окружении Носова.

Вот так, за разговорами, мы и добрались до дома Ряжских. Ворота гостеприимно распахнулись и наш микроавтобус въехал на территорию, которая мне за минувшие недели ужасно надоела. Вот хоть бы раз приехать сюда с какими-то приятными целями и уехать в хорошем настроении. Фиг. То тут строят планы по моему убийству, то призраков прошлого приходиться выпроваживать за седьмое небо, то вот, подручного из плена вызволять.

— Наша помощь нужна? — хмуро осведомился у меня охранник — Или как?

Договорившись с Николаем, я сразу перезвонил Ольге Михайловне с тем, чтобы она охрану в своем поместье предупредила о нашем приезде. Та с готовностью согласилась, даже не спрашивая о том, зачем мне это нужно. Ну, и еще поругала немного за слишком ранний выход из клиники, включив режим «заботливый друг».

Кстати, где-то рядом с ней сейчас находится Жанна. Не знаю отчего, но она винит в случившемся большей частью именно Ольгу, и никакие мои доводы слушать не желает. По этой самой причине моя спутница, разузнав о текущих планах на день, еще ранним утром отбыла в Москва-Сити, чтобы быть рядом с Ряжскими и успеть предупредить меня до того, как их охрана расстреляет наш микроавтобус прямо во дворе. Из автоматов, со всех сторон, очередями, снова и снова дырявя наши дергающиеся под градом пуль тела.

Надо будет Родьке сказать, чтобы он заканчивал боевики смотреть. Вон у Жанны какие фантазии в голове гуляют.

Впрочем, не удивлюсь, если она еще попутно в офисе Ряжских какую-нибудь гадость Олесе устроит. Просто моя помогайка очень не одобрила то, что я накануне, скажем так, накоротке сошелся с этой славной девчонкой. В открытую Жанна высказывать ничего не стала, но я в достаточной мере ее уже изучил.

— Мы тут походим, кое-что осмотрим — ответил я охраннику — С вашего разрешения.

— Хозяйка добро дала, смотрите — угрюмо произнес мой собеседник и отошел в сторону.

Не нравлюсь я им. Ну, оно понятно. Вряд ли Ряжские поведали прислуге, к числу которой относятся и эти бравые парни, подробности произошедшего, потому, по их мнению, именно из-за меня днями на тот свет отправились двое коллег и начальник. А если вспомнить все то, что по моей милости здесь случалось раньше, то я в их глазах олицетворяю зло в чистом виде.

Впрочем, мне все равно, кто и что про меня думает. Раньше — да, волновало, а сейчас как-то по барабану. Не мешают — и на том спасибо.

Анатолия я приметил почти сразу. Он махал руками за одном из окон дома, а после, когда убедился в том, что его усилия не прошли даром, буквально к нему прилип.

— Ну что? — спросил я у Вики, которая неторопливо бродила по дорожкам которых хватало на немаленькой придомовой территории — Есть результат?

— Есть — девушка сошла с дорожки и уселась на качели, сделанные в виде дивана. Или диван, превращенный в качели? Не знаю, как правильно — Работа хорошая, грамотная, сразу видно, что ты имеешь дело с профессионалом. Он поставил тут четыре печати, по сторонам света и заговорил их именем Стрибога. Одна прямо у входа в дом, другие близ стен.

— Стрибога? — переспросил я, усаживаясь рядом с ней — Того, что в старые времена ветрами руководил?

— Не совсем — поморщилась Виктория — Стыдно не знать базовые основы, гражданин ведьмак. Ветры и бури — только часть силы Стрибога, на самом деле этот бог был куда более многогранен. И добрым его назвать никак нельзя, он из той компании, в которую входят, к примеру, Морок или Морана. Людей он любил не сильно, признавал и поощрял в них только темные начала, вроде безудержного стремления к власти или желания лить кровь по поводу и без повода.

— Как интересно — призадумался я — Но ты же сможешь эти печати снять?

— Ломать не строить — Вика оттолкнулась от земли ногами, раскачивая качели — Те более что все снимать и не надо, достаточно нарушить одну, чтобы твой призрак смог покинуть дом.

— Так в чем же дело?

— В осторожности — пояснила девушка — Ворожей твой, похоже, изрядный хитрец, он мог тут сюрприз оставить, вроде ловушки в ловушке. Мы печать курочим, и тут же, к примеру, активируется какое-то проклятие. Это как двойной механизм в мине. Ты первый отключаешь, и немедленно срабатывает второй. Ба-бах — и никого не стало. Кстати, тебе я тоже не рекомендую в дом заходить. Не исключено, что печати каким-то образом замкнуты непосредственно на тебя, кто знает, что может случиться. Может все и не так, и я дую на воду. А если нет?

— О как — я глянул на Толика, который жалобно глядел на меня из дома — И как быть? Просто забить на это дело, пусть печати стоят до того момента, пока дом не снесут?

— Гипотетически можно — согласилась сотрудница Отдела — Но, я так понимаю, тебя такой вариант не сильно устраивает?

— Тот, кто закрыт в доме, мне не раз помогал — подтвердил я — Вреда от него людям нет, но не поручусь, что так будет всегда. Просто если этот бедолага просидит года два-три в замкнутом пространстве, то он непременно начнет дичать, и тогда добра не жди.

— Намекаешь на то, что спасти местных обитателей от потенциально угрозы мой долг? — усмехнулась Вика — Мол, задача Отдела оберегать и защищать?

— Нет — я встал с качелей — Просто сказал то, что есть. Толик может сбрендить, вот и все. И тогда тем, кто тут живет, мало не покажется.

Виктория посмотрела на меня и почему-то рассмеялась. Только очень уж невесело этот смех прозвучал.

— Слушай, есть и другие варианты — произнес я — Если что, можно с кем-то из ведьм поговорить, они наверняка в этих печатях понимают. Та же Марфа, например…

— Все нормально — Вика глубоко вздохнула — Освободим мы твоего… Как там его? Толика, верно?

— Хороший, кстати, мужик, бывший таксист. Прибился вот ко мне недавно. Не гнать же?

— Обрастаешь свитой — иронично заметила девушка, вставая с качелей — Скоро расширишь ее до нескольких десятков. Отряд наблюдения за всеми и вся, диверсионная группа, личная охрана, ликвидаторы. Останется только обзавестись убийственной силы артефактами и все, Темный Властелин Москвы и области готов.

— Крепко подозреваю, что твои коллеги прибьют меня гораздо раньше, как только заподозрят в подобных планах.

— Если ты начнешь лить людскую кровь — разумеется — кивнула Вика — Нет, сначала последуют два предупреждения, а уж потом, если ты им не внемлешь, тогда да. Но на деле нам даже ничего предпринимать не придется. Тебя свои же прибьют, причем еще до того, как мы вмешаемся. В ночной Москве никому дисбаланс сил не нужен, здесь все давным-давно обговорено и поделено, потому любые попытки амбициозных новичков оттяпать себе кусок пирога пожирнее обречены на провал. И примеры тому есть, причем даже на моей памяти. На коротких дистанциях такие Наполеоны могут достичь локальных побед, но в позиционной войне всегда проигрывают. Ладно, иди к машине и не подглядывай. Попробую северную печать снять, она самая нестабильная на вид.

Виктория щелкнула замком сумочки и достала из нее явно увесистый амулет в виде Солнца с восьмью лучами, болтающийся на массивной серебряной цепи.

— Иди, говорю — уже более строго велела она мне — Вон, с Колькой поболтай о том и о сем. И не вздумай подглядывать.

— Я школьник что ли? — мне стало как-то даже обидно — Придумала тоже — подглядывать.

— Ты только стараешься выглядеть матерым ведьмаком — мягко объяснила мне Вика — А по сути остался таким же, каким и был. Но это хорошо, Саша. Правда хорошо. Может, от того, что у тебя сердце шерстью не обросло, ты и выбираешься из таких переделок, где другие голову бы сложили.

Ну, это она меня идеализирует. Впрочем — и ладно, пускай. Я не против.

— Паш, не ори так в трубку, у меня все ухо мокрое — Николай, судя по всему, общался со своим коллегой — Нет, не от страха. Просто из нее брызги слюны летят. Да, скоро буду. Нет, не жру. Я, Паша, делом занимаюсь. Да, представляешь, не ты один в отделе работаешь, еще и мы с Викой иногда подключаемся. Сказал же — скоро буду!

Он отключил смартфон и сплюнул себе под ноги.

— Производственные споры? — понимающе кивнул я — Знакомо.

— Конец весны — начало лета — хуже нету — мрачно процедил оперативник — В природе благодать, все цветет, пахнет, щепка на щепку лезет, а у нас одни хлопоты. Нечисть да нежить после зимы как с цепи срывается. Само собой, в какой-то момент надо выпустить пар, вот и орем друг на друга. Без зла, просто для разрядки. Где Вика?

— Печать снимает — махнул я рукой в направлении дома — Амулет вот такого размера достала из сумочки и направилась строго в направлении севера.

— Амулет, говоришь? — кинул на меня быстрый взгляд Николай — Надо же. Значит, дело имеем с наследием ушедших богов? Кто из них? Велес или Перун?

— Стрибог — ответил я.

— Надо же. Не самый популярный персонаж из пантеона, надо признать. Не припоминаю, чтобы раньше с ним сталкивался.

— В смысле — с ним? — уточнил я — Лично?

— Саш, не тупи. В смысле с теми, кто ему поклоняется. У нас государство светское, со свободой вероисповедания, как в старые времена за языческие закидоны никто никого на костер не тянет, потому куча народу в столице и невест сколько по России в кого только не верит. И в Перуна, и в Мокошь, и в Световида четырехголового, и даже в Одина, хоть он вроде и не наш. Большей частью это дилетантизм чистой воды, безобидные игры взрослых мальчиков и девочек с выездом на природу весенне-летней порой, сопряженные с распитием спиртных напитков, прыганьем через костер и частенько свальным грехом. Ну, вот так они видят веру предков, такой себе ее представляют. Вреда от этого никому никакого нет, даже иногда польза случается. В том году вот такие чудаки лесной пожар помогали тушить, во имя Велеса, который, как известно, благоволил к чащобам и рощицам. Да и как источник информации их использовать удобно. При всей своей незамысловатости они иногда могут рассказать больше, чем наши архивные записи. Мне вот пару раз крепко помогли, чего скрывать. Но есть и другие, те, что ищут в прошлом то, что лучше бы и не возвращать на белый свет. Силу недобрую ищут, артефакты, книги, которые наши предшественники не сожгли по недосмотру, другую разную пакость.

— Как, например, записки Рогнеды? — не удержался я.

— Например — Нифонтов оперся спиной на машину — Лучше бы не напоминал. Соседка твоя, сволочь старая, крепко за меня взялась. Не поверишь — повадилась ко мне во сны лазать. Приснится под утро, трясет кривым пальцем и как змеюка шипит: «Не забудь, время идет! Не управишься — не бывать тебе счастливым». Можно подумать, у меня до того все в жизни гладко обстояло. Тьфу!

— А что, кольцо да гребень у Марфы вообще никак не выцыганить? Может, есть варианты? Обмен там, еще что-то?

— Я так понял, это еще наследие, которое передается от матери дочери. Ну, или там внучке, если судьба какое коленце выкинет. Она этот антиквариат долго заполучить не могла, и только пару лет назад Швецов ей помог его добыть.

— Швецов? Это который Хранитель кладов? — встрепенулся я — Да?

— Ага — совсем запечалился Нифонтов — Уж не знаю, где и на чем старая бесовка его подловила, но он ей помог. Впрочем, Валера парень расчетливый, мог и просто так ей навстречу пойти. Опять же — около него всегда ошивается Воронецкая, которая до сих пор входит в ковен, которым руководит Марфа. Сейчас, правда, исключительно формально, в связи с изменением социального статуса, но тогда у нее еще имелись карьерные устремления. Может, она его и уговорила.

— А что за изменение статуса? — заинтересовался я.

— Да забей — отмахнулся оперативник — Не бери в голову. И вообще — баба с возу, кобыле легче. Та еще змеюка эта Воронецкая, ты же сам небось помнишь? Сошла она с дистанции — и слава богу.

Помню, как же. Она тебя бесчувственного тогда чуть не прирезала. Не вмешайся я — и не разговаривать бы нам сейчас.

— Коль, а как бы мне с этим Швецовым повстречаться? — спросил я у оперативника — Есть у меня к нему небольшое предложение. Ты, часом, не поможешь?

— Я — нет — сразу отказался сотрудник Отдела — Мы с ним знакомы шапочно. Так, пару раз виделись и только. Паша его знает получше, но, без обид, ради тебя впрягаться точно не станет. Повторюсь, Валера парень не простой, сильно себе на уме, потому лишний раз его лучше не теребить. Нет, он, может, и не откажет, мы и сами к нему пару раз обращались за помощью, но давай так — в Ночи каждый сам делает свои долги, а после сам по ним платит.

— Услышал тебя — кивнул я — Справедливо и резонно.

— Ты с Абрагимом как? — подумав, спросил у меня Николай — Нормально ладишь?

— Вроде — подтвердил я — Заглядываю к нему иногда. Да ты сам знаешь, мы же недавно у него обедали.

— Через него попробуй на Швецова выйти — посоветовал мне оперативник — Они большие приятели, это мне точно известно. Аджин к нему благоволит, особенно после того, как Валера для какого-то его знакомого клад нашел. Что да как мне неизвестно, но, заметим, Абрагим даже Воронецкую стал привечать, а это дело небывалое. Он ведьм вообще не очень жалует.

А ведь у меня такая мысль мелькала, только я тогда ее недокрутил. И зря. Надо будет сгонять на Парк Культуры, причем не откладывая это дело в долгий ящик. Прямо в следующий понедельник.

— Что с фигурантами? — Николай, как видно, решил перевести разговор в другую плоскость — Кого следующего ловить станем?

— Пока без понятия — признался я — Надо досье посмотреть, потом новости старые почитать. Может и возникнет следок. Но вообще, знаешь, я уже не знаю, за что хвататься. И туда надо, и сюда надо, там горит, тут подгорает. Нахватал забот на свою голову, а теперь не знаю, куда от них деваться.

— Это жизнь — Нифонтов насторожился — О, гляди!

Из-за дома взвился в небо серебряный фонтанчик искр. Высокий, яркий, он даже при солнечном свете был отлично заметен.

— Растопил ты сердце Снежной Королевы, похоже — Николай хлопнул меня по плечу — Только гляди, Сашка, она нам всем как сестра. Если чего — предупреждать не станем, просто приедем и тебя на ноль помножим.

— Хозяин! — Анатолий вывалился прямо из стены — Я уж думал все, капец, навсегда тут застряну! И самое главное, предупредить никак не мог о том, что эти гады задумали! Представляешь, как мне было. Я все знаю, а сказать не могу. А ты где-то там едешь в Москва-Сити на верную погибель!

Такое не сыграешь. Если и оставались у меня какие-то сомнения по поводу искренности Толяна, то сейчас они полностью развеялись.

— Саш, если тебе доведется с ворожеем еще пообщаться, передай ему мои поздравления — произнесла немного побледневшая Вика, подходя к нам — Очень хорошая работа. Я даже думала, что все, не справлюсь. А какая замечательная в печать была встроена ловушка! И еще этот сигнальный датчик, который сообщил твоему недругу о том, что его работа уничтожена. На самом деле впечатляюще. И знаете, мальчики, что я думаю?

— Что? — в один голос спросили мы с Нифонтовым.

— Этого ворожея обязательно надо убить — мило улыбнулась девушка — Иначе, чую, он такого может в городе натворить!

Глава 13

Золотозубый таксист, везущий меня на дачу к родителям, время от времени поглядывал на меня в зеркало заднего вида, как видно не понимая, как можно такие деньги тратить на подобные забавы. Мол — не проще ли машину купить, если есть на что? Ай кез бан!

В принципе все так. Мало того — я мог бы позвонить той же Ряжской, за мной приехали бы и отвезли куда надо. Но зачем? Еще два года назад, до отъезда из страны, я пришел к пониманию одной простой вещи — в вопросы, связанные с личной жизнью, лучше никого не посвящать. Потому что непонятно, как, когда и где это может выйти боком. Ну, разве что в совсем уж редких случаях можно посторонних пускать в свою жизнь.

Опять же — деньги у меня теперь были, и немалые. Носов не соврал и перечислил обещанный процент от сделки. И, скажу честно, цифра, фигурирующая в СМС, пришедшем от банка, заставила меня всерьез задуматься о том, что я, похоже, последние годы точно не тем занимался. Какие-то зелья варил, рисковал жизнью, отправляя заблудшие души в последнее путешествие, другими опасными промыслами занимался. Зачем? Всего-то надо было найти такую вдовушку, как Римма Черемисина, да помочь ей с оформлением наследства. И все. А после несколько лет жить так, как хочется, при этом ни в чем себе не отказывая.

Если меня что и опечалило в этой связи, так лишь тот факт, что теперь по следам этих денег налоговая может нагрянуть с резонной просьбой обосновать их происхождение. Они могут.

Кстати, СМСку эту и Вика увидела. Мы с ней сидели в салоне микроавтобуса, который вез нас обратно в Москву. Вышло это случайно, просто я не сдержался и присвистнул, когда ознакомился с текстом сообщения.

— Ни свисти, денег не будет — сказала девушка, а после не удержалась и глянула мне через плечо — Хотя… Может, неправа народная мудрость? Может, наоборот, день надо начинать ссоловьиного свиста?

— Может — я убрал смартфон в карман — Но вообще это случайность.

— Случайность с массой нулей — рассмеялась девушка — Я их даже сосчитать не успела — больно много. Да ладно, не красней. Уверена, что эти деньги получены за честно проделанную работу. А что много — так и профессионализм твой растет.

Нифонтов молчал, но уверен — он все слышал, и после как следует Вику расспросит.

— А поехали со мной? — вдруг предложил девушке я. Сам секунду назад не ожидал, что такое скажу.

— Куда именно? — уточнила она — В ресторан? К тебе домой? В гостиницу? Или в розовую глубокую долину, где у меня будет все, что только не пожелаю?

— Все варианты ничего, только с долиной не совсем ясный — признался я — Почему она розовая?

— Ну, вот так — губы девушки тронула улыбка — Розовая.

— Вообще я говорю о поездке за город. Нет, не в Лозовку, не переживай. Я еду к моим родителям, в фамильное каркасно-щитовое поместье, вольготно раскинувшееся на шести сотках.

— Я там был — подал голос Нифонтов — Зря иронизируешь, хорошая у твоих стариков дача. Правильная. Грядки есть, бочки, беседка. Все свое — огурчики, помидорчики, к осени картошечка. Не то, что у остальных москвичей — только альпийская горка и барбекю. Тьфу! Да вон, у Ряжских твоих земли полно, а толку от нее чуть.

— К родителям? — Вика глубоко вздохнула — Даже так?

— Почему нет? Думаю, они будут рады с тобой познакомиться.

— Нет — я просто физически ощутил, как между нами снова встала непроницаемая ледяная стена — Ни к чему это.

И все, больше ни слова она мне не сказала за поездку. Ни единого.

Все понимаю — проклятие, то, се… Но я же живой? Я же не каменный? Зачем тогда было приезжать, все остальное зачем?

Нет, никогда мне таких женщин, как она, не понять. Хотя, может оно и к лучшему. Есть ведь другие, такие, как, например, моя новая знакомая Олеся, которая только за вчера и сегодня вон, кучу сообщений написала, сводящихся к тому, что пора бы новый кабинет занять и ее, красивую, к себе в референты взять.

К слову — вряд ли. Если я все же открою ИП и обоснуюсь в Москва-Сити, то Олесе ровным счетом ничего не светит. Я лучше Юрченкову из банка выдерну. Она человек проверенный годами и литрами спиртного, к ней спиной поворачиваться точно можно.

Окончательно же печальные мысли у меня развеялись ближе к вечеру, тогда, когда я вошел под тенистые своды леса. Ей-ей, как домой вернулся из странствий.

— Батюшка Лесной Хозяин, прими поклон да подарки — громко произнес я, поставив пакет со стандартным продуктовым набором на уже знакомый мне пенек — Вот, приехал слово сдержать, то, что тебе не так давно дал.

— За что всегда ведьмаков уважал — им доверять можно — раздался из-за куста голос лешего, а после и он сам появился передо мной — Сказано — сделано. Не то что иные нынешние, которые только сулить горазды. Наобещают гор златых, а на деле и медной денежкой не одарят. Тьфу! А за гостинцы спасибо. Балуешь ты меня, ведьмак.

— В жизни радостей мало. Если я могу тому, кто мне по душе, лишний раз приятное сделать, то особо не думаю. Ты же меня, батюшка, с вот такого возраста знаешь, верно? Ну и как тебе не потрафить?

Красивое слово. Недавно прочел в какой-то книге, запомнил. Вот, пригодилось.

— Кстати, тут твоя женка бывшая заглядывала — развертывая карамельку, сообщил мне лесовик — Печальная сильно. Плакала даже у той березы, которую ты, паршивец, ножом изукрасил по малолетству.

Есть тут такая. И да, вырезал я некогда на ней заветно-классическое «С+С=Л». Меня тогда чувства переполняли на пару с гормонами, вот и отметился.

Но вот что Светке неймется-то все? Вроде все что можно обсудили, по полочкам разложили, как мне казалось, друг друга поняли. Нет, я всегда знал о том, что для мой бывшей самая желанная цель та, что не достижима, но в данном случае этот принцип не работает. Я уже в прошлом, а за ним гнаться смысла нет. Впрочем, у нее на этот счет наверняка другое мнение.

И еще — что-то слишком много представительниц противоположного пола стало вращаться в моей орбите. Это добром не кончится. Я далек от убеждений вроде «мужчину губит не война, его смерть таится в улыбке женщины», но должен признать, что в какой-то момент может начаться комедия ошибок в стиле Шекспира, чего не хотелось бы. Просто участниками этой потенциальной пьесы являются самые разные дамы, среди которых в том числе есть амбициозная ведьма и сотрудница правоохранительных органов, потому все это может из комедии запросто превратиться в трагедию. Той же Ваське ничего не стоит навесить проклятия на всех конкуренток, кроме, пожалуй, вышеуказанной Вике. Та ей не по зубам.

Да и не до них сейчас, родимых. У меня проблем накопилось больше, чем следует.

— Никак хворь какая приключилась? — поинтересовался у меня леший — Чую, в груди у тебя маленько похрипывает.

— Да вот, с лихими людьми дорожки сплелись в одну — не стал скрывать я — Налетел грудью на пулю.

— Они что же?

— Им повезло меньше, чем мне — не без гордости ответил я.

— Пойдем-ка — поманил меня за собой старичок — Подлечу тебя маленько.

Я был уверен, что мне сейчас снова доведется испить того чудного сока, который дает береза, оставшаяся в память от берегини, но нет, ошибся. Минут через десять мы оказались на небольшой полянке, в центре которой стоял изрядных размеров дуб. И я был готово поклясться, что здесь никогда не бывал, даром что в детстве и юности местный лес исходил вдоль и поперек.

Лесовик подошел к дереву, что-то прошептал, и я увидел, как толстенный корень, который выпирал из-под земли не меньше, чем на полметра, еще сильнее оттопырился и открыл дорогу звонко зажурчавшей воде. Был ли это родник или ключ — не знаю, но выглядело все со стороны невероятно зрелищно.

— Испей — поднес мне Лесной Хозяин сплетенную из бересты чащу, наполненную прозрачной влагой — Давай-давай, тебе этой водицы сейчас хлебнуть самое то.

Упрашивать меня не пришлось, и я в три глотка опустошил емкость.

Вода была невероятно холодная, просто-таки ледяная и неимоверно вкусная. Причем описать ту гамму ощущений, что меня накрыла, просто не смогу. Не найду нужных слов.

После третьего глотка у меня перехватило дух, а когда я отдышался, то ощутил, что из души ушла накопившаяся моральная усталость, а из тела всяческие напоминания о каких-либо недомоганиях.

— Однако — я протянул чашку лесовику — Это что же за диво такое?

— Говорю же — правильная вода — тот снова зачерпнул влаги, но на этот раз сам припал ртом к емкости — Уффф! Хорошо. Она, парень, силу из таких глубин берет, куда человеку ввек не добраться, ага. В ней вся мощь земная, исконная, обитает. А еще отголоски первых гроз, что Перун на землю посылает, свет Хорсов, что роса в себя впитывает. Да много чего. Правда и поможет она не всякому, а только тому, кому сама пожелает. Тебя вот она приветила — и показалась, и подлечила.

А ведь у меня в рюкзаке, что за плечами находится, полулитровая баклажка лежит. Интересно, если Бэллу такой водой напоить, ей полегчает?

— Не выйдет ничего — сообщил мне старичок, лукаво улыбнувшись — Сила ее только тут живет, у моего заветного дуба. Если ее с поляны унести, то она станет просто водой.

— Никак мысли начал вслух проговаривать? — перепугался я — Вот и все, дожил.

— У тебя они на лбу написаны — рассмеялся лесовик — Уж не обессудь. Да ты садись, паря, садись. Солнце вон еще где, до темноты время есть, раньше те тати не покажутся. Хочешь — вздремни, хочешь просто отдохни. И вот, еще попей, если желаешь.

Я желал. Очень хотелось снова ощутить это необычное чувство, когда тебе тело на пару с душой словно апгрейдят.

— И что, любую хворь эта благодать изживает? — вытерев рот, поинтересовался я у лешего — Даже самую погибельную?

— Нет. На такое только живая вода способна. А тут другое. Если есть у тебя тоска-печаль на сердце — эта водица ее сгладит. Если рана вроде поджила, но все же беспокоит, к дождю там, или перед сном — она ее до конца залечит. Но мертвого поднять не сможет, нет. И насквозь хворого здоровым сделать тоже.

— А вот вы сказали, что этот дуб заветный. В каком смысле?

— С него этот лес начался — пояснил Хозяин — Он первым у поля себе землицу отвоевал, а за ним и остальные дерева пошли в рост. И пращур мой аккурат под этим корнем когда-то приют себе нашел. Это уж потом дед мой в дупло перебрался. Вон в то. Тогда же и этот ключ забил, расщедрился Велес, одарил моего родича таким гостинцем. Пока этот дуб стоит — живет лес и живу я. Он корень всему!

Вот так-то. Стало быть, дедушка меня к себе в гости пригласил. Приятно. Я прекрасно осознаю, насколько высока, выходит, у него ко мне степень доверия.

Но елки-палки, как же дышится и думается легко после второй чаши. Прямо сказка!

Мой спутник тем временем взял, да и задремал, привалившись спиной к дубу и надвинув головной убор на глаза, даже похрапывать начал. Но при этом он не забывал прижимать к себе правой рукой полиэтиленовый пакет, в котором хранились те продукты, что я ему подарил. Вот ведь до чего век урбанизации лесную нечисть довел, а?

Что до меня — ни о каком сне речь идти не могла, напротив, я давно не ощущал в себе такого подъема чувств и такой ясности мысли. Упускать подобный шанс было верхом глупости, потому я достал смартфон и открыл заветный файл, что мне некогда прислала Ряжская.

Итак, кто у меня остался из фигурантов?

Дмитрий Александрович Рагулин, чиновник одного не очень большого ведомства, который отдал богу душу в тот момент, когда в его кабинет пришли улыбчивые люди в серых пиджаках, снабженные специфической казенной бумагой с большой круглой печатью. Бумага эта в перспективе гарантировала Дмитрию Александровичу времяпровождение и питание от щедрот государства на довольно-таки длительный срок. Как видно, не очень большое ведомство открывало немалые перспективы, коими господин Рагулин от души попользовался. Отчасти это подтверждали кое-какие детали, указанные в аналитической справке.

Следующим был Матвей Серебряный (в миру Фроловцев), художник-метареалист. Я не очень разбираюсь в живописи, потому глянув в сети несколько рисунков упомянутой особы, благо сеть брала и тут, у заветного дуба. Глянул и понял — не мое. Возникало ощущение, что брал Серебряный аудиторию не столько художественными умениями, сколько тем, что тюбиков с красками не жалел, выдавливая их на холст щедро, от души. Что примечательно — на тот свет он отправился не сам, ему помогли. Тело с десятком ножевых ранений обнаружили как-то поутру за гаражами, которые стояли во дворе весьма престижного дома старой постройки, в котором как раз обитал художник. Полиция искала убийц со всем прилежанием, но, увы, оказалась бессильна.

За ним следовал Георгий Чхирхава, предприниматель. Ему тоже не повезло, он умер не своей смертью, но тут, правда, имелась предельная ясность что случилось и кто виноват. Чхирхаву расстрелял собственный компаньон, приходящийся ему к тому же дальним родственником. На следствии и в суде он утверждал, что все упирается в деньги, но, похоже, дело было все же не в них.

Замыкал четверку все еще находящихся на свободе беглецов с кладбища Марк Аронович Левинсон, профессор, замдекана одного из московских престижных вузов, лауреат, член-корреспондент и прочая, прочая. Когда-то давно, еще в той стране, он успел поработать на оборонку, после принял участие в написании десятка весомых научных трудов, причем его фамилия на титульных листах соседствовала с именами великих, засветился в дюжине пусть второстепенных, но все же открытий, и вот так, потихоньку, помаленьку, занял свое место на научном Олимпе. И, надо думать, рассчитывал находиться там еще долго, только вот не получилось. Причем на тот свет этот светоч разума отправился прямо по классику — грешно и смешно. Помер наш член-корреспондент в самый ответственный момент, пребывая на молоденькой, но перспективной аспирантке. Сердце, надо думать, не выдержало того рвения, которое проявляла тянущаяся к науке девица. Само собой историю замяли, чтобы не бросать тень на научное сообщество и репутацию ВУЗа, по официальной версии Марка Ароновича хватил классический удар. Но шила в мешке не утаишь, потому в досье имелась подлинная причина смерти.

Вот так посмотришь — вроде люди как люди. Не лучше и не хуже остальных живущих на Земле. Ученый, художник, бизнесмен и чиновник — профессии нередкие, особенно в городах.

Но при этом я точно знаю — у каждого из них есть свой скелет в шкафу. Зубастый, страшный, кривой и косой. За каждым из этих благопристойных внешне граждан тянется не очень хороший, а то и просто-таки смрадный след, в противном случае не взял бы их колдун себе в подручные. Ему другие слуги не нужны, он собирал с кладбища всю гниль людскую.

Но именно в этом их слабость, что уже доказала другая четверка, та, которая покинула Землю навсегда. Смерть не стала обнулением или очищением для этих людей, напротив, она обнажила их внутреннюю суть, дав иллюзорную безнаказанность, происходящую из того, что теперь им вроде как нечего бояться или стесняться. Твори что хочешь, никто же с тебя ничего не спросит, хотя бы потому что никто тебя не видит и никогда не поймает.

Так что не могли и эти красавцы где-то да не наследить. Как я и говорил раньше — нужно только поискать.

Не знаю отчего, но наиболее перспективным направлением для разработки мне в данный момент виделась линия художника. Может, потому что у него единственного из всех причины смерти были неясны, может оттого, что живопись всегда тесно граничила с мистическим восприятием мира. Сколько книг про это написано — не сосчитаешь. Да что книг! Даже в сериалах эта тематика поднималась, и не раз. Ну, и потом — какая разница с кого начинать? Почему бы не с господина Серебряного?

К тому моменту, когда на полянку, где мы с лешим расположились, наползли синие сумерки, я узнал для себя много нового как о современной живописи, так и о нравах, царящих в богемной среде, связанной с этим видом искусства. Само собой, из официальных источников, вроде сайтов галерей и искусствоведческих энциклопедий, коих оказалось сильно немало, ничего особо интересного выловить не удалось. Ну, кроме того, что после смерти Матвея его полотна изрядно прибавили в цене и начали весьма бодро продаваться, причем какие-то картины даже за рубеж ушли. Нельзя сказать, что до того они висели без движения, нет-нет-нет. Спрос на творения Серебряного имелся, причем устойчивый, у него даже выставки проходили. И тем не менее его профессиональный статус изменился только посмертно, именно тогда он из категории «уже признанный мастер» перескочил в другую, более высокую, став наименоваться «безвременно ушедшим гением». Там же я выяснил, что, оказывается, в последние годы жизни господин Серебряный не только метареализмом баловался, он и вполне себе обычные картины стал писать. Ну, те, глядя на которые не надо гадать — то ли ее правильно повесили на стену, то ли вверх ногами? И что именно там изображено — самолет или апельсин? Мнения ближнего круга творца на этот счет изменились, кто-то счел это предательством себя, кто-то, наоборот, сказал, что Матвей за ум взялся и начал деньги зарабатывать. Что примечательно — этот новый виток творчества сработал как некий рекламный триггер, взбодрив интерес публики к уже подзабытому было художнику. Да и продавались полотна с пейзажами и портретами куда бодрее, чем ранние, не совсем понятные как мне, так, подозреваю, и большей части аудитории творения. Оно ведь как бывает? Стоит человек, смотрит на картину, которую и картиной-то не назовешь, не понимает, кто и зачем эту мазню сюда повесил, но думает при этом: «Скажешь правду, назовешь это безобразие бредом — засмеют. Решат, что я вообще ничего в искусстве не понимаю. Нет уж, если все говорят «гениально», то я буду как все».

А тут вон какая красота, все понятно — вот река, вот стога, вот московский двор, вот Жуков Георгий Константинович на фоне горящего рейхстага. Кстати, московский двор я бы даже у себя дома повесил, не значься напротив него цена в виде шестизначной цифры. Очень душевно получилось.

Но самое интересное, конечно же, находилось на форумах, посвящённых современной русской живописи. Ох, какую кучу информации я перелопатил, сколько нового узнал о тех, кто посвятил себя служению славной богине Клио. Почему ей? Древние греки не выделяли живопись в отдельный вид искусства, считая ее ремеслом, которое фиксирует настоящее для будущего. Ну, а за историю тогда отвечала именно Клио, потому все художники автоматически зачислялись в ее штат. Про это экскурсовод рассказывал в Афинах, вот я и запомнил.

Не стану врать, мой фигурант не являлся знаковой персоной, хотя свои пять посмертных минут славы он, конечно же, получил. Его смерть дня на два стала темой номер один для обсуждения на всех ресурсах, что я просмотрел. И вот оттуда я и выудил кое-какие интересные детали.

Оказывается, в свое время Матвей был замешан в не очень красивой истории, связанной с изготовлением репликов, то есть копий картин известных мастеров прошлого. В данном случае, правда, не слишком известных, но все же востребованных. То ли их продавали как подлинники, то ли еще что, но скандал вышел громкий, кого-то даже посадили, а по поводу Серебряного один человек сказал так: «Главное не это. Они знали, что занимаются полным дерьмом, но только Матвей делал это с огромным удовольствием. Мало того — он наверняка считал, что его копии превосходят оригинал, хоть любой из нас скажет, что это не так. Не удивлюсь, если лет через десять какие-то из них всплывут на аукционах без упоминания того, что это копия. С Матвейки станется».

Еще он очень некрасиво расставался с женами, которых у него насчитывалось аж четыре штуки. Каждую из них он выгонял из дома без копейки, а после сражался с ними в судах как лев. Впрочем, там еще те милашки, похоже, были. Их бывшего еще закопать не успели, а они друг с другом уже сошлись в бою за наследство, которое, к слову, даже не открылось к тому времени. Завещания Серебряный не оставил, как видно предполагая, что после начнется вот такая фигня. Подложил бывшим свинью. Хотя, может, и нет. Может просто не оставил и все. У нас до сих пор выражение посмертной воли не слишком распространено.

Само собой, я сразу заподозрил, что покойный живописец, вволю насмотрясь на бесчинства бывших, начнет их гробить, но нет. Все четверо живы, регулярно ходят в суды и, судя по страничкам в соцсетях, кошмарами не мучаются.

Живы и все его коллеги из числа тех, с, с кем Серебряный конфликтовал больше всего. Я потратил битый час на проверку, и убедился в том, что с ними все в порядке. Причем некоторые и после смерти Матвея продолжали утверждать, что он бездарь и сквалыга, каких свет не видывал. Впрочем, на то, что покойный был жаден до денег, в один голос утверждали все — и друзья, и враги.

Я чуял, что истина где-то рядом, что дело именно в деньгах, но никак не мог ухватить тот кончик ниточки, который позволит размотать мне этот клубок.

— Что, уже смерклось? — заворочался рядом со мной лесовик, а после чихнул — Вот и славно. Самое, значит, время, чтобы лиходеев навестить, которые мне всю плешь проели. Слышь, ведьмак?

— Слышу, слышу — пробормотал я, зацепившись взглядом за один любопытный пост — Пять секунд.

Очень интересное сообщение, я его как прочел, сразу испытал то чувство, которое, наверное, испытывают охотничьи собаки, встав на след.

«Да ерунда это все. Ну, подсидел Матвеюшка кого-то в совете, ну, надавил и выставку Курилкина свернул до того, как ее в план вставили. Это все так, мелочи. Вы вот с Николишиным пообщайтесь, он вам много чего порассказать сможет про то, какие делишки наш Гобсек в его студии творил. Вот где наш новоиспеченный гений смог во всю ширь развернуться!».

И что примечательно, на автора этого поста, который скрывался под ником «Царь Горох», почти сразу набросились комментаторы, утверждавшие, что все это сплетни и слухи.

— Парень, так мы идем? — потеребил меня за плечо Лесной Хозяин — Ночь коротка, а дел у меня много. Туда сходи, там проверь. Костры вот опять же могут палить в лесу, а погода сушь. Нынче день субботний, непременно какие-нибудь обалдуи припрутся на опушку.

Я сделал скриншот сообщения и, ощущая себя сладкоежкой, у которого только что отобрали даже не попробованный торт, поднялся на ноги.

— Конечно пошли. Чего ждать? Да и мама, наверное, волнуется, час уже не ранний.

— Вот-вот — поддакнул старичок — Еще водички хлебнешь?

— Конечно — мигом согласился я — Почему нет? А если еще и в бутылку разрешите набрать, так моей благодарности пределов не будет.

— Говорено же — нет в том проку — фыркнул леший — Но коли желаешь — наливай.

И ведь что интересно — вода из-под корня шустро так бьет, но при этом непонятно, куда она после девается. Рядом с деревом ни лужи нет, ни канальчика, что вода непременно бы себе пробила. Она просто течет. С журчанием. В никуда.

Вот как так?

Натурально, вымораживают мне мозг иногда подобные мелочи. Отлично понимаю ведь, что не все можно объяснить с точки зрения логики, физики, химии и прочих хитроумных наук. Я сам в эти науки не всегда и не везде вписываюсь. Прямое подтверждение тому пулевое отверстие, от которого уже следа не осталось. Но все равно весь мой прошлый, еще человеческий опыт, подобным вещам противится. Может по привычке, может, не желая расставаться с привычной моделью мироздания, в которой если вода откуда-то вытекает, она непременно куда-то должна потом дальше следовать. Или впадать.

До нужного места добрались мы быстро. Им оказалась небольшая ложбинка, заросшая березками, расположенная рядом с тем краем леса, который находился совсем недалеко от Калужского шоссе. И да, близ деревьев действительно мыкался призрак вполне прилично одетого мужчины средних лет. Причем обычный призрак, без черноты внутри. Правда, приглядевшись, небольшую пульсирующую темную точку я все же приметил, но до критических значений ей было очень далеко.

И, скажем прямо — не очень походил этот неупокоенный дух на бандита или грабителя. А со слов лесовика именно им он и являлся. Как было сказано? «Делили деньги, ругались, потом один другого убил».

Тем временем и призрак нас заметил, после чего повел себя странновато. Он начал подпрыгивать на месте, корчить рожи, злобно скалиться и грозно ругаться на иностранном языке. По-моему финском.

— Видал! — выпучил глаза Лесной Хозяин и ткнул в беснующегося шагах в пятнадцати от нас духа пальцем — Вон чего творит! Стращает, значит, нас, зараза такая! Но ты не пугайся, тут он нас не достанет. Дальше вот энтой березки ему ходу нет.

— Уууууу! — завыл призрак, задрав голову вверх и скребя себя прозрачными руками по прозрачной же груди.

— Ишь, как его корежит! — я даже помотал головой от удивления, а после обратился к обитателю ложбины — Слышь, горемыка, ты чего так орешь-то?

— А? — перестал кривляться дух, уставился на меня, после потер кулаками глаза и что-то горячо протараторил.

— Не понимаю тебя — поморщился я, а после осведомился — Do you speak English?

— Yes! Oh, my God, at least someone heard me! — подпрыгнул на месте призрак — Listen, how did you manage it?

— О чем это он? — с подозрением осведомился у меня леший.

— Радуется, что хоть кто-то его понял и услышал — пояснил я — Интересуется, как мне это удалось. Are you from Finland?

Я угадал, нежеланный обитатель леса оказался финном. Только был он никакой не бандит, а предприниматель, поставлявший в Россию сыр, и, на свою голову, связавшийся не с тем деловым партнером. Вернее, его сгубила жадность. Не захотел обитатель страны озер в полной мере платить в бюджет нашей страны положенные налоги и пошлины, и через даркнет спутался с ребятами, которые обещали порешать все вопросы. Вот только он не учел один нюанс — эти ребята и с ним по-честному рассчитываться не стремились, потому «обували» сыродела так, как только можно. Тот не стерпел, все им высказал и потребовал свои деньги, да еще и с процентами. Кончилось все здесь, в лесочке, где финну в последний раз по-хорошему предложили взять то, что дают, а после, не выпендриваясь, спокойно работать дальше. Вот убей не пойму, как бандитам удалось его сюда добром завести. Ясно же, что это не лучшее место для переговоров, зато отличное для похорон.

Так, собственно, и вышло. Последнее, что помнил Эркки (так звали моего нового знакомца) из земной жизни была резкая боль в груди, а дальше началось другое, ограниченное во времени и пространстве существование. Зона его обитания ограничивалась небольшим пятачком ложбины, а на белый свет он вылезал теперь только ночной порой. И самое обидное — его никто не видел. А ведь люди сюда то и дело заглядывали, правда в основном затем, чтобы справить нужду. Дорога-то вон она, за деревьями гудит. Уж он и орал, и руками махал, и награду сулил — все впустую. Не видят его — и все. Потом, дней через пять, он понял отчего, а в поначалу очень переживал по этому поводу.

Исключение составлял только забавный бородатый старичок, тот, что стоит рядом со мной, но и с ним у Эркки договориться не получилось, как он не старался.

— Надо сообщить моей жене о том, что случилось — горячо тараторил финн — И непременно в полицию обратиться! Нужно, чтобы этих негодяев поймали и отняли у них мои деньги. Это собственность моей семьи! Вы этим займетесь?

— Нет — искренне ответил я — Тратить свое время на улаживание ваших проблем не стану. У меня его не так много.

— Но как же? — опешил Эркки — Ведь есть гражданский долг… И потом — это ваши соотечественники меня убили. Вы обязаны…

— Могу вам предложить свободу — холодно произнес я — Здесь и сейчас. Если нет — можете безумствовать, дальше, пытаясь докричаться до слабящихся дальнобойщиков. На принятие решения у вас есть пять секунд. Время пошло.

Глава 14

— Чегой-то даже жалко стало этого инородца — сообщил мне леший тогда, когда мы уже почти добрались до края леса, за которым раскинулся дачный поселок — Безвинно смерть мужик принял.

— Глупо — да, безвинно — нет — покачал головой я — Он лишнюю копеечку выгадать пытался, и на том жизнь потерял. Не крутил бы схемы с кем попало, платил налоги как положено и до сих пор свои сыры возил бы в Россию — гурманам на радость, себе на выгоду.

Кстати, перед тем как отправить Эркке в последний полет, я у него выведал все детали случившегося, с номерами машин, именами и телефонами участников. На мою удачу, память у финна была замечательная.

Зачем? Пусть будет. Я уже давно усвоил простую истину — информации много не бывает, особенно если она исходит от мертвых. Ну, за исключением той дребедени, которую обычно несут несовершеннолетние девочки-самоубийцы. Там, конечно, такой поток сознания льется, что с головой накрыть может. Я два раза с подобным сталкивался, чуть умом не тронулся в обеих случаях.

— Ну, может ты и прав — покивал Лесной Хозяин — Я нынешнее время не сильно понимаю. Да и не пытаюсь, если совсем уж честно. Неудобное оно для меня, ваше время, смекаешь? Вывернулось все за последние сто лет наизнанку, паря. Раньше хлебушек сеяли, а теперь его только едят. Ни одного же поля возделанного рядом с лесом нет. В былое время люди тут, на земле жили, а в город ездили поглядеть на чудеса какие поглядеть или на ярмарку, а теперя наоборот — все там, в каменных коробках, обитают, а сюда на денек-другой приезжают. Вот потому я из лесу своего носа не кажу. Тут все по-старому, по-прежнему, вроде, как и нет этого вашего нового времени. Вот еще бы не мусорили…

— Когда в следующий раз приеду, таблички привезу — пообещал ему я — «В лесу не мусорить. За нарушение — наказание».

— Думаешь поможет? — с надеждой спросил лесовик.

— Нет — расстроил его я — Вернее — не сразу. На таблички эти давно никто не смотрит, все знают, что их тыкают для порядка и проформы. Но вот если тех, кто мимо них прошел и бросил тут после фантик или окурок, как следует пугануть, и делать это на постоянной основе, то может и сработать. Покрутить пакостников по лесу, к болоту завести, филином поухать, выпью в темноте поорать. Властей народ не боится, но тут-то другое. Здесь то, что в наш генетический код зашито, что от предков перешло, для которых лес был и дом, и друг, и враг, и вся вселенная. Это другой коленкор. Короче — у нас народ понятливый, особенно когда дело касается личной безопасности, замешанной на сверхъестественном.

— Замешанной на чем?

— На том, чего вроде и нет — пояснил я — Ладно, пойду домой. Что-то устал сегодня, в сон прямо клонит.

— А и иди. И спи — посоветовал мне лесовик, сунув в руки корзину — Вот держи. Первые в этом году боровички. Крепенькие, один к одному.

Грибы я отдал маме, привычно отшутился от ее безобидных вроде подъездов класса «когда ж я наконец стану бабушкой» и «вот для кого мы с отцом дачу строили», а утром, чуть свет, сбежал из родных пенатов обратно в город. Тем более, что Светка, со слов мамы, в этом году вообще переехала сюда, в СНТ. То ли на «удаленку» перешла, то ли отсюда на работу ездит, то ли вообще уволилась — я так и не понял. Но встречаться с ней я точно не стремлюсь, она опять начнет по сотому разу пытаться склеить не то, что разбитое, а давным-давно выкинутое на свалку, и даже утилизированное.

Короче — нафиг эти забавы. Тем более, что вокруг меня и так вон, целый цветник образовался. Будь я персонажем книги, размещенной на каком-нибудь самиздатовском портале, то её непременно отнесли бы в категорию «гаремник». Точно говорю. Вот накой я ту же Олесю на грех совратил? Понятия не имею. Как видно, по указке свыше. Впрочем, в конкретном данном случае, кто кого совратил с полной уверенностью сказать все же нельзя. Да, изначально инициатива исходила от меня, а вот потом…

За всеми этими размышлениями обратная дорога пролетела как-то незаметно, даже несмотря на то, что я на этот раз я все же воспользовался муниципальным транспортом.

Родной дом меня встретил криком и ором.

— Это не твоя квартира! — блажил Родька — Ты вообще ненастоящая! Я дуну — и все! Развеешься как туман! Нежить!

— А ты неведома зверушка! — не уступала ему Жанна — Существо без прописки, совести и гендерности! Ты — оно! Ясно? Оно! Андроид, бесполое создание!

— Я не оно! — сошел на фальцет мой слуга — Сама ты оно! Редкое! При жизни потаскухой была, и после смерти такой же осталась! Кто с Толиком спутался, а? Я все знаю! Все хозяину расскажу! У, змеюка холодная, призрачная!

— Может и змеюка! Только за Сашку я любого удавлю или зажалю! А от тебя помощи ноль! Только на шее у него сидишь да канючишь постоянно: «купи мне то, купи это». Или дрыхнешь! Его вон недавно чуть не убили, а тебе и дела до того нет, будто так и надо. Или, может, тебе так и надо!

Окончательно рассвирепевший Родька попытался ударить призрак, но, само собой, у него ничего не получилось и он, не устояв на лапах, покатился по полу забавным меховым шариком.

— Чего орем? — холодно осведомился у спорщиков я — Чего опять не поделили?

— Я с ним в одном доме больше жить не могу! — заявила мне Жанна, обиженно надув губы — Это невыносимо!

— Гони ее прочь, хозяин! — потребовал у меня слуга — Чую — через нее к нам беда придет! У этой заразы ни стыда, ни совести!

И скандалящая парочка снова уставилась друг на друга, словно прикидывая, как сподручнее друг друга уничтожать будет.

— Выставил бы ты, Александр, их обоих за порог на время — посоветовал мне Вавила Силыч, который, оказывается, тоже тут присутствовал. Я его как-то даже сразу и не заметил — Чтобы от безделья да с жиру не бесились.

— Хорошая мысль — согласился с ним я — Все, надоело. Давай, вон того мохнатого забирай к себе денька и гоняй как сидорову козу. Для начала на неделю, а там поглядим.

— Так тебе и надо, кудлатый! — зло улыбнулась Жанна. Родька уставился на меня, в его круглых глазах явно читалось: «Как же так, хозяин? Ведь я же… А ты…».

— Ты тоже свое получишь — заверил я девушку — Даже не сомневайся. Только для начала я вот что хочу выяснить — из-за чего весь сыр-бор?

Родька зло глянул на свою противницу, та ответила тем же.

— Это наш спор — наконец произнесла Жанна — Мы сами разберемся.

— Свои собаки грызутся — чужая не влазь — неожиданно поддержал их Вавила Силыч, несомненно бывший в курсе причины конфликта — Ну, может, тут это не совсем верно, но поверь, Александр, так оно и есть. Что до обалдуя твоего — заберу и «спасибо» скажу. У нас в доме плановая замена труб как раз начинается, так что он без дела сидеть не станет. Кстати! Ты имей в виду — послезавтра горячую воду отключают на две недели, так что помойся, постирайся и так далее. Объявление на подъезде седьмицу уже висит, только ты его, небось, не читал?

— Все у нас хорошо, но вот эта старая добрая традиция воду летом отключать вымораживает, конечно — проворчал я.

— Надо — развел руками подъездный — Деды ваши так жили, отцы, и вы, стало быть, терпите. Сам же говоришь — традиция. Родион, давай, пошли со мной. Я тебя сейчас к Потапычу отведу, он как раз в подвал отправился трубы постукивать. При нем побудешь покуда, а после решим, куда тебя после приткнуть.

— Давай-давай — ангельским голоском буквально пропела Жанна, а после помахала Родьке ручкой — Все как ты любишь — темно, тихо и едой пахнет. Правда, той, которую уже кто-то ел, но это не так важно.

Ничего ей на это Родька не ответил. Он уходил гордо, печатая шаг мохнатыми лапами. И только раз на меня глянул, без злости, скорее — укоризненно. По всему выходило, что в этот самый момент я должен был понять, как ошибся и восстановить справедливость.

Но не сложилось, и отравился мой слуга, солнцем палимый, ветром гонимый приносить пользу обществу на ниве коммунального хозяйства. Что до Жанны — она, прекрасно понимая, что следующая в очереди на раздачу памятных подарков, прострекотала что-то вроде «ой, я тут вспомнила!» и покинула квартиру, после чего в той установились тишина. То, чего тут так давно не было.

Я поблаженствовал минут двадцать в это идиллии, после чего отправился на кухню, в надежде закрепить прекрасное настроение чем-нибудь эдаким, с большим количеством калорий и желательно жареным.

Фиг! Холодильник был пуст, прямо как в те времена, когда я работал в банке. Но даже тогда в белоснежной ледяной пустыне встречались кетчуповые вкрапления и зеленые островки замерзшего насмерть укропа. А тут — прямо белое безмолвие какое-то. Эта мохнатая прорва даже кубики «Магги» сгрызла.

Господи, вот куда в него лезет, а?

Я закрыл дверцу холодильника, подумав о том, что в случившемся, между прочим, можно узреть руку судьбы. Возможно, высший разум таким образом дает мне понять, что недавнее решение наведаться к Абрагиму и через него попробовать достучаться до загадочного Хранителя кладов не лишено смысла. Мало того — он тот единственный шанс, который остался у Бэллы. Еще, конечно, есть кабальный и очень грязный вариант, в котором участвует Марфа и неведомая мне девчонка, обреченная на смерть ради того, чтобы жила сестра Ряжской, но я в это болото не полезу. Это как раз тот случай с коготком и пропавшей птичкой из сокровищницы народного фольклора. Мне он не подходит.

Хотя и тут, конечно, «нет» куда больше, чем «да». Велика вероятность того, что Хранитель пошлет меня куда подальше сразу, без всяких встреч. Ну, вот неинтересен я ему ни с какого ракурса. Может случиться по-другому, но ровно с тем же результатом — из уважения к Абрагиму он меня выслушает, и пошлет только после беседы.

И я на это ни разу не обижусь, поскольку понимаю, что предложение мое весьма и весьма сомнительно. Что я, по сути, могу сказать этому парню? Приятель, где-то в Подмосковье есть лес, в котором закопан ящик, а в нем лежит мандрагыр, который мне нужен. Поехали, откопаем?

Бред?

Бред. Ну вот ни разу не серьезное деловое предложение. Ему этот мандрагыр, скорее всего в хрен не впился, а что до денег, которые я ему могу предложить в качестве оплаты за услугу — так у него их, небось, куры не клюют. С такой-то специализацией!

А ведь помимо всего прочего, мы с ним еще и потенциальные враги. Именно на этого Валеру меня науськивает Морана. Это же он слуга Великого Полоза. И, по-хорошему, я его убить должен. Мало того — уверен, что с другой стороны идет точно такая же накачка, только в роли главной вражины там фигурирую я.

Успокаивает одно — все, с кем я беседовал о Швецове, сходятся в единой точке — характер у этого парня сложный, но при этом в разумности ему не отказать. То есть можно надеяться на то, что он все же предпочтет сначала поговорить, и только после начинать войну.

Хотя мне вообще непонятно, почему мы с этим парнем должны не любить, или, тем более, уничтожать друг друга во славу существ, которые в нашем технологичном и продвинутом сегодня стали тем, что называется фольклор. Потому лично я на тропу войны вставать точно не собираюсь, даже если этот Валера меня нафиг пошлет. Защищаться, если что — да, стану, но орать: «Морана рулит, Полоз отстой!» не буду по любому. И пусть обитательница Нави хоть сколько обижается.

Тем более, что Полоз на самом деле не отстой. Жуть жуткая — да, крайне неприятное существо — тоже. Но не отстой. Достойного врага следует уважать даже тогда, когда он занес топор над твоей шеей.

Я глянул на часы. Утро уже, пожалуй, кончилось, но день пока не начался. Не знаю, есть ли у заведения Абрагима документально зафиксированные часы работы, но, полагаю, вряд ли оно открывается раньше того часа, чем солнце как следует пригреет город. Потому лучше я туда отправлюсь чуть попозже, где-то в полдень. А что есть хочется — так потерплю. Ничего страшного в этом нет. Вон, чайку попью и заодно попробую выяснить — кто же такой Николишин, о котором упомянул безвестный респондент в мортирологической ветке форума, посвященного памяти художника Серебряного?

Уже через пять минут я понял, что задача мне досталась не такая уж простая. Нет, я прекрасно понимал, что Николишиных на свете немало, но не подозревал, что настолько. Вроде бы не Иванов и не Петров, однако же вот — тут тебе и хоккеист, и ботаник, и жертва культа личности, и таксидермист. В ассортименте, так сказать.

А вот художника такого нет, что примечательно. Вернее, есть несколько, но они явно никак с покойным Матвеем не связаны, где-то в силу возраста, где-то в силу территориальных моментов. Речь шла о некоей студии, которая почти наверняка находится в Москве или области. Ну, вряд ли Серебряный всякий раз ездил куда-нибудь в Квебек, чтобы пообщаться этим самым Николишиным?

Увы, но связки «Николишин художественная студия», «Студия, Николишин, живопись» и им подобные тоже ничего не дали. Куча ссылок, никакого отношения к интересующей меня теме не имеющих — вот и все.

Я менял поисковики, выискивал самые странные сочетания — пусто. Пирожок ни с чем. Такое ощущение, что этого Николишина просто в природе не существует, и студии его тоже. Хотя — странно. Очень странно. Сейчас любая секция, кружок или студия прежде, чем народ набрать и начать хоть чем-то заниматься, сначала себе страничку заводят и группы на пару с каналами во всех соцсетях создают. А то и сразу парочку — одну открытую, другую закрытую, для своих. А тут — тишина. Я вообще не представлял, что такое возможно в наше мегаинформационное время.

Но и тому человеку, что написал пост, вокруг которого я сплел свою теорию, врать смысла не было. А зачем? Какой ему в этом смысл? С другой стороны — а, мало ли? Я ведь зарегистрировался на том форуме, хотел ему в личку написать — и обломался. Нет там больше такого участника. «Учетная запись не найдена».

Разумеется, это не означало того, что все ниточки оборваны. Нет-нет-нет. Есть еще некий Курилкин, которому Матвей подрезал выставку, его я, к слову, нашел довольно быстро. Оказалось, это довольно-таки известный живописец, на мой скромный взгляд не претендующий на вечность, но при этом имеющий довольно весомый ценник на свои работы, причем в разных галереях. Как вариант, можно пообщаться с ним. И уверен, что Курилкин будет очень разговорчив. Время лечит, но его прошло не так уж много, чтобы ранимая творческая натура забыла зло, ей нанесенное, потому Матвея этот художник сдаст быстро и охотно. Опять же — есть жены покойного Серебряного, кто-то из них что-то может знать о предмете моего интереса.

Одно плохо — формально-то я никто. Просто человек, который пришел и задает вопросы. Это только в сериалах все люди капец какие отзывчивые и охотно беседуют с незнакомцами, которые лезут в чужую, а то и их собственную личную жизнь. А на деле пошлют меня куда подальше и жены, и Курилкин.

Нет, здесь нужен страж закона, который имеет полное право требовать от граждан предельно честные ответы на свои вопросы. И у меня таковой под рукой есть.

— Привет — бодро гаркнул я в трубку, когда Нифонтов ответил на мой вызов — Николай, приглашаю тебя пожрать шаурмы у Абрагима. Ты как?

— Пожрать — «за» — моментально согласился оперативник — У Абрагима — нет.

— О как. Чего так? Кому-то закрыли доступ в самую загадочную харчевню столицы? Никак, ты крепко накосячил?

— Да нет, все в порядке — хохотнул Нифонтов — Хотя была недавно одна ситуация, после которой этот товарищ смотрел на меня косо и брови супил, но все обошлось. Просто я не в Москве. Я в Челябинске.

— Где? — немного ошарашенно переспросил я.

— В Челябинске — повторил оперативник — Столице Южного Урала. Так бывает, Сашка, иногда за своими клиентами приходиться выезжать из родного города. Вот, ловим с Женькой тут одну сильно увертливую особу, которая в Москве очень сильно наследила. Сейчас как раз направляемся в район с чудным названием «Северок», вроде ее там вчера видели, попробуем на след встать. Так что давай мы с тобой перенесем предложенное рандеву на конец следующей недели, хорошо? Потому что пока мы ее поймаем… Ну, или убьем. Короче — пока вернемся, пока разгребем все, что за время отсутствия накопилось. Ну, ты понял.

— Печально — вздохнул я — Расстроил меня.

— А в чем дело-то? Ты изложи, только конспективно. Мы уже почти прибыли на место, но пара минут у меня ещё есть.

Я выполнил его просьбу, причем борясь с желанием повесить трубку, поскольку услышал реплику Мезенцевой «Коль, да сколько можно? Он тебе совсем на шею сел».

— В принципе логично — сообщил мне Нифонтов — За эту веревочку стоит потянуть.

— Без ксивы трудно — пояснил я — Послать могут.

— Могут — согласился оперативник с данным доводом — Слушай, а позвони Калинину. Ну, Стасу. Помнишь его? Опер из «Западного», шустрый такой?

— Помню — ответил я — А как же.

Еще бы не помнить. Смелый парень, не побоялся с ведьмами сцепиться. Себе на уме, конечно, так мы все такие. И по-своему надежный.

— Он теперь в начальствовыбился, в небольшое, но все же — продолжил Николай — Должность всех меняет, сам знаешь, но, если он начнет пальцы гнуть, то ты скажи, что я попросил помочь. За ним там кое-какой должок значится еще с прошлого года, думаю не откажет.

— За идею спасибо — поблагодарил я его — А что до всего остального — договорюсь с ним как-нибудь. Не чужие же люди.

Все на самом деле так. Долг Стаса в этом случае на меня перейдет, а мне оно зачем? Да и вообще — как всех этих беглецов переловлю, сразу с Николаем общение до минимума сокращу. Слишком близко я его к себе подпустил за последнее время. Да, по необходимости, но это ничего не меняет.

— Как знаешь — отозвался оперативник — Тебе сувенир из Челябы привезти?

— Какой? Магнитик на холодильник?

— Таких тут не видел. Но могу приволочь кусок трубы. Или, к примеру, труселя.

— Какие труселя?

— Красные, какие же еще? — в голосе Нифонтова появилась не особо скрываемая ехидца — Судя по тому, какие слухи о тебе теперь ходят, они будут не лишними.

— Да ты же там, в клубе, со мной был! — возмутился я — Ладно остальные, с них взятки гладки, но…

Короткие гудки. Отключился Николай от беседы, как видно добрался до пункта назначения. Вот даже не знаю, что именно по результатам беседы больше сделать хочется — то ли пожелать ему удачи в бою, то ли махнуть рукой и сказать: «да и хрен с тобой».

А идею, повторюсь, он мне неплохую все же подал. Перспективную. И в дальний ящик ее реализацию я откладывать не собираюсь.

Увы и ах, но с первого захода ничего не получилось. Номер Стаса у меня сохранился, я еще перед отъездом всю телефонную книжку скопировал в один из старых аппаратов, вот только абонент был не абонент. И во второй раз та же ерунда произошла, когда я в такси ехал, и в третий, когда около шурмячной на тихой улочке стоял. То ли телефон Калинин сменил, то ли еще чего. Если не дозвонюсь до вечера, придется Маринку теребить. Уж кто-кто, а она с шеи Стаса точно не слезала все это время. Свой источник в правоохранительных органах для журналиста святое.

— Мое почтение, Абрагим — поприветствовал я владельца заведения, который в данный момент бодро заворачивал в лаваш курятину, помидоры и все прочие составляющие шаурмы — Как обслужишь посетителей, подойдешь ко мне? Разговор есть.

— Привет Сашка — прогудел аджин — Садись, жди. Кушать станешь?

— Конечно — изобразил обиду я — Прийти к тебе в гости и не поесть? Это кем же надо быть, каким идиотом?

Абрагим довольно заурчал. Само собой, аджин понял, что это лесть, но, как большинство восточных людей, он рассматривал ее не как желание собеседника добиться неких преференций не очень честным путем, а как особую форму похвалы. Умелая лесть на Востоке — это не лицемерие, это высокое искусство, совершенства в котором достигают очень немногие.

Ждать мне пришлось минут двадцать. Сначала Абрагим обслужил парочку студентов, которых вообще непонятно как сюда занесло, после подал кусок мяса невзрачному мужичку, который притулился в углу и под конец шуганул какую-то бабульку, которая долго мялась у входа, словно решая — войти, не войти.

— Чего старушку-то не пустил? — поинтересовался я у аджина, когда тот наконец присел за мой столик — Что с ней не так?

— Все не так — проворчал великан, от которого буквально пыхало жаром — Какая старушка? Это черная пайрика.

— Кто?

— Ээээ! — аджин пощелкал пальцами — Как это… Она кемпир! Снова не понял? Ай, Сашка, как с тобой трудно. Того не знаешь, этого не знаешь. Если не учишься — зачем в городе живешь? Живи там, где все просто, где думать не надо. А тут живешь — учись давай. Узнавай больше, понимать жизнь станет легче. А то умрешь — и не поймешь отчего. Ха!

— Смешно — хмуро согласился я.

— О! — Абрагим ткнул мне в грудь своим толстым указательным пальцем — Она — Лихо. Не главное, то, что под горами давно сидит и выйти не может, она просто служит ему. Где немножко задержится — там беда случится. Маленькая. А если долго пробудет — жди большое горе. Их тут, в Москве семеро обитает. Было десять, но троих убили. Двух Францев-паша еще давно зарезал, одну лет десять назад Ровнин-эффенди сжег. Много эти кемпир себе позволять стали, людские жизни забирали.

Как интересно. Францев, который давно мертв — паша, высшая степень уважительного отношения к нецарственной особе. А Ровнин только эффенди. И, судя по интонациям, Абрагим не испытывает к нему и половины того отношения, что к прежнему начальнику Отдела.

Впрочем, он в этом не одинок. Я, даже будучи за границей, пару раз слышал рассказы о легендарном Францеве, причем не от соотечественников. Как видно, и впрямь человек он был совершенно замечательный.

А что до Абрагима, то воистину Восток дело тонкое. И очень грамотно разбирающееся во всех оттенках глубокого уважения.

— Я не с пустыми руками — о стол брякнула бутылка очень и очень хорошей водки, купленная по дороге в специализированном магазине — Знаю, что ты такую любишь. Вернее — помню.

— Сам будешь? — осведомился у меня аджин, почесывая волосатую грудь, видневшуюся под расстёгнутым серо-белым халатом — Э?

— Если только чутка — вытер пот со лба я — Больно жарко сегодня. Развезет меня.

— Чутка можно — Абрагим свернул крышку с горлышка, а после достал из кармана халата мятую медную пиалу — Пьяный не будешь. Ха!

Мы выпили, в глазах моего сотрапезника на секунду вспыхнули огоньки далеких костров, горящих на извечных торговых тропах, ведущих через бескрайние пески.

— Какое дело у тебя, Сашка? — добродушно осведомился у меня шаурмячник — Знаю, не просто так пришел. Лицом прятать тайны научился, а душой — нет. Кто тебя знает, все сразу видит.

Прямо вот раз за разом он меня сегодня обламывает. Эдак я комплексами обзаведусь к концу трапезы.

— Ну-ну — аджин хохотнул — Нестрашно. Пока такой — хорошо, тебе верить можно. Станешь другой — и все вокруг тебя изменятся. Станут молчать, где раньше говорили, врать, скрывать разное. Разве так хорошо?

— Нет.

— Ну вот — хлопнул меня по плечу аджин — Радуйся, что ты пока ты. Хорошо это, только не навсегда. Ладно, ты думай, а я тебе пока еды принесу.

Да, кстати — надо в магазин зайти, продуктов купить. А то ведь, чего доброго, мой проглот-слуга вечером заявится, так еще возмущаться начнет, что, мол ему, рабочей косточке, даже поесть нечего в родном доме. С него станется.

— Что хотел, Сашка? — Абрагим пододвинул ко мне бумажную тарелку с божественно пахнущей шаурмой — Говори, как есть.

— Мне бы с Хранителем кладов повидаться — не стал тянуть я, попутно схватив с тарелки снедь — И переговорить с ним кое о чем. Мне рассказывали, что вы приятели, тесно общаетесь. Может, устроишь нам встречу?

— Если клад надо искать — даже звонить ему не стану — мотнул головой аджин — Многие хотели, просили, но он всем отказал. Ему это не надо. Он хранитель, а не искатель, понимаешь? Если что другое — могу попросить. Но ничего не обещаю.

— Искать надо — вздохнув, признался я. Тут врать никак нельзя, Абрагим лжи ни мне, ни кому-либо другому не простит. А всплывет этот факт обязательно — Но там и клад не такой, как у остальных. Это не золото, не бриллианты, это корень. Мандрагыр, слышал о таком?

— Слышал, слышал — покивал шаурмячник, очень пристально глядя на меня. Мне даже не по себе стало.

— Да и тот не мне — решил выложить всю правду я — Если хочешь, можешь считать меня дурачком, но я его ищу, чтобы девушку одну вылечить. Она мне вроде как никто, но отдавать ее своей Хозяйке очень сильно не хочу. Она достойна того, чтобы жить дальше.

— Сердце горит? — продемонстрировал мне свои белоснежные зубы аджин — Э? Ханум стрелу глазами выпустила, и в цель попала, да?

— Не в этом дело — я вдруг очень четко увидел перед собой белое, без кровинки, лицо Бэллы — Просто ощущаю, что надо ей помочь — и все. Без каких-то причин. Сам не знал, что так бывает. Человек она хороший, светлый. Думал, что таких уже и не осталось.

Молчал аджин, цедил горящую водку, не мигая смотрел на меня. Я же, чтобы особо на этот счет не заморачиваться, знай уплетал шаурму.

— Я позвоню ему — наконец-то изрек Абрагим — Обещать ничего не стану. Но позвоню и поговорю. А что, той ханум больше никак не помочь? Есть заговоры, есть другие способы. Я лечить не умею, Творец не дал мне таких знаний, но Марфа-хатун много разного знает, а ты с ней вроде как…

И аджин изобразил некий жест, заключавшийся в том, что два указательных пальца были приложены друг к другу. Но не один на другой, а, так сказать, сбоку, что означало духовную, а не плотскую близость.

— Есть у нее способы — я усмехнулся — Только там ради жизни одного человека другой умереть должен.

— И что? — изумился аджин — Твоя ханум хорошая, тебе нравится, ты ее знаешь — так пусть она живет. А та, другая, тебе что? Ты ее даже не видел, э! Есть она, нет — что изменится?

Ведь даже не возразишь ничего, не сработают мои аргументы. Просто Абрагим мыслит другими категориями, причем вполне логичными и прагматичными. И не только для него они таковы, многие бы с ними согласились. И не только те, кто обитает под Луной, заметим.

— Ничего — я вытер рот салфеткой — Но все же мне бы с Валерием пообщаться. И если совсем честно — интересно же на него глянуть. Я как вернулся только и слышу — Хранитель кладов, Хранитель кладов.

— Я позвоню — повторил шаурмячник — Потом тебя наберу. Что, что такое?

Это он обратился к одному из студентов, поскольку тот закашлялся так, что, казалось, вот-вот и ему конец. Больно сильно рот снедью от жадности набил.

В этот самый момент у меня зазвонил телефон, на экране высветилось «Калинин».

— Страйк — сказал я, глядя на то, как Абрагим со всего маху хлопнул юношу по спине, отчего у того чуть позвоночник через рот не выскочил, вместе с куском шаурмы — Стас, привет! Кто я? Это Саша Смолин, помнишь такого?

Глава 15

— А мне говорили, что ты в Европах насовсем решил остаться — сообщил мне Стас — Нифонтов вроде говорил. Или его напарница, та, что рыжая и вечно жрет, как не в себя.

— Врали — заверил его я — Где родился — там и сгодился, живу по этому принципу.

— Ну и дурак — Калинин явно звонил мне во время перекуса, поскольку его речь стала частично неразборчива — Все одно никто твой патриотизм не то, что не оценит, но и даже не заметит. Другое дело, что здесь все свое, привычное. И народ лыбится только по поводу, а не все время. Вроде сто раз про это говорено и в книгах, и по телеку, а все равно этот аргумент самый бронебойный. Я тут в Калифорнию летал, Диснейленд посмотреть — ну невозможно же! Только с каким-нибудь пиндосом взглядом встретишься, так он, падла, сразу давай зубы сушить. Бесит нереально. Плюс еда у них там безвкусная. Жрать невозможно.

— Эк тебя торкнуло — проникся я — Но вообще радостно, что настолько возросло благосостояние сотрудников…

— Давай вот без этого всего — оборвал меня Стас — Мне один крендель проспорил желание. Ну, «американка», знаешь? Вот я, отталкиваясь от названия и загадал поездку в Диснейленд. Причем именно американский, а не французский какой-нибудь. Зачем мне суррогат? Я оригинал хочу. У меня с детства мечта была — обзавестись деньгами подписанными Скруджем МакДаком и дать поджопник Микки Маусу. Он мне никогда не нравился.

— Реализовал?

— Ага. Так ты чего хотел-то? Чего звонил?

— Дело есть. Помощь твоя нужна.

— Сразу нет — отказался Калинин — Хватит с меня заколдованных мест. Нет, два года назад все было где-то даже весело, «бэхой» козырной я обзавелся, звездочки получил — это да. Но мне потом еще долго всякая херь снилась по ночам, причем реалистичная донельзя. Повторных сеансов не желаю. Так что…

— Так я же не просто так. Я же отблагодарю.

— Саня, ты меня слышишь? Нет. Все, бывай.

— А как насчет убийства с международным резонансом? У вас оно наверняка в «глухарях» значится, кого-то за него дрюкают постоянно, а тебе надо будет просто пойти к высокому руководству и рассказать о том, какой ты молодец, нашел злодеев, что иностранного гражданина в том году отправили в лучший мир. Плюс то, о чем я тебя попросить хочу, скорее всего, тоже в плюс пойдет. Уверен, что и там без пары-тройки трупов не обошлось. Спинным мозгом это чую.

— Лучше бы ты в Европах ошивался, змей-искуситель — причмокнул зубом так, будто тот у него болел, Стас — Ладно, хрен с тобой. Подъезжай часика через два, пообщаемся. Адрес сейчас пришлю. Тьфу!

Нет, ну как удачно все сложилось, а? Если бы не Эркке, с которым я давеча познакомился, то ведь и послал бы меня Калинин куда подальше. Точно послал. Нет, я бы все равно до него достучался, деньги и связи открывают любую дверь, но у нас ведь как? Когда от души человек тебе помогает, то делает это как для родного. А если по принуждению или по служебной обязанности, то, как для троюродного. Или вообще, как для нежеланного гостя. То есть чисто формально, от сих до сих. И еще после может на спину плюнуть, в качестве довеска.

Если бы мне такое было нужно, я бы к Ряжской пошел, что куда быстрее и куда проще. Или к Носову. Но мне так не надо. Мне важен результат, потому нужен именно такой человек, как Стас — жесткий, резкий, почти беспринципный, но зато если уж вписавшийся в расклад, то идущий до конца. А спецы семейной четы бизнесменов сейчас почти наверняка будут мне не помогать, а палки в колеса совать, причем так, что не придерешься. Вроде как работали, вот и результат, только толку от него чуть. И их можно понять, они уверены, что это из-за меня пара хороших парней на тот свет отправилась. Я, правда, так не считаю. Судьба есть судьба, ребята оказались не в том месте и не в то время. Им просто не повезло. Так бывает.

— Я поговорю с Хранителем — сообщил мне Абрагим, усаживаясь за стол и наливая в свою медную чашку водки — Но это все, что я могу тебе пообещать. Гордыни в нем нет, по крайней мере пока, но и на помощь ко всем и каждому он не спешит. Ему это не нужно. У него уже есть все то, что может желать мужчина — друзья, без которых мир пуст, враги, без которых жизнь пресна, дело, которое заставляет все время идти вперед, власть над своими страстями и женщина, что греет ложе. Тебе нечего ему предложить, потому будь готов к отказу.

— Могу только позавидовать — абсолютно серьезно признался я — Хоть у кого-то все сложилось как надо.

— Этот человек умеет остановиться чтобы подумать, куда и зачем он спешит — пояснил мне аджин — И нужно ли ему это. А ты чаще всего просто бежишь, пытаясь поймать солнечные блики, и не понимая того, что это невозможно. Почти невозможно.

— Плесни. Чую, без допинга мне сокровищницу твоих мыслей не осознать — я протянул к шаурмячнику пластиковый стаканчик — Ну, за слово «почти».

Стас за то время, что мы с ним не виделись, почти не изменился. Внешне, имеется в виду. А вот в части остального — это был уже не тот человек, который дрых без задних ног на кухне моей дачи. Взгляд стал куда более жестким, рукопожатие цепким, а манера разговора чем-то напомнила мне питона Каа из детского мультфильма про Маугли — вроде бы и мягкая, где-то даже сердечная, но при этом лично ни на секунду не оставляло ощущение, что вот-вот, и я буду проглочен огромной змеюкой.

А еще у него появился свой кабинет, небольшой, но тем не менее. С табличкой на двери и скромной меблировкой внутри. Уверен, Калинин мог бы сменить простые стулья на мягкие, а стол из ДСП на изделие умелого краснодеревщика, но делать он этого не стал. То ли не собирался тут задерживаться, то ли давал всем понять, что он достаточно демократичен и готов обходиться тем, что ему дает хозчасть.

Впрочем, кое в чем он себе все же отказать не смог. В одном из углов я приметил стоящий на тумбочке проигрыватель виниловых пластинок «Yamaha MusicCast Ultra» и стопку дисков, причем достаточно высокую. Не скажу, что это самая дорогая модель, но и дешевой ее не назовешь. Я одно время, когда еще в банке работал, винилом увлекался, как раз такой аппарат себе купить хотел, но после передумал. В кредит лезть не хотелось, потому что берешь чужое и на время, а отдаешь свое и навсегда, а копить деньги я сроду не умел, ни тогда, ни сейчас. Ну, и кресло, в котором сидел хозяин кабинета, было не то, чтобы совсем уж скромным. У Волконского и то попроще под задницей креслице находится.

— Так что за убийство? — задал мне вопроса Стас, как только я уселся напротив него — Я тут покопался, сходу три десятка дел о пропаже иностранных граждан нашел за последние полгода только у нас по городу, потом плюнул, дальше рыть не стал. По стране вообще небось цифры четырехзначные.

— Некто Эркке Нуйланен, гражданин Финляндии, бизнесмен — не стал тянуть кота за хвост я — Пропал в том году осенью. Точную дату не назову.

— Погоди — Стас пощелкал мышкой, постучал по клавиатуре, посопел, недовольно глядя в монитор, а после снова постучал и пощелкал — Ага, есть такой, нашел. Заявление о пропаже мужа написано Кайсой Нуйланен, завизировано консульским отделом сопредельной державы. Вот только им «питерцы» занимались, он по их ведомству проходит. Оно и понятно, он в страну наверняка через «Брусничное» или «Торфяновку» въезжал, как порядочному чухонцу и положено, а после следовал в город на вольной Неве. К нам-то его чего занесло?

— Желание заработать как можно больше денег и нежелание ими делиться — пояснил я — Не с теми контрагентами товарищ связался, через что и пострадал. Жадность один из смертных грехов, что и подтверждает печальная история господина Нуйланена.

— Грохнули финна? — утвердительно спросил Калинин.

— А то — с достоинством подтвердил я — Как положено. Кстати, совсем недалеко от Москвы. Рукой подать.

— «Делиться надо» сказала амеба, и тут же доказала на деле верность своего изречения — Стас развернул ко мне монитор, на котором раскинулась карта Москвы и ближайшего Подмосковья, а после подтолкнул «мышку» — Обозначь, Саня, то место, где жадный «финик» лежит. Сделаем благое дело для соседей по границе, вернем жене мужа, а детям папку. Пусть даже и неживого.

— Где-то там лежит товарищ в ямке — я ткнул пальцем в экран практически не глядя — Землей присыпанный, лесными обитателями поеденный. Да и что показывать? Я сам с тобой на место съезжу, чтобы не быть голословным. Сразу же после того, как ты кое-что для меня очень важное поможешь разузнать. Да, знаю, выгляжу некрасиво с этими своими «ты мне — я тебе», но что поделаешь?

Стас откинулся на спинку кресла и задумчиво уставился на меня. Уверен, решение он уже принял, вот только я понять не мог, какое именно.

— Да нет здесь ничего некрасивого — наконец произнес он — Весь мир так живет, ты да я — мы не исключения. Мне несложно тебе помочь, Саня. Даже если ты чутка зашел за грань закона… Или даже не чутка. Но ты ведь опять, наверняка, меня в жесткий блудняк втравишь, как тогда, я это всем нутром чую. Знаешь, я человек не сильно впечатлительный, у меня профессия такая, в которой хилым не место. Неважно — телом или душой, это не суть. Все такие в аналитических центрах сидят или в архивах, там им и место. А нас ноги кормят и кулаки. Но елки-палки, как вспомню тех девок в коже, что на квартиру в ночи нагрянули, так мороз по коже. А уж про все остальное, что после случилось, я вообще молчу. Сань, больше такого не хочу. Я за простую жизнь, ту, в которой пуля убивает, если попадает в грудь, а ногти у баб просто ногти, а не лезвия бритв. Понимаешь меня? Не хочу я расширять свое видение мира, меня нынешнее устраивает, в котором все просто и понятно. И умереть хочу от чего-то обычного, вроде той же пули или воспаления легких. Да, предложение твое интересное, не скрою. Звездочку мне за этого «финика» никто не даст, конечно, не того полета птица, но кое-что я из данной ситуевины выдою, это само собой. Но…

— Стас, такая кислота, которая два года назад случилась — исключение из правил — перебил его я — Как у вас говорят — внештатная ситуация. Сейчас все проще. Мне надо найти одного человечка, от которого ниточка потянется дальше, вот и все. У меня, понимаешь, только его фамилия есть — и все. Сеть перерыл, но там ни следочка этого Николишина, что, кстати, очень странно. Если не получится найти — тряхнуть кое-кого из его знакомых, чтобы те навели на след, с ними проще, про них я все знаю.

— Слишком сладко звучит — усмехнулся Калинин, внимательно на меня глядя.

— Может выйти так, что этот человек уже того — кивнул я и потыкал пальцем в направлении потолка — Есть такая вероятность. Тогда придется опросить его окружение. Со мной они говорить не станут. Ну, или станут, но так, на отвяжись. А с тобой… Куда им деваться, беднягам?

— А ты со своими фокусами-покусами вот так любого «потеряшку» можешь отыскать? Ну, как чухонца этого? — осведомился вдруг у меня Стас, который, как видно, слушая меня, думал о чем-то своем — Или как?

— Не любого — я сразу понял, куда он гнет — Да и с Эйкко случайно все получилось. Удачно, но случайно. Но если прямо очень припрет, можно попробовать поискать. Только результат я не гарантирую, уж извини.

— Это хорошо — Стас сплел пальцы рук в «замок», на его лице обозначилась хитрая полуулыбка — Хорошо. Не в смысле результата, которого может не быть, а вообще.

— Три раза — я показал Калинину три пальца — Столько я раз я тебе помогу в том случае, если мы доведем мое дело до успешного завершения. И сразу предупрежу — его фигурантом выступает не человек, фамилию которого я тебе назвал, а кое-кто другой. Просто через одного про жизнь другого хочу узнать, но его, этого Николишина, словно и на свете не было, понимаешь? Что в наше сетевое время дикость просто какая-то.

— А фамилия у этого «кое-кого» есть? — осведомился у меня полицейский — И зачем такие сложности? Для чего время тратить, идти кривым путем? Может, лучше сразу кое-кого и станем искать? А как найдем, так я его разговорю.

— В этом нет смысла — я улыбнулся, надеясь, что выгляжу мило и безобидно — Кое-кто еще в том году скончался и благополучно был похоронен. У меня и номер участка кладбищенского есть. Только вот какая штука — он там есть, и вместе с этим его там нет. Но ты особо не загоняйся, тут моя головная боль. Ты просто поможешь мне выяснить кое-какие детали, скажем так, пред и посмертного бытия этого господина.

— Так и знал! — хлопнул кулаком Стас по столу, поиграл желваками по скулам, глянул на меня, после на входную дверь и снова на меня — Пять раз. Поможешь мне пять раз.

— Хорошо — ответил я, ожидавший чего-то подобного — Но еще раз — за результат не ручаюсь

— Я не то, чтобы тебе не верю, но просто какой тогда смысл? — возмутился Стас — Ты приедешь, жалом поводишь, и скажешь: «Без мазы. Я закончил, бывайте, парни». Нет уж, давай по-честному, как ты и говорил — я тебе, ты мне. Мы находим этого твоего… Который неживой, короче. А ты после мне пять раз пособишь в мутных делах, которые иногда случаются, но в зачет пойдут только те, которые реально от следаков после уйдут в суд. Ну, или если я сам тебе скажу, что все путем. Идет?

— Ладно — согласился я, проникшись тем, насколько быстро Калинин усвоил реалии мира Ночи, причем даже не подозревая о них — Пусть будет так. Но есть одно условие — если меня что-то не устроит в том деле, где нужна моя помощь, то я тебе об этом говорю и ты без претензий и предъяв меня отпускаешь. Оно, разумеется, в зачет не идет.

— Лады — он протянул мне руку — Как скажешь.

А я на самом деле не против. Стас, конечно, бойцовый пес, который несмотря на то, что у него формально есть хозяин, сам решает, кому вцепиться в глотку, но иногда такие как он куда полезнее всего Отдела с их закидонами и заморочками. Хотя бы, потому что Стас в ответственные моменты сразу действует, а не строит сложную многоходовую конструкцию до той поры, пока совсем не припечет. И обойдется он мне дешевле, причем намного.

— Излагай — Калинин развернул монитор обратно — Только давай с самого начала — кто, что, когда и как. Расскажешь — и езжай. Как все разведаю, так тебе позвоню.

— Я могу и подождать, если что. Время у меня есть.

— А у меня нет — невозмутимо сообщил мне Стас — Сань, я не частный детектив, который тебя выслушал и тут же подорвался, чтобы выдать результат на гора. Я вообще-то на службе, у меня дел, как грязи. Следаки наседают со своей канителью, проверяющие то и дело наведываются, любимое начальство в темечко долбит. Да и всяких других хлопот хватает, «земля»-то у меня большая. Потому вали домой или еще куда, и жди. Обещаю, что вола за яйца тянуть не стану. Ты меня знаешь, если сказал — сделаю.

Выйдя из здания ОВД, я внезапно испытал чувство удивления. Почему? Причина проста — мне нечем заняться. С того момента, как я вернулся в родной город, вокруг меня все время что-то происходило, я куда-то опаздывал, что-то не успевал, кому-то нужен был неотложно. А вот сейчас некуда спешить. Нет, гипотетически дел хватало, их было даже больше, чем нужно, но в каждой из существующих проблем я достиг той точки, где от меня ничего не зависит. Я не могу помочь Бэлле, потому что не знаю, как и чем. Вернее, гипотетически знаю, но на практике я бессилен. То же самое с Носовым, который палит остаток заемных сил, не желая слышать о том, что продолжения этого аттракциона не последует. Ряжские? С ними все просто и понятно — гештальты более-менее закрыты, потому пусть пока живут как живут, до поры, до времени. Думаю, последние приключения окончательно убедили их в том, что не стоит лезть туда, где темно и страшно. Ну, а что до остальных беглецов с кладбища — пока не закончу с художником, никем другим заниматься не стану. Не стоит разбрасываться сразу на все направления, не выйдет из этого ничего путного.

Еще, конечно, есть ворожей, который мне изрядно задолжал, но до этого поганца ведь еще как-то добраться надо. Вот только так? Он, как и колдун-профессионал Кузьма Петрович, та самая черная кошка в темной комнате. Поди сыщи.

В результате я не стал мудрить и отправился домой. Ну, не по улицам же мне мотаться? Тем более что «как разведаю» Стаса могло варьироваться временным периодом от пары часов до недели. Ну, не недели, разумеется, тут я маханул, наверное, но день-другой — запросто.

Дома было тихо и спокойно. Родька под командованием подъездных лазал по подвалам, а Жанна, похоже, решила временно не мозолить мне глаза. Резонно. В последнее время она очень уж сильно взялась меня опекать, причем чем дальше, тем больше, меры ее воздействия на окружающих принимают не слишком мирные оттенки.

Может, и правда — пора ей? Не в первый ведь раз на эту тему размышляю, но всякий раз откладываю решение в дальний угол. Да, привык. Да, без нее будет немного одиноко. И даже не немного. Да, возможно такой спутницы как Жанна, я больше не встречу. Собственно, и не будет больше такой, вряд ли я захочу еще раз приблизить кого-то к себе настолько, она ведь мне не слуга, как Анатолий или в перспективе, Павлик, она друг. В том, собственно, и вся проблема. Того же таксиста я хоть сейчас отправлю на седьмое небо, что он есть, что его нет — велика ли разница? Таких Анатолиев в столице — пятачок пучок. Свистни — сбегутся и в очередь выстроятся.

А вот Жанна…

Стыд и позор, но я снова так ничего и не надумал. Опять с собой в поддавки сыграл, вспомнив внезапно о давнишней уже просьбе Карпыча. Дескать, это более важная в стратегическом плане задача, чем судьба моей непутевой спутницы.

Возможно, кто-то это сочтет слабостью. Да отчасти оно так и есть. Вот только этот кто-то живет нормальной жизнью, которая для меня уже невозможна. А побыл бы немного в моей шкуре, постоял на грани небытия, за которой чернота непроглядная, проникся бы осознанием того, что я только мертвым и могу доверять, потому что живые, узнав правду, либо от меня в сторону шарахаются, крестясь, либо прикидывают сразу, как пользу какую извлечь — может, и сменил бы точку зрения. Легко мерять других по своей мерке.

Впрочем, хорошее отношение водяника из Лозовки, конечно же, совсем уж безделицей не назовешь, потому к поискам черного петуха для жертвы я подошел со всей серьезностью. Тут ситуация оказалась не столь плачевной, как с господином Николишиным, этого добра в интернете оказалось не так и мало. Правда цена у столь колоритных представителей куриного племени оказалась ого-го какой. Нет, встречались петухи и недорогие, но как выяснилось после нескольких звонков продавцам, не такие уж и радикально черные. У одного в хвосте пестрые перья, у другого шейка радужная, уж фиг знает, что это такое. Я же хотел купить такого, который чернее ночи. Нет, возможно Карпыча и радужная пташка устроит, кто знает, но было бы очень обидно узнать на берегу реки, что я приволок в Лозовку не того, кого надо. Мол — непочтительно, не расстарался ты, Ляксандра, в должной мере. Потому я продолжил обзвон разводчиков кур, сам при этом понимая, как, должно быть, забавно выгляжу в глазах разводчиков. Или того хуже, поскольку парочка из них вообще не пожелала со мной разговаривать, приняв, как видно, за сатаниста. Черные петухи, как и черные кошки — это ведь ария из их оперы. Жертвоприношения и все такое.

— Нет, мне нужен петух радикально черного цвета — повторил я в трубку устало — Ну вот такая причуда. Что? Как? Куда? Да идите вы сами!

Звонок в дверь, который раздался тогда, когда я на столь мажорной ноте закончил очередную не слишком удачную беседу, радости мне не добавил. Как-то так получается в последнее время, что любой визит посторонних лиц в мой дом и его окрестности ведет к очередным проблемам. Один ворожей чего стоит, сволочь такая.

— Кого еще принесло на ночь глядя? — проворчал я, подходя к двери и припадая глазом к «глазку» — А?

Васька. Юная ведьма с прелестной мордашкой и непомерными карьерными амбициями. Неожиданно. И не вовремя.

— Никого нет дома — сообщил ей я, не открывая двери — Все куда-то ушли.

— Саш, не валяй дурака — попросила она — Ну что, я зря сюда ехала? И потом — это просто неприлично — держать девушку, которая сама к тебе пришла, плюнув на все условности, на пороге.

— Какие условности? — хмыкнул я, отпирая замок и распахивая дверь — Вась, ты откуда такое слово вообще знаешь? На тебе же клейма ставить негде.

— Неправда — возразила мне ведьма, поворачиваясь ко мне задом и задирая подол коротенького пестрого сарафанчика — Пока только одно стоит, так что места полно.

И верно, на упругом заду, ближе к пояснице, у нее красовалась на редкость искусно сделанная татуировка с неким знаком, который был похож как раз на клеймо. Там сплелись воедино ветви, буквы, цифры и еще невесть что.

— Это кто же тебя так пометил? — заинтересовался я — Марфа?

— У девушек свои секреты — лукаво сообщила мне ведьма, опуская подол — И открывают они их только тем, кто им дороже спокойного посмертия станет. Дерзай, ведьмак, и может когда-нибудь я расскажу тебе, как появилась эта татуировка.

— Да я особо и не стремлюсь к подобным знаниям. Мне своих проблем хватает, зачем мне еще и твои секреты? Меньше знаешь — крепче спишь.

— Фу быть таким — возмутилась Васька — Молодой парень, а ведешь себя как один из этих ваших старых хрычей. Хотя даже они веселее, чем ты.

— Ты о ком сейчас говоришь? — уточнил я, предугадывая, впрочем, ответ.

— Да о старших ваших — пояснила девушка — О дедах-ведьмаках, из которых песочек сыплется. Я в том году с хозяйкой к одному такому ездила, он на «Соколе» живет. Вот только и слышно от него было «это нам не надо» и «мы живем, как живем, в чужие дела не лезем». Бу-бу-бу, бу-бу-бу… А сам при этом, хрен старый, все на мои коленки таращился, только что слюну не пускал. Знала бы — платье в пол надела.

— Ты ври, ври, да не завирайся — посоветовал ей я — Старшаки наши, конечно, те еще кадры, но Гумберта Гумберта изображать из себя вряд ли станут.

— Кого изображать? — переспросила ведьма.

— Истинных ценителей юной и невинной красоты, подпадающей под действие уголовного кодекса.

— А, понятно — кивнула Васька — Но говорю тебе — так и было. Серьезно! Я сама удивилась — совсем же старенький старичок. Даже по имени ясно, что ему сто лет в обед. Евдоким! Звучит так, будто камень здоровенный в реку булькнулся. Евдоким! Да еще и Федотович.

Есть у нас такой, помню я его. Лютый дед, с бородищей до пупа и взглядом фанатика, готового хоть на костер взойти, только не дать дорогу новому. И теперь я точно Ваське не верю. Другое дело непонятно пока, зачем ей понадобилось на наших стариков напраслину взводить. Хотя… Ведьмы — они такие ведьмы. Возможность подвернулась немного насвинячить ближнему своему — так отчего этого не сделать? Тем более если речь идет о ведьмаках.

— Имя вообще не показатель — усмехнулся я — Вон ту дверь видишь? Ага, которая красная. За ней живет семья, в которой подрастает мальчик Савва. Этажом ниже у нас обитают братья-погодки Богдан и Мирополк, а на предпоследнем этаже Милолика имеется. Может, и еще кто в нашей кунсткамере появился с экзотическим старославянским именем, я просто не в курсе. Я и раньше не особо с соседями общался, если честно. Да ты сама-то, кстати кто? Вообще Василиса.

— Мы так и будем на пороге стоять? — девушка поняла, что из ситуации больше ничего выжать не получится и резко сменила вектор разговора — Или все же пустишь меня в дом?

— Не хочется — честно признался я — Вдруг ты ко мне приставать начнешь?

— Обязательно начну — хлопнула ресницами Васька — Непременно. Но если тебе здоровье не позволит, то ты скажи, я сразу отстану.

И тыкает в меня иголочкой, и тыкает. Ищет болевые точки.

— Отстань сразу — предложил я — Будем считать, что уже не позволило.

— Я не про то — глаза ведьмы опустились ниже моего пояса — Уверена, там все нормально, ты же еще не совсем старый. Просто донеслись до нас новости о том, что в тебя стреляли, вот я…

Добилась своего, зараза такая. На лестничной клетке разговоры на подобные темы не очень рекомендуется вести, больно много у нас в подъезде любопытных ушей.

— Ты прямо резкий такой! — прихожая у меня тесновата, потому Васька, которую я дернул за дверь, оказалась совсем близко — Или я какой-то триггерок задела, сама того не заметив? А какой? И еще — в тебя правда стреляли?

Она тут же задрала мою майку и внимательно изучила то, что находилось под ней.

— Надо же — ее пальчик ткнул в еле заметный шрам, который оставила пуля Антона — Думала, врет Стелла, а тебя на самом деле чуть не убили. А кто? Не расскажешь?

— Тебе зачем? — я опустил майку и направился в кухню.

— Интересно — пояснила ведьма — Хочу все знать. Туфли снимать? Если да — где тапки?

— Да не снимай — разрешил я.

— Так вот — хочу все знать — Васька вошла на кухню и внимательно все оглядела — Дааа, квартирка так себе. Метраж ни о чем. Саш, у тебя же денег полно, чего ты себе нормальное жилье не купишь? Квадратов на сто пятьдесят, хотя бы. И поближе к центру.

— Я неприхотлив. Привык обходиться малым. И с чего ты взяла что у меня денег полно?

— С твоими талантами по-другому быть не может — Василиса налила в чайник воду и его на плиту — Ты обитаешь близ мертвых. Это дело стремное до края, но всегда очень прибыльное. Даже для обычных людей прибыльное, достаточно только посмотреть на каких машинах ездят хозяева погребальных контор. Что уж про тебя говорить? Даже если ты сам отталкиваешь деньги, которые к тебе плывут, все одно к рукам прилипнет немало. Великий риск — великая оплата.

Забавно. Так ведь оно и есть.

— И все-таки — чего пришла? — решил я не развивать дальше эту тему.

— Правда проведать — Василиса открыла холодильник, который я как раз сегодня более-менее заполнил разной вкусной едой — Н-да. И хорошо, и плохо. Хорошо, что у тебя женщины постоянной нет, не придется никого убивать. Плохо, что есть мне тут нечего. Жирное и калорийное я не хочу, а больше у тебя ничего нет.

— Не хочешь есть — не пачкай… К-хм… Моську. Пей пустой чай без сахара. А если бережешь цвет лица — так и без заварки.

— Придется — ведьма, вздохнув, закрыла дверцу — Так вот — мы тут узнали, что тебя подстрелили. Я сначала в обморок грохнулась, узнав, что потенциального любимого не уберегла, а потом резко подорвалась и к тебе рванула. Хочу знать кто и за что, Саша. Кому я глаз на жопу за тебя натягивать стану.

— Трогательно — усмехнулся я — Только слабо как-то у вас система оповещения работает. Новость-то несвежая уже.

— Система работает нормально — возразила Василиса и провела ладонью по моей щеке — Просто я последние дни… А это кто? Ты кого-то ждешь?

Не знаю как, но она догадалась о том, что ко мне кто-то пожаловал в гости, еще до того, как брякнул дверной звонок.

— Не знаю — признался я, вставая с табурета — Вроде нет.

— Тогда пошли поглядим — с готовностью предложила ведьма и направилась в прихожую — Если баба — тебе кранты. И ей тоже.

Глава 16

За дверью стояла не баба. За ней обнаружился усталый и мрачный Стас, который раз за разом нажимал на кнопку звонка.

— Неожиданно — сообщил ему я, открывая дверь — Сказал, что позвонишь, я сижу, жду, а ты вот он.

— Да рядом с тобой был, решил, что заехать проще — отозвался он, заходя в дом — Разуваться надо? И это, у тебя пожрать чего есть?

— А, вот для кого ты всю эту холестиринную гадость в холодильник натолкал — прозвенел голосок Васьки, которая, что примечательно, в прихожую со мной не пошла — Да? Я-то дура тебе поверила, думала, что написали в сети неправду про тот показ, что тебя подставили. А теперь вижу — нет, не обманули меня предчувствия. Вон, как вечер в окна, так в дверь мужики названивают.

— У тебя тут романтик, что ли? — уточнил Стас, глядя на ведьму — Я не вовремя? Тогда пардоньте.

— Да нет… — было начал я, но Калинин меня перебил:

— Сашк, она точно не малолетка? Просто по спальным районам сейчас бригада подставщиц шарашит, так они как витриной как раз вот таких симпомпончиков и используют. Ты ей присунешь, а потом выяснится, что этой ляльке шестнадцати нет, и по этой причине ты должен добрым людям много-много денежек наличными. Немедленно. Ну, если, конечно, ты не хочешь стать подследственным по крайне неприятной статье.

Чем-то Василиса Стасу не понравилась, в этом нет никаких сомнений. И еще — вот интуиция у человека! Позавидовать можно.

— Паспорт показать? — немедленно ощетинилась девушка — С собой все время ношу, мне без него сигареты не продают.

— Курить вредно — улыбнулся оперативник — Если обидел — пардоньте еще раз. А о какой неправде речь шла? Саш, где тебя подставили? Куда ты еще вляпался?

— Да забей — отмахнулся я — Что до Василисы — она моя хорошая знакомая, вот, забежала на минутку. Поболтать о том, о сем.

— Василиса — это я — гротескно помахала рукой ведьма — Привееет! А ты кто, строгий дядька?

— Стас — не принял шутливого тона Калинин — Рад знакомству. Сань, так как насчет поесть и поговорить? Я тут кое-что нарыл, хотелось бы поделиться. Только, без обид, с глазу на глаз.

— Обрати внимание, Смолин, настолько я мила и корректна — смерив взглядом сначала его, а после меня, заявила Василиса — Другая бы сейчас из принципа уселась за стол, давая понять, что никуда она не уйдет и, мол, говорите при ней. А я вот понимаю, что мужские дела вещь серьезная, потому оставлю вас секретничать. И даже сама себе такси вызову. Цени! Где еще такую найдешь?

Она подхватила сумочку, чмокнула меня в щеку и на самом деле покинула квартиру.

— Врет — сообщил мне Стас, как только за ведьмой закрылась дверь — Нефига она не милая и не корректная, просто готовить не захотела. Ну, или не умеет, что вероятнее. Я бы ведь непременно горячего потребовал, она это поняла и слилась. Да и вообще — какая-то она не такая. Извини, если прозвучало резко, но я уж чего вижу — то и говорю.

— Ушла и ушла — отмахнулся я — Тем более что ее никто в гости и не звал. Забей. Относительно горячего — могу пельмени сварить. Ну, или давай пиццу закажем.

— Лучше пельмени — Стас сел на табурет и вытянул ноги — Что-то устал я сегодня, однако.

Оперативник даже задремал, пока закипала вода и варились пельмени, но как только я поставил перед ним тарелку с едой, тут же встрепенулся и бодро уточнил:

— Горчица есть? Или хрен?

— Есть — неуверенно сказал я, прикидывая, добрался вечно голодный Родька до едучей приправы или нет — Наверное.

— Хозяин не лучше меня, тоже, по ходу, дома не бываешь — хмыкнул гость, бросая в парующую снедь кусок масла — Так есть или наверное?

— Есть — достал я из холодильника коричнево-зеленый тюбик — Хлеба надо?

— Чаю надо, сладкого — сопя, ответил Стас — Уф, горячие!

Ел он жадно и быстро, но при этом настолько аппетитно, что я остаток пельменей из кастрюли решил сам приговорить, а после еще и вторую порцию поставил варить.

— Теперь можно жить дальше — минут через двадццать сыто отвалился от стола Калинин — Вот вроде простая еда, немудрящая, — а как хорошо и на душе, и в желудке.

— Ага — согласился с ним я, ставя тарелки в раковину — Ну, или мы такие люди, которые всегда мудреные ресторанные высококулинарные блюда променяют на пельмени и борщи. Просто, потому что для нас они вкуснее. Но это ладно. Так чего ты узнал-то?

— Чего узнал? — Стас отхлебнул чаю — Покойник твой Николишин, как ты и предполагал. Уже полгода как. Замерз по этой зиме на улице. В сугроб упасть упал, а обратно уже не поднялся, так в нем и остался. Дело обычное, штатное, за сезон народу так помирает немало, в основном по пьяному делу. Да прямо скажем — подобная погибель вообще где-то русская народная традиция, приблизительно такая же, как тонуть с перепоя весной. Ну, это когда: «да уже теплая вода, можно купаться». А там ногу свело — и привет.

— Да елки-палки — я хоть и был готов к чему-то подобному, все же немного расстроился. Расстояние от меня до Матвея не сократилось, а увеличилось. Но с другой стороны небольшой повод для радости есть. Рубль за сто, что смерть эта неслучайна.

— Короче, оформили как несчастный случай — продолжал Стас — Да я и сам так поступил бы, все же понятно. Ну, а что Николишин замерз по трезвяку — и такое случается. У меня как-то в самом начале службы «подснежник» один за гаражами вылез по весне, так он в позе «снежного ангела» лежал, руки в разные стороны. Видать решил поиграться, да и задремал на свежем снежку. На белом покрывале января, так сказать. Зима как элитная шлюха — красивая, но непредсказуемая. Никогда не знаешь, какую хрень она выкинет, под кем ходит и лежит. Был у меня как-то один случай, прищучил я одну такую… Хотя ладно, не суть. Так вот — художника твоего уже не опросишь. И семью его тоже.

— Она чего, тоже того?

— За неимением таковой — пояснил оперативник — Одинокий Николишин был. Квартира племяшке отошла, как ближайшей родственнице. Но она тут точно не при делах, я пробил. Там гражданка в полном порядке — муж в мэрии, дети, собачкаразмером с телефон, спа-салоны и так далее, им эта однушка в Свиблово нафиг не нужна. В смысле — вот так, с криминалом. Да они вообще не общались последние лет десять, если не больше. Так что сам дядя замерз. Или все-таки не сам?

Он достал из кармана сигареты и с ехидцей глянул на меня.

— Думаю, не сам — помолчав, ответил я — Скорее всего помогли ему.

— Вот почему мне не хочется задавать тебе вопрос «и ты, конечно, знаешь кто?» — щелкнул зажигалкой Калинин — А? Наверное, потому что не очень хочется слышать ответ.

— Так и не задавай — предложил я — Просто скатайся со мной завтра к последней жене господина Фроловцева, и, может, к кому-то еще из его приятелей, помоги мне их разговорить. Мне надо понять, какая кошка пробежала между ним и этим замерзшим бедолагой. А там точно что-то такое было.

— Я созвонился со следаком, который вел дело об убийстве этого Фроловцева — Стас отпил чаю — Оно же так и зависло в «глухарях», не нашли тех, кто его подрезал. А искали хорошо, на совесть. Убийство резонансное, покойник-то был из богемных, с ними всегда мороки полно. Обязательно кто-нибудь из мэрии или, того хуже, из администрации дело на контроль берет, начальству на мозг приседает, а оно после бесится, нас кошмарит. Так что рыли ребята, рыли. И — ничего. Кто его, за что — вообще непонятно. Кошелек при нем остался, как и ключи от квартиры — значит, не не грабеж. Жен бывших проверили — они точно не при делах. Покопали личную жизнь — тоже все ровно. Нормальный мужик, не педик, не наркоша, малолеток, за которых родители могли кишки на локоть на кулак намотать, в активе нет, как и брошенных баб, и непризнанных детей, и кинутых проституток. Ничего такого, за что богемную публику на ноль множат. Опять же — долгов нет, должников тоже. А почти дюжина ножевых — есть.

— Чудно.

— И я про то. Единственное, что установили наверняка — убивали его несколько человек. Разные ножи были, понимаешь?

— В смысле?

— Его одновременно били несколькими ножами. Экспертиза показала. Одним в живот, другим в бок, в спину вообще третьим. Вот только кто были эти люди — фиг знает. Никто ничего не видел и с камерами беда. В этом доме пяток ветеранов тайных войн живет, причем в немалых чинах, так они до сих пор несут незримый пост, потому настояли на том, чтобы камеры во дворе не ставили. Бзик у них такой, все боятся, что враг за ними наблюдать станет таким образом. Только одна и есть, та, что на подъездной двери, но от нее толку чуть.

— Печально — я потер лоб — Хотя, с другой стороны, многие факторы теперь можно исключить.

— Ты мне мозги не крути — велел Стас, затянувшись сигаретой — Ты, змей, не просто так в этого Николишина вцепился. Думаешь, он художника завалил?

А в голосе-то азарт есть. Как видно, есть у него выгода в том, чтобы раскрутить это уже всеми забытое дело, причем немалая. То ли личный престиж поднять хочет, то ли должников на той «земле», где Серебряного завалили, заиметь. Вариантов масса.

— Не исключено — уклончиво ответил я — Но сначала надо понять, как они вообще связаны.

— Завтра поймем — Калинин затушил сигарету в блюдце, которое я ему подставил для этих целей — Я телефоны жен пробил, с ними уже созвонился. Одна сейчас в Турции, зато три других в Москве. С утра прокатимся, пообщаемся. Начнем, как ты и хотел, с крайней по времени развода. Кстати, к ней большая часть наследства и отошла, мне следак, который дело вел, рассказал. Она у него основной подозреваемой была, только доказухи ноль собрали. Алиби железное, адвокат хороший, то, се… Ну, я уже говорил. Ладно, поеду домой, надо поспать хоть малость. Завтра в девять жди у подъезда, я за тобой заеду.

— Хочешь — оставайся — предложил я — Место есть, ложись да дрыхни.

— Нафиг — отказался Стас — В твоем доме ночевать себе дороже. Мне прошлых разов хватило. То ты с кавказцами зарубишься, то девки в коже пожалуют, чтобы нас соломкой нарезать. Я лучше домой!

Он допил чай и минут через пять покинул мой дом, напоследок сказав:

— Ты вот что. В отделе у меня больше не светись, хорошо? Не надо, чтобы нас вместе видели.

— А что не так?

— Да все не так. Не знаю, в какое ты еще дерьмище влез, но меня сегодня к себе наш начальник вызывал, и очень тактично интересовался, кто это такой красивый сегодня ко мне приходил и чего хотел. Я не сразу понял, про кого речь, а как разобрался, так очень удивился. Видишь ли, Семеныч и тактичность две вещи несовместные, Саня. Вывод — он тебя знает или о тебе что-то знает. И не просто знает, а чего-то ему от тебя нужно. Или не ему, что вероятнее. Но кому именно — не знаю и знать не хочу. Так что дальше встречаемся или на нейтральной территории, вроде кафе, или вон, у тебя. Ты пойми верно — я не хочу становиться частью чужой разработки или реализации, а тут явно что-то такое прослеживается. У меня свои игры и я хочу играть только в них. Будь здоров.

Он хлопнул меня по плечу и ушел, оставив в задумчивости. Непонятная ситуация, на самом деле. В какой связи я мог заинтересовать начальника ОВД, причем не центрального, а окраинного?

Странно. И непонятно. Но голову я себе этим забивать в данный момент точно не стану, она и так уже от информации скоро разбухнет. Пойду лучше посуду помою. Слуги у меня временно нет, придется самому потрудиться.

Как всегда, смартфон зазвонил в самый неподходящий момент, ровно тогда, когда я приступил к задуманному и как раз залил изгвазднные маслом и горчицей тарелки моющим средством.

Абрагим. Тут надо отвечать сразу, без особых раздумий и отговорок «потом перезвоню».

— Сашка, я с Валерой переговорил. Он может с тобой встретиться.

— Так здорово же — обрадовался я — А когда?

— Послезавтра, в два часа дня, у меня. Удобно?

— Конечно. Буду непременно. Спасибо, Абрагим.

— Не за что — аджин посопел в трубку — Знаешь, мне показалось, что он даже обрадовался, когда я ему твое предложение передал. Он хоть и скрытный, но молодой еще, не умеет показывать, что ему неинтересно то, что интересно и безразлично то, до чего дело есть. Значит все правильно происходит, вам есть, что сказать друг другу. Главное теперь, чтобы вы вышли из моего дома друзьями, а не врагами.

— Я ни с кем без нужды не воюю. Я за мир во всем мире.

— Не бывает так — осек меня шаурмячник — Мужчина тогда свою жизнь правильно живет, когда у него есть лучший друг и подсердечный враг. Тогда он на ногах твердо стоит, знает, зачем каждое утро просыпается.

— А жена? Дети? — не удержался я — С ними как? Дом, опять же? Они же тоже часть жизни настоящего мужчины.

— Женщину ты выбираешь себе сам, детей посылают небеса, а домов вообще может быть сколько угодно. А настоящих друзей и настоящих врагов дарит тебе твоя судьба. И именно от них зависит, насколько будет интересна твоя жизнь, как ты по ней пойдешь, куда тебя заведет дорога. Все, некогда мне говорить. Надо гостей кормить.

И аджин повесил трубку.

Так. Хоть одна хорошая новость за день — загадочный Хранитель кладов соизволил принять мое предложение. Если честно, думал, что он пошлет меня куда подальше, ан нет, звезды сошлись. Мало того — он и сам не против пообщаться. Вопрос только о чем.

Смартфон, который я так и не положил на стол, снова задергался в руке. Надо же, как я нынче востребован, а! Кто там еще прорезался?

О, Мишаня. А ему-то чего надо?

— Сань, здорово — раздался в трубке голос брата-ведьмака — Не разбудил?

— Да нет — я глянул в окно, за которым на город уже наваливалась короткая весенняя ночь — Чего случилось? Надеюсь, никто опять строительство разворачивать близ твоего леса не начал?

— Что? А, нет. Наоборот, эти паразиты все свое барахло вывезли и постарались как-то следы зачистить. Ямы засыпали и даже десяток елок посадили. Не знаю уж, что ты там сделал, на какие кнопки нажал, но впечатляет. Спасибо тебе огромное!

— Ну, не я один старался. Вон, Олег тоже душой болел.

— Олег да — в голосе Мишани иронии было столько, что на всех его лесных обитателей хватило бы — Он болел не то слово. Бегал, руками махал, орал, грозился тут все затопить по принципу «так не доставайся же ты никому». Вот только от его воплей стройка останавливаться не собиралась.

— Ну, ты зря так-то уж — поморщился я — Олег, конечно, болтун ужасный, но при этом он всегда верит в то, что говорит. Другое дело, что фантазии у него с реальностью не всегда совпадают. Они у него вперед дел бегут. Но вот такой уж он. Что поделаешь?

— И то правда — согласился со мной Мишаня, похоже, все же оставшись при своем мнении — Я чего звоню, Саш. Ты же на Круг в этом году наведаешься? Не пропустишь его?

— Разумеется нет — заверил его я — Да мне и нельзя. В том году меня ведь не было, а двухлетний ценз непосещений пока никто не отменял.

— Ты Евдокима помнишь? — Мишаня чуть понизил голос — Ну, одного из старшаков? Высокий такой дед с седой бородой и шрамом на левой щеке?

Бороды-то у них всех были, это ни разу не примета. Но шрам помню. А еще примечательно то, что буквально полтора часа назад мне про него Васька говорила.

Совпадение? Может быть. А может и не быть.

— Да вроде. А что такое?

— Он в прошлый раз на тебя бочку катил здорово — пояснил собрат — Мол, не успел войти в Круг, как на него не является. Опять же — чего он за границу подался, будто там медом намазано, наши онучи, дескать, ихних не вонюче, и так далее. Так что ты имей в виду — он тебя непременно как-то поддеть на Круге попробует, чтобы разозлить. И других старшаков против тебя может настроить.

— А чем моя скромная особа ему не угодила-то? — опешил я — Ты не в курсе?

— Ты силу Захара Петровича забрал, у того с Евдокимом какие-то терки были еще со времен царя Гороха. То ли один другого на фронтах Первой Мировой не спас, то кто-то у кого-то фрейлину матушки-императрицы увел — поди знай. Но факт остается фактом — когда дед Захар помер, Евдоким на радостях водку неделю жрал, это всем известно. А ты деду Захару наследовал, так что вроде как в тебе он продолжил жить. Да еще Ходящим близ Смерти стал, а Евдокиму с его птичьими хлопотами это вообще как гвоздь в пятку. Шутка ли — первый Ходящий за столько времени.

— Птичьим чем?

— Он птичками промышляет — хмыкнул Мишаня — Понимает их, знает все про это дело. Ну, как объяснить… По птицам главный. Нет, так-то штука хорошая — проследить за кем, что-то еще. Рассказывают, что вороны ему ворованные украшения таскают, тем он и живет. Но это с чужих слов, сам такого не видал. Но так-то он раньше, когда Птичий рынок работал, там одним из самых известных продавцов был, его кенари по Москве лучшими считались. Потом «Птичку» закрыли, и характер у Евдокима совсем испортился. Так что ты его стерегись, дружище.

— Миш, так ты объясни, чем он мне насвинячить может? Из ведьмаков меня не разжалуешь, нет у него такой власти, а что до других мер воздействия… Не знаю, чего и придумать.

— Из ведьмаков не разжалуешь — подтвердил Мишаня — А вот из Круга вышибить можно. Не насовсем, такого не бывает, но на пару-тройку лет запросто. Станешь сам по себе ведьмак.

— И что тут такого?

— Ничего. Вот только никто из нас тебе, если что, помочь не сможет. Ни явно, ни тайно. Нельзя, закон таков. Он не сегодня и не вчера придуман, а еще тогда, совсем давно. Нарушишь — жди беды. Проверено.

— Плохо.

— Плохо. Но не это самое скверное. Есть кое-что похоже. Еще не понял, что?

— Погоди-ка — я помрачнел — Кажись сообразил. Если меня из Ведьмачьего Круга выставят, я вроде как сам по себе стану, и все договоры, которые ведьмаки когда-либо с кем-либо заключали, на меня распространяться не будут. Ты об этом?

— Вот именно — Мишаня шмыгнул носом — Ведьмы, гули, оборотни — ты для них будешь просто ведьмак, за которым не стоит его род. Изгой, за жизнь которого никто никогда ни с кого не спросит. Такое случалось и раньше, мне рассказывали. И почти никто не дожил до того момента, когда кончилось изгнание. Так что лучше молчи и улыбайся, когда Евдоким тебя провоцировать начнет. Лучше дураком выглядеть, чем остаться единожды одним. Ну, и мы тебя, если что, попробуем прикрыть. Там запоем, тут заболтаем, авось и обойдется. Я парней предупрежу.

— Спасибо, Мишань — от всей души поблагодарил собеседника я — Не забуду.

— Да ладно, мы ж родня — было слышно, что он немного засмущался — У нас не ты мне — я тебе, мы браты. И еще вот что, чуть не забыл. Мне Олег сказал, ты с Марфой какие-то дела ведешь? С той, что ковеном ведьминским рулит? Он от Абрагима про это слышал.

— Ну, как дела? — уклончиво ответил я — Так, общались пару раз.

— Евдоким с ней вась-вась, имей в виду. Они старые знакомцы, говорят он даже ее по молодости того… Ну, ты понял. Может врут, может нет, но я сам как-то раз видел, как они мило так общались друг с другом в одном кафе, чуть ли не обжимались. Так себе зрелище, скажу честно. Евдоким просто вредный дед, причем чем дальше, тем хуже, но вот Марфа… Мне про нее разные люди рассказывали, и все в один голос говорили одно — она капец какая хитрая и умная, у нее все на пять ходов вперед продумано. Так что Евдоким наш может и с ее голоса петь. Запросто.

После того, как мы попрощались, я домыл посуду, сел на табуретку, посидел пару минут, после подошел к батарее, пару раз стукнул по ней смартфоном и сказал:

— Вавила Силыч! Вавила Силыыыч! Если не в труд — загляни в гости. Сильно надо!

Подъездный появился только минут через пять, взъерошенный, перепачканный в ржавчине и недовольный.

— Чего тебе? — буркнул он, отряхивая свой комбинезон — Мы там делом занимаемся, трубы простукиваем.

— Ночь на дворе, какие трубы? — удивился я — Всех жильцов, кто на первом этаже, перебудите.

— Ничего, одну ночь не поспят — хладнокровно заявил подъездный — Так чего звал?

— Вавила Силыч, не сочти за труд, глянь — никто на меня проклятия не наложил, а? Я знаю, ты такое видишь. Или, может, квартиру мою какая сволочь сглазила?

— Ты это чего, паря? — озадачился подъездный — А?

— Ну не бывает же так, чтобы жизнь постоянно по голове разводным ключом лупила — пожаловался я ему — И снова, и снова. Должны же быть хоть какие-то просветы?

— Не обязательно — мотнул головой Вавила Силыч — Вон у Фомы в подъезде баушка живет, Раиса Анатольевна, ей скоро сто лет стукнет. Как ее только жизнь не била, какие коленца выкидывала, а она как напасть придет, скажет только «живы будем — не помрем» и руки не опускает. Сроду не жаловалась никому, наоборот, всех всегда привечала, последнее иной раз отдавала. Потому ей столько годков и отмерили свыше. Заслужила, значит.

Знаю я эту баушку, о которой речь идет. И правда светлый человек, встречаются иногда такие. Другие бабки вечно всех обсуждают и житье-бытье пенсионерское клянут, а эта обычно на детской площадке сидит, с детишками возится. Как видно, ей с ними интересней. Надо же, а ей почти сто лет? Сроду больше семидесяти не дал бы.

— Да и нет на тебе сглаза или чего такого — продолжил тем временем Вавила Силыч — Я бы увидел. Хотя если ведьм в дом таскать станешь и дальше, то непременно какая-то пакость случится. Уж поверь, за этим племенем не заржавеет. А что до бед да неприятностей… У кого их нет? Только у тех, кто ничего не делает и ни к чему не стремится. Только разве это жизнь? Так, чепуха, морок один.

— Тоже верно — я включил чайник — Суседушка, может чайку? Должен же быть у тебя перерыв, верно?

— И у меня — из-под плиты выбрался взъерошенный Родька, который, похоже, увязался за подъездным — Законом положено! Я в телевизоре видел передачу, так там дядька в черном платье так и сказал — все имеют право на отдых. Особенно если работа тяжелая! Он хоть и одет по-бабски, но слова говорил верные.

Это он какое-то судебное реалити-шоу, как видно, посмотрел. Однако, надо что-то делать, как-то его доступ к телевизору ограничивать, что ли? Сейчас разговоры о праве на отдых, а что дальше? Требование подписать трудовой договор? Отпуск два раза в год по две недели? Компенсация за больничный? А если он это дело в массы понесет? Меня же не только Евдоким захочет загнобить, меня и остальные браты живьем съедят, за излишний либерализм и чрезмерную мягкость.

Да и вообще — только-только я отходить начал, собрался про амнистию его подумать — и на тебе.

— Таких как ты, лядащих, ни один закон не охраняет! — гаркнул подъездный на моего слугу, который смотрел на нас гордо и независимо, как видимо свято веруя в нормы трудового права — Почему ушел из подвала без спроса? С какого, я спрашиваю, рабочее место оставил?

— Я потомственный ведьмачий слуга — топнул лапой по полу Родька — Могу зелья смешивать, могу каши да щи варить, травы собирать да сушить, драться могу… Ну, не очень, но как умею. Хозяина как смогу, оберегу. А трубы чистить и крыс гонять — это не мое. То ваши, домовые, дела. Род вас создал для того, чтобы вы ими занимались, а не такие как я.

— А кто сегодня в чужой квартире банку джема сожрал? — тоном общественного обвинителя поинтересовался у мохнатика подъездный — Это тоже твое призвание — харч по людям тырить? Или, думал, никто не узнает?

— Ой, да ладно! — отмахнулся Родька — И не чужая эта квартира, а вон, моего хозяина хорошей знакомицы. Она вообще об ту неделю у нас на диване голенькая спала. То ты не знаешь, что это означает между человеками. И потом — она хозяйка никчемная, сама не знает, что у нее есть, чего нет. Даже не заметит ничего. Ей бы ума…

— Замолчал и пошел работать — перебил я его, нахмурившись — И, если еще раз позволишь себе в таком тоне говорить о ком-то из моих друзей, я тебя вышвырну за дверь. Насовсем. А на твое место Афоню возьму, ясно? И, может, пристрою тебя на его бывшее место. Но не факт. Мне за тебя поручиться придется, а я этого делать не хочу.

— Афоня — он кто? — уточнил Вавила Силыч, аккуратно прикрывая собой от меня застывшего с раскрытым ртом слугу.

— Тоже ведьмачий помошник, только знающий свое место, помнящий о правилах приличия и не боящийся никакой работы — пояснил я — А еще у него один глаз. Второй он без малейших претензий позволил вырезать своему бывшему хозяину. Тому он для каких-то опытов понадобился. Думаю, ты с ним отлично поладишь.

— Однако — заметил Вавила Силыч — Слышь, Родион, какие хозяева встречаются. А ты своего не ценишь, перечишь ему. А ну брысь! Дуй в подвал и жди меня там.

— Ага — пискнул тот и опрометью бросился под плиту, откуда через секунду до нас донеслись его слова — Я все понял! Я ценю! И все трубы сейчас того… Как надо! Как этот… Как его… Сахаров!

— Стаханов — устало поправил его я.

Ответа не последовало, как видно Родька уже в подвале был.

— Обалдуй — глянув на плиту, промолвил подъездный — А еще лентяй. Обжора. И память у него как у синички. Но он честный и верный, это дорогого стоит. Ты насчет Афони серьезно?

— Если про глаз — да, все так и есть. Не повезло бедолаге.

— Да я о другом. Ты впрямь этого недотыкомку хочешь за порог выставить? У тебя такое лицо было…

— Поглядим — я поставил на стол блюдца и чашки — Но терпение кончается. И без того черт знает что вокруг творится, а тут еще это бедствие со своими заскоками. И главное, Вавила Силыч, у него запросы постоянно растут, а желание что-то полезное делать неуклонно сокращается. Тенденция, однако. Начинаю бояться того, что в один прекрасный день он меня возьмет и из дома выгонит. Мол, теперь это моя жилплощадь.

— Ну, до такого не дойдет, думаю. — подъездный взялся за ложечку и полез ей в сахарницу — А вообще — пороть его надо. Ремнем, как следует. Хорошее средство. В старые времена, когда еще у меня еще свой личный дом был, мой хозяин только так с дитями и управлялся. А иначе все, иначе от рук отобьются, ага. Этот твой, конечно, не ребятенок уже вроде, но на деле недалеко от него ушел. Чего он видел в жизни до тебя? Четыре стены с потолком, печку, забор да лес вокруг. А ты ему мир показал, такой, какой он есть, вот и ошалел от того Родион. Дети хозяйские, после того как в город возили, тоже отцу разное выдавали, случалось. Так он сразу вожжи брал, зады им заголял, и вожжами теми, значит… Помогало.

— Ну, не знаю — я почесал затылок — Нет, случалось у меня по молодости всякое, в том числе с бывшей женой, но, чтобы вот так, в воспитательных целях пороть?

— Подумай — подъездный отпил чаю — Ну, а теперь рассказывай, что там у тебя еще случилось. Может, чего и посоветую?

Глава 17

Домой Родька так и не заявился. Вавила Силыч уже с утра сказал мне, что это горюшко, оказывается, всю ночь работало в подвале, простукало остаток труб, обнаружило в них два десятка каких-то раковин, а после лично переловило почти всех мышей и даже задушило несколько крыс, победив последних в честном бою. Сейчас он трескает сгущенку и набирается сил для новых свершений.

— Проняло его на этот раз — заверил меня подъездный — Сразу видно. Ясно, что через пару недель по новой лентяйничать начнет, такая уж у него натура, но там и лето начнется. Я его отправлю по ночам землю для клумб копать. Хотим, понимаешь, в этом году цветник разбить, с флоксами и настурциями, соседнему дому рожу умыть. Они, видишь, в том году нам попеняли на то, что, мол, лысо у нас, голо. То ли дело у них — и рябина, и калина! А мы так решили — ништо, еще поглядим, у кого лысо да голо! Акинфий, что из восьмого подъезда, в цветах понимает, обещался, что станет красиво. Короче дел — прорва, а рук не хватает.

Я имел очень смутное представление о том, как выглядит настурция, мама ее на даче не сажала. Но флоксы мне всегда нравились. Красивый цветок, и пахнет приятно.

Что до Жанны — с ней мы встретились у подъезда. Она сидела на лавочке рядом с Анатолием и явно ожидала меня.

— А Родька опять сказал, что я бездельница — сообщила она мне, как только увидела — Специально сюда вылез, весь всклокоченный, вроде как по делу, после фыркнул и говорит: «кое-кто только лясы точит, пока другие пашут». Как тебе, Саш?

— Все так и есть. Он трудится, вы лясы точите. Что тут неверно? Другое дело, что до того вы работали, он бездельничал, за что ты же сама ему и предъявила претензию. Так что счет один-один. И ваше счастье, что в споре я не участвую, потому что у вас обоих тогда шанса бы не было. Я верчусь как юла, пытаясь все успеть, а после еще вынужден вашу ругань слушать. Анатолий, к тебе претензий нет, ты из этой компании наиболее адекватная фигура.

— Очень адекватная — мрачно буркнул таксист — Влип в ловушку и тебя не предупредил о покушении.

— Тут не твой прокол — я уселся между призраками и прищурил глаз, глядя на яркое утреннее солнышко — Жанна тоже чуть не влипла, если ты забыл. Сильно знающий и умный человек ловушку ставил. Настолько, что пора его убивать.

— В принципе — нет проблем — Жанна закинула ногу на ногу — Надо убить — убьем. Только вот его еще найти надо. Я пыталась, но не получилось.

— А если поподробнее? — заинтересовался я.

— Ну, не совсем же я дура — чуть обиделась девушка — Речь идет о том медиуме, который меня тогда учуял, верно? Приторном таком. Который тебя тортиком соблазнял и обещал жестко пресекать все попытки нарушить его приватное пространство.

— Положим — кивнул я.

— Я сразу поняла, что все, что недавно случилось, его рук дело — заявила Жанна — Вот, и решила отыскать этого жесткого альфача.

В последних словах содержалось столько яда, что Максим Максимович, где бы он не находился в данный момент, наверняка не то, что икнул, а испытал приступ жесточайшей изжоги.

— И каков результат? — поторопил я Жанну. Время поджимало, за мной вот-вот должен был подъехать Стас.

— Пока никакого — состроила грустную мордашку моя помощница — Ясно, что сюда он уже не сунется, но я думала он хоть в доме или офисе своего патрона появится. Фигу, и там его нет. Три раза наведывалась — все в пустую.

— Какого патрона? — начал злиться я — Слушай, что за обрывки информации ты мне выдаешь? Можешь по-людски объяснить, что к чему?

— Этот хрен с горы работает на некоего Белозерова — качнула ногой Жанна — Серьезный дядька, как бы не из «Форбса». Когда ты с этим чертом в кафе ел, я в машине сидела с его бодигардами. Так вот они пару раз упомянули о том, мол, слишком сильно дед Вадим к себе эту сволочь приблизил, добром это не кончится.

— Так — я глубоко вздохнул, чтобы на крик не сорваться — А чего ты мне про это не рассказала? Велено было что? Слушай внимательно, потом доложишь, что и как. С твоих тогдашних слов вообще ничего интересного не прозвучало, а теперь вот, получите и распишитесь.

— Ну, а что тут интересного? — глянула в безоблачное небо девушка — Никакой же конкретики. Я хотела вызнать побольше, а потом тебе сразу полную картину дать. Только не успела.

В принципе — да, ничего страшного, тем более что ничего нового я бы и не узнал. Но сам факт неприятен. Это не ерунда какая-то, это вопросы доверия. Может, самые важные вопросы, что есть в отношениях между людьми. Ну, и призраками тоже, в моем конкретном данном случае.

— Виновата — признала Жанна, вставая с лавочки — Знаю. Но хотела-то как лучше. Я бы его выследила, а потом мы его цап! Ты, я и Толик.

— Можно — подтвердил таксист — Чего нет? Особенно если человек поганый. Тем более что у меня к нему личный счет имеется.

— Это ясно — я скрестил руки на груди и откинулся на спинку скамейки — Речь о другом. Жанна…

— Да-да-да, неправа — девушка сдвинула брови — Но это же все для тебя, Саш. Не для дяди какого-то. Как ты не понимаешь?

И уже не в первый раз синева, из которой была соткана ее фигура, чуть изменила цвет, приблизительно так, как прозрачность воды в стакане исчезает после того, как туда добавят немного гранатового сока.

— Мы команда — я мысленно чуть поморщился, произнеся эти слова. Со времен работы в банке не люблю подобные формулировки, равно как и остальные «коллективы единомышленников» и «наши миссии» — Нам надо работать слаженно, душа моя. Сегодня ты мне что-то не сказала, а завтра я по незнанию косяка врезал. Кому от этого хорошо будет? Только тем, кто не с нами.

— Без обид, но ведь шеф прав — высказал свою точку зрения Анатолий — По любому.

— Сама знаю — рявкнула на него Жанна — Ты-то чего лезешь? Наши дела с Сашей — это только наши дела с Сашей.

— Все, успокоились — я достал смартфон и глянул на его экран. Однако, задерживается Стас — Так ты побывала в доме Белозерова, выходит?

Непростая задача, на самом деле. Призрак легко попадает туда, где он бывал при жизни или туда, куда его кто-то, вроде меня, провел после смерти. А вот так, самостоятельно, найти новое для себя место неупокоенной душе трудновато. Адресных бюро для них не предусмотрено, плюс, что гораздо серьезнее, есть некие барьеры нематериального характера, которые мешают мертвым вот так запросто шастать по домам живых. Ни к чему это ни тем, ни другим.

А Жанна, похоже, смогла этот рубеж преодолеть, что говорит о том, что посмертной силы у нее изрядно прибавилось. Это и хорошо, и плохо. Хорошо, потому что она из просто спутницы и помощницы все вернее превращается в умелого и сильного бойца. Плохо оттого, что она крайне хаотична в своих устремлениях.

— Не сразу, но да — кивнула девушка — Спасибо Толяну, он его дом отыскал.

— У нас, водил, свои секреты — подтвердил тот — Если кого надо в городе найти, мы найдем, не сомневайся. Правда внутрь войти не смог, у забора Жанку ждал. Кстати — почему так?

— Потому что — сурово глянула на него девушка — Всему свое время.

— Что-то в этом роде — подтвердил я — И что Белозеров? Еще один суровый хрыч, вроде Носова?

— Вообще нет — мотнула головой Жанна — Земля и небо. Наш хоть и трухлявый на вид, но сразу ясно — дядька жесткий, попадешь в зубы — разгрызет как орех. Виноват, не виноват — похрен, раз попался — пропадай. А этот такой… Ну, как тебе сказать? Милый такой старикашка, улыбчивый, винирами своими светит постоянно, говорит тихооонечко так, по-доброму, ласково. Причем не только с домашними так общается, но и с прислугой, что характерно. Хотя стержень у него внутри ого-го какой, это сразу чувствуется.

— Если человек такие бабки поднял, до сих пор жив и на воле, по-другому быть не может — вставил свои пять копеек в разговор Толик — У богатых ведь как — или их жрут, или они. Иначе не получаетсят. Я всяких людей возил, знаю.

— А еще он сторонник семейных ценностей — продолжила Жанна — У него домина огромный и народу в нем живет немеряно. Дети, внуки, няньки всякие. Да что внуки! Прикинь, там его бывшая жена живет! То есть и нынешняя, моя ровесница, и бывшая, ей хорошо так за тридцатник уже. Я когда поняла, кто там кому приходится, чуть не офигела!

— Высокие отношения — признал я.

— И все они типа друг друга любят, мы семья, все такое — приложила ладони к щекам девушка, а следом, изменив голос, почти пропела — «Аленушка, солнышко, ты не поможешь мне выбрать платье для приема? Ну конечно же, Машенька». Сю-сю-сю! И типа неважно, что Машенька у Аленушки мужа увела. Да мужа-то ладно, чего в нем, старом, толку! Беда, что потенциальное наследство ушло с концами. Сколько там ей этот Белозеров по завещанию оставит? Хрен да маленько. Зато Машенька хорошо так погреется. Но все равно — любовь-морковь между всеми, с улыбками и поцелуями. Даже мелкота — и та друг с другом не дерется, прикинь? А еще они каждый вечер в восемь часов вместе ужинают. Такая, знаешь, семейная трапеза. Все рассказывают, как день провели, шутят, смеются. Эта… Идиллия прямо. А дедуля сидит, слушает и прямо видно, как ему хорошо. На самом деле хорошо. Он, по ходу, конкретно на своей семье повернут.

— Не жизнь, а сказка.

— Но это то, что на виду — растянула губы в улыбке Жанна — А за закрытыми дверями каждому есть чего прятать.

— Например? — заинтересовался я — Только теперь уж все расскажи, хорошо?

— Ну сколько можно? — возмутилась моя помощница — Я же извинилась уже! Ладно, слушай. Например, младшая дочь Белозерова, ей лет восемнадцать или около того, в МГУ учится. Она его любимица и все такое, старикан в ней души не чает. Так вот — конкретно на «кокс» подруга подсела, шмыгает его только в путь. Это значит «герыч» на подходе, по-другому не бывает. Еще год-другой, и сторчится в ноль. Я такое не раз видела.

— Богатые и знаменитые — презрительно заметил Анатолий — Тьфу! Никаких денег не надо.

— Или вот другая его дочь — явно довольная собой, продолжила Жанна — Эта с начальником охраны долбится. Муж у нее все время по командировкам, вот она и нашла себе хрен, который все время рядом. Причем давно уже, не первый год. Я так поняла, что и последнего ребенка она не от муженька родила, а как раз от верзилы этого. А уж какие они разговоры после секса ведут!

— Какие? — Толик аж рот открыл от интереса.

— Ждут не дождутся, пока папа коня двинет — хихикнула девушка — Причем оба. Типа, тогда они смогут официально связать свои судьбы в одну. До того нельзя, Белозеров-старший не просто не поймет, а еще и накажет. Муженек ее не просто так, а сын какого-то его делового партнера. Правда наказание у каждого свое будет. Дочке что, за такие проделки максимум ей карты заблокируют и куда-нибудь в Выхино отправят жить на полгодика, а вот охраннику может конкретно прилететь, вплоть до пули в затылок. А еще…

В этот момент к подъезду подкатила черная «бэха», вид которой вызвал у меня ряд не слишком приятных воспоминаний. Ясно, что все машины на один, так сказать, капот, но тем не менее.

— Потом дорасскажешь — сказал я Жанне — В деталях. Значит, говоришь, ежедневно в восемь вечера они трапезничают? Интересно. Очень интересно.

— Ну ты идешь? — спросил у меня Стас, опустив окно на дверце машины — Или как? Время — деньги.

— Иду — ответил я, после подумал и тихонько добавил — Жанна, ну ты чего уселась? Давай, давай, не задерживай. Едешь со мной.

Лицо девушки озарилось улыбкой, она радостно взвизгнула и нырнула в салон машины.

Лучше пусть на глазах будет. Да и потом — кто знает, как там дело повернется?

— Значит так — деловито произнес Стас, выруливая со двора — Говорить буду я, ты помалкивай.

— А если прямо невтерпеж что-то спросить? — уточнил я — Для пользы дела.

— Ну, если только для пользы — с сомнением глянул на меня оперативник — Тогда ладно. Но не раньше того, как я закончу.

Вдова покойного живописца обитала на «Соколе», в одном из домов старой застройки, тех, что окнами выходят на Ленинградский проспект. Интересно, она тут поселилась еще до замужества или господин Серебряный действительно настолько неплохо зарабатывал? Нет, я помню, что он со всеми своими женами судился, так, может, как раз из-за вот такого имущества?

— Не понимаю, что вы от меня хотите услышать — чуть сварливо сообщила нам в прихожей немолодая, но еще вполне себе интересная дама гренадерского роста, носящая звучное имя Аделаида. Никогда себя коротышкой не считал, но этой мадам я доставал только до плеча. Стас же, который был еще ниже меня, по сути общался с ее грудью — Матвея убили бог весть когда, дело, как мне сказал адвокат, закрыто, и даже наследство уже поделено.

— Ой ли — усмехнулся Стас, скидывая с ног кроссовки и всовывая их в тапочки — Насколько мне известно, там сразу несколько судебных процессов идет в этой связи. Прямых наследников у вашего бывшего супруга нет, потому сразу куча народа на его добро претендует.

— Умоется эта куча народа — помрачнела дама, отчего ее лицо сразу лет на десять постарело — Шиш им, а не наследство. Я последняя жена, стало быть, самый близкий родственник. И то, что наш брак был расторгнут, ничего не меняет!

— Может и так, спорить не стану — покладисто согласился с ней Калинин — Мы здесь не по этому поводу. Где беседовать станем? Там? Или там?

— Может, чайку? — как-то очень по-простецки спросила Аделаида — Или кофейку? Правда у меня растворимый.

— Будем — кивнул оперативник — Нам, служивым людям, все что не дай — все сгодится. Шучу, конечно.

— Шучу — не все или шучу — чаю не надо? — уточнила Аделаида.

— Не все — пояснил Стас — Мы избирательны. Так нам туда идти? Кухня же там?

Чай у вдовы, кстати, оказался очень и очень хороший, я в последний раз такой пил в Хэмпстеде, в доме одного знатного англичанина, корни семейства которого уходили чуть ли не во времена короля Этельреда. Возникла у него одна неприятная проблема, которую я помог решить. Кстати, жлобом этот британец оказался редким, при расчете попытался вычесть с меня стоимость нескольких бокалов и тарелок, разбитых его покойной и очень неугомонной тетушкой, которую я отправил в никуда. Торговался так, что я даже начал сомневаться в том, что он чистокровный британец, и что в его титулованной крови не заблудились несколько армянских эритроцитов.

— Ну? — выждав положенные три минуты вежливости, произнесла хозяйка дома — Спрашивайте.

— Не вопрос — швыркнул чаем Стас — Нас интересует Геннадий Николишин и то, как он был связан с вашим бывшим мужем. Общие дела, знакомые, какие-то конфликты. Все, короче.

— Николишин? — переспросила вдова — Алкаш он был непробудный, вот что я вам скажу. Да и как человек дерьмо, хоть о покойниках плохо и не говорят. Он из самопризнанных гениев был. Ну, это когда кроме самого человека, никто больше его гением не считает. На мероприятиях, к примеру, всегда нажирался быстрее других, а потом начинал орать, что все козлы, и только один он настоящий художник, потому что душой болеет за то, что от него останется в вечности. Да он и помер как алкашу положено — в сугробе замерз. Хотя это вы не хуже моего знаете наверняка.

— Знаем, знаем — покивал Стас — И все-таки — в какой точке пересекались интересы вашего супруга и Николишина? Только не говорите, что они не общались, мы точно знаем, что это не так.

— И не собираюсь — немного обиделась Аделаида — С чего бы? Тем более что там ничего криминального нет. Матвей в последние годы жизни взял что-то вроде шефства над художественной студией, которой руководил Николишин, вот и все. Мы тогда еще женаты были, и я, узнав про это, сначала очень удивилась, поскольку сроду за Мотей тяги к меценатству и добрым делам не водилось. Жаден был мой бывший, что уж там. А потом финансовые документы глянула, разумеется совершенно случайно, и выяснила, что неплохие такие дотации в студию шли из бюджета района. Тут все и сошлось. Наверняка Мотя себе процентик от этих денежек какой-то отгружал. Не безмерный, не совсем он был сволочь, но наверняка неплохой.

— Ай, молодец какой — усмехнулся Стас.

— Мой бывший ложку мимо рта никогда не проносил — с некоторой даже гордостью сообщила нам Аделаида — При этом повторюсь — студией он на самом деле занимался. И в плане общего руководства, и выставки устраивал, и с особо талантливыми ребятами индивидуально занимался. Прямо душу в них вкладывал. Даже домой их приводил. Четыре паренька, все из тех, про которых «не в себе» говорят, и девчоночка одна. Худющая, страшненькая, вместо груди два прыща, но зато, со слов Матвея, невероятно одаренная.

— Интересно — насторожился вдруг Калинин — А имен, фамилий этих ребятишек вы не помните?

— Девушку вроде Мартой звали — подумав, ответила вдова — Не знаю уж, имя это или псевдоним. У художников да артистов никогда не поймешь, что к чему. Мой тоже всем как Серебряный известен, а по жизни он вон, Фроловцевым был. Или, к примеру, режиссер Александров. Красиво? Красиво. А на деле он — Мормоненко. Я просто недавно сериал про него и Любовь Орлову смотрела. Душевный такой, переживательный.

— Любовь нечаянно нагрянет — покивал оперативник — Знаем, слышали. Так что с ребятами? Может, знаете, как их отыскать можно?

— Ишь, подобрался, подобрался-то как — усмехнулась женщина — Не при чем они. Говорю тебе — как есть дети, к тому же еще и на всю голову ушибленные, прости Господи. Да и студии той уже нет. Как Матвей богу душу отдал, она почти сразу на ладан начала дышать. Моего бывшего еще закопать не успели, а Генка водку принялся жрать как проклятый. Нет, он и до этого будь здоров какой мастер по этой части был, но тут словно с цепи сорвался. Да и потом — какой он, к черту, руководитель? Ни скидку на аренду выбить, ни выставку устроить, на которую меценаты могут заглянуть, ни с нужным человеком взаимовыгодно договориться — ничего не умел. А потом вообще замерз. Жил — как не жил, короче.

— Царствие им обоим небесное, и вашему бывшему, и Николишину — Стас проникновенно глянул в глаза женщины — И все-таки? Может, остались какие документики от супруга, со студией связанные?

— Ох, ты и волчара — беззлобно хохотнула вдова художника — Папаша мой, покойник, в свое время на семь лет за «пирамиду» присел, вот такой же хват как ты, его колол вот на этой самой кухне. В комнатах обыск идет, а он здесь родителя на чистосердечное раскручивает. Ловко так, тонко, с подходом и фантазией. Я маленькая была, но помню все как сейчас. Вы с тем орлом из ОБЭПА даже внешне чем-то похожи.

— Раскрутил? — полюбопытствовал Стас.

— Раскрутил — отчего-то с достоинством ответила женщина — Родитель упрямится не стал, все рассказал и подписал, потому семерик и получил вместо десятки. А отсидел вообще пять, по актировке вышел. Его в зоне порезали сильно, вроде как раз за то, что язык развязал. Хотя, может, и за другое что. Он не рассказывал, я не спрашивала.

— Жизнь и судьба — не удержался от реплики я.

— И не говорите — вздохнула женщина и подлила мне чаю — Но зато умер дома и легко, во сне.

— Не каждому так везет — согласился я.

Мне ли не знать, что это чистая правда.

— Ладно, подождите минуту — Аделаида встала со стула — Может, остались кое-какие бумажки, не все я выкинула. Мы с Мотей, когда он студию начал курировать, тут жили. На Кутузовском, где его… Короче — там ремонт тогда шел. Часть документов так здесь и осталась. Я когда разбирала бумаги для суда, что-то оставила, что-то выкинула, что-то в союз художников передала, в архив, они просили. Может, то, что вам нужно, в мусорку и не отправилось.

— Аделаида Валентиновна, вы само очарование — неожиданно галантно произнес Стас — Посмотрите, сделайте такое одолжение.

— Шустер — погрозила ему пальцем женщина — Ох, шустер!

Она отправилась в комнату, Калинин подмигнул мне, как бы говоря «кажись, напали на след» и продолжил пить чай. Что до меня — я пока не очень понимал ход его мысли, но спрашивать ничего не стал. Раз просит — значит надо. Из нас двоих он профессионал по части сыска, в конце концов.

— Вот — женщина вернулась минут через пять, держа в руках зеленую папочку — Все, что осталось. Но вам и этого за глаза хватит. Здесь есть список тех, кто посещал студию, причем даже с телефонами. Вот, самый верхний листок он и есть

— Да ладно? — обрадовался Калинин — Вот спасибо так спасибо!

— Оригинал не отдам — немедленно заявила Аделаида — Память. Надо — фотографируйте. Или документ какой давайте, что забрали.

Странная точка зрения, сама же только-только говорила, что какие-то бумаги она вовсе выкинула. Впрочем, извивы женской логики иногда столь загадочны и непредсказуемы, что не стоит пытаться их понять. Опять же эмоции, их тоже нельзя сбрасывать со счетов. Не просто же так прозвучало слово «память».

А список оказался немаленьким, почти три десятка имен.

— Которые тут перспективные? — спросил Стас у вдовы — Те, что у вашего мужа в особом фаворе были?

— Не то слово подобрал — погрозила ему пальцем женщина — Фавор другое, там не за талант ценят, а за иные достоинства. Мотя же видел в этих ребятах потенциал, причем очень немалый. Да, у него, конечно, имелся свой интерес, такой уж он человек. Стань кто-то из них большим художником, он снял бы с этого сливки, став тем, кто первым разглядел у обычного паренька задатки гения, после вложив в него душу и знания. Это пиар, причем очень мощный. Без него сейчас никуда, время такое. Тут тебе и интервью, и статьи на разных порталах, и много чего другого.

— А если нет? — спросил я — Если бы не взлетели молодые дарования вверх?

— Так Мотя ничего и не терял — Аделаида посмотрела на меня с легкой насмешкой — Он в них деньги не вкладывал. А время потраченное… Ну, что время? Это терпимый убыток.

По факту на том мы с ней и распрощались.

— Але, Марина? Привет — бодро проорал в трубку Стас, подходя к машине — Все хорошеешь? Что значит — сегодня не виделись? Мне не надо тебя видеть, я это и так знаю. Одно плохо — проглядел я тебя, Маринка, проглядел, досталась ты другому. Что? Уже почти не досталась? Разводишься? Ну, значит наша любовь впереди. Что? Чего надо? Тебя услышать. Ладно, ладно не козлю. Пробей-ка мне несколько ребяток и одну девчулю на предмет адресов. Нет, паспортных данных нет, есть фио и телефоны. Запрос? Марин, я не в конторе. Если прямо очень надо, будет он тебе, но попозже. К когда будет готово? После обеда? Марин, ну ты же знаешь…

И так еще минуты три он эту Марину уламывал, до полной и безоговорочной победы.

— Ждем — в результатеподытожил Стас и положил смартфон на «торпеду» — Минут через десять-двадцать, думаю, адреса этих засранцев у нас будут.

— Слушай, а чего ты в них так вцепился? — наконец задал я ему вопрос, который уже полчаса висел у меня на языке — Ребята и ребята, были и были.

— Ты как начальник следствия у нас в отделе — Калинин опустил окно со своей стороны и достал из кармана сигареты — Он тоже все время твердит, что на косвенных уликах строить расчет дело неблагодарное, нужны прямые доказательства вины, потому мы по указке его сотрудников должны бежать и их из-под земли добывать. А я всегда исхожу из того, что именно косвенные улики чаще всего ведут туда, куда нужно, надо просто правильно их расценивать и использовать. С умом и вовремя.

— Не стану с тобой спорить — согласился я — Ну, а если ближе к нашему случаю подойти?

— Саш, я тебя считал парнем сообразительным и наблюдательным — Калинин щелкнул зажигалкой — Все же на виду. Ну ок, давай я тебе немного освежу память. Какова причина смерти господина Серебряного?

— Зарезали его — произнес я.

— А как его зарезали? — с иронией в голосе уточнил оперативник.

— Ножом — сказал я, начав испытывать небольшое недовольство, но это чувство почти моментально развеялось словно дым. Просто я понял, в какую сторону направляет мои мысли Калинин — Хотя нет, ножами.

— Верно — одобрил мой ответ Стас — Причем ударов было нанесено не один и не два, и, заметим особо, сразу несколькими колюще-режущими предметами. Если конкретнее — тремя. Отдельно добавлю — удары наносили не профессионалы, а дилетанты. Они просто тыкали в Серебряного железками, импульсивно, но неумело.

— Этого ты мне в прошлый раз не сказал — заметил я.

— Ну, упустил данный факт. А что мы имеем тут? Четыре молодых человека и одна барышня. Трое из них запросто могли такое провернуть.

— А остальные?

— Предположим, что один из четырех заочковал, это допустимая погрешность в таких вопросах. Ну, а девку на такое дело с собой точно никто брать не стал бы — невозмутимо заявил Стас — Она или прямо там психанет, или после сдаваться побежит, мучимая совестью. Натура-то ранимая, творческая, плюс слабость женского нутра. Да еще кровища, которой там с избытком пролилось. Крики, вопли, все такое.

— Слушай, а ведь похоже на правду — кивнул я.

— Плюс еще один нюанс — Калинин стряхнул пепел за окно — Николишин твой адски забухал именно после смерти бедолаги Моти. Нет, он квасил и до того, только в штатном режиме неудавшегося гения — каждый день, но понемногу. А тут, если верить Аделаиде, у него тормоза напрочь сорвало. С чего бы?

— Узнал, что его ученики коллегу по цеху уработали? — в тон ему ответил я.

— Запросто — похлопал меня по плечу полицейский одобрительно — Не вынесла душа поэта… Ну, художника. Да один хрен, все творческие люди одинаковы. Все не в себе. Доводилось мне с этой публикой работать, одни заморочки да проблемы, плюс никакой выгоды в финале. Даже в виде морального удовлетворения.

— Неприятно — поморщился я.

— Неприятно, что юные творцы превратились в молодых убийц? — уточнил Калинин — И так случается. Да ты за них не переживай, Саня, все у них сложится хорошо. В колонии им точно дело найдется, там хорошие художники всегда нужны. Плакат нарисовать, стенд какой оформить, да мало ли. В некоторых даже спектакли ставят, значит декорации нужны. Короче — при деле ребята будут.

— Да какое мне до них дело — отмахнулся я — Мы даже не знакомы пока. Неприятно, что я так люто затупил, очевидного не увидел.

— А, ты про это — Калинин щелчком отбросил окурок к стоящей неподалеку от машины урне — Не попал. Обидно. Так вот — не печалься. Тут привычка нужна. Ты же не каждый день такие вопросы разруливаешь, верно? А я, наоборот, только тем и занимаюсь. О, Маринка звонит.

Он поднес к уху смартфон и буквально проворковал:

— Слушаю, звезда моя. Посмотрела? Да? Вот хорошо. А не скинешь мне адресочки по вотсапу? Что?

Стас глянул на меня и немного помрачнел.

— О как — сказал он через минуту — Любопытно. Все, запомнил. А остальное тогда все же в вотсап. С меня мороженое. Что? Нет, сам я его не ем, не люблю. Так раньше ты вроде могла его килограммами… А, понятно. Ну да, неудачное замужество как второе рождение, старые привычки отмирают, новые появляются. У нас тоже самое, поверь, только мы в процессе развода бухаем больше, чем вы. Столько же? Тогда с меня просекко. Два? Хорошо два. Лобзаю в щечки!

Калинин положил телефон на торпеду и снова уставился на меня.

— Удачной охоты, тебе Каа — начав немного нервничать, сказал ему я — Просто ты сейчас на питона-убийцу стал похож.

— Вот ведь знал, Смолин, что ты меня непременно втравишь какой-то лютый блудняк — вздохнув, сообщил мне он — Так оно и вышло!

Глава 18

— Блин, ну что за гнилые замашки! — возмутилась Жанна, глядя на Калинина — Сказал «а», говори «б»! Интересно же!

Тот ее не слышал, потому продолжать не спешил, вместо этого прикуривая очередную сигарету.

— Да сколько можно! — не выдержал и я — Давай уже, режь по живому!

— Раз, два, три — палец Стаса последовательно ткнул в фамилии на экране смартфона, на котором был развернут список, предоставленный нам Аделаидой — Угадай, что стало с этими славными ребятами?

— Судя по твоему тону ничего хорошего. Нет, хотелось бы ошибаться, и предположить, что они получили президентские гранты на обучение в лучших художественных академиях мира, но ведь вряд ли?

— Вряд ли — подтвердил полицейский, выпустив сизоватый дымок из рта — Не давали им гранты, угадал. Да они им и не нужны. Накой деньги покойнику? Что он с ними делать станет?

Ну, тут ты не совсем прав, приятель, деньги и на том свете иногда полезны, я тому свидетель. Умный и предприимчивый призрак, имеющий ясную цель, всегда найдет применение бумажной, а иногда даже и чеканной монете. За нее, например, можно купить услуги тех, кто еще жив. Их мускулы, умение стрелять, совесть, наконец. И даже преданность, как бы странно это не звучало. Сам я с таким не сталкивался, но слышал рассказ о том, как один паренек из Сибири, обладающий способностями медиума, до такой степени втрескался в призрак девушки, что ради одной ее улыбки кучу народу покрошил. А началось все как раз с того, что та его наняла для расследования своей смерти за немалую сумму, которая хранилась в анонимном депозитном банковском сейфе. Кончилось все скверно, парень в какой-то момент совсем рехнулся, устроил натуральную бойню в одном из пражских деловых центров, где в результате полицейские его и превратили в подобие ситечка. Впрочем, другого финала быть не могло. Месть вообще дело скользкое, как, кстати, и безоглядная любовь, являющаяся бедствием похуже чумы. Никогда ни к чему хорошему ни то, ни другое не приводит. А уж коли тут еще и неупокоенная душа присоседилась, так точно добра не жди.

Но Стасу про это все знать не надо, потому пусть он получит тот ответ, на который рассчитывает.

— Нафиг не нужны — подтвердил я — Твоя правда.

— А ты как-то даже и не удивлен вроде? — глянул на меня с улыбкой Калинин — Ждал чего-то такого, да?

— Не ждал — честно ответил я — Но и не удивлен. И, не сочти меня за совсем уж бесчувственное говно, даже обрадован.

— Ты до такой степени не любишь творческих людей? — заинтересовался Стас — Нет, я сам от них не в восторге, поскольку это крайне криминогенная публика. Тут тебе и наркота, и сомнительный моральный облик, и по жизни расшатанная психика. Чуть что — сразу истерика, крики, брызги слюны, вопли «завтра тебя тут уже не будет, тебя уволят» и так далее. Но все же три молодых жизни? Неужто не жалко?

— Да не по этой причине — отмахнулся я — Просто если они уже не с нами, то мы, выходит, за нужную ниточку тянем.

— Не исключено — кивнул Калинин — Один в феврале в канализационный люк провалился и расшибся намертво, второго какая-то нечистая на пруд, находящийся неподалеку от дома, занесла ночью, а лед этого бедолагу не выдержал, а третий совсем недавно от сердечного приступа скончался. Молодеет инфаркт, однако. У меня, кстати, тоже иногда вот тут как сожмет — и не отпускает.

Оперативник стукнул себя ладонью по левой стороне груди.

— К лекарю сходи — посоветовал я ему — Дело серьезное, на самотек пускать не стоит.

— Не люблю по врачам ходить — поморщился Калинин — Давно заметил — хоть раз к любому лекарю придешь — и все, пошел после по остальным мотаться сразу. Такое ощущение, что они тебя как эстафетную палочку друг другу передают. Да еще анализы заставят сдавать. Так что я пока коньячком полечусь, оно проще и дешевле выходит. Так что с этой троицей? Почему-то мне начало казаться, что рано коллеги в архив эти дела сдали.

— И да, и нет — я глянул на Жанну, которая от любопытства даже рот приоткрыла.

— Поясни — потребовал полицейский — Будь любезен.

Не иначе как хочет и тут свой маленький интерес выгадать. Земля, где сложили голову три молодых живописца, конечно, чужая, но это не столь важно, если ты раскрыл убийство, которое твои коллеги несчастным случаем. Мало того — тут ох, какой простор для действий открывается. Кого-то можно умыть, с кого-то выгоду поиметь, да мало ли…

— Их почти наверняка убили — уставился перед собой я — Но доказать это почти наверняка не получится. В смысле — доказать документально, или как там у вас это называется. Не будет тех прямых улик, про которые ты говорил. И косвенных тоже.

— Так не бывает — возразил мне Стас — Любое убийство оставляет следы. Найти их — да, выходит не каждый раз. Но они всегда есть.

— Это если убийца живой человек — пояснил я — Тогда да. А тут, скорее всего, отметился… Кхм… Не он.

— Да блин — ударил ладонями по рулю Стас — Если бы на твоем месте кто-то другой сидел, я бы его нафиг послал и из машины выгнал, потому что не люблю, когда мне по ушам ездят. Но в твоем случае это так не работает. И кто же этих троих прибил? Папаша принца Гамлета? Ну, просто я других известных призраков не знаю.

— А он мне начинает нравиться — рассмеялась Жанна — Я думала он моральный урод вроде Нифонтова, а теперь смотрю — нет, ничего так, с юмором. И вообще — мужчина.

Последнее слово было произнесено с некоторым придыханием. Как видно, такое обращение еще при жизни Жанна использовала для обозначения определенной симпатии к лицам мужского пола.

— Ну, о том, что этот господин сменил датскую прописку на московскую я не слыхал — решил поддержать шутку я — Хотя есть много, друг Станислав на свете, чему так сразу и названья не найдешь. А троицу эту, я так думаю, отправил на тот свет господин Серебряный собственной персоной. Да и Николишина, возможно он же в сугроб определил. Хотя за последнее не поручусь, может тот сам управился, без посторонней помощи. У меня в доме за последние лет пять минимум трое ханыг таким же образом в ящик сыграли, причем один вообще на лавочке у собственного подъезда окочурился. Сел покурить перед тем, как домой подняться, да и закемарил. Дело к полуночи, народу никого, а мороз как раз к тридцатнику завернулся.

— Ты мне про это не рассказывай — отмахнулся Стас и выкинул сигарету — Я когда службу начинал, на таких красавцев синюшных насмотрелся будь здоров как. Лучше объясни, как давно перекинувшийся художник подростков мочит? Что за страсти-мордасти в стиле фильмов от студии «Мирамакс»? Морально в общении с тобой я почти ко всему готов, но всякой вере есть пределы. Лично я к ним сейчас крайне близок.

Разумно, резонно, я бы на его месте точно так же относился к своим собственным словам. Мы все читали истории про призраков, в кино их видели, в сериалах, но внутри почти каждого из нас живет осознание того, что на самом деле такого не бывает, что все это просто выдумки. Волей-неволей мы все материалисты, просто потому что так жить проще. И не так страшно, что самое главное. В нашей повседневной жизни и без того всякого разного жуткого хватает — дурак-начальник, ипотека, начало учебного года, техосмотр машины. Если сюда еще и паранормальные страсти-мордасти добавить, то лучше сразу на ту сторону бытия переходить, поскольку это наименее затратный вариант.

Ну, а что до Калинина… Он человек цельный и до мозга костей практичный. Ему проще один раз показать, чем полчаса что-то объяснять.

— Радио — обратился к Жанне я, и показал на бортовую панель, где светилось слово «Nache» — Будь любезна.

— Ага — поняла меня девушка, перегнулась через торпеду и ткнула пальчиком на надпись «Станция 1» — Ну-ка.

Секунду спустя рассказ Вячеслава Бутусова о девушке, шагающей по городу босиком, сменило не менее душевное повествование Жеки Григорьева о том, что в старом кассетнике играет Дассен.

— Не то — скорчила забавную гримаску Жанна — А тут что?

Одну за одной она забраковала еще пару станций, пока наконец не добралась до какой-то ритмичной латиноамериканской композиции, исполнителя которой я определить не смог бы, даже если захотел.

— Другое дело — обрадовалась девушка и даже начала подпевать, при этом щелкая пальцами. Вернее — обозначив это движение.

— О как — Стас глянул назад, похоже, мигом все поняв — Я так понимаю, мы в машине не вдвоем?

— Втроем — подтвердил я.

— И давно?

— С самого начала — я был впечатлен адаптивностью своего спутника, а также его невозмутимостью.

— Прямо с самого-самого? — уточнил Калинин, показав большим пальцем правой руки себе за спину.

— Ну, не настолько — как мне показалось, верно понял его я — С того, как ты за мной заехал.

— Это куда ни шло.

— Кстати, ты ей нравишься — чуть подсластил пилюлю я — Сначала как-то не очень по душе пришелся, но теперь она свою точку зрения изменила.

— Даже не знаю, что по этому поводу и думать — почесал затылок оперативник — Хотя… Есть такое дело. Умею я на слабый пол впечатление производить.

— Я крокодил, крокожу и буду крокодить — фыркнула Жанна — От скромности он не умрет, это точно.

— Но вообще, конечно… — Стас еще раз глянул на пустое для него заднее сидение — Сань, а Сань. Давай наше с тобой соглашение немного пересмотрим.

— Ты о чем? — уточнил я, в принципе уже догадываясь, что у него на уме, и снова поражаясь скорости реакции этого человека.

— О том, что ты пять раз поможешь мне в кое-каких розыскных моментах. Ты же не просто так сразу согласился на это условие, верно? Знал ведь, что твои умения сработают через пять раз на шестой, а это нечестно. Я вот вписался в твою тему, от которой тухлецой за километр разило с самого начала, а теперь так и вовсе могилой смердит, честно тяну свою лямку. Давай и ты начинай играть с открытыми картами, так будет справедливо.

— А он разводила — нахмурилась Жанна — Я о нем думала лучше.

— Стас, не дело вот так переобуваться на ходу — сказал полицейскому я приблизительно то же самое, но другими словами — Есть договор, мы ударили по рукам. Некрасиво сейчас поступаешь, неправильно.

— Знаю — вздохнул Калинин — Мне даже стыдно потом наверняка будет, можешь не сомневаться. Нет, правда будет. Но если я такой шанс упущу, то жрать себя куда сильнее стану. Ладно, давай так — твоя… А она тебе, кстати, кто? Только если ты с ней еще и трахаешься, то лучше про это не говори, хорошо? Моя нервная система подобного может не выдержать.

— Она моя помощница — пояснил я — Секретарь-референт.

— Ты все-таки страшный человек, Смолин — вздохнул Стас — Нет, реально. Мертвая секретарша — это, конечно… Накой я с тобой познакомился, а? Хотя, с другой стороны, все что ни делается, все к лучшему. Так вот — твоя секретарша четыре раза оказывается в том месте, которое я ей укажу и в то время, которое будет мной названо, слушает все, что там говорится и потом передает это мне. Ну, точнее тебе, а ты уже мне. И все, мы в расчете. Отметь — четыре раза, а не пять. Дисконт! Лучшее предложение месяца. Ну, и сегодня я выложусь по полной, если надо, девку эту расколю до самой матки, она все выложит, что знает и что не знает расскажет

— Какую девку? — тряхнул головой непонимающе я.

— Марту, какую еще — пояснил Калинин — Нутром чую, что она в теме по самые уши. Серебряного она не валила, это факт, но знать про убийство точно знала. И жива, заметим, до сих пор, хотя по всему ее должны были грохнуть. Во-первых, она более легкая добыча, во-вторых, парней ее смерть должна была вывести из чувства равновесия, а после заставить землю рыть носом. Они хоть и малахольные наверняка, но какое-то мужское начало в них должно остаться, верно? Которое заставляет упереться рогом и не сбежать куда подальше, почуяв что жареным пахнет. Да и жарил этот Мотя ее, скорее всего, что тоже лишний повод ее к финишу привести. Мало ли, что после секса он ей наболтал? Мы все после него разговорчивы безмерно. А она жива-здорова. Почему?

— Так себе аргументы — с сомнением протянула Жанна — Неубедительно.

— Короче — не бери в голову — продолжил Стас — Тебе, кстати, вообще конкретно чего нужно узнать? Какова конечная цель? Я как-то даже и забыл про это спросить с самого начала.

— Найти призрак Серебряного и его грохнуть — ответил я, понимая, что теперь мне Калинина уже ничем не удивить.

— Грохнуть — это ты сам — тут же заявил он — Тем более что я его все равно не увижу. А найти — найдем, здесь работа по моему ведомству. Слово даю. Но и ты уж…

— Я не против — произнесла Жанна — Невелик труд, Саш. Соглашайся.

Вот у нее все просто — бери и соглашайся. А вот я не очень хочу в такую мутную тему лезть. Одно дело опросить душу свеженького покойника на предмет истинных обстоятельств его смерти и совсем другое узнавать чужие секреты. Причем наверняка таких людей, которые очень не любят, когда их тайны становятся известны третьим лицам, да еще и из силовых структур. Как он сказал? От того дела, которым мы занимаемся, смердит могилой? Ну так и его предложение тоже не духами благоухает, а кое-чем совсем другим.

— Твое имя вообще нигде фигурировать не будет — немедленно заверил меня Стас, как видно поняв, о чем именно я размышляю — Ни в одном документе ни одного слова, ни на одной записи ни единого звука. Тебя вообще нет.

— Меня видели в твоем ОВД — напомнил я.

— И чего? — хмыкнул оперативник — Ко мне кто только не ходит.

— А если тебе яйца в тиски зажмут, когда ты влезешь не туда куда надо и спалишься? — напрямую спросил я — Ты парень рисковый и амбициозный, запросто такое может произойти, верно? И сдашь ты меня со всеми потрохами. Да не делай такое лицо, мы оба знаем, что так и выйдет, случись подобное. Я тебе не родственник, не друг даже. Так, знакомец. После эти люди придут ко мне и предъявят счет за то, что я сунул нос не туда, куда следует.

— Тоже верно — согласилась со мной Жанна — Пошли его куда подальше, Саш. А к этой Марте я схожу, может чего и разнюхаю.

— Справедливо — согласился со мной оперативник — Давай тогда так — перед тем, как твоя помогайка куда-то пойдет, я дам тебе полный расклад по теме — что, как, отчего и зачем. Ну, в тех рамках, которые возможны и без имен. Если ты сочтешь риск для себя серьезным, ты меня пошлешь куда подальше, и я туда пойду, без обид и предъяв. Если же нет — тогда работаем. Мне кажется, это честные условия.

— Три — я показал ему три пальца — Три раза помогу, именно на таких условиях.

— По рукам — он плюнул на ладонь и протянул ее мне — Три раза. Договорились.

Я повторил его жест, и мы пожали ладони друг другу.

— А теперь девушка Марта — Стас глянул на фотографию со списком участников студии — Ага, восемь, девятьсот шестьдесят четыре…

Он набрал номер, подмигнул мне, и секундой позже рявкнул в трубку:

— Марта Тихомирова? Беспокоит капитан Калинин, московская полиция. А? Ну выйдите из аудитории. Вам что важнее — справедливость и правосудие или лекции, которые вы в день по семь, а то и больше штук слушаете? Не лекция? Вы на этюдах? Я в душе не волоку, о чем вы говорите, но знаю точно, что этюды ваши подождут, а наступление справедливого возмездия для граждан, преступивших закон, нет. Вот, давайте.

Он прикрыл трубку ладонью и шепнул мне:

— Неврастеничка, сто пудов, голос как струна дрожит. И, отвечаю, что-то знает.

— Впечатляет — признала Жанна — Даже жалко его.

— Почему? — спросил я, особо даже не шифруясь.

— Такие долго не живут — печально ответила девушка — Слишком спешат взять все, до чего дотянуться можно. В результате либо изнутри выгорают, либо натыкаются на другого такого же, а тот еще и удачливее оказывается. У меня пара любовников была таких же, как он. Один потом пропал насовсем, даже тела не нашли, а второй на своей вилле в Испании в бассейне утонул. При глубине метр сорок в это как-то слабо верится. Я так плакала тогда, так плакала. У меня ведь большие планы уже сложились в голове, хотела его на квартиру развести. Он щедрый был, денег не жалел, может, купил бы хотя бы однушку где-нибудь в Братеево.

— Однушка в Братеево — это не очень большие планы.

— Так и я в элиту волосатого золота ночной Москвы не входила — самокритично отметила Жанна — Ну да, не второй сорт, но и не элита. Да и потом — я модель, а не проститутка, ты не путай, разные вещи так-то. Это приработок, это другое. Так что однушка самое то.

— Блин, но как же жутко выглядят твои разговоры с пустотой — признался Стас, смотрящий на меня — Жесть просто. А? Да, здесь. Значит так, Марта. У меня к вам возникли вопросы, касающиеся жизни и смерти следующих граждан — Кусков Антон Васильевич, Меерсон Марк Наумович, Абанов Геннадий Алексеевич. Знаете таких? Вернее — знали? Я не спрашивал вас о том, с кем вы уже про них говорили. И про то, что погибли они при несчастных случаях тоже. Вопрос звучал так — вы с ними были знакомы? Вот, верный ответ. Так, чувствую не получится у нас телефонного разговора, мне ваши всхлипывания слушать в трубке ни малейшего желания нет. Значит, вышлю вам повестку… Хотя… Нет, давайте по-другому. Вам сколько еще этюдить? Ну, вы меня еще поучите тому, какие слова в русском языке есть, а каких нет. В три занятия заканчиваются? Вот и хорошо. Диктуйте адрес, я подъеду к вашему учебному заведению. И не советую покидать его раньше, а после рассказывать мне о плохой памяти. Я ведь к вам домой могу пэпсов направить. Что тогда мама скажет? А соседи? Кто такие пэпсы? При встрече расскажу. Адрес какой?

Стас невероятно ловко прижал трубку к плечу и достал из бардачка блокнот с ручкой, причем одной рукой. Вот что значит привычка!

— Вот и ладушки. До встречи — Стас нажал на «отбой» и глянул на меня — Все, никуда она не денется теперь.

— По-прежнему не понимаю, отчего ты в нее так вцепился — с сомнением произнес я — Сам же говоришь — неврастеничка. Ты ей напомнил о погибших приятелях, она поплыла. Бывает.

— Может и так, а может и нет — Калинин завел машину — А если ты прав и это не она, то второго колоть станем на предмет странностей, которые с ним в последнее время происходили. Трех доходяг Серебряный уже завалил, и вряд ли он на этом остановится, наверняка до четвертого захочет добраться. Даже если тот его и не резал тогда во дворе, это ничегошеньки не меняет. Не знаю уж, как оно там, на том свете, но уверен в одном — когда человек почуял вкус крови, он фиг остановится, особенно если ему ничего за то, что он кого-то грохнул, не грозит. И неважно живой он, мертвый, это один хрен. Мы те же животные, Саня, только одеваемся и говорить умеем, а в остальном все одинаково. Так что и Марта эта раньше или позже под раздачу попадет, если только мы твоего злодея раньше кончить не успеем. Вопрос только в том, как долго караулить придется. Ты-то безработный, над тобой начальства нету, а у меня ситуация как ночной вид на забор снизу.

— Это как?

— Просвета не видно — пояснил Калинин — Ладно, у нас образовалось некоторое количество времени, потому поедем пожрем, что ли? Тут неподалеку хорошая кафешка есть, там точно не траванешься и цены нормальные, не от самолета. Я в ней с одним «барабаном» время от времени пересекаюсь.

— А… — было заикнулась Жанна, но Стас ее опередил, повернувшись назад и сообщив:

— Так осведомителей в нашем кругу называют. Профессиональный слэнг и все такое.

Кафе и впрямь оказалось хорошим, к тому же Стас, как видно, исповедовал принцип что за едой стоит говорить только о еде или уж, если неймется, только на нейтральные темы. При этом собеседником он был интересным, так что я и не заметил, как пришло время ехать к учебному заведению, где у нас была назначена встреча с девушкой с необычным для наших широт именем Марта.

Как видно, занятия у нее закончились раньше условленного часа, потому что шумной толпы будущих творцов с этюдниками и прочей амуницией, присущей художникам, я близ училища со славной историей не приметил. Только несколько патлатых парней за его пределами пиво пили, что-то шумно обсуждая, да еще сидела на лавочке неподалеку от входа высокая и очень нескладная девица.

— Наша клиентка — сразу сообщил мне Стас — Значит так, Саня, ты снова в разговор не лезешь. Вообще никак не лезешь, ясно?

— Ясно.

— Прости, но повторю — никак. Чтобы никаких «да ты помягче, Стас» или «ты чего так на нее насел» не звучало даже — жестко объяснил мне он — Это моя часть сделки, и я буду действовать так, как сам сочту нужным. Тебе результат нужен?

— Очень — кивнул я.

— Вот и не мешай. А то знаю я вас, гуманистов.

Иногда мне кажется, что есть люди, которых природа-матушка изначально за что-то невзлюбила, прямо с рождения. Ну, а как еще объяснить то, что к почти двухметровому росту и не слишком пропорционально сложенному телу Марте еще перепал героических размеров нос, который так и подмывало назвать «клювом» и глаза чуть навыкате? Мне как-то даже жалко ее стало вдруг — навалилось на девчонку все сразу. И это, и приятели, которые на тот свет отправились один за другим, и еще мы. Станешь тут неврастеничкой.

А еще меня сильные сомнения взяли на тот счет, что версия Стаса о связи Серебряного и этой бедолаги имеет под собой какие-то основания. Ну да, у дядьки, несомненно, седина давно ударила в бороду, а бес, судя по количеству официальных браков, неустанно толкал его в ребро. Но не настолько же?

— Марта Тихомирова? — недовольно спросил Стас у девушки, подойдя к ней, а после небрежно махнул раскрытым удостоверением перед ее лицом — Капитан Калинин.

— Здрасьте — неожиданно тонким голоском пискнула та.

— Ну что, рассказывайте — он плюхнулся на скамейку рядом с ней и достал из кармана сигареты — Все и с самого начала.

— Все — что? — лицо девушки немного сморщилось, у меня возникло ощущение, что она вот-вот заплачет.

— Ту часть, в которой фигурирует детство и отрочество можно опустить — разрешил оперативник — Хоть все наши проблемы родом оттуда, мне это неинтересно. Я же не психоаналитик, верно? Начните с того, как вы познакомились с господами Серебряным и Николишиным, а также изложите целиком историю ваших отношений с уже покойными коллегами по художественной студии. Ее я желаю выслушать со всеми возможными деталями.

— Мы с ребятами давно знакомы были — хлопнула глазами Марта — Там столько всего…

— День теплый, дождь не собирается, время у нас есть, так что мы не спешим — Стас щелкнул зажигалкой — С учетом того места, где мы сейчас находимся, можете начать хрестоматийно — я скромной девушкой была, нежна, приветлива, мила.

В последующие минут десять я ничего интересного, признаться, не услышал. Марта более-менее связно поведала нам историю взлета и падения студии, которая не сильно отличалась от той версии, что чуть ранее излагала Аделаида, после сбивчиво рассказывала о проводимых руководителями выставках, и под конец дала своим погибшим приятелям практически идентичные характеристики, содержащие слова «гениальный», «очень добрый» и «надежный». Само собой, в этом месте она пустила слезу.

— Поплачь, поплачь — ласково сказал ей Стас и погладил по спине — Самое время. Им, ясное дело, от твоих слез не жарко и не холодно уже, но, с другой стороны, если там чего-то и есть, то, может, и они слезинку уронят, узнав о том, что с тобой приключилось.

— А что со мной приключилось? — шмыгнув носом и стерев со щеки слезинки, поинтересовалась у него Марта.

— Пока ничего — невероятно дружелюбно ответил ей Калинин — Но случится непременно. Уедешь ты, красивая, лет на пятнадцать куда-нибудь в Нижегородскую область, станешь там ватники шить. Не рисование, конечно, но работа где-то тоже творческая. Почти модельер, ага. Нет, как по мне, тебя надо в «Черного дельфина» запирать или в «Полярную сову», но там только мужики сидят, да и не рецидивистка ты, так что определит тебя суд в обычную колонию. В твоих прекрасных зеленых глазах я читаю вопрос — «за что»? Отвечаю — за убийства, осуществленные по предварительному замыслу и с особой жестокостью. За что же еще?

— Я нет! — глаза Марты выпучились из глазниц до такой степени, что я даже перепугался — не выпали бы — Вы что? Нет!

— Ну как нет? — Стас очаровательно улыбнулся — Сначала ты с этой троицей грохнула Матвея Серебряного, уж не знаю, чем он вам насолил. Может, рисунки твои бездарными назвал, может, трахнуть тебя не пожелал — без понятия. Но одно ясно точно — ты злобу затаила, мальчиков против него настроила, те его и порезали во дворе собственного дома. А потом и их одного за другим на тот свет спровадила. Самолично. Свидетели же. Девка ты умная, с фантазией, с творческой жилкой, потому обставила все как несчастные случаи. Красиво сработала, жаль в паре мелочей промахнулась. Ну, и еще тебе не повезло в том, что этим делом мы с напарником занялись.

— Я никого не убивала — чуть задыхаясь, сообщила нам Марта — Это не я! Все было не так! Наоборот!

Похоже, она находилась на грани той истерики, при которой женщины валятся на пол и корчатся словно в конвульсиях. Страшное зрелище, я пару раз его наблюдал.

— Наоборот — это как? — тут же зацепился за прозвучавшее слово Стас — Не ты их, а они тебя подбивали убить Серебряного? Или это он вас хотел завалить, а вы сопротивлялись? Или парни охотились на тебя, а ты их опередила? Что значит — наоборот?

Он цапнул Марту за плечо и как следует ее тряхнул

— Не молчи — тихо, но при этом словно очень громко произнес он — Не просри свой последний шанс, девочка. Поверь, пятнадцать лет — это очень много. Я бы мог начать плести банальности о том, что когда ты выйдешь, то поймешь, что жизнь прошла мимо тебя, но в этом нет смысла. Ты оттуда вообще не выйдешь. Ты слабая, тебе там не выжить. Даже не физически, а морально. Потому вскроешься ты раньше, чем закончится первый год отсидки. Не поняла, о чем я? Вены ты себе вскроешь.

Девушку начало неслабо трясти, а я подумал о том, что Стас верно поступил, что меня предупредил о невмешательстве. Появилась ведь такая мыслишка.

— Рано или поздно ты украдешь ложку и наточишь ее черенок — как бес-соблазнитель нашептывал в ухо белой, словно бумага Марты Стас — Однажды, в одну бесконечных зимних ночей, такую, которая, кажется, никогда не кончится, поняв, что нет больше сил — ни душевных, ни физических, ты чиркнешь ей по руке. Опыта у тебя нет, наверняка по первопутку и со страху возьмешь неглубоко, кто-то из товарок приметит, что ты вскрылась и поднимет хай. Тебе перехватят вены, а отправят в больничку, но это только ухудшит твои дела. В тот же день, когда ты выйдешь, мало тебе не покажется. Сначала тебя жестко отбуцкают в оперчасти, за то, что ты им статистику…

— Нееееет! — заорала Марта — Хватит! Умоляю — хватит! Это не я! Это мальчишки! Они из-за денег… Нет, не только из-за них, они бесились, что ЭмЭс их в дерьмо опускал постоянно, вот они его и убили! Меня там даже не было, и Гарика тоже. Он испугался. А я… ЭмЭс меня женщиной сделал, как я его… Так нельзя!

А ЭмЭс — это Матвей Серебряный, так студийцы его между собой, наверное, прозвали. И ведь снова Стас все верно просчитал — один очканул идти с приятелями наставника убивать, а Марта на самом деле любовница наставника. Если он и во всем остальном прав, то у меня нет слов. Зато, возможно, со временем появится весьма конкретное деловое предложение. Я лучше с ним буду сотрудничать, чем с Нифонтовым, от которого в большинстве случаев проблем столько, что хоть на стенку лезь, а пользы как от козла молока.

— А их кто? — рявкнул Калинин так, что и я подскочил на лавке, и даже Жанна, которая все это действо с раскрытым ртом смотрела, как спектакль какой-то — Их-то точно ты в лучший мир спровадила, да? За любовника мстила!

— Это он! — завизжала Марта, скривив рот и со страхом смотря на нависшего над ней полицейского — Сам! Не я! Это ЭмЭс! Он их убил! Всех! И Гарика вот-вот тоже! Ой!

Она дернулась еще раз и замолчала, прижав ладонь ко рту.

Глава 19

— А Гарика, значит, сегодня? — снова тихо и мирно уточнил полицейский, погладив девушку по голове — Матвей Серебряный? Который пес знает сколько времени мертв?

Молчала Марта, вытирала слезы и сопли, таращилась на свои тупоносые туфельки. Ее можно понять, разве страшный полицейский, стоящий рядом с ней, поверит в то, что она общается с призраком?

А она общается, без вариантов. Верную ниточку мы тянем. Мало того — клубочек-то почти размотался, чуть-чуть осталось его повертеть, чтобы увидеть, где ниточка заканчивается.

— Так, ты давай, успокойся — попросил Марту Стас, присев рядом с ней и приобняв за плечи — Я, знаешь ли, и не такое в жизни слыхал. И видал тоже. Вон, на той неделе в «Шарике» был, так там таможенники одного черта прихватили, который в себе наркоту провозил, причем в немалом количестве. И что ты думаешь? У него тара в пузе лопнула, он такой приход получил — мама не горюй. Вот по всему должен был до скорой от передоза помереть. Но не помер! Да твой покойный ЭмЭс по сравнению с таким дивом дивным даже рядом не стоял. Ну что, успокоилась? Хочешь сигаретку? Зыбанешь пару раз — совсем полегчает.

Теперь речь полицейского уже не рвала резкостью наш слух, наоборот, она лилась как вода небольшого ручейка в лесу, успокоительно журча.

— Н-н-нет — мотнула головой Марта — Курение вредит здоровью. И еще от него цвет лица портится.

— Ну, раз цвет лица — Стас, как видно не сдержавшись, глянул на ее нос — Тогда конечно. Знаешь, я и сам тогда курить не стану. Ты девчонка умная, плохого не посоветуешь.

— Я не убивала — уже спокойнее сказала она — Правда! Это ЭмЭс. Он и раньше терпеть не мог, если кто-то против его воли что-то делал. Ну, главным всегда любил быть, понимаете? Его слово закон, только он решает, как кому жить. А тут такое…

— «Такое» — это вы про то, что его убили? — не выдержав, все же влез в разговор я — Верно?

— Ну да — Марта ковырнула асфальт туфлей — Знаете, а еще он изменился. Сильно изменился! Нет, он и до… Ну, до того, как его…

— Когда живой был — подсказал Стас.

— Вот-вот — шмыгнула носом Марта — Он и тогда жутко токсичный был. Чуть что не так — сразу кричал. Он Генку Абанова за плохую грунтовку холста даже ударил один раз. Иногда после извинялся, иногда нет. А теперь он другой. Не кричит, говорит тихо, но так страшно, что у меня внутри даже кишки от жути сводит. Но это все равно он, ЭмЭс. Точно он!

Стас почесал ухо и глянул на меня. Я кивнул.

— А вы ведь мне верите — медленно произнесла девушка, переводя взгляд с моего лица на лицо Калинина — Да? Вы даже не удивились, когда я вам рассказала, что с мертвым человеком общаюсь. Вы точно из полиции?

— Мы точно из полиции, и мы вам верим — сказал я — Вот такой парадокс.

— На всякий случай — Стас еще раз показал девушке развернутое удостоверение — Ну, а теперь, родная, давай рассказывай все с самого начала. Спокойной и внятно. А после будем думать, что с тобой делать и как тебе помогать.

Самое забавное, что большинство тех фактов, которые в течении последующих десяти минут излагала Марта, нам были уже известны, просто теперь эти части паззла сложились в единую картину. Ну, и мотивация убийц Серебряного стала предельна ясна. Впрочем, не сильно она нам и уникальную историю рассказала. Воистину — ничто не ново под Луной.

Николишин, являясь посредственным художником и сильно пьющим человеком, оказался очень и очень неплохим наставником. Более того — у него имелся просто-таки звериный нюх на по-настоящему талантливых ребят, если и не с задатками гениев, то близко к тому. Ничем иным тот факт, что в его студии таких в результате собралось аж с полдюжины, объяснить никак нельзя. Не обладая серьезными навыками, находясь в самом начале пути живописца они создавали более чем достойные работы, которые свободно могли конкурировать с полотнами куда более именитых мастеров, находящихся на пике формы.

Вот только авторитета их наставника для того, чтобы двинуть этих своих самородков вперед и вверх точно не хватало. Но в один прекрасный (или несчастный, тут как поглядеть) день в его студию, находившуюся на задворках столицы, невесть как занесло господина Серебряного, являвшегося ко всему прочему соучеником Николишина.

Таланта у ЭмЭса, скажем прямо, было тоже не чтобы сильно много, к тому же годы и не слишком скромный образ жизни порядком подточили его работоспособность, до такой степени, что вот-вот и прозвучала бы формулировка «сбитый летчик», но вот с деловой хваткой и сметливостью у него все обстояло замечательно. Он сразу оценил качество работ и их перспективы в разрезе потенциальных продаж, составил в голове бизнес-план и мигом принялся за его реализацию.

Собственно, это и объясняло тот всплеск популярности Серебряного, который случился за пару-тройку лет до его гибели, равно как и отход от позиций метареализма, на которых тот стоял со времен царя Гороха. Просто разножанровые картины, которые столь успешно продавались, создавал не он, а ребята из студии Николишина. Нет, они проходили через некую стилизацию а-ля Серебряный, чтобы не давать поводов для сплетен, но что это, по сути, меняет? Впрочем, это до поры, до времени всех устраивало. Ребята из небогатых семей получили большие по их незамысловатым понятиям деньги и гарантии того, что закончив школу они поступят туда, куда сами захотят, независимо от баллов, полученных на ЕГЭ, Николишину отчинили за молчание долю малую на более-менее приличное бухло, плюс обеспечили стабильную работу студии, ну, а Марта наконец-то лишилась девственности. Короче — все были довольны.

И все бы ничего, может, эта схема еще несколько годков проработала бы, обогащая всех ее участников, но все испортил непосредственно Серебряный. То ли его опьянила вернувшаяся слава, то ли жадность обуяла, то ли еще чего, но вести под конец он себя стал совсем по-скотски. Если Николишин кое-как еще проглатывал оскорбления, то и дело несущиеся в свой адрес, то повзрослевшие ребята, ставшие студентами и уже хорошо понимавшие с какой стороны масло на бутерброде лежит, не собирались подобное терпеть, о чем как-то раз Марк Меерсон и заявил прицепившемуся к какой-то мелочи ЭмЭсу.

Тот перестал орать, удивленно булькнул и замолк, поскольку никогда ничего подобного не случалось, а после поинтересовался у остальных членов талантливой пятерки их мнением на данный счет и тем, насколько они согласны с точкой зрения Марка.

Ребята проявили редкое единодушие, и только Марта, глубоко и трепетно до сих пор любящая Серебряного, встала на позиции нейтралитета. Проще говоря — промолчала.

Какие-то выводы зажравшийся мэтр из произошедшего сделал, поскольку следующие пару месяцев смело можно было назвать спокойными, но после снова сорвался, причем по-крупному, пустив в ход кулаки. Видно, крепко у него внутри накипело от того, что зарвавшиеся щенки (как он, скорее всего в мыслях называл ребят) поставили его на место. Именно про этот случай и упомянула Марта. Да она и сама то и дело, наверняка, синяки замазывала.

Марку это очень сильно не понравилось, к тому же он как раз в эти дни проведал, за какую цену в Париже ушла его работа, на которой стояла роспись Серебряного. Ну, и ребята, понятное дело, тоже были не в восторге от случившегося.

В результате произошел еще один разговор между молодыми людьми и стареющим художником. Резкий, жесткий, неприятный для обеих сторон. Марк сказал, что им все это надоело и они желают дальше идти по жизни сами. Былое ворошить никто не станет, потому что это никому не нужно, да и кое-какие подписанные с обеих сторон бумаги это запрещают делать, но совместного будущего у ребят и господина Серебряного точно нет. Что до Марты — она пусть решает сама, как ей лучше.

Вот тут бы мэтру тормознуть, сказать себе «все когда-нибудь кончается», не идти на конфликт. У него в руках было сильнейшее оружие — финансы. Сколько бы пробегали на безденежной воле эти мальчишки, за года привыкшие к тому, что в кармане пусто не бывает? Три месяца? Полгода? Никак не больше. Вернулись бы к Серебряному, никуда не делись. Может не все, но половина — точно.

Но нет, седовласый лев начал рычать, пугать их тем, что про учебу можно забыть, что после ближайшей сессии отчисление станет реальностью и тогда для них откроется прямая дорога в армию, что у него большие связи в силовых структурах, потому Марку, который гадит в руку, его кормящую, теперь следует ходить и бояться. Да и всем остальным тоже. Короче — много гадостей наговорил. Да еще пообещал студию прикрыть, зная, что эти пятеро к ней и Николишину относятся более чем трепетно. Как-никак, это был их второй дом.

Лично мне предельно ясно, что почти все угроз не были бы реализованы никогда, но на студийцев, которые только-только вступили во взрослую жизнь, картина виделась иной. И вот тогда, вместо того чтобы пойти и найти хорошего юриста, который встал бы на защиту их прав, они решили пойти дорогой своего коллеги из прошлого Бенвенуто Челлини, человека безмерно одаренного, но эмоционально нестабильного, который чуть что, сразу брался за кинжал, отчего и провел свою жизнь в перемещениях от одного королевского двора к другому, перемежая это отсидкой в тюремных камерах. Вывод — времена меняются, а взгляды по-настоящему талантливых художников на жизнь нет. Не ищут они легких и законодательно верных путей.

Короче, они решили своего хитроумного благодетеля убить. Марта, что скрывать, про это знала, но вместо того, чтобы любовника об опасности предупредить, промолчала. Нет, она ЭмЭса еще любила, но при этом порядком задолбалась уже тоналкой синяки замазывать каждую неделю. Да и два аборта ей оптимизма не прибавили.

В последний момент из дела слился Гарик, он же Игорь Пеструхин. Сказал, что не может в живого человека железкой тыкать, душевная организация ему не позволяет. Парни, что характерно, его не осудили, приняв такое решение как данность, и уже следующим вечером осуществили задуманное.

Все прошло на редкость гладко, парни даже удивились, насколько. Нет, после были и душевные терзания, икошмары некоторое время каждому из них снились, и страх класса «а вдруг за мной пришли» при каждом звонке в квартирную дверь присутствовал. А потом, потихоньку, помаленьку, все произошедшее перешло в разряд воспоминаний, как всегда, в жизни и случается. Учеба с ее радостями и горестями, а также через какое-то время нагрянувшее безденежье скрыли пеленой памяти сделанное.

Что до Марты — ей было проще чем остальным, ведь она не убивала, а только промолчала. Да и лучше ей стало жить без немолодого любовника. Она даже удивилась, насколько.

Вот только тот взял, да как-то раз в ночи к ней заявился в гости, перепугав при этом девушку до заикания. В эффектности явления, кстати, не сомневаюсь ни на минуту. Уверен, что этот старый хрыч все отлично продумал, учтя нестабильность психики своей бывшей юной любовницы.

Короче — Серебряный в мертвом состоянии завладел волей и душой Марты еще сильнее, чем когда был жив. Она делала все, что тот ей прикажет, а намерения у товарища, понятное дело, были не самые мирные.

Что до Николишина — с ним все, как я и думал, обстояло чисто. Дядькой тот был совестливым, потому сообразив, кто именно прикончил бывшего однокорытника, он принялся керосинить как не в себя, отчего и окочурился на зимних улицах Москвы. А вот всех остальных убил именно Матвей, при непосредственной помощи Марты. Каждого из них она приводила в то место, которое Серебряный выбирал для свершения мести. Глухой переулок с открытым канализационным люком, замерзший пруд с еле прикрытой ледком полыньей, заброшенный дом с шаткой лестницей.

— Чего? — перебил девушку Стас — Какой дом, какая лестница? Третий от сердца помер.

— Так получилось — хлюпнула носом Марта — Генка недоброе заподозрил, хотел убежать, и ЭмЭс его тогда убил не так, как планировалось. Меня после в этом обвинил. Ну, это я ничего, что мне поручено сделать не могу.

— А ты, значит, старалась как могла? — со странной интонацией спросила у нее Жанна, зная, что ответа не дождется — Ну-ну.

— В принципе мне все ясно — глянул на меня Стас — Одно только не понятно — как местные опера этих полудурков не поймали на следующий же день? Наверняка ведь они наследили будь здоров как, просто приходи и бери их голыми руками.

— И мы не понимали — призналась Марта — Но вот, не поймали.

— Стыд и позор — сплюнул Калинин — Если бы вы на моей земле такое сотворили, то уже вовсю бы сидели.

— Ты сказала, что на очереди последний из твоих друзей — вступил в беседу я — Гарик.

— Ага — кивнула она — Он когда пришел сегодня ночью, то сказал, что почти все готово. Дескать, еще чуть-чуть, и наш долг будет выплачен полностью.

— Врал — заявил Стас — Последний пункт в списке не Гарик. Это ты.

— Факт — подтвердила Жанна — Без вариантов.

— Согласен — кивнул и я — Тебя он тоже в живых не оставит. Просто ты ему пока нужна, ты его руки.

— Приманка — поправил меня Стас — Он парней на нее ловил, как рыбу на червяка. Ты же каждому из них дала, верно? Ну, прежде чем затащить туда, где ваш благодетель их поджидал?

— Он так велел — снова насупилась — Он сказал, что таково мое искупление. Что я грязная тварь, из-за которой…

И Марта вновь забилась в истерике, забив лицо руками.

— Ей надо к психоаналитику походить — сообщила мне Жанна, поджав губы — Или она такими темпами скоро в дурке пропишется.

— Он к тебе каждый вечер ходит? — не обращая внимания на слезы и подвывания, тряхнул девушку за плечо Стас — Или нет?

— Каждый — постукивая зубами, пробубнила Марта — Как одиннадцать пробьет — он уже тут. Хоть часы проверяй.

— А если ты в другом каком месте ночуешь?

— По-разному — хватая воздух ртом, ответила девушка — Иногда приходит, иногда нет. Но если я дома — всегда.

— Ясно — Калинин откинулся на спинку лавочки и достал из кармана сигареты — Извини, я все же закурю. Сань, если ты не понял, то я свою работу выполнил полностью, нашел твоего пассажира. Иди и бери его хоть нынче вечером.

Марта в очередной раз перестала всхлипывать и отняла руки от лица. Что до меня, то я, глядя на Стаса с неподдельным уважением, изобразил аплодисменты.

— Живешь одна или с мамой-папой? — пыхнув сигаретой, осведомился у художницы оперативник.

— С родителями — пробормотала Марта — Но они старенькие у меня, уже не работают, весной и летом живут на даче. Так что сейчас одна.

— Вот и славно — широко улыбнулся Стаса — Везение на нашей стороне. Поехали к тебе, оценим диспозицию, и если все пойдет удачно, то уже завтра тебе никто не помешает спокойно спать по ночам. Уработаем мы нынче вечером этого злодея. Но при условии, что ты нам поможешь, без этого никак.

— Помогу! — истово пообещала девушка — Сил моих больше нет! Ведь еще чуть-чуть, и я с ума сойду. Мне уже разное мерещится начало, даже днем.

— Все будет нормально. — приобнял ее Калинин — Маленькая моя, ты теперь не одна. Мы для того и существуем, органы правопорядка, чтобы защищать и оберегать граждан вроде тебя.

Жанна расхохоталась и, явно копируя меня, поаплодировала полицейскому.

— Да тебе, собственно, даже и делать-то ничего не придется — Стас поднялся с лавочки и жестом велел девушке следовать его примеру — Так, пустяки. Основная работа — она наша. Все, поехали, чего время терять? У меня еще своих дел вагон и маленькая тележка имеется.

У Марты мы особо не задержались. Осмотрели квартиру, находившуюся на верхнем этаже старого пятиэтажного дома, обсудили кое-какие детали и откланялись, отказавшись от предложенного хозяйкой чаю.

— Знаешь, я человек не завистливый, но сегодня это чувство испытал — признался я Стасу, когда мы уселись в его машину — Серьезно. Ты реально крут, Калинин. Но при этом вообще без башни.

— Ерунду говоришь — нахмурился мой собеседник — Не прикинув все пять раз, я ничего не делаю. В моей профессии те, кто не думает, долго не живут. И на свободе, и вообще. Ты, я так понимаю, имеешь в виду то, как я эту деваху прессанул? Так тут никакого риска вообще не было.

— Серьезно?

— Да абсолютно. Я, Сань, по своей работе разных людей вижу, потому сразу понимаю, с кем можно чутка порезче обойтись, с кем не стоит, кого надо ломать, кто сам готов рассказать чего угодно, лишь бы со мной больше не видится никогда. Это приходит с опытом. Наша носатая подруга, например, как раз из тех, на кого нажать надо как следует, так, чтобы внутри аж треснуло, как у спелого арбуза, а потом немного пожалеть. И все, только записывай показания. Да ты сам видел.

— А если бы она жаловаться надумала? Сейчас это модно — беспредел властей, все такое. Накатала бы «телегу» в прокуратуру, например, а ты потом разгребайся.

— Сань, ты ее видел? Какие «телеги»? Даже окажись она не при делах, то все равно сразу после беседы она бы домой побежала, там забралась под кровать и не вылезала из-под нее еще дня три, даже пописать. И на учебу недели две не ходила бы, — а вдруг я снова появлюсь? А еще симку бы сменила. Нет, Сань, с этой стороны неприятностей можно не ждать. Не тот психотип.

— Я бы все равно так не смог.

— Смог бы — возразил мне Стас — У тебя косточка крепкая внутри есть, и яйца вроде тоже. Просто ты еще не понял, на каком свете живешь. Если повезет, то успеешь разобраться с этим вопросом до того, как тебе голову проломят или в котловане бетоном зальют. Ну, или как-то по-другому убьют.

— Поясни.

— Твоя беда, Сань, в том, что ты все время хочешь оставаться для всех хорошим — Стас вырулил со двора, чуть не задавив при этом бездомную собаку — Тьфу, вечно под колеса лезут! Вот куда коммунальщики смотрят? Фонды им выделяют ого-го, а толку чуть. Так вот — не бывает такого, чтобы человек для всех хорошим оставался.

— Ладно тебе — мне почему-то стало неприятно от его слов. Может, потому что это была правда в чистом виде.

— Не «ладно». Ты, Саня, всегда пытаешься решить дело миром. Не то, чтобы никого не обидеть, здесь скорее другое. Ты не желаешь ни с кем расходиться недобро, с затаенным злом, даже с теми, кто тебе точно не друг. Мол — худой мир лучше доброй войны. Фигня. Не всегда так. Иногда война лучше, тогда ты, по крайней мере знаешь, чего, от кого и когда ждать. А вот замиренный враг куда большее зло. Ты думаешь, что у вас нейтралитет, занимаешься другими делами, думать про него забыл уже, а он все это время роет яму на той дороге, по которой ты время от времени ходишь. Даже несколько ям, на тот случай, если ты в первую не упадешь. И колышки острые в них вкапывает. Угадай, зачем? И что случится тогда, когда ты окажешься глубоко-глубоко, там, откуда без посторонней помощи не выбраться? Так что, Саня, мой тебе добрый совет, в виде бонуса к уже почти выполненному заказу — не пытайся быть святее бога. Не получится. Если знаешь, что у тебя есть враг, не надо делать вид, что он твой друг или просто никто. Прими условия игры и бей первым. Ну, или хотя бы делай что-то такое, чтобы те, кто ждет твоей ошибки, знали — ты сможешь адекватно ответить в случае наезда, не станешь жевать сопли и нести чушь про то, что мир есть любовь. Тогда твои шансы на долгую счастливую жизнь пусть немного, но подрастут. Банально? Да. Но это правда. По крайней мере, я существую по этим законам и до сих пор жив.

Стас не мог ведать о том, что творится вокруг меня, ему просто неоткуда было про это узнать, но все сказанное им было настолько точно и верно, что я слегка оторопел. И пребывал в этом состоянии до той самой поры, пока он не высадил меня около метро, перед тем напомнив о том, где и когда мы с ним встретимся вечером.

А еще мне предельно ясно стало то, что он, возможно сам того не желая, произнес вслух простую и понятную истину, от осознания которой я старательно уходил все эти годы. Вернее, буквально ткнул меня в нее лицом.

Мне ведь в самом деле надоело быть правильным. Я день за днем продолжал мерить свои дела и поступки по той шкале, которую считал нормальной в предыдущей жизни, опирался на законы и понятия, естественные для тех людей, с которыми меня то и дело сталкивала жизнь. Для них они таковы, все верно. Но при чем здесь я?

И ведь осознал давно, что все, кончилось на свете бытие простого парня Александра Смолина, теперь вместо него в Ночи обитает Александр Смолин, ведьмак. Умом осознал, но ничегошеньки для подтверждения своего статуса не делал. Потому, может, и валятся на меня всякие напасти одна за другой. Всех то и дело прощаю, ко всем пытаюсь именной ключик подобрать, какие-то многоходовые комбинации строю, лишь бы кого не обидеть.

Для чего? Кому это нужно? Не мне точно.

Тогда — зачем?

Нет, путь крови — он все же не для меня, чем это заканчивается в итоге хорошо известно. Но кое-кому из моих нынешних недоброжелателей хвоста можно прижать и без явной уголовщины. Можно и нужно, причем не откладывая в дальний ящик. Здесь хватит простой демонстрации силы, помноженной на готовность применить ее в любой момент. И никто мне ничего предъявить не сможет. Я в своем праве.

Когда небо только начало темнеть, а на город не спустились еще первые легкие сумерки, я наведался на кладбище, которое помаленьку начинало становиться для меня если не родным, то уж точно хорошо знакомым. Чуть ли не через день я сюда езжу, получается.

— Павлик — произнес я, добравшись до того места, где обычно развлекался подросток с недобрым взглядом — Давай, вылезай. Я за тобой пришел.

— Серьезно — спрыгнул откуда-то сверху, как видно с раскидистого дерева, мальчуган — Ты меня отсюда наконец забираешь?

— Ты в школе экзамены сдавал? Или не успел до них дойти?

— Конечно — как-то даже обиделся паренек — Всегда на «отлично». Ну, почти.

— Не суть — отмахнулся я — Считай, что сегодня у тебя экзамен. Покажешь себя хорошо — возьму под свое крыло. Нет — не обессудь.

— Чего делать надо? — потер руки призрак — Ты главное объясни, а я не подведу.

— Объясню — кивнул я — Обязательно. Пока такси ждать будем, все тебе расскажу. Да куда ты к бреши полез? Через главный вход выйдем, он еще открыт — я глянул на экран смартфона — О, как раз к чаепитию успеем.

Из-за пробок, обычных для Москвы, что летней, что зимней, я уже даже начал думать, что мы все-таки не успеем добраться до точки назначения к тому времени, что я для себя определил, и это немного помешает реализовать задуманный мной план, но обошлось. Когда машина остановилась близ массивных воротам в старорусском стиле, еще даже девяти вечера не было.

Я подошел к резной калитке и нажал на кнопку коммуникативного устройства. Ну, не знаю я как эта штука называется. Не «домофон» же?

— Слушаю — моментально ответили мне.

— Мне бы Вадима Евгеньевича повидать — сообщил я.

— Он вас ожидает?

— Не думаю — честно ответил я — Да точно нет.

— Это частная территория — совсем уж посуровел голос — Прошу вас отойти от входа.

— Не хочу — хмыкнул я — Сказано — мне нужно повидать Белозерова. Без этого никуда не уйду.

— Сейчас полицию вызову — рявкнул динамик — Вали давай!

— Почему все охранники такие злые? — обратился я к Жанне, отойдя на пару шагов от динамика — Ты не знаешь?

— У них жизнь скучная — предположила моя помощница — Сканворды и сухомятка — чего ж тут хорошего? Вот они и звереют со временем.

— Толик, пойди, найди там кнопку, которая дверь открывает — попросил я таксиста, которого тоже взял с собой — Покажи ее Жанне, пусть она ее нажмет. А мы вас тут подождем.

Что примечательно — мои ветераны как-то сразу нашли общий язык с Павликом. Анатолий мигом стал наименовать его «малым», Жанна же несколько раз потрепала мальчугана по голове, что говорило о некоторой приязни с ее стороны.

Через пару минут ворота щелкнули и их створки стали расходиться в разные стороны.

— Большие-то зачем открывать? — обратился я к Павлику — А?

— Понятия не имею — отозвался тот — Я тут был, с тобой.

Впрочем — какая разница? Открыли и открыли, уже хорошо.

Разумеется, охранник не мог не заметить столь очевидную вещь, как ни с того, ни с сего распахивающиеся ворота. Он мчался мне навстречу, что-то крича на ходу в миниатюрную рацию.

— Куда? — его рука вцепилась мне в плечо — Сказано — частная территория, чужие здесь не ходят. Проваливай, пока цел!

Я даже в разговор с ним вступать не стал. А смысл? Один укол — и верзила валится на искусно выложенную разноцветными кирпичами дорожку.

А красиво устроился Белозеров. Это тебе не особняк Ильи Николаевича, в которой тот только переночевать и приезжает, типовой и безликий. Это — Дом, любимый и надежный, в него помимо больших денег душа вложена. Такие вещи сразу чувствуются, при первом же взгляде. Тут, скорее всего и домовой есть.

А еще он у нас поклонник века минувшего, девятнадцатого. За основу проекта явно брались дворянские гнезда того времени, оттуда все эти колонны с ордерами, широченная терраса и прочие знакомые по фильмам и фоткам детали. Тут, наверное, и пруд с лебедями есть, и беседки белокаменные, и вишневый сад.

Вот интересно, у на конюшне провинившихся слуг плетьми секут? Ни разу не удивлюсь, если да.

Впрочем, времени на созерцание местных красот у меня не было. Охранник, паразит эдакий, коллег переполошил, и они вот-вот будут здесь. Ну, а в мои планы очная встреча с этими молодцами не входила, поскольку они меня быстренько на ноль помножат. Я же не Джон Уик, верно?

Щелкнув зажигалкой, я запалил фитилек маленькой зеленой свечи, которую достал из сумки. Жалко ее расходовать ужас как, но ничего не поделаешь, в данной ситуации именно она лучшее средство для достижения цели.

Я потратил на изготовление трех таких свечей почти две недели, и это, не считая кругленькой суммы, ушедшей на заказ ряда ингредиентов к ним. В составе фигурировал особенный воск, который был взят из улья, стоящего неподалеку от кладбища, несколько редких трав из числа тех, за хранение которых инквизиторы в свое время запросто могли на костер отправить, измельченное крыло нетопыря и иные не очень аппетитные даже на слух компоненты. Короче — прелесть, что за ужас.

Но и труды, и расходы того стоили. Пока курится дымок от этой свечи, меня никто не увидит и не услышит. Вот такой вот рецепт я отыскал в своей книге прошлой осенью, когда уже перебрался в Венгрию на постоянное место жительства. Придумал его все тот же неугомонный Митрий, как видно для того, чтобы в светелки к девкам шастать незамеченным. У него других интересов в жизни, похоже, вовсе не водилось. Ну, разве только пьянство еще.

Охранники пробежали мимо меня, топоча ногами и переговариваясь на ходу. Я проводил их взглядом, подумал мельком, что, по идее, можно было бы их уложить рядом с коллегой, но не стал на это тратить время и двинулся дальше. Свеча горит где-то минут пять-семь, не дольше, а дом велик, пока я до столовой доберусь, пусть даже и с проводницей, роль которой досталась, естественно, Жанне.

Внутри здание ожидаемо выглядело не хуже, чем снаружи. Мрамор лестниц, позолота, лепнина, картины старых мастеров и прочие прелести псевдостарорусского стиля. Но без излишней помпезности, надо заметить. Всего было в меру, не по принципу «дорого-богато».

Я миновал большую залу, как видно, бальную, поднялся по лестнице, прошел коридором, разминувшись с парой встревоженных охранников, и вскоре оказался на пороге помещения, в котором за огромным столом, заставленным блюдами с разнообразной выпечкой и стоящим в центре огромным начищенным до ослепительного блеска самоваром с медалями, сидело добрых два с лишним десятка человек, пьющих чай, смеющихся и беседующих друг с другом.

— Добрый вечер — сказал я, туша пальцами огонь свечи — Приятного аппетита! Смотрю, пирожками балуетесь?

Глава 20

Гул голосов и смех стихли, лица присутствующих повернулись ко мне.

— Вы кто? — осведомился у меня невысокий седой старичок в теплой вязаной кофте, сидевший во главе стола. — Как попали в мой дом?

— Через ворота, — потыкал я пальцем в сторону выхода. — Как же еще? Мое почтение, Вадим Евгеньевич, рад наконец с вами познакомиться лично. А то все через третьих лиц общаемся, неправильно это.

— Ничего не понимаю, — захлопала ресницами довольно юная девушка, сидевшая по правую руку от старичка. — Вадичка, это кто?

— Не знаю, — ответил ей тот. — Михаил, что происходит?

— Разберемся, — раздался голос за моей спиной, а затылок в тот же миг ощутил прикосновение металла. — Так, гость нежданный, давай покинем помещение без резких движений. Тут дети, не станем их пугать, договорились?

— Ну, это по ситуации, — возразил ему я. — И потом, мне бы до ухода желательно чайку хлебнуть с пирожком, да под душевный разговор с твоим хозяином. Для того я сюда и пришел.

— Псих какой-то, — высказала свою версию миловидная дама, сидевшая рядом с мужчиной, который единственный из всех не обратил на меня внимания и знай себе невозмутимо поедал кулебяку. — Миша, куда твои сотрудники смотрят? А если бы он на нас набросился? Безобразие какое-то!

— Верно, — поддержала ее немолодая уже женщина, сидевшая напротив. — Надо нынешнюю охрану рассчитать и новую набрать! Более квалифицированную.

— Пошли, — уже совсем недобро прошипел мне на ухо Михаил. — Пока у тебя есть еще шанс выбраться отсюда относительно целым и здоровым, не стоит его упускать.

— Хорошо, — покладисто согласился я. — Вот только один нюанс. Если я отсюда уйду, то твоя репутация превратится в пыль. Кому нужен охранник, профукавший жизнь нанимателя? Вадим Евгеньевич, я на прощание задам вам один вопрос, можно?

— Можно, — недовольно произнес конкурент Носова.

— Как сердечко? — широко улыбнулся я. — Не слишком шалит? Не рвется из груди?

— Нет, — внезапно насторожился тот.

— А сейчас? — резко сменил тон я.

В тот же миг Павлик, стоявший рядом с хозяином дома, запустил руку в его грудь.

Белозеров дернулся и вскрикнул, тоненько так, как заяц, которого настигла пуля во время прыжка. На лице Павлика в тот же миг появилось выражение блаженства, он явно получал невероятное удовольствие от страданий богача.

— Ай-ай-ай, — я повернулся к охраннику. — Заплохело твоему принципалу, Мишаня. Сильно заплохело. Как видно, от осознания того, что ты хочешь меня за порог его дома выставить, не предложив вышеупомянутых чашки чаю и куска пирога. Так, может, лучше я останусь? От греха?

Судя по тому, каким взглядом меня смерил Михаил, он вроде понял, кто именно пожаловал в дом. Уверен, что этот красавец нордической наружности в курсе всего происходящего, потому не мог обо мне не слышать. И даже, скорее всего, видел. Наверняка его подчиненные фоткают все окружение Носова, точно так же как Саша ближний круг Белозерова. Я не мог не попасть на эти снимки.

— Прекрати, — ствол пистолета уперся мне в лоб, негромкий голос охранника каким-то образом сумел перебить гвалт, который поднялся в столовой. — Или я тебя прямо здесь застрелю.

— Валяй, — разрешил я. — Шмаляй. Хотя нет, подожди-ка секундочку. Павлик, если этот человек сейчас выстрелит, то убей всех, кто находится в этой комнате. И его тоже.

— Нельзя так! — из-за огромной вазы, стоящей близ стены, высунулась мохнатая мордочка домового. — Не по Покону поступаешь!

— Согласен, — кивнул я и чуть скорректировал свой приказ: — Павлик, детей не трожь, за ними никакой вины нет. Плюс там пара старушек сидит, те, что про смену охраны говорили, их тоже пощади. Им так и так скоро помирать.

— Хам!!! — взвизгнула одна из женщин, мигом забыв о корчившемся от боли хозяине дома.

— Что вижу, то и говорю, — ухмыльнулся я. — Ну как, Мишаня, стрелять станешь? Или все же выполнишь свой долг и защитишь обитателей этого дома от смерти страшной, лютой?

Пистолет опустился, щелкнул предохранитель.

— Молодец, знаешь, что такое долг, — похвалил его я. — А теперь принеси мне стул, приятель. И распорядись подать чашку, тарелку и столовый прибор. Я сегодня еще не ужинал, совмещу приятное с полезным.

— Что здесь вообще происходит? — крикнула одна из женщин, суетившихся вокруг побелевшего то ли от боли, то ли от страха Белозерова, который неотрывно смотрел на меня. — Кто этот человек? Михаил?

— Меня зовут Александр Смолин, — любезно ответил ей я. — Что до Михаила — он, похоже, плохо слышит. Я просил его подать мне стул — и где? Еще немного, и к тем претензиям, что у меня уже есть, добавится легкая обида на негостеприимное поведение обитателей как этого дома, так непосредственно и его хозяина.

Павлик улыбнулся, кивнул и чуть поглубже засунул свою руку в тело старика, отчего тот протяжно застонал.

— Вон пошел! — взвизгнула юная красотка, как видно теперешняя жена Белозерова, и погрозила мне кулачком. — Ублюдок! Вон! Охрана!

В тот же момент Жанна сцапала ее за волосы и впечатала лицом в стену. Хорошо так впечатала, со всей дури, даже кровь из носа брызнула.

— Давайте вести себя в рамках правил, — погрозил я пальцем мигом притихшим домочадцам, наконец-то сообразившим, что здесь и сейчас творится что-то сильно неладное, не сказать нечистое. — Вас же никто не оскорблял?

— Дай… ему… стул, — просипел хозяин дома. — Мы поговорим!

— Другое дело, — одобрил его слова я и кивнул Павлику. Тот с видимой неохотой вынул руку из груди старика. — И про тарелку с прибором не забудь. Очень уж аппетитно вон тот пирожок выглядит. Он с чем?

— С лесными ягодами, — пискнула симпатичная девушка в белом передничке, стоявшая неподалеку от меня.

— Его и откушаю, — решил я. — А вот и стул. Ну что, семейство, занимаем свои места, продолжаем трапезу. Вадим Евгеньевич, как, полегчало маленько?

— Думаю, детям не стоит слушать наши разговоры, — прохрипел бизнесмен, массируя левую сторону груди. — Как вы считаете?

— Разумное решение, — кивнул я. — Да и час поздний, пора им на горшок и спать.

Дети, похоже, были не слишком согласны с такой позицией, их по крайнему малолетству не напугала, а, напротив, заинтересовала суета сует, творившаяся в столовой, потому они неохотно дали себя увести двум нянькам, которых кликнул Михаил, все так же стоявший за моей спиной.

Впрочем, в коридоре, насколько я понял, обосновались еще два или три охранника, готовых в любой момент сделать из меня решето.

— Вадичка! — наконец отмерла красавица-жена и показала старику окровавленную ладонь, которой до того она зажимала нос. — Ты посмотри на это! Разве ты ничего не должен сделать? Ты же мужчина! Этот подонок…

На этот раз Жанна приложила ее о стену затылком, причем звук раздался такой, словно о камень стукнули деревяшкой.

— Заткнись, дура, пока жива, — тут же произнесла чуть подвядшая, но все еще красивая женщина, надо полагать, бывшая жена Белозерова, про которую мне рассказывала Жанна. — Садись и молчи.

Она цапнула за руку чуть потерявшуюся в пространстве от удара удачливую соперницу и усадила ее рядом с собой.

Умная баба, сразу видно. Ой, чую, когда Белозеров загнется, то разденет она его нынешнюю через суды до нижнего белья, даже при наличии завещания. Если, конечно, до того Носов этого старикана наизнанку не вывернет. А он может.

— Спасибо, — поблагодарил я горничную, которая поставила передо мной тарелку с изрядным ломтем пирога и чашку чая. — А ну-ка!

Пирог оказался и впрямь замечательный, кисло-сладкий и ароматный.

— Вы сказали, что имеете ко мне какие-то претензии? — уточнил старичок, довольно шустро пришедший в себя. — Простите, но я вас вижу впервые, потому не понимаю, где и как мог задеть ваши интересы?

— Сам не вру и не люблю, когда врут мне, — поморщился я. — Вадим Евгеньевич, вы же немолодой человек, имеете солидное состояние и высокое положение, вам не к лицу подобное поведение. Вы слышали мое имя, уже поняли, кто я. Так зачем устраивать никому не нужное шоу? Опять же, чем мы быстрее устраним наши разногласия, тем скорее я покину ваш дом.

— А кто вы? — вырвался вопрос у соседки невозмутимого мужчины, который по-прежнему знай наворачивал кулебяку. — Я вот не понимаю! Мне вообще неясно, что у нас тут происходит?

— Саш, это та самая дочка, которая с охранником жахается, — сообщила мне Жанна, опершаяся плечом о стену. — Но это она не хамит, не думай. Она реально туповата.

— Человек, который много чего умеет и много чего знает, — охотно ответил на вопрос я. — Такой ответ вас устроит?

— Нет, — мотнула головой та. — Не устроит.

— Ну хорошо, давайте по-другому объясню, — согласился я. — Наглядно. Как у Булгакова — с разоблачением. Желаете?

— Лучше откажись, — посоветовала родственнице бывшая жена Белозерова. — Как бы беды не случилось.

Глава семьи ничего не сказал, но по-прежнему неотрывно смотрел на меня.

— Вот еще, — поджала губы его дочь. — Мне прямо интересно стало.

— Хорошо, — кивнул я. — Рядом с вами ведь муж сидит? В смысле, ваш муж?

— Представьте себе!

— Очень интересно выходит, — я склонил голову к плечу. — У вас глаза голубые, у него тоже, а девочка, которую вы держали на коленях, кареглазая. Так не бывает. Зеленые — возможно, но карие? Это нет. Вернее, такое случается, но только тогда, когда в супружеский союз двух любящих сердец присоседился кто-то третий. Не думаю, что я сейчас большую тайну присутствующим открыл, верно? Нет, мужчины, возможно, удивятся, наш брат в подобных вещах не разбирается. А вот дамы наверняка все поняли еще тогда, когда эту милую малышку привезли из роддома, но все эти годы помалкивали. Да и Вадим Евгеньевич, полагаю, в курсе, ему точно доложили, что к чему. Более того, он-то, скорее всего, и велел молчать всем остальным, чтобы не будить лихо, пока оно тихо. Ваш муж — сын его делового партнера, к чему лишние проблемы в бизнесе?

Если мне кого и стало немного жалко, то мужчину, сидевшего рядом с мигом замолкшей женщиной. По покрасневшему лицу было заметно, что он сразу мне поверил. Полагаю, потому что нечто подобное подозревал, но не хотел знать точно, чтобы не терять то, что имеет.

— Но это только первая серия обещанного разоблачения, — прожевав еще один кусочек пирога, продолжил я. — Вадим Евгеньевич, вы кому поручили выяснение личности папы упомянутого маленького ангелочка? Михаилу? Я не ошибаюсь?

За моей спиной еле слышно щелкнул предохранитель, как видно, охранник решал для себя сейчас, какое из двух зол является наименьшим — моя смерть или массовое убийство, которое за ней последует.

Жанна уловила мой еле заметный кивок и переместилась от стены к охраннику.

— Уверен, что он рассказал вам о некоем красавце из некоего клуба и ночи пьяной страсти, которую по нелепой случайности допустила ваша дочь. Ну, или нечто подобное, — я откинулся на спинку стула. — И вас это объяснение устроило. В конце концов какая разница? Девочка так и так ваша внучка, медицинских отклонений у нее никаких нет, зять эту малышку считает своей дочерью, так стоит ли искать пятна на Солнце?

— Может, не стоит этого делать и сейчас? — спокойно предложил мне Белозеров.

— Ваша дочь сама хотела узнать что-нибудь эдакое, — я глянул на побелевшую женщину. — Как гость я не мог ей отказать.

— Она уже не хочет, — произнес Белозеров. — Вы же видите.

— Я хочу, — подал голос невезучий муж. — Мне интересно, чьего ребенка я считал все это время своим.

— Вот его, — я, не поворачиваясь, потыкал пальцем в сторону охранника, стоявшего за моей спиной. — Михаил у вас и жнец, и швец, и на дуде игрец. Не человек, а клад.

— Вот же ты тварь, — как-то даже немного удивленно сообщил новоявленный рогоносец супруге. — Всегда это знал, но что такая! Надо было тогда все же анализ ДНК сделать. Надо.

— Это вы еще не в курсе того, какие разговоры в постели велись, — хохотнул я. — Причем о каждом из присутствующих. Вадим Евгеньевич, и о вас в том числе, не обошли пылкие возлюбленные вас вниманием. Причем не только разговоры шли, но и некие…

В этот момент случилось сразу два события. Дочь Белозерова, то ли от стыда, то ли по какой-то другой причине, рванулась из-за стола в сторону выхода, а Михаил все же решил прострелить мне затылок. Как видно, решил, что, пока будут убивать членов семьи, он смыться успеет. А репутация… Ну что репутация? Всегда новую можно заработать. Или пойти в «Дикси» охранником, к примеру. Там тебе и график удобный, и девчонки-кассиры молодые под боком.

Оба не преуспели: дочка далеко не убежала и растянулась на полу, Толик на редкость ловко подставил ей ножку. Что до Михаила — Жанна провернула уже знакомый мне трюк, перехватив руку с пистолетом и начав загонять ствол под его подбородок.

— Сотрапезники, не желаете поглядеть, как выглядят мозги на стенке в жизни, а не в кино? — весело спросил я у людей, во взглядах которых читались смешанные страх и ненависть. — Или пожалеть этого героя-любовника?

— Лучше убить, — попросил меня бедолага-муж, с брезгливостью бросая взгляд на поднимавшуюся с пола жену и даже не думая подавать ей руку. — Я был бы очень признателен, вы тогда освободите меня от ряда хлопот. Мне ведь еще разводиться, а это процесс непростой. В бизнес Вадима Евгеньевича немало моих средств интегрировано, изымать придется долго.

— Какая же ты тварь! — с ненавистью глянула на меня младшая дочь Белозерова, ее я узнал сразу. Симпатичная деваха, я ее еще на снимках, которые мне охранник Носова показывал, приметил. Курносая, ямочки на щеках и грудь торчком. — Пришел и все сломал.

— Еще не все, — заверил ее я. — Но если вы, юная леди, сейчас не закроете рот, то я расскажу папе о тайнике, находящемся в вашей комнате, в обувном шкафу, и о том, что там спрятано. Желаете?

— Саш, надо либо стрелять, либо отпускать, — натужно произнесла Жанна. — Он здоровый лось!

— Мишаня, ты же не будешь шалить? — повернулся я к охраннику. — Да? Кивни, если согласен?

Мужчина истово кивнул.

— Ну, тогда пока живи, — разрешил я. — А еще лучше — беги отсюда прямо сейчас. Вон тот джентльмен сразу после того, как мы тут закончим, наверняка захочет твоей крови. Даже, может, не из мести, а просто из принципа.

— Нет, — впервые за вечер я услышал настоящий голос Белозерова, голос финансиста, сделавшего серьезное состояние и дожившего до седых волос. — Останься здесь, Михаил. Мы пообщаемся после. Марина, ступай в комнату Светы и перерой там обувной шкаф. Все необычное, что найдешь, принеси мне сюда. А теперь продолжим с вами, молодой человек. Я слушаю суть ваших претензий ко мне и моей семье.

— К семье — пока никаких, — мотнул головой я. — Что до вас… Вадим Евгеньевич, согласитесь, к вашему соревнованию с Носовым моя скромная особа, по сути, не имеет никакого отношения. Да, я в данный момент в каком-то смысле вхожу в его команду, но разве это достаточный повод для того, чтобы меня убивать? Однако вы решили, что это лучший из вариантов, и мне это очень не понравилось.

— Хм, — сдвинул брови Белозеров. — Раз пошел откровенный разговор, то признаюсь, мне докладывали про то, что Илья приблизил к себе некоего странного человека по фамилии Смолин, после чего его здоровье резко улучшилось. Но я не давал команды на ваше физическое устранение. Такого не было.

— А как же вот это? — я задрал майку и ткнул пальцем в небольшое пятно на груди. — Пройди пуля чуть левее — и все, не кушать мне сейчас вот этот дивный пирог.

— Я по профильному образованию хирург, — подала голос бывшая жена олигарха. — Данному шраму год, если не больше.

— Ему несколько дней, — я опустил майку. — Просто у меня регенерация организма чуть лучше, чем у других людей. Такая вот странная особенность.

— Причем не единственная, — усмехнулась моя собеседница.

Что любопытно, именно в ее глазах страха не было. У одной из всех. Любопытство — да. Интерес — тоже. Но и только.

— Повторяю, я не давал команды на ваше устранение, — заявил хозяин дома. — Я вообще не сторонник подобных методов.

— Вроде не врет, — задумчиво произнес Толик.

У меня, кстати, такое же впечатление сложилось. Нет, я знаю, что бизнесмены, особенно те, которые прошли огонь, воду и медные трубы, любому артисту фору дадут, но в конкретном данном случае заверения Белозерова выглядели правдой.

— Миша, а ты ничего не хочешь нам с… — старик глянул на меня. — Простите, забыл имя.

— Александр, — подсказал я.

— Ты ничего нам с Александром не хочешь рассказать?

— Это было мое решение, — неохотно выдавил из себя тот, кто стоял у меня за спиной. — Вы сами выдали карт-бланш на подобные мероприятия. Сложившаяся ситуация требовала моментального реагирования, я отдал приказ на ликвидацию нежелательного объекта. Кто же знал, что он тоже из этих…

— Он ваш человек, — холодно сообщил я Белозерову. — И ответственность за его действия все равно несете вы. Значит, и должок за перенесенные мной физические и моральные страдания ложится на вас.

— Исстрадался весь, — недовольно бросила младшая дочка бизнесмена, время от времени опасливо поглядывавшая на проход, ведущий в коридор, тот, в который ушла горничная.

— Помолчи, — велел ей отец. — Вы правы, Александр. Итак, о какой компенсации идет речь? В каком виде вы хотели бы ее получить?

— Мне очень не нравится, когда в меня стреляют, — медленно и очень отчетливо выговаривая слова, произнес я. — Очень. И мне хочется быть уверенным в том, что подобная ситуация более не повторится, именно поэтому я сейчас здесь. Запомните все, кто находится в этой комнате: если мне завтра, послезавтра, через месяц или через год пуля разнесет голову, то каждый из вас переживет меня максимум на пару дней. Неважно, где вы будете находиться — в Москве или на Гавайях, в доме или подземном бункере, — смерть придет за вами. За каждым. Кроме малых детей, их не тронут до той поры, пока они не станут взрослыми. Все остальные члены семейства Белозеровых умрут, равно как и ближний круг прислуги. Последнее, Михаил, сказано специально для вас. Думаю, вы меня поняли?

— Предельно, — подтвердил охранник.

— У кого-то есть вопросы? — я обвел взглядом молчавших людей. — Ну и славно.

— А если вас кто-то другой закажет? — гундосо, но вполне резонно поинтересовалась молодая жена. — Не мы? У вас врагов небось вагон с таким-то говенным характером. Они вас грохнут, а мы крайними станем?

— Такова судьба, — философски ответил я. — Не надо было вставать на моем пути.

— Требование разумное и справедливое, — подытожил Белозеров. — Скажу за всех — от моей семьи подобных неприятностей вы можете не ждать. Что до Носова…

— Воюйте хоть до морковкиного заговенья, — перебил я его. — Это ваша битва, в нее мне лезть резона нет. Но при этом в случае крайней необходимости я все же буду стоять на его позициях. Так получилось.

— Нет желания поменять сторону? — предложил Белозеров. — Просто назовите условия, и они будут выполнены.

— Нет, — качнул головой я. — У меня свои принципы существования в этом мире, и мне не хочется им изменять. Ну а теперь о компенсации. Среди ваших людей есть некий господин, которого я знаю под именем Максим Максимович. Средних лет, с незапоминающимся лицом…

— Мне ясно, о ком вы ведете речь, — прервал меня Белозеров. — И?

— Послезавтра хочу получить его в большой подарочной коробке с бантами, связанного и с кляпом во рту, — я и не заметил за разговором, как съел весь пирог с тарелки. — Доставите в дом Носова часикам к девяти вечера, на охране скажете, что для меня. Если этого не случится, то я очень расстроюсь.

— Случится, — заверил меня Белозеров и нехорошо зыркнул на Михаила. — Обещаю.

— Тогда у меня все, — поднялся я со стула. — Благодарю за угощение, рад знакомству.

— В отличие от нас, — снова подала голос младшенькая Белозерова.

— Вот он, юношеский максимализм, — улыбнулся я. — Или это не он? Может, это ломка?

Глаз старика отчетливо дернулся, и я понял, что он нечто подобное заподозрил после моих слов о тайнике.

— Пап, не слушай его, — завопила девушка. — Ну бред же!

— Вот моя визитка, Вадим Евгеньевич, — я положил на стол картонный прямоугольник. — Подобные мне не только калечат, но иногда и лечат, правда, только в тех случаях, когда сами этого хотят. Такое случается редко, но все же случается. Когда сильно прижмет — наберите меня. Авось у меня в этот день будет хорошее настроение. Ах да, вот еще что… Не думаю, что о нашем знакомстве стоит особо распространяться. Вам все равно никто не поверит, а вот разговоры о том, что семейство Белозеровых совсем рехнулось, пойдут непременно. Она вам нужна, такая репутация в свете?

По дороге к выходу из дома мне встретилась горничная Марина, державшая в руках маленькую шкатулочку очень и очень тонкой работы. Все, спалилась младшенькая, теперь уж наверняка.

Так ей и надо. Нечего незнакомым дядькам грубить.

Скажу честно, я был доволен тем, как все прошло. Прав был Стас, выходит. Прямые и жесткие решения, помноженные на действия, в некоторых случаях дают вполне качественный результат. Теперь, по крайней мере, я мог быть уверен в том, что не раскину мозгами по мостовой благодаря усилиям снайпера, которого оплатили деньгами господина Белозерова или кого-то из его свиты. Да и вообще этот милый старичок, скорее всего, предпочтет забыть о моем существовании, это для него наиболее дешевый вариант. Правда, там еще Михаил есть, который меня чуть не сжег прощальным взглядом, но с ним, думаю, особых проблем тоже не возникнет. Я успел цапнуть его волосок с пиджака, благо давно навострился проделывать такие трюки, так что вряд ли он долго протянет на этом свете. Не знаю, правда, как именно я распоряжусь его жизнью и смертью. Скорее всего, отдам его Пухее в обмен на здоровье Носова. А почему бы и нет?

И самое главное, я полностью в своем праве. Кто меня заказал ворожею? Он. Кто под пулю подставил? Тоже он. Так что если Нифонтов и Ко предъявят мне претензии, то я с полным правом отправлю их куда подальше. Покон суров, но гибок, и пункт «око за око» из него никто не вычеркивал. Да и не станут они до меня особо прискребаться, специалистов по моей специализации в столице больше нет.

Как, кстати, и Хранителей кладов. Это я к чему — не забыть бы, что завтра, уже почти сегодня, в два часа я у Абрагима с небезызвестным Валерой Швецовым встречаюсь. Дело серьезное, пропустить его никак нельзя.

Ну а ворожей… Не уверен, что орлам Белозерова удастся его схомутать и доставить по адресу, который я указал. Скользок Максимушка, ловок, хитер. И с чутьем у него все в порядке, не придерешься. Так что, скорее всего, улизнет он от меня в этот раз. Впрочем, ничего страшного в этом нет, по крайней мере на текущий фрагмент времени. Контракт на Носова с ним так и так, считай, разорван, не станет Белозеров его продлевать, ему это себе дороже выйдет. Ну а раз нет контракта, то и я ворожею на фиг не сдался. За меня ему никто не заплатит, а проблем может насыпаться выше крыши. Никакая месть того не стоит. Хотя в дальней перспективе всякие нюансы возможны, разумеется, потому, если подвернется оказия, я Максимку непременно или убью, или жестко подставлю. Лишь бы случай выпал.

Кстати, надо будет выяснить, из какой именно он ворожейной экодеревни родом, и туда прокатиться. Авось получится разузнать про него что-то такое, важное? Да и глянуть интересно на житье-бытье наследниц берегинь. Самообразование — это очень важный момент в карьере ведьмака. Потому что знание — сила.

Ну а если все же удастся Мишане этого змея схомутать, то и вовсе замечательно. Я сам его тогда пальцем не трону, кстати. А зачем? Просто расскажу Носову, чьими трудами он скоро на тот свет отправится, и все. Думаю, после этого Илья Николаевич ворожея лично ломтями стругать станет, причем в самом прямом смысле слова. Он мужик жесткий, крови наверняка не боится.

И все довольны. Ну, кроме Максимки.

— Молодец, — нахваливала тем временем Жанна Павлика. — Очень хорошо ты его прижал. И главное, в нужный момент!

— Красава, малой, — вторил ей Толик. — Красавелла!

Эта троица расположилась на заднем сиденье такси, которое везло нас к дому Марты, и всю дорогу обсуждала минувшее приключение. А ехали мы долго, попав в жуткую пробку на МКАД.

— Вот это интересная жизнь! — Павлик сиял, как луна на небе тихой ночью. — Вот так бы всегда! Это вам не на кладбище безвылазно сидеть!

— С нами не соскучишься, — подтвердил таксист. — Это уж точно!

— Сейчас продолжение будет, — посулила им Жанна. — Поверьте, там веселья на всех хватит. С верхом!

Что-то она сегодня сверх меры разошлась. Надо будет провести воспитательную работу на тему «язык мой — враг мой».

— Тебя где черти носят? — недовольно спросил у меня Калинин, когда забрался в его бэху, припаркованную у подъезда Марты. — Ты на часы смотрел?

— Так получилось, — виновато вздохнул я. — Форс-мажор.

— Форс-мажор, — передразнил он меня. — А если бы носатая свет потушила? И что мне тогда делать? Я не ты,духов не вижу.

Потушенный свет означал, что господин Серебряный пришел в гости к Марте. Он, как и остальные призраки, предпочитал темноту, потому всегда просил девушку выключать все осветительные приборы на то время, что они общаются. Это полностью совпадало с нашими интересами, поскольку более точный сигнал к действию придумать трудно.

— Дом стоит, свет горит, я тут. Чего тебе еще надо? — примирительно произнес я. — Все ж нормально.

— Сань, если дальше хочешь со мной сотрудничать, учись пунктуальности, — велел Калинин. — Прости за пафос, но иногда потерянная минута может стоить очень дорого. Иногда люди жизнью платили за опоздание.

В этот самый миг то окно, которое нас интересовало, погасло.

— Оп-па! — Стас щелчком отправил окурок в темноту. — Вот тебе и иллюстрация к моим словам. Ведь трех минут не прошло с твоего появления.

— Пошли, — я вылез из машины, в которую только-только забрался. — Сделаем дело — и по домам. Спать хочу — спасу нет.

Дверь, ведущая в квартиру, растворилась тихо, без малейшего скрипа. Да и откуда бы ему взяться? Стас лично смазал петли, а после раз десять эту самую дверь открыл и закрыл, проверяя, все ли нормально. Ну а что она была открыта, так и это являлось частью плана.

— Завтра, — услышал я глуховатый и властный голос, который, несомненно, принадлежал Матвею Серебряному, художнику и убийце. — Я все подготовил, думаю, Игорьку понравится мой сюрприз.

Я очень осторожно заглянул в комнату и увидел иссиня-черную тень, нависшую над девушкой, полулежавшей на диване.

— Матвей, но он же вас не убивал? — взмолилась Марта. — Его там не было. Он вообще был против.

Ишь ты, она с ним на «вы», несмотря на общее половое прошлое. Вот они какие, настоящие люди искусства. Высокие отношения. Впечатляет.

— Мне все равно, — холодно ответил ей бывший любовник. — Я желаю забрать его жизнь — и сделаю это. А ты, девочка, со мной лучше не спорь, не надо. Ты — моя и будешь делать то, что сказано. Твои приятели — это только начало. У меня, знаешь ли, большие планы.

— Вы обещали оставить меня в покое! — в очередной раз начала хлюпать носом Марта. — Сказали, что накажете ребят, и на этом все.

— Все будет, когда я решу. И не забывай, дрянь, что ты меня предала!

Дело испортил Павлик. Этот любопытный мальчуган слишком увлекся подслушиванием, полез вперед остальных и умудрился попасться на глаза Матвею.

— Ты кто? — филином ухнул бывший художник, а после удивленно произнес: — Стой, парень, да ведь я тебя знаю! Я тебя видел на кладбище, ты около ограды вечно ошиваешься. Ты здесь откуда вообще…

Призрак не довел фразу до конца и, резко развернувшись, уставился на Марту.

— Твоих рук дело? — процедил он. — Сдала меня охотнику, дрянь?

И через секунду его пальцы, невероятно длинные и когтистые, сомкнулись на хрупком девичьем горле.

Как всегда, хоть что-то да пойдет не так. Я ведь хотел прежде с Мотей пообщаться, попробовать его раскрутить на полезную информацию. Он, как представитель богемы, наверняка жутко тщеславен и при правильном подходе к делу мог бы наговорить лишнего, в том числе и о Кузьме. Ясно, что местонахождение его он мне не сдал бы, но хоть какие-то косвенные данные могли прозвучать. А там с учетом бульдожьей хватки того же Стаса, глядишь, я чего и добился бы.

А теперь все. Теперь надо Марту спасать, пока она в ящик от недостатка кислорода не сыграла.

Ярко полыхнувший нож воткнулся в спину призрака, тот моментально взвыл так, что у меня аж уши заложило.

— Где Кузьма? — рявкнул я, разворачивая разжавшего руки Матвея к себе. — Говори, зараза! Где он прячется? Поможешь мне — отправлю в никуда быстро. Нет — до рассвета терзать стану! Поверь, у меня получится.

— Даже не сомневаюсь, — Серебряный как-то особенно, по-старчески кхекнул. — Ох, надоел же ты мне, парнишка. Я ведь раз тебя простил, на другой предупредил, а ты все никак не угомонишься. Ладно, пусть все случится по-твоему. Только уж теперь никого, кроме себя, ты не вини, ясно?

Глаза. До того тусклые и мертвые, они полыхнули недобрым желтым светом, как тогда, в доме Черемисина.

— Кузьма, — усмехнулся я. — Ты все стращаешь меня, стращаешь, только я от того даже не чихнул пока ни разу. Только на словах и силен, а?

Ну же. Ну! Поведись на развод, родной!

— Чихнешь, милок. Чихнешь, — пообещал мне колдун. — Не сомневайся. Бум!

И в этот миг призрак художника буквально взорвался у меня в руках, я же его так и не отпустил.

Меня отбросило в угол комнаты и крепко приложило спиной о платяной шкаф, с которого на меня моментально посыпался многообразный хлам. Хорошо хоть, мама и папа Марты туда какую-нибудь раритетную швейную машинку времен СССР не поставили. Невелика радость от того, что тебя эдакая хрень по голове долбанет, тут и в больницу опять загреметь несложно. Впрочем, последней сверху грохнулась толстенная подшивка то ли газет, то ли журналов, приласкав меня как раз по затылку. Причем весила она будь здоров как, у меня от удара даже звездочки в глазах вспыхнули.

Но все-таки за секунду до того, как вой Серебряного, отправившегося в свое последнее путешествие, стих за гранью нашего мира, я успел пробормотать:

— Морана, эта жертва тебе.

С паршивой овцы хоть шерсти клок. Пускай моя покровительница где-то там снова порадуется. А еще лучше задумается о том, что такого работящего ведьмака, как я, надо чем-нибудь премировать. Например, дать мне заглянуть в некую книгу, лежащую в сундучке. Терем-то восстановился, стало быть, и сундук тоже.

— Блин, — я потер затылок. — Марта, на кой вы этот хлам храните?

— Папа иногда любит читать журналы времен своей молодости, — пояснила девушка, держась за горло. — А он где? ЭмЭс?

— У меня тот же вопрос, — включая свет, поддержал ее Стас, в руке которого поблескивал сталью пистолет. — Сань?

— Он — все, — я поднялся на ноги. — Уф, башка кружится.

— Точно все? — переспросила Марта, озираясь. — Больше не придет? Никогда?

— Никогда, — успокоил ее я. — Забудь эту историю как страшный сон.

— Командир, я не нарочно, — Павлик стоял понурившись и не смотрел на меня. — Так получилось.

Я ничего ему не ответил, но в целом, как ни странно, где-то даже обрадовался, что так вышло. Теперь этого мальчишку с полным правом можно на время вернуть в родные пенаты, сказав, что решение по его вопросу будет принято позже. Не понравилось мне то, насколько плотоядно он глазел на родню Белозерова и как губы облизывал, когда сердце бизнесмена мял. Не ровен час, плюнет этот мальчуган на мои запреты, наведается знакомой дорожкой в белокаменный дом да и нашалит там, а отвечать за него мне придется. Опять же, коту под хвост все мои сегодняшние труды в этом случае отправятся, чего не хотелось бы.

— Сань, ты меня слышишь? — отвлекая от мыслей, потеребил меня за плечо Стас, при этом поглядывая на прыгавшую по комнате Марту. Она именно так демонстрировала свою радость по поводу освобождения из призрачного плена. — Скажи, по какому направлению злодеи «финика» прикопали? Мне же с утра надо будет группу собирать, микроавтобус выбивать, их с собой везти. Дело серьезное, надо все задокументировать, фотовидеосъемка и так далее. Думаю, раньше часа дня не выдвинемся.

— Четырех, — поправил его я. — Раньше не получится.

— Чего так? — возмутился Калинин.

— Когда одно заканчивается, то сразу начинается что-то другое, — объяснил ему я. — Так уж устроена жизнь.

— Может, чаю? — наскакавшись, поинтересовалась у нас Марта.

— Можно, — согласился Калинин. — Почему нет?

— Тем более что мы его точно заслужили, — добавил я. — А потом — домой. Не знаю, как вам, а мне надо хоть немного поспать.

9. Время выбора

Все персонажи данной книги выдуманы автором.

Все совпадения с реальными лицами, местами, банками, телепроектами и любыми происходившими ранее или происходящими в настоящее время событиями — не более, чем случайность. Ну, а если нечто подобное случится в ближайшем будущем, то автор данной книги тоже будет ни при чем.

О чем может мечтать ведьмак, жизнь которого более всего похожа на калейдоскоп, в котором постоянно меняется картинка, всякий раз складываясь во все более и более сложный узор? Конечно об отдыхе в каком-нибудь тихом месте, где его никто хоть пару дней беспокоить не будет. Увы, но Александру Смолину на подобное рассчитывать не приходится, слишком уж много судеб самых разных людей и нелюдей сплелись в одну с его собственной. И если сейчас на все махнуть рукой, решив, что проблемы исчезнут сами собой, то велика вероятность того, что Судьбе это точно не понравится.

А с ней спорить никому не рекомендуется.

Глава 1

Лето в городе, похоже, окончательно вступило в свои права, не дожидаясь календарных дат и климатических значений. Солнце пекло так, что даже плотные тенты в шаурмячной Абрагима, казалось, совершенно не спасали от его жгучих лучей. Прямо не Москва, а, елки-палки, Анталья какая-то. По этой причине водку, традиционно подаренную мной аджину и им же мне немедленно предложенную, я пить наотрез отказался, даже под страхом того, что хозяин шаурмячной может на меня обидеться. Восточное гостеприимство, пусть даже то, что за наличный расчет, оно ведь сильно специфическое. Хозяин дома максимально расстарается для того, чтобы гость себя ощущал комфортно, но стоит только сделать шаг не туда, не в ту сторону, и картина запросто может измениться на строго обратную. Обида дома для обитателей Востока не просто слова, это часть национального уклада.

И все же я накрыл стаканчик, поставленный передо мной Абрагимом, ладонью, давая ему понять, что мне наливать не надо. Зайди я сюда просто перекусить или поболтать — может быть. Но сегодня не тот случай, в беседе, которая должна была вскоре состояться, я хотел иметь ясное сознание, не замутненное алкоголем.

— Уф-ф-ф, — Абрагим опустошил пиалу и пророкотал: — Мне тут рассказывали, что ты с ведьмой шпили-вили делаешь. Той, что с Марфой сюда, ко мне, приходила. Зря.

— Почему? — тут же уточнил я.

— Ведьмы все разные, — ответил аджин, наливая себе еще одну дозу водки. — Есть те, что просто власти хотят, есть те, что живут только тогда, когда весь мир крутится вокруг них, есть даже такие, что, не жалея себя и других, пытаются добежать до горизонта, заранее зная, что это невозможно. Для них важен сам путь, а не цель. Та юная джад-вгран собрала в себе все сразу. Она хочет всего, чего только можно, и не остановится даже в том случае, если небо начнет падать на землю. В ней много жизни, она умна, хитра, всегда готова ответить ударом на удар. Это хорошо для такой, как она, но очень плохо для тех, кто рядом с ней, особенно для мужчин. Для нее вы только фигуры шатранджа, она будет жертвовать вами тогда, когда ей это понадобится, и в том порядке, который сама для себя определит.

— Шатрандж — это шахматы? — уточнил я, дождался подтверждающего кивка и продолжил: — Ты меня не удивил, Абрагим. Мне это давно известно.

— Тогда зачем ты ее рядом с собой держишь? — уточнил аджин. — Только не говори мне, что друзей надо держать близко, а врагов еще ближе. Это полная ерунда. Если враг всегда будет стоять совсем рядом, то раньше или позже он тебя убьет. Дождется, пока ты уснешь, и нож в спину воткнет.

— Это не я ее рядом держу, это она постоянно поблизости от меня вертится. Ты же знаешь ведьм: если им чего надо, то землю насквозь просверлят, а своего добьются.

— Назойливые, — подтвердил аджин. — Не люблю их. Нет, их старшие, мыстан кемпир, — это другое. Они злы, но умны, умеют ждать, способны в нужный момент согласиться с тем, что им невыгодно или не нужно, чтобы избежать вражды. Марфа, Дарья, еще эта… Аг-ри-пи-на. Сложное имя, э! С ними можно иметь дело. Но вот эта — она очень неправильная. Слишком красивая, слишком опасная. Стерегись ее, ведьмак.

— Стерегусь, — вздохнул я и отпил холодного «Дюшеса». Аджин, как сын Востока, уважал тот дом, в котором теперь жил, потому принципиально не держал в меню иностранных напитков, отдавая предпочтение отечественным маркам — А что остается? Ну, не убивать же ее, в самом-то деле?

— Почему нет? — аджин опустошил чашу в третий раз и пыхнул огнем, прямо как Змей Горыныч. — Иногда проще убить, чем ждать, пока это сделают с тобой. Ладно, пойду еду тебе приготовлю. И вот ему тоже. Здравствуй, Валера! Рад тебя видеть, дорогой! Кушать будешь?

— Прийти в твое заведение, Абрагим, и не поесть — это нонсенс, — произнес человек, только-только вошедший в кафе. — По крайней мере, я себе подобного не прощу.

Стало быть, это и есть Хранитель Кладов. Молодой, крепкий, рослый, русоволосый, но в целом ничего необычного, парень как парень. На улице такого встретишь — внимания не обратишь. Хотя, с другой стороны, а каким он должен быть? Сгорбленным, с седыми патлами, висячим носом и длинными тонкими пальцами, чтобы легче было богачества разные к себе подгребать? Вот во всем телевидение виновато и еще онлайн-ресурсы. Набили нам в голову стереотипов, а мы теперь мучайся от несоответствия ожиданий с реальной действительностью.

— Э? — почесал живот Абрагим. — Нонсенс — что такое?

— Дураком надо быть, чтобы не покушать, если в твой дом пришел, — немного неточно, но зато абсолютно резонно пояснил свои слова Хранитель Кладов. — Круглым!

Аджин кивнул и пошел туда, где кухонные устройства добавляли жара и к без того раскаленному московскому воздуху, Валера же, окинув взглядом кафе, уселся напротив меня и произнес:

— За что уважаю хозяина этого места, так это за то, что он всегда знает, как должно быть правильно. Например, если тут проводится встреча, при которой свидетели не нужны, так их и не будет.

— Не усомнюсь ни на секунду в том, что стоимость данной услуги он непременно включит после в счет, — в тон ему ответил я. — Рассчитав по высшей ставке ВИП-обслуживание, упущенную выгоду и потенциальные чаевые.

— Восток есть Восток, — рассмеялся Хранитель Кладов, встал со стула и протянул мне руку: — Валера Швецов.

— Смолин Александр. — Я тоже поднялся и сжал его ладонь. — Приятно познакомиться.

— Не хочу показаться снобом или человеком с повышенным ЧСВ, но вообще в последнее время я сильно ограничил свой круг общения, — сообщил мне Валера. — При этом, когда Абрагим сообщил мне о том, кто именно желает со мной поговорить, я почти сразу согласился.

— Сразу два вопроса. — Я отпил «Дюшеса», а после показал на полупустую бутылку: — Не желаешь? Холодненький!

— Нет, — покачал головой Швецов. — Я лучше просто воды. Так какие вопросы?

— Первый — почему «да»? Второй — почему «почти»?

— Начну со второго, — обойдясь без многозначительной паузы, ответил мне сотрапезник. — Почти — это потому, что одна моя знакомая, узнав, с кем я собираюсь пообщаться, сразу устроила небольшую бурю. Уж не знаю, чем ты ей не угодил, но она сильно тебя недолюбливает.

— Это Стелла, что ли? — уточнил я. — Воронецкая? Там все просто. В свое время я ей не дал кое-кого убить, вот она и злится до сих пор. У ведьм знаешь какая память длинная, особенно в отношении тех, кто им дорогу перешел или помешал желаемое заполучить?

— Ты хорошо осведомлен о моем житье-бытье, — заметил Валера вроде бы со смехом, но глаза его чуть посерьезнели.

— Как, уверен, и ты о моем, — не стал кокетничать я. — И потом, Москва — город маленький, все всё обо всех знают. Особенно если речь идет об обладателях неких особенных умений, например, как ты. Хранитель Кладов — персона значимая, за ней во все глаза глядят. У каждого на это свои причины, но тем не менее.

— Как и Ходящий близ Смерти, — вернул мяч на мою половину поля Швецов. — Таких тоже не сильно много в столице.

— Один я и есть, насколько мне известно. И не скажу, что эта эксклюзивность меня сильно радует. Как, впрочем, и печалит. Но вообще ты не находишь, что нам пора бы раздуться от ощущения собственных значимостей?

Валера рассмеялся, я тоже.

— Что до Стеллы — она ведьма, а значит, собственница, — продолжил я. — Для тебя должны существовать только ее мнение и ее желания. Все остальное лишнее.

— Не все так однозначно, — покрутил пальцами в воздухе Швецов. — Но закидонов у нее хватает, что есть, то есть. Хотя непосредственно ты, вообще-то, должен быть ей признателен, ведь именно благодаря Стелле я решил с тобой повстречаться.

— Из соображений нонконформизма? — усмехнулся я. — «Женщина, все будет по-моему или вообще не будет!»

— Я не настолько уперт в маскулинность, — отмахнулся Валера. — Да и потом, она прекрасно знает, что приседать мне на мозг — это самая скверная политика из всех существующих. Нет, дело не в этом. Просто пару лет назад, когда я только-только стал тем, кем стал, довелось мне побывать на одном кладбище ночной порой и познакомиться с тамошним владыкой. Жуткая, доложу тебе, фигура этот Хозяин Кладбища, страху я натерпелся изрядно.

— Что за кладбище? — неподдельно заинтересовался я. Как-никак непосредственно мое поле деятельности, взгляд свежего человека со стороны всегда интересен. — Какое из?

Валера объяснил, я чуть опечалился.

— Нет, не бывал, тамошнего Хозяина не знаю. Но вообще в будущем лучше вот так, в одиночку, к этим сущностям не суйся. Ты выбрался живым и поверь, тебе очень крепко повезло. В другой раз может и не сфартить.

— Ну, сначала я был не один, — заметил Валера. — Со мной приятель туда отправился, который кое-что в тамошних раскладах понимал.

— Слушай, все интереснее и интереснее, — провел ладонью по волосам я. — Это что же за эксперт такой?

— Павел Михеев, — лукаво глянул на меня Швецов. — Из отдела 15-К. Слышал ведь про таких?

— Ну, кто про них не знает? Разве что домовые какие, которые вообще нос на улицу не суют. Да и с этим товарищем, в смысле с Пал Палычем, я знаком лично, причем довольно близко. Из всей тамошней братии он, как по мне, самый нормальный тип. В смысле — не так активно чужими руками угольки загребает, хоть какие-то правила приличия соблюдает. Остальные там куда нахальнее себя ведут, чуть что — сразу на шею садятся и ножки свешивают.

— Есть такое, — покивал Швецов. — Дадут копеечку, вроде как от души, а потом раз — и ты им уже рубль должен. А то и десять! Причем под соусом: «Ты делать ничего не обязан, просто по дружбе поможешь. Как мы тебе тогда».

— С ними хорошо иногда выпить и поговорить, но дела вести уж больно накладно, — подтвердил я. — Нет, ясно, что они не для себя постоянно темнят, для дела, причем вроде бы правильного и нужного, да и мы, как правило, тоже все обычно играем на своей собственной стороне, но все равно в большинстве случаев это нереально бесит. Ведьмы властные, вурдалаки кровь пьют, гули мертвяков жрут, и каждый из них не пытается выглядеть тем, кем на самом деле не является. А эти иногда такие правильные, что скулы сводит.

— И именно поэтому им сразу не веришь, — подтвердил Швецов. — Но вернусь к тому, с чего начал, к твоему первому вопросу. Еще до того, как я на это кладбище полез, мне Стелла сказала что-то вроде: «Вот был бы в Москве Сашка Смолин, с ним можно было бы поговорить, это его тема. Только вряд ли бы он согласился тебе помочь, потому что характер у него паршивый». Ну и так далее. И потом еще кое-кто про тебя упоминал. Вот мне и стало интересно глянуть — что же это за Александр Смолин такой?

— Могу встать и вокруг себя покружиться, — предложил я. — Если хочешь. Мне не трудно.

— Скажи, а ты бы мне в той ситуации помог? — вдруг спросил Швецов. — Ну, с кладбищем?

— Да фиг знает, — чуть растерялся я. — Характер у меня, конечно, не сахар, но и не такой уж дрянной, как твоя подруга говорит. Но вообще все зависит от того, что тебе там было нужно.

— Украшение одно, — улыбнулся Валера. — Оно в могиле лежало, его закопали вместе с владелицей, когда та умерла.

— Так себе тема, — скривился я. — Хозяева Кладбищ жуткие скряги, это у них единый корпоративный принцип. Они терпеть не могут, когда кто-то что-то из их владений забирает, даже если это клочок полуистлевшей ткани. Скажу тебе честно — не факт, что вписался бы. Тем более я этого умруна вообще не знаю и на кладбище том не бывал. Но тут все идет не только от «стремно» — «не стремно». Я всегда от человека отталкиваюсь. Ты нормальный вроде, может, и договорились бы до чего. Если Стелла бы не лезла, разумеется, она любые переговоры сорвать может.

Сдается, что он меня проверяет. Не исключено, что скажи я «да», Швецов сразу бы встал и ушел. Впрочем, может, и нет, может, я ищу второе дно там, где оно отсутствует?

Но вообще хороший парень вроде, готовый к нормальному диалогу. Непростой, это да, ну так это нормально. Все простые в глуши живут, там, где, кроме леших да кикимор, с которыми более-менее всегда можно договориться, нет никого. А это Москва, тут простых, открытых и честных на завтрак едят с шутками и прибаутками.

— Я всегда решения принимаю сам, — негромко, но как-то так очень веско сообщил мне Швецов. — Всегда. Мнения выслушаю, но последнее слово при любых раскладах остается за мной.

— Могу только позавидовать, — вздохнул я. — Увы, у меня не всегда так получается поступать. Не знаю, в какие места тебя твои дела заносят, а я вот часто шляюсь по путям кривым, темным и недружелюбным, где без посторонней помощи просто не справиться. Ну а за нее хочешь не хочешь, а платить всегда приходится, как правило, услугами. Деньги — это только деньги, их всегда заработать можно, только кому они нужны по нашим делам да случаям? Услуга — вот настоящая валюта Ночи.

— Вурдалаки с тобой не согласились бы, — хмыкнул Валера. — Уж поверь. Ух, до чего они до живой монеты жадны — страх. Правда, у них и расходы будь здоров какие.

— Я с этой публикой особо не общаюсь. Они же, по сути, живые мертвецы, потому отчасти попадают в мою юрисдикцию, а им это не очень нравится. Плюс вожу знакомства с Хозяевами Кладбищ, а их вурдалачье племя на нюх не переносит, потому что боится до судорог.

— Чистая правда, сам тому свидетель, — покивал Валера. — Но вообще и среди кровососов есть относительно нормальные личности, с которыми дела делать можно. Немного, но есть.

— Я общался с такими и тут, у нас, и там, за границей. В целом ты прав, есть адекватные товарищи. Но и агрессивные идиоты встречаются, хорошо хоть, что их не так и много.

— А также идиотки, — добавил Валера и улыбнулся аджину, который подошел к нашему столу: — Абрагим, спасибо. В принципе в такую жару есть вообще не хочется, но отказаться от твоей шаурмы выше моих сил.

— И моих, — поддержал его я. — Еще просьба — не принесешь пару бутылочек холодной воды? Или мне скажи, где они у тебя стоят, я сам схожу.

— Кушайте и разговаривайте, — велел нам аджин. — Еда людей сближает, те, кто за одним столом сидел, они еще не братья, но уже не чужие люди. Это важно!

Указательный палец аджина при последних словах штопором ввинтился в воздух, как видно, для того, чтобы мы лучше осознали, что он нам хотел сказать.

Что до вражды… Мы еще не дошли до этой темы. Время не настало.

Но и до нее доберемся рано или поздно. Нет у нас выбора.

— А теперь, Александр, скажи прямо, чего тебе от меня нужно? — поинтересовался Валера, когда от изрядных размеров шаурмы осталось не более четверти, а в стакане, стоявшем перед ним, шипела газами минеральная вода. Кстати, в стеклянном стакане, а не пластиковом, который обычно всем и каждому подавал Абрагим в своем заведении. Мне тоже такой перепал, но, скорее всего, просто за компанию.

— Хочу захоронку давнюю найти в Подмосковье, — решил не юлить я, заворачивая смысл абсолютно предсказуемой просьбы в десять слоев слов. — Где она лежит, знаю ориентировочно.

— Камни, золото, что-то еще? — осведомился Швецов и припал ртом к стакану.

— Что-то еще, — с достоинством качнул головой я. — Мандрагыр там спрятан. По рассказам, вот такой длины корень, что большая, даже невероятная, редкость. К тому же мандрагыру этому лет невесть сколько, данный факт автоматически его цену задирает на такой уровень, что у нас в России, наверное, его купить никто не сможет. Из тех, кто живет в Ночи, имеется в виду. Да и в Европе тоже. Если только кто-то из совсем старых семей с очень большими деньгами, вроде Оуэнов из Шотландии или испанских Редин. Или Рединов? Интересно, у испанцев фамилия склоняется?

— Те, которые герцоги? — заинтересовался Валера. — Слушай, ты не в курсе, у них реально настолько много денег? Я видел, как они купили на закрытом онлайн-аукционе брошь работы пятнадцатого века за сумму с немыслимым количеством нулей. Я тоже было на данную вещичку глаз положил, но снялся с торгов почти сразу, когда те в них вступили и стали оперировать удвоенными ставками.

— Сам созерцал подвал в их родовом имении, битком набитый разным дорогостоящим добром. Прикинь, там есть слитки золота, что лежат аж со времен Реконкисты, — подтвердил я. — Но с этим капиталом они столько проклятий нахватали, в том числе и посмертных, что впору в гроб ложиться и помирать. Собственно, там за последние века от когда-то огромного и влиятельного семейства почти никого и не осталось.

А еще я чуть голову не сложил в упомянутом поместье. Как по мне, им бы лучше его на фиг снести, а после, если очень неймется, новое здание поставить. Слишком много смертей видели стены старого дома, слишком много зла и крови. Нет, я кое-какие их проблемы уладил, и донна Анхелита заплатила мне за это сполна, то есть столько, что даже грабительский комиссионный процент моей французской приятельницы показался несерьезным. Причем для начала прекрасная донна предлагала наличные и даже золото, но я предпочел онлайн-перевод. Кто его знает, какая дрянь за этими деньгами увязаться может?

Также я после отказался еще от двух контрактов, что мне были предложены семейством Редина. Мне и одного хватило за глаза.

— Я много чего слышал про мандрагыр, — подлил себе минералки Хранитель Кладов. — Говорят, он чудеса творит, разве что только мертвых не оживляет.

— Если такой, как ищу, — да, — подтвердил я. — Собственно, для того он мне и нужен. Есть одна девушка, ей жить осталось всего ничего, доедает ее хворь. Вот хочу помочь.

— Чья-то дочь? — уточнил Валера. — Или жена? Мне говорили, что ты оказываешь услуги такого характера состоятельным людям. И сразу — я вообще тебя не осуждаю. Жить на что-то надо, значит, нужно как-то зарабатывать. Этот вариант куда лучше, чем начать резать глотки или насылать те же проклятия.

— Не жена и не дочь. Сестра. Но дело не в этом, я не за гонорар стараюсь. Вернее, его я, конечно, тоже получу, но тут другое. Знаешь, мне просто хочется помочь этой девчонке. Я сам не знаю почему, отчего, но вот так. Без понятия, как ты относишься к тому призванию, которое тебе перепало, но мне мое двери не в светлый и добрый мир открыло, а скорее наоборот. С такими типами иногда приходится сталкиваться, и живыми, и мертвыми, что впору стать мизантропом и поверить в то, что человечество не спасать, а уничтожать следует. Я, знаешь, раньше незлым в целом парнем был. Немного равнодушным, немного циничным, но незлым. А поварился в этом котле, стал по-другому на все смотреть. Не до конца ожесточился, но благодушную дурь из головы выкинул. А Бэлла… С ней пообщаешься чуть-чуть — и начинаешь хоть немного верить в то, что не все еще пропало. Что есть у этого мира шанс, вот такусенький, но есть.

— Думаешь, что потом тебе это зачтется? — без тени иронии спросил Швецов. — Ну, когда… Ты понял.

— Да нет, — помолчав, ответил я. — С этой точки зрения не рассматривал вопрос. Здесь другое. Мне тут недавно сказали, что, мол, у меня сердце не до конца еще шерстью обросло. Наверное, дело в этом. Нет, ты не думай, я далек от гуманитарных и благотворительных ценностей, они не из моей сказки. Да и хорошим человеком меня назвать трудно, тем более что я вообще ведьмак. Просто так карта легла.

Что-то я прямо разоткровенничался с этим по факту мне почти незнакомым парнем. С другой стороны — я же никаких откровенных тайн ему не рассказал.

А еще я всем нутром чую — нельзя с ним юлить, он из той породы людей, которые живут по принципу «единожды солгав». Либо говори как есть, либо уж молчи. Либо настолько густо мешай вранье с правдой, чтобы одно от другого отделить было невозможно.

— Какой, говоришь, длины корешок? — уточнил Хранитель Кладов, глянул на мои расставленные руки и продолжил: — Если найдем — половина моя. Плюс, может, когда-нибудь я обращусь к тебе с просьбой о том, чтобы ты сварганил из моего мандрагыра такое же зелье, как для этой девушки. Мне кажется, это справедливые условия.

— Вполне, — кивнул я и протянул ему руку: — Договор?

— Пока нет, — еле заметно покачал головой Швецов. — Теперь мне нужны детали. Где именно лежит твоя захоронка, каков радиус поисков? И самое главное, какой след за ней тянется, насколько он кровавый и длинный. Без него ведь тут точно не обошлось. Банальный чугунок с «катькиными» медяками и тот обязательно кто-то да охраняет. А тут вон какая ценность. Просто ты в кладбищах разбираешься, а я вот в таких захоронках. Кто на что учился. Вот узнаю детали, а после решим, бьем по руками или нет. Без обид. А чтобы ты про меня плохо не подумал, даю слово Хранителя Кладов, что разыскивать его без тебя не стану. Либо вместе, либо никак.

— Хочешь верь, хочешь не верь, но рассказать-то мне тебе особо нечего. — Я достал смартфон и открыл карту Подмосковья. — Лежит он где-то… Пять сек… Ага, вот. Где-то здесь. Радиус… Да хрен его знает. Может, километров пять, может, больше.

— О как! — глаза Валеры сверкнули то ли удивленно, то даже чуть ошарашенно. — А с деталями что? Ну, прошлое, настоящее?

— Да тоже знаю немного, — виновато вздохнул я, искренне надеясь, что мой собеседник сейчас заглотит ту наживку, которую я для него приготовил. — В тех краях в свое время обитал некто Вернигор. Он был волкодлак, причем очень матерый и крайне авторитетный. Это племя выше всего ставит силу, мощь и все такое прочее, так вот представь себе, что это была за зверюга, если его прозвали Волчьим Пастырем.

— Ну-ну, — губы Швецова разошлись в улыбке.

— Ну и произвел этот Пастырь как-то обмен с одной не менее авторитетной ведьмой. Он ей книгу Рогнеды, ведуньи, которая жила еще во времена царя Гороха, а та за нее ему мандрагыр отдала, о котором речь идет. Не хотел, видно, стареть и слабеть, решил себе век-другой жизни прибавить. Только ничего не вышло, прибили его вскоре после сделки. Вот только он все равно успел корень в ящик убрать, а тот где-то неподалеку от своего логова закопать. Вот только карту не нарисовал, собака такая. Уж на что капитан Флинт алкаш был и то расстарался, а этот — фиг. В результате этот корень теперь все ищут — и оборотни, и ведьмы, и прочие разные. Только, похоже, никто его не нашел. Ну, не утаишь такое шило в кармане, раньше или позже инфа всплывет.

Швецов как-то странно булькнул, а после захохотал во все горло, несколько раз при этом хлопнув ладонью по столу.

— Ты чего? — поинтересовался у собеседника я. — Я вроде ничего забавного не рассказывал. Да и что в оборотнях смешного? Им бы только охотиться, жрать да на луну выть.

— Вот все же какая странная штука жизнь! — вытирая слезинки в уголках глаз, простонал Валера. — Невероятно! Вроде о чем-то уже и думать давно забыл, но нет, судьба заложит петлю и вернет тебя на то место, где все когда-то случилось. Так вот что они отыскать тогда пытались! Мандрагыр! А я думал, золотишко, что за века род оборотный накопил.

— Вот сейчас немного непонятно, — тактично заметил я.

На самом деле все мне было понятно. Я прекрасно запомнил рассказ Нифонтова о том, как охотники, ходящие под рукой некоего Дормидонта, который в данный момент возглавлял стаю своего покойного папаши Вернигора, Швецова похитили и хотели заставить найти родительский тайник. Помнил и то, что обошлись они с ним очень сурово, потому был уверен, что Валера захочет натянуть стае нос. Вернее, имелись кое-какие сомнения изначально, но как только я его увидел, то они моментально испарились. Такой ничего никому не забудет.

— Пару лет назад меня уже хотели использовать для поисков этой самой захоронки, — отдышавшись, объяснил мне Швецов. — Вот только ты нормально меня попросил о помощи, а волкодлаки нет. Вернее, они меня вообще ни о чем не просили…

Я по новой выслушал историю о злоключениях Хранителя Кладов в подмосковных лесах, узнав, правда, несколько новых деталей произошедшего. Нет, крепкий парень. Очень крепкий. Стряхнуть со следа оборотней, перед тем пару из них подрезать — такое не всякому под силу.

— Вот только так и не узнал, что же именно мне надо было найти, — закончил свой рассказ Валера. — Эти не объяснили, да я и не спрашивал. Да и когда? Я бегу, они догоняют, какие здесь разговоры? А когда все кончилось, просто забыл выяснить, что к чему. Не до того было сначала, а после эта история из памяти как-то стерлась. Вот зато теперь узнал!

— Воистину, тесен мир, — подтвердил я.

— По рукам, — сказал Швецов и сопроводил слова жестом. — Это судьба, а против нее не попрешь.

Сработал мой план. Нет, я положительно молодец!

— Значит, мы точно должны были встретиться, — я уже во второй раз сжал его ладонь.

— Вот только один нюанс, — Швецов не спешил размыкать наши руки. — Это их лес, Александр, волкодлачий. Фамильные владения. Я уверен, что нас учуют и выследят, причем очень быстро. Или доложит кто, наверняка глаз и ушей у Дормидонта там хватает. Да и если не учуют, то потом все одно проведают, что их родовое сокровище попало к нам. Сам же говорил, шило в мешке не утаишь. Ты мужик крепкий, я тоже кое на что способен, но в лесу нам против них в драке не выстоять. Ну а отдельских я вмешивать сюда точно не хочу. Да и ты, думаю, тоже?

— Кажется, понял, о чем ты, — кивнул я. — Хочешь сказать, что доля в треть корня каждому — это лучше, чем, умирая, смотреть на свои кишки, которые веселые волкодлаки станут развешивать на ветвях?

— Именно. — Наши ладони наконец расцепились. — Знаешь, если я чего и усвоил за последние годы, так это то, что жадность никогда никого ни к чему хорошему не приводила. Как ни изощряйся, все равно возьмешь ровно столько, сколько тебе свыше отмерено. И не больше. А если совсем зарвешься, то и того не получишь.

— Резонно, — согласился я. — Ну хорошо, сделаем по-твоему. Так даже лучше, если кто и знает мельчайшие детали, так это именно они. Думаю, мы тогда изрядно сузим круг поисков.

— Да леший еще поможет, — потер подбородок Швецов. — Хороший он там, крепко меня тогда выручил. Ты с ними как, ладишь?

— Вполне, — кивнул я. — Тут все просто: лесу не вреди да не забудь глубокое уважение проявить, тогда зла от них не жди.

— Но с Дормидонтом ты говорить станешь, — предупредил меня Хранитель Кладов. — Расстались мы с ним вроде бы миром, но таким… Не сильно добрым. Мы тогда их крепко с отдельскими нагнули, а волкодлаки, насколько я знаю, такого не забывают. Они как те испанские гранды, на вопросах самоуважения зациклены.

Он замолчал, мне стало ясно, что сейчас он рассматривает ситуацию с другой стороны, с той, которая граничит с вопросами личной безопасности.

— Не беспокойся, — сказал я. — Мы там будем не вдвоем, а четвером. И поверь, два наших спутника станут весомым аргументом в драке, если до нее все же дело дойдет. Ну или как минимум дадут нам возможность смыться живыми и здоровыми. Плюс, если эти клыкастики задумают недоброе, предупредят.

— Кажется, я понял, кого ты имеешь в виду. Это хорошо! — одобрительно глянул на меня Валера, а после чуть посмурнел: — Саш, есть еще один момент, который мы, хотим того или нет, должны проговорить.

— Есть, — согласился с ним я. — И да, должны.

Глава 2

Должны-то должны, только вот после этих моих слов за столом установилось молчание.

— Мне вражда ни к чему, — наконец нарушил его я, выливая остаток газировки в свой стакан. — Да, есть некая… Э-э-э-э-э… Скажем так, сущность, которая настаивает на том, чтобы я нашел человека, который служит ее давнему недоброжелателю, известному под именем Великий Полоз. Нашел его и с ним, скажем так, разобрался. И да, я знаю, что это ты. Уверен в этом. Но их война — это их война. Не вижу причин для того, чтобы мы с тобой друг другу глотки рвали из-за каких-то давних распрей фольклорных персонажей. Поправь меня, если я неправ.

— Ровно то же самое думаю, — сообщил мне Валера. — Единственное — слово «служишь» ты зря употребил. Да, Полоз меня наградил даром, и по этой причине он считает, что я его слуга, но то, что он думает, — его личное дело. Я никому не служу. Я сам по себе.

— У них вообще бзик на этой теме, — заметил я. — В смысле верноподданничества и всего такого прочего. Морана, которая меня на тебя науськивает, иногда просто бесится оттого, что я не желаю перед ней шапку ломать и «матушкой-повелительницей» не называю. Пару раз прямо ощущалось, что она из последних сил держится, чтобы на меня орать не начать. Не будь я ей нужнее, чем она мне, точно бы сорвалась.

— Пережитки прошлого, думаю, — предположил Валера. — Раньше они имели огромную власть, а она разъедает любого хуже, чем ржа. Что человека, что бога. Времена изменились, с ними и все остальное, а они с этим смириться не могут. Или не хотят.

— Моя вообще в наш мир, мне кажется, не верит как в таковой. Умом понимает, что он есть и реален, а душой принять не в состоянии. Она же в Нави дрыхла бог весть сколько столетий, сейчас пробудилась, а тут такой нежданчик — про нее все забыли, кроме отдельных преподов в гуманитарных вузах и дзен-блогеров, которые выбрали своей тематикой байки о славянском прошлом.

— Полоз хоть и не дрых, все равно не лучше, — отмахнулся Швецов. — Да еще и на золоте повернут на всю башку. Видел бы ты, сколько он его в свой курган, что в Нави находится, натащил.

— Не хочу, — отказался я. — Больно мрачное место. Нет, с той стороны Смородины, где Морана проживает, еще ничего, но вот с другой… Я недавно туда наведался на пару минут, второй раз такого себе не пожелаю. Очень жутко. Одни туманы чего стоят.

— Я только в кургане несколько раз бывал, наверх не высовывался. Знаешь, привык доверять своей чуйке, а она просто орала: «Не делай этого!»

— Правильно орала, — поежился я, вспомнив серое марево, окутавшее меня со всех сторон, и скрежет чешуи огромного змея. — Там реально жесть. Если бы не особенная надобность, сроду бы на такое не отважился. А сейчас, когда знаю, что там к чему… Короче, пропади все пропадом, ни за какие коврижки туда больше не сунусь.

«Даже за мечом кого-то из ведьмаков прошлого», — добавил я про себя. Наверное, это очень хорошая и полезная вещь, но жизнь и рассудок мне дороже.

— Я рад, что мы мыслим одинаково, — очень серьезно произнес Валера. — Теперь главное, чтобы эта парочка про наши договоренности не проведала.

— Да если и пронюхают, то что? — фыркнул я. — Они нас отшлепают? Зарплаты лишат? В суд подадут? Что они могут сделать? Ну, по крайней мере, моя. Повторюсь, я ей нужнее, чем она мне. Да и твой, полагаю, приблизительно в том же положении пребывает.

— В моем случае все немного сложнее, у нас скорее некий симбиоз, — поморщился Валера. — Но, скажем так, принудить меня тебя убить он не в состоянии. Если бы подобное было возможно, он бы не стал меня материально заинтересовывать.

— А чего за мою голову обещано? — заинтересовался я. — Во что Полоз меня оценил? Надеюсь, не поскупился?

— Не-а, — мотнул головой Валера. — У него в кургане среди остального хлама есть фляга с соком самого первого дуба на Земле, того, на котором Род сидел, когда этот мир творил. Хлебнул того сока — и загадывай любое желание. Хочешь — сто девяносто шестой мерс с максимальным фаршем, хочешь — свидание с Марго Робби или, к примеру, вечную жизнь. Исполнится сразу, в полной мере и без каких-либо подводных камней или ограничений. Главное — сформулировать все верно. Вот один глоток эдакой благодати он мне за твою голову и посулил.

— Круто, — проникся я. — Нет, на самом деле круто. Достойная цена. Слушай, а у тебя внятный работодатель! Не то что некоторые. Моя отчего-то считает, что я должен твою жизнь взять на бескорыстной основе, только потому что ей этого хочется.

— В самом деле свинство, — согласился со мной Хранитель Кладов. — Ей бы курс правильной мотивации сотрудников пройти, хотя бы в онлайн-режиме. Слушай, а чего ты ее вообще не пошлешь, раз условия никакие? Плюс, насколько я понимаю, твой дар — он не от нее? Тебя им кое-кто другой наградил.

— Другая, — поправил его я. — Чего не пошлю? Да не знаю. Привык, наверное. Я с Мораной познакомился, когда вообще не очень понимал, что вокруг меня творится. Да и помогла она мне пару раз, по мелочам, но все же. Ну и жалко немного. Она так-то баба неплохая — не сильно злая, неглупая, красивая, просто тараканов в голове много. Опять же личная жизнь у бедолаги не сложилась. Она Кощея любила, с родней из-за него поругалась намертво, а он от нее налево ходить начал.

— Кощей? — уточнил Швецов. — Который Бессмертный?

— Ну, не то чтобы совсем он, но, скажем так, прототип, — пояснил я. — В результате она его на тот свет отправила, тоже, считай, психологическая травма. Кстати, его правнуки по свету до сих пор бродят. Я одного такого пару лет назад за кромку спровадил.

— Стелла мне что-то такое рассказывала, — почесал затылок мой собеседник. — Точно-точно.

— Короче, жалко ее. Не Стеллу, конечно, а Морану, несчастная она баба. Наверное, потому и не послал до сих пор. Пусть будет.

— Короче, друг другу палки в колеса не суем? — подытожил Швецов.

— Клянусь Ночью, честью ведьмака и статусом Ходящего близ Смерти, что не посягну на твою жизнь до той поры, пока ты сам не совершишь что-либо подобное, — неторопливо произнес я, плюнул на правую ладонь и протянул ее собеседнику. — Независимо от того, кто и как станет меня склонять к этому. Если же между нами возникнет какое-то недопонимание, буду стремиться к тому, чтобы сначала решить его словами, а не действиями.

Валера повторил эту фразу слово в слово, единственное, с той разницей, что предметом заклада в клятве стал его статус Хранителя Кладов.

Наши руки сомкнулись над столом уже в третий раз. И пожалуй, самый важный.

— Правильно, — пророкотал Абрагим, который невесть как оказался рядом с нами и накрыл своими огромными ладонями наши. — Живите своей жизнью, думайте своими головами, тогда в свой последний миг не придется жалеть о том, что бытие земное было потрачено на тех, кто этого не заслуживает. Еще кушать сделать?

— Нет, — в один голос ответили мы с Валерой, а после я добавил: — Сколько мы должны за твое гостеприимство?

— Сейчас скажу. — Абрагим достал из кармана своего изрядно замызганного халата карманный калькулятор, невероятно ловко выбил по миниатюрным кнопочкам своими толстымипальцами быструю дробь и показал мне экран, на котором красовалась довольно-таки кругленькая сумма. — Столько. Что так смотришь? ВИП-обслуживание, э!

Мы с Швецовым переглянулись, после рассмеялись, следом за тем я достал из кармана купюры, следом за тем остановив жестом сотрапезника, который нацелился сделать то же самое.

— Чек нужен? — деловито осведомился у меня аджин. — Нет? Ну и хорошо.

— Уходишь от налогов? — с легкой ехидцей уточнил Хранитель Кладов.

— Зачем? Плачу, — сдвинул брови аджин. — Просто немножко туда дай, немножко сюда дай. Большой город, понимаешь? Все разные, кому что надо. Поставщики, то-се… Э, тебе какая разница? Покушали? Поговорили? Претензия есть? Претензия нет. Все, идите, скоро другие гости будут, не надо вам с ними встречаться.

— Вообще или когда мы вместе? — моментально среагировал Швецов, на секунду опередив меня.

— Умный какой стал! — утробно хохотнул Абрагим. — А? Помню раньше глупый был, а теперь — уф! Вместе вас лучше им не видеть, вместе. Всё равно все узнают, что вы встретились и друг друга не убили. Узнают и дальше эту новость понесут. Но потом. Не сейчас. Сейчас не надо. Все, я на кухню. Когда оттуда выйду, хочу расстроиться, увидев, что вы покинули мой дом, даже не попрощавшись.

Аджин потрепал по плечу сначала Валеру, потом меня и потопал в помещение, из которого призывно пахло мясом и луком.

— Что меня в Абрагиме одновременно восхищает и бесит, так это то, что он всегда знает чуть больше, чем другие, — глядя на могучую спину шаурмячника, негромко произнес Швецов. — Всегда! Причем совершенно непонятно, как ему это удается делать.

— А меня раздражает то, что, говоря «а», он никогда не говорит «б», — добавил я. — Ну хоть бы раз! Нет, фиг! Слушай, может, где-нибудь поблизости схоронимся и глянем, кто к нему придет? Интересно же!

— Нельзя, — вздохнул Валера. — Он учует. Не знаю как, но точно учует. Ты же понимаешь, что после неприятностей оба не оберемся? Добро еще, если он нам в шаурму плюнет, а если на порог больше не пустит? С Абрагима станется, он жутко обидчивый.

Ну да, согласен. Хотя будь со мной здесь Жанна, точно бы ее определил последить за входом заведения.

— Ладно, вроде все обсудили, осталась одна мелочь, — Валера припечатал ладони к столу. — Когда едем? Сразу говорю — на этой неделе не могу. Завтра отбываю в Питер, обратно вернусь в воскресенье.

— Клад искать? — подколол его я. — Что-нибудь из наследия Романовых?

— По делам фонда, — укоризненно глянул на меня собеседник. — Фондом я руковожу, некоммерческим, связанным с вопросами исторического наследия. И давай без стандартного «Знаем мы эти фонды и то, чем они на самом деле занимаются». Все так, как я сказал: реально занимаемся наследием, временами даже его приумножаем, причем без малейшего афиширования. Нечасто, но случается.

— Да я ничего такого и не думал.

— Ой, да ладно, а то я не знаю! — иронично возразил мне Валера. — Да и нет дыма без огня. Что далеко ходить — даже мои собственные родные и близкие пару раз на кривой козе подъезжали ко мне по поводу обнала и прочих сомнительных операций. Мол, вы кристально чистенький фонд, у вас репутация, один раз не опасно и так далее. Очень обиделись, когда я их послал.

— Тогда давай через неделю, — предложил я. — Предлагаю поставить ориентировочной датой вылазки следующий вторник. А накануне созвонимся, мало ли у кого что измениться может? Да, и еще, на чем поедем? У меня машины нет. Может, арендовать? В смысле — прямо с водителем? Дорого, но что поделаешь.

— У меня есть, — помедлив секунду, произнес Швецов. — На ней поедем. Но тогда провиант с тебя.

— Договорились, — обрадовался я. — И, слушай, еще один нюанс… Я Стеллу и ее закидоны помню, уверен, что она наверняка попытается с тобой увязаться. Очень прошу, сделай так, чтобы ее с нами не было. Вот поверь, это в наших общих интересах. Не будет добра, если она вольется в нашу маленькую компанию.

— Сильно ты ее не любишь.

— Нет. Просто немного знаю как ее в частности, так и ведьм в целом. Вот точно проблемы возникнут, если не по дороге, так на месте. Такое у них нутро. Еще и нас стравливать начнет, это гарантирую. Ей сам факт того, что мы поладили, как гвоздь в туфле.

— Ладно, — пообещал мне Хранитель Кладов и встал из-за стола. — Не поедет она с нами. Обещаю. Телефон свой продиктуй.

— Зачем? — я засунул руку в карман. — Вот визитку держи.

Он ушел первым, я посидел еще минут пять, обдумывая нашу беседу, а после тоже покинул заведение, напоследок раскланявшись с хозяином, который недовольно что-то мне буркнул вслед. В принципе, мне уже следовало поспешать, поскольку за разговорами время пробежало незаметно, а у меня на сегодня еще одно мероприятие запланировано. Вернее, не у меня, а у Стаса, но в принципе это одно и то же получается. Он и так накануне всю обратную дорогу до моего дома бурчал о том, что, как мне чего надо, так он сразу навстречу идет, а как ему — так шиш, таким образом демонстрируя свое недовольство по поводу того, что за город, туда, где лежат кости незадачливого коммерсанта, придется ехать не с утра, когда дороги более-менее пусты, а вечером.

Собственно, с этого же он и сегодняшнее наше общение начал, сразу после того, как я запрыгнул в его бэху, лихо тормознувшую под знаком, которых близ метро «Парк культуры» хватало.

— Настоимся в пробках, — потыкав пальцем в навигатор, заявил Калинин. — Доволен? Вон красное все. А с нами еще и эксперты едут, вон сзади машина, видишь? Знаешь, как они мне будут на мозг приседать? И сколько по времени?

— Не они одни, — заметил я, глядя на пассажирку, вольготно разместившуюся на переднем сиденье. — Привет, соседка.

— Привет, Смолин, — прощебетала Маринка, поворачиваясь ко мне. — Не помню, я тебе говорила в последнее время о том, что ты скотина, или нет?

— Не уверен, — подумав, ответил я. — Хотя… Точно нет. Целоваться лезла, это было. Душу излить пыталась. Но вот до оскорблений дело так и не дошло, что, кстати, странно.

— Ты скотина, — тут же заявила она. — Редкая. Ведь знаешь же, что я за хороший репортаж душу продать готова! Знаешь? Зна-а-а-аешь! А тут такая вкуснятина — мертвый чухонец, павший от рук отечественного криминалитета, после зачисленный в пропавшие без вести. Ну прелесть что такое же! Но ты молчишь! И что особенно обидно, вот ему рассказал, а мне — нет. Разве так друзья поступают?

— Он представитель власти, — моментально заявил я.

— Я в каком-то смысле тоже, — мигом парировала Маринка. — Четвертой!

— А он — первой. Исполнительной. Вот и рассуди, к кому мне следовало обратиться.

— Да фиг, — сузила глаза Маринка. — Если ты Стасика подключил, значит, вы опять что-то мутите. Что-то очень-очень интересненькое! И я желаю знать что.

— Желай, — невозмутимо произнес Калинин. — Но имей в виду, если ты полезешь туда, куда не следует, наш договор можешь считать расторгнутым.

— И кто тогда про тебя победные реляции в прессе станет строчить? — с невыразимой сладостью поинтересовалась у него моя соседка. — А? Те, за которые тебя дяди со звездами по голове гладят?

— Да хоть бы тот черт из «Городской сферы», — мигом уведомил ее Стас. — Как его? Антонов. Ему только свистни — тут же прибежит за горячим материалом. А его у меня хватает! И сядь ты уже так, как положено! Вот мне велика радость твою задницу созерцать.

— Антонов может, — признала Маринка, выполняя его просьбу. — Тот еще змей, в любую щелку, даже самую узкую, без лубрикантов влезет.

— Со мной все? — поинтересовался я. — Претензий больше нет?

— Полный мешок, — заявила соседка. — Но это потом. Просто хочу тебе в глаза смотреть. Вдруг в них отблески стыда или совести мелькнут?

— Даже не надейся, — заверил я ее, вынимая из кармана смартфон. — Это устаревшие понятия, нам, людям нового времени, они ни к чему.

— Да елки-палки, — недовольно хлопнул ладонью по рулю Стас. — Пробка. Вечно этот Ленинский стоит!

Частично этот камень прилетел в мой огород, но я предпочел сделать вид, что ничего не понял. А после мне вовсе стало не до того, так как я занялся куда более интересным занятием. Я решил выбрать того, кто станет моей следующей мишенью.

Что приятно, список персоналий сжался до всего-навсего трех кандидатур — предпринимателя, профессора и чиновника. Несомненно, каждый из них успел изрядно насвинячить при жизни, правда, после их предшественников я даже не возьмусь предполагать, как именно. Так что вроде все очевидно — один мутил сомнительные бизнес-процессы, да и в криминал его занесло, судя по тому, как он скончался, второй на ниве знаний деньги косил и симпатичных аспиранточек за высокий балл пользовал, а третий присосался к государственной титечке, как в таких случаях обычно в сферах власти водится. Вот только, повторюсь, все ли здесь то, чем кажется? Серебряный вроде как художником был, а на поверку что вышло?

И вот кого мне выбрать? Сразу троих разрабатывать не стоит, надорвусь. Нужен кто-то один.

В результате я решил доверить выбор судьбе, скрещенной с отечественным фольклором. Проще говоря, стал попеременно тыкать пальцем в фамилии, проговаривая в это время про себя: «Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана».

«Водить» выпало Дмитрию Александровичу Рагулину, чиновнику, не так давно еще служившему в одном из ведомств при правительстве Москвы, а ныне записавшемуся в свиту к беглому колдуну. Вот как все-таки непредсказуема жизнь, а? Сегодня ты сидишь в кабинете с видом на исторический центр столицы, а завтра бесплотным духом сеешь зло и боль. Страшное дело!

Я открыл досье данного господина, любезно предоставленное мне Ряжской, и углубился в чтение. Нет, я его и раньше изучал, но так, на ходу, мельком. Сейчас же я делал это вдумчиво и неторопливо, так, как крокодил пережевывает свою жертву. Поди знай, в каком из слов кроется подсказка? А она тут есть, это проверено на личном опыте. Зацепись я в предыдущем случае за тот факт, что в последние годы жизни Серебряный резко прибавил в популярности, может, до чего и додумался бы.

Вот только досье господина Рагулина оказалось достаточно скудным по части фактов. Даже не жареных, а хоть каких-то вообще. Чиновник как чиновник, обычная биография. Прямо скажем, герой нашего времени как он есть. После института попал на низовую должность, на ней, как положено, в полной мере овладел искусством говорить ни о чем и прогибаться, когда надо. Потом, немного набрав минимальный должностной вес и осознав на своей шкуре принцип «или ты ешь, или тебя едят», начал убирать со своей дороги коллег, тех, которые мешали двигаться вверх по карьерной лестнице или могли составить конкуренцию. Традиционно в дело шли своевременные сигналы в разные контролирующие инстанции, хитроумные многоходовые подставы, на которые почти любой государев чиновник мастер, а также доносы, изложенные в нужное время тому, кому следует. Еще в активе имелся брак на женщине сильно старше себя, приходящейся сестрой функционеру, по положению своему находившемуся довольно высоко. Не на уровне кремлевских звезд, но все же. Несколько раз прошелся по грани, в основном по тендерной теме, причем один из проколов чуть не привел Рагулина к краху, слишком уж топорно он тогда сработал. Настолько, что я даже подумал, что тут его кто-то из молодых да ранних слить захотел. Но обошлось, супруга позвонила брату, тот вставил зятю пистон в одно место, но глаза на случившееся прикрыли.

Может, и дальше бы двигался Дмитрий Александрович вверх, увеличивая метраж кабинетов и плотность получаемых конвертов, но вот беда — он, то ли сдуру, то ли все же из жадности, разинул свой рот на чужой пирог. Мало что разинул — он его еще и кусанул, да хорошо так, от души.

Шурин не помог, не захотел влезать в откровенный блудняк, поскольку пострадавшая сторона не относилась к его клану и по степени весомости была очень влиятельна. Не сильнее, но и не слабее. Короче, отошел родственник в сторону, в результате кое-где было заведено дело с порядковым номером, а там и реализация подоспела.

И только в одном вышел просчет. Рагулин взял да и помер, когда в его кабинет вошли улыбчивые люди в серых костюмах. Сердце не сдюжило после того, как пришло осознание краха всех надежд. Да ладно надежд, будущее туманно. Стабильное настоящее, то, к которому он так трудно и долго шел, накрылось медным тазом. Вот это на самом деле ему было нестерпимо.

Ну и в тюрьму ему, скорее всего, тоже сильно не хотелось.

Зарыли его в землю без особой помпы и речей, а на следующий день забыли. Все, до единого. Если человек вышел из системы, значит, нет такого человека. А раз его нет, то что о нем вспоминать? Разве что супруга время от времени на могилку наведывалась, да и то лишь поначалу. После и она перестала это делать.

Короче, классика, «Смерть чиновника». Не по сюжету, по сути. Вот только одно непонятно — как этот-то чудить может? Бывших коллег гнобит? Нет, ничего такого не происходило, я погуглил. Чиновников в нашей стране в тех случаях любят, когда у них что-то плохое случается, такое, как, например, арест или смерть. Не пропустили бы новостники подобный информационный повод, трубили бы на всех порталах. «Таинственная смерть в московской администрации», «Чиновники умирают, но никого не сдают» и так далее. Этим ребятам только волю дай, они кого хочешь обольют этим самым. Даже нормального человека, который просто прошелся по подиуму разок, и не более того.

Кхм. Ладно, не о том речь. Короче, за минувший год странных смертей в данных структурах не случалось. Кое-кого посадили, но это-то не то? И с шурином-предателем, которого покойный мог записать в предатели, тоже все в порядке, он на той неделе открывал спортивную площадку в одном из спальных районов.

Короче, нет в первом приближении той ниточки, за которую следует потянуть. Но это не значит, что она вообще отсутствует, некий след непременно найдется, надо просто копать глубже, причем начинать стоит с его работы. Пообщаться с коллегами, поглубже вкопаться в его прошлое. Вопрос только как? Это вам не художники, люди больших страстей и трепетной натуры, чиновников на «арапа» не возьмешь. Чиновники — закаленный аппаратными битвами люд, знающий свои права назубок и умело оперирующий законами. Уверен, тот же Стас меня в данной ситуации наверняка пошлет куда подальше, поскольку ему проблемы не нужны, а без них здесь точно не обойдется. Пойдут звонки, сигналы, письма во все инстанции — короче, жизни не будет.

Выходит, мне тут нужна тяжелая артиллерия, такая, которой обитатели кабинетов побаиваются, поскольку снаряд не выбирает, в кого именно попадать, он сразу всех накрывает. Проще говоря, на этот раз стоит подключить мой личный административный ресурс. Надо только выбрать, кого именно в дело впрячь — Ряжских или Носова. Лучше, наверное, последнего использовать, у него административный ресурс весомее. Проще говоря, он точно «нет» не услышит. Меня после его звонка встретят, приветят и чаем напоят. Ясно, что в лицо мне никто всей правды не расскажет, отделаются общими фразами, но зато после в курилках и туалетах, а то и прямо в кабинетах, его сослуживцы косточки покойному перемоют по полной, вспомнив все, что только можно. А там их уже будут поджидать Жанна и Толик.

Еще надо будет наведаться к супруге Рагулина, с ней пообщаться. Ну, если, конечно, она согласится на это. В принципе, может и послать, но тут уж ничего не сделаешь. Впрочем, тут, наверное, я вытяну пустышку. Он ее и при жизни не любил, женившись не на человеке, а на карьере, следовательно, на кой она ему после смерти сдалась?

— Ну чего, вроде приехали, — Стас съехал на обочину дороги. — То место, что ты мне вчера назвал. Куда дальше?

Однако крепко я задумался, даже не заметил, как мы город покинули и в области оказались. Впрочем, это я старыми категориями мыслю, теперь и тут город. Новая Москва, однако.

— Пять секунд. — Я выбрался из машины и повертел головой. Вроде да, то место. Вон покосившийся знак, я его хорошо запомнил. Специально ведь из леса к дороге выбирался, чтобы глянуть на округу и после не заплутать. Но лучше проверить, а то потом меня служители закона затюкают за то, что их по лесу впустую гоняли. — Посидите тут пока, сейчас вернусь.

Стас кивнул, услышав меня, я же продрался сквозь густые кусты, традиционно растущие близ дороги, и углубился в лес.

Ну да, точно, то это место, не подвела меня память. Собственно, вон под теми деревьями финн и закопан.

— Стас, иди сюда, — вернувшись к дороге, крикнул я оперативнику. — Он тут лежит. Пошли, покажу где.

Собственно, на этом мое участие в операции и закончилось. Дальше за дело принялись люди, которым такое по штату положено. Копал крепыш-водитель второй машины, по пакетам кости, обрывки одежды и все прочее расфасовывал очкастый немолодой дядька-эксперт, а фотографировал их, одну за другой, молоденький стажер Вовик.

Впрочем, Маринка тоже то и дело снимала происходящее на телефон, при этом время от времени поглядывая на меня. И, в конце концов, не выдержала.

— Ну вот как? — отведя меня в сторонку, спросила она негромко.

— Что — как?

— Как ты узнал, что он тут лежит? Это же в принципе невозможно. Тут не стройка, не раскопки археологические, вариант «ткнул лопатой, гляжу кости» не работает. Тут лес! Даже если пописать с дороги отойдешь, все равно не заметишь.

— Случайно, — вздохнул я, проклиная Калинина за его тщеславие и понимая, что любая версия, какую бы я ни изложил, все равно будет звучать стремно. — Да и не я это, по большому счету. У меня вон там, в десяти минутах пешком отсюда, родительская дача. Куча народа в этот лесок за зелеными насаждениями ходит. Кто-то хотел себе кустик выкопать, а вместо этого костяк выковырял из земли. Народ у нас в свидетелях ходить не хочет, чтобы потом не доказывать, что ты ни при чем, вот в полицию и не сообщили, но от соседей ничего же не утаишь. Мне мама рассказала про этот случай, когда в последний раз приезжал, а я уже Стасу. А уж как он протянул ниточку следствия к пропавшему без вести «финику», мне неизвестно, сама выясняй.

— Марин, не мудри, — подошел к нам оперативник, слышавший разговор. — Тебе какая разница что да как? Важен конечный результат. Вот то, что когда-то было господином Нуйланеном, гражданином Финляндии, вот опытный следователь Калинин, который распутал это сложное преступление, а также смог в рекордные сроки умело выявить и задержать убийцу зарубежного гостя. Разумеется, под чутким и непрестанным руководством начальника УМВД полковника Филиппова. Ну и конечно, стоит упомянуть о том, что останки будут возвращены на родину, безутешной вдове. Все. Большего не требуется.

— Я же все равно докопаюсь до правды, — сообщила нам Марина.

— Сколько угодно, — разрешил ей Калинин. — На то ты и журналист, чтобы расследования вести. Но тут напиши все так, как ты умеешь — ярко, красиво и с непременным упоминанием нашего Михалыча. Он очень любит видеть свое имя в печатных изданиях. Старой формации человек, думает, что если в газете его упомянули, то новая звезда на подходе. Но как по мне — да и ладно. У каждого есть свои маленькие слабости.

— И у тебя? — с ехидцей осведомилась Марина.

— И у меня, — кивнул Стас. — Я индийские фильмы люблю смотреть. Отличный отдых — тут тебе и споют, и спляшут, и подерутся, и поцелуются. А главное, все заканчивается всегда хорошо, так, как в жизни не бывает.

Марина закатила глаза под лоб, как бы говоря нам: «С вами с ума сойдешь», а после погрозила мне пальцем, давая понять, что наша любовь еще впереди.

Эксперты возились в яме, ставшей для коммерсанта могилой, еще с час, наверное. Мы упрели, поскольку духота в лесу стояла невозможная, всех, кроме меня, за это время изрядно замучили комары, а фотографа Вовика вообще чуть не куснул клещ. Еще я успел перекинуться парой слов с местным Лесным Хозяином, который меня поблагодарил за то, что я слово свое сдержал, избавив его от останков бедолаги, а напоследок попытался всучить мне корзину с земляникой. Пахла она одуряюще, взять очень хотелось, но как я ни пытался, так и не смог придумать обоснование для ее появления. Пришлось отказываться.

— Слава богу, — вытерла пот со лба Маринка, когда машина наконец тронулась с места. — Уф-ф-ф! Жарища прямо летняя!

— Тебе было говорено — сиди в городе, — произнес Стас, отхлебывая воды из бутылки. — Чего поперлась? Я бы снимки и так выслал.

— Из-за него, — показала на меня Маринка. — Где он — там непонятки. А где вы оба — вообще сенсация. Вы — мой хлебушек.

— Стас, останови, — попросил я Калинина, вдруг заметив за окном кое-что меня крайне заинтересовавшее. — Ага, спасибо. Я быстро!

Глава 3

— Ты обиделся, что ли? — крикнула вслед Маринка, когда я вылез из машины. — Саш?

Как по мне, обижаться на что-то или кого-то — дело вообще зряшное, поскольку никому, кроме себя, ты хуже не сделаешь. Я данный факт давно осознал, причем еще до того, как стал тем, кем стал. Как сказал кто-то мудрый: «Слова не пули, они не ранят». Но Маринке этого знать не стоит. Совести у моей соседки при такой-то профессии, разумеется, нет, а вот осознание того, что с людьми всегда выгоднее дружить, чем пребывать в ссоре, присутствует в полной мере. Потому пусть поломает голову, на что я мог обидеться, а потом ко мне поподлизывается.

На самом деле все обстояло куда проще. Я заметил небольшой стихийный рыночек, расположившийся на небольшом пятачке неподалеку от автобусной остановки и поворота на проселочную дорогу. Ближе к Москве такого не увидишь, а тут, в некотором отдалении от столицы, еще вот встречается. Частная торговля в ее чистом виде — пяток хрестоматийных деревенских баушек в платочках, а также примкнувшие к ним дамы преклонного возраста, но уже полугородского вида продают плоды своих трудов. Тут тебе и варенья, и соленья, и яблочки моченые, и опята маринованные. Плюс какие-то вышитые салфетки, декоративные ложки, небольшие корзины, домашнее молоко в трехлитровых банках и прошлогодняя тыква невероятных размеров. Как ее эта милая старушка досюда доперла-то, интересно? Разве что зять довез?

Но мое внимание привлекли не эти милые дамы, доказывающие то, что живой дух предпринимательства в России еще не умер. Нет, меня заинтересовала пошарпанная газелька, рядом с которой стояли черные дырчатые ящики, битком набитые рассадой. Похоже, какой-то местный питомник решил не игнорировать возможность немного расторговаться за бесконтрольную наличку.

— Что есть? — осведомился я у дремавшего на раскладном стульчике мужичка, который совмещал в едином лице сразу несколько ролей — водителя, экспедитора и продавца. А может, еще и расхитителя казенной собственности. Не исключено, что зря я критикую владельцев питомника, они даже не знают о том, что тут кто-то их продукцией торгует. Это Россия, у нас принцип «что производишь, тем и богат» со времен царя Гороха работает как часы.

— Рассада, — сонно ответил тот, приоткрыв только левый глаз. — Тебе чего конкретно надо-то? Огурцов или петуний?

— Петуний. А еще какие цветы есть?

Минут через десять окончательно проснувшийся и приободрившийся торговец зеленым товаром грузил в багажник машины черные ящики, до отказа набитые не только упомянутыми петуниями, но еще и бархатцами, агератумом, газаниями, а также бальзаминами, известными в народе под именем «ванька мокрый». Ну да, флористическая картина получается немного хаотичненькая, но уж что есть. К тому же подъездные у нас ребята умные, отлично знают, что дареному коню в зубы не смотрят.

А позже, может, еще кое-какой рассады прикуплю да у себя под окнами это дело и посажу. Похоже, переезд в Лозовку отодвигается все дальше и дальше, значит, придется разбивать мини-плантацию из самых незамысловатых потенциальных ингредиентов тут, в городе. Тем более что самому ухаживать за ними не придется, этим займутся подъездные. Просто всякий раз покупать за немаленькие деньги высушенный цвет растений, которые ничего не стоит самому посадить, — верх расточительства. Да и не это главное, не только в деньгах проблема. В последнее время очень много брака стало попадаться среди этого товара, причем не только у нас, но и по миру в целом. Прямо международный сговор какой-то. Тут тебе и пересортица, и просушка отвратительная, и подмес иных компонентов, и еще невесть что. Плюс не все и не всегда найти можно в интернет-магазинах. Будто болиголов или иван-чай расти стали хуже, чем раньше. Или в меньших количествах.

У остановки, подняв клубы пыли, тормознул автобус, помнящий еще те времена, когда партия и народ были едины, грохнули открывающиеся двери.

— Саш, вообще-то мы так не договаривались, — пыхнул сигаретным дымом Стас, с недовольством глядя на то, как довольный оптовой продажей торговец отгружает в багажник третий ящик. — Вон земля с них сыплется, потом ее вычищать замучаешься.

— Да ладно тебе. — Маринка тоже наконец выбралась из машины, глянула на закатное солнышко и потянулась. — Зато запах приятный какой в салоне сейчас будет. Исконно русский, я бы сказала. Мы аграрная держава, так было и так будет. Наши корни — они как раз в земле. Кстати, хорошо сказала, надо будет записать, чтобы не забыть. Эдакий слоган-каламбур. Может, продам кому.

В этот самый момент меня словно кольнуло что-то под левую лопатку. Я резко развернулся и наткнулся на острый взгляд невысокой сухенькой старушки, которая, похоже, прибыла на том автобусе, что в данный момент, попыхивая сизым дымком, готовился отправиться в дальнейший путь.

Ведьма. Сто процентов, ошибки быть не может. И не из простых, заметим отдельно, тех, которые по мелочам промышляют, привораживая чужих мужей и наводя порчу за небольшое подношение. Нет, эта особа статусная, если не глава ковена, то точно приближенная к ней подруга. Вон один глаз голубой, другой зеленый, руки опять же ухоженные, как в таких случаях положено. И еще на безымянном пальце левой руки перстень красуется, массивный, с мутно-желтым камнем. Видел я такие в Германии, знаю, что за вещица и кто такие носит.

Интересно, за что она так нашего брата ведьмака не любит? Что мы ей сделали? А все обстоит именно так, я просто физически ощущаю ее ненависть. Не конкретно ко мне, а к нашему роду в целом.

— Как бизнес, подруженьки? — отведя от меня недобрый взгляд, спросила она у старушек. — Расторговались или нет?

— Какой там! — задорно ответила одна из бабок, сухенькая, но голосистая. — Вон один покупатель пожаловал, да и того Никитка, черт плешивый, к себе переманил!

— Холера его возьми, — поддержала ее соседка.

Никитка, в это время подтаскивавший к машине четвертый, последний ящик с рассадой, даже и не подумал на сказанное как-то реагировать, поскольку привык к тому, что им всегда все недовольны, особенно местные бабки.

— Мужчина, поддержали бы отечественных производительниц, — с едкой иронией, закутанной при этом в десять слоев благообразности, обратилась к нам ведьма. — Растения растениями, но ведь и баловать себя иногда надо. Вон сладенького возьмите к чаю, девушку свою им угостите. Смотрите, какое варенье вишневое. Ведь ягодка к ягодке!

Она взяла в руки одну из банок и встряхнула ее.

— А почему нет? — Маринка взяла с сиденья сумку и достала из нее миниатюрный кожаный кошелек, с которым почти никогда не расставалась. Она, разумеется, была дама прогрессивная и пользовалась пластиковыми картами, но при этом как журналист знала, что в жизни всегда могут возникнуть ситуации, в которых без наличных никак не обойтись. Особенно если подальше от столицы отъехать. — Кроме вишневого, какое еще варенье есть?

— Разное, внученька, разное. — Ведьма еще раз тряхнула банку, и я сумел поймать тот краткий миг, когда в самой сердцевине ее на секунду вспыхнуло и тут же померкло багровое свечение. — Михайловна у нас мастерица по этой части, уж поверь. И матерь ее в наших краях своими вареньями славилась, и бабка тоже.

— Не стоит, — я положил ладонь на плечо Маринки, которая двинулась в сторону торговок. — Ни к чему тебе варенье, душа моя. Ты же сама вечно ноешь, что вес набрала, а там сахара знаешь сколько? У-у-у-у!

И снова ведьма уставилась на меня. Сама улыбается, а глаза злющие!

— У нас, баб, из-за вас, мужиков, жизнь всегда горькая. И чем дальше, тем хуже, — с вызовом заявила она. — Так дай девке хоть чутка ее подсластить. А ты его не слушай, внученька. Иди возьми вот вишенки да малинки. Ох, малинка у Михайловны до чего хороша! Хоть для души, хоть для простуды — для всего сгодится.

— Стой, — я сжал ладонь на плече соседки, не давая ей двинуться. — В машину садись. А варенья я потом тебе сам куплю, если ты уж так его хочешь откушать. Да и ехать нам пора.

— Марин, в машину сядь. — Стас, с его чутьем бойцового пса, моментально уловил перемены в моем голосе, выбросил на обочину окурок и закрыл багажник. — И правда, поехали. Дело к ночи, а мне еще отчеты писать.

Зря он ее имя назвал, но что теперь поделаешь. Впрочем, что стоит знание имени, если больше у этой бабки ничего нет? Плюс вряд ли она станет тратить силы на какую-то девчонку, даже ради того, чтобы насолить неизвестному ей ведьмаку. Попутно, при случае — конечно же. А целенаправленно — нет. Да и спрошу я с нее, случись что с моей приятельницей. Мы оба это знаем.

— Спасибо, — я протянул деньги Никитке, отряхивавшему руки. — Будь здоров.

— Зря, милая, зря. — Ведьма вернула банку на ее прежнее место. — Такого варенья ты больше нигде не сыщешь.

— Не сомневаюсь, — не удержался я от реплики. — Но ей не надо. Она на диете.

— А ты? — улыбки на лице ведьмы как не бывало, взгляд стал колючим, а черты лица резкими.

— А я сладкое не люблю. От него зубы болят.

Не знаю, ответила она мне что-то или нет. Я слушать не стал, забрался в салон машины, захлопнув за собой дверь, после чего Стас немедленно тронулся с места.

— Смолин, это что было? — осведомилась у меня Маринка. — А?

— Забота о твоем здоровье, — ответил я. — Сказано же — сладкое вредно. Плюс мало ли что там, в этой банке, внутри. Вдруг злобный ботулизм? Он в тебя ка-а-ак прыгнет!

— Саш, мозги мне не крути, — попросила соседка. — Ботулизм! Придумает тоже.

Нет там ботулизма в этой банке. Но есть какая-то другая дрянь, которая тебя если и не убьет, то жизнь испортит капитально. Может, неприятной хворью, может, еще чем. Но непременно.

Самое пакостное то, что раньше или позже эта бомба замедленного действия непременно взорвется. Продаст в один не слишком прекрасный день ничего не подозревающая Михайловна банку с этим вареньем кому-то из проезжающих мимо людей, те ее дома откроют, будут есть да нахваливать, а через какое-то время, когда на их головы посыплются несчастья, станут гадать, отчего оно так происходит. Может, даже кто-то из них скажет: «Нас словно кто-то проклял», не подозревая при этом, насколько недалек от истины.

А виновником всего этого, пусть и невольным, буду я. Это ведь мне ведьма хотела насвинячить. Интересно все же, кто ей из моих родичей по ведьмачьей линии так насолил, а? И чем.

— Саш! — Маринка перегнулась через сиденье и потеребила меня. — Ты вообще слушаешь?

— Пять секунд, — попросил я ее и показал телефон, который крайне своевременно дал о себе знать. — Сейчас отвечу на звонок и пообщаемся.

Носов. Интересно, чего ему надо? Впрочем, хорошо, что объявился, я бы его и сам сегодня попозже набрал.

— Александр, я себя не очень хорошо чувствую, — сразу, без приветствий, перешел к делу бизнесмен. — Приезжай немедленно. Да и еще кое о чем важном и неприятном пообщаться надо бы.

— Да и нет, — ответил я.

— Что «да» и что «нет»? — недовольно буркнул собеседник. — Будь любезен, выражайся яснее.

— То, что вы себя снова чувствуете так себе, — это нормально, — пояснил я.

— Ничего хорошего в этом не вижу.

— А я и не сказал «хорошо». Я сказал «нормально». У этих слов разные смысловые значения. Илья Николаевич, ваш организм сейчас работает в режиме батарейки. Чем более полно вы живете, тем быстрее кончится заряд. И не говорите, что я вас об этом не предупреждал. Что до «нет» — это просто нет. Я сегодня к вам не собирался, значит, и не приеду.

— То есть «не приеду»? — изумился бизнесмен.

— То и есть, — равнодушно продолжил я. — У меня сегодня был длинный и трудный день, потому никакого желания таскаться по гостям нет. Завтра, Илья Николаевич, все будет завтра. Обещаю, что вечером к вам загляну, тогда мы все обсудим. И ваше здоровье, и погоду, и природу.

— Александр, — в голосе олигарха громыхнули раскаты грома. Ну вот не привык он слышать отказы, особенно от лиц, социальное влияние и материальное состояние которых меньше, чем его собственное. — Послушай меня…

— Насчет ужина распорядитесь, — перебил я его. — Я бы вот шашлыков покушал. Карских. По ресторанам времени таскаться нет, а шашлычка хочется. С аджикой и всем таким.

Носов издал горловой звук, который смело можно было расценить как крайнюю степень недоумения, грозящего перейти в недовольство, потому я поступил с ним так же, как с недавней ведьмой, — просто не стал слушать. Тем более что ничего нового он мне все равно не скажет.

— Ты с кем так жестко? — полюбопытствовал Стас. — А?

— Да один старый хрен на мою голову свалился, — пояснил я, убирая телефон в карман. — Я ему услуги условно-медицинского характера оказываю. Отвары, припарки, мануальная терапия, то-се… Платит хорошо, нет проблем, но гонору у него больно много. Ну, этого, знаешь, я начальник, ты дурак. А мне подобных заморочек в недавнем банковском прошлом хватало, потому сейчас они мне на фиг не нужны. Вот и строю его время от времени.

— Смотри, такие деды обидчивые, — заметил Калинин. — Когда вылечится, возьмет да и закажет тебя какой-нибудь шпане малолетней. Ее в таких случаях, когда речь идет о поучить, чаще всего используют. От удара битой по башке сзади, знаешь ли, ни ствол, ни экстрасенсорные способности не спасут.

— А какая фамилия у этого деда? — поинтересовалась Маринка. — Я его, часом, не знаю? Больно голос знакомый был.

Калинин коротко хохотнул, оценив двусмысленность фразы.

— Дурак! — возмутилась соседка, саданув его локтем в бок. — Саш, а возьми меня завтра с собой, а? Я тоже шашлыков хочу!

— Перебьешься, — даже не стараясь соблюдать хоть какую-то вежливость, ответил ей я. — К метро сходи, там недавно шашлычную открыли. Говорят, что неплохую.

Маринка насупилась и замолчала, глядя на дорогу, которая стелилась под шины произведения немецкого автопрома. Вот только меня не проведешь, не иначе как завтра она попробует сесть мне на хвост, когда я отправлюсь к Носову. И не удивлюсь, если она на самом деле узнала того, с кем я беседовал. Зрительная и слуховая память у Маринки были о-го-го, как и положено человеку ее профессии, голос же моего нанимателя она слышала совсем недавно, на пресс-конференции, которую тот устраивал в честь начала масштабного бизнес-проекта по отжатию имущества господина Белозерова.

Кстати, не удивлюсь, если под словосочетанием «обсудить еще кое-что неприятное» Носов имел в виду мой вчерашний визит к вышеупомянутому господину. Наверняка у него есть в доме конкурента глаза и уши, как без них? Бизнес — это не деньги, связи и возможности. Бизнес в первую очередь максимально полное владение информацией обо всем и обо всех, а уж после все остальное.

Но мне плевать на его недовольство. Не нравится — расходимся в разные стороны. Я вообще подобному раскладу только рад буду. Баба с возу — кобыле легче. Хотя завтра, конечно, к десяти часам вечера буду у него как штык. Вдруг Белозеров все же выполнит мое условие? Сомнительно, конечно, но мало ли?

Покупая рассаду, я не учел одного — ее же еще надо было поднять ко мне на этаж. Стас, само собой, ничем таким заниматься не собирался, он дождался, пока ящики переместятся из багажника на лавочку, бибикнул на прощание и умчался писать свои отчеты. На Маринку тоже рассчитывать не приходилось, она, изображая смертельную обиду, даже подъездную дверь мне подержать не пожелала.

— Тебе надо — ты и таскай, — злорадно сообщила мне звезда журналистики, показала язык, легко взбежала по лестнице вверх, а через секунду добавила: — Это, Смолин, тебя жизнь наказывает за то, что ты скрытный, хитрый и не желаешь идти друзьям навстречу! У нас еще и лифт поломался. Придется туда-сюда пешком ходить! Так и надо!

Скажу честно, эти походы по лестницам вверх и вниз меня окончательно вымотали. Вроде и тяжести в тех ящиках нет, но тем не менее.

— Все, — сообщил я Вавиле Силычу, ставя последний ящик на пол. — Дальше вы сами с этими растениями управляйтесь.

— Так о чем речь! — обрадованно заявил он. — Управимся! Да, братцы?

Штука в том, что, пока я подрабатывал грузчиком, в моей квартире собрались подъездные со всего дома. Первым появился Вавила, как видно углядевший то, что я нес домой, и понявший, что этот подарок для него со товарищи, а следом за ним подтянулись и остальные. Теперь эта компания вертелась вокруг рассады и горячо обсуждала, что куда надо высаживать и какие цветы у чьего подъезда должны быть.

— Эти ко мне! — суетился Пров Фомич из первого подъезда. — Они яркие и красивые будут!

— А остальным, стало быть, достанутся блеклые и страшненькие? — возмутился Вавила Силыч. — Да? Так не по справедливости! Да?

— Верно! — загудели подъездные. — Ишь, удумал чего! Руки загребущие! Всегда только о себе думает, а до обчества и дела нет!

— Так с меня дом начинается! — отбивался от них Пров Фомич. — Сами поразмыслите: зачин — всему делу голова. По первому подъезду судить станут, как мы тут живем-хозяеваем. Иль не так?

— Не так! — гаркнул кряжистый подъездный, имени которого я не помнил. — Это он с твоей стороны первый. А ежели с моей зайдут, так я первым стану, хоть по цифири и десятый! Вход в двор-то с обеих сторон.

Жанна, с интересом наблюдавшая за происходящим, тоненько захихикала, подъездные тут же повернулись к ней, причем некоторые сурово сдвинули брови. Они уже смирились с тем, что в доме обитает призрак, но это не означало того, что какая-то нежить могла себе позволить высказывать хоть какое-то мнение об их делах и хлопотах. Моя спутница мигом замолчала, но следом за тем все же показала хозяину десятого подъезда большой палец, как бы одобряя его аргументацию.

Я же тем временем присел на диван и прикрыл глаза. Вымотали меня последние дни, не врал я Носову. В Лозовку бы, в тишину лесную, на берег реки, где тихонько плещет волна, а по вечерам русалки танцуют при луне…

Короче, сам не заметил, как задремал.

Разбудила меня вибрация телефона. Громкий сигнал-то я еще в машине отключил, подумав, что Носов вряд ли угомонится, а вибрацию нет. Я, вздрогнув, открыл глаза, подумав было, что вырубился буквально на минуту. Но нет, за окном уже царила темень, то есть проспал я никак не менее полутора часов, а то и поболее того.

Подъездные никуда за это время не делись, они все еще делили рассаду. Мало того, они полностью раздербанили содержимое ящиков, расставив его на полу комнаты равными долями в шахматном порядке. А теперь, похоже, разыгрывали методом жеребьевки, об этом свидетельствовала шапка с ушами, в которой белели свернутые бумажки.

— Тяни, — сказал Вавила Силыч Прову Фомичу. — Ты орал громче других, вот и давай

Надо понимать, мой приятель тут распоряжается процессом на правах хозяина подъезда. Так-то старший у них Кузьмич, вон он в уголке сидит на миниатюрной табуреточке. Его слово всегда будет последним, но сейчас патриарх в процесс не лезет, признавая за Вавилой право рулить процессом. И вообще у подъездных все очень строго с вопросами субординации, соподчинения и дифференциации. Похлеще даже, чем у японцев, а уж те будь здоров насколько социально организованные ребята.

— Я тоже тягать не хочу, — вдруг сказал юный еще совсем Кондратка из восьмого подъезда. — У меня лапа несчастливая. Достанутся вон анютины глазки, а я их не люблю. У них цвет тревожный.

— И то, — поддержали его сразу несколько голосов. — Не то вытягнешь — пили потом себя все лето!

Надо же, шепотом разговаривают, чтобы меня не разбудить. А еще пледом накрыли и кроссовки с ног сняли. Трогательно, блин.

Вот на кой мне люди с их вечными заморочками и постоянными «хочу» да «дай», когда рядом такие друзья есть?

— Да не заморачивайтесь вы, — посоветовал начавшим спорить подъездным я, доставая из кармана дергавшийся смартфон. — Пусть вон Жанна моя выберет, кому какая бумажка достанется. Или Родька. Они оба лица относительно незаинтересованные. Жанна так точно.

— Разбудили мы тебя? — виновато спросил Вавила Силыч. — Извини уж!

— Не вы, — показал я ему смартфон с мерцавшим экраном и ответил на вызов: — Да?

— Хороша идея, — ухнул филином из угла Кузьмич. — Правильнее, вестимо, чтобы Ляксандра выбирал, но коли он занят, то пущай мертвячка пальцем тыкнет, кому чего брать. Хоть какая польза с нее обчеству будет!

Жанна явно немного обиделась на «мертвячку» и то, что ее сочли в целом бесполезной для жизни дома, но все же согласно кивнула.

— Александр, добрый вечер. Это ваш тезка, — раздался в трубке знакомый мне голос. — Илья Николаевич желает с вами пообщаться именно сегодня, а не завтра, потому убедительно прошу вас приехать. Машина уже стоит у вашего подъезда.

— Ночь на дворе, — недовольно сообщил ему я. — И вообще, вы меня разбудили.

— Приношу свои извинения. И тем не менее вынужден настаивать на том, чтобы вы выполнили просьбу Ильи Николаевича.

— А если нет?

— Такой ответ не рассматривается, — выдержав паузу, сказал помощник Носова. — Увы.

— Секунду, — сказал я и плотно прикрыл телефон ладонью. — Вавила Силыч, а что, лифт уже пустили?

— Ага, — подтвердил тот, мешая бумажки в шапке. — Еще час назад.

— А снова его остановить нельзя?

— Зачем же? — удивился юный Кондратка. — Неудобство людям!

— Ну, если надо? Ненадолго.

— Ты прямо говори, Ляксандра, чего хочешь! — топнул валенком по полу Кузьмич.

— Мне Вавила рассказывал, что как-то раз кто-то из обчества заставил алкаша два часа по лестнице подниматься, — сдерживая улыбку, пояснил я. — Он шел-шел, а дойти до дома никак не мог.

— Это я так им распорядился, — огладил бороду Пров Фомич. — Так-то Роман мужик неплохой, работящий, но как во хмелю — беда. Шумит, жену бьет, ребятенка гоняет. Вот и проучил его. Он после того аж до Карачуна ни капли в рот не брал, ага!

— Вот мне бы так же!

— До Карачуна браги не пить? — изумился Кондратка.

— Да нет. Меня в гости зовут, а я ехать не хочу. Откажусь — сюда его слуги придут и силком потащат. Очень уж гостеприимный хозяин зазывает, смерть как не любит один ужинать. Мне бы этих ребят по лестнице погонять, чтобы они до моего этажа ввек не дошли.

— Это можно, — Вавила Силыч переглянулся с Кузьмичом, тот кивнул. — Пущай. Встретим-приветим ходоковнезваных, не сумлевайся.

Я подмигнул ему и снова поднес трубку к уху.

— Хорошо, убедили. Только давайте так — пусть меня ваши парни у квартиры встретят. На моем этаже. На дворе просто ночь, время темное, мало ли что со мной может случиться? А так спокойнее будет. Как придут, пусть позвонят в дверь, и я сразу выйду.

— Хорошо, — согласился Александр.

— Договор?

— Договор, — чуть удивленно ответил он.

— Жду! — произнес я и нажал «отбой». — Родька, там у подъезда машина стоит, иностранная, дорогая. Глянь, из нее кто-то вышел?

Мой слуга, выглядевший сегодня куда пристойнее, чем накануне, молнией метнулся на балкон.

— Ага, двое, — донесся до меня его голос. — К подъезду сейчас пойдут! Мордатые!

— Между третьим и четвертым их запру, — предложил Кузьмичу Вавила Силыч, направившись к выходу из комнаты. — Там все уже дома сидят, никто шастать не станет.

— Не мудри. Просто закрой им все пути, — велел ему старейшина. — И лифт потом запусти. Люди все же с работы возвращаются, устали, поди.

Вернулся мой подъездный минут через пять, довольный и веселый.

— Идут, родимые, — сообщил он нам. — Тот, что помоложе, он побашковитей, что-то смекать уже начал, а второй — дурак дураком.

— Пущай идут, — степенно одобрил его слова Кузьмич. — Ты выход-то закрыл? Чтобы они не только поднимались, но и спускались без конца?

— А как же! Ты ж сказал — все пути. — Вавила Силыч взял шапку из рук Кондратки. — Ну чего, начнем, братцы? Ночи нынче короткие, на дворе тепло. Глядишь, еще и посадить это дело успеем нынче!

— Куды спешишь? — снова топнул ногой по полу Кузьмич. — Ишь, сразу садить! Сначала надо землицу подготовить, корешки из нее выбрать, камни, опять же! Червяков разогнать! Имей к ней, матушке, уважение!

— Если что, пока растения можно у меня на балконе хранить, — вставил свое слово я. — Не вопрос. Только пометьте, где чьи.

Через полчаса все закончилось. Кондратке не повезло, ему достались столь не любимые им анютины глазки, зато Вавила Силыч был крайне доволен, получив именно тот лот, на который рассчитывал.

Интересно, ему на самом деле повезло или Жанна приложила к этому свою призрачную руку? Хотя, может, и не она. Вон у Родьки рожа так и светится.

— Все было по правде, — пресек начавшиеся было разговоры на тему «а я не согласен» Кузьмич. — Я следил, девка не жулила! Так что давайте разбирайте, что кому досталось, и по ящикам кладите. Завтра-послезавтра место готовим, а об четверг садить садики станем. Время доброе, почти полнолуние, тепло, опять же надолго задержится. Кости-то не ноют. Фариду с Хафизом я сам упрежу.

— В смысле? — вырвалось у меня. — Они про вас знают?

— А как же? — с достоинством ответил Кузьмич. — Обязательно. Одно дело делаем. Чаи с ними, как с тобой, не гоняем, врать не стану, но общаемся. Тут мы им чего подскажем, там они нам где подсобят — вот и живем. Опять же, люди они работящие, хорошие, правильные. Хоть и иноземцы, конечно. Кондратка!

— Ась! — с готовностью отозвался тот.

— Пол потом помоешь. Вон мы как его землей запачкали.

У меня в кармане вновь задергался телефон. Александр. Ну а кто же еще?

— Не идет никто, — не скрывая иронии, сообщил я ему. — Даже беспокоиться стал — все ли с вашими сотрудниками в порядке?

— Я не знаю, как вы это сделали, но это очень плохая шутка, — холодно произнес помощник Носова.

— Что сделал? Вы о чем вообще?

Молчание.

— Алло. Александр, вы вообще здесь?

— Мои люди не могут добраться до вашей квартиры, — явно сдерживая себя, произнес собеседник. — Они идут вверх, а лестница все не кончается. Более того, они раз за разом оказываются на одних и тех же этажах — третьем и четвертом. Так не бывает, но это есть. Не сомневаюсь, что это ваших рук дело, господин Смолин.

— Не моих, — заверил его я. — Мне подобное не под силу.

Подъездные, которые прекрасно слышали наш разговор, довольно заулыбались, переглядываясь, Жанна же вовсе сначала расхохоталась, а после синей молнией покинула квартиру, как видно желая поглядеть на бедолаг, застрявших в нашем доме. За ней последовал молодой, а потому любопытный Кондратка.

— Главное не это, — продолжил я. — У нас был договор — за мной заходят, после мы едем к господину Носову. Я готов, но от вас никто не пришел. Значит, не судьба, и встреча состоится завтра, как я и говорил изначально. Вернее, уже сегодня. Ваши ребята могут отправляться по домам, а я пошел спать. Всего доброго, Александр.

— Они бы отправились, только вниз, увы, тоже спуститься не могут, — поспешно произнес помощник Носова. — Не получается!

— Теперь смогут, — глянул я на Вавилу Силыча, тот понятливо кивнул. — Вниз — смогут. Обещаю.

— Всего доброго, — безынтонационно произнес Александр и повесил трубку.

Обиделся, должно быть, на меня. Хотя оно и ясно, патрон сейчас ему такой фитиль вставит, что мало не покажется. Ему по барабану все дела да случаи, главное, что приказ его не выполнен.

— Потеха! — сообщил Кондратка, вернувшись к нам через пару минут. — Один, мордатый, он знай вверх идет, рожа вся красная, по ней пот текеть. А второй сидит на ступеньке, голову руками вот эдак обхватил и что-то под нос бормочет.

— А вот неча! — довольно пробурчал Кузьмич. — Все, братцы, цветы на балкон, да накройте их чем, чтобы не померзли, не ровен час. И все, по домам! Ночь на дворе, Ляксандре спать надо. Кондратий, а ты тряпку в руки — и давай! Чтобы чистенько!

Что до меня — я не смог отказать себе в маленьком удовольствии полюбоваться на красиво и без особых трудов проделанную работу, потому поднялся с дивана и отправился на балкон.

Подъездная дверь с хлопком распахнулась, из нее выскочили двое мужчин в костюмах и опрометью бросились к черному «гелендвагену». Я пронзительно свистнул, они, уже было взявшиеся за дверцы машины, задрали головы вверх.

— Жалко, что так и не свиделись сегодня, — задушевно произнес я, а после дружелюбно помахал рукой: — Доброй ночи, господа! И сладких, спокойных снов!

Глава 4

— Двигайтесь прямо три километра, — голосом одной известной певицы, а за компанию телеведущей и блогерши сообщил навигатор, после чего черноусый водитель гортанно пророкотал:

— Хорошо, моя дорогая! Как скажешь! Все для тебя!

Ему вообще нравилось общаться с навигатором, всякий раз он реагировал на любое сообщение, которое томно произносила звезда одного из ведущих российских телеканалов. Причем особенно сильные эмоции отчего-то у него вызывали оповещения о том, что впереди нас поджидает камера на полосу, он всякий раз хлопал ладонями по рулю и экспрессивно восклицал:

— Зачем столько их понаставила, э?

С чего он решил, что голосистая инстадива имеет какое-то отношение к установке следящих устройств, мне было непонятно. Наверное, задай я ему такой вопрос, ответ был бы получен, но заниматься подобными изысканиями у меня не было ни малейшего желания. Приближаемся к точке назначения — да и ладно.

Но Толян, которого я сегодня прихватил с собой, похоже, был солидарен с шофером, поскольку всякий раз понимающе кивал в такт его словам.

— Так что, сделаешь? — спросил я у Славы-Раз, с которым в данный момент беседовал по телефону. — Для вас работы на десять минут, а суседушкам радость на все лето.

— Не вопрос, — ответил тот. — Единственное — не прямо завтра. Мы просто сейчас в трехстах верстах от Москвы, одному фермеру целину помогаем поднимать. Тут площадь немыслимая, да он еще вдобавок решил пшеницей твердых сортов заняться. Саш, ты даже себе не представляешь, какой это геморрой, она невероятно капризна. Слушай, а давай мы к тебе подскочим после Круга? Туда-то мы со Славкой в любом случае прибудем, это без вариантов. Ты ведь в этом году на него тоже идешь, верно?

— Конечно иду, — подтвердил я. — И да, давай. Хороший вариант. Спасибо!

Вообще-то по большому счету меня больше устроил бы вариант «завтра-послезавтра», то есть до того, как рассаду определят в землю, но условия в данном случае ставить мне не представлялось возможным. По ряду причин, не последней из которых являлось элементарное уважение к своим собратьям. Опять же, помощь я просил не для себя, а для подъездных, что во многом определило дело. Для своих братьев ведьмак всегда расстарается как для родных, а для друзей и друзей друзей — как для двоюродных. Потому что мы все — семья, а остальные… Они остальные. Да, нас это не красит, но таковы уж правила существования нашего рода. Не мы их устанавливали, не нам и менять.

А что до подъездных и цветника, так вчера все вышло просто.

— Одну минуту. — Получив удовольствие от созерцания растерянных и рассерженных сотрудников Носова, я вернулся с балкона в комнату и увидел, что мои гости собираются расходиться. Настроение у меня было отменное, и вдруг очень захотелось сделать для этих добродушных трудяг что-то хорошее. Чтобы и у них на душе совсем хорошо стало. — Скажите, вопрос с посторонней помощью при разбивке цветника принципиален? Просто это вроде конкурсный проект, мало ли… Вы ж вроде о призе говорили.

— Ляксандр, ты о чем? — признался Кузьмич. — Не зги не понял.

— У меня есть друзья, которые вопросами флористики и плодородия занимаются, — пояснил я. — Ведьмаки, как и я, только служат Земле. Ягоды, травы, цветы — это их профиль. Могу попросить их помочь, и тогда у нас тут все зацветет будь здоров. Но по правилам ли это?

— Ты о Славах? — уточнила Жанна. — Славные мальчишки! Добрые и светлые.

— Да тьфу мы на эти правила, — моментально заявил Кузьмич. — Оно, конечно, выиграть у прочих разных приятно, только не для того мы цветы садить тут надумали. Нам важно, чтобы людям домой приятно приходить было, чтобы они радовались, когда в родной двор приходят. Мы ж для того и живем на белом свете. Смекаешь, ведьмак?

— Смекаю, — кивнул я. — Значит, сегодня Славам позвоню, попрошу подъехать.

Кузьмич помедлил секунду, а после вдруг мне поклонился. Его жест повторили и все остальные подъездные.

— Вы это бросьте, — попросил их я. — Не надо. Вы чего?

Даже сейчас, почти сутки спустя, тут, в машине, я испытывал небольшую неловкость, вспоминая эту картину. Но, если совсем уж честно, немного приятно мне тоже было.

— Там и увидимся, — подытожил Слава. — А потом на нашей машине к тебе поедем. Ты ведь до сих пор безлошадный? Нам просто Олег про это рассказывал. Слушай, а чего ты себе машину не купишь? Деньги-то наверняка есть.

— Лениво, — признался я. — Тут ведь как — сначала ты на машине ездишь, а потом она на тебе. ТО, ремонт, штрафы, все остальное. Мне проще на такси передвигаться. А на Большой Круг Олег отвезет, не переломится. Ну или вы.

— Про Евдокима тебе рассказали? — посерьезнел голос Славы.

— Ну так, в общих чертах.

— Ты имей в виду, он на самом деле старик непростой. В смысле — не дурак, — предупредил меня сородич. — Правила наши, ведьмачьи, и для него писаны, разумеется, против них он не пойдет, но сам знаешь — закон что дышло, как развернул, так и вышло. Короче, держи ухо востро. Ну и на нас со Славкой можешь рассчитывать, если Евдоким начнет чудить сверх меры. Только сразу скажу — против Покона или Свода мы не пойдем. На них наш лад стоит, один раз нарушишь то или другое — и все, кончилось братство. Да и не любит Ночь отступников. Не любит и не прощает. И Круг тоже.

Свод, приравненный к Покону, и точно так же никогда и никем воочию не виданный документ, регулирующий существование ведьмаков в нашем противоречивом мире. Ходили слухи, что его некогда самолично составил князь Олег, прозванный Вещим, а после зачитал на одном из пиршеств, которые он задавал своей ближней дружине в последнюю субботу мая. Ну или как там тогда дни назывались? Зачитал и велел всем присутствующим запомнить услышанное, а после передать его юнакам, что за ними станут копья носить. Мол, когда вы уйдете, они, заняв ваши места, расскажут о ведьмачьем законе следующему поколению, и цепи этой конца да края не будет до тех пор, пока не грянет крайний час этого мира.

По сути, так и вышло. С одной разницей — те, первые, и помыслить не могли о том, чтобы хоть мыслью позволить себе нарушить повеление Вещего князя, а в наше время отступники не редкость. Не массовое явление, но и не эксклюзив уровня «раз в сто лет». Беспринципное время порождает свои правила, которые для него удобнее. Пример тому мой первый «благодетель» в мире Ночи, Артем свет Сергеевич, который предпочел долгую счастливую и богатую жизнь законам братства. Правда, ненадолго предпочел. Я его Хранителю Кладбища скормил, от всей души и чистого сердца, тем самым определив весь свой дальнейший путь под луной.

Что, собственно, подтверждает слова моего собрата. Ночь не любит отступников.

— Само собой, — ответил я Славе. — Да и как по-другому? Еще раз спасибо тебе. И напарнику привет передавай!

Дело было не в том, что мне беседа надоела, просто, пока мы точили лясы, машина добралась до поселка, в котором находились хоромы господина Носова.

— Яхшиям! — поблагодарил я водителя, который, услышав родной язык, золотозубо мне улыбнулся, а после, не удержавшись, добавил, обращаясь к смартфону, находящемуся на бортовой панели: — И тебе, красавица, спасибо!

— Мы добрались до точки назначения, — проворковал голос из смартфона. — Нам пора прощаться.

— Королева, э? — понимающе подмигнул мне водитель.

Капец… Вот тут и поверишь в мировой разум, старшего брата, который следит за тобой, и даже масонов.

В доме Носова, похоже, меня ждали. Просто даже не пришлось нажимать кнопку переговорного устройства, массивная калитка приветливо распахнулась передо мной, при этом чуть не сшибив с ног.

— Добрый вечер, — произнес я, прикидывая траекторию чудом не состоявшегося полета. По всему выходило, что впечатался бы я вон в тот чугунный столб непонятного назначения. Убиться не убился бы, разумеется, но все равно приятного мало.

— Вас ждут, — хмуро буркнул молодой парень с косой саженью в плечах, отводя взгляд в сторону. — Идите в дом.

— Хорошо, — покладисто согласился я. — А поздороваться — не-а? Все же я вроде как гость, вы работаете на хозяина этого дома. Опять же, элементарная вежливость, как насчет нее?

Я заметил, что этот очень крепкий парень, похоже, не испытывает ко мне хоть сколько-то приязненных чувств. Нет, ясно, что мы с ним не друзья и не приятели, да и видимся вроде первые. Но тут дело в другом. Ставлю сто к одному на то, что это эхо вчерашнего забега по лестнице, который я устроил его коллегам. Корпоративное единство, охранное братство и все такое. Так что если я сейчас не разрешу все вопросы с силовой обслугой Носова, то, возможно, через какое-то время кто-то из них по собственной инициативе возьмет да и накинет сзади мне на шею плотный плетеный шнурок. Люди не любят непонятного и стараются держаться от него подальше хотя бы просто потому, что оно их пугает. Этих ребят в любой момент могут отправить как за мной, так и придать мне в усиление, а оно им ни к чему. Вывод: я для них проблема. Ну а как у нас силовики решают проблемы? Просто и незамысловато — устраняют их максимально быстро и эффективно. Ну, по крайней мере, план у них всегда именно таков, а что на деле получается, это как Господь управит. Все мы пишем на бумаге, да забываем про овраги.

— Добрый вечер, — неохотно произнес охранник и тут же отошел от меня подальше.

— Другое дело, — улыбнулся ему я, направляясь к дому. — И легкого вам дежурства.

— Саш, он три раза через плечо плюнул, — захихикала Жанна. — Представляешь! Ты для него плохая примета.

— Деревенский, наверное, — предположил Анатолий. — У меня дядька деревенский был, он так же поступал, когда бабку-соседку встречал, а та ведьмой слыла. Хороший был дядька, жалко помер молодым. Синька, мать ее так, все она…

Помощник Носова встретил меня у входа в здание, изобразил вежливую улыбку и даже пожал руку. Одновременно с этим трое крепких охранников обосновались у меня за спиной, держась на некотором расстоянии, но не слишком далеко.

— Смотрю, мне тут не рады? — мотнул головой я в сторону этих парней. — А как же «вы так нужны нам, Саша» и все такое прочее? Раз нужен — я тут. И на тебе, столь недружелюбный прием. Разве я давал повод для сомнений в своей миролюбивости? И для того, чтобы меня вот таким образом встречали?

— Вчерашний инцидент произвел на наших сотрудников сильное впечатление, — не стал юлить Александр. — Ребята у меня под началом все опытные, много чего повидавшие и стрессоустойчивые, но получасовая беготня по бесконечной лестнице, при этом расположенной между двумя этажами, кого угодно может выбить из седла. А окончательно поразил парней тот факт, что они еще и ни к одной из дверей подойти не могли, чтобы хоть как-то выбраться из вашего подъезда. Люди действия обладают определенным складом ума, в котором нет места разной паранормальщине и заколдованным местам, понимаете? Они точно знают то, что дважды два четыре, солнце всходит на востоке, и то, что мир вокруг них подчиняется строгим физическим законам. То есть за четвертым этажом должен быть пятый, а дверь, до которой можно дотянуться рукой, должна открыться или может быть выбита. Вы лишили их этой уверенности, чуть поколебав основы мироздания в головах. Кому такое понравится?

Ну. А я что говорил?

— Не надо валить все на меня. Вам было сказано — встреча завтра, не надо меня беспокоить, я спать хочу. Вернее, эта информация предназначалась для вашего патрона. Но я не был услышан, и все получилось так, как получилось.

В тот же миг я развернулся к охранникам, находившимся у меня за спиной, и громко гаркнул:

— Бу!

Мне в лицо уставились три пистолетных ствола.

— Никогда больше так не делайте, — попросил меня Александр. — А если бы они выстрелили?

— С чего бы? — улыбнулся я. — Сами же говорите — ребята профи. Они умеют отличить подлинную опасность от глупой шутки.

— И все-таки — не надо.

— Джентльмены, вот что я вам скажу, не стоит видеть во мне некое инфернальное зло, которое водит дружбу с нечистой силой. Это не так. И сразу — не стоит пробовать вбить осиновый кол мне в грудь или расстрелять серебряными пулями. Я не вурдалак и не упырь. Нет, убить меня и тем и другим, конечно же, можно, но это все работает не так, как вы себе представляете. А если совсем честно, то вообще не работает. Непосредственно я умру от серебряной пули так же, как от обычной, а вурдалак над вами в данной ситуации только посмеется. Да и вообще, я непосредственно против вас ничего не имею, и, пока кто-то из вас не попробует забрать мою жизнь, не стоит ждать от меня каких-либо пакостей. Вы делаете свою работу, я свою, вот и все. И заканчивая — с ваших коллег ни волоска не упало, они вышли из моего подъезда живые и здоровые. А что до моральной компенсации — так это вон к Александру. Он вас отправлял ко мне, верно?

— Непосредственно против них ничего не имеете, — задумчиво произнес последний. — А против кого имеете?

— Так вампиры есть? — уточнил между тем молодой охранник с изрядных размеров шрамом на лбу. С него, как видно, кто-то когда-то пытался снять скальп.

— Есть, — подтвердил я. — Но не такие, как в фильмах. Да и умышленно убивают они крайне редко. Либо когда выбора нет, либо по молодости и неопытности.

— Нас ждет Илья Николаевич, — поторопил меня Александр.

— Ну да, ну да, — я щелкнул пальцами, изображая картину «нагрянувшее воспоминание». — Да, вот еще что. Через часок к воротам может прибыть машина службы доставки, в ней будут находиться ребята, чем-то похожие на вас. Тоже крепыши в костюмах и с оружием. Так вот, они привезут большую-пребольшую коробку для меня. Примите ее, пожалуйста, и доставьте туда, где я буду в тот момент находиться.

Троица уставилась на начальника, тот, недолго подумав, согласно кивнул.

— Ну а теперь пошли, — я направился к двери. — А то Илья Николаевич нас, наверное, в самом деле заждался.

Жанна последовала за мной, а вот Толик остался во дворе наблюдать, не нагрянет ли и в самом деле служба доставки «Белозеров и Ко». Мы этот момент еще у моего дома обговорили, когда такси ждали. Не то чтобы я не доверял сотрудникам службы безопасности Носова, но…

Хотя да, не доверял. С них станется взять и проигнорировать мою просьбу. И неважно, что старший вроде как дал добро, эксцесс исполнителя пока никто не отменял.

А мой достопочтенный наниматель и вправду изрядно сдал. В последний раз мы виделись на той неделе, тогда он был весел, бодр, излучал оптимизм и игриво поглядывал на медсестричку, имя которой я, к своему великому стыду, уже забыл. То есть времени прошло всего ничего, и нате вам — лицо бледное, осунувшееся, мешки под глазами набухли. Да еще и ссутулился так, словно его что-то к земле гнет.

Впрочем, почему «что-то»? Вон она, причина. Серая гадина на его плечах, было побледневшая до состояния еле заметной тени, ныне снова окрепла, набрала мощь и, несомненно, довольна своей нежизнью. Человека обмануть можно, ее — нет. Она всегда точно знает, когда ее время наступает. Или возвращается, как в нашем случае.

— Что-то хреново мне, Саша, — сообщил мне Носов, морщась. — Словно батарейку вынули. Пью твою микстуру каждый день, а она не сильно помогает. Не так, как раньше.

— Вижу. — Я уселся в кресло и закинул ногу на ногу. — Ни капли не удивлен. Простите за банальность, но все случилось так, как и должно было случиться. И сразу вопрос — вы вчера меня только за этим вечером из дома хотели дернуть? Если да, то правильно я поступил, что не поехал.

— Не забывайся, — в голосе Носова скрежетнула сталь.

— Вы еще скажите: «Знай свое место», — фыркнул я. — Кстати, такового в иерархии ваших служащих я не имею, поскольку не вхожу в их число. Илья Николаевич, вы мне не начальник, я вам не подчиненный. И когда в следующий раз вам захочется отдать мне какой-то приказ, вроде «прыгни из самолета без парашюта» или «снимай штаны и бегай», вы про данный факт вспомните, пожалуйста.

— Хм, — во взгляде бизнесмена доброты было приблизительно столько же, сколько у коллектора, нависшего над злостным должником.

— Я не наглею и не нарываюсь, как может показаться на первый взгляд, просто еще раз обозначаю границы нашего сотрудничества. Разумеется, вам это не нравится, поскольку вы привыкли к другой модели поведения окружающих вас людей, но уж как есть. Либо примите данный факт, либо ничего у нас не получится. Что до вашего состояния, повторюсь, предсказуемо. Да вы сами привели очень правильное сравнение.

— Какое?

— Батарейка, — пояснил я. — Вернее не скажешь. Зелье, что я вам дал, — это именно она и есть. Механизм действия тот же. Если батарейку использовать разумно, распределяя ее ресурс равномерно, то она прослужит столько, сколько должна, в соответствии с заявленной производителем характеристикой. А если юзать без меры, то быстро разрядится и отправится в мусорку. Вы выбрали второй вариант, результат налицо. Я вам говорил, не стоит думать, что время повернулось вспять и теперь все снова будет, как раньше. Не спешите врубать свое бытие на полную катушку, это вас вернет к исходной позиции, тоже говорил. Вы меня послушали? Нет. Вам нужна была жизнь полной ложкой: бизнес-битвы, поездки, пресс-конференции, гражданки с высокой грудью и накачанной попой и так далее. Теперь получите и распишитесь — все снова болит, скрипит и на душе муторно.

— И что дальше?

— Риторический вопрос, на который вы и сами знаете ответ. Но если желаете — вот он: коли не умерите пыл, то скоро умрете, и я вам ничем не смогу помочь. Просто не успею. Мне был нужен минимум месяц для того, чтобы найти ответ на интересующий вас вопрос. Минимум! Вы своей волей уже сократили этот срок недели на полторы-две.

Кстати, оно и хорошо. Теперь если он даст дуба, то исключительно по своей вине. Не думаю, что мне придется перед кем-то нести за это ответ, но случись такое, то отмазка бы была железная. Мол, сам дурак, спешил жить, оттого и помер. Правда, Александр может на этот счет иметь другое мнение, но он ведь тоже смертен. Причем, как писал классик, внезапно смертен.

А остальным слугам Носова я на фиг не сдался. Он им дорог ровно до тех пор, пока деньги платит. И эти добрые люди забудут его навсегда сразу же после того, как получат расчет. У них других забот полон рот: невыплаченные кредиты, поиски нового места трудоустройства и так далее. И чего им думать на тему, кто стал виновником смерти их босса? Тем более что официально он скончался ввиду хронического заболевания.

Илья Николаевич сидел, смотрел на меня, трубно сопел носом и о чем-то думал.

— Саш, а тебе не кажется, что разумнее всего не искать способы ему помочь, а сделать кое-что другое? — вдруг спросил у меня Жанна, пристроившаяся рядом, на подлокотнике кресла.

— Что именно? — совершенно не стесняясь бизнесмена, уточнил у нее я. Носов вздрогнул, но ничего не сказал, как видно смекнув, что я беседую не с ним.

— Познакомить этого дедулю с Павликом, — проворковала мертвячка, легкой тенью скользнула к Илье Николаевичу и обвила его шею своими руками, заставив при этом беспокойно дернуться серую тварь. — Давай честно — проблем тут больше, чем прибыли. Да и неприятный он человек, скажем прямо. Мне вот конкурент его больше понравился, если тебе невтерпеж под чье-то ярмо шею подставить, так уж лучше под его. Тем более что он готов тебе платить столько, сколько ты скажешь. Сам же слышал. А этот… Козел он.

Я ничего отвечать не стал, просто неотрывно смотрел на картину, словно сошедшую с мрачного фэнтезийного арта, коих полно в Сети. Призрачная красивая девушка обнимает сильно немолодого дядьку, на лице которого лежит отчетливая печать близкой смерти. Неяркий свет и массивная мебель рабочего кабинета, в котором происходила наша беседа, добавляли атмосферности происходящему.

И этот мой взгляд, похоже, встревожил Носова не на шутку. Все, начиная со вчерашнего вечера, и так шло не по его плану, а тут еще вон я сижу, недобро смотрю, с кем-то общаюсь. Кому такое понравится?

— Пойдем в столовую, — поднялся он на ноги, причем относительно уверенно. — Там продолжим разговор.

— Ты все же подумай, — выстрелила в мою сторону пальчиком Жанна. — Если что — я за мальчишкой нашим пригляжу, все проконтролирую.

В столовой, той, где мы в нашу первую встречу гоняли чаи с выпечкой, на этот раз стол был заставлен снедью другого толка. В центре красовалась деревянная фиговина, из которой торчали шампуры с парующим шашлыком, вокруг нее были расставлены плошки с соусами. Имелись тут и длинные пури, и зелень во всем своем разнообразии, и красное вино нескольких видов, и разные прочие изыски грузинской кухни.

— Хотел шашлыков по-карски — получай, — садясь за стол, сообщил мне Носов. — Кушай на здоровье.

— Спасибо, — немного удивленно ответил я и вытянул из стойки один из шампуров. — Не ожидал.

Мало того, я вообще про эту свою просьбу забыл. Так, брякнул до кучи в общении с Александром — и все. А тот вон запомнил, передал. Хотя почему бы и нет? Я, правды ради, и не пробовал шашлыков именно по-карски никогда. На дачах, что своей, что друзей, шашлык существовал только в одном варианте — собственно шашлык. А за границей их особо нет. Там другой подход к этому кулинарному вопросу.

Оказалось, очень вкусная штука, отлично сочетающаяся с терпким саперави.

— Здоров ты поесть, — заметил Носов, который почти ни к чему из того, что стояло на столе, не притронулся. — Не лопнешь?

— Нет, — я погладил себя по животу, в который переместилось уже немало сочной и нежной баранины. — Но остановиться стоит. Вы-то чего просто так сидите? Лично я диету вам не прописывал.

— Аппетита нет, — мрачно ответил сотрапезник. — И настроения тоже.

— Это вы зря, — я хрустнул редиской. — Еда придает силы, которые нужны для борьбы за собственное будущее.

— От удара в спину она не спасет. — Носов привстал, перегнулся через стол и спросил у меня: — Ты зачем к Белозерову ездил, а? С какой целью?

От неожиданности у меня даже редиска не в то горло пошла.

— Саш, его помощник руку под пиджак засунул, — сообщила мне Жанна. — А там наверняка пистолет.

— Кха! — издал горловой звук я, откашлялся, а после от души рассмеялся. — Я-то все гадал, с чего такая спешка? Зачем так резко вам понадобился? А тут вон что!

— Это не ответ. — Носов снова опустился на стул.

— То есть вы связали воедино два события — мой визит закадычному неприятелю и ваше стремительно ухудшившееся самочувствие? — я снова рассмеялся. — Да?

— Кстати, звучит вполне логично, — заметила Жанна. — Нет, серьезно. Я бы тоже на его месте напряглась.

— Положим, — подтвердил Носов.

— Я вас расстрою… Ну или, наоборот, обрадую. Короче, это не так. Да и потом, разве у вас в доме Белозерова ушей и глаз нет? Вам не рассказали, что я там устроил?

— Увы, но в данный момент нет, — подал голос Александр. — Были двое, но Полежаев их пару месяцев назад вычислил, а новыми осведомителями мы пока не обзавелись.

— Что за безобразие, — недовольно сдвинул брови Носов. — У нас есть люди в его компании и банке — прекрасно. Но этого мало. Мне надо знать, что происходит у него дома.

— Полежаев — это начальник его охраны? — уточнил я, пропустив реплику нанимателя мимо ушей. — Который Михаил?

— Именно, — подтвердил помощник бизнесмена. — Он свое дело хорошо знает, не отнимешь.

— Надо же, — удивился я. — А мне он показался немного деревянным, я даже решил, что, кроме сования своего причиндала не туда, куда надо, он почти ни на что не годен.

— Сования чего куда? — переспросил Илья Николаевич.

— Не суть, — отмахнулся я. — Так вот, не собирался я заключать союз с вашим конкурентом, хоть он мне его, к слову, под конец беседы предлагал. Наоборот, навел у него в доме изрядный шорох, перепугал его чад и домочадцев, да и его самого немного шуганул. Думаю, там до сих пор меня недобрым словом поминают.

Было видно, что Носов в сомнениях. Он не привык верить на слово кому бы то ни было, а подтвердить то, что я сказал, никто не мог.

— Успокойтесь, — посоветовал я ему. — Все на самом деле так. Более того, не исключено, что Белозеров все же выполнит то условие, которое я ему поставил, и пришлет мне небольшой подарочек, который окончательно убедит вас в моей честности.

— Что за подарочек? — заинтересовался хозяин дома.

— Привезут — увидите, — решил немного поинтриговать его я, достал смартфон и глянул на его экран. — По идее, совсем скоро. А пока суд да дело, я бы чайку выпил. Черного. Покрепче.

Телефон дернулся в моей руке, номер, который высветился, был мне незнаком.

— Слушаю, — подумав пару секунд, все же ответил я на вызов. — Если вы насчет бесплатных медицинских услуг или адвокатской помощи — мне не надо. Ну а в остальном — вечер в хату, арестанты.

— Добрый вечер, Александр, — услышал я в трубке смутно знакомый женский голос. — Это вас беспокоит Альбина. Вам сейчас удобно разговаривать?

— Разговаривать относительно удобно, если беседа окажется недолгой, — встал я из-за стола, изобразив извинительный жест в адрес Носова. — Меня больше смущает то, с кем именно я ее вести буду. Просто ваше имя мне незнакомо.

— Потому что наша единственная встреча была довольно сумбурна, — пояснила нежданная собеседница. — Суета, крики, скандалы, разоблачения — когда нам было друг другу представляться? Вернее, вы мне, как и всем остальным, свое имя назвали. А я в вашей памяти наверняка осталась как немолодая женщина, которая зачем-то живет в доме бывшего мужа и каждый день садится за один стол с его новой женой.

А! Так вот кто мне позвонил. Ну да, были такие мысли. Кроме слова «немолодая». Уместнее будет «чуть подвядшая».

— Я вас вспомнил. Врать не стану, неожиданный звонок в высшей степени. Но интригующий. Так что вы хотели?

— Нам бы встретиться и пообщаться, — не стала кокетничать Альбина. — С возрастом начинаешь ценить общение глаза в глаза, а не безликий голос в ухе.

Ой, чую, сгущаются тучи над головой молодой жены Белозерова. Наверняка эта тетка надумала меня нанять для того, чтобы я эту красотку погубил. Решила небось, отталкиваясь от моего поведения в их доме, что я наемник без принципов, страха и упрека.

— Если честно, у меня вся неделя расписана от и до, — произнес я. — Так что…

— Меня устроит любое время, — в голосе Альбины прозвучали нотки, дававшие понять, что отказа она не воспримет. Причем это была не избалованность дамы из высшего общества или штатное женское упрямство. Нет, это была именно уверенность человека, знающего, что именно ему нужно от жизни. — День, ночь, утро. Просто назовите время и место.

Может, действительно повстречаться? Вдруг я ошибаюсь и дело не в коварной белокурой разлучнице? Может, она не ее, а бывшего муженька решила на тот свет спровадить? А это уже совсем другой коленкор. Такую карту можно разыграть массой способов.

— Илья Николаевич, с поста докладывают — привезли заказ для вашего гостя, — негромко произнес Александр. — Он просил его принять и доставить сюда. Выполнить его просьбу?

Даже по имени меня не назвал. «Вашего гостя». Ишь, какой!

— Уважим, — разрешил Носов, с нескрываемым интересом слушавший мой разговор. — Пусть несут.

— Я вам перезвоню, — решение было принято, но озвучивать его здесь и сейчас мне не хотелось. — Может быть, уже сегодня.

— Буду ждать, — ответила мне женщина и первой разорвала связь.

— Альбинка Белозерова? — сказал Носов и ухмыльнулся. — Она же?

Я решил не отвечать на поставленный вопрос, но немного удивленно приподнял левую бровь, как бы говоря: «С чего вы это взяли?»

— Ты трубку в следующий раз получше к уху прижимай, — посоветовал мне хозяин дома. — Или аппарат купи не с таким мощным динамиком. Наушники опять же специальные есть. Я весь разговор слышал. Ну а интонации ее я знаю отлично, мы знакомы лет двадцать пять, если не больше. Причем знакомы сильно близко. Проще говоря, трахал я ее в свое время в хвост и гриву, а после на какой-то презентации с Вадиком познакомил.

Речь, надо полагать, о Белозерове идет. Это он — Вадик.

Но смартфон надо менять. Ну да, он новенький, подарок, но куда такое годится? Или в самом деле наушники беспроводные купить для вот таких визитов?

— А она в качестве вступительного взноса не только себя ему предложила, но и еще одну мою крупную торговую операцию с китайцами до кучи слила. Я как-то под вискарик с ней разоткровенничался, вот и… Короче, тварь редкая, клейма негде ставить. Ого! Это что же такое тебе Белозеров презентовал?

Ну да, видок у подарка и вправду был впечатляющий. Огромная розовая коробка, перевязанная голубыми бантами и обклеенная картинками с розовощекими ангелками. Колорита добавлял Толик, суетившийся вокруг охранников, которые, сопя, перли эту красоту к нам.

Жанна немедленно завизжала от восторга и захлопала в ладоши. Она же девочка, хоть и мертвая. Ей такую милоту всегда видеть приятно.

— Сейчас откроем — увидите, — усмехнулся я. — Поверьте, вам понравится!

Глава 5

Коробку было установили напротив стола, но в тот же миг в ней что-то бухнуло, до нас донеслись странные звуки, более всего похожие на мычание.

— Все интереснее и интереснее, — потер ладони Носов.

— Пусть перевернут, — расхохоталась Жанна, сунув свое лицо (по-другому тут не скажешь) в подарок, присланный мне Белозеровым. — Коробку перевернут. Она сейчас вверх ногами стоит, причем в самом прямом смысле. И ее содержимое тоже.

Вот поди пойми, где тут верх, где низ. Хоть бы стрелку какую поставили для приличия. Банты вон и там, и там есть, все как заказывал. Я-то, правда, пошутил, а Белозеров, как видно, воспринял все всерьез.

Но это хорошо, что моя помогайка внутрь заглянула. Собственно, я сам собирался ее об этом попросить до того, как к коробке хотя бы просто притронусь. Кто знает этого Белозерова? Возьмет да и запихнет туда большую бомбу, чтобы одним ударом решить все свои вопросы. Чтобы, значит, и меня в клочья разорвало, и старого неприятеля за компанию тоже. Так сказать, семь бед — один ответ. Да и какой ответ с его-то деньгами, связями и сворой адвокатов? Там даже вопросы никто толком задавать не станет, просто назначат виноватым какого-нибудь бедолагу. Или просто спишут все на неблагоприятные погодные условия.

Ленточки я развязывать не стал, просто их разрезал, после откинул два крючочка, что придерживали некое подобие дверцы, скрывавшей от меня содержимое, и уже через секунду любовался отраднейшей картиной. Все же получил я свой подарок, хоть по ряду причин не очень в это верил.

Максим Максимович, находившийся внутри, полностью соответствовал упаковке, в которой его доставили. Не знаю уж, Белозеров ли сам постарался, Михаил или кто-то еще, но в чувстве юмора отправителю не откажешь. Ворожея нарядили в блестящий костюм а-ля Кен и даже причесали надлежащим образом. А еще для верности нацепили на него наручники и рот заткнули. Разумный подход. Если бы не эти меры предосторожности, он бы до нас вообще мог не доехать. Ну да, он не колдун, резкие и жесткие меры не его конек, но, думаю, пара-тройка трюков, направленных на то, чтобы обеспечить себе свободу передвижения вот в такой экстремальной ситуации, в его арсенале присутствует.

Как видно, поездка далась ему нелегко, ворожей был какой-то вялый, снулый, ровно рыбешка, что некоторое время на берегу полежала, лишенная привычной жизненной среды. Он сонно хлопал глазами, пытаясь их сфокусировать на мне, морщил лоб и потряхивал головой.

— Это кто? — осведомился у меня Носов, с любопытством рассматривая нежданного гостя. — А?

— Максим, — немедленно ответил я.

— Какой Максим?

— Максимович.

— Персонаж Лермонтова? — хмыкнул хозяин дома. — Ну что, где-то даже символично. Нет, серьезно. Ты же в чем-то герой нашего времени. Вот сам посуди, характер у тебя не приведи бог, Бэлла тоже есть, та, что сестрица Ольги Ряжской. Знаю я, что ты ее пытаешься с того света вытащить, причем куда охотнее и рьянее, чем меня. Теперь вот этот Максим Максимович. Осталось только коня себе завести. Как там его? А, вспомнил. Карагез. Ну, конкретно с этим именем у меня скакуна нет, врать не стану, но вообще в активах несколько лошадок значатся. В свое время один товарищ должок свой мне ими вернул. Конезаводчество — бизнес сложный, затратный, рискованный, это тебе не алюминий или кокаин, тут формула «спрос — предложение» работает немного по-другому, особенно в наше высокотехнологичное время, неверно просчитал риски — и ты уже всем должен. Так что, если желаешь — одну из них подарю, тем более что мне они все равно не сильно нужны. Одни расходы от них. Знаешь, сколько место в частной конюшне по системе «все включено» стоит? Нет? Лучше и не знай. И главное — деваться некуда, приходится содержать. Возраст для продажи у них уже не слишком подходящий, а под нож пускать — это перебор. Они живые и не люди. Их жалко. Опять же, все мы немного лошади, как говорил поэт.

Забавно. Имена и правда почти совпали. «Почти», потому что я Александр, а не Григорий. Да и героем меня назвать сложновато. Хотя и Печорина, ради правды, тоже. Оба мы с ним те еще… Герои.

— Так кого ты в мой дом притащил? — снова спросил у меня Носов.

Максим, похоже, потихоньку начал приходить в себя и что-то попробовал пробубнить. Похоже, просил вынуть изо рта кляп в виде круглого мячика на веревочках.

— Вы об этом господине? — я ткнул пальцем подарок от Белозерова в живот. — Да? Так это тот, кто вас убил. Вернее, убил бы, не найди вы меня. Это именно он почки из вашей базовой комплектации загубил, а после другим прижиться не дал. С фантазией парень работает, согласитесь? И главное, ни единой зацепки даже для самого пытливого патологоанатома не оставил. И ни единого следочка, который мог бы к нему привести. Умный у нас какой Максимка, сил нет!

Произнеся последние слова, я снова потыкал ворожея пальцем в живот. Тот завращал глазами и что-то забубнил.

— С фантазией, — лицо Носова налилось кровью, а голос стал звучать глухо, словно из бочки. — Не отнять. Хороший ты мне подарок подогнал, Сашка. От души тебе спасибо, даже мечтать о подобном не мог.

Если бы я хотел просто убрать ворожея чужими руками, то лучшей ситуации было не представить. Я вообще не при делах, что же до Носова, так в своем праве, тем более что и не применимы к нему законы Ночи. Ну а людских он вообще не боится, ему на них плевать.

И самое главное, я ему не соврал. Максим действительно хотел его убить.

Но вот какая закавыка — мне ворожей пока нужен был живым, как минимум для личного задушевного разговора. Он, собака такая, много знает, и часть этого «много» мне бы хотелось себе заполучить. Ну и еще к кое-каким работам его приставить. А вот потом пусть Носов с ним что хочет делает.

Олигарх с трудом поднялся на ноги и подошел ко мне.

— Забавно как, — сказал он, не отрывая тяжелого взгляда от Максима Максимовича. — Никогда бы не подумал, что вот так на свою смерть смотреть стану. Стреляли в меня пару раз, было такое, я потом трупы этих гангстеров недоделанных видел в морге. Опередили меня маленько те, кто за ними стоял. Одна стерва чуть не отравила в начале века, вот ее после так и не нашли. Тело, в смысле. Так-то отыскали, разумеется, куда она денется… Но то другое дело. Честное, что ли? А вот этот черт — он особенный подход избрал. Нестандартный. Ну и я, соответственно, ему особенное уважение окажу. Тоже нестандартное.

— Вы сейчас о чем? — уточнил я, немного удивившись. Максим Максимович, окончательно отойдя от волчьей дремы, в которую он был поначалу погружен, тоже неслабо напрягся, настолько, что даже дышать перестал. — Илья Николаевич?

— А? — перевел на меня взгляд Носов. — Уважу, говорю, гостя. Расстараюсь на славу. Тьфу! Ты о чем подумал? Хотя… Понимаю, что у тебя в башке вертится. Мне газетку ту доставили, где ты на фотографии весь из себя красивый. Саш, все понимаю, новые времена, новые веяния, хочется экспериментов всяких, острых ощущений, но вот оно тебе надо? Тем более что ты раньше вроде по бабам был, я твое досье читал, фотки подружек видел. Особенно меня та, с которой ты во Франции куролесил, впечатлила. Сразу видно — огонь девка! Я бы и сам с такой, знаешь ли…

Ага. Не дай тебе бог с такой хоть какие-то дела иметь, лучше сразу вниз головой с небоскреба сигануть. Жозефина тебя, такого умного и хитрого, разорила бы самое большее за полгода, ты бы от нее с голым задом ушел. Она это умеет, сам видел. Одного только понять не могу — куда она деньги девает в таких количествах? Солит их, что ли?

— Кстати! — Носов подошел к ворожею и ласково его потрепал по щеке. Или по-хозяйски? — На днях выяснилась очень интересная вещь. Оказывается, твоя бывшая жена работает у меня. Вернее, на меня. Я в свое время сеть медицинских клиник недорого купил, там владельцы в шаге от банкротства были, провел кое-какуюреорганизацию, сменил руководство, персонал большей частью заменил. Медицина — хорошее вложение капитала, оно себя всегда окупит. Три беспроигрышных направления инвестирования, которые не меняются с начала времен, — лечить людей, кормить людей и убивать людей чужими руками. Так вот, твоя бывшая в одном из филиалов рентгенологом работает.

Значит, уволилась Светка из клиники на «Красных Воротах», где работала раньше. А как пела в свое время, когда я ей предлагал сменить место работы из-за перманентной задержки зарплаты: «Мы коллектив единомышленников, мы одно целое, один за всех — и все за одного». И конечно, классическое «ты не понимаешь».

— Я к чему? — продолжил Носов. — Хочешь, я ее в должности повышу? Или в головную клинику переведу, ту, что на «Новой Риге» находится? Она у меня под ВИПов заточена, не хуже, чем у Вагнеров. Да там и часть персонала бывшие его сотрудники, мои эйчары их переманили, кого перспективой, кого деньгами. Вообще, это не в моих правилах, люди получают у меня новые назначения, повышение зарплат и бонусы только за реальные показатели, но для тебя могу сделать исключение. Больно ты меня сегодня порадовал, Смолин!

— Да мне как-то пофиг, — равнодушно произнес я. — Нас с ней, кроме пары печатей в паспорте, ничего не связывает. Детей не родили, имущества не нажили, даже друзей совместных не завели. Просто пару лет из жизни друг у друга украли за каким-то хреном, а после разбежались без особой ругани и взаимных претензий. Собственно, я ей даже не просто бывший, а бывший-бывший. Она после нашего развода еще разок успела замуж сбегать, так что по поводу ее благоденствия пусть у кого-то другого штаны преют.

В принципе, не вру, так оно и есть. Но даже будь по-другому, я бы все равно говорил то же самое. Носову нужен еще один крючок, на который меня можно поддеть. Светка запросто на него тянет. Не на большой крюк, на ма-а-а-а-аленький такой крючочек, но все же.

И еще. Зря он подобную информацию при ворожее вываливает на меня. Да, по всем раскладам Максимушка из этого дома живым выйти не должен. Но фиг знает? Джеймса Бонда тоже вон в каждом фильме чуть не убивает очередной злодей, только в результате погибает именно главгад, а не агент 007. Толкнет бедолага свою финальную речь, выложит хитроумному британцу все свои злобные замыслы, и все, на тот свет. И так из фильма в фильм, из года в год, из века в век одно и то же.

Я, конечно, на титул апологета мирового зла не претендую, но все-таки…

— Ну, смотри сам. Я хотел как лучше, — пожал плечами Носов и снова повернулся к ворожею: — Ну что, приятель? Как настроение?

Тот что-то промычал, то ли «нормально», то ли «надоели». Не поймешь из-за кляпа.

— Я сам тобой займусь, — пообещал Носов — Никогда не любил никому кровь пускать. Даже в самые лихие времена стоял от этих забав в стороне. Охоту и ту не жалую, хоть иногда на нее и езжу. Но тебя, дружок, сам на куски резать стану. Медленно, с душой. И вот поверь, из принципа не умру до той поры, пока ты дышать будешь. Ну что ты все мычишь? Скажи уже и успокойся.

И он вытащил кляп изо рта пленника.

— Я могу сделать так, что не умрете, — в тот же миг протараторил Максим Максимович, причем при каждом слове из его рта в разные стороны разлеталась слюна. — Это в моих силах!

— Врет? — уточнил у меня Илья Николаевич, не поворачиваясь.

— Не знаю, — ответил я. — Мы не настолько с ним знакомы. Не знаю я пределов его возможностей. Но в одном уверен — умирать он точно не хочет, потому сейчас станет обещать вам все, что возможно, включая сокровища всех царей земных, звезды с небес и даже контрольный пакет акций «Газпрома».

— Если бы контрольный пакет пообещал, то у меня сомнений в его правдивости не возникло. Сразу бы стало ясно — врет. А вот насчет моего здоровья… Выходит, только опытным путем проверить можно? Но это тоже не вариант. Что, если он надумает меня все же уморить?

— А смысл? Вы и так умираете, — голос Максима Максимовича обрел вкрадчивые нотки. — Хуже, чем есть, вам уже не будет. Вернее, чем дальше, тем хуже будет становиться. И потом, если вы умрете, то мне в любом случае не жить. А вот если выздоровеете, то мой долг перед вами будет пусть немного, но погашен, что дает надежду на шанс. Небольшой, но все же.

— Да еще и лекарские способности будут подтверждены, — усмехнувшись, добавил я.

Пока все шло так, как должно: жизнелюбивый ворожей пробовал выпутаться из сложившейся ситуации, а Носов прикидывал, чего ему больше хочется — убить этого хитреца или все же попробовать использовать его как специалиста.

— Слушай, не могу не спросить — это как же ты так попался-то? — полюбопытствовал я у своего недоброжелателя, воспользовавшись возникшей в разговоре паузой. — Если честно, то думал, что Белозеров мою просьбу не выполнит. Просто не сумеет хотя бы в силу того, что с чуйкой у тебя все в порядке. Да я вообще считал, что тебя и в Москве-то уже нет.

— Да я и собирался на время из города исчезнуть ненадолго, — вздохнул ворожей. — Но вот пришлось задержаться, личные дела кое-какие закрывал. Ну и тебе небольшой сюрприз готовил, что теперь скрывать. В результате вот сам подарком стал. Да, может, и выкрутился бы я, но Мишка, сволочь такая, мне с ходу, прямо с порога снотворное всадил из специального пистолета. Прямо как животному какому-то! Я не ты, я человек, потому на меня подобные вещи воздействуют так, как им положено. Но стыдоба, конечно. Подставился!

Ну до чего скользкий тип. Один за другим крючки с наживкой закидывает, хочет на них свою жизнь из черного омута, в котором тонет, выловить. И ведь клюет у него, не пропустил мой наниматель фразу насчет того, что ворожей человек, а я нет. Наверняка ведь Носов захочет узнать, о чем речь шла. Может, не прямо сегодня, а завтра, но непременно. А это значит что? Это значит, что пока ворожей не умрет. Сегодня, завтра, а если получится после полог еще какой-то тайны перед олигархом приоткрыть, такой, от обладания которой не откажешься, то и послезавтра.

Короче, дело Шахерезады живет и продолжается.

— Что за сюрприз? — заинтересовался я. — Хитроумный, с возможным летальным исходом, или так, мелкая локальная пакость?

— Скорее пакость, — после небольшой заминки ответил мне Максим — Убить не отказался бы, но накладно выходит, я же это уже объяснял. А вот крайним в небольшом конфликте между вурдалачьей семьей и ковеном ведьм тебя я сделал. Теперь и те и другие тебя очень сильно не любят, так как ты виновен перед обеими сторонами. Жди, очень скоро тебе крепко прилетит!

Теперь моя очередь гадать, врет он или нет. Положим, что нет. Но какой тогда ему смысл карты открывать? Сюрприз хорош, если он таковым является, особенно в том случае, когда речь идет о ведьмах. А если врет? Если пытается отвлечь мое внимание от чего-то другого? Причем может случиться и так, что вообще никакой пакости и нет, он просто хочет мне нервы помотать. Хоть какая-то компенсация за то, что я с ним сделал.

Да и ладно, как есть, так и есть. С ходу горло мне перерезать все равно никто не станет, тут он прав, а все остальное разрешимо.

— Или убить? — пробормотал Носов, который никак не мог для себя решить, чего ему хочется больше.

— Конечно убить! — возмутилась Жанна. — Чего тут думать? Откуда эти сомнения вообще? Блин, до чего иногда неприятно в людях ошибаться. Думала, хоть этот старый хрен никогда сопли не жует, — и на тебе.

— Он жить хочет, — заступился за Носова Толик. — В такой ситуации любой сомневаться начнет. Я бы начал.

Да согласится Носов. Согласится. Выбора у него особого нет, жить-то, как верно заметил бывший таксист, ему хочется. Так что отправится вскоре Максим Максимович в глубокий подвал, который на время станет его домом. Отчего-то уверен, тут непременно есть такой, причем, скорее всего, даже не один.

И очень хорошо. Пусть эта парочка на какое-то время займет друг друга, оставив при этом меня в покое. Собственно, именно с этой целью я все и затеял. В каком-то смысле происходящее для меня является беспроигрышной лотереей, поскольку практически любой исход общения Носова и ворожея меня устраивает. Ворожей сможет вылечить олигарха, после чего последний его немедленно убьет? Хорошо, мне возни меньше. Наоборот, не сможет — и Носов таки крякнет? Тоже неплохо. Этот расклад меня, кстати, устраивает более всего, поскольку следом Александр немедленно убивает ворожея, при этом не имея ко мне ни малейших претензий по поводу произошедшего с его патроном. А что тут мне предъявишь? Что мог, то сделал.

Конечно, присутствует еще и такой вариант, в котором со временем эти двое находят общий язык по ряду вопросов, после чего у меня возникают некие проблемы. Но до подобных крайностей делу я дойти не дам, для чего в этом доме с настоящего времени и до особого распоряжения будет неотлучно находиться Толик. Он и станет контролировать ситуацию, особенно ту ее часть, которая будет касаться общения ворожея и олигарха.

К тому же мне очень интересно узнать, что именно про меня будет пытаться вызнать Носов. На какой аспект бытия основной упор будет делаться. Ясно же, что доброта и сердечность, подкрепленная шутками, прибаутками, денежкой и шашлыками, — это лишь вершина айсберга, а на самом деле я уже давно им взвешен и найден легким. А может, и дни мои им сочтены. И мне очень хочется понять, так это или нет.

Ну а если я увижу, что в отношениях этой парочки всерьез начинают преобладать доверительно-взаимовыгодные нотки, то как-нибудь ночью сюда наведается еще один мой слуга, совсем юный, но при этом точно знающий, чего именно ему нужно от нежизни. По чью душу именно — пока не знаю. Решу по ситуации. Впрочем, надеюсь, что до этого не дойдет и один паук все же пожрет другого, а я извлеку из этого кое-какую прибыль. Например, удовлетворение от неплохо проделанной работы.

Ну а коли Максимка все же сможет отсюда сбежать, то все равно он никуда не денется, на это тоже есть Толик, который прилепится в этом случае к нему как банный лист к распаренному телу. Тем более что у него к ворожею свои личные счеты имеются, за ту ловушку в доме Ряжских.

— Решайте сами. — Я отошел к столу и налил себе гранатового сока. — Но, правды ради, должен заметить, что этот поганец действительно кое-что смыслит в вопросах общего оздоровления организма, потому, возможно, он вам не врет.

— Не вру, — подтвердил Максим Максимович, настолько искренне, что лично я бы ему точно не поверил.

— Раз в кои-то веки кого-то захотел своими руками убить — и то не получилось, — пожаловался мне Носов. — Ладно, раз так, значит, так. Саша, займись этим красавцем. Запри его где-нибудь внизу, в одном из боксов. Наручники не снимать. И ноги ему тоже… Ну, ты понял. Пусть посидит, померзнет, а завтра утром мы продолжим нашу беседу.

Ворожей облегченно выдохнул, причем на этот раз, похоже, вполне искренне, без игры на публику.

— Ты, давай думай над планом моего лечения, я хочу знать его в мельчайших подробностях, — сказал ему Илья Николаевич. — И если он будет неубедителен, то я могу вернуться к предыдущему варианту нашего совместного времяпрепровождения, тому, в котором ты мучительно умираешь. Он мне и нравится больше.

— Я подумаю, — заверил его Максим Максимович. — Поверьте, вы останетесь довольны.

И закашлялся, поняв, насколько двусмысленно прозвучало его высказывание. При известном желании ведь в нем и угрозу можно увидеть или еще как-то не так воспринять. Когда жизнь висит на сопле, любая словесная мелочь может сыграть решающую роль.

— Поглядим, — буркнул мой наниматель.

Я выпил еще сока, после взял со стола пустой бокал и подошел к ворожею.

— Саша, а можно вас попросить придержать нашего общего друга? — обратился я к помощнику Носова. — Только не за плечи, а за руки. Задерите ему их вверх, пожалуйста.

— Это плохая идея, — налились здоровым недобром глаза ворожея, который смекнул, что именно я затеял сделать. — Не советую.

Он было попытался дернуться, но Александр коротким тычком в печень мигом пресек его поползновения, а после выполнил мою просьбу.

— Да ладно тебе. — Я достал из кармана перочинный викториноксовский ножичек и раскрыл его. — Ты же знаешь правила игры, верно? Страховка не бывает лишней, особенно когда речь идет о таких, как ты или я. И потом, у всего есть цена. Сегодня платишь ты, так что давай не бубни.

Я полоснул острым лезвием по его запястью, причем довольно сильно, без особой жалости. Густая кровь багровой струйкой побежала по прозрачному стеклу.

— Не будешь козлить — плохого ничего не случится, — добавил я. — Даю слово. Мне, знаешь ли, тратить время на подобные забавы тоже не сильно хочется. Да и не мой это профиль, ты знаешь. Просто не хочу, чтобы мне в ночи вот этот крепкий парень звонил с сообщением о том, что ты тут устроил не пойми чего. Веди себя хорошо, Максим, и проблем не возникнет.

Я встряхнул бокал, на дне которого уже скопилось достаточное количество крови, после поставил его на стол, взял салфетку и перетянул ей запястье своего врага.

— Да, Саша, вот еще какой момент, — обратился я к охраннику, который в этот момент отпустил руки ворожея. — Старайтесь без особой нужды в разговоры с этим человеком не вступать, никогда не верьте его словам и не смотрите долго ему в глаза. Ну а если что — стреляйте прямо в голову. Илья Николаевич, это и к вам относится, причем даже в большей мере, чем к Саше. Завтра выслушаете его предложение о том, как он вас лечить станет, позвоните мне — и на этом все. Не стоит с ним вести долгие разговоры за жизнь, добром это не кончится.

Ну вот и все, я тебя предупредил, причем при свидетелях, так что с меня теперь любая ответственность снята. А ворожей при любых раскладах обречен. В самом пиковом случае, если он все же сбежит, я моментально сдам его отделу со всеми потрохами. Ну а в том, что при побеге он Носова непременно убьет, я не сомневаюсь ни на секунду. Личная репутация важна везде и всегда, по доброй или худой славе всегда составляют впечатление о любом из нас, но в Ночи это особенная ценность, по которой судят не только о тебе, но и о тех, кто стоит за тобой. Так сказать, о твоем роде. А в случае ворожея вообще ситуацию можно умножать на три или даже пять. В первую очередь его не поймут непосредственно коллеги по цеху, поступи он по-другому.

Ну а дальше в ход пойдет его кровь. Уверен, та же Вика с ней такое учудить сможет, что ни одной ведьме не снилось, и мало Максимке не покажется. Ну а о деталях случившегося мне после Толик расскажет в красках.

— Пузыречка какого-нибудь нет? — я посмотрел на неяркий свет, лившийся с потолка, через кровь ворожея. Мир окрасился в багровые тона. — Не так же мне это дело домой везти? Расплескаю по дороге.

— Найдется, — кивнул Носов, провожая взглядом охранников, которые повели Максима Максимовича вниз, крепко держа его за руки. — А ты правда с ней что-то эдакое учудить сможешь?

— У самого не получится — попрошу помощи у кого-нибудь еще, — подтвердил я. — Мир не без добрых людей.

— Н-да? — переспросил олигарх с усмешкой. — Прямо вот людей?

— И не только их. — Я отломил кусок от уже остывшего пури и обмакнул его в пряный соус. — Только вам зачем вся эта информация? Денег на ней не сделаешь, уж поверьте, а вот неприятностей, до кучи к уже у вас имеющимся, можно заработать великое множество. Так что вы поменьше думайте об этом. Сейчас главное — вас вытянуть с того света. Остальное — ерунда.

— Думаешь, получится? — в голосе старика была надежда. Он даже не пытался ее хоть как-то скрыть.

— Не знаю. Одно скажу точно — этот товарищ за свою жизнь будет бороться до последнего, а дорога к ней ведет через ваше здоровье. Будет торг, возможно, какие-то условия он станет ставить, но тут уж смотрите сами. Вы бизнесмен, знаете, как такие вещи происходят, лучше моего. Ну и меня держать в курсе не забывайте.

— Уж не сомневайся, — хозяин дома сдвинул брови. — А теперь говори, что за такой подарок хочешь от меня получить взамен? Ясно же, что не за красивые глаза старался.

— Вам фамилия Рагулин ничего не говорит? — без особого кокетства перешел я к теме, которая меня волновала сейчас больше других.

— Рагулин? — переспросил бизнесмен. — Хоккеист такой был. Чемпион мира и Олимпийских игр. Играл как бог, его канадцы, которых в те времена наши на британский флаг рвали, Большой Раг называли. У меня батя хоккей обожал, потому я с детства все эти фамилии знаю — Рагулин, Якушев, Майоров.

— Нет, это другой. Он чиновником был, средней руки, в том году помер, когда за ним прямо в рабочий кабинет пришли люди в костюмах.

— Тогда нет, не знаю. Да и откуда? Я общаюсь с начальниками начальников вот таких Рагулиных, а каждую мелкую сошку обхаживать мне и некогда, и не по чину. У меня для этих целей есть специально обученные люди. Он по какой части служил? Министерство, таможня, закупки, тендеры? Строительство, благоустройство? Конкретика нужна. У нас в России служивого люда скоро будет больше, чем коренного населения.

— Он в городской администрации служил, — ответил я. — По части тендеров.

— Тебе расклад на него нужен? — уточнил Носов. — Или что-то другое? Саш, говори как есть. Не тяни кота за хвост.

— Да если бы все было так просто, — вздохнул я. — Мне надо знать, не случалось ли с кем-то из его коллег или тех, кому он оказывал услуги по роду службы, после его смерти чего-то нехорошего. Пожары, несчастные случаи, какие-то странные события. Все то, что укладывается в понятие «вот ведь беда какая». Понимаю, что звучит это странно…

— Завтра дам команду, выяснят, кто твой Рагулин такой есть и с кем работал, — перебил меня Носов, делая какую-то пометку в смартфоне. — Только ты мне его имя-отчество пришли. И департамент, к которому он был приписан в администрации, если знаешь. Детали дела, которое на него завели, нужны? Просто это отдельная тема, тут придется подключать связи у силовиков.

— Лучше бы да, — не стал скромничать я. — Информация лишней не бывает.

— Хорошо, — кивнул Носов. — Надо — будет. Не обещаю, что прямо завтра, но скажу, чтобы особо не тянули.

Ну вот день-то задался. Глядишь, и отыщется в той информации, которую я получу, вышеупомянутый хвостик ниточки, о котором я недавно думал.

— Чайку? — хлопнув в ладоши, спросил у меня хозяин дома. — А?

— Можно, — согласился я, глянув на часы. — И домой поеду. Полночь уже.

— Хочешь — оставайся, — предложил мне Носов. — Места в доме полно. Да, еще один вопрос к тебе есть. Сразу как-то не уточнил, а из головы он не идет. Расскажешь потом, что от тебя Альбина хотела? Очень уж хочется знать, что эта стерва еще задумала!

— Хорошо, — согласился я.

— И насчет супруги все же подумай. Мне ее повысить в должности ничего не стоит, а ты себя благодетелем ощутишь. Относительно бывших такие ощущения для мужика всегда приятны.

Глава 6

— А он ведь его учует, — произнесла Жанна, глядя на то, как суседушки под руководством Кузьмича, то и дело на них прикрикивавшего, усердно перекапывают землю, то и дело поглядывая на небо, которое, не успев толком потемнеть, уже начинало предутренне светлеть. Дружные они все же ребята. Никаких «это мое, а это твое, каждый сам за себя», нет-нет-нет. Они последовательно обрабатывали всю придомовую территорию, переходя от одного подъезда к другому. Ни один корешок не оставался без их внимания, ни один жучок живым не уходил от их ловких лап. — В смысле, тот хрен с горы поймет, что Толик рядом. Меня-то он тогда срисовал сразу. У него нюх на мертвых как у собаки.

— Скорее всего, — кивнул я. — И очень хорошо. Значит, десять раз подумает, прежде чем начнет плести паутину для Носова. Нет, Максимка обязательно этим займется, потому что умирать не хочет, но действовать станет не сразу, не в лоб. Он знает, что здесь, рядом с ним, всегда есть мои глаза и уши, и, значит, я буду знать все, что происходит. То есть в любой момент могу все его планы разрушить. Так что я два в одном получил — и нехорошего человека нейтрализовал, и рассчитался с ним за ту пулю, что по его милости схлопотал. Нет ничего хуже, когда ты думаешь, делаешь, стараешься, мучаешься, а после приходит некто и одним коротким движением все твои труды в очко спускает. Это я еще по работе в банке помню. Мало того, там подобное иногда происходило без особых причин, просто потому, что левая нога начальника так захотела.

— Ну да, — согласилась со мной девушка. — Но Носов тоже не ангел. Не знаю, как ты, а я ему не верю. Он тебя за горло возьмет при первой же возможности. Возьмет, сожмет и ме-е-едленно так душить станет.

— Прямо при первой? — усмехнулся я.

— Ну, может, и нет. Но со временем — обязательно. Просто сейчас ты ему нужен, вот он и добренький такой. Вон даже твоей бывшей, стерве такой, предложил помочь.

— Эй! — топнул ногой Родька, тоже выбравшийся на улицу, но участия в работах по благоустройству не принимавший. Причем не по причине лени, а потому что подъездные отказались от его помощи. То ли не были уверены в квалификации, то ли оттого, что считали данный труд исключительно своим личным делом. — Ты про нее так не говори! Она хоть хозяину и не жена более, но в дому все одно за старшуху считается, до той поры, пока новая хозяйка по праву в него не придет. У тебя такие права есть? Вот и помалкивай.

Вот чего я искренне не понимаю, так это его приверженности к моей бывшей. Он ее даже толком не знает, так, видел пару раз — и не более того. Но все равно упорно придерживается точки зрения, что мне надо взяться за ум и срочно с ней воссоединиться.

Может, дело в том, что в венах Светки течет кровь ведьмы? И он это чует? Так обратно — я ведьмак, мне этот головняк зачем? Тем более что сам же Родька в свое время крайне не одобрил мою связь с Жозефиной как раз по этой причине. Мне, правда, на его мнение по данному поводу было начхать, но факт есть факт.

— Старуха — это очень точно и верно, — мило улыбнулась Жанна. — Именно так я и подумала, когда ее в первый раз увидела. Вроде и ненамного старше меня, а выглядит — фу. И еще, вообще-то она успела после Сашки еще раз замуж сбегать, что окончательно перечеркивает любые ее права. А сколько у нее просто мужиков за это время было, мы…

— Старшуха! — топнул лапой по земле Родька. — Это другое! Она в доме главная, все, кроме мужа, ей подчиняются. И дети, и внуки, как появятся. И жены детей, когда те в дом придут, тоже. Все!

— И ты? — провокационно улыбнулась девушка. — А?

— И я! — подтвердил слуга. — Она дому хозяйка, он на ней стоит!

— Хорош уже, — поморщился я. — Чего вас разобрало? Была Светка и сплыла. Забыли, проехали. Тем более что вас обоих в те времена, когда мы были женаты, я знать не знал.

— Какая у тебя тогда была серая и неинтересная жизнь, — посочувствовала мне Жанна. — Слушай, а если ворожей Носову расскажет о том, что в его доме теперь Толик все время находится?

— Что значит «если»? — удивился я. — Обязательно расскажет. Да еще и добавит от себя что-то вроде «и наверняка не он один». У Максимки другого выхода, по сути, нет, как вбить между мной и Носовым клин. В этом его единственный шанс на то, что он из дома нашего друга-олигарха сам уйдет, своими ногами. Мизерный, но все же. Вернее, еще есть вариант, в котором он здоровье Илье Николаевичу подправляет капитально, но нет у меня уверенности в том, что подобное возможно. Отнять жизнь всегда проще, чем ее подарить.

— Женщины в муках рожают человека часами, а пуля не задумываясь убивает его за секунду, — поддакнула мне Жанна.

— Пуля — дура, — влез в наш разговор Родька. — И ты, Жанка, тоже.

— Что на этот раз не так? — сложила руки на груди девушка, а после уставилась на мохнатика.

— Ничего, — хихикнул тот. — Умничать — не твое. Так что ты на этот раз просто дура — и все. Красивым девкам думать — только себе вредить. А мертвым и вовсе оно ни к чему.

— Вот сейчас перебор, — занял я сторону Жанны, обомлевшей от запредельного даже по меркам Родьки хамства. — И если она тебе сейчас шерсть проредит, то будет в своем праве.

— Ну держись, засранец! — наконец отмерла Жанна, синей молнией метнувшись за заверещавшим и резво рванувшим в сторону Родькой.

— Куда по вскопанному побег! — рявкнул на моего слугу Пров Фомич. — Тьфу! Анчутка бестолковый! Ляксандра, ну куда это годится?

— Никуда, — согласился с ним я, присаживаясь на лавочку. — Бардак, да и только.

Обрисованная Жанной перспектива, та, что касалась ворожея, Носова и почти безотлучно сидевшего в доме богача Толика, не вызывала у меня никаких сомнений и вписывалась в мой почти беспроигрышный план. Ну, разве что с небольшой поправкой. Лучшим я по-прежнему считал вариант, в котором один из моих недавних собеседников убивал другого. Носов ли ворожея, наоборот ли — мне без разницы, главное, что они станут пожирать друг друга. Но если они сговорятся — пусть. Уверен, что в этом случае я для обоих стану фигурой, которую непременно надо смахнуть с доски, тут без вариантов. Толик это услышит, расскажет Жанне, которой приказано трижды в день его навещать, и тогда ближайшей же ночью в дом-замок наведается Павлик, который с удовольствием решит все мои проблемы. На законном основании, замечу, решит. Это не убийство. Я в своем праве, не только по Покону, но и по людским законам. Хорошо бы до того все же пообщаться по душам с ворожеем, да вот только где на это время найти?

Что до отдела — эти ребята, конечно, не очень одобрят мой поступок, но, думаю, я от них отбрехаться смогу без проблем.

Есть, конечно, еще вероятность того, что освобожденный от уз Максим Максимович каким-то образом попробует истребить или как минимум запереть в доме и таксиста, и Жанну, но они у меня ребята ученые, два раза в одну и ту же ловушку не попадутся. Тем более что Толик еще с прошлого раза на ворожея зол и теперь в четыре глаза смотреть будет.

После мысли перескочили на грядущий Большой Круг, где, судя по всему, меня не только приятное времяпрепровождение в компании братов ждало, но и стычка с одним из патриархов, который меня невзлюбил, даже толком не зная. Так сказать, авансом. Вот это на самом деле плохо. Бизнесмены, их жены и дети — это все так, чепуха. Есть они, нет их — мне плевать. А вот коли свои против меня ополчатся — беда. Да, не все, да, речь идет о нескольких стариках, которые в силу возраста и вздорности уже не могут беспристрастно самим себе сказать, что они неправы и субъективны. Вот только именно за этими стариками стоит сила традиций и ведьмачий уклад, который определяет наше бытие на свете. Слава открыто сказал — мы против него не пойдем.

Так что, возможно, придется прогнуться. Не хочется, спора нет. Но здесь не та ситуация, когда следует демонстрировать принципиальность. Без защиты рода, без братов-ведьмаков, в одиночку, я долго не протяну. Та же Марфа, поняв, что я ей в ее деле не помощник, меня выпотрошит, как плотвичку. Или мое сердце вырвет соседка по Лозовке, с огромным удовольствием распластав меня прямо на жертвенном камне, том самом, знакомства с которым я чудом избежал несколько лет назад. На фоне этой милой старушки любой Носов выглядит не опаснее, чем дошкольник в песочнице. Да и вообще мало ли в столице и окрестностях добрых людей и нелюдей, которые желают моей крови?

И что, мне снова за бугор сваливать, там пересиживать опалу в ведьмачьем братстве? Даже не смешно. Тогда уж проще вообще туда переселиться, чем вот так, кузнечиком, скакать туда-сюда через границы. Выкупить дом на берегу венгерского озера, открыть на паях с Жозефиной небольшую фирму, чтобы у полиции и миграционных властей вопросов не возникало, на что я живу и чем дышу, и промышлять заказами, которые моя парижская знакомая находить великая мастерица.

А еще жениться на Маргит. Тогда ее братец-колдун Ласло волей-неволей всегда будет маячить тенью за моей спиной, заставляя почти любого шустрика, который решил разжиться скальпом ведьмака-изгоя, десять раз подумать о целесообразности подобного поступка. Родство, пусть даже и такое, для старых колдовских фамилий не пустое слово, даже в нынешней беспамятной и бездумной Европе. А род Балинтов уходит корнями в те древние времена, когда Солнце еще было богом.

Но не хочу я так. Не хочу за чьей-то спиной прятаться, жить в чужой стране. И жениться не хочу, хоть Маргит, конечно, чудо как хороша. И внешне, и душевно, и во всех остальных смыслах тоже. А как лихо она плавает на спине!

Потому пусть Евдоким в субботу что хочет про меня говорит. Как там кто-то умный сказал? Слова не пули, они не убивают. Ну а совсем уж границы дозволенного, за которыми лежат запретные темы, ведущие к смертной вражде, этот старый хрыч пересечь все же не посмеет. Знает, что в данном случае свои первыми не поймут.

Интересно было бы узнать, что же такое сотворил мой предшественник, что его вот так, даже за гранью Смерти, даже в реинкарнации, ненавидят? Я Родьку спрашивал, он не в курсе. А жаль!

— Сколько же всякого мусора в землю-матушку нынче человеки бросают, — пожаловался Кондратка и тряхнул пакетом из «Пятерочки», который держал в лапе. Раздался бренчащий звук, который, похоже, издали пивные пробки, в немалом числе собранные подъездными под окнами дома. — Разве же так можно?

— Нельзя. Вот только не все это понимают, — согласился с ним я, подавил зевок, а после обратился к своим сопровождающим, которые в данный момент носились вокруг качелей на детской площадке: — Эй, бегуны! Вы, если хотите, резвитесь дальше, а я домой пошел. Вон светает уже. Мне сегодня еще на работу идти, потому надо хоть немного поспать.

— Куда идти? — остановилась Жанна. — Ты бредишь? На какую еще работу?

— На офисную, — снова зевнул я и потянулся. — Надоело дома сидеть. Еще маленько, и я с вами одичаю вконец. Да и стабильный заработок не помешает, тот, на который всегда можно рассчитывать.

— Может, ты и прав, — девушка ехидно улыбнулась и отвесила крепкого пинка Родьке, который тоже остановился и с интересом слушал наш разговор. — Тем более что вроде как офис у тебя уже есть. Я ведь ничего не путаю?

По сути — нет. По факту — поди знай, может, есть, а может, и нет. Обещать все и много любой горазд, особенно если ему от тебя что-то нужно, а вот как до дела доходит, тут и начинаются отговорки вроде: «Ну, не прямо сейчас сделаю. Но скоро!»

По-хорошему, мне сначала следовало бы позвонить Ряжской, напомнить ей про то, что она обещала мне выделить кабинет в офисе своей компании, а также прилагающиеся к нему блага в виде человеческих ресурсов и коммунальных удобств. Но я так подумал-подумал да и поехал в Москва-Сити без предварительного звонка. Так сказать, явочным порядком.

И зря. Совсем забыл о том, что пропуск на меня никто не заказывал, а без него на нужный этаж башни «Меркурий» мне никак не попасть. Вылетела из головы данная мелочь совершенно, и это при том, что я тут совсем недавно побывал. Ведь сам же девушкам на ресепшене с шутками и прибаутками свой паспорт протягивал, не подозревая еще, что вскоре покину это здание на вертолете, да еще и в бессознательном состоянии.

Но это все дела прошлые, чего о них думать?

— Ольга Михайловна, привет, — переместившись на улицу, благо выход был как раз напротив ресепшена, поприветствовал я Ряжскую. — Ты на работе? В смысле — в Москва-Сити?

— Привет, — чуть настороженно ответила мне женщина, приняв как должное обращение на «ты». — Нет. Я на выставке, в Зарядье. Вчера открытие было, экспозиция рисунков особенных детей. Мы генеральные спонсоры, потому я сегодня сюда заскочила на пару часов проверить, все ли нормально. Плюс из мэрии люди должны заглянуть на пару с телевизионщиками, с ними рядом стоит засветиться. Мэрия не Госдума, но курочка по зернышку клюет. Если хочешь — тоже подъезжай. Повидаемся, кофе выпьем, я тебя кое с кем познакомлю. А ну как пригодится? Экспозицию опять же посмотришь. Тут есть интереснейшие работы, между прочим. С очень странным, а то и пугающим видением мира вокруг себя, но при этом невероятно завораживающим. Тебе точно понравится, ты любишь эдакое запределье. Вернее, ты в нем живешь.

— Врать не стану, я не великий любитель и ценитель живописи. Я больше сериалы люблю смотреть.

— Ну, как знаешь. Была бы честь предложена.

— Слушай, мне бы пропуск наверх и сопровождающего. Просто я-то как раз в Москва-Сити.

— А ты там зачем? — голос Ряжской немного изменился.

— Хочу глянуть на кабинет, что ты и твой супруг мне любезно предоставили. Время от времени я встречаюсь с разными людьми, надоело по кафешкам шататься. Несерьезно это, офис куда удобнее и респектабельнее. Опять же, собираюсь немного поюзать ваши ресурсы, например юриста. Пусть он ИП мне поможет открыть.

— Решил легализоваться? — рассмеялась моя собеседница. — В целом правильно, только вот не представляю, какой код ОКВЭД ты в документах указывать станешь. Да и в договорах непонятно что указывать. Воскрешение из мертвых? Снятие порчи?

— Общеоздоровительные услуги. И психологическая поддержка.

— Плохая идея, — поцокала языком Ряжская. — На такие услуги специальное лицензирование нужно. Плюс кассовый аппарат, плюс тебя разные комиссии потом замучают с проверками. Кушать хотят все, причем минимум три раза в день.

— Н-да? — задумчиво произнес я. — Надо же.

— А ты как думал? Прости за банальность, но бизнес — это те же шахматы, надо продумывать свои ходы на три шага вперед, а лучше на пять. Тебе, кстати, как бывшему банковскому служащему, это должно быть хорошо известно. Ты ведь видел и серьезных деловых людей, сумевших добиться известных высот, и «скорострелов», счета которых блокируют стопками самое позднее через полгода после открытия.

В принципе, все так. Впрочем, сильно меня сказанное Ольгой не расстроило, потому что ипэшный счет я особо открывать и не собирался. Так, брякнул до кучи — и не более. Кабинет в Москва-Сити — вот что мне нужно. Это то место, где на самом деле можно провести встречу с кем-то нужным или, что куда важнее, обеспечить себе алиби. Каша вокруг меня заваривается крутая, пара человек уже прошла по самому краешку, чудом оставшись в живых, и, что случится дальше, никто не знает. Потому разумнее всего заранее позаботиться о месте, где найдется достаточное количество свидетелей того, что я в некий день и час никого не убивал, а спокойненько попивал кофеек, сидя за столом. Не факт, что этот аргумент станет для моих друзей из отдела достаточно убедительным, но и отмахнуться они от него не смогут.

Да и иные встречи лучше проводить в определенном смысле при свидетелях, чтобы потом не начались ненужные беседы о сговоре у кого-то за спиной. Например, с той же Альбиной, бывшей супругой господина Белозерова, я не особо желаю встречаться приватно, без лишних глаз. Человек она скользкий, что мне и Носов подтвердил, потому пускай сюда приезжает. А не захочет — не беда. Это я ей нужен, а не она мне.

— Сейчас Олесю[A1] [A2] [A3] [A4] наберу, она все сделает, — тем временем вещала в трубку Ряжская. — Помнишь девушку[A5] , что тебе одежду в больницу привозила?

Ну а как же. Конечно, помню. И с одеждой, и без нее.

— Хорошо, жду.

— Вечером я в офис загляну, если еще будешь там — выпьем кофейку и поболтаем кое о чем, — уведомила меня Ольга. — Надо мне с тобой пару важных моментов обсудить.

Не успела оклематься, как у нее уже новые проекты в башке сформировались. Нет, эта женщина точно не умрет своей смертью.

Но что у нее не отнять — слово с делом не расходится. Через пять минут я вышел из лифта на нужном мне этаже, где буквально нос к носу столкнулся с той самой Олесей, которую мы с Ряжской в разговоре вспоминали.

— Добрый день, Александр Дмитриевич, — одарила меня очаровательно-интимной улыбкой эта красотка. Вот они, давно забытые мной офисные интонационные полутона. Совсем короткой и обманчиво незамысловатой фразой девушка смогла довести до моего сведения целую речь. Слова тут только занавес, за представление отвечают глаза, улыбка и голос. Мне только что дали понять, что Олеся на самом деле сердечно рада нашей новой встрече, она не забыла то, что между нами произошло в клинике, но ни в коем случае не желает закладывать случившееся в основу особенного к ней отношения, особенно с учетом разницы статусных ролей, которые у нас есть в империи Ряжских. Но при этом она все же будет рада, если я все же буду держать в своей памяти тот факт, что именно она единственная близкая и родная мне душа среди кучи незнакомых людей, обитающих в этом гигантском доме из стекла и металла.

— Привет, — произнес я.

— Вы бы могли просто меня набрать, — чуть укоризненно произнесла она. — У вас же есть мой номер. Зачем беспокоить Ольгу Михайловну?

Нет у меня твоего номера. Ты тогда визитку оставила на тумбочке, и я в душе не ведаю, куда она после делась. Может, уборщица поработала, может, я сам случайно смахнул ее на пол.

Но говорить об этом, конечно же, не стоит. Обида тут же последует смертельная. Само собой, внешне мне ничего такого продемонстрировано не будет, но последствия точно будут неизбежны.

— Не подумал как-то, — повинился я. — Опять же, привычка. Ладно, показывай ту конурку, которые Ряжские мне выделили на бедность.

— Конурка! — укоризненно сдвинула тонкие брови Олеся. — На этом этаже почти каждый сотрудник мечтал бы о том, чтобы заиметь себе вот такую конурку. Включая весь старший менеджерский состав.

Не знаю уж, что там с мечтами у сотрудников Ряжских, но вот любопытны они без меры. Некоторые аж привстали со своих мест, когда я мимо них по коридору проходил.

— Этих граждан тут на цепи держат, что ли? — тихонько спросил я у Олеси. — Вообще их из здания в большой мир не выпускают?

— Не очень поняла вопрос? — не поворачивая ко мне головы, ответила девушка.

— Чего они на меня таращатся так? — пояснил я. — Возникает ощущение, что они здесь живут годами, видя лишь друг друга, потому любой новый человек для них диво дивное.

— Все так, — кивнула Олеся, повернув в хорошо памятный мне зальчик, где стояли диваны, стеклянные столики и кофейный аппарат, а также массивный стол, за которым в прошлый раз сама Олеся восседала. — Нет, никто никого тут силком не держит, разумеется, но вы для них диво дивное. Все, мы пришли. Вон та дверь — ваша.

Речь шла о кабинете, который находился в небольшом отдалении от дверей, на которых висели золотистые таблички с фамилиями владельцев компании. Я бы сказал — в эдаком закутке. И на ней никакой таблички не висело.

— Только она? — не удержался я.

— Смешная шутка, — изобразила такую улыбку Олеся, что я ощутил себя идиотом, который вообще не умеет шутить. — Разумеется, нет. Все что внутри — тоже.

Она достала из ящика стола электронную карточку кофейного цвета с нарисованной на ней цифрой 7 и протянула мне.

— Вам можно забирать ключ с собой, но лучше все же, если вы будете оставлять его здесь, у меня. Что до постоянного пропуска в башню, то я сейчас им займусь. Единственное, мне понадобится ваш паспорт.

— Держи, — я достал документ и протянул его девушке. — Не вопрос.

— И еще, — голос Олеси расцветился новыми бархатистыми нотками. — Надо ли делать пропуск еще кому-то?

— «Кому-то» — кому?

— Вашей ассистентке, — пояснила собеседница. — Или секретарю. Вы же не станете заниматься штатными звонками и согласованием встреч сами? Кто-то должен это делать. Какое-то время, конечно, у меня будет возможность вам помогать, но недолго. Я только офис-менеджер и тут, в приемной, нахожусь до той поры, пока личная помощница руководителей из отпуска не выйдет. Потом вернусь к своей работе, и…

— Понял, — перебил девушку я. — Пока только на меня пропуск делай. С остальным мы разберемся позже.

— Мы? — голубые глаза были бездонны, как озеро Байкал.

— Мы, — подтвердил я. — Здесь же, кроме нас, сейчас больше никого нет?

— Никого. Руководство на встречах, а начальника охраны нового еще не взяли. Собеседования идут. Да он тут и не сидел никогда, они в левом крыле обитают.

Лучше бы подольше не нашли. Не везет мне на начальников охраны, не любят они меня. И мрут как мухи, не исключено, что как раз по этой самой причине.

— Слушай, а там раньше, часом, не туалет располагался? — глянул я на закуток. — Олесь, скажи честно? Просто очень на то похоже.

— Конечно нет! — возмутилась девушка. — Этот кабинет Артур Азизович раньше занимал.

— А Артур Азизович — кто? — уточнил я.

— Деловой партнер Павла Николаевича и Ольги Михайловны, — опустила глаза Олеся. — Они когда-то вместе бизнес начинали.

— И куда он делся?

— Разбился на машине в позатом году, — тоном, в котором ясно читалось «не задавай вопросов, на которые мне не хочется отвечать», произнесла она. — Несчастный случай.

Велик процент несчастных случаев на одну организацию, однако. Впечатляюще велик.

— Последний вопрос — так почему я диво дивное? Правда интересно!

— На той неделе вас отсюда увезли всего в крови и с огнестрельным ранением, а сегодня вы занимаете кабинет Мухтарбекова. Ну не чудо ли? А если еще приплюсовать сюда кое-какие слухи, ходящие про вас по офису, да еще тот снимок с модного показа… Короче, разное говорят. Что именно, рассказывать не стану, вам не понравится.

— Могу себе представить, — усмехнулся я. — Но ты-то, надеюсь, этим слухам не веришь? Тем более что кому-кому, а тебе я опровержение по части показа предоставил.

— Я слухами не интересуюсь. Предпочитаю факты.

— Очень правильная позиция, — подходя к кабинету и прикладывая ключ к замку, отметил я. — Разумная. И вот еще что, ты заканчивай мне «выкать». Не люблю.

Может, и правда ее себе выпросить? Хотел я Наташку сюда вытащить было, но стоит ли? По факту запросто может неприятная история получиться. Я сегодня тут, а завтра, глядишь, уже нет. Вот свалю я, и что тогда? Она же из банка уволится, на ее место другого человека уже возьмут. Олеське проще, она просто снова вернется туда, откуда ушла. Да и расклады местные она все знает, а это серьезный плюс.

Другое дело, что ей верить точно нельзя. Сто к одному, что она каждый день будет отчитываться обо всем, что увидела, услышала и узнала. Но я с ней откровенничать и не собираюсь. Мне оно зачем?

А кабинетик-то ничего, неплохой. Не хоромы царские, конечно, но все, что нужно, тут есть: укороченная версия совещательного стола с четырьмя стульями, к нему приставленными, большое кожаное кресло, повернутое спинкой к панорамному окну, шкаф, в котором короновские папки чередовались с золотыми корешками массивных подарочных изданий Хайяма и Макиавелли, мини-гольф, стоящий в углу, и портрет президента, висящий на стене. Короче, классика жанра.

Я уселся в кресло, отметив про себя, что оно именно той мягкости, о которой я мечтал, когда работал в банке, вытянул ноги и достал из кармана смартфон.

— Алло, Альбина? Добрый день. Это Смолин. Звоню, как обещал. Вы все еще желаете со мной встретиться?

— Добрый день, — прозвучал в трубке женский голос. — Да, разумеется.Мои планы не изменились. Как вы относитесь к индийской кухне?

— Отрицательно, — искренне ответил я. — У меня от нее изжога. Слишком много специй и вареного лука.

— Жаль. Просто у нас неподалеку недавно открылся индийский ресторанчик, мне у них очень нравится. И вкусно, и уютно.

— Неподалеку от вас — это мне по пробкам два часа дороги да обратно столько же. Увы, но такую роскошь я себе позволить не могу. Так что придется вам самой ко мне приехать.

— Хорошо. Куда?

— Москва-Сити, офис компании «Р-Индастриз». Пропуск на вас сейчас закажут. Вы мне только отчество свое скажите, если можно. И еще, постарайтесь успеть до трех часов, позже вы меня можете уже не застать.

— «Р-Индастриз»? — насторожилась Альбина. — Это же компания Ряжских.

— Ну да, — подтвердил я. — Какие-то проблемы?

— Определенные. Мой бывший муж с ними не очень ладит.

— А я наоборот.

— Может, все же мы пойдем куда-то в другое место? — вкрадчиво предложила Белозерова. — В том же Москва-Сити масса заведений на любой вкус. Не желаете индийскую кухню — есть японская, французская, итальянская.

— Альбина, в нашу предыдущую беседу вы сказали мне «в любое время, в любом месте». Место и время, до которого я тут нахожусь, вы знаете. Дальше решайте сами — надо оно вам, не надо… Пропуск будет вас ждать внизу.

Женщина было начала что-то говорить, но слушать я ее не стал, сбросив звонок. Что тут еще обсуждать, все уже сказано. Ну а следом за тем ко мне сообщение пришло с паспортными данными госпожи Белозеровой.

Я переписал их на бумажку, вышел из кабинета и чуть не столкнулся лоб в лоб с Павлом Николаевичем Ряжским. Тот еще и на месте застыл, увидев меня. Ну, оно и понятно. Одно дело, когда кошмары приходят ночью и во снах, это понятно и привычно. А вот когда днем и на работе — это уже перебор.

— Привет, — я сунул окончательно опешившему бизнесмену руку для пожатия. — Олесь, закажи пропуск вот на эту гражданку. Она часа через два ко мне подъедет.

— Ох и почерк у вас, Александр Дмитриевич, — поморщилась девушка. — Белозерова Ал… Ан… Ангелина?

— Альбина, — поправил ее Ряжский. — Если не ошибаюсь, Витальевна. Опуская разные детали и вопросы, скажу вам так, Саша, это не тот человек, которого я хотел бы видеть в своем офисе и своей приемной. Уж лучше бы сюда ее бывший муж пожаловал. Его я тоже очень сильно не люблю, но он хотя бы достойный человек.

Смартфон, который я держал в руке, задергался, а после истошно загомонил песню о «деспасито», которая, следует признать, с антуражем приемной и текущей ситуацией совсем не монтировалась.

Зато человек, находившийся, условно говоря, на другом конце провода, наоборот, выбрал лучший из всех возможных моментов для звонка мне.

— Если есть такое желание — не вопрос, — и я показал Ряжскому фамилию, высветившуюся на экране смартфона. — Все только для вас, Павел Николаевич.

[A1]

[A2]В книге "Грани сумерек" делала правку на Оксану, потому что вначале было это имя. В этом тексте править не стала, так как, вероятно, ранее было принято решение, что имя героини Олеся

[A3]

[A4]

[A5]

Глава 7

Против моих ожиданий, на мое предложение он никак не отреагировал. Только немного вяловато пожал плечами, мол «да делай ты чего хочешь, только меня не беспокой», и ушел в свой кабинет, перед тем велев Олесе подать ему кофе.

Ну а что до меня, так я ответил на звонок. Беседовать с Белозеровым мне совершенно не хотелось, тем более что я представлял себе тему разговора, но и не ответить ему было глупо. Все же человек показал себя с лучшей стороны, в полном объеме выполнил мою просьбу, причем с немалым вниманием к деталям. Ну да, тут он не столько для меня, сколько для себя старался, но все-таки? Другие вон на меньшее не способны. Я уж и им жизнь спасаю, и родным их, и близким, даже попытку собственного убийства прощаю, а они все недовольные ходят, брови супят, общаются через губу и думают, что это нормально.

А все почему? Сам виноват, распустил собственное окружение до крайности. Надо исправляться, причем чем быстрее, тем лучше.

Может, подселить в дом к Ряжским Павлика на недельку? Чтобы им жизнь медом не казалась. Этот парнишка не добрая и гуманная Жанна, он громыханиями разными забавляться не станет, он им ад на земле устроит.

Я улыбнулся, представив себе картину, в которой Павлик ласково прихватывает Павла Николаевича за шею и душит его, после вздохнул и ответил на звонок.

— Добрый день, Вадим Евгеньевич. Чем обязан?

— Здравствуйте, Александр Дмитриевич. Вот лично хочу убедиться в том, что конфликтная ситуация, возникшая между нами, разрешена полностью.

— Разрешена, — подтвердил я. — Ваш подарок я получил, он меня очень порадовал.

— Судя по тому адресу, куда он был доставлен, не только вас.

— Да, Илья Николаевич тоже остался доволен, — я вновь не удержался от улыбки. — Не каждый день вот так, лицом к лицу, встречаешься со своим убийцей.

— Представляю себе, сколько добрых слов он вам обо мне сказал.

Кстати, нет. На ворожея Носов сильно ярился, а о Белозерове, что любопытно, ни слова не произнес, хоть было предельно ясно, кто именно оплатил работу Максима. О той же Альбине вон гадостей сколько наговорил, а тут — молчок.

Вопрос — почему? Ведь по идее, он меня сразу должен был взять в оборот на предмет страшной мести и всего такого прочего. Хотя… Может, он просто внес этот должок в некий список, где уже имеется два-три десятка пунктов, накопившихся за десятилетия? Дескать, одним больше, одним меньше. И если ему удастся взять верх в противостоянии, то он Белозерову и эту гадость в свой адрес припомнит до кучи?

— Сдается мне, что Илья Николаевич не сильно вас любит, — уклончиво ответил собеседнику я. — Не сказать, что не любит вовсе.

— Это обоюдно. Скажите, Александр… Вы не против, если я буду к вам обращаться просто по имени? Полагаю, что наша разница в возрасте дает мне такое право.

— Пожалуйста, — разрешил я. — Если вам так удобнее.

— Так вот, Александр, как вы смотрите на то, чтобы отобедать сегодня в моей компании?

— Отрицательно, — сразу же ответил я. — Не потому, что вы мне неприятны, и не по причине своей невероятной приверженности к господину Носову. Ничего подобного. Просто времени нет.

На самом деле оно у меня есть, но обедать я с ним все же не хочу. Мир большого бизнеса, как оказалось, стоит не на деньгах, а на бесконечной слежке всех за всеми и выводами, появляющимися вследствие этих наблюдений. Причем зачастую совершенно нелогичными, не сказать — абсурдными. Я вот сейчас с Белозеровым просто пообедаю, а уже вечером Носов даст команду меня отрихтовать по полной. За что? За измену нашему общему делу. Ну или еще за какую-то хрень.

Ну, может, и не так все радикально будет происходить, но разговора с работодателем в любом случае, кстати, мне не избежать. Я ведь Ряжскому показал, кто мне звонит. Вот тоже — зачем я это сделал? Для чего? Кому что доказать хотел?

Тьфу.

— Можно завтра, — предложил олигарх.

— Вадим Евгеньевич, вы же насчет дочери хотите поговорить? — напрямую спросил я у него. — Верно? Имеется в виду — младшенькой.

— Да, — после небольшой заминки ответил Белозеров. — Оказалось, что проблема, о которой мы узнали благодаря вам, достаточно серьезна. Марина давно уже… Э-э-э-э…

— Нюхает или колется? — немного жестко, но все же помог ему я.

— Нюхает, — тяжело вздохнув, ответил мне он.

— Тогда все не так и плохо, — приободрил собеседника я. — Вот если бы она шприцем в вену тыкала — тогда да, с этой тропинки почти нет возврата. Плюс куча других побочных рисков, от гепатита до ВИЧ.

— Рад, что вы находите в данной ситуации хоть какие-то позитивные моменты, — невесело пошутил олигарх. — Марина сейчас дома, я велел ее за порог не выпускать, но, боюсь, от этого, равно как и специальных реабилитационных центров, толку будет мало. Мне уже доложили, что многие центры более чем эффективны, но я отлично осознаю, что инициатива в данном случае с обеих сторон должна исходить. А Марина — она вся в меня пошла, если упрется, то все, с места ее не сдвинешь. Да еще возраст у нее дурной. Юношеский максимализм, будь он неладен!

— То есть, даже если ей эта дрянь не нужна, она все равно станет ее употреблять назло вам? — подытожил я. — Да, ситуация так себе.

— В конце нашей прошлой встречи вы недвусмысленно дали понять, что можете помочь в данной ситуации, — взял быка за рога Белозеров. — Я бы хотел узнать ваши условия. Каков будет гонорар? Просто отчего-то мне кажется, что речь пойдет не о деньгах.

Может, послушать Жанну, вправду послать к лешему Носова и переметнуться на противоположную сторону? Явно человек более адекватен, чем мой нынешний наниматель, ничего ему объяснять не надо, сам все понимает. Опять же, сторонник семейных ценностей, пусть даже и в одни ворота. В смысле — он один думает, что у него нормальная семья, остальные его домашние придерживаются иной точки зрения, но при этом каждый вечер устраивают театральное представление «мы все — одно».

— Не помню, чтобы я такое говорил. Вернее, прозвучало что-то вроде «если будет время и желание, то, может, я вам помогу». Как было сказано выше, со временем, увы, у меня сейчас туго.

Но в первую очередь нет желания врачевать избалованную, эгоцентричную и неврастеничную богачку, даже за очень хороший гонорар. Да и не жалко ее совершенно, как по мне, невелика будет потеря для общества, если она вконец сторчится. Что же до морального аспекта — я не врач, клятву Гиппократа не давал.

— Тот редкий случай, когда осознаешь, насколько на самом деле невелико твое влияние на происходящие вокруг события, — невесело произнес Белозеров. — Живешь, живешь, думаешь, что все-таки поймал жар-птицу за хвост, а потом судьба тебя по носу щелк! И все твои связи, все рычаги, все активы не могут помочь решить вроде бы не самую большую проблему. Сломать или разрушить все до основания — могут, а именно что решить — нет. Александр, я сейчас не конкретно о вас говорю, это так, мысли вслух.

— Понимаю. Но помочь в данный момент, увы, никак не могу.

— В моей ситуации отсутствие вашего категоричного отказа уже позитив, — невесело рассмеялся Белозеров. — Это значит, что наш разговор не закончен. А до той поры, пока мы к нему не вернемся, отправлю Маришку в одну из клиник. Дома ее оставлять никак нельзя — либо сбежит, либо еще что-то учудит.

— Это как вам удобнее, — сказал я, не особо пряча откровенно дежурное сочувствие.

Белозеров, несомненно, все понял, но вида не подал, более того, он достаточно сердечно со мной распрощался. Сильный человек, ничего не скажешь. Ведь наверняка внутри все у него кипело как минимум от того факта, что ему лично приходится просить кого-то о помощи. Причем ладно бы кого-то равного себе самому по влиятельности и богатству, то есть человека своего круга или политика. Тут-то вообще не пойми кто. Казалось бы, просто распорядись, чтобы человечку мозги вправили, да и все. Ан нет, здесь и сейчас это так не сработает. Случись такое года три-четыре назад, мое ЧСВ, наверное, пробило бы потолок и устремилось ввысь. Приятно же натянуть нос еще одному сильному мира сего.

Но то тогда. А сейчас мне как-то все равно уже. Более того, в подобных ситуациях я вижу не повод для самолюбования или радости из разряда «богатые тоже плачут», а потенциальную проблему. Люди вообще очень не любят, когда им приходится себя переламывать по какому-то поводу, а если речь идет о тех, кто в принципе забыл о том, что это такое… Короче, жди неприятностей.

Язык мой — враг мой, чем дальше, тем больше в этом убеждаюсь. Вот только за последние десять минут второй раз на эту тему мысли возникают. На кой я Белозерову вообще что-то пообещал?

— Так себе. — Жанна впорхнула в кабинет, повертела головой, затем уселась на стол, закинув ногу на ногу.

— Что именно так себе? — уточнил я, поняв, что именно этого она от меня и ждет.

— Всё. — Девушка откинулась назад, уперев руки в столешницу. — Блин, стол прямо как в офисе у Армена! Даже цвет такой же! Помню, он тогда меня…

— Даже знать не хочу, что с тобой на точно таком же столе делали, — оборвал я ее воспоминания.

Призраки очень любят вспоминать про то, что с ними было до того, как они умерли. Им волю дай, так двадцать четыре на семь будут языком молоть, выдирая из прошлого мельчайшие детали, такие, которые в бытность свою живыми даже и не вспомнили бы никогда просто за ненадобностью. И их нельзя за это осуждать. Эти мелочи — тот якорь, который хоть как-то связывает их с этим миром, доказывая, что они как личность еще существуют. Что есть еще какой-то шанс остаться тем, кем ты был, со своими желаниями, надеждами, теми же самыми воспоминаниями. Мизерный, вот такусенький, но есть. И именно до той поры они для живых почти безопасны. Ну, максимум могут попугать маленько особо впечатлительных знакомых забавы для.

А вот когда ниточка рвется и душа, которая по чьему-то недосмотру или какой-то другой причине после смерти не отправилась туда, куда следует, понимает, что этот мир — он точно больше не ее, тогда жди беды. Неправда, что мертвые ничего не чувствуют. Чувствуют. Например, разочарование, гнев и радость от того, что кому-то хуже, чем им. А если добавить сюда рано или поздно приходящее осознание полной безнаказанности, то у-у-у-у…

— Это было давно и до тебя, — призрак девушки скользнул ко мне, привычно обвив руками мою шею. — Да и недолго мы с Арменом встречались. Я думала, у него большой автосалон и «мазератти», а оказалось, мойка в Дегунино и раздолбанная «мазда». И пентхаус, в котором мы в первый раз… Ну, ты понял? Так вот, он тоже оказался не его. Короче, есть такая птица — обломинго!

— Есть. И я прямо сейчас в этом убеждаюсь. Что в доме Носова происходит?

— Наш общий приятель мелет языком как подорванный. Толик сказал, что у него рот не закрывается вообще.

— И с кем он общается? С Носовым?

— Нет, — рассмеялась Жанна. — Как раз с Толиком. Этот поганец его все-таки учуял, как я и говорила. Теперь вот на мозг ему приседает.

— Надо же. И о чем они беседуют?

— Там не диалог, — поправила меня девушка. — Толик даже если захочет ответить, то не сможет. О чем? Да обо всем. И о политике, и о спорте, и о книгах тоже. Стихи этот черт ему еще читает. Этого… Как его… Гумилева.

— Интересный выбор, — признал я. — Максим, однако, высококультурный товарищ, ишь каких авторов наизусть знает. Мне вот известно лишь то, что Гумилева расстреляли в двадцатых годах того века. И то не знаю, откуда у меня в голове эта информация взялась. А что Носов? С ним Максимка общался?

— Нет. Даже не спускался в подвал, где нашего приятеля держат. По уму держат, между прочим, со всеми удобствами, но так, что не сбежишь. Там прямо тюрьма, прикинь! Настоящая, только маленькая. Двери железные, кандалы, все такое. Я сначала подумала, что наш старый хрыч любит ролевушки в стиле садомазо, а потом гляжу — нет, тут играми не пахнет. Все по-взрослому.

— Как договаривались, держи ситуацию на контроле, — попросил я девушку. — И за Толиком поглядывай. Максим не дурак, просто так нести всю эту дичь он не станет, наверняка у него какой-то план уже есть.

Может, все-таки не мудрить и послать в дом Носова Павлика? Хрен с ним, с отделом.

— Само собой, — кивнула Жанна. — Что до офиса — тут тоже все не слава богу. Знаешь, тебя тут очень не любят.

— Ты о Ряжском?

— Он вообще бесится! Я к нему в кабинет заглянула, так он в трубку на жену орет, дескать, зачем она тебе тут площади выделила. Но с ним все ясно. А вот та овца, что в приемной сидит, — совсем другое дело.

— Что с ней не так?

— Все так. Просто я глянула, о чем она с подругой по «ватсапу» переписывается. Интересно же.

— И что там?

— У нее на тебя большие планы. Она желает получить место твоей личной помощницы, хочет повышения зарплаты и еще кучу всяких разных бонусов. К Ряжским ей никак не подобраться с этой стороны, а ты — самое оно. Тем более что ты же клоун.

— Чего? — опешил я. — Кто?

— Это не мои слова, — невинно прощебетала Жанна. — А ее. Она так подруге и написала: «Такой клоун, блин! На серьезных щах строит из себя не пойми чего». А та ей отвечает: «Так это ж хорошо! С таким проще»

Интересно, врет она или нет? Правильным может оказаться любой из вариантов. Но вообще похоже на правду.

— Ну и конечно же, она на тебя будет стучать Ряжскому, — продолжила моя помощница. — За что поимеет небольшую прибавку к зарплате. Про это она тоже написала. А, да. Еще она думает, что ты би.

— Кто?

— Бисексуал, — пояснила девушка. — И нашим, и вашим, понимаешь?

— Чего-то она прямо до фига про меня написала, — засомневался я.

— Наоборот, это я еще не все прочла, к тебе спешила. Думаю, дальше тоже было интересно.

А ведь так себе кабинет мне достался. Прямо скажем, не ахти. И душновато, видно кондиционер еле тянет.

— Ну а ты чего ждал? — обличительно спросила у меня Жанна. — Что придешь весь такой красивый, а тебя тут ждали? Ты здесь лишний для всех, кроме мартышки из приемной.

— Мартышки?

— У нее в лице есть что-то обезьянье. Сам потом глянь — губа нижняя колесиком, уши оттопыренные, которые она под волосами прячет... Как есть мартышка веселая, мадагаскарская.

— На Мадагаскаре нет обезьян.

— Это неважно, — отмахнулась от меня Жанна. — Ты ей нужен только для того, чтобы чуть-чуть вверх двинуться, если не по карьерной лестнице, то хоть по финансовой. Саш, мне даже странно, что такие очевидные вещи тебе приходится объяснять.

— Так тебя никто и не просил объяснять то, что предельно ясно, — начал сердиться я. — Я не в теплице или аквариуме рос, знаю, как этот мир устроен.

В дверь несколько раз стукнули, после она приоткрылась, и в кабинет заглянула улыбавшаяся Олеся.

— Александр Дмитриевич, может, кофе? — спросила она. — Или еще что-то желаете?

— Ефе что-то зелаете, — передразнила ее Жанна, приставив ладони к ушам. — Говорю же — обезьяна. А нижняя губа вообще капец!

— Да нет, — отказался я. — Спасибо.

Смартфон, лежавший на столе, задергался и зажужжал. Альбина. Надо же, как быстро добралась. На вертолете, что ли? Или просто уже была в центре города, когда я ей позвонил? Тогда к чему приглашение в ресторанчик рядом с ее домом? Точнее, с домом бывшего мужа?

Хотя какая разница?

— И снова здравствуйте. А вы скоры на подъем. Даже не знаю, успели ли на вас заказать пропуск.

Олеся закивала — мол, успела-успела.

— Саша, боюсь показаться докучливой, но все же еще раз попрошу перенести место встречи в присутственное место. Любое, на ваш выбор.

— Н-да, — я глянул на Олесю. — Ну хорошо, будь по-вашему. Но имейте в виду, что свое желание, то, что я вам выделил за пригожесть и на других непохожесть, вы уже использовали.

— Надеюсь, еще два осталось?

— Нет. Оно у вас было одно. Теперь все, теперь на общих основаниях. Олесь, какой тут ресторан есть из хороших? Где вкусно и пообщаться можно?

— «Остерия Марио», — подумав пару секунд, ответила девушка. — На пятом этаже. Я просто итальянскую кухню люблю. Но там, рядом с ним, еще грузинский есть, «Швили» называется. Хачапури, шашлыки и все такое.

— Грузинской кухни с меня лично хватит, — поморщился я. — Сколько можно?

— «Остерия Марио», пятый этаж, — сказала Альбина, даже не дав довести мне мысль до конца. — Я все верно расслышала?

— Верно.

— Буду там где-то через полчаса. И спасибо за то, что прислушались к моей просьбе. Правда, желание жалко…

Интересно, что с ней будет, когда она узнает, что это была не шутка? А в факте отказа я почти не сомневался. Ясно же, зачем она едет и почему так стремится перенести встречу в присутственное место. Там вероятность того, что разговор будет записан, куда меньше, чем в офисе. Хотя, если верить некоторым блогам из «Дзена», нас сейчас пишут везде, куда ни ткнись. Век информации на дворе, она в наше время дороже любого золота.

— Я иду с вами? — поинтересовалась Олеся, когда я, закончив разговор, положил смартфон на стол.

— Ты идешь на фиг, — задушевно сообщила ей Жанна, подходя к девушке. — Причем прямо сейчас.

— Нет, — поддержал я ее версию, только более лаконично и пристойно. — Оставайся тут. Тем более что обратно я все равно вряд ли уже вернусь.

«Афимолл», который, пожалуй, можно назвать сердцем Москва-Сити, своими размерами воображение поражал, что скрывать. Видал я торговые центры, причем в разных странах, но эдакую громадину даже не знаю, с чем сравнить. В этом переплетении торговых улиц, эскалаторов и лифтов реально заблудиться можно похлеще, чем в любом лесу.

— Сколько же я тут времени провела, когда была жива, — с тоской произнесла Жанна, когда мы поднимались на пятый этаж. — Ты даже не представляешь.

— А я, представь себе, здесь впервые. Ни разу тут не бывал в своей прошлой жизни.

— Да ладно! — изумилась девушка. — Серьезно? Как такое вообще возможно?

— А что мне тут было делать? — усмехнулся я, выходя из лифта. — Любопытства ради прогуливаться? Так им сроду не страдал. Покупать мне здесь тоже было нечего, не такие уж большие деньги я зарабатывал в банке. Их и небольшими только с натяжкой можно назвать. Да и ленивый я, ты же в курсе. Если бы не прижали меня сейчас к стене с давними обещаниями, то фиг бы я Москву день за днем копытил. Сидел бы спокойно в Лозовке, бродил по лесу, варил зелья и ругался с ведьмами.

— Это на тебя похоже, — прозвучал голос у меня за спиной, а после крепкая ладонь опустилась мне на плечо. — Но вообще заканчивал бы ты со своими невидимыми спутниками беседовать на глазах у всех. Человек, который сам с собой общается, всегда смотрится странно. Ладно, мы в курсе. А остальные?

— Остальным на меня начхать, — я дернул плечом, сбрасывая с него чужую руку. — Москва — город равнодушный, тут никому ни до кого дела особо нет, особенно когда речь идет о таких местах. На окраинах еще встречаются сочувствие и душевность, а в центре их давно выжгли каленым железом. Хочет человек с ума сходить — пусть его. Главное, чтобы на окружающих бросаться не начал.

— Тут ты прав, — вздохнул Нифонтов. — Пока жареный петух в задницу не клюнет, никто даже не дернется в чужую сторону.

— Петух, — хмыкнула Мезенцева, ехидно глянув на меня, после крутанулась на месте и застыла в той позе, которую я принимал на приснопамятном показе.

— Жень, сейчас поругаемся, — помрачнел я, поняв, куда она гнет.

— В самом деле, — согласился со мной ее напарник. — Реально перебор.

— Каждый думает в меру своей испорченности, — отвела глаза в сторону девушка. — Я ничего такого в виду не имела.

— Не обращай внимания, — посоветовал мне Николай. — Мы просто с пяти утра на ногах и не жрамши. Когда она голодная, то такую дичь несет, что даже у Ровнина уши, бывает, вянут. А он в этой жизни все, что можно и нельзя, повидал, потому обладает невероятными запасами терпения.

— Сюда вас чего занесло? — поинтересовался я. — Кого ловите? Ну, если не секрет.

— Не секрет, — улыбнулся Нифонтов. — Труп интересный образовался на цокольном этаже, из числа тех, которые по нашей линии проходят. Вот нас знакомые опера и дернули на предмет посмотреть.

— Они всегда так поступают, — добавила Мезенцева, в ее голосе сквозила нескрываемая неприязнь к сотрудникам местного ОВД. — Им лишь бы спихнуть свою работу на кого-то еще.

— Ты давай на людей не наговаривай, — велел ей Николай. — Просто так они нас ни разу не вызывали, не припоминаю такого. В прошлый раз тут эе ошивался, мы с Пал Палычем его ловили.

— Кого ловили? — в один голос спросили мы с Жанной.

— Эе, — повторил оперативник. — Как тебе объяснить… Ну, это такой восточный домовой. Вернее, дух, имеющий приблизительно ту же самую природу, но с учетом азиатской специфики. Тут, понимаешь, забавно вышло — открылась восточная закусочная, для пущего колорита ее декорировали натуральными предметами, привезенными из азиатской глубинки — то ли узбекской, то ли еще какой. Сельхозинвентарь, ковры, тюбетейки, колеса от арбы и так далее. И даже части дома. Настоящего дома. В результате за компанию сюда и эе притащили. А куда ему деваться? Он обязан следовать туда, где находится большая часть вверенного ему имущества.

— Ясно, — кивнул я. — А после начал чудить.

— Еще как, — подтвердил Нифонтов. — Народ-то у нас простой. То один колесо, висящее на стене, крутанет, то другой тюбетейку примерит, а третий вообще начнет еду критиковать. А эе это не нравится, он ведь харчевню эту своим домом считать начал. Обидеть угощение — все равно что оскорбить хозяев, которым он служит, такое не прощается. Чудо, что он никого не убил до того, как мы его схомутали.

— Ну и чего вы с ним в результате сделали? — спросил я. — Депортировали?

— Можно сказать и так, — уклончиво ответил оперативник. — Главное, что теперь люди заказывают там лагман и басму спокойно, никто им не мешает.

— Коль, поехали в отдел, — проныла Женька. — Я кушать очень хочу!

— Так, а… — я ткнул пальцем в сторону двух десятков кафе и ресторанов, что привольно раскинулись на этом этаже.

— Это ты богатенький ведьмак, — моментально вызверилась на меня Мезенцева. — А мы бедные госслужащие, у которых до зарплаты еще неделя осталась. Не на что нам в местные едальни ходить. И в магазины тоже!

— На самом деле она сгущает краски, — внезапно немного покраснев, сказал Николай. — Хотя цены в магазинах тут безбашенные. Всякое видал, но обычный зонт за двадцать тысяч — это, конечно, сильно. Или авторучка за пятьдесят.

— Да тут вообще магазинов больше, чем покупателей, — заметила Женька, которая оперлась на перила и смотрела вниз.

— Таких, как ты, — точно, — недобро улыбнувшись, произнесла Жанна.

— Но вообще в нашей встрече лично я вижу некий перст судьбы. — Нифонтов снова хлопнул меня по плечу. Его сегодня прямо как пробило на подобные жесты. Может, он книг по нейролингвистическому программированию начитался? Там как раз про подобные вещи пишут. — Мы идем после осмотра трупа, как раз тебя вспоминаем, тут хоп — вот он ты.

— Если что — понятия не имею, о каком именно трупе идет речь, — моментально среагировал на его слова я. — Никого не трогал ни тут, ни в каком другом месте. Ты знаешь, что я не по этой части. Все, что уже мертво, — это ко мне. А живых я не трогаю. По крайней мере, до той поры, пока они не пытаются с меня скальп снять.

— Да успокойся ты, — выставил перед собой ладони Нифонтов. — Тебя никто ни в чем не обвиняет.

— Пока не обвиняет, — ехидно добавила Евгения.

— Вот пустомеля, — Николай закатил глаза под лоб. — И потом тоже не будет. По крайней мере, относительно нынешнего покойничка точно. Но что примечательно, к тебе он все же отношение имеет. Причем, думается мне, самое непосредственное.

— Вы знаете, за что вас не любят те, кто живет в сумерках? — обратился я к сотрудникам отдела. — Не за то, что вы частенько толкуете законы так, как выгодно непосредственно вам. И не за то, что иногда переходите всяческие границы, запрещая при этом делать что-то подобное всем остальным. Вас не любят за то, что вы слова в простоте не скажете. Коль, ты можешь внятно объяснить, что к чему, а?

— Фамилия человека, которого нашли на складе мертвым, Чхирхава, — негромко произнес Нифонтов. — Зураб Чхирхава, двадцати лет отроду, уроженец города Рустави.

— Чхирхава, — повторил я. — О как!

— Ага, — с видимым удовольствием кивнул оперативник. — Племянник некоего Георгия Чхирхавы, предпринимателя, убитого в прошлом году. Двоюродный, надо понимать. Или даже троюродный. У грузин большая родня — это норма.

— И как же скончался этот молодой человек? — подался вперед я. — Есть какая-то ясность?

— Ну, это дело судмедэкспертизы. Но, думаю, при вскрытии будет обнаружено, что сердце у него лопнуло, как воздушный шарик. Добавим сюда синяки на шее и такое выражение лица, что даже местные опера, ребята опытные и много чего повидавшие, впечатлились, и получим очень любопытную картину. Для тебя, Сашка, в первую очередь любопытную.

— Пошли пожрем, — предложил я им. — Нет, серьезно. И Жень, это не подарок с барского плеча и не благотворительность. Я шел поесть, встретил друзей и предложил им составить мне компанию, потому хорошая застольная беседа иногда даже невкусную еду делает замечательной, а замечательную превосходной.

— С чего ты взял, Смолин, что я стану искать поводы, чтобы отказаться? — удивилась Мезенцева. — Говорю же, ты богатенький ведьмак, тебя на деньги выставить — святое дело.

— Лучше бы я один поехал, — вздохнул Николай. — Куда идем?

— Вон туда, — ткнул я пальцем в вывеску итальянского ресторана, находившегося неподалеку от нас. — Надеюсь, никто не против пасты и лазаньи?

Женька схватила огромный лист меню еще до того, как опустила задницу на удобный серый диванчик.

— Так-так-так, — забормотала она, водя пальцем по строчкам. — Вот это буду. И это. И это.

— Ты не поверишь, сколько в нее еды может влезть, — сообщил мне Нифонтов.

— Поверю, — возразил ему я. — Мы пару раз сидели в ресторанах, так что ты меня не удивил.

— Об удивлении! — щелкнул пальцами оперативник. — Хорошо, что напомнил. Слушай, у меня чуть глаза на лоб не вылезли, когда я узнал, что ты свел знакомство с Валерой Швецовым. А еще стало немного обидно.

— На предмет?

— Мог бы сказать, что ты с ним собираешься встречаться. Мы же с тобой не так просто, «здравствуй — до свидания». Мы же с тобой вроде как друзья! Или я ошибаюсь?

Вот гад. Зацепил меня на грузинский крючок, а теперь начал в угол загонять. Напомнить ему, что ли, что он меня к аджину послал, когда я его о помощи в этом вопросе попросил? Или пока приберечь этот факт?

— Коль, при чем тут друзья, не друзья? У нас с Валерой был личный разговор, в котором мы проясняли некоторые вопросы, касающиеся только нас двоих. Если бы…

— Александр, — в голосе женщины, подошедшей к нашему столику, звучало недоумение. — Добрый день еще раз. Я полагала, что наша встреча пройдет, скажем так, приватно.

— Хоть не мужик, — отвлеклась от меню Мезенцева и бросила взгляд на Альбину. — Уже хорошо. А то все эти модные дела, приватные разговоры на двоих с Швецовым… Поневоле черт знает что в голову лезть начинает.

— Саш, некрасиво выходит, — чуть насупился Нифонтов. — Ты, выходит, человеку встречу назначил, а тут мы. Неудобно.

— Все нормально, Коль, — успокоил я его. — Да и разговор будет недолгий, поверь. К тому же еще и по твоему профилю. Эта милая дама более-менее в курсе того, кто я такой есть. Смекаешь?

Глава 8

По лицу Альбины стало ясно, что все происходящее ей очень и очень не нравится, но это выражение исчезло так же быстро, как появилось. Положительно эта дама не изнеженная светская леди, это боец, который до конца будет сражаться за свой кусок счастья, положенный ему от жизни. Я таких видел и раньше, в своей прошлой жизни, когда в банке служил. Они никогда не сдают свои позиции, даже в том случае, если весь мир идет на них войной.

Такие женщины достойны уважения, и это одна из причин, по которой я все же сказал «да» бывшей супруге Белозерова.

— Присаживайтесь, Альбина — поднявшись на ноги, я отодвинул стул, стоявший рядом с Мезенцевой, и жестом предложил женщине присесть на него. — И у нас получится отличная компания. Я, лицо без определенных занятий, вы, бывшая жена олигарха, и два сотрудника Следственного комитета России. Это Николай, а рядом с вами Евгения.

— Неожиданно, — мигом насторожилась та. — Вот только тогда мне непонятен один момент. Вы сказали, что наша с вами беседа, Саша, каким-то образом соотносится с деятельностью Николая. Вопрос — каким же?

— Альбина, с некоторого времени я предпочитаю называть вещи своими именами почти всегда. Это изрядно экономит время и нервы, — взяв в руки меню, сказал я. — Вы пришли сюда не потому, что я вам запал в душу и сердце, верно? Вам нужны мои услуги как профессионала в некоей области, которая лежит аккурат посередке между ирреальностью и здравым смыслом.

— Красиво сформулировано, — отметила Женька и махнула рукой, подзывая официанта. — Что умеешь, то умеешь.

— К чему это было сказано, — я улыбнулся Альбине. — Если вы желаете поговорить о том, чтобы употребить мои умения в не самых благовидных целях, а я на это соглашусь, то раньше или позже мы оба встретимся либо с вот этими добрыми людьми, либо с их коллегами. И мало нам обоим не покажется, смею вас заверить. Но если я неправ, если вы желаете побеседовать о чем-то другом, например о проблемах вашей родственницы Марины с наркотиками или о спасении поголовья пресноводных тюленей унгава, то нет проблем.

— Пресноводные тюлени? — заинтересовалась Мезенцева. — А такие есть?

— Есть, — опередив меня, ответил ей напарник. — В Канаде живут, в Северном Квебеке. Вымирающий вид. Я про них пост в «Дзене» читал.

Бывшая жена Белозерова молча глядела на меня, как видно что-то прикидывая.

— Альбина, я не наемник. Не знаю, что вы там себе про меня надумали или что вам рассказали, но это не так, — произнес я. — Да, мне случалось брать частные заказы, но они всегда были связаны с вопросами, не лежащими в плоскости уголовного или какого-либо другого права.

Тебе просто не повезло, приятельница. Не встреть я Николая и его напарницу, может, все сложилось бы немного по-другому. Нет, отказал бы тебе в любом случае, ты же пришла сюда за чьей-то головой, а я ни разу не рыцарь, свою жизнь ради прекрасной, тем более малознакомой дамы на кон сроду не поставлю. При этом я бы тебя все же выслушал, может, совет какой дал. Но не сложилось, и ты стала просто наглядной демонстрацией того, что я на самом деле соблюдаю те требования, которые отдел выставляет к обитателям Ночи. И это не прогиб, как может кто-то подумать. Это рациональное использование возникшей ситуации и подручного материала.

Плюс мне сейчас куда нужнее побеседовать с Нифонтовым, чем с тобой. Он зацепил хвостик ниточки, ведущей к слуге Кузьмы, что одновременно важно и здорово. И я желаю знать все детали, включая самые мелкие и на вид незначительные, причем чем скорее, тем лучше.

— Я не понимаю, что вы имеете в виду, Александр, — холодно сообщила мне Альбина. — Какое уголовное право, о чем вы? Все проще. Вы понравились мне как мужчина, и я хочу, чтобы вы про это знали. Что вы так смотрите на меня, девушка? Да, так случается. В вашем возрасте подобное, возможно, кажется верхом глупости и полнейшим отсутствием самоуважения, но мне давно не двадцать и даже не тридцать. Чтобы сорвать последние сладкие плоды с древа познания, приходится быть откровенной, хоть подобное и идет вразрез с общепринятой моралью.

— Н-да, — сказал Николай, которого, похоже, немного смутила речь Белозеровой. — Жень, давай заказывай уже. Чего ты зависла?

— Ага, — моргнула Мезенцева. — Мне вот салат с осьминогом, феттучине с курицей, латте и «Павлову». И еще тирамису! Все равно Смолин платит.

— Осьминог и курица? — с сомнением произнесла Альбина. — Хм. На мой взгляд, эти блюда не слишком сочетаются. Впрочем, вам виднее. Нет-нет, мне карта не нужна, я уже ухожу.

— И даже чаю не попьете? — невинно осведомилась у нее Мезенцева.

— Жень, хватит, — негромко попросил Николай.

— Славная девушка, — с очаровательной улыбкой сообщила мне Белозерова. — Вы ведь в курсе, Саша, что она к вам неровно дышит? Причем, похоже, давно. Думаю, вы когда-то между делом с ней переспали и про это мигом забыли, а она до сих пор ждет, когда вы наконец скажете ей те самые главные слова, которые должны были прозвучать еще тогда, в ту единственную ночь. А ждать — это трудно, особенно когда долго. Отсюда и вздорность поведения, и агрессия. Так что я не в обиде. На нее — не в обиде. Всего доброго!

Она встала, одарила нас еще одной улыбкой и покинула ресторанчик.

— Интересная женщина, — глядя ей вслед, отметил Нифонтов. — Во всех отношениях. С такой переспать — как медаль себе на грудь повесить.

— Все Людке расскажу, — буркнула красная, как помидор, Мезенцева. — Так и знай.

— А красиво она тебя вскрыла, — усмехнулся Николай. — Как консервную банку. Саш, а ты реально с Женькой… Ну?

— Да пошли вы оба! — рявкнула Мезенцева, вскочила со стула и выбежала из кафе.

— Жесткая стерва эта Альбина! — восторженно взвизгнула Жанна. — Сашка, если ты с ней спутаешься, я тебя не только пойму, но и одобрю. Только лучше не надо. Такая тебя прожует и выплюнет, уж мне поверь, я знаю. Пойду погляжу, как эта рыжая сейчас сопли на кулак мотать станет! Терпеть ее не могу.

И она устремилась вслед за Женькой.

— Так феттучине, салат и десерты вашей спутнице нести или нет? — невозмутимо осведомился у нас официант, все это время стоявший около столика. В силу своей профессии он, похоже, видал и не такие шоу, потому никакого удивления и любопытства на его лице я не увидел.

— Думаю, нет, — глянул вслед напарнице оперативник. — Если эта звезда свалила от дармовой еды, то обратно уже точно не вернется. Но мне кофе принесите, пожалуйста. Капучино. И тирамису, два. Только пирожные упакуйте в пакет, я их с собой заберу. Ну и «Павлову» тоже.

— Мне то же самое, — попросил я. — Здесь. Но без «Павловой».

— Ну, Сашка, ты орел, — хохотнул Николай, когда официант отошел от нашего столика. — А я все гадаю, чего Мезенцева с Викой общается только по служебным вопросам? Ну или на какие-то нейтральные темы. А оно вот что. Слушай, от тебя отделу сплошной вред, получается. То с девчонками нашими мутишь, причем со всеми сразу, то в историю мутную влипнешь, то вон со смежниками нашими какие-то дела крутишь.

— С какими смежниками? — удивился я. — Ты о чем?

— А Калинин? Кто с ним хороводится? — подмигнул мне Нифонтов. — А? И ведь дела-то не простые, а загробные. Или, скажешь, что это не ты?

Он достал смартфон, потыкал пальцами в экран и ткнул мне в нос фотографию, на которой гордый Стас стоял на фоне раскопанной ямы, в которой виднелись останки незадачливого чухонца. А на заднем плане, немного скрытый кустарником, и верно, стоял я. Надо же, сам не заметил, как в кадр попал.

— Слушай, ты еще мне на ногу браслет надень, вроде того, с которым несознательные граждане под домашним арестом сидят, — возмутился я. — И вообще, с тем не дружи, с этим не общайся. Не охренела ли ты, мамочка?

— Да дружи ты с кем хочешь, — не менее недовольно возразил мне оперативник. — Можно подумать, мне заняться больше нечем, как только за твоим моральным обликом следить. Ты же не просто так помог Стасу жмурика в лесной яме найти, верно? Надо думать, ты прежде с ним пообщался. В смысле — с усопшим. А подобные вещи уже в нашей компетенции.

— Скажи мне, каким краем к тебе и твоим коллегам относится финн-коммерсант, которого прижмурили отечественные бандосы? — без малейшего наигрыша поинтересовался у Николая я. — В какой точке бытия вы соприкасаетесь?

— Почем ты знаешь, так это или нет? — исподлобья глянул на меня Нифонтов. — Ты уверен, что его душа кого-то за то время, что тело лежало в ямке, не прокляла? Или в кого-то не подселялась? Не мне тебе рассказывать, на что способны призраки. Одна твоя подружка чего стоит. Кстати, она здесь?

— Нет, — мотнул головой я. — Ушла смотреть, как Мезенцева будет расстраиваться. Она ее очень недолюбливает.

— Найти бы того на том или этом свете, кто Евгению переваривает в принципе, — вздохнул Николай. — Характер у нее не сахар, что да, то да. Зато честная и смелая. Эти качества в наше время редкость.

Нам принесли кофе и десерты, правда, Николаю в аккуратном, запечатанном бумажной лентой пакетике.

— Ладно, давай сначала о текущих делах побеседуем, — предложил мне оперативник, высыпая в массивный бокал один за другим три пакетика сахара.

— Не вопрос, — согласился я. — Вычеркивай из посмертного списка художника, того, что Матвей Серебряный. Он больше не с нами.

— Ну вот, — раздраженно брякнул ложкой о блюдечко Нифонтов. — Еще один штрих к твоему портрету. Раньше сказать не мог? Это же не пустяк какой-то, а серьезная информация.

— Вот только-только прижмурили его со Стасом, — пояснил я. — А лесной покойник был гонораром за помощь в деле. И всем хорошо — ему, мне, тебе. Чухонцу мертвому тоже.

— Может, еще что-то есть? — отпив кофе, осведомился мой сотрапезник. — Из забытого и несказанного?

— Может, сегодня-завтра будет информация по Рагулину. Подрядил одного серьезного товарища пробить эту тему. Сам понимаешь, чиновники, что живые, что мертвые, народ только внешне открытый и доступный, а на деле правду об этой братии выпускать наружу не любят. Все, что происходит в аппарате, остается в аппарате. Ну, если только кто-то не заиграется до такой степени, что лишнего в запале или по дурости болтнет при свидетелях. Но тут он сам дурак, его тут же людям и скармливают, как жертвенного бычка. Ну и в назидание остальным, чтобы хоть эти думали, что и кому говорить.

— Кого же ты такого прикормил?

— Да Носов помогает. Он мне кое-что задолжал, теперь отрабатывает. А, да! Я ж тебе вот еще что не поведал!

Николай внимательно выслушал чуть укороченную и немного подредактированную историю о том, как я олигарху ворожея подарил, а после, тяжко вздохнув, спросил у меня:

— Вот скажи мне, Сашка, как? Ну как ты умудряешься влезать во все это дерьмо? Мало того, раз за разом принимать решения, которые твое бытие на этом свете делают не лучше, а хуже?

— Да понятия не имею. Но насчет «хуже» не соглашусь. Мне Максим этот на воле на фиг не нужен, не хочу я ходить и постоянно оглядываться. И так врагов хватает, без него. А тут он знай сидит себе в подвале на цепях, и все, кроме него самого, довольны. А если его Носов убьет, так совсем хорошо.

— Хорошо, хорошо, да не очень-то, — с сомнением прищурил левый глаз Нифонтов. — А если они против тебя… Хотя живи как знаешь, ведьмак. Что я в самом деле?

— Ну не хочу его убивать, — подался вперед я. — Не хочу. И ты мне говорил, что за его смерть виру никто не спросит, и кое-кто другой, но мало ли? Ведуньи — наследницы берегинь, а те были не просто какими-то крылатыми бабами, которые шастали по Земле, насаждая умное, доброе и светлое. За ними стояла вся мощь Древних, которую до сих пор где с добром, а где и со страхом вспоминает куча ночного народа. Особенно того, который обитает за МКАДом, а это подавляющее большинство. Сейчас у меня с ними мир, и я его нарушать не хочу. Потому пусть грязную работу сделает Носов.

— А ты не думал о том, что эти двое могут поладить? — уточнил оперативник. — Против тебя поладить?

— Тогда я буду защищаться. И это совсем другой коленкор, тут никто ничего мне не предъявит, — радуясь про себя тому, что все получилось даже лучше, чем планировалось, ответил я. — Даже вы.

— Ну, за ворожея мы тебе так и так бы ничего предъявлять не стали. Это ваши дрязги, что нам в них лезть?

По сути, это прозвучало как «да хоть перебейте другдруга, нам такое только в радость». Впрочем, может, так оно и есть?

— Ладно, вернемся к нашим баранам, — предложил мне оперативник. — В смысле — к ныне покойному гражданину Зурабу Чхирхаве. Времени у меня было всего ничего, но одну очень интересную деталь я все же выяснить успел. Склад, на котором обнаружили его тело, принадлежит его безвременно опочившему родственнику Георгию, нашему с тобой фигуранту.

— Ну, это не столько интересно, сколько предсказуемо, было бы странно, случись по-другому. Любопытнее другое, если это месть, то почему он его на ноль помножил именно сейчас? Чего ждал столько времени? Того, чтобы мы занялись его особой? Мол, ну вот и до меня очередь дошла, значит, самое время начать убивать?

— Не знаю пока, — признался Николай. — Но выясню. Для начала надо коллег из смежных служб напрячь, когда именно Зураб в столицу прибыл, один или в компании.

— И еще хорошо бы узнать, кем он приходится убийце Георгия, — подумав, добавил я. — В родственном смысле. С покойным они так себе родня, седьмая вода на киселе. А с душегубом? Да, к слову, хорошо бы еще проведать, где этот убийца находится в данный момент.

— Сидит, — ответил Нифонтов. — Где же еще? Чхирхава имел двойное гражданство, тот, кто его шлепнул, тоже, так что без вариантов.

— Сидит — это хорошо, — я отпил кофе и ковырнул ложечкой начавший оплывать десерт. — Сидит — это стабильность. А где именно?

Николай глянул на меня, как видно поняв, что именно я хотел сказать данной фразой.

— Узнаю — наберу, — пообещал он, поднимаясь со стула и беря пакет с тирамису. — Ладно, пойду к Мезенцевой, послушаю те гадости, которые она про тебя говорить станет. Она, когда на тебя ругается, всегда такая забавная. Да и ехать пора. Дел хватает, а день короткий.

— Подожди, пока Жанна вернется, — посоветовал ему я. — Где ты ее тут искать станешь? Здание здоровенное.

— Тоже мне проблема, — хмыкнул Нифонтов. — Она наверняка в фастфудной обосновалась, бокс-мастер там жрет и газировкой его запивает. Без вариантов. Так что мне надо всего лишь найти КФС, не более того.

И ведь угадал. Мне про это десятью минутами позже рассказала Жанна, как и о том, что Мезенцева умеет не только ругаться и хамить. Она, оказывается, еще и грустить умеет. Впрочем, я не сильно в это поверил. С Жанны станется и приврать. Хотя она так ехидно хихикала, изображая шмыгающую носом Женьку, что волей-неволей в голову заползали мысли о том, что все рассказанное правда.

В офис я возвращаться не стал. Более того, появилось острое желание признать попытку интеграции себя в офисную жизнь неудачной. Годы, прошедшие после того, как я покинул банк, стерли из памяти все негативные моменты, связанные с обитанием в коллективе, оставив только приятные воспоминания о некоем иллюзорном единстве, систематических пьянках и постоянном эмоциональном движе, который обеспечивала безукоризненно работающая машина сплетен.

Но я не учел одной очевидной вещи — для этого надо быть для всех своим. С чего мне подумалось, что я там таковым стану? Может, оттого, что в последнее время люди, попадающие в мою орбиту, непременно ищут дружбы? Так это все иллюзия, им нужен не я как личность, а мои знания и умения. Или вообще моя жизнь.

Короче, отказываться от выделенного мне помещения я, конечно же, не стану. Пусть будет. Мало ли что? Но всякую ностальгическую ерунду стоит задвинуть в угол как недееспособную. Права народная мудрость — нельзя в одну и ту же реку дважды войти. Да и не нужно этого делать.

А что до своего среди своих — суббота уже вон на пороге стоит, а с ней поездка к раскидистому дубу, близ которого будет пылать яркий костер. Не скажу, что там прямо все будут свои, как оказалось, и в этом на вид крепко сбитом братстве тоже всякое случается, но именно разношерстная ведьмачья компания теперь и есть мой коллектив, не сказать — семья. Уж какая есть, другой, судя по всему, не предвидится. Да и откуда ей, другой, взяться?

И, что любопытно, снова я ошибся. Как оказалось, семья — понятие вневременное и напоминающее о себе тогда, когда ты этого не ждешь. Вечером, когда я уже собирался ложиться спать, тишину в квартире разорвал звонок в дверь.

— Кого нелегкая на ночь глядя несет? — возмущенно проворчал из-под кресла Родька. — Не дом, а постоялый двор!

— Жанна, глянь, кто там, — на автомате попросил я, а потом вспомнил — нет дома Жанны. Она отбыла в поместье Носова, проверять, как у Толика дела обстоят. Ну и за последними новостями.

Я подтянул спортивные штаны и направился к двери, прикидывая, кого могло принести в гости. По всему выходило, что либо Маринку, для которой неподходящего времени для визита никогда не существовало, либо посыльных от Носова. Этот старый хрыч тоже особо не миндальничает никогда. Коли Маринка — ладно. Если бойцы олигарха, то все зависит от того, с чем они пожаловали. Если с материалами по Рагулину — хорошо, если нет — пойдут на фиг. Даже на порог не пущу.

Не угадал. От слова «совсем». За дверью стояла моя бывшая жена. Вернее, не стояла, а переминалась с ноги на ногу, что в ее случае означало крайнее недовольство, переходящее в гнев, и раз за разом жала на кнопку звонка.

— Неожиданно, — сообщил ей я, распахивая дверь. — Привет.

— На мой взгляд, не неожиданно, а предсказуемо, — сверкнув глазами, произнесла она и, отодвинув меня, шагнула в прихожую. — Уж кто-кто, а ты, как мой муж, должен понимать, что не прийти я не могла.

— Свет, если ты забыла, то мы развелись черт знает когда, потому к слову «муж» не забывай прибавлять слово «бывший». Или даже «первый», поскольку после меня в твоем паспорте еще кто-то отметился. И я на самом деле не очень понимаю, зачем ты ко мне заявилась.

На кухне раздался щелчок, следом за тем зашумел чайник. Родька, его рук дело. Не удивлюсь, если на столе обнаружатся пряники, конфеты и печеньки, то есть все, что нужно для душевного чаепития. Как я уже говорил, мой слуга редкостный балабол и изрядный лентяй, но он очень тверд в своих пристрастиях.

— Сегодня благодаря тебе я заработала кучу проблем. — Светка сбросила туфли и стукнула меня в плечо своим крепким кулачком. — Мало того, меня теперь ненавидит куча народу.

— Прямо куча? — недоверчиво переспросил я, начиная догадываться о том, что случилось.

— Ну, не куча. Но много! И на всех уровнях, что совсем плохо. В моем бывшем филиале, в головном офисе, может, еще где. Сашка, ты зачем это сделал? Я не спрашиваю тебя как, хотя и не могу понять, каким образом ты свел дружбу с владельцами нашей клиники. Ответь мне просто — зачем? Для чего? И почему ты сначала не позвонил мне? Что за робингудство дурацкое!

— Стоп! — остановил я ее. — Угомонись! Ты мне сейчас всех соседей перебудишь.

Дело в том, что в процессе своей речи Светка говорила все громче и громче, под конец перейдя почти на крик.

— Да я сейчас еще и драку устрою! — она снова стукнула меня. — Дурак, ты правда не понимаешь, что сделал? Ты мне карьеру сломал! Всё, чего я добилась за последний год, прахом пошло! Отпуск тоже накрылся, а я на теплоходе хотела прокатиться до Казани и обратно. Двенадцать дней тишины, покоя и беллетристики. Все, забудь, Светочка! Ты же теперь завотделением рентгенологии в главной клинике, тебе надо принимать дела. А бывший заведующий, между прочим, у тебя в замах! Тот, который меня год назад собеседовал и после рекомендовал главврачу. Отличный специалист, на секундочку, куда лучше меня. И человек не совсем говно, что в наших кругах большая редкость. Это весь коллектив признает, что тоже немаловажно. Понимаешь, о чем я?

— Ты злобная и пронырливая карьеристка, действующая при помощи доносов, интриг и, возможно, передка, а он несчастная жертва, — предположил я.

— Именно! — взвизгнула Светка. — Знаешь, я удивлена, что вообще дожила до вечера. Но если бы взглядами можно было убивать, то я умерла бы сегодня раз сорок. Или больше! Смолин, что мне теперь делать? Я не знаю!

Моя бывшая выдохнула так, будто она шарик, из которого выпустили воздух, после у нее подломились ноги, и она повисла на мне, уцепившись за шею. Мало того, еще разрыдалась. Взахлеб, искренне, как ребенок, который на Новый год хотел «Нинтендо свитч», а получил деревянную головоломку «Собери сам».

— Свет, верь не верь, но я здесь не при делах, — гладя бывшую по голове, пробормотал я. — Правда. Ну да, Носов мне что-то такое предлагал, но я сказал ему, что мы давно разошлись и жизнью друг друга не интересуемся. С чего он все-таки решил тебя двинуть вверх — понятия не имею. Но если хочешь, могу отыграть все обратно.

— А толку! Меня теперь и на прежнем месте заклюют. Ты мне тогда… Ну, когда мы еще вместе были, рассказывал, что твой банк тот еще гадючник, — пробубнила Светка, уткнувшись носом мне в плечо. — Поверь, у нас куда хуже! Но самое мерзкое то, что медицинский мир, тот, что практикует платные услуги, вообще очень тесен. Не на низовом уровне, имеется в виду, а в разрезе вот таких должностных передвижений. Все будут знать, что я редкая тварь, которая идет по головам. Кому-то на такую репутацию плевать, лишь бы была должность и деньги. Мне — нет! Я люблю, когда меня все любят.

Это да. Тщеславие и карьероориентированность никогда не входили в число ее приоритетов, она предпочитала им душевный комфорт. Потому и сидела столько лет в маленькой клинике на «Красных Воротах». Странно, что она вообще из нее ушла. Так что никакого театра сейчас передо мной не разыгрывается, она на самом деле в жуткой печали, и виновник всего этого я. Так что хочешь не хочешь, придется как-то решать ее проблемы. Мы, конечно, давно чужие люди, но и совсем свиньей быть все же не стоит.

— Ну давай я тебя в другое место устрою, — предложил я. — Вернее, попробую. Знаешь вагнеровскую клинику? Могу поговорить насчет нее. Оформим переводом, если получится, а после всем скажут, что в кадрах путаница произошла. Должны были сделать одно, а сделали другое. Все вернется на свои места, и про случившееся быстро забудут.

Мне свой человек близ Вагнера не помешает. Мало ли что? Вдруг когда-то и зачем-то пригодится? Та же Жозефина, даром что ведьма, всегда спешила оказывать помощь другим людям, особенно когда та ей ничего не стоила. Могла какого-то еле знакомого человека пристроить к своему знакомому на хорошее место. Просто так, по широте души. Ну, так это ей подавалось.

А на деле у нее по всей Европе имелись должники, к которым она всегда могла обратиться за поддержкой, и почти наверняка ее получить. Медицина, пресса, полиция — да мало ли где работали люди, которым она когда-то оказала небольшую помощь. Почему мы выбрались тогда из Парижа, который стал для нас смертельной ловушкой? Ее должники помогли. Один вывез нас из города, другой договорился о частном самолете, третий сидел за его штурвалом.

— Место в клинике Вагнеров? — шмыгнув носом, Светка оторвалась от моего плеча и недоверчиво глянула на меня. — Саш, ты вообще куда вляпался?

— Почему вляпался?

— Потому что если ты общаешься с людьми уровня Носова и Вагнера вот так, запросто, то ничего хорошего с тобой точно не произошло. Не бывает так, чтобы несколько лет назад человек работал на низовой должности в банке, а теперь бах — и вращается в высших бизнес-сферах. Даже с учетом всех тех странностей, которые вокруг тебя творятся в последние годы. Ну, я про драку с кавказцами на даче и все такое прочее. Ненормально это.

— Свет, давай без психоанализа, ладно? Я живу так, как считаю нужным, мои радости и мои беды остаются при мне. В качестве компенсации за случившееся я тебе предложил два варианта на выбор. Если какой-то из них тебя устраивает — работаем. Если нет — неси свой новый крест на личную Голгофу, но после претензии ко мне не предъявляй.

— Ну, вообще работать на Вагнеров мечтают многие, — достав из сумочки платочек и промокнув им глаза, произнесла моя бывшая. — Я им резюме два раза посылала, только ни ответа ни привета.

— То есть это «да»? — уточнил я. — Верно?

— А насчет отдела кадров ты серьезно? Или тоже в теории?

— Давай будем последовательны, — я вошел в комнату и глянул на часы. Половина одиннадцатого. Поздно, но не запредельно. — Сначала одно, потом другое.

Не скажу, что Петр Францевич прямо сильно обрадовался моему звонку, но тем не менее выслушал внимательно, а после ответил предварительным согласием. Вернее, он сказал, что готов завтра побеседовать с моей протеже, если его устроит квалификация, то он предоставит ей место. У него как раз одна сотрудница в декрет ушла с этой кадровой позиции, потому образовалась вакансия.

Носов же сначала долго ржал после того, как все ему рассказал, после сообщил, что правильно я со своей бывшей развелся, ни к чему мне спутница жизни, которая не готова себе дорогу из трупов коллег мостить. Дескать, в нашем прекрасном мире такие не выживают. Но посодействовать с переводом пообещал. Мол, не чужие мы друг другу люди. И даже небольшой «парашют» при увольнении Светке пообещал выплатить.

Последняя все это время сидела на кухне напротив меня и с огромным удивлением следила за тем, как я устраиваю ее судьбу.

— Не понимаю, — произнесла она, когда я закончил беседу с Носовым.

— А что именно тебе непонятно? — я положил телефон на стол. — Завтра съездишь к Петру Францевичу, он с тобой побеседует. Специалист ты хороший, проблем, думаю, не возникнет, услышишь «да», поедешь за документами. Носов команду своим кадровикам уже дал, я так думаю. Если что-то пойдет не так — наберешь меня.

— Только ты мне свой новый номер дай! — потребовала Светка. — Старый-то тю-тю, не работает.

— Ладно, — вздохнул я. — Дам.

— А отпуск, похоже, все же накрылся, — печально заметила бывшая. — Жалко!

— Греки делили людей на три категории: живые, мертвые и путешествующие по морю, — сообщил я ей. — Ну или Волге, что, в принципе, одно и то же.

— Вот сейчас не поняла? Ты это к чему?

— Договорюсь с Вагнером и насчет отпуска, — пояснил я.

— Да?

— Да. Ехай на фиг.

В этот момент в прихожей скрипнула дверь. Блин. Точно, я ведь ее не закрыл. Светка налетела на меня со своими стонами и претензиями, вот и забыл.

И ведь весь арсенал в комнате. Тут, на кухне, разве что только ножи столовые да Родька, который под раковиной затаился.

Снова скрип — это дверь прикрыли. И шаги — тихие, почти невесомые.

Глава 9

Я сделал шаг вперед, так, чтобы Светка оказалась у меня за спиной. Ничего личного, просто инстинкт, который вбит матушкой-природой в любого мужика, даже самого плохенького — бабам рожать, а нам их защищать.

Еще один шорох — и на меня смотрит черный зрачок пистолетного дула.

— Смолин, ты какого хрена двери не закрываешь? — возмущенно осведомился у меня Стас, опуская руку, в которой он держал оружие. — Я уж подумал, что тебя грабанули. Или того хуже — гробанули.

— Так себе каламбур, — чуть ошарашенно выдохнула Светка. — Саш, а это кто?

— Это Стасик, — охотно ответил ей я. — Мой приятель. Да ты с ним знакома, хоть и шапочно.

— Да? — удивилась она.

— Знакомы-знакомы, — подтвердил Калинин, убирая пистолет в наплечную кобуру. — Вы просто забыли. Мы виделись у Сашки на даче года два назад, на нас там веселые ребята наскочили, те, что ММА любят смотреть и гортанно разговаривают. Вы тогда его куда подальше послали. Я еще удивился, какая неугомонная девушка, мало ей развода, надо еще после него мужика пнуть, мол, получи довесочек. Как говорит моя племяшка, от души в душу.

— Было такое, — подтвердил я.

— А вы чего, за новой порцией морального удовольствия к нему наведались? — поинтересовался Стас. — Или у вас тут романтик класса «вспомним былое» и я не ко времени? Хотя чего вы тогда дверь не закрыли?

Не нравилась ему моя бывшая. Уж не знаю, сыграло здесь роль что-то личное из его собственного прошлого или на то имелась какая-то другая причина, но факт есть факт — Стас с недоброй ухмылкой отпускал шутки на грани фола. Вернее, на грани правды, той, которую Светка мне, наверное, уже никогда не скажет. И я ей раньше не сказал бы, тогда, когда мне было еще не все равно.

— Если помешал — прошу прощения, — Калинин шаркнул ножкой. — Но все равно мне с тобой, Саня, надо потрещать, хочешь ты того или нет. Тема горячая, время не ждет.

— Сколько угодно, — отстраненно произнесла моя бывшая. — Я все равно уже ухожу. Саша, не забудь, что обещал, — все должно выглядеть так, будто бы ничего и не было.

— Хорошо, — кивнул я. — Да не переживай, все пройдет нормально. Люди уже все подтвердили. И не просто люди, а владельцы всей этой красоты.

— Не переживай, — всплеснула руками Светка. — Не переживай! Легко тебе говорить.

Она процокала каблучками по полу прихожей, а секундой позже хлопнула входная дверь.

— Горячий, — Калинин прислонил ладонь к стенке чайника. — Сань, я бы похавал. Весь день на ногах, только одну шавуху в себя и закинул по дороге. Жрать хочу — сил нет.

Под раковиной раздалось шуршание, и если бы можно было назвать его «недовольным», то этот термин оказался бы невероятно верным. Родька вообще недолюбливал моего приятеля-полицейского, а теперь Калинин, надо думать, вообще перешел в разряд его личных врагов. Мало того, что он Светку, которую мой слуга числил своей потенциальной хозяйкой, спугнул, так еще посягает на снедь. На его снедь! Ну и немножко мою.

— Не вопрос, — ответил я, открывая холодильник. — Где чашки стоят, ты знаешь.

Стас ел жадно, по-волчьи, как видно и впрямь неслабо проголодался. Но, против старинного закона «когда я ем, то глух и нем», почти сразу начал излагать мне свое дело.

— Короче, я вообще-то не к тебе, — с набитым ртом сообщил мне он. — Я к твоей подружке. Ну, той, которая не совсем живая. Нужна ее помощь.

— Какая именно? — уточнил я.

— О которой договаривались. Я говорю, где и когда ей надо быть, она слушает разговор, после через тебя в мельчайших деталях пересказывает его мне.

— Еще раз напомню, ты нас не втягиваешь в совсем уж кислые дела, — предупредил его я. — Такие, за которые потом могут голову прострелить. Наркотрафик, торговля оружием и так далее — это без нас.

— В такие темы я сам не полезу, — цапнул еще один бутерброд с тарелки полицейский. — Они мне зачем?

Сказано вроде как искренне, но отчего-то я ему сразу не поверил. Этот влезет. Если почует запах карьерного роста или больших денег — обязательно влезет.

— Сань, не менжуйся, — отпил чаю из большой кружки Калинин. — Беседовать будут наш шеф и полкан из ОСБ. У нас тут кое-какая фигня случилась, из-за нее некоторые внутренние схемы могут немного, так сказать, сменить вектора. И кадровые перестановки возможны. Вернее, они точно случатся, потому что кое-кто из моих коллег в ближайшее время, возможно, сменит привычный образ жизни. Или не сменит. Хочу знать в деталях, кто, чего, как и когда.

— Кто владеет информацией, тот владеет миром, — понимающе кивнул я.

— Ну да, — подтвердил Стас. — Или как минимум вовремя успеет подсунуть шефу кое-какие документы, чтобы доказать свою полезность и лояльность.

— Встреча на какое время назначена? — спросил я. — Надеюсь, не сильно рано?

— Да нет, они за обедом все это обсуждать станут. В два встречаются в ресторане, что недалеко от отдела находится, шеф дал команду им столик там забронировать, а я случайно про это проведал. А что, твоя красавица любит поспать допоздна?

— Стас, она мертвая, — усмехнулся я. — Она вообще не спит. Просто сейчас ее дома нет, и вряд ли она раньше утра появится.

— Точно появится? — переспросил Калинин. — Сань, дело серьезное. Хрен знает, что шеф решил и кого уже списал.

— Есть повод для волнения?

— Это система, — снова отпил чаю оперативник. — То есть повод есть всегда, даже если ты чист и непорочен, как младенчик. Возможно, шефу чьи-то головы отдавать придется. Надо знать, нет ли меня в расстрельном списке и останусь ли я в нем после торга. Плюс хочу быть в курсе, какие вакансии у нас в отделе появятся.

— Будь на работе часов с десяти, — подлил кипятку в его чашку я. — Жанна, как придет, даст тебе об этом знать. Ну, ручку со стола столкнет или еще чего учудит. Все ей объяснишь, покажешь, где находится ресторан, и фотку шефа, чтобы она чего не перепутала. А еще лучше, если она его прямо от отдела сопровождать начнет, тогда точно сбоя не случится. Но тут ты сам ей скажешь, как тебе удобнее.

— А потом как? Ну, результаты разговора? Мне чем быстрее, тем лучше.

— Приезжай вечером, все узнаешь. Она мне расскажет, я тебе.

— Сань, мы ж друзья! — задушевно сообщил мне Стас. — Столько вместе прошли, в таких переделках бывали! Давай ты завтра часам к трем в «Узбечку» приедешь?

— Куда?

— Да это чайхана у меня рядом с работой есть. Там плов такой подают, какого в Москве больше нигде не встретишь, отвечаю! Его делают в казане, которому лет двести, если не больше. Ты же знаешь, что именно от казана во многом зависит, получится плов или нет? Там — всегда получается. Посидим, поедим, ну и…

— Ладно, уломал, — согласился я. — Плов — это хорошо. Скинь адрес сообщением.

Ехать лень, но в данном случае выгоднее согласиться, чем отказаться. Да и плова вдруг захотелось.

Жанна, как я и предполагал, заявилась только поутру. Она впорхнула в кухню, на которой я пил кофе, немного покружилась вокруг своей оси, а после уселась за стол.

— Какие новости? — осведомился у нее я. — Что наши друзья?

— Максимка грустит, — прощебетала девушка. — У него ножка болит. Его же цепью к стене приковали, он теперь как Бобик существует. Три шага туда, к тарелке с хлебушком, три сюда, к ведерку, которое воняет, — и все. Браслет подогнали неудачно, а ослаблять никто не собирается.

— А что Носов?

— Даже не спускается в подвал. Словно забыл про то, кто там сидит. Максима это жутко раздражает. Ну и Толик нашего друга бесит, разумеется. Видеть он его не видит, но чует.

— Вот и славно, — потер ладоши я. — Значит, ждем развития событий. А у тебя, милая, сегодня день насыщенный. Ты у меня сегодня идешь в ресторан.

— С тобой?

— Нет, — мотнул я головой. — Но спутников я тебе обеспечу, причем это будут влиятельные и успешные мужчины. Все как ты любишь.

— Любила, — поправила меня девушка. — Что, опять слушать и запоминать?

— Ну да. Пришло время отдавать должок моему приятелю из силовых структур.

— И не только ему, — добавил Родька, ставя передо мной тарелку с пшенной кашей и протягивая ложку. — Если ты, хозяин, забыл, то за тобой еще кое-какое обещание числится.

— Поясни.

— Так вчера ты сам сказал, что позвонишь кому-то, чтобы, значит, Светлана печалиться перестала. Сам же видел, какая она была. Тяжко ей, хозяин. Надо помочь.

— Еще раз позвоню? — изумился я. — Вчера же все решили?

— Дык ты возьми да и напомни, — вкрадчиво попросил Родька. — А то ведь обещанного, бывает, семь лет да семь зим ждать приходится. А то и подоле.

— Похоже, я пропустила что-то интересненькое? — оживилась Жанна. — Чего, твоя бывшая приходила? Опять на мозг приседала, просила ее, бедненькую, пожалеть и на кроватку поглядывала искоса?

Родька запыхтел, подбоченился и было собрался высказать мертвячке что-то нелицеприятное, но возможная дискуссия была мной задушена в зародыше. Я потребовал установить режим тишины на то время, пока я завтракаю, в качестве же дополнительной аргументации стукнул Родьку ложкой в лоб и пригрозил пальцем Жанне. Парочка вняла моей просьбе и замолкла, не перестав, впрочем, мерить друг друга злобными взглядами.

Но в целом слуга был прав, надо этот вопрос повторно провентилировать. Потом закручусь, забуду, и в результате Светлана снова припрется ко мне в гости, что совершенно ни к чему. Ладно, что я сам не сильно стремлюсь ее видеть, плохо то, что около моего дома невесть кто ошивается то и дело. Зачем давать моим возможным недоброжелателям лишний козырь в руки? Покон Поконом, но у меня в недругах не только дети Ночи водятся.

— Говори, но только быстро, — именно этими словами поприветствовал меня Носов. — Времени совсем нет. Сил, кстати, тоже. Еще и кошмары мучили всю ночь.

— Сил прибавить не смогу, а от кошмаров избавлю, — пообещал я. — Пришлите ко мне какого-нибудь бойца из своих, я ему снадобье выдам. Одна горошина на ночь — и будете спать как в детстве, сладко и крепко. Но не больше. Одна. Слышите меня?

— Ну не знаю, не знаю, — в голосе олигарха появились иронические нотки. — Боюсь, мои охранники предпочтут уволиться, чем к тебе поехать. Среди них до сих пор идут разговоры о том, что ты недавно устроил. Я про лестницу, которая никуда не ведет.

— Ну, пусть приезжают в ресторан часам к трем, — предложил я. — Координаты сейчас сброшу. Я там плов буду кушать.

— Да шучу, они поедут туда, куда будет велено. Но к трем — это хорошо. Я тебе тогда с ними передам материалы по Рагулину. Ребята мелким гребешком по его жизни прошлись, и скажу тебе так — не человек был, а просто вошь. Грех такое вслух произносить, но хорошо, что помер. Сам не ангел, но этот еще хуже. Ничем не брезговал. Тьфу!

— Спасибо, — обрадовался я. — Да, вот еще что. Я насчет своей бывшей. Ну, помните в ночи разговаривали?

— Да-да, — произнес Носов. — Точно. Сейчас отдам распоряжение референту, он все уладит.

— Спасибо. А то она ведь не угомонится. Такой вчера устроила слезный потоп — я чуть не утонул. И если все быстро не решить, то снова припрется. Я ее знаю.

— Да? — озадачился Илья Николаевич. — Слушай, а что ей не так? Зарплата больше, работа в центральной клинике, социальный пакет уровня высшего руководства, краткосрочные стажировки в Швейцарии. Какого еще надо?

— На нее теперь все косо смотрят, — вздохнул я. — Продолжать?

— Ясно, — крякнул Носов. — Ох, бабы, бабы… Не понять нам вас никогда. А Вагнер что? Согласен? И чего я даже не удивлен? Ладно, позвони этой горемыке, скажи, что документы на перевод будут готовы сегодня. Как от Вагнеров позвонят, так и начнут их делать.

Против моих опасений, с Петром Францевичем проблем никаких не возникло, а они имелись. Там ведь не только он все решает, но и Яна Феликсовна, а что ей в голову придет, поди знай. Не просто же так она вообще никак не появляется в поле моего зрения, хоть в прежние времена прохода не давала. Значит, боится. Не за себя, за ребенка. Материнский инстинкт по-разному работает, причем иногда выдает совершенно алогичные коленца. Кто знает, может, она захочет свести любые контакты со мной и моим окружением до того минимума, который возможен. Кстати, я в этом случае даже и не подумаю обижаться или затаивать зло. Человека можно понять. Кто знает, как бы я действовал в аналогичной ситуации?

Но нет, Вагнер подтвердил свои вчерашние слова, попросил передать Светке, что он ждет ее к двенадцати часам дня с документами, резюме и всем остальным, что полагается. И даже обещал подумать про ее отпуск.

После я перезвонил бывшей, передал ей всю собранную информацию, с чистой совестью пожелал успехов в труде и личной жизни, а затем, не слушая благодарностей, перемешанных с фразами вроде «но если бы ты не лез, куда не просят», повесил трубку.

Надеюсь, в клинике Вагнеров ее загрузят работой так, что на меня у нее времени более никогда не найдется. Или, может, появится какой-то красавец-травматолог, который заслонит своими мощными плечами мою тщедушную фигуру.

Впрочем, вскоре я окончательно выкинул Светку из головы, поскольку мне было чем заняться. Сначала Жанну инструктировал на предмет общения со Стасом и грядущей операции, после полчаса искал зелье для Носова. Ведь помнил же, что делал его еще тогда, два года назад, и потом вроде видел, а найти никак не мог. Хорошее зелье, тут я не соврал, и как снотворное его можно использовать, и для нервной системы оно крайне пользительно, и привыкания никакого нет. Но без фиги в кармане в нашем мире ничего не встречается, есть тут и она. Это зелье кое для кого как ключ от двери. То есть если человек заснул под его воздействием, то до пробуждения некоторые представители Ночи могут делать с его сознанием все что угодно. Да вот хоть бы сноходцы. Эти ребята в чужих снах и так иногда располагаются как на собственном диване, а если в ход пошла смесь прострела, семян мака, выросших на старом пепелище, и тимьяна, взятого в июльское полнолуние, то им такого человека себе подчинить вообще ничего не стоит. Причем не только в мире снов, но и в каком-то смысле наяву. Вложить в его голову свои мысли и желания, заставить поверить в то, чего на самом деле не было. Да мало ли что можно учудить? Обычно такие штуки проходят через три раза на четвертый, да и то не факт, а с зельем — почти наверняка. Именно поэтому почти у каждого из сноходцев где-то дома всегда лежит маленький пакетик с желтоватыми горошинами, от которых немного попахивает анисом.

Но Носова вряд ли обхаживает какой-то сноходец. Во-первых, не так много их на белом свете, я вот только с одним сталкивался за все время, во-вторых, на кой им этот олигарх сдался? Сами они проблем на свою голову не ищут, заказы такого толка не берут, насколько я знаю. Сноходцы мирная публика, более того, они от криминала стараются держаться подальше, им оно не нужно. У них и так всегда все хорошо, поскольку существует масса возможностей заработать деньги более спокойным путем.

Что до «Узбечки», расхваленной Стасом, — так он не соврал. Чудное место. Называется, правда, по-другому, как видно, «Узбечкой» обитатели местного ОВД эту чайхану называют между собой, но на качестве еды и обслуживания это никак не сказалось.

Я сидел на мягком диванчике, обложенный подушками, прямо как какой-то хан Турумбумбей, и лениво жевал ломоть хрустящей ароматной лепешки.

— Александр Дмитриевич? — подошел ко мне крепкий немолодой мужчина. — Добрый день. Я от Ильи Николаевича, уполномочен передать вам вот эти документы. И еще должен что-то у вас забрать для него.

— Привет, — радушно улыбнулся я ему, принимая пухлую черную папку. — Спасибо. Вот возьмите. И напомните Илье Николаевичу еще раз — одна горошина на ночь. Не две, не пять, а одна. Хотя лучше даже не ему про это скажите, а Саше. Он точно проконтролирует.

— Передам, — коротко ответил мужчина, забирая небольшую коробочку-футляр из числа тех, что я в давние времена вместе с авантажными флаконами на «Амазоне» купил.

— И не жарко вам в пиджаке? — напоследок спросил я у него. — Вон какое тепло в город пришло.

— Жарко. Но форма есть форма, — ответил мне охранник Носова, отрицательно качнул головой в ответ на незаданный еще вопрос официантки и направился к выходу из зала.

Вот ругаюсь я сейчас на свою судьбу, корю ее иногда, а ведь не так и плохо мне живется. Не стань я ведьмаком, тоже сейчас сидел бы в банке, прел в костюме и думал о том, что жизнь моя жестянка. А вместо этого я сейчас нахожусь в чайхане, где есть кондей, вкусная еда и холодный шербет.

Разве оно того не стоило?

— Что-то еще? — одарив меня улыбкой, осведомилась симпатичная невысокая девушка с десятком косичек и в национальном костюме.

— А принесите мне мороженое, — попросил я, открывая папку. — Освежусь немного.

Ну-с, пока несут десерт, поглядим, что же такое творил очередной беглец с кладбища. Носов не впечатлительная школьница, подобная реакция на человеческое падение из его уст сродни похвале.

Ну, про тендеры я знаю, про них в справке, что мне Ряжская переслала, все было рассказано. Про осваивание бюджета тоже и последний неудачный хапок тоже. Ну да, плохо, но, с другой стороны, сидеть у ручья и не напиться крайне сложно. Власть и близость легких денег любого ангела в демона превратят, такова людская суть.

Что еще. А, это веселые девяностые пошли, о них в прежних материалах почти ничего не было. Так сказать, первые опыты молодого чиновника. Выдача левых лицензий на торговлю контрафактом, разрешения на мусорные полигоны, которые привольно раскидывались рядом с населенными пунктами, забавы с валютой в жаркие августовские дни большого кризиса. Сам я его помню так себе, еще в школе учился, но рассказы о тех временах от бывалых сотрудников слышал. Там творилась реальная жесть, особенно в больших банках.

Но все это так, стандарт. Носов, думаю, тогда тоже клювом не щелкал.

Так, а это что? Благотворительность, а именно детские дома. Ага.

Ого! Теперь я понимаю, что олигарх имел в виду. И только в одном с ним не согласен — жалко, что этот человек умер так легко и так быстро. Это даже несправедливо.

Но ничего. Даст бог, мы с ним скоро свидимся, тогда я чуть-чуть вселенскую справедливость подправлю.

Но какая скотина, а?

Ну а что дальше? Его окружение, родные и близкие. Впрочем, их почти и нет. Родители умерли. Жена, немолодая, некрасивая и нелюбимая, с ней все ясно. Еще есть пасынок, обитающий в Англии. Только он, наверное, уже русский язык забыл, поскольку был отправлен туда в восьмилетнем возрасте и с тех пор отчизну не посещал. Все. Больше у него более-менее близкого никого нет. Всякие троюродные и более братья-сестры не в счет.

И самое главное, никто не умер. Имеется в виду после того, как он сам окочурился. Все живы-здоровы.

Хотя нет. Не все. Через две недели после его смерти скончалась одна из его помощниц, нестарая совсем женщина. И знаете от чего? От разрыва сердца. А вот это уже интересно. Может, конечно, и совпадение, всякое на свете бывает. Но проверить надо.

И я даже знаю, кто мне поможет собрать информацию об этой смерти. Вот этот славный парень, который садится напротив.

— С юмором у тебя подружка, — сообщил мне Стас, нагло цапнув мой бокал с шербетом и опустошая его. — Уф-ф-ф, хорошо! Крепко нынче печет, ничего не скажешь. Купил разливного квасу на улице, так он теплый, как моча, и на вкус как дверная ручка.

— Это как?

— С каким-то медным привкусом. Чую, пронесет меня с него. Так вот, эта твоя… Как ее?

— Жанна.

— Вот-вот. Она у меня прямо шоу устроила. Сначала шторы колыхала, как в фильмах ужасов, потом карту района чуть на пол не определила, кнопки, на которых та крепилась, по одной от стены отдирала. А под конец еще и ящиками стола поигралась, туда-сюда их открывала. И главное, я же знаю, кто да что, но все равно не по себе стало. А я очень не люблю, когда чего-то боюсь. Детские комплексы, как видно, о себе знать дают.

— Задание ей выдал?

— Выдал. Все объяснил, все рассказал. Специально следил, когда «батя» к машине пойдет, чтобы на ней в ресторан ехать. Она с ним и умчалась.

Он помолчал пару секунд и добавил:

— Наверное.

— Наверняка, — успокоил я его. — Как твои отцы-командиры пообщаются, мигом сюда пожалует и все тебе расскажет.

— Что-то мне беспокойно, — вздохнул он. — Ладно, перемелется — мука будет. Давай лучше плова поедим.

— Я пас. Пока тебя ждал, уже натрескался по самое не хочу. Себе заказывай.

Так Стас и поступил.

— Слушай, — обратился я к Стасу, когда официантка, принесшая мне мороженое и принявшая заказ, отошла от стола. — А ты можешь узнать, где именно и при каких обстоятельствах человек помер?

— Опять? — взгляд оперативника мигом заледенел. — Сань…

— Просто узнать, — я ковырнул ложечкой шарик мороженого. — Мне неинтересны материалы дела, мне не надо опрашивать свидетелей, а после сражаться невесть с кем. Вернее, мне, может, и придется делать что-то такое, но на этот раз точно без тебя. Сейчас мне просто нужны подробности. И все. Что, где, когда. Вернее, где. Дата смерти мне известна. Может, и дела никакого не было, женщина умерла от естественных причин. Разрыв сердца.

Гипотетически то же самое мог сделать и Носов, вернее его люди. Но раз уж Стас тут и нам нужно ждать, то почему бы его не напрячь?

Нет, если он откажется или опять затеет разговор «дашь на дашь», то позвоню олигарху.

— Ладно, давай вводные, — выдержав паузу, произнес Калинин, а после язвительно добавил: — Естественные причины, разрыв сердца. Ага, знаю, помню.

Он успел поесть, вытянул из меня часть информации, связанной с моей просьбой, причем существенную, сходил выкурил сигарету, а очередная его знакомая, которую он подрядил на то, чтобы она выяснила обстоятельства смерти помощницы Рагулина, все не перезванивала. Разный народ звонил, а она — нет.

И Жанна не шла.

— Здорово, Леха, — ответил Стас на очередной звонок. — Ага. Не, зашел перекусить. Чего? Ну да, я. А ты тут при чем? Там же вроде все чисто, баба сама крякнула.

Калинин замолчал, а после уставился на меня.

— Да ладно, — наконец сообщил он что-то собеседнику. — Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд. Нет, я слышал, что его нашли в состоянии полуфабриката. Да все слышали, когда такие деятели уходят, это становится новостью дня. Зачем надо? Да меня один перец попросил, он с этой теткой вместе в конторе работал. У них проверка, какие-то документы найти не могут, хватаются за все концы.

Так себе отмазка. Сомнительная. Впрочем, похоже, ему все равно, поверит собеседник в данную версию или нет. Сказал и сказал, а дальше сам думай.

— Ну, давай, — наконец вышел на коду Калинин. — Надо как-нибудь пивка попить, ага.

Он ткнул пальцем в экран, положил телефон на стол и ласково улыбнулся.

— Скажи, Сань, а вот будет когда-нибудь так, чтобы вокруг тебя всякая хрень не случалась?

— Вообще не понимаю, что ты сейчас имеешь в виду, — предельно честно сказал я. — Но очень хочу узнать.

— Тетка реально сама окочурилась, — раскинул руки вдоль диванной спинки Стас. — Никто этого, правда, не видел, она просто отстала на лестнице от опергруппы, а потом ее мертвую на площадке нашли. Но никто не удивился. Странно, что она прямо в квартире дуба не дала, поскольку не каждый день видишь своего брата в полуразложившемся виде. А она именно таким его и узрела. Собственно, его потому и нашли. Вонь пошла, соседи вызвали участкового, тот со слесарем квартиру вскрыл, а там не человек, а тушенка. Получите и распишитесь.

— Бэ! — высунул язык я. — Гадость какая.

— Редкостная, — покивал Калинин. — Я когда впервые с таким столкнулся, то унитаз пугал до той поры, пока из меня чуть кишки не полезли. И потом мне еще пару недель та биомасса снилась. А уж запах!

— Стас, мы все же за столом!

— Ну да, ну да, — оперативник скорчил виноватую рожицу. — И все бы ничего, что братцем ее был не кто иной, как Витя Стриж. Тебе, скорее всего, это имя ничего не скажет, но поверь мне, это очень, очень авторитетный вор. Из настоящих, не какой-то «апельсин».

Интересно, как покойная вообще на госслужбу-то попала? При таком родственнике ее должны были завернуть. Ну да, у нас родня друг за друга в таких вопросах вроде бы не отвечает, но это официально. А неофициально по-разному бывает.

Или, наоборот, потому и попала? Потому что Рагулину был нужен канал связи с представителями криминальных структур? Ну, так, в порядке бреда предположение.

— Что любопытно, и он от сердечка помер, — продолжил Стас. — Прямо в чужой квартире. Залез и там, значит, того. Как жил, так и ушел — в процессе тайного хищения чужого имущества. С той, правда, поправкой, что в квартире этой мышь повесилась. Стол, стул, диван — и все. Ну, так мне Леха сказал. Мол, чего он там делал, никто так и не понял.

— Может, прятался? — предположил я. — От вас или товарищей по работе. У них, мне рассказывали, терки не редкость.

— Ну, последнее вряд ли, Витя был правильный вор, он от предъяв не бегал. Да и мало кто ему мог ее кинуть. От нас… Ну, может. И еще знаешь, что интересно? Хозяев этой квартиры так и не выцепили. Ее какие-то евреи из Израиля купили, но их самих никто из соседей не видел.

Любопытно.

— Леха сказал, что какая-то мутота во всей этой истории есть, но он копать не стал. Заявления нет, потерпевшие претензии не выставляют, а что до Вити, так он ему не друг и не родня. Помер и помер. Трупы его и сестры потом каким-то дальним родственникам выдали, бумаги в архив сдали, и шабаш.

— Ну и ладушки, — в тон ему ответил я. — Адресок квартиры он тебе сказал?

— Само собой, сказал, — подтвердил Стас и постучал себя по голове. — Вот тут он записан.

— Так диктуй, — я взял из папки, лежавшей на столе, листок с данными сестры вора и ручку, которую кто-то любезно присовокупил к бумагам. — Запишу.

— Да ладно. Мы ж не чужие люди, давай туда вместе прокатимся, — предложил вдруг Калинин. — А то ведь если с тобой чего случится, то кто мне должок оставшийся вернет? Не твоя же мертвая помогайка?

— Стас, чего-то ты темнишь, — мигом насторожился я. Не тот это человек, который подвержен внезапным приступам гуманизма.

— Как и ты. Ну вот такие у нас с тобой отношения — друг другу правду не говорим. А зря. Мы же почти братья.

— Чего?

— По оружию, — пояснил Стас. — Ну сам посуди, от кавказов отбивались? Отбивались. Чокнутые девки нас хотели на ломти порезать? Хотели. Про остальное я и вспоминать не хочу. Но все одно — ты молчишь, и я в ответ тоже молчу.

— Та женщина, что померла, работала на одного чиновника, тоже ныне покойного. И он мне нужен. Ну, как тот художник.

— Привет, — рядом со мной на диван плюхнулась Жанна. — Ну я тебе доложу, здоровы же полицейские начальники пить! Как бочки бездонные!

— Так и думал, — произнес Стас, который девушку, естественно, не видел. — А теперь правда за правду. Штука в том, что…

— Погоди, — остановил его я. — Жанна вернулась.

Глава 10

— Ага, — мигом подобрался Стас. — Так, первым делом пусть скажет, моя фамилия в разговоре звучала?

— Звучала, — кивнула Жанна. — Пару раз. Тот, что помордатей, не его начальник, сказал, что такие, как Калинин, заслуживают более тщательной проверки. И что если бы не Сизов и… Э-э-э… Как же там, армянская фамилия такая… А. И не Восковьянц. Точно. Короче, если бы не эти двое, то им бы занялись куда серьезнее. Но, может, еще займутся.

— Жанна, тема серьезная, так что ты от себя ничего не добавляй и не выдумывай, — предупредил я девушку. — За мной долг, если что-то пойдет не так, крайним окажусь я. А у этого парня всегда при себе пистолет. И может, даже не один.

— Мне что-то не по себе стало, — признался Стас. — Сань, ты и со мной говори, пожалуйста, не только с ней.

— Как было, так и рассказываю, — обиделась девушка. — Слово в слово.

Я передал Стасу ее слова, тот мигом помрачнел, а после потребовал изложить весь разговор в мельчайших деталях, с самого начала, включая все тосты и анекдоты.

— Хреново, — подытожил Калинин нашу странную беседу на троих минут через двадцать, когда я передал ему финальные фразы рассказа Жанны. — Не люблю сидеть на пороховой бочке, когда фитиль в руках не пойми у кого. Это меня нервирует.

— Понимаю, — поддержал я его. — Кому такое понравится?

— Надо думать, — продолжил оперативник, словно не слыша меня. — Надо устроить что-то такое, особенное. Такое, чтобы меня трогать себе дороже было.

— Денег дать, да и все, — предложила Жанна, закидывая ногу на ногу. — Кто режет дойную корову?

— Хорошо, что Стас тебя не слышит, — хмыкнул я. — Ты глянь, он похож начеловека, которого можно выставлять на деньги, причем даже разово? Про постоянность я и не говорю.

— Ты о чем? — глянул на меня Стас. — Какие деньги?

— Жанна считает, что тебе надо кое-кому заслать некоторую сумму, — пояснил я. — У меня эта идея вызвала сомнения.

— И правильно, — одобрил Калинин мои слова. — Таких денег у меня нет… Ну, почти нет. Да и зашквар, если совсем уж от души говорить. Реально зашквар. Но в целом твоя подружка права, деньги в этом мире всегда решают все проблемы, что бы так кто ни говорил. Разве кроме смерти. Да и то, знаешь ли, по-разному случается.

— Так ведь зашквар же?

— Главное — верно определиться с суммой и конечным получателем, — у Калинина был вид человека, который только что решил задачу, над которой долго бился. — А дальше все будет просто и понятно. Ты сейчас как, сильно занят?

— Да нет. А что, есть какое-то предложение? Но сразу скажу — водку литрами жрать не стану. У меня завтра ответственное мероприятие, хочу быть в форме.

— Баба из правильных? — уточнил Стас. — Или чего посерьезнее?

— Посерьезнее. Встреча с родней у меня. Семья большая, люди в ней разные, цели у них тоже у каждого свои, потому голову стоит иметь свежую.

— Наследство пилить станете? Если да — могу посоветовать хорошего адвоката. Тетка страшная, как моя жизнь, весу в ней за сотню килограмм, но зато хватка как у бульдога. Такие дела в судах вытаскивает — поверить невозможно. Даже без подгона кому следует. Берет дорого, но тебе скидку сделает, я договорюсь.

— Да нет, там адвокат не нужен. Там другое. Ты чего предложить хочешь?

— Прокатиться в то местечко, о котором мы говорили до того, как твоя приятельница вернулась. На квартирку, где Витя Стриж окочурился. Есть у меня одна интересная мыслишка на ее счет.

— Поехали, — сразу же согласился я. — Чего нет?

У меня, в свою очередь, тоже имелись кое-какие соображения в данной связи. Более того, я уже начал прикидывать, как бы склонить Стаса к тому, о чем он меня только что сам попросил. Тем более что точного адреса места, где некоторое время назад образовались два трупа, он мне так и не сказал. Я знаю улицу и дом, но не подъезд и квартиру. Конечно, я мог бы сам все выяснить путем расспроса местных жителей или через людей Носова, но это все время. Да и лишний раз просить о чем-то Илью Николаевича я не стремлюсь. Тут ведь как — он дает мне горбушку, а спрашивает как за полный батон.

Плюс внутрь тоже как-то попасть надо. Я не взломщик, замки открывать без ключа не умею. К тому же там ведь, наверное, бумажка с печатью на двери висит, ее срывать себе дороже.

В машине я окончательно убедился в том, что Стаса осенила какая-то очень продуктивная идея, поскольку он, против своих обычных привычек, на дороге лихачил, весело орал на возмущенно бибикающих подрезанных им водителей и отпускал скабрезные шутки в адрес автоледи, которых в это время дня было особенно много. Чуть ли не больше, чем таксистов.

— Вот козел! — не выдержала Жанна в какой-то момент. — Сексист хренов!

Ну да, последняя острота, высказанная в адрес на редкость яркой блондинки на «лексусе», на самом деле находилась где-то за пределами как очень условной толерантности, так и тех сексуальных отношений, которые называются традиционными, но, похоже, Калинина этот момент волновал менее всего.

У меня имелось сразу три версии того, до чего он мог додуматься, но какая из них являлась верной, понятия не имею. В любом случае происходящее работало на меня, поэтому особенно забивать голову себе я не стал. Как будет, так и будет.

Квартира, которую прикупил себе Рагулин через подставных лиц, находилась на окраине Москвы, причем такой, которая даже при нынешнем расширении города свой статус не изменила. Если некоторые районы, вроде моего отчего Теплого Стана, которые еще лет тридцать назад назывались спальными и были максимально удалены от центра, перестали быть совсем уж городской глухоманью и стали считаться более-менее респектабельными, то здесь ничем таким и не пахло. Серые хрущевки, раскинувшиеся из края в край, однополосные дороги, бойлерные, разрисованные от фундамента до крыш, несколько пустырей, заросших одуванчиками, непонятно как ускользнувших от недремлющего ока вездесущих застройщиков, грохочущая где-то неподалеку железная дорога и все такое прочее. Прямо как в детство заглянул, честное слово.

— Хорошее место выбрал, собака, — тормознув близ одной из хрущевок, сообщил мне Стас. — Никто бы тут твоего «потеряшку» искать не стал. А как? Если только знать нужный адрес, а он им, похоже, ни с кем не делился. Ну, кроме горемыки, которую инфаркт хватил на лестнице. Да и то не факт.

— Если братца сюда отправила, выходит, факт, — возразил ему я.

— Вовсе нет. Она могла его вычислить. Догадывалась, что есть у шефа тайное гнездышко, но где точно, не знала. Стала искать и нашла. Может, каким-то образом добыла выписку по счету, не тому, который официальный, а по-другому, левому, в ней отыскала платеж, от него ниточку потянула и досюда добралась. Может, нотариуса отыскала, через которого сделка проходила. Это же не квартира в новостройке, тут кто-то раньше жил, следовательно, купля-продажа проходила официально. Я бы именно так и действовал. Может, вообще евреев, которые в Израиле обитают, смогла разговорить. А это такая публика, что всегда все знает, даже если их дело не касается. Короче, упорная была гражданка, смогла своей цели достичь. Почти.

— Почти, — я глянул на пятиэтажку за окном машины. — Стас, а зачем ей так в эту квартиру надо было попасть? Не поделишься своими мыслями на этот счет?

— Пока нет, — мотнул головой оперативник. — Вот окажемся внутри, разберемся, что к чему, может, и рассказывать ничего будет не нужно. Сами все увидим.

Темнит. Ну ладно, пусть его. Одно только плохо — я с собой из обычного снаряжения почти ничего не прихватил по причине большой жары. Футболка да джинсы — вот и вся моя одежда. В каком-то смысле голым себя ощущаю. Хотя, с другой стороны, вероятность того, что наш друг ошивается в этой квартире, не сильно велика. Важно понять, бывает ли он там вообще?

И все-таки первой в квартиру на пятом, верхнем этаже я отправил Жанну на предмет осмотреться и проверить.

— Даже не опечатана, — обратил я внимание Стаса на очевидную деталь, пока тот звенел какими-то железками, прихваченными из машины. Есть у меня подозрение, что это у него отмычки, которые я никогда не видел, но зато много про них читал и слышал. — А ведь должна вроде быть бумажка. Или нет?

— Тебе какая разница? — отмахнулся от меня он, опускаясь на корточки и глядя на немудрящий замок. — Это что-то меняет?

— Да нет, ничего.

— Ну и ладно. — Калинин засунул в замочную скважину одну из отмычек. — Подружка твоя еще не вернулась?

— Еще нет. — В этот момент Жанна как раз выскользнула из двери. — Хотя нет, уже да. Что там?

— Ничего. И никого. Причем, похоже, давно квартира нежилая стоит. Никогда бы не подумала, что в Москве такое возможно. Даже в таком районе.

Замок, скрежетнув, щелкнул.

— Говорит, что пусто внутри, — сообщил я Стасу.

— Самая дешманская, — приоткрыв дверь, стукнул по ней ногой он. — Чуть ли не фанера. Шапито, да и только. Ну ладно, пошли поглядим, что да как.

Жанна оказалась совершенно права: по пыли, которая лежала всюду, где только можно, становилось ясно, что никто тут не живет. Да и скудная меблировка говорила о том же. Стол, два стула, шкаф, помнящий еще развитой социализм, — вот и все, что мы увидели в комнате. На кухне обстановка была не богаче.

— Ну да, ну да. — Стас встал посреди комнаты и просунул большие пальцы рук под ремень, став похожим на ковбоя времен фронтира. — Вот прямо сразу становится ясно — ничего тут нет. И искать здесь тоже нечего.

— А что, на самом деле есть чего? — я подошел к шкафу и открыл дверцы. Пустота. Только три вешалки на деревянной палке болтаются. — Мне что-то неизвестно?

— Может, да, может, нет. — Калинин отодвинул меня от шкафа, чуть ли не влез в него целиком и постучал пальцами по его дальней стенке. — Хм. Ничего. Сань, а давай его отодвинем в сторонку. Ну, если не в тягость?

Отодвинули. За шкафом оказалась стена с чуть выцветшими обоями, да еще на нас со шкафа скукожившийся от времени чемодан с ремнями упал. Ему, наверное, с полвека уже стукнуло, я такие в старых комедиях видел.

— Ерунда выходит, — нахмурился полицейский. — Либо меня чуйка подвела, либо плохо ищем.

— Ты секретную дверь пытаешься отыскать? — напрямую спросил я. — Надеюсь, не ту, что ведет в Нарнию?

— Да иди ты в задницу, Смолин, — рыкнул на меня Стас. — Нашел время и место для шуточек.

Он достал из кармана пистолет и начал рукоятью простукивать стены, но, увы, звук везде был одинаков.

— Может, решим вопрос проще? — вволю налюбовавшись на деловитого оперативника, предложил я. — Пусть Жанна заглянет на территорию сопредельной квартиры, а после расскажет нам, что там есть. Если там пещера муниципального Али-Бабы — будем дальше голову ломать, где спрятан секретный проход. А если обитает обычное семейство, у которого есть телевизор, диван и чайный гриб на подоконнике, то время тратить не придется.

— Тупею, — глянул на меня Стас. — Вернее, не привык еще к этим твоим штучкам-дрючкам. Да и не надо привыкать, от лукавого они.

Жанна рассмеялась и нырнула в стену. Ну да, звучит эта фраза жутко, но если все так и есть, то что тут поделаешь?

Вот только на этот раз все произошло куда быстрее, чем в предыдущий, когда она эту квартиру осматривала. И минуты не прошло, как из стены змеей выскользнуло нечто черное, но при этом снабженное клыками и когтями, похожими на заточенные бритвы. И самое скверное то, что на пути этого существа стоял Стас.

Если бы не Жанна, которая выскочила следом, то, скорее всего, оперативнику пришлось бы очень туго. Больше скажу — не жить ему на белом свете вовсе. А мне после этого точно опять пришлось бы валить из страны, потому что доказать свою невиновность в его смерти вряд ли получилось. Вот труп, вот я, приехали вместе, у подъезда нас бабки видели — какие еще нужны доказательства? Но Жанна успела вовремя, она в последнее мгновение дернула тварь, собравшуюся полоснуть своими когтями по горлу Калинина, за плечо.

Бритвенно-острый коготь вспорол щеку полицейского, причем вошел очень глубоко, мигом брызнула кровь, запятнав и пыльный пол, и двух призраков, один из которых тут же недовольно взвыл. Не понравилось нашему гостю, что он промахнулся. Акелла хренов!

Стас тоже вскрикнул, от неожиданности и от боли, но контроля над собой не потерял, зажал рану свободной рукой и метнулся в сторону, к стене, освобождая тем самым для меня оперативный простор.

— Саш, я его не удержу! — взвизгнула Жанна, и верно — в следующий миг когти Рагулина, а это был именно он, поскольку какие-то человеческие черты лица бывшего чиновника в этой перекошенной от злобы инфернальной маске все же угадывались, одним коротким взмахом руки буквально раскроил призрачную сущность девушки на несколько составляющих, да так, что она истаяла на моих глазах. Я вообще не представлял, что такое возможно.

А еще в этот миг я испытал приступ бешенства, такой, какого давно со мной не случалось. Добро, если Жанна просто развоплотилась на время, такое с неупокоенными душами случается, особенно если они, сами того не зная, окажутся на том месте, где раньше храм стоял или сдуру на кладбище залезут, где Хозяин есть. Ну а если нет? Если эта сволочь ее сейчас в небытие отправила? Мою Жанну!

— Не сдохни раньше времени, — злобно скривившись, попросил Рагулин Стаса, безуспешно пытавшего остановить кровь. — Я тебя потом выпотрошу. Но сначала — ты!

Кривой и неестественно длинный палец указал на меня. После призрак вроде как улыбнулся, отчего по спине моей прошелся неслабый такой холодок.

— Он пришел за моими деньгами, — почти ласково проворковал бывший чиновник, чуть ссутулился и меленькими шажочками стал двигаться слева направо. — Потому он умрет быстро, хоть и болезненно. Деньги для меня значат много, но меньше, чем жизнь. А ты пришел сюда именно за ней. Кузьма, когда я его в последний раз видел, рассказал о том, что будет нас выслеживать какой-то следопыт. Думаю, ты он и есть.

— Верно. — Я тоже начал двигаться, только против часовой стрелки. Все мышцы были напряжены, я понимал, что если прозеваю тот момент, когда он на меня прыгнет, то дело может обернуться скверно. — Кстати, из твоей компании почти никого уже и не осталось. Ты, да еще парочка особо шустрых ребят пока на свободе гуляют. Но это ненадолго, скоро я и с ними повидаюсь.

— А хочешь — иди отсюда, — предложил вдруг чиновник. — Дай слово, что оставишь меня в покое и не вернешься, — и уходи. Приятеля своего забирай, пока он кровью не истек. Обещаю, я вас отпущу.

— И ты мне прямо вот так поверишь? — усмехнулся я. — На слово? Кто-кто, а ты точно знаешь цену слов. Вернее, то, что это просто воздух, который ничего не стоит без подписей и печатей.

— В той жизни — да, — лицо призрака пугающе искривилось, так вот он улыбался. — А в этой нет. Я уже понял, как тут что устроено. Тут врать себе дороже. Я вот пару раз кое-кому по привычке пообещал кое-что, да не сделал. Дорого пришлось заплатить за это.

Интересно, кому и что он обещал?

— И ты живешь по тем же правилам, — голос Рагулина все больше напоминал шипение, похожее на то, которое издает спускаемое колесо. — Верно? Так что соглашайся. Это хорошее предложение. Я же вижу, ты меня боишься. Сейчас не ты охотник, а я.

Ну, здесь у него ошибочка вышла. Ну да, с подобной степенью мутации я еще не сталкивался, чистая правда. Даже приснопамятный селянин из элеватора, которого я по просьбе Слав в свое время зачистил, и то выглядел пристойнее, а он на свете почти сотню лет протянул в призрачном обличье. Это серьезный срок для души, к тому же не самой доброй.

Может, дело в том, что, умерев, Рагулин просто-напросто принял свой истинный облик? Возможно, он таким был еще при жизни, но людская оболочка не давала окружающим увидеть его душу, то есть то, как он выглядит на самом деле?

Но я все равно его не боялся. Да, со мной нет ножа, что скверно, но это не повод опускать руки. Каким бы страшным он ни казался, как бы ни сверкали его когти и ни скалился клыками рот, это всего лишь призрак. Тень. Дух. И моя работа — загнать его туда, откуда возврата уже не будет. Даже не работа. Это моя судьба. Что же до его слов и клятв — это только болтовня, обманет он меня наверняка, как только я повернусь к нему спиной, то сразу бросится, можно даже не сомневаться. Для него слова по-прежнему только слова. Не более.

Да и не стал бы я с ним договариваться, даже если бы боялся, на то есть масса причин. Например, потому что нельзя вот такую тварь оставлять существовать на белом свете. Ни по каким законам нельзя — ни по людским, ни по нашим. Еще потому, что он часть сделки с Хозяином Кладбища. Но самое главное, эта сволочь мою Жанну на ленточки для бескозырок распустила. Вот это я ни ему, ни кому-то другому с рук не спущу никогда. У меня не так много друзей, а тех, которым я могу доверять полностью и целиком, — еще меньше. Жанне могу, несмотря даже на всю ее вздорность.

— Сань, делай что-то, — промычал от стены Калинин. — Кровь не останавливается. Надо прижечь или забинтовать.

То ли что-то такое в моем лице Рагулин прочел, то ли решил, что я на мгновение ослабил контроль над ситуацией, слушая слова приятеля, но тут он меня и атаковал. Причем, заметим, не слишком умело.

Нет, серьезно. Он и в этот раз попробовал применить тот же трюк, что и со Стасом, то есть распороть мне горло. Как видно, сильно уповал на свою когтистую лапу, верил в то, что это настоящее убероружие.

Что до меня — я просто увернулся от удара, а следом за тем цапнул его запястья, приготовился сказать что-то вроде «ну вот и все, дружок», но через пару секунд с удивлением осознал — а ничего не происходит. Я не чувствую привычных для себя токов нежизни, которые всегда ощущал в таких ситуациях. Рагулин на ощупь напоминает здоровенную рыбину, то есть склизкий и холодный, но и только.

Рывок — и вот мы снова кружим друг напротив друга, каждый по-своему: бывший чиновник злорадно скаля антрацитово-черные клыки, а я раздумывая о том, как же эту сволочь на тот свет спровадить до того, как она меня оприходует.

— Раньше было хуже, — прошепелявил мой враг. Что примечательно, чем дальше, тем неразборчивее он говорил. — Раньше я только душить мог или сердце останавливать. А теперь стало хорошо, у меня есть вот эта красота. Теперь убивать стало еще и приятно! Жаль, что только на одной руке когти появились. Но ничего, может, и на второй отрастут.

Сердце. В принципе ты прав. Сердца у тебя, конечно, нет, более того, может, и не было никогда, но вот чернота внутри, та, что свойственна таким, как ты, имеется непременно. Просто ее не видно, заполнила она тебя доверху, как вода ведро в колодце. Но я знаю, где обычно находится сосредоточение мрака в таких случаях, оно всегда неизменно.

Призрак прыгнул на меня, целясь на этот раз не в горло, а в глаза. Разумно, даже если промахнуться и не попасть в намеченную цель, то все равно получится неплохо. Такие резаки если по лицу пройдутся, то мне мало не покажется. Вон Стас до сих пор в себя прийти не может, кровью все пространство рядом с собой заляпал. Как бы он коня из-за этого не двинул.

Я снова увернулся, на этот раз чудом, перехватил когтистую лапу одной рукой, а вторую всадил ему в туловище, туда, где у человека находится живот, а у таких, как он, обитает сосредоточение мрака.

На этот раз удача оказалась на моей стороне. Бывший чиновник заорал благим матом, а после вцепился своими клыками мне в плечо. Тут завопил уже я, и от боли, и от осознания того, что опять какую-то особо забористую дрянь, которая просто так не лечится, могу подхватить. Мне прошлого раза за глаза хватило.

Но самое главное, я нащупал то, что дает ему силы жить, некий пульсирующий сгусток, который моментально обжег мне руку запредельным холодом небытия.

— Нет! — завыл Рагулин. — Не смей! Мразь! Быдло! Нет! Мне надо жить! Мне надо!

— Завали эту мразь, Саня! — негромко произнес Стас, похоже пытаясь подняться. — Я помогу… Сейчас…

Я, напрягая все силы, рванул на себя ледяной комок, ощущая, как обрываются незримые мышцы, крепящие его с призрачным телом Рагулина.

Крик, который издал противник, на секунду меня просто-таки оглушил, но тут же стих, сменившись сначала тихим воем, а после и вовсе тишиной.

— Морана, эта жертва тебе, — тихонько пробормотал себе под нос я. Душонка, конечно, сильно так себе, но лучше маленькая рыбка, чем большой таракан. Хотя ерунду спорол. Именно таракана я к богине сейчас и отправил.

Черное тело бывшего чиновника подсветилось изнутри десятками светлых лучей, прямо как в каком-нибудь голливудском фильме, а после разлетелось на сотню мелких черных хлопьев, которые превратились в ничто, даже не долетев до пола. В тот же миг и сердце призрака истаяло в моей руке.

— Не надо тебе жить, — выдохнул я, вытирая закостеневшую от холода ладонь о джинсы. — Вам всем не надо, а тебе особенно.

— Страшный, что капец, — сообщил мне Стас, снова сползая по стене на пол и марая ее при этом кровью. — Если ты все время эдакую срань видишь, то понятно, отчего такой нервный. Сань, что-то мне хреново. Аптечку из машины принеси, а? Там перекись, бинты. Крепко он мне рожу распластал.

Ну да, чем дальше, тем невнятнее становилась его речь. Видно, до того на внутренних резервах организма все работало, а теперь все, отпустило Стаса.

Надо же. Выходит, под конец и он стал Рагулина видеть? Интересно, а вот как так? В чем причина? Потому что тот его подрезал или, к примеру, потому что эта сволочь настолько переродилась, что стала частью тварного мира?

Или просто Стас потихоньку приближается к финишу? Крови и правда до фига из него вытекло. Хотя все относительно. В человеке в среднем пять литров крови, а тут, пожалуй, и одного не будет.

— Саша! — в комнату со стороны балкона ворвалась Жанна. — Жив?! Уф! Чуть ежа не родила против шерсти, пока сюда мчалась! Не поверишь, меня невесть куда забросило, аж на «Савеловскую». Вот как он так смог?

— Хорошо, что вообще цела, — облегченно выдохнул я. — Думал, уж все, останусь я один на один с Родькой. Так, давай за Стасом присмотри, пока я в машину сбегаю за аптечкой.

— Держи, — Калинин протянул мне ключи. — В багажнике лежит.

— Да как я за ним присмотрю? — озадачилась Жанна.

— Не знаю, — сказал я, направившись к выходу. — Мое дело — сказать, а там сама думай.

В результате все обошлось. Кровь остановилась, уж не знаю, что именно тому поспособствовало — естественные причины, матюки Стаса, помноженные на чудодейственные свойства перекиси водорода, или же то, что Рагулин окончательно покинул мир. Какой-то из вариантов точно верный, но какой именно — понятия не имею. Да и выяснять не собираюсь.

— Крепко он меня? — спросил Калинин, причем, что интересно, похоже, не у меня, а у Жанны, поскольку смотрел он в пустоту. — Шрам небось через полрожи протянется?

— Ты и так не красавец, — ответила ему девушка. — Как есть орангутанг. Так что хуже, чем есть, не станет.

— Чего ответила? — уточнил у меня Стас.

— Сказала, что до свадьбы заживет, — решил я не добивать оперативника. — Ну и то, что женщинам нравятся мужчины со шрамами. Это им добавляет шарма и таинственности.

— Саш, иногда мне очень хочется дать тебе пинка, — заявила девушка. — Прямо сильно.

— Я твой должник, Жанна, — сообщил все той же пустоте Калинин. — Это же ты ему не дала мне глотку вскрыть. Сам бы я не увернулся, не успел.

— Отработаешь, — величественно заявила девушка. — Саш, так вам дверь в ту квартиру открывать или нет? Я догадываюсь, где там что. Видела как-то такую же штуку. Ну, когда еще живой была.

— По поводу шрама не переживай, — сказал я Стасу. — Есть у меня одно средство, как раз под такие вещи заточенное. После ко мне рванем, я тебя починю. И еще одну настойку дам, она для восстановления крови самое то. Ты другое скажи, квартиру смотреть станем? Ну, ту, вторую? Или поехали уже?

— Куда поехали? — вскинулся было оперативник, но тут же оперся о стену, как видно ноги его не очень хорошо держали. — Станем! Сейчас маленько в себя приду, и пойдем в тот подъезд дверь вскрывать.

Жанна усмехнулась и покинула помещение, направившись туда, где раньше обитал Рагулин, а уже через пару минут в стене сначала что-то зажужжало, а после ее часть выехала вперед, открывая проход, ведущий в соседнюю квартиру.

А богатое прошлое все же было у моей помогайки. Где она такое видела, а?

— Вот почему я ее сразу не нашел, — заметил Стас. — А Витя, похоже, допетрил, что да как, вот его упырь этот и уработал. Дверь — вся стена. Смотри, Сань, даже с обоями от потолка до пола и на полную полосу, чтобы они не обозначили, где проем. Продуманный был, ничего не скажешь. Ладно, пошли глянем на вражье логово. Блин, как же щека болит!

Нельзя сказать, чтобы квартира по ту сторону стены сильно отличалась от той, в которой развернулась драка и которую Калинин обильно покропил своей кровью. Разве что мебели было немного больше, да бытовая техника имелась. Ну и в шкафу одежда висела. Кстати, шкаф тоже являлся частью двери, он сдвигался вместе со стеной. Не знаю, кто Рагулину монтировал эту всю красоту и во сколько она ему обошлась, но уважение данный механизм вызывал немалое.

— Лихо, — пробормотал Стас, который, похоже, тоже проникся сим творением человеческого разума. — Так, что у нас здесь?

Он профессионально ловко обшарил небольшой секретер, обнаружив там несколько паспортов с обложками разных цветов, но с одной и той же фотографией, на которой красовался Рагулин, пяток пластиковых карт, пачку банкнот по двести евро в банковской упаковке, стопку пятитысячных купюр, небрежно перетянутую резинкой, и небольшой пистолет с инкрустированной перламутром рукоятью, а также запасной обоймой. Все это он свалил грудой на стол, после на него же оперся и недовольно нахмурился.

— Это все не то, — сообщил он то ли мне, то ли Жанне, то ли вообще сам себе. — Где же он? Не может быть, чтобы его не было.

— Ты про сейф? — уточнил я. — Или про что-то другое?

— Про что-то другое, — потрогав щеку, прогундосил оперативник. — Сейф — сериальные сказки для домохозяек. Где-то должен быть тайник.

Он еще раз обошел комнату, после отправился на кухню. Я с ним не пошел, уселся за стол и взял в руки пистолет. Красивая игрушка, ничего не скажешь. Вальтер, однако, об этом свидетельствовала изящно изогнутая надпись, расположенная прямо на стволе. Модель РР.

Выпросить себе его, что ли? Вряд ли на этом стволе какие грехи числятся, Рагулин такую улику у себя держать не стал бы. Он был чистодел.

— Сань, — раздался голос полицейского. — Сюда иди. Я в ванной.

Как водится в хрущевках, санузел тут был совмещенный, потому достаточно просторный. Ну, условно, конечно. Наверное, именно поэтому бывший чиновник именно тут и устроил свой тайник, в наличии которого не сомневался Калинин.

— Я подумал, откуда тут вытяжке быть, — с довольным видом пояснил он. — Мне эти дома хорошо известны, неоткуда ей взяться. А она есть. Ну и еще душевая кабина меня смутила, обычно в хрущевках ванны ставят, в них хочешь мойся, хочешь стирай. Простучал, поддел — и нате, получите. Красота, а?

Красота как она есть. Ну а как еще назовешь пространство от пола до потолка, битком набитое пачками денег?

— Это сколько же тут? — охнула Жанна.

— Вот как-то так, — Стас по-хозяйски похлопал штабель из купюр ладонью. — Ну, Сань, какие у тебя мысли на этот счет?

Глава 11

— Дрыхнет, — сообщил мне Родька, вернувшись из комнаты. — Без задних ног. Хозяин, а точно надо было его оставлять тут, у нас? У него что, своего дома нету?

— Есть, — я отпил чаю и хрустнул сушкой. — Блин, каменные, зубы сломать можно.

— Какие есть, — проворчал слуга. — Ты когда в последний раз в магазин ходил? Вот то-то и оно. Скажи спасибо, что такие есть.

— Опять у кого-то из соседей спер, — констатировала Жанна. — Да? Кто у нас воришка? Родька у нас воришка!

— Мне хозяина кормить надо! — подбоченился мохнатик. — Так что не тебе меня судить! Я ж не свежатинку заимствую или там сыр французский вонючий. Я…

— Завтра схожу в магазин, — прервал я его речь, кладя сушку на стол. — Не дело по чужим квартирам лазать. И неправильно, и для меня лично немного унизительно. Что, у нас денег на еду нет, что ли?

— Деньги есть, — подтвердила Жанна. — А могло быть еще больше, чем сейчас. Намного! Столько, что на них остров можно было купить где-нибудь на Сейшелах или Мальдивах. Свой! Личный! С вот таким домом, гидропланом, яхтой и народонаселением. Никаких кладбищ, никаких придурков, которые тебя так и норовят убить, никаких нервов. Только солнце, море, пальмы и апероль.

— Мне не нравится апероль.

— Ну, виски со льдом, — отмахнулась девушка. — Или «дайкири». Какая разница? Саш, судьба дала тебе шанс, а ты его упустил.

— Может быть, — согласился я. — Но отчего-то у меня на душе сейчас спокойно. Да и прав Стас, сильно большие деньги не для таких, как я или он. Тут подходящий склад характера и ума нужен, понимаешь?

— Не жили богато, нечего и начинать, — неожиданно поддержал меня Родька.

Я, если честно, ожидал что он, узнав о случившемся, устроит форменную истерику, поскольку скаредность в его натуре занимала не последнее место. Но нет, он воспринял мое решение как единственно верное и даже не ворчал себе под нос что-то вроде «эхма, все прахом пошло».

Там, в квартире Рагулина, я Стасу на его вопрос о том, что нам делать, сразу ответить не смог. Сама груда денег меня ни разу не удивила, подобную картину я созерцал, и не раз. Я и поболе видал. Как-то через наше отделение проводили одну сделку, довольно мутную, так наличку для нее в трех броневиках доставили, половина персонала кассирам с пересчетом помогала, упаковочных лент даже на треть суммы не хватило, и одна из двух машинок отказала ближе к финалу действа. Короче, не действует на меня очарование больших денег, я их воспринимаю просто как бумагу. Полезную, нужную, но бумагу. Профессиональная деформация.

Но я на самом деле не знал, как ответить на вопрос полицейского.

— Мне они не нужны, — в конце концов сказал я. — Знаю, что звучит подобная фраза по-идиотски, но уж как есть. Дело не в том, что это деньги грязные или что они могут создать нам какие-то проблемы, это все ерунда. И не знает про них никто, и не пахнут они… Вернее, пахнут, конечно, но ты понял, о чем я. Просто мне столько не надо. У меня фантазии на них не хватит.

— Та же фигня. — Стас подпер плечом стену. — Мы с тобой ущербные товарищи, Саня. Как сказала бы одна моя бывшая, у нас зашоренный взгляд на мир. Я вот как ни прикидываю, то выходит, что мне, как тому Шуре Балаганову, для счастья надо денег всего ничего. Казалось бы, вон бабла сколько, бери, бросай работу и кайфуй. А на деле если так поступить, то я, скорее всего, сопьюсь в ударные сроки и лет через десять, самое большее, сдохну от цирроза печени. Потому что меня без работы нет. Мне без нее жить неинтересно. Вот ругаюсь иногда, ору, что уволюсь, а сам боюсь ее потерять. И деньги хочу получать те, которые мне в руки моими же трудами пришли. Я сейчас не про зарплату, если ты не понял, а о кое-чем другом.

— Понял, как не понять, — ухмыльнулся я. — Зарплата в твоем случае это приятный ежемесячный бонус к основному источнику дохода.

— Держи, — Стас взял с самого верха три пачки купюр в банковских упаковках и протянул их мне. — Себе возьму столько же. Это в самый раз. На большую глупость не хватит, а на десяток маленьких запросто.

— Вот так в самый раз, — я цапнул еще две пачки. — Мне надо в деревне кое-какие ремонтные работы провести, интернет триколоровский подтянуть, а это, знаешь ли, стоит. Опять же, родителям на дачу кое-что прикупить нужно.

— Родители — святое, — согласился со мной Калинин.

— А остальное?

— Можешь смеяться, но я сдам эти деньги государству.

— Два идиота! — охнула Жанна, приложив руки к щекам. — Капец!

— Хороший ход, — помолчав, произнес я. — После него, особенно если к делу подтянуть Маринку, тебя ни один ОСБ не тронет еще года два, если не больше. Да и по службе могут двинуть вверх. Правда, тут ведь палка о двух концах, может, Маринка и ни к чему. Ты деньги сдашь, про это напишут, а потом люди в больших кабинетах тебя терзать станут на предмет того, сколько ты из этой заначки себе в карман положил, прежде чем о ней сообщил. Плюс деньги-то реально грязные, я досье этого черта хорошо изучил. Хрен знает, каким боком такая реклама тебе выйти может, короче. Система не любит, когда ее грязное белье на свет выволакивают.

— Ты меня совсем за дурака не считай, пожалуйста, — попросил меня Калинин. — Ты всерьез думаешь, что я прямо завтра к шефу побегу со словами «Михалыч, глянь чего я нашел!»? Тут надо все хорошо обдумать, подложиться бумагами в виде агентурных сообщений, придумать, с какого хрена меня в эту квартиру вообще занесло. А про Рагулина твоего на самом деле упоминать не стоит, вреда от этого будет куда больше, чем пользы. Вряд ли он только на свой карман работал, наверняка с кем-то делился. Если бы это было не так, его бы «приняли» куда раньше. Короче, думать надо. Да и земля это чужая, за лишнюю шумиху на ней потом братья по оружию спросить могут. Ладно, если с меня, так ведь нет, с шефа моего. А вот он уже меня раком поставит. Михалыч может.

— И кровь надо замыть, — напомнил я ему. — В той, другой квартире.

— Замою. — Стас закрыл шахту воздуховода панелью, скрывая от меня денежное изобилие. — Говорю же — не дурак. А может, вообще про вторую хату промолчу. Если шеф захоронку без журналистов и конторских изымать станет, что вполне вероятно, то никто тут по сантиметру ничего изучать не будет и лаз на ту сторону не найдет. А я после там дверь поменяю, и появится у меня вневедомственная конспиративная квартирка, о которой никто не знает. Поверь, вот это на самом деле ценность! Тут и с агентурой можно встречаться, и отлежаться, если что. Ну, помнишь, как тогда, весной?

Он потом еще что-то говорил, но я его особо не слушал, прислушиваясь к себе. Нет-нет, я не о совести и чем-то таком. Это все побасенки, свойственные прекрасной эпохе всеобщего гуманизма, той, которой никогда не было и никогда не будет. Речь идет об интуиции, и она мне говорила, что поступил я абсолютно верно. Надо только еще один момент не забыть с моим приятелем проговорить.

— Да, Стас, — я поддержал полицейского, который в этот момент пошатнулся и чуть не упал. Кровопотеря все же давала себя знать. Вон он и бледный весь. — Надеюсь, мое имя вообще нигде и никак не будет фигурировать? Особенно в бумагах?

— Не будет, — пообещал он, оседая на стул. — Даже не переживай. Тебя тут никогда не было.

Калинин разделил на две части сначала пачку рублей, так и лежавшую на столе, затем то же самое проделал с евро, смешал их, а после подвинул ко мне одну из получившихся денежных стопок. Затем взял в руки пистолет и ловко выщелкнул из него обойму.

— Забавная штучка, — глянув на патроны с тупыми медными головками, сообщил мне он. — Не кольт, конечно, но пугануть кого-то со слабой психикой или в спину пальнуть — самое оно. Нравится?

— Да, — не стал скрывать я.

— Так бери, — он вставил обойму в рукоять, а после протянул пистолет мне. — Только особо им не свети, мало ли что? Да и вообще, ты, Сань, запомни: пистолет, если его постоянно таскать с собой, рано или поздно выстрелит. Человек так устроен, что если у него есть оружие, то он подсознательно ждет момента, чтобы его пустить в ход, и тогда у нас с тобой счет пойдет уже совсем другой. Потому убери эту пукалку куда-нибудь подальше, так, чтобы она у тебя, если что, проканала за фол последней надежды. А еще лучше на дачу отвези. Пошел в лес, пострелял по банкам, получил удовольствие от процесса — и на этом все.

Речь его становилась все менее и менее внятной, плюс он то и дело сплевывал кровь в платок, потому задерживаться в квартире мы не стали. Тем более что время стремительно катилось к вечеру и дорожным пробкам, которые являются его вечным спутником. Стас наотрез отказался вызывать такси и уселся за руль своего БМВ, заставив меня провести следующий час в жутком нервном напряжении. Я ежеминутно ждал того, что он вот-вот потеряет сознание, но обошлось без этого.

Дома я сначала дал ему кровевосстанавливающего зелья, которое я сварил в свое время одним из самых первых в силу того, что оно в рецептуре несложное и делается быстро, а после пустил в ход то же снадобье, которым не так давно себя самого врачевал, убивающее почти любую заразу и заживляющее раны. Стас долго шипел от боли, называл меня зверюгой и садистом, а после заснул прямо за столом. Он мужик, конечно, крепкий, но ресурсы организма не бесконечны. К тому же в состав первого зелья, которое я ему дал, входят душица и таволга, которые и в обычной народной медицине используются как снотворные средства.

— Саш, а ты ему веришь? — спросила у меня Жанна и мотнула головой, указывая в сторону комнаты, где похрапывал мой гость. — Вот он возьмет да и заберет все себе. Да еще над тобой и посмеется.

— Если ему это нужно — пусть, — равнодушно произнес я. — А что до веры… Он мог меня положить прямо там, возможность такая у него была, и не одна. Хоть из своего табельного, хоть вон из вальтера.

Я толкнул рукой пакет, в котором лежали деньги и пистолет. Смешно сказать — при всем том богатстве, которое хранилось в квартире, я с очень большим трудом нашел в ней один-единственный пакет, к тому же еще и дырявый. Что до Стаса — он тоже был недоволен тем, что в шкафу висели исключительно дорогие сорочки и не обнаружилось ни единой футболки.

— Тебя не так легко убить, — фыркнул Родька. — Ты чего, хозяин?

— Глупости говоришь, — отмахнулся я. — Пуля в голову — и до свидания. После снова туда приехать ночью, вывезти тело за город и утопить в каком-нибудь пруду, где меня никто никогда не найдет. Для человека с его опытом и хваткой такой трюк вообще не проблема. Но он этого не сделал.

— Он боялся меня, — заявила Жанна. — Возможно, дело в этом. Он знал, что я рядом и ему этого не прощу.

— Возможно, — согласился с ней я. — Но, значит, он и после ничего такого не предпримет. И еще одно… Может, это и наивно, но я ему верю. Наверное, потому что Стас чуть ли не единственный человек из моего окружения, который не скрывает того, что он всегда поступает так, как выгодно ему. Он не устраивает шоу под названием «все только для тебя, Саша, а мой интерес, он так, попутно», а идет к своей цели кратчайшим путем.

— Но про участкового он ведь тебе сразу не рассказал? — заметила девушка. — Хотя и мог. А ведь эта информация весь расклад меняла.

Что да, то да. Просто, когда мы ехали ко мне, Стас объяснил, с чего именно он вообще решил, что в квартире чиновника есть тайник с деньгами. Оказывается, один его знакомец с полгода назад рассказал о смерти своего приятеля, работавшего участковым как раз на той территории, где находилось тайное логово Рагулина. Причем был этот участковый мужиком совсем еще нестарым и довольно крепким, то есть к скоропостижной смерти не склонным. А попутно знакомец Стаса поведал, что его покойный друг незадолго до кончины жаловался на то, что пустых квартир на его земле осталось хрен да маленько, из-за этого доходы стремительно падают. Не секрет, что некоторые участковые поправляют свое благосостояние тем, что сдают в аренду квартиры, те, что принадлежат людям, отбывающим наказание в местах не столь отдаленных, или пустующие по каким-то иным причинам. В том числе рассказал и об однушке, в которой вообще никто не задерживается, ссылаясь на какую-то чертовщину, которая там творится по ночам, упомянув попутно, что именно там нашли Витю Стрижа. Стас тогда значения данным словам не придал, зато теперь этот факт скрепил все остальные данные во вполне жизнеспособную версию происходящего, как цемент. Но мне про это рассказывать не стал, как видно опасаясь, что я не соглашусь туда рвануть прямо сейчас.

И не зря. Я бы точно настоял на том, чтобы мы заехали ко мне на предмет подготовки для визита в нехорошую квартирку. Факты-то и вправду говорящие о многом, и в первую очередь о том, что туда с голыми руками соваться не след.

Борсетку себе купить, что ли? Ту, что напоясная. Так-то она, конечно, стремная, я при виде данного аксессуара сразу вспоминаю весельчака Алибека, который каждое лето около нашего магазина арбузами торгует, но ведь и делать что-то надо, я уже не в первый раз на эти грабли наступаю. Лето кончится нескоро, сто одежек на себя натягивать и в них преть я не желаю, а сюрпризы, как показывает практика, поджидают почти на каждом шагу.

Хотя нет. Лучше с голыми руками ходить стану, чем с этой ерундой. Самолюбие дороже.

А вообще, может, меня сглазил кто? Бабка Дара, например. Или белобрысая Василиса. Она хоть и не дура, но все же молодая совсем, а значит, тщеславная. А тут бац, и какой-то ведьмак берет и ей не восхищается!

В результате я решил, что утро вечера мудренее, уселся в кресло и сам не заметил, как заснул. Вернее, провалился в темноту. Знакомо так. Можно сказать, уже привычно.

— Здравствуй, ведьмак, — холодно поприветствовала меня Морана, пред ясными очами которой я предстал сразу же после того, как миновал липкие объятия серости, отделяющей мой мир от этого, находящегося невесть где. Или невесть когда.

— И вам мое почтение, — откликнулся я, озираясь. — Чем вам опять не угодил?

— Отчего же ты так решил? Может, напротив, за другим тебя призвала. Может, похвалить желаю?

— Вот уж сомневаюсь, — хмыкнул я. — Вы в таких случаях смотрите по-другому. И в голосе у вас льдинки не звенят.

— Льда в моем голосе всегда хватало. Или не знаешь, как меня прозвали твои пращуры? Морана-Зима. Морана Студеная. Морана Полуночница. Мое время — темнота. Моя свита — метели да морозы. Мой знак — зимний крест.

— Какой крест? — переспросил я.

— Вот этот, — богиня встала с пня-трона, на котором по обыкновению своему восседала, подошла ко мне и пальцем начертала в воздухе две скрещенные линии, каждая из которых на окончании своем была перечеркнута еще одной короткой линией. — Мой знак — конечность всего сущего. Ни одна из этих черт не продлится дальше, ведьмак, я остановила их. Заморозила, если тебе понятнее будет. А жизнь людская и есть прямая черта.

— И время вы тоже заморозить можете? — наивно хлопнув ресницами, поинтересовался у нее я. — Оно ведь тоже по прямой идет.

— Время тот враг, которого не победить никому. — Морана снова уселась на пень. — Ни тебе, ни мне, ни Роду. Ни даже тем, кто пришел нам на смену. Оно раньше или позже перемелет в труху всё и всех.

— Это да. Так чем вы недовольны, богиня? Что я опять сделал не так?

— Скажи, ведьмак, зачем ты мне такие души в жертву приносишь? — как-то даже жалобно осведомилась у меня богиня. — Ты где вообще таких лихоимцев находишь? Ну ведь один другого паскуднее! Последнего же вовсе в старые времена конями бы раздернули, столько за ним разного всякого водится.

— Какие есть, — для приличия изобразил небольшое возмущение я. — Чем богаты, тем и рады. Ну и потом, нравы изрядно подпортились за последние пару тысяч лет. Народ грешил всегда, думаю, и в ваше время всяких стервецов хватало, но раньше они этого как-то стеснялись. Людская молва, честь рода, то-се… А теперь более зазорно не грешить. Не поймет тебя общество в этом случае, за малахольного сочтет. Если ты слишком чистенький, то в тебя либо грязью кинут, чтобы от остальных не отличался, либо заподозрят в таких злодеяниях, которые лежат за гранью разумного.

— Славно же вы живете! — делано рассмеялась богиня. — На зависть всем.

— Привыкли, — пожал плечами я. — Нравственность штука такая, она под общество подлаживается. Вчера какие-то вещи в глазах людей выглядели неказисто, а потом глядь, устои сменились, и это уже нормально. И чем дальше, тем меньше запретов существует.

— А если завтра вы друг друга есть начнете? — сверкнула глазами богиня. — Как тогда?

— Если пиарщики будут грамотные, то и такое возможно, — заверил ее я. — А что? Ну, у нас-то такой фокус вряд ли пройдет, конечно, но на Западе — запросто. Они любую хренотень, которая нормальным людям бредом кажется, обожают в жизнь претворять.

— Где? — уточнила Морана.

— В Тридевятом царстве, — пояснил я. — За Большой лужей. Там сначала придумают термин, какой-нибудь «каннибалопозитив», после снимут пару сериалов о том, как это здорово, следом цикл телепередач сварганят, из которых будет ясно, что дикие племена, которые до сих пор подобным промышляют, замечательно долго живут. Дескать, именно в мясе людском секрет долголетия и панацея от всех хворей. Все, база подведена, можно растаскивать ее по белусвету при помощи агрессивного пиара. Ну и еще из истории вытащат примеры о том, как в древности воины разных стран и народов печень вырезали у врагов и ее сырой трескали. Мол, они же знали, что делали, они были мудрее нас? Так что это нормально, потому что традиция. Ну, кому еще кусочек ляжки тети Джейн на тарелку положить?

— Я не все слова поняла, но мне впервые за то время, которое прошло с пробуждения, не хочется покидать Навь, — без тени шутки сказала богиня. — Даже теперь, когда Полоз вьет свои кольца совсем рядом со мной.

— Сам не всегда от всего в восторге, — заверил я ее. — Но хорошее в нашем мире тоже есть. Нет, серьезно. Например…

— Мне все равно. — Морана вытянула руку, показывая мне на туманы по ту сторону Смородины. — Скажи, ведьмак, ты не знаешь, что так обеспокоило Полоза? На днях я слышала его шипение, он был чем-то разъярен. Мало того, тогда же он уполз куда-то в сторону курганов и с тех пор ни разу не объявился.

О как. На днях, значит. Сдается мне, я догадываюсь, в чем тут дело. Не наш ли договор с Хранителем Кладов так рассердил реликтовое пресмыкающееся? Если да — плохо. Это может повлиять на мои планы. Вернее, на наши совместные со Швецовым планы. Мне по-прежнему больше хочется мандрагыр искать, чем друг другу глотки резать.

— Да откуда же? — тем не менее немедленно соврал я богине. — Он мне не докладывается. И очень хорошо, что все обстоит именно так. Подозреваю, что если мы с ним встретимся, то вы тут останетесь без собеседника в моем лице.

— Найди его слугу, — потребовала Морана. — Думаю, с ним его гнев связан. Если он ему так дорог, стало быть, непременно его надо убить!

— Я вам в прошлый раз говорил и сейчас скажу — не убивают у нас там сейчас так просто, как в ваше время. Нельзя просто взять и зарезать человека, просто потому что тебя об этом попросили.

— Ты же сам только что рассказывал мне, как изменились людские понятия о добре и зле, — прокурорским тоном заявила богиня. — Дескать, черное теперь белое и наоборот. Так в чем же дело?

— Вообще-то я о морали речь вел. Души — да, у многих исковерканы невероятно, люди сами не понимают, какую дичь говорят и творят, при этом считая свое поведение нормальным. Иногда вообще возникает ощущение, что все психически здоровые люди в сумасшедшем доме сидят. Вроде как это не мы их изолировали, а это они сами от нас спрятались за желтыми стенами. Но убивать просто так все же пока не начали. Нет, иногда встречаются профессиональные убийцы, но нечасто. Да и со мной вам не повезло, я не из их числа. Тем более что мне вообще убивать не нравится как таковое, я потом сплю плохо.

— Найми того, кому нравится, — предложила Морана. — Отсыпь этому человеку серебра не скупясь или даже злата, пусть он сделает то, что тебе не по нраву.

И ведь не придерешься, логика в ее предложении присутствует.

— Подумаю, — пообещал я. — Хотя по нашим законам и это тоже преследуется.

Надеюсь, она не станет меня сюда ежедневно вытаскивать, чтобы заслушать доклад о проделанной работе. И вообще, найти бы способ самому отсюда сваливать тогда, когда мне этого хочется. А то, боюсь, получу все-таки как-нибудь билет в один конец. Те еще были ощущения тогда, когда меня подстрелили и я сюда провалился. Жуть, да и только. И это ведь я толком испугаться даже не успел, очень уж быстро все произошло.

— Все, что не так, меня беспокоит, — пояснила богиня, глядя на ту сторону реки. — Когда змей ползал там, то это было привычно и знакомо. Если бы ты знал, ведьмак, сколько раз он пытался убить меня тогда, когда мы правили этим миром. И чужими руками, и сам. Как-то раз даже почти преуспел. Я тогда по просьбе сестрицы ее сына Леля с этих серых равнин вытаскивала, его в очередной раз какие-то селяне дрекольем забили за обесчещенную девку. Так вот, Полоз меня тут прихватил. Выждал момент, кольцами обвил и давай душить. А Навь — это не Явь и не Правь, будь ты хоть трижды бог, но если тут умереть, то можно навсегда среди холмов остаться. Да и время наше было уже на исходе, только мы этого еще не ведали. Но могли бы смекнуть, могли. И от свойственников с Севера к тому времени вестей давно не доносилось, и другие знамения являлись, только мы все одно что слепые были. А Полоз — он смекнул уже, что к чему, вот и осмелел, возгря зеленая.

— И как вам вырваться удалось? — заинтересовался я.

— Разорвала его, как веревку, — равнодушно ответила Морана. — Это сейчас я слаба настолько, что вынуждена со смертными разговоры вести и просить их о чем-то вместо того, чтобы просто приказывать. А тогда этот мир был наш — мой и моей родни. А Полоз лишь прислуживал время от времени моему брату, не более того.

Веселые были времена. Хорошо, что я живу сейчас, а не тогда. А еще сдается мне, моим дальним пращурам с такими вот небесными владыками жилось не так весело, как это изображается нынче в книгах и фильмах. Интонации, прозвучавшие при словах «вынуждена со смертными разговоры вести», очень красноречиво о том свидетельствуют.

Хотя фиг знает. Да и вообще, чтобы оценить, каким именно было то или иное время, надо в нем родиться и жить. Вот тогда ты будешь объективен. Да и то лишь частично, исключительно в рамках того социального слоя, в котором тебе повезло появиться на свет. А все позднейшие рассуждения на тему «как оно тогда было» — это лишь перепевы рассказов победителей. Почему победителей? Потому что именно они всегда пишут историю, ту, которую им приятно слышать. Ну а спустя два-три поколения ее уже и оспаривать никто не станет. Некому это делать. Да и незачем. Уже оно есть как есть, чего мудрить?

— Одно плохо — так просто эту мерзость не убьешь, — печально добавила Морана. — Полоз, видишь ли, в свое время сумел сдружиться с Китоврасом, да так, что тот упросил Живу позволить змеюке бессовестной окунуться в заповедный источник, тот, который может даже давно мертвое живым обернуть. Ну а живому такие силы придать, что поди его потом прибей. Я вот не смогла. Хотя сама виновата. Надо было брата побеспокоить, чтобы он его молоньями, значит…

Надо было. И я бы теперь голову себе не ломал — вторник остался в силе или нет? И если поездка все же состоится, то не надо ли мне ожидать выстрела в спину? В лесу такие вещи сейчас делать очень удобно. По нему сейчас никто еще не шастает, потому что грибов пока нет, ягод тоже, зато клещей полным-полно.

Впрочем, у меня есть Жанна, вот она и будет мне спину прикрывать. Авось обойдется. Ну или я успею выстрелить первым.

— А что с источником тем стало? — заинтересовался я. — Который мертвое живым делает?

— Не знаю, — богиня откинулась на спинку пня-трона. — Пересох, наверное. Или обычным родником стал, каких без числа на наших землях водится. Жива всегда была слабенькой, ей надо, чтобы все в ладу да мире жили, а если наоборот, то она слабела, хворала и плакала без меры.

— Странное поведение для богини, — удивился я.

— Ну уж какое есть, — усмехнулась Морана. — Она ушла в Навь одной из первых и с радостью стала туманом. Сама, доброй волей. Ей проще не быть вовсе, чем смотреть, как рушится все, что она и ее родня пестовали с того времени, как Род создал мир. Я — нет. Я, если надо, буду начинать снова и снова, но не сдамся. А она не такая. Ты запомни эти мои слова, ведьмак. Запомни хорошенько.

— Запомню, — пообещал я. — А вот еще…

Задать очередной вопрос я не успел, на той стороне реки что-то гулко бумкнуло, туман дернулся, так, словно он был плотный, что твое колесо, и его кто-то со всей дури пнул. Лицо Мораны посерьезнело, она соскочила с пня, подбежала ко мне и со всего маху хлопнула ладонью по лбу.

В глазах крутнулись стекляшки из калейдоскопа, а в следующий момент я ощутил, как меня кто-то трясет за плечо.

— Сань, да проснись ты уже, — ворвался в сознание голос Стаса. — Елки-палки, водой тебя обливать, что ли?

— Не надо, — проворчал я. — Все, уже не сплю.

— Мужик, ты крут, — сообщил мне оперативник и ткнул пальцем в щеку, на которой остался еле заметный шрамик. Да и тот можно разглядеть только тогда, если о нем знаешь. — Скажи, а это любую…

— Разовая акция, — даже не стал дослушивать его вопрос я. — Частить не стоит. Объяснять почему, не буду, просто поверь.

— Хорошо, — согласился он. — Ладно, я погнал. Спасибо тебе еще раз. И за щеку, и за… Понимание, скажем так.

— Да не за что. Но если чего — я вчера весь день был дома. И свидетели найдутся в случае необходимости.

— Само собой, — согласился Стас. — Это в наших общих интересах. Да, вот еще что. Ты если со стволом на улицу станешь выходить, не забывай бумажку писать. Мол, я, такой-то, нашел это оружие на газоне и сразу, как образцовый гражданин, понес его в полицию сдавать. Подпись. И самое главное, дата всегда должна быть текущая. Это не панацея, но при хорошем адвокате можно будет выкрутиться.

— Ну, это вопрос спорный, — усомнилась Жанна. — Если сильно кому-то серьезному дорогу перейти, то и без пистолета могут тебя отправить ватники шить.

— Потому лучше ты его с собой вообще не таскай, — почти в тон с ней завершил свой совет Калинин, пожал мне руку и направился к выходу.

— Вот у нас был случай… — завела было свою любимую песню о мире относительно высокой моды Жанна, но мне это сейчас было совершенно не нужно.

— Это все очень интересно, но скажи мне, ты что тут делаешь?

— Не поняла?

— И я не понял. Ты почему тут, а не в поместье Носова? Или ты уже туда смоталась и обратно вернулась?

— Упс, — хлопнула ресницами Жанна и метнулась в сторону балкона.

— Кругом бардак, — глянув ей вслед, вздохнул я, взял со стола заголосивший в этот момент смартфон и глянул на экран. — Тьфу! А тебе-то что от меня надо в такую рань?

Глава 12

— Здорово, — деловито поприветствовал меня Нифонтов, что-то с хрустом жуя. — Дрыхнешь?

— Уже нет, — без особой радости в голосе откликнулся я. — Коль, сегодня суббота. Ты чего не отдыхаешь?

— Работу работаю, — охотно ответил мне оперативник и вдруг заорал так, что у меня аж в ушах зазвенело: — Аникушка, куда? Оставь колбасу, говорю! Не имеешь права! Не хочу я твои сушки есть!

— Ты там с кем общаешься? — чуть опешил я.

— Да наш домовой за ЗОЖ топит, — пояснил Николай. — Чуть зазеваешься, и он вредную, но вкусную еду уже куда-то спрятал, а вместо нее тебе сушек приволок. Причем таких, которые еще во времена царя Николая были изготовлены, и не факт, что Второго. Я вот на тебя отвлекся, так он у меня сейчас полкольца краковской колбасы подрезал. Завтрак мой законный, на кровные деньги купленный!

— Ну, это нормально, — успокоил его я. — Мой слуга не лучше. С той, правда, разницей, что ваш еду прячет, а мой ее жрет как не в себя. Вроде только-только холодильник загрузил по самое не хочу, открываешь его через день, чтобы по кайфу кишкануться, а там пустота, одна петрушка лежит.

— Напраслину на меня взводишь, хозяин, — обидчиво проныл Родька. — Не было такого. Просто снедь нынче не та стала, что раньше, подолгу не храниться. Обернуться не успеешь, а она уже подванивать начала. Что остается делать? Только есть. Не выбрасывать же? И грех это, и деньги за нее плачены.

— Великомученики мы, — сообщил мне тем временем Нифонтов. — Не скажу, что нас пора канонизировать, но в целом поднять эту тему со временем будет можно.

— Так что случилось? — решил не длить я дискуссию о домовых, еде и причислении нас к лику святых. — Чего звонишь?

— Появилась кое-какая информация по вчерашнему фигуранту. Тому, который при жизни любил пить вино и есть сациви. Знаешь, все оказалось не так и сложно. Я бы сказал, даже где-то просто.

— Так рассказывай! — потребовал я.

— А давай начнем с тебя? — предложил мне Николай. — Например, мне очень интересно знать, что вы вчера с Калининым на пару учудили?

— Ничего особенного. Привели к финишу призрак Рагулина, того, который бывший чиновник. Кстати, можешь его из списка вычеркнуть.

— И опять молчком, — с почти искренней грустью в голосе произнес сотрудник отдела. — Ну вот как с тобой сотрудничать?

— Да никак, — ответил ему я. — Собственно, о каком сотрудничестве вообще может идти речь? С чего бы? Просто сейчас вышло так, что наши цели совпали, но и только. Как добьем оставшихся призраков, а также их идейного вдохновителя, так и разбежимся в разные стороны — ты в свою, я в свою.

— Боюсь, Саш, эти мечты так и останутся мечтами, — рассмеялся Николай.

— Да ладно.

— Брось ты. У тебя, приятель, есть умение находить на свою голову такие проблемы, что только диву даться можно. И, что примечательно, почти всегда эти проблемы попадают и в наше поле зрения. Более того, в зону интересов отдела. Так что ты особо не надейся на то, что нас судьба в разные стороны растащит. Это вряд ли. Повязаны мы одной веревочкой, прими это как данность.

— Не хочу.

— Не хоти, — разрешил Нифонтов. — Но все равно это так. Ну да ладно. Значит, бывший чиновник вышел из игры? Это хорошо. Что, сильно промутировал?

— Да ужас как, — подтвердил я. — В какой-то момент мне даже показалось, что он вообще из призрачного состояния вот-вот в материальное снова перейдет. Нет, такое случается, я и читал о подобном, и даже сам кое с чем сталкивался, но чтобы за такой короткий срок?

— А что Стасик? Много с тебя за помощь стряс?

— Некорректный вопрос, — осадил его я. — Наши с ним дела между нами останутся, непосредственно тебе подробности, думаю, ни к чему. Поверь, незаконного ничего он у меня не попросит, а если даже такое случится, то я ему откажу. Законы, и ваши, и остальные, я чту, как и все остальные ведьмаки. Такова наша жизненная установка — не переходить границы дозволенного, чтобы не создавать себе и роду проблемы.

— Поверь, все не так радужно, как ты говоришь, — посерьезнел голос Николая. — И ваш брат иногда такое устраивает, что ой-ой, я сам тому свидетель.

— В семье не без урода, — сказал я, подумав, что, скорее всего, оперативник имеет в виду моего несостоявшегося наставника Артема Сергеевича, которому в свое время крепко снесло крышу на теме силы и власти. Смертельно снесло. — Но в целом мы просто живем и не мешаем жить другим.

— Ладно, этот спор не имеет ни малейшего смысла, — примирительно заявил Нифонтов. — Разное и до нас происходило, и после нас будет случаться. Давай мы лучше с тобой сегодня пересечемся, обсудим, как дальше действовать станем с генацвале Чхирхавой. С ним тебе Калинин не поможет, тут наша поддержка понадобится. Ровнина придется подключать.

— Ты же сказал, что все просто? — не удержался от язвительного выпада я.

— Сказал. Так и есть. Но просто — это не значит раз, и все. Ну, когда, где?

— Не сегодня, — отказался я. — Завтра — пожалуйста. Но не сегодня.

— Саш, выходные есть формальность, особенно в твоем случае. Ты же безработный, тебе что вторник, что суббота — все едино.

— Дело не в этом, — я добавил в голос холода, давая понять собеседнику, что не стоит столь активно на меня давить. — Дела у меня есть. Личные.

— Ладно тебе… — начал было Николай, но тут же осекся и уже другим тоном продолжил: — Ну, нет так нет. Можно и завтра повидаться. Ты тогда звони, как время будет.

Интересно, это ему кто-то знак подал, чтобы он перестал настырничать, или он сам решил, что палку перегнул? А может, вспомнил, что сегодня для ведьмаков день непростой? Опять же, у них там Афоня живет, он-то точно знает, что нынче за ночь предстоит.

А еще ему не нравится, что я все сильнее схожусь со Стасом, это прямо очень заметно. Как бы Калинину наше приятельство боком в результате не вышло. Не скажу, чтобы Нифонтов совсем уж сволочью был, но кто его знает?

Впрочем, какая разница? Случись между ними внутренние дрязги, то меня они точно никак не коснутся. Да и не соврал я Нифонтову — как только я рассчитаюсь с висящим на мне долгом, то сразу же дистанцируюсь и от того и от другого. Тем более что и им это только на пользу пойдет.

Что же до сегодняшней ночи — врать не стану, не тянет меня особо на заповедную поляну. Нет, я буду очень рад повидать братов-ведьмаков, но вот только там не они одни будут присутствовать. Там еще и старейшины имеются, среди которых не последнее место занимает Евдоким, как выяснилось не так давно, давний неприятель моего предшественника и мой личный недоброжелатель. Одно это обстоятельство гасило праздничное предвкушение напрочь. Я ведь вообще человек неконфликтный, а ругаться с кем-то в такую ночь и вовсе глупость несусветная.

Но чую — придется. Гнуть себя, как березку, я никому не дам, ни Евдокиму, ни Прову, ни Евплу. Когда-то давно — да, промолчал бы, загнал обиду внутрь, рассудив, что ругань к хорошему не приведет, что это начальство, которому виднее, прав я или нет. И вообще, нервные клетки не восстанавливаются. Но эти времена прошли, мир вокруг меня другой, и я сам другим стал.

Но не стоит забывать и о том, что власть над нашим ведьмачьим племенем все же находится в руках этих старцев. Не улыбается мне стать изгоем, это верный путь на тот свет. Все верно было сказано не так давно — без поддержки рода ведьмаку в Ночи выжить трудно, слишком много охотников за его головой найдется. Не любят в ней наше племя, даже не знаю за что. Вроде ведь никому дорогу не заступаем? Хотя, может, в этом дело как раз и есть.

Хотя я и сам не подарок, больно многим мозоли оттоптал, пусть даже и ненароком.

Зато слугу моего тяжкие мысли не донимали, напротив, он с оптимизмом смотрел в будущее и неустанно копался в куче привезенного из-за границы хлама, как видно прикидывая, что из него он прихватит с собой.

— Эту штуку Михейке подарю, — сообщил он, показывая мне зипповскую зажигалку, которую наверняка спер у какого-то зазевавшегося туриста в Греции или Италии. — Мы с ним давно дружимся, век уже поди. Или больше. А вот Гавриле шиш с маслом, он полста лет назад у меня взаймы череметь-травы пучок выпросил, обещался отдать на следующем Круге, да так и не вернул. И еще рожу кривил, мол, обманули дурачка на четыре кулачка. Так что фигу ему, а не гостинец с чужих краев.

Он нацепил на себя рейбеновские очки-«авиаторы» и уставился на меня, как бы говоря: «Ну, хозяин, так мне хорошо?»

— Родь, ты всерьез думаешь, что твои собратья дальше Подмосковья не выбирались ни разу и ничего слаще морковки не ели? — укоризненно произнес я. — Сейчас времена другие, уверен, что многие из них поболе твоего повидали. Вон тот же Дэн из Индии не вылезает, и его слуга тоже. А Дели, знаешь ли, город о-го-го какой, там чего только нет. Да и в Гонконге он, если не ошибаюсь, времени немало провел, в тех краях тоже змеюк хватает. Олег Финляндию всю излазил наверняка. Ну, ладно, тут пример так себе, это очень условная заграница, но тем не менее. Я к чему — дураком ведь будешь выглядеть. К тому же кто ночью в противосолнечных очках ходит?

— Потапка, может, и бывал в этом Дели, спору нет, у него хозяин непоседа, — возразил мне Родька, все же снимая «авиаторы», которые непонятно как на его кнопочном носу держались и ко всему прочему половину мордочки закрывали. — И еще, может, кто где побывал. Но все одно я видал больше других. Мы сколько стран объехали — страсть! Пущай все знают — вот такой у меня хозяин, он всем нужен и везде. В любой стране нас встретят, приветят, накормят и напоят! А почему? Потому что у нас ремесло в руках имеется. Не какое-то там, никому не нужное, а для людей необходимое. И я тем горжусь. Пусть все знают — мой хозяин другим на зависть. Так. А ежели эти очки надеть?

В этот момент раздался звонок в дверь.

— Не иначе как твоя подружка сверху приперлась, — предположил Родька. — Небось кофа у нее кончилась, а она без нее жить не может.

— Больше вроде некому, — согласился я с ним. — Остальные позвонили бы, прежде чем приезжать.

Впрочем, это было не совсем так. Та же Василиса могла пожаловать и явочным характером, не особо заморачиваясь о соблюдении этикета.

Я подошел к двери и, подумав о том, что, пожалуй, надо уже повесить экран-домофон, посмотрел в глазок.

За дверью стояла вовсе не Маринка. И не Василиса. Там обнаружилась совершенно незнакомая мне русоволосая симпатичная женщина сильно средних лет, в белом легком летнем брючном костюме.

— Сашка, ты открывать дверь не спеши. — Вавила Силыч появился в коридоре невесть откуда, чуть ли не из вентиляции вылез. — Слышь? А если откроешь, в дом ее не пускай!

Над головой у меня снова закурлыкал звонок.

— А кто это? — мотнул я головой в сторону двери.

— Не знаю, — выпучил глаза подъездный. — Только силы в ней хватает. Старой силы, исконной, той, что в городе нынче не сыщешь, ага!

— Может, это ведьма из матерых? — я снова прильнул к глазку. — Глава ковена какого-то?

— Не ведьма она, — отмахнулся Вавила Силыч. — Другое что-то. А что — не ведаю.

— Александр, да открывайте уже. — В дверь постучали. — Я знаю, вы там. Клянусь Ночью, кровью своего рода и памятью предков, что не причиню вреда ни вам, ни вашему дому, ни вашим слугам. Сегодня — точно. Я просто хочу с вами пообщаться на одну тему, которая интересна и даже выгодна нам обоим. Я не вру, все в самом деле так.

— У меня не прибрано, — ответил я, не спеша щелкать замками. — Мне просто неловко приглашать такую даму, как вы, в эдакий свинарник.

Знаю я этот заход. Сначала речь о том, что я окажусь в большом выигрыше, а потом у меня становится на одну головную боль больше. Да и не совсем я еще рехнулся, чтобы пускать в дом вообще непонятно кого.

— Аргумент, — за дверью раздался приятный негромкий смех. — Но я не настолько притязательна, чтобы меня можно было испугать небольшим беспорядком.

— Так это если небольшим, — возразил я. — У меня-то король-бардак дома. Дел много, убираться некогда, а жены у меня нет. Да и угостить вас нечем.

— А что же ваш слуга? Он куда смотрит? Насколько я знаю, ведьмакам полагается помощник, который решает за них бытовые проблемы.

Какая информированная дама. Теперь я точно не хочу ее домой к себе пускать. И насчет общения вообще тоже еще подумать стоит.

— И все же — нет. Не обессудьте. Да и со временем у меня туговато, так что…

— Александр, я ворожея. — Возникло ощущение, что ее голос раздался у меня прямо в голове. — Вы же гадаете, кто я? Вот вам ответ. Уверена, вы про таких, как я, уже слышали и знаете, что без особой нужды мы не стремимся с кем-то враждовать. У нас свой жизненный уклад, в котором нет места зряшной вражде ради пустых целей или мести. Повторюсь, я просто хочу с вами поговорить и прояснить один момент, который нас невольно связал друг с другом.

Ворожея. Ну, конечно. Вот что это за старая сила, о которой говорит Вавила Силыч. И не опознал он ее только потому, что никогда с ней не сталкивался. Ворожеи всегда жили наособицу от людей, а в городе, где последние лет сто обитает мой подъездный, они вообще бывают крайне редко.

Ситуация, однако, изменилась. Упускать шанс пообщаться с такой редкой гостьей я не хочу, хоть бы даже из врожденной любознательности. Да и права она — есть у нас точка пересечения. Та, что в подвале Носова на цепи сидит и в ближайшее время так или иначе на тот свет отправится. Понять, предъявят мне за него претензию в перспективе или нет, будет точно нелишним.

— Давайте пообщаемся внизу, — предложил я. — На лавочке. На улице совсем лето, двор у нас зеленый, так чего нам в помещении сидеть?

— Хорошо, — неожиданно покладисто согласилась гостья. — Жду вас там.

Я глянул на нож, который традиционно торчал в притолоке. Взять, не взять? Не похоже на то, чтобы эта леди пришла меня убивать, к тому же подобное точно лучше делать тут, в подъезде, чем там, на виду у всех. А народу во дворе хватает, несмотря даже на то, что дачный сезон уже месяц как стартовал. И малышня, которую еще по дачам не развезли, и молодые мамы с колясками, и просто жители дома туда-сюда снуют. Суббота же. Кто в магазин, кто за пивком в недальнюю от нас разливочную, кто просто от безделья круги нарезает.

И все-таки, выходя из дома, я нож прихватил. Как там в старом фильме было? Оружие хорошо для того, у кого оно оказалось в нужный момент. Мало ли?

— Меня зовут Верея, — благожелательно сообщила мне гостья, достаточно вольготно расположившаяся на лавочке. Она даже руки раскинула по ее спинке, похоже совершенно не опасаясь при этом запачкать свой безукоризненно светлый костюм. — Я одна из старших матерей нашего рода. Ну или общины, так даже вернее. Ты же знаешь, ведьмак Александр, что мы, ворожеи, обитаем общинами, наособицу от остального мира? Он сам по себе, мы сами по себе.

Красивая, блин, женщина. Очень. Это та красота, которую вернее всего назвать зрелой и которая берет в плен большинство мужчина сразу и навсегда. Да, девичья свежесть всегда прелестна, она завораживает своей непосредственностью, но тут совсем другое. Здесь перед тобой женщина, познавшая силу своей притягательности и способная дать тебе все то, что мужчина хочет от противоположного пола, и я сейчас не только про тело, но и про душу. Верея та женщина, побыв с которой хоть раз, ты сможешь сказать себе: «Ну вот и все лучшее в моей жизни уже случилось».

А еще мне предельно ясно, что такая, как она, мне точно не по зубам. Да и, пожалуй, никому из тех, с кем я знаком, тоже. Даже Носову. Этой женщине, похоже, мужчина вообще не особо нужен. Не по причине каких-то неправильных склонностей, нет-нет. Просто она, по ходу, постигла дзен настолько, что мы ей на фиг не нужны. Ей и так хорошо жить.

— Врать не стану, я и про вас-то как таковых узнал совсем недавно. — Я присел рядом с Вереей. — Так, кое-что порассказали люди, но немного. Но про то, что вы не особо стремитесь к общению с человечеством, конечно, поведали. И про то, что ваш мир — это мир женщин, тоже. Ну и еще так, всякие мелочи, вроде того, что с вами враждовать — дело небезопасное, поскольку вы дамы непростые, мстительные и умелые в части умерщвления себе подобных.

— Я предпочла бы определение «памятливые», — поправила меня собеседница. — Оно вернее. Мы никогда не забываем ни добро, ни зло, причем даже спустя несколько поколений. Поэтому я, Александр, заранее к тебе расположена.

— По причине? — удивился я.

— Ты пару лет назад прикончил очередного наследника Кощея, — пояснила Верея. — А у нас, ворожей, с ним давняя нелюбовь. Сам Кощей в свое время убил нескольких наших старших матерей, для того чтобы завладеть их книгами и кинжалами, а такое не прощается, сколько бы времени ни прошло. Кстати, именно мои сестры тогда, в давние века, рассказали воинам, искавшим Кощея, где он спрятался. Если бы не мы, долго бы его еще искали, вот так-то. Ну а ты в дне сегодняшнем его семя спалил, за что тебе честь и хвала.

Какая информированная тетя. Вот и верь ее словам о том, что, дескать, мы в лесу живем, ничего не знаем.

— Я навела о тебе справки, ведьмак, — улыбнулась Верея и потрепала меня по голове почти материнским жестом. — Не стану этого скрывать. И была рада услышать сразу из нескольких источников одни и то же слова, то, что ты мальчик хоть ершистый, но при этом добрый, открытый и всегда держишь данное тобой слово. Последнее мне особенно дорого, в наше время честность — редкий товар. Почти не встречающийся.

— Лестно, — против моей воли губы расползлись в улыбке. — Нет, правда. А кто, если не секрет, так обо мне сказал? Интересно же.

— Не суть. — Верея закинула ногу на ногу и благожелательно посмотрела на галдевших неподалеку от нас детей, выяснявших, кто именно будет водить в какой-то их бесконечной игре. — Да и что это знание изменит? Главное, что есть в мире люди и нелюди, которые к тебе относятся хорошо, даже будучи с тобой незнакомыми. Разве этого мало?

— Немало, — согласился я. — Приятно и то, что такая дама, как вы, прибыла в столицу специально для того, чтобы сначала обо мне кого-то расспросить, а после и пообщаться лично.

— Не льсти себе, — рассмеялась женщина. — Я приехала сюда по делам общины, возникли недавно кое-какие вопросы по части природоохраны и налоговой. У нас недавно глава администрации сменился, с ним пришла новая команда, и, как результат, появилось некоторое недопонимание на местах. Можно, конечно, все уладить по телефону, но я решила наведаться в Москву сама. Личное общение, знаешь ли, более конструктивно. Да и решения в этом случае как принимаются, так и реализуются куда быстрее.

Сдается мне, Нифонтов маленько недооценивает ворожей. С его слов выходило, что они если не совсем уж дикие, то близко к тому. Дескать, это дети природы, которые больше уповают на высшие силы, чем на прогресс. А на деле эта мадам, похоже, новому главе администрации жупел по самые гланды загнала, причем прямиком через пятую точку.

Нет, он говорил, что с ними конфликтовать себе дороже, это было. Но имел в виду совсем другое.

— Но поскольку я все равно уж оказалась в городе, то решила наведаться и к тебе, Александр. — Верея склонила голову к плечу и улыбнулась. — Нам суждено было познакомиться, так зачем откладывать этот момент?

Чем дальше, тем больше я попадал в плен обаяния своей нечаянной собеседницы. Нет-нет, рассудок у меня не мутился, мысли не путались и штаны спереди не топорщились, ничего такого. Просто она мне нравилась все сильнее и сильнее, вот и все. И как женщина, и как человек.

— Прямо вот суждено?

— Именно, — кивнула Верея, и ей на глаза упала русая прядь волос. — Ведь скоро ты убьешь моего сына Истому. Как же мне с тобой не свести знакомство?

— О как! — вырвалось у меня. — Но вообще-то я не знаю никакого Истому.

— Знаешь, знаешь, — доброжелательно подтвердила она. — Но, скорее всего, под каким-то другим именем. У него их много, что не очень хорошо. Имя определяет нашу судьбу, мой мальчик, так повелось с начала времен. Твои родители наверняка уверены в том, что они своей доброй волей назвали тебя Александром, но на самом деле это не так. Каждому живущему имя дала судьба, а родители лишь проводники ее пожеланий. Может, твоя мама увидела на улице славного мальчугана, которого тоже звали Сашей, и решила, что это имя лучшее для ее сына, или ей нравился актер Збруев. Да это и неважно. Просто в какой-то момент звезды сошлись так, что ты стал Александром. Так было решено свыше.

— А ваш сын отчего такое имя получил?

— Рожала его долго, — пояснила женщина. — Думала, к богам уйду прежде, чем извергну дите из себя, истомилась вся. Да и носить было тяжело. Впрочем, эти подробности ни к чему, тебе важно услышать другое.

— Что именно?

— Я не буду с тебя требовать виру за его смерть. — Верея придвинулась ко мне поближе. — Ты хочешь его убить? Сделай это. Более того, я даю тебе на то свое благословение. Может, хоть так немного заглажу свою вину.

— Вину? — совсем уж запутался я. — Какую? Перед кем?

— Мой сын покинул нашу общину одной грозовой ночью, перед тем совершив немало зла. Он обворовал мой дом, дом своей тетки, а также административное здание, в котором хранилась выручка нашей экофермы за неделю. Поверь, сумма там была немалая. Вдобавок тогда же он чуть не убил двух своих сородичей. Материальный ущерб я возместила, но вот моральный… С ним сложнее.

— И вы не пытались его найти?

— Пытались. Не я, но пытались. Не получилось. Почти добрались до него как-то раз, но меня попросили оставить Истому в живых. Очень вежливо и корректно попросили, настолько, что я не смогла отказать. Очень уж непростой у него оказался заступник, из числа тех, кому не стоит говорить «нет». Плюс я же его мать. Наши устои не приветствуют убийство родичем родича. Короче, пришлось отступиться. Но ты ему не родич, ведьмак, верно?

— А если ко мне тоже наведается его заступник? — уточнил я, немного напрягшись. — Влиятельный? Тогда как?

— Не наведается, — усмехнулась Верея. — Он пару лет назад из России спешно убрался, возникли у него тут кое с кем серьезные проблемы. Ты же знаешь, наверное, что на любого силача всегда найдется кто-то более могучий? Вот и на этого старого хрыча управа отыскалась. Не навсегда, лишь на время, но мне и тем, кто этому поспособствовал, в нужное время нужным людям кое-какие фактики горячие подсунув, того достаточно. Нет его в наших землях — и хвала Роду. Так что ты не переживай. Тебя никто не остановит.

— Не тянет, — я открыто взглянул в глаза женщины. — Вы меня с кем-то путаете.

— Не думай обо мне слишком уж плохо, Саша, — попросила женщина. — Я не пытаюсь твоими руками своего сына сгубить. Просто так управила Судьба, что сплелось все в один узелок, и тебе развязать его сподручнее всего. И нужнее всего.

Ну а я что говорил? Давай, Смолин, иди и делай, тебе же это выгоднее, чем всем остальным. А мы за тебя, за тебя. Все как один.

— Не знаю, как ты умудрился Истому схомутать и где держишь, но в одном уверена точно — это только на время. Скоро он освободится, так или иначе, и тогда первым делом он придет за тобой. Он всегда воевал за свое место под солнцем, с самого рождения. Со всеми воевал, даже со мной. Помнишь, я сказала, что он чуть не убил двух сородичей? Одним была Нежелана, наш казначей, а вторым — его сестра, моя дочь. Он не смог принять тот факт, что я даю ей больше любви и знаний, чем ему. Ведь знал, что таковы наши законы, что так было и будет, но все равно попытался Ильмеру убить, она чудом спаслась, но с тех пор не говорит. А сейчас ты посягнул на его право жить. Знай, он не простит такого.

И самое скверное то, что сильно ее слова похожи на правду. По сути, я ведь о том же самом думал, и не раз.

— Мне рассказали, что ты одного влиятельного человека лечишь. — Верея щелкнула замком сумочки. — У того почки сильно хворые. Подозреваю, что как раз стараниями моего сынка, он на такие вещи мастер. Вот, держи.

Она протянула мне продолговатый флакон, в котором плескалась красная жидкость. Не сильно много ее там было, глотка на полтора, не больше.

— Что это?

— Зелье, которое поможет твоему пациенту, — пояснила Верея. — Первая его доза. Как только он ее примет, силы к нему вернутся. Ненадолго, на годик, но вернутся. А как вторую выпьет, так к тому году еще девять прибавит, не меньше. А может, и больше.

— Но, чтобы получить вторую, мне надо выполнить то, о чем вы меня просите?

— Отчасти да, — подтвердила Верея. — Ничто в этом мире просто так не дается. Первая часть лекарства — это я долг вернула за дела своего сына. А вторая — уж извини. Ты же не просто так его врачуешь, верно? Есть у тебя какой-то свой интерес, не может его не быть. Значит, чтобы получить его, надо потрудиться. Я подсказала тебе, как именно, а дальше думай сам, надо оно тебе, не надо.

Верея вложила флакон мне в руку.

— Да, на всякий случай, чтобы ты дурного чего не подумал обо мне, клянусь именем матери нашей, берегини Ладимиры, что зелье, что я тебе дала, не отрава и вреда никому не принесет.

Умная. И хитрая. Я же говорю — женщина-мечта. Но не моя, не дай бог в такую влюбиться. Тогда только одно останется — разбежавшись, прыгнуть со скалы.

— Вот, держи еще, — Верея сунула мне в руку визитку. — Если сладишь то, о чем говорили, приезжай, гостем дорогим будешь, обещаю. Ну и скидку тебе дадим на проживание в люксе отеля, если в моем доме не захочешь остановиться. Процентов на тридцать, не меньше.

Она встала с лавочки и продолжила:

— Судьба такова, Саша. С ней не стоит спорить, она лучше нас знает, как и когда что делать.

— Верея, можно еще один вопрос? — я тоже поднялся на ноги.

— Хоть два.

— Есть девушка. Там все очень плохо, болезнь крови. Я кое-как поддерживаю в ней жизнь зельями, но они уже почти не действуют. Все, с кем я говорил, сказали, что ей не жить, что это конец и вариант только один — перемена участи.

— Грязное средство, — поморщилась ворожея. — Ведьма совет давала? Ведьма, вижу. Нет, мальчик, уж лучше смерть, чем чужая судьба. Если на такое пойти, то на эту девочку обрушатся не только все те беды, что ей самой были предназначены собственной жизнью, но и те, которые собрала бы на своем пути та, чью долю она получила. Жизнь людская и так не сахар, а если горе еще и удвоить… Повторюсь, лучше не жить.

— Но еще мне сказали, что если из сильно старого мандрагыра…

— Я поняла, — кивнула Верея. — Да, есть такое зелье. Сама я его варить не умею, умений моих не достанет, но то я. А вот наша старшая и не на такое способна, ей большая сила дана. Если приедешь — замолвлю за тебя слово, а дальше ты с ней сам говорить станешь. Упросишь — поможет. Нет… Ну, значит, нет.

Она снова потрепала меня по голове, развернулась и пошла прочь.

Я глянул на визитку, что держал в руке. Там была нарисована веселая березовая рощица и небольшой родничок, над всем этим вилась надпись: «Экоферма “Ладные ключи”. Ваш проводник в мир исконных ценностей. Группам более 20 человек предоставляются хорошие скидки».

И адрес с телефоном.

— Саш, а ты чего тут? — спросила у меня Жанна. — А?

— Воздухом подышать вышел, — ответил я. — Быстро ты обернулась туда-обратно!

— Так как Толика послушала, сразу рванула обратно. Саш, с этим придурком надо что-то срочно делать!

— С каким из? — уточнил я, заранее зная, что она ответит.

— С тем, что в цепях сидит, — взвизгнула Жанна. — Пока в цепях. А через день-другой, поверь мне, он уже без них будет. А через три сюда заявится!

— Судьба, — потер я ладонью лоб. — Ее не обманешь.

Глава 13

— Чуть не забыла. — Это вернулась Верея, причем я даже не заметил, как она снова подошла ко мне. — Если все случится так, как и должно случиться, то будь любезен, выполни еще одну мою просьбу.

— Какую? — мне очень хотелось пошутить на тему «пусть все будет, так как ты захочешь», но я не стал этого делать. И настроения нет, да и ситуация немного не та. Да что там, даже не немного.

— У Истомы на затылке есть небольшая седая прядка волос. — Ладонь ворожеи легла на мою голову. — Вот тут. Срежь ее для меня. У нас, наследниц берегинь, с Жизнью и Смертью свои отношения, особые. И традиции тоже свои, на все случаи, что в жизни бывают. Он все же мой сын… Ты же понимаешь, о чем я?

— Не уверен, но это не столь и важно. Хорошо, если все случится так, как вам хотелось бы, я выполню вашу просьбу.

Был уверен в том, что сейчас она произнесет нечто вроде «когда случится», очень эта фраза в нашу беседу вписывалась, просто напрашивалась, но нет. Ворожея печально и обезоруживающе улыбнулась, развернулась и направилась прочь от меня.

— Верея, — окликнул я ее.

— Что? — остановилась женщина, но разворачиваться ко мне не стала.

— Не знаю, что у вас там за отношения с Жизнью, может, они и в самом деле какие-то другие, чем у остальных. Но насчет остального — не беритесь судить о том, о чем не знаете.

— А ты знаешь? — все так же не поворачиваясь, спросила Верея. — Не так ли?

— Я? Чуть-чуть больше, чем вы, но это позволяет мне давать подобные советы.

Верея развернулась ко мне, и я отметил, что лицо ее изменилось, ушел из него мягкий свет. Черты стали резче, под глазами легли черноватые тени.

— А если я когда-нибудь попрошу рассказать мне о том, что я не знаю, ты сделаешь это?

— Нет, — качнул головой я. — У каждого свой путь. Вы рассказываете людям о том, как хороша жизнь в единении с природой и насколько мир стал бы лучше, если бы все отринули блага цивилизации, я… Скажем так, тоже занимаюсь тем, что лежит где-то на грани правды и здравого смысла. Вот и давайте дальше каждый будет заниматься своим делом, так больше шансов на то, что и вы, и я проживем подольше. Вы славная женщина, Верея. Мне бы не хотелось, чтобы ваше любопытство завело вас на тот путь, который выбрал ваш сын. Вы мне понравились.

Верея положила правую ладонь на грудь, туда, где бьется сердце, и чуть склонилась в поклоне, причем в этом жесте не было ни тени комизма или чего-то подобного, что заставило бабку с первого этажа, которая, торча в окне, не таясь слушала наш разговор, приоткрыть рот.

— Я умею ценить искренность и добрую волю, ведьмак. И умею быть за подобное благодарной. До встречи. Уверена — скорой.

На этот раз я ее останавливать не стал. Вроде все сказано, чего еще-то?

— Смолин, а Смолин, — задумчиво протянула Жанна. — Скажи, а что с тобой не так?

— А? — повернулся я к ней.

— Саш, тебя с непреодолимой силой в последнее время тянет к теткам сильно за сорок, — с неподдельной тревогой в голосе сообщила мне она. — В твоем случае это ненормально.

— Чего? — выпучил глаза от удивления я.

— Того, — Жанна всплеснула руками. — Нет, если бы ты был мамсиком или там не сильно симпотным, короче, таким, на которых охотно клюют леди «последний шанс», то понятно, вопросов нет. Но ты-то в порядке, я же знаю. Вот и выходит, что это у тебя либо свежеприобретенный комплекс, либо давняя, возможно детская, психологическая травма, которая прорезалась только сейчас. В любом случае тебе надо к психологу идти. Когда молодой и симпатичный парень доброй волей реагирует исключительно на женщин за сорок, то надо что-то с ним делать.

— Надо, — кивнул я. — Надо было тебя тогда в Италии в подземелье оставить лет на десять, чтобы дурью не маялась и мозги мне не делала. Тьфу!

После я раскланялся со старушкой, которая неотрывно смотрела на меня, как должное принял ее жест, связанный с покручиванием пальца у виска, и пошел домой. Вот тоже, кстати, метка моего нравственного перерождения. Раньше бы, наверное, расстроился, поскольку уже к вечеру все пожилое народонаселение нашего и соседних подъездов будет знать, что я допился до белой горячки и разговариваю с пустым местом, а теперь как-то пофиг стало. Ушло от меня это врожденное опасение «а что другие подумают», как и не было его. С другой стороны, оно и хорошо. Вон про Маринку с того времени, как у нее сиськи вылезли, говорят, что она шалава, а ей и горя нет. Впрочем, в данном случае это не слух, а чистая правда, так что вроде как и обижаться не на что.

— Хрен этот Носову мозги полоскает только в путь, — как пулемет тараторила Жанна, как видно понявшая, что перегнула палку. — Мол, я вину осознал, сам вас поломал, сам починю. Смолин что, он так, фигня, а не специалист, больше говорит, чем делает, а я настоящий, могу, если надо, и чудо сотворить. Руки только освободите и пообещайте, что потом отпустите на волю.

— А Носов? — хмуро спросил я.

— Пока ничего. Но слушает внимательно и точно думает на эту тему. Вчера с помощником своим, ну, светленьким, долго разговаривал про обещания ворожея.

— И что помощник?

— Толян сказал, что он молодец, правильную позицию выбрал. Говорит: «Лучше синица в руках, чем журавль в небе». Не верит он, короче, этому демону. Тебе, похоже, тоже, но меньше. Вернее, больше. Ну, ты понял.

Александр в самом деле молодец, из двух зол выбирает меньшее, то есть меня. Разумный подход. Или, как вариант, он каким-то образом навел справки об Истоме, выяснив, что он за птица. Всю правду, разумеется, ему не узнать, но и обрывков хватит, чтобы понять, кто именно у него в подвале сидит.

— Вот только Носову на его доводы вот такой вот положить, — продолжала верещать Жанна. — У него здоровье чем дальше, тем хуже становится, и он сейчас готовдушу дьяволу продать, только бы снова на ноги встать. Тебя нет, а эта псина рядом и очень убедительно обещает, что с его помощью все снова станет, как раньше. Дайте свободу, и завтра марафон сможете пробежать, причем получить на финише красную майку лидера, а прямо оттуда домой поехать и сразу трех девок в койку затащить. Мол, на каждую и вместе, и по отдельности сил хватит.

Хорошая аргументация. Веская.

— Говорю тебе — еще день-другой, и все, — обеспокоенно завершила свой рассказ девушка. — Он его выпустит. Ясно, что лечить Носова этот гад не станет, скорее убьет, но нам-то от этого не легче.

— Я тебе уже говорил, кто бы из них кого ни завалил, нам так и так хорошо. Что один, что другой мне не друзья и не союзники, у каждого из них есть повод меня убить, правда, в случае Носова растянутый во времени. Но он и меньшее из зол, к тому же более полезное. Потому — да, мне Носов в живом виде куда нужнее, чем наш неугомонный приятель из подвала. Вывод: будем его спасать. Но завтра.

— А почему не сегодня?

— Потому что у меня более важные дела есть. Забыла, какой сегодня день? Вернее, ночь?

— Точно. — Жанна глянула на Родьку, который в данный момент нагружал мой рюкзак разным хламом. — Забыла. У вас же сегодня корпоративная вечеринка, на которой девочкам не место.

— Вот-вот. Ну а ты давай дуй обратно в особняк Носова и контролируй ситуацию. Если все же наш приятель из подвала смоется, садитесь ему на хвост, но так, чтобы он вас не чуял. Пусть у него появятся сомнения в том, что он все еще под вашим присмотром. Умом он будет понимать, что это не так, но людское в нем тоже есть. А человек такое существо, что он против любой логики пойдет, лишь бы убедить себя в том, что у него на самом деле все очень-очень хорошо, и испытать секундное счастье от того, какой он везучий. Так уж мы устроены.

— А нашему другу-олигарху, если что, на помощь приходить? — осведомилась девушка. — Ну, мало ли, вдруг будет такой шанс? Сам же говоришь — он тебе нужнее живой.

— Нет, — подумав, ответил я. — Это будет его выбор, пусть он сам за него и отвечает. Если что, я дома часов до шести вечера. Или около того.

Но, как видно, никаких сюрпризов Носов моей помощнице не подкинул, потому что до указанного часа она так и не появилась. Зато позвонил Слава Раз и предложил составить ему и напарнику компанию не только по доставке меня домой с Круга, но и по дороге туда, на что я с радостью согласился. Прямо к подъезду, конечно, он подъезжать не собирался, мы находились на разных концах города, зато договорились о том, что они меня подхватят на МКАДе, на заправке «Роснефти» близ Строгино.

Вот что мне нравится в этих ребятах — они никогда не опаздывают. Будь на их месте Олег — все, труба. Я бы и кофе уже в заправочной кафешке напился, и газету какую-нибудь прочел бы, и пирожков натрескался, а его бы все не было. По Славам же можно часы сверять, ровно в семь вечера их потрепанная «тойота» тормознула рядом со мной, стоявшим близ входа в магазинчик.

— Привет, — Слава Раз вылез из машины, и мы обнялись. — Давай бросай вещи назад. Я сейчас водички возьму — и поедем. Дороги пустые, должны быстро добраться.

Я скинул рюкзак, в котором громыхнул Родькин хлам, с плеча, открыл багажник и уставился на двух мохнатых существ, которые сидели там, расположившись на килограммовых мешках с азотными удобрениями, и трескали пирожки. Это, надо полагать, были слуги Слав. Ну а кто же еще?

— Здрасте, — пискнул один из них, с шерстью светло-пшеничного цвета и челкой, которая почти закрывала его левый глаз. Надо же, какой интересный колер. Нет, я их на прошлом Круге видел, но тогда особо не вглядывался, мне не до того было. — А мы тут ужинаем.

— Приятного аппетита, — чуть удивленно произнес я.

— Может, угоститесь? — предложил второй, мех которого был потемнее, скажем так, оттенка кофе с молоком. — Не побрезгуйте! Только сегодня испек, на дорожку!

И он протянул мне приличных размеров пирожок, который пах ванилью, домом и еще чем-то особенным, из детства.

— Благодарствую, — я взял предложенное и примостил рюкзак в углу. — С яблоками?

— Ага, — кивнул слуга одного из Слав. — Прошлогоднего урожая. У меня пара ведерок на балконе осталась, вот дорасходую. Скоро уж новые пойдут.

— Сей год яблочный должон быть, — отправив в рот остатки снеди, со знанием дела заявил светлый мохнатик. — Так хозяин сказал, а он знает.

— Здорово, близнюки! — расстегнув молнию изнутри, в багажник выбрался Родька. — Чего трескаете? Пирожки? А поделиться?

— Нету больше! — переглянувшись, в один голос сказали слуги Слав, причем тот, что меня угостил, ловким движением спрятал кулек с печевом за себя. — Кончились! Последний твоему хозяину отдали.

— Правильно, — одобрил я действия дружной парочки. — На него еды не напасешься. И еще раз спасибо за угощение.

— Всегда пожалуйста, — опять же синхронно ответила парочка, причем тот, который был потемнее, встал и со мной раскланялся.

Вот все же в некоторых моментах мне повезло больше, чем остальным, а в некоторых меньше. Специальность, к примеру, выпала хорошая, эксклюзивная, пусть даже и связанная с повышенным риском. А слуга достался такой, каких, может, больше ни у кого нет, ленивый и жадноватый. Может, мне его на Афоню сменять? Тот в людях уже пожил, знает, что в гостях хорошо, но свой дом есть свой дом. Уверен, что в отделе его не обижают, но он-то под другое заточен. Его судьба служить одному хозяину, а не коллективу.

Впрочем, это я уже по привычке про себя ворчу. Ни на кого я Родьку не сменяю, каким бы лодырем он ни был. Что уж досталось, то и досталось. Как Верея нынче сказала — судьба решила.

— Дэн звонил, — сообщил мне Слава Два, сидевший впереди. — Просил перед старшими извиниться за отсутствие, обещал к зиме вернуться. Рассказал о какой-то особенно злобной, старой и мудрой кобре, которая его умудрилась укусить, а потом долго выражала свое недовольство и удивление, глядя на то, как он не желает умирать. Говорит, что обещала его навести на какие-то особо ценные сокровища, спрятанные в джунглях. Спрашивал, нет ли у кого-то желания составить ему компанию.

— Точно пас, — отказался я. — Я Гоа не люблю, там влажность высокая. И джунгли мне не нравятся, там насекомых и разных гадов ползучих, вроде той кобры, море. Да и сокровища тема такая, скользкая. Сначала вроде радостно, а потом выясняется, что проку от них никакого нет, одни неприятности.

— Полностью согласен, — кивнул собрат. — Мы как-то со Славкой чугунок с монетами выкопали на одном поле. Абсолютно случайно, в мыслях ничего такого не было. В результате той же ночью сцепились с какими-то кладоискателями, которые подумали, что мы на их добычу посягнули. Серьезные такие ребята, с пистолетами.

— Ну и чем дело кончилось?

— Пришлось убить, — вздохнул Слава Два. — Хоть и не хотелось. Только они вообще к диалогу были неспособны, а к убийству, наоборот, сильно расположены. Но оно и хорошо, мы потом из их тел замечательную жертву полю соорудили, по всем правилам. И тела сожгли с нужными словами, и пепел развеяли по ветру. Там пять лет урожаи ржи такие собирают — с ума сойти можно. Сам-двадцать!

— И не жалко их было? — спросил я после небольшой паузы.

— Да шучу я! — расхохотался Слава. — Ты за кого нас считаешь? Договорились мы с ними полюбовно, отдали этот чугунок, себе только по монете оставили на память. Мы ж не Олег! Вот этот точно воевал бы до победного конца. Даже не из-за клада, он ему на фиг не нужен. Из принципа. А мы ведьмаки мирные, нам кровь лить из-за такой дури ни к чему. Хотя поле на самом деле родить потом стало на загляденье. Может, из-за того, что мы это золото с него убрали, может, еще почему.

— Держи, — в машину забрался Слава Раз и протянул приятелю стаканчик с кофе. — Как ты просил, три сахара. Ну что, погнали?

И не дожидаясь ответа на этот риторический вопрос, он тронулся с места.

Дорога действительно была почти пуста, что, собственно, меня лично не удивляло. Все дачники проехали еще вчера, туристы тоже, так что, кроме странных путников, вроде нас, направлявшихся невесть куда и невесть зачем, да дальнобойщиков, тут никого быть и не могло.

А еще это путешествие отчего-то на меня начало нагонять грусть-печаль. Может, потому что я знал, что меня там ждет неприятный разговор, может, потому что мои спутники обсуждали друг с другом предыдущие сборища, вспоминали какие-то забавные случаи, и я заранее начал ощущать себя немного лишним на предстоящем мероприятии. Они все давно часть единого целого, носящего название «Ведьмачий Круг», они плоть от плоти его, а я… Не факт. Опять же, когда я направлялся туда в прошлый раз, все было проще, меня манила неизвестность. Сейчас некоторая ясность имелась, но она ни разу не радовала.

Ну да, я со многими знаком, кое с кем, как, например, со Славами, даже побывал в разных переделках, но это все не то. Это не один за всех. Да и мои спутники мне не так давно дали ясно понять, что против старейшин ради меня не пойдут. Вот и выходит, что я хоть и буду среди своих, но мне особо ничего это не даст. А ведь я их как семью воспринимать потихоньку начал.

Хотя, может, я себя и накручиваю, может, все пройдет хорошо и ближе к утру я снова испытаю то пьянящее чувство единения как с пусть не кровной, но родней, так и с давно ушедшим временем, которое намертво отпечаталось у меня в памяти. Вроде бы чужой, но все же — моей. Все ведьмаки, что жили до меня, — это я. И когда меня не станет, я продолжусь в том, кто заберет мою силу. По крайней мере, я очень на это надеюсь. И нет, я не спешу, если надо, то еще лет сто, а лучше больше, могу сам этой силой пораспоряжаться.

— Саш, никак заснул? — повернулся ко мне Слава Два. — Нет?

— Бодрствую, — ответил я. — Так, думаю о разном всяком.

— Если о том, что на тебя наши старинушки сегодня навалятся, — не бери в голову, — только глянув на мое лицо, сразу же сказал Слава Раз. — Они всегда всем недовольны, так уж повелось с давних пор.И мы такими станем когда-то, если доживем. Забей. Побубнят, побубнят да и отстанут.

— Обидно то, что я им повода для бубнежа не давал, — отозвался я. — Правил никаких не нарушал, чести ведьмачей не ронял. Взносы разве что не платил, так их вроде у нас не собирают.

— Официально нет, — фыркнул Слава Раз. — А по факту — разное бывает. Ну, мы тебе рассказывали, помнишь?

Ну да, у них есть какой-то ушлый старичок, который проходит по ведомостям как руководитель и имеет с этого свой процент. Разумеется, ничего при этом не делая.

— Саш, ты помни главное — не лезь на прямой конфликт, — попросил меня Слава Два. — Особенно с Евдокимом. Остальные хоть и ворчуны, но деды нормальные, живут по правде, смотрят не на слова, а на дела. Да, могут иногда перегнуть палку, но больше положенного ни на кого никогда не нагрузят. А этот… В семье не без урода. И наша семья не исключение.

Хотел я сказать, что постараюсь последовать их совету, но при этом если все же на меня начнут вешать всех собак, то могу и перестать молчать, только не успел. Смартфон в кармане задергался.

— Саша, привет, — нервозно-дергано произнесла в трубку Ряжская. — Ты можешь сейчас приехать в клинику?

— Нет.

— Саша, это важно! Это очень важно!

— Все равно не могу, — невозмутимо ответил я. — Меня в городе нет и до утра не будет. Что случилось-то?

Надеюсь, что-то снова случилось с ее супругом. Но на этот раз я не буду столь добросердечен и дам ему умереть.

— Бэлле плохо, — выдохнула в трубку Ольга Михайловна. — Был приступ, его сейчас купировали, но она… Саш, не знаю, что там у тебя за дела, но очень прошу — приезжай. Мне кажется, что если ты будешь здесь, то Бэлла… Она не… Ну, ты понял.

— Не могу, — чуть помедлив, произнес я. — Сегодня никак не могу. Но завтра непременно появлюсь в клинике.

Даже не попрощавшись, Ряжская повесила трубку. Это она зря так. Понимаю растрепанность чувств, но все же надо и правила хорошего тона соблюдать. Хотя бы ради перспективы дальнейшего сотрудничества. Нет, мне оно не нужно. А ей?

Но Бэллу жалко. Кабы не Круг, я бы и правда сейчас в клинику поехал. Не факт, что смог бы помочь, конечно, но мало ли?

Вот еще вопрос — если она, не ровен час, умрет, ехать мне тогда на поиски старого мандрагыра, спрятанного оборотнем, или нет? С одной стороны, он вроде мне уже не нужен, стоит ли головой ради него рисковать? С другой — такой корень в будущем всегда пригодиться может. Раритет же.

Плюс еще есть обещание ворожеи посодействовать в изготовлении некоего целебного зелья, которое почти мертвого на ноги поставит. Тоже интересно и заманчиво. И в качестве лекарства оно всегда пригодиться может, и в качестве платежного средства в какой-то совсем пиковой ситуации его реально использовать. Да мало ли вариантов? Например, можно немножко перелить в отдельный флакончик и Вике из отдела на день рождения торжественно вручить. Уверен, такого подарка ей никто еще не делал. Правда, тут ведь одно за другое цепляется, прежде чем это чудо-снадобье ко мне в руки попадет, много чего другого должно произойти. И первое событие в цепи — смерть Максима Максимовича, он же ворожей Истома. А я еще решение на его счет как таковое не принял.

— Проблемы? — осведомился у меня Слава Раз. — Бывает.

— У нас постоянно так, — подтвердил его друг. — Как на Круг ехать, прямо с утра начинается — то заказчику мы позарез нужны, то еще кому-то от нас что-то требуется, причем прямо сейчас.

— Вот потому мы почти всегда телефоны, когда едем на Круг, отключаем. Ну, кроме тех случаев, когда договоренности о созвоне с кем-то из ребят есть, — закончил за него Слава Раз. — И тебе то же самое советуем делать.

Я подумал-подумал да и сделал так, как они сказали. Правильная ведь позиция. Разумная.

Как и в прошлый раз, до места назначения мы добрались уже совсем в сумерках. На машины, стоявшие в разных концах поляны, опускалась роса, и над ними выводили последние вечерние трели лесные птицы.

— Станция «Вылезай», — сообщил нашим слугам Слава Два, открывая багажник. — Так! Не намусорили мне тут?

— О, Антоха! — Слава Раз тем временем направился к высоченному мужчине с рыжей бородой, который вылез из забрызганной грязью «Нивы». — Появился наконец. Мы уж думал, что тебя и в живых нет, грешили на особо свирепого медведя, взявшего верх над самым крепким парнем из нашей компании. Здорово!

— Здорово, — бородач подошел к нам. — Как сам?

— Нормально, — ладонь Славы Раз буквально утонула в здоровенной ручище его собеседника. — Где пропадал?

— Да в горах застрял, — ухмыльнулся тот. — Полез трех идиотов выручать, которые сунули свой нос не туда, куда следует, как результат — сам к Хозяйке в почетные гости угодил. А у нее ведь гость все одно что пленник. Четыре года под землей куковал, насилу выбрался.

— А Хозяйка — это кто? — спросил я. — Извиняюсь, конечно, что в разговор без спроса лезу, но очень интересно.

— Антон Мезин, — протянул мне свою лапищу бородач. — А ты, видать, из недавних будешь? Да? Я тебя точно на своем последнем Круге не видал.

— Саша Смолин, — ответил я на рукопожатие. — Так и есть.

— Захар нас покинул, — пояснил Слава Раз. — Силу вот ему передал.

— Хороший был дед, — чуть помрачнел Мезин. — Правильный. И говорил всегда, что думал, не то что некоторые. Земля ему пухом.

— О, Антоха, — подошел к нам Слава Два. — Рад видеть. Ну что, пошли? Похоже, мы вообще последние приехали, больше никого не будет. Эй, хорош под ногами вертеться! Ступайте вперед.

Мохнатики, компания которых увеличилась еще на одну единицу, представлявшую собой слугу Антохи, мигом перестали галдеть, играя в чехарду, и вприпрыжку побежали по еле заметной в сумерках тропинке, ведущей прямиком в лес, причем Родька в руках держал увесистый узелок.

— Все же что за Хозяйка такая? — от поставленной цели я решил не отступать. Просто вдруг у нас с ним одинаковая повелительница? Ну да, говорили, что таких, как я, почти нет, но ведь речь о столице шла. А этот крепыш явно из провинции прибыл.

— Так Медной горы, — охотно ответил мне Антоха, закидывая на плечо зеленый рюкзак, из которого пахло чем-то мясным и копченым. — Ага. На самом деле и горы Медной никакой нет, и она никакая не Хозяйка, но так ей это имя понравилось в свое время, что по-другому ее никто давно не называет. Не хотят связываться. Мстительная она очень, понимаешь?

— Не сильно, — признался я, пристраиваясь за Славами, которые зашагали следом за нашими слугами.

— Я, Санька, на Урале живу, — степенно начал объяснять мне Мезин, топая рядом со мной. — У нас там много разного всякого водится, куда больше, чем у вас, и не меньше, чем в Сибири. В столице, видишь ты, нечисти да нежити по-разному обитается, кто место себе нашел в новой жизни, а кто и нет. Вот эти последние к нам перебираются, смекаешь?

— Ага.

— У нас и потише, и народ попамятливее, такой, который не только знает, что на свете чего только не бывает, но и верит в это. А раз верит, то понапрасну на свою голову беду искать не станет, словами пустыми разбрасываться не будет и творить не пойми чего тоже.

— И Хозяйка, значит, тоже от нас к вам перебралась?

— Нет, она как раз с давних пор в наших краях обитает. Кто она на самом деле — не скажу, не знаю. Слышал разное, что из этого правда — понятия не имею. Но про то, что в горах живет девка, которая может любого человека извести, истории ходят с тех пор, как люди в наших краях появились. И звали ее в разное время по-разному. Каменной девой, Гроза-девицей, но чаще всего за последние лет двести ее кликали девкой-Азовкой. Мол, обитает она в Азов-горе, там у нее внутри дворец, малахитом отделанный, и трон, из аметиста выточенный.

— Малахитом, значит, — улыбнулся я. — Ну да, ну да.

— Именно. Бажов именно о ней истории слышал от стариков, которые на Гумёшевском руднике при царе работали. С нее и Хозяйку Медной горы писал. Только, как положено писателю, услышанное где приукрасил немного, а где изменил. Характер у Азовки куда хуже, чем у его героини, малахита или какого другого добра от нее ввек не допросишься, а те, кто к ней в руки попал, так просто, как Степан, на волю не выберутся. И любовь тут точно никому не поможет, не верит Азовка в нее. А уж если кто попробует один из ее кладов забрать, то сразу можно пойти и повеситься, жизни тебе ввек больше не видать. Везде достанет.

— Кладов? — удивился я.

— Ну да. Лихих людей на Урале всегда хватало, а традиция закапывать награбленное в землю не вчера появилась. И Азовка каждую такую поклажу сразу своей считать начинает. Вот про это Бажов ни слова не написал. Но все равно получилось у него здорово, а эта милаха с тех пор, как про сказы узнала, велела себя иначе как Хозяйкой Медной горы не называть. А через какое-то время начала всех убеждать в том, что так ее с начала времен величают.

— Весело. А ты-то как к ней в гости угодил?

— Так говорю же — из-за туристов, мать их так, — сплюнул под ноги Антоха. — Эту компанию, понимаешь ли, понесло Аракульские Шиханы смотреть, есть у нас такие. Нет чтобы по каким-то более спокойным местам побродить.

— А что такое шиханы? — спросил Слава Раз, который наш разговор, похоже, с интересом слушал.

— Шиханы? Они как дольмены, только шиханы. Ящики каменные, короче. Здоровенные, из валунов сделаны, стоят с не пойми каких времен. Кто их ставил, зачем — неизвестно. Но место скверное, недоброе, лучше туда не ходить. А им совсем не повезло, они с бабкой Шиханкой там встретились.

— Это-то кто такая? — вырвалось у меня.

— Разное говорят, — снова сплюнул Мезин. — Кто ее старым рудничным духом считает, который людям не простил то, что его шахту, выработав, бросили, кто хранителем, создателями шиханов приставленным к своим творениям. Но одно точно, коли встретил ее — добра не жди. Либо заблудишься, либо заболеешь, либо еще какая пакость случится. А этих она с собой в гору увела. Там же совсем сопляки были, их тайной помани — они и побегут. Ну а как в гору попали — все, считай пропали, там за них Хозяйка взялась. Она любит с людьми поиграться, прежде чем их в камень обратить.

— А ты-то чего за них вписался? Ладно судные дьяки, это их работа. Но тебе-то что за интерес?

— Один из них был сыном моей сестры, — вздохнул Антоха. — Племяш, значит. Родная кровь. Кабы не это, не полез бы в гору их выручать. Земля у нас большая, дураков хватает, каждого из них выручать из беды.

— Освободил в результате?

— Ну да. Вот только сам там на четыре года застрял, разменял свою свободу на их. На меньший срок Хозяйка не соглашалась. Вот и ишачил на нее все это время. Я, видишь ли, драгоценные камни слышу. Они же почти как мы, почти живые — говорят друг с другом, все понимают. Ну и руды кое-какие тоже слышу, но не все. Хозяйка про это знает, она давно меня к себе заманивала, но я не соглашался. А тут вот как вышло, переиграла она меня. Я иногда даже думаю, что один из приятелей племяша специально их в шиханы завел. И бабка там не просто так появилась. Все было так и задумано.

— Жесть, — проникся я. — Бывает же!

— Зато за четыре года чего и кого только не повидал, — уже другим тоном произнес Антоха. — И индрика-зверя, и Комариху с золотой ногой, и каменных людей, что в заброшенных штольнях живут. Великого Полоза и того повидал.

— Полоза? — насторожился я.

— Так у нас, считай, его вотчина, — ответил мне Мезин. — Ага. Как старые боги ушли, он как раз на Урал и подался. Кстати, Азовка только для людей да нежити горной Хозяйка, а для Великого Полоза она служанка. Что он скажет, то она и сделает. О, гляди, никак пришли? Елки-палки, такое ощущение, что дуб еще маленько за эти годы подрос!

Глава 14

Да нет, каким дуб раньше был, таким и остался. Собственно, и остальной пейзаж совершенно не изменился — все так же там, рядом с деревом-исполином, горел костер, звучали веселые мужские голоса, булькало пиво, разливаемое из деревянных бочонков, и шкварчало мясо, роняя капли сока в языки пламени. А еще так же, как и пару лет назад, на корнях дуба-великана, точно на стульях, разместились пять стариков, тихонько переговаривавшихся друг с другом.

— Эгей, братие! — заорал Мезин, когда мы подошли поближе. — Здорово! Сто лет, сто зим!

— Антоха! — гаркнуло сразу несколько голосов. — Живой! А мы думали, что ты уже того!

— А то какой же? Живой! — весело ответил тот, скидывая рюкзак с плеч. — Меня убить — это хорошо постараться надо. Не всякому такое под силу.

— И все такой же скромный, — хохотнул Гера, вставая с земли. — Но я рад, что ты цел. Пусть не получилось у меня стать единственным говорящим с камнями, но все равно — рад!

Эти двое обнялись, а я вспомнил, что то ли он сам, то ли кто-то из ребят мне говорил, что у Геры такой же талант, как у Антохи. Он тоже полезные ископаемые слышит. Ну или что-то в этом роде.

— Здорово, Сашка! — подошел ко мне Мишаня и протянул руку. — Слушай, еще раз тебе спасибо хочу сказать за помощь. Если бы не ты, хана бы моему лесу настала.

— Сань, привет! — хлопнул меня по плечу Олег. — Как сам?

— Сашка, здорово! — донесся до меня голос Димона, сидевшего у костра.

Точно так же приветствовали и Слав, и Антоху. Причем ощущалось, что это не дежурные фразы, собратья правда были нас рады видеть. Но, пожалуй, больше других Мезина. Во-первых, потому что он давно не появлялся, во-вторых, потому что в рюкзаке у него, как оказалось, лежало копченое с травами мясо лося, который, со слов Антохи, еще в начале этой недели бегал по лесу и думал только о том, как бы порадовать собой желудки ведьмаков.

Надо заметить, что не все те, кто сидел у костра, были мне знакомы, несколько новых лиц я заметил. Все они, как один, были крепкими мужиками ближе к сороковнику и, что примечательно, сидели немного наособицу от остальных. Впрочем, от коллектива в определенном смысле они не отрывались, наравне с остальными ели, пили и смеялись.

— Мое почтение вам, старшие, — подошел тем временем Антоха к старикам, сидевшим на корнях дуба, а я, поразмыслив несколько секунд, последовал за ним. — Прощения прошу за долгую отлучку, воли моей на то не было, так уж вышло.

— Случается, — кивнул один из патриархов, тот, которого, если мне не изменяет память, звали Макарыч. — Рад, что жив. А то наши охламоны начали поговаривать о том, что тебя этот мир уже оставил. Причем неясно было, успел ты передать кому свою силу или же нет.

— Языки длинные, вот и мелют не пойми чего, — проскрипел дед, сидевший слева от него, имя которого мне было неизвестно. — Раньше у каждого слова цена имелась, потому всегда лучше было промолчать, чем лишнего болтнуть. А теперь…

— Ступай к костру, Антон, — огладив бороду, перебил его старик, сидевший в центре. Вот его я помнил, как звали, — Демид, и как раз он здесь был самым главным. Так сказать, самым равным среди равных. — Поди, соскучился по родне? Так не теряй времени, время летит быстро. Хмель, мясо, душевный разговор — что еще нужно ведьмаку в заветную ночь?

— Все так, старшие, — поклонился дедам Мезин. — Все верно.

Он отошел в сторону, и взгляды стариков уткнулись в меня.

— Добрый вечер, почтенные, — я приложил руку к груди и чуть наклонился. Наверное, стоило бы согнуться до земли, поклон спину не ломит, но вот не хочу. Сам не знаю отчего, но внутри в этот миг словно появился какой-то штырь, не дающий мне это сделать. То ли включилось осознание того, что я ни перед кем давно спину не гну, поскольку план по этой дисциплине еще в той своей жизни перевыполнил, то ли сработало то неразумное упрямство, которое время от времени меня посещает, усложняя и без того непростое мое бытие. Не знаю. Да и какая разница? Если меня сейчас начнут топить, то никакие поклоны ситуацию не выправят, так чего ради собственную самооценку понижать? — Я тоже отсутствовал некоторое время, и тоже по уважительной причине. Пришлось покинуть страну, чтобы не получить проблемы с законом.

— Знаем, — кивнул Демид. — Кощеевича ты упокоил. Дело благое, нужное.

— Нужное кому? — прошамкал безымянный старикан. — Нашего брата лиходейное Кощеево семя никогда не задевало, стороной огибало. Выходит, что и нам с ним делить особо нечего. А теперь следующий Кощеевич ведьмаков среди своих врагов числить станет да ковы разные строить начнет.

— Так подружкам своим он угодить желал, — наконец подал голос пятый старейшина. — Ведьмам. Верно, Александр?

Евдоким. Вот, значит, ты какой — седой как лунь, плечистый, с лицом, словно вырубленным из дуба при помощи плотницкого топора. И нетерпеливый. Выжидать не стал, использовал первый же выгодный для себя момент в беседе. Или просто счел, что не по чину ему разыгрывать сложную пьесу ради какого-то щенка?

— Почти верно, — ответил я. — Почти — потому что не только им. Еще судным дьякам, которые тоже принимали участие в охоте, сотрудникам ФСБ, которые в обмен на помощь не стали копать случившуюся историю слишком глубоко, и еще много кому. Кощеевич вообще-то умудрился насвинячить очень многим. А началось все с того, что он первый объявил мне войну. Он мне, не я ему.

— В самом деле? — поднял правую бровь Демид. — Я слышал другое.

— Когда мы с ним схлестнулись в первый раз, я понятия не имел, с кем имею дело. Уверен, Кощеевич это понял, — спокойно, даже немного отстраненно произнес я, глядя при этом на Демида. — То есть в тот момент мы могли просто разойтись в разные стороны и забыть о конфликте, но нет, он сам предпочел продлить нашу вражду. Опять же, поняв, что к чему, осознав, какой враг у меня появился, я мог сбежать за тридевять земель или каким-то образом попросить у него пощады, но мне такое в голову не пришло. Это же опозорит честь рода. Я воин. Я ведьмак. Как о таком вообще всерьез возможно даже думать? Вот и выходит, что мне оставалось или победить, или умереть — третьего не дано.

Такую пафосную дичь я, скорее всего, вообще никогда в жизни не нес. Вот только с учетом того, что передо мной за аудитория, приходится изображать из себя черт знает кого. И ведь работает! Старый хрыч, что сидел по левую руку от Демида, довольно заулыбался, показывая весьма недешевые зубные протезы, да и Макарыч вон ухмыльнулся. То ли слова мои его проняли, то ли, что вероятнее, он находчивость мою оценил.

В любом случае мяч сейчас на моей половине поля. Пока.

— Что до союзников… — я открыто взглянул в глаза Евдокима. — Война есть война, она всех разводит на те стороны, которые им ближе. Да и потом, не было мне от ведьм особой помощи. Да никакой не было. Вот убить они меня пытались, это было. Правда, им самим это боком вышло, я одну из них крепко подрезал своим ножом. Так они потом сами ко мне и пришли, мол, исцели, не дай помереть подружке. Спину гнули, винились.

— Эва как, — Демид коротко глянул на моего недоброжелателя. — Про то не слыхал.

— Было-было, — подтвердил Гера от костра. — Я тому свидетель. Денис-змеевик тоже подтвердил бы эти слова, но его сегодня здесь нет.

Я и не обратил внимания на то, что за моей спиной стихли разговоры и смех, все присутствующие на поляне, оказывается, внимательно слушали наш разговор.

— А я бы вообще сдох, не помоги мне Сашка, — влез в беседу Олег. — Эта сволочь меня почти уморила. Знал, паскуда, что мне вода как воздух нужна.

— Если бы не он, с тобой, балаболом, ничего бы и не случилось! — рявкнул Евдоким. — С чего Кощеевич на нас всех вызверился? А?

— Не на всех, а только на тех, кого рядом со мной видел, — невозмутимо парировал его слова я. — Остальным ничего не угрожало. И потом, он тем самым Покон нарушил и себе приговор подписал.

— Это как же? — удивился безымянный дед.

— Родню в нашу с ним свару вплел, — пояснил я. — А это неправильно. Олег брат мне. Не кровный, верно, но это ничего не меняет. Как брат мне любой из ведьмаков, что тех, кто сейчас на поляне находится, что тех, кто сегодня сюда не приехал. Даже те, с кем я вижусь впервые, — они тоже мне родня, за любого из них я на бой выйду и, если надо будет, умру. Потому что семья — это то единственное, что ни за какие деньги не купишь. И так думаю не только я. И Дэн, и Гера ни минуты не сомневались, когда я попросил у них помощи в той драке. Они просто пришли и встали со мной плечом к плечу, без расспросов, без лишних слов. Вот и выходит, что Кощеевич нарушил все уложения, потому и сгинул. Судьба все видит и каждому век его отмеряет по справедливости. А что до ведьм… Повторюсь, они больше языками мололи, как у них водится, а как до дела дошло, так их и след простыл. В том подвале, где мы последыша Кощеева в топке сожгли, вообще ими и не пахло. Мы трое были, дьяки судные и чекисты. И Марусенька еще, чешуйчатая подружка Дэна.

— Славная тварюшка, — заметил Олег. — Хоть и змеюка! Ой!

«Ой» было неспроста. Это ему Слава Два подзатыльник отвесил, а после шепотом объяснил, что о царевне, пусть и змеиной, так говорить не след, особенно в лесу. Змеи существа памятливые, обиду свою долго помнят. И вот они-то уж точно различия между говорившим и остальными ведьмаками делать не станут, тут всем достанется. Им на Покон плевать с высокой колокольни.

Ради правды, как раз с Поконом я немного натянул сову на глобус. Тот защищает старых да малых, Олег ни в ту, ни в другую категорию не вписывался, разве что только по уровню разума, который запросто мог сойти как за детский непосредственный, так и за старческий деменционный. Но в контексте данной беседы всякое лыко было в строку, так что я особо загоняться по этому поводу не стал. Да и остальные тоже.

— Судные дьяки нам тоже не особо друзья, — буркнул мой недоброжелатель. — У них своя правда, у нас своя.

— У вас — может быть, — не стал спорить я. — А у меня она с законами Российской Федерации и Поконом всегда совпадает. Как пример — убивать без повода и просто удовольствия ради нельзя, что по тем законам, что по другим. Против своих идти нельзя, детей в жертву приносить нельзя, ну и так далее. Если всего этого не делать, так ребята из отдела к тебе никаких претензий иметь и не станут.

— Верно говоришь, Александр, — одобрил мои слова Макарыч.

— Сашка правильный ведьмак, — подошел ко мне Гера и встал за спиной. — Он делом это доказал.

— Мне помог, — приблизился к нам и Мишаня. — Мы даже знакомы толком не были, а он за мой лес как за свой переживал.

— Подтверждаем, — подали голос и Славы, которые, оказывается, тоже уже стояли прямо за мной. — И вообще, Евдоким Ильич, ты, если к нему какие претензии имеешь, говори сейчас и при всех. Разберем по-честному, по нашей Правде.

— Верно, — одобрил их предложение Демид. — Вот хоть бы про тех же ведьм ты мне сегодня по дороге сюда рассказывал. Мол, Смолин этот с ними хороводится постоянно, причем с такими, которые нас сильно не любят с давних пор. Дара, Марфа. Так же?

— С Дарой общаюсь, — подтвердил я. — Есть такое. Только как по другому-то? Она моя соседка. Женщину и друзей выбрать можно, родителей и в моем случае соседей — нет. Тут уж какие достанутся. Мне вот от Захара Петровича вместе с силой, домом и домовым бабка Дара перепала. А жить бок о бок в деревне и не общаться — это я не знаю, как сделать.

— В самом деле, — согласился со мной Макарыч. — Да и деревня там вся из пяти дворов да трех развалин состоит. Бывал, видал.

— Что до Марфы — так ты сам с ней не против лясы поточить, Евдоким Ильич, — сказал вдруг один из незнакомых мне ведьмаков. — Я ж тебя с ней третьего дня в «Афимолле» видел. Вы в кофейне сидели, десерты кушали, смеялись над чем-то. Не знай я, кто вы такие есть, подумал бы про седину и ребро.

О как. В «Афимолле». Совпадение? Или нет? Жаль, точно не узнать, как все обстоит на самом деле. Евдоким не скажет, а Марфа непременно соврет. Хоть бы даже и из принципа.

— Да и ерунда все это, — подытожил Демид. — Мало ли кто с кем общается? Я вот в молодые годы как-то даже с полуденницей того… Кхм… И что? Мне даже завидовали, так-то! Поди полуденницу на ласки уломай. Она же нежить, да не простая, ей проклятие наложить, что вон Антошке кружку пива выпить. А как уломаешь, так еще отважься на нее залезть. А я смог! И уломать, и залезть. И что, меня кто осудил? Нет. Главное — другое. Главное — честь родовую не уронить, не замарать. Ты, Евдоким, по этой части к Александру какие претензии имеешь?

— Нет, — буркнул насупившийся старейшина.

— Ну и все, — топнул ногой Демид. — И еще раз скажу, давай заканчивай по углам шушукаться да раздор средь нас сеять. Думаешь, не знаю ничего? Не вижу? Ясно же, с чего ты на парня окрысился. Захару все никак обиды свои забыть не можешь. Только ты те обиды сам себе выдумал, вот что я тебе скажу. Молодые всего знать и ведать не могут, а у меня с памятью все в порядке.

Молчал Евдоким, только на меня и тех, кто за моей спиной стоял, зыркал из-под бровей.

— Эвона? — шмыгнул носом Макарыч. — Ох, телепни! Мясо ж горит!

— Елки-палки! — заорал Олег. — И правда!

— Иди к костру, Александр, — велел мне Демид. — Ты один из нас и им останешься до той поры, пока жив или пока честь нашу родовую не замараешь злыми делами. И знай, Ведьмачий Круг никогда по кривде жить не станет. Только по правде. На том стоим с начала времен!

Хорошо, коли все на самом деле так. Только личный опыт подсказывает, что такие слова не всегда совпадают с делом. Демид не вечен, и кто знает, к кому после него перейдет право вершить суд на Круге. Добро, если к Макарычу. А если нет?

Впрочем, сегодня за моей спиной встали те, кто мне верит, на что у меня даже надежды не было по дороге сюда. И я отчего-то уверен, что даже будь все пять старейшин настроены против меня, они бы все равно не отступили. Даже Славы, хоть они раньше обратное утверждали. Вот это вселяет пусть небольшую, но надежду на то, что все-таки есть в этом мире люди, ради которых стоит жить. Даже если они и не совсем люди.

— Держи, — когда я устроился у огня, Олег сунул мне в руки деревянную кружку с плескавшимся в ней пивом. — Вздрогнем?

— Давай, — кивнул я. — Ваше здоровье, братья!

— И здоровье тех, кого сегодня с нами тут нет, — добавил Гера. — Пусть им будет хорошо там, где они сейчас!

После второй кружки от моего чуть подавленного состояния даже следа не осталось, напротив, мне, как и тогда, два года назад, в какой-то момент стало невероятно легко и хорошо и хотелось только одного — чтобы эта ночь не спешила заканчиваться, чтобы она стала немного длиннее, против всех физических и географических законов. Ну или какая там наука заведует вращением Земли и сменой дня и ночи?

Увы, но в данном случае мои желания не значат ничего, потому в какой-то момент наступила тишина, а наши ножи покинули ножны, и Демид, как и в прошлый раз, громко рявкнул:

— Братья! Мы снова здесь и мы еще живы! Хвала!

— Хвала! — дружно ответили ему мы.

— Пращурам нашим славным — хвала!

— Хвала!

— Трибогу великому — слава!

— Слава!

— Тому, кто был первым из первых, — память вечная!

— Память вечная!

И снова стояла луна над дубом — огромная, желтая, близкая настолько, что, наверное, с самой верхушки дерева можно было до нее дотронуться рукой. И ходила по рукам чаша с хмельным вином, и я чувствовал на своих плечах тяжесть кольчуги, слышал шелест плаща, покрывавшего мою спину, а на коленях у меня лежал меч, помнивший сотни битв и тепло рук тех ведьмаков, чья сила и память сейчас струилась в моих венах вместе с кровью. И пока я жив, они не мертвы. Как, наверное, теперь не умру до конца и я, если, конечно, вовремя успею найти наследника.

Впрочем, в моем случае все не так просто, как у остальных. Все же очень у меня узкая и неоднозначная специализация.

И снова были песни во славу Трибога, а также просто без повода, и был смех, и лилось вино, и в отблесках разгоравшейся зари мы плясали, обнявши плечи друг друга, у почти погасшего огня, зная, что сейчас свершится маленькое чудо, принявшее форму меча, который нам завещали наши предки, дружинники князя Олега, прозванного Вещим. Пусть он после рассыплется на сотни искр, но все равно оно останется с нами и будет греть сердце до следующего Круга.

— Есть в язычестве все же некая притягательность, — сказал Слава Раз, когда мы, попрощавшись с остальными сородичами, уселись в машину и тронулись в обратный путь. — Сопричастность ко всему сущему, что ли? В других религиях все разграничено — тут земное, там небесное, тут можно, там нельзя. А язычество оно тут и сейчас, оно среди людей живет, если можно так сказать.

— Можно, — согласился его напарник. — Но наш Круг — это не язычество. Мы другое. Мы вне религии. Мы просто осколки ушедшего времени, как бы пафосно это ни звучало. Причем, кроме нас самих, никому не нужные осколки.

— Тебе-то грех жаловаться, — возмутился я. — Сам же говорил, к вам в очередь пишутся за год.

— Я о другом, — повернулся ко мне Слава Два. — Мы, ведьмаки, вымирающий вид. Нас больше не становится. Меньше — да. И когда нас совсем не станет, этого никто даже не заметит. Обидно, но факт.

— Тебя это сильно печалит? — спросил у друга Слава Раз.

— Нет. Просто данность.

— Да и насчет того, что никто не заметит, ты не прав, — произнес я. — А ведьмы? Они не просто заметят. Они праздник по этому поводу устроят, который в принципе можно засчитать за тризну. Какую-никакую, но тризну. А это, знаешь ли, уже немало.

— Главное сейчас — на гайцов не нарваться, — вздохнул Слава Раз. — От меня выхлоп жуткий. Вот всякий раз после Круга одно и то же, едешь и думаешь, налетишь или нет?

— Налетал? — поинтересовался я.

— Пока нет. Но все когда-то случается в первый раз.

Опасения его оказались напрасны, все обошлось, и через пару часов мы въехали в мой двор, уже ярко освещенный утренним солнцем, но при этом абсолютно безлюдный по причине относительно раннего времени и выходного дня.

— Молодцы у тебя домовые, — сказал Слава Раз, после того как с напарником прошелся вдоль дома туда-сюда. — Землица-то слабенькая у вас, песка в ней много. Сразу видно, не подсыпали чернозем давно.

— Давно! — фыркнул я. — Думаю, тут больше подойдет слово «никогда». Нет, на наше ТСЖ жаловаться грех, но такой ерундой они не заморачиваются.

— Ну, ничего, мы сейчас маленько улучшим ситуацию, — деловито заверил меня Слава Два, открывая багажник машины. — Единственное, нам вода нужна. Много. Или ты только у своего подъезда красоту навести хочешь?

— У всех, — сразу же ответил я. — Иначе нечестно получится.

— Тогда тяни шланг. И еще будешь лейки таскать. Сено к лошади не ходит.

Тяни шланг. А откуда? И вообще где его взять? Вот уж чем не богат. Нет, в Лозовке у меня шланг есть, в сарае лежит. Но где та Лозовка?

Но толком заморочиться на эту тему я не успел, поскольку вопрос решился сам собой. Из маленького вентиляционного окошка, расположенного на фундаменте дома, сопя, выбрался Кондратка из восьмого подъезда, держа в руках зеленый шланг, и потащил его ко мне, осторожно шагая между уже более-менее укрепившейся в земле рассадой.

— Во, — протянул он мне искомый садовый инвентарь. — Как воду надо будет включить — ты скажи. Мы ждем.

Понадобилось скоро. Из багажника Славы достали аж три десятилитровые лейки с насадками, в две из которых засыпали какие-то непонятные смеси, внешне похожие на землю с перетертыми травами, после чего заполнили их водой.

— Я на раздаче, ты ходишь, — скомандовал Слава Раз. — Саш, а ты носишься вдоль дома, следя за тем, чтобы у него всегда была полная лейка. Конвейер, братец.

И работа закипела. Слава Два, что-то негромко приговаривая себе под нос, лил из лейки сероватую и чуть тягучую жижу на землю, причем внимательно следя за тем, чтобы на ней не оставалось ни одного сухого места, я сновал между ним и его напарником, который отмерял специальной коробочкой смесь и засыпал ее в лейку, ну а домовые включали воду по первому требованию. Все были при деле.

Когда мы добрались как раз до моего подъезда, одна за другой рядом со мной возникли сразу две знакомые личности. Первой была Жанна, которая немедленно принялась хихикать, глядя на потного и мокрого меня. Мокрого, потому что я, разумеется, успел пару раз облиться из леек. Надеюсь, волос на ногах у меня не пойдет от этого в рост и я не стану напоминать хоббита.

Второй была Фарида, которая сначала пару минут глядела на сосредоточенного Славу, а после осведомилась:

— Это вы кто? И зачем?

— Моя работа, — сразу же ответил я, зная, что кто-кто, а наша дворничиха пока не разберется, что к чему, отсюда не уйдет.

И она, и ее супруг Хафиз, как люди восточные, очень серьезно относятся ко всем вопросам, связанным с понятиями «мое» и «не мое». Все, что «не мое», им неинтересно, и наоборот. Двор нашего дома входил в понятие «мое», потому к любой сторонней активности, связанной с его благоустройством, Фарида относилась очень бдительно. Просто потому что, кроме нее, никто ничего тут делать не мог, таков был закон, который она сама для себя установила. Даже местные тэсэжэшники предпочитали ее заранее уведомлять о каких-либо проводимых работах. Да что тэсэжэшники! С ней даже местные бабкисвязываться не решались, а уж они, как известно, вообще никого и ничего не боятся.

— Зачем? — с подозрением повторила дворничиха.

— Люблю, когда цветут цветы, — пояснил я. — Но у нас же толком ничего не растет. Вот вызвал за свой счет ребят из специальной фирмы, они удобрения льют на землю. Никакой химии, сплошная органика. Через две недели тут будет город-сад. Ну а у всех подъездов удобряют, потому что у меня широкая русская душа. Хочу, чтобы всем красиво было, а не только мне.

— Нюхать дай, — обратилась Фарида к Славе и показала пальцем на лейку: — Что там у тебя?

— Да пожалуйста, — согласился тот. — Сколько угодно.

Дворничиха в самом деле сунула нос в отверстие, куда заливалась вода, и втянула ноздрями воздух.

— Не химия, — секунд через тридцать согласилась со мной она. — Хорошо. Лейте.

— Суровая, — усмехнулся Слава, когда дворничиха нас покинула. — Но молодец, уважаю таких. У них всегда порядок во дворе, собаки гуляют, где положено, и никакого битого стекла в траве.

Кстати, да. Собачников Фарида гоняет о-го-го как, и те, представьте себе, ее слушаются. Кто с пакетиками ходит, кто во дворе предпочитает не гулять.

— Ну, вот и все, — спустя полчаса устало сказал Слава Два, вылив на землю последнюю лейку. — Как ты там сказал? Город-сад? Будет. Обещаю. А еще советую саженцы вишни посадить. Не везде. У десятого подъезда, у седьмого, у твоего и у третьего. Если так сделаешь, они за это лето окрепнут, как за три года. А через пару лет первый урожай дадут.

— Сделаем, батюшка-ведьмак, — раздался из недальних кустов сирени голос Кузьмича, а после показался и он сам. — Ляксандра нам их купит, а мы посадим. Купишь же?

— Закажу, — пообещал я. — Сегодня и закажу. С доставкой.

— Лучше бы, конечно, за городом приобрести, знаю я на разных направлениях неплохие питомники, — задумчиво произнес Слава. — Там более живучие саженцы продают. Но можно и заказать. Я тебе ссылку на один магазинчик скину, у них бери.

— Спасибо тебе, — с кряхтеньем согнулся в земном поклоне Кузьмич. — И другу твоему тоже. Скажи, чем отдариться можем за ваши труды?

— В вашем доме живет мой брат, — Слава положил руку мне на плечо. — А с родни брать отдарки Покон не велит. Его радость — моя награда. Ну и потом, вы же за ним приглядываете? О беде всегда предупредите, об опасности, защитите, если надо. Так что это я вам, выходит, долг вернул.

— Хорошие у тебя браты, Ляксандра, — проскрипел Кузьмич. — Свезло тебе. Вишню не забудь заказать! А то ведь у тебя память короткая.

Он отвесил Славе еще один поклон и скрылся в кустах сирени, а следом за тем и шланг втянулся в вентиляционное окно. Ну, оно и слава богу, во дворе вот-вот люди начнут появляться и, как следствие, задавать вопросы. Утро-то совсем уж вступило в свои права.

— А мне нравятся домовые, — сказал Слава, подхватывая лейку и перелезая через оградку на тротуар. — Знаешь, они очень честные ребята в отличие от многих из нас. Они если говорят «сделаю», то делают. Всегда. И сразу. У них нет привычки обещать, слово не отстает от дела. А если говорят «нет», значит, точно нет, хоть ты им кол на голове теши. Мне такое всегда нравилось. Так что ты давай заказывай вишню по ссылке, что я тебе отправлю. Не тяни.

— Давай, — кивнул я. — Ну и если что — мои способности всегда к вашим услугам. Это не в качестве спасибо за помощь, а просто. Ну, потому что!

— Да понятно. — Слава забросил лейку в багажник, похоже совсем не волнуясь за то, что она не сильно сухая внутри. — Ладно, пора по домам. Глаза слипаются.

— Ага, — подтвердил его напарник. — А нам в ночь опять в дорогу. Яблоневый сад одного фермера под Серпуховом в том году вообще плодов не дал, очень сильно его владелец по этому поводу переживает. Надо помочь.

— А вот не надо было два года назад жадничать, — хихикнул Слава Два лукаво. — На деньги нас нагреть пытаться не стоило.

Сдается мне, не просто так в том году фермер яблочек не увидел. И что в этом он заплатит дважды, как и предписано народной мудростью.

— Славные они, — сказала мне Жанна, когда машина с моими друзьями выехала со двора. — Да?

— Да. Что там у Носова?

— Он почти дозрел. Еще день-другой — и будет как в стихах, что я в школе учила. Оковы какие-то падут, и свобода нас встретит радостно у входа. И так далее.

— Ясно, — кивнул я и достал из кармана завибрировавший там телефон. Я включил его сразу после того, как мы утром из леса на трассу выехали. — Алло.

— Привет, Саш, — раздался в трубке смутно знакомый голос. — Это Валера Швецов. Ну, Хранитель Кладов. Узнал?

— Конечно, — соврал я. — Привет.

— Хотел уточнить — вторник в силе? Едем? Ну, мало ли, может, ситуация у тебя изменилась?

— Ситуация изменилась, — подтвердил я. — Но мы едем в обязательном порядке. Как договаривались — с тебя мотор, с меня еда и бензин. Ну а остальное все пополам — и приз, и неприятности.

— Хорошая арифметика, — рассмеялся он. — Мне подходит. Где тебя забирать?

— А ты откуда поедешь? — уточнил я, выслушал ответ и пообещал: — Чуть позже сброшу точку, так, чтобы тебе особо петлю не давать.

— Тогда до вторника. Да, поедем ведь чуть свет, как договаривались? Да? Ну и хорошо. До встречи!

— До нее, — ответил я и нажал «отбой».

— Так что с Носовым и ворожеем? — переспросила Жанна. — Надо решать.

— Все будет как надо, — пообещал ей я. — Но сначала — спать. Одна ночь на ногах — это еще ничего, но две уже перебор.

— А потом?

— Суп с котом, — зевнув, я прикрыл ладонью рот. — Сейчас вишню закажу и баиньки лягу. Разбуди меня часика в четыре, хорошо? Но не позже.

Глава 15

— Ты не спешил, — с ощутимым укором в голосе сказала Ряжская, когда увидела меня в коридоре клиники, где в связи с наступлением вечера уже включили лампы дневного света. — Ну, оно и понятно.

— Что именно понятно? — уточнил я. — Дескать, чужие беды — они ведь чужие? Или ты человек молодой, что тебе за дело до умирающей девчонки, которая тебе никто?

Не скажу, что меня задели ее слова. Во-первых, в Ольге Михайловне говорят эмоции, невооруженным глазом видно, что она на пределе. Вон какие тени под глазами, и венки набухли. Сошел визаж-лоск с бизнес-леди, сошел. Во-вторых, это нормальная реакция на ситуацию. Сестру она на самом деле любит, смерти ее не то что не желает, а откровенно боится, и потому как нормальный человек ищет ту опору, которая даст ей надежду, сказав: «Не все еще потеряно». Вагнер в этом качестве не тянет, потому ей стал Александр Смолин, который выкинул некрасивое коленце, отказавшись приезжать по первому зову. Хотя мне не стыдно за сделанное совершенно. Как верно заметил Стас, я не могу быть хорошим для всех. Да, мне жалко Бэллу. Сильно жалко. Настолько, что я иду ради нее на весьма серьезные шаги. Но у меня есть и своя жизнь, правильно? Не отправься я вчера на Круг, кто знает, как бы оно все повернулось? Евдоким начал бы орать, что я, собака такая, род ни в денгу не ставлю, что плевать на всех хотел со Спасской башни и что гнать меня, паразита, в три шеи надо. Выгнать, может, и не выгнали бы, но проблем я бы огреб изрядных. Причем Бэлле все одно не помог бы. Нет у меня таких средств, которые ее состояние сейчас улучшат. Кончились. Я же не лекарь, в конце концов, это так, побочная забава, смешанная с небольшим приработком, не более.

Ей теперь если кто и поможет, так это ворожеи, да и то не факт. К тому же прежде, чем я обращусь к ним, много чего произойти должно, и приятных моментов в списке грядущих дел вообще нет.

— Ну, зачем так-то уж?

— А как?

Молчит Ряжская. Ей есть что сказать, но она не хочет меня злить, это видно. И правильно.

— Ольга Михайловна, поверьте для того, чтобы ваша сестра жила, я на самом деле сделал очень многое и еще сделаю тоже. Причем для меня самого загадка, отчего я так за нее переживаю. Ведь она на самом деле мне никто, мы не родня, не старые добрые друзья. Да мы впервые увиделись месяц назад.

— Помогая ей, ты помогаешь мне, — предложила вариант Ряжская. — Мы с тобой знакомы дольше, чем ты с ней.

— Тоже так себе аргумент, — усмехнулся я. — Не обижайтесь, но мои личные выгоды от нашего знакомства весьма сомнительны. Что там было? Мне прострелили грудь, чуть не объявили в международный розыск, и я заработал себе смертного врага в виде вашего мужа, который к тому же нас подозревает бог весть в чем. И что самое обидное, даже без оснований. Ну, почти. Было дело, немного пошутил на эту тему, но он же не дурак, должен был понять, что его троллят?

— Для тебя так принципиально, спали мы или нет? — устало спросила у меня женщина. — Просто ты не в первый раз на эту тему разговор заводишь. Если да — вон та палата пустая, я в ней сегодня ночевала. Если хочешь — пойдем туда прямо сейчас. Не вопрос.

Вот тут я немного смутился. Не для провокации она сейчас это сказала и не для того, чтобы вывести меня из равновесия. Ряжская просто устала и отчаялась настолько, что ей на самом деле было все равно. У нее в голове была только Бэлла и ее болезнь, которая вот-вот одержит верх.

— И вот такие, как она, еще называли меня шлюхой! По щекам пару раз хлестали, твари, — процедила Жанна, сидевшая на подоконнике. — А сама, блин, готова ноги раздвинуть по первому свистку.

— Извини, — не обращая внимания на ее слова, обратился я к Ряжской. — Иногда меня заносит. Ну, вот такой поганый характер.

— Она тебя очень ждала, — глубоко вздохнула женщина. — Спрашивала меня, где ты. А мне нечего было ответить.

Сказать в ответ мне было нечего, потому я просто направился к палате.

— Стой. Там ни мне, ни тебе делать нечего.

— То есть? — я резко развернулся. — Она что? Все?

— Бэлла в искусственной коме, — сглотнув комок, ответила Ряжская. — Это тот максимум, который может предложить Вагнер, чтобы выиграть время. Только все равно его почти не осталось, Саша. Уж прости меня, старую, за банальность.

— Не прибедняйся, — попросил ее я, решив окончательно перейти на «ты». — Тебе это не идет.

— Мне сейчас ничего не идет. Да и плевать.

— Ой ли?

— Представь себе, — тряхнула головой Ряжская. — Если ты со мной в палату не захотел прогуляться, когда я сама это предложила, то, наверное, это что-то да значит. А ты ведь тот еще ходок, я знаю.

— Не люблю легкую добычу, — пояснил я. — Но мы еще вернемся к этому разговору потом.

Я подошел к двери, за которой находилась Бэлла, и открыл ее. От хоть какого-то уюта, который тут был еще совсем недавно, не осталось ничего. Не было цветов на столике, книг, стопкой лежавших на нем же, каких-то мелочей, которые сопровождают женщин до последнего их дня, теперь за ним сидела миловидная медсестра, следившая за пищавшими и мигавшими экранами приборов, от которых к восково-белой Бэлле, лежавшей с закрытыми глазами на койке, шли многочисленные провода.

А еще я увидел серую змею, которая сдавила горло девушки так, что сразу становилось ясно — еще чуть-чуть, и той конец. Эта тварь не просто вернула свой предыдущий размер, она стала куда больше. Мало того, в какой-то момент она повернула ко мне свою безглазую морду и вроде как улыбнулась, словно говоря: «Ну и за кем осталось поле битвы?» Ничего подобного я раньше не видал, возможно, только показалось, что серая нежить таким образом отреагировала на мой приход, но все равно в этот момент меня захлестнула вспышка ярости. Если верить рассказам обитателей мира Ночи и даже кое-каким источникам, эта пакость неразумна, так что неоткуда взяться осмысленному злорадству, но для меня это ничего не меняет. Разумна, неразумна — нечего было меня злить.

— Не прощаюсь, — произнес я, закрывая дверь, причем слова эти были адресованы не Бэлле и не медсестре. И, думаю, существо, к которому я обращался, меня услышало.

— Я тоже там долго быть не могу, — всхлипнула Ряжская, а после уткнулась лицом мне в плечо. — Не мо-гу! Зайду — и выхожу сразу.

— Бэлла очень сильная девушка, — погладил я ее по голове. — Она боец. Поверь, это точно так. И она сможет продержаться до той поры, пока я не приду сюда с лекарством.

— Если оно вообще есть, — шмыгнула носом женщина. — Знаешь, я уже ни во что не верю. И тебе, ты уж не обижайся, тоже. Мне кажется, вы все просто поддерживаете меня на эмоциональном плаву, чтобы я с катушек не поехала.

— Я — нет. За остальных не поручусь. Ладно, поеду. У меня сегодня еще много чего запланировано. Я вообще потихоньку превращаюсь в ночного жителя, днем сплю, как стемнеет, начинаю вести подвижный образ жизни. Это ненормально.

— Москва — город, который никогда не спит. — Ольга отошла от меня в сторону на пару шагов и вытерла слезы со щек. — Ты не одинок, я еще минимум пятерых человек знаю, которые так же существуют. И их все устраивает.

— Меня все же нет. В смысле — не устраивает. Но кто бы меня спрашивал, чего я хочу…

— У меня машина с водителем на парковке стоит. — Ольга подошла к окну, не подозревая при этом, что она буквально носом уткнулась в грудь Жанны. — Надо — бери. Только потом, когда до места доедешь, обратно ее отправь.

— С водителем? — удивился я. — То есть он все это время там, в машине сидит?

— Они вроде подменяются через восемь часов, — равнодушно ответила Ряжская. — Хотя не уверена. Саш, люди за это деньги получают, это их работа. Надо ехать — будут ехать. Надо ждать — будут ждать. Мне только о них не хватало еще думать.

— Резонно, — признал я. — Только ты позвони водителю, скажи, что ты мне его на время одолжила. А то ведь он меня куда подальше послать может и будет прав. Мало ли кто по парковке шатается, даже с учетом того, что это закрытая территория?

Водитель оказался немолодым усатым дядькой, который сразу же спросил:

— Куда едем?

— На кладбище, — пребывая в раздумьях, на автомате ответил я.

— Куда?

— А что вас смущает? — немного недовольно уточнил я. — Ну вот нравится мне посещать родные могилы вечерней порой.

— Куда именно поедем? — невозмутимо произнес водитель. — В Москве кладбищ десятка четыре, если не больше. И все в разных концах города.

— Семьдесят с гаком, — поправил его я. — И извините, задумался просто, вот и нагрубил.

— Оно понятно, место-то невеселое. Хоть и благоустроено все, аллеи вон, дорожки, беседки, а все одно больница есть больница, хорошего ждать не приходится. Так куда все же едем?

Что меня впечатлило — этот водитель-философ даже навигатором не пользовался, прямо так ехал, полагаясь только на свою память. Давно такого не видал.

— Значит, мы в гости к нашему любимому олигарху Павлика с собой берем? — тихонько спросила у меня Жанна и получила в ответ утвердительный кивок. — Ясно. Для него самого?

На этот раз я головой мотнул в отрицающем жесте.

— Значит, наш мальчик прогуляется в подвал, — сделала резонный вывод девушка. — Ясно. Решился все-таки.

Решился. В целом убивать мне было не в новинку, я это уже делал, и даже не раз — и своими руками, и чужими, по-разному случалось. Но всякий раз передо мной стоял простой выбор — либо я, либо меня. В драке не надо думать, что такое хорошо и что такое плохо, там надо бить, причем так, чтобы противник встать не мог. Потому что если он встанет, то есть вероятность, что после ты сам ляжешь, не исключено, что в гроб. Или просто тебя в землю зароют, для верности в пятки и в глаза по гвоздю-сотке вбив, да и все. В смертной драке гуманные мысли и намерения являются твоим верным проводником на тот свет.

Здесь же другое. Не драка, не казнь, а просто убийство в чистом виде, преднамеренное и спланированное. Да, ворожей мне не друг, сомнений нет никаких, но он был готов заключить мир, причем на моих условиях. И, думаю, он эти условия даже станет соблюдать, по крайней мере до той поры, пока не придумает, как их обойти. Ну или не плюнет на сложившуюся не в его пользу ситуацию с тем, чтобы вскоре ее забыть насовсем. Истома очень неглуп и знает, когда стоит отступить или сдаться, это ясно как белый день. Правда, он упоминал о том, что у организации, в которой он состоит, есть некий кодекс, требующий не допускать поражений, но и тут все незамысловато — ему проще и дешевле со временем устранить того же Носова, чем меня. Тем более что тот и так на ладан дышит. В результате нет изначальной цели заказа, нет и проблем с коллегами.

Но все же я его убью. Ему не повезло в том, что именно от его смерти мне выгоды больше, чем от чьей-то еще. Звучит цинично, но ничего не поделаешь, такое сейчас время. Один старый колдун в Праге мне сказал, что мы живем в век волка, потому готовы проявлять жалость к слабым только тогда, когда сыты. В остальное время мы или охотимся, или спасаемся от охотников, радуясь коротким передышкам между этими двумя занятиями.

Что до моральной стороны вопроса, то тут никаких терзаний я вообще не испытывал. Скажем прямо, не самый лучший представитель человечества наш дорогой ворожей, и крови на его руках, уверен, много. Вот случись так, что на его месте оказалась, к примеру, какая-то учительница младших классов или там тренер по фитнесу, — вот тут да, тут выбор был бы сложен. А так мне даже отдельские и те спасибо скажут, если узнают подробности случившегося. Впрочем, надеюсь, что дело до этого не дойдет.

Если меня какой момент и печалил, так только тот, что душа Истомы Моране не достанется. Она была бы довольна, заполучив такой подарок. Но нет, не судьба мне ее побаловать столь вкусным блюдом. Не хочу давать в руки Носова столь серьезный компромат на себя. Уверен, что все его поместье, включая подвальные помещения, напичкано приборами слежения, и через какое-то время узнать о том, что я попал на один из них в тот самый момент, когда ворожей испустит дух, мне не хочется. Ясно, что на этой записи я буду там просто стоять и смотреть на то, как он умирает, но все равно ни к чему это. Лишнее. Наоборот, мне выгодно в этот момент находиться где-то в другом месте, в компании потенциальных свидетелей того, что я к смерти Максима Максимовича никакого отношения не имею.

Кстати! Может, и хорошо, что богине его душа не перепадет. Человеком-то его в полной мере не назовешь, в его венах течет непростая кровь. Ну как Морана с берегинями не ладила и душа их потомка, отданная ей, вызовет некие неприятные последствия как для нее, так и для меня? Вдруг эти покровительницы лесов, полей и рек не ушли в никуда вслед за остальными представителями славянской мифологии и до сих пор бродят по Руси? Или в туманах Нави? Кто его знает.

За всеми этими размышлениями я и не заметил, как мы добрались до конечной точки поездки. Мало того, мы еще минут пять на парковке у закрытых ворот простояли, пока наконец Жанна не заорала мне прямо в ухо:

— Сашка! Мы на месте! Можно за малым идти!

— А? — встрепенулся я. — И правда, приехали.

— Точно так, — ответил водитель. — Только закрыто все. Вечер, почти ночь.

— Это ничего, — сказал я, открывая дверь. — Нестрашно. Вы никуда не уезжайте, я минут через десять вернусь, и двинемся дальше.

Павлик, как обычно, раскачивался на ветке дерева, близ которого находилась его могила. Заметив меня, он, против обыкновения, не стал выяснять, за ним ли я пришел и как скоро он покинет это место. Нет, он сделал вид, что вообще меня не замечает.

— Обиделся за прошлый раз? — без всяких предисловий уточнил у него я. — За то, что я тебя не с собой взял, а обратно сюда привел?

— Может быть, — независимо ответил призрак.

— Ну и зря, — я повел плечами, поскольку температура воздуха стремительно падала. Днем еще стояла жара, такая, что дышать было нечем, но сейчас от нее и следа не осталось. В Москву явно пожаловали дубовые холода, обычное в конце мая явление. — Сам посуди, куда мне тебя девать? В дом я тебя пригласить не могу, это против правил — и моих, и тех, что установили домовые. Слышал о таких?

— Домовые? — изумился мальчик. — А они существуют? Серьезно?

— Конечно, — усмехнулся я. — И с чего такое удивление? Ты же тоже существуешь, хотя с точки зрения науки это нонсенс. И домовые есть, и вурдалаки, и оборотни.

— Про оборотней знаю. К нашему старшему время от времени они в гости захаживают.

Да? Как интересно. Надо будет с ним на эту тему еще пообщаться, но за пределами погоста. Такая информация лишней точно не будет.

— И что мне с тобой делать? Посадить на лавочку у подъезда, чтобы ты на ней сутками сидел? Так ты сбежишь в город и там непременно дел разных натворишь. Ведь так же?

Павлик промолчал.

— Так, — продолжил я. — А дальше все будет скверно. В Москве есть те, кто следит за такими, как мы. Работа у них такая — охранять общественный порядок. Поймают они тебя сразу или чуть позже — не знаю, но до меня эти люди доберутся довольно быстро, уж поверь. И сразу предъявят претензии, потому что я отчасти за тебя в ответе. Вот и рассуди, мне оно зачем?

Ну да, все сказанное порядком к правде притянуто за уши, но для Павлика сгодится.

— Может, как-то с домовыми договориться? — предложил мальчик. — Ну, чтобы они меня к тебе пожить пустили.

— Э, брат, там такие непростые ребята, — я вздохнул. — Суровые и несгибаемые, как эти… Комиссары Гражданской войны. Но ты грустить погоди, я же к тебе не с пустыми руками пришел. Я к тебе с подарком пожаловал!

— С каким? — оживился Павлик, в котором жестокость невероятным образом соседствовала с любопытством и непосредственностью обычного мальчишки. — Мне давно никто ничего не дарил, с последнего дня рождения. Папа мне тогда мяч футбольный купил. Кожаный! И еще двенадцатитомник Жюля Верна. Правда, я не все прочесть успел до того, когда… Ну, ты понял.

Ну да, простые пацанские радости пятидесятых-шестидесятых годов прошлого века.

— Жаль, — дипломатично произнес я. — Но у меня подарок иного рода. Есть человек, с которым ты можешь вволю поиграть. Но не как в прошлый раз, когда мы старикашку просто попугали, а от души. Я тебе, Павлик, дарю его жизнь. Вернее, смерть.

Мальчишка перестал раскачиваться на ветке, застыл на ней, словно замороженный, а после, разжав руки, спрыгнул на землю.

— Прямо сегодня? — в его голосе прозвучали такие свирепо-радостные нотки, что мне на секунду не по себе стало.

— Прямо сейчас поедем, — я показал рукой на решетку кладбища. — Машина у входа ждет. Но сразу предупрежу, чтобы ты не стал после губы снова дуть, — еще до утра я верну тебя обратно. Ну некуда больше мне тебя везти. Такие сейчас обстоятельства.

— Ничего, я понимаю, — сказал Павлик, немного погрустнев. — Хотя обидно немного.

Впрочем, все обиды мигом забылись, когда он оказался в автомобиле.

— Ух, какая машина! — восхитился он, а после попрыгал на сиденье, которое, понятное дело, под ним не прогнулось. — Здоровская! Дядь, а это что такое?

Он имел в виду встроенный медиацентр. Ну да, в прошлый-то раз мы на обычном такси ездили, класса эконом, а тут «порше» со всем фаршем. Есть от чего мальчишке прийти в восторг.

— Водитель тебя не слышит, — сообщила ему Жанна. — Он не из наших, он живой.

— Знаю, — независимо вздернул нос Павлик. — Но спросить-то можно? Теть Жанна, так это чего за штука такая? Приемник? Да? А почему он такой маленький? И зачем тут, рядом с нами, вот эти кнопки? А это что?

Бедная Жанна всю дорогу как могла отвечала на десятки вопросов любознательного мальчугана, устав от них так, что, когда наконец машина, доставив нас к дому Носова, развернулась и уехала, изобразила жест из серии «спасибо вам, небеса!».

— Значит, так, друзья, действуем следующим образом, — пощелкав пальцами, я привлек внимание призраков. — В доме я иду наверх, к хозяину, а ты, Жанна, сразу ведешь Пашку в подвал, где он и получает свой подарок.

— Ворожея? — уточнила девушка.

— Ну а кого же еще? Конечно его. Паша, у тебя будет минут двадцать, не больше. Делай что хочешь, развлекайся как знаешь, но знай меру. Повторяю, двадцать минут на все про все. Это понятно?

— Понятно, — кивнул мальчик. — Двадцать минут.

— Жанна, контроль на тебе, — перевел я взгляд на помощницу.

— У меня часов нет. И там они тоже не висят, — резонно заметила та.

— На глазок, значит, — сердито ответил я. — Плюс-минус минута. Павлик, еще одно — умереть человек должен от паралича сердца.

— От чего сердца? — переспросил паренек и тут же снова кивнул: — А, понял. Хорошо.

— Еще — больше никто пострадать не должен, — погрозил я ему пальцем. — Остальные люди неприкасаемы, они ни тебе, ни мне зла не делали. Мало ли, занесет какого охранника в подвал, особенно если твой подарок во время вашего общения орать начнет?

— Я же не дурак, — насупился Павлик. — Все понимаю.

— Жанна, после того как наш общий друг скончается, сразу идешь наверх с докладом. Повторяю, сразу же. Ну а ты, Павлик, на пару с Толяном топаешь сюда, где мы сейчас стоим, и вы оба ждете нас тут. Ясно?

— Так точно, — по-солдатски ответил мальчик и отдал мне честь.

— К пустой башке руку не прикладывают, — на автомате сказал ему я, причем неожиданно с интонациями своего собственного отца, и направился к калитке.

В доме меня ждали. Оно и понятно — с КПП позвонили сюда, чтобы проверить, насколько я вправе въехать на территорию поселка, так что сюрприза никакого не было. Вот только особой радости у обитателей дома мой визит, похоже, не вызвал. По крайней мере, у его хозяина точно.

— Хреново ты выполняешь свою работу, Саша, — откашлявшись, пробурчал Носов, лежавший в кровати точно так же, как во время нашей первой встречи. — Такое ощущение, что мне даже хуже, чем раньше, стало после твоих зелий.

— Нечего на зеркало пенять, — закинув ногу на ногу, устроился поудобнее в кресле я. — Повторю то, что уже не раз говорил: не следовало так спешить жить, тогда бы запаса сил хватило до часа икс.

— А он вообще наступит, этот час? Начинаю сомневаться!

— Обязательно наступит, — уверенно заявил я. — Куда он денется? Илья Николаевич, понимаю, что на дворе поздний час, но все же, может, вы, как гостеприимный хозяин, дадите распоряжение меня накормить? Причем желательно чем-то не слишком сладким. Отбивную или бифштекс с яйцом я не прошу, но, может, какие-то бутерброды с колбасой, ветчиной или сыром? Если можно. Целый день толком не ел.

— Еще и корми его, — проворчал олигарх, но подал знак своему помощнику Александру, который по обыкновению находился тут же, в кабинете.

Хорошо Носову ворожей мозги прокачал за эти дни. Работа мастера, надо признать. Доверие ко мне он уже расшатал капитально, так что еще немного, и прозвучала бы фраза «как только Смолин умрет, вы выздоровеете». Или что-то в этом роде. Вариантов масса.

Только такой возможности у него уже не будет.

— Надеюсь, вы мне составите компанию? — спросил у олигарха я. — Признаться, терпеть не могу есть в одиночку.

— Это как раз то, чего мне так не хватало, — недобро проговорил Носов. — Знаешь, я ведь могу подумать, что ты сейчас надо мной насмехаешься. Понимаешь, какие последствия будут у такого решения?

— Илья Николаевич, скажите, я когда-нибудь давал вам повод усомниться в моих словах или поступках? Мы знакомы всего ничего, вспомнить все наши встречи несложно.

— Я как раз исхожу из того, что мы знакомы недавно, — в полумраке блеснули его глаза. — Возможно, я тогда ошибся, приняв тебя не за того?

— Возможно, — не стал спорить я. — Но, заметьте, это вы в свое время настаивали на нашем сотрудничестве, причем весьма активно. Я ведь ни знакомиться с вами, ни вас врачевать желания не изъявлял. Мне и без нашего общения жилось неплохо. Но раз уж пошла такая пьянка, то я делаю то, что обещал и что должен. Так как умею, делаю. Ну и наконец, что крамольного содержится в моем предложении о том, чтобы сесть за стол, выпить чаю, поесть и поболтать? Нормальное поведение нормальных людей.

Ничего мне Носов не ответил, только следующие минут пять, когда вернувшийся в кабинет Александр перегружал его в кресло-каталку новейшей конструкции, то, которое, скорее всего, снабжено даже функцией вертикального взлета, грозно сопел носом и недобро на меня поглядывал. Впрочем, меня подобные страсти-мордасти не сильно волновали, мысленно я сейчас был в подвале. Большая часть отведенного на мероприятие времени прошла, и, скорее всего, ворожей уже почти не жилец. Не знаю, что там с ним творит Павлик, но вряд ли его методы близки к слову «гуманные». Надо торопиться.

На мою удачу хорошенькая горничная уже суетилась около стола, расставляя на нем блюда с бутербродами, выпечкой и прочей снедью.

— Какая вы молодец! — восхитился я, несколько раз хлопнул в ладоши и приблизился к девушке. — Вы только что спасли меня от голодной смерти! Правда, теперь есть риск захлебнуться слюной, так все аппетитно выглядит! Но все равно спасибо вам, милая… Как вас зовут?

— Наталья, — пролепетала горничная, менее всего ожидавшая того, что я обниму ее за плечи. — Вы чего? Зачем?

— Селфи, — пояснил я, вытягивая руку с телефоном. — Не более того. А вы что подумали?

— Александр, в самом деле! — негромко произнес помощник Носова. — У нас такое не принято. Отпустите девушку!

— Уже, — ответил я, проверяя, как получился снимок. Все вышло как надо — и я, и Наталья, и еда на столе. А самое главное — дата и время, когда данный кадр сделан. Какой-никакой, а аргумент в мою пользу. Мало ли? Пусть будет.

— Такое ощущение, что он упоротый, — подал голос Носов. — Смолин, ты, часом, наркотиками баловаться не начал?

— Нет, — сказал я, усаживаясь за стол. — Это не мой путь. Да и не нужны мне искусственные стимуляторы активности, у меня с ней все в порядке.

— И у меня должно все быть так же, — сварливо проворчал Носов. — Причем твоими стараниями.

— Да что вы все об одном и том же? — я с благодарностью посмотрел на Наталью, которая налила мне чаю. — Бу-бу-бу, бу-бу-бу. Все будет, и скоро.

— Как скоро? — требовательно спросил у меня олигарх. — Назови дату, время. Хоть что-то! Не можешь? Почему я даже не удивлен.

— Забыли добавить: «А есть такие люди, которые могут», — подсказал ему я, впился зубами в бутерброд с копченой колбаской и продолжил уже с набитым ртом: — Вот они молодцы, вот они мастера своего дела.

— Если даже и так, — Носов стукнул кулаком по подлокотнику кресла, из-за этого Наталья, стоявшая рядом с ним и наливавшая кипяток в чашку, дернулась и чуть не обдала им ноги хозяина. — Тьфу, безрукая. Иди отсюда куда подальше, пока я тебя не уволил!

Девушка было начала извиняться, но Александр без особой деликатности выполнил указание хозяина. И очень хорошо. Свою функцию она выполнила, далее ее присутствие мне было ни к чему.

Спускаясь по лестнице, она столкнулась с одним из охранников, напротив поднимавшимся наверх. И не просто поднимавшимся, а буквально прыгавшим через ступеньку.

Значит, тихо сработать не получилось, услышал кто-то крики Истомы. Но где тогда Жанна, почему еще не здесь?

— Так вот, я уже не знаю, кому из вас верить, — припечатал ладонь к столу Носов. — Но врать не буду, аргументация моего гостя звучит весьма убедительно.

— Говорить он умеет, — согласился с ним я, отхлебнув чаю и поглядывая на Александра, которому его подчиненный что-то шептал на ухо. — Тут его на кривой козе не объедешь. Правда, слова не всегда подтверждены делом, а то и вовсе второе первому противоречит, но разве это так важно?

— Саша, все, — сообщила мне Жанна, выходя из стены. — Ворожей мертв, Толик этого маньячину на улицу утащил. Но там накладка вышла, охранник не вовремя приперся, как раз когда тот нашего приятеля добивал. Короче, и ему перепало башкой о стену. Нет-нет, жив, но там сотрясение мозга как минимум.

Ну, хоть жив, уже хорошо. Интересно, что такое Павлик учудил, если его Жанна, особа и при жизни, скорее всего, не сильно впечатлительная, маньячиной назвала?

— Значит, так, — стукнул кулаком о многострадальный стол Носов. — Я не знаю, кому из вас верить. И мне все равно, кто вернет мне здоровье, главное, чтобы…

— Короче, вы хотите устроить между нами эдакий тендер? — уточнил я.

— Назовем это так.

— Не получится, — влез в наш разговор Александр, странно глянув на меня.

— Почему? — рявкнул Илья Николаевич. — А?

— Потому что в тендере принимают участие минимум два соискателя, — невозмутимо пояснил его помощник. — А у нас теперь только один остался. Вот он.

Я откинулся на спинку стула, отпил чаю и очень по-доброму улыбнулся Носову, который после этих слов уставился на меня.

Глава 16

— Перебор, — прохрипел олигарх и зашелся в лающем кашле. Как видно, настолько он надсадил свой организм за последние недели, что теперь его одолевали и те хвори, которых раньше не было. — Кха! Ох! Перебор, Саша. Ощутимый. Так со мной не стоило поступать.

— Так вы выбора не оставили, — мягко ответил я. — Вы на этой неделе настолько безудержно устремились к своей смерти, что мне не оставалось ничего иного, как спасать вас на свой страх и риск. Кстати, удивлен. Все те, с кем я о вас общался, говорят в один голос, что более расчетливого человека, чем вы, они не видали. С другой стороны, там и про целеустремленность говорилось, так что…

— Спасать? — вытерев рот ладонью, переспросил Носов, а после хлопнул себя рукой по колену: — Вот это спасать? Да я смерть сегодня у себя в кабинете видел, она у стола стояла. Знаешь, как мне страшно стало? И до этого разное мерещилось. Тот, что в подвале, хоть обещания давал, а ты в последнее время даже этим себя не утруждаешь.

— В кабинете наверняка был морок. — Я взял с блюда еще один бутерброд с колбасой. — Причем насланный как раз тем, кто в подвале сидел. Как видно, на мелкие пакости, вроде продавливания вашей психики, он даже в кандалах был способен. Талантливый, поганец, ничего не скажешь. Был.

— О мертвых либо хорошо, либо ничего, — заметил Александр. — Народная традиция.

— Не знал, что вы настолько мнительны, — удивился я. — Ну да ладно. А что до говорить и делать… Есть такой грех. Знаю, что неправильно, знаю, что в нашем мире больше ценятся вовремя сказанные слова, чем своевременные дела, но ничего с собой поделать не могу. Да и не хочу. Скорее всего, потому что мне глубоко пофиг, кто и что подумает. Я самостоятельная единица, которой никакую карьеру делать не нужно, и это очень, очень здорово!

— Я за тебя рад, — просипел Носов. — Вот только мне от того не легче. Очень тебя прошу, как завершишь процесс самолюбования, озаботься моим здоровьем. К тому же, чтобы ты там себе ни думал, твой интерес в этом есть. Не станет меня — не станет тебя. Контракт на твою голову уже заключен и проплачен. Люди там серьезные, на дне моря предмет договора сыщут, если надо.

— Чистая правда, — добавил Александр. — Они одного якобы банкрота на самом деле в подводной лодке убили. Та его в Южную Америку доставляла, он там отсидеться хотел.

— А вот не надо умных людей за дураков держать, — весело закхекал Носов. — Это же ты про Фельдмана?

— Не люблю, когда меня пугают, — печально произнес я, достал флакончик с красной жидкостью, поднес к правому глазу и посмотрел через нее на собеседника. Тот мигом стал похож на демона, только рогов не хватало. — Есть в этом что-то унизительное. Мол, ты такое ничтожество, что без стимулирования страхом ни на что не годен. А ведь это не так.

Любопытно, а они, часом, меня не тем ли ребятам заказали, к числу которых относился ныне покойный Истома? Если да — то забавно. Или закономерно? Жизнь есть змея, кусающая себя за хвост.

— Что это у тебя в руке? — насторожился олигарх. С чутьем у него все было в порядке, его болезнь не затронула. — А?

— Что у него в карманцах? — забавно пришепетывая, произнес я, после положил флакон на стол и щелчком отправил его к собеседнику. — Ваша жизнь, Илья Николаевич. Ваша жизнь. Как было сказано, я не обещаю, а делаю. За сегодняшний вечер, например, я вас уже второй раз спасаю, в благодарность же получаю лишь угрозы и оскорбления. Еще классик писал, что именно они являются обычной наградой за хорошо сделанную работу, но меня это как-то не очень устраивает.

Рука Носова цапнула флакон, он вынул затычку и понюхал ее содержимое.

— Малина, что ли? — спросил он у меня.

— Нейтральный аромат, всем нравится, — пожал плечами я. — Запах детства и счастья.

Да я понятия не имел, чем эта жидкость пахнет, поскольку емкость с зельем ворожеи не открывал. Даже для Вики не стал часть отделять, хоть и собирался. И без того там мало содержимого, куда еще-то его половинить? Вот получу окончательный расчет за работу, оттуда уж возьму. Там точно побольше будет, с расчетом на девять лет жизни Носова, так что годик-другой и отщипнуть не грех.

Смешно будет, если он выпьет это зелье, а после возьмет и умрет. Вдруг там не зелье жизни, а зелье смерти? А что, простой и элегантный план. Олигарх умирает, а из меня его охрана тут же решето делает. В результате сын-негодник мертв, его убийца тоже, а Верея никому ничего не должна. И слово не нарушено, ведь меня прикончила не она, а какие-то совсем посторонние люди.

— Стойте, Илья Николаевич, — произнес Александр. — Не пейте.

— Сейчас начнется, — устало вздохнул я. — «Сначала ты испей из моего кубка» и бла-бла-бла. Саш, ты серьезно?

— Это моя работа, — холодно ответил мужчина.

— Позволю себе напомнить, что некоторое время назад вон там, в кабинете, мы на эту тему уже беседовали. Я тогда выполнил твое пожелание и тем самым лишил Илью Николаевича где-то недели нормального состояния. Если бы не эта инициатива, то он сейчас был бы куда бодрее. В этом флаконе находится год нормальной жизни твоего принципала, не больше, не меньше. Причем без каких-либо ограничений в отличие от предыдущего зелья.

— Год? — переспросил Носов, крепко сжимая флакон.

— Год, — подтвердил я. — Сразу скажу, это не панацея от всех хворей. То есть если вы подсядете на тяжелые наркотики или, к примеру, решите прыгнуть из самолета без парашюта, то обязательно умрете. Зелье направлено на купирование той хвори, которая вас сейчас убивает, и не более. Но вот она точно не вернется целый год, а это очень много времени. Если Александр хочет, чтобы я снял с зелья пробу, — нет проблем, сделаю, но имейте в виду, даже небольшая порция его — это два, а то и три месяца жизни. Для меня они ничего не значат, а вам, возможно, именно их не хватит.

— Так почему ты сразу много его не сделал? — спросил Носов. — Так, чтобы надолго хватило.

— А почему вы до сих пор не властелин мира? — в тон ему ответил я. — У вас же денег как у дурака фантиков и рычагов влияния хватает.

— Я не ставил перед собой такую задачу изначально. Мне хватает того, что уже есть.

— Так и я добираюсь к поставленной цели потихоньку. Если все пойдет так, как планируется, то вы получите обратно свое здоровье и силы гораздо раньше, чем через год, ровно в том количестве, которое у вас отобрали. Но временная страховка необходима, вот я ее и обеспечиваю. Как себе, так и вам. Сами же сказали, я теперь не Саша Смолин, а предмет заказа у наемных убийц.

— Ясно, — сказал Носов и выплеснул жидкость из флакона себе в рот.

Я с интересом уставился на него, опустив при этом руку на напоясную сумку. Мне как раз сегодня ее доставили из одного онлайн-магазина, который промышляет товарами для «гиков», сиречь фанатов игр, книг и всего такого прочего. Предполагалось, что этот чуть вытянутый и при этом плоский кожаный футляр, крепящийся на ремень, представляет собой аптечку мага из какой-то игры, что вроде как он хранит в ней разнообразные зелья. Я же превратил ее в арсенал, который всегда со мной. Так что если Илья Николаевич сейчас захрипит, вцепившись руками в горло, а после обмякнет, перестав дышать, то, надеюсь, я успею пустить кое-что в ход раньше, чем Александр выстрелит мне в голову. Да и Жанна, которая была в курсе происходящего, вон напряглась, стоя в шаге от помощника олигарха.

Носов оторвал пузырек от губ, содержимое его он выпил все, до капельки.

— И все же… — поморщился его помощник и заснул руку под пиджак, после чего Жанна нежным текучим движением обвила своими руками его шею, при этом очаровательно улыбнувшись. Она, конечно, не Павлик, но, похоже, тоже готова убивать.

Носов глубоко втянул в себя воздух, после запрокинул голову и расхохотался, причем в тот же миг серая змеюка, привольно раскинувшая свое туманное тело на его плечах, истаяла в воздухе.

— Работает твоя микстура, Сашка! — сообщил он мне и легко поднялся с кресла. — Причем еще лучше, чем та, предыдущая!

— Знаю. Вы же не подопытная морская свинка, верно? Если я вам какое-то лекарство принес, то оно сработает так, как обещано. Все, вы веселы и бодры, и продлится это ровно год, день в день.

— Слушай, а ты вот сказал, что, мол, вернется ко мне ровно столько, сколько у меня отняли. Правильно?

— Да.

— А почему не больше? — Носов взял с блюда бутерброд и отхватил от него сразу половину. — Надо же, жрать резко захотелось. Так вот, хорошо бы лимиты увеличить, а? Как думаешь, Смолин? Или вообще подумать о безлимите. Знаешь, я начинаю потихоньку верить в то, что тебе все по плечу.

— Бессмертия в его чистом виде не существует. Это сказки. А то, которое есть, за дар Судьбы не примешь. Оно скорее проклятие.

— А какое есть? — моментально среагировал олигарх, позвонив в колокольчик, стоявший на столе.

— Живой труп, — пожал плечами я. — Если перепуганные обыватели не сожгут, то можно жить до бесконечности. Но пользы от этого ноль — знакомым не покажешься, желаний никаких нет, да и если бы были, то фиг их реализуешь. Нечем и незачем.

— А вампиры? — поинтересовался Носов и отправил в рот остатки бутерброда. — С ними как? Ведь тоже бессмертие.

— Их образ существования от того, что я вам описал, не сильно отличается. Ну, разве что чуть повеселее, чем у обычных мертвяков, и называются они вурдалаками. Но с нынешней жизнью сразу можете попрощаться, за это поручусь. И еще, по ту сторону Ночи ваши нынешние деньги и связи не помогут. Там законы реально действуют. И я не о законах Российской Федерации говорю, а о других.

— Деньги везде деньги, — возразил мне Носов, и по его тону я понял две вещи.

Первое — олигарху очень понравилась идея, что родилась сейчас в его голове. А может, и не сейчас, может, давно, просто не было у него подходящего момента для того, чтобы ее со мной обсудить. Ну или это потихоньку всходят зерна, посеянные покойным Истомой, который хватался за любую возможность выжить. Надо будет с Толиком пообщаться как следует, узнать, что он Носову обещал.

Второе — я, по сути, сейчас вступил на тропу, протоптанную древнегреческим героем мифов Сизифом. Я возвращаю здоровье человеку, которого со временем придется устранять. Вот такое пустое-порожнее. Сначала Носов будет мягко стелить, после жестко прессовать и все с одной целью — обретение хоть какого-то, но бессмертия. Очень уж ему умирать не понравилось, не хочет он второго раза. Понять его можно, но я ему в этих делах точно не помощник, потому стану товарища раз за разом посылать куда подальше, чего он мне, разумеется, не забудет тогда, когда добьется желаемого. А ондобьется, без сомнения. Весь мир, как белку, наизнанку вывернет, но своей цели достигнет. Да и выворачивать особо не придется, поскольку он прав, деньги по обе стороны бытия имеют немалую власть. Те же вурдалаки, которым вечно их не хватает, с радостью за сумму с энным количеством нулей подарят ему свой поцелуй немертвости.

А когда он поймет, что все так, как я ему описывал, что его прошлая жизнь накрылась медным тазом, что он теперь не всесильный магнат, а маленькая пешка, что все его деньги и имущество теперь не его, а собственность исключительно главы семьи и любой бунт с его стороны ведет к окончательной смерти, то обратно мне же крайним и быть. Не из тех людей мой теперешний наниматель, которые любят признавать свои ошибки. Этот фактор добавится к предыдущему, и в результате откроется на меня охота. Уверен, что какие-то заначки он умудрится сохранить и этих средств хватит на то, чтобы пустить по моему следу охотников. Хоть бы тех же самых, о которых он мне говорил, только уже без всяких условий. Не скажу, что я их прямо очень сильно боюсь, но все же лишние проблемы мне ни к чему.

Так что Вике достанется не маленький флакончик с зельем, что мне обещала Верея, а все оно целиком. Хотя… Тоже не факт. Может, я часть себе оставлю. Надо только прояснить вопрос с его полем действия и универсальностью применения. Бэлле он точно не поможет, но кому-то другому, кто хвор не так сильно, как она, почему нет?

— Когда оставшуюся микстуру привезешь? — деловито уточнил Носов. — Ты сказал «раньше, чем через год». Насколько раньше?

— Как только, так сразу. — Я допил чай и поставил чашку на блюдце. — Не раньше и не позже.

— Скажу напрямую, мне очень надоела твоя привычка нагонять туман в любой ситуации, — сдвинул брови Илья Николаевич. — Настолько, что сил нет.

— А мне наскучило то, что вы все время пытаетесь получить конкретику в ситуациях, которые ее практически исключают, — не стал уходить от намечавшегося конфликта я. — Скажите, на Марсе жизнь когда-то была или нет?

— На каком Марсе? — тряхнул головой олигарх.

— На вон том, — я ткнул пальцем в направлении потолка. — Который четвертая планета от Солнца. Некоторые считают, что когда-то была, некоторые что нет.

— При чем тут Марс? — стукнул кулаком по столу хозяин дома. — Ты бредишь, что ли?

— Нет. Просто вы обещали мне всяческое содействие, без ограничений. Непосредственно сейчас мне надо знать, была ли жизнь на Марсе. Вот надо и все, без этого никак не обойтись, потому будьте любезны, предоставьте информацию, причем подтвержденную документально. Ракету постройте, экспедицию отправьте, как-то еще расстарайтесь — мне без разницы. Главное, прямо сейчас мне скажите, когда я получу ответ. С точностью до календарной даты.

— Нет, ты не бредишь, — как-то очень спокойно произнес Носов. — Ты сбрендил.

— Тогда и вы тоже. Ну, раз требуете от меня рассказа о том, что еще не произошло. Не могу я, как ваши подчиненные, подать план работ на лето-осень текущего года с разбивкой по пунктам. Больше скажу — у меня такого и в мыслях нет и не было. Во-первых, вы в очередной раз забыли о том, что я у вас не на службе, во-вторых, по той причине, что сфера пересечений наших интересов больно тонка и необычна. Нельзя в ней строить четкие планы.

— Я привык к конкретике.

— Вам сейчас как, хорошо? — перебил я его. — В смысле самочувствия? Все работает, ничего не болит, в боку не тянет, в спине не стреляет?

— Да, — подтвердил олигарх.

— Вот вам конкретика. И так будет целый год, при условии соблюдений относительно здорового образа жизни. На этом пока все. Александр, проводите меня в подвал, хочу глянуть на нашего общего друга.

— Быстро ты наелся, — усмехнулся олигарх, кивнув в сторону накрытого стола. — А говорил-то, говорил… Топорно работаешь, Саша.

— Так особо и не старался, — встал из-за стола я. — Формальности соблюдены — и хорошо. Вы, кстати, тоже не особо напрягаетесь. Наемные убийцы, контракты на мою голову… Скажу честно, появился на душе некий осадочек. Ну да ладно. У вас ко мне вопросы еще есть?

— Есть, и много, — кивнул Носов. — Но мы вернемся к ним потом, в более подходящий момент.

— И то правда. Час поздний, день был сложный, всем надо отдохнуть. Тем более что вы, подозреваю, с рассветом начнете наверстывать все, что было упущено за минувшую неделю, верно?

— Верно, верно, — покивал Носов. — А то ведь знаешь, как оно бывает: кота нету, мыши в пляс.

— Наверное, — пожал плечами я. — В начальниках сроду не ходил и близ них особо не вертелся. Я, когда в банке работал, в каморке сидел, такой, куда не то что предправ, а даже управляющий заглядывал раз в год по обещанию.

— А хотелось бы?

— Чтобы заглядывал?

— В начальниках походить.

— Уже нет, — ответил я. — Раньше — да, мечталось иногда о подобном, особенно после того, как пистон вставят за нерасторопность, отсутствие командного духа и опоздания на работу. Идешь домой и представляешь, как кое-кого в коленно-локтевую ставишь. В переносном смысле, разумеется.

— А сейчас?

— Говорю же — нет. Да и основания для подобного отсутствуют. Я же безработный, некому меня строить. И никому начинать подобным заниматься в отношении меня не посоветую. Я за последние годы окончательно растерял все понятия о том, что такое субординация и штатное расписание, так что…

— Куда вы там собирались? — перебил меня олигарх. — В подвал? Идите уже. И Саша… Нет, не ты, мой Саша. Позвони, скажи, чтобы борт завтра, к двенадцати, был готов к вылету в Багио.

Багио? Это вроде Филиппины. Там-то он что забыл? Хотя говорят, что там летом чудо как хорошо.

Впрочем, не мое это дело. Да и сам факт того, что мой наниматель минимум дня на три, а то и больше свалит из страны, уже позитивен, там же только перелет не меньше суток вроде. А если совсем повезет, то, может, его самолет в море упадет, и мне не придется придумывать, как так его убить, чтобы после отдельские не донимали. За Истому, как было сказано, они с меня не спросят, он жил в Ночи и под их юрисдикцию не попадал. А Носов человек, за него придется ответ держать.

Выглядел ворожей, прямо скажем, не ахти. Нет-нет, никакой крови, никаких ошметков мозгов по стенам тут не было. Но предсмертная гримаса такая у него на лице отпечаталась, что года два назад, скорее всего, меня очень впечатлила бы. Настолько, что снилась по ночам. Сейчас, правда, после парижских людоедов и римских катакомб, меня такие вещи уже не пробивают. Закалилась психика.

— Даже знать не хочу, кто его так напугал, — негромко сказал Александр.

— Ну и правильно, — одобрил его слова я, а после обратился к охраннику, который находился здесь же и держался за голову: — Прямо сильно болит?

Как видно, это тот бедолага, который Павлику под горячую руку подвернулся. Надо же, на посту остался, несмотря на травму.

— Болит, — негромко произнес он. — Сильно!

— Можешь идти, — разрешил ему помощник Носова. — Прими таблетку, если не пройдет, завтра сходи к врачу в нашу клинику.

— Стойте, — сказал я, залез в напоясную сумку и достал оттуда лепешку зеленого цвета размером с десятирублевую монету и такой же толщины. — Вот, разжуйте как следует, а потом проглотите. Боль уйдет, обещаю. Да и к врачу можно будет не ходить.

— Не надо, — отказался охранник. — Я как-нибудь сам. Спасибо!

Боится. Они все меня тут боятся. Как дети, честное слово. Крепкие ведь мужики, стреляют небось здорово, голыми руками быку шею сломают, некоторые наверняка воевали, а чуть столкнутся с тем, что не подпадает под слово «материальное», сразу начинают дергаться, словно дети, заподозрившие, что в шкафу завелся Бабайка.

Впрочем, чем больше человек рассчитывает на свою физическую силу и способности, тем беззащитнее он перед тем, что нельзя убить кулаком или пулей.

Кстати. А Истома-то свалил с нашего плана бытия. Совсем свалил. Были у меня сомнения на тот счет, что его душа, не самая добра и чистая, все же тут задержится на какое-то время, хотя бы даже затем, чтобы мне насвинячить. Но нет, ушел ворожей, надеюсь, прямиком в туманы Нави. Ни малейшей тени его присутствия не уловил.

Так, где тут седая прядь-то? Я было ухватил его за волосы, а труп, приваленный к стене, после этого взял да и сполз по ней на пол.

— Елки-палки, — я виновато глянул на Александра.

— Да какая разница, — чуть скривил рот он. — Мы же полицию вызывать все равно не будем, ни к чему это. Лишние хлопоты. Сейчас вы сделаете то, что собираетесь, а после мои сотрудники упакуют тело в мешок, отвезут его в ближайший крематорий и там сожгут. Вот и все. Я ведь верно понимаю, что искать его никто не станет?

— Абсолютно верно, — подтвердил я. — Товарищ был ярко выраженным одиночкой.

А вот и она, седая прядь. У меня и ножнички маленькие для нее припасены, и ниточка суровая, и пакетик. Кто его мать знает, может, у нее каждый волосок учтен? Вряд ли, конечно, но мало ли?

— Машину подавать? — спросил Александр у меня, когда мы поднимались по лестнице из подвала. — Куда поедете? Домой?

— Подавать, — чуть подумав, кивнул я. — Но не домой. Сначала кое-куда заглянуть надо. И еще, я за воротами машину подожду.

Вообще-то, я бы, конечно, предпочел такси. От водителей, работающих на Носова, буквально разит неприязнью, плюс они фиксируют каждое мое движение и слово, как, собственно, им и было велено старшим. Это не то чтобы раздражает, но и не бодрит. Вот только сколько времени я тут такси ждать буду? Да и не факт, что кто-то сюда вообще поедет среди ночи.

Павлик и Толян обнаружились за воротами, как Жанна и сказала. Они стояли на самой границе света, который давал фонарь, горевший над калиткой, и ночного мрака, который как раз достиг того апогея, который возможен в эти короткие ночи.

— Чего глаза в сторону отводишь? — сурово обратилась девушка к подростку. — А? Стыдно стало за то, что ты там устроил?

— Нет, — Павлик развернулся и уставился в глаза Жанне. — Все я по правилам делал! Вот он сказал, что этот человек мой подарок. А раз так, что хочу, то и творю!

— Но не так же? — поддержал мою помощницу Толян. — Ты же его на куски рвал, он вообще спятил под конец. А орал так, что я даже на минуту подумал, что снова живым стал.

— Это как? — заинтересовался я, глядя на открывавшиеся ворота.

— Меня страх с тех пор, как я помер, не беспокоил ни разу, — пояснил таксист. — Злоба там, любопытство — это было. А страх, голод, чтобы бабу хотеть — это нет. Но малой такое творил, что мурашки по спине вроде как побежали. Но спины-то у меня нет!

— Мужика того зачем приложил? — продолжила Жанна.

— С мужиком нехорошо получилось, — уставился себе под ноги мальчуган. — Согласен. Тут виноват. Но он мне под горячую руку подвернулся же! Да и не убил я его, так, немножко стукнул.

— Накладки случаются, — занял я его сторону в данном вопросе. — Но в будущем ты все же как-то старайся себя сдерживать.

Из ворот выехала машина и тормознула около меня.

— Все, грузимся и поехали, — чуть ли не шепотом велел я. — Павлик, сначала тебя отвезем.

— Ну нет! — жалобно проныл он. — Ну, пожа-а-алуйста!

— Не надо со мной спорить, — велел я. — Сказано — значит все!

Опять у меня батины интонации проскочили. Все, однако, в этом мире движется по кругу и возвращается в конце концов на круги своя.

Что примечательно, и этого водителя конечный пункт назначения не смутил. Хотя чего тут удивляться? В доме Носова меня не только охранники хорошо уже знают, но и прочая обслуга. Не удивлюсь, если они меня кличут черным колдуном и плюются через левое плечо после упоминания моего имени. А бедная горничная Наталья сейчас горько плачет в кладовке, полагая, что при помощи селфи я у нее душу похитил.

— Вас ждать? — спросил водитель, когда мы остановились у кладбищенской ограды.

— Да, — подтвердил я, открывая дверь. — Буквально пару минут.

— Не пойду, — буркнул подросток, складывая руки на груди. — Не хочу — и все!

— Куда ты денешься?! — возмутилась Жанна. — Спорить он еще будет! Иди давай!

Ее мощный пинок буквально выбросил мальчишку из машины.

— Ну, тетка, ты у меня еще получишь! — погрозил ей кулаком Павлик. — Крокодиловыми слезами плакать станешь!

— Поговори мне еще! — донеслось до меня из машины. — Кое у кого писька еще не выросла меня стращать! Да и не вырастет.

Не знаю, что пробормотал себе под нос Павлик, но не думаю, что это были добрые слова. И еще мне стало ясно, что мира и согласия между моей помощницей и подростком-убийцей точно ждать не приходится. Они враги навсегда, и тут уже ничего не изменишь.

— Скоро за тобой вернусь, — пообещал я после того, как Павлик отправился за ограду. — Даже не сомневайся.

— Никому не верю в этом мире, — пробурчал парнишка. — Все врут, кроме тебя. Тебе — верю!

И я вру, но тебе об этом знать ни к чему. Ты мне нужен контролируемый, а не вконец поехавший с катушек.

Вот хорошо бы его, конечно, взять завтра с собой в поездку за мандрагыром. Там же оборотни, которые славятся своей импульсивностью и несдержанностью, они сначала делают, а потом думают, да и то не всякий раз. А Павлик — он же универсальный солдат, готовый убивать всех и вся, главное — дай ему такую возможность. Но нельзя, слишком он непредсказуем. Я еду в компании Хранителя Кладов, и не дай бог с ним чего-то случится по моей вине, это же все равно что самому себе в голову выстрелить. И отдел не простит, и кое-кто из своих же, в смысле тех, кто под Луной обитает. Уверен, к Валере этому многие подходы ищут, чтобы заветную захоронку предков выкопать.

— Куда теперь? — спросил меня водитель, когда я вернулся в машину.

— На кладбище, — устало произнес я.

— Так мы же уже? — осторожно уточнил шофер, глянув в окно, за которым темнота начинала сменяться серыми предутренними сумерками.

— На другое, — пояснил я. — Там другая родня лежит.

Около ограды, глядя вслед Павлику, побежавшему к своему заветному дереву, я понял — а все, сил-то у меня нет. Вымотался я совсем, почти под ноль. И еще, что хочу на свое кладбище, то, на котором я осознал, кто такой есть. Там мое место силы, там та розетка, от которой подзарядиться можно.

Москва была пуста, потому из одного конца города в другой мы добрались на редкость быстро, то, что называется, с ветерком.

— Домой отправляйтесь, — сказал я, вылезая из машины.

— Так я на работе, — ответил мне водитель. — Вот девять утра наступит — тогда домой. А сейчас обратно поеду.

— Ну да, ну да, — покивал я, решив, что фраза «да я не вам» популярности среди персонала Носова мне не добавит. Не стоит усугублять свое положение на ровном месте. — Спасибо. И до свидания.

Жанна с Толиком из машины выбираться не стали, как видно решив проделать часть дороги до дома в ней. Ну или просто покататься вдвоем по утреннему МКАДу. Впрочем, это их дело.

Я протиснулся в заветный пролом и с наслаждением втянул ноздрями уже родной для меня кладбищенский воздух, в котором смешалась сырость земли, свежесть листвы и еще много чего. Это там, за оградой, гамма запахов невелика — асфальт, выхлопные газы и ароматы кофе, переплетающиеся с чадом фастфуда. А тут все совсем по-другому, тут время остановилось с того момента, как эта земля стала домом для умерших. Город может меняться так, как ему заблагорассудится, а кладбище останется тем же, что и раньше, — земля, деревья и небо над ними.

И конечно, Хозяин этих мест, куда без него?

— Ведьмак? — прогудел умрун, когда завидел меня. — Вот не ждал.

— И зря. — Я присел на каменную лавочку, стоящую рядом с покосившейся могильной оградой. — Ваше кладбище для меня как второй дом, когда тут долго не бываю, скучать по нему начинаю.

— Наслышан о твоих подвигах, — в голосе Костяного Царя послышалась ирония. — Говорят, в вопросах поиска сбежавших душ тебе равных в городе нет. Правда, добавляют еще кое-какие детали о том, что именно с тобой обещал сделать один из моих родичей в том случае, если ты не будешь слишком расторопен.

— Врут. — Я оперся спиной на скрипнувшую ограду и зевнул. — Ничего он не обещал. Пытался стращать, но на меня где сядешь, там и слезешь.

— Это да, — протянул умрун. — Куда подевался тот новорожденный ведьмак, которому мне пришлось объяснять основы мироздания, а тот только глазами хлопал?

— Все как было, так и осталось. — Я снова зевнул. — Просто не люблю, когда на меня пытаются взвалить больше, чем условливались.

— Разумно и резонно, — согласился со мной Хозяин Кладбища. — А вот скажи-ка мне, ведьмак… Э-э-э-э! Да ты совсем спишь.

Я хотел сказать, что это не так, но ничего у меня не вышло.

Глава 17

Мне было очень весело. Новый велосипед, который мне подарил отец, был, конечно, офигенен. Двенадцать скоростей, полный фарш. У Кольки с седьмого этажа теперь точно кишки узлом от зависти завяжутся, и это очень приятно.

А уж когда на дачу поеду, так вообще! Может, и Светка, та, что рядом с нами живет, перестанет нос задирать и…

— Мужчина, — дрелью врезался мне в уши неприятный женский голос. — Мужчина! Вы вообще нормальный, а? Это так-то кладбище! Тут спать не положено. Здесь вообще ночью никому находиться нельзя, про это в правилах написано!

— Наверно, он водки выпил много, — предположил мужчина, говоривший с акцентом. — Не рассчитал, да. Выпил, жарко было, присел, заснул. Зачем кричать, Аннпетровны? Мы его сейчас к выходу отведем. Сам отведу.

Я открыл глаза, неохотно вырывая себя из яркого и светлого забытья. Надо же. Не заметил, как меня сморило, уснул прямо на лавочке. И ведь как хорошо выспался, усталость, накопившуюся за минувшую неделю, словно рукой сняло. С одной стороны, хорошо, потому что делам моим скорбным конца и края не видать, а значит, силы нужны. С другой — ненормален тот факт, что я силы эти черпаю на кладбищенской земле, в доме мертвых. Даже с учетом моей ведьмачьей специализации.

— Да я полицию сейчас вызову! — сообщила мне Аннпетровна, в которой на глазок имелось килограммов сто пятьдесят весу, а от лица можно было прикуривать, такое оно было красное.

— В связи с чем? — зевнув, уточнил я и провел ладонями по лицу, стирая с него остатки сна. — Что я нарушил?

— Распорядок работы, — обвела рукой пустынные дорожки между могилами женщина. — Говорю же, тут ночью посторонним нельзя! А еще есть такое глумление над местами упокоения. Откуда мне знать, что тут делал в темноте? Может, голый скакал? Или могилы раскапывал, чтобы оттуда чего спереть? Или чего похуже удумал! Читала я про таких.

— Зачем так говорите? — возразил ей немолодой и аккуратно одетый узбек, стоявший рядом. — Видно, что человек приличный, не стал бы он плохое делать. Он вот бабушку свою, наверное, навещал. Да?

— Да, — подумав, согласился я и глянул на памятник, находящийся за оградкой. Судя по выцветшему фото на нем и дате, та, что здесь лежала, мне скорее в прабабушки годилась. Приятная, скорее всего, была при жизни женщина, вот только ушла она из нее с полвека назад. — Так и есть.

— Вали отсюда, — ткнула пальцем в сторону выхода Аннпетровна. — И чтобы я тебя тут больше не видела! У, алкаш! И вы хороши, заступники, мать вашу! Всех уволю!

— Он уходит, уходит, — торопливо заверил ее узбек и потянул меня за рукав: — Пойдем, уважаемый. Автобусы уже ходят, домой ехать надо, потом на работу. Выходные кончились, неделя началась.

— Пойдем, — покладисто согласился я, встал с лавочки и потянулся. — Всего доброго, мадам. И удачи в вашем нелегком труде.

Грузная тетка что-то забулькала было, как закипающий на плите чайник, но я ее уже не слушал.

— Она хорошая, — после того, как мы вышли из тени деревьев на освещенную солнцем площадку перед погребальной конторой, сказал мне узбек. — Вы не держите на нее зла, почтеннейший. И на нас тоже.

— И не собирался, — чуть удивился я. — Да и что ей до меня?

— Ей ничего, — остановился мой спутник. — Нам это важно. Мне, моим родственникам. Мы тут давно работаем, нам нравится. Другое место не хотим переходить.

Я тоже остановился, а после развернулся к узбеку, поймав при этом его очень настороженный взгляд. И почтительный

— Мы слышали про вас, — приложив руку к груди, склонился в поклоне он. — И видели. Не совсем понимаем, кто вы, и понимать не хотим, но знаем, что вы много чего можете. Не там, за воротами. Тут, когда темно. Хотя, наверное, и там тоже. Знаем, что амир, который здесь правит ночью, вас очень уважает. Вы ему как брат. Или как сын.

Вот так вот. Я-то думал, что тут до меня никому дела нет, а оказывается, все не так. И видят меня, и знают. И вон даже уважают.

— А она просто порядок любит, — махнул рукой в ту сторону, откуда доносился трубный глас Аннпетровны, на этот раз недовольной ветками, что лежат на дорожках. — Она…

— Как вас зовут, таксир? — перебил его я.

— Нариман, — задумавшись было на секунду, ответил мой собеседник. Было заметно, что его удивило то, что я немного знаю его родной язык. А на деле все просто — одно время у нас на даче в соседях жила узбекская семья, я с ними время от времени общался, вот кое-что и запомнил. Хорошие были люди, гостеприимные, плов вкусный делали. Жалко съехали.

— Не волнуйтесь, Нариман-ака, — произнес я. — Никакой обиды нет и не было, переживать не за что. Напротив, я очень рад, что познакомился с таким замечательным человеком, как вы.

— Катта рахмат, — снова поклонился мне он.

— Не за что, — кивнул я и достал из кармана визитку. — И вот еще что… Если ваша Аннпетровна вдруг решит вас на самом деле уволить, вы мне позвоните. И не стесняйтесь, очень вас прошу. Я постараюсь сделать так, чтобы она передумала.

Ну а почему нет? Мертвые мертвыми, а живые живыми. Мало ли как оно обернется, верно? А так на моем почти родном кладбище имеется лояльный персонал. Более чем лояльный, можно сказать.

Нариман достал паспорт и очень аккуратно убрал мою визитку в боковую прорезь обложки.

— Я и моя родня тоже всегда будем рады вам помочь, уважаемый, — заверил он меня. — Если понадобится.

Автобусы и в самом деле уже ходили, один из них словно специально ждал меня на остановке. Да и чего им не ходить, коли на дворе восьмой час утра стоит?

Кстати. Неплохо бы позавтракать, и желательно в компании. Например, ей может выступить господин Нифонтов. Лучше я с ним сегодня пообщаюсь, чем он завтра мне будет названивать и отвлекать от поисков мандрагыра.

— Привет, Николай, — не особо приглушая голос, поскольку в салоне я был единственным пассажиром, обратился я к оперативнику отдела после того, как он ответил на мой звонок. — Как ты относишься к теории, гласящей о том, что завтрак стоит разделить с другом?

— Завтрак надо есть в одиночку, — хмуро ответил мне тот. — А вот обед — да, делить с другом.

— С обедом может не сложиться, ибо до полудня еще далеко, а вот с завтраком, если ты не против, запросто. Давай по яишенке с ветчиной заточим, шкварчащей, желтоглазой! Да под кофеек с круассанчиками! Или лучше горячих бутеров закажем! А?

— Ты такой бодрый, что противно тебя слушать, — зевнув, сообщил мне Николай. — Прямо убил бы, стой ты рядом.

— И я тебя тоже терпеть не могу! Но предложение по завтраку все же повторю. Заодно обсудили бы наши дела, в первую очередь то, которое связано с гордым, но уже покойным сыном гор Чхирхавой.

— Где и когда?

— Да мне пофиг. Ты адрес называй, я подскочу.

Хитрый Нифонтов, естественно, выбрал ту кафешку, которая находилась в двух шагах от заветного желтого домика, затерянного в переулках Сухаревки, но меня это совершенно не смутило. Тем более что качество провизии в этом заведении на самом деле оказалось очень и очень достойным, что для исторического центра не то чтобы редкость, но и не обязательное правило. Тут цена, богатство интерьера и красота вывески не всегда, увы, гарантируют вкус и свежесть конечного продукта.

— А теперь рассказывай, — благодушно попросил я оперативника, принимаясь за вторую чашку карамельного рафа.

— В земле была нора, в норе жил хоббит, — охотно откликнулся на мою просьбу Николай. — Нора была вовсе не грязная и совсем не сырая…

— Я читал «Хоббита», — чуть не поперхнулся кофе я. — И еще, почему этот перевод? Почему не Рахмановой?

— Какой был, такой прочел. — Нифонтов глянул на тарелку, стоявшую напротив меня, где лежала нетронутая порция клаб-сэндвича. Заказал по жадности, да так к ней и не прикоснулся. — Будешь доедать?

— Нет, — пододвинул к нему тарелку я. — На здоровье.

— А его все меньше и меньше, — вздохнул оперативник, подозвал официанта и попросил упаковать сэндвич навынос. — Ну а если ты о Чхирхаве, то с ним все не так и сложно обстоит. Наш беспокойный призрак убивает любого своего родственника, который пытается наложить лапу на его бывший бизнес. Вернее, на бизнес его отца и дяди. Три десятка лет назад два брата Чхирхава занялись бизнесом тут, в Москве. Торговали за это время всем, чем можно и нельзя, — кожей, техникой, вином, вроде как даже бордели с молодой девчатиной держали одно время, но за это не поручусь. Люди они были уже не сильно юные, осторожные, потому умудрились живыми и с деньгами до времен относительного благополучия дотянуть. Ну а лет пять назад свели кучу мелких фирм в холдинг, сделали упор на импорт разнообразной деликатесни из-за границы, начальниками сыновей посадили, а сами отправились туда, где под чинарами стоят столы и звучат тосты, бесконечные, как небо над горами Сакартвело.

— Вах! — я сложил пальцы в горсть. — Красиво сказал, слушай! И что двоюродные братья?

Вот все же топорненько работает служба безопасности у Ряжских, на «отвали». У них по документам убийца Георгия проходил как дальний родственник, а на деле выходит, наоборот, поскольку ближе двоюродного брата только родной. Особенно если учитывать ментальность грузин.

— Сначала работали дружно, но после все же посрались намертво, не могли решить, кто из них больше начальник. Плюс еще девку какую-то не поделили вроде. Алену, Алину… Ну, не суть. В результате кипение разумов дошло до максимума, и в какой-то момент один в другого пистолет разрядил. Несколько пулевых, все несовместимые с жизнью.

— А поскольку бизнес не может быть без руководителя… — продолжил я за него.

— Именно. Сюда приехал сначала троюродный брат убитого Реваз, потом подтянулся сын тети Гулико, тот, который женат на Манане, сестре убийцы, потом еще чей-то племянник, и все они в Москве особо не зажились. Вернее, племянник чудом успел унести ноги, а вот первые двое визитеров лежат в морге, ждут окончания следственных действий.

— Весело. А что отцы? Они какого не прибыли? Их же бизнес.

— Так они, как родным братьям положено, все делают одновременно. В один день инфаркт их хватил, в одной машине в больницу отвезли, разве что только палата каждому своя досталась. Лежат отцы, за жизнь цепляются. А сюда больше никто из семейства Чхирхава ехать не хочет. То ли люди неглупые, сами поняли, что к чему, то ли там, в Грузии, нашелся кто-то разбирающийся в подобных раскладах и объяснил им, что к чему. Опять же, пока старшие Чхирхава живы, особо на бизнес лапу не наложишь, так чего ради своей жизнью рисковать? Лучше выждать. Вдруг они еще выздоровеют?

— Не сходится, — заметил я. — А как же тот бедолага, которого в «Афимолле» прибили?

— Исключение из правил. Он сюда, оказывается, на пару дней приехал по каким-то своим делам, не касающимся бизнеса покойного Георгия и его брата, но пронюхал, что с бог весть какого времени на складе лежит товар, которым фуру можно забить под завязку, и решил его себе присвоить. Где он печати фирмы взял — без понятия, скорее всего в офисе, но почти выгорело. Почти — потому что Георгий нашел его быстрее, чем тот успел выехать из города.

— Ясно. — Я допил раф и поставил бокал на стол. — Значит, никого из Чхирхав сейчас в Москве нет? Этот последний был?

— Увы, — подтвердил Николай. — И в России тоже. Кроме одного.

— Убийцы, — кивнул я. — А где он сейчас?

— В Мордовии, — моментально ответил Нифонтов. — В колонии строгого режима. Все же умышленное, куда его еще, такого красивого, паковать?

— И вытащить его оттуда ненадолго никак не получится? — продолжил я. — Что Ровнин на этот счет говорит?

Уверен, наши мысли с Николаем схожи. Лучшую наживку для покойного Чхирхавы, чем его убийца, найти невозможно в принципе. На нее он точно клюнет. А тут мы его и цап!

Вот только не думаю, что подобную задумку будет легко реализовать.

— С этим засада, — признался оперативник. — На доследование его сюда не вытащишь, тем более что он тогда и не отпирался. Да и куда? Стрелял-то при свидетелях. По другим делам тоже не дернешь, эти братья по нации криминалом вообще не грешили. Я уж и тут копнул, и там — ничего. Даже контрабанды спиртного нет. А просто так его никто из Мордовии в Москву катать не станет. На фиг фсиновцам этот головняк? Там одних бумаг пуд надо оформить. Ровнин попробовал пробить эту тему, но отцы-командиры его даже слушать не стали. Лето на носу, время отпусков, они мысленно уже кто где.

— Печаль, — признал я. — А так все хорошо получилось бы, причем для всех. Тебе закрытое дело, мне еще одна галочка в список, убийце воздаяние за совершенное, а семейству Чхирхава бизнес, освобожденный от потустороннего влияния. И все довольны!

— Хорошо, — согласился Николай. — Правда, пока только на словах.

В кармане задергался телефон, я глянул на экран и скривился. Воистину, неприятности поодиночке не ходят.

— Привет, Свет. Насколько я знаю, проблем с твоим увольнением и новым трудоустройством возникнуть было не должно. Или я ошибаюсь?

— Не ошибаешься, — быстро ответила моя бывшая жена. — Все прошло замечательно. Даже более того. Мне столько денег дали при увольнении, я даже сначала подумала, что в бухгалтерии кто-то ошибся. Шесть окладов и какие-то премиальные за отработанный период этого года.

Ну да, Носов что-то там про «парашют» говорил, было. Не знаю, зачем ему это нужно, я его об этом не просил. Но если он так решил, почему бы нет?

— И полторы недели отпуска мне в клинике Вагнера предоставили, — продолжила Светка. — Все как ты сказал, пошли навстречу. Так что меня уже оформили и место не уйдет, а я при этом все же съезжу отдохну.

— Рад за тебя! — искренне сказал я. — Все хорошо, что хорошо кончается.

— Саш, поехали со мной, — предложила вдруг она. — Теплоход, уютная каюта, река Волга, ты и я. Может, то, что потеряли, мы снова и не найдем, но хоть попробуем это сделать.

— Так пробовали уже. Не получилось. Да и не получится, я же тебе про это не раз говорил. Свет, пустое, поверь. Так что езжай сама или с кем-то еще. Ну или там кого-то найди, как вариант. А меня оставь в разделе «было и прошло».

— Хорошо, — ответила моя бывшая и повесила трубку.

— Сурово ты с ней, — с уважением заметил Нифонтов. — Особенно это «там кого-то найди», немногие из моих знакомых такое скажут. Знаешь же, что в России бывших жен не бывает. Такая у нас ментальность.

— Поверь, сказал от чистого сердца. — Телефон снова задергался, и я, не глядя на экран, ответил на звонок. Ну, как ответил? Рявкнул в трубку: — Свет, я не знаю, как тебе еще объяснить, но у нас и тогда будущего не было, а теперь-то уж и вовсе нет!

— Я Даша, — пискнул в ответ девичий голос. — И я не претендую на совместное будущее. У меня муж есть.

— А чего тогда вы мне звоните, Даша? — удивился я. — Если муж есть?

— По работе. Через два часа вам удобно будет заказ принять? Вы дома будете?

— Какой заказ?

— Вишневые деревья, четыре штуки, — пояснила Даша. — Вы же Александр Смолин? Я правильно позвонила?

А, точно. Заказывал, было такое. По ссылке, что мне Слава сбросил.

— Извините, — чуть смутился я. — Через два часа буду дома обязательно, пусть привозят.

— Вот и хорошо, — в голосе девушки послышалась смешинка. — Тогда ожидайте.

— Буду. Еще раз прошу прощения.

Ну а Нифонтов только хихикал, глядя на происходящее, попутно доедая мой чизкейк.

— Знаешь, Смолин, тебя не твой промысел доведет до ручки, — сообщил он мне, когда я положил телефон на стол. — Тебя сгубит невоздержанность в отношениях со слабым полом. На ней погоришь рано или поздно.

— Очень смешно, господин моралист, — насупился я. — А вообще ты, Коля, меняй профиль. Из отдела своего в полицию нравов переходи, там тебе самое место.

— Не самый плохой вариант, — согласился он со мной, вставая из-за стола и беря со стоявшего рядом с ним пустого стула папку, которую принес с собой. — Тихое, спокойное место, никаких тебе гулей, ведьм и вурдалаков. Мечта, а не жизнь.

Из папки вылетело несколько фотографий, одна из них упала прямо мне под ноги.

— Осел? — удивился я, подняв ее с пола. — Нифонтов, я про тебя чего-то не знаю? И эти люди меня упрекают за разовую причастность к миру высокой моды!

— Ты даже не представляешь, сколько ты про меня не знаешь, — оперативник забрал у меня карточку. — Но это другое. Пареньку одному не повезло, понимаешь, с выбором подружки. Случается. Ладно, подытожим. Я шефу на мозг еще поприседаю, чтобы нашего душегуба в Москву вытащить. Но ты мне должен поручиться за то, что с ним ничего тут не случится, что он после мероприятия вернется в Мордовию живым и здоровым. Потому что если нет, то с нас всех погоны полетят.

— Вот ведь! — рассмеялся я. — Наверное, мне первому выдалась возможность бескровно обезглавить отдел 15-К. Просто стой, ничего не делай — и вас нет. Кому расскажешь — не поверят.

— Хрен с ним, с Чхирхавой, — моментально среагировал оперативник. — Пока сюда другая его родня из Грузии не нагрянет, никому ничего не угрожает. Да если и нагрянет, то ничего, люди знали, куда и зачем едут. Сами виноваты.

— Шучу-шучу, — в примирительном жесте выставил перед собой ладони я. — Обещаю, сделаю все, чтобы умер тот, кто уже мертв, а тот, кто жив, топтал зону дальше.

— Да это понятно, — посерьезнел Николай. — Вот только вероятность того, что товарища привезут в Москву быстро, сильно невелика. Когда-то — может быть, но быстро — вряд ли. Разве что в ближайшее время кому-то из людей с большими звездами на погонах понадобится наша помощь с кем-то из родных и близких, вот тогда да. В качестве спасибо за то, что мы их детей или внуков из какого-то потустороннего дерьма вытащили и не стали это афишировать, могут и пособить. Но сам понимаешь, вилами на воде писано. Когда-то, может быть…

— Зашибись перспектива, — вздохнул я.

— Займемся пока профессором Левинсоном, — чуть скартавив, предложил оперативник. — Может, с ним все попроще обстоит?

Он протянул мне руку, прихватил пакетик с сэндвичем и покинул кафе.

— Может, да, — глядя ему вслед, произнес я. — А может, и нет.

Так-то вроде все ничего, фраза «мы ничего не можем сделать» не прозвучала, но и это размытое «когда-нибудь» меня не слишком устраивает. Нет, время у меня есть, лето только начинается, до срока, назначенного умруном, еще далеко, и вообще я иду с тотальным опережением графика, что говорит либо о моем растущем профессионализме, либо о непомерном везении, но это не означает, что следует полагаться на родимый авось. Под лежачий камень вода не течет, однако.

Что-то меня сегодня на народную мудрость потянуло. С чего бы?

— Илья Николаевич, доброе утро, — поприветствовал я олигарха, когда тот ответил на мой звонок. — Как себя чувствуете?

— Хорошо, — ответил тот. Судя по придыханию, он куда-то шел. — Говори кратко, у меня времени совсем нет.

— Помню-помню, вы нынче отправляетесь в Багио. Кстати! Если задумаетесь, что привезти мне оттуда в подарок, то купите сушеные листья кассии. И еще ее же сок. Их там продают в специализированных магазинах, я знаю. В Маниле — точно.

— Какой еще кассии? И с чего ты вообще взял, что я о каких-то сувенирах думать стану? Я туда еду к деловым партнерам, у меня на Лусоне доля в отельном бизнесе.

— Ну, мало ли? Вдруг придет в голову как-то сказать мне спасибо за помощь и внимание. Я вот о вас не забываю, позвонил, спросил о самочувствии. А кассия — кустарник такой, из семейства бобовых, очень хорош при лечении некоторых заболеваний, например экземы или чесотки. Он много где растет, но филиппинская разновидность лучше, например, африканской.

— Завтра напиши сообщение, я дам распоряжение помощнице, она все купит. Сам я про это даже думать не хочу. Мне не до того. У тебя все?

— Нет, — кротко вздохнул я. — Есть еще маленькая просьба.

— Какая? — обреченно произнес олигарх, а следом гаркнул: — Фролов! Где отчеты по «Глобал Прикс»? Я же сказал, что они должны быть у меня в девять утра. Сейчас десять. Несут? Ну вот тот, кто несет, получит твои бонусы за май месяц, от этого человека пользы больше, чем от тебя, начальника департамента. Наталья, запиши, после отправь указание в бухгалтерию. Смолин, не сопи в трубку, я помню, что ты здесь. Излагай.

— Мне бы зэка одного из Мордовии на денек в Москву доставить, — выполнил его просьбу я. — Наверняка ведь у вас завязки и в ФСИН есть?

— Неожиданно, — помолчав секунд пять, произнес Носов. — Умеешь удивить. А как этот зэк поможет тебе в решении вопроса с моим здоровьем? Он кто?

— Никак, — честно ответил я. — И никто. Он просто грузин, который сидит за убийство собственного родственника. Мне надо, чтобы его привезли в столицу, доставили по тому адресу, который я назову, а после обратно в колонию вернули.

— А зачем тогда мне этим заниматься? Чего ради?

— Например, потому что в решении ваших вопросов мне помогают люди, которым до них никакого дела нет. Они тоже могли сказать — что мне до здоровья богатенького олигарха Носова? Это не моя делянка. Но нет, способствуют, компоненты для зелий достают, рецепты, другое разное всякое. Так это работает, Илья Николаевич. Не в смысле «всем миром беду одолеем», это все сказки. Тут скорее «ты мне — я тебе». Ну так что, поможете? Или мне другие возможности изыскивать? Не сочтите за шантаж, но, думаю, Белозеров не откажет в помощи.

— Последнее было лишнее, — проворчал олигарх. — Выглядит именно как шантаж. Но да, Вадик точно согласится, особенно если ты ему скажешь, что мне это не под силу. А ты именно так и скажешь, Сашка, натура у тебя такая. Хитрый ты и скользкий, как уж.

— Так что? Привезут мне душегуба на поговорить?

— Пришли подробную информацию, — велел Носов. — Ф. И. О. этого сидельца, статью, номер дела, адрес колонии и так далее. Вернусь с Филиппин — займусь. Или раньше, если время будет. И имей в виду, все расходы за твой счет. А они будут немаленькие, предупреждаю.

— Буду рад, если время найдется, очень он мне нужен, — согласился я. — Что до денег — не вопрос. Возьмите сколько надо из моего гонорара.

— Какого гонорара?

— Так я вас не бесплатно же лечу? Ну да, по простоте душевной обычно денежку не прошу, разве что вы мне как-то сами небольшую сумму выдали. Но она же мне полагается?

— Все, нет у меня времени твою трескотню слушать! — оборвал мои речи Носов. — Балабол! Шли данные и по грузину твоему, и по растению… Как там его? Неважно! И не беспокой меня в ближайшие дни!

Отключился. Ну и ладно, главное, что процесс запущен. А ближе к выходным, когда он вернется в страну, я ему о себе напомню. Вернее, это сделает Жанна. Пошумит немного в доме-замке, покатается по лестницам с громыханиями, пару картин со стен столкнет. Думаю, Носов этот месседж верно расшифрует.

— Коль, — сделал я следующий звонок. — Собери все данные по убийце Чхирхавы и мне на почту вышли. Вот прямо все что есть. Может, и не надо будет Ровнину прогибаться перед генералами. Может, по-другому вопрос решится.

— А если в деталях? — моментально уточнил Нифонтов. Я прямо увидел, как он, словно гончая, стойку сделал.

— Дошло до меня, о великий царь, что в славном городе Багдаде жил-был…

— Смолин!

— Это тебе ответочка за «Хоббита», — рассмеялся я. — Не нравится? То-то же! Не ты один у нас эрудированный. Ладно, шли информацию, и пошустрее.

У подъезда, дорога к которому лежала через магазин, меня ожидала сразу целая толпа народу, причем самого разного, частично мертвого. Тут и Жанна с Толиком отирались, и Фарида с метлой, и пара бабулек из числа тех, которым всегда дело до всего есть, и незнакомый мне паренек в комбинезоне и с бумагами в руках. Ну и еще четырьмя саженцами, которые правильнее было бы назвать деревцами, поскольку каждое из них повыше меня было.

— Уф-ф, — я поставил пакеты, набитые продуктами доверху, на лавку. — Жарко нынче.

— Сашка, ты эти деревья сюда купил или себе на дача? — уточнила у меня Фарида. — Если сюда — покажу тебе, куда их сажать можно, куда нельзя.

— И сразу вопрос, — подбоченилась одна из старушек. — Есть ли у тебя какой разрешающий документ на то, чтобы дворовую территорию благоустраивать?

— Нет, — признался я. — Но если имеются какие-то претензии к уже проделанной работе, то не вопрос. Могу подогнать технику и все на фиг заасфальтировать, а после всех граждан с претензиями отправлять непосредственно к вам. Вы же во втором подъезде живете, я ничего не путаю?

— Меня пугать не надо! — возмутилась старушка. — Я заслуженный учитель России! Я столько народу воспитала! Да я…

— Ты, Марковна, не шуми, — попросила ее вторая бабулька, подтянутая и улыбчивая. — Сколько тебя знаю, ты вечно чем-то недовольна. И то тебе не так, и это не эдак. Если ты в реке утонешь, то твое тело не вниз, а вверх по течению искать следует.

— Типун тебе на язык! — возмутилась Марковна, подхватилась и зашаркала от нас куда подальше, независимо покачивая плетеной сумкой, на которой красовалась надпись: «Turn on, tune in, drop out».

— Я спасибо тебе хотела сказать, сынок, — положила мне руку на плечо ее соратница. — Хорошее дело устроил. И человек ты, видно, добрый — вон как все в цвет пошло. Глаз радуется!

И верно, за пару дней цветы подросли будь здоров как, и выглядело это все очень красиво. Надо еще раз будет Слав поблагодарить за их помощь.

— Вы мне документы подпишите, пожалуйста, — попросил меня молодой человек. — Я и так уже жутко опаздываю. Вы же у нас не единственный клиент, правильно?

— Правильно. — Я чиркнул ручкой по листу бумаги. — Только в квартиру давайте саженцы занесем. Не тут же оставлять?

— У нас доставка до ворот, — заявил юноша. — В вашем случае — до подъезда. Так что извините.

То есть мне теперь еще и наверх эти вишни таскать! Тут ведь не оставишь, непременно им кто-то ноги приделает.

— Плохо, — опечалился я. — Сейчас мне их сажать некогда.

— И не надо, — сказала старушка. — Ты и так много для двора сделал. Посадим мы сами. Да, Фарида? Хафиз только пусть нам поможет ямы выкопать. И потом за ними присмотрим — польем, стволы по осени побелим.

— Хорошо, раз так, — согласился я. — Только, Фарида, тут такое дело, их надо у конкретных подъездов посадить. Объяснять долго, просто поверь, что так надо.

Если честно, я был очень рад, что спихнул с плеч хоть эту заботу, настолько, что ушел домой, забыв расспросить Толика о том, что же именно ворожейпообещал Носову. Но, с другой стороны, эту тему теперь остроактуальной назвать трудно. Днем раньше я узнаю детали, днем позже — так ли важно?

— Снедь, — обрадовался Родька, увидев меня с пакетами. — Вот хорошо-то! А то дома шаром покати!

— Как всегда, — фыркнула Жанна.

— Вот это нам, — показал я слуге на левый пакет. — А это — нет. Это мне в завтрашнюю дорогу.

— В дорогу еду лучше, чем домой купил, — сунув нос в оба пакета, возмутился Родька. — Чего так?

— Там сил надо больше, — объяснила ему Жанна. — Саш, рано выезжаем?

— Рано, — кивнул я, а после стянул с себя пропотевшую футболку. — Не помню, говорил я Толику, что он едет с нами, или нет. Если нет — донеси до него эту информацию.

— И я с вами, — сообщил нам Родька.

— Чего это? — удивился я, потом увидел, как он принюхивается к дразнящим колбасно-ветчинным запахам, источаемым тем пакетом, который я купил в дорогу, и добавил: — А, понятно! Можешь не отвечать.

Глава 18

— И тогда он ему говорит, можно вообще жить сколько хочешь, — вещал Толян, стоявший рядом со мной. Мы находились на остановке, той, от которой меня должен был забрать на машине Швецов.

— Прямо так и сказал? — пробубнил Родька из рюкзака. — Да ладно. Хотя… Когда на руках и ногах железки, и не такое посулишь.

— Прямо так, — покивал таксист. — «Кошелек», правда, тоже ему не сразу поверил.

— Кто? — уточнил я.

— Хозяин дома, — пояснил Толян. — Пообещал, что если он врет, так ему сначала пальцы переломают на руках, потому зубы повыдергивают, а после все остальные кости, что в теле есть, по одной через задницу вынут. Но тот, собака, так убедительно ему в уши пел, что даже я потихоньку сомневаться начал. Дескать, разные способы есть, как жизнь удлинить, какие-то попроще, какие-то посложнее. Представляешь, хозяин, про живую воду врал, вот потеха! После этого, кстати, Николаич его и пуганул. Дескать, ты мне еще про Ивана-царевича расскажи.

— И зря, — заметил я. — На самом деле есть такая. Только ее ни он, ни я, ни кто-то другой не добудет. А если и повезет, то все одно Носову ее не видать как своих ушей. Запрет есть на то, чтобы ее людям давать для использования в корыстных целях, причем строжайший, его даже самая отвязная ведьма нарушить не рискнет.

— А что будет? — заинтересовалась Жанна.

— Смерть, скорая и неприятная. Проверено опытным путем, причем не раз. Да и потом, это не средство для долголетия ни разу, живая вода хороша для заживления ран, лечения болезней, причем самых паршивых, и так далее. Годков она не прибавляет. Так что в каком-то смысле покойник Носова все же надул.Эх, мне бы той воды хотя бы глоток, и не пришлось бы сегодня тащиться невесть куда, Бэлле бы его за глаза хватило.

— В основном он напирал на то, что может договориться с вампирами, — продолжил Толян. — Те, дескать, его таким же, как они сами, сделают, и будет ему счастье. Живи — не хочу.

Ну, как я и думал. Ничего принципиально нового. Кстати, не сомневаюсь, что свое обещание Истома на самом деле выполнил бы. А чего нет? Ему вурдалаки за такой царский подгон в виде огромной кучи активов еще бы и заплатили, причем нехило, и деньгами, и потенциальными услугами. Кругом сплошные плюсы. Вот только в дом олигарха крайне не вовремя заявился я, и со мной мальчик Павлик, потому пошли все его планы прахом. Ох и обидно же ворожею, наверное, было умирать. Ах, как обидно! В шаге от свободы, заработка и мести.

— А еще он богатею насоветовал, чтобы тот себя от тебя обезопасил, — произнес таксист. — Дескать, ведьмакам особой веры ни у кого в Ночи нет, они своему слову не хозяева.

— Чего? — нахмурился я. Не от обиды, я давно перестал на такие вещи реагировать. Скорее от удивления. Надо же, сколько этот стервец за такое короткое время успел.

— Ну, типа над вами старшие есть, и их слово для остальных закон. Скажут, чтобы ты ему не помогал, — все, не станешь. Скажут, чтобы ты его убил, — убьешь.

— Вот скотина, — фыркнул я. — Что дальше?

— Да ничего. Носов этот сказал, что сам о чем-то таком уже думал и теперь-то уж точно подстрахуется.

Прощальный привет от Истомы, получается, я сейчас получил, весточку с того света. Если бы не его слова, может, и не стал бы олигарх меня заказывать, особенно после того, как я ему жизненные силы вернул. У него же башка сразу в другом направлении работать начала, бизнес-войны, все такое.

Хотя… А может, и не заказал он меня вовсе. Понятно, что это дело пяти минут — позвонил кому надо, ну или написал, обозначил цель и условия, получил счет на оплату, перегнал обозначенную сумму куда-нибудь на Каймановы острова, и привет. Но не в том состоянии находился олигарх. И времени у него было не так много.

Или это я себя успокаиваю? Так-то, конечно, можно бравировать, мол, чихать я хотел на все дамокловы мечи, сколько их на свете ни есть, а по факту из головы слова олигарха не просто так не идут. Поначалу думал, что все одно его к финишу определю, а теперь призадумался. То и дело появляются в голове мысли о том, что не так он для меня и опасен, да и возможности держать его в узде имеются. А хуже вот таких сделок с самим собой ничего нет, это первые шаги к смерти. Ну или как минимум к большим неприятностям.

Как закончу все первостепенные дела, надо будет всерьез заняться этим вопросом. Есть у меня одно зелье, которое действует почище любого препарата из группы «сывороток правды», что СП-108, что даже СП-117. Человек, который его хлебнул, все расскажет, причем как на духу. Правда, там, как в таких случаях обычно и бывает, есть пара неприятных последствий. Во-первых, на редкость жесткая ломка после употребления. Во-вторых, он будет помнить разговор с тобой до последнего слова. Все вопросы, все ответы, вплоть до интонаций. Носов не дурак, и мстительности ему не занимать. Он даже если меня не заказал до того, то после точно закажет. Хоть бы даже из принципа.

Но еще ведь есть Александр. Он точно в курсе всех дел шефа, и его мне тоже не очень жалко. Не сказать, не жалко вовсе. Можно его порасспросить, а после и того… Я, между прочим, как-то даже уже собирался это сделать.

Хотя нет. Тогда до меня отдел может докопаться. Не факт, что это случится, но вероятность такая имеется.

Тьфу! Как же меня все это достало! Я тону в этих проблемах всех мастей, как в болоте. Впору уже список писать, кому что я должен и кто какую свинью мне подложил, чтобы не запутаться и ничего не забыть!

Рядом со мной тормознул серебристый внедорожник, к которому более всего подходило слово «элегантный». Хотя нет, словосочетание «очень дорогой» сюда куда лучше монтировалось.

Хотя все верно. На такой машине и следует ездить человеку, который заведует кладами. Не на самокате же?

— Привет, — сказал я, сначала открывая заднюю дверь и ставя в салон рюкзак и пакет с харчами. — Не-не, я вперед сяду. Просто вещички бросил.

— Привет, — пожал мне руку Валера, когда я уселся рядом с ним. — Ну что, помчались?

— Ага, — кивнул я. — Серьезная, однако, машинка. Слушай, я не очень в них разбираюсь, врать не стану. Это «бентли»?

— «Астон Мартин», — моментально сообщил мне Толян тоном, в котором слышалось непонимание того, как можно не знать такие очевидные вещи, после восхищенно цокнул языком и добавил: — Полный фарш!

— «Астон Мартин», — почти одновременно с ним, но все же чуть-чуть запоздав, подтвердил его слова Швецов, трогаясь с места. — Знаешь, одно время я вообще от машин шарахался, особенно конкретно этой марки, а теперь вот кое-что вернулось на круги своя.

— Сколько же такая стоит? — я потрогал кожу кресла. — А?

— Не знаю. Подарок. У меня самого денег на такую красоту нет и быть не может, в моем фонде столько не заработаешь.

— Но ты же вроде как того… — я пошевелил пальцами, изображая пересчет денег.

— Ничего я не того, — чуть недовольно ответил Валера. — Откуда такие стереотипы? Ты же из мертвых армию для достижения личных целей не формируешь, верно? Нет же?

— Нет, — подтвердил я. — Но в первую очередь потому, что подобные забавы никогда ничем хорошим не кончаются. Свои не поймут, чужие не одобрят, а просто люди косо смотреть станут. Последнее особенно скверно. У нас, конечно, сейчас время на дворе стоит терпимое, толерантное, демократическое и так далее, но поверь, чуть что не так, вся эта цивилизованность с людей слетит, как шелуха с луковицы, и они мигом вспомнят, как столбы на площади ставить, а после к ним привязывать тех, кто от остальных хоть чем-то отличается. И орать станут, как оглашенные: «Больше огня, больше огня». Одно хорошо — в просвещенной Европе вероятность подобного куда выше, чем в России, у них по этой части огромный опыт накоплен, многовековой. Да и не будут тут такое шоу устраивать, не наши это традиции.

— Да? В самом деле? — с еле уловимой иронией произнес Швецов.

— У нас ведьм в домах жгли, а колдунов в банях, — пояснил я. — Считалось, что в этом случае их тень не будет шататься по земле и вредить живым. Не стану утверждать, что все на самом деле так, но и обратное заявлять не стану.

— А ты встречал души колдунов или ведьм? — спросил Валера. — В принципе?

— Случалось, — ответил я. — Но не часто. Сам же знаешь, наверное, что этой публике билет в конечный пункт назначения еще при жизни выписывается, мало кто умудряется с проложенного маршрута после смерти свернуть.

— По-разному, — со странной интонацией сказал Валера, и мне очень захотелось сразу его расспросить о том, что он имел в виду, но по лицу стало ясно — не ответит. Как видно, тут что-то личное замешано.

— Ехать долго? — решил я перевести разговор в другую плоскость. — И еще, там вообще дороги как? С трассы-то мы рано или поздно свернем. Не раздолбаешь свою красоту неземную на российских буераках?

— Да вроде подъезд там нормальный был, — с легким сомнением ответил Швецов. — Даже «седан» без проблем проезжал. Хотя два года прошло, кто знает. Ладно, если что пешком доберемся, ходить полезно. Это сердечную мышцу прокачивает.

— Но не на такой же жаре? — возразил я. — Вон за бортом уже двадцать четыре, а днем тридцатник бахнет, не меньше.

— Тем более в лесу, — добавил Родька, после чего машина чуть вильнула.

— Это кто? — повернувшись назад, глянул Швецов на моего слугу, который как раз выбрался из рюкзака, обаятельно улыбнулся и помахал Хранителю Кладов лапой. — А?

— Разгильдяй, — вздохнул я. — И попутно мое проклятие. Зовут Родион. Ленив, жаден, прожорлив плюс всегда лезет туда, куда не следует. Тебе кто в наш разговор путаться разрешил, а?

— Так душно, хозяин! — проныл мохнатик. — И неудобно. А тут вон какая красота!

Ну да, это и есть основная причина. Хочет он свою мохнатую задницу на натуральную кожу салона усадить. Мало того, вон у него в лапе смартфон виднеется. Он, зараза такая, еще и селфи делать станет, чтобы после ими подъездным и собратьям хвастаться. Мол, вон в какой машине я ездил! Не то что вы, сиволапые!

— А если ты о том, что я без спросу показался, — так он же наш! Ему можно!

— Прикольный какой! — рассмеялся Швецов. — Привет, Родион. Я Валера.

— Мое почтение, батюшка Хранитель Кладов, — Родька поклонился хозяину машины. — Чтобы, значит, у тебя сила не переводилось, лиходеи твои захоронки седьмой дорогой огибали, а Полоз-златолюб меру знал!

— Ого, — Валера снова глянул назад. — Наговаривает на тебя хозяин. Вон ты и вежливый, и присловки старые, которые никто почти не помнит, знаешь. Я такое приветствие только один раз и слышал.

— Чего ж мне его не знать, коли один из моих прежних хозяев с таким же, как ты, дружбу водил? — изумился Родька. — Лет сто назад, ага. И даже больше.

Вот же скотина мохнорылая! И хоть бы словом раньше обмолвился!

— Да? — посерьезнел Валера. — А потом, если время будет, ты мне про него поподробнее расскажешь?

— Как хозяин рассудит, — отозвался мой слуга. — Коли разрешит, чего бы и нет?

— Нет, ты определенно не прав, — улыбнулся Хранитель Кладов. — Вон он какой у тебя вежливый и исполнительный.

— Потому что на людях, — фыркнул я. — Он всегда в таких случаях паинькой сначала прикидывается, а потом, как чуть освоится, сразу наглеть начинает.

— Зря ты так, хозяин, — насупился Родька, а после полез на сиденье, шикнув при этом на Жанну: — Подвинься! Расселась тут, понимаешь, как царица!

— Это он с кем сейчас? — уточнил у меня Валера.

— С моей помощницей, — охотно ответил я. — Она у левой двери расположилась. Зовут Жанна, в прошлом модель. А справа Анатолий, он раньше работал таксистом в Шереметьево. Кстати, в восторге от твоей машины.

— Мечта, а не аппарат, — подтвердил Толян. — Лямов на тринадцать-пятнадцать тянет, не меньше. Явно на заказ делали. И движок небось не серийный.

— Добрый день, — произнес Швецов. — Опять же, рад знакомству.

— Какой вежливый, — прощебетала Жанна. — И хорошенький! Жалко, что мы раньше не встретились.

— Кто о чем, а вшивый все о бане, — притворно сплюнул Родька, а после на всякий случай потер сиденье лапой, давая понять, что он чужое добро уважает. — Да он на тебя и живую-то смотреть не стал бы, а уж мертвой ты ему вообще сто лет не сдалась.

Швецов, который, похоже, понял, что к чему, засмеялся.

— Вот такая у меня компания, — подытожил я. — Еще есть мальчик Павлик, но его я с собой не взял.

— И правильно, — добавила Жанна — Ну его, этого психа, к хренам собачьим!

— Вот-вот, — поддакнул ей Анатолий и поежился.

— Почему? — поинтересовался Валера.

— Он убийца, — пояснил я. — Убежденный. А может, и прирожденный, просто при жизни у него данное призвание толком не раскрылось, он умер раньше. В определенных случаях этот его талант бывает мне полезен, но всякий раз боюсь того, что у него окончательно снесет крышу и он пойдет вразнос. А отвечать-то за его дела придется мне.

— Интересная у тебя жизнь, Саша, — заметил Швецов, съезжая с МКАДа на пригородную трассу. — Нескучная.

— Так и у тебя наверняка тоже.

— Не без того. Слушай, километров через десять будет неплохое кафе на заправке, может, заскочим, заправим машину и позавтракаем?

— Правильная мысль! — одобрил его слова Родька раньше, чем я, вызвав тем самым у водителя заливистый смех. Ему на самом деле пришелся по душе мой слуга.

Когда мы снова двинулись в путь, то разговор сам по себе сошел на тему того, что нас ждет в ближайшем будущем, том, до которого не так и долго ехать осталось.

— Очень неприятные ребята оборотни. Жадные, жестокие, упертые, — поморщившись, сказал Валера. — Нет, может, просто конкретно мне не повезло при знакомстве с представителями этого вида, но моя точка зрения такова.

— И почти совпадает с моей, — даже не стал спорить я. — Ну, за исключением того факта, что среди них иногда попадаются более-менее вменяемые персонажи. Просто не так часто. Один плюс — они в основном сидят по своим лесам, в город не суются.

Совсем забыл. А ведь меня, пока я по заграницам мотался, какой-то оборотень искал, и мне очень хотелось выяснить зачем. Потом я закрутился и про это забыл.

— Если с лесным людом ладить, то зла не будет, — подал голос Родька. — Они хоть и такие, как ты, хозяин сказал, зато друзья верные. Помрут, а будут за тебя стоять, если беда нагрянет. Вот только с ними сдружиться трудно, не подпускают они к себе близко ни людей, ни ведьмаков, ни ведьм, ни колдунов.

— Короче, никого, кроме представителей своего вида, — желчно сказала Жанна.

— Вот-вот, — подтвердил Родька. — Да и между собой, бывает, не ладят. Медведолюды с волкодлаками частенько друг другу разные ковы строят, ага. Об конец позатого века у них у какая распря вышла. Не в этих краях, далеко отсюда, в Сибири. Я почему знаю — мы с хозяином моим тогдашним как раз там жили. Он случайно городового убил, схорониться было надо. А Сибирь самое то место, там хоть сколько человека ищи — ввек не найдешь.

— А если все же поймают, то дальше нее не сошлют, — усмехнулся Валера.

— Кровищи пролилось ужас сколько, — продолжил мой слуга. — Если бы не Полум-Торум, то перебили бы они друг друга, точно говорю. Но обошлось. Полум-Торум умный, понял, что добром не получится дело решить, тут по-другому надо, да и послал к главам родов деву охоты Мис-нэ. А уж она сказала, что если они не прекратят ерундой страдать, то боги в ближайшее время устроят большую охоту на тех и других. Эту, как ее… Сафарю. Короче, перебьют сразу всех, чтобы остальным неповадно было. И все. Зверолюды смекнули, что дело дрянь, и быстренько замирились. Ведь никто не хочет умирать, да?

— Родион, а кто такой Полум-Торум? — спросил Швецов.

— Сын Нума-Торума, — как о чем-то само собой разумеющемся ответил мой слуга.

— Стало намного яснее, — хохотнул Анатолий.

— Это бог тамошний, — понял, что от него хотят, Родька. — Самый главный. Хороший бог, добрый. Я ведь его видел, ага. Он часто к людям приходит, особенно к охотникам, любит у костра посидеть, поговорить. С моим хозяином тогда почти всю ночь они пролялякали. Одно плохо — не послушал хозяин Нума-Торума, а тот ведь его предупредил, что надо стеречься баб, дескать, через них к нему смерть придет. В результате застрелила его одна дура по ревности, а после и сама застрелилась. Хорошо хоть, он перед тем, как умереть, силу успел передать малому, что рядом оказался.

Как видно, такая судьба у той силы, что моей стала, — быть переданной в последний момент. Шутки шутками, а не самый плохой вариант. Если уж придется умирать, так лучше вот так, внезапно и быстро.

— Интересная у тебя жизнь была! — цокнул языком Швецов. — А вот скажи, не упоминал ли этот Нума-Торум такое имя, как Сорни-эква? Или, может, Калташ-эква?

— Батюшка Хранитель Кладов, да ты что? — всплеснул лапами Родька. — Лет прошло сколько! Откуда же мне помнить? Да и не слушал я их разговоры особо, мне не положено. Я лосятину тогда жарил. Хозяин как раз сохатого завалил, мы им питались. Мясо у лося хоть и жесткое, но вкусное!

— Валер, а кто такая эта Сорни-эква? — спросил я. — Если не секрет?

— Не секрет, — ответил мне Швецов. — Так обские угры, более известные как ханты и манси, называли некую сущность, которая в наше время известна как «золотая баба». Сибирь, знаешь ли, — это не просто географическое название или регион. Сибирь — отдельная вселенная, в которой чего только нет. Там и золото Колчака где-то обретается, и могила Чингисхана, и разное всякое другое. Но первое место в моем личном топе, конечно, занимает «золотая баба», которая и не совсем золотая, и не совсем баба. Очень я хочу как-нибудь с ней повидаться и пообщаться. Только сначала надо к ней тропиночку найти, а ее охраняют от посторонних глаз очень и очень хорошо.

— А мне в городе больше нравится, — снова влез в наш разговор Родька. — Вода горячая есть всегда, холодильник, интернет. Тогда ведь чего? Деревья, куда ни глянь, болота и хворост постоянно собирать надо, потому что холодина по ночам. А то еще менквы притащатся на огонек. Глаза как плошки, когти во какие, куда там вашим волкодлакам, и башка квадратная. Страх, да и только. Нет, сейчас мне совсем хорошо жить!

— Сибарит он у тебя, — усмехнулся Валера.

— Лентяй, — поправил его я.

— А по зверолюдам я вам так скажу — если дело совсем до драки дойдет, бейте первыми, — на редкость серьезно посоветовал Родька. — Не ждите, пока вас рвать начнут. И если хоть одного убьете, то и остальных непременно рядом уложите. Они за своих всегда мстят. У них правило такое: смерть за смерть, умри, но сквитайся. Но если они чего пообещают — можно верить. Даже если это не клятва, без разницы, что сказано, то сделано. Их слово крепче камня, так с древности ведется.

— Это хорошо. — Швецов глянул в зеркало заднего вида. — Дормидонт, их старший, мне кое-что задолжал, если все пойдет не лучшим образом, я ему про это напомню.

— Лучше не надо, — деловито заметил Родька. — Не любят волчары из-под палки что-то делать. Натура у них вольная, свободная, тех, кто их примучивает, они очень сильно не любить начинают.

— Я их тоже не особо жалую, — Валера усмехнулся. — Саш, скажи, а ты, кроме своего замечательного слуги и двух невидимых мне спутников, никого больше с собой не прихватил?

— Ты о чем? — не понял я.

— Ну, группа сопровождения. Или прикрытия, как вариант. Просто вон тот черный «ленд ровер» за нами с самой Москвы как привязанный тащится. То чуть отстанет, то нагонит, и так уже полторы сотни километров. Я в случайности не верю, потому честно скажи — твои люди?

— Нет, — глянул я назад и действительно увидел черный внедорожник, державшийся метрах в ста от нас. — Но сейчас все узнаем. Жанна, проверь, кто такой любознательный за нами увязался.

— Ага, — кивнула девушка и синей молнией выскользнула из машины, добавив напоследок: — Я быстро.

И не соврала, вернувшись буквально через пару минут, после чего уверенно сказала:

— Это Носова охранники. Точно говорю. В машине сидят двое, и обоих я у него в доме видела несколько раз.

— Ох, Илья Николаевич, Илья Николаевич, — вздохнул я. — Что ж тебе не живется-то спокойно?

Хотя, ради правды, он тут и ни при чем. Эту парочку мог и Александр ко мне приставить, причем по собственной инициативе. Вот хочет он знать, где я бываю и с кем встречаюсь.

Только это ничего не меняет.

— Валер, сбрось скорость, — попросил я водителя. — Километров до пятидесяти.

— Зачем?

— Грех не хочу на душу брать, — пояснил я. — А поучить этих преследователей жизни для профилактики нужно.

— Ясно. По твою душу, значит, хвост, — понятливо кивнул Швецов, выполняя мою просьбу.

— По мою, по мою, — подтвердил я. — Жанна, давай дуй обратно да крутани там руль так, чтобы они в кювет улетели. Но только не переусердствуй!

— Может, лучше я? — предложил Толян. — У меня лучше получится, все ж таки четверть века за баранкой. Мы тут с Жанкой потренировались, она мне кое-что объяснила. Короче, отвечаю.

— Валяй, — разрешил я, отметив, что мой новый помощник чем дальше, тем больше инициативы проявляет. — Но без смертоубийства. Они люди подневольные, им сказали — они делают. Главное, чтобы после за нами снова не пристроились.

— Не пристроятся, — хохотнул призрак и покинул машину.

Через несколько минут я увидел, как «ленд ровер» на сухой и практически пустой дороге вильнул в сторону, а после резко съехал с нее в кювет, который представлял собой небольшой обрывчик, где спустя секунду врезался в березу. Не сильно, но так, что без посторонней помощи обратно теперь вряд ли выберется.

— Профи, — с легкой гордостью сказала Жанна, которая тоже наблюдала за происходящим. — А?

— Чистая работа, — с уважением произнес Валера. — Вот так и задумаешься о том, что не во всех авариях водители виноваты. Наша компания уже в полном сборе?

— Сделано, — Толян проскользнул в «Астон Мартин» и устроился на сиденье. — Я им еще по щелбану отвесил каждому, чтобы поняли, что не случайно так получилось. Ничего?

— Отлично, — похвалил его я. — Да, Валер, все на месте.

— Вот и славно, — улыбнулся тот и резко прибавил скорость.

Он вообще классно вел машину, так, словно с ней сроднился, но при этом без агрессии, которая часто встречается у автолюбителей. Осторожно, если можно так сказать.

Через какое-то время мы покинули трассу и покатились вдоль поля, а там и вовсе свернули в лес.

— Слушай, а мы точно ведем куда надо? — поинтересовался я у Швецова, который ни разу с навигатором не сверился. — Не заплутали?

— У меня зрительная память будь здоров, — пояснил Хранитель Кладов. — Плюс бывают такие места, в которых раз побывал — на всю жизнь запомнил. Это из таких. Очень, знаешь ли, тогда эмоциональная поездка выдалась. Причем, представляешь, туда меня вообще везли с завязанными глазами. Не скажу, что я сильно тревожный человек, но три часа неизвестности в темноте любого психовать заставят.

— Это не помешало тебе после двух оборотней на нож подцепить, — заметил я. — Так что с нервной системой у тебя все в порядке.

— Толку-то, — вздохнул Швецов. — Их так просто не убьешь, как оказалось. Помню, даже переживал немного за сделанное.

— Да ладно!

— Представь себе. Один-то ладно, там редкое чмо было по имени Сашок. А вторая девчонка. Не привык я женщин ножом резать, не учили меня такому. Кстати, ты с собой чего захватил? Повернуться может по-всякому.

— Вон их, — мотнул я головой в направлении заднего сиденья. — Если что, они наш отход прикроют как минимум.

— И меня, — гордо заявил Родька, продемонстрировав при этом очень даже острые когти на лапах.

— Главная ударная сила, — подтвердил я. — Плюс нож. Он у меня непростой, ведьмачий. Не знаю, как оборотней, но ведьм калечит так, что только держись. Кстати, одна подруга Стеллы, носящая звучное имя Изольда, чуть коньки не отбросила после того, как я ее подрезал.

— Изольда? — уточнил Швецов. — У нее еще буфера вот такие? Да?

— Она, — подтвердил я. — Никак и с ней знаком?

— И даже очень близко, — усмехнулся тот. — Та еще штучка. Хотя, правды ради, она меня от смерти спасла, так что хорошо, что ты ее не убил.

— В этом вся жизнь, — задумчиво произнесла Жанна, глядя в окно, за которым тянулся лес, радовавший глаз свежей зеленью. — Одно цепляется за другое, так и плетется сеть мироздания.

— Не пугай меня, — попросил ее Родька. — Ты когда так умно говоришь, мне очень страшно становится. Давай лучше поругаемся.

— Я тоже не с пустыми руками, — Швецов задрал майку, под ней обнаружилась открытая кобура, в которой расположился парабеллум. — Серебряная начинка, сделана по рецепту, который мне поведала одна очень понимающая в этом деле пожилая леди. Лично монеты времен Алексея Михайловича Тишайшего на четыре части перед переплавкой рубил. Не поверишь — чуть не плакал. Раритеты же, перечеканенные рубли первого выпуска из небольшой захоронки в Воскресенском монастыре, том, что в Истре стоит. Ясно, что не сам Никон ее заложил, но, может, кто из его ближних?

— Серебро, да еще с монастырской земли — это не шутка, — с важным видом покивал Родька. — Особенно по части гулей и оборотней.

— А что значит «перечеканенные»? — заинтересовалась Жанна, и я переадресовал ее вопрос Швецову.

— При Алексее Михайловиче, собственно, начали выпускать в оборот монету номиналом в один рубль, — пояснил Хранитель Кладов. — Официально, имеется в виду. А за основу поначалу брали европейские монеты, которые называли талерами, причем независимо от того, где они изготавливались изначально. Поверх чеканили орла и царя-батюшку на коне, да и все. Их еще ефимками позже называть стали, поскольку чаще всего на Русь попадали изделия монетного двора, который находился в городе Йоахимсталь.

— Это где же такой? — подключился к беседе Родька.

— В Чехии, — ответил ему Швецов. — Сейчас он Яхимовом зовется. Вот мы и приехали.

Машина остановилась на большой поляне, находившейся среди леса, неподалеку от очень добротно построенного двухэтажного дома, который, несмотря на то что был весь залит утренним солнечным светом, выглядел довольно мрачно. Хотя, возможно, это я себя немного накрутил.

Двор, довольно просторный, был пуст. Никто не сидел за столом, находящимся под навесом, никто не рубил дрова у поленницы, никто не крутил ворот колодца. Тишина стояла вокруг, только птицы, потревоженные нами, галдели где-то среди деревьев.

— Слушай, вот будет весело, если эта семейка взяла да и съехала отсюда, — глянул на меня Валера. — Они тогда о чем-то таком говорили. То ли в Орловскую губернию собирались откочевывать, то ли в Брянскую. Не помню уже. Мол, там людей меньше, а леса гуще.

— Как по мне, это к лучшему, — высказал свою точку зрения я. — Никто под ногами мешаться не будет, и добытое станем делить не на три части, а на две.

— Так-то оно так, только за сегодня придет завтра, — туманно ответил мне Швецов и вылез из машины. Я последовал за ним.

— Эй, есть кто? — крикнул Валера, а после нажал на рулевой клаксон, тот, который мы в детстве называли бибикалкой. — Хозяева!

Дверь в доме скрипнула, и на крыльцо вышла рослая девушка, вполне себе симпатичная, но слишком уж крепко сбитая. Не в смысле плотная, просто не было в ней женственности. Отсутствовала она напрочь. С такой милахой хорошо в поход ходить, она и усталости знать не будет, и тебя самого, случись чего, до людей допрет на своем горбу. А вот в интимной обстановке ее ни представлять, ни тем более видеть никакого желания нет.

— Не съехали, значит, — тихо сказал мне Валера, а после куда громче крикнул: — Здравствуй, Любава! Я вернулся!

Глава 19

— Неожиданно, — голос у девицы оказался под стать ей самой, низковатый, с хрипотцой. — Не думала, что мы еще увидимся в этой жизни.

— Почему нет? — Швецов хлопнул дверцу машины и подошел к забору. — Расстались не врагами, даже несмотря на то, что вы хотели меня сожрать.

— В переносном смысле или прямом? — уточнил я.

— В прямом, в прямом, — покивал Хранитель Кладов. — Вон видишь, там мандула стоит, к забору прислонена?

— На большую оконную раму похожая? Вижу.

— Вон на ней меня родня этой девушки распяла и собиралась разделать, как тушу баранью. Заживо.

— Ты тоже с нами не особо миндальничал, — возразила Любава. — Кто меня ножом ударил? Кто Сашка чуть не прибил?

— Но начали-то вы, — парировал ее выпад Швецов. — Смахнули с улицы, завязали глаза, привезли невесть куда, угрожали, в тарелку с едой плевали.

— Последнее, конечно, свинство, — поддержал его я. — И по Покону, и просто по жизни. Но это все же прошлое, а мы сюда приехали, простите за пафосность, ради будущего. Милая дама, скажите, вожак ваш тут, в доме? Или отбыл куда? Нам бы с ним переговорить.

— А ты кто? — чуть сузила глаза оборотница. — Прежде чем он с тобой говорить станет, представься. Может, не по чину тебе его видеть?

— Александр Смолин, ведьмак, — охотно выполнил я ее просьбу. Волкодлакам, как и вурдалакам, и арысям, свое имя называть можно смело, они над ним силы не имеют. — И сразу скажу, против вашего племени и тебя лично ничего не имею. Но только до тех пор, пока меня не надумают съесть или убить.

— Так дома Дормидонт? — голос Валеры ощутимо похолодел. — Не тяни время, Любава. Летний день длинен, но не бесконечен, а дел у нас еще очень много. Обоюдовыгодных как для нас, так и для вас.

— Дома, — раздался от порога дома гулкий старческий голос, а секундой позже мы увидели его обладателя — кряжистого, высокого, почти седого старика. Впрочем, несмотря на почтенный возраст, даже на расстоянии сила в нем ощущалась о-го-го какая. И духовная, и физическая. — Здравствуй, Хранитель Кладов. С чем пожаловал?

— И тебе не хворать, Дормидонт, — помахал деду рукой Валера. — Ратмир, мое почтение.

Последняя фраза была адресована к одному из двух оборотней, вышедших из дома следом за вожаком, только не знаю, к какому именно — рослому крепышу или невысокому живчику.

— А со мной поздороваться? — спросил тот волкодлак, что был пониже.

— А тебе, мелкий, хрен в сумку, а не привет, — широко улыбнулся Швецов. — Радуйся, что жив до сих пор. Если бы не отдельские со своими закидонами, точно бы я тогда тебя прикончил. Из принципа.

— Если бы не они, я бы в ту ночь твою печень сожрал, — оскалился оборотень, которого, похоже, как раз и звали Сашок. Это он, похоже, Валере в тарелку плюнул. — Даже не сомневайся.

— Угомонитесь оба, — стукнул Дормидонт о землю массивным резным посохом, который держал в левой руке. — Живы — и ладно. А ты, паря, значит, ведьмак?

— Так и есть, — подтвердил я. — Надеюсь, вы против моего рода ничего не имеете? Просто есть одна взаимовыгодная тема, которую хотелось бы обсудить.

В это время Жанна, легко, даже пританцовывая, приблизилась к старику и, встав на цыпочки, положила свои руки на его плечи. Толян же обосновался рядом с Ратмиром, как видно увидев именно в нем наибольшую угрозу для нас с Валерой.

— Сдается мне, я про тебя слышал, — проигнорировав мой вопрос, прогудел Дормидонт. — Беседовал недавно с одной ведьмой, она новостями со мной поделилась. Говорила, народился тут на свет новенький ведьмак. Молодой, наглый, всюду свой нос сует.

— Саш, а ты популярен, — сказал мне Швецов. — Позавидовать можно.

— Так себе характеристика, — ответил ему я. — Не сильно лестная.

— Ведьма же. — Дормидонт положил обе ладони на посох, а после умостил на них подбородок. — От них добрых слов не дождешься. Еще она мне сказала, что ты Ходящий близ Смерти. Это так?

— Так, — не стал скрывать я. — Вот это чистая правда. Остальное — не совсем. И не сильно я молодой, и не такой уж наглый.

— Оно и видно, — с ехидцей усмехнулась Любава.

— В дом-то пригласите? — поинтересовался у оборотней Валера. — Или так и будем общаться — вы там, мы тут? Да и холодненького чего-нибудь мы бы выпили. Есть — нет, не хотим, а жажда мучит.

— В дом не пущу, — распрямился Дормидонт. — Ты опять там чего-нито поломаешь или окно выбьешь. Вон под навесом располагайтесь. По нынешним погодам оно и приятственней. Любава, подай гостям квасу из погреба. И вот что еще… Ты, ведьмак, своим подручным скажи, чтобы близ меня не терлись.

Я изобразил на лице удивление.

— Видеть я их не вижу, но давнюю смерть всегда учую, — усмехнулся вожак. — Повторяю, вы мои гости. И пока против меня и моих ближних ничего не измыслите, вас никто не тронет.

Жанна посмотрела на меня, я еле заметно кивнул, и девушка сняла свои ладони с плеч волкодлака.

Запомним — матерые оборотни присутствие призраков чуют не хуже ворожеев. Еще один любопытный фактик в копилочку.

— Заходите, — повторил старик и ткнул посохом в сторону навеса. — Располагайтесь.

Квас у оборотней оказался вкусный, на ржаных корках и с изюмом, брошенным туда ради брожения приятного, да еще таким холодным, что аж зубы заломило.

— Уф-ф-ф, — уговорив приличных размеров кружку, я вытер пот, выступивший на лбу. — Вкусно. Спасибо.

— На здоровье, — проворчал Дормидонт и обратился к Родьке, который, нимало не стесняясь, приперся сюда с нами. За стол, правда, лезть даже не подумал, усевшись неподалеку на чурбачке и сложив лапы на коленях. — А я тебя знаю, малой. Ты Захару прислуживал, верно?

— Так и есть батюшка-волкодлак, — покивал башкой он. — Служил верой и правдой. А теперь вот новый хозяин у меня.

— Стало быть, помер Захарка? — уточнил оборотень. — Прискорбно. Я ведьмачий род не сильно жалую, больно от него беспокойства много, но все одно жалко. Правильный был мужик, честный. Обиды никому не спускал, но и понапрасну на рожон не лез.

— Хоро-о-о-оший, — печально протянул Родька, а после добавил: — Но новый хозяин не хуже. Слово свое держит и зла понапрасну ни на кого не умышляет. А мне квасу можно?

— Налей, — велел Дормидонт Любаве, а после обратился к Швецову: — Так зачем пожаловал? Никак должок решил с меня стребовать?

— Нет, — допив кружку до дна, ответил ему Валера. — Наоборот, решил до конца дело довести.

— Это какое именно? — недобро процедил Сашок. — Нас перебить, что ли? Так замучаетесь, даже вдвоем.

— Их тут больше, — мотнула головой в моем направлении Любава, ставя пятилитровый запотевший глиняный кувшин с квасом на стол. — Чем слушал? Вот с этим сюда мертвяки приперлись.

— Что вы за существа такие? — устало произнес Хранитель Кладов. — Чуть что — сразу зубы показываете. Можно подумать, что весь мир только и думает, как бы вам жизнь испортить. А на самом деле вы на хрен этому миру не сдались и всем, кто в нем живет, тоже. Кто про вас знает? Кто помнит? Разве что сотрудники отдела, да и те по служебным обязанностям.

— Чистая правда, — подтвердил я. — Если бы не Валерка, в жизни бы не узнал, что ваша стая на свете есть.

— Но ты-то помнишь, Хранитель? — изогнул седую бровь Дормидонт. — Раз ему рассказал и сам сюда приехал.

— Потому что, повторюсь, хочу давнюю историю до логического финала довести. Проще говоря, есть у меня желание клад вашего родителя у земли забрать. Вернее, у нас с Сашей.

— Интересно выходит, — снова влез в разговор мелкий Сашок. — Клад нашего деда, лежит в нашем лесу, а заберете его вы.

— Мы, — поправил его я. — Валера, я и вы. И каждый получит по трети от того, что мы найдем.

— А если оно не делится? — упершись ладонями в стол, Сашок вскочил на ноги. — На всех?

— Делится, — не стал отступать я. — Там мандрагыр закопан, очень старый и потому очень сильный, а уж он-то точно пилится хоть на троих, хоть на десятерых. Линейку я с собой захватил, так что все будет по-честному.

— Даже про начинку проведали, — кхекнул Дормидонт. — Молодцы. Только вот ваша дележка мне не подходит. Сашок все верно сказал, это наследство, что мне от родителя должно перейти. Какая треть тебе и вон ему? Ты о чем? Мой этот корень. Мой.

— Не вопрос, — встал из-за стола я. — И правда, Валер, они очень странные, эти волкодлаки, дальше своего носа не видят. Ваш корень, говорите вы? Пусть будет так. Вы сколько его уже ищете? Вроде как полвека? Ищите дальше, настолько, насколько вам здоровья хватит. Ратмир, когда возглавите стаю, приезжайте к нам с Валерой в Москву. Уверен, вы будете дальновиднее бывшего вожака и осознаете, что лучше часть, чем ничего.

— Часть лучше, чем ничего, — произнесла Любава, подходя ко мне вплотную, и я с трудом удержался, чтобы не сморщить нос, так от нее пахло зверем. — Это верно. Но скажи, Ходящий, зачем ты нам нужен? Чего ради нашей стае и Хранителю Кладов отдавать тебе часть добра, лежащего в сундуке? Найдет его он, лес этот наш, а твой вклад в общее дело каков?

Вот же стерва! Задала тот вопрос, которого я опасался. На самом деле все так и есть, я в данной операции почти пятое колесо для телеги.

Ох, сдается мне, не Ратмир за собой эту стаю поведет после того, как Дормидонт помрет.

— Отец вашего вожака был волкодлаком непростым, — негромко пояснил я. — Недаром его Волчьим Пастырем кликали. Умел много, знал много. Кто знает, какой сюрприз он припас для тех, кто за его добром придет?

— Именно, — поддержал меня Валера. — Я уже сталкивался с кладами, которые знающие люди и нелюди клали в землю, несколько раз чуть голову не сложил, такие их твари охраняли. Один раз так до цели и не добрался, еле ноги унес. А Сашка как раз по этой части мастер, неупокоенные души его профессия.

— Может, и нет там никого, — задумчиво пробасил Дормидонт. — Как тогда?

— Есть, нет — неважно. Услуга предоставлена и должна быть оплачена, — твердо заявил я.

— Без него никуда не пойду, — поднялся из-за стола Швецов. — Или вместе — или никак. Решайте, только быстро. Если не сложится, то мы поехали, чего время терять? К двум в Москве будем. Я все думал, где время найти, чтобы до налоговой добраться, а тут вон как удачно складывается.

— Будь по-вашему — стукнул посохом о землю Дормидонт. — Уговорили. Сынки, Любава, собирайтесь.

— Не-не-не, уважаемый, — покачал указательным пальцем левой руки я. — Не пойдет.

— Что снова начинаешь? — опять взвился Сашок. — Что опять не так?

— Все не так, — холодно глянул на него я. — Но мы сейчас сделаем как положено.

— Это как же? — заинтересовалась Жанна.

— Я, ведьмак Александр, Ходящий близ Смерти, клянусь Луной и Поконом, что применю все свои способности и навыки для того, чтобы отыскать клад, принадлежащий стае волкодлака Дормидонта, и усмирить его стража. Я сделаю все, чтобы мои спутники не пострадали от призрака, за то получу треть от содержимого вышеупомянутого клада. Обязуюсь на большее не претендовать, против своих спутников не злоумышлять.

— Резонно, — согласился со мной Валера и повторил сказанное, заменив, правда, кое-какие моменты клятвы с учетом своей специализации. — Почтеннейший, теперь ваша очередь.

— И не забудьте упомянуть два важных обстоятельства, — добавил я. — Первое то, что вы говорите за всю свою стаю, второе, что не тронете нас и после того, как мы завершим поиски и поделим найденное. Не хочу бросать тень на вас и ваших близких, но времена сейчас смутные, сложные, не хотелось бы вступать в конфронтацию и после того, как общее дело будет завершено. Ни здесь, ни в Москве.

— Тем более что я сообщил нескольким своим близким о том, куда именно и с кем отправился, — добавил Валера. — Я помню, что волкодлаки преследуют убийц сородича до того момента, пока есть те, кто это может сделать. Мои близкие живут по тем же правилам. Это не угроза, просто говорю как есть.

— Да и мои братья в долгу не останутся, — заметил я. — Родьку вам не поймать даже в своем лесу, да и призраков моих тоже. Плюс горло доброй волей мы вам подставлять не станем, не сомневайтесь.

— Точно мир к худшему меняется, — проворчал Дормидонт. — Раньше ведьмаки куда дурнее были, верили всему, что им скажешь, и только глазами хлопали, когда понимали, что их объегорили. А тебе вон палец в рот не клади. Слушай, парень, а ты, часом, не еврей?

— Нет, — с достоинством ответил я. — Но много с ними работал бок о бок.

— Оно и видно, — буркнул Дормидонт, а после произнес клятву, после завершения которой Сашок изрядно загрустил. Сдается мне, он все же не оставлял надежду на то, что отведает печени Швецова.

А дальше все завертелось очень быстро. Мы по еще одной кружке квасу выпить не успели, как оборотни заявили о том, что они готовы идти в лес за своим добром. С другой стороны, чему тут удивляться? Это в городе сборы для похода хоть бы даже в ближайший магазин представляют собой квест с массой мелких нюансов, вроде «вот только гляну почту», «сначала перекурю» и «надо сначала глянуть, что там в ленте». А тут все просто — вот они, вон лес за забором. Бери да иди.

Что до нас — мы еще прихватил из машины пузатый пакет, в котором лежали хлеб, сахар и конфеты, причем все в двух экземплярах. Это для местного лешего. Валера тоже прикупил подарков, потому мы решили, чтобы не мудрить, все вместе сложить.

— Дядя Пров, поклон тебе, — только войдя в лес, поклонился первому же попавшемуся пню Швецов, а я вторил ему: — Прими от нас эти подарки, не побрезгуй.

Любава презрительно фыркнула, как видно она не сильно чтила местного Лесного Хозяина. Я, кстати, слышал что-то на этот счет. Волкодлаки и лесовики никогда особо не ладили, причем эта нелюбовь брала корни в совсем седой древности. То ли они приязнь Велеса не поделили, то ли еще что — сейчас правду не знает никто, кроме, может, Великого Полоза и Мораны.

Оборотни двинулись вперед, посоветовав нам особо не задерживаться и не тратить их время, мы же, пообещав, что скоро их догоним, остались близ пня, на котором стоял пакет.

— Ушли серые? — из-за куста выглянул старичок с кудлатой бородой. — Мне с ними здоровкаться радости нет.

— Ушли, — подтвердил Валера. — Здрасте, дядя Пров. Помните меня?

— А чего же не помнить? — старичок уселся на пень, чуть подвинув пакет. — Из леса тебя выводил, когда вот эти за тобой гнались.

— И вывели же! — заулыбался Швецов. — Правда, потом я снова им в лапы попался, но тут сам виноват. Дядя Пров, это вам гостинцы от меняи моего друга ведьмака.

Я поклонился Лесному Хозяину в пояс.

— Мертвяков-то на кой сюда припер, ведьмак? — осведомился у меня он. — То мне своих мало.

— Помощники, — пояснил я. — И защитники. С этими-то клыкастыми глаз да глаз нужен. Чуть зазевался, а они тебя уже жрут.

— Тоже верно, — леший заглянул в пакет. — Ох, сколько! Денег-то небось потратили!

— Деньги — просто деньги. А радость от подарка хорошему другу — ее монетой не измеришь, — настолько задушевно, что я ему почти поверил, заявил Валера. — На здоровье, дядя Пров!

Лесовик ловко вскрыл коробку с сахаром и засунул в рот сразу три куска. Как видно, давно сладкого не ел.

— А в лес чего пришли? — причмокивая, осведомился он. — Так, погулять, или по делу?

— Хотим клад Вернигора взять, — напрямую, без всяких реверансов, заявил Швецов. — Так получается, что он всем нам нужен. Друг мой хочет девушку, у которой Смерть в изголовье стоит, на ноги поставить, у меня должок один имеется, который я очень вернуть хочу. Ну и этим он позарез нужен. Ведь он их тут и держит.

— Что значит «держит»? — отламывая горбушку от каравая «Столичного» хлеба, поинтересовался лесовик.

— Если бы не клад, то Дормидонт со своими детишками давно отсюда съехал, — пояснил Валера, и в этот момент мне очень захотелось ему поаплодировать. Разговор разыгран как по нотам. Причем я уверен, что это не экспромт, Швецов все заранее спланировал, каждую реплику просчитал. — Они уж лет десять как хотят на Брянщину переселиться. Или на Орловщину?

— Из моего леса съехать? — уточнил Лесной Хозяин. — Насовсем?

— То есть абсолютно, — подтвердил Валера. — С концами.

— Да их можно понять, — решил поддержать его я. Два голоса лучше, чем один. — Москва и область постоянно расширяются, дачные поселки как грибы растут, народа по лесу стало таскаться куда больше, чем раньше, причем такого, который оборотней ни в грош не ставит, потому что в них не верит. И ведь даже не убьешь никого, чтобы ума в дурные головы вложить, мигом из столицы сыскные дьяки нагрянут.

— Ну да, ну да, — покивал дядя Пров. — Дач много. У нас вон за последние годки сколько их понастроили, у! Лес мой подкорнали, лиходеи! Березнячок молоденький под корень, понимаешь ли… А так новость-то отличная!

— Так клад еще найти надо, — печально сообщил ему Валера. — Лес большой, поди отыщи то место, куда Вернигор его пристроил.

— Хранитель, ну ты где? — донесся до нас оклик Ратмира.

— Идем, идем, — ответил им Швецов. — Ну, ты прости, дядя Пров, пора нам. Мы лес сейчас на квадраты разобьем и его начнем прочесывать. Глядишь, за это лето управимся. Ну а если нет, следующим продолжим. Оно где-то даже хорошо — чаще видеться будем!

— Если чего из города привезти надо — вы скажите, — снова поддакнул я. — Как в следующий раз — все доставим. Но это не раньше чем через пару недель. Да, Валер?

— Ну, как-то так. А что поделаешь? Работа. Да и концы немалые — от Москвы сюда, потом обратно.

Лесовик, слушая нас, дожевал кусок хлеба, после выбрал из бороды крошки, отправил их в рот, огляделся и гулким шепотом сообщил нам:

— Раз такие дела, раз эти серые собрались отседова съезжать, пособлю вам! И себе тоже! Идите сюда!

Мне очень захотелось хлопнуть с Швецовым ладонью о ладонь, уверен, он испытал аналогичное чувство. Но вместо этого мы подошли к лешему поближе, буквально нависнув над ним. За мной тут же пристроились призраки, которым тоже хотелось услышать детали, а Родька вовсе протиснул свою голову между моими коленями.

— Я ж тогда за Вернигором-то увязался, — зашептал тот. — Когда он с ящиком железным и Клавдией к оврагу потопал. Мыслю я, в ящике том лежало то добро, которое ты, паря, ищешь. Само собой, он, как только в лес вошел, мне велел держаться подальше, он всегда так делал. Он меня не любил и боялся, знал, что его сила против моей в лесу слабее. Потому я его и до того не слушал, и в тот раз тоже. Да и то, с чего какая-то там лохматая шавка мне приказывать станет?

Подозреваю, что в лицо, то есть морду, он такое Волчьему Пастырю не сказал бы, но, во-первых, тот уже давно мертв, во-вторых, страх, который мы когда-то пережили, в последующем пересказе произошедших событий заставляет изображать себя если не героями, то хотя бы храбрецами, чтобы хоть как-то оправдаться за тогдашнюю слабость. В своих глазах, не в чужих.

Вот только кто такая Клавдия? Про нее мне Валера ничего не рассказывал.

— Они до оврага дошли, что за дальней просекой, — продолжал тем временем свой рассказ леший. — И в него — шасть. А место там не сильно хорошее, робяты. Поганое место. На крови оно, ага. Там в давнее время лихие люди обосновались. Жили там, ели, пили, бедолаг там мучили всяко, что в их руки попали, баб в основном. Там их и прикапывали после, как те помирали.

Лесовик тяжко вздохнул, а после замолчал.

— А дальше? — поторопил его Валера.

— Все, — буркнул тот и отломил еще кусок хлеба. — В овраг я за ними не пошел. Меня Вернигор учуял бы. Он же оборотень, у него нюх ого какой! Не знаю, что там случилось, но обратно он вышел и без ящика, и без Клавдии. Выходит, там он его припрятал, больше негде.

— А Клавдия — она кто? — уточнил Валера, из чего мне стало ясно, что и ему про сию особу ничего не известно.

— Так колдунья, — блеснул глазами Лесной Хозяин. — В дубовой роще жила, на отшибе. Между ней и Вернигором это самое водилось, ну… Да сами поняли что, чай не мальцы давно оба.

— А потом он ее в овраг отвел, — хмыкнул Швецов. — Высокие отношения, ничего не скажешь.

— Я им не судья, и ты тоже, — проворчал лесовик. — Да и не сильно я по ней тосковал. Вредная была, и ко мне без всякого почтения относилась. А я тут хозяин! Меня сюда Велес поставил, чтобы я порядок блюл!

— Тоже верно, — веско произнес я.

— А дорогу к тем оврагам покажешь, батюшка Пров? — пуча глаза, спросил Родька. — Нам ить туда и надь! Да, хозяин?

— Надь, — кивнул я. — Сильно надь.

— Сам с вами не пойду, а тропинка — вот она, — леший взмахнул рукой, и между елками, стоящими справа, появился проход. — Авось заберете тот ящик и от этих оглоедов меня ослобоните.

— Да, об оглоедах, — поморщился Валера. — Дядя Пров, ты им не скажешь, чтобы они тоже к оврагу направились? Наверняка ведь знают, где он.

— На что они вам? — удивился леший. — Хотя, если что, так их и не жалко, верно? Скажу. А вы ступайте тропинкой, ступайте. Да с оглядкой там, в овраге-то, себя ведите!

Как всегда в таких случаях, деревья смыкались за нашей спиной сразу же после того, как мы мимо них проходили.

— Клад закладной, — невесело отметил Валера. — Так и знал, что без пакости не обойдется.

В его терминологии я был не силен, но общий смысл уловил. Как видно, Клавдия стала тем самым закладом, который устроит любому, кто попробует взять добро Вернигора, персональный ад.

— Но есть и позитив, — продолжил Хранитель Кладов. — Теперь наши клыкастые друзья не смогут утверждать, что ты получил свою долю зря. Бабуля на тебе, Саша, по-любому. Этот старый хрыч наверняка ее к закладке привязывать заклятием не стал, просто поставил стражем, и все. Он же оборотень, а не колдун. Мне с ней не справиться, она вне моей компетенции, поскольку не является частью клада.

— Мне, главное, ее увидеть, а остальное дело техники. Просто фиг знает, вдруг призраки, которые стерегут сокровища, существуют не так, как все остальные? Вдруг у них какой-то свой пласт реальности? В связи с особым предназначением.

— Ты не увидишь, мы точно разглядим, — залихватски заявил Родька, который, подпрыгивая на ходу, топал перед нами. — Мы знаешь какие глазастые! И смелые! Жанна, подтверди!

— Особенно ты, — фыркнула девушка.

— Очень он у тебя забавный, — рассмеялся Валера.

— Только очень дорого обходится в плане еды. Работай я до сих пор в банке, уже разорился бы.

Не особо долго мы шли по той тропинке, видно не так далеко до оврага было от дома оборотней. В какой-то момент мы оказались на краю оврага, который словно разрезал лес на две части. Но выглядел он мрачновато. Добавлял атмосферности и тот момент, что деревья здесь были высоченные, раскидистые, потому солнечные лучи их листву почти не пробивали.

— Не сильно глубокий, я думал, будет хуже, — сообщил мне Валера, глянув вниз. — Фигня. Вот года два назад видал я овраг так овраг, сверху дна не углядишь. Ну что, пошли?

— Может, оборотней подождем? — предложил я. — Если быстро управимся, придется потом доказывать, что мы без них ничего себе из наследства Вернигора не присвоили.

— Так и сказали бы, — раздался у меня за спиной бас Дормидонта. — Нет вам, людям, веры, особенно теперешним.

— Ну да, нонеча не то что надысь, — не без ехидцы произнес Швецов. — Зато ваше племя всегда дела ведет честно.

— Всякое случается, — не стал оправдываться вожак стаи. — За всех ответа не дам. Но мы, если чего обещали, — делаем.

— Поглядим. — Валера двинулся вперед. — Саш, ты идешь?

— Само собой, — ответил я и последовал за ним.

— Мы тут смотрели уже, — сказал нам в спину Ратмир. — Ничего не нашли.

— Потому что искать не умеете, — пискнул Родька. — Не то что мы.

В овраге пахло прелой листвой, дождевыми червями и застарелой смертью. Не соврал лесовик, крови тут пролилось много и людей умерло немало. Все они покинули наш мир, никто из них тут не застрял, но я все равно словно ощущал их присутствие. Наверное, потому что тут ничего не менялось. Там, наверху, шла какая-никакая жизнь: ежи бегали, комары пищали, одни деревья, отживая свой век, валились на землю, другие тянулись вверх, ягоды начинали зреть, а тут время словно застыло.

— Где же ты есть? — приговаривал Валера, шедший впереди и вертевший головой влево-вправо. — Откликнись уже. Я же чую, ты рядом.

Остановился он минуты через три, когда впереди перед нами забрезжил просвет, говоривший о том, что мы прошли овраг насквозь и там, шагах в тридцати отсюда, второй выход из него.

— Вот ты где, — Швецов топнул ногой по земле. — Надежно тебя определили, ничего не скажешь. Ну что, давайте, копайте.

— Чего? — переспросил Сашок. — Мы?

— А кто? Я место, где клад зарыт, нашел. Как он свет увидит, вторую часть уговора выполню, сделаю так, что он нашим станет. У Сашки своя задача, он нас защитит от стража, который клад бережет. Все остальное ваше. Или вы думаете, что для получения доли вам достаточно предоставить нам лес? Так в нем уже есть хозяин, и это не вы. Копайте, копайте. Отрабатывайте свою треть.

— Чего раньше не сказал? — заметил Ратмир. — Мы бы хоть лопаты взяли. А так теперь придется лапами рыть.

Воздух там, где он стоял, задрожал, и я впервые в жизни увидел, как человек перекидывается в волка. Ничего жутко-голливудского, вроде разрывания одежды и истошного воя, в этом не было, он превратился в зверя как-то… Буднично, что ли?

Никогда бы не подумал, но два волка, оказывается, могут если не заменить экскаватор, то уж точно с ним посоперничать. Ратмир и присоединившийся к нему Сашок невероятно шустро выкопали приличных размеров яму теми самыми лапами, которые были упомянуты. Я бы и с лопатой так быстро не управился.

А потом они, как видно, докопались до цели, то есть до клада Волчьего Пастыря. Никакого скрежета когтями по сундуку я не услышал, зато Сашок в какой-то момент издал такой стон, что стало ясно — ему очень, очень больно.

Но оно и понятно — когда в тебя запускает руку призрак, тут поневоле взвоешь. А самое страшное, что ты его не видишь.

И вот с чего я решил, что колдунья Клавдия была немолода? Вовсе нет. Похоже, при жизни она была довольно интересной женщиной средних лет, далекой от поры увядания. Правда, сейчас она, конечно, выглядела сильно не ахти, и черноты внутри нее хватало. Тут, видно, одно на другое наложилось — и природная склонность к недобрым делам, и осознание того, что ее убил тот, с кем она была близка, и осознание собственной беспомощности. Да и атмосфера этого гиблого места свою роль сыграла.

— Отпусти его, — велел я, спрыгивая в яму и доставая нож из ножен. — Слышишь меня? Отпусти, и получишь свободу. Даю слово Ходящего близ Смерти.

Ничего мне Клавдия не ответила, лишь зубы оскалила да вторую руку в Сашка запустила, отчего тот, чуя погибель, заныл тоненько, как плачущий ребенок.

— Жанна, не стоим! — гаркнул я. — Тащите его наверх! Там ее власти нет.

Мои подручные мигом поняли, что от них требуется, скользнули в яму и сдернули дергающееся тело волка с рук Клавдии, как мясо с шампура, а после вытащили его наверх. Бедный оборотень только тихонько подвывал от страха и непонимания происходящего.

— Еще раз предлагаю — разойдемся миром, — предложил я призраку, который резко развернулся ко мне и теперь недобро сверлил меня своими глазами, до краев наполненными мертвящей чернотой. — Того, кто тебя сюда заточил, давно нет на свете, отомстить ему не получится. Давай я помогу тебе просто уйти. Это хорошее предложение, Клавдия. Выгодное. Да, там, куда ты попадешь, хорошего ждать не приходится, но это лучше, чем веками сидеть в этом овраге и копить злобу. Тем более что выбора у тебя нет, не будет никаких веков, все закончится здесь и сейчас. Ты слышала, кто я, значит, все понимаешь, верно?

Я был уверен в том, что и на этот раз ничего у меня не получится, что не захочет эта душа доброй волей покинуть опостылевший ей свет. И главное, вот какой ей смысл за нежизнь цепляться? Ладно тот же Рагулин, у него была цель, он берег свое добро. Да, прекрасно понимая, что ему от него пользы нет и не будет, но это какая-никакая, но цель. Все же свое, не чужое. А тут-то в чем изюм?

Но нет, Клавдия, дослушав меня, на секунду застыла, после перестала скалить зубы, а следом за тем протянула ко мне свои руки, как бы говоря: «Делай свое дело, ведьмак. Я согласна». Причем я сразу понял — это не ловушка, не способ добраться до моего горла. Она на самом деле хочет уйти. Это был правильный выбор. Жалко только, что такие, как она, редко слушают голос оставшегося у них разума.

А перед тем как Клавдия навсегда исчезла из этого мира, чернота внутри нее стала не такой непроглядной. Надеюсь, это говорит о том, что все-таки каждый из нас имеет свой шанс на прощение. Пусть мизерный, но имеет.

— И что, Дормидонт, ты до сих пор считаешь, что его работа не стоит трети клада? — сказал Швецов, когда я выбрался из ямы и начал отряхивать джинсы. — А?

— Стоит, — выдохнул Сашок, уже снова принявший человеческий облик и массировавший грудь. — Как по мне.

— Твоя очередь, Хранитель, — недовольно сдвинул брови вожак стаи. — Делай свою работу.

Швецов иронично на него глянул и спрыгнул в яму.

И, как водится, в тот момент, когда он выволок из земли небольшой сундучок, у меня в кармане закурлыкал смартфон.

— Да елки-палки, — достал я его с твердой уверенностью в том, что сейчас сброшу вызов, но, глянув на экран, все же решил на него ответить: — Александр, слушаю вас. Только говорите быстро!

Глава 20

— Ираклия Чхирхаву через два дня доставят в Москву, — безразлично, словно робот, произнес помощник Носова. — У вас будут сутки, чтобы сделать то, ради чего его сюда привезут. На следующий день он должен вернуться обратно в колонию.

— Прекрасная новость! — обрадовался я, глядя на то, как Швецов спрыгивает в яму. — Порадовали! Спасибо!

— Сразу предупреждаю, я лично стану сопровождать Чхирхаву все то время, пока он находится в столице, — добавил Александр. — Илья Николаевич отдал мне распоряжение лично проследить за его безопасностью.

— Он так переживает за жизнь этого человека? Он для него так важен? Я чего-то не знаю?

— Если он умрет, то у Ильи Николаевича могут возникнуть определенные проблемы, — пояснил помощник Носова. — Он лично улаживал этот вопрос, потому и претензии выставят именно к нему. А рядом с вами, тезка, люди мрут как мухи.

— Не все, — добавил чуть обиды в голос я. — Некоторые, наоборот, выздоравливают.

— Не суть, — оборвал меня Александр. — Просто имейте в виду, никаких «выйди на минутку» или «оставьте нас ненадолго» я слушать не стану. Предупреждаю сейчас, в моменте, чтобы после недопонимания не случилось.

— Хорошо, — согласился я. — Вы сказали — я услышал. Нет так нет. Тогда, как узник в Москву прибудет, меня наберите. И сразу можете ориентироваться на то, что он понадобится мне вечером, в районе часов девяти-десяти. Куда его доставить, я вам скажу.

Интересно, он уже знает, как я его людей в кювет определил? Хотя о чем я? Конечно, знает.

— Гляди, гляди, хозяин, — подергал меня за штанину Родька. — Клад!

И верно, Швецов тем временем выковырял из плотной глинистой земли совсем небольшой сундучок и присел около него на корточки.

— А сейчас нельзя мне точный адрес назвать? — спросил Александр. — Хотелось бы изучить это место.

— Сейчас нельзя, — ответил я. — Сам пока не в курсе. Все, извините, времени совсем нет. Спасибо за информацию!

Я убрал смартфон в карман и с интересом стал наблюдать за происходящим. Не знаю почему, но казалось, что сейчас произойдет что-то эдакое, необычное, до того мной невиданное.

Но нет. Ничего особенного не случилось. Просто в какой-то момент Валера поднял голову вверх, словно провожая кого-то взглядом, после отряхнул джинсы от налипшей на них земли, ухватил сундучок за кольцо, приделанное к крышке, и буднично произнес:

— Вот и все. Саш, дай руку, я выберусь отсюда.

Когда он оказался наверху, Дормидонт тоном, который кроме как приказным назвать было нельзя, произнес:

— Ты мне добро отдай. Наше оно.

— Наше, — согласился с ним Валера. — Общее. До той поры, пока не поделим.

— А до того пусть оно у меня побудет, — потребовал старик. — Так правильно.

— Что, кто-то может на нас напасть и найденное отобрать? — показно удивился Валера, перехватив сундучок в левую руку, а правую уперев в бедро и немного задрав при этом футболку. Посыл этого жеста мне был предельно ясен, я тоже положил ладонь на рукоять ножа, а после встал с Хранителем Кладов плечом к плечу. — Так нет же вокруг никого. Одни птицы. Кого нам бояться?

Его дети тоже время не теряли, они, как видно поняв, к чему дело движется, встали вокруг нас так, что мы оказались почти в кольце. Правда, и Жанна моя времени не теряла, она снова переместилась за спину Дормидонта. Мало того, на нее запрыгнула и оплела его шею руками, шепнув при этом оборотню что-то вроде: «Не дури, старичок. Придушу».

— Ты чего творишь, клыкастый? — выскочил вдруг вперед возмущенный Родька. — Чего задумал, а? Покон тебе уже не писан? Слово свое ни в грош не ставишь? Весь род свой волкодлачий опозорить хочешь? Я, случись что, молчать не стану, всем расскажу, какую сын Вернигора подлость учинил! Тебя свои же рвать станут, от семьи твоей шерсти не останется!

— А если ему не поверят, так я подтвержу, — раздался откуда-то сверху, с края оврага, голос дяди Прова. — Всем своим сородичам весточку разошлю, тебе после ни в одном лесу пристанища не будет. Отовсюду погонят, слышь?

— Так, может, все же вернемся в ваш дом и там завершим дело? — спокойно и вежливо предложил Валера. — Разделим найденное и разойдемся в разные стороны. А если повезет, так вовсе в этой жизни больше не встретимся.

— Они правы, отец, — внезапно произнес Ратмир. — Не надо. Понимаю, что это наше наследство, но не надо. Прошу тебя.

— Идем обратно, — из Дормидонта в этот миг словно какой-то стержень убрали, как видно тот, на котором крепилась его властность и уверенность в собственных силах. — Делить наследство мое станем.

Дорога обратно оказалась куда длиннее, чем сюда, поскольку на этот раз леший свои тайные лесные тропы открывать не стал. Видимо, из-за оборотней, которые неотлучно сопровождали нас в зверином обличье, шурша кустами то слева, то справа.

— Слушай, если когда-нибудь случится так, что тебе надо будет с кем-то это чудо оставить, то ты мне позвони, — сказал мне Валера, глянув на Родьку, который в это время жевал молоденькие листочки щавеля, нарванные им непонятно где и когда. — Жизнь — штука такая, сам знаешь. Короче, обещаю, что позабочусь о нем. Он, скорее всего, наши шкуры сегодня спас.

— А мы? — возмутилась Жанна, шедшая рядом. — Мы что, нет?

— Он нас не видит, — подсказал ей Толян. — Ты чего?

— Да я так, из принципа возмутилась, — пояснила девушка. — И потом, он же о нас знает? Мог бы и поблагодарить.

Врать не стану — меня сегодня Родька тоже удивил. Честно скажу, не ожидал от него такого. И готов признать, что иногда был неправ по отношению к своему слуге. Про себя признать, конечно. Вслух нельзя, потому как после он мне вообще на шею сядет. С него станется.

Сундук мы открывали долго. Металл, из которого он был сделан, оказался не ахти, потому словно склеил крышку и основную часть. Пришлось поработать молотком и зубилом, которые отыскались в хозяйстве Дормидонта.

— Надеюсь, содержимое не пострадало, — нахмурился Валера.

— Вот будет сюрприз, если там одна труха, — поддержал его я. — И ведь претензию даже предъявить не к кому.

Сказал — и сразу осекся под несколькими недобрыми взглядами.

Валера откинул крышку, и я облегченно выдохнул. Сгнивший корень так пахнуть не будет, это уж точно. И да, тут лежал всем мандрагырам мандрагыр, это я даже не глядя на него скажу. Один аромат чего стоит, таким минут пять подышишь, и все незамысловатые хвори, вроде насморка или головной боли, пройдут.

— Ого, — все равно вырвалось у меня, когда я увидел это диво золотистого цвета, довольно приличного размера и похоже, что изрядной крепости. — Действительно впечатляет.

— А также навевает определенные ассоциации, — склонилась над корнем Жанна. — Непристойные. Нет, ну правда же похож на мужское достоинство. Толик, скажи?

— Да ну тебя, — отмахнулся от нее таксист.

Еще в сундучке обнаружились какие-то бумаги, причем, судя по их растрепанности и блеклости, относящиеся не к новейшему времени, цепочка с кулоном и нож в ножнах.

— Надеюсь, на вещи, принадлежащие моему отцу, вы претендовать не станете? — спросил у нас Дормидонт. — Или их тоже половинить станем?

— Дела семьи — святое, — с достоинством ответил Валера. — Мне они не нужны. Саша?

— Поддерживаю, — кивнул я. — И даже не стану требовать увеличения своей доли корня за этот отказ. Хотя и мог бы.

— Благодарствую, — буркнул Дормидонт.

— На здоровье, — я изобразил что-то вроде книксена, а после предложил: — Давайте уже распилим корень, да мы поедем. Хотелось бы МКАД без пробок проскочить. Пока шансы на это есть. Минутку только подождите! Валер, машину открой.

Я быстренько сбегал к «Астон Мартину» и достал из рюкзака деревянную линейку, которую вчера купил в супермаркете. Школьную, деревянную, с надписью: «Можга».

— Как обещал, — вернувшись к столу, я показал ее окружающим. — Что? Никто не шутил, реально мерить будем, до миллиметра. Этот корень уникален, другого такого, может, вообще на свете нет. И я не желаю даже сотой грамма лишиться.

И в этот раз волкодлаки мне, похоже, не поверили, причем снова зря. Я сражался как лев, два десятка раз перемерял корень, обсуждая его толстоту на каждом из трех отрезков и так им надоел, что в результате все же умудрился их граммчика на три-четыре нагреть. В свою пользу, имеется в виду. Резали-то моим ножом, другой это диво дивное, может, и не взял бы, вот я его и накренил так, чтобы свою долю на чутулю увеличить. Любава, похоже, заметила мой трюк, но промолчала. И правильно. Клятву это никак не нарушало, я же не орал: «мне положено больше, чем остальным», а просто тихонько выписал себе премиальные за то, что с такими душнилами общался. Хотя тоже все относительно. Весов ни у нас, не у них не было, так что кто тут кого нагрел — еще вопрос. Мой косяк, мог бы и предусмотреть данный нюанс.

И вообще — будь что другое, не стал бы я так изгаляться, разумеется. Но здесь удержаться не смог. Ну и потом, мы же бумаги, кулон и нож им отдали? А может, они тоже цены не имеют.

После дележки мы почти сразу собрались и покинули не слишком гостеприимные пенаты Дормидонта и его стаи. Они для приличия, конечно, предложили нам перекусить, но мы с Валерой, не сговариваясь, от этого приглашения отказались. Когда у тебя в кармане предмет такой ценности, не хочется задерживаться в таком месте, где хоть криком кричи, а тебя никто не услышит. Хочется туда, где людно и полиция есть.

— Но перекусить все же надо, — сказал я Швецову, когда мы выехали с проселка на трассу, где по сравнению с утром машин изрядно прибавилось что из Москвы, что в нее, и отмахали по ней два десятка километров. — Харчи, как мы договаривались, с меня. Хочешь — давай бутеров рубанем с кофе, они у меня в пакете лежат, хочешь — на заправку какую заскочим.

— А давай бутеры, — сказал Валера, съезжая на обочину и выходя из машины. — Надоели эти заправки с их вечными пирожками всех видов и хот-догами. Какие у тебя есть?

— Любые, — я достал с заднего сиденья пакет с едой. — Сыр, колбаса, ветчина. С рыбой только не делал, побоялся, что она на жаре испортится. А травануться рыбой, это, знаешь ли…

— Знаю, — так сказал Валера, что я сразу понял — точно знает. — Чуть наизнанку как-то раз не вывернулся. Бр-р-р-р! Родион, ты же с нами перекусишь, верно?

— Даже не сомневайся, — хохотнул я. — За стол он всегда первым садится.

Вроде бы недолго мы в лесу были, а день, оказывается, уже перевал на свою вторую половину. Но нас это не сильно печалило, мы с удовольствием ели бутерброды, запивая их сладким кофе.

— Как думаешь, кинулись бы они на нас там, в овраге, если бы Родион не вмешался? — спросил у меня Валера.

— Думаю, да. Но только их не Родька испугал. Нет-нет, ты герой, — успокоил я возмущенно взъерошившего шерсть слугу. — Спора нет. Но после нас они бы тебя все равно поймали. Ты шустрик еще тот, выживать умеешь, но это их лес, и у них звериный нюх. А вот дядя Пров эту компанию изрядно пуганул, что да, то да. Перевесили риски выгоду. Валер, а ведь ты его просчитал, верно? Дядю Прова, имеется в виду?

— Конечно, — подтвердил Хранитель Кладов. — Еще тогда, когда тут в первый раз оказался, понял то, что он соседей своих крепко не любит и много чего про них знает. Главное было подать тему так, чтобы он свою выгоду понял предельно ясно. И ты молодец, вовремя подыграл.

— Скажи ты мне про это раньше, еще лучше бы получилось.

— И так все отлично. — Швецов стряхнул крошки с футболки. — Мы живы, добыча с нами. Да мы красавчики просто!

— Ты — точно, — мурлыкнула Жанна. — Но тебя, Сашка, я все равно люблю больше.

— Команда, — улыбнулся я. — А вообще с тобой очень приятно работать в паре.

— Аналогично, — протянул мне руку Валера. — И давай так, если в будущем тебе понадобится моя помощь — звони. Без всяких подходов, подводок. Просто набери — и все.

И тут я сделал то, о чем секунду назад еще не думал даже. Я достал нож, полоснул себя им по ладони, а после протянул его Хранителю Кладов.

— Эва как! — у Родьки из лапы выпал недоеденный бутерброд с колбасой. — Ох ты!

— Серьезный шаг, — чуть прищурил левый глаз Швецов и взял у меня нож. — Но мне он по душе.

Наши окровавленные ладони соприкоснулись, фиксируя тот факт, что мы теперь не просто знакомцы. Мы теперь кровные братья. В обычном мире подобный обряд в наши дни совершенно ничего не означает, но для тех, кто живет под Луной, все обстоит совсем по-другому. Кровь — это очень серьезно, клятвы, скрепленные ей, расторгнуть практически невозможно, я это прекрасно знал. И Валера, уверен, тоже.

— Представляешь, как будут беситься Полоз и Морана? — сказал я, когда мы разомкнули руки.

— Думаю, мы это еще увидим. Но мне лично плевать. Нам наши жизни жить надо, а не их древние дрязги разбирать.

— Точно, — согласился я. — Да и не смогут они теперь нас друг на друга натравить. Такое побратимство придумано Родом, он его признал неподвластным никому, кроме самих сокровников, я про это в своей ведьмачьей книге читал.

— Ну да, я тоже что-то такое слышал, — покивал Швецов. — А если дело между кровными братьями доходит до предательства и убийства, то виновнику какая-то жуткая кара обеспечена в стиле Гоголя. Помнишь «Страшную месть»?

— Не будем проверять, — предложил ему я.

— Не будем, — согласился он. — Ну чего, поехали? Ты про МКАД, брат, все правильно сказал. Стоять неохота. Хотя в налоговую, понятное дело, я уже точно не успеваю.

В результате Валера подбросил меня до дома, заходить в гости, правда не стал, но зато пообещал как-нибудь это сделать обязательно плюс и меня к себе пригласить. Ну, раз уж мы теперь родня.

Жалел ли я, что поддался секундному импульсу, невесть чего подтолкнувшему меня на такой странный и где-то даже нелогичный шаг? Нет. Я точно знал, что сегодняшнее приключение нас с Валеркой в хорошем смысле сблизило и то, что я точно на него руку теперь не подниму. Просто мы стояли плечом к плечу против стаи оборотней, готовых нас разорвать, и были готовы умереть, но не сдаться. Такие события в нормальных мужских отношениях расставляют по своим местам раз и навсегда. Вот я и расставил. Валера теперь мне брат.

Родька, правда, до сих пор пребывал в легкой оторопи от случившегося.

— Я о тебе забочусь, горе ты луковое, — в конце концов сказал я ему.

— Это как же? — хлопнул глазами слуга.

— Если меня убьют до того, как я кому-то силу передам, будет тебе, куда пойти жить, — объяснил я. — Так он мне чужим человеком был, а теперь вроде как родня. Значит, всегда тебе тарелку супа нальет и угол для сна отведет. Поди плохо?

— Хорошо, — Родька почесал затылок. — Но ты, хозяин, лучше сделай так, чтобы тебя не убили. Не хочу я в людях жить. Мне тут нравится, с тобой и Вавилой. И Жанной, чего уж там…

Я пообещал, что постараюсь, а после позвонил Нифонтову, порадовал его. Причем даже дважды. В первый раз, когда рассказал о том, что не надо Ровнину напрягать руководство, все без него решилось. Второй, когда объяснил ему, что подготовка объекта, на который Ираклия Чхирхаву привезут, лежит на нем. То есть офис братьев-грузин, в котором один из них другого порешил, должен быть открыт и пуст, а доступ в само здание офисного центра предоставлен и мне, и душегубу, и сотрудникам ФСИН, которые последнего сопровождать станут. Что до Александра — пусть он сам о себе заботится. Это в мои обязанности не входит.

Николай, понятное дело, попробовал, как та золотая рыбка, вильнуть хвостом, но я миндальничать не стал, сказав, что он хоть что-то должен сделать для достижения нашей общей цели. Я один все на себе тащить не могу. Не думаю, что в нем проснулась совесть, полагаю, она давно уже от него сбежала в ужасе, но данная аргументация все же была признана существенной.

Мандрагыром я занялся только на следующий день, как следует перед тем выспавшись и плотно позавтракав. Нет-нет, нигде не написано, что подобные процедуры должны быть проделаны перед работой с этим корнем. Просто я смаковал происходящее, как хорошее вино. Не каждый день с такой ценностью имеешь дело.

Для начала я отрезал от него небольшую часть, ту, которая поедет со мной в экодеревню к ворожеям. Увы, не спросил я у Вереи, сколько для зелья корня нужно. Впрочем, фиг бы она честно ответила, ясно же, что сдачу мне никто возвращать не станет. Скажут, что использовали все, и поди после проверь, правда это или нет. Я бы и сам так поступил, чего скрывать?

От части, предназначенной ворожеям, я отрезал еще один малюсенький кусочек и именно им занимался весь остаток среды. Я варил зелье, рецепт которого у меня был записан давно. Конечно, до того, которое, надеюсь, мне сварят в деревне ворожей, ему как до Луны на тракторе, там будет старая женская волшба, уходящая корнями даже не в язычество, а в более древние времена, тут же, скажем так, чисто ремесленный процесс. Но кое-что общее между этими двумя зельями есть. По крайней мере, очень надеюсь на то, что завтра Бэлле хоть немного, но станет легче.

Перед тем как отправиться в клинику, я заскочил в банк, где убрал в ячейку часть денег, полученных от Стаса, и вторую, большую, часть мандрагыра. Не хочу держать его дома, слишком он ценен, потому пока тут пусть полежит. Знаю, что корень капризен, не любит, когда земли не чует, но ничего, потерпит еще немного. Вон в сундуке сколько пролежал, в конце концов. А потом я его в Лозовку отвезу, там до него никто не доберется, о том Антипка позаботится лучше, чем любая охрана.

На Бэллу, конечно, смотреть было очень грустно. Нет, ничего с прошлого раза не изменилось, все так же пищала медицинская техника рядом с ней, ходил туда-сюда поршень в прозрачной колбе и душила ее серая здоровенная змеюка. Но и тогда меня эта картина совершенно не порадовала.

— Поддерживаем жизнедеятельность, — сообщил мне Вагнер, снимая с носа очки и протирая их белоснежным платком. — Как можем. Но, Саша, скажу честно, надолго ее не хватит. Ресурс организма исчерпан полностью.

— Давайте попробуем его немного восполнить, — предложил я, достав из рюкзака флакон с жидкостью золотистого цвета. — Добавьте десять капель в глюкозу… Ну или чем вы там ее прокапываете? Прямо сейчас добавьте, если можно, хочу кое-что проверить.

Чем хороши зелья на основе мандрагыра — их реально можно смешивать с безобидными вещами вроде той же глюкозы или физраствора. Проверено не раз моими коллегами по зельеварению, слову которых можно доверять.

И да, оно работало. На минималках, конечно, вылечить Бэллу точно не могло, но все же немного ее приободрило. Серая пакость на ее плечах беспокойно заворочалась, а после начала блекнуть. Не сильно, но все же.

— Утром и вечером по десять капель ей давайте, — сказал я Вагнеру. — Но не больше, даже если Ряжская будет очень просить. Сердце может не выдержать нагрузки.

— Тут недели на две хватит, не больше, — встряхнул флакон Петр Францевич. — А что потом?

— Потом видно будет, — уклончиво ответил я. — А Ольга Михайловна-то где? Уехала все-таки?

— Ненадолго, — подтвердил мою догадку Вагнер. — Но скоро вернется. И вообще, Саша, ее состояние меня очень беспокоит. То, что она тут поселилась, — это ладно. Но вот то, что она почти не спит, не ест и все время глотает какие-то транквилизаторы, очень скверно. И самое паршивое то, что я не могу ей ничего запретить. Ей просто плевать на мои просьбы, советы, мнение. Ты бы с ней поговорил, а? Это кончится плохо, поверь мне как врачу. И физически, и психически. Мне персонал говорил, что она вроде как и заговариваться уже начала.

Пришлось пообещать, что пообщаюсь. А куда деваться? Не чужие же люди.

К офисному зданию, тому, где находился офис фирмы, принадлежавшей ранее братьям Чхирхава, я добрался чуть раньше назначенного времени, но при этом все равно умудрился опоздать. Все остальные участники операции «Братское сердце» уже были там — и вечно невозмутимый Александр, и сотрудники ФСИН, вооруженные и одетые в пятнистую форму, а также жевавший что-то Нифонтов, который, завидев меня, выбрался из отдельского микроавтобуса.

А еще с ним приехала Вика, вот только она выходить из машины не стала, ограничилась тем, что просто кивнула, поймав мой взгляд, после чего еще и дверцу захлопнула.

Ну, не очень-то и хотелось. Я вообще про нее давно не думаю. Некогда. И потом, у меня с Васькой кое-что наклевывается. Вот там девочка-огонь. Тут тебе и характер веселый, и фигура будь здоров, и ямочки на щеках.

Ну а что ведьма… У всех свои недостатки. Бывает.

— Я туда не пойду, — заявил Ираклий, которого после краткой процедуры знакомства всех со всеми сопровождающие вывели из специализированного автомобиля. — Зачем меня сюда привезли, э? Что еще надо? Уже все рассказал, как убил, суд был, срок идет, ва!

— Поговори мне еще, — привычно жестко произнес офицер-фсиновец. — На волю выйдешь — станешь ходить туда, куда сам захочешь. Сейчас ты идешь туда, куда велено.

— Так нам как раз туда, куда он не хочет, — бодро произнес Николай и направился ко входу в бизнес-центр. Ираклий что-то процедил сквозь зубы на родном языке, подозреваю, что ругательство, получил направляющий толчок в спину и послушно двинулся следом за ним.

— Еще раз — я все время буду находиться рядом с Чхирхавой, — напомнил мне Александр.

— Бога ради, — вновь не стал с ним спорить я. — Вот только он вон уже в двери входит, а вы тут со мной стоите. Мало ли что? Как сейчас фотоэлемент поломается, как его створками зажмет, ка-а-а-ак…

Не дослушал даже. А жаль. Хорошая шутка, как мне кажется. Смешная.

Внутри наша маленькая, но дружная компания вызвала большой интерес как у охраны, так и у работниц ресепшена, которые, похоже, даже ночью работают. Впрочем, их можно понять, очень уж разношерстный коллективчик подобрался, да еще и большей частью вооруженный. Я в какой-то момент даже подумал, что нас внутрь не пропустят, но опять же обошлось. Не знаю уж, как Нифонтов с охраной договаривался, но дело выгорело. Он кому-то позвонил, напомнил о беседе, прошедшей накануне, и через минуту мы уже садились в лифты.

Признаюсь, именно этого момента я здорово опасался, поскольку именно в лифте Ираклий более всего уязвим. Мне с самого начала было ясно, что меня фсиновцы с собой в него не возьмут, а значит, случись так, что Георгий задумает братца прикончить, не откладывая дело в дальний ящик, то ничем я тому помочь не смогу. Оставалось только надеяться на то, что призрак-беглец обитает исключительно в своем офисе и не в курсе того, что творится в остальном здании, или на то, что он захочет растянуть те удовольствия, которые может принести процесс мести.

А вот в том, что он все время ошивается здесь, я ни на секунду не сомневался. А где еще? Фирма, как это ни странно, все еще функционирует, дела ведут замы, получившие на это добро от хворых отцов семейств, аренда платится. И самое главное, все потенциальные новые руководители обязательно приходят сюда. Без вариантов.

Так что тут он. Наверняка.

И я оказался совершенно прав. Нет, в лифте никто на братоубийцу не напал, тот доехал до нужного этажа целеньким и здоровеньким, зато в офисе Георгий себя ждать не заставил. Мы только и успели, что усадить Ираклия на стул, стоявший посреди того самого кабинета, в котором он совсем еще недавно был не гостем, а хозяином, как туда же заявилась его жертва.

Он вышел прямо из книжного шкафа, который по старой доброй традиции присутствовал в этом просторном кабинете. Зачем их ставят, для чего — никто, думаю, не знает. Просто всем известно, что должен быть вот такой шкаф, вольготно раскинувшийся во всю стену за спиной руководителя, с открытыми полками, на которых в шахматном порядке расставлено два-три десятка дорогих подарочных изданий, которые никто никогда не открывал и не откроет.

И все бы ничего, но я, увы, ни слова из того, что при своем появлении изрек покойный Чхирхава, не понял, потому что он обратился к своему убийце на родном языке. Думаю, звучало что-то вроде: «Ну, вот ты и здесь, брат. Что, страшно тебе?» Хотя, может, и нет. Может, он со свойственной этой нации сентиментальностью вспоминал сациви и цинандали, которые они вместе ели и пили, когда жили на родине. Наверное, это приятно — вспомнить что-то хорошее перед тем, как убить собеседника, который даже не поймет, откуда был нанесен удар. И ведь даже трудно его осудить за подобное, поскольку он единственный из всей компании беглецов с кладбища, который худо-бедно в своем праве. Нет, разумеется, жалеть я его не собирался совершенно, поскольку случайные люди в компанию к колдуну затесаться не могли, наверняка насвинячил Георгий в жизни неслабо, но кое-как понять все же мог.

Кстати, и черноты у него внутри хватало, что подтверждало мои предположения.

— Высказался? — спросил я у него, не обращая внимания на то, что и Ираклий, и Александр удивленно уставились на меня. В кабинете стояла мертвая тишина, потому моя реплика для них показалась как минимум странной. — Эй, генацвале, я к тебе обращаюсь.

Хорошо хоть, фсиновцев тут нет, они остались там, за дверью. Вот ребята бы обалдели, глядя на происходящее.

— Я ведь молчу, — сказал убийца, а после завертел головой: — Э, что происходит? Ты с кем говоришь?

— Со мной, — уже по-русски произнес Георгий, подходя к брату вплотную. — Думал, что убил меня и все? Думал, не отомщу?

— Не отомстишь, — сказал я, доставая нож, лезвие которого чуть светилось благодаря нанесенному на него зелью. — По-человечески тебя понимаю, но позволить его убить не могу. Если тебе станет чуть веселее, знай — сидеть ему еще долго.

— Стой, где стоишь, — призрак вытянул руку в моем направлении. — Целее будешь. Может, я даже разрешу тебе уйти отсюда живым.

— Раз за разом одно и то же, — вздохнул я. — Ну, хорошо. Я, в свою очередь, предлагаю тебе спокойно, без драки, без шума покинуть этот мир. Обещаю, больно не будет.

— Я мертвый, мне и так не больно, — недобро улыбнулся Георгий и резким движением вбил свою руку в грудь Ираклия. — Ва-а-а-а, карги!

Наверное, на ихнем звучит слово «хорошо». Или что-то в этом роде. Впрочем, хорошо было только мертвецу, живой заорал так, что стены затряслись, а за дверью всполошились и загомонили фсиновцы.

Александр тоже мигом подхватился и сдернул Ираклия со стула, только ничем ему это не помогло. И только опытный Нифонтов стоял себе в сторонке, наблюдая за происходящим. Он знал, что сейчас ни мне, ни вопившему грузину он ничем помочь не сможет.

— Ну и хватит с тебя радостей загробной жизни, — пробормотал я, подскочил к призраку, который сладострастно скалился, без особой спешки убивая сородича, и воткнул ему нож в спину.

Ох как Чхирхава завопил, когда его призрачная плоть заискрилась и задымилась! Понятно, он не ожидал подобного, поверил в неуязвимость, которую дала ему смерть.

Беглец с кладбища отскочил в сторону от извивавшегося на полу Ираклия, выкрикнул что-то на грузинском, а после бросился на меня со словами:

— Тебя убью, потом его убью! И всех остальных тоже!

Ничего я на это заявление отвечать ему не стал. Зачем? Было бы что новое, тогда ладно, а так я все это уже не раз слышал. Призраки вообще жутко однообразны, а те, что служат колдуну, — вдвойне. Разве что Рагулин удивил, да и то не сильно.

Еще один росчерк ножа распорол бок Чхирхавы, причем сильно. По сути, этот удар стал для призрака критичным, поскольку призрачная плоть начала распадаться на тонкие истаивавшие нити, а сам рухнул на пол. Осталось только нанести последний удар и…

— Привет тебе от Ермолая, — с торжеством в голосе вдруг заорал Георгий. — Он знал, что так случится, понял! Я специально поддался, чтобы вот!

Пресловутым «вот» оказалось то, что он, изогнувшись, ткнул указательным пальцем руки, на котором переливалась черным светом маленькая искорка, мне в бок.

— Его не убил, но зато ты сдохнешь! — радостно провыл грузин, а после засмеялся.

И смеялся до тех пор, пока я не воткнул нож ему в грудь, в сплетение черноты. Ну а напоследок я отправил душу отбывшего в вечное небытие грузина к Моране. Пустьпорадуется.

— Все, — сказал я фсиновцам, которые застыли на пороге кабинета, распрямляясь. — Забирайте своего пациента, он нам больше не нужен. Спасибо, мужики!

— Точно все? — проскулил бледный как бумага Ираклий. — Да?

— Точно, — подтвердил я, после хотел добавить еще пару слов о том, что это касается лишь земной юдоли, а за ее пределами они, конечно же, еще встретятся, но не успел, поскольку в этот миг такая боль живот резанула, что я на ногах не устоял.

— Саш, ты чего? — Нифонтов мигом оказался рядом со мной. — А?

— Хрен знает, — пробормотал я, морщась от боли. — Он меня в бок ткнул, сказал, что это привет от Ермолая. Блин, больно как! По ходу, опять я дуриком подставился.

— Ты умеешь, — подтвердил Николай.

— Это мы уроды! — всхлипнула Жанна. — Тебя не прикрыли! Стояли смотрели! Толька, все ты виноват!

— Может, скорую вызвать? — обратился ко мне Александр. — А?

— Забирайте этого душегуба и уезжайте, — велел я. — Спасибо за содействие! Дальше мы сами.

Какая скорая? Что они сделать смогут? Елки-палки, как больно-то! Бок прямо рвет на части, так, словно кто-то или что-то прогрызает в нем себе дорогу дальше, туда, где бьется сердце.

Может, так и есть?

— Вика внизу, к ней надо, — поднял меня с пола Николай. — Идти сможешь?

— Наверное, — ответил я, сделал шаг, цепляясь за него, потом второй. — Но не быстро.

— Приятель, подхвати его под вторую руку — и понесли, — приказал помощнику Носова Нифонтов. — Ребята, вы за нами. Не отставайте.

Когда меня запихнули в микроавтобус, я начал шалеть от непрестанной боли. Мало того, в ушах начал звучать рвущий разум на части вой, перемежаемый старческим хохотом, который мне показался очень знакомым. Да что там, я был уверен в том, что это Ермолай веселится.

— Вика, беда, — быстро протараторил оперативник. — Сашку здорово накрыло, призрак этот его ударил. Говорит боль адская, идти не может.

— У него черная искра была на пальце, — выдавил из себя я, глядя на ту, которая мне снилась если не каждую ночь, то через одну точно. — Сказал, что привет от Ермолая. Вик, мне очень плохо. Изнутри рвет просто.

Девушка молча задрала мою футболку, глянула на бок, который представлял собой один большой синяк, отдававший в черноту, резко выдохнула и еле слышно пробормотала:

— Вот и расплата.

— Ты о чем? — топнул ногой Нифонтов. — Делай что-то!

— Что? — дрожащим голосом спросила Вика. — Что делать? У него внутри могильный червь, понимаешь? Ермолай этот его из своей посмертной силы сотворил, ни я, ни кто-то другой сделать ничего не сможет. Это даже не проклятие, внутри него сейчас обитает посмертное зло в чистом виде. Ему даже живая вода не поможет!

— Значит, всё? — задыхаясь, спросил я. — Нет вариантов?

— Они есть всегда. — Вику ощутимо трясло. — Но все нереальные. Надо либо колдуна убить, тогда червь сдохнет, либо на его могиле ритуал провести. Только для него много чего нужно, в том числе полнолуние.

— Либо? — деловито уточнил Николай. — Третий вариант какой?

— Попросить помощи у Костяного Царя. Любого, не обязательно с того кладбища, на котором колдун лежал. Они все власть над могильными червями имеют.

— Так поехали, — просипел я, давя в горле крик. — Коль, ты понял куда?

— Не дурак, — откликнулся оперативник, захлопнул дверь, обежал микроавтобус и забрался на водительское сиденье. — Не трухай, Саня, быстро домчимся. Оно отсюда не так далеко.

— Выпей, — поднесла к моим губам мензурку с какой-то жидкостью Вика, причем в этот миг на мою щеку упали одна за другой несколько горячих капелек. — Минут двадцать выиграем у этой мерзости.

Зелье, что она мне дала, огненной волной окатило кишки, но при этом чуть пригасило боль, да и вой в ушах стал поменьше.

— Саш, ты должен знать, — горячо зашептала Вика. — Сейчас ты перед умруном полностью открыт будешь. Как тебе объяснить-то, чтобы понятнее… Пока в тебе могильный червь, он будет над тобой иметь полную власть. Этот червь что-то вроде ключа к дверце человеческой сути. Твоей души. И этот ключ в его руках.

— Я ведьмак.

— Да какая разница, — Вика погладила меня по щеке. — Это даже хуже, особенно если учесть то, кто ты есть. А если червь убьет тебя в его владениях, то ты навсегда останешься там. У душ хоть какой-то шанс выбраться есть, у тебя его не будет. Ты станешь рабом умруна навсегда. Даже если кладбище снесут, и то не освободишься. Понимаешь? Все, что ему будет нужно сделать, — это просто стоять и смотреть, как ты умираешь.

— Лучше попробовать, чем просто ждать, — выдохнул я. — Ты понимаешь?

— Понимаю, — Вика оплела мою голову руками и прижала к своей груди. — Всё я виновата. Я. Господи, когда же это кончится? За что мне это?

— Если он умрет, тебе не жить, — пробубнила Жанна, с ненавистью смотря на девушку. — Не знаю, что ты сделала, и знать не хочу. Просто убью.

— Я в деле — вставил свое слово Толик.

— Только вздумай, — прорычал я, ощутив, что боль снова становится все сильнее. — Только тронь! Запрещаю! И на кладбище за мной не суйтесь.

Когда отдельский микроавтобус наконец остановился, я уже без всякого стеснения не то, что стонал, а почти орал в голос. Для меня не было ничего, кроме боли, заполнившей все тело.

— Давай пошли, — Николай распахнул дверь и вытащил меня из машины. — Повезло нам, Сашка, ворота открыты, что-то здесь ремонтируют.

— Уйди, я сама, — оттолкнула его Вика, закинула мою руку к себе на шею и поволокла ко входу на кладбище, у которого суетились узбеки с лопатами и тачками. — Уйди, говорю!

— Тебе туда нельзя, — выдохнул я. — Тени досуха выпьют. Ты же не просто так… Силы в тебе много.

— Значит, вместе будем здесь вековать, — пропыхтела Вика. — Может, оно и хорошо. Станешь у местного Хозяина правой рукой, меня после по карьерной лестнице двинешь.

— Что такое? — встал у нее на дороге один из рабочих, голос которого мне показался знакомым. — Закрыто тут. Ночь!

— Нариман, — я с трудом задрал голову вверх и скрипнул зубами. — Помнишь меня? Мне надо туда. Сильно надо.

— Ай, беда, — узбек бросил на меня короткий взгляд и всплеснул руками. — Понимаю. Все понимаю. Кызым, ты мне его дай, я отведу.

— Нет, — мотнула головой Вика, судорожно глотая воздух. — Я с ним.

— Иди, — из последних сил велел ей я. — Жди. Скоро вернусь!

Нариман перехватил мое тело у девушки, с другой стороны меня подпер какой-то молодой парень с бородкой и в наушниках-«затычках», и они сноровисто понесли меня вперед.

— Куда? — уточнил Нариман. — Кладбище большое.

— Скажу, — в глазах все двоилось, но все же я разглядел пару призраков, которые бродили по аллее, после чего велел им: — Все, тут оставьте. И уходите. Прямо сейчас.

— Ты сильный, — аккуратно опуская меня на дорожку, сказал Нариман. — Ты справишься.

— Уходите, — пробормотал я, а после махнул рукой призракам, подзывая их к себе.

Те приблизились и встали рядом.

— Хозяина позовите, — прошептал я, глядя на них. — Быстрее. А-а-а-а, блин, как больно!

— Слабый он какой сейчас, — прошелестел один из них, невысокий лысый мужчина, наклоняясь надо мной. — Жизни в нем почти не осталось.

— И ладно, — сказал второй, женского пола. — Капелька, да наша будет. Главное, чтобы прямо сейчас не умер.

Вот же сволочи! Они меня добить собрались. Вот и жалей эту публику.

— Вон пошли! — как гром с неба раздался голос, который я ни с каким другим перепутать не мог. — Падальщики!

— Успел, — выдохнул я, а после мое сознание окончательно погасло. Последнее, что я ощутил, — это была совсем уж невозможная боль, разорвавшая мое тело и душу в клочья.

В себя я пришел резко и сразу. Не было никакого выплывания из туманного морока, я просто понял, что, во-первых, сижу на скамейке, во-вторых, что у меня ничего не болит. Одно было только неясно — я еще жив или уже нет? Сравнивать-то не с чем, не знаю я, как мир воспринимается с той, другой, стороны бытия.

Я потыкал себя пальцем в бок. Вроде ощутим и не болит. Я ущипнул себя за нос. Больно и немного щекотно.

— Жив ты, жив, — прогудел умрун, сидевший рядом со мной. — Не переживай. Была мысль о том, что неплохо бы тебя забрать к себе в слуги. А что? Смышлен, амбициозен и знаешь теперешний мир со всех сторон. Но потом я подумал о том, что, пока ты жив, мне от тебя пользы будет больше.

— Мой долг перед тобой теперь настолько велик, что даже не знаю, как его вернуть, — я встал с лавочки и поклонился Костяному Царю. — Правда не знаю.

— Долг, долг, — задумчиво произнес умрун. — Все-то мы меряем в этой жизни количеством взаимных услуг, причем чем дальше, тем сильнее. Потому и души в последнее время ко мне такие негодные попадают. Не знаешь иногда, к какой работе их приставить. Не должен ты мне ничего, ведьмак, считай, что я тебя выручил просто так. Захотел того — и сделал. На этом все.

— Благодарю, — снова поклонился Хозяину Кладбища я, а после добавил, не разгибаясь: — Наставник.

— Живи, — потрепал меня по голове своей костлявой рукой Костяной Царь. — И помни о том, что сегодня случилось. Это хороший урок, такой, за который, пожалуй, тебе врагу надо бы стол накрыть перед тем, как его убить. Не думай, что ты с приобретением опыта и знаний становишься непобедимым. Именно этот путь быстрее всего приведет тебя в могилу. А теперь иди. Тебя у входа, ждет женщина. Верно, хорошо она к тебе относится, раз так по тебе убивается. Сюда рвалась прийти, еле-еле ее сыскной дьяк удержал. И правильно сделал, я отсюда чую, что она с этим миром в особых отношениях. Могу не удержаться, очень уж лакомый кусок.

— Проклятая она, — вздохнул я. — Весь ее род. Вот думаю, как бы это проклятие снять. Ведьмы его…

— Я за тебя спокоен, — произнес умрун, после развернул меня и отвесил хорошего пинка, от которого я несколько шагов не то что пробежал, а пролетел. — Раз пытаешься у меня что-то выведать, значит, точно исцелился. Проваливай, говорю! Пока я не пожалел, что тебя пожалел. Хм, странная какая фраза получилась.

Вика и вправду мыкалась неподалеку от входа на территорию, а Нариман, опираясь на лопату, что-то ей неторопливо объяснял.

Увидев меня, девушка на мгновение застыла, а после рванулась вперед, мне даже пришлось чуть ускориться, чтобы она не пересекла ту границу, которую именно ей пересекать не стоит.

— Ну вот, а ты говорила, что это какая-то расплата, — обняв ее, произнес я. — Нет никаких расплат. Есть мое раздолбайство и твои знания. Я косячу, ты меня спасаешь, именно так, а не наоборот все и обстоит.

— Живой, — сказал Нариман, улыбаясь. — Хорошо! Я же говорил, кызым, что обойдется. Твой мужчина сильный.

— Не мой, — пробормотала Вика, пряча свое мокрое от слез лицо у меня на груди.

— Не твой, — подтвердила Жанна, стоявшая рядом с нами.

— Поживем — увидим, — ответил я обеим и спросил у Нифонтова: — Коль, подбросишь нас до дома?

— Конечно, — ответил оперативник. — Ф-фу! Здорово ты меня напугал! Думал, все, сгорел Ходящий.

— Не дождешься, — хмыкнул я и тихонько шепнул Вике: — Поехали. Ты же знаешь, ночь коротка, не стоит терять то время, которое есть у нас друг на друга. Его очень мало.

— Его почти нет, — подтвердила она. — Но еще чуть-чуть осталось. Поехали.

Автор благодарит всех тех, кто помогал ему в работе над этой книгой: Нури Магомедова, Евгения Петрова, Евгения Прядеева, Михаил Yakytа, Андрея Авдеева, Сергея Карпенко, Игоря Таратенко.

Отдельное спасибо Софье Потоцкой.

10. Край неба

Все персонажи данной книги выдуманы автором.

Все совпадения с реальными лицами, местами, банками, телепроектами и любыми происходившими ранее или происходящими в настоящее время событиями — не более чем случайность. Ну а если нечто подобное случится в ближайшем будущем, то автор данной книги тоже будет ни при чем.

Дорога кажется бесконечной, когда ты только начинаешь по ней идти, но в этом есть своя прелесть. Тебе не надо думать о том, что будет завтра, поскольку впереди только он - путь. А вот когда близок финиш, когда за любым поворотом ты можешь понять, что все закончилось, и теперь не очень понятно, куда идти дальше, то на душе становится беспокойно. Но то у людей, которые знай вечно сами себя накручивают. Другое дело ведьмаки, с ними все куда проще. Александр Смолин, например, крайне рад, что полученное им по весне поручение Хозяина Кладбища почти выполнено. Осталось только парочку беглецов поймать - и все, он снова сам себе хозяин. Или нет?

Глава 1

Автобус время от времени слегка потряхивало, уж не знаю точно отчего. Может, потому что он был заполнен всего наполовину, может, от того, что чем дальше мы удалялись от столицы, тем чаще выбоины встречались на дороге.

Впрочем, меня этот факт совершенно не смущал, я вообще не обращал на него внимания, благо и так мне имелось чем заняться. Я жевал пирожок с яблоками, запивая его шипучим «Дюшесом», купленным на автовокзале, и размышлял о том, что было и что будет. Причем о «было» думать было куда приятнее, чем о «будет», даже при том условии, что со вторым ясности на данный момент куда больше, чем с первым.

Вика ушла, когда я еще спал. Даже не разбудила, что немного обидно. Ну да, ночка у меня выдалась, конечно, та еще, потому можно было бы списать подобное ее решение на гуманизм, но, думаю, дело совсем не в нем. Скорее всего, наступившее утро развеяло случившееся в ночной тиши, и Вика снова стала Снежной королевой, искренне верящей в то, что одиночество есть ее судьба. Думаю, что имейся у нее возможность стереть мне память, то она сделала бы это не задумываясь, чтобы навсегда из нее вычеркнуть все, что было нами друг другу сказано в моей квартире, и то, что случилось после откровенного предутреннего разговора. В общем, все вернулось в начальную точку, так сказать, в лучших традициях жанра. Я же жив, чего огород дальше городить?

Звонить я ей не стал, хоть и хотелось. Не потому, что я гордый, нет. Просто смысла в этом поступке не имелось ни на грош. Она бы все равно не ответила, я это наверняка знаю.

А жаль.

Потому я не стал мудрить, остаток дня посвятил праздной лени, а следующим утром отправился на автовокзал, тот, с которого отходили пассажирские автобусы в нужном мне направлении, а именно в ту сторону, где находилась экоферма со светлым и лиричным названием «Ладные ключи». Вот тоже интересно — почему «ладные»? Не «светлые», не «звонкие», а «ладные»? Или речь идет не о тех ключах, которые из земли бьют, а о каких-то других? Которые от всех дверей?

Оно, конечно, лучше было бы на поезде поехать, тем более что весьма комфортабельный «Сапсан» одну из своих немногочисленных остановок делал аккурат в точке, приближенной к упомянутой экоферме. Полтора часа в бизнес-вагоне или вагоне-бистро, после полчасика на такси — и я на месте. Но вот только тогда мне пришлось бы ехать с почти пустыми руками, поскольку ведьмачий нож через вокзальную «рамку» я не пронесу. Ну да, можно было бы с собой прихватить Родьку, который хоть гаубицу протащить с собой куда угодно может, но этого я делать тоже не хотел. Не то место деревня ворожей, куда с собой его брать стоит, чересчур уж он у меня любопытен. Сунет нос не туда, куда следует, а отвечать за него мне придется. Или сожрет чего не то, лечи его после.

Да и плохого ничего в поездке на автобусе нет. Это же не раздолбанный ветеран подмосковных дорог вроде того, что я видел недавно, когда со Стасом и Маринкой ездил выкапывать останки незадачливого чухонца, верно? Тут мягкие сиденья, шторки на окнах, кондиционер — чего еще желать? А что еду дольше — оно и хорошо, есть время подумать. По моим нынешним делам уже большая роскошь.

С Вики мои мысли перескочили на Нифонтова, который мне нынче с утра позвонил, как раз перед тем, как я в автобус загрузился. Сначала поинтересовался здоровьем, после посоветовал внимательнее следить за собой и своевременно проявлять разумную осторожность, а затем дал тонкий такой намек на то, что я ему вроде как жизнью теперь обязан. Еле различимый, но все же четко читающийся. Впрочем, оно хорошо, значит, хоть в этой части все идет так, как должно. Тем более что я поддержал традицию, установившуюся у нас с оперативником, сделав вид, вроде как его и не понял, а после перевел разговор на другую тему. Ради правды, последнее слово и на этот раз все же осталось за ним. Злокозненный Николай сразу после того, как мы повесили трубки, прислал мне ссылку на итальянский портал, посвященный моде, где обнаружилось пространное интервью с маэстро Франческо Джильермо, в котором последний рассказывал о своей новой модной коллекции, ее показе в Москве и Милане, а также планах на ближайшее будущее, где значилась новая линия одежды под рабочим названием «Необычное в обычном». Так вот там, в самой середке, красовалась моя фотография, которая как бы знаменовала старт работ над коллекцией, ее некую отправную точку. Причем, что самое поганое, там находилась не та фотка, которая обошла отечественные ресурсы, а другая, на которой я выглядел совсем уж слащаво, да еще и с полуприкрытыми глазами. Ну и в фотошопе ее явно допилили, не бывает у меня на щеках такого румянца. Короче — капец, других слов нет.

Но, даже несмотря на это, повторюсь — все шло нормально. Вот случись по-другому, не дай Николай понять, что за мной числится должок, — тогда появился бы повод для беспокойства, который мне совсем не нужен. И без того со всех сторон то и дело неприятности сыплются.

Например, Ряжская снова отожгла. Только-только вроде ее вытащил из редкостной задницы, которая, судя по всему, даже не на нашем плане бытия находится, и нате вам, получите дубль два. Нет, в кому Ольга Михайловна по новой не впала, но при этом и благополучным ее состояние назвать очень трудно. Увы, но она, по ходу, реально двинулась рассудком. Ну да, Вагнер говорил мне про это, но, замечу, он изрядно смягчил акценты. «Заговаривается» и «несет полную околесицу» — два совершенно разных понятия. Впрочем, возможен вариант, что за минувшие сутки психическое состояние моей приятельницы изрядно ухудшилось. В любом случае человек, который со мной вчера вечером общался по телефону, мало чем напоминал ту Ольгу Ряжскую, которую я знал — умную, расчетливую, умеющую контролировать себя. Истеричный смех, бессвязные реплики, почти полное непонимание происходящего. Короче — беда.

Я Вагнеру сразу после беседы с ней позвонил, тот сказал, что из клиники ее, конечно, теперь никто не выпустит, что на завтра пригласил пару светил психиатрии, которые, возможно, что-то смогут сделать, как-то помочь. Ну, понятное дело, еще намекнул на то, что возможности нетрадиционной медицины, в отличие от официальной, по сути, безграничны, и что он меня всегда рад видеть в качестве собеседника и даже в чем-то коллеги. А то ведь кроме него дела до поехавшей рассудком Ольги Михайловны, похоже, никому нет. Ряжский, которого Петр Францевич известил о случившемся, только устало вздохнул, произнес: «Да сколько можно? Госпитализируйте и лечите», а после повесил трубку. Похоже на то, что супруг Ольги Михайловны настолько устал от происходящего в последнее время, что махнул рукой на все, кроме бизнеса. И, скажу честно, его где-то даже можно понять. С трудом, но можно. Он всегда жил другим, ставил перед собой задачи иного порядка, а тут все эти напасти — потусторонщина, жена, которая тянет в его до того привычный и понятный мир никому не нужные проблемы, от которых потом их семейство страдает, плюс странные и неприятные люди, что постоянно вращаются в ее орбите…. Понятно, что проще в какой-то момент сказать «Надоело», да и жить себе так, как раньше, делая вид, что все нормально. Жена просто снова заболела. Надо ей лекарства — купим любые. Нужны врачи — все оплатим. Но не более того.

Да и я ничем Ряжской помочь, скорее всего, ничем не смогу. Нет у меня средств от душевных болезней. От телесных — есть, не от всех, но от многих, а вот голова — с ней куда сложнее. Нервишки подлечить, сон наладить можно, но рассудок — нет, данная область не из моей сказки. Здесь та сфера познания, в которую мои предшественники не лезли, по крайней мере, я никаких записей на этот счет в книге не встречал.

Ладно, как вернусь, так наведаюсь в клинику, погляжу, что там да как. Может, к тому времени она сама оклемается. Прокапают ее чем надо, таблетками накормят, все и устаканится. Опять же — Бэлла. Если она вылечится, то и Ольге сразу получшеет, как мне думается, ведь у нее из-за сестры мозга за мозгу заехала.

В этот момент автобус рыкнул мотором и остановился. Не понял. Мы заглохли, что ли?

— Остановка десять минут, — зычно гаркнул водитель. — Если кому надо размять ноги, покурить или еще чего — валяйте. Только хабарики тушите получше! Лес наш друг, если кто не знает. Его беречь надо от вырубки и пожаров.

Какая прелесть! Я-то думал, мы без остановок будем к цели мчаться, а тут все в лучших традициях. Как говорит в таких случаях мой батя, мальчики налево, девочки направо. Нет, мне происходящее положительно нравится. Какой там поезд?

Что совсем замечательно, июнь в плане погоды в нынешнем году выдался именно такой, каким и должен быть — солнечным и жарким. Это все сказки, что самый теплый месяц август. Нет, где-то на юге — может быть. А у нас есть июнь и часть июля, именно на них вся надежда, они — главное лето средней полосы России.

— Благодать, — сообщила мне девушка, которая во время поездки сидела прямо за мной. Симпатичная, я не нее внимание обратил еще тогда, когда она только в салон вошла. — Обожаю, когда много солнца!

Она раскинула руки в стороны, как бы пытаясь ими обнять недоступное светило, запрокинула голову назад, подставляя лицо лучам, и зажмурилась от удовольствия.

— Лето — это очень хорошо, — согласился с ней я. — Особенно теплое.

Увы, но развить тему лучшего времени года я не успел, смартфон помешал. Кто там еще? Кого я сейчас куда подальше пошлю? А, нет, этому товарищу можно и ответить.

— Добрый день, Александр, — поприветствовал я помощника Носова. — Вы знаете, что у вас есть невероятный талант, скорее всего врожденный?

— Какой именно? — поинтересовался звонящий, причем, ручаюсь, сейчас он скривился так, будто лимон откусил. Просто надоел я ему невероятно, можно даже не сомневаться. И если бы не принципал, он бы давно уже отправил нескольких своих подручных мне ребра пересчитать, а то и чего похуже сотворить. И те, к гадалке не ходи, с невероятной радостью на это дело подписались бы..

— Вы всегда звоните в такой момент, когда для разговоров совсем нет времени. Вот как вам удается прихватывать меня в подобные моменты? Нарочно вряд ли, так что да, не сомневайтесь, это талант.

Девушка приоткрыла глаза и глянула на меня, в ее взоре мелькнула смешинка.

— Надолго не задержу, — уведомил меня Александр. — Первое, что хотел сообщить, Илья Николаевич послезавтра возвращается в Москву. В четверг в одиннадцать часов дня он хочет вас видеть в своем офисе.

— Саша, ну вы же заранее знаете, что услышите в ответ? — чуть укоризненно произнес я. — Уверен, что да, мы же не первый день знакомы.

— Мое дело довести до вас информацию, — холодно пояснил помощник Носова.

— Хорошо, я ее принял. И сразу, тоже для проформы, уведомляю вас, что я понятия не имею, где буду в этот четверг вообще и в одиннадцать часов утра в частности. Может, в офисе Носова кофия испью, может, буду стоять на набережной Фадеева, что находится в славном городе Кимры, и на Волгу глядеть, а может, буйабес кушать в порту Марселя. Там, знаете ли, есть одно заведение, социально сомнительное, но зато…

— Еще раз — я вас уведомил, на этом моя зона ответственности кончается. Если нужно будет прислать машину — позвоните или напишите.

— Саша, все это говорится не для того, чтобы вас позлить, и не для того, чтобы что-то доказать вашему шефу, — примирительно пояснил я. — Просто моя жизнь не укладывается в странички планинга, понимаете? Она устроена по-другому. Я, конечно, постараюсь выполнить просьбу Ильи Николаевича, тем более что он оказал мне на днях очень важную услугу, только гарантий дать не могу. Но обещаю помнить о том, что вы донесли до меня информацию.

На самом деле, если буду в Москве, может, и схожу. Почему нет? Опять же, Носов обещал привезти мне подарочек в виде сушеных листьев и сока растения кассия, а это серьезный стимул.

— И еще. — Я подмигнул светловолосой девушке, которая в этот момент тоже достала из матерчатой сумки, ремень которой был перекинут у нее через плечо, смартфон, а после отошел чуть в сторонку, не желая, чтобы она слышала то, что я сейчас скажу собеседнику. — Саша, предлагаю вам совершить небольшой обмен любезностями.

— Какой? — мигом насторожился тот.

— Вы соберете мне информацию об одном человеке, а я не стану рассказывать Илье Николаевичу о том, как была разбита одна машина из его автопарка. Ну, помните тот почти новенький «Ленд-Ровер», что пришлось эвакуировать с подмосковной трассы после удара о придорожную березу?

— Слабенькая попытка. — В трубке раздался негромкий смешок.

— Так и вы показали себя не с самой сильной стороны, — парировал я его выпад. — По сути, вы ведь эту парочку чуть прямиком на тот свет не отправили.

— Я? — переспросил мой собеседник. — Разве?

— Вы-вы, — заверил его я. — Просто если бы эти двое все же добрались до того места, куда мы с приятелем направлялись, то там и остались бы навсегда. И не надо сейчас мне говорить что-то вроде: «Вы недооцениваете моих сотрудников». Они, скорее всего, действительно крепкие и умелые парни, но там, куда мы ехали, толку от их умений и навыков ноль. Просто поверьте в то, что это на самом деле так.

— Неужели вы им не помогли бы, случись что? — уточнил Александр. — Все же мы служим одному и тому же человеку.

— Нет, — ответил я, — причем сразу два раза «нет». Первый — не помог бы. Одно дело, если бы они пришли со мной, тогда другой расклад, тогда мы союзники и в беде должны стоять друг за друга. А так… Это их выбор, их драка и их смерть.

— А второе «нет»?

— Можно подумать, вы не поняли! Сто раз же говорено. Ладно, поясню в сто первый. Вы все служите одному человеку, верно. А я — нет. Я на него даже не работаю, просто время от времени оказываю эксклюзивные услуги на взаимовыгодной основе. И, кстати, предоставление информации, о которой я вас попросил, включено в мой гонорар. Но я заинтересован в том, чтобы вы сделали работу хорошо, так же, как в прошлый раз, потому хочу решить наши общие вопросы добром. К слову — спасибо, мне ваши материалы тогда очень здорово помогли. Так вот. Думаю, два расквашенных носа вместо двух растерзанных тел, которые вы никогда и бы не нашли, — это достаточное основание для того, чтобы вы быстро и качественно выполнили мою скромную просьбу. Ну и я, как обещано, промолчу про разбитую машину.

Растерзанных… Скажем прямо — съеденных. Уверен, Дормидонт и его детки не отказались бы побаловать себя свежатинкой. Я уж молчу о том, какую свинью эта парочка могла бы нам с Валеркой подложить. Поди объясни потом злым как собака оборотням, что это не подстава, а просто два дурака, влезших туда, куда не следует.

— Вышлите мне данные того человека, который вас интересует, — после небольшой паузы произнес Александр. — Как скоро вам нужна информация?

— Опять вы задаете вопрос, который лишен всякого смысла, — вздохнул я. — Чем быстрее — тем лучше. И самое главное — смерти в его окружении. Товарищ был профессором в ВУЗе, так что студенты, коллеги, само собой — родные и близкие. Понимаю, что задачка непростая, но и ваши возможности велики, с моими не сравнить.

— Хорошо, что можем — сделаем, — пообещал Александр. — Как будет готово — вышлю результат вам на почту.

— И в «ватсап», — тут же попросил я. — Если не сложно. Данные прямо сейчас сброшу.

Кто знает, насколько я зависну у ворожей? А так будет что почитать на ночь.

— Хозяин, по ходу, все, остановка закончена, — крикнул мне из дверей автобуса Толик, который остался внутри стеречь рюкзак. — Давай лезь обратно!

Подтверждая его слова, водитель пару раз бибикнул, давая понять всем, кто был снаружи, что пора двигаться дальше.

Не думаю, что я Александра сильно смутил своими словами об аварии на трассе, более того, уверен, что Носов уже все знает. Но вот упоминание про возможную смерть его подручных, он, похоже, к сведению принял, потому и не стал артачиться. Надо заметить, что он вообще чем дальше, тем больше вызывал у меня определенную человеческую симпатию. Этот парень жил по какому-то своему кодексу чести, в котором все было четко разграничено и прописано, подобное не может не подкупать. Более того — он не старался казаться тем, кем не является. Не просто же так он уехал тогда вечером с фсиновцами, хотя и видел, что мне крепко досталось, настолько, что я вот-вот дуба дам. Но он не хотел мне помогать и не стал этого делать, причем в открытую, не маскируя свои действия какими-то дежурными словами. Просто уехал, и все. Опять же — после не позвонил, не спросил для проформы с лживым сочувствием для набора очков моей симпатии — мол, как ты там, живой? Ведь мог бы, но не стал.

Цельная натура, ничего не скажешь. Потому, если дело все же дойдет до открытой конфронтации с Носовым, именно этот славный парень первым познакомится с Павликом. А что остается делать? Он ведь до последнего будет защищать своего шефа, а если останется жив после его смерти, то примется мне мстить.

Но перед тем мне его непременно нужно будет порасспросить на тему найма киллеров, ту, о которой при нашей последней встрече упомянул Илья Николаевич. Сидела эта заковыка у меня в памяти, как заноза в пальце.

Автобус тронулся с места, размявшийся народ весело переговаривался и шуршал пакетами с заранее купленной или даже приготовленной едой, отчего по салону потянулся запах шаурмы, котлет, чесночка и даже малосольных огурчиков. Завидую, я бы сейчас ими тоже с удовольствием похрумкал.

А вот соседка сзади в общее движение вливаться не стала, предпочтя духовную пищу материальной, она слушала какую-то музыку и смотрела в окно. Поймав мой взгляд, она вновь одарила меня улыбкой, а после лукаво подмигнула.

— Странная она какая-то, — сообщила мне Жанна немедленно. — Лыбится постоянно и одета не пойми как. Фенечки еще эти…

Ну да, наряд на девушке на самом деле был не из обычных, при взгляде на нее вспоминались хиппи времен прошлого века вроде тех, что я видел на батиных фото в семейном альбоме. Он ведь у меня по молодости хипповал, полстраны исколесил, стал завсегдатаем в отделениях милиции и, если бы не мама, бог весть до чего мог достукаться. Нет, неформалов, по его рассказам, в те годы уже не так зажимали, как раньше, но средства для расширения сознания, которые хиппи очень уважали, все же штука очень коварная. Но мама вовремя батю взяла в ежовые рукавицы, объяснив, что любовь сколько угодно может спасать мир, но непосредственно им, как новой ячейке общества, куда важнее получить отдельную квартиру от предприятия, потому как над страной вовсю дуют ветра перемен, а они первым делом сметают прочь социальные блага. И ведь успела получить, правда за изрядную мзду, по-другому было никак.

Так вот — эта девчонка очень похожа на тех, которые на черно-белых батиных фотках стояли, сидели и даже лежали. Белая хламида с красно-синей вышивкой по краям, упомянутые Жанной фенечки на руках, необычная прическа и ожерелье из больших разноцветных бусин на груди. Только что венка из ромашек на голове не хватает.

— Я таких возил, — вступил в беседу Толик. — Они большей частью малахольные, но в целом безобидные. Поболтать очень любят, могут даже песню спеть. Мне вот такая же однажды всю дорогу от «Шарика» до Кутузовского на эльфийском языке песни пела и стихи читала.

— На каком? — опешила Жанна.

— На эльфийском, — повторил таксист. — Я ни хрена тогда не понял из того, что услышал, но было забавно. А звали ту деваху Элториэль. Я даже имя ее запомнил, прикинь?

Кстати, да, может, моя соседка действительно из славного племени ролевиков. Что-то я такое даже читал, вроде в этих краях как раз проводятся всякие слеты и игрища любителей старины глубокой и тому подобной экзотики.

Ну а следом за тем мелькание деревьев за окном автобуса меня мало-помалу убаюкало, и я провалился в сон, да такой, что даже не заметил, как мы прибыли к месту назначения. Жанне даже пришлось мне в ухо заполошным голосом проорать слово «приехали», причем трижды. Ну, если не приврала, разумеется.

Выйдя из автобуса, я огляделся. Все выглядело как на фото в «Яндекс-картах», я находился на эдаком небольшом автовокзале. Вон там, левее, стоят маршрутки, и одна из них, за номером 44, может довезти меня до конечного пункта назначения. Вот только не улыбается мне сначала ждать, пока она отправится, а потом, обливаясь потом, шкандыбать на ней минут сорок, а то и больше, останавливаясь на каждом углу. Потому я без особых раздумий пошел направо, туда, где выстроилась небольшая шеренга автомобилей разной степени раздолбанности.

— В те, что с левого краю стоят, не садись, — предупредил меня Толян, опытным взглядом окинувший машины. — Рухлядь, в салоне наверняка воняет не пойми чем, а цену с тебя возьмут, как за «бизнес-класс».

— Ты даже водителей не видел, — фыркнула Жанна. — Откуда такие выводы?

— Ты в моде разбираешься и в мужиках, а я в машинах и водителях, — осек ее таксист. — Раз говорю, значит, знаю.

— Куда едем, брат? — Из синей «короллы», входящей в число тех, которые мой спутник сразу забраковал, вылез брюнет в темных очках и с синеватой щетиной на щеках. — Давай садись, довезу быстро и недорого. Машина — зверь, отвечаю!

— Слушай, Самвел, ты зачем так, э? — возразил ему другой водитель, толстенький армянин. — Не надо демпинговать, слушай! Некрасиво поступаешь. Человек сам разберется, с кем ему ехать, с тобой или со мной.

— Видишь белый «ниссан»? — тем временем сказал мне Толян и для верности ткнул пальцем в тот автомобиль, про который шла речь. — Этот нам подойдет. И денег запросит в меру, и доставит нормально, без приключений.

Я подошел к машине и спросил у водителя, который стоял рядом с ней:

— До экофермы «Ладные ключи» довезете? Это не очень далеко отсюда, километров…

— Да знаю, где это, — перебил меня немолодой мужчина в полосатой толстовке и белой кепке. — Тысяча.

— Нормально, — кивнул Анатолий. — А те с тебя полторы-две срубили бы, не меньше.

По московским меркам и полторы-две не так и много, учитывая то, что обратно машина пойдет порожняком. Но почему бы не потрафить помощнику? Мне все равно, а ему приятно доказать свою полезность.

— Едем, — согласился я.

— Ну, Сурен, ты доволен? Ни тебе, ни мне, а Васе! — громко осведомился у толстячка водитель «короллы». — Ара, маркетолог хренов!

— Садитесь, — с легкой усмешкой глянув на коллег, сказал нанятый мной таксист. — Поехали.

— Простите, а меня вы с собой не возьмете? — раздался девичий голос у меня за спиной. — Вы же в «Ладные ключи» едете, я правильно услышала?

Рядом со мной стояла соседка по автобусу, разбавившая свой и без того необычный внешний вид огромными очками, закрывавшими чуть ли не пол-лица.

— Правильно, — кивнул я. — А вам тоже туда?

— Ага, — кивнула девушка, при этом очки чуть не сорвались с ее курносого носика. — Просто маршрутка только-только уехала, а другая через час, не хочется время терять. А так и быстрее, и, если вдвоем, вроде не очень дорого выходит.

— Да и безопаснее, — с ноткой иронии добавил водитель. — Мало ли что?

— Вовсе нет, — возразила ему девушка. — О плохом вообще не надо думать, тогда оно с тобой не случится. Таков главный закон жизни.

— Еще одна блаженная, — вздохнул Василий. — Откуда вы такие беретесь? Ладно, не мое это дело. Так что, едем?

— Конечно, — я открыл дверь и махнул рукой, приглашая девушку в салон, — но одно условие — плачу я. Никаких «пополам» не надо.

— Хорошо, — легко согласилась она. — У меня денег не очень много, если честно, так что я только за.

И правда, чудачка какая-то. Едет из Москвы, за последние годы до упора пропитавшейся духом феминизма, и даже ничего вроде «Я сильная и самодостаточная женщина, потому плачу за себя сама, понял?» не завернула. С ума сойти!

«Ниссан» тронулся с места и шустро помчался вперед. Городской пейзаж довольно быстро сменился сельским, за окнами замелькали аккуратные домики-близнецы многочисленных СНТ.

— Полина, — обратилась ко мне попутчица. — Можно Полли, мне так больше нравится.

— Александр. — Я пожал протянутую руку, отметив ее крепость. Может, и вправду она «ролевик»? — Очень приятно.

— А ты зачем в «Ладные ключи» едешь? — спросила она у меня. — За духовным очищением или что-то другое в планах? Я вот разобраться в себе хочу. Запуталась совсем, потеряла путь, хочу просить Яромилу мне помочь. Нет, я раньше уже там была, тогда она мне отказала, но кто знает, может, сейчас согласится?

Водитель крякнул и выдал что-то неразборчивое, вроде «Эх-ма, бабы дуры». Что до меня, я немного удивился. То, что ворожеи сделали из своего поселения доходное предприятие, мне было ясно с самого начала, но я считал, что они зарабатывают на другом. Славянское ретро, девицы-красавицы с косой по пояс, молочко, творожок, коровки, пироги из печи, книги из серии «Путем пращуров», разнообразный мерч и так далее. А если это чудо в перьях послушать, то, выходит, там не аттракцион «От оно как было тада» находится, а штаб-квартира тоталитарной секты. Духовное очищение, жизненный путь, все такое. И это не есть хорошо. Это уже совсем другие игры.

Яромила. Не та ли это великая мать, о которой Верея мне говорила? Их старшая?

— С духовностью у меня все нормально, — заверил Полли я. — Просто интересно стало глянуть, что это место. У меня тут знакомая побывала, много рассказывала, правда не упоминала, что тут еще и духовные практики есть.

— Только для избранных, — наконец стянула очки с носа попутчица. — И исключительно для женщин. Вернее, для девушек.

Интересно, это она имеет в виду возраст или какой-то другой признак?

— Да это просто шовинизм какой-то, — притворно возмутился я. — И сексизм. Толерантности ноль.

— Таковы священные заветы, идущие из тьмы веков, — возразила мне Полина, похоже, не понявшая моей шутки. — Знаешь, там от матери к дочери передаются секреты, которым тысячи лет. Тысячи! Вот и получается, что если и искать себя, то только там. Где же еще? В прошлый раз меня даже к забору, за которым дом Яромилы стоит, не пустили, сказали, что я городом испорчена, он мою сущность дотла выжег. Вот, еще раз хочу попробовать. Может, на этот раз выйдет? Не зря же я над собой работала весь этот год.

Нет, точно блаженная. А почему ее к их старшей не пустили, я, похоже, знаю. Денег у этой бедолаги нет, так чего ради тогда на нее время тратить? Вот имелся бы у нее папа богатый или, к примеру, папик, то и во двор бы пустили, и в дом, и даже на печку разрешили слазать.

Н-да. Интересно, а они точно умеют зелья варить? Стоит им мандрагыр отдавать? Что-то я начинаю сомневаться. Хотя… Носов-то ожил. Вон умотал на Филлипины и ничего, не помер, раз перенес многочасовой перелет и тамошнюю влажность.

Машина миновала светлую березовую рощу и остановилась перед аркой, оплетенной вьюнком, на которой красовалась надпись: «Экоферма “Ладные ключи”». За ней начиналась неширокая дорога, замощенная светлой плиткой и ведущая к поселку, который находился где-то в километре от нас.

— Дальше мне нельзя, — сказал водитель. — Все, кто приезжает сюда, должны от этого места пешком идти, а то внутрь не пустят. Вы не первые, кого привожу, потому знаю точно, что к чему.

— Верно-верно, так и есть, — покивала Полли и выбралась из машины, поблагодарив напоследок водителя.

— Приглядывай за ней, — негромко сказал мне Василий. — Ты мужик, с тобой тут ничего не случится, а вот с ней… Малахольная ведь, сам же видишь.

— А что, с другими девками случалось? — уточнил я, протягивая ему деньги.

— Поеду я, — уклонился от ответа водитель, а после сунул мне визитку. — Если надо будет обратно на вокзал добраться — звони. Приеду.

— Благодарю, — сказал я, вылез из машины, хлопнул ладонью по ее крыше и быстрым шагом потопал вслед за Полиной, которая не стала меня ждать.

Глава 2

Не знаю почему, но поселение ворожей изначально представлялось мне как нечто идеальное. Ну, как те деревни из слащавых рекламных роликов, в которых невероятно благообразные и чистенькие старушки поят свежим молочком, только-только из-под коровки, улыбающихся щекастых внуков или потчуют оладушками своих подросших детей, а те жуют, после смотрят в окно, за которым раскинулись родные просторы, и говорят: «Как в детстве». Эдакая сельская пастораль в представлении горожан, которые, может, вообще никогда за МКАД не выезжали и не понимают, как оно все обстоит на самом деле. Ну вот не знают они, что с того молочка городских детей, скорее всего, вскоре нереально жестко пронесет, и что кроме забора в окно ни они, ни их родители ничего увидеть не могут. У нас любая загородная жизнь вообще начинается с забора и мангала. Дома еще нет, а они уже есть.

Но лично мне все равно представлялись аккуратненькие домики в окружении деревьев, порхание бабочек и лучи солнца, ласкающие всю эту благодать.

И знаете что? В чем-то я оказался прав. Не во всем, разумеется, но в какой-то части — да. Например, упомянутых мной заборов тут попросту не было, никто ни от кого тут не огораживался, и десятки узеньких тропинок петляли прямо между домами, время от времени переплетаясь друг с другом. Домов, кстати, здесь стояло не то чтобы мало, на глазок десятка четыре. Из них тридцать с гаком жилых, добротных, сделанных на славу, брусовых, да с полдюжины зданий общественного назначения — двухэтажная гостиница, которую в разговоре упоминала Верея, что-то вроде управы, столовая и так далее. Ну и коровники с овчарнями имелись, как без них. Именно они и давали понять, что это поселение вполне земное, а не эфемерное, ибо запах навоза любого возвышенного горожанина сразу спускает с воображаемых рекламных небес на грешную землю.

Но в целом неплохо так обосновалась экоферма, со знанием дела. И цветущий луг вокруг имеется, и лес у них под боком, и речушка слева волной плещет, причем достаточно широкая и полноводная.

Что до местных обитательниц, то они, при всей своей внешней улыбчивой радушности, дальше первого дома нас взяли, да и не пустили. Как-то очень ненавязчиво несколько ворожей заступили дорогу мне и Полине сразу после того, как мы пересекли некую незримую черту, отделяющую экоферму от остального мира.

— Многих лет жизни вам, люди добрые, — произнесла одна из них, делая шаг вперед. — Мы всегда рады гостям, но званым. Не обессудьте за мои слова, но вас сегодня тут не ждали. С понедельника по среду у нас технические дни, нынче жевторник, потому экоферма закрыта. Вот четверг придет, тогда ждем вас, желанные, в гости. Сердечно примем, как водится, не сомневайтесь, хоть с групповым туром, хоть с индивидуальным. Ну а если вам охота прикупить молочка от наших коровок, сметанки, творожка — так на повороте, у остановки, магазин стоит. Там же и сувенирную продукцию можно приобрести.

Хороша девка, ничего не скажешь. В цветастом сарафане по колено, крепкая, высокая, статная, грудастая, щеки румяные, глаза искрятся. Чудо что такое, загляденье просто. Но при этом я всем своим существом чую, что она, если понадобится, от слов к делу перейдет с легкостью, и с такой же доброжелательностью нам шеи свернет. Если получится, конечно.

— И даже со скидкой, — добавила еще одна ворожея, совсем юная, на глазок ей лет шестнадцать, не больше. — Слово-промокод нынче «изок». Назовите его продавщице, она пятнадцать процентов от цены сбросит.

— Остроумно, — рассмеялся я. — А в следующем месяце, надо думать, этим словом «липень» будет?

— Ты чего-нибудь понял? — спросила Жанна у Толика, тот в ответ молча мотнул головой. — Я тоже. Изок, липень… Хрень какая-то. Ладно, пойду осмотрюсь.

— Так я не экскурсантка, — жалобно пролепетала Полина. — Я за другим приехала. Лучислава сказала в прошлый раз, что мне надо себя найти, и тогда…

— Помню тебя, — сказала та из женщин, что была постарше остальных, ей за сороковник точно перевалило. Да и стояла она наособицу от товарок, чуть позади остальных. — И то, что было сказано, тоже. Тебе было велено не являться без спроса. Разве не так?

В этот момент молоденькая ворожея встрепенулась, повертела головой, глянула в ту сторону, где мимо нее только что проскользнула голубой тенью Жанна, и тут же что-то прошептала на ухо своей рослой подруге.

— Так вот ты кто, — немедленно среагировала та, с ее лица сползла улыбка, а крепкие кулаки уперлись в бока. — Ведьмак, значит, к нам пожаловал! Верно? Ну-ка давай, скажи своей мертвячке, чтобы та убиралась с нашей земли, а после с ней вместе проваливай отсюда, покуда цел! И вот эту с собой забирай! Нам тут таких, как она, не надо.

Чем же это вам подружки ведьмаков-то не угодили, а? Чем насолили?

— Врали, выходят, слухи, — поцокав языком, печально произнес я. — Мне рассказывали, что ворожеи есть само радушие, любому гостью рады, так как нет для них ни эллина, ни иудея. Мол, они всякого странника встретят и приветят, что родного. А оно вон как на деле выходит? Дорогу заступили, смотрите недобро, девушку, к вам с просьбой пришедшую, под зад пинком вышибаете, даже выслушать ее не желаете. Нет, врали мне уважаемые люди и нелюди, говоря о вас. Точно врали. А я ведь поверил.

— Мы не вместе! — смекнув, что это ее на пару со мной гонят, пискнула Полина и буквально отпрыгнула от меня в сторону. — Просто на одной машине приехали, и все. Мы попутчики! Саша, скажи им.

— Чистая правда, — подтвердил я. — Мы только сегодня познакомились.

— Мертвячку отзови, ведьмак, — повторила та ворожея, что стояла позади остальных. — Немедля.

— Это можно, — согласился я. — Я не то что некоторые, всегда открыт для общения и просьб, да и конфликт на ровном месте мне не нужен. Жанна, вернись обратно, будь добра. Нам тут не рады.

Кто-то скептически настроенный мог бы сейчас сказать, что я быкую, снова нарываясь на неприятности, но на деле все совсем не так. Просто этим внешне милым дамам сразу надо показывать зубы, иначе они мигом тебе на шею сядут. Я это еще по общению с Вереей понял, и потому сейчас был очень доволен тем, как сложился первый контакт с обитательницами экодеревни. Внутрь ведь так и так попаду, куда они денутся. Зато теперь каждая из них знает — кусаться я умею.

Одно плохо — вон та юная особа, похоже, не только чует неупокоенных, но еще их и видит, что ограничивает возможности моей помощницы в части подслушивания и подглядывания.

— Не очень-то и хотелось, — фыркнула Жанна. — Уже иду.

— Тебе не врали, мы рады гостям, — сообщила мне старшая из ворожей, подходя ко мне, причем товарки почтительно расступились в стороны, освобождая ей дорогу, — но в установленные графиком посещений сроки, или тем, кого мы сами к себе позвали.

— Ровно мой случай. — Я запустил руку в напоясную сумочку и достал из нее небольшую капсулу, в которой находилась прядь седых волос, перетянутая черной траурной ниточкой. — Меня сюда приглашали, причем не оговаривая день, который я выберу для визита. И еще хорошую скидку в гостинице обещали, если надумаю задержаться. Выходит, врали?

— Так вот оно что. — Ворожея чуть наклонилась, разглядывая то, что находилось у меня в руках. — Стало быть, ты Ходящий близ Смерти?

— А то вы этого еще не поняли! — рассмеялся я. — Но, если надо соблюсти процедуру — да, я Александр Смолин, ведьмак, моя судьба быть Ходящим близ Смерти. Приглашен сюда Вереей, одной из вас, и хотел бы по возможности быстро ее повидать. Мы кое о чем договаривались, я свою часть работы выполнил, теперь желаю получить расчет. Договор есть договор.

— Добронега, проводи нашего гостя к Верее, — велела ворожея немедленно девчушке, которая то ли углядела, то ли все же учуяла моих слуг. — Она его давно ожидает.

— Ну, прямо уж давно? — усомнился я. — Мы с ней виделись пусть не на днях, но и не год назад. Времени прошло всего ничего.

— То дело, что тебе было поручено, из таких, которые чем быстрее свершатся, тем лучше, — пояснила старшая. — Поверь, ведьмак, знаю, о чем говорю.

— Верю, — я сделал шаг вперед, — вот только есть…

— Подручные твои пусть здесь останутся, — ладонь ворожеи уперлась мне в грудь, не давая сделать следующий шаг, — и тут ждут до той поры, пока ты наш дом не покинешь. Это обязательное условие. Если нет — сам оставайся здесь, я скажу Верее, чтобы она подошла. Нет мертвым хода в наши владения!

— Справедливо, — поразмыслив пару секунд, кивнул я. — Ваш дом — ваши законы.

Тут кобениться смысла не имело, потому что они в самом деле были в своем праве. И по Покону, и даже по людским понятиям.

— Ждите меня здесь, — повернулся я к Толику и Жанне. — Внутрь деревни не суйтесь. Ну а если я вдруг куда-то пропаду и в течение суток вы меня ни разу не увидите, то можете считать, что мой приказ отменен.

— Саш, как-то это неправильно, — нахмурилась Жанна. — И еще мне стало тревожно.

— Ничего со мной не случится, — успокоил я ее. — А если я неправ, то вы просто убьете всех, кто живет в этой деревне, вот и все. Всех до единого, кроме малых детей. И тех, кто работает в магазине, стоящем около остановки, тоже. А начнете с вон той, понятно? Ничего личного, мне она вообще понравилась. Просто эта малая глазастее остальных.

Молоденькая ворожея дернулась, будто ее током пробило, остальные же, выслушав мои слова, о чем-то тихонько стали друг с другом переговариваться.

— Сюда бы Павлика, — проворчал Толян. — Убивать — его делянка. Опять же — бабы ведь. Неправильно как-то.

— Убивать несложно, — отмахнулась от него Жанна. — Мне в принципе весь сложившийся расклад не нравится.

— Что вы зашушукались? — обратился я к ворожеям, поправляя лямку рюкзака. —Обычная мера предосторожности, не более. Вы же меня травить или в жертву кому-то приносить не собираетесь? Значит, и мои спутники ничего с вами делать не станут. Малая, веди меня к Верее.

— Саша, а ты вообще кто? — пролепетала Полина, глаза которой расширились до тех пределов, которые им матушка-природа изначально не отводила. — Если не секрет?

— Ведьмак, — повернулся к ней я. — Это почти то же самое, что ведьма, только я добрый, летать не умею и мужчина. Непонятно? Ну и не забивай себе голову.

— Не стану. Только как же я-то?

— Уважаемая… — я снова обратился к старшей из ворожей. — Простите, как вас по имени-отчеству?

— Гроздана, — представилась старшая из ворожей, стоявших перед нами. — Можно без отчества, они у нас не в чести.

— Гроздана, может, вы все же изыщете возможность пойти навстречу этой милой девушке? Насчет того, отыскала ли она себя в себе, ничего сказать не могу, но если человек отчего-то верит в то, что общение с вами для нее крайне важно, то как ему отказать?

— Ну что же, будь по-твоему, ведьмак, — кивнула старшая. — Просьба гостя, да еще такого, как ты, для нас весома, как отказать? Пойдем со мной, девица, получишь ты то, за чем сюда приехала.

Мне показалось или в голосе Грозданы появилось злорадство? Может, зря я протекцию этой дурочке с фенечками и огромными очками оказал? Может, лучше было ее назад отправить?

И ведь даже Толика теперь к ней не приставишь для пригляда, нет ему хода в эту деревню.

С другой стороны, что она хотела, то и получила. А дальше не мое дело.

— Добронега, сказано же — веди гостя в дом Вереи, — велела молоденькой ворожее ее крепко сбитая подруга, та, что первой завела с нами разговор, а после добавила: — Добро пожаловать в исконные земли берегини Ладимиры, ведьмак. Давно таких, как ты, здесь не бывало. Ни одна из нас такого не помнит, да и матери наши, думаю, тоже.

О чем и речь. Показал зубы, и отношение стало более-менее приемлемое. Да, видно, что мне здесь не очень рады, но при этом определенная уважительность в общении ощущается. А начни я сопли на кулак мотать, не требовать положенного, а выпрашивать его — и все, пиши пропало.

Но вообще мне тут не сильно нравится, то еще местечко, похоже. В последний раз нечто подобное я испытывал в римских катакомбах, и не зря, поскольку ничего хорошего со мной там не случилось, одни пакости. Потому надо быстренько все дела закончить, да и рвать отсюда когти, пока до беды не дошло.

Мы шли между домов, причем все они, при внешней вроде бы схожести, друг от друга, оказывается, отличались. Какие-то — особенно искусно сделанными наличниками, какие-то — резным крылечком, которое так и манило на себя сесть и начать семечки лузгать, а какие-то — цветами, под окнами растущими. Причем последние вызвали мой особый интерес, потому как я среди этой красоты заметил несколько растений, которые очень хотел бы заполучить в свою личную коллекцию, разумеется, в засушенном или истолченном виде.

— Кто же это у вас такой умелый садовник? — спросил я у Добронеги, семенившей впереди. — Благодать какая, глаз не отвести!

— Это Апраксии дом, — отозвалась девушка. — Она в цветоводстве первая из нас мастерица.

Апраксия, значит. Сиречь «практичная», если я ничего не путаю. Практичная — это хорошо, с такой, может, и договориться о чем получится. Очень уже мне хочется заполучить пяток соцветий и хотя бы одну луковицу, например, вот той горной лилии, которая вообще непонятно как сюда попала и с какого перепуга расцвела в начале июня, даром что ее время начинается в конце этого месяца. Причем это очень правильная горная лилия, вон у нее лепестки посередине словно разлинованы тремя-четырьмя коричневыми полосками, что нечасто встречается в наших широтах.

А еще я успел приметить черную вербену. Не розовую, не белую, не фиолетовую, а черную, что твой антрацит. Очень редкая штука. Вербена ведь чем славится? Это основа почти любого приворотного зелья, и именно колор цветка определяет, насколько оно окажется действенным. Если речь идет о том, чтобы кого-то банально в постель уложить, то в ход идет белый цвет вербены. Он легкий, его действие кончается быстро, так что зелья хватает как раз на то, чтобы парочке вволю пошпилиться, а после разбежаться. Желтый, розовый, голубой — это уже серьезнее, это уровень «просто такая сильная любовь», и его используют для того, чтобы довести человека до загса. Фиолетовый или бордовый в дело идет крайне редко, это категория «любовь до гроба», причем иногда выходит так, что как раз без жертв и не обходится. У реципиента просто реально крышу сносит после употребления зелья, он за любой косой взгляд на предмет обожания случайного человека запросто убить может. Да и не только его. Мне Жозефина рассказывала о том, как ее клиент, который таким зельем попользовался, на тот свет отправился. Очень этот парень хотел добиться любви одной девушки, причем такой, чтобы та ни на шаг от него не отходила и только ему принадлежала. Моя французская подруга принципиальностью сроду не страдала, потому за изрядную сумму сотворила искомое зелье на основе темно-бордовой вербены, заранее предупредив, что все риски за любые последствия, которые могут возникнуть, заказчик берет на себя и ответит за них непосредственно своим личным посмертием. И как в воду глядела — через месяц юношу похоронили, причем в закрытом гробу. Примученная зельем девушка на ровном месте приревновала бедолагу к кузине, потеряла над собой контроль и обоих убила, причем юношу искромсала ножом так, что ни один гриммировщик за работу не взялся.

А вот черная вербена, в отличие от своей цветочной родни, работает с точностью до наоборот. С ее помощью внушенную зельем любовь из сердца выдирают. Причем жестко, с кровью, если можно так сказать. Да и не внушенную тоже выкорчевать можно, если чуть изменить рецепт. Только это крайне радикальное средство, десять раз надо подумать, прежде чем им пользоваться, ведь случается и такое, что после него человек становится как тот Кай из «Снежной королевы». Не остается у него чувств на кого-то, кроме себя самого.

Хотя, может, в наше время так жить даже удобнее. Но я точно не знаю. Не пробовал.

И все же заполучить с десяток цветочков черной вербены очень хотелось бы! Такая редкая вещь в хозяйстве точно пригодится. Может, в работу она и не пойдет, но все же пусть будет.

— Вот и пришли, — сообщила мне Добронега, подходя к крылечку очень ладного домика, который словно с пасхальной дореволюционной открытки сошел. — Вам сюда.

— Спасибо тебе, красавица, — поблагодарил я ее. — Пойду пообщаюсь с Вереей. Может, быстро управлюсь и еще сегодня обратно в Москву уеду.

— Может, — не стала спорить девушка. — А можно вопрос?

— Валяй, — разрешил я. — Почему нет?

— А сильно страшно быть таким, как вы?

— В смысле — общаться с мертвыми?

Девушка кивнула.

— Не-а, — мотнул головой я. — С ними даже лучше, чем с живыми. Они проще и честнее. Им, видишь ли, почти ничего от меня не нужно. Им ни к чему деньги, карьера, дом, одежда, им не надо шустрить и хитрить, чтобы жить лучше остальных, потому что они уже не живут. Нет, поначалу они еще мыслят старыми категориями, но это быстро проходит, сразу после осознания и приятия простого факта — для мира их больше нет. Все, что они сумели под себя нагрести раньше, и материальное, и духовное, осталось там, с той стороны. А тут только небытие и скука, единственное лекарство от которой я. Нет, встречаются исключения, которые разное из своего прошлого в новую нежизнь тащат, но они лишь подтверждают общее правило.

— А мне страшно, — призналась Добронега, опустив глаза. — Я их не вижу, но очень хорошо чую. Холод от них идет такой, что косточки стынут, и еще они словно душу из меня тянут. Такая жуть! Я пару раз даже в обморок падала в детстве.

— Ишь ты, — проникся я. — Надо же!

Не видишь, значит. Это замечательно, одной проблемой меньше.

— Я потому в город и не езжу, как остальные, — поделилась со мной еще одной деталью своей биографии Добронега. — У нас тут неживых почти нету, а там хватает.

— И правильно делаешь, — одобрил я ее слова. — Чего там, в городе, делать? Шум, гам да вонь. А у вас вон какая благодать!

Скрипнула, открываясь, дверь, и на крыльцо дома вышла девушка, симпатичная и русоволосая, как, собственно, большинство местных обитательниц. Видать, знают местные старшие какой-то секрет, не просто же так у них что ни девица, так хоть сейчас вокруг нее модельную карьеру строй. Эта, правда, как по мне, была слишком бледна и очень уж худа. Хотя все относительно, дело вкуса.

— Здравствуй, Ильмерушка! — поклонилась ей моя сопровождающая. — А я вот гостя к вам привела. Верея его лично пригласила в ваш дом, когда останний раз до Москвы ездила.

Стало быть, это сестра покойного Истомы, та, которую он чуть не прибил до смерти. И, если не ошибаюсь, она немая.

Верно, девушка слова не промолвила, выслушав Добронегу, только улыбнулась мне, покачала головой да развела руки в стороны.

— Вереи дома нет? — сопровождающая оказалась смышленее меня. — Ушла куда?

Сестра Истомы махнула рукой, указывая за наши спины, а после перекинула со спины на грудь толстенную длинную косу и начала теребить ее кончик.

— К Яромиле, поди? — уточнила Добронега. — Так? Ясно. Ну, вы тогда вон на скамеечку садитесь, а как Верея придет, так и… Что, Ильмера?

Девушка на крыльце сначала показала на меня, потом на дверь, ведущую в дом.

— Ой ли? — засомневалась Добронега. — Может, без Вереи не стоит мужчину в гости приглашать? Не срам, конечно, да не тайком он пришел, но вот моя маменька не одобрила бы. К тому же он из ведьмаков.

Ильмера махнула ладошкой, как бы давая понять «да пофиг».

— Дело твое, — мигом согласилась провожатая. — Ладно, я тогда побежала. Мне еще надо щавеля надергать в пойме, мамка щей хочет наварить вечером.

Она поклонилась нам, и ее тут же след простыл. Кстати, только сейчас заметил, что она, оказывается, босой бегает.

Ильмера посмотрела ей вслед и повторила приглашающий жест, при этом еще и дверь растворив нараспашку.

— Благодарствую. — Я приложил ладонь к груди и чуть склонился, после поднялся на крыльцо и стал развязывать кроссовки. — Да, меня Саша зовут.

Ну, может, внешне ворожеи и живут так, как их предки, но, судя по тому, что я увидел внутри дома, от благ цивилизации они не отказываются. Имелся в просторной горнице и холодильник, причем не абы какой, а двустворчатый, и недешевый телевизор на стене висел, и роутер на подоконнике стоял, и даже электронные весы рядом с русской печью притулились. Плита, кстати, здесь тоже была, как видно для того, чтобы ради каждой мелочи упомянутую печь не раскочегаривать. Впрочем, не удивлюсь, что она тут вообще исключительно для антуража, а для обогрева с той стороны дома пристроена небольшая бойлерная с электрокотлом.

А еще меня очень впечатлила их мебель — деревянная, добротная, крепкая, сделанная на века. Таким табуретом, что стоял у стола и на который я уселся, наверное, убить можно, если им по башке врезать.

Ильмера ясно и очень по-доброму мне улыбнулась, включила электрочайник, который мигом зашумел, открыла холодильник, достала из него круглое сито, в котором отчего-то лежали белоснежные яйца, показала их мне, а следом за тем похлопала ладонью по гладкой черной варочной панели.

— А, понял, — кивнул я. — Нет-нет, не беспокойся, ничего готовить не надо. В дороге поел. Чайку нальешь — и ладно.

Девушка убрала яйца обратно в холодильник, зато достала из него масло и мед, которые мигом оказались на столе. За ними последовали хлеб, розетки с вареньем пяти видов, сахарница и маковые баранки.

— Ильмера, — окликнул я эту хозяюшку, которая в данный момент пластала сыр тончайшими ломтиками. — Подожди.

Та повернулась ко мне, не выпуская нож из руки.

— Прежде чем я хоть что-то съем в этом доме, мне надо тебе кое-что сказать…

Ильмера положила нож на разделочную доску, невесело улыбнулась и показала пальцем на стену, вернее на одну из фотографий, висевшую там в рамке. Куцую, от которой явно отрезали треть. И я догадываюсь, кто был изображен на недостающем куске.

Значит, она знает, кто пришел к ней в гости. Да и следующий ее жест, когда она, сжав кулаки, ударила одним запястьем о другое, был более чем красноречив.

— Да, я тот, кто убил Истому. Твоя мама мне рассказала о том, что вы с ним расстались не сильно красиво, но все же родная кровь дело такое… Непростое. Опять же, старший брат, шутка ли? Так что, если ты мне сейчас укажешь на выход, я не обижусь и все пойму.

Щека Ильмеры чуть дернулась, следом за тем она дорезала сыр, присоседила его к остальной снеди, после поставила передо мной пузатую чашку на блюдце, налила в нее заварки, а после кипятку, уселась с другой стороны стола и, подперев рукой подбородок, уставилась на меня.

— Понял, — кивнул я. — Еще раз спасибо. Не за понимание, это все так, мишура. За чай и все остальное.

Гипотетически, конечно, можно было бы предположить, что она таким образом убаюкивает мое внимание, а сама хочет сквитаться за братца, сыпанув яда в мед. Или снотворного, чтобы после вволю меня помучить и потерзать.

Но отчего-то я был уверен, что это не так. Сдается мне, не было между ней и Истомой ни любви, ни доверия, ни духовной связи брата и сестры, которая частенько встречается. Или, может, она его так и не простила за ту ночь, когда он, плюнув на все, бежал из деревни.

В любом случае чай был ароматным и крепким, с травками, хлеб — ароматным и ноздреватым, а масло и мед — невероятно вкусными. После четвертого бутерброда я еле заставил себя не тянуться за пятым куском хлеба. Причем Ильмера это поняла и жестом дала мне понять: «Да не стесняйся, ешь».

— Хорошенького понемножку, — сказал я. — И потом — мед надо в меру употреблять, меня от него после в сон клонит.

Ильмера лукаво улыбнулась и показала на розетки с вареньем.

— Да как бы одно место не слиплось, — улыбнулся я, — от сладенького-то.

За моей спиной хлопнула дверь, раздались легкие шаги, а следом за тем на мое плечо опустилась рука.

— А мне ведь уже доложили, что в моем доме гость нежданный, но ожидаемый, — раздался голос Вереи. — С шумом прибыл, ведьмак, пара моих подружек до сих пор недовольно бурчит о том, что тебя вообще пускать к нам не следовало.

Ильмера заинтересованно глянула на мать.

— Так он, дочка, с собой мертвяков притащил, — расхохоталась ворожея. — А после велел им всех тут перебить, если вдруг те его завтра не увидят.

Девушка удивленно посмотрела на меня, а следом за тем покачала головой, что я расценил как слова «да ну, не верю».

Мне отчего-то в этот миг стало неловко.

— Велел-велел. — Верея села за стол. — Но я его в том не виню. Он в городе живет, а там другие правила. Там или ты всех под пень загоняешь, или сам под ним сидишь, по-другому не случается. Никто никому там не верит, Ильмера, вот и привык наш гость во всем подвох искать.

— Не совсем так. Вашей дочери верю, нет в ней зла. — Я демонстративно отхлебнул чаю. — Вот, сижу за столом, ем, пью.

— Так на здоровье, — улыбнулась Верея. — Если угощение гостю по нраву, то хозяйке всегда в радость.

Ох, какое напряжение чувствовалось в ее голосе. Она, конечно, поняла, с чего я тут появился, и мне показалось правильным не оттягивать тот момент, который неизбежен. Потому я вновь достал из напоясной сумки капсулу с прядью волос ее сына и поставил на стол.

— Я знала, что ты сдержал свое слово. — Верея взяла ее в руки. — Почувствовала. Он умер легко? Быстро?

— Нет, — односложно ответил я.

— Ты так с ним поступил специально?

— Нет, — повторил я и добавил: — Так сложились обстоятельства.

— Ты это сделал сам? Своими руками?

— Снова нет. Вашим сыном занимался мой слуга, потому ему и пришлось помучиться. Этот призрак и при жизни был не самым добрым человеком, а сейчас совсем умом поехал. Короче, выбор прост — или так, или никак. У нас с вами договор, я обязан его выполнить, причем максимально быстро, потому использовал материал, который имелся в наличии.

Ильмера внезапно сдвинула брови и резко рубанула воздух рукой, в этом жесте хорошо ощущалось то, что ей мои слова понравились.

— Резонно. — Верея встала, погладила дочь по плечу, затем подошла к резному комоду, стоящему в углу, открыла один из ящиков и достала из него флакон со знакомой мне уже красной жидкостью. — Ты свою часть сделки выполнил, прими от меня обещанную награду. Здесь девять лет жизни того человека, перед которым у тебя есть обязательства. Держи.

— Не хочу вас обидеть, только тут зелья ненамного больше, чем в прошлый раз, — сказал я, принимая у нее флакон. — Количественно, имеется в виду.

— Саша, мне прекрасно известно, что ты сам неплохой практик в этой области, — укоризненно произнесла Верея. — Если ты хочешь получить от меня клятву в том, что я дала тебе именно то, что обещала, достаточно просто об этом попросить.

Елки-палки, теперь я еще и покраснел. Нет, точно на этой экоферме что-то не то творится.

— Клянусь именем матери нашей, берегини Ладимиры, что это зелье именно то, что было обещано, и что человек, который его выпьет, увеличит срок своей жизни на девять лет.

— Полноценных? — уточнил я. — Без ограничений? А то там такой товарищ, которому года не беда. Он себя не жалеет, живет на полную катушку.

— Полноценных, — подтвердила ворожея. — Даю в том свое слово. Если только он сам по дури шею не свернет, но то уже не моя вина и не моя забота. Сделка закрыта?

— Эта закрыта, — согласился я. — Но был у нас еще один договор, теперь к нему бы перейти.

— А и перейдем, — даже не подумала спорить со мной Верея, усевшись за стол. — Только прежде… Ильмера, дочка, сходи к тетке Акифье. Она вчера гуся жарила с яблоками, попроси у нее половину от него для нашего гостя. Не спорь, Саша, не надо. Никто не сможет сказать, что я плохо приняла в своем доме дорогого гостя. И без того меня стыд ест за то, что угощение для тебя у родни просить приходится.

Девушка вышла из дома, неслышно притворив дверь, Верея подошла к окну, как видно для того, чтобы убедиться в том, что дочь пошла выполнять ее поручение, а после, не поворачиваясь ко мне, произнесла:

— А теперь слушай, ведьмак, что я от тебя хочу получить в обмен на свою помощь.

Глава 3

— Надеюсь, не душу? — насторожился я. А что, похоже, от этих дам чего угодно можно ожидать. — Если речь про нее, то мой ответ сразу «нет».

— А у ведьмаков есть душа? — удивилась, уж не знаю, всерьез или наигранно, Верея. — Вы разве ее на силу не меняете?

— Мне про это ничего не известно, — теперь немного растерялся и я.

А что, если да? С другой стороны — вряд ли. Такие штуки делаются только по обоюдному согласию, мне же Захар Петрович в то приснопамятное утро на Гоголевском ничего подобного не предлагал, а я, соответственно, ни на что не подписывался. Этот старый хрыч просто поставил меня перед фактом, да и то уже позже, когда в виде призрака заявился ко мне домой ночью.

— Ну, значит, это не так, — миролюбиво предположила Верея. — Да это не столь важно.

— Кому как, — возразил я. — Мне вот моя душа дорога. Кто его знает, как оно там будет? И уж лучше я с ней окажусь, чем без нее.

— Меньше думай на подобные темы — посоветовала мне ворожея — Истину ты все равно узнать не сможешь до той поры, пока сам не окажешься в тех краях, о которых сказал, а гадать, что да как, дело бестолковое. И вообще — тебе нужно зелье из мандрагыра, о котором ты меня просил?

— Нужно, — кивнул я.

— Вот и ладно. Да, ты корень привез? А то, может, и говорить не о чем.

Я молча достал из рюкзака, который прислонил к ножке стола, холщовую тряпицу, в которой лежал мандрагыр, положил ее на стол и развязал узелок.

— Ох ты! — выдохнула Верея, которая, само собой, сразу же поняла, какую ценность видит. Матерая тетка, опытная, такой одного взгляда хватит, чтобы понять, что да как. — Опять ты меня удивил, ведьмак. Не расскажешь, где такое сокровище раздобыл?

— Нет. Это мои дела, при мне они и останутся.

— Твое право. — Пальцы ворожеи невесомо погладили коричневую поверхность корня. — Старый. Мощный. Еще есть?

— Все, что останется от этого куска после выполнения работы, то твое, — сообщил ей я. — Будем считать это оплатой за помощь.

— Ну, что там останется… — протянула женщина.

— Мне известен приблизительный расход корня для таких зелий, — усмехнулся я. — Треть минимум в котел не пойдет, то есть останется в вашей общине. Ну или лично у тебя. Но это меня не касается, сами разбирайтесь.

—Ладно, пусть будет так. Но обещай мне, что если ты надумаешь выставить на торги какое-то количество этой красоты, то я узнаю данную новость первой, — потребовала Верея.

— Идет, — согласился я. — Только сразу скажу — вряд ли. Мне проще набрать частных заказов, чем торговать таким сокровищем. Деньги имеют свойство заканчиваться, а настолько старый корень второй раз фиг найдешь.

— Удивлена, что ты в первый-то его отыскать сумел, — призналась Верея. — Ну а что до зелья… Есть еще одно но.

— Какое? — Я всем нутром понял, что сейчас услышу какую-то гадость. — И сразу — никаких поручений в стиле «пойди туда, убей того» или «найди то, чего на белом свете нет» мне выдавать не надо. Сразу говорю — нет. В этом случае я просто забираю корень и сваливаю отсюда. В конце концов, вы не единственные хранительницы знаний и рецептов из далекого прошлого. Россия велика, найду того, кто мне поможет.

— Найдешь, — не стала со мной спорить Верея. — Вот только время. С ним как? Оно ждать не станет.

— Значит — не судьба. — Я зачерпнул ложечку ежевичного варенья и отправил ее в рот. — Вкусно!

— Ты же ведьмак! — пристыдила меня ворожея — Как там у вас говорится? Не отступать и не сдаваться!

— Никогда ничего подобного не слышал ни от одного из собратьев, — хмыкнул я. — Может, в старые времена что-то такое декларировалось, конечно, но в наши дни подобный лозунг звучит как минимум странно. Ладно, заболтались мы. Что вам еще от меня нужно?

Губы Вереи изогнулись в полуулыбке, она побарабанила пальцами по столу, как видно, испытывая мое терпение.

Или надеясь на мою догадливость?

Стоп!

— Да нет, — я глянул на дверь, за которой недавно скрылась ее дочь, — вы чего? Ей же, по ходу, даже восемнадцати нет. Да если и есть, все равно на фиг надо. Я вам не…

— Ведьмак, ты себя особо не переоценивай, а! — хлопнула ладонью по столу Верея, с лица которой внезапно сползла улыбка. — Ты чего возомнил? Что ты самый умный, всем необходимый, что все только и думают, как бы тобой попользоваться? Вовсе нет. Как в голову-то только пришло, что я под тебя, обалдуя, свою дочь подложу! Тем более что смысла в этом вообще никакого нет.

— Ну, почем вам знать — есть смысл, нет его? — насупился и я. — Мы настолько близко не знакомы.

— И не будем, — заверила меня Верея. — А вообще, я о другом. Ты тут можешь с каждой из нас переспать, только толку не будет. Удовольствие — возможно, но не результат. Не родятся дети у ведьмаков и ворожей никогда. И ведьма от тебя понести не сможет, и мавка, и арысь. Обычная баба — да. С каким-то процентом вероятности, разумеется, но все же сможет. А мы — нет. Природа силы у нас разная, нельзя ей в единое целое сливаться, беда может выйти, потому Род нас и разъединил таким образом на веки вечные. Так что попыхтеть в кровати — это запросто, но и только. И сразу предупрежу — не с моей дочерью! Прокляну так, что никто помочь не сможет.

— Сказал же — сам не стремлюсь, — фыркнул я. — А чего тогда от меня надо-то?

— Это пусть тебе лучше наша старшая расскажет, — неожиданно встала из-за стола Верея. — А я пас. Очень уж ты странные выводы делаешь на ровном месте, себе дороже с тобой общаться. Пошли, я тебя к ней отведу.

Ну, положим, про то, что с ведьмами у меня детей не может быть, я и без нее знал, это не новость, было кому просветить меня на этот счет. Вот только одна неувязка в ее словах есть. Как Род мог распорядиться эдаким образом насчет ведьмаков с остальными представительницами слабого пола, обитавшими в Ночи, если мы не являемся его творением? Когда дружинники Вещего князя стали теми, кем стали, Род давно удалился от дел, да и время тех, кого он поставил надзирать за своими исконными землями, было на исходе. Не вышло полностью, конечно, но и той власти, что была ранее, у них уже не было. Зажимали исконных славянских богов в клещи носители новой веры, стремительно накатываясь на старую Русь с Запада. Да что там — даже с Севера, где свирепые, казалось, боги неожиданно быстро и почти без боя ушли за окоем небес.

Вот скажи она, что это Олег так с нами управился, что не хотел он мешать ярую кровь своих воинов с другой, той, которая текла в венах, например служительниц берегинь, — поверю сразу. Но Род?

Темнит Верея. Впрочем, может, и нет, может, я опять развиваю шпионскую теорию на ровном месте и забиваю себе голову всякой ерундой. Ей старшие о том рассказали, когда она еще малой была, она в услышанное поверила и считает, что это единственно верная информация. И все.

Но что она сейчас со мной играет, сомнений не вызывает. Вернее — она меня триггерит, причем очень и очень незамысловато, без особых ухищрений, настолько, что даже обидно становится. То вон дочку за порог гонит, то собирается к старшей своей меня вести.

Хотя простые пути, как правило, самые надежные. Это у меня за спиной банк с его подковерными играми и малахольными клиентами, который приучил в любой внештатной ситуации не орать: «Все пропало, нас посадят», а спокойно выяснять, кто именно в той или иной ситуации станет крайним. Если я — тогда да, можно начинать волноваться. А если подписантом на документе значится кто-то другой — то чего нервничать-то?

Вот и тут то же самое. Например, Олег, с его неуравновешенным характером и нестабильной психикой, уже начал бы закипать от штучек Вереи, давая ей все новые и новые козыри в руки. Но то он, а то я.

— Не вопрос, пошли к старшей, — поднялся я с табурета, а после, на секунду опередив хваткую руку ворожеи, подхватил со стола тряпицу с мандрагыром и добавил: — Пусть у меня побудет. Все равно не тебе же зелье варить, верно?

Еще одна прогулка по поселению ворожей окончательно убедила меня в том, что я прав. За то время, пока мы неторопливо топали от дома Вереи к зданию, классифицированному мной как управа, мне два раза состроили глазки молоденькие и очень симпатичные девчонки из местных, после плюнула под ноги и прошипела что-то в спину немолодая, седая как лунь тетка, а под конец я увидел, как мою недавнюю знакомицу Полину четверо ворожей ведут куда-то за околицу, в сторону березовой рощи, причем та, похоже, последнего разума лишилась, более всего напоминая сомнамбулу. Или она просто очумела от счастья, что наконец-то ей открылись новые горизонты сознания?

Вот только все это было как-то мелко и небрежно сделано, без особой шлифовки. Хотя… Может, они тыкают в мою душу, как иголкой: а ну как в болевую точку случайно попадут? Вот только всякий раз мимо. Судьба малахольной Полли меня, признаться, совершенно не волновала, усилия девчонок я проигнорировал, мне так и так не до них, что же до недолюбливающей ведьмаков гражданки, так я тут же очень громко рассказал Верее о том, как пару лет назад трудами одной ведьмы у меня на носу прыщ вскочил, а после у той дом возьми да и сгори. Быстро и дотла, вместе с сараем и забором. А когда Верея начала укоризненно цокать языком, то объяснил ей, что мы, ведьмаки, далеки от толстовства и вторую щеку никогда никому не подставляем, за что нас Судьба и ценит. Настолько, что разным злобным старушкам отсыпает неприятностей по самые не хочу сразу после того, как они нам какую-то пакость сделают.

Хотя, может, про дом я и зря загнул. Вдруг эта бабка сегодня возьмет, забудет утюг выключить, да и сгорит в ночи? Доказывай после, что ты здесь ни при чем. Надо было что-то менее реакционное рассказать, например поведать о хреновом посмертии, которое я особо неприятным гражданкам за милую душу могу обеспечить. Тут ведь все уже знают, кто я такой, правильно? А теперь поди проверь, вру я или нет. Может, да. А если все же нет?

А самое главное, ворожеи теперь, возможно, станут думать, что одна из их иголочек достигла цели и что я, похоже, злобный и мстительный тип. Коли так и выйдет, то очень хорошо, я только рад, если они станут думать обо мне плохо. Приблизительно так же, как я о них.

Признаюсь честно, представлял себе их главную эдакой пожилой царицей, величественной, властной, под два метра ростом и с прожигающим насквозь взором. И ошибся. Вот все-таки как неправильно идти на поводу у стереотипов. Старшая мать экообщины оказалась сухенькой, но шустрой старушкой ростом мне по плечо. По ходу, она среди местных красавиц-лебедушек одна такая невысокая и есть. Хотя… Может, усохла с годами? Был когда-то персик, стала вот сухофрукт.

Впрочем, возраст, возможно, к земле ее и пригнул, но все остальное отобрать не смог, а именно ум и властность. С ними-то я не прокололся, правильно угадал. Хотя особо гордиться собой тут не стоит, и так понятно, что подобная особа другой быть просто не может. По определению.

— Здравствуй, — поприветствовала она меня, не выпуская из рук лейки. Когда мы вошли в небольшой кабинет, находящийся в самом конце коридора, ворожея поливала цветы в горшках, которыми был заставлен весь подоконник. — Я Яромила, старшая мать нашей небольшой общины. Знаю, что мое имя тебе известно, но правила вежества забывать не стоит. Согласен?

— Полностью, — подтвердил я. — Потому тоже представлюсь — Александр Смолин, ведьмак. Рад знакомству.

— Не думаю, что очень сильно. — Ворожея вылила остатки воды в горшок с алоэ и повернулась к нам. — Верно же?

— Да нет, — передернул плечами я. — У вас тут, конечно, немного необычно, но мне доводилось бывать в местах куда более странных. Тут ведь главное что?

— Что? — мигом уточнила Яромила.

— Не лезть в чужой монастырь со своим уставом, — охотно ответил я. — Не забывать, что ты гость, а не авторитетная комиссия или истина в последней инстанции. Приехал, сделал свое дело и уматывай назад, не мешай людям жить так, как им нравится. Ну или не совсем людям. Впрочем, суть от этого не меняется.

— Если бы все жизнь понимали как ты, насколько бы она лучше стала, — похвалила меня старушка. — Ладно, будем считать, что познакомились, перейдем к делу. Я, знаешь ли, не люблю ходить вокруг да около, время берегу. Все можно вернуть — любовь, деньги, цвет волос, даже молодость. А вот его — нельзя. Если минута ускользнула, то это навсегда. Итак, какой у тебя ко мне вопрос?

— Почему ключи «ладные»? — тут же воспользовался ее предложением я. — Не «веселые» или «звонкие»?

— Мы все потомки берегини, которую звали Ладимира. Некогда именно она указала нашим пяти праматерям на то место, где им следует остаться жить, — охотно объяснила мне ворожея. — Что до ключей — так тогда на вершине холма били сразу три ключа, причем вода их помогала от многих хворей, даже с иными из Лихоманок могла силой поспорить. С тех пор и холм стал куда ниже, подстесали мы его, и ключи, увы, пересохли, но в память нашей покровительницы мы выбрали именно такое название.

Мог бы и сам догадаться, кстати. Мне же Верея имя их покровительницы называла.

— Что-то еще? — уточнила Яромила. — Ты спрашивай, не стесняйся. Или проси. Верея мне как дочь, если ты ей друг, значит, и мне тоже.

— Так вы просьбу мою знаете. Человека хорошего спасти хочу, нужно зелье, которое смертельную хворь из него изгонит. Расходники в виде мандрагыра я привез, осталось только понять, поможете вы мне или нет.

Я достал все ту же тряпицу, извлек из нее корень и протянул старушке. Та его у меня взяла, поднесла к носу, обнюхала, словно Мухтар какой-то, а после спросила:

— Это чью же ты кубышку распечатал, ведьмак?

— Почему сразу кубышку? — уточнил я. — Может…

— Не может, — не дала мне договорить Яромила. — Поверь, находись такое чудо чудное в свободном обороте, уж я бы про это знала. Так что ты до какого-то давнего схрона добрался, только не знаю, чьего именно. Но, думаю, что либо ты как-то с Акинфием с Брянщины договорился, либо наследничков Вернигора тряхнул. Остальные тебе не по зубам покуда. Да и после вряд ли ты до их добра дотянешься, поскольку жидковат. Та же Дара, шлендра старая, тебя сожрет и косточки выплюнет.

— Вы про ту Дару, которая в Подмосковье обитает? — поинтересовался я. — Ведьму? Так мы с ней соседи. У нас дома рядом стоят.

— Вот как? — изумилась ворожея. — Серьезно? Не знала. И она тебя до сих пор не уморила?

— Пыталась. Не вышло. А что, у нее есть вот такой корешок в заначке? Жалко, раньше про это не знал.

— И очень хорошо, что не знал, — посерьезнела Яромила. — О соседку твою такие люди и нелюди зубы обламывали — не тебе чета. Моя бабка рассказывала мне, что в давние времена Дара, тогда еще молодая ведьма, на равных сцепилась с одной из наших праматерей — и победила ее. Отчасти хитростью и подлостью, да, но победила. И мой род, заметь, не стал ей мстить, а предпочел взять виру, которую та предложила. Это о многом говорит. Ну а что до заначки… Представь, сколько всякого разного к ее рукам за века прилипло. Уверена, что там есть корешок постарше этого, а то и не один. А иначе отчего она до сих пор землю топчет? Молодой мандрагыр, который несколько сотен лет в запасе не имеет, с такой задачей просто не справится. Тут нужен корень мощный, очень старый, такой, чтобы не только телу рассыпаться в прах не дал, но и душу, на которой грехов столько, что у всего населения небольшого государства в Европе не будет, при нем удержал. Понял?

— Понял, — кивнул я.

Теперь ясно, чего Дара мне с такой легкостью тот огрызок молодого мандрагыра отдала, у нее небось таких дома целый ящик. Впрочем, я не в претензии, нормальная оплата за несложную работу.

— Ну а что до твоей просьбы, — Яромила глянула на меня, — мы можем помочь. Я знаю рецепт того зелья, что тебе нужно, все остальные ингредиенты у меня есть, да и новолуния недолго ждать осталось.

— Новолуния? — переспросил я.

— Ну да, — подтвердила ворожея. — Зелья из мандрагыра лучше всего варить именно в новолуние, такая у них отличительная особенность. Да-да, обычно привязка идет к полнолунию, большинство трав и корней идеально собирать и обрабатывать именно в этой фазе Луны, но вот тут — так.

— Надо же, — я почесал затылок, — не знал. Век живи — век учись.

— Мандрагыр есть вещь в себе. — Яромила снова понюхала корень, который так и не выпустила из рук. — Он силен без всяких дополнений, но если подойти с умом, то его мощь можно изрядно преумножить. Опять же — зелье, сваренное в ночь новолуния, сможет дольше сохранять свои свойства… Ты же знаешь о том, что все препараты, сделанные на основе мандрагыра, имеют срок действия? Немаленький, но все же имеют.

— Нет, — вздохнул я, ощущая, что щеки начинают пунцоветь. — Не знаю.

— Плохо, — голосом учительницы первой моей сказала ворожея. — Это основы. Например, срок хранения зелья, сделанного из непосредственно этого корня, составит около двух лет. Но, если варить его в новолуние, еще год смело можно прибавлять.

Новолуние. До него еще две недели. Ну да, полнолуние как раз вчера было. Много. Сильно много, Бэлла может столько просто не протянуть.

— Спасибо за науку. — Я приложил ладонь к груди и обозначил поклон. — Буду знать. Вот только новолуния мне ждать никак нельзя, человек, для которого я стараюсь, стоит на самой грани, счет на дни идет.

— А он тебе кто? — осведомилась у меня ворожея. — Этот человек? Любимая? Или рычаг для какого-то очередного твоего бизнес-проекта? Наслышана я о том, какие ты шуры-муры водишь с представителями крупного московского бизнеса. Даже в нашу глушь рассказы о томдонеслись. Кто там в его должниках ходит, Вереюшка? Ряжские, Вагнеры. Верно же?

— И еще Носов, — добавила стоящая за мной женщина. — Ловок Александр, ничего не скажешь.

Так и вы не промах. Вон какое досье на меня собрали, в каждую щелочку, похоже, залезли. Узнать бы еще, кто ваши источники.

— Просто девушка, — невозмутимо ответил я. — Мне она никто, планов никаких на нее у меня нет. Да я сам не знаю, отчего стремлюсь ей помочь. Просто хочу этого — и все. Без логических обоснований.

— И так бывает, — покивала старушка. — Почему нет? Я вот как-то лет сто назад, еще совсем сопливой девчонкой, раненого комиссара спасти хотела. Он с продотрядом в наших краях зерно у крестьян изымал в пользу новой власти. Всех его товарищей мужички из соседнего села перебили, а он сбежать смог. Сильный был! В боку пуля, голову чуть не раскроили топором, на улице мороз такой, что деревья в лесу трескаются, а он как-то до нашей общины добрался и ко мне в дом постучал.

— Спасли? — заинтересовался я.

— Спасла, — кивнула Яромила. — Правда, после, когда эта история стала старшей матери известна, меня высекли как сидорову козу. Я же против уклада пошла, нельзя нам в людские дрязги влезать. У них свое, у нас свое. Но не жалею. Хотя Антону, конечно, лучше было бы тогда умереть, в лесу.

— Почему? — удивилась Верея, которая, похоже, эту историю тоже не слышала ни разу.

— Не так обидно было бы — пояснила ей старшая мать — Его через два десятка лет свои же и расстреляли, а перед тем крепко мучили. Тут ведь не страдания тела главное, их стерпеть можно. Тут душе больно. Когда свои же тебя за то, что ты честен перед своей страной и народом, терзают, это для людей прямых и цельных нестерпимо. И Глеб Иванович, у которого Антон с двадцатых годов служил, ему помочь никак не смог. Его к тому времени уже самого к стенке поставили. А ведь до чего он умен и хитер был! Тот еще змей, я его хорошо помню.

— Какой Глеб Иванович? — тряхнул головой я, понимая, что теряю нить разговора.

— Бокий, — пояснила Яромила. — Не слышал о таком?

— Так, — уклончиво ответил я и приврал: — Читал что-то.

Фамилия знакомая, слышал ее где-то, но в какой связи — поди вспомни.

— Ну да, ну да, — усмехнулась моя собеседница. — Хотя оно, может, и верно. Дела это давние, на день сегодняшний они никак не влияют, потому страшного в таком неведении ничего нет. Ты, Саша, когда в последний раз в Нави был?

— Недавно, — не стал скрывать я. — И больше туда не рвусь.

— А если я попрошу? В обмен на зелье?

— Откажусь, — немедленно ответил я. — И это не обсуждается.

— Всё всегда обсуждается, — улыбнулась Яромила. — Нет таких тем, которые можно радикально закрыть раз и навсегда. Даже смерть иногда не повод для прекращения дискуссии, тебе ли не знать. Главное, кем обсуждается тот или иной вопрос, зачем и когда.

Как ловко эта бабуля жонглирует словами. И, правды ради, пока она ведет по очкам в нашей беседе.

— Ты говоришь «нет». — Яромила подкинула мандрагыр на ладони. — Резко, категорично, по-мужски уверенно. «Нет» — сказал, как отрезал. Но ты же даже не спросил, что мне там, в Нави, нужно. Может, просто плюнуть в реку Смородину — и все. Вот ты как в следующий раз туда к своей хозяйке наведаешься…

— Моя хозяйка живет не в Нави, — перебил ее, усмехнувшись, я. — Что-то вы путаете.

— Но ты же служишь Моране? — уточнила Яромила. — Разве не так?

— Не так, — качнул я головой, подумав как о том, что слишком часто в последнее время мне приходится объяснять собеседникам, кому именно отдана моя верность, так и о том, что эти милые на вид дамы, похоже, знают обо мне больше, чем я сам. — У меня другая хозяйка, которая куда могущественней и Мораны, и Полоза, и всего остального бестиария — что славянского, что любого другого. И почему-то мне кажется, что вам не сильно понравится, если я с ней на ваш счет стану общаться. Нет, если вы очень этого желаете, то пожалуйста, я готов оказать вам такую услугу, но за результат не поручусь. Как и за то, что она после нашего разговора не наведается к вам в гости.

В помещении повисла тишина, и нарушила ее Яромила.

— Лучше не надо, — откашлявшись, сказала она. — И да, тут я что-то по старости лет напутала. Но с Мораной ты все же знакомство свел, ведьмак, это мне доподлинно известно. Видели тебя там, в Нави, с ней.

— Так я это не особо и скрываю. Ну да, мы иногда, правда не очень часто, общаемся. Не могу сказать, что меня это сильно радует, но при этом и не очень напрягает. А если не секрет, кто же это такой глазастый и разговорчивый?

— В густых туманах, что стелются у реки Смородины, кто только не снует, — распевно произнесла Яромила. — И кто только не ползает.

— Чистая правда. — По спине пробежали мурашки, это я вспомнил скрежет чешуи огромного змея. — Так это, выходит, вам Полоз другом приходится? Он вас просветил на мой счет?

— Не вздумай такое еще раз сказать, — ткнула меня в спину кулаком Верея. — Полоз нашей покровительнице никогда другом не был. Напротив, он ей и ее сестрам всякие ковы чинил, всё то добро, что они лесам, полям да водоемам несли, изничтожить пытался.

Сделаю вид, что поверил, хотя это и не так. Все эти славянские боги чем-то похожи на соседей по коммуналке, которые вынуждены жить рядом, но при этом друг друга терпеть не могут. Всякий из них считает, что именно он лучше других, но никто, кроме него самого, этого не понимает.

— Ладно, это лирика, — никак не комментируя ее слова, произнес я. — Досточтимая Яромила, так что вам в Нави надо-то?

— Вот! — назидательно произнесла ворожея. — Я же говорила — все обсуждается. Главное — в правильный момент повернуть беседу в нужную сторону. А надо нам, Саша, чтобы деревце, растущее на одном из тамошних курганов, водой из реки Смородины полили.

— Если не секрет — зачем? — поинтересовался я. — Чтобы там через четыре года вырос город-сад?

— Что-то в этом роде, — покивала старушка. — Так берешься?

— Нет, — моментально ответил я, — и не подумаю. Что Навь, я даже в пределах нашей планеты на подобное не подписался бы. Есть в мире места, куда я сроду не сунусь. Это, похоже, одно из них.

— Саша, со временем тебя никто не торопит, — сообщила мне Верея. — Как сделаешь — так и сделаешь.

— А все равно нет, — мотнул головой я. — У меня, дамы, есть железное правило — никогда не обещаю того, в чем не уверен. Время — категория относительная, сегодня вам не горит, а завтра приспичит. Придете вы в мой дом и скажете: «Сколько можно ждать, делай, что посулил». И что тогда? Для меня-то ничего не изменится, я как в Навь сейчас не рвусь, так и после рваться не стану. Так что — не судьба. Жалко девчушку, которая помрет, хорошая она, но себя мне все же жальче.

— Это можешь сделать не ты, а кто-то другой, — предложила Яромила. — Нам все равно, кто деревце польет.

— У меня знакомых, которые с лейками по Нави станут бегать, нет.

Интересно, а почему они сами в Навь сунуться не могут или кого-то для того нанять? Явно же у них связи пообширнее, чем у меня. Опять же — кто-то им стуканул о том, что я и Морана знакомы, верно? Так его бы и попросили. Или её.

Значит, есть здесь подвох. Впрочем, о чем я, данный факт даже сомнению подвергать не стоит. Конечно же он есть, просто непонятно какой. Да и не очень мне это хочется знать, если честно.

— Ну, был рад познакомиться. — Я протянул руку к Яромиле, давая ей понять, что хочу забрать мандрагыр обратно. — Поеду домой. Дело к вечеру, пока до города доберусь, пока то, пока се.

— Вот всегда твоих сородичей уважала, — ворожея положила корень на стол, а после накрыла его ладонью, — крепкие вы, настоящие.

— Есть такое. — Я припечатал свою ладонь к столу рядом с ее. — И очень тверды в своих убеждениях.

— Утро вечера мудренее, Александр — мягко произнесла Яромила. — Давай продолжим этот разговор завтра, может, тогда до чего и договоримся? Да и потом — чего тебе на ночь глядя куда-то переться? Побудь у нас в гостях, еды нормальной, домашней, поешь, воздухом чистым подыши. А если сомнения какие есть, то я, старшая мать, даю тебе слово в том, что никто из нас ни на свободу твою, ни на разум, ни на волю, ни на тело посягать не станет. Ты наш гость, а он — свят, тому порукой Покон. Что до мандрагыра — вот, бери его, пусть он пока у тебя хранится.

Смысла в этом особого не было, поскольку мнение свое я менять не собирался, но, выждав с полминуты, я все же согласился на ее предложение. Ворожеи эти, конечно, те змеи, и доверия им нет, но такую клятву они нарушать не станут, это уж точно. Покинь я их деревню прямо сейчас, и все, считай, отношения разорваны, в следующий раз они меня сюда могут уже и не пустить. Из принципа или из извечной женской вредности, но запросто. Случаи же бывают разные, никогда наперед не знаешь, кто и что тебе понадобится в будущем. Потому — переночую, хрен с ним. Погуляю по окрестностям, поем, чем угостят, завтра с утра еще раз скажу «нет» и свалю в Москву. Ну и высплюсь, кстати, от души. Воздух тут правда дивный, медвяный прямо, после такого засыпаешь как младенец.

Так и вышло, заснул я сразу после того, как голова подушки коснулась, вот только сна того было хрен да маленько. Почему? Потому что он сменился чернотой, набитой звездами, а после я брякнулся всем телом о землю, да так, что чуть дух не вылетел.

— Ты что творишь? — Меня подняли с земли одним могучим рывком, и я ощутил, что ноги земли больше не касаются. — Ведьмак, ты совсем умом тронулся?

Глава 4

— Ого, как вы силенок набрались, — просипел я, дергаясь. — И подросли!

И это чистая правда. Нет, Морану и до того карлицей никак назвать было нельзя, благо ростом и статью ее Род (ну или кто там ее родитель) не обделил, но сейчас она еще выше стала. Метра два с половиной, кабы не больше. А глаза-то, глаза какие! Года три назад я бы наверняка струхнул, увидев гнев, что в них плещется. Сейчас — нет. Сейчас меня напугать стало куда сложнее.

— С такими слугами, как ты, только на себя надежда есть, — процедила богиня и перехватила меня другой рукой, причем теперь взялась за воротник. Прямо как нашкодившего щенка меня держала, того и гляди ткнет лицом в землю, приговаривая: «Кто это наделал, кто это наделал? Ешь, ешь давай!» — Правду говорил Даждьбог — с такими слугами враги не нужны!

— Морана, в нашем мире есть такой лекарственный препарат, называется «глицин», — протараторил я. — Вам бы его попить. Только вот не знаю, как сюда доставить.

— Зачем? — глубоко перед тем вздохнув, спросила богиня, а после легонько меня встряхнула.

— Так он для памяти полезен. Вы все время забываете очевидные факты, например такие, что я вам не слуга и даже не друг, а просто хороший знакомец, который из личной симпатии кое-что для вас делает. Потому подобные претензии не имеют ни малейшего смысла.

— Ведьмак, я и без того еле сдерживаюсь, чтобы тебя не придушить, — сквозь зубы процедила Морана. — Ты лучше радуйся, что не попал ко мне в руки парой-тройкой дней раньше. Никак я не могла до тебя дотянуться, вот только сегодня получилось.

Интересно почему? Не потому ли, что я нынче оказался в гостях у ворожей, которые к старым временам ближе, чем кто-либо другой?

— А что не так-то? — уточнил я. — Вроде все идет по плану. Души вы получаете регулярно, пусть не лучшие, но все же опять-таки…

— Ты с кем кровь свою смешал недавно? — очень истерично, непохоже на себя прежнюю да прямо-таки по-бабски взвизгнула богиня. —Ты что натворил?

Тьфу ты! Вот она чего бесится. А я-то уж подумал…

— С хорошим парнем, Хранителем кладов, — не стал скрывать я, а после немного подергал ногами. — Скажите, нельзя ли меня на землю опустить? Понимаю, что вы в гневе, но все-таки давайте придерживаться цивилизованных способов общения.

— Да пошел ты! — совсем уж по-простонародному сообщила мне Морана и разжала руку, после чего я снова брякнулся о землю. — Лучше бы я дальше спала себе и спала, все меньше мороки.

Она тяжко вздохнула, подошла к пню-трону, который, кстати, тоже изрядно увеличился в размерах, и уселась на него.

Изменения коснулись не только пня. Терем, который за те два года, что я отсутствовал, было расплылся и стал почти призрачным, опять обрел основательность и выглядел вполне пригодным для жилья. Мало того — близ него появилась еще какая-то постройка, не то маленький сарай, не то большая конура. Может, там моя сердешная подружка Мара проживает? А что, при ее дитячьих габаритах самое то.

Мало того — над островком, ставшим домом для богини, мерцали звезды! До того все вокруг него было затянуто серой мглой — и слева, и справа, и сверху, разве что иногда тусклый блин непонятного светила сквозь неизбывную муть себя покажет. А теперь вот небо можно созерцать.

И она еще чем-то недовольна!

— Я тебе что говорила, недотепа ты эдакий? — печально произнесла Морана. — Ты должен был убить слугу Полоза, а не дружбу с ним заводить. Слышишь ты меня? У-бить!

— Верно, говорили, — не стал спорить я. — Вот только ваши желания для меня, уж извините, не закон, о чем, кстати, я снова вам, выходит, напоминаю. Когда они с моими совпадают, то с удовольствием и со всем уважением вас порадую. А когда нет — поступлю так, как сам хочу. Хранитель кладов отличный парень, мы с ним плечом к плечу в драке стояли, мандрагыр многовековой добыли и стае оборотней хвост на нос натянули. Не хочу я его у-би-вать, понимаете? И не стану. И он меня тоже.

— Про то ведаю, — усмехнулась богиня. — Слышал бы ты, как Полоз с той стороны реки орал, когда прознал про вашу выходку. И его частил по-всякому, и тебя, и даже меня. Как видно, решил, что это ты по моей воле так его уязвить надумал. Дескать, я чужого слугу к своим рукам прибрать решила. Хоть какая-то польза от твоей глупы вышла, змеюка эта на злобу исходит, от того мне немалая радость. Мало того — он два дня как чешуей у берега не скрипит, уполз куда-то. Небось в свой курган, на золоте нежиться, душой отдыхать да черные мысли тетешкать.

— Ну так и чем вы недовольны? — удивился я. — Вон как хорошо получилось. Раздражающий фактор устранен, пусть даже на время, плюс из зоны комфорта мы его выдавили.

— Вот вроде на одном языке мы с тобой говорим, а я половину слов не понимаю, — опять вздохнула Морана. — Что за «комфорт» такой? Что за «фактор»?

— Чем ему хуже, тем нам лучше, — решив, что филологическая дискуссия мне сейчас точно ни к чему, пояснил я. — Выходит, все верно мной сделано, правильно Хранителя кладов убивать не стал.

— Неправильно, — топнула ножкой в красном кожаном башмачке Морана и повторила: — Неправильно! Сегодня вы друзья, а завтра он тебе нож под лопатку воткнет! Враг в спину никогда не бьет, он всегда глаза в глаза стоит, если только ты бежать от него не вздумаешь. Ты, стало быть, умрешь, и как мне тогда быть? Снова в тумане сером сидеть, понимая, что это навсегда? Или ждать, пока меня чешуйчатые кольца обовьют? Не хочу так! Не желаю!

— Ну, так это меня и не он убить может, — хмыкнул я. — Знаете, сколько у меня заклятых друзей? У! Не сосчитаешь! И ведьмы, и волкодлаки, и вудуисты даже.

— Это кто же такие? — заинтересовалась Морана.

— Негры-каннибалы, — пояснил я. — Ну, они цветом черные, как головешки из костра, людей едят и живут в… э-э-э… Во франкских землях.

— Каких землях?

— Далеко отсюда, — рассудив, что и географическую тему затрагивать тоже не стоит, отделался общей фразой я. — Они Кащеевичу поклонялись, а он от моей руки пал, так теперь эти поганцы мне смертную войну объявили, хотят отомстить. Ну и пообедать заодно, причем мной же. Так что желающих меня прибить хоть отбавляй.

— Нашел чем гордиться, — сморщила носик Морана. — Врагами обзавестись — дело нехитрое, было бы желание. А вот сделать так, чтобы они, тебя ненавидя, даже пискнуть не могли, вздохнуть лишний раз боялись — это куда сложнее. Полоз в старые времена меня седьмой дорогой огибал, в Рудных горах отсиживался, лишь бы я про него не вспоминала.

Рудных — это, наверное, Уральских.

— Ничто, — ладони богини сжались в кулаки, — ничто, еще придет то время, когда он обо всем пожалеет. Придет!

— Даже не сомневаюсь в этом, — поддакнул Моране я и потряс кулаком в воздухе. — Вот мы его тогда!

— Скажи, а ты сейчас вообще где? — откинулась на спинку своего трона богиня. Что любопытно — она как будто снова стала меньше ростом. — Я нынче вечером к тебе посылала свою служанку, она вернулась ни с чем. Сказала, что она только слугу нашла, который весело там проводит время в компании домовых.

— В чем в чем, а в этом даже не сомневаюсь, — усмехнулся я. — Небось квас пьют и пиццу едят.

— Вот тоже непорядок, — поморщилась Морана. — В былое время это племя со двора носа не казало, пискнуть из подпечья не смело. А теперь что? Они мою служанку из твоего дома гнать надумали! За дреколье взялись!

Ну да, Вавила Силыч сотоварищи был готов смириться с визитами Мары (а именно про нее речь) тогда, когда я об этом его просил. Но когда меня нет, ни он, ни остальные подъездные представительницу Мораны на своей территории терпеть не станут, это уж точно.

А если там еще и Кузьмич присутствовал, то вообще у-у-у-у-у…

— Так именно домовые сейчас являются самым, пожалуй, массовым видом существ, которые уцелели со старых времен, — предположил я. — Русалок — и тех меньше, думаю. А если их больше всех, с чего им под печью сидеть? Они сами кого хочешь под нее загонят. Тем более что у нас в домах централизованное отопление.

Ничего мне на это богиня не ответила, только недовольно губы поджала.

— А я сам сейчас в гостях у ворожей. Это наследницы берегинь, они по их заветам по сей день живут.

— Вон что! — Морана после этих слов оживилась. — Теперь ясно, почему я так легко до тебя сумела дотянуться. А что у тебя с ними? Дело какое общее или как?

— Не то чтобы… — я повел плечами. — Одной из них услугу небольшую оказал, не даром, разумеется, приехал плату забрать. Плюс попросил из мандрагыра зелье сварить для одной своей знакомой, которое ее на ноги поставит. Там девчонке жить осталось всего ничего, жалко ее. Вот только не получилось у нас договориться, их старшая такую плату заломила, что я сразу «нет» сказал.

— Какую плату? — немного вкрадчиво осведомилась богиня.

— Где-то там есть курган, — я ткнул пальцем в туманы, пеленой стоящие на той стороне Смородины. — В нем покоится некая Ладимира, их прародительница.

— Была такая, помню, — кивнула богиня. — С веснушками, смеялась бесперечь. Ей палец покажи — она сразу в хохот, аж в животе булькает. Лель ей отчего-то особенно благоволил, они часто по весне вместе в лугах бродили. И?

— Они хотят, чтобы я нашел тот курган, где она покоится, и полил деревце, на нем растущее, водой из Смородины. Нормально, да? Мне в ту сторону смотреть-то жутко, а эти кошелки желают, чтобы я там бродил и курган с деревом искал.

— Ну, найти его задача не самая тяжкая, — задумчиво произнесла Морана, закидывая ногу на ногу. — Знаю я, где стоят те курганы, под которыми покоятся сестры-берегини, все одиннадцать. Они ушли сюда, в Навь, одними из первых, раньше, чем я или Полоз. Уж не знаю, чего у них больше, глупости или трусости, но только увидев, как наш мир рушится, как люди рубят топорами наши изваяния, жгут их, бросают в реки, они сорвали с себя нашейные цепи с оберегами, в которых хранилась их сила, и доброй волей ушли сюда, в Навь, спать вечным сном. А чуть позже на них деревца выросли, у кого ольха, у кого березка. В то время тут еще все по-другому обстояло, в ту пору Навь в серую погибель еще не превратилась.

— Постойте, вы сказали одиннадцать, — потер лоб я. — Что-то арифметика не сходится. Вроде их, берегинь, двенадцать было. Или я чего путаю?

— Все так, двенадцать, — кивнула богиня. — Молодец, ведьмак, от знаний не бегаешь. Желана, что первой на белый свет явилась, за сестрами своими не пошла, осталась там, в Яви. Оберега лишилась, Перун с нее его сам сорвал, но и только. До сей поры, поди, белой голубицей где-то порхает.

— Прямо сам Перун? — впечатлился я.

— Кто ковал — тот и сорвал, — подтвердила Морана. — Говорю же — в тех оберегах вся сила берегинь содержалась, они им власть над травами да деревьями, полями да лесами давали. Не такую, как тамошним хозяевам, но все равно немалую. А перед тем, как в Навь уйти, они с себя их сняли, да и побросали кто куда. Небось до сих пор где-то в вашем мире те обереги обретаются, может, даже кто ими пользуется. Сила в них немалая осталась, Александр. Попади такой к опытному колдуну, например, так он через него много пользы поиметь сможет. Да тех же волкодлаков на службу себе поставит или водяного примучит, чтобы тот ему золото да жемчуга со дна реки таскал.

Стоп. А ведь на шее у Яромилы цепочка поблескивала. Ни у кого из ее соплеменниц ничего такого я не приметил, более того, меня немного удивил тот факт, что у них даже перстней или колец на пальцах не имелось. А вот у нее точно цепочка была — искусного плетения, червонного золота, уходящая под белое платье. Может, на ней и оберег болтается, а?

— Значит, задумали наследницы до пращурицы своей достучаться. — Богиня сплела руки на груди. — Занятно, занятно… А ты, значит, отказался им помогать?

— Само собой, — сказал я. — Мне жизнь пока не надоела. Да и потом — знаю я эти фокусы. Положим, доберусь я до нужного места, полью дерево, а после изнутри кургана хрень какая-нибудь выползет и меня сожрет. Нет, не надо мне такого счастья.

— Никто тебя там не сожрет, можешь не бояться. По дороге к кургану — очень даже просто, а там нет. Берегини всегда несли в мир добро и вряд ли сейчас изменились, — заметила Морана. — А что ты про слова не упомянул?

— Какие слова?

— Между «доберусь до кургана» и «полью дерево» какие-то слова надо будет сказать наверняка. Заклятие или призыв… Не знаю точно. Но без них не обойтись. Вода Смородины сильна, но для того, чтобы разбудить берегиню, ее мало. Нужны правильные слова, и непременно сила извне.

— Ничего такого Яромила не упоминала, — произнес я, подумав о том, что богиня совершенно права. Странно, что мне самому это в голову не пришло. Однако вон чего эти хитрюги задумали — берегиню пробудить. — Это старшую у ворожей так зовут.

И еще — что за «сила извне»?

— Ну, может, потому что все и так понятно? — предположила Морана. — Только впустую они суетятся, нет Ладимире отсюда пути в ваш мир что спящей, что проснувшейся. Хотя… Может, они и не желают ее к себе забирать? Может, они просто что-то у нее вызнать желают? Берегиням было многое открыто, причем такое, о чем даже боги не ведали.

— Да пофиг, — отмахнулся я. — Им надо, пусть сами и суетятся, без моего участия. В этих гиблых местах есть только один позитивный момент — вы. Вот к вам я всегда рад наведаться в гости, особенно с учетом того, что тут все краше и краше становится. И дом вон для проживания совсем пригоден.

— А мне кажется, ты поспешил, — глянула на меня богиня. — Не торопись отказываться от того, что добром предлагают, ведьмак. Сам же говорил — врагов у тебя вдосталь, а вот друзей почти нет. Может, как раз потому, что ты их от себя сам отталкиваешь?

— Даже не начинайте, — заявил я, мигом поняв, в какую сторону моя собеседница разговор загибает. — Не полезу я на ту сторону Смородины ни для них, ни для вас, ни даже для себя. Или вы думаете, что я забыл о том, что где-то там есть и другие курганы, в которых теперь уже мои пращуры лежат, причем вместе со своими мечами? Само собой, за такой клинок можно много на что пойти, только у меня даже мысли подобной не возникало, потому как знаю, что живым оттуда не вернусь.

— Змей иногда покидает Навь, — бесстрастно сообщила мне Морана. — И я чую, когда его тут нет. Да, там хватает и других напастей, спора нет. И ты на самом деле не доберешься до места последнего упокоения дружинников Вещего князя, так как почти наверняка сгинешь по дороге. Но вот последнее пристанище Ладимиры — с ним все куда проще, оно совсем рядом с нами. Вон там.

Морана встала и, вытянув руку, показала мне на серое марево. Что уж я там должен был увидеть — поди знай.

— Шагов пятьдесят от берега, не больше, до ее кургана, — продолжила богиня, снова садясь на пень. — На нем ивушка растет.

— Очень трогательно, — покивал я. — Ивушка, все такое. Но давайте уже о чем-то другом поговорим, пожалуйста. Например, еще меня за дружбу с Хранителем кладов поругайте. А еще лучше — давайте вернемся к вопросу о вашем доме. Внутри-то все восстановилось? Комната с сундуком как, доступна уже для посещения?

Ну а что? Она меня только раз до своей волшебной книги допустила, да и то я тогда оттуда знаний почерпнул всего ничего. А хотелось бы побольше.

— Желаешь еще моих знаний заполучить? — усмехнулась богиня. — Вижу, вижу. Ан нет, не сегодня. И знаешь отчего?

— Догадываюсь.

— Верно. Просто не хочу. — Как видно, женское ехидство не знает временных рамок, поскольку сейчас и голос богини, и ее интонации невероятно напоминали мне некоторых моих знакомых, в разных ситуациях произносивших ровно ту же самую фразу. — Не ты один такой упрямый, ведьмак.

— Не упрямый, а рациональный, — буркнул я и чуть потише добавил: — А вы вредная. Тьфу.

— Еще раз тебе советую: подумай над тем, что тебе предложили наследницы Ладимиры, — топнула ногой Морана. — И про остальное не забывай. Помни, кто есть я и кто есть ты!

Я-то помню, даже не сомневайся. Ты вот ко мне два дня пробиться в сон не могла? Ну, до того, как я на экоферму отправился? И очень хорошо. Мало того — я не поленюсь, заморочусь, такое зелье найду, которое еще мощнее блок у меня в голове против всяких разных гостей из прошлого поставит. Вот и кукуй тут одна, смотри на туманы, пытайся в них ивушку разглядеть!

Потому что жадничать не надо. Раз запрягаешь, хоть корми, как говорила одна моя знакомая по банковской сфере. Я ей души одну за другой подгоняю, а она мне кукиш вместо древних знаний под нос сует. Это очень неравноценный обмен. Так дела не делаются.

— Думай, — пригрозила мне пальцем богиня, а после я провалился в привычное уже марево, то, которое похоже то ли на липкий кисель, то ли на жаркую перину.

— Вставай! — гаркнул мне в ухо звонкий девичий голос. — Соня-соня-соня! Смотри, всю жизнь свою так продрыхнешь!

— Не дождетесь, — проворчал я, но глаза открыл и увидел перед собой улыбающееся лицо Добронеги, той шустрой девчонки, что учуяла моих призрачных спутников.

— Умывайся и за стол, завтракать будешь, — велела мне она. — Я тебе щавелевых щей принесла. Они как раз настоялись, вкусные!

— Ох, — я икнул, — какой завтрак, какие щи? Мне давешнего гуся переварить бы! Куда я его вчера столько съел?

— Как раз самое оно, — со знанием дела сказал Добронега. — Давай-давай, не спорь. Это наш дом, ты в нем гость, так что слушайся.

— Не твой это дом, а Вереи, — огляделся я .— Кстати — она где?

— По делам ушла, — бойко ответила девушка, подходя к столу, на котором стоял чугунок, прикрытый крышкой, и миска с белоснежными куриными яйцами. — А Ильмера сегодня в магазине работает, ее очередь.

— Она же немая. Как?

— Ну так не безрукая же? — резонно ответила Добронега, одной рукой берясь за нож, другой — за круглый полукаравай серого хлеба. — Деньги принять может, товар отдать тоже, а большего от нее и не требуется. Ну, а мне велели тебя обихаживать — кормить, поить и развлекать до той поры, пока у Яромилы время не появится. Она с тобой напоследок еще разок поговорить желает.

Неприятное какое слово «напоследок». Понятно, что убивать гостя никто не станет, но, похоже, видеть в своем доме ведьмака ворожеи больше не желают.

А щи-то оказались отменные, большая у Добронеги мамка мастерица по этой части. Я был уверен, что в меня и трех ложек не влезет, а в результате чуть ли не полчугунка в одиночку выхлебал. Если бы еще не любознательная юная ворожея, которая меня разными вопросами безостановочно тюкала, все было бы совсем замечательно.

— Саш, а мертвые у тебя чего-то просят?

— Саш, а мертвые тебе навредить не пытались?

— Саш, а мертвые чего-то боятся?

— Саш, а у тебя девушка есть?

С какого-то момента я на вопросы стал отвечать механически, используя только «да» или «нет», поскольку заподозрил, что ответы Добронеге не так уж и нужны, но вот последний меня выбил из седла, причем настолько, что я даже закашлялся.

— Так есть или нет? — Девушка встала с табурета и несколько раз крепко ударила своим кулачком мне по спине.

— С какой целью интересуешься? — просипел я.

— Так понравился, — без тени смущения сообщила мне юная ворожея. — Что в годах разница — не страшно, женщины стареют быстрее мужиков, со временем сровняемся. Главное, что ты с той стороной ладишь, сама видела. С такой силой и сам не пропадешь, и те, кто рядом, голодными спать не лягут. А то, может, меня чему подучишь? Вместе мы куда больше разного сможем. Не захочешь — не беда, все равно вдвоем в этом мире быть лучше, чем одному.

— А как же мамка? — Я вытер слезы, которые от кашля выступили на глазах. — Остальная родня? Заругают же.

— Не по нраву я Яромиле, знаю точно, — очень по-взрослому насупилась Добронега. — Не нравится ей, что я мертвых чую, а больше ни к чему не способна. Что Яромила, мне мамка несколько раз уже пеняла на то, что я вот такой никчемной родилась. Так что мне что с тобой, что без тебя — все одно придется отсюда уезжать. Знаю я, чем все закачивается для тех, кто старшей не по душе пришелся.

— А чем? — мигом поинтересовался я.

— Тем. — Девушка продемонстрировала мне розовый язычок. — Забирай с собой, тогда все расскажу. Ну а что деток у нас с тобой быть не может — не беда. Не сильно они мне и нужны, особенно при твоем ремесле. Что им за радость в доме расти, где бесперечь мертвые околачиваются?

— Тебе лет сколько, чайлдфри с экофермы? — усмехнулся я. — Шестнадцать-то есть?

— Аккурат шестнадцать и есть, в том месяце исполнилось, — независимо ответила Добронега. — А, ты про условности и все такое? Могут посадить, ай-яй-яй? Это моя забота и моя печаль, сделаю так, никому до нас дела не будет.

И я как-то сразу ей поверил, больно уверенно ее слова звучали. Эта сможет и сделает.

А что, может, и правда забрать ее в Москву? Ну да, скороспелка, но по ней так и не скажешь, особенно если снять с нее сарафан и одеть нормально. Ну и обувь еще купить, чтобы не босиком по городу бегала. Сниму квартиру, в институт какой-нибудь на платное отделение определю, пускай учится. Интересно, а она вообще в школу ходила, у нее аттестат есть? Хотя это не проблема, через того же Стаса ей любые документы можно выправить, причем настоящие и с нормальным именем.

Да и на фиг она мне не нужна с интимной точки зрения. Зато сколько всего интересного она рассказать сможет, и не только про внутреннюю кухню ворожей. Последняя, признаться, меня как раз меньше всего интересует, многое мне и так уже предельно ясно. Эта девочка с рождения живет в месте, где старое время, по сути, не заканчивалось, оно тут живо, пусть не полной мере, но все же. Я это почуял сразу, с первой минуты, но увы, меня не то что дальше порога не пустили, мне не дали даже на крыльцо взойти. А она — другое дело. Она шестнадцать лет тут была своя, та, от которой никто ничего не прятал. За полгода-год я из нее все, что она знает, выжму, а там, глядишь, природа свое возьмет, она с каким-нибудь ровесником шуры-муры разведет и свалит с ним строить счастливое современное будущее, в котором нет экофермы, сарафана и мамки, которая щавель отправляет в пойму собирать. Я ей даже денег на дорогу дам.

— Если ты про старших и родню — они тебе ничего не сделают, — по-своему истолковала мое молчание Добронега, извечным женским чутьем отчасти верно уловив мои сомнения. — Вина на мне, к тебе какие вопросы? Только я все равно никому тут не нужна, так что меня просто забудут.

— Это как?

— Так, — развела руки в стороны девушка. — Словно и не было никогда. Я ж по-тихому отсюда свалю, не как дурачок Истома. Не испугай он тогда Ильмерку и деньги не своруй, так и его бы вовсе не искали. Сбег и сбег, туда ему и дорога.

Ой, боюсь, малая, ты все же неправа. Не сойдет твой побег тебе с рук, да и мне он может неслабо так аукнуться. Как возьмет твоя мамка, как напишет на меня заяву о том, что я ее дочку любимую растлил, и все, привет, пожалуйте в камеру с веселой статьей, той, которую в местах лишения свободы очень не любят, а ее обладателей, наоборот, в каком-то смысле очень жалуют. Отмазаться, я, конечно, отмажусь, тот же Носов меня вытащит из любого каземата быстро, но оно мне зачем? Больно уж паскудный изначально инфоповод, потому и должок перед ним появится неслабый.

Опять же — что, если это все подстава? Немудреная, но действенная? Скажем прямо — соблазн-то велик, не всякий перед таким устоит. Сами посудите — вот так, запросто, по щелчку пальцев, можно заполучить молодую девку с крепким телом, которая хоть прямо сейчас готова на все, да еще знающую много всякого разного интересного о том, о чем ни в одной книжке не пишут. И снова все та же заява, все так же камера, только уже с простым и понятным условием — не хочешь, чтобы тебя употребляли всяко десять, а то и больше лет где-нибудь в Мордовии? Тогда давай, ведьмак, ступай в Навь деревце поливать. Выбор за тобой. И сразу уясни — никому нет дела до того, что у тебя есть принципы и что ты эту девку на самом деле даже пальцем не трогал. Правильно составленная бумага любые слова всегда перевесит.

Короче, вариантов масса. И все они, скажи я «да», предполагают не самое веселое развитие событий. Вывод? Надо в обязательном порядке сказать сейчас «нет». Тем более что последние дня два я только тем и занимаюсь, что всем «нет» говорю.

— Я хоть сегодня вечером могу сбежать, — сдвинув брови, сообщила мне Добронега. — Ты меня в городе, главное, подожди. На автовокзале.

— Бежать можешь, — разрешил я. — Но без меня, малая, уж не обессудь. Ты девчонка симпатичная, неглупая, но рядом со мной тебе делать нечего.

— Почему? — спросила Добронега и зло прищурилась.

— Ведьмаки вообще предпочитают одиночество, — миролюбиво пояснил я. — Мы не коллективные создания. Ну а с моей профессией компания вообще ни к чему. Сама же сказала — вокруг меня всегда мертвые, стало быть, живым тут не место, особенно таким юным, как ты.

— Я так думаю, дело не в этом, — вскочила из-за стола девушка. — Просто ты…

— Стоп-стоп-стоп! — остановил я ее. — Только не начинай рассказывать мне о том, что кое-кто просто струсил, что он не уверен в себе и том, что ему под силу отношения с такой, как ты, и так далее и тому подобное. Я все это уже слышал, и не раз. Мой ответ «нет». Все, разговор окончен. И спасибо за завтрак, было вкусно.

— На здоровье, — фыркнула Добронега и выскочила из горницы, только дверь за ней хлопнула.

Интересно, какой из вариантов все же верный? Подстава это или нет?

Додумать эту мысль я не успел, поскольку в кармане задергался телефон, который еще вчера был поставлен на виброзвонок. Звук я от греха отключил. А ну как еще и его сдать заставят, прировняв чудо китайской техники к мертвым душам?

О, Маринка. Очень кстати, у меня к ней один серьезный вопросик имеется.

— Сашк, привет! Ты чего дверь не открываешь? Я же слышу, что ты дома! — протарахтела моя соседка. — Давай живее! Мне кофе нужен, я без него проснуться не могу.

— Нет меня дома, я еще вчера в область уехал. Так что извини.

— А кто тогда у тебя в квартире? — озадачилась Маринка. — Слышно же, что люди там есть. Вон говорят.

— Может, телевизор забыл выключить? — внутренне обещая выдрать Родьке ноги из задницы, предположил я.

— Точно нет. В нем же датчик стоит, если три или четыре часа никакую кнопку не нажимать, он выключится. Саш, давай я Стаса вызвоню. Может, там воры? Приедешь, а там квартирка вынесена. Стой! Все, теперь там тишина. Точно говорю, что-то не так.

— Не суетись, — попросил ее я. — Скоро приеду, сам гляну. Ты мне, подруга, лучше вот на какой вопрос ответь.

Снова хлопнула дверь, и в горницу одна за другой вошли Верея и Яромила. Ну вот и ответ на мой вопрос, теперь можно даже не гадать.

Я улыбнулся ворожеям, скорчил рожицу из серии «Извините, важный разговор» и ласково спросил у собеседницы:

— Марин, роднуля, скажи: кто вам дал право продавать фотки со мной за границу, а?

Глава 5

— А кто нам запретит? — удивилась соседка. — Аккредитация была, фотограф редакционный, все легально. Итальянцы предложили продать снимки, мы согласились, бумаги подписали, все честь по чести. В чем проблема-то?

— Но я-то не модель, а сам по себе. Мое согласие что, не нужно?

— Нет, — безмятежно ответила мне Маринка. — Во-первых, ты стоишь на подиуме в манерной позе, а потому явно являлся частью показа. Откуда нам знать — модель ты, не модель? Во-вторых, нам такую денежку предложили, что главред чуть дар речи не потерял, потому никто бы его не разубедил в том, что этого делать нельзя. Мамонт в гневе страшен, его даже я боюсь. В-третьих, ты мой дружок сердечный, правильно? Значит, бочку катить на нас не станешь. Ведь не станешь?

— Вот фиг знает, — буркнул я. — Меня из-за вашей заметки только ленивый не пнул, а тут еще это. Если продолжат на мозг приседать, то могу впасть в ярость не хуже твоего Мамонта.

— Будет тебе компенсация, — промурлыкала в трубку соседка. — Давай так — я тебе куплю большой торт с кремом, бутылку дорогого коньяку и еще сиськи покажу. Как тебе такой вариант?

— Душа моя, ты запоздала где-то лет на пятнадцать, — хмыкнул я. — Вот кабы ты мне такое предложила тогда, то да, не устоял бы. Да и потом — ты серьезно? Чего я там не видел?

— Тогда ограничимся тортом и коньяком, — серебристо рассмеялась Маринка. — Кстати — наверное, это соседи сверху барагозили. Не шумит у тебя в квартире никто.

Само собой. Что Родька, что подъездные ребята с хорошим слухом, вот и затихарились. Но все равно как приеду, так им за подобное поведение вкручу по первое число.

— Да, Саш, еще вопрос есть, — посерьезнел голос соседки. — Мне птичка на хвостике принесла такую новость, что ты с господином Белозеровым общаешься, вернее с членами его семейства. Сначала один мой коллега тебя с его бывшей видел, а вчера я дочурку его младшую у нашего подъезда приметила. Я ее в лицо знаю, пару лет назад с одним чертом из «Белого паруса» материал один делала из серии «Богатые — они как мы, только богатые». Память у меня профессиональная, я ее сразу признала. Да и не так часто «Порше Бокстер» в нашем дворе увидишь.

Вот это интересная новость. С чего бы Марине Белозеровой, которая вроде как должна обретаться в рехабе и лечиться от своей порочной зависимости, ошиваться у моего дома? Странно и непонятно это. А непонятное я не люблю.

— Положим, — уклончиво ответил я. — И?

— Мне бы по Белозерову эксклюзивчик заполучить, — вкрадчиво прошелестел голос соседки в трубке. — Саш, за мной не заржавеет, ты же знаешь.

— Еще один торт и бутылка коньяка? — усмехнулся я, одновременно с этим скорчив рожицу «Ну извините, это важно», адресовав ее недовольно глядящим на меня ворожеям. — Мне и первые-то не сильно нужны.

— Мы договоримся, — заверила меня Маринка. — Поверь, я найду способы, как с тобой рассчитаться. У меня богатая фантазия.

— Это да, — согласился я. — Ладно, подумаю. Да, вот еще что. Тот парень, что про меня статью написал, в Москву еще не вернулся?

— Какой парень? — озадачилась было Маринка, но тут же продолжила: — А, Киф! Нет, он еще на Алтае.

— Ну, пусть его, — вздохнул я. — Ладно, пойду, меня люди ждут.

— Вечером позвоню, — пригрозила соседка. — И буду дергать постоянно, пока ты мне положительный ответ не дашь, ясно?

И первая повесила трубку. Любит, чтобы последнее слово всегда было за ней. Да и вообще упорства ей не занимать, вот еще бы деликатности самую малость добавить.

— Дико извиняюсь. — Я убрал телефон в карман джинсов и смущенно улыбнулся. — Знакомая журналистка, ее вот так просто не пошлешь. Четвертая власть все же, от нее вреда и пользы может быть одинаково много, так что лучше дружить. Опять же — крайне пронырливая девица, много видит, слышит, знает.

— Это важно, — согласилась со мной Верея, усаживаясь за стол. — Правильно рассуждаешь, ведьмак. Сила — хорошо, деньги — хорошо, но крепкие связи куда полезней. Они мощнее вдвое, а то и втрое всего перечисленного.

— Кабы твои сородичи мыслили так же, то с ними было бы куда проще поладить, — добавила Яромила, устраиваясь рядом с ней и жестом предлагая мне присесть напротив. — Застряли они в прошлом веке, а то и в более старых временах, закостенели в своих правилах и устоях, не понимают, что сейчас пришла эра не сильных, а цепких.

— Может, и так, — кивнул я, снова опуская зад на стул. — Но это мой род и моя кровь, другой не будет.

— И даже если они построятся колонной по трое и отправятся на верную смерть, ты пойдешь вместе с ними? — не без ехидцы уточнила старшая мать.

— Все зависит от ситуации. Если речь будет идти о добровольном самоубийстве — нет. А если встанет выбор — умереть с честью бок о бок со своими или дальше жить одному и с позором — да, — подтвердил я. — Тем более что вряд ли в этом случае мне будет отведена долгая жизнь. Безродный одиночка-предатель в Ночи долго не протянет, его распустят на ленты очень быстро. Легкая добыча. Да вы и сами это знаете.

— Знаем, знаем, — покивала Яромила. — Ну что, Александр, обдумал наше предложение? Утро вечера мудренее, как известно.

— Чистая правда, — подтвердил я. — Полночи не спал, ворочался, так и так прикидывал и все же решил, что неохота мне по Нави шастать, даже ради того, чтобы таким красивым женщинам, как вы, удружить. Мой ответ — нет. Так что спасибо за ночлег, доброту, ласку и вкусную еду, но я, пожалуй, поеду домой. Буду другие возможности знакомицу свою вылечить изыскивать.

Ворожеи переглянулись, а я тем временем заговорщицки глянул на дверь и, понизив голос, сказал:

— Вот еще что. Вы за Добронегой, той, что меня завтраком кормила, поглядывали бы. Или беседу какую с ней провели, мозги как следует вправили.

— Ты о чем? — уточнила старшая из ворожей. — А?

— Хорошая она, как видно, девчонка, но ветра в голове у нее много еще. По молодости, надо думать. Не скажу, чтобы она под меня прямо вот подстраивалась, но намеки такие строила. Дескать — ты меня отсюда забери, а уж я тебя отблагодарю. Ну, вы поняли, о чем я? Вы ко мне со всем уважением отнеслись, я такое ценю, потому вот все как есть рассказал. Просто ведь у вас тут разные люди бывают, из числа экскурсантов, имеется в виду. Я-то ей отказал, а кто другой возьмет и согласится. Девка Добронега симпатичная, все при ней, так что возьмет какой хмырь, увезет ее — и с концами. Хорошо еще, если нормальный попадется, а то ведь неровен час через месяц-другой где-нибудь на свалке ее труп найдут, со следами множественных истязаний. Сами же говорите — нравы теперь не те, что раньше, жизнь что людская, что ворожеи куда дешевле стоит, чем в прошлом веке. Или в более старых временах.

— Все через этопроходят, — еле заметно улыбнулась Яромила. — Всех поначалу тянет в город, где много людей, возможностей и свободы. Но, знаешь, почти все сбежавшие скоро возвращаются сюда, потому что понимают, что как раз тут и возможностей, и свободы куда больше, чем там. Ты же не будешь спорить, ведьмак, что вы там живете в иллюзорном мире, что на самом деле вас опутывают тысячи невидимых нитей законов, устоев, правил… Вы связаны по рукам и ногам. А мы — нет.

— Я бы мог, конечно, сейчас вступить в дискуссию на тему того, кому и где жить свободнее, но не стану. Нет в этом смысла, потому что правда у каждого своя, такой, чтобы одна на всех, на свете не бывает в принципе. А еще у меня есть большое желание попасть в Москву хотя бы во второй половине дня, чтобы успеть кое с кем повидаться. Дела, знаете ли, они такие дела. Потому еще раз спасибо, и — всего доброго. Авось еще увидимся.

Я встал со стула, подхватил рюкзак, стоящий у печки, и направился к выходу. Поклон даже обозначать не стал, хоть и стоило, наверное, вежество есть вежество. Но — ну на фиг.

— Стой, ведьмак! — уже у самой двери услышал я голос Яромилы и не удержался от улыбки. Вот так и знал, что уйти не дадут. — У нас есть к тебе еще одно предложение. Выгодное, не сомневайся.

— Готов выслушать, — повернулся я к ним. — Но только давайте без дальних подступов и долгих заходов. Что нужно, какой мой интерес?

— С твоим интересом все ясно, ты получишь зелье, которое хотел, — с легкой ленцой произнесла старшая мать. — Сварю я его для тебя, причем все расходы по дополнительным ингредиентам мы берем на себя. А там, поверь, много чего надо помимо мандрагыра. И «вороний глаз», взятый в сварожий день, и чернь-гриб, что вырос на перекрестке лесных дорог, и… Короче — та еще экзотика.

И правда, экзотика. Нет, «вороний глаз» я, конечно, знаю, ягода недобрая, но нередкая. Вот только мало какой плод до начала ноября дотянет в наших широтах, бывает, что на день Сварога уже и снег лежит. А про чернь-гриб вообще не слыхал ни разу. Чернушка, что ли? Ну, черный груздь? Скорее всего. Гриб это непростой, им, как и «вороньим глазом», травануться можно — только в путь. Плюс еще перекресток лесных дорог, который по-любому является местом силы.

Интересный какой состав у зелья, предназначенного для вытаскивания человека с того света. Прямо от противного, по-другому не скажешь.

— А взамен? — прислонился плечом к дверному косяку я.

— Да все то же, — невозмутимо ответила Яромила. — Но с одной поправкой. Мы не станем ставить тебе временные рамки. Мы заменим их словами «если получится». Если получится так, что ты окажешься в Нави, то польешь деревце, растущее на кургане, под которым спит Ладимира, водой из реки Смородины. А если не получится — не польешь.

— Не пойдет, — покачал головой я. — В последний раз, когда мне довелось там оказаться, у меня секунды лишней не было, еле ноги живым унес. Кто даст гарантию, что в следующий раз такая же ерунда не произойдет? А слово-то уже дано, получается — вариантов нет, надо его держать. То есть добираться до Смородины, холм заветный искать… Нет, не пойдет.

— Хорошо, — кивнула глава ворожей. — Сформулируем по-другому. Ты окажешь нам вышеупомянутую услугу в том случае, если у тебя в принципе возникнет такая возможность и твоей жизни ничего не будет угрожать.

Видно, крепко им моя помощь нужна, если они так… Ну, не то чтобы прогибаются, скорее, дают бешеный дисконт. Причем теперь можно даже не волноваться за то, что зелье будет тем самым, которое нужно, им жульничать смысла нет. Я так и так свистану в Навь после его использования, окажись оно некачественным, шиш эти тетки получат, а не полив зеленых насаждений.

Кстати — эти условия вполне себе пристойные. Нет, какая-то фига в кармане, разумеется, есть, но какая? Разве что…

— Еще вопрос. А не выйдет так, что после того, как я водицы под деревце плесну, кто-то попробует до моей души добраться? Или до плоти? Просто случаи разные бывают… Нет, я ни в коем разе ничего плохого про вашу прародительницу сказать не хочу, берегини вообще очень чтимы в Ночи, хорошая память о них осталась. Даже за границей про них знают, между прочим. В Чехии, например.

— А кто это там такой сведущий? — отчего-то насторожилась Яромила.

— Да у меня в тех краях роман с одной ведьмой случился, так вот она очень уважительно отзывалась о наших берегинях. Называла их… Как же там… Гроссе туфтлериннен. Ну или что-то в этом роде. Великие делательницы, короче, если с немецкого. Ведьма немка была по рождению.

— Вот как? — усмехнулась глава экодеревни. — И как звали эту в высшей степени знающую особу? Если не секрет?

— Да какой секрет, — ответил я. — Генриетта.

— Симпатичная, лет тридцати, томная, как будто чуть сонная? — моментально уточнила Яромила. — Да?

— Да, — немного удивился я.

— Интересные у тебя знакомства, Александр, — чуть сузила глаза моя собеседница. — Удивил. Расстался с ней добром? С братцем ее названым не повздорил, часом?

— Полюбовно разошлись. А брата только видел пару раз, мы даже толком не общались, — кивнул я. — А в чем дело-то? Что не так?

— Если добром, то все так. Не забивай себе голову. Так что, согласен или нет? Это последнее предложение, других не будет.

— Вы на мой вопрос не ответили, — напомнил я.

— Клянусь именем матери нашей, берегини Ладимиры, что нет в предложении моем никакого второго дна, что опасности никакой для тебя и души твоей оно не содержит, что после того, как ты выполнишь мою просьбу, оттого лиха с тобой не случится ни в Нави, ни здесь, в нашем мире. За иные опасности не скажу, тут сам разбирайся, а нам надо просто, чтобы ты взял и полил ивушку на кургане. Все! Ну и еще кое-какие слова при том произнес. Текст, если договоримся, мы тебе выдадим.

— Тяжело с тобой, Саша, — вздохнула Верея и подперла щеку кулаком. — Родись ты девкой, целкой бы помер.

— Учителя хорошие были, — и не подумал смущаться я. — Крепко в голову вбили, что сначала надо думать и только потом соглашаться на то, что предлагают.

— И правильно, — одобрила Яромила. — Всяк из нас свою выгоду ищет, любой желает получить нужное даром. Но мы тот максимум скидок, который возможен, уже сделали. Не устраивает, значит, в самом деле не договорились.

— Сколько по времени зелье делаться будет?

— Дней пять, — ответила Яромила. — Его в два захода варят. Первый раз с одними травами, теми, что на смерть со старых времен заговорены, второй раз другими, теми, что жизнь несут. Да пока настоится… Короче — пять дней минимум. Но не больше недели.

Вот зачем все это, а? Моей же выгоды тут никакой нет. Кто мне эта Бэлла, для чего…

— Договорились, — я протянул руку Яромиле. — Если сложится, полью я ваше деревце.

— Не будь ты Ходящим близ Смерти, не взялась бы я за варку этого зелья, больно хлопотно, — рукопожатие у старшей матери ворожей оказалось крепким, мужским, — да еще на таких условиях. Но увы, других таких, как ты, в наших краях нет, так что деваться некуда. Давай мандрагыр.

Надо заметить, что после того, как корень перекочевал из моей сумки в карман Яромилы, мне выдали бумажку с напечатанным на ней текстом, а после довольно шустро препроводили к выходу с фермы, причем чуть ли не в спину подталкивали. Оно и понятно, что желали — получили, на кой я им там сдался? Более того — мне было сказано, что за зельем самому приезжать не надо, мне его в Москву привезут. Прямо домой доставят.

Но одну интересную деталь я все же заметить успел. Мусор, который является естественным спутником хоть человека, хоть ворожеи, здесь расфасовывали в здоровенные мешки, которые после складировались на той границе, которая пролегала между деревней и остальным миром. Находились они, разумеется, в сторонке, на специально огороженной площадке, к которой раз в несколько дней, а то и чаще, приезжал мусоровоз. И вот когда я уже почти покинул экоферму, то бросил взгляд в ту сторону и смог разглядеть несколько забавных фенечек, которые юная ворожея как раз перегружала в черный плотный мешок вместе с остальным мусором, преимущественно состоящим из грязных тряпок. Тех самых фенечек, которые вчера были на руках у девушки Полины, что прибыла со мной сюда, я их сразу узнал.

Года три назад я бы непременно остановился и попробовал что-то узнать у Вереи, идущей за мной следом. А сейчас… Полли знала, куда едет и чего хочет, это был ее выбор. Не в смысле, что я должен его уважать, это все дежурные слова для тех, кто хочет и неприятностей не нажить и хорошеньким остаться. Просто каждый сам выбирает свою судьбу и сам после отвечает за свой выбор. Это было ее решение, значит, пусть будет так.

Но ворожеи, конечно, те еще… гражданки. Сила извне, значит. Ну-ну. Запомним, а лучше запишем. Авось когда и пригодится.

— Ну наконец-то! — всплеснула руками Жанна. — Я уж чего только не передумала за это время.

— Все мозги мне расплавила, — пожаловался Толян. — Хоть они и призрачные теперь!

— Ведьмак! — окликнул меня девичий голос. — Эй, ведьмак!

Это была Добронега. Она задорно мне подмигнула, а после показала язык. Злобы на меня или какого-то разочарования в ее голубых глазах ни на грамм не имелось, из чего можно смело делать вывод — девчоночка-то той еще щучкой, похоже, вырастет. Зубастой и беспощадной.

Василий, которому я позвонил сразу же после того, как вышел с экофермы и договорился о встрече на остановке, что приятно, подъехал за мной быстро, я даже в хваленый магазин ворожей заглянуть не успел. Да и не очень хотелось, если честно. Я лучше на автовокзале пирожков куплю, чем тут.

Впрочем, есть мне не хотелось, больно хорошо меня на экоферме накормили. Полупустой автобус, на который я чуть не опоздал, время от времени поскрипывал на поворотах, в салоне было душновато, и меня уже почти сморил сон, как в кармане задергался смартфон. Дружок мой закадычный, помощник Носова. Интересно, чего ему надо? Или он мальчик-метеор, уже все по моему заказу сделал?

— Добрый день! — поприветствовал меня Александр. — Удобно разговаривать?

— Да, тезка, удобно. Что случилось?

— Небольшой форс-мажор, Илья Николаевич возвращается в Москву чуть раньше и хочет завтра вечером вас видеть. Вот, звоню узнать — сложится встреча или вы опять начнете свои номера устраивать? Ну, «не могу», «не хочу», «мне не до вас».

— Вот не надо из меня невесть кого делать, — попросил я его. — Не надо. Да, характер у меня не сахар, мне это и самому известно, но не настолько же? Если позвонить заранее, как вы сейчас, и обойтись без диктаторских замашек класса «одевайся, дурак, обувайся, дурак, поедем, дурак, к царю, дурак», то со мной вполне можно иметь дело. Так что не вопрос, буду. А если машину пришлете, то еще и к нужному времени.

— Пришлем, — подтвердил Александр. — Ну и еще заранее я вам позвоню обязательно. Мало ли что? У них там, на Филиппинах, сейчас сезон дождей как раз начался, так что запросто нелетная погода может образоваться.

— Это да, — согласился я. — Натянет муссон тайфун дня на три-четыре — и все, сиди жди, пока распогодится. А что с моей просьбой? Насчет профессора? Делается?

— Уже. Только что выслал вам результат на почту.

— Да ладно? — изумился я. — Так быстро?

— Время есть, сам занялся, — пояснил Александр, удивив меня тем, что чуть ли не впервые за все время нашего с ним общения в его голосе я услышал добродушные нотки. — И сотрудников к работе привлек, чтобы не разленились, пока хозяин в отъезде.

— Вот за это спасибо! — искренне поблагодарил его я. — В смысле — за скорый результат. Прямо порадовали!

— Не за что. И вот еще что, Александр Дмитриевич. Совет вам дам — поосторожней выбирайте себе дам для постельных утех.

— Это вы о чем? — чуть напрягся я. — Вернее — о ком?

— В компании Ряжских работает девушка Олеся, с которой вы, насколько я понял, поддерживаете отношения особого толка, — пояснил собеседник. — Она говорит очень много лишнего, причем не тем людям, которым бы следовало. Но еще хуже то, что эта девушка не очень разборчива в способах заработка.

— Саша, вы можете обойтись без тонких намеков на толстые обстоятельства? — возмутился я. — Скажите прямо, что и как.

— Вчера с этой Олесей встречался Полежаев. Помните такого?

— Нет, — честно ответил я. — А это кто?

— Начальник охраны господина Белозерова. Вы точно с ним знакомы.

А, Михаил, грозный пахарь одной из дочерей олигарха. Как же, помню, просто фамилия его из головы вылетела. На редкость неприятный тип, чего скрывать.

— Понятно. И что?

— Сначала он купил у этой Олеси всю информацию, которой она владела. О вас, как понимаете. После заплатил за что-то еще, причем весьма щедро. За что именно — не знаю, хотя кое-какие предположения на этот счет у меня есть.

— У меня, похоже, тоже, — невесело произнес я. — Да, блин, только этого мне и не хватало.

— Еще стоит отметить, что после беседы с сотрудницей Ряжских он сел в машину, за рулем которой находилась младшая дочь Белозерова, Марина. Насколько я понял, она как минимум в курсе происходящего или даже финансировала Полежаева.

— Мне стало еще веселее. Добивайте, если есть чем.

— На этом почти все. Добавлю только, что наркотики Белозеровой-младшей поставляет именно Михаил. Подозреваю, что он ее на них и подсадил. Ну, а про его тесные отношения со старшей дочерью Вадима Евгеньевича вы в курсе. Выводы, полагаю, можете сделать сами?

— В длинную товарищ играет, — пробормотал я. — Стратег, мать его так!

— Стратег, — подтвердил Александр. — Его хорошо учили, а он, в свою очередь, отлично учился. Поверьте, Полежаев очень опасный противник, особенно при открытом столкновении. И как стрелок, и как рукопашник он очень хорош. Не знаю, на кого посоветовал бы вам делать ставки, случись мне столкнуться с ним лоб в лоб.

— Уже напугали, — вздохнул я. — Вопрос — что дальше?

— Не знаю, — бесстрастно ответил помощник Носова. — Я изложил данные, которые, по-моему, вам могут быть полезны. Что с ними делать — думайте сами. Всего доброго!

— Стоп, вороные! — гаркнул я, заставив дернуться плотную тетку, сидящую передо мной и всю дорогу хрустящую чипсами. — Еще пара вопросов появилась!

— Слушаю.

— Первое — а с чего вы вообще следили за Олесей? Ну или за Михаилом. С какого перепуга они попали в орбиту вашего внимания?

— Ответа не будет. Наши дела — это наши дела. Второй вопрос.

— Ведь у вас есть видео, на котором Полежаев передает наркотики младшенькой Белозеровой? — понизив голос до шепота, уточнил я. — Есть же?

— Есть, — выдержав паузу, ответил Александр.

— Вышлете?

— Пока ответа не дам, — и снова заминка. — Мне надо кое-что уточнить.

Темнишь ты что-то, братец, ой темнишь. Руку на отсечение дам, я стал частью его оперативной разработки, и назначение у меня самое простое — быть разыгранным втемную. Условно, конечно, но тем не менее. Нет, насчет доченьки Белозерова, той, что в ноздри долбится, я еще вчера призадумался, после рассказа Маринки. Но с ней все просто и понятно, она на меня вот такой зуб заимела за то, что я ее папе слил, а тот после запихнул кровиночку в рехаб. Девчонка она молодая, импульсивная, избалованная, само собой, ретивое взыграло, возникло желание отомстить черту, который ее привычный образ жизни поломал. Интересно, кстати, как она из рехаба смылась, там вроде охрана такая, что иная тюрьма позавидует.

Выбор напарника тоже неудивителен. Для Михаила я прямая и явная угроза, слишком много знаю и невесть что могу выкинуть, плюс, как и в случае с дочкой хозяина, я ему планы порушил. У него же все катилось что по маслу, тут возник я, и все пошло юзом.

Но вот что тут не монтируется — как Александр про все это узнал? Ушей и глаз у него в имении Белозерова нет, за что ему босс при мне фитиля вкрутил, а уж про видео, на котором начальник охраны наркоту младшенькой передает, я вообще молчу. Это же не на улице происходило наверняка, а дома, в родных стенах. То есть такое может снять только тот, кто там живет, кто в курсе всего происходящего.

Альбина — вот ответ на все вопросы. Это ее рук дело. Не добившись успеха напрямую, сия деятельная особа стала изыскивать другой вариант для устранения проблемы по имени Михаил все теми же моими руками, и ведь отыскала в лице Александра. Она знала как то, что я вхож в дом Носова, так и то, что для его помощника начальник охраны конкурента является бельмом на глазу, после сложила два эти обстоятельства в одно, а затем взяла, да и разыграла эту карту. Уж не знаю, под каким именно предлогом, может, со словами «У нас с вами одна проблема на двоих», может — «Я знаю, как этот славный юноша дорог вашему шефу, потому не могу молчать». Да это, собственно, и неважно. Главное, что Александр счел данную комбинацию для себя полезной и приступил к ее реализации.

А самое поганое то, что, похоже, все выйдет так, как им и нужно. По ходу, Михаила придется убирать, не дожидаясь того момента, пока он доберется до меня первым. А этот товарищ может. Нанимал стрелка Носов, не нанимал — поди знай, но вот он точно найдет тех, кто за денежку меня на ноль помножит. Или уже нашел. За что он Олесе вторую часть денег дал? Не просто же так, как бонус за рассказ. Явно там что-то другое.

Елки-палки, как же они все мне надоели со своей возней! Вот честное слово, если бы не моя доброта и не отдел с их принципиальностью, прямо сегодня отправил бы Павлика в имение Белозерова с тем, чтобы там, кроме детей, к утру никого в живых не осталось. Ну а чуть погодя, как колдуна изведу, еще бы Маре предложил в гости к Александру наведаться. Потому что нечего играть с огнем в моем лице, добром такое не заканчивается.

В руке завибрировал смартфон, который я так и не убрал в карман. Легка на помине — Олеся.

— Добрый день, Александр Дмитриевич, — прощебетал в трубке знакомый голосок. — Это Олеся, ваш секретарь.

— Форсировать события не стоит, — буркнул я. — И делать подобные выводы после одного моего визита в офис тоже.

— Как раз хотела уточнить — вам у нас не понравилось? Просто один раз побывали — и все. Может, есть какие-то пожелания, что-то в кабинете стоит переделать? Может, мебель другую заказать? Что не так?

— Все у вас замечательно, одно только не так — я.

— Простите?

— Иногда люди понимают, что они находятся не на своем месте, — пояснил я. — Тут как раз такая ситуация. Так что, Олеся, не быть вам моим секретарем. Что до офиса — скажите кому следует, хоть бы даже и Ряжскому, что я на этот кабинет больше не претендую. Претензий никаких нет, просто не сложилось.

Молчит, видимо переваривает информацию. Ну, и скорее всего, думает, как теперь полученные за меня деньги отработать. Ладно, чуть-чуть стимулирую ее мыслительную деятельность.

— Так что, Олеся, всего тебе хорошего, а именно карьерного роста и финансового благополучия. Пока!

— Стой! — пискнула отчаянно девушка. — С кабинетом не сложилось, да и ладно. Но просто так, вне работы, мы же можем общаться? Тем более что у нас уже есть общее настоящее. Ну, тогда, в больнице, помнишь?

Прямо на интимное «ты» резко перешла.

— Это было приятное настоящее, — добавил меда в голос я.

— Может, и хорошо, что тебе у нас не понравилось. Работа есть работа, там ты начальник, я подчиненная. А теперь все проще — Саша и Олеся. Мы можем быть самими собой, да?

— Да.

— Давай на этих выходных ко мне на дачу съездим? — предложила девушка. — Родители туда совсем перестали выбираться, так что в доме будем только ты и я. Там речка, лес, тишина.

И ребята с автоматическим оружием, которые наделают в нас много-много дырок. Или, что вернее, всего один хороший спец, который представит всё как несчастный случай. Мы в доме сгорим или в речке утонем.

А ее тоже втемную разыгрывают, вне всякого сомнения. С той, разумеется, разницей, что она, в отличие от меня, совсем не понимает, что происходит и чем все кончится. Наплел ей Михаил небось всякой ерунды про корпоративные войны и необходимость полной приватности переговоров со мной, а после подкрепил слова деньгами, вот дурочка и повелась.

— Подумаю, — пообещал девушке я, кое-что для себя решив. — Перезвоню. Пока!

Глава 6

Воистину — если дела с утра не заладились, то это на весь день, и прямым тому подтверждением стало досье на Марка Ароновича Левинсона, которое мне прислал Александр. Зацепиться в нем было совершенно не за что. Нет, шалуном покойный профессор являлся преизряднейшим, в каком-то смысле ему можно было даже позавидовать. До последних дней он сохранил живость мысли и крепость тела, что доказывала даже сама его смерть. Шутки шутками, но не так уж много мужчин в серьезном возрасте на молоденькой девице умирает. В анекдотах — да, каждый второй. Но в жизни?

Но вот какая штука — я так и не смог понять, что в этом старикане привлекло к себе колдуна, какую такую черноту он в его душе увидел? Ну да, химичил покойный профессор будь здоров как, предоставляя полный спектр платных услуг студентам и аспирантам, от поступления на бюджет до публикаций в специализированных изданиях, само собой — в соавторстве с ним, великим. Но за серьезный грех все это счесть никак нельзя, таким много кто промышляет, исходя из извечного «сидеть у ручья и не напиться». При этом хоть сколько-то серьезного криминала или загубленных душ за Левинсоном не водилось. Тех же студенток и аспиранток, заметим, он к стенке со словами «Ложись, или отчислят!» не припирал, он просто предоставлял им выбор дороги — короткой и с гарантированным результатом или длинной, с расчетом только на себя самого.

Впрочем, это все лирика. Хуже было другое — после его смерти ничего, кроме таблички на двери кабинета в вузе, не изменилось. В смысле — никто не умер, не пропал, не рассказывал друзьям страшные истории о том, как покойный Марк Аронович к ним являлся. Семья, коллеги, ученики и все остальные жили себе, как жили, и в ус не дули. Ну, разве что дети профессора разругались вусмерть после оглашения завещания, поскольку Софочке, младшей и любимой дочке, досталось от папы добра больше, чем старшенькому Натану.

То есть либо Кузьма ошибся и прихватил с собой не совсем уж пропащую душу, либо Марк Аронович, оказавшись умнее и выдержаннее своих собратьев, затихарился где-то в городе и ждет осени, чтобы потом раздать всем сестрам по серьгам и быстренько свалить из Москвы. Собственно, других вариантов у меня просто нет. Гипотетически можно еще заподозрить Александра в поспешности и недобросовестном подходе к делу, но это было бы неправильно и нечестно. Досье он собрал подробнейшее, опросив меньше чем за сутки порядка сотни человек, включая соседей по даче и гаражу.

Так что к дому я подходил, пребывая, мягко говоря, не в настроении.

— Жанна, сходи в подъезд, глянь, никто там меня не ждет? — велел я своей помощнице, ставя пакеты с продуктами, которые купил в соседнем магазине, на лавочку. — На душе как-то муторно.

— Не вопрос, — покладисто ответила та и проскользнула сквозь закрытую дверь.

В кармане пискнул телефон, я достал его, пребывая в уверенности, что это про меня в очередной раз мобильный оператор вспомнил и решил порадовать новостью о том, что у него домашний интернет лучше, чем у кого-либо другого.

И ошибся. Это мне Александр видео прислал, то, о котором мы с ним говорили.

— Никого, — сообщила мне Жанна, выныривая из подъезда. — До самого чердака проверила — никого нет. Только бабулька на третьем лифта ждет, но она точно из местных. Я ее сто раз уже видела.

— Ага, спасибо, — я вставил в ухо наушник, — сейчас идем. Гляну только.

— А что там, что? — заинтересовалась любопытная Жанна, вставая у меня за плечом.

— Личная жизнь богатых девочек, — пояснил я, включая видео. — Со всеми прилагающимися к ней пороками.

Собственно, ролик был коротенький, но не оставлял никаких сомнений в том, что именно Михаил передал младшей дочери Белозерова в обмен на скрученные в трубочку деньги. Просто потому, что невозможно фразу «Товар отменный, боливийский», визуально подкрепленную пакетиком с белым порошком, воспринять как-то по-другому.

Это точно Альбина постаралась, без вариантов. Ну а кто еще мог камеру в комнате Марины поставить? Не сам же Михаил, ему это зачем?

По-хорошему, я могу теперь вообще ничего не делать. Просто показать этот ролик Белозерову-старшему и пояснить, что до той поры, пока зараза селится в его собственном доме, бороться с недугом смысла нет. Думаю, тогда Михаила и без меня прибьют. Вот только… А если нет? Он мужик ушлый, опытный, возьмет и не захочет умирать, такое иногда случается. Почует опасность и ноги сделает или, как в фильмах иногда показывают, тех, кто пришел за его головой, перебьет. Ну а следом за тем по мою душу явится, причем тогда, когда я его ждать не буду. Не просто же так Альбина сама бывшему муженьку данный компромат сливать не стала? А ведь могла бы, причем запросто.

Ну и потом — мало ли, как оно дальше повернется, что мне в будущем понадобиться может. Чем больше должников, тем лучше. Причем по обе стороны бытия.

— Хозяин! — бросился ко мне с радостным воплем Родька, как только я вошел в квартиру. Мало того — обнял мою ногу и зашмыгал своим носом-кнопкой, обозначая тем самым степень растроганности. — Вернулся!

— Вернулся, — подтвердил я, опуская пакеты на пол. — И прямо с порога хочу кое о чем тебя спросить.

— Ща, снедь только на кухню отнесу, — с готовностью кивнул слуга, вцепился в ручки пакетов и поволок их в указанном направлении, приговаривая: — На улице жара ух какая! Не иначе, как через пару дней грозу натянет. Так что надо харч в холодильник пихать, пока не стух! За него ж деньга плачена!

— Ты разговор в сторону не уводи, — потребовал я. — Какого хрена шумели так, что мне соседи звонили, а?

— Вот же стервь какая эта Маринка! — топнул лапой по полу Родька. — Так и знал, что нажалуется. Только вот я здесь ни при чем!

— Да прямо щас! — усомнилась в его словах Жанна. — Ты — и ни при чем?

— Совсем! — Шерсть на нем встала дыбом, как видно, от возмущения. — Это все Кондратка! Он нечестно кубики бросал, вот мы его жизни и поучили немного.

— Все же «мы»? — голосом следователя уточнила моя помощница.

— Обчество, — обвел рукой кухню Родька. — Чтобы не жулил! Ему, вишь ты, не терпелось монопольку собрать, вот он и подстроил так, чтобы, значит, Теннеси купить!

А, понятно. Они в кладовке «Монополию» нашли, которая там бог весть сколько лет валялась. Мне ее еще чуть ли не в институтские времени кто-то на днюху подарил.

— Все так и было. — Вавила Силыч, который выбрался из-за холодильника, виновато потупился. — Больно уж Кондратка нахальничал. Ты уж извини, Александр.

— И так денег нагреб полный карман, да еще и монопольку ему подавай! — поддержал его Родька. — Меру знать надо!

— В принципе понять вас могу, — согласился с этой парочкой я. — Но в будущем все же не шумите так. Родь, продукты разбери.

— Уже делается. — Слуга вскарабкался на табуретку и ухватился за ручки одного из пакетов. — А квасу не купил, хозяин? В такую жару самое оно!

— Сам бы взял, да и поставил, — укоризненно покачал головой Вавила Силыч. — Или банки, дрожжей да ржаного хлебушка у тебя нет?

— Ишшо изюмцу можно бросить, — раздался голос провинившегося Кондратки из-за плиты. — Для брожения приятственного.

— Нету, — буркнул Родька. — Мы с хозяином люди нового времени, ясно?

— Хреновый ты слуга, паря, — отмахнулся от него Вавила Силыч. — О чем, Александр, я тебе давно говорил. А ты, Кондратка, тут не ошивайся. Тебе чего было велено делать?

— Трубы в подвале до блеска начищать, — пробубнил провинившийся подъездный. — Чтобы, значит, блестели, равно как…

— Вот-вот, — перебил его Вавила, бросив взгляд на хихикающую Жанну. — Вот и ступай, куда велено.

— В душ пойду, — поняв, что и дома покоя мне не будет, сказал я, стягивая с себя майку. — А потом чаю попьем.

— В другой раз, — качнул головой подъездный. — Ты давай с дороги отдохни. И вправду, жара навалилась вон какая густая, не продохнуть.

— Так июнь, — подал голос так никуда и не ушедший Кондратка.

— Плюс еще пух этот тополиный, — чихнул Родька, вынимая из пакета продукты и внимательно смотря на дату их годности. — Замучил уже!

Отказ Вавилы, как оказалось, был и к лучшему, поскольку после душа меня неудержимо потянуло в сон. Дорога, духота и ночная перепалка с Мораной все же дали о себе знать, я и сам не заметил, как уснул.

Ну, а когда проснулся, то за окнами уже потихоньку начали сгущаться сумерки.

— Родька, — потянувшись, кликнул слугу я.

— Ась? — мигом отозвался тот из-под кресла.

— Скажи, а твои прежние хозяева сильно переживали, когда им кого-то приходилось на тот свет отправлять?

— Да не особо, — чуть помедлив, ответил он. — Чего грустить, когда ты жив, а твой враг нет? Это же хорошо.

— Тоже верно, — согласился с ним я.

Зудело, зудело немного у меня в душе, чего скрывать. Вроде бы — с чего? Уже всякое случалось, я убивал и своими руками, и чужими, но по-другому, не так, как сейчас планировалось. Там была честная драка, когда глаза в глаза, когда или ты, или тебя. Ворожей? Тоже другое, как ни крути, он в любом случае был обречен. Да и не человек он, скажем прямо. Побывав в гостях у ворожей, я это теперь с полной определенностью могу сказать. Они от обычных людей далеки приблизительно так же, как вурдалаки или оборотни. Другая ветвь развития. Родственная, но другая.

Но если поразмыслить — с чего мне сопли на кулак мотать? Михаил тоже не жилец, при любых раскладах. Мало того, он же на пару с этой малолетней дурочкой кучу народа под нож определит. Что я им тогда сказал? Если меня кто тронет, все семейство Белозеровых, включая ближний круг прислуги, будет за это наказано. Так ведь и выйдет. Жанна, которая набирает призрачную мощь ого-го как быстро, моей смерти не простит, я это точно знаю. В ночь, что последует за тем днем, когда меня не станет, она в поместье заявится и всех, кто будет там, перебьет, сделав исключение только для детей. Их она не тронет. Наверное.

Так что нечего тянуть и с самим собой в поддавки играть. Решение принято, надо переходить к реализации.

— Мара, — громко сказал я. — Если меня слышишь — загляни в гости. Поболтать нужно.

В те времена, когда я еще только начинал разбираться в том, как устроен подлунный мир, чтобы позвать служанку Мораны, мне надо было целый ритуал устроить, но сейчас все стало проще. То ли за прошедшие годы наши с Марой судьбы довольно плотно переплелись, то ли тут каким-то образом богиня, проводящая вечность в Нави, посодействовала, но я точно знал, что сейчас где-то встрепенулась древняя сущность, которая выглядит как маленькая девочка. Она меня услышала и скоро пожалует в гости, надо лишь немного подождать.

Я закинул руки за голову и уставился на Луну, тусклые лучи которой лились на меня через открытое по причине жаркого дня окно. Ну да, куда там новолуния ждать, Солнце мертвых вон только убывать стало. Две недели до да пять дней после… Нет, не протянет столько Бэлла. Думаю, если бы не моя ремесленная поделка из мандрагыра, она бы и до конца этой недели не дожила.

Да, еще Ольгу Ряжскую надо навестить, что ли. Вернее, узнать у Вагнера, где она и что с ней. Может, все и обошлось, может, накачали бедолагу снотворным, попутно прокапали, та и пришла в себя.

Вот ведь семейка, одни неприятности у меня из-за них. Будто мне своих проблем мало, так постоянно еще чужие решаю. А ведь их, проблем, целый воз, и самая насущная на сегодня — как отыскать профессора Левинсона. Нет, один вариант имеется, но очень мне не хочется к нему прибегать, по причине непредсказуемости результата.

И Нифонтова никак этой задачей не загрузишь ведь, что обидно. Марк Аронович после смерти вреда никакого никому не принес, какие к нему вопросы у отдела могут быть? Нет, конечно, Николай скажет мне, что обязательно поможет, что из искренней расположенности ко мне приложит все силы для решения данной проблемы, но делать ничего не станет, заранее зная, что проверить это я никак не смогу. Причем меня данный факт совершенно не возмущает по одной простой причине — я и сам поступил бы точно так же.

Единственный позитив, который в сложившейся ситуации присутствует, — время. Его у меня с запасом, добрых четыре месяца, если не больше. Правда, тут тоже все относительно, лето пролетает быстро. Ну и затягивать в любом случае не хочется. Есть большое желание максимально быстро рассчитаться со всеми долгами и свалить в Лозовку, чтобы никого не видеть. Всего-то месяц, как вернулся, а так все надоели — сил нет.

В коридоре раздался шорох, после прошлепали по полу легкие детские шажочки, и через мгновение Мара появилась в комнате. Она в очередной раз сменила наряд, на этот раз на ней красовался сарафанчик с принтами в виде роз, на ногах были розовые сандалики, а волосы придерживал розовый же обруч.

— Красиво приоделась, — одобрил я. — По-летнему.

— Мне тоже нравится, — отозвалась девчушка, усаживаясь на край кровати. — Чего звал?

— Повидаться, поболтать. Давно не виделись.

— Не то чтобы сильно давно, — возразила Мара и поинтересовалась: — Хозяйка сильно на тебя кричала за то, что ты с Хранителем кладов побратался?

— Средне, — чуть поморщился я, поняв, что она имеет в виду Морану. — А ты откуда про это знаешь? Ну, что мы кровь смешали?

— Все знают, — отмахнулась девчушка. — Тоже мне секрет.

— Прямо все? — усомнился я.

— Мне про это рассказал Гар, перевертыш. Мы с ним лет двести знакомы, если не больше. Что ты так смотришь? Умные перевертыши, которые зря на рожон не лезут, очень долго живут, такая у их племени особенность. Главное — питаться своевременно и раз в десять лет кожу сбрасывать. Папаша Гара, Риг, вообще лет пятьсот прожил, пока его один сыскной дьяк хитростью в ловушку не заманил и там на нож не поддел. Мы с ним знакомство свели в тот год, когда ненастоящий государь на Москву пожаловал, а Риг к тому времени уже в полную силу лет сто как вошел.

— Ненастоящий государь — это лже-Дмитрий, что ли? — я качнул головой. — Фига себе! А Гар откуда про нас с Хранителем узнал?

— Ему полуденица знакомая рассказала, он к ней гости в бизнес-центр время от времени заглядывает, чтобы поболтать, — охотно ответила Мара. — Что ты так смотришь? Полей не осталось, где полуденицы раньше обитали, а жить где-то надо, вот они по бизнес-центрам и расселились. Опять же, страда и там страда. Да оно им проще, народу много, всегда есть у кого жизненной силы себе на прокорм зачерпнуть. Единственное, в нем ребятенка не своруешь и проглотом не подменишь, но все же так лучше, чем никак.

— А полуденица откуда в курсе? — продолжал гнуть свою линию я.

— Вот ты репей! — рассердилась Мара и забавно нахмурилась. — Не знаю. Тоже, поди, кто-то рассказал. Но если хочешь знать, откуда все пошло — вас леший видел и разговор ваш слышал.

— Подслушал, — поправил ее я, досадливо поморщившись.

— Да какая разница? — хихикнула девчушка. — Ну сам посуди — на границе его леса Ходящий близ Смерти и слуга Велеса смешивают свою кровь. Ты всерьез думаешь, что он такое не учует? А учуяв, не пойдет поглядеть, что да как? И после молчать про то станет? Да как же! Небось в тот же день всем соседям своим про то рассказал, а те дальше новость понесли.

— Прямо сенсация. — Я привстал, а после засунул под спину подушку.

— Ты наследник воев Олега, ведьмак. — В руках Мары сверкнул, а после зажужжал спиннер. Как видно, «поп-итом» она быстро наигралась. — А побратим твой свой род ведет от другого корня, за ним стоит Велес и его верные слуги, которым не по нраву в свое время пришлось, что Вещий князь столько силы и власти себе забрал. У них забрал, не у кого-то. Времени прошло немало, вам с нынешним Хранителем до тех старых свар дела никакого нет, вы про них небось и ведать не ведаете. Но все равно для многих то, что вы учудили, диво дивное. Все одно, что если бы камень поплыл или мышка медведя поборола. И это ведь еще мало кто ведает о том, что ты владычице Моране служишь!

— Помогаю, — поправил ее я. — Ты одно с другим не путай.

— Говори как хочешь, сути это не меняет, — отмахнулась Мара. — Ладно, почто звал?

— Подарок тебе хочу сделать. — Я спрыгнул с кровати, отчего девчушка чуть не чебурахнулась на пол, подошел к секретеру, открыл его и отыскал среди десятка пакетиков, лежащих отдельно от остального разнообразного хлама, тот, на котором красовалась надпись: «Михаил, охр. Белозерова». — Человека. Сильного, смелого, жадного до жизни.

— С чего бы? — насторожилась Мара. — А?

— Хочу, — я уселся рядом с ней, — ты мне добра сделала немало, долг платежом красен.

— Небось он тебе мешает, вот ты меня и подряжаешь его сгубить. — Губы девчушки растянулись в недоброй улыбке. — Верно?

— И да и нет. Мешает, есть такое. Но поверь, его и без тебя на тот свет отправить не сильно сложно. Он столько всего наворотил за последнее время, что диву даться можно. Расскажи, например, я его хозяину о том, что он с младшей дочкой учудил, так этому дятлу на белый свет смотреть останется хрен да маленько. Просто жалко такого красавца впустую гробить, лучше уж ты его прибери. Жил он без толку, пусть хоть помрет со смыслом. На, держи.

— Эва как. — Мара поправила ободок на волосах. — Слушай, так может, мы его жизнь лучше Пухее отдадим? Тебе, помню, ее помощь была нужна. Я себе отщипну маленько, а остальное старшей Лихоманке отдадим.

— Не, уже не надо, — мотнул головой я. — Там я своими силами управился. Точнее, мне ворожеи подсобили.

— Ворожеи? — некрасиво скривила рот девчушка. — Ты с отродьем берегинь связался? Зря! Ой, зря!

— Неожиданно, — удивился я. — А за что ты их так не любишь? Если не секрет?

— То дела прошлые, тебе про них знать ни к чему, — насупилась Мара. — Только так скажу: не люблю, когда волчара матерый на себя овечью шкуру напяливает и в ней разгуливает.

— Это ты про ворожей или про берегинь?

— И про тех, и про других. Вот наша с тобой хозяйка, Морана — она всегда была такой, какая и сейчас есть. Да, грозная. Да, не сильно жаловала и людей, и свою родню, если что не по ней — жди беды. Да, поступала только так, как ей самой хотелось. Но того не скрывала. Никогда. Ни от кого. А эти… Вроде как добренькие, о каждой птахе да зайчике заботятся, если где на полянке дух переведут, так та потом свет их хранит, хворых лечит. Вот только с чего тогда помет их тех девок, что к ним в гости заглянули на свою голову, четырежды в год губит?

— А поподробнее? — заинтересовался я. — И сразу: «помет» — это ворожеи?

— Они и есть, — кивнула Мара. — Стервы эти четыре раза в год, на Просинец, в Жаворонки, на Духов день да в Радогощь дарят своей покровительнице чистую девичью душу, чтобы у той сил прибавилось и она могла дальше заботиться об этом мире. Причем девка та должна не их племени быть, а чужачкой. Странницей, что на ночлег попросилась, или гостьей, доброй волей пришедшей в дом.

Так. Просинец — это у нас середина зимы, праздник огня, после него морозы слабнут, Жаворонки — март, с него природа просыпалась, Духов день — это вот прямо сегодня, праздник крепнущего лета, он же старт Русальной недели, а Радогощь приходит осенью. В этот день провожают лето и начинают ждать зиму. В принципе все логично.

Эх, Полина, Полина, как же ты не ко времени туда поехала-то. Хотя… Вот тут и поверишь в судьбу, что каждому из нас написана. Не просто так, выходит, мы в автобусе оказались друг рядом с другом.

— Вот и получается, что одной рукой они добро творят, а другой губят все, до чего дотягиваются, — зло добавила Мара. — Не люблю таких. И тебе советую, Александр, держись от них подальше. Не доведет тебя до добра дружба с ними. Нет, не доведет.

— Странно, — потер лоб я. — С чего тогда Морана хотела, чтобы я их предложение принял?

— Какое предложение?

— Да ворожеи хотели, чтобы я в Нави деревце на холме полил водой из Смородины и слова заветные сказал. Я отказался было, но потом Морана сказала, что зря. Мол, не дури и соглашайся.

— Да? — Мара тоже озадачилась. — Ну, их корысть понятна, они из своей прародительницы хотят силу тянуть. Ожить та не оживет, но искра Рода, что в ней дремлет даже после смерти, проснется. Если с умом подойти, то много с того пользы заполучить можно. Есть такие обряды, слышала я о них.

— Не исключено, что твоя госпожа тем же самым собирается заняться, — предположил я. — Тем более что ей куда ближе до могилы берегини, чем этим теткам. Она у нее вон — прямо за речкой.

— Не нашего это ума дело, — решительно заявила Мара. — Делай так, как хозяйка сказала, да и все. Она тебе зла не желает, уж поверь.

— Верю-верю. — Я помахал перед ее носом пакетиком с волосом. — Так что, берешь мой подарок?

— Беру, — протянула руку Мара. — Говори нужные слова.

— Дарю тебе жизнь и смерть этого человека, — выполнил я ее просьбу. — Он твой.

— Принимаю дар, — маленькая ручка цапнула пакетик, — и благодарю за него.

Вот и все, Михаил. Прощай. Зря ты полез туда, куда не следовало.

— Две небольшие просьбы, — добавил я. — Если ты не против.

— Так и знала! — хихикнула девчушка. — Ладно, говори.

— Первое — прямо сейчас за ним не ходи, хорошо? Знаю, что ночь коротка, но все же погоди маленько.

— Хорошо, — кивнула Мара. — Что еще?

— В том же доме девка живет молодая. — Я встал, взял со стола телефон, нашел в нем ролик, присланный Александром, в нем отыскал место, где лицо Марины Белозеровой было отчетливо видно, и показал его своей гостье. — Вот эта. Пугани ее как следует, хорошо? Ну, как ты умеешь, только не так, чтобы она потом умом повредилась. Мало того, что эта девка убогая, так она себя еще и дурман-травой накачивает, чем дальше, тем больше. Хочу, чтобы перестала. Значит, надо ее так укоротить, чтобы она на всю жизнь запомнила, раз по-другому за ум браться не хочет.

— Ладно, пособлю, — согласилась девчушка. — Это несложно.

— И еще, — я наклонился к ней и ткнул пальцем в пакетик, — в твоей полной власти только он, более никто. И в дом тот после больше не ходи. Договор?

— Договор, — крутанула спиннер Мара. — Ты ко мне по чести, и я с тобой так же.

— Ну и ладушки, — я снова улегся на кровать, — был рад повидаться. Если что, если понадоблюсь — заходи в гости. Всегда рад.

— Нужна буду — позовешь, — спрыгнула на пол девчушка. — И — благодарствую за подарок. Не забуду.

Маленькие ножки снова протопали по полу, уходя в коридор, туда, где висело зеркало, и через несколько секунд в доме снова установилась тишина.

Жалко — ненадолго.

— Пипец, какая она страшная, — подала голос первой Жанна, вылезая из шкафа. — Вроде бы я мертвая, а все равно мороз по коже дерет.

— Ага, — поддержал ее Родька из-под кресла. — Что мары, что полуночницы, что вон Лихоманки — их стороной надо огибать. Даже если они против тебя ничего не имеют.

— Недоброе дело ты задумал, Александр, — присоединился к ним и подъездный, который наверняка весь мой разговор сМарой слышал. — Живую душу этой погани отдал. Как же так? Зачем?

— Чтобы самому мертвым не стать, — не полез за словом в карман я. — Эта живая душа, которую ты жалеешь, задумала меня убить.

— Ну, если так… — Как мне показалось, Вавилу Силыча мои слова немного смутили. — Лиходей, конечно. Но так-то зачем? Мары жизнь из человеков забирают страшно, это всем ведомо.

— А я и не хочу, чтобы он легко умер. Легкую смерть, уж извините за банальность, еще заслужить надо. Но даже не это главное. Мне нужно, чтобы все, кто живет в том доме, запомнили: не стоит ко мне лезть. Худо будет. С первого раза не поняли, может, со второго осознают. А третьего я им и сам не дам.

Не знаю отчего, но слова подъездного меня немного… Не то чтобы разозлили, скорее — вывели из равновесия. Нет-нет, никаких сомнений в правильности сделанного не появилось, но внутри появилось неприятное чувство, которое возникает в тот миг, когда приходится оправдываться за вину, которой за собой не чувствуешь.

Сдается мне, Вавила Силыч тоже испытал что-то подобное, поскольку он диалог продолжать не стал и тихонько удалился.

Спать мне не хотелось, потому я маленько подумал, а после встал с кровати и начал натягивать на себя джинсы.

— Хозяин, а ты куда собрался-то? — высунулся из-под кресла Родька. — А?

— На кудыкину гору воровать помидоры, — усмехнулся я. — Куда надо собрался. Спи давай.

На самом деле меня манила к себе ночь, стоящая над городом. Мне нестерпимо захотелось вдохнуть ее терпкий запах, проехаться по почти пустынным улицами и в конце концов оказаться в том месте, где думается легче всего.

На кладбище.

На этот раз ворота были закрыты, но совесть все равно меня кольнула. Я же уважаемого Наримана, который мне так помог, никак не отблагодарил. Слова разве хорошие сказал, но этого мало. За то, что он для меня сделал, «спасибо» должно быть более ощутимым. И это должны быть не деньги, уверен, что его они хоть и порадуют, но в глубине души обидят. Ребят-подручных — нет, а вот его самого — да. Надо подумать, короче.

Размышляя на эту тему, я топал и топал себе по пустынным дорожкам, особо даже не задаваясь вопросом, куда именно иду. Впрочем, все равно любой маршрут на этом кладбище раньше или позже приводит позднего гостя в одно и то же место, туда, где находится его Хозяин.

— Ведьмак, — ухнул филином тот, кого несколько дней назад я назвал своим наставником, фактически признав его главенство над собой. — Вот не ждал. Что, новые неприятности нагрянули?

— Да нет, — пожал плечами я. — Просто пришел. Захотелось вот.

— Вроде не врешь, — умрун встал с могильной плиты, которая служила ему троном и подошел ко мне, — но это ненадолго, особенно учитывая то количество глупостей, которые ты время от времени творишь.

— А можно чуть конкретнее? — осведомился я. — Если не сложно.

— Ко мне тут Глот заглядывал, — пояснил мне, — помощник Джумы. Ты знаешь Джуму?

— Это королева гулей? — уточнил я. — Лично не знаком, но наслышан.

— Именно. Так вот он мне рассказал, что теперешний Ходящий близ Смерти днями побратался с Хранителем кладов. И знаешь, я сразу ему поверил, несмотря на то что звучала данная новость ровно сущий бред. Во-первых, гули напрочь лишены фантазии, они выдумать ничего не могут в принципе. Во-вторых, если кто сейчас и способен на подобную дурь в Москве, так это именно ты и нынешний Хранитель кладов. Других таких во всем городе нет. Каких именно «таких» объяснить?

— Не надо, — вздохнул я.

— Даже Глот, уж на что безмозглое существо, и то удивлен был. Уверен, как и мои собратья, которые тоже уже в курсе. С той, правда, разницей, что Джуме и ее свите ваш альянс безразличен, им плевать и на смерть, и на злато, ибо они по сути своей вечно голодные мертвые нищие, а вот моей родне — нет. Ты хоть понимаешь, ведьмак, насколько теперь изменится к тебе отношение со стороны таких, как я? Особенно если это свести воедино с тем, что случилось здесь, на моей земле, несколько дней назад?

— Не очень, — признался я.

Когтистая длань нырнула под капюшон: как видно, моя недалекость окончательно добила Костяного Царя, и он изобразил известный мем «рука-лицо».

Но я на самом деле не мог понять, что он имеет в виду. Нет, резонно предположить, что его коллеги с других кладбищ, исходя из того, что мне Хранитель кладов теперь побратим, могут взвинтить цену за свою помощь. Жизнь прожить — не поле перейти, раньше или позже может такое случиться.

Но при чем тут то, что недавно умрун мне жизнь спас? Как эти два события между собой связаны?

— Я излечил тебя от могильного проклятия, — наконец снова заговорил Хозяин кладбища. — Поверь, очень многие мои собратья это не только не поймут, но и не одобрят. А узнают они об этом непременно, даже не сомневайся. Они это ощутят сразу же после того, как ты войдешь на их земли. Ходящий близ Смерти, побратим слуги Скотьего бога, да еще и мой наследник. Такую добычу мало кто захочет из своих рук выпустить!

Глава 7

— Наследник? — крепко удивившись услышанному, уточнил я. — В каком смысле?

— А ты сам как думаешь? — В голосе умруна прозвучал не особо им скрываемый сарказм. — Какие есть варианты?

— Да много, — чуть запнувшись, ответил я. — Разные.

— На самом деле не очень. — Хозяин кладбища снова уселся на надгробную плиту и провел своими черными ногтями по ее основанию. От этого звука у меня по коже аж мороз прошел. — Все, что ты унаследуешь, — право на месть. Ну и еще всякие мелочи вроде амулета и ошметков силы, да и то, если окажешься рядом в тот момент, когда меня не станет.

— Вот теперь стало совсем непонятно, — признался я.

— Могильный червь, — пояснил Костяной Царь. — Напасть, с которой быстро справиться способны лишь такие, как я. Нет, в старые времена встречались кудесники, обладавшие такой мощью, что они могли извести эту тварь без ритуала, но то когда было? Все эти люди давно умерли, причем большей частью не своей смертью. Разве что один из них, самый хитрый, вроде до сих пор по земле бродит, заглядывал он ко мне пару десятков лет назад. Да и для моего племени это задача не из простых. Чтобы спасти тебя, мне пришлось потратить немало своей силы, вернее — прогнать ее через твою кровь, выжечь ей пакость, что уже почти добралась до сердца. Это как метка, ведьмак, которую всякий, умеющий видеть больше, чем обычный человек, распознает сразу. В каком-то смысле ты даже можешь теперь называть меня «тятя».

— Как? — выпучил глаза я.

— Тятя, — повторил умрун. — Я ж, считай, тебе вторую жизнь даровал, так что теперь с полным правом могу делить счастье отцовства с твоим родителем. Правда, завещать, кроме мести, мне тебе нечего, но уж она-то, случись что со мной, в полной мере теперь твоя. Больше скажу — если с моим кладбищем что случится или кто-то придет сюда за моей головой и сможет забрать ее, то ты обязан будешь свести счеты с моим убийцей. Причем очень быстро, на то тебе отведена седьмица, ни больше ни меньше. Либо отмсти за мою гибель, либо умри от хвори, что к тебе вернется сразу после того, как время выйдет. И скажу тебе честно — я бы предпочел смерть в честном бою, чем ожидание того, как клыки могильного червя в сердце вцепятся.

— У тебя нет сердца, — переваривая услышанное, на автомате произнес я.

— Но было же когда-то? — резонно заметил Костяной Царь. — Ишь насупился. За все надо платить, ведьмак, хочешь ты того или нет. За согласие, несогласие, просьбу, отказ, любовь, ненависть, жизнь и смерть. Ничего не бывает за так. Всему на свете есть цена, даже если ты что-то делаешь просто так, потому что хочешь. Я тогда тебе не соврал, спас тебя без выгоды для себя. Скажу больше — сам до сих пор не понимаю зачем. Просто спас. Что до цены — она была установлена задолго до того, как ты приполз сюда, умирая. Я про нее ведал, ты нет, но давай честно — ты бы отказался заплатить, будь у тебя тогда лишняя секунда для беседы?

— Нет.

— Так о чем мы тогда спорим?

— А разве мы спорим? — пожал плечами я. — Честная цена. Как по мне, так еще и низкая. Тем более что я бы все равно стал мстить, случись с тобой что. У меня не так много друзей, а наставников так вообще почти нет, ты единственный.

— Зато врагов прибавилось, — снова скрежетнул когтями о камень умрун. — Мы, хозяева кладбищ, пусть и живем каждый сам по себе, наособицу, все ж то и дело общаемся. Сам, наверное, понимаешь — хоть между нашими владениями и большим миром решетки и стоят, все одно мы от него зависим больше, чем он от нас. До того, как люди попадут к нам, сюда, они много разного натворить могут. И ведь творят, да такую дурь несусветную, что диву даться можно! Вот недавно, с полвека назад, когда Москва расти затеяла, взяли да снесли погост, а на его месте дома поставили. Ой, что там по первости творилось!

Представляю себе. И даже знаю, о каком именно месте мне сейчас умрун рассказывает, не так давно мне эту историю Нифонтов поведал. Речь идет о Черемушках, там несколько высоток реально прямо на месте бывшего кладбища возвели.

Вот только оперативник, по своей всегдашней привычке, разделил рассказ о случившемся ровно наполовину и ни словом не упомянул о том, что руководству отдела пришлось помощи просить у тех, кто им совсем не друг.

— К нам тогда сыскные дьяки прибежали, просили пособить, людей выручить, — продолжал свой рассказ тем временем Хозяин кладбища. — Но уважительно подошли, не отнять. Главный их лично пятерых из нас посетил, говорил с почтением. Как его… Петровский. Или Пиотровский? Да ну неважно. Но мужик крепкий, правильный. Мне после рассказывали, что он лет через пять после нашего знакомства погиб. Василиск его убил, тот, который под Кремлем со времен грозного царя жил.

— Василиск? — Похоже, я сегодня исчерпаю весь лимит удивления, отведенный мне на текущий год. Или даже на более длительный срок. — Они же все давно вымерли?

О василисках я слышал, и не раз, причем от самых разных людей и нелюдей, и все рассказы, несмотря на свою непохожесть, всегда сходились в одном — перевелись эти твари на земле уже давно, что очень, очень здорово. Пусть живут только в легендах, мифах и сказках, а в жизни — не надо.

— Этот нет. Его немчин Бомелий в подвале одном глубоком запер и печатями древними, еще вавилонскими, входы-выходы перекрыл. Да видишь ты, там какой-то ремонт затеяли, печати сдуру сковырнули, василиск сразу проснулся, почуял свободу и сильно обрадовался. Ясное дело, он же за века и обозлился, и оголодал. Сначала рабочих сожрал, потом еще кого-то, а под конец генерала в пищу употребил, который умных людей не послушал да полез проверять, что за напасть в подземельях завелась. Тот сам сгинул и двух сыскных дьяков с собой в могилу уволок. Василиск-то старый был, матерый, чуть ли не древних богов еще помнил. В конце концов Пиотровский этот с ним сошелся в драке, да его вместе с собой громовым зельем и подорвал. Смелый был человек, ничего не скажу. Достойно жил, красиво ушел. Нынешние что ему, что Францеву, который освободившееся место занял, в подметки не годятся.

Надо же! Оказывается, мой новоиспеченный второй отец неплохо так разбирается в генеалогии отдела 15-К. Хотя о Францеве вообще много кто знает что у нас, что за рубежом. Вон даже итальянцы и те про него в курсе, чему я сам свидетель. Его в Риме до сих пор добрым словом вспоминают, хоть с единственного визита уже четверть века прошла. Видно, он на самом деле был очень незаурядным человеком.

— Это все здорово, но я-то тут при чем?

— Ты-то? — запнулся умрун. — А, да! Те, к кому глава дьяков на поклон не пришел, зуб затаили на прочих, кого он выбрал для беседы и просьбы. Обидно им стало, понимаешь? Вроде как мы выше сидим, чем они, хоть вроде и все вровень. Ну и прочее разное случалось, я на свете не первый день существую. Потому знай, ведьмак: отныне некоторые кладбища для тебя сильно опасны.

— Так и раньше было то же самое, — заметил я. — Это всегда кот в мешке.

— Раньше личное не примешивалось. Пришел ты и пришел, если пакостить не станешь — ходи сколько влезет. Ты же не просто так, ты Ходящий близ Смерти, чего тебя без нужды задевать? Ну, как твоя Хозяйка обидится на что? Теперь и личное, и нужда есть. Теперь те, кто меня недолюбливает, всё сделают, чтобы как-то скаверзничать и тебя убить. Причем не бессудно, а как должно, по Покону, чтобы с Хозяйкой твоей не повздорить грешным делом. Дескать, ты виноват, а они в своем доме и своем праве. Ну или как-то по-другому тебя подловить — в долги загнать да на службу поставить, а после такое поручить, что выполнить, не сложив головы, не можно. Да мало ли чего удумать можно? Было бы желание…

— Весело, — озадачился я. — Скажи, а тот твой коллега, для которого я сейчас стараюсь, он с тобой как? В друзьях, во врагах?

— Да никак, — ответил Костяной Царь. — Не переживай. К тому же больше положенного он на тебя взвалить уже не сможет. Одна помощь — один долг, да и тот ты, я так понимаю, почти выполнил.

— Почти, — вздохнул я. — Но не совсем. Две души осталось изловить, но вот как — понятия не имею. Хитрые обе, как мыши в норке, затаились, поди их вытащи на белый свет. Остальные тоже были не дураки, но в них злобы много накопилось, к тому же они после смерти все еще продолжали жить как раньше, следы оставляли, по ним я и шел. А эти — другой коленкор. Тем более один из них колдуном при жизни был, и неслабым. Это он меня так приложил, что я чуть не окочурился.

— Да я уж понял, — проворчал умрун. — Ты к чему мне это рассказал-то? Совета хочешь?

— От совета не откажусь, — признался я. — Но вообще просто поделился своими печалями.

— Нашел с кем! — заухал Хозяин кладбища. Как видно, мои слова его крепко развеселили. — Твои печали не моя забота, ведьмак. Мы, конечно, теперь одной веревочкой повязаны, так уж вышло, но что с того? Ты сам залез в кабалу, сам из нее и выбирайся. Знал же, с кем разговариваешь, кому слово даешь?

— Знал.

— То-то и оно.

Ведь сказать-то нечего, прав он с любой из сторон. И все же обидно, я, если честно, надеялся на то, что получу совет. Наверняка мой собеседник знает, как найти иголку-душу в стоге сена под названием Москва.

— Призывать тебе его надо, — нарушил повисшее молчание через пару минут Костяной Царь. — По-другому никак. С колдуном такое не пройдет, а с обычной душой, пусть даже черной, выйдет. Не сможет он не прийти, если ты его покличешь.

— Думал уже, — вздохнул я. — Не вариант. Там же сразу столько всяких разных приблудных налетит — только держись. В последний раз, когда я так сделал, меня неприкаянные души чуть на клочки не разорвали. Нет, первые несколько раз все было нормально, кого призывал, только тот и приходил, а потом… До сих пор в холод бросает.

— Оно и понятно. Поначалу ты существовал что птаха бессмысленная, сам не знал, на каком свете живешь. Сила твоя искоркой была, на нее только тот, кого ты зовешь, мог прилететь. А после она костром стала, мимо которого захочешь — не промахнешься. Само собой, все те, кто между мирами застрял, тебя слышали и быстро смекали, что надо делать.

— Так о том и речь. Я этого Марка Ароновича позову, а вместе с ним еще толпа подвалит, в которой его сразу не найдешь. Пока суд да дело, он шустро смоется, да еще надо мной и посмеется.

— Марк Аронович? — прогудел умрун. — Еще и иудей. Этот да, этот быстро смекнет, что к чему.

— Ага, — снова вздохнул я. — Не получится, короче. А больше мне в голову ничего не приходит.

— Если все делать так, как ты, — не получится. — Опять в голосе Хозяина кладбища появилась едкая ирония. — А коли по уму — как надо выйдет.

— По уму — это как? — насторожился я.

— Нужное место, нужное время, нужные слова. — В черноте капюшона блеснули две красные искры. — Ты все время спешишь, ведьмак, вместо того чтобы остановиться и подумать. Пока тебе везет, но когда-нибудь спешка выйдет тебе боком.

— И заплачу я за нее самой дорогой ценой, — я сам не заметил, как произнес вслух слова, появившиеся в голове. Да еще и чуть копируя голос собеседника — Ой! Извини! Я не нарочно!

Умрун запрокинул голову вверх и расхохотался.

— Когда шутка к месту, я обиду не таю, — отсмеявшись, сообщил он мне. — Но, по сути, все так. Ты бесперечь ходишь по грани, часто сам того не замечая. Везение не бесконечно, рано или поздно оно кончится.

— Я бы и рад по ней не ходить, только кто бы меня спрашивал? Валятся, блин, проблемы со всех сторон, только успевай уворачиваться. Моя бы воля, давно уехал бы туда, где тишина, покой и людей почти нет. Но не могу, долги держат. Так что там с нужными словами, местом и временем?

— Не могу, не могу. — Ирония в голосе наставника сменилась открытой насмешкой. — Все ты можешь, было бы стремление. Просто по течению плыть проще, чем против него, верно? Я вот если чего не пожелаю, то ввек делать не стану. Хоть что пусть говорят, хоть как грозят — не стану. Надо будет — всем глотки порву, но на своем стоять буду. А тебе проще слабину дать, а потом рассказы вести о том, что судьба та еще злодейка.

Уже второй раз за последнее время такое про себя слышу. Прямо скажем — повод серьезно задуматься. Если и живые, и мертвые к одному выводу приходят, то, выходит, со мной что-то точно не так.

— Ну а что до остального… И сам бы уже мог догадаться, коли сел да подумал как следует, связал одно с другим. Нет? Эх, тетеря. Ладно, слушай. Со временем все просто — выясни точно, в каком часу и какой минуте иудей этот помер. Подробнее объяснять?

— Не надо, — мотнул головой я. — Дальше, пожалуйста.

— Место. — Умрун положил свои костистые руки на колени и чуть подался вперед. — Узнай, где он чаще всего любил бывать, где ему особенно хорошо было. Слышал я правильное название из нынешних… Как же там… А! Место силы! У любого человека всенепременно такое есть. Одному дом родной сил прибавляет, другой без кабака любимого жизнь не мыслит, только там счастье свое находит, третьего хлебом не корми, а дай к срамным девкам сбегать. Да мало ли чего при жизни человекам мило? Главное то, что в том месте часть его души осталась, вросла она в него, как деревце корнями в землю.

— Ясно. А слова? Слова какие?

— Экий ты обалдуй! — Было видно, что Хозяин кладбища искренне расстроен моей недалекостью. — Сказано тебе — хорошо ему там было, как когда-то у мамки в животе. Это для него последняя радость на Земле, остатняя людская память, которая хоть как-то греет. Вот и скажи, что ты там камня на камне не оставишь, коли тот не явится. Он, понятное дело, и так на твой зов обязан откликнуться, куда ему деваться, но если это, к примеру, домина огромная вроде княжьего терема, то замучаешься ты его там искать. А то он и вовсе улизнет до того, как ты его найдешь. Тут же другое дело, у него последнюю радость забирают, последний свет, за такое убить мало. Даже твой иудей, будь он хоть семи пядей во лбу, и то разозлится, никуда не денется. Ну а там уж не плошай.

— Благодарю, — отводя глаза в сторону, произнес я.

Просто мне снова стало немного стыдно, потому что ответ и в самом деле лежал на поверхности. Не было тут никаких тайных знаний, древней волшбы и хитрых ритуалов, надо было, как сказано, просто сесть и подумать.

— Только ты имей в виду — легко не будет, — умрун хлопнул руками по коленям. — Говорю же — правильное название придумали для таких мест. Силы у иудея твоего прибавится, и изрядно. Он же свое защищает, значит, ему и стены помогать будут. Хорошенько подготовься к бою, ведьмак, миром тут дело точно не закончится.

— Так и те, с кем я дело имел раньше, тоже ребята были непростые, — усмехнулся я. — Но спасибо за предупреждение. А почему с колдуном такая штука не пройдет, не скажешь?

— Он с миром в других отношениях, — пояснил Хозяин кладбища. — И с тем, что для живых, и с иным, нынешним.

Я тряхнул головой и вопросительно глянул на собеседника, как бы говоря — понятно, что ничего непонятно.

— Души-то у него нет, — чуть раздраженно буркнул тот. — А то, что есть, это вовсе не душа, а посмертная сущность, которой на твои призывы плюнуть и растереть. Ясно?

— Отчасти, — не стал врать я.

— Душу свою колдун твой давно потерял, — пояснил недовольно умрун. — Как стал тем, кем стал, сразу ее и лишился. Раньше такие, как он, если умирали без передачи силы, мигом в Навь отправлялись, а уж там их ждали с распростертыми объятьями те кто следует. Или если повезет, то сжигали их, часто вместе с домом. Огонь в таких вопросах — первое дело, его любая нечисть да нежить боится. Но нынче времена другие, Навь вся туманами затянута, потому и бродит этот поганец по городу. Силу передать не успел, так она ему уйти и не дает.

— Да-да, верно, — покивал я, вспомнив давний разговор с тем же Нифонтовым. — Надо ему теперь найти могилу матери, чтобы на ней покаяться.

— Или найти мальца, в жилах которого течет кровь его рода, — качнулся капюшон. — Могильное раскаяние может и не помочь, к тому же могилу еще отыскать надо. Опять же местный Хозяин еще неизвестно как на такого гостя посмотрит. Припрись он ко мне… Ладно, не суть. Главное, что уходить туда, откуда нет возврата, ему наверняка сильно не хочется. Известна мне их порода, она не столько жизнь любит, сколько небытия боится, хоть Нави и нет давно. Так что для начала колдунчик примется искать мальчонку из своего рода, того, который белому богу не присягал и на бабу еще ни разу не слазал. Как найдет, начнет ему сулить власть, злато да славу, если тот согласится его в себя пустить. Нынче молодь до такого жадна, думаю, дело у твоего колдуна сладится быстро да гладко. А дальше все просто — душу дурачка этого он быстро изведет и его жизнь сам жить станет.

— Даже так? — я почесал затылок. — Про это не знал.

— А что ты вообще знаешь? — хохотнул умрун. — Куда ни ткни — пустое место.

Ну, не совсем уж… И потом — где мне про такое узнавать-то? Кто расскажет? А учебников на подобную тематику никто не писал и не издавал. Я ж как курочка — по зернышку знания собираю. То тут, то там.

Интересно, а Нифонтов про второй расклад будущности колдуна в курсе? И если да, то почему мне про него не рассказал? Зачем утаил?

Вот просто уверен, что все он знал, но приберег информацию до лучших времен, чтобы использовать в нужный момент. К примеру, дам я слабину, скажу, что хрен с ним, с Кузьмой Петровичем, пусть валит из столицы куда хочет, так он сразу расскажет о том, что тот запросто может переродиться и вернуться обратно, дабы свести со мной счеты. А живой колдун куда опаснее мертвого. Смекаешь, Саня?

Клянусь, я даже услышал голос Николая, он прямо-таки в ушах прозвучал.

— Ладно, заболтались мы с тобой. — Костяной Царь глянул на небо. — Вон скоро светать начнет, а у меня дел полный кузовок. Иди, ведьмак, иди. Хочешь — домой, хочешь — по кладбищу погуляй.

Уверен, есть у него мысли и насчет того, как мне зловредного Кузьму из его логова выманить, только сейчас мне их услышать не судьба. Да и ладно, и так нынче ночью я здесь получил больше, чем ожидал.

Я не торопясь дошел до главной аллеи, напился воды из торчащего из земли длинного, кривого и изрядно заржавевшего крана, а после уселся на лавочку, рядом с которой росла здоровенная береза. Имелась тут и могила, причем очень старая, по памятнику и ограде видно, но при этом ухоженная. Нет, есть еще на Руси хорошие люди, чтущие семейные узы. Наверняка ведь внуки, а точнее, аж правнуки ухаживают, причем исключительно от чистой души. Прибыли-то никакой от этих покойников уже не получишь.

Я устроился поудобнее, прислонившись спиной к березе, и полез в телефон, в который раз уже открывая файл, что мне Александр прислал. Имелся в этом отчете фрагмент о последних двух годах бытия фигуранта, но я прежде его детально не изучал, поскольку жилищно-бытовые подробности о житии профессора меня не сильно занимали. И, как выяснилось, зря, они-то в данном случае и оказались самыми важными. Неисповедимы пути Господни, короче.

Оказалось, что уже добрых лет семь обитал господин Левинсон за городом, в весьма престижном коттеджном поселке, коих нынче немало построено в ближнем Подмосковье. Тридцать соток, добротный дом на триста квадратов, гараж и все такое прочее. Фотка была приложена к отчету, по ней сразу становилось ясно — любил беглец от правосудия в моем лице это место. По дому, когда его строят с душой, для себя, это сразу видно.

Там ведь, наверное, и домовой есть. Как бы он не помешал мне то, что задумано, провернуть.

Стоп. Что-то я шкуру неубитого медведя делить начал. Сначала надо понять, как в этот дом попасть. Он на все замки закрыт, между прочим, чуть ли не опечатан, поскольку его наследнички между собой поделить не могут. Подложил папа детишкам некошерную свинью, не вписал домик в завещание, потому Софочка и Натанчик за него теперь бьются, как Пересвет с Челубеем на Куликовом поле, не сдавая позиций ни на шаг.

А вот тоже интересно — коттеджик-то за МКАДом стоит, между прочим. Недалеко от него, но все же. Что, если Левинсон просто технически туда не сможет попасть? Нет, формально это Новая Москва, то есть городская черта, но не факт, что неупокоенные души настолько привязаны к планам генеральной застройки столицы.

Потихоньку, помаленьку меня окутала легкая дрема, та, в которой ты вроде и не спишь, но звуки вокруг становятся более резкими, а реальность скрывается за легкой дымкой. Хотя, вернее всего, это была и не дрема, а вполне себе сон, потому что, когда меня из этого состояния вырвал истошно заголосивший смартфон, сквозь листву пробивались солнечные лучи, а птицы в ветвях березы орали совершенно по-утреннему. Ну да, уже семь утра.

Нет, положительно я начинаю все сильнее и сильнее уважать звонящего мне Белозерова. У него дома такая хренотень творится, все наверняка на ушах стоят, а он все же дождался времени, которое для считается приемлемым для раннего звонка. Носов — тот вообще такими вопросами не заморачивается, все едино — ночь, день. Ему надо — и умри все живое.

— Доброе утро, Вадим Евгеньевич, — поприветствовал я собеседника. — Хотя, догадываюсь, вы таковым его вряд ли считаете.

— Доброе утро, Александр Дмитриевич. — Голос Белозерова был тверд, но я все же уловил в нем нотки растерянности, а может, даже и испуга. Впрочем, посторонний человек, не знающий о том, чему этот мощный старик был сегодня свидетелем, их не расслышал бы. — Судя по вашим словам, вы имеете отношение к тем… Скажем так — событиям. Да, это слово более других…

— Имею, — перебил я его. — Это все, что вы хотели у меня узнать, или есть другие вопросы?

— Мне бы хотелось пообщаться с вами лично, — почти отчеканил Белозеров. — Причем незамедлительно.

— Разумное и резонное желание, — согласился с ним я. — Почему бы и нет? Ну а если вы пообещаете накормить меня завтраком, то это будет совсем замечательно.

— Завтраком? — наконец-то голос олигарха дрогнул. — Хорошо.

— Тогда через часок буду. Быстрее вряд ли получится. Пока такси придет, то, се. А город уже просыпается, скоро пробки появятся.

— Не надо такси. Я уже прислал машину, она час как стоит около вашего подъезда.

— Зря, — с грустинкой в голосе сказал я. — Нет меня дома, Вадим Евгеньевич.

— А где вы? Скажите, за вами подъедут. Поверьте, это все равно выйдет быстрее, чем на такси.

— Да не факт. До того места, где я сейчас нахожусь, от моего дома не сильно близко.

— Просто скажите, куда подъехать.

— На кладбище, — охотно выполнил его просьбу я, а после сообщил, на какое именно.

Собеседник булькнул горлом в трубке, а после установилась тишина.

— К главному входу пусть подъезжают, — подсказал ему я. — И еще — какая машина будет, какой номер? Скоро же ворота откроют, первые посетители приезжать начнут. Не хочется путаницы.

И снова стоит отдать должное Белозерову. Он довольно быстро справился с удивлением или же каким-то другим чувством, посетившим его после моих слов, и объяснил, какая будет машина. Номер, правда, не назвал, видно сам его не знал.

— Вы полицию уже вызвали? — напоследок осведомился я. — Нет? Очень правильное решение. И не надо пока. Это не в моих интересах, а в ваших, поверьте.

— После этой ночи я уже не знаю, кому верить и во что верить, — устало сообщил мне Белозеров. — Приезжайте. Жду.

А весело будет, если я опять легкомысленно просчитался? Что, если вместо того, чтобы поехать туда, где стоит шум, гам и завтрак на столе, я растянусь на асфальте рядом с кладбищенскими воротами, потому что пара ребят из черного «мерседеса» дружно разрядит в меня свои пистолеты?

Да нет, вряд ли. Белозеров, конечно, не тот добрый дедушка, каким выглядит. Человек его уровня и занятий не может таким быть по определению, ему дать команду на мое устранение как нечего делать, даже с учетом того, что я ему за это обещал в свой прошлый визит. Но сейчас он точно этого делать не станет, поскольку слишком любит свою младшую дочь, а та в данный момент наверняка пребывает или в истерике, или в прострации. Знаю я, как Мара работает, сам, когда ее в первый раз увидел, здорово напугался. А с Силуяновым она чего сотворила? До петли человека довела.

У входа на кладбище, к которому я через полчасика подошел, уже суетились работники — кто с тележкой, кто с лопатой. И рулил всем этим, разумеется, дядюшка Нариман, при виде которого я испытал укол совести. Некрасиво получилось, конечно. Он ведь мне тогда здорово помог, причем без просьбы, от чистого сердца, а я даже не заехал, не поблагодарил его. Нехорошо так. Неправильно.

— Салом, тогажон Нариман! — Улыбнувшись, я приложил руку к сердцу и поклонился.

Если ничего не путаю, «тогажон» по-узбекски «дядюшка».

— Салом, таксир Александр, — ответил он. — Рад видеть тебя в добром здравии!

Вот все же Восток есть Восток. Наш бы сразу спросил, какого хрена я не на кладбище иду, а с него, если только-только ворота открыли. А тут нет, ни слова.

— Вот, решил заглянуть к вам, еще раз сказать спасибо за то, что вы тогда ночью меня очень выручили.

— Ты сильный, — повторил то же, что и тогда ночью, Нариман. — Ты бы справился.

— Поди знай, — поморщился я. — И еще, если можно, то дайте мне свой номер. Жизнь — штука такая, никогда не знаешь, как она повернется.

— У меня на родине говорят: «Тот, кто двигается всё время вперед, одолеет любую гору». Надо просто знать дорогу и идти по ней не сворачивая, тогда любые капризы судьбы не страшны.

— Вы философ.

— Нет, просто давно живу на свете, сынок. Пиши номер, да я пойду работать. Скоро директор придет, понимаешь. Зачем ее злить?

— Вам сегодня из доставки еды позвонят, — забив его телефон в трубку, сказал я. — Скажут, что везут заказ, спросят куда. Вы не удивляйтесь, объясните людям, что к чему.

Нариман засмеялся, подмигнул мне и пошел к своим землякам. Ну а я направился к черному «мерседесу», который как раз в этот момент подъехал к воротам кладбища.

Глава 8

До дома Белозерова мы добрались на удивление быстро. Нет-нет, никаких «мигалок» на крыше, в наше время подобными штуками даже очень богатые люди не грешат, поскольку оно себе дороже может выйти. Оно и понятно — блогеров и прочих создателей сетевого контента развелось столько, что плюнуть некуда. Как каждый суслик в поле агроном, так и каждый владелец смартфона сам себе режиссер. А если что в сеть попало — то все, пиши пропало. И главное — если раньше на это где надо могли махнуть рукой, то теперь фигушки, теперь это уже «общественное мнение». Но оно и хорошо, теперь обитатели разных уровней власти и бизнеса хоть время от времени думать начали перед тем, как что-то сказать или сделать.

Нам же просто повезло, мы успели проскочить МКАД до того, как на нем выстроилась традиционная утренняя пробка, и вскоре въехали на территорию усадьбы Белозерова, которая при дневном освещении мне понравилась еще больше, чем во время прошлого визита. Говорю же — когда дом и прилегающие к нему земли строили с любовью, с перспективой на долгую жизнь как свою, так и детей с внуками, это сразу заметно. И неважно, здоровенное это поместье или небольшой домик на восьми сотках.

— Вас ждут, — подошел ко мне охранник. — Следуйте за мной.

Был он ощутимо напряжен, держался от меня в нескольких шагах и вдобавок, похоже, был готов пустить оружие в ход моментально, если только я задумаю выкинуть какой-то трюк. Значит, моя роль в произошедшем для него тайной не является. Ну или есть какие-то догадки на данный счет. Это плохо. Народу в доме работает много, кто-то из них, как, полагаю, вот этот крепыш, может, и предпочтет помалкивать, ну а у кого-то наверняка язык без костей. Горничные те же будут трещать как сороки. Слово за словом — и расползутся слухи в разные стороны, те, которые со временем непременно достигнут отдела. Как Саргассово море по версии писателя Беляева притягивает к себе покинутые экипажем корабли, так и в отдел стекаются все новости и сплетни, в которых есть хоть толика чего-то сверхъестественного.

Впрочем — и ладно. Мне есть что сказать Нифонтову, когда он придет за разъяснениями. Хотя, конечно, лучше бы обойтись без его визита, по крайней мере по этому поводу.

В доме было нехорошо. Не в смысле не убрано или суетно, нет. Эмоционально нехорошо. Стояла в нем некая недобрая тишина, время от времени перемежающаяся звуками, раздающимися со второго этажа и более всего похожими на рыдания.

— Хозяин ждет в столовой, — сообщил мне охранник. — Следуйте за мной.

— Хорошо, — покладисто согласился я, подумав о том, что Мара, конечно, если и не оружие Судного дня, то что-то к тому близкое. Заглянула-то всего на полчасика или около того, а какой результат!

Белозеров в одиночестве сидел за длинным столом, пил кофе, был бледен и, такое ощущение, что еще десяток годков к своему и без того не юному возрасту накинул. В прошлый раз я видел немолодого джентльмена в районе шестидесяти, сейчас же наблюдал старика, которому хорошо за семьдесят. Лицо прорезали морщины, кожа в районе щек провисла, пигментные пятна густо высыпали. Я даже, грешным делом, подумал, что и до него моя малолетняя приятельница добралась, плюнув на запрет.

— Лет семь не притрагивался, — сообщил мне олигарх, показав на чашку с напитком, аромат которого я учуял еще в коридоре. — Врачи запретили, как и курение. Но сегодня без кофе никак, иначе мне не собраться. Не каждый день в моем доме подобное происходит. Антон, ты можешь быть свободен.

Охранник с сомнением глянул на меня, но спорить с работодателем не стал, потому покинул помещение и прикрыл за собою двери.

— Но ведь хотелось же? — мотнул я подбородком в сторону чашки, после подмигнул собеседнику, да и уселся на стул рядом с ним. — Все семь лет? Если честно?

— Ужасно, — подтвердил Белозеров и отпил еще маленький глоточек. — Равно как и трубку выкурить. Я сигареты, сигары не жаловал, от них один вред. А вот трубка — совсем другое дело.

— Вот и считайте, что я оказал вам услугу. Вернее, выполнил маленькое желание.

— Не просто так все же появилась фраза о некоторых желаниях, которые лучше бы и не сбывались.

— Вы обещали меня накормить завтраком, — напомнил я, решив перевести тему разговора в более интересную для себя плоскость. — Если честно, голоден как волк. Могу, наверное, лошадь съесть.

— Зачем же? Лошадь — друг человека. — Олигарх взял со стола колокольчик и несколько раз качнул его в воздухе, отчего тот мелодично забрякал. — Я очень люблю лошадей, рядом с ними становишься как-то лучше. Духовно чище. Неподалеку отсюда есть конюшня, я в ней держу несколько лошадок. Марина раньше любила на них кататься, да я и сам, бывало… Н-да.

В столовую вошла горничная, которую я помнил по прошлому визиту. Причем, увидев меня, она немного побледнела. Ну, я же говорю — все всё знают. Да еще и напридумывали небось невесть чего про меня. Может, даже то, что я кровь юных и красивых девушек пью.

— Что желаете, Александр? — осведомился у меня Белозеров. — Только имейте в виду, у нас все просто, по-старому. Не нравятся мне все эти фьюжн-кухни и молекулярные изыски.

— Так и здорово. Мне бы яичницу из трех, а лучше четырех яиц, бутербродов с колбасой и сыром, да чайку покрепче и сладкого. Лучше всего каркаде. Люблю, когда он красного цвета. Как кровь!

И зубом цыкнул, а после губы облизал эдак неторопливо. Бедная горничная стала лицом белее бумаги, но все же кивнула, выдавила из себя улыбку и удалилась, неплотно прикрыв за собой дверь. Не иначе как охранник с пистолетом наголо за ней притаился.

Эх, жаль, со мной Жанны нет! Я бы им сейчас шоу устроил. А что? Семь бед — один ответ.

— Александр, можете так больше не делать? — попросил меня хозяин дома. — Мне, знаете ли, после сегодняшней ночи и так сильно не по себе, а тут еще это… Невесть что про вас готов подумать, даже несмотря на то, что всю жизнь стоял на позициях материализма, как когда-то в университете учили.

— Поверьте, любезнейший Вадим Евгеньевич, те, кого вы имеете сейчас в виду, такой показухой и ерундой как раз не занимаются, — усмехнулся я. — Вы вообще не будете до самого финала подозревать, с кем имеете дело, до той самой поры, пока вам наружную яремную вену не прокусят. Но, кстати, и в этом случае вам почти ничего не будет угрожать. Вурдалаки убивают людей очень и очень редко, им это ни к чему. А особенно в Москве.

— Почему, если не секрет? — заинтересовался мой собеседник.

— Мне рассказывали, что лет двадцать с лишним назад им преподали очень серьезный урок, после чего этой публики в столице вообще лет пять не наблюдалось. Потом кое-кто вернулся, но границы по сей день никто не переходит. Да и не тронет вас ни один вурдалак на самом деле.

— Я под вашей защитой? — вроде бы в шутку, а на деле вполне серьезно осведомился Белозеров.

— Вовсе нет. Ваша защита — ваш возраст. Не трогают они тех, кто старше сорока сорока — пяти лет, без особой нужды. Риск внезапной смерти выше, опять же с годами людей начинают хвори одолевать, что непременно сказывается на вкусовых качествах крови. Да мало ли?

— Вы довольно откровенны со мной. Не боитесь, что я сделаю эту беседу достоянием гласности?

— Нет, — рассмеялся я. — Здесь скорее вам нужно опасаться, чем мне. Как только вы заговорите о привидениях и вурдалаках, партнеры немедленно обеспокоятся вашим душевным состоянием, а конкуренты начнут раздувать из мухи слона, говоря всем о том, что Белозеров вконец сбрендил, то есть надежный контрагент из него теперь — как из пончика свистулька. Прессу подключат, а те еще и прозвище какое-нибудь обидное вам придумают. «Дед Деменций», например. Тьфу, вот зачем про пончик сказал? Еще сильнее есть захотелось!

— Так и будет, — невесело вздохнул хозяин дома. — Но — ладно, давайте уже поговорим о том, для чего я вас сюда пригласил.

— Давайте, — с легкостью согласился я. — Почему нет? Более того, предлагаю не ходить вокруг да около. Вам ведь интересно знать, зачем было поступать так жестко, не сказать жестоко?

— Приблизительно так.

— Просто у меня есть такая привычка — если что-то обещал, делаю это на совесть и всегда дохожу до самой сути. Ну или до конца, в зависимости от ситуации. Здесь все именно так и произошло.

— Вот так? — Белозеров ткнул пальцем в направлении двери. — Старшая дочь в истерике бьется, младшая чуть не поседела.

— Именно так. — Я достал из кармана смартфон. — Гляньте-ка один ролик, а потом, если понадобится, мы его детально разберем. Но, думаю, обойдемся и без этого, вы даже быстрее моего ситуацию просчитаете, я в этом уверен.

И я включил все то же видео, на котором покойный Мишаня младшенькой Белозеровой наркоту передавал.

На виске старика запульсировала жилка, пронял его ролик, похоже, до самой печенки. Мне даже стало не по себе, промелькнула мысль о том, что как бы удар сейчас деда не хватил. Доказывай потом, что ты не при делах. Да и доказывать не придется, меня прямо тут, в этой зале, и пристрелят.

Но нет, Белозеров пару раз вдохнул, выдохнул и деловито осведомился у меня:

— Значит, с Мариной все совсем плохо? Боливийский товар — это же про героин речь?

— Нет, про кокаин. Но от одного зелья до другого рукой подать, а там все, пожалуйте умирать. От передоза, гепатита или какой другой болячки, но непременно. По-другому не случается, на то есть статистика.

— Но Миша — стратег, стратег, — хозяин дома прикрыл глаза ладонью, — а я старый дурак, выходит. Сотни комбинаций сам провернул, чужие замыслы на дальних подступах вскрывал, как устриц, а тут вот, прямо под носом, значит… Стыдно.

— Всегда так бывает, — заметил я. — Чем ближе, тем незаметнее. Кстати, если есть какие-то сомнения в разрезе, правда это или нет, то вы поговорите со своей бывшей женой. Она пыталась нанять меня, как раз для того, чтобы остановить этого товарища. Ну, мне так кажется.

— В самом деле?

— Ага. Не думаю, что действовала она от большой любви к вам, скорее, из-за опасений по поводу собственной будущности. Она же тут только от ваших щедрот обитает, случись все так, как замышлялось, так ей сразу пинок под зад отвесили бы. Так что она вам охотно все подтвердит, а то еще и что-то сверх моего ролика покажет. Думаю, ей вообще известно все, что происходило в вашем доме, от и до.

Открылась дверь, в столовую вошла горничная, катя перед собой тележку, заставленную тарелками.

— Я оставлю вас на какое-то время, — поднялся на ноги Белозеров. — Да и есть приятнее, когда не отвлекают, верно?

— Хорошая беседа уместна в любой ситуации, — возразил я, разворачивая салфетку и кладя ее на колени. — Но поступайте так, как считаете нужным. Это же ваш дом, вы в нем хозяин, а я лишь гость.

Девушка выставляла на стол тарелки, масленку, соусники, а мне в этот миг подумалось — надеюсь, никто из них в еду не плюнул? А то ведь могли найтись желающие. И ведь не проверишь никак… Нет, ну как же непривычно и дискомфортно перемещаться по городу в одиночестве, без свиты. Я прямо как слепой и глухой сейчас.

Мысли мыслями, а снедь в доме Белозерова оказалась отменная, как и в прошлый раз. Я довольно шустро умял все, что мне дали, и выдул приличных размеров чайник с отличным «ассамом». Как видно, каркаде в этом доме не водился.

— Стало еще стыднее, — сообщил мне Белозеров, входя в столовую. — Одно хорошо — не один я дурака свалял, Альбина не умнее меня оказалась. Чего молчала? Чего ждала?

Да кто же его знает, чего она молчала и чего ждала? Может, соваться не хотела, а может, твоей смерти. Просто Михаил ее планы как трактором переехал, вот она и засуетилась. А так, может, и дальше бы молчала.

— Выходит, этот мерзавец Марину на наркотики и подсадил? — уточнил у меня олигарх, усаживаясь за стол. — Верно понимаю?

— Думаю, да, — кивнул я. — Не сам, разумеется, зачем ему светиться? Подвел к ней какого-нибудь смазливого паренька, который хорошо умеет дурить головы малолеткам, тот сначала ее к себе эмоционально привязал, через красивые слова и постель, после «дурь» дал попробовать, а следом за ней кокс. Ну а там и Михаил подтянулся. Скорее всего, разыграл сценку «Что я вижу, как тымогла», образцово-показательно дал пареньку коленом под зад, а ей пообещал папе ничего не рассказывать. Ну и сам ее начал наркотой снабжать, под девизом «Резко бросать нельзя, может не выдержать сердце». Но это только одна из возможных версий, Вадим Евгеньевич. Может, все было по-другому.

— Был у нее какой-то красавчик, верно, — кивнул старик. — И Миша же меня убедил в том, что это хороший парень, мол, он проверил, так что догадка твоя, похоже, верная. Слушай, так ты, выходит, не только Маринке помог, ты чуть ли не всю мою семью спас?

Интересно, внезапный переход на «ты» означает повысившуюся степень доверия ко мне или же что-то другое?

— Скорее, только вас и ее. Но в целом я, конечно, молодец, план выполнил и перевыполнил.

— И как же мне с тобой рассчитаться? — уточнил Белозеров. — Деньги? Или что-то другое?

— Дом, — помедлив секунду, произнес я. — Хочу дом.

— Недешево ты ценишь себя, — усмехнулся Вадим Евгеньевич. — Но, с другой стороны, за услуги такого характера цена не может быть низкой. Какой именно дом ты желаешь? Какое шоссе? Или вообще не в России?

— В России, в России, — заверил его я. — Дом этот вполне конкретный, давно построен, имеет адрес и в данный момент является спорным имуществом. Его два наследника никак поделить не могут, поскольку в завещании данная недвижимость не значится. Вот вы его у них и купите. Думаю, что этот вариант наследников устроит в полной мере, деньги разделить проще, чем дом распилить. Правда, дешево вряд ли вы отделаетесь. Фамилия у наследников Левинсон, так что…

— Я куплю его тебе, и мы в расчете? — уточнил Белозеров.

— В полном, — подтвердил я. — Больше скажу — мне сие строение на пару-тройку дней нужно, после можете его себе забирать. Вернее, сразу на себя оформлять. Ну или вон Альбине подарите, чтобы она не переживала о том, где жить станет, если неровен час что случится.

Наверное, можно было бы профессорское жилье к рукам прибрать, но только зачем? Жить я там не стану, у меня в Лозовке дом есть, сдавать тоже не буду, а продать, чтобы заработать… Да ну на фиг. Куда проще способы деньгами разжиться есть, как показала практика. Условно, разумеется, но тем не менее. Плюс после налоги с недвижимости плати, а перед тем по нотариусам бегай, по разным БТИ и энергокомпаниям. Неохота.

— Очень хочется спросить, зачем же тебе это здание на два-три дня, но не стану, — кивнул Белозеров и пододвинул мне блокнот и ручку, которые лежали на краю стола. Кстати, я еще в прошлый свой визит обратил на это обстоятельство. Как видно, привычка из молодости, от которой ему уже не избавиться. — Хорошо, договорились. Напиши мне все данные о местоположении дома и координаты наследников, с ними сегодня же свяжутся по поводу покупки-продажи. Сроки?

— Боюсь показаться нескромным, но чем быстрее — тем лучше. — Я достал смартфон и начал искать в нем необходимую информацию. — Время не ждет.

— Другого ответа и не ждал, — кивнул олигарх. — Александр, но осталось еще два нерешенных вопроса.

— С вашей младшенькой все будет в порядке, — сказал я и, заметив, что после этих слов старичок чуть подался вперед, добавил: — Во всех отношениях. И психически тоже. Страх, которого она натерпелась этой ночью, скоро забудется, но выводы из произошедшего Марина, полагаю, сделает. А если она снова начнет что-то эдакое употреблять, то пугану ее снова. Что вы хмуритесь? Как в народе говорят? Горьким лечат, сладким калечат. А вообще вы бы ее к какому делу приставили, что ли, вся блажь в таком возрасте идет от ничегонеделания и вседозволенности, по себе помню. Ну, с последним у меня было построже, зато первого хватало, особенно в институте. А потом пошел на работу и всю дурь как ветром выдуло. Надо было выживать, это занимало все свободное время. Правда, выпивать по пятницам начал, но тут уж ничего не поделаешь, традиции святы. Ну а второй вопрос какой? О сотрудничестве в будущем?

— Именно, — снова качнул головой Белозеров.

— Признаюсь честно — вы мне нравитесь как человек, — абсолютно искренне сказал я, попутно записывая в блокнот данные о наследниках покойного профессора и адрес дома. — Но это ничего не меняет, работать на вас не стану, ни официально, ни по найму. Как, впрочем, и на кого-то другого, так что обижаться тут не на что.

— А Илюша Носов? Ты же, насколько мне известно, чуть ли не в штате у него состоишь.

— Брехня, — отмахнулся я. — Нет, он предпочитает думать, что это так, иначе картина мироздания в его глазах может немного треснуть с одного угла, но меня это не волнует. Поверьте, я посылаю его куда подальше всякий раз, когда он пытается меня под себя прогнуть.

— И каждый раз делает вид, что все равно своего добился, — рассмеялся Вадим Евгеньевич. — Илья с годами не меняется.

— Я никого не убиваю по заказу или ради чьей-то забавы, не занимаюсь промышленным шпионажем, не воскрешаю мертвых и не возвращаю молодость, даже если ну очень надо. С этим всем не ко мне. Плюс там есть еще десятка два «не» рангом поменьше. Но если у вас случится какая-то беда, которую кроме как «неведомой напастью» или «сглазом» не назовешь — звоните. Если смогу — помогу.

— И если захочешь, я так понимаю?

— Говорю же — с вами общаться одна радость. — Я встал со стула. — Лишнего объяснять не нужно. И еще одно — я помогу именно вам, Вадиму Евгеньевичу Белозерову. Кому-то другому, даже если он давний друг семьи, родственник или крайне уважаемый и влиятельный человек — не стану. И сразу — если кто-то хоть раз позвонит или приедет со словами, что именно вы посоветовали обратиться ко мне, то в этом случае мое доброе отношение к вам мигом развеется.

— Это само собой разумеется, — олигарх с печалью глянул на дно чашки, где уже начали подсыхать крупицы кофе, — как и вознаграждение, которое могу гарантировать. Деньги или какая-то услуга вроде сегодняшней — на выбор.

— Поверьте, лучше, если я вовсе никогда никакого вознаграждения от вас не получу, это будет означать, что все у вас в порядке. Ладно, пойду навещу вашу дочь. И сразу — она, возможно, поначалу будет галдеть, звать охрану, требовать, чтобы меня немедленно выкинули за ворота — так это нормально. Не берите в голову. Я понимаю, отцовские чувства, все такое, но вы же помните пословицу, которую я недавно цитировал? Вот и хорошо.

Я двинулся к выходу, но уже у самой двери остановился и повернулся к Белозерову.

— Да, вот еще что. Будет совсем замечательно, если какой-нибудь уважаемый доктор диагностирует смерть Михаила как вполне себе естественную, а после зафиксирует данный факт документально. Сердечный приступ, или что-то в этом роде. Медицине виднее.

— Уже, — сплел пальцы рук в «замок» Вадим Евгеньевич. — С полицией тоже все будет улажено полюбовно.

— И прислуга, — я показал пальцем на дверь. — Провели бы вы с ними беседу разъяснительно-кадрового характера. В смысле — кто не понял, тот свободен.

— Так после этого рассказов будет еще больше, — иронично заметил Белозеров.

— Но кто им поверит? Уволенная прислуга редко говорит что-то хорошее о бывших хозяевах.

— Заезжай как-нибудь в гости, Александр, — олигарх взял со стола смартфон, — просто так, чаю попить и побеседовать. Я буду рад тебя видеть.

— Может, и заеду, — произнес я. — Почему нет?

Кстати — очень может быть. Редко мне за последние годы встречались адекватные собеседники из числа тех людей, у которых капиталы водятся. Правду говорят — портят деньги людей. Портят. Может, потому я и не стремлюсь к накоплению оных. У меня и без того характер дрянной, а тут совсем скотиной бездушной стану.

Как я предполагал, при виде меня, вошедшего в комнату без стука, Марина взвилась чуть ли не под потолок и заорала благим матом:

— Вон пошел! Ненавижу! Это же ты ее ко мне послал? Ты? Да? И Мишаню тоже ты!

— Угомонись, — посоветовал ей я, усаживаясь на мягкое вращающееся кресло. — Тем более что никого в этом доме твои эмоции сейчас не интересуют. Батя в курсе данного визита, а остальные меня тупо боятся. Даже охрана. Лучше скажи — у тебя ломка или под утро сон плохой увидела?

Вопрос был риторический, по девушке, растрепанной, бледной и с синяками под глазами сразу становилось ясно, что Мара постаралась на славу. Подтвердило это и грозное сопение, подкреплённое злобным взглядом.

— Ладно, не пыхти, — вытянул я ноги в направлении кровати, на которой находилась девушка. — Сам все знаю. Что, проняло?

— Сволочь!

— Не без того, — даже не стал спорить я. — Но, заметь, ты же жива. А знаешь почему?

Опять молчание в ответ, но по глазам видно, что ей интересно узнать, отчего так получилось.

— Та, что к тебе нынче ночью наведалась, абы кого с собой не забирает. Совсем пропащих — да, это ее законная добыча. Мишаня твой мразотой был еще той, первостатейной, вот и получил, что заслужил. Нет, в уме, расчетливости и даже смелости ему тоже было не отказать, но эти качества остальное не перевешивали. Ты же пока ничем таким похвастаться не можешь. Вконец еще не сторчалась, бед непоправимых не натворила, умишка не нажила, так что взяла моя приятельница до поры до времени тайм-аут на твой счет.

Хочется верить, что мои слова до нутра ее доходят. Внешне, по крайней мере, на то похоже.

— Сам дурак, — буркнула девушка.

— Скажи мне, что ты тут видишь? — Я достал смартфон и в который раз запустил на нем ролик, на котором моя собеседница получала от покойного Михаила дозу.

— Альбина? — прошипела дочь Белозерова, впившись взглядом в экран — Сто пудов ее работа! Вот же сука старая!

— И все? — чуть разочарованно уточнил я. — Только это?

— А что еще? — выкрикнула Марина.

— Твой отец понял, что происходит на экране, еще до того, как я телефон убрал в карман, причем от и до. А после старым дураком себя назвал, хотя, как по мне, он очень и очень умный человек. Ты же, находясь в самом центре урагана столько времени, хрен к носу не смогла приставить и понять, в какую задницу попала.

— Я соскочу, как только захочу, — фыркнула Марина. — Ясно?

— Конечно соскочишь, — хохотнул я. — У тебя выбора нет. Продолжишь — и каждое утро будешь встречать с такими же растрепанными волосами, как сегодня, причем через пару-тройку недель они еще и поседеют. Почему — я тебе уже объяснил. Но речь не об этом. Ты реально до сих пор не понимаешь, что у вас тут творилось?

Молчит, губы поджала, но, похоже, пытается сообразить, о чем я речь веду, правда, не получается никак. Нет, она не дура, это заметно, просто эмоции и возраст не дают ей это сделать.

— Ладно, следи за руками, — миролюбиво предложил я. — Начнем с самого начала. То, что сестрица твоя от Миши родила, давно не секрет, верно? Мало того, я, сам того не подозревая, еще ему и услугу оказал, когда это бельишко грязное наружу вытащил при всех. Далее — папаша твой дядька немолодой, смерть его никого удивить не сможет. Нет, сам он на тот свет не собирается, но при нынешнем развитии фармакалогии все можно устроить таким образом, что ни один консилиум в естественности его кончины не усомнится. Да не дергайся ты, лично я ничего такого не собираюсь организовывать. Наоборот, сегодня ночью сделал все, чтобы данной напасти избежать.

— Ага, так я тебе и поверила.

— Вадим Евгеньевич считает по-другому, — немного суховато заметил я. — Продолжим. Вот его не стало, твоя сестрица мигом разводится с мужем… А может, кстати, и раньше это случится, чего тянуть?

— Уже почти случилось, — хмуро произнесла Марина. — Володька еще на той неделе от нас съехал на свою городскую квартиру и адвоката по разводам прислал.

— Вот. Молодая вдова мигом идет на фиг, уверен, что ей по завещанию хрен да маленько отписано, приплода-то от нее нет. Альбину вообще с голой задницей из дома вышибают, в результате остаются при деньгах семьи лишь двое — ты и твоя сестра. Малых в счет не берем, просто в силу возраста. Мне продолжать или уже все поняла?

Снова молчит, но выражение лица изменилось, это говорит о том, что кое-какие мозги в этой хорошенькой головке есть. Кстати — очень симпатичная девчонка, если бы не была столь юной, можно было бы с ней куда-то сходить. Но я закон чту.

— Дальше все совсем просто. Миша женится на твоей сестрице, та, насколько я заметил, особым интеллектом не блещет, потому твой бывший дилер очень скоро станет тут рулить всем. Вот только одна загвоздка есть — не все добро покойного Белозерова к нему перейдет. Не в полном объеме. Ведь ты доброй волей ему свою часть папиных активов не отдашь, верно?

— Верно, — хмуро согласилась девушка.

— Но они все равно станут его, поскольку права свои на наследство ни ты, ни даже хороший адвокат отстоять не сможете ни в какую. Какой суд станет слушать недееспособную наркоманку? А ты именно такой и стала бы, душа моя. Все то время, что отведено твоему родителю, Мишка пичкал бы тебя коксом, а то и на героин подсадил бы. Да какой суд! Тупо передозировка, обычное дело в твоем новом круге общения. Или лечебница, которая не чета комфортному рехабу, там никто в кружок не садится и друг другу душу не изливает. Нет, в таких местах долбят пациентов препаратами термоядерного действия, на их фоне даже овощ кабачок выглядит Спинозой. Вот и вся история о твоем возможном будущем.

— Блин, — пробормотала девушка.

— А если и это не сработает, то в ход пойдет видео, на котором ты с приятелями человека убиваешь.

— Ты чего несешь? — переполошилась дочка Белозерова. — Кого я убиваю?

— Меня, — хмыкнул я. — Ты же около моего подъезда не просто так ошивалась, верно? И нашла его не сама. Думаю, Миша адрес слил? Верно? Накрутил тебя и слил. Вроде как между прочим, случайно.

О, глаза в сторону отвела.

— И можешь быть уверена, появись я в тот день, ухайдокали бы вы меня за милую душу.

— Просто побить хотели, — буркнула собеседница. — Убивать и не думали! Так, битами немного…

— Но убили бы. Вы ж угашенные были, Марин. Запал — штука страшная, сами бы не поняли, как все закончилось. Хлоп — и вот я мертвенький лежу. А в это время кто-то очень незаметный все происходящее снял бы на телефон, стараясь, чтобы именно ты все время находилась в кадре. Выбирая между малой долей от наследства на пару со свободой или тюремным сроком, ты чего предпочла бы? А срок немалый — ты же, по сути, организатор убийства, это серьезная статья с отягчающими обстоятельствами.

— И что теперь? — независимо глянула на меня девушка.

— Да ничего, — встал с кресла я. — Это твоя жизнь, тебе и решать, что в ней случится дальше. Хочешь побыстрее прийти к финишу — валяй. Моя знакомица к тебе дорожку протоптала, теперь станет ждать того момента, когда ты перейдешь ту черту, за которой твоя душа ее станет. Но, повторюсь, это твои проблемы, не мои. Да мне и все равно, если честно. Я тебе не пастух.

На этом я счел свою миссию выполненной и направился к двери. Мир этому дому, пойду к другому. К своему собственному.

— Стой! — раздался голос Марины, когда я уже взялся за ручку. — Скажи, а у нее имя есть? Ну, у той, которая… Ты же понял?

— Есть, — не оборачиваясь, ответил я. — Мара.

— Капец. — По голосу было ясно, что девушку пробрала дрожь. — Что она, что имя… Что ты!

— Не без того, — согласился я и вышел в коридор.

Но еще до того, как за мной закрылась дверь, я успел услышать, как младшая дочь Белозерова произнесла еще одно слово:

— Спасибо.

Глава 9

— Да? — прозвучал в трубке недовольный голос соседки. — Говори, чего нужно?

— Мне ничего не нужно, — сразу окрысился я. — Это ты от меня постоянно что-то хочешь, а я, добрый и безотказный, иду у тебя на поводу. Ты же хотела интервью у Белозерова взять? Ничего не путаю?

— Сашенька, — мигом изменилась тональность в голосе у коварной Маринки. — Сладенький! И что? Договорился?

— Договорился, — передразнил ее я. — У меня все как в банке: сказано — сделано. Завтра позвонишь секретарше, телефон ее сброшу по «ватсапу», с ней согласуешь время и место.

Если честно, я про Маринкину просьбу почти забыл, только в самый последний момент, уже у самых дверей дома, спохватился. Пришлось возвращаться в столовую, где в раздумьях сидел олигарх, опустошавший уже вторую чашку кофе, и с ним договариваться.

— Люблю — не могу! — проворковала соседка.

— Должна будешь, — деловито заявил я. — Чего именно — пока не знаю, но будешь. И не забудь мне свистнуть, когда вернется тот хрен с горы, что про показ писал. Ты обещала!

— Вот же ты мстительный! — даже с каким-то уважением заметила девушка. — Ладно, скажу. Только ты сильно ему морду не бей, он ей работает.

Морду. Да вот еще, я что-нибудь повеселее придумаю. А фантазия у меня богатая! Но как приятен тот факт, что врать не надо.

— Хорошо, не стану. Ладно, все, отбой!

Я отпил чаю, взял с блюда бутерброд и глянул на Вавилу Силыча, сидящего рядом со мной за столом.

— Что опять не так? Чего такой смурной, соседушка?

— Что подружке помог — это хорошо, — отхлебнув чайку из блюдца, степенно ответил мой гость. — Но вот то, что ты с Марой дела имеешь, да еще такие скверные, сильно не по душе. Само собой, не мне тебя судить, и советы давать я не вправе, но все же молчать не стану. Был бы ты мне да родне моей никто — тогда что ж, тогда живи как знаешь. Но ты нам не чужой, потому и сказал, что думаю. Ты же хороший парень, Александр, не злодей какой заугольный, не душегуб придорожный.

— Ты все о том же? — Я подлил подъездному в полупустую чашку кипятку. — Ладно, тоже повторюсь. Там такая душа была, что клейма ставить негде, пять раз ее убей — все мало. Он девку молодую на наркоту подсадил, а после нашептал ей, чтобы та меня ухайдокала. Бабу замужнюю совратил и обрюхатил, да еще с супругом ее развел. На хозяина своего злоумышлял, убить того хотел. Мало? Могу еще кое-чего порассказать, из более раннего.

— Правильно ты все сделал, хозяин, — поддержал меня Родька, как, впрочем, и всегда. — Его не то что Маре, его Лиху надо было отдать. Пусть бы оно его мучало!

— Да тьфу на тебя! — дернулся Вавила Силыч, глянул сначала за левое плечо, потом за правое, при этом по разу за каждое из них плюнул. — Не накличь беды!

— Откуда Лиху тута взяться? — фыркнул мой слуга, зацепил коготком кусочек халвы, отправил его в рот и неразборчиво добавил: — У наф тут не леф!

— Не лес, — подтвердил подъездный, — зато парк эвон недалеко, коли ты забыл. Мне вот рассказывали, что об тот год видали эту напасть на Флотской, как раз в парке. Он, конечно, поболе нашего, и пруды там есть, но кто знает?

— На Флотской? — переспросил я, прожевав кусок бутерброда. — Ты про «Речной вокзал»? Парк Дружбы?

Я этот парк хорошо помнил, со всеми его аллеями, фонарями, прудами и лавочками. Мы в нем со Светкой, когда еще женихались, часто гуляли.

— Он, — вздохнул Вавила Силыч. — У меня один знакомец давний, еще по отчей деревне, нынче на Фестивальной в дому новостроечном обитает, так мы с ним иногда видимся. Нечасто, раз в пять лет, а то и реже. Дела и у него, и у меня, сам понимаешь. Хозяйство же! Но об тот год как раз повстречались, ага. К ним в управу мэр приезжал, вот меня от обчества… Неважно, короче, то наши дела. Потап тогда мне и рассказал про Лихо. Он, вишь ты, дружбу с парковыми ауками водит, подкармливает их, чтобы те детишков из его дома и соседских на аллеях не стращали и с собой не уводили. Вот они-то ему и доложили, что время от времени Лихо стало появляться. Дескать, оно по ночам пьяных губит, а после их тела мертвые в прудах топит.

Про аук знаю, даже видел их в лесу близ Лозовки пару раз, причем они меня не боялись, по своей всегдашней привычке за высокие муравейники не прятались. В целом безвредные, в общем-то, существа, эдакие мохнатые колобки с ручками-ножками, похожими на ветки. Они ни на кого не нападают и никого не убивают, что для лесной нечисти большая редкость, хотя вред от них человеку быть может. Ауки лихо подделывают голоса, потому запросто могут сбить с панталыку, например, грибника, который кричит пресловутое «ау» в надежде найти кого-то из тех, с кем пришел на «тихую охоту», или просто живую душу, которая укажет ему, где выход из леса. В результате эти крохи заведут бедолагу в такую чащобу, из которой и по навигатору не выберешься. Или, того хуже, в болото к тетушке Кикиморе, с которой они, как правило, хорошо ладят, поскольку очень любят поедать водяных жуков и пиявок, а тех во владениях болотной хозяйки, понятное дело, пруд пруди. Ну, а болотная Хозяйка живую душу, добром к ней пожаловавшую, из своих цепких скрюченных пальцев сроду не выпустит, помотает ее вволю по хлябям да в чарусье какой в конце концов и утопит. Кикиморы вообще очень опасные и плохо контролируемые существа, лично я без особой нужды и дяди Ермолая даже в ближнее лозовское болото сроду носа не суну.

В наше время и в городе, ясное дело, кого-то куда-то завести — проблема серьезная, кругом жизнь, потому эти пакостники взяли себе моду детей малых с парковых дорожек за деревья уводить, чтобы после хихикать, глядя на то, как их родительницы, побросав смартфоны, в которых до того сидели, с воплями мечутся в поисках кровинушек, голося, что твои чайки над морем. Но вреда мелкоте, конечно, они никакого не причиняют, понимая, что спрос за то с них будет неслабый, по этой причине через какое-то время, если матери чад своих не нашли, выводят последних обратно на дорожки, к людям.

Но вот Лихо… Нет, и про эту нечисть я слыхал кое-что, только воспринимать ее как некую кару людскую хуже Мары мне и в голову не приходило. А оно вон как.

— Думаешь, его пращуры просто так придумали поговорку «Не буди Лихо, пока оно тихо»? — осведомился у моего слуги подъездный, а после отвесил ему крепкий подзатыльник. — Думай, что говоришь, балабол! Одно дело — просто так его помянуть, это ладно. Но ты-то что брякнул?

— Хозяин! — возмущенно пискнул Родька, потирая мохнатую голову. — Чего он?

— Правильно все, — одобрил я действия соседушки. — Ко мне и так в гости таскается невесть кто, только Лиха не хватало.

— Тебе как раз его стеречься не след, — отмахнулся Вавила Силыч. — Вас, ведьмаков, они седьмой дорогой огибают. Нет, если ты сам в драку полезешь, тогда конечно, а так — нет.

— С чего это? — заинтересовался я.

— Князь Вещий, который вашему колену старший по сей день, в давние века их пращурицу одноглазую, с которой род лихов по свету пошел, в честном бою победил, — пояснил соседушка. — И пощадил почему-то. Может, в настроении хорошем был, может, во хмелю — поди теперь знай. Вот с тех пор ни одно Лихо ни одного ведьмака без нужды сроду не тронет. Мало того — случись с тобой или сородичем твоим беда какая, а оно тому свидетелем станет, так еще и на помощь прийти может. Добро — оно такое, срока хранения не имеет. Но вот прочим людям Лиха стеречься надо крепко, оно страхом их питается, для того такие жути напускает, что умом можно тронуться. Мара по сравнению с ним — что мыша против коровы. Да и надо ей меньше, она душу быстро вынимает, а Лихо — нет. Оно по капельке жизнь и силу из добычи своей цедит, так, чтобы человек понимал, что умирает. Радостно ему от того.

— Жесть, — согласился я. — Не надо нам таких в парке, твоя правда. Да и в городе тоже.

—Вот-вот, — покивал Вавила Силыч. — Да и ты с прочими разными, которые человекам вредят, особо не вожжался бы, а? Вон у тебя дружки какие славные есть, да еще твоего же колена.

— Ты про Слав? — уточнил я. — Которые нам клумбу помогали делать?

— Про них. Ты им кланяйся от обчества при случае, хорошо? Ох, как все в рост да цвет пошло! Да ты и сам видел, поди. Опять же — брата названого вон какого ты заимел, Хранителя кладов, значит. Хороший он человек, добрая про него слава идет по городу.

— Так, — остановил я подъездного. — Тебе-то про него откуда ведомо?

— Все знают, — обвел рукой кухню Вавила Силыч.

— Все — это никто, — нахмурился я. — Хотелось бы детальнее.

— Лично мне про это Фомич из первого подъезда рассказал, а ему вроде Игнат из четырнадцатого дома. А кто Игнату — не знаю, извиняй уж. Он сильно общительный, много с кем и о чем лясы точит.

Извиняй. Легко сказать. Если уж подъездные про это проведали, то вся аристократия ночной Москвы точно в курсе. И, если честно, идея с побратимством мне уже не кажется такой хорошей, как тогда на дороге. Нет, против Валеры я как ничего не имел, так и не имею, просто теперь особо настырные особи, которые не смогли пробиться к нему напрямую, будут пробовать делать это через меня. Те же ведьмы, например. Или, что хуже, кто посерьезнее. Я, понятное дело, всякий раз буду отказывать, потому число личных недоброжелателей у меня может здорово возрасти.

И, кстати, обратный вариант тоже возможен. Скорее всего, Валера станет поступать так же, он парень принципиальный, приблизительно как и я. А если нет? Если он придет и скажет: «Брат, надо помочь», что мне тогда ему отвечать? Извини, у меня принципы?

Надо будет с ним пересечься, что ли, потрещать на эту тему. Коли уж грядет неприятность, то лучше быть к ней готовым.

Холера того любопытного лешего, что за нами подсматривал, забери. Вуайерист хренов! Или как там любители подглядывать называются?

— А чего такого побратима стесняться? — удивился Вавила Силыч. — Что он, то ты молодцы славные, смышленые, не чужими трудами или горем промышляете, всего сами добились.

— Так-то оно так, — я отхлебнул подстывшего уже чаю и засунул в рот остатки бутерброда, — да только есть тут кое-какие нюансы.

Кстати, о сошедших с ума. Надо бы к Вагнерам все же заехать, Ряжскую проведать. Ну и Бэллу тоже. Правда, вот порадовать мне ни ее, ни Петра Францевича нечем, кроме очередных обещаний. Это та ситуация, на которую я никак повлиять не могу, увы.

Как задумал, так и сделал, вот только ничего веселого или хорошего в клинике меня не ждало. Нет, понятно, что место, в котором люди от хворей лечатся, изначально к оптимизму не располагает, по доброй воле или от хорошей жизни люди туда не ложатся, но тут все совсем печально обстояло.

Бэлла оказалась совсем плоха, даже на фоне того, что я видел на той неделе. Если бы не зелье, что я тогда Вагнеру передал, то, скорее всего, ее бы уже с нами не было, это точно. Но и с ним, похоже, ей долго не продержаться, я это понял сразу, как только глянул на серую гадину, оплетшую ее тонюсенькую шею. Удивительно, что ее никто, кроме меня, не видит, такой она жирной и мощной стала. Вон даже узор на спине явно просматривается, некое странное геометрическое сплетение ромбов и треугольников. Кстати, в первый раз такое наблюдаю.

— Это конец, — печально сообщил мне Петр Францевич, стянул с носа очки и протер их белоснежным платком, который извлек из кармана. — Боюсь, Саша, теперь ей не поможет даже обыкновенное чудо.

— Что? — переспросил я. — А, чудо. Чудес не бывает, это придумки авторов-фантастов. У любого чуда, как и у любой аварии, всегда есть имя, фамилия и должность. Иногда во множественном числе. Сказано не мной, кем именно — не в курсе, но очень верно.

— Я немного о другом речь вел, но в целом вы правы. Так понимаю, вам ничего не удалось для этой девочки сделать?

— Удалось, — не стал скрывать я. — Вот только не уверен, что результат моей помощи прибудет вовремя. Теперь от меня ничего не зависит, все подвязано на других людей.

— А если поторопить этих людей? Как-то их заинтересовать, простимулировать?

— Вы же знаете, док, что иногда такие методы не работают, — невесело усмехнулся я. — По общению со мной, собственно, и знаете. Но будем надеяться, что Бэлла удержится на этом свете до того момента, как мне привезут лекарство. Она хоть и хрупкая совсем на вид девчонка, но характер у нее что надо. Бэлла боец, я это сразу понял.

Интересно, в каких далях сейчас ее душа блуждает? Где она? Что видит? Надо будет у Мары при следующей встрече спросить, уверен, что кто-кто, а она-то ответ знает.

Что печально, с душой Ольги Ряжской тоже все было не слава богу. Людей, потерявших рассудок, навсегда или временно, называют «душевнобольные», так вот у Ольги душа захворала капитально, да настолько, что держали ее в специальном помещении без зеркал, ручек и с мягкими стенами. В клинике Вагнеров, оказывается, несколько таких имелись, хоть закон не очень и приветствовал подобную практику у частников. Одно дело аппендицит вырезать или ногу срастить, другое — умом скорбных людей пользовать. Разные вещи и, что главное, степень риска для окружающих тоже разная. Какой-нибудь почечник вряд ли станет черепа близких молотком крушить, разглядев в них вместо людей демонов.

— Я приглашал к ней лучших специалистов из числа тех, кто живет в Москве, — глядя через небольшое окно с небьющимся стеклом на женщину, сидящую на кровати и раскачивающуюся в такт какой-то ей одной слышимой музыке, сказал мне Вагнер. — Все сошлись в одном — чтобы она вышла из этого состояния, нужен очень мощный эмоциональный триггер. Нет, было много слов на русском и латыни, терминов, даже споров, но вывод таков. Причем триггер не абы какой, вроде пожара или…

— Бэлла, — перебил его я. — Верно?

— Верно, — кивнул врач. — Она исчерпала себя эмоционально именно на этой почве, с именем сестры ушла во тьму. Значит, и выйдет из нее с ней же. А если Бэлла умрет, то, возможно, вовсе не выйдет. Хотя оно и к лучшему, тогда ей будет проще жить там, во мраке беспамятства.

— Да вы поэт, Петр Францевич, — заметил я. — Красиво сказано, даже несмотря на то, что смысл-то так себе.

— Я наполовину немец, а потому во мне присутствуют все основные черты этой нации, а именно сентиментальность, поэтичность, практичность и экономность.

— А что супруг? Так и не появлялся?

— Нет, — качнул головой Вагнер. — И дозвониться я ему не могу. Да и не особо пытаюсь, если честно, никакого смысла в этом не вижу. Жизни Ольги Михайловны ничто не угрожает, а оплата за ее пребывание здесь, в клинике, поступает регулярно. Равно как и за Бэллу.

— Вот же сволочь! — с неожиданным сочувствием произнесла Жанна. Дело в том, что в последнее время ее бесило вообще все, что связано с Ряжской, даже простое упоминание о ней. А тут вон стоит, смотрит на нее и не злится. — Она его жена, нельзя так. И любит она его, я это точно знаю, сама видела. Блин, жалко тетку.

— А если бы оплата не поступала? — не удержался я от откровенно провокационного вопроса. — Тогда как?

— Не думаю, что это стало бы для меня большой проблемой, — не менее иезуитски ответил Петр Францевич, как видно, предоставляя мне самому решать, чего в нем больше — сентиментальности или практичности. — Саша, я могу вас попросить о небольшой услуге?

— Какой именно? — уже догадываясь, о чем пойдет речь, уточнил я.

— Посмотрите одного пациента. Просто посмотрите, о помощи в лечении речь не идет.

— Хорошо, пойдемте, — согласился я.

Напоследок я еще раз бросил взгляд на ту, что находилась за стеклом. Эта женщина, пожилая, растрепанная, с пустым взглядом, упертым в одну точку, совершенно не была похожа на ту ухоженную, умную и волевую даму, с которой я когда-то познакомился в переговорке банка. Два абсолютно разных человека.

А ведь в этом есть и моя заслуга, если можно так выразиться. Хочешь не хочешь, но факты суровы и непреклонны. Нет, судьбой Бэллы, которая послужила причиной случившегося, распорядился не я, а силы свыше, но мое вмешательство изменило ход течения событий. Умри Бэлла еще весной — и, скорее всего, Ольга не стала бы такой. Да, переживала, плакала, может, впала в депрессию, но до безумия не докатилась бы. Ее сломала подаренная мной надежда, а также куча мелких напастей, которым тоже причина я. Наслоились они одна на другую. Да один визит в Навь чего стоил! Вот и сломалась Ряжская, не выдержала прессинга.

Но при этом вины за собой не чувствую. Каждый из нас — и она, и я, и все остальные — сам выбирает свою дорогу в жизни. И у большинства всегда есть возможность остановиться и остаться на том месте, где он сейчас находится, или вообще вернуться назад, туда, где все спокойно и понятно. Не так тепло, не так светло, не так богато и сытно, но безопасно и предсказуемо. А уж если пошел вперед — будь готов к неожиданностям, приятным и неприятным. Так что ее никто не заставлял обратиться ко мне за помощью. Более того, она знала, что это может выйти боком. Да я сам ее предупреждал, причем не раз — вожжаясь со мной, ты играешь с огнем, Ольга.

— Вот этот пациент. — Вагнер, подойдя к одной из палат, приоткрыл дверь, в образовавшуюся щелку я увидел седого мужчину, лежащего на кровати и читавшего книгу. — Что скажете?

— Ничего хорошего, — честно ответил я. — Ему уже не помочь.

Серая змея на шее пациента клиники была не такая здоровенная и жирная, как у Бэллы, но шансов бедолаге не оставляла никаких. Мужчина обречен.

— Я так и полагал, — Петр Францевич притворил дверь и печально вздохнул, — но хотелось получить подтверждение от вас. Вдруг шансы все же есть?

— Увы, — сказал, как обрубил, я, — никаких. И времени у него почти не осталось.

Было видно, что мой собеседник расстроен. И, надеюсь, тем, что он услышал, а не тем, что скоро этот свет и его клинику покинет платежеспособный клиент, палата-то даже по местным недешевым меркам не из простых. Я тут лежал, в курсе, что к чему. Кто знает, какая из сущностей его полунемецкой души в данный момент одерживает верх?

Видел я и то, что Вагнера в данный момент мучит противоречие. Ему и хочется попробовать еще раз ко мне подъехать на кривой козе на предмет привлечения в качестве хоть бы даже внештатного консультанта, и в то же время колет страх — как бы через это каких неприятностей не нажить.

— Кхм, — кашлянув в кулак, врач вскинул голову, — Саша, вот о чем хотелось бы поговорить…

— Вы неплохой человек, Петр Францевич, — положил я ему руку на плечо. — Говорю это от чистого сердца. Только все равно практиковать что в вашей клинике, что в какой другой я как не собирался, так и не собираюсь. Но если прямо вот очень понадобится мой совет — звоните.

— Вот за это спасибо! — оживился Вагнер. — Иногда просто…

— Но не забывайте о моем вздорном характере, — перебил я его. — И о том, что «нет» я даже своим друзьям в некоторых ситуациях все же говорю чаще, чем «да». То есть не стоит кому-либо давать надежду до того, как пообщаетесь со мной, хотя бы для того, чтобы после не чувствовать себя неловко.

Практика показала, что именно Вагнер оказался чуть ли не самым полезным из всех моих новых знакомцев среди людей за последние годы, потому я готов именно ему время от времени идти навстречу. Все же остальные — Носов, Белозеров и иже с ними, как правило, приносили проблем больше, чем пользы.

Опять-таки — если мне понадобятся деньги, то именно здесь, в этой клинике, их всегда можно заработать быстро, более-менее без проблем и не привлекая к себе особого внимания. Некоторым местным пациентам вроде того дядьки, которого я только что созерцал, конечно, помочь не получится, но и других хватает, с хворями обычными, излечимыми. Камни в почках, простатит, все такое прочее. И дел всего-то — передать Вагнеру зелье, а после получить гонорар, все остальное он сделает сам.

Впрочем, вопрос денег пока остро не стоит, да и не факт, что вообще возникнет в ближайшее время. Расходы у меня не столь велики, а господин Носов, к которому я отправился сразу после посещения клиники, словно прочтя мои мысли, первым делом вручил мне пластиковую карту приятно-золотистого цвета.

— Держи, — сказал он и хлопнул меня по плечу. — Владей.

— Это прекрасно, — я повертел карточку в руках, — но хотелось бы ясности.

— Ты не знаешь, что это такое? — делано удивился олигарх — Ты? Банковский служащий?

— Я знаю, что это такое. Но мы же не в сериале, верно? К карточке должен прилагаться ПИН-код, без которого никак не обойтись, а в идеале еще договор банковского счета. Ну и хотелось бы знать, что именно там за деньги лежат и в каком количестве. И это мне как раз как бывшему сотруднику банка, который занимался финансовым мониторингом, знать хочется.

— Вот твой ПИН. — Носов уселся за стол и пальцем подтолкнул ко мне бумажный прямоугольник, который, оказывается, был скрыт от меня чашкой, стоящей на блюдце. — Что до проблем — их не жди. Это мой банк, потому даже не забивай себе голову. Относительно происхождения денег — это твой честный заработок, дополнительный один процент за очень выгодную сделку с лесопилкой, плюс премиальные за мое отличное самочувствие.

Лесопилка. Я про нее давно забыл уже, хоть вроде это и было почти вчера.

Вот интересно, как там Римма? Хорошо ли устроилась на новом месте?

Сладкая женщина, ничего не скажешь. И умная. Все быстро продала и смылась куда подальше, теперь точно из-за меня под какую-то раздачу не попадет.

— Я просто подумал, что нет смысла гонять деньги между банками, — дружелюбно объяснил мне Илья Николаевич. — Вот, проявил инициативу. Ну а договор тебе в любом отделении распечатают. Если нужен, то дойди и забери, я такими мелочами голову себе забивать не стану.

— Сволочь, конечно, но стиль у него есть, — заметила Жанна, перемещаясь за спинку кресла, на котором сидел олигарх. — Красиво подал. Ты же ведь и знать не мог, что он тебе в своем банке счет открыл.

— То есть вы довольны тем, как сработало зелье? — уточил я, убирая карточку и конверт с ПИНом в напоясную сумку и при этом резонно игнорируя реплику своей спутницы. — Претензий нет?

— Ни малейших, — закинул руки за голову Носов и потянулся. — Давно я так хорошо себя не чувствовал. Не поверишь, тут, когда обратно летел, даже подумал — а не простить ли мне Вадика? Ну, не разорять его? Может, пусть живет себе дальше? Ведь если бы не его проделки, то у меня сейчас и коленки бы хрустели, и в пояснице постреливало, и давление скакало. У меня все это и до того, как тот поганец на меня порчу навел, водилось. А так — да, чуть не помер, зато с тобой знакомство свел, теперь вот здоров как бык.

— Здесь я вам не советчик. Белозеров ваш закадычный враг, сами и думайте.

— А мне рассказали, что ты опять к нему в гости заглядывал, — вроде бы и безмятежно сообщил мне Носов, но глаза его были серьезны. — О чем беседовал неизвестно, только после того к его дому сразу две машины подъехали. Одна труповозка, в нее тело его начальника охраны погрузили, а другая младшую дочь в аэропорт отвезла. В Германию та улетела.

Надеюсь, Марина сама приняла такое решение, а не папа ее заставил. Просто натура у этой девчонки, несмотря на юный возраст, цельная, такую ломать начнешь, так она назло станет все делать.

— Гештальт один закрыл, — пояснил я. — Не люблю незаконченных дел. Да, относительно охранника… Увы, инфаркт молодеет.

Александр, как всегда присутствующий здесь, еле слышно хмыкнул, вторя Жанне, которая, наоборот, громко рассмеялась.

— Я так и подумал, — благодушно произнес Носов.

— Кстати, о гештальтах. Вот, держите.

Я встал, подошел к хозяину дома, достал из все той же сумочки зелье, что мне вручили ворожеи, и протянул его олигарху.

— Берите. Это еще девять лет такой же жизни, как сейчас. Ну или семь-восемь, если ваш помощник захочет, чтобы я прежде попробовал то, что здесь находится.

— Не захочет, — рыкнул олигарх, цапнув флакон с алой жидкостью. — Не хватало только!

Он выдрал из горлышка тугую пробку и мигом выплеснул в рот содержимое емкости.

Забавно, мне в этот момент подумалось о том, что если бы ворожеи хотели от меня избавиться, то лучшей возможности им было не отыскать. Все же просто — старый хрыч на месте умирает от яда, а его охрана из меня моментально делает решето. Я мертв, они довольны, да еще и в прибытке, выраженном в очень старом и дорогом мандрагыре.

Интересно, почему этот вариант мне раньше в голову не пришел?

— Значит, суммарно всего десять лет? — Убедившись, что флакон опустел, Носов поставил его на стол. — Ни больше ни меньше?

— Не меньше точно, за больше не поручусь. — Я снова опустился на стул. — Плюс напомню еще раз — речь идет о здоровье, не более того. От яда, пули или безрассудных поступков зелье не спасет, равно как и от халатного отношения к себе. Жирное и жареное по-прежнему вредно, а несколько бессонных ночей запросто могут привести к нервному истощению. Возраст ваш никуда не делся, Илья Николаевич, он в своих правах.

— А когда этот срок пройдет? — Олигарх побарабанил пальцами по столу. — Что тогда?

— Хворь, которую на вас наслали, не вернется, — заверил его я. — А остальное в ваших руках.

— Вернее в твоих, — возразил мне собеседник. — Так что, Саша, хочешь обижайся, хочешь нет, но придется тебе… А-а-а-а-ах!

Он выгнулся на кресле дугой, глаза его закатились от боли.

— Не дергайся, — посоветовал я Александру, который почти моментально направил на меня пистолет и приготовился сказать что-то повелительно-угрожающее. — Иначе ты навредишь и мне, и себе, и ему. Оно нам зачем?

Чего-то подобного я ожидал, потому еще дома велел Жанне подключиться к беседе, если она перейдет в тональность «ты извини, но будет вот так». Девушка, естественно, спорить со мной не стала, так как ей не только Ряжская не нравилась, но и Носов. И еще неизвестно, кто из них больше. Или, наоборот, меньше, исходя из контекста?

Вот только мне очень сильно не понравилась улыбка, которая сейчас гуляла на ее лице. Мало того, она мне напомнила другую, ту, что змеилась по призрачным губам Павлика, когда он Белозерова чуть на тот свет не спровадил.

Нет, ситуации почти идентичны, я не стал изобретать ничего нового, поскольку данный способ внушения весьма эффективен, но исполнители-то разные. Казалось бы, где мальчик-маньяк и где моя верная подружка? А по факту, выходит, недалеко они друг от друга ушли, что весьма печально.

— Так вот, Илья Николаевич, не будет никакого «придется тебе», — миролюбиво сообщил я мощному старику, который извивался от боли. — Неоткуда ему взяться. Я подрядился выполнить ваше разовое поручение. Причем, замечу, исключительно по доброй воле. Ваши угрозы и посулы что тогда меня не сильно занимали, что сейчас. Просто вы мне показались неплохим… Что? Говорите яснее.

А, ясно, товарищ сквернословит от боли и страха, такая у него естественная реакция организма. Кто-то в такой ситуации бледнеет, кто-то писается, а кто матерится. Судя по всему, данные слова направлены не в мой адрес, это мат вообще, но я, пожалуй, сделаю вид, что ничего не понял.

— Вот это вы зря, — добавил я ледку в голос и встал из-за стола. — Похоже, за время нашего общения вы про меня так ничего не поняли. Ладно, значит, будем считать, что не договорились. Да убери ты свою пукалку, честное слово. Понимаешь же, что стрелять нельзя, чего зря курком клацаешь?

Носов что-то замычал, перебивая мурлыканье довольной Жанны, а Александр, убрав пистолет в кобуру, остановил меня, схватив за плечо.

— Отпусти, — велел я ему, не оборачиваясь. — У меня, помимо общения с вами, других дел еще полно. Мне вон надо за город ехать, черного петуха покупать.

— Кого? — чуть опешив, уточнил охранник Носова. — Ты о чем?

— Черного петуха, — повторил я, скидываяего руку с плеча. — Подарок одному давнему приятелю, нежданный и потому приятный.

Глава 10

Петух в руках перестал биться, словно почуяв свою близкую смерть.

— Ну давай, давай, — потребовал Карпыч, оживленный, как никогда, если, конечно, можно в отношении представителя нелюди применить это слово. — Сворачивай шею!

Легко сказать. Наверное, странно прозвучит, но мне было очень непросто заставить себя убить то живое существо, которое я держал в руках. Ну да, оно обладало невероятно скверным характером и пять раз за время нашего знакомства меня пребольно клюнуло — два раза в палец, три в ногу. Мало того — я из-за него чуть с Антипом не поругался. Мой домовой, только заприметив клетку со зловредной птицей, сразу решил, что это я для него расстарался, потому невероятно обрадовался и даже в ладоши захлопал.

Оказывается, Антип жутко грустил по тем временам, когда дом его был полной чашей, а сам он на правах лица, приближенного к хозяину, руководил дворовым и овинным. Ну, разве только банник не попадал под его юрисдикцию, сохраняя право суверенитета и никого, кроме людей, не пуская на порог охраняемого им строения. Да и тех, скажем прямо, с великой неохотой и строго в положенные часы. Множественные социальные катаклизмы прошлого века, увы, хозяйство разрушили, после чего его покинули и дворовой, и овинный и даже независимый банник, но надежда, что все можно вернуть на круги своя, Антипку не покинула, потому явление черного петуха и вселило в него такую радость.

А как он бурчал, узнав о том, что птица предназначена не ему, а Карпычу! Да что бурчал — чуть ли не рыкал на меня, заставив Родьку возмущенно заорать о том, что некоторые сиволапые забыли как свое место, так и то, кто здесь хозяин. Дело кончилось дракой, после которой Родька отправился зализывать раны к холодильнику, а Антип отправился наверх, где всю ночь гулко вздыхал и топал ногами, как видно, меряя чердак шагами туда-сюда.

Не совру, если скажу о том, что в какой-то момент я даже призадумался, — а не оставить ли на самом деле это приобретение домовому? В конце концов, он мне поближе водяника будет, нам с ним под одной крышей жить. Но как раз в этот момент вредный петушара, невесть как проникнувший в дом, спринтерским рывком пересек горницу и воткнул свой клюв мне под колено, да так, что я аж в голос заорал, мигом выбросив из головы все миролюбивые мысли.

Теоретически всего вышеперечисленного с лихвой хватает для того, чтобы петуха приговорить. Но все равно как-то рука не поднимается.

Но зато как Карпыч обрадовался, увидев, с каким именно подарком я к нему явился! Даже больше, чем его подопечные, поднявшие дружный гвалт после того, как я вывалил в воду очередной набор разноцветных пластмассовых расчесок. К слову — до чего же небалованный контингент в наших реках обитает, а? Расческу подарил — ты уже молодец, больше среднестатистической русалке ничего и не надо. Ни шубы, ни кольца с камушком, ни новой красненькой машинки. Не женщины, а песня. Еще бы от них тиной не пахло…

— Вот порадовал, ведьмак! — приговаривал водяной, щекоча своим зеленоватым пальцем петуха под ало-красной бородкой. Причем тому это очень не нравилось, он недовольно дергал головой и говорил «ко-ко-ко», тем самым выражая свое несогласие с происходящим. — Ох, порадовал! Да еще и под конец Русальной недели!

— Старался, — скромно произнес я. — Для милого дружка и сережка из ушка.

— Пьянчужку одного я надысь утопил, как положено, на закате. Теленка тоже прибрал, зазевалась, видать, какая-то баба, не уследила за ним, — потер ладони Карпыч. — Ну, это не то, что раньше, конечно, когда мне девку да козу люди сами подносили с уважительным словом, но все же традиция худо-бедно соблюдена. А вот с петухом беда. Они по берегу, вишь ты, не бегают, а по-другому мне его не добыть, ни белого, ни черного. Никакого!

— Так и не надо уже. — Я протянул водянику затрепыхавшуюся птицу. — Вот, держите.

— Не-не-не, — погрозил мне пальцем Карпыч. — Давай-ка, Александр, ты все как положено сделаешь. Раз начал — так и заверши. Тебе труда всего ничего, а мне от того пользы великое множество выйдет. Ну и не тут, понятно дело.

— Да? — Именно в этот момент я как раз и ощутил, что дело, похоже, сладить будет труднее, чем изначально предполагалось. — А где?

— Так у омута, где же еще? — Водяной глянул на небо, весело хлопнул себя по ляжками и шустро забежал обратно в реку. — Ну, ты его помнить должон, там, где раньше мельница стояла. И давай поспешай, ночи-то нынче совсем коротки. Зори целуются, как раньше говорили. Глазами раз-другой моргнешь, ан уже и светает.

— Там мельница, она уж развалилась — пробормотал я, ловя себя на легком чувстве дежавю, но пожелание выполнил и побрел по берегу следом за хозяином реки, режущим плечом водную гладь.

В результате вот — стою по колено в воде, держу в руках до того наглую, а теперь испуганную птицу, и думаю о том, что мне ее жалко убивать. Люди, которые на тот свет моими трудами отправились, такого сочувствия сроду не вызывали, потому как они все являлись теми еще сволочами и знали, что творят. И я про это знал, выходит, все честно. К тому же кое-кто из этой уже покойной компании вообще хотел мою голову в качестве сувенира заполучить.

А этот только клюется, да и то ведомый инстинктом, а не злобой, расчетом или экономическими соображениями.

— Саш, давай уже! — крикнула с берега Жанна. — Рукой башку его крутани слева направо, да и все.

— Вот-вот, — поддакнул ей Родька, невесть зачем увязавшийся вместе с нами.

— Возьми сама да крутани, — буркнул я.

— Капец какой-то, — фыркнула девушка. — Олигарха ему построить — как нечего делать, а курице шею свернуть не может. А если бы этот мокрый дядька сказал тебе его выпотрошить, то тогда как?

Ну не скажи, с Носовым все было куда проще. Я вообще наш с ним диалог просчитал еще накануне днем, и, что приятно, все случилось именно так, как и предполагалось. Почти, не считая того, что Илья Николаевич в какой-то момент и впрямь чуть в ящик не сыграл.

После того как олигарх осознал, что я и в самом деле собрался уходить, он промычал что-то вроде «н-н-не-е-ен-надо», чем вызвал веселый смех Жанны.

— Силен старичок, — произнесла она. — Лет много, а за жизнь вон как цепляется. А если так?

Повернувшись и глянув на исказившееся от лютой боли лицо человека, которому я буквально пять минут назад подарил десяток лет жизни, я понял, что если сейчас ее не остановлю, то дальше мне беседовать будет просто не с кем. Мало того, следом за Носовым придется и Александра вычеркивать из списка живущих на этой земле, он ведь не угомонится, будет за шефа мстить. Кстати — интересно, отчего этот неглупый и сильный человек так ему предан? В чем тут дело? Видно же, что не за деньги работает, а за совесть. Может, они родня?

Опять же — а если все же контракт на меня на самом деле есть? Если это не «утка»?

— Хватит, — негромко велел я своей спутнице и снова уселся за стол.

Жанна скорчила грустную рожицу, но приказ мой выполнила.

— Вот вы сказали сейчас — «не надо», — миролюбиво обратился к бледному олигарху, растирающему левую половину груди, я. — И, заметьте, были услышаны. Так почему же мои слова всякий раз в никуда уходят? Сколько раз говорено — я не ваш сотрудник, на зарплате не состою, и ставить меня перед фактом, как оно все будет дальше, не стоит, поскольку никаких обязательств перед вами у меня нет. Вообще никаких. Ровным счетом. Больше скажу — и не было никогда. Все, что я для вас делал, являлось практически подвижничеством. Ну или жестом доброй воли, как вариант. Но нет, вы все норовите мне на шею залезть, а после указывать, куда ехать и чем там заниматься. Я — нет, а вы — да. Разве это честно?

— Никогда больше так не делай, — прохрипел Носов, стирая со лба пот.

— Опять! — расстроенно всплеснул руками я. — Снова приказ. Не просьба, как следовало бы в данной ситуации, а приказ. Разве сложно просто добавить слово «пожалуйста»? Или «если не сложно»? Нет, Илья Николаевич, с вами, похоже, по-хорошему никак нельзя. И что мне делать? Снова говорить по-плохому?

— Устроим дедуле второй сеанс массажика? — мигом осведомилась у меня Жанна, пошевелив в воздухе пальчиками правой руки.

— Еще раз я такое просто не переживу, — пояснил хозяин дома. — Сейчас думал, что все, конец мне.

— Сейчас еще нет, — приободрил его я. — Но обещаю, что если в будущем вы попробуете устроить мне какие-то неудобства или неприятности, то следующий раз в самом деле станет последним. И да, это официальное предупреждение из серии «Не говорите, что не слышали».

— Ультиматум? — рокотнул Носов, приподняв седую бровь.

— Так вы мне выбора не оставили, — пояснил я. — Скажу честно — надеялся, что нынче мы порадуемся за то, что вы будете жить еще долго и счастливо, выпьем по рюмке-другой коньяку, да и разбежимся в разные сторону. Надеялся, но не верил.

— С чего же?

— Не любите вы людей, которые вам еще какую-то пользу могут принести, из своих рук выпускать, — охотно пояснил я. — Нет у вас такой привычки. Вот как выжмете досуха — тогда да. Нет, конечно, вы за это платите, и щедро, но деньги — это всего лишь деньги.

— Пока никто не жаловался. Всех устраивает.

— А вот меня нет. В какой-то момент осознаешь, что как средство решения бытовых проблем деньги — идеальный инструмент, но чуть в сторону от них шагни, туда, где начинается темнота на пару с неизвестностью, и все. Вам полтора месяца назад, когда вы вон в той комнате колодой лежали, они сильно помогли? Вы оплатили консультации лучших специалистов, вы могли купить любое лекарство, которое есть на свете, даже самое дорогое — и все равно умирали. И умерли бы, верно? Сейчас вас уже не было бы на свете, а ваши деньги, фирмы, самолеты, отели весело и азартно дербанили бы люди, которые раньше и пикнуть не смели.

— Это правда, — признал старик и упрямо нагнул голову, напомнив мне быка перед атакой. — Но я жив.

— Исключительно благодаря мне, — не стал скромничать я. — И, заметим, денег у вас за это я не просил, хоть вы именно за них и хотели меня первоначально купить. Мало того — еще и надуть пытались.

— Ты о чем? — удивился Носов. — Я с тобой всегда честно дела вел.

— Ой ли? — фыркнул я, закидывая ногу на ногу. — А кто мне тогда напел про то, что Ольга Ряжская преставилась, а? Мол — она мертва, муж ее уже танк подгоняет, будет тебя из пушки расстреливать. А по факту и Ряжская жива, и супруг ее ничего такого делать не собирался.

— Не путай манипуляцию и вранье, — назидательно произнес Носов. — Это разные вещи. Первое — действенный бизнес-инструмент, второе — потенциальный источник неприятностей. Кстати, я слышал, Оля с ума сошла? Правда или врут? Не в курсе?

— Правда, — неохотно ответил я. — Сам видел. И помочь, увы, никак ей не могу, хоть и хотел бы.

— Слушай, а Паша зря тогда бесился или нет? — азартно блеснул глазами олигарх. — Ну, в смысле — было у вас чего?

— Может, вон туда пойдем? — я ткнул пальцем себе за спину.

— Зачем?

— Там у вас туалет. Не школьный, но все же. Где еще на такие темы говорить?

— Уходит от ответа, — сказала Носову Жанна и похлопала его по затылку ладонью. — Что-то тут неладно. Давай, деда, прояви упорство!

Увы, но олигарх не выполнил ее просьбу. И потому, что ее, разумеется, не слышал, и потому что ему, по сути, все равно, что у меня с Ряжской было. Или не было.

— Знаешь, в любой другой ситуации я, наверное, точно задумался бы о целесообразности твоего дальнейшего существования, — сообщил мне Илья Николаевич. — Не потому, что ты вне системы или потому что говоришь вещи, которые мне не нравятся. Это все киношные штуки, за такое не убивают. Все проще — я понять тебя не могу, Саша. Вот вроде бы уже нащупал ту жилочку, в которую пальцем ткни — и тебе больно станет, а потом раз — нет ее. Там то ли мышцы, то ли жир — не поймешь. Взрываешься ты на ровном месте, по поводу и без повода, это тоже раздражает. Чуть не то тебе сказали — и понеслось. Ты нестабилен, потому непредсказуем, а значит, опасен.

— Да еще семь желаний в разделе «Долг» повиснут, — в тон ему добавил я.

— Ты про оплату за свою работу? — уточнил Носов. — Ну да, это тоже. Когда мы тогда договаривались, я не знал, какой ты странный и непонятный. Думал, речь пойдет о «майбахе», квартире в Москва-Сити или, к примеру, недельном загуле с лучшими московскими «шкурами» в Бурдж-Халифе. Парень ты молодой, желания у тебя должны быть простые и плотские. Но вот ошибся. Хотя все равно ничего бы не изменилось, принял бы я твои условия. Мне тогда выбирать не из кого и не из чего было. Помнишь «Звездные войны»? «Ты моя последняя надежда, Оби-Ван Кеноби». Хотя откуда тебе такое помнить? У вас, нынешних, ничего святого нет.

— Значит, накрылся мой гонорар? — уточнил я иронично. — Или будет некий список желаний, которые могут приниматься к реализации? Только сразу скажу — в Дубай я не поеду, мне жара не нравится.

На самом деле все там с климатом нормально. А вот встреча с Зульфиром ибн Инсафом, человеком в тех краях крайне влиятельным, причем в любое время суток, в мои планы точно не входит. Не скажу, что мы расстались совсем уж врагами, но не друзьями точно. Да, он пообещал, что не станет преследовать меня за случившееся, и слово свое сдержал, но стоит ли дергать тигра за усы? Уверен, что сайеди Зульфир до сих пор оплакивает перстень безумного Абдула Аль-Хазреда, который навеки сгинул в бездонном колодце, расположенном на бывшей базарной площади в заброшенном и проклятом городе Аль-Джазира Аль-Хамра. Том, который даже большинство туристов, ничего не смыслящих в тайнах ночного мира, инстинктивно огибают стороной. Что до перстня — это я его в колодец выбросил, о чем, думаю, мой наниматель почти сразу догадался. Но поскольку доказать этого не мог, а сей предмет в наш с ним контракт изначально не входил, вроде как смертную месть мне объявлять было и не за что. Только вот в Дубай мне теперь дорога закрыта до той поры, пока Зульфир ибн Инсаф не отправится в джаннат, гурий щупать. Ну или в джаханнам, что вероятнее. Правда, на скорое его отбытие в любую из конечных точек рассчитывать не приходится.

— Почему же? — с достоинством ответил Носов. — Раз обещал — выполню, договор есть договор. Тем более что вроде тогда мы сразу договорились о том, что ничего сверхъестественного ты просить не станешь. Хм. Как забавно звучит слово «сверхъестественное» применительно к тебе.

— Вернее, я это пообещал.

— Ты, ты, — кивнул Носов. — Я же говорю — непредсказуем. Кто еще, предоставляя беспрецедентные услуги, станет ограничивать себя в гонораре? Только дурак или человек, который уверен в том, что он всегда получит то, что пожелает, независимо от сложившейся ситуации. Ты не дурак, так что вывод только один.

— Полное осознание отсутствия целесообразности моего дальнейшего существования? — рассмеявшись, я повторил недавние слова моего собеседника. — Да?

— Повторюсь: в другой ситуации — да. Но не сейчас.

«Не сейчас». Отличная формулировка. Я даже знаю, каково второе дно этой фразы. «Найду вампиров, стану бессмертным, сразу тебя грохну за наглость и все остальное».

— Никогда, — поправил его я. — Даже если ситуация изменится, причем неважно, в какую сторону. Ну-ну, не сдвигайте брови. Это не угроза, не предупреждение и тем более не просьба. Это просто констатация факта. Ну и немножко ответочка.

— Поясни.

— Помните, вы меня стращали тем, что ваш последний день станет и моим последним днем? — охотно выполнил его просьбу я. — Ну вот. Мне эта идея понравилась, она продуктивна. Так что мы теперь с вами в равном положении — мой последний день станет вашим последним днем. Правда, с одной поправкой — любая попытка с вашей стороны завершить мои дни раньше времени будет приравнена к моему убийству.

— Последнее не понял.

— Да все просто. Здоровье у меня хорошее, везение немалое, умру я или нет, еще неизвестно. Недавно оклемался, и в другой раз, глядишь, свезет. А вот вы на тот свет отправитесь гарантированно, даже если я останусь жив. Слово даю, — я глянул на помощника Носова, который неотрывно смотрел на меня, — и вы, Саша, тоже умрете. Без обид, но при таком раскладе вы живым мне не нужны. Да и вряд ли вы в стороне от происходящего окажетесь.

— Вот, значит, как, — задумчиво протянул Носов.

— Только так. — Я убрал из голоса дружелюбие и добавил в него холода. — Раз по-другому не понимаете. И сразу, чтобы не было иллюзий — с мертвыми, которые будут защищать мои посмертные интересы, нельзя договориться. Просто потому, что им ничего не нужно. Еще их нельзя остановить, им неизвестна жалость, они никогда ничего не забывают и от них нельзя спрятаться. Вы можете улететь в Сиам или затаиться где-нибудь в Антарктиде, на заброшенной нацистской базе, только это вам не поможет, все одно вы оба умрете в тот же день, что и я. И это невозможно изменить.

— Нет ничего на свете, что бы нельзя было изменить, — произнес Александр.

— Давай проверим, — предложил я, встал со стула и подошел к нему. — Доставай пистолет, стреляй мне в лоб, и поглядим, сколько после этого протянет твой принципал. Ну и ты сам.

— Ой! — вскрикнул у меня за спиной Носов.

А, понятно, Жанна засунула руку в его грудь. Мять сердце не мнет, но холодком с трупным запахом олигарха обдало.

— Есть такие вещи на свете, — тихо, но внятно произнес я. — Есть. Их можно избежать, предотвратить, но не изменить. Не тревожьте меня, не следите за мной, лучше всего вообще забудьте про меня — и ничего с вами не случится. Даю слово. А его я, как вы заметили, держу.

— Скажи, чтобы меня отпустили, — попросил Носов. Помолчал и добавил: — Пожалуйста.

Я кивнул, Жанна убрала руку из его груди.

— Да, и насчет тех немертвых, которых вы так активно ищете, — обратился я к олигарху. — Не округляйте глаза, вам не идет глупое выражение лица. Илья Николаевич, это ничего не изменит, бессмертия нет ни для кого, даже для таких, как они. Хотя, ради правды, в данном случае я вам, скорее, услугу оказываю, пытаясь отговорить от невероятно безрассудного поступка. Вы не понимаете, в какую бездну пытаетесь заглянуть и что вас там ждет.

— Вечная жизнь, — сказал, как отрезал, олигарх.

— Вечное рабство, — усмехнулся я. — Скажите, только честно: вас сильно интересует, что хочет и что думает какой-нибудь операционист, работающий в одном из отделений вашего банка? Любой из них? Разумеется, нет. Так с чего вы взяли, что ваши желания будут интересовать тех, кто живет в тенях не одну сотню лет и обладает немалой силой, такой, какой у вас не будет никогда? Ваши активы — да, это полезное приобретение, а вы сами… Обещанное вам дадут, не сомневайтесь. Слово в моих кругах держат все, независимо от влиятельности и силы, потому поцелуй нежизни вы получите. Но и только. В ближайшие лет двести-триста вы будете выполнять черновую работу, до которой не то что патриархи семей, но и даже рядовые вурдалаки не сойдут. Впрочем, вряд ли у вас столько времени будет, вы уйдете в небытие куда быстрее. Причем даже без моей помощи.

— Почему?

— Для бесполезных членов семей, к которым вы будете относиться… Будете-будете, поверьте мне. Так вот — для них существует ежедневная норма питания, — объяснил я. — Чтобы от голоду не умерли, но и особо не шиковали. Вам этого будет мало, отказывать вы себе ни в чем не привыкли, потому очень скоро вы выйдете на улицу и кому-то шею прокусите. Или вон того же Белозерова навестите. Такие вещи как шило в мешке, их не утаишь, потому очень скоро вас или свои в пепел обратят, чтобы избежать ненужных эксцессов и в воспитательных целях, или те, кто за законом в Ночи следит. Такие есть, и их, кстати, тоже не купишь. Хотите верьте, хотите нет.

— Спорный вопрос, Саша. Дорога к власти одинакова везде, тот, кто хочет, тот ее всегда пройдет до конца.

— Не в этом случае, — возразил я. — Мне недавно рассказывали, что одна молодая, да ранняя вурдалачка года два назад попыталась переломить ситуацию в городе в свою пользу, как раз той самой власти захотела добиться. Хватило ее на пару месяцев, пока тихо сидела. А как чуть наглеть начала, так и спалили ее вместе с домом, где она жила. И со всей свитой. Говорю же — это так не работает. Другие правила, понимаете? Связи и деньги хороши для живых и днем, ночью, когда в небе Солнце мертвых, они не работают.

— А я вам что-то такое как раз и говорил, — вдруг влез в наш разговор Александр. — Без деталей, мне их знать неоткуда, но смысл тот же.

— Но в целом решайте сами, как дальше быть, — подытожил я. — Запомните главное — не надо создавать мне хоть какие-то проблемы своими «хочу», «срочно приезжай» и «мне надо», тогда с моей стороны никаких неприятностей ждать не стоит. Я вообще сторонник мирного сосуществования всех со всеми. Жизнь коротка, не стоит ее тратить на никому не нужную вражду. А я вам не враг. Пока, по крайней мере.

— Но я же смогу в каких-то особенных случаях к тебе обращаться? — помолчав, уточнил олигарх. — Разумеется, с должным уважением и почтением?

— Если только для себя и в тех случаях, когда больше деваться некуда, — можете, — тоже выдержав паузу, разрешил я. — Но сразу оговорюсь — это не означает, что согласие по всем вопросам у вас уже в кармане. Будьте готовы и «нет» услышать.

Вроде кивает, но по лицу видно — не нравится ему услышанное. Умный мужик, но слишком уж привык к тому, что все всегда происходит так, как нужно ему. Такие вещи со временем становятся даже не привычками, а образом жизни, буквально въедаются в кровь. Плюс тут же еще вышло, что я вроде как его нагнул. Нет, я так не считаю, но он будет думать именно так. Вышло не по-его, а по-моему, это неправильно. И сколько его ни убеждай, что все не так, толку не будет. Возраст есть возраст, чем мы становимся старше, тем дубовее. Даже самые лучшие и умные.

Впрочем, простую истину «Тронешь меня — умрешь» он усвоил. По глазам вижу — усвоил. А большего мне и не надо. Это главное.

— Ну, раз мы все прояснили, так и пойду. — Я в очередной раз встал со стула и потянулся. — Был рад повидаться. Что до моего гонорара — если что понадобится, позвоню.

— Вот, держи. — Носов тоже поднялся на ноги, после достал из-за кресла и протянул мне два пестрых полиэтиленовых пакета, оказавшихся неожиданно увесистыми. — Обещанный подарок с Филиппин. Семена, листья, сок чего-то там и еще всякая ерунда. Я помощнице велел, она в какой-то лавке, вроде шаманской, всякого-разного накупила.

— Вот за это спасибо! — абсолютно искренне оживился я, глянув внутрь. — Порадовали так порадовали!

— А если еще чего-то такого привезти получится — звонить можно? — как-то очень по-свойски поинтересовался олигарх. — Или тоже не беспокоить?

— Можно, — кивнул я. — Запросто. Наоборот — признателен буду. И на шашлычок зазывайте, почему нет? Приеду, посидим, поедим, вина выпьем, потрещим. Я же не против общения. Я против того, чтобы становиться частью ваших планов, пусть даже важной, уважаемой и хорошо оплачиваемой. Для этого есть другие люди, а я…

— Не совсем-то человек, — закончил за меня фразу Александр.

— Я хотел сказать «не из их числа», но ваш вариант тоже неплох. И, может, даже вернее.

В любом случае с Носовым я расстался по-дружески, что вполне приемлемо. Думаю, полгода минимум просьбами он меня беспокоить не станет, а там видно будет. Ну а всякие неприятности вроде снайпера и вовсе исключены: он, даже при всей своей эгоцентричности, себе не враг.

Так что с ним как раз было просто. А вот петуху шею свернуть — трудно.

— Ведьмак, да не томи уже! — хлопнул ладонью, которая, правды ради, больше была похожа на огромную лягушачью перепончатую лапу, Карпыч. — Луна эвон самая та сейчас! Еще маленько, и уходить начнет.

— Ко-о-о-о! — неожиданно оживился петух, изогнулся так, будто у него не шея, а гофрированный шланг, и в очередной раз клюнул меня в палец.

— Вот ты скотина! — возмутился я. — Еще защищаю его!

Не знаю, понял ли кочет то, какую ошибку он совершил, клюя держащую его руку, или нет. Думаю, что вряд ли, потому что я, приняв решение, быстренько протараторил те слова, которые мне перед тем сказал Карпыч и более всего похожие на очень-очень старый наговор. Да скорее всего, им и являющиеся, что подтвердили дальнейшие события.

Сразу после того, как еще дергающаяся тушка петуха упала в реку, по воде прошла мелкая рябь, а после она словно замерцала изнутри, заключив своего повелителя в эдакий круг света. А после еще и русалки к данному действу присоединились, мелодично затянув какую-то старую песню, текст которой, правда, разобрать было трудно. Такое ощущение, что слова в ней состояли из одних гласных.

Это смотрелось очень красиво, но я все же предпочел быстренько выбраться на берег. Кто его знает, что дальше случится? Вдруг дополнительная жертва в виде ведьмака окажется не лишней? Гибнуть в воде я хочу еще меньше, чем получить пулю снайпера, очень уж неприятная смерть. Тонул, знаю.

Карпыч тем временем выкрикнул что-то радостное, обращаясь к Луне, и скрылся под водой, но лишь для того, чтобы секундой позже вынырнуть обратно. Да какое там вынырнуть! Просто-таки выпрыгнуть из воды, причем не в привычном мне облике забавного старичка, а огромной, размером в два меня, серебристой рыбины с телом голавля и зубастой щучьей пастью. Сильно зубастой. Настолько, что мне подумалось, что я, наверное, больше в нашей реке купаться не стану. И в других, наверное, тоже. От греха.

Следом за тем вода словно вскипела, это выскакивала из нее наружу так же, как Карпыч, рыбешка помельче. На фоне своего хозяина помельче, естественно, а так там вполне серьезные экземплярчики попадались, кстати. Я и не представлял, что в нашей речке такие лещи обитают.

В этот момент то ли Луна, то ли вода блеснула серебром так ярко, что я даже глаза прикрыл ладонью, а когда убрал ее, то понял, что все закончилось. Река снова стала такой же, как за пять минут до этого — тихой и темной, и подсвечивала ее разве что только серебряная лунная дорожка, протянувшаяся от нашего берега до противоположного, лесного, тенистого.

— Спасибо тебе, ведьмак! — выбрался на берег Карпыч, снова принявший привычный для меня образа старичка в забавной одежде, мокрой с одного краю. — Уважил так, что нет слов.

— Да ладно, — отмахнулся я. — Не чужие мы друг другу, как тут не помочь?

— Не скажи, — возразил мне водяник. — Захар, что до тебя тут жил, в наши дела не вникал, советов не слушал и помощи не просил. Поговорить — поговорит, но и только. Наособицу обитал.

— Он такой, я другой. Соседи мы, Карпыч. А соседи — не жена, их не выбирают, уж какие есть, такие и есть.

— Так жена — она своя да под боком, а соседи — чужие и за забором, — хихикнул старичок. — Или не так?

— Не так. — Я потрепал Родьку, который все еще завороженно смотрел на реку, по голове. — Да ты и сам все понимаешь, разве нет? Ну а что вы с дядей Ермолаем время от времени меня вокруг пальца обводите — так я не в обиде. Понимаю, что вы так молодого да дурного ведьмака уму-разуму учите. Наука лучше дается не когда ее наизусть затверживаешь, а когда через себя пропускаешь. Через обиду, через понимание.

— Хороший ты парень, Александр. — Карпыч вытянул руку вперед и разжал кулак. — На вот, возьми. И знай — это не отдарок за то, что ты для меня сделал. Это другое. Да бери, бери, чего смотришь? Твое это теперь. Твое.

Глава 11

На ладони водяника лежал перстень. Незамысловатый такой, довольно грубой работы, и с тусклым камушком в навершии. Правда, золотой, блеск благородного металла ни с чем не спутаешь.

— Бери, пока не передумал, — тряхнул рукой Карпыч. — Другой раз не предложу.

— Спасибо, — не заставил себя дальше уговаривать я и цапнул подарок с его зеленоватой ладони. — Только ты мне объясни все же, чем этот перстенек так хорош? Просто чтобы понимать. Он волшебный, что ли?

Вслед за последней фразой воображение само по себе нарисовало картину, в которой три забавных коротышки на пне, те, которых я с детства помнил по еще советскому мультфильму, спрашивают у меня: «Что. Новый хозяин. Надо».

В принципе — почему нет? Чем я хуже Ваньки из слободки? Правда, кошака с собакой у меня нет, но на их место можно Родьку с Антипом определить. И песни я петь умею. Хреново — но умею же!

— Не бывает таких на свете, — моментально развеял мои мечты Карпыч. — Если только в сказках. А так — нет. Яд, бывало, в них под камень клали, чтобы после кому в кубок сыпануть — такое случалось. Еще, случалось, ведуны бабам лалы, что в перстне, заговаривали на жизнь лю́бого своего, главное, чтобы тот его ей сам подарил. Покуда камень ярок — жив молодец, как поблек — все, нет, стало быть, дролюшки на этом свете.

— О как, — проникся я.

— Ага, — кивнул водяник. — Этот как раз из таких. Витязь Бранимир, когда с хазарами биться уезжал, суженой своей его подарил, а терем ее как раз на моей реке стоял. Она тогда куда ширше да длиннее была, не то что теперь, да и обитал я в верховьях, далеко отсюда. Под моей рукой, ведьмак, тогда не только русалки да щуки хаживали, а и другие речные, вот так-то! Я только глазом моргнул — они уже устремились.

— Все течет, все изменяется, — поддакнул я, заинтересовавшись воспоминаниями Карпыча. — И никому дела нет до того, сколько ты трудов положил на то, чтобы все было как надо.

— Вот-вот, — невесело прокряхтел водяник. — Так о чем я? А! Бранимира, стало быть, хазары посекли, Верба, жена его, про то проведала, да с обрыва в воду и кинулась. Не восхотела жить без него, немил ей свет стал. Кабы детки были — еще бы ничего, но они, вишь ты, их не прижили.

— Грустная история.

— Я душу ее не тронул, она сразу куда надо отправилась, — продолжил речной Хозяин. — С Вещим князем спор затевать — радость невелика, с ним лучше в мире быть. Я же знал, что он, как вернется в стольный град, непременно ко мне придет за ее телом, чтобы, значит, супружники вместе и после смерти оставались. В песке берег, раков да рыб к нему не пускал.

— С Вещим князем? — переспросил я. — В смысле — с Олегом?

— Ну а каким еще? — удивился Карпыч. — Или ты других знаешь? С ним. Бранимир ближником ему приходился. Не гридь обычный, а старший дружинник, золотом опоясанный, по десницу от князя и на пиру, и на битву стоящий.

— Или сидящий, — на автомате заметил я, глядя на вещицу, которой, как оказалось, лет столько, что с ума можно сойти. — Если на пиру.

— Ну да, — кивнул водяник. — Сразу ясно было, что Олег за телом этой дурехи придет. Всякое Вещий князь творил — и доброе, и злое, но о тех, кто с его именем в бой шел, не забывал никогда, даже если те уже мертвы. Так и получилось. Как только он по возврате домой проведал, что Верба в реку прыгнула, сразу ко мне пожаловал, тело ее потребовал. Его я ему отдал, а вот перстень — нет. Он в руке зажат был, как Верба утопла, из нее и выпал. Я и сам про то не знал, мне сильно позже его одна русалка притащила. Так с тех пор его и хранил, а нынче вот решил тебе отдать. Бранимир был ведьмак, и ты ведьмак, стало быть, по праву он твой.

Нет, сдается мне, я вовсе не Ванька из слободки, а герой другой сказки из далекого и безмятежного детства, той, в которой деревянный человечек получил некий золотой предмет в почти аналогичной ситуации. В смысле — прямо в водоеме от местной жительницы. Ну да, потом он удачно его использовал и сорвал банк, но то ведь сказка. А я-то в настоящей жизни, у нас тут все проще и страшнее одновременно.

Но будь я хоть трижды Буратино, эту штучку я никому не отдам, никакому Карабасу. Она мне самому нужна. Пока не знаю зачем, но чую, что это так.

А еще думается мне, что не все так просто. Вот только что «не все»?

— Скажи, Карпыч, мне что-то еще в этой связи нужно знать? — решил не ходить вокруг да около я и показал речному Хозяину перстень. — Может, за этой штучкой какой-то следок с тех, старых времен, тянется или бывшая владелица с того света может мне за него неприятность какую устроить?

— Мне ничего такое неведомо, — булькнул водяник, по самый подбородок погрузившись в воду. — Разве только вот… От тех, первых дружинников Олега, почитай, ничего и не осталось. Даже имена их время стерло, что говорить о мечах или вон перстнях. Так что ты особо его никому не показывал бы, от греха. Мало ли кто глаз на эту вещицу положит и что потом учудит? Может, золотом манить станет, а может, и кистенем махнет, когда ты к нему спиной повернешься. Люди разные встречаются, нелюди тоже, к каждому в голову да душу не залезешь, что там творится, не посмотришь.

— И очень жаль. Ведь как удобно было бы, — заметил я, подбросил перстень на ладони, а после глянул сквозь него на водяника. — Слу-у-ушай, а та русалка, что тебе это дело принесла, рядом с ним тела маленького такого человечка с мохнатыми ногами не приметила?

— Чего? — уставился на меня Карпыч. — Какого человечка? Ты о чем?

— Да не бери в голову, — рассмеялся я, прикидывая, на какой из пальцев его подарок налезет. — Неудачная шутка.

Уж не знаю, случайность это или нет, но на безымянном пальце левой руки перстень умостился как влитой. И, кстати, мне показалось, что он там более чем уместен, хотя до того я не то чтобы негативно относился к разным печаткам и прочим ювелирным изыскам, созданным для мужчин, но и не приветствовал их. Я в свое время даже обручальное кольцо почти не носил, причем не потому, что это могло как-то помешать моим внебрачным забавам, а потому что просто не нравилось. Бывшая теща, кстати, этот факт использовала как весомый аргумент при развале нашего со Светкой брака. Причем придерживала его до самого финала, пустив в ход тогда, когда все уже даже не по шву трещало, а почти разлетелось вдребезги. Эдакий финальный удар.

А тут прямо здорово, прямо мне нравится. Ну да, может, стоило поостеречься и сразу вот так этот непонятный подарок на палец не натягивать, а прежде походить вокруг него, накрутить разных шпионских теорий и прочей чепухи и под конец вовсе убрать в банковскую ячейку, но… Да ну на фиг. Опять-таки — я чую, что нет тут никакого злого умысла. Легкая дымка непонятности имеется, а фиги в кармане нет, подарен перстень мне от души и без камня за спиной. Что водяник, что леший — они непростые, конечно, типы, могут меня и подурачить, и даже в какой-то момент в своих целях использовать, но зла не желают. Они для этого слишком прямы и честны, кстати, как почти и вся та нелюдь, с которой я сталкивался за последние годы. Если захотели бы убить — просто убили. Вон утащил бы меня сейчас Карпыч на дно, да и все. И хрен бы я вырвался, река его дом, он тут власть и сила.

— Твое, — причмокнул водяник. — Теперь вижу, что не ошибся. Вон лал поярче заблестел, чуешь? Стало быть, распознал, что ты с Бранимиром одного помета, ага. А то и родня ему или Вербе.

— Да ладно. — Я глянул на красный камень, который и впрямь потерял свою недавнюю мертвенную тусклость. — Тем более что ты сам сказал — детей у них не было.

— Зато братья-сестры имелись, — резонно возразил мне собеседник. — Кровь и есть кровь, она на весь род одна.

— Тоже верно. — Я отвесил Карпычу поклон: — Спасибо за дар, речной Хозяин, не забуду твоей доброты. И это… На берег уже пойду, ладно? Холодная вода еще, как бы не простыть.

— Иди, иди, — вздохнул почему-то тот.

— А рыбы нам отсыпать? — заорал Родька, глядя на то, как я, загребая размотавшимися штанинами воду, бреду к недальней полоске песка. — Батюшка водяной, рыбки бы! Я бы ушицы хозяину сварил, а Антипка пирогов напек! Побалуем его!

Эти слова сопровождались побрякиванием, которое издавало мятое и частично проржавевшее ведро, которое мой непоседливый слуга невесть где успел добыть. Сюда он точно шел с пустыми лапами, ручаюсь.

— Воды зачерпни, — велел ему Карпыч. — Будет тебе рыба.

Родька тут же выполнил требуемое, плюнув даже на то, что пришлось намочить лапы. Когда речь идет о еде, да еще и халявной, он на очень многое способен.

— Ух ты! — только и сказал я, увидев, как десятка полтора приличного размера карасей сами, доброй волей, сиганули в ведро, которое держал мой слуга. — Рыбалка моей мечты.

— Только караси? — буркнул Родька, выбираясь на берег. — Батюшка водяной, нам бы рыбешку покрупнее, чтобы, значит, ее в пирог целиком! В большой такой!

— Ох, Александр, какой он у тебя выжига! — качнул головой речной Хозяин. — Побольше тебе рыбку? Так лови!

Из реки выскочил один тамошний ее обитатель, только, в отличие от карасей, он на самом деле обладал куда большим размером, весом и страхолюдностью. Это был налим, который вообще непонятно откуда взялся в нашей речке. Он же вроде ближе к северам обитает и в Сибири. Тут-то откуда?

Рыбина, в которой точно килограмм десять было, не меньше, сбила Родьку с ног и комфортно на нем же расположилась. Мало того — словно издеваясь, налим уставился на мохнатика своими круглыми глазами, а после плямкнул толстыми губищами, словно что-то говоря.

Мой слуга, похоже, слегка перепугался и в ответ громко икнул. Хотя, может, налим просто ему на живот надавил, набитый за ужином до предела.

— Доволен? — хохотал в реке водяной. — Кушай — не обляпайся! И карасей обратно мне верни! На что они тебе теперь?

— Хозяин, а это вообще кто? — спросил у меня Родька, ворочаясь под рыбиной, которая с него слезать не собиралась. — Как его зовут?

— Хуан, — слегка удивившись постановке вопроса, все же ответил я. — А фамилия Самаранч.

— Правда?

— Кривда. Родь, ты в своем уме? Откуда у рыбы имя-фамилия? Вставай уже, давай я с тебя песок стряхну, да потащим этого красавца домой. Блин, он мало того, что тяжелый, так еще и склизкий! И «спасибо» не забудь сказать! И так только и делаю, что за тебя краснею.

Пока домой это дело тащил, весь упрел, да еще и комары меня заели капитально, но все же кое-какая польза от этих трудов праведных воспоследовала. Во-первых, рыба оказалась на редкость вкусной. Я как-то раньше налима не пробовал, не доводилось, а зря. Хотя дело, конечно, не только в качестве изначального продукта, но и в кулинарном мастерстве Антипа, который так его приготовил, что мы здоровенную вроде бы рыбину за два дня оприходовали, одни косточки да хвост от нее остались. Во-вторых, мой домовой за этими кулинарными заботами более-менее сменил гнев на милость, хотя все еще хмурился, вспоминая беспокойного петуха.

— Ты, Антип, не серчай, — сидя тихим вечером четверга на крылечке, сказал ему я. — Понимаю, что с живностью тебе тут было бы куда веселее, но сам рассуди — управишься ты с ней один? Что, если я опять куда-то умотаю на месяц или дольше?

— Петуха прокормил бы, — буркнул домовой. — Невелик труд.

— Так он тоже один быть не привык, — резонно возразил я. — Он же лидер, ему свита нужна, чтобы ей руководить и ее же топтать. Куры, проще говоря. С ними как?

— Не надо курей! — взмолился Родька. — Вони от них много и шума. Жил я как-то с одним из прежних хозяев у одной вдовы, так она курей держала. Вспоминать страшно!

— Давай так, — предложил я Антипу. — Если сюда переселюсь насовсем или просто надолго, то мы подумаем о расширении хозяйства. Кур не обещаю, но кого-нибудь заведем. Но не раньше.

— Хорошо, — поразмыслив, кивнул своей кудлатой башкой домовик. — Твоя правда, хозяин.

— И еще вот что. — Я поднялся с крыльца и зашел в дом. — Иди-ка сюда.

— Ага. — Антип выполнил просьбу и последовал за мной. — Чего?

— Вот, держи. — Я достал из рюкзака мандрагыр, который привез из города, но так и не вынул, к своему великому стыду, из рюкзака. — Смекаешь, что это такое?

— А то. — Домовой нюхнул корень, а после его лизнул. — Ох ты! Ему же годков как бы не поболе, чем нашей соседке!

— Вручаю на сохранение. — Снова замотав драгоценный ингредиент в тряпицу, я протянул его собеседнику. — Береги как зеницу ока и никому, кроме меня, его не отдавай. Даже если придут и скажут, что я сам просил это сделать, все одно не отдавай. Ну и случись что с домом — спасай его в первую очередь. Жилье мы новое отстроим, никуда оно не денется, а вот такую цацу, думаю, мне больше не сыскать.

— Выполню, — коротко ответил Антип, и я ни на секунду не усомнился в его словах. Он у меня такой: сказано — сделано.

— И еще, — я чуть поморщился, — если со мной что случится… Что ты насупился? Я не бессмертный, а жизнь исключительно непредсказуема. Так вот — если что, отдашь его моему наследнику, если таковой сюда заявится. А он придет, теперь я это наверняка знаю. Тут, в Лозовке, наше место силы. Только вот что — не сразу, ясно? Сначала дождись того момента, когда он что-то понимать в новой жизни начнет и сможет по достоинству оценить то, что я ему оставил.

Тут мне на память пришел шалый пращур Митрий, у которого в башке умещались только две мысли — одна о бабах, вторая о выпивке, и добавил:

— А если так и не поймет ничего, то вовсе придержи и жди следующего. Рано или поздно появится тот, кто мандрагыром сможет распорядиться с умом.

Мысль о том, что я могу сгинуть вовсе, никому силу не передав, я от себя отогнал как неконструктивную. Все же хочется как-то верить в лучшее.

Антип сунул корень под мышку и усвистал на чердак, где после минут пять гремел какими-то железками. Как видно, прятал доверенное ему сокровище так, чтобы и мне самому, если что, его не найти.

Когда Антип вернулся, слегка запыленный, но довольный с собой, то в руках его обнаружилась массивная жестяная коробка из числа тех, которые я частенько видел на блошиных рынках в Германии. В таких раньше печенье и конфеты продавали. Да и у нас до революции тоже вроде такое встречалось.

— Это наследство Захара Петровича, — сказал мне домовой и сунул коробку в руки. — Он мне ничего такого, как ты, не говорил, просто отдал на сохранение, и все. Да даже и не отдавал, чего врать-то… Просто, когда понял, что он помер, я прибрал его добро и спрятал. А теперь вот…

Фразу он не закончил, но мне и так все стало понятно.

Коробка оказалась неожиданно увесистой, и ответ на вопрос «Отчего так?» я получил сразу после того, как ее открыл. Это были золотые царские десятки, штук тридцать на глазок, а может, и больше. Интересно, это самого Захара накопления или ему они тоже достались по наследству?

Еще в коробке я обнаружил кое-какие документы, причем некоторые из них оказались весьма неожиданными. Например, я с удивлением ознакомился со справкой об освобождении. Оказывается, Захар Петрович три года на Печоре отсидел в конце шестидесятых. Интересно — за что?

Еще там были наградные книжки, но уже не на его имя. «Красная звезда», «За отвагу», другие медали. Самих наград, правда, не обнаружил, кроме одной — георгиевского креста времен еще аж царской России. Причем, похоже, золотого. То ли это кто-то из предшественников отличился, то ли родитель Захара. Была же у него родня?

Кроме вышеперечисленного, в этой сорочьей коллекции обнаружилась женская заколка с блескучим камнем, истрепанный кисет, в котором до сих пор лежал табачок, порядком изгрызенный мундштук и стопка купюр, причем таких,которые теперь только коллекционеров интересуют. Тут, наверное, все виды денег, которые при советской власти хождение имели, представлены. А вот современных почти нет. Видно, не сильно богато Захар Петрович жил, вон всего двадцать тысяч нашими обнаружилось.

— Наследие предков, — без тени иронии сказал я, разглядывая содержимое жестянки. — Н-да. Давай-ка, Антип, убери это все обратно, пусть лежит на старом месте. И береги так же, как мандрагыр. Это не просто золото и бумаги. Это память.

Надо будет после туда денег подбросить, продолжить семейную традицию. Опять же — какая-никакая, а заначка, причем из тех, до которых ни один жулик не доберется. Мало ли что да как, а тут всегда денежка лежать и ждать меня будет.

Домовой отправился выполнять мою просьбу, а я снова вышел из дома и уселся на верхнюю ступеньку крыльца.

Вот все же какая тишина вокруг, а? Меня, порождение урбанизации, выросшее в городе, который никогда не спит, она всегда поражала, с самого первого визита в Лозовку. Впрочем, его как раз вспоминать особо не хочется, поскольку мы тогда с Маринкой чуть концы не отдали. До сих пор как в памяти воскрешу ту грозу, метания по лесу, поляну с камнем-алтарем в центре и три пугающие фигуры, парящие над ним, не по себе становится. Я, конечно, после и пострашнее вещи видал, но первый раз, как известно, самый запоминающийся. И неважно, к какой именно области жизни человеческой он относится.

Впрочем, сейчас эта тишина в каком-то смысле меня начинает напрягать. Я о том, что телефон молчит уже третий день. До того названивал постоянно, я кому-то все время нужен был, а тут как отрезало, словно нет меня на свете. Ладно родители, у них дача, ладно Носов, с ним тоже все ясно, но даже зануда Нифонтов — и тот куда-то испарился. А самое скверное, что ворожеи о себе знать не дают. Вроде как срок на подходе, завтра уже пятница, могли бы и проинформировать, как да что. Но нет, молчат. А самому им звонить смысла нет никакого, в ответ получу только вежливое с хорошо скрытой издевкой: «Как будет готово — мы скажем». И не надавишь на них никак, нет у меня таких рычагов.

А время идет. Сколько его еще у Бэллы осталось? День, два, три? Так что как бы первым позвонившим мне не стал Вагнер, с печальной новостью о том, что моя помощь девушке уже не нужна.

— Глянь, хозяин, прелестник летит, — толкнул меня в бок Антип, который, оказывается, уже пристроился на крылечке рядом со мной. — Давно его видно не было. Вон, вон, смотри!

Задрав голову, я и в самом деле увидел ярко-огненную точку, которая довольно шустро перемещалась по темному ночному небу, причем двигалась она, несомненно, в нашем направлении.

— Не иначе как к старой Даре решил в гости наведаться, — ухмыльнулся домовой. — Видать, какие-то новости хочет поведать.

— А это кто вообще? — Я не мог оторвать глаз от небесного летуна, который, похоже, представлял собой что-то вроде огненной птицы.

— Прелестник-то? — переспросил домовой. — Так нелюдь, кто же еще. И по бабам ходок. Но не по всем, в основном по тем, которые мужика своего потеряли и по нему убиваются без остановки. Только тоска тоской, а бабе тепла да ласки все же охота, особенно если по молодости, вот прелестник и тут как тут. Он ведь хитер, предстанет перед ней красавцем, да еще на мужа бывшего маленько похожим — как тут устоишь? И как вдовушка под него доброй волей ляжет, так ей и конец. Заберет ее душу прелестник, непременно заберет, она его теперь. Ну а баба та, глядишь, через неделю-другую уже в домовине лежит. Как человеку без души жить? Да никак.

Стоп-стоп. Что-то такое я уже слышал, то ли в Праге, то ли в Бремене. Рассказывали мне про некоего Черного Ганса, который в виде бравого молодца подкатывает к безутешным вдовушкам, поклявшимся и после смерти хранить верность супругам, соблазняет их, заставив забыть все, включая данное обещание, после выпивает душу клятвопреступницы досуха и в виде огненного змея отбывает в глухие места, где у него со времен битвы в Тевтобургском лесу логово оборудовано.

Вся эта история тогда вызвала у меня большое сомнение, поскольку в наше время подобная супружеская верность, особенно в полиаморной Европе, выглядит как минимум неправдоподобно, но вот, оказывается, и у нас такие же водятся.

— К гуленам там или просто к слабым на передок он сроду не сунется, ему они не нужны, — продолжал тем временем вещать Антип. — Он же не для удовольствия баб та-ра-ра-рам, значит, а чтобы душу забрать. Во, во, гляди! Я ж говорил — к Даре он гостеваться намылился!

И верно — сгусток пламени распрямился и словно ввинтился в печную трубу дома, стоящего напротив. Причем готов поклясться, что внешне он очень напоминал дракона навроде того, что я видел в трилогии «Хоббит». Как его там? Смог? Смауг? Только этот был куда меньше, размером где-то с хундаевский «седан».

— Его еще огненным змеем называют, — в тон моим мыслям заметил Антип. — Ага. Мол, он сродни Великому Полозу, они, дескать, из одного помета. Но это все ерунда. Полоз кому служил? Велесу, родителю своему. А тот любых огненных тварей терпеть не мог, от них лесу да зверью один вред. Так что не его это порождение, точно не его. Скорее уж Морана эдакую пакость сотворила.

— Огненный змей, тоже мне! — поддакнул Родька, сидящий на перилах и что-то жующий. — Червяк с крылами — да и только.

— Вряд ли его создала Морана, — возразил я. — Ее стихия ночь и холод, зачем ей такой слуга?

— Чтобы никто на нее не подумал, — моментально ответил домовой. — Да и дружила она с огнем, дружила. С Перуном вон ладила всегда, а тот молоньям повелитель. Мне про то батя рассказывал, а ему дед. А дед у меня был ого-го, он одно время сильномогучему волхву по хозяйству помогал, потому много чего видел и знал.

Надо будет узнать у первоисточника, кто из нас прав — я или Антип. Интересно же. И с домовым моим побеседовать поподробнее, выяснить, что еще из рассказов своего бати он помнит.

— А от Дары ему чего надо? — перевел я разговор из теоретической плоскости в практичную. — Не ласки же с душевным теплом? Устарела для такого соседушка, причем веков пять назад. Да и не любила она никого, кроме себя, никогда, зуб даю.

— Говорю же — поболтать прилетел, не иначе, — пояснил Антип. — Дара давно его к себе привязала. Подкармливает она его, а тот ей весточки из столицы таскает.

— Подкармливает?

— Ты не гляди на то, что Дара из Лозовки не вылазит, — невесело хохотнул домовой. — Она все знает, что в округе творится, кто чем живет, кто чем дышит. И про всех тех, у кого на душе тоска черная лежит, ведает, не сомневайся. У нас же дачных поселков понастроили нынче богато, народу в них живет много, есть такие, кто мужа потерял и по нему убивается. Времена сейчас другие, верно, да только сердца у баб те же, что раньше, остались. У иной ушел любый за кромку — и все, никто ей не нужен, никто не мил, живет как не живет. Дара про то узнала, прелестнику рассказала, а он ей в ответ…

— Дальше не рассказывай, все понял, — перебил я его. — Интересно, что он за новости ей принес?

Не знаю почему, но на душе вдруг стало маятно, неспокойно. Как говорил один мой приятель, словно кто-то прошелся по тому месту, где когда-то будет находиться моя могила.

— Могу пойти подслушать, — предложил Родька. — Вон окно открыто, авось что и разберу из их разговора.

— Лучше не стоит, — предупредил меня Антип. — Если старая ведьма его за этим прищучит, то жди беды. А она учует, уж поверь!

— Даже не сомневаюсь, — согласился с домовым я. — Ладно, пошли лучше спать.

Кстати, бабка Дарья за последние дни со мной даже заговорить ни разу не попыталась. Так, здоровались через забор, но и только. Еще разок раскланялись, встретившись позавчера в лесу, но языками, как в прежние времена, не зацепились. Уверен, что это не просто так, есть тут какая-то закавыка. Не этого ли огненного гонца она и ждала? Или все проще и я сам себя накручиваю? Может, ей просто больше нет до меня дела? Живет по соседству ведьмак и живет. И ладно. Оступится — погублю, нет — авось кто-то другой это сделает.

Утро же все расставило по своим местам. Нет, началось оно так же, как и предыдущие несколько, с яркого солнечного света, завтрака на улице и обещаний Родьки, что завтра-то он точно пойдет со мной в лес и поможет травы собирать, а сегодня никак. Просто сегодня у него лапы ломит, скорее всего к дождю. Я, впрочем, не настаивал, мне одному, вернее исключительно в компании дяди Ермолая, в лесу было комфортнее. Никто не ноет, не спрашивает поминутно, когда мы домой пойдем, и не ругается на то, что рядом с нами вышки нет, которая раздает стабильный мобильный интернет.

— Тогда разберешь все то, что насобираю, — строго глянул на него я. — И вчерашнее, что высохло, проверь. Если что готово, то перебери и по пакетикам расфасуй.

Запасался травами я капитально. Качество тех ингредиентов, что продают в интернет-магазинах, меня окончательно перестало устраивать, а рынков наподобие немецких или итальянских в столице не было. Ну или я про них не знал. Так что последние дни я греб в лесу к себе все, до чего мог дотянуться, тем более что на дворе стоял июнь, самый лучший для травосбора месяц в году, даже лучше, чем май. Ну и дядя Ермолай мне, конечно, в этом очень помогал, показывая такие лесные травяные делянки, которые я сам в жизни бы не нашел.

Бабка Дарья окликнула меня тогда, когда я уже почти дошел до березовой опушки, за которой начинался лес.

— Александр, — услышал я ее голос, — скажи, а правда, что ты нашему речному вчера петуха черного подарил? Да еще сам ему голову свернул?

— Привет, соседка, — развернулся я и увидел старушку, стоящую шагах в пяти от меня с изрядным пучком редиски в руках. И это притом, что улица еще минуту назад была пуста. — Правда. А что не так?

— Все так, все так, — меленько засмеялась она. — Одно непонятно — как тебе не страшно было?

— Скорее неприятно, — поморщился я. — Все же живое существо.

— Не о том речь, — поправила белый платочек, которым была повязана ее голова, ведьма. — Петух — тварь безмозглая, он и без головы по двору бегать может, чего его жалеть? Я о том, что ты следом за ним мог отправиться на дно.

— Это как? Вы о чем?

— Да все о том же, — с легкой издевкой ответила старушка. — Почему, по-твоему, в былые времена волхвы да старейшины, те, кто водяных умасливал подношениями, после к реке до осени не совались? Знали, что водяник их может к себе в гости утащить. Жертва ему сладка да полезна, но куда лучше еще и жертвующего прибрать. Тогда рыба плодиться станет без меры, силы и удачи прибудет. Да мало ли что еще? Стой. Ты что, о том не знал?

— Не знал, — признался я, ощутив холодок на спине.

— Вот же ты непутевый! — снова захихикала Дарья. — Как есть теля бездумное! И ведь еще, как на смех, решил такого волчару затравить!

— Волчару? — тряхнул головой я. — Вы о ком?

— О Кузьме, конечно, — пояснила бабка. — Старом греховоднике, который все умирает-умирает, да никак не умрет. Ты же на него охотиться надумал, верно?

Как же вовремя взревел смартфон! Столько дней молчал, а тут проснулся и подарил мне немного времени на то, чтобы прийти в себя от всего услышанного. Мне очень были нужны эти десять-двадцать секунд.

Я, даже не глянув на экран, ответил на вызов и произнес:

— Да, слушаю.

Глава 12

— Добрый день, Александр. Это Белозеров.

— Мое почтение. — Имя собеседника я называть не стал, поскольку любопытная старушка явно навострила уши. Более того — мне вообще показалось, что одно из них реально вытянулось вверх, став похожим на кошачье. — Рад вас слышать.

— Я сделал то, о чем вы просили. Дом, о котором шла речь в нашу последнюю встречу, куплен и находится в полном вашем распоряжении. Но оформил я его, как мы и договаривались, на свою бывшую жену. Надеюсь, ваша точка зрения на данный счет не изменилась?

— Ух ты! — впечатлился я. — Так быстро? И — нет, наши договоренности остались прежними.

— А смысл тянуть? — не стал ходить вокруг да около мой собеседник. — Ну да, можно было бы путем переговоров снизить цену процентов на двадцать пять — тридцать, в другой ситуации я именно так и поступил бы, но не сейчас. Вы честно выполнили свою работу, мне хочется рассчитаться с вами поскорее. Да и дом на самом деле неплох, эдакое академическое гнездышко в стиле позднего СССР. Впрочем, вы юны, тех времен не помните, потому вряд ли поймете, о чем я речь веду. Если проще — хорошее месторасположение, большой ухоженный участок, добротная винтажная мебель, гараж на три машины. Покойный знал толк в комфорте. Жаль, с детьми ему не повезло.

— Ну как не повезло? — возразил я, глянув на Дару и скорчив лицо в гримасе из серии «Ну извини, важный разговор». — Просто выросло, что выросло. Так случается.

— Ключи можете забрать в любой момент, — сообщил мне Белозеров. — Желаете — загляните ко мне в офис, только предупредите заранее, желаете, вам их домой привезут. Или туда, куда скажете.

— Спасибо. — Я отошел от соседки на несколько шагов. — Такой вопрос — ваша дочь доброй волей отправилась в Германию или вы сами инициативу проявили?

— Сама, — со скрытой гордостью ответил Вадим Евгеньевич. — Я даже удивился. Не знаю, что вы ей сказали, но выходит, что в определенном смысле слово на самом деле лечит.

— Особенно если оно подкреплено делом, — хмыкнул я. — Ладно, все хорошо, что хорошо кончается.

— Мой опыт говорит, что не стоит раньше времени радоваться.

— Думаю, конкретно у этой сказки будет счастливый финал, — заверил его я. — Она у вас девочка вздорная, но неглупая, так что не переживайте. И еще раз спасибо за дом, очень выручили.

— Не за что. — Ощущалось, что Белозеров улыбается. — Жду звонка.

Вот и славно. Плацдарм готов, осталось только врага на него заманить. Надеюсь, Хозяин кладбища не ошибся, все выйдет так, как он предполагал.

— Какой деловой стал! — всплеснула руками бабка Дарья, глядя на меня, убирающего смартфон в карман джинсов. — Откуда что берется? Пару лет назад ходил вахлак вахлаком, тени своей боялся, а нынче — гляньте на него! Начальник — и только!

— С волками жить — по волчьи выть, — и не подумал смущаться я. — Так о чем у нас речь шла? Ты там какого-то Кузьму упомянула?

— Не какого-то, а вполне конкретного. — Соседка оторвала от пучка одну редиску, бросила ее в рот и с хрустом разжевала. — Про Савостина Кузьму Петровича, хрена старого, глаголю. Как сейчас сказали бы — колдуна-профессионала. На редкость неприятная личность, доложу тебе. Когда узнала, что его в домовину положили и землей присыпали, обрадовалась невероятно. Само собой, понятно было, что надолго он на погосте не задержится, хоронили не так, как следует. Колдуна мало просто в гроб положить, его перед тем надо верно обиходить — гвозди стальные в пятки вбить, в рот иголок железных насовать да его зашить, еще кое-что сделать, тогда, может, он и угомонится. Но все равно хорошо вышло. Тут ведь как — чем ему хуже, тем мне приятнее. Мы с Кузьмой с давних пор не ладим, с тех, когда он одну мою подружку пеплом по ветру развеял.

— Ну, тут ты, бабуля, привираешь, — поморщился я.

— Вот наглец! — возмутилась соседка. — Раз говорю — так и было. Анютку он, змей подколодный, за кромку определил. Сначала с ней натешился вдоволь, а после убил. Луной клянусь, так и было.

— Насчет Анюты не спорю, более того, даже верю. Но вот то, что эта бедолага тебе подругой приходилась — заливаешь. Нет у тебя подруг, Дарья Семеновна, и сроду не водилось. Подручные есть, помощницы, служанки. Еще дуры наивные, которых ты используешь, их вообще без счета. А подруг — нет. Откуда им взяться? Тебе же вообще никто не нужен, верно?

— Да хоть бы и так, — даже не стала спорить старуха. — Только все одно ничего не меняется. Кузьма ее убил, чтобы мне насолить, а я такого не прощаю. Вот и выходит, ведьмак, что мы с тобой единое дело делаем, верно? Враг-то у нас один на двоих.

— Верно, верно. И?

— Рано тебя похвалила, — констатировала Дара. — Деловым-то стал, а ума не прибавилось. Что «и»? Помочь я тебе хочу.

— Ты? — уточнил я, прищурив левый глаз. — Вот так просто, от чистой души? Безвозмездно?

— Не загибай салазки до того, как мороз ударит, — посоветовала мне бабка. — Ишь скачет, как кузнечик, с пятого на десятое. Про даром речь не шла, только про то, что я знаю кое-что такое, без чего тебе Кузьму ввек до осени не словить. Тебе же умрун сроку до первого снега отмерил, верно? Ну да, до него еще далеко, вон лето толком в силу еще не вошло, не окрепло, вроде времени полно. Только ты же знаешь, что дни летят сильно быстро, не успел обернуться — и все, лист с дерева облетает, а на траве изморозь.

Не пернатый ли гость ей эти весточки принес, тот, которого мы вчера созерцали с крылечка? Если да, то он очень информированный товарищ.

— Соседка, если что, у меня в доме книжка писателя Пришвина стоит, может, от Захара Петровича осталась, может, от прежних жильцов, уж не знаю. Захочу про родную природу почитать — ее открою. Давай к делу перейдем. И сразу — если ты по новой волынку про Нифонтова и Марфу затянешь, так это без меня. Николаю помощь, судя по всему, на фиг не нужна, поскольку я ее предложил, а он отказался, а с коллегой твоей я ссориться не стану. Мне дешевле от умруна как-то по-другому откупиться. Уверен, что мы договоримся, он товарищ хоть и жесткий, но умный, свою выгоду всегда соблюдет.

— Николай твой идиот, каких свет не видывал, — сплюнула себе под ноги ведьма, причем на этот раз, похоже, ее недовольство было весьма искренним. — Я уж думала, такие, как он, перевелись, ан нет, глянь-ка, еще существуют. Ладно эта стервь Никитишна, эта старой породы человек, ей сроду ни себя, ни других не жалко. Да они раньше все такие были, потому подолгу и не жили, только Пашка одна и есть исключение, и то не своей волей. Но этот-то из новых вроде, должен понимать простую вещь — не стоит идея того, чтобы за нее так рваться на части. И все же одно дело ему дороже и себя, и девки, которую он любит. Вот скажи мне, Сашка — он нормальный?

— Хрен знает, — пожал плечами я. — Не мне судить. У нас с ним разные приоритеты в жизни, и пути достижения целей тоже разные. И потом — у Нифонтова есть то, что называют «служебным долгом», а у меня нет. Я живу от неприятности до неприятности, а в промежутке между ними отдыхаю. Так чего за помощь хочешь, соседка? Если знаешь — говори, если нет — придумай, после скажешь, а я пока в лес пойду. Только имей в виду, я сегодня обратно в Москву возвращаюсь, так что особо не тяни.

— Да ты, ведьмак, выходит, Марфы боишься? — подковырнула меня ведьма. — Ладно, пусть. Тогда давай другое у тебя попрошу за обещанный совет.

— Давай, — разрешил я. — Правда, не обещаю, что и тут соглашусь. Во-первых, ты, бабуля, сильно любишь цены на свои услуги завышать, а во-вторых, доверия у меня к тебе нет.

— Я ведь и обидеться могу, — нахмурилась Дара.

— На правду? С чего бы? — усмехнулся я. — Кто обещал мне зелье сварить из мандрагыра, которое мертвого поднимет? Не ты ли? А ведь не сварила бы, верно? Или сварила, да не то. Ты ведьма, конечно, сильная, но для такого рецепта, при всем уважении, боюсь, тебе силенок и знаний не хватит. Так же?

На самом деле я, конечно, блефовал. Может, и хватило бы опыта, знаний и сил у Дары для означенного лекарства, но вот только мне кажется, что вряд ли. Если ворожеи, которые на ногах стоят покрепче, чем ее племя, с ним еле-еле управляются, то куда ей-то.

— Что обещала — то получил бы, — уже без душевности в голосе сообщила мне ведьма. — А уж я бы его сготовила, не я — тебе какая печаль? Важен конечный результат.

— Ну, это да, тут согласен. Но цену все же назначай реальную, не безмерную.

— Хорошо. — Дара поправила платочек. — Тебе всего-то надо будет кое-куда сходить, там кое-что взять и мне сюда это привезти. Все!

— Все! — передразнил ее я и хлопнул в ладоши. — И только! Нет, мать, так не пойдет. Куда пойти, чего взять? Детали давай. И еще аванс, если договоримся, с тебя.

Самый скверный вариант из всех. Это в сказках Иваны-царевичи философски относятся к «поди туда, не знаю куда», причем исключительно по застарелой аристократической привычке, которая предполагает, что кто-то придет и за них всю работу сделает — отважный витязь, верный слуга, серый волк. Да пофиг кто, лишь бы самому не трудиться. А ему останется только сдать молодильное яблоко папаше да ошалевшей от свободы царевне юбку на голову завернуть при первой возможности.

Так что не факт, что сделка состоится. Совсем не факт.

— Да какой же тут аванс может быть? — вроде как опешила ведьма. — Это же знания, а не сундук с монетами. Ну, могу десяток-другой разных слов произнести, если тебе полегшает. Вразнобой.

— Что и откуда приволочь надо? — без особого почтения в голосе переспросил я. — Детально.

— Нож мне нужен, — не стала чиниться бабка. — Лежит он в не сильно дальнем от нас лесу, на поляне, под камнем-валуном. Пойди, возьми, принеси — и узнаешь, как Кузьму словить, что бабочку в сачок. Имеется средство, которое его приманит, не сомневайся. Надежное, верное. А если управишься скоро, так я еще тебе присоветую, как душу старого греховодника сноровистее загубить. Есть у меня один секретик, мне его мама моя поведала незадолго до смерти. Она колдунов на нюх не переносила, один из них ей лицо так изуродовал, что ни одним мороком не скроешь, потому и давила их, что клопов, где и как только можно. Память у меня хорошая, слова и советы ее крепко помню, не сомневайся.

— Что за нож, что за лес? — вздохнул я. Похоже, не врет старая, вправду что-то очень для меня полезное знает. Ведьмы врать сильны, это да, но иногда и правду говорят. Может, не всю, но какую-то ее часть, что меня лично в данной ситуации вполне устроит. Подсказка будет — уже хорошо, дальше я весь клубочек размотаю как-нибудь, поднаторел за последнее время, впору детективное агентство открывать, с кофемашиной, с окнами на Садовую и длинноногой секретаршей. Вывод? Стоит беседу продолжить, ибо что-что, а послать соседку ко всем чертям на ближайшее болото я всегда успею. — «Не сильно дальний» — это где конкретно? У всех разные понимания расстояний. Какому москвичу ВВЦ далью кажется, кому город партизанской славы Брянск с его чащобами не ближний свет. И самое главное — из препятствий только камень-валун имеется или что еще есть? Вернее — кто-то?

— Подмосковье это, — заверила меня бабка. — Ближнее. Отсюда, если без пробок, часа за два-три добраться можно. До «бетонки» доехал, а там знай катись до нужного поворота.

— Предпочитаю муниципальный транспорт. Но хорошо, что рядом, все веселее. А по второму вопросу как? На самом деле всех препятствий один камушек? Реально лопаты хватит для решения вопроса или как?

— Какой нудный стал, — недовольно сообщила мне старушка. — Вот раньше — только помани тебя приключением и тайной — и все, ветер за ушами свистит. А теперь что? Все тебе расскажи, все по полочкам разложи. Куда делся твой дух авантюризма, Александр?

— Испарился в Европе, — и не подумал смущаться я. — Вернее, переродился в призрак и теперь по ней бродит. Дарья Семеновна, в чем подвох? Кто обитает на поляне рядом с камнем? Ты же из-за этого мистера икс туда до сих пор своих подручных не отправила, верно?

— Не только, — буркнула старушка. — Тут много чего наплетено, в двух словах не объяснишь. Да тебе и не надо этого знать.

— Ну, тогда пойду в лес, — уведомил я ее и прощально качнул несколько раз ладошкой. — Травы пособираю. Пока дела свои справлю в городе, они как раз высохнут. Дождя-то вроде не предвидится?

— Неделю точно не будет, — глянула на небо ведьма. — А вот потом хороший такой зарядит, на несколько дней. А так лето сухое будет, жаркое. Сама видела — жаворонки гнезда в ямках вьют, не на бугорках. Примета верная, никогда не подводила.

— Век живи — век учись, — абсолютно серьезно заметил я. — Запомню.

— Аглая там обитает при захоронке, — вздохнув, сообщила мне ведьма. — Сказал бы «холера ее забери», так уже. Не холера, правда, но чего это изменит?

— Аглая — кто?

— Сестра Марфы, — ответила Дара. — Младшая и давно умершая. Она стражем сидит при наследстве бабки своей, Анисьи, что великой ведьмой была, из тех, кто раз с тысячу лет рождаются. А может, и реже.

— Не нравится мне это все, — признался я. — Чужое наследство, посмертный страж… Опять-таки — если она страж, значит, хоть ходячий экскаватор туда пригони, все одно ничего я не найду. Это ж, по сути, клад, да еще заговоренный, его просто так не ухватишь.

Год назад, как раз в эти дни, я бродил по зеленой Ирландии в компании рыжеволосой вайры Мэйгдлин, злого как собака карлика-клурикона, который впервые в жизни не сам что-то спер, а стал жертвой ограбления, а также простодушного верзилы Калваха, являющегося потомком груагахов. Сей небольшой, но сплоченный общей целью коллектив пытался вскрыть подобную захоронку, даже не представляя, во что ввязывается. Штука в том, что с незапамятных времен ее, как выяснилось, охраняли тени сидов, которых подчинил себе один довольно хитрый товарищ, на поверку оказавшийся дуллаханом, по-нашему говоря — всадником без головы. Скажу честно, воспоминания о той вылазке у меня остались не из лучших, если не считать конкретно те, которые относятся к Мэйгдлин. Нет, она, конечно, та еще стерва, как и положено потомственной вайре, сиречь ведьме, но при этом до сих пор мне иногда по ночам снится, причем в редкостно непристойных снах. И еще — если кто нашим женщинам и соперник в мире по красоте, уму и эмоциональности, то это, конечно, ирландки, мне данный факт теперь доподлинно известен.

Впрочем, не удивлюсь, если рыжая бесовка эти сны мне сама и насылает, с нее станется. Каюсь, накосячил, остался у нее платок с моей кровью. Но тогда не до подобных мелочей было, поскольку крепко меня дуллахан покромсал перед тем, как я его медным ножом наконец прирезал. А она меня как раз и перевязывала после того, как вытащила на зеленый луг из холма. Собственно, только мы двое из четверых и выбрались, остальные в холме навеки остались. Вредить как-то она мне не станет, слово есть слово, но пошалить таким образом запросто может. Говорю ведь — стерва редкая, недоброй памяти Воронецкая на ее фоне девочка из песочницы.

И еще одно мне известно предельно точно — в холмы близ Бру-на-Бойна и мегалиты Наута я в жизни больше не сунусь. По той же причине и на поляну с валуном не рвусь. Пошло оно все на фиг, с мертвой ведьмой-охранительницей силой меряться, тем более приходящейся родней Марфе, нет у меня желания. Запросто может случиться так, что победа мигом в поражение превратится, если глава ковена за Аглаю эту на меня осерчает. Тогда недовольство умруна мне детскими играми на лужайке покажется.

— Чего ты сразу скукожился? — верно уловила мои мысли Дара. — Ну, стоит мертвячка на страже, и что с того? Ты ж Ходящий близ Смерти! Иль нет, я чего напутала? Да ты таких, как она, должен щелчком за кромку загонять. А клад… Ну, заговоренный он, есть такое. Так брата позови, он поможет, поди.

— Брата? — переспросил я, заранее понимая, что услышу в ответ.

— Его, — кивнула старушка. — Ты дурака-то не валяй. Все знают, что ты с Хранителем кладов кровь смешал и вы теперь родня. Позвони, объясни все как есть. Неужто он тебе откажет в такой мелочи?

Да вот фиг знает. Если послушать соседку, дело яйца выеденного не стоит. Я уберу призрак ведьмы, Валерка вытащит на белый свет клад, и дело в кармане. Но это с ее слов, а им верить вот так, с ходу, не стоит. И потом — брат-то он мне теперь брат, только выглядеть я в его глазах, боюсь, буду так себе в этой ситуации. Знаю, о чем говорю, сам бы, случись подобное, про него не сильно хорошо подумал.

— А что за нож такой, мать? — спросил я. — Родовая вещь или что-то совсем особенное, из небесного металла сделанное?

— Поднатаскался в нашем ремесле, — не без уважения заметила ведьма. — Молодец. Из небесного, сынок, из небесного. В старые времена созданный, в семи огнях кованый, в семи водах стуженый, семью людскими смертями закаленный. Хорошая вещица, давно ее себе заполучить хотела. Хорошо бы, конечно, к ножу еще гребешок да кольцо заиметь, но, видно, не судьба. Так что, ведьмак, берешься? А?

И старая протянула мне руку.

— Пока нет, — качнул головой я. — Не убедила ты меня в том, что мои труды адекватны предполагаемой награде. Сама посуди — мне проклятую душу упокаивать, просить человека клад поднять, плюс с коллегой твоей есть перспектива закуситься. И это я не все еще перечислил. А что в обмен? Ты дашь мне некий совет, который, возможно, и не пригодится. Несерьезно.

— Совет, да, — с достоинством произнесла Дара. — А еще текст призыва, зелье и книгу. Такой подход к вопросу тебя устраивает?

— Нет. Что за призыв? Что за книга?

— Так Кузьмы книга, — пояснила ведьма. — Черная, колдовская. Сам же знаешь, почти у всех нас такие есть, даже у тебя. С той, правда, разницей, что ты, например, без нее прожить можешь запросто, просто в компьютер записи перенесешь, и все. Да, небось, ты так и сделал, верно? А колдун, тем более черный, без книги своей никто. Хуже того — ничто. Как, к слову, и ведьмак, что решил на темную дорожку свернуть. И я тоже, чего врать? Наши книги есть наше слабое место, слишком много на них всего завязано.

— Так-так, — поторопил я бабку. — И? Его книга у тебя?

— Нет. Но я знаю, как ее добыть. И добуду, если надо, не сомневайся. Так что расстарайся и получишь ее вместе с призывом. Как его прочтешь да зельем обманным книгу окропишь, так этот старый хрен сразу за ней примчится. Тело свое новое бросит, если им обзавелся, и мухой метнется. Уж поверь, так оно и случится. Луной клянусь, что ни словом не солгала.

А вот теперь верю. Слышал я подобные рассказы ранее, да и клятва есть клятва. Только вот…

— Убедительно, — негромко произнес я. — Дай мне недельку-другую, Дарья Семеновна, и мы вернемся к этой беседе.

— Не тяни особо, ведьмак, — посоветовала мне она. — Как там… Предложение действительно недолго.

— Недолго — это сколько?

— До той поры, пока мне оно нужно, — уже без особой ласки в голосе, напротив, довольно жестко произнесла Дара, при этом кинув короткий взгляд на перстень, что я с пальца так и не стянул. — Не дольше.

Развернулась и пошла к своему дому, помахивая в такт шагам пучком редиски.

— А почему зелье обманное? — спохватился я. Как-то сразу меня это слово царапнуло, что-то неправильное мне в нем послышалось.

— Ты же умный, — не поворачиваясь, сказала старуха. — Подумай, может, сообразишь?

Да я уже подумал, сразу три версии появилось, причем одна из них изначально абсурдная. И самое неприятное то, что совершенно непонятно, если ли среди оставшихся верная.

Короче, в лес я вошел озадаченный и хмурый.

— Ты чего насупился, как барсук? — осведомился дядя Ермолай, поджидавший меня на опушке. — Тот, когда на зимнюю лежку бредет, вот такой же. Старая карга чем озадачила?

— Ну да, — не стал врать я, усаживаясь на широкий пенек и доставая из рюкзака пакет с пирожками. — Угощайся, Антип вчера напек. С картошкой и луком, вкусные.

— Благодарствую, — сказал лесовик, пристраиваясь рядом и беря предложенную ему снедь. — А у меня земляника зреть начала, да сноровисто так! На дальней опушке, в молодом березняке все от ней красно. Отсыплю тебе лукошко, как обратно пойдешь. Стало быть, грибов в этот год особо не жди, да. Особливо опят.

— Примета такая? — заинтересовался я.

— Приметы человеки выдумали, — жуя, ответил леший. — А я просто знаю, что оно так заведено. Раз земляника по началу июня рано зреет, жди сушь. Она ягода умная, хитрая и воду любит, потому спешит быстро отцвести и в ягоду уйти. Ну а коли лес будет сухой стоять, какие там грибы?

Точно лето будет жаркое. А в Москве еще, возможно, в лучших традициях, с большим смогом. Надеюсь, хоть не как в 2010 году, когда вообще дышать было нечем.

— Так что с Дарой у тебя? Чем озадачила? — Дядя Ермолай взял из пакета еще один пирог.

Я так подумал, да и рассказал ему все с самого начала.

— О Карпыче плохо не суди. Нет, случалось, что он и старшин людских, и даже волхвов на дно прибирал. Случалось, чего скрывать, — лесовик поправил свою кепку, — но то они, а то ты. Желай он тебя утащить с собой, так сделал бы то сразу, не сомневайся. А коли не стал, да еще поблагодарил, значит, нет у него на то желания. И не будет. Мое слово тому порукой.

— Это хорошо, — выдохнул я. — Врать не стану, смутила меня бабка слегка. Сомневаться заставила.

— Такова ее суть — воду мутить, — хмыкнул дядя Ермолай. — Любит она между друзьями полуправдой сомнение да вражду посеять, а после с тех грядок два урожая собрать. Про обещание же, то, что насчет колдуна, не скажу ничего, тут не мне судить. Но кое в чем не врет. Мать Дары вправду колдунов ненавидела люто, есть такое. Сроду они ни в Лозовке, ни в Архипово, что раньше с той стороны леса стояло, не селились. И про книги черные тоже не лжа, колдуну да ведьме матерой без них никуда. Все там — сила их, власть. Почитай, что и жизнь.

— А про Аглаю эту ничего не знаешь? Сильная ведьма была или как?

— Не ведаю про такую, — отряхнул бороду от крошек дядя Ермолай. — Да и откуда? Она же не в моем лесу клад сторожит? Жаль, не спросил ты точнее, где именно та поляна, я бы к тамошнему хозяину птичку отправил, слово за тебя замолвил. Какая-никакая помощь.

— Если за работу возьмусь — узнаю, — сразу поняв, сколько пользы можно получить от этого предложения, заверил его я. — Но пока ничего не решил. Явно же бабка темнит.

— А как же! — хохотнул лесовик. — Она ведь ведьма, а не русалка глупая! Ладно, пошли в лес. Зацвела у меня одна травка, покажу ее тебе. И, кстати, листов земляничных себе нарви от тех кустов, что только в цвет пошли. Одна польза от них для здоровья. Опять же — если их засушить, а после с рутой и пятилистными цветками сирени смешать, то можно свары мужа да жены избыть на время.

— Как любопытно. Просто так смешать или со словами какими?

В результате домой я заявился нагруженный, что твой верблюд.

— Земляничка! — обрадовался Родька, мигом приметив у меня в руках лукошко. — Люблю!

— Иди сам насобирай и опосля люби, сколько пожелаешь! — мигом вызверился на него домовой, поддерживаемый дружелюбными «ату его, ату», издаваемыми Жанной. — А то ишь — сразу за ложку схватился. Хозяин принес, ему и есть.

— Да вроде уже, — поставил я увесистое, килограмм на семь, не меньше, лукошко на стол. — Так что пусть трескает. Только в меру, проследи.

— Так может, варенье? — предложил Антип. — Я мигом организую. Сахару ты вон два мешка привез, таз медный у меня есть. Вот мы сейчас костерок!

— Валяй, — подумав, разрешил я. — Все равно устал как собака, нет у меня сил на станцию идти. Да и жарко очень. Лучше завтра поеду, с утра, по холодку.

Сказано — сделано. Ни свет ни заря я уже ошивался на станции Шаликово, а в районе десяти утра был дома. Что забавно — стоило мне пересечь порог квартиры, как заголосил смартфон, до того молчавший все это время, если не считать звонка Белозерова.

— Слушаю, — ответил я на звонок, отметив, что номер не определился. — Алло.

— Добрый день, Александр. — Женский голос в трубке был определенно мне знаком, но вот так, с ходу, понять, кто это, я, увы, не смог.

— Привет. Чем могу помочь?

— Так вроде мы данный момент уже обговаривали. — В голосе собеседницы появились ироничные нотки. — Сходи в Навь, полей деревце — и я буду счастлива.

— Я всегда рад осчастливить знакомых мне дам. Да и незнакомых тоже, потому что когда женщина весела и безмятежна, поскольку все ее мечты сбылись, то мужчина может немного поспать. Правда, ровно до того момента, пока у его второй половины новые устремления не появятся, но лучше что-то, чем ничего.

Я хотел еще сказать нечто вроде «Но в конкретно вашем случае, увы, пока никак», но делать этого не стал. Яромила (а именно с ней я и разговаривал) после этого возьмет да скажет, что с зельем, увы, тоже затык. Она бы и рада, но огонь не горит, котел не кипит.

Стоит ли злить спящую собаку? Мне кажется, что нет.

— Готов твой заказ, — сообщила мне глава ворожей. — Мы выполнили свою часть сделки, теперь дело за тобой.

— Слово ведьмака нерушимо, — с достоинством ответил я. — Если мне представится возможность выполнить обещанное, то это будет сделано. Но сроков, как и ранее, назвать не могу. Когда мне зелье привезут? Время даже не поджимает, его просто нет.

— Завтра с утра к тебе заглянет девушка, отдаст, — пообещала Яромила. — Теперь слушай внимательно. Пить его надо в три приема, только так, и никак иначе. На флаконе есть деления, ориентируйся на них. Ни больше, ни меньше, ясно? Чтобы вровень по линии. Интервал — три дня. Опять же — если первую дозу дал в пять минут восьмого утра, то остальные точно так же. Ни раньше, ни позже.

— Ясно.

— Точно понял? Мне рекламации после не нужны.

— Да понял, понял. А если сразу все дать? Ну, весь пузырек?

— Если сразу все зелье в хворую вольешь, то она попросту умрет. Единственный плюс — без мучений.

— Да она и так в коме, — вздохнул я. — Слушайте, а может, я к вам человечка зашлю, а? Через три часа он у вас, через шесть снова в Москве. Очень обидно выйдет, если та, для которой это лекарство готовилось, до визита вашей девушки пару часов не доживет. Такое случается, увы. А в сериалах, что по «России» показывают, так вообще через раз.

— Нет, — отказала мне ворожея сразу и даже где-то резко. — Зелье сейчас в последнюю силу входит, на солнце стоит, его свет впитывает, так что завтра. Будь дома в десять утра, ясно? Если Огнеслава тебя не застанет, второй раз заходить не будет. У нее дальняя дорога, Москва лишь транзитный пункт.

Интересно, куда это намылилась девица с таким именем? И по каким делам? Впрочем — лучше и не знать. Целее буду.

— Сказано — сделано, — согласился я. — Уже сижу, жду.

— И помни о том, что поклялся сделать. Долги мужчин не красят, ведьмак. Ты же про это знаешь?

Щелчок — и гудки. Хоть в чем-то ворожеи от обычных женщин не отличаются, такие же любительницы бросаться толстыми намеками и оставлять за собой последнее слово.

Что до меня, я, приободрившись, побродил немного по квартире, после еще немного поборолся с собой, но в результате все же взял смартфон, выбрал нужный мне контакт и нажал на вызов.

Глава 13

— Привет, — услышал я в трубке бодрый голос Валеры. — Ты так, потрещать, или кто насел с просьбой «сведи» да «познакомь»? Не знаю, как тебя, а меня пара особо назойливых товарищей уже неделю обхаживает, очень хочет с моим новым родственником пообщаться. В смысле — с тобой.

— Да ладно? — искренне удивился я. — А чего такой сложный путь выбрали, чего сразу ко мне не пошли?

— Так ты ведьмак, — рассмеялся Швецов. — О вас, знаешь ли, слава идет не лучшая, причем, похоже, с давних времен. Мол, нелюдимые вы, потому сразу всех в такие места посылаете, куда не дойдешь и не доедешь. Потому надежней с рекомендацией. Ну и конкретно про тебя не лучшие слухи ходят. Дескать, неуживчивый ты сильно, характер у тебя говно, к тому же компанию предпочитаешь водить не с живыми, а с мертвыми. Дескать, как стемнеет, сразу на кладбище прешься. Кстати — правду говорят или врут? Мне просто самому интересно.

— Отчасти. Факт, бываю там, но не каждую ночь, разумеется. У меня, Валер, на кладбищах что-то вроде места силы.

— Понимаю, — уже серьезно ответил Швецов. — Да оно и нормально, куда тебе с твоим даром еще ходить, верно? Не в школу же кройки и шитья. Так чего звонишь?

— Посоветоваться хочу. Есть тут у меня одна тема, не знаю, с какой стороны к ней подойти. Может, ты чего подскажешь? Она просто частично по твоему профилю.

— Да не вопрос, — легко ответил Хранитель кладов, заставив меня мысленно выдохнуть. Побаивался я, что в этот момент в его голосе появится недовольство или подозрительность. — Слушай, давай у Абрагима встретимся? Заодно и пообедаем. Оно, конечно, в жару жирное есть вредно, но, с другой стороны, все, что приятно или вкусно, полезным никто никогда не называл. Истина избитая, но абсолютно верная.

— Давай, — мигом согласился я. — Часика через два, идет?

Когда я добрался до хорошо мне знакомой шаурмячной, Валера уже был там. Он сидел в уголке, там, куда не проникали яркие лучи солнца, и с видимым удовольствием пил зеленый «Тархун» из запотевшего стакана.

— Э, Сашка, — хлопнул меня по плечу Абрагим так, что я чуть присел. — Рад тебя видеть! Здравствуй, мой дорогой!

Он вместе со мной подошел к столику, где Швецов как раз вылил в стакан остатки газировки, дождался, пока я сяду, а после с какой-то даже торжественностью произнес:

— Вы все правильно сделали.

— Что именно? — уточнил Валера, чуть не поперхнувшись.

— Кровь смешали, — пояснил аджин. — Очень верно поступили, да. Я сразу понял, что ваши дороги рядом пойдут. Откуда, почему — не скажу, сам не знаю, просто понял, и все. Вы оба не такие, как остальные. Вам власть не надо, вам силу не надо, вы просто жить любите, причем так, чтобы вас никто под себя не гнул. Так что молодцы, э! Молодцы! Вам вот так надо быть, тогда никто вас не сломает.

И он приложил волосатые указательные пальцы обеих рук друг к другу, по очереди потрепал каждого нас по плечу и отправился на кухню, пообещав скоро вернуться.

— Интересно, есть в Москве кто-то, кто еще не обсудил наш поступок? — спросил у меня Валера. — Такое ощущение, что нет.

— Не только в Москве, но и в Подмосковье, — сообщил ему я. — У меня в Лозовке соседка ведьма, она тоже в курсе.

— Им что, больше говорить не о чем? Нашли тоже тему для пересудов.

— А о чем еще? — заступился я за обитателей ночной столицы. — Думаю, что не так много интересных событий в городе происходит, а ты фигура заметная.

— Не нарывайся на ответный комплимент. — Валера осушил стакан до дна. — Уфф! Вторую бутылку допиваю. Жажда просто невозможная после шаурмы. Переборщил Абрагим нынче со специями. Ладно, давай к делу. Что там у тебя за проблема нарисовалась?

— Тут надо издалека начинать, — поморщился я. — Сильно издалека. Сейчас вот возьму себе тоже попить и расскажу, что к чему. Тебе еще бутылочку «Тархуна» принести?

Что мне нравится в Швецове — он умеет слушать. Внимательно, не перебивая, не переспрашивая. Великий талант, в наше время почти утраченный. Я и сам, чего греха таить, на такое неспособен, постоянно собеседников посреди фразы обрываю, когда понимаю, что мне уже все ясно. Вернее, так думаю, поскольку были уже прецеденты, когда я понимал одно, а на деле все оказывалось совсем по-другому.

— Ну, что я могу тебе сказать? — Валера отпил шипучего зеленого напитка. — Только одно слово.

— Какое?

— Жопа. Именно оно лучше всего характеризует сложившуюся ситуацию.

— Ну, ничего качественно нового я не услышал, мне этот факт и самому был ясен. Только одно уточни — ты какую именно ситуацию имел в виду? С соседкой моей, с душой колдуна или с ножом, что под валуном лежит? Или все сразу?

— Про все сразу немне судить, — качнул головой Хранитель кладов. — Ты же контурно ситуацию обозначил, наверняка десятки, если не сотни мелких нюансов остались за бортом. Так что речь идет об одном конкретном эпизоде, а именно о ноже. Знаю я, о какой поляне твоя соседка речь ведет. Был я там разок и второй раз ни доброй волей, ни по принуждению туда нос не суну. И тебя не пущу, уж извини. Знаю, что ты мальчик взрослый, сам можешь решить, куда ходить, а куда нет, но на правах новоявленной родни приложу все силы, чтобы тебя от этой глупости удержать.

— Значит, все-таки ловушка, — констатировал я. — Верно? Решила меня соседка на тот свет спровадить.

— Вовсе не факт, — возразил Валера. — Скорее, сыграть с тобой в беспроигрышную лотерею. Для себя любимой беспроигрышную, разумеется. Добудешь ты ей нож — хорошо. Нет — тоже замечательно, был ведьмак — и нет ведьмака. Так и эдак она в плюсе.

— А что там, на поляне? Что за Аглая такая, которую даже ты опасаешься? Не-не, это не подначка, просто интересно.

— По сути своей, это обычная душа клада, — объяснил мне Швецов. — Но поскольку при жизни Аглая являлась ведьмой, причем очень мощной, то в своем нынешнем посмертном существовании силу свою она сохранила. И, сдается мне, даже ее приумножила. Ну и если добавить сюда тот факт, что она сидит не на злате-серебре, а на ведьминском наследии давних времен, то опасность для таких, как мы с тобой, возрастает многократно. Ее так просто в небытие не отправить, уж поверь. Я десятки кладов за эти годы освободил, но это что-то с чем-то. Да и не подпадает она под мою юрисдикцию целиком, похоже. Там какая-то другая форма существования, слияние стража клада с чем-то еще.

— Так может, она как раз по моему ведомству проходит? — предположил я. — Мертвые души — мой фронт работ.

— Думаю, тоже нет. В любом случае проверять не будем. Она мне при нашей первой и последней встрече четко сказала — гребешок и колечко бери, книгу и нож никто не получит. Еще раз сюда заявишься — убью. И убьет, даже не сомневаюсь.

Гребешок и колечко. Не те ли самые, что Дара, лихоманка ее забери, велела Нифонтову всеми правдами и неправдами у Марфы добыть? Похоже, что да. Особенно если учесть, что Аглая той младшей сестрой приходится. Вот как же все в этом мире перепутано и переплетено, а? Не жизнь, а сплошной кроссовер, как в комиксах от «Марвел».

Держать эту мысль при себе я не стал и выложил ее собеседнику.

— Быстрее всего, так и есть, — согласился тот. — Они, в смысле ведьмы, постоянно друг другу норовят дорогу перебежать. Даже если без особой выгоды для себя, просто из спортивного интереса. Даже если в отставку уходят. Уж поверь, знаю, о чем говорю.

Видно, на Воронецкую намекает, с которой у него теплые отношения.

— В любом случае вариант с визитом на поляну отпадает, — подытожил Валера. — Степень риска слишком велика, мы можем там умереть, даже не поняв, что произошло.

— Выходит, что так, — вздохнул я. — Значит, надо искать другой вариант, как мне этого хмыря на белый свет вытащить.

— А мне говорили, что ты парень башковитый, — глянул на меня Валера чуть удивленно. — Причем даже те, кто тебя не любит, данный факт признают.

— Ты это к чему?

— Зачем искать то, что уже есть? — без малейшего наигрыша или сарказма спросил у меня он. — Соседка твоя базовую платформу для этого варианта уже дала. Нарочно ли, случайно, но дала. Скорее, конечно, нарочно, с какой-то фигой в кармане, или что там она носит, но это ничего не меняет.

— Книга колдуна? — утвердительно спросил я.

— Именно. Предположим, что у нее сего шедевра колдовской мысли нет.

— Предположим?

— Именно. Гипотетически это может быть не так, какой-то процент вероятности, что Дара твоя уже прибрала книгу себе, присутствует. Ну или сейчас этим займется, чтобы привязать тебя покрепче. Говорю же — беспроигрышная лотерея. Ты отказываешь ей, следом, что логично, начинаешь искать книгу, а она хихикает, на это все глядя, и поглаживает морщинистой лапкой заветный фолиант. Ведь в этом случае ты раньше или позже ты все равно к ней же, Даре, и придешь, только теперь все будет происходить уже полностью на ее условиях. Логично?

— Вполне, — кивнул я.

— Но может быть и не так, книга может находиться где-то в городе, лежать себе спокойно в тайнике самого колдуна или храниться у кого-то другого, — продолжил Валера. — В последнем случае наши шансы на удачу весьма высоки, согласись? Не тебе, так мне всегда найдется что предложить ее таинственному владельцу. Ну да, смена одной кабалы на другую, но так уж устроен мир. Да и торг никто не отменял. Всяко его цена будет ниже, чем у твоей ведьмы, в этом я уверен.

— Соседушка моя в Москву особо не суется в последнее время, подруги ее тоже, — задумчиво произнес я. — Они на этот раз крепко Марфу задели, их тут на ленты для бескозырок порежут. Так что да, очень может быть, что книга не у нее.

— Занесем в актив, — потер руки Швецов. — Это аргумент в нашу пользу. Теперь остались сущие пустяки — найти искомое.

— Не совсем. Старая хрычовка еще про какое-то обманное зелье упоминала.

— Без книги нам зелье в хрен не уперлось, — резонно возразил мне Хранитель кладов. — А если ее найдем, то и все остальное, глядишь, выведаем. Опять-таки, на Даре свет не зациклился, есть и другие знатоки заветных тайн.

— Ты про Марфу?

— В том числе. — Мой собеседник отхлебнул «Тархуна». — Только к ней бы я пошел в самую последнюю очередь.

— Хрен редьки не слаще, — согласился с ним я. — Она с ценой за помощь скромничать не станет.

— Не только. Не знаю, как ты, а я без особой нужды не люблю нарушать нейтралитет, вставая на чью-то сторону в споре. Мы этим визитом позицию очень четко очертим, а это не есть гуд. В первую очередь, понятно, это не моя, а твоя головная боль, но и мне может прилететь. С соседкой твоей я не пересекался, но что-то мне подсказывает — до поры до времени. Но я ладно, а тебе с ней дальше бок о бок жить.

— Да похрен, — отмахнулся я. — Между нами и до того любви не водилось, так что хуже, чем уже есть, не будет. Опять же — я ей ничего не обещал, по рукам мы не били, а что сказанное ей было обращено в мою пользу — запрета на подобное не существует. Ни в Поконе, ни где-то еще.

— Тогда все путем. — Валера привстал и гаркнул: — Достопочтенный Абрагим, можно тебя попросить к нам присоединиться?

Вот так просто? Хотя — почему нет? Может, и правда я потихоньку начал деградировать? Мне и в голову не пришло, что начинать поиски следует именно тут, в шаурмячной. Именно сюда стекаются все интересные новости и слухи города.

— Сейчас, — в ответ прогудел аджин, ставя металлические креманки с мороженым перед юными совсем парнем и девушкой, которые явно не принадлежали к ночному миру. На вид простые студенты, как бы и вовсе не школьники-старшеклассники, решившие маленько отдохнуть от идущих сейчас у них ЕГЭ. Он такие парочки сюда иногда пускал, руководствуясь исключительно какими-то своими соображениями.

— Слушай, Саш, а тебе иногда приходят в голову мысли о том, что лучше бы и не знать всего того, что мы знаем? — задумчиво спросил у меня Швецов, глядя на беззаботно смеющихся ребят. Как видно, его одолевали те же думы. — Или нет?

— Сначала да, — не стал скрывать я. — Потом нет, другие дела навалились. А сейчас привык настолько, что уже почти забыл, как оно раньше было. Недавно вот попробовал пожить немного по-старому, в офисе посидеть, у чужого принтера погреться — не получилось. Ушло что-то очень важное, без чего это все смысла не имеет. Может, необходимость работы как способа выживания в этом мире, может, еще что. Например, то, что мне больше неинтересно являться частью коллектива. Все эти маленькие радости бытия в виде интриг, сплетен, служебных романов и так далее ерундой на фоне того, что я повидал, кажутся.

— Это хорошо, — очень серьезно сказал Валера. — Это значит, что я не один такой. А то иногда начинаю думать о том, что мутирую, из человека в не пойми кого превращаюсь. Ну, ненормально же то, что мне в компании с ведьмой, вурдалаками и старыми предметами интереснее быть, чем в кругу обычных людей? А нет, ты вон так же думаешь. Ну или почти так же.

— Насчет ведьмы — не так, — мотнул головой я. — Не люблю их племя. И тебе по-братски советую держать их на расстоянии.

— Покушать принести? — подошел к нам аджин. — Мороженое есть, да. Заключил договор тут с одними, они хорошую цену дали и посуду привезли — плошки, ложки. Теперь вот им торгую тоже.

— Я всегда восхищался твоей коммерческой жилкой, Абрагим, — медово произнес Швецов. — Ты умеешь делать деньги на всем, но при этом никогда никого не обманываешь. Это великий дар!

— Говори, что надо, Валерка. — Шаурмячник отвесил Хранителю кладов подзатыльник. Вернее, обозначил его, по сути, просто погладив того по голове. Аджин, конечно, понял, что ему открыто льстят, но, как восточный человек, оценил данный поступок по достоинству. У них другое отношение к лести, если она уместна и хорошо подана, то воспринимается не как способ подлизаться, а как вполне допустимый шаг просителя по отношению к тому, от кого ему чего-то нужно.

— Скажи, Абрагим, ты знал такого колдуна… — Валера пощелкал пальцами и глянул на меня. — Сань, как его?

— Кузьма Петрович, — подсказал я. — Савостин. Дядька сильно немолодой, но мощный, в своих кругах известный.

— Знал, — кивнул аджин, садясь за стол. — Он ко мне сюда один раз приходил, да. После — нет. Я не хотел больше видеть его своим гостем, закрыл дорогу в мой дом.

— Надеюсь, спросить почему не будет слишком большой дерзостью? — осведомился Валера.

— Сюда почти все приходят не кушать, — почесал подбородок под короткой курчавой бородой сын песков и пламени. — И не музыку слушать. Нет, вон те — за этим, но они просто люди. Остальные идут ко мне за новостями, чтобы поговорить друг с другом, кто-то выясняет, чего хочет — войны или мира. Много разного здесь происходит. Но хозяин — я. Мне решать, что можно, что нельзя. А этот сихраит хотел тут делать так, как нужно ему, а не мне. Он думал, что я вроде чайханщика на базаре, который ради того, чтобы гость пошел к нему, а не к соседу, готов ишака под хвост целовать. Ха!

— Похоже, он не так умен, как ты думаешь, — фыркнул Валера. — Если подобные косяки порет.

— Э, тут таких без числа, — отмахнулся шаурмячник. — Сейчас меньше стало, а раньше сильно много ходило. Думали, что деньги все могут, что те, кто рожден на Востоке, за них на все готовы. Я им в лицо смеялся, да, а потом закрывал для этих дураков двери своего дома навсегда. Некоторые потом через знакомых извинялись, просили понять, простить. Некоторые — нет. Ваш — нет.

— Кузьма не наш, — вздохнул я. — Да и вообще умер он. Хотя, думаю, все равно просить ничего не стал бы, даже останься живым. На редкость упорный и упертый старикан был.

— Зачем неправду говоришь? — погрозил мне пальцем Абрагим. — Он теперь надсмотрщику Смерти принадлежит, потому ты его и ищешь. Он же сбежал, верно? А ты его ловишь.

— Ловлю, — не стал скрывать я, окончательно смирившись с тем, что в нашем мире, похоже, все знают все. — Только он пока не очень ловится. Мало того, чуть не убил меня один раз.

— Он может, — причмокнул аджин. — Сильный, умный, знает много. И еще у него есть то, чего нет у вас.

— А если конкретнее? — уточнил Валера.

— Он умеет ждать, — веско пояснил шаурмячник. — Вы — нет. Он — да. Давно живет, знает, что иногда для победы надо не бежать, а стоять, не кричать, а прятаться. Ты, Сашка, спешишь, шумишь, дерешься, а он просто сидит и смотрит. Ошибки твои считает, кто тебе друг, кто враг высматривает и ждет того момента, когда ты устанешь, когда силы твои кончатся. Вот тогда он придет и нанесет всего один удар. Но такой, какой ты не отразишь.

— Спасибо, ободрил, — вздохнул я. — Теперь совсем хорошо жить стало.

— Я правду сказал, — рокотнул Абрагим. — И вот тебе еще одна — он даже мертвый сильнее, чем ты. Я знаю это племя, многих видел, у некоторых жизни брал, когда мы на одной дороге сталкивались и никто не хотел ее уступать. Его живого я, может, и убил бы. Ты с ним живым не справился бы никак.

— А с мертвым? — моментально спросил Валера. — Сейчас Сашка на своем поле играет.

— Э? — приподнял мохнатую черную бровь аджин. — Что за поле? Зачем играет?

— Он Ходящий близ Смерти, — пояснил мой брат. — Специалист по мертвым.

— Смерть подарила ему право их судить, — повел мощными плечами шаурмячник, — но власти над ними не давала.

Он перегнулся через стол и ткнул мне указательным пальцем в лоб.

— Если у тебя не хватит сил его победить, он выпьет твою душу, своей ее сделает, служить себе заставит. Значит, что? Сделай так, чтобы против твоего врага было все, что только можно. Найди оружие, найди время, найди место. Думай! А уже потом делай.

— Хорошо, — растерянно пообещал я. — Буду думать.

— Это надо не мне, это нужно тебе, — буркнул аджин. — Да, вот еще… В тот раз, что он приходил, с ним сначала оборотень говорил, а потом старик. Он был как ты.

— В смысле — как я?

— Он был ведьмак, — пояснил Абрагим. — Твоя родня у меня нечасто бывает, потому запомнил.

— А имя его ты, случайно, не услышал? — мигом осведомился я. — Ну, вдруг?

— Не вдруг. Я его до того знал. Нечасто — не значит никогда. Его зовут Евдоким. Я еще удивился, он ведь с Марфой раньше всегда приходил. Если я что-то понимаю в жизни, то между ними когда-то уф-уф был, да!

И плотоядно усмехнувшись, Абрагим снова провернул манипуляцию с указательными пальцами, правда, теперь положил один на другой.

Ну, что Евдоким с главой ведьминского ковена общается, это не новость. А вот то, что он и с Кузьмой каким-то образом был связан, — очень интересно. И только одно плохо — этот старый хрен мне в жизни не расскажет, о чем с ним общался, хоть бы даже из принципа. Он меня до Круга терпеть не мог, а уж после него вовсе ненавидит, надо думать. Не по его же там вышло.

— Думай. — Абрагим снова стукнул меня по лбу, на этот раз, правда, всей ладонью, и отошел от нашего стола.

— Вроде много сказал, но большей частью все вокруг да около, — посмотрел ему вслед Валера. — Саш, надо тебе с этим твоим коллегой переговорить. Может, он чего расскажет, на след наведет.

— Скорее, на хрен пошлет, — хмуро пояснил я. — Мы с этим Евдокимом на ножах. Он вообще меня хотел на тот свет недавно спровадить. Если бы не собратья, которым он давно поперек горла стоит, так и вышло бы, уж поверь. Не сразу, со временем, но непременно.

— Плохо. Ладно, будем работать с тем, что есть. Я кое с кем знающим перекинусь парой слов, может, что разнюхаю. Эх, сейчас бы Карла Августовича сюда!

— Кого?

— Да старичок есть один хитроумный. Вот кто быстро бы нам весь расклад по теме выдал. Ясное дело, не от чистого сердца, а за хорошую плату, но оно того бы стоило. За ним, знаешь ли, проверять не надо было, он за каждое слово всегда лично отвечал. А то и вовсе нам книгу добыл, с его-то связями. Пронырливый был до невозможности.

— Помер? — вздохнул я.

— Кто?

— Старичок этот. Просто ты в прошедшем времени о нем говоришь, я и подумал…

— Да нет, он из Москвы два года назад отбыл неизвестно куда. С отдельскими что-то не поделил.

— Кстати, — я достал из кармана смартфон, — нефиг этим орлам без дела Москву копытить. В конце концов, злодей-колдун по их ведомству проходит, пусть тоже пошуршат. А то всегда прибегут на готовенькое, да ты им еще и должен оказываешься.

— С языка снял, — одобрительно кивнул Валера. — И вот еще что… Абрагим прав. Твой противник не простой призрак. Я к чему — лучше заранее стратегию того, как ты его убивать станешь, продумать. Детально.

— Стратегию, — усмехнулся я. — Слово-то какое подобрал.

— Правильное. Знаешь, я с какого-то момента понял, что самое верное в жизни — это сначала думать, а потом делать. Вроде бы прописная истина, все ее сто раз слышали, все в курсе, что так нужно поступать, только почти никто это знание не использует. И очень зря. Если придерживаться данной линии поведения, то есть реже включать эмоциональность на грани «хочу, чтобы было так», а чаще голову, то проблем в жизни станет намного меньше, а сама она, в смысле жизнь, может значительно удлиниться. Я тоже поначалу, как танк, пер на любую цель. Дрался, строить всех пытался, даже, не поверишь, оружие с собой таскал. Что таскал — в ход пускал. А потом понял — раз свезло, два свезло, а на третий меня выпотрошат. Или съедят. Или… Ну, ты знаешь, наш мир очень многообразен, потому вариантов того, как можно умереть болезненно и мучительно, в нем есть великое количество. И чем быстрее ты поймешь, что я сейчас прав, тем больше шансов на то, что мы с тобой тут через какое-то время выпьем за удачное завершение дела.

Вот он вроде даже чуток моложе меня, а ощущение такое, что лет на десять старше. Или больше. Впрочем, тут ведь не только в возрасте дело, тут еще и другие факторы свою роль играют. Вот только на всякого мудреца довольно простоты. С Воронецкой-то он спутался, а это, с какой стороны ни смотри, поступок сильно неумный.

— Истину глаголешь, брат. — Я поднял стакан с зеленым напитком. — Еще бы на уровне инстинктов научиться делать так, как ты советуешь, и тогда точно удача встанет на нашу сторону.

— Удача, как и вдохновение, выдумки лентяев, — усмехнулся Швецов, стукнув краешком своего стакана о мой. — Легальный повод ничего не делать и ждать, пока оно само все случится. А так не бывает, потому что ничего из ничего не возникает, это с древних времен всем известно. Что наши предки на этот счет говорили?

— Что?

— Как потопаешь — так и полопаешь. Потому давай книгу искать, а то ведь и вправду твоя соседка нас опередит, чего не хотелось бы. Сама она, как и ее пристяжь, в город, может, и не сунется, но уверен — хватает здесь у нее и глаз, и рук. Что она, что Марфа — бабки ушлые, прожжённые, огонь и воду прошедшие, причем в прямом смысле. И умные.

— Снова твоя правда. — Тем временем я нашел в смартфоне номер Нифонтова. — И день у меня сегодня свободен. Завтра — нет, у меня расправа над грешником запланирована, а вот сегодня запросто можно одного нашего общего знакомого за ушко да на солнышко вытянуть. Лишь бы он сейчас чего не почуял и не начал песни на тему «Я не могу, работаю, давай потом» петь.

— Ты о Нифонтове? — спросил Валера. — Ну да, непростой товарищ, согласен. Очень себе на уме. К такому спиной поворачиваться не стоит.

— К ним всем не стоит, — прикладывая телефон к уху, заметил я. — Начиная с господина Ровнина, который вроде бы вообще из одних достоинств состоит. Коль, привет. Это Смолин. Есть на меня минута?

— Хоть две, — добродушно ответил оперативник.

— Удивлен. Обычно ты куда-то бежишь, кого-то ловишь, а тут — на тебе. Что, в Москве стало настолько спокойно жить?

— Не накаркай, — притворно-строго велел мне Нифонтов. — Раз в кои-то веки выдался денек, когда нас не дергают. Хотя если ты позвонил, значит, придется мне куда-то ехать. Верно же?

— Необязательно, можно и идти, — предложил я. — Давай я сам к вам на Сухаревку заскочу. Ну, не прямо в отдел, меня туда не тянет, но в какую-то кафешку поблизости. У вас же их там хватает, верно?

— Хорошо, — выдержав паузу, согласился он. — У нас тут пельменную недавно открыли, в стиле позднего СССР, давай в ней. Место тихое, спокойное, пельмени у них хорошие и компот из сухофруктов вкусный, я как раз и пообедаю. Через часок сможешь?

— Да не вопрос, — подтвердил я, осознав, что сегодня, похоже, меня можно назвать «катализатором чужих обедов». Сначала Валера, теперь вот этот. — Только адрес точный сбрось, если не в труд.

— Слушай, а что за расправа у тебя намечается? — спросил Валера, когда я положил смартфон на стол. — Ты решил податься к супергероям и сражаться с мировым злом? Если да, то имей в виду: это дело бесполезное. Да еще и убыточное. Добро всегда в лохмотьях, сам тому свидетель. Деньги же, как известно, зло, а значит, они всегда будут пролетать мимо воинов Света. Вот оно тебе зачем?

— У меня расправа локальная, — пояснил я. — Колдун колдуном, но у него же и свита имелась, помнишь, я про нее тебе говорил? Вот как раз последнего ее представителя собираюсь упокоить. Время и место известны, осталась ерунда — реализовать задуманное. Так что завтра в пять часов пять минут пополудни у меня встреча с господином Левинсоном, профессором, причем прямо в его загородном доме.

— Левинсоном? — удивился Валера. — Марком Ароновичем?

— Ты его знаешь? — не меньше изумился я.

— Ну как знаю… Видел несколько раз, причем сильно давно. Носатый такой, с седыми кудряшками. Он с моим отцом кое-какие дела вел, что-то связанное с патентами на новаторские изобретения, в основном по части нефтянки. Я особо не вникал, но так понял, что он выступал в качестве то ли агента, то ли соавтора. Выходит, он умер?

Ясно. Молодец Марк Аронович. Студенты и аспиранты изобретали, а он это дело отслеживал, регистрировал и продавал, при этом загребая себе и комиссионные, и соавторские. Красивая схема, к которой, кстати, со стороны закона не придерешься.

— Почти год как, — подтвердил я. — А теперь вот бегает от меня по Москве, не хочет покидать грешную землю. Но, снова обращаясь к народной мудрости, сколько веревочке ни виться, а кончику быть. Завтра я его отправлю куда следует.

— Слушай, а с тобой можно? — вдруг спросил Швецов.

— Зачем? — изумился я. — Тебе Марк Аронович тогда так не понравился? Или ты в принципе евреев не любишь?

— Ну, ты меня еще в антисемитизме обвини, — фыркнул Хранитель кладов. — Нет, просто интересно посмотреть, как ты это делаешь. Тогда в лесу ничего же не произошло, может, хоть тут гляну.

— Да не поймешь ты ничего. Я твои клады не вижу, а ты мои души не сможешь разглядеть. Каждому свое.

— Тебе жалко? — иронично осведомился у меня Валера. — Или трудно?

— Ни то и ни другое. Просто это не такое уж безопасное дело, дружище. Профессор-то он профессор, но за даже такую жизнь станет драться до конца. Может, посерьезнее, чем иной уголовник. Слышал про крысу, загнанную в угол? Вот это он. К чему сказано — под раздачу можешь попасть и ты. Тебе это зачем?

— Принимаю риски на себя, — отмахнулся Швецов. — Давай скидывай адрес, куда завтра ехать. Ну или, хочешь, вместе рванем, как тогда в область. Ходящий близ Смерти и Хранитель кладов — вместе веселее!

Вот и что мне оставалось делать? Только рукой махнуть.

Глава 14

— Как пельмешки? — поинтересовался Нифонтов, смолотивший, между прочим, под неспешный разговор аж три порции. Уж не знаю, оголодал он так или руководствовался принципом «На халяву и уксус сладкий». Кстати, приправлял он их именно им, в смысле — уксусом. — Вещь?

— Вещь, — согласился я. — Хороши. И компот тоже. Чем-то похож на тот, что у меня бывшая теща варила, такой же — много сахара и сухофруктов, зато мало воды.

— Кстати! — Николай вытер рот салфеткой. — Ты же в курсе, кем является твоя бывшая теща?

— Речь о том, что она ведьма? — уточнил я. — В курсе. Да мы вроде об этом уже как-то говорили. Не вчера, правда, но было такое.

— Да? — удивился, то ли всерьез, то ли нет оперативник. — Не помню. Но и не суть.

— А ты это к чему спросил?

— Лишнего много она себе позволять стала. — Мой сотрапезник отпил вышеупомянутого компота. — Понимаю, стареть никому не хочется, но меру знать надо. Мне тут птичка на хвостике весточку принесла, что твоя бывшая родственница одну дурочку чуть на тот свет не отправила. Все обошлось, но симптомчик нехороший. Ты, если ее увидишь, объясни, что в следующий раз с рук подобное не сойдет и за сделанное отвечать придется. И родство с тобой ей никак не поможет.

— Можно подумать, что это прямо вот такая серьезная привилегия — родство со мной, — не удержался от колкости я. — Которая вас, если что, остановит.

— Не скажи, — веско возразил мне Нифонтов. — Отдел всегда идет навстречу тем, кто хочет жить с ним в мире или оказывает дружескую поддержку в тех или иных вопросах. Как ты, например.

— За подобное отношение, конечно, спасибо, но если Полина Олеговна чего еще натворит, то ты поступай с ней так, как положено в таких случаях, — попросил я его. — От меня точно претензий на этот счет не последует. Мы не сильно ладили тогда, когда я был женат на ее дочери, а сейчас вовсе не общаемся.

— Ладно, о чем поговорить хотел? — как видно поняв, что на этот раз ничего из ситуации полезного выдоить не получится, сменил тему оперативник.

— Есть два вопроса, — охотно поддержал перевод темы я. — Вернее, два момента, оба довольно важных. Первый — завтра я собираюсь отправить в небытие последнего спутника Кузьмы. В принципе все готово, осталось только его в конечный пункт назначения спровадить.

— Слушай, я завтра никак, — нахмурился Нифонтов. — Мы с Пашей ни свет ни заря в Сергиев Посад уезжаем, надо нам там одного типа за горло взять. Давай я Женьке скажу, она тебя подстрахует. Знаю, вы не сильно ладите, но тут же не личное, а дело. Поверь, она одно от другого отделять научилась. Ну, почти.

— Серьезно? — усмехнулся я. — Как же, верю. Тоже почти. Ладно, не парься, мне ваша помощь не очень нужна, как-нибудь справлюсь сам. Просто проинформировал тебя о грядущем мероприятии в рамках той самой дружеской поддержки, о которой ты говорил. И обиду, как в прошлые разы, не таил.

— Какая обида, о чем ты? — округлил глаза Николай. — Просто мы вроде как одно дело делаем, потому лучше информацией делиться своевременно, а не постфактум. Вот как сейчас. И если я чего узнаю по этой теме, то тоже всегда тебя в известность поставлю.

— Именно! — радостно сообщил ему я. — С тем и приехал, собственно. Мелочь неупокоенная — что, с ней мы, считай, почти разобрались. Вот их старшой — тут да, крепкий орешек. С ним только мы все вместе можем разделаться, сплотившись и встав плечом к плечу! Потому что — что? Правильно. Когда мы едины, мы непобедимы.

— Я понял, понял, — чуть помрачнел оперативник. — Излагай.

Просьбу его я выполнил немедленно и вывалил всю ту информацию, которую мы с Валерой в шаурмячной по полочками разложили. Только о Швецове не упомянул ни словом. Ни к чему Нифонтову знать, что я Хранителя кладов к движению подтянул. Лишнее это. Ясно, что такой факт не утаишь, раньше или позже он всплывет, но пока вот так.

— Понятно. — Николай допил компот и снова вытер губы салфеткой. — Сразу скажу — не фигурировала у нас нигде колдовская книга. Это тебе не проклятая чайная чашка или там амулет непонятного назначения, тут серьезный артефакт. Сильных и старых колдунов не так и много в масштабах всей страны, а в Москве того меньше, так что появись она в условно-открытом доступе, для продажи, например, нам бы маякнули.

— Но она может просто где-то или у кого-то храниться, — предположил я. — Как будущий предмет для обмена. Закинь удочки, вдруг клюнет? И коллег попроси. Может, кто-то что-то слышал, видел. Хоть хвостик от ниточки поймать бы, а там размотаем клубочек. Очень мне не хочется к Даре на поклон идти или, того хуже, к ней в кабалу лезть.

— Понимаю, — вздохнул оперативник. — И поверь, лучше, чем кто-либо другой. Сам, знаешь ли…

— Знаю, — подтвердил я. — Еще бы. Послал, значит, ты ее?

— Выбора не было. Марфа с добром своим ни в какую расставаться не желает. Уперлась намертво — «нет», и все. Что, мне ее убивать теперь?

— Соседка моя считает, что да.

— Так ей это только и нужно, — невесело улыбнулся Нифонтов. — Для того все и затеяно, похоже. Что Марфа мне откажет, ей было сразу понятно, и после, по ее прикидкам, развитие ситуации должно пойти другим путем. Например, конфликтным.

— Не думаю, — засомневался я. — Ты парень сдержанный, это все знают.

— Я — да. А Женька? Тетя Паша опять же? Кстати, я ее еле удержал. Она, понимаешь, Марфу с незапамятных времен не любит, потому всерьез нацелилась ее дом обнести. И ведь обнесла бы, даже не сомневайся. У нее знаешь сколько талантов? Она сейф Вики как-то раз на спор за пару минут вскрыла, а у него такие замки, которые даже матерый взломщик не одолеет.

— Ну да, потом Марфа выкатывает обвинение в том, что это вы ее ограбили, и разгорается большой скандал.

— В лучшем случае, — хмуро отметил Нифонтов. — А если бы тетю Пашу там прихватили, прямо в доме Марфы? Она руки вверх поднимать не умеет, не заложен в ней такой талант, значит, случилась бы кровь. И добро, если только ведьм. А если нет? Если бы там, не приведи Господь, ее положили? Она у нас долгожительница, конечно, но бессмертия на белом свете нет, кто-кто, а ты это точно знаешь.

— Вы бы не простили, — кивнул я. — И, думаю, не вы одни.

— По сути Марфа была бы в своем праве, это ее дом, и она вправе карать того, кто посягнул на него и все, что в там находится, но нынешнее относительно спокойное сосуществование почти всех со всеми пошло бы прахом, это факт, — подтвердил верность моего предположения оперативник. — Не может подобное бесследно пройти.

Мне не рассказывай. Точно не простили бы. Дождались бы первого подходящего случая, придрались к какой-то мелочи и весь ковен вырезали, вместе с его главой. Да еще и остальным московским ведьмам перцу под хвост сыпанули, для ума. Не скажу, что меня подобное событие сильно бы огорчило, но обострение ситуации в ночной Москве никому на пользу не пойдет. Тем более что не исключен и тот вариант, в котором мне, Валере и ряду других людей и нелюдей в какой-то момент пришлось бы делать выбор из серии «С кем ты?». И в Лозовке тут не отсидишься, не та ситуация. Нет, у меня, конечно, аренда домика в Венгрии оплачена до конца года, но всякий раз сбегать из города в тот момент, когда запахнет паленым, это как-то не комильфо. Тогда уж было проще вообще сюда не возвращаться, а остаться там навсегда. Выкупить дом, жениться на прелестной Маргит, породнившись тем самым со старинным родом Балинтов и обеспечив себе уважение местного сообщества, ловить рыбу на рассвете, варить зелья, пить палинку для аппетита перед обедом, время от времени брать особо денежные контракты с подачи Жозефины и так далее.

Только не по мне такое спокойное существование. Может, позже, когда я пойму, что жизнь есть суета, и придет желание осесть где-то так, чтобы ни одна сволочь меня отыскать не смогла, а пока нет. Пока мне достаточно того, что случаются редкие и потом особо приятные передышки в Лозовке, после которых в моей жизни все снова встает дыбом, точно асфальт во время землетрясения.

— Что до твоей просьбы — наведу справки, — пообещал мне Нифонтов. — Обещать ничего не стану, но, если хоть что-то мелькнет — сразу позвоню. Слово.

— И еще одно. Дара какое-то обманное зелье упомянула, применительно к этой книге. Понять бы, для чего оно, что вообще за зелье. Я знаю два таких — первое, которое позволяет выглядеть как другой человек, и второе, способствующее определению того, врут тебе или нет. Но как ни кручу в голове эту информацию, все одно выходит, что речь идет о чем-то другом.

— Не по адресу, — поморщился Нифонтов. — Здесь тебе с Викой стоит общаться, по ее профилю вопрос.

— Так ты у нее спроси, — предложил я. — Мне, боюсь, она ничего не скажет. Просто в силу того, что на звонок не ответит. Как, впрочем, и всегда.

— Дураки вы оба, — хмуро сообщил мне Николай. — Чего вам не хватает? Ведь никто не мешает, палки в колеса не сует, живите да радуйтесь! Так нет, друг от друга бегаете, как школьники какие-то.

— «Вам», — усмехнулся я. — Ты меня сюда не привешивай, ладно? Я, знаешь ли, тоже не сторонник подобной чепухи. Да — да, нет — нет, все просто и ясно. А тут… Ладно, чего об этом. Так ты спросишь?

— Сам спроси, — упрямо велел Николай. — Причем прямо сейчас, не сходя с места. Вика, садись к нам!

Он привстал и махнул рукой, обозначив тем самым свое присутствие.

— Коль, чего у тебя с телефоном? Тебя там Ровнин потерял. Не то чтобы он рвет и мечет, но близко к тому, — услышал я знакомый голос, а мгновением позже увидел и его обладательницу. — Здравствуй, Саша.

— Привет, — ответил я Виктории, а после встал и отодвинул свободный стул, предлагая ей тем самым составить нам компанию. — Рад тебя видеть.

— Я тоже, — чуть помедлив, ответила девушка.

— Так, ребятки, вы общайтесь, а я пошел, — сообщил нам Нифонтов, доставая из кармана смартфон. — Тьфу ты! И вправду выключен. С чего бы? Может, разрядился?

Он хлопнул меня по плечу и стремительно покинул пельменную.

— Что-то съешь? — осведомился я у Вики. — Тут, правда, ассортимент… Э-э-э-э-э… Не очень девичий. В смысле калорийный. Но есть салат «Цезарь», например.

— Говорят, ты с Хранителем кладов побратался? — проигнорировав мой вопрос, спросила девушка. — Это правда?

— Правда.

— Он хороший парень. И честный, что большая редкость в наше время. Да, резкий, но правильный. Я с ним пару раз сталкивалась по работе, сама в том убедилась. Так что, как увидишь — передавай от меня привет.

— Хорошо, — пообещал я и, заметив, что Вика собирается встать из-за стола, накрыл ее ладонь своей. — Задержись на минуту. Пожалуйста.

— Саш, давай не будем, — мягко попросила она меня. — Не стоит подводить базовую основу под мою секундную слабость. Да, я за тебя тогда испугалась. Возможно, приняла этот страх за что-то другое. Такое случается.

— Да я не о том. Есть вопрос по твоему профессиональному профилю, может, что посоветуешь?

Мне показалось или в ее глазах мелькнуло нечто вроде разочарования? Или даже небольшой обиды?

Да нет, показалось. Точно показалось.

— Слушаю. — Виктория высвободила свою руку из-под моей. — Рассказывай.

Я еще раз изложил все, что было связано с книгой Кузьмы, и под конец упомянул слова Дары, с которыми у меня возникла непонятка.

— Знаешь, года четыре назад общалась я с одной ведьмой, — выслушав меня, задумчиво произнесла собеседница. — Мы ее прихватили как раз на продаже зелий из числа тех, которые не очень рекомендуется варить и уж точно не стоит распространять. Что интересно — молодая совсем ведьма, ей полвека не стукнуло, но крайне толковая. Эдакий Моцарт от зельеварения, интуитивно до таких вещей додумывалась, которые ни в одной книге не найдешь и ни у одного наставника не узнаешь. Одно плохо — до денег была слишком жадна.

— Что ее и сгубило? — уточнил я.

— Шесть человек умерли ее трудами, — пожала плечами Вика. — Трое в муках, таково было пожелание заказчиков. Одна из них вместе с нерожденным ребенком. Какие тут еще могут быть варианты? Пальчиком погрозить и сказать: «Не делай так больше»?

— А заказчики? — уточнил я. — С ними как? Или во всем виноват изготовитель зелья? Точнее — изготовительница?

— Заказчики тоже свое получили, — холодно ответила Вика. — Не сомневайся. Но я не о том. Мы тогда с ней всю ночь проговорили, она ждала транспортировки как раз в моем кабинете. Ну, так получилось. Много чего обсудили. Ведьмы не любят свои секреты раскрывать, это всем известно, тут другое. Она же знала, что все кончено, что ей не выбраться, потому ничего не скрывала. И про обманное зелье тогда тоже разговор зашел. Так вот, она упомянула о том, что его действие может распространяться не только на людей, но и на предметы. То есть можно сварить зелье, которое, например, вот этот стул может сделать столом. Вернее, придать ему сходство со столом, но при этом стул останется стулом. Но это будет не обычный морок, который навести не так сложно и от которого стандартное зелье не отличается ничем, тут немного другой принцип действия. Морок быстро развеется, как ему и положено, а зелье будет работать столько, сколько нужно. Исходя из использованного количества, имеется в виду. И самое главное — опытный колдун или матерая ведьма сквозь обычный морок увидят истинное лицо того, кто им воспользовался. А чары этого зелья им не под силу. Да и другим обитателям Ночи из нерядовых тоже.

— О как — я потер лоб — Надо же, не знал о подобном.

— Я вот что думаю — если протянуть цепочку вариаций обманного зелья дальше, то возможен вариант, в котором Кузьма, почуяв свою книгу, не распознает тебя, как ее нового владельца? Путано объяснила, да?

— Не-не-не, кажется, уловил твою мысль. То есть, если его призову я, то он может не явиться, хоть ему книга и нужна. Ну, во избежание стычки со спорным результатом. Может он меня уберет, но, возможно, и я его. Если же он поймет, что призыв исходит не от меня, а от кого-то другого, того, кто понял, что держит в руках и хочет бывшего владельца поставить себе на службу, то вероятность его появления значительно возрастет. Одно дело слуга Смерти, другое — неизвестный дурак, который почти наверняка думает, что уже поймал золотую рыбку. Он сам подойдет ко мне на расстояние удара. Ты же про это?

— Именно — Вика улыбнулась — Но в порядке версии, разумеется.

— Как ты думаешь, реально рецепт такого зелья раздобыть? — спросил у нее я. — Или в идеале, может, есть в Москве кто, кого за денежку можно подрядить подобное сварить? Ты же наверняка всех более-менее толковых людей и нелюдей из этого цеха знаешь. Больше скажу — уверен, что многие из них отделу, или даже тебе лично, многим обязаны.

— Прямо очень надо? — подперев кулаками подбородок, спросила Виктория. — Сильно-сильно? Так тебе этот колдун мешает?

— Ты же знаешь, как у нас обстоит дело с долгами, — пояснил я, немного удивившись. Она же в курсе происходящего. — До середины осени не выплачу его — кранты репутации. Все в подлунном мире будут знать, что Саня Смолин фуфло, которое не способно рассчитаться за оказанные ему услуги. А мне в этом городе еще долго жить. По крайней мере, я на это надеюсь.

— Колдун, даже мертвый, очень серьезный противник, — хлопнула ресницами девушка и потрогала кулон-слезинку, который, как всегда, висел у нее на груди. — Ты можешь с ним просто не справиться. Об этом не думал? Репутация всего лишь сплав слухов и сплетен, не более того. Но слухи и сплетни не убивают. Поговорят день, два, три, а потом появится что-то новенькое и про тебя забудут.

— Большинство — да. Но есть те, кто будет это помнить всегда. И в первую очередь это мои собратья-ведьмаки, особенно из числа аксакалов. Ты даже не представляешь, какую они поднимут вонь. Не все, но кое-кто точно. «Опозорил род», «Сорная трава», «Такого никогда не было, и вот снова!». Так что хочешь не хочешь, а придется мне до октября хоть наизнанку вывернуться, но господина Савостина выцепить и высушить.

— Я подумаю, что можно сделать, — помедлив, произнесла Вика. — Правда, если получится, проверить результат ведь невозможно.

— Если что, у меня есть испытуемые, — заверил ее я. — Аж двое!

— Они оба бывшие колдуны и владельцы черной книги? — В глазах девушки мелькнули озорные искорки. — Саш, это просто бывшие люди, ставшие посмертными тенями. Твой же фигурант со Смертью в совсем других отношениях.

— Глупость брякнул, — признал я. — Не подумал.

— Этого я и боюсь, — вздохнула она. — Что, если ты и потом не подумаешь? Ну, когда зелье в ход пустишь?

За столом снова повисла пауза.

— А в Лозовке уже земляника пошла, — сказал я вдруг. — Крупная, сладкая. Антип из нее варенье варит вовсю. Аромат такой стоит, что хоть ложкой воздух ешь.

— Я люблю землянику. Давно, правда, ее не ела. В магазинах ее нет, а на рынок я не хожу. Некогда.

— Так приезжай в Лозовку, — предложил я. — Дядя Ермолай, тамошний лесовик, нам ее сколько хочешь отсыплет, хоть объешься. Нет, я понимаю, тот инцидент с рекой мог…

— Пойду. — Вика встала из-за стола. — Если что-то узнаю — позвоню.

— Мое предложение бессрочно, — встал и я. — Ты можешь прийти в мой дом тогда, когда тебе этого захочется. В любой из них.

Виктория кивнула, развернулась и направилась к выходу, где почти столкнулась с высоким светловолосым мужчиной в дорогом деловом костюме, который, войдя в пельменную, оглядел присутствующих, а после уверенно подошел к моему столику.

— Александр? — спросил он у меня. — Смолин?

— Да, — подтвердил я. — Вы от Белозерова?

— Совершенно верно. — Молодой человек вынул из кармана связку ключей в кожаном чехольчике и протянул мне, а следом за тем вручил еще визитку. — Вот, возьмите, тут мой номер, я на связи двадцать четыре часа. Да. Сергей Савельев, к вашим услугам.

— Александр, — я пожал протянутую мне руку. — Ну да вы знаете.

— Разумеется. Если понадобится транспорт, люди, что-то еще — звоните. Чем смогу — всегда помогу.

— Сдается мне, что вы новый начальник службы безопасности Вадима Евгеньевича, — предположил я.

— Так и есть, — белозубо улыбнулся мужчина. — И поверьте, у меня нет ни малейшего желания повторять ошибки своего предшественника. Сразу скажу — я в курсе того, как и что произошло. До мельчайших деталей.

— Всегда уважал вашего работодателя за то, что он четко знает, когда надо фигу в кармане держать, а когда нет. — Я снова уселся за стол. — Пельмешек не желаете? Они тут чудо как хороши.

— Да нет, я уже отобедал, — отказался Савельев. — Если позволите, задам вам еще один вопрос и поеду.

— Валяйте, — разрешил я.

— Если вдруг возникнет необходимость в том, чтобы…

— По ситуации, — перебил я его. — Только так, и никак иначе. Я, знаете ли, очень неприятный в каком-то смысле собеседник, у меня всегда есть свое мнение по любому вопросу. И, раз уж мы вот так, напрямую, друг с другом беседуем, то сразу предупрежу — давить на меня никогда не стоит, это почти всегда выходит боком. Если я сказал «нет», то это значит нет.

— Добро, — кивнул мужчина. — Собственно, Вадим Евгеньевич мне сказал ровно то же самое. И — рад знакомству.

Он снова протянул мне руку, которую я повторно пожал.

— Взаимно. Да, слушайте, а вы в какую сторону едете? Просто, может, нам по дороге?

Курлыканье звонка ворвалось в мой сон одновременно с недовольным голосом Жанны:

— Саш, вставай. Там какая-то шаболда пожаловала, в дверь названивает. Ты кого-то ждешь?

— А? — сонно пробормотал я, отрывая голову от подушки. — Какая еще шаболда?

Накануне новый начальник охраны Белозерова довез меня почти до самого дома. Почти — потому что я сам попросил высадить меня у станции метро, решив, что до подъезда с ним ехать все же перебор. Ясно, что мой адрес для него не тайна за семью печатями, но привычка есть привычка. Рядом с метро же обнаружилась свежеоткрытая кондитерская с привычным для таких заведений игривым названием «Мари Мю», в которой я прикупил здоровеннейший бисквитно-кремовый торт. Ну вот захотелось себя побаловать. Да и не только себя, разумеется, но и соседей-подъездных, которых я, как только на город упали сумерки, позвал в гости через Вавилу Силыча. В результате общими усилиями мы этот шедевр кулинарии и уничтожили. Под торт, чаек да душевную беседу мы засиделись до самого рассвета, так что нет ничего удивительного в том, что я продрых до десяти утра.

Последнее я выяснил, глянув на экран смартфона.

Десять утра! Елки-палки! Конечно же!

Я вскочил с кровати, схватил джинсы и на ходу чуть ли не впрыгнул в них, путаясь в штанинах.

Звонок пискнул ее раз и затих.

— Блин, блин, блин! — Яустремился к двери, опасаясь, что, открыв ее, никого там не увижу. — Забыл!

— Уж думала уходить, — сообщила мне симпатичная светловолосая невысокая девчонка лет восемнадцати, стоящая у лифта. — Решила, что не судьба мне все же с настоящим ведьмаком познакомиться. Когда ты к нам приезжал недавно, я в отъезде была. А ты ничего так, симпатичный. Только какой-то помятый и лохматый. Бухал вчера?

— Нет. — Я пригладил волосы. — Просто поздно лег. Вернее рано. Ну, не суть. Чаю хочешь? И еще вроде торт оставался. Вкусный.

— Уже нет, — еле слышно пискнул у меня за спиной Родька. — Но есть сушки и печеньки.

— Он с утра все дожрал, — с ехидцей сообщила мне Жанна, стоящая за спиной. — Втихаря! В одно рыло!

— Это у тебя рыло, — буркнул мой слуга. — Да и было там всего ничего. Такая орава у нас гостевалась вчерась, откуда там много останется?

— Спасибо, но нет. — Ворожея подошла ко мне и провела ладонями по талии, надо отметить — безукоризненной. — Фигуру берегу, избегаю лишних калорий. Да и со временем у меня туго, рейс через два с копейками часа. Пока до аэропорта доеду, пока регистрация, то, се. Так что держи посылочку от старшей, да поеду я. Войти, значит, можно?

— Если нынче ты ко мне в гости пожаловала без дурной мысли да камня за пазухой — заходи, — разрешил я, припомнив один из давних советов Вавилы Силыча. Эта фраза была чем-то вроде разового пропуска.

Огнеслава (а именно так звали эту девчонку, если не ошибаюсь) перешагнула порог, прикрыла дверь и скинула с плеча объемный кожаный рюкзак.

— Держи, — достала она из него деревянную коробку с медным крючочком, который придерживал крышку. — То, что обещано. Проверь комплектность и целость груза.

Я открыл коробку и увидел в ней конусообразный сосуд, в котором плескалась ярко-красная жидкость, причем чтобы он в таре не болтался, все свободное место было забито сухой травой с резким запахом.

Достав сосуд, я сразу заметил на стенках две довольно широкие черные линии, его опоясывающие.

— Велено повторить ранее говоренное. — Огнеслава ткнула пальчиком в одну из них: — Это ограничители нормы. Ни в коем случае больше не давать и меньше не давать. Ровно по линии зелье каждый раз отмерять, ясно? Раз в три дня. И строго в одно и то же время употреблять, минута в минуту. Иначе за результат мы не ручаемся, вины нашей в ее смерти не будет. Услышал? Да, вот еще что — она должна выпить все сама. Никаких капельниц, никаких внутривенных вливаний.

— Услышал, — кивнул я. — Расписаться где надо? Если что — готов.

— Слова достаточно. — Молоденькая ворожея затянула завязки рюкзака и снова закинула его на спину. — И не забывай то, что было тобой нам обещано, ведьмак. Мы свою часть договора выполнили, теперь дело за тобой.

— Пока не совсем выполнили. — Я тряхнул сосуд, в красноте зелья блеснули огненные искорки. — Вот как очухается та, для кого стараюсь, тогда можно будет это сказать.

— Девушку свою вылечить хочешь? — поинтересовалась Огнеслава. — Любовь и все такое?

— Да нет. Просто хорошей девчонке хочу помочь. Если честно, я ее почти и не знаю даже. Просто жалко — и все.

— Ты серьезно? — Голубые глаза ворожеи удивленно распахнулись. — Вот это все для, по сути, чужого человека?

— Вот такой я идиот. Сам знаю, только поделать ничего не могу.

— Заметь, не я это сказала, — желчно произнесла Жанна, прислонившаяся к стене.

— Хозяину виднее, кого и зачем лечить, — мигом ответил ей Родька.

— Ты странный. — Огнеслава провела своей теплой ладонью по моей голой груди. Джинсы я натянул, факт, а вот футболку нет. — Когда вернусь — загляну в гости. Приглашение на чай остается в силе?

— Если буду в городе — разумеется.

— С тортом? — На левой щеке ворожеи обнаружилась невероятно очаровательная ямочка.

— С тортом.

— Тогда точно загляну, — уверенно заявила она. — Разумеется, без дурной мысли и камня за пазухой. Пока, ведьмак. Еще увидимся!

И она вышла из квартиры, аккуратно прикрыв за собой дверь.

— Говорю же — шаболда, — процедила Жанна. — Вернется она. Поглядим еще!

Я пропустил ее слова мимо ушей, еще раз тряхнул сосуд, полюбовался на вспыхивающие и тут же гаснущие огоньки и направился в комнату. Надо было сделать несколько звонков, после позавтракать и выдвигаться в клинику Вагнера. А чего тянуть?

— Если честно, я думал, что эта ночь для Бэллы станет последней, — сообщил мне Петр Францевич, как только я вошел к нему в кабинет. — Медицина сейчас мощна, как никогда, но предел есть у всего, в том числе и у науки. Впрочем, я вам про это уже не раз говорил.

— Пойдемте. — Я качнул белой сумочкой с веревочными завязками, которую держал в руках. Когда-то в ней лежала то ли сорочка, то ли галстук, а теперь находилась деревянная коробка с зельем. — Попробуем кое-что из ненаучных методов.

— Вы серьезно, Саша? — Вагнер мигом вскочил с кресла. — Получилось добыть что-то эдакое? Ну… Такое.

— С трудом, — признался я. — Сначала пришлось серого волка приручить, затем жар-птицу добыть, после еще с царевной, которая в заточении томилась, валандаться. Короче — тихий ужас и куча проблем.

— Но это средство — оно же сработает? — негромко спросил Петр Францевич. — Эта девочка очень долго боролась, потому что ей хочется жить. И мне хочется, чтобы она жила. Как врачу и как человеку.

— Наши желания совпадают, — я подтолкнул его к двери. — Пойдемте уже. Нам лишние пять минут погоду не сделают, а вот ей очень даже могут навредить.

Вагнер не врал, Белла стояла на той черте, за которой начиналась чернота и пустота, я это понял сразу, как только глянул на тварь, которая разрослась настолько, что почти скрыла под собой лицо девушки.

— Лишних уберите отсюда, — попросил я Вагнера. — Ладно?

Сестры переглянулись, но, подчиняясь приказу своего руководителя, все же вышли из палаты.

— Еще два момента. — Я открыл коробку и достал сосуд. — Мне нужна емкость, куда я перелью часть вот этой жидкости.

— Держи. — Вагнер мигом протянул мне колбу, стоящую на одном из аппаратов. — Не сомневайся, она стерильна.

— Хорошо, — кивнул я. — И второе — Бэлла сама должна это выпить.

— То есть?

— То и есть. — Я ткнул пальцем в трубку, которая находилась во рту Бэллы. — Вот это надо вынуть и сделать так, чтобы она проглотила то, что я принес. Вы врач, не я, потому должны знать, как этого добиться. Нос там зажать, что-то еще. Думайте, делайте, а я пока отмерю нужную дозу.

Собственно, ничего сложного в переливании из одного сосуда в другой вроде бы не было, но руки все же немного подрагивали, то ли от напряжения, то ли от страха пролить драгоценное зелье.

— У нас будет секунд двадцать-тридцать после того, как я выну интубационную трубку. После всё, — сказал мне Вагнер, непривычно бледный. Сошел с его щек обычный румянец. — И Саша, имейте в виду — если что, мне мало не покажется. Тут дело не просто судебным иском пахнет или отзывом лицензии, а кое-чем похуже.

— И не страшно? — спросил у него я. — Такой риск? Почему?

— Сам не знаю, — немного растерянно ответил Петр Францевич. — Наверное, потому что русской крови во мне больше, чем немецкой. Выходит, чувства для меня значат больше, чем разум. Ведь понимаю, что делаю то, что не должен, но отчего-то это мне кажется правильным.

— Она точно проглотит то, что мы ей в рот вольем? — еще раз уточнил я. — Это очень важно. Рефлексы у нее сработают как надо?

— Сработают. После экстубации у человека происходит рефлекторное сглатывание, главное — ему помочь. — Вагнер показал мне какую-то прозрачную хрень, чем-то напоминающую вытянутую и плоскую воронку. — Но делать надо все очень быстро.

— Так понеслась, — сказал я, глянув на часы, висящие на стене. — Запомните — сейчас двенадцать двадцать семь.

— Работаем, — тоном, который я никогда у него не слышал, сказал Петр Францевич. — Убираю интубационную трубку.

Следом раздался неприятный хлюпающий звук и еле слышный хрип Бэллы, который более всего напоминал последний выдох.

Глава 15

— Быстро! — приказал мне Вагнер, моментально вставив в рот девушки ту самую прозрачную штуку. — Саша!

Отчего я замер — сам не знаю. Окрик врача вывел меня из секундного ступора, и я переправил зелье по назначению.

Скажу честно — подсознательно все же не верилось в то, что сможет Бэлла его проглотить. Надеяться хотел на лучшее, но ожидал худшего, потому что реалист.

Но нет — раздался звук наподобие того, что издает раковина, втягивая в себя остатки воды, и красная жидкость переместилась из прозрачной штуковины внутрь девушки. Без остатка, вся.

— Ф-фу! — Вагнер вытер лоб. — Вроде обошлось.

— Да не понятно еще ничего, — осторожно произнес я. — Сработало не сработало — поди пойми.

— Я не о том, — отмахнулся от меня владелец клиники. — То, что мы сейчас сделали, вообще-то только в теории допустимо. На практике после экстубации никто человеку, находящемуся в медикаментозной коме, жидкость напрямую в горло вливать не станет. Слишком велик риск того, что она в трахею попадет, понимаешь?

— Не очень, — признался я. — Но догадываюсь, что ничего хорошего в ваших словах нет.

В этот самый момент аппарат, который стоял рядом со мной, резко запищал, а цифры и графики, отражаемые на экране, словно сошли с ума, ежесекундно меняя свои значения. Сама Бэлла одновременно с этим открыла глаза, выпучила их, как рыба путассу, страшно и прерывисто захрипела, после ее словно какая-то невидимая рука приподняла вверх, подержала немного, а затем снова опустила на койку.

Мало того — серая тварь тоже, если можно так сказать, оживилась. Она максимально сжала свои огромные кольца, будто пытаясь задушить и без того задыхающуюся девушку, а после раззявила пасть и беззвучно закричала, явно пребывая в невероятном гневе.

— Держим, — скомандовал мне Вагнер и прижал плечи Бэллы к койке. — Ноги, Саша, ноги! Не хватало, чтобы она еще сломала себе что-то, свалившись на пол! И еще… Может, снова интубируем? Хотя…

— Кажись, не сработала микстура, — констатировала Жанна, жадно глядящая на происходящее. — Вон как ее корежит!

— Жалко девчонку, — печально произнес Толян. — И вообще… Столько мороки, и все впустую.

Я тоже было подумал, что он прав, но как раз в этот момент родственница Ряжской перестала дергаться и глубоко вздохнула, ее напряженное мгновение назад тело ослабло, глаза закрылись, следом за тем успокоился аппарат, перестав издавать тревожные звуки, а прямая линия на экране сменилась плавно идущими зигзагами.

— Ф-фу, жива. Я уж думал — все, предсмертная конвульсия, — приложив палец к шее, сказал мне Петр Францевич и глянул на экран. — Саш, она, похоже, просто спит. Смотри, и показатели улучшились. Да еще как!

Мне не было нужды смотреть на циферки и значки, я без них уже понял, что зелье сработало. Нет, серый вестник смерти никуда не пропал, он все еще цеплялся за Бэллу, но уменьшился раза в три и тревожно дергался, не понимая, отчего та, которую он считал своей полноправной добычей, в очередной раз пробует от него ускользнуть.

— Вот ведь! — неверяще пробормотал Вагнер и провел пальцем по щеке девушки. — Смотри, теплая, а была как лед! И дыхание совершенно нормальное, нет нужды в искусственной поддержке. По крайней мере, в текущий момент.

— Думаю, и после она не понадобится. — Я подошел к столику, на котором оставил сосуд с оставшимся зельем. — Значит, так. Вот тут еще две дозы лекарства, которые надо дать Бэлле. Если этого не сделать, все наши труды пойдут насмарку, а она, не просыпаясь, просто умрет. А теперь очень важное — следующую порцию она должна получить ровно через три дня. Помните время, которое я зафиксировал перед тем, как вы трубку вынули?

— Двенадцать двадцать семь, — кивнул Петр Францевич.

— Через три дня она должна получить вторую дозу минута в минуту. — Я показал пальцем на отметки, расположенные на сосуде, сначала на среднюю, потому на нижнюю: — Видите? Вот граничные значения. То есть ни больше ни меньше, ровно столько. А через три дня и снова в то же время Бэлле нужно дать последнюю порцию.

— А ты? — спросил Вагнер. — Разве не приедешь? Мне самому это нужно будет делать? Нет, я не в смысле ответственности, про нее говорить уже глупо, я и так пять минут назад нарушил все, что только можно. Просто это немного странно, ты столько для этой девочки сделал, и было бы правильно…

— Было бы, — перебил его я. — И поверьте, если смогу, то обязательно приеду. Но жизнь штука непредсказуемая, потому предпочту оставить лекарство вам. Вы точно сделаете все как нужно, особенно если учитывать свойственный вам педантизм. Хотя напоминалку на смартфон все же рекомендую установить. От греха.

— Саша, а что это? — помявшись, глянул на меня исподлобья врач. — Что в составе этого средства? Если не секрет?

— Да я сам точной рецептуры не знаю. Основой выступил корень мандрагыра, который было очень тяжело добыть. Есть такой в природе, редкая до невозможности штука. Собственно, именно на то, чтобы его достать, и ушло большинство времени, которое у нас имелось. А остальные компоненты мне неизвестны, поскольку изготавливали его другие люди. Да и знай я рецепт, толку от того чуть. Не они сделали лекарство лекарством, а кое-что другое.

— Что?

— Фаза Луны, знание старинных наговоров и так далее, — усмехнулся я. — Считайте, что волшебство, так, пожалуй, вам будет проще поверить в происходящее. И еще: Петр Францевич, нет смысла бороться с собой, а после брать из флакона пару капель, дабы затем разобрать их на атомы. Это ничего не даст, но может навредить Бэлле.

Зря я это сказал, по-моему, Вагнера мои слова крепко задели. Вон как у него глаз дернулся. Сдается мне, такого у него даже в мыслях не было.

— Не обижайтесь. — Я подошел к врачу и приобнял его за плечи. — Глупость брякнул, признаю. Не подумал.

— Вы в своем праве. — Хоть тон был и дружелюбный, но, как видно, все же я переборщил, поскольку Вагнер снова сошел со мной на «вы». — В нашем общем прошлом случались некие инциденты, позволяющие вам так обо мне думать.

— Если бы я вам не верил, Петр Францевич, то вот эту штуку на хранение не оставил бы, — подбородком я указал на столик, где стоял сосуд с зельем. — Разве не так? А за слова свои еще раз извиняюсь.

— Надо его в сейф убрать, — деловито заметил врач. — И, хоть на память не жалуюсь, в самом деле напоминалку поставить. Мало ли что? У нас тут хоть и не приемное отделение с постоянным потоком пациентов, но тоже случаются авралы. Хотя, конечно, Бэлла — случай особый, я в любом случае про нее не забуду. Не каждый день настоящие чудеса видеть приходится.

Еле слышно скрипнула дверь палаты — сестрам, как видно, было невтерпеж узнать, что здесь происходит.

— Маша, заходи, — велел Вагнер, подходя к столику и убирая сосуд с зельем в деревянную коробку. — Кризис у пациентки миновал, ей стало легче, с искусственной вентиляции легких я ее снял. Следить за показаниями, докладывать мне о состоянии каждый час, в случае каких-то изменений ставить в известность немедленно.

— Да как же так? — охнула русоволосая полноватая и уже не очень молодая Маша, подходя к койке, на которой лежала Бэлла. — Батюшки, у нее румянец появился! Смотрите!

И правда, щеки девушки порозовели. Мало того — уголки губ обозначили легкую полуулыбку, как видно, что-то хорошее ей снилось.

— Кризис миновал, — властно повторил Вагнер. — Надеюсь, наша пациентка наконец-то пойдет на поправку.

Взгляды трех медсестер, вошедших в палату, уперлись в меня. Не сомневаюсь, что они прекрасно поняли, что именно я стал причиной внезапного улучшения состояния бедняжки, которая десять минут назад одной ногой на том свете стояла. Но — промолчали. Вот хорошо все же у Вагнера персонал вышколен.

— Может, по чашечке кофе? — предложил мне Петр Францевич. — Или даже по рюмочке коньяку? Мне сегодня оперировать никого не надо, могу себе позволить.

— Кофе, — выбрал я. — А коньяку мы в другой раз выпьем. Дней через шесть.

— Ну, может, оно и правильно, — согласился со мной глава клиники. — Не будем форсировать события.

Я тем временем достал смартфон и набрал Валеру.

— Привет, Саш, — практически сразу ответил на мой вызов он. — Ну чего, все в силе? Едем сегодня мятежную душу упокаивать?

— Привет. Едем. Если не передумал, разумеется.

— Да ни за что, — заверил меня Швецов. — Куда за тобой подскочить?

— Слушай, я сейчас за городом… Ну, почти. Есть такая клиника Вагнера, может, ты ее знаешь?

— Я? Знаю, причем замечательно, поскольку бывал там не раз. А тебя чего туда занесло? Профилактический осмотр или какие профессиональные хлопоты?

— Ни то и ни другое. Просто так карта легла.

— Легла и легла, бывает. Слушай, прямо за забором, рядом с главным входом, есть автобусная остановка. Через час, может, чуть больше, подъеду к ней. Норм?

— Вполне. Буду.

— Петру Францевичу привет передай, — попросил меня он. — Давай, до встречи.

Я убрал смартфон в карман и сказал своему спутнику:

— Вам привет.

— От кого же? — удивился Вагнер.

— От приятеля моего, Валеры Швецова. Сказал, что с вами знаком, велел кланяться.

— А вы друзья? — бросил на меня быстрый взгляд врач. — Хотя не удивлен. Сдается мне, вы с ним одними дорожками ходите.

— Не то чтобы совсем уж одними, — уклонился от прямого ответа я. — Но да, иногда пересекаемся.

— Валера очень хороший мальчик, — сообщил мне Петр Францевич. — Я его еще школьником помню с тех пор, как его класс сюда на диспансеризацию приезжал. Родителей его прекрасно знаю, могу даже себя назвать их лечащим врачом. И в доме я у них в качестве гостя бывал. Милейшие люди.

Это в какой же такой навороченной школе мой новый братец учился, если их сюда на осмотр привозили? Не на месте приходящая медсестра проверяла, не в районной поликлинике осматривали, а тут, где цены на услуги больше на номера телефонов похожи? Ведь вряд ли они были меньше в те года, когда Швецов еще за партой сидел.

Собственно, этот вопрос я и задал ему сразу после того, как через час с копейками уселся в машину, причем прямолинейно. В смысле — прямо в лоб. Ну интересно же!

— Слушай, а ты вообще кто?

— В смысле? — изумился Валера. — Саш, не пугай меня.

— Францевич сказал, что ты во времена младости здесь вместе с одноклассниками в одних труселях по кабинетам бегал, переходя от врача к врачу. Плановый осмотр вам устраивали, он же диспансеризация. Вот мне и стало интересно — это кто же у тебя мама-папа? У Вагнера спрашивать не стал, неудобно, решил тебя дождаться. Нет, если не хочешь, не отвечай, но я ведь все равно разнюхаю.

— Ты в этом смысле? — облегченно перевел дух Швецов. — Да какие тайны! Мама у меня искусствовед, с недавних пор владелица частного музея живописи, называется он «Века и люди». Ты, может, даже рекламу в сети видел, в социальных сетях ее реально много. Я маме подарок на Восьмое марта сделал, годовой абонемент у одного толкового парня проплатил. Таргетинг, все такое. Но этот Женька молодец, народ не то чтобы валом повалил, но его стало ощутимо больше.

— А папа?

— Бизнесмен, — мило улыбнулся брат. — Крупный. Металлы, немного нефтянка, еще кое-что.

— Точно! — подпрыгнула Жанна на заднем сиденье. — Я все думаю — откуда мне фамилия Швецов известна. В списке Форбса я ее видела, причем не раз. В русском, в самом низу, но все же!

— На кой ты его читала вообще? — удивился Толян. — Да еще и не раз?

— А как же? — возмутилась девушка. — Не знать, кто есть кто в плане личного состояния, в моем прежнем кругу общения считалось непрофессиональным подходом.

— Теперь понятно, откуда у него такая машина, — констатировал бывший таксист. — Как он тогда сказал? Что не он сам купил, что это подарок? Теперь ясно чей.

— Ой, можно подумать, ты сам сильно принципиальный! — поморщилась Жанна. — Если бы тебе твой папа такую подарил, то ты чего, отказался бы?

— Нет, — признал Толик. — Я ж не дурак. Только мой хрен чего подарил бы, если только набор пустых бутылок с балкона. Да и то не факт.

Все так, права моя свита. И потом — Валера же упоминал о том, что батя его патенты у Левинсона скупал, только я тогда на это особо внимания не обратил. И не особо тоже. Да и Нифонтов что-то такое говорил, но я тогда значения этому не придал.

— Так ты мажор! — не без иронии произнес я. — Ага?

— Грешен, шалил по юности, — кивнул Швецов. — И не очень того стесняюсь. Оно ведь как — было и прошло. Да и вообще — прошлое есть прошлое. Если им все время жить, то будущее медным тазом накроется.

— Да я ж без претензий. Мажор и мажор, чего такого? Вот, смотри, куда нам ехать надо.

— Ага. — Валера проговорил адрес, навигатор построил маршрут. — Кстати, захочешь в музей сходить, скажи, я тебе бесплатный билет подгоню. Или билеты, если девушку с собой прихватишь.

Может, правда развеяться? Взять ту же Ваську и с ней отправиться на встречу с прекрасным. Оно, конечно, лучше бы с Викой, но ведь она хрен пойдет. Или дождаться, пока Бэлла оклемается? Подозреваю, что ей живопись куда ближе, чем шалой зеленоглазой ведьме.

Короче — что-то придумается. Но потом, когда все закончится. Вернее — если.

— Да, чуть не забыл. — Швецов обернулся назад и сказал: — Добрый день. Рад, что вы решили составить нам компанию.

— Это он нам? — изумилась Жанна. — Ничего себе!

— Уважаю! — протянул Толик.

— Мы же не одни в машине? — глянул Хранитель кладов на меня. — Верно?

— Верно, — подтвердил я. — И мои спутники очень впечатлены твоим поступком. Более того — тронуты.

— Чистая правда! — томно произнесла Жанна. — Ах, сладкий, где же ты был года четыре назад!

— Так мы едем? — решив, что последнюю фразу можно и не передавать адресату, спросил я. — Или еще постоим?

— Пару минут постоим. Просто есть одна тема, нужно ее обсудить, — еще раз глянув назад, тяжело вздохнул Валера. — Она такая… Неприятная.

— Теперь ты меня пугаешь, — признался я. — Ну, выкладывай.

— Сань, я тебе соврал, — понурил голову мой новоявленный родственник. — Вернее, не соврал, а всей правды не сказал, но это ни разу не лучше.

— Все еще непонятно.

— Короче, мне Левинсон этот любопытен не только в плане посмотреть, как ты его того. У меня есть к нему вполне конкретный интерес. Я тогда тебе про это не сказал, а потом посидел, подумал, и так мне тошно стало. Нет, по жизни вроде все ровно выходит, подобным образом поступают все, кто такие, как мы — сотрудники отдела, ведьмы, вурдалаки, даже лесовики с речными. Все в таких ситуациях, как наша, гнут свою линию под себя, особенно если она не выпирает за рамки Покона. Ты получишь свое, я свое, вроде как всем хорошо. Но не хочу я так. С тобой — не хочу, особенно после того, как мы кровь смешали. И не буду. Потому вот сказал, что есть.

— А что за интерес-то?

— Да, понимаешь, еврей это дядька сильно умный был при жизни, потому деньги вкладывал не в то, что обесценивается, а в то, что, наоборот, стабильно в цене растет.

— В камни и золото?

— Почти. Он антикварную ювелирку скупал. Большей частью, конечно, незамысловатую и сравнительно новую — Фаберже, Бойвины, Герц.

— Фига себе! — присвистнул я. — Фаберже незамысловатый? Я, конечно, не спец, но слышал, что его работы ого-го сколько стоят.

— Ну, во-первых, сам Карл Фаберже не так и много чего сделал, основную массу изделий с его клеймом изготовили наемные мастера, во-вторых, его продукция, по сути, есть потоковое производство. Очень стабильное в плане качества, изысканное, но потоковое. Так что поверь, там ничего интересного для меня нет. Зато года два назад Марк Аронович прикупил на закрытом аукционе одну вещичку, которая мне очень нужна. И что самое обидное, он сам не понял, что попало в его руки.

— А что попало в его руки? — всерьез заинтересовался я. — Если не секрет?

— Не секрет. Брошь работы Жереми Позье. Замечательной красоты вещица, сделанная на пике творческой формы этого мастера. Но главное не это, а то, кому она принадлежала ранее.

— Валер, не делай паузы в рассказе, — попросил его я. — Тем более что я все равно не знаю, кто такой Позье.

— Позье — ювелир, который работал у нас, в России, во времена правления как Елизаветы Петровны, так и Екатерины Алексеевны, — пояснил Хранитель кладов. — Великий мастер. Кстати, именно он создал корону, которой венчали на царствование всех Романовых, начиная с Екатерины Второй. Ну и еще кучу всякого разного, в том числе и брошь, которой некогда обладала Дарья Щербатова, фрейлина ее императорского величества. Именно она мне очень нужна. Не фрейлина, разумеется. Брошь.

— В коллекцию? Или еще зачем?

— Дело в том, Сашка, что некоторые предметы, за которыми стоят время и история, могут сохранять в себе нечто особенное, некие эманации своих бывших владельцев. Особенно если те были личностями неординарными и волевыми, как, например, Щербатова. Эта девушка путем интриг, многоходовых манипуляций и вроде бы незапланированной беременности умудрилась отбить любимого мужчину не у кого-то, а у Екатерины Второй. То есть у первого лица государства, которому она сама служила. А это не нынешние условно-демократические времена, а эпоха абсолютизма.

— Сильно, — признал я. — Хотя, если честно, тогда сбежать от обиженных влиятельных особ было отчасти проще, чем сейчас. Механизм поиска людей еще не был настолько качественно налажен. Но девчонка все равно молодец. Нечасто в мировой истории вот так по носу королевам да императрицам щелкали.

— Не то слово. Другое дело, что ничего путного из всей этой суеты сует все равно не вышло. Из четырех детей, что Щербатова родила, трое умерли, Дмитриев-Мамонов, бывший фаворит императрицы, а ныне ее муж, быстро к законной супруге охладел и чуть ли не локти себе грыз, глядя на то, как Платоша Зубов, новый амант Екатерины Алексеевны, в ее дарах купается, да еще и сплетни такие по высшему свету ходили, что ни к ним в дом никто не совался, ни к себе не звал. Короче, такая злоба бывшую фрейлину до самой смерти ела, что ужас просто. И часть ее осталась в той броши, о которой я веду речь.

— Ясно, — кивнул я. — Выходит, это украшение для людей может быть опасно, верно?

— Верно. Но не для всех. Тому же Левинсону эта вещица ничем и не грозила, так как он мужчина, к тому же немолодой. А вот попади она в руки его дочери — и кто знает, чем дело кончится? Потому лучше броши лежать в другом месте, там, где она никому навредить не сможет. И сразу скажу — я этим занимаюсь не из человеколюбия или стремления сделать мир лучше. Просто это часть моего… Призвания, что ли? Или даже работы. Ну да ты понял, наверное, что я имел в виду.

— Понял, — подтвердил я. — У меня и самого такие же моменты случаются. Только одно непонятно — как ты собирался, не ставя меня в известность, эту цацку у Левинсона выманить?

— Да мне твоя помощь не сильно требуется в этом вопросе. Наверняка брошь хранится в доме, а значит, ее реально прибрать к рукам. Гипотетически, конечно, я и сам в него мог бы попасть, но с тобой куда проще и спокойнее. Поселок непростой, охрана, свет в окнах, бдительные соседи, то, се… Зачем мне эти хлопоты, которые тянут на проникновение со взломом? Ну и к тому же там может ошиваться его душа, а ее мне не одолеть, если что.

Кстати, да. Про охрану я и не подумал как-то. Вот остановят меня у шлагбаума, спросят «куда и к кому», что я скажу?

— А вчера вот прикинул — выходит, я не лучше того же Нифонтова из отдела, который каждое слово и поступок себе на службу ставит. Ведь то же самое делаю. И так муторно стало на душе!

— Забей, — отмахнулся я. — По нашей жизни это норма. Сам, знаешь ли, не без греха. Мир таков.

— И все же давай мы с тобой себе за правило поставим друг друга так не юзать, — попросил Швецов. — Мир таков, но мы-то не обязаны плясать под его дудку?

Он протянул мне руку, я ее пожал.

— Как это трогательно! — подала голос Жанна. — И знаешь, мне кажется, что он не врет. Одно странно — каким образом при таком папаше он смог всей этой чепухи набраться? А еще говорят, что яблочко от вишенки недалеко падает.

— От яблони, — поправил ее Толян. — Чем ты вообще слушаешь? Мать у него по художественной линии, а они все там не от мира сего. Я художниц да актрис возил не раз, точно тебе говорю — все малахольные, живут как не на этом свете. Вот он и застрял где-то на середине — и убить может, если на него не так посмотрят, и честным при этом со своими быть. Не самый плохой вариант, как по мне.

— Слушай, одно только не понял — как ты брошь найдешь? — не обращая внимания на эту парочку, осведомился у Валеры я. — И почему думаешь, что она в доме?

— На второй вопрос ответ прост — Левинсон человек опытный и немолодой, к тому же еврей с изначально вшитой в заводские настройки памятью поколений. То есть такие, как он, банкам или захоронкам, находящимися не рядом, не доверяют. Все свое должно лежать так, чтобы, если что, его сразу схватил — и ноги в руки. Значит, тайник где-то в доме. Наверняка хороший и надежный, который матерый вор искать станет и не найдет. Да что вор — родные дети не отыщут.

— Не факт. Может, они уже его нашли и оттуда все выгребли? — усомнился я.

— Не-а, — улыбнулся Швецов. — Не нашли. Вот как раз ячейку или что-то в этом роде — да. Еще зимой на аукционе всплыло с полсотни украшений из коллекции Левинсона, те, которые попроще. Как видно, наследники решили их продать, а деньги поделить, что разумно и рационально. Но еще с десяток редкостей, которыми Марк Аронович точно владел, так и не появились в продаже. Значит, они как лежали, так и лежат в доме.

— Если они не нашли, ты-то как отыщешь? — уточнил я. — Нет, помню, кто ты такой, но в данном случае речь идет не про клад?

— В моем ремесле очень много условностей. — Валера нажал на педаль газа, машина тронулась с места. — Левинсон умер, перестав быть хозяином ценностей, его дети во владение ими не вступили. К тому же, насколько я понял, они еще и дом продали, по сути, отказавшись от всего, что в нем было. Верно ведь? Продали?

— Продали, — подтвердил я.

А ведь я точно ему не говорил о продаже родового гнезда Левинсона. Про то, что рандеву назначено там, — верно, было. Но о том, что дом уже не принадлежит его родне — нет.

— Саш, я просто навел справки после той нашей беседы, — мягко произнес Валера, быстро догадавшийся о ходе моих мыслей. — И очень обрадовался, когда узнал, что дом, оказывается, продан. Это автоматически меняет статус всего того добра, которое предыдущий владелец там прятал от чужих глаз. Уровень «клад» тут, конечно, невозможен, но вот на «захоронку» этот тайник вполне потянет. Кстати, ты что, какие-то дела с Белозеровым ведешь?

— Есть немного.

— Хороший мужик, — заверил меня Швецов. — Отец с ним несколько раз в партнерстве кое-какие госконтракты заключал, ни разу никаких проблем не возникало. Даже в мелочах. В наших деловых кругах подобное большая редкость.

— Ну да, с ним дело можно иметь, — подтвердил я. — Не то что с Носовым.

— Так ты и дядю Илью знаешь? — изумился брат. — Ничего себе! Тесен, блин, мир.

— Почему «дядя»? Вы с ним родня?

— Да нет, какая родня, — рассмеялся Валера. — Просто знаю его с детства, они с отцом вместе начинали. Он меня маленького вместе с матерью как-то раз даже у себя прятал, когда на батю крепко наехали. Я сам этого не помню, мне мама рассказывала. После в доме у нас бывал, на день рождения мне всегда подарки присылал. Хорошие, дорогие. А на восемнадцать лет машину подарил, «Ауди Р8 перфоманс». Но, блин, салатового цвета!!!

— Хрена себе подарочек! — произнес Толян. — Шестьсот пятьдесят лошадей, разгон до сотки за три секунды!

— Неслабо! — признал и я.

— Да она так и стоит в гараже до сих пор, — снова хохотнул Валера. — Мама, как увидела ее, сразу сказала, что мою нынешнюю машину она еще терпит, а эту не станет. Лучше пусть я пешком хожу, это и для здоровья полезней. Я и пообещал, что в нее не сяду. Сань, ну сам посуди — суперкар салатового цвета! Да меня все наши на смех бы подняли, это же жесточайший зашквар. Ладно бы еще желтый, это куда ни шло. Но салатовый! А перекрашивать не комильфо, с такими тачками так нельзя поступать. Да и привык я к «Астон Мартину» уже. Но это ладно. Ты-то как с ним дружбу свел?

— Дружба — не совсем то слово, — возразил я. — Скажем так: немного посотрудничал.

— Стой-стой. — Швецов глянул на меня. — Он с месяц назад на тот свет вроде собирался, а сейчас, если не ошибаюсь, бегает так, будто лет тридцать с плеч сбросил. Никак твоя работа?

— Помог маленько, — не стал скрывать я.

— Ну и хорошо. Хотя с ним, конечно, общаться куда труднее, чем с Белозеровым. Дядя Илья относится к тому типу людей, для которых чужого мнения не существует в принципе, потому, собственно, они с моим отцом насмерть и разругались лет десять назад. Но я все равно его с днем рождения всегда поздравляю. И проведать недавно заезжал, когда узнал, что у него со здоровьем дела плохи. Он меня, правда, не принял.

Вот так, за разговорами, в которых выяснялось, что мы, оказывается, то и дело ходили одними и теми же дорожками, наша дружная компания почти добралась до места назначения. «Почти» — потому как шлагбаум, который упомянул Валера, на самом деле в какой-то момент преградил нам путь. Прав он оказался, поселок, в котором некогда обитал господин Левинсон, охраняли на совесть, просто так внутрь не проскочить. Нет, теоретически можно было дождаться ночи и перелезть через забор в точке, максимально удаленной от КПП, но это как-то унизительно. Мы же не воришки какие-то? Опять же, тогда нам в доме придется еще почти сутки провести, ожидая нужное время, что ни разу не радует.

— Куда? — осведомился у меня крепыш в темно-синей куртке с желтыми нашивками сразу после того, как я опустил окно. — К кому? Пропуск заказан?

— Пропуска нет, — признался я, — но есть ключи от дома, который недавно принадлежал Левинсону Мару Ароновичу, а теперь куплен…

— Стоп-стоп, — наморщил лоб охранник. — Ну да, что-то такое было, предупреждали нас. Ваша фамилия как?

— Смолин, — произнес я, уже догадываясь, что, похоже, Белозеров и вправду на этот раз выбрал очень и очень толкового начальника охраны.

— Во, точно, — подтверждая мои предположения, крепыш вытянул руку в направлении шлагбаума и пискнул маленьким брелком, который в ней находился, — нас насчет вас предупредили. Проезжайте. Где находится дом, который вам нужен, знаете?

— Так навигатор покажет, — вместо меня ответил Швецов. — Доберемся.

Полосатая палка поднялась вверх, и мы въехали на территорию поселка.

Глава 16

Не соврали фото, что мне в свое время выслал Александр, владения бывшего профессора и вправду оказались дивно хороши. Наверное, задумай я и в самом деле причинить этому милому месту какой-то вред, мне было бы очень и очень жалко подобное творить. Много зелени, перголы, которые живописно оплетал вьюнок, альпийская горка, несколько небольших резных скамеек, расставленных на редкость по уму, в тенечке, под деревьями, и, наконец, непосредственно дом. Добротный, уютный даже на вид, с просторной террасой, с балкончиком, на котором, наверное, чудо как хорошо пить чай теплым летним вечером и всем таким прочим.

Нет, само собой, я и дом бы сжег, и сад вырубил, понадобись мне это для дела, но расстроился бы сильно. Я же все-таки не варвар какой. Да и Альбина, поди, уже представляет, как будет блаженствовать в местных красотах, не хотелось бы ее печалить таким развитием событий.

Внутри дом оказался не хуже, чем снаружи. Как есть профессорское гнездо, никакой помпезности, зато присутствует выверенная продуманность единого стиля. Добротная старая мебель, причем не новодел какой-нибудь, а натуральный сталинский ампир, максимум удобств, которые может предоставить нынешнее время, много книг и полное ощущение того, что покойный Левинсон точно не бедствовал.

— Неплохо дядька жил, — оглядевшись, сказал Толян. — Уж явно не на учительскую зарплату.

— Он в институте работал, дятел! — осадила его Жанна. — Там другие деньги.

— Один хрен не такие, на которые вот эдакое можно построить.

Валера тем временем огляделся, а после спросил у меня:

— Саш, у нас сколько времени есть? На который час у тебя рандеву с Марком Ароновичем назначено?

— Два с копейками осталось, — глянул я на экран смартфона. — В пять минут шестого час икс грянет.

Узнать точное время смерти профессора было очень несложно. По одной из первых же ссылок в Яндексе я попал на сайт его учебного заведения, где в первых же строках некролога значилось то, что «…в семнадцать часов пять минут перестало биться сердце действительного члена академии…», ну и так далее. Великое дело Всемирная паутина, здорово таким, как я, жизнь упрощает.

— Славно, славно. — Швецов покрутил головой и улыбнулся. — А вот и она, родимая. Подала голос.

Хранитель кладов потер ладоши и, прыгая через ступеньку, помчался по лестнице на второй этаж. Ну а я последовал за ним. Чего тут одному стоять-то?

Там обнаружились две спальни, еще один санузел, некое подобие гостиной и ожидаемо — кабинет хозяина дома. Большой, заставленный книжными шкафами, сделанными под потолок, где с достоинством поблескивали тусклым золотом корешков издания явно не вчера выпущенных книг, с кожаным диванчиком, на котором можно было передохнуть после тяжкого интеллектуального труда, с письменным столом, сделанным из дуба лет сто, а то и более назад, и прочими обязательными академическими изысками.

— Душевно, — оглядев все это великолепие, отметил я, подумав, что, может, и поторопился, отказавшись прибрать дачку Левинсона к рукам. Ну и еще удивившись тому, что его дети весь этот антиквариат перед продажей не вывезли и через аукцион не продали. — Умел профессор жить. Во сколько же ему эта старинная красота обошлась?

— Новодел, — отмахнулся от меня Валера, присев на край стола. — Разве что книги более-менее чего-то стоят, а вся мебель свеженькая, ей двадцати лет нет. Если хочешь, могу даже дать тебе координаты мастерской, где вот такое клепают. Причем не сильно дорого.

— Везде обман, — опечалился я. — Никому веры нет.

— Почему обман? — Швецов подошел к одному из шкафов, открыл его и провел пальцем по корешку одной из книг. — Очень толково исполненный реплик. За основу брали мебель конца девятнадцатого века, древесину обрабатывали по тогдашним технологиям, лаки и материалы брали аутентичные. А Брокгауз и Ефрон так вообще оригинальные, второе издание, то, что вышло в восьмидесяти двух полутомах плюс четыре дополнительных. Хорошее издание, причем в отличной сохранности, что нечасто встречается. Давно хочу таким обзавестись, да все забываю. То одно, то другое.

— Считай, что обзавелся, — подумав, махнул рукой я. — Если нравится — забирай.

— Серьезно?

— Какие шутки? Только вот задолбаемся мы их с тобой в машину таскать, чую. Они ж небось тяжелые.

Полагаю, Альбине Брокгауз и Ефрон как шли, так и ехали. А даже если и нет, то вряд ли она станет поднимать шум из-за четырех опустевших книжных полок, сообразит, что оно себе дороже выйдет.

— Спасибо. — Валера снова провел ладонью по золоту книжных корешков. — На днюху можешь мне ничего не дарить. И на Новый год, пожалуй, тоже.

— А брошь-то? — спросил я у него. — Она где? Ты же вроде ее учуял? Или мне показалось?

— Где-то тут, — обвел рукой кабинет Валера, а после хлопнул ладонью по дверце одного из шкафов. — Вернее здесь. Тайник, Саня, тайник. Как и предполагалось. Хорошо, что время есть, придется книги вынимать, а их тут, как сам видишь, много.

— Может, и не придется, — возразил я. — Жанна, радость моя, глянь-ка, что к чему. Неохота книжной пылью дышать, да еще в такую жару.

— Ага, — понятливо кивнула помощница, скользнула к ближайшему книжному шкафу и словно растворилась в нем.

— А тут кондей есть, — тем временем подсказал мне Анатолий. — Можно его запустить.

— Да ну, — поморщился я, — больше мороки. Надо же еще найти, где этот кондей включается.

— Так найду, — заверил меня бывший таксист и покинул кабинет.

— В который раз вижу, как ты со своими подручными общаешься, и опять впечатлен, — произнес Валера, открывая окно. — А если еще и тайник найдется, то…

— Вот тут, — вынырнула из шкафа, который стоял на стыке углов кабинета, Жанна. — Где третья сверху полка, за ней. Внутри украшения, деньги и какие-то бумаги. Одно странно — ни замка нет, ни дырки для ключа. Впервые такое вижу.

— Уже нашелся, — хлопнул я по плечу брата, после подошел к шкафу, у которого стояла моя помощница, и открыл дверцу. — Давай вот с этой полки книги на стол переставим. Тут он.

— А она у тебя только в домах работает как поисковик или вне тоже? — спросил Швецов. — Если да, то тогда никакой металлоискатель, если что, не понадобится. Есть у меня наводка на пару кладов-молчунов, которых вот так, с наскока, не обнаружишь, а лес с аппаратурой копытить неохота.

— Нет, Жанна у меня спец по закрытым помещениям, — усмехнулся я, снимая с полки несколько книг и передавая их Хранителю кладов. — На природе у нее поисковый талант пропадает.

Через пять минут мы стояли и смотрели на идеально ровную стену, выкрашенную в приятный светло-кофейный цвет. Сомнений в том, что это тайник, у нас никаких не возникало, постукивание показало, что сверху и снизу стена была деревянной, а конкретно в этом месте находился металл, то есть дверца, за которой и лежала искомая брошь. Но вот как вскрыть захоронку профессора, мы пока не понимали.

— Где-то тут есть активатор, — произнес Валера, не отрывая взгляда от стены. — Рычаг, кнопка, что-то еще. Сто к одному, это так.

— Так с тобой никто и не спорит, вот только где именно «здесь»? — я обвел кабинет рукой. — Здесь в столе? Или здесь под подоконником? А если вообще не в кабинете эта кнопка, а, например, в спальне?

— Да, вариантов масса, — почесал затылок Хранитель кладов. — Давай искать, заодно и время убьем. Если не найдем — вырубим сейф из стены и с собой увезем, а дырку книгами прикроем, вроде так и было. Поди докажи, что это наших рук дело, а не наследнички постарались. Наверняка при продаже дома никто такие мелочи не проверял. Стоят книги и стоят, вроде бы все норм.

— Вариант, — согласился я. — Инструмент только надо отыскать, лом там или еще что. И прибраться после.

— А можно еще книги потрогать, — предложила Жанна, стоящая между нами. — Я в сериале каком-то видела, как две разные книги одновременно на разных полках дернули, и шкаф открылся, а за ним вход в потайную комнату. Может, здесь так же?

— Почти, — раздался за нашими спинами негромкий голос. — Молодые люди, ваша спутница очень догадлива.

По фигуре Жанны будто сине-ледяная волна прокатилась, с недавних пор именно так она реагировала на опасность, я же по-волчьи развернулся всем телом, попутно вынимая нож. Сегодня я свое ведьмачье колюще-режущее наследие захватил, рассудив, чтонадо и его время от времени пускать в ход. Все же родовой клинок, не одну жизнь наверняка за время своей службы взявший. Если его не поить чужой болью и смертью, он и заскучать может.

— Спокойно-спокойно! — шарахнулся в сторону выхода невысокий лысоватый призрак, в котором я моментально опознал Левинсона. Я его на фотографиях не раз видел, так что перепутать с кем-то другим не мог. — У меня к вам есть разговор, так что агрессия не имеет смысла. Умные люди все всегда могут решить миром, так говорил мой папа. А вы все умные люди, это не вызывает ни малейших сомнений. Та красавица почти разгадала мой секрет с сейфом, вон тот юноша знает, кто такие Брокгауз и Ефрон, вы… У вас очень осмысленное лицо, первый же взгляд на которое вселяет уверенность в том, что вы мое предложение решить все миром не только услышали, но уже почти и одобрили. Я же прав?

— Саш, я так понимаю, в нашей компании прибавление? — уточнил Валера, обводя взглядом комнату.

— Да, — не сводя глаз с призрака, ответил я. — Бывший хозяин дома пожаловал. Сам. Доброй волей.

— Сколь печально слово «бывший», — невесело заметил призрак и, как видно, привычным еще при жизни жестом провел ладонью по небогатой кудрявой шевелюре. — Но приходится с ним мириться, ничего не поделаешь. Раз мертв — значит мертв, это непреложный факт, который не оспоришь. Так что с моим предложением сесть за стол переговоров?

— Мозги он нам крутит, — заявила Жанна. — Внимание отвлекает.

— Это, нашел я, где кондей включается, — ввалился в кабинет Толик. — Там рядом с сортиром есть… Ой, ё! А это кто?

— Конь в пальто! — недовольно ответила ему мертвая девушка. — Сам что думаешь?

— Понял, — мигом подобрался бывший таксист. — А чего еще не деремся?

— Потому что не надо, — примирительно объяснил ему Левинсон. — Это может подтвердить и ваш работодатель. Я не ошибся в определении статуса, уважаемый… Увы, не знаю вашего имени.

— Нет, не ошиблись, — произнес я. — А имя… Что вам в нем? Ладно, слушаю.

— Знаете, я очень любил жизнь, — профессор уселся на диван и закинул ногу на ногу, — всегда. Что приятно, она мне отвечала тем же. Несмотря на пятую графу… Прошу прощения, но вы знаете, что такое пятая графа?

— Нет, — признался я. — Братишка, ты не в курсе, что такое пятая графа?

— Впервые слышу.

— Вот тем и хорошо наше новое время, — улыбнулся Марк Аронович. — Ваше поколение не знает, что иногда слово «еврей», написанное вличном листке по учёту кадров паспортных органов СССР, могло закрыть большое количество дверей перед носом того, чье имя в этом самом листке указано. Но мне повезло. И потом все шло замечательно, так, что мне не в чем упрекнуть судьбу. Даже умерев, я не растворился в эфире и не отправился на суд, где надо отвечать по земным делам своим. Я остался собой и мог продолжать быть. Пусть в другом качестве, пусть без тех возможностей, что раньше, но быть. И если бы не печальная ситуация, которая привела к тому, что наши пути здесь и сейчас пересеклись, все стало бы еще лучше. Осенью я бы сел на самолет и улетел в Новую Зеландию, а после и в Японию.

— Почему туда? — с интересом спросил я.

— Слушай, так что там за графа такая? — толкнул меня в бок Валера.

— При советской власти так учет евреев вели, — пояснил я. — Погоди, потом все расскажу. Так что с Зеландией?

— Просто мне при жизни не довелось добраться до тех дальних краев, — дождавшись моего ответа, пояснил Левинсон. — Постоянно на это не хватало времени. Теперь у меня его достаточно, целая вечность, потому почему бы и нет? Но увы, сейчас мне предельно ясно, что наша встреча эту возможность отменяет. Но зато остался шанс сохранить кое-что другое.

— Себя? — подумав, утвердительно произнес я.

— Именно, — подтвердил профессор. — Лучше такое бытие, чем никакое. Потому я пришел не драться, а договариваться. Вернее, ждал вас тут, в своем доме, причем уже довольно давно.

— Даже так?

— А вы не могли сюда не заглянуть, — улыбнулся Левинсон. — Разумнее всего начинать поиски человека с того места, где он чаще всего бывал при жизни. В моем случае — отсюда.

Н-да. Выходит, здорово я перемудрил. Напридумывал, накрутил разного, а оно вон как все просто вышло. Надо было просто сюда прийти.

— Сразу предупреждаю — не могу вас отпустить или оставить при себе. — Я присел на краешек стола.

— А как же ваши спутники? — указал Марк Аронович на Жанну и Толика.

— Это другое. Они существовали в статусе бесприютных душ и выбрали меня в качестве… Как вы там сказали? Работодателя. Вам такая роскошь не по карману. Вы не ничей, не сами по себе, у вас есть хозяин. Помните здоровенного мужика в черном балахоне с кладбища? Про него речь. И сразу скажу — он очень зол на вас всех за то, что вы учудили с побегом. Невероятно зол. Настолько, что пустил по вашему следу меня.

— И вы, замечу, отменно справились с поручением, — печально заметил Левинсон. — Я ведь остался последним из всех?

— Нет. Еще ваш старшой скрывается где-то. Только и до него дотянусь, никуда не денется.

— Если мне нельзя остаться рядом с вами, то я хотел бы вернуться на кладбище, — помолчав, хлопнул себя ладонями по коленям бывший хозяин дома. — Но не просто так.

— А как? — чуть изумился я. — Под оркестр? С цыганами? Или мне надо будет вас представить как бойца в ММА? Ну, типа — а теперь к нам возвращается Марк Аронович Ле-е-е-е-евинсон, по кличке Безбашенный Профессор!

— Это забавно! — расхохотался Валера, внимательно слушавший нашу беседу, даже несмотря на ее односторонность. Меня он слышал, а собеседника моего нет.

— Вы тоже будете смеяться, но что-то в этом роде я и хочу вам предложить. Вы приведете меня на кладбище и скажете тому, кого вы назвали моим хозяином, что я сам предложил вам это сделать. Что хочу вернуться под его патронат, но не по принуждению, а доброй волей.

— О как!

— Именно. Не думаю, что моя просьба сильно вас затруднит, а я получу шанс на будущее.

А ведь не врет. Точно не врет. Я даже нож убрал в ножны, поняв, что в ход его сегодня вряд ли пущу. Призраки не люди, с ними в определенном смысле все проще, сразу видно, кто есть кто. В Левинсоне не было черноты или агрессивного красного отблеска. Хотя и нормальным я бы его все же не назвал. Доброй волей вернуться на кладбище после того, что он учудил, это, знаете ли, сильно.

— Очень маленький шанс, — предупредил его я. — Хозяев кладбищ вообще крайне сложно назвать сострадательными особами, а вашего в особенности. С огромной долей вероятности он вас… Даже не знаю, что именно он устроит, если честно. Да и знать не хочу.

— Лучше какой-то шанс, чем никакого, — резонно возразил мне Левинсон. — Другой альтернативы нет. Бежать мне некуда, вы все равно раньше или позже меня отыщете, в противостоянии, случись оно, я, безусловно, проиграю. Вы уничтожили моих спутников, а они были противниками куда более серьезными, чем старый еврей.

— Как вариант — могу вас отпустить, — предложил я и ткнул пальцем вверх, в направлении потолка. — Может, там все не так скверно, как вы думаете.

— Но там я перестану быть мной, — твердо произнес Марк Аронович, — а в этом весь смысл. Мне неизвестно, кто прав — те, кто говорит, что после окончательного расставания с Землей нас ждет новое рождение, или утверждающие то, что после вообще ничего нет. А, раз нет ясности, то меня такой вариант не устраивает. Молодой человек, я хочу жить, пусть даже вот так, бестелесно, о чем, собственно, я вам уже несколько раз сказал.

— Хорошо, пусть будет так. Что вы предложите мне взамен?

— Для начала доступ к сейфу, — профессор показал рукой на стену за моей спиной, — плюс то, что вы без малейших сложностей выполните часть своей работы, которая связана со мной. Как мне видится, это достойная оплата за вашу доброту и сговорчивость.

— И еще выведете меня на Кузьму, — не попросил, а потребовал я. — Вы же знаете, где он находится, верно?

— Нет, не знаю, — качнул головой Левинсон. — Я, собственно, его месяц как не видел. Да и до того мы не очень общались, если не сказать — не общались. Меня ведь взяли для ровного счета, а не по идейным соображениям. Для побега с кладбища ему были нужны семь теней, у каждого из которых за душой числилось что-то не очень благоприятное. Я, увы, в жизни своей нагрешил сильно, в основном по части материальной и чувственной, потому кандидатура моя подошла. А вот остальные были идейные, они пошли за Кузьмой Петровичем, потому что увидели в нем лидера. Ну и еще некоторые хотели счеты свести кое с кем из своих родных и близких. Мне же просто хотелось выбраться за ограду. Сразу после исхода мы расстались, они пошли своей дорогой, я своей. Позже пару раз кое с кем из этих господ я в городе встречался, но совершенно случайно, покольку Москва не так велика, как кажется. А с месяц назад Кузьма Петрович меня призвал и рассказал о том, что какой-то неугомонный парнишка решил поиграть с ним в «горелки».

— Во что?

— В старорусские времена так называли игру, — пояснил Левинсон. — Аналог «салочек». Ну а парнишка — это вы.

— Ясно. И что дальше?

— Все. Он посоветовал мне забиться в щель поукромнее, вот и все. Не думаю, что им двигала симпатия ко мне или сострадание, просто, видимо, я мог помешать каким-то его планам. Но каким именно, простите, рассказать не могу. Просто не знаю.

— А если бы знали? — спросил вдруг Толян. — Рассказали бы?

— Скорее всего — нет, — помедлив, ответил профессор. — Тем более что и смысла в этом немного. Ваш патрон, бесспорно, очень перспективный молодой человек, но тому, кто вытащил меня с кладбища, ему противопоставить почти нечего. Это даже я, тот, кто был всю жизнь далек от мистической стороны бытия, понимаю отчетливо. Но самое неприятное не это.

— А что? — мигом спросил я.

— Он вас не боится, — мягко пояснил Левинсон. — Вы для него лишь досадная помеха, вставшая на пути. Как бы вам объяснить подоступнее… Он не признает в вас равного себе. Любое противостояние строится на относительной равноценности сторон. То есть каждая из сторон видит в противнике того, кто по праву заступает ему дорогу. Да, он враг, да, будет война не на жизнь, а на смерть, но это неприятель, которого стоит уважать и где-то даже опасаться. А вас Кузьма Петрович таким не считает. Он сказал, что как вы ему совсем надоедите, так он вас быстренько раздавит, как того клопа, да и всего делов. Передал дословно. И в его интонациях не было рисовки или самоубеждения. Сухая констатация факта, не более того.

Врет? Или правду говорит? И ведь не проверишь. А жаль.

— Он страшный, — добавил Марк Аронович и провел рукой по лицу. — Он очень старый и очень страшный. Знаете, я прожил длинную жизнь, несколько раз ходил по грани, в девяностые меня неделю держали в подвале очень плохие люди, и я думал, что уже оттуда не выберусь, но более жуткую особу я в земной бытности своей все же не встречал. И еще в нем очень много силы. Мне неизвестна ее природа, но она ощущается, причем крайне остро. Так что я искренне желаю вам, молодой человек, Кузьму Петровича так и не встретить до осени. А после он покинет Москву, причем, насколько я понял, надолго.

Я ничего ему не ответил, сидел на крае стола, качал ногой, переваривал информацию. Молчали и Жанна с Толиком.

— Так что с нашим договором? — выдержав паузу, осведомился у меня Левинсон. — Вас устраивают мои условия?

— Вот вы сказали, что Кузьма вас призвал, — обратился к нему я. — А вы его можете?

— Разумеется, нет, — чуть ли не укоризненно глянул на меня собеседник. — Откуда у меня такие знания и умения? Этому учиться надо, причем, уверен, очень долго. А может, даже родиться с подобными склонностями. Да и, честно говоря, для меня, как человека науки и материалиста, все это до сих пор дикостью кажется.

— Понимаю, — немного расстроился я. — Ладно, давайте сделаем так, как вы предлагаете. Нам тайник и ваша капитуляция, вам дорога на кладбище и моя рекомендация. Но сразу оговорю вот что — только рекомендация. Не заступничество, не протекция, не выпрашивание помилования. Тем более что все равно толку от них не будет.

— За тот год, что я прожил бестелесным, понял одну важную вещь — обещание в этом мире имеет силу куда большую, чем в обычном, смертном. Я могу расценивать сказанное как данное вами слово?

— Можете, — кивнул я. — Но и вы подтвердите, что все обещанное выполните.

— Даю слово, — кивнул профессор. — И сразу его частично сдержу. Вон там у стены стоит лесенка, видите?

Верно, имелась такая. Маленькая, деревянная, устойчивая, явно служащая подножкой для того, чтобы с самого верха книги доставать.

— Встаньте на нее и одновременно нажмите на две боковины вон той полки. — Марк Аронович показал, какой именно. — Нажали, выждали пять секунд, и после чуть вверх их толкнули.

Я повторил Валере его слова, тот выполнил указанное, и мы оба услышали, как в стене с тайником что-то щелкнуло.

— Теперь нажмите вот сюда, — призрак показал на боковину другой полки, причем уже нижней. — Хорошо. Теперь на эту. И, наконец, на эти две. Вот и все!

Не соврал, после еще нескольких щелчков стена, за которой находился тайник, отошла чуть назад, а затем беззвучно скользнула вбок, полностью скрывшись из вида.

— Ничего себе, — сказал Валера и присвистнул. — Тонкая работа.

— Не зная последовательность, открыть эту конструкцию весьма сложно, слишком много вариантов. Ну, а любая ошибка в последовательности возвращает механизм в стартовое состояние, — не без гордости сообщил мне Левинсон. — Если же в ход будет пущена грубая сила, то и вовсе результата не будет.

— А почему? — полюбопытствовала Жанна.

— Внутрь встроен механизм уничтожения содержимого. Если точнее, в стенки вмонтированы очень мощные спирали накаливания с автономным питанием. Взломщик найдет только пепел и оплавленное золото.

— А брюлики? — резонно заметил Толик. — С ними-то ничего не сделается. Я слыхал, что алмаз вообще фиг уничтожишь.

— И они тоже станут ничем, — возразил ему Левинсон. — При той температуре, что будет внутри, у них нет шансов уцелеть.

— А конструктор вот этого всего? — спросил я, показав на сейф. — Если его разговорить?

— Это моя работа, — не без гордости сообщил мне профессор. — Вы, возможно, не обратили внимания, но я упомянул о том, что окончил МАИ, а нас в те годы учили не так, как сейчас. К теории прикладывалось немалое количество практики, причем самой разной. Я поработал и на заводе, и в закрытых КБ, причем в том числе и на самых низовых должностях, так что опыт и знания есть.

Валера тем временем достал из сейфа несколько пачек денег, которые небрежно бросил на стол, а следом за ними извлек большой квадратный футляр, обтянутый черным бархатом.

— Воистину, только сейчас понимаешь до конца мудрость русского народа, — невесело сообщил мне Левинсон. — Как это верно сказано — на том свете карманов нет. Столько лет…

Он махнул рукой, повернулся к нам спиной и подошел к окну, через которое комнату заливали солнечные лучи.

Валера щелкнул замочком, распахнул футляр, и мне в глаза ударил яркий блеск драгоценных камней, вделанных в броши, перстни, серьги и еще бог весть что. Солнце превратило их в десятки собственных маленьких копий.

— Ну здравствуй, — весело сказал Валера, достал из кармана небольшую тряпицу и ухватил ей блистающую светом брошь. — Да, работу Позье, конечно, ни с какой другой не спутаешь.

Из того же кармана он достал небольшой мешочек, опустил в него брошь и затянул завязки.

— А с остальным что делать станете? — осведомилась у меня Жанна, жадно глядящая на драгоценное изобилие, находящееся в футляре.

— Не знаю, — чуть растерялся я и обратился к Швецову: — Спрашивают вот — с этим всем что дальше?

— Хочешь — бери себе, — предложил он. — Хочешь — вообще тут оставим.

— Нет уж, — подал голос Левинсон, — забирайте. После всего того, что мои дети устроили во время дележки наследства, после их споров и ругани мне даже радостно, что все так получилось. Лучше пусть ваши девушки носят эти камни, чем Софа или жена Натана. Или вообще кто-то другой, кого я не знаю.

Я передал его слова брату, тот понимающе кивнул и спросил меня:

— Так тебе чего из этого надо? Может, подаришь кому? Девушке там. У тебя же есть девушка?

— Да особо некому. — Я окинул взглядом два десятка украшений, каждое из которых лежало в специально под него сделанном гнезде. — Хотя… Вот этот кулон возьму, пожалуй.

Красивая штучка. Ромбик из золота, по краям бриллианты, а в центре довольно-таки большой рубин.

— Славная вещица, — одобрительно произнес Швецов, достал кулон из футляра и повертел перед глазами. — Сдается мне, работа Маршака. Не того, который поэт, а ювелира по имени Йосиф Абрамович. И сделана эта симпатяшка в начале двадцатого века, когда Маршак находился на пике формы и брал призы на международных выставках в Париже и Амстердаме.

— Ваш друг хороший специалист, — повернулся ко мне Левинсон. — Все так и есть.

— Точно больше ничего не надо? — осведомился у меня Валера, показав на футляр. — Ну, тогда остальное себе заберу. Пускай лежит, может, пригодится. Но вот деньги тогда точно тебе отходят, и даже не спорь. Чтобы по-честному все.

В сейфе еще какие-то бумаги лежали, но их мы даже не стали смотреть и про то, что там, у Левинсона спрашивать. А зачем? Так и закрыли, а после вернули на полку книги.

Пока суд да дело, пока мы перетаскали энциклопедию Брокгауза и Ефрона в машину Валеры, а после от души напились чаю с вареньем, залежи которого обнаружились в кладовке, завечерело. Как только синие сумерки упали на все еще ухоженный сад, мы двинулись в обратный путь.

— Может, все же лучше уйти с моей помощью? — спросил я Марка Ароновича тогда, когда машина Валеры остановилась рядом с кладбищем. — Потом такого шанса не будет.

— Нет, — твердо ответил профессор. — Я, знаете ли, всегда предпочитал компромиссы прямым конфликтам или прямолинейным решениям, но сейчас не тот случай. Пойдемте, друг мой. Пойдемте. Мое обещание уже сдержано, теперь ваша очередь.

— Как скажете. — Я вышел из машины и спросил у Валеры: — Дождешься меня? А то будет эта парочка тут стоять, мало ли кто с той стороны решетки их приметит и что учудит.

— Не вопрос, — подтвердил Швецов. — Только давай недолго. Мне завтра на работу еще ехать.

Как же воодушевился Хозяин кладбища, когда увидел, кого я к нему привел! Он даже с трона своего вскочил от переполнявших его чувств.

— Порадовал, ведьмак! — рыкнул он, подходя к нам. — Жалко, что не всех вернул вот так, воочию, но лучше что-то, чем ничего. А ты, иудей, за остальных держать ответ станешь! За каждого из них!

— Одну минуту, — поднял руку я. — Можно скажу?

— Говори, — кивнул капюшоном умрун. — Дозволяю.

— Он сам этого захотел, — мотнул я подбородком в направлении Левинсона. — В смысле — предстать перед тобой и понести наказание за содеянное. Он осознал, какую глупость сделал, что пошел на поводу у колдуна, потому решил вернуться. Повторяю — сам решил. В драку не лез, меня убить не пытался, не то что остальные. Как с ним поступить дальше — решать только тебе, ты ему хозяин, но не сказать про то, как все случилось, я не мог. Сам знаешь, что ведьмаки всегда играют в открытую.

— Ну, с последним ты приврал, парень, — хохотнул Костяной Царь. — Уж поверь, ваша братия не лучше любой другой. Да ты и сам тот еще хитрован. Думаешь, я не знаю, кто теперь у тебя в наставниках ходит и, случись чего, передаст тебе право на месть вместе с ключом и амулетом?

Ключом? Это он о чем? Про амулет, верно, мой спаситель с родного кладбища упоминал, а вот про ключ ни словом не обмолвился.

— Но то твои дела, — рокотнул умрун. — Я твоему наставнику не друг и не враг, нам делить с ним нечего, потому ковы какие-то тебе чинить не стану и лишать того, что ранее дал, не буду. Как ты сюда ходил безданно, беспошлинно, так и ходи, по крайней мере до той поры, пока служба твоя не выйдет.

— Спасибо, — обозначил поклон я, решив, что спина от него не переломится.

— Ну а тебе, иудей, вон туда, — костлявый и длинный палец Костяного Царя указал на арку слева от себя, ту, в которой клубилась кромешная тьма. — Годков сто там побудь, а после я решу, что дальше с тобой делать.

Надо же. Сработал тот шанс, на который Марк Аронович так рассчитывал, не уничтожил его Хозяин кладбища на месте. Впрочем, лично я не уверен в том, что этот выбор разумен, поскольку там, во мгле, наверняка ничего хорошего Левинсона не ждет.

Но профессор, как видно, считал по-другому. Уже у самой арки он повернулся ко мне, улыбнулся, подмигнул, после его губы еле заметно шевельнулись, что-то произнося, а затем он канул в иссиня-черную тьму.

Я понял, что он хотел мне сказать. Это было короткое слово «быть».

Глава 17

Недавно я сказал одному собеседнику о том, что отдыхаю между неприятностями, которые валятся на меня одна за другой. Нет, где-то эти слова были правдой, но не совсем. Вот и теперь — вроде бы относительная тишина в жизни установилась после того, как хитроумный Левинсон отправился туда, не знаю и знать не желаю куда, а на душе беспокойно. Телефон молчит, и от этого мне чем дальше, тем нервознее. Казалось бы — с чего? Всю свиту колдуна я спровадил в небытие, а на поимку его самого у меня еще все лето и часть осени остались. Но вот зудит внутри какой-то червячок, не дает покоя, будто я чего-то то ли не понял, то ли не увидел. Так, словно время почти на исходе.

Хотя, возможно, о себе дает знать накопившаяся усталость. Не физическая, эмоциональная. Я же не робот, не из железа сделан. Месяц почти безостановочной гонки не может о себе не дать знать.

Одно хорошо — не зря трудился. Мне снова довелось повидать плоды своих трудов, а именно то, как Бэлла приняла вторую часть зелья, что для нее приготовили ворожеи. Причем на этот раз все прошло не так драматично, как три дня назад, без вынимания интубационной трубки и прочих спецэффектов в стиле медицинских теледрам.

— Ну-с, пора, — сообщил мне Вагнер после того, как минутная стрелка часов на стене достигла требуемого деления, и тряхнул небольшой колбой, в которой плескалась красная жидкость и красовалась наклейка «Доза № 2». Он не поленился и разделил остаток зелья на порции. — Признаюсь, ждал этого момента, очень интересно посмотреть, что случится на этот раз. И как человеку, и как врачу. Саша, придержи, пожалуйста, нижнюю челюсть пациентки. Да салфетку возьми, не голой же рукой! Она стерильная, а ты нет.

Следом за тем он двумя пальцами сжал нос Бэллы и аккуратно вылил зелье ей в открытый рот. В горле девушки что-то булькнуло, но, и как в пошлый раз, заветная живительная влага, похоже, отправилась по назначению.

Через пару секунд девушка глубоко вздохнула, и я увидел, как по тонкой и нежной коже ее горла словно огненные змейки пробежали. Одновременно с этим серый предвестник смерти, который, понятное дело, никуда не делся, судорожно сжался, после распрямился, точно линейка, а затем скукожился до размеров небольшого ужика. Да еще и потускнел настолько, что его почти не видно стало.

— Вот и славно, — потер ладоши Вагнер. — Сегодня, конечно, результаты не так бросаются в глаза, как в прошлый раз, но все равно понятно, что девочка наша идет на поправку.

— Идет, — подтвердил я. — Факт.

— И только одно меня беспокоит — почему не просыпается? Спит и спит. Это не летаргия, не, прости господи, кома, просто сон, но очень уж он затянулся.

— Не знаю, — честно признался я. — И спросить не у кого. Давайте просто подождем три дня, последнюю дозу дадим и поглядим, что произойдет. Авось проснется?

— Признаюсь, я ее разбудить пытался, — сложил руки на животе Петр Францевич. — Никакого результата. Спит и знай во сне улыбается. Саш, а может, ты?

— Что я? Чем мое «Бэлла, вставай, в институт пора» от вашего отличаться будет?

— Так ты классический рецепт используй, — предложил мне врач, и в тот же миг в его глазах блеснули искорки лукавства.

— Это какой? — уже ожидая подначки, осведомился у него я.

— Поцелуй ее, — мой собеседник показал рукой на мирно сопящую девушку, — а вдруг?

— Очень смешно, — фыркнул я. — Ладно, Бэлла за спящую царевну сойдет, ибо красавица и умница, но вот из меня королевич Елисей — как из хрена оратор.

— Почему только красавица и умница? — отсмеявшись, сообщил мне Вагнер. — Она и по другим статьям вполне себе царевна. Бэлла у нас девочка не бедная.

— В смысле?

— В самом прямом. Ей досталась часть состояния отца, который у них с Ольгой один на двоих, и мамы, царство ей небесное. Полина Анатольевна была женщиной далеко не бедной.

— А Ряжская мне сказала…

— Бэлла не любит афишировать то, что она очень богатая невеста, — тонко улыбнулся Вагнер. — И вообще говорить обо всем, что связано с деньгами, у нее другие интересы. Да она ими и не пользуется, все средства находятся в доверительном управлении старшей сестры и ее мужа.

— Н-да, — я глянул на девушку, которая лежала и улыбалась во сне, — может, и правда поцеловать?

— Вы будете очень красивой парой, — уже без тени насмешки сообщил мне Петр Францевич, а после добавил: — И Яна Феликсовна придерживается того же мнения.

Помню я Яну Феликсовну, как же. Умная, властная и очень хорошо знающая, что ей нужно, женщина. И, сдается мне, собирающаяся вернуться в общее с мужем дело, иначе к чему этот разговор? Похоже, она насладилась материнством, забыла страхи трехлетней давности и начала выстраивать новые бизнес-схемы, в которых нашлось обязательное место для меня.

Хотя, может, я и ошибаюсь. Вернее, очень надеюсь на это.

— С рождением ребенка моя супруга стала крайне сентиментальна, — как видно, прочтя что-то по моему лицу, пояснил Вагнер поспешно. — И всем на свете желает счастья. Ну, почти всем. Есть некоторое количество граждан, которых она по-прежнему недолюбливает, но ты в их число не входишь.

Я уж было хотел спросить, кто же тогда в этот круг входит, но не успел, поскольку в кармане задергался смартфон. Глянув на экран, я почти моментально вышел из палаты, даже не скорчив извиняющуюся гримасу, как того требовал этикет.

— Привет, — произнес я. — Что, есть какие-то новости?

— Есть, — ответила Вика. — И они не ахти. Я не смогла найти рецепт нужного тебе зелья. Если честно, очень удивлена. Ладно бы речь шла о чем-то запретном, связанном с жизнью и смертью, там составы зелий действительно хранят за семью замками, причем не доверяя их бумаге. Только память, только из уст в уста и лишь прямой родне. Но тут-то что? Обычное обманное зелье с забавной загогулинкой. И на тебе, никто ничего путного сказать про него не может. Было такое, но детально никто ничего не знает. А ведь я с хорошими знатоками общалась, причем по обе стороны баррикад.

— Действительно странно, — даже не особо скрывая разочарование в голосе, сказал я. — Хотя, может, дело как раз в этом?

— В чем?

— В бесполезности, — пояснил я. — Его никто не варил за ненадобностью, вот рецепт и затерялся в веках.

— Как вариант, — согласилась со мной девушка. — Хотя и не совсем. Соседушка-то твоя, похоже, знает рецепт.

— Поди знай. Соседушка моя соврет — недорого возьмет. Ей веры у меня нет напрочь. Кстати, не исключено, что она про это зелье как раз потому и упомянула, что в курсе про его отсутствие на рынке. Мол, побегает и ко мне же прискачет.

— Гипотетически найти недостающие элементы реально, — продолжила Вика. — Основа-то та же, по идее, надо только к ней добавить что-то еще. Но что? Гадать можно до бесконечности. Может, крыло летучей мыши, может, сухой цвет багульника, собранный на исходе лета, может, корень рогоза с болота, в котором в ночь летнего солнцеворота утонула девственница. Вариантов масса. Потому, собственно, и гипотетически. Так что извини, Саша, не сильно я тебе помогла. Вернее — мы. Нифонтов тоже особо ничего не раскопал, что и просил тебе передать.

— Печалька, — вздохнул я. — Но спасибо за то, что хотя бы постаралась.

К Вике у меня претензий нет, что могла — то сделала. А вот Николай, подозреваю, не особо даже и старался. А чего ему? Он же знает — я дальше все равно землю носом рыть стану в поисках колдовской книги, так чего ради напрягаться? Может, оно, конечно, и не так, может, я на него грешу, но вот думается именно так.

Блин, а чего делать-то? В какую степь кидаться? Не к Даре же на поклон идти? А больше я никого из серьезных экспертов не знаю. Нет, конечно, есть mon ami Жозефина, которая отлично разбирается во многих областях познаний и обладает колоссальными связями среди европейских ведьм, но вот какая заковыка — специфика. Какие-то вещи, конечно, интернациональны, особенно те, что относятся к черной стороне бытия и очень не одобряются не то что Ровниным и его коллегами из-за рубежа, но и рядом обитателей Ночи. Ритуалы по изъятию душ из еще живых людей, смертные проклятия и прочая подобная тематика что в Москве, что в Берлине, что в Мадриде почти едина. А вот более мирные, бытовые зелья, заговоры и даже гадания в каждой стране свои. Почему так — понятия не имею, хотя версия, конечно, имеется.

Думаю, дело в богах, которые в старые времена у каждого народа были свои, и тайные знания избранным людям передали именно они, разумеется, с учетом национальной специфики. Тор и Перун здорово похожи, оба здоровяки, один фигачит молотом, другой молниями, но при этом они разные. В вопросах мировоззрений и социальной направленности разные. Тор бог воинов, хотя формально ему приписывают функционал покровителя плодородия, а Перун хоть и не дурак был подраться, но все же народ любил его не за это. Молнии, которыми он кидался, предваряли весенние грозы, после которых зерно в землю опускали, а после сопровождали летние поливы нив. Ну а после «Перунова дня» и вовсе жатва начиналась. Вот и выходит, что проку от обращения к Жозефине никакого не будет. Тем более что она, как и Дара, сильно хитрая особа. Наобещает с три короба, под это дело припашет меня опять кому-то из своих знакомых помогать, а после, при расчете, будет хлопать ресницами и говорить, что ее саму подвели, попутно расстегивая мои штаны. Она всегда так делает, мне ли не знать? При этом две, а то и три недели я потеряю на этом гарантированно.

Да и не в этом даже дело. Ехать мне никуда не хочется. Согласен, здесь, в Москве, за полтора месяца забот и хлопот на меня обрушилось больше, чем за два года в Европах, но этот ералаш перевешивает один простой факт. Тут я дома. И этого достаточно.

— Молока? — оторвал меня от размышлений голос Вагнера. Оказывается, я и сам не заметил, как мы переместились в его кабинет, куда уже доставили поднос с чаем, нарезанным лимоном, сушками-печеньками и всем таким прочим.

— Нет, — сразу отказался я. — Пробовал, мне не нравится. Точно так же, как и когда на дно чашки кофе вон лимон кладут.

— А я, знаешь ли, в этих вопросах эклектичен. — Петр Францевич плеснул в чай молока. — Впрочем, все это вкусовщина.

— Кому что нравится, — поддакнул я. — Главное, свои взгляды другим не навязывать. А то вот есть у меня одна знакомая, так ей хоть кол на голове теши. Ей говорят, что по ее не будет, а она всякий раз свою шарманку заводит. И ведь…

Стоп!

Блин, слона-то я и не приметил! И ведь сам пять минут назад рассуждал о том, откуда пошли заговоры да привороты.

— Ведь что? — переспросил у меня Вагнер.

— Ведь слушать никого не хочет, — на автомате ответил я. — Все о своем талдычит.

Кстати, на этот раз перед вышеупомянутой особой, похоже, придется маленько прогнуться. Не до крайностей, разумеется, иначе она мигом на согнутую спину запрыгнет, но обозначить почтение и глубокое уважение надо. Более того — необходимо. А то ведь Морана дама капризная, она и завернуть может. Скажет «нет» — и все. С нее станется. Плюс в прошлый раз я ее своим свежеиспеченным побратимством порядком разозлил. Впрочем, есть радостная весточка, с которой, кстати, разговор и следует начать. Лишь бы она меня к себе в Навь на эту беседу пригласила.

Как только с неба на город спустились сумерки, я посоветовал Родьке залезть под кресло, а когда тот осведомился у меня, в какой связи ему это нужно, негромко произнес:

— Мара, загляни в гости. Дело есть.

— Ясно, — пискнул мой слуга и через секунду исчез из поля зрения.

— Часто ты эту пигалицу начал в гости звать, — заметила Жанна, усаживаясь прямиком на убежище Родьки и вызвав этим его недовольный бубнеж. — Мне вроде бояться уже и нечего, а все равно как ее увижу, так не по себе становится.

— Надо, — коротко ответил помощнице я. — Ничего не поделаешь.

Как и в прошлый раз, долго гостью ждать не пришлось, уже минут через пять девочка, на этот раз одетая в стильный джинсовый сарафан, вошла в комнату и осведомилась у меня:

— Звал?

— Звал. Просьба у меня к тебе есть. И сразу скажу — без тебя тут никак.

— Говори, — заинтересовалась Мара. — Опять кого надо присмирить? Или чего еще?

— Чего еще. Мне с хозяйкой твоей край как пообщаться нужно. С Мораной. Ты бы ей эту весточку отнесла, а?

— Ведьмак, я тебе не слуга, — не глядя на меня, размеренно произнесла девочка. — И не гонец.

— Так я же прошу. Если угодно — по-дружески. Мы с тобой, конечно, не сильно друзья, но ведь и не чужие друг другу, верно? Да и общая кровь на нас есть, а это сближает.

— Не хитри, — зажужжал спиннер, который Мара достала из кармана сарафана, — знаю я эти разговоры. Тебе, когда надо чего, то ты Морока переболтать сможешь.

— Морок, — я потер лоб, — это же тоже бог?

— Бог, бог, — хихикнула Мара. — Забыли его нынче совсем, почитай, только слово «морока» от него и осталась. А если и помянут, то такого напридумывают! Мол, он был сыном Мораны и Чернобога, хворобы на людей насылал, Лихоманкам вообще тятей родным приходился.

— А на деле?

— Морок следил, чтобы люди правду и лжу друг с другом не смешивали, а когда это случалось, то смотрел, замарал ли свою и чужую души обман сотворивший или нет. Если да, то, случалось, воздавал виновнику по заслугам, не без того. Власть ему над разумом людским была дана сильно большая. Такая, что он и вовсе забрать его мог. А без разума человек что? Да ничто.

— Ну да, ну да, — пробормотал я. — Вот откуда идет фраза «морочить голову». И «помрачение», наверное, тоже.

— А уж как у него язык был подвязан! — хихикнула Мара. — Любого заговорит до беспамятства, так, что хоть чего после с ним делай. Потому ему лихие люди, что от чужих трудов кормятся, жертвы завсегда приносили. Особенно после того, как хорошую мошну у кого позычат.

— Морок, Морана… Они точно не родня?

— Все боги так или иначе в сродстве были, — пояснила гостья. — Первенцы Рода как-никак. Но точно не скажу, сама не знаю. Одно ведаю наверняка — вражды меж ними не водилось сроду. Скорее наоборот. Это же Морок тогда хозяйке нашей поведал, где Кощей от нее прячется, а уж потом она туда отправила воев, чтобы они, значит… Ну, ты знаешь.

— Даже видел, — припомнил я давний сеанс, который мне пару лет назад устроила Морана при помощи древнеславянского телевизора, воплощенного в виде массивного серебряного блюда. — Так что, поможешь?

— Помогу уж. — Мара спрыгнула на пол. — Знаю, что без особой нужды и доброй волей ты к хозяйке сроду не сунешься. Выходит, вправду тебя припекло.

— А когда? Ну, в смысле ее навестишь? Скоро?

— Сей момент весточку отнесу, — заверила меня девчушка. — Но и ты уж, если мне чего понадобится, губы не криви.

— Ну, не совсем же я сволочь. И еще — вот, держи. Это тебе.

Я еще днем заглянул в книжный магазин рядом с метро, в котором чего только не продавали, и прикупил там спиннер, розовый, да еще и в белый горошек. Ну да, китч жуткий, но Мара — она же девочка, хоть и нежить. А девочки вот такое как раз и любят.

— Благодарствую, — гостья улыбнулась, забирая подарок. — Красивый!

— А то! — поддакнул я. — Специально такой выбрал!

После ухода Мары я еще помыкался минут тридцать по квартире, а после лег спать, рассудив, что если Морана мое прошение надумает удовлетворить, то всяко к себе выдернет. А если нет — чего зря ждать? Все равно никакого сигнала она мне не подаст. Да и спать мне здорово хотелось.

И правильно сделал, потому что вместо того, чтобы отключиться от реальности и видеть сны, я оказался в уже неплохо знакомом мне месте, с его серыми туманами, черной водой реки Смородины и вечно недовольной богиней.

— Ты хотел говорить со мной, ведьмак? — осведомилась у меня Морана, восседавшая на пне-троне. — Молви.

— Мое почтение, — улыбнулся я. — Все так, хотел. Но не столько говорить, сколько доложить о том, что ваша просьба выполнена.

— Какая? — изогнула «домиком» соболиную бровь Морана.

— Так про ворожей. — Я потыкал большим пальцем правой руки себе за спину. — При нашей последней встрече вы пожелали, чтобы я пошел им навстречу и согласился выполнить их просьбу. Сказано — сделано, я им не отказал. Причем только благодаря вам, если бы речь шла только о моих личных предпочтениях, шиш бы я так поступил. Но раз вы за них слово замолвили…

Я развел руки в стороны, давая понять богине, насколько ее воля для меня важна.

— Юлишь, ведьмак, — проницательно заметила Морана, — ой юлишь. До того иголки топорщил да фырчал, что еж лесной, а теперь ровно как уж скользишь по словам.

— Вовсе нет, — с достоинством возразил я. — И не топорщил, и не скользю. Скольжу… Неважно. То, что я не слуга и сейчас подтвержу, но на уважении, испытываемом мной по отношению к вам, это никак не сказывается.

— А выполнять обещание когда собираешься?

— Так при оказии. Как на том берегу окажусь, так и полью деревце. Правда, понятия не имею, когда это точно случится, но как только — так сразу.

— Хочешь, я прямо сейчас тебя туда отправлю? — ласково улыбнулась Морана и достала из широкого рукава своего богато изукрашенного платья белоснежный платок. — Сил у меня немного, но на это их достанет.

А ведь она не шутит, по глазам видно. Сейчас как махнет платком, как закинет меня в серое марево, из которого я, даже если захочу, выбраться не смогу.

— Не хочу, — отказался я, стараясь не показать, что ее слова меня порядком встревожили. — Нет у меня на то ни времени, ни желания. Сейчас нет.

— Как же данное слово? Олег, тот, которому служили твои пращуры, не раз говаривал о том, что слово воина его ближней дружины нерушимо. Упоминал и о том, что ближник его, нарушивший данную им клятву, повинен в том, что весь род опозорил, и смерть станет самой малой карой за содеянное.

— Правильные слова, все так и есть, — кивнул я. — Да и не собираюсь я ничего нарушать. Говорю же — мы сошлись на том, что я берегинину могилку полью тогда, когда у меня возможность такая случится. Буду я на той стороне по каким-то делам, окажусь с холмом, под которым Ладимира лежит, рядом, вот тогда обещание и выполню. Про целенаправленно речь не шла.

— Ловок, — рассмеялась Морана. — Речи плетешь, что паук паутину, не хочешь, а запутаешься. Вы все теперь такие?

— Какие?

— Отговорки. В былые времена, когда я еще бывала в Прави, люди предпочитали судьбу пытать, а не искать причины, которые позволят им от дела бежать.

— Ну, так-то да… Но я еще ничего, иногда что-то делаю. Вот если бы на моем месте адвокат какой оказался или блогер-миллионник, вы бы поняли, что такое речи ни о чем плести.

— Слова твои — что туман, — палец богини указал на противоположный берег реки, — вроде и ясны, а ничего в них не разберешь. Растеряли вы лад, растеряли судьбу свою. Вот пращур твой, перстень которого ты теперь носишь, куда как проще был.

Я глянул на украшение, подаренное мне Карпычем, и удивленно присвистнул. Камень в навершии перстня сиял мягким красным цветом и даже маленько пульсировал.

— Чует, — пояснила мне Морана.

— Кого?

— Всех. И хозяина бывшего, и князя Вещего, и того, кто его создал. Они же все там, бродят средь полей с тех пор, как Ирий сгинул. — И богиня небрежно мотнула головой, вновь имея в виду другой берег Смородины. — Но это хорошо, что ты память пращуров чтишь, хорошо. Да и польза с него может случиться. Глядишь, работа Путяты тебе жизнь спасет тогда, когда ты там, в тумане, окажешься.

— А Путята кто?

— Коваль князя Олега, — пояснила богиня. — Только он его ближникам мечи да кольчуги, обручья да щиты делал. И перстень этот его работа. Странно только, что он у вас остался, когда витязь сюда ушел. Ему след тут в одном из курганов лежать, вместе с оружием, броней да костьми верного коня.

— Просто воин перстень своей девушке подарил, — пояснил я. — А та, узнав, что любимый погиб, в реку прыгнула. Тело ее водяной Олегу отдал, а перстень так на дне и остался. Ну а теперь ко мне попал, в качестве подарка.

— Понятно, — кивнула Морана. — Стало быть, так случиться и должно. Судьба, ведьмак, ее не переиначишь. Ладно, проси.

— А?

— То, за чем пришел, проси.

— Ну, тут издалека начинать следует. — Я понял, что дальше дурака валять не стоит, поскольку тогда можно отсюда уйти ни с чем. — Такое дело…

И я вывалил богине всю правду про колдуна, его черную книгу и рецепт зелья, которое не получается найти. А надо!

— Те знания, что тебе нужны, мне ведомы, — выслушав меня и выдержав паузу, произнесла богиня, — и в книге моей записаны. Да и отчего нынче ни ты, ни друзья твои отыскать ответы не смогли, я тоже знаю.

— Отчего? — мигом спросил я. — Рецепт-то пустяковый, ничего особенного из себя не представляет. Что в нем такого?

— Он особенен тем, что в умелых руках даже братьев моих и сестер обмануть мог, — пояснила Морана. — И обманул! Да не кого-то, а Вия, а тот такой обиды не стерпел. Ты же знаешь, что именно в его владениях, в Пекельном царстве, росла яблоня, на которой молодильные плоды вызревали? Съешь такой, и жизни у тебя прибавится годков на двадцать, а то и поболе.

— Про яблоки еще в детстве слыхал, про их местонахождение — нет, — ответил я.

— Один удалец смог их для отца своего добыть, очень уж не хотел, чтобы тот за кромку отправился. Ну а когда Вий заявился к нему в дом, чтобы ворованное забрать, жена того удальца именно эти чары на яблоки и наложила. Видать, сведущая в ведовстве была. Вий добро свое найти не смог и убрался восвояси, хоть и с великой неохотой. Только яблоки что, главная обида его в другом была — он хитника наказать не смог, хоть и знал, что тот перед ним стоит. Но раз не пойман — выходит, не вор, нельзя его жизнь и душу безданно забрать. Очень эта обида его жгла, настолько, что он дождался, пока родитель удальца Правь навеки покинет, после испросил разрешения у Светлобога, сыскал душу старца в Ирие и все у нее вызнал. Поверь, он это умеет. Вертись не вертись, хитри не хитри, а когда с Вием глаза в глаза стоишь, то все ему расскажешь,

— Не сомневаюсь, — согласился с ней я, припомнив бессмертное произведение Гоголя. — Что дальше случилось?

— Вий снова наведался в дом к смельчаку, который посмел его обворовать, и в этот раз душу его себе забрал. И жены его хитроумной тоже. Ну апосле велел своим подручным донести весть до веды знающих, колдунов и иных прочих о том, что зелье сие варить отныне никому не дозволено. Да и мы его в этом поддержали, кроме разве что Лёля и Лады, которым кроме их полей ромашковых, ласк да хороводов ничего не нужно было. Просто — мало ли? Если Вия удалось объегорить, так и нас, выходит, тоже людишки могут провести. Зачем такое нужно? Только, выходит, совсем выжечь память о нем не вышло. Ты же вот знаешь, что оно когда-то было.

— Интересное кино, — почесал я затылок. — Так что, дадите рецепт? Или корпоративное единство до сих пор действительно? В смысле…

— Я поняла, — краешки губ богини обозначили улыбку, — дам, почему нет? Ты, конечно, хитрец тот еще, но помочь тебе стоит. И потому, что ты у меня до того ничего не просил, хотя и имел на то право, и потому, что от мертвого тебя мне проку никакого нет.

Цинично. Но зато честно, что очень и очень хорошо. Если бы все так поступали, не закутывали свои истинные желания в пять ватных слоев, а напрямую говорили, что да как, таким, как я, жилось бы на свете куда проще.

Правда, в этом случае планета опустела бы довольно быстро, потому что если все начнут друг другу правду говорить, то человечеству кранты.

— Пойдем. — Морана встала с трона и направилась к входу в терем. — И поторопись, ведьмак, пока я не передумала.

Вика оказалась права, недостающие ингредиенты зелья можно было искать до бесконечности. Нет, я те рецепты, что ей известны, знать не знал, но уверен, что трава «нечуй-ветер» в них точно не фигурировала. Как мне пояснила Морана, росла она, представьте себе, зимой, причем исключительно на берегах рек и озер, а собирать ее следовало исключительно в Карачунову полночь, то есть на зимнее солнцестояние. Мало того — обнаружить сию траву могли только слепые от рождения люди. При несоблюдении этих условий толку от нее хрен да маленько.

Видать, сильно непростая жена была у того парня, который у Вия молодильные яблоки умыкнул. Ну, если у нее дома вот такие редкости хранились.

— Да где же я такую возьму? — окончательно очумев от услышанного, растерянно спросил у богини я. — А?

— Какой же ты, ведьмак, телепень, — вздохнула Морана. — Все тебе поднеси на блюде — и кашу, и пирог, и ложку. Добро еще, если сам есть станешь.

— Так до Карачуна еще полгода, а срок службы выходит по осени, — пояснил я. — Да и слепых у меня среди знакомых нет.

— Ладно, — ледяная ладонь богини стукнула меня по лбу, — не печалься, и здесь я тебе помогу. Но знай, с этой поры никаких долгов за мной перед тобой нет.

— Так их и раньше вроде не водилось.

— Уж, как есть уж. Но добро уже то, что хоть не гадюка, исподволь не ужалишь, — усмехнулась Морана. — Заговор запоминай как следует, слово в слово.

— Запоминаю, — кивнул я, искренне жалея о том, что нельзя сюда, в Навь, смартфон протащить. Слов в заговоре было много, все они непростые, потому обороты вроде «наузы кощие» или «коло посолонь» зафиксировать в голове, конечно, было сложно. Хорошо хоть, что за прошедшие годы я память изрядно натренировал в этой связи. Жизнь заставила.

— Тяжко тебе лиходея будет одолеть, — сообщила мне Морана, когда мы вышли из терема обратно на поляну. — Иной раз живой чернознатец враг куда менее опасный, чем мертвый.

— Да все про это говорят, — отмахнулся я. — Задолбали уже. То мне самому это неясно! Только выбора-то нет. Вернее, он простой — заднюю включить, после чего заработать славу ведьмака-клятвопреступника и из Круга вылететь как пробка или драться. Оба не ахти, но второй вариант все же получше. Тут если и сложу голову, так хоть быстро.

— Тебе надо найти такое место, где вы равны силой будете, — мерно произнесла богиня. — Иначе никак.

— Да где такое найти? — печально глянул на нее я. — На любое кладбище он даже за своей книгой не сунется, а остальные мне не подходят.

— Ой ли? — ответила мне взглядом на взгляд Морана. — Ой ли, ведьмак?

Глава 18

— Это есть, это есть. — Вика читала список ингредиентов зелья, причем в этот момент она здорово была похожа на мою первую школьную учительницу. — Ага, тоже знаю, где взять. А вот «нечуй-ветер»… Это вообще что?

— Вот, — ответил я и положил перед ней пакетик, в котором лежал небольшой пучок золотистых травинок, перевязанных красной суровой ниткой. — Редкая штука, растет в заповедных местах, собирать надо в определенное время года. Добыл с большим трудом.

Ну да, вру и не краснею. Этот самый «нечуй-ветер» я обнаружил утром на кухонном столе, причем кто его в мой дом принес, ни Родька, ни Жанна, ни даже Вавила Силыч сказать не смогли. Последний вообще по данному поводу сильно психанул, поскольку представить даже такую ситуацию не мог.

Впрочем, не это главное. Куда важнее то, что у Мораны, похоже, в нашем мире то ли захоронки какие-то остались, в которых помимо крайне дефицитных, не сказать раритетных, ингредиентов для зелий еще много чего лежать может, либо имеются какие-то очень и очень мощные связи, причем с доступом к вот таким редкостям. И это точно не Мара, а кто-то куда более влиятельный. Просто девочку-нежить если не моя свита, так подъездный точно учуяли бы.

— Но заклятие, конечно, то еще, — заметила Вика. — И, что интересно, отчего-то в нем обошлись без упоминания об острове Буяне и Алатырь-камне. Редкий случай, обычно в таких случаях эту парочку непременно поминают. Тут же основная цель какая? Запутать кого-то, подсунуть ему вместо одного другое. Оборотное зелье по сути своей ведь является обманным. Как здесь обойтись без острова, находящегося на перекрестье миров, и камня-ключа к дверям, ведущим невесть куда? А их в тексте нет. Очень странно.

— Источник достоверный, — поняв, куда она гнет, произнес я. — Ручаюсь.

— Информация из первых рук? — вроде как немного поддела меня сотрудница отдела, сама не зная, что шуткой своей попала точно в цель. — Или из книги Вед?

— Ну, не настолько, конечно, — отвел глаза в сторону я. — Но близко к тому.

— Какую-то ведьму из старых разговорил? — неожиданно напряглась девушка. — Да? Сильно задолжал за подсказку и траву?

— Да нет, попросил помощи у зала, — успокоил ее я. — Со временем хочешь не хочешь, а связями обрастешь.

— Точно? — строго уточнила Вика. — Ладно. Надеюсь, что не врешь.

— Долго варить зелье будешь? — поинтересовался я. — Есть уже понимание сроков или еще нет?

Никаких шуток, я на самом деле не очень представлял, сколько по времени Виктория будет с этой адской смесью колупаться. Ну да, у меня за плечами имелся кое-какой опыт в сфере зельеварения, и несколько действительно сложных снадобий довелось сотворить, но не такое. Я, еще когда в тереме Мораны рецептуру читал, сразу понял, что не по Сеньке шапка. Здесь надо иметь опыт поболее моего и некий дар, тот, который называется «талант». Мой потолок — толковый ремесленник, да и его я достигну лет, может, через семь — десять, причем при условии, что не стану лениться и буду самосовершенствоваться. Ну и жив останусь.

Вика — другое. Она кем-то свыше в темечко поцелована в этой связи, к ее рукам травы льнут что живые, что засушенные. Сам видел.

— Денька два, — подумав, ответила мне девушка. — Подобрать компоненты, кое-что посмотреть, сварить, остудить, проверить… Завтра вечером позвони. Часиков в восемь вечера или чуть позже. Ладно, пойду. Спасибо за кофе!

— Спасибо. — Я следом за ней встал из-за столика. — Еще на секунду тебя можно задержать?

— Если только на секунду, — разрешила она, глянув на миниатюрные наручные часики. — Что еще?

— Вот. — Я достал из рюкзака бархатную коробочку темно-синего цвета, содержимое которой не вызвало сомнений ни у нее, ни у молоденькой официантки, в этот момент проходящей мимо нас. — Это тебе. Подарок.

— Что? — В отличие от сотрудницы кафе, которая глянула на меня с некоторым уважением, сотрудница отдела сурово сдвинула брови. — Саш, вот от тебя не ожидала. Ладно там Нифонтов, Паша, у вашей братии с ними свои расклады и свои расчеты. Женька тогда с твоей приятельницы транспорт стрясла за не самую сложную работу — пусть ее. Но я не по этой части! Мне мзда за помощь не нужна, понятно?

— Какая мзда? — удивился я было, а потом понял, что ей взбрело в голову. — Тьфу ты! Вик, да оно просто совпало! И ведь как-то одно с другим не сложил. Это не оплата за твою работу, и не «подарю, чтобы лучше сделала». Просто мне и одному приятелю днями перепал небольшой куш в виде раритетных вещичек, которые сработаны не сегодня. Вот я и прихватил для тебя одну, подумал, что понравится. Порадовать хотел. Ей больше века, между прочим, и делал ее… Блин, забыл имя… Короче — знаменитый мастер, его украшения даже в музеях выставляют. Не хуже Фаберже. А может, и лучше.

— Порадовать, значит? — пытливо глянула на меня девушка, помедлила маленько, все же взяла футляр и снова уселась за столик. — Ну, давай посмотрим.

— Ух ты! — подала голос любопытная официантка, крутившаяся рядом с нами. — Красота какая!

— Красота, — согласилась с ней Вика, проводя пальцем по сверкающим камням ромбика-подвески.

— Если замуж зовет — соглашайся, — посоветовала ей сотрудница кафе, окинув меня взглядом. — Не урод, и деньги, похоже, есть. А если дурак, так это не страшно. Мужику сильно умным быть незачем. У них для этого мы есть.

— Не дурак, — невесело улыбнулась Вика, — просто непонятливый. Я ему одно и то же который год говорю, а он меня не слышит. Хотя, может, и наоборот — я его.

Она убрала футляр в сумочку и вышла из кафе, не сказав больше ни слова.

— Если в одном месте убудет, в другом прибыть может, — сообщила мне официантка, подмигнула шалым голубым глазом, а после положила на стол салфетку с написанным на ней телефоном. — У меня, кстати, и запросы попроще. Имей в виду.

А скорость реакции у этой девчонки сумасшедшая. Когда она написать номер-то успела? За Викой даже дверь, по-моему, еще не закрылась, а она уже!

Впрочем, сейчас мне было точно не до нее. В другое время — кто знает, может, и сложилось бы что, в конце концов на дворе стоит лето, да и я не монах. Но сейчас у меня другими вещами голова забита.

Первейшей же из моих забот являлась книга колдуна, без которой и зелье ни к чему. Но вот как к ней подступиться, с какой стороны зайти? Фиг знает. Москва огромна, вариантов тысячи, если не больше. Может, он закопан в землю где-то на Лосином острове или лежит под ванной в съемной квартире, находящейся в Перово. Почему под ванной? А почему нет? Часто ли мы под них заглядываем? Я вот точно редко, если не сказать — никогда. Чего я там не видел?

— Эк тебя растопырило, — выслушав весь этот поток сознания, отметил Валера. Мы с ним встретились у Абрагима, причем совершенно случайно. Я после того, как заскочил в банк забросить в депозитную ячейку деньги, перепавшие мне в качестве наследства от Левинсона, решил заглянуть в шаурмячную пообедать. То же самое, не сговариваясь со мной, сделал и Швецов. — Слушай, ты давай не истери, тебе это не идет. А что до книги твоей… Главное знаешь что?

— Что?

— То, что она есть и находится в городе. Это непреложный факт, который не вызывает никаких сомнений. Не вызывает же?

— Нет.

— Что само по себе великое дело. Вот когда гадать приходится — есть какая-то штука на самом деле, нет ее — тут да, маета душевная и даже иногда физическая. Помню, искал я одно колечко, так задолбался! То ли оно в городе, то ли нет, то ли его видели, то ли не его… Тьфу! А у тебя-то благодать!

— Рад, что ты в этой ситуации находишь позитивные моменты, — зыркнул на собеседника я. — У меня пока не получается.

— А это уже игры разума, — благожелательно объяснил мне Валера. — Мы ведь когда в прошлый раз тут сидели и прикидывали хрен к носу, вышли на один вариант, который нам обоим не понравился, верно? Вот память тебя и бережет, отводит в сторону от неприятного решения. Подсознание штука тонкая, непростая.

— Марфа, — помолчав с полминуты и перебрав в голове все наиболее пакостные варианты развития событий, произнес я. — Ты о ней?

— Именно, — подтвердил Хранитель кладов. — Врать не стану, лишний раз мне с этой дамой видеться не в радость, но, похоже, это самый перспективный ход из всех имеющихся. К ней стекаются все более-менее интересные новости ночной столицы, так что как минимум пообщаться следует. Другое дело, в какую стоимость нам эта беседа влетит. И я сейчас не о деньгах.

— Да уж понятно, что не о них, — хмуро согласился я. — Чую, сменяю шило на мыло. Она же с моей соседкой по загородному дому крепко схлестнулась не так давно, так что о цене я уже догадываюсь. Не иначе как запросит ей гадость сделать какую-то. И явно не на спину плюнуть, как минимум дом подпалить.

— Ладно тебе. Может, не так все траурно, может, чем попроще отделаемся, — доставая смартфон, успокоил меня Швецов. — Подешевле. Или на субподряд кого возьмем. Вон у нас от профессора сколько добра осталось, его если вурдалакам посулить, так они тяжелую технику подгонят и твою соседку вместе с ее домом на пять, а то и десять метров в глубь земли переместят. Был дом — осталось ровное место. И Марфе радостно, и у тебя обзор из дома лучше. Еще морковку и укроп там посадить можно.

— Эта сама кого хочешь закопает, уж поверь. Да и не примет ее земля-матушка, обратно выплюнет.

— Слушай, позови меня в гости, — попросил Валера. — Столько я уже про эту твою соседку слышал и от тебя, и от других. Прямо глянуть хочется. Да и в баньку бы сходил с удовольствием. У тебя она есть?

— Есть. И речка тоже имеется. С рыбалкой и русалками.

— Русалок не люблю, — дернулся Хранитель кладов, как видно, что-то такое припомнив. — Неприятные создания.

— Ну, это спорное утверждение, — хмыкнул я, а после, припомнив древнюю шутку, добавил: — Главное — знать, какую чешуйку приподнять надо.

Валера коротко хохотнул, а после подал мне знак «тихо», приложив палец к губам.

— Марфа Петровна? — медовым голосом произнес он. — Мое почтение. Это вас… Узнали? Приятно как! А ведь давно не созванивались, верно? Да-да, большое упущение!

Еще минут пять, наверное, братец разливался соловьем, вспоминал каких-то общих знакомых, выражал согласие с тем, что времени нет совершенно, причем чем дальше, тем больше, сетовал на температурные качели, которые столь осложняют жизнь гипертоникам, и только после этого перешел к главной теме разговора.

— Есть у меня одно дельце, в котором без вас ну никак не разобраться. Вот бы нам встретиться, поговорить о нем. Что? А, к вам приехать. А плюшки-пирожки будут? Я ведь до сих пор помню ваше печево, очень оно вкусно. Будут? Отлично. Да, если вы не против, я с приятелем загляну. Вернее, с родственником. А? Ну да, с ним. Ага, спасибо.

Швецов положил смартфон на стол, после пару секунд побарабанил по нему пальцами и произнес:

— Вот же старая стерва! Зуб даю, она моего звонка ждала. Не то чтобы прямо сейчас, в текущем моменте, а в принципе.

— Так это позитивный момент, — предположил я. — Раз ждала, выходит, все же что-то знает.

— С ведьмами никогда ни в чем заранее уверенным быть нельзя, — поморщился Валера. — Раз ждала, значит, готова к разговору и запросто сделает хорошую мину при плохой игре. И цену за свои труды она уже назначила, просто пока нам не озвучила. Ладно, выбора один хрен нет, потому поедем пообщаемся. Нас ждут к семи вечера, так что заодно и поужинаем. Выпечка у Марфы на самом деле чумовая.

Что правда — то правда: и пирожки, и плюшки, упомянутые Валеркой, на самом деле оказались бомбическими.

— Язык проглотишь, — умяв уже четвертый пирожок с малиной, без тени фальши сообщил я хозяйке дома, которая смотрела на нас с той улыбкой бабушки, потчующей домашней вкуснятиной внуков, которые наконец-то приехали к ней в гости. — Песня, как есть песня!

— Так заезжал бы почаще, — предложила Марфа. — Я всегда гостям рада. А то ведь как вышло? Ты со мной у Абрагима пообщался — и все, как в воду канул. Прямо скажем — игнорируешь меня.

— Вовсе нет, — притворно округлил глаза я, — и в мыслях не имелось.

— Действительно? — не менее делано изумилась глава ковена. — А мне думалось, что общаться не желаешь оттого, что мою просьбу решил не выполнять. Ну и еще потому, что долю малую от добычи, на которую я тебя навела, решил не отчинять.

— Что за доля? — теперь уже всерьез изумился я. — Какая добыча?

— Кто мандрагыр Волчьего Пастыря добыл? Ты же? Вон с Валерой на пару. Так? А кто тебе про него рассказал, кто на эту диковину навел? Я. До нашего разговора ты понятия не имел, что таковой на свете существует. Так что минимум двадцать процентов мои.

— О как! — хохотнул Швецов. — На ходу подметки режешь, Марфа Петровна. С меня тоже долю получить желаешь?

— С тебя нет. Ты про захоронку волкодлачью ведал, про это помню.

— Но не знал, что в ней. Мне про это Сашка как раз и рассказал. Выходит, и за мной должок?

— Тут ты уж сам суди-ряди, как поступить. Ты мальчик взрослый.

— Да и отдам, чего нет? — Швецов широко улыбнулся. — Но и ты, Марфа Петровна, тоже не забудь мне половину колоды карт с оказией переправить. Так будет справедливо.

— Каких карт? — мигом спросил я.

— Работы Микешина, — пояснил Валера. — Не слышал о таком?

— Нет, — признался я. — А кто это?

— Художник позапрошлого века, причем замечательный. Много разных хороших картин написал, с разными замечательными людьми дружил. — Валера достал смартфон и что-то начал в нем искать, не прекращая при этом рассказывать: — Портрет Некрасова нарисовал. А еще великолепно иллюстрировал русскую классику, в том числе и произведения Гоголя Николая Васильевича. «Вия», например. Да вот, глянь.

Он сунул мне под нос экран с открытой на нем картинкой, где Хома Брут тащил на своих плечах ведьму, причем последняя выглядела достаточно жутко. Эдакое тщедушное и костлявое существо с лицом-черепом и развевающимися жидкими волосиками. Но нарисовано это было на самом деле великолепно, прав брат. И еще — атмосферно. Настолько, что казалось, я ощущаю болотный запах той воды, которой Хома ногами касается.

— Не туда смотришь, — негромко сказал Валера, кинув при этом на Марфу взгляд, а после пальцами расширил картинку, убрав в сторону Хому и ведьму, — сюда гляди.

— Блин! — вырвалось у меня, когда я понял, о чем идет речь. — Да ладно?

На картине, правее бурсака и в будущем покойной панночки, присутствовали две дамы средних лет, обнаженные и грудастые. Сложно сказать, кем они являлись в разрезе концепта картины, особенно если учесть, что они возлежали на облаках. Но одно мне было ясно предельно точно — ту, что правее, писали с хозяйки того дома, в котором мы сейчас находились.

— Я была молода, а Михаил Осипович очень обаятелен и убедителен. — Марфа отпила чаю. — И потом — любая женщина хочет, чтобы с нее написали картину. Причем не за деньги, а потому что ты хороша настолько, что художник не может устоять.

— Вы и по сей день крайне привлекательны, — заверил ведьму Швецов. — Но половину колоды все же пришлите. Ну а с нас мандрагыр. Да, Саня?

— Само собой. Справедливо. А что за колода-то?

— Незадолго до смерти Микешин создал эскизы игральных карт. Базой их послужили кое-какие персонажи из повестей Гоголя вроде вот этой красотки, усевшейся на шею бедолаги Брута, остальные позиции были распределены между представителями русского народного фольклора, которые в наследии великого писателя не фигурировали, но зато в сказках то и дело встречались. Лешаки, мары, Кощей… Если верить тому, что я слышал, там даже можно увидеть кое-кого из тех, кто и по сей день в России-матушке живет-поживает. А, Марфа Петровна? Врали мне про даму червей или нет?

Ведьма невозмутимо отпила чаю из чашки и мило улыбнулась.

— Вот, — продолжил Валера. — Эскизы сии поступили в Русский музей, где были поименованы проектом игральных карт, а после воцарения Николая Второго и в собрание вошли, но до печати при этом так и не добрались. По слухам — неспроста так получилось.

— Мера во всем должна быть, — уже без улыбки сообщила нам Марфа. — И думать надо, куда лезешь.

— Вот только колод было две. — Швецов разломил пирожок, взятый из вазы. — Одна — упомянутые эскизы. Вторая — сделанная Микешиным то ли для каких-то своих целей, то ли по чьей-то просьбе. Тут точно не знаю, потому и утверждать ничего не стану. Но это точно была полноценная, доведенная до ума колода. И следы ее потерялись сразу после его смерти, причем надолго. В описи имущества она не фигурировала точно, из любопытства после лично проверил, специально в Питер ездил. А любопытство меня обуяло вот почему: с год назад я совершенно случайно узнал, что вышеупомянутая колода находится в собрании редкостей одного весьма непростого человека, о чем и рассказал по простоте душевной своей…

— А ты становишься все зубастее и зубастее, Хранитель кладов, — усмехнулась ведьма. — Ладно, будем считать, что никто никому ничего не должен. Еще чайку?

— Было бы здорово. — Я глянул в опустевшую чашку.

— Василиса, поухаживай за гостем, — велела Марфа. — Тем более что он тебе вроде как не чужой.

— Привет, — прошелестел над ухом знакомый голос, щеку щекотнули волосы, а к плечу прижалась крепкая девичья грудь, не стесненная нижним бельем. — Покрепче? Как ты любишь? Я же ничего не путаю?

Васька. Странно, что я до того ее не приметил. Хотя чего удивляться — Марфа, как опытный шулер, одного за другим достает тузов из рукава. Вернее — дам. Возможно, даже червовых.

— Привет, — сказал я молоденькой ведьме, которая, как видно по причине визита к своей старшей, была одета если не скромно, то как минимум не вызывающе. — Какой нальешь, такой и выпью.

— Покладистый он у тебя, — одобрила мои слова Марфа. — Молодец. Ладно, ребятки, теперь выкладывайте, зачем пожаловали. Дела пытаете аль от дела лытаете?

— И не то, и не другое. — Я кивком поблагодарил Ваську, которая наполнила мою чашку. — Мы, скорее, в поисках. И очень надеемся, что вы сможете нам помочь. Хотя бы тем, что дадите ответ на интересующий нас вопрос. Или просто подсказку.

— Сань, дело к ночи, — усмехнулся Швецов. — Ты сейчас беседу класса «вокруг да около» на час получишь, не меньше. Марфа Петровна такие вещи очень уважает, особенно тогда, когда заранее знает, о чем идет речь. И главное, она, если что, будет ни при чем, ты же сам туман нагонять начал.

Где-то за моей спиной хихикнула Васька, сразу после этого заработала строгий взгляд хозяйки и, судя по легкому топотку, свалила в дом от греха подальше.

— Думаете, как Кузьму Савостина заломать? — с легким ехидством в голосе осведомилась у нас глава ковена. — Верно же?

— Над «заломать» пока не очень задумываюсь, — вздохнул я. — Мне бы сначала его найти. Вот это задачка со звездочкой.

— Не боишься, что у тебя с ним как с тем медведем выйдет? Когда искал-искал его охотник, поймал, а после не знал, в какую сторону от косолапого бежать? Кузьма и при жизни добротой и жалостью особо не страдал, а силенок у него всегда немало было. Ясно, что в посмертии часть их он растерял, но и того, что осталось, на тебя хватит. Боюсь, не сдюжишь ты против него. Даже с теми мертвяками, что сейчас за моим забором трутся, не сдюжишь.

О как. Она Жанну с Толиком каким-то образом учуяла. Это что-то новенькое.

— Как дите малое, — умилилась ведьма. — Да не супь ты лоб, не гадай, что да как. Какой Ходящий близ Смерти без свиты ходит? Разве что совсем неопытный или глупый. Ты вроде не из таких. Ну или я совсем нюх потеряла.

— Марфа Петровна, давай ближе к теме, — попросил Валера, доев очередной пирожок.

— Давай, — мигом согласилась хозяйка дома. — Цените, говорю вам прямо и искренне как на духу — понятия не имею, где этот старый хрен сейчас отирается. Мы и раньше общались постольку-поскольку, а после того, как он в ящик сыграл, так и вовсе не виделись.

— Верю, — задушевно произнес Швецов, — но нам и не это нужно. Нам бы узнать, где его колдовская книга находится. Про нее ведь ты что-то знать можешь, верно? Только ты уже опять, если не в труд, ответь прямо и искренне.

— Почему нет? Могу про нее что-то знать. Вещь непростая, такие в никуда не пропадают.

— Ну и?

Ведьма посмотрела на него, на меня, после глянула на темнеющее небо и, вздохнув, сообщила нам:

— От уже и к ночи дело идет. Как же быстро время бежит — не поймаешь. И ведь ничего не успеваешь из того, что себе напланировала. Хотя, конечно, не только во времени дело. Иную задумку и рада бы в жизнь воплотить, так чего-то не хватает постоянно. То одного, то другого.

— Ясно. — Я где-то даже обрадовался, что разговор перешел в корыстную плоскость, это хоть какая-то, но почва под ногами. Увы и ах, но старая ведьма, конечно, переигрывала меня по всем показателям. С другой стороны, это не очень и обидно. Опыт всегда и везде рулит — таков один из законов бытия, — а его у Марфы ого-го сколько, особенно вот в таких вопросах. Она одна из самых зубастых щук в московском ночном водоеме, и я против нее пока малек. — Так если мое содействие поможет вам реализовать какое-то намеченное, но пока незавершенное дело, то можете на меня рассчитывать. Но, разумеется, в рамках разумного, без смертоубийств и противостояния с государством.

Марфа молча меня выслушала, после перевела взгляд на Валеру и улыбнулась.

Он вытер рот льняной салфеткой, вздохнул и сказал:

— Ладно, идет. Если ты нам реально поможешь, то я принимаю долг Сашки на себя. Но у меня тоже есть условия.

— Излагай.

Я было хотел влезть в их беседу, но Валера подал мне знак, что, мол, молчи.

— Давай на этот раз обойдемся без перебегания чужих дорог, ладно? — задушевно обратился он к ведьме. — Не втравливай меня в свои разборки с кем-то. Неважно кем — вурдалаками, полуденницами, лешими… Вот при свидетеле тебе клянусь, Марфа Петровна: если такое еще раз случится, то я тебе слова больше в этой жизни не скажу. Договор?

— Договор, — неохотно произнесла ведьма и добавила: — Пять.

— Два, — тут же ответил Валера.

— Пять!

— Сейчас один будет. Ты меня знаешь, у меня характер говно.

— Ладно, три, — пошла на попятный хозяйка дома.

— Но простых и рядом с Москвой, — согласился Швецов. — Моя доля сорок процентов, что брать, выбираю сам и имею право отказаться от работы без объяснения причин. Разумеется, с сохранением обязательства перед тобой.

— Сорок процентов? — возмутилась ведьма. — Двадцать же было в прошлый раз?

— Тогда я помогал доброй, милой и некорыстной женщине, которая всегда ближнему своему на помощь придет, — пояснил Валера. — Как с такой много взять? А сейчас совсем другой коленкор. Сейчас ты, пользуясь нашим непростым положением, показываешь себя не с лучшей стороны и загибаешь цену до потолка. Потому — сорок.

Они торговались еще минут двадцать, очень азартно и даже с хлопаньем ладоней по столу, причем мне показалось, что оба получают от этого некое удовольствие.

— Ладно, давай так, — наконец предложил главе ковена Валера. — Если книга завтра будет у нас в руках, то снижу я свой процент до двадцатки.

— И я сама выберу, что тебе достанется, — добавила Марфа. — Это моя принципиальная позиция.

— Идет, — подумав, согласился Хранитель кладов. — Но три предмета из каждой закладки я выбираю сам. Договор?

— Договор, — кивнула ведьма и протянула руку моему брату, которую тот и пожал.

— Ладно, допивайте чай, а я пойду переоденусь, — встала с плетеного кресла Марфа. — Васька, где ты там? Давай выгоняй машину из гаража. Что вы уставились, добры молодцы? У меня завтра с утра дел полно, потому прямо сейчас за книгой Кузьмы поедем. Чего время терять?

Мы проводили ее взглядом, а после уставились друг на друга.

— Зачем? — спросил я Валеру.

— А были другие варианты? — хмыкнул он. — Я тебе сразу сказал — она уже знает, что хочет взамен. Ей нужны мои услуги, и другая цена тут не проканает. Раз так — чего зря воду в ступе толочь?

— Но это очень неприятный долг, — отчего-то смущаясь, пояснил я. — Выходит, что ты…

— Саш, ты то же самое для меня сделал бы? — перебил меня Швецов.

— Да, — подумав, ответил я. Честно ответил, не дежурно или в благодарность за сделанное.

— Я-то знаю, что да, просто тебе для себя это нужно уяснить. Сейчас ты это произнес вслух и осознал. И все, дальше на эту тему дискутировать не стоит. Смысла нет. Главное, что книга у тебя будет, и зелье тоже. Одно плохо — права Марфа свет Петровна, Кузьму этого как-то унасекомить еще нужно. И вот тут я тебе, увы, не помощник. Не потому, что не хочу, а потому что — как?

— Но, если вдруг понадобится, поможешь? — уточнил я.

— Да не вопрос. — Швецов коротко на меня глянул. — Поправь меня, Смолин, если я неправ. Сдается мне, что-то такое ты уже придумал?

— Есть кое-какие соображения, — не стал скрывать я. — Только пока все вилами на воде писано. Но ты на послезавтра, на вечер, ничего особо не планируй, хорошо?

— Не буду, — пообещал Валера и хлопнул меня по спине. — Ладно, пошли. Вон Марфа нарисовалась — не сотрешь. Прихорошилась, однако. К чему бы это?

И верно, глава ковена ведьм надела стильный брючный костюм бирюзового цвета, который ей, правды ради, очень шел. Куда больше, чем спортивный костюм, в котором она с нами сидела за столом.

— Следуйте за нами, — велела она нам, когда мы подошли к ее черному «майбаху» и Валера осведомился, куда мы вообще едем. — Движение уже не такое активное, не потеряетесь. А как прибудем на место, так увидите.

— Ладно, — принял ее условие Швецов. — Как скажешь. Саш, пошли.

— И еще вот что, ведьмак, — остановила меня Марфа Петровна, когда я было двинулся следом за братом. — Я, конечно, свой интерес с твоей проблемы выгадала, это так. Но еще помогла тебе и из, назовем это так, идейных соображений. Думаешь, мне неизвестно, о чем Дара с тобой то и дело разговоры ведет? Известно. И то, что ты отказался ей помогать, тоже ведомо. Да, не из симпатии ко мне, из своих интересов, но отказался, и я это оценила. Да и она тоже. Будь уверен, Дара этого тебе не забудет, так что легкой жизни в Лозовке не жди, счеты моя подружка заклятая с тобой непременно попробует свести. И когда встанет вопрос — ты или она, тогда обращайся ко мне за помощью. Чем смогу — пособлю. Так. Даром. Для души.

— Перспектива та еще. Но спасибо за предложение, непременно им воспользуюсь, если до крайностей дело дойдет и соседушка на давний договор плюнет.

— Уж поверь, так и случится, — похлопала меня по плечу ведьма и нырнула в черный кожаный салон машины.

Ехали мы не сильно долго, благо дороги были почти пусты, и в результате конечная точка нашего путешествия оказалась в районе метро «Сокол».

— Свет горит, — глянула Марфа на окна девятиэтажного дома светло-кофейного цвета. — Не спит еще. Хорошо. Так, молодежь, за мной!

Мы поднялись на шестой этаж, и Марфа уверенно нажала звонок одной из квартир.

— Совсем ополоумела? — раздался за дверью голос, услышав который я утвердился в своих предположениях на тему того, куда именно нас занесло. — Ночь на дворе!

— Открывай давай! — Марфа повернула голову ко мне и подмигнула. — Или забыл старое правило? Гость в дом — радость в дом!

Глава 19

Чуть скрипнув, раскрылась дверь, и на пороге появился очень и очень недовольный происходящим хозяин квартиры. Ну а при виде меня недовольство сменилось удивлением, густо замешанном на откровенной злобе.

— Здорово, дядька Евдоким! — помахал я ему ладонью. — Прости, что незвано-негаданно нагрянули.

— Какой я тебе дядька, щегол? — возмутился собрат-ведьмак. — Марфа, ты кого ко мне в дом приперла? Совсем ополоумела? Да еще в такое время? Ночь на дворе!

— Ты беспокоишься о моей репутации? — всплеснула руками ведьма. — Как это мило! Как бонтонно!

— А кто этот милый старичок? — негромко осведомился у меня Валера. — А то вы все, выходит, его знаете, а я нет. Как-то неловко.

— Он весьма важная особа, — охотно ответил ему я. — Старейшина ведьмачьего круга, один из тех, кто решает, как нам всем в этом мире жить.

— Ого! Вроде как твое начальство? — проникся он. — Добрый вечер. Я Валера, рад знакомству.

Евдоким в ответ гукнул что-то неразборчивое, как видно, слова у него кончились. Да и вообще я начал всерьез опасаться за то, чтобы этого вредного старикана сейчас инфаркт не долбанул, очень уж нездоровой краснотой его лицо налилось.

— Так и будем тут стоять? — уточнила у него Марфа. — Или все же пригласишь нас внутрь?

— И не подумаю! — У Евдокима все же прорезался голос, и он попробовал закрыть дверь, правда, сделать это у него не получилось, поскольку ведьма, явно чего-то такого ожидавшая, в тот же момент вцепилась в ручку с другой стороны. — А ну пусти!

— Невежливо поступаешь, ведьмак, — непривычно низко произнесла Марфа. — В моем доме ты всегда встречал радушие и приветливость, я вправе рассчитывать на то же самое.

— Ты проходи, — сбавил экспрессию старик. — А эти двое — нет. Нечего им тут делать. Не желаю их видеть!

— Не повезло тебе с руководством, — отметил Швецов. — И выглядит этот дедун как бомжара, и характер у него, похоже, тот еще. Саш, а чего вы такого терпите над собой? Давно бы шуганули, да и все. Выбрали бы кого поадекватнее.

— Нельзя. — Я отчего-то ощутил в этот миг неловкость перед ним. Вернее, даже стыд. Ведь из-за этого хрыча мой брат будет думать, что у нас все такие. И да, выглядел Евдоким впрямь крайне незамысловато, что скрывать, даже с учетом того, что гостей он не ждал и находился дома. «Треники», вытянутые на коленях, жеваная майка с надписью California, с дырой под мышкой, а также растрепанные, давно немытые седые волосы в самом деле делали его похожим на бомжа. Да еще и вязаные носки, натянутые на ноги, были разного цвета. — Правила не велят. Пока сам не помрет, ничего с ним не сделаешь.

Я провел рукой по волосам, глубоко вздохнул и хотел было попробовать как-то убедить собрата в том, что наши дрязги, конечно, никуда не делись, но на время их все же можно отодвинуть в сторону, как Евдоким резко поменял свою точку зрения.

— Ладно, заходите, — разрешил он, — а то всех соседей сейчас переполошите. Они у меня дерганые, не хватало еще полночи с ними собачиться.

Сдается мне, что соседи как раз у него нормальные, это он небось всем покоя не дает.

Квартира была под стать хозяину — захламленная, неухоженная и очень пахучая. Смесь вони от немытой посуды и затхлости просто как молотком ударил по носу, потому резко захотелось вернуться на лестничную площадку и продолжить беседу за дверью, плюнув на соседей. Да, там тоже подванивало от мусоропровода, но те ароматы хоть терпеть можно.

Успокаивало одно — обоняние у человека является одной из самых адаптабельных способностей, потому что минут через пять я к этому смраду принюхаюсь.

— Всякий раз, как здесь бываю, говорю одно и то же — запустил ты себя, Евдоким. — Марфа прошла в небольшую комнату, заваленную разным хламом, от каких-то древних журналов до строительной оранжевой каски, которая вообще непонятно что тут делала, и присела на краешек стула, стоящего рядом с круглым столом, поверхность которого была изрядно исцарапана. — Ну не завел ты себе бабу, как советовала, так хоть бы уборщицу время от времени вызывал. Сейчас с этим просто — платишь несколько тысяч, и она порядок за пару часов наведет. Нельзя же в таком сраче жить!

— Как хочу, так и живу. Да и деньги на такую блажь жалко тратить, у меня их не так много, — буркнул старик, усаживаясь на засаленный и изрядно продавленный диван. — Чего пожаловали?

— Должок за тобой, — произнесла ведьма, закидывая ногу на ногу. — Желаю его стребовать, прямо здесь и сейчас.

— Юлишь, старая, — погрозил ей пальцем мой собрат. — Все долги давно выплачены, последний закрыл аккурат месяца два назад, или около того. Помнишь, я птичек отряжал за подружкой твоей следить? Или забыла?

Сдается мне, знаю я, о какой подружке речь идет и куда посланцы Евдокима летали. И не тогда ли, кстати, пейзаж Лозовки разнообразил вид сожжённого внедорожника? Или это раньше случилось?

— Так это малый долг ты вернул, — сверкнула винирами Марфа. — А большой, давний — нет. Вот и выходит, что из нас двоих юлишь ты. Или же у тебя с памятью возрастная беда, что тоже случается. Для этого случая я вот напоминалку небольшую захватила. Держи-ка!

И она перебросила старейшине небольшой коричневый предмет, который оказался обычным каштаном, которых по осени в парках на дорожках немало валяется.

— Вот ты про что? — пробурчал Евдоким, моментально отбросив каштан в угол. — Так вроде у нас был уговор о том, что я сам решаю, когда мне этот долг платить.

— Три десятка лет минуло, а я так и не дождалась, чтобы ты желание рассчитаться со мной испытал. — Тон ведьмы изменился, она больше не убеждала, она почти приказывала. — Подозреваю, что и не случится этого до самой твоей смерти. Или моей. Мы оба не подростки, кто знает, сколько осталось Землю топтать? Перепады давления, стрессы, озоновая дыра — это все здоровья не добавляет. Лопнет какой сосудик в голове — и все, отправимся ответ за дела свои держать туда… Вон Сашка в курсе куда.

— Я, может, и да, а ты точно нет, — насупился старейшина. — Сама же знаешь — пока силу свою кому-то не передашь, ты не помрешь. Не примет тебя землица. А по делам твоим и грехам вообще дырку в потолке придется прорубать да трубу печную ломать, а то тут застрянешь навсегда. Будешь призраком по дорогам шататься, ни в один дом зайти не сможешь, останется только в окна заглядывать да злобой наливаться. И даже вон тот щегол тебя разглядеть не сможет, хоть ему вроде и положено померших видеть.

Хм. Я про такое не слыхал. Надо будет навести справки о том, как обстоят дела с посмертием у особо одиозных представителей ведьминого племени.

— Ишь глаза как заблестели, — то ли покашлял, то ли посмеялся Евдоким. — Что, не знаешь, выходит, как у их племени принято из жизни уходить?

— Про передачу силы слышал, она почти как у нас, но является обязательной. А вот про дырку в потолке и все остальное — нет.

— Век живи — век учись, — осадила Марфа своего приятеля, который, похоже, что-то еще собирался мне рассказать. — Долг, Евдоким Ильич, долг. Верни мне его сегодня, и я не стану говорить всем и каждому, что с тобой иметь дело не стоит. Ты мои связи знаешь, через пару дней все в городе и области проведают о том, как невысоко ты ценишь свое слово. А через месяц по всей России весть пронесется, обещаю. Выгоды мне от этого не выйдет никакой, но зато удовольствие получу немалое. Абсолютно законно опорочить честь ведьмачьего старейшины — что может быть слаще для опытной ведьмы?

Как Евдоким ни кряхтел, как ни сопел, но через минуту все же махнул рукой, поросшей седыми волосами, и пробубнил:

— Холера с тобой. Чего надо?

— Книгу, — моментально ответила ведьма.

— Какую? — непонимающе уточнил Евдоким, причем если он и притворялся, то вполне артистично. — У меня их почти и нет. Да я вообще не большой любитель чтения, не стану врать.

— Так книга, о которой я речь веду, не для чтения. Я вообще не очень понимаю, зачем ты ее к рукам прибрал и какая тебе в ней выгода. Хотя догадываюсь, что прихватил ты ее по давней привычке подбирать все, что с возу упало: ну как пригодится? Вот и пригодилось, через нее ты мне долг вернешь.

— Вон ты о чем, — криво усмехнулся ее собеседник, — а я не сразу и смекнул. Нет, не отдам. Даже не проси. Я еще не совсем с ума сошел.

— Ты всерьез думаешь, что умерший Кузьма придет к тебе и скажет: «Отдавай мое добро»? — рассмеялась ведьма. — Да?

— Если бы он знал, что она у меня, то давно приперся бы, — в тон ей хохотнул и Евдоким. — Или ты думаешь, что я не в курсе происходящего? О том, что он с кладбища улизнуть умудрился? Нет, меня иное беспокоит.

— А чего тогда? — влез вдруг в разговор Валера. — Нет, правда интересно.

— Он не один такой, — неожиданно благожелательно ответил ему старейшина, — есть и другие колдуны. Эта братия друг с другом не очень общается, больше скажу — разобщены они, каждый сам по себе существует. Да и вообще в их племени дружбы сроду не бывает, так — временные союзы по крайней надобности. Но если всплывет, что чью-то черную книгу я отдал ведьме, то жди беды, потому что их они не любят еще больше, чем друг друга, так повелось с давнего времени. Опять-таки, цеховые тайны, знания, предназначенные только для своих, — там все это записано. Так что — нет. Я жить хочу, и по возможности еще очень-очень долго. Слушай, старая, а ты как узнала, что наследство Кузьмы у меня? Я же следы замел так, что не подкопаешься?

— Нос держу по ветру, — очаровательно улыбнулась Марфа. — Глаза держу открытыми и уши не затыкаю.

— Не ответ.

— Узнала и узнала, тебе какая разница? — посерьезнела ведьма. — Ну а что до твоего «тебе не отдам»… Так мне лично она и не нужна. У меня своя книга есть, зачем мне чужая? Вот ему отдашь. Он ведьмак, не ведьма, до него колдунам дела нет. Да и не узнает про это никто, если все здесь присутствующие помалкивать станут. Лично я даю слово в том, что нигде и никогда о заключенной сегодня сделке о наследстве Кузьмы не расскажу. Мне, знаешь ли, тоже проблемы не нужны.

— Ему? — ткнул в мою сторону указательным пальцем Евдоким. — Ему точно не отдам! И не проси!

— Что опять не так, хрен ты упрямый? — возмутилась ведьма. — Чем тебе Сашка не угодил? Спокойный и тихий парень, никуда не лезет, ни с кем не конфликтует, знай общается со своими покойниками. Да, иногда влезает туда, куда не следует, но это по молодости. Подрастет — поумнеет.

— Не нравится он мне, — сложил руки на груди старейшина и демонстративно уставился на давно некрашеный потолок, — с первого дня не нравится.

— Это потому, что мне сила Захара Петровича перепала, — пояснил я. — Наш гостеприимный хозяин с ним с давних пор на ножах был. То ли когда их дорожки принципиально пересеклись, то ли еще почему, но факт есть факт.

— Даже если и так, то что? — буркнул Евдоким и перевел взгляд на меня. — Хотя ты сам, парень, мне не по душе. И компания твоя тоже — Олег-пустозвон, Славы-близнюки, змеевед этот… Какие вы ведьмаки? А? Так, пустышки. Тот же Захар, хоть я его и не любил — он да, был настоящий ведьмак, мир под себя гнул. Под конец только оплошал, не понял, чью сторону принять нужно, решил в героя поиграть, через что и помер. Одно плохо — тебе силу передать перед тем успел.

Ой-ой-ой, сдается мне, что к смерти моего предшественника ты, Евдоким Ильич, имеешь самое прямое отношение. Нет, подробности кончины Захара тайной ни для кого из Круга не являются, но вот это «чью сторону принять нужно» наводит на определенные мысли. Да что определенные, вполне конкретные! Будь другая ситуация, я бы тебя попробовал разозлить и под этим соусом разговорить, но сейчас, увы, для этого не время и не место.

Но если останусь жив, то непременно разберусь в том, что да как. И ребят к этому подтяну, тех, которых ты так не любишь. Дело тут не в мести за Захара, тем более что я его почти и не знал.Так, пообщались пару раз, да и только. Дело в принципе.

— Хотя вот что, — старейшина сдвинул седые клочковатые брови, — получишь ты книгу Кузьмы, но не просто так. Дашь мне кое-что взамен.

— Началось, — вздохнул Валера. — И этот туда же!

— Погоди, давай послушаем, что попросит, — цыкнула на него Марфа. — Ну-ну, говори.

— Перстенек мне подари, — палец старого ведьмака указал на подарок Карпыча, к которому я привык настолько, что уже его не замечал, — вот этот. Люблю старые вещицы. Умели раньше делать, не то что нынче.

Марфа заинтересованно глянула на меня, ожидая ответа.

— Нет, — холодно сказал я, давая понять тоном, что этот вопрос далее обсуждать не имеет смысла.

А еще мне вспомнилось, что Евдоким изменил свое решение о том, чтобы пустить меня и Валерку в свою квартиру, аккурат после того, как я волосы пригладил, причем как раз той рукой, на которой находится перстень. Вот тогда он, похоже, его и приметил. Выходит, он в курсе, что это за вещица. Не исключено, что без конкретики, без имен в целом, но в курсе. И еще сдается мне, перстень этот он сразу решил заполучить, для того и устроил перед нами целый спектакль.

— Вон как? — мигом вызверился старейшина, свернул из пальцев кукиш и показал мне. — Шиш тебе, а не книга Кузьмы! И вообще — проваливай из моего дома.

— А и пошли, — согласилась Марфа, вставая со стула. — Раз хозяин гонит за порог, надо соответствовать, как велит Покон. Что до книги… Не судьба — значит не судьба. Значит, вернем ее Кузьме Петровичу. Вещь, как известно, хозяина любит. Вот сама ему и сообщу, где она и у кого. Я, понятное дело, не Ходящая близ Смерти, но способы коммуникации с тенями кое-какие имею, так что до Савостина достучусь.

— Да и других его коллег можно известить о том, что эдакая штука находится в руках того, кто к их цеху никаким краем, — предположил Валера. — Уверен, им такая новость понравится.

— Плюс не забудьте про отдел, — вставил свои пять копеек я. — Контроль за предметами подобного толка находится как раз в их юрисдикции. Мало того — уверен, что они тоже эту книгу ищут, причем давно. Не особо усердно, но тем не менее.

— Так что, Евдокимушка, бежать тебе надо из города, — подытожила ведьма. — Быстро-быстро, далеко-далеко. И надолго.

Старейшина смотрел на нее так, что у меня, словно предчувствуя близкую драку, инстинктивно напряглись мускулы. И еще я очень пожалел о том, что велел Жанне и Толику у подъезда меня ждать. Старый Евдоким, конечно, старый, но сила в нем есть, это уж наверняка.

Да и Валера, стоящий рядом, насторожился, как видно, его посетили те же мысли.

— Приплюсуй сюда дурную славу клятвопреступника, о которой мы говорили раньше, и вообще прелесть что такое получится, — сладко пропела Марфа. — Пойдёмте, мальчики, пойдемте. Мне что-то кофею захотелось, а тут неподалеку как раз одно миленькое заведение имеется, в которое мы с вами и нагрянем.

— Чтоб вам всем пусто было! — прохрипел старейшина. — Ох, если бы не годы…

— Твоя беда, Евдоким, в том, что ты жаден очень. И до добра чужого, и до власти, — без малейшей издевки, даже как-то сочувственно, сообщила ему глава ковена. — Да еще уперт без меры. Ты же все давно уже понял, верно? Как только я про книгу сказала, понял. Но нет, надо тебе всех переиначить, все и всех под себя подмять. Даже тогда, когда смысла уже трепыхаться нет, ты все равно зубами цепляешься за свое «я хочу». Возрастное это у тебя, что ли? Раньше вроде умел назад сдавать, когда понимал, что не выйдет по-твоему. А в результате что? Добра за годы не нажил, обитаешь вон в клоповнике, уважения окружающих тоже ноль. Да свои же братья-ведьмаки тебя терпеть не могут.

— Не суди о том, о чем понятия не имеешь, — вскочил на ноги Евдоким, сжав кулаки. — И Круг не поминай! То наше дело, не твое!

— Ваше, ваше, — положила мне руку на плечо Марфа, как видно подумав, что я сейчас в их беседу могу влезть. Причем зря, у меня даже мысли такой не возникло. — Не претендую. Книгу давай. Прямо сейчас давай, не потом.

— Не могу, — пробурчал старейшина. — Правда не могу. Нет ее тут. Я не совсем еще сбрендил, чтобы такое в доме держать. Меня домовые местные за нее со свету бы сжили, они колдовские книги под своей крышей терпеть не станут.

Не врет, все так и есть. Сам тому свидетель.

— Тогда поехали туда, где она есть, — непререкаемым тоном велела ему Марфа. — И сразу — никаких «до завтра» слышать не хочу. Сейчас! Машина у подъезда.

— Даже две, — добавил Валера. — Выбирайте любую, какая больше понравится.

— Только переоденься, что ли, — без особой тактичности посоветовала Евдокиму ведьма. — Есть чего поприличнее теперешнего наряда в твоем гардеробе?

— Да тут ехать всего ничего, — проворчал старейшина, который, похоже, все же усмирил свое недовольство тем, что и на этот раз вышло по-моему. — Или вообще пешком дойти можно.

Захоронку свою Евдоким устроил в небольшом сквере, которыми так богат этот район города, в основании небольшой беседки, похоже, еще в середине прошлого века тут возведенной.

— Ты нормальный вообще? — изумилась Марфа, когда он достал из неширокой ниши книгу, завернутую в замызганную тряпку. — А если бы кто посторонний ее нашел? Нынешний мэр коммунальщиков в хвост и гриву гоняет, они только и делают, что недавно уже покрашенное красят и асфальт кладут-снимают.

— Красить — не ремонтировать, это разные виды работ. — Евдоким поставил на место кирпичи, которые скрыли от нас его тайник. — Полвека тайником пользуюсь, ни разу не подвел. Теперь вот придется новый искать. Тьфу, горите вы ясным пламенем! На, держи.

Он сунул мне в руки колдовскую книгу, после плюнул под ноги и, не прощаясь, побрел в темноту сквера.

— Расстроился. Даже «Долг закрыт» не сказал, хоть по правилам и нужно, — посмотрев ему вслед, констатировала Марфа, после провела рукой по тряпице, закрывавшей книгу, и поморщилась. — Но не соврал. Не скажу, что это книга Кузьмы, но что собственность колдуна — точно.

— Какой неприятный дед, — произнес Валера. — И, сдается мне, очень мстительный. Саш, зуб даю, он тебе точно «ответку» попробует вкрутить.

— В обязательном порядке, — подтвердила Марфа. — Даже не сомневайся, Хранитель, так и будет. Причем не просто в виде какой-то пакости, которая испортит Саше жизнь, он будет пытаться его убить до той поры, пока не достигнет цели или сам не умрет. Тут ведь дело не только в личной обиде, но еще и вон в том перстне. Поправь меня, Смолин, если я неправа — это же ведьмачье наследие? Его носил кто-то из тех, первых?

— Да, — кивнул я.

— Не стану спрашивать, где ты его добыл, но поздравляю, это очень полезное приобретение. Особенно с учетом того, что до наших дней почти ничего ни от князя Олега, ни от его ближней дружины не дошло.

— А почему? — спросила Васька, увязавшаяся за нами.

— Потому что их хоронили по тогдашней традиции, в курганах, — пояснила Марфа. — С броней, оружием, перстнями, верным конем и изредка с красивой девушкой. Ну, чтобы там, за кромкой, было кому прислуживать витязю и его развлекать. Так что все наследство нынешних ведьмаков теперь в Нави, оно переместилось в те края тогда, когда на русских землях сменилась вера, и добраться до него возможности никакой нет. Вот и выходит, что перстенек этот есть ведьмачий раритет, которым Евдокиму смерть как охота обладать. Ясно, что молодым на него чихать, но старики, которые чтут традиции, это приобретение ох как оценят. Да и после смерти он ему хорошую службу может сослужить.

— Какую? — заинтересовался я.

— Такую, — усмехнулась ведьма. — Много будешь знать — плохо будешь спать.

— По таким делам скоро вообще спать перестану, — вздохнул я. — Кошмары замучают. И все-таки — откуда вы узнали, что книга Кузьмы у него?

— Наверняка не знала. Предполагала. Незадолго до смерти Савостин с ним какие-то мутные дела крутил, Евдоким даже в гостях у него бывал. Мне про это одна из моих подручных рассказала, она в том же доме живет. А в ночь, когда Кузьма помер, она твоего соплеменничка видела выходящим из его подъезда, причем в руках тот нес спортивную сумку, а за собой соль, смешанную с золой, сыпал. Надежное средство, чтобы душу проклятую с панталыку да следа сбить. Даже такую матерую, о которой мы речь ведем. Продолжать?

— Да нет, — ответил я. — И так все ясно. Евдоким сам себя назначил его наследником, получается.

— Получается. — Марфа зябко повела плечами. — Домой поеду. В следующий раз кофе попьем, пожалуй. Валера, не забудь — за тобой три клада.

— Я никогда ничего не забываю, — заверил ведьму Швецов. — Только предупреждай о выезде на место заранее, а не как всегда. Терпеть не могу эти твои «хватай мешки, вокзал отходит».

— Хорошо, — кивнула она. — Пожелание справедливое, постараюсь тебе угодить. Ну а ты, ведьмак, мои слова не забывай — стерегись своего собрата, он тебе сегодняшнее не простит. И за соседкой поглядывай в оба глаза. Кстати, этим двоим и спеться ничего не стоит. Враг моего врага — мой друг, как известно. А им ты враг, и враг лютый. Но не мне, это тоже помни.

— Не забуду, — пообещал я. — И — благодарю от всего сердца.

Наверное, надо было бы сказать еще что-то вроде «если что, всегда помогу», но я не стал этого делать. За такие слова всегда спрос велик, а мне в должниках у Марфы ходить неохота. Тем более что за помощь свою она оплату в полной мере от Валеры получит, так что, если я кому и должен, так это ему.

«Майбах» Марфы скрылся в ночной темноте, напоследок мигнув нам красными огнями, и мы остались с Валерой вдвоем. Ну, если не считать Жанну с Толиком.

— Из всех московских ведьма Марфа самая адекватная, — произнес Валера, подумал и добавил: — И самая расчетливая. Из любой мелочи выгоду для себя выкроит. Ты, Сашка, не обольщайся, она все равно тебе счет раньше или позже предъявит. Небольшой, но непременно.

— Не сомневаюсь. Но это будет потом, а не сейчас. Тем более что до «потом» еще дожить надо.

— Лично я после всех этих заморочек с зельями и книгами другой вариант даже рассматривать не стал бы, — заявил Валера, садясь в машину. — Зря, что ли, горбатились? Так что пришибем мы твоего Кузьму послезавтра… Вернее, уже завтра. Во сколько и где встречаемся, кстати?

— Давай тебе в навигатор координаты забью, — предложил я. — Или лучше ссылку на них отправлю. Так быстрее выйдет, чем объяснять. Подъезжай к девяти вечера, я тебя там встречу.

— Договорились. Ну что, домой тебя подвезти?

— Нет, — подумав, ответил я. — Подбрось меня до кладбища. Только не того, что в прошлый раз, до другого.

— Опять? — удивился Швецов. — Я лично в таких местах и днем-то не особо стремлюсь бывать, а ты как на работу ездишь. Еще и по ночам!

— Так это и есть моя работа в определенном смысле. Плюс мне там хорошо думается.

— Капец! — картинно закатил глаза Валера. — Так и представляю себе тебя в позе роденовского мыслителя, сидящего на могиле. Жуть какая!

Жуть, жуть… Никакая не жуть. Тут все так же, как и там, за забором. Есть сильные, есть слабые, есть те, кто хочет добиться свободы, те, кто готов на поступок, и те, кто махнул рукой на происходящее с ним. Еще здесь все по-честному, так, как оно есть на самом деле. Потому что лгать друг другу тут резона нет — выгода-то отсутствует. Любая, какую ни возьми. А без выгоды во вранье какой смысл? Исключение составляют только «бегунки», отлавливающие одиноких посетителей с целью на время завладеть их телом, но это немного другое.

— Скоро ты у меня тут поселишься, похоже, — сообщил мне Хозяин кладбища, когда я, пройдя сквозь почтительно расступающихся призраков, добрался до него. — Через день стал наведываться.

— Неохота дома сидеть. И еще посоветоваться хотел.

— Ну конечно же! — Умрун задрал капюшон вверх и разразился смехом, от которого даже мне вдруг стало не очень по себе. — Кто бы сомневался? Ладно, что там у тебя, рассказывай.

— Хотелось бы приватно, — мотнул я подбородком в сторону призраков, толпящихся рядом с нами. — Ясно, что они никому ничего, но все же…

— Брысь! — рявкнул Хозяин кладбища и топнул ногой, причем это прозвучало настолько грозно, что и мне захотелось на мгновение свалить отсюда куда подальше. Хоть бы даже на ту могилку, около которой так хорошо спится.

Большая часть моей истории собеседнику была уже известна, так что оставалась самая малость — поведать ему о том, что я задумал провернуть завтра вечером.

— Жидковат план, — прогудел Костяной Царь. — Авантюра. Слишком много «если».

— Другого нет. И времени на его придумывание тоже нет. Ты лучше скажи — эта штука с зельем и книгой — она сработает? Точно дернется Кузьма ее спасать, не соврали мне? Потому что если нет, то и все остальное ни к чему.

— Дернется, — помолчав, заверил меня умрун. — Мне эта публика хорошо известна, хоронили у меня таких. Ну, не прямо таких, как ты рассказываешь, послабее. Если они о чем и печалились, так именно о своих книгах. Потом эта печаль в злобу обращалась, и приходилось мне их вон туда отправлять.

Он показал на склеп, тот, в котором находился проход в вековечную тьму.

— А что поделаешь? Мне проблемы с властями ни к чему, — продолжил умрун. — Помню, один такой вдовушку взял, да и придушил, когда та на могилку мужа пришла. Что-то он предыдущей ночью с супругом ее не поделил, понимаешь. Так мне после пришлось ответ перед сыскными дьяками держать. Обычные городовые что, они днем пошныряли да ушли, а эти следом за ними ночью заявились. И ведь не сделаешь ничего, они в своем праве. Выговаривали мне, а я знай молчал. Потому как сказать-то нечего.

— Унизительно, — кивнул я. — Знакомая ситуация.

— Именно, — подтвердил умрун. — А вообще, может, что у тебя и получится, ведьмак. Если ты и друзья твои все сделают правильно и вовремя, то, глядишь, и увидимся мы с тобой вскоре опять.

Он поднялся на ноги, бритвенно заточенным черным ногтем отрезал от своего балахона кусок ткани, сыпанул в него пригоршню земли, зачерпнутой из-под могильной плиты, той, что служила ему троном, и ловко его завязал, так, что получился эдакий небольшой мешочек.

— Лови, — кинул он его мне. — Положи рядом с сердцем. Если что — один раз он тебя выручит, примет на себя удар колдуна. Но только раз, не больше.

— Волшба? — уточнил я. — Особая кладбищенская?

— Нет, — капюшон мотнулся влево-вправо, — просто это кладбище для тебя стало своим. И ты для него тоже, оно тебе как дом. А дом всегда тебя защитит, даже если ты от него далеко находишься. В мыслях, во снах или вот так, как сейчас. Но ты все одно на себя больше надейся, а не на других. Лично не сделаешь — никто не сделает, потому что по-настоящему только тебе самому это нужно. Остальные только помощники, их бытие, если что, не кончится, они дальше жить станут. А ты — нет.

— Мне очень нравится жить, — заверил я его. — В чем в чем, а в этом не сомневайся.

Глава 20

— Волнуешься? — спросил у меня Вагнер, то и дело поглядывающий на часы.

— Есть немного, — признался я. — Но это нормально.

Самое забавное, что я за то, как все пройдет сегодня с Бэллой, переживал сильнее, чем за то, что случится сегодня вечером непосредственно со мной. Почему? Да сам не знаю. По идее, мне относительно собственного будущего надо сейчас на жестком нервяке находиться, а не дергаться из-за девчонки, с которой всего лишь несколько раз разговаривал. Однако же почему-то все выходит ровно наоборот. И дело, как мне думается, не в том, сколько сил и нервов я положил на то, чтобы вытащить ее с того света, а в чем-то другом. Правда, точно не знаю, в чем именно. Может, в том, что хоть кто-то, умри я нынче, добрым словом меня вспомнит? Скажет, что я был не самый плохой человек? А то и цветочки на могилку принесет. Ну, если таковая у меня вообще будет, разумеется.

— Время. — Петр Францевич протянул мне салфетку. — Помнишь, что делать?

— Помню. Челюсть держать.

— Вот и держи! Та-а-ак-с, начали.

По сути, момент истины. Если Бэлла и после третьей дозы зелья не проснется, то мы уходим в зону непоняток. Ворожеям-то претензию не выкатишь, они обещанное выполнили. Жива девка? Жива. Дышит? Дышит. А что спит без просыпу, так это не их печаль, может, она и до того ухом придавить мастерица была. Какие тут дальше разговоры могут быть?

Кстати, как вариант — а они изначально в зелье сонный компонент добавить могли. С той целью, чтобы сначала мне все вышеизложенное выдать, а после добавить: «Хочешь разбудить — ускорься с поливом зеленых насаждений в Нави».

А что? Запросто. Тетки — ворожеи сильно хитрые, может, даже половчее Марфы Петровны.

Зелье переместилось внутрь Бэллы, секундой позже она издала горловой звук, по телу прошла судорога.

— В прошлый раз такого не было, — тревожно произнес Вагнер, придерживая пациентку за плечи. — Саша?

Что «Саша»? А то я сам не помню.

В этот момент произошло сразу несколько событий — Бэлла резко выдохнула воздух и открыла глаза, а серая тварь на ее шее, что и без того была еле различима, исчезла вовсе, так, будто ее не существовало.

Не надули, выходит, ворожеи, зря на них грешил. Но и мне, получается, надо теперь их доверие оправдать. Пусть не сразу, не бегом, но непременно. Может, мои слова по нашим веселым временам прозвучат и наивно, но за добро надо платить добром. Даже если это изначально предусмотрено договором.

— Не болит, — удивленно сообщила нам девушка. — Совсем не болит. Нигде.

— Так и должно быть, — заверил ее я. — Вон Петр Францевич не даст соврать. А что ты хотела? Инновационные способы лечения, местами вовсе экспериментальные. Да, доктор?

— Совершенно верно, — подтвердил Вагнер, взяв руку своей пациентки и считая ее пульс. — Фантастические методы, скажу я вам. За гранью разумного понимания.

— Я снова ноги чувствую, — удивленно распахнула глаза Бэлла. — Нет, правда. И встать на них, наверное, смогу! Сама!

— Куда-куда? — тут же осек ее Вагнер. — Вставать она собралась! Сначала анализы, на МРТ съездим…

— Да пусть встанет, — возразил я ему. — А что такого? Психологически оно на пользу пойдет.

— Саша! — возмутился Петр Францевич. — Все понимаю, но главврач тут пока я!

Пока мы спорили, девушка поерзала на койке, после привстала и спустила тоненькие, как спички, ноги на пол.

— Молодец, — подбодрил ее я, а после подставил плечо. — Цепляйся за меня и вставай! Давай-давай!

— Стою! — В голосе Бэллы было столько счастья, что я даже чуть растрогался. — Сама! Без костылей!

— Это что! — Я положил руку на ее талию. — Да ты к концу лета куда-нибудь на моря уже махнешь, загорать и купаться.

— Какие моря, о чем ты? — пробормотала сестра Ряжской, осторожно делая шаг за шагом.

— Синие и теплые, — пояснил я. — А что такого? Еще недельку, наверное, тебя на диетах подержат, будешь всякую траву да бульоны есть, а после начинай нормально питаться. Как окрепнешь — дуй в тренажерку, она тут есть, я знаю, мышцы в порядок приведешь более-менее, а то вон они у тебя как кисель. Пробежки утром и вечером, это тоже полезно. И все, в августе — к веселой волне.

— Если только вместе, — ответила мне Бэлла. — Просто, боюсь, мне одной страшно будет пока куда-то ехать. А с тобой — нет.

— Только оклемалась и уже клинья бьет! — возмутилась Жанна. — А если Сашка чей-то? Если у него женщина любимая есть?

— На себя намекаешь? — поддел ее Толик.

— Тьфу, дурак! — Жанна сложила руки на груди и демонстративно уставилась в окно.

— Ничего такого обещать пока не могу, — мягко ответил я Бэлле. — До августа много воды утечет.

— Меня устраивает формулировка «пока», — девушка потихоньку-помаленьку добралась до двери палаты и распахнула ее, — это лучше, чем «извини, но нет». Так остается надежда. А где Оля?

— Походила немного — и хватит, — велел девушке Вагнер, а после рявкнул на медсестер: — Чего стоим? Куда смотрим? Кресло пациентке прикатите!

— Нет, — тихо, но очень твердо возразила ему Бэлла. — Никакого кресла! Не сяду в него больше! Лучше… Лучше никак, чем в нем!

— Я же говорил вам, что эта девочка боец, — глянул я на главу клиники. — Помните? Так что излишне ее опекать не стоит, это только во вред, а не на пользу. Думаю, дай ей волю, она уже на следующей неделе отсюда лыжи навострит.

— Так и есть, — улыбнулась Бэлла. — Правда, боюсь, никто меня не отпустит.

— Правильно боишься, — подтвердил Вагнер. — Все, походила немного, и хватит, марш в койку! Маша, возьми у нее кровь, а после на МРТ.

— Телефон дайте, — попросила девушка. — Мне надо Оле позвонить. Она же волнуется.

Мы переглянулись с Вагнером, он еле заметно качнул головой, давая мне понять, что правду Бэлле пока знать не стоит. Вот только у меня на этот счет было свое мнение. Нет, в другой ситуации я бы, возможно, не стал подвергать только-только оклемавшуюся девушку подобному стрессу, но завтра для меня может и не наступить, потому хочется завершить все дела сегодня. Или хотя бы попробовать это сделать.

— Ольга тут, в клинике, — сообщил я Бэлле.

— Кофе пьет? — предположила та. — Или устала и спит?

— Нет. Ольга… Немного расклеилась эмоционально, назовем это так. Слишком много проблем на нее навалилось одним махом, понимаешь? А она не железная. Знаешь, что случается с техникой, когда та перегревается? Срабатывает предохранитель, все выключается. Вот и голова Ольги поступила так же. Щелк — и твоя сестра уже не с нами, а в каком-то другом измерении, таком, где нет хлопот и переживаний.

— Она сошла с ума? — утвердительно спросила Бэлла. — Я верно все поняла?

— Сумасшествием ее состояние назвать нельзя, — подключился к беседе Вагнер, недобро глянув на меня, — скорее, это помрачение рассудка.

— Но вы же ее лечите?

— Мозг человека по сей день во многом остается для медицины черной дырой… — начал вещать врач, но Бэлла его уже не слушала.

Она покрепче уцепилась за меня и приказала:

— Веди.

— Не дойдешь, — качнул головой я. — Потому не дури, садись в кресло, и поедем. Или ложись в койку и жди, пока окрепнешь настолько, чтобы самой доковылять.

Когда мы вошли в палату с мягкими стенами, Ольга Ряжская сидела на кровати и смотрела в одну точку. И снова, как в прошлый раз, я ощутил укол совести, понимая, что в произошедшем есть и моя вина. Небольшая, но есть.

— Оля, — Бэлла встала с коляски, вцепившись в мою руку, — Оля, сегодня такой хороший день, а тебя со мной нет. Так неправильно. Слышишь? Так быть не должно.

Я подвел ее к кровати, она уселась рядом с сестрой и обняла ее за плечи.

— Оль, пожалуйста! Ты мне очень нужна сейчас. Мне много тебе надо сказать, мне прощения у тебя попросить нужно. Оля!!!

Бэлла неожиданно сильно тряхнула сестру, так, что у той голова мотнулась, словно у куклы.

— Оля! — уже в голос крикнула девушка, продолжая тормошить сестру. — Да когда это все кончится? То одно, то другое, то я, то ты! Нас что, проклял кто-то?

Да нет. Если ли бы прокляли, то никакое зелье тебе не помогло. Уж поверь.

— Не тормоши меня, — произнесла вдруг Ряжская и провела ладонью по лицу. — Сейчас ведь голова оторвется.

— Олька! — всхлипнула Бэлла и уткнулась сестре в плечо. — Напугала, дура. Мне ведь сказали, что ты с ума сошла, а на самом деле вот — нормальная. Как всегда, чем-то недовольна.

— С вами сойдешь. Иногда это даже кажется отличным вариантом, так хоть выспаться получится.

Ряжская обняла Бэллу и прижала к себе. Не сомневаюсь, она уже поняла, что с ней происходило в последние дни, но решила разговоры на эту тему перенести на потом. Или вовсе закрыть, как несущественную.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — сказал я. — Дамы, сердечно рад за вас обеих и на этом откланиваюсь. Вам есть о чем поговорить, а у меня дела, знаете ли, еще есть. Важные, неотложные. Петр Францевич, не составите мне компанию? Нужно обсудить небольшой приватный вопрос.

— Да мне нужно бы… — Врач глянул на сестер и махнул рукой. — Хотя, возможно, уже и не нужно.

— Саша, постой! — окликнула меня Ряжская. — Спасибо тебе!

— Ну я же обещал сделать все, что смогу. Вот, сделал. Смог.

— Смог, — кивнула Ольга Михайловна, из глаз которой окончательно пропала серая муть. Она снова стала той железной леди, которую я знал и помнил. Разве что выглядела в больничном халате она совсем не так эстетно, как раньше, но, безусловно, это упущение уже завтра будет исправлено. А то и сегодня. — Смог. Вот только долг у меня перед тобой теперь такой, что не знаю, как рассчитываться стану.

— Забей, — посоветовал я. — Тем более что мне ничего особо и… Хотя нет. Кое-что есть.

— И что же?

— Самое время для эдаких бесед! — не выдержал Вагнер. — Одна только-только проснулась после чуть ли не месяца, проведенного в забытье, вторая пять минут назад не в себе была. И нате вам — разговор о взаиморасчетах.

— Так что? — не обращая внимания на недовольство врача, переспросила Ряжская.

— Скажи, а ты можешь купить путевку на предъявителя с открытой датой? Ну, чтобы человек пришел в турагентство тогда, когда захочет, бумажку показал, и ему оформили тур на то число, которое он назовет? Просто я не знаю, когда это случится, может, через месяц, может, через год. Знаю, что со скачками курсов валют это сложно, но мало ли?

— Опять куда-то намылился? — улыбнулась Ряжская. — Надоела Москва за месяц? Или мы достали до печени со своими болячками?

— Это не для него, — возразила ей сестра. — Мы с Сашей уже договорились в августе на море слетать. Неважно на какое.

— Ага, щас! — Жанна показала ей фигу. — Одна полетишь.

— Это не мне, — подтвердил я слова Бэллы. — Приятелю одному должок вернуть надо. Так можешь?

— Наверное, — произнесла Ольга, гладя сестру по голове. — Придумаем что-нибудь. Чего-чего, а связей в турбизнесе у меня хватает.

Оставив сестер, мы с Вагнером вышли в коридор.

— Ну, по коньячку? — предложил он. — Помнишь, мы собирались отметить выздоровление Бэллы неделю назад, когда первую порцию твоего снадобья ей дали?

— Увы, но и сегодня ничего не получится, — виновато сказал я. — У меня на вечер одно очень важное мероприятие назначено, надо быть с трезвой головой. Так что как-нибудь потом, ладно? И коньяк с меня!

— Ладно, — согласился Вагнер. — Как скажешь. А что у тебя за вопрос ко мне?

— Петр Францевич, а вы можете сделать снотворное?

— Снотворное? — немного удивленно переспросил врач. — Могу. А не проще купить препарат в аптеке? Для большинства из них даже рецепт не нужен.

— Не проще. Мне нужно такое, укол которого вырубит меня моментально, но ненадолго, где-то на полчасика. Такое же возможно?

— Для современной фармакологии в сфере традиционной медицины почти нет невозможного. Но все же не могу не спросить — надеюсь, ты ничего эдакого не задумал?

— Говорю же, это для меня, а не для кого-то. Просто ситуации случаются разные, иногда вот в нужный момент требуется уснуть.

— Уснуть и видеть сны, — задумчиво почти пропел Вагнер. — Ладно. Только немного придется подождать.

— И еще вот что, — добавил я. — Бывают такие шприцы, которые спасатели используют, еще в армейские аптечки их кладут. Ну, чтобы из него струйку не пускать вверх, а сразу…

— Шприц-тюбик, — оборвал мой поток сознания Вагнер. — Хорошо. Но вообще ты сейчас меня немного обеспокоил. Может, проблемы какие? Помощь нужна?

— Проблемы есть. А помощь… Сделайте снотворное и очень меня выручите. От него многое зависит.

— Хорошо, — потрепал меня по плечу Вагнер, — будет тебе снотворное. А ты пока пойди поешь. Не знаю уж, что там тебя вечером ждет, но раз в сутки суп должен быть в желудке. Сказано не мной, но очень верно. Гастрит не дремлет, Саша. И вспоминай про это всякий раз, как соберешься уминать бутерброды или фаст-фуд.

А вот Вику, с которой я через два часа встретился в небольшой кафешке, находящейся рядом с метро «Сухаревская», данная проблематика, похоже, совершенно не волновала. Никакой суп она заказывать не стала, зато с огромным удовольствием уговорила два круассана с ветчиной и сыром.

— Толком ни вчера, ни сегодня не ела, — словно извиняясь, пояснила она, вытерев рот салфеткой. — Сначала зелье для тебя варила, потом с амулетом одним возилась, мне его ребята приволокли с двойного убийства. Коварная штука оказалась, сделанная со знанием дела и хорошей фантазией. Хочется верить, что в город попала случайно, не хватало еще, чтобы в Москве появился новый мастер-артефактор, причем направленный не на созидание, а на разрушение. И без того мы зашиваемся. А, да. Вот, держи свое зелье.

Вика достала из сумочки небольшой флакон зеленого стекла и поставила на столик, а рядом с ним положила конверт.

— Это тебе Колька передал, — пояснила она. — Сказал, что ты звонил, просил.

— Все так, вчера звонил, — подтвердил я, беря конверт и доставая из него фотографию, на которой был изображен малосимпатичный немолодой мужчина с седой бородкой. — Просил. Спасибо.

— Использовать просто, — Вика щелкнула ноготком по стеклу флакона. — Если желаешь поменять внешний вид предмета — полей его поверхность и громко произнеси, как что он должен выглядеть, но предельно точно, без всяких «ну как это». «Стул», например. Или «красное яблоко». Ну а если тебе самому надо в чьих-то глазах выглядеть по-другому, то наносишь зелье на лоб и щеки, по мазку на каждый участок и представляешь себе лицо того человека, которым хочешь стать. Или вон на фотографию посмотри. Говорить ничего не нужно, ни вслух, ни про себя, зелье само сработает.

— Срок действия?

— Пока не высохнет и не выдохнется, — объяснила Вика. — Полчаса. Может, минут на десять побольше.

— За глаза хватит, — констатировал я. — Спасибо огромное, очень выручила.

— Оно точно действует, не переживай. К Валентине вчера один деятель приходил в консультационных целях по ее профилю, так я попросила его глянуть на мусорное ведро, которое после зелья выглядело как горшок с фикусом. Как товарищ ни старался, только фикус видел. А у него силенок хоть отбавляй.

— Отлично. Вот сегодня вечером и испытаю.

— Как сегодня вечером? — изумилась Вика. — Так скоро?

— Ну да. А чего ждать?

— Нет-нет-нет, так нельзя.

— Почему?

— Не знаю… — Моя собеседница явно вышла из зоны комфорта. — Нельзя. Надо как-то подготовиться.

— Уже подготовился, зелье — последний компонент.

— Я еду с тобой, — решительно заявила девушка. — И не спорь.

— Не едешь, — возразил я. — Нечего тебе там делать. Ты только помешаешь.

— А если опять, как в прошлый раз, тебя ранят? Или чего хуже?

— Не тот случай. Возможны только два варианта — или я, или меня, ранение исключено. Ты же знаешь этих старых колдунов, они к полумерам не склонны.

— Успокоил! Хорошо, согласна, боец из меня аховый. Но если не поеду я, то возьми кого-то из мальчишек. Колька на задании, но Паша должен скоро вернуться. Он тебя прикроет, если что.

— Вика, давай честно — ты всегда поступаешь так, как сама того хочешь, верно? Ничьих доводов не слушаешь, помогать себе запрещаешь, даже если это предлагают от чистого сердца. Позволь и мне жить так же.

— Это неправда! — Щеки Виктории запунцовели. — Я же… Просто если ты, то как? Еще раз? Нет. Не смогу. Нельзя так!

— Все нормально будет. — Я поднялся на ноги, ощущая себя если не героем сериала, то какой-то очень незамысловатой книги. В разрезе банальности произносимых фраз, имеется в виду. — Все продумано от и до, так что волноваться не о чем. А как все закончится, я тебе напишу. Обещаю!

Выходя из кафе, я обернулся и увидел, что Вика сидит, закрыв лицо ладонями. Мало того — у нее дергались плечи так, будто она плакала. Но, скорее всего, это мне показалось, поскольку быть такого не может. Королевы не плачут. Тем более снежные.

К вечеру погода испортилась, на небо наползли облачка, за которыми ближе к утру наверняка пожалует туча с дождем. Так себе погодка выдалась этим вечером, прямо скажем. Под стать ситуации.

— Свежеет, — заметил Валера, поежившись. — Надо было куртку захватить.

— Ничего, не замерзнешь, — успокоил я его. — Если все пройдет нормально, через часок мы с тобой будем водку пить за удачное завершение дела. А если нет, то ты опять-таки выпивать станешь, правда, уже один. За упокой моей души.

— Чего несешь, дурак? — Швецов три раза плюнул через левое плечо. — Накаркаешь.

— Только не говори, что ты веришь в приметы, — рассмеялся я. — Чушь же, тебе ли не знать? Ладно, чего, собственно, тянуть? Все готово, дело к ночи. На, держи шприц. Понял, когда в ход его пускать?

— Сань, память у меня хорошая. И даже при своем не сильно великом уме я осознал, что после слова «Валера», я должен сделать тебе укол.

— Именно, — кивнул я и обратился к той, что стояла, прислонившись к стволу березы. — Ты готова?

— Конечно. Не сомневайся ведьмак, что обещала — сделаю. И желаю тебе удачи. Без тебя не так интересно тут, в Яви, станет обитать.

— Приятно такое слышать. — Я обвел глазами небольшую полянку, на которой находился. — Ну, тогда все по местам. Жанна, Толик, вас это тоже касается.

Удивительно, но в московской городской черте, казалось бы, застроенной по самое не хочу, все еще уцелели небольшие парки из числа тех, что не входят в списки знаковых, вроде «Кузьминок» или «Битцы». Да что там, они зачастую даже имени собственного не имеют, кроме прозвища, данного местным населением. Деревья, дорожки, скамейки, несколько урн, эдакий мини-кусочек природы среди шумящего мегаполиса.

Вот и рядом с тем домом, в котором последние годы жизни обитал Кузьма Петрович, имелся как раз такой небольшой парк, в народе нежно называемый «Курилкин лес». Если верить городской легенде, лет тридцать назад, в смутные девяностые, там промышлял некий насильник по фамилии Курилкин, который успел то ли пять, то ли шесть женщин обесчестить до того, как местные мужички-работяги его выследили, крепко избили, а после в вечно затянутом ряской пруду утопили. Пруд, понятное дело, тоже «Курилкиным» с тех пор называется.

А еще тут, как это обычно и бывает с такими миниатюрными прогулочными зонами, есть уголок, в который никто не забредает, аргументируя это тем, что там «делать нечего» и «все засрано». Именно там я со своей небольшой разношерстной компанией и обосновался. А что — и деревья есть, за которыми мои помощники могут спрятаться до поры до времени, и место для маневра в виде полянки, и даже вон полуразрушенная котельная, где… Хотя нет, от нее проку никакого нет.

Что примечательно, никакого нервяка в тот момент, когда я положил на почерневший от времени пенек черную книгу в потертом кожаном переплете, у меня не наблюдалось. А смысл трястись, если все решено? Теперь драться надо, а не рассуждать на тему «Что, если все же». Ну, и надеяться на то, что каждый из моих спутников вовремя выполнит свой маневр.

Не жалея зелья, я нанес на лоб и щеки резко пахнущую зеленоватую жидкость, а после глянул на фото, что мне Вика передала.

— Сработало? — повернулся я к старому дубу, за которым спрятался Валера. — Глянь. Я теперь не я?

— Сработало, — подтвердил тот. — Слушай, впечатляет! Прямо здорово. Потом мне маленько этой штуки дашь? Вдруг пригодится когда и зачем.

— Дам. Все, работаем дальше.

Следующий пункт плана одновременно являлся одним из самых важных и одним из самых слабых. Обойтись без него было никак невозможно, а вероятность прокола крайне велика. Я понятия не имел, как именно звучит голос Матвея Верховина, матерого колдуна с крайне скверной репутацией и давнего недоброжелателя Кузьмы. По слухам, они повздорили еще лет сто назад из-за какого-то артефакта, да так сильно, что до сих пор друг другу гадости делают. Именно его фотографию мне передал Нифонтов, и именно его внешность я сейчас натянул на себя, словно одежду.

Вспыхнуло зелье, позволяющее мне дотянуться до сознания Кузьмы (и не только его, но я очень надеялся на то, что другие призраки, поняв, что творится нечто неприятное, предпочтут остаться в стороне), я раскрыл книгу, мерзко хихикнул и вырвал из нее первую страницу, на которой красовались какие-то странные знаки, загогулины и вензеля.

— Что, Кузя? — просипел я. — Все по-моему вышло. Сначала ты сдох, а теперь я книгу твою уничтожу, чтобы даже следа от тебя на земле не осталось. Знаю, ты меня слышишь. Хе-хе!

И следом за первой страницей я выдрал вторую, причем приложив к тому немалые усилия, поскольку сделаны листы были совсем не из бумаги и переплет у книги сильно добротный. Скажу честно — старался не думать, что за расходный материал пошел на этот фолиант, хотя предположения, разумеется, имелись. Как и по поводу темно-багровых чернил.

Но зато нет худа без добра. Даже если мне не повезет, то Валера все равно эту дрянь сожжет. Хоть из чего книга может быть сделана, но если ее как следует бензинчиком спрыснуть, то она обязательно сгорит. По крайней мере, я очень на это надеюсь.

Третий лист с хрустом покинул переплет, я скомкал его и даже ногами потоптал. Ну вот не нравится мне смотреть на рисунок, где показано, как именно из женского тела следует сердце вырезать. Так, чтобы бедолага раньше времени не умерла.

— Мотя, ты совсем ум потерял? — Голос, который произнес эти слова, аж звенел от гнева. — Ты всегда наособицу жил, но законы наши чтил! Знания неприкосновенны!

Пришел все-таки Савостин. Пришел! И главное, быстро как. Вон он, стоит шагах в семи от меня, трясется от злобы, пальцы на призрачных руках крючит.

И да, работает зелье. Он не меня видит, а недруга своего давнего. Теперь главное, чтобы все остальное прошло так, как задумано.

— Хе! — осклабился я и дернул из книги еще один лист, правда, неудачно. Оторвал только половину, поняв при этом, что был прав — это не бумага и не пергамент, а кожа. Не исключено, что людская.

— Ах ты, гад! — Чернота, которой внутри Кузьмы было и так хоть отбавляй, заполнила почти всю его призрачную оболочку, а глаза сверкнули недоброй краснотой. — Подлюка!

Скорость колдуна оказалась поразительной. Невероятной. Вроде я и приготовился к тому, что он на меня бросится, но момент нападения все же проглядел и не сделал тех нескольких шагов назад, которые были так нужны для реализации задуманного.

Удар в область сердца, что он нанес, оказался невероятно силен, настолько, что у меня дух перехватило. Если бы не подаренный мне мешочек с могильной землей, который я в нагрудный карман положил, кто знает, чем это кончилось бы, а так он хоть как-то смягчил последствия атаки колдуна. И все же он сшиб меня с ног, я рухнул на землю как подкошенный.

— Сашка! — раздался визг Жанны, которой строго-настрого было запрещено хоть как-то себя обнаруживать до той поры, пока я сам того не разрешу. — Са-а-а-ашка!

Она синей тенью скользнула ко мне из кустов «волчьей ягоды», где пряталась на пару с Толиком.

— Сашка? — мигом поняв все, развернулся ко мне Кузьма, уже успевший схватить с пня свою книгу. — Вон оно как! Хитер!

Наверное, следовало в этот момент сказать что-то эдакое, эпичное, вроде «Похитрее тебя» или «Да уж не дурак», но вместо этого я крикнул:

— Валера! — И, не обращая внимания на боль в груди, бросился на колдуна, сграбастав его так, чтобы он не мог дернуться. — Быстрее!

— Гаденыш! — взвыл Кузьма, дергаясь, но при этом не выпуская книги из рук. — Да я тебя!

Укола я не почувствовал, поскольку меня охватил невероятный холод, источаемый призрачной сутью моего противника, но то, что Швецов выполнил свое обещание, понял по слабости в ногах и тому, как стремительно стало гаснуть мое сознание.

— Мара, — то ли заорал, то ли прошептал я, — пора!

А после на меня навалилась темнота, не имеющая начала и конца.

Хлоп! Навь вновь встретила меня неласково, ударом о землю. Но на этот раз раздражения я не испытал, напротив, только порадовался. Да и холод, пробиравший до костей, в тот же миг исчез, хотя Кузьма никуда не делся, я прибыл сюда, в гости к Моране, в обнимку с ним.

— Я сделала то, что ты просил, ведьмак, — прозвучал над ухом голос, в этот миг показавшийся почти родным. — Дальше — сам.

Мара. Мое тайное оружие. Ох, как же мне было непросто уговорить ее поучаствовать в операции под кодовым названием «Поле битвы — Навь». И дело было даже не в том, чтобы перенести заснувшего меня на пару с призрачным колдуном сюда, на берег реки Смородины. Она, видите ли, не желала таскаться по улицам и сидеть в кустах в качестве засадного полка. Мол, ей претят открытые пространства, ей на них дискомфортно. Еле-еле уломал. Ну и пообещал кое-что взамен, как без того.

— А? — отпрыгнул от меня Кузьма, почуяв, что его больше никто не держит, и огляделся вокруг себя, при этом по-прежнему прижимая книгу к животу, заполненному чернотой. — Что это? Где мы?

— Там, где наши с тобой шансы уравнены, — охотно объяснил ему я. — Ну да, на первый взгляд здесь мрачновато, но со временем к этому пейзажу привыкаешь.

— Навь! — уставился на меня колдун. — Это же Навь!

— Она, родимая, — подтвердил я. — И, по-хорошему, именно тут тебе место. Но на той стороне реки, разумеется. Больно ты много дел скверных за свою жизнь натворил, за такое только в туманах срок величиной в вечность и мотать.

— Если желаешь, ведьмак, могу его туда прямо сейчас спровадить, — проплыл над поляной звучный женский голос. — Мне несложно такое проделать. Хотя, признаться, мне немного жаль гостя незваного так просто отсюда отпускать.

Похоже, тут зелье Вики не действует, и я снова стал выглядеть… Как я.

— Кстати! — щелкнул пальцами я. — Кузьма Петрович, позвольте вам представить хозяйку этих мест, прекрасную и справедливую, величественную и непреклонную, достойную всяческого восхищения и всеобщего поклонения богиню Мо-о-о-о-о-о-о-о-орану!

Я еще и грациозный поклон изобразил, указывая на означенную персону, которая традиционно восседала на пне-троне и благосклонно смотрела на меня. Про ММА она, разумеется, слыхом не слыхивала, но обычная для этих мероприятий форма представления бойцов богине несомненно пришлась по душе.

Кстати, это Морана предложила разобраться с Кузьмой здесь, в Нави. Вернее — она рассказала мне о том, что тут, на берегах Смородины, от его колдовской силы следа не останется. Кузьма станет просто тенью, обычной, ничем от других не отличающейся. Да, опасной, да, способной раздавить мое сердце своей ледяной рукой, но без всяких фокусов-покусов. А меня такое вполне устраивает. Просто призрак — всего лишь просто призрак. Мало я их, что ли, перебил за последние годы?

Ну а дальше все было… Нет, не просто, но понятно. Вика сделала зелье, Колька подогнал фотку колдуна, Вагнер предоставил снотворное, Валера мне его вколол, а Мара перетащила сюда.

— Ну что, Петрович, давай закончим то, что начали там, в Яви? — предложил я, наклоняя до хруста шею влево-вправо. — Порадуем темную богиню доброй схваткой.

— Не меня одну, ведьмак, — сообщила мне Морана. — Глянь на свой перстень.

Ух ты. Как ярко камень-то засиял. Прямо маленький прожектор.

Зря отвлекся, колдун, зарычав, прямо как матерый волчара,таки бросил книгу на землю, прыгнул на меня и попытался вцепиться руками в горло. Я в ответ сжал его запястья и снова ощутил холод, но не тот мертвящий, как на поляне в Москве, а привычный, свойственный призракам с чернотой внутри.

— Пора тебе в никуда, — сообщил я старику, который клацал зубами в сантиметрах от моего лица. — Зажился ты на свете!

Эх, мне бы сейчас сюда мой нож, чтобы вспороть им брюхо Кузьмы, как рыбине! Но нет, не взял я его, побоялся, что колдун неровен час учует.

Впрочем, и без него моя брала, я заметил, что призрачная плоть противника начала потихоньку истончаться, таять, словно снег под солнцем. Да и он это почуял, ловко вывернулся из моих рук, отпрыгнул в сторону, подхватил книгу и рванул в сторону, туда, где несла из никуда в никуда свои черные воды Смородина.

— И что дальше? — крикнул ему вслед я. — Вплавь реку форсировать надумал? Сомневаюсь, что получится. А если и да, то на той стороне тебя ох как рады будут видеть местные обитатели. Черная душа из другого мира — это же редкостная вкуснятина. Деликатес.

— Какой забавный человечек, — произнесла Морана, вставая с трона. — Какой занятный. А сколько в нем яри, сколько силы! Благодарю тебя, ведьмак, за такой подарок.

— Всегда к вашим услугам, — обозначил поклон я. — И в знак подтверждения этих слов готов уступить вам свое право на его смерть. Если желаете — он ваш. Забирайте.

— Я не забуду этого. — Морана, проходя мимо, потрепала меня по плечу. — Обещаю.

Легкими, почти невесомыми шагами богиня подошла к Кузьме, метавшемуся по берегу и не понимающему, что же теперь ему делать и куда податься.

— В былые времена, возможно, я бы даже взяла тебя к себе на службу, — сообщила Морана ему, глядя сверху вниз. — Такие, как ты, тоже нужны. Вы несете в мир зло, но что без него будет стоить добро? Как без подобных тебе понять, где грань между одним и другим? А когда чаша бед, сделанных такими, как ты, переполнится, вас можно судить и казнить, чтобы доказать людям собственное величие и справедливость, а через то получить их любовь и преданность.

— Так в чем же дело? — истово произнес Кузьма, застыв на месте и снизу вверх глядя на представительницу старых богов. — Я буду верно служить, клянусь! Могу здесь, могу там, в нашем мире. Наверняка у вас есть свои интересы в нем. Что пожелаете — все будет вашим!

— У меня уже есть тот, кому я доверяю, — Морана показала на меня. — Он строптив, непослушен, иногда берется судить о вещах, сути которых не в состоянии понять в силу своей недалекости, но меня устраивает. Такое поведение мне нравится куда больше, чем твоя трусливая и двуличная покорность. Так было раньше, так есть сейчас.

Ну, не такой уж я и недалекий. Может, не гений, да, но не совсем же дурак? Хотя остальное приятно было слышать.

— Ты его враг, — продолжила богиня. — Мало того — ты сильный враг и можешь взять верх, что мне не по нраву. Хотя и это не главное.

— А что тогда главное? — просипел Кузьма, дергаясь всем своим призрачным телом.

— Богиня голодна, — вместо нее ответил я. — А ты, как уже было сказано, представляешь собой невероятно соблазнительное и вкусное блюдо. Кушать подано. Приятного аппетита, ваше могущество!

Лучше бы я не смотрел на то, что случилось позже. Скажу прямо — то, как Кузьма потихоньку перемещался внутрь Мораны, являлось зрелищем далеко не из приятных. Даже ролик в «рутубе», в котором питон целиком заглатывает олененка, на меня меньшее впечатление в свое время произвел. А ведь после его просмотра Наташку Федотову, помнится, стошнило.

Короче, в какой-то момент я отвернулся, жалея о том, что по своей воле не могу отсюда смыться.

— Ведьмак, а к тебе родня пожаловала, — отвлек меня от мыслей голос богини.

— Какая родня? — удивился я, разворачиваясь к ней.

— Вон, смотри, — Морана указала рукой, в которой был зажат изысканно расшитый красными цветами платочек, на противоположную сторону Смородины, — там.

И верно, на другом берегу реки я увидел десятка два всадников, которых, казалось, даже туман огибал стороной, не смея заключить в свои серые объятья. В кольчугах, со щитами, притороченными к седлам, и мечами в ножнах, плечистые, бородатые, молодые и матерые, они смотрели на меня, словно ожидая, что я сейчас подам им сигнал и они пустят своих коней вплавь по черной реке.

— Учуяли, что ты в беде, — пояснила Морана. — На выручку пришли. Знают, что ни один сюда ко мне не доберется, но все равно готовы голову за собрата сложить. Собрата, которого они никогда не видели. Странные вы, ведьмаки. Никогда мне вас не понять, наверное.

— Может, оно и хорошо? — спросил я у нее, а после приложил руки ко рту и заорал: — Братцы, спасибо, я сам справился! Вражина мертв! Честь рода не посрамил, не сомневайтесь! И мы помним вас! Помним! Вы живы в нас!

Беззвучно, без лязга, дружинники выхватили из ножен мечи, а после вскинули их вверх. Пращуры дали понять потомку, что его слова услышаны и, похоже, даже одобрены. Следом за тем дружинники Олега Вещего развернули коней, и секундой позже туман сомкнулся за их спинами.

— Очень вы все странные, — повторила свои же собственные слова Морана. — Нда. Но выбора все равно нет, какой ты есть, такой и есть.

— Другого не будет, хозяйка, — поддакнула Мара.

— Поговори мне еще! — осекла ее богиня, подобрала с берега колдовскую книгу, бросила ее в Смородину, а после подошла ко мне. — Помни то, что я для тебя сделала, ведьмак. Крепко помни!

А следом за тем ее ладонь крепко впечаталась в мой лоб, так, что в глазах потемнело. Проморгался я все на той же поляне, с которой и началось мое путешествие в Навь.

— Сань! — прохрипел краснолицый Валера, лежащий на земле и держащийся за горло. — Ты вовремя очухался! Кто-то из твоих подручных меня чуть не придушил! Думал — все, капец мне!

— Чего? — уточнил я. — Кто?

— Да Жанка с ума съехала, — пояснил Толик и кивнул в сторону моей помощницы, сидящей около дерева с понурым видом. — Как ты того, она сначала тебя теребить принялась, а после парню этому в глотку вцепилась.

— Жанна, так ты же знала, что так надо для дела? — заорал я на понурую девушку. — Ты чего творишь?

— Будто перемкнуло меня, — не поднимая головы, пояснила она. — Перед глазами чернота появилась, а в голове бубнит кто-то: «Из-за него Саша умер, отомсти ему. Убей-убей-убей». Ну, я и… Спасибо, Толька меня оттащил в сторону.

— Беда, — вздохнул я. — Вот ты… Нет слов.

— Есть. — Жанна встала и подошла ко мне. — Мало, но есть. Пора мне, Саша. Помнишь наш давний разговор? Ну, тогда, на элеваторе, когда мы Славам помогали? Ты обещал, что отпустишь меня, если я решу, что съезжаю с катушек. Сейчас самое время. Ты и сам все понимаешь. Ты же не слепой?

— Понимаю, — вздохнул я. — Только без тебя всё не то и все не так станет.

— Ничего. — Жанна погладила меня по щеке и отступила на шаг назад. — Ты сильный. Ты справишься. А мне пора. И еще… Я люблю тебя!

Она протянула ко мне руки, я взял ее ладони в свои, и через несколько секунд девушка истаяла в яркой вспышке света.

И такая пустота вдруг внутри меня появилась, что хоть плачь. Привязался я к Жанне, ой как сильно привязался. Только сейчас это ощутил, когда ее не стало.

Одно хорошо — она ушла в ту сторону, где Свет.

— Да и я пойду, если ты не против, — сказал вдруг Толя. — Отпустишь?

— Ты-то с чего засобирался? — совсем уж расстроился я. — А?

— Так чего мне здесь делать? Жанка ушла, хрена этого собачьего мы ухайдокали, а больше меня ничего не держит.

— Стой. Ты же хотел, чтобы я позвонил, чего-то кому-то сказал…

— Незачем, — улыбнулся таксист. — И некому. Я хотел, чтобы ты с женой связался, рассказал ей про заначку. А она, стерва, с друганом моим сошлась. И еще неизвестно, когда у них в первый раз было — после того, как я ласты склеил, или до того. Я не стал выяснять. Нет, пусть живут, счастья им. Но деньги мои — фиг! Пускай там лежат, куда я их положил. Ну или хочешь, тебе скажу, где они спрятаны. Тебе не жалко. Только ты меня отпусти, а?

— Пусть лежат, где лежат. — Я протянул ему руку. — Спасибо тебе, Толь. За помощь и вообще… И зла не держи за то, что не всегда был вежлив с тобой.

— Да ладно. В жизни всякое случается. — Таксист было собрался ответить на мое рукопожатие, но на мгновение задержался. — Вот еще что хотел сказать — ты с Павликом поосторожнее будь. У него с башкой дела плохи, как бы на тебя в какой-то момент не бросился.

— Этот может. Не волнуйся, я буду осторожен. И — легкой тебе дороги!

Еще одна яркая змейка ушла вверх, к темному ночному небу.

— Саш, ты скажи своим, чтобы больше так не делали, — попросил меня Валера, поднимаясь с земли. — Все понимаю, но это перебор.

— Больше не сделают, — ответил ему я, глядя в небо, где только что на черном небосводе загорелись две маленькие яркие звездочки. — Слово даю.

— Хорошо. — Швецов тоже уставился на небо. — А, небесной механикой любуешься? Да, красота. Выходит, на этот раз все закончилось благополучно?

— На этот раз да. Спасибо тебе, здорово помог.

— Не вопрос. Ну чего, поехали? Сегодня-то, надеюсь, ты домой? Или…

— Или, — улыбнулся я. — Ты будешь смеяться, Валера, но или!

Эпилог

Огромное красноватое солнце, такое, каким оно бывает после жаркого летнего дня, неторопливо опускалось за ели, растущие на противоположном берегу реки. Опускалось-опускалось, да все никак не могло опуститься, цеплялось за верхушки деревьев, не желая покидать небосклон.

Я сидел на бревнышке, смотрел на светило, слушал легкий плеск волны и время от времени бросал камушки в воду. Просто так, без какой-либо цели. Да и какая тут может быть цель? Так, релакс в чистом виде.

На душе у меня было легко и грустно. Легко — потому что тот ворох проблем, который навалился на меня за последнее время, взял, да и исчез. Совсем. Ну, а грустно ровно по той же причине. Так уж устроен человек — когда вокруг хаос, когда кажется, что все пропало и выхода нет, ему скверно. Но стоит только бедам аккуратно прикрыть за собой дверь, то ему становится не по себе. Как так? Все было плохо, а теперь хорошо. Не означает ли это, что дальше все станет еще хреновее, чем раньше?

Впрочем, некоторые события, случившиеся после того, как я в очередной раз побывал в Нави, вспоминать мне было приятно.

Например, визит на кладбище, где я с удовольствием сообщил тамошнему Хозяину о смерти Кузьмы и услышал заветное: «Твой долг выплачен, ведьмак». Тогда же я получил и заслуженную награду, обещанную мне еще весной, а именно книгу мастера-травника. Я про нее все это время не забывал, это был в каком-то смысле дополнительный стимул для того, чтобы довести дело до победного конца. Книга-то уникальная, я ее по вечерам буквально смакую, как хороший коньяк или кофе. Большой мастер был ее автор. Очень большой.

Еще я хотел попросить у Костяного Царя в качестве бонуса нежизнь Павлика, который и правда подзадержался на этом свете, но, как оказалось, опоздал. Как выяснилось, этот стервец, хлебнув в моей компании свежего воздуха свободы и предсмертной тоски ворожея, разошелся настолько, что чуть не прикончил какую-то старушку, пришедшую на кладбище проведать близких и родных. Подобные вещи тамошним Хозяином были запрещены строго-настрого, под страхом жесточайшего наказания, но Павлик, похоже, плевать на это все хотел. Прав Толик, башню у него напрочь сорвало. В результате мальчуган-убийца отправился в кладбищенскую тьму, причем, похоже, навсегда, без права освобождения. Как сказал мне умрун:

— Не хочу, чтобы легко отделался.

Туда ему и дорога.

Бэлла и Ольга дружно идут на поправку, но уже не в Москве, а в Швейцарии. С чего Ряжской было принято такое решение, понятия не имею, я о нем узнал не из первых рук, а от сотрудника ее фирмы, который доставил мне на дом большой и пухлый конверт. Внутри оного обнаружились ключи от новенького «бентли», который стоял на подземной парковке Москва-Сити, документы на него, конверт поменьше, в котором лежали сертификаты на предъявителя от одного известного турагентства, а также записка с одним словом — «Спасибо». Еще мне было передано, что звонить Ольге Михайловне не стоит, поскольку она решила на какое-то время побыть недосягаемой для всех, кроме сестры. Сестре тоже звонить не стоит, по той же причине. Еще он мне по секрету шепнул, что, похоже, на носу раздел имущества, так как супруги Ряжские скоро таковыми быть перестанут. Дескать, про их развод весь офис шушукается.

Что до «бентли», то я оставил его там, где он стоит. Мне машина не нужна, с ней возни много. Есть такси, есть муниципальный транспорт, и они меня устраивают. Всем же хорошо — они везут, я еду. Гармония.

А вот путевку я вручил тому, кому она изначально и предназначалась — Нифонтову. Он ведь хотел в Африке побывать? Вот пусть прокатится, причем на пару с Людмилой, если получится. Сертификат-то на двоих.

Очень он удивился, когда понял, что я ему подарил. Удивленно сопел, недоверчиво на меня поглядывал, пытался выяснить, с чего это меня на такую щедрость пробило, не очень веря в мое «просто так».

Еще Николай очень порадовался, узнав, что Кузьмы больше нет. Оно и понятно — ничего толком не сделав, можно списать в архив дело довольно-таки неприятной личности. Вот только потом еще минут двадцать пытался узнать, куда делась черная книга, упорно не желая верить в то, что ее просто больше нет, так же, как и владельца. Мне кажется, он так до конца мне и не поверил, решив, что я куда-то ее припрятал. Чудак, право слово.

Отдельную радость я испытал, позвонив бывшей теще. Она меня сначала не узнала, причем не притворно, а на самом деле, а когда поняла, с кем говорит, то здорово перепугалась. Подумала, бедолага, что со Светкой что-то случилось, или, того хуже, что мы с ней снова сходимся. И, как мне показалось, вздохнула с изрядным облегчением, узнав, что дело лишь в претензиях отдела к ее образу жизни. Сдается мне, ей смерть от рук оперативников кажется меньшим злом, чем второе пришествия меня в зятья.

Ну а потом я уехал сюда, в Лозовку, в тишину и покой. Причем тишину такую, что иногда волком выть охота. Только сейчас я до конца осознал, кем для меня являлась Жанна, сколько всего она в мою жизнь привносила. Да и не я один, Родька до сих пор ходит смурной, как туча, только вздыхает да углы дома пинает.

Вика… Не знаю. Нечего мне про нее рассказать, кроме того, что я, как и обещал, отправил ей сообщение со словами «Все нормально». Ответа не получил. Да и не очень-то он мне и нужен.

Солнце, как ни старалось, все же не смогло уцепиться за верхушки елей и сползло вниз, подсвечивая оттуда лишь край неба. Красивая картина, так бы смотрел и смотрел. Жаль только, что эти светло-розовые отсветы скоро исчезнут. С другой стороны, после в свои права вступит Ночь, а это вроде как мое время.

— Здоров, ведьмак! — Из-под воды высунулась голова Карпыча. — Чего грустишь?

— Да сам не знаю, — пожал плечами я. — Накатило.

— Бывает. — Водяник снял с головы водоросль, понюхал ее, а после сунул в рот и разжевал. — Горчит. То-то цвет такой странный. Видать, опять где-то в верховьях химию с полей в реку спустили.

— Хочешь, пробью, что да как? — предложил я. — Все равно делать нечего. К выходным брат приехать должен, но пока они наступят… Кстати! Рыбалку нам не организуешь? Ну, чтобы у него клевало как следует? Он порадуется, а мне приятно будет.

— Можно, — кивнул Карпыч. — Только вот насчет «делать нечего» ты, паря, погорячился. Сдается мне, в ближайшие дни тебе есть чем заняться.

После этих слов он ухмыльнулся и исчез под водой. Я даже не успел удивиться его словам, поскольку сначала услышал легкие шаги, а после почувствовал запах знакомых духов.

— Привет, — сказала Вика, опускаясь на бревнышко рядом со мной.

— Привет, — ответил я. — Ты с ребятами приехала? Чего не позвонили? У меня и баня не топлена…

— Нет, одна.

— Одна? Вик, ты нормальная вообще? Мало ли что могло случиться? У нас тут хоть и Подмосковье, но места непростые.

— Добралась же. До поворота меня один лихач подвез на новеньком «Паджеро», а после через лес пошла. Кстати, соседку твою встретила у самого дома. Я ей «здрасьте», а она даже не кивнула в ответ.

— Бабка Дара на меня зуб затаила, — не без удовольствия сказал я. — Уже проведала, что я с Марфой дружбу свел. Это ее очень бесит!

— Не дразни спящую собаку, Смолин, — с легкой грустью посоветовала девушка. — Хотя… Тебе говори не говори, ты все равно сделаешь по-своему.

— Ты надолго?

— У меня отпуск. — Вика хихикнула. — Ровнин сначала подписывать заявление не хотел, но после тетя Паша отправилась в его кабинет, там что-то пять минут громыхало, а затем любимый начальник вышел и сказал, что у меня есть две недели. Но не больше! Знаешь, у него одно ухо было красное и в сторону оттопыренное. Я минут десять после смеялась, успокоиться не могла.

— Хорошая женщина, — одобрил я действия тети Паши, которую толком и не знал. — Надо будет ей варенья малинового передать. Антип обещал его в этом году много наварить.

— Они у тебя славные — и домовой, и Родион, — почему-то глянула на кусты за своей спиной Вика и понизила голос. — Представляешь, эта парочка меня сюда, к реке, пошла провожать. С топорами! Но тайно, чтобы я не заметила. Вот только шептались так громко, что не захочешь, а услышишь.

— С чем?

— С топорами, — снова тихонько засмеялась девушка. — Чтобы отбить меня, если русалки снова под воду потащат. Сейчас вон там прячутся. Слышишь хруст веток? Это они.

— Ты, чародейка, купайся смело, коли пожелаешь, хоть днем, хоть ночью, — высунул голову из-под воды Карпыч, который, похоже, наш разговор подслушивал. — Никто тебя не тронет, тому порукой мое слово. Раньше ты нам чужая была, а теперь-то своя. Да и заступник у тебя есть, он в обиду не даст.

— Все так, — сказала Вика, кладя голову мне на плечо. — Теперь точно есть.

Отблески лучей взошедшей Луны отразились от камней кулона-ромбика на ее груди, того, который я сразу не приметил. Она, моя добрая небесная покровительница, решила помочь, подав знак о том, что мне не стоит задавать тот вопрос, который готов был сорваться с языка. Ни к чему он — ни сейчас, ни потом. Потому что в этой жизни все зависит только от нас самих. Всегда. И никакие древние проклятия не могут помешать тем, кто готов идти вперед, несмотря ни на что. Особенно если по этой дороге идти вместе.

— Есть. Куда я денусь?

— Куда? — Вика тихонько фыркнула. — Уверена, ты в ближайшие дни наверняка влипнешь в очередную историю! Без вариантов.

— В ближайшие — нет, — я обнял ее за плечи, — как минимум две недели буду тише воды ниже травы, за это ручаюсь. Я не совсем дурак, чтобы отказываться от своего счастья.

— А потом? Через две недели?

— Поживем-увидим, — сказал я. — Как «потом» наступит, так и видно будет. У нас есть сегодня, и лично мне этого достаточно.

Конец…

Автор благодарит всех тех, кто помогал ему в работе над этой книгой: Нури Магомедова, Евгения Петрова, Евгения Прядеева, Михаил Yakytа, Андрея Авдеева, Сергея Карпенко, Игоря Таратенко.

Отдельное спасибо Софье Потоцкой.

Понравилась книга?

Присоединяйтесь к каналу

Книжная полка дозора

Книги для Вас!

Если Книги после прочтения Вам понравились, купите их в бумаге (если есть), электронную у автора или задонатьте ему, тем самым поддерживая хорошую и качественную литературу!

_{Мы не бандиты!}

_{Мы благородные пираты!}

_{(из м/ф: Тайна третьей планеты)}

Оглавление

1. Чужая сила

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

  Глава шестая

  Глава седьмая

  Глава восьмая

  Глава девятая

  Глава десятая

  Глава одиннадцатая

  Глава двенадцатая

  Глава тринадцатая

  Глава четырнадцатая

  Глава пятнадцатая

  Глава шестнадцатая

  Глава семнадцатая

  Глава восемнадцатая

  Глава девятнадцатая

  Глава двадцатая

  Глава двадцать первая

  Глава двадцать вторая

  Глава двадцать третья

  Эпилог

2. Знаки ночи

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Глава 21

3. Тень света

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

  Глава шестая

  Глава седьмая

  Глава восьмая

  Глава девятая

  Глава десятая

  Глава одиннадцатая

  Глава двенадцатая

  Глава тринадцатая

  Глава четырнадцатая

  Глава пятнадцатая

  Глава шестнадцатая

  Глава семнадцатая

  Глава восемнадцатая

  Глава девятнадцатая

  Глава двадцатая

4. Час полнолуния

  Глава первая

  Глава вторая

  Глава третья

  Глава четвертая

  Глава пятая

  Глава шестая

  Глава седьмая

  Глава восьмая

  Глава девятая

  Глава десятая

  Глава одиннадцатая

  Глава двенадцатая

  Глава тринадцатая

  Глава четырнадцатая

  Глава пятнадцатая

  Глава шестнадцатая

  Глава семнадцатая

  Глава восемнадцатая

  Глава девятнадцатая

  Глава двадцатая

5. Темное время

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Эпилог

6. Карусель теней

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

7. Злые игры

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

8. Грани сумерек

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

9. Время выбора

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

10. Край неба

  Глава 1

  Глава 2

  Глава 3

  Глава 4

  Глава 5

  Глава 6

  Глава 7

  Глава 8

  Глава 9

  Глава 10

  Глава 11

  Глава 12

  Глава 13

  Глава 14

  Глава 15

  Глава 16

  Глава 17

  Глава 18

  Глава 19

  Глава 20

  Эпилог