Тася [Жумабай Мекебаев] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
Жумабай Мекебаев Тася
Весенним утром в моей холостяцкой квартире раздался звонок телефона. Так как у меня был выходной, то я трубку взял. Звонил начальник поселковой милиции Рожков Владимир Ильич. – Женя, извини меня, у тебя выходной, но ты мне нужен после обеда, так что подходи. Ничего срочного нет, но дело неотлагательное. Начальник Рожков В. был моим непосредственным руководителем, а я же в отделении милиции был старшим оперуполномоченным уголовного розыска. Рожков В. был сорока двух лет, майор, коренаст, с простым славянским лицом. Был он хорошим начальником, организатором, а в сыскном деле у него имелся большой опыт. В нем сочеталась хитрость, но хитрость не отталкивающая, а обаятельная, можно так сказать. Да и работникам милиции без хитрости не обойтись, так как преступники и правонарушители стараются обмануть нас, изворачиваться, да и кому охота себе срок наговорить. В общем, начальник наш был хорошим, строгим взыскательным. К нашим проделкам по молодости был снисходителен. Но если что, перед вышестоящим начальством стоял за нас горой. Как говорится в пословице, начальник наш рожден был хватом: слуга царю, отец – солдатам… В квартире я был не один. На диване спала девушка Таня, с ней я проводил время в редкие выходные, я же был молод и холостой. После окончания Алматинской школы МВД я был распределен в Калкаманское ПОМ – поселковое отделение милиции – опером уголовного розыска. Работа сыщика мне нравилась, хотя для себя времени оставалось совсем ничего. Таня была хорошенькая, веселая, добрая, но умом и знаниями не блистала. После окончания восьми классов устроилась на завод ДОРМАШ обмотчицей. Что она там мотала, я даже не представлял, да и не спрашивал. От нее мне надо было другое, и меня это устраивало. Пообедав с Таней, я поехал в милицию и зашел к начальнику. Начальник обрисовал мне ситуацию. У некой Прохоровой Анны в квартире участковый инспектор обнаружил на кухне самогонный аппарат, флягу браги и литра четыре самогона. Был составлен соответствующий материал, аппарат и готовое изделие изъяли. Участковый же, собрав материал, отбыл на учебную сессию в юридический институт и дело до конца не довел, не то чтобы не довел, но заждался пищевой экспертизы. По какой-то причине начальник мне сказал: «Женя, оформи до конца материал, но как-то надо спустить это дело, не нужно сильно наказывать Прохорову А., и это моя к тебе просьба», – и как-то загадочно улыбнулся. Ознакомившись с материалом, я убедился, что все было оформлено правильно, толково… Только осталось навести кое-какие справки, осмотреть дом Прохоровой, да и побеседовать с ней, все-таки мы выдвигали обвинение по статье уголовного кодекса за самогоноварение. В то время при СССР самогоноварение преследовалось по закону, можно было условный срок или штраф получить, но все-таки к тяжким и средним правонарушениям не относился. Прекрасным теплым весенним вечером, был месяц май, я последовал к дому Прохоровой. Жила она в маленьком уютном отдельном домике, огороженным красиво покрашенным штакетником. В палисаднике пышно расцветала сирень, благоухая неповторимым запахом, рядом расцветала яблоня вся в белой кипени. Постучался в дверь, открыла женщина лет тридцати трех, эффектная, фееричная, с точеной фигурой и довольно симпатичная. Я представился, показал удостоверение и сказал: – У меня к вам будет несколько вопросов. Она пригласила меня зайти, и я прошел в дом. На кухне, довольно просторной, на столе стоял ужин, к моему удивлению, горела свеча и початая бутылка вина в красивой бутылке. Я заметил, что бокал был только один. Хозяйка пригласила меня отужинать, и мы сели за стол. Она принесла еще один бокал и спросила: – Может, выпьете бокальчик или вам на службе нельзя? – Нет, не помешает бокальчик за таким хлебосольным столом. И с такой красивой женщиной грех не выпить. Она налила мне вина. – Анна, – представилась она. – Женя, – назвался я, и мы приступили к такому неожиданному романтическому ужину. Я же, немножко закусив, стал нахваливать ее ухоженный дом, сад, ужин, Анне наговорил комплиментов, она сидела довольная красивая и такая завлекательная. Но тут она сказала: – Ну я жду вопросов ваших. – Анна, самогоноварением и сбытом обычно занимаются пожилые женщины, и бабки тихо продают страждущим. А оно вам нужно? Хотя я в поселке не слышал, чтобы она продавала самогон. Она ответила: – У меня есть брат на Алтае, охотник. По три месяца зимой сидит в тайге один-одинешенек. Вот я и приготовила ему литров десять по его просьбе. Я был удовлетворен ее ответом, и мы продолжили ужин. Анна предложила мне выпить что-нибудь покрепче, вытаскивая из морозильника запотевшую бутылку водки. Я не отказался, выпили по стопочке и стали вести разговоры на разные темы. Немножко разгорячившись, я стал полуобнимать ее, прижиматься, что делается обычно при встрече молодых людей везде и повсеместно. Анна же не противилась, изредка потрепавшая меня по щекам и поглаживала по голове. И, как всегда, в этот прекрасный момент зазвонил телефон. Анна, извинившись, взяла трубку, переговорила с кем-то. Затем стала собираться. – Подруга звонила, что-то плохо ей, – сказала она. – Пойду схожу к ней. Проведаю и вернусь. А ты подожди меня, отдохни, посмотри телевизор полежи на диване. Оставшись один, я выпил стакан вина, затем подошел к зеркалу, висевшему на стене, поправил прическу. У меня была неплохая интуиция, и я чувствовал, что кто-то наблюдает за мной. Я обошел маленький дом из двух комнат, заглянул в шкафы, под кровати, но ничего не обнаружил. Захотелось спать, я лег на диван, положил пистолет под подушку и мгновенно заснул. Проснулся я от скрипа двери, подумал, что вернулась Анна. Раздались тихие шаги, но не стороны входной двери, а из другой, смежной, комнаты, и я лежал тихо, затаив дыхание. Ко мне подошла женщина, было темно. Она постояла возле меня, затем присела на край дивана. Я же притворился спящим, засопел. Она провела рукой по моему лицу, я же, схватив ее, притянул к себе и обнял ее, она не сопротивлялась. Нежнейшим переливчатым голосом она сказала: – Пошли в мою комнату, – взяла меня за руку. Подойдя к зеркалу, висевшему на стене, она нажала на что-то, и открылась потайная дверь. Мы зашли в маленькую комнатку, я хотел найти выключатель, она прошептала: «Не надо». Да, это была девичья комната, и я это ощутил. Когда мне было лет шестнадцать, я дружил с одной девушкой. Мне как-то пришлось зайти в ее комнату. Мне, тогда юноше, до сих пор не забыть то, что я ощутил там. Запахи в комнате кружили мне голову, но не запахи парфюмерии, а какой-то нежный дурманящий аромат – то ли от чистого девичьего тела, то ли еще от чего-нибудь. Эти же запахи витали в этой комнате. Она потянула меня к кровати, и мы предались безумной любви, и я был еще молод. Уверяю вас, что у нее это было впервые, тем не менее она проявляла такую нежность, что я таял в ее объятьях. Затем, обнявшись, мы лежали, и она начала свой рассказ. Звали ее Анастасия, лицо ее было в маске из нежного материала. – В семнадцать лет я влюбилась в соседского парня Сережу, я была молодая, красивая, озорная. Мы стали с ним дружить, целовались, но не более того. Мечтали, что, отслужив в армии, Сергей женится на мне, и у нас будет много детишек. Но мечты имеют свойство не сбываться. Все было бы хорошо, но моя близкая подруга Лена ревновала меня к Сереже, не давала нам проходу, наговаривая на меня всякие сплетни. Мы же с Сережей не обращали внимания на ее разговоры. И однажды средь бела дня Лена, подойдя ко мне на улице со словами «я тебе Сережу не отдам», облила мое лицо какой-то жидкостью… Мне стало невыносимо больно, лицо мое горело, и я потеряла сознание. Очнулась я в больнице, все мое лицо было перебинтовано, но боль спала. На следующий день врач-дерматолог сказал мне: «Крепись, Анастасия, у тебя изуродовано все лицо, тяжко тебе будет в жизни. Глаза у тебя здоровы, в остальном ты здорова». Я целую неделю проплакала, думая, как я дальше буду жить. В то время пластических операции практически не было может были в крупных городах. В больницу приходил Сережа. Обняв меня, плакал вместе со мной, я сказала ему: «Сережа, между нами все кончено, я инвалид с уродливым, обезображенным лицом, и между нами ничего не может быть. Уходи, пожалуйста, и ты свободен». И Сергей, не задерживаясь, ушел, видать, не сильно любил меня, а было так, юношеское увлечение. На следующий день приходил следователь, допросил меня в качестве потерпевшей и сказал, что Лена арестована. Я поехала к сестре Анне в этот поселок, где проживает много людей и друг друга мало знают. Анна приютила меня, выделила комнату, замаскировала ее, и я начала жить. Боже, что это была за жизнь, не дай Бог никому. Я все время была одна-одинешенька, не с кем было разговаривать. Анна приходила с работы усталая, хотела со мной общаться, но быстро засыпала. После моего приезда она оборвала связь со своим женихом Павлом, и все это ради меня родной сестрички. Я не могла заснуть, принимала всякого рода снотворные и транквилизаторы, но помогало очень мало. Я смотрела в окно на улицу, украдкой видела, как кипела жизнь, шли матери с мужьями, с детьми, веселились и радовались. Много раз видела тебя, Женечка, влюбилась в тебя, мечтала о тебе, грезила. Спасибо, – шептала она, обнимая меня, – Женя, за все, что подарил ты мне сегодня, я впервые испытала женское счастье. Мы разговаривали долго. Она поведала, что подругу Лену осудили на четыре года, и там, в колонии, через год она наложила на себя руки. Сергей же после армии уехал в город и говорят, что он спился. Начал брезжить рассвет, и Тася сказала: – Иди, мой родной, – она обнимала меня целовала, плакала и сказала: – До свидания и прощай. И я ушел… На душе было очень тоскливо и тяжело. На следующий день меня вызвали в областной центр с отчетом, и около двух дней я был в городе. Через два дня приехав в поселок на работе на мой вопрос, где начальник, ребята сказали, что он на похоронах. Я не стал спрашивать у кого, решил спросить у него самого. После обеда зайдя к Рожкову В., поздоровавшись, спросил, что за похороны, при этом выразив ему соболезнование. Рожков был не в настроении, мрачен и ответил мне: – Вчера сестра Прохоровой Анны, Анастасия, приняв очень много таблеток, умерла, не приходя в сознание. Я остолбенел, сердце мое бешено заколотилось, на лбу появилась испарина, нет, даже не испарина, а градом катился пот. Я ничего не мог говорить, а лишь немо открывал рот. Начальник подал мне стакан воды и сказал: – Вот такие дела, Женя. Жить бы ей жить… Да судьба, видать, у нее такая. И вот в таком состояний я вышел на улицу, возле крыльца стоял милицейский мотоцикл, я поехал на нем в сторону кладбища. Подъехав к свежей могиле, обложенной венками и обняв холмик могилы Таси, заплакал. При этом словно говорил Тасе: «Ничего же хорошего ты не видела, не была ты любимой девушкой и невестой, не стала любимой женой и матерью, и все это из-за проклятой людской зависти. Три года ты как бы сидела в клетке, ни с кем не разговаривая, ни с кем не общаясь… Не дай бог этого никому. Дай бог тебе, Тася, в ином мире всего хорошего». В этот солнечный майский день вокруг кладбища расцветали яркие полевые цветы, зеленела буйно трава, в небе жарко пели жаворонки, и жизнь продолжалась во всем ее великолепии
Жумабай Мекебаев
Последние комментарии
5 часов 32 минут назад
10 часов 36 минут назад
18 часов 24 минут назад
20 часов 55 минут назад
21 часов 3 минут назад
2 дней 8 часов назад