Ворчуны опять влипли! [Филип Арда] (fb2) читать онлайн

Филип Арда ВОРЧУНЫ ОПЯТЬ ВЛИПЛИ! иллюстрации Акселя Шеффлера

Книга посвящается защитникам дикой природы из организации Wildlife SOS.

Они сражаются за выживание индийских животных, таких как слон Раджу.

Глава первая Лакомый нос

Мистер Ворчун таращился на белку, а она смотрела на него большими беличьими глазами. (Обратите внимание, что у мистера Ворчуна глаза были не беличьи!) Выглядела она довольно облезлой. Её хвост больше походил на перо, с которым успели поиграть маленькие дети, наевшиеся жирных блинов. Белка пряталась в зелёной изгороди возле узкой тропы. Тонкая ветка покачивалась, едва выдерживая вес зверька.

Мистер Ворчун глядел на неё из окна своей спальни: она располагалась на втором этаже поистине чудовищного фургона, и на окне здесь висели занавески, сшитые из старых халатов. Мистер Ворчун находился на том же расстоянии от земли, что и белка, и стояли они чуть ли не нос к носу (точнее, мистер Ворчун стоял, белка-то сидела), потому что широкий фургон занял всю тропу.

Ни Ворчуну, ни пушистому зверьку не хотелось проигрывать в гляделки, так что они и моргнуть не смели. Но не прошло и минуты, как мистеру Ворчуну это надоело, и он завопил:

— Крыса древесная!

Белка злобно затрещала.

— Брысь! — крикнул мистер Ворчун.

Хвост зверька дрогнул, словно предупреждая: «Со мной шутки плохи!», и белка снова угрожающе затрещала.

Дело в том, что мистер Ворчун заподозрил белку — эту самую, и никакую другую — в КРАЖЕ, а ещё в том, что она уже несколько дней их преследует! И стоит им где-нибудь припарковаться, как белка тут же пролезает в фургон и крадёт арахис, предназначенный для слона Пальчика.

Пальчик вёз домик Ворчунов. Раньше в фургон запрягали двух ослов, Топу и её брата-близнеца Хлопа, но теперь они ушли на пенсию и поселились в своём личном прицепе. Слон с лёгкостью тащил за собой весь фургон и ослов, весело помахивая хоботом.

Самым, самым, САМЫМ любимым лакомством Пальчика были чёрствые булочки со смородиной. Подозреваю, что слонолог в Университете слоноведения запретил бы кормить слона выпечкой и заверил бы вас, будто для слона нет ничего полезнее определённых видов растений, но Пальчику больше всего нравились именно БУЛОЧКИ.

Ещё он был не против арахиса в скорлупе в качестве закуски и награды за хорошее поведение, так что мистер Ворчун регулярно брал его в местном продуктовом магазине.

Почему «местном»? Раньше Ворчуны нигде надолго не задерживались, а теперь у них появился постоянный дом. Они жили в саду поместья Великаннов, особняка, роскошного на вид снаружи и полуразв злившегося внутри.

Почему «брал»? Дело в том, что мистер Ворчун не покупал арахис, а… кхм… крал. Местный продуктовый назывался «Гастроном Уолла», и владела им мисс Зимозад. (Последний Уолл владел магазином ещё в девятнадцатом веке. Его полное имя — мистер Джон Уолл, и он умер в тысяча восемьсот восемьдесят седьмом году.)

Ворчуны частенько смеялись над мисс Зимозад у неё за спиной. А ещё с обоих боков и прямо в лицо. И всегда показывали на неё пальцем.

Однажды, через год после переезда в поместье Великаннов, миссис Ворчунья выдумала невероятно смешное и оригинальное прозвище для мисс Зимозад — мисс Ледопопа — и так заливисто смеялась над этой гениальной игрой слов, что чуть не подавилась собачьей галетой.

Мисс Зимозад начали обзывать Ледопопой ещё в три годика, так что ни острый ум, ни чувство юмора миссис Ворчуньи её не впечатлили, а прозвище ни капли не обидело. Что ей не понравилось, так это наглая кража собачьей галеты! Хозяйке магазина пришлось выдворить воришку — миссис Ворчунью — на улицу большой, пышной метлой.

Казалось бы, такая крупная дама, как миссис Ворчунья, которую частенько путали с огромным пнём или принимали за рассерженный валун, должна сама хлестать всех подряд мётлами, но нельзя недооценивать мисс Зимозад! Она не раз побеждала в конкурсе красоты «Мисс грациозная лавочница», который проводился в южных регионах страны. Миниатюрная, со светлыми золотистыми волосами, хозяйка «Гастронома Уолла» любому показалась бы хорошенькой. Однако метла в её руке превращалась в смертельное оружие!

ХРУСТЬ!

— А-а! — завопила миссис Ворчунья, выплюнув размокшие остатки сухого кондитерского изделия (под «кондитерским изделием» я имею в виду галету. Мне, как это зачастую бывает с авторами детских книжек, захотелось продемонстрировать свой огромный словарный запас). — Прекрати!

Но мисс Зимозад и не думала прекращать.

— Хотите… — ШМЯК! — чтобы я… — ШМЯК! — перестала… — ШМЯК! — лупить вас… — ШМЯК! — этой метлой? — ШМЯК! — Только если… — ШМЯК! — вы заплатите… — ШМЯК! — за галету! — ШМЯК!

Всё это она напела мелодичным голосом, достаточно громким, чтобы миссис Ворчунья её расслышала за всеми этими шмяками. К сожалению, бедняжка мисс Зимозад не подозревала о том, что миссис Ворчунья — всего лишь прикрытие (с недавнего времени избитое и в царапинах) для другого, настоящего вора и её задача — отвлекать хозяйку «Гастронома Уолла» от того, что происходит в дальнем углу. Пока мисс Зимозад лупила миссис Ворчунью метлой, мистер Ворчун смылся из магазина с огромным пакетом, на этикетке которого красовалась надпись «САМЫЙ ВКУСНЫЙ АРАХИС». Так они с женой впервые совершили кражу в этом продуктовом.

Ворчуны даже не догадывались о том, что их как-бы-сын Лучик разузнал о подлом воровстве и всякий раз после вылазки родителей старательно подсчитывал украденные земляные орехи, клал в конверт сумму, которую требовалось за них заплатить, и подсовывал этот самый конверт в магазин после закрытия через отверстие для писем в двери. За время их странствий он накопил достаточно денег, потому что всегда собирал монеты на обочинах и выполнял странные поручения не менее странных людей.

(ВНИМАНИЕ ЧИТАТЕЛЯМ, КОТОРЫЕ ЗАБЫЛИ, УПУСТИЛИ ИЛИ НЕ ЗНАЛИ ЭТОТ ФАКТ: мистер Ворчун украл или спас Лучика, когда тот ещё младенцем висел на бельевой верёвке, прихваченный прищепками за уши. Разве это не мило?)

Так и повелось, что теперь Ворчуны регулярно брали (крали) в «Гастрономе Уолла» арахис, а Лучик неизменно за него платил.

Довольно часто Лучик задумывался: а не знают ли на самом деле его родители о том, что он всегда платит за арахис? Ему не раз попадалось удивительно большое количество монет, разбросанных на одном конкретном участке дороги. Казалось, это мистер Ворчун проехал мимо на своём ржавом старом велосипеде и выбросил целую горсть монет для сына. Но если Ворчуны обо всём знают, зачем они продолжают воровать арахис? Может, ради веселья? Острых ощущений? Из-за желания похулиганить?

В любом случае, догадывались Ворчуны о проделках Лучика или нет, мистер Ворчун подозревал в краже «САМОГО ВКУСНОГО АРАХИСА» эту белку, которая сидела на дереве, трещала и таращилась. Более того, он нисколько не сомневался, что зверёк таскает земляные орехи из фургона.

Мистер Ворчун высунулся из окна спальни и громко крикнул:

— ВОР!

(Смешно, не правда ли? Учитывая то, как он сам добыл арахис.)

Белка присмотрелась к носу мистера Ворчуна. В тот момент он был особенно красным от злости и выглядел заманчиво укусодоступным. Да, именно так: укусодоступным. Теперь зверьку больше всего на свете хотелось впиться в нос мистера Ворчуна.

Он об этом мечтал.

Это было необходимо.

У него просто не оставалось выбора.

Укусить за нос! Укусить за нос! Укусить за нос!

Вихляя хвостом, словно львица перед нападением на газель, белка прицелилась и прыгнула на мистера Ворчуна. Она обхватила его лицо всеми четырьмя лапками и вонзила острые зубки в желанную цель: его нос.

АЙ!

Мистер Ворчун завопил, вцепился в пушистого зверька и выпал из окна Фургона с громкими:

Топа и Хлоп наблюдали за ним из с во-его уютного прицепа без особого любопытства. Они неспешно жевали чертополох, так что упавший с неба мистер Ворчун с белкой на лице ни капли их не удивил и не заинтересовал. Брат с сестрой вернулись к своему важному занятию — жеванию — и привычным ослиным размышлениям.

Запряжённый в фургон Пальчик поднял хобот к небу и повернул свою огромную слоновью голову — взглянуть, что происходит. Причин для тревоги он не обнаружил: это был всего лишь мистер Ворчун, который катался по узкому участку тропы между фургоном и изгородью, а к его лицу прилипло что-то серое и пушистое.

Миссис Ворчунья распахнула окно и выглянула на улицу.

— Потише, мистер! — прикрикнула она на мужа. — А то мешаешь мне смотреть на золотых рыбок!

В доме Ворчунов стоял древний телевизор без экрана: его начинку заменили аквариумом. Ворчуны любили наблюдать за рыбками. Их это успокаивало. Лучик с радостью к ним присоединялся: ему нравились эти редкие моменты, когда его родители ни о чём не спорят и не ссорятся (друг с другом или, например, с белкой).

Первым на выручку мистеру Ворчуну прибежал, конечно же, Лучик. Перед тем он беседовал с Пальчиком, и ему пришлось пролезть между толстых слоновьих ног, походивших на древесные стволы, чтобы добраться до мистера Ворчуна. Лучик засунул руку в карман голубого платья — он одевался только в детские наряды миссис Ворчуньи, окрашенные синими чернилами, — вытащил из него целую горсть арахиса и бросил на землю рядом с изгородью.

Белка тем временем с восторгом вгрызалась в нос мистера Ворчуна, но на задворках её сознания зудела мысль о том, что сам укус не так хорош, как сладостное предвкушение, и смотреть на нос, представляя, как она его кусает, куда приятнее, чем на самом деле его кусать.

…И вдруг белка учуяла арахис. Аппетитный арахис. Она отпустила взбешённого мистера Ворчуна, закинула в рот лакомство, весело подпрыг-оттолкнулась (так умеют делать только белки — не важно, облезлые или нет) от мистера Ворчуна и спряталась на соседнем дереве.

— Дурачина! — крикнула миссис Ворчунья.

Возможно, оскорбление предназначалось Лучику или белке, но скорее всего — мистеру Ворчуну. Она захлопнула окно, с громким топотом отошла от него в своих потрёпанных тапочках-кроликах и плюхнулась обратно на диван рядом со своим драгоценным Медовым Пряником, подставкой под дверь в форме кота, — любоваться золотыми рыбками.

Лучик помог мистеру Ворчуну подняться и спросил:

— Папа, ты в порядке?

— В порядке? Ты ещё спрашиваешь? Как я, по-твоему, выгляжу? — возмутился мистер Ворчун.

— Кошмарно, — признался Лучик, разглядывая его пострадавшее лицо. — Тебе больно?

Лучик вынул из кармана чистый платок, и оставшийся арахис высыпался на землю. Пальчик протянул хобот, принюхался и осторожно подобрал ближайшие орехи. Лучик передал платок мистеру Ворчуну, и тот прижал его к опухшему носу.

— Мелкий вредитель! Подлый… — Он поморщился от боли; укусы белки оказались довольно серьёзными.

— Наверное, тебе лучше сходить к врачу, пап, — посоветовал Лучик. — Скорее всего, придётся наложить швы.

— До врача небось ехать и ехать, — ответил мистер Ворчун приглушённым из-за платка голосом; сам платок окрасился в удивительно яркий красный цвет.

— Здесь есть один, — заметила Мими, подходя к Лучику.

Раньше Мими работала чистильщиком обуви у лорда Великанна в поместье Великаннов (хоть она и девочка, но чистильщиц обуви не существует). Теперь она стала для Лучика лучшим другом и путешествовала вместе с его семьёй.

— Где «здесь»? — уточнил мистер Ворчун, всё ещё прижимая к лицу платок.

— Прямо перед нами, — ответила Мими.

Над головой у неё кружились две маленькие колибри. Я про них ещё не упоминал? Извините. Их зовут Завиток и Спиралька (но я не знаю, кто из них кто).

Так или иначе, Мими не ошиблась: поблизости и правда жил врач. Когда Пальчик резко остановился посреди тропы и Лучик слез со слона, чтобы узнать, в чём дело, а мистер Ворчун встретился нос к носу с белкой (которая теперь умиротворённо грызла арахис), Мими вышла из фургона и заметила табличку у ворот: Мими прочла надпись вслух для мистера Ворчуна.

— Наверное, берёт дорого, — с сомнением сказал мистер Ворчун.

— Разве нос тебе не дороже? — воскликнул Лучик. — Ты можешь вообще без него остаться, умереть от потери крови или подхватить ужасную инфекцию.

— Инфекцию? — переспросил мистер Ворчун. — Твоя мать придёт в восторг и так расхохочется, что последние мозги потеряет, если я её подхвачу!

Конечно, он говорил про инфекцию, а не про миссис Ворчунью. Да-да, под «матерью» он имел в виду именно её, хотя она не была родной мамой Лучика. Какое-то время мальчик считал, что он сын кухарки-горничной Агнес и Джека-умельца (также известного как Умелец Джек), которые работали в поместье Великаннов. Оказалось, что нет. Теперь Лучик подозревал, что он Гораций, потерянный сын любительницы свиней леди Ля-Ля и коллекционера птиц лорда Великанна. Их малыш потерялся примерно в то же время, когда мистер Ворчун утащил Лучика с бельевой верёвки. Но это было лишь предположение…

Несмотря на то что Ворчуны обожали ругаться и выдумывать друг для друга обидные прозвища, мистеру Ворчуну совсем не хотелось, чтобы их разлучила какая-то мерзкая инфекция.

Итак, решение было принято: они пойдут на приём к доктору Таббу.

Глава вторая Муки творчества

Доктор Табб сидел за письменным столом у окна своей виллы «Зелёный лужок», когда заметил на просторном зелёном лугу фургон: кошмарное нагромождение всякой всячины, от древнего сарайчика для садового инвентаря и коляски мотоцикла до фургончика с мороженым и прочей ерунды, которая в своё время попалась под руку мистеру Ворчуну и его отцу, мистеру Ворчуну-старшему. Но на этом странности не заканчивались. Причудливый дом тащил огромный слон, а на нём сидел мальчик в голубом платье и с торчащими в разные стороны волосами.

Раньше доктор Табб по три раза на дню отправлял открытки Дженни Прендергаст, дочке лора из соседнего городка — Оспри. В них доктор Табб записывал стихотворения, посвящённые мисс Прендергаст, которые он сочинял на ходу (вместо того, чтобы довести творение до совершенства на отдельном листе бумаги и лишь затем перенести его на открытку).

На столе в серебряной рамочке стояла фотография его возлюбленной, и доктор Табб частенько на неё поглядывал.

Снимок выглядел странновато: доктор Табб вырезал изображение человека, стоявшего рядом с Дженни, и на его месте красовалась белая дыра с человеческими очертаниями. Причины для такого поступка было две: во-первых, доктора Табба интересовала только Дженни; во-вторых, на снимке с ней был запечатлён не кто иной, как Норрис Бутл. А его мистер Табб не выносил, ведь это первая любовь Дженни Прендергаст, а значит, его соперник! (У-у! Фу! Бр-р!)

Когда фургончик Ворчунов колесил по выложенной кирпичами дорожке, герой-любовник Альфонсо Табб строчил второе за день письмо своему объекту обожания. Правый верхний угол занимали адрес Дженни Прендергаст и почтовый штамп, так что строфы пришлось выводить дрожащей рукой в левом нижнем углу. Пока что послание выглядело так:

На этом его прервал грохот подъезжающего фургона. Альфонсо Табб закрутил колпачок старомодной перьевой ручки с негромким вздохом. Он — колпачок, а не вздох — скатился с письменного стола на плотный ковер. Последовал беззвучный, еле слышный стук. (Да-да, беззвучный, но слышный, потому что я так сказал!) Доктор Табб наклонился за пером и перечитал написанное на открытке. Он понял: у него получился настоящий ШЕДЕВР, и Альфонсо стало особенно обидно, что его прервали.

Вскоре в дверь позвонили. Доктор Табб нехотя поднялся со стула и вышел из покрытой ковром гостиной в выложенный чёрно-белой мраморной плиткой коридор. Он отворил входную дверь и оказался лицом к лицу с мальчиком в голубом платье, девочкой в розовых очках с розовой оправой, розовыми бантиками в волосах и двумя колибри над головой и неказистым человечком, прижимавшим к лицу носовой платок.

— Здравствуйте, вы доктор медицины Альфонсо Табб? — спросил Лучик.

Доктор Табб кивнул.

— Звёздный врач? — уточнила Мими. Он опять кивнул.

— Моего папу белка за нос укусила, — сказал Лучик.

Врачу не пришлось объяснять дважды: он начал осмотр мистера Ворчуна. Почти всё лицо человечка закрывал пропитанный кровью платок, но он и без того выглядел весьма причудливо. Альфонсо обратил внимание на пояс, составленный из двух поясков, на шнурки для ботинок, вовсе не похожие на шнурки, и, разумеется, на отталкивающий запах.

— Прошу, проходите, — вежливо произнёс доктор Табб и отошёл в сторону. — Первая дверь направо. — Нельзя было допустить, чтобы раненый пациент зашёл в гостиную и закапал кровью роскошный ворсистый светлый ковёр.

Лучик, Мими и мистер Ворчун покорно вошли в первую дверь направо и оказались в хорошо оборудованном врачебном кабинете: там была кушетка для осмотра и ширма, за которой пащ гент мог переодеться, множество разнообразных приборов и приспособлений, превосходный письменный стол и деревянный офисный стул, обитый зелёной кожей с бронзовыми заклёпками. В помещении раздавался бодрящий аромат дезинфицирующих средств.

Мистер Ворчун убрал платок с опухшего красного носа и осмотрелся.

— Странно у вас тут пахнет, — сказал он. (Кто бы говорил!)

Зачастую, когда мистер Ворчун расстраивался или сердился, его тянуло что-нибудь или кого-нибудь пнуть. В этот раз под раздачу попала металлическая мусорная корзина для бумаги. Она покатилась по полу с тем же звуком, что откинутый коровой доильник, затем подпрыгнула и остановилась у ног мистера Табба. Он наклонился, подобрал корзину и протянул её мистеру Ворчуну.

— Подержите, — коротко сказал Альфонсо.

— Зачем это? — резко отозвался мистер Ворчун.

— Чтобы кровь не капала на пол, — объяснил врач. — А теперь проверим глубину укуса.

Доктор Табб быстро и ловко осмотрел нос мистера Ворчуна и заключил:

— Потребуются швы. И инъекция из Очень Большого Шприца.

— Что-что? — переспросил мистер Ворчун.

— Инъекция, — повторил врач. — Укол.

— И вы сказали «Очень Большой Шприц»?

— Очень, — подтвердил Альфонсо.

Он попросил Лучика и Мими помочь ему с лечением. Дело в том, что медсестра отдыхала по пятницам, а белка укусила мистера Ворчуна как раз в пятницу, вот ребятам и пришлось стать временными ассистентами врача. Вскоре Доктор Табб понял, что лопоухий, лохматый мальчик в странном платье на самом деле довольно сообразительный, как и его розовая сладкопахнущая подруга с птичками над головой. Все трое помыли руки и приступили к делу.

Мистера Ворчуна умыли, укус продезинфицировали (правда, из-за антисептика его лицо слегка пожелтело, и красные следы от беличьих когтей ярче проступили на коже), нос зашили шестью аккуратными стежками и затянули в тугой, плотный бинт. Попа у бедняги ныла от инъекции из Очень Большого Шприца.

Доктор Табб снял одноразовые латексные перчатки, наступил на педаль мусорного ведра, чтобы оно открылось, и бросил их туда. Лучику с Мими он велел поступить так же.

— Молодец, Лучик, — сказал Альфонсо. — Ты тоже, Мими… Хотя работать в больнице в компании двух колибри я бы не рекомендовал. — Он кивнул на Завитка и Спиральку.

— Спасибо, доктор Табб, — хором ответили Лучик с Мими.

— Так я не буду… — начал Альфонсо.

— Тогда зачем об этом говорить? — оборвал его мистер Ворчун.

— Прошу прощения? — отозвался врач.

— Зачем тратить время и сообщать нам о том, чего вы делать не будете? Представьте себе, если бы все стали трещать о том, чею не будут делать, у нас на это ушла бы целая ВЕЧНОСТЬ!

— Ну…

— К примеру, доктор, я не полечу на Луну.

— Позвольте мне закончить…

— И никогда не смогу родить ребёнка! Даже жеребёнка!

— Я имел в виду…

— Знаете, доктор, я даже не собираюсь мастерить себе лыжи из банановых шкурок, чтобы поехать на них к Северному Полюсу!

— Что я…

— Вот ещё что, доктор! Я не буду платить вам за лечение, потому что денег у меня нет!

— Вот именно, — ответил доктор Табб.

— А? — удивился мистер Ворчун.

— Об этом я и пытался вам сказать, — продолжил врач и прокашлялся.

Мистер Ворчун умолк.

— Я не буду особо надеяться на оплату своего труда. Полагаю, что заплатить вы мне не способны, но спросить всё равно стоило.

— A, — протянул мистер Ворчун; с забинтованным носом он выглядел трогательно и даже почти мило.

Вдруг Лучику показалось, что сбоку что-то движется. Он повернулся к окну и успел заметить чью-то макушку, прежде чем она скрылась из виду. «Интересно, кто это? — подумал Лучик. — Садовник? Или это отчаянный фанат мечтает хоть одним глазком взглянуть на знаменитых пациентов доктора Табба?» Так или иначе, это точно не миссис Ворчунья, её голову он узнал бы из тысячи. Любопытно…

— Доктор Табб очень любезен, мистер Ворчун, — сказала Мими, отвлекая Лучика от размышлений. — Он вам помог, подлечил нос и сделал укол, не спросив заранее, по карману нам его услуги или нет.

Лучик повернулся к Альфонсо.

— Простите нас, доктор Табб. Мы нуждались в срочной врачебной помощи, — вежливо произнёс он.

— Ничего страшного, — ответил врач.

Ему не терпелось вернуться к своему творению. Видите ли, он придавал огромное значение стихам. Это было его оружие, с помощью которого он намеревался завоевать руку и сердце мисс Прендергаст. А без оружия ему было никак не обойтись — не забывайте, что не только доктор Табб мечтал жениться на Дженни. Его главным соперником был Норрис Бутл, первая любовь Дженни и её друг детства. Вот только Норрис не обладал тем же литературным даром, что Альфонсо Табб!

Врач проводил своих пациентов к выходу и закрыл за ними дверь. Лучик бросил взгляд на окно кабинета, рядом с которым заметил странного незнакомца. Он не сомневался, что это именно незнакомец, а не незнакомка. Впрочем, теперь в окно никто не заглядывал, но подозрительный тип вполне мог спрятаться за деревом или в кустах. Лучик пожал плечами и пошёл вместе с Мими и мистером Ворчуном обратно к фургону.

Пока их не было, миссис Ворчунья времени зря не теряла. Она выпустила из прицепа Топу и Хлопа, чтобы они прогулялись и пощипали травку. (Ослам особенно понравились цветы из аккуратной, ухоженной клумбы в саду доктора Табба.) Ещё миссис Ворчунья вырезала семь, а то и восемь кусков дёрна на зелёной лужайке. Она как раз скатывала их в трубочки и уносила в фургон, когда вернулся её муж.

— Ну что, поехали отсюда, — сказал мистер Ворчун.

— Откуда? — требовательно спросила миссис Ворчунья.

— Я же сказал: отсюда, — повторил мистер Ворчун.

— А где это отсюда? — поинтересовалась миссис Ворчунья.

— Здесь, — ответил мистер Ворчун и ткнул пальцем в землю.

— Но я-то здесь, — возразила миссис Ворчунья и показала на землю у своих ног. А стояла она где-то в метре от мужа.

— Тогда уедем из обоих «здесей», — нашёлся мистер Ворчун.

— Умно придумано, муженёк, — кивнув, похвалила его миссис Ворчунья.

Лучик загнал Топу с Хлопой обратно в прицеп. Довольные брат с сестрой всё ещё жевали сорванные цветы. Вот как Ворчуны отплатили доктору Альфонсо Таббу за его доброту! К сожалению, с этим Лучик уже ничего не мог поделать.

Вскоре семейство продолжило свой путь, а доктор Табб вернулся за письменный стол. Он ещё не знал о том, как пострадала его лужайка, а вместе с ней и клумба. Все его мысли занимали поэзия и драгоценная Дженни Прендергаст. Альфонсо перечитал свежее послание на открытке:

Какая досада! Его так неожиданно прервали, и он непростительно долго возился с пациентом. Теперь ему ни за что не вспомнить продолжение! Доктор Табб вздохнул, разорвал открытку и выбросил в мусорную корзину. Придётся сочинить новое.

Ворчуны выехали с зелёного луга по мощённой булыжником дорожке и увидели, что им навстречу несётся блестящий красный мотоцикл с коляской. Водитель резко затормозил и приподнял защитные очки. Это была дама в шлеме викинга с огромными рогами (вместо обычного мотоциклетного шлема). Не то чтобы викинги и правда носили рога на своих шлемах… В коляске, кроме неё, сидел мальчик в точно таком же рогатом шлеме, только маленьком.

— Разрази меня Тор! — воскликнула дама, подняв глаза на Пальчика. — Какие большие уши!

Мальчик — наверное, ровесник Лучика — рассмеявшись, хрюкнул, как поросёнок, и весело завизжал:

— Уи-и-и!

— Простите, — сказал Лучик; он сидел на слоне вместе с Мими. — Вы сможете нас объехать?

— Без проблем, — отозвалась дама-викинг.

Лучик подался вперёд и пригляделся к ней со своего высокого наблюдательного пункта.

— Извините, а вы, случайно, не знаменитая оперная певица Лара Рыгпук?

— Она и есть! — гордо ответил мальчик из коляски.

Дама улыбнулась:

— Вы правы. А это Аций. — Она кивнула на своего спутника.

Аций снова фыркнул, и этот звук напомнил Мими хрюканье свинки Малинки, любимицы леди Ля-Ля Великанн.

— Я Лучик, — представился Лучик.

— А я Мими, — добавила Мими.

— Вы из цирка? — поинтересовалась Лара Рыгпук.

Лучик отрицательно помотал головой. Он уже привык, что его принимают за циркового артиста.

— Нет, — невозмутимо ответил он. — И мы не звёзды, которых обслуживает доктор Табб. Мы не такие, как вы, мисс Рыгпук. Просто с нами приключилось несчастье, и добрый врач нам помог.

— Он прекрасный человек, — согласилась Лара Рыгпук. — Там была эта сопливая дамочка?

— Медсестра? — робко уточнил Лучик. — Нет, я так понял, она отдыхает по пятницам.

— Нет-нет, не медсестра, — объяснила оперная певица и снова надела защитные очки. — Я про «любовь всей его жизни», Дженни Прендергаст.

Аций снова хрюкнул, услышав её имя. Лучик покачал головой.

— Нет, доктор Табб был один.

— Что ж, в таком случае вам повезло! — заявила Лара Рыгпук. Очевидно, Дженни Прендергаст ей совсем не нравилась. — Ну ладно, нам пора ехать! Пока-пока!

На прощание она помахала рукой в кожаной перчатке, завела мотоцикл и объехала фургон. Пальчик поднял хобот и помахал ей в ответ. Аций тоже помахал из своей коляски. С его лица не сходила широкая улыбка.

— Почему стоим? Кто задержал? — грубо крикнула миссис Ворчунья. Она всё это время сидела в фургоне.

— Лара Рыгпук! — крикнула ей в ответ Мими.

— КТО?!

— Лара Рыгпук! — громко повторил Лучик имя оперной певицы.

— Нечего грубить матери! — возмутился мистер Ворчун, и ему опять захотелось кого-нибудь пнуть.

— АЙ!

Этим кем-нибудь оказалась миссис Ворчунья.

Глава третья Унылья

Порой Ворчуны отправлялись в путь, чтобы пополнить запасы пищи. Основной их едой были несчастные дохлые зверьки, попавшие под колёса машин.

Миссис Ворчунья, между прочим, очень гордилась своим гуляшом из ежа с жареными вороньими лапками. Зачастую Лучик уезжал искать еду в одиночку на старом ржавом велосипеде мистера Ворчуна или на Пальчике.

Порой они путешествовали исключительно потому, что привыкли вечно быть в дороге и чувствовали себя словно взаперти на землях Великаннов. Вместе с ними в поместье жили леди Ля-Ля, её свинка Малинка и прежние слуги, включая Мими (бывший чистильщик обуви, не забыли?).

Порой Ворчуны уезжали по делам. Так случилось и в этот раз. Им предстояло поехать к матери миссис Ворчуньи. Миссис Ворчунья ласково называла свою маму «ма», но на самом деле её звали миссис Дыщ (рифмуется с «прыщ»).

Мистер Ворчун не был рад предстоящей поездке, потому что недолюбливал миссис Дыщ. Он подозревал, что мамаша Дыщ частенько притворяется глухой, когда ей это удобно, хотя на самом деле прекрасно всё слышит. А ещё она была невыносимо унылой дамой, всё и вся повергало её в уныние. Мистер Ворчун даже прозвал её Уныльей. Произносить это имечко следовало особенно унылым голосом.

В своё время на свадьбе Ворчунов присутствовало всего четыре человека, не считая самих Ворчунов и священника, который их венчал. Все гости отлично проводили время (даже полицейский, прикованный наручниками к мистеру Ворчуну). Все, кроме мамаши Дыщ.

«В этой церкви воняет», — со вздохом жаловалась она. (Хотя свадьбу справляли вовсе не в церкви, а в городской ратуше.)

«Здесь холодно», — ныла миссис Дыщ. (В тот момент она обнимала ледовую скульптуру.) «Все о чём-то бормочут!» — причитала мать миссис Ворчуньи. (Никто и не думал бормотать, это у неё уши были забиты серой.)

«Какой-то дуралей всё мне загородил!» — возмущалась миссис Дыщ. (Опа села прямо за статуей мэра.) «Свадебный торт словно из кожи сделан!» — негодовала мамаша. (На самом деле она щупала не торт, а дамскую сумочку). «У твоего мужа лицо похоже на задницу бегемота!» — заявила миссис Дыщ. (Тут она была права.)

Ещё у неё был пунктик по поводу людей, которые выше неё. Она воспринимала это как личное оскорбление. А учитывая рост мамаши Дыщ в сто тридцать девять сантиметров, вы можете себе представить, как раздражали её чуть ли не все взрослые!

Кроме того, миссис Дыщ огорчали мозоли на ступнях. «Как же их мало!» — уныло заявляла она. Количество известных мамаше языков тоже расстраивало её: «Вот бы не говорить ни на одном…» И со зрением ей природа не угодила: «Будь я близорукой, я бы не видела так чётко все эти уродливые лица!»

В общем, жизнь ей представлялась громадной карточной игрой, в которой ей категорически не везло. Или вечеринкой с бесплатными сладостями, где она получила пончик без глазури. Только одно радовало унылую мамашу Дыщ: её брехливый пёсик по имени Малыш.

Прошло два часа с тех пор, как Ворчуны покинули виллу «Зелёный лужок» и фургон приблизился к ряду особняков, среди которых затесался домик миссис

Дыщ. Малыш встретил гостей заливистым лаем. Мать миссис Ворчуньи жила в третьем доме по Железнодорожной улице. Сквозь мрачные окна невозможно было что-либо разглядеть, а подоконники снаружи и внутри устилали останки мёртвых насекомых.

— Тяв! Тяв! Тяв! — лаял Малыш.

Пальчик опустил на него свои мудрые слоновьи глаза.

— Тяв! Тяв! Тяв! — надрывался пёсик, грозно подпрыгивая.

Пальчик погладил его хоботом. Малыш умолк. Они редко виделись, но всё же крепко дружили.

Миссис Дыщ вышла из дома номер три, шаркая своими тапочками, такими грязными, что вы ни за что не угадали бы, какого они изначально были цвета. А вот ногти на ногах мамаши Дыщ были выкрашены в ярко-оранжевый, даже ярче, чем апельсиновая газировка!

— О, — вздохнула она, увидев Лучика и фургон. — Вы приехали.

— Привет, бабушка! — чересчур радостно воскликнул Лучик.

— Здравствуйте, миссис Дыщ, — сказала Мими.

Ма покосилась на Пальчика.

— Полагаю, этот громадный серый здоровяк напугал моего бедного пёсика? — со вздохом спросила она.

— По-моему, они рады друг друга видеть, — ответил Лучик.

— А что вы сделали с ослами, которых раньше запрягали в это? — поинтересовалась миссис Дыщ. — Скормили собакам?

— Они сидят в прицепе, как обычно. — Мистер Ворчун мотнул головой в сторону Топы с Хлопом.

— А где мой Крольчонок? — поинтересовалась миссис Дыщ. — Не поленилась приехать?

— Нет, конечно. Мама с нами, — заверил её Лучик.

Крольчонком мамаша Дыщ называла свою дочку, потому что миссис Ворчунья обожала ходить в тапочках-кроликах.

— Мам! — позвал Лучик. — Иди сюда! Бабушка к нам вышла!

Миссис Ворчунья распахнула дверь фургона и с громким топотом спустилась вниз по ступенькам. Рядом со своей миниатюрной матерью и её крошечным жилищем она казалась ОГРОМНОЙ. Лучик и представить себе не мог, как они раньше умещались в этом доме, когда жили там все втроём до того, как отца миссис Ворчуньи убил единорог.

В смысле «единорогов не существует»? Думаете, я не только глупо выгляжу, но ещё и круглый дурак? Само собой, живых, настоящих единорогов не бывает на свете. Отца миссис Ворчуньи убило чучело. Ладно, скажу честно, это было чучело лошади. Безымянный таксидермист (так называется человек, который набивает чучела) из викторианской эпохи приделал ко лбу кобылы бивень нарвала, чтобы она походила на единорога. Вот хитрец! Так вот, это самое чучело и убило мистера Дыща много лет тому назад. Единорог ехал по склону на тележке, прицепленной к грузовику службы доставки. И вот тогда… тогда… Просто знайте, что случай был печальный, пронзительный и кровавый.

— Привет, ма, — сказала миссис Ворчунья, наклоняясь и целуя свою маленькую мать в лоб. — Мы привезли тебе газон.

— Привет, Крольчонок, — ответила миссис Дыщ. — А зачем он мне?

— Ну, нам он не нужен, — объяснила миссис Ворчунья.

Миссис Дыщ вздохнула.

Лучик услышал про газон (точнее, про дёрн, украденный с виллы «Зелёный лужок») и тут же вспомнил о странном незнакомце у окна. Лучик тогда повернулся в его сторону, но подозрительный тип уже нагнулся, и видна была только его макушка. Эх, жаль, что он не разглядел его лицо!

«Что он задумал?» — пробормотал про себя Лучик. Он уже рассказал про этот случай Мими. Она предположила, что это был фанат, который жаждал получить автограф любимой знаменитости, или журналист, охочий до сплетен, а может, и фотограф, гоняющийся за сенсацией.

— А что он увидел? Папу с прокушенным белкой носом! — воскликнул Лучик.

— И слона, который везёт фургон, — со смехом добавила Мими.

Кстати, о фургоне. Больше всех миссис Дыщ была рада видеть у своего дома номер три по улице Железнодорожной Топу и Хлопа. Хоть она и пошутила, что их следует скормить собакам, мать миссис Ворчуньи обожала ослов и немедля поспешила к прицепу, чтобы их погладить. Там она заметила мистера Ворчуна и спросила его:

— Что это с тобой случилось? — мамаша Дыщ потянулась к его носу — с её точки зрения, он находился очень-очень высоко — и ущипнула его костлявыми пальцами.

— АЙ! — вскрикнул мистер Ворчун. — Да это всё злодейская белка.

— Судейская кто? — переспросила мамаша Дыщ, поглаживая Топу — или Хлопа? — по морде.

— Ничего я про суды не говорил! — возмутился мистер Ворчун. — Я сказал «злодейская». Злодейская белка!

Миссис Дыщ развернулась и ГРОЗНО на него УСТАВИЛАСЬ.

— Как ты меня назвал?! — воскликнула она.

Он обречённо вздохнул.

— Если что, зовите, — объявил мистер Ворчун и залез в фургон.

Малыш тем временем облаивал Завитка и Спиральку, смешно подпрыгивая, а колибри думали, что он с ними играет. Они то взлетали, то опускались, дразня маленького пёсика.

Лучик поделился с миссис Дыщ морковкой для ослов. Бабушка разломила её надвое и дала Топе с Хлопом по половинке. Они тотчас благодарно захрустели.

— Надолго приехали, Крольчонок? — обратилась мамаша к миссис Ворчунье.

— Ты же знаешь, ма, мы только на ночь… — начала было миссис Ворчунья, но мама её прервала.

— Зачем тогда приехали?! Вы же не хотите украсть мою редчайшую коллекцию тарелок? Я так и знала! Вы на них глаз положили, да?

На самом деле у миссис Дыщ в шкафу для посуды стояли всего две обыкновенные тарелки, но она в них души не чая па. Даже придумала им имена: синюю с отколотым краем звали «Синяя тарелка», а красную — целую, но с небольшой трещиной — «Красная тарелка».

Миссис Дыщ поднялась на ступеньку фургона, чтобы стать одного роста с дочерью, и ГРОЗНО на неё УСТАВИЛАСЬ. Миссис Ворчунья тяжело вздохнула. Сильнее мужа её раздражала только собственная мать.

— Нет же. ма, не нужны нам твои тарелки! Мы обещали завтра рано утром отвезти тебя на деревенскую ярмарку, помнишь?

— Конечно, помню! За кого ты меня принимаешь?! — возмутилась мамаша Дыщ, хотя она напрочь позабыла о ярмарке.

— За дуру! — грубо выкрикнул мистер Ворчун из фургона.

Все прекрасно услышали его оскорбительный возглас, но крошечная мать миссис Ворчуньи не обратила на него внимания.

— В этом году я одержу честную победу над Эдной Двапенни! — уверенно заявила опа.

— А если не получится, можем смухлевать, — пробормотала миссис Ворчунья.

Главную соперницу её матери в невероятно важном ежегодном Конкурсе солений, варений и джемов звали Эдна Двапенни, и на миссис Дыщ она действовала как красная тряпка на быка.

— Надеюсь, вы не дмаете, что я буду спать в этой штуковине? — со вздохом спросила миссис Дыщ и покосилась на фургон. — Вдруг он развалится и я помру во сне?

— Ни в коем случае, ма, — успокоила её миссис Ворчунья. — Ты ляжешь спать на своей кровати. Мы же не хотим, чтобы ты проснулась мёртвой, правда?

Из фургона раздался громкий хохот мистера Ворчуна.

Глава четвёртая Штаны

На следующее утро на рассвете Дженни в третий раз перечитывала свежее послание в стихах от Альфонсо Табба:

Дженни томно вздохнула. Никто не умел сочинять стихотворения так же хорошо, как её обожаемый Табби! Эх, жаль, она не так умна, чтобы преуспевать и во врачебном деле, и в этой прекрасной поэзии!

Она взяла со стола рамку в форме сердца и поцеловала и так уже измазанную помадой фотографию. Дженни своими руками украсила рамку осколками битого стекла (точнее, разбитой ампулы из врачебного кабинета доктора Табба) и ракушками. Она изрезала все руки об осколки, склеивая их в узоры, и теперь рамка поблескивала красным. О битое стекло вообще легко порезаться. Дженни отставила снимок и взяла другой, в простой серебряной рамочке. На фотографии был запечатлён стильный молодой человек с идеальной белоснежной улыбкой.

— Ах, Норрис, — вздохнула девушка, — тебя я тоже люблю!

Она поцеловала стекло, покрывающее снимок, но её мысли уже устремились к стихотворениям Альфонсо. Ах, поэзия!

Размышления Дженни прервал не кто иной, как вышеупомянутый Норрис Бутл. Он заглянул в дверь и вместо того, чтобы постучать, сказал:

— Тук-тук! Привет, Дженни, старушка! — (Она была на три дня его старше.)

— Норрис! — воскликнула Дженни, чуть ли не пища от счастья. Правда, она тут же вспомнила, что намеревалась на него дуться по какому-то — как всегда, забытому — поводу, и нахмурилась. — Ты что здесь делаешь? — резко спросила она.

— Разве не ты просила отвезти тебя и твои пыльные банки на деревенскую ярмарку, где проводится Конкурс солений, варений и джемов?

Дженни смерила его оценивающим взглядом. В последнее время Норрис чуть ли не каждый день щеголял в одном и том же костюме в клеточку. То есть раньше в нём можно было щеголять, и когда-то он выглядел эффектно, но эти времена давным-давно прошли.

— А это что? — спросил Норрис, приглядываясь к открытке, лежавшей на столе.

— Ничего! — поспешно крикнула Дженни и вцепилась в бумажку, но он ловко её выхватил. — Это личное! — пискнула девушка. — Не смей читать!

Однако Норрис Бутл, первая любовь Дженни Прендергаст, посмел — и прочитал. Он и в детстве, когда они оба учились в школе, крал записки, которые предназначались лично ей.

— Это же полная ахинея! — хмыкнул Норрис.

— Какая ещё нея?

— Ахинея, — повторил он.

Дженни Прендергаст понятия не имела, что значит «ахинея», но по тону своего друга поняла: это НЕ комплимент.

— Ты… чудовище! — воскликнула она, бросаясь на диван, так щедро заваленный подушками, что он больше походил на одну большую подушку, чем, собственно, на диван. Для дополнительного эффекта Дженни пару раз ударила по нему кулачками. — Чудовище, чудовище, чудовище!

— Брось, старушка, — растерянно пробормотал Норрис и вернул ей открытку. — Я же пошутил! Это не самое кошмарное стихотворение из всех, что я видел.

— Правда? — всхлипнув, спросила Дженни. На самом деле плакать она и не думала.

— Правда, — заверил её Норрис. — Бывает и хуже.

Ему вспомнились творения Альфонсо Табба, которые он прочёл в спальне Дженни, когда заходил к ней за ножницами: его поэтические открытки были прикреплены к стене, и особенно Норриса впечатлили убогие первые строки одного из них:

В тот момент он жевал кусок сладкого пирога (Норрис любил есть на ходу) и, увидев это сочинение, громко хмыкнул, из-за чего миндальные хлопья влетели прямо ему в ноздри. (Но он именно хмыкнул, а не хрюкнул, как Аций.)

Дженни поднялась с дивана, поправила юбку спереди и сзади, подошла к небольшому круглому зеркальцу на стене, рассмотрела своё лицо и пригладила волосы. Она осталась собой довольна и улыбнулась своему отражению.

Дженни многим казалась хорошенькой, но стоило ей что-нибудь сказать или сделать, как окружающие торопились с ней распрощаться, чувствуя легкий приступ тошноты.

— Так, ну и где там твои соленья, варенья и джемы? Их же надо отнести в машину, — напомнил Норрис.

Дженни Прендергаст бесил его автомобиль. Эта была курьерская машина, которую Норрису выдали на работе. Дело в том, что работал он продавцом в «Компании нежного нижнего белья». И на обоих бортах машины красовалась огромная надпись: «КОМПАНИЯ НЕЖНОГО НИЖНЕГО БЕЛЬЯ». Компания производила бельё как для мужчин, так и для женщин, поэтому на одной стороне были изображены женские панталоны в горошек и с рюшками, а на другой — семейные трусы в горошек, но уже без рюшек.

Дженни очень обрадовалась, когда Норриса взяли на работу, но её смущала должность старого друга. Ну не могла она выйти замуж за мужчину,который трудится в НИЖНЕМ БЕЛЬЕ (вы же понимаете, о чём я?). Дженни всё ждала, что Норрис найдёт другую работу, получше, но время шло, а ничего не менялось. Ему как будто нравилось работать в НЕЖНОМ НИЖНЕМ белье. Конечно, Дженни смущал не столько выбор профессии, сколько машина с крупными изображениями трусов, в которой ей приходилось разъезжать. А вот Норриса это ни капельки не волновало.

Итак, они залезли в машину. Норрис сел за руль, а Дженни устроилась рядом с подготовленными на конкурс, тщательно завинченными и аккуратно подписанными банками солений, варений и джемов на деревянном подносе.

Этим утром в доме миссис Дыщ (и снаружи) подавалось сразу несколько завтраков. Топа с Хлопом получили по мешку овса. Пальчик лакомился булочками со смородиной. Мими нарезала себе фрукты (слегка помятые), а семейство Ворчунов жевало мюсли домашнего приготовления. В их состав входили предназначенный для ослов овёс, древесная стружка и перхоть овец, а заливать всё это полагалось лисьим молоком. Сама миссис Дыщ пожарила себе яичницу с беконом на своей маленькой кухоньке и ела её из Синей тарелки. На Красной тарелке лежал вполне обычный, но довольно вкусный ломоть подсушенного тостового хлеба- Затем мамаша Дыщ неспешно помылась и вышла из дома номер три по улице Железнодорожной. Они с непрерывно лающим Малышом подошли к фургону Ворчунов, и миссис Дыщ постучала в дверь.

Им открыл Лучик.

— Доброе утро, бабушка! — сказал он. — Готова к деревенской ярмарке?

— Сейчас схожу за своими вещами, — со вздохом ответила миссис Дыщ. Она с топотом спустилась вниз по ступенькам, пересекла улицу, распахнула ворота сада и зашагала по дорожке. — Ну что ты там стоишь? — крикнула старушка Лучику. — Идём со мной!

Не прошло и пяти минут, как Лучик уже выходил из дома с огромной картонной коробкой. Да, на ней было написано: «ВЗРЫВНЫЕ СОБАЧЬИ ЛАКОМСТВА для привередливых псов», но лежали там вовсе не лакомства. Мамаша Дыщ набила коробку своими домашними соленьями, вареньями и джемами, с которыми собиралась участвовать в конкурсе.

Каждую банку покрывала краснобелая тряпочка в клетку, обвязанная резинкой. На заботливо приклеенных этикетках неожиданно аккуратным почерком миссис Дыщ были выведены названия варений и солений.

Малыш только что закончил раунд в гляделки с Топой и Хлопом и побежал к Лучику, подпрыгивая на ходу. Он весело облаял мальчика и стал вертеться у него под ногами, так что Лучику приходилось идти очень осторожно, чтобы не споткнуться о пёсика и не уронить целую коробку стеклянных банок.

Мамаша Дыщ наклонилась — до земли ей было недалеко — и взяла Малыша на руки.

— Тяв! Тяв! Тяв! — не унимался пёсик, при этом успевая облизывать нос своей хозяйки длинным розовым языком.

— Так, и чего мы ждём? — сказала миссис Дыщ.

Вдруг Лучика ослепила яркая вспышка, всего на мгновение.

— Ай! — воскликнул он и закрыл глаза ладонью. — Что это было?

— Ты в порядке? — спросила Мими. — Свет появился вон оттуда. — Она показала на заросли деревьев и кустов за забором у железной дороги, на противоположной стороне улицы. — Наверное, лучи солнца отразились от стекла или… Гляди!

Некто высокий, костлявый и угловатый пытался продраться сквозь кусты. Несмотря на теплую погоду, незнакомец был одет в длинное пальто и бейсболку. Лучик с Мими заметили у него в руке бинокль — видимо, от его линз солнце отразилось Лучику в глаза. «Неужели это он подглядывал за нами в окно у доктора Табба?» — подумал Лучик. И неужели подозрительного типа интересует вовсе не знаменитый врач, а он — Лучик?

Вот бы узнать, в чём тут дело!

Глава пятая Вперёд, на ярмарку!

По традиции судьёй на деревенском Конкурсе солений, варений и джемов должен был выступить лорд Великанн из поместья Великаннов. К сожалению, его посадили в тюрьму, и обязанности судьи взяла на себя не кто иная, как eго жена — леди Ля-Ля. На самом деле они стали жить раздельно ещё до ареста лорда. Он занимал просторный пустой особняк со своим попугаем Монти, а она поселилась в добротно построенном свинарнике. Свинарник и правда был отличнейший.

И обитала леди Ля-Ля там не одна, а со своей самой лучшей подругой — свинкой Малинкой.

Леди Великанн была одной из тех немногих, кому искренне нравились Ворчуны. Ладно, слово нравились — это, пожалуй, преувеличение. К Лучику она точно хорошо относилась, но и против Ворчунов ничего не имела и позволяла им спокойно жить в саду поместья Великаннов. И она чуть ли не единственная не сбежала при виде неказистого фургона, прикатившего на ярмарку. Остальные похватали детей с воплями «Это они!», попрятались за бочками со стружкой, которые играли роль лотерейных барабанов, а её светлость приветливо помахала Ворчунам и бодро прокричала:

— Эгегей!

К слову, свинка Малинка влюбилась в Пальчика с первого хрюшковзгляда.

Это произошло как раз в тот день, когда за лордом Великанном приехала полиция и слон впервые появился у ворот поместья. Малинка отчего-то вбила себе в розовую головку, что Пальчик — это огромный хряк, причём невероятно обаятельный.

Мистер Ворчун остановил фургон у oгороженного лентой участка, столкнув при этом дорожный конус и табличку с надписью «СТОЯНКА ЗАПРЕЩЕНА». Обычно слоном управлял Лучик, но в этот раз мистеру Ворчуну уж очень хотелось поскорее убраться подальше от матери миссис Ворчуньи — она жаловалась по любому поводу!

— Фургон доверху забит дынями! — ныла она.

— Очень полезный фрукт.

— У вашего телевизора нельзя менять каналы.

— Это аквариум.

— Тут так холодно!

— Вы стоите у открытого окна.

— Кот на меня таращится.

— Это не кот, а подставка под дверь.

К слову, подставку под дверь звали Медовым Пряником — уж очень она походила на кота с чудесной шёрсткой медового цвета… До того, как мистер Ворчун перепутал её с кистью, перекрашивая прицеп Топы и Хлопа. Бедняга искренне расстроился, осознав свою ошибку: он понимал, как старая подставка под дверь дорога миссис Ворчунье, да и сам (втайне) обожал набитого опилками котяру. Мистер Ворчун долго смывал краску. Наконец к Медовому Прянику вернулся прежний облик кота, но уже не рыжего. Мистер Ворчун взглянул на него и обмер: что теперь скажет или сделает — с ним — миссис Ворчунья?

Выяснилось, что бояться нечего: миссис Ворчунья зашла в фургон, подобрала с пола любимую подставку под дверь — уже грязно-коричневого цвета, сказала: «Привет, Шоколадный Пряник!» и ушла как ни в чём не бывало, словно кота всегда так и звали.

— Здесь пахнет увядшей травой, — пожаловалась миссис Дыщ и покосилась на остатки дёрна с лужайки доктора Табба.

Это стало последней каплей. Мистер Ворчун выбрался наружу и сел на Пальчика, подменив сына, а сам Лучик вернулся в фургон поболтать с Мими. Разумеется, главным предметом обсуждения стал загадочный тип, который следил за ними в окно врачебного кабинета и из кустов напротив дома миссис Дыщ.

— Думаешь, это один и тот же человек? — поинтересовалась Мими.

— Не уверен, — честно ответил Лучик, — Я не сомневаюсь, что у доктора Табба за нами подглядывал незнакомый господин, а вот кто был с биноклем — незнакомец или незнакомка, — сказать не могу.

— Один шпион уже странно, а когда их целых два!.. — Мими осеклась. — Никак не пойму, что же это такое происходит?

Фургон тем временем заехал на парковку. столкнув по пути ещё парочку дорожных конусов. Перед ним гневно подпрыгивал человечек с охапкой лотерейных билетов и грозно кричал:

— Вам нельзя здесь парковать своё чудовище! Вы что, таблички не читаете?!

— Нет, — ответил мистер Ворчун. — Не читаю.

Ворчуны просто обожали не обращать внимания на таблички.

Возмущённый человечек затопал прямо к фургону. Он намеревался заговорить с мистером Ворчуном КРАЙНЕ командным тоном, что непременно КРАЙНЕ рассердило бы мистера Ворчуна, но тут, на счастье всех посетителей ярмарки, в дело неожиданно вмешалась свинка Малинка, и ругать и пинать никого не пришлось.

Она уже мчалась к фургону, похожая на довольного щенка с ожирением, а вовсе не на хрюшку, и радостно повизгивала. Она была вне себя от СЧАСТЬЯ, потому что заметила Пальчика — своего лучшего свинодруга на этом огромном свете! (Правда, на самом деле он был слоном, но это уже мелочи.)

Человечек с лотерейными билетами попытался увернуться от буйной свиньи и шагнул назад, прямо в стадо проходящих мимо овечек: их переводили из просторного деревянного прицепа в загончики на краю парковки, he успел он оглянуться, как ему уже пришлось искренне извиняться перед обиженным фермером.

Малинка тем временем прижималась к красивому слону, а тот гладил её по спине хоботом, прямо как своего друга Малыша. Мистер Ворчун спрыгнул на траву, влажную от утренней росы, а миссис Ворчунья с матерью выбрались из фургона. Миссис Дыщ сжимала в руках безобразную громадную дамскую сумку.

— Эта деревенская ярмарка обещает быть худшей из всех, — объявила она, спускаясь по ступенькам. — И погода доверия не внушает, — добавила мрачная дама, поднимая взгляд к небу.

— Ма, на небе ни облачка! — со вздохом заметила миссис Ворчунья.

— Вот именно, — подтвердила её мать. — Вдруг начнётся засуха? И мы все погибнем от жажды!

— Уж один день мы переживём, правда, бабушка? — спросил Лучик, возникая в дверном проёме. В руках у него была громадная картонная коробка с надписью «ВЗРЫВНЫЕ СОБАЧЬИ ЛАКОМСТВА для привередливых псов», набитая домашними соленьями, вареньями и джемами мамаши Дыщ. — Давайте скорее запишемся на участие в конкурсе.

— Насекомые! — сказала вдруг миссис Дыщ.

— Насекомые? — переспросила миссис Ворчунья.

— Насекомые? — повторила Мими, выходя из фургона. Она огляделась в поисках комаров, мух, ос или — не приведи Господь! — пчёл. — Я никого не вижу.

— Вот именно! — воскликнула миссис Дыщ. — Когда воды мало, насекомые умирают от жажды. Когда мало насекомых, птицы начинают голодать — и умирают. Когда птиц становится меньше… — Она прервала свою речь, чтобы смахнуть с носа муху.

— Видишь, ма, насекомых тут более чем достаточно! — хмыкнула миссис Ворчунья, опустив взгляд на свою миниатюрную маму.

Миссис Дыщ выглядела разочарованной.

— Заметили сухую, потрескавшуюся землю? — с вызовом спросила она, пряча громадную сумку подмышку и показывая пальцем себе под ноги.

Лучик посмотрел на чудесную, пышную, влажную от росы зелёную поляну, на которой парковались гости деревенской ярмарки.

— Нет, бабушка, — честно сказал он.

— Вот именно! — выкрикнула миссис Дыщ. — На эту траву потратили море драгоценной жидкости! А бедные детки в люльках и колясках с потрескавшимися губами и сухими языками молят о воде и…

— Всё ещё ноете? — бросил мистер Ворчун, проходя мимо.

— ЧТО-ЧТО?! — взорвалась мать миссис Ворчуньи. — Кого мы поим? У нас тут ЗАСУХА, дети умирают от жажды, а вы лезете со своими шутками про питьё?!

— Бабуля, нет никакой засухи, — успокоил её Лучик. — Мы же просто обсуждали погоду, помните?

Миссис Ворчунья тем временем пристально глядела на мистера Ворчуна. Что-то в нём изменилось. Новая дырка в старом свитере? Нет. Свежий бинт на укушенном белкой носу? Ничего подобного. Он почистил обувь? Ни в коем случае. Надел на голову дорожный конус? Ах да… Вот оно что. — Зачем ты напялил этот конус, мистер? — крикнула миссис Ворчунья.

— Другого я не нашёл.

— Нет, почему он у тебя на голове?

— Я тебя не понимаю.

— Ответь на вопрос.

— Я его забыл.

— Зачем. Ты. Напялил. Этот. Конус. На. Голову. Грелка старая.

— Потому что на ноги его не натянуть, бритва ржавая! — отозвался мистер Ворчун

— Ах ты наволочка!

— Драник!

— Конский волос!

— Бирючина!

— Бирючина?.. — ахнула миссис Ворчунья.

Мистер Ворчун кивнул:

— Да-да, бирючина.

— Ты… да ты… — задохнулась миссис Ворчунья. — Костный мозг!

Лучик опустил картонную коробку на траву, банки тихонько звякнули. Все на него оглянулись, и мистер Ворчун сказал:

— Осторожнее с ними, Лучик.

— И зачем я решила участвовать в этом конкурсе, не пойму, — пробормотала миссис Ворчунья. — Там же всё подкуплено, подло, по…

— Но ты же как-то раз в нём победила, ма, — напомнила ей миссис Ворчунья.

На это мамаше Дыщ нечего было ответить, и она сменила тему:

— Где Малыш?

Вопрос был задан как раз вовремя, потому что надоедливый лай пёсика уже некоторое время до них не доносился.

— Не позволяйте никому сюда наступать или тем более здесь парковаться, — попросил Лучик и показал пальцем на огромную коробку с соленьями, вареньями и джемами.

Он развернулся и пошёл обратно в фургон — искать крошечного бабушкиного пёсика. Малыш лежал под диском автомобильного колеса, который служил миской для миссис Ворчуньи.

Лучику тут же вспомнилось, как мистер Ворчун заполз под жестяной таз, а потом его выгнала оттуда миссис Ворчунья. Кажется, у меня где-то была картинка, на которой видно, как она там прячется… Да вот же она! Вы её уже видели в предыдущей книжке, «Ворчуны за бортом».

Лучик взял Малыша на руки, и пёсик снова залился лаем, умудряясь при этом лизать мальчика в лицо. С одной стороны, Лучику было приятно — ведь это проявление любви! — и щекотно, а с другой противно — слюни всё-таки.

— Ах вот ты где, мой хороший! — засюсюкала миссис Дыщ. Таким голосом она разговаривала исключительно с животными.

Вот только Малыша интересовала не хозяйка, а слон Пальчик. Точнее, Пальчик и свинка Малинка вместе. Он перевёл взгляд с хрюшки на слона и обратно, затрясся всем телом, словно только что вышел из воды и решил отряхнуться, и снова залаял.

— Кажется, Малыш завидует! — со смехом заявила Мими.

— Кому? — спросил мистер Ворчун.

— Малинке и Пальчику!

— Да, эта свинья к нашему слону неровно дышит, тут ты права, — согласился мистер Ворчун. — А если ещё и тявкалка привязалась к нашему большеуху…

— У меня НЕ большие уши! — прервала его миссис Дыщ и ударила в живот огромной дамской сумкой.

(Эта сумка любому показалась бы большой, но в руках такой миниатюрной дамы, как миссис Дыщ, она выглядела поистине громадной.)

— У-о-ох! — выдохнул мистер Ворчун и согнулся пополам: у него перехватило дыхание.

Дорожный конус слетел с головы и упал на землю, чудом не задев картонную коробку. Если бы вас ударили сумкой в живот, вы бы выдали точно такое же «У-о-ох», а ведь вы и не знали, что есть такое слово! [ПРИМЕЧАНИЕ РЕДАКТОРА: Такого слова не существует.]

— Бабушка, папа не тебя имел в виду, — объяснил Лучик. — Мы говорили про Пальчика!

— Забавно, у твоей матери прекрасный слух, когда ей это нужно! — язвительно заметил мистер Ворчун своей супруге, всё ещё переводя дыхание после удара.

— Я всё слышала! — крикнула миссис Дыщ.

— Вот видите! — ответил мистер Ворчун. (А ведь он был прав!)

Ему уже удалось выпрямиться, но он всё ещё морщился от боли. Мистер Ворчун решил отойти подальше от тёщи — вдруг ей снова вздумается огреть его сумкой?

— Ладно, хватит пустой болтовни! — заявила миссис Дыщ. — Отнесём мои банки в павильон, где проводится конкурс… Где он, кстати? Его явно стараются от меня спрятать.

— Идите за мной, — велел Лучик. Он слабо представлял себе, где находится павильон, но ему не хотелось простоять весь день у фургона. Мальчик подобрал с земли картонную коробку с надписью: «ВЗРЫВНЫЕ СОБАЧЬИ ЛАКОМСТВА для привередливых псов» и добавил: — Нам в ту сторону!

Миссис Дыщ шла за ним, не отставая ни на шаг и что есть сил семеня короткими ножками. Её ярко-оранжевый лак блестел под лугами утреннего солнца. Она то и дело оглядывалась, бросая взгляды по сторонам. Миниатюрная дама высматривала свою соперницу — Эдну Двапенни, которая грозила ей очередным поражением в Конкурсе солений, варений и джемов.

— Только не в этом году, — процедила мамаша Дыщ сквозь зубы. — Нет, не в этом году!

Глава шестая Новые друзья

Норрис Бутл остановил машину на тропе, не доезжая до парковки возле деревенской ярмарки. Вышло так, что два колеса встали на траву, а два — на асфальт. Его первая любовь — уже взрослая — Дженни Прендергаст ПОТРЕБОВАЛА не парковаться в поле, служившем стоянкой для автомобилей: она очень-очень стеснялась надписи и изображений трусов на бортах машины.

— Идём, — позвала Дженни.

Она уже направилась по дорожке к входу, держа перед собой деревянный поднос с соленьями, вареньями и джемами.

— Подожди, старушка! — отозвался Норрис и поспешно запер дверь машины.

Вдруг из-за угла показался блестящий красный мотоцикл с коляской. Он резко повернул, и колёса на мгновение оторвались от земли.

— Хей-е-е-е! — протянула Лара Рыгпук; её оперный голос перекрывал даже рёв мотора.

— Кру-у-у-у-у-у-у-у у-у-у-уто! — протянул Аций; он сидел в коляске, и на голове у него сиял мотоциклетный шлем.

Они обогнули Дженни Прендергаст, та от неожиданности тряхнула подносом, и банки на нём зазвенели. Дамы встретились взглядами. Они сразу друг друга узнали. Лара Рыгпук, впрочем, как и Аций, недолюбливала Дженни и считала её «соплежуйкой» и «оскорблением всему женскому полу». Дженни Прендергаст недолюбливала мисс Рыгпук, поскольку считала, что известные личности, например оперные певицы, обязаны держаться на публике с достоинством и не вести себя как клоуны. А ещё ей не нравился этот вечно хрюкающий паренёк — Аций.

— Извините! — крикнула Лара Рыг-пук, затем твёрдой рукой повернула мо-тоци кл вправо и влетела на поле для стоянки автомобилей. Правда, судя по тону, извинилась она неискренне.

К тому времени Норрис уже успел догнать свою старую подругу.

— Это, случайно, не Лара Как-там-её? — восторженно спросил он.

— Рыгпук, — ответила Дженни. — Да. Она лечится у Альфонсо.

— Ну ясно, он же звёздный врач, — подтвердил Норрис писклявым голоском, цитируя табличку у дома доктора Табба.

— У него, по крайней мере, приличная работа, — парировала Дженни Прендергаст. —

Он не продаёт нижнее бельё

— Пока Табби на горизонте не появился, ты ничего не имела против моей работы, помнишь? — сказал Норрис и был почти прав: разумеется, Дженни была бы рада, продавай друг её детства не трусы, а что-нибудь другое, но всё-таки она мирилась с его работой, потому что он покупал ей чудесные подарки. — Кстати, ты не знаешь, где мисс Рыгпук покупает нижнее бельё? — добавил Норрис.

Дженни Прендергаст нахмурилась.

— Мне-то откуда знать? — язвительно спросила она.

— Может, герой-любовник Табби упоминал об этом между дел, — ответил Норрис, пожимая плечами.

Дженн и покосилась на старого друга.

— Интересно, откуда Альфонсо знать, где Лара Рыгпук покупает нижнее бельё? — поинтересовалась она.

Норрис задумался.

— Ну, пациенты ведь рассказывают врачам о личном, — сказал он.

Дженни Прендергаст впихнула ему в руки поднос с соленьями, вареньями и джемами.

— Понеси его, пожалуйста. Только осторожно! — предупредила она. — Эти банки мне очень дороги… прямо как Альфонсо.

Дженни мечтательно вздохнула и взмахнула ресницами, словно падающая бабочка — крыльями.

— Раньше ты томно вздыхала и опускала ресницы, думая обо МНЕ, — печально заметил Норрис. Ему стало так жаль себя, что он пнул ближайший камешек.

— Да, — призналась Дженни. — Но тогда я была ещё маленькая и глупая. А потом встретила Альфонсо. — Она ещё разок вздохнула — наверное, назло Норрису. Впрочем, нет. Определённо назло Норрису.

— Я просто хотел узнать, удастся ли мне уговорить мисс Рыгпук перейти на нежное нижнее бельё, — объяснил он. — Ты только представь: всемирно известная оперная певица носит бельё нашей марки!

Дженни Прендергаст резко остановилась. Норрис тоже затормозил.

— В чём дело? — спросил он.

— Сегодня МОЙ день, — сердито выдохнула девушка. — Мы приехали на деревенскую ярмарку, чтобы я могла принять участие в конкурсе, а не ты, и я не позволю тебе всё испортить впихиванием твоего дурацкого белья всем подряд.

Её нижняя губка вздрогнула, а круглые, словно блюдца, глаза заблестели. Норрис догадался, что она вот-вот расплачется, а плакала она нечасто, всего десять-одиннадцать раз на дню.

— Ну что ты, Дженни, конечно, я не буду никому его продавать. И в мыслях не было! — запричитал Норрис.

Сейчас девушка на него сердилась, но у Норриса был припасён кое-какой сюрприз. Он очень любил Дженни и не собирался просто так сдаваться!

Лучик быстро нашёл павильон для проведения Конкурса солений, варений и джемов. Это оказалось легче лёгкого: к нему вели десятки указателей, расставленные по всей ярмарке, и сбиться с верного пути было невозможно. Пока они шли, Мими то и дело забегала вперёд, читала указатели и докладывала, что на них написано. (Ей попалась не одна табличка с надписью «СЕГОДНЯ У НАС ОСОБЫЙ ГОСТЬ — ВСЕМИРНО ИЗВЕСТНАЯ ОПЕРНАЯ ПЕВИЦА ЛАРА РЫГПУК!»)

Лучик, Мими и мать миссис Ворчуньи заглянули в павильон. Конкурс солений, варений и джемов занимал всего один уголочек в огромном помещении, где проводилось множество других конкурсов, для которых подготовили столы с белыми скатертями, простиравшиеся вдоль стен, и на многих из них уже стояли работы конкурсантов.

— Ух ты! — восхитился Лучик.

У входа в павильон стояла дама в очках с голубой оправой. В руках она держала папку-планшет. Дама посмотрела на розовую девочку с крошечными птичками над головой, покосилась на лопоухого мальчика в голубом платье и с огромной картонной коробкой с надписью «ВЗРЫВНЫЕ СОБАЧЬИ ЛАКОМСТВА для привередливых псов». Миссис Дыщ стояла на цыпочках позади внука, устроив подбородок у него на плече.

— На конкурс, мальчик? — спросила дама, потому что до полудня в павильон допускались только участники конкурса.

— Какой же он Пальчик?! — возмутилась миссис Дыщ. — Пальчика мы оставили у фургона. А это мой ВНУК!

— Вы на конкурс? — со вздохом повторила дама. — Будете участвовать?

Мамаша Дыщ с подозрением на неё взглянула.

— Видимо, хотите удалить меня с конкурса, даже не допустив до участия? — мрачно предположила она. — Наверное, скажете, что я недостаточно высокая… Рост же у меня небольшой, верно? Я угадала? Слишком я низкая… — Она развернулась. — Уходим, ребята, здесь нам делать нечего.

— Да, мы на конкурс, — подтвердил Лучик, пока его бабушка не успела ещё что-нибудь наговорить.

— Конкурс солений, варений и джемов, — добавила Мими.

— Имя? — коротко спросила дама и начала листать папку, пока не дошла до страницы этого соревнования.

— Дыщ, — ответил Лучик и повторил фамилию по буквам.

Дама нашла её в списке и поставила галочку.

— Хорошо, — сказала она и показала, где поставить заготовки миссис Дыщ.

Лучик с Мими вынули банки из картонной коробки, расставили их на скатерти и запихнули пустую коробку под стол. Они оставили миссис Дыщ наводить порядок в своих заготовках, а сами вышли из павильона. Будь на её месте мистер Ворчун или миссис Ворчунья, Лучик не осмелился бы уйти. А вот в бабушке он не сомневался и знал, что она и сама справится и ни в чём не напортачит… Так что они с Мими отправились гулять.

На ярмарочной площади им встретились несколько знакомых, в их числе — к большому удивлению Лучика — клоун по имени мистер Губа, с которым они сто лет не виделись.

Он был в полном клоунском облачении: жёлто-зелёные туфли с длинными носами, дурацкие штаны со смешными подтяжками, пиджак в клеточку с цветком-брызгалкой, яркий парик, клоунский макияж и красный нос. Он сидел на перевёрнутом вверх дном ведре и менял шину на колесе своего миниатюрного клоунского велосипеда.

Мистер Губа мгновенно узнал Лучика. (Сложно забыть мальчика с такой внешностью, да ещё и в платье!)

— Привет, Лучик! — воскликнул он. — Как Пальчик поживает?

— Очень хорошо, спасибо, — ответил Лучик. Ему вспомнилась первая встреча с мистером Губой (её я описал в первой книге — «Ворчуны в беде»). — Он на парковке, с моими мамой и папой.

— Надо бы с ними поздороваться, — сказал клоун. — Вот только разберусь с проколом да развлеку ребятишек.

Они распрощались с мистером Губой и пошли дальше. Не прошло и секунды, как Лучик столкнулся с Ацием. Буквально.

— О-ой! — крикнули они хором, впрочем, возгласы у них вышли совсем разные, у одного протяжный, у другого отрывистый — и рухнули на траву.

— Извини, приятель! — сказал Аций, поднимаясь с земли. Он подал Лучику руку, помогая ему встать. — Не смотрел, куда иду. — Аций отстегнул ремешок под подбородком, снял с головы рогатый мотоциклетный шлем и взял его подмышку. — Вечно эта штука мне на глаза налезает, — добавил он и поправил слуховой аппарат за левым ухом.

— Мне нравятся твои рога, — признался Лучик. — Прямо как у викинга!

(Я уже об этом упоминал, но повторю в последний — по крайней мере, в этой книжке — раз: викинги никогда не носили рогов на шлемах.)

Аций улыбнулся:

— Лару пригласили петь в опере, где её героиня носит шлем с рогами. Ей так понравилось, что она заказала два рогатых мотоциклетных шлема, — объяснил он. — Для меня и для себя.

— Она твоя мама? — спросил Лучик.

Аций пожал плечами и снял шлем, так что стали видны его похожие на солому волосы.

— Родила меня не она, если ты об этом. А в остальном Лара — моя мама. Только я её так не называю. Да и будь она на самом деле моей родной мамой, ей всё равно не захотелось бы, чтобы я её так называл. Такой уж у неё характер… А почему ты в платье?

Лучик посмотрел на свой наряд. Об этом он никогда не задумывался. У него и так было полно забот — о слоне, ослах и Ворчунах, тут не до платья!

На этот раз он пожал плечами.

— Да не знаю, честно говоря. Мама меня так одевает. А что у тебя за ухом?

— Слуховой аппарат, — ответил Аций. — Без него я глуховат. Привет, Мими.

Удивительно, но он запомнил их имена после той короткой встречи возле дома доктора Табба.

— Привет, Аций, — поздоровалась Мими, проходя мимо.

— Классные колибри, — заметил Аций. — И ваш слон мне нравится.

Ребята оазговорились и продолжили вместе гулять по ярмарке. По ходу беседы выяснилось, что у Лушка с Ацием есть нечто общее: оба не знали своих настоящих родителей.

— Твой папа, мистер Ворчун, спас тебя с бельевой верёвки? — ахнул Аций, выслушав историю Лучика.

Лучик кивнул:

— Так мне рассказывали. Меня повесили на неё за уши.

Аций покосился на уши Лучика: одно из них было заметно выше другого.

— Поэтому они?..

— Наверное, — ответил Лучик и снова пожал плечами.

— И ты так и не узнал, чья это была верёвка?

— Мы живём в фургоне и раньше часто переезжали с места на место. Вряд ли папа сумеет отыскать тот самый двор, даже если очень захочет.

— А сам ты ничего не помнишь?

В тот момент они проходили по лужайке мимо двух палаток, где кузнец демонстрировал небольшой толпе зрителей, как делаются подковы. На самом краю наковальни лежал красный от жара кусок металла, и кузнец колотил по нему молотком, придавая детали желаемую форму. Лучик задумчиво посмотрел на него и ответил:

— Мне вспоминаются начищенные до блеска мужские туфли и ангельский женский голос. Наверное, туфли папины, а голос — мамин… Не так давно мне показалось, что я нашёл родителей и что это Агнес — бывшая горничная-кухарка и Джек-умелец. Они работали в поместье Великаннов — там, где мы теперь живём.

— Вы живёте в поместье? — восхитился Аций.

— Если его можно так назвать, — съязвила Мими.

— Это старая развалюха, — объяснил Лучик. — И я, в отличие от Мими, живу не в самом особняке, а в фургоне в саду.

— Так что, Джек и Агнес и правда твои родители?

— Нет, — со вздохом ответил Лучик, умолчав, что теперь ему казалось, будто он — потерянный ребёнок лорда и леди Великаннов, потому что доказательств у него не было. — А что насчёт тебя?

Кузнец тем временем дважды ЛЯЗГНУЛ по раскалённой подкове молотком и бросил её железными щипцами в бочку с холодной водой. Вода зашлась пузырями. а остывающая подкова громко зашипела: ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш.

— Меня? — переспросил Аций. — По словам Лары, она нашла меня под дверью своей гримёрки в оперном театре в Принге. Я лежал в плетёной корзинке — правда здорово? — (Должен заметить, что Принг — это небольшой городок неподалёку отсюда.) — Фанаты частенько оставляют ей подарки, и она подумала, что я — один из них. У Лары не было времени заводить своих детей, так что она решила меня усыновить.

— А ты помнишь своих родителей? — поинтересовался Лучик.

— Ну, вам это покажется глупым… — замялся Аций.

— Ты и так глупо выглядишь в рогатом шлеме, — со смехом ответила Мими.

— Это только моя фантазия… — робко начал Аций.

— Какая?

— Ну, я ясно представляю себе своего отца, и…

— И?

— Мне кажется, что он — капитан пиратов!

Глава седьмая Ничего НЕЛЬЗЯ

Присутствие мистера Ворчуна на ярмарке невозможно было не заметить. Для начала он сел на торт в конкурсе «Угадай, сколько весит!», а затем возмущённо заявил: «Ну и что, что он теперь плоский? Вес-то не изменился!», убегая от рассерженного владельца торта. (А тот несущественный факт, что победителю, угадавшему вес десерта, обещали подарить этот самый торт, он как-то не учёл… Ну кто в здравом уме и твёрдой памяти захочет съесть плоский торт с отпечатком попы мистера Ворчуна?)

Потом он столкнул все глиняные горшки, сделанные-с-любовью-и-своими-руками, с огромного глиняного подноса, тоже сделанного-с-любовью-и-своими-руками. Гончар взвыл от горя и помчался за злодеем. Тут мистер Ворчун бросил ему через плечо добрый совет:

— А вы устройте конкурс с метанием шариков в старую посуду и выдавайте призы тем, кто собьёт больше всего горшков!

Странное дело, но от этих слов гончар разозлился ещё сильнее.

Другие неприятности возникли из-за неуклюжести и безразличия мистера Ворчуна — в целом из-за того, что он был самим собой. Например, он связал шестиметровый шарф на демонстрации вязальной машины, израсходовав всю нитку, и взорвал унитазы. Последний случай произошёл так: мистер Ворчун выяснил, что в единственной свободной кабинке унитаз забился еловыми шишками, и решил прочистить его фейерверком.

Думаю, нет смысла объяснять, почему ходить с фейерверком в кармане нельзя НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ! Да и вообще не стоит носить с собой фейерверки. Вы можете сильно пораниться, навредить другим людям, домашним питомцам, деревенскому скоту и диким животным, а ещё — личной собственности. Это опасно и глупо. [ПРИМЕЧАНИЕ РЕДАКТОРА: Он не шутит.]

И раз уж мы заговорили о том, что можно делать, а чего нельзя, приведу небольшой список:

НЕ садитесь на торт в конкурсе «Угадай, сколько весит!»

НЕ разбивайте горшки, сделанные-с-любовью-и-своими-руками.

НЕ меняйте настройки на чужих вязальных машинах.

НЕ взрывайте туалеты — не важно, фейерверками, динамитом или взрывчаткой.

Всё ясно? Надеюсь, что да. Эх, вот бы и мистер Ворчун это понимал! Если бы все-все-все, кого он рассердил, догадались, сколько дел он натворил и скольких людей обидел, они бы непременно выгнали его с ярмарки, а то и вызвали бы полицию. Но жертвы мистера Ворчуна полагали, что они — единственные пострадавшие, которых угораздило столкнуться с этой ходячей катастрофой.

Через какое-то время все они сошлись вместе: мистер Ворчун, миссис Дыщ, Лучик, Мими и Аций. Ребята лакомились яблоками в карамели. Миссис Дыщ бродила туда-сюда, разглядывая свои оранжевые ногти на ногах и причитая, что на Конкурсе солений, варений и джемов она непременно проиграет, ведь Эдна Двапенни непременно сжульничает или подкупит судей. Мистер Ворчун снимал с одежды остатки торта (и отправлял себе в рот, разумеется). Так вышло, что они встретились возле большой круглой палатки из звериной кожи. Эти палатки, к слову, называются юртами.

Мистер Ворчун уже бывал в юрте и пришёл к выводу, что там темно и сильно воняет.

— Здравствуй, пустое место, — обратилась миссис Дыщ к зятю.

Мистер Ворчун не нашёлся, как ответить, и вместо этого пнул, что под ногу попалось: юрту. Оттуда послышался БАХ. А затем протяжное У-У-У-У. И, наконец, визгливое:

— А-а-а-а-а-а-а-а-ай!

С этим криком из юрты вылетела девочка с нарисованной синей бабочкой на пол-лица. К сожалению, чудесный рисунок не удалось завершить, и от носа к щеке тянулась неровная полоса краски. За девочкой вышел сам художник — видимо, его мистер Ворчун и толкнул через стену юрты. Бедняга дрожал, но не выпускал из руки верную кисточку.

Наконец появился отец жертвы. Он был рассержен. Нет, не просто рассержен! Он пришёл в бешенство! Его трясло от ярости. Кто осмелился расстроить его любимую дочку, его маленькую принцессу?! Заботливый отец огляделся вокруг, заметил мистера Ворчуна и впился в него взглядом.

Мистер Ворчун показал пальцем на Лучика. Отец девочки посмотрел на него, и… Не прошло и секунды, а Лучик уже мчался, как ветер, спасаясь от преследования разъярённого отца.

Мамаша Дыщ покосилась на мистера Ворчуна.

— И зачем ты так поступил? — с укором спросила она.

— Поступил как? — уточнил он.

— Подставил Лучика! Этот свеклолиций старикан теперь уверен, что юрту пнул Лучик!

— Не слышу вопроса, — отозвался мистер Ворчун, довольный собой. (Ну разве его маленькая хитрость не доказывает, что он умный малый?)

— Зачем ты показал на Лучика, балбес? — уточнила миссис Дыщ.

— Он намного быстрее меня бегает, — признался мистер Ворчун.

Миссис Дыщ задумалась над его ответом, склонила голову в одну сторону, потом в другую и произнесла:

— А ты прав.

Возможно, её зятёк был не так уж и глуп.

Мими с Ацием тем временем спешили за Лучиком и разъярённым отцом, пенявшим на мальчика за то, чего он не совершал. Лучик метался то туда, то сюда, огибал палатки, забегал в палатки, перепрыгивал через лучших коз, заслуживших первые места на конкурсе домашнего скота, протискивался между ходулями артистки — её сценический псевдоним был Дылда Далия Ли, если вам вдруг интересно. Наконец он перелез через ограду на соседнее поле.

Впервые за всю погоню оглянувшись через плечо, Лучик увидел, что отец девочки (и так красный, как рак, он ещё сильнее покраснел от быстрого бега) отстал и выискивает его глазами совершенно в другом месте. Медлить было нельзя. Лучик понял: ему надо спрятаться, и ПОСКОРЕЕ. Не теряя ни секунды, он бросился в первое попавшееся на глаза укрытие.

Угадайте, что это было? Ну бросьте, не надо вредничать! Угадайте. Нет-нет, не дупло в дереве. Лучик залез в кабину пилота одного из бипланов, стоявших рядом друг с другом в чистом поле.

В смысле — почему я раньше их не упоминал? Да потому что было не к месту! Но там и правда стояли два биплана, красный и синий, в сантиметре друг от друга, в пустом, в общем-то, поле. (Кстати, бипланы — это такие старомодные самолёты с двумя крыльями, одно над другим, и держатся они за счёт креплений и опор, а кабина пилота у бипланов открытая, без крыши.)

Лучик сжался в комочек в этой самой кабине синего биплана (а всего там было две кабины!) и старался не поднимать головы, чтобы никто его не заметил. Он услышал, как кто-то идёт к самолёту, и не решился ни вдохнуть, ни выдохнуть. Биплан слегка покачнулся, когда пилот занял своё место во второй кабине.

Мими с Ацием так же поразило исчезновение Лучика, как сердитого отца, который решил вернуться к своей наполовину раскрашенной принцессе. Где, скажите на милость, его носило?

А носило его высоко над землёй… Потому что синий биплан поднялся с чистого поля и взлетел высоко в небо.

Сегодня Альфонсо Табба, доктора медицины и звёздного врача, ждало важное событие, связанное с ярмаркой и его возлюбленной Дженни Прендергаст, но никак не относящееся к Конкурсу солений, варений и джемов. Доктор Табб сидел в кабине пилота в том самом синем биплане и управлял им.

Биплан этот был необычный — если они. конечно, вообще бывают обычными — он умел писать небесные послания с помощью своего облачного следа. Альфонсо был готов к бою! Он сверился с часами и предположил, что Дженни уже расставила все свои баночки с соленьями, вареньями и джемами на столе в павильоне и теперь прогуливается по ярмарке, ожидая начала конкурса. Осталось подгадать верную минуту. Сердце врача трепетало от волнения, наполненное страстной любовью к очаровательной Дженни. (Знаю-знаю, это так слащаво, что зубы сводит!) На ярмарке был отличный громкоговоритель с динамиками на многих палатках и павильонах. Обычно его использовали для объявлений — например, о вручении призов, о том, когда снова откроется палатка с глиняными горшочками, сделанными-с-любовью-и-своими-руками или о том, где алый, словно редиска, отец может найти свою дочь с красочным зигзагом на лице. Внезапно, словно по мановению волшебной палочки, из динамиков полилась музыка.

Обычно такие мелодии кажутся механическими и скучными, но эта звучала особенно невыносимо. Во-первых, её играл сам доктор Табб на переносном синтезаторе на батарейках, что уже не предвещало ничего хорошего. Во-вторых, игра эта вместе с вокалом была записана на диктофон, на который он обычно диктовал свои врачебные заметки. Как вы могли догадаться, этот прибор не был создан для музыки. В-третьих, Альфонсо Табб не только сам сочинил романтическую мелодию, но и написал для неё слова.

Помните его стихотворения? Да? Тогда вы понимаете, насколько плохи дела. Вот что услышали присутствующие на ярмарке:

Затем Альфонсо продолжил выписывать строки на небе облачным следом. Он несколько месяцев втайне к этому готовился.

Как вы помните, на самом деле биплан был синим. К сожалению, Альфонсо не мог угадать, какой самолёт ему достанется, зато слово «жёлтый» прекрасно вписывалось в его сочинение. Доктора совсем не огорчил неподходящий цвет, потому что он верил в «свободу творчества», то есть позволял себе слегка искажать реальность в своих творениях, другими словами, лгать. Да и вряд ли он ожидал, что над ярмарочной площадью пролетит ещё один биплан.

Это «Тра-ля ля-ля-ля» было худшей строкой во всём стихотворении. Впрочем, музыка сразу возымела должный эффект на предмет обожания доктора Табба. Дженни услышала своё имя и сразу отвлеклась от кроликов из палатки «Погладь пушистых кроликов», чтобы взглянуть в небо. К ней подошёл Норрис Бутл и тоже поднял взгляд на биплан.

Стоило девушке увидеть самолёт, как она взвизгнула от восторга.

— Там Табби! — защебетала Дженни. (Конечно, кроме него в биплане сидел и Лучик, но об этом она не знала). — Мой Табби!

На площади уже собирались небольшие группки зевак. Они выскальзывали из павильонов и отходили от палаток.

К тому времени биплан уже начал выводить слова:

Вдруг в небе показался второй биплан — красный, который стоял возле синего в чистом поле. Им управлял лётком Рыбер (только лётком — это не имя, а сокращение от «лётный командир»). Перед ним поставили задачу, поразительно похожую на план доктора Табба, и действовал он по просьбе некоего мистера Н. Бутла из «Компании нежного нижнего белья».

Этот пилот часто выполнял поручения компании (именно благодаря ему Норрису пришла в голову эта роскошная идея). Лётком тоже подготовил послание, но не стал выписывать его в небе облачным следом на глазах изумлённой публики, как Альфонсо Табб, а всего лишь вывесил узкий транспарант за хвостом самолёта.

Норрис выдал пилоту длинный кусок ткани с надписью:

Но произошла досадная ошибка. Пилот всё перепутал, и теперь за бипланом лентой развевался транспарант «Компании нежного нижнего белья»:

Толпа зашлась от смеха. Норрис Бутл ахнул от ужаса.

Дженни Прендергаст перевела взгляд с надписи в небе на Норриса Бутла на земле. И обратно. Наконец она разрыдалась и юркнула в ближайшую палатку, чтобы скрыть от всех свою грусть и позор.

Глава восьмая Удар судьбы

Надеюсь, хоть кого-то из вас, дорогие читатели, волнует, как выдержал этот полёт бедняга Лучик. Конечно, вам достоверно известно, что в машине нужно застёгивать ремень безопасности. Представьте себе, насколько это важно в открытой кабине биплана, которым управляет не самый опытный пилот. Особенно учитывая тот факт, что самолёт не про сто летел, а ещё и выделывал мёртвые петли, резко взмывал вверх и обрушивался вниз, рисуя на небе послание для Дженни Прендергаст.

Когда Альфонсо Табб заметил Лучика в кабине напротив — в тот момент мальчик поднял голову и с тревогой огляделся, — он с удивлением воскликнул: «Что за чертовщина?» Правда, никто его не услышал. Слова пилота подхватил ветер и унёс прочь от ушей Лучика.

Потом Лучик повернулся, увидел доктора Табба и вцепился в край кабины так, что у него побелели костяшки пальцев. Тогда-то Альфонсо мгновенно узнал его по ушам и ахнул:

— Лучик Ворчун!

При другихобстоятельствах доктор Табб непременно развернулся бы и как можно скорее посадил самолёт, но он долго и тщательно готовился к этому дню и распланировал всё до минуты. Кто знает — вероятно, такой возможности больше и не представится! Да и если парень залез к нему в биплан, чтобы насладиться духом приключений, зачем его разочаровывать? Он же никому не мешает. Кроме того, при первой встрече Лучик показался доктору Таббу разумным молодым человеком. Наверняка он как следует пристегнулся тугим ремнём безопасности.

Конечно, доктор Табб не подозревал о том, что для Лучика этот полёт стал неожиданностью. Он всего лишь хотел спрятаться от своего преследователя и вовсе не собирался пристёгивать ремень.

Его ждала нешуточная тряска.

Пока зеваки любовались бипланами, парящими в небе, миссис Ворчунья решила про себя: настал момент обеспечить её любимой маленькой матери (для вас — миссис Дыщ) победу над кошмарной Эдной Двапенни в Конкурсе солений, варений и джемов. А как ещё сделать мамины соленья и варенья лучше кулинарных творений её главной соперницы, если только не придать заготовкам Эдны отвратительный вкус? Но как это провернуть?

Да легко! Здесь нужна диверсия (прекрасное слово, означает «намеренно разрушать, мешать или вредить», и ни с какими версиями оно не связано, нет-нет). Хм… Ладно, разрушать соленья, варенья и джемы Эдны миссис Ворчунья не собиралась, потому что взорванные банки, разлетевшиеся на дымящиеся осколки, не остались бы незамеченными, а вот помешать ей победить в конкурсе или навредить вполне могла!

Итак, миссис Ворчунья вышла из фургона поглядеть, что вызвали все эти «О-о-о-о», «А-а-а-ах», откуда взялись музыка и шум самолётов. Увидев, что посетители ярмарки увлечены зрелищем, она сделала вывод: самое время осуществить задуманное! Она снова забралась в фургон, тяжело шагая в тапочках-кроликах.

Там миссис Ворчунья: убрала подушку с дивана, на котором похрапывала ещё минут десять назад (прижимая к себе Шоколадного Пряника, любимую подставку под дверь в форме кота). Места в фургоне вечно недоставало, и в ход шла любая вещь, куда удавалось хоть что-нибудь засунуть. В диване, кроме всего прочего, лежала сумка со старьём (тряпичная сумка со всякой всячиной).

Миссис Ворчунья запустила в неё руку, предварительно отбросив в сторону полусгнившую дыню. Раздался щелчок, и миссис Ворчунья взвизгнула. Вытащив руку, она обнаружила, что её пальцы защемило в мышеловке! С другой стороны к устройству была приклеена бумажка с коротким словечком: выведенным рукой мистера Ворчуна.

Миссис Ворчунья усмехнулась, оценив смекалку мужа, и в её голове созрел план мести!

Она высвободила пальцы и снова засунула руку в сумку со старьём. Мышеловка уже сработала, так что была совершенно безвредной. Затем миссис Ворчунья повесила сумку на плечо и затопала к выходу. Ей было невдомёк, что всё это время в окно фургона таращился неизвестный тип в бейсболке. Миссис Ворчунья спокойно отправилась на поиски павильона, в котором проводился Конкурс солений, варений и джемов, не подозревая, что за ней крадётся некто в пальто.

Когда миссис Ворчунья добралась до места, на бипланы уже вышли полюбоваться чуть ли не все посетители ярмарки. Она огляделась, опустилась коленями на траву, приподняла навес и на четвереньках заползла в павильон.

Внутри никого не было. Перед миссис Ворчуньей протянулись длинные ряды столов, и ей не сразу удалось найти три вытянутых стола с соленьями, вареньями и джемами — они оказались между «Самыми тяжёлыми тыквами» и «Двенадцатым конкурсом овощей, похожих по виду или запаху на знаменитостей».

Миссис Ворчунья вовсе не собиралась добавлять в банки Эдны Двапенни яд и травить леди Великанн — судью конкурса. Она просто хотела подсыпать Эдне всяких гадостей.

Миссис Ворчунья покопалась в своей сумке со МНОЖЕСТВОМ подходящих добавок. Сперва она подумала, что было бы неплохо подлить в банки Эдны суперострый соус чили или подсыпать немного толчёного чеснока, но потом решила, что выдаст себя. Что же выбрать? Времени на раздумья оставалось мало. И миссис Ворчунья принялась за дело.

Всё шло хорошо, но тут в небе над ярмаркой возник второй биплан, красный. За штурвалом сидел лётком Рыбер. К биплану крепился транспарант с надписью «Не глупи, бельишко нежное купи!». Он пронёсся над ярмаркой, после чего Дженни Прендергаст в слезах кинулась в ближайшую палатку.

К сожалению для миссис Ворчуньи, ближайшим оказался тот самый шатёр соревнований, в котором находилась она сама, а заплаканная мисс Прендергаст ворвалась в него как раз в тот момент, когда миссис Ворчунья бросала мёртвую муху в банку с вареньем Эдны.

Их взгляды встретились. Дженни Прендергаст закричала, и за её спиной тут же возник Норрис Бутл.

— Пока никому, кроме судей, нельзя входить в палатки! — сообщил голос, как оказалось, принадлежащий даме в синих очках и с папкой для бумаг в руках. Вероятно, она скользнула в палатку за Дженни и Норрисом. Дама тоже заметила миссис Ворчунью.

— Мадам! — воскликнула она. — Объяснитесь!

— Она подсыпала что-то в банки! — заявил Норрис. — Я сам видел! Подсыпала! (Сказать по правде, Норрис был очень рад, что нашлось хоть что-то, что отвлекло Дженни от злосчастного транспаранта с рекламой нежного нижнего белья, прервавшего «небописательство» доктора Альфонсо Табба. Эх, если бы на транспаранте было написано: «Оставайся навсегда моей девчонкой!», как Норрис и планировал, всё сложилось бы совсем иначе).

— Вы… вы ЖУЛЬНИЧАЕТЕ! — воскликнула Дженни Прендергаст с таким ужасом, с каким воскликнули бы и мы с вами при виде человека, который поедает сэндвич из какого-нибудь редкого животного.

— А вот и нет! — ощетинилась миссис Ворчунья.

— А вот и да! — проскрипел незнакомый голос. Таким вполне могла обладать ящерица, всю жизнь питавшаяся песком.

Все обернулись. Оказывается, в палатку вошла ещё одна дама, высокая и угловатая, с острыми чертами лица и прилизанными волосами. Она вся вспотела. Это была Эдна Двапенни.

— Я проследила за тобой и за твоей мамашей! — сообщила дама.

— Я не жульничаю, — заявила миссис Ворчунья, и теоретически она была права. Это она раньше жульничала, а потом, когда все ворвались в шатёр, перестала.

— Тогда скажите, что именно вы тут делаете? — потребовала дама с папкой-планшетом.

— Пытаемся найти мои контактные линзы, — сообщил голос, услышав который все так и подскочили. Спустя пару мгновений мамаша Дыщ вылезла из-под стола. — Я ищу на земле, а она заглядывает в банки, проверяет, не упали ли линзы туда, — пояснила она, снимая с колен прилипшие травинки. — Но линзы, видимо, потерялись, или их уже кто-то раздавил, — добавила она со вздохом. — Или и то и другое.

— Да, — сказала миссис Ворчунья. — Вот именно. — Она внушала бы куда больше доверия, не будь у неё такое же удивлённое лицо, как у остальных.

— Контактные линзы? — уточнила дама с планшетом. — Что ж, допустим, так. Прошу вас следовать за мной!

Миссис Дыщ поднялась на ноги. Она внимательно посмотрела на свою главную соперницу.

— А вот и Эдна, — со вздохом сказала она. — А я всё думаю, когда же ты появишься и всё испортишь

Только Эдна Двапенни хотела что то ответить, как вдруг раздалось несколько громких хлопков, а за ними — оглушительный взрыв.

Чтобы объяснить этот БА-БАХ — а именно с таким звуком произошёл взрыв, — нужно вернуться назад, к моменту, когда так называемая музыка доктора Альфонсо Табба затрещала из динамиков и люди подняли глаза к небу. Когда всё это случилось, Мими, Аций и мистер Ворчун оказались среди тех немногочисленных посетителей ярмарки, которые продолжили заниматься своими делами и не бросились выяснять, что же творится в небе.

Мими и Аций искали Лучика.

— Не мог же он раствориться в воздухе! — воскликнула Мими. Завиток и Спиралька кружили над её головой. — Он же знает, что отец той девочки больше за ним не гонится.

— Я уже везде поискал — и ничего! — пожаловался Аций.

Вдруг что-то упало с неба на крышу палатки, стоявшей слева от них, а потом скатилось и с хрустом приземлилось у ног Мими. Это было яблоко в карамели, точно такое же, как те, которыми все они лакомились до погони за Лучиком. Точно такое же, как яблоки в карамели, которыми угощались мужчины, женщины и дети по всей ярмарке…

Но как вышло, что это яблоко свалилось прямо с неба? Мими наконец подняла взгляд на бипланы — красный, с одним пилотом, и синий, с пилотом и пассажиром. Она ясно видела, что в кабине кто-то размахивает руками.

«Нет! Нет, конечно! — подумала она. — Не может такого быть. Или может?»

Так и слышу ваш вопрос: «А чем же был занят мистер Ворчун?» На самом деле я, конечно, ничего не слышу — наверное, потому, что вы ни о чём и не спрашиваете, а может, потому, что вы очень далеко, но я вам, так и быть, расскажу. Мистер Ворчун был занят тем, что наблюдал за проведением конкурса «УГАДАЙ, СКОЛЬКО ПЧЁЛ В УЛЬЕ». Ассоциация местных пчеловодов соорудила специальный улей. Стенки у него были обычные, из дерева, выкрашенные белой краской, а вот деревянную крышку заменили на стеклянную. Это было сделано для того, чтобы посетители могли заглянуть внутрь улья и увидеть, как работают трудолюбивые, беспрестанно жужжащие пчёлы.

По правилам конкурса требовалось угадать, сколько внутри пчёл. Тот, чья догадка окажется ближе всего к количеству насекомых, известному пчеловодам, получит огромную банку мёда. Мистер Ворчун не особо любил мёд, хотя однажды щедро налил его в туфли миссис Ворчунье — хотел сделать ей сюрприз, и ему это дело очень понравилось, да к тому же с мёдом трупы животных, найденные на обочине, становились вкуснее. Но ему очень уж приглянулась банка. Она была стеклянной, как и все другие банки, но необычной фирмы, напоминая огромный кубок с подставкой, ножкой, двумя ручками и крышкой, увенчанной небольшим шариком.

Да, банка очень походила на прозрачный футбольный кубок. Мистер Ворчун подумал о том, что, когда мёд закончится, он сможет хранить в банке свою коллекцию стеклянных шариков и стеклянных глаз. Что может быть лучше!

— А сколько стоит одна попытка? — спросил он у дамы, с макушки до пят одетой в костюм пчеловода — у неё на голове даже была круглая шляпа с защитной сеткой, похожей на вуаль.

Дама нервно оглядела мистера Ворчуна сквозь вуаль. Она видела его впервые, но была о нём наслышана, а с перебинтованным носом он казался ещё более… э-э-э… как бы сказать… странным.

Она назвала ему цену. Мистер Ворчун поворчал и вытащил маленький женский кошелек из кармана штанов. Впрочем, я немного напутал: сам кошелёк был нормального размера, просто женщина, которой он принадлежал — миссис Дыщ, — не отличалась высоким ростом. Мистер Ворчун позаимствовал её кошелёк, не озаботившись тем, чтобы спросить разрешение.

Он вынул горсть монет и, не пересчитывая, высыпал их в руку дамы, облачённую в пчеловодческую перчатку.

— Шесть попыток, — произнёс он. А потом склонился к улью, прижавшись носом к стеклянной крышке, и стал напряжённо всматриваться внутрь.

— Как их много! И не сосчитаешь! — проворчал он; от его дыхания стекло сразу запотело. — Так нечестно!

— У всех равные шансы на победу, — сказала дама-пчеловод.

— Надо посмотреть поближе! — заявил мистер Ворчун, и не успела дама сказать: «Вы что, с ума сошли?!» — как он снял с улья крышку.

— Стойте! — воскликнула дама и бросилась к нему отнимать крышку.

Это так разозлило мистера Ворчуна, что он пнул улей. К шуму самолётов, паривших в воздухе, добавился громкий гул: это жужжала огромная стая пчёл, разъярившихся ЕЩЁ СИЛЬНЕЕ, чем мистер Ворчун… К нему-то они и ринулись.

Мистер Ворчун понёсся вокруг палаток, словно шарик в автомате для пинбола, а пчёлы во весь дух погнались за ним. Он пробежа-а-а-ал мимо мистера Губы, который жонглировал перед публикой в количестве одного человека — мальчика лет пяти-шести, потому что остальные посетители бросились смотреть на захватывающие виражи Альфонсо Табба. А мальчик остался.

Он зачарованно наблюдал, как мистер Губа жонглирует зажжёнными факелами.

Один из этих факелов и выхватил у остолбеневшего клоуна мистер Ворчун, пробегая мимо. Пчёлы не отставали от него ни на метр, а мистер Ворчун слышал, что они не любят дым, так что идея поразмахивать горящим факелом показалась ему гениальной.

Он и так помахал факелом, и эдак. Он нарисовал в воздухе восьмёрку. Даже попытался нарисовать девятку. Сказать по правде, он размахивал факелом во все стороны, причём не замедляя бега. Но пчёлы не отставали.

Сама идея отгонять пчёл факелом была бы неплохой, не протиснись мистер Ворчун в дырку в заборе. Забор отгораживал ярмарку от того участка поля, где в конце дня организаторы хотели устроить шоу фейерверков (поле находилось в отдалении от ярмарки, и именно оно служило самолётам зелёной взлётной полосой).

Факел зацепился за одну из верёвок, натянутых по центру поля, выпал из рук мистера Ворчуна и упал на кучу ракет для фейерверков. Когда пчёлы нагнали мистера Ворчуна, факел мистера Губы уже успел поджечь несколько ракет — и фейерверки ожили… К сожалению, среди них был экспериментальный образец нового фейерверка, который пока отсутствовал на официальном рынке. Назывался он «Шарм-5».

Обычно фейерверки взрываются не так уж высоко от земли, а вот «Шарм-5» подлетел аж метров на двести, но и на этом не остановился… А что в итоге? БА-БАХ! (Да, тот самый БА-БАХ, который произошёл на странице 159.)

Глава девятая С небес на землю!

Как ни странно, но Лучику уже доводилось наблюдать падение самолётов. Хотел было написать «падение самолётов на землю», но дело в том, что на памяти Лучика последний падающий самолёт рухнул в море, а не на землю. Да и вообще, было одно существенное различие: теперь Лучик наблюдал за происходящим из кабины.

Но он хотя бы успел пристегнуться. Когда он в первый раз чуть не вывалился из самолёта — в тот момент доктор Табб резко повернул биплан, выводя в небе очередную букву, — и яблоко в карамели полетело спиралью вниз, Лучик схватился за ремень и пристегнулся. Он крепко зажмурился — во-первых, от страха, а во-вторых, чтобы защитить глаза от сильных порывов ветра. Альфонсо Табб и лётком Рыбер носили модные летные очки не только для красоты.

Так почему же синий самолёт стремительно падал? Дело в том, что Альфонсо только что закончил писать слова на небе и теперь выводил вокруг них рамочку в форме сердечка. А лётком Рыбер в своём самолёте с транспарантом, на котором значилось: «Не глупи, бельишко нежное купи!», тем временем начал терять высоту — так говорят про самолёты, которые быстро снижаются.

Большинство фейерверков взорвалось и превратилось в дождь разноцветных огней довольно далеко от обоих самолётов. А вот огромный фейерверк «Шарм-5», упрямо летевший вверх, врезался в самолёт лёткома Рыбера.

У фейерверка «Шарм-5» была большая, под завязку набитая порохом гильза, и, к счастью и/или к сожалению, она угодила прямо в пропеллер. Пропеллер, конечно, сломался. Мало того, несколько искорок от фейерверка попали в кабину и подожгли лёткому Рыберу пилотные штаны.

Он произнёс несколько ужасно грубых слов и начал бить себя по ногам одной рукой, пытаясь затушить тлеющие брюки, а другой силился вернуть управление самолёту, который это управление вконец потерял. Это был явно не лучший его полёт.

Высоко в небе доктор Табб заметил, что далеко внизу с красным самолётом творится что-то неладное. И естественно, он, как доктор и пилот-любитель, тут же устремился на помощь товарищу. Без промедлений и предупреждений он вошёл в резкое пике, торопясь к подбитому биплану. Лучику только и оставалось, что держаться крепче и надеяться на лучшее. А, ещё кричать: «А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!»

На самом деле синий самолёт не принадлежал Альфонсо Таббу. Альфонсо лечил звёзд, и одним из его пациентов был знаменитый актёр Дирк Норвич. Дирк помог Альфонсо связаться с Заком «Гречкой» Харрисом, каскадёром, у которого был свой самолёт для небописания, и несколько выходных дней Зак учил доктора Табба пилотированию.

Когда доктор направил самолёт вниз, почти перпендикулярно земле, Лучику показалось, что его внутренности подскочили к ушам, и тут произошло два события: во-первых, двигатель как-то странно закряхтел, а во-вторых, доктор сломал какой-то очень важный рычаг, отчего из самолёта посыпалась целая куча шестерёнок, винтиков и гвоздей.

— Раньше со мной такого никогда не случалось! — жалобно простонал Альфонсо, но Лучик его не слышал, потому что находился впереди него, точнее сказать, снизу — не забывайте, что самолёт летел ВНИЗ.

В тот момент у Лучика в голове была только одна мысль: «Мы умрём! Мы умрём! Мы умрём!» — и, полагаю, если бы в этот момент его спросили. «Как думаешь, бывает ли хуже?» — он либо на секундочку перестал бы вопить, чтобы заорать: «Нет!», либо просто покачал бы головой.

Однако вскоре Лучик убедился, что хуже бывает. Их самолёт поравнялся с бипланом лёткома Рыбера, и тут пропеллер, запутался в транспаранте с надписью «НЕ ГЛУПИ, БЕЛЬИШКО НЕЖНОЕ КУПИ».

Хорошего в этом было мало.

Тем временем на земле Мими стала действовать. Увидев яблоко в карамели, упавшее с неба, и заметив знакомые руки в кабине синего самолёта, она решила, что Лучик там. Они с Ацием ринулись было к фургончику, но тут раздалось громкое «БА-БАХ», и ребята поспешили к Пальчику.

— Пальчик, подними меня! — сказала Мими. — Скорее!

Слон посмотрел на девочку своими умными слоновьими глазами, потом осторожно обхватил её хоботом за пояс, поднял и осторожно опустил себе на спину.

— Ты с нами? — спросила Мими у Ация.

— А куда вы? — уточнил Аций.

— Хотим добраться до самолётов, когда они сядут, — пояснила Мими.

— Скорее, упадут, — заметил Аций. — Я с вами! — Пальчик поднял и его, посадив за Мими, над которой всё так же кружили Завиток и Спиралька.

— Вперёд, Пальчик! — скомандовала Мими. — Мне кажется, Лучик в одном из этих самолётов. Иди за ними!

Она угостила слона горсткой арахиса, которую зачерпнула из ближайшего мешка. Пальчик подхватил горстку хоботом и забросил себе в рот, грузно зашагав по парковке.

Мими и Ацию нужно было как можно БЫСТРЕЕ приблизиться к самолётам — биплану лёткома Рыбера, потерявшему пропеллер из-за столкновения с фейерверком «Шарм-5», и падающему самолёту, в котором сидели доктор Табб и Лучик. Поэтому, наткнувшись на первую преграду, Мими не стала тратить время на поиск калитки или дырки в заборе и скомандовала:

— Идём напролом, Пальчик.

Пальчику не надо было повторять дважды. Он пробил в заборе дыру и вышел через неё в поле, где стал набирать скорость.

— Держись крепче! — крикнула Мими, на этот раз обращаясь к Ацию.

— А я что по-твоему делаю? — крикнул он. День обещал быть ну очень необычным.

Доктору Альфонсо Таббу ещё никогда в жизни не было так страшно, хотя ему доводилось оказываться в весьма пугающих ситуациях. Например, однажды известный маг Абр-Кадабр заявился к нему на операцию и разрезал его пополам. А как-то Альфонсо повис, зацепившись за подоконник, на высоте сорок четвёртого этажа в какой-то гостинице, потому что перепутал окно с дверью! Но это всё мелочи по сравнению с новой бедой. Теперь Табб застрял в кабине поломанного биплана, на бешеной скорости устремившегося вниз.

Раскинув мозгами, он пришёл к выводу, что лучшее средство против страха — это веселье, поэтому он откинул голову и выкрикнул: «Йеху-у-у-у-у!» Примерно так закричал бы ковбой, перед тем как в одиночку сразиться с оравой разъярённых индейцев.

Крик Альфонсо был таким громким, что Лучик вполне мог бы его услышать, если бы сам не вопил от страха. Далеко внизу Мими с Ацием верхом на Пальчике спешили через поля, не сводя глаз с двух поломанных самолётов в небе прямо над ними, а Норрис Бутл побежал к курьерской машине, на которой было написано «Нежное нижнее бельё».

— Ну же, старушка! — поторопил Норрис Дженни Прендергаст, которая спешила за ним по лужайке.

Между ними воцарилось негласное перемирие. Им обоим нужно было найти Табби, возлюбленного Дженни, и удостовериться, что он не ранен, а ПОТОМ УЖЕ Дженни планировала устроить Норрису скандал из-за АБСОЛЮТНОЙ НЕЛЕПОСТИ транспаранта:

Когда Дженни добежала до пассажирской двери, Норрис был уже в машине и успел даже завести двигатель. Девушка заскочила в салон и едва успела закрыть дверь, как машина понеслась по лужайке. Автомобиль выехал на дорогу, посыпанную гравием, и рванул в сторону самолётов, поскрипывая тормозами.

Благодаря приличной длине слоновьих шагов и тому, что Пальчик пошёл через поле напрямик, не сворачивая на дорогу, Мими с Ацием оказались у самолёта лёткома Рыбера первыми. Они прибыли как раз в тот момент, когда биплан задел кроны нескольких деревьев, растущих группкой. Остатки транспаранта свисали с его хвоста и развевались на ветру. (От надписи осталось только:

Часть с надписью оторвалась и обмоталась вокруг пропеллера другого самолёта как раз на глазах у перепуганного Лучика).

С поразительным мастерством лётком Рыбер пролетел над самыми кронами деревьев, слегка задев их, и умудрился посадить самолёт на шасси. Маленький красный биплан покатился по полю, легко подскакивая, наконец уткнулся носом в траву и остановился.

Без громкого удара. Без огненной вспышки. Пилот отстегнул ремни безопасности, выскочил из кабины и бегом поспешил к Мими и остальным.

Через несколько секунд самолёт с Альфонсо и Лучиком на борту врезался в кроны тех же деревьев. От удара передняя пара шасси отвалилась да так и осталась в ветках, словно пара вишенок, а самолёт рухнул вниз.

Кое-как управляясь с остатками рычагов, доктор пытался посадить старый, лишившийся переднего шасси самолёт в дальний угол поля, туда, где лежал без движения красный биплан. На поле паслось огромное стадо овец.

Животные с блеянием разбежались, а поскольку овцы вообще постоянно ходят ДРУГ ЗА ДРУГОМ, они тут же ринулись в разные стороны в надежде догнать ещё какую-нибудь овцу…

Благодаря впечатляющим пилотным навыкам доктора Табба самолёт всё таки приземлился, ударившись о землю, и покатился по траве на остатках шасси. Лучик что есть силы вцепился в своё сиденье. И тут синий биплан, как и его красный сородич, уткнулся носом — уже без пропеллера — в землю и остановился.

Комья земли полетели в разные стороны. Овцы заблеяли. Мими и Аций ахнули. А потом, к удивлению всех собравшихся, самолёт перевернулся на спину и врезался хвостом в ствол дерева. И, что самое странное, произошло это о-ч-е-н-ь м-е-д-л-е-н-н-о. Самолёт словно сделал грациозное сальто…

…во время которого Альфонсо Табб и Лучик сделали сальто в кабине.

— Во-о-о-о-о-о-о-о-оу! — протянул доктор Табб и широко улыбнулся. — Лучик, ты как, цел?

Лучик не ответил. Он рассмеялся. Смех был не очень весёлый, зато самолет успешно сел на землю.

Не дожидаясь приказов, команд и просьб, Пальчик решительно подошёл к самолёту и удивительно ласково обвил хоботом перевёрнутого вверх ногами Лучика. Лучик снова засмеялся. На этот раз радостно.

— Пальчик, как я рад тебя видеть! — воскликнул он, расстёгивая ремень безопасности.

Когда он высвободился, слон осторожно достал его из кабины и опустил на землю. У Лучика подкосились ноги, но слон ещё не успел разжать свой хобот, и Лучик не упал.

— Спасибо! — сказал мальчик.

Мальчик и слон обменялись взглядами, полными любви и взаимопонимания. Пальчик отпустил Лучика и переключил внимание на Альфонсо Табба, который поступил очень мудро и остался в кабине, не отстёгивая ремней безопасности. Если бы он освободился от них — а это было проще сказать, чем сделать, — он бы упал и стукнулся головой, а возможно, даже сломал бы себе шею. Поэтому он ужасно обрадовался, когда Пальчик осторожно перевернул его и опустил на траву.

— Спасибо! — сказал доктор Табб, вновь оказавшись вверх головой на старой доброй твёрдой земле. Разумеется, он узнал Мими и Ация, как только их увидел. Они набросились с расспросами на Лучика, который всё пытался их убедить, что он цел и невредим.

— Мы же приземлились, теперь-то я точно в полном порядке! — заявил он.

— Что ты делал в самолёте? — спросил у него доктор Табб.

— Прятался, — признался Лучик.

Доктор Табб хотел было поинтересоваться, от кого, но тут к ним с приветствиями подбежал лётком Рыбер.

— Ё-моё! Ну и посадочка! — воскликнул он, оглядывая покалеченный самолёт доктора Табба. — Вижу, нам обоим досталось.

— Я очень испугалась, когда колёса отвалились, — призналась Мими, указывая на дерево, из-за которого шасси оторвалось от самолёта.

Оно всё ещё свисало с ветки. Все тоже уставились на дерево. И тут-то в поле зрения появилась Дженни Прендергаст. Она увидела с дороги, что самолёт, в котором сидел её возлюбленный Альфонсо Табб, исчез за забором, и попросила Норриса остановить машину. Затем перелезла через ворота и побежала по полю с овечками.

Ускорения ради Дженни сбросила туфли на высоких каблуках и понеслась к самолёту по траве босиком. Она вскрикнула от ужаса, увидев, что он перевернулся, а потом вскрикнула от радости, разглядев, что её любимый Табби стоит на своих двоих и переговаривается с каким-то незнакомцем и детьми… а над ними возвышается слон.

— Табби! Мой Табби! — закричала она.

На поле появились и другие люди.

«Другие люди» — это посетители ярмарки, которые заметили, что самолёт падает, и поспешили на помощь. Или просто прибежали поглазеть.

Леди Ля-Ля Великаны где-то раздобыла трактор точно такого же ярко-красного цвета, как самолёт лёткома Рыбера, и поехала на нём впереди всей толпы. На поле она попала через дыру в заборе, которую проделал Пальчик. В кабине рядом с леди Ля-Ля сидела свинка Малинка. Пёс мамаши Дыщ по имени Малыш восседал на крыше трактора.

— Пострадавшие есть? — громко спросила её светлость, притормозив.

Свинка выскочила из трактора и стремглав поскакала к Пальчику. Я бы сказал, «понеслась», но Малинка была довольно упитанной, и носиться у неё получалось плохо. Толпа окружала двух пилотов и мальчика (со смешными оттопыренными ушами, растрёпанными волосами и в голубом платье), который тут же принялся всех убеждать, что на нём нет ни царапинки.

Дженни Прендергаст наконец добежала до Альфонсо Табба, и влюблённые бросились друг к другу в объятия.

— Ты жив! — со слезами воскликнула Дженни.

— Очень даже! — подтвердил доктор. Он слегка отстранился и заглянул Дженни в глаза. — И?

— Что «и», Табби, милый? — спросила Дженни, отступая.

— И каков твой ответ? — уточнил Альфонсо Табб. — Стану ли я счастливейшим мужчиной на свете? Выйдешь ли ты за меня?

Дженни слегка подпрыгнула, хлопнув в ладоши.

— О да, милейший мой Табби! Тысячу раз да!

Они поцеловались. Толпа одобрительно зашумела.

И…

…вдруг

…послышался

…стон.

— А-а-а-а-а-а-о-о-о-о-о-о-о-о!

Казалось, это воет от невыносимой зубной боли волк. А может, ему зажало хвост дверями лифта.

— А-а-а-а-а-а-о-о-о-о-о-о-о-о!

Толпа затихла. Все поглядели туда, откуда раздавался стон. И увидели Норриса. Теперь уже он затих.

— ООО…

Он опустил голову. Дженни подскочила к нему и стиснула его руку.

— Будем лучшими друзьями? — спросила она.

Норрис Бутл внимательно посмотрел ей в глаза. Какое-то время он молчал. Но потом кивнул.

— Будем, старушка, — сказал он и обнял её как лучшую подругу. Потом подошёл по траве к доктору Таббу и пожал ему руку. — Поздравляю, — сказал он. — Вы настоящий везунчик.

— Ещё какой, — подтвердил доктор Табб и поцеловал Дженни совсем-не-как-лучшую-подругу.

Толпа снова радостно зашумела. Громче всех радовался Лучик. Если оказываешься в самолёте, потерявшем управление, то потом чувствуешь определённую симпатию к человеку, который успешно сажает его на землю. Поверьте мне на слово. Лучику не терпелось рассказать обо всём Ворчунам. Но где же они? В толпе их не видно. Они куда-то пропали.

Глава десятая Дынный сезон!

Назвать мистера Ворчуна везунчиком было никак нельзя, потому что везунчиков не преследуют пчёлы; они не спотыкаются о верёвки и не запускают фейерверки, в том числе экспериментальный фейерверк «Шарм-5», который и сбил самолёт. Так что нет, в этом смысле мистер Ворчун отнюдь не был везунчиком. Но ему всё-таки повезло: укуса всей стаи пчёл (сколько бы их ни было) он всё-таки избежал. (А ведь мистер Ворчун так и не успел угадать, сколько их, помните?)

Когда мистер Ворчун упал и случайно поджёг факелом мистера Губы все фейерверки, пчёлы, увидев внезапные вспышки и услышав грохот, всерьёз задумались, а стоит ли вообще кусать этого странного человека с огромным перебинтованным носом. И внезапно улетели, собравшись в большое гудящее облако, — решили, что лучше посетить палатку для чаепитий.

Они влетели в неё и уселись на вкуснейшие из тортов и булочек, представленных на столах. Единственный посетитель палатки очень быстро выбежал из неё с криками, не выпуская из рук кусок пирога с миндалём и клубничным вареньем. (Это был большой любитель тортов и пирожных, и он вовсе не собирался бросать столь вкусную добычу.)

Мистер Ворчун счёл, что это замечательная возможность сбежать, особенно учитывая тот факт, что в его сторону направился большой и злобный господин в футболке с надписью «ПИРОТЕХНИКА ПАТТЕРСОНА». Он шёл на мистера Ворчуна медленно, как папа-медведь, разъярённый из-за того, что кто-то без спроса утащил сэндвич с мёдом, предназначавшийся его медвежонку.

Мистер Ворчун не знал, что пиротехника связана с изготовлением и запуском фейерверков, но он всегда чувствовал, когда не нравился кому-нибудь большому и сильному… И потому мгновенно вскочил и бросился наутёк.

Добежав до фургончика, стоящего на парковке, он удивился, что Пальчик пропал. Но потом с облегчением заметил, что миссис Ворчуньи и мамаши Дыщ тоже след простыл, и решил не упускать возможности и подремать. Но прежде он вернул Топу и Хлопа в прицеп. Им очень понравился цветочный обед, и они тоже были совсем не прочь вздремнуть. Мистер Ворчун очень любил стареньких ослов и, заводя их в прицеп, поглаживал Топу с Хлопом и разговаривал с ними.

Он как раз поднимался по лестнице в спальню, когда в дверях нарисовалась мамаша Дыщ.

— Тьфу ты! — проворчал мистер Ворчун.

— Ах вот ты где, — со вздохом сказала миссис Дыщ, опуская свою объёмистую сумочку на ступеньку рядом с собой. — Полагаю, это ты сбил самолёт?

— О чём вы? — спросил он. А потом повернулся спиной к мамаше Дыщ и продолжил подниматься по лестнице. — Я совсем другим был занят. Чуть не убился, спасаясь от пчёл.

— Что-что? Трудился? Как пчёлка? Ни единому слову не верю! — заявила крошечная дама. — Таких бездельников, как ты, ещё поискать!

Мистер Ворчун во второй раз остановился на лестнице, повернулся и посмотрел на тёщу.

— Я не говорил, что трудился, как пчёлка. Я сказал, что чуть не убился, спасаясь от пчёл. Они гнались за мной.

— И с какой это стати они погнались именно за тобой, а не за кем-то ещё? — поинтересовалась миссис Дыщ. — На аппетитный цветочек ты совсем не похож.

— Зато похож на мусорное ведро! — заявила миссис Ворчунья, которая тоже вошла в фургончик и начала подниматься по лестнице.

— Лесопилка! — отрезал мистер Ворчун.

— Скребок! — крикнула миссис Ворчунья.

— Чурка чугунная!

— Кость от персика!

— Летучая мышь!

— Магнит!

— Магнит? — переспросил мистер Ворчун и улыбнулся. Он был рад возвращению жены. — Чем вы обе занимались? Вас так долго не было.

— Пыталась помочь маме победить Эдну Двапенни в Конкурсе солений, варений и джемов! — заявила миссис Ворчунья.

— И? — спросил мистер Ворчун.

— Что «и»? — хором переспросили миссис Ворчунья с мамой.

— И что пошло не так?

— А кто сказал, что что-то пошло не так? — с негодованием спросила миссис Ворчунья.

— Но пошло ведь? — уточнил мистер Ворчун.

— Да, — подтвердила миссис Ворчунья.

— Меня дисквалифицировали, — со вздохом сообщила мамаша Дыщ.

— Пожизненно, — добавила её дочь.

— Ха! — сказал мистер Ворчун и так захохотал, что свалился с лестницы.

Пока мистер Ворчун лежал на диване, миссис Ворчунья, прикладывая к шишке на лбу мужа половинку дыни, рассказала ему о том, как её поймали с поличным, когда она подсыпала дохлых мух в банки Эдны Двапенни, и о том, как через несколько мгновений её мама вылезла из-под стола.

— От тебя никакого толка! — со смехом сказал мистер Ворчун.

— Сегодня вообще не мой день, — со вздохом пожаловалась мамаша Дыщ. — Засуха… дисквалификация… а ещё я кошелёк потеряла!

— Если вам нужны деньги, так и скажите, — сказал мистер Ворчун. — Я с вами поделюсь. Ведь мы одна семья.

Он сунул руку в карман, вытащил кошелёк и поднял его над головой, не вставая с дивана. Маму миссис Ворчуньи очень удивили три обстоятельства.

Её удивила внезапная и неожиданная щедрость мистера Ворчуна. Обычно уговорить его дать денег было так же непросто, как убедить кирпичную стену снять штаны. А кирпичные стены штанов не носят. [В этом и соль.]

Её удивили слова мистера Ворчуна о том, что они — одна семья. Обычно он не желал иметь с мамашей Дыщ ничего общего.

Её удивило, что в руке у мистера Ворчуна её собственный кошелёк.

— Так это ты его украл, — со вздохом проговорила она. — Можно было догадаться.

— Почему это сразу «украл», а не «нашёл»? — возмущённо спросил мистер Ворчун.

— Получается, ты нашёл мамин кошелёк? — строго спросила миссис Ворчунья.

— Да.

— И где же?

— У неё в сумочке.

— Отличная работа, мистер! — широко улыбаясь, похвалила миссис Ворчунья.

— Чашку чая мне, срочно! — потребовала мамаша Дыщ. Она запихнула кошелёк обратно в сумочку и застегнула её с громким «ЩЁЛК!».

Ворчуны сперва услышали и только потом увидели, как посетители возвращаются на ярмарку по полю. Толпа, в которой есть трактор, воодушевлённо визжащая свинка, не менее воодушевлённая леди Ля-Ля Великанн, трубящий слон, тявкающий пёс, несколько детей (и один из них, можно сказать, выжил в авиакатастрофе), толпа владельцев ларьков и посетителей, которые активно болтали, обсуждали увиденное и услышанное и делились догадками о том, что могло случиться, а ещё воспоминаниями о том, что случилось на самом деле. Доктор Табб и Дженни Прендергаст восседали на спине у Пальчика. Он — вернувшийся герой. Она — новоиспечённая невеста. Лётком Рыбер теснился в кабине трактора вместе с её светлостью.

Отверженный Норрис Бутл тем временем в одиночестве ехал в курьерской машине по дороге. Он знал: когда у Дженни пройдёт радость оттого, что её любимый доктор Табб жив и здоров, и она свыкнется с мыслью о том, что стала его невестой, то начнёт очень СИЛЬНО негодовать из-за всех тех неприятностей, которые он, Норрис, ей доставил.

— Что за гам? — воскликнула миссис Ворчунья. Ей уже надоело держать половинку дыни, чтобы та не сползала со лба мистера Ворчуна. Она открыла верхнюю створку двери фургончика и вышвырнула дыню на парковку.

Дыня чуть не задела человека с толстой стопкой лотерейных билетов в руке, но зато ударила в грудь огромного господина в футболке с надписью: «ПИРОТЕХНИКА ПАТТЕРСОНА». После удара по буквам растеклись дынная мякоть и сок. Беднягу это, кажется, не особо обрадовало. Он поглядел вниз, отряхнул футболку огромной, волосатой рукой — а пальцы у него были как сосиски, — слизнул с неё дынный сок и СВИРЕПО СВЕРКНУЛ ГЛАЗАМИ.

В компании пчеловода и полицейского, которые шли по бокам от него, он направился к фургончику, словно огромный папа-медиедь, разъярённый из-за того, что кто-то без спроса поджёг фейерверки его медвежонка…

Возможно, миссис Ворчунье только показалось, но она отчётливо увидела, что из его ушей валит пар.

— Мистер? — крикнула она, захлопывая верхнюю створку двери и запирая дом на огромный засов. — К нам идут гости!

Глава одиннадцатая В тесноте, да не в обиде

Когда полицейский поднялся по лестнице фургончика и постучал в дверь, миссис Ворчунья поняла, что им всем лучше спрятаться.

— Можем притвориться, что нас нет дома! — крикнула она.

— Ты же только что сказала, что попала в кого-то дыней, — напомнил мистер Ворчун, усмехаясь.

— Да…

— И наши гости наверняка видели, как ты захлопываешь дверь.

— Да, но…

— Но что? — строго поинтересовался мистер Ворчун.

— Но… носорожья несъедобная нарезка! — воскликнула миссис Ворчунья с весьма впечатляющим фырканьем. Она приподняла подушку дивана, прикидывая, поместится ли под ней, но там уже было полно всякой ерунды. — Гм! — негодующе хмыкнула миссис Ворчунья.

Мистер Ворчун первым делом подумал не о том, где бы спрятаться, а о том, как бы сбежать через окно. Единственное окно, в которое он пролезал, было в спальне — это он точно знал, потому что то и дело из него вываливался — но бедняга так спешил поскорее сбежать, что попытался протиснуться через боковое окошко на первом этаже. И застрял.

Полицейский тем временем очень громко барабанил в дверь. Он даже начал настойчиво просить:

— Откройте дверь, пожалуйста!

Вскоре за этим последовало:

— Я знаю, что вы дома!

А потом полицейский прекратил барабанить и начал колотить в дверь кулаком с криками: «Во имя Закона, откройте!» Слово «Закон» он произносил, особенно выделяя букву «3», как бы давая понять, что с этим самым законом шутки плохи.

К тому моменту, когда мамаша Дыщ совладала с засовом и открыла дверь, миссис Ворчунья успела освободить мужа и втащить его за ремень обратно в комнату. Пока она его тянула, этот самый ремень, сделанный из двух сшитых вместе ремней поменьше, порвался. У миссис Ворчуньи в руках остались только его обрывки, а мистеру Ворчуну пришлось придержать штаны, чтобы те не упали.

Он обнаружил, что стоит нос к носу не только со служителем закона, но и с двумя своими обвинителями: дамой-пчеловодом и здоровяком из «ПИРОТЕХНИКИ ПАТТЕРСОНА». В общем, в фургончике сделалось довольно тесно. Пиротехник был таким огромным, что ему пришлось опустить голову, чтобы не задевать потолок, и склониться набок. В иных обстоятельствах Ворчуны, вероятно, принялись бы показывать на него пальцем и хохотать. Но сейчас не стали. Возможно, потому, что миссис Ворчунья встала на четвереньки и притворилась столом (столы ведь не могут смеяться). Она даже поставила себе на голову Шоколадного Пряника, подставку для двери в форме кота, чтобы казалось, будто на столе стоит украшение.

— Мадам, вы в порядке? — озадаченно спросил у неё полицейский, нахмурившись.

— В ПОЛНЕЙШЕМ! — воскликнула миссис Ворчунья, с трудом поднимаясь на ноги. Шоколадный Пряник упал с её головы, приземлившись на ногу мистеру Ворчуну.

— АЙ! — взвыл он, схватившись за ногу и отпустив штаны, которые тут же спустились к его лодыжкам — ещё бы, ремня-то не было!

— Что ты задумала, жена? — грозно поинтересовался мистер Ворчун, подтягивая штаны и заправляя их в трусы, чтобы они снова не упали.

— Я разглядывала пятно на ковре, — заявила миссис Ворчунья, указывая непонятно на что.

— Хорошо, — сказал полицейский, просто чтобы хоть что-то сказать. — Мне нужно задать вам обоим несколько вопросов, но прежде чем мы к ним перейдём, я должен попросить вот этого джентльмена, — тут он кивнул на здоровяка в футболке, — вас опознать.

— А мне не нужно, чтобы меня кто-нибудь опознавал! — заявил мистер Ворчун. — Я и так прекрасно знаю, кто я такой.

И это была сущая правда. Мистеру Ворчуну даже зеркало не требовалось.

— Бестолочь, — услужливо подсказала миссис Ворчунья. — Вот он кто.

— Бальзам для губ!

— Арахис!

— Дверной замок!

— Кулер с водой!

Полицейский поднял руки, призывая к тишине.

— Прошу вас! — воскликнул он.

— Я мистер Ворчун, — представился мистер Ворчун.

— Мне нужно, чтобы мистер Смит…

Мистер Ворчун прищурился и внимательно осмотрел мужчину в футболке с надписью «ПИРОТЕХНИКА ПАТТЕРСОНА».

— Здесь таких нет! — заявил он.

— Есть. Мистер Смит — это я, — сказал мистер Смит.

— А кто тогда Паттерсон? — строго поинтересовалась миссис Ворчунья, которая уже успела спрятать Шоколадного Пряника под мышкой. — Вы что, украли эту футболку? Да вы… вы… футболочный вор! — грозно и торжественно воскликнула она.

— Мистер Паттерсон — мой начальник, — сообщил мистер Смит; голос у него был низкий.

— Прежде чем мы перейдём к допросу, я попрошу мистера Смита опознать вас и подтвердить, что именно вы устроили фейерверк, — сказал полицейский на этот раз громче, чем раньше.

— Да, это он, — сказал мистер Смит.

— Он — это, полагаю, мистер Ворчун? — уточнил полицейский. Он что-то записывал в свой блокнот.

— Да, — сказал мистер Смит.

— Ну конечно, он имеет в виду мистера Ворчуна, — проворчала миссис Ворчунья. — Не вижу тут больше никаких мистеров, за исключением вас, — добавила она, ткнув пальцем в полицейского. Вполицейских ни в коем случае не надо тыкать пальцами, и не важно, какого они пола. Они ужасно не любят, когда в них тыкают.

— Я просто выполняю официальную процедуру, мадам, — пояснил полицейский, а лицо его говорило: «Только попробуй ещё раз в меня ткнуть!» — Именно таков порядок действий перед тем, как вы предстанете перед лицом закона.

— А если мы захотим присесть перед лицом закона? Что тогда? — горячась, спросил мистер Ворчун. — Ха! А ну-ка ответьте мне!

Полицейский попытался игнорировать мистера Ворчуна, хоть это было совсем не так просто, как кажется.

— Мадам, — обратился он к даме-пчеловоду, — подтверждаете ли вы, что мистер Ворчун — это именно тот человек, который похитил у вас пчёл?

— А если мы захотим прилечь перед лицом закона? — поинтересовалась теперь уже миссис Ворчунья. — А если нам захочется проплыть на надувном матрасе перед лицом закона? Или заскочить в гости на минутку и сказать: «Привет»?

Тут миссис Ворчунья издала вопль, напоминающий боевой клич обезьяны (с таким ещё Тарзан летал по джунглям на этих своих лианах).

Полицейский повторил свой вопрос: — Этот человек, который называет себя мистером Ворчуном, и есть тот, кто украл ваших пчёл?

— Ну да, он пытался их украсть, — подтвердила дама-пчеловод.

— Благодарю вас, — сказал полицейский, продолжая вносить заметки в свой маленький чёрный блокнот. — А теперь я прошу вас удалиться — я должен провести…

— Концерт? — предположила миссис Ворчунья.

— Научное исследование? — предположил мистер Ворчать

— Страуса? — предположила миссис Ворчунья.

Мистер Ворчун фыркнул:

— Жена, не глупи. Страуса нельзя провести, как исследование или концерт.

— Можно.

— Нельзя.

— Можно.

— Нельзя.

— Можно, если он, скажем, участвует в концерте! — заявила миссис Ворчунья, судя по виду, ОЧЕНЬ собой довольная.

Мистер Ворчун заключил жену в крепкие объятия.

— Девочка моя! — воскликнул он, просияв.

Мистер Смит попятился, не выпрямляясь, осторожно протиснулся в дверь и вышел из фургончика, а сразу за ним удалилась дама-пчеловод.

— Может, присядем? — предложил между тем полицейский. — А то вопросов у меня немало.

— Как угодно, — проворчал мистер Ворчун. — А что такое вы собрались провести?

— Допрос, — пояснил полицейский. — Мне нужно о многом вас расспросить.

За следующий час мистера Ворчуна обвинили во множестве преступлений, начиная с «создания аварийной ситуации на воздушном судне» и заканчивая

«нанесением серьёзного ущерба общественному туалету». Единственное, в чём мистера Ворчуна не обвинили, так это в краже факела у мистера Губы — клоун не захотел выдвигать обвинения.

А вот господин с лотерейными билетами хотел, чтобы мистера Ворчуна обвинили в том, что он припарковался в зоне, где ПАРКОВКА ЗАПРЕЩЕНА, и в том, что он скормил своим мулам — обвинитель не понял, что это ослы, — цветы, которые предназначались победителю лотереи, но полиция этим случаем не заинтересовалась.

А ещё полиции было известно, что миссис Ворчунья что-то добавила в банки Эдны Двапенни в павильоне Конкурса солений, варений и джемов. Это вполне мог быть какой-то яд. Более того, если бы мать миссис Ворчуньи, мамаша Дыщ, выиграла конкурс и получила денежный приз вместе с грамотой и кубком, то её действия можно было бы расценить как «получение денег обманным путём», разве нет?

Полицейский наверняка умолчал бы о Конкурсе солений, варений и джемов, не реши миссис Ворчунья укусить его за ногу. Он взвыл.

— Теперь будете знать! — загоготала миссис Ворчунья.

Полицейский открыл в блокноте чистую страницу, записал имя миссис Ворчуньи и начал составлять список обвинений. Первым пунктом значилось: «Попытка отравления».

Глава двенадцатая Ворчуны влипли!

Ворчунов посадили в тюрьму, точнее, в следственный изолятор, располагающийся под залом суда. Выглядел он примерно так же, как тюремные камеры, которые часто показывают в вестернах: эдакая клетка с железными прутьями, где одна внешняя стена сделана из камня.

Лучик оказался в одной камере с Ворчунами, и выглядело это так же, как на обложке этой книги. Единственное различие в том, что на самом деле нос у мистера Ворчуна был перебинтован.

[ПРИМЕЧАНИЕ РЕДАКТОРА: Если бы на обложке мистер Ворчун был изображён с перебинтованным носом, это отпугнуло бы большинство читателей.]

Полицейский, который отвечал за камеры, не хотел пускать Лучика к Ворчунам, однако мистер Ворчун сказал ему, что это их адвокат.

— А уж адвоката вы просто обязаны впустить.

— А это точно ваш адвокат? Слишком молодо выглядит, — заметил полицейский, нахмурившись. Он недоумевал, кто в своём уме станет нанимать такого юного адвоката с такими оттопыренными ушами и такими растрёпанными волосами, да ещё в этом странном голубом платье. А потом посмотрел на Ворчунов. И ему тут же всё стало ясно.

— Ну что ж, ладно, — проговорил полицейский, пропуская Лучика в изолятор. — Имя?

— Прошу прощения? — сказал Лучик.

— Мне нужно записать ваше имя, сэр, — пояснил полицейский и показал на, судя по всему, очень важную книгу, лежащую на его столе в коридоре, куда выходила дверь изолятора. — Чтобы суд знал, кто будет представлять Ворчунов на слушании дела.

— A! — сказал Лучик. Этот момент они не продумали. Ведь он никак не сможет выступать адвокатом во время судебного заседания!

— Лучик, — сообщил мистер Ворчун. — Его зовут Лучик.

— Лучик, — повторил полицейский и начал записывать имя в книгу.

— Через «и», — предупредил Лучик, потому что знал, что некоторые люди пишут не «Лучик», а «Лучек».

— Лучик Черезьи, — повторил полицейский, внося запись в книгу. Он подумал, что Лучик называет ему свою фамилию. Потом он положил ручку, выбрал из связки ключей, висевшей у него на ремне, один и открыл дверь ь изолятор. — Что ж, мистер Черезьи, милости прошу.

— И что теперь? — спросил Лучик, когда дверь за ним захлопнулась.

— Мы попросим судью нас отпустить, — сообщил мистер Ворчун. Он был очень занят: заправлял рубашку в штаны (ему, кстати, удалось починить ремень при помощи старого офисного степлера, который он «позаимствовал» со стола полицейского, пока их загоняли в изолятор).

— Пап, — начал Лучик, понижая голос, чтобы полицейский его не услышал (полагаю, адвокаты нечасто называют своих клиентов «папами»), — если тебе завтра придётся выступать перед судом, ты уже решил, что скажешь?

— От нас потребуется только одно — говорить правду и ничего кроме…

— Бутылочки шоколадного молока? — предположила миссис Ворчунья.

Мистер Ворчун в ответ заворчал:

— Я скажу суду, что веселился в своё удовольствие на ярмарке и, может, и правда врезался в нескольких людей и налетел на пару предметов. Делов-то.

— Может, тебе всё-таки найти настоящего адвоката, пап? — предложил Лучик.

— Адвокаты дорогие! — заявил мистер Ворчун.

— И шумные, — добавила миссис Ворчунья.

— Ты путаешь адвокатов с игровыми автоматами, — заявил мистер Ворчун.

— А вот и нет!

— А вот и да!

— Нет!

— Да!

— Я думала о вулканах. Вулканы шумные, — заявила миссис Ворчунья.

— Не всегда. Спяшие вулканы не шумят! Ха! — уверенно воскликнул мистер Ворчун.

— Но леди Великаны сказала, что, если у человека нет денег на адвоката, суд предоставляет ему бесплатного.

— То есть? — переспросила миссис Ворчунья.

— Ну, они сами ему заплатят, а тебе этого делать не обязательно, — пояснил Лучик. — Но сложность в том, что придётся соглашаться на того, кого дадут…

— То есть на меня! — провозгласил господин, спешащий к ним по коридору.

— Вы кто такой? — удивлённо спроси я полицейский.

Господин показался Лучику знакомым и в то же время незнакомым. Это был Клумбис, бывший садовник из поместья Великаннов! Но выглядел он совсем не так, как раньше. На нём был сверкающий синий костюм с галстуком, а в руках он держал новенький портфель для документов.

Когда Лучик и Ворчуны впервые оказались в поместье Великаннов, Мими ещё служила там чистильщиком обуви, а Клумбис работал садовником. Но когда лорда Великанна посадили в тюрьму, его жена леди Великанн отпустила слуг. Клумбис был просто на седьмом небе от счастья, что ему больше не придётся сажать цветы, подрезать кусты или проращивать семена. Он терпеть не мог садоводство. Он мечтал быть изобретателем. И действительно изобрёл поразительные вещи. Напримёр, затычку для ванны и галстук. Дверной звонок и велосипед. Надувных дельфинов и подставку под яйцо. Сухую смесь для торта и карамельный пудинг. Но все, абсолютно все его изобретения роднило одно: их уже кто-то успел придумать. Поэтому он расстался с мечтой стать профессиональным изобретателем, покинул поместье Великаннов (а большинство бывших слуг, кроме дворецкого Нектарина, так и остались там жить) и стал ходить в вечернюю школу, ЧТОБЫ СТАТЬ АДВОКАТОМ.

И ему это понравилось. По вечерам Клумбис учился на адвоката, а днём выполнял всякие адвокатские домашние задания. И обнаружил, что у него очень даже неплохо выходит. В итоге бывший садовник начал учиться по УЮП, ускоренной юридической программе, — иными словами, должен был стать адвокатом очень, очень быстро. И ему как раз предстояло проверить, хорош он или плох. Ворчуны должны были стать его первыми подзащитными на его первом слушании в суде!

— Кто я такой? — переспросил Клумбис у удивлённого полицейского. — Я — Клумбис, адвокат, предоставленный судом.

— А кто тогда в изоляторе? — строго спросил полицейский.

— Тоже адвокат, — сказал мистер Ворчун. — У нас их два. В чём проблема?

— Вот именно! — подтвердил Клумбис, который не имел ни малейшего понятия о том, что происходит, однако наслаждался моментом. — Будьте так любезны, оставьте нас с подзащитными наедине.

— Вот только запишу ваше имя, сэр, — сказал полицейский. Он записал имя Клумбиса, а потом сдержал слово и вышел из коридора, закрыв за собой дверь.

— Замечательно! — воскликнул Клумбис. — Давайте же приступим к делу!

Лучик никогда не видел его таким счастливым.

— Не тратьте время, — сказал мистер Ворчун. — В чём бы меня ни обвиняли, я совершенно невиновен. Я только и сделал, что привёз мать миссис Ворчуньи на ярмарку — вот и всё. Остальное…

— Каша! — подсказала миссис Ворчунья.

— Остальное — никакая не каша, ты, комок пыли!

— Гарпун!

— Песочница!

— Градусник!

— Остальное — полная чушь. Я не совершил ни одного из тех преступлений, в которых меня обвиняют.

— Моя работа — сделать так, чтобы вы не сгнили в тюрьме! — провозгласил Клумбис, пододвинул к себе стул и уселся напротив камеры.

— Вам разве не нужно время на подготовку к суду? — полюбопытствовал Лучик.

— Завтра будет не суд, — сказал Клумбис, вытаскивая из портфеля бежевую папку, набитую бумагами. — Завтра пройдёт слушание по делу, на котором будет решаться, нужно ли вообще вас судить — обоих и по отдельности. — Он закрыл портфель, положил его себе на колени, словно поднос, и водрузил сверху толстую папку. — Иначе говоря, может случиться так, что с вас снимут все обвинения — и никакого суда не будет.

— Или? — спросил Лучик.

— Или же они решат, что суд состоится. В таком случае мы условимся о его дате, и потом вас освободят на время, — проговорил Клумбис с лёгкой и неожиданной неуверенностью.

— Или? — спросил Лучик. Опять.

— Или же они решат, что суд состоится, но все обвиняемые или кто-то из них должен будет сидеть в тюрьме до… собственно, до суда, — сообщил Клумбис. — Всё зависит от того, что завтра случится там, наверху, — сказал он и многозначительно показал на потолок камеры, он же — пол зала суда.

— Как вы думаете, как всё пройдёт? — спросил Лучик сквозь решётку.

— Не волнуйся! — успокоил его Клумбис. — Ведь за дело берусь я!

Возможно, Лучика эти слова и успокоили бы, не успей он заметить, что же написано на листках из впечатляюще толстой бежевой папки, лежащей на портфеле, который, в свою очередь, лежал у Клумбиса на коленях.

Ничего.

Страницы были совершенно пусты.

Глава тринадцатая Тишина в зале суда!

Утром перед слушанием по делу Ворчунов зал суда был набит до отказа. Леди Ля-Ля Великанн ухитрилась впихнуть в свою машину всех своих попутчиков: Нектарина, бывшего дворецкого, который теперь заправлял делами её таверны под названием «Резвая свинка», Агнес, бывшую кухарку и горничную, её мужа Джека-умельца (также известного как Умелец Джек), который раньше чинил всё в поместье, и свинку Малинку.

Машина была крошечной. Нектарин сел на переднее сиденье, рядом с леди Великанн, и изо всех сил старался сохранить прямую, степенную осанку, насколько это вообще возможно, когда колени у тебя прижаты к подбородку. А прижать их пришлось, вероятно, потому, что кресло Нектарина было максимально выдвинуто вперёд, чтобы сзади было побольше места.

Позади него сидели Агнес и Джек, а между ними — свинка Малинка. Из-за того что крыша автомобиля была невысокой и покатой, Джек смог в нём уместиться, только высунув голову и локоть в окошко. Агнес сложилась, как могла, словно оригами. Малинке досталось больше всего места, и вид у неё был такой счастливый, какой только может быть у свинки, теснящейся в машине с четырьмя людьми.

Леди Великанн припарковала машину на одном из немногих свободных мест, оставшихся перед зданием суда. Пассажиры высыпали из салона и принялись разминать ноги, крутить головами, потягиваться и наклоняться — словом, всеми силами пытались оживить затёкшие конечности.

Шея Джека-умельца издала пугающее «ЩЁЛК!», и голова вновь склонилась набок. Джек так и пошёл к зданию.

Казалось, он по-прежнему высовывает голову из машины, только на этот раз — из невидимой. Нектарин вёз свинку Малинку в коляске.

Войдя в зал суда, группа леди Великанн поспешила к местам для публики — они располагались рядами (почти как в театре), и с них было удобно наблюдать за процессом. У входа висела табличка, на которой чёрным по белому было написано:

Именно поэтому леди Ля-Ля Великанн нарумянила свинке Малинке щёчки, накрасила её помадой, надела на неё тесноватое платье в цветочек и соломенную шляпу. Именно поэтому Нектарин вёз свинку в большой старомодной коляске.

— Доброе утро, ваша светлость! — поздоровался мистер Харпер, судебный охранник, коснувшись в знак уважения козырька своей фуражки: леди Великанн была довольно известной фигурой в округе — во многом потому, что владела поместьем, хотя на самом деле жила в свинарнике — а ещё была немного… эм-м-м… странной.

— Доброе утро, Харпер! — поприветствовала его леди Ля-Ля Великанн. Они вдвоём с Нектарином держали в руках нечто вроде живого щита, которым прикрывали свинку Малинку, и беззаботно прошли мимо охранника.

Шесть мест в переднем ряду были зарезервированы для «Леди Великанн и её сопровождающих» (для пятерых пассажиров машины и Мими). В итоге пришедшие заняли четыре места, а два остались пустыми, потому что Мими ещё не пришла, а свинка Малинка так и осталась сидеть в коляске в конце ряда. Леди Великанн села рядом с ней и то и дело поглаживала ей животик, чтобы та не переживала. Через проход от них сидели

Лара Рыгпук, Аций, доктор Альфонсо Табб и Дженни Прендергаст. Многие из них наклонялись вперёд, чтобы лучше видеть, что происходит в самом зале суда, который располагался ниже.

Через два ряда от леди Великанн и её спутников сидела очень миниатюрная дама с золотистыми локонами, которая — что вас, наверное, ни капельки не удивит — не раз выигрывала в конкурсе красоты «Мисс грациозная лавочница». Она держала в руках черенок от швабры, к которому гвоздями была прибита табличка с надписью.

Это был не кто иной, как мисс Зимозад, владелица продуктового магазина «Гастроном Уолла».

Тем временем внизу, в изоляторе, Клумбис (адвокат, предоставленный обвиняемым судом) и Лучик Черезьи (лже-адвокат, предоставленный Ворчунами самим себе) давали последние наставления своим подзащитным.

— Ну что ж, значит, мы обо всём договорились, — сказал Клумбис, защёлкивая портфель.

— О чём именно? — уточнила миссис Ворчунья.

— Для того чтобы суд вас отпустил, нужно произвести на него хорошее впечатление, — напомнил им Клумбис.

И тут миссис Ворчунья зашипела.

— ТТТ-тп-ттт-тп-тп-пт-пт-ттт-ттт-ш-ттт-пт-пт-пт. Это я изображаю проколотый надувной мяч. Впечатляет? — с хихиканьем поинтересовалась она.

— Не дури! — грозно проворчал мистер Ворчун.

— Пыльцу собери! — воскликнула миссис Ворчунья и вдруг поняла, насколько остроумно её замечание, ведь именно из-за пчёл они здесь и оказались — и начала жужжать.

Открылась дверь в конце коридора, и показалась Мими. Она торопливо пошла к Ворчунам, а у неё над головой, как обычно, кружились Завиток и Спиралька.

— Я хотела пожелать вам удачи, мистер Ворчун и миссис Ворчунья! — сказала она, а потом обняла Лучика. — Леди Великанн и остальные уже сидят в зале. Приехали почти все жители поместья, а ещё Лара Рыгпук и Аций.

— Отлично! — воскликнул Клумбис, потирая руки. — Моральная поддержка!

— Я лучше пойду займу своё место, — сказала Мими. А потом повернулась к Клумбису и спросила: — Вы готовы?

— Я во всеоружии, Мими! — сказал Клумбис, кивнув. И погладил свой портфель.

И Мими, и Лучик сильно в этом сомневались.

Когда Ворчунов вывели из изолятора и привели в зал, тот был уже полон. Собралась не только вся приглашённая публика, но и разные судейские чиновники: судебный секретарь, судебный писарь (который записывал всё происходящее), адвокаты — «защитники», Клумбис и Лучик, и «обвинитель», прокурор мистер Безвольби. А ещё там был судья, Судья Шалтатуп.

Больше всего голова Судьи Шалтатупа напоминала шар: гладкая, лысая и даже по форме шарообразная. Уши у него были крохотные, глаза, нос и рот — тоже и теснились посередине лица, словно кто-то собрал их там вместе. Голос у него был писклявый, будто он наглотался гелия.

Если бы Клумбис был опытным адвокатом, он бы всё знал о Судье Шалтатупе и непременно предупредил бы Ворчунов, что, хоть судья и выглядит забавно, а разговаривает ещё забавнее, ни в коем случае нельзя смеяться над ним, тыкать в него пальцем и отпускать грубые шуточки, потому что судьи это очень не любят. (Пожалуй, это даже ХУЖЕ, чем тыкать пальцем в полицейского.)

Поэтому, оказавшись на скамье подсудимых. больше напоминающей деревянную коробку с деревянными стенами с трёх сторон и со ступеньками позади, Ворчуны первым делом посмотрели на Судью Шалтатупа, сидящего напротив, потом обменялись взглядами и расхохотались.

— Ой, лицо — воздушный шар! — воскликнул мистер Ворчун.

Мне бы хотелось написать, что Судья Шалтатуп постучал молоточком, какие обычно бывают у судей в фильмах и мультиках, но у него молоточка не было.

— Тишина в зале суда! — выкрикнул судебный служащий, который стояч рядом с судейским возвышением — возвышением, на котором восседал судья и смотрел свысока на подсудимых (в данном случае на Ворчунов).

Наконец судья заговорил.

— Прежде всего хочу всем напомнить, что это не судебное заседание, а предварительное слушание, на котором решится, есть ли в действиях подсудимых состав преступления и нужно ли их судить, — сообщил он и взглянул на мистера Ворчуна. — Вам всё ясно, мистер Ворчун?

— Ясно, как лимонный джем! — кивнув, подтвердил мистер Ворчун.

— А вам, миссис Ворчунья? — пропищал судья.

— А мне как ему! — сказала миссис Ворчунья.

Судья Шалтатуп нахмурился.

— Ваша честь, моим подзащитным всё ясно, — со всей серьёзностью заверил его Клумбис.

И слушание началось. Сперва мистера Ворчуна обвинили в вандализме, ведь он умышленно уселся на торт, приготовленный для конкурса «Угадай, сколько весит!».

— Помню, что он был раздавленный, — сказал мистер Ворчун.

— Потому что вы его раздавили, — заявил мистер Безвольби, представляющий сторону обвинения.

— На вид он был некрасивый и плоский, — сказал мистер Ворчун.

— Потому что вы его раздавили, — повторил мистер Безвольби, представляющий сторону обвинения.

— Да чего ты, ушастый, всё на меня валишь? — возмутился мистер Ворчун.

Судья Шалтатуп строго посмотрел на мистера Ворчуна и, ДУМАЮ, НЕПРЕМЕННО стукнул бы молоточком, если бы он у него был.

— Это его работа, мистер Ворчун! — пропищал судья.

Клумбис поднялся и посмотрел на чистый лист бумаги у него в руке.

— То есть вы отрицаете, что садились на торт, мистер Ворчун? — спросил он.

— Нет, конечно! — негодующе вскрикнул мистер Ворчун. — Я действительно на него сел.

— Толстая попа! — крикнула миссис Ворчунья.

— Банка укропа! — парировал мистер Ворчун.

— Ваша честь, мой подзащитный сел на торт по гой причине, что торт был высотой со стул, — поспешно вмешался Клумбис, пока Ворчуны вновь не затеяли первостепенную перебранку. — Дело в том, что торт для конкурса «Угадай, сколько весит!» был помещён на стол, высота которого оказалась ниже допустимой нормы высоты столов, и поэтому официально тот стол был стулом, согласно…

Он вдруг замолчал, опустил глаза и ткнул пальцем в чистый лист, лежавший рядом с Лучиком, который сидел справа от Клумбиса. Лучик передал ему пустой лист, и Клумбис внимательно его просмотрел, будто в нём содержались какие-то важные записи.

— …согласно Постановлению 1892 года об общественных присаживаниях, усаживаниях и лежаниях. Так что я считаю, обвинение нужно снять!

Судью Шалтатупа, очевидно, поразило, насколько хорошо адвокат знает закон. Сказать по правде, сам судья за последние годы закон практически не изучал. Когда он был помоложе, он любил почитать огромные, толстые, увлекательные собрания законов в кожаных переплётах. Теперь же ему гораздо больше нравилось хмыкать, выглядывать в окно или представлять, что пятнышки грязи у него на галстуке — это острова. Он подбирал этим островам названия, а потом придумывал, кто на них жил и где там располагался рыбный рынок. Шалтатуп подумал о том, как же хорошо, что умный молодой адвокат, который учился по ускоренной юридической программе, знает все эти новые тонкости, да и старые тоже, — значит, ему самому в них вникать не придётся.

— Так, значит, снять обвинение? — переспросил Судья Шалтатуп Клумбиса.

— Полагаю, что да, ваша честь, — подтвердил Клумбис.

— Постановляю, — сказал судья.

Послышался чей-то радостный возглас. Мистер Ворчун обнял миссис Ворчунью. Миссис Ворчунья обняла мистера Ворчуна.

— Ну и отлично, тогда мы пошли! — заявил мистер Ворчун и направился было к выходу.

— Тишина в зале суда! — прокричал служащий, потому что больше ему ничего говорить не разрешалось и потому что ему нравилась эта фраза.

— Успокойте своих подзащитных, мистер Клумбис, мистер Черезьи! — велел судья. Он нуждался не только в знающих адвокатах, которые могли бы упростить ему жизнь. Ещё ему было важно, чтобы адвокат умел успокаивать своих клиентов. — Мистер Ворчун, миссис Ворчунья, это лишь первое обвинение против вас. Кроме него, есть ещё много других, нам предстоит с ними разобраться, — напомнил он. Вообще, Шалтатуп очень надеялся, что слушание закончится быстро. Он планировал пообедать супом, после чего у него на галстуке неизбежно станет больше пятен, а значит, больше воображаемых островов, на которых можно побывать, и больше рыбных рынков, для которых можно придумывать адреса.

Судья огласил второе обвинение — порча имущества: битьё нескольких глиняных горшков, сделанных-с-любовью-и-своими-руками.

— Да, это правда. Я много их перебил. Потому что горшки были кошмарные.

— Кошмарные они были или нет — это совершенно не важно! — заявил мистер Безвольби, представляющий сторону обвинения.

— Только если они не стоят у вас на буфете! — встряла миссис Ворчунья. — А то ведь может кто-нибудь прийти и сказать:

«Какие уродливые горшки!» — Кошмарные!

— Отвратительные!

— Тошнотворные!

— Да попросту ужасные!

— Это не важно, — повторил мистер Безвольби.

— Он опять придирается к моему мужу, ваше сдетельство! — возмутилась миссис Ворчунья.

— МИССИС ВОРЧУНЬЯ, ЭТО ЕГО РАБОТА, — пояснил Судья Шалтатуп, повысив голос чуть сильнее, чем требовалось.

Клумбис прочистил горло:

— Ваша честь, на самом деле виноваты были сами горшки, а не мой подзащитный. Они представляли потенциальную угрозу для общественности, потому что могли в любую минуту разбиться и кого-нибудь поранить. Трагическое происшествие было неизбежно. Горшки следовало бы хранить таким образом, чтобы они не представляли опасности для посетителей ярмарки… — сказал он и замолчал ненадолго.

Лучик, прилежно выполняя свою роль, перебрал на столе несколько чистых листов бумаги, выбрал один и передал его Клумбису, который сделал вид, будто что-то с него читает.

— …согласно Постановлению 1922 года о безопасном размещении предметов, осколки которых могут поранить. Я снова заявляю о том, что это обвинение с моего подзащитного нужно снять.

— Постановляю! — сказал Судья Шалтатуп, но вид у него был весьма недовольный. Он посмотрел на прокурора мистера Безвольби.

А вот Лучик, сидевший на своей адвокатской скамье, и Мими, сидевшая в зале, обменялись куда более счастливыми взглядами. А Аций даже пискнул от радости.

— Тишина в зале суда! — прокричал судейский служащий, ужасно радуясь тому, что можно ещё раз повторить эту фразу. (Сказать по правде, в душе он надеялся, что публика снова начнёт шуметь.)

Мисс Зимозад угрюмо потрясла своей табличкой, сохраняя вежливое молчание.

Судья Шалтатуп уже немного подустал от этих перерывов. Чем чаще в слушание заминок, тем дольше ему ждать супа. А чем дольше ему ждать супа, тем дольше ему ждать появления новых пятен на галстуке. Шалтатуп прочёл следующее обвинение: выведение из строя вязальной машины и растрату нитки. Ну уж ТЕПЕРЬ мистер Ворчун не отвертится. Кому нравятся транжиры?

— Вязальная машина, о которой идёт речь, такая большая и мощная, что Национальное общество вязания требует, чтобы один из его членов всегда был при ней, если она используется в общественных местах, включая ярмарки или выставки, — терпеливо пояснил Клумбис. — Как вы все знаете: серьёзное вязание — это серьёзная ответственность…

Тут его перебили громкие восклицания: «Слышали? Слышали?» Это кричал пожилой господин, сидящий в рядах приглашённой публики. Он вязал чехол для велосипеда своего сына. А сыном его был как раз тот самый судейский служащий, который тут же воскликнул:

— Тишина в зале суда, папа!

И воцарилась такая тишина, что слышно было, как щёлкают вязальные спицы.

— Пожалуйста, продолжайте, мистер Клумбис, — попросил адвоката Судья Шалтатуп.

— Благодарю вас, ваша честь, — сказал бывший садовник. — Так вот, поскольку машина для вязания была оставлена без присмотра, у моего подзащитного мистера Ворчуна появилась возможность выразить себя в искусстве, создав довольно длинный шарф…

— Снять обвинение! — перебил его Лучик, с трудом сдерживая восторг.

— Склонен согласиться, — пропищал Шалтатуп, который уже начал откровенно сердиться на сторону обвинения в лице мистера Безвольби за то, что он вообще затеял эти слушания. Судья очень надеялся, что в судейской столовой сегодня подают наваристый суп-гуляш: он оставляет на галстуках самые красивые пятна.

Шалтатуп вновь взглянул на список обвинений и вздохнул: ох, мама дорогая! Следующим в списке шло обвинение, от которого мистеру Ворчуну и его ловкому адвокату будет практически невозможно отвертеться: подрыв общественного туалета.

— Вы подтверждаете, что принесли в туалет подожжённые фейерверки? — уточнил мистер Безвольби.

— Само собой, а какой толк в неподожжённых? — спросил мистер Ворчун. — Пустая твоя голова!

— Рыболовная сеть! — добавила миссис Ворчунья.

— Тухлое киви!

— Кожура от сардельки!

Оскорбления предназначались прокурору, но миссис Ворчунья настолько привыкла обзывать своего мужа, что увлеклась и пихнула его от избытка чувств.

— АЙ! — заорал он.

— Тишина в зале суда! — выкрикнули хором судейский служащий и миссис Ворчунья. Вернее, миссис Ворчунья скорее пропела, чем выкрикнула.

Служащий и судья очень разозлились.

— Мистер Клумбис! Мистер Черезьи! — закричал Судья Шалтатуп. — Если вы сейчас же не успокоите подсудимых, я обвиню их в неуважении к суду! — пригрозил он. По его тону даже Лучик понял, что неуважение к суду — это совсем не здорово.

Клумбис предупреждающе посмотрел на Ворчунов, но это было всё равно что осуждать мешок с рисом.

— Ваша честь, — начал Клумбис, — Постановлением 1977 года об обеспечении общественных удобств посетителям уличных мероприятий даровано право доступа к туалету со смывом, а также право любыми средствами прочищать эти туалеты, если ими невозможно воспользоваться. Так что я считаю, что и это обвинение нужно снять!

Если раньше те, кто сидел в первом ряду, очень боялись за судьбу Ворчунов, то теперь им начинало казаться, что парочка ещё вполне может выйти из этой битвы победителями.

— Давай, Клумбис, давай! — негромко скандировала леди Ля-Ля Великанн.

— Хрю! — поддержала её Малинка.

— Покажи им, Клумбис! — прошептала Мими.

Далее следовало обвинение в угоне пчёл (это как угон скота, только вместо скота пчёлы).

— Пчёлы преследовали моего подзащитного, а не он их! — сказал Клумбис, пожалуй, с чересчур драматичным видом.

— Обвинения снимаются! — заорала миссис Ворчунья.

— Злоключения прекращаются! — прокричал мистер Ворчун.

— Приключения начинаются! — добавила миссис Ворчунья.

У Судьи Шалтатупа был такой вид, словно его голова вот-вот ЛОПНЕТ.

— Мистер Ворчун, миссис Ворчунья, предупреждаю вас в последний раз, — проговорил он и обратился к Клумбису: — А по поводу угона пчёл я совершенно согласен, мистер Клумбис. Обвинение снимается.

В ответ на это несколько людей в зале захлопали, но судейский служащий воспользова лея положением и одарил их очень-серьёзным-взглядом-судейского-служащего, которому его в первый же день обучили в Школе судейских служащих, и все тут же затихли.

Далее последовало обвинение в несанкционированном запуске фейерверков.

— Очевидно, что это происшествие случилось потому, что мистера Ворчуна преследовали пчёлы, а он пытался отогнать их зажжённым факелом. Более того, вероятность происшествия увеличилась по той причине, что сотрудник компании «ПИРОТЕХНИКА ПАТТЕРСОНА» мистер Смит не обеспечил надлежащей безопасности, — сообщил Клумбис.

Лучик, который по-прежнему сидел справа от Клумбиса, схватил очередной чистый лист со стола и впихнул его в руку Клумбису. Бывший садовник, он же почти адвокат, явно совершенно не нуждался в этом листе и потому через секунду-другую высморкался в него, скомкал и сунул в карман брюк. А потом добавил:

— Я считаю, что обвинение надо снять.

— Постановляю! — со вздохом сказал Судья Шалтатуп.

Прокурор, мистер Безвольби, выглядел так, будто вот-вот расплачется.

Далее следовало обвинение в уничтожении экспериментального образца фейерверка «Шарм-5».

— Поскольку образец экспериментальный, он вообще не должен был находиться на территории, где проводятся общественные мероприятия! Он не прошёл официальную проверку безопасности, необходимую для запуска фейерверка в штатном режиме. Эта проверка обязательна, что зафиксировано в постановлении 1998 года о фейерверках и громких взрывах, — сообщил Клумбис.

— Мистера Ворчуна нельзя обвинять в непредумышленном уничтожении того, чего вообще не должно было быть на месте преступления. И потому я полагаю, что… обвинение надо снять!

Теперь даже Ворчуны затихли…

Клумбис был счастлив. Этот день стал лучшим в его жизни! Даже лучше, чем день, когда он ушёл с должности садовника! Лучик тоже сиял от восторга. Конечно, он не считал себя настоящим адвокатом, но зато чувствовал себя настоящим помощником адвоката!

Угроза воздушному судну и птицам?

— В самолёт врезался фейерверк «Шарм-5», а не мистер Ворчун.

— ОБВИНЕНИЕ СНЯТО! — хором закричали все, кто наблюдал за слушанием. Потом вскочили на ноги.

Начали прыгать и улюлюкать. Все, кроме, разумеется, мисс Зимозад. Она почувствовала, что кто-то бьет ее по коленям, опустила глаза и увидела довольно маленькую даму с довольно большой сумочкой. Этой сумочкой незнакомка и дубасила мисс Зимозад.

И незнакомкой этой была миссис Дыщ. Лучик оставил бабушку в фургоне, но у неё самой были совершенно иные планы.

Мими улыбалась до ушей и показывала большие пальцы обеих рук в знак одобрения. Они даже не надеялись, что всё так удачно разрешится. Казалось, победа у них в кармане!

Глава четырнадцатая Ещё не конец

Таким образом, именно великолепный Клумбис, бывший садовник, который терпеть не мог садоводство, разбил в пух и прах все обвинения, которые мистер Безвольби выдвинул против мистера Ворчуна.

Когда Судья Шалтатуп объявил, что больше обвинений против мистера Ворчуна нет и что его отпускают, публика возликовала. Судейскому служащему, к его огромному удовольствию, пришлось трижды прокричать: «Тишина в зале суда!» — и каждый выкрик был громче предыдущего. Шалтатуп тоже был доволен, ведь, раз обвинения сняты, у него есть все шансы встретиться с тарелкой супа гораздо быстрее, чем он планировал.

Когда мистер Ворчун покинул скамью подсудимых, а миссис Ворчунья поспешила за ним, путь ей неожиданно преградила дама в полицейской форме, и тут все затихли.

— Боюсь, вас, миссис Ворчунья, ещё никто не отпускал. Против вас ещё есть обвинения.

В зале суда повисла тишина. В атмосфере всеобщей радости даже Лучик забыл, что против его мамы выдвинуто аж два обвинения. Служащий зачитал их вслух: попытка отравления и попытка получения денег обманным путём.

В суде воцарилось молчание, но совсем другое, не такое, как раньше. Обвинения были серьёзными, куда серьёзнее, чем снятие стеклянной крышки с пчелиного улья

Даже у Судьи Шалтатупа испортилось настроение. Его шарообразное лицо с мелкими чертами вдруг приняло невероятно мрачное выражение.

От Клумбиса теперь требовалось сотворить настоящее чудо, чтобы снасти миссис Ворчунью от тюрьмы. Он прочистил горло и поправил галстук.

— Ваша честь, — начал мистер Безвольби, представляющий сторону обвинения, — мы подошли к самым серьёзным обвинениям сегодняшнего слушания. Миссис Ворчунья не только подкладывала посторонние предметы в банки с соленьями, вареньями, джемами, принадлежащие Эдне Два-пенни…

— Эдне-злодейке! — раздался крик из зала. Угадайте-ка с первого раза, что за зритель с оранжевыми ногтями на ногах и сумочкой в руках прокричал эти слова?

Мистер Безвольби решил не обращать внимания на выкрики.

— …Но поскольку она рассчитывала, что такими действиями повысит шансы своей мамы на победу в конкурсе и получение денежного приза, то обвинение в попытке получения денег обманным путём остаётся.

— Это вообще воровство, вот что это такое! — прокричала Эдна Двапенни голосом ящерицы, объевшейся песка.

— Ваша честь… — начал было Клумбис, но Судья Шалтатуп поднял руку, призывая всех к тишине.

Судейский служащий вручил ему сложенный листок бумаги, а служащему листок передал Харпер, судейский охранник, а ему этот листок отдала мисс Зимозад, размахивающая табличкой со своего места.

Судья Шалтатуп развернул лист и прочёл про себя то, что на нём было написано. Он сощурился и пристально посмотрел на Лучика, который старался казаться как можно меньше и незаметнее (ему захотелось вообще исчезнуть).

— Мистер Черезьи, — пискляво начал судья, — правда ли, что на самом деле вас зовут вовсе не мистер Черезьи, а Лучик Ворчун, и что вы не только не являетесь настоящим адвокатом, но ещё и не достигли совершеннолетия?

Миссис Ворчунья хрюкнула, да так громко, что Ацию и/или свинке Малинке впору было позавидовать.

— Достригли Совершеннолетия? — хихикнув, переспросила она. — Думаете, я разрешила бы ему стричь неизвестно кого? И вообще, вы что, не вилите, что это ребёнок, а не парикмахер?! Макака шароголовая!

— Тишина в… — начал было судейский служащий, но Судье Шалтатупу это уже надоело, и он сделал служащему знак, чтобы тот сам замолчал.

— Так что же? — строго спросил он, склонившись вперёд и глядя на Лучика.

— Да, — подтвердил Лучик, — это правда. Меня зовут Лучик, но не Черезьи, просто моё имя пишется через «е», а не через «и», а настоящая моя фамилия — Ворчун… И я не адвокат… я просто мальчик.

— Вот именно! — торжествующе воскликнул кто-то в зале.

Это была мисс Зимозад, которая вскочила с места и начала размахивать табличкой, поднятой над головой. (Интересно, что бы она ощутила, если бы узнала, через что прошёл Лучик, чтобы заплатить за украденные у неё мешки арахиса?) Она трусливо осмотрелась, а потом снова села.

Судья Шалтатуп не сводил глаз с Лучика. Вид у него был совсем не радостный. Лицо начало наливаться краской, из-за чего голова стала ещё сильнее похожа на воздушный шар.

— За те двадцать пять лет, что я работаю судьёй, я ни разу не сталкивался с таким дерзким неуважением к закону! — воскликнул он, и голос его делался всё выше и выше.

На самом же деле он расстраивался из-за того, что разбираться с обманом Лучика придётся долго, а значит, обеденный суп-гуляш придётся надолго отложить!

Лучику угрожали СЕРЬЁЗНЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ. Если раньше Мими и всех остальных переполняла радость за головокружительный успех Клумбиса, который разбил в пух и прах все обвинения против мистера Ворчуна, то теперь все испугались за бедного малыша Лучика.

— Ваша честь… — начал Клумбис, но на этот раз его голос звучал очень несмело.

— Только побыстрее, мистер Клумбис, — проговорил судья.

— Лучик Ворчун никогда и не называл себя адвокатом. Это моё первое слушание, и он просто мне помогает. Что же касается недоразумения с фамилией — так он его сам разрешил. Дело в том, что имя у него пишется через «и», а не через «е»…

Мистер Безвольби снова вскочил.

— Ваша честь, — начал он, — можем ли мы сперва разобраться с важными обвинениями против миссис Ворчуньи, а уж потом с мальчиком?

— Что ж, хорошо, мистер Безвольби, — согласился Судья Шалтатуп. — Мы вернёмся к делу мистера Лучика Как-его-там позже, а сейчас…

— ЩАЛТАЙЧИК! — строго выкрикнул кто-то из зала.

Услышав это обращение, судья вздрогнул.

Леди Ля-Ля Великаны ужасно надоело происходящее, и она решила взять всё в свои руки.

— Судья Шалтатуп… — начала она. — Вы меня знаете. Я себя знаю…

— Тишина в зале су… — начал было служащий.

— Суд признаёт леди Великанн, — подтвердил судья. A потом вздохнул.

— Ещё бы ты меня не признал, Шалтайчик. Я ведь посыпала твою попу присыпкой, когда ты был совсем маленьким.

— Я имею в виду, что суд официально признаёт ваше право на выступление и готов вас выслушать.

— Какое отношение это имеет к делу? — возмутился прокурор мистер Безвольби.

— Мистер Безвольби, оба обвинения, выдвинутые против миссис Ворчуньи, связаны с… — тут судья на секунду прервался и глянул в листок —…с Конкурсом солений, варений и джемов на деревенской ярмарке. Тётушка Ля-Ля — то есть леди Великанн — не только состоит в ярмарочном комитете, но и судит конкурс в этом году. По этой причине суд и даёт слово тётушке Ля-Ля, то есть… э-э-э… леди Великанн.

— Спасибо, Шалтайчик, — поблагодарила судью её светлость.

Мистер Безвольби вздохнул и сел на своё место. Он с нетерпением ждал, когда же этот день закончится. Всё складывалось ну совсем не в его пользу.

— Я хотела бы сообщить суду, что я как член ярмарочного комитета и жюри конкурса выступаю от имени всех организаторов ярмарки. На мой взгляд, миссис Ворчунья не нарушила никаких правил, — сказала леди Великанн, и голос её звучал очень аристократично, формально и официозно.

Мистер Безвольби снова вскочил на ноги.

— А есть ли у вас копия свода этих самых правил? — поинтересовался он.

— Есть, — подтвердила леди Великанн и достала из кармана лист бумаги, сложила из него самолётик и запустила его в судью.

Самолёт сделал несколько крутых виражей, которые привели бы в восторг и лёткома Рыбера, и Альфонсо Табба, и влетел Судье Шалтатупу прямо в ухо.

— Прости, Шалтайчик! — с хохотом сказала леди Великанн. — Я не нарочно!

В зале послышался всеобщий смех и хрюканье Ация. Услышав его, свинка Малинка тоже начала похрюкивать, а леди Великанн — оглядываться.

— Тишина в зале суда! — провозгласил судейский служащий.

На этот раз судья его не прервал. Он развернул самолётик и разгладил на столе бумагу. На ней было написано вот что:

— Окончательное решение всегда за судьёй? — переспросил Шалтатуп.

— Да, — подтвердила леди Великанн.

— И это единственное правило?

— Да.

— И каково же ваше решение? — поинтересовался Судья Шалтатуп писклявым голосом.

— Обвинение снимается, — провозгласила леди Ля-Ля Великанн.

— Ну что ж, я согласен, — сказал судья и непременно ударил бы молоточком, если бы тот у него был, но радостные возгласы и аплодисменты восполнили это упущение.

Когда шум стих, леди Великанн ещё стояла у своего места.

— Что же касается Лучика… все мы в детстве совершали дурацкиепоступки, правда же, Шалтайчик?

— Да, но… — начал было судья.

— Причём настолько дурацкие, что в суде их лучше не упоминать, так ведь?

— Да, но…

— Связанные с долгим путешествием на машине и мно-о-ожеством торгов…

— Все обвинения снимаются! — провозгласил Судья Шалтатуп почти криком. — Слушание официально закрыто!

Наконец-то пришло время обеда! Судья подумал о галстуке, спрятанном под судейской мантией. Он был жёлтым! Судья улыбнулся. Жёлтый фон лучше всего подходит для островов-пятен от супа гуляша.

В фойе суда то тут, то там звучали поздравления. И хотя леди Великанн получила немало комплиментов, теплее всего публика приветствовала Клумбиса. Он произвёл настоящий фурор. Все обвинения сняты — значит, судить Ворчунов не будут и в тюрьму они, само собой, не попадут. Ворчунам вернули полную свободу. Бывший садовник стал героем дня.

Мистер Ворчун похлопал Клумбиса по спине в знак благодарности, а потом, позабыв, зачем он его хлопает, хотел было пнуть бывшего садовника по ноге, но миссис Ворчунья его остановила.

— Дай мне! — воскликнула она. — Я тоже заслужила право немного повеселиться!

Лучик быстро втиснулся между Клумбисом и мамой.

— И как вы запомнили все эти законы и постановления? — спросил Лучик. — Это было великолепно!

— Спасибо, — сказал Клумбис. — Я их изобрёл.

— Изобрели? Все законы до единого?

— То есть вы их выдумали? — поражённо уточнила Мими.

— Ну, можно и так сказать… — проговорил Клумбис, потому что это была чистая правда. Он придумал все те законы, прецеденты и постановления парламента, которые цитировал на слушании точно так же, как в своё время выдумал ручки, велосипеды и шнурки. Может, — как знать — эти законы и в самом деле уже существуют, как и всё то, что успел придумать на своём веку Клумбис. Хотя это очень маловероятно, правда? Однако Клумбис мечтал сделать карьеру в сфере Закона с большой буквы «3».

И тут мимо них пронеслась, повизгивая, свинка Малинка. Она потеряла свою соломенную шляпу и коляску, но на ней ещё остались помада и платье в цветочек. Её отчаянно преследовал мистер Харпер, судейский охранник.

— Свинкам вход воспрещён! — кричал он. — Свинкам вход воспрещён!

Охранник резко завернул, огибая Ворчунов, которые затеяли весёлую игру: принялись играть стеклянными кукольными глазами, катая их по чёрно-белому полу фойе прямо под ногами присутствующих. Аций подошёл к Лучику и остальным, поправляя слуховой аппарат.

— Как же было круто! — воскликнул он. — Ребята, вы большие молодцы.

— Спасибо, что пришёл! — поблагодарил его Лучик. — Поддержка зала нам очень помогла!

Они поглядели на доктора Альфонсо Табба и Дженни Прендергаст, стоявших чуть поодаль. Они держались за руки, смотрели друг другу в глаза и о чём-то перешёптывались.

Но Лучика отвлекло появление ещё одного человека — на противоположной стороне фойе возникла фигура высокой дамы, которую Лучик видел впервые. Однако её походка почему-то показалась знакомой.

— Как ты думаешь, кто это? — спросил он у Мими.

В этот момент к незнакомке подлетела миссис Дыщ.

— Привет, Эдна! — воскликнула она, ударила даму по коленям своей огромной сумочкой и бросилась наутёк.

Дама ринулась за ней.

— А, так это же Эдна Двапенни! — воскликнул Лучик. — Знаешь что? Наверное, это она тогда следила за нами в бинокль у бабушкиного дома! Хоть она и маскировалась под плащом и кепкой, меня ей не провести! Я узнал её по острым плечам и походке вразвалку!

— Похоже, ты прав! — с воодушевлением воскликнула Мими. — Выходит, она следила за твоей бабушкой, а не за тобой! — добавила она.

Лучик кивнул:

— Вероятно, наблюдала за бабушкиными банками со всякой всячиной, которые участвовали в конкурсе. Но мне всё равно непонятно, кто тот господин, который подсматривал за нами в окно виллы «Зелёный лужок».

И тут Лучик резко замолчал, потому что кто-то тронул его за плечо. Он обернулся и увидел руку, просунувшуюся между ветками большого зелёного цветка, растущего в кадке. И вдруг между ветвями показался Норрис Бутл.

— Э-э-э… должен признаться, это я подглядывал в окно, — сказал он. — Я… э-э-э… иногда следил за моим соперником в борьбе за сердце Дженни… Теперь-то уже нет, конечно. Ведь Дженни и Альфонсо официально помолвлены…

— Тогда что вы делаете здесь, в суде? — спросила Мими. — И зачем прячетесь за этим кустом?

Хороший, кстати сказать, вопрос.

— Ну… понимаете, я её ещё не отпустил, — проговорил Норрис, влюблёнными глазами глядя на Дженни

Прендергаст. — На это нужно время… — Норрис снова спрятался за ветвями. — Я не могу просто взять и выкинуть её из своего сердца…

Мими, Аций и Лучик снова взглянули на сладкую парочку. Несмотря на то что влюблённые стояли в противоположном углу, Аций с лёгкостью читал по губам доктора Альфонсо Табба слова «моя дорогая» и «моя голубка». Аций снова тихо фыркнул, на этот раз ну совсем как свинка Малинка.

Во всяком случае, так показалось леди Ля-Ля Великанн, потому что в этот момент она рыскала по фойе в поисках Малинки, а услышав похрюкивание Ация, остановилась как вкопанная. И внимательно посмотрела ему в глаза.

Лицо леди Ля-Ля Великанн приняло странное выражение: казалось, по нему пробежала тень, какая бывает от облаков, когда они в погожий день вдруг закрывают солнце.

— Как… как… как тебя зовут? — спросила она. Тон у неё был совсем не такой командный, как тот, к которому привык Лучик.

— Аций, — представился Аций.

Она тихо ахнула.

— Гораций? — тихо спросила она.

Судя по виду мальчика, он понятия не имел, о чём это она. Зато Лучик всё понял. То есть ей кажется?.. Она думает?..

— Расскажи про одеяло, — велел Лучик Ацию.

— Про одеяло? — переспросил тот. — Ну, меня нашли под дверью гримёрки оперного театра, леди Великанн. Я был завёрнут в одеяло с надписью «Аций», поэтому Лара — женщина, которая взяла меня к себе и воспитала, — так меня и назвала.

Леди Великанн не сводила с мальчика глаз. Она издала странный писк — с похожим звуком из воздушных шариков выходит воздух.

— Так вот где Великаннчик тебя оставил в этом твоём рваном одеяльце… — с трудом проговорила она, а потом разрыдалась.

Аций не знал, что делать и что говорить, поэтому принялся гладить леди Великанн по спине.

— Гораций… — прошептала она, крепко прижав к себе мальчика. — Я твоя мама.

— Моя мама?

— Твоя мама, — подтвердила она, кивнув. — Вот уже многие годы я держу у себя свинок, потому что они хрюкают совсем как ты. Я делала вид, что мне всё равно. Старалась быть сильной… Но я постоянно скучала по тебе и твоему хрюканью.

Лучик почувствовал огромный ком в горле (совсем как в тот раз, когда миссис Ворчунья подала на обед тушёные мячики для гольфа).

Аций не знал, что и думать.

— Мама? Вы и правда моя мама? — спросил он.

Лучик с Мими направились к выходу из здания суда. Леди Ля-Ля Великанн и Ация сейчас нужно было оставить наедине.

Не прошло и часа, как Аций — или его теперь лучше называть достопочтенным Горацием Великанном? — и леди Великанн уже сидели вдвоём на ступеньках фургончика Ворчунов, припаркованного у здания суда. Леди Ля-Ля показывала мальчику фотографию. На ней был изображён господин с лицом, в нескольких местах крест-накрест заклеенным пластырями, и с большим попугаем на плече. Лорд Великанн.

Аций обвёл пальцем профиль попугая.

— Пластырями заклеены места, куда он его клюнул, — пояснила её светлость. — Это твой папа. А попугая зовут Монти.

Капитан пиратского корабля! У его папы на плече сидит попугай, совсем как у капитана пиратского корабля!

— Мама! — воскликнул мальчик и крепко обнял очень счастливую леди Ля-Ля Великанн.

Она утёрла слезу.

— Эта милая дама, Лара Рыгпук, навсегда останется для тебя настоящей мамой, Гораций. И я не возражаю. Но хорошо ведь знать, чей ты, правда? К тому же, запасная мама никогда не помешает… Ну, знаешь, на случай, если твою маму отдадут в стирку или она застрянет на дереве. Мой свинарник отныне твой. Заходи, когда захочется.

Аций взглянул на неё, а потом радостно хрюкнул. Малинка тоже хрюкнула за компанию. В это же время Лучик неподалёку кормил Пальчика чёрствой булочкой со смородиной и арахисом. И думал о том, каково это — найти своих настоящих родителей…

Он со вздохом взглянул на верхушку дерева, растущего поблизости.

— Что ещё ты задумал? — строго спросила миссис Ворчунья, расчёсывая волосы Колючкой, чучелом ежа.

— Да ничего, — сказал Лучик. — Просто думаю, та это или уже другая.

— Та ли это кто? — строго спросил мистер Ворчун.

В руке он сжимал букет из чертополоха, который нашёл на углу парковки и собирался скормить Топе и Хлопу.

— Та ли это белка, — уточнил Лучик, показывая пальцем на верхушку дерева.

Мамаша Дыщ внезапно возникла из-за спины миссис Ворчуньи, словно привидение.

— Обычно белки охотятся стаями, — пояснила мамаша Дыщ. — Остальные, видимо, убежали вперёд, — со вздохом добавила она.

Мистер Ворчун уставился на белку, а белка уставилась своими большими беличьими глазами на мистера Ворчуна. (У самого же Ворчуна глаза были обычные, человеческие.) Он отметил, что белка довольно облезлая и без пушистого хвоста — её хвост больше походил на большое перо, которым, казалось, успели поиг рать маленькие дети, наевшиеся жирных блинов.

— Точно та самая, — сказал мистер Ворчун, и в подтверждение его слов маленькая шерстяная молния метнулась вниз по стволу и украла арахис прямо у Пальчика из-под носа. Вернее, из-под хобота.

Мистер Ворчун потрогал перебинтованный нос.

— Чрррррррххххх! — угрожающе затрещала белка.

Мистер Ворчун просто что-то проворчал.

«О нет, — подумал Лучик. — Значит, война».

Оглавление

Филип Арда ВОРЧУНЫ ОПЯТЬ ВЛИПЛИ! иллюстрации Акселя Шеффлера

Глава первая Лакомый нос

Глава вторая Муки творчества

Глава третья Унылья

Глава четвёртая Штаны

Глава пятая Вперёд, на ярмарку!

Глава шестая Новые друзья

Глава седьмая Ничего НЕЛЬЗЯ

Глава восьмая Удар судьбы

Глава девятая С небес на землю!

Глава десятая Дынный сезон!

Глава одиннадцатая В тесноте, да не в обиде

Глава двенадцатая Ворчуны влипли!

Глава тринадцатая Тишина в зале суда!

Глава четырнадцатая Ещё не конец