Записки кельды 2 (СИ) [Владимир Олегович Войлошников] (fb2) читать онлайн

Annotation

Дикий магический мир – это классно! Как жаль, что не только мы так думаем. И некоторым (которые не только мы) почему-то сильно нравится то, что есть именно у нас. И надо с этим что-то решать...

Хроники Белого Ворона-2: ЗАПИСКИ КЕЛЬДЫ, часть 2

01. НУ ЧТО, ПОКОЙ НАМ ТОЛЬКО СНИТСЯ…

02. МАКУШКА ЛЕТА

03. ЗРЕЛОЕ ЛЕТО

04. ТЕПЛОЕ МЕЖСЕЗОНЬЕ

05. ТАКАЯ РАЗНАЯ ОСЕНЬ. СЛОЖНОСТИ

06. ПЕРВАЯ ЗИМА

07. БЕЛЫЕ МЕСЯЦЫ

08. ПЕРВАЯ ВЕСНА НОВОГО МИРА

09. ПРЕДЕЛЫ ВОЗМОЖНОСТЕЙ

10. ГОД ВТОРОЙ. ЛЕТНИЕ НОВОСТИ

11. ВРЕМЯ АЛЛЮРОМ

12. НОВОБРАНЦЫ И БЕЗБИЛЕТНИКИ

13. ГОД ЧЕТВЕРТЫЙ. СВОИ И ЧУЖИЕ

14. БЕГУНКИ

15. ВОЙНА ЗА УМЫ, И НЕ ТОЛЬКО

16. «И ЕСЛИ ТЫ СТАЛ ГЕРОЕМ…»

17. МЕНЯ НЕ ОСТАВЛЯЕТ ТРЕВОГА

18. НА ГРАНИ ОТЧАЯНИЯ

19. ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ

20. ГРАНДИОЗНЫЕ ПЛАНЫ

21. КОМУ ТЫ ХОЧЕШЬ ВЕРИТЬ?

22.СЛЕДСТВИЕ

23. «МЫ С ВАМИ…»

24. Я СНОВА ВСПОМИНАЮ ЛЕРМОНТОВА

25. ПУТЬ САМУР… (зачеркнуть) СОЦИНСПЕКТОРА. НАЧАЛО

26. ПУТЬ СОЦИНСПЕКТОРА, ТРУДОВЫЕ БУДНИ

27. ПУТЬ СОЦИНСПЕКТОРА, ВЫЖИВАНИЕ И ДРУГИЕ НОВОСТИ

28. БЕСПОКОЙНЫЕ СОСЕДИ

29. ГРИМАСЫ КРОВНОЙ ВРАЖДЫ

МАЛЕНЬКИЙ БОНУС ОТ КЕЛЬДЫ И ГДЕ ИСКАТЬ ПРОДОЛЖЕНИЕ

Хроники Белого Ворона-2: ЗАПИСКИ КЕЛЬДЫ, часть 2

01. НУ ЧТО, ПОКОЙ НАМ ТОЛЬКО СНИТСЯ…

ПРО ВНЕЗАПНЫЕ СТОРОНЫ НАТУРЫ

Новая Земля, остров-острог и окрестности, 39.02 (июня).0001

Жара стояла неимоверная. Это же здорово! — решили мы и дружным женским фронтом выдвинулись на прополку сорняков, чтобы они типа сразу подвяли и не приживались больше. Однако через два часа усердного труда я почувствовала, что ум за разум заходит, объявила перерыв и отправила всех на пляж, охолонуться.

— А ты? — дочери мои всегда отличались любопытством, особенно младшая…

— А я возьму морсику холодненького из погреба и дойду до мужиков, тоже, поди, помирают.

— Мы с тобой!

— Ну пошли.

Мы пошли сразу в купальниках, чтобы не переодеваться по сто раз и не сушить манатки.

Брод наш становился всё короче — потихоньку рос мост. Сейчас он перекрывал почти треть, самое глубокое место как раз прошли. Остался большой, но в массе более мелкий кусок, где-то по пояс. С крайнего пролёта в воду спускались переходящие сходни, чтоб не прыгать.

Вода в Правом рукаве была теплющая! Вася, которой всё ещё с комфортом хватало глубины, плыла впереди юрко, как головастик. Отпотевший бидон с морсом тихонько поскрипывал у Гали в руках.

Мужики рубили всё там же, на восточном берегу реки, вытянутый залив которой потихоньку начали называть Длинной Рубашкой (а всё благодаря двум длинным рукавам, обнимающим наш остров).

Сегодня Вова выбрал кусок сразу за широкой луговиной. Звонко стучали четыре топора и глухо, ритмично ухал пятый — Вовин. Мы поднялись на взгорок. Топоры приостановились — видно, нас заметили.

От леса отделилась высокая фигура и неторопливо пошла нам навстречу. Киря.

Я по привычке смотрела под ноги — вдруг что-нибудь интересное: ягоды там или…

— Ух ты, дикий лук!

Я присела и начала срывать зелёные дудочки.

— Галя! — конспиративным шёпотом просипела Василиса, — Смотри, бурундук!

— Ага.

— А если я его поймаю?

— Да он тебе не дастся.

— А я попробую!

Вася начала совершать хитрые манёвры по поимке бурундука. Галя посмеивалась. А у меня внезапно проре́зался инстинкт собирательства — никак не могла оторваться от лукового пятачка.

— Ма-а-ам, ну ты чё застряла?

— Идите-идите, я лука маленько нарву.

— Да давай на обратном пути нарвём, ну? Завянет.

— Ну ладно… — я распрямилась, приложила руку козырьком, отыскивая взглядом Ваську, которая уже забралась в самую середину луга.

Бурундук, существо коварное, и не убегал совсем, и в руки не давался. Васины подкрадывания и прыжки выглядели и впрямь потешно. Я засмеялась и вдруг осеклась. Резануло ощущением опасности. Откуда⁈ Я судорожно зашарила глазами вокруг. Галя, почуяв неладное, тоже начала озираться.

— Вася…

Ну же, где? Серое пятно на краю луговины показалось мне подозрительным. Это не трава… оно живое!

— Вася! Беги!!!

Василиса закрутилась на месте, дезориентированная своей погоней за бурундуком — и тут оно бросилось вперёд! Я не сразу разобрала, что это было. Крупное, гибкое, покрытое песчано-серой шерстью.

Я услышала свой крик, длинный и отчаянный. Как это бывает со мной в минуты сильнейшего стресса, тело перестало слушаться, просто окаменело.

Дальше всё было как в замедленной съёмке и кусками.

Из ударившегося об землю бидона прозрачно-розовой волной, словно розовый стеклянный язык, выплёскивался морс.

Василиса развернулась к нам; густая, высокая, по грудь трава плавно раздвигалась перед ней, колыхаясь длинными фиолетовыми метёлками соцветий.

Галя летела ей навстречу, перескакивая мелкие кустики в жёлтых цветочках, прыжок длился и длился…

Кирилл, оказавшийся ближе всех, нёсся наперерез твари, поднимая топор…

Он успел, и даже успел рубануть её в плечо.

Тварь изогнулась и ударила его лапой, выпуская длинные как ножи когти, подбросила в воздух. Медленным веером полетели капли крови.

Оскаленная морда развернулась к первоначальной цели. Похожа на львиную, только без гривы.

Василиса запнулась и раскинув руки полетела в траву. Зверю до неё оставалось пару прыжков.

Из леса выскочил Вова, за ним, словно сквозь кисель, бежали остальные мужики.

Не успеют.

Галин крик, переходящий в рык, накрыл меня, и ноги разморозились. Всё резко ускорилось. Бегущую Галину фигуру скрыла чёрная тень, перескочила Васю и врезалась в гигантского льва. Чёрно-серый ревущий меховой клубок прокатился по поляне, с треском вмялся в обрамляющие луговину кусты и затих.

Я добежала до Васи. Цела! Сильно испугана, ревёт в голос. Ничего. Галя. Галя где?!! Я осознала, что кричу. Киря! Только бы был ещё жив! Я лихорадочно оглядывалась, сердце колотилось в горле.

— Сюда! — голос Марка.

Слава богам, Киря был жив! Влила в него столько энергии, сколько тело смогло принять за раз — теперь продержится!

Мимо, в сторону поломанных кустов пронёсся Вова.

— Ольга!

Я бросилась к нему.

Галюня! Бледная, как смерть, вся в кровище, нога страшно разодрана от бедра и до колена, похоже, порваны крупные сосуды.

Я провалилась во внутренний план так быстро, что закружилась голова. Или это от страха? Запитала её тройным пучком. Успела. Фффуууухххх, пронесло. Спасибо вам, боги! И тебе, Эйра, персональное спасибо!

Я пришла в себя. Галка лежит, свернувшись клубочком, прикрытая просторной мужской рубахой.

— Как ты? — муж всё ещё поддерживал меня за плечи.

— Я — нормально. Галя пусть поспит ещё.

— Хорошо.

Всё ещё не закончилось. Я как очумелая побежала к Кириллу.

Успела увидеть, как через брод в нашу сторону торопятся люди. Зарёванная Вася сидит на руках у Марка, мёртвой хваткой держась за его шею. Уже не плачет. Уже хорошо.

Киря был в сознании. Мужики не стали его трогать. Ещё бы! Грудная клетка разворочена.

— Держись, Кирюха!

Он ещё попытался мне ответить, на губах пузырилось красным.

Всё, я пошла.

— Весело вы живёте!

Невозможно перепутать эти интонации! Она пришла, когда багрово-чёрное сменилось слегка красноватым и осталась рутинная часть — дождаться, пока всё станет нормально.

— Вот уж точно, госпожа Эйра, на скуку не жалуемся.

— Присаживайся, — она уселась на невесть откуда взявшуюся белоснежную ажурную скамеечку и похлопала по сиденью, приглашая меня тоже. Первый раз я получила возможность увидеть её — ведь все предыдущие разы был только голос.

Невысокая. Золотистая, слегка смуглая кожа, шоколадные волосы, губы цвета красного дерева и при этом глаза глубокого серо-синего оттенка. Струящиеся нежно-голубые одежды.

— Что-то случилось? Я чего-то не вижу?

— Случилось… Этот молодой человек так сильно стремился обогнать время, что у него почти получилось. Если бы на месте этого льва был зверь помельче, исход был бы совсем иным.

— Так это всё-таки лев?

— Лев. Пещерный, — новый собеседник сидел на таком же как и скамеечка ажурном кресле, скрестив ноги и задумчиво подперев щёку поставленной на подлокотник рукой. Он почему-то показался мне похожим на алхимика. Или на почтмейстера очень высокого ранга: синий камзол со всякими узорчатыми пряжками, пуговицами и тиснёными кожаными вставками, утилитарно-тёмные синие брюки, высокие сапоги. На широком кожаном ремне висели три плетёных подвеса из ремешков, в каждом из которых перламутрово переливалась небольшая разноцветная сфера. Очень светлые волосы. Очень светло-серые глаза.

— Привет, На́бу! — поздоровалась Эйра.

Я не придумала ничего лучше, чем сказать:

— Добрый день!

Гость задумчиво покивал.

— Этот парень генерирует вокруг себя такое эмоциональное поле, что оно начинает искажать реальность.

Эйра подняла брови:

— А он знает, что девушка осталась жива?

— Пока нет.

Я сидела тихо, как мышь под веником.

— Так надо ему сказать! — она всплеснула руками.

— Пока не надо.

— Ты хочешь?..

— Ну, кто-то же должен. Почему не он? В конце концов, это справедливо — отдать право первому. А в этом состоянии он сможет принять дар и остаться в живых.

Набу поднялся и подошёл к Кириллу, вытащил из подвеса одну из перламутровых сфер, сразу засветившуюся синим, и вложил её Кире в грудь. Сфера погрузилась в тело и стала меркнуть, как будто растворяться в человеке.

— Ну вот, дело сделано.

Эйра обернулась ко мне:

— Теперь, собственно, почему мы все здесь. Твой зять получил редкий дар. Уникальный.

Набу снова опустился в кресло и задумчиво продолжил:

— Он будет единственным на Новой Земле одарённым, способным остановить личное время человека. Любого человека. Или даже повернуть вспять. Предел времени возврата — первый день жизни, день рождения. Но есть одно… ограничение. Если он решится воспользоваться своим даром в одиночку — время убьёт его… сомнёт, как фантик.

— Ему нужна будет помощь для использования этого дара, — мягко подхватила Эйра. — Помощь целителя. Без поддержки целителя нельзя даже браться. Но не любого, — она предупреждающе подняла палец, — нужен двойной дар — целителя плоти и ви́дения душ. Как у тебя, — она внимательно смотрела на меня. Я прямо почувствовала, что надо спросить:

— Но это ведь не всё?

— Не всё. Ещё нужно моё благословение. И я его тебе даю.

Я посмотрела на Кирилла, по телу которого медленно разливалось голубоватое свечение.

— Это очень тяжёлый дар. Я бы сказала, страшный.

— Да, — согласилась Эйра, — так и есть.

Я потёрла лицо, собираясь с мыслями:

— Я должна буду ему это объяснить?

— Нет! — Набу встал, показывая, что разговор близится к завершению. — Я с ним сам поговорю.

— И вот ещё что, — Эйра многозначительно прищурилась, — Леля хвасталась, что у вас вкусные пироги…

— И чай! — добавил Набу.

Я растерянно развела руками:

— Так это… всегда пожалуйста! Милости просим, чем богаты, как говорится…

— Завтра у нас ночь середины лета… — многозначительно сказала Эйра, боги кивнули — и исчезли.

Я вынырнула в материальную реальность совершенно обалдевшая.

— Любимая, почему так долго? — Вова был встревожен.

— Ой, милый! Сейчас в голове уложу — такое расскажу! Офигеешь! Кирю буди, и пойдём Галю поднимать.

Вид у Кирюхи был конечно… рубаха в лоскуты, джинсы тоже по́драны, ремень пополам… Парни уже нашли ему верёвку, чтоб до лагеря хоть нормально дошёл. Галя выскочила из сна и повисла на шее у мужа. Ну, ничё — пусть поревёт, это даже лучше.

Вот у неё, кстати, купальник вообще не пострадал. Удивительно.

Кто-то уже успел сбегать, принести успокаивающего чая с мятой, в термосе. Фига себе! Это ж сколько я в трансе была? Неудивительно, что Вова волноваться начал!

Вася перекочевала на руки к причитающей бабушке, вокруг них скучковались люто завидующие такому приключению дети и страшно переживающие женщины.

Едва не весь наш взбудораженный лагерь с удивление и ужасом разглядывал разорванный почти напополам труп незадачливого хищника, валявшийся в смятых кустах.

Кто-то предложил снять шкуру пещерного льва — на память, и мужики начали свежевать тушу.

Я отвела мужа в сторонку, рассказала об уникальном Кирюхином даре и моей вынужденной к нему причастности. Вова покивал, видно, что заметочку себе поставил.

— Я вот только не пойму, — поделилась я с мужем, — та чёрная зверюга, которая этого льва завалила — она куда делась?

Вова посмотрел на меня с глубочайшим изумлением:

— Ты чего, моя⁈ Вон она, в кустах ревёт.

Я затупила, прямо капитально. Выбор был, прямо скажем, невелик.

— Галя?..

— Ну конечно!

— Наша Галя⁈

— Любимая, ну ты-то у меня ничем не ударялась! Да хоть следы посмотри!

— Всё равно я в них ничего не понимаю.

Муж глубоко выдохнул:

— Это — наша Галя. Галя — оборотень. Насколько я видел — очень, очень крупный тигр. Тигрица. Чёрная.

Точно, тень была чёрная. Оборотень. Ладно.

Шкуру со льва наконец ободрали, свернули огромным резко пахнущим рулоном. Шампунем, что ли, помыть? Голый труп Вова оттащил и бросил в муравейник. Сказал, скелет можно будет потом забрать. Для комплекта. А потом скомандовал всем шагать на остров. Всё одно скоро обед.

ГОТОВИМСЯ К ПЕРВОМУ ПРАЗДНИКУ

Ещё раз переспросив про ту часть рассказа, где шла речь о ночи Середины лета, Вова с обеда на вырубку не пошёл, а собрался и вместе с Кадарчаном отправился «тайга, однако». Через три часа они явились с парой косуль. Я немного удивилась:

— А почему не завтра? Мясо свежее бы было…

Согласна, с точки зрения заядлого охотника звучит глупо — но я же городская девочка! Для меня стало совершенным откровением, что вся, ВСЯ дичина жёсткая, что её желательно хорошенько помариновать — сутки, а можно даже и двое — вот тогда она будет «Ах!». Ну, если поразмыслить — всё логично: им же в лесу всё время надо или убегать, или догонять. Не то что наши козы: хотят — едят, хотят — спят)))

Лучшие куски мужики отобрали и замариновали, а всё прочее отправилось на кухню — особенно косточки. Как же я соскучилась по нормальному супу, сваренному не на тушёнке (отличной, высшего сорта, но всё же), а на косточке! Валя сурово сказала, что за́раз всё это в суп кинуть — сильно жирно! Делим на два, а может и на три.

Вечером после тренировки у костра развернулись бурные дебаты: как же будем праздновать?

Во-первых, сама идея праздника, так сказать, упала как снег на голову. Нет, я, конечно, веду календарь, но что ночь между вторым и третьим месяцем — это ночь середины лета, я как-то…

И вообще — мир новый.

— Давайте вопрос поставим шире: у нас нет пока истории, всяких событий и дат, — я начала рассуждать вслух, — пока мы можем идти только по календарным каким-то вещам, правильно?

Дальше можно было просто записывать, пока всё в черновик, в одну кучу:

— Середина лета — это я так понимаю, самая макушка?

— Да, самая короткая ночь, получается так.

— Тогда должен быть день и самой длинной ночи.

— Это Новый год получится? Зимой?

Народ зашумел:

— Новый год у нас в первый день первого месяца — это получается начало молодого лета же!

— Правильно!

— А зимой тогда что?

— Так пусть будет день середины зимы.

— Самая длинная ночь, говорили же.

— Типа Самхейна, что ли?

— Ну их, эти скандинавские заморочки!

— Правильно, — от Вовиного командирского голоса я аж подпрыгнула, — нечего под викингов косить, своё надо придумывать!

— Ну вот: Новый год, потом Середина лета, потом — начало осени.

— Праздник начала осени?

— Ну, праздник урожая…

— По-детсадовски как-то звучит.

— А что? Во всех сельскохозяйственных культурах есть: сбор урожая, встреча весны.

— Встреча весны — это хорошо!

— У Макаренко был праздник первого снопа.

— Сперва пшеницу посеять надо…

— А праздника начала посевной не было?

Короче. Велено было всем думать и искать повода для праздника. Отличная цель для русского* человека, я считаю!

*Русского в широком смысле слова

По итогу постановили: завтра —

работать только до обеда, а после обеда сильно готовиться к празднику,

украсить лагерь цветами и веточными гирляндами,

наготовить всякого,

жечь костры,

скакать через эти самые костры соответственно,

петь песни,

плести венки,

пускать их по реке, утыкав маленькими свечками,

купаться до изумления,

водить хороводы (но это неточно),

ну и по ходу дела импровизировать!

А! И ещё! На другой день встать попозже, хотя бы в десять…

ДЕД

Новая Земля, остров-острог, 40.02 (июня).0001

В пять утра нас разбудил ночной дежурный. Со стороны брода доносились какие-то крики. Вова подорвался и побежал за дежурным в южную башню, смотреть. Я, конечно же, побежала за ними. А вы как думали? Непонятно что происходит, а я буду в фургончике сидеть? Щас!

Неизвестно, был ли ещё кто в лесу, но сейчас прямо по тропинке от брода шёл один человек. Голос, по крайней мере, был один, и он приближался. И не кричал он, а… пел!

— Хрома-а-ал казак, нога болела у ево!..

Мы с Вовой уставились друг на друга…

— Па-а-ашё-о-ол он в лес костыль нарезать из чево!..

— Да это дед! — выкрикнули мы одновременно. — Да ну на!..

— В лесу-у-у медведь попался на ево пути!!! Ника-а-ак хромому казаку да не уйти!!!

Из-за кустов показался наш дед. Отец. Папа мой, короче. Вова побежал вниз, дежурный за ним.

— Пап! — хорошо, что стены такие толстые, как пить дать вылетела бы я в окно! — Ты как?..

— Ну, открывай, что ли, ворота! — как раз в этот момент зазвенела разматывающаяся цепь, и наши ворота́ фирмы Собакевич начали потихоньку опускаться. Я тоже побежала вниз.

История оказалась простой и незамысловатой. Очередной инфаркт свалил его прямо на берегу, в палаточном лагере (некоторые заводят себе дачи, а наш дед уже много лет на весь тёплый сезон выезжает на дальний берег залива Иркутского водохранилища и там живёт). Брат (мой двоюродный) с дядей (моим дядей — собственно, папиным старшим братом) вызвали скорую, подхватили его — в моторку, и прямиком в городской парк Якоби, даром что там приставать запрещено. К чести медиков сказать, скорая подъехала одновременно с лодкой. Влетели с сиренами на пляж, прям как настоящие! Врач посмотрел и сказал — не довезём, давайте в портал, может добежим. Так в четыре пары рук: врач, медбрат, дядь Коля и братец Вовка — и добежали… Успели, хотя, папа говорит, уже показался белый туннель. И вдруг — бац! Очнулся — гипс!*

*См. х/ф производства СССР «Бриллиантовая рука»

На земельке очнулся, короче. Принимать-то его было некому, пришлось с носилок перевалить. А там уже сильно повытоптано.

Ну вот.

Отдышался дед, посидел чуток.

— Думаю: а чего ждать? На себе много всё равно не унесу. Брату сказал: хер с ним, потом позвоню, договорюсь с вещами. Вежливые люди в погонах подсказали, по какой дороге вы ездите — я и пошёл! — дед прихлёбывал тёплый чаёк из дежурного термоса. В одном из титанов уже начала шипеть вода. Скоро свежий кипяток будет!

Прибежала разбуженная голосами Валя, захлопотала, притащила спрятанные в погреб с вечера пирожки. Я смотрела на отца. Шестьдесят семь. Понятно — не молодой, но как же мы отвыкли уже! Даже Магда, перешедшая последней, давно уже скинула годы и бегала, как электровеник. На фоне остальных поселенцев совершенно седая голова (привычно стриженная под короткий борцовский ёжик), да в комплекте с, напротив, приличной длины белоснежной бородой (каждое лето папа ставит перед собой квест: не брить бороду с мая по октябрь, пока не закроет сезон), так вот, вместе это смотрелось просто оглушительно.

Пока лагерь досыпа́л последний сладкий предутренний час, мы с Вовой повели деда — хвастаться своими достижениями.

Вова расписывал настоящие и будущие прелести нашего посёлка, широко размахивая руками; дед во всё вникал, кивал, деловито упирал руки в бока, задавал кучу вопросов и высказывал соображения. Рядом они смотрелись забавно: высокий поджарый Вовка и низенький (едва ли с меня ростом) широкий Александр Иваныч.

Выращенная ограда и главное — огромное серебристое дерево на холме производило мощное впечатление. Мэллорн уже закончил выращивать спиральную лестницу и сейчас выпускал веточки-опоры для смотровой площадки.

В Северной башне при виде развешанных на просушку гирлянд подберёзовиков, дедовы глаза загорелись азартом. А уж когда мы дошли до погреба с копчёной и солёной рыбой! Тем более что на почётном месте были расположены самые-самые отборные экземпляры, приготовленные на случай, если Набу с Эйрой всё-таки решат сегодня нас посетить.

Рыба! Это же самая большая и пламенная дедова страсть! Чувствую, не дождётся завтрака — понесётся ловить.

В лагере заорал пунктуальный петух.

— Ну всё, пап, пойдём тебя устраивать!

Лагерь просыпался.

Внуки, не ожидавшие увидеть деда, бурно радовались. Гуля вышла из палатки, увидела бывшего мужа (да, мои родители очень, очень давно разведены) и выдала:

— О! Шаманов! И ты здесь!

— Ну, Гульчачак Нугмановна, ты прямо красотка! — оценил помолодевшую бабушку дед.

Та хмыкнула, закинула на плечо полотенце и гордо продефилировала к умывальнику. Впрочем, кажется, войны не будет.

Вова выдал деду складную кровать, спальник, Галя притащила полотенце из наших запасов.

— Эх, жаль лодки нет! — посетовал дед.

Я ж говорила: все мысли туда.

— Почему же нет? — Галя у нас тоже заядлый рыбак, не то что я. — В Северной башне лежит. И лодка, и насос ножной, сети, блёсны… — это я вам перечисляю, что запомнила. — Ты кровать поставь, мы с тобой сходим, посмотрим.

Дед забежал в общую палатку, слышно было, что он там с кем-то здоровается (руки жмёт, наверное) — и тут же выбежал обратно.

— Хер с ней, с этой кроватью! Потом поставлю, пошли!

Галя повела его в Северную башню, в затихающем разговоре слышно было, как она жалуется на реалии нашего жития:

— Мама нас не пускает. На той неделе напали же на нас…

Ошиблась я, в общем. Дед не просто возгорелся немедленно выйти на промысел. Ещё и Галя с ним. Лодка двухместная, они в два голоса убеждали нас, что будут друг за другом следить, к противоположному берегу ближе чем на триста метров не подплывут (а это вообще сильно постараться надо, чтобы просто стрелой доплюнуть, не говоря уже о том, чтобы попасть), и это же так важно — срочно проверить утренний клёв в Левом рукаве в это время года. Кадры, блин.

Взяли две пары вёсел, сказали, что поедят потом — и понеслись!

Вова, по-моему, даже позавидовал. Но у него сейчас столько дел было — не до рыбалки.

Дед с Галей вернулись гораздо быстрее, чем я ожидала и с глазами по пять рублей. Деда просто пёрло в экстазе:

— Ты посмотри! Ты посмотри какие красавцы! А⁈

В тачке трепыхались пять здоровых рыбин.

Я таких в жизни-то не видела. Как веретено. Длинная, и какая-то, блин, треугольная: с плоским брюхом, сходящимися кверху боками и длинной остроносой мордой (хотелось использовать слово «рыльце»), на которой ещё и какие-то четыре тоненьких кожаных отростка внизу висели. Эдакие китайские усики. На коже не было чешуи, зато по горбушке и серо-песчаным бокам шли рядами более светлые типа пластиночки что ли, похожие на ромбики, нет — скорее на треугольники. По ощущению — костяные. Остренькие. И хвостовой плавник натурально как у акулы: верхняя часть большая, нижняя — маленькая.

Самая маленькая рыбка была метровой длины.

Видя, что это зрелище не особо меня впечатлило, дед добавил:

— Это же осетры!

Слышала что-то. Исчезающая в Байкале рыба…

— Вроде бы вкусные они, да?

— Да это царская рыба! — едва ли не оскорбился дед.

— Ну извините, я не в курррсе*.

*Понять и пӷостить…

Зато Валя увидела осетров и чуть в обморок от счастья не упала:

— Это на вечер! На праздник! Господи, я уж и не думала, что осетрину ещё раз попробую!

— Ужас, мам! — поделилась со мной Галя. — Там ближе к слиянию с Бурной такое течение! И водовороты. Мы проморгали — еле выгребли. Думали уж, к нижнему берегу придётся прибиваться и пешком до спокойной воды лодку тащить.

— Вы прям «ни дня без приключений». Ты скажи мне лучше: пробовала ещё?

После вчерашнего превращения мы рано обрадовались. Вторая Га́лина ипостась отказалась включаться. Ничего не вышло ни вчера, ни сегодня…

Дочь кисло покачала головой:

— М-м… Может, испугаться надо?

— Ну да. Каждый раз во время испуга ты будешь превращаться в четырёхсоткилограммового чёрного тигра. Оч смешно. Кто-нибудь чихнёт внезапно — херак, и ты тигр!

Галя невесело засмеялась.

— Не знаю. Я что-то не так, наверно, делаю?

— Ладно, не расстраивайся. Сейчас праздник отгуляем и будем конкретно думать. Что-то уж придумаем.

— Придумаем, — эхом отозвалась она.

ПОСЛЕДНИЕ ПРИГОТОВЛЕНИЯ

Обед был простой. Вкусный, сытный, но простой. Он как бы подчёркивал, что мы должны предвкушать праздничный ужин.

С обеда вся женская часть поочерёдно резала, месила, взбивала и чего-то ещё. Дым коромыслом! Пеклись какие-то чудесные пироги, волшебный образом готовились осетры, крошились тазы зелёных салатов из первого огородного урожая: лук, укроп, редиска, листовой салат и малюсенькие нежные огурчики. На плитах и дополнительных кострах что-то тушилось, жарилось, булькало и пахло просто обалденно!

Новообращённый раб, которому я без особых раздумий присвоила имя «Лавка» сбился с ног, таская воду. Старых двух наши женщины всё ещё чурались, и я не могу их за это осуждать. Вова отправил их на делянку, приготовленные брёвна ошкуривать. Им же сегодня ночью предстояла сложная задача: дежурить на предмет отслеживания чужаков, но глаза людям не мозолить. Ибо нефиг.

Мужики в промышленных масштабах складывали дровяные шалашики на берегу у брода — договорились же: много костров, прыжки и всё такое. Ещё они задумали сгородить какие-то специальные мостки для прыганья в воду. Посмотрим. В спешном порядке доделывались ещё четыре стола и две пары лавок — чтобы можно было сесть в круг, не спиной друг к другу.

Вокруг столовой было слишком много всего нагорожено, для больших костров места никак не хватило бы, и мы решили расположиться чуть в стороне, на свободной поляне, где можно было не тесниться. Вот на этой поляне всё свободное время мы наводили красоту из цветов и веток. Девчонки придумали сделать между рядом стоящими деревьями цветочно-веточные арки, стало похоже на празднично украшенный зал и очень красиво. А ещё — плели венки: не хлипкие веночки из одного рядка одуванчиков, а толстые, красивые, из разных трав и цветов. И венков этих надо было аж шестьдесят штук!

Сплетённые венки утаскивались в холодок, в погреб и как-то хитро обрабатывались Ликой, чтобы не завяли раньше времени.

Дети были везде и помогали сразу всем.

Ужин неминуемо подвинулся. Если вы полтора месяца кушаете в одно и то же время, ну прямо по часам — то поймёте, что чувствовали мы себя (вот лично я, например) как собаки Павлова, у которых по расписанию начинает выделяться слюна. А в семь часов Вова (именно Вова, поскольку настоящей дичиной должны заниматься настоящие дикие мужики!) только поставил запекаться косулятину!

К девяти мы начали накрывать столы, расставленные большим кольцом — чтобы все друг друга видели и были вместе. Получилось богато! Рассыпчатый пряный рис, сдобренная маслом картошечка-пюре, солёные грибочки, горки салата и всяческих закусок, копчёная и солёная рыба всяких сортов, целиком приготовленные тёмно-бронзовые осетры и запеченное косулье мясо, большие щедро смазанные сметаной ягодные пироги, маленькие поджаристые пирожки, творожные ватрушки, ароматный свежий хлеб и разнообразные ягодные морсы целыми кастрюлями.

Я выставила из своих запасов три пятилитрухи коньячной настойки и две — сладкой женской жимолостевой наливки (это очень вкусно, скажу я вам!). Подумала — и добавила ещё по одной. Лучше пусть останется, чем не хватит. Пришлось попотеть и собрать все какие только можно графинчики и бутылочки, чтобы это смотрелось цивильно — ну не пластиковыми же жбанами на стол выпивку ставить, в самом деле…

02. МАКУШКА ЛЕТА

НАШ ПЕРВЫЙ ПРАЗДНИК

В десять, как раз, когда солнце уже совсем закатилось, а небо стало бутылочно-синим и просто неприлично звёздным, мы зажгли целую цепочку костров вокруг поляны. Ночь сразу придвинулась ближе.

У многих никакой парадной одежды вообще не было, но мы надели венки и сразу стали выглядеть вполне себе празднично.

Высоких гостей пока не наблюдалось. Я посмотрела на мужа:

— Что будем делать?

— Что-что… Может, у них неотложные божественные дела? Боги приходят, когда считают нужным. Праздновать будем!

Вова скомандовал «за столы!», и народ начал весело рассаживаться. Никто кроме нас не знал о возможном визите, так что все расселись свободно, разве что иногда кто-нибудь удивлялся, что приборы остались лишние (типа: «Тут ещё свободные тарелки! Никому не надо?»).

Барон встал, поднимая бокал:

— Братья и сёстры! Сегодня наш первый настоящий праздник на нашей новой земле, в нашем новом общем доме! Этим первым тостом я хочу поблагодарить тех, благодаря которым у нас есть этот новый прекрасный дом — богов этой земли! — Вова обмакнул палец в бокал и покапал на скатерть; в Сибири часто так делают и говорят при этом: «Бурятскому богу» или «Бурятским богам» — традиция не хуже других. — Слава богам!

Народ встал, поднимая бокалы и повторяя баронский жест и слова:

— Слава богам!

Радостно согласно залаяли собаки.

Новая Земля, остров-острог, ночь середины лета, 01.03(июля).0001

Мы пели (и «Надежду», конечно же, тоже!), пили, ели, скакали через костры и купались (до изумления, как и было запланировано, хе-хе). И даже водили какие-то безумные якутские хороводы, это я уже плохо помню. В какой-то момент я потеряла Вову в толпе, потом нашла, потом его снова кто-то позвал… Потом мне показалось, что среди танцующих и прыгающих через огонь мелькает больше лиц, чем было в начале, и тут я услышала диалог. Такой, не вполне уже трезвый. Даже, я бы сказала, дошедший до стадии «ты меня уважаешь?» Разговор шёл за жизнь. Говорил дед:

— Вот ты — нормальный мужик!.. Как, гришь, тебя зовут?

Второй такой же «хороший» голос ответил:

— О́ссэ, — меня прям прошило: кто???

— Оссэ! Ты извини, я только утром пришёл, ещё не всех выучил… Давай за знакомство!

— Давай!.. — звякнули рюмки.

Налетевшая толпа подхватила меня за руки и повлекла к броду. У самой воды горел целый ряд костров, отражаясь в ночных волнах яркими оранжевыми пятнами. Над головами вихрями кружились золотые бабочки. Девушка в пурпурных одеждах разговаривала с Васей. Вот она взяла её руки в свои и их ладони засветились. Миг — и бабочки превратились в сияющие цветы — в птиц — в длиннохвостых золотых рыбок, заполнивших мелководье и высветивших покачивающиеся водоросли и снующую среди них рыбью мелочь. Мамадалагая, как же волшебно!

По реке уже плыли венки, утыканные деньрожденными свечечками. Каждому, отпустившему венок, Вася со своей наставницей надевали на голову светящуюся цветочную корону. Кто-то с писком и визгом прыгал с мостков в воду…

МАКУШКА ЛЕТА, УТРО

Новая Земля, остров-острог, 01.03 (июля).0001, уже утро

Проснулась я всё-таки в постели, рядом с мужем. Подозреваю, Вова меня принёс, потому что я его вряд ли дотащила бы. И раздел, ага, заботливый мой…

Орал петух. Блин, недавно ж только легли. Я попыталась уснуть обратно, но вышло плохо: выпитый ночью компот запросился наружу. Пришлось-таки вставать, перебираться через спящего мужа, наступать на своё мокрое праздничное платье… А ничего так, бодрит. Тут ещё и Вовино барахло, и тоже мокрое…

Пока раскидала шмотки на верёвке у фургона, пока сползала до заветного домика, сон прошёл совсем. Лагерь, вовсю освещённый косыми солнечными лучами, бессовестно дрых. Там и сям глаз отмечал следы вчерашнего безудержного гуляния: оброненную посреди улицы куртку, подвявшие цветочные гирлянды, забытые на чурбаке бокалы…

Мозг отказывался признавать, что всё произошедшее вчера — правда. Есть только один способ проверить! Я пошла на праздничную поляну.

Да-а-а… Видно, что кто-то с ночи героически пытался прибираться и даже немного преуспел. По крайней мере, остатки скоропортящейся еды были убраны (если они остались, конечно), грязная посуда составлена стопками. Кроме одного стола. Ладно, разберёмся.

Вот здесь это место, арка похожа. Вроде бы, такие были цветы. Нет. Должно быть, приснилось. Я обернулась. А, нет! Не приснилось! Между деревьями стоял рояль. Здоровенный концертный рояль (из корня ореха, насколько я помню). Я подошла и прочитала надпись на табличке: «Fazioli». Никогда не слышала.

Голова неприятно заболела. Я приложила руку к виску, исцеляясь. Посвежевший мозг радостно выдал воспоминание:

Браги и Глирдан соревнуются в игре на гитарах, кто кого — до полного изнеможения. Кучка зрителей, в том числе и детей, зачарованно следит за происходящим. Потом, как на концерте в музыкалке, на балалайке играет Галя, потом Кирилл (у него флейта). Ангелина скромно говорит, что тоже училась четыре года в музыкальной школе, по классу фортепиано. Браги громко и не вполне трезво кричит, что ребёнок тоже имеет право играть — хлопает в ладоши, и на поляне появляется рояль!!! И этот крутящийся стульчик! Народ ревёт от восторга! Ангелина радостно пищит и бежит играть. Весьма неплохо, пара пьесок, менуэт.

На звуки рояля стягиваются ещё участники. Все просят сыграть что-то, чтобы спеть. Ребёнок растерянно отвечает, что не знает таких нот, не учила. Браги широким жестом (типа «всем шампанского») объявляет, что «Теперь можешь играть что угодно, на слух! И вы тоже!» И вот тут пошёл концерт по заявкам! Внезапно и совершенно неожиданно составился квартет: фортепиано, гитара, балалайка и флейта. Было круто! Интересно, а без Браги они так смогут?

Я села и начала разбирать воспоминания.

Плавали. Я до сих пор на воде не очень, но с мужем, держась за его плечи — это же красота! Тёплая вода, расплывающиеся венки со свечками, пятна света от костров и светящиеся рыбки — романтика!

Ещё помню, прыгали через костры. Я боялась, но Вова меня уговорил. И там точно были четыре девушки с картины Коле и хохочущий Браги. А Набу и ещё один здоровенный мужик добродушно на это смотрели.

Валя ещё угощала их своими разносолами. Она вообще непрерывно всех угощала, обожрались мы вчера — атас просто. Нет, не просто атас, а как у Расторгуева: сперва атас и потом ещё одиннадцать раз атас! Вот так будет правильно.

Помню, Кадарчан разговаривал с Васиной пурпурной наставницей и называл её Сингкэ́н. Звучит по-китайски. Хотя, он же эвенк — своё что-то, наверное, надо будет спросить…

А этот Оссэ всё больше за столом сидел, я и не разглядела его толком. Зато как они с дедом пели «Славное море, священный Байкал»! Голос у Оссэ оказался глубокий и низкий, дед старался не отставать. И эльфы вокруг разложились по голосам — прям грузинский хор!

А Эйра с Вэр и Лелей обсуждали каких-то негров, что мол, вместо своих дурацких жертвоприношений лучше бы такой праздник устроили…

Под столом (тем самым, последним накрытым столом) кто-то длинно вздохнул, заставив меня подпрыгнуть от неожиданности. Я заглянула вниз: ну конечно, похмелье на свежем воздухе переживать гораздо легче, чем в палатке! Неудобно положив голову на нижнюю перекладину (как же у них шеи затекли, должно быть!), как будто разбросанные «вспышкой справа», спали два товарища.

Вай ме…

ВОТ ТЕ РАЗ, НЕЛЬЗЯ ЖЕ ТАК…

С одной стороны лежал сильно помолодевший дед, рядом, явно карауля и грея, — пятнистая Пири́м. Увидела меня, завиляла обрубком хвоста. Я заглянула к деду во внутренний план. Ну нельзя же так пить! Прям как во Властелине колец Гоблинском: «Папа, ну взяли литр, ну два — но зачем вот так-то нажираться⁈» Интоксикация просто чудовищная… Поскорее начала лечить. Папа внезапно сел, приложившись лбом об стол, и принялся озираться.

С другой стороны неподвижно лежало второе тело. Здоровенный мужик в кожаных штанах и безрукавке, волосы длинные, почти до пояса, иссиня-чёрные. Бронзовая кожа в тенях отливает ярко-голубым, прямо как машина, крашеная в хамелеон. Сбоку, как к родному, прижалась дымчатая Уму́р. Блин, я надеюсь, мы не упоили бога до́ смерти⁈ Такое вообще возможно⁈ Может, ему первую помощь оказать? Внезапно распахнулись пронзительно-голубые глаза. Мужик тоже подскочил, но успел среагировать и не треснуться о столешницу.

— Оссэ? — осторожно предположила я. — Могу я чем-то помочь?

Бог сурово покачал головой:

— Всё нрмальн…

Оба (Оссэ и Дед) вылезли из-под стола, пожали друг другу руки, после чего Оссэ героически ушёл в сторону брода. Спустя пять минут оттуда примчался Лавка с выпученными глазами и известием, что какой-то синий мужик вошёл в воду и больше не вышел. Рабский фольклор про утопленников мне не очень нужен, поэтому я успокоила мужика, сообщив, что он видел бога морей и всё нормально, он пошёл домой. Надеюсь, я ничего не напутала.

Я всучила Лавке бачок с грязной посудой и велела разогреть воду в титанах. Нечего тут уши кормить.

Дед сидел за столом совершенно бодрячком:

— Хор-р-рошая, слушай, у тебя самогонка! Сколько мы вчера выпили — я даже не знаю, а хоть бы что.

— Ну-ну… Я бы не пришла — был бы у тебя сейчас отвал башки! — он недоверчиво посмотрел на меня. — Пап, я серьёзно! Я такого похмелья в жизни ни разу не видела! Будешь так пить — я тебе блокировку поставлю, станешь трезвенником.

— Да не буду, не буду! — сдался дед, нашёл на столе пирожок и начал жевать. — Я ве не пвосто так.

Я налила ему морса из кастрюли.

— Запивай-ка. Поспорили, что ли?

— Ага. Кто раньше упадёт. Ха!

— А на что хоть?

Дед посмотрел на меня внимательно:

— Сперва проверю — потом расскажу. Всё! Я пошёл!

Александр Иваныч бодро понёсся по тропинке, не замечая (да и как бы он заметил?), что борода его изрядно потемнела, да и на голове седина сильно стянулась к вискам. Шорты, в которых он приехал с берега, были не на резинке, а на завязках. Обратилвнимание или нет, что за сутки похудел килограмм на десять? Ладно, вечером поговорим.

Алабайки умильно смотрели на кастрюлю с пирожками. Я засомневалась: сладкое — собакам? Не получилось бы как у Остера: «Пусть они меня задавят — сами вылечат потом!» Лучше я по кусочку мяска вам найду. Старались, всё же, всю ночь спорщиков караулили и грели…

Подошёл Хомяк:

— Хозяйка, вода готова! — голос у него после всех перипетий так и остался сиплым.

— Бери вон тот бак, в кухню неси.

Ну что: сиди — не сиди, а начинать надо!

Совершенно обескуражила меня одна находка. В моих пластиковых пятилитрухах стояло вино. Разное: розовое, красное, белое, похожее на кагор, а в одной даже вроде как шампанское. Эт что за грёза?

Из-за кустов показалась Валентина с какой-то штукой в руках, издали похожей то ли на фонарик, то ли на погремушку. Вид у неё был… странный.

— Валь, ты чего?

Она молча протянула мне свою вещицу. Ага! Термометр кухонный. Термощуп, точнее, чтобы в кастрюлю опускать или там в мясо тыкать. Безэлектрический. Хорошая штука. Валя тем временем налила себе холодного чая и начала осторожно пить. Да у неё похмелье, что ли?

Я сидела совсем рядом, и моя попытка дотянуться и бесконтактно полечить наконец-то увенчалась успехом! Вяля замерла, приложила руку к затылку:

— Ты убрала?

— Ага. Полегчало?

— Вообще! Слушай, что вчера было…

— М?

Валентина покосилась на рабов и понизила голос:

— Отправь этих, а?..

— А ты их накормила хоть? — так же тихо спросила я.

— Конечно! — сдавленно возмутилась Валентина. — Я что, фашистка, что ль? Вчера, как положено, в ужин. Сегодня завтрак только через час будет.

Ладно.

— Так! Птица, поди сюда! Возьмите-ка тряпки с тазами, на поляне всё прибрать, столы помыть. Как отмоете — начинайте сюда таскать. Ясно?

— Да, хозяйка.

— Всё, вперёд!

Дождавшись, когда рабы уйдут, Валя с заговорщицким видом поставила передо мной ведро с водой.

— Как думаешь, какая температура? Только не трогай!

Вот так даже. Утро, было ещё не очень жарко. По идее температура в небольшой ёмкости должна же выровняться с окружающей средой?

— Ну… градусов двадцать.

— Двадцать один! Проверяй!

Я опустила термометр хвостом в воду.

— Точно!

— Доставай! — скомандовала Валя. — Теперь загадай побольше.

Интересно.

— Ну, давай, тридцать три!

Валя приложила ладони к бокам ведра и сосредоточенно нахмурилась:

— Проверяй!

— Прикольно! — термометр показывал ровно тридцать три. — А давай ещё! Сорок восемь!

Потом было пятьдесят четыре, шестьдесят семь, восемьдесят пять. Над ведром уже поднимался паро́к.

— Валя! Ты представляешь, какие мы теперь сможем сыры варить, а? Всякие супер-пуперские.

— Тока без плесени! — чопорно поджала губы наша повариха. — С плесенью я брезгую.

— Да и хрен с ней, с плесенью! И без плесени столько вкусных сыров есть! Дай-ка тетрадку, я сразу сырные закваски впишу. И тогда хоть пару баков ещё надо, а то ёмкостей нам не хватит… — и тут до меня дошёл ещё один факт: — Валь, а тебе руки не жжёт?

— Неа! — с видом заправского фокусника похвалилась Валентина. — Пошли, ещё что покажу!

После продемонстрированных чудес умение разводить ладонью огонь и поддерживать нужную температуру меня даже не очень поразило.

— Валя — кто?

— Помнишь, вчера которая с Василисой золотых рыбок пускала?

— Ага… Как же её Кадарчан называл?.. Сингкэн?

— Точно! Она.

Надо же… С другой стороны, что ж тут удивительного: огонь, температура — всё подходит.

— Валь, так ты у нас получается — тоже маг огня?

— Да ну, ты скажешь тоже!

— А что? Всё подходит: управление огнём, нагревание. Слушай! А наоборот ты можешь?

— Это как?

— Наоборот — забрать лишнее? Погасить огонь, охладить воду? Крайне полезное умение: на случай пожара.

— Оля! Сплюнь!

— Ладно, не будем крайние случаи брать. Вечером костёр потушить или печку — чтобы точно никаких искр? Рыбу охладить? Воду — до состояния льда, а? Мы бы такой ледник с тобой забабахали, Валь! Можно будет как в морозилке всё хранить!

Глаза у Вали загорелись.

С огнём вышло неплохо. Немного медленно, но это, я считаю, от отсутствия навыков. В течение трёх минут дрова в печке погасли и остыли до едва тёпленького состояния, так что даже я спокойно перебирала их руками. В золе, правда, угваздалась. Для начала — весьма!

С водой было тяжелее. Валя покраснела, по лицу струился пот. За те же три минуты едва удалось снизить температуру в ведре на пятнадцать градусов. С учётом естественного остывания — ещё меньше.

— Так, мать! Вот тебе и направление тренировок. Учиться, учиться и ещё раз учиться!..

— Как завещал великий Ленин… — эхом откликнулась Валентина.

Приятно всё-таки, когда твои шутки и цитаты понимают.

Подневольные притащили первый стол. Валя засуетилась:

— Ой! Чего я сижу-то! Завтрак же скоро!

— Да не клопочись! Половина до обеда продрыхнет! И вообще, сперва в погребе проверь, может что осталось.

Валя понеслась, а её место немедленно занял выбежавший из кустов счастливый дед, вымокший просто до нитки. Даже кепка.

— Ну, рассказывай!

— Короче, тема такая. Могу плыть без вёсел.

— Типа силой мысли?

— Ага.

— А чего мокрый?

— Да, решил, понимаешь, с места рвануть красиво, — дед засмеялся, закрутил головой.

— М-гм. И в воду улетел?

— Но.

— А лодка?

— А лодка, ты представляешь, без меня остановилась сразу. По инерции может метра три проплыла.

— И ты таким макаром любое судно можешь двигать? Или только маленькую лодочку? С грузом-без?

Этот взгляд был просто бесценен.

— А есть на чём проверить?

— М-м-м… Вот там где вы с Галей первую лодку брали, должна лежать упакованная шестиместная. Поищи. Мелких можешь насадить для проверки, только спасжилеты на них надеть надо. Там же рядом всё это должно быть.

Побежал, побежал!

Вот и второй стол приехал. Надо всё-таки что-то с этим пианином (простите мой колхозный) придумывать. Попортится ведь на открытом воздухе. Жалко.

Примчалась Валя. Оказывается, осталось немного картошки и риса, из которых она сразу начала варганить какие-то чу́дные запеканки.

Я домывала остатки посуды.

Приползла Галя, налила себе попить и села за стол напротив:

— Ма-ать… Полечи меня…

Внутренне тянусь к ней.

— Ух ты! Это ты? Ты на расстоянии можешь? — эту фразу в разных вариациях мне сегодня предстоит услышать примерно ещё сорок раз.

— Теперь могу. Что-нибудь не очень сложное, типа похмелья.

— Круто!

— Ты мне скажи: откуда столько вина взялось? У кого-то подпольный склад что ли был?

— Да не-е-ет… Это всё дед с этим, синим…

— Оссэ?

— Ага.

— Так-так, с этого места поподробней, пожалуйста!

— Ой… Короче, дед и Оссэ соревновались кто кого перепьёт.

— Это я уже в курсе.

— Ну вот. Это уже под утро было. Я хотела маленько со столов убрать, а они выпили, ты представляешь — всё, что осталось крепкое! И давай у меня ещё просить. Я говорю: нету, хотите я вам компота налью?

— Ну?

— А этот Оссэ говорит такой: фигня это всё, тащи бутылку с водой! А все маленькие бутылки Киря уже унёс, я и налила в пятилитрушку. Он грит: вот так делай, смотри, — Галя провела рукой и вода в её кружке покраснела. — Ой!

— Та-а-ак…

— Короче, они хотели коньяк, а у меня выходило всё вино. Сперва красное сладкое. Потом в другой бутыли — красное несладкое, — меня начал разбирать смех. — Потом белое. Потом ваще шампанское! — я начала неостановимо ржать. — Ну блин всякое вино, восемь бутылей! Потом пришла Эйра, сказала, что вино хорошее и одну бутыль унесла. А деду с Оссэ велела спать, потому что уже перебор.

— Всё?

— Ага. Они вырубились прям сразу. Красное сладкое у меня лучше всего получается, попробуй.

Галя подвинула мне свою кружку.

— М-м-м! Правда, вкусно!

— Мать…

— М?

— Эйра сказала, я не тигр.

Моя рука с кружкой замерла в воздухе.

— А кто?

— Метаморф. Зоологический. И делать надо было всё не так.

Галя потянулась и превратилась в слегка взъерошенную сонную рысь. Безо всяких кувырканий и переходов. Просто сразу. Валя взвизгнула и уронила звонко задребезжавший стальной таз. Из мужского общежития высунулась чья-то встрёпанная голова.

— Валюша, тише! Это Галя.

Галя снова сидела на лавочке.

— Извини, я думала успею, пока ты не видишь.

— Ну ты вообще! — Валя сердито загремела противнями.

— Ну не злись! Хочешь шампанского?

Повариха для порядка посопела.

— Настоящего?

— Ага. Абрау-Дюрсо. Давай кружку с водой…

Валя села рядом с нами, с любопытством следя за процессом, попробовала:

— Надо же! Прямо мечта буржуя: утром, на природе из пол-литровой железной кружки шампанское пить! — мы засмеялись. — А почему вот у тебя одежда не порвалась?

— Да! — поддакнула я. — Меня вот тоже интересует!

— Ой, даже не спрашивайте! — Галя замахала руками. — Какие-то энергетические поля и разные планы реальности.

— Типа, она как бы тоже участвует в превращении?

— Как-то… я не поняла как, если честно. Может, со временем дойдёт…

М-гм. Интересно.

Притопал хмурый Марк:

— Вы чего орёте?

Пришлось ему рассказать всё с начала, угостить вином, вылечить от похмелья и показать превращение. На этот раз Галя выбрала неопасного зайца.

— Наших всех предупредить надо! — серьёзно сказал Марк. — Ещё подстрелят тебя.

— Точно! — я что-то заволновалась. — И когда на охоту идут — чтобы никаких превращений!

— Зато я могу сама на охоту ходить! Ха!

— Надо тебе с Кадарчаном объединиться, — прикинула возможности я. — Он, похоже, без охоты сильно скучает. Подучит тебя заодно.

Подошёл мрачный с похмелья Стёпа, на ходу подлечился (по-моему, даже не понял), расправил плечи, пригладил всклокоченную бороду:

— Ух, ты, как у вас тут хорошо! — поцеловал жену. — А чем это от тебя так вкусно пахнет?

— А это мы барствуем, — Валя протянула ему ополовиненную кружку, — шампанское с утра пьём!

И весь разговор пошёл по кругу.

Примчался дед, забрал Степана, Марка и Галю в качестве груза добровольцев (дети-то ещё спали), и они пошли испытывать лодку. А я решила никуда не ходить, потому что все болезные просыпались и ползли к столовой, а я хотела попрактиковаться в дистанционном целительстве. Да и жалко мне было их, помятых.

А МЫ БЕЗ ПРЕДРАССУДКОВ!

— Оль! — Валя засунула в духовку противни и снова подсела ко мне. — А на счёт негритяночки — это ты серьёзно?

— Какой негритяночки?

— Ну, вчера Леля-то жаловалась…

Я уставилась на повариху, припоминая разговор про негров.

…

Это было уже сильно глубокой ночью. Мы сидели за столом уже точно мокрые (купались, наверное?). По крайней мере, я помню, что с волос у меня периодически капало.

Мы с Валей были. Ещё Леля и Вэр. Потом прибежала Эйра, она-то и сказала, что, дескать, лучше бы негры такие праздники устраивали, чем их это всё. А Леля начала жаловаться, что мол, те ещё ничего были, вменяемые, а вот пришло недавно одно племя…

— У них, оказывается, есть какой-то священный козёл. И куда этот козёл идёт — туда и все. В итоге они залезли за этим козлом чуть не в горы, в самое засушливое место. И давай просить помощи! Да так усердно!

— А ты? — Эйра уселась рядом со мной, ей явно стало интересно.

— Пришла, конечно! А они там детей резать собрались!

— Вот так прям сразу?

— Ну да, трёх девчонок. Я их забрала, считай из-под ножа. Дураков этих обругала, застращала, чтоб пониже спустились. Козлу их внушение сделала.

Капец. Я тихо офигевала. Бедная Леля! Ещё и козёл…

— Да только шаман у них больно упёртый. Видно же: найдёт способ — всё равно убьёт. Забрала жертвы — сказала что приняла, но только на первый раз. На будущее потребовала разбить сад.

— А деточки? — Валентина что-то сильно запереживала.

— В другое племя подкинула. Сперва вроде всё хорошо было. Так теперь им кажется, что рыба хуже ловится. Еле как: двоих приняли — третью выгнали. Всё, видите ли, из-за глаз…

— А что у неё с глазами? — удивилась повариха.

— Зелёные. По их понятиям, такие только у колдунов.

— Бе-едненькая!.. — Валюша пригорюнилась, подпирая щёку рукой

— Ну капец, вообще! — я прониклась праведным возмущением. — И теперь что?

— Идёт одна по саванне. Смотрю пока за ней, думаю…

Я уже говорила, да, что в таких ситуациях быстро начинаю саблей махать? Вот и теперь…

— Да не надо её к дикарям пристраивать! Давайте к нам! Пока маленькая — адаптируется!

— Серьёзно? — Леля посмотрела на меня очень внимательно.

— Абсолютно!

— Я подумаю.

…

Валя сидела напротив меня и выжидательно смотрела.

— Так ты серьёзно?

— А что? Вполне серьёзно! Какие ты проблемы видишь? Пару лет в зи́мы одевать её потеплее, пока теплообмен не перестроится. Ну, может, витаминки понадобятся дополнительно. А так — подумаешь, негритянка! Генетическое разнообразие — это, между прочим, только плюс. Просто ещё один ребёнок, будет с нашими расти.

Словно в ответ на мои слова дверь одного из женских общежитий распахнулась и из неё показалась Василиса, ведущая за ручку…

— Вот! А ты спрашиваешь!

Валентина обернулась и ахнула. Девчушка была совсем маленькая, года три-четыре, не чёрная — прям чёрная, а такая… тёмно-коричнево-шоколадненькая, с широконьким носиком-пипкой, пухленькими губёшками, крупно завивающимися тёмными кудрями и изумрудно-зелёными глазами. В травяной пушистой юбочке до колена.

— Мама! — Вася закричала издалека и заторопилась, подтягивая малышку за собой: — Смотри кто у нас в палатке был! Я просыпаюсь — а она на коврике сидит! И вот ещё бумажка!

На небольшом, пахнущем берёзовыми почками листочке было написано:

Это Нкиру.

Я дарю ей силу исцелять землю от усталости и болезни,

чувствовать воду и вселять в людей бодрость духа.

Леля

Этот листочек я бережно хранила много лет, пока у нас-таки не образовался музей. Теперь он хранится там, и каждый желающий может прийти и посмотреть на письмо богини.

Забегая вперёд, скажу, что дары у девчушки оказались изумительные! Ей достаточно было обойти истощённое поле по периметру, чтобы почва вновь стала жирной и плодоносной. В любой компании она была душой и заводилой, неунывающая и жизнерадостная. И работать, и отдыхать рядом с ней было одно удовольствие! Хотя, почему — было? И сейчас есть!

А по поводу воды — вообще отдельная песня! Дар чувствовать воду рос и развивался со временем. Теперь Нкиру может точно определить расстояние до ближайших водоёмов (и указать, какие они), найти в лесу ручей или родник, сказать глубину, на которой идут грунтовые воды (и точно определить, в каком месте хорошо ставить погреб, а в каком копать колодец), сядет ли роса и пойдёт ли дождь из облаков, глубину снега, толщину наста и время, когда лёд на реке становится ненадёжным — ведь это всё тоже вода, да много чего ещё…

А пока я присела на корточки перед малышкой.

— Привет!

Она неожиданно ответила:

— Привет.

Я удивилась. Сильно. Вложили знание языка? А, может, просто повторяет?

— Ты меня понимаешь?

— Да.

— Как тебя зовут?

— Нкиру, — малышка лучезарно улыбнулась. Значит, всё-таки помогли.

— А меня — тётя Оля. Хочешь кушать?

— Хочу.

— Ну, пойдём!

Запеканка девочку удивила, но пахло вкусно, и это решило дело. Молоко тоже зашло на пятёрку.

Потом я достала кое-что из маловатых Васиных вещей, что можно было бы на первое время приспособить/перешить для Нкиру, нашла ей кой-какие игрушки, показала, как рисуют карандаши и посадила рядом с кухней в теньке.

Мне же ещё моих бедных похмельных подданных лечить.

Я сидела и соображала, как устроить ребёнка, чтобы она была под присмотром, рядом с кем бы её поселить и в какой палатке (что я не буду лично успевать это делать, у меня здравомыслия хватило), и тут пришла Марина. Посидела рядом. И… предложила поселить негритяночку у них.

— А что? Места хватит. А я всё равно полноценно работать не могу.

— Ну уж не прибедняйся! Помогаешь ты очень хорошо!

— И всё равно! — Марина упрямо тряхнула косами. — За ребёнком следить — ещё одного человека выделять надо. Зачем? Я и присмотрю, и накормлю, и погуляю. Они с Мирошкой почти одного возраста. Ему в октябре уже четыре должно было исполниться. И ей где-то так же. Пусть растут вместе. Будет у него ещё одна сестрёнка.

— А Максим? Это ж практически усыновление получается…

— Да он знаете как детей любит?

— Так. Придёте в обед оба — решим. А пока можешь взять… как бы в гости, посмотришь, как ребятишки — смогут ли вместе играть, вдруг да не подружатся?

Они ушли, а в обед семья Богдановых явилась в полном составе, и маленькая Кирочка (уж простите, но для нас так произносить было гораздо легче) уже называла Марину мамой, а Максима — папой. Так, в общем-то, и решилось.

03. ЗРЕЛОЕ ЛЕТО

ВАСЬ-ВАСЬ

Тот же день, 01.03 (июля). 0001

Вечером, после тренировки, аристократически собравшись у рояля* (ну в самом деле, пока тёплые вечера, надо успевать попеть на свежем воздухе), Галя с Кириллом вдруг родили идею: пригласить своего старого учителя музыки.

*Это надо произносить

с благородным выразительным «о».

— Мама! Браги же говорил, что нашему оркестру нужен хороший руководитель?

— Да ты не агитируй меня за советскую власть! Василь Василич — нормальный мужик, правильный! Лишь бы согласился.

Этого человека я действительно была бы рада видеть: как всякий нормальный сибирский мужик, он понимал и в строительстве, и в сельском хозяйстве. Не считая того, что был гениальным с моей точки зрения педагогом-музыкантом. Гале с Кирей повезло, что они учились у него в музыкальной школе. Огромный детский оркестр народных инструментов, которым он бессменно руководил много лет, всегда вызывал у меня неизменный восторг. Преподавал он так же и в училище искусств (балалайка, домбра и баян), пока с ним не случился инсульт. Потом он похоронил свою жену. Потом собаку. Совсем сидеть дома сил не было, и Василь Василич попросил оставить ему несколько часов в музыкальной школе. Галя с Кирюхой навещали его время от времени. До того, как перешли сюда.

— Сколько ему лет-то? — спросил Вова.

— Ой, я и не знаю, милый. Восемьдесят, что ли. А может и больше. Лишь бы жив был.

ЗРЕЛОЕ ЛЕТО

Новая Земля, остров-острог, 01.03 (июля) — 40.04 (августа).0001

Вот и перевалила макушка лета. Вторая половина, зрелое лето, оказалась немного жарче первой, хотя я бы не сказала, что мы прямо умирали. Довольно знойно днём, зато какие тёплые звёздные ночи! Купались в непривычно тёплых заливчиках просто до одурения. Мы, иркутские, после ледяной Ангары так вовсе блаженствовали!

День потихонечку шёл на убыль, но пока ещё «воробьиными шажками».

Приехал Василь Василич (наш Вась-Вась). Какой же он стал старенький! Дня три он приходил в себя, Кире с Галей приходилось его опекать, а потом пошёл нормальный возрастной откат и дядька забе́гал! Обещал открыть осенью музыкальный класс для наших короедов. Отличная идея, я считаю. Надо вообще про школу подумать. Какое-то образование быть должно, чтоб не превратиться нам в подобие староверов, сидящих по глухим заимкам и ничего кроме пары книжиц в жизни не видавших.

Галя почти каждый день ходила с Кадарчаном на охоту, в погребе теперь было полно мяса: и тебе оленина, и лосятина, и кабанятина, и всякая птица. Кончились консервные супы, аллилуйя! Её, кстати, в образе чёрного тигра, а потом здоровенного медведя сфотографировали с нами у портала в качестве «домашних питомцев». Надеемся, что это хоть на время отвадит агрессивных дураков.

Домашняя скотина нагуливала бока и лоснилась. Вот ещё была тема: сено на зиму заготавливали в промышленных масштабах. Все, кто только мог.

Дед рыбачил как заведённый, выдавая нам такие результаты, что я с лёгким сердцем бросила всех свободных девушек и детей на сбор ягоды и на помощь в огороде.

В огороде, кстати, всё пёрло и колосилось со страшной силой! И на грядках, и в теплицах. И молодую картошку уже вовсю подкапывали.

Дяденька-ресторатор, что о поставках договаривался, не подкачал. Оформил все санитарные документы честь по чести, аккуратно получал и дичину, и рыбу, и даже овощи-зелень с нашего огорода — бизнес у него, судя по всему, пошёл в гору. Заказал несколько рисунков и гравюр у наших художников — именно чтобы не с сайта распечатанных, а оригиналов! Предложили ему наших фирменных столов и лавок — «подлинник мебели из баронства Белый Ворон». А что, говорю, можем даже малость попользованные продать. Если за хорошие деньги. За нашими столами, между прочим, даже боги не брезговали сидеть! Загорелся! Хороший клиент, в общем.

Кстати, сыра надо ему предложить. Наши с Валентиной эксперименты не всегда сразу были прям суперудачные, но вполне съедобные. За полтора месяца (наших полтора месяца, по сорок дней) мы поднаторели, и сыр стал получаться как надо, с одинаковым результатом. На сегодня мы на пятёрку освоили качотту, ламбер и мягкую сливочную рикотту, другие сорта пока в процессе. Барствуем, по утрам бутерброды с сыром и какавой…

Тайга продолжала радовать нас ягодой. Сперва на северной оконечности острова, на гольцах, поспела красная смородина — буквально на второй день после праздника. При желании можно было переплыть левый рукав (теперь с помощью дедовой способности это было вообще легче лёгкого) — каменистые берега там аж светились красным, но нам хватало и здесь. Кадарчан, бегавший «проверить лес» по обоим берегам, совсем близко от дороги нашёл голубичник (тогда ягоды ещё чуть-чуть не дошли, но к середине третьего месяца были уже вполне), а километрах в двух на юг от брода, в сыром редколесье — здоровенный черничник, расползшийся на оба берега. Ну, до черники дело дошло дней через сорок после середины лета.

Так они и поспевали друг за другом, не давая нашим собирателям продыху.

Кстати! Маленький островок в левом рукаве оказался густо заросшим черёмухой. Созрела она по времени почти вровень с голубицей, но Валя сурово объявила, что дети наберут недозрелых ягод, тут нужен взрослый взгляд и всё такое; так что за черёмухой дед возил только серьёзных дам (два-три-четыре рейса делал, за́раз все не входили). С её обработкой тоже вышла забавная ситуация. Набрали мы от всей души, по полтора-два ведра (КАЖДАЯ!) — ну конечно, доктор, дайте мне таблеток от жадности, ДА ПОБОЛЬШЕ!!! Тридцать вёдер черёмухи. Тридцать, Карл! Составили мы их в ряд в кухне и сидим, тупим: как же дальше-то быть? Протирать её через сетку — это ж помереть можно! И тут в чью-то светлую голову пришла мысль:

— Валя! Ты же можешь с огнём-водой всякое! Ну-ка, попробуй ягоду посушить.

Аллилуйя! Дальше мы только успевали ягоду по противням разравнивать и сухую в мешки ссыпа́ть. Придётся её, конечно, молоть. Мельница ручная у нас не очень производительная — больше на кофемолку похожа. Рабский труд, что ли, опять эксплуатировать?.. Кстати! Ставлю галочку на полях: записать в нужное меленку!

— А что, девочки, мне понравилось! — завязывая последний мешок, высказалась Уйгуна. — Давайте завтра ещё поедем?

И мы поехали. А потом ещё поехали. И ещё поехали… Потому что мало что может сравниться с пирогом, щедро начиненным черёмухой и сдобренным сверху сметаной. Слюнки побежали. Пойду, съем что-нибудь.

Так, на чём я остановилась?

Якутки, кстати, вообще молодцы, стараются изо всех сил: и огородную науку усвоить, и с животными, и по лесу побегать, за ягодами-грибами, и на рыбалку. Это мечтательным эльфочкам приходилось время от времени в уши вводить, что одними фантазиями сыт не будешь. Эльфы должны быть справными хозяйственниками, а не прозрачными задохликами, таков наш девиз! Парни вон, вроде в ум вошли. Всё стараются усвоить, всякое мужское ремесло. У некоторых уже вижу склонности к чему-то конкретному. Андринг всегда вызывается в подмастерья к Никите, если в кузне нужна помощь. За ним же тянется Толитиль. Если требуется выбирать всякие выемки в дереве, чтобы венцы были идеально подогнаны, в команде Степана скорее всего будут Эдрадор, Серегер и Коле. По линиям Коле вообще можно циркули и линейки проверять. Марк — в том сразу видно будущего командира. Старается быть рядом с бароном, учится всему, в том числе и командованию людьми. Долегон в последнее время часто уходит в лес с Кадарчаном и Галей; старый эвенк сказал — хорошо чувствует лес, чувствует зверя. И только весёлый Глирдан не проявляет особой склонности ни к чему, кроме своей музыки, но всё, за что бы он ни брался, даётся ему так же легко — вот счастливая звезда!

Раз уж упомянула Никиту, надо сказать, что сваяли они с подмастерьями для Вовы доспех. Просто устрашающий! Толщина пластин была сантиметра два, не меньше, а то, может, и чуть больше. Совершенно неподъёмная получилась штука. Вовка, влезая в эту броню, становился двух с половиной метров ростом и широким, как трёхтумбовый шкаф. Часть соединений была на винтах, но мужики не оставляли надежды изобрести какой-то хитрый механизм для облегчения сборки-разборки.

И ещё мне кажется, что пока кузнецы с этой конструкцией возились, у них произошёл сдвиг в сторону поднятия весо́в, несколько выходящих за границы привычного. Посмотрим.

СТРОИТЕЛЬСТВО

Теперь про самое эпическое.

Строительство!

Барон с малой бригадой мостостроителей целыми днями колотил опоры. Дома́ даже по прохладной осени можно класть запросто, а вот в холодной воде лазить не очень-то хочется.

Единственное, что Вова ещё успевал кроме мостовых быков — укладывать по месту вытесанные строительной Стёпиной бригадой брёвна в сруб столовой. Дом подрастал рядом с нашей нынешней кухней, укрытой от потенциальной непогоды только тентами. За две недели мужики вывели сруб и начали ставить крышу и все прочие внутренности. Василь Василич, оказалось, не только музыкант, а ещё умеет и печки класть! Это был прямо подарок небес! Степану, Алексею и Вове тоже с печами приходилось иметь дело. Но тут, ребятушки, нужна была такая печь, какую обычно в дома не ставят: большая, с варочными поверхностями и объёмистой духовкой, с возможностью выпекать хлеб… Короче, думали мужики, думали — да и решили не рисковать, а заказали в нормальной печной конторе послойный проект, прописа́в все наши требования и предполагаемые размеры. Вот по этому проекту и выкладывалась у нас печка.

Со всеми доделками и красивостями, не особо торопясь (поскольку погода позволяла), мы планировали заехать в столовую как раз к началу осени. Мы с девчонками иногда забирались внутрь — представить, как оно тут будет? Сруб вкусно пах свежим деревом и внутри казался огромным. Да он и был огромным, по нашим нынешним меркам — построенным немножко на вырост. Всего здоровенный, восьмиметровый по ширине (внутри) и двадцатидвухметровый по длине прямоугольник был разделён на три больших комнаты: первые три метра — сени-прихожая, к которым с улицы было примостырено крыльцо с дверью и открытыми перилами, с возможностью поставить в холода поликарбонатные пластины и получить тамбур-отсекатель холода; следующие одиннадцать с хвостиком метров — собственно обеденный зал и последние шесть метров — кухня. Полметра на внутренние стены. Я хозяйским взглядом прикидывала: если совсем припрёт, можно будет непогоду и здесь пересидеть. Даже чисто обеденный зал взять: девяносто квадратов! Два фургона у нас есть. На крайний случай мы бабушку с Васей к себе селим. У Максима пятеро. Остаётся сорок шесть душ. Тесновато, конечно, но мороз пересидеть можно. На крайняк. А если двухэтажные нары поставить — так и вовсе ничего! Но это если осень нас совсем подведёт. Всё-таки мы надеялись хоть частично построиться.

МЕТКИ

Забыла написать! После праздника середины лета Андле почти на неделю исчезла. Пришла похудевшая, но довольная. Утром я обнаружила её в обнимку с алабайками на нашем крыльце.

— Ну ты, мать, даёшь! А в голову не могла взять, что мы волноваться будем? Где была, рассказывай! — я уселась рядом.

Ей хватило совести сделать сконфуженное лицо.

— Ты это… не ругайся. Я метки ставила!

— Вот щас прям сразу всё стало понятно.

Андле подозрительно посмотрела на меня, убедилась, что это был сарказм и вздохнула.

— Ну… Ты же знаешь, что звери метят территорию? — начала она издалека.

Я фыркнула:

— И что? Ты пи́сала через каждые сто метров? Или кору с деревьев обдирала ногтями? Говори давай толком!

Друида потрепала Акташа по загривку и обхватила его морду, заглядывая в глаза, как будто бы отыскивая в щенячьих глазах ответ. Повздыхала.

Метки оказались вроде как энергетические. Или магические? Я так и не вполне врубилась. Короче, чтобы зверюги типа того льва не заходили на нашу территорию, а прочие хищники поняли, что на человека нападать нельзя.

— М. М-гм. Полезная штука! А что ты раньше не сказала, что так можешь?

— А я раньше и не могла.

— Хм. Ладно. И далеко сходила?

— Ну… Сперва туда, — она махнула рукой на восток. — Вдоль реки.

— Дальше портала ушла?

— Ну да. Сильно дальше, раза в три, наверное. Может, больше.

— Так. Да рассказывай бодрее, что я всё клещами-то тащу⁈

Андле встрепенулась, как человек, засыпающий на ходу и вдруг проснувшийся.

— Потом вот та-а-ак, — рука её описала широкую дугу, — через юг и в ту сторону, пока снова в Бурную не упёрлась. По берегу вернулась.

Слава богам, хоть реку не попыталась переплыть, а то с неё станется! Да и вряд ли с той стороны будут ломиться звери — там такое течение, мама не горюй. Так что мы сейчас живём вроде как на такой безопасной арбузной дольке.

Путём упорных расспросов (и вливаний энергии, когда я поняла, что она реально засыпает) я выяснила, что тут вокруг острова она везде поналепила ещё и каких-то усиленных меток. Посмотрим, расслабляться всё равно нельзя…

СУББОТНИЕ ВСТРЕЧИ

Каждую субботу (время «консультаций», как вы помните, мы перенесли, и оно стало ещё более удобным для любопытных) мы, как и обещали, присутствовали у портала на случай, если кто-то захочет задать нам вопросы по переселению. Зевак, безусловно, было больше, чем реально собирающихся переселиться, ну и пусть — так и так информационное поле расширяется, кого надо — зацепит.

Вопросов в блоге было много, просто вал. Но большая часть — повторяющихся, поэтому, несколько раз записав ответы, мы подуспокоились и детально беседовали уже с конкретными желающими на переезд. Кто-то, узнав, что у нас уже вовсю приближается зима, собирался прийти весной. До весны-то той — по староземскому времени всего-то месяц с хвостиком! Кто-то успевал улаживать староземские дела с прицелом на основательное переселение и о датах пока не загадывал.

Да и вообще, это у нас тут столько уже всего напроисходило, а на Старой Земле от открытия порталов едва ли месяц миновал. Многие только-только свыклись с мыслью о новом мире. А некоторые так и не осознали*. Кому-то и вовсе не до того было. Отпуска, дачи, офисные авралы и всякое прочее. Жизни же у каждого свои.

*Всего масштаба трагедии, ха…

ПРО ЛИЧНУЮ ЖИЗНЬ

Ещё одна важная сторона нашей жизни, как на мой взгляд — наипервейшая после выживания — взаимоотношения… м-м-м… личного характера.

В первое же лето начали завязываться первые романы. И не все они были, как это сказать… такого вида, как это было принято на Старой Земле.

Я сейчас попробую объяснить.

Сперва некоторые товарищи (преимущественно дамы изначально немолодого возраста) пытались «не допустить разврат». Но Вова (то есть, барон) решительно их затормозил и вынес вопрос на всеобщее обсуждение. Обсуждали мы долго. В смысле — несколько вечеров. Даже, я бы сказала, — много вечеров. Первый (он же основной) аргумент барона был: этот мир другой. И мы в нём другие. Не каждый, может быть, готов поклясться в вечной любви. А если она угаснет — что? Терпеть несколько столетий? А по-честному ли это? А если — ну, предположим — ещё чувства?

Хорошо, бог с ними, с чувствами. А если вот обстоятельства? Допустим, двадцать женщин на трёх мужчин. Или наоборот. Что? Делать чопорное лицо и тайком, по углам прятаться? Да нахер такое счастье надо! Тем более что все молоды и прекрасны, у всех играет гормон и всё такое.

Я, к слову, вспомнила историю про Любашин остров. Есть такой на Ангаре. А назван он был в честь погибшей Любаши, которая (внимание!) пришла в Сибирь с отрядом казаков в качестве жены. Не девки-потаскухи, а именно жены. Просто всехней. Ну, сложно у них было с женщинами, согласными отправиться в новые неизведанные земли.

Потом мы на время прервали заседания дискуссионного клуба и всех отправили читать Хайнлайновскую «Луна жёстко стелет». Очень уж там хорошо описаны вопросы построения семейных отношений в отличающихся от земных сообществах.

Потом все думали.

И в итоге мы договорились вот о чём: можно иметь привычную семью (муж + жена). Можно — многожённую. Или многомужнюю. Можно пытаться строить цепочки, как в той же «Луне» или вообще жить группой, где все друг другу мужья и жёны. Заключать временные союзы и договорные браки. Да, в конце концов, можно ведь просто встречаться безо всяких долгосрочных обязательств. Всё это можно, если это устраивает всех участников.

Вопрос только, что от этого обычно бывают дети — и дети должны быть защищены. Ладно, пока мы тут живём колхозом, а вот на будущее — любые долговременные отношения должны быть оформлены, а женщина, забеременевшая от временного друга, имеет право рассчитывать на его помощь и поддержку в воспитании ребёнка. Не готов — дрочи, извините.

А вот чего нельзя — нельзя принуждать ни к соитию, ни к сожительству. Насилие мы не одобряли никак. Категорически и единогласно была осуждена педофилия, а возраст «согласия» установлен на планке пятнадцать лет. На это счёт тоже были некоторые сомнения (мол — рано), но Вова (в узком кругу «взрослых») сказал: «Вы им мо́зги не компостируйте. Посмотрите на девок-то: вот им по пятнадцать лет. Там и сиськи, и жопа, фигура женская, сформированная. По-вашему, они сидеть будут, смотреть, как их подружки с парнями встречаются — ждать вашего разрешения?» Люди посмотрели и согласились. Пятнадцать — так пятнадцать.

А ещё у нас было нельзя рекламировать всякие ЛГБТ-идеи. И детей усыновлять таким товарищам тоже было нельзя. Это мы прямо вписали в наш не очень большой пока свод законов. Не можете иначе — хрен с вами, живите себе по-тихой, как умеете. Но за пропаганду и агитацию — мгновенное выселение за пределы зоны наших интересов. Как говорится: прощай, наша встреча была ошибкой. Даже рабов на наших землях нельзя было принуждать к противоестественному соитию. И закон о педофилии на рабское состояние тоже действовал. В этом отношении всё было жёстко.

Ну и вот. Казалось бы — весь день впахиваем, потом ещё тренировка, какое там встречание… Однако же вы забываете, что приказ кельды (то есть меня) о ежевечернем восстановлении сил и проверке на всякие болести и травмы никто не отменял.

А после целебного сеанса у людей внезапно находились силы и на песни-пляски-купания, и на нежные встречи — благо, теплынь благоприятствовала.

Ну вот, народ и начал встречаться.

В один из дней, подходя к кухне, я услышала разговор между Магдой и Валентиной. Представляя картинку, учтите, что обе этих почтенных женщины давным-давно помолодели и смотрелись двадцатилетними девчонками. И вот теперь они хихикали, а Валя подначивала Магду, что глянь, мол, какие Илья-то тебе знаки внимания делает. Магдалена смеялась и сердилась одновременно. И тут припёрлась я и поинтересовалась: обо что спорим?

Валентина заталкивала противень в духовку, и голос её от этого звучал немного глухо:

— Да вот, появился у Магды ухажёр.

— Валя! — взвилась та.

— Ну что? Красиво ухаживает, — повариха незло посмеивалась, — цветы носит, песни под гитару поёт, всё прогуляться приглашает, а Магда чёт стесняется…

— Оля! Скажи ты хоть ей! — Магдалена покраснела. — Я ведь бабка уже! Это, в конце концов, неприлично!

— И что? — спросила Валентина. — В гроб лечь да помереть?

Чисто дети малые. Я перебрала в голове возможные аргументы.

— Магда, тут ведь вот какое дело… Если бы за тобой мальчик ходил, какой-нибудь эльфёнок — я бы, пожалуй, засомневалась. Но Илья — мужик взрослый, серьёзный.

— Да Оля! Мне же восемьдесят два года!

— Так и ему девяносто пять.

— Как⁈

— Да так, хоть паспорт у него спроси. Он просто раньше зашёл, раньше откатился.

Этот довод неожиданно стал решающим. Не сразу, конечно. Неделю наша суровая немка переваривала новую информацию. Думала. А потом согласилась на лирическую прогулку. Валя опять хихикала, помогая подруге навести марафет. Я писала в «тетради срочных покупок» и слушала их одним ухом (всё происходило в нашей летней кухне-столовой). Магда на шуточки реагировала нордически:

— А что я — хуже других, что ли? Давай-ка, помоги мне приколоть.

— Ты чё, цветок к платью приколоть хочешь?

— А что? Красиво… Тем более, он же принёс. Мужчине должно быть приятно.

— Магда! Обниматься будете — вдруг булавка расстегнётся?

Обе девки снова захихикали.

За кустами послышался гитарный перебор.

— Пришёл! Иди давай! — зашипела Валя.

— Ой, что-то я боюсь…

— Чё начала-то опять⁈ — шёпотом возмутилась повариха. — Не дрейфь! — Послышалась возня и шуршание веток, как будто кто-то кого-то выпихивал сквозь кусты.

Илья сделал вид, что ничего не заметил, поздоровался галантно и, судя по всему, подарил ещё букетик. Музыка неторопливо начала удаляться в сторону леса.

Я повесила тетрадку заказов на гвоздик рядом со столом раздачи. В стакане стоял маленький букетик розовых, похожих на пушистые ромашки цветов с оранжевыми серединками. Не стала, значит, прикалывать.

СТРОИМСЯ

К середине четвёртого месяца (последнего месяца лета, если вы забыли), который теперь все с величайшим облегчением именовали августом, столовая была вчерне готова: стояли все стены, пол, потолок и крыша, досыхала огромная многофункциональная печка в кухне и ещё одна, простая, для нагрева помещения — на стыке столового помещения с прихожей. Уже были установлены красивые, заказанные на Старой Земле окна в деревянных ореховых рамах, с тройными стеклопакетами, все дела. Старшие пацаны: Борька, Петька и Глебка, очень гордые оказанным доверием, заканчивали отделку, покрывая стены и пол специальной восковой пропиткой. Мелкие расстроились (прямо как в рассказе про забор Тома Сойера), пришлось выдать им орудия производстваи отправить на пропитку наружных стен. Хорошо, дом у нас здоровый, всём работы хватит.

Девчонки (всех возрастов, от восьми до восьмидесяти двух лет) налепили из глины и наобжигали цветочных горшков, а потом насадили в них саженцев и семян, чтобы наставить на окна в столовой. Мы ждали первого дня осени, чтобы торжественно отметить новоселье.

К тому же времени был закончен и мост через брод. Причём не просто настил, а с подъёмным предкрайним сегментом. Какая-никакая — а защита. По крайней мере, на телеге в воду не спрыгнешь.

МАСШТАБЫ ПОСЕВНЫХ

Мост оказался очень вовремя доделан! Двадцать восьмого-двадцать девятого августа по нашему новому календарю (чувствуете, как полегчало?) должны были прийти всякие сеялки-веялки. Как их транспортировать? Решили взять обе телеги и на всякий случай запасных лошадей (если доставить получится только своим ходом). В итоге пригодилось и то, и другое. И главное — не пришлось всё это полувплавь переправлять!

Лёха Рыжий впал в удивительное состояние, я бы сказала — отрешённость. Нет, я знала, что у нас его стараниями припасено штук двадцать мешков специальной пшеницы и ржи для озимого посева, но что кум превратится в бормочущего зомби, дрожащими руками ощупывающего не вполне понятные для меня загадочные железяки — к этому жизнь меня не готовила! И вот он уже полетел за Филей, Андреем и Алёнкой, потому что ему срочно нужны пахари-ассистенты, иначе «момент для бальзамирования будет категорически упущен!»* Барон, поразмыслив, отправил ещё Пашку, Кирилла и Димку — для стажировки.

*См. х/ф «Властелин колец» в переводе Гоблина

Вечером мы всем нашим женсоветом, засев в почти готовой столовой, занялись вычислениями.

— Вот смотрите! — Танэ сидела, обложившись книжками и распечатками. — Норма хлеба на человека, занятого тяжёлым физическим трудом (ну, как у нас) — пятьсот грамм в сутки. Мы с Валей посчитали. Примерно так и выходит. Умножаем на четыреста дней…

— Это получается двести килограмм хлеба в год. На нос, — быстренько посчитали мы хором.

— Да. По всем справочникам выходит, что пшеница отдаёт в среднем две тонны с гектара.

— Ну допустим, — Даша, как лицо, приближенное к агроному, сказала своё веское слово. — Сильно губу раскатывать не будем, так и посчитаем. Потом часть зерна уходит в отход…

— Да, я уже посчитала! — Танэ торжественно предъявила нам листочек: — Вес становится меньше, зато при выпечке хлеба, видимо, прибавляется вода — и получаются практически те же две тонны хлеба с гектара.

— То есть, один кусок земли сто на сто метров обеспечивает хлебом десять человек? Так? — спросила я. Все снова начали считать — быстро, вслух и несинхронно.

Дальше по справочникам выходило, что на один гектар посева идёт примерно двести килограмм, то есть четыре мешка пшеницы. Если Лёха высеет все двадцать мешков — это как раз и будет пять гектаров. На пятьдесят примерно нас. Ну, типа женщины и дети полкило хлеба в день всё-таки не съедают.

— А пирожки? — вдруг спросила Сардаана. — Пирожки считаются?

И тут Остап задумался…*

*Ильф и Петров. 12 стульев.

Действительно, с пирожками — ещё вписаться бы в эти полкилограмма…

Ладно, ещё же весной пахать будем.

— Девочки, не нервничайте! — утешали мы друг друга. — Это пока только начало эксперимента. Надо будет — докупим! Правильно?

Конечно! Не голодать же!

И вот ещё что. Если мы так активно садим зерновые — надо нормальную мельницу. Здоровую такую, с жёрновом в человеческий рост, а не пародию на кофемолку. Пойду, запишу в тетрадку, Вова офигеет.

И ПРОЧЕЕ

Кста-а-ати! С этими пахалками я совсем забыла написать! Приехали три стиральные машинки, похожие на синие пластиковые бочки с внутренним сетчатым бачком и наружной педалькой. Сверху мяконькая сидушечка. Сидишь себе, на педаль жмёшь, бельё стирается. Типа однопедального велика, короче. Уж всяко лучше, чем руками ширыкать! Мы теперь с девчонками хотим прачку. Потом, когда дома́ будут, конечно. Хоть бы тепло ещё подержалось!

А что меня никто не спрашивает: что же делала полтора месяца толпа мужиков, не занятая на вколачивании быков и подготовке брёвен для столовой? Отвечаю: они по-стахановски возводили стайки, птичники и конюшни! И если кто-то захочет удивиться, мол — почему для скотины вперёд людей? — то пусть не удивляется!

Во-первых, для людей у нас всё-таки были отличные зимние тактические палатки, двойные и даже с печками, а для скотины — нет.

Во-вторых, бо́льшая часть этих мужиков никаких домов круче детсадовского блиндажа из кусков фанеры в жизни не строила. За полтора месяца они знаете как натаскались! Сейчас уже на размеченных делянках идёт заготовка брёвен, на сентябрь у нас огромные планы.

Что вам ещё рассказать про хвостик лета? Созрела брусника. Правда до брусничника было аж километров пять на юг, почти до того места, где река Брусничная (в честь как раз этого брусничника и названная) разливается, превращаясь в широкий залив Длинную Рубашку. С дедом мы ехали (читай — летели со свистом) аж восемь минут! Точнее, сперва ехали несколько мужиков — вроде как занять оборону (ну и ягоду побрать, конечно, тоже; подозреваю, что для них это был типа курорт), а второй-третьей очередью — девки. Кочки были бордово-красные от ягоды. Дед только и успевал с полными вёдрами в лагерь гонять.

Особенно мне нравилось, что с брусникой можно не заморачиваться: ни тебе варить, ни сушить — сахара сверху чуток подсы́пал или вообще холодной водой залил — и вся недолга! Бензойная кислота рулит!

Много мы, конечно, продали. Всё ж таки надо на окна нам зарабатывать и на кровлю, строиться же собрались.

Такие дела.

04. ТЕПЛОЕ МЕЖСЕЗОНЬЕ

ПРЕВРАЩЕНИЯ ОСТРОГА

Ещё нужно сказать про живую стену нашего острога. Вова беспокоился: деревьям ведь, на самом деле, трудно расти так плотно. Они будут повреждать друг друга. А может, и убивать более слабых. Ещё сильнее переживала Лика — это ведь, в своём роде, были её детища…

Она всё больше времени проводила у стены, разговаривала с деревьями, уходила в такой глубокий транс, что иной раз её и вытащить оттуда было сложно. Не сказать прям, что я боялась, что она задеревенеет или чего-то в таком духе. Опасалась нервного истощения, скорее. И старалась его не допустить.

А деревья продолжали расти. Те что были посажены первыми, уже начали тереться друг о друга, сдирая кору. Часто ломались ветки. Лика лечила их и уговаривала, часами прижимаясь к шершавой коре. И в какой-то прекрасный момент я поняла, что первые деревья превратились в монолит. В тех местах, где должны были быть стыки и притёртости, уже не было и намёка на разделения. Вот… как если бы ряд сосисок облепить одним пластом теста — примерно так получилось. Кора была волнистой, вминающейся в местах бывших разрывов, но — целой. Живая стена. И стоящие сбоку одиночные деревья потихоньку так же прирастали к этой стене. И, в конце концов, левая стена — весь кусок острога от южных ворот до северных по восточной стороне — стала одним сплошным деревом.

Я как раз пришла в очередной раз проверить, не помер ли мой лучший маг-ботаник от чрезмерных усилий, и нашла её сидящей привалившись спиной к делу рук своих. Краше в гроб кладут, что называется. Я села рядом и взяла её за руку, подпитывая эльфу энергией.

— Если бы я знала, как это будет тяжело, — сказала вдруг она, не открывая глаз, — никогда бы не решилась начинать такое.

Живая монолитная стена негромко перешёптывалась над нами своими ветвями, которые покачивал ветер.

— Знаешь, с самыми умопомрачительными достижениями обычно так и бывает, — ответила я.

А назавтра она взялась за западную стену.

ОСОБЫЙ ДЕНЬ

Новая Земля, Иркутский портал — остров-острог, 37.04 (августа).0001 // СтЗ, первая среда сентября

Об этом дне нужно написать отдельно.

В самом конце лета неожиданно явились родители Коле. Если с подробностями, дело было так.

В очередной раз передавая письмо, Эльвира спросила — не будет ли возможности перевезти вещи на повозке, довольно много. «Да запросто!» — сказали мы, и прикатили на следующую встречу с большой телегой. Вот я опупела, когда мы пришли — а мама Коле уже с нашей стороны выходит из МФЦ-шного фургончика. А папа, как настоящий, с той стороны стоит весь в туристическом, как в поход собрался, на борту грузовичка, готовясь перегружать вещи в наш транспорт.

А она нам и говорит:

— Знаете, всегда мечтала построить настоящий за́мок. Коле сказал, у вас есть такие планы. Можно нам тоже поучаствовать?

Ха! Теперь у нас два настоящих архитектора! И уже целая куча всяческих эскизов и планов.

А ещё в тот день пришла целая толпа молодёжи. Да кого, блин! Толпа детей и подростков, честное слово! Младшим по четырнадцать, старшим по шестнадцать! Шестнадцать, Карл! Эльфами захотели стать. Тоже. С той стороны за многими прибежали родители и всякие прочие родственники. Скандалили, плакали, уговаривали, полицию требовали привлечь. Пытались организовать даже подкуп. Ментов, сотрудников МФЦ, самих детей.

Дежурные показали родителям приказ про «проход лицам от четырнадцати лет — свободный», за незаконное удержание — статья. Но навстречу взрослым пошли. Пытались уговаривать подростков, примеры приводили всякие: хорошие и плохие. Про шарящихся за порталом бомжар и прочих тёмных личностей рассказывали. Спектакль во многих действиях, короче.

Потом вышли трое из этого юниорского отряда (инициативная группа, два пацана и девчонка), попросились с нами переговорить. Сказали, что весь наш блог перечитали вдоль и поперёк, манифест Белого Ворона едва ли не наизусть выучили, хотят с нами жить и готовы работать.

— И учиться? — строго спросила я.

Шкеты удивлённо переглянулись между собой, а потом решительно сказали:

— Надо — будем учиться!

Вова поговорил с ними строго, даже очень. Я бы даже сказала, что застращал. Но дети не ушли. Стояли упёрто, хотя некоторые девки и ревели.

Пришлось взять. Ну, а как? Возрастное ограничение мы же не прописали.

Очковала я сильно. Ладно бы позже, хотя бы на год, когда уже более-менее будет устроено. А пока… Прокормить-то не проблема, успеть бы дома́ до холодов поставить…

Самое для меня удивительное было сразу после перехода, когда Вова велел им грузить свои манатки в телегу. Мальчишка из той самой тройки подошёл к нам и вручил хмурому барону коробку. Чуть ли не обувную какую-то.

— Это вам.

Вова лишних вопросов задавать не стал (бомбы же всё равно не сработают), крышку открыл — а там бумажки. Аккуратно рассортированные по номиналу, стянутые резинками. Всякие: пяти- и двухтысячные, и тыщи, и пятисотки, и даже сотенные и полтинники.

— Банк ограбили, что ли?

— Почему банк? Мы с пацанами лето в теплицах работали, Антоха давно курьером, девочки в Горзеленхозе, знаете — газоны благоустраивают? Ринат год на компьютер копил. Все по-разному. Кому-то, конечно, родители добавили. Ну или там бабушки. Но в основном здесь — заработанное. Мы решили скинуться, хотя бы на первое время. Кто сколько смог собрать. Нам же зимой надо что-то есть. Тут больше, чем полтора миллиона. Если быть точнее: миллион пятьсот тридцать две тысячи четыреста пятьдесят рублей.

Весьма здравая идея. Не сильно богатый взнос, конечно, но… До весны дотянем. И то, что пупсики оказались работящие, мне тоже понравилось.

Тридцать шесть подростков. Двадцать две девки и четырнадцать парней.

Боже мой…

Девчонки частично вместились в палаточные женские общежития, частично — по уплотнённой схеме в запасные малосемейки, давно уже освобождённые от сложенного в них скарба. Пацанов пришлось пока поселить в маленькие туристические палатки.

Что меня радовало — так это их целеустремлённость.

Хотим стать эльфами! И готовы пахать ради этого, как папы карлы!

Барон взял в помощники Марка и Маэ и быстро мелким мозги вправил, что эльфы — никакая не высшая раса, а просто чувствуют мир немного по-другому. И тем не менее, ставила я их в помощники именно к длинноухим нашим. Если честно, я вообще не была уверена в том, что эти новые дети тоже отрастят острые ухи, но так хотя бы был шанс нахвататься «эльфскости». Посмотрим.

А пока (поскольку они горели приносить пользу), начали мы, как и с якутскими девчонками — с освоения максимально простых операций. Во-первых, как раз начали копать картошку, и то, что у меня резко появилось чуть не сорок лишних работников — было просто классно, потому что высвободило всех мужиков для продолжения лесозаготовки, а нам теперь каждый сухой день вдвойне дорог! Потом Вова велел освоить им собирательство: шла ягода, классная таёжная ягода, вкусная просто до обалдения!

Мы объединили подростков с мелкими индейцами, и барон присвоил им гордое имя рейнджеров (вот когда первый раз появилось это слово!). Архиважно было не упустить хвост ягодного сезона. Черника, голубица, брусника — всё это собиралось в неограниченных количествах, по большей части на продажу. А ведь скоро и клюква пойдёт! И дело не в жадности. Мы ведь реально собирались ставить каменный замок и даже по предварительным прикидкам денег надо было столько, что я даже боялась представить себе эту сумму.

«Детские деньги» мы пустили в дело. Поскольку своих зерновых у нас пока не было, а свинки вот-вот должны были приехать, Вова заказал у фермеров целый амбар зерна (собственно, амбар пока достраивался). Они с Никитой соорудили какую-то дивную дробилку, которую (за неимением мотора) мог крутить только Вова, но вроде бы в перспективе мужики собирались соорудить водяной привод, типа как для мельницы. И теперь я развлекалась, составляя пищевые рационы для элитных свинюш.

А на остатки мы купили несколько хороших теплиц. Эльфята, слава богам, все обуты-одеты, кушать у нас есть что, а средства производства — в первую очередь! Так что мы купили, собрали, установили на нужном месте, заложили грядки — приготовили всё к весне, в общем. Мы — молодцы!

НОВОСЕЛЬЕ, ВЫДАЮЩЕЕСЯ СВИНСТВО И ДРУГИЕ НОВОСТИ

Новая Земля, Остров-острог, 01.05 (сентября).0001

Сентябрь стал пятым месяцем. И тем не менее, рефлекс отмечать первое сентября — я ж педагог, всё-таки, да и вообще, народ староземский, ностальгия и всё такое — короче, удачно он (рефлекс) совпал с новосельем. Ну и с урожаем тоже. Со всякой зеленью сбор урожая не так очевиден, а вот то, что мы как раз накануне докопали картошку, и вышло у нас аж двести пятьдесят кулей, да такой крупной и красивой, что и на семена было трудно отобрать — это было знаково.

В нашей столовой неожиданно оказалось тесновато. Ещё бы! Вот так — раз! — и народу стало практически в два раза больше. Установленные в три длинных ряда столы заполнились практически целиком.

Новоселье получилось душевное, с запахом испечённого в новой настоящей печке хлеба, всякой вкуснятиной, цветами и занавесками на окнах. Посидели душевно, потом попели, а потом ещё и поплясали: Василь Василич достал свой баян и развернул напротив столовой такое гулянье, скакали все!

Тут я задумалась: надо как-то культурный досуг молодёжи организовывать. Вальс их, что ли, танцевать обучить? Может, и старшие подтянутся? А что?

Новая Земля, Иркутский портал — Остров-острог, 05.05 (сентября).0001

Свино́ты прибыли вскоре после столовского новоселья, в середине первой недели сентября, важные, как дирижабли. Андле встречала их у са́мого портала, говорила им какое-то специальное свинское слово, и дальше они шли своим ходом, стройными рядами, как передовики производства. Четырёх племенных парней и тридцать девок заселили в здоровенный новый свинарник, пока довольно свободно, но с прицелом на потомство к концу зимы.

В этот раз к порталу, кстати, приходил поговорить Рональд. Вроде бы хочет собрать большую команду, чтобы зайти и встать сразу посёлком. Расспрашивал Вову про всякие подробности, советовался. Планов у них — громадьё, с таким подходом сколько они будут собираться — неизвестно. Тем более, время-то — один к четырём.

Так, что ещё я из новостей не написала?

РАССЕЛЕНИЕ И РОЯЛЬ

Почти сорок человек новеньких несколько сбило нам планы по постройкам. Теперь уж как получится. В крайнем случае, Вова сказал, уплотняться будем.

Под первый длинный дом (никак мне не хотелось называть его бараком, уж извините) уже не только был заложен лиственничный оклад, но и выведены стены до самого верха окон. Дом получился большой, вытянутый с юга на север, с двухметровым центральным коридором и двумя рядами комнат в обе стороны. Четыре комнаты в ряду, квадратные, четыре на четыре метра. Отопление мы решили сделать от дровяных бойлеров, с батареями. Сильно много места экономится по сравнению с печками.

Я сидела и смотрела в свои списки. Так, нужно в первую очередь расселить одиноких. Хотя бы потому, что их можно разместить гораздо плотнее, чем семейных.

В принципе, даже с одним этим домом можно в зиму уйти. Если погода будет благоприятствовать и построим ещё хотя бы один такой — будем до весны жить на широкую ногу!

Кстати, ещё же не решён вопрос с роялем! Мне тут сказали, сколько такой стоит, я чуть в обморок не упала! Дороже «Стенвея»! И не «на», а «во» сколько-то раз… Рояль стоял законсервированный, и надо было срочно что-то решать, чтобы не убить его в дожди, а потом в морозы. А вот, если одну из комнат сразу определить под музыкальный класс…

Так. Девчонок (условных — всех незамужних, от семи лет и до пенсии) у меня раньше было тринадцать. Да плюс двадцать две новеньких. Да Андле из шалаша в дом переселить надо. Тридцать шесть.

Мужиков… мужиков много. Их и было две почти полных общаги. А с другой стороны, новеньких-то всего четырнадцать. Итого тридцать семь! Почти поровну, надо же.

Теперь про комнаты. По-хорошему, шестнадцать квадратов — комната на семью. Или на четырёх человек общежития. Я черкала на листочках в крупную клетку так и эдак.

Если будет сильно нужно, ставим шесть кроватей. Больше — сильно тесно.

Пришёл муж, посмотрел в мои черка́лки и объявил для молодняка (да и для всех остальных, все теперь молодые, слава богам) размещение по казарменному типу. По крайней мере пока. Кровати в два этажа, в комнату можно поставить пять штук, буквой П. И кусок стенки у входа — для полок или шкафчика (ну, потом же будут шкафы у нас, правильно?).

Тогда западный край будет девчачий, а восточный — мужской. А вешалки для верхней одежды в коридоре сделать, чтоб комнаты не загромождать, правда же?

И пианино сюда же, в одну из комнат. Василь Василичу под присмотр. Ну, куда мне его деть, на самом деле? Потом расстроимся — этот дом переделаем под, например, классы. А пока пусть: в четвёртой мужской комнате пианино и семь жильцов. Одну кроватку можно помельче сделать — допустим, Дёмку туда поселить, он росточком мелкий.

Я «с чувством глубокого удовлетворения» поставила красную галочку на окончательном плане.

Удобства пока будут на улице, тут уж не до жиру.

Новая Земля, Остров-острог, 10.05 (сентября).0001

Первый дом достроили к десятому сентября. Как и столовая, он был обработан какими-то специальными пропитками, стены красиво медово золотились, а подоконники лаково блестели. По утрам было уже свежо, и барон дал отмашку переселяться из общежитий (и особенно турпалаток!), пока просто со спальниками. Сказал: «Сперва дома достроим, потом будем мебель мастерить!» Новоселье мы решили отложить на потом, когда будет готов второй дом, для «семейственных».

«ДОКУМЕНТЫ ПОКАЖИ…»

Новая Земля, Остров-острог, 12.05(сентября).0001

Наш молодняк, которым барон положил месяц «на испытание», относился к любому поручению, как пионеры-ленинцы: с похвальным рвением и усердием. Временами меня это даже пугало. Дежурства по наблюдению за периметром им тоже назначали совершенно спокойно. Днём, конечно. Вот, сегодня: стоило незнакомым телегам высунуться из леса, как на верхушке мэллорна зазвенел тревожный колокол. Вообще, удобная штука оказалась: слышно преотлично, внимание привлекает сразу. Был ещё вариант с горном, но научить человека бить в колокол в разы проще, чем всем выучиться на горнистов. На самый крайний случай даже ребёнок может за верёвку дёрнуть. Несколько обговорённых сигналов позволяли немедленно понять: что происходит и откуда.

Сегодня неизвестные приехали со стороны Иркутского портала. Три телеги, гружёные скарбом, с десяток взрослых, несколько вытягивающих шеи ребятишек. Завидев, что кусок моста поднялся, образовав перед въездом на остров мини-стену, они остановились и полезли проверять брод. А брода-то уже нет… В единственном месте, где глубина воды позволяла худо-бедно перебраться с телегами, был выстроен мост. Наш мост, который прямо сейчас был перекрыт.

Мы с дедом наблюдали за тем, как пришлые ходят по берегу, деловито поглядывая в сторону острова. Нашего, блин, острова, на минуточку!

— Может, тоже к нам хотят? — с сомнением предположил дед. Но что-то мне подсказывало, что — нет. Подозрительные какие-то, — Доплывём, посмотрим?

— Щас Вова с делянки придёт, погоди. Раньше времени не полезем.

Из леса, со стороны Бурной, показались наши мужики.

— Так, пап, а теперь давай и мы…

Подгоняемая дедом лодка пересекла залив секунд за двадцать, как раз к тому моменту, когда подошёл барон:

— Так, уважаемые! Кто такие, что тут делаем?

— А тебе что? — выскочил один из мужиков вперёд. Был он из разряда людишек, мною не особо любимых. Как бы ни старались их жёны (ну, или матери), выглядят они всё равно неухоженными. Среднего роста, как правило, субтильные, ведут себя эти типы так, как будто они орки-доминанты. Психика алкоголем разрушена? Детская травма? Дурные привычки? Хрен знает, почему такое дебильное поведение сходит им с рук…

Ну, вот этот, воробей обосранный — чего разорался? Перед тобой стоит двухметровый мужик. Пусть не самый широкий в мире, но в плечах-то рама, а в руках такой топор, что им даже бить не надо, можно аккуратно сверху положить — и всё. А за ним, к тому же, ещё двадцать мужиков (не самых мелких!), да все с топорами. Самое время орать?

И тем не менее, мы наблюдали процесс накачки себя истерикой.

Лицо у одной из женщин (между прочим, с младенцем на руках) сразу стало страдальческим. Она тихонько попыталась сказать что-то типа: «Толя, может, не надо…» — но, по-моему даже не была услышана. Ещё двое по виду (и запаху) были сильно с похмелья и в разговор вступать не торопились. В компании, должно быть, был кто-то ещё, потому как с последней телеги доносился мощнейший храп дуэтом.

Но Толя решил выступить:

— Ты чё, купил тут, что ли? Документы покажи! Мы, может, тоже хотим тут жить! Почему проезд закрыли⁈

Тут я поняла, что меня поразило сильнее, чем истерика. Полное отсутствие матов! Удивительно! Для этого типажа — вдвойне!

Зато вот Вова нисколько меня не удивил. Он мрачно выдал: «На х** иди!» — с гулким «бум» бросил на землю топор и дал мужичку такого щелбана (именно что щелбана!), что тот кубарем долетел до реки и начал там плюхаться, громко заглатывая воздух и кашляя. Бабы испуганно ахнули. Похмельные товарищи придвинулись ближе друг к другу, озираясь вокруг.

— Тащите сюда вашего дружка! Не хватало ещё, чтоб он нам в реку наблевал! — против командного баронского голоса желающих возражать не нашлось. Мокрого и дрожащего (видимо, от переживаний, вода-то пока ещё тёплая) Анатолия поставили на старое место. На лбу у него, ровно посередине, вздувалась огромная багровая шишка.

— Эта земля — НАША! — очень нелюбезно пояснил Владимир Олегыч. — Остаться здесь можно только если Я разрешу и только — ТОЛЬКО! — тем, кто принесёт клятву верности. Ясно?.. — пришедшие помедлили, и барон рявкнул: — ЯСНО?!!

— Ясно!.. Ясно!.. — испуганно закивали мужики и бабы.

— Не хотите быть подданными — валите на хер отсюда! Чтобы ближе двадцати километров я ваших следов даже не видел!

Они продолжали стоять, словно ждали продолжения. По лицам видно было, что эти гордые орлы никому подчиняться не хотят. Чего стояли — непонятно.

И тут с островного берега раздался тяжёлый рык. Галя! В одном из своих любимых образов — огромный чёрный тигр. Точнее, тигрица. Она бегала по берегу туда-сюда, хлеща себя по бокам хвостом и время от времени рычала, широко распахивая огромную пасть. Клыки отблёскивали на солнце.

— Эй, кто там, дежурные! — рявкнул Вова. — Опустите мост, дайте тигру пройти!

В повозке испуганно заплакали дети. Толя схватил лошадь под уздцы и начал торопливо разворачивать в обратную сторону.

— Уроды, бля**! — презрительно кинул барон вслед спешно удаляющимся, подпрыгивающим на кочках посетителям. — Жить они тут хотят!

Сидящая уже рядом Галя, так и не вышедшая из образа, широко зевнула.

— Ты бы проследила, чтобы они как следует ушли? Построятся ещё рядом, сгонять их потом, лишенцев…

Чёрная тигрица рыкнула и пошла вслед за удаляющимся обозом.

СТАХАНОВСКАЯ СТРОЙКА

Новая Земля, остров-острог, 20.05 (сентября; дико всё-таки, что сентябрь теперь пятый месяц, сколько ещё привыкать будем).0001

Второй дом, ровно такой же, как и первый, закончили к двадцатому сентября. Наши семейные переехали в него с раскладными армейскими кроватями, так что у них в комнатах сразу стало почти по-настоящему.

Теперь мы с бабами страстно хотели прачку! Да и умываться по утрам на улице стало уже прохладненько. Прачку, чтобы с капитальной большой баней, с возможностью принять душ или хоть умыться с утра. Эльвира, вполне солидарная с нами в этом желании, составила очень приличный и здравый план. Или макет? Как правильно?

Мужики кивнули и приступили к реализации.

Я мечтала, что вот, будут у нас дома с водой и тёплыми туалетами, а в этих сделаем… ну, например, классы или мастерские. Да мало ли вариантов!

Максим с Мариной и детьми тоже переехали из своего фургончика в более просторную комнату. Их фургончик мы тоже сначала хотели отогнать в сторонку и законсервировать, как полевую кухню с хлебопечкой, но потом родилась идея: организовать в нём библиотеку! Оторванные от привычных информационных потоков, люди периодически скучали и с удовольствием начали читать. Чтобы не мучиться с выстругиванием досок из брёвен (пилорамы-то тогда ещё не было), мы заказали струганного пиломатериала со Старой Земли и в пару вечеров наделали шикарных полок. Я наконец-то распаковала свою увязанную библиотеку, понемногу донесли вскладчину, у кого ещё какие книги-журналы с собой были — и народ зачитал!

ОКОНЧАНИЕ ЗОЛОТОЙ ОСЕНИ

Новая Земля, Остров-острог, 21.05 (сентября) — 15.06 (октября).0001

Середина осени как-то не зашла. Ну, середина и середина — и что? Тем более что с равноденствием она никак не совпадала. Да и жалко было тёплый день терять. Забили мы на неё, короче.

Мужики, чтоб не толкаться кучей на одном строительстве (вокруг банно-прачечного нашего комбината))), заложили ещё один жилой дом, третий уже. По тем срокам, что нам назвала Леля, я сильно надеялась, что они успеют обе стройки завести под крышу и фронтоны закрыть — а там внутреннюю отделку уже можно и в слякоть, и в бурю доделывать.

Владимир Олегович загорелся было сделать крытые дорожки вдоль основных линий передвижения. Видел, дескать, в какой-то усадьбе. Идея, вроде бы, здравая: меньше мочит, меньше чистить, да и снега меньше разгребать. Однако, досок на крыши уйдёт довольно много. Или снова половинки использовать, фирма Собакевич? Опять же, не вполне понятно, будет ли от них прок — неизвестно ещё, как ветра себя покажут. Если с боков будет сильно заметать, так и смысла в навесах над дорожками нет. Пока не стали.

Дни стояли сухие и по нашим понятиям очень даже для осени тёплые. За весь сентябрь столбик термометра на крыльце столовой ни разу не упал ниже +15. А чаще было и до двадцатки, теплынь! Кое-кто ещё даже продолжал купаться, но я, мерзлявая, как-то не-е-е… Разве что после парилки, если баньку на берегу натопить.

Бесконечные караваны перелётных птиц потянулись на юг. Они летели такими тучами, что воздух иногда звенел от их криков. Дичина стала упитанная и ещё более вкусная, чем раньше. Крона острога пожелтела, лиственницы готовились к зиме. Лика выкладывалась даже не на сто процентов, а, наверное, на триста — и мне снова пришлось ходить за ней вдоль нашей живой ограды. Очень я за неё переживала. И вот, други мои, к концу сентября западная стена догнала восточную и стала-таки единым деревом. Чудо случилось.

Начало октября было всё таким же сухим, хотя и более прохладным. Тут уж никто не спорил: все нарядились в свитера и ветровки, сменили шлёпки на берцы и осенние кроссовки. Эльфы наши, слава богам, получили из дому посылки с осенне-зимним. Все были одеты-обуты, в этом отношении я была спокойна. Даже троим несамостоятельным я нашла и выдала тёплое барахло, чтоб не мёрзли. Повторяя Валины слова — фашисты мы, что ли? Рабские тоже давно переехали из своего шалаша в небольшой домик, который сами же под руководством Степана и построили. Печку им пока выделили одну из армейских палаточных. Потом посмотрим, надо будет — кирпичную выложим.

Пока погода позволяла, аж до конца второй недели октября, юные наши рейнджеры собирали клюкву. Я вам клянусь, столько ягоды за один раз (и растущей, и, главное — собранной!) я в жизни не видела. Практически каждую доставку Лёня вёз нам одноразовую тару и пакеты для фасовки. Ему даже на каком-то там заводике скидку дали, как постоянному оптовому покупателю.

Был ещё сбор кедрового ореха, но это мы оставили для себя — не хотелось колотом кедры убивать, да и с шелушением возни много. Так, побаловаться. В лес ходили рейнджерята-сборщики с ботаничками (их было уже шестеро, во главе с Ликой). Девки «разговаривали» с кедрами, и сверху начинали валиться шишки, безо всяких колотов. Дальше только в кули складывай да в посёлок тащи — шелушить, а потом орешки калить, варить, сырыми грызть — кому как нравится. Самый пищащий витамин.

А потом пришли обещанные две недели бурь.

05. ТАКАЯ РАЗНАЯ ОСЕНЬ. СЛОЖНОСТИ

БУРЯ МГЛОЮ, НУ, И ТАК ДАЛЕЕ

Новая Земля, окончание золотой осени и дни осенних бурь, остров-острог, 16–35.06 (октября).0001

Мы, конечно, прикидывали, чем можно будет заняться, когда будет постоянный дождь и мокрый снег. У нас, к примеру, уже был устроен довольно большой крытый хоздвор, на котором с комфортом можно было заниматься всяческими деревянными или глиняными работами (элементарно, кирпичи для будущих печек лепить). Но. Не заценили мы, тысызыть, всего масштаба трагедии. Погодка была настолько «славная», что даже суперустойчивые алабайки сидели в своих будках и носа не казали. Холодная сырость — это вам не сухой холод, когда можно в сугробе валяться. К вечеру мордочки у них стали такие грустные, что я загнала их ночевать в столовские сени. Тут они согрелись, обсохли и лежали ровным пушистым и довольным ковриком, вывалив розовые языки.

Зарядивший проливной дождь перемежался густой моросью, и всё это сопровождалось такими резкими порывами ветра, что под любым навесом одежда за полчаса становилась сырой и холодной. Промозгло — вот основное слово первой недели непогоды. Я даже чуть не поругалась с мужиками, пытающимися что-то там на улице усердствовать. Ну, что за нужда? На паровоз опаздываем? Мало работы внутри? Тем более что погода становилась всё хуже. Дождь всё чаще мешался со снегом, температура падала прямо на глазах. Временами ветер начинал так зверствовать, что я думала наш фургончик (а мы с Вовой продолжали жить в домике-фургоне) на бок завалится. Или таки улетит в Канзас. И так я паниковала, что в конце концов муж подпёр нашу дрожащую хатку такими брёвнищами, что падать стало просто некуда…

Наутро после одной из особо люто-ветренных ночей на восточном лесистом берегу изрядно прибавилось бурелома, даже с острожной башни видно было. Сильно переживали мы за острожную стену и особенно за мэллорны и за их ажурные колонны-лесенки, но всё обошлось. Леля, должно быть, присматривала за своим подарком.

Всякие поездки, естественно, прекратились. Хорошо, что мы заранее предупредили Лёньку о нашем «скорее всего» отсутствии. Земля раскисла до невозможности, лошадей по такой мозглоте тоже было жалко гонять, да и перспектива застрять посреди дороги и выколупываться-обледеневать никого не вдохновляла, так что сидели мы на острове как пришитые.

И вот тут-то возникла новая проблема под кодовым названием «Наш паровоз вперёд летит…»*. Сейчас объяснюсь.

*В коммуне остановка, ага…

С утра, когда самый необходимый минимум (притащить воды, обиходить скотину и птицу) заканчивался, народ неожиданно становился предоставленным самому себе. А ведь мы уже дней сто пятьдесят вкалывали с утра до ночи, без выходных, без проходных… Эффект паровоза, вылетевшего с внезапно закончившихся рельс над пропастью. Главное — перелететь. И чтобы с той стороны тоже были нормальные рельсы, в которые мы идеально попадём!

Людей натурально со страшной силой ломало от вынужденного ничегонеделанья, и уже к обеду первого дня нашего «бурного» заточения, народ начал активно кучковаться вокруг тех, у кого в запасе было какое-нибудь приложение для рук и ума (и главное — вокруг тех, кто мог этим своим умением хоть как-то поделиться).

Молодёжь бросилась осваивать разное: кройку и шитьё (пришлось мне вспомнить, как пользоваться ножной швейной машинкой), рукоделие, рисование, резьбу (наконец-то пригодился тот огромный купленный мной по случаю набор резцов!), керамику, музыку…

Кто-то, под руководством Стёпы, загорелся обустроить большие подкрышные пространства и чем-то ширкал и стучал над головами, периодически прибегая попить горячего чаю. Несколько избранных сбега́ли с Никитой в новую кузню; там было хоть тепло.

Света было мало, даже днём — небо постоянно было обложено тяжёлыми тучами, и все, кому нужно было хорошее освещение, собирались в столовой, где в перерывах между едой столы освобождались и Василиса выпускала под потолок ряды светящихся шариков. Дрыхла она, конечно, каждый день без задних ног…

Василь Василич организовал небольшой оркестрик, который усердно репетировал во всякое свободное время. Даша тоже вспомнила своё музыкальное образование и собрала хор. Не так, чтоб пару песен спеть, а прямо настоящий. Вот, кстати, Оссэ сильно тогда эта песня понравилась — «Славное море, священный Байкал». А неплохо бы по голосам разложить?

Внезапно выстрелила моя странная идея с вальсом. После нескольких дней массовых наступаний на ноги, наши энтузиастические подданные затанцевали. Кто-то даже грозился вспомнить своё славное бально-танцевальное прошлое и обучить желающих фокстроту и ещё каким-то мудрёным кунштюкам, но до этого пока не дошло.

Для тренировок (да и для танцев тоже) приходилось растаскивать столы и лавки по стенам в столовой. Плясать-то ещё ничего, а вот саблями махать было тесновато. Вовка волевым решением выдал нам перечень малоамплитудных упражнений и перевёл с мечей на ножевой бой.

Наконец-то распаковали настолки: «Манчкина», «Ведьм», «Цитадели» и всякое прочее. Вечера-то были долгие.

Ой, и читали, конечно!

Развлекались мы, короче, как могли.

А вы посидите-ка почти двадцать дней безвылазно, да без телевидения, без компьютерных игр, без интернета и без телефонов — посмотрю я на вас.

Глядя на всю эту прелесть я сказала мужу, мол, не пора ли выходной по воскресеньям устраивать? И в субботу банный день. Шесть дней работаем (шестой день после пятницы — шестница (или шестерик, название ещё не устоялось), суббота — наводим марафет, воскресенье — барствуем и всякими хоббями занимаемся. А?

Сказал: «М-гм!» Расцениваю это как согласие*.

*Списываю это на шок, хе-хе…

Зато мужики доделали как надо внутренности третьего жилого дома и большого банно-прачечного, так скажем, комплекса. Вот это был настоящий подарок! Баня (для удобства и краткости произношения) получилась шикарная! Два больших отделения для мытья (эм и жо), с парилками, большая постирочная, рядом специальный двор со множеством натянутых верёвок для сушки белья. Мы быстренько притащили в стиральное отделение наши стиралопеды — ну, те педальные стиралки (вскоре должны были прийти ещё шесть штук, толпа-то теперь большая!), тазы, стиральные доски и прочую дребедень. Красотища!

Общежитские возликовали, что не придётся особо тесниться, и девчонки всем гуртом перебежали в третий дом. О чём-то они там митинговали (в основном наши первые, конечно; самая шпана больше слушала). Посмотрим.

РАССЕЛЕНИЕ

По итогу расселились дамы более кучненько, чем я предполагала, по семь-восемь в комнатке. Зато аж три комнаты оставили себе под гостиные! Так, говорят, уютнее будет. Диванов пока не предвидится, зато лавки с подушками, по типу восточных топчанчиков, Стёпа им уже обещал. Вовка слушал и посмеивался. Нет, внешне он был строгий и суровый отец клана, но глаза смеялись. Я дождалась, пока мы останемся одни, и насела на него:

— Ну-ка говори, чё ты ржал?

Он попытался сделать чопорный вид:

— Да и не ржал я вовсе.

— Ну Вова!

— Что?

— Что смешного в гостиных комнатах?

Муж тихонько усмехнулся в усы:

— Задвижки изнутри видела?

— Э-э-э… нет.

— А они есть! Любимая, ну ты что? Холодно на улице, в лес уже не пойдёшь.

— А-а-а… — вот я, блин, ворона!

Натурально — на дворе мороз, где людям встречаться-то?

Мокрая снежная каша всё чаще стала схватываться ледяной коркой, и поход за водой начал становиться опасным предприятием. За две недели с хвостом я вылечила шесть серьёзных ушибов, два подвывиха и один весьма некрасивый перелом. Хорошо, что я тётя-доктор.

К концу второй недели нашего заточения ударил мороз. Не так, чтобы прямо оглушительный, но за ночь температура упала с нуля до минус десяти. Снег наконец-то перестал таять, а новый шёл уже сухой и не превращался в кашу-малашу. После тридцатого октября почти перестали дуть сумасшедшие ветры. Потянуло зимой. Мелкий восточный рукав покрылся тонкой корочкой льда, западный пообмерзал по самым краям, там течение было посильнее. А вот Бурная и не думала о зимней спячке. И без того холодная, она сделалась вовсе ледяной и кидалась острыми перьями шуги, намерзавшими по берегам, словно кучи битого стекла.

МИШКА

Новая Земля, остров-острог, 34.06 (октября).0001

Был ещё один вопрос, который чрезвычайно меня беспокоил. И я никак не могла понять, с какой стороны к нему подступиться.

Миша.

Мише, фактически, был двадцать один (до дня рождения на момент перехода ему оставалось каких-то несколько дней). Большую часть своей жизни — с трёх лет — он провёл, будучи инвалидом. Инвалидом тяжёлым, сложным и, в силу своего заболевания, ведущим довольно замкнутый образ жизни. Эпилепсия — штука весьма неприятная. А у нас случай был ещё и какой-то нетипичный, сложно поддающийся воздействиям и терапии. Короче, набор таблеток, способных хотя бы пригасить эпи-активность ему подбирали лет десять, если не больше.

К чему это я так долго. Переход, слава богам, избавил его от заболевания. Но социальные-то навыки сами по себе ниоткуда не взялись. Всю жизнь Мишка жил, тесно общаясь с пятью-шестью людьми. Сложно, знаете ли, налаживать контакты, когда приступы с потерей сознания накрывают через каждые две-три минуты. А пару лет было именно так. Мы бились за его жизнь и морально готовились к похоронам. Потом какой-то доктор-волшебник нашёл, наконец, нужную комбинацию препаратов (как другие доктора говорили, несовместимых), и жить стало полегче. Но мелкие приступы, залипания и «зависания» никуда не делись. А детства у него, как такового, и вовсе не было. Мишка вырос бирюком, юмор понимал плохо, да в последние годы ещё и нахватался дурноты в стиле: «вы не имеете права» и «это незаконно» — к месту и не к месту.

Ну вот. А тут — толпа. Все разные. Все в куче. Все заняты своими делами, даже помолодевшаябабушка, которая вдруг перестала носиться с «больным ребёнком» как курица с яйцом. И у Миши потихоньку начало сдвигать крышу. Как в кино, знаете, про какой-нибудь конфликт на космической станции. В период непогоды, пока мы сидели взаперти, это стало проявляться сильнее. И в конечном счёте вылилось в безобразную сцену. Хорошо, что дело случилось между своими. С Галей он разругался. Опять не понял шутку, начал по-дурному качать права, орать, махать скрюченным пальцем. Киря заступился за Галю — и понеслась… И хорошо, опять же, что нарыв этот лопнул вдали от чужих глаз, у нас в вагончике. Мишка не слышал слов и впал в неконтролируемое состояние истерики, щедро раздавая эмоциональные фекалии. Я поняла, что сейчас Киря вырубит его, не дожидаясь нашего вмешательства, и скомандовала:

— Миша, спи!

Мы стояли над валяющимся на полу спящим телом: Галя, Киря, Вова и я.

Галя ревела, Киря сжимал спинку стула, Вова злился.

Кирюха откинул в сторону многострадальный стул:

— Тётя Оля, вы как хотите, а я его побью. Проснётся — получит!

— Да достал он уже! — Галя едва сдерживала крик. — Тупица! Так ему не говорите! Это он не понимает!

— Я бля**вообще не знаю, что делать, — Вова отвернулся, усилием воли разжал кулаки и медленно положил ладони на стол. — Если он вот так публично выступит — придётся же его изгнать… И как?..

Понятно, что речь шла не о том — как изгнать, а о том — что с этой всей хренью вообще делать. Видно было, что процесс пошёл. Мишка встал на привычные рельсы «больной особенной личности», и ничего хорошего из этого не выйдет.

Я молчала. В голове крутилась одна мысль: а детства у Мишки так и не было.

Мало по малу они перестали возмущаться и уставились на мою мрачную мину.

В конце концов муж сказал:

— Любимая, ты меня пугаешь…

Пугаю я…

— Я принимаю решение. Поскольку я — мать. Мать, как мы видим, всё ещё инвалида — во всяком случае, со стороны головы… — я изложила им практически всё, что тут выше написано. — А теперь — итог. Я хочу, чтобы у Миши было детство. Свободное от постоянных отвалов башки и болей от почти не прекращающихся судорог. С нормальными друзьями и детскими играми.

— Ты хочешь?.. — начал Вова.

— Хочу. И ты, как барон, должен одобрить.

Лица у них стали кислые. Ну, конечно! Просто по морде надавать легче.

— Мы же его сотрём… — Галя, давно переставшая реветь, была даже немного испугана.

— Предлагаешь сразу его в лес выгнать? Он же нам весь посёлок перессорит.

Она закусила губу и больше не возражала.

— И ещё, Вова! У него больше не будет отца… кроме тебя.

Мы ещё помолчали.

— Ладно! — барон (теперь уже именно барон) припечатал ладонью жалобно скрипнувший стол, — Какой возраст ты выбираешь?

— Полгода.

— Сколько? — удивлённо воскликнули все трое.

— Нормально. К году у него как раз начала проявляться болячка, испортилась речь и пошла деформация личности.

— Полгода? Реально? Любимая, физуха-то у него нормальная. Может, хотя бы года полтора-два?

— Нет. Два года — это уже вполне соображающий человек. Он будет спрашивать: где папа? И прочее такое. Нет — потом он, скорее всего, переключится на новую реальность. Но останутся смутные воспоминания, тревожащие сны… Даже в полтора года, в год есть такая же опасность. Не хочу. Пусть растёт здоровым и счастливым.

— А кормить?

— С Мариной договорюсь. Будет у него Аришка молочная сестра.

Галка снова тихонько заревела.

— Не плачь, дочь, я к этому решению давно шла. Собиралась с Кирей поговорить, да вот так всё вышло.

Вова пристально посмотрел на Кирилла:

— Сам-то как думаешь — справишься?

— Я постараюсь, — Кирюху начало слегка потряхивать. Пришлось взять его за руку и немного привести нервы в порядок:

— Кирюш, пробовать не получится. Надо сделать.

И мы сделали. Провозились долго. Точнее, Киря провозился — первый раз же. Я подпитывала его энергией и вполглаза наблюдала, как спящее тело начало потихоньку уменьшаться, словно таять. И думала: что я скажу людям. Как сказать правду и не вывалить на людей всё это дерьмо.

Кто-то пришёл и застучался в дверь фургона. Вова велел Гале закрыть за ним и вышел. Потом вернулся, хмуро молча сел за стол.

Через три часа всё было окончено.

Мы с Вовой и Кириллом первыми вошли в столовую. Народ непонимающе смотрел на нашу суровую процессию. Мужики молча встали за моей спиной. Ну, раз уж я кельда…

— Дорогие жители! Произошло событие, не укладывающееся в рамки наших привычных представлений. Заболевание, от которого Миша был исцелён, имело ещё и психическую составляющую. И она неожиданно дала рецидив. Мы пытались исправить ситуацию, чтоб спасти его… — бабушка подорвалась со своего места с криком «Миша!», Света с Валентиной бросились её поддерживать. — Мама! Не кричи, он жив! Только… Галюня, зайди! — в столовую зашла Галя со свёртком в руках. — Это Миша.

Началось форменное светопреставление, крики, слёзы и массовое офигение.

Марина сама подошла ко мне:

— Госпожа баронесса! Я могу вам помочь?

— Ой, Мариша, это так классно было бы! Маловат он ещё для полностью искусственного питания.

— Я вам и на ночь могу сцеживать, в бутылочку. У меня есть.

— Посмотрим. Я малышей восемь лет назад последний раз видела.

— Давайте, я его сейчас покормлю.

Мы забрали Мишку у плачущей бабушки, и Марина пристроилась в своём уголке, где были сооружены специальные детские стульчики для Мирошки с шоколадненькой зеленоглазой Кирой, и в коляске спала Аришка.

О, боги, я надеюсь, что в этот раз всё будет хорошо.

ВЫХОД В ЛЮДИ, БОМЖИ И…

Новая Земля, Иркутский портал — наш остров (ну, и дорога, конечно же), 36.06 (октября).0001

К тридцать пятому октября дорога промёрзла настолько, что можно было уже выехать на гружёной телеге, и мы начали собираться к порталу.

Мы решили сместить время нашего приезда в Иркутск с шести вечера (по времени Иркутской стороны) на полдень — так и так скоро придётся переносить, день-то на Старой Земле на убыль пошёл, некомфортно. А нам, по большому счёту, всё равно.

На подъезде к портальному выходу я порадовалась, что бомжатское засранство присыпано снежком. Лес стал чистым и прозрачным. Памятные загаженные палатки стояли там же. Только на этот раз они были вовсе покосившиеся, сильно примятые снегом, с раскрытыми, словно раззявленные рты, входами. Полу одного из распозённых говнюшников трепал ветер. Вокруг лежал нетронутый наметённый снег.

Вова нахмурился и пошёл чрез сугробы к неподвижному лагерю. Я потопала следом. Мало ли.

Не знаю, что они пили — отравились ли, или просто ухрючились до беспамятства и помёрзли — но спасать тут было уже некого. Восемь холодных, давным-давно окоченевших трупов. Вовка сунулся, хотел было проверить пульс, но я его остановила. Зачем? Я же вижу. Мертвы давно и бесповоротно.

— Хоронить будем? Или пусть волки сожрут?

Муж на минуту задумался:

— Оставь пока, пусть лежат.

У портала, на удивление, сидел Лёня. Увидев нас, подскочил, страшно обрадовался! Мужикам прямо так очевидно не хватало рукопожатия… Что-то придумают вместо или нет?

— Я смотрю — небо прояснило, снег лёг. Думаю — наверно сегодня-то приедут! Прямо как чувствовал, что вы пораньше будете! Мать мне ещё объявления дала, новые вон развесил. Заказов столько накопилось, целая очередь!

— Так это ж здорово!

Пока они обсуждали дела-заказы и перегружались (помните: рыбная ловля, охота, собирательство — три кита нашей нынешней экономики), я пошла к фургончику, угостить дежурную девушку ягодкой и занести письма. Внутри пахло… прямо фу. Пахло от побирушек, набившихся в маленький фургончик едва ли не десятком. Сколько влезло. Или сколько есть? Помните, ещё летом меня жутко раздражали невнятные личности, шарахающиеся у портала, выпрашивающие «что-нибудь покушать» и иногда «в телефончик посмотреть». В отличие от бомжей, им удалось не сдохнуть. Но, прямо как та стрекоза, зиму они вовсе не ждали. И решили, что тёплый фургон — отличное решение! Некоторые даже спали, завалившись на лавках. И под лавками. Зашибись!

Сердитая дежурная угрожала открыть дверь и запустить мороз. Пф-ф-ф… за её дверью был ещё довольно тёплый сентябрь…

Я во всю ширь распахнула двери со своей стороны:

— А ну, вышли отсюда!

Десять пар глаз уставились на меня, не двигаясь с места. Неубедительно, что ли?

— Живее, пока я мужа не позвала!

— А что, даже погреться что ли нельзя? — раздался от самой перегородки осипший голос. О, боги… если раньше они были похожи на не очень опрятных случайных прохожих, сейчас это были уже натурально ханыжки. Ну, блин, дышать нечем… Я выглянула из-за фургона, отыскивая взглядом мужа:

— Вова, выкинь этих лахудр отсюда!

И они всё равно сидели до последнего, пока в фургон не заглянул раздражённый Владимир Олегович. После этого некоторые (узнав его) постарались выскочить, а некоторые наоборот — начали орать лихоматом, цепляясь за столы, лавки и прочие предметы. Я поняла, что ещё немного, и он начнёт выкидывать этих дур по кускам — и немного снизила им бодрости. Дистанционно.

Вова выволок четверых вяло что-то бормочущих клошар, откидывая их куда-то за спину. Я порадовалась, что на руках у него рабочие перчатки. Выкинем потом. Пятой, судя по всему, в дуплину пьяной, он выдал пинка (не особо сильного, но ей хватило, чтобы на раскоряку пробежаться метров двадцать и улечься в сугробе.

— Сдохнет ведь…

— По́херу мне! Какая-то херня будет мешает моей жене дела делать! Спасибо пусть скажут, что сразу не убил.

Дежурная, до этого сердито пшикающая освежителем воздуха в своём уголке, осторожно притихла. Вова ушёл дальше решать серьёзные мужские вопросы, я только успела крикнуть:

— Перчатки смени! Провоняет всё!

Он махнул, мол — ладно, и я зашла в МФЦ.

Ну всё пропахло, едрид-мадрид!

— Людмила Сергеевна, вы мне освежитель катни́те, я тут тоже побрызгаю. И со своей стороны всё же откройте, пусть выветривается.

Операторша распахнула свои двери и начала активно обмахиваться каким-то журналом:

— Вы не представляете, ужас какой-то! Ведь повадились ходить, днём и ночью. Сидят, даже выпивают иногда тут. Спят. Дерутся! Я же ничего поделать не могу!

— По-хорошему, вам с этой стороны тоже сотрудники нужны.

— Говорят, будет что-то. Решается вопрос со ставками, с финансированием.

— М-гм. А вот вам гостинец, клюковки попробуйте. И пи́сьма.

— Ой, спасибо! — она и правда обрадовалась, спрятала баночку в шкафчик. — Я сейчас проверю, кажется, для ваших тоже что-то было… — дежурная копалась в ящичке с корреспонденцией, а мысли у неё, видать, всё возвращались к тому же: — А ведь помню я этих женщин летом, буквально месяц назад. Ну вполне же были на людей похожи…

— Вы не забывайте, это у вас месяц. А у нас четыре таких прошло, времени для деградации у них было навалом.

— И верно. Что-то я не подумала… Вот, шесть писем для вас! — она вложила письма в передвижной лоток и подала его на мою сторону. — И, главное, мы уже с ребятами из полиции обсуждали: на улице же запахи из мира в мир практически не проникают? А здесь… То ли это с замкнутым помещением связано, то ли с чем… Эти ещё ничего, а вот если настоящие бомжи приходят — сразу приходится на улицу выходить. Там такая вонь — хоть топор вешай.

— Больше не придут.

Дежурная насторожилась:

— Почему?

— Перепились и помёрзли. У нас уже минуса́, до десяти градусов днём. Ночью, поди, и до пятнадцати доходит. Хватило, видать. Мы сейчас шли — всё, лагерь уже снегом завален, все окоченевшие.

— Ой-ё-о-о-ой… На-а-адо же… — сердобольно схватилась за щёки Людмила Сергеевна, только что воинствовавшая против тех же самых бомжей.

— А как вы хотели? Дикий мир. Подъездов, чтобы забраться и в тепле переночевать — нет. Каждый должен заботиться о себе. Не прошли естественный отбор.

— Да-да… — она покачала головой. — Я и этих ругаю, а совсем выгнать… Я же могу наружную дверь заблокировать, не впускать их, — заговорщицки сообщила мне она, — а вот, рука не поднимается… Всё думаю — околеют же…

Я вышла из фургона. Муж что-то обсуждал с подошедшими с той стороны незнакомыми мужиками. Не буду в разговор влазить. Клошары копошились в сугробе за кру́гом, куда улетела пьяница. Что-то меня кольнуло. Пойду-ка посмотрю.

Вы не поверите, они её раздевали! Ту самую бабу, которой Вова дал пинка. Она была вполне ещё жива, хотя и с отбитой жопой. Эффект получился такой, как будто она спину здорово сорвала. Теперь баба лежала и хрипло выла, сопротивляясь своим товаркам, решившим, что «умирающей» одежда уже не нужна, а им вот подутеплиться — в самый раз!

— А ну, стоять! — у побежавших разом отнялись ноги; по-осеннему мелкие сугробы в процессе их возни смешались с крошками земли, сухих листьев и прочего, и теперь в этой грязной снеговой каше сидели девять вонючих баб; на открытом воздухе эффект был не столь сногсшибателен, но подходить не хотелось. — Молчать и слушать, иначе будете ещё и немыми! Ясно?

— А чё сразу… — я щёлкнула пальцами, голос у говорящей исчез, и я ещё раз спросила:

— Ясно⁈

Остальные испуганно закивали.

— Вы чё творите, уродины? Вы ж её убить собрались! — пострадавшая замычала что-то жалостное, но я её оборвала: — А ты тоже молчи, лахудра! Посмотрите на себя!.. Да друг на друга посмотрите, мать вашу! О какой ещё близости к цивилизации вы тут втираете, вы ж теперь бомжихи! Падальщицы помойные!.. Барон придёт — решит, что с вами делать.

Я повернулась и пошла. Ноги у них без команды всё равно не заработают. Пусть посидят, подумают. Вова как раз заканчивал укрывать тентом полученный от Лёни груз. Я посвятила его в ситуацию. Мой барон поморщился, глядя на подёргивающихся, время от времени безрезультатно пытающихся встать убожищ.

— Нахер, забирать их отсюда надо, передо́хнут, как те бомжи.

Перспектива воспитательной работы с ароматным контингентом вдохновила меня не очень.

— Как же не охота с ними возиться, мамадалагая…

Но барон понял меня сугубо практически:

— Отработают! Так, ты иди с Лёнькой переговори за свои бумажки, а я к этим схожу.

Лёня не просто расспросил меня про все рисунки, он ещё и записал на камеру интервью об увеличившемся посёлке, о том, как мы пережили двадцать дней взаперти и вообще о новостях.

— Надо было тебе ещё Вову записать.

— А я записал! Сегодня посижу, соберу вместе. Может, даже не один ролик получится.

— Смотрит хоть кто?

— А как же! Уже двести сорок тысяч подписчиков! И каждый день растёт аудитория. Это ж бомба! Мало кто пока такое делает, а посмотреть все хотят. Я там, кстати, плёнки для фотоаппарата положил, какие нашёл — всех набрал! Попробуете?

— Конечно!

06. ПЕРВАЯ ЗИМА

… И ДОБРОТА С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ФЕОДАЛИЗМА

По честному, всё ещё 36 октября, но так уж вышло…

Вова вернулся и скомандовал «на выход с вещами».

Понурые вонючки ждали меня для «разморозки». В жопу раненую пришлось полечить, чтоб идти смогла. И выключить им речь, чтобы всякую херь три часа не слушать.

У бомжатского лагеря барон остановился и выдернул из-под тента канистру с топливом. Еле переставляющим ноги бабам велел топать живее — прямо по дороге.

Мы дождались, пока помойка вместе с трупами выгорит (лес всё-таки, мало ли что), и бодрячком поехали вслед за нашим новым имуществом. Я подстелила на облучок тёплую овчину и болтала ногами:

— Куда селить их будем?

— Пока в свинарник, там в первом блоке пара загонов пустых стоит. Отмоются, отстираются — можно будет по-человечески разместить, а то они так всё провоняют, что не проветришь потом.

— Ну да. Есть такое. У нас свинки и то так не пахнут.

— Именно.

В свинарнике, если кто не в курсе, безо всяких печек довольно тепло — животные сами же и греют. Сейчас, пока морозы не ударили, там стояла температура градусов восемнадцать, а то и двадцать. Не помрёшь.

— На подстилку сена им дадим?

— Щас! Это вонючее сено кто потом есть-то будет? Так пусть сидят! Как-то же они обходились? Полы там деревянные, с отсыпкой, да ещё толстая резина сверху — довольно тепло. Отмоются — посмотрим.

Впереди показались ковыляющие бомжихи. Ой, нет, теперь уже рабыни. Похожа унылая процессия была на иллюстрацию о войне 1812 года, где уже побитая французская армия зимой бредёт «до дому», обмотанная во всякое тряпьё, — помнится, у меня в учебнике истории была такая…

— А ну, бодрее! — скомандовал барон. — Меньше половины осталось! Кто отстанет — ждать не будем, пускай вас волки съедят!

Эта угроза подействовала очень сильно. Тётки заторопились, чтобы не потерять телегу из виду.

— Какие волки, Вова? Андле же метки поставила?

Говорила я тихо и муж ответил мне также вполголоса:

— Да. Но они-то этого не знают!

Дежурные узнали нас издалека и опустили подвижный пролёт для проезда. Скоро лёд встанет как следует, и можно будет добраться до острова в обход моста. А боярышниковую ограду мы так и не сделали. У Лики все силы ушли на то, чтобы спасти стену острога. Ну, да ладно. Если кто-то и захочет поспорить с нами за право на эту землю — пусть попробует!

Телега, мягко шурша шинами, въехала на мост. За нами бежали и изо всех сил мычали вонючки. Боялись, что ли, что их оставят?

Дежурные от нашего приобретения шарахнулись. Ещё бы, такое уникальное амбре! За их спинами я увидела хмурое лицо в синей рабочей куртке (нашлась у меня в закромах такая, знаете, типа спецовки для аэрофлотских техников, зимой самолёты осматривать).

— О! Хомяк! Поди сюда!

Вова, доверив мне великую миссию по определению новеньких на постой, сбежал. Ладно-ладно, пошёл с мужиками разгружаться! А я осталась распоряжаться. Ой, фу, блин…

— Слушаю, хозяйка!

— Хома, смотри: это — новые рабы. Запаши́ну чуешь?

— Да как не чуять… Как из канализации вылезли.

— Во-о-от. Надо их привести в порядочный вид. Открой в свинарнике, в первом блоке вторую секцию…

— Это пустая которая стоит?

— Да.

— Вёдра возьми, которые для коров, да корыто большое, в котором на дворе поили. Бочка там с лета пустая стоит — пусть с реки натаскают воды себе. Я Валю попрошу подогреть — и пусть моются. И стираются, как следует! Доска-стиралка есть у вас?

— Ага.

— Вот. Дашь им. И мыла хозяйственного, вот это прямо без ограничений. Бошки раза на три-четыре, салом заросли. Да на вшей проверь, При любом подозрении — обрить наголо, не надо нам тут такого счастья. Волосья сжечь.

— Понял.

— Да объясни правила!

— Хорошо, хозяйка.

— Кто будет вонять — кормить не буду! Выгоню нахер в лес, пусть подыхают.

— Объясним, не беспокойтесь.

На самом деле, никого я, конечно, не выгоню. Но с этими «любителями цивилизации» только так.

— Выдашь им по про́стыни, пока одежду не высушат — пусть обмотаются и так и сидят.

Я посмотрела на нахохлившихся бабёнок:

— Идите за Хомяком. Он за старшего, слушайтесь.

ВНЕЗАПНО

Новая Земля, остров-острог, 02.07 (ноября теперь нет, так что сразу декабря).0001

Сегодня, перед самым сном, муж сделал мне шикарный комплимент. В том духе, что ему нравится, что я снова начала набирать вес. Посмеялся ещё, что все, типа, пока две недели взаперти сидели — отъелись, надо бы тренировки усилить.

Поясняю. После всех возрастных откатов и всяких происходящих с нами всеми изменений, я лично вернулась в возраст (по ощущениям) лет двадцати двух — двадцати пяти. Снова пятьдесят четыре килограмма (то есть минус двадцать) и размер груди вместо пять плюс — три с половиной. И вот он мне говорит: как здорово, типа, что ты начала полнеть. Опять станешь булочкой.

Сказал и уснул. А я лежала, таращилась в потолок и пыталась сообразить… В этой круговерти я вовсе забыла следить за такой, пардон, штукой, как обычные женские циклы. И когда же красные дни календаря посещали меня в последний раз? Давно, блин… Летом, вроде…

О, боги…

Несколько дней я ходила и прислушивалась к собственным ощущениям. Неужели беременность? По идее, я же могла зайти в тонкий план и проверить… Очково мне что-то было. Настраивалась неделю.

Увидеть себя получилось не сразу. Из-за душевного раздрая, видимо. Так, успокоилась!

В трансе можно увидеть себя со стороны. Внизу живота появилась новая светящаяся сеточка. Маленький, поджавший ручки и ножки человечек.

Мама дорогая… я боюсь.

Неделю я думала: как сказать? Как бы так грамотно подготовить мужа, чтоб он внезапно не распереживался. Не придумала ничего оригинального, и когда легли спать, брякнула:

— Вов, я беременна. И даже не дыши так. Мне теперь не сорок пять, а всего-то двадцать с чем там… Небось не помру.

Можно дальше не буду рассказывать? Лучше б не говорила, чес слово! Это не делай, сюда не дыши, береги себя и чё там ещё? Инструкция длиной с мою руку получилась. Ладно, буду отбиваться потихоньку.

ДЕКАБРЬ

Наш остров и окрестности, декабрь (седьмой месяц) первого года

Декабрь был именно таким, как я увидела его в том виде́нии, в первую встречу с Лелей: с мягким морозцем и белым-белым снегом, навалившим по колено и продолжающим потихоньку подсыпа́ть.

Чёрненькая Кира, первый раз в жизни увидевшая снег, с визгом каталась с маленькой горки, устроенной отцом для них с Мирошкой. Рейнджеры наши не остались в сторонке и раскатали такую горку, что на ней нет-нет да и собирались все. Они ещё, хитрые, место выбрали между двумя холмиками. С одного едешь — так разгоняешься, что до половины на второй залетаешь; назад долго бегать и в гору колупаться не надо, чутка поднялся — и по другой дорожке снова летишь в обратную сторону! Красота!

Андле чего-то там навычисляла и дала отмашку на проведение «свинских свадеб». В свинарнике (да и вообще, во всех стайках с разнообразной полезной скотиной) висели какие-то расчерченные графики, бумажки с указаниями, предполагаемые даты появления приплодов и всякое такое.

В декабре продолжилась стройка. Мужики, пользуясь хорошей погодой, ставили ещё три жилых восьмикомнатных дома. Во-первых, к весне мы ждали ещё народ — как минимум с четырьмя семьями уже была железная договорённость. Люди собирались конкретно к нам, приходили не по разу советоваться и обсуждать всякие вопросы. Во-вторых, две гостевых комнаты на всю толпу — явно маловато. А в-третьих, мне тут по секрету сказали, у нас вскоре могут образоваться новые ячейки общества. Ну и здорово! Посоветовались с Вовой, решили, что надо ещё пару-тройку домов заложить, чтобы тысызыть быть морально готовыми ко всему. Тем более что зима — лучшее время для заготовки леса.

На противоположной стороне лагеря строились рабы. По типу первого рабского домика были построены ещё два, чуть подлиннее, с маленькими индивидуальными выгородками — для бывших дамочек-клошар (ибо нефиг вечно свинюшек подсиживать).

Папа Коле, оказалось, по молодости лет был заядлым фотографом и даже вроде как фотокорреспондентом какого-то журнала. Пришлось ему, правда, взять в помощники Василису, потому как для каких-то там моментов (ну не стала я вникать, честно) нужен был свет определённой интенсивности и цвета. Электричества нет — есть маг огня (ну, по совместительству и света), сотрудничайте! Первые фотки получились странные, но мы не теряли энтузиазма.

За неделю снег стал совсем красивый, мы привезли кучу широких охотничьих лыж и поставили на лыжи всю общину. Мужики (да и не только мужики) носились по всем окрестностям, присматривая что-нибудь интересное и полезное. Потом мелкий залив замёрз окончательно, превратившись в ровное стекло — родилась светлая идея заказать ещё и коньки. Короче, физкультура и здоровый образ жизни.

С приходом холодов авральный ритм несколько успокоился, жизнь начала приобретать более размеренный характер — и снова встал вопрос: что делать с учёбой? Понятное дело, что она нужна, но вот в каком формате? Детей в посёлке было немного. Но зато довольно много было подростков и молодёжи. Поэтому мы приняли стратегическое решение вместо привычной школы за партами сделать упор на школу выживания. Полдня они работали на доступных работах, попутно обучаясь всякому домашнему делу: и готовке, и уходу за скотиной, и огородным премудростям, и обращению с инструментами, и желательно хоть какому-то ремеслу…

А в остальные полдня было понапихано всего и по максимуму. Физуха, рукопашка, стрельба, фехтование, верховая езда, ориентирование, обустройство жилищ и временных укрытий, охота (в первую очередь всякие силки, ловушки и тому подобное), рыбалка (морды, сети, удочки), разведение костров в разнообразных условиях и прочие аспекты выживания в лесу.

Мы, на самом деле, старались подстраховаться на случай глобальной вселенской жопы. Случись что с нами — чтобы те дети, которые чудом останутся в живых, имели шанс на будущее.

Маленьких, конечно, учили попутно читать и считать.

Ну и, безусловно, всякое красивое — пение, танцы, музыкальные инструменты — это уж для всех. Даром, что ли, у Василь Василича в комнате подаренный самим Браги* «Фазиолли» стоял? Не для красоты подарено — пущай играют. Музыкантов у нас было несколько, даже оркестрик свой организовался− так что это стало довольно-таки модным.

*Бог искусств и прочего красивого, вы разве не запомнили?

А Эльвира и Лэри завели художественный кружок по воскресеньям для всех желающих, так что все стены в комнатах и коридорах вскоре были увешаны шедеврами.

Да вообще, развлекались кто во что горазд. Кружки, самопроизвольно возникшие в две недели бурь, продолжали своё существование. Может быть, не такое активное, но тем не менее. По дереву резали. Лепили. Спектакли ставили. Хором пели. И ещё много всякого. Потому как не может человек только беспрерывно пахать — красота ему тоже нужна.

Вот эта красота вскоре и преподнесла первые удивительные плоды.

КОЕ-ЧТО

Новая Земля, остров-острог, 07.07 (декабря).0001

Дело было вечером, перед самым ужином, и почти весь народ собрался уже в столовой. Элин, а с ней несколько девчонок из новых маленьких эльфиек подошли к барону с торжественными и загадочными физиономиями.

— Господин барон, и все присутствующие, — так-так, подумала я, интригующее начало. — Мы хотим вам кое-что показать!

Девчонки водрузили на стол стальной поднос, свечу в подсвечнике, зажгли. Вокруг нас уже собралась любопытная толпа. Надо сказать, что свечей в столовой почти не было — всем светили Василисины огненные бабочки.

— Гадать, что ль, будем? — весело предположил кто-то.

— Лучше! — одна из девчонок показала всем два сложенных вчетверо листа бумаги. — Смотрите!

Первый листок загорелся весело, был брошен на поднос и сгорел, превратившись в пепел, хранивший отчасти форму бумаги. Барон хмыкнул, пошевелил останки вилкой, окончательно размешав тонкие уголёчки в серую пыль.

— Так?

— Это контрольный! А теперь — вот!

Второй листок загораться хотел не очень, тлел, дымился. В конце концов, усердно запихиваемый в пламя свечи, он занялся вялым огоньком и был так же помещён на поднос. Горел он долго, вызвав множество комментариев, пока не погас. В кучке пепла осталась лежать серединка сложенного листа. Элин торжественно извлекла её и развернула:

— Вот! Смотрите, даже вокруг почти на два сантиметра бумага осталась!

Действительно, обугленные края переходили в слегка пожелтевшую бумагу, в середине которой красовалась какая-то закорючка.

Вова сразу сделался предельно серьёзным:

— Так, и что это?

— Ну… Мы думаем, что это — руна защиты от огня. Первый вариант немножко другой был. Сгорало всё, только сам узор оставался с тонким краешком. А тут видите уже какое пятнышко!

Столовая забурлила! Отсроченная, долговременная магия! Магия, которую можно взять с собой, про запас, можно подстраховаться, можно поместить на разные предметы и обеспечить их защиту! Листок пошёл по рукам — каждому хотелось своими глазами рассмотреть удачный эксперимент.

Барон встал и торжественно пожал покрасневшим девчонкам руки:

— Объявляю вам благодарность! Главное — не останавливаться. Девочки, продолжаем работать! Это же повышенная безопасность наших домов — вы понимаете? И не только над этим! Ну, о подробностях позже с вами поговорим. Помещение вам выделим под мастерскую, что нужно будет — говорите. Очень важное дело вы начали!

Речь получилась спонтанная и потому немного сумбурная. Но довольны были все. Рунные маги! Это ж класс!

МАГИЧЕСКИЙ ПРОРЫВ

Это событие стало последним камешком, стронувшим хлынувшую на нас лавину даров. Люди словно уверились разом, что они смогут.

Среди жителей (особенно пришедших в первое лето, каких было большинство) начали дружно проклёвываться магические умения, да ещё и не по одному. У многих изрядно подросла физуха (выносливость, ловкость или, скажем, сила — не так мощно, как у барона, но, тем не менее, заметно выше обычных возможностей) или, например, умение ходить по лесу (скрытность, быстрота передвижения и всякое такое). Многие прибавили в боевых умениях — ещё бы, столько и с таким усердием впираться…

Ещё больше появилось свойств совершенно неожиданно-бытового характера. Не у всех это получалось ярко и вдруг. У многих дар как бы вырастал потихоньку, формируясь из не очень, так скажем, впечатляющих видов деятельности. Вот например — стирка. Казалось бы, чего уж тут такого? И вдруг внезапно кто-то замечает, что если одежда постирана конкретным человеком, то она (одежда) как-то вроде бы меньше пачкается или (например) не задерживает на себе неприятные запахи. Вот вроде бы чуть-чуть. Но! Если человек продолжает стараться в этом направлении, то постепенно он получает навык делания почти не марающейся одежды. Условно говоря, если объединившиеся в этом усилии маги постирают вам одежду, она будет чистой в два, три, четыре раза дольше. Или в двадцать.

И вообще, кто сказал, что это предел?

ВМЕСТО НОВОГО ГОДА

Новая Земля, остров-острог, 40.07 (декабря).0001

Перелом зимы (или Среднезимье) отпраздновали весело.

С щедро убранной ёлкой и подарками (потому как новый год у нас первого мая, а ёлка должна быть зимой).

С ряжеными дедом Морозом и Снегурочкой.

Со взятием крепости (прям по-настоящему, со стратегией и тактикой, все дела), лыжными и конькобежными соревнованиями, перетягиванием каната и битвой подушками на бревне, с катанием с гор и валянием в сугробах, с танцами под гармошку и вечерними песнями в столовой.

Со скатыванием огненного колеса с холма (аж с места нашего будущего замка).

С развесёлым застольем.

И с фейерверками, конечно же!

НАС ЖДУТ ВЕЛИКИЕ ДЕЛА!

Новая Земля, наш остров и окрестности, январь (восьмой месяц) первого года

Бытовая магия посыпалась на нас, как подарки из дед-морозовского мешка. Вот тогда и пришло первое осознание того, что магический дар — не обязательно плод сверхусилия, он может проявиться в том деле, в котором ты проявляешь постоянное усердие. Это уже был повод задуматься и тщательнее отнестись к распределению обязанностей. Подумайте сами: хорошо ли быть ценным специалистом в деле, которое тебе категорически не нравится? Вот и я о том же.

А для того, что уже проклюнулось, старались ставить разные задачи, чтобы дар не остался… плоским что ли?

Взять, например, ту же стирку и способность сообщать вещам повышенную сопротивляемость к загрязнениям. Следующая поставленная мной для «бытовиков» цель была: добиться того, чтобы свойство прилипало к единожды обработанному предмету — даже если дальше стирать и чистить будет кто-то другой. Или даже к ткани. К коже? А давайте поэкспериментируем с разными материалами⁈

Ход рассуждений, я думаю, понятен. Мыслить вширь и вглубь, тысызыть. Многомерно.

Вот ещё пример: если добавить в узор руну сопротивления огню, костюм станет жаропрочным. А теперь подумайте: как сделать так, чтобы эта защита распространилась и на человека внутри этого костюма?

Из таких мелочей складывалась целая чудесная копилка. Мастера и мастерицы начали объединяться в мастерские. Ботаники, кузнецы, деревообработчики, художники, кулинары, механики и прочие-прочие. Иногда интересы пересекались и получалось что-нибудь необычное и непредсказуемое, но очень полезное. У многих появилось второе или даже третье умение. Часто — вспомогательное. Например, у всех работающих с мелочью, появился навык светить себе в работе (и, естественно, не только). В домах стало сильно светлее и веселее.

Такие дела.

НУ ТЫ ГЛЯНЬ!

Новая Земля, Остров-острог, 03.08 (января).0001

Сегодня (точнее в ночь с сегодня на завтра) нам снова предстояла поездка к порталу. Мы немного протележились с закупочными списками и к вечерней тысызыть трапезе выдвинулись с опозданием минут на двадцать.

Сне́га навалило почти по пояс, дома́ соединялись глубокими протоптанными тропинками. Люди ушли на ужин, забрав с собой свет, и длинные тёмные силуэты общежитий напоминали динозавров, улёгшихся в рядок отдохнуть в пухлых сугробах. Вова, шагавший впереди, вдруг резко затормозил и свернул не к столовой, а на тропинку к дому семейных пар. Побежал, фактически. В окне у Федосеевых метались жёлтые отблески. Неужели пожар? Я помчалась следом, соображая — не стоит ли позвать людей на помощь?

В коридоре горелым не пахло — уже хорошо!

Вовка дёрнул Федосеевскую дверь… и возгласил:

— Нет, ну ты глянь! Мы за них переживаем, а они тут картинки крутят!

Натурально, хорошо, что я паниковать не стала. Все трое — Коле и родители — были в сборе. А мелькало в окне именно что солнце. Только маленькое.

Общий (генеральный) план острова был уже готов и красиво нарисован, и вот эти трое гавриков, пользуясь мастерством иллюзии, решили глянуть — как оно будет смотреться в натуре, в разные сезоны и суточные отрезки.

Вова решительно сел на свободный стул:

— Ну что, давайте и мы посмотрим.

Остров был, конечно, наш. А вот замок на холме… Неужели мы когда-нибудь сподобимся такое построить? На фоне рассветов и закатов смотрелось особенно романтично. Но Владимир Олегович видел какие-то свои нюансы:

— В детинце северную часть, то, что мы с вами обсуждали, я смотрю, исправили? — и тут пошли такие фортификационные навороты, что у меня предохранитель в мозгу сработал. Какие-то особенные башни или что…

Дверь распахнулась, хлобыстнув об стену.

— Тьфу блин! — Серегер затормозил на всех парах. — Я думал, тут пожар, а вы картинки смотрите!

Да уж, мысли у всех в одну сторону.

— Валя послала? — полюбопытствовала я.

— Ага. Я сперва к вам хотел сгонять, а тут смотрю — в окнах мелькает. То ли свет, то ли огонь.

— Ясно море. Тушить прибёг — молодец! Ну что, ребятушки — пошли в столовку, пока к нам пожарную команду не заслали?

Вова хлопнул ладонями по коленям, поднимаясь:

— Пошли. Но завтра к теме строительства вернёмся!

07. БЕЛЫЕ МЕСЯЦЫ

И ПЛАНОВ ГРОМАДЬЁ…

Новая Земля, остров-острог, 04.08 (января).0001

И мы, конечно же, вернулись. Это было прямо-таки расширенное заседание, на котором (честно вам скажу) я сидела фактически для красоты. Ну гуманитарий я, не технарь, и всю эту хитромудрию могу постичь только в очень общих чертах. Зато присутствовали плотники, кузнецы и весь потихоньку формирующийся костяк отцов-командиров. К слову, почти все эти ребята уже стали тяжами (то есть приобрели физическую силу, которая позволяла использовать их в качестве почти что строительной техники).

Картинка предполагаемого будущего была, конечно, огнище. Я это уже вчера говорила. Но вот с ресурсами пока… И самое-то главное — с человеческими ресурсами было сложновато.

Никита задумчиво почесал бороду:

— Э-э-эх-х, народу бы побольше… — его густой бас повис в воздухе большим вопросом.

— Будет народ, — откликнулся перебирающий чертежи Марк, — но не сразу. Есть предварительные договорённости, но люди решают вопросы на Старой Земле, и тут время, сами понимаете, не в нашу пользу.

Илья, разглядывающий мерцающий макет острова, согласно покивал:

— Понятное дело, со временем подтянутся. Вопрос в другом: ждать мы их будем, или как? Малым фронтом начнём?

— Долго ждать — все жданки съедим, — обстоятельно высказался Степан, — Тут, как говорится, сиди-не сиди, а начинать надо.

Короче, не буду вас мучить — собрание постановило-таки «начать». Из всего глобального проекта выбрали пока малую часть, зачин, на фоне всего остального казавшийся не таким уж и огромным, но по сути изрядно меня лично впечатляющим.

Первым пунктом капитального каменно-бетонного строительства выбрали мост, долженствовавший связать остров с западным матёрым берегом (через узкий рукав).

Вставлю для понимания карту. Для таких же внимательных, как я: шаг крупной клетки = 1 км, мелкой = 100 м. Маленькая чёрточка между нашим большим жилым островом и Черёмуховым островком — и есть первый сегмент будущего моста на запад. То есть, предполагалось, что мост обопрётся о Черёмуховый островок, по самому островку пройдёт обычная дорога, а дальше — второй кусок моста, до большого берега. И всё равно работа мне казалась настолько серьёзной, что было страшно.

Во-первых, предстоящая обработка камня — штука для большинства из нас была совершенно, просто абсолютно новая. Во-вторых, глубина Левого рукава была конечно не так чтобы очень большая — и тем не менее, два-три метра — это вам не по броду сваи колотить.

Но ни разработка каменного карьера, ни перспектива мостырить какие-то огромные деревянные сооружения не охладила пыл наших энтузиастов. Может, это сплошь пробивающиеся магические способности на них так опьяняюще действовали?

Каменоломня развернула малые (стартовые, так скажем) площади и начала поставлять первый камень несмотря на постепенно крепчающий мороз.

Плотники тоже (устали от однообразных домов, что ли?) с воодушевлением начали подготавливать какие-то дивные приспособы для быков нового моста. Федосеевы называли между собой эти штуки то шатрами, то колоколами — такие специальные конструкции, позволяющие какое-то время удерживать воздух вроде как в пузыре (это я вам в общих чертах рассказываю, как сама поняла), чтобы закрепиться в дно и успеть обустроить каменно-бетонные опоры. Дальше должны были идти дичайших размеров тоже деревянные арочные конструкции-подпорки, на которые уже будут выкладываться собственно каменно-бетонные арки, и сверху сложный многослойный пирог верхней части моста.

Очень это всё было мудрёно. Я один раз по дурости задала уточняющий вопрос и потом полчаса архитекторов слушала. В процессе я пришла к твёрдому убеждению, что голова у меня периодически и так как самовар, и столько подробной информации я никак не вмещу. Стояла с умным видом, кивала и временами вставляла одобрительные реплики, типа: «здо́рово!», «молодцы!» и «надо же!» — и после этого решила их больше ни о чём не спрашивать.

Вот картинки — другое дело!*

*И нечего надо мной ржать!

Идея замка и крепости была временно отложена, но не отринута! Эля с Сергеемприпёрли в библиотеку целую гору книг, распечаток, карт и схем с замками и крепостями, чтобы все желающие могли в силу сил-возможностей приобщиться к изучению фортификационных хитростей. Перебрав всю эту кучу, мы (простые смертные, ранее не увлекавшиеся оборонительными сооружениями) начали даже мало-мальски шарить в этом вопросе.

МЕХАНИКУСЫ

Пока трое наших архитекторов развернули широкомасштабную деятельность, к нам пришло ещё несколько человек. По большей части это были знакомые — наши или наших первопоселенцев. Было их, на самом деле, немного, человек пятнадцать (в основном — мужики), зато народ был всё толковый и рукастый. Большая часть сразу включилась в строительные проекты, но вот четверо…

Четверо оказались не просто толковыми товарищами, но ещё и изобретательными.

Где и когда можно с уверенностью поймать барона? Скорее всего, ночью в своём фургончике, потому что спать он всё-таки приходит. Но тут косяк — в фургончик кельда может не впустить…

Ещё есть шанс в столовой. За тем, чтобы мужская часть не увлекалась и есть-таки приходила вовремя, женщины бдят. А то были тут случаи…

Я примчалась на обед с опозданием. И что я вижу? За нашим столом сидят четверо недавно прибывших Левшей, супец у всех стынет, а мой барон разглядывает очередные супер-пупер-важные бумажки!

— Та-а-ак, чего сидим, ну-ка быстро все взяли ложки! — я плюхнулась на лавку рядом с мужем и с любопытством заглянула ему в руки. — Это что?

— Шикарнейшая штука, Олька! — он протянул мне листки.

Так-так… Колесо, понятное дело. Так это… водяное колесо! Не совсем уж я пропащая в этом отношении, уж прочитать-то что написано могу.

— Так эт чё — мельница будет⁈ — обрадовалась я.

Четверо разработчиков оживились и осчастливили меня целой кучей перспективных полезностей: не только, собственно, мельницы! От колёсного водяного привода можно запустить механические зернодробилки (это я запомнила, потому что название знакомое) и ещё кучу всяких приспособлений, о назначении которых я слушала с таким же умным видом, как про мостостроение. Это пока в перечне не мелькнуло «стиральные машины». Так-так⁈

— Серьёзно? Стиральные машины? Настоящие? Не дуся-агрегат?

Изобретатели переглянулись:

— Ну… Принципиально особых сложностей нет. Взять за основу полуавтоматическую конструкцию, добиться чёткой регулировки…

— Ребята, это ж классно! — я как телеграфистка застучала пальцем по бумажкам: — Вова, это обязательно нужно включить в перечень важных целей!

Да, это барон у нас занимается глобальным, а я, как и положено женщине — благоустройством дома. В масштабе, конечно. Ну реально, объём вещей, которые мы возим в прачку, всё больше и больше. А руками не настираешься.

— Надо — значит включим, — покладисто согласился Вова.

Второй пункт, которым спустя пару недель до обалдения осчастливила меня учреждённая механическая мастерская, стал проект водоснабжения посёлка с помощью каких-то мудрёных насосов (как говорится: ничё не понял, но о-о-очень интересно…) — короче, в совсем общих чертах: основано на разнице давления, скорости течения реки плюс что-то там ещё. Правда, пока объясняли — я вроде бы понимала. А рассказать — хоть убейте, не смогу. Главное: вода будет! Аллилуйя!

Я пришла в экзальтацию и нарекла их механикусами. С нетерпением жду плодов, ага.

ЕЩЁ ГЛОБАЛЬНОЕ

Ещё одна мысль была, которая меня терзала — и вот о чём. Население неизбежно растёт. И будет расти. И будет потреблять всякое и вести активную хозяйственную деятельность, и производить… Ну-ка, ну-ка, что люди быстрее всего производят?

Да отходы же!

И что? Организовывать вонючие болота-отстойники? Лить в реки? Зашибись, идея!

И поскольку я в этом ничего не понимаю, но вижу вектор, мною была выдвинута цель: спроектировать, опробовать и внедрить в жизнь канализацию, в которой бы супер-полезные (и даже, возможно, магически модифицированные) микроорганизмы с максимальной пользой перерабатывали всякую бяку — настолько, чтобы на выходе получалась водичка, которой можно было бы безопасно поливать, например, теплицы. Отводить на поля. А в идеале — поить скотину. А ещё лучше, чтобы это было полезно.

Гениально, да? Осталась малость — воплотить в жизнь.

Для реализации этого глобального проекта во временное КБ были объединены механики, ботаники и Андле как спец по живому. Такая вроде как био-алхимическая лаборатория. Я им выдала ТЗ и несколько пачек разных бактерий, использующихся на Старой Земле для сходных целей. Видели бы вы их лица…

ПРО ИНЕРЦИЮ МЫШЛЕНИЯ

Новая Земля, остров-острог, 23.08 (января).0001

Пятнадцать человек пополнения — это, конечно, классно! Но блин, как же это мало в масштабе вселенной… Да даже в масштабе небольшой деревушки цифры так себе.

Замечательный парень Лёня Стольников исправно вёл наш блог и даже видеоканал в «интырнетах», о наших героических и трудовых подвигах знало много народу, и те, кому было не западло, что над ними будет защищающий их барон, начали подавать заявки, чтобы влиться в нашу общину, под защиту живого острога и намечающегося замка.

На размах переселения народов поток пока что никак не тянул — в марте ожидалось всего-то пять семейств. Владимир Олегович даже расстраивался, и однажды, сидя вечером за чашкой чая (в свете покачивающих крыльями светящихся бабочек), я сказала:

— Вов, ты погоди паниковать. Осознай — это у нас тут уже зима вовсю летит к концу, мы ждём март, готовимся засаживать поля-огороды и всё такое. А там у них ещё только октябрь в разгаре, пара месяцев с момента открытия порталов прошла! Ну реально, некоторые пока до конца не врубились: чё ваще случилось? Кто-то только из отпусков вернулся. Да мало ли что? Каких только обстоятельств у людей не бывает!

Муж задумчиво отхлебнул брусничного чая и согласился:

— Да. Пожалуй, ты права.

— Да я не пожалуй права — я точно права. И то, что к нам эти пять семей готовятся переселиться — это просто чудо! Второй фактор ты не учитываешь. Смотри. Люди читают, что у нас кончается зима. Вау! Скоро весна! Красивая картинка — и всё такое.

— Ну.

— А за окном у них что?

Он посмотрел на меня очень внимательно, перехватывая мысль.

— Да, ты права. За окном у них осень.

— Вот! Слякоть, промозглость и надвигающееся похолодание. Это психологический блок, через который очень трудно перешагнуть! Люди будут ждать своей весны, чтобы перебраться сюда. Я вообще не уверена, что все сопоставят свою весну с нашей весной. Чтоб из тепла в тепло, понимаешь?

— М-гм. Да.

Я взяла листок и начала считать.

— Смотри, сопоставим календари. Получается: у нас первая весна* — на Старой Земле октябрь.

*Напоминаю! Весна — последнее время

нашего большого десятимесячного года,

девятый и десятый месяцы: март и апрель.

А май — это первый месяц молодого лета,

новый год у нас — первого мая.

Пролетарии всех стран и всё такое.

— Так.

— Следующая весна, конкретно март новоземского второго года, начнётся в конце января. Не думаю, что много народа побежит, хотя агитацию мы, конечно, постараемся развернуть. Ну, а вдруг выстрелит?

— Согласен.

— А вот март нашего третьего года придётся на начало мая!

— Вот, уже совпадаем!

— Да, предсказываю, что основная масса первых переселенцев придётся именно на этот срок. Причём, заходить они будут всё наше лето, опять же не осознавая, что их просрочка в неделю-две тут выливается в месяцы — и будут идти до самого конца нашего сентября, пока в портале не начнёт виднеться прямо совсем уже золотая осень. Людям же невдомёк, что у нас уже холода́ подступают — у них-то только-только июль начался. Хотя бы тех скандалистов вспомни. С малы́ми детьми зашли — ни тёплых фургонов, ничего — в середине сентября.

— Да ещё и бухие ехали, уроды, — мрачно согласился Вова и подвинул к себе сплошь исчерканный мной листок. — Получается, два года ещё людей мало будет?

— Предполагаю, что да. Нет, может что-то случится чудесное и на нас прольётся дождь… — внезапно захотелось петь: — «Это мужицкий дождь — аллилуйя!»* — муж смотрел на меня грустно и терпеливо, сложив брови домиком. — Ладно, ладно, не начинаю…

*' It` s raining men — hallelujah!'

Очень ржачная песенка Geri Halliwell.

А уж клип!

Действительно, если посмотреть с этой точки зрения — то, что те пять семей, которые узнали о маленьком (но очень гордом))) баронстве, серьёзно собираются (при том, что с открытия порталов для них прошло всего два с небольшим месяца), и собираются именно к нам — это вообще на пятёрку, нет, на десятку!

Ну да, понятно, что в цифрах это совсем мало. Но мы в тельняшках!

НАЙДЁНЫШИ

Новая Земля, остров-острог и другие места, 25.08 (января).0001

Зима катилась к концу, вполне оправдывая староземскую пословицу «Солнце — на лето, зима — на мороз»: термометр стал частенько показывать минус пятнадцать, потом минус восемнадцать, потом аж минус двадцать (а мы-то уже отвыкли и разнежились!) и, наконец, к двадцать пятому января температура упала до минус двадцати двух. По иркутским меркам средний такой морозец, ничего необычного. Но тут (в сравнении с остальными днями) было холодновато.

И именно в этот день, как по заказу, к нашему острову вышел мальчишка. Трагически было бы написать, что он был трясущийся, оборванный и замёрзший, но на самом деле одет парень был вполне прилично и по погоде, а трясся больше от усталости и нервов. Ну и малехо от голода.

Помните тех граждан, которые в начале осени приезжали, пытались скандалить и требовали открыть проезд на остров? Вова ещё самому крикливому щелбан поставил? Пацан был из этой компании. Славка.

Мы дождались, пока он поест, и велели рассказывать. Почти все взрослые собрались послушать.

Вкратце история получилась такая.

Галя, как и договаривались, шла за ними километров пятнадцать. Не по короткой дороге, где Вова меня на плечах таскал и через речки перепрыгивал, а по длинной, через броды — то есть, сильно забирая на юг. Потом они заметили, что тигр вроде отстал, но «дядя Толя» всё равно боялся, и три телеги свернули с дороги там, где лес сменялся луговинками, и ещё довольно долго пробирались по редколесным распадкам — до самого вечера. Уже в темноте доехали до какой-то реки, не мелкой, так что перебраться через неё возможности не было. Там и заночевали.

С утра Славкин отец, дядя Толя и дядя Женя решили отпраздновать «чудесное избавление от тигра». Оставшиеся двое радостно присоединились. Дальше я их имена даже не старалась запоминать — и без того в рассказе было всё прекрасно.

Короче, квасили эти уроды дня три, пока всё спиртное не выжрали. Бабам пришлось самим и лагерь ставить, и шалаши обустраивать, и дрова рубить. Потому как «из мужиков» остался на ногах только вот этот мальчишка, аж одиннадцати лет от роду. Баб было трое (а одна, если вы помните, ещё и с младенчиком), да ещё шестеро ребятишек. Они ещё и успевали ухаживать за «больными» алкашами. Картинка прямо расписная. У нас всех, слушавших, лица сделались как будто каждому по куску лимона без сахара раздали.

Ну не козлы?

Бабы же начали копать яму под землянку. Почему они сразу домишко хоть плохонький не поставили? Непонятно.

Ладно, сообразили они, что подступает осень — как-то надо зимовать. Мужики сказали, что продуктов мало, надо что-то решать. Нашли кедрач, колотили шишку да шелушили орех. Первый раз наколотили кулей десять и засобирались к порталу — продать. Вышло неплохо. Привезли всякой еды, гостинцев, тушёнки. И водки ящик. И снова два дня отмечали «удачный бизнес».

Потом снова шишковали.

В шалашах стало совсем холодно спать, и двое поехали торговать шишкой, а трое остались доделывать-таки землянку. Из уехавших вернулся один (тот самый Женя, блин). Пешком и с выпученными глазами. Рассказал страшную историю, про то, как по дороге назад на них напали какие-то в чёрном. И второго стукнули по башке да увели, а он спасся только потому, что отходил до ветру, и его не заметили. Трое оставшихся взбеленились, мол: это вы перепились до чертей, да спьяну всё потеряли: и друг друга, и телегу, и продукты. И водку!!! И пошли искать. Телегу посреди дороги нашли, и даже со всем скарбом, а вот приятеля своего — нет. Хотя и искали, и орали… ни следов, ни останков. Водка, однако же, в телеге лежала нетронутая — на три дня поминок хватило…

С третьей партией шишек дядя Женя ехать наотрез отказался. Трое остальных мужиков его обсмеяли и поехали вместе. Отец и ещё двое других. И не вернулись. Ни назавтра, ни через день. Тетя Лена (жена того психованного Анатолия) взяла топор и пошла по дороге, куда мужики уехали. А мальчишка этот, Славка, пошёл за ней. Они дошли почти до полпути. Точнее — она дошла, а пацан крался в отдалении. А потом она закричала, страшно так. А дальше стало тихо.

— Не пошёл я за ней, — признался Славка, — сильно страшно стало. Забрался на дерево, а там такое дупло оказалось, ну просто здоровенное. Вот даже вы бы залезть могли, — он показал на широкоформатного Никиту, — Я туда и залез. Долго сидел, шевелиться даже боялся. Уже темнеть стало, я хотел уже слезать, а потом смотрю: прямо под деревом стоит… такой… не понятно — мужчина или женщина. В чёрном весь. И как будто караулит. Я и затаился. Он ещё долго стоял. Потом исчез. Незаметно так — раз — и нету. Но я не слез. Вдруг он за дерево зашёл? Ночь там просидел. А утром птицы запели — а то всё тихо было. Я тогда слез, побежал к землянке. Мать хотел предупредить. И ещё там малыши остались. Дядя Женя мне сразу поверил, аж затрясся весь. Мать плакала, но он ей сказал: собирайся, иначе все тут пропадём, и мальцы с нами.

— Собрались?

— Ага…

Собрались они молниеносно, тут, видать, этот мужичок, Женька, постарался да и пацан тоже. Кроме них из взрослых остались ещё Славкина мать да ещё одна тётка — «тёть Тая», жена того мужика, который первым пропал. Или вдова? В две телеги скидали всё, что смогли — и побежали в обратную сторону от реки, на которой стояли. Ориентировался пацан в сторонах света плохо, из путанных объяснений я поняла, что в основном направление было на восток; ехали по редколесью, туда, где могли пройти телеги, чтоб не подрубать деревья. Видели гору с белой верхушкой. Тут я засомневалась — ну не может быть у нас в такой близи горы́ с ледяной шапкой. Но Вова сказал: скорее всего, мрамор. Ладно… В конце концов добрались они до другой реки, тоже глубокой. Пришлось остановиться. Снова рыли землянку. Земля была уже холодная, но до бурь успели. Вот когда её снегом завалило сверху — совсем хорошо стало, теплее. Только для лошадей сена запасти не успели. Они кое-как пробавлялись, подъедали подсохшую траву по берегам реки, но похудели сильно. Людской еды было тоже немного, но они экономили и дотянули почти до середины зимы. Ловили рыбу. С охотой получалось плохо.

— У дядь Жени было ружьё, только оно не стреляло. Испортилось, наверное. А я рыбачить люблю — каждое утро на речку. Плохо только, что покончалось всё, вторую неделю одна рыба варёная, да без соли. Малец всё время плачет. То ему мать манку варила, а теперь приходится рыбным отваром кормить. Стешка на мороз выскочила и застудилась, кашляет сильно плохо и плачет, когда по-маленькому надо. Тёть Тая вторую неделю уж молчит, лежит лицом к стене, даже с ребятишками не разговаривает…

Но самым плохим оказалось то, что незадачливый Женька пошёл за дровами и в буреломе повредил ногу. То ли сломал, то ли сильно вывихнул — полз в землянку как мог, тоже простыл и теперь лежит в беспамятстве. Это ему ещё повезло, что Славка под вечер пошёл его искать (нашёл!) и волоком допёр до землянки — иначе тот так бы и примёрз в лесу. Мать всю ночь проревела, мол — все помрём тут. Наутро Славка собрался и пошёл искать людей. Не абы каких — а конкретно нас. Рассудил, что посёлок наш стоял на большой реке, таких они не переплывали — значит, надо по берегу идти — и дойдёшь.

И ведь дошёл!

Да… уж.

Это вот карта, для наглядности. Шаг сетки 10 км.

Я поймала себя на том, что остаток рассказа слушала, тесно сплетя на груди руки и так же — крестиком ноги. Уж больно мне не нравилось то что я услышала. Дебил этот психованный: и сам пропал, и друзей подставил. Ещё какие-то чёрные… Назгулы, бляха муха. Женька этот… жив ли — помер? Нда…

— Ну, что, ребятушки, что думаете?

— А что тут думать. Надо человека спросить, — барон серьёзно посмотрел на пацана: — Итак, Вячеслав, с какой целью ты пришёл в наш посёлок? Ты хотел попросить еды, медикаментов, ещё чего-то? Или ты пришёл проситься к нам, на житьё? Ты за себя говоришь — или за всех?

Славка открыл рот… и задумался.

— За себя скажу, — наконец решился он. — Я бы хотел к вам. Если можно. Я ещё тогда хотел, да батя пьяный спал, а дядь Толя выступать начал. Остальные мне ничего не поручали, но я хочу попросить: помогите им. Пожалуйста…

Барон вздохнул и потёр подбородок:

— Добровольцы есть?

Добровольцев оказалось до фига. Мужики встали на лыжи и побежали по заснеженной реке. На отощавших лошадей мы не понадеялись, и с отрядом послали четырёх лоснящихся, упитанных жеребчиков.

Найдёнышей привезли уже к ночи. Барон встретил их сурово. Касательно приёма в общину и клятв высказался так: Славку согласился взять на общих основаниях, а вот остальных взрослых — только на более жёстких. Чтобы минимум пятьдесят лет не могли уйти с выделенного надела без разрешения. А там он ещё посмотрит — как себя покажут; давать им полную свободу, таким бестолковым, или нет.

Странным образом ко всем привезённым так и прилипло это обозначение — найдёныши. И стали они все Найдёновы, вроде как и породнились.

Что всех (включая лошадёнок) полечили, объяснять, я думаю, особо не надо.

Расселили без особых премудростей. Поскольку было выстроено уже три резервных дома, и один из них всё время подтапливался, с комнатами для встреч стало проще, так что баб с шестерыми ребятишками разместили в одной из бывших гостиных женского общежития.

Младенца (которому, как и Мишке с Аришкой не было ещё года) взяла к себе Марина. Она меня этим уже прямо пугала. Жалость на грани самоотверженности. Я каждый день её смотрела, конечно. Шутка ли — троих детей грудью кормить! Это, я вам скажу, работа на износ. Да там ещё двое малышей чуть постарше, тоже сколько сил-нервов.

Славку с «дядей Женей», который ему оказался реально дядей — братом матери, определили в мужскую общагу; там было поплотнее, но не критично.

Такие дела.

08. ПЕРВАЯ ВЕСНА НОВОГО МИРА

НАДЕЖДЫ, ПЛАНЫ И ЧЁРНЫЕ РАМКИ…

01–15.09 (марта).0001. Началась первая весна на Новой Земле // А на Старой Земле всего лишь два с половиной месяца от открытия порталов прошло, октябрь едва перевалил за середину…

Весна была дружная. Не знаю, всегда ли так будет, но в этом году весь снег стаял за неделю. Зеленела трава, набуха́ли почки и почему-то было ужасно весело.

Лёха, как грач, бегал по вчерне распаханным с осени полям, мял землю в руках, чего-то проверял и даже нюхал — не терпелось ему развести агрономскую свою деятельность.

Весной пошло пополнение, те самые пять семей, первые итоги нашей активной так сказать презентации себя, наши первые ласточки. Причём были они с бабками и дедами, какими-то тётками, двоюродными братьями и детьми. То есть пять семей вылилось в сорок семь человек. А это значит что? Прирост по населению почти на пятьдесят процентов! Вот и ещё один большой дом получился заселён почти целиком.

Больше людей — это здорово. Но тем больший груз ответственности ощущали лично мы с Вовой.

Весь наш посёлок умещался пока внутри острога. И первоначально планировалось, что так и будет, пока мы его не перерастём. Вот, дескать, прибавится нас так много, что внутри живых острожных стен станет тесно — вот тогда мы и развернём масштабное строительство, сгоро́дим себе за́мок, спрячемся за крепостную стену… И варианты крепостиц, всю осень и зиму предлагаемые нам архитекторами Федосеевыми, мы рассматривали скорее с академическим интересом.

Если бы мы жили как отшельники — в своём скиту и ни о ком другом не слыхали — то, быть может, и строились бы по изначальному плану: размеренно, в раскачку. Но помимо прививки из тех уродов, с которыми нам пришлось столкнуться в первый год лично, были ещё и новости, которые собирал для нас Лёня. Эти листки, каждый из которых в отдельности был не очень пугающим, подшитые в постоянно пополняемую папочку, представляли собой не самую лучезарную картину.

Сегодня мы грузили зерно. Не сказать, что его было сильно много — не так уж много целины нам удалось превратить в годные поля. Но тем не менее. Лёха с Филей кидали кули из кузова грузовика (как обычно сдавшего задом на нашу сторону) в нашу телегу, Вова составил на освободившееся место бочонки с рыбой и пошёл переговорить с Лёней, я заскочила за письмами. Вышла — а они уже хором ругаются!

— Чё орём?

— Чего людям мирно не живётся? — с досадой прокомментировал кум.

— Смотри! — Вова подал мне очередной листок с новостями. Нет, даже два!

— Много новостей, да… — успела пробормотать я, пока взгляд не упёрся в обведённое чёрной рамкой:

«02.09 (марта).0001 НЗ и следом 03.09(марта).0001 НЗ в непосредственной близости от Омского портала было обнаружено четыре разграбленных рыбацких посёлка. Дома сожжены, судьба жителей неизвестна».

— Вот же суки…

Таких рамок на листках было ещё четыре, все из разных мест. Твою мать, полезли уроды, оттаяли…

Нет, вы не думайте — кое-где было весьма неплохо. Вот, например, Приморское княжество объявляло о великом для себя событии: третьего дня непосредственно в центре Жемчужного (это их столица) группа уважаемых лиц (с перечислением оных) передала в дар Николаю Носкову особняк с прилегающей концертной площадкой, по случаю чего непосредственно на данной площадке состоялся благотворительный концерт и банкет.

Хотя, это ж Приморское, чего вы хотели, там для этого как будто все звёзды легли…

Знаменательный выпуск новостей на фоне огромной дуги портала в лесопарке Измайлово помнят, наверное, все. Большинство уж точно. Когда телом репортёрши воспользовалась Леля для декларации манифеста Новой Земли.

Вскоре стало известно, что этот портал — один из пяти крупнейших в портальной сетке. По другую сторону обнаружилось тёплое, почти Средиземноморское побережье, мягкий климат, солнце, золотистые пляжи, пальмы, пологие холмы предгорий, прекрасно подходящие под виноградники, практически выпрыгивающая из воды рыба и морепродукты на любой, самый изысканный вкус.

Россия, громко заявившая о нацеленности на мирные торговые отношения с Новой Землёй, немедленно объявила Измайловские ворота своей жемчужиной. И к стремительно растущему посёлку на той стороне название прилипло быстро — Жемчужный. И даже, вроде бы, морских моллюсков, похожих на староземных жемчужниц, в прибрежных водах тоже нашли.

По староземскому календарю прошло едва ли полтора месяца, как целый паровоз очень (ОЧЕНЬ) богатых и не очень молодых дяденек принял на удивление быстрое решение о переходе в новый мир. Ещё более удивительным было то, что богатые буратины умудрились договориться между собой о взаимодействии, дали великую клятву жить дружно и не пытаться скушать друг друга. А поскольку с деньгами у них было всё прекрасно (тоже большими буквами), то вместе с ними зашла целая армия строителей, охраны, обслуги и прочих вспомогательных людей. Несколько армий.

Очень, очень быстро организовались огромные поместья, плантации винограда, фруктов, всяческой зелени и прочего, рыбозаготовительные конторы, снабжающие пятнадцатимиллионную Москву и пригороды свежайшими деликатесами. Нет, были там, конечно, и простые смертные, и мелкие торговцы, и даже разные общины и общинки, но рулили всем большие кошельки. Они же обеспечивали инфраструктуру и безопасность. Чистой воды олигархат нанял князя (фактически в качестве директора-управленца). Князь нанял армию (настоящую армию, без дураков — из серьёзных служилых ветеранов), способную в два щелчка обеспечить покой и безопасность уважаемым людям. И даже — при условии выплаты некоторой мзды в виде налогов (впрочем, вполне приемлемых) — и всем прочим гражданам тоже.

Приморское княжество уже всё себе доказало, и теперь хотело жить неспешно и спокойно, всякие робин гуды быстро закончились или сбежали в сопредельные земли, а на обширной территории воцарился пасторальный мир.

Покой и умиротворение Приморского княжества были тем более удивительны, что в прилежащем с севера Царстве Сербском, активно заселяющимся сербами аж с шести кольцом стоящих порталов, разгоралась нешуточная гражданская война.

Ещё хуже дела обстояли у японцев, заполучивших в своё распоряжение единственный портал, выходящий в центр гигантского архипелага (названного, естественно, Новояпонским или просто Японским). Народ из дико перенаселённой Японии хлынул туда, как вода сквозь прорванную плотину. И, как говорится, всё бы было здо́рово, но́. На сегодняшний день там уже было четыре островных империи и штук двадцать сёгунатов — и все они страшно резались друг с другом. Именно резались: с чудовищной жестокостью, горами трупов и красным от крови морем.

На втором листке новостей как раз нашлись очередные поступившие оттуда кошмарные подробности. Эти сводки всегда приводили меня в ужас. Слава богам — похоже, что японцы далеко ото всех, по крайней мере, никто пока на них случайно не наткнулся. А судя по попыткам просчитать соотношения часов, мы вообще находились на противоположных концах земли. Почему бы им не жить спокойно, расселяясь в своё удовольствие, ведь по площади новые острова в разы превышали старые — для меня это была полнейшая загадка. Внезапно почувствовали необузданную пассионарность? Проявился дикий менталитет? Слетели культурные ограничения и надстройки?

Последний довод пугал сильнее всего, поскольку похожие звоночки приходили с разных сторон. Люди внезапно поняли, что сдерживающих факторов практически нет — и начали терять крышу. И совесть. И берега.

Слава богам, что не все.

ЦИТАДЕЛЬ

Около нас вроде бы было тихо, но просто так надеяться, что пронесёт — на это мы пойтить не были готовы. Новости, изобилующие жутковатыми подробностями, стали последней каплей.

Тем же вечером, сразу после тренировки, барон созвал общее собрание. С новостным листком познакомились уже все, и общее настроение держалось довольно хмурое.

Идею с мостом пришлось притормозить. Незачем облегчать доступ на наш непотопляемый авианосец. А вот о повторении подвига Наф-Нафа пора было подумать. В смысле — о том, что наш дом должен был стать настоящей крепостью.

Снова встал вопрос защиты острова. На внешнюю стену пока не хватало ни времени, ни сил. Да даже если бы вдруг нашлись ресурсы — кто бы бдил за безопасностью с этих самых стен? Это ж сколько освобождённого от прочих работ народу надо! Поэтому мы вернулись к идее живой боярышниковой ограды. Посадками должны были заняться наши ботанички с приданными им в усиление ребятишками. Пять метров колючих зарослей — это хотя бы шанс притормозить нападающих, дать нам время на мобилизацию. А для спокойного доступа к пристаням и пляжам в необходимых местах в живой стене планировались зигзаги проходов, неочевидные со стороны.

Что касалось крепости, то тут мы могли замахнуться только на самую её сердцевинку. Впрочем, по порядку.

Остров наш не был плоской лепёшкой. Он выступал из окружающих его вод пологой спиной, кое-где бугрящейся невысокими пригорками, а вот в северной части острова поднимался довольно приличный холм. Если смотреть сверху (а с тех пор, как Галина освоила форму дракона, мы имели такую возможность), холм был в основании суженным скальным шестиугольником с сильно обкусанными краями, вытянутым с северо-запада на юго-восток.

Илья (наш геолог), сделавший пару облётов, составил карту острова и прилегающих территорий, и сказал, что именно этой скалой остров обязан своим существованием. Она, словно щит, прикрывает его от мощного напора Бурной.

На юго-восток от центра холма поднимался почти что круглый холмик, около двухсот метров диаметром и высотой метров, наверное десять-двенадцать. Такое впечатление, что на большой холм заползла погреться и уснула гигантская черепаха. Примерно посредине этой черепахи золотился один из первых трёх мэллорнов.

Вот на этом возвышении и принято было решение строить основательное укрепление. Точнее его сердце — цитадель (или по-русски — детинец).

По просьбе барона Коле представил собранию окончательный проект –трёхмерную проекцию нашей будущей крепости.

— Да-а-а… когда ж мы это построим… — грустно сказал кто-то.

— А чего, Ричард вон свой Шато-Гайар за тринадцать месяцев выстроил! — бодро ответили с другого конца. Явно кто-то Элины книжки читал.

Ох и Ах прям*.

*Мультик такой.

Про оптимиста и пессимиста.

Аллегорический.

Барон разглядывал иллюзию, нахмурив брови:

— У Ричарда было шесть тысяч человек, которые кроме постройки ничем не занимались. А у нас?

— Зато у нас есть ты! — возразила я. — И целый отряд тяжей.

Тяжей — людей, с которыми прошлой зимой произошёл определённый прорыв и магическая деформация в отношении поднятия тяжестей и приложения силы, действительно было много — человек, наверное, с тридцать — фактически, все, кто регулярно с прошлого лета имел дело с лесозаготовкой, железом и прочими тяжестями. Предел возможности у них был, конечно, не такой, как у Вовы; Никита, наш кузнец, и Андринг с Толитилем, его помощники, были среди силовиков в числе первых. Поднимали все трое в районе тонны. Вовка, беспрерывно таскающий что-то неподъёмное, с лёгкостью перетягивал весь первый десяток этих Поддубных, вместе взятый *, но это не умаляло их ценности. Даже Борька Конников, завершающий этот список, мог в одного осилить триста килограмм. С другой стороны, Борьке ещё не было тринадцати, и я сильно надеялась, что его дар подрастёт. Кроме того, и прочие мужики, зашедшие в первое лето, даже в случае иной одарённости (типа камуфляжа или ловкости) тоже сильно прибавили в физухе.

*В перетягивании толстого

металлического троса,

ибо все другие

незамедлительно рвались.

— Погодите паниковать! — Сергей с уверенностью опытного проектировщика, привыкшего выступать перед любыми комиссиями, успокоил зал. — Это — общая картина, остров-крепость. Перспектива, которую мы будем реализовывать много лет. Сейчас, пожалуйста, посмотрите на собственно за́мок.

Изображение сменилось, теперь остров не был опоясан крепостной стеной, исчезли мосты, пересекающие Бурную и залив Левый рукав (вместе с прикрывающими их на матёрых берегах укреплениями), и множество других построек, остался только отстроенный нами мост через брод, наш лиственничный острог, а на холме, на самой возвышенности — большое серое сооружение сложной формы, с башнями, со множеством хозяйственных и прочих строений, заключённых в двойное кольцо стен. Первое — по периметру малого холма и второе — большого. Безусловно, замок доминировал надо всеми окрестностями, но мама дорогая — какая же это была огромная работа…

— В данный момент мы будем говорить даже не о замке конкретно, а о центральной его части, — уточнила Эльвира, — назовём её цитадель или же детинец, если вам так больше нравится.

Стена вокруг большого холма исчезла. Но на внутреннем (маленьком холме на холме) — осталась. И выглядела она довольно таки… капец какой здоровой, короче. По замыслу архитектурной семьи нижние части маленького холма должны были быть стёсаны и покрыты камнем, от чего вся конструкция начала напоминать сильно вытянутую вверх усечённую многогранную пирамиду, поверх которой высились одиннадцатиметровые крепостные стены. С целой кучей остроносых башен. Всё это великолепие ещё и было ограждено рвом. С южной стороны, почти ровно посередине, в крепостной стене были сделаны ворота, от которых на нижний большой холм вела довольно широкая (телеге пройти) пологая лестница, опирающаяся на арки, вызывающие смутное воспоминание о римских акведуках. Примерно посередине эту лестницу перегораживала сдвоенная башня (в виде буквы П) — с предполагаемой опускающейся решёткой. Более того, вся верхняя часть лестницы так же была упрятана в подобие тоннеля, соединяющегося с крепостной стеной. С предусмотренными, как оказалось, бойницами, дырами-убийцами и прочими штуками сверху и сбоку, из которых можно всячески уничтожать потенциальных нападателей — как нам любезно пояснили.

И это не считая прочего, что там ещё во внутренней крепости было нагорожено…

Чем дальше я разглядывала этот без сомнения прекрасный проект, тем больше мне что-то становилось грустненько. Где взять шесть тыщ человек, которые год будут только и делать, что пахать на стройке? Завидую я королю Ричарду прям лютой завистью…

— И даже это проект на данный момент — слишком масштабен, — Сергей снова перехватил инициативу. — Мы считаем, что начать следует с донжона. Как вы уже знаете, — и правда, все уже знали, даже те, кто вообще ничего не почитал о замках и крепостях — потому что это постоянно обсуждалось, — донжон — это последний рубеж обороны замка. Самая внутренняя крепость. С неё мы и начнём.

Проекция вновь преобразилась. Большая часть строений исчезла. Малый холм приобрёл свой теперешний вид, на его вершине, чуть впереди мэллорна стояла массивная восьмиугольная башня, с тремя обширными нижними этажами и ещё двумя более узкими верхними. По верхней части первого, широкого яруса шёл ряд машикулей*.

*Машикули — выступающая вперед

часть стены

с размещенными в ней

бойницами навесного боя,

если у вас вдруг нет под рукой

подходящего справочника.

Узкая надстройка венчалась смотровой площадкой с высокой крышей. В целом, всё было как положено — глухой первый этаж, вход на уровне второго этажа с деревянной (быстроразрушаемой) лестницей, узкие окна, бойницы, зубцы на парапетах и всё такое.

М-гм.

Будем считать, что это — посильная задача.

— А размеры у него какие? — поинтересовалась я.

— Это правильный восьмиугольник, вписанный в квадрат двадцать на двадцать, — бодро отчитался Сергей.

— Метров?

— Ну конечно!

Лад-но… кому щас легко?

Дальше пошёл разговор о деталях…

Кстати, нашла уникальную штуку — черновой план детинца с Вовкиными пометками. Покажу вам, пока у меня не экспроприировали и в музей не уволокли:

Шаг сетки — десять метров. Задача казалась неподъёмной. А в самой серединке восьмиугольничек — и есть наш будущий донжон.

За здорово живёшь в рабство или тупо под нож не хотел идти никто. Поэтому мы снова прибавили рабочий день. А ведь нельзя было бросить ничего: ни огород, ни скотину, ни рыбный наш промысел, ни собирательство — всё это нас кормило и обеспечивало приток копеечки на наши строительные планы. И сил одного рабского барака на всю хоздеятельность ну никак не хватало. Зашивались мы, если честно. Бегали по острову, как муравьи вокруг муравейника, рядом с которым топчется что-то большое и подозрительное.

Каждый вечер мы вместе с несколькими выделившимися лидерами-ближниками планировали следующий день: какие цели, какой участок приоритетный, кого куда и с кем поставить…

Все — вот просто все, кто не был занят на хозяйственных работах — и в первую очередь сам барон — трудились над донжоном будущего замка, внутри которого мы могли бы укрыться на самый крайний случай.

ЕСЛИ БОГИНЯ ПЛАЧЕТ ПОД ОКНОМ

Новая Земля, Иркутский портал — наш остров, 36.09 (марта).0001 // СтЗ, конец октября

Хайген говорил тягуче, как Чеширский Кот.

— Ну чё-м-м… Как вы тут, — он неопределённо покрутил пальцами в воздухе, — обжива-аетесь?.. — после чего вынул из внутреннего кармана маленькую плоскую бутылочку и сделал аккуратный глоток.

— А тебе не хватит ли, а? — кисло спросила я.

Вопрос был, конечно, риторический. Ему давно уже хватило. По крайней мере, запах крепкого алкогольного амбре доносило даже через двухметровой ширины стол. И это при том, что сквозь границу миров запахи вообще проходят почти никак.

— Я — нормально! — Хайген гордо выпрямился и туманным взглядом обвёл ясный горизонт.

А хотелось бы наоборот!

Я слушала уже, наверное, полчаса. Всё было плохо. Опять. Нет, ОПЯТЬ!!! Плохо дома, плохо с маман, плохо с бывшей и даже на работе не очень-то, хотя казалось бы́… И по этому поводу на оба два выходных был запланирован трагический бу́хач. А это ведь ещё был день первый!

Время от времени появлялась фляжка. Это такая, понимаете, стратегия: пить по капельке, но, сука, непрерывно. Эффект потрясающий! Я чувствовала, что наш друг стремительно приближается к фазе «и ваще всё дерьмо, бросьте меня там у мусорки…»

Хайген навалился грудью на стол и значительным громким шёпотом сказал:

— Я нашёл восемь способов сломать ваш эдем-м-м… — после чего последовала длинная пауза и вздох, в котором была вся боль неправедно угнетённых всего мира, и дальше с королевским великодушием, —…но делать я этого, конечно, не буду…

Блин, вот такой Хайген мне не нравится. Именно в этой фазе опьянения он становится ну просто до крайности неприятным. Он ещё что-то бормотал про то, как «ни один портал не сможет открыться» и почему-то богиня должна была плакать у него под окном.

— Ладно, ехать пора, — произнёс из-за спины голос мужа. — Давай! — из-за моего плеча протянулась рука, которая прошла через линию границы. Что??? Я просто дар речи потеряла. Пьяный Хайген пожал протянутую руку, которая слегка дёрнула его в нашу сторону, вытянув не сильно рослую тушку поперёк стола — наполовину на нашей стороне — и исчезла.

Хайген успел сказать:

— Э! Вова! Чё за дела…

В моей голове продолжал висеть белый шум. И тихонечко шуметь.

Из-за угла фургона (нового, давно оплаченного, но только что полученного) вышел оглядывающий его Вова, посмотрел на нас скептически:

— Это что ещё за бля*ский цирк? Ты что, не мог нормально ногами зайти?

М-м-м… э-э-э…

Нда. Хайген подёргался, убедился, что назад — никак, и переполз на нашу сторону. В течение пяти минут он ударными темпами протрезвел (бонус — полная нейтрализация токсинов и никакого похмелья!) и теперь сидел на облучке фургона, как взъерошенный воробей.

— Будешь так пить, — строго сказал ему барон, — кто с тобой в одной комнате жить согласится? Придётся тебе как отщепенцу в этом фургоне обитаться…

Мы успели перейти вброд пару ручьёв, когда знакомый голос насмешливо спросил:

— Ну что, Хайген фор Яррофф, что там за восемь способов? Очень мне интересно.

Она тоже сидела на облучке, прямо рядом с ним, болтала ногами и ехидно смотрела на него зелёными глазищами.

К чести Хайгена надо сказать, что сдался он не сразу. Но вот же фантазия у мужика — моё почтение! Чего он ей только не наговорил! И что, мол, скорее всего она — это какая-то хитровыдуманная проекция, выстроенная с помощью нанороботов, и вообще все восемь богов — это дети (ну, или подростки) какой-то супер-продвинутой высокотехнологичной цивилизации, а этот мир — их игрушка, и вся магия в нём тоже делается нано-роботами. Леля восхитилась и начала задавать вопросы, а Хайген на ходу сочинял ответы. Да честно скажем — врал, но врал так убеждённо и вдохновенно, что Леля началавосторженно хохотать, привалясь к стенке фургона и утирая слёзы.

— Ну, вот он и заставил тебя плакать! — сурово констатировала появившаяся с другой стороны от Хайгена Вэр.

— Да ладно тебе! — Леля, отдуваясь, вытирала ресницы. — Там же не так было сказано! Ой… Я должна была плакать под окнами.

Вэр покачала головой:

— Под окном. Назад повернись.

За облучком, в стенке фургона, как раз находилось запасное окно, для входа прямо в повозку.

— Да бли-и-ин…

— Вот и я о чём. И ему — заметь! — только что предоставили право на проживание в этом домике, так что, фактически, дорогая, это — его окно.

Хайген, переводивший взгляд с одной дамы на другую, полез в карман куртки, вытянул фляжку, отхлебнул, выпучил глаза…

— Вкусно? — ехидно спросила Леля. — А всё нано-роботы! — и переливчато захохотала.

Вэр вздохнула:

— Леля, твой отдарок?

— А я уже.

— Что?

— Посмотри на него.

— Не думаю, что это то, чего бы он хотел.

— Зато это полезно!

— Ну ладно, а кроме дара избавлять от алкоголя всё, что пьёт?

Что???

— Что?!! — спросил Хайген.

Мы с Вовой потрясённо уставились друг на друга.

— Ну перестань! — укоризненно сказала Вэр.

— Почему? Все же дети так делают? — Леля надула губки и захлопала глазами, явно изображая анимешную лолю. — Что?

Мда, по-моему количество «что» в таком маленьком кусочке времени уже критическое. Вэр вздохнула и сложила руки на груди.

— Ой-й-й… ну, смешно же? — Леля прыснула. — Ладно. Дарю: способность видеть природные составляющие. Будет достаточно дотошным и договорится с Набу — станет алхимиком. Нет — ну… нет.

— На счёт первого дара не хочешь передумать?

— М-м-м… нет. По крайней мере — пока. Не вешай нос, Хайген фор Яррофф! Желаю тебе найти розетку в рамке портала! С нано-бактериями… — она засмеялась и пропала.

Вэр ещё раз вздохнула и укоризненно посмотрела — теперь на Хайгена:

— Доигрался? — и тоже исчезла.

Капец. Ну… я даже не знаю, что сказать…

09. ПРЕДЕЛЫ ВОЗМОЖНОСТЕЙ

В ПОИСКАХ НАНО-ТЕХНОЛОГИЙ

А дальше жизнь потекла напряжённым, но размеренным, привычным уже ритмом. Для всех, кроме… кроме Хайгена, конечно же. Пережив чудовищное потрясение патологической трезвости, он сделался прямо ненормальным. Бегал по всей округе, одержимый идеей фикс, пытаясь найти доказательства своих нано-теорий (понятное дело, ничего такого не нашёл, зато обнаружил пару интересных минеральных источников, месторождение диабаза, болото с признаками наличия железной руды и ещё кучу всякого). Народ смотрел на него, как на болезного, но не вмешивался.

Жил Хайген и вправду в том фургоне, с которым приехал от портала, но не по причине алкоголизма (какой уж теперь алкоголизм), а потому, что весь пол, стены и все возможные поверхности были завалены и облеплены бумажками, на которых он пытался выстроить свои нано-теории и подвести под них доказательства. За месяц это стало напоминать интерьер рабочей комнаты главного персонажа старого фильма «Игры разума» в фазе обострения, и я чёт сильно начала за него переживать. Он забывал есть и не мог спать, и без того небольшая тушка превратилась в форменный скелет, глаза ввалились и сделались обрамлены тёмными тенями. Приходилось постоянно гонять к нему засланцев с приглашениями в столовую, потом — просто с едой, потом, когда выяснилось, что ничего он не ест, и всё благополучно сохнет и киснет — контролировать, чтоб поел, а ночами ломиться к нему в фургончик и усыплять принудительно. В конце концов я просто начала опасаться за его разум.

В один из таких дней, безуспешно попытавшись уговорить его поесть и в итоге принудительно вырубив, разглядывая жирно исчерканные маркером в странном порядке систематизированные записки, я сказала Вове:

— Милый, ну это уже даже не доминанта — это мания*.

* Если грубо, доминанта —

самоподдерживающийся очаг

возбуждения в головном мозге.

А мания — то же самое в степени.

Вова, вчитывающийся в пометки на стене, задумчиво покивал:

— Согласен. Может, мозги ему поправить?

— Ты имеешь в виду душевное исцеление?

— Ну да.

— С моей стороны?

— Конечно, любимая! Кто у нас ещё видит души?

— А вот не вижу я его.

Вовка удивлённо на меня воззрился:

— Как?

— А вот так. Блокировка стоит. Ну… туман вроде.

Муж потёр подбородок:

— Сам, что ли, справиться должен?

— Видимо.

— Бля, чё делать то?

Мы переживали. Друг же. И вообще.

— Не знаю…

Он должен был проспать до утра, но встал где-то посреди ночи и ушёл. Обнаружив это за завтраком, я было начала хлопать крыльями, но Кадарчан, невозмутимо попивающий чаёк, махнул своей кружкой:

— К порталу пошёл, однако. Там он.

— Ты его видел, что ли?

Эвенк немного озадачился, словно осознавая источник знания:

— Вижу, однако… Направление вижу, куда идёт. Там портал.

Очень буднично магическое умение прорезалось. Оно, должно быть, уже давненько фунциклировало, только следопыт его не осознавал — пользовался на уровне интуиции.

— Ладно, бог с ним, — легонько хлопнул по столу Вова. — Взрослый мужик. Знает, что делает.

Нда. Надеюсь, что знает.

Хайген вернулся к вечеру. Познавший дзен. Или что в этом мире познают. Во всяком случае, в душе у него перестал быть хаос и наступил штиль.

Пришёл он тихо, никому не сказавшись, да никто бы его и не заметил, если бы в окошке фургона не появился огонёк керосинки. Мы с Вовой пошли проверять.

Посреди комнаты стоял большой чёрный мешок (пластиковый такой, для мусора), наполовину заполненный мятыми и рваными безумными записками. Стены были чистыми и пустыми, только кое-где остались воткнутые в обшивку кнопки. За столом сидел Хайген и что-то строчил на листах обычной принтерной бумаги. Мы сели рядом на табуретки. Не поднимая головы, он подвинул нам пару листов. Вова начал читать:

— Мгм… Мгм… Хм? Это всё нужное?

— Да, это для лаборатории. Всё, что будет здесь работать. Потом по ходу дела определимся, что ещё надо.

— На́бу?

Хайген коротко кивнул.

— А это что?

— Это список того, что может быть интересным.В частности, для тебя, — Хайген наконец прямо посмотрел на барона.

А вот странно, скажу я вам, видеть человека без очков, когда много лет знал его в очках. Всё привыкнуть не могу. Лицо прям другое. У людей со мной, наверное, те же сложности были.

И он всё так же был скрыт туманом. И меня это не очень радовало:

— А Леля?..

— Не переживай, Оленька, я решу этот вопрос.

Да мать твою за ногу… Попробуем с другой стороны зайти:

— Хайген, ты чё — пытался портал ковырять?

Он вздохнул и перестал писа́ть.

— Мн-н… Если вы не против, я бы не хотел обсуждать эту тему, — он потёр переносицу. — С Лелей — да… некрасиво получилось. Повторяю: я постараюсь решить эту проблему.

Я открыла рот, намереваясь сказать… много всего. И передумала. Взрослый мужик. Решит, наверное.

И ПАХАЛИ МЫ КАК ПАПЫ КАРЛЫ

Слабо́ работать по десять-одиннадцать часов в сутки? А вечером — обязательная тренировка. Потому как если на нас нападут аргумент «подождите, мы ещё не потренировались» — не прокатит. В субботу и воскресенье тоже выходной отменили, хоть и работали меньше — часов по шесть… Очереди за подкреплением сил выстраивались по два-три раза в день. За март и апрель я так поднаторела в этом вопросе, что легко могла работать безо всякого погружения, на расстоянии в три-четыре метра, да ещё и по несколько человек сразу. Кроме меня дар целения, хотя и более слабый, проявился ещё у четырёх человек. Не все из них были способны на ликвидацию серьёзных травм, но подкрепить силы могли без проблем. Это здорово решало вопросы беготни. Каждому крупному направлению деятельности теперь был придан свой целитель. И я. Особенно для тяжёлых случаев.

Сеялось наше поселение в этом году уже основательно. Сильно резво распахивать целину не получалось, особенно если с корчёвкой, но старались. Очень мы хотели отказаться от покупок круп, муки, всяких зерновых и прочего. И дело ведь, понимаете ли, не только и не столько в личной экономии (которой, пожалуй что и не было). Действительно, посудите сами: за пару дней можно столько наловить и накоптить рыбы, что на эти деньги можно зерно контейнерами покупать. Дело в том, что большинство из нас (а к мнению людей, несмотря на единовластный феодализм, мы очень даже прислушивались) хотело отказаться от поступающих со Старой Земли продуктов — травленных химией, напичканных гормонами, глутаматами и хрен знает чем ещё. Это во-первых.

А во-вторых, была у нас долгосрочная перспектива на продажу назад на Старую Землю абсолютно экологически чистых продуктов. И если брать, допустим, хрюнделей — то нужно было довольно много зерна. Чистого, выращенного именно здесь. Потому как мясо на привозном зерне и мясо на уже местном — это, как говорят в Одессе, две большие разницы. И сразу совсем другой ценник. А денег нам ввиду затевавшегося строительства нужно было много. Ну просто очень.

Из всех работ самым эпическим был донжон. Для начала мы заглублялись в землю, чтобы дойти до скалы. Пришлось зарыться метра на три с половиной — получался изрядный котлован, скажу я вам. При наличии отряда тяжей землекопательство казалось чуть менее изнурительным — и тем не менее.

Время от времени кого-то из них приходилось перекидывать на другие работы. Чаще всего Никита вынужден был бежать в кузню и чего-нибудь срочно чинить. Но иногда случалось что-нибудь нежелезное: не вставало как надо здоровенное хитрое колесо для новой промышленной зоны, требовали установки мельничные жернова или застревала в размякшем после дождя просёлке тяжело гружёная телега. И парни торопились туда. Ну а как иначе?

ЧИСТО ЭКСКАВАТОР

Новая Земля, Серый камень, 26.10 (апреля).0001

В тот день Даша попросила выделить ей Борьку (своего же сына, младшего и самого последнего из тяжей, я говорила) под вскопку куска земли рядом со столовой. Задумали девки посадить зелень и какие можно приправки — чтоб прямо под боком у кухни. А место для лошади неудобное — уже натоптаны дорожки, между которыми решено было оставить пару берёз для тени, парни даже успели поставить под ними лавочки — не развернуться с плугом. Да и смысл ради полутора соток такие замысловатые телодвижения устраивать, когда Борьке это на полчаса делов?

Борька, однако, такой подход к своей персоне не одобрял, пошёл «грядки ковырять» насупившись — как же, оторвали его от важного мужского дела! Пришлось ему даже небольшое внушение сделать. Чем я и занималась минуты три, попутно наблюдая за мальчишечьей работой. Копал Борька — любо-дорого, чисто экскаватор! — нареза́л дернину ломтями, как хлеб! Пото́м меня срочно отвлекли на кухню: Валентина пыталась поставить очередной эксперимент с охлаждением и льдом, а это ей до сих пор давалось очень туго. Через пару минут стало понятно, что и сегодня результат не очень. На поверхности едва успевали образовываться тоненькие прозрачные льдинки, как тут же начинали таять. Я уж приготовила слова утешения и подбадривания, когда в раскрытые по причине наступившей теплыни о́кна донёсся Дашин крик:

— Боря! Боря! Помогите! Люди-и-и!!!

Ангелинка, дежурившая на кухне, посунулась в окно и испуганно охнула. Я выглянула через её голову.

Мимо окон столовой шёл Борька. Это нам очень повезло, что он вдоль здания шёл. Потому как земля перед ним вспучивалась, словно её взбивали здоровенным невидимым миксером. Он уже перемолотил весь назначенный для зелени участок, часть утоптанной дорожки, вывернул с корнем пару берёз (корни, что характерно, были чистенько освобождены от земли, лавка валялась в стороне) и продолжал шагать вперёд, равномерно взрыхляя землю. Боря был явно не в себе, хотя лопату из рук не выпустил. Даша висла на его плечах, пытаясь остановить сына, но пацан играючи мог бы тянуть за собой шестерых таких как она, так что ве́са матери даже не заметил. Как, впрочем, и её криков. До нашего окна оставалось пару метров.

В голове у меня пронеслись варианты: за мужиками бежать? Усыпить? Что делать-то, блин?

Мимо наших с Ангелинкой лиц промелькнуло голубое пластмассовое ведро и на размеренно шагающего Борьку ухнуло литров пять ледяной воды*. Послышалось «ап-п-пх!», и местный армагеддец прекратился. Мы побежали на улицу.

*С нехилыми такими

кусочками льдинок,

между прочим!

Вот, что значит:

стрессовая методика!

Кроме нас четверых (Вали, Ангелины, Даши и меня) зевак больше не было — работали же все. Мальчишка стоял посреди вспаханного куска, откашливаясь и пуча глаза. И лопату — орудие пролетариата — так и не отпустил!

— Живой? — это так вопрос был, чтоб наладить контакт.

Борька, продолжая кашлять, кивнул.

— Соображаешь?

— Ага.

Голос у него был сиплый, как после ангины. Да что ж такое то? Раздражает это меня. Дай-ка поправим… Пациент оценил:

— Спасибо.

— Поздравляю тебя, Борис! — я торжественно протянула ему руку, и он наконец-то слегка ослабил хватку своей лопатки. — Судя по всему… — мне понадобилось несколько секунд, чтобы удостовериться, — ты у нас теперь вроде как маг земли.

— Ух ты, круто! — с лёгкой завистью поздравила приятеля Ангелина. В её арсенале был пока только музыкальный дар — играть на любом инструменте любые мелодии (от самого Браги, между прочим!), но девочке, как истинной жительнице фронтира, хотелось чего-нибудь практического.

Даша с Валей, по-моему, больше испугались, чем обрадовались. И напрасно! Это ж прорыв дара! Ну, впал в некоторый транс, бывает. Сильно, видать, хотел по-быстрому вскопать и бежать на детинец, стахановец наш…

— Так. Ангелина, пулей лети на холм, позови барона, Илью и Коле, — (зачем нужен был маг иллюзий, я сама толком не знала, но чувствовала, что так надо) — Скажи: ситуация экстраординарная, они нужны прямо сейчас. А вы, девочки, не переживайте так. Вы ещё не представляете, как это круто!

Я, если честно, тоже пока в деталях не представляла, но предчувствовала, что будет прям ураган.

ПРИСЛУШАЙСЯ К ЗЕМЛЕ

Даша уныло оглядела нежданную пашню.

— И что делать теперь? Берёзы жалко…

— Ну, что делать?.. Во-первых, Боря, берёзки на место воткни-ка! И лавочку тоже поставь, как была. А ты, Даша, поспособствуй, чтоб деревья не померли — ботаничка ты или нет? А с лишними грядками… Не знаю… Посадите цветник, что ли?

Девки оживились и вроде как даже обрадовались. Цветы все любят, хоть бо́льшую их часть и нельзя есть, хм.

Мужики явились быстро, минут через десять — тут идти-то. Тем более, сказали что срочно.

Борька периодически впадал в некое туманное состояние, так что я решила из-под контроля его пока не выпускать. Перепашет нам тут ещё… Чтоб не расслаблялся, отправила его в столовую, притащить поближе к лавке пару-тройку табуреток, чтобы все спокойно расселись.

Барон новый дар оценил. Я прям сразу увидела, как у него в голове закрутились варианты. Думаю, ему удастся нас всех удивить. Но пока, как правильный руководитель, он дал возможность сначала высказаться подчинённым.

Илью, мощнейшего геолога-интуита, прежде всего интересовали недра:

— Борь, прислушайся к себе: что в земле — чувствуешь? Во́ды? Породу какую? — новоявленный маг захлопал глазами. — Ну, камни особые?

— Илюш, ты сразу много-то от пацана не проси… — аккуратно высказалась я.

— Э-э-э… извините. Борь, смотри. Тебе нужна тренировка и время, чтоб освоиться с даром так?

— Ага, — ну, с этим он, ясен пень, был как бы согласен. Хотя на самом деле предпочёл бы сразу двигать горы и производить неизгладимое впечатление вон хоть на Ангелинку.

— Так вот, Борис, я бы попросил тебя уделить особое внимание распознаванию так скажем, состава грунта. Это важно — научиться чувствовать, что перед тобой. Ты у нас получается…

— Маг стихии, — негромко подсказал Коле. — Стихии земли.

— Да! Так вот. Для тебя чрезвычайно важно научиться видеть… м-м-м… вглубь. Для начала — просто видеть: где камни, где сыпучий грунт? Где, может быть, близко грунтовые воды или пещеры?

— Да! Это может оказаться очень важным для строительства! — встрепенулся Коле.

— И для строительства, и для производства, и для обороны — много для чего, — резюмировал барон. — Начнём с простого. Вот смотри: ты сегодня смотри какой кусок вспахал… — Вова посмотрел на меня, — за сколько по времени?

— Да… минуты за две, наверное? Если не меньше.

— Вот! За две минуты — в пух перемолол три сотки, что хочешь сади!

— И попутно деревья выкорчевал. У них даже корни были вычищены — вы бы посмотрели! — вставила я. — Это уже их потом Даша приживила.

Даша, успевшая высадить запланированную зелень, подошла ближе и согласно кивнула. Барон серьёзно смотрел на пацана. Нет, теперь уже на мага.

— Ты знаешь, Боря, что раскорчёвка и вспашка целины — одни из самых трудоёмких операций? Особенно для лошадей? А лошади в нашей ситуации — ресурс ценный и пока трудновосполнимый.

— Ага… Я знаю.

— Отец вчера жаловался, что в план укладывается с трудом. Слышал?

Отец Борьки, Дашин муж, был главным (и единственным) нашим агрономом. Так что разговоры родителей пацан по-любому слышал, о чём не преминул нам сообщить.

— Я бы отправил тебя в поля на помощь, отец с Андреем там зашиваются. Надо только вот это твоё первичное умение вывести в контролируемый режим.

— А я знаю, где потренироваться! — решилась вставить слово Даша. — Тропинка от острога к броду по бокам сильно кустами заросла. Как дождь — ходить вообще невозможно. Да и по росе тоже. Если почистить — мы б потом цветами засадили. Или курильским чаем — он мелкорослый.

— Отлично! — Вова хлопнул по коленям ладонями, поднимаясь. — Ставлю перед тобой цель: вычистить дорожку до брода на ширину… полтора метра, скажем — с обеих сторон. Коле и кельда тебя проконтролируют, мать тоже — Даша, если всё нормально и стабильно будет, отправь его к отцу, пусть берёт самый жопный участок и зачищает, — Даша распахнула глаза, вопросительно подняв брови, и Вова, предупреждая жалостливые вопросы, мол — отчего же самый сложный-то? — пояснил: — Чем труднее задача, тем быстрее растёт дар. Сама же знаешь. А мне такой маг на строительстве крепости позарез нужен! Понятно?

Мать и сын Конниковы хором ответили, что, мол, понятно — и Вова с Ильёй ушли. А мы остались. Точнее, пошли на тропинку к броду. В спину нам неслись грустные вздохи Ангелины, потому как ей светило хоть одним глазком взглянуть на наше «веселье» только после того, как два ведра картошки будут перечищены и нарезаны для супа.

НАСТАВНИЧЕСТВО В ЧЕТЫРЕ РУКИ

Дорожка и правда изрядно сузилась — ветки кустов местами сошлись так близко, что проход между ними оставался едва ли сантиметров в двадцать.

— Ну, боги нам в помощь! — Коле предвкушающе потёр руки. Я по дороге, пока шли, потихоньку сказала ему — зачем я его позвала. Оформилось-таки ощущение в слова. Боря у нас — товарищ прямолинейный, как топор. Честный, смелый, ответственный — да много ещё у парня было отличных качеств. Только вот с гибкостью воображения была проблема. Я так понимаю, чтобы достичь чего-то, маг такого рода должен был сперва живо себе это представить. А вот с представлением было сильно туго. Я надеялась, что Коле, с его способностью генерировать живые картины-иллюзии, подтолкнёт пацана в нужном направлении.

Даша остановилась, оглядываясь из-под руки. Солнце сегодня было просто глянцево-яркое.

— Ну вот, отсюда можно начать — и вот так вниз.

Я похлопала мага земли по плечу:

— Давай, Борь! Словом кельды благословляю тебя! Помнишь, как ты газон пахал?

— Ну… примерно…

— Вот так же и делай. Всё то же самое. Только контролируй процесс: глубину, направление, ширину охвата, — Борька вроде как немножко заочковал, — всё, поехали!

Ничего, щас попрёт.

Земля вздулась так внезапно, что мы с Дашей охнули. От того места, где стоял сам Боря, до начала бугрящихся с тихим шорохом земляных бурунчиков было метра два.

— Стоп! — скомандовал Коле. — Ширина сильно больше, чем заявленные полтора метра! Даша, по качеству вспашки сразу посмотри.

Даша побегала вдоль взрытого куска, попробовала там-сям:

— Нормально! Как бороной прошли! И по глубине хорошо!

— Отлично, значит, нам надо отрегулировать ширину полосы воздействия. Боря! Это важно! И будет вдвойне важно, когда мы перейдём на детинец, понимаешь? Иначе твоё умение не сможет нам помочь.

— Я понимаю.

— Смотри! — перед нами повисла картинка. Там были даже мы, наблюдающие за медленно идущим Борисом, перед которым росла узкая полоска взрыхлённой земли. — Пробуй!

Выходило не очень. Полоса вроде как сузилась, но периодически вихляла вправо-влево. Борька остановился, вытирая выступивший на лбу пот:

— Нет, плохо…

Так, надо понять механику процесса. Я зашла сбоку:

— А ну, развернись-ка в лес, а то мы сейчас всю тропинку искуро́чим. И давай потихоньку вперёд!

Борька продвигался, пытаясь выдержать заданную ширину, изо всех сил щурясь. Но как только он моргал или взглядывал в сторону, все его «настройки» тут же сбивались.

— Стоп! — скомандовала я и поделилась своими наблюдениями.

— Получается, он обрабатывает всё в поле своего зрения? — Колегальв задумчиво потёр подбородок. — Что-то типа шахтёрской маски сможет нас выручить?

— Сы́на, а ты руки вот так поставь, — Даша приложила ладошки к вискам, как шоры у лошади.

— А правда! — я подивилась простоте решения. — Пока нет навыка удержания ширины потока, попробуй так! Можно и регулировать — шире-уже, а?

Ну что, на этот раз всё пошло гораздо веселее, и после нескольких вполне приличных попыток мы вернулись к дорожке.

Чтобы Борька не перепахал тропинку в попытке контролировать направление, Даша направляла его движение, а сам Боря держал ширину. Мы с Коле смотрели со стороны.

— Даже если он будет просто разрыхлять землю, предназначенную для вы́емки — это уже значительно снизит наши трудозатраты, — Коле уже явно думал о за́мке.

— Коль, подумай вот о чём. Если он научится не просто рыхлить, а сдвига́ть массы грунта в заданном направлении — ты только представь…

Маг-архитектор, видимо, представил себе много всего замечательного, потому как глаза у него засияли от предвкушения. Ещё бы! На строительстве замка столько земляных работ! Один котлован под донжон чего стоит! А ведь ещё предстоит выравнивать основание под крепостную стену! А сравнивание стенок холма? А рвы с насыпями? Всё перечислять — никаких пальцев не хватит!

— И поэтому тренировками с пацаном будешь заниматься ты́, — озадачила эльфа я, — у тебя и воображение хорошее, и с направлениями приложения дара ты сообразишь. И приспосо́бы вспомогательные, если надо — придумаешь. Помимо движения грунта целиком могу сходу предложить упражнение: закапываешь несколько камешков — для начала можешь ему показать и даже дать подержать, чтоб чётко ощущал — и пусть он старается распознать местоположение. А ещё лучше — позвать. Прикинь, если он сможет из-под земли извлекать предметы? Определённые породы? Или так: заставить землю выползти из ямки, а? С погреба́ми сколько корячились? Да мы бы такие подвалы понастроили — бомбоубежища нервно курят в сторонке!

Коле выдернул из внутреннего кармана ветровки блокнот и начал торопливо делать пометки.

— Я понял, матушка кельда! Я постараюсь сделать всё, что в моих силах! Это же ценнейшее приобретение для баронства! Чудесный дар!

Тропинка слегка заворачивала влево, и Конниковы скрылись из наших глаз.

— Пойдём-ка, догоним их.

У пахарей наших, впрочем, всё было нормально. Мы затратили примерно сорок минут, чтобы пройти вдоль тропы до пляжа перед мостом. Борька тяжело дышал и был совершенно мокрый. Я бы даже сказала, что он килограмма на полтора похудел. С лица уж точно спал.

— Так, земе́ля, садись! Силы будем восстанавливать!

Обратную сторону тропинки восстановленный Борька прошёл за полчаса, хотя в конце опять был как мочалка. Чувствую, сегодня его отпускать от себя нельзя. Придётся с ним в поля́ идти. Тапки надо на боты переодеть, однако.

Поскольку мост у нас был только до восточного берега, на нём соответственно и велась вспашка новых полей. Не лодкой же лошадей катать, правильно? Западный берег Длинной Рубашки, с его разнотравными лугами, решено было оставить под сенокосы. Тем более, что вывезти сено можно было и по зиме, санным путём, когда лёд хорошо встанет.

Явление нашей уреженной делегации (Даша побежала в теплицы) несколько удивило по-стахановски поднимающих целину Лёху с Андрюхой.

— Ну что? Где у вас тут самый жопный участок? — бодро поинтересовалась я.

Реально жопными оказались места вырубок.

— Зато здесь нет нужды держать узкий коридор, — нашёл определённый плюс Коле. — Главное за край не заступать, без нужны лес не вредить. По краю ограничивай видимость ладонью, как на тропе делали.

— Ага, понял!

— Ну, давай, с божьей помощью!

Борька зашагал по делянке. Со стороны его замедленные, угловатые от излишней сосредоточенности движения напоминали голема. За ним (а также иногда вокруг него), словно взволнованный грач, бегал Коле. Я тоже решила поупражняться в подпитке сил на увеличенном расстоянии, и каждый раз, когда они шагали мимо меня, проводила, так скажем, экспресс-диагностику и подкачку. Парни носились как заведённые.

За два часа до обеда мы (мы, ха!) успели обработать (на глаз) соток тридцать вырубки. Мало, скажете? Да вы представляете себе масштаб трагедии⁈ Тридцать соток бывшего леса, от которого остались пеньки! Вы вообще когда-нибудь пни корчевали? Удовольствие ниже среднего, скажу я вам.

С края вырубки теперь громоздилась целая гора очищенных от земли сосновых и лиственничных осьминогов, скиданных туда Борькой.

После обеда мы прикатили пару тачек, Борька принёс свой колун (всё-таки тяжо́м, хоть и маленьким, он быть не перестал) и переколол все эти коряги. Ибо не́фиг лес загаживать. Я складывала неровные куски в тачку (потому как ничто человеческое баронессам не чуждо, в том числе и общественно-полезный труд… даже таким беременным как я), а Коле свозил все эти обрубки к сторожке рядом с мостом. Дежурный у моста пыхтел, крякал и укладывал эти дровишки в поленницу как пазлы. Зато на зиму сторожка уже будет с дровами! Лишний плюс — он никогда не лишний.

Таким образом, с учётом зачисток от коряг, до вечера наша славная команда привела в благообразный вид ещё соток пятьдесят. Борька под конец освоился и даже по краю не всегда прикрывался ладошкой и проходил аккуратно, не задевая лес.

Лёха с Андрюхой были в восторге. А кто бы не был? Это ж офигеть просто как классно!

Я сидела на пеньке и думала, что будь дело в старом мире, я бы с чистой совестью сказала, что устала — ни рук, ни ног. И что никуда идти уже не хочу. Но мы же здесь. И я — тот самый целитель, который делает так, что ни у кого из наших жителей не остаётся шансов на нытьё. Так что, Оля — не хлюздить! Давай, восстанавливайся и кабанчиком беги на ужин. Тем более, что у тебя тренировка сегодня по стрельбе, а стрельбу ты любишь, да же? Я встала и картинно закряхтела. Ну, покряхтеть-то я имею право? И побежала на ужин. Кабанчиком, а как же.

Ещё неделю мы занимались зачисткой вырубок. Борька, Коле и я. Борька поднялся в даре и уже не так смертельно уставал, и я подумывала передать мою славную миссию какому-нибудь другому целителю. Вон, хоть Нифредилу, из молодых эльфят. Дар у него не очень сильный, но для восстановления пойдёт. Как раз и подтренируется. Да и пользы от него на всяких таких работах будет побольше, чем от меня.

Коле использовал всякую свободную минуту, чтобы подтолкнуть развитие Борькиного дара. Придумывал упражнения, какие-то штуки, через которые надо было смотреть — типа ручных трафаретов и очков с прорезями — для контроля по площадям, показывал иллюзии возможного. Борька пыхтел и старался. И вот — аллилуйя! — на шестой день усилий земля начала слушаться нашего юного мага настолько, что из вспаханной земли взбугрились первые земляные куличики — пока ещё сплющенные и кривые, но это же было только начало! Как мы ликовали, надо было видеть!

10. ГОД ВТОРОЙ. ЛЕТНИЕ НОВОСТИ

ПРО ДОНЖОН

Тем временем котлован под донжон уже был готов.

На выровненном скальном основании (ставшем, собственно, естественным фундаментом) мужики начали строить первый, заглублённый в землю этаж. Нет, давайте не будем путаться и назовём его подвалом — и привычнее, и точнее. Пространства было много — подвалы получались огромные, просто шикарные. Наши агрономы, заготовители и повара пришли в нездоровый ажиотаж и начали было делить места. Но потом явилась Эльвира и несколько охладила их пыл — вход-то предполагался на высоте второго этажа. И что? На горбушке всё это туда-сюда таскать? Так что в обширных подвалах и ледниках будущего донжона будет храниться только стратегический продуктовый запас. Зато здесь свободно разместилась бойлерная-кочегарная (не думаете же вы, что мы как в дремучей Европе будем каминами все эти площади отапливать?), всякие водопроводные узлы и прочие дела (подведённые от «промышленного района» под землёй, по утеплённым трубам), канализационные какие-то штуки и тому подобная шняга.

Короче, весь подвал оказался расписан и расхватан. А могли бы пару страшных тюремных камер сгородить! Всё, упустили свой шанс поиграть в мрачное средневековье!

Да, не сказала же я, что строились мы не аутентично. Нет, два ряда стен, забитых посередине смесью извести со щебнем и прочей фигнёй — это, конечно, круто. Но армированный бетон повышенной прочности рулит. Так что незадолго до новолетия подвал был закончен, и мужики начали выводить настоящий первый этаж.

НЕ ОЧЕНЬ ОТДАЛЁННОЕ СВЕТЛОЕ БУДУЩЕЕ

Можно я сразу расскажу, что будет дальше?

Первый надземный этаж планировался глухим от слова совсем: «ни окошков, ни дверцов…» Здесь разместится резервная оружейка и всякие прочие склады, на втором — кухня и общая большая столовая, на третьем (еврейском, ха) пока что собирались жить мы с Вовой. Это жилище вроде как тоже было временное. В перспективе (в отдалённом светлом будущем))) мы планировали сгородить ба-а-альшой, красивый и шибко комфортабельный дом, в котором поселиться всем нашим семейством и с кучей прочего народа, а пока и Галя с мужем, и бабушка, и даже Вася сильно сомневались на счёт переезда из деревянных общежитий. Типа — там веселее, по лестницам не надо лазить и чего зря барахло таскать туда-сюда. Вот на счёт лестниц я с ними очень даже согласна.

На четвёртом и пятом этажах будут всякие комнаты — про запас. Можно поселить кого-нить или вдруг, допустим, гости…

Сколько же вылезло с этим донжоном (с одним только донжоном!) сложностей: и тебе гидроизоляция, и вентиляция, и антигрибковая обработка, и прокладка водоснабжения, и хрен знает что ещё — божечки мои! Я сто пятьдесят миллионов раз порадовалась: какое счастье, что не я всем этим занимаюсь!

НЕ ТОЛЬКО БУДНИ

Посевные-огородные работы проходили положенные им стадии — как в той безумной песне про аграриев: «Соберём, и посеем, и вспашем»… У нас был окончен пункт три и почти завершён пункт два, ха. И народ вечерами начал всё чаще обсуждать — а как же мы Новый год-то будем встречать? Второй год Новой Земли, как-никак.

Отмечать новый год в первый день лета было странно — лето же. С другой стороны, в середину зимы мы справили своё первое здесь Среднезимье, с ёлкой, подарками и дедом Морозом со Снегуркой — так что ущемлёнными себя никак не ощущали. И всё таки «новый год» как-то на язык не ложился.

«Дед Мороз и лето»*, блин…

* А кто не видел мультик — посмотри́те.

Добрый и душевный.

За неделю до Нового года, в субботу, мы решили, что спорных вопросов скопилось много, и вынесли их все на всеобщее собрание. Потому что одна голова — хорошо, а сто — уже гидра, и надо с этим что-то решать.

Решение с названием нашлось простое и гениальное: новолетие же! Прекрасное старое русское слово, как нельзя более подходящее к нынешнему положению дел. Новое лето совпадает с началом нового годового цикла, и ухо не режет.

Все были согласны с тем, что и традиции надо какие-то подходящие подобрать. Чтобы не просто тупо обжираловка, а что-нибудь ещё интересненькое.

Пока на этот год готовился любительский спектакль, концерт, соревнование для лучников, фехтовальный турнир (от которого я, слава богам, была освобождена по причине глубокой беременности) и вечером — фейерверк и танцы. Не очень такая чтоб замудрённая программа, зато Сергей (архитектор, художник, отец нашего Коле-мастера иллюзий и главное в данном случае — фотограф-любитель) готовился всех активно фотографировать. А мы с Вовой решили под это дело всем по толстому фотоальбому подарить!

Новая Земля, наш остров-острог. Второе новолетие (01.01 (мая).0002) // На Старой Земле шла первая неделя ноября всё того же две тысячи двадцать первого года — первого года открытия порталов

Праздник получился весёлый. Тут ведь как? Если люди хотят веселиться — всё получится. Это вам не день города, когда публика бродит со скучающими лицами и претенциозно приценивается: ну-ну, мол, чем вы тут нас ещё удивить хотите?.. ну ладно, ничё так…

Сергей (у которого в качестве таланта внезапно прорезался всякий специальный свет: и красный, и белый, и яркий, и тусклый и хрен знает какой ещё…) наделал целую гору наших фоток. Несколько дней они партиями сохли на каких-то специальных стёклах, собирая вокруг себя любопытствующих. В итоге хватило и на блог, и на стенгазету, и раздать каждому хотя бы по десять штук в новенькие фотоальбомчики. Красота!

ЛИЧНЫЕ СОБЫТИЯ

Молодое лето второго года. Остров-острог и окрестности.

Самым большим событием мая лично для нас с Вовой стало рождение нашего первого на Новой Земле ребёнка. Назвали сына Петей, в честь одного из прадедушек. Пётр Владимирович обладал зелёным взглядом (не как у магов-природников, а как у отца — меняющимся от янтарно-зелёного до тёмно-хвойного), неотразимой беззубой улыбкой и добродушным характером. Я была на седьмом небе от того, что парень давал мне ночами спать. Потому как Мишке по новому отсчёту был всего год, а двое малышей на руках — сами понимаете…

Молодое лето было очень урожайным на дни рождения. Помните, мы решили отмечать день рождения в день перехода? Как начали мы праздновать с 4 мая (Андле), следом, 5 мая: Света, Пашка и присоединившийся к ним Димка, который никак не хотел день рождения в новолетие и попросил записать его вместе с матерью — так и до самой середины лета каждую неделю-две кого-нибудь да чествовали.

Ещё была особая дата — годовщина поселения (со дня первого разбитого на острове палаточного посёлка и посадки мэллорнов) — восьмого июня. Сергей сделал большой групповой фотопортрет — почти двести человек. А потом отдельно — первопоселенцев, сколько нас было в тот день. А было нас двадцать девять. Неплохой прирост, если вот так посмотреть.

АЛЬМАНАХ

На второе новолетие Новой Земли силами целого коллектива энтузиастов вышел первый посвящённый новому миру альманах — Лёня узнал, заказал и привёз нам экземпляр. Это была попытка объединить собранные с миру по нитке сведения, и книга получилась несколько сумбурной (что неудивительно, ведь на Старой Земле прошло всего сто дней против наших четырёхсот). Однако некоторые факты стали очевидными уже сейчас.

Прежде всего, мир оказался просто огромным. Никто пока точно не посчитал — в два, три раза больше Старой Земли, а может и поболее. Почему при этом сила тяжести осталась прежней, я (как гуманитарий) понять затрудняюсь. Муж мне пытался что-то объяснять про возможное содержание трансурановых элементов и всякое такое, но эта информация не влезает в мои мозги, уж извините. Поэтому — так: мир большой. Очень.

Про глобус (даже лоскутный) говорить было ещё очень рано, если в книге и попадались карты припортальных областей, были они в большинстве своём очень примерные. Опять же из собранных Лёней сведений мы знали, что разные сообщества любителей Новой Земли и умники-одиночки пытаются составить хотя бы карту порталов с опорой на часовую сетку и климатические пояса, но подозреваю, что всё это пока сильно похоже на какие-нибудь земные атласы века эдак тринадцатого. Да о чём говорить, если даже количество континентов доподлинно неизвестно!

Теперь портальная сетка. На Новой Земле она тоже была, однако расстояние между порталами выдерживалось не в сто, как на Старой Земле, а порядка пятисот километров. В принципе, это вытекало из рассказов и Ильи с Кадарчаном, и беглых зэков, но у нас всё же оставались сомнения на предмет (может быть) пропущенных ими где-то по дороге портальчиков. Вопрос всё ещё был открыт, однако до сих пор никому не удавалось обнаружить соседствующие на более близком расстоянии межмировые переходы.

Второй касающийся портальной сетки факт: они не только не соотносились по сторонам света с порталами Старой Земли, они ещё и имели совершенно иное взаимное расположение. То есть выходы двух находящихся по соседству на Старой Земле порталов могли оказаться на противоположных концах Земли Новой.

В остальном книга представляла собой пёстрое собрание фактически разрозненных записок, случайных фотографий, рисунков и схем (подчас выполненных на тетрадных листках в клеточку).

В этом же Альманахе, кстати, я впервые прочла, что Старую Землю многие переселенцы называют Матушкой. Не сказать, что у нас это сильно прижилось, но изредка стало промелькивать.

ПРОСВЕЩЕНИЕ МАСС

Народу всё ещё было мало. Не только нас — в принципе мало было народу, на многие километры вокруг простиралась нехоженая тайга, и если бы мы не ездили к порталу, то неделями могли не увидеть ни одного нового лица.

Вопрос о том, почему народ не торопится перебираться в новый мир, поднимался снова, и не один раз. Моё личное мнение было в том, что первейшая причина (помимо банальной привязанности к комфорту и гаджетам) — не просто в разнице во времени, но и в неполном осознании временно́го соотношения миров: трудно принять, что у нас начинается весна (и уже совсем тепло), когда за своим окном слякотная осень. Ну куда в такую непогоду, да под зиму двигаться?

Мысли об инерции человеческого мышления так или иначе не оставляли меня, к лету я совсем дозрела и постаралась сделать упор на, так скажем, разъяснительную работу в этом направлении — через наш блог и через видеоканал, которые исправно вёл Лёня Стольников, подключив к работе уже не только маму, но и брата и обеих сестёр. Дело у них пёрло в гору на загляденье.

Так вот, мы даже записали несколько вариаций интервью на эту тему — и я, и Вова, и ещё кой-кого из известных наших персон снимали.

Делали акценты — мол, обратите внимание, с этой стороны портала вот так, а с той — вот эдак. Возились прямо как с дошкольниками. «Ой, посмотрите-ка: в Иркутске ложится постоянный снег, лужи обледеневшие, а у нас на термометре — надо же! — плюс двадцать четыре, пионы цветут (а вот вам букетик), мы уже и коз иной раз на ночь не загоняем, и коров, первая ранняя картошка уже цветёт. Да, через недельку вас молодой картошечкой порадуем. И вовсе даже не рано — у нас-то в четыре раза больше временипройдёт!..»

Найдёновых тех же (двоих оставшихся в живых женщин) к порталу свозили, чтобы Лёнька их на камеру снял с рассказом, как они не рассчитали (да даже и не подумали что-то рассчитывать), пришли в три подводы по нашему новоземскому времени уже по осени, да когда остались практически без мужиков — две бабы с ребятишками да больной мужичонка — едва успели землянку выкопать, чтоб не околеть от холода. И прочее в таком духе, пока граждане, приходившие посоветоваться и обсудить с нами переезд, не начали спрашивать, мол: подскажите, когда лучше? На какие числа спланировать переход, чтобы по теплу успеть обустроиться?

На самом деле меня волновали не только люди, которые собирались к нам — а люди вообще. Возможно, это было глупо и непродуктивно, но я беспокоилась за тех, кто мог погибнуть просто потому, что у него не хватило сообразительности сделать определённые расчёты. Поэтому мы и подробный календарь соотношения дат составили, и предложили его на общее обозрение, и в консультациях не отказывали никому.

ПРАГМАТИКИ И ЛОВКАЧИ

Была и ещё одна причина (я так думаю), по которой народ не повалил ва́лом. В смысле — сразу. Решительных людей на самом деле в обществе довольно мало. Ещё меньше таких как мы — обезбашенных, у которых настроение на переселение в неизведанный мир было прямо чтоб на боевой готовности. Сколько таких? Полпроцента населения? Одна тысячная? Остальные ждали и смотрели: а вдруг там, в этом новом мире, что случится страшное и внезапное? А вдруг повалят землетрясения / наводнения / вулканы и прочие напасти? А вдруг медведи табунами? Давайте подождём, что там с этими шальными будет — а там уж, может быть…

Нет, я не спорю, в чём-то они были и правы. Мир был новый и совсем другой. Тем более что не все готовы были принять над собой чьё-то верховное главенство. Люди ещё не понимали, что так или иначе на большинстве территорий будет единовластный правитель. Или как минимум малая группа правителей. В противном случае это место быстро превратится в подобие человеческого отстойника, социальной клоаки, в которой каждый сам себе господин, а по факту — кто сильнее, тот и прав. Такой вариант пиратской Тортуги. Думаю, что кое-кто и хотел бы перейти, но именно такого возможного неприятного поворота событий и боялся.

Из желающих, а точнее — планирующих переход, довольно быстро выделилась ещё одна категория, называемая нами между собой «хитрецы». Некие особо одарённые перцы, которые хотели по максимуму прожить жизнь в техногенном мире — а потом оттянуться по полной в магическом.

О, эти форумы и ветки обсуждений образовались мгновенно! Даже я, пока на неделю задержалась с переходом вслед за мужем, несмотря на всю нехватку времени, успела натолкнуться минимум на десяток подобных групп и даже сообществ в соцсетях. Они строили обширные и разветвлённые планы, обсуждали как адаптировать к поставленным условиям дальнобойное оружие, сравнивали котировки на золото и выдумывали схемы возможного обогащения. В числе прочих мне, например, попалась супер-гениальная идея: организовать частный бизнес по перевозке и переправке через портал стариков и безнадёжных больных — в обмен ни много ни мало на квартиры этих самых стариков и болящих. Не хилари клинтон!*

*В смысле: ни хера себе запросы!

Потом, дескать, перевести это всё в золото, помахать ручкой благодарным потомкам — и купаться в достатке всю длинную-предлинную жизнь в новом мире.

План, что называется, чисто термояд.

Начать с того, что современные люди — это вам не родоплеменные выходцы из древней Африки. Понятия о разделе территорий были у большинства довольно чёткие. Сколько лет понадобится для того, чтобы установились первые государства? Десять? Пять? Один? Через, допустим, сорок староземских лет… ладно, бог с ним — через тридцать… даже двадцать пять — на Новой Земле пройдёт сотня. Кому они будут такие красивые со своими пружинными арбалетами… нет, не нужны — опасны? Да любая организованная деревня шапками такого деятеля закидает, не говоря уже о сколько-нибудь регулярном отряде.

Идея зашибать бешеные бабки на бабульках тоже не выгорит, поскольку (хоть мы и узнаем об этом немного позже) в рамках программы господдержки переселенцам будет организован специальный фонд, выкупающий жильё желающих переехать — сперва недееспособных, пенсионеров и инвалидов, а потом и всех подряд — под госнужды. И цены у них зачастую будут даже получше, чем у частных контор. Короче, про хитрецов будет в своё время отдельный разговор.

А пока — мы имели то, что имели. Нашу малую коммуну.

Было нас всё ещё сильно меньше, чем хотелось бы. Но, несмотря на то, что посёлок наш был невелик и увеличение численности представлялось неким пассивным фактором потенциальной безопасности, были и такие желающие, которым мы отказывали сразу. В смысле — в присоединении к нашему поселению.

Дело в том, что граница портала экранировала души не до конца, и не видя особых подробностей, я всё же могла разглядеть затаённую зависть, агрессию, желание обмануть и тому подобное. Пару раз были даже такие ситуации, когда саламандра выскакивала и начинала рычать на собеседников. С подобными людьми мы прекращали беседы немедленно.

ЕЩЁ ПРО ДОНЖОН

Лето второго года, так же как и предшествующая весна, неслось в дичайшем турбо-режиме. При виде очередных новостей о появляющихся бандах или военных конфликтах мы с мужем всё больше укреплялись в мысли, что надо успеть заложить основательный фундамент под наше будущее — не тупить на старте, не расслабляться. И, видимо, не мы одни так думали, потому что по факту каждый из нас в эти месяцы переступил для себя пределы возможного. При всех целительских подпитках сделанное тогда было бы невозможным, если бы не пробившиеся дары — сперва, ещё с зимы, силовиков-тяжеловесов, потом (уже по весне) магов-стихийников, связанных с землёй, да и всех остальных тоже.

Следом за Борькой друг за другом проявились ещё три мага-земельщика. Как же это облегчило строительство! Просто… ну, волшебно просто.

Наш замок потихоньку рос. Собственно говоря, «замок» и даже «детинец» — это пока было громко сказано.

Пока что мы строили донжон, вокруг которого велись подготовительные работы под каменное не совсем ровное кольцо с десятью врощенными в него пятиугольными остроносыми башенками (в плане они казались мне похожими на короткие пули), не разделённое пока ни на какие дворы и хозблоки.

Кто забыл, донжон — это, по сути дела, одинокая башня. Они могли быть побольше, поменьше, разной этажности и насыщенности коммуникациями. Наш был спланирован не особо огромным, но и не сказать чтобы маленьким — восьмиугольным, вписанным в квадрат двадцать на двадцать в нижних трёх этажах (кажется, я это уже говорила?) и более узким в двух верхних. Поверх третьего этажа шла галерея с машикулями*, зубчатым парапетом и бойницами.

* А я вот теперь знаю, что это такое!

Дырки специальные в полу верхних галереек

крепостных стен и башен,

чтобы вниз всякую хрень на головы наступающим валить.

На самом верху тоже была огороженная парапетом смотровая площадка. Первоначально предполагалось закрыть башню островерхой крышей целиком, но в процессе постройки было решено оставить по углам четыре открытых площадки и разместить на них поворотные станковые стреломёты (что-то типа скорпионов*).

* Кстати, в издании «Путеводителя по землям Белого Ворона»

от 24 года их хорошо видно на первом форзаце.

Все наши строения (не только донжон — совершенно все, и готовые и строящиеся) укреплялись магичками из рунной мастерской: специальным узором, в который были вплетены руны усиленной прочности и руны защиты от огня — то, что у нас уже получалось очень хорошо.

На за́мок я возлагала большие пропагандистские, так скажем, чаяния. Во-первых, я сильно рассчитывала, что бо́льшая часть уродов, жаждущих лёгкой наживы, наткнувшись на подобное строение предпочтёт не связываться с его хозяевами. Во-вторых, была надежда, что склонные к переселению, но опасающиеся беззакония люди, увидев зримый образ защиты, решатся влиться под наши тысызыть знамёна.

И СНОВА МАКУШКА ЛЕТА

Новая Земля, наш остров, 40.02 (июня).0002

Помимо всего прочего, это ещё и был день рождения нашего Деда, к тому же удачно приходящийся на воскресенье. Валя объявила, что до десертов ночью дело всё равно не доходит, и испекла шикарный, вот просто шикарнейший торт — к обеду.

Такой подход одобрили все, даже Вова, который вообще-то торты не очень.

Торт был с кучей маленьких свечек в виде крошечных рыбёшек, которые дед умудрился единомоментно задуть и загадочно никому не говорил, что он загадал.

На посещение особенных гостей мы втайне надеялись, но вслух почему-то ничего не говорили. А они вот взяли да пришли! И всё было так же весело, как в прошлом году, только в четыре раза масштабнее. Маленькие эльфята стали на самом деле эльфятами и пришли в состояние совершенной эйфории, распространяя свой безудержный восторг на всех окружающих. Мы ели, пили, пели, плясали и прыгали через костры почти до самого утра! Весь Правый рукав светился от медленно плывущих утыканных свечками венков и Браги снова устроил феерический концерт со спецэффектами от Сингкэн. И Оссэ с Дедом пели, я слышала…

Новая Земля, наш остров, 01.03 (июля).0002

Сила привычки — великая вещь, даже если лёг под утро. Короче, встала я рано. А поскольку имела возможность по-читерски поправить здоровье и добавить себе бодрости, то решила уже и не ложиться.

Посёлок бессовестно дрых, разбросав по лесу и берегу следы вчерашних гуляний.

На танцплощадке стоял рояль. Опять! Ну, Браги…

На этот раз инструмент был поменьше — должно быть, чтоб удобнее было таскать? — благородного тёмно-красного цвета. На закрытой верхней крышке (не знаю, как она там правильно называется) лежала… лежали… да, определённо женские трусики. В очень минималистическом стиле. Несомненно, кто-то кому-то показывал, что на рояле можно не только музицировать. Мгм. Вот кто-то у меня по жопе получит — рояли портить! Хотя… не призна́ются ведь. Или скажут, что ничего не помнят, вот по-любому…

У самых прыгательных мостков стояла наполовину вытянутая на берег лодка. Не наша! Со стремительно вытянутым носом, бирюзовая, словно светящаяся изнутри. Пирим и Умур, сильно выросшие с прошлого года алабайки, сидели рядом и время от времени заглядывали внутрь. Я взбодрилась и ускорилась. С другой стороны — собаки же не паникуют? В лодке обнаружился спящий, закутанный в полосатый плед Дед. Опять, поди, на спор выиграл… Я маленько убрала ему похмелье, но будить не стала. Пусть выспится.

Столовая была распахнута, там что-то весело гремело, и неугомонная Валентина распевала счастливым голосом.

А Хайгена я нашла спящим на крыльце его фургона, пьяного и умиротворённого. В душе его было светло. Договорился, значит, с Лелей. Решил проблему. Даже не буду спрашивать, как он это сделал.

ЗАТИШЬЕ. И ЭТО ПОДОЗРИТЕЛЬНО

Последние месяцы были подозрительно тихими. Реально — тихими. Не хотелось бы говорить «как затишье перед бурей», хотя от ассоциаций особо никуда не денешься (особенно после страшных новостей из других мест).

Посудите сами.

Сперва, в самом-самом начале, была банда — та, что из беглых зэков.

Потом те пятеро сильно хорошо подготовленных и экипированных мужиков, которые приходили конкретно Вову убить (так мы и не поняли, кто это такие были).

Потом по мелочи — стая бомжей и обнаглевшие попрошайки.

Потом придурки, которые хотели потеснить нас на нашей земле на основании «а чо вы купили тут штоле, документы покажите».

От кое-кого из них же, кстати, спасённых по зиме в изрядно урезанном составе, было известно о каких-то злодеях-чернокапюшонниках, но лично мы этих странных персонажей не видели, а Кадарчан, бегавший проверить, рассказал, что следы действительно были, и даже были признаки устроенного в пещере жилья, но люди оттуда ушли, а в пещере за собой всё повыжгли, и что уж там было — теперь не узнать. Следы вели далеко на восток, эвенк прошёл дня три, никаких признаков пребывания человека не заметил и дальше преследовать их не стал. Ушли и ушли.

Это всё упрессовалось в несколько первых месяцев. Ну и после этого как-то так наступила тишина, никто не прибегал, внезапно не хотел нас переубивать, и даже права качать особо было некому.

Но маленькие Лёнины листочки явственно свидетельствовали о том, что сбылись худшие наши опасения — люди почуяли безнаказанность, и это сносит им крышу. Наша тишина пугала меня, как глаз бури.

Вова (да и многие вслед за ним) в эту тишину не верил, каждый божий день кроме воскресенья, восьмого дня в неделе, безжалостно гонял нас на тренировки, так что были мы, как те красивые спортсмены со старого значка ГТО. Кто не помнит — был в СССР такой комплекс, за успешную сдачу которого полагался значок и вроде бы даже документ — мол, готов к труду и обороне. Прям, всё как у нас*.

*Между прочим, в России с 2014 года комплекс ГТО снова введён,

но значок другой — с неторопливо бегущим чуваком.

А вот в СССР фигурка спортсмена была устремлённо-летящей.

Как мы.

11. ВРЕМЯ АЛЛЮРОМ

ЛЭРИ

Праздник закончился, и авралы понеслись с новой силой.

Лёня время от времени получал наши отчёты и кое-какие Сергеевы фотографии, публиковал это в нашем блоге и даже умудрялся варганить из них какие-то видео, которые выкладывал в сети. Иногда он кооперировался с Колегальвом, который показывал ему под запись иллюзии. Или с Лэри.

О Лэри нужно сказать особо. Мягкая, мечтательная любительница булочек, Лэри, пожалуй, больше всех других эльфов летала в облаках. Лэри обожала живопись, а живопись, по-видимому, обожала её. Не знаю, можно ли это назвать особым даром, но к первой годовщине нашего с ней знакомства вечно таскающаяся с какими-то папками и красками эльфа могла скопировать практически любую картину.

Вроде бы — просто искусство? Ремесло? Талант? Что это? Всё это вместе, помноженное на усердие, граничащее с одержимостью, и вылилось в удивительный живописный дар. Следующий взлёт случился там, где я и не предполагала.

Однажды я показала нашей художнице сборник детских сказок, привезённый мной со Старой Земли (очень красивый и богато иллюстрированный, но такой слегка задрипанный, принадлежавший в своё время ещё моим старшим детям) и посетовала, что книжка от интенсивной эксплуатации подрастающим поколением беловоронцев истрепалась, а так жаль… Лэри книжку попросила, а через два дня пришла, немного озадаченная первыми результатами.

Она сидела передо мной, сложив на столе руки с разноцветными от въевшейся краски лунками ногтей.

— Матушка кельда, я не ожидала…

Да уж, я тоже не ожидала. Никогда не знаешь, куда кинется магический дар… Картинки были как в старой книжке. Почти. Только они были… живые, что ли? Как магический рисунок распознавал, что смотрят именно на него? Но как-то распознавал, потому что под взглядом он начинал жить, двигаться — как мультфильм. Больше вам скажу: отклонившись чуть в сторону можно было даже заглянуть за «окошко» рисунка — словно стоя около портала, немножко заглянуть за пазуху другого мира… Ещё интереснее было то, что написанный под картинкой текст (если провести по нему пальцем) читался мягким голосом художницы. То, что по буквам нужно было водить пальцем, мне не очень понравилось — я так рассудила, что со временем они начнут истираться. Лэриэль думала недолго. Рядом с буквами появился треугольничек, прикоснувшись к которому можно было начать слушать, и квадратик — чтобы остановить. Прямо как в плеерах.

Те, первые живые рисунки двигались секунд десять-пятнадцать, потом замирали, а если вы продолжали на них смотреть — включались заново. С тех пор Лэри, задавшаяся такой целью, научилась «упаковывать» в рисунок до пятнадцати минут времени. Особенно хорошо получались пейзажи. К ним тоже можно было добавить звук: шум реки, шелест листьев, птичье пение…

С этими рисунками вышла, кстати, удивительная штука — это были одни из немногих предметов, в которых при переносе в старый мир сохранялась остаточная магия: звук, как правило, исчезал, но вот рисунки двигались и картины оживали. Новость, как почти всё, относящееся к Новой Земле, обсуждалась в медиасфере очень бурно. Первый же выставленный нами на аукцион рисунок принёс нам просто неприличную сумму денег — а перепродан был вдвое дороже! Мы принимали эксклюзивные заявки и потихоньку радовались, что, кажется, это должно закрыть несколько наклёвывавшихся в связи со спешным строительством финансовых дыр.

Так вот, штук пять таких рисунков с постепенно строящимся донжоном она передала Лёне. С комментариями архитекторов и прочих участников строительства получился целый фильм.

ЗРЕЛОЕ ЛЕТО И ТЁПЛАЯ ОСЕНЬ ВТОРОГО ГОДА

Новая Земля, наш остров, 01.03 (июля) — 18.06 (октября).0002

К середине июля пятиэтажный донжон закрыли крышей, вставили окна, и даже с недостроенной крепостной стеной он стал смотреться неплохо — тем паче, что стоял он на холме и выгодно доминировал над окружающим пространством. Рядом, серебристо-золотой колонной с широкой шапкой кроны поднимался в небо мэллорн. Всю внутреннюю отделку донжона оставили на потом и бросились на фундамент крепостной стены. Заложили четыре южных башни, стены между ними, основание ворот и длинной пологой лестницы с малого холма на большой.

Скажу ещё раз — если бы не магический ресурс, подобный объём работ был бы просто нереальным. Ну вот — никак. Чтобы было понятно, ещё раз покажу рисунки с изначальными границами нашего «холма на холме» (на первом рисунке это тёмное пятнышко на холме, почти ровно к северу от острога) и планом детинца.

Так вот, за почти целиковое зрелое лето (восемьдесят дней) и полтора больших сорокадневных месяцев осени мы успели полностью отстроить железобетонные оболочки всех четырёх южных башен и пролёты стен между ними. Были выведены ворота с опускающейся кованой решёткой и массивными лиственничными створками. Над сегментом малого холма (холма на холме, как его ещё называли), выходящим строго на юг, поработали земельщики. Теперь он был ровно стёсан под углом где-то в семьдесят градусов. И даже покрыт каменно-бетонной облицовкой. Были готовы опоры и арки для длинной лестницы (которая потом, позже, будет называться верхней лестницей) и выложен поверх них временный бревенчатый настил.

Начатые ещё по весне проекты по водоснабжению и механизации несколько замедлились, но вовсе заброшены не были. К концу лета всё же было сгорожено и установлено какое-то новой конструкции дивное колесо (как мне сказали, одно из многих предполагаемых) и целая система удивительных железяк к нему, которая позволяла запускать мельничный жёрнов, дробилку, какой-то Никитин хитрый пресс и даже молот. Северная часть острова вблизи этого колеса начала живо напоминать промышленный район (и подозреваю, что это только начало). До стиральных машинок дело пока не дошло — мужики сказали, что постараются к зиме. Хоть бы! Задолбалась уже я с кулями до портала кататься. Не лично я, конечно — в глобальном плане. В мелкие наши педальные стиралки входило в основном мелкое же. А вот всякие робы, куртки, а тем более пододеяльники? Вручную стирать — это ж смерти подобно! Ладно, у нас цивилизация под боком: мы возили в прачку. Но ждали стиральные машины как воздух!

Лес всё также радовал нас и рыбой, и ягодой, и толпами бегающей по лесам дичи — всякими, короче, природными дарами. Дед во главе банды юных рейнджеров без передыху ловил и заготавливал рыбу. В огородах и на полях тоже всё пёрло и колосилось. Нагуливала мясо скотина. Жить бы да радоваться! И чего людям не хватает, что они друг на друга войной прут?

Если бы не гонка с детинцем, второй год по большому счёту был бы похож на первый, словно расширяющийся круг на воде. Нет, плохое сравнение. Мне казалось, что этот медленный процесс должен дать превращение количественного прироста в качественный, но пока… Целое долгое первое лето, осень и зиму мы просидели, словно кедровый орешек в прелой лесной подстилке, живой орешек, в котором уже началось движение его орешковых кедровых соков, и будущий стволик пошёл в рост и даже начал выпускать корешок — но всё это до определённого переломного момента происходило внутри плотной скорлупы, практически невидимое глазу…

И вот весной пошла бурная движуха, пронеслось второе лето — донжон и четыре башни уже стоят, пусть и без внутренних перекрытий. Можно ли было считать, что наш росток наконец пробился на воздух и увидел небо?

Мы торопились завершить эту часть строительства детинца до начала осенних бурь, и лично у меня возникло такое ощущение, что наша коллективная молчаливая просьба сдвинула непогоду на пару дней. А уж потом ледяная морось, шторма и наступающие морозы обрушились на нас со всей своей силой.

БУРИ. ПОДАРОК ОТ НАШИХ МУЖЧИН

Новая Земля, наш остров, 19–37.06 (октября).0002

Мужики с самого завтрака наряжались в бушлаты и организованной толпой убегали в донжон, в который заранее стаскали целую кучу полевых армейских печек и дров. Там у них был заготовлен всякий материал и инструмент для внутренних работ, и приволакивались назад они уже ближе ко сну.

Понять их было можно. Знаете, когда дело ну вот почти уже сделано и хочется завершить его, скорей, скорей… На обед по промозглой слякоти они ходить не хотели. В первый день девчонки со столовой нарядились в куртки и дождевики, составили бачки́ с супами-кашами в тачку и потащились на холм. Чисто фильм «Девчата» только поварих целый выводок.

Финал, однако, вышел более грустным, чем в кино.

Мало того, что половина раскатились на раскисшей глине и увазюкались как чушки, так на обратном пути Нари поскользнулась на мокрых вре́менных мостках, слетела с высоты четырёх метров, сломала ногу и здорово отшибла спину.

Парни притащили её, кусающую губы, в столовую, где с чтением и всякими рукоделиями сидело большинство народа (у кого не было своего света) — и, соответственно, я. Все получили от меня втык — и эти мать-их-подвижницы, и мужики (вечером, конечно), что не озаботились сухпая взять, раз не хотели в обед бегать. Нари я, конечно, сразу поправила, но девкам подобные прогулки запретила. Нефиг девочкам по обледенелой стройке лазить.

Так и получилось, что шестнадцать дней мы мужиков наших считай что и не видели. И мужиков, и парней, и даже мальчишек, вступивших в это важное мужское братство и старавшихся помочь хоть подаванием гвоздей.

Зато — зайки мои, какой был нам всем подарок, скажу я вам, когда бури кончились! Мы были торжественно приглашены в нашу главную и самую первую башню. Внутри было тепло натоплено и всё уже красиво. Ну, может быть, мебели маловато — но это и к лучшему. Припёрлось нас, как-никак, человек двести!

Мы гуськом забрались по высокой лесенке (вход-то, кто забыл — через второй этаж). Как говорится: «вытирайте ноги, сдавайте ножи и волы́ны…»*

*Спасибо за цитаты, дядя Гоблин!

Каждый… нет, каждая — мужики-то всё это уже видели же! Так вот, каждая считала своим долгом походить везде и всё посмотреть, начиная от подвалов с кладовыми, бойлерными-истопными и всякими помещениями, набитыми сложными клубками труб и прочей непонятной фигни. На первом безоконном этаже мы заценили помещения для всяких складов, будущую оружейку (даже со стойками для алебард и копий), каптёрки и темнушки. Весь второй этаж — вах! — занимали большая кухня с печью почти как в нашей столовой и большой обеденный зал. И печь даже была уже выложена, только не до конца просушена. На третьем была как бы квартирка для нас с Вовой: прихожая, спальня (единственная, в которой стояла здоровенная кровать с намеченным резным узором), и маленькая детская. И самое главное, товарищи! Там был крошечный, едва ли не меньше чем в старых хрущёвках, совмещённый санузел. Но он был! Спасибо всем, сотворившим это чудо! Даже не спрашивайте меня, как это работает. Я уже поняла, что даже если мне удаётся понять механикуса (прилипшее-таки название к мастерам всяких сложных механических приспособ), вся информация стирается в ближайшие пять минут до состояния полной незамутнённости сознания. Вот — не технарь я. От слова совсем.

Вторая такая же квартирка предназначалась для Гали с Кириллом, третья, даже побольше… ну, тут у меня был свой план. И было ещё несколько маленьких «однушек» — универсальных. Кто-то же ещё будет с нами жить? Куковать в изоляции в наши баронские планы отнюдь не входило.

Четвёртый-пятый этаж были более скромных площадей; башня сохраняла всё ту же форму восьмигранника, только вписанного в квадрат поменьше: шестнадцать на шестнадцать метров — так-то тоже довольно прилично, хоть стены и толстые. Этажи были разделены центральными коридорами на два ряда комнат, пока совершенно пустых, гладко оштукатуренных. Не все даже были побелены. Только кое-где стояли армейские печурки, поскольку бойлер решили пока не раскочегаривать.

И на галереи нас тоже сводили. На обе.

Лично я даже с третьего этажа уже очкую вниз смотреть, и по этой причине крепко держалась за мужа. Но интересно же! Я даже в эти машикули рискнула одним глазком заглянуть, хех.

С верхней смотровой площадки открывался охренительный вид на все окрестности. С высоты птичьего полёта, едрид-мадрид! На много километров вокруг шумела кронами тайга. Никаких человеческих следов (и даже наших, потому как после бурь мы ещё за пределы острова не выбирались) не было. И остров, и матёрые берега были присыпаны новеньким, ещё нехоженым снежком. Только редкие вырубки, укрытая снегом озимь да похожие на сонных мамонтов стога за Левым рукавом напоминали о присутствии здесь человека. Правый (мелкий и спокойный) рукав Длинной Рубашки покрылся тонюсеньким ледком. Левый ещё сопротивлялся, хотя все берега уже пообмёрзли. Минус двенадцать сегодня с утра было, как-никак. А вот Бурная сердито фыркала и шелестела шугой, и не думая замерзать.

Сурово. И красиво, блин! Как же красиво…

Донжон, как сердце будущего замка, получил название «Серый камень». Вова придумал. Кажется, это как-то связано с именем Акташа, но это неточно.

Такие дела.

ВТОРАЯ ЗИМА

Новая Земля, наш остров, 01.07(декабря) — 40.08 (января).0002

Переезжать мы с Вовой пока не стали. Ну, это гонево же — все будут в остроге — а мы двое тут, что ли? Из фургона мы, правда (я забыла сказать), ещё весной перебрались в длинный дом, заняли пару комнат: одну под спальню и одну под кабинет. Пусть пока так и будет.

Дни мужики по большей части всё так же проводили в детинце: нужно было полностью закончить внутренность четырёх южных башен, наделать мебели, потом заготовки для всяких хитрых антивражеских приспособ и кучу, кучу всего ещё нужно было делать, прилаживать и обустраивать. Зато с определённого ракурса кусок стены с воротами, четырьмя башнями и возвышающийся за ними донжон смотрелись прямо как будто бы цельный за́мок, ха. Сергей наделал памятных фоток, всем надарил, а оставшиеся загнал по спекулятивной цене. Шучу. Нам отдал, а мы, как истинные буржуины, нашлёпали на обратной стороне фотографий наших беловоронских печатей*, разом повысив их стоимость на порядок, и передали пачку Лёне. Вот он у нас парень не промах.

*Да, печать у нас давно уже была,

и не абы какая, а нашими эльфами-художниками сделанная,

так что ворон даже на той стороне

периодически поворачивал голову и взмахивал крыльями.

Не оставляли также лесозаготовку и строительство. Если прогнозы наши оправдаются — а иначе и быть не может! — народу будет всё больше и больше, несмотря на все страшные новости. И как показала практика, лучше сразу иметь хотя бы угол, где приткнуться, так что строились мы про запас. Каждый из семидесяти с лишним мужиков* по очереди был и лесорубом, и столяром, и плотником.

*Мужиков — это, конечно, громко сказано.

Мужиками считались все лица мужескаго полу

от пятнадцати лет и старше.

Хотя зачастую вместе со старшими

уходили помогать и младшие:

и Петька, и Борька.

Совсем уж мелкие братцы Ивановы

сильно переживали по этому поводу,

и тогда барон велел им

вместе с остальными рейнджерятами

выходить на зачистку делян

от всяких тонких обрезков и обрубков.

Вот уж они наработались, мама не горюй!

Зато Степан, я обратила внимание, давно уже работал на глаз, безо всяких измерительных инструментов. Ювелирно, можно сказать, работал. А по линиям Коле вообще можно было линейки проверять. И топоры у них входили в дерево так, словно они масло режут…

Зима прошла тихо. Самым шумным днём стало Среднезимье — с ёлкой, дедом Морозом, Снегуркой, подарками и всяческими гуляньями. В зиму решили дать людям немного отдохнуть — совсем освободили субботу и воскресенье, рабочий день сократили до нормальных восьми часов, вспомнили слегка подзабытые кружки-хобби и каждый выходной устраивали танцы.

Вот с чем нам барон послабления не давал — так это с военными тренировками, потому что это — залог жизнеспособности поселения, ясно? Вот, и нам тоже ясно было.

ВТОРАЯ ВЕСНА

Новая Земля, наш остров, 01.09(марта) — 40.10 (апреля).0002

На Старой Земле тем временем прошло почти полгода со дня открытия порталов. В конце староземского января, когда у нас уже вовсю разгулялась вторая весна, снег остался только кое-где в лесных завалах, дороги подсохли, а по всем полям и пригоркам дружно пробивалась молодая трава, мы встречали у портала ещё с десяток семей. Точнее, десяток повозок, подающихся под рамку входа краном. С этой стороны (как заранее было обговорено) каждую повозку ждала пара наших упитанных лошадок.

В Иркутске в этот день ударил мороз, аж за сорок. Интересно было смотреть, как люди, закутанные по самые макушки, пройдя сквозь невидимую разделяющую миры мембрану, начинают разматывать свои шарфы, распахивать пуховики и дублёнки. Конечно! У нас-то уже плюс десять — на пятьдесят с лишним градусов теплее! Эффект такой, как будто в натопленную баню зашёл.

Эти семьи, как и многие приходящие в новый мир, тоже были большие — семьи в восточном понимании: не просто папа-мама-дети, а со стариками, да ещё всякая боковая родня, у которой тоже находились бабушки-дедушки, двоюродные тёти, кумовья и просто друзья, — и все как на подбор многодетные. Я даже подумала: может с какого сообщества или на форуме многодетных сговорились? Оказалось — нет, просто совпадение.

Каждая такая семейная ватага по очереди входила в фургон МФЦ, регистрировалась, каждый человек (включая даже младенцев) получал плотную пластиковую карточку со своей фотографией, в которой было вписано имя: старое (кто хотел оставить) — или новое. Также (по желанию) можно было указать дату рождения и дату перехода в обоих летосчислениях. Вот тебе и удостоверение личности! Говорят, пару дней как поставили. Отличная вещь! Надо нашим всем такие сделать.

Всего новобранцев получилось чуть больше сотни человек. Не так чтобы сильно много, но и не мало.

Но известия были и нерадостные.

Весна, видимо, и в новом мире несла с собой обострения, и с середины марта в распечатках новостей всё чаще начали мелькать сообщения о стычках между переселенцами.

Дальше пошло серьёзнее…

ГОД ТРЕТИЙ. ТРЕВОЖНОЕ ВРЕМЯ

Новая Земля, лето и осень третьего года

К лету третьего года появились известия о массовых нападениях на посёлки организованных банд, которые обнаглели настолько, что перестали скрываться.

Особенно отличились среднеазиатские порталы — Таджикистан, Туркменистан, Киргизия. Часть из них сделались центрами коммуникации басмаческих группировок, наркоторговли и рабских рынков. Там у них все эти направления быстро стали называться словом «бизнес». Целые аулы и кишлаки на Старой Земле (пока их взрослые работоспособные находились на заработках в более успешных сопредельных государствах) сгонялись к порталам — оставшиеся в них дети и старики перегонялись через границу с целью продажи на плантации мака и конопли. Соображения в этом случае были простые: дети скоро вырастут, а старики — помолодеют и будут пахать ещё много лет. Местами пятна наркополей росли с угрожающей быстротой и вскоре грозились слиться в огромное море от горизонта до горизонта.

Казахи почувствовали новый расцвет и начали гоняться вокруг своих порталов, как Батый с Тимурджаном. Новости о постоянных вооружённых конфликтах, о захвате людей и грабежах посыпались, как горох.

Мы снова строились, как сумасшедшие, прерываясь только на особые случаи*.

*Третье новолетие,

день рождения нашего посёлка,

Середина лета,

Первое сентября…

Сперва — как только стала позволять температура, ещё в весеннюю распутицу — была закончена лестница в детинец. Эля краснела и горячилась, что «никто больше на её объекте не будет ноги ломать!» К лестнице, конечно, предстояло доделать тот хитрый коридор с бойницами и смертельными дырами — но это всё потом. Главное, теперь по ней спокойно могли подниматься и люди, и телеги: по центру шли ступеньки, а по бокам — два пологих ската. И стенки, никто никуда не свалится. Мне очень понравилось.

За весну, длинное лето и мягкую золотую осень мы успели отстроить ещё шесть башен (также пока пустых, как стаканчики). Самая северная из них, самая массивная, должна будет впоследствии примыкать к нашему будущему большому дому. И мы даже успели до бурь закрыть стенами промежутки между башнями! Теперь детинец уже был детинцем в полном смысле этого слова. Конечно, не были ещё доделаны откосы вокруг стен — тот центральный сегмент, облагороженный в прошлом году, так и остался единственным, ещё предстояло выстроить двойную башню над лестницей и обустроить двор. Да и большой жилой дом был пока только в мечтах. Но крепостная стена была замкнута! Это было круто!

И… Если бы не наша магия-шмагия, хрен бы мы столько наработали! Повторяюсь, да. А как вы хотели?

МИРНЫЕ НОВОСТИ

Новая Земля, третья зима

До третьего Среднезимья пришло ещё десятка два новых поселенцев, в основном одиночки. И стало нас чуть больше трёхсот.

В середине января, в самые морозы, Галюня родила девочку, которую назвали Наденькой. Малышка была вылитая Галка — светленькая (Галя маленькая была совсем светло-русая) с тёмно-карими, аж с фиолетовым отливом, глазами. Интересно, унаследует ли она от родителей хоть один из даров? Пока что проверить это не представлялось никакой возможности.

Рождение Надежды как будто послужило спусковым механизмом для остальных семей. Думаю, ближе к осени будет у нас первый массовый естественный прирост беловоронцев. Вторым прекрасным плюсом было то, что Галя снова могла трансформироваться. Оказывается, метаморфы во время беременности не способны менять форму, такое вот открытие.

За зиму мужики успели не только обустроить новые башни, но и поставить в остроге ещё несколько длинных общежитских домов: (теперь, кроме двух рядов домов, вытянувшихся от столовой словно вагончики на путях, от северных ворот до южных, построили ещё два ряда, ближе к стене острога). И стало их уже двадцать восемь штук. Кроме того, строили и в детинце — два нестандартных общежития, в два раза длиннее прочих — аж на сорок с лишним метров — между седьмой и десятой башнями, по границе будущей стены, отделяющей складской двор — для тех людей, которые будут работать непосредственно внутри замка (а значит и жить им желательно поближе). До каменного дома дело пока ещё дойдёт, а в донжон, очевидно, все не влезут.

Мы сыграли несколько свадеб. Четыре, если быть точными. На счёт четвёртой у меня были некоторые сомнения, поскольку участников было четверо. Мда, наш эксперимент с разноформатными отношениями дал первый, так скажем, задокументированный выстрел. Димка с Пашкой, верные друзья-товарищи, взяли в жён эльфиек Нари с Валарен. Немного неожиданно, конечно. С другой стороны, почему кто-то мог подумать, что на Новой Земле не будет межрасовых браков? Будем ждать полуэльфят. Света (Димкина мать) была несколько обескуражена, но это ещё ничего! Видели бы вы лица Пашкиной родни, когда он пригласил их познакомиться со своими жёнами и представил Димку как со-супруга… Каждый раз вспоминаю и начинаю истерически ржать, извините.

Остальные три свадьбы были весьма классическими: Илья и Магда (давно и ожидаемо), Андринг с Ликой и Никита с Марьяной. Все они пока расселились по свободным комнатам очередного длинного дома, об индивидуальном строительстве мысли пока только наклёвывались.

МЫ ЖДЁМ БОЛЬШОЕ ПОПОЛНЕНИЕ

На третью новоземскую весну (конец нашего третьего года) мы возлагали большие надежды. Помните, быть может, наши размышления об инерции мышления? Так вот, с одной стороны, начало третьей новоземской весны приходилось в Иркутске на первую неделю мая второго года от открытия порталов. Самое то для переселения! А с другой — мы боялись, как бы народ не двинулся раньше, в апреле, например, и не помёрз (ну, кто не к нам, конечно — своих-то мы уж как-нибудь бы прикрыли). По этому поводу мы активно сотрудничали и с госслужбой МФЦ, и с полицией — чтобы люди были как минимум предупреждены: в Иркутске апрель апрелем, а на Новой Земле ещё зима.

За́мок в определённом смысле выстрелил: народу к нам собиралось довольно много (по нашим текущим меркам). За прошедшие два с половиной года (а для староземских — восемь месяцев) мы успели переговорить с десятками, сотнями людей. Со многими — детально, да не по одному разу. На все переговоры Вова брал с собой меня — чтобы исключить заведомую гниль. Не знаю, как долго мы сможем работать в таком вот режиме, чтобы поштучно отделять тысызыть зёрна от плевел, но пока наше поселение было слишком маленьким и уязвимым, мы старались делать всё, чтобы минимизировать возможные разрушающие факторы.

Люди были разные: разных возрастов, разных профессий, совершенно разного жизненного опыта. Одиночки, пары, родители с детьми, большие семьи и группы друзей. Мы готовились их встречать и заранее проводили определённую перестановку в посёлке. Очевидно было, что все мы в острог… не то что бы не влезем — влезли бы, если уплотниться — а нет уже в этом особенного смысла. Настало время осваивать детинец. И острог тоже бросать не будем — тут уже и хорошо обжито, и красиво — всякие клумбы-кусты, танцплощадки и качели, готовых жилых площадей вон сколько! В летних планах было подведение к домам воды и канализации. Тем более что все мы были уверены: поселение будет только расти, и через пару-тройку лет детинец и острог сольются внутри… да, наверное, го́рода?

С этой ротацией тоже возникло много вопросов, мы крутили так и сяк, судили, рядили всем колхозом — чтоб целесообразно было. И удобно. И симпатии старались учесть всякие. И — тут ведь ещё какая вещь — новеньких желательно бы расселить между старенькими, чтобы они вроде как прониклись духом и всё такое. Короче, не один вечер на ту перетасовку потратили.

И вот наступил назначенный день. Переселенцы в последний раз отметили День Победы на Старой Земле, кто-то прошёл с Бессмертным полком, кто-то съездил на кладбище — и в назначенный день (по-нашему, двенадцатого марта, как раз дороги хорошо уже подсохли) мы собирались встретить очередную группу новобранцев.

Схема была уже несколько раз обкатана. Кто может — приезжает своим ходом, с лошадьми. Если нет возможности, но есть повозки под упряжь (сейчас это уже не проблема; фирмочек, подобных той, что нам делала фургоны, в Иркутске и окрестностях уже было штук восемь) — транспортируются до портала, просовываются хоть каким-нибудь краем на нашу сторону, а тут мы уже втягиваем и запрягаем своихкоников-красавцев. Если и телег-фургонов не было — тоже не беда. Тут мы работали, как с нашим Лёней-поставщиком. Он обычно сдавал на грузовике кузовом в портал, и мужики в два счёта перекидывали назначенный нам груз в наши повозки. Вот и с бестележными та же байда — только предупредить надо было заранее, уж в транспорте у нас недостатка не было. И на совсем крайний случай, если телега была, но, допустим, тракторная — красиво выходил вперёд барон и вёл её «за ручку» до самого острова.

12. НОВОБРАНЦЫ И БЕЗБИЛЕТНИКИ

ТИПИЧНОЕ СТОЛПОТВОРЕНИЕ

Новая Земля, Иркутский портал — Серый Камень, 12.09 (марта). 0003

Сегодня мы ждали огромную толпу народа. Наверное, потом я привыкну, но в тот день мне всё это напоминало какой-нибудь великий исход и миграцию варваров. И ещё Лермонтов этот без конца на ум приходил со своими людьми и лошадьми. Обыкался, наверное, на том свете, бедолага.

Хорошо, что с нами пришло тридцать помощников. Барон хотел, чтобы каждую повозку сопровождал наш человек, и иметь ещё несколько на подхвате.

Короче, в моём списке на сегодняшний переход (в моей копии, которую муж вручил мне перед порталом) значилось четырнадцать пунктов. И только один из них был одиночным. В смысле — один человек. Мужик какой-то. Вроде бы, Вова говорил, кожей занимается (сумки там, ботинки и всё такое).

Была пара без детей и родни. Такие, не сильно молодые уже. Чё-то там у них с детьми не получалось, не помню. То ли она, то ли он после какой-то болезни бесплодным остался.

И ещё одна женщина была с ребёнком, одинокая. Такое у нас, если честно, в первый раз. Обычно дамы боятся без поддержки родичей, но эта была уж очень решительная.

И всё. Остальные одиннадцать пунктов содержали от восьми до (внимание!) девятнадцати имён! Почти все уже отоварились новыми пластиковыми удостоверениями личности, неотоваренные паниковали и толпились у МФЦ, создавая дополнительную сутолоку. Часть народа, торопыжки, успели перебраться на нашу сторону раньше времени, и даже уже кто-то кого-то потерял.

В довершение всего несколько семей было сугубо деревенских — с многочисленным хозяйственным скарбом, коровами, козами, свиньями, гусями и хрен знает кем ещё. И не всё это богатство добровольно было согласно перейти в мир иной, а Андле как назло где-то застряла в этой куче, и найти её не представлялось никакой возможности, хоть я и орала в мой картонный рупор. Это подлое скотство решило, видимо, что у нас местная традиция такая, и тоже начало хором орать. Ещё и петухи, о, боги…

В общем — нормальная, совершенно обычная ситуация, когда много народу одновременно хотят переместиться в другое место. На любом вокзале ежедневно можно наблюдать. Лёнька, конечно, тоже был тут — снимал для нашего блога и канала. Ещё бы — такое большое для нас событие! Ну и как бы реклама заодно будет.

Покупайте наших слонов! ©

Вова велел больше пока никого не пропускать, чтобы все остальные дожидались на Иркутской стороне, и пошёл разбираться с теми, кто уже успел просочиться, вычёркивать их в списке и потихоньку отправлять вперёд. Ну… мы стояли. Ребята взяли лавки от столов и перегородили проезд, чтобы не увеличивать сумятицу на нашей стороне. И всё равно каждые две минуты кто-нибудь подходил и спрашивал что-нибудь такое, что уже было сто раз громко объявлено. Эх, бестолковцы! Вот займусь я вашим воспитанием, будете знать!

ПОМОЩЬ ОРГАНОВ

— Добрый день, граждане! Помощь органов нужна вам?

Ой, какой знакомый голос, и такой характерный бурятский акцент!

— Капитан Самбаев⁈ — тот самый, который помогал нам с Алькой разобраться!

— Так точно!

Капитан был большой (очень большой) и внушительный. Как дядя Стёпа, только в два раза шире и бурят. Народ сразу проникся его аурой, временно перестал задавать дурацкие вопросы одно да по тому и отступил на почтительную дистанцию.

— Я была бы вам чрезвычайно благодарна! А то мой матюгальник не справляется, — я показала ему картонный рупор. Товарищ капитан выпятил нижнюю губу — скорее всего, подбирая вежливые слова для характеристики предъявленного устройства — ничего приличного не нашёл и решил пропустить этот пункт:

— Федя, принеси там это… — большие мясистые руки очертили в воздухе невнятные формы, но Федя, видимо, был понятливый, потому как мегафон появился почти мгновенно. В инструкциях к вводному слову капитан Самбаев не нуждался.

Мегафон защёлкал.

— Граждане, внимание! Соблюдайте порядок и сохраняйте спокойствие! Произошла небольшая заминка! — он немного отстранился от микрофона и пошевелил бровями, что, по-видимому, нужно было расценивать как сигнал к говорению.

Так, что сказать?

— Баронство Белый Ворон начало формирование каравана.

— Баронство Белый Ворон начало формирование каравана… — официальным тоном и очень громко повторил за мной капитан. Так мы дальше и говорили дублем:

— На данный момент проводится проверка состава семей в соответствии со списками.

— Просим вас не создавать сумятицу и оставаться пока на этой стороне!

— Не расходитесь, держитесь семьями!

— Первыми проходят группы без домашних животных!

— От каждой семьи прошу подойти одного ответственного человека.

— Только одного!

В конце капитан вопросительно посмотрел на меня. Я так много хотела ещё сказать, но решила, что сделаю это потом, в более комфортной обстановке — и помотала головой. Он внимательно обозрел площадку, заметил пытающуюся проникнуть в фургончик МФЦ козу и сурово добавил:

— И не оставляйте вещей без присмотра!

Прозвучало это так странно, как будто вещи были живые. Народ задумался.

У стола столпилось с десяток представителей, которых господин Самбаев (как же я ему благодарна!) живо выстроил в очередь.

Я делала пометки: сколько пришло народу, все ли по факту совпадают с заявленным списком, есть ли мелкие дети, которые уже устали ждать (это же ужас лютый, лучше таких вперёд пропихнуть), ну и есть ли животины (какие и сколько).

Подошёл Вова:

— Так, этих вроде разобрали. Три группы отправили, четвёртые девчонку потеряли. Я их в стороне поставил, ждут.

Капитан Самбаев встал в стойку, живо напомнив мне спаниеля, только очень большого. И в полицейской форме:

— Так! Говорите, ребёнка потеряли?

— Да, девочка, одиннадцать лет. Сима Плотникова. Не местная. Из-под Тулуна они, могла дезориентироваться.

— Сейчас объявим!.. Внимание!!! Сима Плотникова! Срочно подойди к порталу! Твои родители ждут тебя на противоположной стороне! Внимание! Сима Плотникова!.. — капитан обернулся к нам и описал рукой сложную петлю: — Я по парку пройду, может она испугалась да побежала?

Мегафон удалился, и мы начали пока пропускать остальных, руководствуясь моими пометками. Лавки растащили, и в портал одна за другой начали въезжать повозки наших новых подданных.

Осталась пара повозок, когда капитан появился снова, ведя за руку зарёванную девчонку:

— Вот ваша пропажа! Почти до Управления ГЭС уже ушла с перепугу.

Я приготовилась сделать пометку в листе:

— Так, это Сима Плотникова?

Девчонка закивала, всхлипывая. А Долегон вдруг растерянно сказал:

— Так она же уже прошла?

Капитан выпучил глаза, а девочка аж плакать перестала. И тут Людмила Сергеевна из МФЦ, у которой наконец закончился поток клиентов, вышедшая на крылечко поглазеть на движуху, тоже сказала:

— А как ты увидел? Она же через меня прошла и сразу к родителям побежала, там ещё Владимир Олегович стоял… — последние слова она договаривала всё медленнее, глядя на наши вытягивающиеся лица и вдруг всплеснула руками: — Батюшки, кого ж я пропустила-то? Какого ребёнка⁈ Это ж ЧП!

Приведённая Самбаевым девчонка испугалась и заревела:

— Я правда Сима Плотникова-а-а!!!

— Так, не реви! — строго сказал Вова. — Сейчас родителей позовём, и они на тебя посмотрят, поняла? — она закивала головой быстро-быстро, шмыгая носом.

— Вов, да не надо родителей, — тихонько вмешалась я, — я и так вижу, что она не врёт, пропусти её.

— Милая, давай уж для протокола… — Вова обернулся и крикнул: — Плотниковы!!! Посмотрите: вашего ребёнка нашли — нет?

От повозки побежало сразу несколько человек, девчонка закричала: «Мама-а-а-а!» — и заревела с новой силой, а в моей голове снова зазвучал Лермонтов. Смешались в кучу, короче. Обычное дело.

Людмила Сергеевна охала и страдала. А Долегон тревожно смотрел на нас:

— Господин барон… А кого ж мы-то тогда пропустили?

Длинный поезд разнообразных повозок уже почти полностью втянулся в лес. Вова смотрел ему вслед, прищурясь:

— Ну что, похоже у нас два зайца.

— Это если они куда в другую сторону не побежали, — рассудительно высказался складывающий списки в папку Марк.

— Да куда они тут побегут…

Пришлось пообещать, что при обнаружении бесхозных детей мы немедленно передадим информацию о них дежурным на портале.

Плотниковы были благодарны ментам по самые уши и всё пытались всунуть им какие-то деньги, что товарищ капитан строго отверг. Тогда я попросила бланк и наваяла текст следующего содержания:

«Барон и баронесса Белого Ворона благодарят капитана Самбаева и весь дежурный состав сотрудников полиции (фамилии записала под диктовку) за своевременные, быстрые и профессиональные действия в поиске пропавшего ребёнка (Серафимы Плотниковой, одиннадцати лет). Благодаря их оперативной помощи была предотвращена трагедия семьи переселенцев Плотниковых». И дата в двух форматах.

Мы подписались, Вова шлёпнул смачную печать с во́роном и распорядился, чтоб Лёня выдал мужикам премию омулями. Каждому по омулю. Омули у нас красивые, метровые, так что премия поучилась весьма приятная. И операторше из МФЦ заодно, стресс у женщины — а ведь помочь хотела.

Однако у мужиков глаза загорелись на бумажку с печатью даже больше, чем на премию. Пришлось каждому такую нарисовать. А что, жалко что ли?

ЗАЙЦЫ

Девчонок нашли ещё по дороге. Элементарно — все кроме зайцев были предупреждены, что пойдём перед рассветом, в четыре-пять утра, соответственно — будет холодновато. Тем более что у нас и днём пока градусов двенадцать, а в Иркутске уже к двадцаточке подпирает. Перепад между днём и ночью у нас не такой сильный, как в Сибири, но он есть. Не прошло и десяти минут, как Долегон представил барону посиневших, довольно легко одетых девчонок. Трёх. Что характерно, выцепили их в разных местах, бежать вместе они не подговаривались и зыркали друг на друга подозрительно. Хотя были из одного и того же детского дома. Десять, десять и одиннадцать лет.

Вот чего я, честно говоря, боялась. В окрестностях Иркутского портала было расположено четыре детских дома. И дети оттуда периодически «убегали погулять» и шарились по всему району сами по себе. Дежурные менты, конечно, бдили. В МФЦ вообще поставили блокирующуюся дверь — чтобы дети самопроизвольно на ту сторону не проскочили. Ну, а сегодня они вот так решили воспользоваться сумятицей и моментом. Судя по расстройству Людмилы Сергеевны, подобное происходило не в первый раз. Одна, самая шустрая, проскочила с толпой ещё до нашего приезда. А две вот — решили под потеряшку сыграть.

Так-так…

Мы переписали их имена-фамилии-даты рождения, Дол, Марк и Эрсан* поскакали назад к порталу (мы ж все верхами).

*Правило у нас такое: меньше трёх вне острова не ходим.

А барон… Барон велел девкам топать за обозом: мол, некогда щас, вот дойдём — будем с вами разбираться. Жалеть их никому не велел. И мне в том числе. Ни одежды, ни еды давать. И в телеги не садить. Залезли — пусть учатся отвечать за свои поступки, идут как есть.

За простуды я не боялась (целитель я или нет). А вот урок дать следовало сразу.

Три скрюченных девчонки угловато (потому что замёрзше) ковыляли перед нами по дороге. На что они реально рассчитывали? Вообще не думали головой, похоже. Ну дебильная же идея — пойти с толпой каких-то левых людей неизвестно куда. Да уж, с социализацией у этих детей печально. И с личными границами, насколько я знаю. И с самоограничениями. Приходилось мне с детдомовскими общаться. «Если нельзя, но очень хочется — то можно» — это один из самых безобидных их ориентиров. А ещё идея (не у всех, но у многих), что детдомовские — бедненькие, и поэтому все им всё должны. Да там, короче, куча всего прекрасного.

Гружёные подводы двигались медленно, со скоростью идущего человека. Идти нам предстояло чуть больше часа. С таким темпом, скорее, полтора. Девки деревянно шагали, скукожившись и запихав руки под мышки. Посинели, поди, уже — сзади не очень видать. Самая мелкая, выряженная в сарафан, начала стучать зубами. Да, не июль месяц. Мы ехали сзади верхом. Наша композиция была, так сказать, завершающей частью длинной панорамной картины «Переселение».

В головах у девок (я так слегка посмотрела) была полная каша. Розовые мечты про волшебные замки, чуть ли не страна ноль три* их тут должна была ждать.

*Оз. Ну, типа «Волшебника Изумрудного города»,

только американская.

Чужие люди обязательно должны были проникнуться — какая же она (каждая в отдельности) вся из себя хорошая, неоценённая и, конечно же, сразу усыновить. Удочерить. Ну и всякие феи и принцы, волшебные единороги с радугами и прочая дребедень. Сверху этого розово-дебильного винегрета была разлита обида на то, что всё вышло не так. А ещё им было холодно и хотелось есть.

О, боги… Я вообще не хочу с этим возиться. Ненавижу такое.

Девки начали ковылять уж вовсе деревянно. Не знаю, приходилось ли вам испытывать такое ощущение, когда ноги от холода не гнутся? Дурёхи сопливые. Тряслись и тихонько подвывали уже все трое. Вова смотрел на них молча — есть у барона нашего такой взгляд… недовольный… смотрит на тебя, и как будто ветром холодным тянет — и вот теперь им было страшно. Наконец-то! Я всё ждала, когда же до них хоть маленько дойдёт, что тут не сказка, тут может быть опасно, смертельно опасно. И просто смертельно.

Сзади послышался стук копыт. Наши торопились от портала.

Парни нас нагнали и притормозили, ожидая баронского слова.

— По одной в седло возьмите, — наконец сказал он. — Домой приедем — у девок в первой общаге в гостиной заприте, пусть ждут.

И мы поехали дальше бодрее, обгоняя повозочный поезд.

К острогу мы подъехали как раз к шести утра.

Я успела сказать Долегону, чтоб сводил девчонок в туалет, пообоссутся ведь — и началась круговерть с расселением. Нет, примерный план с опорой на имеющиеся списки был составлен заранее. И каждый знает, что точно по плану никогда не получается. Это, опять же, как в пионерлагере — одна смена выехала, другая только заселяется. А те, кто успел заехать на день раньше, с любопытством наблюдают за суетой вновьприбывших и дают ценные советы. Вот это вот всё, только в кубе — помноженное на весь пожизненный скарб, детей и всяческих животных. Веселуха!

Животин, кстати, требовалось определить на общую ферму — колхоз же у нас — зарегистрировать, куда, кого и в каком состоянии сдали, получить доку́менты-расписки на будущее, когда будем по дворам расселяться, и была это ни фига не быстрая процедура. Хорошо хоть с друидой (благодаря ей) всё происходило спокойно и даже сюрреалистически чинно.

В ДЕТСКИЙ САД

Я помчалась к Богдановым, проведать Мишку с Петей — забрать их, к сожалению, получится только вечером. Ещё в остроге мы выделили Марине с Максом вторую комнату, и у них там был прямо цветник жизни: Мирошке с Кирой было по пять лет, Арише с Тимошкой (принятым найдёнышем) — по два с половиной, как и нашему Мишке. Ну и полуторагодовалый спокойный Петька тоже вписывался в их компанию. Сюда же, кстати, приводили на день и четверых Найдёновских малышей, которым сейчас было от шести до четырёх лет, и пятерых ребятишек из семей, пришедших в самую первую весну. Это был наш вроде как детский сад, ещё с первого года.

Во вторую весну ребятишек сильно прибавилось, пришлось организовать ещё две небольших группы, но первую делить и перемешивать не стали — сильно они уже были к Марине привязаны. Так что для тогдашних новичков мы взяли старую советскую схему: четыре воспитателя плюс две няни на подхвате. Потому что никто кроме Марины не в состоянии был ежедневно по четырнадцать часов общаться с толпой мелких бармалеев. Воспитательницы передавали смену и шли помогать на огороде. Или на кухне. Или ягоду собирать. Да мало ли почти в натуральном хозяйстве забот? Ребятишек разделили на две группы: первая — от совсем грудничков (благо, таких было всего двое) до трёхлеток — всего двенадцать пупсиков, и вторая четыре-шесть лет, этих было шестнадцать. Все, кто был семи лет и старше — бегали с рейнджерами, потихоньку втягиваясь во взрослую жизнь: рыбалку, охоту и всякое собирательство.

Марина же умудрялась поддерживать в своём смешанном малышовом коллективе мир и порядок, учила их всяким полезностям и каждому удивляющемуся заявляла, что раз уж она занята с детьми, то освободит для остальных работ как можно большую массу народа. Она каждый день забирала Мишу с Петей, а если нам с Вовой нужно было на ночь уезжать — мальчишки оставались и на ночёвку тоже. Судя по тому, как «тётя Мариша» поглядывала на месячную Га́лину Надюшку, она, видать, считала, что скоро наступит время прибирать её под своё крыло.

Сейчас Богдановы-младшие (потому что ведь были и Богдановы-старшие, Илья с Магдой) в числе многих переехали в детинец, в один из тех самых длинных-длинных домов. Здесь для них были выделены также две личные комнаты (обычных наших, четыре на четыре), и для детского сада — большая группа со спальней, и с детскими туалетами-умывалками — потому как во все здания детинца прокладывали сантехнические коммуникации. И это всё благолепие было уже даже подключено! Божечки мои, какое счастье!Вы не представляете, как я отвыкла от благоустройства! Что-то я отвлеклась.

Так…

Я потискала пацанов, попила вместе с ними утреннего чаю, чтобы в столовую лишний раз не бегать (наша-то донжонная ещё не фунциклирует), поделилась с Мариной эпизодом с детдомовскими и побежала дальше.

ОПАСАЮСЬ Я ТАКИХ ПЕРСПЕКТИВ, НУ И «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!» КОНЕЧНО…

Я успела пронестись по расселяющимся в дома новеньким, потом забежала в свинарник, в котором тоже были переселенцы, обсудила с Андле плюсы и минусы крупных важных хрюш далматинцевого окраса, проинспектировала птичий двор, в котором стоял ужасный галдёж — ну и всё, времени было почти девять, пора заворачивать лыжи к столовой: туда сейчас придёт мой барон, первое собрание новичков проводить.

Около столовой кружком сидели трое старших* рейнджеров с ножами в руках.

*Аж по пятнадцать лет! И нечего ржать.

Кто забыл — официально признанный в Белом Вороне

возраст взрослости и сексуальной самостоятельности.

Не от безделья маялись, не подумайте. Глаза у всех были красные.

— Вы чего тут?

Отвечать бросились разом:

— Да Александр Иваныч велел новеньких дождаться… Ага, привести к щучьим заводям!.. Мы вот ждём… Теть Валя сказала, что нечего дурака валять — ну вот… Кха-а-а… Что, птичку жалко?..

Утирающая глаза шпана дружно заржала. Эти вообще у нас на поржать быстрые, только повод дай.

И Валя, конечно, молодец… В середине рейнджерской кучки стояло два ведра. Одно с нечищеным ещё луком, а другое — с едко сочащимся, освобождённым от шкурок. Трудовой подвиг, не иначе.

Я бодро похвалила юнитов за помощь и заскочила в столовую. В обычные дни в это время внутри было уже пусто — девять часов, все успевали разойтись по работам. Но, как говорил дружище Агроном, сын Агронома — не сегодня! *

*Художественный фильм «Властелин колец»

в переводе Гоблина.

Столовая была полна новенькими. Полнёхонька. Один пустой стол и остался — наш с Вовой.

Сколько там у меня по списку было? Сто пятьдесят один, вроде. Да ещё три зайца, ага.

В дверях кухни, прислонившись к косяку, стояла Валентина. Я пристроилась за столом, разложила свои бумажки, мотнула ей головой, приглашая сесть рядом.

— Валюш, ну что?

— Да что — люди… С дороги ошалевшие ещё.

— Безбилетники наши где?

— Да вон сидят… — она показала в сторону углового стола; девчонки сидели, как три загнанных в угол мышки, стреляя глазами во все стороны. — Строго с ними барон, конечно…

— А что такое?

— Да… Говорил им. Напугал здорово. Уж ревели-ревели… всю кашу слезами залили. А уж тряслись-то… Одна, знаешь, мокрёшенька в баню-то пришла. Описалась, что ль…

Да, в это я могу поверить. Напугать как следует — это Вова может. С другой стороны, какая каша из розовых какашек у них в головёнках была…

— Ну, щас-то они вроде оклемались.

— Ага. Маринка с ребятишками приходила. Чёт разговаривала с ними. Тоже, вроде строго — но ничё, отошли.

— Переодели их, я смотрю.

— Ну конечно! Сарафаны-то ихние совсем не по погоде. Тем более, Иваныч сказал — на щуку пойдут.

— На вшей хоть проверили?

Валя посмотрела на меня большими глазами, дескать: а как же!

— Сразу! Элин посмотрела, и в баню их сводила — барон велел, она же и вещички им на складу подобрала.

Склад — это было довольно давнишнее женское изобретение. Наверное, второго лета. Дети наши стремительно росли, каждое лето, как полагается всем нормальным детям, вытягивались, и их ручки-ножки начинали торчать из рукавов и гач, как карандаши из стаканчиков. Выбрасывать — не резон. Каждая мать знает, что дети многое не успевают снашивать. Да даже если кое-где были штопки и заплатки — на лазанье по деревьям и беготню по лесам эти детские вещички могли ещё потянуть. Вот и завёлся у нас склад, в котором, разложенное по полочкам, лежало всякое детское, ставшее неподходящим прежним владельцам. А потом и не детское тоже — люди же шли на Новую Землю с гардеробом. А тут с ними случалось всякое: кто худел, кто наоборот — массу набирал, даже рост иногда менялся, особенно у пожилых! Склад занимал довольно приличный, выстроенный специально для этого бревенчатый дом. Там и обувка кой-какая была.

Заведовала всем этим делом Элин, глаз у неё был — алмаз (в отношении размеров там и прочего). А чего, собственно ожидать от швеи-магички? Ещё одним не очень ярко выраженным даром эльфийки было целительство. Так что если она сказала, что вшей нет — значит, так оно и есть.

Мда, хорошо, что нашлось во что девчонок одеть. Но если таких бегунков будет много — боюсь, скоро этот склад изрядно похудеет.

Валентина, словно повторяя мои мысли, подпёрла щёку рукой:

— Ой, Оленька… А ну как побегут к нам эти детки… Справимся ли?

— Спокойно, мать! Не паниковать! Никто ещё не побежал. Будем решать проблемы по мере их поступления. С нами боги, так что не ссы!

Валя подняла брови:

— И верно! Чего это я? С нами же боги! Хочешь чаю? — и бодро поскакала на кухню.

Вот, мне бы такую лёгкость! Я на самом деле сильно опасалась этого нового контингента. И жалко их было, и… Меня в ужас приводил объём душевных затрат, который требовался, чтобы привести в нормальное состояние эти детские души.

Эх, расскажу… Короче, однажды меня пригласили работать в детский дом. Даже не воспитателем, а преподавателем по декоративно-прикладному направлению. Хватило меня на три дня. Вот честно. Это одно из самых жутких ощущений моей жизни. Нет, они не были сильно буйными, не матерились и не дрались при мне. Вообще, руководство, сильно заинтересованное, сказало, что для меня выбрали самых… лучших из лучших, короче. Но. Это впервые в моей жизни были люди, у которых отсутствовало ощущение личных границ — и своих, и чужих. С хера ли лезть обниматься ко мне — совершенно, абсолютно чужой тётке, только что впервые увиденной ими⁈ Видеть это было так же ужасно, как щенка, пытающегося бежать за каждым прохожим. И это был ещё не самый ахтунг. Спустя буквально две минуты они наперебой начали спрашивать меня: «А можно я тебя буду мамой звать?» — и, не дожидаясь ответа: «Мама, посмотри, как я делаю!.. Мама, а ты завтра придёшь?.. Мама, а ты мне подаришь…» Уж не помню, что там ещё меня просили, но я сказала решительное нет. На всё.

Каждый раз, когда я вспоминаю это, меня захлёстывают эмоции. Нет. Уберите. Я не могу! Я не хочу!!! У каждого человека свой предел возможности. Это — не мой. И как же я рада, что Марина, похоже, может принять эту ношу.

Что могу лично я — помочь ей быть сильной, выстоять и не сломаться. А ещё Максу. Так или иначе, хоть краем, его это зацепит. Я представила себе танк, зацепляющий кого-то краем. Мда…

Прерывая мои панические мысли на столе появился чайник, молочник, масло, хлеб, кру́жки, пироги, сыр… Валя, притащила последнюю банку — со сметаной — и плюхнулась рядом:

— Попью чаю с тобой, а? А то я сегодня всё бегом-бегом…

Ой, какая вкуснота…

— Так. Ты, мать, как хочешь — а переезжаешь с нами, поняла? — это уже был не первый наш разговор; Валентина в этом отношении была, как кот Матроскин: «А корова моя, хозяйство…» — вот и сейчас она вздохнула с сомнением. — И даже не вздыхай мне! Всё лучшее — кому?

— Детям? *

*«Всё лучшее — детям!» —

старый советский лозунг, кто не в курсе.

— Да щас! Всё лучшее — феодалу! Манатки собрала?.. Нет⁈ Я лично своим деспотическим повелением приказываю тебе доесть вот плюшку и бегом мчать собираться! И если будешь дальше менжеваться — Вову попрошу вам внушение сделать.

— Ну Оля!

— Не о́ляй мне… Тем более что для Степана основная работа на несколько лет вперёд в за́мке будет.

— Да не охота мне барахло таскать… Только ведь в том году переехали.

Правда, после первого заселения прошло время, построились ещё дома и народ перераспределился по-семейному. Кто с детьми — занял две комнаты (если хотел, конечно). Марьяна вон, почувствовавшая в общежитии взрослость, обратно к родителям под крыло не стала прятаться. А вот Ангелинка прибежала с радостью. Тесновато им, правда, с пацанами было. Да и большая она уже, тринадцать лет — давно отселять надо, а вот пока некуда было. Отец там нагородил им ширмочки всякие, но мера эта была временная. Так что…

— Знаешь, дорогая — кому щас легко? Комнаты вам выделяю… — я заглянула в свою тетрадку, — как на третий этаж подымаешься — сразу налево дверь в маленький коридорчик. Из него три двери. Левая — мальчишкам. Двухэтажку поставите*. Правая вам. А вот в середину — с подселением. Ангелину с Василисой разместим. А то сильно жирно им будет по одной.

*Кровать имеется в виду.

Валентина вытаращила глаза:

— Что, прямо с нами?

— А что?

— Баронскую дочку⁈

Так, похоже образ донжона начинает действовать на умы магнетически…

— А до сих пор она жила прямо не с людьми? В женской общаге по шесть человек в комнате! А тут будет вдвоём с подружкой. Да и мы — в соседней двери, через пять метров — считай, все в одной квартире!

— А Гуля-то не будет против?

— Гуля будет только за. И вообще она, по-моему, переезжать не собирается. У неё там вроде бы какая-то симпатия образовалась.

— Да ты что! — у поварихи в глазах замелькали матримониальные огоньки. — А кто?

— Да не знаю, не говорит… Всё, жуй свою булку — и понеслась! Чай мне подогрей вон, остыл совсем.

— Тебе до скольки?

— Да градусов семьдесят сделай, нормально.

Валя рассеянно подержала мою чашку в руках:

— Ладно, пошла я собираться?

— Давай, бодрячком.

В столовую забежал Петька Савельев, рысью пронёсся в угол, где сидели зайцы:

— Ну что, долго будете жевать? Давайте быстрее, пока нам второе ведро не выдали! — в любительской пьесе про каких-нибудь вампиров Петька сейчас с лёгкостью мог бы выступить за Дракулу. — Давайте, давайте, негры! Солнце уже высоко! Посуду свою вон туда несите, у нас самообслуживание!

Он погнал своих гадких утят на выход. В дверях эта кучка столкнулась с бароном, что-то строго спросившим, я уж не слышала, что Петька ответил, но девчонки резко ускорились. Среди задекларированных новеньких тоже было десятка полтора подходящих по возрасту ребятишек, но этим я планировала дать полдня на обустройство, а уж с обеда отправить их знакомиться с суровыми буднями выживальщиков. Бва-ха-ха-ха!

Вова подошёл, порылся в корзинке со стряпнёй, выбрал пирожок и разом отмахнул половину:

— Ну фо? Нафинаем?

— Да три минуты-то посиди, прожуй хоть, никого не задавит! Дай-ка я чаю тебе налью… — ну, могу я иногда на мужа поворчать? Особенно когда Владимир Олегович опять в сухомятку куски хватает, себя не жалеючи…

Первое для новеньких собрание прошло без лишней воды и поэтому быстро.

Верной дорогой идёте, товарищи! День на обустройство и знакомство, вечером — разнарядка на работы и тренировка! Для тех, у кого откат по возрасту ещё не наступил — облегчённый вариант. Добро пожаловать, короче))

13. ГОД ЧЕТВЕРТЫЙ. СВОИ И ЧУЖИЕ

И ПОНЕСЛАСЬ!

Конец весны третьего года Новой Земли

Дальше жизнь понеслась привычным аллюром.

Вспашка магами-земельщиками новых участков традиционно вызывала у новеньких совершенное офигение. Да и не только новенькие, многие старенькие прибегали посмотреть, особенно когда стихийщики выходили в поля́ вместе. С момента открытия дара все четверо здо́рово подросли, работали уверенно и красиво. Очень впечатляло, когда они шли по целине широкой шеренгой, а позади оставалось перепаханное и выровненное поле с лежащими поверх пеньками и кустами, у которых даже корешки блестели, как помытые.

Потом стройка. Строили дома́, много. Уже сейчас мы расселились впритык, а ведь должны были прийти ещё люди. Строили большой садик для малышни, потому как мелких поселенцев было уже изрядно много. Строили дома с большими комнатами (классами и мастерскими) — под школу. А главное — забирали в камень и бетон выглаженные земельщиками откосы под стенами детинца. Холмик на холме должен был превратиться в красивую серую многогранную пирамидку со срезанной верхушкой, на которой, собственно, и стояла наша цитадель. А ещё на этот год были запланированы продолжение лестницы (той, которая вела в ворота детинца — ну, с убийственными дырками) и двойная надлестничная башня с отходящим от неё въездным туннелем. Ах, да — ещё реанимировали проект моста через Левый рукав — пока только до Черёмухового островка в горловине залива. Стройки, короче, было до фига.

Ну и всё прочее — уже по накатанной, только в возрастающем масштабе: поля, огороды, скотные дворы и банды мелких заготовителей под девизом: «Не зря первобытные люди изобрели собирательство!» — или что-то в этом духе. Они даже конкурс плакатиков на эту тему устроили, юмористы.

До конца нашего марта мы встретили ещё две группы семей — вторую чуть поменьше первой и третью совсем небольшую, из пяти повозок. Численность посёлка в короткий срок скакнула почти в два раза. Меня, правда, волновал перекос в сторону мужиков — почти на треть больше, чем женщин. Ну, тут уж люди справлялись как могли. Зато маленьких девчонок было побольше. Ништо, со временем выправится, поди.

Как мы и предполагали, не все желающие попытать счастья в новом мире пошли к нам. Довольно много образовалось хуторов, посёлочков и даже отдельных дворов. Относились мы к ним спокойно — ну живут и живут. Единственное, на чём настаивали — не селиться в двадцатикилометровой зоне наших непосредственных интересов. И обошлось на удивление почти без конфликтов. А в тех двух случаях, когда товарищи попались упёртые и скандальные, хватило раза́ прилететь на драконе.

А, я не рассказывала про дракона, да? Это Галина форма новая. Очень удачная.

Как-то сидели мы и рассуждали: Галя же у нас не универсальный метаморф, а, говоря строгим кагбэ научным языком, зоо-метаморф, т. е. другим человеком она воплотиться не может (антропоморфные и получеловеческие формы типа кентавров, нагов и псиглавцев тоже сразу вычёркиваем), зато любая зоо-форма — пожалуйста. А если можно трансформироваться в любое животное, то может быть, и в мифическое можно? Василиса приволокла книжку (типа энциклопедии всяких сказочных тварей), и начали дочери мои экспериментировать.

Результаты были… разные, так скажем. Виверны, василиски и грифоны чёт меня не очень впечатлили, а вот бронзово-золотой дракон с крыльями как бы не по двадцать метров — это да-а-а… Да ещё и огнедышащий! Тут оставалось только восторженно материться…

ЯВЛЕНИЕ ЦЫГАН

Новая Земля, Иркутский портал — Серый Камень, 20.01 (мая). 0004

В один из прекрасных дней уже в середине мая только что начавшегося четвёртого года (а май, на минуточку — первый месяц года и первый месяц молодого лета; просто напоминаю), приехав к порталу по очередным делам, мы натолкнулись на целый караван въезжающих на Новую Землю разномастных пово́зок. И на целую толпу очень загорелых, очень пёстрых и очень оживлённых людей. В них было живо всё: жадно забе́гавшие глазки, напружинившиеся при виде нас движения, радостно осклабившиеся нам навстречу рты… О боги, эти рты выглядели так, словно их обладатели по-тихой разули самого́ Кортеса. Вот где золото инков искать надо!

Женщины (вот, кстати, мужиков практически не было видно) автоматически сделали профессионально-жалостливые лица, типа — ой, помогите, мы такие-бедные-отставшие-от-поезда-инвалиды… (что на фоне набитых скарбом фургонов выглядело по меньшей мере фарсом) и начали обступать нашу телегу, грамотно окружая четверых сопровождавших нас мужиков. Тощие, юркие, загорелые дочерна и блестящие глазами ребятишки уже заглядывали под тент, которым был накрыт груз, а кое-кто даже повис на борту. Их было много, тупо много — десятка четыре, если не больше — и это только детей…

Глядя, как Вова темнеет лицом, я подумала, что тут недолго и до смертоубийства — и начала усыплять всех, до кого смогла дотянуться. А поскольку зона моего целительного, гхм, воздействия на сегодняшний день была где-то четыре-пять метров, а сидела я на облучке телеги, то именно вокруг неё и начали падать люди. Преимущественно дети. А потом и тётки. Оставшиеся на ногах поначалу заверещали и начали кидаться вперёд. Я уж начала бояться, что они как в «Янки при дворе короля Артура» тупо завалят нас телами, но тут до этих шакалих, видимо, что-то дошло, они отбежали в сторонку и включили режим «Помоги-и-и-те-е-е, убива-а-а-аю-у-у-ут!» Визгливые голоса из приторно-сладких сделались злобными.

Дверь фургона МФЦ распахнулась и из неё разом вывалило человек двадцать мужчин. Интересно. «Настоящие» люди? А остальным документы без надобности? Или уже отоварились? С той стороны в фургон забежала кучка ещё поболее (как они туда все влезли — загадка), но в массе помоложе, и начали по одному выплёвываться с этой стороны.

Это были самые что ни на есть классические цыгане. Черноволосо-курчавые, смуглые, одетые во всё чёрное, даже в кожаные чёрные жилеты, несмотря на летнюю жару. И в золото. Золотые перстни. Золотые браслеты. Золотые шейные цепи (самые скромные — в палец толщиной). Я даже парочку золотых галстуков заметила! И, конечно же, зубы.

Эти уже не голосили, встали так, что вся их иерархическая структура резко выпятилась наружу: кто главный, кто поменьше, кто тут босса защищает, а кому только разрешили со взрослыми стоять — в таком духе. Тётки разом припухли. Наши мужики оправились от ошаления (после детской-то атаки) и выдернули из ножен мечи.

К невысокому и не особо крупному, но очень уверенному в себе дядечке (сразу стало видно — вот он, настоящий хозяин табора: в очень, очень дорогом костюме со здоровенными золотыми часами на запястье) подкатила баби́ща. Таким характе́рным припада́ющим на один бок шагом, как здоровенный и не очень опрятный краб. Бабища тоже была колоритная, таких в девяностых показывали в сводках новостей о взятии очередного наркопритона — в качестве хозяек (на самом деле — ширмы). Рослая, упитанная, с полным ртом золотых зубов. Вот, кстати, интересно мне: что с этими зубами на второй-третий день будет? Вывалятся? Или реально у них будут настоящие золотые зубы? Типа — национальный признак? Хм-м…

Мужик выдвинулся вперёд, положил руки на пояс, склонил голову чуть набок и прищурился. Этот комплекс подготовительных мероприятий должен был, видимо, настроить собеседника на разговор с уважаемым человеком. Мне уже, честно говоря, надоел этот цирк, но клоуны забили всю равновременную площадку и не собирались уходить.

— Нехорошо поступаете, не по-соседски… — неторопливо начал цыганский барон.

— На́ хер иди, сосед, бля, — недипломатично перебил его Владимир Олегович. — Забирай свою па́даль и вали отсюда, пока я бо́шки отрывать не начал.

Цыгане глухо заворчали, бабская кучка начала осторожно подкрикивать. По лицу цыганского барона видно было, что Вовина абсолютная уверенность произвела на него достаточное впечатление, и он предпочёл бы отступить. Но в спину ему дышал табор.

Да, дилемма…

Поскольку все наши мужики были заняты гляделками с цыганами, я порылась в телеге, нашла хороший кусок двухсантиметровой стальной арматуры, брошенный в ноги специально для таких случаев, и протянула Вове:

— Давай, показывай шоу по-быстрому. Перере́зать их потом успеем, если надо будет.

Звучало это бо́рзо. Нас было шестеро — это вместе со мной. А их… хренова туча их была, короче, некогда было считать. Но в примитивных культурах ведь как? Если ты ведёшь себя так, словно тебе многое позволено… Прежде, чем предпринимать ответные действия, противная сторона сперва будет думать. Возможно — осторожно прощупывать почву. Мало ли. А вдруг?..

Вова сложил арматурину пополам, скрутил её в равномерную косичку, от чего железяка приобрела вид кручёного каната, «нечаянно» порвал и кинул куски цыганам по́д ноги:

— Вали́те по добру́ по здоро́ву. Ближе чем за двадцать километров от моего острова чтоб не показывались, — чтобы закончить прения, Владимир Олегович вынул из-под сиденья свой клевец и тяжёлый палаш. — Если я пройду сквозь твоих людей, хоронить будешь гуляш. Дорогу освободи.

Бабы притихли. Они были далековато, чтобы чётко читать сознания, но понятно было и так — липкие по-пиявочьи мерзкие мыслишки «как бы кого нагреть и разжиться» сменились ощеренной злобой. Мужики молча разглядывали железные плетёнки, в руки не брали (сглаза боялись, чтоль?), осторожно поворачивали острыми носками ботинок. Они были раздражены. И недовольны. Но как-то… придушенно, что ли. Таких длинных «ножиков», как у наших парней, в этой толпе не было ни у кого, а ведь кому-то придётся в случае чего быть первым…

Цыганский барон что-то по-своему сказал побежавшим к своим кибиткам черномазым подросткам и вроде как с сожалением покачал головой:

— Напрасно, ой напрасно вы решили вражду затеять…

О как! Теперь, оказывается, мы же ещё и виноваты!

Вова чуть наклонился вперёд:

— Слышь, мужик, ты комедию-то не ломай! Баб своих научи на людях вести себя прилично. И спасибо скажи за жизни — вот этих вот, — он повёл палашом, указывая на живописно валяющихся и всё ещё спящих вокруг нашей телеги цыганских подданных. — За нападение на транспорты Белого Ворона: либо смерть — либо рабство. Вдолби там своим в головёнки. Второго предупреждения не будет… Детей из-под колёс заберёте — или нам так ехать?

Бабы бросились растаскивать вялые тельца ребятишек и своих незадачливых товарок. Одна из молодых девок, вытягивая из-под колёс чью-то жирную тушу, обозлилась, и неприятно зыркнув на меня, прошипела:

— Да чтоб… — ну вот, это было всё, чего она мне успела пожелать. Цыганских проклятий мне ещё не хватало! Речь у неё отключилась. А поскольку я поторопилась и вложилась гораздо сильнее, чем требовалось — отключилась, скорее всего, навсегда. Ну, если я её не вылечу,конечно. Пару секунд у неё ушло на осознание ситуации, пока из горла вырывались даже не хрипы, а какие-то щелчки, потом сипение, потом всё-таки мычание, девка заметалась по площадке, царапая горло и размахивая руками. Очень эффектно. Бабы окружили её, из толпы послышались выкрики «ведьма!»…

Да ёкарганай…*

*Что-то по-бурятски, не очень приличное,

вот так иногда ругаемся в Сибири,

хотя перевод не знаем…

Мы тем временем подъехали к самому́ порталу. Вова поставил телегу, прижав её к борту МФЦшного фургона — уже одна сторона прикрыта. Иркутский бок был надёжно экранирован знакомым нарядом полиции, до сих пор встревоженно наблюдавшим за развитием событий (они тут за три года все нам уже были знакомые, как облупленные). Стражи порядка незамедлительно начали «проверку документов» у группы подозрительных лиц, вроде как провожавших наших цыган, так что у рамки портала в рекордные сроки установилось спокойствие. Ну чё, осталось две стороны. Сдюжим. Всё равно эти по головам друг у друга не полезут.

Цыгане (те, которые «люди», в штанах) между тем разобрались по кибиткам и начали выкатываться за каменный полукруг, забирая вправо. В ночи загорелись пятнышки костров. Ну вот и ладненько. Но бабы держались стойко, в пару десятков глоток причитая над несчастной бедняжечкой.

Господин цыганский барон снова двинулся в нашу сторону.

Опа! До меня дошло, что в этом разговоре было странным — он ни разу не назвал Вову ни по имени, ни Белым Вороном — неужели ничего о нас не слышал? Да ну на!.. Секта противников интернета?

— Вов, спроси, как этого звать.

— Зачем тебе?

— Пусть будет. Информация никогда не лишняя. Для протокола, опять же.

Ну, правда. Интересно же.

Барон (с маячившим у него за плечом телохранителем совершенно огромного размера и зверского вида) подошёл, остановился на дипломатическом расстоянии:

— За что же вы так с девочкой?

Истеричный визг уже изрядно раздражал.

Вова сощурился:

— Купи ответ, барон. Как твоё имя?.. Супруга моя интересуется.

Последнее было для цыгана едва ли не оскорблением. При всей вовлечённости в современные реалии, женщины у них продолжали оставаться чем-то вроде говорящей скотины, ещё и распространяющей скверну…

Цыган пожевал губами.

— Пе́тша.

— А по батюшке?

— Харманович.

Пе́тша Харманович… Да-а-а, так сразу и не вышепчешь. Вова спустился на землю, но даже теперь он был на полторы головы выше низкорослого барона.

— Девочка ваша хотела произнести нехорошие слова в адрес моей супруги. А такого делать категорически нельзя. Всё было сделано гуманно, без отрезания языка. Вира получена, мы больше не в претензии.

Эта мысль, по-видимому, была настолько новой, что не сразу улеглась у цыганского барона в голове. А что если его немного подбодрить?

— А знаете что, Петша? Только сегодня, в качестве рекламной акции, предлагаю вам — совершенно бесплатно! — избавить всех ваших женщин от этого мерзкого визга. А? Когда ещё такая возможность будет? Соглашайтесь!

Цыганский барон посмотрел на меня, как на внезапно заговорившую лошадь.

Вова потеснился перед въезжающим кузовом в портал нашим грузовичком, помаячил сидевшему за рулём Лёне, крикнул:

— Стоп! Нормально! — и согласно покивал, — А что? Веди своих куриц! Ну слушать же невозможно, аж в ушах свербит! Станут тихие, спокойные…

Цыган крякнул и что-то сердито крикнул. Баб как метлой смело вслед уезжающим повозкам. Осталась только сипло рыдающая пострадавшая.

— И всё-таки. Я бы хотел обсудить возможность… вернуть всё как было.

— А! Это — вот, к Ольге Александровне, — Вова стал… как бы это… я бы сказала, по-военному любезен, что ли… — Она у нас целитель, — и, обращаясь уже ко мне: — Что там? Какая цена?

Я позволила себе маленько «подумать»:

— Стоимость исцеления — пятьсот тысяч.

— Рублей? — потрясённо спросил меня забывший о своём возвышенном мужском положении Петша Харманович.

— Да уж не дохлых кошек. Только рубли. Баксы не берём — кому теперь эти фантики нужны? И только при условии полного и искреннего раскаяния в своём поступке. Давайте посмотрим на вашу девочку, — красная и надутая девица нахохлившись сидела поодаль на лавке; в отсутствие зрителей она уже не ревела, а только сердито икала, злобно таращась в мою сторону. — Пока я наблюдаю скорее обратные чувства. Так что вынуждена вам отказать. Но если ситуация изменится — обращайтесь.

Пешта… нет, Петша? Фу, блин, вроде простое имя, а с закавыкой! Короче, цыган ушёл, пожелав нам на прощание «всего доброго». Моё «и вам не хворать» он получил уже в спину и рассеянно махнул рукой. Нему́шка поплелась вслед за ним, всхлипывая и икая с новой силой. К тому моменту как мы закончили свои дела, табор уже ушёл. Нет, не в небо. За портал ушёл, на юг.

Вот ещё что я хотела написа́ть! Недавно мы с мужем об этом говорили. Ещё одна разновидность инерции мышления: почти все переселенцы выходили из портала и шли в открытую сторону. Ну… вот проходя из Иркутска через наш портал переселенцы шли на север. Это если прямо переть. А так… подавляющее большинство натоптанных дорожек и тропинок уходило в границах такого веера: от почти чётко западного (нашего) через север до восточного направлений. На юг не пошёл почти никто. А вот цыгане — пошли. Креативные наши…

И СНОВА ПЛАНОВ ГРОМАДЬЁ!

Лето четвёртого года Новой Земли

Новость о таких замечательных соседях была, конечно, неприятной. Но не смертельной. Владимир Олегович вместе с оборонным активом (несколькими мужиками из разных силовых структур) подкорректировали схемки тренировок, провели несколько учений — особенно для новеньких и вдвойне особенно для новеньких детей, закупили ещё пару ящиков тактических свистков (в которые полагалось дудеть в случае ахтунга), ну и… продолжали жить, в общем. Ну цыгане и цыгане. Что теперь — сидеть, бояться?

Тем более, что с Черёмуховым мостом дело шло уже к завершению — остались финальное покрытие, башня с опускающимися решётками (по типу ворот в детинец) и пристроенная к ней караулка — на будущее, когда мост зафунциклирует на полную катушку. Все эти работы архитекторы Федосеевы-старшие с чистой совестью повесили на сына, а сами начали рыть копытами землю, доказывая необходимость начать строительство моста через Бурную.

Я уже говорила, что наш холм, на котором должен был вырасти замок, был здоровенной скалой, как будто бы брошенной в месте слияния двух рек: холодной стремительной Бурной и неторопливой и гораздо более тёплой Брусничной, ближе к слиянию разливающейся вытянутым заливом Длинной Рубашки.

Так вот, про ска́лы. То ли от такого титанического удара кусочки гигантского камня откололись и впились поперёк русла Бурной, словно каменные зубцы, то ли сама река проточила в узком отроге скалы́ многочисленные проходы — так или иначе, но от северо-западного угла острова, аккурат от того места, где холм опускался, переходя в заросшие земляничниками бугры, начиналась цепь из десятка каменных островков, разбросанных неровной линией до противоположного берега. Это звучит заманчиво (как бы готовые опоры и всё такое), но Бурная — большая река, и расстояния между этими островками колебались от пятидесяти до ста сорока метров. Соответственно, требовалась установка дополнительных опор. А глубина русла, даже на небольшом удалении от берега, была уже метра четыре, доходя к середине реки до десятка.

Задача без спецтехники, честно скажем, нетривиальная.

Получив добро́ на начало работ, Федосеевы страшно обрадовались и понеслись на новый объект, утащив за собой две трети (шестьдесят человек) таких же сумасшедших строителей, которым хотелось новых побед и преодолений. Как вы понимаете, постройка ограждений моста и надвратной башни в список преодолений вписывается не очень. Ко́ле усмехнулся, порадовался полученной свободе и набрал себе подмастерьев из эльфят. В результате конструкции моста приобрели визуальную лёгкость и изящество, а в народе его начали называть уже не Черёмуховым, а Эльфийским.

Ну а строители-экстремалы начали испытания каких-то новых погружных колоколов, магически утеплённых водолазных костюмов, совершенно революционных специальных бетонов и прочей строительной фигни. Памятуя об однажды прослушанной лекции, я больше не выспрашивала у них подробностей — ни у Сергея с Элей, ни у их шалой команды. Нет-нет! Процессор перегружен, спасибо, все молодцы, продолжайте работать…

Полным ходом шла облицовка откосов «пирамиды» детинца, продолжение центральной лестницы, и проходные башни — и здесь тоже постоянно требовалось присутствие кого-то из Федосеевых. С ног они сбивались, короче. Похудели даже.

А ботаники наши во главе с Ликой и Алексеем закладывали сады. На генеральном плане замка и окрестностей значились ведь не только строения. Зимы у нас были мягкие, короткие — а значит, и сорта можно было подобрать более интересные, чем суперморозостойкие сибирские. Этим они и занимались. Почему три года ждали? Да потому что выписанные после первой же зимы со Старой Земли саженцы приехали только сейчас — время же, время… Фрукты-ягоды всяких видов высаживались и подгонялись в рост. Не так экстремально, как первый мэллорн, конечно, но хотелось бы в следующем году уже первый урожай попробовать. Или в этом. Для кустов же такое возможно?

Четыре наших алабайки вошли в полный возраст и принесли в начале мая первый приплод, и Андле по уши была занята воспитанием и развитием щенячьих… м-м-м… мозгов?.. так, наверное.

Серегер с толпой молодёжи всё свободное время строил какие-то экспериментальные лодки и кораблики.

Никита, Андринг и Толитиль переделывали Вове доспех, чтобы не приходилось его каждый раз на винты собирать. Рунная мастерская внесла свою лепту, предложив врезать руны прямо в тело доспеха. Инкрустировать? Нарисовать? Вковать? Чую, грядёт эксперимент. Э-э-эксперименты!* А чтобы избежать промышленного шпионажа, руны прятались внутрь доспеха. Была ещё идея сделать привязку на личность, но пока что она работала через раз. Девочки думали.

*Невольно вспоминаются выпученные глаза Пушного.

Кто в детстве не смотрел «Галилео» — тому не понять.

В промзоне достраивалась большая общественная прачка. Изобретатели-механики отладили-таки наконец стабильно работающую конструкцию стиральной машинки от привода водяного колеса. И даже присобачили к ним таймеры! Такие, как на старых «Сибирях». Автоматики, конечно, пока не получилось, но даже за то, что габаритное бельё теперь стирается само и даже (если переложить в другую ёмкость) выжимается, я была механикусам до посинения благодарна! Такая проблема с плеч долой! Тем более, что они обещали мне думать дальше, и я чёт сильно на них надеюсь.

Всё остальное шло обычным чередом. Короче, все были при деле, все молодцы.

«ТАШКЕНТ — ГОРОД ХЛЕБНЫЙ»…

Всё то же лето четвёртого года Новой Земли

На счёт бегунков из детских домов опасения оправдались на всю катушку. Они бежали, несмотря на усилившийся контроль их воспитателей и бдительность нарядов полиции. Несмотря на выставленные ограждения и фактически установившийся пропускной режим. Они караулили повозки, цеплялись под днища фургонов и ползли между колёсами подъезжающих к порталу грузовиков, рискуя быть затоптанными или раздавленными.

Беспризорные дети стали бичом Иркутского портала и фактически первой причиной, по которой вокруг него вырос трёхметровый забор из рабицы, а потом (после того, как его в первую же неделю несколько раз покусали пассатижами — сварной из профильных квадратных трубок. Мощные гладкие металлические палки практически не гнулись и чрезвычайно затрудняли перелезание. Теперь подъезд к порталу выглядел так: средняя часть — отделение для транспорта (самая большая выгородка, с воротами, отмыкавшимися только при подъезде машин, повозок или для прогона скота). Правая (если из Иркутска на портал смотреть) — тоже довольно просторная ограда вокруг столов, с калиткой — для посетителей и покупателей, на которой, собственно, постоянно дежурили двое-трое полицейских. И левая — открытый вход в фургон МФЦ, в котором, внутри, были блокирующиеся двери.

Хочешь переселиться — милости просим, даже безо всякого паспортного контроля. И даже можно пластиковую карту переселенца не оформлять, всё же по желанию. Хотя, думаю, камеры с автоматической функцией фотографирования всякого входящего у них всё-таки установлены были. Ну — так, для порядка.

Так вот, с чего я начала — с детдомовских. Несмотря на все принятые меры, эти дети всё равно умудрялись просачиваться. Бежали они ровно с той же мотивацией, с которой беспризорники революции и гражданской войны ехали в угольных вагонах во все концы нашей необъятной: кто-то когда-то сказал им, что там-то и там-то — хорошо. Тепло, еда и добрые люди.

Они пытались прибиваться к разным семьям и посёлкам. Кто-то приживался. Кто-то убегал и оттуда, потому что — сюрприз!!! — в диком мире, чтобы выжить, надо работать, и работать много! Кто-то был изгнан: за лень или воровство… Они приходили к порталу теперь уже за тем, чтобы плакать и попрошайничать. МФЦшные тётеньки рассказали мне новость, что вроде бы для поддержания порядка у портала на Новой Земле и пригляда за этими бегунками наконец-то уже совершенно точно выделены ставки для сотрудников — соцработники, охрана правопорядка и что-то там ещё. И объявлен тендер на производство нескольких домов на колёсах (типа нашего фургона, в котором мы с мужем почти год прожили) и на быстровозводимые жилые блоки. Вова, услышав, покачал головой:

— Долго. Очень долго. Пока они раскачаются — у нас года два пройдёт. Если не больше.

И, к сожалению, он оказался прав. Во всяком случае, в это лето всё, на что оперативно сподвиглась местная администрация — это организация питания для побегушников.

Каждый полдень (наш, новоземский полдень, естественно) детей зазывали за столы, кормили горячим и выдавали какие-то упаковки на ужин-полдник-завтрак. По времени Иркутска это было четыре раза в сутки: в три часа ночи, в девять утра, в три дня и в девять вечера.

А мы подъезжали к Иркутскому полудню (по нашему — к двенадцати ночи, и только раз в четыре дня). Соответственно — не пересекались. Но о начале кормёжки сразу же поняли — по резко увеличившемуся вокруг портальной площадки количеству мусора. Вова — товарищ нетолерантный, подозвал ментов и попросил предупредить раздатчиц, что если не поставят мусоросборники — он отловит всех беспризорников и ноги им повыдергает. Стало чище. Уж скорей бы, блин, соцработников своих прислали. Из рассказа операторш МФЦ я знала, что обедать приходят когда восемь человек, когда десять. Раз, говорят, видели четырнадцать. Но сухпай забирают всегда и на всех — сколько утащить могут. То ли кто-то у них только всухомятку кормится, то ли запас на голодные времена куркулят, белочки…

Устроились эти юнг-люмпены в ближайшем лесочке. Еле как, криво-косо поставили пару палаток, валяли дурака и жгли костры. Мылись только когда находила блажь искупаться. Поскольку до ближайших рек — что до Бурной, что до впадающей в неё Портальной — было не сказать чтоб прям близко, такие праздники наступали до крайности редко.

Глядя на этот бомжатник я испытывала острое чувство дежа-вю.

Что же, первая зима быстро показала, что такой образ жизни приводит к показательному естественному отбору. Бомжи-пьяницы перемёрзли, как только начались первые мало-мальские морозы. Клошары-бабёнки (бывшие околоинтеллигентные и «стремящиеся к цивилизации» дамы) пошли бы вслед за ними, если бы мы их не прибрали. Ну и воняли же они к зиме! До такого замечательного амбре детям, конечно, ещё работать и работать… Так вот, все эти бомжихи были приведены к рабской клятве, отмылись, согрелись, очухались и работали как надо — не хуже стахановцев. А то у барона же разговор короткий: не хочешь работать — увезём тебя в тёмный лес к волкам. Эта детская пуга́лка работала на удивление безотказно. Видимо, всё дело в том, с какой убедительностью Вова её произносил. Ну и лишение лентяев па́йки тоже помогало, конечно.

В третий раз проезжая мимо этого цветника жизни, я поделилась с мужем соображением, что так и так придётся этих лентяев к себе забирать и перевоспитывать — так, может, лучше сразу это и сделать? Пусть, пока лето, приучаются, с рейнджерами по лесам гоняют — и не просто так, а с пользой. А то расслабятся тут совсем — как потом их организовывать?

Вова помолчал, пошевелил усами…

— Знаешь что? Давай тогда в следующий раз маленький фургон возьмём? Внутрь их посадим, чтоб не побежали. Нет у меня настроения по лесам за шпаной гоняться.

На том и порешили.

14. БЕГУНКИ

СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ

Новая Земля, Иркутский портал — Серый Камень, 32.01 (мая). 0004

Только вот в следующий раз ни беспризорников, ни даже палаток на этом месте не оказалось. И судя по всему, собрались и ушли они сами, по крайней мере, без драки. Мужики походили по полянке, высказали несколько предположений. А могли бы и не тратить время — да кто ж знал? У портала сидел человек, который дал нам исчерпывающий ответ на все вопросы. Человеку было семь лет, и был он чрезвычайно грязен. И при ближайшем рассмотрении оказался девочкой.

Девочка Женя ждала именно нас.

Так, по порядку.

Женя сбежала в новый мир вместе со старшими девочками. Беглянок было шестеро, в том числе Женина сеструха, которая была старше аж на целых пять лет! Она вообще была большая, у неё в детском доме даже туфли с каблуками остались. А ещё она носила лифчик! Этот аргумент оказался решающим в признании интеллектуального превосходства. Женька со старшей сестрой спорить не стала. Надо бежать — значит, надо! Все старшие бегут.

В день побега им повезло: ехали какие-то люди и у них было много этих… не свиней, нет… лохматые такие, кудрявые… баранов, да! И они успели побежать, когда ворота открылись, и забежать впереди стада. А полиция не успела! Большой дядька ещё ругался так… Не-по-русски как-то. Ну и всё. С этой стороны оказалось не так совсем, как девочки говорили. И никаких фей не было. И даже единорогов. А к вечеру все так хотели есть, начали спорить и ругаться. И пошли… ну, вон туда, в домик. А там тётенька сидела, она дала им печенья и записала фамилии. И сказала посидеть на лавочках, пока не приедет еда. А потом сказала идти кушать. А там были ещё другие, тоже из детского дома. Даже из разных. И мальчики, и девочки. Все поели и эти новые сказали: пошлите с нами, у нас костёр — и все пошли. Там ещё были палатки и одеяла.

— И сколько вы там прожили? — поинтересовалась я.

Женя задумалась, посчитала на пальцах, какие супы она ела в последние дни за этим столом. Получалось, дней шесть. Если принять версию, что до того в палатках жило где-то четырнадцать человек, то кроме этой чумазули куда-то переместилось ещё около двадцати.

— Ну, куда сестра-то делась? — поторопил рассказ Вова.

— А они с тётеньками ушли. Такими… с золотыми зубами.

О как интересно… И зубы, кстати, не вывалились, мгм.

Короче, если опустить подробности: сегодня днём в этот бомжатник пришли цыганки. Штук пять. Или шесть… Много, в общем. Красиво рассказывали и обещали золотые горы, вливание в дружную семью и всякие ништяки. Н-да, практически старая вокзальная схема. Только текст чуть другой. Ну и… — все собрались и с ними пошли.

— А ты чего не пошла? — резонно спросил Вова.

— А я не хотела. Они плохие. И говорили они всё неправду.

А вот это уже интересно. Я присмотрелась к девочке. А ведь у неё был дар! Пока ещё слабый, формирующийся, но совершенно определённо — дар! Некоторая разновидность ви́дения душ. Более… интуитивная, что ли? И более узконаправленная. Женька могла безошибочно отличать правду от лжи. Ходячий полиграф, блин.

— И так они тебя отпустили? — усомнился наш барон.

— А они меня не видели. Они когда пришли, я за кусты ходила. Ну… в туалет.

— А сестра?

— А сестра хотела меня искать, но та толстая тётенька сказала, что мальчики меня поищут и приведут, и я побежала. Там тропинка есть, и дерево. Я это… залезла. Они походили и ушли. Наверх не смотрели. А палатки забрали. И одеяла…

— А грязная такая чего?

— А… Это я когда бежала, в лужу упала.

— Мгм. А нас чего ждала?

— Я к вам хочу. Можно? Я к этим страшным не хочу.

— Вот так вот, да? — удивился Владимир Олегович. — А я не страшный?

— Нет. Ну… вы не так. У вас… — Женьке явно не хватало слов. — У вас по-правильному. А они, эти…

— Цыгане? — подсказала я.

— Да, цыгане! Я забыла как они называются просто. Они так смотрели, как будто съесть хотят, — девчонка передёрнулась.

Барон поднялся с лавки, упирая руки в бока:

— Но у нас ведь работать надо, знаешь об этом?

— Ну… это, наверное, ничего? — Женька с сомнением посмотрела на него. — А я смогу?

— Конечно сможешь! Другие же дети справляются!

— Тогда ладно. А девочки как я у вас есть?

Вова с усмешкой оглядел наше приобретение:

— Такие грязные… даже не знаю!

Так и получилось, что чумазая Женька в гордом одиночестве ехала с нами в плавно покачивающемся фургоне. Я постелила ей на полу каремат, выдала пару одеял. Ну испачкает — да и хер с ним! Мёрзнуть что ли ребёнку? Машинки есть — выстираем!

Пока ехали, я всё думала: опоздали мы, блин. Подсуетились ушлые хабалки и увели детей — глупых и бестолковых, да, но детей же! — чтобы воспитать из них проституток, воришек и попрошаек. Или ещё того хуже.

А мы вот протупили! Двадцать человек! Да это, может, и не первые прибранные шпанята…

В тот же день я поставила этот вопрос сразу после обеда перед нашим командирским активом, а вечером — на общем собрании. Надо было что-то решать, иначе мы получим рядом с собой гадюшное гнездо. Если уже не получили. Так или иначе — делать что?

Предусмотрительные цыгане внаглую на наши территории не лезли. И по большому счёту, у нас пока тоже оснований ломиться к ним в посёлок не было. Но то, что поток бегунков не прекратится — это было очевидно. Следовательно, надо бы как минимум предупредить детей о возможных опасностях мира. Правильную информацию донести. С чем они здесь столкнутся. И какие в нашей местности — и конкретно у нас, если они, допустим, захотят влиться в семью Белого Ворона — условия жизни.

Была мысль. Пойдём по стопам Владимира Ильича (Ленина, конечно): «из всех искусств для нас важнейшим является кино». Сделаем ставку на движущиеся картинки! Вот только как это потом детдомовским транслировать? Большой-большой вопрос…

КАК МЫ НАРЯЖАЛИСЬ В ОФИЦИАЛЬНОЕ

Новая Земля, Иркутский портал — Серый Камень, 04.02 (июня). 0004 // СтЗ, начало июня следующего года после открытия порталов

Капитан Самбаев, сильно переживавший за упущенных им девчонок, которые ещё и попали в цыганский табор, взял на себя труд организовать у портала совещание с участием директоров тех самых четырёх детских домов, работников соцзащиты и администрации.

День в Иркутске был нежаркий, и я порадовалась за официальных тётенек, которым не придётся потеть в своих пиджачках. Памятуя о том, что в таких структурах сильно судят по одёжке, я тоже нашла в наших с Вовой вещичках нечто максимально официозное: ему — классические брюки, белую рубашку с галстуком и пиджак (на плечи налез с трудом, но раза́ как-нибудь потерпит, а?), себе — строгое платье. В тот вечер мы своим выходом подданных, конечно, немного удивили. Ехать так верхами было не комильфо, так что взяли фургон. Я даже закинула в него свои туфли на каблуках — чтоб, тысызыть, быть при полном параде.

Капитан Самбаев, участвовавший в совещании в качестве представителя «органов» тоже нас не сразу узнал. Богаты будем, однако!

Кроме него и пятерых женщин за столом присутствовал мужчина лет тридцати — из администрации города. Он и взял слово.

— Давайте начинать, господа. Гм. И дамы. Итак, ситуация складывается критическая. На совещаниях у губернатора уже не единожды поднимался этот вопрос. Иркутский портал уже взят на заметку, — он потыкал золотистой ручкой в небо, — Москвой. Несмотря на все предпринятые меры, дети бегут.

Первая директриса (номера их детдомов я не знаю, так что буду называть их по порядку, как они сидели) наклонилась над столом, чтобы быть увиденной:

— Мы вообще на полный карантин перешли! И то на прошлой неделе один через форточку вылез и по пожарной лестнице… Хорошо, дворник его заметил и внизу поймал. И что делать? Зарешёчиваться? А пожарная безопасность?

Вторая, с большой пышной шишкой на голове (которую мне про себя всё хотелось назвать гнездом) согласно покивала:

— Невозможно же! Восемь человек за месяц!

— У нас двенадцать! — всплеснула руками третья.

— Извините, — перебил эти излияния барон, — общее количество перебежавших на Новую Землю детей?..

Соцработница перебрала пару листков:

— Пятьдесят четыре. В основном — десять-тринадцать лет.

Херасе.

— У нас четверо, — вслух подумала я. — Местоположение остальных известно?

Тётка вздохнула:

— Ещё шестнадцать точно знаем где, по хуторам. Плюс из показаний этой вашей девочки…

— Жени.

— Жени, да… известно что ещё двадцать два ребёнка ушли в цыганский табор. Остальные… — она развела руками.

Яс-сно.

Четвёртая директорша, с элегантным тёмным каре, угрюмо подпёрла щёку рукой:

— Я уже не знаю, что делать. Мы и волонтёров привлекаем, и стараемся всякими кружка́ми-мероприятиями отвлечь, охрана уже как церберы… А они бегут! — видно было, что все они издёрганы и очень, очень устали. — Что вы предлагаете?

Вова задумчиво подкрутил ус:

— Дети бегут и будут бежать. Потому что запретный плод что?.. Правильно, сладок! Как говорил Суворов: «Если ты не можешь предотвратить безобразие, нужно его возглавить».

— То есть вы нам предлагаете?.. — недоумённо начала та, что с гнездом.

— Мы предлагаем вам объединить усилия, — барон сложил пальцы домиком. — Баронство Белый Ворон в крайней степени не заинтересовано в организации в непосредственной близости от нас любого вида притонов. Что будет с детьми, которых воспитывают цыгане, я думаю, никому объяснять не надо? — вся иркутская сторона досадливо вздохнула. — Ваши бегунки имеют весьма странное и фантастическое представление о мире, в который бегут. Розовые пони, феи и волшебные за́мки, в таком духе. Попадая сюда, они разочаровываются — здесь же ничего такого нет. Здесь дикие зе́мли, нужно жить жизнью фронтира, нужно много работать и защищаться. Нужно множество навыков выживания в тайге, которых у этих детей нет — им просто взяться неоткуда… И тем не менее, мы готовы их принять. Конкретно тех, кто изъявит собственное желание на переселение и конкретно к нам, на наших условиях. Учить, растить, воспитывать. Если необходимо — с официальной передачей опеки мне и супруге как главам баронства. Желательно, конечно, чтобы процедура оформления документов была максимально упрощена, — лица у пятерых дам сделались кислые. Видимо, оформить опеку — тот ещё геморрой…

— И… с какого возраста вы предлагаете предоставлять детям… выбор? — обескураженно спросила соцработница.

Вова посмотрел на меня. Что — я??? М-кхм…

Я судорожно прокрутила в голове варианты.

— Ну, давайте так: каков возраст самого маленького бегунка?

Директрисы переглянулись:

— Восемь.

— Да, восемь.

— У нас девять.

— Да семь же! Эта ваша, как раз, Женя Новикова.

— Ну вот, вы и ответили на свой вопрос! — я максимально располагающе улыбнулась. — Раз могут бежать — значит должны иметь возможность и выбрать. С семи лет.

Это предложение вызвало у дам согласный ропот. Семь лет?.. Вы серьёзно⁈.. Это ж малявки совсем!.. Давайте хотя бы десять… Двенадцать, я считаю!.. Кто-то уже сказал: четырнадцать…

Капитан Самбаев решительно и громогласно вмешался:

— Уважаемые, вы, конечно, можете обсуждать, сколько хотите, но у меня, вот тут, — он раскрыл планшетку и потыкал пальцем в заламинированный листок, — указ президента — президента! — согласно которому я обязан пропускать всех лиц от четырнадцати лет и старше вообще без вопросов, а младше четырнадцати… — капитан приподнялся и навис над столом, разом вдвое повысив градус давления на весь наш совет, — если любой, любой взрослый подтвердит, что согласен взять его под свою опеку. Просто устно. Вы понимаете⁈ Ни о каких комиссиях и пачках документов здесь и речи нет! Что вы решаете⁈ Если завтра любая цыганка, любая бичиха даже ребёнка с той стороны поманит… — мощный палец ткнул нам за спины, — и ребёнок захочет с ней пойти — вы понимаете, что я обязан буду его пропустить⁈ Иначе есть риск что я прямо отсюда в реанимацию уеду!!! И такие случаи уже были! Эта вот большая дверь, — толстый палец очертил над головой полукруг, — это божественный дар и право свободного прохода для каждого! Понимаете⁈ Мы не о том с вами сейчас говорим! Вы обсуждаете, как их туда не пустить. А мы, — палец обозначил треугольник из барона, меня и самого́ товарища капитана, — как сделать так, чтобы дети после перехода не погибли, чтобы не попали в дурную компанию, не сделались преступниками, понимаете⁈ Люди на себя такой груз берут!!! Ответственность берут!!! За десятки детей, добровольно!!! — капитан Самбаев всё больше горячился. — И вы ещё хотите их заставить перед какими-то комиссиями доказывать право на это⁈ Завтра цыгане придут, в глаза вам смеяться будут! Думаете, спросят вас о чём-то⁈ Они вон на вокзалах мужиков взрослых задуривают, что им дети!!! Как побегут ваши ребятишки — глазом не успеете моргнуть!!! — полицейский надулся и замолчал. Придавленные его выступлением дамы сконфуженно перебирали свои бумажки.

— Этим бегункам, что в палатках жили, повезло, — негромко сказал барон. — Место тут уже довольно торное, зверь подальше ушёл. Так бы вы могли наблюдать, как стая волков ест толпу беспризорников. Причём некоторых — ещё живыми.

— Или вон как к нам приходил… пещерный лев. Который Ваську-то чуть не съел, — чё-то вдруг вспомнила я.

Директорша с каре не выдержала и прижала пальцы ко лбу:

— Что вы такое говорите… Боже мой! Я же ночами не сплю, лежу в потолок таращусь — думаю: куда они побежали? Как? Сыты ли? Живы ли вообще? Или их уже какие уроды изнасиловали-съели… — она сильно зажмурилась, вытащила из сумочки платок и громко высморкалась. — Извините, нервы… Знаете, я не хочу, чтоб дети как в тюрьме жили — а мы ведь к тому идём. Нельзя же так! Что вы предлагаете? Давайте попробуем! Пусть не все, только наш детский дом. Посмотрим, что получится? Будем, — она криво улыбнулась, — экспериментальной площадкой.

«ИЗ ВСЕХ ИСКУССТВ ВАЖНЕЙШИМ…»

Ролик получился лоскутный. Тут тебе и наша повседневная жизнь, и отдых, и всякие сферы нашего феодально-народного хозяйства. И опасности, между прочим — звери, люди…

Картинки и иллюзии представлены были с разных ракурсов, даже с высоты птичьего полёта. Ради этих кадров Лэри (ещё бо́льшую трусиху чем меня) пришлось к седлу на шее дракона верёвками привязывать*.

*После этого, кстати,

кожевенники получили заказ

на сдвоенное драконье кресло

с полноценными страховочными ремнями.

Зато видеоряд получился — конфетка просто!

Потом мы с Вовой на камеру записались. Фактически — это был тот же наш беловоронский манифест, только адаптированный к детско-подростковому восприятию.

Потом сняли Женьку. Отмытая, она смотрелась гораздо лучше, чем в день нашего знакомства. Женька приехала к порталу вместе со своим отрядом рейнджерят. Ради такого случая наши юниты разрядились в пух и прах (по их собственным представлениям), все поголовно нацепили ножны с ножиками, луки, мечи (тренировочные, конечно — но в ножнах-то не видать))), похватали копья и даже алебарды — ну чисто толпа пиратов. Я когда их увидела, сперва начала безудержно ржать, потом позвала Вову. Он, к его чести, выдержал это зрелище с каменным лицом и сказал, что можно взять одно оружие. Одно! Ну ладно, ещё нож. И что-то одно!

Хорошо, они поснимали свой арсенал со скрежетом зубовным, но зато у пацанов появились за поясами топорики (аргумент: ну это не оружие же, а инструмент!), потом они набрали удочек, морд, каких-то силков и хрен знает чего ещё — это всё нужное! Даже лодку надувную припёрли. Даже палатку и спальники! Они же, видите ли, хотят показать, что они умеют и всё такое… О, боги… Ну ладно, раз уже было обещано…

Женька, оказавшаяся девкой толковой и за прошедшие дни успевшая задружиться с отрядом, всех, включая своего вожатого, представила поимённо как своих новых друзей, похвасталась подаренным ножом (как же в тайге без ножа?) — а потом в дело включились рейнджерята (зря пришли, что ли?) и пошла агитация в духе «вступайте в наш славный легион!» — всё там было: и как они рыбачат (с надуванием лодки), и как охотятся (это вот силки на тетеревов, обратите внимание), и как в лесу ночуют в палатках (с постановкой палатки, разведением костра и скоростным укладыванием в спальники), и фрагмент мечной тренировки, и стрельба из луков… Женька сидела за столом и лучезарно светила лицом. В конце рассудительный Нифредил (старший отряда) пояснил, что такая лафа бывает только летом, и что помимо этого дети помогают и на кухне, и в огородах, и на фермах — да везде. И даже в свою очередь несут боевое дежурство на смотровой площадке мэллорна. А, и ещё учатся. И всё равно, блин, получилось сильно завлекательно. Хотя… для девочек, мечтающих о гламурных феях, может, и не очень?

Вова в конце ещё раз сурово выступил, что каждый — каждый! — житель баронства Белого Ворона обязан выполнять свои обязанности, трудиться и неукоснительно слушаться барона и командиров, соблюдать законы, не воровать и жить в мире. Иначе можно огрести наказание — от ремнём по жопе до изгнания. За воровство — от розог до рабского барака, смотря по ситуации.

В остальном — желающие присоединиться к посёлку могут подойти в любой день (кроме периода бурь, когда мы по иркутскому времени четыре-пять дней невыездные — о датах можно узнать в фургоне МФЦ или на странице блога баронства) к двенадцати часам дня. И лучше это сделать в сопровождении воспитателя, соцработника или сотрудника полиции, с документами и личными вещами.

На самом деле одеть даже сотню человек уже давно была не проблема. Вон, каку-нить картинку Лэрину продать — на двести шкетов хватит, ещё и с приданым. А вот дать маленькому человеку лишний повод задуматься об обеспечении собственного будущего, осознать, что после сегодня наступит завтра, и оно может оказаться немного холоднее, а потом зима… — вот что было важно.

Дальше Лёня должен был собрать всю эту красоту в кучу, привезти к той директрисе, с причёской каре, и она уж организует массовый просмотр.

ПЕРВЫЕ ЛАСТОЧКИ

Новая Земля, Иркутский портал — Серый Камень, 28.02 (июня). 0004

Две наших недели (четыре староземских дня) было тихо. А вот на следующий наш приезд во внутренней ограде для встреч на длинной лавке у стола сидело аж четырнадцать малолетних новобранцев. Одни мальчишки. При виде наших повозок они встрепенулись и начали вытягивать шеи. У меня мелькнула мысль: вот хорошо, что мы тогда младших эльфят согласились взять — теперь есть из кого выбирать командиров-вожатых…

Проводить своих птенцов пришла сама директорша, плакала, дарила им какие-то книжки*.

*Сильно надеюсь, что всем — разные.

Все пацаны были намыты, одеты в чистое и свежеподстрижены. Совершенно очевидно, что им изо всех сил старались придать презентабельный вид, ха. Особенно вон тем четверым старшим. Эти, сразу видно — оторвы! Ладно, будем посмотреть.

Как же эту тётю-то звать, гос-с-споди, а? Совсем памяти на имена не хватает…

— Маргарита Васильевна, приехали! — задёргал её за рукав какой-то мелкий и этим спас меня от конфуза.

Так, Маргарита Васильевна, Маргарита Васильевна… запомнить!

Вова пошёл решать хозяйственные вопросы, а меня отправил принимать живой груз.

— Добрый день, Ольга Александровна! — нос у директорши уже покраснел и припух. Она смотрела в портал, как в жерло вулкана, прижимая к себе туго набитую папочку.

— Добрый-добрый, Маргарита Васильевна! Вижу, провели просмотр.

— И просмотр, и собрание, и беседы. Да, ребята?

Маленькие радостно загомонили, мол, да, конечно! Средние были посдержаннее. А вот старшие смотрели на меня бродячими собаками. Вдруг что вкусное даст? А вдруг камень кинет? М-гм, ясно.

— Я смотрю, вы с документами?

— Ой, да! — директриса всплеснула рукой и положила в подвижный лоток на столе свою папку.

— Ух ты! Прям кирпич!

— Да… Там личные дела, медкарты и сверху — ваши документы на опеку. Это ещё не всё! Я специально в руки взяла, чтобы не забыть, — она начала рыться в пакете, стоящем на лавочке. — Вот… И вот ещё… ой, надо же, краешек порвался! Довезёте? Как я не заметила-то а? Вы знаете, я вообще последние дни как не в себе, в какой-то прострации хожу…

Этак наш первый союзник получит нервный срыв до завершения суперважной миссии. А это нам неподходяще. Да и вообще: хорошая тётка, что бы не помочь? Я протянула руку к границе портала и выпустила саламандру.

Моя огненная зверюшка в последнее время чутка подросла, и я заметила, что уже один её вид успокаивал людей, даже находящихся в другом мире.

Директорша громко охнула:

— А! Ой, какая прелесть!

— Руки! — резковато предупредила я. — Вы мне очень нравитесь, но я предпочитаю, чтобы переход был осознанным решением.

— Да-да, я согласна с вами! Безусловно! А… кто это?

Ну наконец-то! Хоть кто-то спросил не: «Что это?» — а: «Кто это?»

— Это — волшебная саламандра. Она помогает мне исцелять души, — я строго посмотрела на сгрудившихся поближе пацанов, — и видеть, кстати! Чего стоим? Хватай мешки, паром отходит! Переходим на эту сторону, строимся в шеренгу вдоль стола. Я надеюсь, все знают, что значит «в шеренгу»?.. Ну, вот и ладушки!

Чемоданов у пацанов, понятно, не было. Кто-то догадался накупить им клетчатых китайских баулов, по два каждому. Так что процессия напоминала челноков-мешочников из «святых» девяностых*. Пропорционально у них как раз такие кулищи и были.

*Так охота Наине Ельциной

за эти «святые девяностые» объяснить,

сил нет…

Мелкие не все смогли справиться с двумя сразу, потащили по одному, через границу переползли — а назад никак.

— Как же вы сюда-то доволоклись? — подивилась я.

— Так у нас же автобус есть, мы на нём приехали! — Маргарита Васильевна с каким-то мужчиной передавали нам последние сумки. — Вот, Виктор Сергеич нас привёз.

— Ну вы артисты! А задняя дверь у автобуса есть?

— А-э-э…

— Есть, конечно, — ответил шофёр.

— Вы в следующий раз заранее дверь откройте и задом в портал сдайте. Главное, чтоб кабину не зацепило. И вас. Мы вещички сразу в телегу перекидаем.

— Думаете, будут ещё? — Маргарита Васильевна сложила бровки домиком.

— Конечно! Ещё как минимум столько же — в ближайшее время. Ну и периодически кто-то будет уходить. Посмо́трите.

Она покивала.

— Вы не против, если я тут посижу, пока они не уедут. Ну… как бы… провожу?

— Я не против. Вы даже можете видео снять для отчётности, если вам нужно. Или попро́сите потом у Стольниковых, они у нас на все руки операторы.

Лида, Лёнькина сестра, снимающая сегодня всю процедуру, помахала рукой, обозначаясь.

Ну ладно.

Стояли пацаны более-менее ровно. В этом ряду не было откровенной гнили, иначе я бы просто их не пропустила.

class="book">— Кто не в курсе или забыл: обращаться ко мне следует «госпожа баронесса». После присяги я стану для вас матерью клана — и вот тогда вы сможете называть меня «матушка кельда». Это ясно?

Ответом мне был нестройный хор из «да» и «ага».

— Эх вы, салаги! Что я вам только что сказала? Вы теперь — кандидаты в беловоронцы, вы будете включены в отряды рейнджеров, а потому отвечать следует бодро! И по форме: «Да, госпожа баронесса!» А ну, повторить!!!

В этот раз вышло бодрее. Ну, ничё.

— Вон наша телега, манатки в неё кидаем, ставьте плотно, не как попало. Старшие должны помочь младшим! Все представления потом, на острове. Из круга не выходить, держаться рядом с нами. Кто хочет в туалет, есть, пить — вон там парень: видите, коробки грузит — обращайтесь к нему. Зовут Тиредор. Шагайте.

НЕ ВСЁ ЖЕ ТАК БЕЗНАДЁЖНО?..

Новая Земля, Иркутский портал — Серый Камень, 36.02 (июня). 0004 // СтЗ, середина июня 2022

После этого, дней через несколько, был ещё отрядец, уже смешанный — и пацаны, и девчонки. Маргарита Васильевна сетовала, что второклассников-восьмилеток в детдоме не осталось, все перебежали к нам. Среди третьих-четвёртых классов тоже не захотели уходить единицы. Ну правильно, самый восторженный школьный возраст.

Среди середнячков шли активные брожения.

Те, что постарше зачастую были сильно привязаны к гаджетам, телевизорам и прочей шелухе, многие, как это ни печально, были чрезвычайно ленивы, даже так — праздны. Испачканы гламуром, особенно девочки.

Я старалась её убедить, что такая тынденцыя* у малышни — наоборот и хорошо. И пусть она сохраняется. Я была убеждена, что для этих детей так будет лучше. Вот, безусловно лучше. Во всяком случае, они точно уж не сопьются, не станут наркоманами, не превратят свою жизнь в тупую чёрнуху. По крайней мере, пока я жива!

*К тыквам, ха!

Читаем, читаем Пратчетта, граждане!

Маргарита и соглашалась, и не соглашалась со мной.

— Ольга Александровна! Ну, не всё же так безнадёжно? Мы ведь работаем, стараемся привить им стремление учиться, достигать чего-то… Вы знаете, что у нас сейчас даже тип размещения квартирный, чтобы дети учились пользоваться кухней, бытовой техникой.

— М-м-м? И сколько комнат в такой квартире?

— Четыре, как правило.

— Мгм. А проживает в каждой комнате?..

— Двое-трое человек.

— И вы ещё удивляетесь, что по выходу из детского дома они превращают свои квартиры в притоны? Вы понимаете, что они привыкли к постоянному присутствию в своей личной зоне десятка других — чужих! — людей. Просто представьте. Они привыкли жить в муравейнике. А потом вдруг такой человек оказывается один. Да он на шею кинется любому, кто будет из себя друга изображать. Дальше рассказывать?

Маргарита Васильевна молчала, закусив губу. Всё так. Поэтому, в том числе, они и спиваются со всякими мутными «дружками», и рожают девчонки рано да не понять от кого, и всё прочее малоприятное, о котором не хочется даже говорить.

— И где же выход?

— Да разные можно выходы найти. Я вот вижу наш. Один и́з, так скажем. Смотрите, живём мы пока плотно, фактически — как на комсомольских стройках. Фильм «Девчата» помните?

— А как же… С детства.

— Ну вот, примерно что-то похожее в посёлке есть. Дома-общежития. Даже семьи там живут. Не успеваем мы строиться, задач очень много. Сейчас, получается, даже дети из семей многие в общежитских комнатах живут. Мамы-папы у них в своей, отдельной, а дети — вместе с другими детьми. Вместе с вашими, в том числе, вперемешку. Кушают в одной столовой, учатся у одних учителей, вместе ходят в лес, ночуют в палатках, привыкают жить в диком мире…

Директорша смотрела на меня огромными глазами, а меня прямо понесло:

— Вы только представьте себе, какой там простор! У нас в планах ещё столько стройки, столько новых проектов, новых земель, столько направлений — мама дорогая! И жизнь им предстоит долгая-долгая, а значит, и времени на адаптацию мы можем дать им гораздо больше! Не выпихнуть — иди куда хочешь, а дальше вместе жить, коммуной. Понимаете? Фронтир обязывает держаться вместе. Эти дети так или иначе должны будут стать частью огромной семьи. А ещё, подумайте об этом, там они — не обуза обществу, а ценнейший ресурс. Ценнейший! Потому что нет ничего важнее, чем люди.

Мы ещё долго разговаривали. Маргарита Васильевна ушла в глубокой задумчивости. А через пару приездов пришла ещё группа, тоже с первого по шестой класс, и тоже на две трети мальчишеская.

Я так посчитала, если в каждой возрастной группе у, как я условно называла, четвёртого детского дома по семь-восемь воспитанников, то с первого по шестой класс у них практически не должно было остаться мальчиков. А с учётом того, что Женькина сеструха, сбежавшая к цыганам вместе со своими пятью товарками, тоже была с шестого класса, получалось, что в начальной-средней школе четвёрки образовался провал.

Что там надумает наша администрация, в какую сторону кинется?..

15. ВОЙНА ЗА УМЫ, И НЕ ТОЛЬКО

СВЯТАЯ ОБЯЗАННОСТЬ КАЖДОГО БОЙЦА

Новая Земля, Иркутский портал — Серый Камень, 08.03 (июля). 0004

Новеньких теперь принимали старшие рейнджеры, а я тем временем беседовала с директрисой, которая упорно лично приходила проводить в другой мир своих воспитанников. Жалко мне было эту бабу. Личная жизнь у неё никак не клеилась. Первый муж оказался карьеристом-аферистом, второй — гулёной и пьяницей. Да ещё и с детьми всё было не очень. Четыре выкидыша подряд. Больница, курс интенсивной терапии, физио и санатории — ничего не помогало. После всех усилий круг повторился. А потом ещё раз. Ну и… решила, что не дано. Работой она горела. Жила в своём детдоме, практически.

И мне даже не понадобилось залезать ей в голову, чтобы всё это узнать. Каждый раз, приходя, Маргарита Васильевна просила меня выпустить саламандру, долго глядела на неё и что-нибудь да рассказывала.

В этот раз я была с сюрпризом:

— А я вам письма принесла! — я заманчиво потрясла пачкой.

Вова тут накануне заявил, что, мол, в армии написание писем близким людям является обязанностью каждого бойца — и всем новобранцам из четвёртого детдома велел сочинить по письму.

— Письма? От ребятишек⁈ Плясать, да?

О боги, я представила, как дико мы будем выглядеть — и чёт отказалась. Ну нафиг, тут и так нас странными считают.

Поскольку опыта в эпистолярном жанре у большинства не было от слова совсем, барон выдал приёмышам инструкцию: описать, что с ними происходило. Маргарита жадно перебирала такие разные листки — иногда аккуратно сложенные, иногда покоробленные от воды или как будто крокодилом пожёванные — плакала и смеялась…

«Мы с Машей устроились хорошо, в комнате шесть коек и кроме нас живёт ещё три девочки и девушка Алёна. Она старшая, как старшая сестра. Алёна всё знает про ЛОШАДЕЙ!!! Мы ходили в конюшню уже шесть раз и я сама могу ехать шагом…»

«Я поймал такую бальшую рыбу! На картинку не влазиит, я смог толька хвост абвисти…»

«Петька ходил на дижурство и барон сказал, что я могу с ним пайти. И мы залезли на милорн (это такое дерево, большое, как деветииташка или даже больше и на нём есть пирила и там можно ходить) Это было КРУТО! Всю землю видать до самаво гаризонта!»

Ниже был расположен рисунок кряжистого дерева с муравьём в кроне и две стрелки с подписями:

«эта милорн» и «эта я!!!»

«Добрый день Маргарита Васильевна! У нас всё хорошо. Мы живём дружно и мальчишки даже не дерутся, потому что всем некогда. День у нас начинается рано, в шесть часов… (дальше следовало подробное описание дня во всех деталях на двух листах)…А по субботам мы ходим к Лэри и она учит нас рисовать прямо на улице, это называется пленэр. Я попросила, и она дала мне мой рисунок с птичками. Там мама-птичка учит своих деток петь. Это мой вам подарок. Спасибо вам за всё, что вы для нас сделали. Лэри мне немножко помогала…»

Ну ещё бы! Птички на картинке время от времени склоняли на бок головки и переступали лапками, раскрывая клювики. Но основная часть работы была, несомненно, детская. И ведь неплохо! Надо на эту девочку обратить внимание.

Директриса длинно вздохнула:

— Боже мой! Они шевелятся! Это что — волшебство?

— Магия, в одном из прекрасных её проявлений. И к вашему счастью — часть её сохранилась и на вашей стороне. Подозреваю, что первоначально птички ещё и пели.

— Обалденно просто! Я над столом повешу.

— Ага. Под пуленепробиваемое стекло. Узнают — сопрут ведь. Знаете, сколько такая картинка стоит? — я шёпотом озвучила сумму.

— Да вы что?!!

— Да. А на аукционе — смело можно раза в три умножить. Или в пять.

Она бережно собрала детские письмена и спрятала их в папку.

— Знаете, а ведь в этих письмах — настоящая жизнь… Как же я вам завидую! — взгляд её сделался тоскливым. — Если бы не дети — завтра же к вам перебежала бы. Сегодня!

— Понимаю вас. Это такой якорь — и эмоциональный, и моральный…

«ВСЕСТОРОННЕ РАССМОТРЕТЬ…»

После этой партии весь детский дом (точнее, весь его урезанный состав) выехал на какие-то летние дачи, и мы на время о них забыли.

Всего с начала эксперимента мы приняли тридцать восемь детей, включая Женьку Новикову и трёх весенних зайцев. Практически треть детдома. У этих маленьких людей были разные мечты, но в одном они сходились — иметь семью. Наверное, строгий отец-барон и мать-кельда — это было не совсем то, о чём они мечтали. Зато здесь была добрая мама-Мариша, к которой можно было всегда прийти за утешением, было дружное рейнджерское братство, а ещё было множество людей, вырастивших своих детей, внуков, а иногда и правнуков — и оставивших их там, на Матушке, скучающих по детям. Эти тоскующие души нашли друг друга, и в посёлке появилось множество «тёть» и «дядь», вокруг которых в свободные часы кучковались мелкие шпанята.

А поскольку праздность у нас была не в чести, и свободные вечера посвящались разным увлечениям, в детской среде с новой силой расцвели всяческие хобби: кто резал из дерева, кто лепил глиняные фигурки, кто вязал, кто шил из ненужных лоскутков смешные тряпочные игрушки…

Вась-Вась пытался обучить мелких всяким музыкальным премудростям и организовать детский оркестр, но было это так ушесворачивательно, что всех жаждущих музицирования вечерами изгоняли в столовую, где они никого не могли достать своими экзерсисами.

Весело жили, в общем.

Три остальных детдома пока сидели и ждали начальственной отмашки, превратившись в реальные Шоушенки. С какой-то стороны это даже было хорошо, потому как ударная доза ничейных детей — это сложно. Сорок — это как раз был наш оптимум. Мы не могли знать, что серьёзные дяди и тёти в высоких кабинетах уже изучали и, как это принято в официальных кругах, «всесторонне рассматривали опыт» Белого Ворона. Они проводили совещания, заседания и даже конференции. Не очень спешно, конечно. Как-никак — лето, время отпуско́в. И слава всем богам за эти проволо́чки, потому что у нас тем временем дни летели четыре за один, давая нам всем возможность притереться друг к другу.

ПРОЕКТ «УСАДЬБА»

Ещё одно крупное для нашего мира событие: в четвёртое лето вокруг портального кольца начал расти импровизированный торговый городок из фургонов на колёсах, павильончиков и палаток, в которых шла торговля. Продавали всякое — одежду, продукты, посуду, «всё для сада-огорода» и всякое такое прочее, чего на любом городском рынке полно. Среди наших нашлась инициативная группа товарищей, которые тоже предложили поставить там хотя бы фургон. Народ шёл к порталу на обмен, куплю-продажу, за новостями да и вообще — хоть на людей посмотреть. Ну, и нам вроде бы тоже надо успевать застолбить себе место.

Как будто бы здравая идея. Однако на совете мы решили, что фургона мало. Нужен хотя бы частокол вокруг двора, чтобы если что, нахрапом не смогли взять. И внутри десяток минимум. И чтобы не ошалеть там — меняться раз в три-четыре дня. Лучше в четыре — как раз, когда мы с грузом едем. А управляющего всё-таки постоянного поставить. Чтоб не маяться с передачами. Вот, например, Эрсана — мужик толковый, и в обороне соображает, и хозяйственный; ещё поржали, что жена у него в транспортной компании работала, пущай нам логистику обеспечивает. И пару алабаев им выделить до кучи. Короче, как говорил товарищ Ленин: «Ввяжемся, ребята, а там посмотрим!»

Таким образом, летом четвёртого года образовался наш первый проект за пределами острова. Нас было уже достаточно много, и выделить десяток (да даже тридцатник мужиков, чтоб по-быстрому поставить ограду с воротами) уже не было проблемой.

КАРТОХА И СОСЕДИ

Новая Земля, Серый Камень и окрестности, 38.03 (июля). 0004, ночь

За всеми этими хлопотами цыгане… не то что бы забылись, а как-то отодвинулись на задний план. Следующая встреча с нашими предприимчивыми соседушками произошла нескоро — ближе к четвёртому месяцу лета, когда в полях и огородах уже собирались первые урожаи.

Росла у нас на дальнем поле картоха. И не простая, а какая-то экспериментальная, с более длинным сроком завязывания клубней, зато более крупная, лёжкая, крахмалистая и вообще. И вот эту-то картоху кто-то повадился подкапывать! Когда выяснили — кто, я аж диву далась: и ведь не лень было таскаться в такую даль! Но до выяснения было ещё далеко, а вот Гуля со Светой…

Гуля со Светой (обе давно входили в число магичек-ботаничек), на чьё детище покусились злоумышленники, кипели праведным гневом. Да мы все, в принципе, кипели — но они прям фонтанировали!

И вот составилась команда «охотников за привидениями». Света, Гуля, Галка, Василиса для света и пяток мужиков. Видно было, что подкапывали и вчера, и позавчера — значит, скорее всего, и сегодня придут. Бабушка наша грозилась, что будет ночевать в засаде хоть месяц, но воров изловит! Но долго ждать не понадобилось — явились воришки той же ночью.

Наши дождались, пока они выкопают несколько кустов (чтоб потом не было: «Я только мимо шёл!») — и выскочили из засады! Над полем, словно гигантская люстра, закружился пяток больших сияющих шаров. Копатели бросились было назад, к дороге, с которой пришли — и тут с высокой ёлки на них спикировал грифон! Даром, что ли, Галя тренировалась в трансформациях в мифологических существ. Грифон был большой и красивый, как положено — с львиным телом, гигантскими орлиными крыльями и орлиной же головой размером с лошадиную. Обосратушки просто…

Если бы мы могли оставить в этом месте фантомного наблюдателя, то он без сомнения бы заметил, что спустя пятнадцать минут после того как всё стихло и незадачливых воришек увели, из кустов выбралась тощая долговязая фигура и, озираясь, побежала по дороге в сторону портала, мелькая в темноте найковскими логотипами на кроссовках. Но никто этого не видел, потому что все засадники уже благополучно возвращались на остров, где и заперли пойманных воришек в одном из сараев, и легли спать с чувством хорошо выполненного долга.

«ДА ЗДРАВСТВУЕТ БАРОНСКИЙ СУД!..»*

*«Самый гуманный суд в мире», хе-хе

Новая Земля, Серый Камень и окрестности, 38.03 (июля). 0004, утро

В баронских землях не надо длинных бумажных процедур для того, чтобы вершить баронский суд. С утреца пятеро помятых и хмурых воришек стояло перед крыльцом донжона. Подтягивающиеся на завтрак детинцевые жители смотрели на них с брезгливым любопытством.

Одни девки. Были они самого что ни на есть шпанячьего вида, лет по двенадцать. Все, включая нагловато держащуюся цыганушку с золотыми кольцами в ушах и огромной (натурально, сантиметров тридцать в диаметре, как здоровенная суповая тарелка), хоть и слегка примятой заколкой в виде тряпочного цветка. Кислотно-жёлтого.

Мы с бароном вышли на крыльцо (все помним, что в донжон вход по спец-лестнице, а первый этаж глухой, да?): разобраться с ними сразу, чтоб уж людям аппетит не портили. Подтянулись наши сердитые ботани́чки. Да все, участвовавшие во вчерашней засаде, уже собрались. Ну и прочего народу хватало — большой круг получился. Повторно рассказывать то, что все и так знали, смысла не было. Владимир Олегович облокотился на перила, хмуро разглядывая мародёров с высоты второго этажа.

— Что можете сказать в своё оправдание?

Четверо злобно стреляли глазёнками по окружающей толпе и молчали. Зато цыганка подбодрилась, изогнувшись каким-то специальным макаром:

— А меня за что схватили, не пойму что-то я? Я у вас ничего не брала! Не копала, ни картошечки в руки не взяла! — её товарки потрясённо на неё уставились, а та продолжала заливаться соловьём всё о том же, да на разные лады: не по-совести, мол, да она и вовсе тут не при делах, а вы вот как с бедной девочкой, и вообще — ладно, сиротам три картошки пожалели, а безвинных-то людей за что хватать?

— А ну, рот закрой! — тяжело приказал барон. — Что ты там в поле делала, умная такая?

— Гуляла!

Да уж, эталонный уровень наглости.

Вова посмотрел на меня.

— Следила, чтоб побольше накопали, — заглядывать в липкие мысли этой девки было противно. — Между прочим, там ещё один был, пацан постарше. Сзади шёл и в кустах сидел. Как кипеж начался — затаился грамотно. Наши его в запарке и не заметили, пока этих ловили.

— Ясно. Слышь, дитя свободного народа, организатором пойдёшь, — цыганка начала разевать рот как рыба, набирая воздуха. Барон ткнул в неё пальцем: — И даже не смей мне вякать — живо срок добавлю! За неоднократное воровство у барона — а все окрестные земли являются моей личной собственностью — все пятеро приговариваются ко временному рабству с обязательными общественными работами. Повторное рассмотрение поведения через пять лет. Исправятся — подумаем о переводе на поселение*. Этой, как организатору — плюс пять лет за вовлечение малолеток в преступную деятельность. Итого десятка. Всё.

*Люди «на поселении» — свободные,

но обязанные проживать и работать

в конкретном назначенном им месте.

Как неокрепшие умом, например.

Мы развернулись и муж распахнул передо мной створки большой донжонной двери. В воздухе поплыл аромат свежей выпечки. Пахло сдобным тестом и ещё немного творогом. Точно, Вовка же вчера Валентину просил ватрушек постряпать! Барон оглянулся, словно вспомнив что-то важное…

— Неделю на хлебе и воде. И без жалелок.

«ВСЁ РАВНО КОГО…»

Тоня

Весёлый парень с тетрадкой пришёл и забрал Любку. Сказал, что к козам.

Потом увели Таську. От строгой женщины пахло рыбой и фартук у неё был весь в чешуйках.

Следом примчались два пацана, сказали, что на уборку нужен человек. Всё равно, какой. Ой, нет, только не эта! Вот эту давайте! — и повели её. Тонька всё оглядывалась. Светка, прикусив губу, смотрела ей вслед, а вот Лейла, про которую сказали, что такая им не нужна — наоборот отвернулась, раздражённо задрав нос.

Работа Тоньке выпала монотонная и дурацкая: собирать строительный мусор — мелкие камни и всякие куски с площадки, на которой собирались делать газон. Вокруг росли кусты с белыми цветами, под которыми тоже надо было собрать.

— Это твой участок! — сказал первый пацан. — До вечера надо успеть прибрать, — Вон корзина, вон мешки. Тачка там, за углом.

— А если я не успею? — хмуро спросила Тонька.

— Значит, будешь ночью продолжать, — пожал плечами второй, — фонарь тебе дадут.

— Ага, а еды не дадут, — добавил первый.

И пошли, главно!

Тонька разозлилась и крикнула им в спины:

— Ишь, умные какие! Да я вообще могу ничего не убирать! Права ребёнка!

Пацаны обернулись:

— Дело твоё, — прищурился второй.

— Ага, и жопа тоже твоя, — радушно отозвался первый. — Только не ори, когда розгами получишь.

«ОН ХОРОШИЙ!..»

День тот же. Серый Камень

Женька

Женька Новикова прибежала в донжон с запиской для кельды. Для матушки -кельды. Теперь у всех детдомовских есть такое право: называть баронессу матушкой, а барона — отцом. Целых три недели прошло с тех пор, как они ходили к мэллорну приносить клятвы. И барон сказал, что сделает для них исключение, и допустит маленьких тоже, а не только тех, кому уже исполнилось десять лет, вот! Потому что они добровольно сделали свой выбор.

В донжоне баронессы не оказалось, тётя Валя сказала, что она вот только что вышла, собиралась пойти к западной стене, посмотреть что-то. «И как ты её не заметила, она в такой красной майке была — вырви глаз!» Посыльная выскочила на крыльцо, успела заметить мелькнувшее за кустами красное пятно и побежала следом.

Баронесса что-то рассматривала в траве. Женька подбежала и остановилась сзади, выглядывая из-за её спины:

— А… а что это вы смотрите?

Та обернулась, улыбаясь:

— А вот, смотри. Вот сюда можешь встать. Видишь? Вот эту маленькую травку?

— Вот эту, с жёлтыми цветочками?

— Ага. Мальчики её нашли. Понюхай, как пахнет.

— Ой, вкусно! Сладко, да? И лимончиком ещё.

— Я хочу выкопать кустики — видишь, они тут пятнышками растут — и у крыльца донжона посадить.

— Прямо сейчас выкопать, да? Ой, а можно я с вами, а?

Женьке вдруг остро захотелось сделать что-нибудь вместе с этой женщиной. Хоть клумбу посадить. Чтобы потом ходить мимо и думать: а вот это мы с матушкой кельдой вместе посадили!

Мать баронесса, посмотрев на сложенные домиком бровки, засмеялась.

— Правильно, чего откладывать, да? Сбегай вон туда, там за углом я тачку видела и лопатку. Прикати сюда, сразу и посадим, ага?

— Ага, я мигом! Ой, я же вам письмо принесла!

— Ну вот, ты как раз сбегай, а я пока прочту, — баронесса уселась на травяной бугорок и развернула сложенный листок.

Тропинка поднималась немного вверх, ныряя в кусты с крупными белыми цветами. Вокруг стоял нежный и сладковатый запах. По маленькой полянке между кустами ползала девочка и собирала в корзину осколки камней. Она, очевидно, была на что-то сердита и беспрерывно бормотала ругательства. Женька даже испугалась. За два прошедших месяца она не видела, чтобы здесь кто-то так злился.

Она собиралась уже проскочить мимо, как девочка вдруг села на пятки и откинула чёлку со лба таким привычным, родным движением… Ноги словно вросли в дорожку:

— Тоня?.. Тоня! А что ты… ты как тут оказалась? — она хотела побежать к сестре, обнять, но та смотрела на неё злобным взглядом:

— Вот, значит, ты где пригрелась! И не в падлу тебе с такими тварями жить?

Женька растерялась:

— Что?..

— Что-что… — передразнила её Тонька. — Бегаешь тут радостная! А то что сестру твою из-за какой-то поганой картошки… скоты эти!.. — Тонька бессвязно ругалась, перескакивая с пятого на десятое. У неё и раньше так было. Спрашиваешь — ничё не понять. Но если слушать долго, то можно разобраться. Женя слушала и постепенно до неё стало доходить, что речь шла о бароне, который оказался козлом, поганой тварью и вообще конченной сволочью.

Женька, которая вчера в числе своего отряда с замиранием сердца и весёлым ужасом приехала с лесной делянки на огромном бревне, которое нёс хохочущий барон, смотрела на сестру с растущим недоверием. Очевидно, что Тонька не врала. Она и вправду считала барона злыднем. Но это ведь неправда! Барон хороший. Он ведь даже поклялся быть им всем отцом и защитником! Тогда почему?.. Внезапная догадка осенила её:

— Тоня, так это вы приходили на поле воровать?.. И… И ты с ними?.. — сердце у Женьки ухнуло куда-то вниз. — Тонечка, ты что… ты решила стать воровкой?..

Лицо сестры пошло красными пятнами.

— Что бы ты понимала! Малявка! Как чупа-чупсы ворованные жрать — так ты быстрая была!

У Женьки пересохло во рту.

— Но ты же говорила — тебе подарили…

Письмо кончилось быстро. Ну, письмо — это громко сказано. Эля с Сергеем просили их не терять, мол, поехали с дедом посмотреть скальные зубы (через которые должен был проходить мост на тот берег Бурной), могут подзадержаться, приглашали вечером проинспектировать пару возведённых опор и показать нам какое-то… о, боги… я честно попыталась продраться сквозь дальнейшие технические дебри и не смогла. Ладно, на обеде Вове покажу, он, наверное, больше поймёт.

Женька где-то застряла. Не может найти лопатку, что ли? Я встала с травы, отряхнула подол и пошла за ней. Завернув за́ угол я услышала голоса́. Два го́лоса. Женькин и…

— Ха! Подари-и-или! Ты таких дураков где видела? Еды бы лучше принесла!

Это чей голос? Из новеньких что ли? Кто-то с бывшего детдома? Я пошла быстрее.

— А вас не кормят разве?

— Хлеб один! Козёл этот сказал кроме хлеба и воды ничего не давать!

Вот с этого момента я их и увидела. Второй оказалась одна из картофельных воришек. Для подружки она была сильно старше Женьки. Не по детдомовским понятиям. Неужели сестра? Кусты разросшегося чубушника пока скрывали меня. Женька растерянно хлопала глазами:

— Какой козёл?

— Да барон ваш, пи*ор тупой!

Младшая сестра шатнулась назад, словно её в грудь толкнули, и закричала:

— Не смей! Он назвал себя моим отцом! Он хороший!

— На говно похожий! — издевательски пропела старшая.

Ну, хватит. Слышала я достаточно. Я вышла из-за своего укрытия, и Тонька, увидев меня, перекосилась лицом. А Женька продолжала кричать, тонко, как зайчонок:

— Перестань! Ты стала плохая! Ты воровать приходила! А сама на других наговариваешь!

Я подошла и положила руку ей на плечо:

— Женечка… — тряслась она, как осиновый листок. Я развернула её к себе и обняла. — Тише, зайка моя! Пойдём! — Женька явно была не в себе и не слышала меня.

Дотащу ли? А чего нет-то? Семилетний ребёнок!

Я подхватила её на́ руки и заторопилась к донжону, приговаривая на ходу успокоительные слова. В остроге, наверное, было бы удобней, там даже есть медпункт. Но здесь у нас — спокойнее. Да и ближе. У Маринки в садике выгородка есть типа изолятора, положу там, пусть выспится. Сон — лучшее в таких случаях лекарство. Правда.

— Тише, девочка моя, тише, маленькая. Почти пришли.

Нас увидели с галерейки и закричали, зазвонили в колокол. Как же: кельда бежит, ребёнка на руках тащит — не иначе, ЧП. Ко мне навстречу бежали мужики, но я никому её не отдала. Нельзя сейчас. Никому, кроме барона. Женька вцепилась в его мокрую от пота майку и заревела в голос.

Потом она уснула в комнатке с розовыми зайцами на шторах, сжимая в руке тёплую как котёнок огненную саламандру. Очень тяжело, когда твой самый родной человек внезапно становится врагом. Особенно когда тебе всего семь лет.

Барон расстроенно сидел над детской кроваткой. Как это ни странно вам покажется, иногда он вдруг раскрывается с очень сентиментальной и даже ранимой стороны.

— Марин, как проснётся, отправь за мной.

Я погладила его по руке:

— Да она до ужина не проснётся.

— Значит, я перед ужином зайду, поговорю с ней. Всё, девочки, я на башню.

— Давай.

Марина тоже пригорюнилась:

— Со старшей-то что делать?

Тут я прям разозлилась:

— Ремня ей дать хорошего, для начала.

— Госпожа баронесса…

— Ну что? Трогательно увещевать её? — мама-Мариша упрямо уставилась в окно. — Знаешь что, давай так: ты можешь с ними вести правильные беседы. Я бы даже попросила тебя заняться этим. На счёт цыганки только сомневаюсь. А вот взысканиями и наказаниями буду рулить я. Иначе эти девчонки возомнят себя безнаказанными. И это будет ещё хуже, чем сейчас.

Под дверями детского сада толпились рейнджерята из Женькиного отряда. Шквал вопросов про «что случилось⁈» чуть не сбил меня с ног.

— Так, ну-ка тихо! Не орать! Стресс у неё. И шок, — наверное. — Отправьте кого-нибудь на огород, там по-любому кто-то из рабских есть. Пару женщин пусть сюда пришлют*. И двоих — на ту сторону донжона, где чубушник растёт.

*Наказанием рабов должны заниматься тоже рабы.

Такая моя принципиальная позиция.

— Это кусты такие, с белыми цветами? — уточнил мальчишеский деловой голос.

— Да. Приведите эту… которая камни там собирала.

А Тоньки на месте не оказалось, прикиньте! Испугалась и решила убежать. Вот дурочка. Куда бежать-то, когда ты внутри почти пустого детинца? Разбежавшись, спрыгнуть со стены? Ну… это где-то как с седьмого этажа сигануть… Забилась, поди в какой-нибудь башне под лестницей. Или в кустах сидит.

Женькина команда вызвалась было её в два счёта найти — даром что ли они три года уж учатся по лесам следы распутывать? Ну ладно, не все так долго, но ветераны-то — три и даже с хвостом! Но я не велела. А вот пусть попрячется. Поголодает и помёрзнет. Ночью на улице без одеялка всё равно прохладно, хоть и лето.

Пришлось вслед первому гонцу на огород срочно слать второго с отменой приказа. Подождёт эта тощая жопа. Тем более что гонцы примчались оба два с выпученными глазами — теперь, мол, срочно просят меня в огород, на разборки.

Потому что на огороде случилось ЧП.

16. «И ЕСЛИ ТЫ СТАЛ ГЕРОЕМ…»

СПРАВЕДЛИВОСТЬ ОТ КЕЛЬДЫ

Вот так товарищи. Так я и думала, что эта цыганушка ещё выступит!

Короче, чтоб не увязать в подробностях.

Лейлу так никто и не хотел брать, и в конце концов её отправили копать картошку со взрослой рабской бригадой. Работать там было жарко, утомительно и однообразно. Да и вообще — работать! Буэ-э-э…

Далее полёт мыслей принял совершенно логические (с точки зрения Лейлы) формы.

Цыганка оценила обстановку и почему-то решила, что Лавка в этой конторе — главный. Видимо, потому что других мужиков вокруг не наблюдалось. Стереотип цыганский сработал: единственный мужик — значит, главный!

На самом деле главных там не было, поскольку у нас давно уже прижилось правило самоконтроля: получил наряд на день, сделал — можешь гулять. Рабам не возбранялось собирать дикую ягоду или рыбачить, брать в библиотеке книги, что-нибудь мастерить, крутить амуры — да любым, тысызыть, милым их сердцу делом заниматься кроме противоправных. Продуктами своей деятельности они также вольны были распоряжаться самостоятельно. Ну, к примеру, насушить грибов, сдать по прейскуранту, а на вырученные денежки купить себе новые кроссовки — чтоб не для работы, а в свободное время ноги порадовать. Единственным условием вольных часов было выполнение дневного наряда. Отпахал по-стахановски — и гуляй Вася!

Во-о-от.

Картошка была крупная и красивая, в лунках лежала кучно, как жёлтые поросята, и бабы радовались, что копать её легче, чем «ту красную», которая вкусная, но ползучая, зараза. Дело шло споро, и многие настроились закончить часа в три-четыре и урвать большой кусок свободы перед ужином.

Лавка сегодня присутствовал в огороде, поскольку кто-то должен был подкапывать картоху и грузить наполненные сетки в тележки. Ну, и выгружать, соответственно. То есть закончить свою работу он должен был вместе с последним копщиком. И его чрезвычайно раздражало, что чернявая девка, хоть и получившая половинную норму от остальных, еле как шевелила своими граблями, и он всё чаще кидал в её сторону раздражённые взгляды из-под рыжих бровей.

Однако, Лейла расценила этакие знаки как повышенное внимание к своей неотразимой женской красоте и начала вышагивать уж вовсе павой, рассчитывая, что ей за это привалит какой-то дивный бонус, а может и вовсе освобождение от нудного ковыряния в земле.

Бабы эти выкрутасы заметили и попытались её вразумить: ты, мол, девка, не дури — работай давай! На что цыганка фыркнула, что ей работать юбка мешает, подоткнула её повыше и демонстративно повернулась к обществу ж… спиной, вроде как начав что-то там копать, нагнувшись раком и «фотографируя» всю компанию своим тощим вареником.

Лавка плюнул, бросил вилы и пошёл в теплицы, жаловаться Светлане на беспредел. Ибо наслышан был, что за педофилию наказание следует куда как серьёзнее, чем огородные работы, и безвинно страдать был не намерен. Светлана от такого оборота событий растерялась и хотела уже послать Лавку за мной, но тут один за другим прибежали мальчишки, и за мной послали уже их. Ну, что делать? Пришлось в огороды топать. День какой-то сегодня… всё комком, капец. Пока шла, срезала пару-тройку прутьев. Чувствую, пригодятся.

Лейла надуто ковырялась в земле. Остальные ушли далеко вперёд. Бабы шутили и перекликались. Лавка был в раздрае. Завидев меня, он подбежал, перепрыгивая через кучки ботвы:

— Хозяйка, вы г-гляньте на эт-т-то! — переживает-то как, ажно заикаться начал! — Что ж мне с ней — в п-поле чтоль ночевать? С-совсем ведь не шеве́лится, засранка!

— Вижу. Не шеве́лится — сама себе злобная буратина. Ты ей ряды подкопал?

— Как полагается!

— Ну и всё. Сеток побольше ей оставьте. Как остальные закончат — ты их картошку сгружаешь — и свободен. Всё что она не успеет сделать — дальше обрабатывает одна. Пусть по два ведра насыпает и сама таскает. Понял?

— Понял! Спасибочки, хозяйка! Так я побегу?

— Беги, баб мне сюда позови.

Тётки подошли, отряхивая руки о рабочие штаны.

— Девочки, внимание, с завтрашнего дня небольшие изменения. Малолетки, вот эти, что на воровстве попались, дуреют и борзеют. Второй инцидент за полдня. Ввожу дежурства. Каждый день поочерёдно каждую девчонку кто-то берёт на буксир. Понятно, это будет для вас дополнительная нагрузка, поэтому для дежурных по малолеткам норму уменьшим. Но эти, — я показала на цыганку пальцем, — чтоб работали! Боем бить не разрешаю, а вот ремня поддать или розгами — можно. Но только если не слушаются и не стараются. Пайку им выдавать только после окончания работы! Неделю им барон положил на хлебе и воде. Ясно?

Ясно им было, чего ж тут неясного?

— Ну раз ясно… кто дежурный?.. На, держи розги. Лейла! А ну, поди сюда!

Она смотрела всё также нагловато и явно хотела бы выкрикнуть, что мы ещё все пожалеем, но очковала численного превосходства. Бесит. Бесит она меня. Так сильно, что с трудом держу себя в руках.

— Лейла, сегодня из-за твоего дурного поведения мог пострадать невиновный человек. Ты знаешь, что такое провокация? — она фыркнула и буркнула что-то, и это стало последней каплей. Внутри меня закипела ярость, поднялась, как лава в жерле вулкана, слова начали отдавать рычанием: — Отвечай нормально, сучка мелкая, или я превращу тебя в кровавую мочалку!

Неожиданно, да? Всегда прошу: не доводите до греха. Сама себе такой не нравлюсь. И самое главное, если я начала орать, остановиться мне трудно.

— Шлюха тупая малолетняя! Не будешь работать как все — сдохнешь у меня, тварь! Ты! — я ткнула в отшатнувшуюся дежурную пальцем. — Тридцать розог ей! Выпороть от всей души, чтоб она неделю на животе спала! А ты, мерзавка, не выполнишь норму — я тебе завтра полбашки на́лысо побрею! Юбка ей мешает! В трусах копай! Прошмандовка!

Я резко повернулась и пошла в детинец. Внутри всё клокотало. Ещё и саламандра моя с Женькой осталась. Позади раздались недолгие звуки борьбы, брань цыганки, потом она стала глуше — воткнули лицом в землю, должно быть. Раздался короткий свист и истошный визг, чей-то голос хмуро отсчитал: «Раз!»

Свист, визг…

— Два!

Свист, визг…

— Три!

— Да чтоб вас всех!..

Свист, визг, треск ткани…

— Четыре!

— Держи её!.. Пихай!.. Будет тут на людей… Зубы разожми…

Мда, однако цыганской юбке пришёл бесславный конец…

Я дошла до острога, поднялась на мэллорн и посидела там минут двадцать на круглой лавочке, устроенной вокруг ствола дерева, прижавшись спиной к коре, приходя в душевное равновесие, успокаиваясь. Две молоденьких эльфочки, дежурившие, как у нас теперь называлось, «в южную сторону», не задавали никаких вопросов, замерли на своих постах, практически слившись с мэллорном. Видели мой раздрай, наверное.

Нельзя матери клана так психовать. Вывела она меня, конечно. Нет, стоп! Не думать об этом. Как там в «Кунг-фу панде» было? Во второй части, кажется…

Нет, в третьей, ещё когда они на корабле плыли… Внутренний покой, внутренний покой! — и головой об мачту посильнее… Я тихонько засмеялась и прикрыла глаза. Серебристая кора была слегка шершавой и тёплой. Огромная крона шелестела тихо, умиротворяюще. Я слушала дерево, и мне начало казаться, что я ощущаю движение его внутренних соков…

И ПРОСТО ЖИЗНЬ ЗДОРОВОГО ЧЕЛОВЕКА

Тот же день, тот же мэллорн…

— Матушка кельда, — кто-то осторожно трогал меня за плечо.

— М?

— Вы пойдёте на ужин или ещё посидите?

Что⁈

— А что, уже ужин⁈

— Первая смена прошла уже, ребята пришли нас сменить.

Ну надо же, мама дорогая…

— Конечно я иду! Ой, девочки, спасибо, что разбудили!

Перед ужином я забежала в детсадовский наш изолятор, хотела было уже толкнуть дверь, как услышала голос мужа:

— Понимаешь, эти люди, к которым попала твоя сестра — они как болезнь. Зараза. И они вроде как заразили её душу, — Женька шмыгала носом, — а она не понимает, не видит этой заразы. Для того чтобы её вылечить, нужно время. И хорошие люди. Именно поэтому я сделал так, чтобы они не могли уйти. Чтобы лечились рядом с нормальными людьми, понимаешь?

Целая серия коротких шмыгов.

— Ага…

На цыпочках подошла Марина, шёпотом спросила:

— Ну что?

— Разговаривают… Принеси платков парочку, там похоже слезопад.

Марина не успела уйти. Дверь открылась.

Вова держал за руку Женьку:

— Мы хотим умыться.

Марина показала рукой:

— Вон туда, пожалуйста, вторая дверь, — дождалась, пока умывалка закроется и снова шёпотом спросила:

— А Тоню-то нашли?

— И не думали даже. Проголодается — сама придёт.

— А если не придёт?

— Да конеш-ш-шно! Поспорить могу: завтра вечером либо послезавтра утром — крайний срок. На что забьёмся?.. Да шучу я, не падай уж в обморок-то…

После ужина я взяла Женьку и Васю, и мы вместе садили клумбу у донжонного крыльца. Из маленьких метёлок, которые пахли сладко и ещё лимончиком.

А вот вечером мы с Вовой ходили инспектировать опоры будущего северного моста. Мы и ещё целая куча людей, переживающих за проект, да их друзья, да родственники, да случайно зацепившиеся. Набралась, короче, толпень человек в сто двадцать.

Я ожидала, что Бурная по своей привычке будет биться в чужеродные включения и крутить бешеные водовороты, но по ходу дела в эти опоры тоже примешалась какая-то магия, потому как водяные потоки обходили их плавно, словно приглаженные усмиряющей рукой.

Опоры стояли уже до третьего островка, и барон благословил строителей на дальнейший трудовой подвиг, пока река ещё тёплая. Ну, условно тёплая — пока не идёт ледяная шуга. Народ дружно кричал такое ура, как будто им не работать разрешили, а обещали как минимум тройную прибавку к пенсии.

Мне всё казалось, что где-то тут, поблизости, должно быть бродят духи строителей БАМа, Магнитки или ДнепроГЭСа, щедро делясь с нашими колонистами своим строительным энтузиазмом.

Коле, закончивший свой Эльфийский мост до Черёмухового острова, вызвался в таком случае взять на себя возведение арок и полотна пролётов. Народу в его бригадах было уже не меньше, чем у родителей, и работа над Северным мостом закипела с удвоенной силой.

Тонька вылезла назавтра даже не вечером, а уже утром, голодная, замёрзшая, злая и напуганная. Получила по жопе дважды: за невыполнение наряда и за оскорбление барона. И отправилась на исправительные работы. Вовавелел держать её подальше от сестры, по крайней мере, пока в ум не начнёт входить. Ибо нефиг.

Я думала, цыгане придут торговаться за своих повязанных, но они не пришли. Не то что их барон (я думаю, маленько оклемавшись и привыкнув к новым реалиям, он и задницы ради такой шестёрочной швали не поднял бы) — вообще никто не пришёл и ничего не предъявил. Шарился, правда, кто-то по кустам вдоль наших условных границ. Чё уж они высмотрели — не знаю, однако к острову подходить не стали и на поля больше не за́рились.

БОРЯ! ЗЕМЛЯ!

Новая Земля, Серый Камень и окрестности, 01.04 (августа). 0004, утро

Следующее событие, достойное особого упоминания, случилось буквально через пару дней после нашей массовой мостовой инспекции.

Борька Конников выпросился на этот день помогать на Северном мосту. Приняли его с радостью — в большей степени не за магические земляные навыки, а за то, что Борька, кто забыл, был ещё и тяжом. А это на строительстве всегда роляет. Тем более что почти все тяжи временно были заняты на доставке материалов для южных башен основных стен замка. Сам же Борька страстно хотел посмотреть на погружение брата.

Филя был в бригаде, выставляющей основание опор, и в этот день они должны были испытать колокол изменённой конструкции, рассчитанной на бо́льшую глубину. Русло между третьим и четвёртым скальным зубом в Бурной резко ныряло вглубь — с четырёх аж до восьми метров. То ли не всё просчитали, то ли Бурная наконец решила показать свой сложный характер, но что-то пошло не так.

Нет, поначалу ничего не предвещало. Им удалось как надо погрузиться, закрепиться и даже уложить первую порцию строительного состава, но потом… Колокол треснул и вмялся, словно бумажный стаканчик. Работающих наверху разметало и побросало в воду, но это было не самое худшее, поскольку подбирать их тут же кинулись дежурные лодки. А вот тех, кто был внутри колокола начало заливать водой. Медленно, но неумолимо. Входные люки перекосило, заклинило, и люди оказались в ловушке. Сверху им на головы хлестала вода, дошедшая уже до колена.

Взбесившаяся Бурная расшвыривала немногих наличествующих тяжей, пытающихся проломить купол снаружи. Барон — барон мог бы, наверное, спасти ситуацию, но он со вчерашнего дня ушёл с группой на юг, туда, где по описанию Найдёновых была гора с белой верхушкой — мужики надеялись найти месторождение мрамора — и вернуться они должны были дня через два…

Борька, в числе прочих совершивший свою неудачную попытку, выловленный из ледяной воды, трясся, держась за борта́ лодки. В уши долбил тревожный звон рынды. От теплиц к берегу бежали люди.

— Боря! Боря! Земля! — каким-то чудом он узнал среди кричащих голосов материн и угадал в толпе её маленькую фигурку в рабочем фартуке, но не сразу понял, что она кричит. — Земля!!! Подними их!

Колокол умолк, и стоящие рядом с Дашей люди закричали вместе с ней:

— Зем-ля! Зем-ля!!!

— Земля! — заорал Серегер, молотя его по плечу. — Подними землю! Ты же маг!

Борька стёр с лица воду, капающую с волос, попытался сосредоточиться.

— Не могу. Не чувствую, далеко.

— Щас будет ближе!

Серегер подвёл лодку и встал над самым колоколом, удерживая её на краю вихляющей воронки, лицо у него покраснело:

— Давай!

Борька закрыл глаза. Сверху была сердитая вода, но там, под этим бьющимся потоком, была его стихия, родная и послушная. Вот! Он начал двигать землю под колоколом вверх. Плохо. Пришедшие в движение породы начали разрыхляться, смешиваться с водой. Испугавшись, что Филя и другие сейчас увязнут в них, как в зыбучем песке, Борька рванулся магическим чутьём вниз, ещё, до самой матёрой скалы. Скале не прикажешь, она — кость земли, её крепость. Но можно ведь попросить, позвать… Камень двигался медленно, словно загустевшая смола…

Борька чувствовал, что сил его не хватит. Обычно он старался лишний раз не беспокоить своего сурового бога, но сейчас был как раз нужный случай.

— Яр, помоги мне! Пожалуйста…

Я стояла на берегу, как и многие люди, не зная чем помочь и бессильно прижимая к груди руки. Со всех сторон бежал ещё народ — и мы ничего не могли поделать. Лодочки вылавливали из реки промокших строителей, и только одна плясала в потоке прямо над тем местом, где ушёл под воду колокол. В какой-то момент мне показалось, что цвет воды изменился, но я боялась поверить. Нет? Это оно⁈ Да!!!

Колокол вылез из воды и остановился. В дыру, из которой перестала захлёстывать вода, просунулась чья-то рука. О боги! Хоть кто-то жив!!!

Лодочка оторвалась от колокола и понеслась вниз по течению, крутясь и подскакивая на волнах. Из десятка спешащих на помощь лодок вырвалась одна и понеслась ей вслед, высоко задирая нос из воды. Дед догонит.

Помятый колокол разбили, и его обломки, не удержавшись, сползли в воду и поплыли по Бурной странного вида плотом. Строители все были живые, только замёрзшие до синевы и грязные по самые уши. Дед, погнавшийся за лодкой Серегера, привёл её вместе с обоими парнями. Борька лежал в беспамятстве, из ушей у него текла кровь и он, по ходу дела, временно оглох. Серегер был истощён, как будто без воды трое суток по пустыне полз; не такое это, видать, лёгкое дело — силой магии удерживать лодку в определённой точке бурной реки.

Я позвала целителей, кто уже был на берегу, и велела им заняться замороженными, а сама взялась за этих двоих героев.

Самое интересное, что пока я их лечила, архитекторы наши взяли в оборот Деда и сгоняли до получившейся на месте колокола скалы, оценили, обнюхали со всех сторон и признали едва ли не идеальной опорой. После чего спешно вернулись и насели на меня с идеей вырастить опоры до северного берега таким же макаром. В этом месте меня опять же посетило дежа-вю: как Лика выращивала лиственницы, а я ходила за ней следом и вытаскивала её из полумёртвого состояния по три раза на дню. С другой стороны, из Лики уже сейчас получился такой маг-природник — моё почтение! Так что…

— Борька, поехали! И Серегера возьмём, пусть тоже совершенствуется. А уж подпитывать вас двоих я как-нибудь смогу.

НАЧИНАЕТСЯ ОТДЕЛКА ЩЕНКА ПОД КАПИТАНА

(ОЙ, ПРОСТИТЕ, КАЖЕТСЯ, ЭТО ПРИДУМАЛ АЛЕКСАНДР ГРИН…)

Мы уже двадцать минут торчали над следующей точкой, потея. Потели мы вшестером: Серегер с Борькой — от усердия, я — от непрекращающейся концентрации на вкачку энергии, а Сергей, Эльвира и Коле — от переживания. Но… хоть Борька и старался и выливал в магические усилия мегатонны энергии — ничего не получалось. Он с усилием зажмуривался и пару раз уже потерял бы сознание, если бы я его не страховала.

Я посмотрела на троих своих архитекторов, сморщившихся так, словно это они пытались поднять со дна скальную ногу.

— Ну что? Не выходит каменный цветок? — фразочка сейчас актуальна как никогда, ха. — Какие идеи?

Эля разочарованно покачала головой:

— Рано мы обрадовались.

— Нет, мама, погоди! — Коле был настроен решительно. — Это как тогда, с первыми делянками, помните? Ему нужно правильное ощущение.

Серегер, полностью сосредоточенный на удержании лодки в одной и той же точке и потому не слышавший наш разговор, истошно заорал:

— Человек! Человек за бо́ртом!

Я, испугавшись, что он сейчас нырнёт вслед и поставит нам эксперимент в натуре, скомандовала:

— Сидеть!!! Держи лодку!

Борька распахнул глаза и уставился в по-осеннему серые во́ды, в которых виднелся медленно погружающийся в глубину человек. Вот сразу стало ясно, что Колегальв был поклонником творчества Толкиена. Ну или, как минимум, смотрел кино про поход с ювелирным изделием. Есть там парочка похожих моментов с тонущими людьми. Да и утопленник смахивал на Фёдора Сумкина (ну, в смысле — на Фродо Бэггинса, если вы предпочитаете классическую версию). Все движения человека были замедленны, волосы плавно развевались в воде (как в стоячей, конечно же). Коле решил добавить драматизма, рот человека раскрылся в безмолвном крике, рука умоляюще потянулась к нам…

К этому моменту и Сер, и Борька оба были уже совсем ошалелые — иначе как объяснить, что ни одному из парней не пришла в голову мысль: почему же утопающего не сносит течением?

Иллюзия ускоренно пошла на глубину, Серегер заорал:

— Земля!!! Давай!!!

Сергей заорал:

— Поднимай!

Эля, по дрогнувшему рисунку вод сообразившая, что процесс наконец-то пошёл, заорала:

— Боренька, давай, давай, чтоб хоть видно её было!

И только Коле, вспомнив своё давнишнее над Борькой кураторство, орал:

— Ощущения! Запомни ощущения!

Я ничего орать не стала. И так все орут, чего уж…

Лодка прижалась бортом к вынырнувшему из глубины скальному островку, и парни, всё ещё шалые, запрыгнули на него — искать потерпевшего.

— Да погодите вы! — Коле с опаской наблюдал, как волны потихоньку сдвигают лодку. — Это иллюзия была! Сер!

Серегер уже успевший пронестись метров десять, заглядывая во все ямки, вернулся со всё ещё квадратными глазами:

— Так это ты⁈

— Да, Борьке толчок нужен был.

— Фу, бля! — Серегер прибавил пару экспрессивных выражений на синдарине. — Я уж думал — всё, не успели!

Борька устало сел на первый попавшийся камень и вытер лоб трясущейся рукой.

— Ну вы блин даёте…

— Запомнил ощущения? — строго спросил его Коле.

— Попробуй тут с вами не запомни… Захочешь — не забудешь…

И пошла у нас работа. Я отправила вместо себя четверых целителей, чтоб коллективными усилиями поддерживали парней, но после ужина велела всем подойти в столовой ко мне. И целя́щим, и целя́щимся. Лично проконтролирую.

Барон со своей экспедицией вернулся через два дня, увидел ряд опор, выстроившихся через всю реку, и офигел. Да они все офигели, весь отряд!

Ну вот, а то что ему ни скажи — он так и рассчитывал да так и предполагал. Любой руководитель должен иногда изумляться. И даже охреневать. Тоже полезно.

Вот так чудесным образом строительство огромного и, как нам казалось, совершенно неохватного по масштабу работ моста резко продвинулось. Рядом с первым коротким (под опускаемый сегмент) пролётом на берегу острова была расчищена большая строительная площадка, на которой подрастали надвратные башни с решёткой и подъёмным механизмом. Будущая подвижная часть временно была закреплена в лежачем положении — для перевозки всяких стройматериалов, поскольку возведение последующих пролётов шло полным ходом.

ЧЕТВЁРТАЯ ОСЕНЬ

Цыгане в наших пределах так и не появились. Зато к концу лета одна за другой к острову приехали несколько семей. Истории были одинаковые: чёрная нахальная саранча шерстила поля и огороды без зазрения совести, под конец — посреди бела дня, толпой, и не стесняясь. Сохранить удалось только то, что было посажено за двухметровыми заборами, и то пришлось отстаивать с боем. Люди прятали глаза и просились под защиту острога. Барон принял всех, кто согласился на наши общие условия. Всех принял, короче. Потому что отказавшихся не было.

Цыгане, между прочим, тоже поспешили застолбить место у портала в разрастающемся торговом городке. Ну… как бы — почему бы и нет? Более того, они исправно притаскивали к столам между мирами что-нибудь «честно тебе говорю, сама выращивала, да я тебе клянусь, вот этими руками» и продавали праздношатающимся с той стороны лицам.

С гаданием вот у них теперь получалось не очень. Местные не особо жаждали. Иркутские… Так с переходом через границу миров личный контакт оказался затруднён — следом не увяжешься, за руку не схватишь, в угол не притрёшь… Зато через некоторое время появилась высокая хмурая тётка, которая все дни напролёт сидела за столом у самого края рамки портала (как бы в углу) и гадала желающим на картах. Что удивительно, таковые находились, и не сильно мало. Ну что ж, деньги ваши, как говорится…

Этой же осенью в нашем поселении попёр, наконец, естественный прирост. Пятнадцать пупсиков, да ещё, по моим наблюдениям, штук десять было на подходе к декабрю. Любопытно, что рожали только женщины, бывшие уже взрослыми в старом мире. Пока что все, тысызыть, вставшие на учёт были двадцать три плюс на момент входа. А по факту — не меньше двадцати семи. Выводы я делать не торопилась, копила данные — записывала в отдельную тетрадку, посвящённую этим размноженческим делам.

Кроме этого, на дни бурь (чтоб уж точно никуда не бежать) были запланированы свадьбы, много и разные. Чувствую, зима будет изобильна на деревянное строительство. Кстати, по стопам Пашки с Димкой с их нестандартным семейным форматом не сказать, чтоб народ ломился толпой, но… варианты были.

Ещё за эту осень раз десять приходили любопытные посетители. Не в смысле «любознательные», а такие… удивительные. Цыганами обиженные. В отличие от тех, предыдущих семей, прибежавших под защиту замка, эти переезжать никуда не хотели. Да, собственно, и подданными ничьими они становиться тоже не хотели, всячески подчёркивая свою независимость.

Приходили они потребовать, чтобы барон разобрался с их обидчиками на том простом основании, что Белый Ворон это может, а значит, обязан наводить порядок. Владимир Олегович ответил, что он что-то должен только своим подданным, а всем остальным — хрен с маслом, и велел гнать всех требователей в шею и не отвлекать его всякой хернёй. Много вас тут, мол, набежит на халяву. Хотите независимости — вот и защищайтесь самостоятельно. Точка.

Требователи уходили. Они были как та учительница русского языка из анекдота, которая была потрясена, возмущена и раздосадована, но вслух кричала совершенно другое. Только эти вслух кричать боялись — уж больно резок был контраст по соотношению сил.

Но их спины кричали: «Ну как так⁈ Вы же такие правильные! Благородные! Вы не вступитесь за неправедно угнетённых и обиженных⁈»

Дон Кихота нашли, блин. Глядя на их фигурки, сочащиеся оскорблёнными надеждами, я всё время вспоминала песню Олега Медведева «Ты уже стал героем», особенно вот это:

Вокруг все твердят, как спелись,

что если ты стал героем,

то должен ты, строг и строен,

на каждую лажу мира

клинок вынимать из ножен.

Но в этом-то вся и прелесть,

что если ты стал героем —

а ты уже стал героем —

то никому на свете

ты ничего не должен…

18.10.2021

17. МЕНЯ НЕ ОСТАВЛЯЕТ ТРЕВОГА

КАЗАЛОСЬ БЫ, ВСЁ ХОРОШО…

Серый Камень, четвёртая зима Новой Земли // На Старой Земле прошёл год после открытия порталов…

Кельда

Зима катилась своим чередом. Вот почему-то про другие времена года никогда мне не хочется так говорить: катилась. Другие времена года идут. Приходят, наступают, бегут и всё такое прочее. Иногда летят, для разнообразия. И только зима залихватски катится — хоть на лыжах, хоть на санках или коньках…

Снегу в этот год намело как никогда — сугробы были мне по шею, а в ложбинках и с ручками. И вроде бы всё было хорошо. Отгуляли среднезимье, много и широко строились, ждали нового пополнения детишек и новых поселенцев. Люди, присмотревшись и осмелев, заходили и зимой. Главная штука была в том, что у них-то был июль-август, тёплые вещички надо было держать наготове и нарядиться при переходе быстро, как в армии. Ещё больше народу планировало переход к близящейся весне, приходили разговаривать и советоваться. Мы прикидывали, что если так весело попрёт, к грядущему пятому новолетию население нашего гордого баронства перевалит за тысячу, а может, и поболее.

И вот всё как бы было неплохо, а… Странное, смутное чувство чего-то нехорошего тяготило меня всё больше. И даже не возможного нехорошего, а происходящего где-то рядом и прямо сейчас. Ударили и спа́ли морозы, и всё стало только хуже. Мой внутренний компас начал всё чётче показывать на север. Вроде бы и до конца зимы-то осталась пара недель, ждать бы весны, предвкушая тепло и первую зелень, а тягостное томление всё накатывало настойчивыми волнами.

СОБАЧИЙ ВОЙ

Новая Земля, Серый Камень и окрестности, 26.08 (января). 0004

Кельда

Наконец к вечеру двадцать шестого января беспокойство стало таким сильным, что выгнало меня на верхнюю галерею нашего донжона. И вот там-то, на этой галерейке, мне показалось, что сквозь ворчание Бурной я слышу тоскливый собачий вой, доносящийся откуда-то с северного берега.

В полнейшем раздрае я спустилась в спальню и поделилась всеми своими переживаниями с весьма удачно вернувшимся с каменоломни мужем.

Владимир Олегович осмыслил предъявленные факты (а точнее полнейшее их отсутствие, замешанное на эмоциях), поделился ими с Кадарчаном и… Я уж и не рада была, что рассказала. Рейнджеры собрались «посмотреть». Через реку, швыряющую шугу, похожую на ледяные спицы! В северный нехоженый лес, в котором, на минуточку, никаких друидиных защитных меток (что бы это ни было) от хищников нет! На мои возражения они бодро заявили, что Серегер испытал какую-то новую лодку и у неё есть противошуговая… противошугная?.. защита от шуги́, короче.

Так что всё ништяк, они посмотрят и придут. Ну действительно, мало ли что?

Ага.

Вова тоже сурово сказал, что это — настоящие рейнджеры, а не детский тебе сад, так что — давай мне, не хлопай крыльями, Оля! Да, собственно, Оля уже и смирилась. Тем более что с момента начала интенсивных сборов вроде как и от сердца немного отлегло. Я надеюсь, это признак того, что события приобрели правильное направление.

Ждать другого дня они не стали, собрались, как будто только подпоясались — и понеслись, прям в ночь! Лодок оказалось даже две. Серегер с Дедом перевезли на тот берег Бурной двенадцать человек и двух овчарок, поставили на первом от берега скальном островке (чтоб внезапно по матёрой суше никто не нагрянул) армейскую палаточку с печкой и приготовились ждать сколько надо, карауля по очереди.

ЛЮДИ

Новая Земля, Серый Камень и окрестности, 27.08 (января). 0004

Кельда

Первые волокуши с продолговатыми свёртками появились у места будущего моста уже на следующее утро. Дежурные с верхней галереи донжона сообщили о движении, и я побежала посмотреть лично. Со спецтехникой, конечно. Хранятся у нас с Вовой пара дедовских офицерских биноклей. Ну правда! Деды были разные, а бинокли — ну очень похожие, только один с чехлом, а второй так. У наблюдателей бинокли тоже были, как же без того, только новокупленные, а у нас вот — раритетные. Простая оптика в новом мире работала прекрасно, так что я изо всех сил старалась разглядеть, что же там происходит.

Свёртки были небольшие, и судя по бережным движениям наших… дети!

Я понеслась в кухню:

— Валя! Брось всё нахер, девки доделают!

Кухарка всполошилась:

— Что⁈ Что случилось-то, говори толком!

— Люди, истощённые. Судя по всему, уже неходячие.

Валентина подбоченилась:

— И что ты паникуешь? Можно подумать, ты лежачих не сможешь поднять?

— Поднять-то смогу… — и правда, чего я паникую-то? Перенервничала что-то.

Валентина уже раздала несколько распоряжений и снова повернулась ко мне:

— Госпожа баронесса, — в присутствии чужих она всегда старалась быть строго официальной, по крайней мере, когда на неё не наскакивают с внезапными воплями, — ты ж полумёртвого поднять можешь! Ты чего?

— Боюсь, Валь. Боюсь, как бы с желудками не того…

— Да ты не бойся, щас мы сообразим. Тем боле, что после голодовки особо первые день-два и есть-то нельзя, по капелюшке, да осторожненько… — Валя загремела кастрюльками, что-то соображая вслух. — Куда еду везти-то?

Действительно — куда?

— К переправе везите. Там мужики в башне помещения доделывают, тепло. Вряд ли их всего четверо, так что пока всех не перевезут, ждать там будем. Вова на обед придёт — предупреди!

— Хорошо!

У крыльца стояла уже осёдланная Лира. Вот кто-то молодец!

Видимо, с дедом мы думали одинаково, потому как, пока я добралась до северной мостовой башни, четверо детей уже были размещены в тепле, на имеющихся там дежурных спальниках, а навстречу мне уже торопились плотники — взять ещё одеял, ковриков и всякого такого, поскольку народу ожидалось не сильно мало:

— Иваныч сказал, человек сорок будет, — встретил меня информацией Степан.

Серьёзно!

— Валю предупреди!

— Сделаю.

Детки лежали, прикрытые спальниками-одеялами с нарисованными снежными барсами. Были они очень маленькими, боги мои, и совсем прозрачными… Так, не реветь! Я заглянула внутрь.

Нифредил, и правда, был слабым целителем. Точнее, малофункциональным. И неудивительно, потому как этот его дар был у него в списке даже не третьим — четвёртым, крайняя редкость. Рейнджеры ценили и то, что есть: умение остановить кровь, по-быстрому залечить раны и восстановить силы — это в походе было совсем не лишним. Как минимум, давало больше шансов добраться в случае чего до за́мка, где есть более сильные целители.

Спасибо ему, что успел подпитать, удержал искорки жизни.

Так, поехали.

Пока я разбиралась с детьми, приехали ещё четверо, и почти сразу — ещё. Кадарчан, видимо, забирал сперва детей, начиная с самых маленьких.

Прибежала Валя с девчонками, начали кормить малышей — сперва осторожно, под моим наблюдением, потом, когда стало ясно, что функции тела восстановлены (маг я или где), и можно не бояться никаких заворотов кишок — смелее. Я попросила девочек всё-таки оставить опцию «от всей души» до завтра. Это же ещё и психологический момент. Накормить досыта — но не перекармливать. Когда количество ребятишек подкатило к двум десяткам, пошли подростки, а потом и взрослые.

Родители, увидев своих поднятых со смертного ложа детей, пытались благодарить слабыми голосами, хватали нас за руки. И вот зря они это делали, потому как я сразу начинала снова реветь, прям фабрика слёз. Последний мужик зашёл своими ногами, хотя и качался как тростинка. Удивительно, как он вообще смог идти, скелет один…

Зазвонил к обеду колокол (ни фига себе, всего лишь обед⁈) и я уставилась на повариху:

— Валь, а кто Вову-то предупредит?

— Не переживай, я девкам сказала! — и тут как раз в дверях нарисовался Владимир Олегович, а вслед за ним — Дед, Серегер, все двенадцать бегавших на северный берег рейнджеров и столяры-краснодеревщики, утро у которых пошло вовсе не так, как было запланировано. Целая делегация, как будто за дверью стояли, ждали отмашки. В большой комнате и без того уже было полно народу: на разложенных одеялах сидели и лежали спасённые, вокруг суетились девчонки с кухни, тусовались несколько мальчишек, оставленных ради того, что кому-то постоянно требовалось за чем-нибудь послать. И Коле до кучи, приходивший проверять состояние чего-то там в мосту в условиях зимы. И тоже припряжённый к реабилитации пострадавших (мультики детям показывал).

Барон окинул взглядом всю разношёрстную публику, сел на табурет и кивнул отцам пострадальцев, поднявшимся ему навстречу:

— Да вы садитесь, мужики. Рассказывайте.

АСТРАХАНЦЫ: ПУТЬ НА ЮГ

Астраханский портал был… далеко, судя по всему. Если от нас идти, выходило под километров пятьсот на запад, а потом семьсот с хвостом на северо-запад. Восемь семей настроились на переход быстро, готовились и собирались держаться дружно-кучно. И даже время подрассчитали, чтоб попасть в самое начало новоземской весны, благо календари были в интернете в общем доступе.

Однако весна, в которую они зашли, немножко их напугала. Была она изрядно холоднее привычного им не только староземского апреля, но и марта, и напоминала, скорее, астраханскую зиму. И лес там был ничуть не меньше, чем у нас, а старопоселенцы похвастались, что прошлой зимой видели забредших мамонтов. Эта информация никого не вдохновила. Посоветовавшись, они решили попробовать двинуть на юг.

Ага. Нам в Мордовию надо. Там тепло, там яблоки…*

*«Две сорванные башни».

Гоблин, конечно.

И пошли они на юг, обходя посёлки и занятые уже территории. На восемь семей было у них пять подвод, запряжённых помесными коньками, в которых ещё угадывалась дедовская кровь советских тяжеловозов, да восемь коров, да козы, да кой-какая птица.

Лес постепенно разбавлялся полосами степи, но и народу южнее оказалось гуще. Почему ни к кому не попытались пристать? А хрен его знает… Засело вот в башке, что надо осесть кучкой, да как-то и мысль не забредала, что можно это вместе с кем-то ещё сделать. Искали свободное место.

Ну что, вот вам ещё один пример инерции мышления.

Они всё ехали и ехали — благо, припасов на первое время было много: консервов, круп всяких и прочего. Лес снова стал густеть, а земля казалась всё малолюдней. Местами и домов-то никаких не было, только огороженные редкими плетнями пятна полян да пасущиеся кое-где кони или ещё какая живность. Потом ограды кончились, сменившись каким-то скуднотравьем, перемежающимся полосами скальников и каменистых осыпей — ни под огороды, ни под скотину… Тащились по ним неделю — и всё для того, чтобы упереться в огромное, от горизонта до горизонта, лоскутное поле.

Ближайший к ним кусок весело зеленел молодыми всходами конопли. С соседнего участка на вываливший из-за бугра поезд таращились два десятка худых узкоглазых работников в полосатых халатах. Ещё дальше кто-то кричал, указывая на них пальцами, кто-то бежал в сторону. Когда при виде тебя так целенаправленно куда-то торопятся — это вот явно не к добру.

Астраханские резво развернулись и побежали куда глаза глядят — прочь от этого поля, прячась за гребень горушки. На восток от этого места им показалась полоска леса — помчали туда, насколько успевали быстро. Лес хотя бы давал надежду устроить засеки.

В лесу-то их и догнали, но мужики к тому времени успели повалить несколько деревьев, перекрыв проезжую прогалину. Всадников было всего пятеро, на что они рассчитывали — непонятно. На внезапность, возможно? Или, скорее, на стрелы и устрашение. В любом случае, в буреломы лезть они не захотели, обменялись с астраханскими длинными угрозами на плохом русском, навесом обстреляли поезд, погарцевали и ушли. Но коня, запряжённого в одну из телег, ранили так, что пришлось телегу разгружать, что-то перевалить в другие возки́, а что-то и бросить. А Серка́ зарезать.

АСТРАХАНЦЫ: ДОРОГА ХОТЬ КУДА-НИБУДЬ…

Лица людей темнели от заново нахлынувших воспоминаний.

По этому лесу они ехали дней двадцать — подальше от страшного места. Старались держаться луговин и чистых распадков, чтобы меньше вырубать (я сразу вспомнила наш приезд, ну ужас). Так, петляя и двигаясь неровными зигзагами и совершенно уже потерявшись в направлении, они и тащились, пока случайно не наткнулись на отряд (настоящий, без дураков, до зубов вооружённый отряд) расчищающий кусок дикого поля и прилегающего к нему ле́са под пашню. Оказалось, что нежданно-негаданно выехали они почти к са́мому Самарскому порталу.

Про Самарский портал мы слышали, хотя сами туда и не ходили. Говорят, сурово у них — с запада набегают таджикские моджахеды, то кого подкараулят и в рабство угонят, то на женщин охотятся, то пытаются своей наркотой барыжить. В Новой Самаре что-то типа города-республики, наркоторговцев они турнули и получили в их лице непримиримых врагов. Непримиримых, нелогичных и совершенно расторможенных.

С севера соседями самарцев оказались индейцы. Индейцев было много, разноплеменных, мирных и не очень. Были торгующие. Были кочующие по лесам — охотники-собиратели. Были даже осёдлые, пашущие поля и всё такое. А были и такие: томагавки, скальпы и вот это вот всё. Самарцы предложили астраханцам не рисковать и дождаться вечера, чтобы доехать до Новой Самары вместе. И счастье, что они согласились!

Вечером беглецы убедились, что всё рассказанное про одичалых индейцев — правда. Их отряд был атакован всадниками с раскрашенными лицами, в перьях и в кожаных одеждах, украшенных мелкими косточками. Это было бы, конечно, экзотично, если бы не случившаяся стычка, в которой пришлось участвовать всем. Баб и детей успели составить в середину. И не помоги им самарские — кормить бы нашим найдёнышам червей где-то в западных полях.

— Или продали бы нас, — подытожил Дамир, чернявый мужик, единственный из всех, кто своим ходом пришёл. — Говорят, они и с работорговцами не брезгуют торговать. Если не перебьют друг друга…

Во всяком случае, эту атаку сборный отряд отбил, но в Новой Самаре, огороженной мощным частоколом с дежурными башенками, пришлось задержаться. Во-первых, практически все мужики в стычке с индейцами оказались покоцаны. Следовало убедиться что раны, как минимум, благополучно начали заживать. А в самарском остроге всё-таки были доктора, через портал можно было заказать разные лекарства, а заодно и продукты. А во-вторых, ждали попутчиков. Новая Самара оказалась настолько жёстким фронтиром, каждый день спорящим за выживание с Серыми Землями, что женщины испугались там оставаться. Теперь уже как белый день стало понятно, что надо было к кому-то прибиваться — только вот к кому?

К КОМУ?

Несколько дней они пребывали в полном раздрае, не зная куда кинуться, пока не обнаружили, что можно пойти в городской совет и почитать ту информацию, которая у них имеется. Оказалось, что слухом Новая Земля полнится ничуть не хуже, чем Старая, и Самара, так же как и наше баронство, регулярно получает новости из старого мира — о новом мире, поскольку скорость обмена информацией на Старой Земле всё ещё была даже не в разы, а на порядки быстрее. Скорость обмена, сбора, печати, систематизации — да всего. Люди пытались составлять карты, и хоть похожи они были пока на детскую коллекцию фантиков, которая никак не собирается в общее полотно, кое-что всё-таки можно было узнать.

Про барона Белого Ворона, который строит свой замок и держит мир на своей земле, ходило множество рассказов. От хвалебных, написанных благодарными гражданами, до злобных и ругательных, от граждан, которым насупили на какие-нибудь мозоли. Про то, как барон голыми руками разорвал банду матёрых уголовников, составились уже настоящие легенды. Особенно неприятно эти легенды выглядели в изложении господ правозащитников — прямо граф Дракула какой-то.

С другой стороны, были и письма благодарности от спасённых (или от их родственников) и даже от генерала МЧС республики Саха, за спасение сотрудников.

Зи́мы, правда, судя по картинкам, в Белом Вороне тоже были холодные и многоснежные. Однако же, тут уж было не до жиру…

По всему получалось, что до Иркутского портала от Новой Самары около пятисот километров. Ну, даже если с кругалями взять… примерно как уже прошли.

Прочие относительно спокойные места были непонятно где — вероятнее всего, изрядно далече, поскольку сообщений с ними установлено не было.

Из остальных вариантов было либо остаться в Новой Самаре, либо прибиться к одной из общин, разбросанных по краю тревожных и смутных земель (которые поэтому совокупно и назывались Серыми) — земель, из которых с завидным упорством лезли то одичалые индейцы, то хитрые работорговцы, то кровожадные таджики…

И взрослые, посовещавшись, решили попробовать и дойти-таки до Серого Камня.

В Новой Самаре они купили кой-какое оружие. Лу́ки брать не стали — всё одно стрелять никто не умеет, а тренироваться и некогда. Подумав так и этак, взяли мечи, рассудив, что с мечом всё понятно: за тупой край держись, острым тыкай…

В этом месте рассказа наши беззлобно засмеялись. Ну ладно, хорошо хоть про оружие догадались подумать.

18. НА ГРАНИ ОТЧАЯНИЯ

В ЗЕМЛИ БЕЛОГО ВОРОНА

Ближайший караван вышел в путь только через две недели, и двигались они, снова изрядно отклоняясь на север, в один из глухих посёлков, забравшихся в самые лесные дебри — то ли в надежде на лучшую скрытность, то ли из религиозных соображений. По северам от Новой Самары, как оказалось, обосновалось достаточно много старообрядцев различных толкований, продолжающих исповедовать свою веру и поддерживать старинный, по слухам аж допетровский, уклад. Как бы то ни было, попутчиками они оказались спокойными и надёжными, с лишними расспросами не лезли и за свои идеи не агитировали.

— В принципе, то, что у нас получается крюк, нам даже лучше подходило. По крайней мере, мы так думали. Говорили, что восточнее текут две большие реки, между которыми устраивается государство, и господином там огромный лев-оборотень. Мы решили обойти их с севера. — Дамир потёр заросший подбородок, — Не знаю, может лучше бы и не обходили…

К тому времени май (первый месяц молодого лета и первый месяц в году) не только уже вовсю разгулялся, но даже почти закончился.

Добравшись с попутчиками до места их назначения, двинули дальше на восток, места там были хоть и редколесные, но чистить всё же приходилось. Ползли медленно, километра по три в день от силы, пока не дошли до неторопливой и полноводной реки. Тут пришлось вязать плоты, потому что иного способа переправиться никто не придумал. Хорошо, верёвки были — закупились в Новой Самаре с запасом, поскольку знали уже, что придётся форсировать реку, да не одну.

Переправа прошла благополучно, плоты распустили (ради верёвок), до следующей реки тащились чуть не месяц. Северами, в обход страшных земель льва-оборотня. Места были необжитые, однако же изредка следы захаживания человека встречались. И не все они были мирными. Поэтому отряд упорно прорубался на восток через всё более густеющий лес. Вторая река была столь же большой и неторопливой,как первая. Плоты вязали уже уверенно (в том числе и между собой цепью, чтоб не потеряться), грузились тоже. Пристать хотели в присмотренной ещё с того берега небольшой бухточке, в которой течение и вовсе замедлялось, чтоб неспешно выгрузиться. Толкали свой многосоставной паром длинными шестами. Однако на подходе к выбранному месту весь отряд начали одолевать смутные сомнения. Нехорошим оказалось место. Каким-то… застоялым. Мужики попытались выправить курс, однако получалось не особо. И тут из воды начали выскакивать чудовища. По описанию они были похожи на креветок или раков, скрещенных с богомолами, с пастями полными зубов и множеством лап. Были они трёх-четырёхметровые, а некоторые и того больше. Они вылетали из воды, наваливаясь на края плотов, стаскивали за борт скотину, собак, раскачивали связанные брёвна…

Коле, слушавший рассказ нахмурясь, поднял руку, над которой закрутилась воронка с картинкой:

— Оно?

Множество голосов закричало, мол — оно! Оно и есть! Эти твари!

— Жагница? — с отвращением переспросил барон. — Откуда бы им тут взяться?

Действительно, монстр это неклассический, созданный богатым воображениемлюбимого нами господина Сапковского* и уважаемых товарищей создателей компьютерных игр по мотивам его произведений. Но здесь?

*Кто не знает автора «Ведьмака»?

Фу такими быть!

Одним словом, в одночасье переселенцы потеряли почти всех своих животных и ещё две подводы вместе со всем скарбом. Лежали они неглубоко, одна даже торчала на поверхность, но в залив, кишащий жагницами, никто лезть не рискнул.

Следы, которыми был истоптан берег, показались им совсем странными, так что в лес, из которого выходили тропы, соваться и вовсе побоялись. Да и шибко густой он был, дремучий — продерёшься ли? Рассудив, что бо́льшая часть звериных троп уходит на юг, побежали по берегу на север, надеясь обойти чудовищный лес. Горевали страшно — и по лошадям, и по прочей скотине, и особенно по собакам. Чудо, что люди остались живы. Из всех животных спаслась корова Зорька да щенок, которого тащила за пазухой одна из девчонок. Уцелевшие подводы пришлось кинуть. Из вещей взяли, что смогли унести — самое необходимое.

Обогнуть лес оказалось делом трудным. Четыре дня они шли вдоль берега на север, пока огромные замшелые стволы не подступили вплотную к воде, начисто съев прибрежную полоску. Выбор был небольшой — продираться через лес или плыть по реке. Вода вроде была чистой, а вот лес — всё ещё страшным. В конце концов решились на реку, связали большой плот и поплыли. Дня через три показались первые проплешины, на четвёртый лес стал редеть и мельчать, превращаясь в отдельные островки. Тогда они пристали к берегу и пошли на восток.

С едой было плохо. В смысле — была, но мало. Экономили. Охотиться без ружей особо никто не умел, да и кое-где попадающиеся странные и страшные следы начисто отбивали охоту заходить в лес. На реке ещё удавалось рыбачить, а тут… Консервы тянули как только можно. К счастью, Зорька доилась, хоть чай да кашу молоком разбеливали…

Потом случилась новая напасть — местность становилась всё ниже и сырее. Наконец начались болота. Болотина тянулась без конца и края. В ровной россыпи кочек то там то сям начали мелькать чёрные окошки то ли топей, то ли болотной трясины. И тут их снова выручила корова!

В Зорьке словно проснулись скрытые партизанские корни. Она безошибочно чуяла безопасную дорогу, выбирала самую надёжную тропу и ни разу не привела их к монстрам, хотя всяческих чудовищных следов насмотрелись бедолаги до отвала. Они всё шли и шли, и казалось, что эта топь никогда не кончится. Устали все, особенно дети. А в каждой семье их было трое-четверо.

Спали в единственной их большой армейской палатке, которую удалось сохранить — иначе мошка́ и комарьё сжирали живьём — в ужасной тесноте и постоянной сырости. Таблетки антисептика заканчивались, дров практически невозможно было найти, и взрослые с ужасом ожидали, что будет, если обеззараживать воду станет нечем, а бесконечное болото не кончится?

Они уже потеряли счёт дням, когда наконец вышли к топкому берегу широкой и холодной реки.

Неужели Бурная?

Люди стояли и смотрели на противоположный берег в полной прострации. Вокруг не было ничего, что могло бы помочь перебраться на другую сторону. Там — да, стоял лес, а на этом берегу были лишь кустики да тоненькие вялые берёзки.

К тому времени они настолько вымотались, что готовы были прибиться хоть к какому-нибудь жилью. Однако появление нескольких парней заставило их переменить свои намерения.

Никто так и не понял — откуда они взялись и как смогли незаметно подобраться так близко. Наряженные в кожаные доспехи со стальными вставками, заклёпками и шипами незнакомцы (по два меча у каждого) вежливо и несколько небрежно поинтересовались: не нужна ли путникам помощь за небольшую мзду? Еда? Защита? Переправа?

Чтобы получить защиту, нужно было сесть на предлагаемых землях. Так что они выбрали еду и переправу. Еда оказалась не консервами, а копчёным мясом и сухарями. А для переправы пригнали три небольшие лодки.

— Вы так хотели найти людей — что ж не остались у них? — барон внимательно смотрел на астраханских мужиков. — Хотя бы на зиму?

Дамир на минуту задумался:

— Честно — испугались, наверное. Они ведь не людьми оказались.

— И в чём же это выражалось?

— В глазах. Жёлтые глаза с вертикальными зрачками, как у кошки.

— А волосы? — с подозрением спросил Коле.

— Вот! И это тоже. Мы сперва думали — светлые парни, белобрысые — ан нет! Когда перевозили-то нас, присмотрелись: седые.

Барон аж зубами заскрежетал:

— Вот же бля**… С-с-суки… Любители двух мечей и белых мать их волос… Ведьмаки! М-ма-а-ать, под боком…

Да уж, ведьмаки и монстры — зашибись компания!

— Ладно, дальше.

Дамир переправился в числе первых. Земля на противоположном берегу оказалась сухой и в месте водопоя истоптанной копытцами самых обыкновенных коз. Диких. Странные парни сделали ещё пару рейсов и исчезли.

— Знаете, дело было даже не в глазах, а в том, как они на нас смотрели. Как… как на скот, наверное? Примерно так.

class="book">Я, пожалуй, даже точнее сказала бы: смотрели они на вас, как на ресурс. Переиграли мальчики в компуктер.

На прощание ведьмаки любезно сообщили команде грязных и уставших людей, что на дворе уже конец сентября, тёплые дни заканчиваются, а не далее чем через две недели ударят бури и морозы.

И на том спасибо.

Удивительно, но вела их по-прежнему корова. Вела, как по компасу, уверенно держа направление на юго-восток! И если бы не малыши, у которых как будто кончился запас прочности, они бы успели к нам ещё до бурь. Дети начали болеть. С температурой и горячечным бредом. Мужики, и без того тащившие основной груз, впряглись в волокуши. Стоять было нельзя — это понимали все.

Они не дошли до острова всего-то с десяток километров. Упёрлись в приток Бурной — небольшую, но довольно глубокую и сердитую по осени реку. Побоялись в сумерках переправляться, а ночью…

Ночью буря обрушилась на север, завалив шестнадцатиместную палатку, в которой сидело сорок два человека, по самые окна. И ударил мороз. До самого рассвета им казалось, что в свисте ветра слышен вой волчьей стаи. А Зорька ушла. Все решили, что испугалась волков и побежала. Может, заблудилась. Может, ногу где в буреломах сломала. Давно уж, наверное, волки съели.

Горько и безутешно заплакала какая-то женщина.

Я выразительно посмотрела на Кадарчана. Заблудилась? Волки съели? Сломала ногу? Да хрен вам! Корова, которая нашла тропу в непролазных топях и обходила монстров за километры! Пф-ф-ф! Почуяла каким-то своим нутром, что надвигается медный таз — и сховалась. Зима была снежная, но не люто морозная. Коровы, если жить хотят, могут и хвойными питаться. Так что по-любому где-то в окру́ге ошивается.

Такая скотина нужна самому́!

Нам нужна — однозначно!

Дальше — проза. Тянули продукты как могли. Одежды тёплой нет: ни выйти толком, ничего. Еле как пересидев две недели бурь, мужики срубили на скорую руку хатку типа зимушки — всё лучше, чем в палатке. С очагом, чтоб топить по-чёрному. Сгородили типа пристроечки-веранды, чтоб было где дрова складывать, да и от ветра затишек. Заготовили дров, сколько могли…

А вот потом было совсем невесело: болезни, голод, истощение. Щенок у них был худой как расчёска, хоть ему и выделялась отдельная па́йка. Размер той пайки был уж больно мизерный. Когда еда кончилась, собакен пытался мышковать. Да-а-а… у нас бы он точно кони двинул… У Андле с мышами соглашение. Точнее, жесточайший запрет на вхождение в человеческую зону. Это я её попросила — в первый же год, сразу после того как она хищникам «противоугонных» меток наставила. И вот — мышам. Ну, раз может — грех же не воспользоваться!

Щенок был тут же, исцелённый и накормленный. Спал рядом с хозяйкой, коврик меховой. В конце концов, благодаря его детскому звериному отчаянию всё и произошло. Он почувствовал, что его маленькая хозяйка почти перешагнула за край — и завыл. Хорошо, что наши мужики быстро собрались! Отложи мы ещё на день…

Когда Кадарчан с парнями нашли голодающий лагерь, обездвижели уже все. Один Дамир сопротивлялся — не понять из каких сил; ползал на карачках, кипятил в котелке снег с сосновыми веточками, с берёзовыми почками, вливал по ложечке в безжизненные рты — отказывался сдаваться.

БАРОНСКОЕ РЕШЕНИЕ

Барон некоторое время молчал, сложив руки на груди. Думал. Мы молчали тоже, ждали его решения. Как в кине: «Тихо, граждане! Чапай думать будет!»

Астраханцы так вообще, по-моему, дышать перестали.

— Так, — заговорил он наконец. — Я вижу как минимум два пункта, которые могут стать для вас неодолимым препятствием для поселения у нас. Во-первых, здесь тоже не только люди. Например, вот этот молодой человек, посвятивший всё своё сегодняшнее утро вашим детям — эльф, — многие закивали, мол: поняли уже. — И пункт второй, вытекающий из первого: старшая дочь моей супруги, моя дочура — оборотень-метаморф. Оборотни, я так понимаю, вас пугают.

Спасённые люди растерянно переглядывались.

— Моё решение: месяц вам даю прийти в себя и осмотреться. Вы на на́с посмо́трите, мы — на вас. Проживание и кормёжку отработаете. Зимнее ку́пите, можно до портала доехать. Если не на что — можно через нас в долг взять. Праздношатающихся не терпим. Работают все. Дети в обязательном порядке включаются в детские группы. Сегодня день даю вам на устройство, вечером узна́ете, куда вас распределят. Ну а через месяц — поговорим. Там и тепло станет. Захотите дальше бежать — держать не будем, скатертью дорога. Захотите остаться — тут уж будут за вас говорить люди, с которыми вы работать будете, — барон встал, потягиваясь, покачался, разминая мышцы;опять, поди брёвнища огромные таскал… — Степан, с пятой улицей у нас что?

Стёпа обстоятельно огладил бороду:

— С первого по третий окна уже вставлены, внутренняя отделка идёт. Ещё в двух вставляем. В последнем только крыша кроется.

— Так. В первых, говоришь как — тепло?

— Нормально, в лёгкой кофточке сидеть можно. В первом наполовину уже чистый пол сделан.

— Вот, туда их и посели. Бригаду снимай, пару человек толковых оставь, — барон ткнул пальцем в новеньких: — Вот вы сами внутренностями и займётесь. Тем более пока день-два будете с одеждой определяться… Но сперва — баня.

— Да! Баня у нас — первейшее дело! — поддакнул Степан.

Вечером я лежала у мужа на плече и крутила в голове события дня.

— Вов, чё там про этого льва-оборотня? Надо Лёньку попросить, пусть нам инфы́ пособирает. Что за зверь такой невиданный?

Муж пошевелил усами:

— Если честно, меня даже больше ведьмаки волнуют. Принесло же их на нашу голову…

— Да уж. По сравнению с ведьмаками, цыгане — это так, детский лепет…

— С чего мы вообще сразу решили, что это ведьмаки, а? Может люди-змеи какие-нибудь?

— Рептилоиды? — я фыркнула. — Тогда волосы не вписываются. У рептилоидов волос не бывает.

— Ну да. Ну или у кого там ещё узкие зрачки?.. Кошки?..

— Отсутствуют ушки. И няшные хвостики.

— Тьфу бля… — мужа аж передёрнуло. — Нет, всё-таки ведьмаки… И я так понимаю: они хотели — они получили. Ведьмаки и монстры…

Никуда эти восемь семейств, конечно, не ушли. Отделали себе сперва первый дом, потом второй — по две комнаты на семью. И даже оборотня перестали бояться. Потому что оборотень, который за тебя, гораздо лучше чудовища, которое против тебя.

Зорька у переправы сама на третий день нарисовалась, как настоящая. Сытая и шерстяная. Даже искать не пришлось. Как её наши экспериментаторы перевозили — это отдельная история. Я даже смотреть не стала, меня от таких зрелищ точно инфаркт хватит. Соединили две этих специальных лодки типа как катамаран, с настилом поверх. Серегер тут был больше за матчасть, дед — за управление. Ну и перевезли скотинку. А потом и астраханских на место зимовки свозили — всё ж таки у них там кой-какое барахлишко осталось, забрали — чего добру пропадать? В первый-то раз не до того было…

Корову увела Андле. Что-то там с этой животиной такое удивительное, что наша друида который день ходит в состоянии полуступора, всё чего-то придумывает. Чем дело кончится — я не берусь представить. Меня периодически посещают виде́ния исследовательских отрядов и поисковых групп во главе со специально обученными бурёнками. И меня сразу пробивает на хи-хи. А что? Зато свежее молоко всегда с собой…

— Она ещё и бодаться умеет, так-то! — выслушав этот бред, присовокупил мой барон.

Ваще полезная животная получается! Он-то, конечно, ржал. А я вот начала задумываться…

19. ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ

СИЛЬНО ХОРОШО ПОЛУЧИЛОСЬ…

Новая Земля, Серый Камень и окрестности, Иркутский портал, 12.10 (апреля). 0004

Кельда

Прибывали новые семьи, новые люди. Заканчивался четвёртый год Новой Земли, мы уже снимали ветровки и переходили на сандалии, а на Старой Земле после открытия порталов прошёл всего год, и это меня пока ещё не уставало удивлять. Заканчивался август.

Вернулся с летних дач наш четвёртый детский дом, и Маргарита Васильевна пришла к нам пообщаться. Была она словно немного не в себе, руки дрожали. Я выпустила ей саламандру и спросила:

— Что случилось?

— Да вот, случилось… — она грустно усмехнулась. — Сильно хорошо мы с вами, Ольга Александровна, сработали. Закрывают нас.

— Как⁈

— А вот так… численный состав воспитанников сократился на сорок процентов. У нас ведь ещё до нашего эксперимента восемнадцать человек убежало.А поскольку в остальных детских домах тоже были бегунки…

— Остатки ваших — туда? — догадалась я.

— Да… распределят. Затраты нецелесообразны. В принципе, они правы, конечно…

— А в здании? — это уж я из чистого любопытства спросила.

— Реабилитационный центр для инвалидов будет, вроде бы…

— М-гм… И скоро?

— Скоро, Ольга Александровна, последние деньки дохаживаем. Воспитателей и так уже многих сократили, завуча, помощников. Кухню урезали вполовину… Ставку директора тоже.

— А как же вы?

— Я пока на младшую группу воспитателем вышла. Но это на неделю всего. Тридцать первого августа поедут мои по новым местам жительства.

— А вы? — растерянно повторила я.

— А я… А я, наверное, к вам. Примете?

— Конечно! Без вариантов! — вот уж кого я рада буду видеть. Хорошая тётенька. И с тётеньками у нас по-прежнему дефицит.*

*Меркантильная мыслишка, а что вы хотели?

О людях же забочусь!

— Ой, чуть не забыла! Я ещё хотела вас попросить: можно в следующий раз мы вещи детские ещё отправим, — она неуверенно помялась. — Я там собрала кое-что.

— Да конечно!

— Мы тогда с маленькими заодно на автобусе приедем. Хочу им хотя бы экскурсию провести — пусть знают, что есть портал, есть люди, к которым можно уйти, — голос у неё задрожал. — Боюсь, запрут ведь их. Будут как в тюрьме сидеть… А так — хоть что-то в головёнках останется.

— Маргарита Васильевна, да не переживайте вы так. Надо этого дядьку из администрации на повторный разговор пригласить. У нас эксперименту скоро год — можно подвести некоторые итоги, посмотреть на результаты.

Она комкала платок и вообще… не уверена я была, что каждое моё слово до Маргариты Васильевны доходит.

— Да, конечно, я передам. Надо, действительно. А то они всё заседают, да совещания проводят, а воз и ныне там, как говорится.

Странноватое какое-то у меня ощущение от разговора осталось. Однако думать было особо некогда — как всегда куча дел, куча вопросов: то морковь заколосилась, то куры понеслись…*

*классика!

ЭКСКУРСИЯ

Новая Земля, Серый Камень и окрестности — Иркутский портал, 16.10 (апреля). 0004

Кельда

Тем не менее, про вещи я не забыла, и к следующему разу взяли мы к порталу дополнительную тележку для вещичек — чёт я протупила, не спросила: сколько их там, этих барахлишек — так что пусть лучше с запасом. Детдомовский автобус уже ждал нас, заехав, как это не раз уже было, задом в арку портала. Флегматичный шофёр курил, открыв своё окошко и откинувшись в кабине, так что его и видно-то почти не было.

Маргарита Васильевна гуляла с ребятишками в прилегающем парке. Точнее, бегала. Есть такая, честно скажем, тупая игра для младшего дошкольного возраста. «Бегите ко мне» называется. И в названии, собственно, заключена вся её суть: воспитатель отбегает в сторонку и кричит: «Бегите ко мне!» — и дети бегут. Больше никаких событий не происходит — ни ловли, ни заколдовывания в вороного коня, ни съедания, ни каких-то ещё мудрёных наворотов. Тупая же, говорю. Обычно прокатывает только с малышами двух-трёх лет. Однако, детдомовские — это постоянная тоска по объятиям и дефицит эмоций, поэтому к Маргарите Васильевне, широко призывно распахивающей руки, с энтузиазмом бежали все, даже большие уже шестилетки, и каждый получал своё поглаживание по голове, после чего воспитательница снова отбегала метров на десять и всё повторялось.

Судя по количеству, на экскурсию приехало две группы. Похоже, все оставшиеся в детском доме дошколята. Некоторые были совсем мелкие, едва ли лет трёх. Вторая воспитательница зевала на лавке в тенёчке, вяло тыкая в телефон.

Вова скомандовал парням перегружать сумки. Не так уж и много их оказалось, штук двенадцать. Остатки, видимо. Задним числом я подумала, что дети-то, должно быть, из этих вещей уже выросли. Хотя… склад у нас был же? Был! Кому-то да пригодятся.

Автобус тем временем выгрузился и начал потихоньку выезжать. Потихоньку — потому как наша директриса, заметив окончание выгружательных эволюций, привела своих мелких к автобусу, и теперь они стояли, переминаясь и подскакивая на месте — дети же. Их патронесса что-то рассказывала им, показывая в портал и широко разводя руками.

Автобус выехал из портала целиком, остановился и распахнул обе двери. Вторая воспитательница тяжело поднялась с лавки и зашаркала на посадку.

Маргарита стояла ко мне спиной и продолжала говорить. И вдруг я поняла, что сейчас что-то будет. По рукам понеслись холодные мурашки. Она повернулась ко мне — глаза у неё сделались отчаянные — перебежала на нашу сторону и закричала: «Бегите ко мне, все-все бегите ко мне!» — и раскрыла руки. И они побежали. Просто все и сразу. Шофёр, не веря своим глазам, таращился из окна автобуса, уронив сигарету. Маргарита ревела и обнимала детей. Вторая воспитательница, замерев, кричала надтреснутым голосом на одной ноте. Дежурный капитан полиции подошёл к ней и поинтересовался:

— Гражданочка, по какому поводу крик? — тон его был до того будничным, что женщина замолчала как обрезанная и только тыкала пальцем в сторону нашей пёстрой компании. — Дети ваши, подотчётные? Перешли с ответственным взрослым? Пройдёмте со мной, соответствующий документ выдам вам…

— Маргарита Васильевна, почему вы плачете? — детский голос вывел меня из оцепенения.

И правда. Чего реветь, коли дело сделано?

Барон возвышался над детской кучкой молчаливо и сурово. Хотела написать: как скала, но решила, что это будет слишком банально. Возвышался, короче. И даже немного нависал. Маргарита высморкалась в платочек, спрятала его в сумочку и попыталась прикрыть детей собой, как наседка.

— Пожалуйста… Простите, что так внезапно вышло. Я до последнего не была уверена, что всё получится… — она постаралась выпрямиться. — Я прошу принять меня вместе с детьми, записать меня их матерью. Пожалуйста… — она хотела сказать ещё что-то, но Вова молча поднял палец, и Маргарита испуганно затихла.

— На будущее. Предупреждаю. Любая подобная инициатива — только по согласованию со мной! Поняла? — она испуганно кивнула. — Сади своих короедов в телегу. Сказала бы заранее — с фургоном приехали бы.

Сказал — и пошёл по своим важным мужским делам. Маргарита осторожно и длинно выдохнула и посмотрела на меня:

— Сердится?

— Ну… есть малехо. Да не очкуй, не выгоним вас.

Она потёрла лоб и начала рыться в сумке:

— У меня есть деньги. Я… ой… я откладывала… м-м-м… неважно. И ещё я продала за лето. Всё, что смогла. Дом, машину… На такую ораву — мелочь, конечно. Но хоть на первое время.

— Это подожди до острова. С бароном поговоришь. Сколько детей?

— Двадцать девять, — она сложила брови домиком и закусила губу.

Эх, ворона! Раньше бояться надо было.

— Всё, время идёт. Давай грузиться будем. Вот опять: сказала бы — мы б хоть коврики взяли. Твёрдо будет.

— Да ничего, мы, может, из вещей что-нибудь достанем, — она повернулась к детям: — Ребята! Подходите сюда, будем садиться в тележку. И мы поедем в наш новый дом!..

— Там тоже будет детский дом? — спросил тот же голосок, который спрашивал, почему же Маргарита Васильевна плачет.

— Нет. Там будет просто дом. Я теперь буду ваша мама.

Я думала, что они побегут, начнут устраивать кучу-малу и всё такое, но дети внезапно стали тихими, словно боялись спугнуть свалившееся на них счастье. Они подходили по одному, обнимали свою новую мать, и она усаживала их в телегу — благо, борт был откинут. Действо было торжественным и странным.

КУДА?

Когда поезд наш тронулся в обратный путь, я полюбопытствовала у мужа:

— Чё раздухарился-то? Дети и дети. Не заметишь, как вырастут.

Вова снова нахмурился.

— Да не в этом дело. Распихал бы я их между другими детьми — и дело с концом. А тут… Видишь ли, дорогая, с детдомовскими нельзя шутить такими словами: мама, дом. И с богами нельзя. Раз уж она назвалась их матерью — это такая клятва… Кто я такой, чтобы поперёк ей вставать? Значит, придётся их селить как-то вместе. Людей двигать или что…

— Слу-у-ушай, а давай их в донжоне поселим?

— Над нами что ли?

— Ну да.

Донжон считался у нас временным жильём. Нет, мы конечно, заняли большой третий этаж (в основном родня и самые близкие люди), освоили на втором кухню и детинскую столовую, организовали в глухом первом этаже всякие склады, а вот что касается жилых помещений — дальше этого дело не пошло. Четвёртый и пятый этажи стояли свободные и пустые, на случай внезапных гостей. А вдруг?

— Ты серьёзно? Тридцать детей над головой?

— Да там звукоизоляция нормальная.

Муж помолчал, решительно мотнул головой.

— Нет. Канализация не потянет. Там же высоко. Или им придётся на первый этажвсё время бегать. С такой оравой вверх-вниз…

— Ну а куда?

Стук конских копыт отмерял метры лесной дороги.

— На шестой улице дома строятся. Приедем — проверю, может уже что-то готово.

ШЕСТАЯ УЛИЦА

Шестая улица получилась совсем камерная, что ли. Всего три дома, угнездившиеся между мастерскими и малышовой фермой. Дальше к стене острога пространство пока пустовало, но туда должны были втиснуться ещё две таких же крохотусеньких улочки, по три дома.

Давно, наверное, надо было пояснить: улица в остроге — это не два ряда домов, глядящих друг на друга, а один. Одна цепочка; просто ни «ряд», ни «цепочка» в словесном обиходе не прижились.

Больше в нашем остроге мест под застройку не было — если только занимать центральный широкий проезд или сносить мини-фермочку, чего нам категорически не хотелось.

И эти три дома были уже почти… готовы — это, конечно, очень громко было сказано. Даже слишком громко. Тот дом, который больше других близился к завершению, стоял с наполовину крытой крышей, без окон, без дверей. Осталось набить его людьми и присвоить гордое имя огурца. Но это я так — отвлеклась. А вообще, тут хорошо должно стать. Рядом как раз клуб, садик, детская площадка достраивается. Рейнджерята скворечник повесили. Поселились в нём, правда, какие-то другие мелкие пичуги, но всё равно душу грело. Мини-фермочка через два дома, опять же. Для детей полезно и познавательно. Трудовое воспитание. И клумбочки можно развести, место есть. По́ла вот в доме не было, это была проблема…

Острог только готовился проснуться. Подошёл разбуженный дежурным Степан, оглядел прибывшую мелкоту, которая с круглыми глазами выгружалась с откинутого борта, встал рядом с бароном. Они стояли рядом и смотрели на недострой.

Молчали оба.

— Ну, к вечеру я одну комнату сделаю, — наконец сказал Стёпа. — Окна в наличии есть, двери поставим. Пол-потолок чистый доделаем. Обрабатывать ничего не будем, к вечеру не просохнет. Больше пока не обещаю. Переночевать — нормально. Парней с других домов перекину — дня за три-четыре целиком этот сделаем.

Вова кивнул:

— Пойдёт. Маргарита! Вещи пока не выгружайте, до вечера перекантуетесь так. Пару палаток вам пока поставим — если в тенёк забежать, отдохнуть или ещё чего. Помощников на первое время сейчас назначу. Осваивайтесь. На завтрак сегодня подходи́те с первой группой, к семи ноль ноль. Не опаздывайте!

ВЫЗЫВАЛИ?

Старая Земля, Иркутск, 29.08.2022 // НЗ, 20.10 (апреля). 0004

Помгубера

— Господин губернатор, вызывали?

— Валерий Сергеич, заходи. Садись. Рассказывай, что там у вас за ЧП?

Молодой человек, знакомый нам по памятному совещанию у портала (с участием четырёх директоров детских домов и дамы из соцзащиты), аккуратно присел на стул, привычным движением раскрыв сразу две полные бумаг и бланков папки.

— Маргариту Васильевну Пчелинцеву помните?

— Директоршу-то, которая на эксперимент пошла?

Молодой покивал:

— Пошла. И ушла.

— Объяснись.

— Ну. Начало вы помните. Идея ей, видимо, понравилась. В детском доме была развёрнута информационная компания. Я бы даже сказал — агитационная.

— Та-а-ак…

— Буквально за две недели в поселение Белый Ворон ушли около трети старшеклассников и практически все дети с первого по шестой класс. За исключением единиц.

— Однако!

— После этого детский дом по приказу был вывезен на Байкальские дачи. За время их отдыха было принято решение о реструктуризации сети детдомов города и перераспределении оставшегося контингента в другие учреждения с передачей здания реабилитационному центру для инвалидов. Пчелинцева была поставлена в известность, ей предложили руководящую должность, но она отказалась. Вчера, за два дня до расселения детей, она вывезла младшие группы под видом экскурсии к порталу — и ушла вместе с ними.

— И сколько детей увела?

— Двадцать девять. Всех от трёх до семи лет.

— Однако, — восхищённо повторил губернатор, — сильна баба!

Валерий Сергеевич поморщился.

— По факту злоупотребления полномочиями начато внутреннее расследование. Маргарита Васильевна явно готовилась, поступок её не был спонтанным. Все вещи младших групп были упакованы и вывезены ею в тот же день под видом забытых вещей прежде переданных под опеку в Белый Ворон детей. Второй воспитатель и шофёр были удачно введены в заблуждение. Прокуратура возбуждать дело отказалась, ссылаясь на указ президента о порталах.

— Ха! — губернатор хлопнул ладонью по столу, вызвав недоумённый взгляд помощника. — Чего ты на меня так смотришь? Документ соответствующий есть?

— Мн-н… Дежурный наряд полиции выдал справку.

— Всё! Приобщить к личным делам копии и головы больше не морочить! Валера, вы о чём там вообще думаете? Сколько, ты говоришь, они перекинули?

— Э-э-э… — помощник порылся в бумажах, — в порядке эксперимента тридцать восемь…

— Да этих ещё… Шестьдесят семь детей! С начала лета! Ты соображаешь — нет? Данные по ним есть? Как устроены, как живут, с кем? Чем заняты?

— Э-э-э…

— Ты мне кончай блеять! Внутреннее расследование они проводят! — губернатор угрожающе навалился грудью на стол: — Ставки когда выделены⁈ Где соцработники с той стороны? Всё кандидатуры рассматриваем? Срочно — назначить и обеспечить переход.

— Так ведь тендер на жильё ещё не проведён…

— Ускорить! На первое время — фургоны поставить, как вон для МФЦ сделали. Премиальные назначить в связи со сложными условиями проживания. Информацию по детям собрать!

— Так ведь…

— Не та́кай, Валера! Ты понимаешь, что сейчас поплывёт? — губернатор резко откинулся в жалобно скрипнувшем кресле. — Вся эта шушера придонная, правозащитная повылезет. А знаешь, с каким лозунгом?.. Торговля детьми, например! Или ещё что поинтереснее придумают. Срать они на детей хотели, лишь бы шумиха была, — он с отвращением выплюнул модное слово, — хайп! А повесят всех собак на нас. На меня. На тебя. Ещё и доказательств наклепают, что мы с того миллионы имеем. Или денежки казённые крутим… Ты сам-то понимаешь: барон этот детей принимает — какой ему резон? Выгода какая? А такие вопросы обязательно начнут задавать! И когда вся эта муть начнёт взбалтываться, мы должны иметь все официальные отчёты. И свидетельства о том, что с детьми всё нормально. Не нормально — прекрасно даже!!! Ты понял?!! Это первое — для нас. А вот второе — и это твои новые тамошние соцработники тоже должны выяснить: если там и вправду всё хорошо, готовы ли они ещё детей взять? — губернатор развернулся к окну и с неожиданной для помощника горечью добавил: — Может, так оно и вправду лучше будет?

20. ГРАНДИОЗНЫЕ ПЛАНЫ

НАШИ ПОЧТИ ИМПЕРСКИЕ АМБИЦИИ

Новая Земля, Земли Белого Ворона, конец четвёртой весны — начало пятого лета Кельда

Илья и картография.

Всю свою сознательную жизнь Илья болел геологией. Это был самый что ни на есть идейный советский геолог, про которых «только самолётом можно долететь», «Злой дух Ямбуя» и вот это вот всё. Здесь, на Новой Земле, его особым даром стало чувствовать: почвы, породы, всяческие полезные ископаемые. Чувствовать нутро земли, в общем. Он с группой старших рейнджеров облазил всё вокруг Серого Камня и составил такую подробную карту острова и окрестностей, какую только можно было себе представить. Однако… Илью манил юг. Там (он чувствовал) были горы. И горы прямо кричали. Он рвался идти пешком. Но мы рассудили: зачем идти, наматывать километры, когда можно вж-ж-жух — и долететь драконом?

Лэри от одного вида дракона приходила с полуобморочное состояние, так что команда составилась такая: Галя (дракон), Илья (геолог) и Коле (собственно «видеорегистратор»). И пошло дело! Каждый день вокруг большой карты острова белые территории с намётками рек и возвышенностей превращались в подробно разрисованные карты, с обозначениями всякого. И была ещё одна карта, на которой стояли отдельные пометки, не для афиширования, так скажем. Особо интересные находки и предполагаемые месторождения. Придёт и их время, дайте только разогнаться.

Строители наши висели на мосту. Иногда мне казалось, что они прямо облепляют его со всех сторон, как муравьи сладкую ложку. Мост дорос уже до половины реки, и между поселенцами пошли разговоры, мол: а земля-то там неплохая, посадить бы деревеньку, пока никто не застолбил. Кого бы?

Кого — это был действительно вопрос. Одного желания было мало. Нам хотелось… Да что там хотелось! В крайней степени необходимо было, чтобы выделенная часть общины оказалась не просто трудо- и огранизационноспособной, но, в первую очередь, обороноспособной. Понятное дело, что бросать людей малой кучкой в дикий лес никто не собирался: и строиться, и подготавливать землю под поля-огороды, и обустраивать хозяйство готовились большой группой, в ударном темпе. Однако сразу после люди оказывались в некоторой изоляции и должны были продержаться как минимум до подхода подкрепления из замка по сигналу тревоги.

Система оповещения была отлажена с прошлого года. Всё элементарно и многими веками проверено: голуби. Почтовый голубь может лететь чрезвычайно быстро. Шестьдесят километров в час, например. Особенно на наших коротких пока расстояниях. Как показали тренировочные полёты, от портальной усадьбы до острова голубь летел десять-двенадцать минут. Это, конечно, чуть медленнее, чем время подлёта истребителей с Воронежской лётной базы до Прибалтики, но тоже хорошо.

И примерно столько же времени требовалось барону (без брони) чтобы домчать от острова до портала. Ну, или раза в два больше — для конного отряда. Прибавим условное время на прочтение, плюс (допустим) поиск Владимира Олегыча по территории — итого, где-то час наши условно должны были продержаться.

А вот на счёт обороноспособности были вопросы. По крайней мере, из одних новопоселенцев собирать деревню точно не было никакого резона. Грубо говоря, нужен был староста-хозяйственник и отдельно — кто-то надёжный типа командира местной дружины, который не просто будет защищать, а прежде всего — учить и организовывать остальных, проводить тренировки и отрабатывать учебные тревоги… Кандидатур было несколько, Вова выбирал.

Аппетит, как известно, приходит во время еды, так что пока шла стройка, мы начали говорить уже о двух деревнях: одна чтоб поближе, сразу за узкой полоской леса, на бережку небольшой речушки, впадающей в Бурную, а вторая — километрах в пяти на запад, место одно мужики приглядели уж очень славное. Кое у кого в ж*пе горел огонь, и банда активистов напросилась на расчистку будущих деревенских улиц и полей ещё до завершения моста. Вова усмехнулся и дал отмашку. Не дурака же валять парни хотят — полезное дело делать. Пускай.

НА СЕВЕРНЫЙ БЕРЕГ!

Новая Земля, Серый Камень и окрестности, 05.01 (мая). 0005

Кельда

Плот с бортами-ограждениями выглядел не очень изящной конструкцией. Совсем не изящной. Кондово он выглядел, если честно. И вообще, при взгляде на него, у каждого первого возникали сомнения относительно его способности форсировать быструю и своенравную реку. Это далеко вниз по течению, спустя километров пятьдесят-шестьдесят, окончательно спускаясь на равнину и разливаясь, Бурная становилась более спокойной и уравновешенной. Там, кстати, как раз астраханские с ведьмаками и переправлялись. А вот напротив нас… Рискни простой смертный выйти на стремнину на этом великанском корыте — не знаю, чем бы дело кончилось. Однако плот собирались вести Серегер и Дед, так что я лично была спокойна. И комсомольцы-добровольцы, которые грузились на его… м-м-м… палубу?.. — тоже.

Команда составилась приличная. Тут тебе были и агрономы-ботаники, и инженеры и земляные маги и добрая половина тяжей (ушли даже Андринг с Никитой, оставив кузню на подмастерьев — брёвна-то да коренья ворочать надо!), и лесорубы-плотники, и кашевары — да кого только не набежало. Человек семьдесят. И тащили они с собой всякого скарба, чтобы взад-назад за каждой мелочью не бегать. Настроились пока на неделю, а там как попрёт.

В рюкзаке у Коле на специальной укреплённой, немокнущей и негорючей бумаге (последнее ноу-хау рунников ) лежал пристёгнутый к планшетке план будущей деревни — со всеми домами, полями и укреплениями. Ну, что ж — боги нам в помощь!

Прошёл едва ли час, и со смотровых башен и мэллорнов стало заметно, что работа началась: несколько деревьев начали ритмично вздрагивать кронами — это значит, Лика уже усыпила их, и мужики начали расчистку сплошняком стоящего леса под первые дома.

О ПОЛЬЗЕ ВООБРАЖЕНИЯ

Новая Земля, Наш будущий северный посёлок, 20.01 (мая). 0005

Борька

Подходила к концу вторая неделя с тех пор, как началось освоение северного берега. Нет, они, конечно, не остались в изоляции — сообщение поддерживалось регулярно, кто-то приезжал туда, кто-то наоборот — возвращался на остров. Даже барон был раза два, смотрел, как дело движется. Только маги-земельщики сидели в новом лагере безвылазно — работы было ещё до фига. Точнее, не сидели, а бегали из края в край, только и успевая расчищать новые куски.

Коле подкинул парням новую идею — собирать чудны́е коряги. А началось всё спервого вечера, когда главный архитектор деревни, как, посмеиваясь, называли его между собой парни, выцепил из кучи приготовленных к разрубу коряг одну с восторженным: «Ух ты! Да это ж готовый спрут!»

По мнению Борьки ни фига это был не спрут, а так — растопырка очередная. Коле, однако же, корягу тянул с большим усердием, кряхтя и потея. Борька посочувствовал и помог. А архитектор (который, между прочим, не перестал быть художником и резчиком) в тот же вечер вырезал из лохматой коряжки настоящего осьминога.

Полированная тварь сидела на перилах новосрубленной бани и периодически (вот чесслово) пошевеливала щупальцами. Борька, ни слова никому не говоря, и рядом стоял, караулил, и даже пытался ладонью придерживать. Щупальца на ощупь были сухими, твёрдыми и гладкими, тёплыми под солнцем и прохладными вечером. Спрут прикидывался скульптурой и не шевелился. Но стоило хоть на миг ослабить внимание — О! Вот оно! Ну как будто же дышит!

Коле, исподволь наблюдавший за Борькиными изысканиями, незаметно усмехался и приглядывал себе очередную корягу в огромной куче, стасканной к бане.

Кроме эльфа нашлось ещё несколько любителей повырезать. И как они видели всё это в корявых нагромождениях? То уток в камышах, то лису с лисёнком, то букет… Борька, человек до мозга костей конкретный, по-белому завидовал такому чудесному умению и старался тоже что-нибудь рассмотреть в выворачивающихся из земли корнях.

И таки преуспел.

БОРЬКИНА НАХОДКА

Деляна была особая — сплошь листвяк. Не сказать, чтоб прям исполинский, но большой, выбирали его на башенки вокруг самого́ деревенского острога. И корни, оставшиеся после вырубки, тоже были что надо — здоровенные. Из таких осьминогов наделать бы да светящейся краской покрасить — вот бы здорово пугать кого… С такими немудрящими мыслями он и работал, методично, шаг за шагом превращая слежалую лесную землю в мягкую пашню.

В паре с ним был сегодня Андринг. Потому как Борька был хоть и тяж, но первый с конца, и лиственничные комли были ему одному не по зубам. Андринг же таскал неподъёмные коряги не то что бы играючи, но таскал, лишь изредка приглашая: «Борь, кинем!» И тогда они кидали вдвоём. Куча возвышалась вдоль края поля, как вал. С таким коряжищем и стены не нужны, сработает не хуже засек. Ну, хотя бы на первое время.

— Борь, кинем! — Андринг стоял у здоровенного, торчащего вверх толстенными корнями пня. Лоб у него был украшен земляными разводами. Жарко сегодня.

Борька пошагал к нему по взрыхлённой земле и вдруг остановился как громом поражённый. Андринг ещё раз длинно выдохнул и с сомнением посмотрел на остолбеневшего земелю:

— Ну, чего ты? Сплохело, что ль?

Лицо у Борьки сделалось такое, как будто он пытался вспомнить слово из плохо выученного урока французского:

— Слышь, Андринг, ты это… — он помаячил рукой влево, — вот туда шажок шагни-ка.

Кузнец подумал, что такая работа мысли что-то да означает, и просьбу выполнил. Боря сморщился ещё сильнее.

— А ты ростом-то почти с барона, скажи?

— Ну да… Да что случилось-то, говори толком?

Вместо ответа Борька замахал рукой к себе:

— Сюда иди! — и когда Андринг подошёл, ткнул пальцем в корень. — Глянь отсюда. Видишь?

Эльф склонил голову, пытаясь угадать, что же Борька углядел в этом корне, да ещё такое, что связано с бароном… Земеля нетерпеливо затряс рукой, как Ленин с броневика:

— Да это ж трон!

Картинка сложилась мгновенно.

— Точно! Подчистить, полирнуть… и площадка хорошая сидеть, даже под доспех пойдёт!

— Коле сказать надо, может он что нарежет на нём.

Они ещё походили вокруг, прикидывая что и как, а к обеду потащили корень в лагерь. Неудобный он был, шо пипец. Опоздали, конечно. Зато произвели полнейший фурор.

Народ находкой вдохновился. А правда, чё это — замок считай что есть, а трона в нём нет? Непорядок! Срочно устранить упущение! Колегальва, само собой, назначили ответственным за красоту, а уж дотащить нашлось столько желающих, аж с избытком!

Кельда

Вот так однажды, спустившись утром в донжонную столовую, мы обнаружили, что она внезапно превратилась в тронный зал. Трон из корня лиственницы получился и впрямь что надо. Пропитанный каким-то специальным составом, он приобрёл глубокий тёмно-красный цвет, местами отливающий огненными всполохами. Если вы когда-нибудь видели лиственницу, морёную в Байкале или сибирских реках, — вот это было оно. Фактура дерева как будто сделалась полупрозрачной, светящейся изнутри. Коле убрал лишние мелкие сучки и обломыши, выгладил поверхность. Из всех резных элементов был только раскрывающий крылья во́рон в спинке трона.

Очень красиво получилось. И благородно. А над троном уже повесили герб: серебряный ворон на лазурном поле, всё как полагается.

Владимир Олегыч подгон оценил, примерился и в доспехе, и так — сиделось отлично. Примчался Сергей, запечатлел его для истории. Потом мы, конечно, пользуясь моментом, нарядились во всё парадное и сделали фотосессию. Хорошо вышло.

Кушать, сидя на этом троне, само собой, было не комильфо. Тока красиво сидеть. Вова сказал: отстроим большой дом и перенесём его туда, в специальный зальчик. А пока пусть стоит для торжественных случаев.

ОЙ, ПОХВАСТАЮСЬ!

Между прочим, ребятушки, уже четвёртый год закончился, а я забыла рассказать! У меня же тоже (и уже довольно давно) есть свой свет! Маленький, правда. Можно сказать, насильственно выжатый — только на тетрадку и хватает. Это ж у меня четвёртый дар после исцелений, видения душ и предчувствий. Так что я в принципе рада тому, что он есть и помогает мне в моей «биськанешной» писанине.

Воть.

ГОСУДАРЕВЫ ЛЮДИ

Кельда

Третьего июня (нашего) пятого года (а по староземскому 14 сентября две тыщи двадцать второго) из беловоронской торговой усадьбы у портала прилетел голубь. Не с тревогой — просто с новостью. Официальные власти Матушки наконец-то раскачались и ввели-таки штатные единицы соцработников и охранников (не знаю уж, по какому ведомству они проходили по штату, но назывались именно охраной), набранные на службу лица уже перешли и прямо сейчас устанавливают для проживания временные фургончики.

Мы с бароном ездили к порталу уже гораздо реже (парни по большей части успешно справлялись сами), однако тут решили прокатиться, своими глазами посмотреть: что за охрана такая. Ну и прочее.

Определённая общественная полезность в этом новшестве, по идее, была: чем больше народу, готового поддерживать мир и порядок — тем лучше. На счёт соцзащиты вот были у меня определённые сомнения. Однако, раз уж мы собираемся дружиться с госструктурами России, надо тут как-то выруливать. Не знаю как, честно. Если эти бабы будут такие же кондовые и упёртые как отдельные экземпляры из тех, что мне встречались в прошлой жизни, выйдет плохо. Хотя, что я сразу о плохом? Адекватных и отзывчивых было гораздо больше. Может, это мне лично везло, конечно?

Ладно, съездим, поглазеем.

ДЛИННОЕ ЧЕТВЁРТОЕ ИЮНЯ

Новая Земля, Серый Камень, Иркутский портал и ещё некоторые места, 04.02 (июня). 0005

Кельда

Поехали мы к порталу с очередным грузом, чтоб тысызыть, совместить приятное с полезным. На самом деле ехали не просто поглазеть со стороны, а как бы и с официальным визитом тоже. Я ради такого случая надела платье и села в дамское седло — подогнали мне тут, а куда ещё в нём, кроме как на выезд? Барон хотел продемонстрировать новым персонажам доспех. Настроился вообще на тяжёлый, чтоб своим видом сразу прям поразить всех наповал, но мы его убедили, что угрозы всё равно пока никакой, а на коне он выглядит куда как представительней. Так что поехал Владимир Олегович хоть и в броне, но в достаточно лёгкой (как я говорила: в человеческой))), которую пара обычных людей при желании могли бы поднять.

Проезжая мимо стоянки госслужащих (сперва — свои дела, потом уж знакомства), мы получили возможность убедиться в том, что мобильные дома блюстителей порядка были именно фургон чиками – маленькими домишками, почти как наша мобильная банька, подаренная нам в первый год МЧСниками. Зато они были лёгкие, и новобранцы госструктур закатили и расставили их прямо руками.

В полном соответствии с полученной запиской, фургончиков было восемь штук, и в каждом жила пара человек. Путём несложных арифметических расчётов мы получили число шестнадцать.

Эти нехитрые жилища были составлены в круг, проёмы между ними перекрыты чем-то типа заборов из профлиста (знаете, такие, как на дачах многие делают) и вход был примерно такой же. От кого эти святые люди собирались защититься таким образом — неведомо. Может быть, просто обозначили территорию. В конце концов, их дело. За забором было тихо и темно.

Я смотрела на эти домики Тыквы, и ощущала смутное и не очень приятное подозрение, что каша с этой тыквой выйдет не очень… Чего от них ждать — непонятно. Надеюсь, эти люди не будут всерьёз считать себя местными шерифами. Хотя, может, теперь обиженные к ним будут кидаться? Интересно, чем дело кончится?

Бо́льшая часть переселенцев очень быстро понимала, что здесь «закон — тайга». Дажевон цыганский двор, изначально обнесённый просто крепким забором, оброс второй оградой — частоколом в два человеческих роста, пусть и не таким мощным как у нас, но тем не менее.

Мы, кстати, присматривали за ними потихоньку. Рядом с крошечной калиткой всё время тёрся кто-то из шпаны, и периодически пробегали туда-сюда мутные личности. К нам они не лезли, обходя по большой дуге. Хотелось бы написать: вот и ладушки — но ни фига!

ПРО ЦЫГАН

То, что наши золотозубые соседушки ещё себя покажут — в этом никто из нас не сомневался, и потому приглядывать за ними мы не переставали.

Вот, например, недавно такие же чернявые староземельские парнишки перегнали своим сородичам штук тридцать овец. Скотину встречали с помпой, большой толпой, громко радовались и с каждым встречным-поперечным делились своим новым счастьем: вот, дескать, полюбуйтесь — какая красота! Цыган-то ругают! А мы вот какие молодцы, скотоводами будем! Экологическовое мясо выращивать будем! Людей натурально чистым продуктом обеспечивать! И так далее, и всё с восклицательными знаками.

В то, что у всей общины разом проснулась совесть, мне верилось с трудом. Не бывает так, чтобы люди, привыкшие жить воровством и мошенничеством, резко переквалифицировались в ударников села. Да ещё так демонстративно. Так что… чем-то тут попахивало, оставалось понять: чем?

Овец, кстати, мы тоже держали — но в основном для себя. Я бы не сказала, что баранина пользуется (в Иркутске, например) таким прямо офигенным спросом. У нас народ как-то больше по классике: говядина, свинина, курица. Если уж говорить об экзотике — то это сразу дичи́на. Кабанятина какая-нибудь, оленина. Всё остальное заказывали отдельные любители или рестораны (вот постоянный есть у нас даже не клиент, а торговый партнёр — ресторан «Новая Земля», дела у мужика хорошо идут, вроде поговаривает об открытии пары филиалов), а больше…

Так что овцы… Одна только польза, что могут они на гольной траве жить. Но — опять же зимой сено надо. Кто цыганам косить-ворошить и прочее будет? Вопросы, вопросы…

ОХРАНА

Пока я крутила в голове эти мысли, мы въехали в равновременной круг, внутри которого деловито прохаживались четверо мужиков в чёрной форме, похожей… да на обычную чёрную полевую форму. Тряпошные кепки. Полицейские дубинки на поясах. Знаков различия не было, у всех на спинах было нашито: «охрана». Увидев наш поезд, они оживились и подтянулись к нам.

— Добрый день, предъявите документы для проверки!

Смелые люди, однако. То, что у нас было три подводы — это кагбэ* не в счёт.

*Ну да, сленг, немного.

Но к ним прилагалось почти двадцать человек: десятка сопровождения, которая потом должна была остаться на четыре дня на охрану нашей местной усадьбы, да Никита (всё больше габаритами и общим видом напоминающий былинного Илью Муромца) с тремя своими подмастерьями, которые приехали за каким-то специальным кузнечным грузом, да человек шесть, собиравшихся по случаю повидаться с уже ожидающими их родственниками, да до кучи — мы с бароном, верхами. И, на минуточку, все до одного были оружные — правило у нас за пределами поселений такое. И как минимум в лёгкой кевларовой «броне». И вообще, бережёных боги берегут.

Марк, спрыгнувший с первой подводы, с любопытством разглядывал подошедших:

— А вы, господа, — кто? И на каком основании останавливаете подданных баронства Белого Ворона и задаёте им вопросы?

— Приказом губернатора для охраны порядка в районе портала назначена группа сотрудников…

— Губернатора чего?

— Ну, э-э-э… Иркутской области.

— А-а-а… — вроде как разочарованно протянул Марк, — Я уж думал, у нас тут губерния какая-то образовалась…

Никита густо и басовито засмеялся, хлопнул служителя порядка по плечу, от чего тот едва не сложился пополам, и возгласил:

— Молодец, юнга! Заляжешь у двери, прикинешься шлангом!

Народ бодро выгружался с телег, обступая «о́рганы». Мужикам, по ходу, стало не по себе. Барон смотрел на четверых охранников с высоты всадника фирменным холодным взглядом:

— Шестнадцать вас было. Остальные где?

Тот, что спрашивал документы, поёжился и переглянулся с остальными:

— Охранников всего двенадцать. Четверо — сотрудницы соцзащиты. Все свободные от дежурства — в лагере, спят.

Ну да, за кольцом портала на Новой Земле — ночь.

— Ожидайте. Дела закончим — со всеми вместе разговаривать будем.

21. КОМУ ТЫ ХОЧЕШЬ ВЕРИТЬ?

НОЧНОЙ РАЗГОВОР СО СЛУЖИВЫМИ ЛЮДЬМИ

Все свободные от дежурства натурально спали. Просто — все. Мы въехали в их профлистовую оградку как к себе домой. Хоть одна душа бы встрепенулась, нда… Наши мужики поморщились, рассредотачиваясь по периметру.

— Вы б хоть дверной колокольчик повесили или чё, — беспардонно пробасил Никита. — Проснётесь однажды, а бо́шки в тумбочках…

На его громогласный спич кто-то среагировал. В некоторых домиках началась разной торопливости возня, на окошках задёргались шторки. Ну, хоть так.

Посреди образованного фургонами круга под тентом стояло в ряд несколько столов (туристических таких, из тонкой фанерки, с раскладными ножками) и пластиковых стульев, как будто стыренных в какой-нибудь кафешке. Мы спешились и сели: барон во главе стола (парни припёрли ему чурбак, стульчик бы по-любому сложился), я по правую руку. Вова положил на стол свой шлем и махнул рукой четверым охранником, держащимся зажато, как арестанты:

— Присаживайтесь, господа, — а потом нашим. — Остальных буди́те, два часа уже́, сколько ещё тут торчать…

Из домиков показались самые бдительные. Сарказм, да? Ну, во всяком случае, они проснулись самостоятельно. Некоторых пришлось будить. Некоторых дам — будить сильно.

Взлохмаченные люди с выпученными глазами рассаживались вокруг стола. Кто-то догадался, что мест не хватит, и прикатил ещё пару чурбаков. Сообразительные какие! Прямо оценка пять…

— Да что происходит, объясните мне?!! Вы в курсе, вообще, сколько времени?!! — последняя соцдама выходила туго и с криком. Каменный цветок, блин*.

*Не выходит потому что.

'Что, Данила-матер,

не выходит каменный цветок?'

// Сказы Бажова.

Лица сидевших за столом охранников сделались кислыми. Видать, характер у бабцы был не сахар, и за прошедшие сутки (сутки, Карл!) она уже многих успела достать…

Она вывалилась из ближайшего к нам домика, колыхаясь объёмными телесами (подхуднуть ещё не успела). Следом за ней семенила полная противоположность: мелкая, сухонькая даже… бабуля, да, которая пыталась уговорить первую не нервничать и выслушать людей, возможно дело важное или помощь нужна.

Ха. Оригинально!

Толстуха, однако, внимать увещеваниям не хотела, подскочила к барону, посчитав его (и правильно) основным источником своего дискомфорта:

— Вы в своём уме?!! Явились посреди ночи!!! Приём в дневные часы!!! — бульдожьи щёки колыхались, она ещё что-то орала, но я ткнула в неё пальцем и начала свою коррекцию. Голос у ней стремительно охрип. — Что вы в меня пальцами тычете?.. — уже совершенно сипло выкрикнула она. Тут до неё что-то дошло, она схватилась за горло, и просипела едва слышно: — Это что?.. Это вы?..

Я аккуратно откинулась в хлипком пластиковом кресле:

— Это я. Никто не смеет орать на моего мужа. Ещё одно слово — и я отключу вам голос насовсем. А будете махать руками — и руки тоже. Так что лучше не раздражайте меня. Сядьте и слушайте.

На этой странной ноте за столом установилась тишина.

Зеленовато-голубой свет от двух маленьких лун заливал внутренний двор, но на столе лежала большая чернильная тень от тента, и все сидящие оказались в этой тени. А хотелось бы видеть лица. Барон сделал круговое движение перчаткой:

— Свет есть у кого? Дайте.

Свет, в основном как побочный эффект у мастеров-мелочёвщиков (гравёры, резчики, рунники и прочие), был у многих. У всех по-разному. Кто материализовал в виде свечей, кто — фонариков. Кто-то прошёл вдоль столов и положил в каждую солонку светящийся жёлтым шарик, размером со снежок. Стало хорошо. Хозяева вытаращились ещё больше.

Стук пальцев латной перчатки по фанерной столешнице в ночной тишине вышел резким.

— Итак. Для тех, кто меня не узнал. Я — барон земель Белого Во́рона, Владимир. Время моё дорого, поэтому — уж извините — говорить будем тогда, когда удобно мне. Прежде всего, обращаюсь к вам, мужики. Старший группы кто?.. — поднялась рука. — Отлично. Представьтесь.

— Капитан запаса, Дейнечук Дмитрий Сергеевич.

— Кто ваш… работодатель, так скажем? Или вы по собственной инициативе? Добровольная народная дружина?

— Ну, нет, как бы. То есть — мы добровольно, конечно, без принуждения. Но — за зарплату.

— Вольнонаёмные?

— Точно, так.

— И каковы же ваши функции?

Капитан приосанился:

— Поддержание порядка на вверенной мне территории.

— Та-а-ак, а вот это уже интересно. С этого места попрошу поподробнее: каким образом вы собираетесь поддерживать порядок? — барон вопросительно склонил голову вбок.

— Состав группы предполагает патрулирование зоны непосредственно перед входом в портал, посменно, по четыре человека.

— Как сегодня?

— Ну… — старший посмотрел на несколько сконфуженных дежурных, сидящих тут же за столом, — да.

— То есть, если напротив вас на улице начнут грабить или насиловать — вас это уже не касается?

— Э-э-э… Ну, почему же…

Охранники завозились. Владимир Олегович выразительно поднял брови:

— Нормальный вопрос. Подумайте. Насколько и за кого вы готовы впрягаться? Если к вам прибегут с жалобой на грабёж — вы пойдёте разбираться? И главное: как? А к вам обязательно придут. Толпами побегут. Что вы будете делать? Чтобы не мучить вас, предложу вам к рассмотрению вот такую простую ситуацию, — барон, практически не меняя интонации скомандовал: — К бою!

Двадцать клинков с тихим шелестом покинули ножны. Сидящие за столом замерли.

— Это был просто пример, — не меняя позы, любезно пояснил барон, — однако не все встретившиеся люди будут столь же мирными, как мы. Мечи в ножны!

Охранники осторожно выдохнули.

— Ну, знаете, Владимир…

— Знаю. Мы тут за четыре года уже всякого навидались. Забудьте про то, что вы здесь охрана. В таком виде как сейчас вы можете только желать людям хорошего дня и предлагать выбросить за собой мусор в контейнер. Очень приветливо. Иначе пошинкуют вас. Да хоть те же цыгане.

— Вчера подходили несколько, вроде вежливые.

— В прошлом году эти вежливые разорили целую кучу усадеб. Ко мне с десяток семей перебежало. Ещё больше приходили требовать, чтоб я наказал цыган, вернул награбленное, пошёл и навёл порядок — в таком духе.

— Навели?

— Нет. Все эти приходящие отказались идти под мою руку, хотели самостоятельности. А я отвечаю только за своих людей. Поймите, мужики — это важно: здесь нет государств, кроме тех, которые мы сами делаем. Для своих — я господин, я защита. К другим я не лезу. А ко мне они лезть боятся.

— А если всё-таки?..

— Для тех, кто останется в живых — рабство и общественно-полезные работы. Срок зависит от тяжести преступлений.

— Как это — рабство? — переспросил женский голос. — Прямо рабство? Настоящее?

— Настоящее.

— А… А разве это законно?

О, боги…

Вова тяжело посмотрел на спросившую:

— На моей земле я — закон. Я — единственный судья. Моё баронство. Мой порядок.

Говорил он негромко, но слова ложились, как свинцовые кирпичи.

Сидящие за столом люди несколько растерялись. Владимир Олегович обвёл их взглядом:

— Вы, когда сюда собирались, разве не поинтересовались: где, как вы будете жить?

— Ну… Нам обещали дома, землю…

— Защищать вас будет кто? В этом вашем доме? Вот вас, к примеру, женщина? Придут ночью, вас изнасилуют или убьют, дом ограбят. Сожгут. Или присвоят. И вас, например, присвоят. Будете рабыней. В бывшем своём доме хозяина и его гостей обслуживать. Во всех смыслах.

Второй женский голос спросил недоверчиво:

— Вы шутите? Это же… дикость какая-то…

Барон картинно развёл руками:

— Теперь вы в диком мире.

— Поздравляю с прибытием, — негромко пробормотала я себе под нос.

Женский край заволновался, обсуждая полученную информацию. И порицая, очевидно, предъявленные им факты. Как это могло помочь им в обустройстве жизни — не вполне понятно. Им хотелось, чтобы вокруг было цивилизованно, но без усилий, прямо так. Мда-а-а…

Один из сидящих за столом поднял руку.

— Да?

— Здесь у портала тоже, говорят, есть ваш двор?

— Есть, усадьба. Здесь вроде как ничейная земля, торговый городок. В порядке мы заинтересованы, так что мне лично не хотелось бы, чтобы вас по-быстрому перерезали.

— А почему нас должны перерезать? — испуганно спросил ещё один женский голос.

— Да потому что защищены вы примерно как бродячий цирк! Стои́те с пафосом, нагло — может, у вас какие ништяки есть, нужные правильным и рассудительным людям, которые умеют защищать своё добро? Понт на первое время хорош, пока ушлые людишки не поймут, что за ним ничего нет. Я бы больше двух недель спокойной жизни вам не дал. За две недели кому надо всё про вас расчухают и, как минимум, начнут вас щипать. Думайте, мужики. Говорите с начальством. И мало вас, и брони́ никакой, не говоря уж об оружии. Что эти дубинки? Смех один. С оградой вам что-то решать надо. Забор такой — от добрых людей. И хоть собачонку заведите, что ли, чтоб ночами караулила…

Барон поднялся, собираясь уходить. Тот же женский голосок, который возмущался дикостью рабства, обиженно спросил:

— Почему вы всё говорите: «мужики, мужики…» А как же женщины?

— Право голоса и участия в принятии решений предоставляется только тем людям, которые могут принять участие в решении проблемы. Что вы можете сделать для усиления обороны вашего посёлка?… Вот поэтому я и обращаюсь только к мужчинам.

— Но это же дискриминация?

— Добро пожаловать в средневековье.

ВЫ ЗАБЫЛИ!

Мы уже отъехали метров двести, когда сзади послышался крик той самой бабули, которая уговаривала жируху не нервничать:

— Девушка! Девушка-а-а!

Голос звучал скачка́ми. Судя по всему, бабушка бежала изо всех сил.

— Де-ву-шка-а-а!.. Вы за… ах-х-х… заб… забыли!..

— Тебе что ль кричат? — придержал коня Вова.

— Скорее всего. И чё я там забыла?

— Ну, не знаю…

Мы остановились.

— Девушка… Вы забыли… ох… — дышала она и вправду тяжело. — Голос… Голос Татьяне Филипповне…

— Во-первых, можете обращаться ко мне «госпожа баронесса». Во-вторых, кто такая Татьяна Филипповна?

— Вы разве не помните? — она неверяще смотрела на меня. — Соседка моя, полная такая…

— Эта невоспитанная баба, которая позволила себе орать на моего мужа?

В этом ракурсе ситуация выглядела вовсе непривлекательно, и бабушка замялась. Скорее бы они уже перестроились на адекват, а?

Я поморщилась:

— Видите ли, уважаемая. Если бы речь шла просто о муже и моих личных эмоциональных привязанностях — дело одно. Но эта хамка позволила себе орать на барона. На барона — вы понимаете? Правителя земель и всё такое. Да ещё и при его людях, а это усугубляет. Позволь она себе такое поведение непосредственно в баронстве, ей бы, скорее всего, сразу отрезали язык за хамство. И отправили на исправительные работы, лет на десять. Поскольку дело происходило на нейтральной территории, и вы новенькие — законов не знаете, правил… баронесса Белого Ворона — я — в своём неизъяснимом милосердии ограничилась лишь уменьшением громкости звука наглой бабе. А ведь могла бы не ограничиться.

Стоящие вокруг мужики согласно закивали — мол, да. Могла бы. Бабуля растерянно затопталась:

— Но ведь она едва слышно говорит…

— Она говорит! — рявкнул Вова, которому надоел разговор в пользу бедных. — Так что могла бы подойти и поблагодарить, а не пыхтеть по кустам!

Кусты у профлистовой ограды замерли и перестали дышать.

Мне тоже надоело торчать колом:

— Всё, закончим разговор. В прошлом году была сходная ситуация, и я не вижу повода менять условия. Исцеление возможно при условии искреннего раскаяния. Стоимость лечения пятьсот тысяч. Рублей, — уточнила я; до сих пор некоторые пытаются заначенные баксы всучить — кому они, нахер, сейчас нужны… — И пожалуйста, Антонина Ивановна, не надо мне жалостливых мыслей о благотворительности. Это должны быть её личные деньги. Не ваши. Спокойной ночи.

И ВСЁ ЕЩЁ ЧЕТВЁРТОЕ ИЮНЯ:

ДНИ РОЖДЕНИЙ, ЦЕЛЫЙ БУКЕТ

Кельда

Мы вернулись домой и собрались урвать часа четыре сна, а потом начать готовиться. Четвёртое июня — день нашего перехода же! День рождения: у меня, у Василисы, у бабушки.

По идее, в тот же день с нами перешёл и Миша, но теперь, после сброса лет, ему было всего четыре года, и мы записали его в тот же день, что и Петю — двадцать девятого мая, с разницей в один год.

Я бы и не стала писать про день рождения, но.

Василисе исполнялось двенадцать.

Мы ждали Сингкэн.

Я почему-то думала, что она снова придёт лично, как это уже раза три было — громко, ярко и весело, но Васька примчалась ни свет ни заря и затарабанила в дверь нашей спальни:

— Мама! Дядя Вова! Вставайте, что покажу!

Сингкэн пришла во сне. И теперь Василиса могла зажигать огоньки и разводить костёр по щелчку пальцев. Начала, так сказать, с малого. Вова сразу напридумывал ей кучу упражнений для тренировки, чтоб использовать то что есть с максимальной пользой. В этом он у нас мастер.

КИТАЙСКИЙ ЛЕКАРЬ

Новая Земля, Иркутский портал и его окрестности, 05.02 (июня). 0005 // СтЗ, то же четырнадцатое сентября 2022

Татьяна Филипповна

Татьяна Филипповна была в полном раздрае. Её голос! Она привыкла гордиться им — звучным, властным, с хорошо поставленными начальственными интонациями. Её излюбленное: «Ну, что тут у вас⁈ Показывайте! Где отчёты и чеки⁈» — заставляло трепетать любую опекунскую семью. И вот теперь этот жалкий сип…

В первый день после ночного непрошенного явления беловоронцев она почти не выходила из фургона, пребывая в некоторой прострации. К вечеру немного отошла, поставила на место нескольких хамов… точнее, попыталась поставить, взбесилась от того, что её указания, произнесённые слишком тихо, проигнорировали, и остаток дня вновь просидела на кровати, лелея планы мести.

Сегодня она лично планировала обойти все наличествующие у портала дворы и опросить хозяев на предмет информации о неучтённых бегунках. И провести разъяснительную беседу! Все планы насмарку… В каждом дворе сидело две-три шавки, и даже если хозяин запирал их и выходил за ворота, из-за собачьей брехни её го́лоса было решительно не слышно. После третьей попытки она плюнула и побрела к порталу. В посёлочек госслужбы идти вовсе не было возможности: уж больно злорадно на неё поглядывали некоторые служа́ки, которым она позавчера неоднократно указывала на изъяны в их поведении. Хамло и быдло! Мужланы!

Татьяна Филипповна шагала, пыхтя и фыркая, и подошла к столам уже в совершенно рабочем настроении (бодром и гневном). Если бы не голос!..

Она плюхнула на стол папку с пачкой нетронутых листов и сделала вид, что погружена в работу. Посидев так какое-то время, она вдруг вспомнила, что отчёт по беловоронским детям должен был быть составлен в первую очередь, и на несколько секунд замерла, неподвижно уставившись в одну точку, а затем со страшной скоростью начала копаться в бумагах, отыскивая нужные бланки.

Вот они!!!

Будет вам отчёт! Закачаетесь! Бурлящая внутри гневная энергия нашла точку выхода и начала изливаться на разлинованные листки патетическим фонтаном. Сейчас-сейчас! Мы вам и про эксплуатацию детского труда, и про ущемление прав, и про чудовищные условия жизни…

Она так увлеклась, что даже не заметила упавшую на листки тень. Так что у профессионально улыбающейся цыганки начало сводить скулы, она не вытерпела и потрясла соцдаму за плечо.

— Что⁈ А⁈ — сипло вскрикнула Татьяна Филипповна, выдернутая из объятий бюрократической музы.

— Здравствуй, говорю, дорогая! Давай погадаю, всю правду тебе скажу. Всё как есть!

Татьяна Филипповна подгребла к себе листки и сделала строгое лицо, яростно засипев:

— Не надо! Идите! Я не гадаю!

Лицо второй гадалки, невесть откуда выросшей за плечом у первой, сделалось хищным:

— Ай, дорогая! Всё вижу, правду говорю! Заколдовала тебя во́ронская ведьма!

Соцдама вскинулась и впилась глазами в лицо цыганки. И в этом была её главная ошибка. Опытной ворожейке не надо было говорить, что она удачно угадала. Как удачно! И как повезло, что Давидик позапрошлой ночью увидел, как беловоронцы выезжают из новой усадьбы госслужбы. И самое главное — разглядел, что ворон с воронихой сами там были! Дальше только сложить два и два — и чтоб в прибытке восемь получилось! Толстая Земфира преисполнилась скорби и подсела на лавку, дружески заглядывая инспекторше в глаза:

— Ай, бедная моя! Как же тебя угораздило-то, а? — разросшийся до восьми человек хор подпевалок дружно включил сочувственные причитания. — Она ведь что делает, а? Подкарауливает, ловит — на пустяках ловит, скажите девочки? — девочки свою работу знали хорошо и сказали как надо. — Вот! И я говорю! Голос у людей отбирает! — на Земфиру снизошло вдохновение: — Слух отбирает! Зрение! Совсем инвалидами делает людей! А потом лечить предлагает за большие деньги!

— Ай ба-а-альши-и-и-е-е-е… — дружно взвыл хор.

— Пятьсот тысяч попросила, да? — ткнула пальцем в небо Земфира и по глазам Татьяны Филипповны поняла, что опять угадала. — Ай, бессовестная! Стыда у ней не-е-е-ет! Вот, девочки не дадут соврать: в прошлом году также подловила нашу девочку, Розу — да, девочки?

Ну, конечно же, да… Социнспекторша смотрела в пронзительно-чёрные омуты, ощущая глубочайшее расположение и проникаясь ценностью доверенной ей информации. Вот ведь, оказывается, в чём дело! Это были мошенники! И она, заслуженный и уважаемый сотрудник, стала жертвой мерзкой аферы! Цыгане, заметив, что наживка заглочена, разливались соловьиным хором.

— Ой, Роза как мучилась… ой, мучилась м-м-м, совсем говорить не могла, совсем! Тоже с неё пятьсот тысяч просила эта ворониха! А потом… — Земфира воровато оглянулась, голос её упал до таинственного шёпота, — мимо нашей деревни шёл лекарь… китайский! — девки выпучили глаза, удивляясь такому выверту воображения, но мелко согласно закивали. — Он Розку вылечил, ты не поверишь! — кричать шёпотом — это особый талант, и Земфира давно довела его до совершенства. — Голос ангельский стал! Поёт как соловей, я говорю тебе! На твоё счастье, он с севера возвращался на той неделе, да… В свою китайскую деревню… Погостить у нас остановился, очень мы ему ещё с того раза понравились, деревня у нас хоро-о-ошая, доброжелательная, хлебосольная. Вечером собирался дальше идти. Если сейчас поторопимся — успеем застать! Ты понимаешь, повезло тебе как⁈ Сильно, сильно дешевле лечит, за… — Земфира попыталась навскидку оценить немедленную платежеспособность жертвы, — за сто семьдесят тысяч всего!

Глаза у Татьяны Филипповны слегка потухли.

— Что⁈ Не хватает⁈ Да ты не расстраивайся. Сколько не хватает? Да-а-а!.. — цыганка широко махнула рукой, дескать — развернись, душа! — Девки! Для хорошей женщины чего не жаль, да⁈ Скинемся, сколько не хватает, а⁈

Татьяна Филипповна смотрела в эти искренне готовые помочь лица и наполнялась надеждой.

— Я быстро! Не уходите!

Она торопливо запихивала исписанные листы в папку, не замечая, что сминает их как попало.

— Ты только, слышь — никому не говори! — Земфира придержала клиентку за подол. — У воронихи везде свои люди! В прошлый раз китайца нашего чуть не убили, мы всей деревней сражались, прямо война была! Он же у них клиентов уводит, понимаешь? Они бесстыжие там, за деньги у них всё! Так что — тихо!

— Аха… аха… — она торопливо кивала и сипела: — Вы не уходите!

— Быстрей беги, а то уйдёт китаец!

Этот приказ стал последним маячком. Закладкой. Или программкой — кому как нравится. Татьяна Филипповна, мало что видя вокруг, бегом добежала до фургончиков, закрылась в своём, уронила под ноги папку, рассыпав ворохом листы, и лихорадочно начала вытряхивать из чемодана вещи. Там, в потайном кармашке, вшитом под дно, лежала маленькая сумочка с наличностью. Была, правда, ещё банковская карта… Она, секунду подумав, сунула в сумку и карту.

В дверь застучали:

— Танечка, что случилось?

Как же её уже достала эта старая карга! Вот вернётся голос — надо срочнейшим образом хлопотать об ускорении постройки домов! Она вылетела из фургона, постаравшись толкнуть соседку дверью (ещё увяжется следом!), и понеслась к порталу — скорее, скорее! Весь ужас и мерзость ситуации теперь представлялся ей с отчётливостью необычайной. Это же надо, какие подонки! Провоцируют людей, нарочно, чтобы впоследствии вымогать с них деньги! В обязательном порядке следует написать докладную! Но сперва — китайский врач!

У портала толпилась куча народу, но цыган не было. Сердце Татьяны Филипповны ухнуло в самые бездны отчаяния! Она заметалась вдоль каменного полукружия, отделяющего равновременную зону от прочего мира. Как же так⁈

Земфира!!! Она выглянула с другой стороны рамки, призывно махнула рукой и скрылась за серебристо-голубым бортиком. Издав сдавленный сиплый крик облегчения, инспекторша забежала туда. В изнанке портала отражалась маленькая повозочка, запряжённая парой косматых лошадок.

Цыганка махала из открытой двери:

— Скорей! Охотятся на тебя уже! — глаза у неё были такие натуральные, что Татьяна Филипповна сразу поверила и влетела внутрь, заставив всю повозку заколыхаться.

Дверь захлопнулась.

— А кто?.. Кто охотится? — испуганно просипела она, озираясь на уже закрытую дверь.

— Эти, из Белого Ворона! Узнали, что ты целителя другого ищешь — вон, народу сколько нагнали! Всех про тебя расспрашивают! Сволочи! Принесла деньги?

— Д-да, конечно.

— Ай, молоде-е-ец! Счастье твоё, что успела. Скорей поедем к доктору! — словнов ответ на этот вскрик повозка качнулась и двинулась вперёд. — На́ вот пока, попей чайку, пока бежала, должно быть во рту пересохло…

Татьяна Филипповна почувствовала, что во рту у неё действительно до невозможности сухо, схватила чашку и сделала несколько жадных глотков. Земфира, внимательно следившая за убыванием жидкости в чашке, сделала сочувственное лицо:

— Ну что, много не хватает?

— Почти двадцать тысяч, — еле слышно просипела Татьяна Филипповна, теребя в руках сумочку.

Лицо цыганки умильно-масляно просияло (всё-таки сто пятьдесят тысяч на дороге не валяются!):

— Ну, это ничего, скинемся! Поможем!

Татьяна Филипповна не успела рассыпаться в благодарностях, как стенки фургона вдруг потемнели и начали оплывать. Улыбка цыганки сделалась огромной, как у чеширского кота, закрыла собой всё пространство, от одной стенки повозки до другой. Поблёскивая золотыми зубами, она расползалась всё шире и шире, превращаясь в ночь, в которой вместо звёзд светили острые как у акулы золотые зубы.

22.СЛЕДСТВИЕ

РАБОЧИЕ ВЕРСИИ

Тот же день, лагерь госслужащих у Иркутского портала, несколько часов спустя

Государевы люди

Дмитрий Сергеевич озабоченно заглядывал внутрь фургончика.

— Ну что? Что там?

Антонина Ивановна неловко перешагнула через кучи разваленного по полу тряпья, выбралась на подножку у двери, и беспомощно развела руками:

— Я ничего не пойму, Дима… Всё раскидано. Вот просто всё. Что-то Таня искала? Потеряла, может, что-то?

После давешнего ночного разговора двенадцать не сильно молодых уже мужиков решили горячку не пороть, с выходами на дежурства пока повременить и получше разобраться в обстановке — это во-первых. А во-вторых, действительно, подумать о более солидной ограде, а то такого невесомого заборчика ни у одной даже самой малой усадебки тут не было. Так что Татьянин «выход в люди» был поначалу замечен, а вот последующее общение с цыганками — нет.

Вернулась за деньгами она как раз, когда лагерь был практически пустым, из всех людей осталась только Антонина, вызвавшаяся приготовить общий обед — ну, чтоб хоть какую-нибудь пользу принести. В последний раз Антонина Ивановна готовила на костре в глубокой юности, когда с классом в поход на два дня ходили. И то: больше смотрела, так что к огню приходилось приноравливаться. Хлопоча над котелками, она бы и не заметила Татьянин приход, если бы та так не хлобыстнула дверью, запираясь. Ну вот, тогда-то Антонина и подошла спросить: что случилось? Ответа не получила, зато спустя минуту едва не получила дверью в лоб, успела отскочить — и тут суп начал вытекать из-под крышки, заливая костёр и страшно шипя. Позабыв о взбалмошной соседке, она кинулась к убегающему обеду.

Короче, когда люди начали подтягиваться к еде, она вспомнила давешнюю беготню, заглянула в фургон, ну и… Вежливо скажем, удивилась чрезвычайно. И даже была, пожалуй, поражена. А может, и обескуражена…

Вслед за старшим в фургон по очереди заглядывали мужики. Предлагали версии. Пока было понятно только, что ничего не понятно. По отсутствующим (взятым с собой) предметам можно было бы предположить что-то, однако все между собой были едва знакомы, и что же исчезло — можно было только догадываться.

Подошла ещё одна инспекторша, дама строгая и статная, как полковничья жена:

— Может, мы зря волнуемся? Посудите сами, могла же быть такая ситуация, что подвернулась некая оказия — ну, допустим, доехать с транспортом до какой-то деревни, где проживают неучтённые сбежавшие дети. Возможно такое?

Дмитрий Сергеич считал, что версия за уши притянута, но другой не было.

— Ну, допустим…

— В таком случае, она, естественно, торопилась бы. Согласитесь?

Соглашаться никак не хотелось. Не вязалось что-то.

— А вещи что тогда разбросаны?

— Ну-у-у… может, что-то взять с собой хотела? Жакет? Смену одежды, я не знаю…

Сергеичу резко захотелось вспомнить брошенную пять лет назад дурную привычку и закурить. Хорошо, что нечего.

— Ладно, допустим, смену одежды. Но вот так-то зачем? Сломя голову лететь? Предупредить она могла? Да хоть сказала бы там «я уезжаю» или «ждите к завтраку»… Ну что за отношение!..

Антонина покачала головой:

— Знаете, Димочка, имея счастье познакомиться с Татьяной Филипповной лишь вчера, рискну всё же предположить, что мысль о том, чтобы предупреждать кого-то о своих действиях, даже не пришла бы ей в голову.

Вторая инспекторша — как там её звать, запамятовал опять… Лида, вроде — задумчиво пожевала губами:

— К тому же за выявленных бегунков обещана премия, — она выразительно подняла брови, — за каждого. Так что Татьяна Филипповна могла не поделиться информацией из сугубо меркантильных соображений. Не очень красиво так думать, но давайте рассмотрим это… как версию.

Дмитрий Сергеич с усталым вздохом сдвинул кепку на затылок. Свалились же на него эти бабы…

— Ладно. Примем как версию.

Второй вздох вышел ещё тяжелее. Понесло же эту корову приключений на свою задницу искать! Позавчера весь день мозги клевала всем, до кого только смогла дотянуться. Вчера снова попыталась, скандалистка неугомонная. Даже сиплый голос её не остановил. И плюнул бы да не искал — только за это утро она раз десять предъявила, что относится к другому ведомству, и тут никто ей не указ! Заслуженный работник соцзащиты, бля**… Жаль, совесть не позволяет. И куда она поволоклась? Вот дурная баба!

Сергеич не удержался и сплюнул, вызвав взгляды неодобрения у всех трёх женщин. Говорить, однако, они ничего не стали. Они вообще после ночного вороновского визита были слегка того… пришибленные вроде.

— Так, женщины. Я всё же попрошу вас пройти до портала. Только идите все втроём. Может быть кто-то её видел, слышал что-то — поспрашивайте…

Он чувствовал всю безнадёжность своей просьбы. Да, на Новой Земле был светлый день, но на Старой — Сергеич вынул из кармана памятку с соотношением часов, размером с банковскую карту — время перевалило уже за полдесятого вечера. Да и погода была не ахти: дождливо, промозгло. В Иркутске вообще как-то резко похолодало. Очень маловероятно свидетелей найти. Разве что дежурные полицейские что-то видели.

И ЕСЛИ БЫ…

Кельда

Кто знает, как всё сложилось бы, получи мы известие о пропаже склочной соц-дамы раньше, допустим, в тот же день. Гадать не вижу особенного смысла, однако рискну предположить, что есть в этой истории некоторый привкус фатализма.

Как бы то ни было, о пропаже Татьяны Филипповны в день её исчезновения не узнал никто из беловоронцев, находящихся в припортальной усадьбе — а значит, не узнали и в Сером Камне…

И никому из государевых служащих отчего-то не пришло в голову обратиться за помощью к нам. Шок, возможно? Или просто всё шло так, как должно было идти?

Как знать…

НЕ КАЖДОМУ УДАЁТСЯ УЗНАТЬ СЕБЕ ЦЕНУ*

* честно стырено у Сабатини

Тот же день, где-то…

Татьяна Филипповна

Акульи зубы разговаривали между собой, поблёскивая.

— Зря ты так рано её напоила. Хоть бы разбавила пожиже, чтоб она разговаривать могла! Надо было пин-код узнать. Эх, дура…

Второй голос чуть не плакал:

— Я же не знала, что она карточку принесёт! Говорили только за деньги…

— Проверить надо было сперва! Не могла спросить? Куда её теперь?

Пустота повозилась. Второй голос снова заговорил, заискивающе, поскуливающе:

— Да ничего, смотри, она прикладывается! Баде отдать, пусть он покупает что надо, помаленьку.

— Смотри, в другой раз сперва пин-код узнавай! Так надёжнее.

— Конечно, дорогой, как скажешь!

Зубные созвездия замигали, сложились в две извивающиеся линии. Пустота закачалась, булькая водой и переваливаясь на твёрдом и неровном.

— Но ты молодец, что успела. Они поехали уже. Торопятся что-то.

Второй голос панически взвизгнул:

— А как же⁈..

— Э! Не верещи! Щас мы их у синей сопки нагоним, я договорился.

— А успеем⁈

— Успеем, успеем…

Визгливые зубы взволнованно подышали. Спросили с затаённой ревностью:

— Цену хоть нормальную дают? Не продешевил?

— Ты меня ещё будешь учить дела делать!.. Нормальную. Два больших отреза китайского шёлка. Натурального, не синтетика какая-нибудь! Один, правда, темноват. Синий. Зато второй — красный с золотом. Птицы, цветы. Хорошие куски, метров по двадцать.

Визгливый голос аж задохнулся от жгучего желания:

— Ах-х-х-х! Чандерчик, дорогой! Не обидишь меня, а?.. Ну, милый, я старалась? Сто пятьдесят тысяч, а?.. И ещё карточка! Не всякий день такая удача бывает!..

— Ладно-ладно, не начинай! Заработала. Будет тебе новая юбка, шёлковая…

БЕСПЛОДНЫЕ ПОИСКИ

Новая Земля, всё то же пятое июня, вечер

Соцдамы

Три инспекторши бродили по торговому посёлку.

Да, Татьяна Филипповна успела с утра отметиться в нескольких усадьбах и изрядно досадить хозяевам, несмотря на сильно осипший голос.

Потом видели, как она сидела у портала за столом. С цыганками беседовала, писала какие-то бумаги. Причём, что она писала, а потом разговаривала с целым ансамблем цыганок, сказали и полицейские. Не конфликтовала, разговор шёл тихо.

Потом быстро ушла, но цыганки остались сидеть на лавках в портальном кругу, похоже, что ждали её.

Потом к порталу подъехали какие-то хуторяне, аж на пяти подводах, да с Иркутской стороны их друзья и родственники, на переход. Все начали ругаться с этим табором (вроде бы у старожилов был с ними раньше какой-то конфликт), цыганки поорали и тоже ушли.

Больше Татьяну Филипповну никто из полицейских не видел.

Сотрудница МФЦ по причине дурной погоды вовсе не покидала своего фургона и на улицу носа не казала, так что помочь им ничем не смогла.

Посовещавшись (там же, в фургончике МФЦ) — не стоит ли сообщить начальству о пропаже сотрудника, дамы решили всё-таки ещё подождать: вдруг их коллега действительно отправилась с выездной проверкой? И ведь на самом деле могла даже не подумать, чтоб предупреждать кого-то. Принимая во внимание дурной характер…

На выходе из фургона они нос к носу столкнулись с немолодым, совершенно седым евреем. Определённо евреем, да. Мужчина вежливо поприветствовал дам поднятием шляпы и посторонился, придерживая дверь.

Они прошли уже полдороги до своего лагеря, когда Антонина Ивановна вдруг сказала:

— А почему мы его ни о чём не спросили?

— Не знаю… — с надсадным придыханием откликнулась Лидия Григорьевна; сегодня они и вправду вымотались, даже доставшаяся от отца привычка держать выправку начала сбоить, плечи устало поникли. — Сил уже нет, все ноги сегодня сбила на этих каблуках. Хоть тапочки надевай. Давайте завтра к нему вернёмся?

— А это вообще кто? — также устало спросила третья, Олеся Васильевна.

Антонина поняла, что язык отказался ворочаться во рту, и порадовалась за то, что Лида нашла в себе силы ответить:

— Он, кажется, сегодня заезжал. Вроде бы, книжная лавка или что-то такое?

Олеся вздохнула:

— Девочки, ну правда — давайте завтра? А? Ноги сейчас отломятся просто…

Антонина Ивановна слушала коллег и понимала, что тоже никуда уже не хочет идти. Не может. Когда вам почти восемьдесят, ходить по буеракам и опрашивать не всегда расположенных к вам людей пять часов подряд — это более чем подвиг…

— Ну давайте. С утра и сходим.

— Может, Татьяна ещё и явится под утро! — нарочито бодрым голосом предположила Лида.

Может. Всё может быть.

Антонина Ивановна отворила дверь своего фургончика и уставилась на царящий внутри разгром. Нет, ну так невозможно! Как через эти навалы лазить? Понятно, что вещи чужие, но она же ничего не возьмёт, правильно? Надо хотя бы на кровать собрать.

После пятичасового хождения ноги ныли ужасно, даже вспомнился отпустивший на Новой Земле артрит. Так, не пищать! Сколько раз по жизни этот Макаренковский лозунг её выручал… Вот и сейчас — что пищать-то? Никаких артритов! Спишем всё на психосоматику!

Пожилая инспекторша с коротким «ых!» опустилась на колени и начала перекладывать раскиданные вещи на кровать.

СВИДЕТЕЛЬ

Новая Земля, лагерь госслужащих у Иркутского портала, 06.02 (июня). 0005

Антонина

—…единственное, что я хорошо успел заметить — что это была женщина обширных достоинств. Вот если бы у вас была её фотография, мы смогли бы установить точнее: её ли я видел. Может быть, в вещах осталось что-то? Фотоальбом? Хотя бы паспорт?

Антонина Ивановна распахнула глаза. Сквозь задёрнутую шторку пробивался яркий луч солнца. Господи, сколько ж времени-то? На дворе явно обсуждали пропажу Татьяны. Она судорожно бросилась одеваться.

За столом сидел и беседовал с несколькими мужчинами вчерашний седой еврей. Увидев выскочившую из домика инспекторшу, он встал и вежливо приподнял шляпу:

— Доброе утро, мадам!

Другие «дамы» судя по всему ещёспали.

— Здравствуйте! Вы видели вчера Таню⁈

— Предполагаю, что это была она. Крупная солидная дама, волосы тёмно-русые, уложены в высокую причёску. Одета в строгий костюм. Я даже предположил, что для получения документа мне нужно подойти к ней, но господин полицейский прояснил ситуацию.

— Так вы только вчера зашли? — уточнил Дмитрий Сергеевич.

— Да-да, именно. Как раз подъехал, когда у стола сидела эта дама. Совершенно офисный вид, папки с бумагами. Она же что-то заполняла. Очень официально. Вы понимаете, она разительно отличалась от окружающих её женщин. Совершенный контраст. Больше всего меня удивили туфли на каблуках. Это было несколько даже сюрреалистично: лес, поле — и такие туфли.

Антонина Ивановна слегка покраснела. Сегодня (после вчерашних хождений) её ноги наотрез отказались влезать и в туфли, и даже в ботики. Пришлось обуть домашние тапочки.

На крыльцо своего домика выползли ещё две инспекторши (тоже в тапочках!), с любопытством прислушались к разговору.

— Нам сказали, она разговаривала с цыганками?

— Да, действительно, так. Если та женщина, которую я видел, и есть ваша Татьяна — да. Она разговаривала с цыганками. С довольно большой группой. Я было подумал, что она ведёт с ними какую-то профилактическую беседу. Говорили они тихо, да я и не прислушивался. Просто в МФЦ было занято — я ждал. Глазел по сторонам, так сказать, — он мягко улыбнулся.

— Вы больше ничего не видели? — уточнил Дмитрий Сегеич.

— Отчего же. Видел окончание беседы. Ваша… м-м-м… подруга пришла в очень взволнованное состояние, очень быстро собрала свои бумаги, папки — и побежала куда-то. В это время настала моя очередь на регистрацию. Однако, когда я вышел, картина была уже иная. Кроме меня въезжало ещё две повозки. Их приехали встречать — тоже на различном транспорте. Мне пришлось немного ждать, пока проезд освободится. Эти люди начали сильно ругаться с цыганками — как я понял, фермеры обвиняли гадательниц в мошенничестве, ну да это к делу не относится. Потом цыганки ушли, родственники фермеров проехали на сторону Новой Земли, и у них произошла какая-то заминка. А я сидел на козлах и ждал возможности проехать, глядя на всю эту толпу. И тут я снова увидел эту даму.

— Таню⁈ — подалась вперёд Антонина.

— Предположительно — да. Она бежала к порталу, с вашей стороны. Бежала очень быстро, хотя было заметно, что это даётся ей большими усилиями. Она добежала до круга и некоторое время перебега́ла вдоль него, словно кого-то ища. Даже, кажется, кричала. Затем обрадовалась и побежала за портал. Больше я её не видел.

— А как вы поняли, что она обрадовалась? — хмуро спросил Дмитрий.

Еврей поднял совершенно седые, белые брови:

— По выражению лица. Предполагаю, что она увидела кого-то. Я бы сказал, там были три основные эмоции: радость, облегчение и надежда.

— М-гм. Соломон Моисеевич, а во внешнем виде женщины что-нибудь изменилось?

— Да пожалуй что нет… Разве что папки не было… Хотя, погодите! Кажется, в первый раз с ней не было сумочки.

— Сумочки?

— Да. Небольшая такая сумочка, типа барсетки или ридикюля. Чёрная, с замочком. В первый раз её, по-моему, не было.

— Ясно. Это всё?

— Да. Если вы, конечно, не найдёте для сравнения фотографий.

Мужики дружно уставились на Антонину.

— Может, вы поищете? Паспорт хотя бы? Или пластиковое удостоверение?

Она поёжилась. Копаться в чужих вещах страх как не хотелось.

— Да неудобно как-то…

Дмитрий Сергеич решительно встал:

— Неудобно, знаете ли, на потолке спать. Одеяло падает. Пошли, ребята. Свидетелями будете, чтоб потом ни к кому никаких вопросов.

Пластиковой карты — нового удостоверения личности — нигде не было. Но паспорт нашёлся. Фотография в нём была, конечно, столь же удачная, как у большинства людей в паспорте, и десятилетней давности, но Татьяна Филипповна была вполне узнаваема. В складках шеи читалась монументальность, а в надменном изгибе губ — властность.

Соломон Моисеевич пожевал губами:

— Определённо, это именно та дама, которую я имел случай наблюдать.

СОВЕТ

Государевы люди

Они проводили свидетеля и собрались за своим длинным столом. Старший встал, уперевшись в столешницу руками и слегка нависнув над остальными:

— Итак. Что мы имеем. Татьяна сидела у стола, заполняла какие-то бумаги. Поговорила с цыганками, прибежала в лагерь, что-то искала — предполагаю, нашла — и убежала в сторону портала. Там встретила кого-то, кого наш свидетель уже не мог наблюдать, побежала к нему за портал — и больше её никто не видел. Ничего не упустил?.. Что думаете?

Думали люди всякое. Очевидно было одно — что замешаны золотозубые. Но как?

— Я, конечно, понимаю, что эти цыганушки могут любому голову задурить. Тем более такой толпой! Ну вот, как на рынке раньше работали: раз-раз — ни денег, ни часов.

— Да сколько раз у нас такое было! Серьги бабы снимали, цепочки. Стои́т потом, ревёт, сама не помнит — как да что случилось.

— Да это понятно. Мо́зги запудрили, тыры-пыры. Допустим, развели они её на бабки…

— Точняк развели. Тем более раз Соломон барсетку приметил. За баблом прибегала.

— Ну и я о чём! Бабки отжали, кольца там. Пусть даже шмотьё. А сама-то где?

— Пришибли, небось, по-тихой. Нахера им головняк с претензиями. А тело кто тут искать будет? Где?

— Закон-тайга…

Дамы обеспокоенно завозились:

— Ребята, ну что ж так-то? — голос у Олеси Васильевны дрожал. — Может быть, она к ним в деревню поехала, бегунков зарегистрировать? Мы же знаем, что цыгане детей подбирали, а документы на них не оформлены…

— Вы, Олеся, женщина, конечно, интеллигентная. Возвышенная, — старший оглядел своих бойцов, на лицах был сплошной скепсис. — Может быть, вы и правы. Хорошо, если так. Я попрошу вас, уважаемые, навести порядок в вещах пропавшей. Поискать… доказательства вашей версии. Что там надо, чтобы бегунков переписать — ну и так далее. Глядишь — и ещё какую-нибудь подсказку найдёте. Можете начинать. И со двора до выяснения прошу вас не выходить.

ПОДСКАЗКИ

Соцдамы

Втроём в маленьком фургончике было и вовсе тесно.

— Подсказки, как же, — шмыгнула носом Олеся Васильевна, — услал нас, чтоб не мешали.

Лидия Григорьевна, усмехнулась:

— А вы как хотели, милочка. Мы сейчас для них — обуза сплошная. Три занудных бабки.

Антонина поморщилась.

— Говорили же, будет откат по возрасту?

— Конечно, будет. Уже пошёл! Вы разве не видите?

— Да тут и смотреться-то некуда. А зеркало я, каюсь, не взяла. Забыла!

Лидия порылась в кармане пиджачка:

— Вот, посмотри́тесь! Мы с Олесей ещё вчера первые подвижки заметили. Сразу после нашего обхода.

— О-о-ой… Хоть в глазах цвет появился, а то совсем поблёкшие были, — Антонина разглядывала себя в маленький овальчик. — И морщин меньше.

— Гораздо! И седины́! Так что попомните мои слова, девочки: пройдёт неделька, и наши мужики очень даже рады будут нашему обществу!

— Что, прямо неделя? — испугалась Олеся.

— Олеся Васильевна! Вам-то уж чего бояться? Вам же всего шестьдесят! Вы должны ещё живо помнить, что такое мужское внимание!

Они сдержанно похихикали и начали разбор вещей.

В само́м чемодане ничего особенного не обнаружилось. Все карманы и так были уже вскрыты, пока искали паспорт и удостоверение. Содержимое лежало на расстеленном полотенце отдельной кучкой.

— Господи, как это рассовывать теперь? Где что было? — Лида ворчливо перебирала кучку. — Зачем она вообще это набрала? Эналаприл, бисопролол… Известно же — человек становится здоров.

— По привычке? — предположила Антонина. — Ключи от квартиры — тоже привычка. Такая связка!

— Ага, бандита можно забить в тёмном переулке, — пошутила Олеся и осеклась.

— Ладно, не киснем! — скомандовала Лида. — Ссыпа́йте всё в пакет! Придёт — сама рассортирует.

— А если не придёт? — Олеся снова зашмыгала носом.

— Тогда тем более без разницы! Давайте всё по порядку.

Антонина укладывала вещи и понимала, нутром чувствовала, что хозяйке они уже никогда не пригодятся. Но порядок… пусть будет. А вещи при случае кому-нибудь пожертвовать можно.

Они до отказа забили чемодан, но уместили всё. Не сговариваясь, сложили даже то, что было развешано по стенам на вешалки и крючки. На кровати остались только раскрытая папка и куча мятых бланков. Часть была заполнена.

— Вот мы простофили! — Лида взяла первый попавшийся листок. — Надо было сперва бумаги разобрать. Может хоть что-то понятно станет… — она попыталась вчитаться. — Ничего не пойму… Она что, кого-то уже проинспектировать успела? Когда? Ну-ка, девочки, берём, читаем внимательно!

Инспекторши разделили размашисто исписанный ворох бумаг на троих, расселись по кроватям и углубились в чтение.

Спустя пару минут они уставились друг на друга и обменялись листами. Ещё некоторое время стояла тишина. Олеся первая бросила свою пачку.

— Она что — с ума сошла? Похоже на бред…

Лидия очень внимательно дочитала свои страницы и потянулась за ещё не прочитанными:

— Вам, милочка, видимо никогда не приходилось встречать все эти нарушения в одном флаконе.

— Да мы же там даже не были! Это ж какой-то Освенцим описан!

— Не были, — кивнула Лида, — и те, кто будут читать, тоже никогда там не будут. Им просто такой возможности не представится, в силу раздельности миров. Но среди них найдутся такие, которые с радостью поверят в Освенцим. Можно подумать, вы не знаете наших управленцев?.. Или среди тех, кто уже сейчас яростно выступает против передачи детей сюда. Всякие активисты-общественники за свободу выбора и против принудительного переселения. Вы понимаете? Читайте внимательно, моя дорогая. Я не уверена, что это был единственный экземпляр. Или что она собрала всё, когда ошалелая убегала от этого портала. Мы с вами обязаны будем проработать все эти пункты. Все обвинения до единого.

— Вы… хотите доказательства найти?

— Я, как психически здоровый человек, прежде всего хочу их опровергнуть. Я надеюсь, что там всё нормально. Если мы обнаружим реальные факты издевательств над детьми… В обоих случаях нам придётся собирать доказательную базу. И лучше чтоб с детьми, на которых была официально передана опека, всё было хорошо. Иначе мне, как самураю, останется только вспороть себе живот.

23. «МЫ С ВАМИ…»

СОЛОМОН МОИСЕЕВИЧ

Новая Земля, Серый Камень — окрестности Иркутского портала, 06.02 (июня). 0005

Кельда

Прошло два дня с нашей прошлой поездки, и вроде бы ничего срочного, но мы с Вовой собирались снова. Собирались пораньше, сразу после обеда, с Галюней и даже Васей. А повод — аллилуйя! — рядом с порталом появилась книжная лавочка. Для нас, читающих много, взахлёб и при каждом случае, это была как манна небесная! Поймите, одно дело — выписать кучу книг по каталогу. И совсем другое — ходить между полками, трогать корешки, пролистывать… Ощущать новые книги, короче. Выбирать руками.

Да и на хозяина любопытно было посмотреть. Эрсан писал, что это старый еврей, прямо классический. Соломон Моисеевич, да. И пока ещё даже седой.

Вот мы и понеслись. Наш маленький, но очень гордый отряд (все вышеперечисленные плюс десяток бойцов, отсортированных по принципу страстной любви к чтению) выдвинулся сразу после завтрака.

А вот хорошо, что мы в этот день поехали, иначе не видать бы нам книжной лавки, как своих ушей. Потому как грабили её, прямо посреди улочки — и процесс был в самом разгаре.

Хотя… Подъехав ближе, я поняла, что перспективы у книжника скорее обратные — навсегда застрять в этом посёлочке. Ну, или очень надолго. Поскольку неинтеллигентных грабителей интересовали только лошади. Десяток чернявых парней, весело блестя зубами и ножиками, предлагали хозяину (вежливо обращаясь в нему: «Слышь, старикан») красную цену за пару лошадей — ажно сто рублей! Да-да, не тысяч, просто. И шо ви потом им предъявите: честная, добровольная сделка, была совершена при свидетелях…

Сразу захотелось процитировать классику российского кино: «Вот уроды…» — о чём я незамедлительно сообщила вслух.

Ну и где, кстати, эти новые охранники, когда они так нужны? Или это не их зона ответственности?

— Дракону тут тесно будет, — сразу предупредила Галя, — если чё, я грифон. Или тигр.

— Нормально, не торопись, — кивнул барон. — В кольцо их. Василиса, посвети!

Когда перед глазами начинает мелькать два десятка ярко светящихся шаров размером от теннисного мяча до футбольного, это несколько сбивает с первоначальной цели.

Цы́ганы поняли, что участников торгов прибавилось и начали нервно оглядываться во все стороны.

— Чё, пацаны, решили лошадками разжиться незадорого? — участливо спросил барон и, не дождавшись ответа, продолжил: — Поясняю: дяденьку трогать нельзя. Не увлекались вы культурой — незачем и начинать. Домой сами побежите или выдать волшебный пендель?

Юные бандитосы быстро выбрали побежать добровольно. И побежали. Мы даже свистеть вслед не стали — ну ребячество же ж. Галя только спрыгнула с коня, перекинувшись в большого чёрного тигра и широко, с подрыком, смачно зевнула. Соскучилась она, пока беременная в одном облике сидела, и теперь периодически позволяла себе похулиганить.

Вот не знаю, был ли этот еврей настолько седым или от всего увиденного дошёл до совершенной белизны… Ну да ничего, отойдёт.

Мужики спешивались. Вова ссадил меня с коня и потянул книготорговцу руку, представляясь:

— Владимир Воронов. Моя супруга, Ольга.

— Соломон Рейзенсон, — еврей ответил на рукопожатие с классической еврейской учтивостью, — весьма наслышан о вас!

Я тоже протянула руку:

— Соломон Моисеевич! Как хорошо, что вы приехали! Нашему сложному обществу положительно не хватало живительного влияния литературы! Не пригласите нас в свой магазин?

Ну да, Остапа понесло немного. Могу я иногда себе позволить?

— Конечно, конечно, дамы и господа, я приглашаю! Наше знакомство случилось при неприятных обстоятельствах, и чтобы смягчить горечь этого ощущения, я предлагаю каждому из вас выбрать себе книгу в подарок. С величайшей благодарностью от Соломона!

Лавочка и впрямь была крошечная. А чего желать от магазина, расположенного внутри фургона? Тёмный полированный прилавок отделял совсем уж микроскопическую жилую часть от основной нежилой, заполненной стеллажами с книгами, между которыми были вделаны узкие окошки — ради света. При желании, сюда можно было набиться и ввосьмером, но перемещаться вдоль полок становилось очень неудобно. Так что мы разбились на группочки. И только Вася, пристроившись у прилавка с книгой про очередных фантастических тварей (они с Галиной воспринимали их практически как методички по превращениям), светила всем.

Свет Соломона Моисеевича впечатлил почти также сильно, как превращение в тигра. А мы уж начали привыкать. На нашем острове магия света была одним из распространённых навыков среди первопоселенцев и давно вошла в обиход. Почти как свечи и керосиновые лампы.

Хозяин лично провёл «экскурсию» для нас с бароном и пригласил за прилавок, выпить чаю. Комнатушечка была совершенно крохотная. Диванчик (на который по-джентельменски усадили меня), пара табуретов, стол, буфет. За бархатной шторой с балаболками по краям скрывались, видимо, «удобства». Во всяком случае, умывальник.

Чайник был заварен заранее, большой (книготорговец, видимо, был любитель чаи погонять), а вот кипяток к нему был из массивного термоса со стеклянной колбой. Сто лет таких не видала. В небольших вазочках стояли сухофрукты, печенюшки, конфеты. Хозяин-то сладкоежка, понятно… Мы чинно завели светскую беседу о планах, перспективах и прочем подобном.

— Я, господин барон, признаться, не ожидал, что меня ограбят так быстро и так беспардонно — посреди бела дня, в прямой видимости от других жилищ, — седые кустистые брови хозяина с изумлением и беспомощностью поднимались домиком, на лбу закладывался целый нотный стан морщинок. — Хотя, тот случай с пропавшей инспекторшей должен был меня насторожить.

— А что, — незамедлительно полюбопытствовала я, — кто-то пропал?

— Да, да. Инспектор соцзащиты, дама. Они, конечно, никаких заявлений не делали. Да и где их тут делать? Но всех опрашивали, называли приметы женщины. Я, по мере сил постарался помочь.

Слово за слово, Соломон Моисеевич пересказал нам историю о Татьяне Филипповне.

— Вы знаете, я так понял, её товарищи склоняются к версии ограбления и убийства, однако я думаю, что женщина осталась жива.

— Почему? — Вова был обманчиво равнодушен.

— Да потому что пару раз наблюдал этих самых цыган. Ещё до сегодняшнего дня. В их глазах слишком много алчности. А убийство — это же какой бессмысленный расход ресурса! Я думаю, на убийство они пойдут только ради выгоды.

— И куда же её дели? На органы продали?

Шутка у Вовы получилась ужасная.

— Вы знаете, я думал. На органы — вряд ли. Нужно оборудование: медицинские инструменты, холодильники. Это ж не свинью разрубить. В конце концов, медицинское образование хоть какое-то нужно, иначе кому такие органы будут нужны, — вот так вот, а это вовсе и не шутка… — Предполагаю, что всё гораздо прозаичнее. Вывезли её. У себя оставлять — резона нет. А вдруг её товарищи исхитрятся её найти, привлекут сторонников? Такой конфликт цыганам не нужен, это же шумиха и прочее. Так что… наши предприимчивые соседи, скорее всего, постарались быстро — и с прибылью, это важно — от неё избавиться. Продали её кому-нибудь. Читая новости с разных концов Новой Земли, приходишь к выводу, что работорговцы вездесущи.

Мы с мужем переглянулись:

— Что-то я пока у нас такого не слышала…

Соломон задумчиво отхлебнул из чашки:

— Всё когда-то случается в первый раз. Да… — старый еврей вздохнул. — Вы знаете, я, наверное, покажусь вам меркантильным, но меня очень волнует собственное будущее.

Барон поставил чашку на стол:

— Опасаетесь, что цыгане вернутся?

— Ну, вы же понимаете, что такой исход весьма вероятен…

— И?

— Забота о собственной шкуре, как бы жалко это ни звучало, заставляет меня искать покровителя. Могу я обратиться к вам, и какова будет цена?

Владимир Олегович сложил пальцы шалашиком.

— Во-первых, забота о собственной безопасности — это нормально. Иначе мы получаем истории наподобие той, что вы нам сейчас рассказали. Во-вторых, чтобы не быть голословным, я приглашаю вас на пару дней остановиться в нашей местной усадьбе. Там есть все наши документы: Манифест Белого Ворона, условия принятия подданства, список имеющихся законов. Даже если вы с ними знакомы… — еврей степенно кивнул, — пообщаетесь с народом, посмо́трите, как у нас всё устроено изнутри. В ночь на восьмое июня мы подъедем и переговорим с вами повторно.

— Мне придётся переехать к вам? Я слышал, у вас довольно большое поселение на острове?

— Не обязательно. Вы хотели обосноваться здесь?

— Вы знаете, да. Я не могу логически объяснить свой выбор, но…

— Значит, так будет лучше. В этом мире сто́ит слушать интуицию. Однако, если вы не планируете быть бродячим торговцем…

— Почему-то мне кажется, что для этого пока рановато…

— В таком случае, вам нужно что-то посолиднее. Дом. Магазин.

— С большими окнами, чтоб светло было! — подсказала я. — На ночь ставни придумать или что-нибудь в этом духе. Всё равно укреплённый двор нужен. Склады, сараи. Конюшня…

— Что-то вроде усадьбы, — согласился Вова.

— Вэй из мир*, да я же и хотел строиться! — всплеснул руками хозяин. — У меня отложена некоторая сумма на строительство, однако нужна бригада. Сам я, увы… могу разве что немножечко шить… — мы посмеялись.

*Буквально: больно мне (евр.).

Я так понимаю, выражает экспрессию.

— Будет бригада, — барон слегка прихлопнул ладонью по столу, — это мы можем обещать независимо от вашего решения: стать нашим подданным или нет.

— А цена?

— По цене — с архитекторами и плотниками. Заламывать не будем. А в случае, если вы принимаете подданство, всё, так скажем, пойдёт по себестоимости.

— И каков будет мой вклад в процветание баронства?

— Десять процентов. Как и у всех.

— И поставки книг и прочих сопутствующих товаров для нужд баронства без накруток, — вклинилась я, — с нас оптовая цена плюс логистические затраты.

Соломон Моисеевич посмотрел на меня с уважением:

— Мадам, скажите честно: в вашем роду таки были евреи?

— Вроде бы нет. Хотя… кто его знает? Сибирь, батенька — тут кого только не намешано.

— Это да.

Мы заехали в свою усадьбу вместе с книжной Соломоновой лавкой, велели Эрсану определить его так, чтобы по утрам он мог выкатывать за ворота свой магазинчик и светить вывеской неподалёку, чтоб под присмотром был. Узнали свежие новости, что сегодня прям с утра гос-охранники попытались-таки выяснить отношения с цыганами и пошли в их деревню. На этом месте Вова кисло покачал головой. Как и следовало ожидать, добром эта затея не кончилась. Началась разборка, потом драка. Что с цыганами — неизвестно, а охранники пришли сильно порепанные, а одного даже принесли.

Мда…

— Милый, теряем потенциальных союзников.

— Да хрен им! — насупился барон. — Эрсан! Парней к госслужащим отправь, пусть скажут: госпожа баронесса здесь. Пусть тащат резаного своего, заштопаем.

ПОТЕНЦИАЛЬНЫЕ СОЮЗНИКИ

Кельда

Пока мы туда-сюда, разговаривали да вопросы хозяйственные обсуждали, вернулись наши засланцы, а с ними охранники — втроём. Ну и правильно, наши тоже по одному не ходят, хоть и белый день. Тут народу всякого сейчас полно. А бережёного, как мы уже говорили…

Мы с бароном вышли встречать пришедших на крыльцо.

Даже издалека видно было, что все они помяты — двигаются скованно, больные места берегут, да и синячищи у них наличествовали, а у Дмитрия Сергеича, который старший (это я запомнила) — пластырь на полщеки — порез, видимо. С другой стороны, выглядели мужики уже сильно моложе, по нашим местным меркам — почти нормально, и это радовало. Шевелятся, значит, а не сидят кочками. Носилок у них, однако, не было.

— Ну что? — вместо «здрассьте» прищурился барон. — Всё? Не успели?

Старший сдёрнул с головы кепку:

— Жив, но… Боимся, не донесём. Может вы согласитесь… до нас… — руки его нервно мяли кепку.

Я взглянула на мужа:

— Поехали?

— Ну давай, раз уж вызвались. Мужики, трое с нами, остальные здесь дожидайтесь. Поехали.

Раненый был и правда плох. Живот ему вспороли профессионально — кишки наружу, что называется. Лежал он прямо во дворе, на разложенном на траве матрасе, уже насквозь пропитавшемся кровью и прочим всяким, что вываливается из человека, если у него порезаны потроха. Три испуганных (настолько, что даже не ревели) женщины отгоняли ветками мух, слетевшихся на столь привлекательные запахи. Судя по облепившим лоб мокрым волосам, температура у мужика была высокая. Что удивительно, был он в сознании и наблюдал прибытие нашей делегации лихорадочно блестевшими глазами. Может, он принял нас за бред? Побежали же вроде за доктором. А приехал кто? Я, как назло, опять в парадном платье. Галя с Васей, увязавшиеся с нами из любопытства — тоже принаряжены. Прям выезд Бургундского двора.

Блин, кровищи-то… Ну ничего, со стороны головы подойду, мне это некритично.

Дмитрий Сергеич с тревогой заглянул мне в лицо:

— А инструментов у вас с собой нет?

— Хирургические имеете в виду? — он кивнул. — У меня их в принципе нет.

— А…

— Принесите туристический коврик или одеяло, быстро. Поговорить сможем потом.

Одеяло образовалось мгновенно.

— Куда?

— За головой стелите. Сложите в четыре слоя.

Весь небольшой лагерь собрался вокруг.

— Скажите, что нужно?.. Нитки, иглы?.. Дезинфицирующее?..

Я опустилась на колени за головой лежащего:

— Воды согрейте побольше, человеку помыться надо будет. И мне чаю заварите. Чёрного. И я люблю с молоком, горячий, без сахара, и чтоб что-нибудь к чаю, — люди недоумённо переглянулись между собой, но какое-то движение началось. — Ну что, дружок, как тебя угораздило вот так-то? — я положила руку ему на лоб, постаравшись отключиться от запаха. Да ничего особенного. Большая грязная дыра в животе. Видали хуже. Вон, хоть якутов вспомнить.

Мужик не отвечал. Подозреваю, и вправду принял меня за глюк.

Я погрузилась в полутранс. В полной отключке смысла не было, тем более что сидеть было неудобно — в таком положении и завалиться недолго, не комильфо и платье жалко. Дополнительный плюс в том, что при неполном погружении разговаривать можно, хотя голос и начинает звучать странно, как будто в банку говоришь.

Ну что, первым делом чистим рану. И подпитать немножко энергией, уж больно кровопотеря большая.

Мужик почувствовал что что-то происходит и слегка дёрнулся.

— Ты мне не ёрзай давай, а то вырублю.

Он замер и напрягся, потом всё-таки хрипло спросил:

— Как это?

— Молча. Исцеляющий сон. Сперва спишь. Потом подрываешься и бежишь на трудовой подвиг.

Некоторое время он обдумывал эту информацию.

— Думаешь, я выживу?

— Что значит «думаешь»?

— Я видел, что бывает с людьми с такой дырой в животе, если не повезло вовремя до госпиталя добраться…

Блин, что с его голосом-то? Раздражает меня вот этот хрип и бульканье. Ну-ка…

— Да и если довезли — не вариант, что жив останется… — а вот теперь гораздо лучше звучит!

— Ну-ка, расскажи поподробнее.

Мужик начал историю. Какая-то война, грязь, кровь и страшные раны — я практически и не слушала, сосредоточившись на заживлении. Минут через пять всё было закончено. Да и история про полевой госпиталь закончилась, и финал был предсказуемо не очень приятным.

— Ну, тогда тебе сильно повезло, что я люблю читать, — я отряхнула руки и встала. — Всё, иди сожги свою шко́нку, отмойся как следует и купи у Соломона какую-нибудь книжку. Если б не его лавка — хрен бы я сегодня здесь оказалась, — пациент смотрел на меня неверяще. — Ну, чего лежим-то? Вставай, страна огромная! Делай, что говорят!

Мужик осторожно ощупал живот. Потом сел. Потом встал. Я предупреждающе выставила перед сбой руки:

— Чур не обниматься! Баня, баня — срочно! И барахло это сыми!

— Дядь Вова! — вылезла из-за моего плеча Василиса. — А можно я это сожгу? Я вчера тренировалась!

Получив разрешающий кивок, Василиса запалила матрас с нескольких точек одновременно. Запах и прежде был ужасный, а теперь стал просто ураган.

— Давай уж тогда мощи́ добавь, — поморщился барон, — сколько будем это нюхать…

У Васьки на лбу выступили капли пота. Огонь усилился, слился в линию, которая начала расширяться, продвигаясь одновременно в обе стороны, пока на земле не остался лишь прямоугольник горячей золы. Стоявшие в круг люди наблюдали за действом: наши — с любопытством (явно прикидывая, как и где можно использовать эти новые магические способности), госслужба — с офигением. Ничё, привыкнут.

Я потихоньку попросила Эйру послать ветерка, чтобы сдул эту вонь, и порадовалась, когда моя просьба была услышана. Вот спасибо! Ну что ж, раз богиня смотрит…

— Эх, гулять так гулять! Стройтесь, бойцы! Ради благоволения Эйры, лечить вас буду. Девушка, спасибо за ваше старание, но можно уже не поддувать, — голубоглазая инспекторша (кстати, выглядевшая уже си-и-ильно моложе остальных), которую заклинило на помахивании веткой, покраснела и спрятала её за́ спину. — Давайте лучше, на стол накрывайте. Чай пить будем.

Ушибы. Порезы. Отбитые органы. Практикум, короче. Мелочи жизни.

Дмитрий Сергеич стоял последним. Как капитан на мостике, блин. Дыра в щеке при ближайшем рассмотрении мне не понравилась ещё больше. В глаз же целили.

— Ну вот что вас туда понесло? — с досадой спросила я. — Вы что, не знаете, сколько там цыган? Как минимум четверо на одного! Это ещё баб не считая.

— А что нам было делать? Бросить своего человека? — он надулся.

— Нет, блин, умереть в едином порыве! Зашибись, стратегия! И как вам результат?… Всё. Где руки помыть?

Столы переставили по-другому, большим квадратом. Женщины суетились, накрывая.

— Может, покушаете с нами, — подошла ко мне Антонина, — а потом уж чай? Картошка с тушёнкой?

— Мне только немножко. А молоко поди сгущённое?

— Да. Не подойдёт?..

— Ничего, нормально. Корову вам надо завести, — посоветовала я, и глядя на вытянувшиеся лица женщин, пояснила: — Как говорил кот Матроскин: «Есть такие специальные коровы для котов — козы называются!» Или это Шарик ему говорил?.. Хотите, козу вам подарю?

Вова сел рядом со старшим группы.

— Как вам вообще уйти удалось? Делись.

Дмитрий Сергеич покряхтел.

— Да… Внутрь нас всё равно не пустили. Вышли они перед ворота, и… не разговор получился, а крик один. Бабы эти… Слово за́ слово, я возьми и брякни, что свидетель есть, как они сотрудницу увели. Думал, на понт возьму, а… Херня вышла короче. Извините, — кивнул он в мою сторону.

— Да ладно.

— Ну, они как про свидетеля услышали — как с катушек послетали. С ножами на нас.

— Ну? — подбодрил барон.

— Ну чё. Это мечей у нас нет, а ножи-то тоже у всех есть. Потом, цыганы в строю вообще работать не умеют, лезут толпой, друг другу мешают.

Вова согласно покивал.

— Они сперва вроде огрызались, подначивали друг друга. А потом тупо массой задавили, Санька́ порезали, ну и… и мы начали на поражение тоже.

— Чё ждали-то? — кисло спросил Вова. — С ножами лезут…

— Ты понимаешь, — Дмитрий Сергеич с досадой бросил ложку в тарелку, кусок очевидно не лез ему в горло, — вот тут, — он постучал себя пальцем по лбу, — инструкции все эти задолбленные. Типа как несанкционированный митинг разгоняешь.

— Забудь как страшный сон. Тем более — ни брони, ни щитов у вас. Один пропущенный удар — и ты покойник. Вам реально повезло, что мы приехали. Милость богов, не иначе… С той стороны раненые есть?

— А ты думаешь, как мы ушли? Такой замес был. Минимум четверо тяжёлых, ну и так — руки-ноги по мелочи. Только тогда отстали, вокруг своих начали скакать. Мы Санька́ подхватили — и ходу.

Барон устало откинулся на спинку кресла и потёр лицо.

— С-с-сука… Вот как первый дуба даст, так и придут вас резать. Всем табором. Кровная месть, такие дела.

Олеся Васильевна (та, самая молодая, я уж успела познакомиться), наклонившаяся, чтобы поставить передо мной чашку с чаем, замерла. Глаза у неё стали большие и круглые. За столом молчали, глядя на нас. А Вова смотрел на старшего и тоже молчал. У меня у первой не выдержали нервы:

— Ну что, так и будем в гляделки играть? Я так не могу. Мне, конечно, всегда всех жалко: людей, щенят, котят, но…

Барон встал:

— Простите, дамы и господа, но на тех условиях, которые есть сейчас, в этом конфликте я могу выступить только как нейтральная сторона. Могу принять под защиту баб, помочь с оружием. Всё.

Лидия Григорьевна, несказанно меня удивив, решительно подняла руку:

— Извините! Можно мне сказать?

— Говорите, — барон сложил руки на груди

— Пока мужчины пытались решить что-то с пропажей Татьяны, мы с девочками сходили в МФЦ и попросили откопировать ваш Манифест, условия принятия подданства и законы — всё, что было.

— Так.

— Мы всё утро читали, думали.

— Ближе к делу, пожалуйста.

Лидия Григорьевна нервно поправила пиджачок.

— Вы знаете, — сейчас она обращалась даже не к барону, а ко всем, — там всё очень здраво, очень разумно. Поймите, нам, вот в таком вот нашем составе как сейчас, и при наших условиях — не выжить. Здесь всё оказалось не так, как нам описывали. Другие реалии, к которым нужно приспосабливаться. Мы как раз хотели с вами обсудить, когда… когда Сашу принесли. Стать частью большой общности — единственный шанс для нас. Одно только может создать сложность — условие испытательного срока, хотя бы месяц. Я так понимаю, в это время мы — никто?

— А вот это вы неверно поняли. Заявив о своём намерении принести личную клятву, вы автоматически попадёте под мою защиту. Вот если пото́м у нас не срастётся — вы её также автоматически потеряете, — Владимир Олегович обвёл взглядом сидящих за столом. — Ваше слово, мужики.

Дмитрий Сергеевич угрюмо поднялся:

— Один вопрос. А как же служба наша? Плюнуть, разорвать контракты?

— Зачем? Охрана порядка — дело хорошее. Если только иркутская сторона не начнёт ставить перед вами задачи, которые будут работать против баронства. Тогда — да, придётся выбирать.

Охранники переглянулись.

— Разрешите ознакомиться с документами?

— Конечно, — барон сел, — девушки, принесите ваши копии. И пока мужчины читают, давайте чаю, что ли?

Мужики сели в тесный круг и начали очень серьёзно читать манифест, комментируя и споря.

Лидия Григорьевна поставила перед Вовой чашку. Он кивнул.

— Благодарю. На вашем месте я бы начал собирать вещи. Вам троим, девушки, оставаться здесь вдвойне небезопасно. Более того, если начнутся боевые действия, вы станете помехой и обузой, — Лидия Григорьевна хотела что-то возразить, и барон предупредительно поднял палец: — А ещё, если хотите быть моими подданными, вы должны научиться исполнять приказы быстро и чётко. Идите, собирайтесь.

Три инспекторши переглянулись и синхронно кивнули, однако уйти никуда не успели. В груди у меня кольнуло и одновременно с этим с юга, со стороны цыганского посёлка послышался нарастающий гул.

— Поздняк метаться, они идут. Вася иди сюда, силы тебе восстановлю.

— Мам, я же не смогу огнём, ты видела.

— Видела, не сможешь толком пока ничего. Но есть мысль.

МЫ ОКАЗЫВАЕМСЯ В СЕРЕДИНЕ КОНФЛИКТА

Кельда

Толпа была знатная. Моё предположение о том, что на каждого охранника приходится по четыре цыгана, основывалось на прошлогоднем воспоминании о стычке во время их перехода. Но с тех пор количество братьев наших ушлых выросло минимум вдвое! Детей в этой толпе не было, но было множество женщин, так же яростно потрясающих ножами. Часть мужчин были верхами, но они не обгоняли основную массу, а крутились вокруг, нагоняя эмоцию. И всё это бешено орало. Они как раз перевалили невысокий холм и спускались с него большим чёрным пятном. Минут через десять эта клякса будет здесь.

В середине толпы я заметила очень богатую открытую коляску, запряжённую парой красивых тёмно-гнедых коней с заплетёнными в мелкие косички чёрными гривами и плюмажами (плюмажами!). Ну на-а-адо же, сам цыганский барон пожаловал, как там его: Петша… Пешта? Да блин, запомню я когда-нибудь?

— Мужики, ворота закрываем! — закричал кто-то.

— Нет! — барон тоже рассматривал движущуюся толпу. — Полезут со всех щелей, нахера нам такое счастье. Наоборот, откройте нараспашку. Они должны хотеть забежать сюда через ворота, желательно все… Бл**ь, а я даже без доспеха! Галина, без команды не оборачиваться! И только дракон!

— Поняла.

Да уж, не собирались мы сегодня воевать. Кевларовые безрукавки, максимально облегчённые по летней жаре, были больше похожи на жилеты и стратегически устрашающего впечатления вовсе не производили.

Подобьём итог по активу. У нас есть барон плюс три мечника, двенадцать ветеранов силовых структур (в основном, как я понимаю, полиции), вооружённые… хм… ножиками, маленький маг огня, который умеет зажигать точечные костры и давать свет, я и Галя. Ну, Галя — это большой и жирный бонус. Можно сказать, гиря. В образе грифона её, может быть, всей этой толпой ножами и затыкали бы, а вот дракона — вспотеют, прошу пардону.

Глирдан, попивающий чаёк и азартно стреляющий во все стороны глазами (как же! нежданно-негаданно — материал для новой песни(!) а точнее — баллады, ибо романтизация средневековой эстетики неистребима…) вдруг подскочил на своём чурбаке как мячик:

— Господин барон! А ведь это цыгане кровную вражду развязали! Выкрали женщину, убили или продали… Если на этом сыграть?

Владимир Олегыч прищурился:

— Попробуем. Так, со мной пойдут только мои: мужики и Галя. Галина, помнишь? Без команды…

— Так точно, бать!

— А мы⁈ — вскинулся Дмитрий Сергеич.

— Вы что решили? — несколько отстранённо спросил барон.

— С вами. Если от ворот поворот не дадите, конечно.

— Ну, раз с нами, слушай мою команду: разобрать топоры, сколько есть, укрыться с двух сторон от ворот внутри ограды и не отсвечивать. Женщин ваших — в фургон, чтоб сидели тихо как мыши. Увидят кого из вас — ломанутся, никакая магия не поможет.

Да уж. Было ясно, что такой массой цыгане просто затопчут маленький лагерь, как кавказские блохи собаку при звуке лезгинки.

24. Я СНОВА ВСПОМИНАЮ ЛЕРМОНТОВА

«ВЫ НЕ ПОЛУЧИТЕ НИКОГО!»

Кельда

Толпа была уже близко. Конные, раззадоривая себя криками и угрозами, продолжали крутиться вокруг пеших каруселью. Ну ничё, щас мы свою карусельку тоже запустим.

— Вася, заводи!

Два десятка светящихся шаров вылетели из ворот и, набирая скорость, понеслись вдоль ограды налево, всё больше разгоняясь, превращаясь в светящиеся полосы, замыкая лагерь госслужбы в бело-жёлтое мерцающее кольцо. Выглядело внушительно, даром что большая люстра. Теперь моё дело было вкачивать в Василису энергию и следить, чтоб от такой концентрации дочь моя младшая не потеряла сознание. Мы с ней сидели прямо посреди лагеря за столом и типа пили чай.

Толпа несколько смешалась, сбившись напротив входа, но запал не потеряла, вытягивая шеи и кровожадно высматривая жертвы сквозь проём распахнутых ворот. Барон и четверо назначенных с ним выехали за ворота и остановились внутри светящегося кольца. Слишком широкий круг Василиса держать не могла — только на то расстояние, до которого доставала её новая магия, так что стояли наши довольно плотно, но узнаваемо. Толпа загомонила сильнее. Особенно старалась молодёжь. Они кричали всё громче, подскакивая к нашей «люстре» и размахивая руками. Вот кто-то оказался в непосредственной близости от мелькающей иллюминации…

Я поднесла кружку ко рту:

— Вася, давай!

Одежда на крикуне вспыхнула, на подбежавшем к нему тоже. Парни закричали и кинулись обратно, толпа отшатнулась назад, женский визг сделался оглушающим. Наконец кто-то в этой каше догадался повалить их на землю и сбить пламя. Основной необходимый эффект был достигнут — они не полезли нахрапом. Теперь между толпой и светящейся «оградой» была санитарная зона — метров пять.

Чёрная цыганская масса ворочалась и злобилась в нашу сторону. Ряды заколыхались, нарядная коляска цыганского барона выдвинулась вперёд, остановившись боком, чтобы уважаемому человеку удобно было беседовать. Петша Харманович махнул рукой, устанавливая тишину.

— Господин барон? — вежливо уточнил старый цыган.

Да, тело его помолодело, и по всем повадкам стало понятно — как и почему он стал вожаком этого непростого трайба: это был типичный альфа-самец, быстрый, хищный, резкий. А теперь ещё и с огромным жизненным опытом за плечами — опыт-то никуда не делся.

— Он самый, — ответил ВладимирОлегович.

— Зря ты решил вмешаться. Это не твоя проблема, не твоя печаль, Белый Ворон. Эти люди уже убили двоих наших, а несколько человек до сих пор качаются между жизнью и смертью. Дай нам разобраться с ними — мы выполним свой долг и уйдём.

Вова помолчал, словно раздумывая.

— Послушай меня, Петша Харманович. Ты же умный мужик — так послушай внимательно. Сегодня я оказался в этом доме случайно, как гость — и люди попросили меня о защите, минуты не прошло — и вот уже ты со своими ребятишками нарисовался. Не видишь ли ты во всём этом руку богов?

Цыганский барон набычился:

— В этом споре боги должны быть на нашей стороне! Ментовски́е убили моих людей! — табор ответил ему дружным рёвом и качнулся ближе. Цыганский барон выждал с полминуты, с блатным прищуром рассматривая нашего барона, и снова махнул рукой — дайте, мол, тишину — услышать ответ.

Вова смотрел на него тяжело:

— Боги. Никому. Ничего. Не должны. Даже не ждите. Ты говоришь о долге перед своими людьми, барон — что, думаешь у других таких долгов нет? На пустом месте, что ли, они пришли к вам разбираться? Вместо того, чтобы как положено спросить со своих, рассудить людей, вы решили замести следы, остальных по-тихому прирезать, а когда не вышло — собрали народу побольше? И ты мне ещё говоришь о долгах⁈ Где те мерзавцы, которые ограбили и увели женщину? Кто с них спросил⁈ Они развязали вражду, замарались кровью! Вас замарали! Тебя! Кто ответит за неё⁈ Ты⁈

Возбуждённые цыгане ворчали и вскрикивали. Полностью сосредоточившись на раскрытых воротах, перед которыми стояли всего лишь пять человек, отделяя толпу от тех, кого требовалось немедленно убить, а затем и пограбить, они не замечали, что по улице со стороны нашей усадьбы скачет маленький, но очень злой отряд. Аж восемнадцать бойцов. Приехали-то мы, конечно, налегке, но в усадебной оружейке было достаточно всякого, чтобы вооружить и вчетверо больше народу.

Короче, с нашей башенки цыган стало видно только когда они подошли ближе к лагерю госслужбы. Наблюдатель понял, что происходит неладное, нарядились парни в авральном режиме и понеслись, оставив Сардаану караулить засов на воротах.

Они даже алабаев с собой прихватили. Боевой беловоронский алабай ростом с хорошего телёнка, весит хорошо за сотню килограмм, расписан по шерсти рунами прочности и до кучи умеет драться в кольчуге. И соображает на порядок лучше среднестатистического пса. Если Андле когда-нибудь научит их говорить, это ваще будет обосратушки.

И сейчас этот закованный в железо отряд вклинился между бароном и толпой по ту сторону светящегося кольца, ощетинившись копьями и рыча. Натурально вам говорю, рычали все, но у алабаев выходило, конечно, страшнее — гулко и глубоко.

Толпа была уже достаточно взбудоражена, чтобы броситься даже на такого противника — главное, этот противник был в доступе. Я начала переживать за парней. Цыгане и так обезбашенные, а тут все на взводе, к тому же их было тупо в десять раз больше. Что если задавят наших мальчишек массой? Нет, маловероятно, конечно, — а вдруг? Случайных и дурацких смертей мне категорически не хотелось…

И тут зарычал барон:

— Я сказал, что сегодня здесь вы не получите никого!

«НЕ ДОВОДИ ДО ПРЕДЕЛА…»

Соцдамы

Три социнспекторши смотрели за разворачивающимися событиями из задёрнутого тюлем окна фургона. В котором их, можно сказать, заперли. Окно выходило прямо на ворота, за которым виднелось пятеро всадников. Цыганская толпа была страшной даже сквозь сияющие кольца, в который заключила лагерь эта девочка.

— Кто бы мог подумать? — удивлённо протянула Лидия Григорьевна. — Девочка — маг огня… Надо же…

— Меня другое удивляет, — Антонина Ивановна отступила от окна, не в силах больше на это смотреть; но не смотреть оказалось ещё страшнее, и она вернулась, — почему он не взял никого из наших мужчин, но взял девушку?

— Может быть, она хороший боец? — Олеся Васильевна глазела на всё с поразительным легкомыслием, словно и не их пришли убивать вовсе; отлепившись от окна, в которое было видно выход, она с восторгом уставилась в противоположное, в котором мелькали бело-жёлтые светящиеся полосы. — Класс! Как будто в кольцах Сатурна летим! Или в комете!

Лидия Григорьевна посмотрела на неё несколько раздражённо:

— Знаешь, Олеська, ты как будто не до двадцати пяти помолодела, а до пяти! Ты понимаешь, что эти там — по наши души тоже?

— И что⁈ Хочу умереть счастливой! Жаль, пофлиртовать ни с кем не успела…

Лида покачала головой и вновь продолжила свои наблюдения. Барон держался уверенно. И ведь, что удивительно — совсем не боится! Слышно было плоховато, но какие интонации! Явно привык людьми командовать. Цыганского барона слышно было вовсе плохо, но лицо… Тоже стои́т над людьми, но больше… как уголовный авторитет, что ли? Вон, как смотрит…

До них донёсся рёв толпы.

— В этом крике — жажда мести… — автоматически пробормотала Лида*.

*Песня о буревестнике же. Или песнь?

— Ну ты вспомнила! — фыркнула Олеся, и переметнулась к окошку с видом на ворота. — Ой! Смотри каки-и-и-е-е-е…

Появление всадников в доспехах не успокоило, а напротив — подстегнуло толпу. У Антонины остро засосало под ложечкой. Барон Владимир что-то выкрикнул, явно угрожающее. И рукой махнул.

«Он сказал: „Поехали!“ — он махнул рукой…» Лида передёрнулась: да что за цитаты сегодня в голову лезут?

— А чего это они? — Олеся вытянула шею, стараясь разглядеть…

Девушка, которая называла барона Владимира «батя» пригнулась в седле и… исчезла…

— А! — хором вскрикнули все трое.

А спустя мгновение:

— А-а-а!!!

— Ни фига себе!!! — восторженно выкрикнула Олеся Васильевна. — Я бы тоже так хотела!

«ДО ПРЕДЕЛА НЕ ДОВОДИ!»

Кельда

Галина на короткий, мало кем осознаваемый миг стала стрижом, рванула вверх, чтобы набрать десяток драгоценных метров высоты — и распахнула огромные, двадцатиметровые бронзово-золотые крылья.

Чудовищный рёв заставил стенки фургончиков мелко задрожать. Непривычные к таким спецэффектам цыганские кони бросились в разные стороны. Дракониха пронеслась над толпой, обдав лица волнами воздуха вместе с поднятым с земли сором, и сделала резкий поворот. Она заходила со стороны солнца, поливая землю перед собой предупреждающей огненной струёй.

Ну что, опять Лермонтов? Ой, икает он на том свете, наверное…

Куча получилась не хуже, чем была толпа — большая и хаотическая. По-моему уже были пострадавшие — ушибленные, притоптанные и получившие случайные резаные раны от впавших в панику своих же соплеменников. Люди бежали, стараясь укрыться под деревьями, кто-то бросился в сторону деревни и начал ломиться в ворота усадеб. Лагерь госслужбы стоял на самом отшибе — недавний же, за забором у него начинался луг, в отдалении переходящий в лес. И вот, пока стайки разрозненных цыган не добежали до леса, Галя носилась над ними, заставляя иных метаться в разные стороны, подпаливая пятна травы то справа, то слева… Хулиганка. В целом, это было похоже на курятник, в который вломился большой, жизнерадостный и игривый щенок.

Мы с Василисой уже сняли нашу люстру, выпустили из фургона инспекторш и вместе с остальными выбрались за ворота. Вова, что-то обсуждавший с Эрсаном, покосился на соцзащитных дам и строго сказал:

— И что стоим? Приказ собирать вещички никто не отменял!

ПОСТРАДАВШИЕ

Кельда

Поле несостоявшейся битвы однозначно осталось за нами. И я даже была рада, что таким образом всё вышло. Отряд тяжело закованных мечников, конечно, способен покрошить и не такую толпу. Но вот так, из-за одной дуры, начинать геноцид? Нашли тоже Елену Троянскую! К тому же, у меня оставалась надежда, что стоявшие напротив нас люди всё-таки возьмутся за ум. Ну, хотя бы отдельные граждане.

Самое досадное было, что в этой каше пострадали некоторые лошади. Кто ноги по оврагам поломал, кто от запаниковавшей толпы резаные раны получил. Всякое. Некоторые пытались подняться, призывно ржали, даже кричали. Злобные дураки пусть сами как хотят, а коней мне было жалко. Тем более, что хозяева их побросали, помчавшись спасать собственные шкуры. Осуждать их было сложно. Станешь тут про лошадь вспоминать, когда за тобой дракон гонится…

Короче, рассудив, что поговорка «что с бою взято — то свято» вполне подходит к нынешней ситуации, я взяла с собой пяток человек охраны (на всякий пожарный) и отправилась целить лошадок. И экспроприировать, конечно.

Животи́ны у цыган были помельче наших и пожиже — мы всё же своих уже четыре года тяжеловозами разбавляем — но ухожены хорошо. Пусть. Рейнджерятам тренироваться пойдут.

Гали́на закончила нареза́ть круги над лугом и присела чуть в стороне, призывно рыкнув в нашу сторону. Эх, давно она пытается речь совместить с превращениями, но пока — никак. Мы развернулись к ней. В гуще разнотравья обнаружился незаметный со стороны овраг, на краю которого Галюня и сидела.

В овраге было натурально тесно. Помимо трёх кричащих от боли лошадей здесь обнаружилась ещё и довольно крупная тётка в яркой, прямо-таки кроваво-красной юбке и со сплошь расцарапанным лицом. Я аж оглянулась — нет ли поблизости боярышника или акации. Хотя одежда-то у неё целая, разве что увозилась она, пока под откос летела. Мда, загадки во тьме… Тьфу, блин, вспомнится же… Тётка смотрела на нас с такой бешеной смесью страха и ненависти, что эмоции практически перехлёстывали через край.

Так, сперва лошадки.

Пока я лечила лошадей, цыганка таращилась на меня, тяжело дыша сквозь зубы. Пыталась даже отползти, упираясь руками. Глупая идея. Да и не уползла бы она никуда при такой травме позвоночника — вся нижняя часть парализована. И что-то у неё явно было ко мне, не то что бы личные счёты, но всё же… Я закончила и подошла ближе, разглядывая её — не столько снаружи, сколько изнутри. Ой, как интересно…

— Матушка кельда! Там ещё одна лошадь раненая. Только она того, с хозяином.

— М? Ну давай посмотрим с хозяином. Хозяева тоже разные бывают.

Мы въехали в лес и не успели особо углубиться, как увидели и лошадь, и хозяина.

— Пашка, ну ты даёшь! Ты что — не мог сказать, что баронская лошадь, что ли?

Вот же шалопутный…

Повозка была разбита, один из жеребцов переступал рядом с ней, поминутно наклоняясь и обнюхивая второго, лежащего с неестественно вывернутой ногой и… мама моя… с пропоротым брюхом. Этот второй даже уже не кричал, только тяжело хрипел, выпуская меж зубов кровавую пену. Рядом на коленях стоял хозяин. Барон плакал, скрючившись над… над другом?

Ну что, Петша Харманович, есть в тебе, видать, и что-то доброе. Он не обратил внимания ни на спешившихся моих четырёх охранников, ни на мои вокруг хождения. И только когда я положила ладонь на лошадиный лоб, впился в меня безумным взглядом. Жеребец, почувствовав облегчение, перестал хрипеть и замер. Сперва брюшную полость.

— Я держу, а ты вынь у него из живота чужеродный предмет. Дёргаться не будет, я обезболю. Давай. Парни, если что, помогут.

Цыганский барон кинулся выполнять. Дальше было дело техники.

Барон наконец перестал обниматься со спасённым жеребцом и обернулся ко мне:

— Что хочешь проси! Клянусь, всё для тебя сделаю!

Сильное заявление.

— Вот что, Петша Харманович, я немного подумаю, что бы мне такое попросить. А пока думаю, предлагаю маленько прогуляться. Есть у меня кое-что для тебя интересное. Тут недалеко.

Он сощурился — перемазанный в земле и конской крови, но совершенно счастливый.

— А поехали!

Мы получили возможность убедиться, что старый цыган прекрасно ездит верхом и без седла.

— Пашка, дуй к барону, пусть тоже к оврагу подъедет! И ДмитСергеича тоже с собой захватит. И Лиду, наверное.

И СЛЕДСТВИЕ, И СУД…

Таким образом, вокруг лежащей на дне оврага женщины в красной юбке собрались все заинтересованные лица. Цыганский барон, увидев её, нахмурился:

— Земфира? Её ты хотела показать? Она сегодня без мужа осталась, вдова. Что с ней? Сможешь вылечить? Я заплачу́!

— С ней — перелом позвоночника и паралич нижней части тела. Но дело не в этом. Предлагаю всем спешиться, господа, и удобно присесть на травке, потому что история будет не самая короткая и, возможно, вам захочется задать даме некоторые вопросы.

— Пострадавшей? — уточнил Дмитрий Сергеевич.

— Я бы не стала так уверенно называть её пострадавшей, учитывая, что именно с неё началась вся эта история, в результате которой один человек уже пропал без вести, а двое погибли.

Цыганский барон посмотрел на меня очень внимательно:

— Откуда знаешь? Они с мужем оба клялись мне, что никакой пропавшей бабы не видели, не знают!

— Вижу, уважаемый. Я могу лично рассказать всю историю — но это будет моё слово. Так что пусть рассказывает сама.

Он несколько секунд внимательно смотрел мне в глаза, затем дёрнул головой и первым сел на краю обрыва:

— Говори, Земфирка! Всё рассказывай, иначе пожалеешь, что жива осталась!

Муж расстелил для меня свою куртку, так что мне осталось только сесть и слушать, пока мужики вели этот странный допрос. И, конечно, она им всё рассказала. А если пыталась юлить, я говорила: «Врёт!» — или: «Не всё говорит!» — и тогда цыганский барон страшно гортанно ругался и скрежетал зубами, а испуганная баба вываливала подробности.

Короче, через пятнадцать минут мы знали историю во всех деталях, а цыганский барон сидел мрачнее тучи. В конце концов он плюнул в сторону Земфиры, сказал что-то резкое, от чего она сделалась белая, как стена и тоненько завыла — и хотел уехать.

— Погоди, Петша! — остановил его наш барон. — Теперь нам скажи, что ей сказал.

Цыган зло пожевал губами:

— Ругательства не буду переводить. Ни к чему. А про остальное… Если бы они с мужем сказали мне, как есть, я бы по-другому велел с пришлыми мужиками говорить. По-другому бы решали. Они клялись мне! Мне клялись!!! — он так страшно побагровел, я уж думала, его удар хватит. — Двадцать четыре часа ей дал покинуть посёлок. Она изгнана. И мужу то же сказал бы, если бы он ещё был жив.

— Так он поэтому уже и не жив, — раздумчиво сказал Вова. — Вэр не выносит ложных клятв. Суток не прошло — оба получили своё наказание… Ладно. Что с кровной враждой?

Петша погладил чёрные косички конской гривы.

— Я буду говорить с людьми. Я считаю, что вопрос надо закрыть. Нет вражды.

Понятно. Цыганский барон считает так. Но цыгане — птицы вольные, не все могут с ним согласиться.

И то хлеб.

Цыган уехал, а я подвинулась поближе к Земфире. Ясно теперь, чего у неё лицо расцарапано. По мужу горевала. Что ж, даже преступники имеют право на чувства.

— Земфира, а если бы у той Татьяны муж был, ты бы её просто ограбила? Или продали бы их в рабство вместе?

Она затрясла губами и отвернулась к противоположному склону оврага. Спуститься, что ли? Да нет, лазить не охота…

— Вопрос у меня к тебе серьёзный. Видишь ли, поскольку ты в изгнании и защиты у тебя нет, я могу коварно напасть на тебя, прямо сейчас, и обратить тебя в рабство. Пожизненно. Во-о-от… Но я женщина добрая и мягкосердечная. И я предлагаю тебе вот что. Я тебя исцелю. И ты пойдёшь ко мне в рабство, добровольно. Бессрочно. До тех пор, пока я не решу, что ты уже можешь жить свободным человеком, не воруя и не гадя людям другими способами. Тогда я тебя освобожу. Да, кстати, деньги, которые ты у Татьяны отжала, мне отдашь. Только не ври, что в посёлке их оставила — там и без тебя ушлых полно, живо прошерстили бы. Только долго не думай. Лежишь ты уже давно. Скоро из тебя полезет не лучшая субстанция, даже если твоя… нижняя часть этого и не почувствует. Я, конечно, могу прийти и завтра. Надеюсь, тут нет волков… — я встала, чтобы потянуться, и услышала торопливое:

— Подожди! Я согласна!

— Учти: будешь ненавидеть меня — сдохнешь.

Вот теперь она испугалась по-настоящему.

25. ПУТЬ САМУР… (зачеркнуть) СОЦИНСПЕКТОРА. НАЧАЛО

СОЦДАМЫ ЕДУТ В СЕРЫЙ КАМЕНЬ

День шестое июня тоже получился бесконечным…

Кельда

Назад мы ехали непривычно засветло. Взяли в нашей усадьбе небольшую дежурную тележку с парой лошадок, погрузили в неё трёх инспекторш с их барахлом. Всё же отчёты по усыновлённым детям необходимо было сделать.

Охранники остались в нашей усадьбе, потому как было у меня такое подозрение, что таки не все цыганские семьи согласятся с тем, что нет у нас кровной вражды. Притащили их фургончики, расставили пока по двору. Справа от нас был наш же застолблённый кусок, на котором собирались построить всякого разного в связи с «расширением штата», а слева, это тоже уже решили, будет двор книготорговца — под присмотром.

Перед самым отъездом Дмитрий Сергеич и Лидия Григорьевна составили с нашей помощью совместную докладную о произошедшем ЧП (со всякими формулировками, типа: «вопреки предупреждениям в одиночку покинула лагерь», «не оставила сведений о цели своего выхода», «вступила в общение с преступными элементами» и тому подобное), приложили документы, свидетельские показания — куча бумаг получилась, и всё равно у Дмитрия Сергеича были кислые предчувствия, что писать ещё всяких объяснительных — не переписать.

Я напоследок предложила ему наехать на начальство (а что, лучшее средство защиты — нападение!) касательно более жёсткого вводного инструктажа для всего персонала — и под роспись! И чтоб прописано было, что каждый человек несёт за себя персональную ответственность: за свои похождения, контакты и всё такое прочее. А то набегут сейчас инфантильные граждане, нянчись с ними потом…

Земфиру я растрясла на бабки и отправила в посёлок за вещами. Сутки у неё ещё есть — потом вступает в силу нехилый такой цыганский закон: изгнанную имеет право убить любой цыган, которому это взбредёт в голову. Так что я велела ей пошевеливаться. Нефиг на казённом обеспечении сидеть, когда всё своё есть. Предупредила, конечно, чтоб не вздумала дурить: за нарушение рабской клятвы сильное и очень болезненное наказание следует сразу, не успеешь исправиться — умрёшь. Вэр — богиня строгая. Цыганка угрюмо кивнула и ушла. Посмотрим, что будет.

Так вот, ехали светлым вечером. Обычно ночью как-то неловко громко разговаривать, не то что кричать — тёмный лес, он настраивает. А тут… Глирдан вздумал прямо сразу, по свежим следам, сочинить хотя бы кусок баллады (я про средневековую моду на эстетику говорила, да?), и все кому не лень немедленно взялись ему помогать. Под гитару. Особенно всем зашла сцена про дракона. Галя с Васей наперегонки упражнялись в подборе эпитетов. И все ржали на весь лес. В конце концов мне надоело это слушать, и я велела им всем кончать валять дурака и спеть что-нибудь приличное.

Олеся Васильевна следила за всем этим процессом с величайшим энтузиазмом, а потом во время одной из пауз с любопытством спросила Глирдана:

— Скажите пожалуйста, а вот уши у вас такие… необычные…

— Почему же необычные? — удивился бард, — Самые обычные уши для эльфа.

— А-а-а… Это вроде маскарада? Дочка у меня увлекается, — на самом деле, инспекторша хотела сказать «внучка», но постеснялась, и потому слегка покраснела. — Как это… кросплей?

— Косплей! — строго уточнила Лидия Григорьевна, которой на вид всё ещё можно было дать лет сорок.

— Да нет! — Глирдан засмеялся. — Это не косплей. Просто я эльф. И уши у меня натуральные, эльфийские, — он подъехал чуть ближе к повозке и слегка наклонился в седле, проникновенно заглядывая инспекторше в глаза: — Обычно я этого не делаю, но вам, несравненная Олеся*, я могу дать их потрогать, — голос у него при этом сделался совершенно бархатный.

Вот стервец!

Все три соцдамы дружно покраснели.

*Справедливости ради, надо сказать, что Олеся

на непредвзятый взгляд (особенно мужской)

и впрямь была весьма: большая грудь и приличная попа

(то, что некоторое время назад

было принято называть «бразильской»),

при довольно узкой талии.

Женщина-гитара.

Моя бабушка называла таких фигуристыми.

Плюс светло-русые волосы,

мягкий овал лица, голубые глаза.

Красивая баба, что говорить!

— Глирдан! — укоризненно сказала я, хотя на самом деле мне больше хотелось заржать.

— Да, матушка кельда? — и глазками хлопает, чисто ангелочек!

— Лучше пой.

И он же спел! Лирическую композицию по мотивам шекспировских сонетов. И всё бросал на наших дам взгляды романтического… м-м-м… толка. Ну, приедем, получит он у меня!

Вове, видимо, тоже надоел этот цирк, и он спровадил молодёжь вперёд под солидным предлогом необходимости обсудить серьёзные вещи с дамами инспекторшами.

— Итак, барышни, сперва по размещению. Послезавтра у нас годовщина основания баронства. К этой дате приурочено несколько свадеб. Соответственно, я думаю, в женских общежитиях освободится достаточно мест. Но я хотел бы поселить вас именно в тех комнатах, из которых съедут старшие.

— Это как? — осторожно уточнила Антонина. — В каком смысле — старшие?

— В том смысле, что там живут в основном подростки — и из семей, и те, которые на попечении. И одна девушка более старшего возраста, старшая комнаты.

— Типа вожатой?

— Нет. Типа вожатых — это у них в рейнджерских отрядах. А в комнате — именно старшая. Как старшая сестра или тётя. Тот, кто присматривает, чтобы в комнате был порядок, чтобы не пропускали дежурства по уборке, чтобы никого не превращали в парий и изгоев, вовремя ложились спать и тому подобное. Организующее начало. Послезавтра они съедут, так что у вас как раз будут сутки, чтобы вникнуть в курс дела.

Лица у дам сделались слегка испуганные. Вова продолжал объяснять строго и терпеливо:

— Далее, пункт второй. Кроме проведения проверок и написания бумажек, что вы умеете?

Все трое переглянулись.

— Какую пользу вы сможете причинять нашему сообществу? — усмехнулась я.

Так мы дальше с мужем и говорили, по очереди.

— Поймите, — продолжил барон, — во-первых, здесь нет такого объёма работ для проверок. Во-вторых, я вас принимал не проверяющими. Допустим, я согласен выделить на ваши писанины два часа в день или, скажем, день в неделю — и то только поначалу. Дальше вы будете делать что? Дурака валять? Людям головняк придумывать? При нашем коллективном полунатуральном хозяйстве каждый должен себя обеспечивать.

— Наша задача — подобрать вам дело, в котором вы будете прямо ураган. Тогда есть шанс, что проявится магическое умение.

— Я лично думал, что вам, возможно, захочется работать в вашей же области — с детьми. Скоро учебный год начнётся. Школа. Детей теперь много. В детский сад тоже можно.

— Да даже к Маргарите. Двадцать девять детей! Скоро рейнджеры в леса уйдут на месяц — считай, постоянных помощников не остаётся, так и так придётся кого-то к ней назначать.

— Думайте. День вам даю на осмотреться, как всем. К вечеру нужно определиться.

— Вы не пугайтесь так. Можно попробовать — там, там поработать. Где понравится. Ну, вот например…

Инспекторш Вова поручил Марку, и их расселили по женским общежитиям на места выбывающих девушек, пока на раскладные армейские кровати. В каждой комнате жило по двое-трое бывших детдомовских девчонок. Вот заодно и посмотрят их бытовые условия изнутри, надо же с чего-то эти дурацкие отчёты начинать.

Татьяну Филипповну, жирную дуру, мне искать совершенно не хотелось, и всё же по просьбе Дмитрия Сергеича — «если вдруг получится, попробовать отыскать её» — я показала фотографию Кадарчану. Следопыт взял фотку, долго так и сяк смотрел, крутился по сторонам света — и в конце концов с сожалением сказал:

— Нет, не вижу — где. Далеко, однако. Вижу, что жива, а направления нет.

Понятно. Жаль. Хотя, нет, что лукавить-то — не жаль мне вовсе. Сама голову в петлю сунула. Жива — может, и дальше выживет. Кто её знает, как там судьба сложится.

ЗДЕСЬ ВСЁ НЕПРИВЫЧНО

Олеся

Олеся Васильевна пребывала в совершенном раздрае. Для начала, выяснилось, что тот гитарист вовсе не шутил и на самом деле был эльфом. Эльфов здесь оказалась целая куча. Даже эта девушка, на место которой её хотели определить. Эль-да-ло-тэ. Тоже оказалась эльфийка. Все, конечно, называли её просто Эльда. Но уши у неё были самые что ни на есть настоящие, остренькие. Сказочное царство какое-то.

Эльда собиралась не просто выходить замуж, а уезжать в новый посёлок за реку. И… что вызывало у Олеси форменный ступор… она собиралась замуж сразу за троих мужей. Эльда вышивала последние узоры на зелёном свадебном платье и делилась своим радостным ожиданием. Четверо молодожёнов для начала решили заключить союз пока на три года, а там видно будет. Это вот как? Так можно?

Эльфийка видела её растерянность и весело смеялась.

— А почему нет? Мне все трое нравятся, и между собой они дружат. Зато как удобно! Даже если кто-то на ночном дежурстве, дома всё равно хоть один да останется, да?

Олеся не сразу поняла, что Эльда её поддразнивает, и спросила:

— А если никто на дежурство не пойдёт?

— На этот случай девчонки готовят нам в подарок большое одеяло, — с чопорным лицом ответила невеста и снова засмеялась: — Ну ты даёшь! А у тебя есть кто-то? Говорят, тебе Глирдан глазки строил?

Олеся покраснела, не зная, что сказать. Кошмар. Вот уже и сплетни про неё рассказывают. Не успела приехать…

— Ты имей в виду: он весёлый, лёгкий, но для серьёзных отношений — вряд ли. Так… повстречаться, время провести.

Двери хлопнули, и в комнату внеслись две девчонки, лет двенадцати, обе с разбегу повисли на шее у эльфийки:

— Эльдочка! Миленькая! Ура! Господин барон разреши-и-ил!

Они радостно трещали в два голоса и прыгали по комнате. Не сразу, из беспорядочных и обрывчатых объяснений Олеся Васильевна поняла, что девчонки тоже собираются переезжать за реку. И будут соседями Эльды и её новой семьи (по этому поводу было отдельное ликование). И одна из девочек, Карина, была из большой семьи, где кроме неё была куча родни и пятеро детей, но все мальчишки. А вторая, Ксюша, вот уже год её лучшая подруга — из детского дома. И то, что переезд раскидает их по разным берегам Бурной, и видеться они будут только изредка, повергало обеих девчонок в отчаяние. И вот вчера, когда вся большая семья паковала вещи, Каринка возьми да и спроси: а что если она и дальше в общежитии жить будет? Живут же дети в интернатах? А по воскресеньям в гости приходить? Родители, а тем более бабушки-дедушки такого поворота событий никак не ожидали и быстро докопались до сути, после чего недолго думая сочинили заявление, нет — прошение к господину барону с просьбой отдать Ксюшку в семью на удочерение. А что? Так и так всё свободное время девчонки вместе, все уж и привыкли, как к родной. Девчонка хорошая, сообразительная. Будет Каринке сестра.

Барон с утра был занят, а вот сейчас вернулся с портала — и подписал, что не возражает! Завтра к порталу вместе поедем новое пластиковое удостоверение получать! Ура!!! Девки с удвоенной силой заскакали по комнате, а потом бросились паковать свои нехитрые пожитки.

Вот как просто, оказывается. Ни тебе комиссий, ни тебе проверок. Хотя какие тут проверки? Все, должно быть, и так друг друга знают, как облупленных. Барон подписал — и всё, больше не требуется никаких бумаг. А мог бы и не подписывать — вдруг подумалось ей. Достаточно ведь и просто слово сказать. Как он говорил? Моя земля, мой закон, что-то такое. А карточка с фоткой — это ведь больше для ребёнка. Подтверждение, что взяли в семью. Новая фамилия…

ОТСТРЕЛЯЕМСЯ?

Вечер тот же

Олеся

Она так задумалась, что когда в дверь коротко стукнули, аж вздрогнула. На пороге стояла Лида, из-за её плеча выглядывала Антонина.

— Олесь, ну ты чего? Мы тебя ждём-ждём. Договорились же?

Действительно, хотели же после ужина сходить к Маргарите, посмотреть: как она со своей малышнёй устроилась!

— Ой, девочки, бегу!

Но на выходе из общежития их остановила девушка в спортивной форме:

— Девушки, вы у меня куда? Вы же новенькие?

— Мы хотели прогуляться до Маргариты Васильевны, — строго и сразу за всех ответила Лидия. — Разве перемещаться по территории запрещено?

— Нет, конечно! Просто мне сказали провести с новенькими вводную тренировку, а из новеньких — только вы. Пойдёмте, отстреляемся?

— А что за тренировка? — с любопытством спросила Олеся.

— Стрельба, говорю же. Начнём с лука. Можно не переодеваться, прямо так.

В общем, после тренировки сил ни на какие походы уже не хватило, так что к младшим детдомовским они попали только завтра.

МАРГАРИТИНЫ ДЕТИ. И НЕ ТОЛЬКО

Новая Земля, Серый Камень и окрестности, 07.02 (июня). 0005

Соцдамы

С утра прошёл небольшой дождь, и между камешков, которыми были посыпаны дорожки, блестела вода. Инспекторши собрались в столовой.

— А что, детей отдельно кормят? — Антонина оглядывала зал. Между столами деловито сновали подростки в фартуках, протирали полированные столешницы, подкладывали хлеб и пирожки в круглые пузатые хлебницы.

— Нет, здесь же, я узнавала, — Лида сегодня была даже с папкой — это был единственный свободный день, который барон дал им осмотреться, и нужно было извлечь из него максимум пользы, — только дети в четвёртую смену идут, чтоб никому не мешать.

— А мы?

— А мы — в третью.

— Так давайте их тут дождёмся и сперва понаблюдаем? — этот довод Антонины всем показался здравым, и дамы приступили к завтраку неторопливо.

— Ой, девочки, вкуснота какая! — Олеся с утра была в хорошем настроении, не смотря на все смущающие факторы. — Разъедимся мы тут, а?

— А ты на булки не налегай! — усмехнулась Антонина.

— М-м… — возражать с полным ртом было трудно и некоторое время стояла относительная тишина. — Кстати, вы слышали, что по субботам бывают танцы? Я хочу сегодня сходить, посмотреть.

— Олеся, о чём ты только думаешь? — Лида укоризненно покачала головой.

— Ну, а что? Мы не люди, что ли? Я пойду.

— Я тоже пойду, — неожиданно для себя сказала Антонина и на всякий случай сделала вид, что рассматривает что-то в другом конце столовой. А что, действительно? Вторая молодость — для того, чтобы в углу просидеть, что ли? Внезапно всплыл аргумент: — Вполне возможно, там могут и наши дети быть, опекунские.

— Мою одну сегодня усыновили, — между прочим поделилась Олеся.

— Как? — поразилась Лида. — Без согласования?

— Почему… с согласованием. Барон вчера подписал прошение, а больше, я так понимаю, ничего и не нужно. В этом государстве он — высшая инстанция, выше только боги.

Эта мысль для Лидии Григорьевны была, видимо, совершенно новой, и некоторое время она молчала. Олеся Васильевна тем временем решила обсудить ещё одно поразившее её переживание.

— А у ваших девушек сколько женихов?

— В смысле? — переспросила Антонина.

— У моей трое, — Олеся насладилась произведённым эффектом. — А говорят, можно наоборот — один муж, несколько жён. Или ещё по-всякому. Главное, чтоб совершеннолетние были.

— А совершеннолетие у них? — внутренне холодея, спросила Лидия Григорьевна.

— В пятнадцать.

— Значит наши тоже могут?.. — Антонина в отчаянии прижала ладошку ко рту. — Господи боже, и как мы будем за это отписываться?..

— Так, не паникуем! — Лида с титаническим спокойствием отпила чай из чашки. — При усыновлении в другое государство ребёнок живёт по государственным законам страны усыновляющей стороны. Приложим выписку из законов или постановлений с печатью. Попросим официальное лицо расписаться. Всё.

Они ещё посидели. Столовая пустела, кроме них остались считанные единицы.

Дверь в столовую открылась, и в неё сплошным равномерным потоком, как это умеют только малыши, потекли дети.

— Наши пришли!

Маргарита явно не видела инспекторов и была полностью занята детьми, побежавшими к умывальникам.

— Как же она с такой оравой справляется? — посочувствовала Олеся.

— Я бы не сказала, что вид у неё измождённый, — Лидия смотрела очень внимательно. — Может, помогает кто-то?

Словно в ответ на её слова из окна раздачи крикнули: «Рит, помочь⁈» — дверь в кухонное помещение открылась, оттуда вышла девушка в белом фартуке и направилась к детям. Ещё пара женщин, относивших свои подносы с грязной посудой к моечному окну, тоже подошли к самым маленьким.

— Ну вот, я же говорила!

Олеся взбодрилась:

— Пойдёмте, познакомимся?

— Погоди, немного ещё понаблюдаем.

Маргаритины подопечные поели, составили грязную посуду в специальную тележку и начали строиться парами — на выход. В это время дверь столовой распахнулась, в неё заглянули мальчик и девочка (по виду — где-то первоклашки) и крикнули хором:

— Тётя Рита! Мы пришли!

Малышня, увидев их, радостно побежала им навстречу.

Инспекторши уставились друг на друга. Наконец Антонина с сомнением произнесла:

— А девочка… негритянка? Мне не показалось?

— Знаете что, давайте у кого-нибудь спросим! — Лида решительно встала, однако столовая была уже совершенно пуста. — В кухне!

Они осторожно заглянули в окно раздатки. Четверо кухонных работниц пристроились за небольшим столиком, попить чаю. Одна из них сразу заметила заглядывающих инспекторш:

— Что, девочки? Ещё покушать? Булочки будете? Или пирожка? Я вам по-быстрому запеку.

— Нет-нет, спасибо, всё было очень вкусно. Мн-э-э-э… — Лида едва не сбилась с мысли: — Скажите пожалуйста, мы сейчас видели девочку… кажется, э-э-э…

— Чернокожую, — подсказала Антонина.

— А! — поварихи засмеялись. — Поначалу все удивляются. Это Кира, Богдановых-младших приёмная дочка.

— А-а-а…

— Её в родном племени за зелёные глаза хотели в жертву принести, так матушка кельда сказала, что, мол, пусть уж лучше у нас — Леля её к нам и привела. Давно уж, ещё в первое лето. А у Богдановых как раз Мирошка был, как она же. Больше тогда и малышни-то в посёлке не было, ну они её к себе и взяли.

— А Леля — это?.. — осторожно спросила Антонина.

— Как же! Богиня! Леля-весна!

Инспекторши уставились друг на друга.

— Спасибо! — за всех ответила Олеся и не удержалась от любопытного вопроса: — А пирожки по-быстрому — это как?

— Да вот! — повариха с завязанными в высокую шишку сиреневыми волосами взяла со стола с заготовками сырой тестяной пирожок, подошла к окну и подала Олесе: — Осторожно держи, ещё горячий. На́ вот в салфеточку.

Пирожок был горячий, румяный, словно только что из печки вытащенный. Олеся хлопала глазами, пока он едва не обжёг ей руки.

— Ой!.. А как это?

— Это магия! — таинственно прошептала повариха.

— А-а-а…

Она пошла на выход, таращась на пирожок, как на оживший камушек, и только перед самой дверью вспомнила о вежливости:

— Спасибо!

— На здоровье! — весело откликнулись из кухни четыре голоса.

Под семейство Маргариты в остроге был отведён целый длинный дом, торцом выходящий на большую игровую площадку, на которой сейчас детей было явно больше тридцати.

— А вон и негритяночка! — заметила Антонина.

На лавочке около карусели сидела Маргарита и ещё одна женщина, с коляской. Женщина была довольно колоритного вида — крепко сбитая, с узко-раскосыми чёрными глазами и чёрными как смоль волосами, заплетёнными в две длинные толстые косы.

— Видимо, площадка общая? — вслух подумала Лидия.

— Ну, это и неплохо! — Олеся наконец отвлеклась от своего пирожка. — Социальная адаптация…

Они подошли и чинно поздоровались. Маргарита заметно напряглась, зато вторая, Марина, с энтузиазмом крепко пожала всем троим руки:

— Очень, очень хорошо, что вы приехали! Детей много, каждому нужно внимание ласка, душевное тепло — ваша помощь чрезвычайно нужна! Я вам советую: через неделю после дня середины лета все младшие рейнджерские группы выезжают в лесной лагерь — вам обязательно надо поехать с ними! Это такой удачный момент — подружиться с детьми! Много общения, песни у костра! — Марина сделала хитрое и весёлое лицо, словно предлагала чрезвычайно весёлую штуку: — Научитесь навыкам выживания в тайге!

Антонина немного испугалась. Выживание в тайге?

— Нам сказали, что Маргарите Васильевне, кажется, помощь нужна будет, как раз в это время…

— Вы не переживайте! У меня всего семь человек останется, к тому же двое — большие уже, шестилетки. Так что я буду Рите помогать. Вдвоём мы сила! Да, Ритусь?.. — она приобняла Маргариту за плечи и ободряюще оглянулась на соцдам: — Да вы не бойтесь так! Мои тоже в первый раз нынче поедут: Мироша и Кирочка. И ещё три человека из моей группы, вон они, видите? Маша, Мила и Рома. Вот, считайте, уже и познакомились!

Да уж… Маргарита подумала, что, в своём энтузиазме Марина иногда напоминает жизнерадостный шагающий экскаватор.

— А у вас что за группа? — решила перевести разговор Лидия.

— Детский сад! — радостно откликнулась Марина. — Самая первая группа была, поэтому видите, возраста все разные. Гремучая смесь! — она довольно засмеялась. — Моих тут четверо, вон, — она широко размахивала руками: — Мироша, Кира, Ариша и Тимоша.

Олеся хлопала глазами. Про Киру им уже объяснили. Мироша с Аришей были явно родные — по мордашкам было видно, что хоть папа у них и русский, но мамина якутская кровь явно берёт своё — оба были жгуче-черноволосые, с характе́рной раскосинкой чёрных глаз. А вот последний мальчишка был веснушчатый, соломенно-рыжий и совсем светленький. Тоже приёмыш, остро осознала Олеся и вдруг захотела чем-то поделиться с соломенным Тимошкой.

— Хочешь пирожок? — брови её сложились домиком, а в носу предательски защипало.

Пацан, однако, тонкой лирической ноты не ощутил, помотал светлыми вихрами и помчался на качели, а Марина засмеялась:

— Да вы что! Мы же только что из-за стола! В детинце знаете кто повариха? Валентина! У неё не то что пироги — доску разделочную можно съесть и просить добавки! Вот приходите как-нибудь в гости, сами оце́ните! Ну вот, — продолжила она экскурс в историю своей группы, — Миша маленький был, как моя Аришка, я его помогала грудью кормить, а потом — ещё и Тимошку. Потом Петя родился, у меня ещё молоко не пропало, так я и его на́ день брала. А если матушке кельде нужно было в ночь к порталу — и на́ ночь тоже.

— Так тут и баронские дети? — все три дамы вытянули шеи, вглядываясь в детскую ораву внимательнее. Но баронские дети ничем на вид не выделялись из общей кучи.

— Да, Миша и Петя. Найдёновых тоже первой зимой привезли, стала их брать, чтоб матери могли работать. Их спервоначалу больше было, подросли, в рейнджерские группы потихоньку ушли. Ну и с первой весны было несколько ребятишек, тоже уже последние остались. Эти вот двое, считайте, последний выпуск. Вот, помощники Ритины с леса вернутся — возьму себе новеньких, самых маленьких, чтобы Надюшке компания была, — она махнула рукой на коляску.

— А это — тоже баронская дочь? — Олеся спрятала пирожок в карман.

— Не-е-е, это Га́лина. Внучка уже баронская, считайте.

— Понятно…

— Тёть Рита! Тёть Марина! — на площадку вынеслась стайкаребятишек лет по десять, за которыми бежали две огромных молочно-белых лохматых собаки. — Здрасьте! Ваши готовы?

— Забирайте! — широко махнула рукой Марина.

— За земляникой кто⁈ — строго спросил мальчишка в многократно латанных шортах. — За свистками ко мне! Живее, люди уже ждут!

На площадке одним махом стало сильно свободнее. Убежали и семилетки, и шестилетки даже. Собаки пристроились с двух сторон от ребятишек и начали «пасти».

— А куда это они? — Олеся вытянула шею вслед детскому отряду.

— За ягодой пошли. К обеду придут, — пояснила Марина, и проницательно спросила: — Хотите с ними?

— Хочу!

— Ну так бегите скорее, пока не ушли!

Алабаи обнюхали её и позволили идти вместе с детьми, а строгий пацан выдал сигнальный свисток. В итоге Олеся утро провела просто отпадно: собирала ягоды в маленькое ведёрко, выданное ей дежурным по отряду, вместе с другими азартно свистела в свисток, заметив подкрадывающихся «врагов» (которых изображали алабаи, и которым в конце концов достался разломленный напополам пирожок), набе́галась и немного сгорела на солнце. А ещё договорилась на завтра с этим же отрядом пойти на рыбалку. Воскресенье, оказывается — выходной, и все, кто не дежурит, могут делать что хотят. Рыбалка — это класс! По крайней мере, они это так расписывали, что захотелось лично проверить.

Маргарита воспользовалась оказией — старших забрали, да кроме Марины ещё две помощницы нежданно привалило — и заторопилась устроить своим младшим пупсикам помывку. А как же? Суббота, большой банный день. Так что Антонина с Лидией под чутким руководством Марины оставшимся ребятишкам и книжки читали, и хороводы с ними водили, и в гуси-лебеди играли, и постельное бельё помогали переодевать на половину детских кроваток — для малышей. Предназначенное в стирку сложили в кули и выставили на крыльцо. Говорят, потом подъедет кто-то на тележке и всё увезёт в большую прачку, в промзону.

Антонина начала сомневаться — а хватит ли у неё сил, чтобы в принципе доковылять вечером до танцплощадки? Но потом, перед самым обедом, к Маргарите зашла девушка с голубыми волосами (посмотреть ребятишек, как она сказала), и заодно подержала за руку обеих инспекционных дам. Обе подумали сперва, что она просто пульс считает, но внезапно почувствовали себя бодрыми, отдохнувшими и полными энергии. Танцам быть!

После обеда (суббота после обеда — нерабочая, каждый развлекает себя кто во что горазд) три дамы в поисках детдомовских детей успели побывать на кружке по шитью игрушек, на пленэре и на репетиции детского оркестра — большого и играющего с огромным энтузиазмом, откуда и сбежали под каким-то благовидным предлогом.

— Так, у меня голова уже совсем квадратная, — сказала Олеся, у которой уже начал облупляться нос. — Пойдёмте, сядем где-нибудь. Надо ещё всё это записать.

И до самого ужина они занимались составлением официальных бумажек, хотя больше всего Олесе Васильевне хотелось сбегать ещё куда-нибудь и что-нибудь интересное посмотреть.

А вечером были танцы! И вот что приятно, кавалеров было больше чем дам, так что натанцевались все до упаду.

26. ПУТЬ СОЦИНСПЕКТОРА, ТРУДОВЫЕ БУДНИ

ГОДОВЩИНА И СВАДЬБЫ

Новая Земля, Серый Камень и окрестности, 08.02 (июня). 0005

Кельда

В воскресенье восьмого июня была четвёртая годовщина Белого Ворона, первого мэллорна и нашей первой клятвы. А ещё десяток свадеб! На этот же день были запланированы последние перевозки для новоселья в новой деревне на другом берегу реки, которое мы решили отметить сразу следом — девятого, чтоб в одну кучу всё не мешать.

Посудив и порядив так и сяк, семьи, которые отправились туда на постоянное жительство, решили вести общее хозяйство. Артелью, можно так сказать. Хотя дома́ поставили уже отдельные, на каждое семейство.

Посёлок назвали красивым именем Малахит. К этому живописному названию строителей подвигли необычного переливчато-зелёного оттенка мхи, в изобилии разрастающиеся под кустами вдоль скальных валунов, выходящих к берегу Бурной. Против малахита мы ничего не имели, и название прижилось.

Чудный специальный плот, которым управляли то Дед, то Серегер, без устали курсировал по нескольку раз в день с берега на берег, загодя перевозя всякую хозяйственную утварь и людские пожитки.

Мост строился, но до его окончания было ещё месяца два. Дело немного замедлилось, потому что бригады Эли с Сергеем ушли на постройку большого каменного дома в детинце, так что мостовые арки выводили ребята Коле.

То, что пока сообщаться будем только плотом, никого не пугало, скорее, наоборот — добавляло определённой романтики. С меньшим энтузиазмом отнеслись к плоту овцы, которым пришлось форсировать реку таким беспокойным образом. Овцы были специальные — одни какие-то мясо-шерстяные, прямо-таки тонкорунные ну, типа «оренбургский пуховый платок» и всё такое, а другие — повышенной мясо-молочности, но тоже кудрявые, как папахи чабанов на картинках. С этими вторыми у нас была разработана бизнес-идейка и даже выстроена под это дело специальная сыроварня. Овечий сыр ценился гурманами дороже даже козьего, так что орущим при виде бурной воды меховым мешкам предстояло переселение в большом количестве.

День получился очень насыщенный. И тебе годовщина, и свадьбы! Хорошо хоть гуляли кучно, всем колхозом — заодно и проводины для переселяющихся устроили.

Готовилась к переезду в новую деревню и наша помолодевшая бабушка, как мы её торжественно обещались называть, Гуля. Так я и не добилась, с кем она встречается — всё было таинственно и секретно. Следить за матерью я посчитала дуростью. Надо будет — скажет. Дом ей построили с четырьмя запасными комнатами — на случай, «если вдруг дети (мы) или внуки вспомнят про меня и приедут в гости с ночёвкой». Чувствуете накал эмоций и мхатовский надрыв, да? Типа: вот, и осталась я одна — слеза в голосе и взгляд такой пронзительный в сторону горизонта. Бывает у нас иногда такое. Хорошо, что быстро проходит.

В тот же вечер инспекционным дамам пришлось ещё раз столкнуться с Земфирой. Она пришла в разгар веселья, почерневшая, растрёпанная, с ввалившимися глазами и с двумя связанными между собой кулями манаток, перекинутыми через плечо (один вперёд, дугой на́ спину). Дежурные, предупреждённые о её возможном появлении, препроводили её прямо на танцплощадку, где на самой почётной скамеечке сидела баронская чета. Цыганка угрюмо зыркала на остановившихся танцующих, которые в ответ также беззастенчиво её рассматривали.

Все три инспекторши как раз находились около барона с баронессой — были вызваны — так что имели возможность наблюдать сцену вблизи.

Барон молча и довольно равнодушно смотрел на пришедшую. Нет, смотрел сквозь. А баронесса спросила:

— Что так долго? Вижу, не пыталась уйти. Где была?

Земфира словно с усилием разлепила губы:

— В лесу сидела. Думала — умру.

— М-м… И как?

Та горько скривилась:

— Боль есть. Смерти нет. Сил не стало терпеть. Пришла.

— Странно, — задумчиво, словно сама себе сказала баронесса. — Видно, Вэр не даёт тебе умереть. Иди, Земфира, устраивайся. Тебе всё покажут. Дежурный! Покажешь ей, где рабские женские дома… Всё, идите.

Музыка заиграла снова, и барон приглашающе махнул рукой на скамеечку, поставленную рядом с ними, боком — видимо, чтобы и наблюдать можно было, и с кем-то разговаривать удобно. Соцдамы чинно сели.

— Итак, девушки, рассказывайте: хорошо устроились?

Все трое дружно закивали, мол: конечно, спасибо и всё такое.

— Успели что-то посмотреть? — баронесса слегка улыбалась. — Детей нашли?

— Пока не весь список, конечно, — за всех ответила Лидия, как-то так получалось, что в их инспекторской ячейке она вроде как заняла ведущее место, — но кое-кого посмотрели.

— У малышей вчера были! — похвасталась Олеся.

— У Маргариты? — уточнил барон и, получив утвердительные возгласы, продолжил с некоторым нажимом. — Я именно о ней и хотел переговорить. Я надеюсь, никаких нарушений не обнаружено?

Все три инспекторши переглянулись между собой.

— Напротив, — снова за всех высказалась Лидия, — мы ожидали увидеть гораздо худшие условия проживания.

— Типа чёрного курно́го барака? — усмехнулась кельда.

— Ну, не совсем, всё же, — все трое сдержанно посмеялись. — Уже когда мы подъезжали к острову, сразу стало ясно, что здесь у вас всё как минимум соответствует хорошей деревне. Основательные дома, ухоженная территория… Как в богатых колхозах раньше, может быть, помните? Но когда лично я увидела благоустроенный дом, с санузлами и ванными, — Лида ткнула себя рукой в грудь и покачала головой, — это… произвело впечатление, безусловно.

Барон, однако, был не очень весел.

— Нам сообщили, что поступок Маргариты вызвал у многих неприятие. Там, на Матушке. Осуждение даже. Вы можете составить по ней отдельный отчёт? Или доклад? Рапорт? Что там у вас положено…

— Э-э-э… так и предполагалось, — Лида насторожилась. — А в чём дело?

— Дело в том, что документы на родительство… на усыновление, — поправился барон, —…подготовлены только нашей стороной. По нашим законам и по моему личному приказу Маргарита Васильевна признана законной приёмной матерью для двадцати девяти детей, со всеми вытекающими. Но по законам Российской Федерации она — что?.. Кто она им? Да, у портала выдали справку о переходе детей с ответственным взрослым. Дальше дело не пошло. И это оставляет пространство для спекуляций и различных домыслов — вплоть до выкриков о похищении.

— А-а-а! — Лидию озарило. — Так вы хотите…

Барон сжал кулак:

— Я хочу, чтобы на Матушке всё было сделано как положено! До конца!

Баронесса мягко накрыла руку мужа своей:

— Мы, как главы баронства Белый Ворон, хотим чтобы со стороны органов опеки, попечительства, соцзащиты и прочих вовлечённых в этот процесс структур — со стороны государства, одним словом — была завершена процедура официальной передачи детей. В идеале — усыновление. Как минимум — опека.

Владимир Олегович немного успокоился:

— Не важно, каким числом — задним, передним, средним — но чтобы ни Рите, ни Белому Ворону никто не мог предъявы кинуть!

Лидия сделала ответственное лицо:

— Я поняла, мы подготовим весь необходимый пакет документов.

— Свидетельские показания или отзывы вам помогут? — баронесса перебирала варианты. — Среди наших подданных есть весьма уважаемые на Матушке люди: заслуженные педагоги, офицеры… Или фотографии?

— А есть возможность? — удивилась Антонина.

— Конечно! Целый кружок фотолюбителей! Попросим Сергея. Он со своими энтузиастами завалит вас, будете фотки коробками грузить!

— Давайте всё подключим, — Лида обвела глазами весь небольшой кружок, — и фото, и отзывы, и характеристики напишем. М-м-м… Можно будет для меня организовать поездку к порталу, я переговорю кое с кем… или письмо лучше? Долго будет? Пока туда-сюда…

— Съездим, — кивнул барон, — в среду вечером будьте готовы.

Инспекционные дамы встали и уже почти ушли, когда Антонина вдруг вспомнила:

— Погодите! Раз есть такие голоса — о похищениях детей и тому подобном, мне кажется, барон и баронесса должны знать, — она значительно посмотрела на своих коллег: — Татьянин отчёт…

— Ах! Мы и забыли! — Олеся импульсивно шлёпнула себя по лбу. — А где он⁈

— Кажется, у меня, — Лида нахмурилась, — я ещё вторую сумку не разбирала.

— Что за отчёт? — сощурился барон.

— Видите ли, в чём дело. Непосредственно перед похищением Татьяна Филипповна начала составлять отчёт. На детей, находящихся под опекой в Белом Вороне.

— Та-а-ак… А ну, сели обратно и рассказываем!

— Отчёт совершенно безумный, — начала Лида, — явно же, она даже не представляла устройства острова, ни условий проживания, но наворотила такого!..

— Буквально — концлагерь! — вставила своих пять возмущённых копеек Олеся.

— Да. Мы когда эти листочки начали читать… В общем, явно она всё выдумала.

— Но выдумала грамотно? — уточнил Владимир Олегович.

— Да. Очень.

— Прискорбно. Но отчёт у вас?

— Да, мы надеемся, что она не растеряла и не раскидала по дороге листов, потому что всё это было в таком состоянии…

— Яс-с-сно… — барон побарабанил пальцами по подлокотнику скамейки. — Отомстить, значит, хотела.

— Конечно! Это ж ясно как белый день! — снова не выдержала Олеся; Лида укоризненно посмотрела на неё, и младшая инспекторша надулась: — Ну, что⁈ Я сразу сказала вам: бред сивой кобылы!

— Непонятно одно: чего она добилась бы? — развела руками Антонина. — Даже если бы она вышла на процедуру изъятия детей…

— Даже если найдутся люди, которые хотели бы изъять этих детей — кто их сюда пустит? — жёстко спросил барон. — Да и не думала она о детях вовсе. Цель — поднять грязную волну, вот и всё.

— О, боги, какая же дура, — покачала головой баронесса.

— Так, девушки! Идите-ка, найдите эти бумаги и принесите мне — все до единой!

Пришлось им бежать в Лидино общежитие, перетряхивать сумку, потом бежать обратно.

Барон принял папку с рыхлой стопкой помятых листков, пролистал, захлопнул.

— Всё, идите, отдыхайте. Теперь это — не ваша печаль.

ТРУДОВЫЕ БУДНИ*. ПЕРВЫЙ ПОНЕДЕЛЬНИК

*Только не читайте единым хештэгом!

Новая Земля, Серый Камень и окрестности, 09.02 (июня). 0005

Соцдамы

В понедельник с утра инспекционных дам отправили «попробовать себя» в тепличном хозяйстве. К их изумлению, кроме двух дежурящих в их секторе женщин, работали там в основном дети, некоторые совсем маленькие, смахивающие на первоклашек.

Детей в белом Вороне вообще оказалось много, даже очень — и не только детдомовских, но и семейных. Однако трудились все на равных, и никаких поблажек никому не делалось. Причём дети вокруг иногда менялись — совершенно, как дамам-инспекторшам казалось, хаотически. Убегали одни, прибегали другие, объединялись, делились… В первый же обеденный перерыв они втроём, отчаявшись разобраться самостоятельно в этой круговерти, насели на одного из остроухих парней, приведших своих подопечных в столовую.

Нифредил, в отряде которого из детдомовских теперь была не только маленькая шустрая Женька, но и пара пацанов лет по десять, очаровал женщин своей эльфийской изысканностью. Вообще он в последнее время старался копировать сдержанного рассудительного Марка, хотя это ему не всегда удавалось.

— Видите ли, дамы, баронство — это большое общее хозяйство. Детские рейнджерские отряды берут на себя по максимуму, чтобы освободить как можно больше взрослых для строительства и прочих трудоёмких вещей.

— Например, каких? — тут же цепко поинтересовалась Лида.

— Например… Устройство механизмов, которые работают с помощью водяных приводов: мельниц, зернодробилок, в конце концов — прачки, чтобы вы могли стирать не ручками, а на машинке. Кузнечное дело. Каменоломни. Да много ещё чего. Так вот. Лето — это большая пора заготовок. Прежде всего, мы должны успеть принять то, чем щедро делится лес: ягоды, грибы, травы. Рыбная ловля. Это всё под силу детям, и не только сбор, но и в значительной степени — переработка. Но и хозяйство забывать нельзя. Поэтому каждый отряд получает на день два наряда: один — на фермах, другой — в лесу или на реке. С фермами мы стараемся разобраться как можно быстрее, чтобы побольше времени осталось на лес.

Антонина с растущей тревогой наблюдала за развернувшейся игрой Нифредиловских подопечных в ножички (старая-престарая игра с делением земляного круга на сектора, когда играющие по очереди метают ножики, стараясь прире́зать себе земли́ побольше). Так вот, почтенную инспекторшу пугал размер некоторых участвующих ножей, и она, наконец, не выдержала и спросила:

— А кроме этого какие ещё у детей есть занятия?

Спрашивала она, конечно, в общем, но так пристально смотрела на ножи, что Нифредил невольно усмехнулся.

— Обязательные для всех ежедневные тренировки.

— Спортивные?

— И спортивные тоже. Но больше военно-спортивные, конечно.

— Ах, вот как…

— Есть достаточно занятий, как Вась-Вась говорит, для ума и сердца: чтение, музыка, живопись. Пока лето — всё свободное время стараемся проводить в лесу или у реки.

— Закаливание и оздоровление — это замечательно! — переглянулись дамы между собой.

Нифредил хотел было сказать, что в первую очередь дети учатся слушать лес и реку, а старшие присматриваются и стараются распознать тех, кто сможет чувствовать дыхание мира почти так же, как эльфы. Подумал — и не стал. Рано. Не поймут. Вместо этого он предложил:

— Я попрошу на завтра определить вас вместе с моим отрядом. Посмо́трите целиком, как у нас день проходит. Только уж договоримся: работу дадут на всех, чтоб нам вас на буксире не тащить!

Антонина Ивановна даже обиделась:

— Да мы не совсем уж бесполезные! Справимся!

— Отлично! Тогда завтра с утра подходи́те к первой смене завтрака, к семи часам. Форма одежды — рабочая. На смену — что-нибудь лёгкое. Шорты-футболка или даже купальники.

ВЕЧЕР ПОНЕДЕЛЬНИКА. НОВОСЕЛЬЕ В МАЛАХИТЕ

Соцдамы

Вечер получился снова с гуляниями. Учитывая, что часть усыновлённых детей уехала с новыми семьями за реку, барон велел трём соцдамам поучаствовать в новоселье, познакомиться с усыновителями и оформить нужные бумажки. Так что вместо ужина Тоня, Лида и Олеся форсировали реку на пароме. Или на плоту? Короче, на каком-то примитивном плавсредстве, собранном из подтёсанных огромных брёвен. Из всех удобств были только ограждения по периметру, так что у Олеси создалось полное ощущение, что всю толпу погрузили в огромный лоток. Утешало то, что тут же были и барон с баронессой и их детьми, не считая кучи другого народа. Внушало надежду, что все доберутся до противоположного берега.

Лохматый остроухий парень, встречавший всех на плоту, заметил их опасения и весело подмигнул:

— Не ссыте, девчонки! Домчу с ветерком!

И ведь домчал.

Само гулянье походило на уменьшенный вариант вчерашнего. Щедрые столы, песни, пляски до упаду. Однако плясать инспекторам особо не пришлось — больше беседовали с приёмными семьями, смотрели новые, пахнущие свежим деревом дома, которые с удовольствием и гордостью демонстрировали новосёлы. Дома были пока неблагоустроенные, но у малахитцев были планы: пользуясь близостью Бурной, и колёса поставить по типу за́мковых, и водопровод протянуть…

С трудом удалось выловить из празднующей толпы ребятишек — их ведь тоже надо было опросить. Зато худощавый улыбающийся парень с фотоаппаратом обещал им сделать снимки: и детей с семьями, и новые дома, и самих инспекционных дам на фоне всей этой красоты.

А вот завтра получилось просто ураганным.

ТРУДОВЫЕ БУДНИ. ВТОРНИК

Новая Земля, Серый Камень и окрестности, 10.02 (июня). 0005

Соцдамы

С утра соцзащитным дамам пришлось познакомиться с козами.

Олеся, услышав про козлятник, испугалась. Это же страшно: рога и вообще. Все знают, что козы вредные и бодучие. Мальчишки, почуяв поле для веселья, по дороге начали её стращать и потихоньку рассказывать душераздирающие истории, про то, как бодучие козы выкололи доярке глаз и кому-то ещё живот проткнули рогами насквозь. Олеся подозревала, что все эти россказни тут же на ходу и придуманы, но трястись перестать не могла.

Однако, Нифредил услышал и строго сказал, что нечего сказки придумывать. И что рогов у коз вообще нет. И что на правах командира он запрещает глупостей бояться, а тем, кто не прекратит развешивать лапшу, он обеспечит дополнительную занятость в столовой вместо рыбалки!

Козы и впрямь оказались совсем безрогие. С длинными симпатичными ушами. И глаза, хоть и со странными, похожими на гантельки зрачками, были вовсе не вредные. Пацаны в ответ на укоризненные Олесины взгляды только лучезарно улыбались. И пахло в длинном сарае вовсе не так плохо, как инспекторши ожидали.

— Это потому что у них подстилка живая, — объяснили мальчишки.

— Это ботанички с алхимиками вывели, чтобы быстро перерабатывалось всё. Весной отсюда тачками вывозить будут чистый это… как?

— Гумус!

— Во! Гумус!

Дамы подумали, что пацаны опять сочиняют, но оказалось — правда.

Над каждой стайкой* висела табличка с номером и бумажка с пояснениями: чем кормить, чего добавить. Кому витаминки. Кто родит и когда. И ещё куча всякого.

* Сибирское слово для скотского жилья,

не путать со стаями!)))

Нифредил быстро раздал задания, и команда разбежалась по помещению, как муравьишки.

— А я? — недоуменно спросила Лидия.

— А вы — со мной. Доить умеете?

Лидия Григорьевна впала в некоторый ступор.

— Значит, будем учиться! Пойдёмте, надо руки помыть… Смотрите: вот доильный станок, здесь дверку открываем, по одной выпускаем, вот тут фиксируем… Стой, моя красавица, дам тебе вкусняшку… Вот тут зерносмесь специальная для молочных коз, подсыпаем горсточку-две, они спокойнее будут стоять… — Нифредил объяснял премудрости сельского хозяйства предельно чётко. Видно было, что делал он это уже множество раз. Лида оглянулась. Доильных станков было несколько, и на остальных уже сидели старшие ребята. Ну, раз дети справляются…

Под чутким руководством командира Лида выдоила несколько коз, периодически забывая то стайку закрыть (от чего в проём начинали всовываться любопытные ушастые головы), то вымя помыть, то зерна подсы́пать. Эльф терпеливо поправлял.

— Для первого раза — очень неплохо. Если сомневаетесь — на будущее — в каждом станке памятка висит. Вон, смотрите! — и правда, на задней стенке станка, прямо напротив глаз, висела крупно, чёткими печатными буквами написанная инструкция «ДОЕНИЕ КОЗЫ». Лидия слегка покраснела. Надо же, прямо под носом — и не заметила!

Ко́зы, уставшие ждать своей очереди около этих дверей, перебега́ли к другим воротцам.

— Долго я, да?

— Для первого раза, повторяю — нормальный, весьма неплохой результат. Руки устали?

Лида украдкой оглянулась. Ни один из ребят утомлённым не выглядел. Жаловаться было как-то неловко.

— Да ничего…

Пробегавшая мимо с ведром Женька не глядя прокомментировала:

— А вот и неправда!

Инспекторша покраснела:

— Вполне терпимо, ничего страшного.

— Страшно-нестрашно, а ещё день впереди, вам ещё работать. Дайте руку! — Нифредил взял её за запястье: — Ну как?

Бодрость наполнила тело.

— Поразительно! Скажите, вот в субботу так же девушка сделала, которая приходила к усыновлённым детям.

— К Маргарите?

— Да. Это — целительство?

— Как вам сказать. К Маргарите приходит Туриэль, она второй целитель в баронстве после кельды. А я — так, ранки подживить, силы восстановить. Скорее, медбрат, — эльф засмеялся.

После коз был сбор земляники, потом обед, потом помощь по конюшне и верховая езда, потом ещё раз земляничник, потом детская тренировка по рукопашному бою (очень страшная), потом ужин, после которого — вот сюрприз! — всех трёх дам срочно позвали на взрослую тренировку, выдали по ненастоящему мечу и начали учить дорого продавать свою жизнь. И всё ещё не закончилось, потому как прямо оттуда два преисполненных собственной значимости мальчика (те самые, которые рассказывали страшные истории про коз) под белы руки повели их на пляж.

ПЛЯЖ И ШАХМАТЫ

Соцдамы

А там уже был не только Нифредиловский отряд — там просто первомайская демонстрация была и яблоку негде упасть. И кого там только не было — и детей, и взрослых!

— Да тут, наверное, половина острова! — удивлённо сказала Олеся.

Она была более чем права. И люди ещё подходили. И занимался народ всякой отдыхательной всячиной: купались, играли в волейбол и какие-то настольные игры, пользуясь светлым вечером, читали книжки, что-то обсуждали, жгли костры, пели песни под гитары и вообще — с полным правом хорошо проводили время.

— Интересно, а выпивать здесь не принято? — вслух подумала Лида.

— Здесь — нет, — ответил сзади спокойный голос; все трое подпрыгнули и обернулись. — Добрый вечер! — довольно высокий худощавый эльф смотрел на них спокойно и доброжелательно. — Здесь всегда очень много детей, так что мы решили ограничить употребление алкоголя на пляже.

— А «мы» — это кто? — тут же полюбопытствовала Олеся.

— Совет командиров.

— И барон вам позволяет? — усомнилась Лидия.

— Он же нас сам и назначил. Он же не Фигаро, чтобы беспрерывно скакать туда-сюда. Боюсь, что у вас сложилось несколько превратное представление о том, как у нас всё устроено. Множество вопросов решается без привлечения господина барона, иначе ему просто вздохнуть было бы некогда. А что будет, когда баронство ещё разрастётся?

— Понятно. Спасибо за… эм-м… консультацию!

Олесю не оставляло чувство, что как только она перестаёт концентрироваться на стоящем перед ними парне, он словно начинает сливаться с кустами, окаймляющими пляж, растворяться в них… Она потрясла головой.

— Доброго вечера! — эльф сделал несколько шагов и исчез.

Дамы уставились друг на друга, а потом на сопровождающих пацанов.

— Это ж Долегон, — словно о само собой разумеющемся ответил на невысказанный вопрос один.

— У него маскировка божественного уровня, — явно повторяя чьи-то слова добавил второй.

Ну ладно. Опять магия. Ага.

Пляж изгибался вдоль берега волнами, образуя естественные дугообразные зоны или ниши, обрамлённые буйно разросшимися кустами боярышника.

— Надо же, — подивилась Антонина, — сколько колючих кустов. Словно специально высаживали.

— А их нарочно и посадили! — охотно пояснил пацан. — Чтоб никто внезапно на берег не это… как его…

— Не десантировался! — подсказал второй.

— Ага.

Вот верить им или нет? Сказочники же… Дамы сомневались.

В следующем заливчике было многолюдно, шумно и весело. Здесь явно собралось несколько отрядов, четверо командиров — три парня и девушка — сидевшие за переделанным из коряги столом, махнули руками пришедшим и снова уставились в его середину. Рядом, лениво откинувшись на спинку кресла-коряжки, перебирал гитарные струны Глирдан. Увидев дам, он оживился и бросился их приветствовать и целовать ручки:

— Лидия Григорьевна! Антонина Ивановна! Несравненная Олеся Васильевна!

Лидия непедагогично фыркнула и увидела в центре стола врезанную прямо в корягу шахматную доску. Хм, интересно. Партия была почти закончена.

— Ну чё, Тёмыч, придётся тебе, однако, сдаваться, — Нифредил протянул рыжему долговязому парню руку через стол. Сидящие вокруг задумчиво покивали.

Рыжий собрался было положить короля на бок, но тут у Лидии вырвалось:

— Погодите! Не всё так однозначно!

Все четверо уставились на неё с чрезвычайным любопытством. Рыжий Тёмыч поторопился потесниться на лавке:

— Так-так, садитесь! Какие у вас соображения?

Последующие пять минут были очень напряжёнными для всех пятерых шахматистов, однако по окончании партии Лидия Григорьевна стала просто Лида, завоевав уважение как минимум четверых рейнджерских вожатых и целой толпы заинтересовавшихся юных лиц. Ещё бы! Такую безнадёжную ситуацию свести к вполне приличной ничьей!

— Увлекалась шахматами? — спросила её девушка-командир со странным именем Маэ.

— О! Лет десять в шахматный клуб бегала, пока быт не задавил.

— Чувствуется опыт, — в этой коротенькой фразе прозвучало искреннее уважение, и это уважение почему-то зацепило Лидию Григорьевну очень сильно, гораздо сильнее, чем все ранее выслушанные ею хвалебные речи, которых на веку пожилой уже заслуженной инспекторши было множество и по самым разным поводам. Почему? Не потому ли, что это уважение было настоящим?

Лида задумалась и пропустила момент, когда напротив неё уселся следующий жаждущий померяться силами шахматист, а фигуры мгновенно расставились по мановению чьей-то руки. Толпа вокруг подросла. Та-а-ак, ладно.

— Блиц-турнир? — спросила она внешне спокойно. Что-что, а сохранять хладнокровие за долгие годы работы сперва в детской колонии, потом в соцзащите и в совете по опеке она научилась прекрасно. Внутри же состояние близилось к панике: в шахматы Лида не садилась играть уже лет пятнадцать. Или двадцать пять?

Подростки загомонили, выстраиваясь в очередь. Надо же, кто бы мог подумать! Шахматы — путь к сердцу рейнджеров! Что ж, сосредоточимся…

Спустя час Лидия удовлетворённо выдохнула. «Мастерство не пропьёшь!» — муж покойный всегда так говорил. И ведь правда. Ну, не про «пропьёшь», конечно, а про то, что навыки никуда за годы не делись и голова, слава Богу, соображает! Двадцать партий, три ничьих и семнадцать побед! Зрители аплодировали с искренним восторгом. Ну, приятно же!

Антонина приобняла её за плечи:

— Лидочка, поздравляю!

Берег в их заливчике был совсем пустой, все столпились у стола.

— А где Олеся?

Антонина помялась:

— Они сперва с ребятишками песни пели. Потом, когда все сюда пришли на шахматы смотреть, она… погулять пошла.

Ясно. Ушла-таки с бардом. С другой стороны — взрослая ведь женщина, пасти её, что ли?

Лида встала и слегка раскланялась:

— Спасибо ребята! Очень приятно было с вами поиграть и пообщаться! — а ведь действительно, приятно! — Вы на нас не обижайтесь, нужно идти, ещё работа осталась на сегодня.

Они пошли по берегу, взявшись под руки. Небо постепенно наливалось темнотой летней ночи, люди потихоньку собирались домой. Лида, неожиданно для самой себя вдруг сказала:

— Надо и нам купальники купить. Что мы, правда, как бирючки… Все вон купаются.

— Пойдём, воду попробуем? — предложила Антонина.

Они сняли тапочки, подвернули трико повыше и немного побродили по тёплому мелководью.

— По сравнению с Ангарой — вообще курорт!

— Точно!

— Надо спросить: вроде, говорят, кое-что прямо тут купить можно, на складе, чтоб к порталу не кататься.

— Ещё швейная мастерская, кажется, есть.

Лида поддёрнула штаны и забрела в воду подальше, рискуя замочить гачи.

— Смотри, тут мальки! Надо же… Эх, сто лет я на речке не была! Не говоря уже про море.

Вода словно смыла дневную усталость, и по узенькой тропинке, виляющей в гуще колючих кустов, они потопали уже совсем бодро. Выбравшись под кроны сосновой рощи, Лидия вдруг резко остановилась, так что Антонина едва на неё не налетела.

— Что случилось?

— Тоня! Ты понимаешь — до меня только сейчас дошло: мы снова молодые! Понимаешь? То-то Олеська уже четыре дня гарцует! Тело требует жизни, движения, страсти! Гормоны, видимо…

Лида подхватила Антонину под руку и с удвоенной энергией рванула вперёд, почти таща за собой слегка озадаченную подругу.

27. ПУТЬ СОЦИНСПЕКТОРА, ВЫЖИВАНИЕ И ДРУГИЕ НОВОСТИ

СУМАСШЕДШАЯ НЕДЕЛЯ

Соцдамы

Последующая неделя оказалась для социнспекторов просто сумасшедшей. И чего они только не перепробовали: и в теплицах работать, и в столовой, и рыбу коптить, и в мастерских помогать… Всего не упомнишь, одним словом. И всегда, на всех работах рядом с ними были дети или подростки. Материала не просто для отчёта, а для развёрнутого доклада накопилось — ну просто завались, как говорил кот Матроскин.

В ночь со среды на четверг они вместе с беловоронским поездом ездили к порталу. Звонили, договаривались, запрашивали, согласовывали…

Всё свободное время три инспекторши корпели над бумагами, заполняли необходимые бланки, собирали отзывы и характеристики, подклеивали фотографии, проверяли и перепроверяли списки. Соединяли в одно связное.

Случай с усыновлённой Ксюшей оказался не единичным. За прошедший год в семьи было принято семнадцать детей. На них тоже задним числом строчились ходатайства об усыновлениях и бумаги, бумаги, бумаги…

В ночь на воскресенье поехали к порталу опять — забирать полученные письма и подписанные документы, снова кому-то звонить…

ДОБРОВОЛЬНО-ПРИНУДИТЕЛЬНОЕ ВЫЖИВАНИЕ

Новая Земля, Серый Камень и окрестности, 16.02 (июня). 0005

Соцдамы

А вот в воскресенье барон снова вызвал к себе всех троих и сообщил, что рейнджерские отряды, в которые входят подростки от двенадцати до пятнадцати лет, двадцать пятого июня уходят на летнюю лесную «выживалку» до дня середины лета — на две недели. И три дамы должны выбрать, как он сказал, «из среды себя» одного инспектора, который отправится с ними. А лучше двух, потому что лагерь большой — больше сотни человек. И завтра к семи утра быть с рюкзаком у столовой. И ещё что-то про то, что он надеется на их профессионализм…

Они некоторое время постояли у крыльца донжона, переваривая информацию. Потом Олеся махнула рукой и воскликнула:

— Ну, и чего мы тупим? Двое едут сейчас, один — позже, с малышнёй. Все отоваримся! Осталось выяснить, кто хочет с кем?

Лида подумала, что она, кажется, подозревает — с кем хочет куда-нибудь поехать Олеся Васильевна, но вместо этого сказала:

— Я лучше со старшими.

— А я, наверное, с маленькими, — с сомнением выбрала Антонина.

— Ну вот! Значит, я со старшими тоже! — Олеся хлопнула в ладоши. — Всё, девоньки, я собираться!

— Попылила! — усмехнулась вслед взметающемуся подолу Лида.

НЕПРИЯТНЫЕ НОВОСТИ

Новая Земля, 17–24.02 (июня).0005

Кельда

Новостей за последнюю неделю особо не было, кроме того, что среди цыган, видимо, образовалось несколько враждующих фракций.

Что в деревне происходило — мы не знаем, но у портала вместо одной пёстро-бабской ватаги начали крутиться две, потом три, четыре… Уровень заработка у каждой из них, естественно, просел, и цыганки начали теснить друг друга, скандалить, потолкушки быстро переросли в настоящие драки.

В конце концов, во время одной из драк, когда пёстрая визжащая каша месилась прямо у столов в равновременном кругу портала, кто-то по-тихому воткнул нож в спину молчаливой гадалке, раскладывающей свои карты в углу на крайнем столе. Когда утирая разбитые губы и носы кричащие кучки наконец растащились в разные стороны площадки, попавшая под раздачу баба уже начала остывать. В её скрюченных пальцах были зажаты смятые карты: пиковый король, дама треф и девятка бубей. Каждая кодла (представляющая, как мы поняли, свою цыганскую фракцию) кричала о своей трактовке, сыпля именами. Но все толкования сводились к одному: карты плохие — смерть, кровь, измена и предательство!

Ни один здравомыслящий человек, конечно, в эту чёрную кашу не полез, и равновременной полукруг целиком оставался за цыганками. Но в фургоне МФЦ было окошечко, сквозь которое можно было и смотреть, и слушать. И наша хорошая знакомая, Людмила Сергеевна, слушала. Слушали также и дежурные полицейские. Они-то и рассказали нам, что дела у цыганского барона, судя по всему, не очень. Что на тот же титул претендуют как минимум пятеро других уважаемых людей…

В запале эти грязные цветы свободы выкрикивали обвинения одно другого страшнее. Но катализатором послужила, как это часто бывает, ерунда. То ли жирной кто-то кого-то назвал, то ли гулящей. И понеслась! Драка вспыхнула с новой силой — и теперь уж замелькали ножи и подвернувшиеся под руку булыжники. Спустя время поле боя опустело. Неизвестно, были ли убитые, но нескольких женщин унесли, а площадка оказалась испятнана кровью во многих местах. За столом осталась только мёртвая гадалка, продолжающая сжимать в руках три злополучные карты.

Мужики из новой охраны решили, что не-по-людски так, вынесли её и положили в тени. Мол, если не придут за ней — утром похоронить. Однако ночью тело исчезло.

А на следующую ночь заполыхал выстроенный у портала для торговли цыганский двор. Не поделили, видать. Выгорело всё до пепла.

Женщины-цыганки больше не появлялись, зато всё чаще (и только группами) стали мелькать хмурые мужики, и такие же мужики всё чаще приходили пообщаться с ними со стороны Старой Земли, передавая время от времени тяжёлые объёмистые сумки…

ВОТ ЭТО ВЫЖИВАНИЕ…

Новая Земля, где-то в лесу… 25.02 (июня).0005

Олеся

Во-первых, лагерь оказался в двадцати километрах на юг, и туда нужно было топать пешком! Ну и рюкзак, соответственно, на себе нести. Рюкзак был, наверное, во-вторых? Эх… Олеся тяжко вздохнула и поправила ношу. В-третьих, невесёлой новостью было то, что обходительный бард работает в за́мке и ни со старшими, ни с младшими в лесной лагерь не поедет. Дети без песен, конечно, не останутся. Вместе с рейнджерами ехали… точнее, шли и Вась-Вась, и молодая девушка Ангелина, оба хорошие исполнители и учителя, хоть Геля и начинающая… Но дело-то вовсе не в музыке…

Сколько же километров они уже отшагали? Олесе казалось, что сто! Она плелась уже в самом хвосте, позади нескольких вьючных лошадей, тащивших какие-то тюки, мотки верёвок и бог знает что ещё…

И ещё она стёрла ноги. Правую уж точно. Пятка при каждом шаге чудовищно жгла. Пластырь затерялся где-то в глубинах рюкзака, нашлась ватка, но она облегчала страдания не очень.

Лида стоически шагала впереди, прямая, как гренадёр. Вот же железная женщина! Тут даже по сторонам уже мочи нет смотреть, все последние силы уходят на то, чтобы отслеживать тропу и не наступить в конскую какашку.

Ёлки неожиданно кончились, расступившись большой вытянутой поляной. В нос ударил вкусный запах костра, чая, каких-то трав и копчёного мяса. Она радостно воскликнула:

— Привал! — и хотела было упасть прямо тут, на месте.

— Погоди, однако! — невысокий, худощавый, невесть откуда взявшийся парень в защитного цвета штанах и штормовке, подхватил её уже скинутый рюкзак. — Вон туда пошли! Твоё как имя?

— Олеся, — она по привычке хотела добавить отчество, но почему-то передумала.

— Ага! А Лида кто?

— Я — Лида, — откликнулась остановившаяся чуть впереди и тяжело дышащая Лидия. — Что случилось?

— Вас жду, девки! Пошли со мной, однако! Чай готов, есть будем!

Лидия Григорьевна чопорно поджала губы, услышав «девки», но обещание еды и чая перевесили минусы панибратства.

Парень уже шагал вперёд с Олесиным рюкзаком в руках, так что у них и выбора особого не осталось.

— А вас как зовут? — младшая разглядывала проводника с любопытством.

— Кадарчан. Ты чего хромаешь?

— Да… ногу натёрла. Сейчас в рюкзаке пластырь поищу. Он где-то должен быть. Только я не помню где.

— Э! И зачем тебе пластырь, смешная? Когда фельдшер есть в отряде?

— Да… неудобно как-то. Подумаешь-ка, ногу натёрла.

— Неудобно штаны через голову надевать, поняла? — Кадарчан кинул Олесин рюкзак на расстеленный ярко-зелёный коврик. — Смотрите, девки! Вон чай, вон кружки, сахар, мясо, хлеб там — ешьте. Скоро приду, — и побежал в сторону рассёдлываемых лошадей.

Лида привалила свой рюкзак к боку Олесиного и устало опустилась на коврик. Подумала и легла, раскинув руки и прикрыв глаза.

— Интересно, надолго привал? Спросить надо было.

— А прикольный он, да? — Олеська успевала снимать кроссовки и поглядывать по сторонам. Столько всего происходит!

— Да, интересный типаж, — согласилась Лида, — на тунгуса похож.

— Потому что тунгуси есть! — вынырнувшая из-за ёлок девушка присела рядом с Олесей на коврик и взяла её за руку.

— Ой, как вы это — из леса? — вытаращилась на неё Олеся.

Девушка усмехнулась.

— За ёлкой стояла, вас ждала… — усталость начала заменяться бодростью. — Да не смотри так, шучу. Там дальше поляна загибается, — она показала рукой, — как подкова. Через лес быстрее. Да-а, мать, убила ты ноги… Ну какой тебе пластырь, а? Аж до мяса… Кроссовки что ль неудобные? — кожа на ногах перестала ныть, вздувшиеся пузыри мозолей опали, непонятно куда исчезла скопившаяся в них вода, да и самые страшные кровавые дырки активно начали затягиваться розовой кожей.

Девушка переместилась к Лидии, подержала за руку и её, встала, уперев руки в бока и глядя на пациенток сверху вниз.

— Девочки, это — поход! Не терпим! Если вдруг что — сразу подхо́дите ко мне! Если не знаете, где я, громко кричите: нужна помощь целителя! Кто-то всегда проводит. И кстати: вот теперь можно пластырь прилепить, чтобы новую обувь разносить нормально. Ага?

— Ага, — автоматически ответила Олеся, — А тебя как зовут?

— Настя. Всё, я понеслась, мне ещё лошадей проверить надо!

Инспекторши смотрели целительнице вслед.

— Людей и лошадей лечит один и тот же доктор? — с сомнением спросила Олеся.

— По всей видимости, один и тот же принцип… Давай чай пить, а то вдруг скоро выходим.

Не успели они рассесться, как примчался Кадарчан.

— Ну что, девки, Наська приходила?

Обе синхронно кивнули.

— Наська — хорошая докторша, молодец!

Лида вдруг вспомнила:

— Так это вы — тот Кадарчан, который может человека на расстоянии найти?

— Я, девки, — лицо тунгуса словно немного осунулось. — Только не смог я вашу женщину увидеть. Так — почувствовал, что жива, а вот в какой стороне — нет, не смог. Как в тумане всё.

Они помолчали.

— Ну, хоть жива, — сказала Лида.

Кадарчан зачерпнул себе чая из котелка и сел напротив:

— Я вам так скажу, девки: Танька ваша — шибко дурная баба! Ни ума, ни сердца. Как она с таким гнилым нутром до сих пор жива осталась? Большая милость богов, однако… Вы, раз так за неё переживаете — попросите хоть Вэр, хоть Оссэ, а может и всех сразу: пусть помогут ей выжить, добра пусть добавят в её душу. Иначе не сдюжить ей. Так я думаю.

Теперь их поставили впереди лошадей, и до следующего привала Настя ещё пару раз, пробегая мимо, проверяла их состояние — так что у Лиды с Олесей появились силы и глазеть по сторонам, и даже немного разговаривать.

В очередной раз заслышав впереди командный голос нового знакомца, сдобренный характерными «однако», Олеся спросила:

— Ты как думаешь, этому Кадарчану сколько лет?

Лидия пожевала губами:

— Лет восемьдесят, я думаю, не меньше. Скорее, больше.

— Да ну?

— Да. Оглянись вокруг внимательнее. Возрастных перешедших сразу видно: манера держаться, говорить… Ты хоть на нас посмотри! А самое главное — глаза. Глаза выдают.

Олеся подумала — и согласилась. Да, глаза действительно выдают.

Второй привал был продолжительнее, из вьюков распаковали большие котлы, варили полноценный обед — суп, кашу с мясом и компот, прямо как в приключениях Шурика. Не смотря на двойную помощь Насти, к концу этого перехода Олеся снова сдулась, а искать во временном лагере лекаря казалось бесполезным, да и неуместным занятием: все вокруг были сильно заняты, и младшая инспекторша сидела на краю полянки, наблюдая за обще суетой и остро переживая собственную ненужность.

— Чего киснешь, однако? — при ближайшем рассмотрении тунгус оказался вовсе не таким мелким, как это показалось на первый взгляд. Просто на фоне остальных долговязых парней метр шестьдесят пять казался крошечным. И глаза — точно не мальчишечьи.

— Сколько вам лет? — неожиданно для самой себя спросила Олеся.

— Ну… девяносто восемь было. Да ещё четыре тут.

— Ого!

— А ты думала?

— Хм… Лида сказала — не меньше восьмидесяти. А я думала, ещё меньше.

— Хорошо выгляжу, однако! — довольно засмеялся Кадарчан.

Олеся горько вздохнула:

— Я вот не пойму… Ну правда — зачем мы здесь? Каждый чем-то полезным занят. Даже Лида ушла куда-то. Одна я…

— Э, девка! Не дури! Барон послал — значит, так надо. А то, что устала с первого раза — это обычное дело. Я вот в первый день когда зашёл — вообще только лежать мог сутки. Да потом брели — смех один, как две веточки качались. Всё пройдёт. И сила появится, и выносливость.

— А с кем вы шли? — с любопытством спросила Олеся.

— С Илюхой, другом моим. Он-то по сравнению со мной орёл был, с ходунками мог ходить! — Кадарчан снова засмеялся. — А ты, хочешь пользу принести — иди вон, хлеба к обеду порежь. А то так и будешь скромно в сторонке сидеть.

— А что — можно?

— Можно! Если что, скажешь: я отправил.

ЧУДА-ЮДА

То же 25 июня, Серый Камень

Кельда

Ну что. Дети (зачеркнуть) юные рейнджеры ушли в свой лесной лагерь. Но, как говорится, расслабляться оказалось рано. Не успел хвост колонны втянуться в южный лес, как в замок прилетело неприятное известие. В Малахите случилось первое ЧП. А ведь едва две недели прошло с новоселья!

Приехавшие по этому поводу мужики изъяснялись на чудесном сленге, который в последнее время активно захватывал умы и сердца — с обилием старинных слов и витиеватых выражений. Мол, не вели казнить, надёжа, господин барон, а токма убыток в нашем хозяйстве самопроизвёлся. Исторглась из реки чуда-юда невиданная и начала овец поёдывать. Пастух Никола рядом обретался. Однако ж, пока до бережку добёг, успела монстра двух тонкорунных ярочек злодейски жисти решить. И главно дело — не столько сожрала, сколько по сторонам раскидала! Осерчал Никола за то на зверюгу невиданную, да и саданул ей в ухо. Тварь оказалась живучая. Бросила скотинку терзать и начала на мужика ки́даться.

На этом месте я не вытерпела и крикнула:

— Да говорите толком: живы все⁈

Посыльные переглянулись с некоторым даже недоумением:

— Да все живы, чё нам сдеется… Мужики ишшо неподалёку были, прибежали на шум, забили монстру батогами…

— Где туша? Не выкинули хоть? — кисло спросил барон.

— Как же выкинуть! Привезли, в тележке во дворе стоит!

— Пошли!

Толпа повалила из обеденного донжонного зала вниз по лестнице.

— Токма воняет она преизрядно… — заботливо предупредили сопровождающие.

— Переживу.

Тварь походила на человека. Ну… почти. Для начала была она двух с половиной метров росту. И как Никола достал в ухо-то треснуть? Хотя он мужик немаленький, да и… ну вот если она, допустим, овцой обедала — вполне мог достать, и даже легко. Кожа у монстры была совершенно лысая. И совершенно белая. Причём глазницы были тоже затянуты кожей — чисто подземная или пещерная тварь. Ну и до кучи во рту зубья игольчатым забором в три ряда, как у глубоководных рыбин. Из любопытных особенностей физиологии был дополнительный сустав на ноге (типа коленка назад) и совершенное отсутствие половых признаков. Левое ухо и вправду было почерневшим и распухшим. Да и вся она носила на теле следы, так скажем, жестокой насильственной смерти. Поломана была. Батогами. Не помогли твари даже когти, которым сам Росомаха бы обзавидовался, самые длинные чуть не по полметра. Такими когтями фак хорошо показывать. Или плохо — другие-то как подгибать?

Пока столь мудрые мысли бродили в моей голове, Вова тварину осмотрел внимательно, даже вовнутре поковырялся, велел упаковать в ящик и кинуть на ледник. Для всякого случая, как моя бабушка говорила.

И ЭТО ЛАГЕРЬ?..

Олеся

Лагерь, представлявшийся Олесе Васильевне стройными рядами корпусов, обнесённых деревянным забором или, на худой конец, сеткой-рабицей, оказался… просто местом. Вся вторая половина дня, объяснила ей Маэ, уйдёт на устройство шалашей и прочей инфраструктуры. Выживание же. Всё сами.

На самом деле, выживание было не самое экстремальное. Всё же были у них с собой и крупы, и соль, и даже мука, чай и сахар. Та же Маэ, командир самой старшей группы, похвасталась, что со второй недели она со своими подопечными и Долегоном уйдут ещё глубже в лес, на настоящее выживание:

— На каждого лук, нож, топор, моток шнура и плащ-палатка! На подножный корм!

Это было, наверное, круто, но Олесю пугало до посинения.

А в остальном всё оказалось не так уж и страшно и похоже, наверное, на какой-нибудь бойскаутский или юнармейский лагерь со всеми этими лесными хитростями, усиленными тренировками и лесными играми типа сыщиков-разбойников (часть мелких рейнджеров скрывается, вторая их ищет). Инспекторш на эти вылазки не брали, потому как тихо по лесу они никак ходить не умели и вообще трещали сучьями, как бегемоты. Звучало обидно, но пришлось согласиться, что так и есть. Маэ обещала, что в самом конце сезона будет игра типа зарницы, и вот там, мол, для Олеси с Лидой найдётся какая-нибудь роль.

Зато прочие задания вызывали у Олеси Васильевны прямо-таки азарт: определение и поиск съедобных растений, изготовление силков и ловушек на зверя-птицу, разные способы разжечь огонь без спичек и огнива и прочее, и прочее. Вечерами пели песни и рассказывали всякие байки и истории, которых и Вась-Вась, и тот же Кадарчан, и, к её величайшему удивлению, Лида знали великое множество.

РОМАНТИКА ПО-ТУНГУССКИ

Олеся

Ещё одним обстоятельством, которое заставляло Олесю краснеть и иногда ночью подолгу таращиться в потолок их с Лидой шалаша, был тунгус. А точнее — то, что он начал за ней ухаживать. Выглядело это по-своему наивно и трогательно.

В первое же утро, выйдя из своего шалаша, Олеся вскрикнула, едва не наступив на здоровенную чёрную птицу с красными бровями и подобием бороды из перьев.

— Что случилось? — Лида поторопилась выбраться следом. — Надо же, глухарь! — она присела, осторожно его разглядывая. — Подстреленный!

— Уронили, может?

— Может быть. Пошли, в кухню его отнесём. Хороший приварок.

Назавтра на том же месте обнаружилась пара серых зайцев, и стало ясно, что никто их не ронял. Сверху тушек лежал букетик лесных цветов.

— И что это? — растерянно спросила Олеся.

Лидия Григорьевна закусила губу, стараясь не улыбаться.

— По-моему, это твоё.

— Как это?

— Ну… Сложно в лесу найти шоколад, сама понимаешь…

Олеся Васильевна изменилась в лице и потащила подругу обратно в шалаш.

— Ты чего такое сочиняешь?

Лида села на свою постель, аккуратно поджав ноги:

— Ну, Олеська! Ты что, не видела, как он на тебя смотрел?

— Да кто⁈

— Тунгус этот. Кадарчан.

— Кадарчан?.. — Олеся совсем растерялась.

— Ну да! Вполне вписывается в его психологический портрет. Мясо. Мужчина-добытчик. Приятно и полезно.

— Да перестань! — Олеся в замешательстве перебирала пальцами спальник. — Что делать-то⁈

Лидия посмотрела на неё очень внимательно:

— Я вообще не пойму, что ты паникуешь, Олеся? Ну, посмотри на меня! Что за нервы? С этим музыкантом у тебя никаких проблем не возникло!

— Ах, да это не то совсем! Слышала же: Глирдан — он лёгкий, повстречался — разбежался, никаких тебе обязательств.

— И почему ты решила, что здесь дугой случай?

Младшая сердито уставилась на старшую подругу:

— А то ты сама не видишь?

Лида немного помолчала. Цыкнула языком.

— Ну да. Вынуждена согласиться. Это — совсем другой вариант.

— И что мне делать⁈

— Тише ты, не кричи! — Лида выглянула из палатки и убедилась, что рядом никого нет. — Тебя же никто не заставляет! Ну, ухаживает мужчина. Между прочим, довольно оригинально. Давай поищем плюсы в этой ситуации, — она сосредоточенно вперилась взглядом в стенку шалаша. — По местным меркам — отличный кадр, ценный специалист, с огромным жизненным опытом. Интересный собеседник, опять же.

— Сватаешь что ли? — подозрительно сощурилась Олеся.

— Рассуждаю, — строго ответила Лида. — К слову сказать, в плане долговременных отношений гораздо более интересная партия, чем мальчик-музыкант.

Олеся завалилась на свою постель, слабо мыча и прикрыв глаза руками, но детский голос: «Ух, ты! Зайцы!» — заставил её подскочить обратно.

— Так, пойдём этот презент в кухню отнесём, пока тут толпа не собралась!

На следующий день обнаружился… э-э-э… олень?

— Нет, для оленя маленький, — девушки задумчиво стояли у шалаша.

— И рогов нет, — согласилась Лида.

— А, может, это олениха? У олених бывают рога? Или оленёнок?

Лида обошла тушку и присела около головы:

— Я знаю, кто это! Смотри! — из-под верхней губы непонятной зверушки торчали довольно длинные клыки. — Это кабарга!

— Вымирающий вид вроде?

— Что ты, моя дорогая! Только не здесь!

Поверх серо-коричневого шерстяного бока лежал букетик белых цветов, мелких-мелких, словно облачко, покрывающих частую сеточку тоненьких, густо ветвящихся стебельков. Цветы сладко пахли мёдом и немножко чем-то пряным.

Лида встала, примериваясь к тушке.

— Ну что, потащили, пока любопытные не сбежались?

Завтракали старшие обычно со своими отрядами, а вот обедали и ужинали — за отдельным взрослым столом. Иногда просто и времени другого не оставалось, чтобы обсудить какие-то вещи.

Маэ взяла вторую тарелку супа и похвалила:

— Всё-таки классно, когда каждый день мясной суп! В прошлом году нас дети неделю ухой кормили, а нынче — красота! Вот угадал господин барон, что девчонок надо с нами отправить! Глядите, от них какая польза, не то что от вас, салаги!

Понятно было, что Маэтрил смеётся, но мину она умудрялась сохранять совершенно серьёзную. Олеся почувствовала, что краснеет. Нет, даже не краснеет! Был у неё такой режим, когда Олеся Васильевна становилась интенсивно розовой, вот прямо вся. Даже руки. Зато Кадарчан продолжал обед совершенно невозмутимо.

На следующий день он принёс ей кабанчика. Девушки допёрли его до кухни еле как.

— У меня такое впечатление, — пыхтя и отдуваясь высказалась Лида, — что он считает, будто до тебя туго доходит…

Возражать сил не было, и Олеся промолчала. Да и что тут скажешь?

28. БЕСПОКОЙНЫЕ СОСЕДИ

ГОРИ-ГОРИ, МОЯ ЗВЕЗДА

Новая Земля, детский рейнджерский лагерь, 29.02 (июня).0005

Олеся

Вечером все снова сидели у костров, обсуждали день. Что хорошо получилось, что не очень, курьёзы и всё такое. Ангелина уже притащила гитару и потихоньку её настраивала. Лида с Олесей облюбовали удобное брёвнышко как раз на правильном расстоянии от костра: не далеко, не близко.

— Я в молодости тоже играла, — сказала вдруг Олеся и покраснела, радуясь, что в свете костра это, наверное, не будет заметно. Ангелина оживилась:

— Это ж здорово! Попробуете?

Отказываться оказалось бесполезно. Олеся про себя себя ругала. Как говорится, не хотела — не надо было и вспоминать. Зачем полезла? Эх-х… Она осторожно попробовала струны.

— Только… я в основном романсы…

— Отлично!

Что-нибудь из любимого… Руки неожиданно легко вспомнили нужные аккорды.

— Гори-гори моя звезда! — несколько скованно объявила Олеся.

Слушатели однако были не страшные, а напротив — очень даже доброжелательные.

— Гори-гори моя звезда,

Звезда любви приветная…

Голос у неё во время пения уходил вниз, становился более грудным и глубоким.

— Звезда любви, звезда волшебная,

Звезда моих минувших дней,

Ты будешь вечно неизменная

В душе измученной моей!

Как же давно она не пела! Когда в последний раз? На юбилее у Серёжи, кажется… сколько друзей тогда собралось, дети из Москвы приехали… Какой был вечер! Кто же знал, что ему осталось всего два месяца, он ведь до последнего ничего не говорил… Любимая Серёжкина песня…

Голос предательски задрожал.

— Твоих лучей небесной силою

Вся жизнь моя озарена;

Умру ли я… — горло перехватило спазмом.

Олеся торопливо поставила гитару, прошептала: «Извините…» — и быстрым шагом пошла в сторону своего шалаша. Внутри было темно и пусто. Она нашла носовой платок, посидела, прислушиваясь к себе. Надо же, а казалось, что выболело уже всё, ведь столько лет прошло… Она полежала на спальнике, прислушиваясь к доносящимся снаружи звукам, поняла, что сна вовсе нет, сидеть в темноте и одиночестве не хотелось, возвращаться к костру тоже…

Олеся выглянула — слава богам, никто утешать не прибежал — и выбралась наружу. Две новоземских луны светили ярко, как два прожектора. Немного постояв у палатки, она решила пройтись по одной из тропинок, во множестве протоптанных вокруг лагеря его беспокойными обитателями. Эта, кажется, вела к ручью. Она почти дошла до воды, когда почувствовала, что позади кто-то есть. Внезапно стало страшно.

— Кто здесь? — вопрос вышел тоненьким и писклявым.

— Не бойся, однако. Это я.

Из тени большого дерева вышел Кадарчан. Олеся шмыгнула носом.

— Ну, напугал ты меня!

— А чего ночью в лес одна пошла, а? Волки увидят тебя — шибко обрадуются!

— Да… — до Олеси не сразу дошёл смысл второй фразы. — А что, тут есть волки⁈

— А куда ж им деться-то? Ходят…

Она как вкопанная остановилась посреди тропинки.

— Пойдём назад!

— Э! Со мной не бойся, однако! Пошли, красивое место тебе покажу.

Место оказалось не слишком близким, шли они, наверное, минут пятнадцать вдоль ручья. Хорошо, что берега́ были не особо заросшие — так, трава… Зато когда пришли — и впрямь оказалось красиво. Ручей образовывал неглубокую чашу, которая переливалась через край, глянцево стекая по каменному ребристому боку. Ниже этой ступеньки по пояс в воде сидело целое стадо маленьких валунчиков. Лес вокруг расступался ещё свободнее, образуя две полянки: небольшую на этой стороне и широкую, с буграми обросших мхом уже больших и серьёзных валунов — на противоположной. И между валунами, на изумрудно-зелёной от света лун траве, лежала стая. Волков, конечно. Навстречу им поднялось несколько голов.

Вот когда ноги у Олеси натурально похолодели и приморозились к земле. Кадарчан, однако, нимало фактом наличия зверья не смутился, подошёл поближе и строго сказал волкам несколько слов на неизвестном своей даме языке. Волки, и до того смотревшие настороженно, подорвались со своих мест и резво направились в лес, подгоняя перед собой волчью свою молодёжь.

Тунгус оглянулся на Олесю, которая продолжала стоять, вытаращив глаза, вернулся и крепко взял её за руку:

— Говорю тебе: со мной никого не бойся! Пошли!

Они перешли ручей по верхушкам валунов, и он чинно предложил даме лучшее место:

— Вот тут садись: сухо будет и тепло. И ручей видно. Да не косись, не вернутся они! На́ вот…

— Что это? — в подставленную ладошку легли тоненькие веточки.

— Земляника. Пока шли — увидел.

— Темно же?

— Я в темноте вижу. Почти как днём.

Ягоды были спелые, сладкие… Она и не заметила, как начала рассказывать. Про свою жизнь — сперва долгую и счастливую, а потом вдовую и горькую. Про детей. Про мужа. Снова плакала и, стесняясь, сморкалась в мокрый уже платок. Потом рассказывал он. Они, наверное, так и просидели бы до утра, но Кадарчан вдруг поднял вверх палец:

— Чш-ш! Слушай!

— Я ничего… Что это?

Сквозь журчание ручья пробивался назойливый писк, нет, тоненько-пронзительных голосков было несколько и становилось всё больше.

— Тебя потеряли! — Кадарчан решительно встал. — Точно тебе говорю! Пошли, а то разбегутся по всему лесу, до утра собирать будем.

Вот зачем, оказывается, нужен был небольшой колокол, подвешенный на сосне у столовой. Сигналы «задание выполнено» и «общий сбор на базе» пришлось подавать несколько раз, пока забравшиеся дальше всех в лес не вернулись в лагерь. Лидия Григорьевна (собственно, и поднявшая панику, не обнаружив в шалаше напарницу) обнимала Олесю, словно спасённую из пожара. Долегон (старший командир или командир командиров — как вам нравится) попенял Кадарчану: мол, мог бы и предупредить — и объявил экстренный отбой. Через пять минут лагерь погрузился в тишину, сквозь которую всё ещё пробивались азарт поиска и жажда приключений. Настя послушала это дело ещё минут пять и громко объявила:

— Кто не будет спать по-хорошему, уснут целительным сном! Я предупредила!

Олеся закрыла поплотнее глаза, старательно изображая, что спит, а сама думала, что рука у него как у Серёжки — небольшая и крепкая. И собеседником он вправду оказался интересным.

Она проснулась, едва начало светать. Часа в четыре, наверное. Закуталась в спальник и села на пороге шалаша. В половине пятого пришёл он. Притащил на плече козу. Дикую, конечно. Косулю. Но уж косулю Олеся узнать могла.

— Когда спал-то?

Кадарчан остановился перед ней и протянул букетик розовых лесных саранок:

— Мужчина должен кормить свою женщину.

— Ну уж тогда отнеси на кухню, пожалуйста. А то такое богатство мы точно не допрём…

— Хорошо, — он поправил свою ношу и пошёл в сторону столовой.

А ведь не сказать, что с напрягом тащит, хоть и худощавый сам… Олеся поймала себя на том, что улыбается, уткнувшись лицом в саранки. Фу, блин, наверное, на носу следы от пыльцы остались! Она забралась в шалаш, окуклилась в спальник и уснула с мыслью, что такой мужик может легко и на руках носить. Надо бы ему намекнуть…

ПАРА ДНЕЙ НАЗАД. ВЕДЬМАКИ, ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Новая Земля, Малахит, Серый Камень, 28.02 (июня).0005

Кельда

Как я и предполагала, ведьмаки не заставили себя ждать. Как будто сигнальный маячок у них был встроен. Прошло дня три с момента появления «бледной монстры», как трое словно скопированных из «Третьего ведьмака» персонажей (в сильно клёпаных кожаных доспехах и с двумя мечами за спинами: одним обычным и одним специальным, противомонстрячьим) нарисовались у выпасов Малахита, аккурат в том месте, где и случилось злостное нападение зверюги на перспективных тонкорунных овечек. Дождя в эти дни не было, и кое-где по берегу ещё можно было рассмотреть следы почившего чудовища.

Парни ходили вдоль речушки, приглядываясь к воде, пока наблюдавший (из тенька в кустах) за их эволюциями Никола не поинтересовался из своего укрытия:

— А чевой-то смотрим, добры молодцы? Дело пытаем али от дела лытаем? — все трое живо обернулись на голос, и вот тут Никола понял, что явились те самые перцы, которых велел караулить господин барон: глаза у всех троих были жёлтые, с вертикальными по-кошачьи зрачками, а волосы белые. Седые.

Никола споро выбрался из кустов и постарался принять безобидный вид, чтобы не спугнуть добычу (что при его габаритах было несколько затруднительно).

Ведьмаки, переглянувшись, тем не менее, завели светскую беседу на тему: а не пошаливают ли по округе монстры, и не нужна ли посёлку защита за умеренную цену?

На счёт монстров говорить было легко — была же монстра. И пошалила, гадина такая, неслабо — не абы кого, а именно что двух племенных маток сожрала. Это воспоминание так всколыхнуло Николины чувства, что он даже выдавил скупую мужскую слезу. А вот чтобы за защиту платить — это мы люди маленькие. Тут старшие решать должны. Староста, например.

— Господин барон! Господин барон!!! — посыльные мальчишки с Малахита нетерпеливо подпрыгивали у подножия надвратных башен, на которых вовсю кипела работа.

— Чего вам? — из бойницы высунулась чья-то вихрастая голова.

— Господина барона позови! Срочно!

— Куда торописся-то? Паром отходит?

— Ведьмаки пришли!

Голова исчезла, и спустя короткое время Владимир, барон Белый Ворон, вышел из нижних дверей, отирая со лба пот.

— Ну?

Пацаны затараторили наперебой:

— Ведьмаки пришли!.. Трое!.. Никола их к старосте завёл, сейчас сюда придут, как и говорено было!..

— А точно ведьмаки?

— Точно! Они сами так сказались, и на вид, как на картинке: глаза кошачьи, волос белый, два меча!

Барон хмыкнул.

— Вот что, пацаны. Бегите до кузни, скажите Никите с Андрингом — пускай бросают всё и рысью ко мне, доспех помогут вздеть, — барон обернулся и сказал кому-то за дверью: — За кельдой пошли кого-нибудь, надо чтоб она их посмотрела.

Эскель, Ламберт и Койон* не чувствовали ареал расселения монстров так, как мог это делать старший мастер. Но спорить не стали. Тем более, что мастер до сих пор ни разу не ошибался.

*кто первый пришёл —

тот блатное имя из книжки

себе и взял, вот так вот!

Реку (точнее, мелкую речушку) они нашли довольно быстро, на третий день. Место выхода монстра искали чуть дольше, однако вскоре обнаружили и его. Повезло, что дни стояли сухие да ещё что мо́нстрина была тупая и выползала на берег не в удобном месте, покато спускающемся к водопою, а прямо по крутому откосу из крошечного омутка, где она, видать, отсиживалась, нажравшись. Будь тварь чутка сообразительнее и искала удобной дороги — затоптали бы её следы, как пить дать — весь пологий берег был истыкан копытцами овец, пасущихся тут же неподалёку.

Не успели господа ведьмаки как следует обсудить меж собой свои соображения, как из кустов появился двухметровый увалень и завёл дружескую беседу в духе «исполать тебе, добрый молодец…» Это было несколько странно, хотя… у всех свои тараканы. Главное, что парень предложил проводить их до старосты — а там, глядишь, и контракт нарисуется.

Никола с чистым сердцем возвращался к стаду. Вообще-то в своей прошлой жизни он был реаниматологом, честно оттрубил до самой пенсии и даже немножко после. В портал пошёл с престарелыми родителями, пожилой вдо́вой сестрой, её детьми и уже их детьми да с кучей прочей родни. Жена не захотела, дети тоже. Так бывает.

Видать, спасать живое у Николы было на роду написано, потому как и здесь у него проявился целительский дар — хороший и крепкий. Особенно ценно было, что мог он чувствовать и даже предчувствовать бессловесных — младенцев и детей, по малолетству не способных пожаловаться на недомогание как следует, а ещё животных. Словно кнопка зажигалась: внимание, тревога!!! И за реку Никола поехал прежде всего как овечий доктор, потому как овцы (как справедливо заметил дорогой наш сэр Терри Пратчетт) — это мешки травяные, которые выдумывают, как бы ещё сдохнуть!*

* Где-то в цикле о Тифани Болит;

рекомендую первый любительский перевод,

он сильно лучше издательского.

А проект у нас был дорогой, перспективный, и вот так запросто слить не хотелось бы. Ну и то, что в деревне будет свой целитель, не могло не радовать. К тому же, при всех природных данных (ум, красота и габариты) боги благословили доктора даром подчинения воды (ну, там водяные смерчи, страшные метровые сосульки и чтоб полы в доме сами собой мылись), а поскольку мужчина он был крепкий и всякое тяжёлое таскать и тягать ему тоже регулярно доставалось, потихоньку начала прирастать и сила.

Пренебрежение ведьмаков пастух-целитель, конечно же, заметил и беззлобно усмехался в курчавую бороду. Поднявшись на взгорок, с которого открывался вид на изрядный кусок реки и луга, он упёрся руками в бока, быстрым панорамным взглядом, как он его для себя называл, отсканировал своих подопечных и снова усмехнулся.

— Защита, говорите? Ну-ну…

Посыльный нашёл меня на занятии с эльфийками-целительницами. Или это можно планёркой назвать? Да неважно. С уходом Николы в Сером Камне осталось пятеро целителей (включая меня) — некоторое подобие школы. Настя сейчас в походе, Ниф со своим «магическим довеском» к особо глубоким действиям не способен. Остались Туриэль и Элин. И если в Туриэль я была уверена на все сто, то Элин, для которой целительство было не основным даром и даже не вторым, а третьим, но достаточно способным к развитию, нужна была периодическая целевая практика и наставничество. Хорошо, что занятие почти закончилось. Я быстро раздала девкам ЦУ и помчалась в детинец.

И я почти успела.

По верхней лестнице (замковой, которая со смертельными дырками) передо мной поднималась группа людей, среди которых выделялись трое. И правда, в коже и заклёпанные по самое не могу. И волосы седые. Да бли-и-ин. Ну ребята!!! Ладно, один седой. Но все? Прямо, все хотели быть Геральтом??? Что-то я не помню, чтобы в книгах у остальных молодых ведьмаков были седые волосы.

Петрович, Малахитский староста, прихватил с собой пару мужиков охраны, на случай, видать, если господа ведьмаки передумают к барону идти. Ведьмаки делали вид, что им вовсе неинтересно, что тут у нас происходит. Да и ваще они и не такие замки видали… ну, если всех компьютерных «Ведьмаков» учесть.

Процессия прошла по внутреннему двору цитадели, взобралась уже по донжонной лестнице и втянулась в двери. Я шла следом. Представление барона я пропустила, подошла как раз, чтобы услышать из распахнутых дверей столовой, быстро превратившейся в тронный зал:

—…спода ведьмаки Эскель, Ламберт и Койон из замка Каэр Морхен с деловым предложением!

О, боги! Вот за что⁈ Я же только что Петшу выучила! А теперь эти, как их…Эксель — это же из Майкрософт офис?.. И кто там ещё? Камамбер?.. Нет, не то что-то. Хрен с ним, потом переспрошу.

Староста Малахита в зал проходить не стал, остался у порога. Я пристроилась у него за плечом, на самом деле так наблюдать даже лучше — подумаешь, ещё одна баба прибежала поглазеть. Чистота тысызыть эксперимента. Петрович почувствовал, что сзади кто-то стоит, оглянулся… в распахнувшихся глазах я увидела возглас: «Госпожа кельда!» — и яростно зашипела: «Тс-с-с-с!», прижимая палец к губам. Староста закивал и уступил мне место «в первом ряду».

А ничё наши, молодцы. Столы растащили оперативно, разгородив центральный широкий проход (типа натуральный зал приёмов, все дела). А лиственничный трон из корня вместе с гербом и так смотрелся неплохо.

Между тем, в «тронном зале» разворачивалась беседа в духе европейской дипломатии. Представители ордена ведьмаков несколько сдулись при виде барона, облачённого в не самый лёгкий свой доспех, но, тем не менее, предложили свои услуги по защите бедного люда от лютых чудовищ, как оказалось, в изобилии водящихся в наших землях.

О как.

А ничего, что до появления ведьмаков никаких чужеродных тварей в наших краях не было? Эта вот страховидла — первая, а?

Барон слушал-слушал высокомерные рассуждения о «страдающих крестьянах», неспособных себя защитить. Потом это ему надоело, он поднялся и решительно зашагал из зала, махнув озадаченным ведьмакам:

— А ну, пошли! Петрович, ты с нами — посветишь!

Ну, правильно у Петровича был большой свет, а у нас — нет. Мы спускались гуськом по лестнице: Петрович, сформировавший в руке подобие факела, барон, трое ведьмаков и я. На меня, замыкающую процессию, господа ведьмаки смотрели… ну так… типа: что за бабёнка ещё привязалась? Я ж в рабочем прибежала. Трико, футболка. Не понять, кто я и зачем, короче.

Открыв двойную дверь ледника, Вова громко вопросил:

— Любимая, ты не помнишь, куда мы этот ящик поставили⁈

Всю конспирацию поломал, блин.

От ведьмаков поплыли яркие волны недоумения, как рябь на воде от горсти камушков. Ну, простите, корону в тумбочке забыла.

— В дальнем слева углу посмотри, там продуктов пока нет. Он, должно быть.

Вова гулко бухнул крышкой.

— Точно! Ну что, господа ведьмаки, прошу освидетельствовать: ваша зверушка?

Страховидла лежала, жалостно темнея синяками.

Ведьмаки переглянулись молча.

— Вы уж извините, что так вышло, — подал голос Петрович, — Никола, он за тех маток осерчал очень, они ж племенные были, ну вот и… не подрассчитал. Мы в вдругорядь постараемся до смерти-то не зашибать. Оставим до вашего прихода.

Очень хотелось ржать. Бывает со мной.

Однако, барон не был настроен веселиться:

— Не будет другого раза! — когда он вот так вот рычит, мне кажется, что стены вибрируют. — Вот что, ребят, — Вова ласково положил руку ближнему ведьмаку на плечо, от чего тот изрядно просел, — вы же в курсе, куда мы попали? Мы принесли в этот мир свои мечты. Каждый — свои, правда?

Все трое вынужденно кивнули.

— Так вот, я пришёл сюда одним из первых. И точно знаю, что никаких, никаких противоестественных тварей на этой земле не было! И если ваши, повторяю: ваши монстры посмеют досаждать лично мне, барону Белого Ворона, или моим людям… я весь ваш ведьмацкий орден сравняю с-с-сука с землёй! Плевать мне, сколько вас там будет! Это же ваши хотелки — быть ведьмаками. Вы такие сильные, такие быстрые… Только мне-то ваши способности, как и ваши доспехи как-то…

Ведьмаки обиделись. Оскорбили их практически в лучших чувствах. Ничем иным я не могу объяснить сердитое:

— Даже если ты как скала, глаза у тебя всё равно уязвимы… — кто вот это сказал? Канон? Койот? Да бли-и-ин, было же что-то на К! Камамбер? Нет, там, вроде Ламбер был… Тьфу, не хватало ещё в сырах запутаться! Пока я терзалась с именами, муж, направившийся ко входу, равнодушно ответил:

— Воткнёшь мне меч в глаз (если сумеешь, конечно) — сломаю и убью тебя обломком. Ещё и поминки справлю, будь уверен. Петрович, проводи господ ведьмаков до границы наших владений.

ОСТАЮТСЯ МЛАДШИЕ

Новая Земля, детский рейнджерский лагерь Белого Ворона, 31.02 (июня).0005

Олеся

В субботу, сразу после обеда, оба старших отряда собрались и ушли в зелёнку. Вместе с ними ушли Долегон, Кадарчан, Маэ и ещё несколько взрослых. В лагере сразу стало тише.

Однако «шоколадки», как это называла Лида, не перестали появляться. Помня Олесину просьбу, он оставлял добычу сразу у кухни, но вот букетик неизменно приносил к порогу шалаша. Она пристраивала цветы в ряд над своей постелью и считала дни до следующей субботы, с удивлением понимая, что скучает по маленькому тунгусу.

На самом деле, старший отряд не ушёл далеко. Рейнджеры присматривали за своими младшими товарищами, скрываясь в тени большого леса, оставаясь невидимыми, незамечаемыми…

ЗАРЕВО ПОЖАРА

То же 31.02 (июня).0005, Новая Земля, окрестности Иркутского портала, беловоронская торговая усадьба

Кельда

Не знаю, был ли кто-то из цыган поклонником странного советского кинофэнтзи, но ближе к вечеру тридцать первого июня нарыв наконец лопнул. В цыганской деревне началась локальная гражданская война.

Наш торговый поезд как раз въезжал в припортальный посёлок, когда над южным холмом, скрывающим цыганскую деревню, на фоне потемневшего к ночи неба разгорелось оранжевое зарево.

— Так, давайте-ка в усадьбу! — скомандовал барон. — Предчувствие у меня… не очень.

Двор у нас был большой, но восемь сегодняшних подвод, да ещё дежурная усадьбенная, да книжный фургон Соломона, да фургончики госслужбы загромоздили его почти наполовину.

— Чё там у братьев наших ушлых? — барон спешился и пожал Эрсану руку.

— Пару дней затишье было, а сей час, похоже, жгут кого-то…

Мужики по очереди взбирались на смотровые площадки башенок, откуда было видно чуть получше.

— От дурачьё! — высказался кто-то. — Огонь-то смотреть, что ль, будет? Как пойдёт красный петух скакать…

— Похоже, уже пошёл, — откликнулись со двора. — Светит-то — на полнеба!

— Глянь, мужики! Табун!

Ещё и табун⁈ Я не утерпела и тоже полезла на башенку.

Из-за перелеска, скрывающего подошву цыганского холма, скакали лошади. В глубоких сумерках они казались тёмным, глухо бурлящим потоком.

— В нашу сторону идут, господин барон!

Вова кивнул и подошёл к не успевшим ещё закрыться воротам, встал, поглядывая вдоль улицы, составленной из редких усадеб. Рядом с ним встали ещё несколько мужиков. Дежурные разобрались по смотровым башенкам, взвели арбалеты.

Тёмная масса табуна скрылась за заборами дальних дворов, чтобы спустя полминуты появиться снова, гораздо ближе. Теперь было видно, что движутся кони не очень быстро, оберегая поставленных в центр маток с жеребятами. Впереди, запряжённая знакомой парой гнедых, катила обычная простецкая телега, до отказа набитая людьми. Несколько верховых замыкали процессию сзади. Телега затормозила у наших ворот, и Петша Харманович спрыгнул с облучка. Сегодня он не был похож на себя прежнего — ни на солидного, уважаемого дяденьку, каким мы увидели его в первый раз, ни на хищного и резкого парня, переживающего внезапно накатившую вторую молодость, как во второй. Этот новый Петша был раненым волком, с мясом выдравшимся из капкана — в прогоревшей рубахе, чёрный от сажи, с бешеными и отчаянными глазами. В телеге сидело пятеро женщин и целая куча ребятишек мал мала меньше.

Цыганский барон вплотную подошёл к нашему и сверкнул глазами:

— Сам Ворон здесь! Видать, боги не совсем от меня отвернулись!

— Свои пожгли? — спросил Вова.

— Поленьями двери подпёрли, суки, — Петша заскрежетал зубами так, что у меня аж челюсти заломило, — конюшню подожгли…

— И не побоялись, что огонь на соседние дома перекинется? — кисло поинтересовался Владимир Олегович.

— Идиоты, бля**… Только тем и ушли. Меня подожгли да побежали своё спасать.

Вова ждал, спокойно разглядывая дрожащих от пережитого лошадей. Цыган решился:

— Ворон! Прошу тебя, баб с ребятишками спрячь.

— Что, совсем припёрло?

Судя по всему — совсем…

— Не знаю, кто такой нашёлся умный, но пошла такая тема: кто первым барона прирежет, тот новым бароном и станет. А кровников за спиной никто оставлять не будет. Не за себя боюсь — за детей боюсь, за внуков… — в голосе Петши засквозило отчаяние. — Спрячь их, Ворон, богами тебя молю. Табун за ними дам, шестерых коней только себе оставлю. Скажешь, мало — заплачу́ сколько попросишь.

Барон Белый Ворон подумал, кивнул в сторону двора, мол: закатывай, и негромко буркнул:

— Вернись сперва…

Цыган резво подхватил коней под уздцы, завернул телегу во двор и споро начал выпрягать коня.

Яркая, красивая цыганка с младенцем на руках, увидев это, начала что-то быстро говорить, упрашивать его. Цыган молчал. Вот он вскочил на коня, сказал ей что-то коротко и вылетел за ворота. Женщина уже не просила, только кричала протяжно сквозь рыдания:

— Петша-а-а-а!.. Петша-а-а-а!.. — две мелкие девчушки обнимали её подол.

Шестеро верховых исчезли, растворились в густых сумерках.

— Ну, милая, — посочувствовала ей сердобольная Сардаана, — не убивайся так, сыночка пожалей.

Цыганка скрючилась, уткнулась лицом в маленький синий свёрток, глухо ответила:

— Не сын это. Внук. Нет у него мамы. Убили Дариночку мою, мою ласточку. Горе, горе мне, горе-е-е…

Вот так.

Я подошла ближе. Что делать? Потеря близкого человека — не тот случай, когда можно помочь с разбегу, тут время нужно. Но были ещё дети.

Саламандра выбралась из ладони и уселась на краю телеги. Малявки вытаращили глаза, отпустили бабкин подол и присели перед ней на корточки. Несколько малышей подвинулись ближе, стараясь разглядеть чудную зверюшку.

— Как зовут тебя?

— Мирела, — глаза женщины были горькими и пустыми. Даже не попыталась вместо имени прозвище назвать или там соврать.

class="book">— Сколько младенцу? — я, вообще-то и сама видела, что мальчишке едва ли две недели от роду, но мне нужно было, чтоб со мной разговаривали.

— Тринадцать дней.

— Не идёт ему коровье молоко. И дыма хватанул. Дай сюда.

Сидящие позади баронши женщины испуганно переглянулись, но она бесстрастно протянула мне ребёнка. Или думает, что уже всё? Жизнь кончена, и толку не будет метаться?

Бедный малыш. Я аккуратно подправила, почистила и подкормила. Пацан задышал более ровно и спокойно. Кроха такой… Чтобы грамотно его подпитывать — это целителю надо от колыбели не отходить!

— Кормилица нужна. Иначе не выживет.

Остальные цыганки так интенсивно переглядывались друг с другом, что от этого семафора у меня аж голова начала кружиться.

— Любимая! — о, мой барон зовёт. Из ворот уже выезжали наши гружёные телеги.

— Кормилица нужна малышу, — повторила я для него, — а то помрёт.

— Да я уж вижу. Тут в другом проблема. Пасти этот табун — как? Откуда взять столько пастухов, охраны?

— На остров?

— Другого варианта нет. Ты вот что. Мы с мужиками сейчас к порталу, постараемся быстро. Ты проверь всех людей и лошадей, чтоб все дошли. И выдвинемся, пока прочие… заинтересованные лица не чухнулись.

— Хорошо.

Цыганок поселили на отшибе, в двух домиках-фургонах — до окончательного выяснения, как сказал Вова. Лошадей пустили в отдельный загон, на свободный выпас.

Петша не явился ни в тот же вечер, ни на второй день, ни на третий. Накануне тридцать шестого числа мы вновь были у портала. Барон взял удвоенный отряд сопровождения да ещё дополнительную десятку на усиление нашей усадьбы — мало ли.

Про цыганскую резню говорили всякое, разрозненные толпы их носились по округе, конными и пешими, но Петшу никто не видел.

На месте бывшей цыганской деревни чернело огромное пепелище с редкими, чудом сохранившимися полуобгорелыми домами.

29. ГРИМАСЫ КРОВНОЙ ВРАЖДЫ

ПОЧТИ ЗАРНИЦА

Новая Земля, детский рейнджерский лагерь, 36.02 (июня).0005

Олеся Васильевна

Постепенно время доползло до четверга. Тридцать шестое июня. Олеся смотрела в календарик. Очень странная дата! До сих пор непривычно, что в месяце сорок дней. Зато календарик вечный, на все месяцы один!

Нет, неправильно это, про ощущения. Днём время летело, неслось вприпрыжку. А вот ночами — ползло. Олеся смотрела на свои подсушенные букетики и думала… о разном.

Четверг был день соревнования младших групп по… наверное, это можно было назвать спортивным ориентированием. Но у рейнджеров это был поиск клада. У каждого отряда был первый кусок карты и набор подсказок. И куча энтузиазма!

Олеся бежала вместе со своим младшим отрядом. Последний, восьмой кусочек карты вёл их вдоль ручья по знакомой едва заметной тропинке. Вот уже скоро будет заводь и валуны, рассыпавшиеся в лесном ручье. Днём это место тоже было очень красивым.

Рейнджерятам было не до любований. Время поджимает! Двенадцать пар мелких босых ног прошлёпали по мокрым лысинам камней, следом две взрослых, обутых в кроссовки: командира отряда, миниатюрной эльфийки Риниэль и Олесины.

Ребятишки рассыпались по поляне:

— Здесь должно быть!.. Ищите!.. Во мху!.. Тихо, не потопчи́те!.. Смотрите, где мох шевелили!..

Олеся вспомнила волчью стаю, сплошным серым ковром развалившуюся между валунов, поёжилась и опасливо оглянулась на лес… из которого вышел мужчина. Чужой, цыганистого вида, с нехорошо блестящими глазами. Почему-то стало страшно и в горле пересохло. Ребятишки трещали сороками, и Рини, поддавшись их азарту, тоже не смотрела по сторонам. Память в кои-то веки выкинула нужную подсказку, напомнив ночные посиделки, и как весь лагерь её искал, руки рванулись к тревожному свистку. Резкий звук заставил всех рейнджерят вскинуться.

— В круг! — закричала Риниэль.

Дети, словно стайка коршунят, окружили свою командиршу, ощетинившись в сторону пришельца рядом охотничьих ножей.

— Олеся, сюда!

Но она не успела.

Чёрному мужику звук свистка не понравился. Он перекосился лицом и заорал:

— Режь их! — и из леса посыпались такие же чёрные, здоровые мужики. Олесе показалось, что их много, прямо много, и глаза у них были, как кровью налитые. И огромные-преогромные ножи, больше похожие на сабли…

— На землю! — скомандовала эльфийка.

До Олеси доходило словно сквозь вату. Выученные в экстремальной ситуации слушаться командира, ребятишки присели, прижимаясь к валунам. Она одна осталась стоять, не успевая реагировать на происходящее, только смотреть. Вокруг засвистело. Чёрные страшные мужики начали падать. Некоторые кричали, некоторые просто хрипели. А потом всё как-то изменилось. Никто уже не бежал на них из леса. По камням через ручей неслись четверо ребят из старших рейнджеров. И Кадарчан. Они пробежали поляну и исчезли в лесу. Раненые продолжали хрипеть и подвывать. Это было так жутко, что Олеся опустилась на колени, словно ей верёвочки обре́зали, и затряслась, застучала зубами.

— Пацаны, я нашёл! — пропищал чей-то голосок. — Я на него случайно жопой сел!

— Ура!!! — закричали остальные.

И вот тут она начала смеяться и плакать одновременно. Нашли клад! Самое время!

— И чего ты? Эй? — Кадарчан присел рядом и погладил её по плечу. — Все живы, потерь нет!

Олеся Васильевна заревела в голос и повисла у него на шее.

— Тихо-тихо… Детей напугаешь, однако. Пойдём-ка к ручью, умоемся.

Она умылась, попила и немного успокоилась.

— А что там в лесу?

— Ещё четверо было.

Олеся длинно выдохнула:

— И что с ними?

— Лежат, ждут допроса.

— А… А потом?

— Рабство, должно быть. Общественно полезный труд. На каменоломни пойдут работать, очень надолго.

— Так они же… Ну…

— Что?

— Умирают же?

— И умрут, если откажутся клятву подчинения давать. Останутся здесь.

Олеся снова подумала про волков и хотела сказать: а не жестоко ли это? — но потом вспомнила налитые кровью дикие глаза и крик: «Режь их!» — и не сказала. Они хотели убить наших детей. Зубы сами сжались. Всё справедливо.

Старшие рейнджеры, для верности ещё раз прошерстившие лес, вернулись и повели своих подопечных младшаков в лагерь. Олеся ушла с трудом. Больше всего ей хотелось остаться на поляне с Кадарчаном. Ей почему-то казалось, что рядом с ним сейчас самое безопасное место. Но чувство долга пересилило.

На подходе к лагерю Риниэль велела всем достать свистки и подать сигнал тревоги, и следом — всем срочный сбор колоколом. Со всех сторон начали стекаться ручейки детей. Лагерь сразу приобрёл вид сердитого дикобраза. Долегон забрал целителя и ушёл на поляну: поспрашивать.

Управились они довольно быстро, и уже через час командиры и взрослые помощники собрались на срочный совет за своим обеденным столом.

— Рассказывай, Дол, — уступил место докладчика Кадарчан.

Долегон встал, высокий и серьёзный.

— Итак, что мы имеем из допроса. Цыганская диаспора раскололась на несколько… партий, что ли. По большей части — враждующих между собой. И вот эти конкретно товарищи — из довольно сильной группировки, которая считает необходимой кровную месть — всё по поводу того инцидента с пропавшей женщиной-инспектором. Кровники. У них было три приоритетные цели: Олеся, Лида и Антонина, они думали, что все трое здесь, — Олеся Васильевна снова начала мелко дрожать. — Но и всё население Белого Ворона они включили в свой список мести, поскольку господин барон дал их кровникам первой, так скажем, очереди убежище и защиту. Наводку получили, подслушав разговор у портала: что дети ушли в лес с малым числом старших, и инспектора с ними. Примерное направление вроде бы гадалка подсказала. Искали они нас долго, больше недели, — Долегон немного помолчал, глядя в столешницу. — Получается, что помимо кровной вражды мы косвенным образом оказались втянуты в конфликт цыганских кланов, потому что сегодняшняя чистка, я думаю, изменит расклад по силам… Я, как старший командир, предлагаю признать ситуацию чрезвычайной и немедленно вернуть детей на остров, под защиту крепости. Возражения есть?

Возражений не последовало, и лагерь начал спешно сворачиваться.

Они шли назад и гнали перед собой тех цыган, кто имел счастье (или несчастье?) выжить. Их, вопреки первоначальным Олесиным впечатлениям, оказалось гораздо больше, чем безвозвратно успокоенных. Почти три десятка. Парни скрутили им руки и увязали в четыре длинных цепочки, каждую из которых прикрепили к вьючной лошади. Груза у лошадок в обратную сторону было гораздо меньше.

— Да и верёвки не придётся тащить, — сердито прищурившись, высказалась Маэ.

Кадарчан пришёл перед выходом, взял Олесин сидор, поглядел какие стопки бумаг запихивает Лида в свой рюкзак, покачал головой и забрал её поклажу тоже. На их слабые возражения только махнул рукой:

— Молчите уж, девки! Быстро идти надо. Так что — без возражений.

ЦЫГАНЕ — И ЦЫГАНЕ

День тот же

Кельда

— Господин барон! — в дверь нашей комнаты заколотили. Вова, каким-то чудом оказавшийся дома в не очень поздний час, вздохнул, смиряясь с тяжкой долей правителя. — Господин барон! Цыганки на пленных напали!

Что⁈ Мы переглянулись.

— Зайди! — рявкнул Вова; в дверь просунулся дежурный охранник. — Что там⁈

— Цыганские бабы повели ребятишек на пляжик. Ну этот, меленький совсем, что у брода, с цветными камушками.

— Дело говори!

— Так я что… А тут наши возвращаются с лагеря…

— Так четверг же только? Что так рано?

— Дак напали же на них, говорю я…

Вова ярко и очень экспрессивно высказался и побежал во двор, за ним бежал едва не снесённый охранник, и уж за ними, подбирая юбки — я.

У крыльца донжона собралась огромная толпа. Были здесь и постоянные донжонные обитатели-работники, и все старшие командиры-вожатые, уходившие с детьми в рейнджерский лагерь, и принятые под защиту пятеро цыганок со всей своей малышнёй, и целая куча каких-то левых изрядно потрёпанных цыган (судя по следам на одежде, получивших ранения стрелами, а то и ножичками резанных; подживлены они были, простите за тавтологию, «на живульку», лишь бы дошли до баронского суда), у одного из цыган было страшно расцарапано лицо и даже, вроде бы, частично порвано горло. По крайней мере, из-под прижатой к шее ладони сочилась кровь. Наших детей не наблюдалось.

Барон сразу нашёл взглядом долговязую фигуру Долегона и гаркнул так, что мгновенно установилась тишина:

— Дол, люди⁈

— Без потерь, господин барон!

Ф-ф-ф-фух, вот теперь можно спокойно разбираться.

С историей лагеря всё было чётко и понятно. Дальше они шли-шли — и пришли на остров…

—…перешли уже по мосту через брод, как вдруг вот эта женщина, — Долегон показал на Мирелу, — кинулась на вот этого мужчину и начала его драть, а при попытке остановить, впилась в его горло зубами, — вот это сильно! — Детей я в острог отправил, подумал: незачем им тут…

— Это правильно, — думая явно о другом, сказал Вова. — Ну, говори! За что ты его?

В глазах цыганской баронши впервые за эти дни появилось какое-то выражение. Конкретно — выражение лютейшей ненависти:

— Он Дарину мою зарезал!

Барон покивал головой:

— Что ж, ты в своём праве… Но теперь его судьбу и всех остальных буду решать я. Как убили твою дочь?

Губы у цыганки запрыгали:

— Ножом… Четыре раза…

— Ударь его ножом четыре раза. Но так, чтобы он жив остался. Пусть при смерти, но жив. Сможешь? — Вова махнул рукой: — Дайте ей нож! А этого держите.

Я кивнула Настёне-медичке, чтобы подстраховала: вдруг женщина перестарается.

Цыгане от такого поворота событий слегка опешили. Все, кроме Мирелы, которая схватила нож и, выкрикнув что-то по-цыгански, четыре раза ударила убийцу.

Тело мягкой куклой свалилось на землю. Хотя — да, он был ещё жив.

— Во имя Вэр справедливой… — барон ткнул в медичку рукой: — Настя! Твоя забота, чтобы он неделю оставался жив и желательно — в сознании. После этого он присоединится к общему приговору. За нападение на жителя Белого Ворона, при условии что тот выжил и не получил ущерба, полагается десять лет каторги с последующим рабством на пятьдесят лет. На поляне сколько человек находилось?

— Четырнадцать. Но по их собственным показаниям, убить они собирались всех в лагере, кого только смогут, — пояснил Долегон.

— Даже так… Что ж. Моё решение: все без исключения, включая этого, — Вова кивнул на лежащее тело, —…приговариваются к пожизненному рабству. На каменоломни. Перевод на более лёгкие работы — не ранее, чем через сто пятьдесят лет и только за исключительные заслуги. Всё, обжалованию не подлежит… Мирела, что говорит твоя душа?

Цыганка посмотрела на окровавленный нож в руках, прислушалась к своим мыслям и подняла на нас глаза:

— Она говорит: спасибо.

Вот так. Хотя на этом история рейнджерского лагеря не закончилась. Вова сказал: раз такое дело — надо переделать последнюю «Зарницу». Заготовки же есть? А бои в условиях населённого пункта — это ещё круче, чем в лесу! Заодно и взрослых подключить. Короче: взять и перекроить под новые обстоятельства, полтора суток у вас впереди — работайте! Командиры-вожатые наши от такой задачи нереально вспотели, зато в субботу мы имели полномасштабные учения на острове. Было круто, скажу я вам!

А в воскресенье был праздник.

СЕРЕДИНА ЛЕТА

Новая Земля, Серый Камень, 40.02 (июня).0005

День середины лета уже традиционно отмечали широко, щедрыми столами, общими гуляниями, купанием среди плавающих венков со свечами и всяким таким. К этому дню был закончен первый сектор большого кольца уже не детинца, а будущего замка, напоминающий в плане большой угловатый лепесток. Ой, блин! Что я объясняю! Картинка нужна, картинка… Надо поискать, где-то у меня черновичок оставался. Принцип крепостей-звёзд, одним словом. И замок, вслед за детинцем, получил имя Серый Камень. Тем более что люди привыкли так и сам остров называть. Чего путать зря, правильно?

Младших рейнджеров решено было не то что далеко не усылать, а вовсе перестраховаться и организовать им палаточный лагерь на само́м острове, чтоб уж наверняка прикрыть ото всяких возможных цыганских фокусов. Потому как — мало ли, бережёного боги берегут.

ВСЁ СЛОЖНО

На счёт объявленной кровной вражды, в которую внезапно оказался замешан Белый Ворон, у барона были свои соображения, однако никаких резких действий он предпринимать не стал. Решил посмотреть: что будет? И, в конце концов, Петша Харманович ещё не объявился. Нехорошо у человека право возмездия отнимать, некрасиво.

С цыганами всё было сложно. Раньше, помнится, в соцсетях у некоторых дамочек модно было статус такой выставлять: «Всё сложно». Так вот, цыганам впору было такие плакаты развешивать. Деревня в тот злополучный вечер выгорела у них больше чем на три четверти. А те дворы, что остались хоть частично целы, разбежались в разные стороны, растащив, что успели. Опять же, спокойно разбирать добро враждующие группировки дуг другу не давали — война шла на всю катушку, так что у пары-тройки домов пока что сохранилась и крыша, и даже кое-где дорогие современные стеклопакеты, хотя большинство срубов таращилось на обугленных соседей чёрными провалами окон.

Часть цыган забилась в кибитки и встала на крыло — дескать, через родовую судьбу, видать, не перескочишь — да и укатили куда глаза глядят, искать лучшей доли, тёплых земель и вольной бесшабашной жизни. Вот эти, между прочим, совсем меня не удивили. Должно было хотя бы у некоторых проснуться что-то такое дикое и древнее.

Часть отбежала чуть подалее на юг, объявила себя мирной сельскохозяйственной общиной и всюду декларировала, что им баронство никуда не упёрлось. Там, говорят, взаправду ходили у них и овцы, и куры, и прочая живность, строились теплицы и даже распахивались поля. Посмотрим, что за садоводы-огородники из них вылупятся.

И едва ли не половина из всех жаждала в первую голову кровной мести. Снесло башку людям, натурально. Среди этих оставшихся тоже не было единства. Четыре больших клана соревновались между собой за старшинство и новое баронство. Все они идеологически разнились, но до поры до времени держались кучно — уж больно страшен оказался доведённый до крайней точки Петша Харманович. Таким, поди, его уж и не помнил никто, а может, и вовсе никогда не видел — на Старой-то Земле случая подобного не представилось. Но после того, как зарезали его старшую дочь, да хотели семью в доме пожечь заодно с любимыми лошадьми, старый барон сделался ужасен, словно демон. Чёрной тенью носился он со своими пятью сыновьями-внуками, налетая из ниоткуда и исчезая словно бы в никуда, оставляя за собой кровь и слёзы.

И как ни хоронились повинные в смерти Дарины Петшевны резкие Романовы, кончились у них в один прекрасный день и мужики, и бабы. Лёлька, старшая из оставшихся Романовых, девчонка, которой по весне стукнуло аж двенадцать, собрала шестерых своих ме́ньших, покидала к брату в коляску что поценнее было, вручила сестрёнкам кульки с манатками, да и ушла из временного становища. Бабы других кланов пытались её уговаривать, дескать, мужики-то уж защитят. Однако Лёлька оказалась упёртой, отбрив всех одной фразой: до сих пор, мол, никого не защитили, с чего это вдруг получится? И была в этом горькая правда, потому как даже строиться гордые кровные мстители никак не могли начать — неизменно появлялся старый барон и наводил такого шороху, что даже ни о какой лесозаготовке и речи быть не могло, не говоря уж о прочем.

Лёлька пошла вроде как в свою сторону, однако, убедившись, что соплеменники её не пасут, развернула, дала крюк, да и приволоклась на порог Беловоронской усадьбы, где подолбилась в ворота, пала на пороге и попросила взять под покровительство мелких: пятерых сестрёнок да трёхмесячного братца. Себя Лёлька, объявленная на весеннем празднике невестой на выданье, считала взрослой и на защиту не шибко надеялась.

Эрсан поглядел на всю эту трагедию, составил собственное мнение о том, кто тут есть взрослый, — и с первым же торговым обозом переслал всех остатних Романышей в Серый Камень.

Кровная вражда непосредственно под боком мне (как кельде) была не очень интересна, да и повод был вполне себе — короче, ничтоже сумняшеся, своим словом я назначила кормилицей Данилке Романову ту же женщину, что кормила грудью баронского внучка Славика Деме́тера. Молочные братья — это же почти что кровные побратимы, так? Посмотрим, что выйдет.

Тем временем противоборствующие старому барону гордые Петрашенки, Шишковы и Санчаки сильно озадачились прощальными Лёлькиными словами, тем более, что Романовы-то теперь кончились, и по всему выходило, что Петша Харманович возьмётся за прочих. Бросив все свои хозяйственные дела, оставшиеся три клана употребили все наличествующие силы, чтобы противостоять шестерым Деметерам. Месяц пытались они устраивать засады и западни, месяц старый Петша водил их за нос, как старый лис, неизменно прореживая вражеские ряды, пока однажды, уверившись в своей фортуне, не сунул голову уж вовсе в капкан.

СТАРЫЙ ЛИС

Новая Земля, Серый Камень, 36.03 (июля).0005

Они были побиты все. Побиты, порепаны, потрёпаны в хламину. И кони тоже.Мирела выла, расцарапывая лицо в кровь. По честности сказать, было от чего выть. Чудо было в том, что Петшу довезли живым, при всех его ранах и такой кровопотере. Левой руки не было по локоть. Э-э-э… ну, примерно по локоть. Был ли, собственно, локоть, у меня никакого желания разглядывать не было — сплошные кровавые ошмётья и осколки… Да и нога выглядела тоже не очень, чем-то перебитая в нескольких местах, привязанная к куску обугленной доски. Глаза старого барона уже, должно быть, слегка подглядывали в следующий мир, и только тихий, вырывающийся из груди хрип подсказывал, что он ещё жив.

— Да хорош выть-то! — Мирелу пришлось тряхнуть как следует. — Жив мужик твой, иди умойся! Эка разодралась-то, дурында! Весело ему будет на тебя смотреть… Иди вон, Наська пришла, пусть мордашку тебе починит! А рядом со мной не орать! Всем ясно⁈

Смурные, обмотанные кровавыми и не очень чистыми тряпками цыганы переглянулись и затоптались, живо напомнив мне щенков, заподозривших, что ты несёшь им чего-то вкусное. Зомби-щенков. О, боги, фу. Пойду в транс.

Петша стоял, уперевши руки в боки и разглядывал светящуюся сферу Земли.

— Ну и чего ты, старый пройдоха, бо́шку-то в капкан запихал? Чё смотришь?

— Вот не ждал тебя тут встретить! Ты тоже умираешь, что ли?

— Да щас! Разогнался! Там твоя супружница все щёки себе испластала. Тоже, поди, засобиралась! А кто дитё ро́стить будет, а? И вообще! Там орут, тут дурацкие вопросы задают. Шаришься в тонком мире — так сядь и не отсвечивай, работать не мешай! — настроение было поворчать.

Петша огляделся внимательнее:

— Так мы не умерли?

— Нет… Чем тебя так по боку-то приложило?

— Бревном.

— Вояки, блин… Нет, ты посмотри — сплошные осколки! Даже не знаю… Ладно, хрен с ним, как-нибудь разберёмся с ногой… С рукой что делать?

— А что с рукой?

— Нету у тебя руки́. Слава богам, одной.

— Которой?

— А ты не видишь, что ли? Левой.

— Да как-то… Смутно всё.

— Так… Думай, голова, картуз куплю… А ты не ржи, давай. Садись. Пробовать будем.

— Думаешь, выйдет отрастить?

— М-гм… С глазом же вышло. С языком тоже. Палец отрубленный был — правда, тогда целиком приживили… Руку, честно скажу, не пробовала, так что если чего — ты уж не обессудь.

— Много оторвало?

— От локтя одна каша осталась, предплечья уже нет.

— Возьмёшься?

— А чего? Сидим уже. Долго будет, боюсь… да и хрен с ним. Поехали!

Вышло и вправду долго. Прямо долго, часа три. Я, наверное, для понта могла бы написа́ть, что устала — да враньё же будет. Невозможно целителю устать, если только он про себя не забудет. Это как у богатого стола сидеть и в голодный обморок упасть. Долго — да. От нечего делать, разговаривали про всякое. Я ему и про оставшихся младших Романовых сказала. Только хмыкнул, мол — догадался уж. И про того, последнего, что в каменоломни навечно сослан, которому Мирела четыре раза ножом засадила.

— Так он, выходит, жив остался?

— Барон так присудил. Так что дальше уж — не твоя печаль. С другой стороны — ты тоже жив остался. С этой стороны к суду претензий нет?

Цыганский барон усмехнулся:

— Какие уж тут претензии… Как расплатиться теперь, думаю.

— М-м… Тут есть ещё одна новость. Подумай. У внука твоего появилось два молочных брата.

— У кормилицы двое детей?

— У кормилицы — один…

Петша помолчал.

— А второй?

— А второй — Данилка Романов.

В это раз мы молчали долго. У отхваченной руки успела восстановиться вся нижняя часть предплечья, начало проявляться запястье.

— Что ж, видно так боги судили, — сказал наконец цыган. — На этом конец кровной вражде. Молочное родство для нас — считай как кровное.

Я обдумала информацию.

— Ну, вот и ладненько. Надо только это до малы́х Ромашек донести, чтоб мыслишки дурацкие в головёнках не бродили. И до твоих, чтобы впечатано было аж в подкорку.

— Впеча-атаем… — хмуро сказал Петша, наблюдая за подрастающей культей — Эх-х-х, лишь бы пальцы отрасли!

— Норма́с, смотри как славно идём! Будут у тебя пальцы…

Два барона — наш и цыганский — разговаривали долго. Понятно дело, что людей у старого цыгана почти не осталось, зато остался но́ров и гордость. Но здравый смысл тоже присутствовал.

Я слушала-слушала эту дипломатию, а потом напомнила старому цыгану, что не воспользовалась ещё своим правом попросить у него «что только пожелаю».

— Сегодня, во исполнение твоего слова, желаю, чтобы породнившиеся роды Деметеров и Романовых прекратили самоубийственную войну с прочими кланами, пошли под руку Белого Ворона и занялись нормальной мирной жизнью. Вот кони ваши мне оченна нравятся. Подумайте в эту сторону. Цыгане… кони… — всё гармонично.

И тут уж, даже если цыганский барон и хотел как-то вильнуть — калитка закрылась. Вэр бдительно следила за соблюдением клятв.

По итогу мужики сошлись на том, что цыгане временно садятся на острове, тем более, что двух младенцев нужно было как-то кормить, хотя бы до полугода. А как только острая потребность в кормилице отпадёт — перебираются чутка подалее, на выселки, строятся уже вовсе капитально и под патронажем Андле начинают выводить из своего табуна значительно более лёгкую чем наши тяжики породу. Что-то похожее на скакунов. Арабских, наверное. Или орловских. Думаю, должно у них получиться что-то путное. Даже сейчас лошади Деметеров были хороши. Красивые, тонконогие, лёгкие и быстрые. Песня просто.

К тому времени, кстати, и вопрос с их кровниками по-любому утрясётся.

Вдвоём же Вова с Петшей разговаривали с ма́лыми остатками цыганских семейств, ожидавших решения своей судьбы на нашем острове. Деметеров, конечно, было побольше. Но и Романовых мы со счетов сбрасывать не хотели.

Люди. Люди — один из наиценнейших ресурсов.

В итоге два барона сочинили какой-то обряд смешения крови, призвали в свидетели богов и навсегда запретили вражду между двумя родами, усилив нежданное молочное родство побратимством.

Хотя я отчётливо понимала, что объявленная другой частью диаспоры кровная вражда для Белого Ворона одними словами не закончится…

МАЛЕНЬКИЙ БОНУС ОТ КЕЛЬДЫ И ГДЕ ИСКАТЬ ПРОДОЛЖЕНИЕ

Продолжение читайте на Автор.Тудей, в третьей книге Хроник Белого Ворона. Книга завершена! https://author.today/work/156059

Все книги цикла здесь: https://author.today/work/series/16330

Рисунок от кельды))

«Фея бобра рекомендует»