Дахака [Павел Марков] (fb2) читать онлайн
[Настройки текста] [Cбросить фильтры]
[Оглавление]
Дахака
Пролог
Сноп искр взмыл в воздух. Язычки пламени ярко мерцали в сумраке ночи. Они разгоняли тьму. Блики большого костра играли на юном лице. Черные глаза из-под пышных ресниц немигающе смотрели на то, как сухие ветви медленно поглощает огонь. Вокруг царил аромат мирры и ладана. Он привносил в душу благодать и покой, а затем плавно возносился к небу, на котором горели мириады многочисленных звезд. Ночь выдалась ясной и лунной. Округа заливалась серебристым светом. Прохладный ветер дул с севера, но тепло от пламени приятно согревало кожу. Треск горящих сучьев заглушал прочие звуки. Уханье совы. Отдаленный рык синха[1]. Крик обезьяны. Трель кузнечиков. Все это тонуло в шуме играющего пламени. Даже шум неспешных шагов крупной фигуры, размытой мраком, едва пробивался сквозь этот убаюкивающий рокот. Аромат благовоний усилился. Неизвестный остановился по ту сторону костра. Прямо напротив нее, продолжавшей смотреть невидящим взором сквозь желтый огонь. Словно издалека до слуха ее донесся грубый и торжественный голос: — Перед лицом бога нашего, Индры[2], я спрашиваю тебя — какое имя ты выберешь себе?! Она промолчала. Немигающий взгляд черных глаз все так же отрешенно смотрел перед собой. На пламя костра. Его язычки медленно пожирали ветки хвороста. Однако мысленный взор ее видел совсем иное… Сухие стебли вспыхнули в один миг. Огонь, изначально ничтожный, быстро превратился из маленького котенка в свирепого синха. Он набросился на нее. С такой же жадностью и голодом, как терзает свою жертву хищник. Желтые языки, словно множество змей, обхватили сначала ступни. Потом поднялись вверх по ногам. Занялись светлые одежды… темные волосы на голове, покрытые серебристым налетом седины… и вот она уже не видит ничего. Ничего, кроме желтой завесы, от которой пышет жаром. А отблеск от пламени отражается в прозрачных слезах, каскадом стекающих по лицу. Совсем скоро ее руки обхватят медную урну. И холод от нее не сможет разогнать даже самое горячее пламя этого мира… — Какое имя ты выберешь?! — вновь раздался торжественный голос. Тонкие губы разомкнулись, и она уверенно произнесла: — «Поклоняющаяся». — Да будет так! Отныне ты — Арчита. Поклоняющаяся Индре! Встань, жрица. Та повиновалась. Тело ее по-прежнему было здесь. Глаза смотрели на огонь. Но разум был далеко. Он словно освободился от телесной оболочки и улетел назад. В прошлое. Увидел то, что хотелось забыть. Не вспоминать. Чтобы этого никогда не происходило. Но минувшее уже не изменить. Изменить можно лишь будущее. И она намерена это сделать. Иначе не пришла бы сюда. «Поколняющаяся… я поклоняющаяся… но только не Индре. Я поклняющаяся Богине-матери… Богине-матери и ему. И больше никому». — Обряд завершен! — громогласно объявила фигура напротив. — Индра приветствует новую жрицу!***
Бледная рука провела по шершавой поверхности камня. Мелкие крупицы горной породы с тихим хрустом осыпались на пол пещеры. Отзвук падения слабым эхом разлетелся по гроту, отражаясь от серых стен. Внутри царили сумрак и прохлада. Вход был достаточно широк, однако солнечный свет с трудом добирался до того места, где они стояли. Три человека. Двое — в просторных фиолетовых одеждах, местами украшенных серебряными нитками. Богатая ткань прикрывала слегка полноватые тела. На плечах покоились теплые накидки из овечьей шерсти. Головы гладко выбриты. Мужчины с опаской смотрели на груду камней, загородившую дальнейший путь вглубь пещеры. Третий же, наоборот, изучал преграду с неподдельным интересом. Он снова и снова проводил тонкими бледными пальцами по шершавой поверхности. Рот, обрамленный пухлыми губами, слегка приоткрылся. Из него вырывалось громкое дыхание. Однако оно не превращалось в пар. Ведь возле этой стены было тепло. Неестественно тепло. Но, похоже, его это волновало в последнюю очередь. Подобно бездне, глубокий взгляд синих глаз пожирал представшую перед ним преграду. На такой же, как у спутников, гладковыбритой голове выступила легкая испарина. Мышцы обнаженного по пояс тела напряглись, делая его фигуру еще внушительней. Еще статней. Пурпурное одеяние с широким подолом едва не доставало каменистого пола, раскачиваясь при каждом движении. — Прелестно, — прошептал он, вновь проводя ладонью по камню, — просто восхитительно — Господин? — переспросил один из спутников. — Я чувствую, — громче ответил он, — там, по ту сторону. Есть все, о чем только можно пожелать, — он обернулся через плечо и вгляделся во взволнованные лица мужчин, — а вы ведь знаете. Мое чутье никогда не подводило. Если в этой пещере мы нашли столько лазурита… то сколько же его за этим завалом? И представить нельзя! Те двое молча переглянулись. Тревога в их глазах нарастала. Тот же, кого они назвали господином, вновь повернулся к груде камней, преграждающей путь. — Необходимо расчистить завал, — потребовал он, — разработать рудник. Тогда богатства рекой потекут в мои земли. Сюда придет слава и процветание! — Господин… — О, почтенные жрецы, — резко перебил он, — убежден, вы разделяете мою радость и предвкушение от того, что ждет нас за этой стеной. Уверен, вы не пожалеете. Ведь моя щедрость и благодать не знают границ. — Господин, — один из жрецов кашлянул и сцепил руки перед собой. Они слегка подрагивали. — Прости, но мы не можем дать разрешения. Тот резко обернулся и пронзил говорившего острым взглядом. Служитель богов побледнел, однако взора не отвел. Видимо, страх перед тем, что от него требовали сделать, оказался сильнее трепета перед господином. — Разве вы не видите? — он отошел от стены и развел руками. — Разве вам до сих пор не понятно? Это путь к богатству и процветанию! Все, что нужно сделать… — Мы видим предостережение, господин, — встрял второй жрец, — эту стену нельзя трогать. — На ней послание богов, — добавил первый и указал холеным пальцем на преграду, — взгляни, господин! Камни упали не просто так. Это знак! Знак всевышних! Он обернулся и еще раз осмотрел груду камней. Да, с определенного угла она действительно напоминала… нечто. Человек, обладающий богатым воображением, легко мог представить себе, как вперемешку наваленные куски породы образуют лик жуткого рогатого создания. А из разинутой пасти, полной огромных острых зубов, вырывается обжигающий пламя… Господин моргнул и усмехнулся. Да, у его жрецов богатое воображение. Оно и должно быть таковым. Ведь они служители богов. Сам же он перестал верить во всевышних уже давно. С тех пор, как произошло это… Грохот обвалившихся камней… истошный крик и плач ребенка… тишина… От воспоминаний руки инстинктивно сжались в кулаки. Губы сошлись в волевую линию. Он тряхнул головой, отбрасывая картину прошлого. «Чушь и вздор! Нет никаких знаков и предостережений. И самих всевышних тоже нет. Это всего лишь груда камней, которая преграждает мне путь к богатству и славе! И мне было бы плевать на решение этих испуганных и суеверных толстяков! Если их страшит кара небесная, пусть трясутся, сколько хотят. Но местные крестьяне слишком податливы в вопросах веры. Они этим жрецам буквально смотрят в рот… а должны смотреть на меня! Должны восхвалять меня! А не выдуманных идолов! И без разрешения этих ряженых святош рабочих сюда не загонишь. Даже под страхом смерти». Он вновь развернулся к своим спутникам. Руки по-прежнему были сжаты в кулаки. Взгляд синих глаз стал холодным и угрожающим. Жрецы ощущали на своей коже эту угрозу, будто волнами исходившую от своего господина. Но страх и ужас перед знаком богов готов был пересилить все что угодно. — Вы дадите разрешение на разработку лазуритового рудника, — тоном, не терпящим возражений, молвил господин. Его голос эхом отражался от каменных стен. — И скажете жителям, что боги благословили меня и мои деяния. Что я приведу народ к процветанию и величию. — Господин, одумайся! — взвизгнул второй жрец. — Узри же знамение всевышних! — подпрыгнул первый. — Неужели ты не чувствуешь? Хумпан[3] предостерегает нас! Жар идет от этой стены… — Хватит! — оборвал их он. Ладонь, сжатая в кулак, рассекла воздух, словно кнут. — Вы дадите мне это проклятое разрешение! Если я тем самым нанесу оскорбление богам — пусть они покарают меня! — Они покарают каждого, кто решится нарушить священный запрет и проникнуть по ту сторону! — закричал первый служитель богов. — Кара ляжет на плечи всех нас! — вторил ему другой. С каждой секундой люди в пещере распалялись все больше. Словно таинственное тепло, исходящее из-под груды камней, влияло на них. Заставляло нервничать и подливало масла в огонь. Куски горной породы играли роль немых слушателей разгоревшегося спора. — Я всегда был благосклонен к вам! — взревел господин. — Моя щедрость не знала границ! И так вы решили отплатить мне за годы покровительства?! — Нам покровительствуют лишь боги! — с жаром возразил первый жрец. — Боги?! Разве боги пожаловали вам жреческий сан?! — Мы не допустим, чтобы кто-то пошел против воли всевышних! — поддакнул второй. — Это немыслимо! Ваш разум одурманен суеверным страхом! — Воля богов определена! — выкрикнули одновременно их служители и, не дожидаясь ответа господина, спешно двинулись к выходу. — Жалкие трусы! Глупцы! — орал им вслед он. — Остановитесь! Не дайте себе пожалеть о принятом решении! Но те не слушали. Жрецы спешили покинуть пещеру как можно скорее. Как только они отошли от стены на пару десятков шагов, из их ртов повалил пар. По утрам здесь бывало холодно. И тем сильнее в них крепла уверенность, что нельзя разбирать каменный завал. — Помоги ему Киририша[4], он обезумел! — зашептал первый. — С тех пор, как боги забрали у него сына, он сам не свой, — также шепотом ответил спутник, — горе застилает ему взор. — Боюсь, не только горе, — сокрушенно покачал головой жрец. Они торопливо покидали пещеру. Их сердца бились учащенно. И только когда люди вышли на солнечный свет, подставляя лица свежему ветру, они немного успокоились. Не оборачиваясь, жрецы отправились обратно в селение. Скоро их фигуры скрылись меж стволов хвойных деревьев, обступивших вход в грот со всех сторон. Порывы воздуха завывали среди макушек, заставляя ветви раскачиваться в причудливом танце и отбрасывать длинные тени… Он остался один. Господин слышал, как снаружи завывает ветер. Слышал свое громкое и учащенное дыхание. А взгляд синих глаз, полный ярости, слепо устремлялся в спины жрецам даже тогда, когда те скрылись из виду. Ладони непроизвольно сжимались и разжимались в кулаки. Бледное лицо изуродовала гримаса ярости на пухлых губах. — Трусливые прихвостни, — процедил он сквозь зубы, — жалкие… трусливые… ничтожные… прихвостни. Как они смеют перечить мне? Неужели я был недостаточно щедр и великодушен? Они решили укусить руку, которая их кормит? Тогда мне придется поступить с ними так, как поступают с бешеными псами! Пусть узнают, что мой праведный гнев не менее безграничен, чем мое великодушие и щедрость! Высказав яростную тираду в пустоту, он вновь обернулся к завалу. Подошвы кожаных сандалий шаркнули по каменистой земле. Груда валунов продолжала безмолвно наблюдать за ним, источая приятное тепло. Господин провел ладонью по горной породе. — Я найду решение, — поклялся вслух он, — если не сейчас, так позже. Ведь я умен и прозорлив, не правда ли? Ответом ему была тишина. Только ветер выл снаружи. — Правильно, — сам себе ответил господин и отвел руку, — правильно. Я еще вернусь. За богатством, славой и процветанием. Мое чутье никогда не обманывало меня. Не обманывает и сейчас. Я еще вернусь. Отступив на шаг, он развернулся и спешно направился к выходу. Внутри все клокотало от ярости и нетерпения. Но эти чувства притупляла решимость. Решимость добиться своего во что бы то ни стало. Груда камней безмолвно смотрела ему вслед. И со стороны могло почудиться, что те выстроились в подобие усмешки…Часть I. Искушение.
Ты жадностью болен. Эта мука терзает и гложет. Если богатством своим не доволен, Все золото мира тебе не поможет.Абу аль-Атахия
Глава 1
Цокот копыт по грунтовой дороге гулко разносился в округе. По обе стороны от тракта раскинулись неровные луга, поросшие зеленой травой. Тонкие стебли вяло покачивались под порывами прохладного ветра. Воздух, дувший с севера, был настолько свеж и чист, что не позволял яркому солнцу раскалять его. Немногочисленные «барашки» неторопливо плыли на юг по голубому небосводу, изредка отбрасывая на землю маленькую тень. Она ехала на серой кобыле, осторожно сжимая поводья в изящной ладони. Длинные темные волосы спадали до лопаток. Тело прикрывало грубое одеяние без рукавов из овечьей шерсти. Солнечные блики красиво играли на коже, покрытой загаром цвета бронзы. Взгляд больших черных глаз, обрамленных пышными ресницами, устремлялся вперед. Туда, где виднелись могучие горы и их белоснежные шапки. — Впервые видишь Хинду-Кауш[5], почтенная жрица? Она обернулась на хриплый голос. Ее спутник, старец с заостренной и седой бородой до груди, с интересом рассматривал ее из-под нахмуренных бровей. Они были плотными и густыми. Она невольно подумала, что те напоминают ледники, которые венчают горы неподалеку. Человеку приходилось слегка задирать голову, ибо ехал он на осле, что ниже кобылы. Тело прикрывала коричневая рубаха и походный плащ. Серый и неприметный. — Да, — мягко ответила она, — в первый. — Хм, — хмыкнул в бороду тот, — но в твоих очах я не вижу удивления. Легкая улыбка тронула тонкие губы: — Я видела Обитель снегов[6]. — Обитель снегов? — с интересом переспросил спутник. — Где это? Она кивнула в сторону: — Там, к востоку от долины Синдху[7]… — улыбка померкла, девушка отвернулась. От пристального взгляда старика не укрылось, что та чем-то опечалена. Будто воспоминания об этой самой Обители снегов причинили боль. — Тебя накрыла тень, подобно туче грозовой, — учтиво подметил он. — Неважно, — все также мягко ответила она, но старец понял, говорить о прошлом та не станет. — Что ж, тебе виднее, юная жрица, — вздохнул он, — прости старого глупца. — Ничего, — снова вялая улыбка. — Могу ли знать я имя твое? — Арчита, — ответила девушка, — и я забыла узнать твое. — Атта-Ури, дитя, — широко улыбнулся спутник беззубым ртом. — Далеко до селения? — Немного еще, — заверил старец и воздел глаза к небу, — солнце и зенита не достигнет, как прибудем мы на место. — Хорошо, — кивнула жрица. — Нет у нас в хозяйстве таковых, — кивнул он на лошадь. — Да? — равнодушно переспросила Арчита. — Ослами да бычками мы обходимся, — крякнул Атта-Ури, — откудобна у тебя такая красота? — Отец подарил. — Щедр родитель твой на подарки, — искренне изумился старик, — небось, много золота имеет. — У нас богатство не измеряют золотом, — возразила жрица, вызвав еще большее удивление на лице спутника. — Не уж то? А что же у вас мерилами являются? — Лошади, — улыбнулась девушка, — особенно у кшатриев[8]. — Это кто такие-то? — Неважно, — мягко отрезала Арчита и посерьезнела, — лучше поговорим о деле. — Эх, — выдохнул Атта-Ури, — опять я заболтался, аки сорока. Прости старика. Старейшина наш совета просит. Арчита нахмурилась: — Разве ваши жрецы не могут спросить богов сами? — Могут, конечно, юная жрица, могут, — спутник снова вздохнул, налетевший порыв ветра всколыхнул бороду, — да токма не доверяет старейшина им. — Не доверяет собственным жрецам? — удивилась девушка. — Н-у-у… — замялся Атта-Ури, — не сведущ я в делах верховных. Мое дело за овцами следить, да чтоб козы подоенными были. А уж пошто старейшина разладился с жрецами… не моего это ума. — Хм, — снова вялая улыбка на тонких устах. — Но боги благоволят мне сегодня! — оживился старик. — Ведь как не по их воле мне суждено было встретить тебя?! — Да, — мягко ответила она, — я не хотела оставаться здесь надолго. — Ты ниспослана нам всесильными и сумеешь передать их волю старейшине, — продолжал разглагольствовать спутник, — и они хранят тебя! — Наверное, — одними губами прошептала Арчита так, что старец не услышал. Увидев отрешенное выражение на красивом лице, Атта-Ури счел правильным замолчать. Негоже беспокоить посланницу богов, коли сама она того не желает. Старик оказался прав. Небесное светило едва успело достигнуть зенита, когда впереди показалось заветное селение. Когда по левую руку позади осталась еще пара пологих холмов, взору жрицы предстала крупная деревня, расположенная у подножия высоких гор. Несколько больших ручьев стремительным потоком спускались с вершин к востоку от хижин и переливались в свете дня подобно серебру. К западу же в отдалении виднелся густой хвойный лес. Деревья с острыми макушками сливались в один темный массив и издалека походили на огромный частокол. Даже отсюда было слышно, как ветер гуляет меж стволов и играет ветвями, создавая шум, похожий на рокот прибоя. Арчита невольно засмотрелась на местные красоты. Там, откуда она родом, природа не лишена великолепия. Только оно было другим… Взгляд черных глаз из-под пышных ресниц медленно прошелся по лесу, немного задержался на поселении у подножия гор, а затем поднялся к верху. Туда, где начинали свой путь крупные ручьи… Вялая улыбка так и застыла на тонких губах. Зрачки Арчиты расширились. Она почувствовала, как вся кровь начинает стремительно покидать лицо и приливает к затылку. Голова закружилась, но она не посмела стряхнуть наваждение. Ее взор был прикован к горам Хинду-Кауш… Словно кто-то незримый заставлял смотреть на отвесные скалы и белые ледники… — Вот и наше, милое душе, селение, — с любовью молвил Атта-Ури и обвел местность рукой, — многие годы мы живем здесь под защитой богов… — он посмотрел на Арчиту и осекся, — о, жрица, тебе стало плохо? Ты бела аки козье молоко! Неимоверным усилием воли она заставила себя оторваться от созерцания гор и перевести взгляд на старца. Тот с тревогой глядел прямо на нее. Жрица выдавила вымученную улыбку: — Все хорошо. Просто устала с дороги. Атта-Ури выдохнул и расслабился: — Прости меня, дурака старого. Догадаться надобно мне было. Ну, ничего. Скоро будем дома. Старейшина примет почтенную гостью лучше, чем люди встречают дождь в пустыне. Арчита снова улыбнулась и благодарно кивнула. Затем украдкой бросила мимолетный взгляд на Хинду-Кауш. В этот момент с севера налетел особо сильный порыв ветра. Холодный, будто дыхание морозной зимы. Он обжег кожу и защипал ноздри. Но не это заставило вздрогнуть и поежиться жрицу. В голове она услышала голос… Шепот. Тихий и едва уловимый, словно легкий сквозняк. Но от этого не менее отчетливый. «Сюда…». Закусив нижнюю губу, Арчита постаралась больше не смотреть в сторону гор, сосредоточившись на дороге. Вскоре они уже оказались на окраине селения. Широкая улица, по обеим сторонам которой выстроились невысокие хижины, уходила прямой дорогой на север. Там вдалеке, у самого подножия гор, расположилось длинное одноэтажное здание с узкими окнами. Арчита подумала, что сквозь них с трудом должен пробиваться солнечный свет. Постройка заметно выделялась на фоне остальных домов поселения. Стены из обожженного кирпича были чистыми и гладкими, без единого признака трещин. Крышу покрывал плотный соломенный настил. «Наверное, это дом старейшины» — подумала жрица и невольно окинула взглядом близстоящие хижины. Потрескавшиеся стены и прохудившиеся крыши. Да, в отличие от обычных жителей, местный правитель средств на содержание себя не жалел. Однако Арчита не намерена была размышлять об этом. Она здесь по делу, и как управляет старейшина поселением ее волновать не должно. Жрица то и дело ловила на себе удивленные и любопытные взгляды. В основном от детей. При приближении всадницы те тут же бросали свои занятия и во все глаза засматривались на серую лошадь. Да и те редкие взрослые, что иногда появлялись в проемах домов, были не прочь поглядеть на почетную гостью. — Нету у нас лошадей, — словно извиняясь за излишнее внимание произнес Атта-Ури, — а поля возделываем мы с помощью силы быков. — Да, я поняла, — осматриваясь бросила жрица. Людей в деревне было не очень много. По крайней мере, ей так казалось. Видимо, многие сейчас находились в полях к западу. Выращивали пшеницу да пасли стада овец. Цокот копыт глухо отзывался на полупустой улице. Из пасти лошади доносился тихий храп. Мелкий мальчуган с бритой и загорелой головой решил было подойти поближе да рассмотреть всадницу, но тут же нарвался на нарочитое недовольство старика. — Кыш! Атта-Ури махнул рукой, и ребенка как ветром сдуло. Арчита моргнуть не успела, а тот уже юркнул в проход и скрылся в соседней хижине. — Прости, юная жрица, — извиняясь, молвил старец, — ума у них едва ли больше, чем у цыплят. — Все такими были, — улыбнулась она. — Твои слова подобны журчанию ручья. Они приносят радость и освежают душу. Арчита промолчала, однако ее щеки зарделись румянцем. Пусть старик и не увидел его на бронзовом загаре, девушке было приятно. Поначалу манера общения путника казалась ей странной. Из тех мест, что она была родом, так красиво могли говорить только высшие жрецы, да и то далеко не все. Услышать подобные слова из уст простого смотрителя животных небольшого поселения оказалось в диковинку. Она бросила косой взгляд на старца, продолжавшего ехать верхом на осле. Но ничто в его облике или манере держаться не выдавало знатного происхождения. Мысленно пожав плечами, Арчита отвернулась. Дом старейшины неумолимо приближался. Больше к ним близко никто не подходил. Однако чем меньше локтей оставалось до конца пути, тем отчетливее жрица ощущала перемену в настроении местных. Она чувствовала. Каждой клеточкой тела. Взгляды простых людей продолжали с нескрываемым любопытством осматривать ее с головы до ног. Но к любопытству прибавилось и кое-что еще. Недоверие? Угроза? Да. Арчита начала ощущать ее. Скрытая, сдерживаемая угроза. Она бросила косой взгляд влево. На пороге хижины, мимо которой они проезжали, стоял молодой крестьянин. Темные брови сошлись на переносице. Карие глаза пронзали насквозь. И не нужно быть провидицей, чтобы прочитать выражение этого взора. «Тебе здесь не рады. Лучше убирайся отсюда». Арчита не могла понять, в чем причина столь холодного приема. Она так разительно отличалась от радушия и учтивости Атта-Ури. А то, что произошло с ней на подходе к поселению… Жрица вздрогнула и поджала губы. Холодок пробежал по затылку. Ладонь невольно крепче сжала поводья. Закрыв глаза и шумно выдохнув, девушка в мыслях вознесла молитву Богине-матери и приказала себе успокоиться. Быть настороже. — Вот и добрались-таки мы до места родного, — молвил старик, когда они остановили животных в паре десятков локтей от дома старейшины, — тебя встретят с почетом и уютом, юная жрица. — Да, — тихо ответила та, ловко спрыгивая на землю. Кряхтя, Атта-Ури последовал за ней и сполз с осла: — Стар я стал для таких прогулок далеких. — Что же ты тогда поехал за мной? — вскинула брови Арчита. — Или послать больше некого было? Старец хрипло засмеялся: — Ценит меня старейшина за красоты слов. Умею говорить я. — Да, я заметила, — буркнула она, — ты не похож на простого смотрителя животных. — Почему юная жрица так решила? — Слишком сладко говоришь, — хмыкнула Арчита. Атта-Ури нисколько не смутился. Он широко улыбнулся беззубым ртом. — Мои слова подобны меду, — старец шутливо погрозил пальцем, — но разве морковь, что испачкана в земле, теряет свой сочный вкус? Жрица закатила глаза и покачала головой. Понимать этого старика она попросту отказывалась. Да и не ставила такой задачи, честно говоря. Она здесь по делу. Нужно узнать, для чего местному старейшине понадобились услуги странствующей жрицы, если у него по соседству живут свои. Арчита как раз повернулась лицом ко входу в здание, когда на пороге показался его хозяин. Вход в дом сторожили два воина с копьями. Теплые рубахи из кожи плотно прилегали к их крепким телам. Суровые и непроницаемые лица напоминали ариев. Арчита подумала, что они не местные. Однако жрицу мало интересовали эти воины. Ее взгляд приковал хозяин поселения. Сделав несколько шагов вперед, старейшина вышел на свет. Он был обнажен по пояс. Ноги скрывало прекрасное пурпурное одеяние с широким подолом. Снизу его украшали переплетения золотистых ниток. Местный правитель имел стройное и в меру мускулистое тело, однако его кожа оказалась неестественно бледной. Арчита даже немного удивилась, насколько ярко контрастировал светлый оттенок с загаром остальных. Медленно, она перевела взор на лицо старейшины, возвышавшегося над ней на целую голову. Глубокий взгляд синих глаз на полностью бритом и гладком лице. Солнечные лучи отражались от белой кожи на макушке, придавая той блеклое сияние. Старейшину можно было бы назвать красивым. Если не кривая ухмылка на пухлых губах, уродовавшая лицо едва ли не до отвращения. Арчита с трудом подавила в себе желание отпрянуть. Было в облике и во взгляде этого человека нечто такое, что побуждало немедленно уехать отсюда. Уехать и больше не видеть ни его, ни селение, ни эти горы. Никогда. Невероятным усилием воли жрица заставила взять себя в руки. Атта-Ури учтиво поклонился: — О, старейшина, да будет сиять лик твой, аки драгоценный камень, исполнил я волю твою. Нашел странствующую жрицу. Арчите показалось, что ухмылка на лице главы селения стала еще омерзительнее. Дабы скрыть отвращение, она опустила голову в сдержанном поклоне. — Рад, что она почтила меня своим визитом, — голос старейшины оказался ровным и холодным. Холодным, как ветер на вершине гор. — Изволит ли она сказать мне свое имя? Девушка выпрямилась и встретилась взглядом с глазами главы. В этой бездонной синеве она заметила проблески огонька. Нехорошего огонька. Жрица видела, как он буквально пожирает ее взглядом. — Арчита, — коротко ответила она. — Хм, красивое имя. И мне незнакомое. Ты с юга? — Да, — девушка снова поклонилась, — я с долины Синдху, господин… — О-о-о, — протянул тот, — я совсем забыл представиться, приношу свои извинения, — раскаяния в его голосе было меньше, чем в мыслях лисы, ворующей яйца. — Мое имя Унташ-Сарру. Мне содействовали сами боги! Но ты, — снисходительно добавил он, — можешь звать меня Унташ. — Благодарю, господин Унташ. — Надеюсь, твое пребывание здесь окажется полезным для всех. — О, старейшина, о господин Унташ-Сарру, — развел руками старец, — юная жрица устала сильно с дороги. Она словно вьючный мул. Позволь ей отдохнуть прежде, чем решать насущные дела. Глава селения перевел взор на Атта-Ури. Девушке почудилось, что взгляд старейшины стал еще холоднее. — Ты сомневаешься в моем гостеприимстве, старик? — в голосе прозвучала неприкрытая угроза. Арчита испуганно покосилась на смотрителя животных, но тот совсем не смутился и не испугался. Будто уныние ему было неведомо. — Ничуть, о, старейшина. Я верую, что твоему радушию позавидуют и сами боги! Унташ поджал губы. Теперь они напоминали толстый канат. — Тогда не оскверняй мне слух такими речами! Возвращайся лучше к своим обязанностям! Я велю, чтобы тебя отблагодарили… как следует. Атта-Ури низко поклонился и взял за поводья осла. — Я повинуюсь безропотно, о, старейшина, — затем бросил взор на девушку, — надеюсь еще увидеть тебя, юная жрица. Путешествовать с тобою было честью для меня. Отвесив еще один поклон и ведя осла под уздцы, Атта-Ури неспешным шагом направился в сторону ближайшего проулка. Судя по запаху навоза и кудахтанью кур, где-то там находился хлев. Арчита провожала сгорбленную фигуру печальным взглядом. Старик был единственным в этом селении, в котором она не чувствовала угрозы. Явной или скрытой. Оставаться же наедине с Унташ-Сарру желания не было вовсе. Но выбор казался невелик. Тихо вздохнув, она повернулась к старейшине. Тот молча продолжал пожирать ее глазами. На пухлых губах вновь заиграла омерзительная усмешка. Подавив приступ тошноты, Арчита заставила себя произнести: — Господин Унташ, мою лошадь надо… — Редко мне удается повидать подобных зверей, — сощурившись, перебил он. — Да, — засмущалась девушка, — наверное. — Я удивлен, — старейшина продолжал буравить ее взглядом, — а уж настолько красивых кобыл и подавно. Арчита вздрогнула и посмотрела ему прямо в глаза. Она готова была поклясться, что в голосе Унташа прозвучал намек. Такой же омерзительный, как и он сам. — О чем ты, господин? Усмешка стала еще шире: — Мои люди позаботятся о звере. А ты, — он шагнул в сторону и сделал приглашающий жест, — отведай на вкус мое гостеприимство. Арчита вгляделась в сумрак, царивший за порогом дома старейшины. Ей начинало казаться, что она добровольно идет в логово паука. И выражение лица Унташа не предвещало ничего хорошего. Но у нее не осталось выбора. Ибо в этот момент она вновь услышала шепот в своей голове. «Сюда…». Сделав над собой усилие, жрица шагнула вперед и переступила порог.Глава 2
Свет тонкими струйками проникал внутрь сквозь узкие щели, что служили местными окнами. Сумрак сгущался по углам. Давящий и тягучий, он был подобен коровьему молоку. Арчита сразу почувствовала его гнет, как только переступила порог. Небольшая и скудно обставленная комната привратника впереди сменялась обширным помещением, тонувшем в полутьме. Разглядеть обстановку не удалось. Глаза еще не успели привыкнуть к мраку. Зато девушка сразу подметила, что в доме не горит огонь. Ни факелов, ни треножников, ни очага. Вообще ничего. И тишина. Такая же даваящая, как и сумрак. «Разве таким должно быть жилище старейшины? Где же слуги и семья?». Арчита напряглась, словно струна. Рука невольно потянулась к поясу, где под одеждой скрывался небольшой кинжал из заточенной меди. — Я уверен, ты устала с дороги, — послышался позади надменный голос Унташа. — Да, господин, — не оборачиваясь, ответила жрица. Ее взгляд невольно скосился влево. В ту сторону уходил длинный и узкий коридор. Света из окон едва хватало, чтобы различить глиняный пол и проходы в несколько комнат. Дверей не было. Вместо них висели белые занавеси, местами испачканные сальными пятнами. Арчита с трудом удержалась, чтобы не передернуть плечами. Внутреннее убранство дома вызывало все большее отвращение и желание покинуть его. — Я предоставлю тебе одну из лучших комнат в моем жилище, — покровительственно изрек хозяин. — Благодарю, старейшина, — тихо отозвалась жрица. Она сощурилась, силясь разглядеть, что же находится в комнате напротив. Кажется, там стоял широкий обеденный стол. На поверхности проступали контуры непонятных предметов, но каких именно Арчита не могла разобрать. Слишком густой оказался сумрак. Девушка напрягла зрение сильнее, пытаясь оценить обстановку… Хлоп! Резкий и громкий хлопок раздался за спиной. Жрица едва не подпрыгнула и испуганно обернулась. Унташ продолжал стоять позади, загораживая выход. На контрасте с солнечным светом его фигура казалась еще более внушительной… а улыбка на пухлых губах еще омерзительней и зловеще. Арчита уставилась на него широко раскрытыми глазами, с трудом подавляя в себе растущее чувство страха. В этот момент хлопок раздался вновь. Такой же резкий и громкий. Жрица не сразу заметила, что старейшина хлопает в ладоши. Медленно. Вальяжно. Ритмично. Ладони резко сближались, взрывая тишину, а затем вяло разводились, чтобы через миг вновь соприкоснуться. «Что он делает? Это какой-то обряд? Или что? Что происходит?». Паника, с трудом сдерживаемая до сего момента, готова была вырваться непредсказуемым потоком. Рука вновь невольно потянулась к поясу. А Унташ не сводил с нее своих синих глаз, продолжая пожирать девушку ненасытным взглядом. На пухлых губах играла омерзительная усмешка, а бледные ладони ритмично ударялись друг о друга. Хлоп… Хлоп… Хлоп… К горлу подступил комок. В тот миг, когда Арчита уже готова была поддаться страху, выхватить кинжал и потребовать выпустить ее отсюда, позади раздался шорох. Как бы ей ни хотелось оборачиваться к старейшине спиной, она повернулась на звук. По спине пробежала дрожь. Грязная занавесь ближайшей комнаты слева отдернулась, и в сумраке дома показалась молодая женщина. Полностью обнаженная, если не считать серой набедренной повязки. Темные волосы волнистыми космами спадали до самых лопаток. Судя по всему, она их давно не мыла. Как бы темно ни было, от Арчиты не скрылись круги под глазами незнакомки и кровоподтеки на шее и груди. Настолько яркими и большими они были. Мурашки по спине жрицы побежали сильнее. Женщина посмотрела в их сторону бесцветным взором и поклонилась по пояс. — Звали меня, господин? — Сколько хлопков ты слышала? — холодно поинтересовался тот. Арчита сделала шаг в сторону, дабы держать в поле зрения обоих. Обеспокоенный взгляд попеременно переходил то на старейшину, то на женщину. Последняя выпрямилась, сцепила худые руки перед собой и устремила глаза в пол. На нем виднелись хлебные крошки и кусочки земли. — Я спросил, сколько хлопков ты слышала? — повторил Унташ. — Три, господин, — сухо ответила женщина. — Три? — Три, господин. Арчита невольно вздрогнула от того, как бездушно звучал голос незнакомки. В нем не было ни капли жизни… как и в ее потухшем взгляде. — Рабыня должна предстать перед хозяином после первого хлопка, — высокомерно молвил Унташ. Его нос дернулся. — Чем ты там занималась, ленивая тварь? — Спала, господин. — Спала? — в голосе старейшины сквозило презрение. — Спала, господин, — все тот же сухой ответ. — Лжешь, грязная шлюха, — Унташ не повышал тона, но звук его речи бил по ушам, словно хлыст, — ты занималась рукоблудием. — Как скажешь, господин. — Что, даже не попробуешь передо мной оправдаться? — Ты всегда прав, господин. — Грязное, жалкое ничтожество, — нос Унташа снова дернулся, — ты должна была явиться ко мне по первому зову. — Прости меня, господин, — бесцветно ответила незнакомка. Арчита прекрасно понимала, что эта женщина — рабыня старейшины. Но в каких же условиях тот ее содержит, раз довел несчастную до такого? Жрица не могла себе вообразить. Ее охватывали ужас и смятение. Там, откуда она была родом, с рабами обходились мягко и покладисто. Ведь о них нужно так же заботиться, как за всеми приглядывает Великая Богиня-мать[9]. Все люди ее дети. «Что… что он делает с тобой?». Ладони девушки задрожали, и она их сжала в кулаки, дабы не дать старейшине удовольствия лицезреть ее слабость. Но тот, казалось, был полностью поглощен унижением рабыни… и получал от сего действа нескрываемое наслаждение. — Ты пропустила четыре моих хлопка, — высокомерно бросил Унташ, — и ты занималась рукоблудием. Я должен наказать тебя. — Да, господин, — женщина не поднимала головы. — Завтра на рассвете тебе будут драть уши. По полчаса за каждый пропущенный хлопок. А затем ты будешь ублажать моих стражников. Всех десятерых. Надеюсь, ты хорошо меня услышала? — Я поняла, господин. Я приму наказание. — Хорошо-о-о, — внезапно мягко протянул Унташ, — ты должна воспевать мое милосердие. Ведь я легко могу приказать залить тебе в уши расплавленную медь. — Я буду воспевать о твоем милосердии, — сухо отчеканила рабыня. — Прекрасно, — резко оскалился старейшина, — просто превосходно. А теперь — проводи мою почетную гостью в лучшую комнату после моей. — Я повинуюсь, господин. Арчита следила за ними, затаив дыхание. Теперь она мечтала только об одном — выбраться из этого проклятого дома, вскочить на свою лошадь и уехать отсюда без оглядки. И никогда не возвращаться. Но Унташ продолжал загораживать проход. А разум не позволял ей пустить оружие в ход. Каким бы страшным и омерзительным хозяин дома ни казался, он не выказывал намерений причинить жрице вред. «Пока». И Арчита прекрасно осознавала — напади она сейчас, то живой ее отсюда точно не выпустят. — Ты ведь не передумала отдохнуть? — холодный вопрос вывел ее из спутанных мыслей и заставил ответить. — Нет, — прохрипела жрица и, откашлявшись, добавила, — я устала с дороги. — Тогда, — Унташ вальяжно развел руками в стороны, — оцени мое гостеприимство и насладись отдыхом в этом прекрасном дворце. «Дворце? Он шутит?». Однако старейшина оставался абсолютно серьезным. И только усмешка продолжала кривить его пухлые губы и уродовать бледное лицо. — Благодарю, господин Унташ, — кивнула Арчита, продолжая сжимать ладони в кулаки. Тот, казалось, не расслышал ее. Он вновь пронзил рабыню взглядом. — Оглохла, куча навоза? Или тебе и вправду залить уши медью? Проводи гостью до опочивальни. — Да, господин. Рабыня медленно развернулась и поплелась по темному коридору. Она не отрывала взгляда от пола, как и стопы босых ног, издавая глухие шаркающие шлепки. В полной тишине мрачного дома они звучали неприятно и зловеще… но не шли ни в какое сравнение с ухмылкой старейшины. Тот продолжал пожирать жрицу глазами. — Приятного отдыха, моя дорогая, — Арчита не выдержала, и ее передернуло, — жду тебя за сегодняшним ужином. Там и обсудим то, ради чего я посылал за тобой. Его тон словно говорил, что Унташ не потерпит возражений. Будто жрица была новой рабыней для старейшины. Сдержанно улыбнувшись, девушка кивнула: — Конечно. Сделав пару неуверенных шагов, она двинулась следом за женщиной. Арчита чувствовала на себе пожирающий взгляд Унташа до тех пор, пока между ними не оказалась стена. Сквозь узкие щели продолжал сочиться солнечный свет, однако его становилось все меньше и меньше. День постепенно клонился к закату. Рабыня ждала ее посреди коридора. В той же позе, не оборачиваясь и сцепив руки перед собой. Жрица невольно подметила, что та хороша собой. Если не считать грязных волос и страшных шрамов на спине. Арчита даже знать не хотела, откуда они появились. Подождав пока девушка приблизится, сопровождающая сделала еще несколько шаркающих шагов и остановилась напротив очередного проема. Его прикрывала белая занавесь. Такая же сальная и перепачканная, как и другие. Жрица невольно содрогнулась, как представила, что придется прикасаться к ней. — Сюда, госпожа, — сухо произнесла рабыня и, одернув ткань, скрылась внутри. Арчита в коридоре осталась одна. И тут же ощутила, как сильно давит на нее это место. Будто сами горы Хинду-Кауш рухнули на плечи, готовые в любой миг похоронить заживо. В полной тишине дома старейшины жрица отчетливо услышала, как громко бьется ее сердце. Бьется от страха. Так, будто готово выскочить из груди. Так сильно трепетало оно лишь раз. Давно. В детстве. Но она запомнила это на всю жизнь. Шумно выдохнув, жрица заставила себя дотронуться до грязной занавеси и, стараясь не касаться ее лицом, юркнула следом. Лучшая комната после покоев старейшины оказалась жалкой комнатушкой. Настолько узкой, что в ней с трудом могли встать плечом к плечу два человека. Голые стены были испещрены трещинами. Удивительно, но снаружи они не были заметны. На ум пришло сравнение с человеком, разлагающимся изнутри. Вместо окна — уже привычная щель, через которую пробивалось еще меньше света, чем в коридоре. Ибо она выходила на север, к подножию горы Хинду-Кауш. Ни кровати, ни тумбы. Только соломенная циновка со следами потертости да закрытый кувшин с непонятным содержимым, стоявший прямо на полу. — Покои для госпожи, — сухо бросила рабыня, не поднимая глаз. Арчита удивленно озиралась по сторонам. Она заметила, что западная стена выглядит темнее остальных. И трещин на ней меньше. — Что там? — невольно спросила жрица. — Где, госпожа? — За той стеной, — кивком указала Арчита. Рабыня даже не посмотрела туда, будто сразу сообразила, о чем идет речь. — Ничего, госпожа. — Ничего? — недоверчиво переспросила девушка. — Ничего, госпожа. Безжизненный голос женщины доводил до дрожи не меньше, чем ее хозяин. — Но ее недавно поставили! Я же вижу. И кладка без обжига… — Господин приказал, — монотонно ответила рабыня, словно заученной фразой, — господин не любит просторных покоев. А на обжиг нужны деньги. Господин не любит тратить шиклу[10]. — Даже на собственный дом? — изумилась Арчита. — Господин не любит тратить шиклу, — как заговоренная повторила женщина. Жрица закусила губу. «Чем же Унташ собирается расплачиваться? И собирается ли? Зря я сюда приехала…». — Отдыхай, госпожа. Рабыня развернулась и попыталась уйти, но Арчита схватила ее за руку. Та оказалась шершавой и сухой. В точности, как ее голос. Жрица попыталась заглянуть ей в глаза. Женщина продолжала смотреть в пол. И в ее очах не было ни намека на жизнь. — Как твое имя? — мягко спросила девушка. — У меня нет имени. — Глупости, — Арчита ободряюще улыбнулась, — у всех оно есть. — У меня нет имени. Внезапно она вырвалась. Девушка не ожидала этого. Воспользовавшись замешательством, рабыня прошлепала к выходу и, отдернув ткань, скрылась в коридоре. Арчита вновь осталась одна. В сумраке дома и полной тишине. Почувствовав слабость в ногах, жрица опустилась на циновку и прислонилась спиной к стене. От нее веяло приятной прохладой. «Хоть что-то приятное в этом проклятом доме». Ладонь скользнула под одежду и крепко сжала рукоятку кинжала. Арчита закрыла глаза. Вдохнула. Выдохнула. Ворох мыслей окутывал разум и жалил, подобно потревоженному осиному гнезду, которое сбили по неосторожности. Девушка сделала еще несколько глубоких вдохов и выдохов. Воздух в комнате был затхлый и спертый, но контрольдыхания позволил успокоиться. Арчита ощутила, как сердце начинает биться медленней и тише. Скоро она уже не слышала его ровного стука. Открыв глаза, она вернулась в памяти немного назад. Жрица всегда так делала, когда хотела привести в порядок мысли и решить, что делать дальше… Атта-Ури нашел ее случайно. Как не раз потом говорил местный смотритель животных, их встреча была ниспослана богами. В какой-то мере так оно и есть. Арчита остановилась в степи на привал. Она хотела продолжить путь на запад, но в последний момент решила задержаться еще на одну ночь. Путешествовать в темное время суток она любила. Не так слепит солнце, да и природа оживает совсем иными красками под серебристым светом луны. Однако в тот вечер накатила непонятная слабость, и жрица предпочла отдохнуть. На рассвете нового дня на ее стан и наткнулся приветливый старец. Как он сказал, старейшина местного селения отправил его на поиски странствующей жрицы, ибо глава не питает доверия к собственным служителям богов. Арчите уже тогда это показалось странным. Не то, что правитель не доверяет своим подданным. А то, что поручил такое задание дряхлому старику. Атта-Ури хоть и выглядел бодро для своих лет, на длительные переходы был явно не способен. И неизвестно, сколько бы ему пришлось слоняться по пустыням и степям, если бы не счастливая случайность. «Счастливая ли?» — хмыкнула про себя Арчита. Она уже начинала сомневаться в этом. Смотритель просто светился от радости, подобно солнцу на небе, и возносил молитвы богам за такую удачу. Жрица подметила, что старец оставался единственным человеком здесь, кто невольно располагал к себе. А обещание щедрой награды от радушного старейшины только добавили веса и склонили чашу весов в его пользу. Арчита приняла предложение. Все-таки путешествие оказалось делом недешевым. Но теперь она сильно сомневалась, что Унташ обладает такими добродетелями, как щедрость и радушие. Судя по всему, он удавится за грош… и не прочь удавить ее саму при первой же возможности. От холодного взгляда и кривой усмешки жрицу до сих пор знобило. И эта женщина… рабыня. Со следами пыток и истязаний на теле. Ее бесцветный голос… глаза, лишенные жизни. «Неужели это он? Унташ? Неужели это он довел несчастную?». Арчита понимала, что задает сама себе очевидные вопросы. Старейшина выглядел настоящим извергом, способным на любые поступки. «Господин не любит тратить шиклу». Вспомнила она фразу, брошенную рабыней. «Шиклу… какое интересное название меры серебра…» — подумала Арчита, только чтобы немного отвлечься. Теперь ее терзали смутные сомнения, что Унташ заплатит ей хоть одну меру медяков. Но она согласна. Лишь бы покинуть это место поскорей. «А люди в поселении… почему они так смотрели на меня? Словно я корень их бед! И почему они терпят такого правителя?». Казалось, эти вопросы готовы были запутать еще сильнее. «Надо было просто ехать на запад, как и задумала изначально». Но не только странные жители, жуткий дом и мерзкий облик его хозяина вгонял Арчиту в дрожь. Было кое-что еще. Она отчетливо помнила… Холодное дыхание северного ветра. Обжигающее, как в самую морозную ночь. Шепот. Тихий. Едва уловимый. Подобный шуршанию опавших листьев среди джунглей… Джунглей. где не пели больше птицы… Она уже слышала его. Всего лишь раз в своей жизни, но хватило, чтобы запомнить навсегда. И жрица надеялась больше не сталкиваться с подобным. Никогда. Но вот это случилось вновь. И Арчита не знала, как поступить дальше. Лишь надеялась, что Богиня-мать защитит ее и сейчас. И раз она услышала глас, значит так надо. Да, она по-прежнему верила в нее, хоть уже давно не жила со своим народом. Ее народа больше нет… Девушка шумно выдохнула. Переживания и усталость с дороги сделали свое дело. Она сама не заметила, как погрузилась в сон. А изящная ладонь продолжала сжимать рукоять клинка под одеждой.Глава 3
Спала чутко. Поэтому когда белая занавесь слегка качнулась, словно от дуновения сквозняка, Арчита тут же подняла веки. Сна ни в одном глазу, а сердце вновь забилось учащенно. В комнате царил густой полумрак. Судя по всему, день стремительно шел к закату. Горло першило. Только сейчас жрица вспомнила, что не пила с самого утра. Под впечатлениями от дома старейшины и образа его хозяина, желание испить воды мигом улетучилось. Но вот сейчас, после пробуждения, оно явилось вновь. И с удвоенной силой. Чувствуя жажду, девушка скосила взор на глиняный кувшин, стоявший возле циновки. Она не могла объяснить почему, но ей не хотелось снимать крышку. И уж тем более вливать в себя содержимое. Навряд ли Унташ решит ее отравить. Ведь ради чего-то она нужна ему. Однако пробовать на вкус неизвестное пойло желания не было. Жажда хоть и сильна, но вполне еще терпима. В этот момент грязная занавесь снова чуть покачнулась. Арчита резко обернулась к выходу и прищурилась. Ладонь по-прежнему сжимала медный кинжал. Как темно здесь ни было, ей удалось рассмотреть, что на пороге с той стороны кто-то стоит. Чей-то смутный силуэт, размытый сгустившимся мраком. Арчита не могла понять, кто это. И неясность пугала. Заставляла мурашки бегать по коже. Неизвестный стоял там и не шевелился. Темная фигура, подобная каменному изваянию. Но жрица ощущала на себе его взгляд. Взгляд, лишенный чувств. В горле пересохло. Арчита нервно сглотнула. — Кто здесь? Однако вместо собственного голоса, услышала жалкий хрип. Фигура за порогом не шевельнулась. Не ответила. Она продолжала молча наблюдать за девушкой. Посреди сумрака и безмолвия. Арчита кашлянула. В тишине он прозвучал, подобно раскату грома. Наконец, собравшись духом, жрица повторила. На этот раз голос прозвучал более-менее нормально. — Кто здесь? Из-за тревоги ей померещилось, что звук эхом отразился от кирпичных стен. Занавесь чуть подернулась. Однако фигура осталась на месте. Жрица почувствовала, как испарина заливает лоб. Пальцы буквально вцепились в рукоятку кинжала. Сердце снова стало отдаваться в висках. В тот момент, когда она уже хотела вытащить оружие из-под одежды, силуэт качнулся. Едва заметно, но девушка уловила движение. А затем раздался голос. Знакомый. Сухой и безжизненный. — Господин Унташ ждет на ужин. Арчита закрыла глаза и бесшумно выдохнула. «Это всего лишь рабыня». Пальцы на рукояти разжались. Она подняла веки. — Старейшина приглашает меня? — Господин Унташ ждет на ужин, — сухо повторила женщина. Да, теперь Арчита видела, что это она. Длинные волосы почти сливались с окружающей тьмой. — Хорошо. Жрица поднялась. Сердце подпрыгнуло в груди, намереваясь пуститься в бешеный такт, но девушка немедленно приказала успокоиться. Спустя секунду ритм стал ровнее. Утерев испарину, Арчита шагнула к выходу. По ту сторону раздались шлепки босых ног. Рабыня отошла, уступая дорогу. Чуть дрожащей рукой жрица отдернула грязную ткань и очутилась в коридоре. На улице уже стемнело. Сквозь узкие щели не падал солнечный свет. Арчита оказалась посреди густого мрака. И лишь в дальнем конце коридора напротив выхода мелькали тусклые отблески пламени. — Почему здесь нет факелов? — спросила Арчита. Рабыня стояла у стены напротив. Сцепив руки перед собой и устремив взгляд в пол. Опять эта немая, безжизненная поза. В какой-то момент жрице даже почудилась, что рабыня не дышит. Наконец, та ответила: — Господин не любит свет. — Но ведь здесь ничего не видно! — Господин не любит свет, — сухо повторила та. Девушка нервно сглотнула: — Хорошо. Веди. Она не ответила. Просто тихо развернулась и зашлепала к выходу. Арчита двинулась следом. Чем ближе они приближались к источнику света, тем больше жрица понимала — огонь горит в той самой комнате, где располагался широкий обеденный стол. «Хоть ужинать не будем в темноте». Добравшись до комнаты привратника, Арчита невольно бросила взгляд в сторону выхода. Теперь его загораживала дверь. Крепкая, деревянная, с могучим засовом. Странно, почему она днем ее не заметила? Видимо, была слишком напряжена. «Я и сейчас напряжена». И что-то ей подсказывало — снаружи по-прежнему дежурят стражники. Верные воины старейшины, вооруженные копьями. Взгляд скользнул по пустому помещению. Привратника не было. «Где же все? Не верю, что Унташ живет в таком огромном доме лишь наедине с этой женщиной». Подумать о том, с кем делит крышу над головой старейшина она не успела. Рабыня остановилась на пороге в комнату с широким обеденным столом. Теперь жрица видела, что тот изготовлен из кедра. Прекрасное и дорогое изделие. «Господин не любит тратить шиклу». Вновь пронеслись слова рабыни у девушки в голове. Что-то не очень похоже. Такой стол должен был обойтись хозяину в немалую сумму. Или он не любит тратить шиклу на что-то определенное? Стол оказался заставлен всевозможными яствами, аромат которых будоражил разум. Несмотря на волнение, Арчита почувствовала, как сводит живот от голода. Она ничего не ела с самого утра, а прогулка верхом на свежем воздухе разыграла аппетит. Старейшина возвышался напротив. За обилием блюд и высотой стола трудно было сказать, на чем он сидел. Свет от пламени одного треножника играл на его бледном лице и разгонял окружающий мрак. Но одного источника было явно недостаточно. Из-за чего в комнате витал давящий полумрак. Не тот, который успокаивает и убаюкивает. Не тот, который передает романтический настрой. А тот, что заставляет напрягать все твои чувства и озираться в поисках угрозы. — Приветствую тебя, жрица, — вальяжно произнес Унташ и указал пальцем на грубый стул напротив. На правой руке тускло блеснул золотой браслет. — Надеюсь, ты сумеешь по достоинству оценить мое радушие. — Благодарю, старейшина. На губах главы селения продолжала играть омерзительная усмешка, а его кожа казалась слишком бледной даже в полумраке зала. Арчиту вновь мысленно передернуло, однако голод это не притупило. Девушка приняла приглашение и села напротив. Стул оказался жестким, с твердой и неудобной спинкой. Словно его из-под палки мастерил пьяный крестьянин. Посуда также не отличалась изысканностью. Простые глиняные тарелки, горшки и кувшины без росписи. Ни бронзовых сосудов, ни медных кубков. Вместо них обычные кружки. Да и еда оказалась самой простой. Вода, козье молоко, пара тарелок с пшеничными лепешками, блюдо с вареными яйцами и еще несколько — с мясом баранины. Судя по прожилкам, довольно жесткое. Арчита быстро все это подметила, но была слишком голодна, чтобы отказываться. Да и не считала себя привередливой. В странствиях приходилось питаться много хуже. Но вот что не укрылось от ее взгляда, так это контраст. Застолье выглядело простым. И только кедровый стол, да его хозяин выглядели богатыми на фоне его. Словно Унташ потратил все состояние на собственную одежду и на этот стол. А на прочее не хватило. «Господин не любит тратить шиклу». — Ты! — повысил голос он. Арчита, уже собравшаяся опробовать яйцо, вздрогнула и подняла взор на старейшину. Тот смотрел куда-то мимо нее. Бритый лоб нахмурился, а тонкие брови сошлись на переносице. Глубокий взгляд синих глаз устремлялся в сторону выхода. Только теперь жрица поняла, что Унташ обращается не к ней, а к кому-то еще. — Что встала? — тон хозяина дома оставался холодным. — Нам самим прислуживать себе? — Иду, господин, — сухо ответила рабыня. Арчита услышала позади звук босых ног, ступающих по полу. Вот теперь аппетит начинал пропадать. Однако она заставила себя взять яйцо и откусила добрую половину. Оно оказалось приятным на вкус. Или просто она сильно проголодалась. — Налей мне молока, — потребовал старейшина. Рабыня послушно взяла в руки один из кувшинов и стала заполнять кружку хозяина. — Откуда ты родом, жрица? Арчита замялась: — Откуда я родом? — Мой голос настолько пьянит тебя, что ты не можешь сразу расслышать? — усмехнулся Унташ. Девушка почувствовала, как краснеет. Не от смущения. Высокомерие этого типа раздражало. Тем не менее, она не могла позволить себе грубить. — Прости старейшина, — она отложила половинку яйца, — но не думаю, что это имеет значение. — Ты хочешь что-то скрыть от меня? Молоко заполнило кружку до краев. Рабыня поставила кувшин обратно на стол и отошла в тень. Женщина снова сцепила руки перед собой и уставилась в пол. — Нет, — натянуто улыбнулась Арчита, — мне нечего скрывать. — Тогда почему не хочешь усладить мой слух рассказом о себе? — Унташ отпил молока и причмокнул. — Там не о чем рассказывать. Девушка взяла остаток яйца и положила в рот. Стала медленно нажевывать. Глаза Унташа сузились: — Я хочу знать о тебе больше! Кто знает, быть может, ты не жрица вовсе, и я пригрел в своем доме проходимку?! Арчита резко прекратила работать челюстями и проглотила остатки яйца. Ее глаза округлились, а брови взмыли вверх. Судя по расплывшейся ухмылке, Унташ остался доволен произведенным впечатлением. — Я?! Проходимка?! В голосе жрицы сквозило неподдельное возмущение. Старейшина пожал мускулистыми плечами и отхлебнул молока: — Поэтому и спрашиваю. Убеди меня в том, что я ошибаюсь. — Ты не доверяешь своему смотрителю, господин? Вновь эта омерзительная усмешка: — Доверяй, но проверяй. Арчита вздохнула. «В чем-то он прав. Хорошо. Если ему так хочется…». — Я из долины Синдху, — пожала она плечами и демонстративно отвернулась. Унташ глянул на нее исподлобья, продолжая улыбаться. Кажется, его забавляла наигранная неприступность гостьи. — Я хочу знать точнее. «Хочу, хочу, хочу… какой мерзкий и самовлюбленный человек!». Девушка обернулась к нему. Старейшина продолжал нагло пожирать ее глазами. «Да что ты вылупился на меня, как жеребец на лошадь?!». Она снова сдержалась и не подала вида. Страх перед старейшиной немного притупился. Теперь усмешка на тонких губах вызывала скорее раздражение, нежели ужас. — Я из Мохенджо-Даро[11]. Унташ склонил голову влево. В синих глазах заплясал огонек интереса. Ухмылка не сходила с лица, а в правой руке он вертел кружку с остатками молока. — Мохенджо-Даро, говоришь? Интересно… — протянул старейшина, — я знаю об этом городе. Богатый и процветающий край. Но до меня дошли слухи, что теперь там далеко не так хорошо, как раньше. Арчита натянуто улыбнулась: — Не стоит верить всему, что говорят. — Доверяй, но проверяй, — повторил Унташ и хмыкнул, — верно, я никому не позволю одурачить себя. Но суховеи с юга стали слишком частыми гостями в моих краях. Так, что я склонен верить тому, о чем шепчутся люди насчет Мохенджо-Даро. К тому же… — он выждал паузу и пронзил жрицу взглядом, — все знают, куда держали путь арии, — старейшина выпил остатки молока из кружки. Арчита поджала губы. «Пусть так. Лучше никому не знать, что произошло там на самом деле». Она невольно вернулась в памяти к тем далеким дням. Дням, полным безмятежности и покоя. Широкая улица, ведущая на юг. Одинаковые глиняные дома с соломенными крышами по обеим сторонам. Повозки, запряженные зебу[12], медленно передвигаются по мостовой. Известь приятно хрустит под копытами животных и колесами телег. А вдали возвышается величественная Цитадель. Повсюду снуют беспечные люди в одинаковых светлых одеждах. Они счастливы и радуются жизни… но потом пришла тьма, и улицы Мохенджо-Даро обагрились кровью… — Еще! — Унташ грохнул кружкой по столу. Арчита вздрогнула и вернулась в настоящее. Рабыня покорно подошла, взяла кувшин с козьим молоком и наполнила сосуд хозяина. Тот с презрением смотрел на нее, как на дерьмо. Как только жидкость наполнила кружку до краев, старейшина поднес ее к губам и сделал пару глотков. Женщина поставила кувшин на место, однако отойти не успела. Унташ с силой ударил кружкой о столешницу. Часть молока пролилась и теперь выделялась на темном дереве белыми пятнами. — В нем комки! Женщина не ответила. Лишь крепче сцепила руки перед собой и уставилась в пол. Унташ сел к Арчите в пол-оборота и ткнул пальцем в сосуд: — Ты должна следить за тем, что подаешь к столу, ничтожная мразь! — Я смотрела, господин. — Неужели?! Этим молоком ты оскверняешь не только мои уста. Ты позоришь меня перед почетной гостьей! Жрица поджала губы, молча наблюдая за проихсодящим. Хотя на языке вертелось много чего. Однако она ни за что не выскажет это вслух. Так ее воспитали. В чужой дом со своими порядками не ходят. — Смотри, живо! Рабыня послушно подошла к столу и склонилась над кружкой. В этот момент старейшина ухватил ее в районе затылка и с силой опустил вниз. Послышался глухой стук. Жрица вздрогнула, когда до нее донесся хруст. И она сразу не поняла, что это — треск поленьев в треножнике, звук расколотой глины или перелом кости… Когда же во все стороны брызнула кровь, Арчита с трудом удержалась, дабы не вскрикнуть. Алые капли разлетелись по всему столу, смешиваясь с остатками пролитого молока. Оседая на пшеничных лепешках и кусочках баранины. Женщина со стоном рухнула на пол, прикрывая руками лицо. Однако Унташ не позволил ей там долго находиться. В следующий миг он схватил рабыню за волосы. — Ничтожество! Дочь ослицы! Он потянул вверх, заставляя ее встать. Женщина на мгновение отвела руки, и Арчита с ужасом увидела, что вся нижняя часть лица рабыни перемазана кровью. Та продолжала струиться из ноздрей, смешиваясь с остатками молока на подбородке в омерзительную розовую массу. Однако жрица не могла понять, что ее пугает больше всего — нескончаемый поток крови или безучастное выражение в глазах рабыни. Они оставались все такими же безжизненными, как и всегда. Будто женщина не чувствовала боли. Хотя это было явно не так. С губ несчастной сорвался очередной тихий стон, когда Унташ, держа ее за волосы, сильно тряхнул. — Ты ответишь за нанесенные мне оскорбления! Придется преподать тебе такой урок, чтобы больше неповадно было! Арчита сидела, вцепившись в подлокотники стула. Происходящее на ее глазах вызывало страх, отвращение и гнев. Гнев, смешанный с непониманием. Она слишком долго жила в Мохенджо-Даро и не привыкла к такому обращению хозяев к своим рабам. Даже арии, суровые и воинственные люди севера, не опускались до откровенных издевательств над шудрами[13]. «В чужой дом со своими порядками не ходят… в чужой дом со своими порядками не ходят… в чужой дом со своими порядками не ходят!». Сердце снова забилось учащенно. Жрица отчаянно пыталась успокоиться и сдерживать рвущиеся наружу чувства. Но когда Унташ вознамерился основательно приложить рабыню лицом о стол и лишить ее духа, девушка не выдержала. — Прекрати! Рука старейшины дернулась и замерла. Не отпуская волос женщины, он обернулся. Рот перекосила страшная гримаса ярости, обнажив белые зубы. Крылья носа дергались от гнева, а синие глаза пронзали насквозь. Арчита невольно вжалась в спинку стула. Она не могла отвести взора от этой жуткой картины. Жрица ощущала себя кроликом, попавшим в цепкий захват удава… удава со взглядом, словно пожирающим ее живьем. Продолжая держать несчастную женщину за волосы, Унташ проскрежетал: — Что ты сказала?Глава 4
На мгновение Арчита потеряла дар речи. Взгляд этих бездонных глаз, подобных пучине морской, парализовывал. Сковывал, словно лик кобры, явившейся испуганной мыши. Жрица уже видела похожий взор. Один раз. В Мохенджо-Даро. Ей удалось заглянуть по ту сторону. Узреть красные немигающие глаза, в которых сквозило нечто древнее. Внушающее страх… С тех пор ее жизнь изменилась навсегда. Раскололась надвое. На до, и после. Будто пень срубленного дерева, из которого вверх потянулись молодые побеги. Но след от топора останется навеки. Девушка надеялась больше никогда не сталкиваться с подобным. Взор старейшины, мучившей свою жертву, напомнил ей о прошлом. О том, что она всеми силами пыталась забыть. «Не показывай. Не показывай ему свой страх!». — Что ты сказала? Арчита вцепилась в подлокотники стула. Ногти заскребли по грубой древесине. Спустя пару секунд девушка смогла взять себя в руки и даже уверенно повторить. — Прекрати. Унташ склонил голову вправо и прищурился: — Она моя рабыня. В моем доме. И я могу делать с ней… — тут он начал чеканить каждое слово, — все… что… пожелаю! Арчита промолчала. В глубине души она понимала, что старейшина прав. Каким бы омерзительным и жестоким он ни казался. Под крышей собственного жилища Унташ имеет право на все. А жрица — всего лишь почетная гостья. Девушка невольно смутилась и потупила взор. Глава селения усмехнулся. Его позабавила реакция Арчиты. — Но я могу сменить гнев на милость, — внезапно проговорил он, — ведь не такой уж я и изверг, коим могу показаться. Жрица вскинула голову. «Он насмехается надо мной?». — Я могу сменить гнев на милость, — повторил старейшина, — если почтенная гостья попросит за мою рабыню. Арчита перевела взгляд на женщину. Несмотря на кровь, льющуюся из разбитого носа, та продолжала смотреть на мир глазами, полными пустоты. Будто телесные страдания не приносили ей никаких мук. И только тихие стоны, срывающиеся с губ, опровергали это. Жрицу переполняла жалость к рабыне, смешивающаяся с яростью к Унташу. Тот словно пытался заставить унижаться перед собой, вымаливая для несчастной прощение. С трудом выговаривая слова, Арчита молвила: — Да… я прошу за нее. — Кто же станет прислуживать нам за этим прекрасным столом? — улыбка хозяина стала шире. Жрица промолчала, но взгляд не отвела. — Что же, — протянул Унташ и выпустил волосы рабыни из кулака. Женщина рухнула на колени, прижав ладони к разбитому лицу. Старейшина с презрением смотрел на нее сверху вниз: — Молись за нашу почтенную гостью. Ведь это она даровала мою милость тебе. А теперь — убирайся прочь. Не оскверняй наш ужин своим присутствием. Мы как-нибудь обслужим себя сами. — Да, господин, — промычала рабыня, не отводя рук от лица. — И помни. На рассвете тебя ждет наказание. А теперь — пошла вон! Последние слова Унташ произнес таким тоном, словно прогонял шелудивого пса. На дрожащих ногах, женщина поднялась. Держалась неуверенно. Смотря бесцветным взором в пол и прижимая руки к лицу, она двинулась к выходу. Вскоре звук шлепающих босых ног стих в мрачном коридоре дома. Унташ и Арчита остались одни. Треск поленьев тихо отдавался в полутьме. — Прости за это недоразумение, почтенная жрица, — в тоне старейшины не было и толики сожаления. Он обвел взглядом стол и потянулся к кувшину с молоком. — Придется пить из горла. Эта вонючая собака разбила мою любимую кружку! Девушка поджала губы и снова промолчала. Аппетит резко улетучился. Унташ поднес сосуд к губам и жадно приложился к краям. Тонкие ручейки потекли по его подбородку. Арчита уже тысячу раз пожалела, что согласилась приехать сюда. Напившись, старейшина смачно рыгнул и отставил кувшин. Пролитое на столе молоко вперемешку с кровью, казалось, его нисколько не смущало. Облокотившись о поверхность локтями, он взглянул на жрицу и ухмыльнулся. — Значит, ты родом из Мохенджо-Даро? — Да, господин. — Прости за мои манеры, но я подзабыл, как твое имя? — Арчита. — Интере-е-есно, — протянул он. Его глаза снова сузились, Унташ стал водить пальцем по горлышку кувшина. Золотой браслет тускло сверкал в пламени треножника. — Арийское имя. Но ты не похожа на арийку… слишком смуглая кожа и… — его глаза пробежались по лицу девушки, и ту едва не передернуло, — прекрасные волосы. Черные, как смоль. Жрице почудилось, что по ее телу прошуршали волосатые лапки паука. — Моя мать из долины Синдху, — сдержанно ответила Арчита, — имя я выбрала при посвящении. — Интере-е-есно, — вновь протянул Унташ. — Это неважно. Лучше скажи, зачем я здесь, — девушка поджала губы, — если не считаешь меня проходимкой. Он продолжал улыбаться и с прищуром смотреть на нее. — Прости меня, Арчита. Я был не слишком вежлив, усомнившись в тебе. Но мое положение обязывает проверять, с кем я имею дело. Твои слова звучат правдиво. Да и сама ты не выглядишь лгуньей, — его голос понизился до громкого шепота, — прекрасный цветок. Арчита вновь почувствовала смятение. Страх, смешанный с неприязнью и гневом, тлеющим подобно углям. Старейшина будто этого и добивался. Правая рука жрицы соскользнула с подлокотника и вцепилась в кинжал на поясе. Унташ не видел сего. Ему мешал стол. — Давно ты жрица? — Несколько лет. — Хорошо-о, — с наслаждением выдохнул старейшина, продолжая поглаживать кувшин, — значит, у тебя есть нужные знания, чтобы передать мне волю богов. — Разве знаний твоих жрецов оказалось недостаточно, господин? Поглаживания прекратились. Усмешка медленно сползла с губ Унташа. — Моих жрецов постигла слепота. Арчита вздрогнула: — Какое несчастье. — Да, — Унташ обхватил рукой кувшин. Теперь он напоминал коршуна, вцепившегося в горло цыпленка. — Они перестали видеть дальше своего носа, а с недавних пор… — его губы снова расплылись в ухмылке, — они перестали видеть вовсе. Девушка похолодела и сильнее сжала рукоятку оружия. — Чем же я могу помочь? — Хм. Унташ поднял кувшин и вновь отпил прямо из горла. Арчита обвела рассеянным взглядом столешницу. Теперь расставленные яства вызывали тошноту. Вдоволь напившись, старейшина отставил кувшин и продолжил: — Недалеко от моих владений есть лес. Множество хвойных деревьев. Ты, наверное, видела их, когда направлялась в мою прекрасную обитель. Арчита кивнула. Да, она помнила те хвойные заросли, похожие на огромный частокол. — В горах рядом с этим лесом мои верные подданные нашли вход в пещеру. Глубокую и широкую, как мое радушие и добросердечие. Жрица едва удержалась от ироничного смешка и сохранила беспристрастное выражение. — В той пещере они обнаружили лазурит. Камень необычайной красоты. Подобно моим глазам. Девушке все больше и больше начинало казаться, что старейшина безумен. Здоровый человек не станет вести себя так и восхвалять, словно он само божество. Но Унташ, судя по всему, так не думал. Он оставался совершенно серьезен. — Не понимаю, — покачала головой Арчитв, — зачем тебе жрица? Глава селения вновь улыбнулся и откинулся назад, облокотившись обнаженной спиной о стену. — Ты слышала об Эламе[14], прекрасная Арчита? — Страна на западе? — предположила она. — Богатая и процветающая страна, — поправил Унташ, — где очень ценят лазурит. Но не это самое важное. А знаешь что? Арчита лишь вопросительно вскинула брови. — Элам граничит с Бабилимом[15]. А в Междуречье все просто в восторге от этих синих камней. Ты ведь слышала о Междуречье? — Да. Девушка и вправду кое-что знала об этих дальних краях. Пиво и вино из тех мест пользовались уважением в долине Синдху. — А еще недалеко от той пещеры есть залежи олова, — старейшина вновь расплылся в омерзительной усмешке, — если смешать его с медью, то можно получить куда более крепкий и надежный металл. Воины запада хорошо заплатят за него. — Все еще не понимаю, причем тут я? — пожала плечами Арчита. Улыбка Унташа стала снисходительной, чем вызвала еще большую неприязнь. — Конечно, — ласково молвил он, — людям трудно осознать величие моих замыслов. Ведь мой разум намного острее и дальновиднее, чем у многих других. — Жду, когда господин снизойдет, дабы объяснить, — не удержалась от колкости девушка, но тот и бровью не повел. — Иначе я бы не стал искать странствующую жрицу для своих желаний, — он вновь ухватил кувшин и отпил немного. К еде даже не притронулся. — Ты ведь имела удовольствие лицезреть мои прекрасные одежды? Арчита молча кивнула. Сдерживать приступ тошноты становилось все труднее. — Они из Элама, — Унташ щелкнул пальцем по золотому браслету, — и украшения тоже. Я хочу наладить торговлю с далекими краями. Поставлять туда древесину, лазурит, олово и бронзу. Тогда богатства потекут в Хинду-Кауш рекой! Я стану не просто уважаемым старейшиной. Меня начнут боготворить! И не только в окрестных селениях, но и в далеких краях! — он потряс ладонью, сжатой в кулак. — Так, что мешает сделать это? — опять пожала плечами Арчита. — Не что, — поправил тот, — а кто. — Не понимаю. — Жрецы вставляют палки мне в колеса, — злобно процедил Унтаж, снова искажаясь в гримасе гнева. — Они не дают тебе торговать? — изумилась девушка. — Нет же, милая Арчита, все немного сложнее. Против торговли эти глупые слепцы ничего не имеют. — Тогда… — Они не хотят, чтобы я трогал лес! — резко повысил голос старейшина. Его тон заледенел. — Чтобы разрабатывал рудник. Добывал олово и лазурит! — Почему? — Говорят, что это земли богов. И нельзя посягать на их богатства. — А это так? Лес и горы принадлежат богам? — Хинду-Кауш принадлежит мне! — Унташ грохнул кулаком по столу, аж посуда зазвенела. Арчита вздрогнула. — Мне и только мне! И никому другому! Понимаешь, юная жрица? — Да-да, — спешно ответила та. — А вот мои жрецы не понимают. Они не видят дальше своего носа, — повторил старейшина, а затем добавил с улыбкой, от которой у девушки мурашки побежали по спине, — теперь они вообще ничего не видят. — Что от меня нужно? — тихо спросила она. — Очень хороший вопрос, — довольный, кивнул Унташ, — я вижу, прекрасная Арчита, ты намного умнее большинства жрецов. Это хорошо. Для всех нас. Разреши мне вырубку леса и постройку рудника, и моя щедрость не будет знать границ… как, впрочем, всегда. — Если боги дадут согласие… — Ты не поняла, Арчита, — он подался вперед, голос стал вкрадчивым, — просто разреши! — Но… — жрица во все глаза уставилась на него, — я не могу так. — Не говори глупостей, прекрасная посланница богов. Не заставляй меня усомниться в твоем разуме. Мы оба знаем, что обычаи да традиции всего лишь хул гил[16] для немощных телом и слабых духом. «Богохульник! — мысленно воскликнула Арчита, — видел бы ты то, что узрела я… что слышу до сих пор… это мигом сбило бы с тебя спесь!». — Зачем тебе разрешение жрицы? — вслух спросила она. — Мои подданные из селения не желают идти против воли жрецов, — раздраженно отмахнулся Унташ, — считают, что за это нас всех покарают боги. Пустые разговоры, лишенные всякого смысла! А сил моих наемников недостаточно, чтобы принудить их! Я итак потратил слишком много лазурита на жалование этим детям гор! А я не люблю тратить шиклу! «Значит, и вправду наемники» — подумала Арчита, а вслух произнесла: — И ты хочешь, чтобы я… — Проведи ритуал для вида, — пожал плечами Унташ, — яви якобы волю богов. Скажи, что они нарекли меня своим избранником. И тогда никто больше не посмеет роптать на мои решения. Арчита вспомнила тех немногочисленных жителей, что встретились ей на пути к дому старейшины. Их недружелюбные и временами даже враждебные взгляды. Теперь она поняла. Те люди просто боялись. Боялись, что их хозяин подкупил незнакомую жрицу или вовсе пригласил проходимку, дабы та разрешила творить то, чего неугодно богам. И тогда гнев последних не заставит себя ждать. О, да. В последнем девушка не сомневалась ни на секунду. Однажды ей довелось увидеть ярость Богини-матери. Кару, ниспосланную ей на головы людские. За то, что посмели посягнуть на священное равновесие… И здесь может произойти то же самое. Она чувствовала это. Еще тогда, когда только приближалась к селению у подножия Хинду-Кауш. Она слышала это в своей голове. С тех пор, как жрица покинула Мохенджо-Даро, иногда она продолжала слышать голоса. Тихие, временами угрожающие. Подобно шелесту опавших листьев в осеннем лесу. Здесь что-то есть. Под сенью деревьев или в недрах гор. И жрецы старейшины правы — боги явно не хотят, чтобы тот забирал сокровища всевышних. Арчита поняла. Бояться нужно не Унташа, а того, что повлечет за собой его решение. Но что бы ни скрывали за собой скалы Хинду-Кауш, сейчас оно по-прежнему было там. За естественной природной твердью. А старейшина, обезумевший от алчности и возомнивший себя богом, сидел напротив нее. За широким столом из кедра. И угрожал ей прямо сейчас. Ладонь жрицы вновь невольно сомкнулась на рукояти кинжала. — Я верю в тебя, Арчита, — ласково проговорил старейшина, — верю, что ты не как мои жрецы, и видишь дальше своего прекрасного носа. Мне бы совсем не хотелось, чтобы ты перестала видеть совсем. Девушка похолодела. Глава селения теперь угрожал в открытую. А омерзительная усмешка не сходила с его лица. — Хорошо, — заставила себя кивнуть она, чтобы выиграть время, — я согласна. — Великолепно! — живо воскликнул Унташ и воздел руки, сжатые в кулаки. — Поверь, моя прекрасная жрица, тебе не придется жалеть о принятом решении. Моя щедрость не имеет границ! «Господин не любит тратить шиклу». — Я бы хотела узнать, что получу за услуги. — Хм, — хмыкнул он и потер гладкий подбородок, — ты не веришь в мою искреннюю щедрость? — Верю, господин, — осторожно ответила жрица, — но я должна знать, в чем она будет выражена. — Ты и вправду умна, прекрасная Арчита, — глаза старейшины заблестели, — я осыплю тебя лазуритом. Медными кольцами и браслетами. Дам столько провизии в путь, сколько душа пожелает. Девушка смотрела в эти холодные синие глаза и понимала. Она не верит ни единому слову. Унташ скорее прикажет закопать ее живьем в лесу, нежели отблагодарит за оказанные услуги. — Ну? — нетерпеливо нажал тот. — Ты смогла оценить мою щедрость по достоинству? — Да, господин, — вяло улыбнулась жрица, — она и вправду не имеет границ. — Прекрасно! — воскликнул он и ухватился за кувшин. — Выпьем за это! Старейшина приложился к сосуду. Белые ручейки вновь потекли по подбородку, сливаясь с бледной кожей. Арчита же лихорадочно искала выход, но пока не находила. Одно можно было понять наверняка. Из дома ее не выпустят. Однако и продолжать «пировать» в обществе мерзкого изверга желания не осталось. Девушка продолжала испытывать голод. А ей нужны силы. Сердце подсказывало, что завтра они понадобятся. Жрица заставила себя взять пшеничную лепешку. Осмотрев ее на наличие кровавых пятен, и не обнаружив таковых, она откусила солидный кусок. При этом старалась проглотить как можно скорее и закончить это неприятное застолье. — Все-таки молоко моих коз — лучшее на земле, — смачно причмокнул Унташ и отставил пустой кувшин. — Угум, — отстраненно бросила Арчита, дожевывая хлеб. Унташ усмехнулся и утер губы ладонью: — Как ты можешь судить о нем, прекрасная жрица, если даже не попробовала? Она вздохнула, пододвинула полный сосуд и наполнила кружку. От напитка шел приятный аромат. — В доме больше нет слуг? — как бы невзначай спросила она. — А для чего тебе мои слуги? — хитро улыбнулся Унташ. Арчита пожала плечами и ухватила кружку: — Кто-нибудь мог прислуживать за столом еще. — У меня нет слуг. Только рабыня. И мы хорошо смогли обслужить себя сами. — Такой огромный дом и нет даже привратника? — невинно поинтересовалась девушка и поднесла кружку ко рту. — А тебе что, вдруг захотелось покинуть мою чудесную обитель, прекрасная жрица? Арчита замерла, не успев сделать глоток. Их взгляды встретились. В этих бездонных глазах она увидела смесь хитрости, издевки и угрозы. Однако жрица нашла в себе силы улыбнуться поверх края кружки. — Нет, — и осушила сосуд за пару больших глотков. Жажда поутихла. Памятуя о подозрительном кувшине, девушка налила себе еще. Вторая порция молока тут же отправилась вслед за первой. — Очень хорошо-о-о, — протянул Унташ, — иначе я бы счел это за оскорбление моему радушию и гостеприимству. — Тогда… — жрица отставила кружку и облизала губы, — позволь им воспользоваться. Завтра предстоит трудный день. Я устала. — Конечно, прекрасная Арчита, — он не сводил с нее хищного взгляда, — отдыхай и набирайся сил. Завтра они тебе пригодятся. Жрица постаралась не заметить угрожающего тона, отодвинула стул и поднялась. Унташ продолжал смотреть на нее: — Надеюсь, ты найдешь дорогу до своей комнаты? Прости, но я не очень люблю яркий свет и не зажигаю факелов. А моя ничтожная рабыня сейчас не в том виде, чтобы послужить тебе. Арчита с трудом сдержалась. К горлу подступил комок. Скудный ужин вот-вот готов был попроситься наружу. Девушка вяло улыбнулась: — Не волнуйся, господин. Я найду. Третья комната по проходу направо. — Все так, прекрасная Арчита, все так. Унташ продолжал смотреть на нее, но взгляд становился туманным. Стекленеющим. Будто разум старейшины улетал. Куда-то далеко и прочь отсюда. Не желая оставаться в его обществе больше ни на миг, девушка вежливо кивнула и вышла из комнаты. Позади нее тихо потрескивали угли в треножнике. В отблесках пламени на полу виднелись темные пятна крови. А впереди маячил коридор, погруженный в кромешный мрак.Глава 5
До комнаты добралась с большим трудом. В коридоре стоял кромешный мрак, лишь слегка рассеиваемый пламенем треножника у коморки привратника. Чем дальше же уходил путь, тем гуще становилась тьма. Тьма и тишина. Когда Арчита остановилась-таки у нужного места, она уже ничего не слышала, окромя собственного дыхания. Отдернув грязную занавесь, жрица вошла внутрь. На ощупь нашла соломенную циновку в углу и с облегчением опустилась на нее. Облокотилась спиной о стену. Голод и жажда прошли. Зато появилась сонливость. Однако девушка отчаянно гнала ее прочь. Она не может сейчас спать. Ей нельзя сейчас спать. Необходимо все обдумать… а лучше попробовать выбраться отсюда. Унташ хоть и обещал щедрую награду за помощь, исполнять обещание был явно не намерен. Да и сама Арчита гневить богов точно не хотела. «Угораздило меня… послужит мне уроком… впредь буду осторожнее… если выберусь отсюда». Жрица обвела взглядом комнату. В сгустившейся тьме с трудом можно было различить очертания стен. «Есть ли выход?». Мысль бежать через главную дверь она отбросила сразу. Придется пройти мимо комнаты, где сидит Унташ. Можно, конечно, подождать, пока он уснет, но Арчита сомневалась, что ей хватит сил отодвинуть мощный засов без лишнего шума. Да и с той стороны наверняка дежурит верная стража старейшины. «Нет. Это никуда не годится». Полная тишина дома давила так сильно, будто на ее плечи свалился сам Хинду-Кауш. Перед мысленным взором то и дело мелькал образ рабыни. С безжизненным взглядом и окровавленным лицом. Арчита чувствовала, как в душу медленно закрадывается страх. Он сковывал и угнетал. Его липкие объятия противились действию. Навевали сонливость. Поэтому жрица изо всех старалась держать себя в руках. Взгляд черных глаз медленно переместился на окно в виде узкой щели. «Не пролезу». Отверстия будто специально были сделаны настолько маленькими, чтобы ни у кого и в мыслях не возникло бежать отсюда. Девушка чувствовала себя узницей мрачной темницы. От досады она стукнула затылком о стену. В тот же миг позади раздался отчетливый гул. Будто слабое эхо разлетелось по комнате. Арчита вздрогнула, обернулась и невольно осмотрела преграду. Темная стена из необожженной глины. Жрица провела ладонью по шершавой поверхности, а затем, сжав пальцы в кулак, осторожно ударила. Эхо повторилось. «Она тонкая…». Девушка нахмурилась и вновь провела ладонью по стене. Поднесла пальцы к ноздрям, принюхалась. Ей удалось ощутить едва уловимый запах влаги. «… и свежая». «Господин не любит тратить шиклу». — А вдруг… — одними губами прошептала Арчита и достала из-под одежды кинжал. Приложив кончик к поверхности, жрица осторожно надавила. Все-таки лишний раз рисковать не хотелось. Если лезвие сломается, она и вовсе останется беззащитной. На удивление клинок вошел в стену относительно легко, а уже через пару секунд от нее откололся небольшой кусок и с тихим хрустом упал на пол. Арчита замерла и прислушалась. Однако она по-прежнему не различала вокруг ничего, кроме собственного дыхания. Дом старейшины хранил полное безмолвие. Его окутывал мрак. Осторожно вдохнув и выдохнув, девушка поставила клинок в образовавшееся углубление и надавила вновь…***
— Зачем тебе это? Седовласый и бородатый мужчина скрестил руки на мощной груди и с легкой тоской в глазах наблюдал, как она завершает последние приготовления. Девушка уже облачилась в привычное одеяние без рукавов из овечьей шерсти. Темные распущенные волосы спадали до лопаток. — Я ведь уже говорила, — тихо бросила Арчита. — Говорила, — вздохнул он, — но я все равно тебя не понимаю. — Тяжело мне здесь. — О, Сурья[17], раскрой мне глаза, ибо я не способен вразумить эту девчонку! — всплеснул руками мужчина. — Да посмотри же на меня! Арчита вздохнула и отложила котомку с провизией. Обернулась. Он стоял в проеме жилища и загораживал проход. На фоне яркого солнечного света его фигура казалась еще мощнее, чем была на самом деле. Да, несмотря на почтенный возраст, он по-прежнему выглядел внушительно, а в теле ощущалась сила настоящего воина. — Это все из-за нее, да? — с нажимом спросил он. — Из-за матери? — Нет, — тихо и мягко ответила девушка, — мама тут не причем. — Ну, а что тогда?! Арчита потупила взор и промолчала. Мужчина закатил глаза и простонал: — О, боги, не знал, что с тобой будет так тяжело. Драка с дикарями изматывает больше. И ради этого я спас тебя оттуда? Чтобы ты бросила меня в столь трудный момент?! Девушка вздрогнула и вскинула глаза на него: — Не говори так! — А что мне еще остается?! Именно это ты и делаешь! Бросаешь меня! Прах твоей матери едва упокоился под могильным курганом, а ты… — Прекрати! — в отчаянии крикнула Арчита и отвернулась, с трудом сдерживая слезы. Позади раздался очередной тяжкий вздох. Затем неспешные шаги, и вот она уже чувствует его мощные ладони на своих плечах. Этиприкосновения всегда успокаивали ее. Горечь Арчиты стала притупляться. — Извини, — буркнул он. Девушка невольно улыбнулась. Его голос оставался грубым, даже когда он просил прощения. Но при этом сохранял искренность. — Тебе не надо передо мной извиняться. — Но ты должна меня понять. — Я понимаю, отец… но не могу здесь остаться. Слова давались с трудом, волна горечи готова была вновь захлестнуть ее. — Скажи… это ведь из-за него? — пальцы слегка сжали плечи. — Кого? — Града мертвецов? Из-за того, что там произошло? Арчита кивнула. Едва заметно, но он увидел это. — Да. И это тоже. Я должна служить богам. — Так делай это здесь! Чем мы-то хуже?! — Ничем! Просто долина Синдху тяготит меня! — Упрямая девчонка! Вся в мать! Он силой развернул ее к себе. Арчита аж выдохнула от неожиданности. Взял ее за подбородок и заставил посмотреть прямо в глаза. — Что там было?! Ну?! Скажи мне, что там было?! — Нет, — прошептала девушка. Отец заметил, как от испуга расширились ее зрачки, но напора не ослабил: — Скажи мне, это ведь был он? Это был Вритра[18]?! — Нет! Арчита вырвалась и отступила назад. Она не сводила с отца глаз, полных страха. Тот, насупившись, следил за ней. Густые брови сошлись на переносице. — Можешь не отвечать, — грубо бросил он, — я все вижу. Надо быть слепцом, чтобы не заметить очевидное. Брахманы[19] говорят, то место проклято. И теперь я склонен верить им. Но я не понимаю твоего упрямства. Что же ты молчишь? — Чем меньше знают, тем лучше, — прошептала Арчита, — для всех. — Для всех? — Да, для всех. — Своим молчанием и упрямством ты делаешь только хуже! Не даешь помочь! Девушка вздрогнула, но снова промолчала. Возможно, отец прав. Она не дает своим молчанием помочь себе. Но зато она помогает другим. Не стоит людям знать, что там произошло. Словно в тумане, она схватила котомку и попыталась пройти мимо отца, но тот схватил ее за руку, привлек к себе и прижал к мощной груди. Арчита закрыла глаза и уткнулась носом в знакомое тело. Девушка слышала биение его сердца. Даже сейчас оно оставалось тихим и ровным. Чего нельзя сказать о ее собственном. То готово было выпрыгнуть из груди и разорваться в один миг. Отец провел ладонью по ее волосам: — Останься. Прошу тебя. — Не могу, — всхлипнула дочь. — По-твоему, это правильно? По-твоему, арии не нуждаются в связи с богами? — Это не так. — Так будь же жрицей здесь! Что тебе мешает? Или я тебе просто опротивел? — Прекрати! — она обхватила его спину возле лопаток. — Я люблю тебя, как и прежде! — Тогда почему? — Арии чтят закон природы. Мое послание должно быть услышано другими… — Арчита замялась, вспоминая тот жуткий день, когда ей явилась воля Богини-матери, — …и я просто не могу дольше оставаться здесь из-за… из-за… — Из-за того, что там произошло, — закончил за нее отец, — но говорить об этом ты не хочешь. Она промолчала, и он тяжко вздохнул. Отец понял, что переубедить дочь остаться он не сможет. Если только силой не привяжет ее к столбу в соседнем дворе. Он мог это сделать, но не хотел. Пусть мать Арчиты и являлась шудрой, к девушке он относился как к собственной дочери. — Ладно, — буркнул арий, — раз тебе так хочется. Иди. — Прости меня… — начала было она, но он резко перебил. — Хватит. Если не хочешь говорить, то не говори вообще ничего. Ненавижу недомолвки. Возьмешь одну из моих лошадей. Арчита отстранилась и посмотрела в эти суровые глаза. Они были сухими и строгими, как всегда. Но теперь к суровости воина примешивалась печаль. Сама же девушка с трудом сдерживала слезы. Она хотела остаться, но не могла. Ибо тогда ей станет еще хуже. Такая ирония… Такая судьба. — Спасибо, — дрогнувшим голосом только и сумела произнести она. — Одна просьба. — Какая? — Помни о нас. — Клянусь! — с жаром ответила Арчита и снова обняла приемного отца. — Всегда! Тот ответил на объятия и шепнул на ухо: — И себя. Помни себя.***
«Я помню». Пальцы крепче сжали рукоятку кинжала. Мышцы напряглись. В разум пришла уверенность. Арчита закусила нижнюю губу и приготовилась нанести очередной удар по стене. Несколько крупных глиняных осколков уже лежало под ногами. Стоя на коленях, девушка продолжала осторожно ковырять стену. Звук осыпающейся кладки ей казался раскатом грома посреди безмолвного и мрачного дома. Но она продолжала. Продолжала действовать. Ибо просто сидеть и дожидаться рассвета была не намерена. Когда очередной кусок сыроватой глины с хрустом упал под ноги, жрица резко остановилась. По ее спине пробежал холодок. Рука с кинжалом замерла на полпути. Сердце пропустило удар, чтобы забиться с удвоенной силой. Девушка слышала, как оно отдается в висках и пульсирует в венах. Она не сразу сообразила, что перестала дышать. На лбу выступила испарина. «Здесь кто-то есть… здесь кто-то есть!». Паника, подобно снежной лавине с Обители снегов, готова была нахлынуть и утопить с головой в своих ледяных объятиях. Кинжал задрожал в руке. Краем глаза Арчита заметила, как грязная занавесь слегка покачнулась… Продолжая не дышать, жрица начала медленно оборачиваться. В полной тишине было слышно, как хрустят ее шейные позвонки. Казалось, что прошла целая вечность прежде, чем она наконец повернулась в сторону выхода. За занавесью кто-то был. Опять. Как в тот раз. Однако теперь предательские мурашки не просто побежали по спине. Подобно встревоженному муравейнику, они покрыли всю кожу. Некто по ту сторону стоял и молча смотрел на нее из мрака коридора. Такой же безмолвный, как и сам дом старейшины. Арчита не понимала, откуда появилось у нее это чувство, но точно знала. Это не рабыня. Воздух тихо вышел из легких. Одул тонкие губы, иссушая нежную кожу. Девушка продолжала смотреть на размытый силуэт, не решаясь произнести и звука. Да и навряд ли она бы смогла. Гортань сковало, в глотке пересохло. И только спустя несколько секунд она заставила себя дышать. Будто во сне неторопливо развернулась всем телом к занавеси и выставила руку с кинжалом перед собой. Если бы Арчита опустила глаза, то увидела, как сильно трясутся пальцы. Дрожь была видна даже во тьме. Но жрица не сводила взора с неизвестной фигуры, продолжавшей безмолвно наблюдать за ней. «Унташ?». Она не знала. Тьма была слишком густой, фигура слишком размытой… а паника слишком велика. Девушка с трудом держала себя в руках. И лишь образ сурового ария, ее отца, временами всплывающего в памяти, не позволял страху окончательно завладеть телом и лишить разума. Так прошла минута. Неизвестный стоял по ту сторону занавеси и наблюдал за жрицей из темноты. Та не сводила глаз с пугающего силуэта. Рука с кинжалом была выставлена перед собой. Клинок дрожал в ладони, как лист на ветру. А затем она услышала. Шепот. Тихий и едва уловимый. Кто-то звал ее по имени. Зрачки девушки резко расширились. Липкий пот покрыл лицо. В тот же миг фигура качнулась и словно поплыла влево. Спустя секунду она уже исчезла во тьме коридора.***
Она продолжала стоять на коленях, не в силах пошевелиться. Рука, вытянутая вперед и сжимавшая кинжал, стала затекать. Мышцы дрожали от напряжения. Тело бил озноб, как в лихорадке. Лишь спустя несколько мгновений Арчита смогла сбросить оцепенение и провела по лицу трясущимися пальцами. Ладонь тут же увлажнилась от липкого пота. Он оказался холодным и неприятным. Девушка задышала чуть громче. Воздух входил и выходил через ноздри с тихим свистом. Вокруг снова был полный мрак и безмолвие. «Кто это был? Унташ? Или кто-то еще? Что ему надо?». Вопросы, подобно встревоженному осиному рою, вились в голове, норовя ужалить побольнее. Но жрица не могла от них отмахнуться. Арчита не знала ответов, но отчаянно нуждалась в них. Ведь кто-то видел, как она пытается расковырять стену кинжалом. Осознание этого лишь усилило неразбериху, охватившую разум. Теперь ворох вопросов смешался с непониманием и нерешительностью, как поступить дальше. Арчиту трясло от напряжения и страха. «Я должна пойти за ним… или остаться… нет, надо остаться! Что я буду делать среди тьмы? И что буду делать, если найду его?… А что если он все расскажет Унташу?… Но я нужна старейшине… О, боги, помогите мне!». В этот миг она снова услышала шепот. Такой же тихий, как и прежде. Однако на этот раз он шел словно издалека. Звук пронесся по коридору, будто легкий сквознячок. Посреди мрака и безмолвия Арчита опять уловила, как кто-то зовет ее по имени. По ее настоящему имени. Жрица почувствовала, как волосы шевелятся на голове. Никто не может знать ее настоящего имени. Ведь все они уже мертвы! Шепот раздался вновь. Грязная занавесь покачнулась. Арчита поняла, что не в силах больше стоять на коленях в этой тесной комнатушке. Воздуха начинало не хватать. Медленно, опираясь локтем о стену, девушка поднялась. Ноги затекли. Она не чувствовала ничего ниже колен. Пришлось постоять несколько секунд и подождать, пока кровь не насытит члены. При этом она с опаской вглядывалась во тьму коридора за занавесью. Шепот больше не повторился. Наконец в голенях запульсировало. В кожу словно воткнули с десяток иголок, но жрица не обратила на это внимания. Крепко сжав кинжал так, что костяшки побелели, она сделала неуверенный шаг к выходу. Затем еще один. Оттолкнулась от стены. Кровь побежала по венам быстрее. Теперь она могла уверенно стоять на ногах. В этот момент едва уловимый шепот опять прокатился по коридору, заставив занавесь слегка покачнуться. Будто неизвестный осознанно дал время жрице прийти в себя. Ощущая, как гулко бьется сердце в груди, и что пот снова начинает заливать лицо, Арчита шагнула вперед и остановилась напротив грязной ткани. Девушка смотрела на тонкую преграду, будто перед ней была орда пауков. Ее обуревали омерзение и страх. Страх перед тем, что ждет ее впереди. Занавесь вновь слегка покачнулась, словно приглашая одернуть ее. «Помни. Помни себя». Шумно вдохнув, Арчита ухватилась за край ткани. Она медлила всего пару мгновений. Когда некто вновь позвал ее по имени, жрица решительно отдернула занавесь и вышла во мрак коридора. Справа все тонуло в кромешной тьме. Как жрица ни щурилась, она не смогла различить абсолютно ничего. Слева далеко впереди мерцал тусклый огонек, немного разгоняя тьму вокруг себя. Однако то не был отсвет пламени треножника, что стоял в комнате, где проходил ужин со старейшиной. Свет шел из помещения, находившегося гораздо дальше. В восточной части дома. Комната же, где они сидели с Унташом, оказалась погружена во мрак. Слушая биение собственного сердца, Арчита медленно пошла на загадочный свет…Глава 6
Она осторожно передвигала ногами, боясь споткнуться о какой-нибудь предмет или неровность. Глиняный пол тонул во мраке. Тихое шарканье ступней отдавалось в пустоте коридора. Оно казалось громким среди этого безмолвия. Слишком громким. Настолько, что ей чудилось, будто где-то рядом неумелый плотник работает каменной пилой. Жрица слышала свое тихое, но учащенное дыхание. Оно со свистом врывалось через ноздри и вылетало изо рта. Кожа на губах высохла и потрескалась, но девушка не решалась облизнуть их. Она даже не вытерла холодную испарину, полностью залившую лоб. Капельки липкого пота скопились на переносице и готовы были стекать вниз. Но Арчита будто не замечала их. Ее взгляд оставался прикован к тусклому свечению впереди. Сердце гулко билось о ребра, отдаваясь в висках кузнечным молотом. Правая рука, сжимавшая медный кинжал, слегка тряслась. Она ничего не слышала. Только тихое шуршание подошв по полу, да свистящее дыхание. Дом хранил безмолвие и стоял, окутанный покрывалом тьмы. Это пугало до дрожи в коленях. Ноги плохо слушались и с трудом разгибались. Но Арчита продолжала идти вперед. На свет. Окружающая тишина казалась такой же плотной и непробиваемой, как скалы Хинду-Кауш. Девушка миновала вход в соседнюю комнату. Его загораживала похожая грязная занавесь, как и проем помещения для гостей. В окружающем мраке светлая ткань казалась бесформенным и непонятным куском. «Я предоставлю тебе одну из лучших комнат в моем жилище» — вспомнились слова старейшины. Если это была лучшая, то жрица даже представлять не хотела, что творится в других. Вскоре она прошла еще один проем. Арчита приближалась к тому месту, где коридор расширялся, сливаясь с комнатой привратника. Напротив нее как раз находился вход в широкую залу, где проходил вечерний ужин. Судя по тьме, теперь там не горело пламя в треножнике. Лишь тусклый свет далеко впереди служил каким-то ориентиром. Поравнявшись с коморкой привратника, девушка бросила косой взгляд в сторону выхода. В темноте различить очертания двери было невозможно. Сейчас жрице чудилось, что ее там и вовсе нет. Лишь черная зияющая бездна. И чем дольше она смотрела в нее, тем сильнее казалось, что эта бездна поглощает ее. По затылку пробежали мурашки. Медленно Арчита обернулась влево — туда, где находилась зала, в которой она ужинала с Унташом. Треножник больше не горел. Комната тонула во тьме. Очертания широкого стола из кедра, уставленного тарелками и кувшинами, с трудом проглядывали сквозь непроницаемую завесу. Отсюда, из коридора, силуэты сосудов напоминали маленьких и толстых якша[20], готовых наброситься на незваную гостью и растерзать в один миг. Они стояли и молча смотрели на нее, обнажая в омерзительных улыбках острые зубы. Вот один из кувшинов шевельнулся… Арчита на мгновение прикрыла глаза, стараясь прогнать наваждение. «Все не так… все не так, как я вижу… я просто надумываю… помоги мне, Богиня-мать… прошу тебя, дай мне сил». Жрица подняла веки. Сосуды стояли на том же месте, что и раньше. Девушка шумно сглотнула, а затем тихо выдохнула. Прищурилась, вглядываясь во тьму. Однако больше разобрать ничего не удалось. Она не знала, прячется ли там Унташ. Следит ли за ней сейчас. И не хотела знать. Обернувшись лицом к тусклому свету, Арчита продолжила путь. Зала с широким столом из кедра и жуткими образами кувшинов осталась позади. Но даже сквозь стены и мрак ей снова стало казаться, что те наблюдают за ней. «Прекрати! Сейчас же прекрати!». Девушка громко вдохнула и выдохнула. Воздух с присвистом вышел через рот. Жрица ощутила, как напряжены и дрожат мышцы шеи. По телу пошел озноб, хотя в коридоре не было холодно. Тем временем свет становился все ближе. Арчита только сейчас поймала себя на мысли, что до сих пор не видит его источник. Что это? Очаг? Лампа? Треножник? Факел? «И почему нет отблесков? Как от огня?». Озноб усилился. Жрица поняла, что ее так смущает в этом свете. Он будто исходил от далекой звезды… и не отражался от поверхностей. Яркое пятно, повисшее в воздухе. «Разве такое бывает? Или это звезда упала с неба? Но это невозможно…». Арчита вдруг резко осознала, что больше не хочет идти на свет. Желание вернуться в комнату для гостей и вновь попробовать расковырять стену кинжалом становилось все сильнее. От тусклого сияния веяло чем-то таинственным, непонятным. И это пугало даже больше, чем образ деспотичного старейшины или загадочных фигур, скрывавшихся во мраке. Сомнения обуяли голову. В душу закралось смятение. И в тот момент, когда она уже хотела остановиться, по коридору пронесся шепот. Тихий, словно ветер играет опавшими листьями в осеннем лесу. Шепот, произносящий ее имя… Девушка замерла. Она почувствовала… Легкое, едва уловимое касание сквозняка. Будто кто-то дотронулся до кончиков волос. Арчита перестала дышать. Сердце теперь так сильно билось в груди, что нельзя было разобрать ритм. Пальцы вцепились в рукоятку кинжала, как утопающий хватается за соломинку. Теперь клинок не просто трясся в ладони. Он ходил ходуном. «Я должна посмотреть… я должна посмотреть…». Но жрица не хотела. Еще пару мгновений назад Арчита мечтала бросить все и вернуться в комнату для гостей, за эту грязную занавесь. Но только не сейчас. Сейчас ей казалось, что если она обернется, то увидит… увидит… она боялась даже подумать о том, что именно может увидеть. Однако неприятное ощущение жгло ей между лопаток. Ощущение, которое подсказывало. Теперь коридор позади не был таким пустым. Там, посреди безмолвной темноты, кто-то есть. И Арчита должна обернуться. Воспаленное воображение рисовало ей целые ряды кувшинов, грудой стоявших в коридоре. Скаля острые зубы в омерзительных усмешках, они только и ждут, когда она развернется, чтобы наброситься. Впиться в ее шею, разгрызая плоть и забирая жизнь… «Помоги мне… Богиня-мать, помоги мне!». Жрица осознала, что не дышит уже с минуту. Легкие начинали гореть. Пот стекал на ресницы. Девушка осторожно вдохнула. На секунду прикрыла глаза. Выдохнула. Подняла веки. Затем стала медленно оборачиваться. Свет от неизвестного источника с трудом разгонял мрак в паре шагов от нее. Дыхание участилось. Сердце готово было сжаться от страха, но оно колотилось так быстро, что Арчита опасалась, как бы оно не разорвалось прямо в груди. Казалось, прошла целая вечность прежде, чем она развернулась назад и уставилась в темноту широко раскрытыми глазами. Кинжал жрица вновь держала перед собой в вытянутой руке. Коридор был пуст. По крайней мере, она не смогла ничего рассмотреть. Глиняные стены из обожженного кирпича уходили вперед, теряясь во мгле. Никаких якша в облике оживших кувшинов с острыми зубами. Дом старейшины продолжал хранить тишину. Мертвую и гнетущую. Только прерывистое дыхание Арчиты разрывало безмолвие, подобно отдаленным раскатам грома. До рези в глазах, жрица всмотрелась вперед, но ничего не заметила. Ресницы намокли от пота. Девушка моргнула. Глубоко вдохнула. Выдохнула. К горлу подступил комок. Арчита чувствовала, как паника готова вот-вот захлестнуть ее, подобно волне. Сердце отчаянно колотилось. Еще один глубокий вдох. Выдох. «Надо успокоиться, — вдох, выдох, — надо успокоиться, — вдох, выдох, — вот так… бейся ровнее… бейся ровнее…». Спустя несколько секунд, она ощутила, как стук в груди становится менее отчетливым. Удары медленно затихают, все приходит в норму. Жрица заставила себя закрыть глаза. Не думать ни о чем. Есть только она, ее сердце, и мысли о Богине-матери. Пальцы продолжали крепко сжимать рукоятку клинка. Еще минута. Прошла еще минута прежде, чем сердце вернуло себе нормальный ритм. Девушка медленно подняла веки. «Вот так… хорошо… все хорошо». Свет позади внезапно погас.***
Внутри у Арчиты резко все сжалось в комок. Кинжал чудом не выпал из руки. Лишь в последний момент она смогла удержать его в ладони, намокшей от пота так, будто окунулась в бочке с водой. Жрица почувствовала, как только что успокоившееся сердце снова начинает заходиться в бешеном ритме. Теперь она даже не пыталась остановить его. Из груди вырывалось прерывистое и громкое дыхание. «Что… что происходит?». Она не успела поразмыслить над этим, да и вряд ли бы смогла. Паника готова была захлестнуть ее разум. Заставить броситься наутек, не разбирая дороги. Куда угодно, лишь бы не стоять на месте. Но потом она услышала. Звук позади нее. Там, откуда еще совсем недавно исходило таинственное свечение. «Шварк-шварк… шварк-шварк… шварк-шварк». Все тело Арчиты покрылось гусиной кожей. Она стояла, не шевелясь и прислушиваясь к звукам. Те казались жуткими и зловещими посреди мрака и тишины. «Шварк-шварк… шварк-шварк… шварк-шварк». Как будто кто-то неумело разделывает овощи тупым ножом. Медленно, как в тумане, девушка развернулась. Она почувствовала, что вся кровь отхлынула от лица. Свечение исчезло. Однако теперь можно было различить небольшой проход, который жрица не заметила раньше. Как и вход в большую залу, его не прикрывала светлая ткань. Проем оставался открытым. Оттуда лился тусклый свет. Судя по всему, от небольшого очага. Источник звуков находился там. «Шварк-шварк… шварк-шварк… шварк-шварк». «Это, должно быть, кухня, — подумала Арчита, немного успокаиваясь, — это кухня, и кто-то готовит еду… наверное, рабыня Унташа». Сия догадка позволила девушке слегка успокоиться. Она шумно выдохнула и утерла наконец пот со лба. Однако сердце продолжало биться учащенно, а в ногах разливалась предательская слабость. Тем не менее Арчита смогла взять себя в руки. Паника отступила. «Это она звала меня? Нет, не может быть. Наверное, мне просто почудилось… но кто смотрел на меня через занавесь?». Вопросы возникали в голове один за другим, и она не могла дать на них ответа. Поэтому просто пошла вперед. К проходу, из которого доносились звуки нарезания свежих овощей. «Шварк-шварк… шварк-шварк… шварк-шварк». Добравшись до входа, Арчита замерла в нерешительности, а затем, пересилив себя, заглянула внутрь. Помещение и вправду оказалось кухней. Слева располагался небольшой очаг. Сквозь щели между кирпичной кладкой было видно, как тлеют угли. Они приятно потрескивали и ласкали взор красноватым свечением. Из щелей расходилось тепло и поднималось вверх. Арчита ощущала его на своем лице. Легкое и обволакивающее. Прямо напротив проема виднелось окно. Такое же узкое, как и остальные в доме. Оно выходило на север, к подножию гор Хинду-Кауш. Снаружи стояла ночная тьма. Возле окна на стене были развешены луковые головки. Судя по виду, уже достаточно сухие. Однако в кухне витал запах и свежих овощей. В том числе и зеленого лука. Арчита отчетливо уловила его острый аромат. Глаза начали невольно слезиться, и жрица быстро протерла их. Переведя взгляд вправо она, наконец, увидела, что являлось источником загадочных звуков. В нескольких шагах от входа стоял высокий и грубо сколоченный стол. Довольно старый. Деревянные ножки покрылись слоем трещин и потемнели. Возле стола находилась женщина и монотонными движениями нарезала свежие овощи. Судя по запахам — листья салата и зеленый лук. Незнакомка стояла спиной к Арчите, поэтому жрица не могла рассмотреть ее лица. Поначалу девушка приняла ее за рабыню Унташа, однако присмотревшись поняла, что это не она. У женщины были длинные черные волосы, волнистыми локонами опускавшимися на плечи. Местами они оказались тронуты серебристым налетом седины. Тело скрывала светлая ночная рубаха. Она болталась на незнакомке, будто была ей сильно не по размеру. Словно женщина похудела, и одежда стала свободной. Арчита внимательно рассматривала незнакомку, силясь понять, кто же она такая? «Еще одна рабыня? Или, быть может, супруга старейшины? Но Унташ говорил, что живет один… но можно ли ему верить?». На последний вопрос жрица знала ответ — нет. Продолжая наблюдать за тем, как женщина монотонно нарезает овощи, девушка невольно поймала себя на мысли, что фигура неизвестной кажется ей знакомой. Арчита нахмурилась и вгляделась внимательней. Эти черные, цвета воронова крыла, волосы… тронутые сединой локоны… светлая ночная рубаха… Жрица вздрогнула и мотнула головой. «Прекрати! Хватит. Ты просто устала и напугана. Это все глупости!». Тем не менее неприятный холодок вновь пробежал по спине, несмотря на то, что от очага исходило тепло. Вдохнув в легкие побольше воздуха, Арчита молвила: — Доброго вечера. Голос жрицы прозвучал настолько тихо и хрипло, что она сама невольно испугалась. Женщина, казалось, не расслышала. Она продолжала нарезать свежие овощи спокойными и ровными движениями. «Шварк-шварк… шварк-шварк… шварк-шварк». Какое-то время девушка стояла в нерешительности. В голове пронеслась мысль не мешать незнакомке, а вернуться в свою комнату и дождаться рассвета. После всего, что ей пришлось пережить, это уже не казалось такой уж плохой идеей. Однако осознание того, что придется возвращаться по темному коридору, невольно вгоняло в дрожь. Быть может, удастся выпросить у женщины немного огня? Облизав пересохшие губы и откашлявшись, девушка поприветствовала снова. На этот раз голос прозвучал громко и убедительно. Почти, как обычно. — Доброго вечера. Незнакомка резко остановилась. Звуки нарезания овощей прекратились, погружая дом в мертвую тишину. Только угли слабо потрескивали в очаге. Внезапно Арчита пожалела, что обратилась к незнакомке. То ли от наступившей тишины… то ли от того, как напряглось тело женщины под одеждой. При этом она не спешила оборачиваться. Жрица инстинктивно сжала собственный клинок. Ей почему-то уже не хотелось, чтобы женщина повернулась к ней лицом. Девушка была согласна возвращаться в полной темноте. Непонятно из-за чего возникшее чувство страха начало медленно охватывать все ее существо. Вползая в самые потаенные уголки души. Опутывая липкой нитью ужаса. Словно жирный и мохнатый паук плетет свою паутину. А нерадивая мошка уже угодила в его коварные лапы и готова послужить обедом… Женщина начала оборачиваться… Арчита почувствовала, как ноги становятся ватными. «Нет… нет-нет-нет… не оборачивайся. Режь свои овощи. Не оборачивайся. Я просто уйду. Не оборачивайся…». Незнакомка не услышала мысленный призыв. Она продолжила движение. И чем больше Арчита видела, тем хуже ей становилось. Тем сильнее она ощущала, как в ее лице не остается и кровинки. Вот, женщина полностью развернулась. В правой руке она держала тупой кухонный нож. На медном лезвии виднелись следы салата и зеленого лука. Сок овощей медленно капал с металла на пол. Однако Арчита не смотрела туда. Она не могла оторвать взгляда от лица незнакомки. Спустя пару мгновений та уже таковой не являлась. Несколько секунд Арчита с ужасом вглядывалась в лицо женщины, а затем резко отпрянула назад, больно ударившись о дверной косяк. Спину между лопаток пронзила боль, но жрица даже не заметила ее. Широко раскрытыми глазами она смотрела на ту, кто предстал перед ней. Кинжал едва не выпал из ходившей ходуном ладони. Тонкие губы девушки приоткрылись, и с них сорвался громкий хрип: — Мама?!Глава 7
— Ты… ты… Арчита с трудом ворочала языком. Это не могла быть она… это не могла быть она! Прах ее матери похоронен под могильным курганом в долине Синдху. Девушка сама опускала урну! Но сейчас она стояла прямо перед ней. И это не было игрой воспаленного воображения. Не было причудливым отблеском тлеющих углей, решивших вместе с тенями разыграть злую шутку. Арчита ясно видела перед собой эту женщину. И жрица признала бы ее из тысячи других. Такие знакомые черты лица… Лоб, испещренный морщинами. Да, она часто хмурилась и печалилась. С того самого дня, как вернулся с просеки отец… Ее настоящий отец. Именно тогда волосы матери стал покрывать серебристый налет седины. Арчита была еще слишком мала, чтобы понимать причин. Но изменения в облике родного человека запомнились навсегда. И они оставались у матери до самой смерти… «До самой смерти…». Но ведь сейчас она стоит перед ней. Живая и невредимая! Что она здесь делает? Как тут оказалась? И… и… почему Арчита не спешит броситься ей навстречу и заключить в объятия? Жрица сама не знала ответов. Ни на один вопрос. Она просто стояла, оперевшись о дверной косяк и во все глаза смотрела на свою мать. — Как… — с трудом просипела девушка, — как ты… тебя… ты же… Мать внимательно рассматривала ее. Таким родным и знакомым взглядом. Не раз у нее бывал подобный взор, когда она собиралась пожурить или наказать дочь за мелкую шалость. В их семье сие называлось «устроить». И Арчита сама не осознавала, как сильно уже успела соскучиться по этому взгляду, который в детстве обычно не сулил ничего хорошего… Но сейчас что-то было не так, однако ошеломленный разум жрицы не мог понять, что же именно. Внезапно рот матери слегка приоткрылся, и с ее уст слетели четкие слова. В кухне прозвучал знакомый, слегка хрипловатый голос. — Сделай то, что велит Унташ. Жрица вздрогнула: — Что?! — Сделай то, что велит Унташ, — повторила мать. Девушка почувствовала, как начинает кружиться голова. Воздуха стало не хватать. Непроизвольно она дотронулась до основания шеи и глубоко вдохнула. Жрица была в смятении. Она по-прежнему не понимала, как такое возможно — увидеть здесь собственную мать, урну с прахом которой она сама отнесла под могильный курган. Но еще сильнее ее поразило то, о чем та сейчас просит. Как такое вообще возможно? Неужели она разделяет планы изверга-старейшины? — Я… я… я не могу, — выдавила девушка. Брови матери поползли вверх. Капли овощного сока продолжали медленно стекать по лезвию на пол. — Почему? — Да разве это важно? — Арчита начинала потихоньку приходить в себя. — Скажи лучше, как это возможно?! Ведь я сама… — Почему? — так резко перебила мать, что дочь вмиг снова опешила. — Почему… что? — Почему ты не можешь сделать так, как велит Унташ? Арчита сглотнула: — Его помыслы гневят богов. А ты сама прекрасно знаешь — мы должны чтить их заветы. Мать не ответила. Она продолжала смотреть на дочь, вскинув черные брови. Шумно выдохнув, девушка добавила: — Поэтому я и стала жрицей. Чтобы нести людям волю богов и наставлять их на путь истинный. Чтобы Богиня-мать была довольна мной и гордилась своими детьми… — на мгновение она замялась, но потом продолжила, — чтобы не повторилось то, что случилось в Мохенджо-Даро. Никогда. Мы должны чтить заветы богов. — Сделай так, как велит Унташ, — невозмутимо повторила женщина. — Мама! — воскликнула Арчита. — Ты что, меня не слышишь?! Так нельзя! Я не могу! Это… Девушка осеклась. В глазах матери что-то блеснуло… а затем ее зрачки начали расширяться. Медленно, они заполняли белки, поглощая их, словно бездонная пропасть. Арчита в ужасе наблюдала, как меняются знакомые черты. Морщины углубились. Глазницы впали. Вены вздулись на руках. Пальцы крепче сжали кухонный нож, по лезвию которого продолжал стекать сок овощей. — Сделай так, как велит Унташ, — голос женщины стал утробным и грубым, — сделай так, как велит Унташ. Арчиту стало мутить. Разум отказывался воспринимать то, что происходит. Паника, с таким трудом сдерживаемая до этого момента, вырвалась наружу и затопила сознание жрицы. Перед глазами все поплыло и начало двоиться. «Это все не правда… это все не правда… это все не правда!». Кто бы сейчас ни стоял перед ней, то была не ее мать. Нечто, принявшее ее облик. Склоняющее к тому, что она поклялась никогда не делать. С того самого момента, как столкнулась с вестником Богини-матери. «Это не моя мать… это не моя мать…». Женщина шагнула к ней. Рука с ножом поднялась до пояса. — Сделай так, как велит Унташ. Повторила она утробно и безжизненно. Так же безжизненно, как звучал голос рабыни старейшины. Теперь ничто в облике матери не напоминало знакомые черты. Они полностью стерлись и исказились, будто перед жрицей предстала сама рахшаси[21]. — Сделай так, как велит Унташ. «Богиня-мать, да что здесь происходит?!». — Сделай так, как велит Унташ. Существо, выдававшее себя за мать Арчиты, приблизилось к девушке еще на пару шагов. Пальцы повернули кухонный нож в ладони, направив острие вниз. Рука стала медленно подниматься. У жрицы не осталось больше сомнений — она… оно… хочет ударить ее! И метит прямо в сердце! «Надо бежать… мне надо бежать…». От страха и паники, заполнивших разум, она напрочь забыла о кинжале, который по-прежнему сжимала в потной ладони. Чувствуя сильную слабость, и как ноги налились свинцом, Арчита заставила-таки себя оттолкнуться от косяка и уже готова была ринуться в коридор, как женщина внезапно закричала. Пронзительный визг содрогнул стены и оглушил жрицу. — СДЕЛАЙ ТАК, КАК ВЕЛИТ УНТАШ!!! Рука с кухонным ножом молниеносно замахнулась и опустилась девушке на грудь. С уст Арчиты сорвался вопль ужаса и отчаяния, а затем все погрузилось во тьму.***
Жрица резко открыла глаза. Из легких вырвался громкий хрип, а следом уже летел вопль ужаса и отчаяния, но в последний момент Арчита успела прикрыть рот ладонью и сдержаться. Беглого взгляда вокруг оказалось достаточно, чтобы понять — она сидит в комнате, что ей выделил Унташ для ночлега. Прислонившись к стене напротив той, которую хотела расковырять кинжалом. У подножия сырого кирпича виднелись отколовшиеся куски глины, а в самой преграде — внушительное углубление. Арчита невольно опустила взгляд вниз. Пальцы по-прежнему сжимали в ладони медный кинжал. Лезвие было испачкано в глине. В сумраке комнаты бурые пятна походили на кровь. «Сумраке…». Жрица скосила взгляд на окно. Сквозь узкую щель пробивались первые лучи утреннего света. Он был еще слишком слабый, поэтому Арчита решила, что солнце пока не взошло. Девушка зажмурила глаза, ткнулась затылком в стену и громко выдохнула. Инстинктивно провела рукой по груди. Следа от удара ножом не было. Сердце продолжало биться под ребрами. Губы девушки дрожали. Очи увлажнились. Арчита вытерла со лба мерзкую и холодную испарину. «Что… что это было… что здесь происходит?». Первой ее мыслью было то, что она просто заснула. Устав с дороги и испытав сильное потрясение, разум уплыл в объятия сна в самый неподходящий момент — когда она пыталась найти выход, ковыряя кинжалом стену. А все остальное — таинственный силуэт, блуждание по мрачному и тихому коридору, кувшины в облике злобных якша, загадочный свет, встреча с матерью на кухне… тут Арчита вздрогнула и зажмурилась сильнее, слезы потекли по щекам — все это лишь сон. Жестокая игра разума, подавленного событиями прошлого дня… Но чем дольше Арчита думала об этом, тем сильнее становились сомнения. Они стремительно нарастали, подобно снежному кому, и готовы были превратиться в неумолимую лавину. Жрица вспомнила, как слышала загадочный голос на подходе к селению. Вспомнила ледяное дыхание ветра, подобно морозной зиме. Он словно нашептывал ей. Зазывал ее сюда. Арчита слышала уже нечто подобное. Всего лишь раз в своей жизни. И тогда это звучало, как предупреждение… с тех пор она поклялась посвятить свою жизнь служению богам. Чтобы люди не допускали тех ошибок, которые совершили жители долины Синдху. Поначалу ей думалось, что голос, явившийся ей у подножия Хинду-Кауш — это очередное предупреждение. Предупреждение от богов, что местные готовы нарушить равновесие. А Арчита — посланница воли всевышних, которая должна наставить их на путь истинный. Пока не оказалось слишком поздно. Образ деспотичного старейшины лишь укрепил подозрения девушки, что с поселением что-то не так. Но чем больше жрица узнавала Унташа, тем явственней становилась уверенность — местные жители тут не при чем. И только старейшина своими действиями толкает людей за собой в пропасть. Что же тогда? Кажется, Арчита поняла только сейчас. После видения, ниспосланного ей… кем? «Тем, кто обратился ко мне тогда…». «Сюда…». Девушка вздрогнула. Она внезапно осознала. То было не предупреждение. Не зов богов. Некто завлек ее в ловушку… и теперь пытается заставить совершить богохульство. Осквернить земли богов и исполнить желания Унташа. «Сделай так, как велит Унташ». Дыхание жрицы участилось. Кому-то нужно, чтобы старейшина вырубил лес, разработал рудник, раскопал гору… для чего? Неужели… Страшная догадка осенила Арчиту. Ее прошиб пот. «Нечто хочет выбраться оттуда… нечто ужасное… и ему нужна я…». Арчита отпрянула от стены и до боли сжала рукоятку кинжала. «Не бывать этому! Надо убираться отсюда… и рассказать, что тут происходит. Нужно остановить Унташа…». Взгляд девушки задержался на углублении в соседней стене. Пару секунд она отрешенно рассматривала его, а затем решительно подскочила и вонзила острие в сырую глину. Еще один кусок с хрустом упал под ноги. Арчита замерла и прислушалась. Дом старейшины хранил полное безмолвие. Тогда она продолжила, уже не отвлекаясь. Прикладывая все больше и больше усилий. Сумрак в комнате постепенно рассеивался. Приближался рассвет. Жрица торопилась. Кинжал вновь и вновь опускался в свежую глину. Лезвие полностью покрылось бурыми пятнами. На лбу девушки вновь выступила испарина. На полу уже образовалась внушительная горка. В проем можно было просунуть руку. Арчита чувствовала — еще немного, и она сможет увидеть, что находится по ту сторону стены. И стоит ли тратить время на расширение прохода. Быть может, там и вовсе тупик? Тогда она не знает, что будет делать дальше. Но сейчас Арчита гнала эти мысли прочь. Нужно пытаться. Пытаться выбраться, и использовать все возможные способы. Прошло еще немного времени. Арчита учащенно дышала, но старалась не втягивать воздух слишком шумно. Кинжал поднимался и опускался. Поднимался и опускался. Куски глины продолжали падать к ногам. Наконец, с очередным ударом лезвие прошло насквозь и вышло с той стороны. Жрица замерла. Сердце забилось учащенней. Дыхание перехватило от нетерпения и в ожидании того, что она увидит. Плотно сжав губы в тонкую линию, она дернула назад и вытащила клинок. Глина крупными крошками осыпалась на пол. Жрица замерла и прислушалась. Дом продолжал хранить мертвую тишину. Тогда, сощурившись, девушка заглянула в образовавшийся проем, однако тут же отпрянула, зажав нос рукой. — О… боги, — простонала она сквозь пальцы. Из проделанной дыры рванул омерзительный запах гнили и разлагающейся плоти. Он ударил по голове хлеще, чем вонь сырого болота. Продолжая зажимать ноздри, Арчита снова заглянула в проем. По ту сторону виднелась небольшая комната. Судя по всему, примерно такая же, как и та, в которой находилась Арчита. Окно она различить не смогла, однако тусклое свечение с севера все же пробивалось. Видимо, там находилась очередная узкая щель. Но что в первую очередь насторожило, так это отсутствие двери. Несмотря на сумрак, девушка отчетливо видела на том месте, где должен был находиться проем, глухую стену. И в отличие от той, что она только что пробила, она была из обожженного кирпича. На ум пришли слова рабыни, сказанные накануне. «Господин не любит просторных покоев». Да, без этой стены комната для гостей и вправду была намного шире и не напоминала бы жалкую коморку для рабов. «Неужели дело только в этом?». «Господин не любит просторных покоев». Уверенная, что это всего лишь отговорка, Арчита вновь ударила кинжалом по кладке. Проем стал шире, позволяя увидеть то, что скрывалось до этого от взора. И в какой-то момент жрица пожалела, что расковыряла свежую стену. Запах гниения стал сильнее. «О, боги, да что же тут происходит…». Вопрос повис в воздухе, когда очередная порция комков упала под ноги, и Арчита просунула голову в проем. Да, теперь она видела, что в комнате есть окно. Такое же узкое. Через него не пролезть. И выхода нет. Все ее усилия оказались напрасными. Однако в тот момент жрица об этом не думала. То, что предстало ее взору заставило напрочь забыть о побеге. Зловоние и запах разлагающейся плоти стал столь острым, что девушка с трудом сдерживала рвотные позывы, а вчерашний скудный ужин готов был вот-вот вырваться наружу. В правом дальнем углу комнаты лежали два тела. Арчита замерла. Пальцы едва не выронили кинжал. Сердце пропустило удар, а затем забилось учащеннее. Вонь от гниения исходила от тел и смешивалась с запахом влажной глины, заставляя мутиться рассудок. Из-за сумрака и расстояния жрица не могла разглядеть их лиц. Однако кое-какие детали бросались в глаза. Богатые фиолетовые одежды, местами расшитые серебряными нитками. Гладковыбритые головы… Внезапная и страшная догадка поразила девушку. «О, Богиня-мать… да это… да это же… это же жрецы!». Дыхание перехватило. И на этот раз не из-за смрада разлагающихся тел. «Неужели… неужели он убил их? Убил только потому, что они отказались исполнять его волю?». Арчиту начал бить сильный озноб. Мысль убраться отсюда во что бы то ни стало заполонила ее разум, вытесняя все остальные вопросы. Ни как Унташу удалось совершить такое злодеяние и остаться безнаказанным. Ни границы его зверств и безумств. Ни то, скрываются ли за этим неведомые злые силы. Все, чего хотела девушка в этот момент — оказаться как можно дальше от этого проклятого места. Только в безопасности и покое она сможет обдумать случившееся и решить, что делать дальше. Арчита резко рванула назад, выбираясь из проема. Лезвие кинжала скользнуло по поверхности, издавая лязгающий звук. Жрица выпрямилась и замерла, с трудом сдерживая громкое дыхание. Несколько секунд она продолжала стоять в полной тишине, прислушиваясь к тому, что происходит в доме. Кусочки глины налипли на волосы и одежду, но Арчита не замечала их. Она напрягла слух до звона в голове. Прошла минута томительного ожидания. Минута, длиною в вечность. Девушка так ничего и не услышала, окромя собственного дыхания. Дом хранил безмолвие. Тогда она вновь бросила взгляд на дыру в стене. Простояв пару мгновений в нерешительности, жрица бросилась к проему и стала запихивать куски глины обратно. Руки тряслись. На лбу выступил холодный пот. Пальцы перепачкались в коричневой массе. Арчита лихорадочно пыталась скрыть дыру, однако полусухие комки не собирались вставать на место. Большая часть вновь вываливалась наружу и рассыпалась по полу. Жрица вскочила и в отчаянии схватилась за голову. Юное лицо перекосила гримаса ужаса. Взгляд черных глаз случайно упал на кувшин возле циновки… Девушка подскочила к нему и сняла крышку. Как и предполагала ранее, внутри оказалась вода. Не раздумывая, она подошла к дыре и облила края да внутреннюю часть проема. Смочила лезвие клинка. Затем вновь стала заваливать дыру кусками глины, орудуя кинжалом вместо скребка. И… о чудо, теперь они вставали на место! Проход начал медленно исчезать. На устах жрицы заиграла счастливая улыбка. Однако она тут же застыла, когда в коридоре раздались громкие шаги. Кто-то приближался к комнате для гостей.Глава 8
Арчита выпрямилась. Грудь высоко вздымалась под одеждой. Зрачки расширились. Она с ужасом осознала, что не успеет заделать дыру в стене. Кто-то вот-вот должен появиться на пороге комнатыдля гостей. И увидеть, что страшная тайна дома Унташа перестала быть таковой. Неважно, кто придет за ней. Сам старейшина или его рабыня. Важно то, что они увидят… и что решат сделать с любопытной гостьей. Все это пронеслось в голове жрицы со скоростью молнии. Она в отчаянии обвела взглядом помещение, в тщетных попытках найти то, чем можно было бы прикрыть проем. Но ничего подходящего под рукой не оказалось. Взор скользнул по истлевшей соломенной циновке. Возникла мысль загородить дыру ею, но это было слишком очевидно. Тем временем шаги неумолимо приближались. Неизвестный уже миновал комнату привратника. Паника готова была захлестнуть девушку, когда ее вдруг осенило. Она бросилась к стене, села на пол и загородила дыру своей головой. Долю секунды поколебавшись, растрепала пышные волосы по плечам, чтобы они загораживали как можно больше пространства. Скосила взгляд на руки и ужаснулась — пальцы были полностью перемазаны в глине. Как и медный кинжал, валявшийся под ногами. Недолго думая, она схватила оружие и спрятала под одежду. Туда же засунула руки, сжав их в кулаки. Чуть прикрыв веки, Арчита устремила взор к выходу. Она надеялась, что полумрак комнаты не позволит заметить чего-нибудь подозрительное, и что ее голова да волосы худо-бедно прикрывают пролом в стене. Ей не хватало воздуха. Жрица старалась дышать ровно, дабы не выдать волнения. Однако сердце трепетало в груди, затрудняя дыхание. Девушка так и не вытерла испарину со лба, боясь оставить следы глины на лице. И теперь она рассчитывала лишь на спасительный сумрак. Сумрак, который еще не так давно внушал ей страх, теперь был последней надеждой… ибо неизвестный уже показался за порогом и отдернул грязную занавесь.***
— Как отдыхается почтенной жрице в моих прекрасных покоях? — поинтересовался Унташ. Он остановился на пороге, не заходя в комнату. Правой рукой старейшина придерживал занавесь. Кажется, его нисколько не смущали грязевые разводы и пятна на ней. Глава селения был в своем неизменном пурпурном одеянии с широким подолом. Правую руку украшал золотой браслет. Кожа на теле казалась неестественно бледной даже в сумраке. На пухлых губах играла отвратительная усмешка. Арчита с трудом сохраняла внешнее спокойствие. Однако внутри вся трепетала. Жрица открыла глаза, сделав вид, что старейшина разбудил ее. — Хорошо, спасибо, господин. Унташ прищурился: — Ты еще больше распустила волосы? — Да, — спокойно ответила жрица, — я всегда их распускаю на ночь. — Хм. Разве с такими пышными локонами удобно спать? Арчита лихорадочно пыталась придумать правдоподобный ответ и, хвала Богине-матери, сумела. — Волосы служат мне вместо подушки. Так даже мягче[22]. — Как интересно, — протянул Унташ, — ты умна и находчива, прекрасная Арчита, — старейшина провел ладонью по бритой голове, — жаль, мне нет до этого никакого дела, — девушка вскинула брови, и глава селения, осклабившись, добавил, — до волос, разумеется. — Понимаю, — коротко ответила она. — До тебя же мне… есть дело. Синие глаза вновь стали откровенно пожирать Арчиту. Та с трудом сдерживалась, чтобы не дернуться. Пальцы, измазанные глиной, ухватились за рукоятку кинжала. Девушка надеялась, что Унташ не видит, как дрожат ее руки под одеждой. — Уже пора? — вяло спросила жрица. — Я не люблю откладывать важные дела слишком надолго, — покровительственно молвил Унташ, — да и ты, уверен, хочешь получить от меня щедрую награду как можно скорее. Дабы вновь восхититься моим великодушием. «Все, чего я хочу, так это убраться отсюда!». — Но ты выглядишь нездоровой, прекрасная Арчита, — подметил старейшина, продолжая пожирать ее глазами. — Все хорошо, господин. Мне просто нужно еще немного времени. Унташ усмехнулся: — Как пожелаешь, как пожелаешь. Будет совсем некстати, если во время важного обряда ты упадешь и лишишься чувств. — Благодарю, господин. Арчита хотела поклониться, но вовремя остановилась. Не хватало еще по глупости выдать себя. Поэтому лишь вяло улыбнулась. — Тогда я зайду к тебе немного позже. Дам время собраться и привести себя в порядок. — Спасибо. Унташ уже хотел опустить занавесь, как вдруг его взгляд пробежался по полу, наткнулся на открытый кувшин, а затем вновь вернулся к жрице. Внутри Арчита вся сжалась. Ей казалось, что этот взор прожег ее насквозь. — Ты пролила воду? — хмуро поинтересовался он. — Ночью захотела пить, — ответила девушка, — не заметила сосуд и случайно задела его. — И почувствовала себя плохо? Арчита промолчала, ибо не нашла, что ответить. Унташ же склонил голову на бок и прищурился. Он внимательно оглядывал жрицу с ног до головы. Девушка молилась всем богам, которых знала, чтобы жуткий хозяин дома не заметил ничего подозрительного и убрался отсюда. — Ты дрожишь, — наконец, изрек он, — и у тебя лоб в испарине. — Да, — натянуто выдавила она, — мне нехорошо, но скоро пройдет. — Похоже, вода в кувшине оказалась несвежей, — пришел к выводу старейшина, — придется наказать мою рабыню самым жестоким способом. В который раз своими паршивыми действами она очерняет мой лик перед тобой. Пора положить этому конец. У Арчиты защемило сердце: — Не надо, господин. — Здесь я решаю, что надо, а что нет! — резко и внезапно грубо оборвал Унташ. — Сколько еще можно выставлять меня на посмешище?! Настало время преподать ей хороший урок. Который она запомнит на всю жизнь! — Господин… — Я вернусь спустя час, — бросил старейшина, опуская занавесь. Уже через миг он скрылся в сумраке. Тяжелые шаги отдавались в пустоте коридора. Девушка зажмурилась и тихо выдохнула. Шмыгнула носом. Из глаз потекли слезы. «Из-за меня… несчастная женщина пострадает из-за меня. Но что я могла сделать? О, Богиня-мать, что я могла сделать?! Прости… прости… прости!». Она должна была помогать людям, а не обрекать их на мучения. Жрица поддалась искушению… ради собственной жизни. Арчита вынула руки из-под одежды и прикрыла ладонями лицо. Плечи начали сотрясаться от беззвучных рыданий. Слезы смешались с коричневой глиной, оставляя на лице грязевые разводы. Но в эту секунду она не думала об этом. Произошедшее за последние сутки надломило дух. Она чувствовала слабость. И только спустя пару минут с трудом заставила взять себя в руки. Ей было безумно жаль рабыню. Она даже думать не смела о том, что с ней сотворит этот деспотичный изверг. Но у нее есть час. Час на то, чтобы скрыть эту проклятую дыру в стене и подумать над тем, что делать дальше.***
Пока Арчита спешно замазывала глиной отверстие в стене, ее мозг лихорадочно искал выход. Руки дрожали. Пальцы перепачкались в коричневой массе, однако пусть медленно, но проем стал исчезать. Девушка старалась громко не дышать и не шуметь, дабы не привлечь внимание Унташа. Она то и дело прерывала работу и вслушивалась в то, что происходит вокруг. Но старейшина, судя по всему, находился далеко и был занят более важными делами. «Истязает ту несчастную… из-за меня» Дом стоял в полной тишине. Пока тело работало над сокрытием содеянного, разум пытался переварить все, что свалилось на жрицу. «Как? Как он мог так поступить со своими людьми? Богохульник! Мерзкий богохульник! Боги покарают его за это!». Однако всевышние почему-то не спешили низвергать на голову старейшины свое справедливое возмездие. А Арчита была уверена — мерзкий изверг его заслужил уже давно. Мысли постепенно переметнулись с божьей кары на то, что же ей делать дальше? «Бежать отсюда я сейчас не могу. Надо выйти из дома, снаружи будет больше возможностей. Стоит попробовать. Рассказать местным правду. Что Унташ жестоко расправился со жрецами в угоду собственной прихоти… собственной прихоти…». Девушка замерла, когда ее мысли сделали этот виток. А собственной ли? Руки, испачканные глиной, слегка тряслись от пережитого, но в этот момент она не обращала на них внимания. Жрица уставилась невидящим взором в стену, погрузившись в себя. Она вновь вспомнила тот зазывающий голос, который услышала на подходе к селению. Вспомнила страшное видение, ниспосланное ей этой ночью… ниспосланное кем? Она не хотела знать ответа. Но догадывалась, что некто подталкивает ее на совершение обряда. Кто-то возжелал, чтобы Унташ выкорчевал лес и разработал рудник в горах. Быть может, старейшину тоже нечто толкает на это? «Сделай так, как велит Унташ». Арчита до крови закусила губу. «Я не должна идти против воли богов. Что бы ни случилось». Однако в открытую выказывать неповиновение Унташу нельзя. И доказательство тому — разлагающиеся тела по ту сторону стены. Как только основная часть дыры скрылась за слоем глины, запах стал менее резким. Настоящее чудо, что старейшина его не почуял. Остается лишь одно — попытаться сбежать, когда глава селения повезет ее на место обряда. Или попробовать позвать на помощь местных жителей. Рассказать им правду. Но ни в коем случае не поддаваться воле старейшины. Иначе здесь произойдет нечто ужасное. Похожее на то, что случилось в долине Синдху много лет назад. Принимая жреческий сан, Арчита поклялась, что будет чтить законы Богини-матери и наставлять людей на истинный путь. И ее решимость следовать намеченному пути оставалась непоколебимой. Пусть и позволила она себе минутную слабость. «Помни себя» — пронеслись в ее голове слова напутствия от отца. Он не был ей родным отцом, но смог заменить настоящего. Родной сгинул там… среди стен Мохенджо-Даро… … града мертвецов… …и она не должна допустить, чтобы это с кем-то повторилось вновь. Руки девушки непроизвольно сжались в кулаки. Размокшая глина заскрипела меж пальцев. В глазах загорелся огонь, а разум прояснился, освободившись от панических оков. Да, ей по-прежнему было страшно. Но теперь она знала, что нужно делать. Нельзя поддаваться злым духам. Или кто бы там не скрывался в недрах Хинду-Кауш. Нельзя идти на поводу у старейшины. НЕ делай так, как велит Унташ. Арчита втерла остатки глины в стену. Затем полила водой на руки из кувшина и омыла пальцы от грязи. Убрала кинжал за пояс и привела в порядок волосы. Проделав все это, жрица села, прислонившись к стене, и стала ждать. Она не ведала того, что уготовила судьба. Но знала, как надо поступить.***
Когда старейшина вновь показался на пороге, она уже была готова. Кувшин поставлен на место. Руки полностью омыты от глины. Арчита даже убрала мелкие кусочки из волос и протерла лезвие кинжала. Однако девушка продолжала загораживать собой место, где недавно зияла дыра. Так, на всякий случай. Взгляд жрицы встретился с пожирающими глазами Унташа. Внешне спокойная, внутри она вся напряглась. «Делай то, что должна… на все воля Богини-матери». — Прекрасная Арчита, ты уже готова? — вкрадчиво поинтересовался глава селения. — Да, господин, — кивнула та и осторожно поднялась. Девушка продолжала стоять так, чтобы прикрывать спиной влажный участок стены. Пусть в помещении царил сумрак, она не хотела давать и малейшего повода Унташу заподозрить неладное. — Очень хорошо, — проворковал тот и усмехнулся, однако Арчита уже стала привыкать к этому оскалу, — тогда не будем терять драгоценное время. Идем же. Меня ждут почести и слава, а тебя — щедрая награда. Ведь мы этого так заслуживаем. — Да, господин, — спокойно повторила жрица и снова кивнула. Унташ хмыкнул, полностью отдернул грязную ткань и сделал широкий жест рукой, приглашая девушку идти первой. Это на мгновение смутило Арчиту, однако она быстро взяла себя в руки и шагнула к выходу. Стараясь не смотреть на старейшину и не касаться его тела, жрица вышла в коридор. Проходя мимо главы селения, девушка уловила, как от него исходит приятный аромат полевых трав. Только сейчас Арчита вдруг поняла, что на теле Унташа она не замечала следов волос. Видимо, старейшина тщательно следил за собой. Чего нельзя сказать о его жилище. Запах пьянил и умиротворял, но девушка не дала себе обмануться. Она прекрасно помнила, кто перед ней и на что способен этот изверг. Позади раздался шелест ткани. Старейшина опустил занавесь и замер в ожидании. Даже не оборачиваясь, жрица чувствовала на себе его взгляд. Как он прожигает спину между лопаток. И она готова была поклясться чем угодно — мерзкая ухмылка не сходила с его уст. Беззвучно выдохнув, девушка пошла по коридору в сторону выхода. Сквозь узкие щели пробивался скудный свет. Его с трудом хватало, чтобы увидеть пол под ногами. Арчита вспомнила, как шла здесь этой ночью во время… сна… наваждения… и едва сдержалась, дабы не вздрогнуть. «Уже неважно, что это было… важно, что я знаю, как поступить дальше». Тем не менее даже мимолетного воспоминания о жуткой встрече на кухне хватило, чтобы нутро сжалось от страха. Поэтому она приказала себе не думать об этом. Они миновали проход в одну из комнат и приблизились к помещению привратника, когда позади раздался вкрадчивый голос Унташа: — Ты хорошо отдохнула, прекрасная Арчита? — Да, господин. — Разве ты не хочешь поблагодарить меня за гостеприимство? Жрица напряглась: — Благодарю, Унташ-Сарру. — Что ты станешь делать после обряда? — А… — озадачено протянула Арчита, — продолжу свое странствие. — Я хочу, чтобы ты осталась на несколько дней, — вкрадчиво предложил Унташ, ступая позади. Девушка чувствовала его слабое дыхание на своем затылке. — Наберешься сил перед дорогой. — Спасибо, господин, — жрица вяло качнула головой, — но я не хочу задерживаться. — А я хочу, — голос старейшины стал жестче, — отведаешь моего гостеприимства еще раз. Отдохнешь в лучших покоях этого дома… В моих. Арчита едва не задохнулась и лишь чудом заставила себя не сбиться с размеренного шага. Сердце подпрыгнуло к горлу, будто намереваясь сбежать подальше отсюда. — Это… — прохрипела она, не узнав собственного голоса, — это… — Невероятно щедрое предложение, — закончил за нее Унташ, — да, я знаю. Ведь я не делаю иных предложений. Только щедрые. А еще я предлагаю стать моей жрицей. На предпоследнем слове он сделал особое ударение, и Арчиту всю пробрало. Теперь она не смогла скрыть дрожь, охватившую тело. — Твоей? — прошептала она, с трудом ворочая языком. — Да, прекрасная Арчита. Моей. «Твоей рабыней! Ты хочешь сделать меня своей рабыней, мерзкий богохульник!». — Но… но у тебя ведь есть уже свои жрецы, господин, — попыталась уклониться она, — зачем я стану отбирать их хлеб? Унташ тихо засмеялся. Это был смех сквозь сжатые губы. Настолько зловещий, что у девушки выступил пот. — О, прекрасная Арчита, — глухим и спокойным тоном молвил он, — не стоит недооценивать мой ум. — Я и не думала, господин, — попыталась заверить его она. — Тогда не надо говорить мне глупостей, милая жрица. Ведь ты прекрасно знаешь, что жреческое место полностью свободно. Девушка резко остановилась, словно налетела на невидимую стену. Ноги внезапно налились свинцом и лишь чудом не заплелись. Зрачки Арчиты расширились. Глазами, полными ужаса, она уставилась перед собой. Унташ же, не давая ей времени опомниться, нанес новый удар: — Я ведь знаю, что ты заглянула по ту сторону. — По ту сторону чего? — просипела жрица. И снова этот тихий смех сквозь плотно сжатые губы: — По ту сторону глиняной стены, разумеется. О, прекрасная Арчита, я начинаю сомневаться, что ты так умна, как мне казалось раньше.Глава 9
Голова закружилась. Коридор перед глазами покрылся пеленой, словно туманом. Все куда-то поплыло. Будто во сне Арчита ощутила, как холодные пальцы старейшины легли на ее плечи. Теперь она чувствовала себя бабочкой, угодившей в сети ненасытного паука. И даже приятный аромат полевых цветов, исходивших от его тела, не мог заглушить отвращения. Девушка начинала проваливаться в пучину безумия. Вся недавно приобретенная уверенность готова была рассыпаться в прах. От одного неожиданного удара. Лишь неимоверным усилием воли жрице удавалось не погрузиться в эту бездну целиком. Будто издалека она услышала вкрадчивый голос Унташа. Он шептал ей на ухо. — Я умен и прозорлив, прекрасная Арчита. Ты ведь знаешь это? Знаешь? Девушка невольно кивнула. — Скажи вслух, — повелел он. — Знаю, — тихо ответила она. — Что ты знаешь? Арчита закрыла глаза, изо всех сил борясь с дурнотой: — Ты умен и прозорлив. — А дальше? Жрица сглотнула и заставила себя проговорить: — Ты умен и прозорлив, господин Унташ. — Прелестно, — его голос напомнил шипение змеи, а пальцы сильнее надавили плечи, — не стоит даже пытаться скрывать от меня что-либо. Я знаю все! Я вижу все! Он пыхнул ей в затылок. По коже пошли мурашки. Правая рука Арчиты невольно потянулась к поясу. Туда, где под одеждой скрывался медный кинжал. Со скоростью, подобной броску кобры, одна из ладоней Унташа перехватила девушку в районе запястья и сжала так, что жрица невольно вскрикнула. — Я вижу все, — прошептал он, — я знаю все. Я знаю, что ты прячешь под этим гнусным одеянием. Не советую пускать его в ход. Это оскорбление. А я не люблю, когда плюют на мое радушие и гостеприимство. Рука сжала запястье сильнее, вынуждая Арчиту полностью отказаться от задуманного. Боль пронзила кисть, словно молния. Из глаз потекли слезы. Девушке казалось, что она вот-вот сойдет с ума. В этот миг жрица была готова на что угодно, лишь бы эта пытка тела и духа немедленно прекратилась. — Я могу убить тебя прямо сейчас, — от нажима кости чуть не треснули, — все-таки ты узнала тайну, которую не следовало открывать. По своей глупости узнала. Но я все еще верю в твой ум, прекрасная Арчита. Докажи мне это. — Я… — Иначе какой прок мне от глупой жрицы? С трудом сохраняя контроль над разумом, девушка понимала, что Унташ играет с ней. Заставляет унижаться перед собой. Однако собрав волю в кулак, она смогла проговорить: — Никто, кроме меня не проведет обряд. Я нужна тебе. — Я могу послать Атта-Ури за другой. — Это время. Разве ты хочешь ждать? — Хм… Правильно, милая жрица. Теперь в твоих словах сквозит мудрость. Быть может, я не ошибся, выбрав тебя. «Выбрав?! — едва не задохнулась она, — выбрав?!». — Однако, — продолжал тот, — так или иначе, ты нанесла мне оскорбление, — его голос стал угрожающим, — а я ненавижу, когда плюют мне в душу. Арчита почувствовала, что слабеет. Будто холодные прикосновения Унташа медленно лишали ее способности сопротивляться. Как яд, впрыскиваемый пауком в тело своей жертвы. — Но ты можешь заслужить мое прощение, — нашептывал старейшина, — ты ведь хочешь заслужить мою милость, прекрасная Арчита? Она кивнула. — Скажи это. — Я… хочу… заслужить… твою милость… господин. — Прелестно. Быть может, ты и впрямь так умна, как мне показалось изначально. Так, ты станешь моей новой жрицей? — Я… Тиски на запястье сжались сильнее. Казалось, еще одно усилие, и старейшина сломает кости. Девушка даже не подозревала, что в нем есть столько мощи. Арчита не смела и пробовать вырваться. Ее тело словно обвила невидимая паутина. А слова Унташа одурманивали разум, притупляли мысли. — Просто скажи. — Да, — выдавила она. — Что, да? — ласково переспросил он. — Я согласна… быть твоей… жрицей… господин. «О, Богиня-мать, прости меня!». — Хорошо, прекрасная Арчита, — хватка ослабла, Унташ отпустил ее и отошел на шаг назад, — ты не пожалеешь о сделанном выборе. Ощутишь на себе всю щедрость и радушие, на которые я только способен. Жрицу била дрожь. Она дотронулась до больного запястья. То сильно саднило и гудело. Правую руку пронзало, словно молнией. Старейшина же продолжал: — Когда закончится обряд, первым делом ты сменишь эти гнусные одежды. Думаю, пурпурное одеяние, похожее на мое, придется тебе к лицу. Не стоит прятать под лохмотьями прекрасную грудь, моя жрица. И не стоит прятать под лохмотьями острые кинжалы. Он замолчал. Арчиту пробирал озноб, как в лихорадке. От страха, шока и презрения. Презрения к Унташу. Презрения к самой себе за проявленную слабость и малодушие. Но старейшина обладал непонятной ей силой убеждения. Ты хочешь противиться… ты знаешь, что нужно противиться… но не можешь этого сделать. Девушка стояла посреди мрачного коридора, вслушиваясь в бешеное биение своего сердца и ощущая, как ворох мыслей, подобно встревоженному рою оводов, жалит ее разум. Холодные руки Унташа нежно толкнули ее в спину, заставляя сделать шаг вперед. — Иди же, прекрасная Арчита. Я понимаю, ты обомлела от свалившейся на тебя моей благодати. Но не забывай, что тебе еще предстоит совершить обряд. Не стоит заставлять богов ждать. Последние слова были произнесены с нескрываемой иронией. С трудом взяв себя в руки, жрица сделала неуверенный шаг. Ступни налились свинцом. Затем еще шаг. И еще. Девушка медленно двинулась к выходу, попутно пытаясь прийти в себя. — Ты знал, что я могу обнаружить за той стеной, — прохрипела она, дабы отвлечься. — Конечно, прекрасная Арчита, — спокойно молвил тот, — я ведь проницателен, ты знаешь. — Зачем же поселил меня туда? — Мне было все равно, — ей почудилось, что он пожал плечами, — в любом случае, твоя находка мало, что значит для меня. А вот для тебя… — голос Унташа снова стал вкрадчивым, — очень многое. Не правда ли, прекрасная Арчита? Девушка не ответила. Поджав губы, она устремила взор вперед. Ей чудилось, что она идет слишком медленно, и этот коридор никогда не закончится. Когда они вошли в коморку привратника и приблизились к выходу, казалось, прошла целая вечность. Массивный засов продолжал держать дверь на замке. Жрица остановилась перед преградой. Вот она, свобода. Такая близкая и такая далекая одновременно. Но она понимала, что это самообман. По ту сторону наверняка ждут верные стражи Унташа. Словно прочитав ее мысли, старейшина молвил: — Ты ведь умна, прекрасная Арчита? Она вздрогнула, но ответила: — Да, господин. С ужасом девушка поняла, что начинает говорить точь-в-точь, как рабыня Унташа. Сухо и безжизненно. От этого сравнения ей стало дурно. К горлу подступила тошнота. — Тогда ты знаешь, что нужно делать. И чего говорить не следует. Ведь так, моя милая? — Да, господин. — Прелестно. Иначе помни — мой гнев так же велик и безграничен, как и моя щедрость. Я легко смогу построить еще одну стену, — Арчиту затрясло, — а теперь… открывай. Мы слишком задержались сегодня. Дрожащими руками девушка ухватилась за засов и потянула. Поначалу он не хотел поддаваться, и жрице пришлось приложить усилия. Наконец тот заскрипел и, будто с неохотой, вышел из пазов. Громко и прерывисто дыша, Арчита толкнула преграду обеими руками. С гулким звуком дверь медленно распахнулась. В заплаканное и изможденное лицо ударил солнечный свет.***
Их было много. На первый взгляд около десяти, но внутренний голос подсказывал Арчите — она видит не всех. Как один с длинными копьями. Медные наконечники грозно блестели в лучах утреннего солнца. Хмурые загорелые лица. Они не сводят с нее пристальных взглядов. Мускулистые тела прикрыты теплыми рубахами. Глядя в эти беспристрастные глаза, жрица невольно поежилась. Восходящее светило пусть и было ярким, но почти не грело. Северный ветер с гор щипал кожу. Однако воинам старейшины он словно был нипочем. Девушка скосила взгляд чуть дальше. Туда, где начиналась широкая улица. Ее взор заприметил еще четверых. Предчувствие Арчиту не подвело — она видела не всех. Воины, что стояли поодаль, были вооружены луками. И они уже приладили стрелы к тетиве. Девушка поняла, что бежать в открытую не удастся. Ее просто подстрелят, как кролика. Нервно сглотнув, она вновь глянула перед собой и только сейчас заметила, что среди воинов находится ее старый знакомый. Смотритель местных животных Атта-Ури. Его сутулые плечи по-прежнему прикрывала серая накидка из овечьей шерсти. Завидев Арчиту, тот расплылся в своей привычной улыбке и поклонился. — Рад видеть тебя снова, юная жрица. Ты сияешь, аки звезда на небе! Арчита промолчала. Теперь добродушное лицо старца не вызывало теплого отклика в душе. Наоборот. Миролюбивый смотритель выглядел крайне неестественно на фоне остальных обитателей селения. — Подайте мне повозку, — раздался позади холодный голос Унташа. Арчита вздрогнула и обернулась: — Мою лошадь тоже. Старейшина хищно улыбнулся: — Она тебе не понадобится, прекрасная Арчита. Ты поедешь со мной. — Там мои вещи, — не отводя взгляда, твердо молвила жрица, — они нужны для обряда. — Не волнуйся так, — Унташ сложил руки перед собой, — их тебе принесут. По его взгляду девушка поняла, что спорить бесполезно. Унташ не пойдет на столь очевидный риск. Поджав губы, Арчита отвернулась. Поэтому не видела, как старейшина подал молчаливый знак, и двое воинов подошли ближе, встав у жрицы за спиной. — Сегодня такой ясный день, — залепетал Атта-Ури, — он подобен лику твоему, господин Унташ-Сарру. Отличный день для беседы с богами! — Я знаю, смотритель, — осклабился тот, — я знаю. Однако старец будто не замечал хищного лика своего господина: — Боги благоволят тебе, великодушный старейшина! — Тогда почему боги не подстегнут этих лентяев как следует? — холодно оборвал Унташ. Арчита недоуменно покосилась на него, не понимая, о ком тот говорит. В этот миг синие глаза Унташа сощурились. Он устремил взор в сторону главной улицы. — Упомянешь всуе, и они тут как тут, — медленно произнес он и вальяжно двинулся в том направлении. Арчита проследила взглядом за старейшиной. Она увидела, что в их сторону идут два человека. Один — почтенного возраста муж. Его виски тронула седина, однако коротко остриженные волосы еще сохраняли естественный цвет. Они сильно выгорели на солнце и приняли песочный оттенок. Худощавое тело прикрывало белое одеяние без рукавов, опоясанное кожаным ремнем. Густые темные брови сошлись на переносице, придавая ему хмурый и недовольный вид. Второй был моложе и крупнее. Красная туника плотно облегала округлый живот, а голову венчала синяя ребристая шапка. На толстом указательном пальце левой руки, подобно далекой звезде, сверкало золотое кольцо. Лицо мужчины было гладко выбрито. Сложив пухлые и холеные руки перед собой, он то и дело потирал ладони друг о друга, словно чем-то довольный торговец. «Быть может, это и есть торговец?» — подумала Арчита, а вслух спросила. — Кто они? — О ком ты, юная жрица? — уточнил Атта-Ури. Девушка кивком указала в сторону приближающихся людей, навстречу которым шел Унташ. Проследив за ее взглядом, смотритель животных пояснил: — Это верные подданные дорогого старейшины нашего. Слева, — он указал скрюченным пальцем, — почтенный муж в светлых одеждах, подобных снегу Хинду-Кауш — глава общины крестьянской, Суприри. Он поедет вместе с нами. Арчита вновь взглянула на приближающихся мужчин. Старейшина уже почти поравнялся с ними. Только сейчас жрица заметила, что большинство местных жителей выглядывают из проемов своих домов. Они с опаской и тревогой смотрели в сторону дома Унташа. Девушка то и дело ловила на себе их недовольные и, иногда, угрожающие взгляды. Сердце Арчиты сжалось. Ах, если бы она только могла рассказать людям правду. «Ты можешь. Просто боишься, что тебя тут же пронзят копьем. О, Богиня-мать, прости меня за малодушие…». — Зачем ему ехать с нами? — выдавила из себя она. — Чтобы засвидетельствовать волю всевышних, — улыбаясь, пояснил Атта-Ури, — и передать весть сладкую, аки мед, людям нашим. — А тот, другой? — Это Шилхаха. Наш лучший торговец. Его знаниям в своем ремесле позавидуют многие. — И он тоже едет с нами? — Конечно, юная жрица! — воскликнул старик. — Ведь почтенному Шилхахе тоже хочется узнать, благословят ли боги лазуритовый рудник? — Да, конечно, — сухо ответила она, поджав губы. На торговца она больше не смотрела. Все ее внимание было приковано к общиннику Суприри. Мозг лихорадочно искал возможность передать ему вести о страшной участи, постигшей местных жрецов, но пока не находил. Воины Унташа неотрывно следили за ней и, казалось, ловили каждый ее вдох. «Как же это сделать?». Тем временем старейшина подошел вплотную к мужчинам. Между ними завязался разговор. Девушка не могла понять, о чем идет речь. Северный ветер сносил даже те обрывки фраз, которые могли долетать до того места, где она стояла. Арчита бы и дальше продолжала следить за ними, если бы не услышала позади слабый стон. Девушка развернулась и остолбенела. По проходу между домом старейшины и хлевом, из которого доносилось протяжное мычание, шла рабыня. Та самая, что прислуживала ей с Унташом за ужином. Женщина была полностью обнажена. Грязные волосы растрепались в разные стороны. Уши раскраснелись, словно объятые тлеющим пламенем. На лице виднелись засохшие бурые пятна. По внутренним сторонам бедер медленно стекала кровь, смешиваясь с кусками коровьего помета на голенях. Жрица ощутила, как холодеет. И вовсе не от свежего ветра с севера. «Завтра на рассвете тебе будут драть уши. По полчаса за каждый пропущенный хлопок. А затем ты будешь ублажать моих стражников. Всех десятерых». Слова старейшины, сказанные накануне, пронеслись у нее в голове. Столь яркие и отчетливые, будто она услышала их минуту назад. «О, Богиня-мать, неужели он… неужели он позволил сделать это с ней? Богохульник… проклятый выродок!». Ее взгляд встретился с глазами женщины. И Арчита вновь не увидела в них ничего, кроме пустоты. В этих очах не было жизни. На нее будто таращился мертвец, восставший из могилы. Вся кровь отхлынула от лица девушки. Она спешно отвернулась, тщетно пытаясь унять биение сердца. То, уже в который раз за последние сутки, словно пыталось вырваться наружу. Атта-Ури заметил неладное и озабоченно поинтересовался: — Что с тобою, юная жрица? Ты побелела, аки молоко! — Зачем… — просипела Арчита, хватаясь за грудь у основании шеи, — зачем так… Старец заметил краем глаза плетущуюся рабыню. Та, шатаясь и с трудом волоча ноги, медленно шла ко входу в жилище старейшины. Улыбка на губах Атта-Ури померкла, однако не исчезла совсем. Казалось, в этом мире не существует того, что способно стереть ее окончательно. — Прогневала старейшину нашего, — тихо изрек он, — вот и карает ее господин. — Но зачем такая жестокость? — с болью во взоре посмотрела на старика Арчита. Ее лицо скривила гримаса отчаяния. — Даже если она рабыня? — Разве там, откуда родом ты, юная жрица, с рабами не обращаются подобно? — ответил вопросом на вопрос старик. — Нет. Девушка по-прежнему пыталась унять сердцебиение. Она шумно втягивала носом воздух и выдыхала ртом. — Сколько земель, столько нравов, — с видом мудреца изрек Атта-Ури, — и в каждом краю законы свои. Жрица не ответила. Она отрешенно смотрела перед собой, пытаясь взять себя в руки. Образ несчастной рабыни, над которой издевается хозяин, надолго впечатался в память. Видя, что Арчита никак не реагирует, смотритель животных, со вздохом, продолжил: — Он может делать с ней все, что пожелает, юная жрица, — Атта-Ури поклонился, — старейшина для нее пастух, а она — его заблудшая овца. Девушку передернуло. Ей начинало казаться, что это место… эти люди… все они медленно, но неумолимо разрушают ее разум. С каждой секундой, проведенной здесь, она чувствовала себя все хуже и хуже. Будто кто-то незримый высасывал все жизненные соки. Как странник, изнывающий от жажды, не оставляет и капли влаги в спелой дыне. Смотритель животных тем временем продолжил: — Но милость нашего старейшины, господина Унташа-Сарру, несравнима. Она подобна божьей — такая же глубокая и великодушная. Он прощал Урутук не раз… простил тогда… уверен, простит и сейчас, — Атта-Ури проследил, как несчастная скрывается в сумраке дома. — Ведь смерть их ребенка… — Что?! — выдохнула Арчита и во все глаза уставилась на старца. Атта-Ури улыбнулся чуть шире. И эта улыбка была печальной. — Не рассказывал, видать, тебе наш господин. Урутук не токма рабыня ему, но и супруга.Часть II. Искупление.
Он сделан Ахриманом Сильнейшим быть во лжи На гибель всего мира, Всех праведных существ.Авеста
Последние комментарии
1 день 3 часов назад
1 день 9 часов назад
1 день 10 часов назад
1 день 10 часов назад
1 день 10 часов назад
1 день 10 часов назад