Анатомия измены (СИ) [Ольга Рог] (fb2) читать онлайн

Ольга Рог - Анатомия измены

1

«Не нужно! Это все неправильно!» — внутри голосят остатки разума, но тело не слушается совсем. Безвольной куклой дышу в шею Белова, не в силах оттолкнуть его, язык к небу прилип. В голове шумит… А выпила-то всего бокал шампанского, и еще второй недопит — стекло поблескивает в полутьме на краю стола. Зачем я пошла в кабинет? Ведь всю вечеринку ловила полунамеки от Саши Белова. Позволяла только флирт и разговорчики ничего не значащие… Теперь его руки на мне и уже под юбкой.

— Хочу тебя, Дашка! Давно хочу, — нетерпеливые руки мнут кожу. Массивное тело впечатывается, вклиниваясь между ног. От его прикосновения изморозь остается, разрывая шаблоны.

— Ты моя! Моя! Не сопротивляйся… Да-ша, — первый толчок выбивает воздух из легких и срабатывает какая-то пружина внутри. Диссонанс стыда и пробы запретного. Мой всхлип. Его губы. Язык, таранящий, пробивается сквозь зубы. Протяжный выдох, когда удается пробить последнее сопротивление. Мужчина во мне полностью. Дышит рвано, терзая слабое тело.

— Дашка-а-а! Какая ты… Я знал! Знал, что ты будешь моей…

Это кажется нереальным. Не со мной. С кем-то другим все происходит, а я лишь наблюдаю со стороны.

— Сволочь! Ненавижу! — размазываю тушь и слезы по лицу.

— Ты тоже этого хотела, — он спокойно стягивает презерватив, и, завязав в узел, баскетбольным броском отправляет в мусорную корзину для бумаг.

Морок спал. Остался только ужас от осознания содеянного. Меня колотит от одной мысли, что же будет дальше… Если муж узнает, я этого не переживу. Потерять Олега — это потерять себя. Десять лет вместе! Что же я натворила? Как смогла? — закрываю лицо руками и раскачиваюсь из стороны в сторону. В окно выйду, если бросит… А он не простит, и будет чертовски прав. Разве можно простить измену? Чем я сейчас лучше тех, кого осуждала за леваки в нашей фирме? Белов — кобелина! Ненавижу-у-у! Впервые хочу растерзать человека, в пыль стереть, чтобы его не было. До истерики миг. Сознание сбоит. В глазах темно от шока. Я ведь даже ничего не почувствовала. Кто-то чужой елозил и хватал за задницу… будто под наркозом была. Лишь память-сука, четко рисует картину произошедшего.

— Трагедию из этого не делай! — циничный смешок Белова. — И трусы надень. Отвезу тебя до дома, — потянуло дымом сигареты. Для сволочи правила не писаны. Александр всегда ведет себя так, будто ему весь мир обязан. Уселся вальяжно в мое рабочее кресло, откинул голову на спинку и наблюдает, как корчится совесть моя в муках.

— Ты пил, — выхрипываю. Судорожно ищу свою нижнюю часть туалета, сползая на пол. Кое-как нахожу маленькую кружевную тряпочку и, переступая каблуками, натягиваю на голый зад, поправляю юбку. Рук почти не чувствую, ноги еле держат.

— Не пил, только делал вид, — ухмыляется и стряхивает пепел на листок чистой бумаги, вытащенной из пачки в столе.

— Я этого не хотела! — снова скулю, падая на стул и бьюсь головой об столешницу стола лбом.

— Никто не узнает, Да-ша, — полушепот змея-искусителя.

— Как мне хреново, — продолжаю ныть лицом в стол. — Никогда не изменяла мужу. Зачем, Саш? Зачем ты меня запачкал? Мало тебе других…

— Еще скажи, что изнасиловал. Ты сама этого хотела, Дашуль… сама жопой передо мной вертела изо дня в день.

Он прав. Ничем не обязывающий флирт. Улыбки. Взгляды. Шуточки ниже пояса, анекдотики пошлые. Чего я хотела? Почувствовать себя желанной? Внимания захотелось? Увидеть в мужских глазах восхищение… То, забытое ранее, когда на меня так смотрел муж. Но Белов не джентльмен! Он не станет руки целовать и читать стихи проникновенно… Он просто поимел меня как шлюху и все. Боже, какая я дура! Идиотка безмозглая! А-а-а-а! Отмотайте все обратно! Клянусь, я буду хорошей и ни за что не поведусь на все это… Стучись лбом об стол, чтобы память отбило напрочь из последних пары часов. Я ведь еще на вечеринке позволяла себя лапать, когда танцевали медляк. Позволяла шептать на ухо непристойности, хихикала… Ду-ра-а-а!

Каждое движение дается с трудом. Чувствую его запах терпкий — истинный запах тела, тот, что будоражил, свел с ума на короткое время. Шатаясь, иду к двери, на ходу поправляя юбку.

— Я сказал, что довезу тебя!

Притормаживаю. Не хочу оборачиваться и видеть торжество в глазах, издевательское превосходство. Как просто сломать человеку жизнь. Как пережить?

— Пошел к черту! Больше на пушечный выстрел ко мне не подойдешь! — собираю осколки былой гордости.

— Подойду. Еще как подойду, Даша… Спереди, сзади. Во всех позах к тебе подойду. Будешь сама просить, — говорит тихо, проникновенно, обещающе.

Если остановит, за себя не ручаюсь… Опущу на его голову стул.

Дверь кажется узкой. В нее нужно пролезть. Уйти отсюда поскорей и забыть все, как страшный сон. На каком-то автопилоте совершаю действия: вызываю такси, одеваю пальто.

Не помню, как оказалась у двери своей квартиры. Положила руку, ощущая холод металла. Прислушиваюсь к звукам, но слышу только стук своего заячьего трусливого сердца. За ней мое все… любимые и родные, которых сегодня предала.

2

— У-у-у! Кто у нас так хорошо погулял? — голос Олега застает меня в прихожей.

Согнувшись, пытаюсь стянуть сапожки и падаю, не удержавшись, на пятую точку. Затылок больно встречается с дверью. Всхлипываю. Прикусываю губу до крови, чтобы не разреветься.

— Что ты? Больно ушиблась? — муж подхватывает меня на руки и несет в гостиную. Мягкость дивана. Шуршание одежды. Звук расстегивающегося замка на сапоге. Тупая боль растекается от головы, спускаясь все ниже… Жжет уже где-то в груди, колет под сердцем. Так погано не было никогда.

— Прости, — не узнаю свой скрипящий голос.

— Ничего, сейчас заварю тебе зеленый чай. Сходишь в душ и баиньки. Завтра выходной, отоспишься, — продолжает меня вертеть, уже стягивая платье.

Родные руки делают это бережно, без резких движений. Он знает меня лучше других. Я — инструмент, настроенный только под него… Была. Стеклянными глазами смотрю на Олега, словно увидела впервые. Муж слегка набрал жирок, но не критично. Чувственные губы, легкая небритость. Зеленые глаза при свете ночника кажутся омутами. Господи, я его не заслуживаю! Сколько заботы, внимания… ждал меня специально, не спал до двух часов ночи. На лице нет даже тени сомнения, что его жена могла что-то выкинуть.

— Спасибо, — слова цежу каплями. Теперь я вывожу каждую букву взвешенно, сдерживаюсь, чтобы не наболтать лишнего. Олег не узнает. Я не позволю одной ошибке испортить нам жизнь. — Как Миша? — перевожу тему от себя подальше.

— Наигрался в приставку и спит без задних ног… Даш, ты как себя чувствуешь? Слишком бледная. Аспирин дать?

Убей меня, чтобы не мучилась!

— Давай. Таблетку.

Я осталась только в нижнем белье. Опускаю глаза, и паника прошибает разрядом двести двадцать… Трусы надеты наизнанку! Пока Олег роется в аптечной коробке спиной ко мне, тяну на себя платье и прикрываю стыд. Бьет озноб, нагоняя мурашки по телу. Во рту сушь даже слюной не раскатать.

— Нашел! Сейчас воды принесу, — хватает блистер таблеток и быстро направляется на кухню.

Едва муж скрылся из видимости, быстро откидываю платье в сторону. Подняв бедра, стягиваю злосчастную тряпку. Вывернув на правильную строну, напяливаю обратно. Теперь розовый бантик спереди, как положено. Выкину их к чертовой матери, чтобы не напоминали! От ужаса зубы начинают стучать. Чуть не попалась с поличным, курица безмозглая! Но тогда я была не в состоянии различить, где правая рука, а где левая… Где потолок находится не определила бы. Все кружилось перед глазами в дикой пляске от пережитого стыда и шока.

Завтра проснусь, и все будет по-прежнему. Выпив аспирин, проваливаюсь в вязкую темноту.

— Мама, вставай! Папа блинчики испек. Завтракать пора! — рядом голос Мишутки. Меня качает волнами даже лежа. А, это сын прыгает рядом на кровати… медвежоночек мой.

— Сейчас. Я сейчас встану, — бурчу в подушку, натягивая на голову одеяло.

— Ну, ма-а-ам! — от сына не отмахнуться. Упертый, весь в меня.

Черт! Словно палками били или ногами. Все тело будто не мое. Завязываю! Больше никаких корпоративов. Может, мне уволиться? Да! Завтра же буду искать подходящую работу. Очень жаль. Я многого добилась именно своим трудом и мозгами. В свои неполные тридцать — уже начальник отдела продаж. Только ума чуточку не хватило держаться подальше от Белова. За свои ошибки нужно платить. Пусть я пожертвую хорошей работой, но сохраню семью — успокаиваю себя.

Выходной проходит быстро. Мы съездили в торговый центр. Купили кое-какую одежду для медвежонка. В игрушечном отделе был выклянчен космический бластер, чтобы защитить наш дом от пришельцев… Выдайте мне настоящий! Знаю я одного захватчика…

Сидим в кафе. Напробовались разного мороженого.

— Даш?

— М?!

— Все в порядке? Ты какая-то сама не своя? Молчишь, думаешь о чем-то. Весь нос истерла…

Плохая из меня конспираторша! Я когда сильно нервничаю, начинаю чесать кончик носа. Дурная привычка меня выдает…

— Олег, я думаю сменить работу, — начинаю осторожно.

Глазами слежу за своим скачущим на батуте ребенком. Пока пьем кофе, Миша в детской игровой зоне «на ушах ходит». Не могу повернуться к мужу и посмотреть открыто в лицо. Не могу и все. Мне кажется, что Олег все прочитает, все поймет… Поворачиваюсь и начинаю смотреть с широких плеч, обтянутых джинсовой курткой поверх бомбера. Шея, которую пальцами не обхватить. Подбородок с ямочкой… Прямой нос. Вот, до глаз добралась. В них вижу свое отражение. Я там маленькая и ничтожная букашечка.

— На работе проблемы? Директор ваш лютует? — глаза сужаются.

Понимаю, о чем Олег думает. У меня хорошая зарплата, часть которой уходит на ипотеку. Муж хмурится, ожидая ответа.

— Устала. Два года впахиваю без отпуска. Иваныч не обижает, просто только один завал разгребешь, как на тебя другая гора работы свалится, и так по кругу, бесконечно. Вам мало внимания уделяю, — вздыхаю, рассматривая надписи на бумажном стаканчике с кофе. Даже не соврала сейчас, работы действительно вагон и маленькая тележка.

— Ты права. Так и надорваться не долго, — кивает Олег. — Поставь вопрос ребром! Проси положенный отпуск! В Турцию слетаем, или в Египет. Мишка будет только рад.

Отпуск — тоже выход. Пусть кратковременная отсрочка, но она у меня будет. Уволиться всегда успею — немного выдыхаю и даже расслабленно заулыбалась, глядя, как Мишка штурмует канатную лестницу.

— Миша! — соскакиваем одновременно, увидев, как наш ребенок срывается, заплетаясь в ногах, и падает вниз.

— Мам, Пап! Я в порядке! — выныривает из горы пластиковых шариков и снова пытается забраться по лестнице.

— Нет уж, хватит! — командую отбой. — Ты уже долго играешь, — подзываю к себе и показываю, чтобы ботинки надевал. Муж держит курточку наизготовку, куда наш мелкий просовывает руки в рукава. Даю ему пить воды из бутылки. Напрыгался, весь красный и вспотевший.

Вечером, когда сын счастливый и довольный уснул с бластером в обнимку, я пряталась на кухне, натирая ее до блеска.

— Дашуль, пойдем в кроватку, — рука мужа скользнула под футболку и, пройдясь по животу вверх, захватила грудь.

Деревенею. Чудом не дернулась… А ведь могла и затылком пробить ему в нос. Приехали! Сейчас от родного мужа начну шарахаться.

— Не сегодня, Олежа. Я слишком устала… — прикрываю глаза и силюсь понять, что чувствую, после чужого мужика. Раньше охотно шла на контакт. Сексом можно показать, как человек для тебя важен, всю глубину своих чувств к нему. Только сейчас во мне даже не глубина, а бездонная пропасть, и я лечу в нее, срываясь до откровенной лжи.

3

На работу иду, как на плаху. Тщательно продумываю образ, который напоминает учительницу: строгий брючный костюм, волосы замотаны в култышку, минимум косметики. Отрыла в старых залежах туалетную воду с запахом ландыша. Помню, что Белов ненавидит его до рвотного рефлекса, на него этот запах действует как чеснок на вампира. Обильно так полила себя, от души «святой водой»… Даже мой Олежа отпрянул, когда хотел поцеловать в щеку. Для борьбы с вредными паразитами все средства хороши! В душе разливается нечто сродни мстительного удовлетворения. Пусть только приблизится, потаскун!

Роясь в сумке в поиске ключей от своего кабинета, замечаю молочную шоколадку любимой марки. Олег положил — роднуля моя. Мы ведь в детстве в одном дворе росли, на самовыпасе. Неблагополучные окраины города, куда лишний раз приличный человек не сунется. Оба из рабочих семей, которые едва сводили концы с концами. Я — сопля малолетняя, вписалась в местную банду. Были мы тогда бесстрашными и бессмертными. Лазали там, где волки срать боялись. Скидывались мелочью на булку хлеба и ели, отламывая кусками. Тогда казалось, что нет ничего вкуснее на свете простого белого хлеба… А шоколад? Мы видели по большим праздникам. Олег Титов мне принес как-то на восьмое марта. Мялся, щеки надувал, не зная, что сказать.

— Шоколаду подарил — женись! — млела от растекшегося лакомства во рту, подставляя лицо весеннему солнышку.

— Женюсь, — улыбался мне светлый парень с зелеными глазами.

Отломив дольку, закидываю в рот и кладу обратно в сумку, шурша фольгой, чтобы потом с кофе попить. Нащупываю ключи, которые забились в самый дальний угол…

— Дарья Андреевна, зайдите ко мне!

Вздрогнув, оборачиваюсь. Белов, чтоб его… Хмуро рассматривает меня с ног до головы. Странно, что нет на лице привычной ухмылочки. Синеглазый смотрит не мигая. Явно что-то замышляет, паршивец… Караулил, небось, поджидал, чтобы в краску вогнать и выбить почву из-под ног. Ничего хорошего от нашей встречи не жду, но я к ней готова… почти.

— Что-то срочное? — могу себе позволить взбрыкнуть, он мне не начальник, а такой же руководитель отдела. Белов у нас управляет финансами и является правой рукой Иваныча, который прочит его в приемники. До этого момента точно не доживу, успею сказать «адьес», надеюсь.

— Виктор Иванович попал в больницу… Гипертонический кризис. За главного остаюсь я… Так что, Дарья Андреевна, жду вас через пятнадцать минут! И… чем это от вас воняет? — делает пару шагов вперед и резко тормозит, будто в стену врезался. — Ландыш? Серьезно? Что за детский сад? — вот теперь на его породистом лице растягивается хищная улыбочка. Принял вызов. Следующий ход за ним.

— Мои любимые духи, — по-женски кокетливо поправляю волосы, хотя пряди ничуть не выбились из прически.

Темная бровь дернулась вверх.

— Всенепременно буду через пятнадцать минут, — продолжаю отыгрывать, стараясь скрыть волнение. — Жаль, что с Виктором Ивановичем случилось. — Делаю в голове пометку написать старику эсэмэску с пожеланием скорейшего выздоровления. Иваныч — руководитель строгий, но справедливый. Только как мне теперь в отпуск отпрашиваться? Все планы летят к чертям — мысленно стону, выискивая любую лазейку, чтобы без максимальных потерь самоустраниться из фирмы.

Положенное время быстро истекает. Черпаю из запасов прочности смелости — жру шоколад, хрумкая на весь кабинет. Компьютер тихо гудит. Привычная обстановка. Только воспоминания, что случилось в этом кабинете, выводят из равновесия. «Хватит!» — даю себе пощечину. Глупо жалеть о том, что нельзя исправить. Дашка, ты всегда умела приспосабливаться и выживать там, где другой бы уже загнулся. Сопли подобрала и вперед!

— Можно? — тихонько постучав, распахиваю дверь в логово беловское.

— Проходи, Да-ша…

Сука! Специально перешел на свой змеино-магнетический. Плюхаюсь на стул, скромно сцепляя руки в замок на коленях. Дуэль взглядов. Первая сдаюсь и опускаю глаза на бумаги, лежащие перед ним.

— Слушаю тебя внимательно, Александр Сергеевич.

Почти Пушкин — шутят многие за глаза. Дважды разведенец и ловелас — редкой породы «сказочник». Хорош, паршивец, этого не отнять. Умело скрывает свои романы, но действует потом жестко с опостылевшей любовницей. Последняя — Софочка из бухгалтерии. Блондинка совсем голову от него потеряла и начала устраивать прилюдно истерики. Вылетела как пробка с работы… Не пожалел. Встречались они, кажись, месяца три, если не больше. Теперь «Дашка — очередная дура», можно повесить мне табличку на шею, чтобы любой мог плюнуть. И таких желающих будет очень много в нашей организации. Это в лицо они тебе улыбаются, а в спину мечут проклятья. За то, что выбилась, за то, что умею отстоять свою точку зрения… за то, что красива.

— Хотел перед тобой извиниться…

— Не стоит! — резко вскидываю голову. — Давай, просто забудем.

— Нет, Даша, — прибивает гвоздями к месту. — Я уже распробовал. Хочу еще.

— Каждую минуту проклинаю себя за это! Не понимаю, как могла… Ведь выпила совсем ничего, — у меня снова холодок по телу. — Белов, скажи честно… Ты мне что-то подсыпал?

4

Округлил свои бесстыжие глазенки, с видом «как ты могла такое подумать?». Смешно, честное слово… Будто я его за время работы не изучила. Любимая фразочка Белова: «Цель оправдывает средства». Но он не знает любимую Дашину поговорку… Вот удивится.

— То есть, что ты хлестала на голодный желудок вино, я виноват, так, Даш, выходит?

Правильно, Белов! Вали все на меня, дурную. Ты у нас весь белый пушистый зайчик, а Дашка сама напросилась… Пищала, да лезла на твой агрегат насаживаться. Ой, чувствую, что еще немного и поедем травматолога рентгенами удивлять — примеряюсь на тяжелую мраморную поставку для настольного календаря.

Заметив направление моего взгляда, Саша подвигает потенциальное оружие на край стола, подальше от меня.

— Александр Сергеевич, это все вопросы на сегодня? — нахожу в себе силы погасить жгучее желание стрясти негодяю голову. — Меня работа ждет, — поднимаюсь, одергивая края пиджака.

Вижу огонек протеста в аквамаринах глаз. Не всю еще кровь выпил, упырь.

— После обеда планерка в два часа. Конференц-зал. Не опаздываем, — берет тайм-аут.

Не нужно оборачиваться, чтобы понять… в спину смотрят, провожают ощупывающим взглядом. Хочется заорать во весь голос: «Что тебе нужно от меня? Иди к Сонечке, Людочке, Танечке… Кто там еще у тебя? Я — замужем! У меня — семья! Ребенок! Отвали, бесовское отродье! Оставь меня в покое».

Вдох-выдох. Это надо пережить. Ничего, скоро директор поправится и все… Напишу заявление на отпуск, а потом на увольнение. Ни один человек не выдержит постоянного напряжения… обязательно где-то рванет.

Чего тянуть? Взялась за исполнение своего плана. Работы невпроворот. Нужно подтянуть концы и закончить дела, привести документацию в порядок и заполнить отчеты, чтобы у Иваныча не было никаких претензий, и он выдал хорошую характеристику. Следующим этапом было раскидать свое резюме по организациям. Выбор нужных мне фирм не составил труда, со многими уже работала. К обеду казалось, что я горы воротила вручную.

— Даша, ты идешь на обед? — в мой кабинет проскользнула Варя из кадров, уже что-то жуя на ходу.

— Да, нужно подкрепиться, — обхватываю переносицу, закрывая глаза, в которых уже рябит от цифр в отчетах.

— Ты не знаешь, какая муха укусила Белова? Гоняет всех подряд… Власть, что ли почувствовал, пока директор на больничном? На Ленку всех собак спустил, что та электронную почту не смотрит. А письмо от инвестора только минут пять провисело…

— Какого инвестора? — оживляюсь, вытаращив глаза.

Валька только тычет на монитор пальцем, дескать, сама посмотри. Так! Вот у нас письмецо… У кого-то мания величия, бланк украшен золотыми вензелями. Чувак явно не мелочится и только я вижу смысл написанного? Он, по сути, покупает нашу фирму… И подпись внизу: Лютовский Станислав…

Хм. Знала я одного Лютовского Станислава, с которым мы были в контрах. Это была банда соседнего района. Нас тогда с Олегом загнали в ловушку. Главарь, по кличке Лютый, с серьгой в левом ухе, вышел вперед и обошел кругом. Мы были младше и намного слабее. Жались к друг другу. Моего Титова потряхивало, но он жал мою руку сильно, чтобы я не боялась.

— Оставишь нам девку, уйдешь целый, — сплевывает и смотрит исподлобья. Здесь без шансов, Олега просто запинают толпой, может даже случиться худшее. О себе я не думала. Страх за своего друга был сильнее:

— Лютый, не трогай его! — начинаю шипеть. — Тронешь, и тебя придется меня убить. Я же тебя по любому достану. Без ног приползу, чтобы до глотки добраться.

Что он тогда увидел в моих горящих безумным блеском глазах? Слабоумие и отвагу? Отпустили нас через коридор позора… Плевали прямо в лицо, выкрикивая ругательства и издевательски хохоча. Мы так и шли, держась за руки. После, Олежка мне признался, что чуть в штаны не наделал, такого страха натерпелся. Но боялся он больше не за себя…

Не может быть таких совпадений. К горлу подступает тошнота. Что же оно все сыплется точечными ударами? Точно пора валить, пока не поздно. Сославшись, что у меня много работы, выпроводила кадровичку. Открыв нижний ящик, достаю последнюю, из неприкосновенных запасов, шоколадку. Мысленно представляю ту бездну, в которой оказалась. В купе с виной перед мужем, можно умножить надвое.

Очнулась, когда уже было без пятнадцати минут идти на планерку. Забегала. Распечатала кое-какие отчеты. Интуиция подсказывает, что нужно хорошо подготовиться… Вихри враждебные веют над нами. В бой роковой мы… Посмотрим еще.

Цокаю в конференц-зал, прижимая к себе папку как щит. Еще с порога понимаю, что творится нечто страшное. Сотрудники, которые раньше здесь устраивали жужжащий улей от разговоров между собой, сидят словно прибитые. Все взгляды направлены в центр.

«Ну, здравствуй, Лютый! Тебя только не хватало для полного песца».

Сложил руки в замок. Весь в черном, аки предвестник апокалипсиса. На пальце блестит золой перстень. Серые глаза цвета стали округлились. Узнал. Конечно узнал. Это я тебе по морде от всей души врезала, когда дошла оплеванной до конца, сквозь строй твоих отморозков. Ударить удалось один раз. Вторую руку он перехватил и сжал до хруста костей.

Инстинктивно тянусь к тому запястью, а он синхронно чешет скулу, куда прилетел мой кулак. Оскалился, будто торт на день рождения свой увидел.

Сашок рядом сидит. Переводит взгляд с меня на него и обратно, чувствуя, как между нами молнии бьют. Да, Белов! Есть тот, кого я ненавижу еще больше.

— Привет, Лютый! — подкинула жару, ухмыльнувшись. Место свободное оказалось как раз напротив, лицом к лицу. Взгляд держу. Нельзя опускать и показывать подчинение… Все, как в волчьей стае.

— Привет, Симметрия! — не скрывает наше знакомство, наклонив голову набок. Прищурившись, он следит за каждым моим движением. — Знал, что вырастешь красоткой… — хриплый смех.

Ему плевать, что люди вокруг. Всегда было на всех с большой колокольни.

5

Лучше быть полной стервой, чем дать себя уничтожить. Лютый раздувает ноздри, чувствуя запах моей крови. Прошло столько лет, но мгновения тех событий стоят перед глазами яркими кадрами.

Та встреча была не последней, к большому сожалению. С Олегом зареклись даже близко не подходить к границе чужого района — заброшенной стройке какого-то склада, помнив обещание главаря нагорновской группировки закопать прямо здесь, на пустыре.

Можно ли это было предотвратить? Не думаю. Как фаталист, верю в неизбежность. Отец заболел бронхитом, и за готовой микстурой нужно идти именно в аптеку запретного района. Положив рецепт в карман куртки, решаю проскользнуть, прикрывшись сумерками. Пошла одна, друга не предупредив. Подумав, что одна небольшая девчонка будет незаметней, нежели толпа из двоих. И согласиться ли пойти со мной Олег, я проверить, если честно, боялась. Отцу нужно лекарство, без вариантов. Страшное гавканье стоит в квартире, батя разве что легкие не выплевывает. Мать с младшим братом на руках, и замученным взглядом…

«Час до закрытия. Я успею» — перебежками, постоянно оглядываясь, добралась до аптеки. Протянув трясущимися руками рецепт, получила склянку со светло-коричневым раствором в обмен на мятую купюру.

Немного выдохнув, что в руках уже есть лекарство, крадусь осторожно, боясь выронить бутылку и разбить ненароком. Совсем стемнело. Фонари обесточены. Один вдали моргает тусклым желтым светом. Под его вспышки бьется сердце глухими ударами. Пахнет сыростью осенней и жженым луком тянет от одного из домов. Прислушиваюсь к каждому шороху…

— Эй! — хриплый голос во тьме заставляет подняться весь волосяной покров.

Ускоряя шаг, перехожу на бег, мысленно повторяя: «Пожалуйста! Пожалуйста!». Кого прошу? Кому молюсь? Не верила я тогда ни в черта, ни в Бога… Только в себя и в свои быстрые ноги. Ошметки грязи летят в разные стороны. Я, плутая зайцем, ныряю во дворы. Дыхание сбивается, обжигая легкие большими порциями кислорода.

Фух! Вроде бы отстал… Швыркаю носом, оборачиваясь назад.

— Привет, Симметрия! Снова заблудилась? — на плечо ложится тяжелая рука, сжимая в тиски.

— Лютый? — дергаюсь, прижимая к себе злосчастную бутылку. — Отпусти меня, пожалуйста. Я отцу лекарство несу. Отпусти! — пытаюсь договориться по-человечески. Колотит то ли от холода, то ли от ужаса, что забежала прямо в руки отморозка.

— Что мне за это будет? — вспыхивает фильтр от сигареты, освещая мужские губы. Мне жутко страшно. Парень выше на две головы. Его кожанка скрипит при каждом движении. В темноте не видно выражения лица.

— Денег нет, — выдыхаю. Потом закашливаюсь, втянув в себя сигаретный дым. Курить я так и не научилась, как некоторые девчонки из нашего круга. Я много чего еще не научилась…

— Тогда, пошли, — толкает впереди себя. Я едва не рухнула. Ботинок поехал по скользкой жиже. Свободной рукой инстинктивно хватаюсь за него, вцепившись в сгиб у локтя. Лютый под моим весом сам чуть не свалился от неожиданной нагрузки, но смог удержаться и подхватить мои кости.

— Бл@дь, я еще тебя не трогал, а ты уже падаешь! — цедит. — Шевели копытами!

— Куда? Я не пойду с тобой! — начинаю паниковать, что ничем хорошим для меня это не закончится. — Здесь убивай! Не пойду никуда! — начинаю истерично орать прямо ему в лицо. Слез нет, только звенящая в душе обреченность… Глупо вот так закончить, неправильно.

— Никто тебя убивать не собирается, дура! Провожу, чтобы никто не тронул…

А-э-а?! Даже рот открыла. Чего угодно ожидала. Но расслабляться рано. Пообещать он может что угодно.

Хлюпаю ботинками рядом. Ноги промочила насквозь. Между пальцев ног гейзеры бурлят при каждом шаге. Если заболею, есть лекарство… Если Лютый не закопает меня на пустыре.

— Ой, грязи натащила! Не пущу в дом! За дверью снимай свои ботинки… — звучит от матери вместо «Спасибо». Бутылку она вырывает из рук, которые даже разжать не могу. Я прислонилась спиной к стене и сползла вниз. Все! Силы закончились… Но я дошла. Самый ужасный человек, которого я знала, проводил прямо до подъезда, пообещав:

— Еще увидимся, Симметрия…

Исчез Лютый на много лет. Говорят, его через несколько дней посадили за драку с отягощающими. И вот мы встретились. Невероятно богатый мужик, в стильном костюме, гладко выбритый… только взгляд все тот же до нутра прожигает.

6

— Так ты замужем за Рохлей? — мое прошлое сидит напротив и спокойно цедит виски.

— Не называй его так!

— Мы все Олежку величали Рохлей, и ты это помнишь, — тычет в меня пальцем. — Включи воспоминания, Симметрия.

— Зови меня, Даша… С-Стас, — все еще не понимаю, как могла спокойно сесть в его машину и позволить себя увезти на ужин. Был ли у меня выбор? «Дай ему, что он хочет и вскоре Лютый потеряет интерес»… Поэтому, вместо того, чтобы ехать к семье, сижу, наблюдая за пьянством так называемого инвестора.

Заматерел. Широкие плечи, накаченные бицепсы… значит, не только стакан поднимает. На руках нет наколок. В глазах нет ни тени сомнения в своем превосходстве. Говорит он медленно, словно никуда не торопится. Смакует пойло, в котором я ничего не смыслю… Виски пахнет проспиртованной мочой, и выглядит так же. Опускаю глаза в чашку зеленого чая, пытаюсь уловить настроение Лютого.

— Твой муженек — каблук? О, да-а-а! Могу поспорить, что сейчас он готовит ужин, учит уроки с вашим ребенком и ждет свою женушку, боясь тебе даже позвонить и спросить где ты.

— Твоя правда мне безразлична. Я не должна ничего доказывать тебе или еще кому-то, — чего он добивается? Вывести из себя?

— А заместитель? Твой любовник? Он чуть дыру во мне взглядом не прожег, — начинает смеяться. — Не осуждаю! — вскидывает руки ладонями ко мне. — У Белова хоть есть яйца. Ты знаешь, что твой Рох… Олег видел, как я провожал тебя? Стоял за углом и смотрел. Я мог сделать с тобой все, что захотел, прямо там, и он бы просто смотрел… Подумай об этом.

— Ты врешь! — я пропустила удар. Этого не может быть — мотаю головой. Мой Олег не трус, он бы не бросил меня… Червь сомнения запущен. Подлая тварь теперь грызет где-то в области солнечного сплетения и давит на грудь, отравляя своим ядом. Дышать становится труднее… Олег просто мягкий человек, добрый, не конфликтный…

— Зачем мне врать, моя девочка? — поднимает бровь. — Знаешь, я какое-то время провел в местах не столь отдаленных. — Откидывается на спинку винтажного кресла и закрывает глаза, уходя в воспоминания.

— Там бы его сломали в первый же день за пару часов. Мы, отмеченные пороком, чутко чувствуем слабые и подлые душонки. Их страх, их неуверенность. Я покажу тебе. Хочешь?

— Зачем тебе это? Просто иди мимо! Я не хочу ничего проверять, — мой голос дрожит. Я полностью дезориентирована. Лютый долбился, чего хотел — перевернул мой мир с ног на голову.

— Два года я думал о тебе, Симметрия. Верил, что тебе хватит ума не связаться со слабаком и не угробить свою жизнь…

— У меня все хорошо. Понятно?! Оставь нас в покое! — выдаю по слогам.

— Возьми это, — достав из нагрудного кармана пиджака, протягивает визитку. — Возьми, и используй. У тебя только один звонок, Симметрия.

— Твоя какая выгода? — кусок картона прожигает мне пальцы.

— Скажем так: я выжил, цепляясь за память о смелой девчонке, не побоявшейся бросить вызов более сильному противнику. Ты помогла мне не сдаться. Западло было уступить тебе в упрямстве, Симметрия.

Домой — страшно. Мне до ужаса не хотелось увидеть в глазах мужа подтверждение всей той хрени, что выдал Лютый. Могу поклясться, что Олег сейчас стоит и ждет меня практически у двери. Не позвонит, не спросит… просто ждет. Он не спросит ни о чем, и просто будет ждать, когда сама открою рот.

— Дашуль, я заварил твой любимый чай, — проговорил мой идеальный муж, помогая снять пальто. — Миша спит. Все в порядке. Устала? Хочешь, сделаю тебе массаж…

Иду за ним на кухню, сажусь за стол. Смотрю, как он суетится, подвигает мне печение, заглядывает в глаза, угадывая настроение. Мне будто дали другие очки для глаз. Что я в нем нашла? Брось, Дашка! Олег — хороший отец и заботливый муж. Зажралась ты, мать… зажралась. Сама в дерме и о нем плохо хочу думать. Странно, но в этот момент я вспомнила Белова. Его горячее дыхание на шее, сбивчивые обещания о продолжении…

— Олег, я встретила Лютого, — смотрю ему прямо в глаза.

— Что? — моргнул муж, и зрачок у него сузился до маленькой точки. В зеленых глазах паника.

— Помнишь Лютого? — отпиваю чай, продолжая держать Титова на прицеле взгляда.

— Я… помню, — у бедняжки даже на лбу выступили капли пота.

— Историю, когда мне пришлось идти за лекарством, помнишь? — процесс запущен. Я взяла мужа прямо за горло. Слишком много навалилось для меня одной. Семья, которую я считала форпостом своего существования, возможно просто мираж, придуманный мной.

Олег кивает, сглатывая.

— Скажи честно, ты видел нас? Видел, как Лютый меня провожал до подъезда? Да-а-а! Ты там был, Олежа. А чего не подошел поздороваться, спросить как дела? М? — спокойно делаю еще глоток.

— Даша, неужели ты ему поверила, — начинает сбивчиво оправдываться. Глаза забегали, ища, за что зацепиться.

— Олег, а еще я тебе изменила, представляешь? Вот такая сучка твоя жена! Что ты на это скажешь? Как жить дальше будем, Олеж?

— Даша, ты не такая! Ты специально так говоришь, из-за того, что Лютый наплел? У нас все хорошо. Сын растет… Даш. Дом — полная чаша…

— Это чистая правда, дорогой. Примешь меня такой? Простишь? В полную нашу чашу блядунья-женушка приносит львиную долю.

Господи, зачем я это делаю? Меня несет под откос с немыслимой скоростью, и остановиться нет сил. Нет сил сказать себе: «Стоп!». Умышленно причиняю ему боль, с каким-то садизмом наблюдая за мужем… Он, словно контуженый, часто моргает, не до конца понимая, что происходит.

7

Олег в супружескую кровать не пришел. Слышался гул чайника, шаги метаний по гостиной. Звенящая пустота окружила со всех сторон. Внутри что-то треснуло, надломилось. Легче не стало. Просто по-другому все. Я не жду отпущения грехов, не заслуживаю прощения, когда сама себя не простила. Беспокойно ворочаясь, все-таки засыпаю, устав пялиться на дверь, в которую не войдет муж.

— Мам, а где папа? — мой мелкий «будильник» с утра на ногах. Мишутка удивительный ребенок. Конечно, для каждой любящей матери ее ребенок уникален, как отпечатки пальцев… Многих детей не поднимешь в садик, а мой — тут как тут: «Вставай! Мир полон свершений!». Знаю я его мотивацию — смуглая Катя, у которой в карманах всегда есть конфеты и разные вырезки. Мама Кати жаловалась, что малышка увидит что-то красивое и тут же начинает вырезать из бумаги, ткани, полиэтиленовых пакетов. Поэтому мама Кати ничего с принтами из одежды не покупает, вздыхая о шторах, в которых появились дыры вместо бутонов роз.

— Папа, наверное, в магазин ушел, — тяну руку, чтобы погладить светлую голову. Успеваю посмотреть на время. Пятнадцать минут до будильника, и беспокойство в глазах сына передается мне. Неужели ушел?

Резко встаю и начинаю открывать шкафы, где хранится одежда Олега. Так! Две полки пустые и нет сумки спортивной… Плетусь на кухню. Миша хвостиком шлепает за мной босыми ногами. Забирается на табурет и, сложив руки на столе, ждет чай с бутербродом. Щелкаю по кнопке чайника, замечая белый клочок бумаги…

«Поживу пока у матери. Как нагуляешься, позвони».

В этом весь Олег! Ни слова упрека. Ушел переждать бурю к маме. Наверное, так правильно. Нам нужно время, чтобы спокойно понять как жить дальше. В любом случае, я сейчас благодарна мужу за отсутствие конфликта. Меня можно не прощать и больше не любить, но мы должны оставаться людьми в глазах нашего сына. Если на месте Олега был Стас Лютый, то по понятиям, он бы меня просто убил с особой жестокостью…

Завтракаем с Мишей и собираемся, вызвав такси. В раздевалке сын пританцовывает от нетерпения, ждет, когда я наконец уйду и перестану пытать воспитательницу вопросами.

— Мамуль, пока! — быстро чмокает в щеку и с криком «Катя!» влетает в группу с детьми.

Обмениваемся с воспитателем понимающими улыбками и прощаемся до вечера. Сразу предупредила, что Мишутку сегодня забираю я. Теперь можно почувствовать, что делал Титов каждый день. Я благополучно скинула на его плечи хозяйство, заботу о сыне… Пока еду на работу, размышляю об этом. Сколько мне открытий чудных предстоит узнать о себе и муже. Ценила ли я это? Понимала? Возвращаясь в уютное лоно семьи, принимала как должное? Да, черт возьми! Откуда черпал терпение Олег? Сейчас слова Лютого кажутся бредом… Даже если он стоял там и видел хулиганье, провожающее меня, все должно быть объяснимо. Я задам этот вопрос. Потом.

— Что у тебя с нашим новым инвестором? — Белов плюхается на стул в моем кабинете без разрешения, по-деловому сложив руки перед собой.

Александр Сергеевич, как всегда, хорошо выглядит и вкусно пахнет кедром. Бесит своей нахальной улыбкой, так бы и стукнула… Пока придумываю, куда лучше вдарить, любитель офисных эротичных игрищ задает новый вопрос:

— Как дома? Все живы-здоровы?

— Не дождешься! — дергаю подбородком, задирая нос. — У меня все прекрасно. Тебя не научили стучать, Белов? — поднимаю бровь.

— Титова, что ты как не родная? Чай не чужие люди… — наклоняется ближе, сверкая синевой, в которую затянуло не одну глупышку. — Даша, тебе говорили, что у тебя глаза ведьмы? Свела меня с ума и рада… Да, Даш? У меня же постоянный стояк рядом с тобой… — выдает с хрипотцой, от чего мурашки прокатываются по длине рук и забегают по шее до затылка.

Моргаю, соображая, что он такое творит посередине рабочего дня. Белов в два шага оказывается у двери и поворачивает защелку. Проверяет, крутанув круглую ручку, что запер основательно. Лениво и в то же время уверенно приближается, пока я растерянно соображаю что делать…

— Дашуль, у нас всего пятнадцать минут от силы… — щелкает пряжкой ремня.

Смотрю на представление и диву даюсь. Белов себя неуязвимым считает? Я ведь должна была испытывать протест, отторжение. Должна ударить по наглому лицу, когда он впился в губы и терзал жадно, хаотично шаря по телу сильными руками. Посадив на стол, раздвинул ноги и, проведя пальцами по мокрым трусикам, довольно хмыкнул.

— Не здесь, — сил хватило только на это, куснув нижнюю губу, чтобы хоть немного прислушался.

Нехотя отстраняется. Выпустив ноздрями шумно воздух, отступает, обещающе сузив глаза…

Серьезно? Вот так просто можно меня разложить как дешевую шлюху прямо на столе, без прелюдий и ухаживаний… Элементарных комплиментов и красивых слов. Это так работает, да? Пришел. Увидел. «Прикурил»?

Олежка за мной как за принцессой ходил. Лишний раз дышать боялся. Стихи писал о любви, цветы дарил из материного огорода… пионы. Наша скромная свадьба была без особых торжеств. Я просто надела платье с выпускного, которое сшила мне соседка, взамен занятий с ее сыном по математике.

Мы пришли в ЗАГС, держась за руки… Только вдвоем. Дрожащим голосом сказали: «Да».

За десять минут до окончания рабочего дня, цокаю на выход. Несколько раз обернулась, проверяя, не гонится ли любовничек следом.

В такси мне прилетает сообщение: «Танцы на нервах, Даш? Я иду искать…».

8

Игнорирую звонки и сообщения от Белова. Дожилась до преследования, допрыгалась… Может уйти на больничный? Какой диагноз наплету врачу? Пью свой любимый чай и наблюдаю, как Мишутка катает свои машинки по игрушечному автодрому, трюлькая губами.

Сдерживаю желание позвонить мужу и спросить — как дела. «Не нужно быть душнилой, Даша! Дай человеку отойти немного. Это будет похоже на гадину, которая укусила, разодрав плоть до костей, а потом еще и спрашивает: «Больно?». Сука ты, Даша! Главное, что знаешь себе точное определение. Если в первые дни казалось, что не выживу, если потеряю Олега, то сейчас я приняла ситуацию. Права не имею просить о снисхождении. Если захочет развода, то будет прав. Даже пытаться не стану переубеждать. На душе все равно паршиво».

«Что же ты не успокоишься никак?»… Снова входящий от Белова. С психу добавляю его в черный список, скидывая как балласт. Пусть ищет другое развлечение!

Прочитав сыну сказку на ночь, выдыхаю. Не нужно отвечать в десятый раз: «где папа?». Сколько буду так выкручиваться?

Приняв душ, заворачиваюсь в халат до пят и тру уже слипающиеся глаза, второй рукой сушу волосы феном. Звонок в дверь! Отключаю «сушилку» и выхожу из ванны, прислушиваясь. Застываю на месте в коридоре, повернув голову в сторону двери. Титов ключи взял, ему резона нет звонькать. Крадусь буквально на цыпочках и вздрагиваю от очередной трели. Так мне сына разбудят! Припадаю к глазку… Ко мне пришли цветочки — только это видно в обзоре.

— Кто там? — подаю голос, положив руки на дверь, словно пытаюсь сканированием определить, кто там ломится на ночь глядя.

— Доставка цветов! Открывайте, у меня еще другие заказы, нет времени торчать под дверью, — раздается раздраженный мужской голос.

— Забери себе! — решаю держать оборону. Нашли дуру, чтобы я открыла…

— Так Лютому и предать? — раздается смешок.

Разворачиваюсь и прислоняюсь спиной к двери, стукнувшись затылком. Шок! Резко втянув в себя воздух, подавилась слюной. Согнувшись пополам, кашляю до слез и соплей, закрывая рот руками. В жар кинуло от диссонанса происходящего. Где розы, а где Лютый…

— С вами все в порядке? — обеспокоенно спрашивает мужик с той стороны.

— Слушай, — хриплю. Снова кашляю в кулак. — Я тут болею опасным вирусом. Не хочу тебя заразить. Оставь под дверью, заберу, как уйдешь. Ладно?

— Ну, ладно… — тяжелый вздох.

Мужик еще потоптался немного. Гул лифта. Прислушиваюсь к тишине за дверью. Выждав пять минут, трясущимися руками открываю замок. Осторожно выглядываю, осматриваясь по сторонам. Букет сиротливо лежит на холодном полу. Тяну руку и, ухватив за основание, тащу в квартиру. Сразу же захлопываю дверь и проворачиваю замок до конца. Фух!

Ставлю красивые алые розы на окно кухни в вазу. Тонкий приятный аромат тянется, достигая моих рецепторов. Розы с таким запахом — редкость. Обычно они почти не пахнут, а тут — такое благоухание… Несколько минут торчу над букетом, вынюхивая с наслаждением чудесный запах. Зачем Лютовскому слать мне цветы? С каких пор Стас стал романтиком?

Черт подери этих ухажеров! — качаю головой и плетусь до кровати. Меня решили взять в кольцо? Белов, со своим кобелизмом, почему-то переключившимся на меня, хотя до этого всем распевал, что на замужних у него табу… Лютый-то куда лезет? Меня явно кто-то проклял. Не прохожу я ваши испытания! Можно прекратить эксперимент?

Утром идет борьба с нежеланием идти на работу. Белов будет мстить и трепать нервы. Входящий звонок застал за распитием кофе. Миша округлил глаза, в которых читалось: «Это папа?». Я лишь качаю головой, и мой сын повесил нос разочарованно.

— Дарья Игоревна?! Я ваш водитель, — представляется мужик с очень похожим голосом на вчерашнего разносчика цветов. — Велено отвезти вас на работу.

— Слышь, мой водитель! Мне сначала сына нужно отвезти в детский сад… Но с тобой я не поеду потому, что со странными преследователями не общаюсь! — даю отбой и продолжаю завтрак, подвигая сыну еще один бутерброд.

Второй звонок определяется. Этого абонента забила с визитки инвестора.

— Але?! Справочная второй железнодорожной развилки слушает, — зажав нос гундосю в трубку.

Мишка прыснул, прикрыв ладошкой рот.

— Симметрия, хорошвыеживаться! Выходи, тебя водитель отвезет куда скажешь, — раздраженный голос его светлости инвестора. — Или ты на самом деле заболела?

— Заболею! Если больничный мне на работу нарисуешь.

— Наглеешь, да? — рычит на меня.

— Просто спросила. Вдруг я устала, в отпуск собиралась уже… А тут все это, — неопределенно машу руками, изображает трындец, творившийся в последнее время. — Ты еще упал на хвост! За цветочки спасибо, но больше ничего не нужно дарить.

— Выходи, симулянтка! Тебя машина полчаса уже ждет!

— Щас! — выдаю таинственный временной промежуток от одной минуты и до второго пришествия.

Прекрасно осознаю, что эмоции идут впереди разума, но, видимо, такая форма защиты включилась. Тороплю сына, который успевает схватить свои машинки в руки, так и не определившись какую взять, несет обе.

Из подъезда выходим, взяв курс на желтое такси, но амбал, с внешностью из лихих девяностых, быстро выскочив из черного джипа, хватает моего Мишку и заталкивает на заднее сидение, пристегнув в детское кресло ремнем.

— Мам? — пищит мой ребенок испуганно.

Убью! Как только доберусь до Лютого, убью его нахрен!

— Все хорошо, сынок, — присаживаюсь рядом и беру его маленькую руку в свою. — Дядя нас просто довезет.

Кидаю косой взгляд на бычью шею, для которой уже примеряю шнур зарядного устройства… Всегда его ношу с собой в сумке. А лучше запастись электрошокером!

9

Череда испытаний никак не закончится. Белов охотится у моей двери, словно голодный хищник мечется, распугивая работников фирмы. За моей спиной маячит доставщик цветов и водитель, он же бритоголовый Колян. Специально попросила проводить меня в кабинет, насочиняв, что нужно кое-какую мебель подвигать. Можно подвигать Сашу Белова, но скандалов мне только не хватало на работе и мордобоя…

— Доброе утро, Александр Сергеевич! — заливаюсь соловьем, гаденько ухмыляясь, удовлетворенно наблюдая вытянутое лицо любовничка.

Мне ответом скрип зубов и что-то нечленообразное. Разобрала только: «Я позже зайду», сопровождаемое уничтожающим взглядом.

— Николя, мне, пожалуйста, стол передвиньте ближе к окну, там свет лучше падает, — указываю пальчиком на свое рабочее место.

— Без проблем! — тут же берется за дело амбал. М-да-а-а! Сила есть, ума не надо. Поднял стол и потащил вместе со всем на нем содержимым, обрывая провода. Бухнул на указанное место, будто вязанку дров. Монитор упал экраном вниз, папки шлепнулись на пол, сверху прилетел дырокол…

— Все? — спрашивает Коля, «отряхивая» ладони друг о друга.

Захлопнув рот, из которого рвались нецензурные возгласы, просто кивнула. Хочешь что-то попросить у неандертальца, формулируй свои мысли правильно. Оно не думает. Колян — программа четких прописанных действий… Принеси-унеси, пошел нафиг.

Падаю на стул, который остался на месте, ведь про него не говорилось. Призадумалась. Хотелось подложить козу Белову, но хуже сделала только себе. Поставив сумку прямо на пол, начинаю ползать и подключать компьютерные шнуры в нужные разъемы. Часть меня находится под столом, только ноги и «бампер» снаружи торчат. С пыхтением ежика старательно втыкаю куда надо…

— Интересная поза, моя любимая, — начинается довольное урчание.

Бамс! — это я головой ударилась от неожиданности, подскочив на месте. Осторожно выглядываю, аккурат натыкаясь на оттопыренную ширинку. Решаю отсидеться под столом, заныривая обратно. Подтягиваю к себе ближе все конечности и, обняв колени, наблюдаю за мужскими ботинками.

— Дарья Андреевна, ты сегодня немного мышь? Впервые от меня бегает женщина, черт возьми! — натаптывает туда-сюда, поднимая пыль.

— Может, тогда отстанешь, а? — подаю голос, в котором нотки надежды, что прекратит преследовать. — Мало тебе баб, Александр Сергеевич… Ты присмотрись, там другие есть на улице.

— Давай руку! Поговорим. Обещаю, что не стану тебя трогать, — появляется красивая мужская ладонь. Пальцы длинные, хоть в пианисты иди… Не окольцованный — мечта всего женского коллектива, но не моя.

— Точно лапы распускать не будешь? — интересуюсь, плотоядно посматривая, куда зубы всадить…

— Даю честное слово, — появляются аквамариновые глаза на уровне моих глаз…

«Даша, ты ведешь себя нетипично! Нашлась, тоже, нежная фиалка…» — одергиваю себя. Оставаться под столом нет никакого резона. Лучше выцапать Белову блудливые глазенки. Игнорируя протянутую руку, выползаю из укрытия. Разгибаюсь и встаю во весь рост, отряхивая юбку.

— Говори, я слушаю, — найдя твердь, прислоняюсь попой к столу и скрещиваю руки перед собой, вскидывая подбородок, смотрю прямо ему в глаза.

Где-то в груди накаляется нагревательный элемент. Жжет напалмом, сбивая дыхание. Мой мозг не отягощен и не восхищен Сашей, но тело помнит. Сложно забыть темперамент зверя. Титов по сравнению с ним просто гладил, едва касаясь…

— Я так понимаю, что ты честно призналась мужу… Верно, Даш? Поэтому вокруг тебя трутся чужие непонятные мужики. Имбецил, который был с утра — человек Лютовского? Ты хоть знаешь, кто он? М?! — выговаривает с наездом, все больше распаляясь.

— Инвестор? — хлопаю «наивными» глазами.

— Даша! Он бандит! Не вздумай с ним связываться! — сжимает кулаки, делая суровое лицо.

— Ясно, Александр Сергеевич! Все вокруг гондурасы, один ты — Д’Артаньян! Спасибо, что просветил! Мне работать пора… — мотаю головой на дверь, что разговоры закончены.

Играя скулами, отступает. Чем больше расстояние между нами, тем легче дышится. Всем видом показываю, что не его забота мои отношения с Лютым… Хотя, какие отношения? Просто вспомнил мужик юность дворовую, ностальгия накрыла. Скоро надоест дарить цветочки и успокоится.

У меня руки чешутся посмотреть почту. Вдруг уже пришли ответы из организаций, куда рассылала резюме. Есть все шансы у меня на хорошую должность. Даша — умница с высшим образованием и неплохим стажем. Никаких нареканий по работе нет и, надеюсь, не будет… Если все сделать правильно и держать Белова на коротком поводке… Нельзя подпускать Сашку близко. Не нравится мне моя реакция на синеглазого беса. Трусы хоть сейчас выжимай… Это что такое, Дарья Андреевна? Просто давно не было сексу — успокаиваю себя. Плохо, что мой муж и десятую долю таких порывов не вызывал. Тебя будто все время кормили пресным, а тут попробовала торт с горчицей, поняв, что хотела именно его попробовать.

Так! Есть два ответа и приглашение на собеседование — потираю лапки. Настроение сразу же идет вверх по прогрессивной шкале. Одно из них назначено на завтра, в крупную кампанию, с профилем как у нашей фирмы.

Решаюсь сходить к секретарше и узнать, как дела у Иваныча. Ленка — коза вредная и любит набивать себе цену. Ей нравится динамить людей, подпитывая свою значимость. Может впустую гонять сотрудников и оттягивать решение вопросов. Начерта Иваныч ее держит?

«Ага! Работает она!» — опять пьет кофе и жрет пончик, облизывая жирные пальцы. Где-то в жировых складках находится совесть Леночки. Искать желающих не было, включая меня.

10

— Лен, не подскажешь, когда Виктора Ивановича выписывают? Говорят, ему намного лучше, — присаживаюсь на гостевой стул, закидывая ногу на ногу, и качаю туфлю на весу одних пальцев. Когда нервничаю, всегда так делаю. Немного холодит пятку и это успокаивает.

Облизнув полные губы, секретарша протяжно вздыхает, изображая грусть. Второй подбородок колышется от возмущения, что я помешала поедать пончики. Она тоскливо смотрит на последний оставшийся в тарелке, аппетитно отливающий шоколадными боками и кокосовой посыпкой.

Совершаю страшное преступление! Хватаю пончик и откусываю, с наслаждением мыча:

— М-м-м! Сгущенка внутри… Спасибо, Лен! Не успела толком позавтракать, — ее выпученные глаза неверяще наблюдают, как вкусняшка тает в моих руках. — Дашь мне образец заявления на увольнение? Успею две недели отработать до возвращения директора.

— Чего? Как это? — непонятно о чем она больше возмущается: о пончике или что ухожу неожиданно.

— Скинь на мою почту. Спасибо, Лен! Все было вкусно-о-о! — ухожу под тихие ругательства в спину. Чувствую себя неуязвимой. Именно сейчас, когда все кувырком, летит в черту налаженная жизнь… Оживаю. Работаю с удовольствием, не замечая времени. Весь день в переговорах и звонках с поставщиками. Удовлетворенно заполняю таблицу, в которой указываю от кого и каких скидок удалось добиться, кто дает хорошую рассрочку по платежам…

«Нужно поговорить. Вечером зайду. Хочу увидеть Мишу» — приходит от абонента «муж». Нервно стучу ручкой по папке документов. Мишка будет рад, конечно — это плюс. Минус — я не знаю, чего ожидать. Олег потребует развод? Или… Могу объяснить, что я не думала об измене заранее, не планировала ничего такого. Все получилось случайно. Мысленно накидываю план, как буду извиняться, просить прощения. Скоблится мерзкая вина, подкидывая самые плохие варианты развития событий. Настроение резко идет на спад. Просто пялюсь в пространство, откуда на меня смотрят зеленые осуждающие глаза полные грусти.

Вспомнив, что дома холодильник почти пустой, засобиралась свалить с работы пораньше. Хочу приготовить что-то вкусненькое и посидеть по-семейному… У нас в фирме не возбраняется смыться за полчаса до окончания трудового дня, тем более, что все отчеты уже отправлены на административную почту. Заявление на увольнение уже накатала, но решила, пусть полежит до завтра в ящике моего стола.

Закупив продуктов, еду забирать Мишутку из садика. Мой маленький кавалер долго прощается с ребятами, но услышав, что сегодня придет папа, шустро оделся и вприпрыжку побежал к такси.

— Папа не уйдет больше? Мам, можно я ему рисунок подарю? — комкает в руках свое художество с рисованными корабликами.

— Можно, — обняв, целую в макушку. — Папа будет рад. Поможешь прибрать твою комнату?

Едва мы оказываемся дома, как закипела деятельность по встрече Титова. Мишка носился, подбирая по квартире игрушки. Я закинула в духовку курицу с картошкой, нарезала овощной салат. Все время что-то передвигала, вытирала… Очень волновалась. Услышав звонок в дверь, мы с Мишей переглядываемся. Олег решил обозначить свой приход? Почему не ключами открыл дверь?

— Мишут, давай поиграем в прятки? Пусть папа тебя поищет, ладно?

— А он найдет? — округляет глазки.

— Если не найдет, волшебное слово будет… — задумалась, приложив палец к губам.

— Спанч Боб! — предлагает Миша.

— Хорошо, — киваю. — Иди, прячься!

Едва мой шустрый сын убежал в свою комнату, я подхожу к двери и смотрю в «глазок». Выдыхаю. Это Олег. Распахиваю дверь. Смотрим друг на друга, словно встретились впервые. Отступаю, пропуская внутрь. Успеваю втянуть запах улицы и нового лосьона. Муж не выглядит потерянным или неряшливым. Я к этому не была готова. «Дашка, ты думала он там пьет и страдает по тебе?» — ехидные черти внутри меня хихикают.

Наблюдаю, как он снимает начищенные ботинки, вешает пальто. Пригладив волосы перед зеркалом, поворачивается ко мне:

— Привет, Даша.

— Привет! — отвечаю быстро. — У меня там курица в духовке, ты, наверное, голоден? — порываюсь сбежать на кухню. Как-то не по себе от спокойствия Олега.

— Я не голоден… Даш, я ненадолго. Только передать Мише подарок и вот… Тебе, — протягивает конверт.

Автоматически принимаю и заглядываю внутрь. Деньги! Олег принес мне деньги для сына… Потрясенно перевожу на него взгляд.

— На первое время, Даш, пока ты не подашь на алименты, — криво ухмыльнулся одним уголком губ.

— Ты… Мы… — пытаюсь оформить мысль.

— У меня два года другая женщина, Даш. Это соседка из второго подъезда. Как-то помог ей и закрутилось. Как гора с плеч, ты не представляешь…

— Пизд@ц, — у меня других слов не нашлось.

— Папа! Ты почему меня не ищешь? — выбегает сын и бросается к Олегу. Он приседает и распахивает руки, крепко обнимая сына.

У меня из рук выпадает конверт. Деньги летят в разные стороны, но я этого не замечаю. У меня реально шок. Мой тюлень, который лишнего шагу без меня боялся ступить, два года изменял! Два, мать его, года! Рвется истеричный смех. Я пытаюсь заглушить фычки и прыски, зажимая себе рот ладонью, но, видимо, прорвало. Ржу, согнувшись пополам, утирая слезы… Олег меня сделал, сукин сын! Просто обскакал на хромой козе. Неужели Лютый был прав? Останавливает мой дикий всплеск эмоций только оторопелая мордашка сына: «Мам, ты чего?».

11

— Даша, что же ты деньгами раскидываешься? — собирает по полу купюры. — Они мне не так легко даются…

Все еще не могу выйти из ступора от новостей. Держусь на честном слове, чтобы не вцепиться в его рожу. Хочу стереть его спокойствие в порошок, чтобы психовал, чтобы орал от ненависти или боли. Вывести хочу из зоны комфорта, пусть подергается… Невероятным усилием воли беру себя в руки, пожимаю плечами. Едва не наступаю мужу на руки, чтобы пройти мимо… Это не нарочно, просто пелена на глазах, не вижу ни черта. На кухню иду по памяти, одной рукой держась за стену.

Что сейчас чувствую? Бешенство! Столько лет потеряно с этим… Мужчины всегда обращали на меня внимание, зачем я выбрала парня с собачьей преданностью в глазах, который ходил за мной хвостом и тихо вздыхал? Пожалела? Нравилось упиваться восхищением? Тихушники — самые страшные из людей! От этих не знаешь чего ожидать. В нашей паре всегда я доминировала и меня это устраивало. Но стоит проявить слабинку, и твой «зависимый» отыграется с лихвой… Не прощают они подавления и короткого поводка. Мой Титов слишком слаб, чтобы нанести удар сильнее павшему на колени. Два года боялся себя обнаружить, скрывал связь, терпел. Дождался. Расправил крылышки, с-самец стрекозы.

— Интересно, что там за женщина такая? — разливаю кипяток по чашкам, боясь поднять глаза. Увидит, что там и сбежит раньше времени. Мне нужно узнать на кого он меня променял. Почему?

— Лизонька такая нежная, беззащитная. Она работает библиотекарем и пишет стихи, — самозабвенно расписывает свою мымру. — Мы можем часами говорить…

— О чем? — стараюсь держать голос в тонусе, не переходя на истеричные нотки.

— Обо всем на свете! О погоде, о том, что происходит в мире, о нравах…

Смешно! Мымра, которая спит с женатиком рассуждает о нравах. Прекрасно знает, что у него семья и ребенок. Мышь, изображающая из себя ханжу. Но теперь у них есть повод и меня обсуждать, не замечая бревна в своем глазу. Вихрь во мне понемногу затихает, оставляя неприятный осадочек. Олег нашел того, кто смотрит ему в рот. Лизонька зацепила слабостью. С ней он чувствует себя мачо и защитником. Они одного уровня, на одной волне. Видно, как Титов воодушевлен, он даже не понимает простой истины, что нельзя говорить о другой женщине при бывшей, нельзя сравнивать…

Я поставила себе статус «бывшая». Пью чай и почти его не слушаю.

— Даша, я вижу ты расстроена, — на лице сочувствие и это становится ударом по самолюбию. Единственное, чего у меня не отнять — самоуважение и проклятую гордость. Подыхать буду, но жалости не приму.

— Нет, Олеж, я рада, что так случилось. Любовник ты хреновый, две минуты и храпишь. Рада, что кого-то это устраивает, — мстительно наблюдаю за побледневшим мужем. — Сначала я жалела о той связи, но сейчас думаю по-другому. Алекс отжарил меня так, еле ноги унесла. Теперь я знаю, что твои короткие забеги — не норма… Удачи тебе с Лизой! Курицы положить с собой? Смотрю, схуднул ты малость. Она тебя морковкой кормит и морит правильным питанием? — по тому, как дернулся, поняла, что правильно попала в цель.

— Нет, я пойду. Потом, когда аванс перечислят, еще…

— Не трудись! Завтра же подам заявление на алименты и развод, — приподнявшись над ним, дергаю на себя за отворот рубашки и начинаю шипеть прямо в лицо. — К Мишке чтобы ходил минимум два раза в неделю — гулять водил, да хоть на выставки собак… Понял?

— Понял, — сглатывает, вытаращив мутные зеленые, хлопая светлыми ресницами. От него пахнуло потом и страхом. Доминирующая самка снова показала клыки, больно цапнув за хребет.

— Вот и славно! — отталкиваю от себя. — Куда собрался? — рычу в спину, едва он развернулся, чтобы смыться. Плечи сразу опустились, голову втянул, как нашкодивший кот. Медленно оборачивается.

— Иди с сыном мультики посмотри. Минимум полтора часа…

— Ладно! — заворачивает вместо прихожей в гостиную, где Миша машинку катает новую, которую отец принес.

Над душой решаю не стоять, пусть общаются. Прислонившись головой к стене, слушаю в голове шум. Все, что ни случается — к лучшему. Белов мне одолжение сделал. Так и жила бы в выдуманном мирке мнимого семейного счастья. «Ах, обмануть меня не трудно! Я сам обманываться рад» — врезались стихи Пушкина. Не одна Лизонька с образованием…

— И еще! — успеваю ставить условия, воровато оглядываясь, чтобы Мишка не услышал. — Чтобы я твою мымру рядом с сыном не видела!

Хлопок двери. Вылетел, словно псы ада за ним гнались. Эх, Олежка. Даже мяргнуть против не может, чтобы свою мышь защитить… Как не смог бы защитить меня от Лютого в темном переулке — качаю головой.

— Мам, вы с папой поругались? У Кати тоже часто ругаются, — надул щеки. На глазах наворачиваются слезы. Ну уж нет! Мой парень не вырастет каблуком! Не станет тряпкой. Все сделаю, чтобы этого не случилось! Даже если придется его в Суворовское училище сдать. Надеюсь, до этого не дойдет и обойдемся только какими-то спортивными секциями. Перед глазами должен быть другой пример мужчины — сильного, самодостаточного, уверенного в себе и готового стены ломать ради дорогих людей. Завтра же закажу детские боксерские перчатки и грушу. Будем вырабатывать характер, как у матери!

12

Внутри меня бушует скандал, хоть бейся головой об стену.

«Ничтожество! Тварюшка лживая!» — добралась до одежды Титова и рву в клочья рубашки. Где не получается и ткань слишком плотная, помогаю зубами вспарывать, только треск стоит. Громко возмущаться нельзя, за стенкой спит сын. Перепады мыслей про развод и дележ имущества. Квартиру он не получит, ипотека оформлена на меня и гашу я ее из своей зарплаты, подключив автоплатеж. Пусть забирает машину! Хотя, там и я вложилась нормально. Лучше, конечно, нанять толкового юриста.

«Чем не угодила? Чем?!» — встаю в полный рост перед зеркалом в одном нижнем белье. Длинные и густые волосы цвета темного шоколада. Красивое лицо, без всяких уколов полные губы. Стройная. Грудь — твердая троечка — приподняв снизу двумя руками «близняшек», подкидываю. Задница — орех! — повернулась, выгнувшись дугой. Это бабы любят ушами, а мужчинам нужен сочный объект обожания… Жуткая обида гложет. Размазываю слезы по щекам. Заглушая звуки, прикусываю до боли запястье руки, оставляя вмятины. Я ведь хотела сохранить семью, исправить свою ошибку… А у него — Лизонька, блядь!

А-а-а-а! Снова расшвыриваю тряпье в разные стороны. Это же я его научила одеваться стильно. Подбирала костюмы, галстуки… Пусть муж работал в техническом отделе БТИ, где все пропахло сыростью и мышами. Доприхорашивала! Для Лизоньки, да? Зла не хватает!

Наедине с собой я могу себе позволить быть слабой девчонкой, получившей удар по лицу. Мать любила хлестать по поводу и без повода. Не знаю, за что она так отрывалась именно на мне, а брата младшего, наоборот, баловала вниманием. То и получилось… Димка вырос во вседозволенности и всепрощении, не зная слова «нет». И где он сейчас? Пропивает пенсию матери и умудряется еще у меня клянчить… Только на Дашке где сядешь, там и слезешь. Отец не дожил до этого времени. Слабые легкие сгубила очередная вирусная пневмония… или недосмотр родных. Мать только потом позвонила, когда уже было поздно. Не знаю, жалеет ли она, что так обращалась со мной, или проклинает, что забыла дорогу в родительский дом. Может я и замуж за Олега выскочила, едва исполнилось восемнадцать, ради того, чтобы уйти…

Заваливаюсь спать почти под утро, передумав разные варианты дальнейшей жизни.

Проспала на работу! — чешу взлохмаченную гриву. Иду искать сына, который преспокойно включил телевизор и смотрит мультики.

— Миш, сегодня в садик не пойдем, ладно? — выдаю голосом курильщика и прокашливаюсь в кулак. Лицо свое опухшее я уже видела, с таким в люди идти никак нельзя.

— Але! Лен? Я приболела немного. На сегодня возьму отгул. Нет. Ничего серьезного. Завтра буду как огурчик. Спасибки! С меня коробка конфет, — подслащиваю суровую секретаршу, у которой при слове «конфеты» голос становится теплее и отзывчивей.

Вот и ладушки! Надо еще прибраться и вынести некоторый хлам на мусорку — окидываю взглядом спальню, где повсюду ворохом тряпки мужа валяются. Собираю все в пакеты и отношу в прихожую. Придется идти два раза, но ничего, справлюсь. Пусть теперь его овца одевает и обхаживает.

Сильно разодеваться не стала. Обычный спортивный костюм, кеды. Волосы забрала резинкой в высокий хвост. «Сейчас быстренько избавимся от ненужного и пойдем пить чай» — подбадриваю себя, вытаскивая на площадку подъезда первые два куля.

— Привет, заболевшая! — радостно голосом Белова эхо разносит по этажам.

— Хоспади! Тебя мне только не хватает! — хотелось даже сплюнуть. Принесла ведь нечистая Александра Сергеевича. Я даже не накрашена…

— Даш, случилось что-то? — в два прыжка оказывается рядом и хватает за подбородок, заставляя поднять на него глаза. — Это муж тебя обидел? — прищуривается недобро.

— Нет! — дергаю головой, освобождаясь от захвата. — И вообще, тебя это не касается! Зачем пришел?

— Ну, Ленка всем растрещала, что ты болеешь и еще увольняться хочешь. Что за фигня, Даш? Если я тебе настолько противен, больше не подойду… Только скажи. Противен?

— Белов, у меня что, проблем других нет, кроме тебя? — бросила пакеты на пол, скрестив руки перед собой.

— Каких проблем? Скажи русским языком! Я мысли читать пока не научился! — давит стоит на нервы, которые и так еле дюжат.

— Мне муж два года изменял, понятно! Развожусь я с ним… Ушел к своей б-библиотекарше, — швыркнула носом.

— Погоди… Твой очкарик? — тянет, словно не верит. — Дашка! Это ведь замечательно! — резко обхватывает меня за бедра и поднимает к верху, закружив на месте. От неожиданности хватаюсь за его плечи… Выронит еще, полоумный!

— Дашка, он просто шизик! — кричит не сдерживаясь.

— Не-е-ет! Это место занято. Знаю я одного… Поставь меня на место! Сейчас стошнит… — вдарить бы ему, да руки боюсь разомкнуть. Белов неожиданно опускает меня на ровную поверхность и присасывается губами к моим губам.

М-м-м! — пробую отбиться, но подумав, что заслужила компенсацию, обвиваю руками шею и сама отвечаю не менее пылко.

— Дашка, Дашка… Что ты со мной сделала, ведьма? — дышит часто взахлеб и снова захватывает поцелуем, тиская бедра и вжимаясь в меня пахом… А там уже все колом стоит, того и гляди прямо тут оприходует.

— Помоги мусор вынести, — выдыхаю проникновенно, заглядывая в глаза с поволокой.

13

Череда случайных событий привела к тому, что я узнала, какие черти водятся в тихом омуте прямо у меня под носом. Пью чай, смотрю в окно. Белов таскает пакеты, забивая мусорные баки Олежкиным барахлом. Подняла руку, помахала, получив в ответ шальную мальчишескую улыбку. С Сашкой расслабляться не стоит, ловелас доверия не внушает. Так, если только… Призадумалась, развивая мысль. Верность хранить некому, да и мстить тоже. Почему бы и да… Кому сдалась консервативность? Перед кем козырять честью и принципами? Все, кто меня окружал, так или иначе давно показали свои истинные лица. Только у Леночки прослеживается беззаветная любовь к пончикам.

— Пустишь на чай с плюшками? — неуверенно смотрит через приоткрытую дверь, которую в любой момент могу захлопнуть, несмотря на посильную помощь с его стороны.

— Заходи! — отступаю, открывая дверь шире. — Только без глупостей. Дома мой сын, — предупреждающе поднимаю бровь.

Огонек азарта потух, но уверенности не убавилось… Или наглости. Белов делает шаг в квартиру и закрывает за собой дверь.

Мишка выбегает посмотреть, кто пришел и разочарованно прижимает машинку к себе. Все написано на милом личике: ждал отца.

— Давай знакомиться, архаровец, — протягивает руку для приветствия. — Дядя Саша.

Сын неуверенно топчется и бросает вопросительный взгляд на меня. Киваю, что я не против рукопожатия. Маленькая ладошка утопает в беловской пакле. Сын смотрит настороженно, присматриваясь к незнакомцу.

— Это у тебя модель «Чайки»? — мысленно ставлю Белову плюс за знание старых моделей автомобилей.

Мишка оживляется и тянет нового знакомого показать свой автопарк. Саша — тот же ребенок, только старше. Расположившись на ковре, они обсуждают машинки. Белов рассказывает, что у него есть несколько своих моделей и показывает фото на телефоне.

— Ого! — восхищается Мишка, даже вцепился непроизвольно в рукав мужчины, чтобы притянуть к себе экран поближе.

Тоже подхожу и прошу посмотреть, что там у него… Да там не «ого», а «огище»! Целая коллекция под стеклом, и это не игрушечки. Каждая такая модель стоит от трех до десятка тысяч рублей. У Белова в доме целое состояние. Сын настолько возбужден и восхищен увиденным, что начинает проситься к дяде Саше погостить «на немного».

— Поехали, Даш? В кафе заедем. Миш, ты любишь мороженое? — берет моего пацана в сообщники, подмигивая.

Немного стушевалась, увидев его таким, без официального рабочего налета и похоти, и непростительных шуточек. Белов такой настоящий? Сейчас не стоит об этом думать, можно в очередной раз ошибиться… И я согласилась на предложение провести день вместе. Зачем топить себя в сожалениях? Можно просто идти дальше по сценарию.

Наскоро собравшись, идем в сопровождении Александра к Рендж Роверу темно-вишневого окраса. Мишка впечатлен кроссовером и обегает машину по кругу, чтобы хорошенько рассмотреть.

— Даша? — возмущенное пыхтение раздается за спиной.

Олег растрепан и очень сильно возбужден. Как карась он надувает и сдувает щеки, оглядывая нашу троицу. Мишка держит своего нового знакомого за руку, но увидев отца, отцепляется и с криком «Папа!» подбегает к Титову.

— Куда вы собрались? Да еще с ребенком? — бухтит, не обращая внимания на прилипшего к нему Мишу. Выяснение отношений оказывается важнее, чем просто поздороваться с сыном.

— Пап, мы к дяде Саше домой! — докладывает моя непосредственность с радостью в голосе. — А еще в кафе! А потом машинки… — тараторит возбужденно.

Перевожу взгляд на Белова и обратно к Олегу. Мужчины напряжены. Мне непонятно, чего бывший окрысился, шел бы к своей б-библиотекарше…

— Ты собралась вести нашего ребенка с непонятным мужиком, Даша? — послышались истеричные нотки. Титов кривил губы, не справляясь с негативом, его даже потряхивало от возмущения.

— Даш, садитесь в машину, — царственный жест — направление брелка сигналки. Звук пиликающий режет нервы Титова окончательно. Вцепившись в плечо сына, он тянет его на себя и обхватывает рукой, словно пытается от нас закрыть.

— Олег! — предупреждающе порыкиваю, спускаясь на низкие частоты голоса. — Забери свои шмотки вон там, — мой палец указывает на мусорные баки. — Пока бомжи не растащили.

Зеленые глаза поочередно моргнули, сначала правым, а потом левым… или просто нервный тик. Муж начинает осознавать, что я сделала.

— Ты выбросила мои вещи на помойку? Это ни в какие рамки! Ты с ума сошла! — цвет лица меняется от бледного до красного за считанные секунды.

— Почему я не могу выкинуть то, что сама покупала? У меня и чеки сохранились, — машу телефоном, где в приложении банка действительно есть оплаты, что я заказывала мужу одежду.

— И заставила меня выносить, — Белов чешет затылок, понимая, с какой стервой связался.

«Ой, пожалей его еще!» — посылаю разъяренный взгляд на Белова.

— Миша! Мы идем в кафе вдвоем! — протягиваю руку сыну.

Тишина. Ветер гоняет последние листья по двору. Бомжи добрались до баков и треплют пакеты, отгоняя своих конкурентов матом — бродяжек-собак.

Сердце бухает. Мы, взрослые идиоты, поставили ребенка перед выбором, решая свои проблемы между собой. Миша поднимает глаза на отца, который не отводит ревнивого взгляда от Белова… И делает шаг ко мне, освобождаясь от руки отца. Стиснув зубы, маленький человек сделал сегодня серьезный выбор для себя. Возможно, он уже понял, что нет больше семьи, где были мама и папа… Есть только его решение и дилемма, между двух обиженных на друг друга людей.

14

Белов кричал вслед, сигналил, даже вырулил наперерез, запрыгнув передними колесами на тротуар. Открыв дверь, кричал, чтобы мы садились в машину и я не дурковала. Все еще в ушах стоял его голос: «Даша — ослица ты упрямая! Не знаю я как к тебе подойти, понимаешь? Я хочу отношений, Даш… Давай поговорим нормально?».

Отношений. Что Сашенька имеет в виду под отношениями? Дитям — мороженое, бабам — цветы, тайные встречи урывками у него или в отеле? Пусть засунет себе куда подальше такие ухаживания! Вот разведусь, обозначу с Олегом линию рубикона и решу сама… где, с кем и когда. Нечего мне тут условия ставить!

Что я на самом деле хотела от мужчины, боялась даже себе признаться. Обожание, как мне казалось, мужа было просто прогибом в разных позах. Он делал мне красиво, подстраиваясь под настроение и ситуацию… А сам думал, как скинуть уздечку и сбежать к Лизоньке. Дождался. Крысы все они. Пока есть приманка — крутятся, ходят на задних лапках. Стоит дать слабинку, и тебя втопчут в грязь. Знаю ли я, что делать, чтобы не затоптали? Да, знаю! Любить должен, как дышит, или я его… Взаимность моя циничная натура отвергала. Всегда кто-то один лжет… Всегда. Даже если называет это «пониманием». Олег мне виртуозно лгал, прикидываясь барашком, а я пользовалась мнимой любовью. Удобно было только мне. Титов терпел и копил говно. Что Дашка — дура, неприятно осознавать. Но за битого, двух не битых дают…

Между мной и Беловым любовь невозможна априори. Почему? Потому что мы видим друг друга насквозь. Вон, опять названивает! — перевернула телефон экраном вниз и отсекла одним взглядом любопытный вытянутый нос Мишутки.

— Кушай, кушай! — киваю на недоеденную порцию картофеля фри. — Домой не понесем. Надо было не жадничать и взять среднюю порцию. Никогда не бери больше, чем можешь запихать в рот, — выдаю мудрость и тащу у него по одной картофельной палочке, помогая справиться. — Еду нельзя выбрасывать! — второе правило, которое запомнила с детства. У нас и выбрасывать было нечего, все сметали, что не приколочено. Жили в основном на одной картошке, все лето горбатясь на садоводческом участке.

— Мам, пап ушел от нас? — Миша идет бодренько, рассматривая пинающих мяч дворовых пацанов.

Сообразительный! Весь в меня… И тут я чуть не запнулась, увидев мужа, поджидающего меня у подъезда на лавочке. Рядом сидела женщина неопределенного возраста, в очках и с заколотыми на затылке в икебану волосами светло-русого окраса.

— Сын, пойди, поиграй с ребятами, — подталкиваю к мальчишкам.

Мишка смотрит на меня удивленно. Парни намного старше его и выкрикивают слова, которые я ему запрещала произносить вслух.

— Эм. Вон на той лавочке посмотри, как играют. Мама скоро, ладно?

У меня все внутри кипит ядовитым гейзером. Совсем сбрендил? Нафига он свою мымру притащил?

— Здравствуйте! — соскакивает эта женщина в сером мешковатом пальто.

Окидываю оценивающим взглядом. Старые поношенные сапоги, сбитые и уже подкрашенные на носках, свитер в катышках закрывает горло. А волосенки-то жиденькие… Тонкие и злые губы выписывают восьмерки в нервном порыве.

— Это несправедливо, что вы выгнали Олега из его квартиры! — верещит голосом Буратино.

Перевожу обалдевший взгляд на Олега: «Чего? Что она несет?».

— Вы — совсем аморальная особа! — пыжится она, как боевой хомяк. — У вас вон любовники, не стесняясь людей, приезжают среди бела дня! При живом-то муже!

Опачки! Я, кажется, понимаю, для кого этот спектакль устроила кривозубая. Бабульки аж привстали у второго подъезда и головы свернули в нашу сторону.

— Лиза, зачем ты так? — не знает в какую сторону метнуться мой бывший. — Мы с Дашей сами разберемся… — пытается поддеть за сгиб руки и утащить подальше.

Но мышь не сдается! У нее сейчас звездный час.

— Вас и родительских прав нужно лишить! Какой пример вы подаете ребенку?

Это она, конечно, зря. За Мишку разорву… Титов не знает куда глаза девать, будто нашкодивший пес.

— Олег, — подаю голос вполне спокойно. — У тебя есть деньги на вставную челюсть для твоей прошма…ки? Запела о морали, убогая, раздвигая два года ноги перед женатым мужчиной? Пшла вон, пока я добрая. Какая я злая бываю, лучше тебе не знать…

— Вы слышали? Слышали? Она мне угрожает! — трепыхается и размахивает нелепо руками. Олег ее уводит, прижимая к себе, обхватив за талию. Лизка попискивает и, понимая, что вырваться не получится, повисает на муженьке, артистично всхлипывая.

Божечки, во что ты вляпался, придурок? — качаю головой. Там интеллигенцией не пахнет совсем. Стало за Олега грустно… Но обратно не пущу! Даже если на коленях приползет. Он свой выбор сделал. Я, в отличие от него, к другим не уходила, хлопнув дверью.

— Мам, парни говорят, что Шапокляк нашего папу увела… — Мишка делает страшные глаза, заглядывая с надеждой снизу вверх, что мама все решит.

Оглядываю двор. Футболисты сбились в кучу и переговариваются, погладывая в нашу сторону. Бабки тоже пошли на совещание, охая и ахая: «Че делается?!».

Интересная кличка, вполне для Лизоньки подходящая.

— Миша, держись от нее подальше, слышишь меня? — пока тревожная мысль не оформилась, но ничего хорошего ждать не приходится. Подлая баба уже озвучила свои намерения. Ну что же… «Аста ла виста, бейби».

15

Весь вечер была на взводе. Гремучая смесь жажды чьей-то крови и ответных действий жрала меня поедом. Мишка все чувствовал и не задавал вопросов. Посмотрев мультики перед сном, без уговоров умылся, почистил зубы и отправился спать.

— Мам, расколдуй папу, ладно? Злая ведьма Шапокляк хочет его забрать себе, — натянул одеяло по самые глаза, вцепившись мертвой хваткой в края, словно пытался выставить защиту.

— Все будет хорошо, родной, — заправляю челку на бок и целую в лоб. — Папа скоро сам поймет, что она ведьма… И я ему помогу, — заговорщицки подмигиваю.

— А дядя Саша — хороший, — сладко зевает и поворачивается набок.

М-да, уж… Рыцарь без страха и упрека. От Белова, после попыток усадить нас в свое авто, больше не было известий — ни эсэмэс, ни звонков. Что до Олега, то он сильно упал в моих глазах. Сомневаюсь, что когда-то мы еще будем вместе, но вот Лизоньке мой гулена тоже не достанется. Я всегда была дальновидной женщиной и сейчас понимаю, что гадина попортит всем крови. Хуже всего будет моему Мишутке, который станет основной целью. От жены избавилась, осталась только одна привязанность — сын. Придется ломать Титова через колено. Да, любовница умело играет в душевные разговоры, потому что больше ничем зацепить не может… Куда этой курице тягаться со мной? Вон, даже Белов голову потерял. Ни себе, ни людям — Даша сделает. Я верну неверного мужа любой ценой. Не позволю никому причинить боль сыну…

«Нужно поговорить. Приходи сейчас!» — отправляю сообщение Олежке.

Рассматриваю себя в зеркало и самой страшно. Пустые глаза цинично сверкают холодным блеском. Идеальный макияж, в то время, как под шелковым халатом, едва прикрывающим ягодицы, ничего нет. На столе бутылка красного вина и виноград. Свет падает только от торшера, создавая интимную обстановку. Легкий фруктовый запах от ароматической свечи. Не дожидаясь бывшего, пригубила из бокала больше для «настроя».

Сигнал дверного звонка и я вскакиваю. Вдох-выдох. Нацепив блуждающую улыбку, иду открывать. Распахиваю дверь… Пара секунд требуется мозгу для идентификации стоящего за порогом человека, и я давлю на дверь, чтобы ее закрыть побыстрее. В проем успевает зайти ботинок из дорогой кожи.

— Симметрия, какая ты негостеприимная, — ему смешно.

Сил не хватает, чтобы его вытурить. Вторжение неизбежно. Рыкнув, сдаюсь и отхожу на пару шагов, выискивая взглядом, чем по башке шандарахнуть…

— Спокойно! Я пришел с миром, — его темнейшество заполняет собой прихожую, успевая осматриваться.

— Что. Тебе. Нужно? — цежу, сжав пальцы в кулак с такой силой, что ногти впиваются в кожу до боли. Не хочу, чтобы он входил на мою территорию. Какого черта Лютому нужно?

— У меня к тебе предложение, Дарья. Хотел лично озвучить… — расстегивает пуговицы пальто.

— Я тебя не приглашала! — начинаю шипеть. Матерь божья! Я даже без трусов… Перед этим бандитом — сглатываю накативший страх.

— Кого-то ждешь?

Только успел произнести, как раздается еще звонок. Белею как полотно и судорожно начинаю искать выход. Стас мне весь покер спутал, козлина…

— В шкаф! — раздвигаю дверцу встроенного большого гардероба. — Ну!

Видимо, у меня в глазах было что-то такое, из-за чего спорить с разъяренной женщиной бесполезно… Или он хотел посмотреть, что дальше будет. Покачав головой и пробурчав едва слышимое: «Нифига себе!», Лютый полез в шкаф и сел на чемодан, сложив руки на колени. Задвигаю купе и, поправив перед зеркалом волосы, открываю своему оленю дверь.

Титов подозрительно смотрит на меня, явно чувствуя подвох.

— С Мишей что-то случилось? Что за срочность на ночь глядя? — опускаю глаза на его ноги. Олег сбежал прямо в тапочках, накинув сверху куртку. Светлые волосы, как у домовенка Кузи, торчат в разные стороны. Мысленно отмечаю, что уже настояла бы на поход к парикмахеру завтра же… Куда его мымра смотрит?

— Миша спит! — прикладываю палец к губам, чтобы был потише.

Титов кивает. Потоптавшись, снимает тапки, вешает куртку и топает за мной на кухню. Заметив накрытый стол, округляет глаза:

— Даша? У кого день рождения?

Хочу сказать, что он, придурок, забыл, что днюха у меня в феврале… Но приходится выдать:

— У нас годовщина… Эм. Нашей встречи. Забыл? — прищуриваюсь.

У Титова очень плохо с датами на разные события, поэтому он мне верит. Тяжело вздохнув, присаживается. Открыв холодильник, достаю сырно-мясную нарезку, украшенную травкой укропа. Присаживаюсь напротив.

— Ничего такого не подумай, — отмахиваюсь рукой. — Давай останемся друзьями? Нам вместе сына поднимать. Не хотелось бы склок и ругани. Мы же цивилизованные люди, да, Олег? Я даже не стану упрекать тебя в обмане в течении двух лет…

Расслабился. Поверил. Во взгляде потепление… Но не до конца. Щас мы это закрепим!

— Ты наливай пока вино, я забыла колбаски достать твоей любимой… — снова лезу в холодильник. Нагибаюсь, расставив ноги шире.

— Д-Даша? — хриплый голос. — Может, не надо… колбаски?

— А? — поворачиваюсь, уже держа тарелку в руках. — Как это не надо? Твоя любимая, — ставлю на стол.

— Докторская? — раздается голос Лютого из шкафа… И я прикрываю глаза, представляя как на него сверху падает пакет с гантелями.

16

— Выходи, паразит! — раздвигаю зеркальную дверцу шкафа. — Не мог посидеть двадцать минут?

Этот «сиделец» отключает телефон, с которым явно не скучал. Его ничего в принципе не смущает в данной ситуации. Выныривает и разгибается, держась за спину, потягивается.

— Двадцать минут? Кролики, что ли? — хмыкает, отодвигая меня в сторону, и шагает на кухню. Садится на место, уже нагретое моим бывшим мужем. Цепанув кружок колбаски, целиком заталкивает в безразмерную пасть.

Прислонившись к косяку двери и сложив руки перед собой, наблюдаю как человек, разрушивший все Дашины планы, спокойно жрет с моего стола и у него нигде не треснуло. Олег же вылетел из квартиры, теряя тапки по пути, схватив куртку и повторяя: «А я, дурак, думал…». Чего он там думал, уточню потом… надеюсь.

— Что хотел? — хотелось бы выяснить цель визита и поскорее избавится от Лютого. Сто раз пожалела, что не посмотрела в дверной глазок. Не в тундре живем! За дверью в следующий раз может оказаться кто угодно — запиши и запомни, Дарья Андреевна.

— Не живешь больше со своим чудиком? — хрустит соленым огурчиком. — Сама солила? — подъедает остатки на тарелке.

— Сама! Это все? До свидания! Провожу вас до двери. Могу дать с собой еще банку огурцов! — хотела сделать шаг к холодильнику, но вспомнила, что под легким халатиком до сих пор нет нижней принадлежности женского туалета.

— Хорошая ты хозяйка, Симметрия… — окидывает взглядом кухню, где все оборудовано по фэн-шую. Люблю все красиво до мелочей продумать. Кухня хоть и небольшая, но уместилось что нужно. Олег не мог даже полки прибить, приходилось все на свои средства нанимать… А потом Даша купила дрель и почувствовала себя свободней. Вон те красивые коллажи с фруктами и котами сама привинчивала — вздохнула, вспомнив какой безрукий у меня муж… был.

— Сможешь и дом обустроить, и себя подать, — продолжает нахваливать, и я напрягаюсь, понимая, что он к чему-то клонит. Куда себя подать? Я Лютовскому себя не предлагала.

Подхожу к столу, и подогнув подол халата под себя, присаживаюсь на табурет. В голове сумбур полный. Я уже настроилась Титова соблазнять, а сейчас приходится выслушивать непонятный бред морды протокольной.

— Давай конкретней, — подпираю подбородок кулаками, рассматривая нежданного гостя.

— Мне жена нужна, фиктивная. Хочу войти в совет директоров вашего холдинга. А для этого, лапонька, мне нужна хорошая характеристика. Вот я и подумал, что по старой дружбе… Раз уж ты со своим задохликом разошлась, могла бы помочь… За вознаграждение, конечно.

Я открыла рот и тут же захлопнула, клацнув зубами. Четко представила, как Лютого снова берут за махинации под руки наши доблестные органы правопорядка. Для ровного счета и меня загребут… Нет. Дашка дурой никогда не была, нечего и начинать. Никакие деньги не стоят, чтобы рисковать безопасностью своей и сына.

Расценив мое молчание по-своему, Стас встает. Отряхивает рубашку, на которую капнул рассолом с огурца, словно пытаясь стереть пятнышко.

— Ты подумай. Только недолго… Два дня хватит? — поднимает на меня с пятна темные глаза, и заинтересованно заглядывает в декольте, явно примеряясь к округлостям.

— Сейчас могу сказать, куда тебе идти.Дорогу ты знаешь, — цежу. — Тебе пора, Лютый. Надеюсь, больше без приглашения ты не появишься в моем доме.

Оскалился, прищурив глаза. Задела самолюбие. Надо было помягче как-то отшить, но чего уж теперь.

— Не хочет наша королева пачкаться, да? Вся такая правильная и принципиальная… — показывает свою истинную звериную сущность, лицо перекосило от злобы, едва ему против слово сказали. Дальше что? Прирежет?

Но Лютый снова удивляет, отступая в прихожую. Иду следом, боясь лишнее движение сделать. Сосредоточенно наблюдаю, как он одевается, поочередно застегивая все пуговицы на пальто. Сволочь! Специально действует мне на нервы.

— А букет мой не выбросила, Даша…

Не нахожу что сказать. Совсем забыла, что розы до сих пор живы и стоят на окне, радуя глаз и ароматизируя всю квартиру. Прикусила язык, чтобы не усугублять ситуацию, и так наговорила лишнего, которое непонятно чем обернется.

Наконец, оставшись одна, закрываюсь на все замки. Возвращаюсь на кухню и наливаю бокал вина, чтобы отметить историческое событие. Олег теперь на пушечный выстрел ко мне не подойдет, и не поверит ни в какие объяснения. Таким чужим теперь казался Титов, словно не было прожитых вместе лет, сказанных друг другу слов, его обещаний быть опорой и защитой… О чем я думала, решившись на примирение?

Утро пятницы. Проснулась в хорошем настроении раньше будильника. Приготовила Мишке завтрак, и собрала ему в рюкзачок разные приятности: пару машинок и две конфеты. Знаю, что одну обязательно Катюхе отдаст, кавалер маленький.

Собиралась на работу особенно тщательно, не пожалев времени на макияж и укладку прически. Вроде бы все хорошо… Даже светофоры по пути моргают мне «зеленым».

— Даш, тебя Виктор Иванович к себе вызывает! — не успеваю занять свое рабочее место, как звонит Лена, нервным голосом требуя сейчас же явиться к директору. Отодвигаю нижний ящик, в котором покоится мое заявление на увольнение. Помешкав немного, закрываю обратно, оставляя себе путь для отхода на лучшие времена.

17

— Проходи. Садись, Дарья Андреевна.

Иваныч выглядит усталым и сильно постаревшим. Видно, что приступ сильно подкосил шефа. Примостилась на стул, сложив руки перед собой. Твердь стола отдает холодом. Ежусь и посматриваю на приоткрытое окно, из которого тянет сквозняком. Я очень теплолюбивая, а вот директор постоянно устраивает у себя дубак в кабинете в любое время года. Чертыхаюсь, что надо было хоть шерстяной жакет накинуть.

— Леночка говорит, что ты увольняться думаешь… — берет сразу в оборот, без всяких предисловий.

— Думала об этом. Пока окончательного решения не приняла, — киваю осторожно.

— Зарплату больше хочешь? — густая бровь с проседью поднимается дугой.

— Хочу. У меня сейчас трудный период, с мужем разводимся…

— Ухожу я на покой, Даша. Не хочу, чтобы фирму, которую поднимал, раздербанили разные проходимцы. Оставить не на кого.

— А Белов?

— Александр Сергеевич, конечно, хороший сотрудник, перспективный, но в нем нет главного…

Здесь удивляться моя очередь. Че это вдруг? Всегда мне его примером мордой по отчетам водил, а тут не хватать стало — даже мерзнуть перестала. Подвигаю к себе графин с водой и наливаю в стакан. Выглотала половину, чтобы сушь во рту промочить.

— Не темните, Виктор Иванович. Что вы от меня хотите? — стук донышка стакана о поверхность стола.

— Вот это посмотри, — подает мне протокол решения единственного участника собственников нашей организации.

Черным по белому написано, что он передает пятьдесят процентов Титовой Дарье Андреевне, назначая ее генеральным директором фирмы. О, как! В смысле? Мы не родственники, меня даже на дни рождения свои не приглашал, с морской свинкой своей не знакомил.

Все удивление отражается на моем лице с легким оттенком дебилизма… Поскольку челюсть со стола так и не получается собрать, слова приличные вспомнить не могу. Единственная мысль, что творится какая-то жопа и Иваныч решил меня подставить. В благие манны небесные и подарки судьбы Даша не верит. Не заметив бешеной радости от новости, шеф продолжает:

— В противном случае я потеряю все.

— Лютовский вас заставил? — предполагаю, что без него не обошлось.

— Он — главная причина, Дарья Андреевна. Только ты способна ему противостоять. Инвестор наш тем и занимается, что поглощает такие фирмы как наша, и потом подводит под банкротство.

— Почему вы решили, что я смогу помешать Лютому?

— Донесли мне, что он много о вас говорит в определенных кругах. Восхищен вами, Дарья Андреевна… Вашей стойкости и принципиальности. Говорит, что такая баба кого хочешь в бараний рог согнет. Согните мне Лютовского… Ради всех нас.

Прикусив губу, думаю, что плевать я хотела на всех вас… Но уж больно заманчиво прижать к ногтю Белова и помахать морковкой перед носом Лютого. Самолюбие сейчас умело подмазано медом. Иваныч хочет прикрыться мной, но готов для этого немало заплатить. Все честно.

Беру ручку и подписываю, что ознакомлена с протоколом собрания и черкаюсь в приказе о назначении.

— Я в вас не сомневался, — кивает старый лис. — Можете переезжать в мой… в свой кабинет хоть сегодня. Копии этих документов разошлю сканом на почты сотрудников. Удачи, Дарья, — протягивает мне руку.

Сухая шершавая ладонь крепко сжимает мою руку. В глазах «не подведи, Дашка!». На полусогнутых выбираюсь из кабинета. Закрыв за собой дверь, прислоняюсь к ней спиной, выдыхая.

— Ну, чего там, Даш? — Леночка снова что-то жует, шевеля нижней челюстью. На губах крошки вперемешку со стертой помадой.

— Не Даш, а Дарья Андреевна! — подхожу к ее столу, и расставив руки по бокам, нависаю сверху. — С сегодняшнего дня ты, Лена, докладываешь мне о каждом пуке в нашей фирме. Личные дела сотрудников пришли мне на почту.

У секретарши из открытого рта что-то выпадает прямо на клавиатуру. По выпученным глазам, понимаю, что она в полном шоке. Видимо, директор и тут не доверял. Лена не в курсах про приказы.

— И прекрати жрать на рабочем месте. Для этого есть обеденный перерыв! — цокаю на выход, морщась от этой неряхи.

Пью кофе, проверяя почту. Рвануло ближе к обеду. Общая рассылка по всем отделам просигналила уведомлением. Посмотрев на часы, засекаю время. Один. Два. Три… Дверь с грохотом распахивается. На пороге Белов собственной персоной.

— Дашка, не знал, что ты еще и шефу отсасываешь, — шипит, разбрызгивая слюну.

— Тебя что задело, Сашенька, больше: мои познания в минете или что я теперь твой начальник?

Красивое породистое лицо окрашено в помидорный. Ноздри раздул, качая кислород. Прав был шеф, Сашка слишком вспыльчив и скор на выводы. Сейчас остынет и приползет извиняться. Только тут я ошиблась… очень серьезно. Не подумала о концентрации амбиций вкупе с дикой ревностью. Кое в чем Белову уступаю… В силе, например…

Не успела выйти из своего кабинета, как была застигнута врасплох. Не церемонясь, сгреб в охапку и затащил в свое логово. Пячусь назад перед возбужденным мужчиной, у которого дилемма на лице: поцеловать или придушить?

18

— Белов, ты это что удумал? — пытаюсь добавить в голос твердости, но не получается. Скрипучая нотка ударяет по слуху. Прекрасно понимаю, что озабоченный видит мою слабость и загнанный взгляд. Тряхнув головой, меняю тактику, делая шаг вперед сама.

— Ведьма! — жесткий поцелуй, жадный… будто проглотить меня пытается целиком, засасывая яростно и тараня языком.

Это не похоже на обнимашки и нежности. Мы сцепились словно противники. Правду говорят, что в любви как на войне — пленных не берут.

Любовь без страсти — это дружба. Страсть без любви — почти вражда. (Татьяничева Л.К.)

Где-то щелкнуло в мозгу и отпустило с тормозов окончательно. Я брала то, что мне долгие годы недодавали. Кровь кипит в жилах. По всему телу разливается сладкая истома. Ближе. Резче. Брать все, что предлагают. Мелкими покусами мечу и зализываю языком. Ловлю остервенелый взгляд, совершенно безумный… Должно быть, у меня такой же. Взлетаю и падаю взвыв. Заглушаю свой рев, впившись в шею.

— Ты живой? — могу говорить через время, поняв, что просто говорить могу. Есть язык во рту, им можно щупать зубы… есть мозг, который включился на «дзинь», сообщая, что он все-таки на месте. Сижу верхом на Александре Сергеевиче. Ноги мои закинуты на стол. Стул, на котором Белов сидит, развернут спинкой в обратную сторону. Он меня держит, впившись в бедра. Интересно, как такая поза называется?

— Ты совершенно сумасшедшая, — смотрит на меня, будто только что увидел.

Размыкаю нашу букву «зю». Осматриваю насколько повредилась моя одежда. Скулю вслух. Все пуговицы на блузке вырваны с «мясом», бюстгальтер порван спереди и восстановлению не подлежит, как и разорванные трусы, валяющиеся посередине. Собираю свои бедные тряпочки, успевая поглядывать, как медленно приходит в себя мой любовник.

Белов проводит рукой по волосам, оглядывает кабинет. Так же осматривает меня, ухмыляясь.

— Чего радуешься? — начинаю шипеть. — На себя посмотри!

Его рубаха — в клочья, на груди виднеются не слабые борозды от моих ногтей. Губа Саши начинает опухать и кровоточить. Знатно я его пометила. В следующий раз будет думать, чем для него могут закончиться брачные игры.

— Вот, возьми, — подает мне из шкафа чистую мужскую рубашку.

— Да ты запасливый, — не отказываюсь. Скинув с себя поврежденные тряпки, надеваю белую рубашку, пахнущую свежестью. Закатываю рукава и заправляю концы рубахи в юбку.

— Приходится рассматривать разные варианты событий, — изображает из себя героя-любовника, у которого все схвачено и за все заплачено.

Мне не нужны мнимые заигрывания после сексуальных утех. Мы оба получили, что хотели. Спасибо не говорят, да и нафиг не пошлешь сейчас, поэтому:

— Ладно, до завтра. Для конспирации выйдешь через пятнадцать минут после меня.

Не дав возможности ответить что-то, ухожу, гордо вздернув подбородок. Проверив в своем кабинете, что все выключено и на окнах опущены жалюзи, накидываю пальто. Губы, слегка припухшие, мажу нюдовой помадой. Волосы расчесываю и распускаю, чтобы скрыть на скуле засос… Успел-таки, упырь!

Черт! Время! Надо быстрым галопом выдвигаться забирать Мишутку. Совсем ты тут «заработалась», мать, — нервно поругиваясь, закрываю кабинет ключами. Кидаю их в сумку, на ходу успевая вызвать такси.

Так, стоп! Есть же служебная машина, правильно? Я теперь не просто начальник отдела, а гендиректор. Выискиваю в абонентах номер нашего водителя Степана. К моей радости, он как раз у крыльца стоит, курит рядом с машиной.

— Степан, мне до детского сада на Заречной, — открываю пассажирскую дверь спереди.

— Да хоть до луны, — стряхивает пепел на асфальт. — Мой рабочий день закончен.

Всматриваюсь в наглую веснушчатую рожу. Распустил их Михалыч совсем. Но грустить по этому поводу некогда.

— Ты уволен! — хлопаю громко дверьми, аж вибрация пошла по стеклу. Снова хватаюсь за телефон.

— Чего? — так и застыл с открытым ртом, не донеся свою сигарку до губ.

— Того! Катись бутылкой по автостраде... Оглушенной, пластиковой, простой, — на этот раз вспоминаю стихи Полозковой. Потянуло же на литературный лад? — Завтра же найму нового водителя, — цежу, тычусь в телефоне нервно.

В это время из парадной двери появляется Белов. Мажет взглядом по мне, потом смотрит на потерявшего всякие ориентиры Степку. Считывает «показания» с водительского лица «на раз».

— Уволила? — тоже достает пачку сигарет и чиркает зажигалкой. Прищуриваясь, затягивается. Гримаса боли пересекает лицо, видимо задел рану. Сплевывает в сторону. Трогает запястьем свою болячку… Угу, обидели мальчика, выдали черствых пряников не по зубам.

Степан растерянно кивает, не попадая сигаретой в рот, беззвучно чертыхается.

— Тебе повезло, братан. Меня вообще избила ни за что, — показывает, гад, свою губу.

Кидаю предупреждающий взгляд: «Попробуй еще вякни, и нос разобью».

К моей великой радости, такси приезжает сразу же. Под сопровождение двух мужских взглядов, отъезжаю. В затылок печет, пока не скрываюсь из вида.

Не доезжая до Мишиного сада, телефон начинает разрываться мелодией входящего звонка.

— Д-Дарья Андреевна, прошу меня простить. Понял. Осознал, — заискивающий голос Степана. Дышит, словно стометровку бежал.

— Завтра в семь у моего дома. Опоздаешь хоть на минуту…

— Я буду! Спасибо! — радостно выкрикивает, чуть не оглушая. Приходится телефон отодвинуть подальше от уха.

На третьем «спасибо», скидываю звонок. Ну вот, сделала же кому-то радость. Можно просто напомнить как хрупко то, что имеешь и не ценишь совсем.

19

Казалось, я всю злость выместила на Белове. Полегчало ли мне? О, да! Сытой кошкой потягиваюсь, лениво щелкая по каналам пультом. Миша сегодня ни разу не спросил об отце, ласкаю взглядом худенькие плечи. Сын занят поделкой ко Дню матери. Мне категорически запрещено подходить и помогать. Нравится, что мой малой проявляет характер. Осторожно наблюдаю, как он психует, что не получается, комкает бумагу и швыряет ее в стену, порыкивая. Снова принимается за дело, высунув кончик языка от усердия.

— Ура! Я сделал! Только ты не подсматривай, ладно? — с довольной мордахой прячет что-то за спиной.

— Договорились! — указательным пальцем зову к себе, и Мишка, явно беспокоясь за свое творение, настороженно приближается. — Люблю тебя, мой хороший, — целую в щеку и замечаю, что кончик носа разрисован фломастером. — Теперь мыть руки и пить молоко!

— С булочкой с подлом? — облизывается.

— Да, — киваю.

Ускакал вприпрыжку в ванну. Мне комфортно вдвоем с ребенком. Никто лишний не мельтешит и не раздражает с глупыми вопросами, не лезет в душу. Кра-со-та! Приготовив Мише легкий ужин, на ходу сочиняю сказку про Дарью-волшебницу, победившую всех драконов.

— Мам, девочки должны быть принцессами, и рыцарь нужен, чтобы их спасать… — зевает в ладошку. Глаза у него почти слипаются. Такой милаха! — погладила по голове.

— Перевелись, милый мой, рыцари, — развожу руками, что нет вокруг таких. — Приходится нынче принцессам самим справляться.

— А как же я? Мам, я вырасту и обязательно тебя спасу, — были его последние слова. И вот уже мирно сопим, слегка приоткрыв ротик.

— Обязательно вырастешь и спасешь, — поправляю одеяло. Тепло-тепло где-то в области солнечного сплетения. Если защитника не нашлось, роди его себе — слышала такую басню.

Крадусь в гостиную. Там столько после наших поделок кругом обрезков бумаги и картона валяется. Звонок в дверь застает меня за приборкой. Настроение резко рухнуло вниз. Ничего хорошего поздние визиты не сулят. Кого на этот раз черти принесли?

Предварительно смотрю в глазок и вижу недовольную мину Титова. Хочется послать его нафиг. Но вдруг что-то важное? После вчерашнего инцидента он бы так просто не заявился.

— Привет, — поднимаю вопросительно бровь: «Чего надо?».

— Я тебя долго не задержу, — видно, что он сильно нервничает, хотя пытается держаться изо всех сил спокойно. Один глаз у него все время дергается, будто подмигивает мне. Олег отворачивается, морща нос, словно от меня чем-то пахнет неприятно.

— Хорошо, если недолго, — первая иду на кухню. Ничего не предлагаю, пусть Лизонька его потчует. Складываю руки перед собой и жду — что такого важного хочет сообщить мой бывший.

— Ты плохая мать, Даша! Поэтому я буду настаивать на единоличной опеке над сыном, — выпалил и затих.

Один раз моргнула, второй. «Он что сейчас сказал? Совсем страх потерял? Да я его! Стоп, Даша! Вдох-выдох… Ты умнее и сильнее. Его явно науськала Лизка. А все почему? Да очень просто! Не хочет, чтобы Олег сюда мотался… Не верит, что сможет удержать».

Я, наверное, минут на пять зависла, вытаращив глаза. Потом медленно прокатилась по кухне и уставилась на муженька. Олег закусил губу, ожидая от меня взрыва и истерики. А вот хренушки!

— А чего тянуть? Завтра после садика и забирай к себе, — это я вообще говорю? Сама не верю. У Олежки нижняя челюсть отвисла. — Положу ему вещи в сумку, пусть с вами пока поживет, — продолжаю свою мысль. — Я — женщина молодая и красивая. От кавалеров отбоя нет, ты и сам видел… Нужно как-то свою жизнь устраивать.

Мысленно себя уже четвертовала за это, но дебильное выражение лица Титова того стоит.

Олег молчал, пока одевался. Иногда кидал осторожные взгляды, пытаясь считать что-то на моем «экране». Едва за них захлопнулась дверь, как вырывается из меня смех гиены… Муж настолько ведом, что не возразил своей мымре и не сказал главного… Мишка мой — мальчик не простой. Он очень плохо сходится с людьми. Иногда мне кажется, что это маленький рентген на людей. Сын тонко чувствует ложь и плохих особей человеческого рода. Лизка пожалеет в стократ, что надумала отнять у меня ребенка. Главное, моему мальчику все честно объяснить… И дело за малым.

— Мам, а это надолго? — не по-детски пронизывающий взгляд.

Мне становится жутко стыдно, что мы, взрослые, ведем себя нечестно. Миша стал разменной монетой в интригах двух женщин. Его отец — осел, который не понял главного. Он мог бы забрать у меня все под чистую, но не сына. И не дай Бог эта сука поднимает на ребенка руку… Руки у нее не станет, отгрызу по локоть.

— Все зависит от тебя, Миша. Эта женщина забрала не только твоего отца, но и тебя хочет отнять насовсем. А я так просто тебя не отдам. Нам нужно немного времени. Понаблюдай за ней. Если будет возможность, когда она говорит плохое, снимай на телефон… Только будь осторожен, мой рыцарь. И помни, что я люблю тебя очень-очень. Мне верь, хорошо?

— Я тоже люблю тебя, мам! Это как в разведке, я все понял, — мы сидим в прихожей прямо на полу, обнимаемся. Сердце обливается кровью. Я понимаю, что в суде бывший по указке этой шлендры будет поливать меня грязью. Тут половина двора видела, как Белов и Лютый ко мне приезжали. Выставит меня так, что я буду аморальной особой, принимающей мужиков без разбора. Много факторов против меня и только один «за». Мой козырь — Мишутка! Самый смышленый мальчик на свете.

20

Завал на работе, в новой для меня должности, немного развеивал тревогу. Мысль, что делаю что-то не так — отгоняла напрочь. Сегодня Олег заберет Мишутку из садика и приведет к своей библиотекарше. А я? Я буду дома кидаться на стены и проклинать себя, что просмотрела, как мужа обхаживала другая. Когда они успевали видеться? Да уж. Трудоголик — горе в семье. Кто такое вытерпит, если я заваливалась под вечер сильно уставшая, даже поговорить не было сил. И муженек нашел с кем говорить, а потом и с кем перепихнуться, после душевной беседы.

— Дарья Сергеевна, там Белов рвется подписывать документы, — Лена всунула нос в дверной проем. От меня сегодня все получили нагоняй, есть даже два заявления на увольнение. Почему кто-то должен впахивать, а кто-то пасьянсы в рабочее время раскладывать? Все! Малина закончилась. Не хотят работать, никто заставлять не станет. Только зарплату платить за то, что ты на рабочем месте просто отсидел — я не намерена. Сегодня даже секретарша жрет по режиму. Быстро смекнула что к чему. Еще и Степан техническому персоналу доложил о вчерашнем инциденте. Быстро зашевелились. В курилку бегом и из курилки через пять минут быстро рассосались. Всем глянулся приказ о лишении премии за отсутствие на рабочем месте более пятнадцати минут?

— Лен, пусть оставит в папке для подписей в приемной, — хватаюсь за переносицу двумя пальцами. В глазах и так рябит уже, еще и Александр Сергеевич нарисовался.

— Он говорит, что дело важное… Ой! — подпрыгивает на месте, стукаясь башкой об дверь. — Ну, Александр Сергеевич?! — тянет обиженно, скрываясь за дверью. Не сомневаюсь, что ущипнул за пухлый зад, паршивец.

— Лен, пусть заходит! — ору, зная, что Белов уже тянет лапу протиснуться в двери. Работаю на опережение. Короткий взгляд в зеркало, висящее на противоположной стене. Вроде бы лицо не расползлось, можно выдохнуть.

— Дарья Андреевна, у меня срочное дело! — громко вякнул прямо с порога и скосил глаза, что делает это для Леночки, которая уши развесила.

Конспиратор плотно прикрывает дверь и жадно шарит по мне глазами. Сделав несколько шагов в моем направлении, демонстративно кидает ворох бумаг на переговорный стол и разворачивается ко мне. Молча наблюдаю, что будет дальше. Даша в офисных романах новичок пока…

— Даш, что вечером делаешь? — синие глаза близко-близко, я словно муха под микроскопом, которую внимательно изучают, осталось только препарировать и на булавку наколоть.

Соврать, что занята? Но я ведь совершенно одна сегодня. Буду мерить углы в квартире, дико страдать из-за отсутствия сына-почемучки, не для кого даже завтрак приготовить…

— Саша, я не знаю, что буду делать, — опускаю глаза. — Но мне сейчас совсем не до любовных похождений.

— Случилось что-то? — прищуривается. Садится на край моего стола и смотрит сверху вниз. Он ничего такого не делает и даже меня не касается, но, блин… Красивый мужик рядом, жилетка, в которую можно поплакаться. Я же обычная баба! Совсем не железная. Мне необходимо лишь чуточку внимания и понимания. Разве много хочу?

— Бывший мне изменял два года с соседкой, и сейчас ушел к ней… — пытаюсь собраться с силами, чтобы продолжить. Натыкаюсь на прибалдевшее лицо Александра: «Да, ладно?».

— Да. Я призналась в измене и, оказывается, что сама давно сохатой хожу, — вырывается нервный смешок. Над собой смеяться всегда полезно, это помогает не понизить свой уровень самоуважения. Дарья — лохушка! — А сейчас они хотят выставить меня гулящей, чтобы отобрать сына, — прикусываю губу.

— Для начала я тебе дам координаты хорошего адвоката, любимая…

На последнем слове у меня волосы зашевелились. Так неожиданно прозвучало. Но я тут же себя одергиваю, что слова ничего не значат, наблюдай за поступками.

— Адвокат не помешает, — киваю и смотрю, как он роется в контактах телефона и потом мой сотовый издает сигнал, что принял сообщение.

— Во-вторых, моя девочка, мы сегодня после работы идем в уютный ресторан, и ты мне все подробно расскажешь… И про Лютовского тоже, — кидает на меня собственнический взгляд, словно хочет пометить или табличку повесить «Мое! Руками не трогать!».

Белов ушел и позволяю себе выпить чашку чая и размять спину, прохаживаясь по кабинету. На середине пути, ровно в минуту окончания рабочего дня, дверь распахивается. Помяни черта, он и появится! Лютый, собственной персоной, без стука и без разрешения, вваливается в кабинет, как к себе домой.

Показательно задираю голову на часы, что время приемов закончено, пора и честь знать. Но, где честь, а где Лютовский…

— Чем обязана? — допиваю уже остывший чай.

— Симметрия, время на обдумывание закончилось, я жду положительного ответа!

Как я могла забыть? Совсем закрутилась — думаю тоскливо, отворачиваясь к окну. Хочу быть тем беззаботным воробушком, чирикающим на ветке и глотающим гусеницу.

— Лютый, я не стану твоей фиктивной женой, — выпаливаю разом и становится легче, будто стошнило, и организм очистился сразу.

— Я передумал! Будешь настоящей. Родишь мне ребенка, — стал загибать пальцы… И сразу вспомнился мультик про Вовку: «Пирожного мне, мороженного, конфет…» — Будешь дома сидеть пироги печь, ни в чем не нуждаться, — он шаг вперед, я — шаг назад.

Чтобы доходчиво вышло, покрутила у виска:

— Лютый, ты сбрендил? Какие пироги? Какой ребенок? Ты меня бесишь! Понял?

— Рожей для тебя не вышел, да? — глаза вмиг наливаются кровью, того и гляди сейчас по стенке размажет.

— По любви хочу замуж! — вспоминаю бабьи закидоны. Про это должен поверить.

— Сколько нужно букетов и конфетов, чтобы у тебя любовь ко мне проснулась, м?

Вот тут я в тупике. Если бандюган верит, что любовь измеряется этим… Господи, мне его даже жаль.

21

К вечеру мандраж достиг своего апогея. Приходит сообщение от мужа, что Мишутку он забрал. Строчу как из пулемета инструкцию, чтобы покормили ужином, вовремя спать уложили. Сама все губы искусала до крови: Как он там? А где спать постелят? Что вообще, как это… Мой сын не дома.

Мымра будет из кожи вон лезть, чтобы показать себя с наилучшей стороны. Книжек, наверное, начиталась по воспитанию и начнет перед Олегом умничать и нос свой буратиний совать куда не просят. Одно успокаивает, что Титов — хороший отец, этого у него не отнять. Если что, башку сверну! Епрст! Я так и написала в сообщении, которое удалять уже поздно, и оно отмечено «прочитанным».

Смотрю, что бывший набирает ответное послание. Жду, не моргая, таращась на экран телефона.

— Что там? — неожиданно подкрался Белов, и я подпрыгнула, едва не выпустив из рук гаджет. Чертыхаюсь, кидая предупреждающий взгляд, чтобы так больше не делал.

«Не волнуйся, Миша настроен позитивно. Попросил купить ему гуашь и альбом. Вечером рисовать будем».

Угу, рисовать! — злорадно хихикаю, представив, как сын разрисует Шапокляк ночью во все цвета радуги… Это в лучшем случае.

«Ладно! Если что, звони!».

И добавляю немного подумав: «В любое время суток».

Выдыхаю, немного успокоившись, и поднимаю глаза на Сашу. Задумчиво смотрит на меня. В синих глазах легкая дымка блуждающих где-то там мыслей.

— Ты хорошая мать, Даша. Может, и мне родишь? Я бы дочку хотел, с такими же магнетическими глазами как у тебя. Смотришь и кажется, что в них тайна мироздания и целая галактика вертится. Это очаровывает, затягивает, овладевает и пугает до чертиков. В твоем роду были ведьмы, Дашуль?

— Еще про млечный путь расскажи?! — фыркаю из вредности, но про глаза мне понравилось. По мне они обычные — карие, и ничего такого там нет. — Так куда ты хотел меня пригласить? — накидываю сумочку на плечо, показывая, что готова провести интересный вечер.

Стараюсь не выказывать удивления. Какой-то подвальчик утопает в полутьме. Интересные лампы свисают гирляндами. Стены непонятного дизайна, в холодных серых тонах. Штукатурка вся в завихрениях, будто стены покрыты опухолью. Поежившись, присаживаюсь на стул деревянный. На дубовом лакированном столе стоят уж вовсе непривычные предметы для кафе. Одноглазая тряпичная кукла с кривым ртом соседствует с зайцем, которого пожевали и выплюнули. На свалке собирали старые игрушки? Здесь вообще можно еду пробовать? — с сомнением открываю меню.

— Надеюсь, не отравят, — бурчу, водя пальчиком по названиям блюд.

Белов терзает стейк средней прожарки, закидывая в рот большими кусками. Ковыряю кусочек горбуши с пастой и тоскливо смотрю по сторонам. Нет панорамных окон, простора нет и чистого воздуха. На небольшом пространстве работает кондиционер, но, видимо, не справляется. Запахи подгорелого масла аппетита не прибавляют. Через столик сидят небритые рокеры, забивая бороды пеной пива и раздирая сухого леща на составляющие.

Если Александр Сергеевич хотел меня удивить, то у него получилось. В прямом смысле офигеваю. Белов ходит по таким забегаловкам?

— Не вкусно? Хочешь мясо попробовать? — указывает столовым ножом на маленький кусь, оставшийся в своей тарелке.

— Нет, спасибо! Я не голодна, — держусь двумя руками за чашку с зеленым чаем, но сделав глоток и его отставляю. Сэкономили на воде. Из-под крана, с хлоркой, я и дома могу попить. Интересно, они за это еще и денег хотят?

— Как вам наша кухня? — скалится парень–официант, нависая сверху.

Поднимаю глаза. Сальные прилизанные волосы, пустой взгляд.

— Никак, — отвечаю честно. — Это жрать невозможно! Рыба пересушена и пересолена. Из пасты получилась слипшаяся каша. Чай — и тот из-под крана.

Даше бы заткнуться, но уж больно сильно разочарование. Белов подавился и пытается запить вставший поперек горла последний кусок стейка. Байкеры в углу оборачиваются, скрипя кожей жилеток. Паренек начинает пятиться и встревожено поглядывать в угол. Для интереса тоже туда посмотрела. Массивное тело — просто гора тестостерона с бритой головой поднимается и великан, передвигая ходулями, движется в нашу сторону.

— Не понял, брат? Че твоей бабе моя кухня не понравилась… — со скрипом подвигает стул, разворачивая его спинкой к себе и седлая. Синие, почти цвета вечернего неба глаза нагло меня препарируют.

— Сам-то пробовал это есть? — ставлю перед ним тарелку со своим заказом, едва ковырянным.

Бугай переводит взгляд на блюдо. Берет вилку и пытается разнять слипшиеся между собой макароны. Матерится сквозь зубы.

— Вася, твою мать! Иди сюда, падла! — раздается бас, который рокотом прокатывается по стенам и, видимо, достигает ушей Васи.

— Да, босс? — повар Вася совсем немного уступает хозяину в комплекции. Как они тут в тесном пространстве расходятся такими габаритами? Любопытно осматриваю компанию, которая делает помещение еще более тесным.

— Приношу свои извинения…Э-э-э…

— Даша, — информирую лысенького. А он вполне симпатичный мужик, если присмотреться. Аристократический длинный нос, пухлые губы. Челюстью ворочает, когда злится. Вася даже побелел и такую же лысину от пота полотенчиком кухонным утирает.

— Саня, где ты ее откопал? До этого твои бабы давились и всем были довольны, — хмыкает, посматривая на меня с уважением.

Осуждающий взгляд от Белова, дескать, нафига спалил про остальных. Но бугая хрен чем смутить можно, он продолжает хвалить Дашу за откровенность, переходя на внешность:

— А она ниче такая, я бы сам не отказался поближе…

— Спасибо, Кир, мы уходим! — рыкнул Белов, почувствовав, что у него бабу из-под носа хотят увести.

22

Я так холодильником не хлопаю, как Белов дверьми своей машины тряхнул, что та аж подпрыгнула. «Сам меня сюда притащил и еще сердится! Я, между прочим, голодная осталась!» — насупилась и отвернулась к окну. Рев двигателя. Соскребая шинами асфальт, Сашенька погнал отвозить меня домой. «Уже понятно, что я устала и ему ничего не светит, да?» — ерзаю и несколько раз поправляю ремень безопасности. Напряжение под монотонный гул автомобиля немного спадает. Из динамиков льется тихий джаз, и я начинаю клевать носом…

— Дзинь! — кто-то трогает мой нос. Отмахиваюсь рукой от неведомого шмеля, но «дзинь» никуда не уходит, атакуя лицо. Дернувшись, просыпаюсь и вижу перед собой совсем не летающее насекомое. Глубокие синие глаза, завораживая, смотрят, не мигая, прямо в душу.

— Что? — разлепляю губы.

— Мы приехали, сударыня. Как заказывали, к вам домой, — улыбочка соблазнителя ползет и своими глазенками шарит по губам. «Красивый черт! Обворожительный мерзавец, умеющий завести женщину с пол-оборота. Саш, я бы не прочь, только сегодня не в настроении. Совсем».

— Стоп! — успеваю выставить ладонь, когда его губы свернулись в трубочку для поцелуя.

— Сладкого мне сегодня не обломится, да? — проводит теплыми губами по ладони, оставляя свое дыхание на коже.

Поежившись, потянулась к ручке двери, схватив сумочку и выставив перед собой как преграду.

— Первый раз со мной такое… — выдохнул вслед.

— Какое? — обернулась, открыв двери и уже выставив одну ногу в сапожке на тротуар.

— Я ломаю баррикады, прорываясь к тебе, но ты снова городишь новые с невероятной скоростью. Даш, я зря все это делаю? — большим пальцем Белов нервно постукивает по рулю, смирившись, что ухожу. Вечер необратимо испорчен. Зачем Сашка меня вообще потащил к брату? Похвастаться красивой женщиной? Так Кирилл оценил. Даша пока шла к двери, чувствовала липкий ползающий взгляд на своих девяносто…

— До завтра! — выпрыгнув, хлопнула дверью и пошла не оборачиваясь.

Холодный ветер треплет волосы, и они то вздымаются вертикально, то хлещут в лицо. Даже пальто не греет. Добегаю до подъезда скачками, чтобы укрыться от холода.

— Опять все лампочки выкрутили! — бубню, держась одной рукой за стену, чтобы не споткнуться. Свет горит только на третьем этаже, едва просачиваясь вниз. Лифт с утра не работал и сейчас белеет табличка с размытыми надписями.

Темноты не боюсь. Нет в темноте ничего страшного. Сама тьма — безобидная, спокойная черная дыра… Ты не знаешь, кто там прячется и вот это уже напрягает. Будь я женщиной-кошкой, другое дело…

Стараясь не распластаться, медленно и упорно иду наверх. Чем ближе грязно-оранжевый свет, тем спокойней становится и не так сильно колотится сердце.

— Дай закурить, красивая? — хриплый голос, которого не хватало для антуража, как в фильмах ужасов.

Нервно хохотнула. Спасаться бегством? Да я и шага-то не пройду. Ноги уже отказали, будто не родные, совсем их не чувствую.

— Давай ты не будешь курить в подъезде? — нарочито громко гаркнула, выказывая, что нисколечко не испугалась. Это Дашу нужно бояться, у нее сумка есть… Ежли чего, по башке шандарахну.

Пытаюсь определить, где он стоит, и проползти мимо, желательно не коснувшись. Щелчок зажигалки в мужской грубой руке. Пламя небольшое осветило щетинистую щеку со шрамом, ползущим до уголка рта.

— Лютый, тебя из дома выгнали? Ты теперь мой подъезд обживаешь? — голос вибрирует от неописуемого облегчения, что этого маньяка я знаю. Рядом блеснула бутылка. Пахнуло запахом дорого коньяка. — Фу-у-у! Ты где так нахреначился? — приседаю рядом на ступеньку и как завороженная смотрю на пляшущее пламя, зажатое в его кулаке.

— Там. Тут. Не помню уже… Пошли к тебе, Симметрия, — поворачивается ко мне, сверкнув глазами чернее ночи. — Сидишь тут на холодном… А тебе детей еще рожать для меня.

— Каких детей, Стас? — фыркаю. — От такой пьяни? — закатываю глаза в потолок.

— Хочешь, я больше ни грамма? Только скажи! — он толкнул бутылку ботинком, и та покатилась вниз по ступеням, отстукивая высокий противный звук. Разогнавшись, стеклотара влетает в стену площадки и разбивается вдребезги.

— С ума сошел? Здесь дети ходят! — повышаю голос, искренне негодуя, какого хрена он здесь засирает подъезд. Порежется еще кто-нибудь…

— Мы еще не женаты, а ты уже меня пилишь, — тычет мне пальцем в плечо. — Я сейчас позвоню, и все уберут, и лампочки вкрутят… — пытается тыкаться в телефоне. Удивляюсь, как он умудрился попасть с такой координацией в нужный номер.

Отдает кому-то распоряжения, размахивая паклей, растопырив пальцы — вылитый уркаган. За такого замуж? Да ни в жизнь! Какой я Мишке пример приведу в дом? Если еще руки начнет распускать? Нетушки! Пусть ищет другую дурочку!

— Дашка, ты к-куда? — поднимает зажигалку, как ежик в тумане, освещая небольшое пространство.

— Домой я, Лютый. И ты иди домой, — вцепившись в перила, поднимаюсь уже на другой лестничный пролет. Смотрю на него сверху. Таким он потерянным и несчастным кажется… А еще инвестор, блин.

23

— Олег? Как Миша? — требую ответа от бывшего, нервно постукивая коготками по кухонному столу. Передо мной чашка любимого зеленого чая с ароматом клубники, но и она сегодня не радует.

— Ну-у-у! — замешкался Титов натянув во мне все резервы терпения.

— Баранки гну! Я сейчас приду, называй номер квартиры! — во мне бушует львица, у которой посмели обидеть детеныша. Плевала я, что время сейчас почти догоняет полночь. Всем глаза на жопу натяну за Мушутку!

— Ты успокойся, Даш. Спит он… спит, — начинает быстро тараторить, понимая, что я действительно сейчас снесу им дверь с петель, и всем мало не покажется.

— Номер-р-р, квар-р-ртиры! — рычу на низкочастотных.

— Даша, не надо! Все нормально. Я его забрал из сада, мы гуляли во дворе на качелях. Потом ужинали. Миша поиграл в новую железную дорогу и спит сейчас…

— Ты. Мне. Недоговариваешь! — разве материнское сердце обманешь?

— Даш, он разбил любимую кружку Лизы… — шепчет обреченно.

— Дальше! — требую еще подробностей.

— Лизонька не кричала, ты не п-подумай только… И никто его не наказывал, — не умеет врать, даже заикаться начал.

— Титов, какого хрена ты мне заливаешь? Я ведь у него сама спрошу!

— Ну, просто Лиза считает, что если напакостил, то должен за собой убрать…

— И-и-и? — чувствую, как холодок по спине прошелся, чертя пентаграмму для вызова демоницы.

— Порезался немного. Мы все обработали и пластырь наклеили, — бубнит виноватым голосом.

— То есть ты, сука, смотрел, как мой сын собирает осколки, и не остановил это? — включаю холодную голову, усмиряя свою бешеную натуру. Врываться и выдергивать сына из проклятой квартиры — верх безумия, когда ребенок спит. Но утром…

Не слушаю больше, что там мямлит бывший. Был каблуком, каблуком и остался. Пусть теперь Лизонька содержит бесхребетное. Захожу в приложение банка и перевожу ровно половину средств с общего счета на личный. Делаю скрин перевода и сохраняю «на всякий случай». На госуслугах заполняю заявление о разводе, заплатив госпошлину. Сразу нужно было это сделать! Адвокату, номер которого дал мне Белов, позвоню завтра — делаю мысленную пометку.

Допиваю остывший чай и иду спать. После долгой возни на большой кровати, засыпаю сном, в котором мне видятся кошмары. Пьяный Лютый стреляет по разбегающимся в рассыпную дворовым котам, а я кричу ему, надрываясь, проклятья в спину…

— Нисколечко не болит! — показывает мне заклеенный пластырем палец мой смелый мальчик.

— Точно? Может, к врачу съездим? — целую его ладошку, пытаясь мысленно извиниться за эту рану. В ней есть моя вина…

— Мам, эта… Шапокляк, она очень злая. Как папа не видит? Он только отвернется, а она смотрит на меня, будто съесть готова. Но я не боюсь! Ты ее победишь и папу расколдуешь, — непосредственно крутит головой, пока едем на такси в детский сад.

— Миш, папа не … — хотела сказать «полный идиот», но прикусила вовремя язык. — Он не слепой. Увидит рано или поздно, — обняв за худенькое плечико, притягиваю к себе и целую в светлую макушку, придумывая еще несколько способов пыток для шапокляков.

Олег сдулся и даже против ничего не сказал, когда я заявила, что все, мой сын нагостился по самое не могу. Мельком поймала тоскливый взгляд в нашу сторону, когда Мишка вцепился в мою руку, радостно припав с правому боку и ластился котеночком, заглядывая в глаза «не отдавай меня больше».

Да, мой милый мальчик, больше никаких других тетей, погостили и хватит. Пусть делают, что хотят! Я в своем праве. Я — мать!

— Дарья Андреевна! — вскочила Лена, размахивая ручонками, словно я ее габаритов не замечу. — Там к вам посетитель…

— А в приемной он подождать не мог? — начинаю заводиться с пол-оборота.

Долбани меня калиткой! Распахнув двери, вижу брутального родственничка беловского. Белозубая улыбочка на идеально выбритой морде. Вчерашней бородки как не бывало. Поворачиваюсь к секретарше, все еще держась за дверную ручку:

— Хорошо, Лен! Сделай нам два кофе, — у пышки не было шансов остановить эту самоходную машину.

— Дашенька! — замурлыкал, как большой кот.

— Дарья Андреевна! — отрезаю, чтобы держал субординацию. У меня для вас десять минут свободного времени, — стягиваю с шеи шелковый шарфик и расстегиваю пальто, направляясь к гардеробному шкафу.

— Хочу пригласить тебя вечером сходить в кино, — вздрагиваю, ощутив, что качок оказывается сзади и принимает у меня пальто, строя из себя кавалера. — Даш, бросай Сашку. Такая как ты, не для него…

— Для тебя, что ли? — хмыкаю и делаю шаг в сторону, чтобы увеличить пространство между нами. Мне приходится голову задирать, чтобы посмотреть ему в глаза, хотя я ростика немаленького дамочка.

Появляется возможность рассмотреть мужчину. «Интересно, у него все такое большое?» — любуюсь бицухой, обтянутой водолазкой. Джинсы хорошо сидят на крепких ногах.

— Для меня, — медленно кивает. — Я вывезу. Он — нет.

Не сразу понимаю, что делаю. Мои пальчики уже обводят скулу, спускаясь до подбородка с ямочкой. Зачем было прятать такую красоту за бороденкой? Мне нравится. Раздув ноздри, принюхиваюсь. Мне нравится. Запах древесный, с ореховыми нотками. Ничего не отталкивает. Наоборот. Видимо, у женщин на подсознательном уровне такие экземпляры ассоциируются с защитой и сильным потомством.

Огибаю его, цокая каблучками и тянусь на столе за визиткой. Понимаю, что меня алчно рассматривают со спины, спускаясь к крепкой заднице.

— Возьми! Завтра суббота и у меня выходной. У тебя есть время придумать куда сводить без пяти минут разведенку с пятилетним сыном.

24

— Дашенька, что происходит? — скрипучий голос свекрови так некстати. Звонок от «мамы» раздался во второй половине дня, когда нужно было успеть согласовать платежи. Неподписанная стопка счетов сама себя не сделает, между прочим.

— Элеонора Дмитриевна, а что такое? — отвечаю на ее манер, листая папку с документами, успевая ставить подпись, где все понятно и прозрачно.

— Мне моя приятельница сказала, что Олег с вами больше не живет! — предъявляет мне, будто я в этом виновата.

Есть у нее такая приятельница. Сплетница живет как раз в подъезде Лизоньки. Получается, что Элеонора знала о похождениях Олега и покрывала сыночку…

— Да, ваш сын и я разводимся. Не вижу причин, чтобы это скрывать, — начинаю раздражаться, что она меня отвлекает и уже не могу вникнуть полноценно в работу.

— Что еще за новости? — начала повышать голос свекровушка. — У вас семья, ребенок…

— Олег два года шоркался с соседкой, вот у него и спросите про семью! Все, Элеонора Дмитриевна, мне сейчас некогда… — цежу сквозь зубы.

— Да какая у тебя работа? Бумажки перебирать, да семейный бюджет на свои тряпки тратить? А вот мой Олеженька…

Слушать очередной бред драгоценной мамочки нет ни сил, ни времени. Поэтому, быстро пробурчав «до свидания», сбрасываю вызов. Посещает мысль, что я теперь, вроде как, не обязана с ней контактировать. От этого становится легче. Выкидываю из головы все, что маменька титовская наговорила. Сколько себя помню, в мою сторону всегда были упреки и камни в мой огород, дескать я — плохая хозяйка… Тут у меня пыль, там — шторы плохо отглажены. Титов один раз пытался мне выговорить, науськанный мамочкой: «а вот у мамы…».

«Так и живи с мамой! Я тебе не мать и не отец, и никогда ими не буду», — как отрезало после такой отповеди носом меня возить по недочетам. Видишь грязную кружку? Помой сам! Руки не отвалятся. Рабочий день у нас по времени одинаков. И да! Я не обслуживающий персонал. Даже Мишка научился за собой игрушки убирать. Нефигу. Сопельки подтирать никому несобиралась. Пусть его теперь Лизонька обхаживает — тоже плюс. И вообще… Как-то спокойней дома стало. Никто не напрягает, не мельтешит перед глазами, виновато дуя под нос. Красота! Можно вечером хрустеть кукурузными палочками с сыном и ничье фырканье не испортит настроение. Опять же, в ванную очередь свободна. Плюсов набралось столько, что жалеть начинаю о ранее прожитых с Титовым годах.

— Привет! Как дела? Как настроение? — без пяти минут до окончания рабочего дня в кабинет протискивается Белов.

— Слушай, а почему такое оборудование для вентиляции дорогое? В кондиционерах чипы из золота стоят? — протягиваю ему счет и договор, которые пришли от него на почту.

— Что тебя смущает, Дашуль? — расстегивает пуговицу на темно-синем пиджаке, который так идет к цвету его глаз, и присаживается на посетительский стул, вытягивая ноги.

— Ты мне объясни, — складываю руки перед собой, что не нужно делать из меня дурочку.

Александр Сергеевич какое-то время молчит, выискивая в договоре знакомые буквы. Хмурится. Теребит пальцами уголки бумаги.

— Хорошо, я еще раз проверю цены. Это тебя устроит? — поворачивает голову и внимательно меня разглядывает, будто на Даше цветочки расцвели. — Что ты вечером делаешь?

Понимаю, что Белов начинает меня раздражать. Тем, что хочет казаться лучше, чем есть, тем, как настойчиво ищет встречи. Невольно сравниваю его с утренним посетителем… Извини, Сашенька, но Кирилл, похоже, прав. Нет у нас никакого будущего, даже просто сексуальные потребности удовлетворять больше с ним не хочу. Схлынул азарт. Откушен запретный плод. Кисленький оказался, с гнильцой. Похоже, что любовничек подворовывает и берет откаты от поставщиков. Пошел к черту, дорогуша!

— С сыном время проведу, отдохну без лишней суеты, — выговариваю, посматривая на часы, что пора собираться и долгие разговоры не запланированы.

— Понял. Снова меня отшиваешь, Дашуль. Но я не стану вечно таскаться за тобой, как верный пес и выпрашивать секса! Привыкла своим мужем помыкать… — показывает зубы, раздраженно, со скрипом отодвигая стул и резко поднимаясь. Размашистые шаги. Громкий хлопок двери, аж штукатурка с потолка посыпалась.

Разочарована. Ненадолго его ухаживаний хватило. Думала, что Белов в лепешку расшибется, но добьется как минимум еще парочки свиданий. Сдулся, слабак.

25

— Даша, я зайду погулять с Мишей через час? — Олег предварительно позвонил.

— Хорошо, — бросила ему холодно.

«Пусть заходит! Прищемить бы ему одно место дверью…» — мысленно начинаю закипать. Время — суббота. Мы только проснулись. Быстро пью кофе, чтобы взбодриться и успеть немного прибраться перед приходом бывшего мужа. Сволочуга молчит, что получил уведомление о разводе. Должен был получить — сто процентов! Я и почту его электронную указала.

Титов заявился ровно в обозначенное время.

— Миша позавтракал. Погуляйте не больше двух часов, у нас сегодня еще другие планы, — припечатываю прямо с порога.

Удивленно ловлю затравленный взгляд. Олег кивнул, понимая, что пройти в квартиру ему не предлагают. Мишка одевался молча, будто нарочно время тянул, поглядывая иногда на меня исподлобья. Прикусив нижнюю губу, натягивал ботинки, заправляя джинсы внутрь, как я учила, чтобы не зашлепать низ штанов.

— Вы просто погуляете на улице или в парке, — поправляю непослушно торчащую светлую челку Мишутки рукой.

Кидаю взгляд на Олега. Он осунулся и похудел еще больше, даже скулы выпирают. Моргнув, будто это видение должно рассеяться, приглядываюсь еще внимательней. Ворот рубашки не первой свежести, на рукаве куртки пятно непонятное. Господи! Когда он жил со мной — таким неряхой не был. Лизонька совсем за мужиком не ухаживает?

— Ты получил уведомление о разводе? — шиплю у самого уха, едва сын прошмыгнул на лестничную площадку.

— Даша, я получил…, — не поднимает глаз, рассматривая свои ботинки.

— Надеюсь, тормозить не будешь?

— Ты, правда, этого хочешь? — наконец-то решился поднять на меня глаза, полные щемящей тоски.

— Титов, это ты от меня ушел к другой. Помнишь?

Олег неопределенно ведет плечом, будто пытается что-то тяжелое скинуть с него.

— Это выход был бесплатный. Обратного входа нет. Понял? — начинаю угрожающе урчать.

— Понял. Тебе без меня лучше… Такая стала, — жадный короткий взгляд на грудь в вырезе шелкового халата.

Непроизвольно дергаюсь, чтобы запахнуть свои прелести. Ничего для него здесь больше нет! Пусть свою мышь разглядывает, щупает, засранец. Становится неприятно находиться рядом с ним, я отворачиваюсь, рассматривая обои прихожей. М-да. Надо сменить уже эти старые поблеклые «кирпичики» грязного коричневого оттенка.

— Ну, я пошел? — зачем-то спрашивает разрешения Титов.

— Иди, — все еще выискиваю на стене ответ, какими обоями заменить это убожество.

— Раньше они тебе нравились, — выдыхает с отчаянием и перешагивает порог. Дверь закрывается за бывшим, и я могу вздохнуть спокойно. Мне до этого катастрофически не хватало воздуха. Чистого.

Решаю, что в отпущенное время смогу заняться собой. Кирилл должен заехать часам к трем, но лучше сейчас подобрать наряд себе и сыну одежку, чем носиться потом электровеником.

Мишка домой поднялся один, неся в руках кулек конфет. Небрежно кинул его на тумбочку и шлепнулся на седушку, чтобы стянуть обувь.

— Как погуляли, сын? — стягиваю шапку с головы и сворачиваю ее вдвое, зажав в руке, жду ответ.

— Мам…

— Миша, ты мне можешь все сказать. Ты же знаешь, — приседаю на корточки и смотрю в родимые глазенки напротив.

— Папа больше не живет у Шапокляк.

26

«Что мне делать с этой информацией? Пьяный Амур не выдал контрольного в голову Титову? Лизонька же такая невероятная… Что не так-то, Олег? У родителей теперь обитает? Хотя, его мамуля не позволила бы ходить таким неряхой. Возможно, у кого-то из друзей… Зачем мне лишние заморочки, где бывший нашел приют? Он сам ушел. Сам!», — тряхнула головой, выкидывая ненужные мысли.

Посмотрев в окно, вижу во дворе черный джип внушительных размеров и рядом его хозяина, лениво докуривающего сигарету. Не позвонил, не дернул, ждет стоит — улыбнувшись, зову Мишутку собираться. Ну вот, Дашуль, и на твоей улице перевернулся грузовик с принцами. Белого мы минусуем… Посмотрим, с чем тебя едят, старший брат Кирилл.

Держа сына за руку, направляюсь легкой походочкой к брутальному мужчине. Одобрительный взгляд только подстегивает любопытство, что за зверь такой мне попался нежданно-негаданно.

— Даша!

Чуть не запнулась, услышав визгливый голос свекрови, сбившей полет. Элеонора выскочила как черт из табакерки. Нехотя, приходится тормозить и поворачиваться в сторону, откуда прямой наводкой спешит грузная женщина.

— Элеонора Дмитриевна, — киваю подошедшей и раскрасневшейся даме.

— Бабушка, — пискнул Мишка и спрятался за меня. Не любил он вечно ворчащую бабулю, которая, как выяснилось совсем недавно, плохо говорила о его матери. Сына свекры забирали к себе редко, только по большим праздникам. Про своих вообще молчу. Видели Мишу несколько раз и на том «спасибо».

— Гуляете? — неестественная кривая улыбочка обезобразила полное лицо, и мутные зеленые глаза, как у моего бывшего мужа, впились колючим и злым прищуром.

— Собирались, — кошусь на Кирилла, который само спокойствие. Скрестив руки, внимательно за нами наблюдает, нисколько не скрываясь, что приехал ко мне.

— Где это видано, чтобы мужа и отца родного в дом не пускали! — начались наезды. Ничего другого от нее не ожидала. Сейчас за Олега мне будет мозг выносить. Внутренне напряглась, готовясь давать отпор.

— Милая женщина, — рядом прозвучал красивый баритон. «Милая женщина» некрасиво открыла рот, хватая воздух губами. Двумя руками она схватилась за ручку сумки, будто боясь, что этот громила начнет отбирать самое ценное.

— Понимаете, у нас по времени сейчас мероприятие, на которое никак нельзя опаздывать. Так что, я уведу у вас Дашу и…

— Мишу, — подсказывает сын, тараща глазенки на большого дяденьку.

Кирилл показывает глазами: «уходим, пока бабуля в ауте», и я, потянув ребенка за собой, быстро семеню за широкой спиной. Перед машиной мужчина распахивает нам заднюю дверь, и мы запрыгиваем один за другим.

— Шалава! При живом-то муже! — орет во весь «рупор» свекровушка, уже не стесняясь в выражениях.

Ловлю взгляд мужчины в зеркало дальнего вида. Виновато поджимаю губы. Жутко не по себе, что он стал свидетелем подобной сцены.

— Погнали, — срывается с места и берет разгон автомобиль. Смотрю на его профиль и крепкие руки, на одной из которых синеет татуировка скорпиона. А я ведь совсем ничего о нем не знаю. Белов и слова не обмолвился о старшем брате после похода в кафе.

— Кирилл?

— М?! — не отвлекается от дороги, лишь голову повернул, подставляя ухо, что готов к вопросу.

— Сколько тебе лет? — спрашиваю осторожно. Мишутка в это время увлеченно рассматривает улицы. Кое-где зажглись фонари. Вечер подползает и скоро станет совсем темно.

— Тридцать девять.

— Женат?

— В разводе. Детей нет, — и вот теперь он ошпаривает коротким взглядом. На бритом затылке появляются складки кожи, и мне хочется потрогать. Сцепляю руки к замок, чтобы держаться на расстоянии. Мы все еще малознакомы.

— Я отсидел пять лет.

Сначала мозг не воспринимает информацию. Потом до меня доходит, что Дашке очень везет на сидельцев, прямо рок какой-то.

— Любовнику своей бывшей жены чуть мозги не вышиб, когда их застукал, — сообщает и снова внимательный взгляд в зеркало. Ловит мою реакцию.

— Но ведь не убил? — передергиваю плечами.

Черт возьми! Кругом измены. И ты, Дашка, тоже участвовала. Что стало с той, правильной женщиной, которая осуждала леваки и праведным гневом пыхала, доказывая, что так поступают только слабые люди, которые идут на поводу низменных инстинктов? Где она?

— Голову я ему стресс основательно, дурачком остался… Осуждаешь? — последнее слово было сказано утробным голосом, будто это архиважно.

— Кто я, чтобы осуждать тебя? Ты слышал мою свекровь. Я все еще в официальном браке.

— Но вы разведетесь?

— Да, — киваю утвердительно и с удивлением понимаю, что мы уже куда-то приехали. Двигатель заглушен. Кирилл сидит в пол-оборота и смотрит сначала на меня, потом переводит взгляд на Мишутку.

— Мужик, ты готов полетать как космонавты в космосе?

— Да-а-а-а! — крик, аж уши заложило.

27

День, который начинался не самым лучшим образом, закончился феерично. Сколько радости ребенку может принести обычная виртуальная реальность? Мишутку подвесили на ремнях, и он полетел, вереща от восторга. На большем экране мы видели то, что видел он. Вселенная, млечный путь и пролетающие мимо кометы. Мой сын облетел вокруг Луны и поскакал на ее поверхности. Радостный смех твоего ребенка — мед для ушей.

— Ты хорошая мать, Даша, — неуверенное касание руки. Осмелев, полностью завладел ладонью, поглаживая линии судьбы большим пальцем.

— Я устал быть одиночкой. Женщин много, но ни с одной не чувствовал себя так…

— Будто знаешь ее давно? — поворачиваюсь к нему.

— Да. И еще. Словно нашел, что так долго искал. Как путник, наконец нашедший свой оазис.

— Кирилл, мне-то можешь не заливать! — у вас, сидельцев, это профессиональное. — Каждая женщина — мечта и звезда путеводная. Много еще лохушек ведется на подобную хрень?

— Не веришь, — добавляет еще мат еле слышно. — Твой бывший муж — мудак. Как можно потерять такую женщину и уйти от классного пацана? — в его глазах злость. — Да, я бы ради своего сына… Я…

— Понимаешь, есть мнение, что дети нужны только от любимой женщины… Если женщина переходит в разряд бывших, то и дети становятся скорее обязанностью до восемнадцать лет, — обхватываю себя руками, словно меня знобит.

Кирилл играет скулами. Видно, что не согласен с шаблоном для себя… Но такова жизнь, так живут большинство разведенных пар, где папа — воскресная «радость к нам приходит».

— Кирилл, ты еще сказал про измену жены… — набравшись смелости, хочу сказать, что Дашенька совсем не ангел.

— Сашка использовал запрещенный прием, — я замираю, хлопнув ресницами. — Он подсыпал тебе возбудитель. Просто его коробило, что ты строишь из себя королеву и недотрогу.

— Убью! — шерсть становится дыбом. Белов — сучонок! Ведь чувствовала, что с тем вечером все не так. Не могла я ужраться до бабочек в животе. Теперь все встало на свои места.

— Не убьешь. Ты, Дарья — честная баба. Я так понимаю, что пошла и мужу призналась. Не стала сукой.

— Не стала, — шевелю губами. — А потом муженек свалил к своей любовнице. Ты прав. Белова мне не убивать, а благодарить нужно. Да, он поступил как козлина…

— Саня и есть козлина. И он слишком эгоистичен, чтобы стать для тебя кем-то большим… Ты ведь умная девочка, Даша. Я умею ждать, — отвернулся, скрывая горечь.

Что мне ему ответить? Только сказать «спасибо» за хороший вечер. Кирилл мне понравился своей откровенностью и харизмой. С таким мужчиной и никакие Лютые не страшны. Черт! Лютовский! Демона нужно укрощать, такой ведь был план… Эх, Дашка! Вечно ты отвлекаешься и пропускаешь важные моменты.

— Ничего обещать не могу, — качаю головой.

28

Выходные пролетели незаметно. Несколько раз звонил Белов, но говорить с ним совсем не хотелось, проще сделать вид, что ты не слышала, не видела, была очень сильно занята.

Занятость была не выдумкой. На меня нашло перебрать все шкафы и избавиться от ненужного. Ненужного барахла набралось два мешка и еще пакет. В основном это были не замеченные ранее вещи Олега и детские, которые сыну уже малы. Если бывший муж не забирает свое шмотье, значит, оно ему не нужно — так и решила, вытаскивая все и заполняя мусорные баки. При этом приходилось оглядываться, а нет ли поблизости назойливой свекрови или других родственничков с мужниной стороны, коих было навалом.

— Вот и все! — отряхнув ладоши друг о друга, я со спокойной душой окончательно распрощалась с прошлым.

— Дарья? — неприятный, на высоких нотах голос, словно пенопластом по стеклу.

От неожиданности даже голову втянула в плечи. Медленно оборачиваюсь. Мымра стоит, теребя перчатки. Мнется, явно собираясь силами. Скрестив руки на груди, прищуриваюсь. От этой можно ожидать все что угодно. Ее напускная скромность может обмануть кого угодно, но не меня.

— Олег… Он к вам ушел? — швыркает покрасневшим носом, затравлено бегая глазками, словно фокус собрать не может. Стыдно, что ли, стало? Хотя, вряд ли. Может, у нее просто косоглазие? Я ведь не особо приглядывалась к зазнобе Титова. Сейчас Лизонька выглядит жалкой и потерянной. Тяжело вздыхает и моргает часто, чтобы не заплакать.

— Нет, — отвечаю спокойно.

Видимо, такого ответа она не ожидала. Даже лицо вытянулось, и мимика крайнего удивления на минуту застыла. Она думала, что после всего я приму Олежку обратно? Серьезно?

— Я не знаю, где бывший муж и знать не хочу.

— Значит, он просто бросил меня и все… — тонкие синеватые губы затряслись.

— Мне насрать, где колобок-Олежка. От одной ушел, от другой ушел… Пусть катится, куда хочет.

Крутанувшись на месте, шагаю в сторону своего подъезда, чувствуя взгляд в спину. Мышь пыталась еще что-то пищать, но это совсем не интересно.

Вернувшись домой, заказала пиццу, и мы с Мишуткой ее навернули под старый сериал про собаку по имени Бетховен.

Понедельник — день тяжелый во всех смыслах. Список намеченных дел такой длины, что берегов не видать. И самое главное…

— Лена, вызови мне Александра Сергеевича, — даю указание секретарше, едва ступаю ногой за порог приемной.

Секретарша, пряча недоеденный бутерброд в стол, думая, что я этого не замечу, активно кивает, слизывая крошки хлеба с нижней губы. Хомячить она стала меньше. Если раньше рот Лены был постоянно занят пережевыванием, то теперь можно заметить просветы в чавканье за дверью.

— Ты меня игноришь, да? — злой какой-то сегодня с утра Алексашенька.

Дверьми хлопает, стулья со скрипом передвигает...

— Садись и пиши… — показываю на листок бумаги, лежащий на столе рядом с ручкой.

— Что писать? — опешил и покосился на бумагу, ожидая подвоха.

— Стихи, блин! — ты же почти Пушкин, хотелось съязвить, но добавила другое:

— Заявление по собственному желанию, — складываю руки на столе и держу его на расстоянии взглядом мегеры, глаза которой пусты и холодны.

— Это шутка такая? Я не понял…

— Пока предлагаю по собственному желанию и срок тебе — до конца рабочего дня. Завтра уйдешь по статье «Злоупотребление должностными обязанностями». Пояснить за что? Или ты догадливый? Ты думал, что я не проверю твои договора с поставщиками? Заоблачные суммы на непонятные расходы. Ты за кого меня держишь, Белов? Крысам, растаскивающим бюджет нашей фирмы, здесь не место.

Чем больше я говорила, тем светлее тона становились на лице бывшего любовника. А еще мне вспомнилась Сонечка, которую он использовал и выкинул за ненадобностью. Не то, чтобы, женская солидарность во мне возбуяла. Просто так совпало, что Даша стала бумерангом, пробившим лоб зарвавшегося негодяя. Не хотелось говорить, что я знаю и про подсыпанный мне возбудитель. Белов не оставил мне шанса… И я не оставлю ему.

Наблюдаю, как он выводит буквы на листе нервным почерком. Поджатые губы. Нижнюю челюсть, выдвинутую вперед от зашкаливающей и переполняющей его ненависти.

— Дернешься в мою сторону, и дело пойдет в прокуратуру. Связи у меня есть, — кинула в спину копье, добивая, едва он потянул ручку дверную на себя.

— Сука! — прошипел, обернувшись через плечо, прожигая взглядом. — Вертел я тебя…

— Не знаю, не знаю… Кто кого вертел, — ухмыльнулась, и подвинув к себе свежее написанное самоувольнение, размашисто подписала, поставив «прощальную» дату с сегодняшнего числа.

Еще несколько дней нашу фирму сотрясали проверки и увольнения, пока всю гидру беловскую не искоренила. Повязанными оказались люди из бухгалтерии, технического отдела и даже Ленка продалась за ежедневную доставку пончиков. Секретаршу я простила, но на собрании устроила публичную порку. Коллектив притих, еще не до конца осознавая, что как раньше — уже не будет.

— Дарья Андреевна! К вам инвестор… И он… Он, — волнуется Лена, пытаясь изобразить что-то в воздухе руками. Выходит у нее все круглое и весьма большое.

— Кофемашину для прекрасного директора принес. В подарок, — прислонившись плечом к дверному косяку, кому-то позади себя махнул рукой. И мне занесли коробку действительно габаритную.

— Э-э-э. В честь чего подарочки? Сегодня не восьмое марта и нет совсем праздников, — прикидываю в уме.

— Обижаешь, Симметрия! Есть такой праздник, — потянулся и провел большим пальцем по шраму на скуле.

«Твою же мать, Дашка! Это же ты оставила ему отметину, полоснув ножницами. Забыла? А я забыла. Я не хотела помнить тот ноябрьский вечер, когда Лютого выпустили под подписку, и он заявился ко мне в институтскую общагу».

29

Пессимистом быть выгодно: он либо прав, либо приятно удивлен. Бояться Лютого я перестала именно тогда, поняв, что он мне простил изувеченное лицо и ничего не сделает в отметку. Совсем. Бандит, перед которым чихнуть боялись, относился ко мне как-то по-особенному.

— Это ты с испугу полоснула, Симметрия. А я, дурак, не заметил ножницы в твоих руках. Так рад, что нашел тебя… — снова шагнул в мою сторону, и я сжалась в комок, смотря на окровавленную щеку с которой тонкой струйкой стекала кровь на синюю футболку, расходясь по ней темными кляксами. Стас будто не замечал ничего, и боли не чувствовал. Смотрел, поедая голодными глазами. Чудной. Не бритый, в мешковатой одежде. Но все равно держался королем.

— П-полотенце возьми там, — указываю трясущимися руками. Ножницы выпали у меня из рук, бряцнув об пол. Замутило от вида крови, и я сползла на стул, где до этого сидела, подшивая джинсы, которые мне отдала подруга поносить.

— Чай не предложишь? — приложив чистое вафельное полотенце к ране, стал внимательно оглядывать комнату.

Мы пили чай и разговаривали обо мне. А его я не знала о чем спросить. Стеснялась. Неудобно как-то о его делах интересоваться. Меньше знаешь, лучше спишь… Распрощались, в смущении отводя глаза. Обещал прийти на следующий день и пропал. Лютому дали еще один срок, за убийство.

Кофемашина блестела темным глянцем и серебристыми краниками. Кабинет наполнился ароматом кофе и выпечки. Тяжелый Ленкин вздох был слышен даже через закрытые двери.

— Чего она? Зубы, что ли, болят? — кивнул на приемную Стас, отпивая горячий напиток без сахара.

Сдавать Ленку не стала, просто отложила для нее парочку круассанов со сливочным кремом. Боже мой, как приятно, когда есть кому о тебе позаботиться, и молчать приятно. Лютовский запихивает целый круассан в рот и довольно кивает.

— Научились всякую хрень готовить. А помнишь баранки в булочной на углу? И батоны, от запаха которых голову кружило…

— Помню, — улыбаюсь.

Хорошо, когда есть что помнить. Пусть оно разное и спорное в моментах… Общие воспоминания. С Титовым мы этим не занимались. Совсем. Может быть поэтому у нас нет будущего, что прошлое мы зарыли глубоко внутри?

— Дашь, все по той же теме. Выйдешь за меня? Не обижу, слово даю!

— Лютый, не дави. Я еще даже не развелась, свободы не почувствовала…

— Какая, в жопу, свобода? Не нашлюхалась еще? Ты думаешь, я не в курсе, что ты с Бизоном терлась? — чашка отлетела в сторону. Градусы спокойствия резко поднялись вверх. Запахло жареным. Проводив несчастную чашку взглядом, замечаю, что она не разбилась. — Не бьется. Сам тестировал, — улыбка напоминает оскал.

— Лютый, ты же дикий совсем. Посудой, вон, швыряешь, в подъезде бутылки бьешь, — цокаю языком и качаю головой.

— За подъезд не предъявляй! Там все подчистили до пылинки, — оправдывается. Еще немного и в грудь себя бить начнет.

Стул скрипнул ножками, и мужчина, поднявшись, начинает ходить туда-сюда маятником, явно нервничая.

— Откуда ты Кирилла знаешь? — я так поняла, что Бизон — это мой новый знакомый… и кличка подходит для большого зверя.

— Пересекались, — косой взгляд. Стас напряжен и о чем-то упорно размышляет, будто решаясь: сказать мне или нет.

— Это не ответ. Хватит темнить, выкладывай, какие у вас дела. Обложили со всех сторон, кавалеры, все ворота обоссали… — бубню недовольно.

— Покажешь сиську, скажу, — решил удивить подростковым заскоком.

— Блин, Лютый! Тебе тринадцать? Не видел грудь женскую? — хохотнула, откинувшись в кресле. Моя нога, обтянутая капроном, закинута на другую. Туфли-лодочки на высоком каблуке еще больше стройнят и без того длинные ноги. Прекрасно вижу, как смотрит, прокатываясь взглядом. Щупая. Предвкушая, как будет снимать с меня их… Нет, не снимать. Порвет, к чертям собачьим. Что-то жуткое и неудержимое в темных глазах, до мурашек пробирает.

— Поехали ко мне, — голос с хрипотцой будоражит нервишки.

Он приближается, нагоняя сквозняк. Импульсивный. Жесткий. Горячий. Протяни я руку и обратного хода не будет. Лютый одержим мной и этого не скрывает. Покорить. Присвоить и на полочку трофеев поставить. Сомневаюсь, что им движет великая любовь. Не верю. Даша выросла из тех романтичных штанишек и стала циничной сукой.

— Извини, работы много, — развожу руками, показывая непочатый край, которому не видно конца. — Проверка еще из налоговой…

— Дашка, только скажи и я…

— Снесешь налоговую бульдозером? Лютый, это так не работает! И еще… Я просмотрела внимательно твой договор об инвестировании в нашу фирму, — беру в руки ручку и задумчиво кручу. — До поступления средств на наш счет, мы можем его расторгнуть в одностороннем порядке. Здесь подпиши, — подвигаю пальчиком листок.

— Что это? — еще не чувствует подвоха, вчитываясь в напечатанный текст.

— Мы расторгаем договор инвестирования, Стас. Спасибо за предложение, — стараюсь говорить как можно мягче.

— Вот, значит, как… — тянет, переходя на утробные нотки, от которых шерсть становится дыбом. Теперь он смотрит на меня по-другому. Взвешенно. Оценивающе, как противника. — Симметрия, мне не отказывают дважды. Ты хорошо подумала?

— Хорошо, — вздергиваю подбородок.

Лютовский кивает. Правая щека у него дернулась нервным тиком. Вытянув из моих рук ручку, расписывается в приложении и ставит дату.

— Уничтожу. Сама приползешь на брюхе. А я еще подумаю… Принять или нет.

Вот и все, Дашуль! Умеешь ты себе врагов наживать.

30

День развода был отмечен красным кружком маркера в календаре. Помню, что красное — это праздник. Сегодня не совсем он. День точки отсчета в другую реальность, где Титов мне — никто уже официально.

Легкий морозец пощипывает щеки, и первые снежинки облепили ресницы. Пытаюсь сдуть проказниц, сетуя, что тушь потекла. Достав зеркальце, платком вытираю разводы под глазами. Поежившись, вхожу в здание мировых судей. Личный досмотр охранника, где Дашулю заставили выложить все из сумочки, сверив со списками дел на ближайшее время…

Олег уже сидит у нужного кабинета, засунув руки в короткий пуховик. Под ним растеклась небольшая лужа. По своему обыкновению и рассеянности, он не отряхивает обувь с улицы.

— Привет, — косится, не поднимая глаз.

— Привет.

Присаживаюсь через одно сидячее место от бывшего. Рассматриваю стены в синей краске и стенды с противопожарными рекомендациями.

— Титовы здесь? — из кабинета выглядывает девушка-секретарь, скрипя дверьми, окидывая нас серьезным взглядом. Правильно! Не в кино пришли, и не развлекаться.

— Здесь, — киваем синхронно.

— Проходите, если не передумали… — заходит внутрь, оставив двери открытыми.

Встаю первая, и захожу в небольшое помещение. Судья — женщина средних лет, листает тонкую папку, сверяя наши паспорта и проверяя чек госпошлины за развод. Да, Олежка, пришлось заплатить, чтобы избавиться от фарса, называемого нашим браком.

Смотрю на, по сути, чужого мне человека, и не чувствую ничего. В голове новые планы, что нужно отвезти сына на секцию бокса, куда недавно записала. Потом в зоомагазин. В квартире ждет новый постоялец — кот неопределенной породы, подобранный в нашем подъезде, орущий две ночи подряд. Косматое чудовище забежало в нашу квартиру следом, и ни за что не захотело уходить. Примета есть: если кот вас выбрал самостоятельно, то он принесет мир и благополучие этому дому. Нежданное «счастье» шипело и пряталось под диваном, не желая выползать из укрытия. Купить кошачий корм, миску и лоток — делаю мысленную зарубку, расписываясь в документе, куда мне поставили галочку.

— Все? Я могу идти? — спрашиваю у судьи.

— Конечно. Свидетельство о расторжении сможете забрать позже…

— Даша, подожди, — нагоняет меня в коридоре официально бывший муж.

Разворачиваюсь и поднимаю бровь: «чего еще?».

— Ты прости, что так получилось. Я думал, что другая будет понимать меня, ценить. Думал, что у нас много общего… А оказалось, Лиза просто хотела казаться такой, как мне было нужно.

— Титов, от меня чего ты сейчас хочешь? Жалости? За этим не ко мне. Приходи, когда будет нужен хороший подзатыльник. Хотя, и он тебе мозги на место не поставит. А я действительно рада, что все так получилось. Не люблю тебя… Из-за моей нелюбви, ты бы и так пошел к Лизе, Маше, Глаше… Лишь бы приласкала и сказала любую романтическую чушь, в которую ты поверишь сразу.

— Совсем не любила? — протянутая ко мне рука безвольно повила плетью.

— Совсем, — грустно улыбаюсь. — Ты был привычкой и способом сбежать из родительского дома. Нельзя путать привязанность и чувство благодарности с любовью. И ты меня прости, Олег. У нас классный сын растет, можно его любить… Жить дальше. Я, надеюсь, ты встретишь женщину, которая станет для тебя опорой и вдохновением. Мир? — тяну ладонь.

Моргнув светлыми ресницами, Титов жмет слабенько, как баба… Глаза красные отводит, буркнув про мир и дружбу. Угу, почти поверила.

— Да, и скажи, чтобы мать твоя, моя свекровь разлюбезная, больше мне не названивала, — сжимаю руку со всей силы, чтобы до него дошло угомонить истеричку. Элеонора как с цепи сорвалась, то обвиняя меня во всех тяжких, то уговаривая принять Олежечку обратно в лоно семьи. Сегодня и вовсе пошли угрозы, что если разведусь с сыночкой ненаглядным, то сильно об этом пожалею… Ой, напугала! Репей мне в волосы кинет или анонимку участковому накатает?

— Передам маме, — морщится, потирая пожамканную клешню, и тут же прячет руки в карманы. Внимательно смотрим друг другу в глаза, словно знакомимся заново.

— Ну, до воскресения. Я после обеда зайду, часа в два…

— Заходи. Конфет больше не приноси. У Миши кариес только залечили.

— Яблок?

— Да, лучше фрукты…

Все. У нас теперь единственная общая тема — пятилетний сын.

Он — налево. Я — направо. Между нами стена хлопьев снежных посыпалась. Вышагиваю к своей новенькой машине, уже припорошенной белым. Это для меня она — новая, с пятилетним пробегом. Автокредит дали мгновенно. С моей-то должностью и теперешней зарплатой, я покрою его за год. Хватит по такси мыкаться.

Помахав щеткой по лобовому стеклу, завожу двигатель, прогревая камрушечку. Радио поет веселенький мотив бессмысленным набором слов, где припев: «на-на-на… твои глаза меняют цвет». Посмотрев в зеркало, подмигиваю карим, который меняться не намерен ни для кого, ни при каких обстоятельствах. Дашка теперь в числе счастливых разведенок, которые в брачные отношения ни ногой! — включаю мотивацию на ближайшее будущее.

31

Близился новый год. На работе усиленный режим, так как нужно успеть свести концы с концами по финансам и закрыть договора с клиентами, подготовив новые на следующий год. Борьба за каждого партнера идет нешуточная, разве что танцы с бубном не устраиваешь. Бесконечные переговоры, при которых нужно держать лицо и не перепутать вереницу имен… Всем улыбаться и быть на позитиве, к концу дня скулы сводит от прилепленной улыбочки.

Еще, в детском саду мой Миша — снеговик и помощник Деду Морозу.

Костюм снеговика я заказала, но там напортачили с ростовкой и пришлось всю ночь подгонять по размерам. Кругом разбросан поролон, куски материи и я, с красными от недосыпа глазами, дошиваю, уговаривая себя не завалиться тут же спать. Спина болит от одной и той же позы сидения. С трудом разогнувшись, тащусь принять душ и выпить литр кофе.

Сегодня нужно сходить с сыном на утренник — это святое. Мишка будет искать глазами поддержку. Благо, я все встречи сегодня перенесла на после обеда. М-да. Тяжело одной воспитывать мальчишку. Нельзя упускать момент, когда ему нужна будет моя помощь и совет. Выпустишь ситуацию из рук и можешь ее не вернуть. Замкнется в себе, перестанет доверять. Будет думать, что у мамы есть важнее дела, чем он… Есть дела важные, но что может быть главнее, чем родной ребенок? Взяла его за руку с рождения и будь добра довести до самостоятельного полета. А как иначе?

Олег помогать не особенно торопится. Ему выделили нишу воскресного отца, он ее и исполняет, не пытаясь соваться дальше за пределы «дозволенного». Ни разу после развода не слышала от него дельных предложений. Когда сказала бывшему, что сына записала в секцию бокса, просто кивнул и все. Ни тебе возражений, ни споров: «А, давай, в шахматы или на рисование?». Миша неплохо рисует, его работы по всей детской расклеены по стенам. Стал часто рисовать собак. Мало ему кота бандитской наружности с рваным ухом, которого приютили «до раздачи в добрые руки»? Добрые руки все никак не находились, а кот освоился. Начал драть обои и точить когти об диван. В туалет просится на улицу, игнорируя кошачий горшок. И всегда возвращается обратно…

— Как думаешь, Василий, — отпиваю кофе и обращаюсь к коту, растянувшемуся на подоконнике кухни. — Мише действительно так хочется собаку?

«Что ты такое говоришь, женщина?!» — вылупил на меня круглые глазенки, будто я матом ругнулась. Забил хвостом своим рыжим, намекая, что никаких собак тут не потерпит. Завели эгоиста — хмыкаю.

Посмотрев на часы, иду будить сынульку. Скинув одеяло, скрючился, что замерз. Укрываю, укутав по самое горло. Жду еще несколько минут и начинаю будить, похлопывая по спинке.

— Не пойду! — ворчит, и натягивает одеяло с головой.

— Это еще почему? — обидно кольнуло. Я тут всю ночь возилась его костюм перешивать, а он…

— Все будут надо мной смеяться, — высунув маленький нос, лепечет.

Понимаю, о чем он. В костюме снеговика Миша действительно такой трогательный и неуклюжий.

— Сделай так, чтобы смеялись от души, чтобы потом еще долго вспоминали самого классного снеговика. Ты же у меня — артист! Не бойся быть смешным и нескладным. Упав, упади еще раз на «бис»! Не бойся, я буду рядом, — делаю «пип» в носик.

— И Кате понравится? — один зеленый глаз открылся для обзора, считывая, правду ли я говорю.

— Как может такой классный и веселый парень не понравиться?

Новогодний утренник — всегда событие для детей и родителей. Малышня в ожидании праздника, подарков и чудес… А мы стараемся им этот праздник обеспечить. Честно отвоевываю место в первом ряду зрителей. У всех головы повернуты к двери, из которой вот-вот появятся дети. И что я вижу? Титов стоит, растерянно осматриваясь и ища себе место. Красный свитер с оленями, подаренный мной на прошлый новый год, очень симпатично на нем смотрится. Встречаемся глазами. Я киваю и получаю кивок в ответ. За мной есть свободное место, и Олег его занимает, слегка толкнув в спину коленом.

— Наш кем сегодня? — склоняется и тихо спрашивает в мою макушку.

— Снеговик, — отвечаю, слегка повернув голову.

Я несколько обескуражена, откуда он узнал про утренник, мы с ним об этом не говорили. Потом решаю, что сын мог сказать в те выходные, когда они на каток ходили…

— А вот и мой помощник, которого я сделал из снега! — тычет Дед Мороз посохом под елку, где лежит бесформенным мешком Миша.

Чувствую теплую руку на своем плече. Странно, но скинуть ее желания не возникает. Понимаю, что бывший муж так же волнуется как я и, возможно, схватился непроизвольно.

— Я тебе сейчас наваляю! — кидается мой Снеговик на спасение Снегурки-Кати из рук злой Бабы-Яги. Под одобрительный хохот ребятни, мой храбрый мальчик отбирает метлу у карги и гоняет ведьму по всему залу. Лучшей наградой становится поцелуй в щеку от спасенной Снегурочки. Мишутка замер, держась за щеку с широко открытыми глазами…

— В самое сердце, на пораженье… Как когда-то ты меня. Помнишь? — слышу трепетное признание у самого уха.

Черт, Титов! Нахрена ты это делаешь?

32

Отпустив весь персонал после обеда, подбиваю последние цифры, отправляю последние поздравления с Новым годом самым крупным партнерам лично. Вспомнив, что сегодня вообще не ела, решаю еще кофе заварить.

— С наступающим, Дарья Игоревна, — в приоткрытую дверь появляется Леночка. Мнется, пытаясь что-то сказать. На ней уже накинут пуховик и надета шапка с помпошкой, которая смотрится смешно на взрослой полноватой женщине, но Лена явно по этому поводу не парится. — Это вам! — в руке появляется бумажный пакет с эмблемой кондитерской, которая расположилась недалеко от нашего офиса.

— Спасибо, Лен. И тебя с наступающим. Хороших выходных, — сглатываю скопившуюся слюну. Черт, как я голодна, оказывается! Пончики пришлись очень кстати. Едва шаги секретарши удалились, жадно всаживаю зубы в нежную плоть воздушного пончика. Мычу от удовольствия и запиваю вкусность другой вкусностью — кофе. Не стесняясь, облизываю пальцы…

За чем и застает меня Лютый, с пальцем во рту. Ошарашенно хлопаю глазами и вытягиваю указательный палец. Тут же руки прячу под столом, словно нашкодившая школьница. Стас проследил за моими манипуляциями внимательно. Хмыкнув своим мыслям, без приглашения уселся в гостевое кресло, не раздеваясь, только пуговицы расстегнул у укороченного черного пальто и дернул шарф, освобождая шею.

— Дай, думаю, заеду. Мимо проезжал, — выдает вместо приветствия Лютовский. Откинувшись на спинку кресла, он лениво водит глазами по кабинету, где нет и намека на праздник. Ни тебе новогодних украшений, ни елочки маленькой на столе, как у секретаря.

— Кофе будешь? — проявляю гостеприимство и, не дожидаясь ответа, направляюсь к кофемашине — его подарку.

— Собирайся, поедем по-человечески пожрать. Я тоже голодный, — я так и застыла с протянутой рукой, чтобы взять новую чашку.

На языке вертелись разные варианты отказа, но желудок уже всосавший пончик, затребовал еще еды, громко заурчав.

— Хорошо, — проговариваю, скорее для своего желудка, чтобы слышал негодник и немного потерпел.

Только у ресторана подумала, что все места могут быть заняты в канун нового года. Но Лютый распахнул двери, и затолкал меня внутрь в спину, не дав дочитать табличку при входе. Мою шубу из искусственного меха принял на руки. Не понимая, встряхнул с немым вопросом в глазах: «Из каких кошек это сделано?».

— Она под мутон, — еще пуще вгоняю мужика в несознанку: «Что за зверь такой — мутон?».

— Симметрия, моя женщина должна ходить в соболях, на худой конец — в норке серебристой…

— Как хорошо, что я — не твоя женщина! Соболя и норки живы остались, — хлопнула его по крепкому плечу и пошла за пареньком, который услужливо показывал путь к нашему столу.

Ели мы молча, с удовольствием. Позволила себе бокал красного вина, от которого немного зарумянились щеки и заблестели глаза. Лютый, сосредоточенно терзал стейк, скобля ножом по тарелке. Иногда бросал в мою сторону алчный взгляд, что сожрал бы и меня, не подавившись нисколечко.

— Ты молодец, Дашка! Подрезала одну мою фирму с заказом, хотя все козыри были у них на руках. Талантливая стерва! — делает комплимент.

Я вспоминаю, кого это увела у них из-под носа и мысленно потираю лапки. Да, жирный кусочек отхватила, причем, даже особо не стараясь. Просто так совпало, что на переговоры клиент явился заранее и попал на неприятный разговор с поставщиками. Ну, как — неприятный? Дашка просто орала диким голосом по телефону: «Если завтра же, вашу мать! Прямо завтра, с утра, у меня не будет необходимого материала, я вашу щарашкину контору по кирпичикам разнесу! В гребаный бетон укатаю, понял?!».

Вот так наш новый партнер решил, что Дарья Титова — веников не вяжет, и ей можно доверять.

Сложив руки поверх довольно набитого живота, прищуриваясь, думаю, когда же Лютому надоест за много таскаться? Он пропадает после очередного отказа положить весь мир к моим ногам и снова появляется, выждав… Хм. Да! Месяц прошел, почти, с нашей последней встречи.

***

— Спасибо этому дому… Мне пора, — поднимаюсь, посматривая время на телефоне. Нужно забрать у бывшего мужа Мишутку и нарядить елку. Еще вчера обещала, но была совершенно без сил.

— Дашка, мне повторить вопрос? В сотый раз, наверное, — его плющит, что приходится снова просить. Вон, как перекосило, даже шрам стал еще отчетливей.

— Лютый, да пойми ты, мне сейчас не до романов и не до новых отношений. Хочешь начистоту? — возвращаю свой зад на место и смотрю в упор.

Стас кивает. На руках вены вздулись у него от напряжения. Понимает, что сейчас отрежу…

— Я не приведу в дом чужого мужика, Лютый. Ни тебя, ни Бизона, какими бы благородными вы не казались. Я не стану рисковать благополучием своего сына, доверившись бывшему зэку… да и не сидельцу, а просто чужому дядьке. Нет у меня к вам доверия, понимаешь? Сколько таких баб, которые поверили в красивые письма и речи людей за решеткой? Вам же там преподают, как женщину охомутать, а потом… Тушите свечи. Никто из вас не войдет в мой дом больше, это я для себя решила. У меня есть, кого любить и о ком заботиться — о моем ребенке. Надеюсь, ты меня понял. Лютый, вокруг тебя полно красивых и согласных, бери любую…

— Баб полно, ты права, — кивает, и кривая улыбка превращается в оскал. Вот оно — настоящее лицо Лютого — циничного и беспощадного. Одной левой он при желании переломит меня через колено. Ладно, не так чтобы сразу, но может. — Для них я — только решение материальных проблем с членом на ножках. Алчные куклы, совершенно пустые внутри. А ты… Другая, ты Симметрия. Я бы тебя не тронул никогда и сына твоего принял как собственного. Но я тебя услышал, — стул отъезжает, и он пружиной поднимается. Кидает деньги на стол, не считая. Красные и синие купюры падают прямо в грязные тарелки, прилипая к остаткам пищи.

— Давай дружить, Лютый. Я не обману, ты знаешь, — протягиваю ладонь.

Стас стоял в пол-оборота, напоминающим хищную птицу, раздувая ноздри. Повернул голову. Встречаюсь с темными глазами, такие были у адвоката дьявола в фильме, словно на тебя два дула направлены. Не дрогнула. Руку не опускаю, хотя пауза затянулась. Резкий выпад и моя ладонь оказывается в жестком захвате. Больно. Терплю, сцепив зубы. Это сделка.

— Тот, кто меня обманывает, долго не живет… Подруга.

33

Встречная парочка целуется. Затем, держась за руки, идут, что-то бурно обсуждая. Молодые. Беспечные. Влюбленные. Им плевать на мнение окружающих. Двоих счастливчиков замкнуло друг на друге. Со мной такого не было. Никогда.

Рациональная женщина Даша думает, как не обделаться перед сыном и устроить ему новогодний праздник не хуже, чем предыдущий, когда мы уехали в прежнем составе семьи на турбазу и собрали весь снег в штаны с ближайших гор. Титов вроде заикнулся вместе сходить на каток, где будет елка и какое-то представление для детей… Мероприятие на пару часов я выдержу. Решаюсь ради Мишутки пойти на этот сраный каток и отбить себе колени. Фигуристка из меня никакая, но стоять могу и отталкиваясь, скользить вперед, размахивая руками и повизгивая: «Разойдись!».

Пью кофе, примостившись на лавочке, вытянув коньки. Номинально я в этом орудии пыток на ногах отметилась и даже прокатилась вдоль бортика. Теперь, имею право сидеть и наблюдать, как бывший муж и сын нарезают по льду загибули.

— Мам, смотри, как могу! — Миша катится задом наперед, потом резкий разворот…

Зажав стаканчик между колен, хлопаю перчатками и показываю два больших пальца. Я, правда, им горжусь, такое не сыграть на публику. Мне наградойдовольное родное личико.

Неожиданно замечаю на катке Кирилла. Улыбка сползает с губ. Я ни разу не ответила на его звонки и сообщения… А теперь он с девушкой. Немного полноватая, щеки румяные, что называется «кровь с молоком». Густые волосы пшеничного цвета заплетены в косу.

Прислушиваюсь к внутренней акустике. Нигде не екает и не жмет. Тишина в эфире. Бизон выглядит довольным и иногда дотрагивается до пышки, которая заливается хохотом, не стесняясь, широко… до самых гланд, явно переигрывая. Пожимаю плечами. Выкидываю стаканчик в урну. Меня Кирилл не заметил или сделал вид…

— Мам, пошли к елке! — машет руками сынишка, показывая на большую искусственную конусообразную конструкцию. Уже вечереет, и на ели вспыхивают огни, голубые и красные. Мне неудобно. На раскорячку, еле переступая ногами, ползу в сторону елки. Завтра будет болеть жестко все, от пят до поясницы, но я иду… Потому, что праздник, елка, новый год. Моя улыбка похожа на оскал. Запнувшись, падаю на одно колено, цедя сквозь зубы матерным. Олег, было, дернулся в мою сторону, но поймав предостерегающий взгляд, тормознул. Не нужна мне его помощь! Сдохну, но дойду сама, не развалюсь…

Свист. Хлопушки бахают, шарахая по моим нервам дробью. Запрокинув голову, смотрю на елочку. Я — скала. Я — монолит. Памятник самой себе. Втягиваю ноздрями холодный воздух.

Какие-то идиоты решили сделать хоровод вокруг, цепляя одного за другим из стоящих рядом с новогодним символом. Господи, дай мне сил! — просто держусь за мужика и меня тянут в ту сторону, орущие: «Маленькой йолочке холодно зимой…». Надо было закатиться ближе к «дереву», пусть бы они мотали круги вокруг меня, но уже поздно жалеть. Где-то в этой цепи Олег и Мишка. Я не могу засечь их в круговерти. Возможно, они в параллели, между нами ель. Чувствую, еще немного и стошнит от бешеной карусели, только ускоряющейся с каждым оборотом.

— Правда, было весело? — сын притомился и, откинув голову на спинку сидения, зевал, прижимая к себе плюшевого медведя — подарка от Дедушки Мороза со стороны отца. Киваю в зеркало его отражению. Я отмучилась, скоро будем дома. Заберусь в горячую ванну с пеной и распарю свои бедные ноженьки, пока Миша распечатывает подарки, подкинутые под елку… Якобы, Мороз приходил, пока нас не было дома.

Я даже представила этот опрос: «Как вы встретили Новый год?». Отлично! В ванне отмокала и была счастлива… Счастье прячется в мелочах. Сын доволен. Миша уснул, не дожидаясь курантов. После водных процедур, завернувшись в халат, переключаю каналы с бокалом глинтвейна, который согревает мне душу. Приблудный кот, сожрав весь сервелат с тарелки, позволяет себя гладить. Хорошо как! Полтора мужика в доме, а больше мне и не надо…

— Вась, двигайся, жирная скотина, — отбиваю себе законное место лежанки на диване и подтягиваю плед. Не хочу идти в спальню, здесь хорошо. Васька наглеет и подкатывается под живот, тарахтя как трактор, и когтями вытаскивает зацепки в пледе, делая мне массаж печеночной зоны.

Сквозь накатывающуюся дрему, слышу настойчивое пиликанье мобильника. Приоткрыв один глаз, выжидаю, что наглый нарушитель спокойствия успокоится. На пятой попытке сдалась.

— Але? — мое ленивое.

— Спишь, Симметрия?

— Лютый, я сплю. Что хотел? — где-то шевельнулось чувство женского удовлетворения, что обо мне кто-то вспомнил. Поздравления от сотрудников моей фирмы — открыточки в социальных сетях — не в счет.

— Пусти меня, а? — теперь слышу два коротких стука в дверь.

— Ты пьяный, что ли? — дергаюсь, резко поднимаюсь, спугнув Ваську, который просто выпал на пол, не успев зацепиться. Лишь дикие и обиженные глаза сверкают: «Вот, ты какой человек, Даша?».

— Пока трезвый. Если хочешь, напьюсь с тобой… Откроешь, Даш? Я еды привез из ресторана…

Ловлю округленный взгляд желтых жадных Васькиных глаз: «Хороший же мужик! Давай, мать, пустим…», — облизнулся и высунул любопытную морду в сторону прихожей.

Еле передвигая ногами, иду к входной двери. Сложная дилемма. Лютый заявился чисто по-дружески, да? Будут поползновения или нет? Зачем пришел? Неужели больше провести Новогоднюю ночь не с кем?

Щелкнув замком, во входном проеме вижу вполне адекватного Стаса Лютовского. Пальто распахнуто и там обычная водолазка под горло и джинсы. В одной руке бутылка шампанского, в другой большой бумажный пакет из которого вкусно пахнет.

— Проходи, — отступаю внутрь, обхватив себя руками.

34

Едва Лютовский перешагнул порог, я оказалась прижатой к стене. Вдавленной. Распластанной. В капкане железных объятий и умопомрачительного запаха мужского парфюма в купе со звериным желанием. Стас горел, сжигая любое сопротивление.

— Дашка-а-а-а! — прохрипел мне ночной визитер и полез холодными руками стаскивать с меня трусы.

«От новогодних подарков не отказываются» — почему-то решила я и позволила ему все. Утыкаясь в рабочую курточку бывшего мужа, которая какого-то хрена выжила и висела до этого неприметной мешковиной, я скулила, переходя на вой. Лютый работал отбойным молотком, забивая в меня поршень до отказа, подкидывая мое извивающееся тело вверх. Я цеплялась за вещи на вешалке, в каком-то бреду, ища точку опоры. Бедная серая куртка Олега, с оторванной петлей… Шипение Лютого переплеталось с моим именем и матом:

— Моя! Ты — моя, Симметрия. Запомни, бл@дь! На носу заруби! Увижу с кем-то, убью, сука! — кончая Стас дергался, будто его электрошокером долбануло на двести двадцать.

Потом была ванна, затем кухонный стол… Загнул меня в коридоре, не давая отползти на карачках, ибо ноги уже не держали. Периодически я приходила в сознание и просила быть потише, чтобы сына не разбудить…

— С Новым годом, Дашка! — он больно сжал мою грудь, и я забилась в своем салюте, кажется, четвертом.

— Больше не могу, — распласталась сверху на широкой груди, дыша загнанной лошадью.

Мы лежали на полу, поверх кинутого пледа, совершенно голые и бесстыжие, пьяные от трехчасового марафона сплошной камасутры.

— Если накормишь, женюсь на тебе, — потерся не упавшим органом и тут уже сматерилась я.

Сжать ноги получилось не сразу. Заездил так, что в промежности словно скипидаром плеснули. Охая столетней старушкой и держась за поясницу, поискала глазами свой халат. Тело ломило нещадно, будто меня били, возможно, ногами.

Мой тепленький махровый друг нашелся под сдвинутым наперекосяк кухонным столом. Стас же заморачиваться не стал и завернулся в плед на древнеримский манер и Цезарем прошагал, заняв стул ближе к окну.

Пригодился его ресторанский набор и мое оливье. Ели жадно, посматривая друг на друга, и молча. Достала бокалы. Разлили вино. Я пыталась пригладить руками растрепавшиеся волосы и тоскливо посматривала в сторону ванны. Хотелось отмыться и забыться в беспробудном сне.

— Я не шутил, лапочка, теперь ты — моя женщина, — наевшись, Лютый откинулся на спинку стула и чмокнул языком по зубам.

— Друг мой, а ты не прифигел? Время неплохо провели и…

— Лютый, свободен? — мужчина напротив переменился в лице. — Не беси меня, женщина! Плохо вые..л?

— Можешь не выражаться, как последний биндюжник? — фыркнула, прекрасно понимая, что играю с огнем.

— Я же к тебе со всей душой. Что тебе еще нужно? Что-о-о? — сжал кулаки, покраснев как рак.

— Не ори! Не дома! — шикнула на него. — Я подумаю об этом завтра… Или послезавтра, — решаю сделать передышку. Так ведь и знала! Подпустишь Лютого к телу и вцепится бульдогом, пока не обглодает до костей.

— Люблю тебя, дура! Другую бы давно под себя подмял и ходила бы шелковой, да на все согласной…

— Но тебе, Стас, такая шелковая не нужна. Подавай тельняшку из крапивы, — почему-то стало грустно, что Лютый теперь точно — мое проклятье. Учудил Дед Мороз с подарочком, послал претензионного любовника. А можно поменять? Есть же где-то нормальные мужики?

И тут меня озарило! Прямо снизошло то, в чем я боялась себе признаться. Олег Титов был идеальным мужем — тихим, послушным тапочком. Не гундел лишний раз, мозги не выносил. Скажешь — сделает. Если ты в хорошем настроении, то перекрестится. Мне ведь этого хочется? Чтобы от одного взгляда знал свое место, — усмехнулась своим мыслям и отпила еще вина. Только меня не берут градусы. Под взглядом темных глаз трезвею тут же, не отходя от стола…

— Я устала. Спать хочу, — начинаю жалобную, и тянусь за соленым огурчиком.

— Ладно. Если мне сегодня не рады… А хочешь на Мальдивы? На Карибские острова, хочешь? Ты только скажи, хоть завтра полетим.

— Лети домой, Лютый. Я же сказала, что подумаю! — хрустю огурчиком, впадая в тихое бешенство.

Васька выполз проверить: чего осталось пожрать. Запрыгнул мне на колени и когти всадил в голые ляжки, уставившись на Лютого.

— Видал? Прогоняет меня! — жалуется рыжему коту наглец. — Я к ней с чувствами, а она… Лети, Лютый куда хочешь.

Васька моргает и примеряется стащить пластик от сырной нарезки. Ему пофигу на откровения чужого мужика. Сбондив сыра, рыжий ворюга ускакал жрать под диван. Там у него место схрона и тайников.

Лютовский ворчал еще полчаса, собирая свои манатки. Одевшись, глянул на ноги. Одного носка так и не досчитался. Я, конечно, подозреваю одну рыжую морду, но Лютому не скажу из вредности. Нечего мне ставить свои условия. Я ему кто? Правильно! Нет у Лютого на меня точек давления и не предвидится.

35. Эпилог

Два дня ходила с фейерверками в животе. Шаталась по квартире загадочная и задумчивая, как болванчик кивая сыну на любой вопрос. Порхала что-то делая, не до конца понимая причину своего состояния.

Сегодня Титов должен гулять с Мишей. Пришел вовремя, педант чертов. Топтался у порога, дожидаясь пока я соберу парня. Моя приклеенная улыбка свела его с толку. Бывший принюхивался, не пьяна ли я, и подозрительно косился на светящееся от неведомо чего лицо.

— Хороший день, Даша? — до меня сквозь розовый туман не сразу дошел вопрос.

— А, да, — просто махнула рукой и прислонившись к вешалке, у которой мы зажигали с Лютым счастливо вздохнула, бессмысленно таращась, как сын натягивает зимние сапожки. — Я тут еще твою старую куртку нашла, в которой ты машину чинил… Она в том пакете, — ткнула пальцем на кулек, подвешенный за ручки на крючок ключницы.

— Не выкинула?! — присвистнул Олег.

— Сам выкидывай, — спокойно посмотрела ему в глаза. Мой тюлень похудел. Некогда пухлые щеки впали и стали видны очертания скул.

— Плохо, — почесал щетину у основания шеи, подняв подбородок. — Когда ты вышвыривала мои вещи — это были эмоции, злость, обида, ненависть… А сейчас ничего, Даш? — светлые ресницы хлопнули.

— Ничего, — подтвердила, прислушиваясь к себе. Я больше не злилась на бывшего мужа. Мне стало все равно. Совсем. Все прошлые обиды остались в старом году, припорошенные новыми эмоциями. Неужели «подарок» Лютого так подействовал?

Чтобы чем-то себя занять решила замесить тесто и испечь пирожки. Начинок понаделала разных: пригодился старый творог, отварная картошка, которую покрошила и пережарила с луком…

Звонок в дверь раздался, когда выпечка уже подрумянилась в духовке. Глянув на время, подумала, что мой маленький мужик замерз и вернулся раньше.

— Ты? — выдохнула, стесняясь, что еще не переоделась и стою в переднике, который обсыпан мукой.

— Печешь, моя хозяюшка? — Лютовский повел носом, сверкнув голодом в глазах. По тому, как взгляд его шарил по моей несуразной фигуре в домашнем комплекте одежды, речь шла совсем не о еде.

— Скоро Миша вернется с прогулки, — и не подумала отступать, лишь запрокинула голову, интуитивно чувствуя, что последует дальше.

Скользнув сухими губами по шее, он захватил мои губы и укусил. «Больно!» — хотелось дать по наглой роже. Но тут же мягкий язык лизнул, обезболивая. Воспользовавшись моментом, что я разжала зубы от удивления, проник внутрь. На язык что-то упало. Гладкое и сладкое… Вытаращив глаза, отодвинулась, щупая во рту языком карамельку, по вкусу — барбариску.

— Твоя любимая конфетка. Почти донес, — тихий смех у него вызван дебильным выражением моего лица.

— А в фантике нельзя было? — закатываю как хомяк конфетку за щеку и довольно жмурюсь.

— Можно, но так вкуснее, — приблизившись, еще раз лизнул меня сладким языком. — У тебя там ничего не пригорит? — повернул нос в сторону кухни.

— Ой! — вскрикнула я, и поскакала доставать пироги из духовки.

— Гуляют, значит, — бесцеремонно мне запустили руку под резинку домашних штанов, щупая задницу, стоило только отвернуться.

— Ста-а-ас! — возмущаюсь. У меня горячий поднос с выпечкой, а он лезет под руку. Шмякнув весь противень на газовую плиту, обернулась.

— Что, Стас… Я соскучился. А ты? — темные, почти черные глаза ощупывают мое лицо.

— Я думала о тебе, — отворачиваюсь, делая вид, что занята перекладыванием пирожков на большую тарелку.

— До чего додумалась, моя сладкая, м? — его дыхание близко, в затылок.

— Мы об этом пожалеем, Лютый, — прислушиваюсь к ощущениям тела, тут же откликнувшегося на его прикосновения. Волна пошла накатами, скапливаясь внизу живота. И вот уже пульсирует и истекает влагой между ног. Но раздражает не это. К суровому мужику начинает тянуться хрупкое доверие, удивленно выбираясь из кокона и осторожно принюхиваясь. Доверие начинает вилять хвостом и тянуть лапу, чтобы попробовать. Циник во мне корежится и выкрикивает, что это капкан, ты совсем не тем местом думаешь, Дашка.

— Знаешь, если любишь, то готов идти на уступки. Я понимаю, Симметрия, о чем ты говоришь. Ты — крепкий орешек для любого мужика. Но я вставлю, если понадобится алмазные зубы, — щелкнул челюстью рядом с ухом и прикусил мочку уха. — Соглашайся, моя гордая птичка. Лютый не обидит ни тебя, ни малого. Клянусь жизнью.

— Надеюсь, жизнь у тебя одна. Если обманешь, рука у меня не дрогнет, ты знаешь.

— Знаю, — разворачивает меня к себе. — От тебя приму даже яду, если ненароком обижу.

— Хорошо, — отвечаю просто. — Давай попробуем, — только успеваю сказать, как меня пришибает к холодильнику передом, к себе задом.

— М-м-м! Для меня тут все готово, — мурлычет «смертник», распределяя влагу по «губам».

***

— Даш, ну ты скоро? Мы опаздываем, — муж очередной раз поднес к глазам экран мобильника, чтобы посмотреть время.

— Скоро, — делаю последние штрихи в макияже и спокойно бросаю помаду к остальным, в вазочку.

Каждый раз испытываю его терпение на прочность. Стервоза во мне никуда не делась. Мы серьезно опаздываем на какую-то важную, по словам Лютого, встречу с партнерами. Это не первый мой выход в «свет» в качестве его жены. Мы прожили год и не прибили друг друга, что интересно. Два лидера, два взрывоопасных объекта рядом: как огонь и порох…

— Да и хрен с ними! Давай лучше поедем в одно место? — вдруг предлагает, когда мы уже сидим в машине.

— Какое другое? — облизываю губы, чувствуя, что мой мужчина затеял провокацию.

— Грабанем банк. Ты постоишь на стреме… А, Симметрия? — загавкал смеясь, будто это смешно.

— Дурак! — фыркнула и положила руку ему на пах, не сильно сжав.

— Понял! Отпусти, родная, я больше не буду, — прошипел, когда давление усилилось.

— Подумай о нашем ребенке. Чтобы я таких шуточек больше не слышала!

— Каком ребенке? — у него челюсть отвисла и все внимание сосредоточилось на мне.

— Таком! За дорогой следи, папаша… — поворачиваю его лицо пальчиком обратно, на прямую дорогу смотреть.

— Офигеть, новость! Ты мне такое больше не говори, когда я за рулем. Мы так все столбы соберем… — заруливает на обочину, включая аварийку. Припарковавшись, заглушает двигатель. Его движения медленные, будто заторможенные.

— Дашка, так ты беременна? — бледное лицо иногда освещается огнями фар встречных автомобилей.

— Да, у нас будет второй ребенок, — кутаюсь в искусственную шубку. Лютый как не ругался, а шкуру убитых животных так и не смог на меня надеть.

— Спасибо, любимая, — схватив мою руку, прижимает к груди, где колошматит лютовское сердце. Потом подносит к губам и целует середину ладони, прикрыв глаза.

Конец

Оглавление

1

2

3

4

5

6

7

8

9

10

11

12

13

14

15

16

17

18

19

20

21

22

23

24

25

26

27

28

29

30

31

32

33

34

35. Эпилог